«Северный страж»

Северный страж (fb2) - Северный страж 1129K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Леонид Владимирович Сидоров

Леонид Сидоров СЕВЕРНЫЙ СТРАЖ

Пролог

— И был в тот год удачным поход.

— Олаф с дружиной хваток!

— Добычи много нашли…

Тяжело дыша, скальд умолк, вытирая капли пота со лба.

— Эй, там! — гаркнул хозяин. — Эля Халльфреду!

Служанка мигом поднесла пенящийся жбан. Осушив одним махом, Халльфред молодецки грохнул кружкой о стол.

— Эх, хорошо!

Порядком захмелевшие гости разразились одобрительными криками, стараясь перекричать друг друга. Герой песни, молодой Олаф, купался в заслуженных лучах славы. Незамужние девушки поглядывали на горланящего воина с нескрываемым интересом.

Торкель досадливо покрутил седой ус. Да уж, повезло молодому. В последнем походе сорвал хороший куш. Рабынь, серебра — не счесть. И ладно серебро, каких воинов к себе переманил! Двух берсеркеров. Каждый доброго десятка стоит. Так чего доброго и всех переманит, вовсе без дружины останешься. А весна уже на носу. С кем тогда в поход идти? Десятка бы два молодых воев набрать, хоть на вёслах будут. Эх, зелень, наслушались саг, вон как глаза горят, теперь вся надежда только на старую Горборгу. Если её хорошенько умаслить, может, дельце и провернётся…

Помрачнев, махнул служанкам.

— Эй, что вы там как неживые! Несите ещё эля! Да и мяса побольше! Халльфреда не забудьте…

Слуги засуетились, обходя дорогих гостей. Пользуясь затишьем, хозяин повернулся к скальду.

— Эй, друг! А чтобы не скучать, спой-ка нам пока о Харальде и тролле!

— Да-а-а! — дружно взревел зал.

Пир продолжился с новой силой. Присматривая за служанками, Торкель нет-нет да и тревожно поглядывал на дверь. Душу словно грыз злобный тролль. Ворожея опять запаздывала. А вдруг так и не придёт? О, могучий Один! Тогда всё точно пойдёт насмарку. Прошлый раз принимала роды, что могло задержать её в этот раз? Может, поторопить? Время позднее, послать, что ли, гонца…

Дверь распахнулась. Опираясь на посох, через порог тяжело ступила старая ворожея. Остановившись, важно оглядела зал. Принимая шапку и плащ, слуга склонился в почтительном поклоне.

Просияв, Торкель распростёр объятия и поспешил к долгожданной гостье.

— Проходи-проходи, о великая! А то мы уж совсем заждались. Я даже грешным делом подумал, случилось что…

Бережно подхватил под руку и повёл к женской половине стола. Воровато оглядевшись, сунул руку за пазуху.

— Знаешь, есть у меня к тебе одна маленькая просьба…

Массивный золотой перстень перекочевал в сморщенные старческие руки. Брови ворожеи удивлённо приподнялись.

— Кхм… Просьба?

Торкель наклонился к самому уху гостьи и горячо зашептал:

— Дело-то, в общем, совсем простое. Когда будешь делать предсказание Олафу, нельзя ли его малость припугнуть?

— Припугнуть? — старушка задумчиво оглядела перстень. — Что ж, пожалуй, и можно. Только зачем тебе?

— Воины, — вздохнул хозяин. — Уж больно ему удача сопутствует. Всех лучших забрал. Окрест одни увечные и зелень осталась, а мне весною в поход. Так пусть его вой хоть струхнут чуть, может, одумаются, понимаешь?

— Понимаю, — хохотнула старушка. — Ух, ну и хитёр же ты, старый лис!

Облокотившись на подушку, небрежно махнула рукой.

— Ладно, ступай. Будет тебе испуг…

Облегчённо вздохнув, Торкель благодарно прижал руку к сердцу и с лёгкой душой направился к столу.

Душа пела. Приняла, старая. Приняла. Ну и пусть перстень, ну и потратился немного. Теперь лишь бы не сорвалось…

Наконец пришло время гаданий. Гости умолкли, завороженно наблюдая за ворожеей. Плеснув что-то в чашу, Горборга поднесла лучину. Вспыхнуло яркое пламя.

Прошептав заклинание, ворожея бесстрашно пронесла ладони сквозь огонь. Гулко хлопнув, пламя окрасилось зелёным. По стенам заплясали уродливые тени. Откуда-то повеяло холодком. Женщины невольно потянулись за оберегами.

Призывая духов, Горборга закружилась в неистовом танце. Гулко потрескивая, пляшущее пламя словно вторило ей. Запнувшись на полуслове, старуха замерла, невидяще оглядывая гостей.

— Вижу… Вижу высокий лес. Драккар. Воины. Могучие воины…

Поднесла ладонь к глазам, словно застилаясь от яркого солнца.

— Олаф во главе. Меч блестит, словно просит боя… Да, так и есть. А это кто? Рабыни. Молоденькие рабыни. Много рабынь! Серебро и самоцветы…

Воины одобрительно загудели.

— Но что это? — Крючконосое лицо испуганно вытянулось. — Слышите? Гром! Гром посреди ясного неба!

— Нет! Нет! — заволновались гости. — Не слышим!

Старуха что-то бросила в чашу. Пламя полыхнуло багровым.

— Кровь! — отпрянула Горборга. — Я вижу кровь!

— Чью? Чью кровь? — загудели воины.

— Я знаю тебя, — словно не слыша гостей, старуха почтительно наклонилась к пламени. — Лэндвэттир…

— Лэндвэттир? — переменившись в лице, Олаф покосился на младшего брата.

Спокойно встретив взгляд, Оттар заговорщицки шепнул:

— Напрасно пугает старая карга. Я видел, как она давеча шепталась с Торкелем. Старый лис ещё с осени ядом исходит. Добычи нет ничего, вот и завидует. Подговорил, как пить дать…

Усмехнувшись, Олаф чуть успокоился. Может, и так. Наверняка пугает старая. А младший-то, даром что пьяный, а бдит! Молодец! Хитёр, словно Локи.

— Да, Лэндвэттир, — торжественно подтвердила старуха. — Старый дух тех мест… Ох, что-то устала я, — расслабленно села на подушку. — Пожалуй, хватит гаданий на сегодня…

Гости недовольно загудели.

— Кхм, — внутренне торжествуя, Торкель привстал. — Что ж, благодарю тебя, о великая! Думаю, помня твое предсказание, Олаф будет очень осторожен…

Дружина гостя тревожно загудела.

Олаф встал и предупреждающе поднял руку. Воины почтительно умолкли.

— И я тебя благодарю, о великая. Конечно, теперь я буду во всеоружии. К тому же я верю, что ты скажешь, как от него защититься, — ловко подбросил увесистый кошель. — Для такого дела злата не пожалею…

Глаза старухи алчно блеснули.

— Кхм… Конечно, скажу. Духи, они ведь тоже уязвимы. Нужно всего лишь знать обережное заклятие и сделать нитсшест.

Торкель едва не треснул кулаком по столу от досады. Проклятье! Вот ведь старая карга! Пропал перстень!

— Нитсшест? — озадаченно переспросил Олаф. — Не слыхал. А что для этого нужно?

— Конечно, не слыхал, — Горборга лениво пригубила эля. — Зайди ко мне на днях. Что-нибудь и придумаем. Да, и главное, лошадь с собой привести не забудь…

Глава 1

— Станция «Горьковская». Осторожно, двери закрываются. Следующая станция «Петроградская»…

Равнодушно протиснувшись сквозь шумную стайку короткостриженых, одинаковых как на подбор жителей Средней Азии, Алексей с трудом выбрался из вагона и направился к эскалатору. Вечернее зрелище стало уже привычным. Завершив тяжёлый трудовой день, гастарбайтеры спешили по домам, если, конечно, такую даль от исторической родины можно назвать домом. Чёрные короткие куртки, чёрные вязаные шапочки, загорелые лица, непроницаемый взгляд узких колючих глаз.

«Как они хоть друг друга-то отличают? Может, все братья? Или имидж такой? Прямо как те двое из ларца. Ха, двое! Скорее все двадцать…» — Усмехнувшись неожиданно пришедшему на ум сравнению, с натугой толкнул стеклянные створки.

С удовольствием втянув сырой весенний воздух, поднял воротник и неспешно побрёл к планетарию, старательно обходя мелкие лужицы. На очередном повороте едва не столкнулся с девушкой, увлечённо болтающей по телефону. Запоздало спохватившись, вспомнил про собственный смартфон, отключенный ещё с утра. Преподаватели не очень приветствовали бесконечные звонки на лекции, поэтому на двери каждой аудитории висело грозное, издали заметное предупреждение.

Едва нажал кнопку, ожил виброзвонок. Серёга, друг детства. До восьмого класса жили в одном дворе, а дальше пути-дорожки разошлись на целых четыре года. Семья друга переехала в новый микрорайон. Потом неожиданно встретились в университете. Правда, оказались на разных факультетах. Друг выбрал стезю химика. Но детское увлечение игры в войнушку так и осталось…

— Да, Серёг!

— Лёха! Ты куда пропал! Весь день звоню!

— Никуда. На лекции, потом в анатомичке, трубу и отключил. А что?

— Я насчёт завтра. Ты как, идёшь?

— Слушай, даже и не знаю. Учить много…

— Да хорош тебе! Давай хоть на пару часиков! Там Колян такой ствол купил! «Калаш» один в один!

— «Калаш»? Интересно… Ладно, в универе пересечёмся. Тебе завтра к какой паре?

— Не сыпь мне соль на раны! — простонал Сергей. — К первой!

— Ну вот, ты не одинок во Вселенной. Мне тоже. Короче, давай с утречка в вестибюле.

— Договорились…

Усмехнувшись, Алексей спрятал мобильник. Эх, Серёга, Серёга… Вот что значит истинный фанат страйкбола. Похоже, когда стукнет и сорок, всё так же будет носиться со своим ремингтоном. Когда только учить успевает? Хотя неплохо бы сейчас и самому чуть развеяться, весь формалином пропах, как патологоанатом. Девицы в метро вон уже как на зомби косятся… А может, и правда сходить завтра? Хоть пострелять, развеяться, после всех этих жмуриков мозги уже все набекрень. Хотя в этих развалинах всё равно неинтересно, то ли дело в лесу. «Кикимору» надел и лежи себе тихонечко на позиции. Цели носятся как угорелые, только успевай отстреливать…

На перекрёстке у зоопарка привычно остановился, дожидаясь зелёного сигнала светофора. Злобный собачий лай едва не заставил выпрыгнуть на дорогу.

— Тьфу ты, ч-ч-ёрт! — возмущённо оглянулся. Зоопарк на выгуле!

— Ай-ай! — старичок подхватил надрывающегося пекинеса на руки. — Как тебе не стыдно, Чапа! Напугала бабушку! Вы уж нас простите, пожалуйста! — растерянно улыбнулся, обращаясь к старушке. — Даже и не знаю, что на неё сегодня нашло…

Закутанная в чёрное с головы до ног монашка понимающе усмехнулась, придерживая капюшон.

— Ничего-ничего…

Налетевший с Невы порыв ветра угрожающе раздул рясу, отчего собачка разошлась ещё больше.

— Чапа, Чапа! Да что с тобой!

Алексей отвернулся, следя за светофором. Разберутся. Видимо, Чапа не очень любит монашек. Собачка наверняка воинствующая атеистка. А может, плохо пообедала. Но намордник всё равно надо. Хоть и щелбаном перешибить можно, внутри-то она всё равно чувствует себя гигантским волкодавом. Правда, непонятно как на такую крошечную морду его надевать. Ну ладно, если не намордник, тогда какой-нибудь кляп или напёрсток. А что, прикольненькая такая собачка получается. Чапа-Кляпа. Не, лучше Чапокляп. Уменьшительно-ласкательно так…

Загорелся долгожданный зелёный. С трудом утихомирив буйно разыгравшуюся фантазию, Алексей покосился по сторонам и зашагал по зебре. Когда до противоположного тротуара осталось всего пару метров, жуткий рёв мотора заглушил отчаянный крик пешеходов.

Холодея от предчувствия несущейся смерти, Алексей отчаянно сиганул на тротуар. За спиной раздался глухой удар и мокрый шлепок.

— Да твою же мать!

Не удержавшись, поскользнулся, ударившись левым коленом. Словно острая бритва полоснула ладони. Прихрамывая, метнулся к колоннам гостиницы и оглянулся.

Не останавливаясь, чёрный внедорожник с рёвом унёсся по Кронверкскому. На асфальте распластался чёрный балахон. Потрясённые пешеходы растерянно обступили тело.

— Ах, ты сволочь! — придерживая под мышкой притихшую собачку, старичок погрозил кулаком унёсшемуся джипу. — Твари! Да они нас вообще за людей не считают!

Алексей опомнился и решительно захромал к толпе.

— Пропустите! Пропустите! Я врач! Вызовите «скорую» и мили… тьфу, полицию!

Поморщившись от боли, неловко наклонился над пострадавшей и откинул капюшон. Из скособоченного рта вытекла струйка крови. Выцветшие глаза безжизненно уставились в небо.

— Преставилась, — вздохнули в толпе. — Да что ж такое делается! На зелёный! На перекрёстке! Пожилую женщину!

Алексей пощупал шейную артерию. Слабая волна пробежала по жилам. Неожиданно старушка закашлялась и шевельнула скрюченной левой рукой.

— Жива! — ахнули в толпе. — «Скорую!» «Скорую скорей!»

— Сы-ы-н-оок. — Голубые глаза стали осмысленными.

— Лежите-лежите! — засуетился Алексей. — Вам нельзя говорить! Всё будет хорошо! Сейчас «скорая» приедет!

— Сы-ы-н-оок, — с хриплым бульканьем повторила монашка. — За-бе-р-и-и-и…

— Что? — наклонился Алексей.

Окровавленный кулак чуть шевельнулся.

— За-бе-е-р-и-и-и…

Алексей машинально протянул руку. Прикосновение на миг обдало диким холодом. Легонько вздохнув, старушка судорожно вытянулась и обмякла.

Ещё не веря в случившееся, Алексей растерянно пощупал пульс. Пусто. Всё…

— Умерла она, — неловко приподнялся. — Полицию кто-нибудь вызвал?

— Вызвали-вызвали, — подтвердил старичок. — Едут.

Зеваки сразу куда-то заторопились.

Алексей криво усмехнулся. Понятное дело, у всех сразу нашлись срочные дела. А вот случись у самих такое с близкими, будут проклинать окружающих за чёрствость и бездушие…

Горестный собачий вой резанул по ушам.

— Чапа! Чапа! Ты что? Успокойся! — растерялся старичок, поглаживая трясущееся тщедушное тельце.

Алексей прохромал к обочине и уселся на ступеньки гостиницы. Хоть и привык к виду всевозможных трупов, на душе было паршиво. Практически первый пациент, и так всё нехорошо получилось… И эта предсмертная агония… Что она хотела отдать? Может, адрес родственников? Вроде не было никакой записки. Может, под телом? Ладно, в морге разберутся, не по карманам же шарить, в самом деле… Вот дурак, какие карманы! Это же вроде сутана, или как оно там называется… И вообще, оно надо? И так уже сделал всё, что мог. Эх, вот тебе и издержки профессии. При всей мощи современной медицины в таких случаях практически ничем не помочь. Печально. И к такому раскладу, похоже, придётся привыкать. А может, ну её к чёрту, эту хирургию? Может, пока не поздно выбрать что-нибудь более денежное и полегче? Типа зубного врача. Гнилые зубы, пульпиты, кариозные монстры, романтика! Брр, гадость какая…

Машины аккуратно объезжали лежащее тело. Равнодушно глянув в окошко, водители прибавляли газ. В многомиллионном городе привыкли ко всякому.

Вдалеке замигали проблесковые маячки. Завыла сирена.

— Наконец-то, — поднимаясь, проворчал Алексей.

Полицейские осмотрели тело, записали адреса немногочисленных оставшихся свидетелей. Особенно упорствовал старичок с собачкой.

— Да сволочи они! Самые настоящие сволочи! — раскрасневшись, который раз доказывал скучающему сержанту. — Сбил человека, и даже не остановился! Представляете? Мы для них никто, пыль, понимаете! Да чтоб они все сдохли! — сплюнув вслед унёсшемуся внедорожнику, раздражённо растёр стоптанным башмаком. — Извините…

Подъехала «скорая». Наскоро переговорив с полицией, дюжие санитары погрузили тело и, небрежно захлопнув двери, уехали.

— Всё, граждане, не толпитесь! — обратился к зевакам сержант. — Освободите проезжую часть! Не беспокойтесь, мы найдём виновного!

— Ага, как же! Вы найдёте! Знаем мы, как вы найдёте! Откупится этот гонщик, как пить дать…

— Прошу, расходитесь!

Тихонько переговариваясь, люди начали расходиться.

Ещё раз взглянув на раскатанное колёсами пятно крови, Алексей неспешно похромал домой.

Ну и денёк сегодня. Хорошо хоть сам жив остался. И правда уроды, носятся как угорелые. Похоже, нарик какой. Или алкаш. Вот что значит судьба. Замешкайся на секунду, был бы такой же расклад. Брр… Коленка-то как болит, зараза. Нехилый вышел ушиб. Что-нибудь обезболивающее принять надо, а то точно не уснуть. И родителям не говорить. Отец-то нормально воспримет, а вот мама наверняка разохается, давление опять подскочит…

Поравнявшись со скамеечкой у парадного, традиционно поздоровался со старожилом. Точнее, старожительницей. Ни снег, ни жара не могли сместить со своего бессменного поста живую дворовую легенду. Наркоманы и алкоголики обходили двор далеко стороной. Острый язык и редкое филологическое образование давно сделали Кларе Захаровне широкую известность. В бытность свою, защитив диссертацию, издала книгу о русском мате, а также словарь синонимов и эвфемизмов. Отец как-то рассказывал, как потеряв в блокаду всю семью, после войны она поступила на работу в органы и надолго уехала в Восточную Азию переводчицей. В восьмидесятых вышла на заслуженный отдых и стала своеобразной грозой района, безжалостно гоняя всевозможных биндюжников.

Новичкам обычно рассказывали, как однажды во дворе меняли асфальт. Задумчиво почесав щетинистый подбородок, мучимый тяжким похмельем бригадир медленно оглядел двор и, прикинув объём работ, громко попросил старушек освободить скамеечки с использованием выражений непросыхающих портовых грузчиков. Может, раньше это и срабатывало, но тут, как говорится, нашла коса на камень. Повернувшись, Клара Захаровна смерила грубияна испепеляющим взглядом и выдала такую ответную тридцатиэтажную матерную конструкцию, что рабочие вначале восхищённо открыли рты, а потом разодрали газетку на части и, выудив огрызки карандашей, икая от смеха, принялись торопливо записывать, то и дело уточняя друг у друга особо пикантные детали. Говорят, с тех пор асфальт не меняли лет тридцать, а до сих пор выглядит как новый…

— Добрый вечер, Клара Захаровна! Привет, Маркиз!

Закутанная с головы до пят в старую овечью шубу старушка подслеповато прищурилась и ответила лёгким кивком. Конечно, в силу возраста наверняка вряд ли помнит, кто есть кто из жильцов, но всё равно приятно, что хоть признаёт.

Сидевший рядом здоровенный котяра проводил ленивым взглядом. Словно прикидывал, есть ли смысл повозиться с этим жалким двуногим подобием мыши и стоит ли вообще игра свеч.

Маркиз был неизвестным по счёту воплощением самого первого Маркиза из породы мейнкунов, привезённого когда-то из далёкого Китая. Окрестная порода кошачьих с тех пор резко прибавила в росте и весе. Стоит ли говорить, что ни крыс, ни мышей и даже бродячих собак в районе не наблюдалось. А раз столкнувшись со свирепой яростью потомков Маркиза, местные собачники проникались особым уважением и становились ревностными блюстителями правил выгула собак. Точнее, старались вообще не появляться во дворе и близлежащих окрестностях. Выйдет себе дороже…

Прохромав по лестнице, Алексей потянулся было к кнопке звонка, но вовремя спохватился. Вечер поздний, наверняка родители уже задремали. Если уж решил замять неприятную историю, надо идти до конца.

Покопавшись в карманах в поисках ключа, тихонько щёлкнул замком и воровато шмыгнул в прихожую. В зале неярко горел ночник. Негромко бубнил телевизор.

Отец бесшумно возник в дверном проёме с журналом в руках. Ох уж эта необъяснимая привязанность к доисторическим бумажным источникам информации. И это в то время, когда в доме есть высокоскоростной Интернет! Любые новости, фильмы, притом без этой идиотской надоедливой рекламы, только нажми кнопку и двигай мышью в своё удовольствие. Нет, всё так же упорно покупает журналы в старом газетном киоске и просиживает день и ночь, шурша страницами…

— Привет, пап.

Критически оглядев сверху донизу, отец сделал сложное движение бровями.

— Привет-привет…

Сохраняя невинное выражение, Алексей бодро направился в ванную. Свернутый в трубочку журнал перегородил путь.

— Стоять. Потрудитесь объясниться, милостивый государь! Что у вас с ногой?

Алексей виновато повернулся. Уловка явно не удалась.

— Да ерунда, пап. Лёгкий ушиб. До свадьбы отрастёт…

Отец тяжело вздохнул.

— Ладно, поставим вопрос по-другому. Позвольте спросить, юноша, кто же вас так ласково приложил?

— А мама спит? — Алексей заговорщицки покосился на зал.

— Как обычно, — усмехнулся отец. — Эта бурда на первом почище любого снотворного. А что, всё так серьёзно?

— Да приключилось тут, — поморщился Алексей. — На светофоре у зоопарка старушку сбили.

— Печально, — согласился отец. — Надеюсь, жива?

— Какое там, — махнул рукой Алексей. — В глушняк.

— Кхм, — укоризненно глянул отец. — Вот он типичный медицинский цинизм. Не рановато?

— Пардон, — быстро поправился Алексей. — Скоропостижно скончалась, на короткое время придя в сознание.

— Вот так-то лучше, — проворчал отец. — Тоже мне, медик. Ладно. А нога-то твоя тут при чём?

— Так я сам еле увернулся! — возмутился Алексей. — А джип сбил и уехал, гад! Ещё бы чуть, и меня тоже того… Короче, теперь свидетель я. Маме только вот не хотел говорить. Сам понимаешь…

Пронзительно глянув, отец на миг задумался.

— М-да… Может, и правильно. Эх, вот она жизнь какая собачья настала… Ладно, — обречённо вздохнул, — давай иди мойся. Штаны в стирку. Ужин на столе.

— Спасибо, па!

Ночью спалось плохо. Видимо, под воздействием стресса снилась всякая чушь. Окровавленная старушка вдруг вставала из мёртвых и садилась за руль джипа, из угла приходил громадный, похожий на Маркиза кот, сверкая зелёными глазищами. Да и нога нет-нет да давала себя знать ноющей болью. Проворочавшись всю ночь, совершенно разбитый, Алексей уныло поплёлся в университет.

Минут десять потолкавшись в вестибюле, дождался Сергея. Поинтересовавшись неожиданной хромотой, Серёга выслушал краткую версию произошедшего. Сокрушённо цокнув, успокаивающе хлопнул по плечу:

— Да не парься ты так! Главное, сам жив остался. Бывает. Вон Колюхе два года назад тоже какой-то урод по ногам проехал. И тоже не остановился, представляешь! Полтора месяца с гипсом ходил. Так потом никого и не нашли, даже денег слупить было не с кого…

— Да и этого не найдут. Даже искать не будут. А найдут, стопудово откупится.

— Это точно…

Сергей озабоченно глянул на часы.

— Ладно, расходимся. Я так понял, тебя сегодня не ждать?

— Да, с недельку я никакой.

— Паршиво. Я рассчитывал на тебя, Саид. Честно сказать, из Макса снайпер вообще никакой. Всё время палится, выдержки не хватает.

— Сочувствую. Дрессируй.

— Угу, его надрессируешь, собака Павлова… А может таки придёшь? Там и бегать-то особо не нужно…

— Не, с недельку лучше обожду. Нога побаливает, зараза. И синячина жуть.

— Ладно, ты типа врач, тебе видней. Ну пока?

— Пока…

Глава 2

Через неделю нога почти поджила, давая о себе знать лишь лёгкой ноющей болью при ходьбе, и трагическая история понемногу начала забываться, тем более весна всё сильнее вступала в свои права. Может, под воздействием перенесённого стресса, может, от зябких весенних ветров, но на душе стала ощущаться какая-то непонятная тоска. Особенно ночью. Стала сниться всякая дурацкая жуть. Словно в детстве. Как будто из угла комнаты подкрадывается что-то чёрнобесформенное с зелёными глазами…

Поразмыслив над непонятными ощущениями, махнул рукой. Весенняя хандра, авитаминоз, какие-нибудь антидепрессанты, мозговые стимуляторы там попить и пройдёт. Тем более, если разобраться, не такой уж это был и стресс. Нет, что там говорить, конечно, неприятно, когда на твоих глазах умирает человек, но это суровые реалии жизни. Тем более будущего врача. Про себя уже давно решил, что органы наверняка получили очередной висяк. При таком количестве преступлений, кто будет искать убийцу какой-то бедной старушки, тем более таких происшествий наверняка не один десяток.

Очередным вечером отец встретил в дверях и протянул конверт.

— Похоже, по твою душу…

— Это что, мне? — осторожно потянулся Алексей. — Письмо, что ли?

— Бери выше. Повестка.

— Какая ещё повестка! — возмутился Алексей. — Они что там, в этом военкомате, совсем что ли! Я вообще-то пока студент!

— Мы читать умеем, студент? — хмыкнул отец.

Алексей подозрительно вгляделся в расплывшийся синий штампик.

— Опа… Следователь, что ли?

Отец усмехнулся.

— Надо же, всё-таки грамотный. Так что ступай вершить правосудие.

Алексей торопливо распечатал конверт.

— Послезавтра десять ноль-ноль… Здорово! Вообще-то у меня лекции!

— Сочувствую, — пожал плечами отец. — Но без серьёзной уважительной причины с нашими органами лучше не спорить. Тем более ты сам тоже чуть не пострадал. Так что давай бери паспорт и вперёд…

— За орденами, — мрачно продолжил любимую отцовскую поговорку Алексей.

Вот попал! И неудобно как. Лекции пропустить придётся. Преподы страсть как такое не любят. А на носу сессия. Репрессии последуют наверняка. Ладно, бумажку можно показать. Типа не корысти ради. Долг гражданина, содействие следствию и всё такое…

Дежурный долго сверял паспорт, подозрительно поглядывая через толстое стекло. По всей видимости, пуленепробиваемое. Удостоверившись в личности, попросил сумку для досмотра. Бегло оглядев содержимое, протянул паспорт.

— Второй этаж, восьмой кабинет.

— Спасибо.

Поднявшись по лестнице, Алексей прошелся по коридору, сверяя номера кабинетов. Нашёл заветную восьмёрку, постучался и приоткрыл дверь.

— Разрешите?

Следователь на секунду оторвался от бумаг.

— Подождите буквально одну минуту…

— Хорошо.

Сидевший напротив пожилой мужчина повернул голову и заулыбался.

— А-а-а, так это тот самый бравый молодой человек! Знаете, в наше время простое человеческое сострадание такая редкость, особенно среди молодёжи…

— Да-да, с ним мы тоже сейчас обязательно побеседуем, — быстро отозвался следователь. — Вот здесь, пожалуйста, распишитесь…

Сдержанно улыбнувшись, Алексей закрыл дверь и плюхнулся на лавочку.

Ждать так ждать. Хочется верить, что обещанная минутка не обернётся часовым ожиданием.

Однако, судя по нервной реакции следователя, видимо кроме сути дела выслушал от словоохотливого дедушки получасовой нравоучительный монолог. Профессия тоже не позавидуешь. Вот так и свихнёшься, каждый день вникать в подобные истории. Это хорошо ещё, если допрос свидетеля, с ним хоть психологически легче вести беседу, а если подозреваемый, да ещё в тяжком преступлении? Допустим, маньяк какой или педофил. Нормальная человеческая реакция — придушить гада, а тут надо вежливо, да ещё на «вы». Это какие должны быть стальные нервы?

Дверь распахнулась. Алексей поднялся, дожидаясь, пока степенно покряхтывая, выйдет старичок.

Повернув голову, старик снова заулыбался.

— Здравствуйте-здравствуйте, молодой человек! Проходите-проходите, вас там ждут.

Поздоровавшись, Алексей вошёл в кабинет.

— Присаживайтесь, — следователь кивнул на стул.

Полистав бумаги, попросил кратко рассказать обстоятельства происшествия. Выслушав, поинтересовался:

— А вы случайно не знали умершую?

— Нет, первый раз видел. Судя по виду, монашка какая-то…

— Жаль. Очень жаль, — вздохнул следователь. — Проработали мы эту монашку. Опросили все окрестные храмы, но личность так и не установили… Ладно, — протянул бумагу. — Распишитесь, где галочка, и свободны.

Алексей бегло пробежал текст. Расписываясь, поинтересовался:

— А когда в следующий раз приходить? Если честно, у меня сессия на носу…

— Никогда, — прервал следователь. — Дело будет закрыто.

— Понимаю, — многозначительно хмыкнул Алексей.

Наверно, вышло настолько двусмысленно, что собеседник неприятно поменялся в лице и, прищурившись, скрестил руки, откидываясь в кресле.

— Что вы понимаете? Намекаете, что водитель откупился? Так нашли мы тот джип. В Финском заливе. Водитель мертвее некуда. Теперь ясно, надеюсь?

— Конечно, ясно, — примирительно улыбнулся Алексей. — Нарик был? Простите мой интерес, я чисто с профессиональной точки зрения. Медик как-никак…

— Медик, — следователь заметно отмяк. — Да, в крови были обнаружены следы героина.

— Так и знал! — вынес вердикт Алексей. — Передоз.

— А вот и нет! — оживился следователь. — Сердечный приступ.

— О как! — искренне удивился Алексей. — А что, очень даже может, быть. За рулём явно был полный неадекват. Даже не затормозил. Кстати, сердечный приступ — тоже из той же серии. Там вообще масса необратимых последствий…

— Не спорю, — прервал следователь. — Вам, медикам, виднее. Извините, вынужден прервать нашу беседу. Увы, ждут дела…

— До свидания, — поднялся Алексей.

— Всего доброго…

Умотавшись за день, домой добрался только поздним вечером. Нудный моросящий дождик вновь возродил утихшую было тоску. Скорей бы лето, что ли…

Отряхивая мокрый зонт, с натугой потянул тугую дверь. В парадном опять кто-то накурил. Морщась от дыма, раздражённо открыл фрамугу. Нет, эти куряги достали уже конкретно, честное слово. Травитесь сами — травитесь на здоровье, другие-то в чём виноваты? Захотелось покурить, так дыми себе дома, наслаждайся во все остатки лёгких. Нет, шмыг за дверь, обкурят всю площадку, а вы нюхайте, люди добрые. Клары Захаровны на них нет…

Между вторым и третьим этажом едва не упал, споткнувшись о ступеньку. Темень страшная. Эти чёртовы лампочки летят со страшной силой, а может, опять вывернула какая-нибудь добрая душа. Ну что за люди, копейки стоят, нет, тащат всё что придётся…

Чертыхнувшись, потянулся за смартфоном. Нащупав кнопку, включил подсветку. Призрачный огонёк тускло осветил ступени. Так-то лучше. Хорошо хоть вчера с вечера зарядил, а то вот так впотьмах точно всю голову сломаешь.

Подсвечивая как фонариком, поднялся на этаж и отыскал на стене выключатель. Пощёлкав пару раз, быстро поставил диагноз и посветил на лампу. Так и есть. Вывернули, люди добрые. И это двадцать первый век…

Обречённо вздохнув, повернулся и побрёл на следующий этаж.

Достали, как есть достали. Всё, надо копить на небольшой загородный домик. Небольшой-небольшой такой. Квадратов пятьсот. Пулемёт на крышу, вышки с часовыми, ров с кипящей смолой и пятиметровыми акулами, как водится… Всё как у людей. А что, если не есть, не пить, лет за двести вполне так осуществимо. Или ипотеку взять на тысячу лет…

Лёгкий шорох и жёлтый блеск хищных глаз прервал размышления.

— А, эт ты. Ну привет, Маркизище. Что по ночам шаришься? Всё по кошкам? Ну ты и гигант! Вроде уже и не март на дворе…

Кот зевнул, с достоинством потянулся, явив жуткие когти. Музыкально мурлыкнув, доверчиво потёрся о ноги.

— О-о-о, брат, — усмехнулся Алексей. — С чего вдруг такая нежность? Что-то ты размяк, дружище. Да, стареем, стареем… Тебя-то погладить хоть можно?

Осторожно протянул руку и почесал потрёпанное ухо. Маркиз вдруг умолк и утробно заурчал. Шерсть встала дыбом.

— Ты чего? — Алексей опасливо отдёрнул руку. — Нервный какой-то! Уж и погладить нельзя…

Через секунду сообразил, что кот глядит куда-то вниз на лестницу.

Алексей осторожно глянул через перила.

— Кто тут?

Повеяло холодком. В призрачном свете показалась дрожащая чёрная тень. Блеснули зелёные огоньки.

— Это ещё что за хрень?

Ощущая какую-то нереальность происходящего, Алексей невольно отступил на шаг. Кошмарный сон наяву? Этого не может, быть…

Маркиз выгнул спину и яростно зашипел. На площадке звонко щёлкнул замок. Яркий свет осветил лестницу. Подслеповато щурясь, Клара Захаровна вышла на порог.

— Кто здесь?

— Это я, сосед сверху, — ошарашенно глянув вниз, с некоторой заминкой отозвался Алексей.

Кошмарное наваждение исчезло, словно и не было.

Чушь какая-то. Похоже, с мозгами серьёзные проблемы. Шиза, не шиза? Однако пробелы. Плохо. Надо быстренько почитать про симптомы пограничных состояний. Пока ещё не поздно… Стоп! Но ведь кот тоже видел эту галлюцинацию! Или не видел? Может, просто так разозлился. Его величество не так почесали. Хорошо, кота пока временно отставим. Тогда что это было? Кратковременный сон? Ну в качестве более-менее правдоподобной рабочей гипотезы допустим. Подобные клинически доказанные случаи известны. Заучился, переутомился, стресс, вот серое вещество и выкидывает всякие коленца. Тем более весна. Вон, в прошлом веке, то ли американец, то ли англичанин, тёщу во сне убил. Сомнамбулически. И ничего, обследовали, даже суд оправдал…

— Сосед? — Клара Захаровна недоверчиво оглядела с головы до ног. — Не Петра ли Максимовича сын?

— Э-э-э, да, — приходя в себя, отозвался Алексей. — Его самого. Только скорее, э-э-э, внук.

Надо же, сходство уловила. И мама, и отец тоже так говорят. Вылитый дед. Вот тебе и бабушка-маразматичка.

— Внук… — словно эхо повторила старушка. — Конечно, внук, — обречённо махнула рукой. — Опять я старая всё путаю. — На секунду погрузившись в себя, быстро спохватилась: — А этот прохиндей вас часом не подрал? — кивнула на ластящегося кота. — Мне послышалось, будто бы он шипел.

— Нет, — мотнул головой Алексей, возвращаясь к привычному самообладанию. — Не подрал. У нас был чисто весенний мужской разговор. О кошках.

Клара Захаровна усмехнулась.

— О кошках? Тогда, пожалуй, всё понятно. За кусок докторской этот негодник и маму родную продаст. Признайтесь, ведь подкармливаете тайком, да?

Алексей невольно улыбнулся. Такой допрос с пристрастием начал даже забавлять.

— Нет, что вы, боже упаси! Встретились на лестнице, почесал его за ухом, вот и всё. Никаких кормёжек. Честное благородное слово.

Коротко глянув в глаза, старушка удовлетворилась ответом.

— Что ж. Должно быть, вы очень хороший человек. К другим он просто так не подходит. Всех чувствует… Ох, — всплеснула руками. — Да что ж я опять? Заболтала совсем на ночь глядя! Всё, спокойной вам ночи!

— Ничего-ничего. И вам!

Дома, быстренько посекретничав с отцом, влез в Интернет. Происшествие требовало серьёзного изучения.

Задумчиво уставившись на мигающий курсор поисковика, нервно забарабанил пальцами по столу.

А что вообще искать? А вдруг это был никакой не сон? Уж больно реально всё выглядело. И вообще. Есть второй свидетель. Если Маркизу что-то не понравилось, он бы сразу лапой саданул, а тут урчал как бешеный. Выходит, тоже видел? Да не, бред. И животное и человек одну и ту же галлюцинацию видеть не могут в принципе. Хотя кто его знает, что конкретно он видел. Может, псину какую, или вообще чёрт знает что…

Да, вот попал. И вправду найди то, не знаю что… Куда же тогда копать?

Тяжело вздохнув, решил, как говаривал преподаватель, идти от печки. Вначале нужно определиться с терминами.

Набрал слово «галлюцинация» и, глянув на количество ссылок, удручённо присвистнул. Пять миллионов с гаком. Да уж, весело. И процентов девяносто девять среди них наверняка всякий бред. Эх, была не была, копать так копать…

Засидевшись далеко за полночь, наконец, опомнился. Устало потерев глаза, проглотил таблетку снотворного и повалился в кровать.

Голова шла кругом. Оказывается, чего только не бывает. Слуховые, зрительные, групповые галлюцинации. Даже у животных. Теперь бы это всё как-нибудь переварить. Пусть почти всё напоминает рассказы буйных пациентов психиатрии, но некоторые случаи так и остались необъяснимы даже для специалистов. Выходит, не такая уж это и простая штука. Эх, что делать, что делать… Чернышевскому такое явно не снилось. Ладно, спать. Вскрытие, тьфу, время покажет…

Глава 3

В городе наконец-то сошёл снег. Лишь грязные тающие остатки сугробов сиротливо ютились в тени домов, скорбно напоминая мокрыми кляксами о прошедшей зиме. В небе появились первые косяки перелётных птиц.

Через неделю настоящих тёплых деньков от былой непонятной тоски не осталось и следа, тем более учёба и страйкбол не давали скучать.

Возвращаясь вдвоём с другом с очередной азартной стрельбы, бурно обсуждали детали прошедшей войнушки. Запнувшись на полуслове, Сергей проводил задумчивым взглядом голосящий над Невой птичий клин и ностальгически вздохнул.

— М-да, а вот и гуси. Красиво летят, собаки… Слышь, Лёх. А хочешь пострелять по-настоящему?

— По-настоящему? — хмыкнул Алексей. — Тьфу-тьфу, нюхнуть портянки я ещё успею. Не знаю как ты, но лично я вообще-то надеюсь сдать сессию.

— Кто о чём, а вшивый о бане, — хохотнул Сергей. — Да не, я не о портянках. Тут отец зимой в скайпе сослуживца нашёл. Когда-то вместе в Забайкалье лет десять оттрубили, большие дружбаны. Оказывается, тот мужик как на пенсию вышел, где-то в лесной деревеньке под Питером егерем пристроился. Теперь вот на охоту приглашает. Короче, отец загорелся, прямо на следующие выходные собрался, путёвку купил. Естественно, я, как только узнал, сразу на хвост сел… Короче, о чём я. В машине ещё одно место есть. Ты как, поедешь? Ружжо найдём…

— Круто. Ружжо было бы неплохо. Только вот у меня охотничьего билета нет…

— Да хорош тебе, какой билет! — отмахнулся Сергей. — Что я, на охоте что ль не был? И вообще, туда от Питера двести вёрст! Глухомань! И мужик сам из местных, в случае чего отмажемся. Так что не дрейфь, Петруха!

— Вы всё шутить изволите, Фёдор Иваныч, — усмехнулся Алексей. — Глухомань… Ну допустим. Вы-то с отцом ему вроде как дружбаны, а как он насчёт потусторонних?

— А что сразу потусторонние? — Сергей вернулся к привычной экспрессивной манере. — Ну двое, трое, какая разница? Думаю, тоже уладим. В конце концов, стажёрами будем. Типа спим и видим, как бы на гуся поохотиться. Даже плачем иногда по ночам в подушку… Короче, что я тебя уламываю? Если согласен, сегодня с отцом поговорю. Он тебя хорошо помнит, спрашивает всё время. Так что будь спок! Ну что, едешь, или где?

— Еду, — вздохнул Алексей. — Может, я даже потом на охотничий билет сподоблюсь.

— Я тоже, — хохотнул Сергей. — Тем более отец давно зудит, а мне всё некогда. Ну всё, пока, кажись, вон мой трамвай маячит. Давай, покедова! Завтра созвонимся!

— Давай…

К вечеру следующего дня всё утряслось. Сослуживец нисколько не возражал против друга семьи. Осталось только собрать вещи и ненавязчиво оповестить родителей о предстоящей поездке. Всё-таки не на пикник собрался, дома не будет почти трое суток, плюс ехать к чёрту на кулички.

Выждав время, когда после ужина все пребывали в благодушном настроении, Алексей зашёл в зал.

Мама, как обычно, глядела телевизор, отец тихонько посапывал в кресле, накрыв лицо журналом.

— Кхм. Мам, — глянув на отца, Алексей деликатно понизил голос. — Я тут в пятницу на все выходные с Серёгой смотаюсь, ничего?

Мама удивлённо повернулась.

— Как на выходные? А что ж так долго? Опять эти ваши казаки-разбойники?

— Ну не совсем казаки… На охоту на гуся.

— Как на охоту? — отец откинул журнал. — А стрелять из пальца?

— Серёгин отец ружьё даст. Стажёром буду.

— А-а-а, так вы с Василием Андреевичем, — успокоился отец. — Тогда вперёд, он мужик нормальный. Привет ему там от меня передавай. Далеко хоть едете?

— Далеко. Километров двести, наверно. Село Паша.

— Да, далековато, — задумчиво согласился отец. — Ну что ж, охота дело хорошее, хоть малость развеешься, а то ты последнее время какой-то весь зелёный стал со своей латынью… Только смотри у меня там, — погрозил пальцем, — без возлияний.

— Пап, — укоризненно глянул Алексей. — Ну какие там возлияния? Ты же меня знаешь.

— Знаю. Вот потому и отпускаем. Ладно, езжай, охотничек…

— Еды только побольше возьми, — быстро вмешалась мама. — Тушёнку там какую, картошки, плащ, одежду тёплую…

— Мам! — прервал Алексей. — Да всё будет нормально. Не маленький, соберусь.

— Ну-ну, — одобрительно глянул отец. — Только смотри осторожней мне там! Как приедешь, обязательно позвони!

— Угу. Если связь будет.

— Ты мне тут давай не финти! На трассе обязательно будет, чай не в тайге живём. И телефон свой заряди, чтоб потом без всяких отговорок. Ферштейн зи мих?

— Яволь! — усмехнулся Алексей.

Отец явно пребывает в хорошем настроении. Хоть в школе и учил английский, с ним поневоле наберёшься немецких слов.

Ну что ж, родительское благословление вроде получено, на повестке дня теперь шмотки и еда. Кстати, мама хорошую идею подкинула насчёт тушёнки. Надо бы закупить баночек пять. Правда, сейчас такая тушёнка, как бы как прошлый раз на драконьи зубы не нарваться. Купил в супермаркете сдуру по дешёвке, открыли, а там сплошные хрящи и соя. Поймать бы производителя и заставить самих всё сожрать прямо с банкой… Нет, как говорил товарищ Саахов, в таком ответственном деле торопиться не надо. Надо бы у Серёги спросить, вроде он большой спец по таким вещам.

Осталось только порыться в кладовке и проверить снаряжение. Почитай, с осени не прикасался. Водонепроницаемый рюкзак, тёплый спальник, конечно, не на гагачьем пуху, но при плюс пяти внутри в термобелье вполне комфортно, а если ещё и шерстяные носки, то вообще как в тропиках. А вот насчёт плаща мама безнадёжно отстала. Хотя если бы Серёга не показал магазин с бэушной бундесверовской формой из гортекса, то до сих пор тоже бы шмыгал в допотопном шуршащем китайском плаще. А тут одел и красота, и изнутри не потеет, и сверху не промокает. Правда немного смущает германский флаг на плече, но тут уж куда деваться, не отдирать же, пришит намертво. Да и творчески переделанную «кикимору» испытать в полевых условиях тоже не терпелось. Готовясь к летним засадам, зимними вечерами перешил стандартный армейский маскхалат до основания, навесив с десяток полутонов жёлтых и зелёных капроновых нитей и лоскутков мешковины. Получилось чуть тяжеловато, но на редкость здорово. Оценив камуфляж, Серёга всерьёз уверял, что в такой штуке наступил бы на голову и даже не заметил. Интересно только, как к такой затее отнесутся гуси? Вроде бы и травка кое-где начала пробиваться, на общем фоне незаметно будет…

Дожидаясь долгожданной пятницы, Алексей весь извёлся. Время как назло текло удивительно медленно. Вот оно, типичное проявление закона подлости. Когда впереди что-то хорошее, радуешься, ждешь, и всё это пролетает в один миг, а когда на лекции или ещё на какой нудятине, кажется, долгожданный звонок не прозвонит вообще никогда.

Оценив громоздкий рюкзак, здраво поразмыслив, выложил спальник. Всё места для «кикиморы» побольше будет. В конце концов, не в тундре же спать придётся. Отапливаемая охотничья избушка. Суровые спартанские условия. Если что, в конце концов, три дня и потерпеть можно…

Наконец наступил долгожданный день. Отпросившись с последней пары, Алексей сорвался домой. Наскоро перекусив, облачился в камуфляж, схватил давно собранный рюкзак и понёсся к остановке.

На улице царило весеннее тепло, пришлось даже расстегнуть куртку. Странно. Вроде бы в рюкзак и не положил ничего, а вес чувствуется. Может, не надо было столько еды брать? Тушёнку, картошку эту… Как будто на месяц собрался… Да ладно. В конце концов, картошку в углях можно запечь. Мама такую любит. А вообще, совсем ослаб с этой учёбой. Скоро и десять килограмм пудовой гирей покажутся. Правильно отец говорит, на природу надо почаще…

Долго ждать не пришлось. Минуты через три притормозила старенькая «Нива». Открылось окошко. Серёга, в камуфляже один в один, сияя как самовар, показал на рюкзак и махнул назад. Дескать, давай влезай, не тормози.

Водительская дверца распахнулись. Порядком раздобревший Василий Андреевич, улыбаясь, вылез из машины.

— Ух, ты и вымахал, Алексей! Сколько лет прошло, лет пять? Да-а-а, возмужал, возмужал…

Крепкое рукопожатие стиснуло кисть.

— Здравствуйте, дядь Вась!

— Ха, дядь Вась! — довольно хохотнул Василий Андреевич. — Сам уже вон дядя! Ладно, давай пристраивай вещички в багажник и погнали. До места часа три пилить, сплошные пробки…

Алексей закинул рюкзак и плюхнулся на сиденье, аккуратно прикрыв дверцу. Василий Андреевич одобрительно оглянулся.

— Вот сразу видно, медик. А то ты, — с усмешкой покосился на сына, — вечно хлопнешь со всей дури, аж кардан отваливается, — выжал газ. — Никаких денег на тебя не напасёшься.

— А вот это уже поклёп! — горячо возразил Сергей. — Нормально я хлопаю. Просто, как известно, в отличие от хлипкой западной техники, в наших надёжных отечественных машинах три состояния дверей. Открыто, закрыто и не закрыто…

— Ты давай мне не умничай! — хохотнул отец. — Говорю дверцу не бей, значит, не бей…

Машина свернула на Кронверкский. Сергей оглянулся и хитро подмигнул.

— «Кикимору» не забыл?

— А то! Полрюкзака заняла, зараза.

— Ох, мать моя! — хмыкнул Василий Андреевич. — Ещё и «кикимору»? Ну всё, теперь точно все гуси наши…

— Так всю зиму делал, — улыбнулся Алексей. — Грех не испытать.

— Ну-ну… Как там семья-то? Все живы-здоровы?

Обстоятельно рассказав про здоровье родителей, про знакомых соседей, Алексей мало-помалу заклевал носом. Гул двигателя действовал на редкость убаюкивающе, тем более что Серёга бесстыдно храпел уже с самого выезда на трассу.

Гулким эхом прогромыхал мост. Машину мягко подбросило. Глухо стукнуло днище.

— Дороги, мать вашу! — негромко выругался Василий Андреевич, увёртываясь от очередной ямы. — А такие налоги дерут…

Алексей заполошно вскинулся и огляделся. Судя по ухабам и угрюмому ельнику, уже давно съехали с основной трассы.

— Далеко ещё, дядь Вась?

— Километров с двадцать.

Сергей шевельнулся, сладко зевнул и потянулся, словно сытый кот. Заспанно оглядевшись, усмехнулся:

— Да, нехило так себе на массу придавил. Давненько так не смаривало…

— Дрыхли оба как суслики, — хохотнул отец. — Если бы не дорога, так бы всю охоту и продрыхли, студенты. На лекциях что ль не спится?

— Ага, там уснёшь, как же…

Машину снова тряхануло. Василий Андреевич раздражённо крутанул руль.

— Да твою дивизию налево! На танках они здесь, что ли, катаются!

— М-да, — глубокомысленно поддакнул Сергей. — В России две беды. И одна из них ремонтирует другую…

Отец сдержанно хмыкнул.

— Наберёшься тут с вами перлов. Ремонтирует, говоришь? Ну допустим, здесь ремонтом и не пахнет. Это ты сам, что ли, выдумал?

— Неа, — ухмыльнулся Сергей. — Народное, из Интернета…

По случаю рассказал ещё пару приколов. Посмеявшись, отец припомнил забавные случаи из армейского прошлого. Алексей тоже добавил свои пять копеек, адаптировав специфическую медицинскую терминологию. За шутками и прибаутками быстро миновало вечернее село.

Притормозив на очередной развилке, машина свернула на узкую лесную колею.

— А, похоже, у них здесь весело, — Сергей заинтересованно проследил за продырявленным дорожным указателем.

Видимо, испытывая недостаток подходящих мишеней, кто-то недолго думая всадил дробовой заряд.

— Кучно вошла. Дырки прям как из автомата.

— Картечь, — небрежно отозвался отец. — Мозгов нет, вот и палят куда ни попадя. Идиоты…

— Почему сразу идиоты? — возразил Сергей. — Может, местные алкаши какие!

Отец снисходительно усмехнулся.

— Ха, алкаши. Дороговато выйдет палить попусту по нынешним временам. Тем более откуда у алкаша ствол. Им и на опохмелку не хватает. Так, балбесы это малолетние шалят, как пить дать. Сколько придурков сейчас развелось на трассах, не мне тебе рассказывать…

— Это точно, — поддакнул Сергей. — Вон Лёху недавно тоже чуть не сбили, правда, Лёх?

Алексей согласно кивнул.

— Да, угораздило.

Василий Андреевич заинтересованно глянул в зеркало заднего вида.

— А что было-то?

— Да месяц уж прошёл. Нарик один старушку у зоопарка насмерть сбил. Если я бы тогда чуть замешкался, тоже сейчас бы… Того.

— Да, вот она жизнь какая настала, — вздохнул Василий Андреевич. — Я жизнь, считай, почти прожил, всякое повидал, а про наркоманов только в девяностых узнал. После той долбаной перестройки вся эта гадость к нам и пришла. А до этого даже цигарка у пацанёнка в школе ЧП считалось! А сколько сейчас детей курит? И мало того, пацанята, так девчонки даже! Идут, смеются, пиво сосут из горла, дымят как паровоз, и даже не стесняются! Тьфу, — раздражённо сплюнул в окошко, — дуры малолетние! Вот куда только родители смотрят? Или сами тоже такие? Бухнуть и уколоться? Да пропади она пропадом вся эта демократия! Куда мы катимся? Всё, не хочу больше говорить… — в сердцах крутанул ручку приёмника.

— Ты меня буб-бум-бум, я тебя буб-бум-бум…

— Уже докатились, — устало вынес вердикт Василий Андреевич. — Это что, музыка? Идиотизм…

Раздражённо отключив приёмник, сердито нахохлился и вцепился в руль.

Повисла неловкая тишина.

— Пап, а это… Далеко ещё? — сын попытался сгладить неловкость.

— Да считай, уже приехали. Полкилометра ещё…

Расплескивая огромные талые лужи, машина проехала вдоль низенького деревянного забора и остановилась у ворот. Во дворе загремела цепь. Почуяв чужих, зашлась гулким лаем собака.

Василий Андреевич опустил стекло и огляделся.

— Тэк-с… Зелёный забор на месте… Кажись, здесь.

Требовательно посигналил.

— Михалыч! Принимай гостей!

В окнах старенького бревенчатого дома зажёгся свет. Скрипнула дверь. Запахивая потрёпанный армейский бушлат, сухонький бородатый мужичок выскочил на порог. Глянув под козырёк, облачился в огромные резиновые сапоги и торопливо зашлёпал по дорожке к воротам.

— Цыц, Полкан! Свои!

Загромыхал засов. Разошлись тяжёлые створки.

— О-о-о! Андреич! Ну наконец-то!

Гулко похлопывая друг друга по спине, друзья обнялись.

— Как сам-то? — отстранился Василий Андреевич.

— Да так, — улыбаясь, Михалыч неопределённо махнул рукой. — По-стариковски, не спеша…

— Не спеша! — хохотнул Василий Андреевич. — Знаю, я тебя, старый хрыч! Не спеша… Ладно, потом поговорим… Вот с сыном к тебе приехал, глянь какой вымахал! А это друг наш и давний сосед, Алексей, тоже охотник…

— Здравствуйте, — сдержанно кивнул Алексей.

— Привет, орлы!

Михалыч по очереди пожал руку молодёжи. В воздухе появился лёгкий запах алкоголя.

— Значит, тоже поохотиться… Дело хорошее… А чего робеете? Со мной можно запросто, дядя Сима, — лукаво подмигнул, — усекли?

— Усекли, — кивнул Сергей. — Редкое имя. А Сима это…

— Серафим, — улыбнулся Василий Андреевич.

Прокашлявшись, воздел руку к небу и продекламировал:

— Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился, и шестикрылый серафим на перепутье мне явился… В части его так и звали.

— Шестиногий Серафим, — усмехнулся Серафим Михайлович. — Началось. Ты им ещё ту байку про бочку коньяка расскажи…

— А что, и расскажу! — загорелся Василий Андреевич. — Такое забудешь. Короче, дело было на границе с Румынией году эдак в восемьдесят втором…

— Отставить, полковник! — весело рявкнул Серафим Михайлович. — Расскажешь, ещё как расскажешь. Вот попаримся, звёздочки наши обмоем, а потом посмотрим, что ты там расскажешь, — кивнул на пыхтящую дымом баню. — Почти протопилась уже. Короче, загоняй транспорт, орлы пусть разгружают…

Оживлённо переговариваясь, ветераны направились в избу.

Не сговариваясь, Алексей с Сергеем переглянулись.

— Нормально…

— Разделение труда.

— Типичная дедовщина.

— Ага. Тяготы и лишения. Стойко преодолеваемые…

Пыхтя и чертыхаясь, поочередно перетащили содержимое багажника в сенцы. В ящике, накрытом байковым одеялом, подозрительно позвякивало.

— Наверно, патроны, — преувеличенно серьёзно предположил Алексей. — Крупнокалиберные. От бреющих гусей отстреливаться…

— Угу, гранаты, — вытирая пот, ехидно поддакнул Сергей. — Ну чего ты вытаращился, как солдат на вошь? Лично я был против, но отец сказал, что вообще с пустыми руками к старому сослуживцу ехать неудобно…

— Столько бухла? — ужаснулся Алексей. — Да они не выдержат.

— Не, он свою норму знает. Говорит, всегда надо иметь небольшой запасец на всякий случай. Магарыч, пригодится. Особенно в сельской местности…

— И в бане. Слушай, мудрый человек!

— Ага. Чрезвычайно предусмотрительный.

Перетащив рюкзаки и пластмассовые чучела гусей, уселись на скамеечку передохнуть.

Сергей похлопал по карманам и вытащил сигареты.

— Будешь? — с невинной подначкой привычно протянул пачку.

— Капля никотина убивает лошадь.

— А хомяка разрывает на части, — задымив, традиционно продолжил Сергей.

— Ё-моё! — закашлявшись, Алексей раздосадованно хлопнул по лбу.

— Что, передумал? Дыхнёшь?

— Отстань, противный! Отцу на трассе обещал позвонить, да забыл!

Сергей выпустил колечко дыма и с сомнением огляделся.

— Да-а-а, склерозник… Ну не знаю, теперь уж вряд ли. Глухомань…

— Глухомань, глухомань, — пробормотал Алексей, раздражённо роясь в куртке в поисках смартфона. — Какая-никакая связь всё равно должна быть. Ты вроде говорил, они через скайп нашлись?

— Ну говорил…

— Значит, должна.

Алексей торопливо провёл по экрану. Словно подслушав, выскочила злорадная надпись «Нет связи».

— Чёрт! Так и знал!

— Что, правда, нет? — заинтересованно наклонился Сергей. — Да, дыра…

Скрипнула дверь.

— Орлы, а чего вы тут сидите как не родные? — поинтересовался Серафим Михайлович. — Картошка стынет.

— Мы сейчас, дядь Сим. Малость перекурим, — повернулся Сергей. — А у вас тут что, вообще связи нет?

— Почему нет? Есть. Наверно, труба у тебя слабая. Ты избу обойди, там лучше берёт. Оттуда на дорогу через просеку прямая видимость, там вышка. И давайте тут особо не рассиживайтесь, цигель, цигель!

— Сейчас-сейчас…

Алексей торопливо рванул за угол. Действительно, рядом с баней появился слабый сигнал. Немного покружив, добился двух делений индикатора и нажал вызов.

— Алло, пап! Всё нормально, доехали! Да-да, уже на месте, всё хорошо. От Василия Андреевича вам с мамой большой привет… Угу… Ага… Передам. Ну всё, пока!

Из-за угла выглянул Сергей.

— Лёх, ну что там, тоже глухо?

— Не, берёт. Правда, всё равно еле-еле.

— Это хорошо… Во, гляди-ка, цивилизация, — Сергей удивлённо кивнул на спутниковую тарелку, диковато смотревшуюся на старенькой бревенчатой стене.

— И даже дизелёк вон нехилый, — Алексей уважительно покосился на старенький кожух, заключённый в добротную железную клетку.

— От добрых людей, — хохотнул Сергей. — Да, видать, хозяйственный мужик. На все случаи жизни.

— Это точно. Ну что, пошли?

— Пошли. Честно говоря, давно уже жрать охота, — предвкушающе погладив живот, Сергей с натугой толкнул дверь.

Судя по благостному выражению лиц, ветераны уже малость пригубили за встречу и, возможно, даже обмыли звёздочки.

Заслышав скрип, Василий Андреевич отставил коньяк и заинтересованно повернулся.

— Вот они, браты-акробаты… Ну и где вы там бродите? Остыло всё уже!

— Всё нормально, Андреич, — Серафим Михайлович успокаивающе положил ладонь на плечо. — Связь они искали. Паршиво тут, понимаешь, с этим делом, — назидательно воздел палец к потолку. — Вышек кот наплакал. Экономически, говорят, невыгодно…

— Опять эти экономисты хреновы, — проворчал Василий Андреевич, нанизывая кусок сала на вилку, — расплодились как тараканы, а толку чуть… Лёха! Серёг! Хорош там стоять как на паперти! А ну дуйте к столу!

— Точно, — поддакнул Серафим Михайлович. — Вон, картошечка, сало, огурцы, капустка, давайте, орлы, налегайте, не стесняйтесь!

— Э-э-э, — замялся Алексей. — У меня там тушёнка есть…

— Тушёнка? Это хорошо, — одобрил Серафим Михайлович. — Как раз завтра после охоты на костерке навернём… Да садитесь уже!

Переглянувшись, Сергей и Алексей уселись за стол. Убедившись, что салабоны наконец-то занялись делом, ветераны налили друг другу ещё по чуть-чуть.

— Ну давай…

Чокнувшись, Василий Андреевич залпом опрокинул рюмку, поморщился, закусил огурцом и задушевно поинтересовался:

— Ну рассказывай, как ты здесь оказался. А то ишь, затихарился, партизан…

— Дык как, — замялся Серафим Михайлович. — Как часть расформировали, подался я с семьёй во Владик. Помыкался, помыкался, пристроился в одну конторку «японок» возить. Поначалу дело неплохо шло, потом с рэкетом что-то не поделили, в общем, накрылось всё медным тазом. Дальше хуже стало. Жена померла, погоревал я, погоревал, а жить-то как-то дальше надо. Крутился в шабашках, короче. Года через два дочь через Интернет немца себе нашла, съездила, дело свадьбой запахло. Ну а я что, квартирку продал, часть денег ей, а сам, значит, сюда…

— А что не в Питер?

Серафим Михайлович грустно усмехнулся.

— Опять в большой город? А чего я там забыл? Тут у меня лес, река, пасека, огородик… Да и отец отсюда был родом. Дочери вот посылки теперь шлю, очень зятьку наша русская еда приглянулась. Молодые-то сами в Бонне живут, — криво усмехнулся. — Представляешь, внучки по-русски ни бум-бум, приходится шпрехать. Кстати, я с тобой оттуда и говорил, когда у них там гостевал…

— О как! — искренне удивился Василий Андреевич. — Из загранки, значит?

— Ага, дочь помогла. Болтала как-то вечерком с подругой в Одноклассниках, я говорю, а может, и мне сослуживцев найдёшь? Вдруг кто есть? А что говорит, и найду. Дальше дело техники. Вот, освоил компьютер, — кивнул куда-то в комнату, — оттуда привёз в подарок. Так вот и живу помаленьку…

— Да-а-а, — пригорюнился Василий Андреевич. — Раскидала нас судьба… И что, вот так теперь бобылём и живёшь?

— Ну почему бобылём, — Серафим Михайлович степенно пригладил усы. — Ходит тут Клавдия из села, помогает, за хозяйством приглядывает.

— За хозяйством? — оживился Василий Андреевич. — Вот это правильно! Хозяйство наше без пригляду оставить никак нельзя. Молодая хоть?

Серафим Михайлович хитро улыбнулся.

— Моложе. На пятнадцать лет…

— Молоток! — в порыве чувств Василий Андреевич двинул сослуживца кулаком по плечу. — Так держать!

— Стараюсь…

Сергей потянулся за очередным огурцом и неловко загремел миской.

— Пардон…

Ветераны прервали беседу и повернулись.

— Кхм, — засомневался Серафим Михайлович. — Слушай, Андреич. А может, и орлам по пять капель, а? За встречу и всё такое?

— Отставить спаивание, — решительно пресёк Василий Андреевич. — Вот двадцать один стукнет, тогда пусть и пробуют… Мне батюшка, царствие ему небесное, знаешь, как в своё время по загривку съездил, когда я на покосе самогончику-то по простоте душевной хряпнул… А рука у него тяжелая была, я тебе скажу, ого-го…

— Так то ж самогон, — засомневался Серафим Михайлович. — А тут хороший коньячок… Ну нет, значит, нет, — правильно истолковал взгляд. — Так что звиняйте, хлопцы, — хитро подмигнул заинтересованно глядевшей молодёжи. — Начальство добро не даёт. Дуйте вон тогда квас… А что, неужто сами до сих пор ни-ни?

Алексей улыбнулся и отрицательно покачал головой. По опыту нахождения в подобных компаниях давно уяснил — главное вежливо, но твёрдо отказаться. В случае расспросов сослаться на здоровье. В общем-то, это почти чистая правда. Печальный прецедент имелся. Один раз, лет в шестнадцать, поддавшись уговорам, глотнул на Новый год шампанского, да и то не в добрый час. Голова потом дико трещала и давление скакнуло. Как выяснилось, с вегетососудистой дистонией вообще шутки плохи…

Василий Андреевич вопросительно глянул на сына. Пауза несколько затянулась. Сергей, наконец, опомнился и с преувеличенной горячностью отверг подозрения.

— А! Нет, что вы! Курю вот только иногда…

Во даёт! Даже не моргнул. В покер бы играть с таким лицом. Давно бы уже стал миллионером. А вообще, наверно, правильно. Не хочет расстраивать отца. Откровенно говоря, пивко иногда с ребятами потягивает после боя. А может даже и что покрепче, но науке это неизвестно…

— Ну что я тебе говорил? — гордо оглянулся Василий Андреевич. — Парни-то у меня хоть куда! Хоть сейчас в разведку!

— Ха, разведку, — усмехнулся Серафим Михайлович. — В армии-то хоть были?

— Не, студенты мы, — мотнул головой Сергей. — В одном универе. Лёха вон по медицинской части, я химик.

— Кхе, универ, — Серафим Михайлович насмешливо оглядел молодёжь. — Высшее образование, значится… Запомните, ребятки, сейчас высшим называют то, что раньше считалось средним…

Василий Андреевич одобрительно хмыкнул.

— Это точно.

Сергей обиженно вскинулся.

— Мне кажется, вы преувеличиваете. Нормально у нас преподают…

— Нормально? — улыбнулся Серафим Михайлович. — Уверен? А хочешь простенький экспресс-тест?

— Простенький? — засомневался Сергей. — Ну-у-у, если простенький…

Серафим Михайлович деловито закинул ногу на ногу.

— Хорошо. Ты вроде у нас как химик? Как спирт делают, знаешь?

— В общих чертах.

— Замечательно. Даже не буду спрашивать техпроцесс. Ещё больше упростим задачу. Самогон представляешь?

Сергей усмехнулся.

— Конечно. Кто в России его не знает…

— Чудесно. Тогда про побочный продукт сивуху ты тоже, конечно, знаешь.

Сергей заколебался.

— Ну-у-у… Если вкратце, это сложная смесь всяких там масел и одноатомных насыщенных спиртов.

— Сильно. Вообще молодец. И вправду знаешь. А теперь собственно суть вопроса. Как эту самую сложную смесь из ценного продукта удалить, дабы утром не было похмелья? Так вот простенько, без затей?

— Простенько…

Сергей задумчиво уставился в потолок.

— Так просто, наверно, не получится. Соединения растворены, значит, надо чем-то связать… Сложный процесс, так сразу и не скажу…

Серафим Михайлович победно улыбнулся.

— В общем, всё ясно, садись. Четверка с минусом. А на самом деле всё делается очень просто. Доводишь смесь до пятидесятипроцентного содержания спирта, сивушное масло агрегируется в мельчайшие капельки. Ну а дальше через простейший древесный фильтр, и дело в шляпе! Конечный натур-продукт чист, как слеза невинного младенца.

— Ну ты силён! — восхищённо захохотал Василий Андреевич. — Сразу видно старого самогонщика!

Серафим Михайлович снисходительно махнул рукой.

— Какое там, всё элементарно. Я же говорю — школьная химия. Просто преподавали тогда иначе. Не вдалбливали, а старались объяснить… Ладно, это всё мелочи. Ну а ты, Алексей, божий человек, чего притих? Хочешь принять участие в тестировании?

Алексей улыбнулся. Поначалу показавшийся простачком деревенский отшельник нравился всё больше и больше. Особенно поразили научные термины в, казалось бы, в настолько элементарном процессе самогоноварения.

— Я в химии не очень силён.

— Ну а зачем нам теперь химия? С химией мы уже вроде как разобрались. Вопрос чисто по твоей медицинской части.

— По медицинской? Тогда давайте попробую…

— А и давайте, — Серафим Михайлович деловито засучил левый рукав выцветшей тельняшки. Вывернув локтем наружу, кивнул: — Что скажешь, эскулап?

Алексей заинтересованно наклонился. Покраснение, припухлость. Не так уж и сложно, если вопрос без подвоха. На практике в больничке в гнойном отделении ещё и не такое видел. В принципе диагноз почти ясен. Если не ушиб, осталось уточнить детали.

— Согните и разогните руку в локте.

Чуть поморщившись, Серафим Михайлович послушно согнул руку. Послышался лёгкий хруст.

— Артрит у вас, — вынес диагноз Алексей. — Возможно даже бурсит. Начальная стадия.

— Гляди-ка, верно, — уважительно глянул Серафим Михайлович. — Фельдшерица наша тоже так сказала.

— И давно это у вас?

— Лет пять уже. Может, больше.

— Лечите?

Серафим Михайлович бережно закатал рукав.

— Лечусь, конечно, по мере возможности… Надо же, есть, оказывается, у нас ещё порох в пороховницах, — оглянулся на Василия Андреевича. — Толковая молодёжь.

— Дык! А кто бы сомневался! Я ж тебе говорю — орлы, прямо сейчас в разведку!

— Ладно, бойцы, — Серафим Михайлович прихлопнул стол ладонью. — Так и быть. Переходим ко второй части марлезонского балета…

— К чему, к чему? — заинтересованно переспросил Сергей.

— К навыкам обращения с огнестрельным оружием. Надеюсь, что-нибудь серьёзнее рогатки в руках держали?

— Обижаешь, Михалыч, — вмешался Василий Андреевич. — Какая рогатка, они почитай каждый день в страйкбол гоняют.

— Это ещё что?

— Эх, дружище, отстал ты совсем от жизни в своей глуши. Короче, это такая игра, вроде нашей «Зарницы», только похлеще. Пуляют в друг друга почём зря. Маску на морду, пластиковые пульки. И лупят и лупят из кустов… На одну экипировку тыщи уходят…

— Пуляют, говоришь? Это хорошо. Тогда значит, какой-никакой навык есть.

Серафим Михайлович решительно поднялся.

— Вот что, соколики. Одевайтесь. Пойдёмте-ка за околицу чуток прогуляемся…

Опасливо обойдя злобно лающего пса, заинтригованная молодёжь выскочила за ворота Едва калитка захлопнулась, пёс словно поперхнулся и тоскливо завыл.

— Цыц, Полкан! Чего развылся? Сдурел что ль совсем на старости лет? — послышался раздражённый голос Серафима Михайловича.

— Видать, на охоту хочет, — предположил Василий Андреевич.

— Пенделя он хорошего хочет. А может, подружку опять учуял. Бегает тут у нас одна приблудная…

Что-то громко загремело.

— Да твою дивизию… Слушай, Михалыч, темно тут у тебя, как у негра в желудке!

— Сейчас поправим. — Раздался щелчок. — Да будет свет!

На столбе загорелся мощный прожектор, осветив заросшую просеку. Перешучиваясь, ветераны вышли за ворота с ружьями наперевес.

— Итак, бойцы, перед вами «иж пятьдесят восемь эм» образца тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — продемонстрировал ствол Серафим Михайлович. — Ружьишко старое, но убойное. Так, держи, Алексей… Сергей… Ну-с, соколики, давайте посмотрим, как вы там пуляете, — вытащил из-за пазухи журнал с яркой обложкой и направился по просеке, отсчитывая шаги.

— Пятьдесят…

Выдрал пару страниц и наколол на верхушки молоденьких сосен.

— Эй, на корабле! Оттудова видно?

— Да! Нормально! — в один голос откликнулась молодёжь.

— Так, теперь погодь там!

Запыхавшись, Серафим Михайлович вернулся назад.

— Держи, — протянул Алексею патрон. — Надеюсь, как заряжать знаешь?

— А то…

Усмехнувшись, Алексей с натугой переломил ствол и вложил патрон. Вот мужик даёт! Ещё бы не знать, как заряжать. Да это, наверно, даже трёхлетний пацан знает. Видно, совсем за безнадёжных чайников держит.

— На позицию!

Алексей сделал шаг вперёд.

— Снимай с предохранителя. Товсь!

Перещёлкнув тугую кнопку, Алексей зажмурил левый глаз и поднёс приклад к плечу.

— Целься! Огонь!

Гулко бахнуло. Приклад больно долбанул в плечо. Журнальный листок разлетелся в клочья.

— Хм… А молоток, — удивлённо прокомментировал Серафим Михайлович. — Не ожидал.

Василий Андреевич снисходительно усмехнулся.

— А я тебе что говорю? Страйкболят они!

— Да, неплохо, неплохо, — согласился Серафим Михайлович. — Серёг, теперь давай ты покажись…

Алексей перещёлкнул предохранитель и отступил назад. Дело плёвое. Подумаешь, пятьдесят метров, дробь и неподвижная мишень. Да тут чтоб не попасть, совсем слепым надо быть. Или с перепоя, как некоторые…

Явно рисуясь, Сергей ловко вскинул ружьё и выстрелил почти не целясь. Лёгкий ветерок подхватил и понёс журнальные ошмётки.

— Ну что я говорил? — гордо повернулся Василий Андреевич. — Орлы!

— Орлы, — согласился Серафим Михайлович. — Ну что ж, братцы-кролики. Будем считать, краткий курс молодого бойца успешно пройден. А теперь давайте чуток попаримся и спать. Вставать завтра рано…

Ночью спалось плохо. Можно сказать, не спалось совсем. Богатырский храп ветеранов временами заглушало тоскливое тявканье и подвывание чёртова Полкана, безмерно скорбящего то ли о загулявшей подружке, то ли о своей беспросветной собачьей жизни вообще. На кухне который час упорно тарахтел дореволюционный холодильник, видимо, в целях наилучшей сохранности продуктов нагнетая в морозилке абсолютный ноль по Кельвину. В общем, тихая деревенская обстановка как никогда способствовала крепкому и здоровому сну. Наверно, Серафим Михайлович очень любит принимать гостей…

Мысленно чертыхнувшись, Алексей мрачно покосился на лунный квадрат окошка и вытащил смартфон. Четыре утра. Ужас. Такая рань. Впрочем, есть и положительные моменты. Несмотря на серьёзные опасения, с печки так и не упал.

Перед сном пришлось канаться с Серёгой, кто будет спать наверху, кто внизу на узком приступочке. Выпала высокая честь спать рядом с трубой. Не знаешь, что и лучше. Жарко и жёстко, как на кирпичах. Впрочем, так оно и есть. Кирпич, он и есть кирпич, хоть и через комковатый ватный матрас. Боже, как они здесь живут? Хорошо иметь домик в деревне. Эту жизнерадостную тётеньку из рекламы сюда бы на денёк. Сметанка, творожок, в случае чего даже и сортир есть во дворе. Совсем недалеко, метров двадцать. Зато какая выдержка тренируется по пути…

Перевернувшись очередной раз, Алексей тяжело вздохнул. Похоже, уснуть сегодня уже не судьба. Нечего над собой измываться. Не идёт сон в организм в суровых деревенских условиях.

Поёрзав по печи, окончательно убедился, что Интернет в принципе недоступен. Обречённо вздохнув, кликнул игрушку, отключил звук и целиком сосредоточился на воздушном бое. В принципе, быть филином осталось всего ничего. Часа два. После краткого обсуждения вчерашний вечерний совет в Филях высочайше утвердил подъём ровно в шесть.

Древний будильник загремел так, словно из пулемёта расстреляли огромное ржавое ведро. Алексей вздрогнул от неожиданности.

— Вот чёрт!

Храп оборвался. Заскрипели кровати. Сергей заворочался и что-то сонно пробормотал.

— Рота, подъём! — жизнерадостно гаркнул Серафим Михайлович. — Труту-туту!

Отбросив опостылевший бушлат, Алексей бодро свесил ноги с печи.

— Наконец-то…

Наскоро перекусив, начали перетаскивать вещи во двор. Несмотря на вчерашнее, ветераны держались очень даже бодрячком. Даже не шатались. Сразу видна суровая армейская закалка.

Заразительно позёвывая, Василий Андреевич остановился на пороге и растерянно похлопал по карманам.

— Твою дивизию… Слышь, Михалыч! Случайно не помнишь, куда я вчера ключи заховал?

— Так в подпол, в чугунок, когда за капустой лазил! Там же и права Ты ж сам вчера и заховал, от греха подальше. Забыл, что ли? Стоп, а ты что, на своей собрался? — искренне ужаснулся Серафим Михайлович. — Андреич, поверь мне, — прошлёпал к гаражу и с натугой отворил ворота. — Там такая сейчас грязюка, что и на тракторе не сунешься, а эта зверюга везде пройдёт, — ласково похлопал выцветший зеленоватый капот.

— А это что за машина? — Сергей с интересом протиснулся вдоль низкого открытого борта.

Серафим Михайлович снисходительно усмехнулся.

— А это друг мой Луаз. Советский ещё. Производство Луцкого автозавода, Украина.

— Где ж ты его раздобыл, куркуль? — удивился Василий Андреевич. — Настоящий раритет по нынешним временам.

— Где-где, — Серафим Михайлович степенно пригладил усы. — Есть тут в соседней деревне один прапор. Очень запасливый мужичок, между прочим. Как говорится, верой и правдой служил отчизне, пока руки носят.

— Понятно…

Фыркнув густым выхлопом, машина тронулась с места. Вильнув вправо, свернула в густой ельник. Над дорогой повис густой туман. Под колёсами захрустел утренний ледок. Заметно похолодало.

— Это что, тут снег ещё? — заинтересовался Алексей. — Какие же тогда гуси?

— Ничего-ничего, — приободрил Серафим Михайлович, — нормально. Просто в тени пока не растаял. На лугу теплее, даже травка кое-где пробивается. Гусь там кормится. Я уже ездил пару раз на разведку…

Миновав очередной поворот, урча на пониженной передаче, въехали в болото. За бортом, только протяни руку, захлюпала вода.

Алексей потрясённо оглянулся на Сергея. Похоже, насчёт трактора Михалыч ничуть не шутил. Не застрять бы. По пояс точно будет.

— Жуть!

— Ага. Амфибия…

Минут через двадцать лес начал редеть. Показался огромный луг, подковой вытянутый вдоль высокого ельника.

— Ну вот и приехали. Разгружаемся, — деловито скомандовал Серафим Михайлович.

— Засидка будет там, — махнул рукой в сторону редкой молодой поросли. — И это, бойцы! Чучела смотрите не забудьте!

Наскоро замаскировав машину лапником, двинулись к зеленеющей метрах в двухстах проплешине.

Стараясь не отставать, Алексей поправил сползающий мешок с чучелами. Как-то не верилось, что гуси могут клюнуть на такую примитивно раскрашенную убогость. Особенно после вчерашних охотничьих баек о невиданной гусиной хитрости и зоркости. Понятное дело, что под влиянием коньячка истории сильно преувеличены, но всё равно выходят не гуси, а какие-то терминаторы. То лису в клочья защиплют, то куницу насмерть заклюют. А нюх, как у соба-ба-ки, а глаз, как у орла… Даже страшно стрелять будет, честное слово. Вдруг пальнут в отместку, а то и того хуже, поступят как англичане с немцами во время Второй мировой войны. Немцы для дезинформации выкатили на аэродром деревянные макеты самолётов, а англичане, следуя традициям тонкого английского юмора, тоже прикололись, взяли и сбросили на них деревянную бомбу. Всё чин по чину — деревом по дереву. Славная военная традиция. Вот и гуси так же. Не ровён час, подставу учуют, и для начала тоже каких-нибудь пластиковых собратьев на разведку зашлют…

Представив удивление Михалыча, при виде стаи дико гогочущих пикирующих пластиковых гусей, не выдержал и громко прыснул.

— Чего ржёшь-то? — заинтересованно повернулся Сергей.

— Да так. Над чучелами прикалываюсь.

— Что, думаешь, лажа?

— Посмотрим. Лишь бы были. Что-то пока вообще никого не видно.

— Может, рано ещё.

— Ага, погода нелётная. Все рейсы в Пулково перенаправили.

— Тьфу-тьфу. Хотелось бы рыбки…

Серафим Михайлович остановился у небольшого болотца.

— Так, бойцы. Объясняю нашу дислокацию. Втыкаем штук семь здесь в хаотично живописном беспорядке. Ну вроде как угорели они, и водички захотели испить…

Усмехнувшись, Алексей скинул мешок. Да хоть в шахматном. Егерю видней. Но раз сказал в хаотичном, значит, в хаотичном.

С натугой воткнув штырь в изрядно задубевшую за ночь землю, взялся за следующего гуся. Минуты за три мешок опустел.

— Сойдёт, — оценил работу Серафим Михайлович. — Двигаем дальше.

Вторую кучку пернатых расположили метров через пятьдесят. Стайка расположилась на пробивающейся молодой траве.

— А эти голубчики вроде как с голодухи травки пощипать захотели, — образно пояснил егерь. — А мы с вами засядем вон там, — махнул в сторону молодого ельника. — Если налетят, и тех и этих в клещи возьмём… Так, орлы, а таперича держите боеприпасы, — протянул четыре подсумка. — Картечь. Разделите по-братски, сорок штук вам за глаза хватит… Теперь краткий ликбез. Бить только наверняка. Сто метров предельная дистанция. В сторону людей оружие не направлять ни в коем случае, даже разряженное! Надеюсь, это понятно?

Алексей недоумённо переглянулся с Сергеем.

— Конечно, понятно! — воскликнули в один голос. — Да что ж мы, совсем что ль дураки!

— Ну вот и ладненько. Тогда пошли, охотнички…

Ветераны зарядили ружья и залегли в ельник. Может, показалось, но послышался вязкий бульк и тоненький звон стекла.

— Лечатся…

Понятливо усмехнувшись, Алексей с Сергеем залегли чуть поодаль.

Зарядив патроны, Алексей с сомнением огляделся. Восходящее солнце едва пробивалось сквозь низкие тучи. Ближайший километр никакими гусями точно и не пахнет. Время ещё есть.

— Слышь, Серёг. Пока никто не летает, я в лесок по-быстрому сбегаю, а? Другу очень помочь надо, да и «кикимору» заодно переодену, чтобы лишний раз тут не маячить как пугало…

— Давай. Только будь другом, меня тоже ветками сверху прикрой, а? Чёрт этих пернатых мутантов знает, вдруг засекут.

— Ага…

Наскоро набросав лапник, Алексей крадучись метнулся в старый ельник. Уворачиваясь от корявых сучков, прошёл шагов десять и оценивающе огляделся.

Нормально. Сверху густой слой веток. Если и налетят, точно не заметят. Не хватало ещё народу охоту испортить. Ветераны потом на смех поднимут. Невтерпеж, дескать, охотничку, гусей профукал. Ну а что! Может, человеку невтерпёж стало. Михалыч, конечно, мужик хозяйственный, но туалет явно надо новый мостырить. Эту развалюху с покосившей дверью даже вблизи запросто за брошенную трансформаторную будку примешь, только черепа с молнией не хватает. Цивилизованному городскому человеку в такой даже зайти страшно. Совершенно никаких условий. В лесу и то лучше, воткнул две палки, на одну одежду, другой от комаров отмахиваться…

Оперев ружьё о ближайший ствол, потянулся к поясной пряжке рюкзака. Слева послышался лёгкий хруст. Повеяло холодком.

Алексей резко повернулся и остолбенел. Метрах в трёх сидела громадная рысь. Глаза поблескивали зеленоватым хищным огоньком.

Алексей замер, стараясь не провоцировать ни малейшим движением. Сердце гулко заколотилось. Потекли секунды томительного ожидания. Рысь словно окаменела, лишь едва заметно подёргивая кисточками ушей.

Медленно-медленно потянулся к спасительному ружью. Пальцы коснулись ледяного металла. Стараясь унять бешеное сердцебиение, потянул на себя. Ружьё чуть подалось вверх и застряло.

Покосившись вниз, Алексей едва не чертыхнулся. Этого ещё не хватало! Старый размахрившийся брезентовый ремень зацепился за корявый еловый сучок.

Резко двинул вниз, высвободил ремень и рывком вскинул ствол, переключая предохранитель. Указательный палец остановился в самый последний момент. Стрелять было не в кого. Рысь словно растворилась в воздухе.

Алесей замер, настороженно поводя стволом по сторонам. Сзади едва слышно хрустнуло.

Сердце ухнуло в пятки.

— Ч-чё-р-р-т…

Тяжёлый удар в спину опрокинул наземь. На миг померкло в глазах. Барабанные перепонки резануло дикой болью. В рот хлынула вода…

Глава 4

Кашляя и отплёвываясь, Алексей выхватил ружьё из мелкой осоки и вскочил на ноги, потрясённо озираясь. Вокруг простиралось болото. Чахлые деревца на кочках подёрнулись осенним багрянцем. Тусклое солнце низко зависло над угрюмым ельником. Над пригретым мхом роилась мошкара.

— Что за хрень…

Не веря в происходящее, наклонился и сорвал клюкву. Растёр между пальцев, недоверчиво понюхал и лизнул. Клюква как клюква. Кислятина. Рот мгновенно наполнился слюной. С отвращением сплюнув, злобно прихлопнул комара на щеке.

— Бред какой-то…

Больнючий укус добил окончательно.

В отчаянии закрыв лицо руками, Алексей уселся на замшелую корягу. Происходящее не укладывалось в голове. Это точно не бред. Даже под современной изощрённой наркотой сложно сотворить такую полноценную иллюзию.

А если не бред, то что? Местность вроде та, да не та… Осень… И луг почему-то превратился в болото. Хотя кто его знает, может, паводок тут был сильный, вот и залило по самые гланды… Но ведь сейчас явно осень. Что же произошло? Может, после этой чёртовой рыси стукнулся башкой и пять месяцев шатался по лесам в полной отключке? Да ну, вообще бред. А что если побочный эффект от этих дурацких антидепрессантов и мозговых стимуляторов? Ладно, допустим, хотя тоже бредятина. Ничего себе эффект, полгода провала в памяти. Производитель тогда бы просто разорился на одних судебных исках. Тоже полная ерунда получается. Но тогда как всё это объяснить? Думай, студент, думай…

Курлыканье и шумное хлопанье крыльев заставили судорожно оглянуться. У края болота на чистой воде начала разбег стая гусей. Часто-часто хлопая крыльями, вожак оторвался от воды и тяжело взмыл над болотом. Сделав прощальный круг, голосящий клин скрылся за лесом.

— Да уж. Нехило так поохотился…

Проследив за направлением, Алексей задумчиво прищурился на солнце. Стая явно летит не на север. Значит, судя по углу, солнце уже где-то на западе. А если неизвестно как, но сейчас осень, то выходит, дело ближе к вечеру. Отлично, хоть какая-то определённость. Короче, нечего здесь рассиживаться, надо выбираться к дороге, а там и разбираться, что-где-почём. Только вот ещё бы знать, где эта самая дорога… Чёрт, вот ведь растяпа! А труба-то на что! Может, хоть здесь возьмёт, если не разрядился, конечно…

Воспрянув духом, лихорадочно зашарил в куртке. Нет, с мозгами явно что-то не то. Так тупить над элементарщиной! Вот сейчас всё очень просто и выяснится. И как только сразу до такого не додумался, что значит шок…

Вытащил отключенный смартфон, нажал кнопку. Батарея бодро показала полную зарядку. Через несколько секунд задумчивости высветилась надпись «Нет связи».

— Так и знал! Чёртова дыра!

С досадой подхватив ружьё, обошёл островок, выбирая жердину покрепче. Двухметровая корявая осинка показалась подходящей. С натугой переломив ствол, очистил от тонких сучков и нерешительно вернулся к воде. Наклонился и зачерпнул ряску. Мама моя, холодина-то какая! Но идти всё равно надо. Правда, термобельё лучше снять. Вдруг ещё плыть придётся, мокрым потом шататься по лесу как-то не с руки…

Переодевшись до трусов, натянул гортекс прямо на голое тело. Поёживаясь от холода, разобрал ружьё, запрятал вещи и подсумки с патронами в целлофановый пакет и затянул узел потуже. Вроде всё, можно идти. Остальное если намокнет, ну и ладно. Тушёнке вода вообще нипочём, а картошка только помоется.

Закинув рюкзак, повернулся к воде и нерешительно потыкал жердиной дно. Вроде мелкота, а там кто знает. Ну чему быть, того не миновать!

Задержав дыхание, шагнул в воду. Грязная жижа обступила по колено. Забулькали вязкие пузырьки. В нос резко шибануло сероводородом. Поморщившись, медленно направился к далёкому ельнику, тщательно ощупывая вязкий ил.

Сероводород это ещё ничего, терпимо. Бывало, в анатомичке воняло и похуже. Столько первокурсниц на этом срезалось. Все эти пахучие мази под нос полная ерунда. Наверно, мертвечину ничем не перебьёшь. Препод потом так и сказал, мол, раз вы, девицы-красавицы, такие впечатлительные, тогда вообще не ваше это всё, детей вон лучше рожайте. Наверно, правильно. Вообще железных нервов мужик, помнится, даже запросто яблоко грыз на вскрытии…

Метров за сто от леса вода дошла до груди. Видимо, чуя глубину, гуси держались здесь не зря.

Алексей остановился и тоскливо оглядел изборожденную многочисленными следами ряску. Лодку бы сюда. Хоть какую. Или пенопласт на худой конец. Везёт же этим пернатым. И плавают, и летают. А тут только остановился, сразу топнешь как дурак…

Потыкав дно впереди, досадливо отбросил жердину. Всё, делать нечего, дальше будет точно с головой. Хочешь не хочешь, придётся плыть.

Словно чувствуя беспомощность, вязкое дно понемногу начало засасывать.

Поколебавшись, Алексей лёг на живот и поплыл. Вопреки опасениям, что рюкзак потянет на дно, ткань надулась, придавая почти нулевую плавучесть.

Воспрянув духом, прибавил ходу. Приятный сюрприз. Прямо как спасательный жилет. Да и пластиковый мешок внутри точно не даст затонуть.

Ряска сменилась змеистыми водорослями. Склизкие стебли вызвали целую волну детских панических ощущений. Будто снизу с тобой играется кто-то невидимый…

Когда силы, казалось, уже совсем иссякли, руки уткнулись в твёрдое.

Тяжело дыша, на четвереньках, выполз на берег и обессиленно повалился в мох.

— Живём…

Минут через пять тело начала колотить мелкая дрожь. Ещё пару минут такого солярия, и воспаление лёгких будет точно обеспечено. Всё, разлёживаться некогда. Придётся сушиться суровым армейским способом. Десять минут бега, пять ходьбы.

Эх, спички бы сюда. Столько сушняка кругом. Сейчас бы костерок быстренько замостырил, просушился как человек. Вот что значит некурящий. А кто ж знал-то…

Стуча зубами от холода, непослушными синюшными пальцами стянул берцы. Брезгливо поморщившись, слил грязную жижу. Наскоро отжав носки, зашнуровался, закинул рюкзак на спину и бодрой трусцой рванул в бурелом.

В высоком ельнике царил густой полумрак. Корявые, обросшие мохнатым лишайником сучки так и норовили воткнуться в глаз. Волей-неволей вскоре пришлось перейти на шаг.

Поплутав между стволами, наткнулся на утоптанную тропу. Присев, заинтересованно поковырял палочкой глубоко вдавленные отпечатки копыт.

— Кабан, наверно…

Вереница следов уходила куда-то на юго-запад. Задумчиво оглянувшись на солнце, решил идти по звериной тропе. Всё быстрей получится, чем плутать в этих дебрях. Только вот кабан штука серьёзная. Ружьишко надо вытащить. Хотя что кабану картечь, так, попугать только. Тут пуля нужна. Наверняка у Михалыча этого добра навалом. Теперь бы только ничего не отсырело…

Вытащил ружьё, озабоченно глянул стволы на просвет. Вроде более-менее сухо.

Для самоуспокоения нажал спусковой крючок. Боёк сухо щёлкнул.

Хм… Надо же, работает. Умели же делать раньше. Хотя, с другой стороны, что ему будет в целлофане… Так, время, время! Нечего здесь засиживаться, бежать, бежать, бежать…

Минут через тридцать организм запротестовал. Невыносимо заколола селезёнка. Тяжело дыша, Алексей ухватился за бок и перешёл на шаг.

Пожалуй, хватит на сегодня марш-бросков, чай не на службе. И так уже высушился, только пар из головы не валит. Надо смириться с неизбежным. Через час-полтора точно стемнеет. Шататься ночью по лесу выйдет себе дороже. Хочешь не хочешь, придётся заночевать. Перспектива не радует, конечно, зато нет худа без добра. Как стемнеет, может, какая машина проедет, фары издалека видно, или деревенька засветится… Эх, жалко спальник выложил. Всё место экономил, жмот. Сейчас одной проблемой было бы меньше. Ладно, на худой конец и «кикимору» одеть можно. Тоже клочков полно. Только вот конденсат. Под утро наверняка будет хоть выжимай. Помнится, года два назад тоже заночевали в августе на природе. За ночь палатка вся изнутри отсырела. И то был август и палатка. А тут кабы не середина сентября. К утру дуба можно дать запросто. Укрыться бы чем или шалашик какой-никакой сделать. Всё потеплее будет.

Оглядевшись, метрах в тридцати приметил старую покосившуюся ель. Густые мохнатые ветви почти касались земли. Чудесно, вот и готовый стройматериал. Осталось только руки чуть приложить.

С натугой отодвинув колючие ветви, протиснулся в тёмный лаз. Пахнуло прелью. Критически оглядев густую крышу над головой, придирчиво пнул пружинящую подушку старых иголок. Нормально. Практически готовый вигвам. Почти даже делать ничего не нужно.

Натаскав молодого лапника, повалился на подстилку. Сразу навалилась невероятная усталость и какое-то полное безразличие. Сонно зевнув, переоделся в сухое, облачился в «кикимору» и, положив под правую руку ружьё, накрылся лапником. Теперь спать, завтра наверняка всё и выяснится. И нечего голову зря ломать. Как говорит мама, утро вечера мудренее…

Тоскливый волчий вой пробился сквозь сон. Чувствуя, как бешено заколотилось сердце, Алексей лихорадочно нащупал ружьё. Прикосновение к металлу придало уверенности. С трудом подавляя нервный озноб, откинул лапник и прислушался.

Выли где-то севернее и, судя по эху, достаточно далеко. Чуть успокоившись, нащупал и включил мобильник. Пятнадцать минут шестого. Весело. Если не ошибся с месяцем, до рассвета ещё часа три. И теперь после такого бодрящего концерта точно не уснуть. Странное дело. Волчий вой в зоопарке кажется умилительным и даже смешным. А ночью на природе почему-то вызывает совсем другие ощущения…

Задумчиво хмыкнув, любовно погладил приклад. Надо же, живые волки. Вот глухомань. И это всего двести с хвостиком вёрст от Питера… Жутковато подвывают, черти… Да ладно, чего бояться-то, в самом деле. Это всё старые рефлексы далёких предков. Неконтролируемая подкорка. Даже если волчары и прибегут, всего один выстрел, подожмут хвосты и разбегутся как миленькие. Ну и дерево под боком как крайний резервный вариант. Жалко, ещё костра нет, хотя с другой стороны, свет, наоборот, привлечёт нежелательное внимание. Правда, немного других хищников. Кто его вообще знает, кто ещё в этом лесу шатается. Может, злобные бомжи или беглый зэк какой. И как вообще тут местные живут? Каждую ночь слушать такой концерт, точно свихнёшься. Практически готовый саундтрек для фильмов ужасов, только садись в обнимку с волчарой и записывай. Хотя наверняка привыкли. Человек вообще ко всему привыкает. Вон, бывшие узники фашистских концлагерей при всём трагизме временами даже ухитряются вспомнить какие-то светлые моменты об ужасном прошлом…

Прислушиваясь к тоскливым раскатистым переливам, так и не смог больше заснуть, нервно удерживая палец на предохранителе. Едва забрезжил рассвет, вой мало-помалу затих.

— Наконец-то, — с усмешкой отложил ружьё. — Выдохлись, черти лохматые.

Не торопясь вскрыл банку тушёнки, с сомнением понюхал, подцепил ножом кусок мяса и закинул в рот.

— А вроде и ничего, даже съедобная…

Наскоро заморив червячка, собрал пожитки, вылез наружу и огляделся. Царило туманное утро. С деревьев капала роса. Зябко поёжившись, дохнул в ладони.

— Да уж. Прямо скажем, не жарко.

С надеждой прислушавшись, тяжело вздохнул и побрёл по тропе. Густой туман не пропускал ни малейшего звука. За ночь тоже не проблеснуло ни одного огонька. А это значит, что до трассы пилить и пилить. Стараясь унять невольную дрожь, накинул капюшон и прибавил ходу.

Минут через пятнадцать организм согрелся, и мысли снова невольно вернулись к анализу ситуации. Что же всё-таки произошло? Частичная амнезия? Допустим. Но где тогда шатался эти пять месяцев? Прожил на болоте без еды и питья? Бред. А были ли эти полгода? Батарейка в телефоне пусть и выключенном, вообще не разрядилась. Щетина на подбородке тоже вроде как похожа на двухдневную. Значит, всё это время где-то жил, просто почему-то память отшибло. Может, всё-таки химия какая? Помнится, препод бывалый мужик, как-то рассказывал про таких пациентов. Ну там картина ясная, поезд, весёлые девицы-попутчицы, клофелин в стакане, гоп-стоп и новый бомж на помойке. Или на кладбище, у кого сердечко послабей. А тут вообще непонятно, на теле ни царапины, ни подозрительных следов от уколов, а полгода жизни как в тумане. Ладно, дойти хотя бы до ближайшей просеки, а там, глядишь, всё и прояснится. Может, хоть телефон возьмёт…

К полудню погода и вовсе испортилась. Налетели низкие свинцовые тучи, заморосил мелкий унылый дождь.

— Чёрт, вот только тебя мне ещё не хватало!

Окончательно потерявшись с направлением, злобно сплюнул и полез под ближайшую густую ель. Гортекс гортексом, но перспектива шататься по лесу под дождём воодушевляла не особо. Если промокнет ещё и термобельё, тогда точно пиши пропало.

Распинав нижние сухие сучки, угрюмо уселся, прислонившись спиной к широкому стволу. Терпко пахнуло еловой смолой. Показалось, будто стало даже чуть теплей. Как будто на миг вернулось неизвестно как потерянное лето. Прислушиваясь к успокаивающему шелесту дождя, положил ружьё на колени, закрыл глаза и мало-помалу задремал.

Пробудил леденящий холод. Тело словно одеревенело. Почище любого наркоза. С трудом распрямившись, стуча зубами, Алексей вылез из укрытия, включил мобильник и невольно выругался. Мало того, день и так короткий, а тут ещё минус почти три с половиной часа. Молодец, дождик. Удружил так удружил. Так можно и целую неделю без толку проторчать.

Злость и отчаяние придали силы. Подтянув до упора ремешки рюкзака, выбрался на тропку и перешёл на лёгкую трусцу.

Незаметно подступил вечер. Опять заморосило. Тяжело дыша, Алексей смахнул пот и устало присел на поваленную ель. Бурелом добил окончательно, запас адреналина иссяк. Подспудные чёрные мысли, которые гнал весь день, почувствовав слабину, взяли верх. Стало как-то не по себе.

Нет, здесь явно что-то не так. Пусть за сутки прошёл километров тридцать. Где прошёл, а где и пробежал. Ну ладно, пусть двадцать, учитывая дождь и бурелом. И за всё это время не попалось ни одной просеки, да что там просеки, даже старой пластиковой бутылки. И это при нашей-то знаменитой на весь мир захламлённости! Это как, нормально? Нет. Не нормально. И этому должно быть какое-то разумное объяснение. А может, заповедник? Или в глухую тайгу попал? Ну допустим. Может, и правда всё очень просто объяснимо. Не Ленинградская это область, а какая-нибудь Карелия или Финляндия. А что, очень даже похоже. Финны-то в отличие от нас природу берегут, потому и бутылок нет, вот и дичь расплодилась немерено, и гуси, и волки всякие, и кабаны. Экологический туризм рулит. А тут уже напридумывал невесть что. Финляндия так Финляндия. Правда, теперь вот как всё это дело объяснить пограничникам… За переход границы по головке точно не погладят… А, и ладно! Быстрей бы уж на них нарваться, что ли… Может, стрельнуть разок для привлечения внимания? Ага, нет уж! Они потом стрельнут, догонят и ещё раз стрельнут. И реакция будет вполне понятна. Подозрительный грязный небритый тип шатается по лесу с оружием в руках. Уголовник, как пить дать. И сразу всех собак повесят. Нет, лучше уж не нарушать. Но и ружьишко пока тоже лучше при себе оставить. Волки хоть и финские, но судя по ночным завываниям, в мясных предпочтениях они явно не патриоты. Сожрут с костями и даже не поморщатся. А встретят погранцы, закосить под дурака. Нихт шиссен, герр официр, их бин русо туристо, облико морале, ружьё не моё, подбросили враги, ферштейн зи мих? Да, примерно так… Слышал бы сейчас отец, вот смеху было бы. Кхм… Теперь лишь бы на них нарваться…

Откуда-то далеко слева послышался мерный стук. Затрещало падающее дерево.

— О, а вот и люди!

Обрадованно вскочил, сложил ладони рупором и гаркнул во всю мощь:

— Эй, люди! А-у-у!

С окрестных елей испуганно шарахнулось вороньё.

— А-у-у!

Чувствуя радостный прилив, Алексей рванул в лес. Никто так и не отозвался. Ну и пусть. Теперь главное только не сбиться.

Поплутав между стволами, выскочил к широкому ручью и нерешительно остановился. Лезть на ночь глядя в ледяную воду как-то не хотелось. Но и направление терять тоже.

— А, чёрт с ним! Три минуты ничего не решат.

Раздражённо махнув рукой, начал раздеваться.

Побросав пожитки в рюкзак, ступил в воду. Дикий холод полоснул словно бритвой. Охнув, в три прыжка пересёк ручей и выскочил на берег. Наскоро смахнув капли, стуча зубами, переоделся в сухое и кинулся в бурелом. Пока хоть что-то видно, надо спешить. Судя по времени, через полчаса будет совсем темно.

— А-у-у!

Минут через десять, окончательно надорвав горло, смирился и перешёл на шаг, едва волоча ноги. Человек если и был, то или не слышит, или испугался, или не хочет отвечать. В конце концов, чего зря надрываться, может быть, это браконьер какой. Спрятался, друг природы. Ничего, пусть прячется. Главное, звук был, и рано или поздно хоть какие-то следы найдутся.

Лес неожиданно стал реже. Вдалеке между стволами показались крошечные домики.

— Ну наконец-то!

Воспрянув духом, рванул к жилью. Добежав до первого дома, озадаченно остановился.

— Ерунда какая-то…

То, что издали впотьмах принял за строения, вблизи мало напоминало нормальный дом. Скорее гротескные домики на детской площадке. Только давным-давно заброшенной. Покрытые мхом крыши и трухлявые старые брёвна покоились на высоких еловых пеньках. Словно кто-то очень заботился, чтобы хлипкое строение не касалось земли подольше.

Обойдя домик, подошёл к низенькому входу и заглянул внутрь. В полумраке виднелась груда тряпья. Поколебавшись, снял рюкзак и с трудом протиснулся в узкий проём. Нашарил мобильник и включил подсветку. В тусклом свете из тряпья показался человеческий череп.

— Тьфу ты, чёрт! — испуганно отпрянул Алексей.

Устыдившись неожиданного малодушия, взял себя в руки. Стыдно. Врач называется. Шарахнулся, как будто привидение увидел. Видели бы такую реакцию преподаватели, отчислили бы в два счёта. И правильно. Подумаешь, скелет и скелет. Важно другое, почему он здесь и, главное, как умер этот человек…

Бережно отодвинул истлевший саван и посветил на тазовые кости. Ну по крайней мере, одним вопросом меньше. Женщина. Зрелая… И рожавшая. Судя по едва заметным рубцам, пятеро. Ого! Практически мать-героиня. Всё-таки учёба пошла впрок. Помнится, раньше было большой загадкой, как антропологи определяли количество детей по женскому скелету. А ларчик просто открывался. Родила первенца — таз раздвинулся, костный рубец, родила второго, снова рубец, правда чуть поменьше… Другой вопрос — отчего она умерла и сколько лет назад.

Наклонился ниже, подсвечивая кости. Вроде всё на месте, видимых следов насилия нет. Значит, по естественной причине. Тогда спросим череп…

Пытливо заглянул в пустые глазницы. Ровный костный край ободка перешёл в пористую грубую ткань. Так-так. Пожалуй, диагноз ясен. Анемия, а скорее цинга. И судя по сточенности зубов, прожила не так уж и много, лет сорок максимум. Да, дела… Это что же, такое местное кладбище, что ли? Вот занесло… И что делать? Ночь уже на дворе…

Поёжившись, нерешительно оглянулся на выход. Непроглядная тьма показалась зловещей. Снова вылезать в дождь и впотьмах искать укрытие? И волки опять же. Судя по ночной многоголосице, в случае чего патронов на всех точно не хватит. Брр… Нет уж. Лучше здесь. Женщине явно всё равно, а тут хоть какая-то крыша над головой. И хоть чуть теплее. Кстати, утеплиться бы точно не мешало…

Порывшись в пожитках, облачился в «кикимору». Заботливо прикрыв вход целлофаном, подложил рюкзак под голову и прижался к левому боку избушки. Прислушиваясь к дождевым каплям, подтащил ружьё и задумчиво погладил приклад.

И всё же странный похоронный обычай. В домике, на дереве… Видимо, какие-то лесные саамы, или как их там, лопари… А с другой стороны, покойник хоть целый. На Тибете вон вообще расчленяют и скармливают грифам. Если память не изменяет, обычай захоронения металлом. А может, чего и перепутал. Сейчас вообще столько экзотических верований, кто во что горазд. Одно бальзамирование чего стоит… А замораживание в азоте в надежде на последующее воскресение? Вообще чушь. Кристаллы льда острые, как иголки, если потом и разморозят, один кисель останется. Вначале надо воду в тканях чем-то заместить. И о чём только люди думают? Вроде у всех хотя бы среднее образование. Душу греет призрак научно обоснованной надежды на бессмертие? Так уж лучше клонирование, всё надёжней, хоть какой-то прогресс есть. Клоны овечки, собачки уже бегают, может, под шумок даже и человека где тайком задвоили… Ладно, хватит философии. Хорошо бы завтра всё выяснилось. По идее, кладбища ведь недалеко от жилья делаются. Значит, завтра надо вокруг порыскать. Заодно и мобильник, может, хоть возьмёт, зараза… Подавив зевок, поплотнее укутался и сомкнул веки.

Глава 5

Нудный моросящий дождь наконец прекратился. Сонно зевнув, Оттар откинул отяжелевшую овчину и недоверчиво глянул на светлеющее небо. В широких разрывах туч поблёскивали последние утренние звёзды.

Стараясь не разбудить спящих, осторожно переступая через скамьи, пробрался к брату на корму.

— Вроде стихло. Хвала Одину…

— То добрый знак, — согласился Олаф, зорко вглядываясь вдаль. — И волна стихает.

— Может, чуть вздремнёшь? — поинтересовался младший. — Я постою.

— Держи, — Олаф уступил рулевое бревно. — А то я уже совсем задубел. Правь вон на тот мысок, — махнул на едва заметное пятнышко вдалеке. — Как дойдёшь, держи вдоль берега, а появится река, сразу меня буди, смотри один не суйся, понял?

— Да понял я, понял, — нетерпеливо кивнул Оттар.

— И за ветром поглядывай, а то что-то крутит с ночи, — дав последние наставления, старший потянулся, широко зевнул и побрёл к своей скамье. — И смотри буди, если что…

— Да ладно, не впервой, — отмахнулся Оттар. — Спи…

Смахнув налетевшие брызги, зябко поёжился и чуть приналёг на бревно. Драккар послушно взял вправо. Оскаленная лошадиная голова на носу покачнулась. Ветерок раздул всклокоченную гриву, словно кобыла и впрямь ожила и ударилась вскачь.

Оттар невольно улыбнулся. Ох и дорого же встал оберег, но оно того стоит. Не подвела колдунья. Так нашептала, что удача не покидает с самой весны. Сколько мехов, серебра взяли, а все живы-здоровы, а из ран лишь царапины одни. А те, что струхнули, пусть хлебнут лиха с Торкелем. Жалкие трусы! Как узнают, какой куш упустили, от зависти друг другу глотки перегрызут, псы шелудивые… Теперь вот ещё рабынь помоложе с десяток взять и можно домой. Если тот купец не соврал, дело плёвое. Захудалая лесная деревенька, бабы, детишки, мужиков раз, два и обчёлся. Да и те, кто покрепче — на промысле, остальные немощь. Лёгкая добыча, а какой куш! Почитай всю зиму можно как сыр в масле кататься. Теперь лишь бы только не сорвалось, только не сорвалось… О, могучий Один!

За неспешными размышлениями забрезжил рассвет. За спиной кто-то завозился и хрипло закашлял.

— Опять вся овчина вымокла… Проклятый дождь, да чтоб ему…

Оттар возмущённо оглянулся. Кому там не спится в такую рань?

Бурча всякие непотребства, коренастый крепыш на третьей скамье ожесточённо вытрясал намокшую накидку.

А, так и знал. Рыжий Ингвар, вечный задира. Видно эля вчера перебрал, теперь сам не спит и другим не даёт.

— Эй, Рыжий, потише там! Олаф спит, не видишь? Всю ночь отстоял!

Недобро зыркнув, Ингвар шмякнул овчину на скамью и в сердцах сплюнул за борт.

— Да ладно, не бухти, без тебя тошно. Скажи лучше, долго нам ещё тут полоскаться?

Оттар небрежно махнул вдаль.

— Недолго. Вон до того мыска, потом в реку зайдём. Там они…

Ингвар хищно оскалился.

— Это хорошо. Ух уж и пощиплем мы сегодня селяночек…

Оттар отвернулся, невольно ухмыляясь. Верно говорит, задира. Пощиплем, всласть пощиплем. Ох, и горяч Рыжий до боя. И так слова поперёк не терпит, а как до стычки дойдёт, совсем бешеный становится. Весь в крови, топором машет, ревёт, как медведь на случке. Как жив-то сам до сих пор остался, либо оберег носит заговорённый, не иначе. Да и братец его, Ньялль, тоже хорош, хоть и на три весны старше. Рыжий, словно лиса-огнёвка, с виду вроде поспокойней, а как в бой, так лучше держаться подальше. Рожа перекошена, изо рта пена, своих зацепит, и не заметит. А уж вражьи головы сносит в два счёта, любо-дорого поглядеть. Берсерки, одно слово. Зато и доля их в добыче выше, для таких не жалко…

Солнце едва успело подняться, как появилась река. Мутное, издали видное пятно на прозрачной, как слеза, озёрной воде. Передав руль Ингвару, Оттар растолкал брата.

Сонно зевнув, Олаф нехотя откинул овчину, зачерпнул воды и плесканул в лицо. Прогнав последние остатки сна, фыркнул и заспанно огляделся.

— Да, вроде то место… Вон та кривая ель, про которую купец сказывал. Поворачиваем.

— А пройдём? — засомневался Оттар. — Вдруг на мель засядем?

— Пройдём, — хмыкнул старший. — Если уж купец на своём пузане прошёл. Только вот течение…

Повернулся и зычно скомандовал:

— Эй, други! Вот та самая река. Близка наша добыча, надо только на вёслах чуть попотеть! И погреемся заодно!

Дружина разразилась одобрительными выкриками. Подзуживая друг друга, уселись на скамьи.

— И-и-и, взяли! Ещё раз, взяли!

Дёрнувшись, драккар влетел в устье…

Заботливо укрыв лукошко платочком, Филиска нетерпеливо оглянулась.

— Мам, так я пойду?

Поджав губы, мама укоризненно покачала головой.

— Ну что с тобой поделать… Иди, раз собралась…

Просияв, дочка выпорхнула за дверь.

— Вот егоза, — вздохнула мама. — Нашла себе заботу…

Привязалась дочка к старой ведунье, ох привязалась. Прямо как к бабке родной. То хлебца отнесёт, то молочка, то яичек, пропадает невесть где по полдня… А с другой стороны, старая тоже в долгу не остаётся. Учит дитятку премудростям всяким, люди только диву даются. Молода девка, а разумна не по годам. Что-то пошепчет, пошепчет, и кровь остановит, и скотину найдёт, и водяника уважит. Может, и пусть ходит, по всему видно, светлая сила у бабки, худого не попустит. И живёт подле деревни почитай уже годков двадцать. Всех лечит, никто пока слова худого не молвил…

Зябко кутаясь в пуховый платок, Филиска вбежала на пригорок и оглянулась. Деревня открылась как на ладони. Перекликались голосистые утренние петухи, пощипывали чахлую травку козы. Над кузней заклубился чёрный дым. Представив вечно закопчённого Кривого Аксина, прыснула, поспешно закрыв рот ладошкой. Опять, наверно, раздувает печь, кашляет, и клянёт всех почём зря. Вечно ему всё не так. Ох, и сварливый же дядька, даром что кузнец…

Перескочив старую поваленную ель, миновала развилку к реке и припустила по едва заметной лесной тропинке. Хоть и утро раннее, ждет, поди, уже старая ведунья. Старенькая, чудная. И имя под стать, странное, нездешнее. Бабушка Гертруда. Пришла, говорят, в деревню давным-давно, лицо всё в рубцах, страшное, обожжённое словно. Худая, кожа да кости, лопочет что-то, а не поймёт никто. Сжалились над горемыкой, кто хлебушка дал, кто молока. Так и прижилась подле деревни, скоро и правильно говорить стала, ведуньей оказалась. Поначалу скотину лечила, потом и окрестные люди, привыкши, тоже потянулись…

Заслышав приближающиеся шаги, Олаф замер и предупреждающе поднял руку. Воины застыли. На тропинке впереди промелькнула худенькая девичья фигурка. Легко перескочила через поваленную ель и шмыгнула куда-то в лес.

— Гляди-ка, девка, — плотоядно хмыкнул Оттар. — И ловкая какая… Не зря говорят, на ловца и зверь бежит, — словно невзначай подтянул штаны и вопросительно выгнув бровь, глянул на брата.

— Вечно тебе не терпится, — усмехнулся Олаф. — Ловкая… Ладно, твоя. Только без шума, а то спугнёт всех. Как управишься, нагонишь нас в деревне. И смотри не перетрудись там…

— Постараюсь.

Не обращая внимания на ехидные ухмылки, Оттар передал шит и нитшест Ингвару.

— Держи.

Пригнулся и бесшумно, словно волк, рванул вслед девичьей фигурке.

Обходя высокий угрюмый ельник, Филиска поневоле ускорила шаг, стараясь не замечать крохотные замшелые домики. Почему-то возле этого места всегда становилось страшновато. Особенно если вспомнить, кто там не живёт. Хоть бабушка Гертруда и всегда твердит, что не мёртвых надо бояться, а живых, а мама говорит, что предки всегда помогут чадам своим, всё равно становится как-то не по себе…

Сзади что-то негромко хрустнуло. Обмерев от страха, Филиска оглянулась. На тропинке стоял молодой нурман. Криво усмехнулся, похлопал по мечу и заговорщицки приложил палец к густым усам.

— Хват хейтир ту? — поманил к себе рукой. — Ком, ком…

Завизжав, Филиска бросилась прочь не разбирая дороги. Колючие ветви захлестали по лицу. Прикрывая глаза ладонью, с разгону выскочила на погост, стукнулась о домик мёртвых, и едва осознав, куда попала, в ужасе завизжала ещё сильнее. Грубая рука дёрнула сзади за волосы и повалила наземь…

Истошный женский визг резанул по ушам. Спросонья Алексей подскочил как ужаленный и пребольно влепился головой в низкий свод.

— Да тьфу ты, чёрт!

Ожесточённо почесав макушку, выглянул наружу и потрясённо замер. На земле у соседнего склепа отчаянно боролись два тела. Навалившись коленом на бьющуюся жертву, здоровенный светловолосый волосатый мужик правой рукой пытался снять свои облезлые кожаные штаны, наматывая на левую растрёпанные женские волосы. Рядом валялся широкий кожаный пояс и узкий тесак, больше похожий на меч. По виду явно самопальный новодел.

Женщина извернулась и укусила руку насильника. Амбал взревел и с размаху залепил оплеуху.

— Тролль таки юдр олл!

Женская голова дёрнулась и бессильно поникла. Из рассечённой губы потекла красная струйка.

Алексей невольно сжал кулаки и подался вперёд. Что творит, гад! Сердце бешено заколотилось. Опомнившись, прикинул шансы. Амбал килограммов под девяносто. Даже тягаться нечего, шею свернёт в два счёта. Жахнуть в воздух для острастки? Точно. Напугать гада до импотенции. Правда вот так может, статься, что напугать-то напугается, но развлекается он тут не один. Тогда будет совсем грустно, сбегутся дружбаны и отметелят по полной программе. Из серии: сынок, спили мушку, получится. Чёрт, что же делать, что делать… Не стрелять же в них, в самом деле, и так уже за переход границы статья светит. Лучше не усугублять. И лицо не светить, кто его знает, как ещё дело обернётся. Нет уж, надо без геройства, по-тихому…

Бесшумно выбрался из склепа и подтянул ружьё. Проверив предохранитель, пригнулся, и на цыпочках двинулся к рычащему насильнику, увлечённо рвущего длинную холщовую юбку.

Под ногой предательски хрустнул сучок. Мужик рывком повернулся. Васильковые глаза удивлённо сморгнули.

— Тролль… — рванулся к мечу.

Предвидя такой расклад, Алексей сиганул вперёд и с размаху впечатал приклад в заросшее лицо. Амбал захрипел и тяжело рухнул на женщину.

Пинком отбросив меч, Алексей перещёлкнул предохранитель и ткнул ствол в широкую спину. Руки колотила нервная дрожь.

— А ну встать, сука!

Амбал не прореагировал. Окончательно рассвирепев, Алексей безжалостно двинул пинком под рёбра.

— Встать, я сказал! Ауфштейн! Стэнд ап!

Тело не шевельнулось. Зато очнулась женщина, точнее молодая девчонка. Открыла глаза и завизжала.

— Да не ори ты так, дура! — поморщился Алексей, досадливо поправив свисающую на глаза бахрому. — Всех мёртвых разбудишь…

Девчонка заверещала ещё больше и, пытаясь выбраться, отчаянно засучила тощими ногами в дурацких меховых полусапожках.

— Ну всё-всё, только не ори, сейчас помогу…

Алексей с натугой пихнул ногой тяжёлое тело.

Безвольно раскинув руки, насильник скатился и неподвижно распластался на земле. Девчонка вскочила и, визжа, кинулась в лес.

— Эй! Стоп! Ты куда? А с вашими финскими ментами я сам что ль буду говорить? — возмущенно гаркнул Алексей вслед. — Не, ну нормально, а? Они тут в дочки-рыцари играются, а я потом буду крайний… Эй! Фройлен! Цурюк! Да стой ты, сказал!

Истошный визг затих вдали.

Развязав тесёмку, Алексей тяжело вздохнул и откинул надоевший капюшон.

— Нет, ну вот дура, а… И чего так было орать, ну да стресс, но ведь всё же обошлось…

Вообще, какие-то странные они тут. В тряпье этом дурацком. Меч-новодел. Местные ролевики, не иначе. Тоже под старину косят. Последнее время просто массовое помешательство какое-то, что здесь, что в Питере. Некоторые продвинутые даже уши себе эльфийские делают. Похоже, мозгов нет совсем. Годам к сорока детский фанатизм испарится, а вот хрящик точно такой же назад себе уже потом не пришьёшь. Да и денег на пластику уйдёт немерено. Вот внуки-то над остроухим дедушкой ржать будут… А амбал этот тоже хорош. Небось в кои-то веки выбрался из города на природу, шнапса со свининкой перебрал и сразу на баб потянуло. Пардон, каких баб, ей на вид-то всего лет пятнадцать, не больше. Вообще какой-то маньяк-педофил получается. Интересно, долго он там ещё в отключке валяться будет…

Наклонился и, откинув тугой кожаный ворот, пощупал сонную артерию. Дохнуло сложным ароматом закисшего пота, протухшей рыбы и сивухи.

— Фу, ну и духман, — брезгливо помахал перед носом. — Чикатило, и чего ж ты так нажрался, а? Селёдки протухлой, что ли…

Через секунду пробился слабый пульс.

— Да, братан, что-то совсем тебе поплохело… И синячок нарисовался нехилый. Сотрясение, похоже. Ну извини, нечего было за тесаком кидаться, вот и огрёб…

Смущённо почесав нос, поднял и с интересом оглядел меч. Грубая работа. Искусная имитация под старину. И с заточкой ребята явно перестарались. Пройдись с таким по Питеру, сразу заметут за холодняк по полной программе. Хотя это тебе не Россия. Вон в Швейцарии вообще армейское автоматическое оружие по домам хранится, и ничего, все до сих пор живы-здоровы, и даже как-то ухитрились не перестрелять друг друга. И вообще, может, у него какая ксива красивая на ношение есть. Кстати, о ксиве. Интересно, куда хоть попал-то: Норвегия, Финляндия? Вроде болтал как-то странно, троллей то и дело поминал. Чертыхался так, что ли?

Наклонился над телом и бегло похлопал одежду. Уважительно оглядев массивный, явно золотой браслет на правом запястье, развязал куртку. На левом боку на ремешке висел узкий клинок в кожаных ножнах.

— Опана! А что это у нас? А это у нас финочка! Да, братан. Ты прямо уркаган какой-то…

Постукивая рукояткой о ладонь, настороженно огляделся. Надо что-то решать. Амбал скоро придёт в себя. И разговор, если он и состоится, явно не сулит ничего хорошего. Полиция наверняка будет на его стороне. Тут даже и думать нечего. Прикинется бедной овечкой, типа прогуливался по лесу, наслаждался красотами Гримпенской трясины, и вдруг, откуда ни возьмись, налетает иностранный гражданин с ружьём. Бьёт прикладом в лицо, пропадает десять тысяч евро. Дальше картина маслом. Нацепят стальные браслетики и упекут лет на десять за нанесение тяжких телесных, кражу и разбой, доказывай потом, что не верблюд. И девицу-красавицу эту ищи-свищи, визжит теперь себе уже где-нибудь в Осло… Не, как говорил незабвенный Папанов, отсюда надо быстро рвать когти. Лицо вроде не засветил, и то хорошо. В случае чего точно не опознают. Только вот холодняк оставлять тоже чревато. Маньяку так жёстко весь кайф обломал. Вдруг как очухается, с похмелюги решит догнать и порезать нахала на ремни. Да нагонит как пить дать, вон рожа какая бандитская. Нет уж, не надо его искушать. Нет ножика, нет проблем. Точно, выбросить, и всего делов. А вдруг найдёт? Или найдут. И сверят пальчики? Вот полиция-то нежданному подарочку обрадуется. Фингал есть, переход границы есть, и пальчики до кучи тоже есть. Полный набор. Чего доброго, на радостях и убийство Кеннеди ещё повесят. Не, тут надо радикально, чтобы уж не трудился, не искал.

Подхватив меч, подошёл к склепу. Тщательно обтерев лезвие мхом, поставил под углом к пеньку и со всей силы вмазал каблуком. Тоненько дзинькнув, меч раскололся пополам.

— Ну что тут сказать… Хреновая у вас сталь, ребята. Халтурка.

Мстительно усмехнувшись, просунул нож в щель между брёвен и навалился на ручку. Лезвие звонко хрустнуло.

Подбросив рукоятку в ладони, широко размахнулся и запулил в лес.

— Ну вот, как-то так. Ищите, ребята. Может, и обрящете.

Глянув на тусклое солнце, покружился на месте, внимательно разглядывая следы. Так-так, кажется, кое-что проясняется. Девица и озабоченный прибежали откуда-то с западной стороны. Выходит, там и пикничок.

Издалека донеслись истошные крики и звонкие удары.

— Гляди-ка, а точно! — обрадованно повернулся на звук. — Похоже, пиво и шашлычок уже стрескали, пошла развлекуха…

Подхватил рюкзак, закинул ружьё на плечо и быстрой трусцой рванул по тропинке. Дело даже немного упрощается. Если компания уже порядком набралась, вежливо и культурно спросить дорогу до ближайшего населённого пункта. Английский наверняка кто-нибудь да знает. А дальше попытаться добраться и до русского консульства. Занятные получатся объяснялки. Тут помню, тут не помню… У посла точно крышу сорвёт. Эх, ладно, всё потом, потом, потом. Теперь лишь бы полиция не заинтересовалась…

Спотыкаясь, то и дело оглядываясь, Филиска добежала до старого дуба и, тяжело дыша, прижалась к тёплой коре. Сердце колотилось так, словно вот-вот выскочит из груди. Казалось, лохматое чудище преследует по пятам. Сколько раз чувствовала их присутствие, и вот наконец увидала воочию. То, что рассказывали, вблизи оказалось ещё страшнее. Чудо, что осталась жива. Теперь вся надежда на старую ведунью. Столько сегодня всего натерпелась…

Нурман, потом этот страшный лохматый леший. И главное, какая-то невидимая свирепая сила подле него. Настолько свирепая, что такое, наверное, бы почувствовал даже самый обычный человек. Видно, нурман сильно прогневил лесных хозяев святотатством, раз они явились за ним средь бела дня, прямо под око Пресветлого…

Чуть успокоившись, закрыла глаза и прислушалась к лесу. Слушать и глядеть на ходу никогда не получалось. И, наверное, так, как умеет это делать старая ведунья, получится ещё ой как нескоро.

Широко раскинув руки, почувствовала знакомую теплоту. Дерево откликнулось на зов. Узнал, старый великан, пока ещё не уснул. Мысленно испросив прощения, зачерпнула силы и глянула вокруг иным зрением.

Лес чудесно преобразился. Огненные шарики птиц беззаботно перепархивали в зелёных ветвях, на пригорке в норе возилась лиса. И главное, свет. Мягкий спокойный свет, ключом бьющий из-под земли.

Хорошее место. Видно, не зря его выбрала старая ведунья. Не всякая лесная нелюдь отважится сюда забрести.

Чувствуя, как тело понемногу начинает колотить мелкая дрожь, торопливо переметнула взор за пригорок в избушку. Бабушка Гертруда возилась с котелком. Почувствовав чужое присутствие, резко обернулась. Взор застелила непроглядная пелена…

Очнувшись, Филиска неохотно открыла глаза. Как же всё-таки там хорошо. Жалко только, что нельзя побыть долго.

Обогнув необъятный ствол, обежала пригорок и бросилась к избушке. Из приоткрытой дверцы клубился лёгкий дымок. Ведунья уже поджидала на крыльце.

— Бабушка! Бабушка Гертруда! Там! Там… — слёзы потекли сами собой.

— Что случилось, доченька? Кто… — ведунья осеклась, заметив распухшую губу и разодранную одежду. Глаза полыхнули огнём. — Кто… Кто посмел?

Заревев во весь голос, Филиска прижалась к старческой груди.

— Успокойся, деточка, успокойся, слышишь, — тёплая рука ласково погладила по голове. — Слезами горю не поможешь. Пойдём-ка в дом, милая, пойдём…

Усадив всхлипывающую ученицу на лежанку, Гертруда зашарила по полкам. Выудила глиняный кувшинчик, с сомнением глотнула и одобрительно почмокав, вернулась к девушке.

— Ha-ко вот, испей, — поднесла к губам. — Только не торопись.

Стуча зубам о край, Филиска глотнула горький отвар и закашлялась.

— Что, горько? А ты не спеши, не спеши, — сморщенная рука попридержала кувшинчик. — Вот так, вот так…

Немного успокоившись под пристальным взглядом, ученица зажмурилась и залпом допила отвар до конца.

— Ну вот и умница! Теперь лучше? — ведунья пытливо взглянула в глаза.

Филиска обмякла и слабо кивнула. В голове зашумело. Стало как-то легко-легко.

— Вот и хорошо, — заботливо вытерев передником детские зарёванные глаза, наставница уселась рядом. — Сказывай.

Торопясь и сбиваясь, Филиска поведала всё. Как проходила мимо погоста, и как напал нурман, и как появился страшный леший на пару с неведомой силою…

Выслушав, бабушка Гертруда на миг задумалась.

— Значит леший, говоришь… И нелюдь рядом. Ишь ты! Сейчас мы посмотрим, что за гости к нам пожаловали…

Привстала и закрыла глаза. Тихонько вздохнула, раскинула руки, закружилась осолонь и, невидяще глядя, замерла.

Филиска благоговейно притихла. Не скоро, ещё ой как не скоро получится так же. Маловато пока своей силушки, а какая есть, и та вся заёмная…

Ведунья быстро очнулась. Тревожно глянув, ни слова не говоря, прохромала к двери. Схватила клюку и обернулась.

— Отсюда ни шагу!

И вышла.

Очнувшись, Оттар попытался подняться и, мучительно простонав, схватился за правую скулу. Сквозь заплывший глаз еле-еле пробивался красноватый свет. В голове словно поселился гудящий рой рассерженных пчёл. Мысли стали тягучими, словно мёд. Видно, тролль крепко приложил своею дубиною.

— Да чтоб тебя! Проклятый тролль!

Желудок тут же вывернуло наизнанку. Стало немного легче.

Подобрав пояс, с трудом затянул пряжку, поднялся на ноги и опасливо огляделся.

Лес вокруг недобро шумел и поскрипывал. Нависшие мрачные ветви чуть покачивались под лёгким ветерком, словно по ним крадётся то мохнатое лесное чудище. Хвала Одину, что пощадил и оставил в живых.

Девица и меч с кинжалом куда-то исчезли. Остался только изодранный пуховый платок. Видно, тролль погнушался рваниной, а остальное прихватил с собой. Ясно дело, прихватил. Видать, глянулись дюже девка и вещицы. Потому и напал. Вот проклятый тролль! И откуда он только взялся! Наверно, где-то рядом хоронился, кости обгладывал. По всему видно, гиблое это место, надо уходить.

Шагах в десяти у замшелой стены что-то тускло блеснуло. Меч? Вот глупый тролль! Про ножны и то не знает. Неужто укололся и выбросил?

Радостно вскрикнув, бросился к склепу и замер как вкопанный, не веря своим глазам. Обломки… Острейший клинок, за который когда-то, не торгуясь, щедро уплатил серебром, валялся на земле, словно какая-то никчёмная и никому не нужная безделушка.

Горестно возопив, воздел обломки к небу.

— Один и Фрея! За что вы так наказали меня!

С хриплым карканьем снялись с вершин потревоженные вороны.

Опомнившись, Оттар взял себя в руки. Нет, тут что-то не так. Как можно быть таким глупцом! Тролль такого сделать точно не мог. Эти твари слишком жадны, это каждый малый ребёнок знает. Даже самый глупый тролль не станет ломать ценный меч, а утащит в своё логово. Но если не тролль, то кто? Кто может быть, равен ему по силе?

Перед глазами промелькнул вечер у Торкеля. Яркий свет факелов, крючконосая колдунья, бестрепетно проносящая ладонь сквозь кровавое пламя…

О нет! А что если это и есть тот древний дух, что разглядела Горборга в чаше гаданий? О могучий Один! Что же она тогда бормотала… Кровь… Гром. Да, гром посреди ясного неба… Я знаю тебя… Имя, его имя… Лэндвэттир! Оберег! Брат… О нет!

Уронив обломки, пошатываясь, метнулся к деревне.

Запыхавшись, Алексей лёгкой трусцой взбежал на пригорок и потрясённо замер. Вместо ожидаемого пикника, открывшаяся внизу деревня напоминала оживший рисунок какого-то захудалого варварского средневековья. Радостно гогоча, светловолосые бородачи гонялись за ошалело мечущимися, кудахтающими курами, здоровяк в рогатом шлеме тащил упирающуюся, жалобно блеющую козу, остальные деловито рыскали по низеньким, крытым камышом домишкам. И крик, отчаянный многоголосый человеческий крик…

— Что за хрень…

Не веря в происходящее, растерянно огляделся.

Спокойно, только спокойно… Нет. Не может, быть. Этому должно быть какое-то разумное объяснение… Точно! Фильм. Это всего лишь съёмки исторического фильма. Наверняка где-то в кустах лениво пережёвывает жвачку съёмочная группа, а все эти люди не более чем статисты, актёры и каскадёры…

Истошный женский крик вывел из ступора. Пытаясь стряхнуть наваждение, Алексей лихорадочно потёр лицо. Простые и ясные факты, к которым все эти дни с особо изощрённым идиотизмом притягивал какие-то разумные объяснения, вдруг за секунду перевернулись с ног на голову. Вот идиот…

Мучительно простонав, до боли закусил губу. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Чёрт! Куда попал, что происходит, кто эти люди… Что делать, что делать…

Дверь крайнего дома распахнулась. Что-то свирепо выкрикивая, два огненно-рыжих головореза выволокли под руки окровавленного бородатого мужика в грязном прожженном фартуке. Со всего размаха швырнули наземь и с топорами наперевес метнулись обратно в дом. Через несколько секунд вытащили истошно кричащую растрёпанную женщину. Следом выбежал маленький мальчонка. Схватил палку и кинулся на головорезов. Пинком отбросив мальца, бандиты вернулись к женщине. Радостно гогоча, рывком разорвали платье. Мужчина закашлялся и неловко попытался подняться. Ухмыляясь, один из рыжих повернулся, по-хозяйски наступил пленнику на спину и с размаху рубанул по шее. Ударил алый фонтан. Женщина страшно закричала.

Алексей невольно отшатнулся.

— Твари…

Дрожащими руками сорвал ружьё с плеча и прицелился. Плавно повёл стволом, не решаясь выстрелить. Опомнившись, опустил ружьё и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Вот только горячку пороть не надо. Мужику уже ничем не поможешь, а вот крыши камышовые, картечь наверняка зацепит и жителей. По-любому надо с упора.

Поставил на предохранитель и, крадучись, короткими перебежками, метнулся вниз. Добежав до покосившегося плетня, скинул рюкзак. Проделал небольшую щель между тонкими прутьями, просунул ствол, и, откинув мешающий капюшон, зажмурил левый глаз, прижавшись щекой к холодному металлу.

Рыжий наконец справился с ремешками штанов. Влепив оплеуху рыдающей женщине, показал нож и деловито опустился на колени.

Алексей судорожно сглотнул. Во рту пересохло. Чувствуя гулкие удары сердца, плавно подвёл мушку к огненной всклокоченной шевелюре и выжал спуск.

Гулко бабахнуло. Отдача больно долбанула в плечо. С хриплым карканьем с окрестных вершин взметнулось потревоженное вороньё.

Рыжая голова лопнула словно перезревший арбуз. Окровавленное тело медленно завалилось на женщину. Удерживающий пленника рыжий двойник ошарашенно отпрянул. Смахнув кровавые ошмётки, истошно заревел во весь голос.

Из домов повыскакивали встревоженные бандиты. Рыжий повернулся и, что-то отчаянно вереща, замахал руками, показывая на мёртвое тело. Едва взглянув на обезглавленного подельника, бандиты сбились в тесный круг и закрылись щитами. Сверху откуда ни возьмись, вылезла ощеренная лошадиная голова на шесте…

Разглядев размозженную голову Ньялля, Олаф невольно попятился. Как такое можно сделать? Череп словно невидимая могучая медвежья лапа смахнула. И гром… Гром посреди ясного неба.

По спине побежал холодок. А ведь Горборга предупреждала… Оберег! Тролли его задери! Где оберег?

Глянув на расширенные от страха глаза воинов, понял всё.

Эти трусливые псы тоже были на пиру. И тоже помнят предсказание. Ещё чуть — и побегут. И тогда конец. Злобный дух перебьёт всех по одному.

Выхватил нитшест из трясущихся рук Хейдвальда и грубо заорал:

— Что встали! В круг! Скорее ко мне в круг, сучье племя! Вместе нас ему не одолеть!

Воины послушно сбились в круг и с грохотом сомкнули щиты.

Чуть успокоившись, Алексей раскрыл ружьё и дрожащими пальцами вытащил дымящуюся гильзу. Вставив патрон в левый ствол, неловко смахнул выступивший на лбу пот и прижался к прикладу, взяв щиты на прицел.

Однако крепкие ребята попались. Даже выстрелов не боятся, другие бы уже давно все разбежались. Матёрые головорезы. Может, даже встречались с огнестрелом. Хорошо ещё, что до сих пор не дошло, откуда стреляют. Если догадаются, тогда точно крышка. Рассредоточатся, налетят всей кодлой и снесут топорами башку в два счёта. Ружьё по-любому так быстро не перезарядить. Не пора ли менять позицию? Нет, лучше пока не рыпаться, засекут…

Бандиты выжидали, нервно поглядывая по сторонам.

Женщина перестала всхлипывать, прикрыла оголившуюся грудь и медленно поползла к неподвижному ребёнку.

Рыжий вдруг истошно взревел и принялся грызть край щита. Изо рта пошла пена. Выскочил из строя, вскинул топор и, рыча, бросился к женщине.

Гулко прогремел выстрел. Словно налетев на невидимую стену, головорез вскинулся и рухнул наземь, судорожно царапая развороченную грудь.

В неприступной стене щитов появилась брешь. Попав на линию огня, высокий бородач в шлеме вскрикнул и, выронив пробитый щит, припал на одно колено, зажимая окровавленное плечо.

Это стало последней каплей. Увидев неизвестно как появившуюся рану, головорезы дрогнули. Побросав щиты, заорали и дружно рванули в лес.

— Трусы! — скрежеща зубами от боли, бессильно прошипел Олаф вслед. — Шелудивые псы…

Правая рука онемела и повисла словно плеть. Мучительно перекривившись, стащил через голову тяжёлую куртку и глянул на рану. Дух пробил щит и ударил точно в плечо. Рубаха быстро пропитывалась кровью.

Ухватив левой рукой окровавленную рукоять, угрожающе воздел топор в небо.

— Лэндвэттир! Ну чего же ты ждёшь! Иди же и сразись со мной!

Быстро перезарядив ружьё, Алексей глянул в щель. Деревня опустела. Напуганные жители затаились в домах. Ласково поглаживая растрёпанные вихры, женщина тихо ворковала с ребёнком, положив голову на колени.

Единственный оставшийся головорез стянул куртку и что-то прокричал, тыча топором в небо. На правом плечо расползалось багровое пятно.

Женщина дёрнулась, пугливо втянула голову в плечи и накрыла мальчонку собой.

Алексей тяжело вздохнул.

— Псих какой-то. Нормальные люди уже давно все свалили, а этому, видно, больше всех надо…

Накинул капюшон и бесшумно двинулся к вопящему головорезу.

Заслышав лёгкий шорох, женщина обернулась и вскрикнула. Из леса приближалось страшное косматое, поросшее мхом чудище.

Схватила ребёнка и опрометью кинулась в дом.

Олаф обернулся на крик и невольно попятился. Сердце захолонуло. Лэндвэттир принял вызов и явился во плоти.

Облизнув пересохшие губы, поудобней перехватил топор, во все глаза разглядывая страшного противника. Более уродливого существа даже и представить себе не мог. Словно старая лесная коряга вдруг ожила и вздумала пройтись по лесу. Мох, ветки, старая пожухлая трава опутали длинные руки и ноги. Передвигаясь плавной кошачьей походкой, перед собою чудище несло странную длинную палку.

Словно почуяв наговор Горборги, Лэндвэттир осторожно обогнул нитшест и остановился в двух шагах. Что-то рявкнул и показал мохнатой зелёной рукой на топор.

Сожалеюще глянув на бесполезный оберег, Олаф рассмеялся врагу в лицо.

— Что, раскусил погибель свою и хочешь убить меня безоружного? Нет! — угрожающе махнул топором. — Сражайся!

Чудище явно разозлилось. Снова ткнуло рукой на топор и показало на землю. Голос прозвучал громче и требовательнее.

— Нет! — твёрдо глянул Олаф. — Я хочу умереть как воин!

Чудище резко двинуло палкой. Грянул гром.

Олаф вскрикнул. В руку словно вдарила молния. Древко топора разлетелось в щепки.

— Один и Фрея!

Невольно шагнув назад, потрясённо уставился на размочаленное древко из крепчайшего ясеня.

Воспользовавшись моментом, пока головорез тупит на отстреленную рукоять, Алексей перезарядил ружьё, автоматически выкинув пустую гильзу. Ткнул стволом на трупы и рывком перевёл на грудь опешившего головореза:

— Тебе что, этих двух мало? Хочешь тоже лечь рядышком? Да пойми ты! Ты же просто скоро кровью истечёшь и всё, мне даже и стрелять не придётся! Ну чего ты так вылупился? Давай лучше вали отсюда по-хорошему, а? Ком! Ком! — махнул на лес вслед убежавшим подельникам. — На хауз! Ферштейн зи мих? Шнеллер! Ком!

Облизнув пересохшие губы, Олаф недоверчиво оглянулся на лес.

О могучий Один! Говорящая нелюдь! Неведомо, чего он там дальше гавкал, но наказ уходить прозвучал вполне понятно. Неужто отпускает? Нелюдь отпускает просто так? Или предательски вдарит громом в спину, едва сделать первый шаг?

Алексей медленно опустил ружьё.

— Слушай, ну иди ты уже отсюда, а! Ты что, вообще ничего не соображаешь? Да не бойся ты, иди, стрелять не буду. Их бин нихт шиссен! Ком, ком!

Олаф кивнул и медленно попятился. Не сводя глаз с громовой палки, шагнул назад. Лэндвэттир даже не шелохнулся. И тогда зажав рану, Олаф повернулся к врагу спиной и что есть мочи побежал к спасительной реке.

Затылком чувствуя леденящий взгляд, одним махом одолел крутой склон, остановился на пригорке и глянул назад. Чудище всё так же неподвижно, словно неживое, молча глядело вслед…

Дождавшись, когда головорез скрылся из виду, Алексей тяжело вздохнул. Горячка скоротечного боя прошла. Навалилась какая-то невероятная усталость и полное безразличие. Оглядевшись, приметил у низенького сарайчика разбросанную копну сена. Устало закинул ружье на плечо и побрёл передохнуть. На душе скребли кошки.

Вот тебе и Финляндия, вот тебе и пикничок. Да уж, наворотил дел. Мужика не спас, рыжих двух положил… Хорошо хоть женщине помочь успел. Если бы она под ним чуть рыпнулась, рыжий бы её точно прирезал, чувствуется, мужики вообще без тормозов, вон как его дружок потом смачно щит грыз. Похлеще любой электропилы. Да, похоже, они тут все какие-то чокнутые. И ещё тот подванивающий педофил в лесу. Хорошо хоть додумался ему тесак сломать. А то новодел, новодел… Вот идиот… Однако ну и весёленькая тут компашка подобралась. Топоры, финки, щиты, мечи… Просто откровенный геноцид творят. Если вдруг вернутся, патронов на всех не хватит. Сколько там, штук семнадцать ещё осталось. Вот месилово-то выйдет… Замаскироваться, что ли, получше на всякий случай? Места отходов приглядеть. Боже мой, куда попал, что происходит, что делать… Абсурд полнейший! Бред! Бред, бред…

Тяжело дыша, Оттар выскочил на очередную развилку и с тоскою огляделся. Опять! Опять одно и то же! Место вроде то, да не то. Кругом мхи, сырость, да мохнатые ёлки. Попробуй их, поди, отличи!

С надеждой глянув на скрывшееся в облаках солнце, в сердцах выругался:

— Тролли их всех раздери! Где же эта проклятая деревня?

С надеждой поднёс ладони к ушам и прислушался.

Странно. Так тихо кругом. Брат уже точно должен быть на месте. Такой бы гвалт поднялся, а тут даже никто и не пикнет. Может, не туда пошёл? Может, надо в другую сторону? Да что ж такое, словно крутит кто!

Подозрительно глянув на чёрную нахохлившуюся ворону, примостившуюся на ёлке неподалёку, злобно сплюнул, повернулся и побежал назад.

Опираясь на клюку, Гертруда отогнула тугую еловую ветвь и вышла на тропинку. Усмехнувшись, глянула на мечущуюся фигуру и легонько крутанула рукой.

— Беги, милок, беги, пока можется. Ох, чую, и вдоволь же сегодня с тобою натешится леший.

Позади нурмана из-под земли выскочила низенькая косматая тень. Сверкнула зелёными глазищами, и неуклюже косолапя короткими лапками, засеменила следом.

— А ну шибче, шибче давай! Ату его, ату! — подзадорила ведунья. — А то ишь распоясался, ирод окаянный…

Глава 6

Сухонькая старушка в чёрном бесшумно появилась у изгороди словно из ниоткуда.

Алексей потрясённо вскинулся, недоверчиво разглядывая странную гостью.

Что за фокус? Склон до леса просматривается почти как на ладони. Высокие стволы, пожелтевшая листва, молодые ёлки. Как она успела так незаметно подкрасться без всякого камуфляжа? Или просто пряталась где-то рядом в кустах?

Осмотревшись, старушка вышла из-за укрытия. Опираясь на клюку, похромала к трупам. Медленно обошла место боя. Горестно покачав головой, наклонилась над обезглавленным пленником. Что-то пошептала и перешла к головорезам. Сурово поджав губы, потыкала клюкой развороченную грудину. Почему-то сложилось впечатление, что осматривает не с праздным, а с каким-то сугубо профессиональным интересом. Обычные люди как-то не испытывают особого желания лицезреть умерших, а уж тем более подробно рассматривать детали. Особенно если ещё и учесть ужасающий характер повреждений. А эта вот себе изучает, словно анатомические атласы перелистывает.

Осмотрев трупы, подошла к мумифицированной лошадиной голове. Несколько раз медленно обошла кругом, разглядывая с таким любопытством, словно увидела такое впервые в жизни. Вдоволь насладившись зрелищем со всех сторон, остановилась и вытащила из-за пазухи тонкий прутик. Что-то пошептав, несколько раз махнула в воздухе, словно заочно наказывая бездушных хозяев бедного животного. Закончив порку, наклонилась и воткнула прутик в прямо в высохший лошадиный глаз.

Откуда-то выскочила растрёпанная заплаканная женщина и кинулась к странной гостье. Схватила за руки и горестно запричитала.

Старушка улыбнулась, вытащила из-за пазухи разодранный платок и махнула куда-то в лес. Женщина охнула, упала на колени и принялась истово целовать старческие ладони.

Гостья поспешно отдёрнула руки. Что-то строго сказала и кивнула в сторону Алексея.

Явно потрясённая услышанным, женщина машинально повернула голову. Встретившись глазами с Алексеем, поспешно опустила взгляд и торопливо шмыгнула в ближайшую избушку.

Закончив осмотр, старушка повернулась и целеустремлённо направилась прямо к стогу.

Алексей заинтересованно приподнялся и поспешно пригладил волосы. Кто бы ни была странная гостья, но явно уважаемый человек. Скорее местная староста, или как они там раньше в деревнях назывались. Старейшина, кажется. Нет, скорее даже религиозный деятель, учитывая странный ритуал над трупами и бедной лошадкой.

Старушка подошла и остановилась в двух шагах, заинтересованно разглядывая с головы до ног. Особенно долго взгляд задержался на ружье. Судя по всему, прекрасно понимая его предназначение.

Лицо гостьи напомнило лица пожилых немецких туристов, которым частенько приходилось разъяснять дорогу то к Эрмитажу, то к Исаакию. Такие типичные, резкие, словно высеченные из камня, черты. Да наверняка немка, тут трудно ошибиться.

Машинально отметив застарелые рубцы от ожога на левой щеке, Алексей прервал молчание.

— Гутен таг, фрау!

Седые брови удивлённо поползли вверх. Всплеснув руками, старуха что-то возбуждённо затараторила явно на немецком.

Алексей растерянно улыбнулся.

Надо же, всё-таки угадал. Но легче не стало. Скудный словарный запас моментально иссяк. Английский худо-бедно понял бы, да, ну кое-что специфическое медицинское на латыни, но беглый немецкий… Нет уж, увольте. Эх, какой-нибудь электронный переводчик бы сюда.

— Пардон, мадам. Их бин нихт шпрехен зи дойч… Чёрт, вот попал, а! Ни сказать толком, ни спросить…

Старуха осеклась и потрясённо отступила на шаг.

— Боже мой! Так вы русский? Как давно я не слышала этого языка…

Слезинка покатилась по щеке.

Алексей подскочил от неожиданности.

— Что вы сказали? Вы… Вы что, понимаете меня? Кто вы? Что это за место?

Старушка слабо отмахнулась.

— Обождите, юноша, не тараторьте, я вас и так едва понимаю…

Достала платочек и вытерла слёзы.

— Столько лет не слышала русской речи, и, признаться, уже даже никогда и не надеялась… Прошу прощения, позвольте представиться, — сделала небольшой книксен, — Гертруда Фридриховна Бергер, бывшая фрейлина её императорского величества Екатерины Второй Великой…

Алексей едва не выронил ружьё.

— Кх… Кого-кого?

Старушка гордо выпрямилась и строго отчеканила:

— Екатерины Второй, императрицы и самодержицы всероссийской. Позвольте же узнать и ваше имя, о загадочный странник.

— Э-э-э… Алексей. Я… Извините…

Не обращая внимания на правила этикета, до боли сжал виски и плюхнулся на солому. В голове зашумело.

Вот оно и твёрдое доказательство. Точно прошлое… Но это невозможно, это бред какой-то! Бред! Бред! Какая фрейлина, какая вторая, какая императрица! Стоп, вторая… Значит… Чёрт, а что вообще это значит? Так, спокойно, спокойно… Надо от печки. Пётр основал Питер в семьсот третьем. Умер где-то годах в двадцатых, если память не изменяет. Как раз после шведов. Застудил почки, застарелый пиелонефрит обострился. Антибиотиков, естественно, не было и в помине, а как врачи тогда лечили вообще отдельная песня. Коновалы. Ладно, чёрт с ними, с этими антибиотиками… Так, что было потом… Потом вроде его дочка правила, потом ещё кто-то… Потом какие-то перевороты были… Выходит… Выходит это уже ближе к тысяча восьмисотому. Это что же… Это…

— Да уж, весело, — поднял растерянный взгляд. — Это какой же сейчас год получается? Тысяча семьсот… Какой?

— Хмм… Если бы тысяча семьсот, — загадочно усмехнувшись, Гертруда тяжело опустилась рядом. — Ох, лучше и не спешите с выводами, Алексей. Чую, беседа нам предстоит долгая, и, согласитесь, лучше вести её не здесь, — кивнула на жителей, робко выглядывающих из домов. — Взгляните, бедняжки и так напуганы до смерти. Только представьте, что им сегодня пришлось вынести! И разбойники, и выстрелы, и кровавые жертвы…

Алексей неопределённо пожал плечами.

— Так ведь, э-э-э…

— Нет-нет! — по-своему истолковала старушка. — Вы поступили, как подобает истинно благородному человеку. Просто я предлагаю позволить им хоть немного успокоиться и продолжить нашу беседу в более спокойном месте.

— Да пожалуйста. А что, здесь есть спокойные места?

— Конечно, тут совсем недалеко. Моя избушка. Кстати, там сейчас прячется моя воспитанница, которую вы избавили от насильника. Филиска, очень разумная и добродетельная девушка.

— А, эта, — невольно улыбнулся Алексей. — Да уж, визжала она здорово. Думал, все мёртвые поднимутся. Надеюсь, он её не сильно помял?

— По счастью, нет, гораздо больше напугана. Так что если бы не вы, всё могло бы закончиться очень трагично.

— Кстати, — всполошился Алексей. — Он ведь так и остался на кладбище. Я его прикладом там малость оглушил. Так что когда очнётся, вполне может, прийти и сюда. Да и эти головорезы тоже вполне могут вернуться.

— И всё же, сколь удивительно поменялся русский язык, — усмехнулась Гертруда. — Я едва понимаю вас, словно каким-то наитием… Нет, не вернутся. Вся шайка нурманов погрузилась на корабль и уже далеко отошла, а насильник блуждает по лесу. И смею уверить, будет блуждать ещё долго, — загадочно усмехнулась. — Так что вы решили? Идёмте?

— Ну раз так, идёмте, — Алексей легко поднялся и галантно предложил руку. — Прошу.

— Благодарю, — церемонно приняла помощь старушка. — Что ж, идёмте. Идём и ты, дух неведомый, — глянула куда-то вбок. — Наверно, вам с Карлушей тоже будет много о чём поговорить, — ласково почесала воздух над левым плечом. — Правда, Карлуша?

Непринуждённо закинув ружьё, Алексей украдкой покосился на спутницу.

Карлуша? Дух неведомый? Вот те раз. А с виду вроде вполне нормальная. Хотя кто этих фрейлин знает. Может, действительно пока торопиться не надо? В конце-то концов, и здесь неплохо поговорить можно. Сено, тепло, отличный круговой обзор. А местные как-нибудь потерпят ещё немного… А, да ладно, чего бояться-то, в самом деле. Пусть бабулька немного не в себе. Немудрено, кстати, по жизни такой. Зато, по крайней мере, хоть по-русски говорит. Жутко архаично, правда, и даже как-то чрезмерно артистично. В случае чего, вернуться назад всегда можно, а так, глядишь, и в самом деле, может, что прояснится…

Миновав плетень, старушка повернулась и заговорщицки приложила палец к губам.

— Тсс! Алексей, будьте добры, теперь ступайте как можно тише. И когда войдём в лес, постарайтесь не разговаривать даже шёпотом.

— А что такое? — всполошился Алексей.

— Лесной хозяин. Вы человек здесь новый, так что всякое может, быть. Лучше не тревожить его попусту.

— А-а-а, — Алексей изо всех сил постарался сдержать улыбку. — Конечно-конечно. Понимаю…

— А часом, нет ли у вас с собой чего-нибудь съестного?

— Э-э-э, да. Консервы и картошка.

— Боже мой! — Гертруда восторженно всплеснула руками. — Картошка? Чудесно! А консервы это что?

— Консервы?

Алексей остановился и скинул рюкзак. Выудив банку, подбросил в руке.

— Вот.

— Неужто это съедобно? — подозрительно осведомилась Гертруда. — Простите за сравнение, но выглядит словно оловянная бочка.

— Это чтобы лучше хранилось, — поспешно пояснил Алексей. — Еда внутри. Всё очень просто, открываешь и ешь. На самом деле там мясо. Даже говядина, судя по этикетке.

Конечно, сейчас не стоит вдаваться в лишние подробности, что это может быть, даже и не совсем мясо. Скорее, нечто идентично натуральному со вкусом мяса. Но с голодухи очень даже ничего. Серёга вон даже высочайше одобрил. Эх, Серёга, Серёга, и где же вы все теперь… Михалыч, наверно, в полном шоке. Пацан пропал, ружьё тоже. Такие разборки теперь там начались. А уж что дома творится…

— Хмм. Мясо? Пожалуй, такое чудо лучше не стоит. Это его лишь только разозлит. Вот что, Алексей. Вижу, наша беседа кажется вам немного странной, но прошу вас, сделайте, как я скажу. Когда в лесу подам вам особый знак, скажем, кивну, будьте любезны, положите картофелину на пенёк, хорошо?

— Хорошо, — заинтригованно кивнул Алексей, — чего ж не положить. Положу…

Бабулька становится всё чудней и чудней.

— Что ж, тогда идёмте, — Гертруда повернулась и бойко захромала по тропинке, опираясь на клюку.

На всякий случай сняв ружьё с предохранителя, Алексей накинул капюшон и зашагал следом.

Неизвестно на чём основана столь искренняя уверенность бабульки, что все головорезы уже спешно разъехались по домам, но лишняя предосторожность точно не помешает. Да и тот сексуально озабоченный, по её словам, тоже где-то по лесу бродит. Кто его знает, что он может, выкинуть при случайной встрече. Радостных объятий уж точно не дождёшься, особенно после такого неслабого ударчика прикладом по роже.

Минут через десять старушка решительно свернула в густой ельник. Выйдя на небольшую полянку, остановилась и выразительно покосилась на огромный замшелый пенёк.

Алексей потянулся в карман, нащупал картофелину и положил по центру пня, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. Как говорится, люди всегда с ума сходят по-разному, но итог у всех один.

Впрочем, если судить по засаленности древесины, место добровольного пожертвования пользуется у местных просто бешеным успехом. В корнях проглядывали расплывшиеся заплесневелые крошки хлеба, обгрызенные рыбьи хребты и чешуя. Вот всяким мышкам и птичкам раздолье. Практически готовый шведский стол. Может, даже и кабанчики заглядывают на огонёк.

Гертруда торжественно кивнула, повернулась и поманила за собой рукой. Дескать, молодец, пошли. Мавр сделал своё дело, мавр может, уходить.

Алексей молча пожал плечами. Да не жалко. Обращайтесь, всегда пожалуйста. Можно хоть всю высыпать, мышкам праздник желудка устроить. Кстати, лесной хозяин лесным хозяином, но хорошо бы у бабульки нашлось на чём тушёнку разогреть. Да и картошечки пожарить. Во рту с утра совсем ни крошки…

Отойдя метров на десять, старушка вдруг остановилась. Медленно повернулась и многозначительно кивнула назад.

Алексей заинтригованно оглянулся. Картофелина исчезла.

Что за чёрт? Растерянно повернулся к Гертруде.

— А-а-а…

Старушка улыбнулась и заговорщицки шепнула:

— Принял он дар. Значит, глянулись вы ему. Всё, идёмте спокойно…

Заметно расслабившись, старушка заковыляла по едва заметной тропке.

Ещё раз недоверчиво оглянувшись, Алексей зашагал следом.

Да уж, хороший фокус. Но это ещё ничего не значит. Копперфильд вон ещё и не такое выделывает. То статуя Свободы исчезнет, то вагон с зелёным горошком. Ведь главное, с какой стороны зрителю показать. Может, отсюда срез пенька чуть повыше, вот картошку и не видно. А может, вообще всё гораздо проще. Какой-нибудь ручной бурундук или белка. Тащит с пенька всё что ни попадя. Эх, и дурят нашего брата во все времена. Люди вообще такие доверчивые…

Тропка вывела к небольшому пригорку. У подножия красовался огромный коренастый дуб. Царящая вокруг осень едва угадывалась в густой зелёной кроне.

Задрав голову, Алексей восхищённо присвистнул.

— Вот это да! Ну ничего себе деревце! Златая цепь на дубе том…

— Что? — удивлённо повернулась Гертруда. — Какая цепь?

— Златая. Так классика же! — загорелся Алексей. — Пушкин, не помните? И днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом… Пардон, — осёкся, слишком поздно сообразив, что сморозил глупость.

Как-то до сих пор даже в голову не могло прийти, что кто-то из русскоговорящих может, не знать классика русской словесности.

— Э-э-э… великий поэт. Был… Уже потом.

— Потом? — понимающе глянула Гертруда. — Ох, Алексей, признаться, просто сгораю от нетерпения услышать вашу историю, благо мы уже почти пришли, — воодушевлённо махнула рукой. — Избушка там, за пригорком. Только уж не обессудьте, придётся вам чуть подождать у порога. Вначале успокою мою подопечную. Бедняжка испугалась вас едва ли не больше самого нурмана.

— Меня? — поразился Алексей. — Здорово. С чего бы это вдруг?

— Вас-вас, — подтвердила старушка. — А причиной тому ваш странный наряд. Увидев столь ужасное косматое чудище, бедняжка приняла вас за лешего. Признаться, ваше одеяние мне и самой поначалу показалось жутковатым.

— Да уж, — улыбнулся Алексей. — Тогда понимаю. То-то она так визжала. Честно говоря, в какой-то момент я даже сам испугался.

— Ну-ну, полно, — усмехнулась Гертруда. — Не судите столь строго бедную девушку. На самом деле в вас имеется ещё одна весомая причина, но о ней мы поговорим в свой черед.

— Причина? — насторожился Алексей. — Во мне? Какая ещё причина?

— Будьте терпеливы, Алексей, — вздохнула старушка. — Понимаю ваше нетерпенье, но всему свой час. Насколько я вижу, сейчас вы к этому просто ещё не готовы. Потерпите немного…

Впереди на берегу ручья показалась небольшая покосившаяся избушка с потемневшей от времени пепельно-серой камышовой крышей. Каменные глыбы фундамента щедро устилал густой слой мха. Единственное маленькое оконце затягивала полупрозрачная плёнка с тонкой сеточкой вен. По всей видимости, то ли тонко выделанная шкурка, то ли мездра.

Старушка остановилась у кособокой двери и как-то виновато улыбнулась.

— Я вас окликну, хорошо?

— Хорошо-хорошо…

Прислонив ружьё к стене, Алексей скинул надоевший рюкзак. С наслаждением потянувшись, уселся на тёплый мох.

Положив последний стежок, Филиска придирчиво растянула ткань и сокрушённо вздохнула. Теперь шей, не шей, всё, считай, пропало платье. На людях в таком уже не покажешься, срамота. И платок пропал. Тёплый какой был. Пуховый. Вот ещё и матушка узнает, как дело было, ох уж задаст…

Снаружи послышались неясные голоса. Неужели нурманы? Сердце заколотилось так, что вот-вот станет слышно даже в лесу. Испуганно глянув на дверь, притушила лучину и спряталась за печь, прижавшись к теплому камню.

Голоса послышались ближе. От сердца сразу отлегло. Почудится тоже! Как можно быть такой трусихой? И вовсе это не нурманы, а бабушка Гертруда, разговаривает с кем-то на непонятном наречии. Интересно, и что за гость к ней пожаловал?

Дверь скрипнула. Ведунья ступила через порог и улыбнулась.

— Испужалась, деточка? Ничего-ничего, всё уже позади. Бежали нурманы, — поставила клюку к притолоке и скинула шаль. — Уплыли по реке.

— Уплыли? — обрадованно подскочила Филиска.

— Как есть уплыли, — подтвердила Гертруда. — Леший их твой побил, — лукаво взглянула из-под седых бровей, — и родичей твоих отстоял. Только напутала ты всё, деточка. Не леший то был, а ведьмак. И ведьмак молодой, даже в силу свою ещё не вступил.

— Ведьмак? — ахнула Филиска. — Да какой же это ведьмак, бабушка! Не иначе морок! Мхом и травой весь зарос, чисто колода лесная старая…

— Ох, девочка, — вздохнула ведунья. — Уж сколько раз я тебе твердила, — у страха глаза велики! Неведомую силу-то ты увидала, а ведьмака за лешего приняла. Не верь глазам своим, нутром надо смотреть, нутром! И вовсе не мох это. Одежда это его, просто хитрая одежда. А родом он из моих краёв… Ну что, гость за дверью ждёт. Снова не испугаешься? — пытливо взглянула в глаза.

Филиска виновато потупилась.

— Не испугаюсь, бабушка.

— Вот и умница. — Сморщенная ладонь ласково погладила по голове.

Гертруда повернулась к двери и окликнула:

— Алексей! Можете войти!

Собрав пожитки, Алексей как можно деликатнее открыл дверь. Пригнувшись, шагнул в низкий проём и замер от неожиданности. Внутри царил непривычный подвальный полумрак.

Филиска замерла, во все глаза разглядывая странного гостя. И правда, надо же быть такой дурочкой! Только сейчас стало ясно, что бабушка права. И вовсе никакой это не мох с травой, а одежда. Хотя и чудная очень. В такой по лесу ходить, любой за лешего примет.

Призрачная тень просочилась через дверь и бесшумно скользнула за спину гостя.

— Ой!

Невольно попятившись, Филиска испуганно оглянулась на ведунью.

— Не бойся, — спокойно глянула Гертруда. — Тоже гость мой званый. Смирный он, как и Карлуша. Всё им вдвоём веселее будет…

Алексей осторожно прислонился к косяку, терпеливо дожидаясь, когда глаза хоть чуть-чуть привыкнут к сумраку.

— Обожди, сейчас лучину зажгу, — догадалась Гертруда.

В углу вспыхнул крошечный огонёк.

— Теперь видно?

— Да-да, спасибо, — отозвался Алексей.

Выпрямившись, встретился глазами с девчонкой.

Девица зарделась и смущённо потупилась, стыдливо оправляя подол.

— А вот и та самая моя пугливая воспитанница, — с усмешкой представила Гертруда. — Филиска.

— Привет-привет, спортсменка, — усмехнулся Алексей. — По-русски говоришь?

Филиска непонятливо захлопала глазами.

Гертруда повернулась и что-то сказала. Девчонка кивнула и молча метнулась к печи. Схватила ухват, ловко подцепила глиняный горшок и сунула в широкий закопченный зев. Не обращая внимания на заинтересованный взгляд Алексея, сунула в печь кусочки бересты и принялась старательно раздувать тлеющие угли.

— Хозяюшка растёт, — одобрительно глянула Гертруда. — Нет, Алексей, не знает она русского языка. Вепсы это, может, слыхали?

Алексей смущённо улыбнулся.

— Нет, к сожалению. Я вообще в этнографии не очень силён. А где мы вообще? Это хоть Россия?

— Россия? — Гертруда погрустнела. — Да, пожалуй. Правда только ещё будет когда-то… Ладога здесь совсем недалеко. А в версте к западу отсюда река Паша. Великая, значит. Да вы проходите, проходите, — приглашающе повела рукой. — В ногах правды нет. Присаживайтесь вот на топчан. И если вас не затруднит, снимите своё одеяние, уж больно Филиска смущается, — с усмешкой покосилась на воспитанницу. — Чисто леший, говорит.

Алексей улыбнулся и потянулся к ремешкам.

— Вы не поверите, но костюм почти так и называется. Кикимора только.

Надо же, народ и вправду пугается. Костюмчик явно удался. Похоже, с выбором профессии явно поспешил. Впору в дизайнеры армейского спецснаряжения подаваться. По сравнению с дрянным качеством нынешней униформы от кутюр, наверняка нарасхват был бы, и дешевле обошёлся бы на н-дцать порядков…

Скатал в аккуратный рулон и пристроил у стены.

— Кикимора? — всплеснула руками Гертруда. — Ох, умора! А ведь похож, похож! — с интересом оглядела куртку. — Да и остальная одежда лесу под стать… Так как вы сюда попали?

Алексей тяжело вздохнул.

— Да попал вот. Сам не знаю как. Рысь какая-то бешеная во всём виновата, зараза…

— Рысь? — старушка задумчиво посмотрела куда-то в угол. — Боже, как всё это похоже…

— Что похоже? — заинтересовался Алексей, невольно покосившись вслед за Гертрудой.

Что она там увидела? Полки, пучки трав, снизки сушёных грибов.

— Судьбы, — вздохнула Гертруда. — И наши спутники… Только в разных ипостасях. Простите, понимаю, соловья баснями не кормят, обед будет совсем скоро, но умоляю вас, расскажите как можно подробней, как всё это произошло?

Алексей на миг задумался.

— Ну как… На выходные поехал с друзьями на охоту. На гуся. Зашёл в лес на минутку… кхм, переодеться. Весна у нас там была, кстати. Апрель… Вдруг чувствую, смотрит на меня кто-то, оглядываюсь, а это рысь! И главное смотрит так, словно вот-вот бросится. Я хвать ружьё, а её уж нет. Она со спины зашла, хитрюга. Пока я возился, она как прыгнет! Короче, с ног сбила. Когда я поднялся, очутился уже здесь. На болоте каком-то… Ну потом сюда кое-как дошёл. Остальное вы знаете…

Гертруда уставилась в пол, задумчиво потирая виски.

— Да-да, так и есть. Всё сходится…

— Что сходится?

— Умоляю, ещё немного терпения, Алексей! И что, неужели рысь прямо вот так бросилась ни с того ни с сего? — подняла испытующий взгляд.

— Ну не знаю. Во всяком случае, специально я её точно не злил. Может, там у неё нора была где близко, или детёныши, кто её, ненормальную, знает…

— Хорошо. И доселе больше ничего необычного с вами не происходило?

— Нет, — пожал плечами Алексей. — Ничего. Жил, учился как все. Чего там может быть, необычного?

— Так уж и нет? — спокойно усомнилась Гертруда. — Ну же, вспоминайте! Вы ещё совсем молоды, не должны жаловаться на память. Может, было так, что кто-то скончался на ваших глазах и случайно к вам прикасался?

Алексей похолодел.

А ведь точно. Монашка. Только откуда ей это известно?

— Ой… И правда было…

— Что было?

— Женщина. Совсем старая, — заторопился Алексей. — Монашка по виду…

— Монашка?

— Ну да, одежда у неё такая, — досадливо махнул ладонью Алексей. — Ряса, или сутана там, не знаю. Потому я и подумал…

— Продолжайте.

— На перекрёстке её джип сбил…

— Джип?

Алексей опомнился, вспомнив, с кем имеет дело.

— Ну машина такая. Э-э-э… Карета, по-вашему.

— Продолжайте.

— Ну так вот. Сбил он её, а я врач. Ну почти, в общем. Студент, короче. Наклонился к ней, думаю, может, чем помогу. А она как мёртвая лежит, кровь пузырями изо рта. Перфорация лёгкого… Я пульс пощупал, она вдруг очнулась и как захрипит…

— Забери, забери, — вздохнула Гертруда. — И вы невольно ей руку подали, верно?

— Да! — возбуждённо подпрыгнул Алексей. — Откуда вы знаете?

— Ах, как это всё мне знакомо, — грустно улыбнулась старушка. — И снова благие намерения… Увы, Алексей. Видимо, я вас огорчу, но мы вами с вами товарищи по несчастью…

Филиска отодвинула крышку, выпустив густой клуб дыма. Раскрасневшись, бесстрашно сунула ухват в пышащую жаром печь и вытащила горшок. Ловко перенесла на стол и загремела мисками.

Гертруда одобрительно оглянулась.

— А вот и наш обед поспел. Что ж, Алексей. Покамест ненадолго прервёмся. Руки можно помыть вон там, — кивнула на кадушку в углу. — Позвольте я вам помогу.

— Спасибо, — поднялся Алексей.

Опомнившись, досадливо хлопнул по лбу.

— Ё-моё! Совсем заболтался! — потянулся к рюкзаку. — Там же у меня и картошка есть, и тушёнка…

— Да полноте вам. Не трудитесь, Алексей. Как-никак, вы же всё-таки мой гость, ещё успеется…

Чинно усевшись за стол, Алексей пододвинул глиняную плошку. Густая каша клубилась лёгким дымком. С интересом оглядев деревянную ложку, нерешительно помешал в тарелке и принюхался. Аппетитно пахнуло грибами и какими-то специями.

— Кулеш, — пояснила старушка. — Не знаю, ведомо ли вам это блюдо. В бытность мою так готовили когда-то в Малороссии. Вкусно и сытно. Приятного аппетита!

— Спасибо. Филиска, и тебе, — Алексей повернулся к девице, скромно устроившейся в уголке стола.

Гертруда перевела.

Филиска вспыхнула и, скромно потупив взгляд, уткнулась в тарелку. Хотелось ответно поблагодарить ведьмака, но язык почему-то словно прилип к нёбу. Да и сидящая в углу, такая не похожая на давно знакомого маленького мирного Карлушу косматая тень всё-таки пугала. Сидит-то пока сидит, а вдруг как возьмёт да и прыгнет…

Едва коснувшись ложки, Алексей ошарашенно отпрянул. Кулеш оказался просто огненным, но едва солёным, даже пресным. Поначалу немного стесняясь, скромно подул на ложку, а когда каша чуть остыла, волчий аппетит взял верх.

Тарелка умялась в один присест.

— А не желаете ли добавки? — поинтересовалась Гертруда.

— С удовольствием! Честно сказать, такая вкуснятина!

Старушка польщённо улыбнулась.

— Сказать откровенно, глаз не нарадуется столь похвальному аппетиту, — наполнила миску до краёв. — Кушайте, кушайте, Алексей. Силы вам ещё пригодятся…

После обеда Филиска занялась мытьём посуды, Гертруда пересела напротив.

— Что ж, Алексей, — отодвинула чадящую плошку подальше от лица. — Наступил час поведать вам и мою историю. Вижу, вы всё ещё полны смятения. Простите, если мой вопрос покажется вам немного бестактным, но позвольте узнать, какой вы веры? — испытующе глянула в глаза.

— Веры? — замялся Алексей.

Ну вот, а так всё хорошо начиналось. Наверняка сейчас начнётся какая-нибудь вдохновенная проповедь. Последнее время всевозможные проповедники просто достали, особенно в преддверии широко разрекламированного индейцами майя очередного грядущего конца света. Суют все эти свои дурацкие брошюрки, книжонки, только успевай отмахиваться. И что ей сказать? Что никакой? А ладно, не врать же, в самом деле.

— Да, пожалуй, никакой. А что?

— Никакой? — с некоторой ноткой восхищения повторила старушка. — Что ж, смелый ответ. Вот они, плоды вольнодумства Вольтера и Монтескьё! Рада, не скрою. Это в корне меняет нашу беседу. Ах, если бы вы только знали, какой религиозный ужас я когда-то испытала! Думала, просто сойду с ума. А с вами всё иначе. Ваш разум свободен от пут. Не боясь, что затрону ваши чувства, буду с вами предельно откровенна, — рассеянно глянула куда-то вбок и погрустнела. — Да, увы, мы с вами товарищи по несчастью. Хотя, после стольких лет, я теперь уже и сама не знаю, счастье это или несчастье. Впрочем, что я говорю? Конечно, несчастье. По непонятой прихоти всемогущего рока быть выкинутой из круга привычного бытия… Нет, скорее я просто смирилась со своей печальной судьбой, — грустно усмехнулась и махнула рукой, — впрочем, не принимайте мои горькие слова слишком близко к сердцу. Просто накипело… Итак, вот вам и моя история. Когда-то, давным-давно, я была молода и беспечна, самая младшенькая и обожаемая в нашей большой семье. Батюшка мой был родом из богатого негоциантского рода, осевшего в России ещё при царе Петре. Он быстро обрусел, принял православие и стал вхож в богатейшие дома Санкт-Петербурга. Когда юная будущая императрица София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская ещё только прибыла в столицу, ей было так одиноко. Только представьте — чужая речь, чужие обычаи… Бедняжка… Моя семья, как могла, давала ей хоть какое-то утешенье. Когда императрица взошла на престол, наша добродетель не была позабыта. Семья удостоилась высокой чести. Старшие сёстры были уже замужем, а я, как самая младшенькая, стала фрейлиной. Большего я и не могла себе пожелать. Я была просто счастлива. Служение государыне меня нисколько не тяготило, скорее даже наоборот. Жизнь моя стала словно красочный калейдоскоп. Положение в обществе, балы, завидные женихи… Будущее казалось светло и прекрасно. И вот однажды ранней осенью государыня велела заложить карету. Мы выехали ранним утром. Моросил мелкий дождь. Было слякотно и промозгло. Едва мы выехали за город, на обочине дороги показался сидящий в грязи нищий. Глубокий старик в рубище, видно, он совсем замёрз. Даже не поднял головы, когда с ним поравнялась богатая карета. Едва завидев несчастного, государыня повелела остановить экипаж. Она всегда славилась своим благочестием и добросердием. Протянула мне рубль и велела подать несчастному. Я вышла из кареты и окликнула беднягу. Старец даже не поднял головы. Подумав, что он глухой, я тронула его за плечо. Тогда он очнулся, протянул ко мне руку и прохрипел: «забери, дочка, забери», — выразительно умолкнув, покосилась в угол и едва слышно пробормотала:

— И всё же на удивленье смирный, даже не подходит…

Зачарованный рассказом, Алексей невольно дёрнулся. По спине пробежал холодок. Всё было почти один в один, только случилось два века тому назад.

— Я машинально коснулась его руки, — тихо продолжила Гертруда. — И тут повеяло невыносимым холодом. Я словно на миг очутилась в суровом феврале. Старец покачнулся и упал замертво. Встревоженные слуги и лекарь бросились помочь несчастному, но было уже поздно. Бедняга скончался. Мне стало очень страшно. Помню, тогда ещё жутко завыли собаки. Расстроенная государыня повелела захоронить несчастного, и мы быстро уехали. Помню, после этого жуткого происшествия она ещё несколько дней была в совершенно тягостном расположении духа и никого не принимала. После того случая жизнь моя резко переменилась. Конечно, может, причиной тому была осень, но в душе поселилась щемящая тоска. Временами я закрывалась в комнате, и слёзы беспричинно лились из глаз. Потом стало ещё хуже. Я стала видеть видения адовы. Особенно ночами. Увидев, как я вся иссохла, мною занялся придворный врач. Совершенно потеряв покой, я истово молилась. Но ни молитвы, ни всевозможные горькие микстуры не помогали. Так прошло несколько безумных месяцев. Потом наступила зима. Однажды вечером прогуливаясь вдоль Невы, я услышала шорох крыльев. Надо мной кружился огромный чёрный ворон, с каждым кругом спускаясь всё ниже и ниже. Мне стало жутко как никогда. Стремглав я бросилась к дворцу, но не успела. Ворон ударил меня в голову. Разум мой помутился, и я упала без чувств. Очнулась я ранним летним утром на берегу реки. По всей видимости, это тоже была Нева, но ни дворца, ни каменной набережной уже не было. Всё тело невыносимо зудело и чесалось. Вокруг вились комары. Обезумев от страха, я металась по берегу и звала на помощь. Но тщетно. Вокруг не было ни души. Потом наступила ночь. Я так устала, что забилась куда-то между камнями и уснула. Так прошло три дня. Окончательно обессилев, я начала есть траву и коренья. А потом мне стало уже всё равно. Поняв, что положение моё безнадежно, вышла на высокий утёс, и, помолившись, попрощалась с жизнью и шагнула в пустоту… Вы не поверите, но в тот миг мир на мгновение замер и снова явился он, — с усмешкой покосилась на плечо. — Видимо, тогда не ждал от меня такой прыти…

— Кто… он? — оторопело спросил Алексей.

— Он? Как кто? Карлуша же, конечно, — как нечто само собой разумеющееся пояснила Гертруда. — Каким-то чудесным образом я мягко упала в густой и тенистой дубраве. Вокруг росли могучие дубы. Не поверите, я в жизни не видала таких высоких и старых деревьев! Просто необъятные стволы. Едва ли десять человек могли обхватить их. Я замерла в полном смятении. И тут из чащобы показался высокий и статный юноша в белых одеждах. Русая бородка, ясный спокойный взор васильковых глаз. Улыбнулся, низко поклонился и приглашающе повёл за собой рукой. Сердце моё почему-то сразу потянулось к нему. Я без колебаний последовала за ним. Вот так я и оказалась в лесной деревушке у волхвов. Это было недалеко от Киева. Незнакомец этот, Всеслав, впоследствии стал моим мужем. Вскоре я и думать забыла, что со мной произошло, стала учить ведовское знание. Много тайного открылось мне, и я полностью переосмыслила всю свою жизнь. Прошлое стало казаться просто чудесным сном. Вскоре народился у нас сынок, Любояр, — грустно улыбнулась. — Так, наверно, бы и жили мы в любви да согласии, да только однажды всё перевернулось. Вернулся в Киев князь Владимир со своей новой женой Анной и новой верою. Люди рассказывали, как лютует князь, заставляет всех отречься от своей старой веры. Сказать по чести, поначалу я не верила слухам. Не могут добродетельные христиане творить такие бесчинства. А потом в деревню пришла княжеская дружина. И тут я испытала всё на себе. Деревню сожгли дотла. Людей перебили, — голос осёкся. — Всех, и стар и млад, кто выше тележной оси, — достала платочек и вытерла слёзы. — Простите… Вот скажите, — подняла гневный взгляд, — разве по-христиански это? Разве этому учил Христос?

Алексей тяжело вздохнул и не нашёлся с ответом.

— Мы спрятались в подполе, — тихо продолжила Гертруда. — Когда наш дом загорелся, Всеслав схватил нас в охапку и выбил дверь. Дальше ничего не помню, видимо, наглоталась дыма. Когда очнулась… — гневно сжала кулаки, — ох, лучше бы я тогда не просыпалась. Все были уже мертвы… Я обезумела от горя. Не знаю, сколько дней я оплакивала их на пепелище. Пожалуй, если бы не Карлуша, так бы и умерла. Он заставил меня подняться и повёл куда-то на север… Я не противилась его воле, мне было уже всё равно. После долгих мытарств я наконец вышла к маленькой лесной деревушке. Люди оказались совестливые и приветливые, — грустно усмехнулась, — нет ни диких кочевников, ни христиан. Место тихое, только нурманы иногда лютуют. Так вот теперь здесь и живу, почитай лет двадцать уже… Вот вам и вся моя печальная история, Алексей… Я уже почти успокоилась, умом понимаю, жизнь моя почти прожита, и назад вернуться уже невозможно, но вот сердцем… Иногда накатывает такая тоска… Хочется снова увидеть родную кровинушку, Всеслава… А иногда думаю, забыть бы всё и снова очутиться в родном городе, увидеть хотя бы одним глазком отчий дом, дворцы, набережную…

Повисла тягостная тишина.

Алексей нервно облизнул пересохшие губы. Одно дело, позёвывая читать какие-нибудь исторические хроники, а другое, когда перед тобой сидит живой и страдающий человек. Потерять своё время, потерять родную семью. Две семьи. А с психикой, похоже, всё уже зашло слишком далеко. Появился какой-то виртуальный Карлуша, спасающий в трудные минуты. Всегда так. Когда мозг проходит через экстремальные испытания, чтобы не разрушиться, создаёт себе хоть какое-то облегчение, иллюзию собеседника, и очень удобного притом. Всегда выслушает, всегда со всем согласится и поддержит. Чистая клиника. И ничем уже не поможешь. Ничем. А впрочем… Почему ничем? Сама же говорит, хоть одним глазком. Должно сработать. Пусть не помочь, но хотя бы отвлечь.

— Ужасно. Сказать, что я вам соболезную, это ничего не сказать… Простите моё косноязычие. Не знаю, но может, вам это хоть чём-то поможет… Я в смысле снова увидеть город, — лихорадочно зарылся в карманах.

Вытащил смартфон и включил кнопку.

— Вот!

— Что это? — заинтересовалась Гертруда.

— Сейчас-сейчас, — Алексей быстро пролистал старые видеозаписи. — Это так сразу не объяснишь, лучше увидеть…

Хорошо ещё, что не удалил. Прошлым летом приезжали родственники из Новгорода. Долго гуляли, показывал город, Петергоф. Эх, если бы тогда знать, что записи ещё когда-то могут пригодиться, тем более в такой обстановке.

— Вот, нашёл! Смотрите! — кликнул файл.

Экран засветился. Добродушное лицо дяди Коли заполнило кадр.

— Привет всем из Питера! — весело помахал рукой. — Мы на Дворцовой площади. Сейчас пойдём в Эрмитаж. Лёх, дай-ка я и тебя, что ли, засниму, хоть бабке покажу…

Экран заслонила могучая пятерня. Кадр дёрнулся.

— Всем привет! Это я, Алексей!

Алексей грустно усмехнулся, глядя на собственное изображение.

Привет-привет, первокурсник. Эх, очутиться бы там, предупредить…

— О боже! — Гертруда потрясённо впилась глазами в экран. — Как! И вы там?

В кадр крупно вползла позолота ворот.

— О боже! — Гертруда возбуждённо зажала рот. — Не может, быть! Нет, это невозможно!

Повернулась и крикнула:

— Филиска, смотри скорей, какое чудо! Сейчас ты увидишь, где я жила! Помнишь, я тебе рассказывала!

Наспех вытерев руки, Филиска несмело подошла и оторопело уставилась на волшебную вещицу. Изнутри крошечного светящегося сундучка выглядывал другой мир.

Алексей невольно улыбнулся, глядя на расширенные глаза зрителей.

— Один момент, — повернул смартфон горизонтально. — Вот так будет удобней.

Картинка послушно расширилась.

Зрители благоговейно впились глазами в экран.

Толпа народа в билетную кассу, бесчисленные японцы с флажками, пухлые американцы с вечной жвачкой, лестницы, переходы…

Когда показался тронный зал, Гертруда закрыла лицо ладонями и тихо прошептала:

— Довольно, Алексей. Не могу больше, извините…

По лицу текли слёзы.

Чувствуя себя полным болваном, Алексей поспешно нажал кнопку.

— Простите. Я думал… Вы сказали… Хоть одним глазком.

— Да-да, я помню, — вытерев слёзы, Гертруда улыбнулась. — Вам совершенно незачем извиняться. Просто я не думала, что это будет так больно. Будто вернулась в отчий дом после собственных похорон…

Немного помолчав, тихо поинтересовалась:

— Так сколько же лет прошло… там?

— М-м-м. Не очень много. Двести. С хвостиком.

— Двести, — завороженно повторила Гертруда. — Подумать только… Да, надо признать, в бытность мою дворец выглядел намного беднее. Этот же словно только что отстроен… А кто все эти бесчисленные люди? Не похожи на слуг. Я вижу, среди них много чужестранцев. Что они делают во дворце?

— Что делают…

Алексей замялся.

Да, с видео была явно неудачная идея. Вот так всегда. Хотелось как лучше. И что ей сказать? Правду? Ага, если она так расчувствовалась от безобидного ролика, вообще непонятно что будет, если узнает про остальное. Взять и соврать? Тоже как-то нехорошо. Человек вроде к тебе со всей душой. Эх, вот попал, а! Ладно, была не была. Лучше правду, а там как пойдёт.

— Дело в том, что во дворце теперь музей. Даже не просто музей, а музей государственного значения. Вот они все и ходят, смотрят…

— Ах, вот оно что! — оживилась Гертруда. — Что ж, резонно, резонно. А позвольте узнать, где же в таком случае новая резиденция государя или государыни?

Алексей пожал плечами.

— В Москве. Кремль. Перенесли туда столицу где-то лет через сто. В общем, там всё сейчас, — благоразумно умолк.

О том, что дальше произошло с когда-то огромной империей и последним царём, лучше всё же промолчать.

— Москва? Странно, — удивилась Гертруда. — Пошли наперекор воле Петра. Не сказать, что я одобряю этот выбор. Была я как-то там, в ранней юности проездом. Большой купеческий город, ничего более. Узкие кривые улочки, отвратительные дороги. С Санкт-Петербургом, конечно же, не сравнить… — Вдруг умолкла и напряглась. Как-то странно повела головой и на секунду прикрыла глаза.

— Так-так. Кажется, у нас ещё гости.

— Что?

Алексей метнулся к ружью. Филиска испуганно замерла, не понимая, что происходит.

— Нет-нет, Алексей, — успокоила Гертруда, — не стоит беспокойства. Это всего лишь родичи моей подопечной.

Поставив ружьё на предохранитель, Алексей вернулся к столу и, аккуратно облокотив ствол об лавку, недоверчиво прислушался.

На улице стояла абсолютная тишина. Где-то вдалеке хрипловато покаркивали вороны. Ни шагов, ни голосов. Час от часу не легче. Какие, к чёрту, родичи?

— Родичи? А вы точно уверены, что это не нурманы?

— Конечно, — спокойно подтвердила старушка. — Её отец и старший брат. Уже совсем близко.

Повернулась к девушке и что-то сказала. Филиска вскочила, поспешно оправляя платье.

В дверь деликатно постучали.

Гертруда коротко ответила.

Дверь со скрипом отворилась. Пригнувшись, вошёл коренастый седоватый мужчина. В руке зловеще блеснул здоровенный выщербленный топор. Следом зашёл совсем молодой юноша с топориком поменьше, но почему-то тоже не особо располагающим к душевному равновесию.

Гости неуверенно замерли, привыкая к полумраку.

Алексей непринуждённым жестом подтянул ружьё. Гертруда заметила и предупреждающе подняла ладонь.

— Нет-нет, Алексей! Не берите грех на душу! Это не враги, поверьте мне.

Пожав плечами, Алексей положил ружьё на колени.

— Да нет, я ничего. Просто мне так будет спокойней.

Нет уж, бабушка, извините, но ружьишко пусть лучше будет под рукой. Родственники родственниками, но как говорится, бережёного бог бережёт. Кто его знает, что у них на уме. А как здесь умеют махаться топориками, уже до тошноты нагляделся, спасибо.

Проморгавшись, мужчины вытаращились на загадочного незнакомца и удивлённо переглянулись. Вьюнош как вьюнош. Разве только чересчур бледноват, безус и безбород, да и в одёжке чудной. Ну и, может, отстрижен коротко, непривычно. А бабы в деревне уже чего только и не наплели! Чудище, говорят, из лесу вышло невиданное. И мхом-то весь оброс, глаза как плошки, огнём плюётся, громом разит. Тьфу, балаболки! Язык без костей! И мелют, и мелют! Вот, правда, что ни говори, двух нурманов-то он как-то сразил, что есть, то есть…

Спокойно поблёскивая зеленоватыми глазами, юноша расслабленно держал руки на странной железной палке. Несмотря на кажущуюся простоту, от неё так и веяло каким-то хищным холодом недавнего смертоубийства.

Молчание затянулось.

— Кхм…

Опомнившись, отец сделал сложное движение бровями и медленно поставил топор к притолоке рядом с клюкой ведуньи. Сын поспешно повторил за отцом.

— Здрава будь, Гертруда. И ты здрав, странник неведомый, — отец отвесил низкий поклон. — Благодарствуем за Филиску, дочь нашу, — дёрнул за рукав замешкавшегося сына, таращившегося на чужака во все глаза. — От лиха тяжкого ты её избавил, а может, и от смерти лютой…

Сын поспешно поклонился.

Едва глянув на непонимающе хлопающего глазами ведьмака, Филиска пошла багрянцем и стыдливо потупилась. Эх, стыдно-то как! Истинную правду отец говорит. Избавил от лиха. А ведь сама так и не набралась смелости поблагодарить. Да и как! Уж дюже он строгий. Вроде с виду юный совсем, а в глаза глянешь, будто старик глубокий оттуда смотрит. Глянешь, и сразу жуть берёт.

Дождавшись, когда родичи умолкли, Гертруда встала и торжественно перевела:

— Алексей! Это отец Филиски, Еким, а это братец её старший, Онтей. Кланяется тебе её семья. Благодарит. Избавил ты её от позора, а может, и от смерти лютой.

Отложив ружьё, Алексей привстал и растерянно улыбнулся.

— Да, в общем-то, не за что…

Вот всегда так. Проклятое косноязычие. Вроде и в школе всякие сочинения писал на отлично, а как что сказать, красноречие словно отшибает. А ведь глянешь на всякие шоу по телику, некоторые ведущие балаболят часами без умолку, разве что пар изо рта не валит. Наверно, и правда на такое нужен особый талант. Хотя, что толку от их балабольства? Если только в качестве фонового звука для домохозяек. Как верно говорит Серёга, для такого дела особого ума не нужно, точнее, не мешки ворочать.

Гертруда перевела растерянно глядевшим родичам.

— Кхм, — озадаченно огладил бороду Еким. — Молвит-то как чудно. Однако вьюнош с виду хоть и молод, да, вижу, непрост. Эвона нурманов-то как приголубил, ажно глянуть на поганых было страшно… А что же он, али по-нашему совсем не разумеет?

— Откуда, — усмехнулась Гертруда, — конечно, не разумеет. Пришёл он из далёких краёв. Гостем моим будет.

— Ну-ну, — одобрительно глянул на гостя Еким. — Таких бы гостей да побольше…

— Ой, да что ж вы у порога-то стоите! — спохватилась Гертруда. — За стол проходите, пока не остыло…

— Благодарствую, хозяйка, — степенно поклонился отец. — Да только за полдень уже, а день осенний короток. Нам бы уже поспевать надобно. В деревне пять упокойников, да и поганцев тех двое, — брезгливо перекривился. — Правда, погань мы уже схоронили, всё чин по чину сделали, да только люди вот всё равно боятся, что в навий те оборотятся. Совета твоего просят.

— Совета? Да какой же тут ещё совет надобен, раз чин по чину, говоришь, сделали. Кол осиновый им в грудь вбили?

— Вбили, нешто не вбить! Самое наипервейшее!

— И то ладно. Голову к заду приставили?

— А как же! Приставили, как не приставить. Правда, одну только, у второго-то и приставлять ничего не осталось, — заволновался Еким. — Снёс её всю как есть, гость твой, незнамо как, но начисто снёс…

— А землицы сырой поверх насыпали?

— Насыпали. И землицы, и каменьев тяжёлых добавили… Да! И голову ту лошадиную, как ты говорила, сожгли. И закопали. С ними же.

— Так чего ж ещё им надобно! — удивлённо всплеснула руками Гертруда. — И так уже упокоили нурманов куда как надёжней! Пусть спят спокойно, так и скажи людям.

— Так-то оно так, — засомневался Еким. — А ежели что…

— А вот ежели что, — быстро перебила Гертруда, — то будет уже моя забота, так им и передай.

— Вот и благодарствую! — просиял Еким. — Пойду успокою людей. Ну дочь наша, — повернулся к Филиске, — пора и нам теперь домой возвращаться. Мать уже вся, поди, совсем там извелась.

Легонько вздохнув, Филиска понуро направилась к двери. Остановилась на пороге, обернулась и порывисто поклонилась.

— До свиданья, бабушка. Уж и не знаю теперь, сможем ли завтра свидеться. До свиданья, странник…

— Не печалься, доченька, — успокоила Гертруда. — Ступай с миром. Всё образуется.

Коротко поклонившись, мужчины прихватили топоры и вышли, аккуратно прикрыв дверь.

Алексей задумчиво уставился вслед.

Вот тебе и ещё один фокус. О том, что идут гости, сказала за минуту до прихода. Ладно, пусть секунд за сорок. Значит, шагов двадцать — двадцать пять неспешным шагом. Метров двадцать где-то получается. И точно не было ни малейшего звука, мох гасит шаги по-любому. Тогда как она узнала? И причём, что идут именно родственники?

— А как вы это делаете?

— Что это? — недоумённо взглянула Гертруда.

— Ну это, — неопределённо повёл рукой Алексей. — Узнали, что идут её родственники.

— Ах, это, — улыбнулась Гертруда. — Так это самое малое из подвластного мне умения. Конечно, может, моё откровение сейчас вас немного и напугает, но я вижу, вы далеко не робкого десятка. Что ж, открою вам правду, Алексей. Нынешнее моё ремесло, скажем так, имеет несколько особые свойства. Раньше бы, нет, опять путаю, скорее много позже, меня бы назвали ведьмой. А в тёмные средние века, пожалуй, без зазрения совести спалили бы на костре. Только вот за что, спрашивается? — раскрасневшись, подняла гневный взгляд, от которого стало как-то не по себе. — Ужель лишь за то, что мне доступно знание видеть дальше и глубже обычных людей? И это и есть христианская добродетель? Когда загубили тысячи ни в чём не повинных женщин? И многих из них лишь за то, что они всего лишь посмели отказать чересчур назойливым ухаживаниям скабрезных монахов! — гневно стукнула кулаком по столу. — Простите… Что-то я не к месту разгорячилась. Просто эти сегодняшние варвары-душегубы вновь разбередили то, что я никак не могу позабыть… Впрочем, что я вам рассказываю страшилки? Ведь и всё что произошло с вами, произошло не просто так. И, увы, Алексей, но рано или поздно, вам тоже придётся сделать тяжкий выбор, такова уж наша колдовская судьба.

— Какая… судьба? — оторопело глянул Алексей. — Колдовская? Моя?

Гертруда тяжело вздохнула.

— Увы-увы, ваша. И именно колдовская. Ужель вы до сих пор так ничего и не поняли? Та ваша монашка, да и мой старец перед кончиной передали нам свою силу, как, впрочем, и своих призрачных спутников, — грустно усмехнулась. — Что, не верите мне? А хотите увидеть всё своими глазами? Только предупреждаю, назад дороги уже не будет. Ну что, отважитесь снова глянуть на вашу рысь?

— Кх… Какую рысь?

— Ту, что всё время была и будет рядом с вами до конца ваших дней. Вон он, или она, не знаю, тихонечко сидит в углу, — Гертруда кивнула в темноту. — Ишь, притаилась, тихоня…

Судорожно сглотнув, Алексей невольно покосился в угол. По телу побежали мурашки.

— Но там же ничего… нет.

— Конечно, нет, — грустно усмехнулась Гертруда. — Для обычных людей. И сейчас вы, наверное, думаете, что я уже давно повредилась рассудком, ведь так?

— Ну…

— Ладно, не отвечайте. Ваши чувства и так написаны на лице, тут даже и не нужно особой прозорливости. Впрочем, когда-то давным-давно я бы и сама подумала точно так же. Потому я и спрашиваю, хотите сбросить пелену и взглянуть на мир иным, колдовским взором?

Ещё раз недоверчиво глянув в темноту, Алексей пробормотал:

— Как глубока кроличья нора…

— Что? О чём вы?

— А, не обращайте внимания, — махнул рукой Алексей. — Просто очередное крылатое выражение. Тоже из поздней классики. Так я, э-э-э, насчёт взглянуть на мир. А что для этого нужно?

— О, поверьте, на самом деле ничего особенного, — Гертруда улыбнулась и направилась к печи. — Для начала давайте попьём с вами чайку.

— Давайте, — Алексей обрадовался неожиданной смене темы. — А что, здесь уже есть чай?

Разговор начал уже понемногу пугать. Ещё чуть-чуть, и старушка и вправду убедит, что в углу кто-то сидит. Даже какие-то тени уже стали мерещиться, честное слово. Интересно, а сумасшествие может быть, заразно? Хм… Интересная мысль. Если только вирус бешенства, но тут прямой контакт с кровью или слюной нужен. Да не, бред, абсолютно исключено. А вот случаи массовых галлюцинаций в истории известны, особенно на всяческие религиозные темы. Точно, бабулька гипноз практикует. Ну вот, двадцать лет в обед, а так легко повёлся. А ещё хвастался, что невнушаем. Ну по крайней мере, цыганский фокус «эй, молодой, красивый, дай погадаю» всегда не прокатывал. Оказывается, на самом деле всё зависит только от квалификации гипнотизёра. И ведь главное, говорит так убедительно…

— Простите, я не расслышала, что вы сказали? — хозяйничая у печи, Гертруда заинтересованно повернулась.

— Я говорю, неужели здесь уже есть чай? Вроде его в Россию гораздо позже завезли, при Иване Грозном.

— Ах, чай! Конечно же нет, — отмахнулась старушка. — Просто называю его так по старой памяти. Хотя, надо признать, с удовольствием бы сейчас пригубила чашечку хорошего крепкого кофе или чаю, да ещё бы и с кремовым пирожным, — мечтательно вздохнула. — Помнится, был у нас француз Пьер, кондитер от бога. Государыня его ещё в шутку ругала, что после его кулинарных шедевров талия сама так и растёт, словно на дрожжах… Эх, если бы снова вернуть те времена, — поставила на стол дымящийся горшочек и плошку мёда. — Увы, нынче не до гастрономических изысков. Приходится обходиться лишь тем, что в изобилии растёт окрест… Итак, перед вами клюквенный сбитень, прошу любить и жаловать, — ловко наполнила глиняные чашки. — Попробуйте, получается даже ничуть не хуже, уверяю вас!

— Спасибо.

Алексей заинтересованно подтянул чашку и принюхался.

Хм-м. Что ещё за сбитень? Компот как компот. Разваренная клюква, мята, листья брусники. Практически витаминный напиток. Если, конечно, при такой температуре от витаминов ещё хоть что-то осталось. Помнится, мама такой же из ревеня варила. Хоть какой-то прок был от заросшей дачи.

— Смелее, — приободрила Гертруда. — Советую вам для вкуса добавить ещё ложечку мёда. Сахара, сейчас, увы, тоже пока нет.

Алексей с трудом расковырял вязкую массу и неуверенно размешал в чашке. С сомнением глотнул и причмокнул с видом гурмана.

— А ничего, вкусно…

Гертруда загадочно улыбнулась.

— Пейте, пейте, не спешите. Для меня уже достаточно многое прояснилось…

Алексей насторожился и отставил чашку.

— Что прояснилось?

— Ваше естество. Как и моё, впрочем, — Гертруда неспешно пригубила сбитень. — Древние волхвы ещё называли его противосолонь. Покровительство таким людям якобы оказывает сам Чернобог, — снисходительно усмехнулась. — Ох, простите, видимо, я вас сильно огорошила. Давайте отбросим мифологию, уж мы-то как-никак с вами люди просвещённые. На самом деле всё очень просто и наглядно. Будьте любезны, помешайте ложечкой ещё раз…

— Что? А, да пожалуйста, — пожал плечами Алексей.

Бабулька становится всё чуднее и чуднее. Интересно, как далеко у неё это зашло.

Крутанул ложкой и поднял вопросительный взгляд.

— И что?

Гертруда усмехнулась.

— Да-да, обычно люди даже и не задаются таким вопросом, но на самом деле это очень хорошая подсказка. Скажите, а почему вы вращаете ложку именно так? Против хода часовой стрелки, противосолонь то есть?

— Не знаю, — Алексей неуверенно помешал ещё раз. — Честно говоря, никогда не задумывался. Наверно, мне просто так удобней. А что?

— Вот именно! — просияла Гертруда. — Удобней! И поверьте, это далеко не просто так. Именно так и требует ваше естество. И скоро вы сами в этом убедитесь! Встаньте и подойдите ко мне, пожалуйста, — тяжело приподнялась. — Если вы ещё не передумали, конечно…

Алексей решительно поднялся.

— Нет, не передумал.

Ну по крайней мере, хоть уже известно, что будет. Такой же фокус, как и с цыганами не пройдёт. Главное, не дать себя заболтать или ослабить волю.

Осторожно отодвинув лавку, обогнул стол и подошёл к старушке.

Гертруда усмехнулась.

— Всё ещё сомневаетесь? Тогда повторяйте за мной, — раскинула руки и медленно повернулась против часовой стрелки.

Чувствуя себя несколько глупо, Алексей повторил ритуал, с трудом сдержав улыбку.

Стены вдруг потускнели и подёрнулись зыбкой рябью, просвечиваясь угрюмым лесом. В глазах на миг потемнело.

— Ну-с, молодой человек. И что же вы теперь видите? — голос донёсся откуда-то сзади.

Алексей растерянно оглянулся и едва не вскрикнул.

Гетруда спокойно сидела за столом. В глазах поблескивали смешинки. На левом плече нахохлился здоровенный чёрный ворон.

— А-а-а…

— Разрешите представить, — нежно пощекотала ворона под горлом. — Это и есть мой Карлуша. Всю душу мне вымотал, ирод… А вон и ваш спутник, — кивнула в угол. — На редкость стеснительный дух, надо заметить.

Вспомнив про оставленное ружьё, Алексей похолодел от ужаса и медленно повернул голову.

Словно дождавшись нужной реплики, рысь блеснула жёлтыми глазищами и чуть потускнела.

— Не бойтесь, думаю, он больше на вас не прыгнет, — попыталась успокоить Гертруда. — Раз уж вы до сих пор ещё здесь…

Завороженно уставившись в затягивающий звериный взгляд, Алексей попятился к столу.

Рысь растворялась прямо на глазах. Плавно исчезли лапы, туловище. Через несколько секунд в воздухе осталась висеть лишь голова.

— Вот чёрт…

Немного успокоившись, Алексей растерянно уселся за стол и ожесточённо потёр виски.

Голова шла кругом. Даже Копперфильду до такого далеко. Какая уж тут статуя Свободы. Думал, бабулька свихнулась, а тут впору и самому проверяться…

— Так это что… И вправду дух? Чеширский кот какой-то…

— Какой-какой кот? — живо заинтересовалась Гертруда.

— Э-э-э, литературный персонаж, — пробормотал Алексей, ошеломлённо разглядывая ворона. — А он… То есть они… Нас понимают?

— Не знаю, — вздохнула Гертруда, — иногда думаю, что да, а иногда сомневаюсь. Доподлинно это ещё никому не известно. Волхвы называют их нелюдью. Считается, что нелюдь не понимает человеческого языка.

— Кхм, — Алексей понемногу пришёл в себя. — Ну это ещё не факт, — опасливо покосился на зависшую голову. — Общаться можно и без языка.

— Не спорю, — согласилась старушка. — Дерзайте. Может, вам это и удастся. Мне, к сожалению, так и не удалось… И всё же, надо признать, вы на редкость мужественно перенесли переход. Видели бы вы меня тогда…

— Переход? — перебил Алексей. — Какой переход?

— А вы разве не заметили? Мы с вами сейчас находимся как бы между двумя мирами. Явь и навь. Мир живых и мир духов. Самая кромка. Потому их и видим. Я всего лишь чуть подтолкнула вас. Уж больно забавно было наблюдать, как спокойно вы пытаетесь разговаривать с сумасшедшей…

— Извините, — смутился Алексей. — Я просто, э-э-э…

— Не стоит, — отмахнулась Гертруда. — Теперь хочу сказать вам самое главное. Меж мирами вы можете находиться сколь угодно долго, но никогда, повторяю, никогда не пытайтесь здесь что-либо съесть или выпить. Иначе никогда не сможете вернуться в явь и навечно останетесь в нави. Поверьте, это ужасно. Слышали истории о духах и привидениях? Так вот, те бедняги когда-то легкомысленно пренебрегли запретом и так и не смогли вернуться в мир живых.

— Живых?

Алексей недоверчиво покосился по сторонам.

— То есть вы хотите сказать… Мы не тут? Тьфу, то есть… Это и правда не наш мир?

— Конечно. Это всего лишь граница. Можно уйти и ещё дальше, но для вас это пока слишком опасно. Вот немного войдёте в силу, окрепнете, я вас провожу и туда, — снисходительно усмехнулась. — Уверяю, для вас откроется ещё много потрясений, особенно когда сможете видеть явь и навь одновременно. Ну что ж, давайте возвращаться обратно? Вижу, вам немного не по себе.

— Э-э-э, да, давайте, — нервно оглядевшись, Алексей вскочил. — А что нужно делать?

— Да вы не волнуйтесь так, не спешите. На самом деле ничего страшного. Просто повернитесь посолонь, то есть наоборот тому, как сюда зашли.

Алексей поспешно крутанулся.

Мир знакомо померк.

Когда глаза сфокусировались, Гертруда улыбнулась как ни в чём не бывало.

— Ну что, продолжим чаепитие?

Ворона на плече уже не было.

— Продолжим, — прохрипел Алексей, машинально потерев горло.

Во рту почему-то сильно пересохло.

— А мы точно вернулись? — недоверчиво оглянулся в угол.

Чеширский тоже исчез.

— Конечно, — успокоила Гертруда. — Это явь. Если сомневаетесь, попытайтесь сделать ещё один оборот назад. У вас просто ничего не выйдет. Мир не изменится, как бы вы ни пытались. Всё очень просто.

— Ага… Понял.

Алексей поспешно подтянул остывшую чашку, глотнул и нервно закашлялся.

— Простите…

— Ничего-ничего, — улыбнулась Гертруда. — Вы держались просто молодцом. В бытность мою, впервые побывав там, я вела себя гораздо хуже. А уж визжала…

— А он, то есть Карлуша, тут? — Алексей робко кивнул на пустое плечо.

— Тут, конечно, тут, — Гертруда неторопливо пригубила сбитня. — Куда ему от меня деться. И спутник ваш тут. Ничего, понемногу освоитесь. Кстати, на самом деле поворот можно и не делать, от вас требуется всего лишь небольшое усилие воли. Он необходим только на первых порах, как зримое воплощение ваших намерений. Упражнение для новичков, если хотите. Впрочем, чего греха таить. Иногда я тоже прибегаю к нему, когда требуется сразу уйти далеко в навь. Очень полезно порой взглянуть на мир живых со стороны, столько всего открывается нового и неожиданного. Из нави я и разглядела вас и вашего спутника. Как и нурманов, впрочем. И то губительное для вас колдовство, которого вы, видимо, каким-то наитием сумели избежать.

— Кх… какое колдовство? — упавшим голосом поинтересовался Алексей, уже не зная, чему и верить.

За какую-то минуту мир очередной раз перевернулся с ног на голову.

— Какое?

Гертруда тяжело вздохнула.

— А та омерзительная лошадиная голова, помните? Бедное животное… Наговор на ней был, и смертельный наговор. Явно женская рука. Пожалуй, равная мне по силе. Если бы вы подошли к ней достаточно близко, переступили или, упаси боже, хоть как-то прикоснулись, судьба ваша была бы ужасна. Сказать по правде, мне потребовалось много усилий, чтобы раскусить злой замысел. Может, это звучит и невероятно, но кто-то знал про ваше сюда пришествие и вручил оберег нурманам. Так что фортуна пока вам явно благоволит, — ободряюще улыбнулась, — вы уж постарайтесь её не разочаровывать.

Алексей задумчиво потёр виски.

— Постараюсь… То-то он ещё той штуковиной так махал, — невидяще уставился в пространство. — Я тогда подумал, может, флаг какой-то… Не, никакого наития… Я просто её обошёл, уж больно противной она показалась…

Гертруда уклончиво пожала плечами.

— Ну, просто это было или непросто, думаю, теперь мы уже никогда не узнаем. Главное, что всё благополучно разрешилось для вас, для моей бедной подопечной и для жителей деревни. Правда, надо заметить, не для всех, к сожалению…

Алексей понуро уставился в стол. Призрачный образ Чеширской рыси упорно стоял перед глазами. Хотелось найти хоть какое-то разумное объяснение, но кроме как внушённой галлюцинации ничего похожего на ум не приходило.

Украдкой покосившись в угол, тихо поинтересовался:

— Скажите, а Филиска, она тоже умеет видеть это?

— Не совсем, — охотно отозвалась Гертруда. — Пока скорее чувствует присутствие неких сущностей. Словно тень. Как выяснилось, у неё в роду была прабабка колдунья, видимо, это умение и передалось по наследству. Я лишь бережно раздуваю тлеющий огонёк. Кстати, не подумайте, что это мистическое чувство присуще лишь так называемым колдунам. Навь осязают животные и птицы, и, как это ни странно, в коей-то мере и самые обычные люди. Заранее простите, возможно, я сейчас затрону ваши чувства, но буду откровенна. Иногда горькие пьяницы, или люди, потерявшие рассудок, или же просто при смерти, тоже ненадолго переходят в навь, хотя и сами не осознают этого. Да и просто творческие люди, наконец. Не знаю, знакомы ли вам литературные труды Данте Алигьери… брр, — зябко поёжилась, — но порою я думаю, что ему, да и многим другим талантливым личностям тоже доводилось видеть сокрытое… «Божественная комедия». Читали?

— Нет, — смутился Алексей. — Только слышал. Краем уха.

— Жаль, — вздохнула Гертруда. — Прошедшие два столетия дают себя знать. Видимо, старая классика быстро забылась. На самом деле, потрясающее произведение. Порою даже не верится, что оно ещё только будет написано… Впрочем, довольно рассуждать о вещах туманных. Давайте вернёмся к делам насущным. И как вы теперь намерены устроить свою дальнейшую жизнь? — пытливо взглянула в глаза.

Алексей потупился и уныло пожал плечами.

— Не знаю. Столько всего произошло…

Главный вопрос, который весь день исподволь гнал в подсознание, наконец взял верх. Действительность навалилась всей своей тяжестью. А ведь и правда, как теперь жить, что делать. Радужные планы, вся жизнь впереди — и всё всмятку. Почему… За что… Чёртова рысь!

— Понимаю ваше смятение и глубоко вам сочувствую. Позвольте дать небольшой совет. Не торопитесь. Если вас это не смущает, поживите пока у меня. Освойтесь, окрепните. Я преподам вам кое-какие важные уроки, а там уже и решите, что делать дальше. Насколько я поняла, вы студент-медик, и ваше умение очень может, здесь пригодиться.

— Умение? — Алексей криво усмехнулся. — Считайте, что его и нет. Без инструментов, без фармацевтики, без современных средств диагностики, ну то есть вещиц наподобие этой, — в запальчивости крутанул смартфон, — я никто. У нас там совершенно иной уровень жизни и техники, понимаете? Да я здесь просто младенец!

— Ай-ай-ай, — Гертруда укоризненно покачала головой. — Я вижу самую настоящую панику. Выше голову, Алексей! Не знаю, утешит ли вас, но только представьте себе на миг, каково было юной и хрупкой девушке, попавшей в новый, неизвестный мир? И тем не менее я смогла выжить и вполне обустроить свою жизнь, — тяжело вздохнула. — Правда, самое дорогое для меня пришлось потерять… Ладно, полно, посчитаем это минуткой общей простительной слабости. Итак, как вам мой совет? Согласны?

Алексей слабо пожал плечами.

— Конечно, согласен. Только вот всё равно как-то неудобно. Стесню вас. Да и вообще…

Гертруда улыбнулась.

— Не тревожьтесь понапрасну. Нисколько не стесните, места в избушке ещё довольно изрядно… И всё же, сколь разительно упростился русский язык за два века. Иносказания, междометия, недосказанности, и тем не менее я вас как-то прекрасно понимаю. Удивительно.

— Ну на самом деле не так уж и поменялся, — оживился Алексей. — Просто я не самый удачный пример. Как говорит мой отец, это всё дурное влияние телевидения… Пардон, — заметил недоумение в глазах и кивнул на смартфон, — ну, похожая на эту штука, только сильно побольше. Показывает что-то вроде театра.

Гертруда благосклонно кивнула.

— Понимаю. Очень полезное изобретение. Только вот как театр может, оказать дурное влияние, ума не приложу.

Алексей смущённо усмехнулся.

— Ну как… Понимаете, фильмы, тьфу, театры тоже бывают разные…

— Ах, вот оно что! — оживилась Гертруда. — Кажется, начинаю догадываться. Что-то вроде дурной игры актёров, когда возмущённая публика начинает освистывать и забрасывать фигляров тухлыми яйцами?

— Да-да, что-то вроде этого, — невольно улыбнулся Алексей. — Точнее я бы даже не смог выразиться.

— Интересно-интересно. А не могли бы вы показать мне что-нибудь из современного искусства?

— Показать, — Алексей лихорадочно полистал музыкальные клипы. — Даже и не знаю. Вообще эта штука больше предназначена для разговоров, но кое-что можно…

Хорошо, что в своё время руки так и не дошли расчистить флэшку. Всякие приколы и попса явно не подойдут, а вот кое-что послушать можно. Классика, которую давным-давно накачал для мамы, пригодилась самым неожиданным образом.

Едва прозвучали первые ноты, Гертруда удивлённо вскрикнула:

— О боже! Вивальди! Невероятно! — восхищённо уставилась на смартфон. — Такая маленькая вещица, а заменяет целый оркестр! Кажется, я начинаю понимать, что вы имели в виду, говоря о совершенно иной жизни… А что здесь ещё имеется?

— Ну не знаю. Много чего, — замялся Алексей. — Да вы сами вот так листайте, — провёл по экрану. — Слушать здесь, — нажал кнопку. — Всё просто, попробуйте.

Гертруда увлечённо махнула по экрану. Изображение послушно перелистнулось.

— Глядите-ка, а действительно просто!

Современная техника освоилась со второй попытки. За окном незаметно сгустилась ночь…

Глава 7

— Алексей, — старческая рука осторожно потрясла плечо. — Алексей!

— Ещё чуть-чуть…

Кутаясь в старую медвежью шкуру, Алексей сонно пробормотал и перевернулся на другой бок.

— Алексей! Просыпайтесь. Ну вы и соня, право слово…

Алексей заспанно вскочил и уставился на Гертруду едва приоткрытым левым глазом.

— Да-да, что-то случилось?

Гертруда грустно улыбнулась.

— Нет, ничего. Помнится, Любояра вот так же не могла добудиться… Простите, что прервала ваш сон, но мне нужно сходить в деревню. В полдень церемония прощания с усопшими, сами понимаете…

— Понимаю, — Алексей лихорадочно потёр лицо и растерянно оглянулся на окошко.

Снаружи струился мутный свет.

— Во, утро уже… А который час?

— Скоро полдень. Не хотелось вас будить, но подумав, что вы будете несколько удивлены моим отсутствием, увы, пришлось. Завтрак, или скорее уже даже обед, на столе. Не стесняйтесь, располагайте собой как дома, — прихрамывая, старушка направилась к двери.

Прихватив клюку, повернулась.

— Да, и у меня к вам есть маленькая просьба. Если вас не затруднит, поддерживайте, пожалуйста, угли в печи хотя бы едва теплящимися. Там горшок с тёплой водой томится, порою бывает крайне необходима, да и разжечь огонь здесь просто целое бедствие. Люди за ним даже из деревни приходят. Кстати, той водой можете и умыться, но только будьте осторожны, не обожгитесь, — ободряюще улыбнулась и вышла.

— Спасибо! — запоздало спохватился Алексей вслед.

Ожесточённо растёр лицо и пошарил под топчаном в поисках берцев.

Да, уж действительно соня. Вот что значит, двое суток толком не спал. И вчера ещё здорово засиделись. Смартфон разрядился почти наполовину. Ха, попробуй теперь заряди. Хотя куда с ним теперь? Разве только что в качестве ностальгии. Батарея максимум ещё два дня проживёт, а дальше можно и подзарядиться. И ждать-то всего ничего, какую-то жалкую тысячу лет. Ерунда, подумаешь. Всего-навсего Мафусаилом заделаться. Бороду вон уже почти отрастил. Да уж, весёлая жизнь настала, однако…

Зябко поёживаясь, добрёл до печи и, опасливо попробовав пальцем горячую крышку, с натугой отодвинул в сторону и оценивающе заглянул в пышущий жаром зев.

Толстые дубовые чурбаки зловеще подмигнули багровым огнём.

Нормально, часа на два-три хватит. А вот умыться бы тёплой водичкой действительно не мешало бы. Да и до пояса неплохо. Ещё пару таких деньков, и стафилококк точно сожрёт. Чудесное будет зрелище. Восхитительное. Весь в фурункулах, как гоблин в бородавках. Ха, медик! Сапожник без сапог. Никакими травками тогда точно не обойдёшься.

М-да-с, вот тебе и остался на хозяйстве. Печально. Как бы не спалить тут всё сдуру. И как только Филиска этот горшок вчера доставала? Да так ловко, раз и всё. Даже не обожглась вообще. Эх, ё-моё, сюда бы хоть какую-нибудь простенькую микроволновку… Да, ерунда, справимся. Человек двадцать первого века — это звучит гордо.

С сомнением повертев ухват, приноровился и, щурясь от жара, с натугой поддел горшок. Закусив губу, вытащил на приступок.

— Вот так, и всего делов, — с облегчением прислонил ухват к стене. — Ф-у-у, круто здесь. Хороший такой душик. Прежде чем помыться, сделай горшок, зачерпни водички и сожги кубометр леса, а уж опосля…

Оглядев ряд дубовых бадеек, выбрал поменьше и зачерпнул кипятка. Разбавил холодной водой и, прихватив полотенце, вышел за порог.

Сквозь осеннюю хмарь едва проглядывало тусклое солнце.

Поёжившись от холода, искренне восхитился.

— Славная осень. Здоровый, ядрёный воздух усталые силы бодрит… Ага, а то как же, бодрит, ещё как бодрит! Курорт прямо, Сейшелы-Багамы!

Подбадривая себя перед предстоящим испытанием, пару раз выдохнул и, зажмурившись, опрокинул на себя ушат.

— Охо-хо-хо, мать моя!

Подскочив как ужаленный, ошалело растёрся полотенцем и метнулся в избу. Наспех вытерев голову, облачился в термобельё и уселся у печи, постукивая зубами от холода.

— Х-х-хорошо иметь домик в деревне… Да ну к чёрту такое моржевание! Наверняка у них тут какая-нибудь баня есть. Ведь сами же они где-то моются…

Отогревшись, забросил в огонь пару дровишек и уселся за стол. Откинул с заботливо укутанной тарелки полотенце и, умиротворённо вздохнув, принялся за еду.

— Да-с, надо что-то делать. Всё-таки правильно она вчера говорила. Жить как-то надо.

Гостеприимство гостеприимством, но, понятное дело, еда сама на деревьях не растёт. И долго сидеть на шее у хлебосольной старушки тоже как-то неудобно. Можно сказать, даже стыдно. Здоровенный лоб, двадцать лет в обед. А почему собственно сидеть? Для начала хотя бы по хозяйству помочь можно. Вклиниваться в местный быт как-то надо, похоже, застрял здесь капитально. Она ведь сама из врождённой вежливости ничего не скажет, фрейлина, не абы кто. Как там отец говорит? Белая кость? Точно. Она самая. Хоть в Средневековье, хоть в двадцать первом веке.

Воодушевлённый идеей, наскоро вымыл посуду, и, прихватив ружьё, выскочил за порог. Прикосновение к металлу неприятно отозвалось в руке.

— Что за ерунда? — озадаченно остановился и дохнул в ладони. — Замёрз, что ли? Как дед старый. Хоть перчатки надевай. Дожил.

В порядке эксперимента снова ухватился за ствол. Во рту почувствовалось слабое холодящее жжение. Как будто снова очутился в далёком детстве и, по авторитетному наущению Серёги, разобрал радиоуправляемую машинку и попробовал на язык клеммы батарейки в девять вольт.

— Бред какой-то.

Озадаченно сплюнув, перехватил за ремень и повесил ружьё на правое плечо. Едва ощутимое жжение послушно переместилось на правую сторону языка.

— Аллергия, что ли? Докупался, короче…

Оставив на потом выяснение странной гиперчувствительности к металлу, обошёл избушку вокруг, оценивающе разглядывая сверху донизу. Строители особо не заботились о красоте, явно больше отдавая предпочтение надёжности. Грубо обтёсанные камни поросли мхом до самой потемневшей от времени камышовой крыши. На фоне леса идеальная маскировка, лучше и не придумаешь. Если не знать, что где-то рядом жильё, в пасмурную погоду пройдёшь метрах в пятидесяти и не заметишь.

За домом обнаружился низенький навес с заботливо уложенной начатой поленницей дров. Наверху из-под застрёхи выглядывала отшлифованная до блеска рукоятка топора. На миг прислушавшись к двояким ощущениям близкого присутствия двух металлов, потянул рукоять на себя.

— О, а вот и инструмент.

Критически осмотрев лезвие, удивлённо хмыкнул.

— Надо же, рабочий. Конечно, заточка не фонтан, но для сельской местности сойдёт.

Прихватил размочаленный огрызок верёвки и целеустремлённо побрёл к виднеющимся метрах в ста густым зарослям. Хрустя, как лось, сухими опавшими ветками, проломился сквозь мелкий подлесок и выскочил на дубовую опушку.

Озадаченно оглядевшись, несколько приуныл.

— Да уж. И как они тут живут? Без бензопилы тут вообще делать нечего.

Соперничая друг с другом, вершины необъятных лесных великанов густо переплелись сучьями. Кажется, даже подсеки ствол, дерево так и останется висеть в воздухе. Непонятно как старушка вообще ухитрилась раздобыть дров в этой чаще. Да не абы каких, а сухих, и уж тем более перетащить всё это к избушке.

Постукивая по стволам ободком топора, прошёлся по кругу, оценивающе поглядывая на вершины. Хозяйственный порыв стал казаться несколько невыполнимым, если даже не сказать бредовым. Завалить такие деревца без бензопилы просто нереально. Но и сразу отступить тоже задело за живое. Если аборигены могут, и даже ухитряются выжить в суровую зиму, значит, справиться с дровами тоже как-то можно. Не впадают же они в спячку, в конце концов. Хотя идея хорошая. Пришёл ноябрь, взял и завалился как медведь в анабиоз до весны. Весной проснулся, чего-нибудь подножного быстренько пожевал, а там и опять осень. Насыщенная такая житуха.

Побродив между стволами, окончательно убедился, что дубы без проблем простоят ещё лет пятьсот, а возможно, доживут и до времён самого Пушкина. Будет с чего писать Лукоморье.

Не, тут явно ловить нечего. Лет пятнадцать топором махать придётся. Надо менять стратегию. И вообще. А почему, собственно, если дрова, то сразу дубовые? Свет на них клином, что ли, сошёлся? Не, ну понятно, всякая там плотность древесины выше, жара больше, смолы нет. В конце концов, не шашлык же на них готовить. Если нужно просто погреться или воды разогреть, для такого дела сосна как раз самое то. А молодой сосняк, кажется, растёт где-то по пути. Точно, как раз в окрестностях дуба-патриарха.

Развернулся и бодрой трусцой рванул назад. По пути заглянул в избушку и подбросил в погрустневшую было печь пару мелких полешек. Пламя обрадованно вспыхнуло.

Завороженно протянув руки к огню, немного понаблюдал за быстро прогорающими поленьями и сокрушённо вздохнул.

— Да уж, неплохо кушает. Такими темпами никаких дров не напасёшься. Эх, ладно, печка. Хорошо у тебя, тепло, но извини, надо бечь…

Жадно опорожнив ковшик воды, вытерся рукавом и выскочил за дверь.

Ориентируясь на высокую макушку дуба, обошёл пригорок вокруг. Вскоре послышался шум ручья. Молодые тощие сосны дружно теснились вдоль воды, словно стесняясь необъятных габаритов окружающих лесных исполинов. Видимо, когда-то весенний паводок принёс семена, вот и проросли там, где летом хоть немного падает свет.

Алексей остановился, скептически разглядывая юную поросль.

— Да-а-а, детский сад. Вас и рубить-то жалко. Если только на Новый год. Да и то…

Пренебрежительно махнув рукой, забросил топор на плечо и побрёл вдоль ручья. Дубы постепенно уступили место березняку. Посадки стали гуще. Конкурируя со стройными берёзками, худышки сосны заметно тянулись к солнцу.

— Ну наконец-то, — остановился перед понурой рыжей сосной, тоскливо завалившейся колючими сухими иголками на облетевшую молодую берёзку. — Не повезло тебе, подруга…

Положив ружьё, деловито поплевал на руки, примерился и рубанул топором. Сосна дёрнулась и глухо треснула. Иголки прошелестели об куртку и засыпались за шиворот. По позвоночнику словно пробежался колючий ёж.

— Да тьфу ты! Ни в борщ, ни в Красную армию! — непроизвольно выскочила любимая отцовская поговорка.

С силой вогнав топор в комель, скинул куртку и раздражённо вытряс колючки. Облачившись, недоверчиво поёрзал спиной. Вроде бы всё.

Свирепо покосился наверх, мстительным жестом накинул капюшон и схватился за топор.

— Вредничаем, да? А вот что ты скажешь на это!

С двух ударов завалив настырное дерево, с саркастической усмешкой дождался, когда прошелестит колючая россыпь.

— Вот так-то…

Легонько помахивая топориком, неспешно прошёлся вдоль ствола, сбивая мелкие сучки. Оставив голый хлыст, прикинул размеры.

— Тэк-с, метров восемь. А неплохо получается. Раскрошить по полметра, как раз шестнадцать штук. Ну и там у домика ещё можно располовинить, если в печку не влезут…

Увлёкшись работой, в какой-то момент сообразил, за спиной чувствуется странно знакомое присутствие. Нарочито медленно, словно между делом, положил топор, схватил ружьё и рывком повернулся.

Рысь ответила внимательным немигающим взглядом.

— А, Чеширский, — Алексей постарался, чтобы голос не дрогнул. — Привет-привет, галлюцинация…

Непонятно, как можно подобраться так близко и бесшумно. Кругом сплошные сучки и иголки. Хотя, если запросто проворачивает такие штуки со временем, просто смешно удивляться всему остальному. Небось, сильно заинтересовался, чем это таким подопытный кролик занят, вот и прервал свои потусторонние изыскания и вынырнул из подпространства.

— Ну что пришёл? По делу, али так, в космос меня опять запулить, к динозаврам? Или тебе чисто прикольно, как я тут теперь кувыркаюсь?

Рысь чуть наклонила голову набок.

— Молчишь? — разозлился Алексей. — Ты вообще-то хоть понимаешь, что натворил? Да ты мне всю жизнь испортил! Понимаешь, нет? Ну и чёрт с тобой, — досадливо махнул рукой. — Тормоз.

Гертруда права. Если бы он что-то замыслил, точно бы опять сиганул. Что ему вообще надо? Сидит себе, смотрит, молчит как пень. Тьфу, тоже нашёлся тут, филин хренов…

Тяжело вздохнув, занялся делом. Потусторонние потусторонними, а дрова дровами. Ха, Козьма Прутков практически. Вот что значит труд на свежем воздухе. Ладно, к делу.

Потюкивая топором, неспешно прошёлся вдоль хлыста, отмеряя зарубки. Покосившись на безмолвного спутника, укоризненно хмыкнул и с хаканьем вогнал топор в хрустнувшую древесину. Отрубленная деревяшка описала плавную дугу и тяжело шлёпнулась рядом с рысью.

Чеширский даже не шелохнулся.

— Пардон, — сокрушённо развёл руками Алексей. — Ничего личного. Просто ты не соблюдаешь технику безопасности… Ну что ты опять вытаращился? Не стой под стрелой, говорю!

Интересно, он вообще хоть что-нибудь понимает? Может, круг нарисовать или квадрат? А что, сразу будет характеризовать как творческую разумную личность, которой не чужды некоторые углубленные познания в геометрии. Точно, помнится, в Интернете была заметка. Тоже послание к инопланетянам делали. Суровые сибирские мужики. Посадили лесок в виде надписи, то ли «сто лет Ленину», то ли просто «Ленин». И неплохо так получилось. До сих пор из космоса видно. Конечно, мнение инопланетян на этот счёт пока неизвестно, а вот космонавты периодически лицезрят на каждом витке.

Х-м-м, а может, и правда попробовать, чем чёрт не шутит? Вдруг клюнет?

— Эй, Чеширский, — махнул рукой и поднял тонкий прутик. — Смотри сюда.

Разровнял ботинком иголки до грунта и старательно нарисовал треугольник.

— Как тебе? — поднял голову. — Нравится?

Рысь не пошелохнулась, целиком копируя каменное спокойствие далёкого египетского собрата семейства кошачьих.

— Ладно, согласен. Не очень удачно получилось. Посмотрим, что ты скажешь на это…

Затоптал рисунок и, тщательно соблюдая пропорции, выцарапал пентаграмму. Отряхнув руки, победно повернулся.

— Ну что скажешь? Твоя тематика, кстати.

Чеширский деланно зевнул и начал растворяться.

— Ты куда это собрался?

Алексей возмущённо крутанулся. Стало заметно прохладнее. Рысь неспешно уходила куда-то вдоль ручья.

— Эй, ты, потусторонний! А ну стой! Я ещё не договорил!

Замерев на полушаге, рысь повернулась. И судя по всему, даже удивилась. По крайней мере, в глазах промелькнуло что-то похожее на интерес.

— Да-да, я тебе говорю! — заторопился Алексей вслед. — Для чего весь этот цирк? — показал на мрачный лес. — Зачем ты вообще меня сюда приволок? Слушай, ну как тебе ещё объяснить? Плохо мне здесь. Дубы, колдуны… Не моё это всё. Верни меня обратно, а? Ну ты же можешь! Ну пожалуйста!

Подскочил к рыси и с надеждой стукнул себя в грудь.

— Прыгни, как тогда, а? Я окажусь дома, ты тоже где-нибудь, и забудем всё как страшный сон. Сочувствую, что померла твоя прежняя хозяйка, или родственница, не знаю, кто она там тебе была, но это не моё всё, понимаешь, нет?

Чеширский приблизился с ленивой грацией хищника. Потёрся о ноги, игриво боднул плечом и исчез.

— Так, я не понял!

Алексей возмущённо рванул вслед.

Стало ещё холоднее. В теле ощущалась невероятная лёгкость. Деревья вокруг зыбко расплылись, словно смотришь через дальнозоркие бабушкины очки. Дальше колыхалась неприятная серая муть.

Невероятно выросшая рысь терпеливо дожидалась в двух шагах. Поймав взгляд, прижалась к земле и прыгнула на дуб. Стрелой промчалась по стволу и, грациозно перескочив на следующий, игриво замерла и повернула голову. Типа давай, сигай, тормоз двуногий, чего же ты ждёшь?

— Детский сад какой-то, — хмыкнул Алексей. — Догонялки? Ну ладно, давай поиграемся.

Накатило какое-то странное веселье. Позабыв про дрова, азартно кинулся к стволу и замер, ошарашенно разглядывая выступившие когти и пятнистую шерсть на руках.

— Бред…

Видимо, окончательно потеряв всякое терпение, Чеширский сиганул сверху, сбил с ног и помчался вдоль ручья, виляя между деревьями.

— Ну всё, гад, ты достал!

Рассвирепев, Алексей кинулся следом.

Поняв, что настигают, Чеширский поменял тактику, неожиданно бросаясь в разные стороны и закладывая крутые виражи.

На очередном повороте врезавшись в странно мягкое дерево, Алексей ошалело потряс головой и присел, стараясь не потерять из виду мечущуюся рысь.

— А вы, я вижу, тут уже довольно неплохо освоились, — послышался насмешливый голос откуда-то сверху.

Алексей растерянно задрал голову.

Хлопая крыльями, огромная чёрная ворона примостилась на корявый сучок и едко осведомилась:

— Что, не очень похожа, да?

— А-а-а…

— Да-да, можете не отвечать. Позвольте спросить, и как вы намерены отсюда выбираться?

— Так, э-э-э, сейчас…

Опомнившись, Алексей озадаченно огляделся. Расплывчатые корявые дубовые сучья зловеще колыхались под ветерком, словно живые. Дальше и глядеть не стоит. Такая муть, словно кисель.

Чеширского уже и след простыл. И ручей куда-то подевался. Вот гад, заманил и бросил!

А правда, куда идти? И ружьё ещё оставил, и топор этот. Доигрались, называется. Развели как последнего идиота…

— Признаёте, что потерялись? — вынесла приговор Гертруда. — Вот так-то. Это вам не шутки. Сказать откровенно, я сильно удивлена, что вам удалось настолько далеко уйти в навь. Надеюсь, это послужит вам хорошим уроком… Впрочем, довольно. Итак, слушайте внимательно, — глянув куда-то вдаль, основательно устроилась на сучке, — раз уж вы тут оказались, урок первый. Выйти назад вы не сможете, даже при всём желании. В нави просто нет такого понятия, потому как в яви вы никуда и не уходили.

— А как же я тогда…

— Слушайте и не перебивайте! У нас очень мало времени. Не хочу вас пугать, но своим откровенным ребячеством вы уже переполошили всю окрестную нечисть. И она спешит сюда. Потому даже и не пытайтесь тратить драгоценное время и искать обратную дорогу. Её здесь попросту нет. Просто повернитесь, как тогда в избушке, несколько раз. Да, и не пугайтесь, когда не увидите меня после первого оборота. В яви я ещё очень далеко от вас. Поспешите, они уже близко…

Алексей поспешно крутанулся назад. Мир приобрёл некоторую резкость. Гертруда исчезла, как и предупреждала. В лесу слышался громкий треск, как будто что-то тяжёлое ломится не разбирая дороги. И судя по грохоту, встреча с этим чем-то явно не сулит ничего хорошего. Перед глазами невольно промелькнули бегающие по церковным стенам вурдалаки из «Вия» и мёртвый Хома посреди мелового круга…

Стряхнув невольное оцепенение, Алексей взял себя в руки. Обернулся ещё раз, и ещё, и поспешно огляделся. Грохот исчез. Ружьё и топор валялись рядом с горкой дров. Похоже, и правда вернулся.

— Ф-у-у… Да уж, сходил за дровишками.

Дрожащей рукой вытерев пот со лба, подобрал топор. Успокаивая расшатанные нервы, приглядел поблизости подходящий сухостой и с остервенением врубился в древесину.

— Да ну к черту такие гонки…

Через час, с кряхтеньем взвалив на спину тяжёлую перевязанную вязанку дров, двинулся назад к избушке.

— Эх, вот так всегда. Пустили дебила в Диснейленд…

Предстоящий разговор с Гертрудой явно не сулил ничего хорошего. Стыдно. Как нашкодивший первоклассник. И Чеширский этот тоже хорош, нашёл себе собрата. Погоняться ему, видите ли, захотелось. Детский сад…

Избушка мирно попыхивала дымком, словно ничего и не случилось. С каждым шагом упадническое настроение чуть улучшалось. В конце концов, если разобраться, ничего же страшного не случилось? Да, виноват. Да, погнался. Наивно и доверчиво клюнул на коварную подначку этого лохматого шулера-прохиндея… А кто ж вообще мог подумать, что там такое творится! Шерсть эта, когти. И натурально как, главное. Да и она тоже хороша, напугала до жути. Натуральная ворона. Могла бы хоть заранее, что ли, предупредить… А с другой стороны, кто бы в такое поверил. Интересно, игры разума или правда что-то такое реальное?

Обошёл избу и с грохотом сбросил с плеч надоевшую ношу. С трудом разогнув затёкшую поясницу, по-хозяйски пристроил топорик под застреху и не спеша, стараясь не занозить пальцы, начал аккуратно складывать поленницу.

А собственно, куда теперь спешить? Времени ещё полно. Судя по всему, Гертруда пока так и не появилась. По крайней мере, не вышла поинтересоваться на грохот. Значит, ещё в пути. Снова заходить и глянуть в навь после всего этого как-то не очень. Неизвестно ещё, куда успели добежать эти… существа. Ну и грохот был. Со всех сторон напролом ломились. Прямо как в «Вие». Брр… Придёт же такое на ум. И зачем вообще тогда отец разрешил это смотреть? Ага, иди сынок, посмотри, классика, как же! Похлеще любых американских ужастиков. А может, просто первые детские впечатления? Впечаталась в подкорку, вот и вылезает при каждом удобном случае. И главное, потом ещё несколько раз смотрел, и ни в одном глазу. Вот что значит первое впечатление. Не, детям до шестнадцати такое точно нельзя. Пусть вначале психика хоть чуть-чуть окрепнет. Хотя какие сейчас дети. Насмотрятся по зомбоящику всяких ужасов, потом вообще ничем не проймёшь. Но фильм всё равно потрясающий. И главное, как им тогда удалось. Буквально на коленке, без всяких навороченных компьютерных спецэффектов. Особенно ведьмочка эта летающая впечатляет. В церквушке… Жуть какая-то. Вот поневоле тут и подумаешь, что доводилось видеть Гоголю. А что, попробуй вот так запросто возьми да напиши такое…

Сзади послышались шаркающие шаги. Прихватив ружьё, Алексей повернулся.

Тяжело опираясь на клюку, со свёртком подмышкой возвращалась Гертруда. Встретившись взглядом, укоризненно покачала головой.

— О-хо-хо, горюшко вы моё луковое… Выбрались? Ну и слава богу. Признаться, не ожидала от вас такой прыти, не ожидала. Вы же могли там бесследно сгинуть, понимаете! Бесследно!

Алексей виновато вздохнул.

— Чего ж не понять. Понимаю… Теперь.

Шмыгнул к двери и галантно распахнул, пропуская старушку. Почему-то снова возникло мимолётное ощущение близкого металла.

— Понимаете, — остывая, проворчала Гертруда. — Теперь-то оно, конечно, понимаете. Задним умом мы все крепки. Полнейшее безрассудство! Полнейшее!

Поставила клюку и прошла к столу.

— Не стойте в дверях, — положила свёрток. — Раз уж на то пошло, позвольте узнать, зачем вас вообще, извиняюсь за грубый ямщицкий, туда понесло?

Алексей пристроил ружьё и уселся на скамью, пытаясь не обращать внимания на пульсирующее покалывание языка.

Что творится, вообще непонятно. Ружьё под боком, а какие-то железяки чувствуются ещё и прямо. Ерунда какая-то.

— Кхм. Да всё этот чёртов Чеширский, пардон, ну рысь моя. Я как раз дрова рубил, а она… э-э-э, он, как всегда за спиной. Возник. Сидит и смотрит. Я с ним и так поговорил и эдак, а он ни в какую! Зевнул и ушёл. Туда. И ещё безразлично так, словно я вообще пустое место. Мне так обидно стало, ну я и за ним. Он там ждал. Подошёл и словно ластится. Потом опять ушёл. Я снова за ним. Он прыг на дерево, я следом, так и погнался…

Гертруда восторженно захохотала.

— Так это всего лишь… Ой, не могу! Ой, умора! Подумать только! Устроить чехарду в нави!

Алексей смущённо заулыбался.

— Уж потешил, так потешил, — отсмеявшись, Гертруда вытерла глаза платочком. — А позвольте узнать, о чём же вы так упорно пытались с ним поговорить, если не секрет, конечно?

— Да какой тут может быть, секрет, — пожал плечами Алексей. — О доме, конечно. Просил, чтобы вернул меня назад. Очень просил.

— Ах, Алексей, — вздохнула Гертруда. — Оставьте это бесплодное занятие. Не понимают они человеческого языка, увы, не понимают. Думаю, если бы сие деяние было бы так просто, мой Карлуша уже бы давно бы возвратил меня в отчий дом. Поверьте, уж сколько раз я его молила и увещевала, да только всё попусту… Видимо, эти существа тоже не властны над вещами, которые превыше нашего разумения… В одну реку нельзя войти дважды. Не знаю, знакомо ли вам такое высказывание.

— Аристотель? — вскинулся Алексей.

— Отнюдь нет. Гераклит Эфесский. Конечно, в оригинале звучало иначе, но тем не менее суть остаётся. Увы… Так что давайте лучше с вами займёмся делами насущными, — медленно развернула свёрток. — Узнаёте? Забирайте ваш заслуженный трофей.

Алексей поражённо уставился на сломанный меч.

— Узнаю. То-то я и смотрю… Так это он же, э-э-э… А зачем он мне?

— Как зачем? — удивлённо всплеснула руками Гертруда. — Ах да, понимаю. Пусть вас не смущает, что он сломан. Судя по тому, что я знаю о нурманах, клинок сделан из весьма недурственного железа, и очень дорого стоит, пусть даже и сломанный. И скажу даже более. Окрестные кузнецы за него бы все бороды друг другу повыдергали…

— Вы серьёзно?

Машинально потерев зудящую щёку, Алексей потянулся к обломкам и в сомнении повертел рукоять.

— Ну не знаю. По-моему, рухлядь какая-то. Если только начисто перековать.

— Так-так, — Гертруда посмотрела так, как когда-то давным-давно в детстве смотрела бабушка. Словно сквозь сползшие на кончик носа очки.

— Вижу, вы тоже это чувствуете. Но удивительно сколь же быстро. Впрочем, чему удивляться, если вы уже так далеко смогли забраться в навь…

— Вы о чём? — недоумённо глянул Алексей.

Гертруда тонко улыбнулась.

— Железо. Ведь чувствуете жжение, признайтесь?

— Ну… да, — заколебался Алексей. — Думал, у меня аллергия какая-то. А что, и вы тоже?

— Конечно, — несколько торжественно кивнула Гертруда. — Как и всякая хоть мало-мальски стоящая ведунья. А уж как жжётся серебро… Что ж, надо признать, несмотря на ребячество, вы растёте прямо на глазах. Пожалуй, скоро вам можно будет освоить и более сложные навыки… Впрочем, мы с вами опять немного отвлеклись. Я вижу, вы совсем не понимаете истинную цену ваших трофеев… Ах да, — раздосадованно прихлопнула по столу, — совсем запамятовала. К слову, о трофеях. В деревне вас дожидаются ещё два боевых нурманских топора, с десяток щитов и ещё вот это…

Порылась в переднике и положила на стол две пустые пластиковые гильзы.

— Я так понимаю, вы ненароком обронили. Мальчишки нашли.

Прищурилась и по слогам прочитала:

— Бай-кал. Что это? Помнится, в бытность мою, было такое озеро где-то далеко-далеко на востоке.

Алексей невольно улыбнулся.

Действительно, да всё что угодно может, быть, размах широкий. От озера до ситро. Отец тоже всё время удивляется странной логике названий. Особенно на даче, когда чертыхаясь, пытается завести старенькую бензопилу «Дружба». Чем руководствовались создатели, большая загадка. Если ещё учесть и плавленые сырки с одноименным названием.

— Это патроны, — кивнул вбок. — Для ружья. Двенадцатый калибр.

— Ничего не понимаю, — вздохнула Гертруда, — но тем не менее забирайте.

— Так ведь они же уже… э-э-э, — Алексей запнулся на полуслове и сгрёб гильзы в карман. — Спасибо большое.

Не стоит грузить человека восемнадцатого века ещё и пространным рассказом о сложной начинке современных боеприпасов. Ну стреляные, и стреляные. Ведь старалась, несла, наверняка хотела сделать приятное. Зачем расстраивать, что это теперь всего лишь бесполезный хлам. Правда, вот что ещё делать с этим неожиданно свалившимся богатством? Подумать только — щиты, топоры и сломанный тесак. Ха! Золото, брильянты. Практически местным олигархом заделался. Хотя есть одна хорошая мысль…

— Знаете что. Я тут немного подумал насчёт этих трофеев. Не знаю, может, конечно, вам это и покажется кощунственным, но раз вы говорите, что здесь это стоит целое состояние… Давайте поступим так. Топоры я предлагаю отдать той женщине, ну у которой прямо на глазах отрубили голову мужчине. Тут есть и доля моей вины. Я тогда промедлил, просто не ожидал, что такое возможно, поэтому хоть… — осёкся под пристальным взглядом.

— Вы очень великодушный человек, — тихо произнесла Гертруда. — Это был Аксин. Кузнец. Трое детишек осталось, мал мала меньше. И жену его Домну сильно побили. Ссильничать хотели, да он отпор дал. Одного покалечил, вот те рыжие и взъярились… Я Филиске наставленья дала, отхаживает её сейчас.

— Да уж…

Алексей сожалеюще вздохнул и задумчиво повертел в руках сломанное лезвие.

Не протупи тогда, всё могло бы выйти совсем по-другому. И муж её, может, остался бы жив. Хотя, с другой стороны, если бы в горячке пальнул, неизвестно ещё какой бы расклад вышел. Может, картечь, наоборот, и женщину, и тех рыжих задела. Вот тогда вообще было бы весело. Попробуй потом местным докажи про неизбежные потери среди заложников. Эх, вот опять это наше вечное, если бы да кабы…

— А клинок, — положил обломки на стол, — я предлагаю оставить у вас. Продадите при случае. Ну не вечно же мне нахлебником быть.

— Да полноте вам, Алексей! — всплеснула руками Гертруда. — Какой нахлебник! Поверьте, мне это нисколько не в тягость. Скорее даже наоборот…

— Спасибо, — улыбнулся Алексей. — Но тем не менее всё в этом мире стоит денег. Думаю, и за тысячу лет ничего не изменилось. Так что прошу вас, никаких возражений, тем более я по незнанию могу и запросто продешевить.

Коротко глянув в глаза, Гертруда усмехнулась и тщательно завернула обломки.

— Быть посему. Убедили. Хоть бы на соль да на полбу сменяю. Каша-то хоть и несолона, но вижу, вам приглянулась, — лукаво кивнула на печь. — Кстати, а не пора ли нам отобедать?

— С удовольствием!

Вечером долго не спалось. Ныли натруженные руки. Осторожно пощупав наметившийся водянистый мозоль на большом пальце правой ладони, сокрушённо вздохнул.

Да уж, неплохо помахал топориком. Глазомер малость подвёл. Поленья не поместились в печку даже наискосок. Остаток дня пришлось исправлять ошибку, заодно и усвоить краткий ликбез о местных обычаях.

Хорошо ещё, что в хозяйственном порыве не додумался срубить ель. Дуб или сосна ещё куда ни шло, простительно по незнанию, а вот к елям вепсы относятся с особенным пиететом. Священное дерево. Что похороны, что рождение, что удача в охоте — всё связано с елью. Дерево оберег, и всё тут. Религия вообще сложная штука.

Заодно прояснилось и с дровами. Навес за домиком это так себе, небольшой запасец до холодов. В лесу есть ещё несколько. Народ за лечение старые дубки нарубил. Вот как первый снежок выпадет, мужики с деревни и привезут на волокушах. Натуральный такой самый что ни на есть товарно-вещевой обмен. А как ишак на своём горбу таскать, никакого здоровья не хватит. Да оно и понятно, судя по прожорливости печки, счёт идёт на кубометры. Хорошо ещё хоть тепло долго держит, а так вообще никаких дров не напасёшься.

Прислушиваясь к мерному потрескиванию догорающих дров, проворочался ещё минут пять. Окончательно убедившись, что сон не идёт, сел и завернулся в медвежью шкуру, завороженно поглядывая на кровавые отблески в печи.

В дальнем углу за ширмой, где спала хозяйка, царила мёртвая тишина.

Удивительно. Вообще ни звука. Хотя, наверно, это дело привычки. Родная подушка помогает. Помнится, дома тоже дрых без задних ног. Как лёг, так и проснулся, словно ухнул в чёрную дыру. С утра в зеркало глянешь, весь как шарпей в складочку. Даже стыдно в универе появиться. За завтраком отец ещё так ехидно поглядывал. Ну ты и соня-посоня, дескать. И никакой массаж не помогал. Только ко второй паре и проходило.

Оконце слабо засветилось. Видно, взошла луна.

В ушах тоненько, по-комариному, зазвенело. Машинально отмахнувшись, недоумённо огляделся.

Комар? В такой холодильник? Что за ерунда. Конечно, если чисто теоретически, какой-нибудь гад вполне мог и очухаться в тепле. Точно, наверняка с этими сосновыми дровами и занёс. Здорово. И так не спится, а тут ещё и комар. Весёленькая будет ночка. Не сон, а громкие и продолжительные аплодисменты.

Украдкой покосившись на массивный засов, быстро подавил мимолётное желание прогуляться. Нет уж, спасибо. Там и днём не особо приветливо, а уж ночью… Особенно с учётом того, что уже успел натерпеться. Выйдешь вот так, по-простецки, а там… Стоп. А зачем собственно куда-то ходить наяву?

Сосредоточившись, проскользнул в навь. Стало чуть прохладнее. Не задерживаясь, ушёл ещё глубже, и ещё.

Бревенчатые стены призрачно заколыхались. Сделав пару цокающих шагов, покосился на мохнатые лапы и неуверенно втянул когти. Похоже, как и тогда, попал куда надо.

Полнейший бред…

Чеширский непринуждённо прошёл сквозь дверь, словно это не солидные потемневшие дубовые доски, а какая-нибудь лёгкая целлофановая занавеска. Зевнув, деланно потянулся и выжидающе замер. Дескать, так уж и быть, тормоз, великодушно даю ещё один шанс отыграться.

— Нет уж, — свирепо глянул Алексей. — Ищи дураков.

Игнорируя несколько опешившего от такого приёма духа, зажмурился и прошёл сквозь дверь. Мимолётный миг вязкого давления, и в ноздри ворвался восхитительный свежий осенний воздух.

Щурясь от непривычно яркого лунного света, уселся на пороге, восторженно поглядывая по сторонам.

Лёгкий ветерок разогнал набежавшие было тучки, и огромная луна показалась во всей красе. Чуть покачивая серебристые ветви, лес зазвучал тонким, едва слышным хрустальным перезвоном, будто кто-то невидимый забавляется с тончайшими трубочками ксилофона. Звук затягивал, манил, нарастал. Тело начало непроизвольно покачиваться в такт музыке.

Чеширский вылез и уселся рядом. Озадаченно глянув, требовательно боднул холодным носом в бок. Вроде эй, ты чего тут завис-то?

С трудом стряхнув наваждение, Алексей взял себя в руки.

— Да не, я нормально.

Странное бездумное ощущение. Напрочь срывает мозг. Всю ночь так бы слушал и слушал, прямо гипноз какой-то. Наверно, так же себя чувствует кобра под дудкой факира. Нет, пожалуй, сравнение не совсем удачное. Конечно же на самом деле просто следит за движением. Хотя, если не знать, что змеи абсолютно глухие, со стороны всё равно кажется, что слышат. И красиво так получается, залюбуешься.

Интересно, а что это вообще за звук? Инфразвук, ультразвук? Может, просто особенности нынешнего восприятия? Человеком вроде просто комариный писк слышится. Надо бы разведать.

Поколебавшись, нерешительно ступил в мох. Шаг отозвался низким дрожащим гулом. Словно обрадованный неожиданным помощником, невидимый музыкант сыграл ноту до.

Окончательно потеряв всякое терпение, Чеширский сорвался с места и звенящей какофонией описал быстрый круг. Дескать, ну кто так ходит? Вот как надо, вот!

Алексей растерянно замер. Вокруг звучало всё. Шаги, мох, ветки, травинки.

Напоследок сделав в воздухе немыслимый пируэт, Чеширский мягко приземлился и горделиво повернул голову, явно наслаждаясь триумфом. Покосившись куда-то вверх, вдруг прижал уши и подобрался.

— Кто там?

Алексей рывком повернулся.

Чёрные как смоль птичьи фигуры на крыше ответили многозначительным молчанием. Сверкнув глазом, Карлуша чуть повернул голову и осуждающе прищёлкнул клювом.

— Я это, — попытался оправдаться Алексей, — подышать вышел…

Гертруда отрицательно покачала головой и кивнула на луну. Отвернувшись как по команде, вороны благоговейно уставились вверх. Хрустальная музыка зазвучала с новой силой.

Видимо, здорово задетый за живое, Чеширский походил вдоль стены, оценивающе поглядывая наверх. Что-то для себя решив, попятился, присел и гигантским прыжком сиганул на крышу.

Камыш разразился коротким сухим тремоло. Чёрная парочка даже не повела ухом, всецело наслаждаясь лунной симфонией.

Рассеянно покосившись вниз, Чеширский тихонько прокрался к воронам, уселся и завороженно уставился на луну.

Алексей немного побродил вокруг избушки, приноравливаясь к новым ощущениям. До зуда в лапах почему-то тоже захотелось сигануть наверх к компании, но смущала высота. Если не рассчитать, грохота точно не оберёшься. Вот Карлуша-то опять расстроится. По всему видно, не очень жалует всяческий шум и гам, лучше не рисковать. И так вон как зыркнул, без слов понятно. Прямо как старичок-меломан на школьника-балбеса, вздумавшего поболтать по мобильнику на концерте Чайковского.

Поколебавшись, остановился перед дровяным навесом.

А что, неплохая идея. Практически готовый трамплин. Конечно, пусть выйдет не так эффектно, как у некоторых, зато надёжно.

На всякий случай боднув берёзовую стойку, убедился в её надёжности. Эх, была не была. Медленно попятившись, оттолкнулся и в два прыжка приземлился на крыше.

Камыш скрипуче приветствовал нового слушателя.

Блеснув зелёным, Чеширский повернул голову. Может, показалось, но в глазах промелькнула снисходительная ирония.

Алексей молча обогнул ехидного спутника и уселся рядом с Гертрудой. Подумаешь, нашёлся тут чемпион по прыжкам. Да, получилось не очень. Зато тихо.

Луну затянули полупрозрачные облачка. Подул прохладный ветерок. Музыка на миг стихла и зазвучала тише и мягче, навевая лёгкую грусть. Словно сменились декорации, и невидимые оркестранты отложили молоточки ксилофона и заиграли на флейтах.

Алексей тихонько вздохнул, устраиваясь поудобней. Тело словно отпустила какая-то сжатая пружина. Стало как-то легко-легко. Сознание поплыло. Веки отяжелели и незаметно сомкнулись сами собой…

Глава 8

С коротким хаком на выдохе вогнав топор в пенёк, Алексей скинул рукавицы, вытер пот со лба и уселся передохнуть. Конечно, ещё и не особо перетрудился, можно и без передышки, но тем не менее спину надо щадить. А то всякое может, быть, особенно с непривычки.

После вчерашней лунной симфонии в теле ощущалась необыкновенная лёгкость. Словно после недельного отдыха где-нибудь на тёплом южном морском песочке. Так бы и махал и махал топором до самого вечера.

За завтраком Гертруда между делом пояснила, что такое бывает только лишь в ночь полнолуния. И обязательно при ясном небе. Вот тогда, если зайти далеко в навь, лес начинает звучать. И каждый раз по-новому. Особенно летом.

— Никогда такого не слышал, — восторженно признался Алексей. — И главное, лёгкость такая, словно заново родился.

— Да, сколько лет слушаю, и каждый раз заново восхищаюсь, — согласилась Гертруда. — И коту вашему, вижу, тоже приглянулось…

И действительно. После ночи Чеширский бесстыдно дрых среди горшков на верхнем приступке, как самый заправский кот. Правда, с одним отличием. Спать наверху при горящей печи не смог бы ни один даже самый теплолюбивый. А этот дрыхнет себе, словно внизу не жаркое пламя, а какая-нибудь крошечная безобидная свечка. Впрочем, если разобраться, и кот не совсем кот.

Усмехнувшись, Алексей натянул рукавицы. Ладно, хорошего понемножку. Ещё полчасика можно и помахать. Правда, вот топор уже туповат. Местное железо, конечно, далеко не фонтан. Не забыть бы потом наточить. Неизвестно ещё, когда его вообще последний раз точили.

Поставил пенёк на чурбак, потянулся было за топором и замер. Что-то несильно толкнуло в бок.

— Чеширский, я же сказал, больше никаких… — раздражённо повернулся и осёкся.

Бережно придерживая окровавленную руку, к дому приближался тщедушный паренёк. Несмело глянув, становился в пяти шагах, показал на раненую руку и что-то горячо залопотал.

— Стоп, стоп, стоп, — покачал головой Алексей. — Бесполезно. Я по вашему всё равно ничего не понимаю.

Из всех слов стало понятно только одно имя Гертруда.

— Гертруда? Так дома она, — кивнул на избу. — Сейчас, погоди, темно там…

Приоткрыл дверь и крикнул:

— Тут паренёк какой-то пришёл раненый. Видно, руку повредил.

— Иду-иду…

Вытирая руки о передник, вышла хозяйка.

— Кто тут у нас? — прищурилась с темноты. — А, здравствуй, Кирша. Нешто поранился?

Паренёк обрадованно поклонился и через силу заулыбался.

— Да вот, приключилось тут…

— Проходи, проходи, горемыка. Поправим мы твою беду… Алексей, будьте добры, требуется ваша помощь. Вытащите пока горшок с водой из печи. А ещё свечей зажгу, уж больно темновато у нас…

— Да-да, конечно, — заторопился Алексей.

Наконец-то хоть что-то потребуется из специальности. Правда вот как можно тут хоть что-то сделать без стерильных перевязочных материалов и антисептики, большой вопрос. Судя по кровопотере, там не просто царапина. Одними травками и отварами вряд ли обойдёшься.

Поправил рукавицы и поспешил к печи. И как сразу до такого элементарного не додумался? Теперь хоть не так страшно обжечься. И вчера бы волдыря никакого не было. Хотя, кто знал, что тут есть рукавицы. Кажется, вообще ничего нет. Ложки вон и то деревянные.

Щурясь от жара, вытащил дымящийся горшок и аккуратно поставил на приступок. Наскоро сполоснув руки над бадейкой, подошёл к столу.

Гертруда тем временем стянула с паренька поношенный зипун и исподнюю рубаху. Взяла свечу, наклонилась к ране и сокрушённо вздохнула.

— О-хо-хо, страсть-то какая… И как же тебя так угораздило, горе ты моё луковое?

Кирша опасливо покосился на окровавленную руку и деловито шмыгнул носом.

— Так я это… Тяте с забором подсоблял, ну который эти душегубы развалили. Жердину хотел топориком подправить, а её и повело малость… А рука уже почти и не болит совсем, только вот тятя сильно ругался, в кого я таким косоруким уродился, — видимо, не веря, что рука цела, поднёс к глазам и медленно пошевелил пальцами. — А как дырку увидали, так мамка сразу и в крик. Тятя ещё пуще взъярился, сгоряча подзатыльник мне дал. Беги, говорит, скорей к бабке Гертруде, проси, пусть залатает тебя, неудельного, — виновато улыбнулся. — Ну вот я и прибежал…

— Прибежал, — вздохнула Гертруда. — Осторожней надо было с топором-то, как без руки-то вообще не остался… Ладно, ты пока посиди, а мы тут с гостем моим подумаем, что с тобой делать.

Накинула на паренька куртку и заинтересованно повернулась.

— И что вы на это скажете как доктор, Алексей?

— А что тут скажешь, — пожал плечами Алексей. — Тут по-любому шить надо. Само, конечно, может, и тоже зарастёт, но в таких условиях… Короче, я бы ни за что не поручился.

Ровный глубокий порез на предплечье сантиметров семь. Пареньку, можно сказать, ещё здорово повезло. Раз пальцами шевелит, значит, сухожилия точно целы. Если бы не куртка, вообще бы до кости рассадил. Конечно по-хорошему, в травмпункт бы надо с такой раной. Хоть бы обработали, анестезию местно, зашили по-человечески, может, даже и противостолбнячную сыворотку вкатили. А тут… Ни тебе инструментов, ни медикаментов, что хочешь, то и делай. Жуть…

— А чём это он, кстати, так ухитрился располосовать-то?

— Топором. Забор помогал отцу мастерить.

— Да уж, — вздохнул Алексей, — хорошо помог… Ну не знаю. Я, конечно, бы это дело зашил, но без инструментов, — пожал плечами, — просто нереально. Да и только представьте, какая это будет боль — шить вживую, без анестезии.

— Анестезия это что? — рассеянно уточнила Гертруда, роясь в каком-то сундучке.

— Ну как вам сказать… Такое специальное вещество. Если его ввести в организм, то человек не осознаёт боли.

— А, да-да. Кажется, я что-то слышала про такое, — Гертруда вытащила кривую иголку и подслеповато глянула на просвет. — Всякие загадочные восточные эликсиры. Человек ещё потом долго сам не свой, верно?

— Да, что-то вроде. Такое бывает, конечно, если дозу неправильно рассчитать. А вообще, довольно токсичная вещь.

— Что ж. Анестезия, не анестезия, а шить всё равно надо, — Гертруда протянула иголку и тонкую нить. — Вы правы. Такая рана просто так не затянется. К слову сказать, те же нурманы после боя запросто зашивают раны суровой нитью. Не поверите, зарастает как на собаке.

— Суровой ниткой? — ужаснулся Алексей. — Рану? Вы серьёзно?

— Вполне, — пожала плечами Гертруда. — За неимением лучшего. Ну так что, у вас глаза молодые, да и навык есть. Возьмётесь?

Алексей сочувственно покосился на пациента, с несколько ошалелым видом слушающего незнакомую речь.

— Взять-то я, допустим, возьмусь, да только вот он с ума сойдёт от боли. Его к столу привязывать надо.

— Не надо, — спокойно глянула Гертруда. — Пожалуй, пришло время для ещё одного небольшого урока. Но прежде давайте промоем рану.

— Давайте, — заинтересованно согласился Алексей. — Тогда уж и чистая ткань понадобится, и нож. Хотя нож и мой подойдёт. Чего там, просто нитку обрезать. Да, и стол бы тоже не мешало какой-нибудь чистой тканью застелить.

— Что-что, а ткань найдётся, — заверила Гертруда. — Для таких случаев у меня всё давным-давно припасено, — направилась к сундуку. — Вы пока готовьтесь…

— Хорошо.

С сомнением попробовав остриё, Алексей продёрнул нитку в иглу. Черпнул бадейку кипятка и, тяжело вздохнув, погрузил шовный материал и нож.

Хоть какая-никакая дезинфекция. А вообще, конечно, полнейшая антисанитария. Видели бы такое преподаватели, они бы… Да, пожалуй, даже трудно предсказать их реакцию. До сожжённого трупа над кафедрой, конечно, дело бы вряд ли дошло, всё-таки человеколюбие и гуманизм, но к дверям универа на пушечный выстрел не подпустили бы точно.

Гертруда тщательно застелила стол чистым холстом.

Боясь запачкать, Кирша привстал и, растерянно гадая, оглянулся на печь. Зачем ещё и скатерть? Неужто для начала покормить решили? Или праздник какой?

Опасливо покосившись на странного чужака, с суровым видом зачем-то сварившего иголку с ниткой, и удивительный блестящий нож в кипятке, счёл за лучшее промолчать. Кто их этих ведунов знает. Наверно, опять какое-то колдовство готовит. Вон, говорят, как он нурманов разогнал одним махом. Гром как грянет, одному даже голову снесло. Уж дядька Еким врать точно не будет, сам хоронил поганых.

Алексей слил кипяток и поставил бадью на стол.

— В принципе, я готов. Осталось только руку помыть…

Совместными усилиями омыв пациента над тазиком, усадили оробевшего Киршу за стол.

Алексей взял иглу и вопросительно глянул на Гертруду.

— Ну так что, я зашиваю?

— Да-да, сейчас, только чуть его успокою.

Гертруда улыбнулась и доверительно наклонилась к пациенту.

— Нешто испужался?

— Есть немного, — честно признался Кирша, опасливо косясь на иглу.

— Да, деваться тебе некуда, придётся зашивать. Уж больно рана глубокая. Но ты не бойся, больно не будет. А ещё лучше вообще не смотри, глаза закрой. Давай-давай, успокойся и клади руку на стол.

Глубоко вздохнув, Кирша зажмурился и положил руку.

— Что ж, Алексей. Вот вам и ещё один урок… Уходите, но только недалеко, до кромки, как тогда в первый раз.

Алексей послушно напрягся.

Почти ничего не поменялось, только стало чуть холодней. Чеширский сидел на печи, заинтересованно поглядывая на стол. Сердито нахохлившийся Карлуша на хозяйском плече ясно выражал своё презрительное отношение к царящей суете.

— А теперь посмотрите на Киршу. Видите разницу между нами?

— Вижу… — ошеломлённо прошептал Алексей.

Расплывчатый паренёк виднелся словно сквозь толщу воды. По телу пробегала лёгкая серебристая рябь.

— Это и есть граница. Навь и явь. А теперь смотрите на его руку…

Гертруда зачерпнула ладонью воздух и быстробыстро закрутила над раной. Поначалу мутное красноватое пятно проявилось, словно кто-то навёл резкость объектива.

— Видите?

— Да-да, вижу…

Чеширский завозился и возбуждённо привстал, явно намереваясь прыгнуть.

— Ишь, котейка, как кровь почуял, сразу уши навострил! — возмутилась Гертруда. — А ну кыш отсюда, проказник! — замахнулась полотенцем.

Карлуша встрепенулся и неодобрительно покосился на собрата. Чеширский втянул голову в плечи и сконфуженно присмирел.

— Вот то-то, — победно улыбнулась Гертруда. — Что ж, пожалуй, и всё. Вот теперь можете шить, причём можно даже и отсюда. Он не почувствует боли. Ну же, смелей, что же вы так застыли!

— А-а-а… Да-да, конечно, — спохватился Алексей.

Для проверки реакции примерился и нерешительно ткнул иголкой. Пациент даже не шелохнулся.

С ума сойти, неужели такое возможно?

— Вижу, вы всё ещё сомневаетесь? — усмехнулась Гертруда. — Смелей!

— Хорошо…

Собрав волю в кулак, с усилием воткнул иглу.

Такая первая настоящая операция не могла присниться и в страшном сне. Ни инструментов, ни антисептики, вообще ничего. Практически одни голые руки, непонятная нитка и примитивная кривая иголка. Да и то, не иголка, а нечто больше похожее на китобойный гарпун.

Осторожно стянув края раны, отсёк нить и аккуратно завязал первый узел. Уфф, конечно, это можно смело назвать чудом, но, похоже, один всё-таки готов.

Невольно вспомнилась вся небогатая практика. Несколько сотен хирургических узлов на подушках и муляжах можно и не считать. Девчонки ещё хихикали так. Конечно, им весело, хоть какой-никакой предварительный навык был. Наверняка в детстве всякие там куклы-платьица шили. А вот парням было не до смеха. Пальцы прямо как не свои. Хорошо хоть дома отец гонял, заставлял оторванные пуговицы пришивать. Вот в армию, говорит, пойдёшь, там папки-мамки нет, подворотнички за тебя некому пришивать будет. А не так пришьёшь, мало того прыщи замучают, так ещё и вечный наряд по кухне получишь. И здорово так застращал, неплохо помогло. По крайней мере, препод не так ухмылялся, как над сокурсниками. Сборищем предынфарктных стариков-артритников называл. Ну а если пребывал в особо хорошем настроении, то более ласково — мистер кривые пальцы, или просто Женечкой-криворучкой. Шуточки такие. Профессиональные. А вообще, наверно, правильно гонял. Мелкая моторика вообще ни к чёрту. С такой в нейрохирурги или в офтальмологи лучше вообще и не соваться.

Кирша обеспокоенно поёрзал. Рука почему-то словно онемела. Такое бывает, когда долго-долго спишь на одном боку, а потом посреди ночи вдруг просыпаешься и в страхе ищешь потерянную руку. А когда нащупаешь, становится ещё страшней. Холодная, и никак не шевелится, словно и не своя.

Да что они там делают? И скатерть зачем постелили?

На всякий случай чуть приоткрыл левый глаз. На ране виднелся аккуратный тугой узелок с торчащими огрызками нити.

О как! Уже почти всё зашили? А почему не было больно? И крови нет. Какое-то колдовство?

Нерешительно покосился на наклонившегося ведуна и тут же испуганно зажмурился, встретив невидящий взгляд белых пустых глаз.

Мама моя! Как у покойника… Колдует, как есть колдует.

По спине побежал холодок. Нет уж, такой страсти лучше не в жисть не видеть. Видно, не зря бабка сказала не смотреть.

Наложив последний стежок, Алексей с облегчением перевёл дух.

— Ф-у-у, кажись, получилось…

— И довольно неплохо, надо сказать, — прокомментировала Гертруда, молча наблюдающая за работой. — Совсем как заправский доктор.

— Спасибо, — улыбнулся Алексей.

Нервное напряжение понемногу начало спадать.

— Что ж, давайте возвращаться назад.

— Давайте. А с ним что? — Алексей заинтересованно кивнул на пациента.

— А что с ним? Сейчас чистой тряпицей обмотаем, да и домой спровадим с чистой совестью.

— Нет, я про рану. Она вроде как там останется?

— Ах да, конечно, останется, — Гертруда с треском оторвала длинный лоскут. — Ничего страшного, пусть пока побудет, потом вам расскажу.

Кирша испуганно отшатнулся и открыл глаза, недоверчиво разглядывая руку.

— Сиди-сиди, почти всё уже, — успокоила ведунья. — Только тряпицей чистой закроем, и можешь идти.

Ловко обмотала руку, вложила кусочек можжевельника и завязала поверх тугой узелок. Ласково потрепала курчавую макушку и коротко напутствовала:

— Ну вот и всё. Если болеть не будет, придёшь через седмицу. А как жар появится, то не жди, сразу прибегай. Всё понял?

— Да понял-понял, — недоверчиво пошевелив пальцами, Кирша обрадованно просиял. — Благодарствую, бабушка!

— Не меня благодари, вот его, — Гертруда улыбнулась и кивнула на ведуна. — Он тебя зашивал. Алексей зовут.

Внутренне обмерев, Кирша повернулся и поднял несмелый взгляд на чужака. Страшные белые глаза снова стали самые обычные человеческие. Разве что всё равно какие-то подозрительно зелёные.

— И тебе благодарствую, Олекший, — запнувшись, неуверенно выговорил странное имя.

Гертруда перевела.

— Да ерунда, — отмахнулся Алексей. — Всегда пожалуйста. Только ты давай уж с топором там всё-таки поосторожней.

— Ну всё, беги-беги, — поторопила Гертруда. — Родители там уже поди совсем все извелись.

Проследив за счастливым пареньком, Алексей устало плюхнулся на скамью.

Что ж. Можно поздравить с настоящим первым пациентом. Конечно, не совсем так, как представлялось, но тем не менее самая настоящая операция.

И всё-таки, что это было? Ни боли, ни крови. Мечта любого хирурга. Что-то похожее, кажется, есть только у филиппинских хилеров, да и то на самом деле жульничество чистой воды. Якобы даже полостные операции одними руками делают. Никаких тебе инструментов и анестезии. И убедительно так получается. Пальцем хлоп в пупок. Щёлк, кровища, кусочки органов. На отчаявшихся людей производит довольно сильное впечатление. Бизнес прямо цветёт и пахнет. Именно что пахнет, причём очень дурно. И как только совесть позволяет дурить отчаявшихся людей и брать деньги? Ведь на самом деле просто теряется драгоценное время, а нормальные врачи потом хватаются за голову. Хотя что с них взять, на Востоке совсем другой менталитет, впрочем, наверно, как и везде сейчас. Если человек хочет быть обманутым, надо ему в этом всячески помогать. Особенно доверчивым иностранным туристам с толстыми кошельками…

Тем временем, похозяйничав у печи, хозяйка принесла на стол дымящийся горшок. Разлила сбитень в чашки и уселась напротив.

— Вижу, вы всё ещё в смятении… Да, про рану его всё верно заметили. Пусть пока она в нави побудет. Это ненадолго, парень он ещё совсем молодой. Через день-два его естество всё равно своё возьмет, и рана полностью вернётся в явь. Но с нею придёт и боль. А вот со стариками приходится хуже, — тяжело вздохнула. — Не хочет тело само в явь возвращаться. Не зарастает потом, и всё тут. Вот и тысячу раз подумаешь, лечить их так или не лечить… Впрочем, думать всегда надо. Молодой, старый, неважно, живая кровь в нави всех духов манит. Видели, как котейка ваш встрепенулся?

Алексей заинтересованно кивнул.

— Вот. Это хорошо, он ещё дух смирный. А вот ежели бы дом на плохом месте стоял, тут бы, кровь почуяв, их целое сонмище проявилось. И тогда туго бы пришлось Кирше, да и всем нам. Поэтому, как бы ни заманчиво было, нельзя такими вещами просто так баловаться. Место должно быть чистое, светлое, вот как это, к примеру. Чуете, как сила из-под земли бьёт?

— Нет, — Алексей с сожалением покачал головой. — Вроде ничего такого особенного. Место как место.

— Ничего, не всё сразу, — Гертруда неспешно пригубила из чашки. — Со временем придёт и это…

Замолчав, задумались каждый о своём.

— Знаете, — поделился Алексей. — Я вот тут всё думаю… Почему у нас нет такого? Все эти духи, лешие, скорее из области сказок.

Гертруда снисходительно усмехнулась.

— Сказки? Да, пожалуй, отчасти и верно. А объяснение тому, я думаю, самое что ни на есть простое. Металл. Почему-то поначалу от вас им за версту веяло. А для духов нет ничего страшнее, особенно серебро. Потому как что в яви, что в нави, он везде одинаков. Для нас он всего лишь тяжёл и неприятен, а они его почему-то, уж простите за каламбур, и на дух не переносят.

— Металл? — задумчиво глянул Алексей. — Очень даже может, быть. У нас без него никак. Пожалуй, вся земля им опутана.

— Так уж и вся? — усомнилась Гертруда. — Нешто такое возможно?

— Ещё как! Даже дно морское. Уж сколько железного хлама там валяется, вы не представляете. Кстати, даже и в космосе, — Алексей многозначительно кивнул наверх.

— Боже мой! — ахнула Гертруда. — На небесах?

— Да что небеса, — загорелся Алексей. — Даже выше! На Луне железные аппараты есть, на Марсе. Несколько даже улетели далеко за пределы.

Гертруда как-то сникла.

— Ну вот, какие там духи… Тяжело, наверно, у вас жить. Там где дух есть, и человеку место найдётся. Ещё волхвы так говорили.

— Да как сказать, — замялся Алексей. — С одной стороны, легче, чем тут, а с другой — и тяжеловато, наверно. Просто много нас очень, шесть с половиной миллиардов. Отсюда и все проблемы…

Гертруда в ужасе схватилась за щёки и покачала головой.

— Сколько-сколько? Шесть милли… Даже представить себе такую прорву не могу.

— Ничего, — усмехнулся Алексей, — живём…

Гертруда на миг зависла и как-то напряглась.

— Плохо. Что-то случилось, Алексей. К дому идут люди. С железом.

— Люди? — Алексей стремглав кинулся к ружью.

Вот чёрт! Ещё какие-то люди с железом. Если это викинги пронюхали про избушку, пиши пропало. Наверняка кто-то из местных сдал. Попробуй, вот так без наводки найди избушку в такой глуши. Если не совсем дураки, в этот раз наверняка будут хитрее. Никаких разборок на топорах. Дверь подопрут, запалят крышу, и всё, конец котёнку. От угарного газа и огня никакое колдовство не поможет, и отстреляться тоже особо не дадут, окошко с гулькин нос… Чёрт, чёрт!

— И много их там?

— Пока не могу разобрать. Слишком далеко, не вижу образ.

— Ничего-ничего, — Алексей лихорадочно рассовал гильзы по карманам, — как-нибудь прорвёмся. Чёрт, только жалко патронов маловато осталось…

Тихонько приоткрыл дверь и глянул в щель. Вроде никого.

Где-то вдалеке тревожно застрекотали сороки. Да, похоже, и правда кто-то идёт. Эти тарахтелки просто так орать не станут… Ладно, идут, и пусть идут. Главное, первого завалить, остальные, глядишь, и задумаются.

Приоткрыл дверь чуть пошире и припал на правое колено, готовясь к стрельбе.

— Обождите, — встрепенулась Гертруда. — Вижу… Вижу Екима с сыном. Старшенький. С ними ещё люди. Незнакомые, но не нурманы. Спокойно идут, не крадучись.

— Еким?

Облегчённо вздохнув, Алексей перещёлкнул предохранитель.

Конечно, полностью успокаиваться ещё рановато, но по крайней мере хоть не враги. Но ухо всё равно надо держать востро. Наверняка здесь уже додумались до такой простой вещи, как заложники. А что, террористы, они и в Африке террористы. Допустим, прихватили ту же Филиску, нож к горлу. Хочешь увидеть дочь живой и здоровой? Иди, дорогой мой Еким, хитри как хошь, но приведи нам того молодого и дерзкого, а не то…

Послышался негромкий разговор. Метрах в ста показались коренастые фигуры. Мало обращая внимание на происходящее, несколько мужчин неспешно брели по тропинке, оживлённо переговариваясь и размахивая руками.

— Идут.

Немного успокоившись, Алексей тихо прикрыл дверь и чинно уселся на скамью, на всякий случай пристроив ружьё под бок.

Судя по поведению, мужики как-то мало похожи на родственников, чьих детей захватили в заложники. Вряд ли они так слаженно могут сыграть, больно уж лица бесхитростные. Может, действительно просто идут по делу, а тут уж чего только не выдумал. Заложники, террористы, крах фондовой биржи. Такими темпами и до мании преследования недалеко. Ха, правильно отец говорит, пуганая ворона и куста боится. Ну и что, спишем на издержки современного бытия. Можно подумать, он сам весь такой мудрый-премудрый, и в финансовых пирамидах деньги не терял. Как инфаркт-то вообще не заработал, когда в памятном девяносто восьмом без копейки остался. Нет уж, лучше уж во всем поискать второй, а то и третий смысл, жизнь быстро научила. И вообще. Доверять доверяй, но клювом тоже не щёлкай. Серёга, кажется, так пословицу переиначил. Уже потом, когда в аудитории на перемене телефон стащили. Хорошо хоть старый был…

В дверь деликатно постучали.

— Открыто, — отозвалась Гертруда.

Алексей непринуждённым жестом положил ружьё на колени.

Ну-ну. Как говорится, посмотрим, что это за Сухов.

В проём один за другим протиснулись пятеро мужчин. Неуверенно переглянувшись, остановились на пороге, привыкая к полумраку. В избушке сразу стало тесно.

Проморгавшись, Еким с сыном коротко поклонились. Трое незнакомцев, с интересом покосившись на ведуна, степени о повторили следом.

— Здрава будь, Гертруда, и ты, Олекший, — басовито начал Еким. — Вижу, удивлена ты немало людьми новыми. То из соседней деревни. Вот это свояк мой, Микит, — с размаху хлопнул по плечу настороженно поглядывающего бородатого мужичка, — это сын его старший, Фирст, а это Онтей, его шурин, значится, — по очереди представил ошалело моргающих спутников. — Беда их к тебе, — горестно вздохнул, — привела. И прямо скажем, может, даже больше и не к тебе, а к Олекшию. И большая беда…

— О как! — удивилась Гертруда. — Прямо к Олекшию? И что это такая за большая беда? Да вы проходите-проходите. Сейчас вас с дороги сбитнем угощу, — засуетилась у печи.

— Благодарствуем, хозяйка, — прогудели гости.

Солидно, не торопясь, расселись за столом, с интересом поглядывая на странное пятнистое одеяние ведуна.

Сразу видно, человек бывалый, даром что молод. Вон как смотрит, будто в нутро самое. А одёжка? Это надо здорово постараться так разукрасить. Пегая вся, непонятная. Не иначе сами кикиморы шили. В лесу в такой за куст зайдёшь, и всё, пропал из виду, как в воду канул. А если ещё и ходит тихо, похлеще любого лешего выйдет.

— Угощайтесь.

По очереди обойдя гостей, Гертруда наполнила чаши и уселась во главе стола.

— Ох, хорош, — пригубив сбитня, Еким степенно пригладил усы и отставил чашу. — Только ты уж не серчай, хозяйка, но поспешать свояку моему надобно. В деревне у них лихо невиданное объявилось. Пусть он сказывает, а ты уж и Олекшию растолкуй, раз он по-нашему совсем не разумеет. Изничтожить то лихо на корню надобно. Людям там совсем невмоготу стало, баб и детишек к дальним родичам уводят. А ежели оно и у нас такое объявится, что тогда? Тоже уходить? Зима ведь на носу! Вот и мыслю я, лихо то только громовым колдовством одолеть можно, а может, вы что с Олекшием и другое посоветуете, раз вам сила ведовская дадена. Ведь как говорят, одна голова хорошо, а две лучше, глядишь, что и получится.

— Верно говорят, — согласилась Гертруда. — Только что ж это за лихо такое, что даже громовое колдовство вам понадобилось?

— То они лучше скажут.

Раскрасневшись, Еким повернулся к свояку.

— Давай сказывай, Микит, не робей!

Микит встрепенулся и задумчиво потеребил бороду.

— Да что тут скажешь. Верно говоришь, уж и не знаем куда деваться. И наверно, это ещё весной всё началось, да только мы тогда всё то на волков, то на медведей думали…

— Погоди, Микит, — перебила Гертруда, озабоченно глянув на заскучавшего Алексея, — не торопись. Дай-ка я и гостю моему поясню… Алексей, это люди из соседней деревни. У них произошло что-то пока неясное, но сильно их напугало, да так, что люд побежал из деревни. Пришли они к нам за помощью и очень надеются на ваше оружие. Этот мужчина, Микит, свояк Екима, остальные тоже его родственники. Он будет говорить, а я вам переведу в меру сил, хорошо?

Алексей неопределённо пожал плечами.

— Хорошо. Чем смогу, помогу.

— Продолжай, Микит, — кивнула Гертруда.

— Ну так вот, — ожил Микит, заинтересованно прислушиваясь к чудной ведовской речи. — Мыслим мы, кабы не с весны всё это дело началось, значится. Поначалу скот стал пропадать. Ну мало ли, в болото забрела, волки подрали, всяко бывает. Скотина-то ведь, она, ясно дело, тварь неразумная, какой с неё спрос. И так бы мы и думали, да летом беда случилась, пастушок наш пропал, Арся. Так-то он паря, конечно, малость ленивый был, что есть, то есть, но за скотиной приглядывал справно. Мы, значится, как так пропал? Куда? Искать его всем миром начали. Ну и нашли. Правда вот не его самого, а одёжку его растерзанную. И одёжка-то была не сразу вся, а частями. Как будто бежал он, сердешный, от кого-то, шибко бежал, да на бегу сбрасывал её с себя. Мы поначалу-то подумали, медведь задрал парня. Бывало уже так, ярится зверь, бежит следом, а ты не будь дурак, раз ему, шапку кинул, и беги со всех ног, пока он её терзает, значит. Потом скотина понемногу так и пропадала. Мы уже и не знали, что и думать. Потом ближе к осени девка у нас пропала на выданье. Мать криком кричит, ратуйте, люди добрые, пропало дитятко. И тут мы уж за дело взялись всерьёз. Лес вокруг, озеро и болото — всё до последнего корешка прочесали, что твоё сито. Цельную седмицу, почитай, искали. И нашли. Одежду её, кровь нашли, — в порыве чувств Микит глотнул сбитня и с силой вдарил чашкой о стол. — И руку, что от неё осталась! Но самое главное, следы. Не медвежьи то были следы, и даже не волчьи, а незнамо какие, зверя дивного. Как будто курица большая ходила, — тяжело вздохнув, поднял тоскливый взгляд, от которого невольно побежали мурашки. — Ну а народ-то как про то прознал, так из деревни и побежал кто куда. И мало того, лихо то из леса, видно, дюже человечиной прельстилось, в охотку вошло, и уже к самой околице подобралось… Да ты сам скажи, Онтей, — кивнул мужичку, угрюмо теребящему пустую кружку. — Как ты то чудище-то видал.

— Истинная правда, — вскинулся Онтей, — видал. Близко, вот как вас всех. Почитай у самой околицы его и видал, чудище-то это невиданное. А уж страху натерпелся, ни в жисть такое больше видать. Дело-то оно как было. Ведь бабы-то теперь без мужиков, что к озеру, что к реке, ни ногой, а уж в лес-то и вообще ни-ни. Ну а я тогда, помню ещё, приболел слегка. Да сам виноват. Верши намедни ставил, а вода-то уже дюже студёная, чай не лето на дворе. Ну вот, пока день провозился, пока рыбу выбирал, видно и прихватило спину-то ближе к вечеру. Скрутило, свербит, ажно зубы сводит. Ночь промаялся кое-как, думаю, ладно, денёк отлежусь, к вечеру, глядишь, и отпустит. А моя, как на грех, наутро бельё стирать затеялась. Пойдем, говорит, до реки проводишь, посторожишь. Боязно дюже, мол, мне одной. А я ей, куда сторожить, баба глупая, не видишь, я разогнуться не могу? Потерпит твоё бельё день-другой, ничего с ним не станется. А ей как приспичило. Слово за слово, так и побрехали мы с ней. Схватила она корзину, нос задрала да и шасть за дверь. Ну думаю, ладно, баба глупая. Что с тебя взять. Пойду как-нибудь, заодно и проучу тебя, дуру сварливую, самую малость. Топорик прихватил, да и за ней тихонько, значится, чтоб не увидала ненароком. Прокрался как тать на реку, глядь, а она уже на мостушке, знай себе плещется, словно та утка. Шваркает своими тряпками об воду, ажно рыба со страху на берег выпрыгивает. И куда только сразу вся боязнь подевалась. Ну я сижу себе тихонько, посмеиваюсь. Думаю, ишь баба как расхрабрилась. Пугануть тебя, что ли. Дождался, значит, когда она стирать закончила, тряпки в корзину побросала, ну и как волком завою. Она как завизжит, и в чём была, так в реку и кинулась. Я выскочил, и смех и грех. Чего орёшь, говорю, руку давай. А она знай себе визжит, плавать-то не умеет. Я её хвать за химок, вытащил кое-как. Смотрю, зубы стучат, губы синие. Ну думаю, замёрзла совсем баба. А ну беги, говорю, шибче до дому. А она уже и совсем ничего не соображает, в корзину свою вцепилась. Я уж осерчал, прикрикнул. Беги, говорю, скорей, лезь на печь, донесу уж твою корзину. Вроде поняла она, подол отжала, да и как домой прыснет. Да быстро так, аж позавидуешь, обычно не расшевелишь её, а тут как заяц пуганый скачет. Наверно, кунать её надо почаще… Ну так вот. Посмеялся я, посмеялся. Думаю, ладно. Домой идти надо. Хвать корзину, а она и вовсе неподъёмная. Пока она там барахталась, значит, воды-то дюже набрызгала. Тьфу, думаю, баба глупая. И напугать-то тебя нельзя по-человечески. Делать нечего, отжал всё бельё заново. Попробовал, поднял, вроде идти можно. Ну кое-как на пупок пристроил, чтобы спина не болела, значится, топорик за пояс, и поковылял себе наверх тихонько. Поначалу-то вроде ничего, шибко шёл, а потом спина как засвербит. Что делать, идти как-то надо. Остановился, малость передохнул, опять пошёл. Слышу, вроде как шелестит что-то за спиной. Обернулся, никого. Думаю, может, показалось, или леший балуется. Взял корзину, опять пошёл. Уже и околица вскорости показалась. Тут сзади как что-то хрустнет. Я как глянул, так и обмер, страсть-то какая! Стоит курица не курица, тело в чешуе змеиной, пасть длинная, как у щуки. Стоит, голову склонила набок, лапки с когтями к груди поджала и смотрит на меня так, моргаючи по-ящериному. А я стою, и шевельнуться не могу. Внутри ажно захолонуло всё. Сразу пастушок наш пропавший вспомнился. Ну, думаю, всё, Онтей, вот и смертынька твоя пришла. Она вдруг как пастью на меня клац, а я, не будь дурак, корзину ей в морду швырнул и бежать. Она, видно, поначалу замешкалась, в тряпках запуталась, потом чую, опять догоняет. Я ей топориком-то на бегу хрясь за спину, да не попал, видно, не с руки ведь. Она снова клац, кацавейку мне порвала и плечо чуток расцарапала. А деревня-то уж вот она, рукой подать. Собаки как залились. Навстречу мне бросились. Клычищи оскалили, брешут, ажно захлёбываются. Ну думаю, всё, не она, так они порвут нас сейчас под горячую руку на клочки с чудищем этим. И видно, напужали они её здорово лаем-то своим, а может, и ещё что, да только когда я оглянулся, её уже и след простыл. Ну я ни жив, ни мёртв, мужиков кликнул, собрались они, кто похрабрей, кто с дрекольем, кто с рогатинами, и пошли мы всем миром искать её, значит. На место пришли, где она отстала. Собаки-то уже почти успокоились, только шерсть дыбом. Рыщут, землю нюхают, а след никак не берут. Тут Гордой вперёд вышел, а охотник он знатный, мало кто ему из нас ровня. Присел вот так, тропку посмотрел, понюхал и говорит, нет, не пойму. Что-то тут нечисто. Обрывается след и всё тут. Как сквозь землю чудище провалилось. Тут уж мы и смекнули, что не простой тот зверь, и подход к нему совсем другой нужен. А намедни ешё Кривой Ларья у соседей был. Слух до них дошёл, что объявился в наших землях ведун молодой, что нурманов поганых громом разит. Покумекали мы, поговорили всем миром, да и решили сходить, попытать, значится, вдруг и согласишься ты, Олекший, — поднял выразительный взгляд, — помочь нам в беде нашей. А мы уж в долгу не останемся. Хочешь, зерна дадим, хочешь серебром возьми, только избавь от напасти лютой, — тяжело вздохнул, — потому как не будет нам теперь никакой жизни. Ведь не отстанет оно подобру-поздорову, пока нас всех не переведёт. Уж очень мы надеемся на тебя, да и на тебя, хозяйка, потому как если не вы, то больше нам и надеяться не на кого…

Мужики одобрительно загудели, с надеждой поглядывая на задумавшегося ведуна.

— И что вы на это скажете, Алексей? — тихо спросила Гертруда. — Поможете людям?

Алексей растерянно потёр подбородок.

Рассказ с изобилием подробностей, конечно, потряс до глубины души, но привитый врачебный скепсис, склонный подвергать сомнению любой факт, взял верх.

— Даже и не знаю, что сказать… Жуть какая-то. А может, ему это всё со страху почудилось? Поймите меня правильно, ни в коей мере не подвергаю сомнению все эти убийства, но обстановка в деревне уже и так располагает к всеобщему страху. Давайте взглянем на это дело с другой стороны. Люди там пропадали и раньше. Сам же говорит, волки всякие, медведи. А он перед этим ещё и простыл, наверняка принимал какое-нибудь спиртное или обезболивающее. Вот и почудилось чёрт знает что. Поймите, то, что он сейчас так красочно описал, это же форменный динозавр! Ящер то есть. Ну нет сейчас таких зверей, понимаете, нет даже при всём желании, вымерли они миллионы лет назад.

Гертруда загадочно усмехнулась.

— Экий вы скептик, право… Пожалуй, я бы тоже так думала, если бы жила там, в вашем сугубо прагматичном и рационалистическом веке. Однако в ваших вполне логичных рассуждениях есть одна существенная неувязка. Вот сами подумайте, как же тогда Онтей смог столь подробно описать такого зверя, даже не зная о существовании этих самых якобы давно исчезнувших ящеров?

— Ну не знаю, — засомневался Алексей. — Какие-нибудь местные мифы, легенды. Тот же самый Георгий-Победоносец, убивающий змия, помните? Наверняка и тут что-нибудь наподобие есть.

— Георгий-Победоносец… Эх, если бы. Что ж, раз вы такой закоренелый скептик и верите только своим глазам, соблаговолите взглянуть на его спину иным зрением.

— Спину? — заинтересовался Алексей. — А чего там такого особенного?

— А вот сейчас сами всё и увидите… Онтей, будь добр, повернись-ка к нам спиной, — попросила Гертруда. — Хотим рану твою посмотреть.

— Зачем? — удивился Онтей. — Так неча там смотреть уже. Разве что поцарапано малость. Подсохло давно уже.

— Ничего, что надо, увидим.

— А-а-а… Рубаху сымать?

— Не надо.

Недоумённо переглянувшись со спутниками, Онтей повернулся спиной.

— Итак, Алексей. Взгляните, — Гертруда торжествующе кивнула. — И что вы скажете на это?

Алексей сосредоточился. Реальность привычно поменялась. Чеширский переместился с печи на пол. Сидя в двух шагах за спиной Онтея, заинтересованно поглядывал наверх. Карлуша настороженно поглядывал вниз, явно сокрушаясь чрезмерной кровожадности коллеги.

— Ох, ужо я тебе, негодник! — Гертруда укоризненно погрозила пальцем. — Опять худое замыслил? Али веником тебя?

Поняв, что снова проштрафился, Чеширский сконфуженно прижал уши, всем своим видом показывая, что его совершенно не так поняли.

Красноречиво показав кулак упрямому духу, Алексей глянул на спину Онтея. На серебристой плёнке зияла чёрная прореха.

— Теперь видите?

— Что это?

— Рана. Так бывает, когда кусают они, — Гертруда кивнула на рысь. — И даже когда в яви не останется и следа, в нави эта отметина останется на всю жизнь… Ну что, теперь убедились?

— Впечатляет…

Алексей невольно покосился на Чеширского. Крыть было нечем. Похоже, Онтей действительно встретился с чем-то необычным.

Да уж, хорошие такие зверушки. Кто кусается до чёрных дыр, кто вышвыривает чёрт знает куда. Интересно, может, это и вовсе никакой не укус, а тоже что-то вроде временного провала? Поди, разберись. А что будет, если туда руку сунуть? Вот ведь головоломка-то… Чёрт, да кто же вы такие на самом деле? Инопланетяне? Параллельная цивилизация? Ведь не верить же в эти сказки…

— То-то, — удовлетворённо вздохнула Гертруда. — Давайте возвращаться.

Гости невольно вздрогнули и боязливо переглянулись, когда глаза ведунов на миг подёрнулись белым ледком и вдруг снова стали осмысленными.

— Всё, Онтей, — скомандовала Гертруда. — Глянули мы, что надо.

— И что, — встревожился Онтей. — Плохо там?

— Ничего страшного, жить будешь, — усмехнулась Гертруда. — Сам же говоришь, всё заросло уже.

— Так-то оно так, — засомневался Онтей. — Вроде как и заросло. Только вот и зверь тот был неведомый, колдовской. Мало ли, кабы не морок какой…

— Это верно, — вздохнула Гертруда. — Колдовской…

— Ну так что, — выжидательно уставился Еким. — Можно помочь в беде их?

— Экие вы торопыги, — укоризненно глянула Гертруда. — Это ведь не водицы испить. Сейчас мы с Алексеем пока всё обсудим, а вы уж малость потерпите. Давайте пока сбитня подолью вам горяченького…

Обойдя гостей и наполнив чаши, Гертруда уселась напротив Алексея.

— Итак, что вы теперь скажете? — испытующе глянула в глаза. — Думаю, вполне убедились, что нелюдь очень опасна. Сказать по правде, когда-то давным-давно я слыхала о таких безжалостных сущностях, но воочию сталкиваться пока не приходилось. Сможете одолеть его вашим оружием? Только прошу вас хорошенько подумать и без излишней бравады. Дело ведь действительно очень опасное, понимаете?

Алексей пожал плечами.

— Конечно, понимаю. Надо помочь. Думаю, всё получится. Должно. Не слон же ведь это в самом деле…

Интересная, наверно, получится охота. На всю жизнь запомнится, если повезёт. Только вот надо ещё хорошенько разобраться, кто на кого охотиться будет. Интересно, картечь такую птичку возьмёт? Хотя… Должно. Свинец всё-таки. Сама же говорит, духи металл не переносят. Вот и всадить все четыре картечины куда-нибудь в голову. Если повезет, конечно. А может, слегка модернизировать заряд? Так, на всякий случай. Бережёного, как известно…

— Помочь, конечно, надо. Только вот для надёжности серебра бы не помешало. Хотя бы чуть-чуть. Переделаю заряд. Мне как-то так спокойней будет.

— Серебро? — задумчиво глянула Гертруда. — Да, вы правы. Это будет куда как надёжней. Найдётся. Припасла я тут кое-что на чёрный день. Да и они, думаю, для такого дела тоже не пожалеют, — обернулась и что-то спросила.

Гости переглянулись и горячо загалдели, стуча себя в грудь.

Алексей невольно усмехнулся.

И без перевода понятно. По меньшей мере центнер серебра обеспечен.

— И у них найдётся, — повернулась Гертруда. — Лишь бы избавили их от напасти. Кормить обещают нас, поить, помогут всем миром…

— В смысле нас? — недоумённо вскинулся Алексей.

— Да, нас, — спокойно глянула Гертруда. — А вы что думали? Я тоже иду с вами. Думаете, оставлю вас вот так одного? Уж не обессудьте за прямоту, но в ведовском ремесле вы пока ещё зелёный новичок, пропадёте в одиночку ни за что ни про что. Да и к тому же, — тонко усмехнулась, — подумайте, как вы будете с ними изъясняться? Одними лишь жестами?

— Ну я, э-э-э… да, — улыбнулся Алексей, живо представив бурную пантомиму. — На самом деле, очень рад, что иду не один. Просто подумал, далековато, наверно, туда идти придётся. А ходить вам тяжело.

Гертруда снисходительно махнула рукой.

— Это разве далеко? Эка даль нашлась, тоже мне. Я ведь сюда из самого Киева добралась, ужель забыли? Правда, много моложе тогда была. Да и к тому же к ним не идти, а плыть надобно…

Видя округлившиеся глаза, поспешно добавила:

— Нет, что вы, не пешком. На лодке, конечно.

— А-а-а… И когда выходим?

— Обождите, — Гертруда повернулась к гостям.

Через несколько минут бурных переговоров всё стало понятно. Родственники предусмотрительно приплыли на двух лодках. Назад идти придётся против течения, и поэтому в ночь, конечно же, никто и не тронется. Сбор назначили на раннее утро у реки. Благодарно откланявшись напоследок, счастливые гости разошлись.

Глава 9

Извилистая, густо усыпанная хвоей едва заметная тропка привела к высокому песчаному берегу. Внизу открылась туманная гладь реки. Наполовину вытащенные на берег узкие длинные лодки чуть покачивались на лёгкой волне. Рядом негромко переговаривались смутно виднеющиеся фигуры.

Зябко дохнув в ладони, Алексей оглянулся, дожидаясь приотставшую спутницу.

— Однако зело темно ещё, — озабоченно глянула вверх Гертруда. — Кабы не рановато пришли…

— Да нет, — неопределённо мотнул головой Алексей. — Вон они там, ждут уже.

Придерживая за руку, помог спуститься по крутому осыпающемуся спуску.

— Здрава будь, Гертруда, и ты здрав, Олекший, — заулыбался Микит. — Ну что, вот-вот рассветёт. Может, трогаемся помаленьку? Вы с шурином первыми отходите, а мы уж, значится, с Фирстом опосля… Только вот для начала водяника уважим.

Сунул руку за пазуху и вытащил краюху хлеба. Что-то пошептал и швырнул в реку. Покачавшись на волнах, хлеб медленно поплыл по течению.

Вытянув шеи, мужчины замерли, завороженно наблюдая за рекой.

— Чего это они? — шепнул Алексей. — Рыбачить, что ли, собрались?

— Подношение водяному, — спокойно глянула Гертруда. — Так положено. Ритуал.

— А-а-а…

Раздался шумный всплеск. Краюха исчезла.

Мужчины обрадованно вскрикнули.

— Стало быть, принял наш дар водный хозяин, — повернулся сияющий Микит. — Можно плыть смело…

Алексей сокрушённо вздохнул.

Ну какой ещё водяной? Это уже явный перебор. Должны же быть хоть какие-то границы разумного. Почему бы для начала не принять самое простое объяснение. Ранняя осень, зорька, рыба активно нагуливает жирок, с ночи голодная вся, вот хлебушек-то и проглотила. Тут ведь теперь каких только рыбин не водится, наверно. Вон, в Москве-реке во времена Ивана Грозного и стерлядь, и севрюга, и даже осетры водились. И ещё какие. Пудовые. Сети рвали как паутинку. А здесь уж поди тем более, чего только не водится. А эти сразу — водяной, и всё тут. Как дети малые. Конечно, так и до русалок недалеко. Лупоглазых и обольстительно чешуйчатых…

— Видели? — Гертруда обескураживаще улыбнулась и зашагала к воде. — Да, и учтите. Не вздумайте на реке посмотреть в навь даже ненароком. Не любит он этого. Не ровен час, осерчает, лодку перевернёт.

— Я, э-э-э… да, — растерялся Алексей. — Учту…

Почтительно устроив старенькую ведунью на носу лодки, Онтей терпеливо подождал, пока Олекший бережно, словно малое родное дитя, уложил громовое оружие.

Наверно, неспроста так пестуется. Если не знать, ни за что не скажешь, что эта колдовская вещица может, убивать громом. По виду какая-то чудная железная палка на затейливой деревяшке. И как ей можно убить, а уж тем более громом? Если только как дубиной по голове. Откуда тогда гром-то? Хотя дядька Еким врать не станет. Если бы не ведун, говорит, всех бы нас эти поганые нурманы загубили, не иначе тот купец давешний им про деревню наплёл.

Олекший неуловимым движением провёл рукой по животу, как-то хитро повёл плечами, и необъятная, словно прилепленная к спине пятнистая заплечная котомка сама сползла вниз.

Онтей задумчиво потеребил бороду.

Вот что ни говори, сразу видно нездешнего колдовского человека. И одёжка чудна, и палка эта, и котомка. На спине сидит, да так ловко, словно обнимает. Прямо не вьюнош с виду, а леший-горбун какой-то. Повстречаешь такого в тёмном бору, наверно, вот так сразу и помрёшь на месте со страху-то.

Алексей уселся и вопросительно оглянулся.

— Может, толкнуть?

— А? — Онтей растерянно повернулся к Гертруде. — Чего он говорит-то?

— Может, помочь, говорит? Лодку-то столкнуть?

— А, не, — Онтей деловито взялся за весло. — Это мы уж и сами управимся, — попробовал тронуться и тут же убавил пыл. — Однако уж больно осела за ночь. А ну-ка, подтолкни-ка, Микит! Похоже, сам и впрямь не строну.

— Ничего, сейчас подправим…

Поплевав на руки, Микит упёрся в корму, поднатужился и с натугой вытолкнул лодку на чистое. Течение тут же подхватило и начало разворачивать в сторону.

Онтей спохватился и бешено заработал веслом, выправляя вдоль берега. За низким бортом возмущённо забурлила вода.

Поудобней устроившись на ворохе камыша, Алексей протянул руку и сполоснул лицо. Ледяная вода мгновенно разогнала подкатывающую дремоту. Зябко поёжившись, утёрся рукавом и накинул капюшон от брызг. Онтей трудился веслом не хуже любого подвесного мотора.

Да уж. Вот так всего пару часиков помахать, да ещё и против течения, все руки отвалятся. И сменить человека не сменишь, зарулишь сразу куда-нибудь в бурелом с непривычки. Как они тут вообще ухитряются рулить одним веслом? Неудобно же. Не лодка, а каяк какой-то получается. Надо будет им потом идейку насчёт двух съёмных вёсел с уключинами закинуть. Всё прогресс какой-никакой будет.

По днищу что-то душераздирающе проскрежетало.

— Ё…!

Запнувшись на полуслове, Алексей испуганно оглянулся.

Онтей улыбнулся, что-то сказал и кивнул на воду. Чёрная суковатая дубина вынырнула позади и, неторопливо покачиваясь, унеслась по течению.

— Не пугайся дюже, говорит, — перевела Гертруда. — Бревно это. Он и сам поначалу испугался. Думал, водяник играется.

— Да это я уже понял, — улыбнулся Алексей. — Конечно, напугаешься тут…

Поневоле тут всех леших и водяных, а то и что похлеще вспомнишь. Хорошо хоть сдержался, не выругался. Почти джентльмен. А что если такая чушка дно пробьёт, мало не покажется. Почище любой торпеды. И мало того вода холоднющая, так ещё и течение бешеное. А до спасательных кругов додумаются ещё лет через восемьсот, или когда там пробку нашли? Нет, конечно, если чисто теоретически, выплыть к берегу может, где-нибудь и выплывешь, только вот последствия такого заплыва… Старушку же тонуть не бросишь. А вообще, отважная женщина, столько всего перенесла, наверно, уже ничего и не боится. Хотя, наверно, кораблекрушения ещё точно не было…

Осторожно облокотился на левый борт и оценивающе постучал по днищу. Тёмная древесина отозвалась низким гулом.

Интересно, дуб, сосна? Вроде ничего, посудина крепкая, должны доплыть. Кажется, раньше это называлось долблёнка. Однако солидное вымахало деревце, в двадцать первом веке, наверно, таких уж и нет. Но потрудились над ним неплохо. Попробуй так вот ровненько выдолбить или выжечь всё это вручную, с ума сойдёшь. Вот ведь какие терпеливые люди…

— А долго вообще хоть плыть-то? — повернулся к Гертруде.

— Да тут несколько вёрст всего. Даст бог, после полудня доберёмся.

— Понятно…

Монотонные толчки и мерный плеск за бортом действовали на редкость убаюкивающе. Скоро глаза начали закрываться сами собой.

Очередной раз сонно клюнув носом, мысленно чертыхнулся, помянув раннюю побудку, когда толком непонятно, утро уже или ещё ночь. Окошко свет почти не пропускает, а от свечей с лучиной почти никакого толку. Вообще, в такую рань не сплавляться по реке, а спать бы ещё да спать, беспробудно, как медведь до самой весны. И пейзаж ещё вокруг не ахти, как назло. Даже не за что взгляду зацепиться. Унылые жёлтые деревца да угрюмые ели. Прямо сонное царство какое-то.

Хоть бы навь поглядеть со скуки. Жалко, что нельзя. Наверно, было бы интересно. Карлуша-то ладно, наверно, на плече как сидел, так и сидит. А вот куда подевался буйный Чеширский, ещё большой вопрос. Может, в лодке, за спиной, смиренно наслаждается видами, а может, и шествует следом по воде аки посуху. Хотя нет. Вроде духи воду тоже не переносят. Или оборотни? Да, налицо явные пробелы в оккультном образовании. Надо будет спросить потом.

А правда, где шляется этот потусторонний котик? Чёрт, так глянуть хочется, аж распирает. Прямо из серии не думай о белой обезьяне. А может, это что-то вроде психологического тренинга? Силу воли проверяет? После той шумной пробежки, когда весь лес перебаламутил. Хотя вряд ли бы она стала так проверять. Женщина набожная, несмотря ни на что. А в библейских книгах где-то сказано, не искушай малых сих. Должна чтить. Скорее всего, просто действительно никак нельзя. Место новое, неизвестное. Вдруг опять какая-нибудь окрестная жуть сбежится на новичка. А под ногами не лес, а вода. В случае чего уж точно никуда не денешься. Не к этим, так точно под воду загремишь. И будет весело… Ладно, хватит уже искать лазейки. Нельзя так нельзя.

Вяло поборовшись с дремотой, плюнул и решил не перечить организму. В конце концов, что будет, то и будет. Аборигены же не первый раз плавают. Если что случись, моржевать всё равно придётся, и ничем это уже не изменишь.

Глянув на безмятежно дремлющую Гертруду, широко зевнул и, поплотнее надвинув капюшон, прислонился к борту и задремал.

Глухой срежет с трудом пробился сквозь полудрёму. Лодка дёрнулась и встала.

Откинув капюшон, Алексей заспанно огляделся. Похоже, куда-то прибыли.

Река стала заметно уже. Угрюмый высокий лес резко обрывался невысоким песчаным берегом. На противоположной стороне за низкими тучками едва проглядывало тусклое солнце. Судя по высоте, уже за полдень.

Онтей ловко спрыгнул, поднатужился и втащил нос лодки на берег.

Рядом причалили Микит с сыном.

— Ну что ж, — приподнялась Гертруда. — Вот и приехали. О-хо-хо, батюшки святы, — озадаченно потыкала клюкой через борт, — высоко-то как…

Опомнившись, Алексей выскочил на берег и подтащил обломок бревна.

— Ступайте вот сюда.

Общими усилиями помогли выбраться из лодки.

— Ну слава богу, — облегчённо вздохнув, Гертруда ступила на песок. — А то уж думала, не сойду никак.

Заинтересованно оглядевшись, повернулась к Микиту.

— Давай веди, стало быть. Алексей, а вы глядите в оба, — многозначительно кивнула на заросли, — а то не ровен час…

— Само собой, — закинув рюкзак за спину, Алексей взял ружьё наизготовку.

Потёртый воронёный ствол блеснул тусклым светом.

С интересом оглядев знаменитое громовое оружие, Микит взял ведунью под локоток и, почтительно придерживая, повёл наверх, что-то оживлённо рассказывая.

Пропустив вперёд всю компанию, Алексей пристроился в хвосте, настороженно поглядывая по сторонам.

Ну и где может, прятаться эта чудо-птичка? Такие дебри кругом. Ведь наверняка прячется, зараза, как чувствует. Нет, чтобы хоть раз в жизни сделать доброе дело, выйти покрасоваться хотя бы на минутку. Хлоп, и глядишь, командировка бы сразу закончилась. Дальше хорошо отметить это дело, принять благодарность аборигенов и с чувством глубокого удовлетворения возвратиться домой. Хм, домой. Во как уже…

А правда, если эта штукенция так и не появится? Может, охотничий сезон у неё закончился, или почувствует, что охота теперь идёт уже и на неё. Возьмёт, затаится, и всё. И что тогда делать? Погостить месяцок-другой, с сожалением развести руками, сказать оревуар и с триумфом удалиться в сторону моря? Как-то неудобно будет. М-да, вот ведь попал. И правда, что тогда делать-то? Впору как на гуся чучела расставлять. А что, идея. Ловить это чудо на живца. Сделать какую-нибудь клетку, чтобы волки не схарчили на радостях, посадить туда бедную овечку, сенца там закинуть, водички побольше, и пусть сидит и блеет. Жалобно. А рядом сделать засидку. Вернее, не рядом, кхм, а на дереве, и желательно сильно повыше. Кто её эту птичку знает. Короче, чем выше, тем лучше. И засесть там с ружьем. Как только это чудо появится, раз — и в дамки. Дальше шампанское и шашлык. А что, очень даже неплохая идея…

Вдалеке показалась деревня. Послышался отдалённый лай собак.

Микит остановился и показал на землю, потом на деревню, что-то горячо рассказывая.

— Здесь это всё и произошло, — повернулась Гертруда.

— Да я понял уже.

Алексей присел, внимательно рассматривая землю.

Земля как земля. В Шерлока Холмса играть бесполезно. Чего тут можно отыскать, раз такие спецы уже всё обыскали. И времени столько прошло. Разве что глянуть недоступное обычному восприятию.

Сосредоточился и перешёл в навь.

Чеширский сидел рядом, задумчиво поглядывая по сторонам.

— А, привет, — хмыкнул Алексей. — И ты тут. Давненько не виделись, да? Ну и как там водичка была? Или ты чисто по воздуху? С Карлушей?

Дух традиционно проигнорировал вопрос.

— Слушай, — оглядевшись, продолжил Алексей. — Хорош уже дурака валять. Может, ты всё-таки хоть в чём-нибудь поможешь? Случайно не чувствуешь рядом ничего такого подозрительного? Из этих ваших потусторонних. Ну чего ты молчишь, как пень! Дай знак хоть какой-нибудь.

Каменному спокойствию пятнистой морды мог бы позавидовать египетский сфинкс.

— Да-а-а, — обречённо махнул рукой Алексей. — И вообще, чего я тут перед тобой распинаюсь? Похоже, и патрульно-розыскная рысь из тебя никакая. Лучше бы я с пнём разговаривал!

— Вы всё ещё надеетесь? — проявилась рядом Гертруда. — И напрасно. Чуждые они нам по духу, понимаете, чуждые. Правда, в той или иной мере. Эти хотя бы не враждебны, — почесала мирно дремлющего Карлушу под клювом.

— Да я понял, — Алексей удручённо вздохнул. — Так, на всякий случай, вдруг… А вы тоже решили посмотреть?

— Конечно. Место ведь памятное. Думала, хоть какая-нибудь эманация страха осталась, ан нет, ничего. Видимо, тропка нахоженная. Давайте возвращаться…

Мужчины понимающе переглянулись, когда глаза ведунов побелели.

— Опять колдуют, — едва слышно шепнул Микит.

Видать, снова тот мир смотрели, а может, и какой другой. Еким вчера за угощеньем чего только ни рассказывал. Дочка, что у ведуньи в послушании, уж каких только чудес и не навидалась. Чудес разных, невиданных. Кроме грома разящего, есть, говорит, у Олекшия ещё и сундучок волшебный маленький. Коснёшься его, а там мир другой видится, откуда они сами родом вышли. Избы там высокие-превысокие, да не абы какие, а самые что ни на есть каменные. Рядом повозки ездят самоходные, блестящие, да быстро так, аж в глазах рябит. Едут, рычат, как звери дикие. А уж людей вокруг всяких, тоже видимо-невидимо. И ликом чёрных, и толстых, в три обхвата. Все важные, одеты чудно, лопочут непонятно. Вот бы тоже глянуть на чудеса эти хоть одним глазком. Может, попросить, когда с напастью управится, или это только ведунам дозволено? Ведь что ни говори, боязно в дела их колдовские лезть. Вдруг лишнее что увидишь, что взору обычному видеть никак не положено. Потому как ходит, говорит, за Олекшием по пятам сила скрытая, лютая, людскому глазу невидимая. Как прознает, что видишь ты её, так взъяриться может. И тогда уж не будет от неё никакого спасения. Ни за дверью, ни за стеной не закроешься. Изведёт со света белого, как есть изведёт.

Когда глаза ведунов стали осмысленными, Микит робко поинтересовался:

— Ну что, видать там чего?

— Нет, — вздохнула Гертруда. — Видно, прячется пока где-то, бестия.

— Конечно, прячется, знамо дело, — понимающе закивали остальные. — Хоть дымом выкуривай её оттудова, стерву ненасытную.

— Выкуривать? — задумчиво глянула Гертруда. — Слышите, Алексей? Выкуривать её предлагают.

Алексей с сомнением пожал плечами.

— Тоже вариант. Только для начала её найти надо. Я вообще-то хотел выманить её на живца.

— На живца? Это как?

— Ну термин такой, рыбацкий. Когда более крупного хищника подманивают мелкой рыбёшкой. Да вы их спросите, наверняка знают, ведь сами рыбаки. Только вот вместо рыбки предлагаю овечку в клетке. Чтобы волки сразу не сожрали. А я уж там рядом, на дереве в засидке буду. Как только эта штука появится, дальше дело техники, — многозначительно повёл стволом.

— Хорошо, слова незнакомые, но попытаюсь.

Гертруда повернулась и что-то коротко спросила, кивнув на реку.

Мужчины взорвались восторженными возгласами, типичным рыбацким жестом показывая размер пойманной добычи.

Алексей изо всех сил постарался сохранить невозмутимость.

Наверно, хорошая такая была рыбка. Судя по размаху рук Микиты, полутораметровая пресноводная акула, никак не меньше. Примерно такими же жестами обмениваются поутру закоренелые рыбаки на Стрелке Васильевского острова. Видимо, знаменитые рыбацкие анекдоты так и не потеряли своей актуальности во все времена.

— Да, знают они про такое, — улыбнулась Гертруда. — И на редкость здоровая рыбина, говорят, иногда попадается.

— Ну дык, — усмехнулся Алексей. — Ещё бы они про такое и не знали. Вы, самое главное, их теперь дальше, насчёт овечки спросите.

— Хорошо.

Прислушиваясь к Гертруде, мужики мигом посерьезнели, уважительно поглядывая на ведуна.

На дереве, значит, схорониться хочет. Ловко-то как. И округу, значит, как на ладони видно, и сам всегда цел останешься. Разумно парень молвит. Хоть с виду и дюже молод, а видать, нежити всякой повидал изрядно, раз сам жив-здоров до сих пор. Хотя, что молод, только по виду скажешь. Чуть приглядишься, ан нет, глаза-то эвона как смотрят, словно и не вьюнош это вовсе, а старик какой, жизнь прожил. Одно слово, колдовской человек.

— Всё сделают, как вы сказывали, — наконец объявила Гертруда. — И клетку, и овечку.

— И засидку?

— И засидку конечно же. И даже вместе с вами всем миром там побудут, если в том надобность будет.

— Ну всем миром, конечно, не надо, а вот пара толковых мужичков с копьями в случае чего очень бы даже пригодилась. Может, загонять её на меня придётся, кто знает. Больше, наверно, и не надо, а то ещё выстрел кого-нибудь случайно заденет…

Дождавшись, когда ведуны закончат держать совет, Микит солидно прокашлялся.

— Да что ж мы всё здесь стоим-то как неприкаянные, гости дорогие? Дело-то ведь уже ближе к вечеру. У нас там для вас и изба давно протоплена, и угощенье дожидается.

— Да-да, идёмте.

Первыми чужаков почуяли собаки. С громким лаем целая свора разномастных шавок кинулась навстречу.

— А ну цыц, проклятущие! — грозно притопнул Микит. — Дожили! Своих уже не признают! У-у-у, пустобрехи, чтоб вам!

Заслышав знакомый голос, свора притихла. Настороженно подняв хвосты и вздыбив шерсть, сгрудились сзади полукольцом, принюхиваясь к новому запаху.

Алексей опасливо оглянулся.

Хорошие такие псинки. Пасти как у крокодилов. Кто знает, что у них на уме. Хватанут вот так сдуру за ногу, если сразу и не оторвут, всё равно потом будет весело. Луи Пастер с его спасительной антирабической вакциной появится ещё лет эдак через восемьсот. А пока его нет, исторический опыт с укушенным мальчиком проверять лично на себе что-то не очень хочется. Господи, ну и зубищи! Хоть бы намордник им какой нацепили, что ли, нельзя же такую страхолюдь на улицу выпускать…

Так, спокойствие, только спокойствие. Они же ведь чувствуют, когда их боишься. Запах страха, чёрт, эти, как их, гормоны эпинефрин с холецистокинином. Точно. Вот его ещё только и не хватало. Тогда уж точно цапнут.

Вздыбив шерсть, собаки держали почтительную дистанцию, чего-то явно старательно избегая, но и не отставая.

Чеширский! Вот чёрт, они же явно его видят или хотя бы чувствуют!

Алексей поспешно перешёл в навь.

Так и есть. Приотстав метров на пять, Чеширский заинтересованно поглядывал на мерцающий почётный эскорт. Собаки мучительно внюхивались в воздух, пытаясь понять, что или кто перед ними.

— Слушай, ты это, — спохватился Алексей, — смотри мне тут не вздумай подрать кого-нибудь!

Ещё только развязывания извечной кошачьей войны не хватало. Вот так полоснёт сгоряча лапой, объясняй потом хозяевам, что случилось с бедной собачкой. Ещё и вылечить попросят. Ага, вылечишь такое, как же. Онтей вон теперь до конца своих дней так и будет ходить с чёрной дырой в спине.

— А помните, что я вам говорила? — проявилась Гертруда. — Чувствуют они сокрытое, чувствуют. Извольте теперь сами в этом убедиться. Возможно, и ту бестию они так же прогнали. Может, и вам стоит воспользоваться их чудесным нюхом на скрытое?

— Не знаю, — засомневался Алексей, задумчиво поглядывая на мерцающие блики. — Боюсь, зацеплю их вот так случайно. Но идея хорошая. Надо будет подумать…

Показался обветшалый частокол. Завидев чужаков, жители высыпали на улицу. Удивлённо шушукаясь, во все глаза уставились на странно одетого молодого ведуна, о котором уже было столько пересудов. Некоторые почтительно кланялись Гертруде.

— То мои пациенты, — прокомментировала Гертруда, заметив вопросительный взгляд Алексея. — Своей-то ведуньи у них тут нет. Токмо травница есть, Луша, сиротинушка. Молоденькая совсем, навь и вовсе не ведает. Приходила она ко мне как-то за советом. Старая-то, Домна, бабка её, лет пять как уже померла, царствие ей небесное. Одну воспитывала её, мать-то с отцом и братьями уже давно преставились. Тоже нурманы сгубили…

Проходя мимо коренастого, с задумчивым прищуром глядевшего мужичка, Алексей невольно повернул голову. Язык резануло металлической оскоминой. Причём ощущением не конкретного маленького кусочка, вроде ножа или топорика, а чего-то большого и цельного, но сильно размытого.

— Почувствовали, наконец? — усмехнулась Гертруда. — Да, вот так поначалу веяло и от вас.

— В смысле? — опешил Алексей. — Вы хотите сказать, что и он тоже… Оттуда?

— Нет, конечно. Просто кузнец это тутошний, Ларья. Кстати, родственник нашему Аксину упокойному. Тоже мастер знатный. Бывало раньше они часто и на торжище вместе плавали.

— Понятно.

Алексей невольно опустил голову. Похоже, та досадная секундная промашка будет теперь терзать до конца своих дней. Сообрази тогда чуть пораньше, наверно, можно было бы как-нибудь выцелить тех рыжих… Вот опять это вечное, если бы да кабы. Аксин был на линии огня по-любому. Зацепи тех рыжих, стопроцентно зацепил бы и его. Это с женой его просто повезло. Если бы она стояла, тоже бы не решился стрелять. И тогда рыжий и ей бы голову снёс. Нет, похоже, как ни изворачивайся, от судьбы всё равно никак не уйдёшь. Суждено ей было уцелеть, уцелела, а мужу вот не повезло…

Сопровождаемая селянами процессия остановилась у небольшого домика.

— Ну что, гости дорогие, — повернулся Микит. — Вот и пришли мы. Это Лушкин дом, уж очень она, значится, вас привечать заждалась… Эй, хозяйка, — постучал в дверь. — Встречай гостей!

Дверь распахнулась. На порог выскочила высокая худощавая девушка. Вытирая руки о передник, растерянно уставилась на односельчан.

— Что, встала, егоза? Али не узнаешь? — хохотнул Микит. — Спросонья, что ль?

— Здравствуй, Луша, — улыбнулась Гертруда. — Ужель не признала?

Девушка всплеснула руками.

— Ой! Что-то я и взаправду совсем растерялась. Здравствуйте, здравствуйте! Заходите, гости дорогие!

Широко распахнув дверь, посторонилась, заинтересованно глянув на Алексея.

Наверно это и есть тот самый грозный ведун, о котором столько люди судачат. Тут и гадать нечего. Сразу видно, нездешний. Бороды и усов нет, худющий, лицо бледное, словно света белого никогда и не видел. И на вид больно молод, а говорили, муж силы неимоверной, бьётся, громом разит. Зато глаза сразу выдают. Зелёные, колдовские…

— Да вы проходите, проходите!

Заметив взгляд, Микит лукаво подмигнул сыну и шепнул:

— Гляди-ка, а малая-то наша девка не промах. Окрестным ухажёрам от ворот поворот, а на чужих заглядывается… Так, ты давай не улыбайся мне тут! А ну дуй-ка во весь дух к дядьке Ларье, а потом к Гордою. Должен он уже с охоты вернуться. Скажи, отец сейчас с гостями, малость посидят, перекусят, и они пусть подходят. Разговор есть. Всё понял?

Сын с готовностью кивнул.

— Ну всё, не стой столбом, дуй давай, — с размаху хлопнув по плечу, отец повернулся и нырнул в дверь.

Пропустив вперёд всю делегацию, Алексей пригнулся и шагнул через высокий порог, с интересом осматриваясь.

Избушка как избушка. Печка, стол, лавки, топчан. Все, как и у Гертруды. Разве что всевозможных засушенных трав на стенах и на верёвках под потолком гораздо больше. Видимо, на то она и травница.

Прислонив клюку к притолоке, Гертруда повернулась к замешкавшемуся Алексею.

— Да вы не стесняйтесь, за стол проходите. Мешок ваш и оружие положите вон туда, — кивнула на топчан. — Сейчас вечерять подадут.

— Хорошо.

Наскоро сполоснув руки в бадейке, Алексей вытерся полотенцем и уселся за стол.

Онтей и Микит тихонько переговаривались, выжидательно поглядывая на хлопочущую у печи хозяйку.

Раскрасневшись, Луша прогромыхала крышкой, и вскоре на столе одна за другой стали появляться миски с благоухающими разносолами. Напоследок водрузив огромный дымящийся горшок, закинула русую косу за спину и, скромно потупив взор, уселась в уголке стола.

Мужики одобрительно загудели.

Уважительно покосившись на выпирающие из горшка мясистые куриные ноги, Алексей украдкой сглотнул набежавшую слюну.

Ну и монстр, прямо ножки Буша По виду килограмма на три тянет. Непонятно, откуда здесь такое чудо, до знаменитых американских анаболических кур-переростков ещё далековато. И на индейку тоже не похоже, вроде изначально только в Америке такая солидная штука водилась. А местные куры-то вообще как доходяги. Магазинные синюшно-беговые, в отцовской терминологии. Нет, ну правда, что за монстр-переросток такой?

— Петуха что ль зарубили? — доверительно наклонился к Гертруде. — Здоровенный уж больно.

— Что? А, не знаю. Сейчас спрошу.

Гертруда быстро переспросила у хозяйки.

— Нет, не петух. Глухарь это. С утра в печи томился, нас дожидаючи.

— А-а-а…

— Ну стало быть, гости дорогие, — поднялся Микит. — С прибытием вас, значится. Гостям и лучший кусок, — выразительно покосился на Лушу. — А, хозяюшка?

Зардевшись, девушка вскочила и, ловко поддев черпаком, положила глухаря на огромный расписной поднос. Схватила выщербленный нож и, поднеся к дымящейся тушке, нерешительно замерла.

— Да-а-а, здорова вышла птица, — задумчиво протянул Онтей. — Сразу-то и не совладать. А ну-ка, дочка, дай-ка я сам, — перехватил нож. — Ловчее получится.

Небрежным опытным движением развалил глухаря пополам. Оторвал ногу и протянул Олекшию.

— Прими, гость званый.

Чуть замешкавшись, Алексей догадался по смыслу и подставил тарелку.

— Спасибо.

Отломив вторую ножку, Онтей повернулся к Гертруде.

— Прими, гостья дорогая.

Ведунья улыбнулась и покачала головой.

— Нет, благодарю. Я больше к постному привыкла. Скоромное нужно вам, мужчинам, а мне-то уж оно и без надобности.

— А-а-а, — Онтей растерянно оглянулся на свояка.

— Себе оставь, стало быть, — махнул рукой Микит.

— Тогда вот ушицы испробуйте, — вскочила Луша. — Рыбка свежая, с утра выловили.

— Благодарю, доченька.

Хозяйка обошла гостей, подливая в плошки что-то наваристое и дымящееся.

Благодарно кивнув, Алексей подул на ложку и осторожно попробовал. Кушанье напомнило мелко нарезанную густую лапшу. А вкус вообще умопомрачительный. Особенно после лёгкой злаково-грибной диеты. Мясное Гертруда не принимала категорически. Жалко убиенных беззащитных зверушек, и всё тут. Послушавшись мудрого совета, тушёнку и картошку оставил про запас. Да и потом, на картошку появились другие, далеко идущие стратегические планы.

За столом воцарилось сосредоточенное молчание. Мужчины кушали жадно, видно, что изрядно проголодались.

Скромно поглядывая из-под опущенных ресниц, Луша невольно задержала взгляд на ведуне. Прямой как палка, Олекший ел спокойно и неторопливо, задумчиво оглядывая стены. Словно с раннего утра и не проголодался вовсе.

В дверь коротко постучали.

— Пришли, значится, — Микит решительно отодвинул тарелку. — Благодарствую, хозяюшка. Открывай, то Ларья и Гордой. Разговор к ним есть.

Луша поспешно распахнула дверь и посторонилась. Коротко поклонившись, к столу прошли двое мужичков. Один уже знакомый кузнец, а второй, сухопарый седой мужчина с неторопливыми, расчётливыми движениями, резко контрастировал на фоне остальных. Широкий кожаный пояс оттягивал солидный нож, больше похожий на мачете.

Машинально потерев занывшую щёку, Алексей вопросительно оглянулся на спутницу.

— Микит их позвал, — пояснила Гертруда. — Совет держать пришли.

Микит солидно прокашлялся и глянул на Алексея.

— Ну стало быть, Олекший, вот теперь мы и все в сборе. Это Ларья, кузнец наш, мастер знатный, а это Гордой, охотник не чета остальным, — поочерёдно представил с интересом поглядывающих гостей. — Собрались мы здесь обдумать, как лихо наше одолеть, — умолк, дожидаясь, пока ведунья тихонько договорит. — Олекший тут дело хорошее предложил. Ловить эту тварь на живца. Загон для скотины сделать, туда овечку подсадить, а сам он, значит, на дереве рядом в засидке затаится. Чтоб она его не смогла достать ненароком. Как та тварь появится, он её враз громом и сразит, — вопросительно глянул на ведуна. — Верно я говорю?

Алексей коротко кивнул.

— Точно.

Получив поддержку, Микит воодушевился:

— Ну так вот. Раз Олекший изничтожить ту тварь взялся, помочь ему в этом деле всем миром надобно. Собрать мужичков, кто духом не слаб, деревца подрубить, помост надёжный сделать, лестницу…

— Верно говоришь, — одобрительно поддакнул Гордой. — Выманить эту тварь на живца!

— Один момент, — поднял руку Алексей. — Я так думаю, чтоб уж наверняка, засидку придётся делать не одну. Ведь тот зверь в трёх местах нападал?

— Истинно так, — подтвердил Гордой, поочерёдно загибая пальцы. — Арся у болота, Окулина в бору и на Онтея вот почти у самой околицы.

— Вот, — продолжил Алексей. — Значит, три. Сможете?

— Сможем, конечно, — загудели мужики. — Денька за три и управимся.

— И ещё. Нужно, чтобы мне показали те самые места. Где на Онтея напала, я уже видел, осталось ещё два. Это возможно?

— А хоть бы и завтра с утречка, — степенно кивнул Гордой. — Я проведу, тут недалеко. К полудню и обернёмся.

— Так, с засидкой, считай, уладили, — Микит легонько прихлопнул по столу, считая вопрос решённым. — Олекший, теперь скажи насчёт серебра. Сколько его надобно?

Алексей задумчиво потёр лоб.

— Сколько…

Вот и первые трудности столкновения цивилизаций. Как перевести диаметр и вес картечин на местные термины, если вообще нет никакого понятия, в чём они тут измеряют? Если три засады, то по одному серебряному заряду в каждый ствол для надёжности. Значит, итого шесть патронов, в каждом по три картечины. То есть всего восемнадцать картечин диаметром миллиметров восемь. Ну и как такое им объяснить?

— В общем, даже и не знаю, как это объяснить. Нужны такие серебряные шарики, диаметром, тьфу, короче, крупные горошины из серебра. Сможете сделать?

Выслушав Гертруду, мужики озадаченно приумолкли и с сомнением оглянулись на кузнеца.

— Эвона как… Горошины. Сможешь такое, а Лар?

Кузнец задумчиво огладил бороду.

— Смогу, чего ж не смочь-то. И сколько тех горошин надобно?

— Штук восемнадцать, не меньше. Сможете?

— Восемнадцать?

Ларья задумчиво уставился в потолок, беззвучно шевеля губами. Что-то прикинув, веско пристукнул по столу.

— Сделаю. Будут тебе горошины. Завтра к вечеру.

Ещё минут десять поговорив с ведуньей и хозяйкой, мужики начали собираться. Откланявшись, Гордой остановился в дверях и напомнил:

— Олекший, значится, завтра с первыми петухами я жду на крылечке.

— Буду как штык, — заверил Алексей.

— Как-как? — озадаченно глянула Гертруда.

— Пардон, скажите, буду готов всенепременно…

Гордой удовлетворённо кивнул и тихо прикрыл дверь.

Гертруда глянула вслед и тяжело вздохнула:

— Ну что ж, Алексей. Придётся вам завтра в лесу как-то обойтись без меня. Гордой сказал, не пройти мне там. Лес дюже сырой. Боится, кабы не оступилась, ногу не сломала.

— Конечно, о чём разговор! Там и дел-то всего. Дойти до места и глянуть. Если что, попытаюсь как-нибудь объяснить.

— Уж попытайтесь, — улыбнулась Гертруда, — только будьте очень осторожны… Язык бы, конечно, вам надо осваивать уже понемногу.

— Так я только за! — вскинулся Алексей. — Может, давайте и займёмся? Времени у нас полно.

— Полно, — подтвердила Гертруда. — Только вот хозяюшке убраться помогу.

— Нет уж, — вскочил Алексей. — Вы сидите, я сам.

Луша оторопело приняла грязную посуду из рук ведуна.

— Как это называется? — удерживая тарелку, поинтересовался Алексей.

— Чего он говорит? — Луша повернулась за помощью к ведунье. — Есть, что ли, хочет?

— Научиться говорить хочет по вашему, — усмехнулась Гертруда. — Спрашивает, как сказать посуда.

Луша звонко рассмеялась.

— Ах, вот оно что. А я-то всё не пойму, говорит так чудно, а что, непонятно…

Остаток вечера промелькнул как один миг. Подметая пол, Луша вполуха прислушивалась, как Олекший с запинкой, словно малое дитя, послушно пытается выговорить за ведуньей самые простые слова, и время от времени прыскала, поспешно закрывая рот ладошкой.

Проговаривая каждое слово, Олекший близко наклонялся к какому-то маленькому блестящему сундучку и, быстро водя рукой, что-то колдовал.

Когда зазвучали слова пугающие, вроде болото и чудище, Луша устыдилась и почувствовала себя дурочкой. И вправду, тут ничего смешного нет. Олекший ведь не просто так забавляется, а знает, что спрашивать. К бою смертному готовится с той гадиной ненасытной. Ох, хоть бы он её нашёл и одолел, помоги Пресветлый…

Поздно вечером, налив домовому мисочку свежего молока, Луша затушила свечи, оставив только одну, самую маленькую на столе. Пожелав напоследок спокойной ночи, Гертруда задёрнула цветистую занавеску женской половины. Чуть пошептавшись, за ширмой улеглись спать.

Установилась тишина, нарушаемая лишь глухим потрескиванием догорающих поленьев в печи. Осмелев, где-то внизу едва слышно заскрипел сверчок.

Алексей тихонько, стараясь не спугнуть старательного крошечного музыканта, уселся на приступок. Прислушиваясь к переливчатым трелям, расшнуровал ботинки и опасливо потрогал выбеленную печную стену. Как единственному мужчине, женская часть дома милостиво уступила самое тёпленькое местечко. Пожалуй, даже чересчур тёпленькое. Под самым потолком будет жарковато. Как бы в майке спать не пришлось.

Закинул наверх тяжеленную медвежью шкуру и взгромоздился следом. Опасливо глянув вниз, уселся по-турецки.

Ничего, не впервой. У Серафимыча вон какая печь высокая была, и то не сверзился, а тут уж и подавно. Тем более, в случае чего, лететь даже меньше, метра полтора всего, и это здорово успокаивает.

Едва не рассмеявшись, поспешно зажал рот. Ещё только женщин разбудить не хватало. Не поймут. Скажут, ржёт чего-то под вечер наш молодец, похоже, заучился совсем.

От висящих над самой головой пучков травы веяло тонким душистым ароматом. Возникло какое-то мимолётное ощущение вернувшегося лета. Сокрушённо вздохнув о безвозвратно потерянных каникулах, раскатал шкуру и улёгся, прислушиваясь к осмелевшему сверчку.

Спать не хотелось. Как всегда на новом месте. Не спится, и всё тут. Хоть снотворное пей, только вот где бы ещё его взять. Будить Гертруду как-то неудобно. Может, человек тоже мучается. Маму вон, посреди ночи, если случайно разбудишь, так и мыкается до утра, а потом ходит весь день по дому с головной болью как сомнамбула. Нет уж, придётся потерпеть.

Минут десять поворочавшись на жёсткой шкуре, мысленно чертыхнулся. Диагноз ясен, хроническая бессонница. Хотя как-то слишком рановато для двадцати лет. С категоричностью диагноза явно поспешил. Никакая это не бессонница, просто нагрузки учебной не хватает. Привык за два года зубрить по ночам, вот и испортил режим дня окончательно. День и ночь элементарно попутал. Чтобы нормально функционировать, мозг просто жаждет привычных ночных знаний и всё тут. А раз мозг чего-то требует, то это чего-то ему надо срочно дать. Иначе вообще не уснуть. Так и придётся куковать до первых петухов… М-да, однако весёленькая нарисовалась перспектива. Надо что-то делать…

Прищурившись на тусклый огонёк свечи, порылся в куртке и вытащил смартфон. Кликнул блокнот и погрузился в изучение краткого вепско-русского словаря. Часа за полтора беседы набрал всё, что посчитал нужным на завтрашний день. Что ни говори, без переводчика трудновато придётся. И как только надеялся обойтись лишь языком жестов? Такая специфика. Долго пришлось бы жестикулировать. Тут даже профессиональный клоун-мим бы не справился.

Нет, раз ночь долгая и не спится, надо попытаться запомнить хотя бы сотню слов, пока батарейка жива. Должно получиться, всё-таки язык исторически ближе, чем та же латынь. Вот дальше с изучением будет туговато. Батарейка сядет, и краткий электронный словарь скажет до свидания. А с писчей бумагой и ручкой тут проблема. Наверно, берестяные грамоты в самом ходу. И так ещё лет на пятьсот, до Кирилла и Мефодия… Ха, на худой конец можно и на бересту записывать, солидный такой словарик получится. Веский. В буквальном смысле. Килограммов десять бесценных знаний. Хотя, с другой стороны, бумажная технология несложная. Вон, в той же Юго-Восточной Азии, кажется, даже из слоновьего помёта умудряются делать. Экологически чистую, для богатых туристов. И ничего, нарасхват идёт, причём невзирая даже на явно нестандартный источник сырья. А тут и подавно должно получиться. Конечно, со слонами во всей округе тяжеловато, но зато тростника полно. Примитивную бумагу можно попытаться сделать. И чернила из дубовых орешков. Кажется, какой-то паразит в их листьях селится. В случае чего, найти и принудительно подсадить. Создать благоприятные условия, пусть размножается. В общем, не зря биологию учил, потом как-нибудь поэкспериментировать можно. Правда, если оно ещё будет, это потом…

В углу возле миски с молоком промелькнуло что-то маленькое и лохматое. Сверчок тут же предусмотрительно притих. Надо же, ведь соображает, насекомое.

Вот чёрт, неужели крыса? Ещё этой заразы не хватало. Хозяйничает прямо как у себя дома, только лишь по голове не ходит. А что, с неё станется, тут метра три всего.

Брезгливо поморщившись, отложил смартфон и огляделся в поисках чего-нибудь подходящего. Швырнуть бы тапком каким. Берцы явно не подойдут. Стену, конечно, не прошибут, но всю деревню разбудят точно. Крысоловку сюда надо, или хоть кота какого-нибудь захудалого…

Кстати, о котах. Куда опять запропастился этот потусторонний? Грызуны ведь по его части.

Чеширский обнаружился в нави на краю печки. С озадаченным видом таращился куда-то вниз.

— Ты чего весь такой пришибленный? — хмыкнул Алексей. — Крыс, что ли, никогда не видел? Так и быть, ешь, разрешаю по старой дружбе.

Призрачный спутник традиционно проигнорировал предложение.

— Знаешь, — проникновенно продолжил Алексей, — ты не подумай, плохого не посоветую, чистый белок, — глянул вниз и осёкся. — Чёрт, это что за…

— Тише! — у печки проявилась Гертруда. — Вы же его пугаете!

Сердито засопев, существо подняло измусоленную в молоке мордашку и обернулось на звук, сверкнув неестественно здоровенными глазищами.

Гертруда юркнула за печь и прошептала:

— Скорее прячьтесь!

Алексей послушно вжался в шкуру.

Побуравив взглядом ещё несколько секунд, существо успокоилось и повернулось к миске. Удовлетворённо вздохнув, принялось лакать молоко.

Сгорая от любопытства, Алексей тихонько переполз на край и шепнул Гертруде:

— Скажите, а что это?

— Скорее кто, — усмехнулась Гертруда. — Ужель не узнали? Хозяин дома это. Проще говоря, домовой.

— Домовой?

— Да, боже мой, только умоляю, тише!

— Пардон…

Алексей растерянно потёр лоб.

Подумать только, настоящий домовой. Конечно, последнее время чего только ни насмотрелся, но такое… Прямо ночной лемур какой-то со скорбными глазищами.

Чеширский всё так же посматривал вниз и, судя по созерцательному умиротворённому виду, вовсе не собирался нападать, очевидно, чувствуя собрата по духу.

Вылакав до дна, домовой облизнулся и тщательно оглядел тарелку. Видимо, не вполне доверяя собственным глазам, приподнял поближе к свету. Маленькие розовые, удивительно похожие на человеческие ладошки резко контрастировали с волосатым тельцем. Убедившись, что не осталось и капли, тяжело вздохнул. Аккуратно поставил тарелку и, сутулясь, побрёл к столу. Ловко запрыгнул на лавку, перескочил на стол и уселся у свечки, задумчиво глядя на крошечный огонёк.

Чеширский скользнул вниз и бесшумно спрыгнул на пол.

— Ты куда? — запоздало шикнул вслед Алексей. — Ой, ё! — схватился за голову. — Что будет…

Ну всё, труба. Сожрёт зверушку, как есть сожрёт.

Застать врасплох хозяина дома не удалось. Сверкнув глазищами, домовой вскочил и вздыбил шерсть, став больше едва ли не раза в два.

Чеширский медленно пошёл вокруг стола, задумчиво поглядывая наверх.

Домовой синхронно закружился следом, ни на секунду не отпуская взгляд.

Грозно расправив крылья, перед рысью выросла чёрная ворона.

— Ты чего это опять замыслил, негодник? — плавно трансформировалась в Гертруду. — А ну, брысь! Или веником тебя стегануть?

Чеширский уселся, сконфуженно пригнув морду. Дескать, не ругайся, сам не знаю, чего это на меня вдруг нашло. Бес попутал.

— Вот то-то. Ух, смотри, я тебе! — пригрозила узловатым пальцем Гертруда. — Ишь чего удумал, хозяина обижать!

Домовой успокоился и снова уселся, с интересом поглядывая на старушку.

— А ты не бойся, в обиду не дадим, — Гертруда медленно протянула руку к мохнатой голове. Мирно дремлющий Карлуша встрепенулся и как-то ревниво поглядел вниз.

Чуть вздрогнув от прикосновения, домовой сдулся и довольно заурчал, словно самый заправский кот.

— А мягонький какой весь, как игрушка, — Гертруда легонько взъерошила шерсть.

Домовой размяк и растянулся, блаженно прикрыв глаза.

Алексей облегчённо вздохнул. Похоже, намечающееся побоище потусторонних сущностей успешно исчерпано. Ещё неизвестно чего бы они натворили в пылу драки. Судя по боевому виду, хозяин просто так бы не сдался. Тем более на своей территории. Разнесли бы сгоряча весь дом, доказывай потом утром, что спал и ничего не видел и не слышал… Ладно, пора тоже пойти познакомиться.

Свесил ноги и осторожно слез на пол.

Домовой встрепенулся. Повернул голову, коротко фыркнул и угрожающе зашипел.

— Обождите, — повернулась Гертруда. — Так не подходите. Боится он вас.

Алексей замер.

— Почему?

— Кто знает, — Гертруда успокаивающе почесала мохнатое ухо. — Может, просто мужчин боится. Уж сколько лет почитай одни только женщины в доме и жили. Луша да бабка её. Остальную-то семью нурманы сгубили. Вот он за эти годы к одним женщинам и привык. Попробуйте зайти далеко с нави. Глядишь, и примет, как меня. Поймёт, что вы тоже не просто человек.

— Хорошо.

Крутанувшись пару раз, Алексей обогнул Чеширского и мягкой поступью подошёл к столу.

Заинтересованно наблюдая, домовой наклонил голову набок. Принюхался, тоненько смешно вздохнул и требовательно ткнулся головой в ладонь Гертруды. Дескать, что встала, чеши давай.

— Вот видите, — усмехнулась Гертруда. — Я всё-таки была права. Обычных людей он боится, видать, лиха натерпелся. А как понял, что вы близкий по духу, сразу осмелел. Давайте, возвращайтесь в человека.

Блаженно жмурясь, домовой и ухом не повёл на обратное превращение.

С облегчением пошевелив пальцами, Алексей осторожно уселся на скамейку. После когтей милое дело. Каждый раз кажется, будто вообще навсегда без рук остался. Словно парализован, ужас какой-то. Не зря есть выражение — как без рук. И как только Чеширский без них обходится?

Скромно помаргивая, призрачный спутник всё так же терпеливо сидел на месте преступления.

— Чего сидишь, гуляй иди, — махнул рукой Алексей. — Сирота казанская…

Рысь поблекла и растворилась.

— Хм, а вы говорите, не понимает.

— Да, выглядело очень похоже, — усмехнулась Гертруда, почёсывая мурлычущую мохнатую голову. — Но я по-прежнему твёрдо убеждена, что нет. Да, хоть они и не понимают человеческую речь, но отнюдь не глупы, и прекрасно понимают наши намерения или интонацию. Как бы это вам проще объяснить? К примеру, согласитесь, если перед вами выскочит что-то вопящий и машущий руками разъярённый дикарь, вы ведь тоже однозначно поймёте его намерения?

— Ещё бы, — хмыкнул Алексей. — И даже постараюсь оказаться от него очень далеко.

— Вот-вот. Так и они. Признаться, я была немало возмущена, когда увидела явно недобрые помыслы вашего призрачного друга. И немудрено, что он прекрасно меня понял. Поэтому нет ничего удивительного, что он верно истолковал ваш жест. Пробуйте такую дрессуру и дальше, кто знает, может, и сможете добиться от него нечто похожее на диалог.

— Попытаюсь, — Алексей покосился на мурчащего домового.

Если не знать, кто перед тобой, вылитый кот. Гибрид с мадагаскарским лемуром.

Невольно улыбнувшись, вспомнил полутёмную лестницу и чисто мужскую беседу с Маркизом о кошках. Теперь-то понятно, чего он тогда увидел. Наверно, с перепугу бы и сам зашипел, если бы увидел призрачного Чеширского во всей красе.

— А теперь он меня не испугается?

— Думаю, нет. Попробуйте.

Алексей осторожно протянул руку и коснулся мохнатой головы. Домовой чуть приоткрыл левый глаз и опять блаженно зажмурился.

— Вот видите, не боится.

Рассеянно перебирая шерсть, Алексей поинтересовался:

— И что же, они и правда во всех домах тут живут?

— Трудно сказать. Лично я видела не во всех. Почему так, мне неведомо. Может, он не любит разлад в семье, может, и что другое, нам их не понять. Да что там далеко ходить, к примеру, в моём доме его точно нет и никогда и не было. То ли место такое, то ли достаточно и одного Карлуши, но вот не заводится домовой и всё тут…

— У нас они тоже только в одних сказках и остались, — вздохнул Алексей.

— Оно и понятно, — усмехнулась Гертруда. — У вас и дома там такие, аж глядеть страшно, в небеса упираются. Чистые муравейники из железа. Откуда ж там быть домовому. Домовой, он ведь покой и порядок любит. И чтоб привечали его, и кормили. Тогда и он заботой платит.

— Заботой?

— По-своему, конечно. Покой в доме стережёт, духов пакостных прогоняет. Их там в лесу целая пропасть водится. Завтра за вами наверняка кто-нибудь да увяжется. Вы уж там посматривайте, — рассеянно глянула в окошко. — Ох, батюшки святы, а время-то за полночь уже! Однако поздновато мы засиделись. А вам ведь с первыми петухами вставать…

— А кстати, это во сколько? — вскинулся Алексей.

— Трудно сказать, — усмехнулась Гертруда. — Я ведь уже и не знаю, сколько лет часов не видала. С рассветом голосят, крикуны оглашенные. Так что не бойтесь, и захотите, не проспите. Часов восемь, думаю, ещё осталось. Так что не теряйте времени даром. Спокойной ночи, — тяжело поднялась и исчезла в явь.

— И вам.

Посидев ещё немного, Алексей осторожно положил разомлевшее тельце на стол. Стараясь не шуметь, взобрался на печь и закрыл глаза, пытаясь уснуть.

Нет, так точно не уснуть. Если ничего не помогает, нужно по рекомендованной научной методике. Как там? Одна овечка перепрыгнула через забор, два овечка перепрыгнула через…

В ногах что-то едва слышно прошуршало. Через секунду, сердито сопя, мохнатая холодная голова требовательно ткнулась в бок.

Не открывая глаз, Алексей улыбнулся.

— Пришёл всё-таки. Ну ладно, что ж с тобой поделать…

Глава 10

Сквозь сон пробился хрипловатый крик петуха. Через пару секунд, подтверждая скорый восход, все пернатая мужская часть деревни единодушно пришла к общему мнению. Началась голосистая утренняя перекличка.

Вполголоса чертыхнувшись, Алексей зевнул и заспанно протёр лицо. Даже при всём желании спать стало совершенно невозможно. Как будто курятник завёлся прямо в голове. Помнится, отцу однажды на Новый год тоже подарили такой продвинутый будильник. Внешне вроде бы всё вполне благопристойно, беленький пластик, раскраска, нарядненько так, даже инструкция на русском прилагается. Отец посмеялся, поблагодарил, батарейки зарядил и лёг спать в предвкушении чудесного пробуждения. Наутро, в шесть ноль-ноль, петух, а скорее курица, истошно закудахтала. Казалось бы, ладно, орёт себе и орёт, нажал кнопку и спи спокойно, дорогой друг, ан нет. Коварные китайские инженеры предусмотрели и этот примитивный порыв. Кнопка выключения напрочь отсутствовала. Прокудахтав, курица снесла яйца, которые с весёлым грохотом рассыпались по ламинату. Тут уже проснулся весь дом, и соседи тоже, судя по азбуке Морзе в батареях отопления. Чертыхаясь, сонный отец водрузил очки, опустился на четвереньки и полез под кровать. И пока не собрал все яйца до единого, истошно кудахтающая курица так и не успокоилась. Мысленным взором пронзив все последующие весёлые пробуждения, отец плюнул на новомодное китайское чудо и быстренько вернулся к старому доброму советскому будильнику с кнопкой. А ценный подарок так и валяется где-то на антресолях. Отдыхает, курочка. Сюда бы её, петухов очаровывать. Вот бы потом намучились пластиковые яйца высиживать…

Сонно зевая, Алексей спустился с печи, влез в берцы и побрёл умываться. Наклонился над кадушкой и растерянно замер:

— Опа! А водичка-то тю-тю…

Дверь скрипнула. По ногам потянуло бодрящим утренним холодком.

С секундной заминкой протиснулась раскрасневшаяся хозяйка с двумя поплёскивающими бадейками на коромысле. Встретившись глазами, смущённо потупилась и, неловко присев, попыталась снять груз.

— Куда ты! — метнулся навстречу Алексей. — Давай помогу.

Подхватив тяжеленные вёдра, с натугой опустил на пол.

— С ума сошла. Тут все килограмм двадцать.

Вошла Гертруда, прижимая стопку поленьев к груди.

— Доброе утро! Как спалось?

— Доброе, — растерянно пробормотал Алексей. — Нормально…

Ой, а неудобно-то как. Оказывается, пока кое-кто дрых без задних ног, народ уже впахивал с утра как папа Карло.

— Это хорошо, — хитро улыбнулась Гертруда. — Выходит, убаюкал вас хозяин. Значит, глянулись вы ему.

— Э-э-э, да…

Алексей озадаченно потёр лоб.

А правда, вообще непонятно как уснул, память словно отшибло. Вроде этот лемур пришёл, мурчал как кот, ну почесал его немного, а потом как в чёрную дыру ухнул… Ладно, убаюкал так убаюкал. Видно, на то он и домовой. Психотерапевт и потусторонняя сущность в одном лице.

Гертруда подлила тёплой воды в бадейку.

— Умывайтесь. Сейчас Луша вам завтрак накроет.

— Так это… Будильник, тьфу, первые петухи уже пропели. Выходить надо.

— Ничего, подождут, — в голосе Гертруды промелькнули чисто мамины интонации. — Без завтрака я вас всё равно никуда не отпущу. Тоже мне удумали, голодным по лесу бродить…

— Хорошо, — покорно сдался Алексей. — Завтрак так завтрак.

Вот так же один в один с утра не получалось и спокойно уйти в универ. Мама категорически настаивала на своём. Никаких лекций на голодный желудок, и всё тут. Хоть пирожок с чаем, но съешь, язву заработать хочешь? И клятвенные заверения, что можно перехватить чего-нибудь по пути, не помогали. В итоге скромный пирожок с чаем оборачивался получасовым плотным обедом. А сытый желудок аукался потом тяжелой борьбой со сном на лекциях.

Наскоро перекусив остатками вчерашнего глухаря, запил кисловатым клюквенным морсом. Отказавшись от добавки, поблагодарил Лушу и стал собираться. За дверью уже деликатно покашливал Гордой.

Рассовав патроны по карманам, Алексей закинул ружьё на плечо и вопросительно повернулся к Гертруде:

— Так я пошёл?

— С богом! — с чувством перекрестила старушка. — Только будьте очень осторожны.

— Это само собой, — Алексей шагнул к двери.

— Стойте! — окликнула Гертруда. — Гостинец забыли!

— Что?

— Гостинец.

Гертруда протянула беленький узелок.

— Хозяину леса. Негоже идти без гостинца-то. Осерчает и закружит вас. Незнамо сколько так потом и проплутаете, уж я-то знаю.

— А-а-а… Спасибо.

— Не за что. Всё, ступайте себе с богом.

— Ага…

Аккуратно прикрыв дверь, Алексей едва не столкнулся с неторопливо прохаживающемся по крыльцу охотником.

— Ой, э-э-э, здрав будь, Гордой!

Ночное бдение не прошло даром. Первые строки блокнота выскочили в памяти автоматически.

Гордой растерянно замер и тут же спохватился:

— Эвона как… И ты будь здрав, Олекший. А люди говорили, ты по-нашему совсем не разумеешь. — С головы до ног оглядел чудную пятнистую одежду, задумчиво теребя седой ус.

И что ж за мастерица такой узор сотворила? Будто сам лес на ткань лёг. Вот диво дивное. И сапоги одежде под стать. Искусная работа. Кожа черным черна, как ночь, чёрной же, тонко плетённой верёвкой хитро перевиты через дырочки, а сами дырочки тоже непростые, а чем-то по краям отделанные. Чтобы кожу ненароком не порвать, значит. Умно придумано.

Алексей пожал плечами и улыбнулся.

Первый диалог с аборигенами прошёл успешно. Выходит, не зря весь вечер промучился. Хоть что-то стало понятно, а вот с остальным пока плоховато. Ничего, вопрос времени. Подтянется. Латынь намного хуже шла. Не зря уже столько лет мёртвый язык. Хотя нет. Тут, наверно, ещё в самом ходу.

— Прости, не понимаю. Мало слов знаю, — озабоченно глянул на экран. — Мы идём в лес? — придал голосу вопросительную интонацию.

— Чего? — охотник оторопело покосился на колдовскую вещицу. Вот ведь и ещё диковина какая. Словно по ярко светящемуся льду бегают чёрные муравьи. Да ловко так, как привязанные друг за другом. — А, в лес… Дык, идём, чего ж не идти-то. Вчера ж ещё договорились.

Олекший говорил как-то странно, с запинками. Вроде и складно, а кажется, будто и не сам вовсе говорит, а прислушивается к кому-то внутри, кто подсказывает, что говорить. Чудно. Одно слово, колдун.

— Пошли, стало быть, — подхватил короткое копьё и неторопливо двинулся к лесу.

Накинув капюшон, Алексей скинул ружьё и привычно положил ствол на сгиб левой руки.

Эх, как будто снова собрался в родной страйкбольный лесочек под Питером. Только старых друзей уж нет, и оружие самое что ни на есть настоящее. И тысячу лет назад…

— Пошли.

Дружелюбно виляя хвостами, подбежали собаки. Гордой присел и ласково потрепал свалявшуюся холку приветливо скалящего клыки громадного пса.

— Что, прибежал, Лютый… У-у-у, морда страшная. Ну ладно, пойдём, прогуляемся… Пёс мой, — пояснил ведуну. — Опять всю ночь где-то шлялся, кобелина. Наверно, к зазнобе своей бегал. Есть там у соседей на отшибе одна гулящая, такие хороводы собирает, у-у-у…

Алексей нейтрально улыбнулся. Электронный словарь, конечно, очень здорово, но Гертруды явно не хватает.

— Ладно, пошли помаленьку, — заторопился Гордой. — С Лютым всё поспокойней будет. Натаскан он у меня знатно. И на кабана ходили, и на медведя бывало.

Собаки сгрудились сзади полукольцом, к чему-то настороженно принюхиваясь.

Алексей понятливо усмехнулся и чуть ускорил шаг. Значит, здесь таинственный друг, на бессменном сторожевом посту. Тоже прогуляться вышел. Ну-ну…

Миновав обветшалый частокол, Гордой прогнал чужих собак и, кликнув Лютого, свернул на едва заметную тропку. Движения стали экономные, размеренные. Словно хищник наконец оказался в родной стихии.

Остановился у замшелого валуна и сунул руку за пазуху. Вытащил краюшку ноздреватого хлеба и аккуратно положил по центру камня.

— Прими, стало быть, в дар, хозяин лесной.

Пёс подбежал, умильно покосился на угощение и заинтересованно принюхался. Гордой недвусмысленно поднёс к мохнатой морде внушительный кулак.

— А вот это ты видел? Всё бы тебе пожрать, утроба ненасытная. Мышкуй вон давай! Кругом мышей полно, одолели совсем, а он хозяина объедает! Пшёл! — досадливо махнул рукой.

Лютый сразу поскучнел и потерял интерес к угощению.

Ухмыльнувшись такому явно выраженному на собачьей морде чисто человеческому разочарованию, Алексей потянулся за гостинцем.

Надо тоже поддержать ритуал. Так, на всякий случай. Конечно, хоть и диковато, чувствуешь себя примитивным туземцем, призывающим дождь барабаном, но Гертруда просто так говорить не станет, уже не раз убедился.

В узелке оказался кусочек хлеба и нечто напоминающее творог. Ну правильно, она так и говорила. Дари всё что угодно, лишь бы съедобное и сделанное или выращенное человеческими руками. Гневается дух, когда ему не то дарят. Всякие грибы, ягоды, орехи, мясо даже и не вздумай, этого в лесном царстве и так полно.

Ради интереса перешёл в навь и огляделся. Ну и где этот требовательный леший?

Ничего не поменялось. Чеширский лениво посматривал на рыскающую собаку, да необычно контрастно выделялась еда. И никакого намёка на лесного духа. Наверно, если и есть, то где-то глубже или вообще далеко. А может, и на юг ушёл. Вслед за теплом. Логично, осень всё-таки. Теперь уже где-нибудь в Ростовской области топчется на пути к Черноморскому побережью. А что, вдруг реально тоже мигрируют? Надо будет спросить. Ведь не просто же так домовые по тёплым домам селятся. Печка всегда под боком, еда опять же. Короче, хоть и потусторонние, но тоже соображают.

Гордой одобрительно крякнул, когда ведун уважил лесного хозяина. Стало быть, тоже чтит, хоть и сам из краёв далёких. Вот сразу видно, правильный парень. И леса совсем не боится, идёт смело, уж на это дело глаз намётанный. Хотя с чего ему вдруг бояться, если люди говорят, что он громом врагов разит? Конечно, про гром и не верится что-то, может, и врут. И посох тоже у него странный, одёжке под стать. На оружие и вовсе не похож. Не опирается, а в руках несёт, баюкает, словно дитя малое. Бережёт, что ли, так, кто его знает. Говорят, в посохе вся их и сила. Значит, правильно бережёт…

Тропинка потянулась вдоль густо заросшего кустарником ручья. Негромко шелестя, жёлтые листья печально осыпались в воду и подхватывались неторопливым течением. От воды веяло холодком.

— Под ноги смотри, — повернулся Гордой. — Дюже скользко здесь.

— Что?

Гордой показательно поёрзал сапогом по мокрой листве.

— Видишь? Скользко, говорю. Смотри не оступись. А то я по весне тут в ручей кувыркнулся. Вот было дело, тебе скажу…

— А-а-а, понял, — просиял Алексей, мельком глянув в смартфон. — Благодарствую премного.

— Вот то-то, — усмехнулся Гордой. — Идём дальше. Тут осталось-то, и нет ничего, рукой подать.

Минут через пять тропка вывела к мелкому заросшему озерцу.

Охотник остановился, глянул по сторонам и сконфуженно потёр нос.

— Сдаётся, мне, чуток ошибся. После весны тут ни разу не был, вот и заплутал маленько. Там вон мы пастушка нашего Арсю нашли, — махнул вправо. — Вернее одёжку, что от него осталась. Сейчас покажу, клочки, наверно, так и лежат.

— Понял, — кивнул Алексей.

Конечно, вообще ничего не понял, но имя точно разобрал. Самая первая жертва.

Перешёл в навь и огляделся. Чеширский бросил гипнотизировать пса и озадаченно обнюхивал какие-то крошечные флуоресцирующие пятнышки на опавшей хвое.

— Ага, значит, собаки нас уже не интересуют, мы уже на светящиеся грибы переключились, — хмыкнул Алексей и осёкся, поспешно возвращаясь назад.

Вдруг дошло, что это могут быть за пятнышки.

— Стой, Гордой, — окликнул в спину.

Охотник заинтересованно повернулся.

— Чего?

Алексей лихорадочно полистал блокнот, отыскивая подходящие слова. Ничего так и не отыскав, решил сымпровизировать на ходу.

Чувствуя себя полным идиотом, старательно выговорил, поглядывая на экран:

— Одежда Арси искать здесь?

— Одежда? А, нет, — мотнул головой охотник, — это туда, чуть дальше, — махнул рукой. — Я ж говорю, сейчас место покажу, — заторопился вдоль берега. — Пошли.

Алексей мысленно чертыхнулся.

И как вообще в голову могла прийти такая идиотская идея объясняться лишь одними жестами? Наивный. Главное ведь вчера специально хотел спросить, как звучит слово кровь, да так и позабыл, склерозник. Теперь вот как хочешь, так и объясняйся. Вместо вопроса по делу получился какой-то бред сивой кобылы.

Охотник с минуту покружился на полянке и остановился под развесистой елью. Между узловатых корней валялась разодранная меховая куртка.

— Пшёл! — оттолкнув принюхивающуюся собаку, обличающе ткнул рукой вниз. — Вот. Всё что осталось. Его самого мы так и не нашли. Сожрала, наверно, вместе со всеми потрохами.

— Это одежда. А куски, э-э-э, рука, — Алексей покрутил ладонью по животу. — Где?

— Что рука? — непонимающе глянул Гордой. — Я ж говорю, нет от него ничего. Вообще не осталось. Ни руки, ни ноги. Руку только от Окулины нашли, но это туда, на закат топать, — махнул куда-то в лес. — И то её уже давным-давно мать схоронила, не оставлять же здесь зверям на съедение. Так что чего нет, того нет…

— Я понял, — кивнул Алексей.

Из всей горячей речи понятно только рука, нет и Окулина. В принципе, можно было бы и не спрашивать. Онтей и так всё достаточно подробно описал. Тут они прошлый раз хоть и искали, но так ничего и не нашли. Девушку искали более масштабно, да и то только одну руку и нашли. Оно и понятно, попробуй детально обыщи такую площадь в лесном массиве. Да ещё и бурьян какой кругом. Только если курсантов военных училищ привлечь и организовать тотальное прочёсывание цепью через один метр, а так бессистемно ходить бродить — практически никаких шансов. Но это если искать обычным способом. А что если глянуть оттуда?

В нави куртка и хвойная подстилка засветились ярко белыми пятнами.

Значит, так и есть. Кровь. И судя по размеру кровопотери, бедного Арсю здесь и разодрали. По крайней мере, что-то из жизненно важных органов повредили точно. Залито всё, как из ведра плесканули. Печень, наверно, выдрали прямо из живого, а может, и сердце.

Мельком глянув на Чеширского, сосредоточенно ковыряющего светящийся песчаный комочек, выпрямился и огляделся.

Редкая цепочка следов уводила куда-то в густой мелкий осинник. Причём не капли, а поверхностные мазки. Как будто окровавленное тело волочили, время от времени поднимая и касаясь земли.

Нервно поглаживая предохранитель, двинулся по следу.

— Олекший, ты куда это собрался? — окликнул Гордой.

— Смотрю, — не отрываясь, ответил Алексей.

— Чего там смотреть-то? Я ж говорю, тут его задрали. Кровищи знаешь сколько было!

Не найдя подходящих слов, Алексей на ходу досадливо махнул рукой. Не мешай, дескать. Занят.

Жест сработал. По крайней мере, Гордой замолчал и, кликнув собаку, двинулся следом.

Путь преградил густой осиновый частокол. Отчаянно конкурируя, тоненькие деревца изо всех сил тянулись к небу, переплетясь ветвями, словно стараясь хоть чуть-чуть задержать друг друга.

Подкрашивая деревца, светящийся пунктир неумолимо вёл в самую глубь.

Алексей в сомнении остановился. Такой бурелом. Любая живая изгородь позавидует. Куртку в два счёта можно порвать. И тогда пиши пропало водонепроницаемость. Ладно, делать нечего. Хочешь не хочешь, идти придётся.

Тяжело вздохнув, прикрыл лицо рукой и вломился в осинник. Шумно хлопая крыльями, перед самым носом взмыло что-то огромное.

— Чёрт! — судорожно вскинул ствол.

Собака азартно залаяла.

— Тетерев, — Гордой прищуренным взглядом проводил ошалелую птицу. — Матёрый. Жалко, лук не взял, сбил бы его на самом взлёте. Лютый бы потом отыскал…

Алексей медленно опустил ружьё. Сердце гулко колотилось.

Чёртова птичка, чего ей в кустах не сиделось. Вспорхнула, как бегемот, до сих пор все поджилки трясутся. А эти тоже молодцы. Накрутили своими ужастиками по самое не хочу. Так чего доброго скоро и от собственной тени шарахаться начнёшь. Хорошо хоть патрон впустую не истратил. Есть ещё выдержка.

Смахнув выступивший на лбу пот, двинулся дальше.

Метров через пятнадцать след вывел к узкой норе.

Алексей присел и осторожно заглянул в темноту. Недалеко от входа что-то белело. Словно здоровенный шампиньон.

Гордой подошёл и придержал заинтересованно принюхивающуюся собаку. Нагнулся и поднял свалявшийся пуховый комочек.

— Барсучья, похоже, — сдул шерсть с ладони. — Ну и зачем мы сюда пришли? Зверя скрадывать?

— Жди, — догадался по интонации Алексей.

Без Гертруды всё равно ничего не объяснить, но совать сдуру руку неизвестно куда, это надо быть клиническим идиотом. Больно уж странно выглядит этот шампиньон, что в нави, что в яви.

Сломал тоненькую осинку и наспех очистил ветки. Примерившись, сунул в нору и потыкал гриб. Мнимый шампиньон отозвался твёрдым стуком, словно гипс или пластик.

— Что там? — заинтересовался Гордой. — В корень попал?

Алексей вывернул палку и просунул дальше, между стенкой и грибом, и чуть подёргал, в надежде, что обломанные сучки зацепят странный предмет.

С пятой попытки уловка удалась. Шампиньон подался к выходу.

Затаив дыхание, осторожно, чтобы не соскользнуло, сантиметр за сантиметром вытянул осинку.

Гордой испуганно отпрянул.

— Ох, мать моя!

Из норы показался обглоданный человеческий череп с остатками позвоночника.

Алексей высвободил застрявший сучок из глазницы и тяжело вздохнул.

— Вот он и ваш Арся…

За прошедшие месяцы звери и насекомые начисто обглодали всё мясо, отполировав кости до блеска.

Гордой наконец пришёл в себя, уважительно глянув на ведуна.

Вот оно как значит. Нашёлся Арся упокойный. Надо было бы сразу не самим лезть, а знающего человека позвать. Всемером искали, искали, всё вокруг истоптали, а Олекший едва глянул, сразу на место привёл. Выходит, правду люди говорят. Силён, хоть и молод дюже. Хотя кто их этих колдунов знает. Молод, не молод, а взгляд такой, словно пожил изрядно. А может, так оно и есть. Вон как на оглоданные кости смотрит, без всякой боязни, будто за всю жизнь и не такого навидался. Да, непрост парень, непрост. Глядишь, и впрямь ту тварь изничтожит.

Алексей поднял череп, разглядывая со всех сторон.

Трупа нет, так что особо много не скажешь. Свод костей черепа цел, шов ровный, без повреждений, значит, удар по голове маловероятен. Конечно, более детальный анализ дало бы только анатомическое и гистологическое исследование мозга, но с весны над ним здорово потрудились. Сохранность тканей уже никакая. Даже судмедэксперт развёл бы руками. Однако и голодные тут зверушки. Межпозвонковые хрящи и те подгрызли до основания. Царапины мелкие, скорее мыши трудились или какие-нибудь землеройки.

Положил останки и оценивающе глянул в нору.

Да уж. Не повезло пастушку. Угораздило в недобрый час тут оказаться. И главное, как он в эту дыру потом попал? Как Онтей описывал, тут целый динозавр по лесу шастает. Прямо велоцираптор или что крупнее. А нора для него явно не подходит, скорее лиса или куница. Другое никак не пролезет. Тогда всё сходится. Скорее всего, события развивались примерно так. Судя по смертельной кровопотере, пастушка под ёлкой настиг крупный хищник, распотрошил живот, выбрал мягкие ткани, а мелочь подобрала всё остальное, потом уже остатки растащили те, кто ещё меньше. Та же лиса, к примеру. Схватила за позвоночник, тащила, тащила, а череп в норе и застрял. Обгрызла что смогла, да так и бросила. А мыши потом подчистили всё остальное. Вот и вся печальная история. И ещё далеко не факт, что это был якобы динозавр. Скорее всего, обыкновенный медведь или волки. А тут раздули целую историю. Хотя нет, одну деталь упустил. По рассказу Онтея, рядом с трупом были ещё и куриные следы. Крупные. М-да, тоже упрямый факт, и довольно труднообъяснимый. Тогда действительно тёмная история получается. Надо бы второе место глянуть, может, и ещё что прояснится.

Поднялся и вопросительно повернулся к охотнику.

— Надо идти искать Окулину.

— Надо, — горестно вздохнул Гордой. — Только вот то, что осталось от Арси, тоже надо забрать. Схороним хоть по-человечески. Не лежать же ему, как безродному. Ты погодь пока здесь, я сейчас, — заторопился назад, нещадно ломая подлесок.

— Что? — озадаченно переспросил вслед Алексей.

— Жди, говорю, — на ходу отмахнулся Гордой. — Одёжку его принесу завернуть.

Охотник обернулся через минуту с разодранной курткой в руках.

— О-хо-хо, вот горе тяжкое. Даже не знаю, как матери его такого показать, сердце родительское заново бередить. Она уж и смирилась давно… Эх, — махнул рукой.

Сокрушённо покачав головой, бережно завернул череп.

— Что ж, Олекший. Теперь пошли, стало быть, к Окулине.

Выбравшись из осинника, заметно помрачневший Гордой обогнул озеро и быстро повёл куда-то на запад, не обращая внимания на собаку, время от времени увлечённо облаивающую бесстрашно снующих под самым носом суетливых белок.

Понимая, что творится у человека на душе, Алексей постарался ступать как можно тише. По-хорошему, мужику бы сейчас надо успокоительное, а лучше всего традиционное русское средство от всех бед, грамм пятьдесят. Чисто в медицинских профилактических целях. Плохо ему. Стресс. Вон как в лице поменялся, когда обглоданный череп увидел. Неподготовленному человеку такое, конечно, лучше бы и не видеть. Ночью кошмары замучают. Хотя, надо признать, зрелище было действительно жутковатое. Это просто после анатомички выработался иммунитет. Чего только уже и не навидался. Кости, внутренности, завёрнутые пласты мышц, заботливо закрепленные иголочками. И всё благоухает. Анатомия вообще довольно познавательный предмет, не для слабонервных. Несколько особо впечатлительных девиц после первого же посещения забрали документы, с трудом подавляя рвотный рефлекс. Наверно, думали, не в универ, на медицинский факультет, а в сказку попали…

Рассеянно поглядывая по сторонам, оглянулся и прикинул ориентиры. Значит, первая точка минут двадцать ходьбы на юго-восток от деревни. Минут через десять появится ручей. Потом болотце и вправо метров двести до полянки со старой елью. Кстати, отличная площадка для засидки получится. Только руки ещё чуть приложить.

А вообще, глухомань знатная. Не заблудиться бы, хоть и лешему магарыч дали. Мало ли, в лесу может, случиться всякое. Арся тому яркий пример. Местный проводник это, конечно, хорошо, но когда самому придётся сидеть в засаде, знание местности здорово пригодится. Всякие отходы, подходы. Пусть хотя бы даже и самое приблизительное.

Потянулся за смартфоном и кликнул карту. Дома перед охотой ради интереса порылся в Интернете и загнал подробный пятидесятикилометровый кусочек окрестностей села. Конечно, в нынешней ситуации без привязки к спутникам толку не будет никакого. За тысячу лет многое поменялось, ручьи высохли, озёра стали болотами или лесом, но часть ориентиров всё равно должна остаться неизменными. Хотя бы та же Ладога и река. Пусть сдвинулась береговая линия и русло, но это всё же лучше, чем вообще ничего. Так что если и привязываться, то только к ним, других относительно незыблемых координат нет.

Если так, тогда картина должна быть примерно такой. Село у реки как было, так и осталось. Избушка Серафимыча и охотничий луг тоже от него недалеко. Тогда всё сходится. Место первоначального прибытия, этот самый луг двадцать первого века здесь взял и превратился в болото. И достаточно глубокое притом. По крайней мере, гусям понравилось. Кстати, похоже, пути миграции за тысячу лет не особо изменялись. Не зря ведь Серафимыч именно на это место привёз. Как летели гуси, так и летят.

Тогда можно считать, карта более-менее пригодна. Осталось только нынешние точки привязки подогнать, ну и, может, подрисовать что потом на досуге. Кто его знает, почему эта зверюга именно тут обитает. Вдруг есть прямая зависимость, личные предпочтения. Болотца ей поблизости нравятся, ельник или песочек. С картой сразу будет видней.

Виляя между сучковатыми стволами, через полчаса Гордой остановился у огромной поваленной сосны. Осторожно положил скорбный груз и уселся передохнуть.

— Вот, — кивнул вбок. — Под ней-то мы руку её и нашли. За брусникой с подружками ходила. Здесь её пропасть, этой брусники-то было. Пять девок с утра собрались и пошли. Поначалу-то бродили, бродили вместе, да так и разбрелись кто куда. Потом слышат, вроде визжал кто-то, напужались, сбились в кучку, ан Окулины-то и нету. Искать начали. Искали, аукались, а как вечер близко стал, домой побежали. Наутро уже и мы её искать пошли. Семеро мужиков. Так руку-то её потом и нашли, да и то не мы, а Лютый отыскал, — погладил вымокшую морду ластящегося пса. — Натаскан он у меня знатно…

— Я понял, — кивнул Алексей, чувствуя себя как эскимос, пытающийся разобрать хоть одно слово из суахили.

Хотя нет, Окулина и рука всё-таки понятно.

Заглянул в словарь и уточнил:

— Окулина. Её рука здесь была, — показал на середину левого предплечья, — кусок?

— Какое там! — возмущённо вскинулся охотник. — Не здесь. Вот здесь, — коснулся локтя. — Мясо всё до костей обглодали. Да что там мясо, жилы, и те все измочалили подчистую!

Алексей благоразумно промолчал.

Жаль, конечно, что ничего непонятно, но Гертруда бы по таким дебрям точно не прошла. Конечно, неплохо было бы уточнить ещё пару деталей, но ладно. И так ясно, что руку не перекусили, а оторвали ровненько в локтевом суставе. Вполне логично, зверюге проще было оторвать, чем сломать, ничего удивительного. Порвать боковую локтевую связку человека, усилие от одного до восьми килограммов нужно, а кость сломать это ого-го как надо постараться. Большая берцовая вертикально полторы тонны держит. Целый автомобиль теоретически. Может, медведю такой фокус и раз плюнуть, но волки вряд ли потянут. Им проще разорвать, чем разгрызть. Челюсть так устроена. Канал «Дискавери» разок такую передачку показывал. Живьём оленя драли. Жуткое зрелище. Мама не выдержала, сразу ушла, а отец остался, досмотрел. Познавательная передача, во всех смыслах. И с зоологической и с медицинской точки зрения. Так что, наверно, и эту бедолагу так же подрали. Сначала неизвестный науке зверь, а ночью потом добавила местная оголодавшая фауна.

— Олекший, ну что скажешь, — прервал размышления Гордой. — Может, и Окулину тут найдёшь, — кивнул на свёрток, — как и Арсю?

— Погляжу, — догадался по смыслу Алексей.

Сосредоточился и скользнул в навь.

Мельком глянув на изменившееся лицо ведуна, Гордой невольно поёжился. Вот сразу ясно, истинный колдун, как и Гертруда, не то что те шарлатаны с торжища. Денег взяли, бормотали, бормотали что-то, а толку никакого. Вот потому народ их и побил потом шибко. Обманщики. Пруд пруди таких колдунов в каждом селе. А эти нет. Первый раз как Гертруду увидел, так сразу понял, вот она, истинная. Да и Олекший тоже. Слыханное ли дело, едва на место пришёл, так вмиг Арсю и отыскал, будто под землю видит. Да и колдуют одинаково, каждый раз жуть берёт. Глаза словно бельма, и лицо становится какое-то неживое, как у покойника. Скрытое людскому глазу, говорят, так смотрят.

Машинально пробежавшись взглядом по светящимся пятнам разодранной куртки, Алексей заглянул под сосну.

Пусто. Странно. И вокруг крови нет. Может, он место перепутал?

Лихорадочно полистал словарь и с запинкой поинтересовался:

— Гордой, здесь нет. Место верно?

Охотник пожал плечами.

— Верно, конечно. Куда уж верней. Я эти места как свои пять пальцев знаю. А что?

Алексей смущённо улыбнулся.

— Прости, не понимаю. Надо к Гертруде. Здесь нет Окулина.

— Ну нет так нет, — вздохнул Гордой и поднялся. — Тогда, стало быть, назад топаем… Ох, вот растяпа! — досадливо хлопнул по лбу. — Самое главное-то у тебя не спросил. Где помост делать надо?

Алексей сожалеюще развёл руками.

— Не понимаю.

— Ну как же, — загорячился охотник. — Помост, помост на зверя. Ведь сам же говорил…

Подошёл к ближайшей сосне, приподнялся на цыпочки и похлопал по стволу. Потом прислонил ладонь козырьком над бровями.

— Смотреть, понимаешь? Смотреть сверху на зверя. Чтоб не достал тебя ненароком. Помост называется по-нашему. По-мост. Ну что, понял теперь?

— А, понял! — просиял Алексей.

Наконец-то дошло.

— Да, здесь. Немного выше.

— Насколько выше? — деловито уточнил Гордой, приподняв ладонь по стволу. — Так?

Алексей тяжело вздохнул.

Хороший вопрос… Да чёрт его знает, откровенно говоря. Низко плохо, достать может. Совсем высоко тоже плохо. Верхние сучья весь обзор загородят. И собственно, вообще ещё неизвестно, в чём они тут измеряют. В саженях, вершках или корешках. По идее, метра три-четыре в самый раз будет, только вот как это всё показать. Ладно, дело техники, а в местные единицы пусть сам переводит.

Схватил палку и, подойдя к дереву, ткнул вытянутой рукой.

— Здесь.

— Понятно, — задумчиво поглядел Гордой. — И там тоже так? — махнул назад.

— Что?

— Ну где Арсю нашли. Помост тоже так делать?

— А, да-да…

— Вот это другое дело. Тогда, значит, завтра поутру мужичков соберу и покажу им места все. Ну что, стало быть, дело сделано, домой пошли потихоньку. День-то уже давно за полдень, а мы с тобой всё по лесу шатаемся, как два татя. Не знаю, как ты, а у меня живот уже бурчит, как у медведя-шатуна, — выразительно похлопал живот. — Поесть бы не мешало, понимаешь, нет?

Алексей улыбнулся и пожал плечами.

— Не понимаю.

Гордой сокрушённо вздохнул.

— Эх, ну как тебе ещё сказать. Домой, Луша, Гертруда. До-мой. Теперь понимаешь?

— А, да!

— Вот то-то…

Обратный путь не занял много времени. Не прошло и получаса, как вдалеке среди сосновых стволов показалась замшелая околица.

Алексей сверился с картой и прикинул направление. Особо не петляя, шли примерно с юга на север. А когда везли на лодке, слева остался характерный изгиб реки Паша, справа сплошные леса. Похоже, куда-то в окрестности будущей деревни Рязановщина попал.

Гордой остановился у дома и повернулся.

— Ну вот, Олекший, и дошли, стало быть. Всё, бывай до вечера. Мне ещё к матери Арси сходить надо, — горестно вздохнул и кивнул на свёрток под мышкой. — Уж и не знаю, как и сказать-то ей. Страсть-то какая… Ладно, бывай, — махнул рукой, — то уж моя забота.

Кликнув пса, побрёл по улочке.

Добросовестно пытаясь хоть что-то перевести, Алексей с минуту постоял, задумчиво глядя вслед.

Вот что человек сказал? Беда просто. Вообще ничего непонятно. А ведь, должно быть, родственные языки. И что толку от этого краткого словаря. Какая-то односторонняя связь получается.

Сокрушённо вздохнув, спрятал смартфон в карман, деликатно постучался и приоткрыл дверь.

Пахнуло невообразимым наваристым мясным ароматом. Желудок голодно заурчал.

— Слава богу, пришли, — вытирая руки о передник, двинулась навстречу Гертруда. — Долго же вы ходили, должно быть, неблизко… Так, давайте немедленно мойте руки и обедать. Все разговоры потом, — засуетилась у печи.

— Хорошо, — улыбнулся Алексей. — Я и не настаиваю…

Всё-таки как это здорово, когда и ты понимаешь, и тебя понимают. Надо срочно форсировать изучение языка. Так, конечно, не дело. Весь день проходил как дикарь, моя твоя не понимай. Теперь понятно, почему Гертруда обрадовалась, когда русский услышала.

Уселся за скамью и поинтересовался:

— А Луша-то где?

Гертруда поставила на стол дымящуюся тарелку.

— Да зуб там у кого-то разболелся. Всю щёку, говорят, разнесло. Что делать, пошла лечить.

— Разнесло, это плохо, — Алексей рассеянно повертел ложку. — Может, тоже ей помочь сходить? Правда, я зуб только выдрать смогу, вылечить вряд ли.

— Ничего, сама справится, — отмахнулась Гертруда. — Чай, уже не впервой. Вы лучше кушайте, кушайте…

Основательно насытившись, Алексей решительно отодвинул тарелку.

— Уфф, спасибо.

Всё же есть в натуральной пище что-то такое, природное, энергетическое. Организм не проведёшь. После всех этих современных псевдомясных глутаматно-натриевых соевых полуфабрикатов небо и земля. Ещё минут пять назад казалось готов съесть целого быка, а поел горячей лапши с мясом, и в желудке сразу ощущение, как будто и впрямь съел этого быка.

Гертруда отнесла посуду и уселась напротив.

— Ну и как сходили? Что-нибудь прояснилось?

— Да так, — пожал плечами Алексей. — И хорошо и плохо. Арсю я там нашёл. Вернее то, что от него осталось…

— Вот даже как? — уважительно глянула Гертруда. — Растёте прямо на глазах.

Успокаивающе коснулась руки и попросила:

— Вы, самое главное, не волнуйтесь. Продолжайте, не торопитесь. Здесь важна каждая мелочь.

Собравшись с мыслями, Алексей рассказал весь день. От подарка лешему до поисков Окулины. Особенно остановился на удивительном отсутствии всяких следов пропавшей девушки.

Выслушав, Гертруда тяжело вздохнула.

— Вот ведь беда так беда. И что же за нелюдь такая невиданная тут завелась, ума не приложу… А по поводу костей. Видала я когда-то нечто подобное, давным-давно. Когда степи проходила. Побоище там было нешуточное, костяки человеческие и лошадиные из земли торчали вперемешку. Много воинов полегло, трава уж давно проросла. Так вот. В нави кости тоже не светились. Просто груды лежат, словно жуткий серый хворост. Помню, иду я по полю, ни жива, ни мертва. Ну думаю, всё. Пропала, как есть пропала. Увяжутся за живой душой духи тёмные. Ан нет, повезло. Не было там никого. Пусто. То ли людские страдания их разогнали, то ли ярость ратная, мне неведомо. Одно могу сказать точно, в нави светится лишь пролитая кровь. Помнит её почему-то мать сыра земля. Правда, недолго, аккурат до первой зимы…

— А если кровь зимой прольётся? — живо заинтересовался Алексей. — На снег. Тоже помнит?

— Конечно, помнит. До поры до времени, пока снег не растает. Потом вешняя талая водица всё смоет. И кровь, и горе, и страдание. Так что Окулину если искать, то в другом месте. Думается мне, звери лесные её тело на части растащили, и тот костяк, что Гордой отыскал, уже сильно обглодан был, потому на том месте вы ничего и не увидели.

— Да, скорее всего так и было, — согласился Алексей. — Может, зверьё, а может, и та зверюга. Только вот что-то я уже стал сильно сомневаться, что её быстро отыщу. Сегодня часа четыре бродили, а лес будто вымер весь. Одни белки только скачут, да тетерев меня напугал. А когда до вашей деревни шёл, волки всю ночь выли. И кабаньих следов полно было. Вот спрашивается, куда сейчас все подевались? Я так и целый месяц тут просижу.

Гертруда пожала плечами.

— Возможно. А куда вам торопиться?

— Ну как куда… Просто неудобно потом перед людьми будет. Месяц прошёл, а результат где?

— Полноте вам, — отмахнулась Гертруда. — Не о том думаете. Люди-то ведь всё прекрасно понимают. Речь идёт о жизни и смерти, тут нельзя торопиться. Ваше оружие их единственная надежда. Так что не печальтесь попусту и занимайтесь столько, сколько нужно… Кстати, об оружии. Лар ещё с утра затеялся, весь день в кузне стучал. Уже приходил, интересовался, не пришли ли вы. Говорит, готовы те горошины. Пусть принимает.

— Это хорошо, — рассеянно кивнул Алексей. — Готов хоть сейчас. Куда идти, подскажете?

— Конечно, — тяжело поднялась Гертруда. — Идёмте, я провожу.

Кузница оказалась где-то на отшибе. На берегу мелкого ручейка расположилась широкая избушка. Высокая закопчённая каменная труба попыхивала чёрным дымком. Из широкой открытой двери доносилось редкое двойное постукивание.

— Кхм, — прокашлялась Гертруда. — Эй, хозяин!

— Разрешите, я сам спрошу, — попросил Алексей. — Весь день ходил как немой. Что вы сейчас сказали?

— Пожалуйста, — усмехнулась старушка. — Хозяина позвала. Помните как?

— Найду…

Алексей мельком глянул в блокнот и деликатно постучал о дверной косяк.

— Хозяин, можно войти?

В конце концов, надо же понемногу практиковаться. Слово здесь, слово там. Глядишь, через недельку и блокнот не понадобится. А то батарейка скоро совсем разрядится, придётся на бересту переходить. Ещё то будет зрелище.

Что-то загремело. Постукивание прекратилось.

— Можно, можно, — с некоторой задержкой отозвался кузнец. — Заходите.

Ощущая всем телом невероятное количество близкого металла, Алексей пригнулся и шагнул через порог.

В глаза сразу бросилась необычно широкая, пышущая жаром печь. Чумазый паренёк бросил раздувать мех и настороженно уставился на гостей.

— Проходите, проходите, — раздалось из тёмного угла. — Это Осип, сынишка мой младшенький. — Учу вот ремеслу помаленьку.

Утерев капли с бороды, Лар поставил кувшин.

— Уфф, что-то жарковато сегодня… Ну так что, Олекший, — потянулся за кожаным кисетом на поясе. — Готов твой заказ. Принимай, стало быть, свои горошины.

Растянул горловину и одну за другой выложил на наковальню поблёскивающие шарики.

— Ровно восемнадцать. Как ты и говорил.

Алексей заинтересованно протянул руку и едва не вскрикнул, когда пальцы коснулись серебра. Кожу резанул дикий холод. Так когда-то в детстве сдуру схватил сухой лёд из промышленной упаковки мороженого. Минус семьдесят восемь градусов Цельсия. Потом на всю жизнь запомнил.

Отдёрнув немеющую ладонь, ошарашенно оглянулся на Гертруду.

— Что за ерунда?

— Да-да, — печально вздохнула старушка, — сильно жжётся, не удивляйтесь. Но при желании вытерпеть можно.

— Бред какой-то, — растерянно пробормотал Алексей. — Это же просто серебро.

— Да, серебро, — согласилась Гертруда. — Вот потому нечисть его и боится как огня. Если для нас оно всего лишь терпимо жжётся, представьте, каково им.

— Представляю.

Стиснув зубы, Алексей двумя пальцами осторожно поднял шарик и, превозмогая холодящую боль, поднёс поближе к глазам, внимательно разглядывая со всех сторон.

При близком рассмотрении шарик оказался не совсем шарик. Скорее всего, слитку вначале придали форму сложного многогранника, а потом тщательно сгладили острые углы. Непонятно, как можно работать при таком освещении, но кузнец постарался на славу.

— Отлично, просто отлично. Самое то, что надо. Теперь мне надо патроны перезарядить. Инструменты у него есть? Хотя бы отвёртка какая-нибудь тоненькая, не крестовая?

— Что?

Поняв, что слишком увлёкся, Алексей быстро поправился:

— Ну инструменты. Шило там тонкое, клещи…

Гертруда с сомнением покачала головой.

— Сложно. Я даже сама таких слов вепсских не знаю. Ладно, как-нибудь попытаюсь спросить.

Выслушав ведунью, Лар задумчиво погладил бороду.

— Инструменты-то? Конечно есть, как же без них, на то я и кузнец. Всякие есть инструменты. И большие, и малые. Ты, главное, спроси, для чего ему это всё надобно-то?

Алексей полез в карман за патроном.

— Вот эту штуку, — показал пальцем на красный пыж. — Выковырять оттуда нужно аккуратно.

Лар снисходительно махнул рукой.

— Выковырять? И всего-то? Да хоть сейчас, — потянулся за гильзой. — Давай сюда эту штуковину.

— Э, нет, — поспешно предостерёг Алексей. — Тут не так всё просто. Рванёт так, что без руки остаться можно. Я сам всё сделаю.

Лар озадаченно поглядел на Гертруду.

— Без руки? Вот эта маленькая штуковина? Да он просто стращает теперь, поди.

Ведунья пожала плечами.

— Стращает? Да, с виду она вроде бы и мала. Но можешь мне поверить, в ней заключена страшная сила. Про нурманов-то, что на нас напали, не слыхал, что с ними стало?

— Слыхал, конечно, как не слыхать. Громом их сразил, говорят.

— Вот. Оно то самое и есть. А ты говоришь, стращает…

Лар уважительно покосился на колдовскую вещицу.

— Эва как! Ну тогда, конечно, пусть сам.

Порылся в ящике и развернул легонько позвякивающий кожаный свёрток.

— Погляди, Олекший. Тут у меня всё для тонкой работы сложено. Вдруг что тебе подойдёт.

Алексей пробежался заинтересованным взглядом по инструментам.

Да, негусто. Тонкое шило с потемневшей деревянной ручкой, широкие допотопные клещи и какие-то устрашающие железяки непонятного предназначения. Вид настолько угловато-примитивный, так и веет седой древностью. Хотя кому как. Вещицы ручной ковки, не какая-нибудь промышленная штамповка. Музеи естественных наук, наверно, перегрызли бы друг друга за обладание таким раритетом.

— Пойдёт, — махнул рукой.

Не расстраивать же человека. Вот бы сюда один из ящичков из отцовской кладовки, реакцию посмотреть. При желании самолёт можно запросто собрать. По крайней мере, мама так говорит, когда генеральную уборку проводит. Зато после хотя бы дверь начинает закрываться и болты с гайками на голову не сыплются… Ладно, древность, не древность, делать нечего, надо исходить из того, что есть.

С сомнением повертел в руках клещи и, пару раз хищно щёлкнув зубцами, примерился к патрону, не обращая внимания на сгрудившихся по бокам зрителей.

По диаметру вроде помещается. Это хорошо, зажмёт не хуже тисков. Теперь бы только пластик не повредить, а то вот будет дело. Обернуть бы чем, от греха подальше.

На глаза попалась кожаная обёртка от инструментов. А что, тоже вариант.

Обернул гильзу и осторожно зажал между зубцов. Патрон стал вертикально как влитой. Пошатав для проверки, потянулся за шилом. Теперь самый ответственный момент. Лишь бы рука не дрогнула. Не серебро, а просто пытка какая-то.

Стиснув зубы, медленно поддел пыж. Тускло блеснули три свинцовые картечины. Выложив одну за другой на стол, едва касаясь кончиками пальцев, заменил серебряными и аккуратно поставил пыж на место.

Уфф, вроде один есть. Удовлетворённо вздохнув, отставил патрон в сторону.

Конечно, может, вся эта затея с серебром и лишняя предосторожность, но психологически всё равно как-то будет спокойней. Как говорится, проверено на себе. Если оно так жгуче действует на кожу, будет вообще ужас, если попадёт во внутренние ткани. Лишь бы только птичка клюнула на приманку.

Минут через пятнадцать, смахнув честный трудовой пот, отложил шило.

— Кажись, всё…

На столе красовались шесть улучшенных патронов.

— Ловко, — похвалил Лар, всё это время молча наблюдающий за работой. — Дозволишь полюбопытствовать, что это за металл-то такой странный, — заинтересованно кивнул на картечь. — Никак что-то не пойму.

— Конечно, смотрите, — пожал плечами Алексей. — Ничего странного. Обычный свинец с какими-то легирующими добавками.

Гертруда покачала головой и сокрушённо вздохнула.

— Нет, тут уж я совсем никак. Не знаю я слов таких.

— Да и не надо, — махнул рукой Алексей. — Свинец это, — протянул картечину кузнецу. — Сви-нец. Хороший металл, тяжёлый, мягкий. Берите, вдруг для чего и пригодится. На грузила вон пойдёт.

— Что? — непонимающе уставился Лар. — Какой груз?

— Ну рыбу ловить. Грузик на леску. Сейчас покажу…

Алексей взял короткий нож и легонько надавил на картечь.

— Вот, — продемонстрировал бороздку. — Сюда леску зажимаете, он хоть и мягкий, но отлично держится. Потом крючок, червяка и в воду. Рыбу ловить, понимаете?

Выслушав Гертруду, кузнец просиял:

— А-а-а, понял. Сынишке отдам. Он у меня рыбак заядлый. Да и так в хозяйстве пригодится, — поковырял кругляш заскорузлым ногтем. — Мягкий, куётся легко… А что, всё можно взять?

— Конечно, о чём разговор! Всё берите.

— Благодарствую премного.

Широкая закопчённая ладонь сгребла картечь. Немного полюбовавшись на тусклый жемчужный блеск чудного металла, Лар запрятал нежданный подарок поглубже в кошель.

— Ну что ж. Серебряные горошины есть. Стало быть, готов ты теперь чудище то сразить?

Алексей усмехнулся.

— Готов-то всегда готов. Теперь всё дело только за чудищем. Найти бы его побыстрей.

— Найти?

Лар сокрушённо вздохнул и уселся напротив для обстоятельного разговора.

— Найти, конечно, хорошо бы… Только знаешь, я вот тут всё думаю, — задумчиво посмотрел на поставленное в сторонке ружьё. — Мы-то, мужики, тебе больше ничем помочь не сможем? Слыхал я, три засидки ты хочешь сделать? А что ежели ты в одной, в другой ещё кто, глядишь, дело-то и быстрей пойдёт, так я думаю?

— Быстрей, конечно, — согласился Алексей. — Только вот оружие-то у меня всего одно. А без него вас там, — кивнул на дверь, — раздерут, как Арсю, на мелкие кусочки. В два счёта.

— Оружие это да, — кузнец уважительно покосился на ружьё. — Добрый металл, уж я-то вижу. Должно быть, великий мастер делал. Что железо, что отделка, тонкая работа, ни взять, ни прибавить. Хоть я, бывало, и клинки хорошие ковал, такое чудо не в жисть не сотворить, честно скажу. И вот что я думаю, никак нельзя и нам такое чудо заказать? Уж мы бы на это дело всем миром серебро бы собрали, ничего бы не пожалели…

— Заказать?

Алексей быстро переглянулся с Гертрудой. Ведунья понимающе усмехнулась одним лишь краешком губ.

— Заказать никак. Нет того мастера уже.

— Нет? Помер, что ль? Вот беда-то, такой великий мастер… Неужто и ученика после себя не оставил?

— Нет. Никого нет, — отрезал Алексей.

Не рассказывать же, в самом деле, кто ты и откуда. Тем более, не так уж и сильно погрешил против истины. В особенности если вспомнить марку ружья. Вряд ли такая уже выпускается, всё-таки восемьдесят девятый год выпуска, наверняка уже устарела и снята с производства. И вообще. Помнится, отец в гневе разодрал газету, когда прочитал о воровстве и финансовых проблемах на Ижмаше. А уж как потом костерил статейку, где нелестно отзывались об автомате Калашникова. На гербах десятка стран мира изображен, входит в книгу самых значимых изобретений двадцатого века, в книгу рекордов Гиннесса, а этим продажным писакам, видите ли, не угодил! Мама всерьёз обеспокоилась, даже успокоительное принесла. Не читайте советских газет. Вообще никаких не читайте. Еле-еле успокоила цитатой из классики. Да и всё равно потом был сам не свой и ворчал весь вечер.

— Эх, жалко-то как, — Лар задумчиво потеребил бороду, разглядывая ружьё. — Ну нет, так нет. Впору хоть самому серебряную стрелу снаряжать и с луком на то чудище идти…

— С луком? — поражённо вскинулся Алексей. — Да вы что! Вот так весь день просидеть в ожидании единственного выстрела, и в последний момент не успеть натянуть тетиву? Не, с луком точно не пойдёт, слишком ненадёжно. Так нормальные засады не делаются. Если идти, то только с хорошим арбалетом.

— Арба-лет? — по слогам повторил Лар. — А это что ещё такое?

— Ну самострел, или не знаю как это по вашему…

Алексей на миг задумался, прикидывая, когда появилось оружие, могущее легко противостоять даже тяжело бронированным рыцарям. На тусовках частенько пересекался со всевозможными ролевиками. Под пиво соревнующиеся команды часами травили всевозможные старинные байки и бурно обсуждали тактико-технические характеристики всякой стреляющей экзотики. Конечно, застольную часть традиционно игнорировал, предпочитая сразу переходить к практике. Из чего только исторического стрелять не приходилось. Один раз даже палил дымным порохом из мушкета. Оказывается, до сих пор ещё где-то продают в охотничьих магазинах. Вещица на любителя. Больно отдаёт в плечо, а уж дымища-то потом было. Не хуже дымовой шашки. Кажется, даже фотки и видео ещё где-то остались, руки всё никак не доходят всякий хлам почистить… А ведь точно, с прошлой осени ничего не стирал ещё. Надо показать фото с арбалетом. Вдруг сделает, на то он и кузнец. Всё лучше, чем простой лук. И убойность несравнима. Только картинку покрупнее показать.

— Знаете, тогда это лучше один раз увидеть, — потянулся за смартфоном и бегло пролистал фотографии. — Кажется, где-то здесь… А, вот! — протянул опешившему кузнецу. — Поглядите. Сможете такое сделать?

— Что это? — Лар удивлённо вгляделся в светящийся ларец. — Да погоди ты, не засть, — досадливо отстранил заслонившего экран сына.

Из ларца выглядывал крошечный улыбающийся Олекший, в той же самой чудной пятнистой зелёной одежде. В руках держал натянутый лук, не лук, на каком-то длинном бруске.

— Так выглядит арбалет. Вот, видите, — Алексей увеличил изображение. — Тетива постоянно натянута. Раз натянул и дальше самому ничего держать не нужно. Когда надо выстрелить, жмёте вот на этот рычажок, он отпускает тетиву. Тетива толкает стрелу, ну а дальше понятно…

Лар молчал, недоверчиво разглядывая изображение.

— Хитро как придумано, — поднял восхищённый взгляд. — И вправду держать самому ничего не надо. Когда хошь, тогда и стреляй. Только вот как потом тетиву-то натягивать?

— Можно вручную, но это очень тяжело, а можно вот этой палкой, — Алексей показал рычаг. — Козья нога называется. Лук тут очень мощный, просто так не натянешь. Силища нужна. Поэтому только этой палкой. Да я сейчас всё покажу, — кликнул видео.

Лар невольно отшатнулся, когда крошечный Олекший вдруг ожил и задвигался. Приподнял арбалет и поднёс к плечу. Гулко ухнула тетива. Серебристой молнией вжикнула стрела и улетела куда-то вдаль. Картинка задёргалась. Кто-то невидимый радостно вскрикнул. Показался белый холст с чёрными кругами. По центру торчал коротенький хвост стрелы, но почему-то без привычных перьев. Картинка дёрнулась и почернела.

— Как-то так…

— Вот уж диво так диво, — поднял ошалелый взгляд Лар. — Ни в жисть такое не видал…

Сын оторопело поглядел на отца и часто-часто закивал.

— Ну так что, сможете такое сделать? — Алексей спрятал смартфон. — Будет хоть чем от чудища того оборониться, И не только от чудища, кстати.

— Такое? — Лар задумчиво огладил бороду. — Такое, может, и смогу. Только без этой самой козьей ноги. Уж больно мудрёная штука. И с Гордоем ещё поговорить надо. Лук с тетивой посильнее подобрать. Лучше него никто не скажет… Ну что ж, Олекший, тогда, стало быть, до завтра?

— До завтра, — поднялся Алексей.

Глава 11

Небрежно закинув топоры на плечо, по лесной тропинке неспешно брели семеро мужчин. Утро выдалось тихое и туманное. Деревья поблёскивали густой росой. Время от времени серебристые капли срывались вниз, заставляя недовольно морщиться невзначай попавших под холодную струю.

Украдкой зевнув, Алексей плотнее надвинул капюшон. Нормально выспаться так и не дали. В такую рань спать бы ещё да спать, но вечером на очередном мозговом штурме Гордой попросил обязательного присутствия. Хотя бы на первой постройке. Дескать, всё только под твоим присмотром. Вдруг что сделаем не так. Чтоб не пенял потом.

Вкратце известив собравшихся, что Лар по совету Олекшия трудится над созданием нового мощного оружия, перешёл к следующему вопросу.

— И вот что я думаю, други мои. Не надо нам сразу далеко ходить. Начнем недалече. Как раз там, где на Онтея напала. И тебе, Олекший, хорошо, к деревне близко. И нам всем спокойней. К реке хоть без боязни пройти будет можно. Правильно я говорю? — оглядел присутствующих. — Бабы хоть сходить бельё постирать смогут. А там, глядишь, и Лар что путное сделает. Тогда уж со всех сторон ту тварь обложим, никуда она от нас не денется. И люди тогда заживут без страха. А то видано ли, в деревне народу почитай никого и не осталось.

Мужики одобрительно загудели. На том и порешили.

Когда остальные разошлись, Лар с Гордоем остались на закрытую часть совещания. Несколько раз просматривали фото и ролик, и долго спорили до хрипоты, уточняя непонятные детали. Обсудив конструкцию спускового механизма, перешли к более крупным частям. Слово за слово, опять перешли на малопонятную речь. Гертруда только беспомощно развела руками. Единственное, что удалось понять, подбирали мощное и гибкое дерево и подходящую тетиву. После долгих препирательств наконец сошлись на составном луке, можжевельник с костяной накладкой, чтоб стрелял и в холод и в жару. Над материалом тетивы думали дольше. Обычно спокойный Гордой непривычно горячился. Лук выйдет дюже сильный, плетёный конский волос рваться будет, не пойдёт. Надо что-то другое, посильней. В итоге уже к ночи остановились на скрученных лосиных жилах. Лар выбор одобрил. Вот это выйдет знатная тетива. Только ещё как следует навощить надо, чтоб воды не боялась. Глянув между делом на откровенно позёвывающую молодую хозяйку, опомнились, довольно хлопнули друг друга по рукам и быстро разошлись.

Гордой внезапно остановился и с прищуром огляделся.

— Онтей, здесь, что ль, ты её первый раз увидел?

Онтей задумчиво почесал затылок, растерянно оглядывая сосны.

— Да вроде здесь, а вроде и чуть дальше…

— Вроде, вроде, — передразнил Гордой. — Так вроде или не вроде? Совсем, что ль, без памяти был?

— А вот тебя бы на моё место! — огрызнулся Онтей. — Побегай сам от такой страхолюди, а потом говори. Поджилки вон до сих пор трясутся. Умные вы все больно, прямо как моя жена опосля… Сказал же, не помню. Помню, оберег ещё там сорочий потерял. Домой уж когда пришёл, хватился вечером, ан нет его. Наверно, он-то от меня беду и отвёл, а сам потом куда-то так и запропастился.

— Что за оберег-то? С торжища что ль?

— Зачем, — досадливо отмахнулся Онтей. — Дорого там, да и что берёшь, никогда не узнаешь. Втюхать могут всё что угодно. Кривой Ларья наш не хуже делает. Бабка его потом всяко наговаривает, хошь на удачу, хошь от сглаза…

— Ну искал потом хоть свой оберег-то? — нетерпеливо перебил Гордой.

— Искал, конечно, — погрустнел Онтей, — как не искать. Сыновей даже брал в помощь, да только всё без толку. Найди его тут попробуй, — угрюмо кивнул на заросли. — Кто его знает, где этот шнурок треклятый оборвался…

— Ладно, — махнул рукой Гордой. — Не помнишь так не помнишь. Эдак мы и до самой реки скоро дойдём. Здесь будем делать.

— А что здесь-то? — непонимающе глянул Онтей.

— Место уж больно удобное, — терпеливо пояснил охотник. — Как раз ровнёхонько промеж реки и деревни. И туда далеко тропку видно, и сюда. Как тебе, Олекший, пойдёт место-то? — повернулся к ведуну.

— Что? — переспросил Алексей.

— Ну место. Засидка. Помост, помнишь? Помост, — показал рукой Гордой.

— А, да. Здесь хорошо.

Гордой сбросил тяжёлый моток верёвки.

— Ну вот, раз хорошо, тогда и начнём.

Деловито поплевав на руки, подхватил топор и вразвалку направился к ближайшей худенькой сосёнке.

— Давайте подсобляйте, мужики. Десятка два таких нужно…

Лихо сдвинув шапки на затылок, соратники дружно вломились в подлесок. Застучали топоры.

Чувствуя некоторую неловкость от непричастности к происходящему, Алексей положил ружьё на сгиб левой руки и прислонился спиной к нагретой сосне.

Хотя чего стесняться. Каждому своё. Кому из ружья палить, кому топором махать привычнее. И место, надо сказать, подобрали очень неплохое. Чувствуется, Гордой знает толк в засадах. Деревья высокие, тропинка просматривается далеко, благо осень, подлесок почти облетел. Вот летом было бы действительно трудновато. Выскочила бы эта птичка на тропинку, всего секунда на принятие решения и выстрел. Замешкался или промазал, всё, ищи ветра в поле. Точнее, иголку в стоге сена. В таком буреломе стрелять, если только на звук, да и то картечь не пробьёт. А если ещё и кого из селян ненароком подранишь, вот дело будет. Вира, кажется, или как оно там по местным уложениям называется…

Через полчаса работы появилась высокая лестница. С натугой приподняв, общими усилиями прислонили к высокому стволу корявой раздвоенной сосны.

Отставив топор, Гордой взялся лично проверить крепость конструкции. Потопал сапогом по первой ступеньке, примерился, и полез наверх, придирчиво пошатывая каждую перекладину.

Наверху осмотрелся и похлопал по стволу:

— Олекший, ну и как тебе, вот здесь высота-то пойдёт?

— Да, — догадался по смыслу Алексей.

Удивительно, сколько вещей можно сделать без единого гвоздя, с помощью одного лишь топора и мотка верёвки. Вот что значит мастера. Хотя что там лестница. Вон все те же дома сделаны почти без единого гвоздя. Разве что дверь прибита на кожаных петлях. Или железных, кто побогаче.

— Ну раз пойдет, теперь надо хлыстов побольше для помоста нарубить, — Гордой развернулся и начал степенно слезать вниз. — Да покрепче, чтоб ненароком не проломились.

Солнце едва миновало полудень, когда развилка сосны превратилась в удобный широкий помост с защитным ограждением по периметру. Напротив метрах в десяти соорудили частокол для приманки.

С коротким хаком вогнав топор в корягу, Гордой кивнул наверх.

— Готово, стало быть. Принимай работу, Олекший.

— Угу…

Алексей закинул ружьё за спину и полез по лестнице. Добравшись до заботливо устеленной еловым лапником площадки, осторожно перешагнул через перила, выпрямился и огляделся.

С пятиметровой высоты окрестности стали видны как на ладони. Метров на сто вокруг. Самое то, в таких дебрях как раз дальность прицельного выстрела метров пятьдесят, не больше. Ещё даже пара секунд на подготовку останется. А вообще, на редкость удобная засидка получилась. Сверху прикрывает густая сосновая шапка. Даже если и дождь пойдёт, сильно не намочит.

Свесился через перила и крикнул:

— Хорошая работа. Благодарствую премного.

Мужики польщённо заулыбались.

— Ну раз хорошая, то слезай, — скомандовал охотник. — Обедать пора. Да и переговорить с тобой ещё надо.

Алексей беспомощно развёл руками.

— Не понимаю.

— Эх, — сокрушённо вздохнул Гордой. — Чую, без Гертруды никак нам опять не поговорить… Домой, говорю, идём. Есть охота, — похлопал по животу. — Давай-давай, слезай, — призывно махнул рукой. — Мне ещё баб наших предупредить надо, чтобы тебя там наверху не пужались. А то вот дело будет, глянут вот так наверх невзначай, а потом понёву второй раз стирать придётся. Хотя некоторым, может, и пусть, тут всё равно бежать недалеко, что до реки, что до деревни… Верно я говорю, а, Онтей? — выразительно глянул на сконфуженного соратника. — Недалеко ведь?

Мужики дружно загоготали.

Мало чего поняв, Алексей улыбнулся и полез вниз. Изучение языка, конечно, надо бы форсировать максимально. Всё-таки сложновато нормально общаться без переводчика. Вот что их так развеселило? Кроме как надо поесть, вообще ничего непонятно. Хотя всё правильно, война войной, а обед по расписанию. Вот оно, однако, откуда ноги пословицы растут.

На подходе к деревне ещё издалека послышалось мерное постукивание кузнечного молотка.

— Слышишь, Олекший? — повернулся Гордой. — Трудится Лар с самой рани. Веришь ли, примчался ко мне ни свет ни заря, борода растрёпана, глаза горят, что у кота лесного. Давай, говорит, сюда жилы лосиные и рог олений, что ты весной добыл. Всю ночь, говорит, не спал, всё думу думал, как тот арбалет сотворить. Во как озаботился, а ты говоришь… Да оно и понятно, — тяжело вздохнул. — Была бы тогда такая мудрёная штука у кума его, Аксина упокойного, ох, чую, и туго бы нурманам тем проклятым пришлось. Всех бы до одного перебили, никто бы не ушёл…

— Это верно, — машинально поддакнул Алексей, уловив общий смысл фразы.

Да и чего тут можно не понять. Аксин, нурманы и арбалет. Правильно Гордой говорит. Раз тут такой махровый бандитизм процветает, вооружаться надо всем поголовно, пока не поздно. В каждый дом по арбалету, а лучше по два, а то и по три. Пока из одного стреляют, другой перезаряжают. Перещёлкают парочку отрядов подчистую, глядишь, в следующий раз головорезы и призадумаются, стоит ли вообще в эти края подаваться. Сила понимает только ещё большую силу.

После обеда привлекли Гертруду и обговорили детали засидки более подробно. Жителям объявят, что тропинка к реке с утра до вечера будет под присмотром, и ходить можно более-менее безбоязненно. А то, что это за дело, как бабе на реку, так мужика бери с собой с топором, а остальные хозяйственные дела побоку. Осень уже в самом разгаре, а тут ни в лес не сходить, не на реку. Да и то дюже боязно в одиночку. Как куда от околицы подальше отойти, так двое, а лучше трое мужиков собираются, с топорами да с копьями. А тут и так каждый мужик наперечёт, почитай весь народ со страха по родственникам разбежался. Опустела деревня, как будто мор напал.

Горестно вздохнув напоследок, Гордой попросил:

— Убей эту гадину, Олекший, слышишь, убей. Пресветлым именем тебя прошу. Не стало ведь нам уже житья никакого…

Угрюмо нахлобучив шапку, собрал мужиков и шагнул за порог. До вечера договорились сделать вторую засидку.

— Всё что в моих силах, — запоздало заверил Алексей, наспех завязывая ремешки кикиморы.

Переглянувшись с Гертрудой, ободряюще улыбнулся напуганной разговором Луше, закинул ружьё на плечо и вышел.

— Да хранит тебя Бог, — с чувством перекрестила старушка вслед.

За дверью уже переминался с ноги на ногу худенький паренёк. Ондрий, младший сын Онтея. На верёвке, вяло поводя ушами, безучастно дожидалась своей участи грязная лохматая овца. Приманка. Все, как и условились.

Повернув голову на скрип двери, паренёк ошалело сморгнул, медленно разглядывая с головы до ног.

Ох, и чудна одёжа, не зря люди сказывали. Будто леший из дому вышел.

— Здрав будь, Ондрий, — улыбнулся Алексей. — Пошли?

— Пошли, — с некоторой задержкой отозвался паренёк.

Дёрнул за верёвку и потянул недовольно упирающуюся овцу.

— А ну пошла, волчья сыть, травяной мешок!

Недовольно мотнув головой, овца нехотя потрусила следом.

Алексей остановился у загона и небрежно махнул рукой:

— Туда её.

— Ага…

Ондрий поспешно отодвинул дверцу и втолкнул овцу внутрь. Закрыл засов, пошатал для надёжности и вопросительно повернулся:

— Вроде крепко. И что теперь?

— Я туда, — Алексей кивнул наверх. — Сторожить. Ты домой иди.

— Угу…

Паренёк опасливо огляделся и со всех ног помчался назад.

Проследив за невероятно быстро удаляющейся спиной, Алексей восхищённо присвистнул.

Вот это забег! Неплохо, очень неплохо. Причём даже без всякой спортивной экипировки. Допотопные кожаные сапоги и шерстяная куртка до колен. Конечно, не мировой рекорд, но на серьёзный разряд тянет точно. Здорово же их тут всех перепугали.

Спринтерский рывок по пересечённой местности навеял какое-то дурашливое настроение. Подумаешь, страшно. Да, разорвали. Да, два трупа. Но на фоне современных ужасов войн, терроризма и прочих природных катаклизмов всё это кажется просто несерьёзным. Хотя, если бы не было ружья, вряд ли бы был таким храбрым. Наверное, тоже бы от каждой ветки шарахался. Всё-таки огнестрельное оружие здорово придаёт уверенности.

Присел на корточки перед клеткой и набрал пожухлой травы.

— Эй, лохматая, — протянул через прутья. — На, держи свои витамины. Как говорится, всё что могу. Не думай, что уж мы ту все кругом такие гады бессердечные.

Овечка недоверчиво подошла и потянула пучок на себя.

— Жуй-жуй, — приободрил Алексей. — Надеюсь, на съёмках фильма не пострадает ни одно животное… Ладно, давай, располагайся. Если увидишь что подозрительное, крикнешь…

Накинул капюшон и, тихонько насвистывая что-то из темы «Пиратов Карибского моря», полез наверх. Перешагнул через парапет и огляделся.

— Эх, хорошо-то как! Тихо, красотища. Лепота…

Наконец-то дошло, чем так отличается родное время. Дома даже ночью постоянно слышен тихий гул Кронверкского проспекта. Не говоря уж о том, что творится днём. А здесь тишина. Абсолютная, можно сказать. Ни заводов, ни самолётов, ни машин. Даже того же огнестрела ещё нет. Наверно, вот почему те головорезы испытали самый настоящий шок. С виду какая-то железная палка, и вдруг как бахнет. Но всё равно долго держались, надо отдать должное. Особенно тот здоровяк в шлеме. Даже с дыркой в плече пытался сопротивляться. Что значит сила воли. А может, и тоже обкурился чего, как те рыжие. Нормальный человек просто так грызть щиты не станет, а уж тем более головы рубить безоружным…

Заботливо подстеленный сосновый лапник оказался хоть и мягким, но неудобным. Нервно поёрзав на колючей пружинящей подстилке, сокрушённо вздохнул и переместился в развилку между стволами. Обзор всё равно будет прекрасным, зато хотя бы не колется и спиной прислониться можно. Сосновые жердины парапета хоть и толщиной в руку, но всё равно не внушают особого доверия. Прислонишься вот так, а верёвки размокли. Далековато будет лететь до земли. Кстати, о земле.

Глянул вниз и проверил овечку. Судя по благостному виду, мирно жуёт, вполне удовлетворена жизнью и ни на что большее не претендует. Даже и не подозревает о своей высокой миссии.

Ладно, пусть жуёт, теперь остаётся только ждать и верить. Охота на потустороннюю сущность, если можно так выразиться, началась. Теперь бы не уснуть в самый ответственный момент. Кто её знает, когда она предпочитает на моцион выходить. Может, днём, может, к вечеру, а может, и вообще не придёт. Тьфу-тьфу…

Широко зевнув, поспешно закрыл рот. Да что ж такое-то! А это всё свежий воздух виноват и плотный обед. Кормят как на убой. Правильно говорят, сытый кот на мышей не охотится. Гертруда как в воду глядела. Видимо, предвидя такой расклад, в засаде настоятельно советовала держаться кромки нави. И чудище вовремя разглядишь, и ни за что не уснёшь, даже если и очень захочешь. Заодно можно и проверить. Хотя наверняка работает. Вот ведь Фома неверующий. Столько раз уже все её советы перепроверял. А вообще, если отбросить мистическую составляющую, все эти переходы между мирами, видимо, всего лишь особое состояние работы мозга, и ничего больше. Знать бы ещё, что за такую эфемерную субстанцию предыдущая владелица своим касанием передала. Даже не спрашивая ничьего разрешения причём. Как будто разрушить чужую жизнь это совершенно нормально и само собой разумеющееся…

Далеко у деревни промелькнуло какое-то размытое пятно. Опа! Оно? Иди сюда, птичка.

Стараясь не греметь, положил ствол на парапет и вгляделся в просвет между деревьев.

Через минуту пятно превратилось в дородную женщину в цветастом платке. Тяжело отдуваясь, остановилась, поставила доверху гружённую тряпьём корзину и с интересом глянула наверх.

Благодушное выражение лица испуганно поменялось. Видимо, ожидала увидеть человека, да «кикимора» спутала все карты.

— Тут я, тут, — помахал Алексей.

Хороший всё-таки камуфляж, не зря всю зиму с лоскутами промучился. Правильно Серёга говорил, на голову можно наступить и не заметить.

Женщина испуганно ойкнула и неуверенно подалась назад, схватившись за сердце.

— Иди, иди, всё тихо, — Алексей скинул капюшон и ободряюще улыбнулся, чтобы хоть как-то успокоить.

Что-то неразборчиво пробормотав, женщина подхватила корзину и неспешно поковыляла к реке.

Машинально проследив за ритмично колышущимися мощными телесами, Алексей восхищённо присвистнул.

— Вот это женщина… Коня на скаку остановит. С почином, значит. Первая ласточка…

Прыснув, поспешно зажал рот. Какой-то натянутый комплимент вышел, практически каламбурчик. До ласточки, конечно, очень далеко. Килограммов под сто чистого веса. Хотя кому как. Некоторый перебор веса с современной точки зрения вполне нормален для нынешних времён. Если не сказать больше. Пышные формы ценились почитай века до двадцатого. Взять те же картины Рубенса. Все натурщицы очень даже в теле. А потом что-то поменялось. Придумали унисекс, целлюлит с ботоксом, и пошло-поехало, начали миллиарды заколачивать на одной лишь косметике и пластических операциях. Глянцевые журналы, подиумы, показы мод. Эталон красоты, как же. Ха! Трудно представить реакцию аборигенов при виде современных тщедушных моделей. Наверно, для начала бы долго откармливали. Хотя бы чтобы ветром не сдувало. И попробуй им докажи, что сорок шесть килограмм веса при росте метр восемьдесят это эталон красоты. Совсем ты, парень, сдурел, скажут.

С реки донёсся такой звук, словно тяжёлая строительная плита сорвалась со стропил и со всего размаха шлёпнулась в воду.

Алексей вскочил и вытянулся на цыпочках, тревожно вглядываясь в близкий берег.

Чёрт, приплыли! Дошутился. Похоже, мостик обломился. За мужиками бежать надо. Одному стольник никак не вытянуть. И сама потонет и за собой на дно утянет. Но раз тонет, почему не орёт? Так быстро нахлебалась? Да ну, секунда всего прошла, должна на воде держаться, не ребёнок ведь.

Мелькнула скрученная тряпка, зажатая в мощной руке. Эхо удара многократно отразилось вдоль берегов и затихло где-то вдали.

— Фу-у-у… Кажись, жива, — вырвался невольный вздох облегчения.

Криво усмехнувшись, Алексей плюхнулся на подстилку.

Да уж, чуть не купился. Вот мужики бы смеялись. Хоть бы предупредили, что здесь так стирают. Действительно подумаешь, что в воду упала. Тем более женщина в теле, грохот был соответствующий. А что, издалека очень даже натуралистично.

Не прошло и часа, как стирка завершилась. Отжав бельё мощными ручищами, женщина небрежно, словно школьный ранец, закинула тяжеленную на вид корзину за спину и, заинтересованно поглядев наверх, неспешно прошествовала в деревню.

На всякий случай удерживая на прицеле, Алексей проводил пышную фигуру до частокола и облегчённо перевёл дух.

В этот раз пронесло. А вот что делать, если птичка окажется на одной линии огня с человеком? Стрелять на свой страх и риск, а если заденет, потом объяснять, что так было надо? Бубнить что-то невнятное про неизбежные в таком деле жертвы? Нет, про такое лучше и не думать. А вначале казалось, подумаешь, чего там, чудище из ружья подстрелить. Дело плёвое, пару деньков максимум. Ага, как же. Наивный. Правильно Серёга говорит, чем дальше в лес, тем толще партизаны.

Следуя совету Гертруды, перешёл границу яви и огляделся. Лес почти не поменялся, разве что чуть поблекли краски. Серебристо прядая ушами, овечка неторопливо хрумкала траву. Вдалеке высоко в ветвях мелькали редкие сполохи птиц. Как ни странно, но Чеширский отсутствовал. Видимо, не прельстился близким соседством с парнокопытным, предпочитая обитание в более тонких сферах. Проверить и уходить ещё глубже в навь как-то не хотелось. Если долго всматриваться во тьму, тьма начинает всматриваться в тебя. Кто её знает, может, птичка сидит где-то рядом и только этого и ждёт. А когтями спусковой крючок не особо-то понажимаешь. Нет уж, надо ждать. Проголодается, выйдет, никуда не денется.

Расслабившись, Алексей прижался к тёплому стволу и приготовился к долгому ожиданию. Спать действительно расхотелось. В теле ощущался бодрящий холодок. Словно проглотил леденец с ментолом.

До вечера к реке больше так никто и не рискнул прогуляться. Наверно, женская часть деревни решила подождать развития событий. Тоже верно. Мало ли, чего там мужики наговорят.

Едва начало смеркаться, Алексей спустился со всей осторожностью. С минуту послушав шумы засыпающего леса, отодвинул задвижку и с усилием вытащил упирающуюся овцу, явно настроенную на ночлег в непритязательных лесных условиях.

— Да пошли ты быстрей, дура лохматая! — в сердцах дёрнул верёвку. — Туда никак, оттуда никак. Может, тебя на ночь тут оставить? Легко… Да пошли ты, парнокопытное!

Всерьёз рассвирепев, схватил за холку и выдернул из загона. Невзирая на жалобное меканье, потащил за собой.

— Поговори у меня ещё тут…

Сдав упрямое животное в хозяйские руки, за ужином узнал свежие новости. Вторую засидку уже завершили, но Гордой просит пока посторожить у реки. А в лесу кто-нибудь другой посидит. Вон у старшего сына Лара уже руки чешутся. Ждёт не дождётся, когда отец арбалет завершит.

— А что их самих-то не видно? — поблагодарив, Алексей отодвинул тарелку.

— Так они только что сами из леса пришли. В кузне все собрались. Говорят, Лар уже что-то там почти смастерил, — между делом пояснила Гертруда.

— Почти?

— Увы, точнее не знаю. Жена его заходила, кручинилась. С самого утра, говорит, никто и носа из кузни не кажет. А обед им принесла, так едва не обругали. Не мешай, и всё тут. Поставила и ушла. Так толком мне и ничего и не рассказала.

— Понятно. А ничего если я прямо сейчас в кузню схожу? Традиций никаких местных не нарушу?

— Конечно, — удивлённо глянула Гертруда, — какие уж тут могут быть традиции. Вечер, он и вечер.

— Да мало ли, — пожал плечами Алексей, — может, молитвы какие вечерние читают. И тут я весь такой врываюсь в самый ответственный момент…

— Нет-нет, — усмехнулась Гертруда. — Никакого ответственного момента. Для молитв здесь ещё рановато. Века через два, пожалуй. Чего уж греха таить, вепсы-то и в мои времена были не особо набожны, а уж в нынешнее-то время, сами понимаете. Не дошло христианство ещё сюда. Так что ступайте смело.

— Понял, — Алексей торопливо вжикнул молнией куртки. — Я не то чтобы… Просто интересно, чего они там смастерить успели.

— Тогда и я с вами, — накинула шаль Гертруда. — Хотя, признаться, толку от меня будет маловато. Больно слова вы там мудрёные говорите… Да вы меня, старую, не ждите, бегите, бегите!

— Ага.

Прихватив ружьё, Алексей сорвался с места. Интересно, чего же они так быстро успели смастерить. Хотя, если на пару с сыном трудились, может, что и получилось. Не зря ведь фотографии и видео раз десять просматривали. Запчасти все наверняка наизусть выучили.

В кузне горел яркий свет. Слышались возбуждённые голоса.

Деликатно постучав о косяк, Алексей негромко осведомился:

— Хозяин, можно войти?

Гомон утих.

— А, Олекший! Заходи, заходи, — послышался радушный басок кузнеца. — Погляди-ка, что мы тут сотворили.

Алексей шагнул через порог и остановился, щурясь от непривычно яркого освещения. В лицо ударила волна тепла. Мало того, печь раскалённая, так, похоже, ещё и свечи все возможные зажгли.

— Иди-иди, не стой у порога.

Раскрасневшись от жара, Лар поманил к себе рукой.

— Смотри, как тебе? — гордо приподнял арбалет. — Ведь красавец, а? Почти как в твоём волшебном ларце. Ну может, чуть хуже… Да что я тебе всё рассказываю, — протянул заострённый железный штырь. — Ты не смотри, что неказист, на скорую руку выковал. Давай-ка, проверь всё сам!

Мужики уважительно расступились.

— Давай-давай, — приободрил сияющий Гордой. — Мы тут уже пару раз вон стрельнули, — кивнул на стену. — Это ж надо, какая силища! Всё, как ты и говорил. С Ларом вдвоём едва-едва вытащили. Веришь ли, на четыре пальца в бревно вошла!

Мало чего поняв, Алексей отставил ружьё и заинтересованно приподнял арбалет. Тяжесть массивного берёзового ложа сразу внушила уважение. Метровые дуги, усиленные роговыми накладками, стягивала туго скрученная, масляно поблёскивающая тетива. Видимо, предвидя, что в точке соприкосновения со стрелой будет сильно истираться, Лар заботливо обмотал жилы кожаной накладкой.

Проверив лёгкость хода спускового механизма, Алексей восхищённо присвистнул.

— Да уж. Круто. По одной только фотке.

— Что? — озадаченно переспросил Лар.

— Я говорю, э-э-э… — Алексей замешкался, подбирая слова.

— Разрешите войти? — послышался голос Гертруды.

— О, конечно! — просиял Лар. — Да как вовремя. А я уж думал сына за тобой посылать. Никак у нас без тебя разговор не получается. Так что ты сказал, Олекший? — повернулся к ведуну.

— Я говорю, великий ты мастер, раз уж смог сделать такое по одному лишь рисунку.

— А-а-а, — польщённо улыбнулся Лар, выслушав перевод. — Приятно слышать похвалу от знатока. К слову, и рисунок у тебя прямо как живой… Ладно, не о том я сейчас, — решительно рубанул воздух рукой. — Раз глянулся тебе арбалет, может, и силу его сам опробуешь, — протянул болт. — Только вот с козьей ногой не успел я сегодня, возни много, завтра с утречка займусь. Ты натягивай тетиву всем станом, от пояса, как сам говорил. Крюк вон возьми, сподручнее будет…

— Ага.

Алексей упёр арбалет в пол. Дрожа от напряжения, с невероятным усилием натянул тетиву. Глухо щёлкнул замок. Наложив стрелу, прицелился на свежие отметины и спустил курок. Гулко хлопнула тетива. Смачно хрустнув, болт вонзился в стену, выбив мелкие щепки.

— Вот это круто!

— Ага! Видали? — гордо повернулся Лар. — Сила!

Мужики одобрительно загудели.

— Сила, — согласился Гордой. — Только ты давай уж доделывай, доделывай, рук не покладая. Ещё бы парочку таких нужно. Олекший один везде не успеет, сам знаешь. Прищучить её надобно со всех сторон, едва нос из своей тайной дыры кажет… Кстати, Олекший, как там, было что сегодня?

Алексей сожалеюще развёл руками.

— Нет. Уж я бы не пропустил.

— Вот и мы тоже не видали, — вздохнул Гордой. — Затаилась где-то, гадина.

— А может, она и ушла совсем? — с надеждой подал голос Онтей. — Осень же, холодает.

— Ушла? — саркастически скривился Гордой. — Вот вроде умный ты мужик, Онтей, а иногда совсем не соображаешь.

— Это почему? — с вызовом глянул Онтей.

— А потому! Сам подумай. Весной пастушок пропал. Потом Окулина. Про скот я уже и не говорю. Потом тебе самому пришлось побегать, уже у самой околицы, так?

— Ну так…

— А вот теперь слушай, что я скажу. Раньше ближе к осени волки и лисы подходили почти к самой деревне. Бывало, с голодухи кур и овец даже днём душили. Может, помнишь, какой переполох прошлой осенью был?

— Помню, как не помнить. Насилу топорами их отогнали.

— Так вот, — тихо продолжил Гордой. — Сейчас почти на полдня пути даже птиц крупных нет. Теперь соображаешь?

Онтей угрюмо кивнул.

— Вот то-то. Тут она. Всё, что можно передушить, уже передушила, а теперь выжидает. Не дура, видно. Понимает, что человека задрать, это тебе не овце шею свернуть. Тем более вблизи самой деревни. Когда мы вдвоём-втроём, таится, не трогает. Так что пока Лар арбалеты мастерит, нам засидки завершить надобно. Может, даже окромя тех, вокруг деревни ещё пару-тройку сделаем. В общем, — обвёл всех строгим взглядом, — завтра с утречка жду у околицы. Пойдём к болоту, где пастушка задрали. Олекший, ну а ты уж тут присмотри.

— Само собой.

— Кстати, а бабы-то наши решились к реке сходить?

Алексей невольно улыбнулся.

— Да была там одна…

— О как! И кто же такая смелая нашлась?

— По имени не знаю, но очень, э-э-э, в теле, одним словом.

— А, Фёкла, небось, — хмыкнул Гордой. — Ну эта может, — лукаво пригладил усы. — Ей и сам леший не страшен.

Мужики переглянулись и дружно загоготали.

— Волка однажды коромыслом перешибла, — пояснила Гертруда. — Да и то молодая совсем была.

— А-а-а, — уважительно хмыкнул Алексей.

В принципе, по ней сразу видно, женщина серьёзная. Ручищи, как у борца сумо. Да и сама тоже. Такой что волка перешибить, что коня остановить. Правильно говорят, первое впечатление самое верное.

— В общем так, други мои, — Гордой веско прихлопнул по наковальне. — Слова все сказаны, время позднее. Давайте и по домам расходиться.

Негромко переговариваясь, мужики потянулись к двери.

— Что ж, Алексей, — повернулась Гертруда. — Пора и нам честь знать…

Глава 12

Распахнув импровизированную створку, Алексей вышел за изгородь и огляделся. В лесу царила мёртвая тишина. Бодрящая прохлада холодила лицо. В ночь лужицы покрылись тонкой корочкой льда. Первые заморозки.

Выйти на пост пришлось с некоторой задержкой. Критически ощупав термобельё, Гертруда снисходительно усмехнулась.

— Только не пытайтесь меня убедить, что в этом не будет холодно.

Не слушая никаких объяснений, досадливо отмахнулась.

— Нет, нет и ещё раз нет. Какое бы оно научное не было, для такой погоды слишком тонкое. Сидеть в таком на дереве весь день — форменное смертоубийство. Так я вас не отпущу. Обождите…

После минутных переговоров Луша принесла какую-то короткую шерстяную куртку.

— Вот. Не погнушайся, Олекший, одень душегрейку. Бабушка правду говорит, там очень холодно. Ночью мороз вдарил. В сенцах даже вода замёрзла, — умоляюще взмахнула длинными ресницами.

Не устояв перед женскими чарами, Алексей безропотно скинул гортекс.

— Благодарствую, — накинул душегрейку поверх термобелья.

Спорить с женщинами выйдет себе дороже. Да и незачем. Пусть днём и потеплеет, но утром без движения и термобельё не особо согреет. В конце концов, станет там на ёлке жарко, душегрейку и снять можно будет.

Привычно призвав к порядку строптиво упирающуюся лохматую скотину, двинулся по тропинке, внимательно разглядывая на песке едва заметные ночные следы.

Вроде бы ничего подозрительного, одна мелочь шастала. Не рискнула птичка по холодку прогуляться, наверно, тоже не любит. А собственно, кто его вообще любит, кроме пингвинов и белых медведей. Ещё Фритьоф Нансен писал, что к холоду привыкнуть нельзя, его можно только терпеть. И он знал, о чём говорил. Арктику почти вдоль и поперёк всю облазил. В общем, спасибо Гертруде, что настояла на куртке. Пожалуй, на дереве действительно бы задубел, пусть даже и в «кикиморе».

Подышав на зябнущие пальцы, отодвинул засов и запихнул овечку в загон, в сердцах сопроводив настырное создание лёгким напутственным пинком.

Опять комедия. Беда просто с этой скотиной. Вчера выходить не хотела, сегодня, наоборот, туда ни в какую. Вот что ей, спрашивается, для счастья надо?

— Жуй давай, — пропихнул между прутьев пучок травы. — Шашлык недоделанный…

Смахнув иней с нижних ступенек, осторожно полез наверх, кляня про себя так некстати свалившиеся заморозки.

И это ещё цветочки, дальше будет ещё холодней. Надо бы как-нибудь побыстрей с этой волшебной птицей заканчивать. Впору прямо как Шварценеггер из боевика костёр запалить и заорать нечеловеческим голосом. Вызвать на бой инопланетную сущность.

Перелез через парапет, распинал ветви и уселся, оглядывая окрестности.

Итак, день второй. Надо бы глянуть, что там творится в нави.

Привычная волна холодка наполнила тело. Реальность поблекла. Насколько хватило глаз, вокруг простиралась всё та же унылая картинка. Кроме овечки и копошащихся в опавших листьях суетливых мышей, никакого движения. Ладно, а если глубже?

Предусмотрительно отложив ружьё, скользнул дальше и, не останавливаясь, ещё один поворот. Почувствовав спиной чьё-то присутствие, резко повернулся, непроизвольно вздыбив шерсть.

Чеширский ответил снисходительным взглядом.

— А, это ты, — Алексей втянул выступившие когти. — Напугал, чёрт… Вот ты где, оказывается, околачиваешься. А я уж, грешным делом, подумал, бросил старого друга, таинственный рысь. Кстати, ты тут никого из ваших больше не видел? Нет? Ну хотя бы моргни, если тебе другое религия не позволяет.

Чеширский лениво потянулся и повернулся к реке.

— И как это понимать? — хмыкнул Алексей. — Да или нет? Если ты думаешь, что я… — глянул на реку и осёкся.

На берегу одна за другой появились крадущиеся серебристые человеческие фигуры с тёмными кусками металла в руках.

— Вот чёрт, — Алексей торопливо вернулся в реальность. — А это ещё кто такие…

Дождавшись появления замыкающего, здоровенный бородач выпрямился и предупреждающе поднял руку. Остальные замерли.

Пересчитав чужаков, Алексей накинул капюшон и поглубже зарылся в лапник, лихорадочно прикидывая возможные варианты.

Десять человек. Двое с луками, остальные топоры и копья. Час от часу не легче. На викингов точно не тянут. Габаритами помельче и доспехов нет. Одеты тоже как-то по-другому. Больше на жителей деревни похожи. Точно, может, и правда местные вернулись. Гордой говорил, все кто мог, ещё с лета по родственникам разбежались. Наверно, в гостях не ужились, или с птичкой помочь управиться решили. Тогда всё логично. Вернулись на историческую родину, потому и ведут себя так осторожно. В любом случае пока светиться не надо. Пусть вначале себя проявят. Если в деревне примут с распростёртыми объятиями, значит, точно свои. А если нет, то действовать по ситуации. Плохо ещё, что Гордой со всеми мужиками, наверно, уже в лес ушёл. Деревня совсем без присмотра осталась. Разве что маленькие пацаны, да что от них толку.

Осмотревшись, чужаки крадучись двинулись по тропинке. Алексей вжался в лапник, стараясь не выдать себя ни одним движением.

Дойдя до загона, остановились, озадаченно разглядывая безучастно жующую овечку. Мельком глянув наверх, старший опробовал копьём крепость прутьев и что-то спросил у остальных, причём явно не по-вепсски.

— Власий, как думаешь, зачем она тут? — повернул голову воевода. — Для выпаса уж больно маловата.

Настороженно поглядев по сторонам, соратник пожал плечами.

— Да кто их знает. Истинно говоришь, маловата. Вон, вишь, лестница наверх. Может, привада какая для волков. Наверно, совсем одолели. Я слыхал, лютуют они изрядно в этих краях, особенно в подзимье. Скот режут, и людей бывало.

— Может, и так, — задумчиво огладил бороду Ратмир. — Значит, так, слушайте все сюда. Овцу заберём на обратном пути, пожрать что будет. В деревне особо не лютовать. Говорят, их тут раз-два, да обчёлся. Берём серебро, меха и остальное что ценного. И с бабами там помягше, слышь, ты, Федец, — выразительно покосился на самого младшего, с жиденькой бородёнкой. — Вначале дело. Ясно?

— Да ясно, ясно, — криво ухмыльнулся Федец. — Там небось и баб уже никаких не осталось.

Соратники понимающе гоготнули.

— Видали, опять горит у него. Жениться тебе скорей бы надо…

— А ну цыц! — оборвал Ратмир. — Потом ржать будете. Сколько ни есть, но мужики у них ещё остались. И чтоб тихо у меня! Айда за мной, — двинулся по тропинке. — И глядите в оба!

Отпустив чужаков метров на тридцать, Алексей бесшумно спустился и торопливо заменил патроны.

Конечно, может, и лишняя предосторожность, но таким гостям серебро явно ни к чему, и обычная картечь за глаза сойдёт. А там глядишь, и правда выяснится, что это действительно близкие родственники и прибыли исключительно в помощь. Не надо во всём видеть только плохое. Мама ведь как говорит, надо смотреть на мир с оптимизмом. Вот заодно и проверить можно.

Пригнулся и короткими перебежками двинулся вслед, прячась за мелкие ёлки. С каждым шагом чересчур осторожное поведение возможных родственников вызывало всё большие и большие подозрения. Конечно, может, они так сильно птицы боятся, но ведь не настолько же. Десять вооружённых мужиков. Местные и то вон вдвоём почти без опаски передвигаются. Хотя не факт. Запросто могли привыкнуть. Слишком долго бояться тоже ведь невозможно. Со временем любое чувство притупляется. Чистая физиология, никуда не денешься.

Ратмир остановился у молодой пышной сосны шагах в двадцати от изгороди и предупреждающе поднял руку. Где-то совсем рядом горласто перекликались утренние петухи. Пахло терпким дымком близкого жилья.

Соратники послушно замерли, предвкушая лёгкую добычу. Ох, и голова же воевода. Глаз намётанный, всегда знает, где поживиться. Прошлой седмицей приметил на торжище молодого вепса с кривым глазом. Парень простой, деревенский, лицо широкое как блин, сразу видно — олух. Знакомства ради, купил Ратмир у него оберегов парочку, да и разговорил потом за чаркой. Слово за слово, после третьей паренёк вошёл в раж и начал плести какие-то небылицы про лихо невиданное. Дескать, дивитесь, люди добрые, какое чудище кровожадное завелось у нас в округе. Изловить его никто не может, потому как непростой это зверь, а колдовской. Скот без числа пропадает, и люди. Бежит, говорит, от страху народ из деревни кто куда. А я вот ничего не боюсь, потому как оберег у меня есть, да такой, что супротив любого чудища раз плюнуть. Выпил ещё чарку, захрапел и свалился. Вот как у такого простофили кошель было не забрать? Заодно и деревеньку его навестить. Сразу видно, люди живут там простые. Безропотно всё отдадут. А что наплёл про чудище, тоже понятное дело, попробуй оберег-то просто так кому продай. Не клюнет народ. Умаслить хорошо надобно, небылицу рассказать, да не абы какую, а пострашней. Дескать, худого не думайте, на себе проверил, вот видите, жив до сих пор. Люди слушают, да покупают…

За изгородью голодно замычала корова.

— Иду, милая, иду, — послышался грудной женский голос.

Ратмир понимающе ухмыльнулся и повернул голову, отыскивая молодого.

— Слышь, Федец. Залезь-ка по-быстрому, глянь что там. Только чтоб тихо у меня!

— Это мы мигом, — радостно осклабился молодой подельник.

Положил топор и бесшумно юркнул наверх. Прошелестев иголками, устроился в развилке.

Соратники замерли, заинтересованно поглядывая наверх.

— Ну чего там, сказывай давай уже, не томи, — сердито шепнул Власий. — За смертью его только посылать…

Федец свесил голову и горячо зашептал:

— Эх, хороша же деревушка! Десятка полтора домов, пяток собак, куры, баба с коровой пошла…

— Да тьфу ты, — досадливо сплюнул Ратмир, — опять он о своих бабах… Мужиков кого видать?

— Не, пока не видать.

— Ага… А сколько, ты говоришь, там собак-то?

— Да штук с пяток.

— С пяток, говоришь, — воевода задумчиво огладил бороду. — И небось все здоровые?

— Да не, шавки. Бывало и здоровее видал.

— Шавки это хорошо. Всё, слазь давай, — требовательно махнул рукой Ратмир.

Дождавшись, когда молодой спустится, обвёл всех требовательным взглядом.

— Все слышали? Собак мало, мужиков не видать. Видно, кто по дрова, кто на промысле. Так что если не хотите топориками помахать, брать всё надо быстро и уносить ноги. Пока мы по воде выгребать будем, они нас берегом могут опередить. Деревень тут полно, и все родственники. Если объединятся, маловато нас будет для хорошего боя…

Власий презрительно скривился.

— Хорошего боя? Так их нурманы-то каждый год и щиплют всех помаленьку. Здешние мужики, чай, и за топор-то не знают с какой стороны взяться.

— Так то нурманы, — мрачно глянул Ратмир. — Нашёл с кем себя равнять. Вепсов тоже чуть подучить, да доспехи хорошие дать, и нурманам мало не покажется. Аль забыл, как прошлой осенью троих наших всяким дрекольем покалечили?

Власий пожал плечами.

— Так покалечили же, не убили.

— Вот и я о том же, — выразительно глянул воевода. — Если бы их врасплох тогда не застали, то и убили бы. Потому ещё раз говорю, пока нас маловато, быстро всё берём и тащим на ушкуй. До вечера у меня ещё пара деревень малолюдных на примете есть.

— Вот это дело, — оживился Федец.

— А ты вообще помалкивай, — показал внушительный кулак воевода. — Увижу, что вместо дела ты опять по бабам, уж не обессудь.

Перехватил топор поудобней и повернулся к ограде.

— Ну что, двинули помаленьку…

Луша забросила курицу в горшок и поставила ближе к краешку на малый огонь. Не ровен час, чуть зазеваешься, весь отвар убежит, вот тогда чад в избе поднимется, не продыхнуть. Стыдобища-то какая будет. Хороша же хозяйка, гости скажут. С готовкой и то сладить не может.

Приподняла крышку горшка с грибами и, придирчиво оглядев, перемешала густое варево. Сыроваты. Пусть ещё потомятся. Будет чем угостить на вечер.

Украдкой смахнув с носа капельку пота, поставила в сторонку ухват и повернулась к ведунье.

— Бабушка, а вечерять будем…

Слова застряли на полпути.

Гертруда невидящим белым взором смотрела куда-то сквозь стены. Даже не дышит, словно неживая.

— Бабушка, — растерянно позвала Луша. — Бабушка! — испуганно потрясла за плечо. Такой страшной ещё никогда не видела.

Ведунья очнулась и часто задышала.

— Беда, доченька, ой беда. Люди чужие за оградой идут, вдесятером, с оружием. Олекший таится за ними сзади, но пока не трогает, не поймёт кто такие. Ты вот что… Не пугайся. Лучше беги со всех ног к дядьке Лару, предупреди его, а потом в погребец куда спрячься.

— А… как же, — Луша в отчаянии стиснула кулачки.

— Беги! И всех предупреди!

Задыхаясь от страха, Луша набросила шаль и со всех ног бросилась в кузню. Руки тряслись. Сразу вспомнилось, как нурманы извели всю семью. Если бы тогда с бабушкой по ягоды в лес не ушла, тоже лежала бы вместе со всеми в одной могилке. А вот что теперь делать, неведомо. Отпор никто не даст. Олекший и Лар вдвоём с десятерыми никак не управятся. Разве что громом их всех сразит, да только хватит ли его на всех.

В кузне негромко постукивал молот, слышались спокойные голоса. Как будто ничего и не случилось.

Жадно хватая ртом воздух, Луша влетела в дверь и торопливо выпалила с порога:

— Беда, дядька Лар. Чужие за оградой идут!

Недоумённо переглянувшись с сыном, кузнец отложил молот и вытер передником вспотевшее лицо.

— Погоди, егоза, не части. Какие чужие? Да с чего ты это взяла?

— Бабушка Гертруда увидала.

— Как? — Лар схватился за арбалет, лихорадочно заправляя болт. — Они уже здесь?

— Да нет же! Колдовским зрением она увидала. За оградой пока они. Олекший следом идёт, да только вот не знает, друг это или враг.

— Вон оно что, — чуть успокоился кузнец. — Значит, мы ещё поспеваем. А там, глядишь, и Олекший громом поможет, если правду всё про него говорят… Эх, жалко мужиков у нас дюжих нет, в лесу все, как назло, — досадливо пристукнул кулачищем по наковальне. — А сколько их там, она не сказывала?

— Десять, говорит. Все с оружием.

— Десять? — Лар подхватил топор и задумчиво провёл большим пальцем по острию. — Тогда на нурманов не похоже. Те поболе ходят. Как бы ни ушкуйники проклятущие к нам пожаловали, волчье племя… Ладно, ты беги пока остальным скажи, пусть прячутся кто куда, а мы уж тут с Осипом как следует к нежданным гостям подготовимся, — выразительно глянул на оторопелого сына. — Ну что столбом встал, доспех одевай…

Стараясь не выдать себя ни малейшим скрипом, Ратмир приоткрыл замшелую створку ворот. Быстро глянул в щель и повернулся к остальным.

— Кажись, пока тихо. Пошли…

Воины один за другим гуськом втянулись за воеводой.

Дремавший на утреннем солнышке кудлатый чёрный пёс поднял голову. Почуяв чужаков, залился злобным лаем и кинулся навстречу. Лай дружно подхватили собаки по всей деревне.

— Всё-таки учуяла псина, — хищно осклабился Ратмир. — Эй, Семенец, задремал там, али хочешь топориком с ним поиграться?

Низенький крепыш за спиной молча вскинул лук. Хлопнула тетива.

Жалобно взвыв, пёс рухнул на бок, яростно грызя древко торчащей стрелы.

— Вот так, — одобрил воевода. — А то ещё топоры о них марать…

Выскочившие было собаки поперхнулись лаем на ходу и стремглав бросились врассыпную.

Из-за ветхого амбара навстречу шагнули двое. Бородатый муж с широким закопчённым лицом остановился и недобро сощурился, поигрывая внушительным топором. На шаг позади держался угловатый подросток в допотопных доспехах, удерживая перед лицом какую-то хитрую штуковину, похожую на мощный натянутый лук.

Мужчины замерли, разглядывая друг друга.

— С чем пожаловали, гости незваные? — исподлобья глянул Лар. — И пошто пса сгубили?

Ушкуйники насмешливо переглянулись.

— Да вот, мимо проплывали, да деревня ваша уж больно приглянулась, — ухмыльнулся Ратмир. — Думаем, а давай заскочим, поглядим, как тут люди живут.

Соратники одобрительно гоготнули.

— Тогда считай, что уже поглядели, — хмуро буркнул Лар. — Как видишь, худо-бедно, но живём. А ежели вы что худое замыслили, лучше уходите отсюда подобру-поздорову, тут и без вас бед хватает.

— Подобру-поздорову? — Ратмир нарочито небрежно сплюнул и презрительно сощурился. — А не то что?

Позади ушкуйников шевельнулась зелёная ёлка и медленно переместилась к колодезному срубу.

Алексей бесшумно положил ружьё на скользкое бревно и взял бандитов на прицел. Жаль, но, похоже, мама оказалась не права. Это никакие не родственники и уж точно не помощь. После убитой собаки сомнений не осталось. Если кузнец не договорится, придётся стрелять. На этот раз бандитам убить никого не удастся. Пусть только дадут малейший повод. Два раза наступать на одни и те же грабли может, только самый последний идиот. Правда вот Лар с сыном стоят больно неудачно. На линии огня, как назло. А вообще, не мужик, а кремень. Выступить вдвоём против десяти…

Лар отвёл взгляд, чтобы даже ненароком не выдать Олекшия. В душе затеплилась надежда.

— А не то худо вам будет.

— Худо? — ухмыльнулся Ратмир. — А не больно ли много ты о себе мнишь? Мужик и сосунок супротив десяти? А может, ты былинный чудо-богатырь?

— Думай, как хочешь, — Лар твёрдо глянул в глаза. — Я всё сказал. Уходите по-доброму.

— Да ты, видно, умишком совсем плох, — осклабился ушкуйник. — Я даже топор о тебя марать не стану, убью, как того пса… Эй, Семенец, а ну убери эту падаль с дороги!

Соратник за спиной вскинул лук.

В отчаянии закусив губу, Осип развернул арбалет и выжал скобу. Басовито прогудела тетива. Тяжёлый болт с хрустом пробил панцирь и вылез со спины. Тяжко хрипя, Семенец схватился за окровавленную грудь и рухнул в песок.

Трясущимися непослушными руками Осип потянулся за новым болтом.

Не веря своим глазам, ушкуйники потрясённо уставились на корчащееся тело.

— Твою мать! — рассвирепел Ратмир. — Ну всё, щенок, на ремни порежу, — махнул топором.

Лар ловко парировал выпад. Лезвия со скрежетом высекли искры.

Алексей понял, что шутки кончились, и что было сил закричал:

— Лар, Осип! Ложись! Сейчас будет гром!

Ушкуйники повернулись на голос.

Поняв, что сейчас будет, Лар сгрёб в охапку опешившего сына и с силой повалил вниз, накрыв телом.

Над головой дважды гулко прогрохотало, словно само небо вдруг разверзлось на землю. Полетел дождь кровавых ошмётков. Жутко крича, рядом свалилось трое окровавленных врагов, судорожно пытаясь зажать дыры в развороченной груди.

Хрипло каркая, с окрестных сосен взвилось потревоженное вороньё.

Ни жив, ни мёртв, Осип вытер с лица чужую кровь и зажмурился. Стало страшно, как никогда в жизни.

— Лежи, сын, лежи, — исступлённо прошептал Лар. — То Олекший колдовство своё творит. Покудова лежим, нас не заденет…

Алексей лихорадочно перезарядил ружьё и вскочил, удерживая на прицеле оставшихся в живых.

— Лежать! Топоры на землю!

В страхе зажимая уши, воевода растерянно выпустил топор и недоверчиво вытаращился на мохнатую зелёную «кикимору», вылезшую из колодца. Завидев неведомое чудище, Федец тоненько, совсем по-девчоночьи завизжал и бросился напролом.

Гулко прогрохотал гром.

Федец спотыкнулся на ходу и, отчаянно взвыв, рухнул, мучительно баюкая невесть откуда взявшуюся кровавую дыру в сапоге. Нога словно онемела.

— Лежать! — прорычало чудище. — Топоры на землю!

Затравленно переглянувшись круглыми от страха глазами, ушкуйники молча повалились в холодный песок. Хотелось зарыться глубоко с головой, лишь бы только снова не слышать гибельного грома. Выходит, не так уж и соврал тот пьяный паренёк. И вправду заколдованная деревня.

Чертыхнувшись, Алексей медленно вышел из-за укрытия. Последний выстрел был явно лишний. Чисто рефлекторно среагировал на слишком быстрое движение. Издалека показалось, прыткий паренёк лежащего Лара хотел добить. Да и как ещё это было истолковать? Ни с того, ни с сего вдруг завизжал как бешеный и на лежащих бросился. Может, он тоже, как нурманы, мухоморов объелся. Чистый псих. Вот и получил, под горячую руку. А вообще, конечно, как-то неудачно вышло. Случись такая заваруха веков через десять, следователи бы даже ничего и слушать не стали. Явное превышение необходимой обороны. Засудили бы за милую душу, невзирая даже на то, если бы эти бандюги с топорами в дом вломились. Российский уголовный кодекс вообще штука двоякая, при желании повернуть можно по-всякому. Хотя как знать. Это ещё надо хорошенько посмотреть, кто что превысил. По-любому, здесь десятеро на двоих, нормальному судье было бы вполне достаточно, чтобы составить правильное непредвзятое мнение…

— Лежать, сказал! — ткнул стволом спину шевельнувшегося было главаря. — Смерти хочешь?

Морщась от близкого металлического соседства, быстро прошёлся по кругу, пинками отбрасывая топоры куда подальше. Не хватало ещё, чтобы головорезы очухались и снова за железяки схватились. Как раз самый удобный момент. Навалятся со всех сторон, никаких шансов. Просто числом задавят.

— Лар, вставай.

Кузнец привстал на одно колено, недоверчиво разглядывая кротко лежащих ушкуйников. Трое с огромными кровавыми дырами на спине уже не дышали.

— Их надо, э-э-э… — Алексей замялся, подбирая слова. — Руки, верёвка, быстро.

— Я понял, — Лар судорожно сглотнул, с трудом отводя взгляд от жутких ран. Люди правду говорят. Воистину Олекший громом врагов разит…

— Сейчас.

Вытащил засапожный нож и прислонил к шее главаря.

— Рыпнешься, прирежу!

Жадно глотая воздух, Ратмир по-рыбьи приоткрыл рот и едва слышно прохрипел:

— Не губи! Всё отдам!

Лар нервно заиграл желваками и двинул кулаком под рёбра.

— Молчи уж, вояка!

Вытянул кушак ушкуйника и навалился коленом на широкую спину.

— А ну руки сюда давай! И шибче!

Ратмир безропотно закинул руки за спину. Если вяжут, значит, убивать не станут. Наверно, выкуп хотят.

— Вот так-то, — победно крякнув, кузнец туго затянул узел. — Осип, а ты чего тут разлёгся как на перине? Вяжи их давай!

— Так чем вязать-то? — оторопело глянул сын.

— Чем-чем, кушаками их, али ослеп? — отец сноровисто пересел на следующего пленника. — Да поживей давай!

Пугливо покосившись на безмолвного Олекшия, удерживающего громовое оружие прямо над головами врагов, Осип бросился помогать. Руки предательски тряслись. Теперь и не знаешь, кого больше бояться. То ли ушкуйников, то ли Олекшия. Улыбчивый, смешно разговаривающий ведун вдруг в одночасье превратился в могучего колдуна, повелевающего самим громом небесным. А вдруг как снова осерчает, да как грянет! Вон каких дыр понаделал, будто копьём невидимым насквозь всех истыкал.

Мельком глянув на старательно затягивающего узел сына, Лар тихонько усмехнулся в бороду.

Молодец сын. Не испугался, сдюжил. Не всякий бы мужик так вышел вдвоём супротив десяти. Воин растёт. И Олекший не подвёл. Кабы с арбалетом и колдовством не помог, распотрошили бы сейчас ушкуйнички всю деревню. И откуда только узнали, словно кто навёл, наушники проклятущие!

Управившись с матёрыми мужиками, Лар оценивающе оглянулся на всхлипывающего юнца, баюкающего кровоточащую ногу.

Не повезло вояке. Видно, сбежать хотел, да Олекший парень не промах, опередил. А может, и не сбежать, а остальных упредить. Взять бы его за вшивую бородёнку и поспрашивать с пристрастием. Да и остальных не мешало бы. Сколько их всего пришло, где ушкуй свой спрятали да чего замышляли. Понятное дело, врать с три короба будут. Для начала надо в холодный поруб посадить, пусть ночку помаются, глядишь к утру и разговорчивее станут, как на духу всё скажут. А не скажут, так и железом калёным можно помочь.

— Ну прыткий ты наш, побегал чуток, да хватит. Кушачок свой снимай и ручонки за спину, да поживее. А бежать вдруг вздумаешь, так отсюда далеко не убежишь, — выразительно кивнул на Олекшия. — Не я, так он достанет…

Пугливо глянув на безмолвное чудище, Федец закусил губу и затравленно огляделся. Неведомо как пробитая нога стала словно бревно, будто сначала копьём ударили, а потом вдогонку добавили молотом. Да и куда бежать. Вокруг куда ни глянь, леса непролазные, а с ушкуем в одиночку не справиться.

Обречённо вздохнув, размотал кушак и сдвинул руки за спину.

— Вот и ладненько, — одобрил Лар.

Удерживая бандитов на прицеле, Алексей медленно переместился на пару метров вбок. Хоть паренёк и раненый, но лучше предупредить возможные фокусы. Возьмёт сдуру и какой-нибудь ножик метнёт. Судя по близкому привкусу металла, на них ещё полно всякого мелкого железа. Потом надо будет обыскать всех от греха подальше.

— Давай сюда ручонки-то свои, — Лар наклонился к пареньку. — Нечего тут теперь ныть. Умел бедокурить, умей и ответ держать…

Стараясь не тревожить рану, Федец неловко повернулся. Ногу пронзила дикая боль. Невольно взвыв, закусил губу и замер, не веря глазам. Чудище вдруг разделилось. Сверкнув жёлтыми глазищами, откуда-то из-за спины выпрыгнула здоровенная полупрозрачная рысь. Встретившись взглядом, поточила о песок жуткие когти и, неторопливо обнюхав ничего не подозревающих, смирно лежащих подельников, прошла сквозь тела, явно направляясь познакомиться поближе.

— Нет! — в ужасе заорал Федец. — Уберите её, уберите!

Лар недоумённо оглянулся.

— Кого?

— Рысь! Рысь эту вашу! — трясущимся пальцем паренёк показал в куда-то пустоту.

Лар повернулся к Алексею и понимающе усмехнулся.

— Ты погляди какой ловкач, а? Дураком решил прикинуться. Рысь ему какая-то теперь мерещится… Так, ты вот что, — наклонился к пареньку. — На жалость-то то меня не бери. Мы тут и не таких видывали. А ну руки сюда давай! Живо!

— Нет! Нет! — затрясся паренёк. — Уберите! Она же меня сожрёт!

— Да ты, видно, никак не уймёшься? — гневно раздувая ноздри, Лар схватился за нож. — Руки давай, сказал!

Алексей поспешно крутанулся. Похоже, ситуация несколько накаляется. Неизвестно как, но парень явно видит больше, чем нужно. Всё как Гертруда и говорила. Видимо, стресс, вот и вошёл в изменённое состояние сознания. Надо приструнить не в меру любознательного призрачного спутника. А то Лар разозлится и под горячую руку точно паренька прирежет.

Чеширский остановился у сверкающего пятна крови. Предвкушающе облизнувшись, с наслаждением принюхался, задумчиво поглядывая на близкую жертву.

Паренёк в ужасе зажмурился и завизжал.

Поняв, что сейчас произойдёт, Алексей легко перескочил через рысь и преградил путь, многозначительно глянув в жёлтые глаза.

— Не надо. Не до тебя сейчас. Очень прошу.

Недовольно передёрнув усами, Чеширский уселся, с интересом наблюдая за верещащей жертвой. Словно сытый кот за полузадушенной мышью. Судя по всему, так и не отказался от идеи, а лишь великодушно внял дружеской просьбе и отложил гастрономическое знакомство на более поздний срок. А может, просто подумал, что это не его законная добыча.

— Да заткнёшься ты или нет, дурень! — окончательно рассвирепев, Лар влепил голосящему пареньку широкую оплеуху и рывком скрутил окровавленные запястья.

— Вот так-то. Уфф, — утёр вспотевший лоб. — Кажись, всё…

За оградой почувствовалось подозрительное шевеление. Послышался топот множества ног.

Тревожно прислушиваясь, Осип вскинул арбалет и встал рядом с отцом.

— Кого там ещё нелёгкая принесла? — напрягся Лар. — Неужто остальные? Говори, сколько вас было? — пнул воющего паренька. — Говори! Не то до смерти запытаю!

Алексей поспешно проверил карманы. В левом серебро, в правом четыре обычных заряда. Да уж, негусто. Если это вторая группа, то дело швах. Патронов на всех не хватит. И вот тогда будет точно труба. Арбалетом и топориком от десятерых особо не отмашешься. А правда, сколько их там вообще?

С трудом подавив нарастающую панику, крутанулся в навь и, не останавливаясь, ещё и ещё. За призрачной оградой показались серебристые контуры бегущих людей. Вглядевшись в знакомый коренастый силуэт с коротким копьём, облегченно вздохнул и вернулся в явь.

— Это Гордой с мужиками.

— Гордой? — недоверчиво глянул кузнец. — Откуда тебе ведомо?

Алексей простодушно пожал плечами.

— Ведомо и всё.

Не рассказывать же сейчас, в самом деле, про сложное мироустройство. Так чего доброго, ещё и в друзья раненого паренька зачислит.

— А, ну да, — опомнился Лар, — что-то я, в самом деле…

Створки ворот душераздирающе заскрипели. Тяжело дыша, ворвались разгорячённые мужики. Увидев связанных чужаков, замерли как вкопанные.

— Что встали? — усмехнулся Лар. — Всё уже, повязали мы их.

Гордой судорожно потёр горло и с трудом просипел:

— Мы это… Гром услыхали. Думали, убил Олекший её, — благодарно глянул на ведуна.

Не подвёл, стало быть, парень. Как родных защитил.

— Дык, гром, — Лар степенно разгладил усы. — Гром покамест для другого был. Вишь вон те трое с какими дырами лежат. И ещё одного Осип арбалетом приложил… Слушай, ты это, хоть бы водички испил, что ли. Сипишь вон как худые меха, честное слово!

— Засипишь тут, — успокаивая дыхание, Гордой неторопливо прошёлся между затравленно поглядывающими пленниками. — Мальцом даже так не бегал, аж в груди прихватило.

Оглядев трупы, шагнул к воеводе, безошибочно определив главаря.

— По-нашему разумеешь? — испытующе глянул в глаза.

— Разумеет, — опередил Лар. — И ещё как. Не хуже нашей бабки Мойры брехал всякие непотребства.

— Эвона даже как, — Гордой приподнял ближайший топор, рассеянно разглядывая выщербленное лезвие. — Это хорошо, а то я их наречие плохо разумею. Думал, Кривого Лара придётся ждать. Он у нас любит по всяким чужбинам мотаться… Ну так что, голуб мой, — доверительно наклонился к пленнику. — Небось, много наших деревень уже потрепал?

— Ни одной! — горячо приподнялся Ратмир. — Матерью клянусь!

— Ты лежи, лежи, — успокоил Гордой. — Клянешься, значит? Ладно, верю. А где ты говоришь, ушкуй-то ваш оставил? — поднёс ладонь к уху.

Ратмир стиснул зубы и едва сдержался, чтобы не выругаться. Проклятый вепс! Всё-таки раскусил. Прямо в корень зрит. Всё добро из вчерашних деревушек так ещё и лежит. И три девки ладные связанные. Потом побаловаться хотели. Если ушкуй найдут, тогда точно не сносить головы. За своих вепсы жестоко мстить будут.

— Молчишь? Ничего, заговоришь, — Гордой выпрямился и скомандовал: — В поруб их! Потом разберёмся. Да, и ножи там поглядите…

Онтей наскоро охлопал одежду и сапоги пленника. Торжествующе продемонстрировав два маленьких ножика, беззлобно двинул кулаком под рёбра и кивнул напарнику.

— Взяли!

Подхватили упирающегося Ратмира под мышки и потащили куда-то за амбар.

Мало чего поняв из допроса, Алексей обеспокоенно проследил за пленником. Чего они с ним делать собрались? Одно дело, когда нападают, и совсем другое, когда бой закончен и враг связан и беспомощен. Пусть до Женевской конвенции ещё далековато, но излишняя жестокость к пленным тоже ни к чему. Только вот как об этом сказать.

Поколебавшись, подошёл к Лару и шепнул:

— Куда их? Убить?

Лар пожал плечами.

— Зачем. Пока в поруб, а там посмотрим, какая кровь на них. Окрестные деревни поспрашиваем.

Алексей обескураженно развёл руками.

— Не понимаю. Так да или нет?

Лар сожалеюще вздохнул.

— Эх, хороший ты парень, да, видно, без Гертруды нам снова никак не обойтись. Я говорю, нет пока. До утра посидят в холодке, — показал на сарай. — Поруб там. Теперь понимаешь?

— Да. Но там плохо. Могут бежать.

Лар снисходительно улыбнулся.

— Никуда они не денутся. Из-под земли не сбежишь, — показал вниз. — Лестницу уберём и засов на крышке хороший. Самолично делал. Так что не сбегут.

— А-а-а, понял, — кивнул Алексей. — Земля это хорошо.

Похоже, всю тёплую компашку в подпол посадят. До выяснения обстоятельств. Разумно. А так запросто сбегут. Тут вон из Крестов сбегали, а из такого сарайчика и подавно. Зубами узлы развяжут, крышу разберут, и ищи-свищи потом ветра в поле.

Тем временем очередь дошла до раненого паренька. Глянув на мокрое лицо и окровавленный сапог, Онтей вынес безжалостный вердикт:

— А этот уже совсем не ходок, как я погляжу. Нести придётся… Так, давай-ка вставай, голуб! — хлопнул по плечу. — Там посидишь, отдохнёшь.

Закусив губу, паренёк попытался приподняться и вскрикнул от боли.

— Давай-давай, — подбодрил Онтей. — Раз нашкодил, умей и ответь держать.

Алексей тяжело вздохнул. Нехорошо получилось, хоть и не нарочно. Чёртовы рефлексы.

Шагнул к пытающемуся подняться пареньку и откинул капюшон.

Позабыв про страх, Федец поднял взгляд и зачарованно замер.

И вовсе никакое не чудище. Одежда. Только больно диковинная, словно взаправду из веток и мха. А парень, наверно, одногодок. Странный очень. Безус, безбород и бледный, как снег. На вепса совсем не похож.

— Ногу покажи, — попросил Алексей.

Ожидая чего угодно, Федец растерянно сморгнул.

— Чего?

— Ты оглох? — рявкнул Онтей. — Ногу покажь, тебе говорят, олух!

Вздрогнув, Федец поспешно вытянул ногу.

Алексей наклонился над раной. Язык резануло металлом.

— Здесь нож, — показал на сапог. — Вынь.

— Только медленно, — встрял Онтей. — И смотри не дуркуй, — приставил копьё к тощей шее. — Проткну, и моргнуть не успеешь!

Дрожащими пальцами Федец медленно вынул нож, начиная догадываться, с кем имеет дело.

Так вот это кто. Великой силы колдун. Отсюда и гром, и посох чудной железный. И бледная юношеская личина. Только вот глаза выдают. Строгие какие-то, с прищуром. Как будто не юноша вовсе, а старик поживший изнутри смотрит.

Уже ничему не удивляясь, Онтей поспешно сграбастал нож, ожидая продолжения. Глаза Олекшия заволокло дымкой.

Федец испуганно отпрянул. Истинно колдун, как есть колдун!

Жало копья легонько надавило на кожу.

— А ну сидеть!

Алексей наклонился поближе, внимательно разглядывая сочащуюся серебром сквозную рану. Картечина прошла икроножную мышцу по касательной, не задев кость. Можно сказать, пареньку крупно повезло. Могло быть гораздо хуже. Гораздо. Особенно пройди заряд чуть выше. Коленный сустав разлетелся бы вдребезги, и тогда даже в современной клинике не было бы никаких шансов. Только ампутация и протезирование. Конечно, антисептик с антибиотиком и сейчас не помешал бы, но тут уж не до жиру. Гертруду надо подключать. Иначе сепсис по-любому. Чёрт его знает, какими травками они тут лечат. А пока хотя бы боль на время можно снять. Только вот надолго ли продлится обезболивающий эффект?

Следуя методике Гертруды, зачерпнул воздух и быстро-быстро помахал над раной. Мало-помалу серебро потускнело. Изнутри проявилась неестественная краснота. Словно навь и явь причудливо перемешались над раной.

Паренёк заметно обмяк. Лицо удивлённо вытянулось. Судя по всему, оккультный ритуал исправно сработал.

— Браво! — послышался сзади одобрительный голос. — Вы на редкость способный ученик!

Невольно вздрогнув, Алексей не нашёлся с ответом и медленно повернулся.

— Э-э-э…

Чёрная ворона на крыше амбара задорно сверкнула глазом.

— Что, всё никак не привыкнете?

— Ну… да. Неожиданно. Очень. Так вы всё видели?

— От начала и до конца. И надо признать, действовали вы блестяще. Уж можете мне поверить, эти душегубы ничуть не уступают в свирепости самим нурманам. А что касаемо этого бедолаги, боль вы уняли, до утра вполне хватит. Остальными я сама займусь. К слову, есть среди них что-то непонятное, но вот что, я пока никак не могу разобрать. То ли проклятье, то ли странный защитный наговор, признаться, не видела доселе ничего подобного. Впрочем, не буду морочить вам голову, смело возвращайтесь. Вы и так сделали всё, что могли, и даже больше.

— Хорошо.

Вдохнув полной грудью, Алексей встал и буднично поинтересовался у раненого:

— Теперь не болит?

Федец растерянно захлопал глазами.

— Нет.

Нога стала будто не своя, а какая-то далёкая-далёкая, словно отлежал. Но боль прошла. И главное, страшная рысь куда-то пропала. А может, это была и не рысь вовсе, а сам колдун или его морок. Кто их этих колдунов знает… Эх, да пропади она пропадом эта гиблая деревня! Видно, не такого уж и простого вепса на том торжище Ратмир повстречал. Наслушался речей лживых, позарился на лёгкую добычу, да и на горе всем сюда привёл. Заманили калачом как детей малых…

— Тогда иди, — негромко сказал колдун.

— Слыхал? — Онтей нетерпеливо наподдал древком копья. — Иди давай.

Недоверчиво наступив на раненую ногу, Федец тяжело вздохнул и, сутулясь, покорно зашагал к амбару, стараясь не глядеть на страшных мёртвых подельников. По спине побежали мурашки.

Троих одним махом, даже не прикасаясь. Видано ли такое? Колдовство, как есть чёрное колдовство. Хотя чего уж теперь бояться. Сразу не убили, подлечили даже, значит, выкуп возьмут. Остаётся только ждать. Хорошо хоть откупиться есть чем.

Дождавшись, когда Онтей вернулся, Гордой скомандовал:

— А теперь надо убрать этих, — кивнул на трупы. — Нечего баб с ребятишками пугать. И так хватает.

Онтей задумчиво почесал бороду.

— Оно, конечно, надо убрать-то… Только вот куда их девать? Не с нашими же родичами покоиться.

— Совсем сдурел? — гневно встрепенулся Лар. — Куда их к родичам? Где павший скот лежит, туда им и дорога.

Остальные одобрительно загудели.

— Так а я про что? — обиженно глянул Онтей. — Просто всем миром это решить надобно. Не просто же так их хоронить, мало ли что они за люди были!

— Вот это ты верно говоришь, — поддакнули из толпы. — Может, они вообще упыри какие! Встанут потом, и житья нам не дадут, всех изведут под корень!

— Вот-вот! — поддакнул Онтей. — Потому и надо их… Олекший, а ты-то что молчишь? Скажи нам, что думаешь, что это были за люди такие?

Алексей растерянно пожал плечами.

— Не понимаю.

Хорошо если понял хотя бы десятую часть. Просто какой-то нескончаемый поток новых слов. Про покойников что-то.

Онтей расстроенно вздохнул.

— Эх, видно опять нам без Гертруды никуда… Осип, ты помладше, сгоняй, что ли.

Осип кивнул и передал отцу арбалет.

— Сейчас.

— Нет в том нужды, — послышался голос Гертруды. — Уже иду.

Мужики удивлённо повернулись.

Воистину великая. Только подумали, а она уже здесь.

Тяжело опираясь на клюку, из-за амбара появилась ведунья.

— О, да как кстати! — обрадовался Онтей. — Как раз мы тебя поминали. Никак нам, понимаешь, без тебя с Олекшием не поговорить.

— Знаю я про ваш разговор, — отмахнулась Гертруда. — Пустое это. Хороните их где хотите. Никто не встанет.

Мужики оторопело переглянулись.

— Как так?

— А вот так, — ведунья внимательно оглядела бездыханные тела. — Люди это. Обычные люди. Ни капли колдовского. И уж тем более никакие не упыри.

— И что, — недоверчиво глянул Онтей. — Даже головы оставить?

Гертруда тяжело вздохнула.

— Я же говорю, люди это. Никто не встанет. А там поступайте, как хотите, — обречённо махнула рукой. — Раз мне не доверяете…

Онтей озадаченно почесал затылок и вопросительно оглядел соратников.

— Ну так что делать будем, други? Может, и правда их того? Всё возиться меньше.

— Что-что, — угрюмо глянул Лар. — Чую я, поговорить нам надо.

Мужики сбились в тесную кучку и горячо зашептались.

Алексей доверительно наклонился к Гертруде.

— Чего они никак там всё не поделят-то?

— Известно что. Покойников этих никак не могут похоронить.

— А в чём проблема? Лопаты нет?

Старушка покачала головой.

— Ах, Алексей, этого нам, людям просвещённым, не понять. Видите ли, они боятся, что убиенные ушкуйники восстанут из могил и отомстят, если перед похоронами головы не отрезать и не приставить, пардон за столь отвратительные подробности, к заду.

— Отрезать головы? — вытаращился Алексей. — Вы серьёзно? Но это же дикость какая-то!

— Отнюдь, — пожала плечами Гертруда. — Увы, таковы местные верования. Признаться, поначалу мне и самой было диковато. В меру сил я пытаюсь их развенчивать, но пока безуспешно. Поверьте, не так-то просто справиться с тысячелетними предрассудками. Впрочем, справедливости ради, могу сказать, что и в бытность мою предрассудков вполне хватало. Представьте, читала однажды новости, что в одной деревушке, кстати, совсем недалеко от столицы, крестьяне забили до смерти колдуна. Скот якобы заморил. И не просто забили, а вбили в сердце осиновый кол. Так что не судите так строго, люди как люди. В меру темны, в меру невежественны, и видимо, так и будет во все времена.

Алексей растерянно оглянулся на ожесточённо спорящих мужиков.

— Осиновый кол? Бред какой-то…

Основательно посовещавшись, минуты через три мужики вернулись.

— Прости нас, великая, что позволили усомниться в словах твоих, — виновато пробасил Лар. — Похороним мы их как есть…

— Но могилу камнями придавим, — быстро встрял Онтей. — Прости великодушно, но так оно много спокойней будет.

— Я же говорю, поступайте, как знаете, — пожала плечами Гертруда. — Я слово своё сказала… Вот что с ними прикажете делать? — взглянула на Алексея. — Похоронить согласны по-человечески, но камней сверху всё равно набросают.

— А камней-то зачем? — удивился Алексей. — Могилку обозначить, что ли?

Гертруда усмехнулась.

— Представьте себе, нет. Так будет спокойней, говорят. Не вылезут, дескать.

Алексей сокрушённо покачал головой.

— Сумасшедший дом какой-то. Как дети малые.

— Вот-вот, — вздохнула Гертруда. — Именно…

— Чего он говорит? — заинтересовался Онтей.

— Камнями, говорит, это уже лишнее, — быстро нашлась Гертруда. — Не встанут они никогда.

— А-а-а, ну, может, оно и так, — уклончиво протянул Онтей. — Конечно, вам сокрытое видней, но и нам, простым людям, так надёжней будет. Вот ежели прознают бабы, что не так чужаков схоронили, визгу не оберёшься. А тут вот оно, камни на месте, значит, и те на месте. А раз все на месте, так и никакого лишнего разговора нет. Правильно я говорю? — оглянулся на остальных.

Мужики одобрительно загудели.

— Вот, тоже согласны, — Онтей простодушно улыбнулся и развёл руками. — Уж вы с Олекшием на нас не гневайтесь, коли сказали что не так…

Ведунья усмехнулась и махнула рукой. Дескать, что с вас взять. Поманила Олекшия и что-то шепнула на ведовском наречии. Олекший ничего не сказал. Кивнул в ответ и улыбнулся одними лишь уголками губ.

Правильно, им-то чего бояться. Люди вон какие непростые, силу колдовскую ведают. С лешим и водяником на одной ноге. А уж на упырей всяких, небось, и подавно управу знают.

— Ну что встали? — повернулся к мужикам Гордой. — Раз решили, так давайте тащите их за бугор к камням, да поживее. Ветками их там пока еловыми забросайте, а к вечеру придём, закопаем.

— А что ветками-то? — недоумённо вскинулся Онтей.

— А то, — выразительно глянул Гордой. — Некогда нам пока с могилой возиться. Ушкуй отыскать надобно. Вдруг там ещё кто остался. Сидят и своих ждут. Смекаешь теперь?

Онтей задумчиво огладил бороду.

— Да-а-а, дело говоришь…

Встрепенулся и поторопил мужиков:

— Ну что вы встали как неживые! Али покойников никогда не видали? Руки-ноги взяли и потащили!

Задумчиво проследив за пыхтящими мужиками, Гордой подошёл к Алексею.

— Вот что, Олекший. Тут такое дело… Ушкуй отыскать нам надобно. Так-то оно, конечно, если поглядеть, дело плёвое. Чего там, по реке пройтись взад-вперёд, никуда он не денется, да только вот ушкуйники его там стеречь могут. Возвращения своих дожидаются. И сколько их там осталось, неведомо, а у нас, сам знаешь, каждый гожий мужик на счету. Поможешь? — с надеждой глянул в глаза.

Дослушав Гертруду, Алексей кивнул.

— Конечно.

— Вот и славно, — просиял Гордой. — А уж мы в долгу не останемся!

Минут через десять уже ничего не напоминало о скоротечной битве. Онтей тщательно замёл еловой веткой пятна крови и деловито отряхнул ладони.

— Вот так. Кажись, всё. А то бабы ещё ненароком наступят, вот визгу-то будет, — сокрушённо покачал головой. — Моя прошлый раз одеваться стала, мышь из понёвы вытряхнула, так визжала так, у меня ажно в груди всё захолонуло. Орала, будто медведь-трёхлеток ей под подол забрался. Спрашивается, вот что они за люди такие, эти бабы? Мышь видят — визжат, медведь, опять визжат…

Мужики дружно прыснули.

— Да, бабы наши народ такой. Пугливый.

Гордой степенно огладил усы, скрывая улыбку.

— Так, други мои, рановато вы что-то развеселились. Дело у нас ещё осталось, забыли?

Соратники мигом посерьезнели.

— Выступаем, — скомандовал Гордой. — Есть тут у меня одна задумка, где они ушкуй свой могли оставить, а там посмотрим. Пошли…

Закинув топоры на плечи, мужики выстроились цепочкой и вышли за ворота. Пропустив вперёд, Алексей пристроился замыкающим.

— Вы уж там поосторожней, — шепнула Гертруда. — На рожон хоть не лезьте.

— Постараюсь, — улыбнулся Алексей. — А там как пойдёт.

Быстро миновала засидка. Мельком глянув на безучастно жующую, ничего не подозревающую овечку, метров через тридцать Гордой приподнял массивную еловую ветвь и свернул на едва заметную заросшую тропку.

Мысленно чертыхнувшись, Алексей прикрыл лицо и свернул следом.

Эх, какая хорошая была натоптанная тропинка, обзор, простор, чисто всё. Нет, полезли в непроходимые дебри. Наверно, по соображениям секретности. Очередная тайная тропа. Всё, прощай, маскировка. Это им хорошо в своих зипунах ходить, а высокотехнологичная «кикимора» для таких кустов не предназначена. Того и гляди все тщательно подобранные по тону клочки на ветвях останутся. И получится тогда не кикимора, а какой-то ободранный зелёный попугай в сеточку.

Мучения продлились недолго. Впереди показался широкий просвет. Запахло близкой водой.

Тропинка вывела на высокий песчаный берег излучины реки. Лёгкий ветерок лениво колыхал засохшие макушки камыша, заполнившего широкую отмель.

Гордой оглянулся. Приложил палец к губам и едва слышно шепнул:

— Осип, слазь-ка, глянь, что там, — кивнул на ближайшую разлапистую ель. — Ушкуя их нигде тут рядышком не видать?

Деловито шмыгнув носом, паренёк передал отцу арбалет. Подошёл к дереву, примерился и, ловко подпрыгнув, словно ящерица вскарабкался по стволу. Добрался до вершины, огляделся и спустился вниз.

— Не, никого не видать. Утки только, и то далеко, на чистом.

— Утки? — усомнился Гордой. — И всё? Точно хорошо посмотрел?

— Конечно, хорошо, — обиженно глянул Осип. — Что ж я, совсем что ли…

— Ну что ты надулся, как мышь на крупу, — примирительно улыбнулся Гордой. — Просто схрон тут уж больно удобный, камыш кругом. Сверху только и заметишь. А что утки далеко, молодец, что заметил. Значит, пуганул их кто-то. Может, и ушкуйники, когда к нам шли. Ладно, чуть дальше пройдём, — направился вдоль берега. — Есть тут ещё одно тихое место.

— Тихое, тихое, — мрачно буркнул Осип вслед. — Так мы тут и до ночи кругалями бродить будем. Бугая того бородатого надо было не сразу в поруб бросать, а поспрашивать.

— Угу, так он тебе всё и сказал, — досадливо отмахнулся Гордой. — Он матерью клялся, не слышал? Пальцем, дескать, ещё никого не тронул. Ты ему веришь, нет? Вот и я не верю. Так что когда ушкуй найдём, вот тогда и поспрашиваем. И хорошо поспрашиваем. Железом калёным. А пока бы мы их спрашивали, остальные могли всполошиться и прийти своим на подмогу. Вот потому и ушкуй надо найти раньше, чем они сообразят, что дело плохо. Ну что, понял теперь, тугодум? И всё, тихо мне там, — пресёк возражения. — Не хватало ещё, услышат, как мы тут с тобой лясы точим…

Метров через триста русло резко сдвинулась влево. Припоминая карту, Алексей с сомнением достал смартфон. Что-то больно крутоватый поворот. Кажется, не было через десять веков такого. Или был, просто место другое?

Экран ожил, показав четверть заряда батареи. Да, чудеса скоро кончатся. И словарь, и карта, и схемы арбалета. Да и патроны тоже. Печально…

Сокрушённо вздохнув, полистал экран и нашёл нужный квадрат. Синяя линия русла плавной дугой изгибалась на север на двухкилометровом участке. Да, действительно, поворот был. Вернее ещё будет. Просто не такой крутой. Там, где сейчас камышовая отмель, через десять веков домики подступят почти к самой воде. А северо-восточнее через километр в лесу какая-то проплешина, возвышенность, судя по виду. Надо бы спросить потом у Гордоя, что это вообще за место. Вышка обзорная метров эдак на десять там не помешала бы. Как раз километров на пять вокруг обзор будет, средство раннего обнаружения противника Само собой, дежурство поочерёдное организовать, в случае чего сигнальный дым. И соседние деревни подключить. Создать сигнальную сеть. Понятное дело, вначале все наверняка откажутся. У кого дрова, у кого охота и хозяйство, весь день все как белка в колесе. Придётся авторитетных людей задействовать. В конце концов, в их же интересах всё делается, должны согласиться. И вот тогда охват территории получится что надо. Всю реку под контроль взять можно. По-тихому уже никак не подойдёшь. Точно. Надо бы подкинуть идею…

Потянулся к кнопке и едва не врезался в спину Лара.

— Тсс! — торжествующе повернулся Гордой. — Вот он!

Впереди, метрах в ста, в небольшом заливчике легонько колыхалась на волне небольшая ладья.

Мужики как по команде медленно присели и переглянулись.

— Что делать будем? — шепнул Лар.

— Что-что, с наскока брать, — сверкнул глазами Онтей. — На топоры всех взять, а там разберёмся.

— Силён, — хмыкнул Лар. — Так прямо они тебя и подпустили. А стрелу в пузо на подходе словить не хочешь? Между прочим, у них там парочка толковых лучников была. Если бы не Олекший, нас бы сейчас всех, — выразительно чиркнул пальцем по горлу. — И топор бы твой не помог. Да, Олекший, — осенённо вскинулся. — А ты-то чего как воды в рот набрал? Сможешь отсюда глянуть, много их там?

— Что?

— Не понимает он так, — подсказал Гордой. — Ты проще говори. Совсем простыми словами.

— Так куда уж проще? — возмутился Лар. — Я говорю, посмотреть, посмотреть, — показал на глаза, — туда на ушкуй, — обличающе потыкал пальцем на ладью, — взором своим колдовским. Сколько там народу сейчас. Понимаешь, нет? Посмотри колдовски. Ну как там, когда Гордоя с мужиками через ограду в лесу увидел.

— А, понял, — кивнул Алексей. — Посмотрю.

Вышел в навь и огляделся. В пределах видимости мирно колыхался кораблик. Вокруг ни души. По крайней мере, на первом слое. Только сполохи мелких птичек в камышах.

Сосредоточился и ушёл ещё глубже.

Чеширский проявился метрах в десяти впереди. Взгромоздившись на замшелое поваленное в воду бревно, сосредоточенно поглядывал вниз на зелёную кучку водорослей.

Алексей направился к ладье и буднично поинтересовался:

— Рыбачим? Похвально. И как улов?

Чеширский повернул голову с таким докучливым видом, словно рыбак на Васильевской стрелке, в сотый раз односложно отвечая на один и тот же вопрос надоедливых зевак.

— Ну извини.

Водоросли вдруг шевельнулись. Перепончатая лапа с человеческими пальцами опёрлась о бревно. Поднялась облепленная ряской голова. Блеснув изумрудными глазами, существо уставилось немигающим рыбьим взглядом.

Вздыбив шерсть, Алексей невольно отскочил назад.

— Вот чёрт… А ты кто ещё такой?

Открыв широкий зубастый рот, существо что-то односложно булькнуло и заинтересованно наклонило голову, словно ожидая ответа.

— Что-что? — Алексей с надеждой подался вперёд. — Ты умеешь говорить?

Мигнув полупрозрачной перепонкой, существо медленно ушло под воду. Подняв фонтан брызг, широкий зеленоватый хвост ушёл вертикально вниз.

Чеширский подцепил когтем проплывающий воздушный пузырёк и с явным сожалением принюхался. Видимо, намечающийся новый товарищ по играм безвозвратно канул в воду.

Алексей оторопело уставился на расходящиеся круги.

Да, чудеса, настоящий водяной. Всё, как она и говорила. Хорошо хоть тогда на лодке сразу предупредила. Если бы сдуру в навь сунулся, и такое чудо увидел, сбежал, бы как Мюнхгаузен по воде. А ещё хихикал как последний идиот. Рыба, рыба. Вот тебе и рыба. Видно, не зря они хлебушек-то в воду бросали. Такое чудо если что не так, лодку перевернёт в два счёта. Вот потому его и задабривают всячески, как могут.

Услышав шумный всплеск, Онтей горячо зашептал:

— Слыхали? Похоже, щука. Под самым берегом жирует.

— Окстись, щука, — снисходительно усмехнулся Гордой. — На Олекшия-то глянь. Вишь, губы шевелятся и сам не здесь. Не иначе с водяником говорит. Забыл, с кем дело имеешь?

Онтей опасливо покосился на бледное лицо.

— И то правда, похоже, и вправду с хозяином…

Понемногу приходя в себя, Алексей чуть подождал у воды. Хоть существо и исчезло, осталось странное ощущение присутствия, словно оно всё равно где-то рядом. Мало ли, в самом деле, вдруг подышать нырнул. Кто знает, какая вообще у подводных духов физиология. Пристальный изумрудный взгляд так и не выходил из головы. И бульк, похожий на речь. Так изучающе может, смотреть только разумное существо. Словно прикидывал, чего можно ждать от новичка.

Выждав пару минут, сожалеюще вздохнул и крадучись направился к ладье. Шагах в тридцати остановился и лёг на брюхо, машинально пытаясь ползти. Комизм положения дошёл только через секунду. Ну и джеймсбондовщину развёл, идиот. Куда тут, к чёрту, ползти? Как будто вокруг может быть, хоть кто-то из живых.

Невольно усмехнувшись, поднялся и с разбега сиганул на судно. Мягко спружинив на все четыре лапы, выпрямился и быстро огляделся.

Грубо оструганные вёсла, скрученный парус, какие-то жирные на вид кожаные тюки, местами отдающие жгучим серебром и просмолённые бочонки с непонятным содержимым. Стоп. Сквозь грубую дерюгу на корме тускло проступили три скрюченных женских тела. Тёмные витки туго скручивали запястья за спиной. Во рту темнели бесформенные кляпы. Грудь слабо вздымалась в такт дыханию. Живые…

Потянувшись когтями к дерюге, поспешно отдёрнул лапу и мысленно чертыхнулся. Проклятые рефлексы! Который раз уже эти ляпы. Кого тут спасать собрался? Фантомов? Когда же наконец до мозга дойдёт, что почём? Детский сад какой-то, честное слово. Колдун недоделанный…

Едва глаза ведуна стали осмысленными, Онтей робко поинтересовался:

— Ну что там?

Алексей устало потёр лицо, мучительно вспоминая местный счёт.

— Трое, — для верности показал три пальца. — Три женщины. На руках верёвка. Сильно режет кожу. Во рту тряпка.

— Шелудивые псы! — гневно стиснул кулаки Лар. — Девок, небось, соседских уже в полон взяли! А ушкуйники рядом есть?

— Больше никого, — покачал головой Алексей, сочтя за лучшее промолчать о встрече с водяным. В конце концов, к объектам материального мира его можно отнести лишь с большой натяжкой. Так что сказал истинную правду. Почти.

— Так что, други, — оглядел горящим взором Гордой, — всё слышали? Вот теперь мы наших гостей и поспрашиваем. Но вначале невольниц освободим.

Похватав топоры, мужики сорвались с места. Неожиданно легко для своего возраста и комплекции отмахнули стометровку и, тяжело дыша, сгрудились напротив ладьи, озадаченно поглядывая на широкую полоску воды до борта.

— Оно, конечно, тут и неглубоко, но холодновато дюже, — Онтей остервенело почесал подбородок. — Как же эти душегубы-то на берег выбрались? Неужто в такую холодину в воду сигали?

— Ага, как же, дураки они тебе совсем, — отмахнулся Онтей. — По сходням, небось, спокойненько сошли, да и в лесу где-нибудь теперь их припрятали. Так, вы не топчитесь тут, дайте хоть следы разобрать…

Ладья вдруг дёрнулась с места и медленно двинулась к берегу. Под кормой возмущённо забурлила вода.

— Ох, мать моя! — ахнул Онтей. — Это что ж такое деется, а?

Мужики испуганно попятились, не сводя глаз с надвигающейся громады.

— Олекший, это, часом, не твоя работа? — взволнованно шепнул на ухо Гордой. — Ты бы хоть это, предупредил…

Алексей покачал головой, заинтересованно поглядывая на бурлящий поток.

— Нет, не я.

Не пугать же, в самом деле, своими подозрениями. Водный дух вышел в реальность? Этого не может, быть… Хотя, почему бы и нет? Чеширский-то как-то ведь ухитрился в прошлое отправить. И тоже из самой настоящей реальности, между прочим. Значит, могут, когда захотят.

Высоко вздёрнув нос, ладья вылезла на песок и замерла. Из воды показалась зелёная голова. Медленно, словно кого-то разыскивая, оглядев ошарашенные лица, водяной остановил немигающий рыбий взгляд на ведуне и требовательно квакнул.

Мужики растерянно уставились на Олекшия.

— Э-э-э, кхм, — неловко закашлялся Алексей, — я… — Не найдясь с подходящим ответом, прижал руку к сердцу. — Спасибо! За мной не заржавеет.

Водяной наклонил голову набок, словно прислушиваясь. Видимо, удовлетворившись ответом, шумно плеснул хвостом и ушёл в глубину.

— Вот это силища, — благоговейно озирая ладью, прошептал Онтей. — Стало быть, помог нам хозяин водный.

Гордой уважительно покосился на ведуна, задумчиво созерцающего расходящиеся круги.

— Или кто-то крепко за нас попросил.

Проследив за взглядом, Онтей поспешно согласился:

— А может, оно и так. Попросил…

Ощущая какую-то нереальность происходящего, Алексей наклонился к воде и с наслаждением сполоснул лицо. Что это было? Жест доброй воли? Выходит, духи действительно понимают намерения? Гертруда что-то говорила про такое, да вот только тогда не очень верилось. Надо бы ответным жестом поблагодарить старика. Хлебушка, что ли, с утра к завтраку поднести, всё порадуется. Глядишь, со временем и какой-нибудь контакт наладится, не то что с этим Чеширским зловредным. Никакого разумного контакта, одна бестолковая беготня да постоянные окрики. А может, он просто маленький ещё? Котёнок, или как там оно у духов. Всё-таки у водяного во взгляде сразу чувствуется какая-то солидность, властность даже, а у того всё одни игры на уме. Есть ли вообще у духов такое понятие, как возраст? Наверняка должно быть. Ведь выражение глаз точно отличается. Надо бы поговорить с Гертрудой на эту тему, а то какие-то сплошные пробелы в оккультном образовании получаются.

Мужики медленно обступили ладью, нерешительно поглядывая наверх.

Словно не веря себе, Онтей потыкал пальцем облепленные мокрым песком просмоленные доски и растерянно почесал затылок.

— Что ж, тогда, стало быть, надо лезть. Только вот если мы туда, а он обратно утащит, а? — оглядел соратников. — Что делать будем? Боязно что-то.

— Боязно, боязно, — хмуро передразнил Гордой. — Не лезь тогда, раз боязно. Подсадите там меня кто-нибудь, — решительно подошёл к борту.

Лар присел и подставил колено. Крякнув от натуги, Гордой оттолкнулся ногой и перевалился через борт.

— Давайте все сюда, — свесился и протянул руку. — Кому не боязно, конечно, — выразительно покосился на Онтея.

Вспыхнув, Онтей решительно отодвинул протянувшего было руку мужичка.

— Михал, а ну-ка погодь…

Ступил на колено Лара и птицей взлетел на борт.

— Эй, полегче там! — ругнулся вслед Лар. — Ногу сломишь, медведь…

Один за другим коренастые фигуры вскарабкались наверх.

Дождавшись своей очереди, Алексей подал руку. Перевалившись через борт, скинул мешающий капюшон и огляделся.

Всё, как и в нави. Разве что возможностей поменьше. Вроде бы те же мешки, бочки и грязная бесформенная мешковина. Если не знать, что там люди, ни за что догадаешься. Мало ли какой груз воды боится, взяли и укрыли от брызг. Нормальная житейская логика.

— Олекший, женщины там? — кивнул на мешковину Гордой.

— Там, — подтвердил Алексей.

Помрачнев, Гордой вытащил нож и молча направился на корму. Осторожно поддел лезвием мокрую ткань и с натугой потянул на себя. Сухо треснув, поползла длинная прореха, обнажив трясущиеся скрюченные девичьи тела.

Не в силах отвести взгляд от громадного лезвия, растрёпанные пленницы испуганно замычали и попытались вжаться в палубу.

— Тсс! — Гордой успокаивающе поднёс палец к губам. — Свои мы, с Холодной Сельги. Я Гордой, слыхали, может?

Девушки переглянулись и дружно всхлипнули.

— Ну-ну, полно. Чего уж теперь реветь-то, — Гордой бережно поправил растрёпанные русые пряди. — Всё уже позади. Поймали мы этих душегубов. В порубе сидят… Сейчас мы вас развяжем, вы только не кричите, ладно?

Девушки часто-часто закивали.

— Вот и хорошо. Руки сюда давайте.

Тускло поблёскивая, лезвие поочерёдно рассекло тугие путы. Вытащив кляп, пленницы попытались встать и тут же скривились от боли. Самая младшая, выглядевшая едва ли не подростком, виновато закусила губу.

— Не могу.

— Ох, и беда-то с вами, — вздохнул Лар. — Вставай, пигалица, — наклонился и поднял за подмышки.

Отчаянно вскрикнув, девушка упала и залилась слезами.

— Похоже, ноги отнялись, — хмуро буркнул Лар. — Нести придётся.

— Дайте я, — вышел вперёд Алексей.

Тут и никакой магниторезонансной томографии не надо, диагноз и так ясен. Попробуй пролежи столько на холоде без движения. И ещё упаковали так, словно это не хрупкие девушки, а маньяка буйного поймали. Рубцы от верёвок даже не красные, а какие-то кроваво-синюшные. Удивительно, как вообще хоть сами-то живы до сих пор. Звери, просто звери…

Едва взглянув на пугающие бельма, пленницы опасливо попятились.

— Ой, мамочки, — испуганно пискнула младшая.

— Не бойтесь, — успокаивающе поднял ладони Гордой. — То наш ведун, Олекший, гость званый самой Гертруды. Он вам зла не сделает.

Алексей наклонился над пленницей.

На светлом фоне тела перевязанные участки едва светились, словно тусклые серебряные угольки. Так и есть. Критическая нехватка кровообращения. В нави всё даже наглядней. До опасного порога, конечно, ещё не дошло, но пролежи они чуть больше, некроз тканей был бы обеспечен. На что рассчитывали эти изверги? Думали быстро пограбить и вернуться? А вот и большой вигвам вам, как Серёга говорит… Ладно, это всё лирика. Как тут хоть помочь-то можно? Про такой случай Гертруда ничего не говорила. Пока хотя бы боль снять, и сразу вести к ней. Пусть весь свой травяной арсенал применяет. Какой-нибудь антигистаминный аналог в природе наверняка есть. И успокоительное тоже не помешало бы. Эх, знать бы, как эти травки выглядят. Вот дожил, похоже, здесь придётся всё начинать с нуля. Хорошо хоть фокус с обезболиванием проходит.

Девушки удивлённо переглянулись. Распухшие ноги вдруг едва ощутимо защипало, словно покусали рассерженные муравьи. Боль куда-то ушла.

— Надо встать, — скомандовал Алексей.

Пошатываясь, пленницы неуверенно поднялись.

— Ну что? — Онтей участливо оглядел зарёванные лица. — Теперь идти сможете? Тут недалеко совсем.

— Да…

— Вот и ладно, — облегчённо вздохнул Гордой. — Вы пока посидите, а мы тут ещё малость пошукаем.

Оставив пленниц приходить в себя, повернулись к мешкам и бочкам. Обозрев вереницы разномастного груза, Лар тяжело вздохнул.

— И когда столько наворовать успели? А ещё матерью клялся, душегуб.

— А я тебе про что говорил, — хмыкнул Гордой. — Нет таким у меня веры.

По-хозяйски поглядывая, неторопливо прошёлся по палубе. Остановился перед большим бочонком и с натугой поддел крышку.

— Что там? — любопытно заглянул через плечо Онтей.

— Что, что… Мёд, — отмахнулся Гордой. — Остальные там гляньте.

Минут через десять проверили почти всё нехитрое содержимое. Меха, зерно, ткани, мёд, домашняя утварь. Ушкуйники не побрезговали ничем.

Чувствуя всё возрастающий зуд, Алексей остановился перед неприметным маленьким мешочком, запрятанным глубоко под остальными.

— Здесь серебро.

— Посмотрим, — уважительно глянул Лар.

Неторопливо развязал тугую тесёмку и запустил руку в горловину. Выудил пригоршню блестящих кусочков и продемонстрировал остальным:

— Эй, глядите-ка, что Олекший отыскал. Новгородское, с торжища.

Гордой с подозрением попробовал серебро на зуб и распорядился:

— Забирай. Будет о чём с гостями нашими незваными поговорить. А наутро гонца пошлём в окрестные деревни. Ежели на гостях кровь признают, судить будем, как положено.

— Думаешь, заговорят? — с сомнением прищурился Лар.

— Заговорят, — недобро усмехнулся Гордой. — Куда они денутся. У меня и медведь заговорит. Так, — повернулся к мужикам, — вечер уж скоро. Забираем что ценное и уходим. Остальное никуда не денется, с утра заберём.

Соратники засуетились, перебирая мешки.

Поколебавшись, Алексей подошёл к Гордою и попросил:

— Можно мне зерна немного?

— Спрашиваешь! — удивлённо отозвался Гордой. — Конечно, можно. Твоя доля самая большая.

— Нет, я не себе, — покачал головой Алексей. — Ему, — кивнул на реку.

— А-а-а, — уважительно глянул Гордой. — Ему обязательно. Из общей доли. Бери любой. Кажется, вон в том видел, — показал на кургузый мешок. — Хорошее зерно.

— Благодарствую, — повернулся Алексей.

Водяного поблагодарить надо непременно. Сказано же, духи понимают намерения. И неважно, что это ещё не совсем хлеб. Главное, съедобное и от всей души. Может, они действительно питаются эмоциями, кто знает. Живёт ведь в народе стойкое иррациональное знание, пословицы те же. Смелого и пуля боится, или, о сером речь, серый навстречь. И на редкость верно, если разобраться. Говоря современным языком, мысли материальны. Наверно, такие вещи вообще вне всякой логики.

Ухватил грубую мешочную ткань и волоком подтащил к борту. Хороший мешок, килограммов под двадцать точно. Пусть даже и сам не съест, рыбам достанется. Или каким-нибудь там простейшим или жгутиковым. Короче, его царство, пусть сам и решает.

Развязал тугую тесёмку и с натугой опрокинул горловину через борт. Пухлые янтарные зёрна с тихим шелестом ссыпались в воду. Поблёскивая чешуйками, стайки мелкой рыбёшки тут же азартно кинулись пировать.

Облокотившись о морёную древесину, Алексей снисходительно усмехнулся шустрой возне.

— Цып-цып, ребята, налетай. Привет царю-батюшке передать не забудьте.

Гулкий всплеск посреди реки заставил невольно вздрогнуть.

— Фу ты, чёрт…

Надо же, как уже отвык от громких звуков. Дома на такое даже и головы бы не повернул. Стойкий рефлекс на китайскую пиротехнику ещё с Нового года остался.

Вепсы замерли и понимающе переглянулись. Стало быть, принял водяник дар. Молодец, Олекший, как следует уважил.

— Так, други мои, — Гордой озабоченно глянул на низкое солнце. — Надо поторапливаться. Дел ещё невпроворот.

Сбросив мешки на песок, помогли спуститься пленницам. Девушки почти пришли в себя, на щеках появился лёгкий румянец. Смущённо поглядывая, встали у кормы.

Крякнув с натуги, Гордой взвалил мешок на плечо и повернулся:

— А что встали, девицы красные? Ноги-то прошли?

— Прошли, дяденька Гордой, — зарделась младшенькая, — прошли.

— Ну вот и хорошо. Тогда пошли помаленьку.

Согнувшись под тяжестью мешков, вепсы медленно двинулись по тропинке.

Алексей галантно пропустил пленниц вперёд. Оглянулся и украдкой помахал реке на прощание. Хороший всё-таки старик. Душевный. Может, ещё удастся свидеться до льда.

У околицы дожидалась Гертруда. Быстро перебросившись парой слов с Гордоем, участливо оглядела пленниц.

— Ох, батюшки, — укоризненно покачала головой. — Ведь пигалицы ещё совсем. И туда же ведь, в полон. Изверги, как есть изверги… А ну-ка, идёмте со мной, — решительно взяла младшенькую за руку. — Подлечу хоть вас малость.

Чувствуя себя не у дел, Алексей замешкался.

Гертруда недоумённо повернулась.

— И вы идёмте, Алексей. Как всё прошло?

Девушки дружно замедлили шаг, с интересом прислушиваясь к странной ведовской речи.

— Нормально, можно сказать, — пожал плечами Алексей. — Без стрельбы. А вы разве не видели всё… там?

— Увы, — вздохнула Гертруда. — Не моя вотчина. Здесь так далеко отходить от тела мне не дано… И всё же, неужели обошлось без боя?

— Так не было там никого. Корабль их…

— Ушкуй, — машинально поправила Гертруда.

— Да, ушкуй мы почти сразу нашли, — заторопился Алексей. — Но это всё ерунда. Вы не представляете, кто нам помог. Сам водяной!

— Вот даже как? Помог? — удивлённо глянула старушка.

— Именно! — воодушевился Алексей. — Представляете, взял и вытащил ушкуй на берег.

— Интересно, интересно, — задумчиво пробормотала Гертруда. — Водяной дух крайне редко выходит в явь в истинном облике, а уж тем более показывается на глаза простым смертным.

— И не только показался, — продолжил Алексей, — а даже пытался поговорить.

— Поговорить? — недоверчиво глянула старушка. — Водяной?

— Ну в смысле квакнул как-то, — стушевался Алексей. — Но очень похоже на речь.

— Да, удивительно. Надеюсь, вы его поблагодарить не забыли?

— Нет, конечно! Килограмм… э-э-э, я хотел сказать, почти пуд зерна в реку высыпал. Он ещё хвостом всплеснул.

— Что ж, не могу знать об истинных мотивах сего деяния, — несколько торжественно заключила Гертруда, — но водный дух вам явно благоволит. Вам непременно надо продолжить общение. Хотя, по правде сказать, я и сама крайне мало знаю о них. В отличие от наших спутников, они не покидают пределы воды. Чистой, заметьте. Река, речушка, озеро, это их исконная обитель. А вот в болотах живут демонические духи, которых лучше избегать. Кикиморы, болотники, болотные ведьмы, всех этих злобных исчадий и не счесть. Сгубить невинную душу для них — особенное удовольствие.

— Ужас, — поёжился Алексей. — И что, от них нет никакого спасения?

— Ну почему же, — усмехнулась Гертруда. — Не всё так ужасно. Спасение в металле. Как и всякие сущности нижних миров, они его совершенно не выносят. Кроме того, спасительная зимушка-зима. С наступлением холодов они становятся сонные и забиваются в самую глубокую трясину. Кстати, надо признать, вам ещё здорово повезло, что вы попали сюда именно осенью. Уж простите за откровенность, но будь сейчас лето, вас бы вряд ли выпустили из того болота живым.

— Так я при оружии был, — горячо возразил Алексей. — Как-никак, почти два кило высококлассной стали. Да и сам, как вы говорите, тоже отдавал металлом. Наверно, поэтому и не тронули. Помню, правда, когда к берегу почти доплыл, снизу кто-то щекотаться начал. Я ещё подумал, наверно, какая-то трава мешается. Но всё равно было как-то страшновато.

— Может, и трава, а может, и болотницы с вами игрались. А как металл почуяли, так напасть и не решились, — Гертруда остановилась на крыльце и задумчиво повернула голову к амбару с пленниками. — Кстати, а нет ли у вас сейчас некого гнетущего чувства?

Проследив за взглядом, Алексей тяжело вздохнул.

— Сложный вопрос. Если вы имеете в виду смерть трёх человек, безусловно, жаль, что так получилось. Но если бы я не выстрелил, то последствия… Один раз я уже прокололся. Кузнец погиб, помните?

— Нет-нет, — поспешно перебила Гертруда. — Видимо, я не совсем удачно выразилась. Речь идёт не об ушкуйниках. Просто у меня появилось некое гнетущее чувство, словно где-то рядом появилось нечто… Впрочем, — досадливо махнула рукой. — Не буду морочить вам голову. Возможно, на меня действительно дурно повлияли все треволнения дня. Слишком много сегодня пролилось человеческой крови, а кровь, словно огонёк в ночи, просто манит на себя целое сонмище бесплотных сущностей. Чую, придётся проводить обряд над покойниками. Так будет спокойней.

— Молитву прочтёте? — понимающе глянул Алексей.

Гертруда грустно усмехнулась.

— Ах, Алексей, увы. Если бы молитвы помогали, мир бы давно уже стал намного чище и прекрасней. Нет. Надо всего лишь засыпать место их вечного упокоения смесью из золы и соли. Только зола должна быть обязательно из кузни. Поверьте, для отпугивания духов нет ничего надёжней. Или обыкновенное серебро. Но согласитесь, это будет слишком уж расточительно.

— Да уж, — согласился Алексей, быстренько прикинув площадь могилы. — Дороговато получится.

— Поэтому сейчас я займусь нашими бедняжками, — продолжила Гертруда, — а потом схожу к Гордою, посоветую. Он как раз только что распорядился схоронить тех душегубов.

— Не знаю, — скептически пожал плечами Алексей. — Честно говоря, дело хозяйское, но лично мне это кажется не очень хорошей идеей. Хоронить бандитов и убийц на родовом кладбище, это знаете как-то… Оскорбительно для предков, что ли. Короче, я бы не стал.

— Что вы, конечно же нет! — ужаснулась старушка. — Откуда такая честь. Вовсе не на родовом. Тела душегубов предадут земле рядом со скотомогильником. Это в противоположной стороне, ближе к болоту, — Гертруда махнула рукой куда-то на север. — Здесь недалеко, с полверсты. Возможно, это и несколько жестоко, но другой участи они не заслужили, согласитесь.

— А чего тут жестокого, правильное решение…

Сурово насупленный Лар медленно прошествовал в амбар, удерживая перед собой какой-то дымящийся закопченный таз. Следом торопился сын с затейливо изогнутой длинной кочергой.

— Куда это они с углём-то? — Алексей недоумённо проследил за процессией. — Золу готовить?

Старушка тяжело вздохнула.

— Нет, не золу. Боюсь, мой ответ вам не очень понравится. Незваных гостей идут спрашивать. Железом калёным. Поверьте, на это лучше не смотреть. Идёмте, — ускорила шаг. — Поверьте, мне и самой это не по душе, но вепсы в своём праве. Сколько они всего от этих душегубов натерпелись, не приведи боже…

— Да я понимаю, — пробормотал Алексей.

Не повезло ушкуйникам. А вообще, сомнительная ценность такой информации. Сунут раскалённую кочергу в лицо, в чём угодно признаешься. Хотя современные психотропные средства ничуть не лучше. Тут хоть относительно небольшие увечья, а там прощай, психика, навсегда. Считай, после профессионального допроса личности больше нет. Живая ходячая кукла, да и только.

Уже на пороге дома сзади настиг сдавленный жуткий вопль. Девушки испуганно дёрнулись.

— А что испугались, голубушки? Не робейте, — успокоила Гертруда. — То вашим обидчикам допрос чинят. Заходите в избу, заходите, — приглашающе распахнула дверь. — Сейчас мы с Лушей вас немного подлечим, а потом и вечерять будем…

Глава 13

Когда за окном начало смеркаться, в дверь деликатно постучали. Весело чирикающая женская половина дома пугливо умолкла.

Алексей заспанно встрепенулся, нащупывая ружьё. Ровное тепло каменной кладки сморило почище любого снотворного. Чтобы не смущать заметно робеющих пленниц, как пришёл, сразу взобрался на печь и не успел и заметить, как задремал. Кажется, не проспал и пяти минут, а за оконцем вечер уже.

Свесился с печи и вопросительно взглянул на Гертруду.

— Свои, — успокаивающе махнула старушка.

Луша открыла засов и посторонилась.

Сняв шапки, через порог ступили Гордой, Лар и Онтей.

— Проходите, проходите, — Луша поспешила к столу. — Вечерять будете? Полба вон в печи ещё горячая…

— Благодарствуем, хозяюшка, да сыты уже, — Гордой степенно уселся за стол. — Совет небольшой мы держать пришли. Как там наши пигалицы-то, отживели малость? — кивнул на занавеску.

— Отживели, — усмехнулась Гертруда. — Мы с Лушей их уже подлечили, отвару дали.

— Подлечили это хорошо, — Гордой рассеянно оглядел стены, словно видел впервые. — Думаем вот, не стеснят они вас, или на ночь к бабке Фёкле их определить? — словно между делом взглянул на внимательно слушающего Алексея. — Дом у неё что надо, своих молодых с внучками к сестре недавно спровадила, так чего зря таким хороминам пустовать? У неё малость поживут, а завтра-послезавтра родня их приедет, заберёт. Что скажешь, хозяйка? — пытливо взглянул на зардевшуюся Лушу. — Тесновато ведь вам будет тут вшестером-то. Олекший вон один за двоих идёт, — шутливо кивнул на печь. — Глянь, каков добрый молодец, едва умещается.

— Не знаю, — Луша застенчиво пожала плечами. — Как-нибудь потеснимся…

Мужчины скептически переглянулись.

— Кхм, потеснимся, — хмыкнул Гордой. — Ладно, тогда так, — веско прихлопнул по столу. — Тесниться нам никак негоже. С Фёклой я уже поговорил, пигалиц приютить для неё только в радость. Так что, лапушки мои, — с усмешкой покосился на украдкой выглядывающие из-за занавески девичьи лица, — собирайтесь скоро. Ждёт вас изба другая, ночку-другую отдохнёте, а там и к батяньке с маманькой вернётесь… А ты, Олекший, слазь, разговор есть, — повернулся к печи. — Ишь, пригрелся там в тепле, как кот лесной, разве что не мурчит.

Невольно улыбнувшись, Алексей мягко спрыгнул на пол и уселся за стол.

Да, а ведь так оно и есть. Кот. Только в другой реальности. Наверно, потому так Маркиз тогда сразу и подобрел. Словно давнего другана повстречал. Да и Чеширский тоже не иначе как бестолкового товарища по играм не воспринимает.

— Мы тут твою долю принесли, — продолжил Гордой. — Серебро, зерно, мёда немного. Всё чин по чину. Так что принимай, — махнул остальным. — Давайте, заносите.

— А-а-а, э-э-э… Благодарствую премного.

Алексей оторопело проследил, как, кряхтя и перешучиваясь, мужики в три приёма заставили мешками часть печной стены.

— Что так смотришь, зерно, — сожалеюще развёл руками Гордой, — сырость не любит, враз плесень съест. Ночку в тепле постоит, посохнет, а завтра в амбар определишь. Ничего, хозяйка, чуток потерпишь, — улыбнулся Луше, застенчиво теребящей передник. — Мышей, небось, у тебя нет? А то ведь враз дыр, как в решете, понаделают.

— Были, — улыбнулась Луша. — Да токмо исчезли куда-то, когда… Когда гости появились, — несмело взглянула на Алексея. — Видно, слова заветные знают.

Гертруда повернула голову и выжидающе подняла бровь.

— Мыши? Вот даже как. Похоже, ваш подопечный резвится.

— Было дело, — Алексей постарался сохранить полную невозмутимость.

Именно резвится. Поняв, что с домового взятки гладки, переключился на мышей. Неизвестно как, но эти крошечные серые шарики каким-то непостижимым образом чувствуют, когда когти призрачной махины молниеносно пронзают тело. Непонятно, зачем ему это нужно, скорее просто так развлекается, дурень. Проявление игривой кошачьей натуры, так сказать.

— Вот и радуйся, что исчезли, — заключил Гордой. — А то уж к зиме и не знаешь, куда от них деваться… Так, в общем, мы своё дело сделали, пора и честь знать, — поднялся и намекающе поглядел на Онтея, осоловело клюющего носом. — Завтра с утра ещё к соседям плыть. И вы идёмте, красавицы, — махнул пленницам, заинтересованно выглядывающим из-за шторки. — Бабка Фекла, небось, уж совсем там заждалась…

Когда дверь за гостями закрылась, Луша облегчённо вздохнула и задвинула тугой засов.

Ушли, красавицы. Грешно, конечно, но хорошо, что девки в другой избе ночевать будут. Уж слишком часто на Олекшия поглядывали. Не успели их из полона вызволить, а всё туда же. Сразу у них и руки и ноги прошли, бесстыдницы. Надо было бы им побольше сонного взвару дать. Глядишь, так и проспали бы сладким сном до родителей, да и уехали себе с миром. Небось, там и своих парней хватает, нашли на кого заглядываться.

Украдкой взглянув на пружинистую спину Олекшия, ловко, словно кот, запрыгнувшего на печку, затушила лучины и отправилась за ширму на женскую половину.

Хорошо всё-таки дядька Гордой додумался, спровадил девок к бабке Фёкле. Что ни говори, тесновато впятером было бы спать-то. Не хватало ещё, чтоб они посреди ночи к Олекшию под бочок попросились. Замёрзли сильно, дескать. А что, с них станется, старшая-то вон как глазищами зыркала. Ух, бесстыдницы…

Закуталась в тёплое одеяло, свернулась калачиком и, прислушиваясь к мерному потрескиванию остывающих в печи углей, мало-помалу задремала.

Тонкий визг зубной бормашины пробился в сознание. Алексей вскочил, стукнувшись головой о потолочный брус.

— Да твою же…

Зашипев от боли, заполошно огляделся.

Посреди стола, прижав лапки и вытянувшись как суслик, отчаянно верещал домовой.

— Ты чего, сдурел? — ожесточённо потерев заспанное лицо, Алексей пошарил в поисках чего-нибудь тяжёлого. — А ну пшёл!

И только тут дошло, что домовой верещит в яви.

Шторка женской половины колыхнулась. Загорелся крошечный огонёк. Держа перед собой свечу, появилась Гертруда. Всклокоченная, босая, в одной лишь ночной рубашке до пят.

— Оно здесь, — невидящим белым взглядом уставилась куда-то сквозь стену.

Алексей невольно попятился. Волосы встали дыбом. Такой колдунью не видел ещё никогда. Словно восставшая покойница.

Стыдливо прикрывая разрез рубашки, из-за шторки испуганно выглянула бледная как смерть Луша.

— Кто это? — зачарованно уставилась на верещащее лохматое существо.

— Домовой, — машинально пробормотал Алексей, не отрывая взгляда от пребывающей в трансе Гертруды.

Ведунья очнулась и зачастила скороговоркой, в волнении проглатывая слова:

— Скорее! Скорее же, Алексей! Оно здесь! Это ужасно!

Словно дождавшись нужной команды, где-то совсем рядом жутко завыли собаки. Послышались тревожные голоса.

— Чёрт, да что здесь вообще творится-то? — в отчаянии закричал Алексей. — Кто оно? Что ужасно?

Гертруда на секунду закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

— Да, вы правы. Надо успокоиться, — прижала ладони к щекам. — Ох… Та прожорливая сущность, за которой вы охотились, — перевела дух. — Она здесь, в деревне. Прямо в амбаре с ушкуйниками.

— Что?

Схватив ружьё, Алексей стремглав соскочил с печи. Не обращая внимания, что появился перед женщинами в одних трусах, лихорадочно перезарядил ружьё серебряными патронами. Едва не разорвав треснувшую ткань, рывком натянул термобельё, кое-как зашнуровал непослушные берцы и, запихав за пояс подсумок с патронами, стремглав выскочил за порог.

В глаза ударила непроглядная тьма.

— Боже мой, — донеслось сзади, — Алексей! Куда же вы без огня? Право, это просто безрассудно. Обождите, возьмите свечу…

Из амбара донёсся страшный многоголосый человеческий крик.

— Всё, — обречённо прошептала Гертруда. — Слишком поздно. Боже мой…

Вдалеке ярко засветился факел.

— Э-ге-гей! — донёсся крик Гордоя. — Все сюда!

— Нет, Гордой! — истошно заорал Алексей. — Стой! Не ходи туда!

— Олекший, ты что ли?

— Я! Не ходи туда, говорю! Там чудище!

Схватил свечу из рук Гертруды и, бережно прикрывая ладонью дрожащий огонёк, рванул к амбару.

— Алексей, умоляю, только осторожнее! — крикнула Гертруда вслед.

Неподалёку от амбара уже собрались запыхавшиеся мужики. Гордой придержал за шиворот сунувшегося было к воротам Онтея.

— Куда лезешь-то, окаянный! Или тебе мало было?

— Дык, топорами её, пока не вырвалась! — Онтей воинственно сверкнул глазами. — Или сжечь ко всем лешим вместе с амбаром этим проклятым!

Алексей подбежал к мужикам и сунул свечу в первые попавшиеся руки.

— Подержи.

Скинул ружьё, взял ворота на прицел и скомандовал:

— Открывайте.

Изнутри послышался слабый стон, оборвавшийся хриплым бульканьем. Мужики опасливо переглянулись.

— Да тьфу ты! — выругался Гордой. — Вояки хреновы!

Подскочил к воротам и повернулся к Алексею.

— Готов?

— Да!

Рывком распахнув створку, Гордой швырнул внутрь факел и сиганул в сторону.

На мгновение ярко осветив амбар, факел описал короткую дугу и шлёпнулся в песок, рассыпав тучу искр.

Вскинув топоры, мужики воинственно дёрнулись.

— Стоять! — рявкнул Алексей.

Вот ведь горячие финские парни. Не хватало ещё под картечь попасть.

Шагнул к воротам и попросил:

— Светите мне.

Удерживая факел перед собой, Онтей встал на шаг позади.

— Так хорошо, — одобрил Алексей. — Пошли.

Нервно поглаживая спуск, медленно двинулся к воротам. Перед входом остановился, прислушиваясь к малейшему шороху.

Внутри царила подозрительная тишина. Даже слишком. Только тихо потрескивали догорающие на песке угольки.

Эх, была не была!

До смерти напугав Онтея, резко сиганул внутрь, и быстро пошарил стволом по сторонам.

Мешки, вилы, бадьи, поленницы дров, крышка погреба с огромным засовом. Пусто.

А может, притаилась в нави? Судя по рассказам, птичка очень осторожная.

Осторожно, чтобы ненароком не уйти слишком далеко, перешёл границу и огляделся.

Хм. Тоже пусто. Всё тот же унылый бардак. Даже вездесущих мышей нет. Вообще ничего живого. И неживого.

— Чёрт, вот зараза. Как сквозь землю провалилась!

— Что? — озадаченно переспросил Гордой.

— Я говорю, нет здесь её.

— Дык, здесь, может, и нет, — нервно хмыкнул Онтей. — Вон она где, — кивнул на погреб. — Всё, допрыгалась, стерва! — торжествующе погрозил топором. — Конец тебе!

— Ты погодь пока своей железкой-то махать, — Лар осадил пыл. — Не видишь, засов на месте. И следов вокруг нет. Мыслю я, может, это ушкуйники что худое замыслили, или морок какой.

— Ха, морок! — горячо взвился Онтей. — Так и прошлый раз никаких следов не было! Я ж тебе говорю, колдовской это зверь, ему твой засов, что медведю травинка!

— Погоди ты, не трынди, — поморщился Гордой. — Есть у нас кому колдовского зверя смотреть. Олекший, а ты туда глянуть не сможешь? — кивнул на крышку. — Ну чтоб пока не открывать. Мало ли, — выразительно пошевелил бровями. — Может, и вправду морок какой.

— Попробую, — вздохнул Алексей.

После воплей ушкуйников уходить глубоко в навь стало как-то жутковато. Сразу вспомнился зловещий гул в лесу во время невинной прогулки за дровишками. А тут вот оно, засело внизу. И наверняка ждёт.

Зябко передёрнув плечами, поборол нарастающую панику и привычно сосредоточился.

Да ладно трястись, в конце-то концов. Тут и дел всего на каких-то пару секунд. Только глянуть и сразу назад. И никаких битв и героизма, порвёт как Тузик грелку, это её стихия. Кроме ружья рассчитывать больше не на что. А когтями на спуск не очень-то понажимаешь… Выманить в явь по-любому надо. Вот невезуха-то. Похоже, в каждом воплощении есть свои плюсы и минусы.

Выскочил из лямки ружья и подошёл к тяжёлой дубовой крышке. В ноздри ударил едкий знакомый запах. Точно, ещё со школьной химии. Сера.

Вздыбив шерсть, не удержался и громко чихнул. Чёрт, вот растяпа! Теперь весь эффект неожиданности кобелю под хвост. Ещё бы в колокольчик позвонил. И Чеширский, гад, как всегда куда-то запропастился. Когда не нужно, весь день маячит, когда нужен, ищи-свищи. Не дух, а балбес какой-то. Наверняка тоже боится. Ха, ещё бы! Это не в догонялки играть. Тут реально все лапы вместе с башкой оторвут. Кхм, но лучше, конечно, обойтись без этого… Так, всё, сейчас или никогда!

Задержав дыхание, зажмурился и сунул голову сквозь доски. Миг вязкого давления и в ноздри ударил тяжёлый смрад. Как будто попал не в погреб, а на учебное вскрытие в прозекторской.

С трудом подавив паническое желание выскочить и умчаться куда подальше, открыл глаза и огляделся.

Тусклый неестественно чёрно-белый свет осветил растерзанные тела. Маска ужаса навечно застыла на искажённых лицах. Сущность исполосовала тела настолько, словно каждый прошёл через сенокосилку.

Желудок судорожно сжался и попросился наружу. Едва справившись с подступившим комком, Алексей бешено крутанулся назад и ошалело сморгнул, привыкая к быстрой смене реальности.

— Ну что там? — шёпотом спросил Онтей. — Сидит?

— Нет, — Алексей поспешно прикрыл рот, борясь с рвущимся наружу ужином. — И ушкуйников…

Определённо нервишки стали ни к чёрту. Тошнит как беременного. Как будто трупов раньше никогда не видел. Конечно, затошнит тут. Одно дело нормальный учебный процесс, другое — такая мясорубка. Похлеще любых фильмов ужасов.

— Как? Тоже нет? — недоверчиво глянул Гордой. — Неужто сбежали?

— Да нет, — досадливо мотнул головой Алексей. — Как же это говорится по-вашему, — мучительно потёр виски. — А! Мёртвый, во! — устало плюхнулся на ближайший бочонок.

Шесть трупов — и опять ушла, зараза. Похоже, застрял здесь надолго.

Мужики поражённо отшатнулись.

— Мёртвые? — упавшим голосом переспросил Онтей. — Все, что ли?

— Все.

— Да-а-а, дела, — тяжело вздохнул Гордой. — Вот тебе и судилище…

Лар задумчиво попинал засов.

— Я вот что думаю. Самим глянуть бы надо.

— Ага, — взвился Онтей. — Какое там самим! Сейчас откроем, а она как выскочит!

— Не выскочит, — хмуро перебил Лар. — Давно бы уже бы выскочила. Тебе же ясно сказали, — кивнул на Алексея. — Нет её там.

— Открывай, — махнул Гордой.

Сокрушённо покачав головой, Онтей отошёл в сторонку и выжидающе поднял топор.

— Сдурели, как есть сдурели…

— Хорош, не ной, — буркнул Лар. — Без тебя тошно.

Выбив обухом тугой засов, рывком распахнул люк и подсветил факелом.

— Ох, мать моя! — скривился от отвращения. — Глянь, Гордой.

Гордой осторожно заглянул в чёрный провал.

— Д-а-а, вот и нашли свою смертыньку…

— Чего там? — заинтересовался Онтей. — Ну? Не томите!

Соратники молча отошли от люка.

— Сам гляди.

Едва заглянув, Онтей согнулся, бросил топор и побежал в угол, содрогаясь в рвоте.

Проводив задумчивым взглядом, Лар и Гордой переглянулись.

— Да, слабоват что-то стал наш Онтей.

— Да пёс с ним, слабоват. Чего с мертвяками-то делать будем? — тихо спросил Лар.

— Не знаю. Сжечь тут всё и засыпать солью с камнями подальше от греха. А то если бабы прознают, ведь крику потом не оберёшься, сам знаешь.

— Засыпать, говоришь? — Лар задумчиво почесал бороду. — Мысль хорошая. Только вот возиться тут кабы не до весны…

Переговариваясь, машинально подошли к погребу.

— Да, здоровенный вырыли. Камней уйдёт куда как зря.

— Немало, — согласился Гордой, подсвечивая вниз факелом. — Постой, а чего это там такое крошечное белеет? Вроде как на оберег похож, глянь.

— Где? — сощурился Лар.

— Да вон, рядом с воеводой. Как раз под откусанной рукой.

— Гляди-ка, точно оберег. Слышь, Онтей, хорош там наизнанку выворачиваться! Иди сюда. Лучше глянь вон, не твой валяется? А говорил, в лесу потерял, пустомеля!

Онтей утёрся рукавом и, заметно пошатываясь, подошёл и несмело глянул вниз.

— А вроде и мой. И пёрышки сорочьи. А вот шнурок вроде не мой. У меня такой же, но только тоненький, плетёный был, из волос конских белых. А эти чёрные какие-то. Поближе бы глянуть…

— Мой, не мой, — передразнил Лар. — Дык, спустись сам, да глянь!

— Не надо пока никуда спускаться, — раздался сзади строгий голос.

Тяжело переступив порог, Гертруда решительно направилась к погребу.

Облегчённо вздохнув, Алексей поднялся. Ну наконец-то. Прибыла подмога.

Гордой поспешно шагнул навстречу ведунье.

— Не думаю, что тебе нужно на это смотреть, о великая. Не для женского это взгляда.

Гертруда снисходительно усмехнулась.

— Будто бы я не знаю, что там внизу. Я видела всё с самого начала.

Мужчины сконфуженно переглянулись.

Тяжело оперевшись о клюку, ведунья заглянула в погреб.

— Да, непростой это оберег, ох какой непростой. Достать его оттуда надобно, только руками не трогать.

— Достать? — вытаращился Онтей. — Оттуда?

— Да, оттуда, — спокойно глянула Гертруда. — Вы ведь хотели покончить с тем чудищем раз и навсегда? В нём вся соль.

— Я слажу, — вышел вперёд Гордой.

— Не надо, — покачал головой Алексей. — Я сам. Вдруг она там где-то рядом.

— Вот это верно, — одобрила Гертруда. — Лучше уж вы. Главное, ни в коем случае не прикасайтесь к пёрышкам. Пришло время ещё для одного урока. Да, и можете идти смело. Та сущность уже далеко.

— Это радует, — усмехнулся Алексей, становясь на лесенку. — Если честно, я всякого повидал, но такого…

Пришлось прерваться, чтобы не соскользнуть на скользких, обляпанных кровью перекладинах. Хорошо хоть к виду крови иммунитет, а то бы уже давно на пару с Онтеем желудок очищал.

Стараясь не глядеть на трупы, ступил на землю и снял ружьё. Примерился и медленно потянулся стволом к плетёной верёвочке амулета. Неизвестно почему нельзя прикасаться руками, но значит так надо. Похоже, в этих оккультных вещах тоже есть какая-то логика. А вообще странно. С виду самая обычная автомобильная безделушка, которые болтаются у блондинок на зеркале заднего вида, а тут всё так серьёзно, прямо как на разминировании. Красный или синий. И попробуй ошибись…

С третьей попытки амулет зацепился за мушку. Закусив губу, Алексей осторожно намотал шнурок на ствол и полез наверх.

— Чудесно, — встретила Гертруда. — Теперь обещанный урок. Итак, что вы скажете об этой вещи?

Мужики почтительно приумолкли, прислушиваясь к чудной ведовской речи.

Алексей поднёс амулет к лицу и пожал плечами.

— Не знаю. Если честно, ерунда какая-то. Три пера на верёвочке.

Гертруда загадочно улыбнулась.

— Ерунда, говорите? Хорошо, тогда попробуйте взглянуть в нави.

Алексей сосредоточился.

Безделушка вдруг странным образом поменялась, словно расфокусировалась. Попытавшись оглядеть с разных сторон, быстро сдался.

— Странно. Будто ускользает. Как это?

— Именно так, — торжествующе улыбнулась Гертруда. — Ускользает. Наговор на ней от сглаза. А вот если вы посмотрите чуть глубже, картина будет немного другая. Взгляните…

Маслянисто-поблёскивающая серебристая клякса медленно закружилась в воздухе. В центре появилась дрожащая точка.

Алексей заинтересованно подался чуть ближе. Точка вдруг ожила и клацнула зубами.

— Вот чёрт! — испуганно шарахнулся Алексей.

— Осторожнее, ради бога! — Чёрное крыло заслонило амулет. — Не так близко.

Алексей поспешно вывалился в реальность.

— Что это было? — потрясённо уставился на колдунью, прикрывающую амулет ладонью.

— Путь, которым сущность ходит между мирами. Не думала, что когда-нибудь довёдётся повидать это воочию.

— И что, если сжечь эту штуку, она больше никогда не выйдет? — загорелся Алексей.

— Не совсем так, — грустно улыбнулась Гертруда. — Да, оберег можно сжечь, но где-то в лесу валяется его брат-близнец, — кивнула на Онтея. — Помните рассказ этого бедолаги? Думаю, в этом вся и разгадка. Видимо, подобные обереги были у Арси и Окулины. Почувствовав человеческое тепло или ещё что-то, сущность выходила в явь и пожирала людей.

— Тогда, может, кто-нибудь быстро наденет этот амулет и вызовет её сюда? И тут я её и…

— И кто же будет этот отчаянный самоубийца?

— Да, пардон, глупость, — сконфуженно пробормотал Алексей. — Ужас. Ужас…

Да, всё сходится. Вот значит, как эта птичка охотится. Потому и следов никаких нет. Тогда дело труба. Вся эта идея с засидками полный бред. Всё равно что ждать у моря погоды.

— Ну-ну, полно, не отчаивайтесь, — приободрила Гертруда. — При всей своей мощи она ведь тоже уязвима. Нужно всего лишь найти её логово и покончить с ней раз и навсегда.

— А это возможно? — воспрянул духом Алексей.

Гертруда устало вздохнула.

— Надеюсь. Но для начала узнаем, кто сделал эти обереги, — повернулась к терпеливо выжидающим мужикам. — Онтей, ты говорил, оберег похож на твой. А где ты сам-то его взял?

— Дык, это, — заволновался Онтей. — Как где взял? Сторговал у нашего Ларьи Кривого. Два десятка яиц отдал. Так что всё было честь по чести.

— Что за Кривой Ларья? — прищурилась Гертруда. — Ведун ваш?

— Да какой там ведун! Так, умелец-торгаш. Мастерит эти обереги, бабка его наговаривает, а он потом ходит да продаёт кому ни попадя.

— Вот оно что, — задумчиво глянула Гертруда. — Умелец, говоришь. И как мне повидать этого вашего умельца?

— А никак, — мрачно ответил Гордой. — Пёс его знает, где его носит. Уже почитай седмицу как умёлся куда-то.

— Вместе с бабкой? — уточнила Гертруда.

— Нет, куда ей. Бабка здесь, совсем старая. Мойрой зовут. Изба их крайняя перед кузней. Позвать?

— Нет, зачем пугать. И так вон какой переполох был. Время позднее, завтра с ней повидаюсь. А сейчас надо запрятать этот оберег куда подальше да спать всем идти, утро вечера мудренее. Да, а запрятать лучше всего в железо и придавить со всех сторон. Уж тогда она точно не выйдет.

— Я спрячу, — кивнул Лар. — Есть у меня как раз крица одна прокованная, тяжёлая. Идём, Олекший…

Глава 14

Проворочавшись до первых петухов, Алексей так и не сомкнул глаз. Успокаивающий отвар, которым перед сном заботливо попотчевала Гертруда, так и не помог. От переизбытка адреналина сердце стучало как бешеное, и остаток ночи в голову лезла всякая жуть. Поначалу казавшееся пустяковым дельце вдруг повернулось неприятной стороной. Птичка за какую-то минуту успела растерзать шесть человек в закрытом погребе и бесследно исчезла. Пусть даже как-то ухитрятся отыскать её логово. Малейшая оплошность — и никакое ружьё не поможет. Реально можно остаться без головы и даже не успеть и ойкнуть. Но и отказаться тоже как-то… того. Даже и думать о таком нечего. Зверюгу надо добить. Только вот сделать это, похоже, будет очень непросто. Тягаться с ней на её стороне даже и не стоит. Выманить в явь и пристрелить. Желательно в голову и все четыре патрона. Может, даже и тех не хватит…

Долгожданный крик петуха прозвучал как спасение. За окошком стремительно разгорался рассвет.

Визит к коллеге по ремеслу Гертруда готовила особенно тщательно. Наскоро позавтракав, долго рылась в своём допотопном походном сундучке. Разложила на столе какие-то иголки, разноцветные клубки ниток и кусочки костей и углубилась в молчаливое созерцание. Глаза подёрнулись поволокой.

Понятливо переглянувшись с Лушей, Алексей приложил палец к губам и тихонько уселся на приступке печи. Неизвестно, что означает это таинство, но когда работает настоящий профи, лучше не мешать. Тем более со всякими дурацкими вопросами. Что надо знать, наверняка расскажет потом.

Минуты через три колдунья очнулась.

— О-хо-хо, ничего не понимаю. Или я стара совсем стала, — с досадой начала складывать колдовские принадлежности в сундучок.

— А что случилось? — встревожился Алексей.

Гертруда удручённо вздохнула.

— Нет-нет, не тревожьтесь. Ничего страшного. Просто по всему выходит, что наша бабка Мойра самый обычный человек.

— Наверно, это хорошо? — осторожно поинтересовался Алексей.

Странно, чего она тогда так расстроилась. Вот и хорошо, что только человек. Не хватало ещё колдовских поединков.

— Хорошо-то хорошо, но вот тогда скажите на милость, как без тайных ведовских знаний она смогла изготовить подобный оберег?

Алексей пожал плечами.

— Не знаю. Если честно, я и обычный-то не представляю, как сделать.

— Вот-вот, — Гертруда рассеянно покивала своим мыслям. — Здесь явно что-то нечисто. Поэтому будьте во всеоружии. Пора навестить нашего уникума.

На улице в свете дня ночное происшествие стало казаться не таким уж и страшным. Поначалу нервно реагируя на каждый звук, Алексей понемногу расслабился.

Проклятые рефлексы. Самолично же посреди ночи заложил эту штуковину между двумя железными чушками. Сверху для надёжности вдвоём с Ларом взгромоздили ещё и тяжеленную кадку со всяким хламом. И захочешь, не выберешься при всём желании. Правда, вот неизвестно, как эта птичка вообще на этот свет материализуется. Одна надежда на железо.

У амбара уже громоздилась целая гора камней. Тяжело пыхтя, из-за угла показались Лар и Онтей, волоча за собой тяжеленную гружёную тележку.

— Здрава будь, Гертруда! И ты здрав, Олекший, — остановились, вытирая пот рукавом.

— К Мойре, что ли? — понятливо глянул Лар.

— К ней, — подтвердила Гертруда.

— Оберег-то идти вынимать, али полежит?

— Оберег нужен. Работу ей свою признать.

— А та тварь не выскочит? — прищурился Лар.

— Не должна. Да и Олекший с серебром рядом, — Гертруда многозначительно кивнула на ружьё, — всегда настороже.

Алексей нервно улыбнулся. Хорошо бы такую уверенность.

— Ну как знаешь, — Лар скептически пожал плечами. — По мне бы сжечь его, да и дело с концом.

— Успеем ещё, — вздохнула Гертруда. — Логово её вначале надо найти.

— Ладно, тогда идём…

Ожидая чего угодно, Алексей перешагнул порог кузни, поводя стволом по сторонам. С ночи ничего не изменилось. Кадка всё так же мирно покоилась, где её и оставили.

— Взяли…

Покраснев от натуги, сдвинули кадушку в сторону.

Лар подхватил топор и кивнул на железо.

— Дальше я сам. Как крицу сниму, ты будь наготове.

— Угу.

Алексей шагнул назад и перещёлкнул тугой предохранитель.

— Давай!

Толкнув ногой железную чушку, Лар резво отпрыгнул в сторону. С замиранием сердца Алексей вскинул ружьё и нацелился на амулет.

Ничего не случилось. Перья даже не шевельнулись.

— Вряд ли, — покачала головой Гертруда. — Незачем ей сейчас вылезать. Говорю же, кровь или тепло должна почуять… Лар, ты лучше вот что. Пруток тут какой-нибудь подходящий железный есть?

Процессия по пути быстро обросла шушукающимися зеваками. Осерчав, Лар строго прикрикнул на глазеющих женщин.

— Ну чего собрались-то? Али дома дел нет?

Переглянувшись, женщины приотстали, но не разошлись.

— Тьфу, балаболки, — в сердцах сплюнул Лар. — Ведь так и не отстанут… А вон и бабка Мойра как раз, — показал рукой, — козу доит.

Не обращая внимания на происходящее, маленькая сухонькая старушка деловито дёргала за вымя безучастно жующую козу. Белые струи глухо ударяли в расписную бадейку.

Завидев подходящую толпу, коза встрепенулась и опасливо попятилась.

— Куда, волчья сыть. — Старушечья рука досадливо ухватила за шкирку. — А ну стой, всё тебе неймётся…

— Здрава будь, Мойра, — тихо поздоровалась Гертруда. — Поговорить с тобой пришла.

Удерживая козу, Мойра подслеповато прищурилась и поднесла ладонь к уху.

— Чего?

— Глуховата она дюже, — шепнул Лар. — Ты громче говори.

— Я говорю, здрава будь, Мойра, — повысила голос Гертруда. — Поговорить с тобой надо.

— А, ну так говори, — старушка вернулась к прерванному занятию.

Алексей невольно напрягся, когда Гертруда поднесла амулет к лицу Мойры.

— Вот это не твоих ли рук дело?

Мельком глянув, Мойра обрадованно прошамкала:

— Оберег-то? Моих, моих. Тоже купить хочешь? Чуток обождать придётся. Вот Лар с торжища вернётся, может, тогда.

Присутствующие нервно переглянулись. Похоже, слухи о причастности амулета к страшным смертям разошлись уже по всей округе.

— Нет, милочка, — усмехнулась Гертруда. — Купить не хочу. Ты лучше скажи, что за наговор на него нашёптывала?

— А тебе какое дело? — старуха злобно поменялась в лице. — Чего выпытываешь?

— Кхм, — шагнул вперёд Гордой. — Ты бы лучше повежливей… Сказывай, когда тебя спрашивают!

— Чего выпытываю? — Казалось, глаза Гертруды вот-вот извергнут молнии.

Алексей невольно поёжился. Никогда ещё не видел колдунью такой величественной и страшной одновременно.

Гертруда повернулась к толпе и подняла амулет повыше.

— Вы все! Глядите сюда. Видели ли вы похожий оберег у Арси или Окулины?

— Истинно так, — закивали в толпе. — Видели, видели! И ещё у Онтея был…

— Вот, — продолжила Гертруда. — Все видели. Потом что с ними случилось, знаешь, или напомнить? Или ты хочешь ещё смертей?

Люди глухо зароптали.

Быстро зыркнув на толпу, старуха сдалась.

— Нет в том моей вины. Наговор мне мать передала, а ей бабка. Всю жизнь почитай этим и живу, никто ещё не помирал…

— Ладно, пусть так, — нетерпеливо перебила Гертруда. — Наговорить любую вещь можешь? Камень, бусину?

Мойра замялась и неохотно буркнула:

— Нет, так наговор не ложится. Надо чтобы было что-то живое.

— Живое? Ладно, живое так живое, — буднично вздохнула Гертруда. — Прямо сейчас сможешь? — протянула пёрышко. — Утиное.

Сморщенная рука сграбастала перо.

— Утиное? Могу, чего ж не смочь-то. Зажмурившись, Мойра поднесла перо к губам и что-то истово зашептала.

Глаза Гертруды побелели.

Поняв, что происходит, Алексей тихонько шагнул назад и перещёлкнул предохранитель.

Вот это зря. Как-то рискованно затевать следственный эксперимент при таком скоплении людей. Даже и не знаешь, что назвать удачным исходом. Конечно, хорошо если птичка выскочит, но вот последствия…

Пошептав, Мойра вернула перо.

— Вот, держи.

Гертруда рассеянно повертела между пальцами и озадаченно повернулась к Алексею.

— Что-то не складывается. Оберег тот, да не тот. Тайного пути нет.

— А может, не так шептала? — предположил Алексей. — Или хитрит?

— Вряд ли. Плетение то же.

— Тогда перо не то, или место. В смысле, место силы, как у вас дома. Ну там, где тот дуб здоровенный растёт.

— Точно, — задумчиво глянула Гертруда. — Место… А скажи-ка мне, милочка, — повернулась к старушке. — Почему перья-то сорочьи? Вроде птица сторожкая, трудно добыть. Попроще-то чего не нашлось?

— Верно говоришь, — оживилась Мойра. — Сторожкая. Токмо вот перо у неё дюже нарядное, с переливом. Глянешь на солнце, а оно и так светится и эдак. На душе радостно. Люди такое охотней берут. Вот и послала я за ним внучка-то на Холодный бугор. Добудь, говорю, мне перьев сорочиных, да побольше. Дюже их там много развелось, трещат и трещат…

— Холодный бугор? — переспросила Гертруда. — Где это?

— Да тут недалеко, — встрял Гордой. — На восход идти. Дрянное там место, ветра, не растёт ничего. Одни молодые сосёнки, да и те какие-то корявые.

— Дрянное, говоришь? — задумчиво глянула Гертруда. — Надо бы самой поглядеть. Пройти туда можно?

— Пройти-то? — задумался Гордой. — Да, пожалуй, сейчас и можно. Болота подсохли. По весне вот только плоховато. Без мокроступов никак.

— Тогда вот что. Собирай мужиков кто духом покрепче, да топоры с копьями не забудь.

Гордой понимающе прищурился.

— Там она, значит?

— Очень на это надеюсь, — вздохнула Гертруда. — А Мойра ваша точно не виновата. Нет в ней темноты. Пусть люди зла не держат…

Духом покрепче оказалось немного. Все те, кто ходили искать ушкуй. Сын Лара всё порывался пойти, но отец строго глянул из-под косматых бровей:

— Нет, сын. Тут тоже должен кто-то остаться. Сам погляди, мужиков-то у нас, раз-два и обчёлся.

— Ладно, остаюсь.

Уныло вздохнув, Осип закинул арбалет на плечо и поплёлся в кузню.

Глянув вслед, Гордой одобрительно хлопнул Лара по плечу.

— Шустрый малый. Воин растёт.

— Шустрый, — Лар степенно огладил усы. — Глаз да глаз за ним нужен.

— Глаз за всеми нужен, — вздохнул Гордой. — У меня у самого вон три девки, и то не углядишь.

— Так сына состругай, — улыбнулся Лар. — Какие твои годы. Сразу девок в оборот возьмёт, не забалуешь.

— Состругай, — хмыкнул Гордой. — А может, и состругаю. Вот с бедой нашей управимся, так сразу за это дело и возьмусь. Правильно я говорю? — повернулся к остальным.

— Правильно, правильно, — гоготнули мужики. — Возьмись. А коли не сладишь, так мы поможем…

— Я вам помогу! — шутливо показал кулак Гордой. — Сразу все помогалки-то поотрываю ужо!

Мужики заржали так, что вороны испуганно сорвались с окрестных сосен.

Понимая с пятое на десятое, Алексей озадаченно повернулся к смущённо улыбающейся Гертруде.

Какой-то странный настрой. Обычно люди не так себя ведут перед опасностью. Может, местная религиозная традиция? А что, мало ли. У японцев вон тоже не принято печалиться на похоронах.

— Чего они так веселятся-то?

— Видите ли, — улыбнулась Гертруда. — После того, как управится с нечистью, Гордой твёрдо намерен зачать сына. А если не справится, мужики имеют совершенно серьёзное намерение ему в этом помочь.

— Да уж, шутники, — усмехнулся Алексей. — Оптимисты.

А что, наверно, это и правильно. Стресс здорово снимает. Вместо того чтобы идти трястись, ржут друг над другом.

Минут через сорок едва заметная тропинка ощутимо пошла вверх. Лес поредел. Словно противостоя напору холодного ветра, чахлые рыжие сосёнки изо всех сил цеплялись змеистыми корнями в песок. Завидев людей, где-то вдалеке тревожно застрекотали сороки.

— Уже близко, — повернулся Гордой. — Вон макушка видна. Там валун ещё такой торчит огромный, словно пенёк с отщепом.

— Валун? — Гертруда задумчиво глянула наверх. Глаза заволокло белой дымкой.

— Валун… Тогда вот что. Дальше мы с Олекшием пойдём впереди. И самое главное. Чего бы ни случилось, держитесь рядом, спина к спине. Так ей вас не одолеть… Идёмте, Алексей, — решительно шагнула вперёд. — На вас теперь вся надёжа.

Облизнув пересохшие губы, Алексей щёлкнул предохранителем. Вот и наступил момент истины. Это не в засидке прохлаждаться.

Вдалеке показалась замшелая плоская глыба с высоким узким зубом на краю. Словно какой-то великан пилил каменное дерево, да так и повалил, устав пилить до конца. Вокруг валялись измятые белые и чёрные перья.

— О боже, — вдруг прошептала Гертруда. — Алексей! Смотрите там, на камне…

Похолодев от предчувствия чего-то ужасного, Алексей медленно погрузился в навь. В ноздри шибануло едким запахом серы.

Подозрительно посматривая жёлтым узким зрачком, на камне восседало отвратительное птицеобразное существо. Нелепо смотрящиеся на мелкой чешуе грязные редкие перья волнообразно шевелились под ветерком, словно живя своей жизнью.

— Вот чёрт, — невольно отпрянул Алексей. — Ну и урод же ты…

Шерсть встала дыбом.

Нервно передёрнув длинным крысиным хвостом, существо наклонило голову набок и чуть приоткрыло зубастую длинную пасть. Принюхиваясь к чужакам, раздвоенный чёрный язык пошевелил отростками и по-змеиному быстро втянулся внутрь.

Алексей мельком покосился на бесполезное ружьё. Чёрт, вот влип! Что делать? Когтями его не возьмёшь.

Шумное хлопанье крыльев над головой заставило судорожно пригнуться. Пара чёрных воронов закружилась над чудищем.

— Не стойте истуканом! Выманивайте его в явь!

Алексей растерянно присел. Ага, выманивай. Как? Докторской колбасой?

Описав широкий круг, ворона зависла перед мордой.

— Ну же, не робейте!

Сделала широкий замах и вернулась к спутнику.

Завистливо проследив за воздушным пируэтом, Алексей подобрался для прыжка.

А что, неплохая идея. Если монстра хорошенько достать, должно получиться. Довести до белого каления и рвануть в явь, в человеческое обличье. А дальше дело техники.

Игриво выгнув спину, Чеширский бесшумно возник перед самой мордой.

— Отстань, не до тебя! — досадливо отмахнулся Алексей.

Гигантским прыжком перескочив опешившего духа, приземлился перед монстром и что было сил полоснул грязный бок. Брызнула чёрная кровь.

Пронзительно заверещав, чудище молниеносно клацнуло челюстью.

Едва успев увернуться, Алексей пружинисто шарахнулся в сторону. Рассерженно шипя, чудище выпрямилось во весь рост на голенастых ногах, оголив кладку трёх пятнисто-серых яиц.

— У неё тут гнездо! — заорал Алексей.

Выжидая удобный случай, мягко закружил вокруг камня. Чеширский растерянно топтался позади, явно не понимая, что происходит.

Атакуя монстра, вороны зашли на новый круг. Алексей невольно позавидовал слаженности пары. Видимо, не раз побывали в подобных переделках. От Чеширского такого нечего и ожидать. Одна бестолковая беготня на уме. Наверно, действительно молодой дух. Даже выражение глаз какое-то восторженнодетское, в отличие от снисходительной мудрости Карлуши.

Поочерёдно тюкнув затылок, вороны взвились вверх. Чудовище обиженно взревело и подпрыгнуло следом. Алексей азартно сиганул наперехват.

Сильный удар в грудь на секунду вышиб дыхание. Потеряв равновесие, монстр нелепо раскорячился в воздухе и с размаху шлёпнулся на кладку. Сухо хрустнула скорлупа. Потекла сероватая мутная слизь.

Чудовище взревело, словно сотня оркестровых труб. Алексей в ужасе пригнулся к земле, пытаясь унять невыносимую боль в ушах.

В ярости щёлкнув хвостом, монстр вскочил на ноги и ринулся в атаку, не обращая внимания на атакующих ворон.

Алексей отпрыгнул вбок, мучительно пытаясь сосредоточиться. Открытый бой здесь явно не выиграть. Надо уходить в явь.

Дико вереща, чудище по инерции пронеслось вперёд, отчаянно царапая песок когтями.

Проводив озадаченным взглядом, Чеширский вдруг сорвался с места и вцепился когтями в привлекательный чешуйчатый хвост.

Монстр взревел и развернулся на ходу, пытаясь достать обидчика. Чеширский закружился вокруг, словно рассерженная пчела, нанося короткие бестолковые удары. Вороны закружились над схваткой, не решаясь вмешаться.

Тяжело дыша, Алексей присел передохнуть, не сводя глаз с бешено вращающегося клубка тел. Похоже, коса нашла на камень. Шитый белыми нитками план затрещал по всем швам.

Взгляд случайно упал на камень. Сочащаяся жидкость двух яиц поменяла цвет на иссиня-черный. Видимо, вытек желток, если строение то же. А вот на скорлупе третьего едва светилась маленькая сероватая трещина.

— Чёрт, похоже, целое…

Идея возникла молниеносно.

Сиганув на камень, Алексей занёс лапу над яйцом.

— Эй, чудо, гляди! А яйцо-то ещё целое!

Бешеный клубок пыли никак не отреагировал.

— Ну как знаешь…

Алексей равнодушно навалился на лапу. Глухо треснула скорлупа.

Чудище бешено взревело. Мощным ударом отбросив надоедливого духа, прыгнуло на камень. Затаив дыхание, Алексей крутанулся в явь.

Лес вокруг недобро трещал и гудел. Вокруг камня вдруг взвился высокий столб пыли. Настороженно оглядываясь, вепсы встали спина к спине, как и предупреждала Гертруда.

Ведуны замерли словно два истукана, поблёскивая белыми пустыми глазницами. Руки и ноги едва заметно судорожно подёргивались.

Онтей опасливо покосился на мертвенно-бледные лица.

— Долго что-то колдуют. Ох, чую, не к добру это.

— Не ной, — жёстко оборвал Лар. — Сколько надо, столько и колдуют. Копьё держи лучше.

Олекший вдруг очнулся и огляделся таким звериным взглядом, что все невольно отшатнулись. На какой-то миг показалось, что изнутри смотрит дикий зверь.

Попытавшись что-то сказать, хрипло рыкнул и осёкся. Вскинул оружие к лицу и замер, глядя на камень.

Проследив за взглядом, Гордой повернул голову и невольно попятился. На пустой дотоле глыбе появилось жуткое чудище.

— Мать моя…

Узкая змеиная голова наклонилась набок. Оглядев людей, чудище разинуло пасть и сигануло с камня.

Олекший неуловимо повёл рукой. Гулко прогрохотал гром.

Чудовище дёрнулось и жутко завизжало, в ярости грызя развороченную грудь.

Чуть помедлив, Олекший шагнул вперёд и повёл оружием, словно рисуя невидимое заклятье. Через миг громыхнуло так, что все невольно присели и в ужасе закрыли уши.

Змеиная голова лопнула, словно переспелая ягода. Пошатнувшись, чудище медленно завалилось набок, судорожно загребая когтями песок. Шея вдруг задымилась. Чешуя вспыхнула едва заметным синеватым огоньком.

Стало очень тихо.

Стараясь унять предательскую дрожь, Алексей повернулся.

— Кажись, всё…

Вепсы оторопело сморгнули.

— Ч-чего? — шёпотом переспросил Онтей.

— Он говорит, с чудищем покончено, — устало пояснила Гертруда.

Тяжело опираясь на клюку, проковыляла к разгорающемуся пламени и швырнула оберег.

— Туда тебе и дорога…

Чувствуя полную опустошённость, Алексей доплёлся до камня и плюхнулся на едва тёплый мох, бездумно уставившись на синеватый огонёк.

Вот и всё. Получилось. Только вот почему же тогда на душе так паршиво…

Мужики вдруг возбуждённо загалдели и вскинули копья. Из дрожащих языков пламени неторопливо вышла огромная рысь. На пятнистых боках зияли огромные царапины.

Гертруда бесстрашно раскинула руки, загораживая собой новую напасть.

— Нет-нет! Уберите! Это зверушка Олекшия!

Недоверчиво переглянувшись, вепсы послушно опустили оружие.

С видимым сожалением поглядев на огонь, зверь повернулся и побрёл к хозяину. Присел и доверчиво положил голову на колени.

Алексей обмер, не веря своим глазам. Медленно протянул руку и почесал истрёпанное мохнатое ухо.

— Пришёл, кошара. Да-а, брат, попал ты под раздачу…

Чеширский замурчал и вывернулся на спину, доверчиво подставляя изодранное брюхо.

— Ужас. И как теперь тебя лечить, дуралей…

Эпилог

Утро выдалось на редкость тёплым. Если бы не разноцветный ковёр из опавших листьев, можно было бы с уверенностью сказать — на дворе апрель.

Блаженно потянувшись, Алексей расстегнул куртку, закрыл глаза и прижался спиной к нагретой стене.

Тепло-то как. Красота. Почти курорт. Видимо, малый ледниковый период, или как он там, прошёл, или ещё только впереди. Всё равно хорошо…

Чья-то тень упала на глаза.

— Спишь, Олекший? — послышался деликатный шёпот Онтея.

Прикрываясь рукой от нещадно бьющего в глаза солнца, Алексей приоткрыл левый глаз.

— Нет, а что?

Мужики как-то неуверенно переглянулись.

— Дык это…

Получив тычок под рёбра, Онтей запнулся и с вызовом глянул на Лара.

— Чего ты?

Кузнец многозначительно пошевелил кустистыми бровями.

— Не лезь. Без тебя разберутся.

Гордой сокрушённо вздохнул.

— Бузят чисто дети малые… Олекший, Гертруда-то дома? Дело у нас к ней…

— И к Луше тоже, — быстро встрял Онтей.

Тычок вышел гораздо ощутимей.

— Да чего ты?

— А того!

Сдержав улыбку, Алексей пожал плечами.

— Дома все.

Загадочно переглянувшись, мужики сняли шапки и степенно прошли в избу.

Разговор вышел недолгим. Не прошло и пяти минут, как делегация быстро ретировалась. Может, показалось, но приятели выглядели несколько смущённо.

Проводив заинтересованным взглядом куда-то подчёркнуто озабоченно спешащих мужиков, Алексей усмехнулся. Мало ли. Видимо, какие-то свои секреты. Не для чужих ушей.

Дверь скрипнула. Кутаясь в шаль, Гертруда шагнула через порог и остановилась, восторженно глядя на солнце.

— Ой, батюшки святы! А теплынь-то какая! Прямо весна на дворе.

Алексей улыбнулся.

— Вот и я тоже. Млею, можно сказать.

Гертруда задумчиво прошлась взад-вперёд и с трудом уселась рядом.

— Даже и не знаю с чего начать…

— Что-то случилось? — встревожился Алексей. — Только не говорите, что эта штука воскресла.

— Нет-нет, боже упаси! После такого трудно воскреснуть. Дело в другом, — чуть замявшись, Гертруда глянула в глаза. — Что вы думаете, чтобы поселиться тут насовсем, в качестве, скажем, полноправного члена общины?

— Ну-у-у, я, конечно…

— Скажу даже более откровенно. К примеру, в качестве мужа Луши или Филиски…

Алексей поперхнулся от неожиданности.

— Кх… Кого-кого? Мужа?

— А что, неужто не нравятся? — несколько обиженно глянула Гертруда. — Прямо ни одна?

— Да я, — Алексей судорожно сглотнул, подбирая слова. — Вообще-то это называется из огня да в полымя! Какой муж! Да мне хоть лет-то сколько, вы знаете?

— А кстати. Действительно, сколько вам лет?

— Вообще-то всего двадцать!

— Всего? — поражённо глянула Гертруда. — Это вы называете всего? Голубчик, да вы давно уже зрелый муж! Во сколько же лет у вас там женятся?

— По-всякому, — остыл Алексей. — Бывает что и в восемьдесят…

— Восемьдесят? Выходит, я и сама ещё невеста хоть куда! — Гертруда восхищённо захохотала, вытирая выступившие слёзы. — Ох, и шутник же вы, право… И всё же хорошенько подумайте, прежде чем сказать твёрдое нет. Поймите, к вам назад дороги нет, а здесь вас знают и любят, и давно уже приняли за своего. Вот вам мой добрый совет. Осядьте здесь, остепенитесь. Глядишь, хоть внучаток понянчу на старости лет…

Алексей уклончиво пожал плечами.

— Понимаете, не то чтобы нет. Просто всё это так неожиданно.

Вот они, оказывается, почему такие хитрющие уходили. Сосватали давно уже. А вообще, чёрт знает что творится. Застали практически сонным, врасплох. Наверно, надо бы сказать по случаю чего-нибудь подходящее, историческое.

— Допустим, жених почти согласен. А невеста? Или её мнение здесь никого не интересует? Домострой, стерпится-слюбится? Нормальный подход…

— Что вы! — всплеснула руками Гертруда. — Луша-то? Разве не видите, как она на вас смотрит? Да когда пленницы дома были, она места себе не находила от ревности, уж можете мне поверить, я-то людей насквозь вижу…

Немного помолчав, лукаво поинтересовалась:

— Ну так что, прикажете засылать сватов? Алексей сокрушённо вздохнул.

— Эх, вот что с вами делать. Засылайте!

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg