«Рожденные ползать»

Рожденные ползать (fb2) - Рожденные ползать [litres] (Дух свободы - 1) 1346K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Робертович Лебедев

Виктор Лебедев Метро 2033. Рожденные ползать

Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается.

Автор идеи – Дмитрий Глуховский

Серия «Вселенная Метро 2033» основана в 2009 году

© Д.А. Глуховский, 2014

© В.Р. Лебедев, 2014

© ООО «Издательство АСТ», 2014

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Пятьдесят, как один Докладная записка Вячеслава Бакулина

Здравствуйте, дорогие читатели! В кои-то веки я ничуть не задумывался над темой своей докладной записки. В кои-то веки я хочу говорить не о вечных человеческих проблемах и даже не об особенностях книги Виктора Лебедева (надеюсь, он меня простит). Сегодня хочу просто оглянуться, а заодно напомнить вам, как это было. Итак, Hall of Glory «Вселенной».

№ 1. «Путевые знаки». К книге Владимира Березина можно относиться по-разному. Это совершенно не важно. Она была первой. С нее начался проект.

№ 2. «Темные туннели». Сергей Антонов – не только самый плодовитый на сей день творец «Вселенной». Он первый, кто написал о «том самом метро Глуховского». После этой книги стало окончательно ясно даже завзятым скептикам: серии – быть!

№ 3. «Питер». Тут можно просто написать: «Убер. Батончики». Сколько лет прошло, а читатели не только в России, но и за рубежом, затаив дыхание, ждут от Шимуна Врочека продолжения. И я тоже.

№ 4. «К свету». С этой книги началось триумфальное восхождение Андрея Дьякова. Самый яркий дебют. «Золотой дубль» Лучшей Книги Вселенной. А может, и хет-трик, кто знает?

№ 6. «Мраморный рай». Роман, который показал, что «Метро» – это не только и не столько «крутые сталкеры тра-та-та». А Сергей Кузнецов, «Глас Вселенной», дал путевку в жизнь целой плеяде будущих авторов проекта.

№ 7. «Странник». Явление «городу и миру» Сурена Цормудяна, великого и ужасного. Ныне – вполне успешного творца собственных миров. Но начинал он здесь. В этих туннелях.

№ 8. «Север». Метро без метро – это возможно? «Да», – уверенно ответил Андрей Буторин. Именно с этого момента можно говорить о мире, не зажатом в бетонные тюбинги. О Вселенной.

№ 10. «Война кротов». Благодаря Александру Шакилову и его роману проект перешагнул границы России.

№ 11. «Муранча». Это слово – синоним страха. Руслан Мельников и его хоррор, раздвигающие границы серии.

№ 15. «Станция-призрак». Анна Калинкина, Первая Леди Вселенной. Человек, доказавший на своем примере, что женщина действительно ни в чем не уступит мужчинам.

№ 18. «Британия». Грант Макмастер. Первый зарубежный автор, прибавивший к титулам проекта «ВМ-33» слово «международный».

№ 21. «Последнее убежище». И первый сборник в рамках «Вселенной». Первый, но не последний.

№ 29. «Изнанка мира». Тимофей Калашников – 4,75 авторов, включая автора эпиграфов и затылок вашего покорного слуги. И монолитный, яркий, запоминающийся текст.

№ 31. «Свидетель». Ирина Баранова и Константин Бенев пополняют серию первым полноценным детективом.

№ 50. «Рожденные ползать». Порядковый номер роман Виктора Лебедева говорит сам за себя. Путешествие продолжается.

А какую строчку сможете вписать в этот перечень вы?

Пролог

Ветер гонял по мостовой опавшие кленовые листья, поглаживал буйную поросль травы, пробивавшуюся сквозь растрескавшийся асфальт, облизывал заржавевшие остовы автомобилей, хлопал чудом уцелевшей оконной рамой в доме – или в том, что от него осталось. Он носился, словно стайка детворы во дворе после школы – беззаботно и неугомонно, то стихая, то усиливаясь, постанывая в гордом одиночестве в мире, который уже начал забывать уверенную поступь человека. Тем удивительнее была следующая картина: напротив дома с хлопающей рамой стоял мужчина. Его одежда выглядела причудливо для зараженной поверхности, где минутное пребывание без средств защиты от радиации было смертельно опасным. Незнакомец держал в руке потертую фотографию, взгляд его был обращен в небо, а с его уст, словно едва заметный шорох, слетали слова. Кому предназначались они в этом пустом мире, оставалось загадкой.

– Прошу… спаси и сохрани его… прошу тебя…

Незнакомец был одет в потрепанный костюм неопределенного цвета с прорехами и заплатками, лицо закрывали треснувшие солнечные очки – глаза уже давно отвыкли от дневного света.

Что он забыл здесь, посреди погоста, бывшего некогда оживленным городом с бесчисленными пробками и толпами прохожих? Вряд ли нашелся бы ответ у случайного путника, увидевшего эту картину. Да и в нынешнее время путники лишь изредка решались выходить на поверхность, при этом вооруженные до зубов и в спецодежде, ведь мир больше не принадлежал человеку. Однако незнакомец не обращал внимания на окружающую его действительность, как будто для него ее не существовало. Со стороны могло показаться, что он – иллюзия, обман воображения. Или иллюзия – окружающий его мир.

Внезапно человек пошевелился. Огромная овальная тень накрыла его на мгновение и побежала дальше по покрытому трещинами асфальту, бетонным коробкам домов и заброшенным скверам, причудливо изгибаясь в неровностях местности. Уголки губ человека дрогнули, казалось, он слегка улыбнулся, словно этого и ждал. Рассекая небо, над его головой величественно проплыла вытянутая махина, серебряной стрелой скользнула по воздуху, взяв курс на юг. Это был дирижабль. И неровным почерком, заваливающимися буквами на его корпусе было выведено одно-единственное слово – «Надежда». Именно она сейчас вела сердца людей, находящихся на борту корабля, в далекие дали, именно она руководила горсткой выживших, вглядывающихся в заново открываемые земли за горизонтом, именно она теплилась в душе одинокого мужчины, провожающего взглядом дирижабль, гордо развернувшийся в небе. Человек снова становился первооткрывателем, пытался вернуть себе свой мир. Человек пытался собрать воедино тех, кто смог выжить на поверхности или под землей, покрытой язвами и ранами от его рук. И с губ мужчины, стоявшего на пустынной улице, слетело:

– Господь с вами.

Слова незнакомца подхватил ветер и понес по улице, заглядывая в пустые глазницы оконных проемов, поднимая в воздух полуистлевшие обрывки газет и тряпья, кружа их в вихре и снова отпуская…

На мостовой напротив дома, столь родного в той, прежней, теперь такой далекой жизни, стоял человек. В руке он держал потрепанную фотографию, на которой застыла счастливая и умиротворенная картина из прошлого – мужчина со спины и мило улыбающаяся женщина вполоборота. По щекам незнакомца бежали слезы.

Глава 1 Небо

Миша лежал на спине, широко раскинув руки и ноги, на его лице сияла улыбка. Он уже и не помнил, зачем он здесь, о своей миссии, о друзьях и знакомых тут, недалеко, под землей, не помнил о Кольке и Игоре Владимировиче. Забыл он и об опасностях, окружающих его со всех сторон и принуждающих Homo Sapiens, властвовавшего тысячи лет над миром и разрушившего этот самый мир, возводимый руками многих поколений, теперь прятаться под землей, зарывшись, словно крот, огородившись бетонными стенами и конструкциями, давно уже ставшими для людей новым Ноевым Ковчегом. Миша не замечал ни шорохов, которые становились все настойчивее, ни приклада автомата, врезающегося ему в бок, ни пугающей черноты справа – массы сплетенных деревьев и растений, живших собственной жизнью и будто почуявших появление странника, чужака, а оттого зашевелившихся в бурном порыве, постанывающих и словно тянущих к нему свои руки и щупальца-ветки. А может, это просто ветер шевелил причудливые сплетения лиан и ветвей, но, тем не менее, любой благоразумный путник, случайно оказавшийся рядом, счел бы за лучшее убраться подальше отсюда, чтобы не испытывать судьбу, и так не особо жаловавшую человеческий род последние несколько десятилетий. Поговаривали, что здесь, на месте бывшего Царицынского парка, обитают невиданные монстры и мутанты, встреча с которыми не сулит ничего хорошего.

В пяти метрах от Миши возвышался полуразрушенный павильон станции Орехово с искрошившимися ступенями и полуобвалившимися стенами, обросшими травой и мхом. Ему стоило немалых усилий протиснуться между двумя огромными обломками, загородившими выход из метро – видимо, часть крыши обвалилась во время Катаклизма или вследствие запустения, воцарившегося в окружающем мире. В тот момент, когда Миша выбрался на поверхность, им овладела неведомая слабость, мир наверху, за пределами его станции, оказался огромен, необъятен. Он навалился на Мишу всем весом, сбил его с ног и швырнул на землю. Стало невыносимо трудно дышать, и парень сорвал респиратор, забыв о радиоактивной пыли, вдыхая полной грудью прохладный ночной отравляющий воздух.

И вот тогда Миша увидел. Это было самое потрясающее зрелище в его еще не очень продолжительной жизни. Небо искрилось сотнями, тысячами маленьких точек всюду, насколько хватало глаз. Миша так и остался лежать, не в силах подняться, рассматривая огромный небосвод с мутной луной и яркими звездами. Ему вспомнились слова из книги, которые ранее он не мог понять, поскольку не представлял себе, что такое ночное небо:

Небесный свод, горящий славой звездной, Таинственно глядит из глубины — И мы плывем, пылающею бездной Со всех сторон окружены.[1]

Его жизнь с опасностями, постоянно подстерегающими на поверхности, в боковых ответвлениях туннелей и лишь немного отступающими в темноту при свете костров, уже не казалась ему такой безысходной. Все тревоги и проблемы ушли на второй план, позволив сказочному видению овладеть сознанием Миши, унести его в неведомые дали. Это было то самое небо, которое воспевали поэты прошлого мира, где хватало времени вдоволь насладиться окружающей нас Вселенной, мира, где не надо было с тревогой вглядываться во мрак туннелей, а оказавшись на поверхности – с опасением изучать темноту улиц и переулков, прежде чем сделать еще один шаг на пути в неизвестность.

Состояние Миши можно было бы назвать нирваной, но вряд ли он понимал значение этого слова. Как не понимали его и стервятники парка Царицыно, учуявшие запах легкой добычи – тут и там в черноте разросшегося от радиации леса вспыхивали красные огоньки глаз и урчание становилось все громче. Мишу спас случай – крылатая тень с легким шуршанием пронеслась невысоко над ним, на мгновение закрыв своим телом сияние мириадов звезд и желтый круг луны. Но этого мгновения хватило, чтобы морок на некоторое время отступил, и Миша очнулся. Сознание прояснилось, и он вспомнил, зачем выбрался на поверхность, и даже успел заметить краем глаза справа от себя чудовищное создание Царицынского парка. И в этот момент тварь прыгнула.

* * *

Миша хорошо помнил свою маму. Помнил ее улыбку и грустные глаза, как она гладила его волосы и шептала слова колыбельной, когда он, маленький пятилетний мальчик, пытался заснуть на дырявом стареньком одеяле в палатке из двух скрепленных кое-как покрывал, среди таких же убогих палаток на платформе станции Орехово. Но сон все никак не приходил. Здесь всегда было темно, костры находились в отдалении от жилья тех немногих людей, что были на станции, в полном соответствии с условиями пожарной безопасности. В перегонах и туннелях дозорные и немногочисленные блокпосты также жгли костры, поскольку это был единственный источник освещения на бедной станции.

Невдалеке кто-то, видимо, дозорный в туннеле, негромко выводил диковинные и непонятные для Миши слова песни про бескрайнее поле, темную ночь и одинокого мужчину, шагавшего с конем.

А Миша пытался представить, кто такой конь и как это – бескрайнее, ведь у всего, что он знал в жизни, были границы, края – туннели и станция были ограничены стенами и потолком, а ничего другого мальчик в своей жизни еще не видел. Мише думалось, что конь – это такое странное человеческое имя, будто два друга вышли прогуляться в широкий-широкий туннель, так что нельзя увидеть стен (но они обязательно где-то там есть) ночью. Вот еще одно странное слово для пятилетнего мальчика, родившегося под землей, – ночь. Он слышал от взрослых людей, что там, откуда они пришли, были день и ночь. Днем было светло, а ночью темно. «Наверное, – думал Миша, – люди днем разжигали огромные костры, которые освещали все вокруг, а ночью их тушили».

Дозорный грустно продолжал напевать дальше про то, что он сел на коня верхом и мчится по полю под сияющими звездами навстречу своей судьбе.

Они с мальчишками на станции тоже так делали – запрыгивали друг другу на спины и пытались столкнуть других; побеждал тот, кто дольше продержится, не упав со спины. Вот и тот человек, который сейчас напевает песню, тоже так делал. Может быть, это песня из его детства.

А мама все шептала слова колыбельной, тихо-тихо, склонившись над ухом Миши, а ее пальцы перебирали волосы мальчика. И сон, сначала несмело, как бы извиняясь, подкрадывался, заставляя забыть пусть ненадолго, на время, о страхе дозорного перед чернотой и неизвестностью туннеля, который он пытался победить песней из своего прошлого, о затхлых туннельных сквозняках.

Мише снилось удивительное создание, может быть, это была высшая форма жизни. Высокое, четвероногое существо с гордо поднятой головой, развевающимся хвостом и мускулистым телом неслось по огромному туннелю, стены и потолок которого невозможно было разглядеть – настолько высоким и широким он был. А на нем сидел мальчик, который обнимал животное двумя руками и звонко смеялся, когда волосы, растущие на шее у странного создания, щекотали ему лицо. Неожиданно мальчик обернулся, сверкнули голубые глаза, и Миша с удивлением узнал в нем самого себя. Словно какая-то истина вдруг на миг приотворила дверь, Миша только начал что-то понимать, но тут же мальчик ткнул пятками в бока животному, и они понеслись вперед так быстро, что очень скоро превратились в маленькую точку вдали, а дверь захлопнулась перед самым носом Миши. Истина где-то рядом. А на влажной земле остались полукруглые следы, уходящие далеко вперед…

* * *

В новом мире, где жил Миша, не было места для книг. Они на станции Орехово никому не были нужны. Они не представляли никакой ценности для суровых, бледных обитателей богом забытой станции Замоскворецкой линии. Разве что кое-какая техническая литература могла понадобиться, да и то большинство приведенных в ней сведений было бесполезным, поскольку у человека в метро имелся минимум инструментов и материалов, чтобы создать какой-то сложный механизм в помощь людям. Да еще медицинская литература могла как-то помочь. В остальном же книги, а особенно художественные, воспринимались здесь, в темных, практически лишенных света подземельях, как нечто абсолютно лишнее, неуместное.

Поэтому Миша прятал от всех два томика стихотворений Тютчева и Пастернака, опасаясь, что их пустят на растопку. Эти две изрядно потертые книжки с замусоленными страницами были единственным, что осталось в память о Мишиной маме. Ему казалось, что они еще хранят тепло ее рук, и когда Миша брал книги, к горлу подкатывал ком, а в груди становилось больно. Мама в прошлой жизни была учительницей русского языка и литературы, школа находилась недалеко от станции Орехово, поэтому по сигналу тревоги она вместе с другими учителями и учениками спустилась в метро, ставшее неожиданно для всех, кто оказался на станции, вторым домом. От внешних опасностей защищали надежные гермозатворы, закрывшиеся спустя несколько минут после сигнала тревоги, отрезавшие тех, кто успел спуститься в метро, от их прежней жизни, от маленьких радостей и горестей, от солнечного света и проливного дождя, от друзей и близких. У кого-то остались на поверхности дети и внуки, у кого-то родители или друзья. Паника и истерия овладели станцией в первые дни после Катаклизма, и едва удавалось останавливать попытки уцелевших открыть гермоворота изнутри и выбраться на поверхность. По разным причинам население станции за непродолжительное время сократилось до нескольких десятков человек, влачивших жалкое существование. Станция была неглубокого залегания, располагалась у самой поверхности, поэтому многие люди умерли в первые годы от лучевой болезни.

Миша родился здесь, в метро. Его мама была на третьем месяце беременности, когда спустилась вниз. Мальчик рос бледным и болезненным, его кожа не знала, что такое солнечный свет, и на белом лице поразительно ярко выделялись голубые глаза. Но шли годы, а молодой организм упорно цеплялся за жизнь, в то время как население станции быстро редело. Жители Орехово научились выращивать грибы и овощи в туннельных тупиках и ответвлениях, а на Домодедовской даже выращивали свиней. Как они туда попали, никто уже толком и не помнил. Нечастые вылазки на поверхность обеспечивали станцию дровами для костров, которые служили источником света.

Мама часто рассказывала Мише о папе. Он был врачом и работал не очень далеко от метро на Ореховом бульваре. Но после сигнала тревоги, изменившего жизнь людей до неузнаваемости, он не успел добраться до заветного входа либо остался со своими пациентами, верный врачебному долгу. Во всяком случае, мама не нашла его на соседних станциях – ни на Красногвардейской, ни на Домодедовской, ни на Алма-Атинской. С тех пор забота о малыше стала единственным смыслом ее жизни в сумраке станции, лишь немного рассеивающемся при свете костров.

Мама всегда носила с собой фотокарточку, с которой смотрела на Мишу счастливая картинка прошлой жизни – высокий и худощавый мужчина обнимал за талию белокурую девушку с румянцем на щеках. Лица отца видно не было, он стоял спиной к фотографу, а вот мама застыла вполоборота и радостно улыбалась. Снимок сделали на фоне их дома, под табличкой: Шипиловский проезд, д. 41, а над дверью белой краской было выведено – подъезд 1. Счастливая молодая семейная пара из другого мира, чуждого и вместе с тем очень родного для маленького мальчика…

Мама пропала, когда Мише было семь лет. Поисковый отряд обнаружил только ее косынку у одного из входов в боковое ответвление, которое оказалось тупиком. Дозорные со станции Домодедовская уверяли, что мимо них никто не проходил, и бесплодные поиски, продолжавшиеся два дня, пришлось прекратить.

* * *

Заботу о Мише взял на себя Игорь Владимирович, сухонький седой старик лет семидесяти. Мальчик, рано оставшийся без родителей, остро нуждался в ком-то, кто сможет нарушить его одиночество, а старик, чьи дети не успели спуститься в метро и навсегда остались на поверхности, видел в Мише своего так и не родившегося внука. Игорь Владимирович рассказывал мальчику, что до Катаклизма он работал дежурным по эскалатору. Эс-ка-ла-тор. Мальчик как завороженный повторял за ним это слово, оно казалось ему таинственным, мистическим, словно неведомое заклинание, и его обязательно нужно было произносить шепотом.

Игорь Владимирович был в метро, на работе, нес свою вахту, огромные шестеренки приводили в движение ступени, люди спускались вниз и поднимались наверх, и был обычный день, ничем не примечательный, в череде таких же рабочих дней… когда откуда-то сверху, тягуче и протяжно донесся вой сирены, спустя несколько минут навсегда изменивший жизнь людей. Игоря Владимировича, пытавшегося предотвратить давку, образовавшуюся от хлынувшей вниз по эскалаторам толпы людей, успокоить беснующийся поток, подхватила и вынесла на платформу человеческая лавина. С тех пор старика часто мучили головные боли, а в ушах стояли крики и мольбы людей, оставшихся с той стороны гермоворот, отрезанных от спасительного убежища. И еще долго раздавались глухие стуки в створки металлоконструкций, постепенно становясь все реже и реже, пока снаружи не наступила тишина…

Игорь Владимирович рассказывал Мише о метро: о несущихся по туннелям сквозь толщу земли поездах с освещенными вагонами, полными людей, читающих, разговаривающих друг с другом, слушающих музыку или просто дремлющих; о станциях – Новослободской с изящными витражами из цветного стекла и подвесными люстрами, Маяковской с рифлеными колоннами и мозаичными панно, на которых изображено небо, о Площади Революции с бронзовыми фигурами в нишах арок и многих других; о том, как строили подземку. Затаив дыхание, мальчик слушал, впитывал каждое слово своего наставника, пытаясь представить себе бесчисленные туннели и снующих по ним механических монстров с маленькими людьми в их утробе.

– Ты только представь, Миша, все величие и мощь этого сооружения, – голос Игоря Владимировича становился то тише, то громче, видимо, от волнения, – ведь это настоящий подземный комплекс, словно римские катакомбы, в которых собирались первые христиане, чтобы создать цивилизацию, пришедшую на смену античному миру!

Миша не представлял, на что похожи римские катакомбы. Про древние империи, среди которых были Римская и Византийская, он знал из рассказов старика и ветхого учебника по истории древнего мира, который был у Нины Ивановны, работавшей на ферме. Неужели уже в то время, время холодного оружия и античного искусства, человек строил метро?

– Знаешь, мальчик мой, – голос старика становился печальным, – по иронии судьбы московские катакомбы, соединенные туннелями, украшенные мрамором и гранитом, сталью и витражами, бронзовыми скульптурами и плиткой, теперь тоже стали колыбелью новой цивилизации, нового общества, строительство которого началось здесь, под землей.

* * *

Станция Орехово залегала на небольшой глубине, до поверхности – рукой подать, всего-то десяток-другой метров. Два ряда измазанных колонн, похожих на корни растений, упирались в потолок земляного цвета, между ними ютились палатки, в которых жили люди.

Путевые стены, некогда облицованные белым и серым мрамором, сейчас изрядно почернели от копоти факелов и местами потрескались. В центре потолка находился ряд углублений, похожих на купола, в которых когда-то располагались светильники. Сейчас эти темнеющие провалы угрожающе нависали над обитателями, будто грозя проглотить зазевавшихся.

Вдоль стен висели факелы, неравномерно освещая станцию, дозорные на южных блокпостах жгли костры. Северные туннели защищать не требовалось – они были перекрыты гермоворотами в связи с затоплением станции Царицыно из-за прорыва грунтовых вод. Да и в южных туннелях дозорные стояли больше для виду – дальше находилась дружественная станция Домодедовская.

В первые годы на станции работал резервный дизель-генератор, обеспечивая жителей необходимой электроэнергией, но со временем он порядком поизносился и пришел в негодность, а запчастей не было. Частично выручали соседи-домодедовцы, но одного генератора на две станции, естественно, не хватало. Водопровод, слава богу, работал пока исправно – и душевые, и санузлы были в порядке. Водоотливные и канализационные насосные установки, пусть и с перебоями, но пока тоже функционировали. За вентиляционными шахтами и фильтрами по очистке воздуха на станции внимательно следили, очищали от мусора и грязи, насколько это было возможно.

За станцией были расположены туннели, заканчивающиеся тупиками. Раньше они использовались для технического обслуживания и ночной стоянки поездов, теперь там при слабом свете лампочек выращивали грибы и картофель. Картошка вырастала мелкая – видимо, из-за не лучших условий и не слишком хорошего грунта – но урожай был обильный. На Орехово гордились тем, что сохранили хоть что-то от прежней жизни. Картошку меняли на свинину с Домодедовской. Так и жили.

* * *

Миша с Игорем Владимировичем шли по пустынному городу, огромному мегаполису, в котором когда-то бурлила жизнь, суетились прохожие, спешили по своим делам и на работу служащие, прогуливались парочки, сигналили в километровых пробках автомобили. Теперь город был мертв. Под ногами похрустывали осколки битого стекла, щебень. Сквозь трещины в асфальте проросла буйная растительность, разрушенные здания по сторонам дороги потрескались и были увиты плющом, стекла были выбиты, рамы местами прогнили и вывалились. Многочисленными глазницами пустых выщербленных окон взирал город на двух путников, осторожно пробирающихся по улице. Тут и там ржавели каркасы автомобилей, брошенных людьми в спешке и в страхе, в надежде укрыться от смертельной радиации. «Интересно получается, – подумал Миша, – те, у кого не было собственного автомобиля и кто ехал на метро – спаслись, а имеющие достаточно денег и времени, чтобы позволить себе собственное средство передвижения, за редким исключением встретили свою смерть здесь, на поверхности».

– Что это за место? – спросил Миша у Игоря Владимировича. Парень уже и не помнил, как они очутились здесь и почему они не в костюмах химзащиты и респираторах?! Дышать было на удивление легко и приятно.

– А ты не узнаешь, Миша? – старик внимательно посмотрел на парня. – Это кладбище, огромное кладбище. Вся Земля стала кладбищем для человечества. Мы сами лишили себя всего того, над чем упорно трудились тысячелетиями; то, что было создано руками человека, ими же погублено. Человек – самый страшный зверь.

Игорь Владимирович шел уверенно, распрямив плечи, словно и не было за этими плечами семидесяти с лишним лет. «А под землей ходит ссутулившись и на палку опирается, – подумалось Мише. – Неужели так стены и потолок давят?»

– Игорь Владимирович, вот вы говорите – кладбище, а вдруг тем, кто выжил в метро, удастся построить новое общество, лучше, чем раньше, а со временем и выйти на поверхность? Вы же сами мне рассказывали, помните, когда я был маленьким?

Игорь Владимирович горько взглянул на Мишу.

– Тем, кто выжил?! Миша, ты разве не видишь? Никто не выжил в этом мире, нет у человечества будущего, потому что его больше нет!

– Но мы с вами? Те, кто в метро?..

Старик махнул рукой.

– Это не метро, Миша, это чистилище. Люди на самом деле пытались укрыться в метро, некоторым это даже удалось. Но прожили они недолго. Где-то, еще в первые минуты Катаклизма, не сработали гермозатворы, где-то обрушились своды туннелей, впуская в катакомбы губительный отравляющий воздух. Ну а те, кто смог спастись на некоторых станциях, умерли от голода и болезней. Не приучен человек жить в замкнутом пространстве, без свободы над головой.

Игорь Владимирович посмотрел на небо. Затянутое серыми низкими тяжелыми тучами, оно грозилось обрушиться на путников, чужаков в городе-призраке, среди таких же городов на огромной карте мира.

– Но мы-то?! – Миша схватил себя за руки, ощупал лицо, – мы ведь здесь, мы есть, существуем!

Игорь Владимирович улыбнулся, и от этой улыбки стало нехорошо. Да это скорее была и не улыбка, а какой-то оскал, обнаживший длинный ряд мелких острых зубов. Миша с ужасом смотрел, как за спиной у Игоря Владимировича расправляются крылья, широкие, с прожилками сосудов, огромные. Тело старика уже было не человеческим – серое, гладкое, стройное, с развитыми мышцами и когтистыми лапами вместо ног; голова твари была вытянутой, а на морде злобно сверкали маленькие красные глазки.

– Хватит витать в облаках, – голосом Игоря Владимировича прошипела тварь, взметнув в воздух пыль и мусор улицы, сделав пару взмахов огромными крыльями и набирая высоту, – Миша, проснись!

* * *

– Проснись! – голос Кольки свистящим шепотом прорезал воздух палатки, где спал Миша. – Пора идти.

Миша резко сел, потер глаза и помотал головой, отгоняя дурной сон. Он даже не заметил, как заснул, а ведь всего лишь прилег на десять минут, чтобы успокоить выскакивающее из груди сердце и дрожащие руки.

– Ты в порядке? – с сомнением посмотрел на друга Колька. – Может, лучше не стоит?

– Принес то, о чем просил? – вместо ответа задал вопрос Миша.

– Принес, только, если узнают, мне влетит. Сам понимаешь.

– Не узнают, я быстро. Туда и обратно.

– Ну-ну, – хмыкнул Колька. – Может, я все-таки с тобой?

– Не надо.

Остатки сна улетучились. Миша быстро натянул костюм химзащиты так, как им показывали в учебке, нацепил респиратор, проверил – фильтры в порядке. Сделал пару вдохов-выдохов. Нормально. Отдает резиной. Взял автомат с полупустым рожком патронов. Махнул рукой другу – пошли.

Пробираясь между палатками, Миша старался идти бесшумно, чтобы никого не разбудить. Попробуй потом объясни, зачем он ночью надел костюм химзащиты и куда направляется. Без происшествий добрались до южных гермоворот. Здесь никого не было. В отдалении еле слышно потрескивал костер дозорного из южного туннеля. Миша помнил: пост на отметке пятидесяти метров от станции. Если действовать тихо – никто не заметит. Все палатки стояли у северных туннелей на платформе, туннели здесь были перекрыты, гермоворотами с этой стороны не пользовались, так как они выходили прямо к Царицынскому парку, буйно разросшемуся и добравшемуся уже практически до подземных вестибюлей, ведущих к станции.

– Ты уверен? – спросил Колька, хотя ответ знал заранее.

Миша кивнул. Слов не требовалось.

Они налегли на рычаг гермозатвора, тот нехотя поддался. Двигаясь быстро, чтобы никто не заметил, Миша перевалился через наполовину открытую створку. Выпрямился, огляделся. За спиной скрипнули, закрываясь, ворота. Он вспомнил наставления Кольки: «Тихонько стукнешь – три раза, пауза, два раза, пауза и опять три. Все понял? Я буду ждать у ворот, ты обещал недолго». Хороший друг Колька – рискует получить, а все равно помогает в его авантюре.

Ступеньки эскалатора не внушали доверия: где-то обвалились, где-то истлели и проржавели. Осторожно ступая, чтобы не провалиться, Миша начал свой путь наверх.

* * *

Колька был младше Миши на два года. Сейчас ему стукнуло семнадцать, самый подходящий возраст для приключений. Его отец – один из первых сталкеров – постоянно выходил на поверхность за инструментами, дровами и прочими полезными вещами, которые можно найти поблизости от метро в супермаркетах или бывших жилых помещениях. Когда Миша рассказал Кольке о своем плане, тот сомневался недолго – жажда приключений, присущая молодому организму, сыграла свою роль. Сначала Колька пытался отговорить друга, но когда Миша со всей серьезностью заявил, что выйдет на поверхность в любом случае, в костюме химзащиты или без него, согласился помочь. Ночью, когда все, кроме дозорных, спали, Колька взял химзащиту и респиратор отца и прокрался к Мише.

Из карты района Орехово-Борисово Северное, позаимствованной у Игоря Владимировича, и со слов некоторых жителей станции Миша знал, что дом 41 по улице Шипиловский проезд находится совсем недалеко от вестибюля метро Орехово – на выходе повернуть налево и по прямой метров двести. Этот дом должен был быть и его домом, где бы он жил вместе с мамой и папой, если бы не страшная война, уничтожившая цивилизованную жизнь. Миша часто задавался вопросом, как это – жить в многоэтажном доме, иметь собственную квартиру, ходить по земле, не опасаясь мутантов и новых монстров, властвующих сейчас на поверхности. Он хотел больше знать о своем отце, своей семье. И тогда он решился – ночью, когда все будут спать, он выйдет наверх, чтобы навестить дом родителей, который так и не успел стать родным для него самого.

* * *

Жизнь шла своим чередом, гонимая туннельными сквозняками, прячущаяся под землей от радиации и невиданных созданий, перевернувших с ног на голову все представления об эволюции. Она упорно цеплялась за сбойки и коллекторы, тюбинги многочисленных туннелей, тупики и платформы станций. Человек был вынужден терпеть, приспосабливаться к новым условиям, потому что другого выхода нет. Мир в прежнем виде перестал существовать за несколько часов. Все, что возводилось сотни лет, лежало в руинах, все культурные ценности, накопленные за огромный срок, были повержены. Те крохи, что человек унес с собой в метро, новую колыбель жизни, едва позволяли людям не переступить ту грань, что всегда отличала человека от животного.

Говорили, что на некоторых станциях имелись даже школы и детские сады, уроки, строгие учителя и воспитатели. Но перегон Орехово-Красногвардейская был отрезан от остального метро – на севере гермоворота перекрывали туннели от затопленной грунтовыми водами станции Царицыно. Что на Кантемировской и дальше – никто не знал наверняка. Некоторые говорили, что в районе Каширской упала боеголовка и от радиации можно свариться, ну а от Коломенской до Автозаводской метро проходило по поверхности, так что путь в любом случае отрезан.

Связь с другими станциями метро была случайной и редкой. Иногда забредали сталкеры, пытались наладить контакт даже торговцы с Севастопольской и Печатников, но, увидев, что на Орехово поживиться особо нечем, уходили обратно. Они приносили разные слухи, иногда противоречивые – про войну Красной ветки с Ганзой, про каких-то сектантов, роющих туннель вниз, в саму преисподнюю, про эпидемии чумы на Римской и Авиамоторной, про мутантов Смоленской и Арбатской и неизвестно откуда взявшихся «черных» в метро, способных влиять на психику людей. А в остальном – у всех хватало своих забот, и станция Орехово, кроме самих ее жителей, никому не была нужна.

* * *

Миша с Колькой часто спорили по поводу войны, основываясь на учебнике истории, который они брали почитать у Нины Ивановны. Миша горячился:

– Войны разные могут быть. Вот раньше войны были справедливее, не было оружия массового поражения, встречались люди в поле и с помощью мечей решали, кто сильнее.

– Ага, – возражал Колька, – или с помощью численного преимущества. Понимаешь, оружие – это всего лишь предмет, способ показать силу. А человек остается человеком. В его душе, в самой глубине, закопаны звериные инстинкты, и когда слетает этот легкий налет ци-ви-ли-зо-ван-нос-ти, – Колька всегда старательно и с презрением выговаривал это слово, – обнажается все то, что человек прячет в себе, и он превращается в зверя и крушит все на своем пути, пока не встретит более сильного противника, который одержит над ним верх.

– Ну, по крайней мере, раньше войны ограничивались территорией и любая империя рано или поздно разваливалась. В любом случае, всегда можно было договориться, прекратить воевать, объявить перемирие, сдаться, наконец, чтобы остановить кровопролитие. А сейчас и договариваться-то не с кем, да и воевать тоже – ничего уже нет. Раньше в войнах хотя бы выбор был…

– Тут ты прав, не поспоришь. А все потому, что человек не умеет остановиться, ему обязательно надо погреметь оружием перед носом другого, показать кулак, свое превосходство и силу. Так уж мы устроены, – Колька вздохнул.

– Насчет всех не уверен. Я верю, что не все люди такие. Просто в определенный момент в определенном месте у власти оказались больные на голову люди, которые, понимая всю ответственность и масштабы возможной трагедии, тем не менее, разом покончили с миром. И полетело…

– Говорят, не мы первыми начали?

– Да это уже неважно, мы или кто-то другой. Прошлого ведь не вернешь. Да и будущего теперь может не быть.

– А вот ты бы что сделал? – Колька заглянул в глаза другу. – Допустим, ты управляешь своей страной, на тебя летят сотни ядерных боеголовок – зная об этом, как бы ты поступил? Ответил бы тем же, выпустив свои ракеты?!

– Не знаю, – честно ответил Миша.

* * *

Глаза быстро привыкли к темноте – она была верным спутником жителей подземки. Мрак на станции рассеивали только факелы и костры, разве что фермы освещались хорошо. Миша внимательно посмотрел наверх – вроде бы все тихо. Движения никакого нет. Сердце ухало в груди – казалось, стены вокруг вибрировали от его громкого стука. Миша постоял, прислушиваясь, закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул. Вроде немного успокоился. Сделал первый шаг. Эскалатор заскрипел под его весом, но выдержал. Осторожно продвигаясь, перешагивая провалившиеся ступени и дыры и держась за поручни, Миша лез наверх. Наконец, спустя целую вечность, достиг последней ступени небольшого эскалатора. Ладони и лицо взмокли, респиратор неприятно стягивал кожу. Миша осмотрелся.

Всюду царило запустение – мусор, толстым слоем покрывавший пол, сухие ветви, истлевшие тряпки и труха, бетонное крошево осыпающихся стен, мятые железные блоки банкоматов. Под ногами хрустнуло. Миша наклонился, вгляделся. Пол вперемешку с мусором был усыпан человеческими костями. «Сколько же их здесь погибло, пытаясь попасть вниз за спасительные створки гермоворот?» Внутри Миши что-то сжалось, заскребло. «А может, здесь и не только человеческие кости», – подумал он, заметив большой странный продолговатый череп у стены с несколькими рядами хорошо уцелевших зубов. Миша поежился. Над эскалатором был ряд литых бронзовых скульптур – какие-то мужчины, женщины, дети и животные среди деревьев и листвы.

«Времени не так много», – сказал сам себе Миша, – пора двигаться». Он сделал шаг в сторону выхода…

* * *

…и в этот момент тварь прыгнула.

Инстинкты сработали, Миша в самый последний момент дернулся, успел откатиться в сторону. Острые когти резанули по плечу, разрывая ткань комбинезона, оставляя кровоточащие отметины. Миша резко развернулся, протянул руку, чтобы сдернуть с плеча АК-74, и… Автомата на плече не было. Миша с глупым выражением лица уставился на руку, где еще совсем недавно висело оружие. Перевел взгляд на чудовище. АК лежал в трех метрах от него, между ним и тварью, снова изготовившейся к прыжку. «Наверное, слетел, когда я откатился в сторону», – промелькнуло в голове Миши. И он понял, что уже не успеет ничего сделать.

Было что-то кошачье в этом создании, оно было кошмарно и вместе с тем грациозно. Мощные лапы с длинными когтями, хвост, нервно хлещущий по бокам, короткая жесткая черная шерсть, красные зрачки и пасть с желтыми зубами и слегка высунутым раздвоенным языком, словно пробующим на вкус воздух вокруг, прежде чем снова прыгнуть. Ее глаза гипнотизировали, сковывая движения Миши, заставляя смириться с неизбежным. Парень с трудом поднялся, вялость разливалась по телу, ноги передвигались с огромным трудом. Шаг… еще один… Навстречу?! Что он делает? Ноги твари оторвались от земли. На этот раз шанса уйти в сторону не было.

Грянула автоматная очередь, резанув по ушам. И в тот же миг плечо пронзила острая боль, чудовище всем своим весом обрушилось на Мишу, подминая его под себя. Дыхание сбилось от резкого удара о землю, словно разом выпустили весь воздух из легких. Миша ударился затылком, сознание поплыло. В нескольких сантиметрах от его лица застыла морда животного с остекленевшими глазами. Повернув голову набок, хватая ртом прохладный воздух и морщась от боли в плече и затылке, Миша словно в тумане увидел, как к нему бегут трое незнакомых людей в костюмах химзащиты.

Подбежав к Мише, один из сталкеров наклонился, заглянул в лицо и спросил:

– Живой?

– Зачем снял? – грубые руки сталкера, надевавшего респиратор обратно на Мишу, немного привели того в чувство. – Вроде бы в порядке, – констатировал боец в камуфляже, придирчиво обследовав парня.

Колени Миши предательски дрожали, ноги подкашивались, и если бы сталкер не поддержал его, парень бы давно рухнул на землю. Правая рука и плечо саднили, во рту ощущался привкус крови, вдобавок ко всему Мишу подташнивало и кружилась голова.

– Страшно? – один из сталкеров – тот, что был пониже ростом, чем остальные – подошел поближе и сделал круглые глаза. – Да ты, парень, видать, зеленый совсем. Че на поверх-ность-то поперся, дурень? Жить надоело?

У Миши непроизвольно сжались кулаки. Подбирая слова, чтобы ответить наглецу, он взглянул на небо, и его закачало и замутило с новой силой.

Широкоплечий сталкер, по всему видно – старший, внимательно посмотрел Мише в глаза, а затем обратился к своему бойцу:

– Отвали от него, Башка. Это он не от страха.

– Первый раз на поверхности? – обращаясь уже к Мише, спросил он.

Тот кивнул, с трудом справляясь с позывами рвоты.

– У него агорафобия, – обращаясь к своим, сказал сталкер. И затем уже коротко, по-командирски, бросив быстрый взгляд на Царицынский парк и махнув в сторону вестибюля станции: – Вниз. Хватит время терять. Башка, ты первый, Том, тащи его к входу, – он ткнул пальцем в Мишу, – я прикрываю.

Миша попытался было возразить, что он может двигаться и сам. Но перед глазами поплыли круги, а ноги были ватными и совсем не слушались.

– Тихо-тихо, – почти ласково сказал сталкер, которого назвали Томом. – Хватайся за меня, – и, поддерживая Мишу своей огромной ручищей, он двинулся вслед за Башкой.

Протяжный вой неведомых тварей со стороны бывшего парка провожал бойцов, пока они осторожно спускались по прогнившим ступеням эскалатора.

Глава 2 Знакомство

Спиртовка на столе горела синеватым пламенем. Она не могла осветить все помещение, по углам которого прятались тени, но хоть что-то разглядеть было можно. Вдоль стен стояли несколько деревянных, грубо сколоченных скамей со стертыми прохудившимися матрацами и простынями, желто-серыми от времени и многочисленных стирок. С потолка свисал брезент, деля комнату пополам. Там, за ним, Миша знал, находилась Операционная. Вторая часть комнаты, где на скамье сейчас лежал Миша, именовалась просто – Палатой. Баба Шура, как все звали здесь медсестру и сиделку, в прошлом работавшую в медкабинете при школе, только что промыла и перевязала Мише раны и в который раз заставила лечь обратно парня, так и порывавшегося удрать, чтобы поглазеть на настоящих сталкеров, часом ранее спасших его от верной смерти на поверхности. Он чувствовал себя значительно лучше, но ко всем его увещеваниям и мольбам баба Шура оставалась равнодушной.

Тот старший назвал Мишин страх агорафобией. Какое мудреное слово. Парень закрыл глаза, и перед ним всплыла жуткая оскаленная морда прыгнувшего на него ужасного создания. Он в который раз мысленно поблагодарил сталкеров за свое спасение и решил, что непременно должен сделать это лично, все-таки жизнью обязан.

Палата находилась за платформой станции, там, где начинался ряд производственных помещений, санузлы и душевые, а дальше, в конце коридора, в небольшой каморке – комендантская. Комендант, Василий Петрович Ионов, до Катаклизма был путевым обходчиком, и массированный ядерный удар застал его в метро, когда он собирался уже было выйти на поверхность после ночной смены. Волею судьбы он задержался на работе – попить чаю и поболтать с сослуживцами. Он был очень общительным, любил рассказывать детям байки из прошлой жизни. Обычно в таких случаях Василий Петрович всегда делал страшные глаза и, понижая голос почти до шепота, отчего становилось жутко, начинал:

– Иду я, значит, мимо расстановок, это специальные такие места в туннелях, куда поезда загоняют, фонарем подсвечиваю, и вдруг слышу – в вагонах что-то постукивает. Известно, что металл расширяется, когда нагревается, а потом, когда остывает, издает звуки… К этому я привык, хотя у нас на работе и были такие, которые боялись в одиночку ходить мимо расстановок, всегда напарника с собой брали. Но тот стук, что я услышал, был явно не технического происхождения! Так вот. Словно молоточком кто-то р-раз, два, раз… То тише, то громче. И еще – будто цепи позвякивают. Крутанул я фонарь, а у самого руки трясутся. А на стенах туннеля тени какие-то непонятные мелькают, жуткие. И вдруг стук оборвался, но слышу, кто-то шаркает, приближается. Страшно мне тогда очень стало. Ноги в руки – и припустил до подсобки, добежал – всего трясет, отпоили чаем. А Митрич, тоже обходчик, почти на пенсии уже, тогда мне и говорит: «Вася, это души тех, что метрополитен строили, кого еще в тридцатых и сороковых годах загоняли на стройку, вот они и померли прямо здесь, на величайшей стройке коммунизма».

Василий Петрович вообще обожал постращать мальчишек своими мистическими историями. Ребята собирались вокруг костра у южных гермоворот, в тлевших углях пеклась картошка, и по станции разносился непередаваемый аромат. Тени на стенах плясали, а Василий Петрович рассказывал:

– Все древние города строились обычно так – круги, спирали, улицы, расходящиеся, словно лучи, от центра, где и находилось все жизненно важное для управления. Вот и Москва – не исключение. Кольцо-центр и радиальные улицы были заложены еще в древности, к плану строительства приложили руку известные архитекторы своего времени. Если взглянуть на карту прежней Москвы, той, что существовала двадцать лет назад, то можно заметить, что она напоминает спрута или осьминога, своими длиннющими щупальцами-улицами охватившего районы и кварталы, дома и постройки. Когда строили метро, ничего нового изобретать не стали, подземку ваяли по тому же принципу – центральные станции, кольцевая и радиальные линии. Поговаривают, что после Катаклизма души архитекторов, – тут Василий Петрович делал паузу, и мальчишек пробирал озноб, хотелось придвинуться поближе к свету костра, а тени становились еще больше и зловеще нависали над источником света, грозясь поглотить сгрудившихся вокруг огня притихших слушателей. Комендант обводил взглядом каждого и затем продолжал, довольный эффектом: – Так вот, души их, значит, были заключены в катакомбы, а они существовали с самых первых лет, как начали возводиться стены Кремля и белокаменные строения на месте деревянных построек. В древние времена многочисленные паломники спускались по ступеням, ведущим во мрак, чтобы совершить жертвоприношения на залитом кровью алтаре, в угоду темной душе подземелий. А среди жертв бывали даже дети…

Неприятный холодок пробегал по спине Миши. Вот он сидит сейчас здесь, вдали от палаток, горит небольшой костер, с трудом рассеивая тьму, и в любой момент из темноты туннелей могут выскочить последователи темной стороны и утащить его, чтобы на алтаре из холодного камня совершить ужасное жертвоприношение, и его душу сожрет ненасытный призрак метро. Конечно, в туннелях были дозорные и могли предупредить об опасности, но страшно было все равно.

* * *

– Ермолин! – зычный голос Кольки вывел его из оцепенения, – к коменданту! Миша встряхнул головой, прогоняя воспоминания о детстве, хитро прищурился и улыбнулся.

Баба Шура всплеснула руками:

– Да куда ж ему идти, посмотри на него, бледный какой, ему лежать надо!

– Баб Шур, ну надо, значит, важное что-то, – сказал, протискиваясь между ней и стеной и морщась от боли в плече, Миша, – видать, что-то срочное.

В коридоре Колька осмотрел друга и присвистнул:

– Ну ты даешь, я вон по голове получил от бати из-за тебя, – Колька показал здоровую шишку, – а ты чуть не загнулся там, – он ткнул пальцем в потолок.

Однако Колька недолго изображал обиженного – взглянув на забинтованные бок и руку Миши, нетерпеливо выпалил:

– В следующий раз, если что, я с тобой пойду. Ну, рассказывай, давай, кто это тебя? Что с тобой случилось? С самого начала.

Миша махнул здоровой рукой:

– Да ничего особенного, не успел ничего толком понять, как уже здесь оказался.

Все-таки настойчивых расспросов он не выдержал и вкратце изложил всю историю.

– Ух, ты, – от восторга лицо Кольки сияло, – страшно было?

Миша кивнул:

– Врать не буду, страшно.

И добавил уже восхищенно:

– Но это небо… Оно стоило того, чтобы даже умереть.

* * *

В комнате коменданта горела масляная лампа. Помещение было скудно обставлено – стол, несколько стульев вокруг него, какой-то ветхий шкаф у стены, а в углу скамья, которая заменяла коменданту кровать. Кроме коменданта, в комнате были еще трое, Миша их сразу узнал – сталкеры, которые спасли его. На столе была разложена карта, похожая на ту, что он взял у Игоря Владимировича, но только больше. В неярком свете чернел Царицынский парк, цифрами были отмечены дома района, а улицы подписаны.

– Думаю, ты уже успел познакомиться, Миша, – комендант усмехнулся Ермолину, застывшему на пороге и не решающемуся пройти, – да ты давай, заходи, чего оробел? – Василий Петрович кивнул на свободный стул. – Присаживайся.

Сталкер, самый старший, протянул руку и представился коротко:

– Олег Немов.

Затем махнул на остальных:

– Это, – он указал пальцем на громилу, – Саша Томилин, или просто Том, а это, – его палец уперся во второго мужчину, – Иван Данилов, мы его Башкой кличем.

– Ермолин Михаил, – представился Миша. Он не увидел, как при упоминании этой фамилии внезапно побледнел Данилов и во все глаза уставился на парня. Впрочем, уже через пару мгновений сталкер вернул утраченную на время ухмылку обратно. Краткая метаморфоза осталась никем не замеченной.

– Ну как оно? – спросил Немов.

– В порядке, – как можно более небрежно ответил Ермолин. Мол, бывало и похуже.

Немов хмыкнул, но ничего не сказал. Зато Башка встрял:

– Ну да, в порядке, – блеснули ровные белые зубы, – от страху чуть в штаны не наложил наверху, еле успокоили.

– Будет тебе, Ваня, – успокоил своего бойца Немов, – ты вспомни свой первый выход на поверхность. На руках тащить обратно пришлось, ноги не шли.

– Ну ладно, – обращаясь уже к Василию Петровичу, сказал командир. – Вы тут со своим парнем разбирайтесь сами, а нам отдохнуть немного надо. И подумайте над моим предложением.

Немов кивнул своим бойцам, те встали и направились к выходу. Напоследок Том ткнул Мишу огромным кулачищем так, что плечо парня аж заныло, и подмигнул:

– А ты смелый, раз в одиночку решился на поверхность сунуться, только глупый.

И трое сталкеров покинули комендантскую.

Миша получил нагоняй по полной программе – и за самовольный выход на поверхность, и за испорченный когтями твари комбинезон химзащиты, и за то, что втянул Кольку, и за то, что сейчас ночь, а полстанции из-за него не спит. Но Василий Петрович остыл быстро – такой уж он был человек, не мог долго злиться. Уже по-отечески потрепав Мишу по плечу, комендант налил ему чаю, который заваривали на грибах, – конечно, не тот чай, что пили до Катаклизма и который знал Василий Петрович, но все лучше, чем ничего. От кружки валил пар и распространялся терпкий аромат; Миша любил этот чай, другого он просто не пробовал. Жмурясь и обжигаясь, он сделал большой глоток.

– Василий Петрович, а что за предложение они вам сделали?

* * *

Сталкерам выделили место для ночлега – склад, где хранились дрова, немного расчистили. Хотя Немов и говорил, что ничего не нужно, они могут переночевать и на платформе станции, комендант, чтобы оградить бойцов от любопытных глаз, а также от лишних расспросов, настоял на отдельном помещении, выдав сталкерам несколько одеял.

Рабочий день был в самом разгаре, но Мишу освободили на несколько дней от обязанностей на фермах. «Пусть плечо сначала заживет», – сказала баба Шура, выписывая ему грифельным карандашом на клочке бумаги справку об освобождении. Баба Шура не смогла до конца избавиться от этой привычки, полученной еще во время работы медсестрой в школе, и по-прежнему выдавала никому не нужные здесь освобождения и справки. Вот и Мише выписала, а потом аккуратно прикрепила скрепкой к стопке подобных бумажек.

Миша слонялся по станции и не находил себе места, пытаясь не отходить далеко от служебных помещений, где находились сталкеры, пока Василий Петрович не прогнал его со словами: «Если больной, то иди отлеживайся, поправляйся, а если чувствуешь себя нормально и просто так шатаешься без дела, то иди лучше работай». Миша и пошел на ферму. Но не работать, а потрепаться с Колькой.

На фермах, раскинутых в тупиках за станцией, было светло и тепло. У стены стоял стул, на который залез с ногами Миша, и, наблюдая, как Колька с Ниной Ивановной рыхлят землю на грядках, думал о своем. Миша любил это место, здесь было уютно.

Фермы обеспечивали Орехово тем минимумом, без которого существование не представлялось возможным. Масло для станционных факелов производили здесь же, из плодов конопли, которую выращивали на фермах, путем горячей выжимки. За любое употребление конопли не по назначению строго наказывали, впрочем, таких случаев было раз-два и обчелся. Спирт для горелок добывали так: раствор, полученный при переработке картофеля, подвергали очистке и концентрированию путем дистилляции и получали на выходе этанол, пусть и не совсем качественный. Помимо картофеля и грибов, было несколько грядок свеклы, моркови, лука и щавеля.

Фермы, в отличие от станции, освещались электрическим светом. Много лет назад после поломки генератора начались непростые дни. Угроза потерять все посевы стала реальной. Решение, как спасти фермы, оказалось простым. Из одного рейда на станцию притащили старенький велик. Приладив к нему обычную динамку, получили источник энергии, которого хватало для выращивания растений. А комендант отрядил на работу на фермах молодежь в помощь к женщинам. «Вот вам велотренажер, получше, чем в любом фитнес-клубе, будет. Заодно в форме будете, лишняя нагрузка не повредит – для здоровья полезно», – констатировал он.

Динамо-машина на велосипедной тяге питала лампы, развешанные над растениями, а зеркальные отражатели усиливали эффект иллюминации. Для освещения станции не хватит, а для небольшого тупика, где выращивали овощи – в самый раз.

Миша пытался, как мог, скрасить время за раскручиванием педалей старого велика. Так проходил день на ферме: поочередно меняясь с другими работниками, парень обеспечивал светом скудные посевы. Пока ноги выполняли свою механическую работу, Миша вволю мечтал. Мечты его давно вырвались за пределы обжитых станций, в мыслях он покорял заново поверхность вместе с другими людьми, отправлялся в полные опасностей путешествия, побеждал в схватках с чудовищами. Мечты позволяли раскрасить серость будней. Воображения же парню было не занимать.

* * *

На ферме его тоже ждало разочарование. Конечно, Кольке и самому не терпелось поговорить с Мишей, но рядом была Нина Ивановна, зорко следившая за парнем, и если у того было немного работы, то она всегда находила, чем ему заняться. А Нина Ивановна все-таки была старшей, и Колька не мог ее ослушаться, поскольку за это могло последовать наказание в виде недели, а то и двух, более грязной или тяжелой работы.

Мише же не сиделось на месте, и, понаблюдав с полчаса за монотонными действиями Нины Ивановны и Кольки, он отправился обратно на платформу, задержался ненадолго у костра в туннеле, показывая дозорному рану на плече и немного приукрашивая недавние события, случившиеся с ним. Но тут же заспешил, увидев, что к ним направляется отец Кольки, Андрей Иванович. Прошмыгнуть мимо не получилось. Отец Кольки схватил его за шиворот и развернул к себе лицом.

– Стоять, малец, – Андрей Иванович продолжал его так называть несмотря на то, что Мише было уже девятнадцать лет.

– Здравствуйте, Андрей Иванович, – сглотнул комок в горле Миша, предчувствуя лютую расправу.

– Таак, что же ты натворил-то, а? Химзу мне испортил, Кольку подбил на то, чтобы костюм и автомат без спросу взять. А ты знаешь, сукин ты сын, что химза на вес золота у нас? У нас их всего четыре штуки на всю станцию!

– Простите, Андрей Иванович. Случайно вышло, не знал, что все так обернется. Я верну химзу, достану другую.

– И где же ты собрался ее достать-то, а? Может, у другого так же выкрадешь? Как у меня?

– Андрей Иванович, я не хотел.

– Не хотел он, – пробурчал отец Кольки, вдруг сменив гнев на милость. – Ладно, герой. Будет тебе уроком, – сказал он, кивая на плечо Миши. – Вижу, крепко тебе досталось.

– Пустяки, – как можно небрежнее бросил Миша.

– Ага, – ухмыльнулся Андрей Иванович, – а в штаны не наложил на поверхности? Ладно, некогда мне, на Домодедовскую надо. Бывай.

И отец Кольки отпустил Мишу и зашагал по туннелю дальше, напоследок хлопнув ободряюще по плечу, но, то ли случайно, а то ли нарочно, именно по больному. Миша скривился от пронзившей плечо боли и невольно застонал.

Но Андрей Иванович, казалось, ничего не услышал, и уже через мгновение его силуэт растворился в темноте южного туннеля, ведущего к Домодедовской.

* * *

Остаток дня Миша провел в своей палатке, перечитывая в который раз книжку, доставшуюся ему от мамы, и время от времени выглядывая наружу, не появились ли на платформе сталкеры. Но они все не выходили – кто знает, может, до сих пор спали, отдыхая от тяжелых испытаний, выпавших на их долю по пути сюда. «Интересно, зачем они пожаловали к нам на станцию? – подумал Миша. – Может, как и другие сталкеры, которые иногда к нам заявляются, надеялись, что мы тут живем припеваючи».

Он не заметил, как быстро пролетело время, пропустил обед в столовой, и к вечеру голод дал о себе знать. В шесть в столовой подали ужин, Миша проглотил за секунду грибной суп и маленький кусочек свинины. И теперь наслаждался обжигающим чаем. Миша жмурился от удовольствия, потягивая кипяток; он и сам не заметил, как перестал вспоминать о сталкерах. Выйдя из столовой, он направился к палатке Кольки, которого не было за ужином. Может, друг задержался на ферме, или отец принес ему еду в палатку, запретив сыну видеться с Мишей, чтобы они вместе не натворили еще дел. Вот Ермолин и направлялся узнать, почему его товарищ не пришел в столовую.

У южных гермоворот вокруг разведенного костра собралась ребятня. Василий Петрович был верен себе – каждый вечер он собирал детишек здесь, чтобы потравить байки, рассказать сказки. Колька с Мишей тоже выросли на этих сказках.

Вот и сейчас, проходя мимо костра, у которого сидели Василий Петрович с ребятишками, Миша не смог удержаться от соблазна послушать очередную байку коменданта.

– Жили на свете три брата: Змей Горыныч, Лунь и Дракон, – рассказывал он. – Никто не мог сравниться с ними, и были они равными друг другу по силе. Правили они различными частями света. Лунь – землей восточной, откуда каждый день приходило солнце, Дракон – Западом, откуда веяло духом нового времени, ну а Змей Горыныч – между ними. Разделяй и властвуй, как говорится. И все бы ничего, да каждый правитель нет-нет, да и посматривал украдкой в сторону владений братьев своих, все каждому казалось, что у соседа и землицы вроде побольше будет, и ресурсов всяких, да и просто тщеславие не давало покоя каждому. До поры до времени держалось все на политике сдерживания – мол, не сможет никто победить, когда равны по силе они, и пусть не сердцем, но умом понимали они, что если ввязаться в войну, то плохо станет всем. Но случилось так, что коварный змей Аспид приполз из пустыни, где он грелся на солнце, и нашептал каждому брату о том, что остальные родичи его, дескать, заговор готовят политический, военной мощью огневой хотят ударить по ничего не подозревающему собрату. Начали подозревать друг друга братья. Достаточно было малой искорки, чтобы началась война. И эта искра проскочила. Откуда она взялась, никто не заметил, да и неважно это уже было.

Собрали братья войска и повели их друг на друга. Пусть и предвещал Див, вестник бед, плохие события, выкрикивал свои пророчества, но войска не слышали его, принимая слова вещей птицы за ревущий ветер и грохот бури. Как ни старался Див, не смог предупредить о грядущей опасности, и лишь ему была ведома судьба, и он единственный знал, что мир обречен.

Лунь наслал птицу древнеиранскую – Семиурга – великую и могучую, бессмертную, Змей Горыныч – Жар-птицу, сияние которой слепило глаза подобно молниям и солнцу, и принесла она с собой небесный огонь, а Дракон – Феникса бессмертного, способного возрождаться из пепла. Но не смогли они одолеть друг друга. Тогда в бой вступили земные силы. Сошлись в битве нечеловеческой Титаны, охраняющие западные земли, Дэвы, обитающие на востоке, и Великаны – Буря-богатырь, повелевающий ветрами, Вертогор, ворочающий горами и Вертодуб, вырывающий с корнем могучие дубы. Но и на земле преимущества не добился никто. Вступили тогда в битву силы морские. Огромный Кракен приплыл с Запада и опутал своими щупальцами полмира, но не уступил ему ни в чем ни Водяной, ни Радоло, змей исполинский, способный превратить огромный водоем своим горячим дыханием в облако пара.

Разные силы бросали в бой армии. Лешие раскачивали деревья, Вий истреблял взглядом все живое вокруг, обращал в пепел города и деревни, Айравата, небесный слон, был могуч и неустрашим в сражении, Тифон, у которого одна рука могла касаться восхода, а другая – заката, насылал ураганы и тайфуны, вызывал вулканы, Мантикора с хвостом скорпиона жалил направо и налево, Кощей Бессмертный взмахивал без устали своим мечом, Василиск превращал землю в пустыню, сжигал траву и отравлял воду (а ведь надо было всего лишь показать ему его отражение), Фафнир лязгал пастью, пряча свое единственное уязвимое место – брюхо, Циклопы кидались огромными камнями и обломками скал.

Но все было тщетно. Победить не суждено было никому. А от дыхания смрадного, разносившегося повсюду, страдали не только соседние земли, но и свои, родные. Валькирии трудились в поте лица, подбирая души павших и перенося их в Валхаллу, но даже они не поспевали за ходом боя. Грозные темные тучи застили солнечные лучи и лишили живой мир главного источника жизни, молнии били в землю, дым валил столбом повсюду, деревья дрожали от ужасного рева и сбрасывали листья, реки выплескивались из берегов, трава засыхала, люди, звери и птицы падали замертво.

И пробудился Левиафан, невиданное гигантское чудовище, что спало в глубинах водных, ото сна. Пришел он в ярость, видя, как трое братьев схлестнулись в смертельной битве. Поднялся он со дна огромного океана. И дохнул огнем, вскипела вода повсюду, и обрушились волны на землю, сметая все на своем пути, затапливая города людские и принося боль и страдания. И молвил он: «Покуда не смирите гордыню свою, миром будет править нечисть всякая – гарпии и химеры, церберы, мутанты и твари, которых не видывал еще белый свет. А народы ваши я загоню под землю, чтобы не мнили себя царями всего сущего. И пусть живут там, в заточении, и на поверхность отныне им путь надолго заказан будет. И будут они словно между Сциллой и Харибдой – куда ни сунься, везде смерть».

Комендант почесал в затылке, вздохнул и оглядел слушавших его детей.

– Вот и живут люди теперь под землей, в катакомбах темных, ждут, когда смилостивится Левиафан и позволит им вновь поселиться на поверхности под ласковым взором Солнца и нежным дыханием Ветра. А с этим подождать придется, так как испоганили Землю-матушку, выжгли ее и отравили ядом, в воздухе же стоит зловонное дыхание, которое не скоро еще развеется.

Когда Миша был маленьким, Василий Петрович много раз рассказывал ему эту сказку в разных вариациях. Но каждый раз было жутко интересно. Часть названных мифических существ он знал из книг и рассказов Игоря Владимировича, о некоторых он не слышал ничего, но воображение всегда приходило ему на помощь, рисуя перед мысленным взором чудовищ и кошмарных созданий.

Ребята у костра примолкли, открыв рты. В тишине потрескивал костер, Василий Петрович оглядел сидящих рядом детишек и едва заметно усмехнулся.

– А сколько людям придется ждать? – первым нарушил молчание Митя, мальчик из палатки, стоящей по соседству с Мишиной. – Здесь, под землей?

– Не знаю, Митя. Но этот день когда-нибудь настанет. Не зря все эти испытания выпали на нашу долю. Может, выдержав их, человек станет лучше, – вздохнул Василий Петрович.

– А расскажите страшную сказку, – попросил Сашенька, девятилетний мальчик. Сказал и поежился, предвкушая зловещую историю.

– Страшную? – Василий Петрович сделал круглые глаза. – Ну хорошо, будет вам страшная, коли сами просите.

Василий Петрович призадумался.

– Есть у меня такая. Точно хотите ее услышать?

Дети дружно закивали.

– Ну, хорошо, слушайте. Когда-то давным-давно, много тысячелетий назад, существовало два мира – наш и зазеркальный. Оба царства – и по эту, и по ту сторону зеркала – жили мирно, сквозь зеркала можно было ходить свободно, обитатели обоих миров сильно отличались друг от друга. И их форма, и цвета были абсолютно разными. Но однажды зазеркальный народ объявил нам войну. Жестокий правитель-тиран захотел править двумя мирами. Много лет длилась та война, немало жизней унесла. Но в конце концов Император нашего мира одержал верх над Зазеркальем – не без помощи магии. Прослышал он о могучем колдуне-отшельнике, живущем в богом забытом ущелье, практически на краю мира. Согласился колдун помочь Императору и наложил заклятие на зазеркальный народ. Он заточил их в зеркала и в наказание заставил их повторять все действия людей, лишив силы и собственного облика и превратив их в наши отражения. Но колдовское заклятие не вечное, и настанет день, когда чары его спадут и вход в наш мир для Зазеркалья снова будет открыт. Пробудятся его жители, сбросят оковы, постепенно вернут прежнюю форму, перестанут нам подражать и повторять наши движения. И вот тогда, когда между нашим миром и Зазеркальем не будет ничего, кроме хрупкой стеклянной преграды, нам придется очень непросто. Легенда гласит, что если мы услышим из глубины зеркал бряцанье оружия, то надо готовиться к войне и ждать худшего.

И стоит на далекой-далекой станции зеркало. Огромное – выше человеческого роста. Вроде бы и зеркало с виду, а ничего не отражается в нем! Поверхность у него мутная и черная, и ни одному источнику света не под силу разогнать этот мрак. Непросто добраться до этой станции, в туннелях такое творится… Но уж если попал человек туда, к зеркалу нельзя подходить, а тем более смотреться в него. Стоит лишь раз в него глянуть, изменится человек – злобным и агрессивным станет, будто вселяется в него кто-то. Говорят, зеркало высасывает душу, а взамен помещает душу злобного существа из Зазеркалья. Пока сильно заклятие колдуна, это единственное место, где границу между двумя мирами можно нарушить, но только если человек подойдет и заглянет в зеркальную гладь.

Только сейчас Миша заметил сидящего поодаль Немова, небрежно опирающегося на АК. Оружие сталкерам разрешили оставить в виде исключения, хотя обычно после редких выходов на поверхность, бывших скорее необходимостью для жителей станции, его сдавали на хранение. Сталкер делал вид, что просто сидит без дела, отдыхает, но от любопытного взора Миши не укрылось, как внимательно и с интересом слушает он байки их коменданта. Вот она, возможность поблагодарить сталкера за чудесное спасение! Парень направился к нему. А Василий Петрович начал свою следующую историю – не такую страшную, даже со счастливым концом, чтобы сгладить впечатление от предыдущей сказки, ведь ребятишкам уже пора было спать, наступала ночь. Режим старались четко соблюдать – ночью спали, днем выполняли рутинную работу, необходимую для поддержания жизни станции. Время отслеживали по напольным механическим часам, которые с незапамятных времен притащили сталкеры из одного из рейдов.

Миша и эту сказку Василия Петровича помнил с детства. Куда интереснее и любопытнее было для него пообщаться с настоящим сталкером, пришедшим с другой, далекой станции. Ему не терпелось порасспрашивать бойца о жизни в метро, о его приключениях под землей и на поверхности, о встречах с тварями и мутантами (а они обязательно должны были быть!). Миша испытывал благоговение перед опытными сталкерами и благодарность за спасенную жизнь.

Немов заметил Мишу и кивком головы указал ему на пол, предлагая присесть рядом.

– Красиво рассказывает, складно, – махнул он в сторону коменданта.

Миша улыбнулся и затряс головой, счастливый от возможности поговорить со своим спасителем.

– Василий Петрович у нас на станции главный сказочник, да и вообще много всего знает.

– Да как сказать, не совсем это и сказки… Сказка – ложь, да в ней намек… – подмигнул сталкер Мише.

– То есть, это правда? И про драконов, и про зеркало? – Миша даже вскочил на ноги.

Мише пришло вдруг в голову, что Немов, может быть, встречал все это на поверхности или в метро, ведь он выглядел опытным бойцом, искушенным, так сказать, в делах метрошных. Может, и встречал он на своем пути существ, описанных Василием Петровичем, а может, и зеркало на далекой станции ему попадалось? А вдруг оно вытянуло из него душу, а взамен в теле грозного сталкера сейчас сидит душа существа из зазеркального мира? «Что-то меня понесло, – подумал Миша. – Ведь он спас меня, а зачем существу из другого мира спасать человека-врага?»

Немов усмехнулся. Словно прочитал его мысли.

– Да ты сядь. Про зеркало не знаю. А вот драконы и прочая ересь – это не совсем выдумки.

– То есть вы видели такое? Драконов, всех этих гигантов? – Миша в восхищении взглянул на сталкера. «Настоящая легенда передо мной, и жив остался после встреч с такими кошмарными созданиями!».

– Ну как сказать, Миша, – хмыкнул сталкер, – понимаешь, иносказательно все это, что ваш начальник рассказывает.

«И-но-ска-за-тель-но. Слово-то какое», – подумал Миша, повторяя его про себя. Он уже было собирался спросить, что оно означает, как Немов ответил сам, не дожидаясь вопроса парня.

– Видишь ли, под тремя братьями-драконами подразумеваются три части света: Азия во главе с Китаем – была такая страна, когда мы жили на поверхности, сильная держава – то есть дракон Лунь, наша страна – Змей Горыныч и американцы вместе с НАТО – то бишь Дракон ихний. А всех прочих тварей тоже легко объяснить: крылатые – это авиация, наземные – стало быть, сухопутные войска, а морские чудища – флот. Вот и вся премудрость. А сказочные существа в итоге наложились на суровую действительность.

Миша не все понял из рассказа Немова, но главную суть ухватил. И сейчас сидел, осмысливал услышанное.

– А что такое Нату?

– Не Нату, а НАТО. Военный блок европейских стран. Был такой в свое время. Под дудку американцев плясал, хотя и заявлял, что независимый блок держав.

Немов замолчал. Миша тоже сидел тихо. Каждый думал о своем.

– Тебя-то что наверх понесло? – первым нарушил затянувшееся молчание сталкер. – Да еще в одиночку?

– Да так, было одно дело, – уклончиво ответил Миша.

– Ну-ну, – хмыкнул Немов, – дело, значит. Видимо, важное.

Миша кивнул.

– Я, кстати, поблагодарить вас хотел. За то, что спасли меня. Теперь я жизнью обязан вам, получается.

Немов махнул рукой.

– Ничем ты мне не обязан. Я – человек, и ты – человек, а значит, помогать должны друг другу. И так нас мало на земле осталось – вымирающий вид, динозавры двадцать первого века.

Они не заметили, как подошел Василий Петрович. Ребятишки отправились по палаткам, на станции наступала ночь. Потушили факелы на стенах, лишь потрескивал, догорая, костер у южных гермоворот, у которого недавно комендант травил байки. Да в южных туннелях в пятидесяти метрах от них горели костры дозорных ночной смены. Темнота окутывала станцию, не слишком-то светлую и в дневное время.

– Как плечо, Миша? – Василий Петрович показал на руку парня.

– Нормально, царапина. Быстро заживет.

– Ага, до следующего выхода на поверхность, – улыбнулся Немов.

– Ну уж нет, просто так одного теперь не отпущу – ишь чего удумал, наверх захотелось. Много у нас, что ли, мужиков на станции? А ты толком там ни разу и не был, – и комендант многозначительно потыкал пальцем в потолок.

– Ну, будет вам, Василий Петрович. Молодость – штука лихая. Все увидеть и потрогать хочется, – примирительно сказал сталкер.

– Забыл спросить, чего наверх-то полез? – повернулся к Мише комендант.

– Дела там у него. Важные, – ответил за парня сталкер. – На мир хотел посмотреть, себя показать.

– Эх, – отмахнулся Василий Петрович, – герой, тоже мне. Химзу испортил, не залатать. Станцию и меня переполошил. Смутьян, одним словом.

– Ничего, Василий Петрович, вот если выгорит наше дело… – сказал сталкер и замолчал, глядя на тлеющие угли костра.

– Не будем загадывать. Когда, кстати, к соседям пойдешь?

– Завтра. С утра. Отдохну – и можно выдвигаться. Я своих оставлю на станции, пусть побудут здесь?

– Пускай, отчего же нет. Тебе сопровождающий нужен. Дам тебе кого-нибудь. А то у дозорных на Домодедовской много вопросов будет.

– Так давай я Мишу возьму?

Миша, все это время внимательно слушавший их разговор, но молчавший, удивленно уставился на Немова:

– Куда возьмете?

– Сопровождающим. На Домодедовскую. Объяснишь дозорным там и людям местным, что свой человек, – и Василий Петрович кивнул на Немова. – А что? Мысль. Толку-то от тебя сейчас на станции – работать нормально не сможешь со своим плечом, а ноги вроде целы. Вот и проводишь человека.

– Решено, – махнул рукой сталкер. – Беру его с собой.

Миша обрадовался неожиданному подарку судьбы. Общество Немова ему нравилось, тот мог рассказать, что творится вокруг, в этих мрачных, тесных и сырых подземельях. Да и про поверхность парню не терпелось услышать.

– Ну как? Составишь мне компанию?

Миша кивнул и не смог скрыть сияющую улыбку. Его душа стремилась к новому, неизведанному. Сидеть на станции и выполнять без конца одну и ту же работу было скучно. При мысли о небольшом приключении на душе потеплело.

– Ну, договорились, значит, – вставая, сказал Немов. – Завтра утром в восемь выдвигаемся. Сам встанешь или будить придется?

– Встану, конечно, – ответил Миша. Он привык подниматься рано, часов в семь. В восемь обычно на станции начинался трудовой день. Он умывался, завтракал в столовой и шел на ферму или в мастерскую, где проводил ежедневно, кроме одного выходного, по семь часов. Затем заступала новая смена, и Миша отправлялся в учебку, где тренировал тело и дух. Вечер обычно был свободен.

– Значит, договорились. В восемь встречаемся здесь, у южных гермоворот.

Глава 3 Задушевные разговоры

Они шли медленно. Миновали дозорного на пятидесятом метре, с которым Миша перекинулся парой ничего не значащих фраз, зажгли от костра факелы и продолжили свой путь. Миша любил эти туннели, они были для него родными, он хорошо изучил здесь каждый камешек, каждую щель. И факел ему совсем не был нужен. Он мог спокойно добраться до Домодедовской и дальше по ветке до Красногвардейской в полной темноте. Но Немов взял несколько факелов, да и лицезреть своего спасителя и наблюдать за ним было интересно. Немов шел, всматриваясь внимательно под ноги и вдаль. Ему этот туннель не был знаком, сталкер оказался здесь впервые, и он, как и любой другой чужак, часто встречающий на своем пути опасности, был настороже и привычно опасался неизведанной темноты впереди.

Ржавые рельсы отливали красным в свете факела, бесконечно уносились вперед, подгнившие шпалы, продавленные за два десятка лет многочисленными ботинками, благодарно отзывались шорохом на поступь ног.

Миша хотел о многом расспросить Немова, но не решался первым завязать разговор. Заметив, что парень не сводит любопытного взгляда с лица сталкера, боец усмехнулся:

– Так и дыру в голове моей прожжешь.

Миша смутился, поспешно отвел взгляд.

– Да шучу я, – потрепал по плечу парня Немов.

Миша скривился от внезапной боли, пронзившей перевязанное раненое плечо, и прикусил губу.

Сталкер заметил гримасу Миши:

– Извини, дружище. Забыл про твою рану.

И тут же добавил:

– Считай, что прошел свое первое боевое крещение, а раз жив остался, то оно вышло удачным. Теперь девки проходу не дадут, ты же с такой тварюгой наверху встретился, а ничего, цел.

В туннеле было прохладнее, чем на родной станции, жар и чадящая копоть от костров остались позади, уступив место сырому воздуху перегонов.

– Знаешь, Миш, когда я был в твоем возрасте, никогда не задумывался о будущем, жил беззаботно, строил планы, влюблялся. Казалось, я все успею, весь мир лежит передо мной. И вдруг этого привычного мира не стало.

Немов переложил факел из правой руки в левую, поправил лямку свисавшего через плечо рюкзака, из которого торчали запасные факелы, и повел широкими плечами.

– Порой, когда кажется, что хуже уже быть не может, с оптимизмом начинаешь смотреть в будущее. Будущее, которого нет… Вот такой вот получается парадокс. Каждый следующий день начинается с осознания того, что ты проснулся и все еще жив. Лампочки в сорок ватт и костры давно заменили солнечный свет, туннельные сквозняки – свежий ветер, а платформы и служебные помещения станций – уютные квартиры и дома наверху. Человек больше не властвует в мире, который лежит на поверхности, он проиграл битву за планету Земля, проиграл сам себе, но не остановился в своих стремлениях покорить себе подобных. В новом мире, ограниченном стенами и туннелями, пронизывающими земную твердь на сотни километров, мы продолжаем гнуть свою линию, убиваем друг друга, чтобы захватить новые станции, как будто мало нам общей опасности в виде мутантов и тварей с поверхности. Если бы ты знал, что потерял человек… Ты еще слишком молод, и тебе проще воспринимать окружающую действительность, поскольку ты не видел мой мир.

Так хочется снова увидеть летний дождь, посидеть на берегу реки, бросая камни в воду, почувствовать запах скошенной травы на лужайке, вдохнуть полной грудью свежий воздух. Так хочется… – голос сталкера дрогнул, – обнять ее…

Туннельные своды терялись в темноте, обрывки кабелей свисали со стен, тянулись вдаль нескончаемые, изъеденные ржавчиной рельсы.

Молчание затянулось, нарушаемое лишь звоном изредка падающих со сводов туннелей капель да потрескиванием факела, освещающего путь. Миша не знал, что такое летний дождь и запах травы, как он ни старался, но представить этого он не смог. Но боль от утраты родных и близких он уловил в голосе Немова – это чувство было знакомо практически каждому жителю катакомб и подземелий московского метро. Его родители… Отец, спину которого он видел на фотокарточке, и мать, давно сгинувшая в туннельных перегонах. А сколько еще людей погибло на поверхности во время вылазок или умерло от лучевой болезни! Все они стали близкими и родными для каждого обитателя станции Орехово за годы, которые жители провели в темноте, словно кроты, зарывшись в землю.

– Неужели люди выжили только здесь, в московском метро? – решился Миша задать вопрос, который мучил его уже очень давно, с малых лет.

– Не думаю. Миша, подземка есть и в других городах – не только в России, но и по всему миру. Это не считая многочисленных бункеров под землей с автономными системами вентиляции и дизельными генераторами. Кстати, встречал я людей, которые утверждали, что ловили сигналы от питерцев, а некоторые даже и разговаривали с ними. А один диковинный старичок в Полисе, которого многие считают уже выжившим из ума, рассказывал мне, что некоторые жители Подмосковья укрылись в пещерах рядом с их поселками. Полис однажды направил отряд бойцов к пещерам Съяны в Каширском районе, к югу от Москвы, в надежде найти выживших, но призрак Двуликой отпугнул сталкеров. Вернулся отряд измотанным, поредевшим и ни на что не годным. С тех пор зареклись туда вылазки делать. Что за чертовщина с ними там приключилась, никто толком объяснить и не смог. Только и повторяли, что видели призрак Двуликой.

– А почему ее так зовут?

– Легенда есть, что во время Великой Отечественной в бывшей каменоломне укрылись жители ближайших деревень, и даже госпиталь там устроили для раненых. Вот во время обвала одной девушке придавило половину лица плитой просевшей. Потом, уже после войны, повадились говорить диггеры и прочие любопытные, которые встречали призрак, что в зависимости от того, какой половиной лица к тебе повернется Двуликая, можно ждать либо хороших, либо дурных новостей.

Заслушавшись, Миша чуть не споткнулся.

– Еще слышал я истории про город далеко на севере, Полярные Зори называется, – продолжал Немов, – недалеко от якобы уцелевшей после войны Кольской атомной электростанции.

– Вот это да! Настоящий город?!

Немов кивнул.

– Кто знает, что там на самом деле.

– Полярные Зори, – повторил Миша задумчиво, – какое красивое название. А почему же люди живут под землей, если можно жить в настоящем городе?

– А потому, Миша, что путь неблизкий и очень опасный, ты же своими глазами видел, что на поверхности творится. К тому же – а вдруг это всего лишь слухи?

Разговор с Немовым взволновал парня. Раньше он как-то не особенно задумывался о том, насколько громаден мир, вся его жизнь до недавнего времени определялась тремя станциями. Нет, он, конечно же, знал, как устроен земной шар, видел глобус в палатке Нины Ивановны, но никогда всерьез не верил, что где-то еще могут выжить люди.

– А что за предложение вы сделали Василию Петровичу? – Миша заглянул в глаза Немову, но темнота туннелей прятала его лицо. Сталкер усмехнулся.

– Любопытный ты, Миша. Ну что ж, давай так: я тебе расскажу про то, что я предложил вашему коменданту, а ты мне – зачем на поверхность полез. Договорились?

Миша кивнул.

– Хорошо. Как ты понимаешь, я не просто так здесь оказался, на вашей станции. Все-таки от Печатников, откуда мы пришли, далековато топать. А ищу я, Миша, проводника, который хорошо знает местность там, – он указал пальцем на потолок, – на поверхности. И именно к нему мы сейчас и направляемся.

– А зачем вам проводник? – голос Миши от волнения дрогнул.

– Здесь, недалеко от станции Орехово, в районе Бирюлево, была ранее войсковая часть, вот, надеюсь туда попасть. Рискованное мероприятие, но может оказаться выгодным, если все получится. Там можно найти и оружие, и дизель-генераторы, необходимые вам, надеюсь, они еще в рабочем состоянии, и кое-что еще.

– Ух ты! – воскликнул Миша. – Значит, если у нас все получится, мы наконец-то заживем нормально, как на других станциях метро?

– Если все получится, – неопределенно ответил Немов. И словно что-то вспомнив, нахмурился и кивнул своим мыслям. Но Миша в неверном свете одинокого факела в руках сталкера этого не разглядел. Парень уже представлял, как на станции появятся дизельные генераторы и тьма наконец отступит перед ясным светом электрических лампочек, как наладятся дела Орехово, как жизнь изменится в лучшую сторону. Но вдруг, вспомнив кое-что, Миша удивленно повернулся к Немову:

– Вот только не пойму одного – насколько я знаю, на Домодедовской нет таких хороших проводников по поверхности, наш комендант или Игорь Владимирович и то знают местность лучше.

Сталкер улыбнулся.

– А кто сказал, что мы будем искать проводника именно на Домодедовской?

* * *

– Стой, кто идет?!

– Свои, – крикнул Миша, сбавляя скорость и узнав по голосу дозорного – крепкого грузина лет сорока по имени Вано.

– Ну, шагайте, если свои, – узнал Мишу дозорный.

– А это кто с тобой? – подозрительно косясь на Немова, спросил Вано, когда путники подошли ближе. – Что-то я не признаю в нем одного из ваших.

– Не боись, он со мной. Важная миссия, – выпятив губу, произнес парень.

– Что за миссия, я не понял? Он же чужак, – с плохо скрываемым неодобрением загудел Вано.

– Миротворческая, – улыбнулся Немов, пытаясь смягчить разговор. Но его слова только больше задели грузина:

– Знаем мы ваши миротворческие миссии! Только земли и способны у других ваши миротворцы отнимать. Абхазию…

– Тише, тише, – примиряюще поднял руку сталкер, успокаивая разбушевавшегося грузина. – Толку сейчас вспоминать об этом, мира прежнего уже не вернуть.

С минуту Вано стоял, раздумывая, что ответить незнакомцу, а затем махнул рукой.

– Ладно, валите в свою миссию, хрен с вами. Ты, я слышал, на поверхность ходил, – сказал он, обращаясь уже к Мише.

– Было дело, – кивнул Миша, стараясь напустить на себя важный вид, – потом расскажу, сейчас некогда.

– Ла-адно, – протянул грузин. – Скучно тут, в дозоре, – вслух пожаловался он.

* * *

Домодедовскую назвали так в честь подмосковного аэропорта, к которому от станции ходили в свое время автобусы и маршрутные такси. Отсюда можно было добраться также до Видного, Авиагородка или совхоза имени Ленина. В общем, станция являлась важным пересадочным пунктом. Но это было до войны. Сейчас это мало кого интересовало. Те, кто находился на станции в момент ядерного удара, застряли здесь навсегда. Навсегда в промежуточном пункте, между точкой А и точкой Б, как говаривал Игорь Владимирович.

Станция не имела надземного вестибюля, в отличие от Орехово. Выход в город сталкеры осуществляли через единственный уцелевший подземный переход рядом с ТЦ Домодедовский. В свое время недалеко от станции было множество торговых центров и магазинов с большим ассортиментом, куда теперь отправлялись на вылазки смельчаки, которые в шутку называли свои рейды «сходить за покупками». Походы в магазины не всегда проходили спокойно и без происшествий. Новых жильцов, облюбовавших поверхность и здания в округе, именовали домовыми, всех одинаково, несмотря на различия во внешнем виде и повадках – прозвище закрепилось за ними благодаря названию станции.

На полу все еще можно было, правда, уже с трудом, разглядеть рисунок – полоски из чёрного и серого гранита. На стенах чудом уцелели два медных панно, посвященных гордости некогда великой и могучей страны, опять же по словам Игоря Владимировича, – советской авиации. На них были изображены летящие самолеты разных видов и люди, спешащие в аэропорт. Особенно Мишу впечатляла мама, тянущая за руку сына и обернувшаяся назад. Картина напоминала парню о его матери. Миша любил разглядывать самолеты и представлять, как они бороздили небо, рассекая своими крыльями воздушные потоки. Сама мысль с трудом укладывалась в голове, но благодаря рассказам взрослых Миша немного представлял себе, что такое полет на механической птице.

На одном панно были изображены также какие-то летающие мутанты. Игорь Владимирович как-то обозвал их словом «чайки», сказав, что эти живые существа часто вили гнезда рядом с человеческим жильем. Чайки Мише не понравились – хвост у них раздваивался, словно язык жалящей змеи, и выглядели они не сказать, чтобы приветливо.

Мощности единственного генератора с трудом хватало, чтобы обеспечить работу насосов и фильтров на станции и у соседей, поэтому основным источником освещения были костры. Палатки ютились в пролетах между колоннами, занимая почти все проходы к путям. На Домодедовской была свиноферма и грибные плантации. Некоторые старожилы утверждали, что свиньи очутились здесь, под землей, благодаря совхозу имени Ленина, благо он был недалеко – нашлись смельчаки, доставившие их на станцию. Но точно этого уже никто не помнил. Существовала на станции и полиция – они же по совместительству совершали рейды на поверхность. В одну из первых вылазок сталкеры нашли несколько не фонящих комплектов формы полицейских на каком-то полуподвальном складе. Как шутили жители станции: «У нас полицейское государство». В остальном все было так же, как и на Орехово – суровая тяжелая жизнь. В общем, жили, как могли.

* * *

Миша проводил Немова до подсобных помещений – сталкер изъявил желание пообщаться с комендантом станции Домодедовская.

Справившись у проходящего мимо человека в форме – сурового начальника полиции станции Бориса Михайловича, коренастого мужчины с густыми усами, на месте ли комендант, и перекинувшись с ним парой слов, Немов обернулся к парню:

– Мишаня, ну ты подожди меня немного, я долго не буду. Поговорю с комендантом и пойдем дальше. Лады?

Миша кивнул.

Они договорились встретиться на платформе станции минут через двадцать.

Чтобы скоротать время, Миша решил пройтись по местному рынку, если можно было так назвать десяток прилавков с нехитрым скарбом: одеждой, простейшими инструментами, стареньким оружием, прочими вещами, необходимыми для хозяйства. У одного из прилавков сгрудилось много покупателей – по большей части тех, у кого закончилась утренняя смена, или тех, кто направлялся в местную столовую на обед. За прилавком стоял мужичок, худенький, с жиденькой бородкой, и о чем-то оживленно рассказывал потенциальным клиентам. На прилавке лежала всякая всячина – от гвоздей, бечевки и заржавевшей мясорубки до предметов одежды. В руке продавец держал бензиновую зажигалку (Миша видел такие у тех редких транзитных караванщиков, что иногда забредали на южные станции зеленой ветки). Стоила она целое состояние. На зажигалке угадывалась какая-то звезда. Миша протолкался поближе к прилавку.

– Прям уж на настоящем мотоцикле? – с сомнением в голосе спросил один из толпы.

– Вот тебе крест, – продавец осенил себя и продолжал:

– Лично встречал. На старенькой «ямахе». Как у них там называется? Чоппер, кажись. Так вот, выручил я его тогда, топлива подогнал, а он мне зажигалку эту и подарил. Брутальный такой мужик, на него взглянешь и сразу поймешь, почему такие еще живы. Да любая нечисть его стороной обходит. А чоппер его – так вообще верх искусства, железными листами по бокам обшит для защиты ног, впереди стекло высокое, обтекаемое и пуленепробиваемое, рама из стальных труб, из ободьев колес штыри какие-то торчат на ножи похожие. Не мотоцикл, а ударный истребитель.

– Ты, наверное, его в туннелях повстречал, – снова встрял тот же мужик из толпы. Сказал и заржал, как старая кляча.

Продавец взглянул на него с неприязнью, но сдержался и вслух произнес:

– Отчего же в туннелях? С караваном лет восемь назад Ясенево проходили, тогда еще живность на поверхности не так наглела. Ну и повстречали его на Калужском шоссе, недалеко от станции.

– Слышал я, на Ясенево они все и обитают, байкеры эти, – подал голос кто-то из толпы. – Может, он один из них.

– Да непохоже, – задумчиво проговорил продавец. – По всему было видно, что он одиночка. Может, по нужде к ним какой заезжал или по делу. Те ведь ребята рейдерами зовутся, хитрожопые они дюже. Да и байки их отличаются от старых, классических – трех– и четырехколесные они. По слухам, там целая банда не очень приятных парней, хладнокровные убийцы, одним словом. А этот показался мне прямым и честным парнем. Не было причины ему не верить. По его словам, он проездом был, в поисках топлива в Москву завернул, так он обычно в стороне от крупных городов держится – говорит, на открытой местности шансов у него выжить больше. Ну да с таким зверем, железным другом, от любой опасности скрыться можно. Да и дробовик за его спиной я разглядел, и ножи всякие на поясе, а на бедре топорик в чехле. Думается мне, такими ручищами, как у него, он этим топориком аки ножичком для овощей управляется.

– А дальше-то что? – еще один голос из толпы.

– Дальше? – нахмурил лоб продавец. – А ничего, бак заправил, емкости позади тоже заполнил топливом – он там запасы хранит в канистрах, приваренных к раме. И укатил, порыкивая двигателем. Показался он мне грустным очень, ну да у всех нас жизнь невесела. Напоследок зажигалку всучил мне, мол, не привык он задаром.

– Мирон, брось заливать, уж мы тебя знаем. Чтобы ты, да столько топлива на зажигалку выменял, эх…

Толпа стала редеть. История, рассказанная продавцом, никого не впечатлила. День был в самом разгаре, и люди заторопились по делам, и так потеряли много времени на бесполезную байку.

– Хотите верьте, хотите нет, – уже тише пробормотал Мирон, – а правда все это. И верю я, что ездит где-то сейчас по дорогам одинокий байкер на своем железном коне, будто ищет чего-то. А может, кого-то. И несчастлива та тварь окажется, которая встанет на его пути.

Миша представил огромного мужчину с дробовиком на двухколесной дрезине, разъезжающего по поверхности и отстреливающего мутантов. Если он действительно существует, то Миша не завидовал тому, кто решит перейти байкеру дорогу.

– А как он на поверхности, там ведь радиация? – решился он задать вопрос продавцу.

– Так он в респираторе был, не дурак же все-таки. И, я так понимаю, больших городов он старается избегать, промышленных зон всяких. А вдали от них и фон почище будет, наверное.

Миша уже остался практически совсем один перед при-лавком.

– А почем зажигалка? – спросил парень.

Продавец осмотрел Мишу с головы до ног.

– Боюсь, паря, денег не хватит.

– А ты не бойся, говори, сколько стоит, – раздался голос из-за спины. Миша не заметил, как подошел Немов и прислушался к их разговору.

– Двадцать пять патронов.

– Двадцать пять? Не многовато ли?

– Раритет, – пожал плечами Мирон.

– Давай за двадцать, – сказал Немов, отсчитывая патроны.

Сделка состоялась, продавец решил не торговаться.

– Держи, – протянул Немов зажигалку Мише, когда они отошли от прилавка.

– Я… не могу принять, – растерянно ответил парень. – И так за спасение обязан.

– Мы вроде как все выяснили по этому поводу. Никто никому ничего не должен. Хорошо, пусть это будет моей платой за то, что ты меня сопровождаешь. Ведь за услуги принято платить, так?

Миша смущенно кивнул.

Немов хмыкнул и мотнул головой в сторону южного туннеля.

– Ну, двигаемся дальше?

Они прошли мимо ряда палаток, стоящих на платформе. Здесь все было, как и на Орехово – такие же закопченные стены, такие же факелы по периметру и костры у входов в туннели. Возле одной из палаток сидел человек с гитарой в руках, наигрывая мелодию, и еле слышно пел вполголоса.

– Не обращайте внимания, – шепнул Немову Миша, – он немного того, – и он покрутил пальцем у виска. – Много лет назад, уже после Катастрофы, его в перегоне нашли, откуда он там взялся, никто так и не понял. Он нес какую-то чушь про гигантское колесо под землей, которое крутил много лет вместе с другими такими же узниками, и что метро – на самом деле живой организм, подчиняющий себе волю людей и высасывающий их жизненные силы, оно управляет нами, и то, что произошло с людьми – его рук дело, чтобы человек навсегда остался в плену своего хозяина и не было бы возможности никуда выбраться и сбежать. Единый вселенский организм Метро – не просто сеть подземных туннелей, а нечто большее, паутиной оплетшее землю, соединенное канализациями и подземными коммуникациями, трубами и туннелями, кабелями и катакомбами. Вот такую чушь он нес. Потом успокоился, все равно никуда отсюда не деться.

– Интересная легенда, – задумчиво проронил сталкер.

Они миновали человека с гитарой, выводившего слова песни, принадлежащей миру прошлого. Хриплый голос рассказывал про генералов и их детей, про землю, лежащую в ржавчине, и церкви, смешанные с золой, про поезд в огне и про то, что пора возвращать землю себе…

Опять потянулись ржавеющие шпалы, мрачные своды туннелей, обрывки кабелей и проводов на стенах.

Они снова вернулись к разговору, так неудачно прерванному дозорным Вано на подступах к Домодедовской.

– Есть еще кое-что, – голос Немова стал заметно тише, будто он боялся, что стены тоже могут слышать. – Об этом знает пока не так много людей, хотя это не бог весть какая тайна. На тебя ведь можно положиться?

Миша энергично закивал. Мысль, что ему сейчас доверят важную тайну, заставила сердце забиться сильнее. «Только бы не передумал», – мысленно торопил собеседника парень. Но Немов отчего-то медлил, словно решал, стоит ли довериться Мише. Наконец, решение, судя по всему, было принято. Немов заговорил, и сказанное поразило Мишу до глубины души, откуда-то изнутри накатила волна дикого восторга.

– Года три назад мы подобрали на поверхности еле живого, изнуренного мужчину. Им оказался тот самый человек, которого мы сейчас ищем. Он рассказал нам много удивительных вещей. Не буду сейчас пересказывать все его злоключения, подробно остановлюсь лишь на одном. Судя по его словам, он долгое время жил в бункере войсковой части в Бирюлево. Бывшей войсковой части – ее закрыли незадолго до войны. Через некоторое время он остался там совсем один – все его товарищи по несчастью погибли. Вот он и решился на отчаянный шаг – в одиночку пробраться через Царицынский парк. Удивительным образом ему повезло – звезды так сошлись, видимо, хотя в судьбу я не очень-то верю. Так вот, удалось ему уцелеть и пройти через парк, а затем и добрести вдоль железной дороги до района Люблино. Я со своими ребятами как раз совершал рейд по поверхности, когда наткнулся на него. Мы его чуть не застрелили, но вовремя распознали, что перед нами самый обыкновенный человек. А он лишь молча смотрел на нас и не делал ни малейшей попытки заговорить. Доставили мы его в таком шоковом состоянии на станцию, наши врачи кое-как выходили его. Что удивительно, он и сам врачом оказался. Это, как понимаешь, – Немов посмотрел на Мишу, – только предисловие. Наличие одной лишь бывшей войсковой части вряд ли заставило бы руководство Конфедерации Печатников отправить экспедицию и почем зря рисковать своими людьми. Тут мы и подбираемся к самому главному.

Врач рассказал нам, что за время жизни в бункере он облазил территорию войсковой части вдоль и поперек. И в одном из ангаров натолкнулся на дирижабль с необходимым оборудованием! Миша, ты знаешь, что такое дирижабль?

Миша неопределенно мотнул головой. В книгах он встречал упоминание об этом аппарате, знал, что на нем можно передвигаться по воздуху. Наверное, похож на тех летучих тварей, властвующих наверху и терроризирующих город, – вичух.

– В общем, Миша, дирижабль – это воздухоплавательный аппарат. Этакая вытянутая оболочка, наполненная газом-гелием, который позволяет ему держаться в воздухе. Под оболочкой крепится кабина для экипажа, а управляется аппарат с помощью винтовых двигателей.

– Слова врача, – рассказывал дальше Немов, – подтверждались и недавно найденным в одном из разграбленных архивов на поверхности документом – договором между войсковой частью и Межгосударственным Авиационным комитетом о том, что во временное пользование части предоставляется дирижабль для выполнения на ее территории работ по демонтажу невоенного оборудования и переброске его в другие части и на склады. В документе было сказано, что это еще одно контрольное испытание летательного аппарата комитетом. Вот, наверное, война и застала дирижабль в ангаре на территории войсковой части. А массивные ракетные удары обошли уже недействующую войсковую часть стороной.

Но и это еще не все. Через некоторое время врач, оклемавшись, исчез. Вместе с одним из караванов он пропал на станции зеленой ветки. Вы, наверное, слышали о враче-затворнике, который живет в сбойке между Красногвардейской и Алма-Атинской? Так вот это и есть тот самый необходимый нам проводник. Он-то нам и нужен.

Миша, безусловно, слышал о нем, хотя лично и не встречался. Нелюдимый и неразговорчивый врач вел отшельнический образ жизни. По слухам, у него был тайник с запасом медикаментов, к нему время от времени приходили люди, за антибиотики и лечение приносили ему еду, воду и прочие необходимые вещи.

– Конечно, молва о нем дошла и до Печатников, – продолжал Немов. – Мы знали, где можно найти нужного нам человека. А не так давно, когда я был на очередном задании, руководство станции поймало радиосигнал от выживших из Калуги. По довоенным меркам всего ничего – полтора часа на машине, под боком, так сказать. Но теперь попробуй, проберись через сто семьдесят километров враждебной территории. Вот и вспомнили про дирижабль. План на первый взгляд кажется фантастичным – добраться до Калуги на дирижабле, который не использовался уже двадцать лет. Но мы просто обязаны попробовать. Вот руководство и организовало экспедицию.

Миша не верил своим ушам. Он уже твердо решил, что во что бы то ни стало должен оказаться в составе экспедиции, и теперь мучительно соображал, как уговорить Немова взять его с собой. Покорить небо – взглянуть вниз с высоты птичьего полета – разве не об этом мечтает любой мальчишка? Об агорафобии, приступ которой он совсем недавно испытал, Миша забыл сейчас напрочь. А Немов все говорил и говорил.

– Москва стала сплошной аномалией. Где это видано, чтобы такое разгуливало по поверхности, что и в страшном сне в прежние времена не снилось? Тьма – вот новый повелитель мира. Мы вернулись на тысячелетия назад, в каменный век, и теперь снова вглядываемся с тревогой и страхом во мрак, который не способен разогнать огонь одинокого костра. Первобытные страхи стали реальностью, всепоглощающее чувство ужаса – нашим постоянным спутником. Мы так долго пытались выползти из своих нор на свет, столько приложили сил и времени, чтобы построить светлый мир для наших детей, а потом с легкостью за мгновение загнали себя обратно. Человек не меняется, он привык рушить то, что сам и строил столетиями – такова его сущность. Им всегда руководил страх. Страх быть непризнанным, отвергнутым, брошенным, высмеянным, уличенным во лжи, пойманным, растерзанным. А страх перед смертью в итоге стал пособником смерти. Есть лишь один способ выбраться из этого ада – убить тьму в своей душе.

Я цепляюсь за жизнь, хотя что мне в этой жизни? Все настоящее осталось там, позади, и его уже не вернуть. Я привык не сдаваться перед обстоятельствами, пытаться их побороть, и эта привычка помогает мне жить сейчас.

Немов посмотрел на шагавшего рядом Мишу, невидящий взгляд скользнул по лицу, макушке парня, не задерживаясь ни на чем, пробежал по заплесневелым стенам и снова уткнулся в пол. Шаги гулко отдавались в сгустившейся темноте. Шаги обреченного, но не сдавшегося человека. Немов снова заговорил:

– Думаешь, Миша, выжившие там действительно есть?

Миша смутился.

– Но вы же сами… Радиосигнал и все такое.

– Да, радиосигнал был, хотя я его и не слышал – был на задании. Но как знать, может, это запись, которой уже несколько лет?

Мише нечего было ответить на вопрос Немова. Он лишь понурил голову и решил, что вся затея с дирижаблем выглядит чересчур фантастично.

– И что же теперь?

– Теперь, Миша? Приказа никто не отменял. Критическая точка давно пройдена, в чудесное избавление верить уже не приходится. Но… – тут голос Немова дрогнул, – пока есть хоть малейшая возможность, я буду стараться что-то изменить. Что-то исправить. Что-то пытаться сделать. Сидеть на месте и ждать у моря погоды – не для меня.

Голос Немова внезапно стал хриплым.

– Я все потерял там, – сталкер погрозил потолку туннеля, – все, для чего я жил, и всех… Единственная моя цель сейчас – хоть немного исправить то, к чему и я приложил руку. Мы все раньше упивались могуществом, свободой, играли мускулами. Заигрались и перешли Рубикон.

Миша удержался от вопроса, что же такое Рубикон. Ему не хотелось перебивать сталкера, да и умом он понимал, что лучше этого не делать. Немов будто ушел в себя, и даже несколько раз споткнулся о шпалы, но, казалось, не заметил этого.

– Судьба странным образом хранит меня, но я не понимаю, зачем я ей нужен. Я кидался в такие авантюры, хватался за самые опасные задания, но каждый раз возвращался целым. Нет, конечно, несколько раз я был на волосок от гибели, чувствовал ее смрадное дыхание на лице, но всякий раз я выходил победителем. Наверное, у меня есть миссия, которую надо выполнить. Лишь тогда меня освободят.

Я часто задаю себе один и тот же вопрос, который не дает мне покоя. В непроглядной тьме опостылевших сырых колодцев, перегонов и станций я ищу ответ на него, но не нахожу. Лица случайных встречных или путников, бледные и изможденные, с печатью страдания и боли, не могут помочь мне в этом.

Немов мыском ботинка поддел камешек под ногами, и тот звонко отскочил от рельсов. Звук словно заставил Немова отвлечься от размышлений вслух, и он замолчал, нервно приглаживая короткий ежик на затылке.

– Какой вопрос? – не выдержал Миша.

– Вопрос… – рассеянно повторил Немов. – Ах, да… Вопрос мучает меня давно, и ответа я так до сих пор и не узнал. А суть такова: можно ли умереть еще раз, если однажды уже умер?

Эти слова напугали Мишу, хотя он не понял почему.

* * *

Красногвардейская отличалась от близлежащих станций. С первого взгляда можно было заметить полное отсутствие женщин и детей. Станция служила своеобразным форпостом перед южными туннелями, ведущими в неизвестность, и переходом в центре на соседнюю заброшенную станцию Зябликово. Все выходы охранялись тщательнее, в отличие от Орехово и Домодедовской, где стояли на посту скорее формально. И пусть за двадцать лет не произошло ничего серьезного, оборона границ являлась первостепенной задачей. Палаток здесь было немного – в основном, дозор несли жители Домодедовской, ну, и те немногие, что все-таки обитали на станции – сталкеры-одиночки.

Раньше на поверхности рядом с Красногвардейской была междугородняя автостанция, поэтому среди ее нынешних обитателей встречались не только коренные жители столицы. В первые дни красногвардейцы растащили весь багаж автобусов. Какого только барахла там не было – от хрустального сервиза, который, видимо, везли кому-то в подарок, и удочек для рыбной ловли до бытовой техники и телевизора. Впрочем, многое, что раньше имело бы ценность, – в подземке было лишь никчемным мусором и барахлом.

Станция имела два подземных вестибюля и четыре выхода на поверхность, один из которых обвалился, – на Ореховый бульвар и улицу Ясеневую. Стены были облицованы красным закопченным мрамором, пол – из серого гранита. Над головой темнел полукруглый свод, отчего станция казалась выше своих собратьев по ветке, колонн здесь не было. Углубления квадратной формы на потолке придавали Красногвардейской особую выразительность. В торцах зала еще можно было рассмотреть витражи на тему революции, о которой в свое время рассказывал Мише Игорь Владимирович. На одном из барельефов под лозунгом, потерявшим всякий смысл – «Вся власть Советам», была изображена Спасская башня Кремля в свете восходящего солнца. После рассказа Немова про кремлевские звезды Миша с опаской поглядывал на это изображение. Парень не считал себя очень впечатлительным, но сияющая каменная звездочка вызывала теперь неясную тревогу. На другом панно были выведены крупно цифры 1917 и надпись: «Красная Гвардия». Видимо, от нее станция и получила такое название. Чем занималась Красная Гвардия и почему бы ей не быть зеленой или синей, Миша не знал. Может, охраняла те самые звезды Кремля, которые также, по слухам, были красными. Еще на витраже был призыв, который почти стерся, о том, что кому-то и где-то надо собраться или соединиться.

Непосредственно за станцией были расположены тупики, а туннели вели дальше, к заброшенной Алма-Атинской.

На станции Немова и Мишу встретили подозрительно. Сталкер сунул дородному детине, остановившему их, бумажку – разрешение на проход от коменданта Домодедовской. Тот долго ее изучал, вчитывался, его губы шевелились, разбирая слова на листке, у Миши даже закралось подозрение, что читать как следует здоровяк не умеет. Наконец бумажку вернули. Охранник оглядел с ног до головы сначала Немова, потом, с меньшим интересом, – Мишу и коротко кивнул:

– Проходите.

Они задержались на Красногвардейской, решив пообедать в местной столовой – полевой кухне, расположенной прямо на платформе. За грубо сколоченными столиками почти никого не было – лишь за соседним расположились двое мужчин, потягивая из кружек напиток, напоминавший по запаху бражку.

Заказав грибную похлебку и подозрительное на вид жаркое и расплатившись четырьмя патронами, Немов и Миша в ожидании присели за столик. Бросив на них быстрый взгляд, компания за столиком рядом продолжила что-то живо обсуждать вполголоса.

Миша прислушался.

Мужчина, одетый в ватник, с сальными волосами и выщербленным ртом хриплым голосом рассказывал собеседнику:

– Да честно тебе говорю, своими глазами видел, зуб даю.

– Не стоит так легко разбрасываться зубами, и так у тебя их почти не осталось, – хмыкнул его собеседник, коротко стриженный крепыш. – Жевать чем будешь?

Щербатый взмахнул театрально руками.

– Не ожидал, что ты мои слова под сомнение поставишь. Видел я, правда.

Крепыш покачал головой:

– Все, кто Язя встречал на своем пути, выжить не смогли. Потому никто и не знает, что это такое. Люди крепкие погибали, настоящие бойцы. А ты себя в зеркало-то видел?

– Ну, как знаешь. Но я видел, – упрямо твердил Щербатый, не обращая внимания на колкости крепыша, – в Борисовских прудах. Язь самый настоящий. Здоровенный такой. Чудом спастись мне удалось. Хотя разумом моим он чуть не завладел тогда, насилу дурман отогнал и еле ноги унес. Вот это тварюга! – почти в восхищении вымолвил мужчина.

– Да ладно заливать-то, все знают, какой ты сказочник.

Мише так и не удалось понять, о чем же говорил один мужчина другому, поскольку начала разговора он не слышал, поэтому вскоре он утратил интерес к говорившим.

Управившись с обедом и потягивая пахучий грибной чай, он не заметил, как к ним подошел человек, и вздрогнул, когда услышал голос за спиной:

– Лейтенант Шелудько. Ваши документы?

Немову пришлось снова показывать письменное разрешение коменданта на проход через станцию.

Лейтенант, лет пятидесяти на вид, чисто выбритый и подтянутый, несмотря на то, что форма была порядком изношена, развернул бумагу. Был ли он военным в прошлой жизни или достал форму уже позже, например, во время одного из рейдов на поверхность, понять было сложно, а спрашивать не особо хотелось. Но военная выправка у него присутствовала – видно было по каждому движению. У лейтенанта оказалось все в порядке с грамотностью, поэтому, быстро взглянув на бумажку, он сразу вернул ее обратно.

– С какой целью? – он, видимо, был мастером коротких реплик и не считал необходимым распыляться на лишние слова.

– Ищу человека, – так же коротко ответил Немов, выдержав пристальный взгляд лейтенанта.

Тот кивнул.

– Здесь или транзитом через станцию?

Сталкер махнул рукой в сторону туннелей.

Лейтенант снова кивнул.

– Отдам распоряжение, чтобы вас пропустили на посту, – он развернулся и стремительным шагом направился к укрепленным выходам со станции.

* * *

Блокпост, сложенный из мешков с песком и ощетинившийся пулеметом «Корд» с лентой патронов, выглядел внушительно. Дозор несли четверо – один за пулеметом и трое с «калашами». С виду нормальные ребята, дозорные вопросов не задавали – о гостях, видимо, уже доложили. Лишь парень за пулеметом нахмурился и покачал головой:

– Отчаянные вы. Я бы не стал соваться в эти туннели. Кто знает, что там творится сейчас. Ничего серьезного вроде бы не лезло к нам до сих пор, но шорохи и звуки постоянно доносятся.

– Справимся, – ответил Немов. – Может, это всего лишь сквозняки гуляют да крысы бегают, а вы тут и понапридумывали. Сам же говоришь, никто за двадцать лет не беспокоил.

Дозорный лишь пожал неопределенно плечами, мол, «как знаешь», и потерял к ним интерес.

Туннель принял их настороженно. По мере удаления от блокпоста на душе становилось неуютно, хотя чувства опасности не было. Свет факела тускло отражался в проржавевших шпалах и стенах, кое-где покрытых мхом. Видно было, что туннели давно не использовались, человеческая нога не ступала здесь годами. Немов сверился с показаниями дозиметра – фон был нормальным, недоверчиво осмотрел стены. «Вроде мох как мох. Ничего необычного». А вслух произнес:

– Да-а, ну и место себе выбрал врач-отшельник.

Глава 4 Проводник

– Люди не принимают его, он отпугивает их своей странностью, – рассказывал Немов. – Чего только про него не рассказывали. Злые языки поговаривали, что он связался с темной стороной и может украсть душу человека. Слышал я истории и про то, как он стал то ли вампиром, то ли оборотнем. В общем, молва постаралась. Последний раз его видели где-то недалеко от заброшенной станции Алма-Атинская.

– Вы верите в эти истории? – спросил Миша Немова.

– Я верю только в то, что вижу, – сказал сталкер. – Возможно, отшельник сбрендил. Мозги поехали. Но все равно он нам очень нужен. Системообразующий для нашего мероприятия человек.

Они давно миновали усиленный кордон на Красногвардейской. Свет факела в руке сталкера выхватывал обрывки кабелей, свисающих вдоль стен, заросших мхом, отчего мрачное подземелье выглядело еще более неуютно, пугающе. Впереди – бесконечные тюбинги туннелей, шпалы, теряющиеся в темноте. Немов то и дело сверялся с показаниями дозиметра, но прибор молчал всю дорогу.

Миша раздумывал над словами сталкера. А что, если и правда существует неведомая людям темная сила? Темнота и свет факела рождали тени, и парню казалось, что за ними неотступно кто-то наблюдает. «Да это все байки, – сказал сам себе Миша и для пущей убедительности тряхнул головой, отгоняя наваждение. – Нет никакой темной стороны, ни оборотней, ни какой-то другой силы. Только горстка людей в метро да мутировавшие создания Верхнего мира, новые хозяева поверхности».

– Вижу, мои слова произвели на тебя впечатление? – усмехнулся Немов, нарушив затянувшееся молчание.

* * *

Туннель вел прямо, и идти по нему было легко. Затем последовал плавный поворот, пути сворачивали налево. Внезапно Немов резко остановился. Его рука схватила Мишу за плечо, заставляя притормозить. Впереди, в пяти метрах от них, в стене туннеля темнел небольшой провал с неровными, словно обгрызенными, краями. Шпалы, пол и стены рядом с отверстием были покрыты какой-то мерзкой слизью, слабо светящейся в темноте. Немов, осторожно ступая, приблизился к дыре, заглянул, подсвечивая факелом.

– Похоже, на какое-то убежище, нору… – пробормотал он.

Стоп! Нора! Он вспомнил рассказ чудом уцелевшего сталкера с Полиса – одного из тех, кто был в группе, направлявшейся на поиски выживших в пещерах в Подмосковье. Он утверждал, что в южных туннелях московского метро водятся странные создания, похожие на жаб, только огромного размера, плюющиеся ядом, язык которых разил будто плеть и оставлял химические ожоги на теле. Кажется, он называл их голиафами. «Побыстрее убраться отсюда», – мелькнула мысль. Но тут в глубине небольшого проема сверкнули в свете факела выпученные зеленые глаза, явно принадлежащие не человеку.

– Уходим, быстрее! – крикнул сталкер, уже не таясь, и, схватив Мишу за руку, буквально поволок того прочь от норы дальше по туннелю.

Миша, бросив взгляд через плечо, с ужасом увидел, как нечто огромное, скользкое и вонючее выбирается из проема в стене. Недовольно оглядев пространство, чудовище уставилось на стремительно удаляющиеся спины. Сфокусировав взгляд, тварь издала устрашающий рык, обнажив ряд острых зубов, выбросила вперед длиннющий язык. А затем…

С легкостью оттолкнувшись от поверхности, тварь перемахнула добрый десяток метров, разом сократив отставание от них. Она была мерзкого ядовито-зеленого цвета, ее кожа была покрыта то ли буграми, то ли выростами, особенно заметными вдоль спины, в круглых глазах, казалось, отсутствовала хоть какая-то мысль, в них был заметен лишь голод. Всепоглощающий неземной голод. Вдруг тварь выплюнула сгусток какой-то слизи – он пролетел в нескольких сантиметрах над головой Миши и попал в стену, резко зашипев от соприкосновения с поверхностью.

– Это яд, – крикнул на ходу Немов, – если хоть капля попадет, мы – не жильцы!

Обернувшись, он скинул автомат с плеча и выпустил короткую очередь. Пули не причинили сколь-нибудь значимого вреда огромной мутировавшей лягушке. Наоборот, казалось, это еще больше разозлило ее. Снова оттолкнувшись от пола, она совершила очередной прыжок и оказалась прямо за спиной у беглецов, так нагло вторгшихся в ее владения.

– Стреляй по глазам, – крик Немова потонул в громоподобном реве.

Миша вскинул ПМ, выданный ему перед входом в туннель Немовым, и, целясь в левый глаз, выстрелил. Глаз, маячивший всего в паре метров, противно лопнул. Вязкая жидкость вытекла на морду твари, она мотнула головой от боли, ткнувшись в стену, и издала звук, больше похожий на визг, заложивший уши. Тут же сталкер вскинул автомат и прострелил второй глаз голиафа.

– Уходим, – он снова схватил Мишу за руку и потащил в глубь туннеля.

Сзади разъяренное животное, сходившее с ума от боли, слепо тыкаясь в стены, не думало отставать, преследуя бегущих путников. Несмотря на слепоту, оно медленно, но верно настигало их благодаря могучим ногам, которые с легкостью отрывали тушу от земли и проносили в воздухе несколько метров.

* * *

К нему приближались двое. Топот ног звучал все явственнее. Кто эти незваные гости, и зачем они здесь? Каковы их намерения? Почему они так бесцеремонно заявляют о своем появлении? Разум подсказывал, что это чужаки, которые здесь раньше не бывали, иначе они не стали бы так шуметь. Интуиция редко подводила его. Вот уже два года он жил отшельником в заброшенном туннеле, страдая от одиночества, но не желая ни на что променять это самое одиночество – уставший человек в ожидании смерти, которая постоянно следила за ним, но отчего-то не торопилась взмахом своей косы оборвать жизнь бедняги. Костлявая словно издевалась над мужчиной – каждый раз, уже занеся орудие неумолимой судьбы, вдруг меняла решение по одной только ей ведомой причине. Так случалось не раз с тех пор, как он спустился в убежище-бункер на территории войсковой части, затерянной в Бирюлевском лесу. С того момента его судьба сделала причудливый виток, подвергла его удивительным и жутким испытаниям, но по-прежнему держала его на коротком поводке.

Сергей Вильдер – а так звали в прошлой жизни врача-отшельника – и сам не понимал, почему так упорно цепляется за жизнь. Смысла в своем существовании он не видел никакого. Он потерял все, что было в прежней жизни – семью, работу, друзей, он сторонился людей, но, тем не менее, почти с маниакальным упорством Сергей жил. Жил вот уже двадцать лет новой жизнью. Душевная боль стала его постоянным спутником. Он привык к ней, как привык к мрачным стенам, сковывавшим его под землей, к спертому воздуху и отсутствию света.

Вой сирен двадцатилетней давности, крики и давка – все смешалось в голове еще молодого тогда, двадцативосьмилетнего мужчины. Он обнаружил себя сидящим на асфальте, схватившимся руками за голову, раскачивающимся под вой сирен и постоянно повторяющим одну и ту же фразу: «Это конец». Кто-то грубо схватил его за руки и рывком поставил на ноги, последовала пара оплеух, приведшие Сергея в чувство. Если не это, он так бы и остался сидеть там, пока не загнулся бы от лучевой болезни. В тот день Сергей находился в закрытой недавно войсковой части, где ранее проходил службу, в военном городке, куда он приехал к коллеге-врачу. Вместе с другими он и спустился в бункер на территории части. На тот момент завершались последние работы по демонтажу оборудования на территории, большинство жителей военного городка уже передислоцировались в другое место, поэтому людей было немного – несколько десятков человек.

Три дня он провалялся в глухой комнатушке, прекрасно понимая, что жизнь его потеряла всякий смысл. У Сергея был жар, и он бредил. В минуты мнимого просветления он молил небеса о скорейшей смерти, ведь, будучи врачом, прекрасно понимал, что смерть – лишь вопрос времени.

Постепенно Сергей заново научился жить, тем более его окружали такие же, потерявшие все люди. Жизнь в бункере со временем наладилась, запасов хватало на несколько лет, так что о голоде беспокоиться было преждевременно. Находясь в лесной глуши, бункер оказался отрезан от Москвы, но несложно было предположить, что вряд ли в городе уцелели многие. Да что там в городе – во всем мире, наверное, человечество изрядно поредело. Жизнь была непростой, на поверхности бушевала ядерная зима – высовывать нос наружу оказалось небезопасно даже в спецодежде, которой в бункере хватало. Вот и не высовывали уцелевшие носы из убежища, пока нужда не заставила.

Рано или поздно, но выйти наверх пришлось. А снаружи был уже совсем другой мир, эволюция сошла с ума, и каждая вылазка сопровождалась огромным риском. Тем не менее, Сергей старался как можно чаще выходить из бункера. Его пытались отговорить – врачи всегда были в почете – но не смогли.

Что случилось дальше, Сергей вспоминал, как в кошмарных снах. Он бы предпочел навсегда избавиться от этих мыслей, вырезать их скальпелем, но это было выше его сил. Воспоминания каждый раз причиняли ему страдания. Свидетелей тому, что приключилось с Сергеем, не осталось. Все жители бункера погибли от напасти, объяснения которой не нашлось.

Какое-то время врач жил один в бункере, а затем решил отправиться в последний путь наверх. Удивительным образом судьба пощадила его снова, предоставив еще один шанс. Поплутав по Царицынскому парку, он вдоль железной дороги добрался до района Люблино, где его подобрал отряд сталкеров. Две недели покоя и лечение пошли на пользу организму. К своему глубокому удивлению, он все-таки пришел в себя, боль спряталась внутри, превратилась в постоянное ноющее чувство, терзающее тело и душу, но позволяющее жить. Находиться среди людей с того момента стало для Сергея тяжело, наедине с собой он чувствовал себя спокойнее. И поэтому он исчез со станции Печатники, едва поправившись.

Сергей некоторое время жил на заброшенной Зябликово, пока не пришло туда злосчастье в виде творений нового мира, странных существ, похожих на летучих мышей, только в три раза больше. Летуны, а так прозвали их сталкеры с Печатников, которые пробовали огнем вывести ужасных созданий, высасывали из жертв кровь – всю до последней капли, оставляя после себя бледные, выбеленные тела несчастных. Рейды печатниковцев большого успеха не принесли, да и не было смысла бороться за станции, которые были отрезаны от Конфедерации затопленными Братиславской, Марьино и Борисово. Конечно, популяция летунов заметно сократилась, но их способность прятаться в вентиляционных шахтах, ответвлениях, многочисленных проходах и щелях позволила им выжить.

В любом случае Сергею пришлось искать другое место. Большого выбора у него не было: обжитых станций он сторонился, выше по ветке – Борисово, сырая, безлюдная, подтопленная станция. Оставалось два варианта – либо на поверхность, либо на соседнюю ветку. Боковое ответвление за станцией Зябликово в оборотном тупике вывело его к туннелю, ведущему на Алма-Атинскую, где он и поселился – в сбойке, ведущей к вентиляционной шахте. Недалеко отсюда, на поверхности, находилась та самая больница, в которой Сергей работал врачом до Катастрофы, – клиническая больница № 83 со складом медикаментов в подвале. По ответвлениям и коммуникациям Сергей пробирался в этот подвал, откуда таскал антибиотики. За лечение больных ему стали приносить все необходимое. Тем и жил.

И вот сейчас у Сергея возникло стойкое чувство, что визит нежданных гостей изменит его жизнь. В какую сторону – он не мог предположить. Но ощущение чего-то неизбежного закралось в душу. Сомнений быть не могло – те двое направлялись к нему.

Может, затаиться, и они пройдут мимо, не заметят? К чему лишние неприятности, да и кому взбредет в голову идти к Алма-Атинской? Поживиться там абсолютно нечем, кроме того, жить на этой станции тоже не представляется возможным. Об этом знали на соседних станциях, поэтому вдвойне странно, что кто-то пожаловал в гости. Сергей прислушался к внутреннему голосу, не зная, как поступить – выдать себя или спрятаться от путников. И пока он раздумывал, до его слуха донеслись хлопки выстрелов и отборная ругань. Тут же послышался приближающийся топот чьих-то ног, и, осторожно выглянув из укрытия, Сергей увидел человека с факелом, бегущего первым, за руку он тащил второго, поменьше ростом. Вглядевшись внимательнее, он понял причину столь поспешного передвижения: чуть поодаль, настигая незнакомцев, скакал голиаф, похожий на исполинскую лягушку. Он отталкивался от стен и пола и издавал отвратительные утробные звуки. Первый мужчина несколько раз обернулся и выстрелил из «калаша», но пули не причиняли особого вреда голиафу. «В туннеле у них нет шансов», – промелькнуло в голове Сергея. Пока он раздумывал, бегущие практически поравнялись с туннельной сбойкой, где обитал отшельник.

– Сюда, поворачивайте сюда! – выкрикнул он, высунувшись из своего укрытия и махнув рукой.

Секундное замешательство – и путники последовали совету Сергея, бросившись к спасительной сбойке. Пропустив их, отшельник захлопнул зарешеченную дверь прямо перед носом разбушевавшегося голиафа. Тварь навалилась на выглядевшую ненадежно конструкцию, решетка противно заскрипела, но выдержала напор.

Сергей вгляделся в голиафа, отметив про себя, что он слеп, и указал на горящий огонь в руке Немова:

– Его тепло и звук привлекают. Давайте отойдем дальше.

Сталкер, бросив подозрительный взгляд на дозиметр, охотно кивнул.

– Немов! – воскликнул Сергей, брови которого поползли вверх от удивления, когда он разглядел лицо сталкера. – Тебя как сюда занесло?

Они отошли дальше от проема, завернули за угол, к лестнице, ведущей наверх к вентшахте, чтобы не быть на виду у бесновавшейся твари – та, надо сказать, успокоилась, поняв тщетность своих попыток проникнуть через решетку и, видимо, потеряв след беглецов (слава богу, создание не отличалось развитым обонянием), но уходить пока не собиралась.

– Вильдер, – расплылся в улыбке сталкер и крепко обнял отшельника, – тебя-то я и ищу.

Вторым в паре оказался молодой парень лет восемнадцати на вид. Сергей взглянул на него с интересом. Что же может быть общего у двух столь разных на вид людей, стоящих сейчас перед ним? Все это выглядело даже немного комично. Врач протянул руку для рукопожатия и коротко представился.

– Сергей, – и тихонько хохотнул, совсем не к месту.

Миша с удивлением и беспокойством вглядывался в лицо отшельника. Он даже немного испугался цепкой хватки странного мужчины. Что-то в этом человеке не давало покоя парню. Немов говорил о странностях отшельника, которого они искали. Быть может, он от одиночества свихнулся, кто его знает, как же он тогда сможет провести их по поверхности к войсковой части? Увидев бледного врача, Миша засомневался в его способности здраво рассуждать и вопросительно взглянул на Немова. На что тот лишь неопределенно пожал плечами.

– Серега, ты что, от одиночества совсем тронулся?

* * *

Миша привалился к стене, изучая отшельника. Тот был облачен в лохмотья, некогда бывшие одеждой, но давно потерявшие как свой вид, так и форму, изорванные и выцветшие. Был он абсолютно лыс, бледная кожа сморщилась, одряблела, щеки впали, слезящиеся глаза смотрели внимательно, и вместе с тем в них застыла физическая и душевная боль.

– На вот, выпей, – Немов протянул Сергею небольшую фляжку с жидкостью. – Ты, наверное, уже забыл вкус настоящего напитка.

Сергей припал губами к фляжке. Горло обожгла терпкая жидкость. Он закашлялся, по телу разлилось тепло от глотка давно забытого самогона, который немного привел в чувство отшельника.

– Зачем меня искали? – спросил он, переводя взгляд с Миши на Немова и обратно.

– Помощь нужна, – буркнул Немов, с тревогой осматривая слабого, изможденного человека.

И Сергей почему-то знал, что окажет им посильную помощь, сделает все, что от него зависит.

После самогона и сухого пайка, взятого Немовым в дорогу и по-братски разделенного между троими, все почувствовали себя немного лучше.

Задумавшись, Немов не заметил, как отшельник повторил свой вопрос, адресованный ему:

– Так что за помощь от меня требуется?

Пришлось повторять еще раз, громче.

– Помощь? – Олег не сразу сообразил, что от него хотят, растерянно оглядел присутствующих и только потом, тряхнув головой и отгоняя нелегкие мысли, спросил:

– Будешь нашим проводником?

* * *

Слабый костерок с трудом освещал помещение вентиляционной шахты, вверх уходила лестница, теряясь высоко во мраке. Наступала ночь. Миша и не заметил, как быстро пролетело время, ожидание в сбойке вентиляционной шахты прошло незаметно.

Немов и Сергей под предлогом проверки, убрался ли восвояси голиаф, отошли ко входу в сбойку, прикрытому решеткой. На самом деле они сейчас что-то оживленно и горячо обсуждали, но было сложно разобрать слова. Мише было ужас как любопытно, что за дела обсуждают сейчас отшельник и сталкер. Сделав вид, что осматривает помещение, Миша тихонько приблизился к говорившим – шаг, другой, и еще один… Напряг до невозможности слух, замерев и задержав дыхание, стараясь не шуметь. Сергей негромко выражал справедливые сомнения по поводу предстоящего мероприятия.

– Неужели ты думаешь, что я бы потащился туда, стал бы рисковать бездумно людьми, если бы не было ни малейшего шанса? Ты забываешь, кто я, – возражал Немов и для пущей убедительности погрозил пальцем Сергею.

– Ты не представляешь, насколько это опасно.

– Конечно, куда уж лучше торчать под землей, загибаясь от голода и прочей хрени, и ничего не предпринимать.

С минуту Сергей молчал, пытаясь подобрать доводы, затем устало махнул рукой:

– Ладно, но я предупреждал.

Олег кивнул.

– Пойми, я там такого навидался, не пожелаю никому. А уж чего только природа не породила, сполна отыгралась за безумства человеческие. Как знать, может, место всем нам уже давно в музее, а мы все за край обрыва цепляемся и руки разжать боимся, – философски закончил тираду отшельник.

– Да пошел ты со своими присказками, – беззлобно ответил Немов и облокотился на стену, – и так жить тошно. Не могу я, Серега, на жопе ровно сидеть. Вдруг это шанс?

Миша еще некоторое время прислушивался к разговору стоящих поодаль мужчин, а затем решил, что настала пора обнаружить себя. Он шаркнул ногой и нарочито громко каш-лянул.

Отшельник и сталкер разом вздрогнули и повернулись на звук.

– Шпионишь? – улыбнулся Немов и сверился с часами на руке. – Поздно уже, надо отдохнуть, а с утра выдвигаемся.

Он вопросительно уставился на Сергея, и тот кивнул.

* * *

Миша уснул на удивление быстро. Усталость навалилась разом, словно тяжелая наковальня на плечи. В последнее время ему часто снились разные яркие сны. Этот раз тоже не стал исключением. Единственное, что отличалось – сейчас он даже во сне ясно понимал, что все это ему лишь снится.

Он вместе с Сергеем и Олегом оказался на заброшенной станции Алма-Атинская. В свете факела было сложно разглядеть, что она собой представляет. От нее веяло пустынным, даже каким-то могильным холодом. На гранитных плитах пола лежал толстый слой пыли, было видно, что станция никем не используется. По крайней мере, следов ног видно не было. Все, что удалось разглядеть Мише – своды станции в форме полукруга. Посреди платформы стояли непонятные железные конструкции – то ли призванные поддерживать свод, то ли просто для красоты. Сохранились даже скамейки, как и пол, укутанные пылью. Платформа и пути были пусты. В дальнем от путников конце станции чернел провал в потолке. Часть свода обвалилась, причем довольно удачно – взобраться по кускам арматуры и бетонным осколкам на поверхность не составляло большого труда. Станция Алма-Атинская была заложена на небольшой глубине.

Дойдя до провала, группа остановилась, оценивая возможный путь наверх. Немов лично проверил, не обвалятся ли под путниками просевшие плиты. Затем похлопал по плечу Мишу и Сергея, как бы говоря: «Будьте осторожны». Первым полез отшельник. Было видно, как тяжело ему дается восхождение. Он несколько раз замирал, переводя дух, но ни разу не оглянулся назад. Миша смотрел на удаляющуюся спину Сергея и пытался вспомнить, когда же он успел согласиться на эту авантюру – памятен был еще прошлый выход на поверхность. Что им вообще там делать и куда они карабкаются сейчас? Ну, если Немов не задавал вопросов, то почему бы не довериться и ему. И Миша начал свой путь наверх. Немов остался дожидаться их на станции.

Луна висела низко над землей, озаряя все вокруг мертвенным светом. Район Братеево поразил Мишу. Перед ним расстилался пустырь, на котором не было ровным счетом ничего – ни деревьев, ни зданий. При каждом шаге раздавался хруст. Поглядев под ноги, Миша с удивлением обнаружил, что поверхность пустыря состоит из мелко перемолотого бетонного крошева, дерева, полуистлевшего картона и тряпья. «Что же тут случилось? И кто сравнял с землей все здания, устлав огромную площадь вокруг перетертым жмыхом?»

– Не бойся, – сказал Сергей. – Тебя здесь никто не тронет.

Миша опять подивился необычному человеку, шедшему сейчас бок о бок с ним. «Самоубийца. Без химзы на поверхность!» Отшельник категорически отверг все попытки навязать ему какое бы то ни было обмундирование и противогаз, заявив примерно следующее: «Сейчас мне это абсолютно не нужно». Немов, как ни странно, спорить с Сергеем не стал.

«Но какой же удивительный сон, и насколько реальным кажется все вокруг – от звуков до картинки!» Миша старался не смотреть наверх – еще свежи были воспоминания о первом выходе на поверхность. И упорно старался не думать о том, что над головой нет привычного потолка, а лишь небо – бездонное и огромное. При воспоминании об этом парня начало мутить. И он, чтобы отвлечься, постарался думать о чем-нибудь другом. «Зачем мы здесь? Судя по тому, что со всех сторон пустырь, топать до цели немало».

Миша только сейчас обратил внимание, что кроме хруста, порождаемого их шагами, стояла полная тишина. Никто не издавал протяжный вой, не шумел ветер. Местность была пустой на самом деле, без признаков жизни. Каменная пустыня. «А ведь вместе с мусором и камешками здесь перемолоты и кости людей, которых смерть застала на поверхности», – мелькнула мысль. Миша и Сергей шли по огромному могильнику.

Внезапно Сергей остановился.

– Мы пришли.

Миша обернулся в недоумении. «Пришли куда?» Вокруг простирался все тот же пустырь. Хотя нет, что-то смутило Мишу. Он еще раз огляделся. «Что-то здесь не так». В двух шагах стоял Вильдер, молча наблюдая за его движениями. «Куда же мы пришли?». В очередной раз осматриваясь по сторонам, Миша вдруг заметил чуть слева от Сергея высокое темное, даже, можно сказать, черное пятно. Оно словно полностью сливалось с ночью, и даже в свете луны его практически невозможно было разглядеть, так как лунный свет не отражался от его поверхности, а будто бы поглощался пятном. Только приглядевшись, Миша понял, как заметил его: пятно скрывало от него часть пустыря, освещенного светом луны, и если бы не этот факт, то заметить его было бы невозможно – настолько оно сливалось с окружающим Мишу пространством.

Миша подошел ближе, на расстояние, как ему показалось, вытянутой руки.

– Не бойся, – снова повторил Сергей. – Оно не причинит тебе вреда.

Словно в ответ на его слова по пятну пробежала рябь. Внезапно, будто настроилась резкость окуляров бинокля, оно стало видимым. Миша резко отпрянул, не на шутку струхнув – метаморфоза была слишком пугающей и резкой. Оно пульсировало, под его поверхностью что-то перекатывалось толчками, словно кровь по застоявшимся венам. Строение (или растение?) в три обхвата и высотой в два человеческих роста явило Мише свою сущность.

– Прикоснись, – тихо молвил отшельник.

Миша послушался.

Вроде бы, на первый взгляд, ничего не произошло. Пульсирующая поверхность под резиновой перчаткой была теплой, словно она была живой. Миша не мог не отметить, что прикосновение приятно. Спокойствие и умиротворение разлились по телу парня – так теплая вода постепенно заполняет ванну, в которую приятно погрузиться. Ушли тревоги и страх.

Затем Миша услышал голоса. Нестройный многоголосый хор – от шепота до громких фраз, слившихся в гул. Кто-то обсуждал, спорил, смеялся, всхлипывал, читал вслух, пел. Осознание пришло из глубин, плавно, оно оказалось простым и ясным, как хрустально чистый ручей в лесу, которого Мише, скорее всего, никогда не доведется увидеть в своей жизни. Но благодаря таинственному явлению он понимал, что это такое. Оно хранило в себе память людей, накопленную тысячелетиями, зрительную, слуховую, обонятельную, осязательную – все, что знал человек. Да, оно не давало ответа на вопрос, что оно такое, откуда появилось в районе, где некогда стояли дома, в которых жили люди – под бездонным небом и на бескрайнем просторе. Но это было неважно. Миша понял, что потерял человеческий род, чего лишился, загнав себя в тюрьму подземелья. «Но зачем?! Как можно погубить такую красоту?» Алчность, корысть, злоба, месть – вот обратная сторона человеческой души, которая выплеснулась наружу в один момент, подмяв под себя все живое, не оставив места состраданию и любви в Верхнем мире, ставшем пустым и чуждым.

Вдруг перед взором Миши замелькали картинки. Мгновенно сменяя друг друга, они наполнили поверхность жизнью. Вместо пепелища на месте Москвы возникли шумные и оживленные улицы, уютные дворики, дома, огни, снующие туда и обратно автомобили, зазвучала музыка… Кадры и декорации сменяли друг друга – то показывая общий план, словно с высоты птичьего полета, то выхватывая отдельные лица из толпы. Миша не знал, кто были эти люди, они жили Вчера. Но у них уже не было Завтра – погруженные в суматоху дней и забот, они даже не догадывались об этом.

Еще одна смена декораций – и мысленному взору парня предстала уютная небольшая комната с зашторенными окнами. С потолка лился мягкий желтый свет, освещая предметы мебели – сервант с разноцветной посудой на полках и прочей утварью, резными фигурками и фотографиями, запечатлевшими счастливые семейные моменты; книжный шкаф с пестреющими корешками книг, объемных и тонких, больших и маленьких, в мягком и твердом переплете, какие-то картины на стенах, ковер на полу с причудливым орнаментом, столик на трех ножках у дивана рядом со стеной. На диване сидела парочка – мужчина и женщина. Мужчина обнимал счастливую девушку с заметно округлившимся животом. Место, с которого Миша наблюдал за ними, находилось сбоку, парень не мог разглядеть лиц двух влюбленных – они смотрели немного в сторону от него – лишь белокурые локоны женщины, ниспадающие на плечи, да короткую стрижку мужчины, возвышающегося над своей любимой. Пара рассматривала фотографию, точнее, это был снимок УЗИ, на котором был их еще не родившийся малыш.

– Давай назовем его Мишей, в честь дедушки, – парень узнал голос говорившей, и сердце защемило от нахлынувшей тоски по утраченному. Теперь он находился прямо за спинами мужчины и женщины, молодых, счастливых, не подозревающих о своем скором будущем. Родители. Родители с фотографии, которую парень хранил среди страниц книжки, доставшейся ему от мамы, – на фоне дома, куда так стремился попасть он во время своего выхода на поверхность.

– Мама… Папа… – глотая слезы, прошептал Миша.

Но родители его не слышали, да и не могли слышать – это была лишь проекция прошлого, случившегося много лет назад, до Катастрофы, либо возможного прошлого, которое могло бы быть таким.

Мужчина кивнул.

– Давай. Хорошее имя.

Видение померкло, возвращая Мишу обратно на пустырь, к темному пятну и отшельнику-врачу, стоящему рядом, который не сводил глаз с парня.

– Ты видел, – и это был не вопрос, а утверждение. – Ты что-то видел, значит, я не ошибся в своем предчувствии.

Голос Сергея показался знакомым. Может быть, в шуме голосов прежнего мира он слышал его?

– Кажется, я видел мир, которому мы больше не принадлежим, – голос Миши дрожал, врач был расплывчатым – слезы мешали четко разглядеть Сергея.

Обратно шли молча. Миша думал о видении, о своих родителях. Зачем ему явили все это? Сергей также погрузился в свои мысли, время от времени что-то мыча, тихо, еле слышно.

Перед спуском на станцию Алма-Атинская он развернулся к Мише:

– Я не ошибся, – снова повторил он.

Миша не понял значения сказанного. Да и не мог понять. Время еще не наступило, не завершило свой цикл, совершив полный оборот.

– Ну, слава богу, – прогудел Немов, который, не находя себе места, исходил всю платформу вдоль и поперек в ожидании Миши и Сергея. Он так и остался ожидать их на станции, не в силах покинуть ее. Повсюду на пыльном полу виднелись следы обутого в тяжелые армейские сапоги человека. По ним можно было понять, что Немов буквально изнывал от беспокойства.

– Я же говорил, что все будет в порядке, разве мне нельзя верить или я подводил тебя в прошлом? – улыбнулся Сергей, видя, как беспокойство понемногу оставляет сталкера, уступая место свойственному Олегу хладнокровию.

– Не подводил, – буркнул Немов, – но кто знает, что у выжившего из ума страдальца сейчас на уме.

Сергей не расслышал слов Немова, а лишь молча кивнул на вход в туннель, ведущий к Красногвардейской. Мол, пора идти.

* * *

И тут Миша проснулся. Правильнее было бы сказать – очнулся, потому что это никак не смахивало на обычное пробуждение. До чего же удивительный и столь подробный сон, как будто все это происходило с ним наяву. Разве в снах так отчетливо проступают детали? Разве сны бывают такими последовательными, законченными и могут подводить логическую черту? Напряжение понемногу отпускало парня. Миша с облегчением выдохнул и огляделся – Олег и Сергей еще спали. Сон немного пугал своей реалистичностью, но сомневаться, что это сон, все-таки не приходилось. Только что он был там, на Алма-Атинской, и вот уже лежит здесь. А насколько ярким, насыщенным красками показался тот момент из сна, где на диване в уютной комнате сидели двое – счастливые и такие родные его родители.

Понемногу мысли Миши переключились на предстоящий выход на поверхность и на то, как ему напроситься в группу Немова. Тот наверняка сочтет его обузой – сталкеры уже стали свидетелями его неудачной вылазки. За раздумьями Миша сам не заметил, как уснул снова. На этот раз он спал без сновидений.

* * *

Олег Немов с Сергеем Вильдером обсуждали предстоящее дело уже более часа.

– Проблема в том, что я давно не был в районе Царицынского парка, сам понимаешь, за это время что-то могло и измениться, – Сергей вздохнул и сокрушенно покачал головой. – Кто знает, что там сейчас.

Немов отмахнулся:

– Разберемся. Лишь бы не заблудиться в лесу. Ты дорогу показывай да кого или чего, по-твоему, сторониться надо. Вместе справимся.

– Главное – держаться подальше от Царицынского дворца и озер. Точно не знаю, что там, но власть над человеком может взять немалую. Ментальная угроза – попадешь в сети или лапы, что там у этого монстра, уже не выберешься. И у него что-то вроде симбиоза с растениями, которые вдоль берегов озер и рядом с дворцом. Но сведения об этом скудные, рассказать мало могу – все сгинули, кто близко оказывался. Остальной лес немногим проще, каких только тварей там нет.

* * *

Скоро проснулся и Миша. Почувствовав прилив сил, энергию, переполнявшую тело, он вскочил на ноги и заметил поодаль, за грубо сколоченным, нелепым и неровным столиком в углу двух беседующих мужчин.

– Проснулся, – послышался голос Немова. – Ну, пора в путь-дорогу собираться.

Сборы заняли от силы минут десять. Напоследок отшельник окинул взглядом помещение, ставшее ему на много лет родным домом, вздохнул и решительно направился к выходу из сбойки.

Некоторое время шли молча, осторожно всматриваясь вперед и попутно оглядываясь назад. Но исполинские лягушки на пути больше не встречались. Мишу снедало любопытство – хотелось расспросить проводника о той местности, куда планировалась экспедиция, но он не знал, с чего начать разговор.

Наконец, он не выдержал:

– Сергей, а что вы знаете о Царицынском парке?

Вильдер улыбнулся, словно давно ждал этого вопроса, и начал свой удивительный рассказ.

Так Миша узнал любопытную историю этого места. Сергей рассказал ему все, что знал о парке, а интересного было много. История этого места тянулась с незапамятных времен.

Издавна существовали на земле места, где ход событий изменялся неестественным образом, происходили трагические или печальные случаи. Одно из таких мест – Царицыно. Раньше здесь находилось кладбище древних вятичей – народ такой был в старину, – на котором те хоронили своих вождей. Но еще до вятичей на месте нынешнего Царицынского парка рос дремучий лес, в котором была небольшая деревушка. Издавна звалась она «Черная Грязь» – из-за того, что грязи и источники на ее территории считались целебными. Многие болезни удавалось лечить местным жителям благодаря чудодейственным свойствам грязей. Постепенно слава о деревне разносилась все дальше и дальше, ее стали посещать паломники, прознали об источниках и в губерниях далеких.

Много хорошего повидали на своем веку местные земли. Но вдруг начались беды. Сначала скончался первый владелец «Черной Грязи». Позже неожиданно, всего за одно поколение, прекратился древнейший род, которому принадлежала деревушка. Владелицей «Черной Грязи» стала царица Екатерина Вторая. Она переименовала деревню в Царицыно и попросила одного архитектора возвести там дворец. Так и были за довольно короткие сроки построены дворцы, дома, мостики через пруды. Но вдруг архитектор впал в немилость у царицы, и Екатерина наняла другого, приказав закончить строительство ему. Первый же был настолько оскорблен поступком императрицы, что захотел отомстить обидчице. Он услышал о валашском колдуне, жившем неподалеку, и обратился к нему. Хотел архитектор, чтобы на этой земле больше никому спокойно не жилось. Колдун за золотые монеты согласился помочь, заявив, что дело нехитрое, так как место и так гиблое. Он разбросал по земле в Царицыно заговоренную соль, и с тех пор несчастья стали преследовать эти земли. Беспричинно рушились и сгорали постройки, люди отказывались селиться на проклятых землях, здесь стали орудовать бандиты и убийцы.

С Царицыно связано много легенд. При большевиках его переименовали в Ленино, строения продолжали исчезать и расти снова. Вскоре в Царицынском парке появилось странное здание. Поговаривали, что это дача энкэвэдэ – Народного комиссариата внутренних дел, учреждение такое было при советах по борьбе с преступностью. Изнутри стали доноситься странные звуки, похожие на выстрелы, люди пропадали там очень часто. Расправа с людьми тогда скорой была, практически без суда. Но здание исчезло так же таинственно, как и появилось, и ни одного свидетеля, способного рассказать что-то конкретное об этой даче, не нашлось.

Что касается самого дворца, то постройки постепенно приходили в негодность, парк зарастал. А в девяностых годах ходили слухи, будто подземелья Царицыно служили прибежищем для сатанинских сект. Однажды даже нашли дьявольский алтарь.

Разобраться с энергетикой Царицынского парка пытались неоднократно, некоторые даже заявляли, что обнаружили аномалию, располагающуюся под центральным дворцом. Еще одним доказательством этой аномалии считались многочисленные поломки на отрезке метро Царицыно – Орехово, который проходит как раз рядом с дворцом, под Оранжерейными прудами. Не раз случались и прорывы подземных вод от Царицыно до Кантемировской. Были и техногенные катастрофы – пожар в оранжерее в Царицынском парке. А однажды ни с того ни с сего вдруг вспыхнул вагон электрички на подъезде к станции метро.

Аномалии наблюдали и в подземных ходах под Царицыно, представлявших собой довольно разветвленную сеть. Специалисты тогда обнаружили много коммуникаций, соединяющих постройки и уходящих неведомо куда, уже обрушившихся от времени. Чтобы расчистить подвалы, было необходимо немало времени, труда и денег, вот и оставили до лучших времен. Но находились очевидцы, которые утверждали, что на острове Верхнего Царицынского пруда есть подземная галерея, ведущая в неизвестном направлении.

Как-то в газете писали, что один из жителей Царицыно забрел в лабиринт под дворцом. Он пробирался ходом, который ведет к острову, но ему удалось пройти только несколько десятков метров – в темном туннеле на него напали необычные существа, по его словам, напоминавшие огромных выдр, которые его покусали. Естественно, никто ему тогда не поверил.

Были и случаи исчезновения людей. Пропадали местные жители, а поиски ни к чему не приводили. Затем появились сообщения о встречах с неведомыми мохнатыми созданиями, чаще всего в ночную пору. По словам некоторых жителей, это были низкорослые карлики, похожие на людей, только обросшие с головы до ног шерстью, будто лешие охраняли свои владения… Но поймать ни одного так и не удалось.

Понемногу истории эти ушли в прошлое, память о них стиралась, они обрели форму легенд и домыслов. Парк получил новый облик, пруды очистили, проложили дорожки, обустроили все, словом. Он стал одним из любимых мест в черте города, где можно погулять и насладиться природой, подышать свежим воздухом. А потом случилась ядерная война…

Некоторые считали, что местность в былые времена была названа «Черной Грязью» не из-за почвы и лечебной грязи, а за присутствие чего-то недоброго. Мол, это земля мстит за попытки усмирить ее.

Работники Замоскворецкой линии метро шутили о поселившейся здесь неведомой силе, считающей, что люди бесцеремонно вторглись на ее территорию – метро ведь было проложено рядом с подземными галереями Царицыно и со старыми разрушенными погостами. Места расположения старых кладбищ уже давно забыли, но они будто продолжают оказывать свое страшное воздействие.

– Вот такая история Царицынского парка, – подвел итог отшельник.

«Сколько же еще тайн скрывается от нас, и что будет, когда Царицынский парк примет в свои дремучие объятия людей, посмевших вторгнуться на его территорию?» После рассказа Сергея Миша серьезно засомневался в успехе операции, но твердо решил, что приложит все силы, чтобы оказаться в отряде Немова и посмотреть своими глазами на удивительное место.

Тем временем впереди показался блокпост Красногвардейской. Приключений и неожиданных неприятностей на обратном пути удалось избежать.

Глава 5 Встреча

Сердце предательски кольнуло. Неясная тревога закралась в душу и засела там смутным предчувствием перемен. Может, все дело в том, что ему предстояло вернуться в то же место, где он прожил почти семнадцать лет своей жизни? Сергей бы с удовольствием стер то время из своей памяти, если бы мог. Если бы это было в его силах. Даже в мыслях он боялся вновь оказаться там, что уж говорить о реальности. Флешбэки в свое прошлое он ненавидел.

Сергей Вильдер уже бывал на станции Орехово по долгу службы. Но это было давно, он редко покидал свое насиженное место в сбойке туннеля, предпочитая принимать посетителей у себя. Лишь несколько тяжелых случаев заставили его покинуть на время свое убежище и выехать на «вызов» на присланной за ним дрезине. Люди знали о его странностях и особо не докучали уговорами поселиться на одной из станций. Более того, врач-отшельник их даже немного пугал своей нелюдимостью.

С интересом оглядываясь по сторонам, Сергей вместе с компаньонами прошествовал через платформу по направлению к подсобным помещениям. После этого они с Олегом закрылись у коменданта, а Миша остался снаружи, немного уязвленный тем, что его не пригласили. Он-то уже свыкся с мыслью, что станет частью готовящегося грандиозного мероприятия.

Идти искать сейчас Кольку Мише не хотелось – он боялся упустить единственный шанс оказаться в группе Немова. Поэтому с нетерпением вертелся неподалеку на платформе, не находя себе места. Как назло, Олег с Сергеем не спешили выходить. Почувствовав вкус приключений, Миша уже не хотел возвращаться к обычной будничной жизни на станции. За последние три дня с ним произошло столько, сколько не случалось за последние три года. Работа, еда, учебка, сон – все повторялось изо дня в день. И вот задул ветер перемен, пока еще слабый, грозивший стихнуть в любую секунду, но разум не обманешь – запретный плод уже вкушен.

Спустя полчаса комендант в сопровождении Олега и Сергея вышел из помещения. Василий Петрович отвел Сергея к гостевой палатке, наказав проходившей мимо бабе Шуре принести «чистое» одеяло. Олег же отправился к своим – обсудить предстоящую вылазку.

* * *

Сославшись на необходимость немного отдохнуть, Сергей закрылся в палатке, решив осмыслить все случившееся с ним за последнее время. А обдумать было что. Мероприятие могло серьезно навредить Сергею, хотя, естественно, никто об этом не догадывался. Отговорить Немова было делом практически невыполнимым, Немов – человек слова и дела, если взялся, то не свернет с пути и постарается все довести до конца. Как он мог помешать походу? Инструментов для противодействия не находилось – рассказы о тяжелых испытаниях и жутких тварях не остановят Олега. Сергей не видел иного выхода, кроме как отправиться вместе с группой к войсковой части. Может быть, в пути удастся изменить ситуацию или когда они прибудут к месту назначения. Плана у Вильдера не было, а зависеть от случая ему совсем не улыбалось, но ничего путного ему в голову так и не пришло. Каким же неосмотрительным он был, когда покидал убежище-бункер, но кто мог знать, что судьба снова собирается привести его туда, откуда все начиналось? Да и не ожидал в то время Сергей, что так долго задержится на свете.

Вскоре естественные потребности организма дали о себе знать. Выбравшись из палатки по нужде, врач поинтересовался у одного старика, где на станции туалет, и побрел в направлении, указанном дрожащей рукой пожилого мужчины.

* * *

Отхожие места располагались в северном туннеле, который спустя сто метров заканчивался стальной дверью гермоворот. В тупике было темно и сыро, стены покрыты плесенью, а рельсы сильнее обычного изъедены ржавчиной – лучшего места для туалетных кабинок не сыскать. Приходилось глядеть под ноги, чтобы не расшибить лоб, поэтому Сергей не заметил неожиданно выросшего перед ним из мрака человека. Лишь налетев на него, врач поднял голову, чтобы разглядеть, кто же повстречался ему на пути.

– Ты?!

Волна безграничного удивления в ту же секунду сменилась другой волной – спрятавшаяся глубоко в душе ненависть нашла выход, как горячий источник находит свою дорогу к поверхности, пробиваясь сквозь толщу земной породы. Чувство накатило на Сергея, как лавина обрушивается с гор на безмятежно спящую у подножия деревушку. Но разум его не подводил – перед ним стоял его лучший друг в прошлом, друг, пути с которым разошлись двадцать лет назад из-за любимой девушки. Друг, который разрушил его жизнь, самым наглым образом вторгнувшись в запретную зону, отобрав у него счастье и будущую жену. Оказалось, что ненависть никуда не делась, несмотря на солидный промежуток времени – она тлела в самом дальнем уголке, и ей не хватало лишь порыва ветра, чтобы искорка превратилась в пожар.

* * *

Иван пытался прийти в себя: его давно похороненный в мыслях друг, дружище, родной Серега, стоит сейчас перед ним, целый и невредимый. Да, постаревший и осунувшийся, ну а кого пощадили время и подземка? На лице стремительно росла улыбка, руки потянулись к старому товарищу, чтобы заключить того в крепкие объятия.

Сергей воспринял улыбку Ивана как насмешку. Откуда ж тому было знать, что Сергею все давно известно – про историю в загородном доме и беременность Наташи, про последнюю ссору. Из памяти Ивана происшедшее выветрилось давным-давно. Но Сергей ничего не забыл, да и не хотел забывать. Предательство – вот верное слово, характеризующее поступок Ивана, самое настоящее предательство, удар в спину, которого не ждешь. Бесновавшийся пожар нашел выход, руки отреагировали на импульс мозга, и он нанес короткий, практически без замаха удар.

– Тварь!

Кулак впечатался в скулу Ивана, отбросив того к стене туннеля.

– Серега, ты сдурел?!

Вместо ответа Сергей кинулся к Ване, и два тела повалились на шпалы, пыхтя и пытаясь побороть друг друга.

– Ты ответишь мне за поломанную жизнь, сука, – хрипел врач, пытаясь нащупать горло соперника. В руке Сергея блеснуло что-то металлическое.

«Нож», – холодея от догадки, сообразил Иван и сделал единственное возможное – выбросил навстречу руки. Нож полоснул по левой руке, оставляя кровоточащий глубокий порез, но правой Ваня успел перехватить руку с холодным оружием, двигающуюся на свидание с грудью.

– Что… ты… творишь? – просипел он. Но распалившийся Сергей, брызгавший слюной, был, казалось, не в себе.

Иван слыл опытным бойцом, за плечами – сотни рейдов на поверхность, где он умудрялся выходить и не из таких передряг, выкарабкиваясь иногда из, казалось, безвыходных ситуаций. Постепенно удивление и непонимание случившегося сменилось желанием выйти победителем из схватки, тем более противником был обычный человек, пусть и бывший друг. «И когда это успел стать бывшим?» Тут же мелькнула мысль, что Ваня, скорее всего, в курсе произошедшего незадолго до катастрофы. Иначе зачем набрасываться на друга? «Что-то он там говорил про поломанную жизнь».

Каждая минута – словно живой нерв, способный поставить точку в противостоянии. Контролировать ситуацию было не просто, тем более смерти Сергею Ваня не желал. Но желание и инстинкт выживания не всегда идут бок о бок. Удерживать разъяренного мужчину становилось все сложнее, одно неправильное движение – и сегодня на одну жизнь станет меньше. Иван на мгновение ослабил сопротивление, яростное сопение Сергея раздалось над самым ухом, врач почувствовал, что победа близка. В ту же секунду Ваня извернулся и левой рукой захватил голову Сергея, удерживая другой рукой его правое запястье. Затем, отпустив голову противника, он быстро провел болевой прием, выкрутив руку нападавшего с ножом в локтевом суставе. Сергей застонал, и нож вывалился из ослабевшей руки.

– Ты что творишь?! – Иван в ярости отшвырнул в темноту нож, который тоскливо звякнул о ржавый рельс. Кулак вонзился в челюсть Сергея, пелена медленно сходила с глаз Данилова, в голове роились вопросы. Но Вильдер опередил Ваню, он заговорил сам.

– Ты забрал у меня все, – Иван поразился, с какой ненавистью это было произнесено, – лишил меня будущего, предал.

Данилов понял, что Сергею многое известно, и теперь гадал, насколько далеко продвинулся в своем знании врач. Он решил не раскрывать пока всех карт.

– Какое будущее, Серега?! Оглянись, все это было в прежней жизни. Или во сне. Вернись на землю!

– Будущее, говоришь? – зашипел врач. – Да может быть, нам удалось бы спастись вместе, или я спас бы Наташу, если бы не порвал тогда с ней. А сделал я это по твоей вине.

Даже в темноте Сергей заметил удивление на лице бывшего друга, но истолковал его по-своему.

– Удивлен, что я бросил беременную девушку? Знаешь, мне не нужны объедки.

Понемногу смысл сказанного дошел до Данилова.

– Ты все это время не знал, что Наташа жила у тебя под боком?! На станции Орехово? С… сыном?

– Что?! Но как?

– Н-да, ты совсем идиот. Вот только нет уже твоей (тут в голосе Ивана послышалась плохо скрытая издевка) Наташи, погибла. Правда, перед смертью ко мне пришла…

* * *

История Наташи Ермолиной, Сергея и Вани корнями глубоко вплеталась в их прошлое, опутывая заброшенные и самые далекие уголки их душ. Им обоим не стукнуло еще тридцати, оба были уже достаточно успешны по жизни – врач-терапевт Сергей и инженер-механик Иван, – и они сполна наслаждались этой самой жизнью, пока не возникла ситуация, поставившая под угрозу давнюю дружбу. В кругу общих знакомых появилась Наташа Ермолина, в силу своей молодости и легкомыслия принявшаяся флиртовать с обоими. С этого момента и началось соперничество друзей, пока только в шутку – вроде того, кто первый руку подаст или поможет снять пальто.

Однако потом Ваня увидел, что Сергей серьезно влюбился в Наташу, и сделал шаг назад, ведь интрижку он мог бы спокойно завести и с кем-нибудь другим, не ценой дружбы. Да и вообще, к слову, он уже был женат, в отличие от холостяка Сергея. Негласно они тогда определились между собой, с кем в итоге будет девушка. Наташа, казалось, против Сергея ничего не имела – серьезный, амбициозный, надежный, но было видно, что всей душой она тянулась именно к Ване. Может быть, он впечатлил ее своим чувством юмора, веселостью – сложно сейчас сказать. Но умом женщину понять трудно. Она начала встречаться с Сергеем, он окружил девушку заботой и вниманием, со стороны они выглядели хорошей парой. Но в компаниях Ваня по-прежнему ловил на себе ее взгляд и чувствовал, что все не так просто, как кажется.

Случай не заставил себя долго ждать. Спустя некоторое время на одной вечеринке случилось то, что должно было случиться. В загородном доме у богатого знакомого было очень весело и очень много алкоголя. Поэтому, когда Наташа ушла с Сергеем наверх, никто не обратил внимания – все были давно и удачно пьяны. Также никто не обратил внимания, когда через пару часов Наташа перешла из одной комнаты в другую – из постели Сергея в постель Вани. Ваня сопротивлялся недолго. Оказывается, дружба перестает быть такой крепкой, когда в тебе столько крепкого алкоголя. Наутро Ваня немного посокрушался, но, подумав, решил, что Сергею лучше ничего о случившемся не знать. Тем более что Наташа благоразумно совершила еще один никем не замеченный переход – теперь уже из Ваниной комнаты в Сережину.

После того случая Ваня стремился избегать общения наедине с Наташей или хотя бы свести его к минимуму. Вел себя как идеальный друг семьи, фотографировал «влюбленную» парочку, даже познакомил Наташу со своей женой, тем самым дав ей понять – то, что было на вечеринке, ничего серьезного для него не значило. Наташа переехала к Сергею, и тот сделал ей предложение, на которое девушка ответила согласием. Ивана поразило тогда столь быстрое решение девушки, но он не подал виду. Ваня пропал на несколько месяцев – срочные дела на работе и командировки практически свели на нет общение с Сергеем и Наташей. Что происходило в жизни молодой пары – он не догадывался, но, видимо, забот у них хватало. А затем миру пришел конец.

Но на этом история с Наташей не закончилась. Каким образом девушка узнала, что в Конфедерации Печатников живет тот самый Иван Данилов – одному богу известно. Но в один прекрасный (прекрасный ли?) день на станции Печатники появилась та самая Наташа, израненная, еле живая. По ее словам, узнав, что на станции живет и здравствует талантливый инженер Иван Данилов, Наташа ухватилась за возможность что-то изменить в своей жизни и отправилась с караваном к Ивану. Она рассказала об их общем сыне, который остался на станции Орехово под опекой одного из жителей, единственного посвященного в ее планы. По пути к Печатникам караван попал в засаду, большая часть группы погибла, а ей удалось добраться. Она едва успела рассказать тогда о мальчике. Ее жизнь так и не удалось спасти.

Новость об обретенном сыне (да и неизвестно, его ли это сын вообще) в какой-то мере взволновала Ваню, но не до такой степени, чтобы изменить привычный уклад его жизни и заставить отправиться в полное опасностей путешествие за мальчиком. Так прошло тринадцать лет, пока Немов не получил задание добраться до войсковой части в Бирюлево через отрезанные от остального мира метро станции Орехово, Домодедовскую и Красногвардейскую. И вот он здесь. Мальчик действительно был, и за эти годы превратился в молодого крепкого мужчину. Им оказался тот самый парень, которого спасли с поверхности сталкеры и который представился им как Михаил Ермолин. Но сколько ни рассматривал его позавчера Иван, когда увидел у коменданта в коморке, так и не смог наверняка сказать, есть ли что-то общее у них во внешности, или Наташа тогда все придумала, чтобы не жить одной с мальчиком…

* * *

Ваня потер саднившую скулу, отогнал нахлынувшие воспоминания и огляделся – к ним кто-то торопился, подсвечивая путь фонариком.

– Ты сказал, с сыном? С моим сыном? – голос Сергея дрогнул. – Он жив?

– С моим сыном. Не обольщайся, – отрезал Иван.

– Ну уж нет! Сына ты у меня не отнимешь! – Сергей и сам еще толком не осознал только что услышанное, но уступать своему врагу он не собирался. Он должен одержать над ним верх. Мысль о живом (живом ли, ведь Иван не ответил на вопрос) сыне встревожила врача. Все это время они с Наташей были совсем недалеко друг от друга, на расстоянии трех относительно безопасных перегонов. Да и на станции он иногда бывал, правда, Наташу не встречал. Или к тому моменту, как он поселился между Красногвардейской и Алма-Атинской, ее уже не было в живых? Честно говоря, новость о ее гибели не потрясла Сергея, он даже не особенно расстроился.

Странно, ведь он любил Наташу. Любил ли? Сейчас уже было сложно ответить на этот вопрос, да и незачем. С тех пор, как он сделал Наташе предложение и она ответила согласием, минуло много лет. Тогда, ослепленный чувствами, он с радостью узнал, что Наташа беременна, и незамедлительно предложил ей руку и сердце. Все складывалось так, как он и мечтал. Он победил в битве за девушку, она теперь принадлежит ему, а не весельчаку и балагуру Ивану. И ребенок… Только позже он стал задумываться о том, почему, собственно, Наташа просила его не сообщать Ване о ребенке раньше времени.

Они практически не виделись с другом в последние месяцы перед часом икс – мешала работа и другие обстоятельства. Прочие обстоятельства мешали даже сильнее. Они уже жили с Наташей вместе, в квартире Сергея. Но кажущееся счастье стало вырываться из рук врача. Сначала несмело, как мотылек пытается вырваться из сачка, еще не осознав, в какую ловушку он угодил, затем сильнее. У Сергея уходило много сил и нервов на то, чтобы погашать локальные конфликты. А они вспыхивали с завидной регулярностью по всяким пустякам. Сергей не мог тогда знать, что Наташа беременна от любимого, а живет с нелюбимым, и именно в этом основная причина ссор и недомолвок. Он же считал раздражение капризами беременной женщины, старался относиться к ней еще бережнее.

Но дыма без огня не бывает. Наступил день, когда сложившаяся ситуация окончательно довела Наташу до срыва. В тот день она в сердцах бросила, что Сергея не любит, а ребенок не его, да еще добавила пару подробностей о той ночи в коттедже. Наташа съехала из квартиры на следующий день, пока Сергей был на работе. Больше он ее не видел. Сначала у Сергея не возникало никакого желания общаться с другом-предателем, но спустя какое-то время он решил разобраться с ситуацией. Протяжный вой сирены застал его на территории войсковой части, где он был в гостях у коллеги-врача, а вечером того же дня он собирался навестить Ваню с твердым желанием выяснить с ним отношения.

Сергей прислушался к своим чувствам. Что же все-таки причиняет ему большую боль – то, что Ваня отобрал у него любимую девушку, или то, что это был именно Ваня, а не кто-то другой? Ясно было одно: уступать сына Ивану Сергей был не намерен. Он не проиграет ему еще один бой, возможно, решающий и последний. Ни за что не уступит. Землю будет грызть, но сделает все, чтобы выйти победителем. Данилову всегда доставались самые сливки во всем, а он довольствовался малым. Так было раньше, но теперь ситуация изменится. Он еще будет стоять над поверженным врагом. Сердце яростно колотилось в груди Сергея, совершая немыслимые кульбиты, зубы скрипели, а руки нервно сжимались и разжимались.

– Данилов?! – голос подоспевшего Немова вывел обоих мужчин из оцепенения. – Вы что устроили, мать вашу? Какого хрена?!

Мозг Ивана быстро соображал, что же ответить командиру, но ответа не находил.

Выход нашел Сергей. Тот почему-то тоже решил, что лучше молчать об истинных причинах ссоры, да и вдаваться в подробности прошлых взаимоотношений не хотелось, он еще не решил, как выгоднее себя вести.

– Да вот, Олег, девушку не поделили на станции. Точнее, ее внимание, – поспешно добавил он.

Сказанную полуправду неловко подтвердил и Иван, бросив удивленный взгляд на Сергея – он-то ожидал, что врач тут же все выложит.

– Уже разобрались, командир.

– Разобрались они… Ну-ка на станцию живо, там и выясним все!

И мужчины побрели по туннелю к маячившим впереди отблескам станционных костров.

* * *

– Что случилось? – встревожено спросил Миша, внимательно оглядывая лицо Сергея с кровоподтеками.

– О рельсы приложился, пока нужник искал, – отмахнулся врач, – фигня!

Отчего-то Миша не поверил словам Сергея, прозвучали в них нотки фальши, но не решился его расспрашивать.

– Давайте я вас отведу к бабе Шуре, она вас быстро в порядок приведет. Для нее это сущий пустяк.

Сергей хмыкнул:

– Миш, я справлюсь, я сам врач, не забывай.

– Врач, это да. Но себя самого лечить как-то не с руки, неудобно.

И Сергей сдался, позволяя парню увести себя. Они шли через станцию по платформе мимо обветшалых палаток, тут и там резвилась ребятня. Детей постарше видно не было, на станции с десяти лет уже начинали понемногу вовлекать в общественные работы – каждая трудоспособная единица была на счету. За ребятней приглядывала пара бабок – надо было на кого-то оставлять детей, пока родители трудились на фермах и в туннелях. Своеобразный аналог детского сада.

– Что это у тебя? – Сергей заметил в руках у Миши потрепанную книжку.

Миша отчего-то замялся. А вдруг засмеет? Он привык, что к книгам относились здесь небрежно.

– Да так, – протянул парень, – книжка одна.

Сергей усмехнулся.

– То, что книжка, я вижу. Да дай посмотреть, ничего с ней не станет, верну в том же виде.

Книжка оказалась сборником стихотворений Тютчева.

Сергей наугад раскрыл книгу, как вдруг из нее выпала какая-то картонка. Он наклонился, чтобы подхватить ее с пола. Картонка оказалась фотокарточкой, и когда врач развернул ее лицевой стороной к себе, у него вдруг подкосились ноги. Во рту стало сухо, руки задрожали, и он едва не выронил книгу из рук.

– Что с вами? – Миша поддержал Сергея, подвел его к удачно попавшейся грубо сколоченной деревянной табуретке рядом с одной из палаток и усадил.

– Ничего-ничего, просто слабость неожиданно накатила, когда увидел книжку. О прошлом мне напомнила.

В руке врач все еще держал фотографию, которую Миша быстро выхватил и упрятал снова в книжку. Но мимолетного взгляда было достаточно, чтобы понять, кто изображен на ней. На фото были запечатлены двое: девушка обернулась, смотрит через плечо и улыбается, держит за руку мужчину на фоне дома с адресной табличкой. Мужчина стоит спиной, виден только затылок. Но невозможно не узнать… А может, совпадение? Может, фото попало к парню случайно? Сергей попытался придать голосу спокойствия, стараясь не выдать охватившего его волнения:

– Эта пара на фото… Кто они?

– Мои родители, – с грустью ответил Миша. – Мама пропала, когда мне было семь лет, а папу я совсем не видел, но мама рассказывала о нем много хорошего.

Спустя почти двадцать лет произошла невероятная встреча. Сергей вглядывался в лицо парня, стараясь отыскать в нем свои черты: то ему начинало казаться, что они очень похожи, то – что не имеют ничего общего. Казалось, он сидел так вечность, разглядывая Мишу, хотя на самом деле прошло не более десяти минут. Может ли он быть его сыном, или Иван прав – сын не его? Как теперь выяснить правду? Должен ли он рассказать обо всем Мише? Слишком много вопросов для одного дня.

Сергей решил повременить и молчать до поры до времени. Занять выжидательную позицию. Он не мог понять, какие чувства обуревают его в этот момент. Волнение и удивление от всего случившегося сегодня? Безусловно. Злость, ненависть, ярость? Да, конечно. Есть ли посреди всего этого любовь к обретенному сыну? Чувство родства? Сергей искал, прислушивался к себе, заново пролистывал страницы души и не находил. Лишь желание не проиграть Ивану в этой схватке, которая, скорее всего, окажется последней для кого-то из них.

После визита к станционной медсестре Сергей снова, сославшись на то, что ему надо отдохнуть, отправился в гостевую палатку. Миша проводил его до входа и, помявшись, ретировался. Сергей остался один на один с мучившими его вопросами и неожиданным открытием. «Слишком много потрясений, а ведь день еще не закончился. Что же будет дальше?»

Глава 6 Последние приготовления

Подготовка заняла неделю – с проработкой маршрута, набором рекрутов-добровольцев и томительным ожиданием.

День перед рейдом группы Немова на поверхность не задался для Миши с самого утра. Сначала его выбил из колеи сон, приснившийся под самое утро, когда парень, наконец, смог заснуть, переборов волнение перед предстоящим походом. Ему снилась пустынная поверхность Братеево, по которой ветер носил какие-то сухие травы, сбившиеся в комки и имевшие форму шара. Под ногами хрустело крошево прежней жизни, и Миша не без содрогания медленно ступал по этому огромному кладбищу, похоронившему в себе многие жизни. Он вглядывался во тьму, силясь разглядеть что-то впереди, но в свете звезд и нависавшей над одиноким путником луны ничего не было видно. Было холодно, и Мише без противорадиационного комбеза и противогаза было неуютно – в одной футболке и штанах. Он не мог вспомнить, как, наплевав на безопасность, оказался здесь, наверху.

Кожа покрылась мурашками, ноги и руки дрожали, а зубы выстукивали дробь. Мише казалось, что за ним неотступно кто-то наблюдает, но всякий раз, когда он резко оглядывался назад, что-то или кто-то успевало уйти за границы обзора, будто насмехаясь над неспособностью Миши разглядеть преследователя. Оружия у парня с собой не оказалось, а вокруг не было ничего, что могло бы послужить хоть каким-то средством защиты. «Что же, черт возьми, происходит? Зачем я здесь?» Мысль пронеслась в голове Миши и увязла глубоко в подсознании, медленно растворяясь в волнах страха. Справа послышался шорох, и парень резко развернулся, холодея от ужаса и готовый к любому повороту событий, но это оказался очередной сухой клубок, цепляющийся за бетонное крошево и ведомый ветром.

Внезапно Миша налетел головой на что-то твердое и тут же в страхе отскочил назад, втягивая голову в плечи и выставив перед собой руки. Но впереди ничего не было. «Хотя нет, постойте-ка». Всмотревшись внимательнее, парень увидел темное продолговатое пятно, не пропускающее свет. Очертания странного объекта стали четче, постепенно проступая в холодной ночи. «А оно выше, чем мне показалось в первый раз». Задрав голову, Миша не смог разглядеть верхушку. Она терялась где-то высоко, за границами зрения, к тому же темнота вокруг не способствовала тому, чтобы разглядеть получше. И тут в голове зазвучал голос – чужой, лишенный человеческих ноток, без эмоций и интонации.

«Времени мало. Ты должен торопиться. Иначе скоро человечество окончательно сгинет».

– Кто ты? – крикнул в темноту Миша. – Зачем тебе я?

«Можешь считать меня аномалией. Так тебе будет проще. На самом деле я – память. Человеческая. Я здесь, чтобы не забыть. Но границы сужаются. Мне тесно. Ты должен разрушить оболочку, ты и все оставшиеся в живых».

– Но как? – Миша поискал глазами вокруг – нет даже более или менее сносного камня, только труха, пыль и мелкие осколки.

«Все определяют поступки людей. Ты должен следовать своему разуму. Должен пытаться изменить условия, начать действовать. Если вы выберете правильный путь, то еще есть шанс».

Неожиданно присутствие чего-то чужеродного в голове исчезло, пропала и аномалия. Впереди и вокруг опять простиралась пустошь с перекатывающимися клубками сухой травы.

Миша проснулся. На лбу выступили холодные капли пота. Он и правда замерз – ночи на станции были прохладными, а ветхое одеяло валялось рядом, скомканное и сброшенное во сне. Сон казался настолько реальным, что Мише понадобилось время, чтобы прийти в себя и согнать оцепенение. Стены самодельной палатки немного приглушали шум, доносившийся со станции – начинался новый день, люди просыпались и собирались на работу на фермы, общественные ремонтные работы и в дозоры.

Однако, несмотря на кажущуюся реальность, сон быстро выветрился из головы – предстояло немало дел.

* * *

С раннего утра в комендантской царило оживление: Немову с командой надо было обсудить предстоящий выход, наметить план и провести необходимый инструктаж.

По последним данным, в поход отправлялись семь человек: Немов во главе, с ним верные ему Томилин и Данилов, Сергей должен был стать проводником группы. Напросился и Вано, дозорный с Домодедовской, чье желание пойти с отрядом вызвало удивление у Немова, хотя тот и постарался не подать виду. Еще собирались Борис Михайлович, начальник полиции станции Домодедовская, и Андрей, опытный в выходах на поверхность мужик средних лет, живший в одиночестве через две палатки от Миши. Семьи он лишился в первые годы после Катаклизма – неотвратимая тень смерти мало кого обошла стороной.

В тесной комнатушке Немов с бойцами и присоединившийся к ним Василий Петрович склонились над картой района, разложенной на столе – бывшей школьной парте, командир что-то помечал карандашом и слушал объяснения Сергея об опасностях, подстерегающих в пути.

Красным карандашом было помечено строение, и рядом стоял жирный крест – Царицынский дворец. Немов уже слышал истории отшельника о том, что его лучше обходить стороной. Сергей снова вкратце предостерег всех о таящейся там опасности. Ни смешков, ни шуток не последовало – царила серьезная атмосфера, все прекрасно понимали, насколько опасна для жизни предстоящая вылазка, где каждый обязан защищать спину другого.

Не обошел вниманием Сергей и Царицынские озера, где, по его словам, обитали жуткие создания и куда лучше было не соваться.

– Значит, так, зайти в парк лучше здесь, – Олег обвел кружком бывший вход напротив вестибюля Орехово, – местность более ровная. Левее – овраги, правее – заросли труднопроходимые. Это мы заметили еще тогда, когда подходили к вестибюлю станции. Так что практически через парадный вход пойдем. Хотя, может, и изменилось уже что-то, верхний мир утратил былое постоянство. Но других сведений, я так понимаю, у нас нет.

Все дружно кивнули.

– Выдвигаемся вечером. Днем лучше не соваться на поверхность, свет только мешать будет. А в лесу одинаково опасно что днем, что ночью. Хорошо хоть деревья с воздуха прикрывать будут. С другой стороны, кто его знает, что на самих деревьях в бывшем парке водится. Да и деревья… Повидал я разные растения на поверхности. Есть и такие, что похуже зверья любого будут. Серега, ты как? – спросил Немов, заметив, как врач вдруг побледнел и покачнулся.

– Нормально, – махнул рукой тот.

Борис Михайлович, полицейский с Домодедово, нахмурился, но ничего не сказал. Было видно – он сомневается, что Вильдер способен дойти до намеченной цели. Выглядит врач неважно, не станет ли он лишь обузой для небольшого отряда?

– Наша цель здесь, – Немов обвел строения за Царицынским парком, – это и есть войсковая часть в Бирюлево. Как туда лучше добраться? – обратился он к Сергею.

Вильдер наметил пальцем предполагаемый маршрут.

– Примерно так, – от входа в парк со стороны Орехово он провел по диагонали влево, стараясь огибать озера, через овраг, выделенный на карте более темным цветом. – Вот здесь, – Сергей указал на зеленую область рядом со строениями воинской части, – бывший Бирюлевский дендропарк. Оказаться там очень бы не хотелось. Даже не знаю, что хуже – твари бывшего Царицынского парка или создания этого места.

Дендропарк также пометили крестиком.

– Ну что же, – подвел итог Немов, оглядев присутствующих, – даст бог, все у нас получится. Снаряжение и сухпайки все получили?

Комендант кивнул. Накануне Василий Петрович обеспечил всех питанием в дорогу, а также выдал Андрею, бойцу от станции Орехово, химзу и оружие. У сталкеров Немова, как и у домодедовских, были свои комбезы.

– Хорошо. Знаю, напряженка у тебя, Василий, с оружием на станции. За нас не беспокойся. У вас как? – повернулся он к Борису Михайловичу.

– Порядок, – ответил глава полицейского управления, – все свое носим с собой, – хмыкнул он.

– Ну, тогда лады, не забудьте перед выходом отдохнуть. Ночка предстоит нелегкая.

На этом все и разошлись.

* * *

Иван искоса посматривал на Вильдера, слушая вполуха, о чем он беседует с Немовым. В голове роилось много мыслей, связанных с предстоящим мероприятием. После известия о том, что группу поведет Сергей, во всяком случае, прокладкой маршрута на местности займется точно он, да еще и проводником выступит, в голову начали закрадываться справедливые сомнения. А ну как он сдуру натворит дел! Мало ли что там происходит в голове отравленного ненавистью к нему бывшего друга. Тем более когда они оба будут в одном отряде. Не подставит ли их Сергей? Не всадит ли ему нож в спину, когда Иван будет меньше всего этого ожидать? Вопросов много, кто бы еще дал на них ответ.

Настроение было ни к черту. Как же он обрадовался, когда только увидел в темном туннеле живого товарища, и как же он жалел теперь об этой встрече. Иван не питал иллюзий, что его бывший друг одумается. Если двадцать лет сердце Сергея подпитывалось ненавистью к нему – Данилов это ясно ощутил во время вспышки ярости в момент встречи – то нечего было и думать, что, имея рядом с собой целого и невредимого Ивана, Сергей смягчится. И зачем он тогда ляпнул про Наташу, что она пришла к нему спустя годы и фактически умерла у него на руках? Это еще сильнее раззадорило Вильдера. Но отмотать назад время было, к сожалению, невозможно. Оно не прощает нам ошибок, а скрупулезно выписывает их на скрижалях, увековечивая память о промахах, просчетах и ложных шагах.

Время не стоит на месте, это факт. Оно – вечный двигатель, ему чужды эмоции, чувства и переживания. Оно неспособно понять или простить. Время лишь позволяет забыть. Как часто мы хотели бы задержать, затянуть, продлить счастливое мгновение, чтобы насладиться каким-то моментом; и как часто мы желали, чтобы оно летело быстрее и стремительнее, чтобы выкинуть из головы что-то неловкое, нелепое, постыдное, а иногда страшное и ужасное.

Время не стоит на месте, но оно остановилось для человека, нашедшего новое место жительства глубоко под землей. Будущего больше не существовало, оно осталось погребенным наверху среди выжженных пустынь и ослепленных призраков склонивших голову городов. К чему теперь стремиться? Сил хватало только на то, чтобы поддерживать медленно угасающую жизнь малочисленных общин. Найдется ли человек, способный сплотить жалкие остатки человечества вместе? Это непростой вопрос, требующий сложных решений и больших усилий.

* * *

Мишу на совещание не позвали. Это звучало как окончательный приговор, с момента начала совещания он вступал в силу, отсекая возможность оказаться в отряде Немова. Беседы с комендантом и Немовым не возымели эффекта: Василий Петрович не хотел отпускать «необстрелянного юнца», как он выразился, который будет лишь обузой. Миша вспомнил, как вчера комендант отыскал его и поманил за собой.

В комендантской все было как всегда: масляная лампа на столе, несколько стульев, шкаф и скамья. Василий Петрович уселся и махнул парню на стул напротив.

– Что думаешь? – без предисловий начал он. – Зачем тебе это? Ты здесь нужнее.

– Я не обуза, хочу с ними, – упрямо мотнул головой Миша.

– У тебя ведь и опыта нет, сгинуть за просто так – никакой в этом чести. Вот и Немов это понимает.

– Не понимает, – подавшись вперед, взволнованно ответил парень. – Я чувствую, что это необходимо. Я должен…

– Никому ты ничего не должен, – перебил Василий Петрович. – Нас и так мало осталось на станции. Должна же быть своя голова на плечах. Ты молод, горяч, рвешься за приключениями. Я тебя понимаю, но и ты пойми, это не легкая прогулка, еще неизвестно, вернутся ли они. Это тяжелое и опасное задание, Миша, во время выполнения которого ты отвечаешь не только за себя, но и за окружающих. Думаешь, я бы не хотел пойти с ними? Еще как. Да возраст не тот уже, и пользы от меня никакой. Так что наше с тобой дело, Миша, оставаться здесь и надеяться. И хватит уже дурить!

Но Миша все равно думал иначе.

Немов выразился мягче, но смысл был тот же – брать парня в свой отряд сталкер был не намерен. Мечтать, что он передумает, не приходилось: на взгляд Немова, молодой, неопытный и непроверенный в бою парень вряд ли сможет принести много пользы. Надежды Миши не оправдались. Сколько парень не силился доказать, что он способен быть полноправным членом команды, аргументов было недостаточно. Отсутствие необходимого опыта давало о себе знать.

Плечо уже практически не беспокоило. Но Миша пребывал в хмуром настроении – с завтрашнего дня предстояло вернуться на фермы, снова вскакивать в семь утра и идти работать, затем учебка, сон и снова все по кругу. Замкнутый цикл, из которого не выбраться, не разорвать цепь. Вместо невиданных приключений (сказать по правде, именно их Мише никто не обещал) парня ждало глубокое разочарование. Но что же можно было предпринять в его ситуации? Миша тщетно искал выход.

* * *

После совещания за закрытыми дверями Немов и компания разошлись по своим временным пристанищам – отдохнуть перед предстоящей трудной дорогой. Выход был намечен на десять вечера, когда солнце спрячет за линией горизонта свои жалящие жгуты-лучи и не будет угрожать выжечь сетчатку глаз своим ласковым прикосновением. Миша метался по станции, как загнанный зверек, беспрестанно ероша волосы и имея при этом весьма рассеянный вид. В душе его метался ураган эмоций – словно ребенку пообещали хорошую игрушку и даже дали подержать в руках, но потом отобрали.

Озарение пришло нежданно: при виде палатки, где жил Колька с родителями, Мишу вдруг осенило. Точнее сказать, ему пришла в голову одна идея, и ничего сверхъестественного в ней не было. Ее можно было бы назвать очень просто – повторение пройденного. Миша аж подпрыгнул на месте, но тут же радость сменилась трезвыми расчетами – затея на первый взгляд простая, но могут возникнуть определенные сложности; парню был нужен помощник, и Колька с этой ролью уже вряд ли справится.

Предстояло все обдумать за обедом в столовке, куда Миша и поспешил.

* * *

Пищи для ума было изрядно. Сергей Вильдер уже решил для себя, что постарается сделать все возможное, чтобы избавиться от Вани. Сдерживаться было нелегко, когда вот он, враг, перед тобой, довольный и наглый, снова вторгшийся в твою жизнь. В ближнем честном бою одолеть его будет непросто – покрепче Сергея будет, врач уже проверил. Но ведь существуют и другие способы убрать человека, тем более там, в искореженном радиацией лесу. Один неосторожный шаг в сторону, и можно угодить прямиком какой-нибудь твари прямо в пасть, или свалиться в яму, переломав кости, за этим дело не станет.

Самое сложное – терпеть и ждать, когда в душе кипит ненависть, силясь найти выход и вырваться наружу. Сергей настолько упивался ею, что его потенциальный сын отошел на второй план. Главное было – убрать конкурента, а потом можно и о пареньке подумать. Хорошо, что Миша не будет путаться под ногами и останется на станции.

Была и еще одна проблема, крайне важная. Может, и посерьезнее препятствия в виде Ивана. Но чтобы ее решить, необходимо было добраться до бункера войсковой части, либо не добраться, что предпочтительнее, потому что случившееся в свое время за бетонными стенами убежища там же и должно остаться. Уйти в небытие, как того хотел Сергей. За три года жизни в подземке ему почти удалось забыть. Но судьба подбросила ему еще одно испытание, коих и так было немало в жизни Сергея. А предстоящее грозило стать последним, если не будут приняты меры. А может, он зря так беспокоится? И все не так уж и страшно? Проберется вместе с группой в бункер, заслужит всеобщий почет и уважение, уничтожит улики и попутно разделается с Иваном. Облюбует жилище подальше от людских взглядов – да хотя бы ту же самую сбойку, на три года ставшую ему родным домом, и будет и дальше лечить людей. А что потом будет предпринимать Немов, его уже не волнует: дороги у них разные, пересекаются иногда и снова расходятся. Ну, допустим, все образуется. А что делать потом с Мишей?

Когда-то он мечтал о сыне. О собственном ребенке. Представлял, как будет убаюкивать его на руках, а когда он подрастет – водить в парк на аттракционы, на футбольные матчи по выходным. Как он будет отвечать сыну на самые каверзные вопросы, какие только умеют задавать дети. Да много о чем мечтал. Все это самым наглым образом вырвали у него из рук. И что же теперь? Теперь – пустота. Нужен ли ему этот чужой для него человек? Ведь все общее, что есть у них – та самая фотокарточка, на которой он стоит с Мишиной мамой. Они никогда не станут родными друг другу, а в настоящем мире лучше не иметь родных и близких – слишком велик шанс потерять их. Ладно, об этом можно подумать на досуге, когда решится хотя бы часть текущих и более важных проблем. А перед походом следовало немного отдохнуть.

Сергей растянулся на стареньком одеяле и прикрыл глаза. Уснул он на удивление быстро. Сон был цветным – по парку гуляли двое, отец и маленький сын, державший его за руку.

* * *

После собрания Олег Немов в очередной раз проверил готовность снаряжения со своими бойцами, а затем чуть ли не насильно отослал всех будущих участников экспедиции на отдых – поспать перед сложным марш-броском было просто необходимо. Ночь обещала быть непростой, малейшая усталость и расслабленность в походе поставят под угрозу предстоящую миссию. Устроившись в спальном мешке в техническом помещении-складе, он попытался побыстрее уснуть, но сон все никак не шел.

Смутная тревога не покидала Немова, неясное чувство – ощущение какой-то угрозы – не давало покоя. Олег снова мысленно перебрал все события последних дней – вроде бы все было в порядке. Все двигалось по запланированному сценарию, складывалось удачно. Можно сказать, им определенно фартило. По крайней мере пока. Так что же не давало ему покоя? Предстоящее мероприятие? Ждущее их разочарование в конечной точке маршрута? Нереальность всей затеи с походом? Олег привык четко выполнять данные ему приказы, его группа была одной из лучших в Конфедерации Печатников и пользовалась доверием и уважением. Немов брался за самые опасные задания, а судьба каждый раз давала ему отсрочку от свидания со смертью. Важность предстоящей экспедиции было сложно переоценить.

Олег не сомневался в своих людях: и Ваня, и Саша не давали поводов до настоящего времени усомниться в себе. Любому из них Немов доверил бы свою жизнь, не задумываясь. Небольшое беспокойство вызывала недавняя стычка Данилова с Вильдером, но ничего криминального в ней не было – пара тычков, и разошлись. Подобных вспышек больше не наблюдалось. Ничего, сработаются. Коменданты станций Орехово и Домодедовская тоже дали своих людей в помощь – по два человека каждый. Понимая их заинтересованность в предстоящем мероприятии, Немов был уверен, что люди окажутся проверенными бойцами. Вроде бы все уже немного притерлись друг к другу. Немного беспокоил Миша. Немов видел неуемное желание парня оказаться в группе, но позволить себе взять его с собой не мог. В сложных условиях в кишевшем чуждыми созданиями мире наверху слишком опасно иметь в отряде неопытного бойца. К счастью, Василий Петрович поддержал его.

* * *

В столовой уже было людно. Миша заприметил Кольку в дальнем углу от входа. Он сидел один. Миша взял на выдаче грибную похлебку и небольшой кусочек вяленой свинины и присел рядом. Против обыкновения, Колька, завидев товарища, нахмурился.

– Ты чего? – толкнул друга в плечо Миша.

– Хотел в отряд напроситься, да отец не пускает, – без предисловия буркнул Колька. – Говорит, что опасно очень. Вот почему мне нельзя, что, так и торчать здесь всю жизнь? – зло спросил он.

Миша помолчал. Затем глянул исподлобья.

– Все потому, что у тебя есть родные, вот и заботятся о тебе. А у меня, кроме Игоря Владимировича, никого нет. Но и мне отказали. Думают, обузой я им буду там. Опыта, мол, мало у меня. Тьфу, – Миша в сердцах сплюнул на пол, – где ж взять его, опыт этот, если на станции безвылазно сидим?

Колька кивнул, соглашаясь. Замолчали оба. Миша доедал похлебку, жмурясь от горячего, затем быстро проглотил кусок мяса и сходил за чаем.

– Как думаешь, выгорит?

Миша вздохнул.

– Не знаю, хочется верить, об этой экспедиции только и говорят все сейчас. А если неудача, то как бы не опустились совсем руки у людей. Надежда-то небесконечна в сердцах. Мало ее осталось уже.

* * *

В палатке у Игоря Владимировича было уютно. Мише здесь все было знакомо – с малых лет, как только его мама пропала, он жил здесь, под опекой старика, пока, повзрослев, не перебрался в собственное жилище по соседству. Игорь Владимирович в меру своих сил и способностей долгое время заменял ему родителей. От него у Миши практически не было секретов, он и Колька были самыми близкими людьми для парня здесь, на станции.

Игорь Владимирович что-то вырезал ножом из куска дерева, в сумраке палатки было сложно определить, что именно. Завидев Мишу, он отложил в сторону деревяшку и улыбнулся.

– Проходи, Миша, чего на пороге застыл, как не родной?

Парень вошел и плюхнулся на старенький топчан напротив лежанки старика.

Игорь Владимирович внимательно посмотрел на Мишу, с удивлением отмечая про себя, как изменился парень за последнее время, и коря себя за то, что заметил эти изменения только сейчас. Неужели недавние события тому виной? Во взгляде Миши появилась какая-то решимость, которой недоставало парню ранее. Точнее, не то чтоб недоставало, просто не было раньше в повседневной жизни ситуаций, в которых она могла проявиться.

– Чайку?

Миша отрицательно мотнул головой.

– Ты ведь не просто так пожаловал, навестить, – отметил Игорь Владимирович. И это не было вопросом. Старик слишком хорошо знал парня и давно научился понимать его без слов.

Миша кивнул. Даже при столь скудном освещении было видно, как заблестели глаза парня, когда он заговорил:

– Игорь Владимирович, могу я рассчитывать на вашу помощь? Только желательно без лишних расспросов.

Игорь Владимирович вздохнул. Внезапно, словно порыв ветра, налетели воспоминания. Двенадцать лет назад он уже слышал такой же вопрос. То же место, та же палатка, и лица говоривших удивительно похожи. Хотя что тут удивительного, ведь тогда напротив Игоря Владимировича сидела Мишина мама. Что произошло на самом деле с Наташей, знал на станции только он. В тот вечер он помог ей незаметно скрыться с транзитным караваном, пообещав заботиться о Мише до ее возвращения, но Наташа так и не вернулась. Свое обещание никому ничего не рассказывать до ее возвращения он сдержал, ведь Игорь Владимирович всегда был человеком слова.

Он редко задумывался об истинных причинах, побудивших Наташу исчезнуть, но, немного зная девушку, предполагал, что она вряд ли просто так бросила бы сына. В любом случае, он вызвался помочь, а почему – до конца не знал и сам. В принципе, ему всего лишь нужно было отвлечь дозорных, чтобы Наташа прошмыгнула мимо них, не обнаружив себя, а это не составило большого труда. О люке в туннеле, выводящем на поверхность через вентиляционную шахту теплосети, знали немногие на станции, туда-то Наташа благодаря рассказу Игоря Владимировича благополучно и добралась. А на поверхности ее дожидались караванщики, взявшие с Наташи десяток патронов за то, чтобы проводить до нужного места. Операция прошла незамеченной для лишних глаз.

Спустя столько времени ситуация повторялась.

– Игорь Владимирович, – переходя на шепот, заговорил Миша, – я знаю, что у вас есть неучтенная старенькая химза. Можете одолжить?

Игорь Владимирович снова вздохнул. О желании парня оказаться в отряде Немова ему было известно. Тут не надо быть провидцем, чтобы связать это с нынешней просьбой. Понятно было и то, что Миша собирается сделать это в обход разрешения сталкеров и Василия Петровича.

– Миш, я не буду спрашивать, для чего ты ее просишь, я еще не такой старый дурак и все понимаю. Хочу знать лишь одно: зачем тебе на поверхность?

И Миша, испугавшись, что старик сейчас ему откажет, тут же выпалил то же самое, что сказал когда-то Кольке:

– Игорь Владимирович, я в любом случае пойду наверх, без химзы или в ней. Меня не остановить.

И тут же поспешно добавил:

– Но за меня не пугайтесь, я буду вместе с опытными бойцами, да и сам уже на поверхности бывал.

Игорь Владимирович горько усмехнулся:

– Бывал он… Ну, а ты не думаешь, что сталкеры тут же пошлют тебя обратно?

На что Миша с присущей ему горячностью тут же возразил:

– Так я присоединюсь к ним не сразу, буду следовать за ними, а когда немного отойдем, обнаружу себя. Вы не волнуйтесь, Игорь Владимирович, со мной все будет хорошо, обещаю.

И повинуясь внезапному порыву, Игорь Владимирович вдруг наклонился и крепко прижал к себе Мишу, еле слышно сказав:

– Ты очень похож на свою маму.

По старческой щеке Игоря Владимировича нерешительно сбежала одинокая слеза.

После краткого обсуждения предстоящего мероприятия Игорь Владимирович пообещал парню незаметно провести его к люку, ведущему к вентиляционной шахте. По ней парень выберется наверх незадолго до выхода группы Немова и будет поджидать сталкеров.

* * *

Вернувшись к себе, Миша никак не мог успокоиться. Он ходил взад-вперед по палатке, меряя шагами крохотное личное пространство. Все было уже готово для предстоящего выхода на поверхность: в углу лежали комбез с противогазом, сумка с запасом воды, вяленой свининой и пара банок с тушенкой и перловой кашей – привет прежней жизни.

В очередной раз решив проверить готовность снаряги, одолженной ему Игорем Владимировичем, Миша неуклюже оступился и чуть не упал, задев ногой ветхую тумбочку возле спального места (назвать это кроватью не поворачивался язык). Небольшое зеркало, стоящее на ней, слетело на пол и раскололось надвое. «Плохая примета», – стрельнула в голове мысль. «Как некстати, накануне вылазки. Да глупости все это, предрассудки из прошлой жизни, не стоит в это верить», – попытался успокоить себя Миша.

Он подобрал осколки; на Мишу глянули два отражения вместо одного. Тут же, вдобавок, вспомнилась сказка, рассказанная Василием Петровичем про Зазеркалье. «Это все нервы, хватит себя накручивать, – очень вовремя заговорил внутренний голос. – Необходимо отдохнуть перед испытанием, силы еще понадобятся». Миша положил два кусочка зеркала на тумбочку и повернулся к кровати. «В любом случае, есть только верный товарищ за спиной и оружие в руках. Вот на них можно положиться. Пусть даже и они иногда дают сбой и подводят». А в Немове и других он не сомневался. «Лучше не забивать голову ничем лишним». Если все получится, как он задумал, Немов вряд ли отошлет назад его одного, когда они окажутся довольно далеко от вестибюля станции. А разбрасываться людьми, выделяя ему сопровождающих, слишком накладно в данной ситуации – группа-то и так маленькая.

* * *

Прощание было коротким. Нужно было торопиться, чтобы не пропустить Немова с отрядом.

– Береги себя, – дрогнувшим голосом сказал Игорь Владимирович, обнимая Мишу, уже облачившегося в комбинезон химзащиты. Отговаривать парня было занятием бесполезным, это старик понял еще в палатке.

– У меня еще кое-что есть, – спохватился вдруг Игорь Владимирович и полез в карман. Оттуда он выудил старенький «Макаров» и запасную обойму к нему и протянул все это парню.

– Держи, не с голыми же руками на поверхность ходить. Ты это… – Игорь Владимирович вдруг заморгал часто, словно в глаза попала пыль, – возвращайся. Ты же мне как родной сын все это время, – голос старика дрогнул.

Обнялись по-мужски, коротко и крепко, после чего Миша натянул противогаз, кивнул и нырнул в черноту люка.

* * *

Время до выхода пролетело быстро.

Провожать отряд вышла вся станция. Немов молча всматривался в лица жителей, читая в их глазах надежду на удачный исход операции. Усталые, изможденные люди на прокопченной станции, не потерявшие еще до конца веры, что настанут лучшие времена.

Василий Петрович не слыл набожным человеком. Но когда раздалась команда открывать створки гермоворот, перекрестил всех участников экспедиции и крепко пожал каждому руку. Лишних слов не требовалось, все и так было ясно.

Вильдер и Данилов осматривали людей, полукругом выстроившихся возле них, но ни тот ни другой так и не смогли отыскать глазами в толпе Мишу. То ли парень обиделся на решение Немова не брать его и отсиживался в палатке, то ли прятался за спинами других жителей.

Наконец, Немов развернулся и махнул рукой, призывая отряд из семи человек начать путь наверх. Его бойцы, облаченные в костюмы химзащиты и противогазы, пришли в движение. Гулкие шаги по поскрипывающему эскалатору исполнили испорченную сонату, словно в ответ им, скрипнули, закрываясь, створки гермоворот.

* * *

Передвигаться приходилось, согнувшись в три погибели. Не прошло и пяти минут, как жутко заныли спина и ноги. Пот под химзой лил градом. Но намеченная цель упорно заставляла парня двигаться вперед. Наконец, узкий лаз вывел Мишу в небольшую комнатку с какими-то вентилями. При слабом свете фонарика разглядеть что-то подробнее было сложно, особенно в противогазе. Зато здесь можно было вытянуться во весь рост и размять суставы. Но и задерживаться долго было нельзя, иначе Миша рисковал пропустить выход Немова с людьми, а тогда вся его затея пойдет прахом.

Посветив фонариком, он заметил в дальнем углу скобы в стене, уходящие ввысь. В три шага преодолев расстояние, парень направил луч света вверх – так и есть, догадка оказалась верной, луч не наткнулся на потолок, а затерялся во мраке. Сердце Миши забилось сильнее – совсем скоро ему предстояло вновь оказаться на поверхности.

Путь наверх не был долгим; очень скоро парень уперся в металлическую заслонку, которую довольно легко смог сдвинуть с места. В образовавшуюся узкую щель он и протиснулся, ужом выскользнув на поверхность из бывшей вентиляционной шахты теплосети. Вопреки его опасениям, на этот раз открытое пространство уже не приводило его в такой ужас. С легким головокружением и приступами тошноты Миша пока успешно справлялся. Кроме того, он старался не смотреть вверх, помня о своем первом опыте. Вестибюль станции располагался совсем недалеко. Спрятавшись за наземную часть вентиляционной шахты и не сводя с вестибюля глаз, Миша стал ждать. Он не успел как следует поволноваться от пришедшей вдруг в голову мысли, что он опоздал и отряд уже скрылся в чаще Царицынского парка, как вдруг заметил фигуры сталкеров, осторожно выбирающихся из полуразрушенного вестибюля станции Орехово.

* * *

На кону стояло многое. В опасной близости темнел Царицынский лес; деревья, раскинувшие свои узловатые ветви, дотягивались практически до самого вестибюля станции. И именно туда, в черноту и неизвестность, должен был повести людей Немов. Да, они опытные сталкеры, но лучше уж оказаться на открытой местности, где опасность хотя бы можно увидеть и хоть как-то подготовиться к ней, чем шарахаться от каждой тени и каждого звука в мрачном лесу. Но выбора у них не оставалось.

Луна неплохо освещала пространство вокруг – ночь была ясной. Справа виднелся небольшой просвет – там в былые времена располагался один из входов в Царицынский парк. Туда и направил свою группу Олег. Семь вооруженных людей в костюмах химзащиты осторожно пробирались к жуткому месту, ощетинившись оружием и контролируя каждое направление. Спустя пару минут лес засосал их, словно черная дыра. И никто не заметил, как спустя некоторое время по тому же маршруту скользнула одинокая фигура, явно торопившаяся не потерять из виду только что проходивших здесь людей.

Глава 7 Царицыно

Было темно, свет луны почти не проникал сквозь бурно разросшееся зеленое месиво из сплетений веток и лиан. Огромные, черные, поросшие мхом деревья-исполины будто грозились раздавить парня. Мише казалось, что они живые, у них есть глаза и они наблюдают за ним. Он постоянно озирался в ожидании угрозы, вздрагивал от каждого скрипа покачивающихся деревьев. «Какое ужасное место», – думал Миша, пытаясь представить, кто тут может жить. Та встреча с чудовищем возле павильона метро Орехово была еще жива в памяти, время не успело стереть яркие краски или разбавить их серостью будней в туннелях метро.

Немов сказал, что там, куда они направлялись, должны быть дизельные генераторы и оружие. Надо всего лишь пересечь Царицынский парк. «Если сталкеры сумели справиться с тем созданием, которое набросилось на меня, то они справятся и с другими, обитающими здесь», – убеждал себя Миша. Но на душе все равно было неспокойно.

«Главное – не соваться в Бирюлевский дендропарк, – вспомнил он слова проводника. – Там целая коллекция растений со всех уголков планеты была, кто знает, что там сейчас и во что они превратились. Одно лишь знаю – даже создания Царицынского парка обходят то место стороной, и тихо там, ни звука не слышно со стороны дендропарка».

Миша пробирался медленно и очень осторожно, по возможности избегая труднопроходимых участков, заросших высокой травой и лианами, напряженно вглядываясь в темноту. Вспыхивали и гасли огоньки глаз, иногда слышалось утробное урчание, но пока неведомые существа не попадались на пути.

Мише пришлось обходиться без фонарика, чтобы раньше времени не обнаружить себя. Иногда в просветах впереди он замечал спины сталкеров и отблески их фонарей, и от этого становилось немного спокойнее на душе. Миша предпочел бы, конечно, оказаться поближе или вовсе за спиной у кого-нибудь – рядом со сталкерами он чувствовал себя словно за каменной стеной. Но приходилось терпеть и не срываться на бег, удерживаясь на достаточном расстоянии от отряда.

Следуя за сталкерами, Миша вспоминал разговор с Сергеем Вильдером, когда они вместе с Немовым шли по длинному, пустому и мрачному туннелю к Домодедовской:

– Там опасно.

– Это из-за этих тварей? – Миша снова вспомнил похожее на кошку огромное животное, прыгнувшее на него, и его пробрал озноб.

– Есть кое-что пострашнее. Там, за деревьями, посреди парка стоит Царицынский дворец. Гиблое место. Поговаривают, что в его окнах горит свет, а сам он цел и невредим, и не тронули его ни время, ни ракеты, словно и не было никакого конца света, – Вильдер шумно выдохнул. – Вот только практически никто, оказавшийся поблизости, оттуда не вернулся.

– Как Кремль? – Миша вспомнил то, что рассказывал ему Немов раньше.

– Может быть. Я этого не видел. Наверное, поэтому и жив.

– А вы сами в это верите?

– Я верю в то, что вижу.

Пока неприятностей избегать удавалось, хотя тут и там слышались странные бормотания и подвывания, скрип деревьев и шорох листвы, будто кто-то следил за ними, не решаясь пока подходить ближе. Миша покрепче сжал рукоять пистолета, выданного ему Игорем Владимировичем, силясь прогнать очередной приступ страха.

* * *

Вильдер и Немов вели отряд осмотрительно и неторопливо – слишком незнакомым было все вокруг, слишком много препятствий попадалось, чтобы опрометчиво себя вести. Стараясь не наступать на сухие ветки, отряд как можно тише крался по ставшей ему чужой территории. Приходилось забирать все правее, так как слева заросли выглядели непроходимыми, и было заметно, что это очень беспокоит Немова.

Внезапно Сергей, шедший первым, поднял вверх руку, призывая отряд остановиться. Немов отодвинул его в сторону и всмотрелся в темноту. Впереди был свободный от травы и деревьев участок, а посреди него росло диковинное растение метра два в высоту – мощный ворсистый ствол с толстыми сочными ярко-зелеными листьями и огромным алым цветком. И листья, и цветок покрывали длинные черные волоски, то ли шевелящиеся на ветру, то ли живущие своей жизнью. Земля вокруг растения была усыпана обглоданными белыми костями.

Миша заметил, как сталкеры остановились, и сразу почуял неладное. Что могло вызвать задержку? Впереди точно было какое-то препятствие. Логово жуткого зверя? Яма или болото? Парень двинулся влево, обходя сталкеров. Вскоре он нашел удобную позицию для обзора. Здесь он мог не опасаться быть замеченным – густая листва, кусты и деревья надежно прятали его от чужих глаз, тем более эти глаза совсем не смотрели в его сторону.

Он проследил за взглядами бойцов и тоже увидел странное растение. Освещаемое фонарями застывших сталкеров, оно выглядело зловеще и пугающе. «Цветок тьмы», – Миша вспомнил рассказы у костра начальника станции Орехово про растение, питающееся живыми существами. И вспомнил он еще кое-что о нем, отчего по телу прокатилась дрожь, и Миша сам не заметил, как вцепился в росшее рядом дерево. Как назло, с громким сухим треском надломилась небольшая ветка. Миша в испуге замер и бросил быстрый взгляд на сталкеров. Самый ближний из них к Мише, Андрей – парень узнал его по комбинезону, – удивленно уставился на него, но через секунду стало не до этого.

Цветок тьмы ожил. Медленно, как в кошмарном бреду, по стволу растения пробежала судорога, и оно потянулось своими длинными листьями с темными волосками к группе людей. Одновременно цветок стал раскрываться, и из него на землю потянулась нить густой жидкости, словно хищник в предвкушении добычи пустил слюну. Соприкоснувшись с землей, жидкость зашипела, и этот звук заставил всех прийти в себя. Медленно отступая в заросли, отряд не сводил глаз с растения, как вдруг оно проявило недюжинную ловкость. Цветок резко выбросил вперед что-то наподобие липкой лианы, которая опутала лодыжку Андрея, сбила его с ног и начала тянуть к себе. Сталкер сдавленно застонал, переворачиваясь на спину и пытаясь прицелиться в растение из автомата. Грянула очередь – это Немов и Том пришли на помощь другу. Подключились и остальные – секундное замешательство прошло. Пули кромсали сочную мякоть листьев и цветка, вырывали куски из его ствола, но порождение Царицынского парка не сдавалось и продолжало тянуть Андрея к себе, к разверзшейся пасти сочившегося отвратительной жидкостью цветка. Выхватив из-за пояса длинное мачете, Немов подскочил к лиане, сдавливающей ногу несчастного, и принялся рубить растение.

Миша опомнился, достал свой пистолет и направил на цветок. Рука сильно дрожала – то ли от волнения, то ли от страха за жизнь товарищей. Затрудняло ситуацию и то, что Олег и Андрей находились слишком близко к растению и Миша рисковал попасть в них. Цветок тьмы выбросил еще одну лиану – она обвилась вокруг руки Немова и резким рывком сбила его с ног. С Андреем дело обстояло еще хуже, он находился уже совсем близко к бутону, представлявшему смертельную опасность.

Прятаться больше не имело смысла. Миша выскочил на поляну, пробежал несколько шагов и выстрелил. Первые две пули угодили в лиану, державшую Немова – та резко ослабила свою хватку, и Олег смог выпутаться. Оставшиеся пули парень разрядил прямо в бутон цветка, к которому стремительно приближался опутанный уже несколькими лианами Андрей. Но сталкера спасти было уже невозможно. Даже в шуме перестрелки было слышно, как трещали кости Андрея. Стон, полный боли, вырвался из сплетенного клубка зеленых щупалец-лиан за мгновение до того, как бутон захлопнулся, скрыв из виду сталкера.

– Назад! За деревья, живо! – раздался голос Немова, немного пришедшего в себя после схватки.

Цветок тьмы и не думал успокаиваться. Прожорливое растение судорожно корчилось и извивалось, выбрасывая все новые лианы. Находиться здесь было опасно, и отряд поспешно отступил в глубь зарослей.

Отойдя на несколько шагов, Немов внимательно взглянул на шагавшего в группе Мишу, но ничего не сказал. Времени на выяснение обстоятельств не было, сначала надо было миновать опасное место. Другие сталкеры также не проявили большого интереса (либо маски противогазов скрывали эмоции), лишь Том пожал плечами и дружески хлопнул парня по плечу.

* * *

Миша ожидал от Немова другой реакции. Может, командир просто испытывал шок от потери бойца или пытался поскорее вывести отряд в более безопасное место, но он лишь посмотрел на парня, затем оглядел оставшуюся группу и махнул рукой: «За мной».

Олег и Сергей привычно расположились во главе отряда, выискивая наиболее безопасный путь. Двигались быстро – жуткая смерть Андрея еще стояла у всех перед глазами, быть сожранным местной тварью не хотел никто.

В горячке боя никто не обратил внимания на поведение Вильдера – не до того было. Сергей шел сейчас рядом с Немовым и проклинал себя за нерешительность. Когда растение схватило Андрея и отряд начал стрельбу, представился удобный случай разделаться со своим врагом – Даниловым, благо тот стоял совсем недалеко. Была масса вариантов. Видя, что пули не причиняют особого вреда цветку и вязнут в его мясистых листьях, стволе и бутоне, можно было не сомневаться, что оказавшийся в объятиях щупалец растения вряд ли уже из них выберется. Всего-то и нужно было подтолкнуть Ивана навстречу извивающимся лианам. Но, подумав немного, Сергей отказался от этого варианта – вдруг не удастся или его толчка окажется недостаточно. Гораздо проще было выстрелить в Данилова со спины, а дальше растение сделает свое дело. В задумчивости врач переводил ствол автомата с цветка на спину своему «товарищу» и уже решился наконец – палец застыл в напряжении на спусковом крючке, как вдруг слева из зарослей кто-то вынырнул, на ходу разряжая пистолет в жуткое растение. Это отвлекло Сергея, момент был упущен.

Парнем, выскочившим из-за кустов, оказался Миша, и сейчас, когда они все вместе удалялись от места недавнего сражения, Вильдер злился на него за то, что тот спутал ему все карты. «Какого черта парень оказался здесь? И почему идет сейчас с нами, а не отослан обратно на станцию?» Но спросить об этом Немова Сергей почему-то не решился.

* * *

Еще несколько раз им на пути попадались растения, похожие на Цветок тьмы; отряд обходил их стороной, все дальше забирая вправо. Немов все чаще беспокойно озирался по сторонам. Ему не нравилось, что приходится каждый раз делать крюк, но встречаться с растениями никому не хотелось. Огоньки глаз сверкали в темноте – животных, наверное, привлек шум битвы с Цветком. Отряд теперь продвигался быстро, их заметили, и красться больше не имело смысла. Нужно было скорее попасть на территорию войсковой части в надежде найти укрытие.

Внезапно дерево на их пути затрещало, накренилось и начало заваливаться – Немов едва успел отпрыгнуть в сторону. Через секунду он уже вскочил, держа наготове свой АК. Фонарь высветил бесформенную тушу, громаду на шести когтистых лапах, высотой метра три и с мощным шипастым хвостом. Было похоже, что отряд потревожил тварь, пока она спала. Удивленно вращая тремя парами глаз на туповатой морде, монстр издал такой рык, что заложило уши. Вскинув лапу, он снес еще одно дерево, стоящее неподалеку, и злобно уставился на кучку людей, потревоживших его сон. Не сводя глаз с нарушителей спокойствия и шумно раздувая ноздри, тварь дернулась и встала на все лапы. Чудовищное создание, с такой легкостью валившее деревья, начало медленно приближаться к отряду.

– Назад! Быстрее! Двигаться! – заорал Немов, подкрепляя свои слова пинками и тычками.

Группа бросилась бежать.

Казалось бы, с виду такой неповоротливый и тяжеловесный, монстр и не думал отставать. Приближающийся треск ломающихся веток свидетельствовал об этом. Отряд пробовал несколько раз поменять направление, но тщетно. Тварь, наверное, обладала прекрасным обонянием и теперь, выслеживая свою добычу, настигала отряд.

* * *

Отряд рассеялся. Держаться рядом, когда за спиной огромная тварь, а на твоем пути деревья с торчащими из земли корнями, норовящими зацепиться за твою ногу, было сложно. Немов бежал вперед, не разбирая дороги и изредка отстреливаясь наугад. Справа пыхтел Вано. Дозорный с Домодедовской держался молодцом и вообще находился в хорошей физической форме.

Тварь никак не хотела отставать. Деревья на ее пути не являлись сколь-нибудь значимым препятствием. Ее тупорылая морда служила ей тараном, сметая все на своем пути. Внезапно Вано на секунду потерял равновесие. Нога зацепилась за камень, и сталкеру стоило огромного труда не упасть на землю. Но этого хватило мутанту, чтобы нагнать беглеца. Голова чудовища мотнулась, и Вано отлетел в сторону, приложившись затылком об дерево. Превозмогая боль, сталкер поднялся на ноги, покачиваясь от удара, и вдруг со злостью сорвал противогаз, выставил автомат и заорал:

– На, жри! И подохни, тварь!

Но автомат не откликнулся на призыв своего хозяина, его заклинило. Вано продолжал с остервенением нажимать на спусковой крючок и выкрикивать проклятия в адрес мутанта. Тварь, казалось, была слегка озадачена и удивлена напором своей добычи и пребывала в небольшом замешательстве. Так продолжалось, пока Вано не бросил бесполезную железяку прямо в морду зверюге – подобного обращения она стерпеть уже не могла.

Немов краем глаза увидел, что тварь остановилась. Он не сразу заметил, что Вано уже не составляет ему компанию, а когда обратил на это внимание, было уже поздно. Тогда-то он и выяснил причину остановки чудовища. А чуть позже до него донесся крик бойца. Проклиная себя за то, что не позаботился о своих людях, а поддался стадному инстинкту, Немов заспешил обратно.

Пули ударили по чешуйчатому боку твари, не причиняя абсолютно никакого вреда. Олег надеялся отвлечь на себя внимание зверя, но тот даже не дрогнул. Раздался рык, оглушивший Немова, и челюсти твари сомкнулись на теле Вано, разрывая того пополам. Ноги и нижняя часть туловища еще продолжали какое-то время стоять на земле, словно не веря в такой скорый конец, пока чудовище, фыркнув, не проглотило и их.

Олег попятился, но тварь утратила интерес к остальным беглецам, будто одной порции для такой громадной туши оказалось достаточно. Нырнув за ближайшее дерево, Немов отправился разыскивать остальных членов группы. О потерях предстояло подумать потом, сейчас важнее жизни других. Грусть, сожаление и печаль придут позже.

* * *

Миша и не заметил, как потерял из виду своих товарищей. Он несколько раз падал, споткнувшись о ветки и лианы, легкие горели, воздуха не хватало, все тело саднило. Озираясь в поисках Немова, Миша бросался то в одну, то в другую сторону, но, похоже, запутывался еще больше. От монстра ему вроде бы удалось скрыться, но что произошло с их отрядом? Вдруг чудовище настигло их, и он остался один в этом лесу, полном мутантов и тварей? Тогда ему уж точно не выбраться отсюда живым!

Внезапно заросли кончились. Еще мгновение назад парня окружали мрачные, искривленные радиацией, пугающие деревья и лианы, так и норовящие запутать ноги, – и вот он стоит на поляне, землю устилает мягкая невысокая зеленая трава. Прямо посередине поляны росло корявое трехствольное деревце. А дальше… Миша зажмурился и снова открыл глаза. Нет, это не сон. Перед ним возвышался Царицынский дворец, тот самый, про который рассказывал ему Сергей. Только не было ничего пугающего и опасного в нем. Он излучал тепло и свет, манил к себе, призывая отдохнуть, сбросить напряжение последних часов, вытянув усталые и ноющие ноги, насладиться атмосферой безмятежности и покоя, забыв хотя бы на время о страхах и опасностях. Миша в восхищении разглядывал трехэтажное строение с портиками, балконами и башнями. Ноги сами повели его к манящим окнам, залитым светом.

Там, внутри, было какое-то движение. Подойдя ближе, Миша смог рассмотреть: в просторном, залитом искусственным светом зале с мраморными колоннадами и расписными стенами и потолком танцевали двое. В помещении больше никого не было – лишь они, мужчина и женщина. Многочисленные зеркала усиливали впечатление роскоши и создавали необычный пространственный эффект – множили танцующую пару. Казалось, зал полон вальсирующих людей. Только вот, несмотря на обилие зеркал, Миша никак не мог рассмотреть лиц танцующих. Он подходил все ближе и ближе, вглядывался, пытаясь поймать мимолетное виденье. Но видел лишь взмахи рук и спины. Многоярусные хрустальные люстры ослепляли парня, затрудняя и без того скудный обзор в противогазе.

Миша уже находился перед самым окном, но мужчина и женщина не замечали его, целиком отдавшись ритму танца. Как ни странно, музыка до него не доносилась; сцена напомнила бы ему немое кино, если бы Миша знал, что это такое.

Наконец, Мишино терпение было вознаграждено: миг – и он ухватил отражение в одном из зеркал в тот момент, когда партнеры поменялись местами и мужчина находился спиной к зеркалу, а женщина – к нему лицом. Эти глаза он узнал бы из тысяч подобных – добрые, теплые… мамины глаза. «Мама… мама, ты жива…». Слезы брызнули из глаз. Стекла противогаза помутнели… Совсем уже ничего не соображая, Миша положил руку на подоконник, намереваясь забраться в помещение через приоткрытое окно. И вдруг он ощутил сильный удар по голове сзади. Все поплыло, и Миша увидел стремительно приближающуюся землю. Хлопнувшись со всего размаха, он тут же потерял сознание.

* * *

Вильдер давно потерял из виду остальных. Стоило громадному монстру вырасти на пути отряда, все бросились врассыпную. Лишь Сергей остался стоять, растерянно оглядываясь по сторонам. Что делать дальше? Куда идти? Как найти хоть кого-то в этом мрачном и уродливом лесу? Как всегда – сплошные вопросы. И как только он не тронулся еще от них?

Вдали стихали отзвуки погони, рев зверя разносился по округе – то ли от радости, что монстр нагнал очередную жертву, то ли от злобного бессилия и разочарования, что упустил. Жив ли Миша? Эта мысль не вызвала никаких эмоций, шевельнулось что-то внутри и тут же затихло. Гораздо более сильные чувства вызывали воспоминания о Данилове: «Надеюсь, растоптала тебя давно эта тварь, другого ты точно не заслужил». Решив, что оставаться дальше на месте глупо, Сергей двинулся вперед, неторопливо обходя поваленные деревья. По крайней мере за свою жизнь он мог быть спокоен.

* * *

Совсем недалеко от Вильдера находились Том, Данилов и Борис Михайлович. Волею случая оказавшись вместе после бегства от чудовища, они прочесывали лес в надежде отыскать своих товарищей. И все тот же случай вел их практически по тому же пути, куда направлялся Сергей. Как-то совсем некстати Данилову вспомнилась детская считалочка:

Шла машина темным лесом За каким-то интересом, Инти, инти, интерес — Выходи на букву «эс».

Все ли сталкеры в игре до сих пор, или остались только они трое? И если в живых только они, то что им дальше делать? С одной стороны, есть задание руководства Печатников, с другой – способны ли они втроем добраться до войсковой части, учитывая, что с начала их путешествия они не только не приблизились к цели, но, наоборот, лишь увеличили расстояние до нужного места?

* * *

Деревья расступились, освобождая путь Вильдеру. Он стоял на краю поляны, устланной ярко-зеленой травой. Прямо перед ним высился жуткий Царицынский дворец. Сергей никогда еще не оказывался так близко от него после войны. Он буквально ощутил темную силу, затаившуюся внутри. Даже сейчас дворец поражал своим былым величием, несмотря на то, что вместо застекленных некогда окон зияли черные дыры, а крыша местами просела и провалилась. Но все так же царапали небо башни, и монументальное строение до сих пор являло собой яркий образец утраченной эпохи.

Сергей некоторое время рассматривал стены, фасад здания и угловые башенки, напоминавшие картинки средневековых замков. Взгляд его скользнул по остаткам ажурных кованых решеток, оживлявших ранее интерьер дворца, обогнул памятник архитекторам, упрямо стоявший на своем месте, несмотря на все невзгоды, и вдруг задержался на одном из проемов-окон первого этажа. Вильдеру почудилось какое-то движение. Или это воображение забавляется с ним? А темнота лишь усугубляет положение? Но нет – снова еле уловимое движение. Врач схватил фонарик, болтавшийся на поясе, и, включив, направил рассеянный луч на окно.

Так и есть. Какая-то фигура неуклюже пыталась вскарабкаться на подоконник. Ведомый любопытством, Сергей сделал несколько шагов по направлению к ней. И вдруг он узнал, кто этот незнакомец, желающий забраться внутрь – это был Миша.

Лихорадочно соображая, что ему делать дальше, Вильдер дико озирался по сторонам в поисках чего-то, что могло помочь или натолкнуть на нужную мысль. «Не успеть! Пока подбегу к парню, чтобы сдернуть того с подоконника, пройдет время – непозволительная роскошь для того, кто уже одной ногой в могиле, ибо не ведает, что творит, а лезет прямо в лапы монстра, засевшего внутри».

Вильдер инстинктивно ощущал, насколько сильно то, что засело там, раскинув свои ментальные сети и поджидая жертв. Неожиданно руки нашарили на поясе пистолет. «Есть ли другой выход?» – мелькнуло в голове Сергея. Но раздумывать было некогда. Он вытащил оружие и направил его подрагивающей рукой на парня, уже подтянувшегося на руках и собравшегося закинуть ногу на подоконник. «Может, его отвлечет звук выстрела? А если нет – если звук лишь напугает и заставит быстрее нырнуть в черноту проема, отдав душу и тело на растерзание?» Вильдер аж подпрыгнул на месте от отчаяния, но выстрелить так и не решился.

Внезапно он сделал глупую на первый взгляд вещь – размахнувшись, он в отчаянии швырнул пистолет что есть силы в Мишу. Позднее он не раз задумывался, как же тогда ему повезло. Предоставь ему судьба еще сотню таких шансов, сколькими бы он смог воспользоваться? Тем не менее, оружие весом восемьсот граммов, описав дугу, угодило аккурат в парня, по касательной задев макушку. Тот нелепо взмахнул руками и свалился с подоконника, на который он уже практически забрался. Шлепнувшись наземь, Миша застыл без движения.

Вильдер, не обращая внимания на усиливающуюся ноющую боль в голове, бросился к парню. Последние метры до цели он проковылял на ставших вдруг непослушными заплетающихся ногах. В голове гудело, словно от набата, возвещавшего о тревоге. Стараясь поменьше думать об опасности, о которой вопили все органы чувств, Сергей сконцентрировался на простых механических движениях. Помогло. Ему удалось взвалить обмякшего Мишу на плечо.

Медленными шагами Вильдер побрел прочь от Царицынского дворца, с каждым шагом необъяснимое чувство тревоги и опасности уходило прочь. На границе поляны и леса оно практически исчезло совсем, и к Сергею снова вернулась способность соображать. «Странно, не думал, что его влияние настолько сильно. Странно, что он вообще имеет надо мной хоть какую-то власть. Но и на старуху бывает проруха». Скажи Вильдер это вслух при свидетелях, все бы сильно удивились его словам.

Миша не подавал признаков жизни, но останавливаться нельзя было ни в коем случае – кто знает, насколько далеко распространяется влияние этой дряни из Царицынского дворца. Врач шагал с парнем на плече, пока спина не взбунтовалась против такой ноши. Вильдер решил немного отдохнуть, и в тот момент, когда он опускал Мишу на землю, из-за ближайших кустов вынырнули три человеческие фигуры с оружием наготове. Сергей нашел в себе силы удивиться данному стечению обстоятельств: перед ним возвышались трое сталкеров – Данилов (живой и невредимый, черт бы его побрал!), Том и Борис Михайлович.

* * *

В душе у Вильдера схлестнулись злость и отчаяние: его враг жив, хотя мысленно Сергей уже похоронил его. Более того, Данилов пребывает в отличной форме и уже немного пришел в себя от этого сумасшедшего времяпрепровождения поздним вечером на свежем воздухе. Как хорошо, что маска противогаза может скрыть истинные эмоции. Вручив парня Тому, Вильдер плелся позади поредевшей группы. Эх, надо было меньше думать в тот момент, когда у него была возможность пришить Ивана. Эти его сомнения в успехе сыграли с ним плохую шутку. Но что дальше? Пока сталкеры пытались отыскать остальных пропавших, с осторожностью прочесывая подлесок и вглядываясь в узловатые корни деревьев, торчащие из земли.

Нескольких слов оказалось достаточно для объяснения случившегося, Вильдер вкратце обрисовал ситуацию и все, что произошло с ним. Рассказал, как он нашел парня и спас его от неминуемой смерти. Причин не верить Сергею у остальных не было. Беглый осмотр показал, что Миша вроде бы в порядке. Парень уже начинал понемногу приходить в себя и предпринимать вялые попытки двигаться самостоятельно.

Было относительно спокойно – насколько вообще может быть спокойно в таком месте. А может, просто ночь исчерпала свой лимит происшествий. Тем не менее об осторожности не забывали. Вскоре решили устроить небольшой привал. Место было выбрано подходящее: с одной стороны была естественная защита в виде земляной насыпи, образовавшейся, видимо, от того, что упало огромное дерево, своими корнями создав нечто вроде невысокого холма, будто срезанного с одного бока. Здесь, среди корней, они и затаились. Миша уже пришел в себя, и ему не терпелось расспросить сталкеров о том, что произошло, где Немов и что с остальными. Понемногу картина случившегося в недавнем прошлом восстановилась и вновь обрела краски.

– Что со мной было? – спросил Миша, когда они присели отдохнуть на сыроватую податливую землю. – Я ничего не помню. Хотя нет, я помню, что видел свою маму, но этого не может быть! Это было удивительно, мне казалось, что она на самом деле танцевала там, внутри Царицынского дворца, целого и невредимого, а в окнах горел свет.

Вильдер кивнул. Миша не сразу разобрал тихий голос Сергея, приглушенный противогазом.

– Знал я одного человека, который отправился к дворцу и вернулся обратно. Правда, ненадолго вернулся. Он тоже утверждал, что дворец невредим, а в окнах его горит свет. Через два дня он снова ушел туда, уже навсегда.

– Значит, это правда? Там может кто-то жить? Может, и моя мама?! Что, если…

– Не думаю, – оборвал его сталкер. – Видишь ли, это, скорее всего, галлюцинации, я почувствовал сильное ментальное влияние, когда оказался поблизости. Это иллюзия, в которую хочется верить. Может, таким образом что-то внутри заманивает добычу, точно вряд ли кто узнает. Оно вызывает в сознании человека образы того, что ему хочется больше всего увидеть.

– Откуда вам это известно?

Вильдер не спешил отвечать. Он облокотился поудобнее, вытянул ноги, разминая уставшие суставы, и только затем продолжил:

– Нам удалось скрыться от той громадной твари, что за нами гналась. Она отстала. Хотя, как мне кажется, она просто перестала нас преследовать, потому что мы были близко от Царицынского дворца. Даже такая громадина избегает этого места. И тут, очутившись на поляне перед дворцом, я заметил тебя, упорно пытающегося забраться в окно первого этажа. Нехорошее место этот дворец. От него веет чем-то замогильным, и жутко становится, когда чувствуешь, как что-то чужеродное пытается забраться тебе в мозги и поселиться там. Я видел, как ты уже почти влез на подоконник, у меня оставалось очень мало времени. И тут я сделал глупую вещь, даже сам не знаю, почему она пришла мне в голову. Я метнул свой пистолет в тебя. Как видишь, удачно попал. Голова-то не болит? – хмыкнул Вильдер.

Только сейчас Миша понял, почему так раскалывается голова. Он потрогал ее, на затылке под противогазом чувствовалась огромная шишка.

– А вам ничего не показалось? – осторожно спросил Миша Сергея.

Вильдер помрачнел и скрипнул зубами. Противогаз скрыл это.

– Я старался поменьше думать, отключил мозг, настроился на последовательные простые действия, когда бежал спасать тебя. Вот на обратном пути показалось кое-что, когда я обернулся.

Врач вдруг сгорбился и тяжело вздохнул.

– Почудилась мне моя… Она стояла и звала на помощь. Вот только нет ее на свете, – зло выговорил Вильдер. – Нет, и прежнего мира тоже нет. Спасло, наверное, то, что я с тобой на плече был уже рядом с деревьями, на краю поляны, может, там влияние слабее. Не знаю. Но стоило немалых сил отвернуться и продолжить путь, пусть я умом и понимал, что мне это лишь кажется.

И только Данилов, сидевший неподалеку и слушавший рассказ Сергея, знал, что Миша и Вильдер в своих видениях повстречались с одной и той же женщиной.

* * *

Время шло. Необходимо было действовать. Но кто поведет за собой остатки группы? Да вроде бы никто и не претендовал на эту роль. Нерешительность сквозила в движениях и взглядах, она овладела мужчинами. Где найти того, на кого можно переложить ответственность?

Именно в таком состоянии их и застал Немов, практически свалившись им на головы. Все разом вскочили, направив на вновь прибывшего стволы. Чуть было не произошла непоправимая ошибка. Попробуй-ка в темноте разбери, кто это пожаловал к ним. Миша узнал Немова первым и радостно бросился навстречу; он уже начал понемногу причислять Немова к погибшим, хотя в душе и надеялся на обратное.

– Ну-ну, – прохрипел Немов, – отставить. Вы тут, смотрю, развлекаетесь и в ус не дуете, а я по лесу бегаю.

Появление командира пришлось как нельзя более кстати. Теперь принятие решений перекладывалось целиком и полностью на него.

Глава 8 Новые препятствия

Недавние жуткие события еще напоминали о себе хрипами, с болью вырывающимися из легких, и ноющими мышцами рук и ног. Как хотелось сейчас Немову сорвать противогаз и отдышаться, присесть, нет, точнее, привалиться к покрытому мхом стволу корявого дерева, вытянуть ноги и на минутку закрыть глаза.

А ведь это только начало пути. Фактически они вернулись почти туда же, откуда начали. Совершив безумный крюк, уворачиваясь от ядовитых плевков растений, улепетывая от жуткого монстра и избежав встречи с неизведанным, затаившимся в Царицынском дворце, они оказались недалеко от входа в парк. Вот только недоставало двух человек.

Как ни странно, Миша не хотел назад на станцию. Он все ждал приказа Немова возвращаться, но Олег пребывал в раздумьях – о новоявленном сталкере он, казалось, напрочь позабыл. Вот уже несколько минут стояли они посреди небольшой поляны, застыв, словно каменные изваяния. Все лица обращены к вожаку, командиру, каждый ждет его решения. И Немов не заставил себя долго ждать. Оглядев присутствующих, он молча кивнул. И сразу стало ясно: он не отступится от своего, не тот человек. Он будет двигаться вперед, пока есть на то силы. И эта решительность передалась остальным. Кошмарные подробности смерти двух членов отряда немного забылись.

– Сильно не растягиваемся, идем цепью, – прозвучал приглушенный противогазом голос. – Все время держим в поле зрения спину идущего впереди. Серега, ты первый, – ткнул командир пальцем в Вильдера, – я за тобой. Том, – окликнул он высокого детину, – ты замыкающий.

Отряд пришел в движение. Проходя мимо Миши, Немов хлопнул того по спине и, наклонившись, негромко сказал:

– Это ты ведь спас меня от той дряни? Мало шансов у меня было. Я уж подумал, что конец мне. Затянет, как Андрея. Молодец, не дрогнула рука у тебя. Спасибо. Не забуду.

Миша кивнул. Это было своего рода напутствием, благословением, если так можно сказать, и парень понял, что он остается в отряде. Он теперь полноправный участник экспедиции. Да и в условиях, когда отряд поредел, глупо разбрасываться боеспособными единицами.

* * *

Они шли друг за другом уже примерно четверть часа. Серьезных препятствий пока больше не попадалось, если не считать таковыми разросшиеся дебри, которые иногда приходилось преодолевать с помощью тесака. Рюкзак Миши, казалось, стал тяжелее килограммов на десять, парень даже подумывал избавиться от части содержимого или от всего рюкзака.

Дозиметр вел себя нормально, загрязненных участков пока не попадалось на пути. Зато тут и там раздавались жуткие звуки: рычание, вой, визг и вздохи неизвестных существ, стоны и скрип деревьев, жалующихся на свою участь случайно забредшим сюда чужакам.

Сергей вел группу по одному ему известному маршруту; во многом благодаря его интуиции они миновали несколько подозрительных мест, где вполне могли стать чьим-нибудь ужином. Вильдер шел налегке, только химза и автомат – Олег сознательно разгрузил бойца, чтобы тому было легче переносить такой марш-бросок, привычный для тренированных сталкеров. Борис Михайлович держался молодцом, но и ему было не привыкать к испытаниям. Неожиданное появление Миши в отряде спутало все карты Сергею. Вот ведь молодость и неуемная тяга к приключениям! Если бы не парень, Данилова, возможно, уже не было бы в живых. Миша появился в крайне неудачный момент. Ну ничего, их ждала долгая дорога, а отряд уже недосчитался бойцов. Глядишь, и Немов будет вынужден повернуть назад. Главное – показывать, что он всеми силами стремится доставить их в пункт назначения.

Внезапно деревья расступились. Сергей вскинул руку, призывая отряд остановиться. Из-за его спины вышел Немов и, осторожно подвинув плечом врача, встал рядом. Прямо перед ними находился овраг. Словно рваная рана, он пронизывал земную твердь, изгибаясь и теряясь в лесной чаще. Немов задумчиво посветил фонарем и посмотрел на Вильдера – предстояло решить, как поступить дальше.

* * *

От станции Орехово до оврага раньше было рукой подать – вестибюль располагался как раз перед входом в Царицынский парк. Овраг начинался почти сразу за стоявшей здесь когда-то железной оградой, опоясывавшей парк, на краю леса, отороченного полосой невысокого кустарника. Через несколько десятков метров земля будто разломилась, треснув, словно спелый арбуз, и осев вниз оврагом. Разлом тянулся на десятки метров, теряясь среди мощных деревьев. Сейчас даже несколько метров в густо разросшемся, скрюченном от радиации лесу казались едва преодолимыми, даже если не брать в расчет расплодившуюся в округе живность.

Под кронами склонившихся деревьев при ясном свете луны виднелись чудом уцелевшие мостики, перекинутые через овраг. Они упирались в середины противолежащих склонов, и, чтобы ступить на них, следовало сначала спуститься метров на десять по крутым склонам оврага. Когда-то здесь были и лесенки, ведущие к мостикам – их останки угадывались на откосах, но за минувшие годы они заросли травой и покрылись землей, так что спускаться следовало осторожно, чтобы не соскользнуть по траве на дно оврага.

Конструкции моста выглядели ненадежно, но это был единственный короткий путь на ту сторону. Лезть по оврагу, заросшему непролазными зарослями, или обходить его желания ни у кого не возникало. Утешало одно: раньше – а мостики относились к более раннему периоду, чем жилые дома у станции Орехово, к годам царствования какой-то императрицы, приказавшей возвести Царицынский дворец и облагородить территорию – строили действительно на века. Недаром (Миша знал это из рассказов старших товарищей) так много памятников архитектуры сохранилось спустя длительный срок.

Сергей с Немовым, коротко посовещавшись, повели отряд к ближайшему мостику, знаками показав остальным, чтобы были осторожнее на скользком склоне. При приближении к переправе стало заметно, что ограждения все-таки не выдержали испытания временем и обрушились – вместо железных решеток и каменных блоков в кладке по краям торчали короткие обломки штырей, точно гнилые корни зубов. А может, это какая-то непонятная сила вырвала с мясом металлическую ограду и прошлась по мостику, словно бульдозером? Миша поежился, представив себе монстров из оврага, готовых обрушиться на мост, как только они ступят на его поверхность.

Овраг жил своей жизнью. В нем царила суета, возня, шло какое-то шевеление. Явственно была слышна беготня каких-то неведомых существ. Слегка колыхались заросли на дне оврага.

Миша старался идти точно по центру небольшого мостика. Несмотря на то, что было невысоко, рухнуть в черноту оврага совсем не хотелось. Перила мостика почти не сохранились, кое-где торчали железные прутья и каменные выступы, и от этого зрелище становилось еще более жутким – словно это были челюсти, приготовившиеся перемолоть незадачливых путников. Миша старался реже смотреть вниз, он почти не сводил глаз с шедшего впереди Бориса Михайловича, и эти пара десятков метров растянулись для него на километры. Казалось, конца и края нет этому небольшому мосту.

Данилову тоже было не по себе; он старался не подавать виду, но все-таки сбился на торопливый шаг и нагнал Немова с Вильдером, стараясь побыстрее проскочить опасный участок. В какой-то момент он оказался в непосредственной близости от края моста и ненароком задел Сергея. Тот на автомате пихнул в ответ «обнаглевшего» товарища. Все случилось очень быстро. Иван не удержал равновесия и начал падать. Боковым зрением он заметил, как к нему тянутся какие-то отростки из тьмы внизу. Еще мгновение, и они опутают его и утянут вниз, в смертельную неизвестность. Как вдруг его кто-то схватил за руку, когда он уже мысленно приготовился к ощущению непродолжительного полета и встрече со смертью.

* * *

Вильдер с удивлением смотрел на свою руку, крепко сжимающую руку Данилова. Что заставило его спасать своего врага, когда желаемое было так близко? А вдруг кто-то заметил его неосознанный (а может, наоборот, вполне осознанный) толчок и обвинит его в смерти их товарища? Сергей упорно пытался придумать себе оправдание поступка и не находил его. Как же он мог прошляпить возможность раз и навсегда избавиться от Данилова, чтобы тот перестал назойливой мухой отравлять Вильдеру жизнь? Разве не заслужил этот мерзавец такой участи – быть съеденным, растерзанным, убитым? Конечно, заслужил! Сергей мысленно ругал себя за совершенную глупость, предотвратившую смерть товарища, и лишь маска противогаза помогла скрыть бурю эмоций, которую вызвало происшествие.

Немов заметил только, как Данилов то ли поскользнулся, то ли споткнулся, и Сергей спас его, проявив чудеса реакции. Ну вот, что и требовалось доказать – сработались, и прежние трения забыты. Как же он далек был в тот момент от понимания происходящего между этими двумя. Он благодарно кивнул врачу и жестом поторопил остальных покинуть опасное место. На дне оврага разочарованно извивались щупальца твари, или то были лианы мутировавшего растения – задерживаться подольше, чтобы это выяснить, никто не захотел.

Миша и вовсе не заметил случившегося. Все произошло за пару-тройку секунд, а спина Бориса Михайловича надежно скрыла произошедшее. Кроме Данилова и Вильдера, никто не придал большого значения случившемуся. Обошлось без жертв – вот и славно, надо двигаться дальше. А движение в подобном месте означает жизнь. Как говорится, конь бежит, земля дрожит.

* * *

Мост миновали благополучно. Справа виднелись какие-то насыпи – небольшие холмы, имевшие уж очень ровные склоны, что указывало на их неестественное происхождение. Миша вспомнил, как врач рассказывал им, когда они шли с Сергеем и Немовым к Орехово, что в далеком прошлом окрестные жители деревеньки Черная Грязь, находившейся на месте Царицыно, использовали эту местность для захоронения усопших. Вильдер называл такие холмы курганами. «К ним лучше не соваться. Что-то жуткое облюбовало те места, там вся поверхность была в норах и изрыта, враз под землю утянет, опомниться не успеешь. Да и как приблизишься к курганам, так сразу давит что-то, на сердце тяжко становится, аж жить невмоготу», – рассказывал им тогда Сергей. Как бы то ни было, Вильдер не стал приближаться к холмикам, а показал рукой, что это место следует обойти. Так оно и осталось загадкой для Миши и остальных.

* * *

В трех шагах от Сергея перед глазами маячила спина Ивана Данилова. Если бы не маска противогаза, то, возможно, тот бы услышал, как скрежещут от злости зубы врача, и увидел, как вздуваются желваки. Если бы взгляд мог прожигать насквозь, то это был бы именно тот случай. Но отчего же дрогнула рука в запале боя с жутким хищным растением? В горячке никто бы и не заметил, что именно Сергей выстрелил в бывшего товарища. Растение уничтожило бы улики. Как быстро оно может переваривать плоть, выплевывая кости, все уже успели убедиться. И этот случай на мосту – можно было так легко избавиться от врага!

Сергей шел за Иваном и корил себя за собственную беспомощность. Ему казалось, что, повторись снова одна из ситуаций, он бы непременно изменил финал, сделал бы его более драматичным. Но сейчас оставалось лишь кусать локти. «Ничего, еще непременно представится случай, и не место нам двоим не то что в одном отряде – на одной земле».

Ненависть и злоба придают дополнительные силы, затмевают разум и поражают мозг. Эту болезнь не вылечишь лекарствами, которые на протяжении долгого периода были под рукой врача. Ее не вырежешь скальпелем из сердца и мозга, ее лишь можно заглушить на время, но не навсегда. «И все-таки, почему же рука дрогнула в самый последний момент?»

Олег Немов и не подозревал, что в отряде – бомба замедленного действия без таймера, готовая рвануть в любой момент. Он, конечно, стал свидетелем зародившегося конфликта, который ему удалось погасить, но причина ссоры была вполне обыденной. Ну, поругались парни из-за девки, с кем не бывает. Здесь, посреди открытой местности, кишевшей опасностями на каждом шагу, каждый из них уже давно забыл о случившейся драке на станции. Дали выход напряжению, подумаешь, делов-то! Да, были и мелкие стычки, которые он тут же пресекал. Но не стоит заострять внимание на мелочах – вроде разобрались уже. Как говорят в народе, без шуму и брага закиснет.

Если бы только Немов знал, насколько он далек от истины. Но откуда ему было знать, что Сергей и Иван знакомы очень давно и связаны единым прошлым, пустившим корни глубоко в души обоих и оставившим там неизгладимый след. Столь разных людей связать вместе никак не получилось бы. Потому Немов и старался открещиваться от необъяснимых подозрений, оправдывая напряжение в отряде тем, что бойцы просто не притерлись друг к другу.

Под ногами хрустели сухие ветки, лес стонал, словно мучаясь от невыносимой боли, искореженные радиацией стволы причудливо переплетались друг с другом, рождая удивительные образы в темноте. Лес заметно поредел, в просветах проглядывал измученный лик луны, то прячущийся за облаками, то вновь выныривающий, чтобы осветить мертвенным светом долгий и полный опасностей путь. Фонари старались включать как можно реже – на незнакомой местности грех лишний раз навлекать на себя беду, сообщая неведомым существам о своем местонахождении. Правда, шум от ходьбы да шелест спецодежды наверняка служили для тварей бывшего парка прекрасным ориентиром. Нельзя было забывать и про отличный нюх представителей расплодившейся в самых разнообразных формах фауны, пару образчиков которой им уже посчастливилось повстречать, на свою беду.

Группу снова возглавил Сергей, немного отошедший от жара боя. Проходя мимо Ивана, он будто бы случайно задел того плечом, рука Данилова непроизвольно дрогнула, но под тяжелым взглядом Немова тут же опустилась. Сергей же всем своим видом продемонстрировал случайность произошедшего, неопределенно пожал плечами и махнул рукой – мол, нельзя останавливаться, надо двигаться, ночь не резиновая.

* * *

Поредевший отряд достиг опушки леса без происшествий. Перед глазами открылось удивительное зрелище: они стояли на холме, перед ними лежал пологий спуск, вполне пригодный для того, чтобы без проблем преодолеть его, не сбавляя скорости, а дальше начиналась сказочно-жутковатая, будто из мира сновидений, страна. Страна грез.

В низине совсем не было деревьев, они лишь смутно угадывались вдали. Поляну неравномерно окутывал туман, то на миг открывая глазам поросшую травой землю, то вновь пряча ее от посторонних. Туман клубился, извивался причудливо, казалось, он оберегал диковинное место от вторжения чужаков. А посреди широкой поляны из клубов тумана вырывались стрелами вверх, царапая небо, железные конструкции. Некоторые покосились от времени, осанке других могла бы позавидовать любая девушка. От их величия у Миши захватило дух, он еще не видел в своей жизни ничего столь высокого. «То самое антенное поле, о котором рассказывал врач, – мелькнула мысль. – Значит, эти конструкции и есть те самые антенны. Да уж, это каким же надо быть идиотом, чтобы отказаться от такого размаха и загнать самим себя в норы?» Сам Миша, конечно же, ничего против нор не имел, более того, ему в них было гораздо уютнее и спокойнее. Но умом он понимал, насколько больше возможностей имело человечество в прошлом и что оно потеряло на самом деле. Наверное, схожие чувства испытывает первооткрыватель, совершивший кругосветное путешествие и доказавший, что Земля круглая – оставшиеся в живых горстки людей заново открывали для себя мир, лишь имевший сходство с прежним, но абсолютно новый, другой.

Открывшийся с холма вид живо напомнил картинку из одной книжки, где флот затерялся в тумане, лишь мачты торчали из его густых клубов. Мачты выглядели величаво и мощно, воображение рисовало огромные деревянные корабли, неразличимые во мгле. Мише показалось даже, что он слышит скрип мачт и видит суровые обветренные лица моряков, вглядывающихся вдаль и старающихся разобрать хоть что-то впереди. Корабли постанывали от напряжения, соленые брызги осыпали собравшихся на палубе, а по спине капитана пробегал холодок: не возникнет ли сейчас из тумана риф на пути, не последние ли минуты проживает его корабль – надежный и проверенный в боях товарищ?

Металлические антенны-мачты, укутанные туманом, луна, играющая в прятки среди ночных облаков, и кажущаяся нереальность увиденного посреди Царицынского леса придавали открывшейся картине нотки сюрреализма. Душой завладело умиротворение, которое старательно маскировало ежесекундную опасность открытой поверхности.

Немов с Вильдером совещались недолго. Любое отклонение от маршрута казалось критичным – до рассвета было не так далеко. Пересечь поляну прямо по курсу означало, с одной стороны, подвергнуть себя возможной опасности, а с другой – значительно сэкономить время, которого оставалось не так уж и много. А пережидать день на незащищенной от солнца местности было смерти подобно. Других вариантов, как пройти через антенное поле, у группы Немова не было.

Махнув рукой остальным, Немов первым сделал шаг по склону холма.

Низина имела сходство с широкой неглубокой чашей, по дну которой расплескалась мутная неоднородная кисельная субстанция. Будто неосторожный великан выронил чашу из рук и она упала на землю дном, но не перевернулась, а так и осталась лежать, лишь жидкость разбрызгалась во все стороны. И было в этой жидкости, напоминающей туман, или тумане, напоминающем жидкость, что-то неправильное, чужое. У каждого спускавшегося появилось это смутное ощущение, и хотя его невозможно было объяснить, облечь в слова, но на душе становилось тревожно. И еще казалось, будто за ними неотрывно кто-то наблюдает.

Недавние дожди сделали свое дело. Земля была влажной, податливой, проседала под ногами. Длинная сочная трава норовила оплести щиколотки, ухватить за ботинки, оставляя влажные полосы на обуви и одежде. Туман приближался с каждым шагом, Олег Немов поудобнее перехватил рукоять фонарика, казавшегося бесполезным в такой мгле, сильнее стиснул «Макаров», предпочтя сейчас его «калашу», и первым нырнул в объятия тумана. А следом за ним мгла поглотила и остальных бойцов.

* * *

Миша едва мог различить хоть что-то уже на расстоянии вытянутой руки. Спина Данилова казалась размытым пятном впереди в свете луны. Мгновение, и парень останется с туманом наедине. Подобная перспектива жутко пугала. Было в этом тумане что-то странное. Складывалось ощущение, что он живой. И эта мысль заставляла Мишу быстрее передвигать ставшие вдруг непослушными ноги. В душе рождался тот первобытный ужас, который заставлял древних предков прятаться в пещерах, огнем костра отпугивая тьму по ту сторону выхода. Вся беда в том, что сейчас Миша с группой Немова находились на открытом пространстве, а в таком тумане любая опасность будет незаметна до самого последнего момента. Парень старался вертеть головой из стороны в сторону, чтобы не пропустить ничего, но противогаз крайне мешал и так скудному обзору.

Клубы тумана причудливо извивались, будто щупальца неведомого ночного создания. То тут, то там мерещились жуткие страшилища, заставляя Мишу каждый раз испуганно вздрагивать. Не таким представлялось ему путешествие по поверхности бок о бок с опытными бойцами. Душа жаждала приключений, бесшабашных, полных реальных опасностей, но неосязаемая субстанция не входила в ее планы. Подозрения насчет неестественной природы тумана росли с каждым шагом. Объяснить их толком не представлялось возможным, но интуиция вопила уже во все горло. Нервы были на пределе.

Немов тоже терзался недобрыми предчувствиями. Туман густел на глазах, и он уже пожалел, что не повел группу в обход. Правда, как далеко простирались границы тумана, сталкер не знал. Конечно, он считал, что перед ним – обычная сырая мгла, которая часто образуется в низине. Но чувство опасности не покидало его, напряжение росло, к тому же не было видно ориентиров, куда двигаться, а это изрядно беспокоило. И еще больше беспокоила его практически мертвенная тишина, которую нарушал лишь сам отряд. Здесь не было слышно ни завываний тварей Царицынского парка, ни клекота жутких птичек, ни иного шума. Лишь хруст и треск под ботинками бойцов да шуршание комбезов.

Немов не сразу заметил эту жуткую тишину, отчего клял свое невнимание. Негоже ему, совершившему столько вылазок на поверхность и умудрившемуся до сих пор оставаться в живых, быть таким рассеянным. Прямой путь в могилу. Что же это за место такое, что даже хищники обходят его стороной?

И каждого из них в тот момент охватило дурное предчувствие чего-то неотвратимого. Так житель прибрежного городка видел стремительно приближающуюся волну цунами и понимал неотвратимость момента встречи, так расцвеченное сполохами взрывов небо возвещало о конце мира, так окруженный мутантами на открытом пространстве сталкер с опустевшим рожком, выдергивая чеку гранаты, закрывал глаза и мысленно прощался с жизнью и семьей, ждущей его возвращения.

Ноги все чаще вязли в раскисшей грязи. Ближе к земле туман был особенно густой, и он не давал рассмотреть, какой же сюрприз готовит при каждом следующем шаге почва – ямку или неведомый бугорок, а может, жуткую трясину, которая вмиг засосет неосторожного путника. Меньше всего Мише хотелось споткнуться и упасть в это белое клубящееся нечто. Не покидало ощущение, что подняться после падения он уже не сможет. Сомнительной радостью выглядело и застрять в грязи, забуксовать, в то время как отряд уйдет вперед и оставит его наедине со страхом. Найти его тогда другим бойцам будет весьма проблематично. Поэтому Миша торопился изо всех сил, поскальзываясь, спотыкаясь о какие-то коряги, но каждый раз умудряясь сохранять равновесие.

И тут он услышал. Кто-то негромко напевал слова смутно знакомой песенки из детства, песенки-страшилки, которой пугали друг друга подростки в детстве, сидя в темной подсобке или возле угасающего костра. Сначала ему казалось, что это плод его воображения – страх иногда порождает и не такое в голове. Но громкость набирала обороты, и теперь отчетливо стали различимы слова. С придыханием и большими паузами голос выводил:

Здесь ночь живет… сюда не проникает свет… А за углом… надрывно стонет птица…

Слова звучали то громче, то тише, будто ветер менял направление и препятствовал слышимости, или у поющего незамысловатую песенку практически не оставалось сил, и он с трудом выводил фразы, со скрежетом и хрипом.

На темной стороне… нельзя остановиться… Там мрак… съедает душу… на обед.

Мрак был готов сожрать и Мишину душу, его клыки, сотканные из тумана, подбирались все ближе и ближе к голове парня. Мгновение, и над головой разверзлась огромная пасть с горящими во тьме огоньками злобных глаз. Воздух вокруг пришел в движение, закружил хороводы, в голове поплыло. Слова песни яростно отдавались в мозгу Миши, будто огромный колокол бил тревожно и предостерегающе. Они повторялись снова и снова.

Здесь ночь живет, сюда не проникает свет, А за углом надрывно стонет птица… На темной стороне нельзя остановиться, Там мрак съедает душу на обед.

И подводя итог, маняще прозвучали финальные слова:

Зачем ты здесь? И так жизнь коротка… Не лучше ль мрака – дуло у виска?

И тут в голове немного прояснилось, и Миша понял, что это он выкрикивает песню из далекого детства, словно заученную мантру. И голос, хриплый, измученный – его собственный, но искаженный маской противогаза. А колокол, бьющий набатом, – это сердце, норовящее выскочить из груди на волю.

«Сам себя накрутил», – с облегчением подумал Миша, постепенно приходя в себя. Не было над ним никакой пасти с клыками, вокруг – самый обычный туман. «Всего лишь нервы пошаливают». Сердце все еще гулко билось, страх еще не разомкнул до конца свои объятия, но шагалось уже немного легче. Миша обратил внимание, что пелена вовсе не такая густая, как казалось, когда они только спустились с холма.

В свете вновь выглянувшей из-за облаков луны можно даже немного осмотреться. Вон, впереди в трех шагах идет Иван Данилов, левее угадывается силуэт Бориса Михайловича, справа от Миши – Сергей, ну а где-то перед ним – Олег Немов, его широченная спина временами показывалась в тумане, чтобы тут же нырнуть в него снова. У Миши даже немного поднялось настроение, как-нибудь позже он даже посмеется над своими кошмарами, когда отряд окажется в более безопасном месте, в укрытии. Во всяком случае, их можно списать на страх перед открытой местностью. Тот самый, который зовется мудреным словом – агорафобия. Вконец осмелев, Миша готов был уже насвистывать незатейливый мотив какой-нибудь песенки (упаси боже, только не той самой!), если бы не затрудняло это действие резиновое изделие номер один на лице. Луна окончательно вышла из-за облаков, стало еще немного светлее.

И тут взгляд Миши упал на землю, и волосы на затылке зашевелились от ужаса, а ноги неожиданно стали ватными, и тело пробрала жуткая дрожь. Крик рванулся из груди. Даже приглушенный противогазом, он был настолько громким, что все разом обернулись на него, вскинув оружие и врубая фонарики.

Олег Немов увидел Мишу, трясущейся рукой показывавшего под ноги, его взгляд скользнул ниже, следуя указке парня, и сталкер остолбенел. Из земли торчала землистого цвета рука со скрюченными пальцами, тянущаяся вверх и судорожно дергающаяся в свете фонаря. «Как в дешевых старых фильмах о зомби», – отрешенно мелькнула мысль.

Туман стремительно рассеивался, и взорам членов отряда открывалась страшная картина: повсюду из земли вылезали отвратительные, с неестественно длинными пальцами конечности с облезлой кожей. Одна из них схватила Бориса Михайловича за щиколотку и резко дернула, Едва удержав равновесие, начальник полиции станции Домодедовская не стушевался – короткая автоматная очередь перебила сухожилия на схватившей его руке, дулом автомата он сбил конечность со своей ноги. Рука с коричневыми длинными расслоенными ногтями плюхнулась на землю, извиваясь в лунном свете. Звук автоматной очереди быстро привел всех в чувство. Ступор длился недолго, пришла пора действовать. А именно – уносить ноги.

– Рассредоточиться, близко не подходим друг к другу, держимся в двух шагах, следим по сторонам. За мной! – рявкнул Немов.

И отряд двинулся дальше. До опушки леса оставалось метров двести. Двести метров по полю с изощренными препятствиями.

На бегу Миша думал, что будет, когда обладатели этих жутких конечностей решат, наконец, вылезти из земли полностью. Воображение рисовало страшных чудовищ. И когда, отстреливаясь, отряд преодолел первую сотню метров и парень начал верить в спасение, худшие опасения Миши начали сбываться.

Создание, которое выросло на пути бегущих к спасительному (видимо, подсознание решило, что переплетенные корни деревьев являются защитой от подземных уродов) лесу, лишь отдаленно напоминало человека. По уродливому синюшному телу скатывались комья влажной земли. Ноги были наполовину согнуты и напоминали скорее ноги кузнечика или медведки. Тем не менее, на стопах были вполне человеческие пальцы, только неестественно длинные, с загнутыми, обломанными толстыми ногтями. Существо было полностью безволосым, лысая голова с дряблой морщинистой кожей на черепе скалилась беззубо, глаз Миша не заметил совсем. Зато чрезмерно длинные руки почти в рост твари оставляли беглецам совсем мало пространства для маневров.

Кажущаяся неуклюжесть мутанта была обманчивой. Он вдруг резко выбросил руку вперед, и лишь случайная кочка, вовремя оказавшаяся на пути, спасла Данилова от неминуемой гибели. Упав в грязь с разбега, Иван проехался на пузе еще пару метров, в то время как над ним, рассекая воздух, пронеслась жилистая пульсирующая рука создания, схватив пустоту. Мутант издал нечто похожее на разочарованный вздох и попытался сделать еще одну попытку. Тут же раздалась автоматная очередь. Немов, Борис Михайлович, Вильдер и компания щедро поливали свинцом разбушевавшуюся тварь.

«Что же я застыл как вкопанный», – мелькнуло в голове у Миши. Вынырнув из-за спин товарищей, он на ходу сдернул автомат с плеча, отмечая одну странность. Вильдер стоял буквально в пяти метрах от твари, прямо по ее курсу, расстреливая ее в упор. А та даже не стремилась хоть как-то помешать ему, протягивая свои загребущие руки к другим членам группы, которые находились в менее «выгодном» для нее положении. «Будто плащ-невидимку надел», – шальная мысль быстро растворилась в водовороте событий. Было не до размышлений.

Пули вязли в теле мутанта, кое-где появились сочащиеся раны, слизь из которых совсем не напоминала кровь, скорее гной. Но тварь, казалось, не замечала пуль, даже тех, которые попадали ей в голову, и уже сделала первый шаг к стрелявшим. Миша бросил взгляд через плечо и похолодел от ужаса. Еще две твари выбирались позади них из земли на поверхность, оставляя после себя небольшие развороченные ямы, будто воронки от разорвавшихся снарядов.

– По ногам лупите! – перекрывая гром очередей, раздался голос Немова. – Ходилки пообломаем!

Сталкеры переключились на уродливо изогнутые ноги твари. Тут же правая конечность мутанта надломилась – видимо, шесть автоматных очередей все-таки сделали свое дело, и существо, взмахивая руками, начало крениться на бок.

Оглянувшись через плечо, Немов увидел, что две твари уже близко, а следом ковыляют еще с полдюжины. От такого количества им не отбиться, следует искать спасения в лесу. Среди скрюченных деревьев шансов выжить у них больше, сталкеры мобильнее и меньше размером, проще будет уйти.

– Обходим слева, – раздался зычный голос командира.

Повторять дважды не пришлось. Все рванули мимо извивающейся в грязи хрипящей твари с перебитыми ногами, стараясь держаться на достаточном расстоянии от ее длиннющих рук. И снова Миша подивился, как бесстрашно пробежал Сергей в опасной близости от морды мутанта, просто переступив через конечность чудовища и совсем не задумываясь о том, какому риску он себя подвергает при этом. Словно перешагнул через ветку на земле.

Несчастье случилось в тот момент, когда беглецы, казалось, уже обогнули тварь и направлялись к спасительной стене из деревьев. Борис Михайлович немного задержался, отстреливаясь и прикрывая отход других, а когда рванул вслед за остальными, ноги предательски заскользили в грязи. Пытаясь удержаться на ногах, он выбросил руку с автоматом перед собой, и оружие с чавкающим звуком воткнулось в мягкую глину. Чертыхаясь про себя, сталкер все же плюхнулся на колени. Выудив автомат из грязи, он со злостью заметил, что дуло безнадежно забито грязью. Тут его и настиг мутант, неестественно длинная рука схватила Бориса Михайловича за лодыжку и рывком подтянула к себе.

Немов и другие обнаружили отсутствие одного бойца слишком поздно, когда уже ничего нельзя было исправить. В клубке тел сложно было выхватить на мушку мутанта без опасения попасть в своего человека. Немов заспешил было назад, когда услышал вдруг полный боли голос начальника полиции Домодедовской – сорвав с головы противогаз, тот вытащил РГД и пытался выдернуть чеку.

– Нет! – простонал Немов, и тут же крик Бориса Михайловича разнесся по всей округе:

– Уходите, я их задержу!

Он терпел долго, дожидаясь, когда и две другие твари подойдут поближе. Терпел, пока боль не стала совсем невыносимой, и тогда он, в последний раз оглянувшись на товарищей, разжал руку. Мир вокруг расцвел ослепительной вспышкой.

Мутанта отбросило прочь, куски его тела сбили с ног двух ближайших тварей, преследующих сталкеров. Немов отвернулся. Борис Михайлович погиб, спасая их, и этой возможностью необходимо было воспользоваться, иначе смерть его окажется напрасной. Он воздаст должное памяти отважного сталкера, но сделает это позже. А сейчас следовало поторопиться, чтобы Олег и его люди не стали следующими.

Он преодолел последние метры до деревьев вслед за остальными и привалился к искореженному стволу, но мутанты продолжали преследование, их уже насчитывалось более десятка. И все они, словно дикие собаки на запах сырого мяса, брели по направлению к сталкерам.

– В лес! – скомандовал Немов. Они отдышатся позже, сейчас не время для остановок. Надо найти заросли погуще, здесь твари смогут пролезть, несмотря на их внушительные размеры. И отряд снова пришел в движение. Но преследование неожиданно прекратилось.

Граница между лесом и поляной будто являлась непреодолимой для мутантов. Места было достаточно, чтобы твари прошли между деревьями, но отчего-то те нерешительно переминались с ноги на ногу и лишь тянули свои узловатые руки к беглецам, негромко ворча что-то своими беззубыми ртами.

После злосчастной поляны лес казался настоящим убежищем, но не стоило забывать, что и здесь водятся не менее жуткие твари.

– Чужая территория для них, – подводя итог, буркнул Вильдер, наблюдая замысловатый танец мутантов на пороге леса.

Миша взглянул на врача, и в памяти всплыл Сергей, стоявший прямо перед тварью, не замечавшей наглеца в упор, предпочитая обращать внимание на более дальние цели. Объяснения этой истории парень не находил и справедливо решил, что подумает над этим позже, когда они окажутся в относительной безопасности, желательно – в помещении со стенами и потолком, где меньше шансов подвергнуться нападению.

Глава 9 Войсковая часть

Впереди маячила какая-то тень. В темноте леса трудно было разглядеть дальше десяти шагов. Осторожно приблизившись и приготовившись к нападению очередной твари, Немов посветил фонариком. Луч, несмело нащупывая себе дорогу, рассеял тьму. Олег облегченно выдохнул – на этот раз обошлось.

Из земли торчал хвост самолета, обломки были разбросаны повсюду. Воронка, образовавшаяся от падения двадцатилетней давности, за это время уже успешно заросла травой и кустарником. Останки летательного аппарата неуклюже торчали на фоне неба, словно памятник погибшей эпохе. Что думал пилот перед свиданием с землей? Успел ли он понять, что мир обречен, перехватить или услышать сообщение о начавшейся войне? История об этом умалчивала. А может, и лучше погибнуть вот так, сразу?

Немов с Вильдером повели группу в обход неожиданно возникшего препятствия – зелень обманчиво скрывала масштабы воронки, угодить в нее вовсе не хотелось, еще, не дай бог, ноги переломаешь. Забирая вместе с отрядом левее, Миша с любопытством рассматривал странную металлическую конструкцию, торчащую из земли. Та уже порядком проржавела, открытая ветрам и дождям, но выглядела по-прежнему внушительно. Парень догадался, что перед ним останки самолета, но видеть так близко артефакт прошлой эпохи ему еще не доводилось, за исключением проржавевших остовов вагонов метропоездов. Обвитый плющом железный скелет угрожающе возвышался среди деревьев и словно бы провожал путников, пока их цепочка не скрылась в лесной чаще.

Пока вокруг было относительно спокойно, вернулась способность рассуждать. Теперь можно проанализировать случившееся. Миша с грустью вспоминал о погибших товарищах: за исключением Андрея, жившего по соседству с ним на станции, остальных он не знал столь близко, но все они боролись за общее дело, и стоило надеяться, что пали в бою они все же не зря. Андрей на станции слыл человеком замкнутым, у него не было семьи, о своем прошлом он не особо распространялся, большую часть времени проводил в палатке. Его настроение резко менялось лишь в том случае, если предстояла очередная вылазка на поверхность. Этими вылазками и жил Андрей. Он вместе с Колькиным отцом был, если можно так выразиться, завсегдатаем походов наверх. Их считали самыми опытными на станции сталкерами.

Жалко человека, сгинул, лишь память осталась. А может, погибнуть именно на поверхности и было для него лучшим вариантом? По возвращении с вылазок Андрей снова становился угрюмым и молчаливым и прятался от всеобщего внимания в своей палатке. И это разительно отличало его от него же самого, ступавшего по верхнему миру уверенной поступью, энергичного и расправившего плечи. Вот и погиб он геройски.

Вано и Бориса Михайловича Миша знал мало. С первым он успел перекинуться лишь несколькими фразами, когда во время его дежурства мальчику случалось оказаться на Домодедовской. Вано был, в общем, жизнерадостным и добрым человеком. Он попал подростком в метро, и с тех пор обстоятельства не сломили его. Сломила лишь туша монстра Царицынского леса.

О втором Миша знал еще меньше. Жизнь не сталкивала его с начальником полиции станции Домодедовская, он о нем и слышал-то всего ничего. Но поговаривали, что человеком он был решительным и даже жестким – просто так начальником полиции не становятся. Жаль, не удалось узнать его получше.

Немов тоже сожалел о своих людях. Как командир сталкеров Конфедерации Печатников он видел много смертей – в нынешнем мире это явление обыденное. Это были друзья, малознакомые и просто незнакомые люди, навязавшиеся по той или иной причине в его группу. Но жизнь так и не приучила его к смерти, каждую потерю он ощущал в своем сердце, за каждую смерть корил себя, что недоглядел или не уберег. Хоть и не успел Олег еще толком узнать павших в бою, но уже успел проникнуться симпатией к взрывному Вано, молчаливому Андрею и суровому Борису Михайловичу. Уж точно не заслуживали они такой смерти.

Каждый из пятерых оставшихся в живых думал почти об одном и том же. Но каждый отнесся к смерти товарищей по-разному. Вильдер не испытывал по этому поводу почти никакого сожаления. Чем меньше людей доберутся до войсковой части, тем, по его мнению, лучше. Не он же повинен в их смерти, ведь он предупреждал о сложности похода. А если бы среди погибших оказался Данилов, было бы совсем здорово.

Размышлял и Данилов, угрюмо наблюдая за Сергеем. От тяжелых дум о погибших людях мысли его перескочили на недавний эпизод на мосту. Что это было? Как он ни силился найти разгадку случившемуся, она ускользала от него. В течение этих часов он был предельно внимателен и не раз улавливал (скорее даже ощущал тем особым чувством, именуемым в народе шестым) исполненный ненависти взгляд бывшего товарища. Справедливо ожидая подвоха с его стороны, Данилов был бдителен. Ровно до эпизода на мосту, когда он, поддавшись липкому страху, как и все члены группы, заспешил, чтобы поскорее миновать это жуткое место. Тут и случилась эта небольшая стычка, результатом которой должно было стать скоротечное свидание с теми, кто обитает под мостом, в зарослях оврага. Но в последний момент, к удивлению Ивана, спас его именно тот, от которого меньше всего можно было ожидать – сам толкнувший его Вильдер. Так и голову можно сломать, раздумывая над поступками Сергея.

Размышления сталкеров были прерваны весьма неожиданным и бесцеремонным образом – вынырнув из-за очередной коряги, они почти налетели на полуразрушенную плиту. При более детальном рассмотрении стало ясно, что они стоят перед забором, кое-где еще сохранившим свои очертания, с остатками ржавой колючей проволоки наверху. Немов осторожно заглянул в небольшой проем – там, впереди, еле угадывались различные строения войсковой части. Вот она – цель их экспедиции, осталось протиснуться в щель и отыскать бункер и ангар. Но Немов не спешил, резонно рассудив, что надо сначала осмотреться, а уже потом предпринимать какие-либо действия.

* * *

Вильдер вглядывался в проем, изучая ближайшие строения и плац войсковой части. С тех пор как он три года назад покинул это место, внешне оно мало изменилось. Может быть, бетонные плиты растрескались сильнее, да еще пара кирпичных стен невысоких строений осыпалась. Здесь он провел долгие семнадцать лет, уже не надеясь выбраться отсюда. Тесные помещения бункера стали ему домом и одновременно проклятием на многие годы. Сергей чувствовал, как внутри поднимается волна страха, смешиваясь с внезапно охватившим его возбуждением.

Он осторожно огляделся. Рядом затаились остальные, ожидая команды своего вожака, Немова. Взгляд Вильдера задержался ненадолго на Мише, перед глазами снова встала сцена у Царицынского дворца. Что он испытал, когда увидел, как парень лезет в логово смерти? Отчаяние, беспомощность, боль от возможной утраты. В своей жизни он лишь раз испытывал подобное – когда понял, что потерял Наташу. Выходит, Миша для него что-то значит? Нечто большее, чем награда за победу в схватке с Даниловым? Что он может дать парню? Вильдер сознательно избегал слова «сын» в своих размышлениях, справедливо рассудив, что слова Ивана во время их встречи в туннеле могли быть правдой. Незачем раньше времени вводить себя в заблуждение.

Вдруг откуда-то издалека донесся звук. Вильдер замер, прислушался. Немов также навострил уши и напрягся. Звук повторился. Больше всего он напоминал, как это ни странно, колокольный звон. Может, слуховая галлюцинация? Откуда взяться колоколу здесь, посреди леса? Звон раздался снова. Это было одновременно пугающе, тревожно и торжественно. Сергей вспомнил одну легенду – в старинные времена племя вятичей вешало на дерево колокол, с помощью которого оповещало всех в округе о надвигающейся беде. С тех пор уже много веков в лесах Царицыно накануне бедствия разносится колокольный звон, предупреждая о скорых лишениях и бедах. Так, может, и сейчас они слышат предупреждение духов Царицынских земель о грядущем несчастье?

Видно было, что звук встревожил всех в группе. Сталкеры беспокойно озирались по сторонам, вглядывались в небо, силясь разглядеть надвигающуюся угрозу. Немов решил, что дальше ждать не имеет смысла, жестами показал, что пора двигаться, и первым нырнул в проем в заборе.

* * *

Пока группа выжидала перед полуразрушенным забором войсковой части, которую не пощадило время, Мишины мысли вернулись к тому странному сну про Братеево. Было определенное сходство между ним и реальностью. Не в местности или окружающем пейзаже, а в общей атмосфере – подозрительно тихо. Вот только ощущения были разные: тогда Миша совсем не испытывал страха, двигаясь по остаткам жилого района, сейчас же парень чувствовал опасность, хотя глазами ее и не замечал.

После их путешествия к вентиляционной сбойке и обратно он интересовался у Вильдера про Алма-Атинскую, однако получил уклончивый ответ. Будто бы Сергей и сам толком не знал, почему станция необжитая. Про Алма-Атинскую ходили разные слухи, и вряд ли они являлись правдой. Каких только монстров там не селили, какие только истории о том, что случилось с ее жителями, не выдумывали, но факт оставался фактом – станция была пустынной. Вот и Вильдер отчего-то жил в туннеле, а не в подсобных помещениях Алма-Атинской.

Как бы то ни было, это всего лишь сон, пусть и казавшийся реалистичным из-за многочисленных деталей. Сергей внимательно выслушал Мишин рассказ о нем и изрек единственную непонятную фразу:

– Чем бы ни было время, оно глубоко вплетено в нас самих.

На этом тема была исчерпана. Что представляют сейчас из себя район Братеево и станция Алма-Атинская, Миша так и не узнал.

* * *

Огороженная полуразрушенным забором с колючей проволокой войсковая часть выглядела удручающе. Ее территория была не очень большой. Нырнув в проем в стене, Немов заметил табличку – на желтом фоне красными буквами кричащая надпись: «Запретная зона. Проход запрещен».

В ночи, понемногу уступавшей место утреннему рассвету, можно было приметить какие-то жилые постройки, хозяйственные сооружения, ремонтные блоки – не более десятка строений. Территория части была разделена внутренними периметрами, от которых остались обрывки «колючки».

Создавалось впечатление, что это место давным-давно заброшено. Никаких признаков жизни, кругом горы мусора и повсеместный упадок. Уж не ошиблись ли они, снарядив сюда экспедицию?

Слева виднелся КПП с чудом сохранившимся шлагбаумом на входе. Решетки на окнах были на месте, но за двадцать лет не осталось ни одного стекла. Дверь в помещение валялась неподалеку, переломленная пополам, а на стенах были глубокие борозды от когтей твари, судя по следам – немаленького размера. Рядом с КПП находилась смотровая вышка – крытая огороженная площадка, к которой вела лестница. Деревья уже вплотную подбирались к вышке, а столбы были увиты змеевидными растениями.

Вильдер махнул рукой, указывая нужное направление. Впереди, метрах в ста от них, высилась полуразрушенная казарма, к ней и направил отряд Немов, следуя за Вильдером. Вокруг трехэтажного здания царил разгром и беспорядок. Валялись остатки мебели, битое стекло, кирпич, запчасти, детали, изорванные костюмы химзащиты, стояло несколько проржавевших насквозь автомобилей. На первом этаже сквозь проемы окон кое-где проглядывала разросшаяся зелень – природа потихоньку отбирала свое обратно.

Обогнув на почтительном расстоянии здание казармы, отряд вышел на небольшой плац, уже практически заросший травой, пробивавшейся сквозь многочисленные трещины в плитах. За плацем располагался штаб войсковой части, на который и указал Вильдер.

Немов тревожно огляделся, но не заметил ничего подозрительного; тем не менее, что-то явно беспокоило его. Оставаясь настороже, сталкеры продвигались в глубь территории части. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не наткнуться на железную болванку или не угодить в яму. Часть плаца была подтоплена, и под сапогами бойцов раздавались хлюпающие звуки.

От волнения Немов взмок. Скоро они узнают, стоило ли затевать это мероприятие и насколько был оправдан риск. А пока следовало со всей осторожностью шагать за Вильдером, которого, казалось, ничуть не беспокоила возможная опасность – он вышагивал бодро, даже не оглядывался по сторонам, будто на прогулке, а не на опасном задании. И никто в тот момент не мог знать, что на самом деле чувствовал Сергей.

Справа от плаца располагалась столовая – одна стена ее полностью осыпалась, открывая взору валяющиеся на полу вперемешку изломанные столы и стулья, еще дальше находилась котельная с трубой, рвущейся в небо.

Где-то там, под штабом, располагался бункер, куда они сейчас и направлялись. Можно было бы сначала проверить ангар, который стоял еще дальше прямо по курсу, если бы не одно обстоятельство: по словам Вильдера, ангар из всех зданий сохранился лучше всего и был заперт, а ключи лежали в бункере. Можно было бы попытаться сломать дверь, но Немов не хотел привлекать внимания шумом – мало ли что вылезет из ближайшего леса.

Семнадцать долгих лет провел здесь Вильдер, и сейчас у него было чувство, будто он и не покидал войсковую часть. Воспоминания навалились, как снежный ком. На несколько мгновений Сергей даже забыл, что за его спиной есть люди. И опомнился, только когда оступился из-за небольшой ямки в плацу. Ему во что бы то ни стало нужно оказаться первым в бункере и успеть спрятать ту единственную улику, обнаружение которой может перевернуть жизнь Вильдера, поставить ее под угрозу. Черт бы побрал этих руководителей Конфедерации Печатников, снарядивших экспедицию. Сергей совсем забыл, что сам тогда сообщил им о целехоньком дирижабле в ангаре части.

Само двухэтажное здание штаба Немова не интересовало – может, они и покопаются в нем позже, когда доберутся до основной цели. Пока же они миновали главный вход и направились к северной стене строения. Тут и там валялись кирпичи, выпавшие из стены. Землю устилали гильзы, осколки, лежало смятое ведро, полуистлевший картон и остатки мебели. Наконец, они добрались до нужного места.

* * *

Воспоминания чуть не сшибли Сергея с ног неведомой и незримой волной, накатившей со всей мощью, затуманившей на время разум отшельника. Защемило сердце, стало трудно дышать. И Вильдер тихо застонал, благо никто его не слышал. Сергей вынужден был прислониться к стене, чтобы не упасть. Слабость длилась недолго. «Еще не хватало расклеиться, когда цель так близко и требует концентрации, надо еще об улике позаботиться, чтобы никто не заметил». Помог и Немов, поддержав товарища. Знаками показав, что с ним все в порядке, Вильдер кивнул на решетку, за которой открывался спуск в подвал здания.

Немов, увидев, как покачнулся и еле устоял на ногах Сергей, бросился к нему на помощь. Но тот лишь отмахнулся, мол, минутная слабость, пройдет. Олег объяснил это продолжительным походом и выпавшими на их долю испытаниями. Им всем давно следовало отдохнуть и набраться сил. Если в нынешнем мероприятии есть хоть какой-то смысл, предстояло довести его до конца.

Раньше, до Катастрофы, все в жизни имело смысл. Просто человеку легче жилось, когда все имело объяснение, когда все было доступно, понятно и логично. Люди старались обосновать все, придумывали законы, теоремы, правила… Человек окружил себя каменной стеной и жил в мире, которому чуждо все необъяснимое и непонятное. Что не поддавалось осмыслению и логическим заключениям – отрицалось человечеством. Получалось, что смысл – это не внезапное озарение, а доведенная до нас модель мышления человеческого общества, выращенная в «железной клетке». Но постойте, разве это был верный путь развития? Не завела ли эта дорога людей в тупик? И может быть, иногда стоило отрешиться от материи, догм и правил и попробовать взглянуть на вещи и явления в ином свете, с субъективной точки зрения, не поддаваясь на «шантаж» со стороны общества и забыв на время о страхе показаться нелепым, странным и смешным? Но, увы, история не терпит сослагательного наклонения.

* * *

Миша с присущим ему любопытством разглядывал строения войсковой части. В душе кипели эмоции. Несмотря на усталость и пережитые трудности, он испытывал сейчас нечто вроде изумления, смешанного с восторгом – слишком долго он сидел взаперти на станции и не видел мира наверху. При взгляде на небо, начинающее понемногу светлеть, Миша все еще испытывал слабые приступы агорафобии, но недавние приключения помогли забыть об этом. Да и в лесу кроны деревьев и опасность, подстерегающая на каждом шагу, успешно помогали забыть о страхе перед открытым пространством, свойственном многим жителям подземки. Казалось, за эту ночь Миша стал старше на несколько лет – столько нового он узнал, столько необычного и пугающего он увидел на своем пути, столько всего удалось пережить на этом коротком отрезке времени длиной не более семи часов. Станция Орехово с ее обыденной жизнью осталась в далеком прошлом.

Строительный мусор, разбросанный вокруг, вынуждал сталкеров быть осторожнее – мало ли куда можно угодить, заглядевшись. Следом за старшими товарищами Миша оставил позади несколько зданий, миновал плац и оказался у штаба войсковой части – первой цели их путешествия. Теперь предстояло спуститься в подвал и попасть в бункер. Сталкеры замерли у небольшого пологого спуска в темнеющий провал.

Здесь, в кирпичной стене, у сваленных в кучу истасканных шин, ржавеющей арматуры и прочего хлама притаился вход в подвал – обычная железная решетка с сорванным замком. От ветерка, разгулявшегося неожиданно на территории войсковой части, она противно поскрипывала, вызывая ноющую зубную боль. Стена с выбитыми, потускневшими от времени кирпичами покосилась, угрожая придавить неосторожных путешественников. Немов с сомнением посмотрел на это рукотворное чудо, точнее, то, что от него осталось по прошествии времени, и недоверчиво взглянул на Вильдера – мол, куда это ты нас завел? На миг мелькнула мысль – а вдруг Вильдер выжил из ума и привел отряд туда, где ничего нет и не было, в заброшенную уже давно часть с кучей ненужного барахла? Но был ведь документ, который они нашли! Именно он явился тем решающим фактором, из-за которого экспедиция отправилась в путь.

Немов снова всмотрелся в темноту за решеткой, разглядев несколько потрескавшихся ступенек, уходящих вниз. Если бы не ключи, за которыми следовало спуститься вниз, в бункер, можно было бы прямиком направиться к ангару, расположившемуся слева от них. Но ангар был надежно заперт. А ключ – в ларце. Бетонном.

Небо на востоке уже приобрело розоватый оттенок, медлить было нельзя. Досадно, что придется переждать день в бункере, а проверить, на месте ли дирижабль, можно будет только по наступлении сумерек. Вслепую пытаться добрести до ангара, пусть и отделяет его от них метров триста, – не лучшая идея. С другой стороны, им давно пора отдохнуть, зализать раны, прийти в чувство, поразмышлять о дальнейших действиях.

Снова донесся звук, похожий на колокольный звон. Немов уже начал привыкать к нему. Что бы это ни было, но внешне себя пока никак не проявляло. Вот только добраться бы до бункера и расслабиться ненадолго. Олег не сразу заметил, как воздух вокруг словно пришел в движение, всколыхнулся, будто желе на блюдечке. Первым обратил внимание Вильдер, и он же заметил на горизонте быстро увеличивающиеся в размерах черные точки. Новая напасть пришла со стороны Бирюлевского дендропарка. Невидимый дирижер взмахнул палочкой, и по его команде полчища всякой дряни устремились к чужеземцам.

Пока остальные вглядывались в приближающиеся объекты, Вильдер первый сообразил, что находиться на открытой местности смерти подобно. Он рванул на себя железную решетку – та надрывно застонала, едва не выскочив из проржавевших петель – и кубарем скатился по ступеням вниз. Опомнились и остальные. По войсковой части уже носились какие-то тени, еле уловимые для человеческого глаза, не издавая при этом ни малейшего звука. Казалось, что это сон, – так нереалистично выглядели молчаливые существа, пожаловавшие сюда. Может, это тот самый колокольный звон привлек их?

Том едва успел закрыть за собой решетку, как что-то с гулким звуком врезалось в нее и тут же отпрянуло. Затем последовал новый удар. С поразительной скоростью существо исчезло из поля зрения вновь, лишь смутно удалось разглядеть что-то вроде крыльев, похожих на развевающийся плащ. Сразу стало ясно, что, если атака продолжится, барьер в виде решетки долго не выдержит. Самые худшие опасения оправдались. Еще несколько существ навалились на железные прутья, под их общими усилиями решетка затрещала. Оставались считанные мгновения до того момента, когда между мутантами и отрядом Немова не окажется преград.

Вспыхнул фонарик, осветив массивную стальную гермодверь. Вильдер схватился за ручку и дернул на себя – дверь не подалась ни на дюйм. Ошарашенный, Сергей застыл на месте. Покидая это место три года назад, он точно знал, что дверь оставалась открытой, да и закрыть ее снаружи не представлялось возможности. Еще несколько попыток ни к чему не привели. Дверь все так же не поддавалась, отрезая беглецов от спасительных помещений бункера. Неужели заклинило или приржавела? Протолкался Том и также проверил дверь на прочность, но она не сдалась и под усилиями здоровяка.

«Цель была так близка, – Немов скрипнул зубами. – Нас ждет последний бой».

Словно подтверждая его мысли, лопнули прутья решетки. На верхней площадке заметались твари. Олег направил на них ствол автомата, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок.

Так получилось, что Мишу оттерли в сторону сталкеры. В какой-то момент он очутился у самой двери и сделал то, что люди всегда делали, оказываясь перед закрытой дверью – постучал. Отчего ему пришло в голову так поступить, он и сам не знал. В сгустившейся тишине стук прозвучал будто молотом прошлись по наковальне. В этот момент твари ринулись вниз по лестнице. И одновременно дверь, словно отозвавшись на Мишин стук, стала медленно открываться.

Глава 10 Бункер

В плохо освещенном тамбуре было тесно. Немов с товарищами жались друг к другу из-за недостатка пространства. На стенах и на полу – сырость, поблескивавшая в свете одинокой лампочки на потолке. Перед запертой дверью бункера, находясь на волосок от гибели, Немов и предположить не мог, что все обернется подобным образом – видно, они не исчерпали еще до конца свой лимит везения. Протиснувшись последним в узкое помещение, явно не предназначенное одновременно принимать столько народу, он с силой рванул на себя гермодверь, лязгнул затвором и устало привалился спиной к прохладному железу. И только спустя пару минут заметил их спасителя и удивленно на него уставился.

Персонаж, стоящий у двери, ведущей, вероятно, во внутренние помещения бункера, был очень колоритным. Он собрал в себе, казалось, все «западные» стереотипы о русском мужике – шапка-ушанка, двустволка в руках. В лохматой длинной бороде с проседью застряли кусочки то ли еды, то ли чего-то еще, глаза были вытаращены, а сам мужчина слегка покачивался.

«Пьян, что ли?» – мелькнула мысль у Немова. Он беспокойно следил за перемещающимся стволом, как бы невзначай указывающим то на одного, то на другого сталкера. Очень медленно, по мере сил изображая самые добрые намерения, Немов опустил пистолет в кобуру и поднял руку в знак приветствия. Мужик заметил этот жест и воззрился на командира. Двустволка уставилась точно в грудь Олегу. «Надеюсь, он все правильно понял», – подумал Немов.

Шли минуты. Наконец, странный мужик цыкнул и заговорил. Голос его напоминал треск ломающегося пенопласта, был неприятным.

– Кто там?

«Плохо видит», – решил Немов.

– Свои. С миром пришли, – слова, приглушенные маской противогаза, прозвучали не столь дружелюбно, как того хотел Олег.

– Че ты там шепчешь?

Двустволка продолжала смотреть на Немова, но переместилась чуть выше, теперь командир видел два черных отверстия перед глазами.

– Свои мы, – громче сказал Олег.

На этот раз мужичок расслышал.

– Ну-ну, – задумчиво проронил он, но двустволку отвел немного в сторону.

«Может, выбить, пока не поздно? Да нет, слишком вероятен рикошет в таком помещении, зацепить кого-то может. Попробуем поговорить».

– Цветы мне не топчите, – вдруг зло пробормотал мужик. – Встали прямо на клумбы.

Немов удивленно посмотрел под ноги, но ничего кроме сырого бетонного пола там не обнаружил.

– Не для того сажал, чтобы пришло стадо говорящих слонов и все мне здесь вытоптало.

Немов начал сомневаться в здравом уме говорившего. Какие цветы и слоны? Что за бред? Для сталкера переговоры не являлись сильной стороной, Немов привык решать проблемы с помощью действий, а не пустых разговоров. Он уже хотел было сказать пару ласковых стоящему дуралею с двустволкой, но тут вмешался Миша.

* * *

Парень видел, что разговор Немова со странным обитателем бункера не клеится. При этом мужик в ушанке был явно не в себе. Следовало что-то предпринять. И неожиданно для себя и окружающих Миша сказал:

– Нам бы с дороги отдохнуть. Устали мы очень. А цветы ваши мы не специально. Просто тут тесновато.

Мужик взглянул на парня.

– Ну так проходите, чего на пороге застряли, – внезапно смягчился он.

Немов тронул за плечо Данилова – мол, будь настороже, вдруг ловушка, или выкинет этот псих чего-нибудь, выпутывайся потом. Иван кивнул. Предупреждение было лишним, он и так не упускал ни одного движения бородатого, уж больно подозрительный тип.

* * *

Все меры предосторожности были соблюдены. Прямо в одежде сталкеры приняли душ, смыв пыль. Затем повторили процесс, но уже без химзы. После всех водных процедур Немов измерил счетчиком Гейгера фон и остался доволен: слава богу, сильно зараженных участков на пути от станции Орехово до бункера удалось избежать.

Костюмы химзащиты после дезактивации оставили в небольшой комнатушке, прилегающей к тамбуру. По узкому коридору они проследовали за мужиком в ушанке и свернули налево, в первую попавшуюся на пути дверь. Бородатый щелкнул выключателем, и комната озарилась не очень ярким, приятным для глаз светом. Он махнул рукой, указывая на тахту у стены.

– Располагайтесь.

Пятерка вымотавшихся бойцов расселась на длинном уютном диване. После тесного тамбура небольшая комната показалась просторным необъятным залом. Помимо тахты и табуретки здесь стоял обшарпанный стол с ящиками, на котором валялись папки с документами, лежал опрокинутый граненый стакан. Посередине стола краснело какое-то засохшее пятно – возможно, былое содержимое стакана. В углу комнаты возвышался шкаф, одна из дверок была сорвана и приставлена рядом к стене. В шкафу царил полнейший беспорядок: какое-то скомканное барахло, детали, бумаги, пустые коробки от патронов и прочий бесполезный хлам. Кроме дивана, шкафа и стола в комнате ничего не было.

Сам мужик присел на табуретку напротив, прислонив ружье к ноге и не сводя выцветших глаз со своих гостей.

Никто не торопился начать разговор первым.

* * *

Вильдер готов был провалиться сквозь землю. Такого поворота событий он не ожидал. Он оставался последним выжившим из бункера и был твердо в этом уверен. До сегодняшнего дня. Сергей предпочел бы оказаться где-нибудь подальше отсюда. За что же судьба так зло шутит с ним? Еще в тамбуре, увидев их спасителя, он почувствовал, что земля уходит из-под его ног. Если бы не теснота помещения, он бы свалился на пол – ноги совсем перестали слушаться. Все его мысли можно было выразить емко, двумя словами: «Все пропало».

Он лихорадочно пытался сообразить, как поступить, как вести себя, но никакого решения измотанный последними событиями мозг не предлагал. Сергей не слушал, о чем говорили Немов, а позже Миша с мужиком. А может, от мужика надо избавиться под предлогом, что он опасен для группы? Вон, ружье на них наставил. Или спровоцировать конфликт: сделать какое-нибудь неосторожное движение, начнется пальба – авось сталкеры успеют среагировать быстрее. А это мысль. Но тело отказывалось повиноваться, стало ватным. Все силы уходили на то, чтобы держаться кое-как на ногах. И прежде, чем Сергей что-либо успел сделать, мужик вдруг открыл дверь и махнул рукой, показывая, чтобы все следовали за ним. Дальше располагалась дезактивационная комната. «Вот сейчас он снимет противогаз, и ему конец!» Ноги предательски подкосились.

Том подхватил Вильдера, когда тот начал оседать на пол. Он рывком стащил противогаз с Сергея. Бородатый участливо посмотрел на бледное лицо и пробормотал:

– А хобот-то ненастоящий.

А затем, подумав, добавил для пущей убедительности:

– Слабенький совсем ваш слоненок, уже конечности терять начал.

Сжавшееся сердце Вильдера затрепыхалось в груди с новой силой, рискуя пробить грудную клетку и выскочить. «А ведь ничего не произошло, может, мужик плохо видит, как его там по имени, забыл. Но судя по разговору и поведению, он не в себе. Дурачком, что ли, стал? Свихнулся? А ведь было от чего. Или притворяется?»

С помощью сталкеров Сергей прошел обязательный процесс дезактивации. Самообладание понемногу возвращалось. Если что, можно будет выдать слова мужика за бред больного человека или пьяницы. Но надо обязательно что-то предпринять, слишком велик риск. А на кону судьба Вильдера. Количество проблем росло, как снежный ком. Сначала поход в бункер и хранящиеся здесь улики, потом Данилов, теперь вот этот, в ушанке. Ладно, Данилова пока отложим на потом. Уничтожить улику, нейтрализовать мужика. Был еще Миша, но его Сергей не решился отнести к проблемам. Ничего, прорвемся…

* * *

– Тапочки нужны? – участливо спросил гостей мужик в ушанке. – А то есть у меня, могу принести. Ноги не мерзнут?

– Не мерзнут, не беспокойтесь. Зовут-то вас как?

– Пал Палыч я. Вот уже лет двести, наверное.

Немов со сталкерами переглянулись.

– Долго живете.

– Отчего же долго? – подозрительно спросил мужик, покрепче перехватывая ружье.

– Да не в этом смысле, – улыбнулся Немов, – я про то, что люди столько не живут.

– Как же не живут, ежели вот он я перед вами?

– Ну ладно. Давно здесь, в бункере?

– В каком бункере? О, да вы темные совсем, – и, понизив голос, Пал Палыч зашептал: – Это секретное правительственное учреждение. Мы с вами находимся в толще огромной горы. Кстати, спросить хотел, вы как добирались, что-то не увидел я, чтобы у вас скалолазное снаряжение имелось.

– Да мы ж на слонах, – не удержался Томилин. – А их в тамбуре оставили, в стойло загнали.

– Это плохо, – серьезно ответил бородатый. – У меня и покормить их нечем. Все мои последние запасы сожрут и клумбы вытопчут.

– Не волнуйтесь, они у нас воспитанные.

– Томилин, не провоцируй, – Немов обеспокоенно взглянул на товарища.

Повисла пауза.

– …Чайку?

– Неплохо было бы, – за всех ответил Данилов.

Бородатый неторопливо встал с табуретки, посмотрел исподлобья на Ивана и сказал, обращаясь ко всем в комнате:

– Вы здесь не кури́те, – и, погрозив пальцем, покинул комнату.

* * *

Вильдер изумленно прислушивался к разговору. Бородатый вел себя очень странно. Да он сумасшедший! Вроде бы актером ранее не слыл, наоборот, врать вообще не умел. Несет всякий бред. Ну что ж, это даже к лучшему. Тогда он – не такая уж большая проблема, да и причин избавиться от него или поместить на карантин теперь много – вряд ли Немов согласится иметь у себя под боком психа с заряженным ружьем.

Тогда улика. И надо заняться ею немедленно, пока сталкеры не решили осмотреть бункер. Маловероятно, конечно, что они обратят на нее внимание, но так будет спокойнее.

– А ты его знаешь? – повернувшись к Вильдеру, спросил Немов.

– Знаю. Точнее, знал, он раньше другим совсем был, – и Сергей показал на голову.

– Каким?

– Да как все. Ничего особенного. Горевал он сильно по прошлому, да кто ж не горевал тогда. Он один из рабочих, которые оборудование из бывшей войсковой части увозили. Ну а в бункере молчаливым был, но за любую работу брался. Ни с кем так за то время и не сдружился.

– Ты же говорил, что один в живых остался.

– Как видишь, не совсем. Мы последние оставались, какое-то время вдвоем жили, а потом он исчез. Не знаю, где он обитал, но после того, как он пропал, я в бункере один еще недели три где-то прожил. Да и снаружи, во время вылазок, его не встречал.

– Безумный он, – вполголоса проговорил Данилов. – Я не врач, но это и невооруженным глазом видно. Ружьишко бы у него отобрать. А то палить вдруг еще начнет. Демоны померещатся.

Вильдер поспешил согласиться. Хорошо, что не он первый выдвинул эту идею, хотя она у каждого крутилась в голове, – ни к чему навлекать на себя лишние подозрения, и так суетится сильно.

– Только дипломатично надо, – заметил Немов. – В гостях все-таки.

– Я возьмусь, – быстро сказал Том и, прежде чем кто-то возразил, исчез в дверях.

Через пару минут вернулся – довольный и с ружьем в руках.

– С ним все в порядке? – озабоченно спросил Немов.

– В самом лучшем, – не переставая улыбаться, сказал Томилин.

– Что, просто так отдал?

– Выменял.

– На что?

– На одного из наших слонов, – Томилин негромко засмеялся.

– Ну ты даешь, – не удержался от улыбки и Немов. – А может, у него там целый арсенал?

– Ничего, у нас еще слоны есть.

* * *

Через десять минут подоспел чай. В дверях появился Пал Палыч с подносом в руках, на котором стоял большой чайник и шесть кружек. Придвинул ногой табурет и водрузил на него все, что принес.

«Так, кружек шесть, значит, сам тоже пить будет, из одного с нами чайника. Непохоже, чтобы отравить хотел», – подумал Немов.

Пал Палыч разлил чай по кружкам. Поднос был грязным, в остатках какой-то засохшей еды, и бородатый положил его на пол.

– Друг привез с Цейлона, – важно изрек сумасшедший и вдобавок поклонился, а затем устроился прямо на полу с дымящимся напитком в руках.

Сталкеры достали к чаю свои небогатые запасы.

Чай оказался безумно вкусным. Если не с Цейлона, то действительно тот, настоящий, с прошлых времен. Видать, остались еще в бункере запасы.

– Ну а как здесь очутились, помните? В этом вашем… мм… учреждении?

– Не помню ничего, – пожаловался Пал Палыч, – а когда пытаюсь вспомнить, головушка болит.

– Жаль, ваши знания могли бы быть полезными. А помните ли вы Сергея Вильдера, – и Немов неожиданно указал на побледневшего врача. – Он с вами долгое время жил, в бункере, потом, говорит, что вы пропали куда-то.

Бородатый очень внимательно посмотрел на Сергея, а затем отрицательно помотал головой.

– Первый раз вижу. Да и как я мог с ним жить, если я всегда был здесь один?

Вильдер чуть не подавился куском сушеного мяса. Он вдруг обнаружил, что стоит на самом краю пропасти. Эти несколько секунд между вопросом Олега и ответом Пал Палыча растянулись на целую вечность. Руки начали мелко подрагивать, и пришлось поставить кружку с чаем на табурет, чтобы не выдать волнения. Вот сейчас бородатый все вспомнит, и Сергею конец. Что он скажет в свое оправдание? Прозвучит ли это убедительно? Или придется во всем сознаться? Сознаваться страшно, ведь он старательно в мыслях избегает всего, что касается бункера.

Сергей с трудом смог скрыть вздох облегчения, когда услышал ответ Пал Палыча. «Еще пара подобных ситуаций, и я сам все расскажу. Невыносимо все переживать заново. Нам надо как можно скорее покинуть это место, а то события могут и повториться».

* * *

Мише все было в диковинку. За ночь и утро он повидал столько всего, что голова шла кругом. Эта экспедиция изменила его жизнь, и парень точно знал, что не сможет больше сидеть на станции и выполнять рутинную работу. Как минимум, он запишется в сталкеры и будет совершать ночные вылазки, и Василий Петрович не сможет ему в этом помешать. Ему не терпелось осмотреть бункер, и он быстро допил чай, вскочил и теперь бродил по комнате, ожидая, когда закончат с трапезой остальные. Его внимание привлекла зеленая тоненькая тетрадка на столе, и он, не колеблясь, взял ее и раскрыл. Кривоватым мелким и еле разборчивым почерком в ней описывались какие-то сумасшедшие приключения совсем уж нереальных существ.

– Что это? – не удержался от вопроса Миша, показывая тетрадку Пал Палычу.

– Миш, – неодобрительно покачал головой Немов, – нехорошо в чужих вещах рыться. Вы его извините, он просто любопытный очень, – обращаясь уже к бородатому, сказал сталкер.

– Сказки пишу. Мрачные, – сказал Пал Палыч, забирая из рук Миши исписанную тетрадь.

– О чем сказки?

– О том, что люди однажды забыли, как улыбаться. Отражения украли их улыбки.

Миша вспомнил байку коменданта про зеркало. Неужели те самые отражения? Вот и еще один человек, который про них знает. Надо будет потом подробнее расспросить.

Мишу совсем не пугал бородатый, пусть он и «слегка» не в себе, но угрозы парень не чувствовал. В отличие от Вильдера. Начинающий сталкер заметил напряжение Сергея, хотя, возможно оно было связано с тем, что тот прожил столько лет в бункере войсковой части. Миша был далек от каких-либо подозрений, да и причин сомневаться в Вильдере не имелось.

«А мужик-то здесь припеваючи живет, в тепле и с электричеством. Захочет ли он делиться с нами?»

* * *

После угощения сталкеров Пал Палыч слегка повеселел. Да и неожиданные посетители, свалившиеся на голову, показались ему отличными слушателями.

Немов с трудом внимал ему, поскольку все, что говорил бородатый, являлось бредом. Но из вежливости приходилось поддерживать разговор. Командир сталкеров уже понял, что от Пал Палыча он вряд ли добьется чего-то разумного. А мужик все говорил и говорил:

– За все годы наблюдатели так и не обнаружили себя. Но я знаю, они неотступно следят за всем, что здесь происходит. А вы их не видели? А вдруг вы с проверкой от них? Нет? Ну я, в принципе, и не особо верил. Какие-то вы недальновидные немного, извините, обидеть не хотел.

Темы бородатый менял с поразительной скоростью.

– Распогодится, и по грибы пойдем, – говорил он. – Там как, все так же тучками небо затянуто?

Или вдруг неожиданно начинал цитировать странные стишки без рифмы. Кажется, такие назывались раньше хокку, но Немов не был до конца в этом уверен.

– Замри. Кто знает, Когда внезапно оборвет Свой крик кукушка?

А потом ни с того ни сего заявлял, не обращаясь ни к кому:

– Это у вас там из-за пазухи не топорик ли торчит? Мне бы одолжить, я б сосенку им завалил бы, дровишек нарубил, костерок бы запалили.

Разговор начинал утомлять. Да и поспать после тяжелой ночи не мешало бы.

– Слушай, Пал Палыч, сделаем перерыв? Нам бы с дороги отдохнуть.

– Конечно-конечно, – засуетился мужик. – Чего ж молчите-то? Пойдемте, размещу вас. Далеко ходить не надо, здесь же, на первом уровне. На второй я редко хожу, только если починить что-то в генераторной да фильтры почистить. Ну, еще за консервами в продзону – мне много не надо. Опасно на том уровне.

– Что за опасность? – напрягся Немов.

– Голова начинает болеть, точно так, когда я пытаюсь о прошлом думать.

«Пренебрегать его словами не стоит, хоть он и сумасшедший», – подумал командир.

– Хорошо, веди, – решил Немов.

– Я попозже присоединюсь, – сказал Вильдер и поспешно, боясь, что ему возразят, вышел из комнаты под долгим испытующим взглядом Данилова.

– Ну пусть идет, – пожал плечами Немов. – Ностальгия, столько лет прожил здесь. Только осторожнее, – крикнул он вдогонку.

* * *

Они проследовали мимо нескольких распахнутых дверей дальше по коридору. Немов заметил пункт связи со стальными коробами аппаратуры и экранами, за ним – медчасть со шкафчиками, в которых пылились разные упаковки и баночки. В конце коридора налево уходила лестница вниз, на второй уровень. Справа же находились спальни для личного состава – несколько десятков коек в довольно просторном помещении.

– Устраивайтесь, – обвел комнату рукой бородатый. – Выбирайте любую на ваш вкус. Хоть у стеночки, хоть посередке. Не с видом на море или горы, конечно. Но клопов нет, – и заулыбался, приглаживая бороду.

Комната подозрений не вызывала. Более того, на двери была внушительная щеколда, которую нельзя открыть снаружи. Этот факт обрадовал Немова, хотя дежурить по одному все равно придется, на всякий случай.

Немов занял койку поближе к двери. Сон у него чуткий, если кто-то станет ломиться, он сразу услышит. Да и в Томилине, дежурившем первым, он не сомневался. Этот не уснет на посту. Надежный товарищ.

В дверях Пал Палыч обернулся и сказал:

– Знаете, что случилось с моим псом? Говорят, он ушел куда-то на север. В край холодов и стужи. Он, видите ли, хотел вечно оставаться молодым. Так, наверное, и гоняет пингвинов по сей день. А тем и разлетаться некуда.

– Да уж, – вздохнул Немов, а затем добавил: – И где там носит Сергея?

* * *

Вильдер бежал по длинному коридору к лестнице. Плевать, что подумают о его поспешном бегстве, он потом как-нибудь объяснит. Вроде бы, никто за ним не увязался, уже хорошо. Казалось, путь на второй уровень занял целую вечность. Лестница была освещена плохо, поэтому волей-неволей пришлось замедлить шаг, иначе появлялся риск разбить себе голову на крутых ступенях. Нащупывая опору под ногами, Сергей придерживался за шероховатую стену. Поверхность ее неприятно царапала пальцы, но Вильдер не замечал этого. Сердце тяжело билось, в висках стучало, спина покрылась липким потом. Еще немного, и он на месте.

Коридор на втором уровне был таким же длинным и узким, как и этажом выше. Сергей нащупал выключатель и щелкнул тумблером. После сумрака лестничного пролета его ослепил яркий свет, и Вильдеру пришлось зажмуриться и застыть на пару минут, выжидая, пока привыкнут глаза. Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, Вильдер снова вернулся в мыслях к Пал Палычу. Как не вовремя он нарисовался у них на пути! Все-таки насколько опасен бородатый был для Сергея! Ну ничего, решит проблему с уликой, потом можно и на эту тему поразмыслить.

Уже можно было двигаться дальше, чем Вильдер и не преминул воспользоваться. Он миновал вход в столовку, затем продовольственную зону. Проходя мимо склада, закрытого на массивный амбарный замок, Сергей непроизвольно ускорил шаг, при этом с удовлетворением отмечая, что замок не вскрыт, значит, ключ Пал Палыч так и не нашел. За складом находилась генераторная, а еще дальше – помещение с резервуарами для воды. В конце коридора располагалась небольшая каморка – там Сергей прожил долгих семнадцать лет. На мгновение Вильдер замер перед деревянной дверью, а затем, глубоко вздохнув, толкнул ее рукой. Раздался скрип давно не смазанных петель, и дверь отворилась. В ноздри ударил затхлый запах тесной комнатушки.

Сергею не потребовалось и пяти минут, чтобы понять, что записки, которую он написал три года назад, в комнате нет. Но он же отчетливо помнил, как вложил ее между книгами на полке! Он вынул и перетряс все книги несколько раз, пошарил на полу и под кроватью, заглянул под продавленный пыльный матрас и вывалил на кровать содержимое двух ящиков письменного стола. Записки не было.

Вильдеру хотелось завыть от отчаяния. Ну почему ему так не везет? Начали закрадываться сомнения: а точно ли он оставил записку в своей комнате? Или ее кто-то взял? Например, Пал Палыч. Сейчас Вильдер проклинал те минуты слабости, когда написал записку. Для кого и зачем – он не знал и сам. Что за порыв им овладел тогда? Кому он хотел поведать обо всем, что произошло в этих стенах? Наверное, прежде всего Вильдер это сделал для себя.

Сергей окинул взглядом созданный им только что беспорядок и нервно провел ладонью по лысине. Он теряет над собой контроль, это плохо. На эмоциях можно совершить непоправимые ошибки. Ему следовало возвращаться, и так Данилов подозрительно косится. Конечно, все можно объяснить, ведь это его бывший дом. Но лишние подозрения ни к чему. Он поднялся, выключил свет в комнате и плотно закрыл за собой дверь. Постоял, обдумывая следующий шаг, и решительно направился к лестнице.

– С тобой все в порядке? – озабоченно спросил Немов.

Вильдер кивнул.

– Да, просто этот псих смущает. Мало ли что вытворит.

– Будем осторожны, я дверь закрыл на щеколду, так что сюда не сунется. Том первый дежурит, потом меня разбудит. Так что не волнуйся, спи спокойно. Силы нам нужны.

Слева уже слышалось посапывание Миши и Данилова. Веки отяжелели, усталость давала о себе знать. После такого марш-броска отдых в безопасном убежище посреди леса – лучшее, о чем мог мечтать Олег.

– Как говорил один герой кинофильма, все мы сумасшедшие, только не всем нам диагноз поставили,[2] – пробормотал Немов, засыпая. – Том, разбуди меня через пару часов.

* * *

Сны не снились Данилову уже много лет. Хотя, может, и снились, но, проснувшись, он напрочь о них забывал. Этот раз стал исключением.

На лилово-красном горизонте вспухал белесый гриб. Отчего-то смотреть на него Иван мог одновременно с отвращением и восхищением. Вокруг суетились люди, и было не протолкнуться, как на базаре в воскресный день.

– А я все равно до тебя доберусь, – услышал он рядом знакомый голос и обернулся.

Скаля зубы, за спиной стоял розовощекий Серега. Ваня долго пытался сообразить, что же его верный товарищ имеет в виду. И пока он раздумывал над ответом, Серегу поглотила серая безликая толпа. Ваня протянул руки навстречу, словно собираясь вырвать друга из водоворота людского, но ряды плотно сомкнулись. Люди уже не сновали туда-сюда, а все застыли, обернувшись и пожирая Ваню долгим холодным взглядом.

«Надо спасаться», – мелькнула мысль. Толпа уже наступала, медленно, чеканя шаг, будто единый механизм. Ваня оглянулся назад. За спиной надвигался гриб, все больше и больше походивший на нечто живое. Куда же ему бежать? Слева торчали заросли засохшего кустарника, и Данилов, не раздумывая, ломанулся через них, обдирая руки и лицо об острые колючие ветви. Сзади затрещали сучья – преследователи и не думали отставать.

Неожиданно заросли расступились. Залитая ярким солнечным светом поляна была вся укрыта снегом. А по поляне важно шествовало стадо слонов, выстроившись в длиннющую очередь соответственно их размерам и росту. Дойдя до определенной точки, шедший первым слон одним непринужденным движением лапы дернул за хобот, срывая его вместе с висящей складками кожей. Слоновья морда оказалась маской, под которой обнаружилась человеческая голова, да и все тело слона оказалось фальшивым – это был человек в костюме, передвигающийся на четвереньках.

Один за другим слоны срывали свои маски и бросали их в сторону. Прямо по курсу удивительной процессии в земле, укутанной снегом, темнел колодец. Не сбавляя шага, первый человек взобрался на него и исчез, рухнул в разверзнувшуюся черноту. За ним последовали и остальные люди-слоны.

Ваня не успел как следует прийти в себя, когда заметил, как недалеко от него (раньше разглядеть мешали шагавшие слоны) среди неуклюжих на первый взгляд черно-белых пингвинов носится с языком набок, радостно тявкая, мохнатый рыжий пес. Пингвины пытались убежать, но собака каждый раз настигала жертву и радостно сбивала с ног, а затем выбирала себе новую цель.

Погони за Ваней больше не ощущалось. Гриб исчез с небосвода, толпа серых, как под копирку, людей тоже пропала. И тут, внимательнее вглядевшись под ноги, Ваня понял, что никакой это не снег, а самый что ни на есть серый пепел. Там, на земле, что-то было. Прямо из кучи пепла торчал краешек какой-то картонки. Иван наклонился и вытянул огрызок, на котором были выведены слова: «Оно не дремлет».

* * *

А когда Данилов проснулся, он понял, что случилось что-то непоправимое. Он беспокойно оглядел комнату – все спали на своих местах. А Томилина в помещении не было.

Глава 11 Кто виноват

В комнате было темно, насколько темно может быть в комнате без окон. Лишь в углу за письменным столом одиноко догорала свечка, потрескивая, шипя и плюясь – Томилин специально не стал зажигать электрический свет, выудив из запасов в письменном столе парафиновую свечу, толщиной с запястье. Сейчас от нее оставался дохленький огарок, грозясь в любую секунду потухнуть.

Данилов осторожно спустил ноги на пол и сел, прислонившись к изголовью кровати. Во рту было сухо, язык еле ворочался, будто Иван недавно приговорил добрую порцию бражки. Как назло, под рукой не было ни капли воды. Иван досадливо поморщился и помассировал виски, прогоняя неожиданную боль. «Так, нужно сосредоточиться». Казалось, в комнате мало что изменилось, с соседних коек доносилось дружное сопение. И все-таки что-то произошло. Отсутствия Томилина Иван в темноте заметить не мог, он просто знал, что того нет в комнате. Это настораживало и немного пугало. Кто просто так покинет пост, находясь на дежурстве? Для этого должна быть очень веская причина. И то сталкер разбудил бы сначала остальных.

Пол неприятно холодил, стылым бетонным плитам негде было взять тепло. Иван поежился. Надо будить остальных. А вдруг воображение играет с ним? Сначала, прежде чем вырывать из сна товарищей, необходимо было проверить. Данилов взглянул на мигающую свечу и попробовал разглядеть, не сидит ли за столом Томилин. В такой черноте немудрено не заметить друга.

– Том, – тихонько позвал он в темноту. – Томилин! Ты там?

Тихо. Никто не отозвался, не пошевелился, не вздохнул. Только по-прежнему сопели сталкеры. Похоже, и правда нет Тома. Почему-то меньше всего хотелось идти сейчас по этому холодному полу босиком. Где-то тут валяются ботинки. Он подцепил левой рукой один и уже почти нашарил второй, как неожиданно погасла свеча. Данилову даже показалось, что он услышал, будто кто-то ее задул. «Это все последствия дурацкого сна», – подумал Иван.

Фонарик. Вот что ему нужно. Бросив искать второй ботинок, Данилов протянул руку к стоящему на тумбочке рядом с кроватью рюкзаку. Но в темноте расстояния обманчивы – слишком неловко он наткнулся рукой на рюкзак, отчего тот с грохотом рухнул на пол.

– Что за черт? – услышал он голос Немова, подскочившего на соседней кровати.

Напряжение переросло в беспокойство. Беспокойство за товарища. Прошла всего пара минут, а Немов, Данилов и Миша уже стояли одетые посреди комнаты. Олег выудил ПМ и лишний раз проверил, заряжен ли. Со стены над дверью на них глядели циферблаты часов, под каждым из них табличка с названием города. Часы уже давно остановились и словно насмехались над жалкими попытками людей задержаться еще хоть немного в этом мире.

– Пошли.

Поиск на первом уровне ни к чему не привел. Они обшарили комнаты одну за другой, но Томилина на этом этаже не было. Страх за жизнь друга гнал Немова дальше, ему казалось, что он теряет драгоценные секунды. Если что-то случилось, почему Том не разбудил их? Да и что могло произойти?

Немов всегда спал чутко, но в этот раз он ничего не услышал. Значит, Томилин вышел из комнаты тихо и добровольно. Сейчас бункер совсем не выглядел приветливо, как несколько часов назад. Олег явно ощущал, что они здесь чужие. Эту мысль ему как будто кто-то внушил, и он не мог избавиться от ощущения постороннего присутствия. Они словно были под наблюдением, за стеклом, как подопытные мыши. Предчувствуя самое недоброе, Немов, Миша, Данилов и Вильдер добрались до лестничного пролета. Вниз, во мрак, вели ступени, теряясь в тьме. Олег не смог удержаться от сравнения с преисподней, а в душу пока еще несмело закрадывался страх, пробуя на ощупь ощущения и смакуя их.

Секундное замешательство, и Немов первый ступил на лестницу.

Когда-то в детстве он обожал лестничные пролеты. Будучи мальчиком, Олег всегда считал количество ступенек, когда спускался или поднимался по ним. Привычка долгое время оставалась с ним и в юности. Немов делал это уже машинально, не задумываясь, отмечая про себя число шагов. Вот и сейчас Олег непроизвольно пересчитал ступени. Двенадцать… площадка… еще двенадцать…

Сердце билось учащенно.

– Томилин, ты здесь? – крикнул он в темноту коридора.

Зловещее молчание было ответом, лишь что-то капало в одном из помещений.

– Сейчас-сейчас, – Вильдер нашарил выключатель, и коридор озарился мягким светом.

Они двинулись по коридору, по очереди осматривая помещения. В столовой царил беспорядок, видимо, ею давно не пользовались. Все вокруг поросло пылью, стулья валялись на полу. Здесь было пусто и мрачно. Обрывки то ли плакатов, то ли картин лохмотьями свисали с обшарпанных стен. Кое-где краской были выведены различные символы или надписи. В углу виднелся проржавевший бойлер для нагрева воды, а к потолку уходила вытяжка. Стоящие в мрачной столовке стулья напомнили Мише огромных хищных пауков.

В продзоне еще кое-где сохранились припасы, на полках стояли какие-то консервы, лежали свертки. Здесь было прохладно и сухо. Сталкеры пробежались между рядами, покричали Томилина, но результат был нулевым. Если и заходил сюда Том, то сейчас его уже тут не было.

Мимо склада прошли, не задерживаясь – если комната заперта снаружи, то внутри никак не окажешься, только если тебя кто-то там закроет. «Если не найдем в других помещениях, то вернемся и попробуем вскрыть», – подумал Немов.

Чем дальше они продвигались, тем тревожнее становилось на душе. В машинном отделении стояло несколько дизельных генераторов, они находились на бетонной платформе выше уровня пола. Работал из них только один, остальные либо были резервными, либо вышли из строя. Под потолком виднелись трубы подачи воздуха к дизельным двигателям и отвода выхлопных газов. Пол был залит смесью машинного масла и грязи, у одной из стен находились бочки с какой-то странной химической субстанцией – возможно, хлорной известью для дезинфекций. В комнате никого не было.

Немов с остальными исследовали уже практически весь второй уровень. Оставалось не так много – пара помещений в конце коридора. Следом за генераторной располагалась комната с резервуарами для воды. Огромные цистерны занимали обширное пространство. Недалеко от входа стоял Пал Палыч и задумчиво глядел в дальний темный угол. Немова окатила волна нехорошего предчувствия. Пол комнаты, начиная практически от входа, покрывала вода. На стенах расцветали узоры плесени. Кое-где уже начинали образовываться солевые сталактиты. Справа располагались колодец и насос для закачки воды в резервуары.

Пал Палыч не обернулся на вошедших, а продолжал смотреть вдаль. До Немова донеслось его тихое бомотание:

– Стадо дураков! Ничего они не понимают! И не пытаются понять…

Командир сталкеров грубо отодвинул бородатого и зашлепал дальше. Под водой ощущался плотный слой то ли песка, то ли вязкой почвы. Идти было непросто. Комната освещалась плохо. У самого входа болталась лампочка, но из-за огромных размеров вторая половина помещения терялась во мраке. Руки Немова дрожали, пока он шагал вперед, вглядываясь в темноту. Его не покидало чувство, что он опоздал. Пока глаза привыкали к сумраку, приходилось идти почти вслепую. Внезапно Немов споткнулся обо что-то мягкое и едва не потерял равновесие. Он наклонился. На полу лицом вниз в огромной луже лежал Томилин.

– Вильдер! Сюда, живо!

Врач подбежал, громко шлепая по воде. Немов перевернул Томилина и теперь поддерживал того за голову, не давая воде добраться до лица друга. Сергей посмотрел на сталкера, пощупал пульс и покачал головой, давая понять, что тот давно мертв.

* * *

Немов сидел в луже, покачиваясь. В голове было пусто. Он переводил взгляд с врача на Томилина и обратно, потирал виски и пытался понять, как же могло все это произойти. Или все-таки дурной сон? Не похоже. Это реальность, какой бы горькой она ни была. Том был отличным товарищем, не раз и не два выручал Немова. Втроем с Даниловым они прошли огонь и воду. Эх, недолог век сталкера. Стоп! А что Томилин здесь делал, почему он так далеко забрел и наплевал на дежурство? Безответственным он никогда не был. Что-то здесь не так. Да и отчего он умер? Сжав руку в кулак, Олег почувствовал на ней что-то липкое. Разжал ладонь, всмотрелся – кровь. Этой рукой он поддерживал голову Томилина. Немов ощупал затылок товарища. Так и есть! На голове была страшная рана. Сомнений не оставалось – Тома убили. Подло ударили чем-то тяжелым сзади.

Глаза налились кровью, заскрипели зубы:

– Где он?

Перепуганный Вильдер шарахнулся в сторону. Немов вскочил и подбежал к Пал Палычу, схватил того за грудки и шарахнул об стену.

– Гнида! За что ты его?!

Бородатый ошалело уставился на Олега, потирая ушибленную голову:

– Ты чего дерешься?

Не помня себя от ярости, Немов выхватил пистолет и приставил его ко лбу Пал Палыча.

– Олег, – рука Данилова легла на плечо командира. – Не устраивай самосуд, не разобрались до конца.

– А чего тут разбираться? Кроме нас в бункере никого нет. А этот псих был здесь, на месте преступления, когда мы вошли!

– Олег, я все понимаю. Давай хотя бы попробуем его допросить.

Немов оглянулся. Из-за Данилова выглядывал Миша, по его глазам было видно, что парень напуган ситуацией. Еще дальше маячил Вильдер – тот вообще старался держаться подальше от эпицентра событий.

– Да он же друга нашего убил! Пристрелить на месте эту мразь!

– И все же погоди, Олег. Давай разберемся, непростая история. Что Томилин здесь делал? Если этот дебил виноват, я и сам его голыми руками удушу.

Немов нехотя сдался, напоследок приложив как следует бородатого по лицу, разбив ему нос и губы.

* * *

Пал Палыч сидел на полу, прислонившись спиной к двери. Правая часть лица опухла и синела, глаз заплыл. Губы были разбиты, отчего слова давались ему с огромным трудом. Но словоохотливость бородатого никуда не делась. Над ним стояли Немов с Даниловым, оба бледные. Олег злился, нервно покусывая губы, ему не терпелось отомстить за погибшего товарища. Впрочем, недалеко от него ушел и Иван. Его самообладание трещало по швам.

Миша беспокойно ерзал на диване. Ему эта история совсем не нравилась, парень находил в ней много странного. В проходе, облокотившись на дверной косяк, застыл Вильдер, молча взирая на происходящее действо.

– Это просто еще один неудачный день, – пробормотал Пал Палыч, ни к кому не обращаясь. – Еще один. Нет ли у вас спичек?

Руки у Немова чесались, он с трудом сдерживался, чтобы не разрядить в голову сидящего человека всю обойму, а потом долго еще пинать ногами мертвое тело.

– Ты зачем его убил? За что?!

Бородатый посмотрел на Олега с недоумением.

– Я вашего слона не трогал.

– Ты мне не дури! – крикнул Немов.

За словами последовала увесистая пощечина, от которой голова Пал Палыча запрокинулась и ударилась о стену – уже в который раз.

– Ты мне все расскажешь, сука, а после этого я тебя пристрелю. И сделаю это, глядя в твои глаза, а не исподтишка сзади. Чем тебе Том не угодил?

– Зачем стрелять? Я ж не дичь какая-то. Или вы человечинкой не брезгуете тоже?

Последовала новая оплеуха. Бородатый на некоторое время замолчал, облизывая рассеченные губы, а затем тихонько сказал:

– Мне бы сразу в рай, но у них лимит на жилплощадь.

Миша поймал себя на мысли, что ему даже жаль немного Пал Палыча. Если он совершил убийство и до конца не осознает этого из-за своего психического расстройства, то бесполезно о чем-то с ним разговаривать. Но как поступить? Безжалостно убить? Отомстить за смерть товарища? Скорее всего, Немов так и поступит. Вон, его рука уже нервно тискает рукоять пистолета. Если бы не Данилов, Пал Палыч был бы давным-давно уже мертв. Тяжело принимать решения, вести за собой людей, как это делал Олег. Тяжело не сломаться, когда один за другим гибнут твои люди, за которых ты в ответе.

* * *

Как и предполагал Вильдер, допрос ни к чему не привел. Да и что с дурачка возьмешь, если он не может сказать ничего внятного и несет одну чушь? И все-таки было неспокойно. Слишком много всего произошло, а остальные не видят дальше собственного носа. Больше всего сейчас хотелось спать, на Сергея навалилась усталость от пережитого. В голове был туман. Но расслабляться рано. Вильдер почти равнодушно смотрел, как дрожит от злости и нетерпения рука Немова с пистолетом, как тому не терпится совершить суд над виновным. О Томилине Сергей сейчас даже не думал, со сталкером врача ничего не связывало, в походе он к нему теплыми чувствами не проникся. Так, чужой человек. Если горевать по каждому умершему в этом мире, никаких нервов не хватит. Но отчего же так шумит в голове?

– Ну все, хватит! – Немов уже растерял остатки терпения. – Пора заканчивать.

Миша закрыл глаза. То ли сейчас будет. Пал Палыч-то, скорее всего, виноват, но нельзя же так. А как можно? Что делать с убийцей? Отпустить? Оставить безнаказанным то зло, что совершил? Может ли служить оправданием невменяемость? Миша затих и ждал выстрела. Затихли и остальные. Гнетущая тишина давила на барабанные перепонки и даже мешала дышать.

– Погоди, – просипел Пал Палыч. – Меня-то, конечно, уже заждались там. Но сказать должен.

Миша открыл глаза. Бородатый смотрел поочередно на него, Немова и Данилова, почему-то избегая Вильдера, замершего в дверном проеме. Парню даже показалось, что в глазах Пал Палыча явно читается ясность ума, чего не было раньше. Он ждал, что скажет мужик – очередную глупость или, наконец, сознается во всем и расскажет о причинах, побудивших его совершить столь чудовищный поступок.

– Ну, – нетерпеливо сказал Немов.

– Другой, – выдохнул Пал Палыч. – Не я. Он. Другой.

– Чего ты мелешь? – зло бросил Олег и направил пистолет в голову бородатому. – Хватит чушь нести.

Пал Палыч вскинул руку.

– Чужой у вас, он уже не тот, что раньше.

– Олег, дай ему договорить, – голос Данилова, глухой и тихий, вклинился в разговор.

– Пал Палыч, – как можно мягче сказал он, – вы кого сейчас имеете в виду, Томилина, которого вы убили?

– Не убивал, – помотал головой мужик. – Не я. Сейчас-сейчас, – заторопился он, о чем-то вспомнив. Его рука нырнула за пазуху и вытащила скомканную бумажку.

– Вот, – он протянул смятый, грязный листок Немову и, когда тот недоверчиво взял его, обмяк, словно все силы разом оставили бородатого.

– Что это? – Данилов заглянул в бумажку, которую держал Олег. Почерк оказался до боли знакомым.

Губы Немова зашевелились, он вполголоса читал написанное размашистым почерком:

«Сожаление. Наверное, это не совсем то чувство, что я испытываю. Некому осознать, что я натворил. Я наедине со своей совестью, она – мой судья, вынесший приговор. Оправдываться нет смысла, таким поступкам нет оправдания. Уже ничего не поправить. Их не вернуть обратно к жизни. После того случая в лесу, когда меня укусила какая-то дрянь, мне нельзя было возвращаться в бункер. Но я вернулся. И теперь все они мертвы. Я убил их своими руками, всех до единого. Во сне, когда они меньше всего этого ожидали. Кровожадный монстр, поселившийся во мне, утолил свой голод. Уже несколько недель я живу с этим, но легче не становится. Странно, что я до сих пор не сошел с ума от одиночества. Но, с другой стороны, оно стало моим союзником. Я опасен, меня и близко нельзя подпускать к другим людям, иначе ситуация может повториться. Пора покончить со всем этим. Лес – то место, которое станет мне последним пристанищем. Там я найду свою смерть и избавление. Я навсегда покидаю бункер, быть разодранным какой-нибудь тварью наверху – то, что я заслужил. Здесь нет никого, кто бы мог выслушать мои слова раскаяния. Но все же простите меня, если сможете.

Сергей Вильдер».

Немов закончил читать, и они с Даниловым посмотрели на дверной проем. Вильдера там не было.

Увидев, как Пал Палыч протягивает Немову бумажку, Вильдер сразу все понял – вот она, та улика, которую он искал и от которой следовало избавиться. А бородатый оказался хитрее, не совсем дурачок. Изменить что-нибудь уже не представлялось возможным. Осознание того, что это конец, далось Сергею спокойно. Он воспринял эту мысль буднично, как будто не его судьба решалась сейчас, но тело уже действовало. Оставаться здесь больше нельзя.

Вильдер, пока никто не смотрел на него, тихо вышел и направился по коридору к выходу из бункера. Надо было торопиться. У него в запасе пара минут. Это не так много. Способность трезво соображать вернулась. Мозг снова принимал четкие и своевременные решения. Сейчас именно это и требовалось. Натянуть комбез с противогазом было делом нескольких минут. Погони еще не чувствовалось. Может, Немов уже обыскивает помещения, но мысль о тамбуре ему еще не приходила в голову.

«Нельзя мне было сюда возвращаться. Нельзя». И тут он неожиданно осознал, что, несмотря на то, что он так упорно стремился забыть о бункере и всем, что с ним связано, его все эти годы непреодолимо тянуло сюда. Другого пути нет – он взялся за рычаг гермозатвора. И дальше, дальше по растрескавшимся ступеням. Наверх. К свободе.

* * *

– Убью гада! – Немов метался по коридору с пистолетом. В полученную новость было сложно поверить, но Данилов подтвердил, что почерк принадлежит Вильдеру. Да и исчезновение врача лишь подтверждало вину последнего. Выходит, зря он гнал прочь тревожные мысли – не все так просто оказалось с Сергеем. Но погубить столько народу! Убить Томилина! Чем же они ему помешали? Вот кто настоящий умалишенный, а не этот безобидный Пал Палыч.

– Олег, – голос Данилова в конце коридора. – Он сбежал.

Приоткрытая гермодверь и отсутствующий комплект химзащиты ясно указывали, куда направился Вильдер. Немов со злостью пнул стену, посмотрел на Ивана:

– Я иду за ним.

Миша поражался воле стоящего перед ним несгибаемого человека. Потерять столько своих людей и все равно стремиться к поставленной цели. А ведь Томилин был другом Немова. Миша видел, что командиру больно, хоть он и старается не показывать этого. Было больно и парню. За эти дни Томилин очень понравился ему – рядом с неунывающим сталкером было легче переносить испытания, он всегда поддерживал Мишу, а если и подтрунивал над парнем, то делал это беззлобно.

Между тем события развивались стремительно. Миша предвидел скорую расправу над Пал Палычем – он видел, что Немов сдерживается из последних сил. Вот он наставил пистолет, сейчас последует выстрел. Миша зажмурился. Шли секунды, а ничего не происходило. Что-то бормотал Пал Палыч. Молитву? Наконец Миша решился открыть глаза. Бородатый протягивал Немову какую-то записку, тетрадный лист. Затем Данилов и Немов задумчиво склонились над бумажкой.

Немов читал вполголоса, но у Миши шумело в ушах от всех пережитых событий, и он различал лишь обрывки фраз, мало что ему говорившие. Окончив читать, сталкеры вдруг выбежали из комнаты. Парень заметил, что Вильдера нет в помещении. Почему Немов вдруг бросил убийцу? Куда они так резко направились? Вероятно, ответ крылся в этой самой бумажке, оброненной сталкерами.

Пал Палыч не подавал никаких признаков жизни. «Здорово досталось мужику». Снедаемый любопытством, Миша слез с дивана и подхватил листик с пола. Глаза его пробежались по строчкам. Пришлось читать второй и третий раз, пока смысл не дошел до парня. Исчезновение Вильдера лишь подтверждало правоту написанного. Но как мог Сергей убить стольких людей? Миша отказывался в это верить, и, тем не менее, следовало признать, что это, скорее всего, окажется правдой. Иначе зачем Вильдеру сбегать?

Мише вспомнилась байка коменданта о зеркале. Может быть, Сергей заглянул в это зеркало? И взамен души человека сидит сейчас в нем душа демона, которая жаждет жертв? А настоящий Вильдер томится в плену. Парня пробрал озноб; но как ловко тогда притворялся демон.

«А что же я тут сижу?» – спохватился Миша. Вдруг Немову и Данилову нужна помощь, а он прохлаждается. Из коридора донеслись проклятия сталкеров. Миша поспешил на голоса.

* * *

– Олег, не дури. Я с тобой пойду. Куда ты один? – у входа в тамбур стоял Данилов, перекрывая Немову проход. – Может, он засаду устроил? Не забывай, ему здесь все знакомо.

– Ладно, но давай быстрее. А то далеко уйдет, не догоним.

– Миша, – заметил подоспевшего парня Немов, – ты жди нас здесь, закрой за нами герму. Постучим, как вернемся. А пока позаботься о Пал Палыче, я немного перестарался с ним. Но кто же знал, что он ни в чем не виноват. Было бы с головой в порядке, раньше бы все выяснилось.

– Можно мне с вами?

– Нет, Миш. Ты уж оставайся. Мы быстро.

Возразить парню было нечего. Миша сильно волновался за сталкеров. Вильдер каким-то образом сумел справиться со здоровым Томилиным. Да, возможно, тот не ожидал подвоха и предательства от товарища, в какой-то момент повернулся к Сергею спиной. Рана-то на затылке была. А вдруг Вильдер ждал, что за ним отправят погоню, и устроил ловушку.

– Пожалуйста, осторожнее, – вот и все, что смог сказать Миша Данилову и Немову. Дверь закрылась за ними, Миша остался ждать внутри.

* * *

Снова обветшавшие ступени, осыпающиеся мелкой бетонной крошкой под ногами. Сталкеры оглядели стены, иссеченные когтями тварей во время недавнего нашествия, впереди – окошко света на том месте, где раньше находилась решетка, сейчас вывороченная с корнями и валяющаяся на верхних ступенях. «Выходит, спас нас Пал Палыч, а я его отблагодарил разбитой физиономией, – с горечью подумал Немов. – Так и не научился разбираться в людях. Вот же крысеныш этот Вильдер!».

Осторожно поднявшись на несколько ступеней, Немов замер в нерешительности. Как же они выйдут на поверхность, там же день? Вслепую, как кроты? Так от них толку немного. Такие же сомнения одолевали Данилова. «Да уж, в горячке эта мысль в голову как-то не пришла. Видимо, придется поворачивать обратно. Но как же Вильдер? Возможно, его глазам более привычен дневной свет или он часто выходил наружу днем». Сталкеров ждала неудача. В нерешительности потоптавшись на месте, Немов мотнул головой Данилову, мол, ничего не выйдет, надо возвращаться. Иван кивнул, он все понимал и сам. На открытой местности при дневном свете они будут как слепые котята – хоть голыми руками бери.

В последний момент, уже разворачиваясь обратно, Немов заметил что-то, блестевшее выше на ступеньках. Превозмогая резь в глазах и прикрываясь рукой, он поднялся и пригляделся. На бетонной лестнице лежал окровавленный противогаз Вильдера, его стекла блестели в рассеянном свете, проникавшем сюда через вход. Немов сжал зубы от досады: с одной стороны, он чувствовал удовлетворение, что какая-то тварь слопала врача, с другой – значительно перевешивала злость, что он не успел привести приговор в исполнение лично. Подняв противогаз, он спустился к Данилову и показал находку. Тот кивнул. Следовало возвращаться назад. Подтверждением тому служило и тихое рычание – наверное, тварь, сожравшая Вильдера, приближалась, почуяв новую добычу.

* * *

Миша, как мог, постарался облегчить страдания Пал Палыча. Лицо того опухло и представляло сейчас сплошную гематому. Бородатый лежал на диване и вращал незаплывшим глазом по сторонам. Миша сидел рядом, на табуретке. Непохоже было, что Пал Палыч обижался, может, он и вообще не понимал до конца, что произошло за последние часы. Во всяком случае, он опять нес свой привычный бред, меняя темы с поразительной легкостью. Слова давались ему тяжело из-за разбитых губ, но это мало смущало мужика.

– А ты почему не чистишь картошку? – шепелявил бородатый, развернув свой глаз к Мише.

А затем сам же кому-то отвечал, кивая в знак согласия:

– А, ну да. Ага.

Или порывался встать и полить цветы на клумбах, и Мише приходилось силой заставлять его лечь обратно, успокаивая, что он уже их полил.

– Как помру, ты меня в землице схорони, в бочку с рассолом меня не надо, – упрашивал Пал Палыч парня. И тот убеждал его, как мог, что найдет самую лучшую полянку под раскидистым деревом.

Затем разговор переключился на ворон, которые клюют посевы, от них перешел к высохшим колодцам.

– Колодец – это ведь такая вещь, братишка, как туннель, только вертикальный. По нему запросто не пройдешься, если крыльев нету. И поезда там не ходят. Как в московском метро – эх, давно я там не был. И заглядывать в колодцы не стоит, а то как вылетит оттуда камень – и прямиком тебе в глаз. Вот как мне сейчас. Я бы вообще все колодцы землей завалил – так оно безопаснее будет.

Неожиданно быстрое возвращение сталкеров прервало разговор, от которого Миша, несмотря на то, что прошло всего около десяти минут, уже бесконечно устал.

К счастью, со сталкерами было все в порядке. На немой вопрос парня быстро нашелся ответ. Немов швырнул окровавленный противогаз на пол и процедил злобно:

– Спекся, гнида. Жаль, раньше меня его достали. Надеюсь, смерть его легкой не была.

– Ничего, Олег, нечего тебе руки марать, – Данилов дружески похлопал по спине командира. – Тварь погибла от твари.

– Ладно, у нас еще дел много. Как там Пал Палыч? – спросил Мишу Немов.

– Лицо опухшее, все так же ерунду болтает.

– Да, не разобрался я. Ну а что в той ситуации еще можно было подумать? Он один чужой нам. Кто ж знал.

Зайдя в комнату, где лежал бородатый, Немов наклонился над ним и произнес:

– Ты уж прости меня, старина, неправ я был.

– Ничего, – с готовностью отозвался Пал Палыч, – я не злопамятный. В следующий раз чур я белыми.

– Миш, – Немов обращался уже к парню, стоящему рядом. – Поможешь нам ключ найти от ангара? Можно, конечно, попробовать взломать двери, но уж больно не хочется привлекать внимание стервятников в округе. Лучше сделать это как можно незаметнее. Да и замок на дверях нам целым может еще сгодится. Ищи любые ключи.

Миша с готовностью кивнул. Перспектива так себе – попробуй отыщи ключи в двухуровневом бункере, тем более Пал Палыч здесь совсем не помощник. На вопрос о ключах он разразился тирадой о певчих птицах весной. Да еще знать бы, как он выглядит, этот ключ. Велено было тащить все, а там разберутся. В любом случае это всяко лучше, чем бредни бородатого выслушивать…

* * *

После пары часов утомительных поисков нашлись несколько ключей. Наверняка предположить, какой из них от ангара, было невозможно. Поэтому положились на удачу, понадеявшись, что среди них есть тот самый. В крайнем случае придется ломать ворота, если, конечно, это окажется под силу сталкерам.

И тут Мише пришла в голову мысль:

– А ведь один из этих ключей может быть от того висячего замка на складе?

Немов согласно кивнул.

– Надо проверить. Вдруг и там что отыщется. Пренебрегать нельзя.

К складу шли в полном молчании – вниз по лестничному пролету, мимо столовой и продовольственной зоны. Каждый думал о своем. Вспоминали погибших товарищей, предательство Вильдера, удивительные испытания. «А ведь мы толком так и не отдохнули. Поспали каких-то пару часов», – думал Миша. Отяжелевшие от нагрузок ноги и ломившая поясница настроения не прибавляли. Вдобавок в голове совсем не было ясности.

* * *

Отчего-то Данилов не сильно удивился, узнав о преступлениях Вильдера. Он с самого начала подозревал неладное, но думал, что дальше мести своему бывшему товарищу Сергей не зайдет. Другие-то здесь ни при чем, в стороне. И не с кем поделиться было подозрениями – для остальных они выглядели беспочвенными. И рассказывать о своем прошлом не особо хотелось. Ну случилось там что-то двадцать лет назад, подумаешь. Иван винил себя сейчас за то, что не доглядел за Вильдером и расплатой стала еще одна человеческая жизнь. Жизнь его друга. Не сказать, что близкого друга – кто знает, были бы они такими товарищами с Томилиным, если бы не объединяющее их дело. Да и Немов служил чем-то вроде цемента в их группе – надежно скреплял связи и взаимопонимание.

Сейчас, когда они направлялись к складу на втором уровне, Данилов злился и на себя, и на Вильдера. И это чувство даже перевешивало ощущение вины и горечи от потери. Вот только некуда было выпустить эту злость. Жаль, что он не добрался до Вильдера первым. В глубине души еще тлела слабая искорка надежды, что отношение Сергея к нему изменится. Взять хотя бы случай на мосту в Царицынском лесу. Но горбатого могила исправит. Непонимание возникало еще с первых лет дружбы, корни следовало искать там. Но рыться в прошлом Ивану не хотелось. Тем более Вильдер уже мертв.

* * *

Один из ключей действительно оказался от склада. Пришлось приложить немало усилий, чтобы отомкнуть непослушный заржавленный замок. Просторная комната за дверью была темной, пыльной и практически пустой. Лишь вдали у стены была навалена куча какого-то тряпья. Немов осветил фонариком стены и полки, по всему было видно – складом давно не пользовались.

Миша приблизился к бесформенной куче и всмотрелся. И тут же почувствовал тошноту. Сквозь тряпье кое-где обнажались кости, на парня тут и там смотрели пустые глазницы облезших черепов. Парня замутило, он отвернулся.

– Они все здесь, – тихо молвил он.

Подошли Немов с Даниловым. Постояли, молча взирая на мертвецов, которым не посчастливилось оказаться на пути у убийцы.

– Изверг, – проронил Данилов. – За что он их так?

Ответа на этот вопрос получить было не у кого. Все свидетели произошедшего более трех лет назад были мертвы.

– Пошли, надо подумать, что будем делать дальше, прикинуть планы, – сказал Немов, помолчав. – Подумаем о тех живых, которые еще остались на этом свете.

Проходя мимо стеллажа с полками и направляясь к выходу, Миша заметил запыленный лист бумаги с какой-то схемой и отчего-то решил прихватить его с собой.

Склад заперли на тот же замок – незачем беспокоить мертвых. А нужды в этом помещении нет. Протяжно заскрипела дверь – будто плач по погибшим.

* * *

– Миша, что это у тебя?

Парень с удивлением посмотрел на свою руку с зажатым в ней сложенным листом. Из головы уже выветрилось, как он подобрал его в складском помещении – как можно быстрее Миша постарался выкинуть те события из головы.

– Не знаю, схватил, не разобравшись.

Миша развернул сложенный в несколько раз лист. Он был испещрен какими-то пересекающимися линиями, кружочками и квадратиками, надписями и цифрами. Немов некоторое время вглядывался в схему, затем удивленно приподнял брови.

– Миша, ты, по-моему, и не представляешь, какую находку обнаружил. Настоящий артефакт!

Олег разложил схему на столе и принялся водить по ней пальцем.

– Очень любопытно, – задумчиво произнес он. – Башка, глянь.

Данилов подошел и тоже склонился над схемой.

С полминуты они изучали ее, шевеля губами. Миша стоял рядом и ничего не понимал. Что вызвало у сталкеров такой живой интерес?

– Что это? – решился задать вопрос он.

– Схема, Миша, – Немов почесал колючий подбородок. – То самое легендарное Метро-2. И коммуникации. Отсюда, оказывается, можно под землей топать до самого Орехово, если схема не врет. Но похоже на правду. Еще в довоенное время слыхал я, что строительная база одной из веток тайного метро, уходящих, по слухам, на юг, находилась где-то в районе Царицыно. Может быть, потом на ее месте и возникла эта войсковая часть. Поэтому она и связана коммуникациями с Метро-2.

– А вдруг опасно? – спросил Данилов.

– Опасней, чем наверху? Другое дело – все ли туннели и коммуникации в порядке. Ну это на месте выясним, у нас и вариантов сейчас немного. Живность наверху вон как взбесилась. Боюсь, поверху не доползем обратно. Мы и до забора войсковой части вряд ли успеем добраться. Кроме того, смотри, – его палец ткнул в лист, – здесь же наш ангар стоит, нам как раз туда надо.

Выяснили, что, согласно схеме, по ответвлениям коммуникаций можно попасть в Метро-2, а потом выбраться на поверхность недалеко от станции Орехово в заброшенном бомбоубежище в подвале дома. План был шит белыми нитками, но решили рискнуть. Все же когда есть стены и потолок, как-то спокойнее. Да и численность у отряда уже не та.

Глава 12 История Сергея Вильдера

Солнце припекало, но Сергей этого не замечал, несмотря на то, что рубашка уже прилипла к спине. Дорожка уводила его все дальше, в просветах зелени уже виднелась зеленоватая вода озера. Мысли его были далеко, в голове еще звучали недавние слова Наташи о том, что будущий ребенок не от него. Это был окончательный разрыв, ссора, которая поставила крест на дальнейших отношениях. Сергей шел и не верил случившемуся. Да, в последние месяцы их отношения с Наташей были далеки от идеала, они постоянно ссорились по пустякам, но Сергей Вильдер списывал такие перемены в настроении своей девушки на то, что она беременна. «Ничего, – думал он тогда, – вот поженимся, родится ребенок, все образуется». Как же далек от истины он был! Услышать, что ребенок от его лучшего друга Ивана, было нестерпимо больно. В тот момент Сергей будто умер.

Но какой же гад Ваня! Первым порывом Сергея было тут же поехать к Ивану и выяснить отношения. Затем разборка перенеслась на вечер – Вильдеру нужно было хоть немного времени, чтобы прийти в себя, иначе появлялся риск совершить непоправимое. Сергей никогда не слыл радикалом, его всегда отличала способность порассуждать перед принятием решения, осмыслить действия, хотя в сложившейся ситуации это было непросто.

Вильдер брел по дорожке, не замечая, какой прекрасный день на улице, а мимо проходили люди и ужасались, вглядываясь в выражение лица Сергея. На вытянутом лице Вильдера читалось страдание, а в глазах пылал огонь мести, пока еще не нашедший выхода, но разгорающийся все сильнее и сильнее. Жизнь летела в тартарары. Что толку от его успешной карьеры врача, когда дела на личном фронте оставляют желать лучшего? Потерять в один день любимую и лучшего друга!

А вокруг кипела жизнь, гуляли парочки, дети ели мороженое. Мимо пронеслась, смеясь, молодежь – пролетела, словно стайка стрижей, на поляне справа загорали люди, купаясь в лучах солнца. Беззаботный летний день. Еще было достаточно рано – полдень, и Сергей понятия не имел, что делать дальше. Наверное, будет бродить по парку до самого вечера, а потом все же наберется смелости и навестит Ивана, посмотрит другу в глаза и спросит, за что он так с ним. За что ударил в спину, предал, втоптал в грязь? Подвел, обманул, разорвал сердце в клочья…

– Мама, а папа почему не пошел с нами? – это мимо прошагали маленькая девочка с мамой.

– Занят он, милая, на работу ему надо. А поедем-ка на аттракционах кататься на ВДНХ?

– Ура, поедем, – засияла девочка и припустила быстрее, потащив маму за руку.

А Вильдер брел дальше. Дорожка вывернула к воде, круто свернула и теперь тянулась вдоль берега, огибая его. Почти все лавочки были заняты, в этот погожий выходной день грех сидеть дома. Мимо катились велосипедисты, шурша колесами по гравию, кто-то кормил уток у воды, а издали доносилась музыка – поющий фонтан поднимал настроение гуляющим.

Впереди над холмом показались шпили дворца. Свернув с дороги и взобравшись по крутому склону, Сергей очутился на поляне с одиноко растущим деревом посередине. Вот и он сейчас такой же одинокий и никому не нужный, как это дерево. Ему стало так жалко себя, и одновременно злость охватила разум. Руки задрожали. Он подошел к дереву и прислонился к нему спиной, глубоко задышал, пытаясь прийти в себя. А затем медленно сполз по стволу и сел на землю. Здесь было хорошо, обдувал легкий ветерок, а внизу, под небольшой кроной, пряталась тень.

Впереди во всей красе возвышался Царицынский дворец. Глаза-окна сверкали на солнце и, казалось, заглядывали в самую душу Вильдера, сочувственно подмигивая. Шпили рвали небо, крича о величии и роскоши, дворец казался оплотом яркой эпохи. Сергей, еще будучи студентом, часто гулял здесь, он любил парк и дворец, интересовался его сложной историей. Но сейчас все вокруг казалось чужим, парк будто не принимал Вильдера, отталкивал, гнал прочь.

В кармане завибрировал мобильник. Разговаривать ни с кем не хотелось, и Сергей ждал, когда звонок оборвется. Вдруг его пронзила мысль: «А если это звонит она? Вдруг случившееся пару часов назад – не более чем розыгрыш?» Он в спешке выхватил трубку, боясь, что опоздает. Но это оказалась не Наташа, а Евгений Андреевич, его армейский товарищ.

– На работе? Тогда приезжай в гости, – сказал он. – Вспомним былые годы, давно не виделись. А то на днях переезжаю.

Евгений Андреевич жил в военном городке при войсковой части, которую совсем недавно закрыли. Теперь ему предстоял переезд на новое место, в соседнюю область.

Сергей мучительно пытался придумать предлог, чтобы не ехать, но не находил. А пока он раздумывал, Евгений Андреевич уже положил трубку со словами:

– Давай, Серега, через час у меня.

«А, черт, съезжу, хоть отвлекусь немного, прошлое вспомню». Вильдер на минутку прикрыл глаза, и тут ему послышался еле различимый перезвон. Опять телефон? Нет, эти звуки словно плыли по ветру, становясь то тише, то громче. Сергей открыл глаза, огляделся. Как ни в чем не бывало, гуляли вокруг люди. Неужели показалось? Звуки напоминали колокольный звон, неторопливый и тревожный. Отчего-то Сергею стало не по себе.

* * *

Они сидели вдвоем за столом на кухне у распахнутого окна. Было душно, вокруг кружилась надоедливая мошкара. Евгений Андреевич глядел исподлобья, словно чувствуя настроение Вильдера, и не приставал с расспросами. На столе – открытая бутылка водки и непритязательная закуска. Евгений Андреевич был холост, до сих пор не нашлась женщина, готовая провести больше чем одну ночь рядом с ним в силу его характера. Но его, казалось, все устраивало. Евгений Андреевич так и остался в армии после того, как Вильдер дембельнулся. Он был грубоватым мужиком, и не все могли терпеть его в своей компании, поэтому и ссоры с его участием часто случались, а нередко – и драки. Но с Сергеем у Евгения Андреевича как-то сложилось, близкими товарищами они не стали, но друг друга понимали.

– По пятьдесят?

Вильдер мотнул головой:

– Не хочу.

Евгений Андреевич хмыкнул:

– Девка, что ли? Не хочешь. Еще скажи, голова болит.

И тут на Вильдера накатило. Ему остро захотелось выговориться, неважно кто перед ним. Даже если бы рядом оказался незнакомый человек, Сергей бы уже не смог остановиться.

– Если бы голова… Сердце.

Вильдер вывалил на Евгения Андреевича все – рассказал и про предательство лучшего друга, и про Наташу, носящую не его ребенка. Слова лились, как из прорвавшего крана. А Евгений Андреевич слушал и понемногу уничтожал бутылку, стоявшую перед ним. К тому моменту, как Сергей закончил, добрая ее половина уже была опрокинута в глотку прапорщика.

Вильдер замолчал так же внезапно, как начал говорить. Оборвал себя на полуслове и уставился в стену. Губы еще шевелились, пытаясь еще что-то произнести, но он уже выплеснул наружу все, что мог.

Евгений Андреевич спохватился, наполнил стакан и придвинул Сергею:

– На, выпей. Нашел, из-за кого убиваться – из-за бабы! Ты морду не вороти, пей, кому говорю.

И, немного покивав своим мыслям, добавил:

– А друг твой – скотина, в рыло ему надо дать.

Несколько выпитых рюмок сделали свое дело. Мысли Сергея стали туманными и расплывчатыми. Он запоздало вспомнил, что сегодня не ел ничего, и сейчас пил, не закусывая. Пытался заглушить чувство отчаяния.

Евгений Андреевич тоже уже был хорошенький.

– Не ссы, найдем тебе бабу, старина. Хочешь, прямо сейчас подгоню? Нет? Ну как знаешь, но на меня можешь положиться, не то что на твоего козлину-друга.

В голове была пустота, выговорившийся Вильдер вдруг понял, что ему абсолютно нечего делать. Он с ужасом представил, как вернется в опустевшую квартиру, без Наташи, которая наверняка уже съехала к своей маме или еще куда. И каждый вечер его будет ждать пустой неуютный дом.

– Ладно, мне пора, – подскочил Сергей, сам еще не понимая, куда он пойдет – к себе домой, к Ивану выяснить отношения, или будет бесцельно слоняться по городу, пугая своим видом прохожих.

– Э, нет. Так просто ты от меня не отделаешься. Еще чего! Мы с тобой полгода не виделись, даром что живем недалеко друг от друга. Вот только водка закончилась, давай-ка в магаз сгоняем по-быстрому. Нам с тобой еще много чего обсосать нужно, займусь-ка я твоим выздоровлением как личности, – Евгений Андреевич ухмыльнулся, ему показалось, что он сказал действительно что-то умное.

Вильдер махнул рукой. Ну а что, собственно, ему еще делать? Здесь, в компании армейского товарища, чувство нахлынувшего одиночества не так грызло его. Лучше оттянуть момент общения с Даниловым и возвращения домой.

Они вышли из кирпичного трехэтажного дома, где жил Евгений Андреевич, и пошли по улице, покачиваясь. Жара усилилась, палило нещадно.

– Жаль уезжать отсюда, – сказал Евгений Андреевич. – Привык, а теперь под Тулу куда-то.

– Тихо, – вдруг перебил его Вильдер, – ты это слышишь?

Он схватил за руку прапорщика, вынуждая того остановиться. Снова донесся тот же самый тревожный колокольный звон, который Вильдер уже слышал, сидя под деревом у Царицынского дворца. Он плыл в мареве, словно пытаясь предупредить о чем-то страшном, готовящемся случиться. И внезапно, несмотря на летнюю жару, Сергея пробрал озноб.

– Пф, – фыркнул Евгений Андреевич, – ты о чем вообще, товарищ?

А звон становился громче и вдруг превратился в протяжную и рвущую на куски душу сирену. Лицо прапорщика сразу побелело.

– Значит, не зря в последние дни… – он не договорил.

Со всех сторон на улицу выбегали испуганные люди.

* * *

Сергей Вильдер обнаружил себя сидящим на асфальте, зажав ладонями уши. Вокруг носились люди, визжали женщины. В голове шумело – и от выпитого алкоголя, и от людского водоворота. Сергея несколько раз грубо пихнули ногой, кто-то споткнулся об него и упал, но Вильдеру было все равно. «Сейчас бы провалиться сквозь землю или заползти в какую-нибудь нору подальше от всего этого».

Его грубо, одним рывком, поставили на ноги и влепили увесистую пощечину. Это помогло прийти в себя. Над ним зависло немного расплывчатое лицо Евгения Андреевича.

– Ты че расселся, твою мать? А ну, ноги в руки и за мной!

Он потащил Вильдера по улице, крепко, до боли, схватив за руку. Сергей почти не сопротивлялся – ему, по сути, было все равно, что с ним будет дальше. Ноги плохо слушались, и он цеплялся за любую кочку, любое препятствие, норовя упасть. Евгений Андреевич не позволял, он остервенело тащил Вильдера дальше и дальше, неведомо куда, иногда даже расчищая себе путь с помощью кулаков.

А мысли Сергея по-прежнему крутились вокруг Наташи, предательства Ивана и рухнувшей мечты о счастливой семейной жизни. Растущая злоба вытеснила осознание трагедии, разворачивавшейся на глазах Вильдера, отодвинула все происходящее на второй план, накрыла его с головой.

* * *

Стук в приоткрытую дверь.

– Серега, ты здесь? – в темноте было трудно разглядеть, есть ли в комнате кто-то.

Скрип кровати от ворочающегося тела.

– Проваливай.

Евгений Андреевич скрипнул зубами, но удержался от солидного матюка. Вместо этого он распахнул дверь шире и вошел без приглашения. Нашарил выключатель, врубил тусклый верхний свет и бухнулся на кровать рядом с лежащим Сергеем. Лежанка протяжно заскрипела, возмутившись, но выдержала. Евгений Андреевич сидел и смотрел на осунувшееся лицо Вильдера, подбирал слова. Обычно свойственная ему грубость в данном случае не подойдет, нужен подход поделикатнее. С деликатностью у Евгения Андреевича были проблемы.

Уже несколько дней они торчали в бункере войсковой части – те несколько десятков человек, которые успели добраться до него. Вильдеру очень повезло оказаться в тот момент в компании прапорщика, который дотащил его до спасительной двери. Но лучше бы он тогда сдох. В душе было пусто, она напоминала высохшее русло реки. Он сделал над собой видимое усилие, приподнялся на локтях и мутным взглядом оглядел Евгения Андреевича:

– Чего приперся?

Прапорщик сжал ладонь в кулак, но сдержался.

– Серега, помощь нужна, ты у нас единственный врач. Пал Палыч руку вывихнул.

– Нехер брать на себя то, с чем не можешь справиться.

– Знаешь, он вообще хороший мужик, генератор починил и запустил, проводку тоже наладил. Работяга.

– А толку-то? Сейчас подохнем или через месяц в мучениях?

И тут Евгений Андреевич вспылил.

– Да ты замучил, страдалец. Можно подумать, у одного тебя все плохо. Че ты валяешься, жить тошно? Так в чем проблема? Или настолько себя жалко? У всех горе, к кому не сунься, наверху жопа. А ты на людей посмотри, всем плохо, но все держатся. Один ты валяешься, воду баламутишь, пример подаешь другим. Нам сейчас как никогда сплотиться нужно! Я знал другого Сергея Вильдера, уверенного в себе, а не такую размазню.

Евгений Андреевич встал, сделал пару шагов по комнате, обернулся.

– Через пять минут жду на первом уровне. Поможешь Пал Палычу, потом общее собрание. И отбрось все ненужные мысли. Теперь мы все – твоя семья.

* * *

Никто не возражал, когда Евгений Андреевич принял на себя командование в бункере. Был, правда, еще молоденький лейтенант, старший по званию, но прапорщик задавил авторитетом. Никто не посмел возразить. Запасов в бункере хватало, голодная смерть им не грозила. С ресурсами тоже проблем не было. Другое дело – сколько времени им тут придется провести, в тесных комнатах подземного бункера. Об этом старались вслух не говорить, хотя каждого посещали подобные мысли.

Сначала занялись приданием бункеру жилого вида. Практически все новоиспеченные жители поселились в казармах на первом уровне, за исключением Евгения Андреевича, который выбрал отдельный кабинет недалеко от выхода, и Сергея Вильдера, облюбовавшего тесную комнатушку вдали от всех на другом уровне, рядом с техническими помещениями.

Часть продзоны выделили под небольшую ферму, где выращивали овощи. А консервов и круп было достаточно на складе.

Евгений Андреевич сумел встряхнуть жителей, занять их работой, отвлечь от ненужных мыслей. Но ночью каждый оставался наедине с собой, и в первые месяцы это было самым тяжелым испытанием. Трое, не выдержав, повесились, еще один серьезно захворал и умер. Сергей Вильдер был бессилен и ничего не смог сделать.

Но постепенно люди свыклись, пообжились, притерлись друг к другу – ведь запасного варианта у них не было. Бункер превратился в островок спасения посреди огромного нежилого пространства. Ввиду отсутствия радиосигнала и любой связи оставалось только гадать, что произошло с Москвой и с остальным миром. Если до сих пор никто не объявился, то можно было предположить самое худшее, но об этом старались поменьше говорить. Первое время на поверхность было не сунуться, Евгений Андреевич прекрасно это знал, потому пресекал вялые попытки желающих выползти хотя бы на минутку наверх. А впоследствии за массой дел энтузиазм поиссяк. Но нужда все-таки заставила.

* * *

Первый раз рискнули совершить вылазку год с небольшим спустя – перестраховавшись на всякий случай. Евгений Андреевич отобрал пару добровольцев и, соблюдая все меры предосторожности, повел группу наверх. Спустя полчаса вернулись, не принеся никаких новых известий. Войсковая часть, естественно, была мертва, а в лес они не углублялись. Фон на территории был немногим выше нормы, слава богу, удар по закрывшейся войсковой части нанесен не был, а удаленность от других важных объектов была приличная.

С тех пор решили вылазки сделать регулярными, чтобы совсем не зачахнуть в тесном бункере. Да и поживиться было чем в округе, в бывших зданиях части добра оставалось много.

Шли годы, вылазки становились все опаснее. Живность становилась все более агрессивной, теперь приходилось быть очень осторожными и вооружаться до зубов. Евгений Андреевич упорно отказывался брать с собой Сергея Вильдера, мотивируя тем, что врач у них один в бункере и терять его он не намерен. Но однажды Сергей взбунтовался – сил торчать в четырех стенах больше не было. Он пригрозил, что покинет убежище самостоятельно и в одиночку, если прапорщик не возьмет его с собой.

– Ты хоть и главный здесь, Андреич, – говорил он, – но удерживать меня не сможешь. Не силу же применять будешь.

– Ну на кой тебе сдалась эта поверхность, че тебе там делать, ослина ты такая, – уговаривал Евгений Андреевич врача, но тот оставался непреклонен.

– Пойду, и все, – заключил он. – Иначе от тоски завою здесь. Опротивел мне уже твой бункер, хоть на свет посмотрю.

– Ладно, – смирился прапорщик, – в следующий раз возьму с собой. Только ни на шаг от меня. Неспокойно там что-то в последнее время.

– Не беспокойся, не дурак.

Сергей постоянно задавался вопросом, почему он задержался на этом свете. Свою работу врача он делал скорее машинально, его мало что интересовало, а свободное время проводил, закрывшись в своей комнатке, размышляя о прошлом. Обида на Наташу и Ивана никуда не делась. Умные люди говорили, что время лечит – вранье это все. Ничто никуда не делось. Чувство засело глубоко внутри, днем практически не показываясь, но ночью выходило на прогулку, заставляя Сергея дрожать от непосильной злобы. Лица любимой и лучшего друга отчетливо всплывали перед глазами, неизменно улыбаясь ему, и это бесило Вильдера. Ох, как бы он хотел стереть улыбки с этих лиц, сохранившихся в его памяти, но разум Сергея словно издевался над ним. Именно поэтому он и задумал выйти на поверхность – нужна встряска, разрядка, новые ощущения.

* * *

Вылазки не были частыми – незачем рисковать. Евгений Андреевич был очень осторожен, поэтому за все время произошла лишь пара неприятных столкновений с тварями из леса, жертв удалось избежать. И только один раз серьезно пострадал человек – острые, как ножи, когти исполосовали ногу жителя бункера, которую потом два часа штопал Сергей Вильдер.

Перед выходом Сергей испытывал волнение, словно в далеком прошлом перед экзаменами в медицинском вузе. Он не мог объяснить, отчего так себя чувствует. Кроме него и Евгения Андреевича наверх собрались еще двое. Каждому прапорщик выдал по автомату, наказав без причины не палить, только в случае крайней необходимости, чтобы не привлекать внимания. В химзе было неудобно, в маске противогаза трудно дышать. Но Вильдер жаловаться не спешил, он твердо решил посмотреть на изменившийся мир. Каких-то два десятка ступеней – и вот они на поверхности; с непривычки кружилась голова, но терпимо.

Снаружи была ранняя весна. Кое-где еще оставались кучки слежавшегося снега, под ногами чавкала грязь, но этот звук даже порадовал Вильдера – он не слышал его уже несколько лет. Было холодно. Луна выглядывала из-за облаков и тут же снова пряталась, словно боясь чего-то. Они врубили фонари и огляделись. На открытом дворе войсковой части движения не наблюдалось, сиротливо стояли поодаль другие приземистые постройки, чернела «колючка» на заборах. Все было почти так же, как и раньше, только появилось ощущение того, что они чужие в этом мире, гости.

Евгений Андреевич повел их к маячившему впереди зданию казармы, через плац мимо унылой столовки, держась от нее на почтительном расстоянии. Столовка вызывала какое-то внутреннее беспокойство, хотя раньше с ее стороны прямой угрозы не было. Лишь раз Евгению Андреевичу показалось, будто в окнах вспыхивали и быстро гасли тусклые огоньки.

Огромную кучу снега также обошли, не сводя с нее стволов автоматов, – неестественно большая горка выглядела так, будто кто-то устроил себе гнездо из снежной каши. Показалось даже, что оттуда доносится тихое шуршание, но это вполне мог быть ветер и разыгравшееся воображение.

В казарме еще оставалось много хабара: личные вещи, оружие, инструменты – все то, что пригодится им в нелегкой жизни в бункере. В этот раз Евгений Андреевич положил глаз на фильтры для противогаза, которые заприметил в прошлую вылазку. Нелишними были бы патроны и запасная одежда, которой в казарме было полно. Он старался не выносить много, не жадничать, сам не зная почему. Казалось бы, возьми с собой десяток парней и обчисти все в округе до нитки. Но Евгений Андреевич думал иначе. Он никогда не брал излишков, только самое необходимое и нужное. А потом возвращался снова.

– Возьмешь лишнее – жизнь положишь, – говорил он всегда. – Бери только то, что нужно.

Они уже были возле стены казармы, когда все пошло не так, как планировали. Что-то толкнуло Сергея в спину, и он со всего маху влетел в кирпичную преграду. В глазах вспыхнули искры. Вильдер упал на колени. Он слышал удаляющиеся крики и стихающий топот ног, но не мог встать. Наконец, опершись на ствол автомата, Сергей приложил усилие, поднялся на ноги, огляделся. Он стоял возле стены один, никого рядом не было. Куда же подевались его товарищи? Он медленно и осторожно двинулся вдоль стены, завернул за угол и остановился. Перед ним, в десятке метров, находился главный вход в казарму, во дворике росли скрюченные ели, между которыми еще сохранились старые скамейки. Ветер гонял обрывки бумаг, ветошь. Сергей осветил фонарем двор.

Существо сидело на скамейке, прямо как человек, и громко чавкало.

Оно посмотрело на Вильдера и недовольно заворчало:

– У-у-у-у.

Сергей, холодея, покрепче перехватил автомат.

Тварь закусывала одним из тех, кто полез с ними наверх. Несчастный лежал у ног мутанта, который время от времени наклонялся и рылся своими двупалыми лапами, похожими на клешни, в его теле, выуживая на свет внутренности и отправляя их в свой широкий рот. Существо продолжало есть, не сводя глаз с Вильдера, а тому сделалось дурно.

Черт возьми, где же остальные? И, уже не в силах сдержать отвращение, он нажал на спусковой крючок. Грянула очередь, тварь взревела, совсем по-человечески хватаясь за бок от боли. Следующая очередь пришлась ей в голову. Мутанта отбросило на грязноватый снег, который сразу окрасился черной кровью.

И тут что-то стремительное и тяжелое сбило Вильдера с ног. Он забился, силясь выбраться из-под туши, представляя, как сейчас точно такое же существо запустит в него свои руки-клешни. Но тут услышал сдавленный знакомый голос:

– Тише ты, дурной. Ты зачем шумишь, идиот?

К огромному облегчению Сергей узнал Евгения Андреевича.

– Да их здесь, как килек в банке, – покрутил он пальцем у виска. – Сейчас подтянутся.

На вопрос, где еще один человек, Евгений Андреевич показал характерный жест рукой, проведя по своему горлу. Значит, тоже спекся.

– Давай-ка отсюда двигать, неудачное время выбрали. На случку они, что ли, сюда сбрелись? Смотри, вон уже ковыляют к нам. Живо, за мной!

Бежать в химзе было тяжело, Сергей задыхался, спотыкался о неровности и уже был готов свалиться без сил. Пробегая мимо снежной кучи, Евгений Иванович вдруг вскинул автомат и выстрелил. Пули вспороли снежную кашицу, взметнули вверх сверкающие ледяные искорки и увязли где-то в толще. Холм задрожал, ожил. Из его верхушки вытянулась какая-то подвижная конечность, очень похожая на язык. Но они уже были на безопасном расстоянии. Обладатель столь длинного языка здорово им помог, когда твари с клешнями, преследовавшие Евгения Ивановича и Вильдера, поравнялись со снежным холмом. Язык слизнул с плаца сразу двоих мутантов и тут же исчез в куче. Остальные преследователи тотчас сбавили темп, начали забирать далеко в сторону, и этого хватило прапорщику и Сергею, чтобы кубарем скатиться по лестнице, ведущей в бункер, и забарабанить что есть силы в гермодверь. Тогда им удалось спастись, но с вылазки вместо четверых вернулись только двое.

Выходы на поверхность решили ограничить, теперь выбирались раз в один-два месяца за самым необходимым – людьми надо было дорожить. Но Сергей стал полноправным участником этих вылазок.

* * *

Шли годы. В бункере осталось всего пятнадцать человек. Колония медленно, но верно угасала. Не хватало людям надежды, которая бы вела их по жизни. Жители замыкались каждый в себе, а кроме редких выходов других событий в жизни бункера не было. Даже неунывающий Евгений Андреевич загрустил. Требовалась встряска.

В летние месяцы очередного сезона ввиду проявлявшей чрезмерную активность живности решено было поставить ряд ловушек недалеко от входа в бункер, чтобы не нарваться на неожиданность. Умелец Пал Палыч соорудил несколько примитивных капканов, и они вдвоем с Сергеем Вильдером решили установить их, как стемнеет. Евгению Андреевичу нездоровилось с утра, поэтому по настоянию врача ему рекомендовалось пропустить вылазку.

– Да мы и ходить никуда не будем, у входа поставим и сразу назад, справимся без тебя, – убеждал прапорщика Сергей, и тот сдался, махнул рукой.

Снаружи было тихо. В пределах видимости никакого движения не наблюдалось. Они возились над очередным капканом, не забывая следить за местностью. Хищники попадались в ловушки редко, но внушить зверям обходить это место стороной все же следовало. Потому капканы обновлялись регулярно, частично их маскировали, присыпая древесной трухой, листьями осенью или снегом в зимнюю пору. Место помечали, чтобы не угодил свой ненароком.

«Удивительно, – думал Вильдер, – ставим капканы мы, а сами выступаем в роли добычи». Он задумался и не сразу заметил, как Пал Палыч вдруг вскочил и куда-то зашагал. Опомнился, когда было поздно. Сергей рванулся за угол, вспарывая лучом фонаря тьму – никого. Куда поперся этот чудила? Где-то вдали мелькнул силуэт. Вильдер пробежал десяток метров. Точно – Пал Палыч бодро шагал, направляясь к стене, окружавшей войсковую часть. Там, в ограждении, чернел провал. Пара секунд – и мужик исчез в проходе.

Сергей колебался, стоит ли догонять Пал Палыча. Почему он должен подвергать риску свою жизнь из-за его непонятной выходки? И куда этот чудак вообще направляется? Там же лес, полный опасностей, чужой и неприветливый, место обитания самых причудливых форм жизни, настроенных весьма враждебно. «Пока я думаю, Пал Палыч уходит все дальше». Кроме того, Сергею стало любопытно, что за резкая смена настроения и поведения у товарища. Последние сомнения были преодолены – Вильдер побежал к проходу.

Сразу за стеной его поглотила зеленая колышущаяся волна, накрыла с головой. Лес вдыхал его запах, изучал, касался своими ветками, пробовал его на вкус. Он был как единый организм, чуждый, словно с другой планеты. Но как же сказочно красиво было здесь! Даже скрюченные радиацией корявые деревца вызывали восхищение Сергея. Лианы опутывали стволы, свисали сверху, обвивали ветки. Мох укутывал камни, а земля густо поросла травой. Луч фонаря прыгал по деревьям, выхватывал новые детали, разгонял темноту, но нигде не было ни следа Пал Палыча. «Сквозь землю провалился, что ли? – зло подумал Сергей. – Да так ему и надо, а то, ишь, в прятки играть удумал?»

Осторожно раздвигая рукой лианы, Сергей медленно продвигался вперед, сам не зная, куда он направляется. Вероятность того, что он найдет здесь, в этих зарослях, Пал Палыча, была ничтожно мала. Но он не торопился возвращаться, ему хотелось побыть здесь еще немного, насладиться обманчивым чувством покоя, безмятежности – таких забытых ощущений за столько прожитых лет в бункере. «Кстати, а сколько он уже живет в бункере?» Вильдер за временем не следил, оно остановилось для него тогда, в день ядерной катастрофы. Он смутно припомнил, как один из выживших вроде бы говорил, что прошло уже семнадцать лет, как они укрылись в убежище.

Лес жил своей жизнью, шуршал, колыхался, кто-то ухал вдалеке, но на прежние крики сов это похоже не было – скорее, звук напоминал протяжный стон, который резко обрывался на самой его высокой ноте. Но доносилось это издалека, беспокоиться было рано. Главное – не заблудиться среди сплетений деревьев.

Здесь было хорошо, уютно и спокойно. Вильдер понимал, что это обманчивое впечатление, ведь опасность исходила именно отсюда или со стороны Бирюлевского дендропарка, но сейчас лес вызвал в памяти то прежнее чувство, когда они с друзьями отправлялись на пикники в лесную чащу. Вдруг Сергею захотелось снова почувствовать дыхание леса, как раньше, и он понял, что не сможет противиться внезапно нахлынувшему желанию. Он беспокойно взглянул на дозиметр, но прибор успокоил его. «Эх, была не была». Вильдер стащил противогаз одним рывком и подставил лицо волнам прохладного воздуха с его тысячами запахов. Как же ему этого не хватало! Сергей закрыл глаза и наслаждался забытыми ароматами. Нежность воздуха таила в себе желанную прохладу и свежесть, дурманила и обволакивала.

Он не услышал жужжание за спиной, и только когда почувствовал боль в районе шеи, будто его укололи иголкой, открыл глаза. Он вскинул руку, смахнул какое-то насекомое или животное размером с ладонь, отпрыгнул в сторону, но покусившегося на незащищенную шею создания уже и след простыл. Сергей ощупал шею – кожа немного вздулась, и дотрагиваться было больно. Разом лес перестал казаться дружелюбным. Навалился страх. Как же можно было настолько расслабиться на враждебной территории, что позволить себе снять противогаз и закрыть глаза? Превозмогая нахлынувшую слабость, Вильдер натянул противогаз. И с ужасом понял, что не знает, в какую сторону идти. Кругом была сплошная стена искривленных деревьев, в каждом просвете мерещились чудища, способные поразить воображение даже самых искушенных и повидавших многое на своем веку. Вильдер бегал по лесу, натыкался на стволы, путался в лианах, а остатки сил стремительно таяли. Наконец, он как следует приложился об очередное дерево, выросшее на пути, и свалился навзничь, думая о том, что вот он, конец его никчемной и пустой жизни. Прежде чем сознание покинуло его, он услышал, будто лес шептал ему:

– Очист-и-и от скверны-ы…

* * *

Его нашли сидящим на ступенях возле гермодвери, привалившимся спиной к стене и не подающим признаков жизни. Трое суток он бредил, его мучили кошмары. Евгений Андреевич не отходил от кровати Сергея, каждые полчаса меняя смоченный платок на лбу. Как и от чего лечить Вильдера, прапорщик не знал. Он видел мучения врача, и в голову закрадывалось лишь одно – прекратить страдания Сергея, избавить его от боли, успокоить душу и тело. К этому варианту склонялись и остальные жители, они уже начали роптать – мол, вдруг Вильдер занес какую-нибудь дрянь и их всех ждет мучительная смерть. От самосуда их удерживал только авторитет Евгения Андреевича.

Но на четвертый день, забывшись непродолжительным сном, прапорщик вдруг проснулся от бодрого голоса.

– Чего дрыхнешь, вояка? Весь день проспишь.

Продрав глаза, Евгений Андреевич с удивлением уставился на стоящего в дверях Сергея.

– Ты? Как? – от удивления прапорщик открывал и закрывал рот, не зная, что еще сказать.

Удивление сменилось радостью. Вскочив с дивана, Евгений Андреевич сгреб в охапку врача.

– Тише ты, ребра переломаешь.

Вильдер попытался выбраться из цепких объятий, но безрезультатно. Пришлось дожидаться, пока прапорщику надоест обниматься.

– Оклемался, значит?

Евгений Андреевич виновато прятал глаза, не заглядывая в лицо Сергею. Ведь уже сегодня вечером он собирался покончить с товарищем, отчаявшись смотреть на его мучения и видя, что тому становится только хуже. А еще боясь «народного» гнева.

– Так, давай-ка мы с тобой перекусим, а потом ты мне расскажешь, что с тобой приключилось и куда подевался Пал Палыч.

Вильдер рассказал почти все: как он отправился искать Пал Палыча и как ему стало плохо в лесу. Не рассказал он только о том странном укусе в шею, справедливо опасаясь, что жители бункера могут выкинуть его на улицу, узнав об этом.

– Не вернулся, значит, Пал Палыч? Жаль, хороший мужик был.

– Жаль. А с тобой-то что было, три дня валялся?

– Не знаю, Андреич. Переутомление, спал мало в последнее время, вот и накатило, – соврал Сергей.

– Ну ладно, ты иди отдыхай, а я мужиков обрадую.

* * *

В течение месяца ничего особенного не происходило. Вильдер чувствовал себя неплохо, только иногда вдруг накатывали головные боли, да странные сны стали сниться: то он покрывался чешуей, пытался отряхнуться, содрать ее с себя и не мог, то вдруг тонул в болоте черной грязи, которое затягивало его все глубже, сдавливая грудную клетку. И каждый следующий сон начинался с того места, на котором оканчивался предыдущий. А еще случались сны, правда, редко, в которых к нему являлась женщина в зеленых одеяниях, сотканных из трав, и о чем-то просила Сергея. Лицо ее смутно напоминало Наташу, и Вильдер просыпался в холодном поту, хотя слов женщины вспомнить не мог.

Иногда Сергей бредил. Приступы были краткосрочными, и врачу удавалось их маскировать от остальных – суровые жители бункера могли запросто выкинуть больного на поверхность – «психопаты» в закрытом пространстве никогда не были в почете.

Сергей стал иногда без предупреждения и разрешения уходить на поверхность в одиночку. Евгений Андреевич ругался и грозился, но воздействовать на товарища никак не мог. В такие дни Вильдер ходил в лес. Подолгу стоял, размышляя о чем-то. Иногда говорил что-то вслух, а лес впитывал каждое слово Вильдера, он был отличным собеседником, внимающим, слушающим и не перебивающим.

Во время вылазок с Евгением Андреевичем они по-прежнему обчищали здания на территории войсковой части, там еще оставалось много полезного. Но удивительная находка их ожидала в одном из ангаров, который они сумели вскрыть после ряда безуспешных попыток – в просторном помещении находился дирижабль. Сергей долго не мог поверить своим глазам, ходил вокруг, удивленно таращился. Здесь же были и баллоны, судя по всему, с гелием. Вот только находка была бесполезной – никто в бункере управлять летательным аппаратом не умел. Но двигатель или обшивка могли пригодиться колонии, затерянной в лесу. Они решили позже подумать, на что пустить материалы и детали дирижабля. На ангар навесили замок, мало ли.

– Откуда на территории части дирижабль? – спросил Вильдер Евгения Андреевича, когда они вернулись в убежище.

– Забыл я совсем о нем. Он должен был помочь с транспортировкой барахла всякого. Испытывали его. На кроликах. Насколько рентабельно, и все такое. По идее, дешевле же других транспортных средств. И эффективнее – мне говорили, он сутки может в воздухе находиться спокойно. Ну и ты знаешь нашего брата, может, и мутили другое что-то, меня в планы не посвящали подробнее того, что и другие знали. Перебросить некоторое оборудование он должен был из этой части в другую. А пригнали его, если не изменяет мне память, с базы в Киржаче, из Владимирской области, значит. Транзитом через Жуковский. Там работы на несколько дней, вот и решили испытать. Имущество, невоенный груз вывезти, с демонтажем помочь. Вот и приспособили под временную стоянку пустующий ангар. Хранение дирижаблей ведь особенных усилий не требует, оказывается. Либо помещение нужно, либо мачта, к которой он швартуется, если на открытом воздухе держать.

– Так ты знал о дирижабле и молчал?

– Знал, и что с того? Для нас это корыто бесполезно. Воспользоваться не сможем. Да если бы и могли, куда на нем двигаться? Миру – жопа. Может, остались еще люди, так же как мы спаслись в бункере. Но кому мы нужны, у них наверняка проблем не меньше, чем у нас.

Вильдеру пришлось согласиться. Дирижабль помочь им ни в чем не мог. Цели не было. Если бы годное наземное средство… Но и в нем смысла нет, дороги уже все заросли. Опять же, ехать абсолютно некуда – не на мир же разрушенный смотреть, экскурсии устраивать.

* * *

Сергей стоял на прогалине, наслаждаясь одиночеством в летнем лесу. Где-то там впереди шебуршились твари, но близко не подбирались. Вильдеру не было страшно, что-то переменилось в нем после первого посещения леса, когда он провалялся трое суток на грани жизни и смерти. Да и случись что – наплевать, его жизнь и так уныла, хуже, что ли, станет? Летала какая-то мошкара, изредка прилипая к стеклам противогаза. Сергей смахивал ее рукой и продолжал стоять на облюбованном месте.

Ночной лес шевелил руками-деревьями, постанывал, сверкал в свете луны серебристой листвой. Вильдер упал на колени, зачерпнул черной земли в ладонь и сжал что есть силы. А затем прислонился к земле лбом и застыл в таком положении, бормоча что-то. Лесные чащобы перешептывались, но не смели нарушить покой человека. И по-над землей разлилось тягостное молчание, и пробил тревожный час.

Всю дорогу назад Вильдер бормотал два слова: «Черная грязь».

А через два дня, когда они с Евгением Андреевичем возвращались из рейда с хабаром обратно к бункеру, Сергея вдруг охватила ненависть к этому самоуверенному прапорщику, бодро шагавшему впереди. В порыве злобы он саданул прикладом автомата по макушке Андреича, а когда тот упал на землю, еще долго и исступленно бил его по голове. Остановился только тогда, когда устали руки, а от головы прапорщика осталась кровавая каша вперемешку с осколками черепа в резиновой маске противогаза.

Та ночь стала кошмаром для жителей бункера. Дежурившему на входе Вильдер проткнул ножом шею, заглушив рвущийся из горла крик. Остальных он нашел в казармах. Была ночь, и все спали, не подозревая, что жить им осталось считанные минуты. Он расстреливал их, не жалея патронов, пули кромсали тела, в воздухе стоял терпкий запах крови и смерти. И все же одному удалось вырваться, он вывалился в коридор и загремел по лестнице вниз, на второй уровень. Вильдер не торопился его преследовать, он не спеша обошел комнату, добивая ножом раненых. И только потом решительно направился на поиски беглеца. Это оказалось просто – его путь был помечен кровавыми следами – сбежавший серьезно ранен. В свете тусклых лампочек забрызганные руки и голова Вильдера горели огнем, а глаза дьявольски блестели. На лице застыл оскал.

Последнего оставшегося в живых он нашел на складе, за коробками. Тот сидел под грудой тряпья и поскуливал. Пистолет сослужил ему плохую службу и заклинил в самый решающий момент. Бедняга кинулся на Вильдера в отчаянии, голыми руками пытаясь одолеть взбесившегося врача, но напоролся на нож и грузно осел на пол. В его застывших вытаращенных глазах Сергей прочел немой вопрос, и губы его разомкнулись, отвечая:

– В твоей душе грязь, как и в каждом из нас здесь.

После бойни Вильдер, как ни в чем не бывало, отправился к себе в каморку и лег спать. И снились ему безмятежные сны.

* * *

Ужас от содеянного пришел на следующий день, когда после полноценного сна, и совершенно забыв о событиях ночи, он выбрался из своей комнаты. Память услужливо подсказала, чьих рук это дело. И Сергея накрыло. Следующие дни в бункере были мучением. Он стащил все трупы на склад и запер помещение на замок, а потом долго мыл руки, отскребая их от крови, как будто пытался таким образом избавиться от вины. Он перестал есть, спал урывками, погружаясь в кратковременные кошмарные провалы-сны. Лицо осунулось пуще прежнего, кожа стала землистого цвета. Появлялись мысли и о самоубийстве, но наложить на себя руки не хватило решимости. Вильдер пытался во всем винить лес и тот странный укус, после которого он изменился (или его изменили), но умом понимал, что эти оправдания никуда не годятся – убитых уже не вернуть. И тогда, будучи сам не в состоянии покончить с собой, он решил покинуть бункер и выбраться на поверхность, надеясь, что какая-нибудь зверюга не пройдет мимо.

Перед тем как навсегда оставить бункер, Сергей решил написать записку-признание. Для кого – он не знал, ведь бункер уже превратился в склеп и с его уходом здесь больше не останется ни одной живой души. Быть может, он испытывал своеобразное раскаяние в содеянном; так или иначе, он написал путаную записку, исповедался перед самим собой. Бумажку с признаниями он сунул между книгами на полке.

Остаток дня Вильдер просидел на своей кровати, закрыв глаза, вспоминая товарищей, с которыми застрял на семнадцать лет в бункере. Память и здесь поиздевалась над ним – перед глазами стояли искаженные от боли, страха и непонимания жуткие гримасы жителей бункера за мгновение до их смерти. Сколько Сергей ни пытался, он так и не смог вспомнить нормальных лиц.

Пришла ночь, и Вильдер понял, что ему пора – дольше находиться в этих помещениях стало невыносимо. Он машинально надел химзу, покинул убежище и плотно прикрыл за собой гермодверь. Закрывалась она только изнутри, но смысла в этом больше не было – последний человек покидал стены бункера.

Ночь приняла его в свои объятия, звезды в просветах облаков вспыхнули, подмигивая и сочувственно провожая в путь. Лес вздохнул, когда Вильдер ступил на его территорию.

– Я – твой, – прошептал Сергей, – давай, бери меня, – он развел руки в стороны. – Ешь, наслаждайся.

Но лес будто насмехался над ним. Вильдер бродил по парку, выискивая каких-нибудь тварей. Совсем близко пробежали два мутанта, в которых с трудом угадывалось что-то от собаки или волка. Они не обратили ни малейшего внимания на Сергея. Чуть позже из кустов перед ним выскочило нечто кошачье, хлещущее себя по бокам хвостом, зашипело прямо в лицо Вильдеру и скрылось – исчезло по своим делам.

Чем дальше забредал Сергей, тем больше удивлялся – твари Царицынского парка не торопились трогать его. То ли дело было в странном укусе, то ли еще в чем, но выглядело все так, будто мутанты принимали Вильдера за своего. Может, в организме произошли изменения после неведомого яда, и он теперь один из них? Ответа на этот вопрос у Сергея не было. Им владело отчаяние.

Сергей сам не заметил, как добрался до Царицынского дворца. А вот и поляна с одиноким деревцем. Странно, что за эти годы она так и не заросла. Вильдер добрел до дерева и тяжело опустился на землю возле него. Ему вспомнился тот день, когда он вот так же сидел здесь с закрытыми глазами, только расставшись с Наташей, и как планировал выяснить отношения с Даниловым, но все планы нарушила ядерная война. Лучше бы он так и остался сидеть в тот день под этим деревом, а не спасся в бункере, потому что ничего, кроме несчастий, последующие годы не принесли.

Во дворце что-то было. Он чувствовал отсюда присутствие чего-то чужеродного, не поддающегося человеческой логике. Оно с любопытством копалось в душе Вильдера, выуживая самые сокровенные тайны и эмоции, воскрешая давно забытое. Сергею было очень неприятно, и он собрал остаток сил – заставил себя встать и побрести дальше от этого места.

Сохранились и мостики через Царицынские пруды. В воде плескалось что-то мерзкое, аморфное, какая-то субстанция, которая словно в испуге шарахнулась от Вильдера. Разбежались и небольшие существа, по виду напоминающие жуков-плавунцов, только значительно больших размеров. «Дожили, – горько усмехнулся про себя Сергей, – теперь меня уже боятся». Он был практически уверен, что, окажись здесь и сейчас вместо него другой человек, эта самая субстанция, не колеблясь, проглотила бы его, растворила, или что там она делает с живыми существами.

Сергею было уже все равно. На него напала апатия. Он просто бесцельно шагал вперед, ноги сами несли его куда-то. Вышел к платформе Царицыно и пошел прямо по железнодорожному полотну. На пути попадались ржавые составы, в некоторых свили гнезда странные птички. Они щелкали клювами вслед Вильдеру, но нападать не спешили.

Нитка железной дороги тянулась и тянулась вдаль. Он перебрался через Москву-реку по Сабуровскому мосту, вдали угадывались многоэтажки, сбоку тянулись какие-то гаражи и другие низенькие строения. Затем потянулись пугающе неприветливые дома справа и слева от железной дороги. Сергей подозревал, во что превратился родной город, но увиденное вживую угнетало еще сильнее. Частично обзору мешал забор, сохранившийся кое-где вдоль дороги, но это было даже к лучшему.

Вильдер миновал платформу «Перерва», за спиной остался корпус РГТУ имени Циолковского, снова потянулись технические строения, приземистые, неприветливые. Впереди показалось депо. Он шел по району Люблино и не узнавал его. Слишком давно он был здесь в последний раз, в прошлой жизни. Все вокруг было мертвым – потрескавшиеся и обвалившиеся дома, вздыбленный асфальт в воронках, погнутые фонари, обрывки проводов.

Справа за разрушенными домами занимался рассвет, еще немного, и смертоносные лучи сделают свое дело – выжгут сетчатку. Что ж, он хотел быстрой смерти, а будет подыхать в мучениях от жажды, слепо шарясь по поверхности. Видимо, заслужил он именно такой участи за все свои прегрешения.

Ему вдруг стало жалко себя. Он споткнулся о камень и растянулся, сил подняться больше не было. Вильдер лишь лежал и терпеливо дожидался конца. Сознание покинуло ослабшее тело.

* * *

Его подобрал Олег Немов, возвращаясь с очередной вылазки. Сталкер просто не смог пройти мимо измученного умирающего мужчины. С первыми лучами солнца он дотащился с тяжелой ношей до Печатников и доложил руководству о находке.

Вильдер удивительно быстро поправлялся. Руководство станции не мучило его расспросами, позволяя Сергею прийти в себя. Да и что особенного в найденном человеке, вон их сколько гибнет почти каждую вылазку. А этот – счастливчик, оказался на пути сталкеров. Но все же от любопытных вопросов уйти не удалось. Надо же жителям Печатников знать, кого они «пригрели на своей груди».

Немов направлялся в подсобные помещения, где находился спасенный им недавно человек. По пути ему попался Том, как всегда, его лицо озарила улыбка при виде командира.

– Здорово, Олег.

– Здравствуй. Данилов еще не вернулся из Полиса?

– Нет, у него же командировка на две недели. Послезавтра будет.

– Ну, приедет, на нового чудика посмотрит.

– Как он там, кстати, пришел в себя?

Немов кивнул.

– Я к нему как раз, пора узнать, что это за фрукт, вроде оклемался он уже.

Подсобка освещалась слабо, но этого хватало, чтобы видеть лицо собеседника. Надо же смотреть, врет он или нет, отводит ли глаза, когда говорит. Реакция человека иногда может рассказать даже больше, нежели слова, которые он произносит.

В тот день Вильдер рассказал очень много любопытного, что заинтересовало даже руководство Конфедерации Печатников. Сергей поведал, что ядерная война застала его в военном городке закрытой недавно войсковой части, куда он приехал к старому товарищу, о затерянном бункере в дебрях Царицынского леса, о том, как они спаслись и вели тяжелую борьбу за выживание, даже не зная наверняка, что случилось с остальным миром. Как все жители бункера постепенно умерли, и он остался один. В итоге одиночество так его доконало, что он покинул убежище и отправился куда глаза глядят – на верную смерть, так как мириться с таким существованием больше не мог.

Рассказывая сталкерам Печатников про свою нелегкую судьбу и, понятное дело, умалчивая о некоторых фактах, Вильдер вскользь упомянул про возможно действующий дирижабль в ангаре. Про баллоны с гелием он тоже поведал. Новость очень заинтересовала печатниковцев, но Сергею было все равно. Лишь бы поскорее отвязались со своими расспросами.

Так руководство Конфедерации Печатников получило подтверждение недавно найденному документу, который гласил, что в войсковую часть в Бирюлево направляется дирижабль для выполнения работ по демонтажу и перевозке невоенного имущества. А еще уверенность, что если безоружный человек смог пересечь парк, то группе вооруженных людей также под силу это сделать.

Опасаясь повторения недавней вспышки, Сергей решил исчезнуть со станции. Он находился здесь уже пять дней, почти полностью поправился после физического истощения. Все, что мог, он уже рассказал. Последние дни они с Немовым даже немного сдружились, Олег часто заходил к Вильдеру в гости и, как мог, скрашивал его будни, рассказывая о том, как люди выживают в метро. Но Сергей отчего-то не стал говорить о том, что собирается покинуть станцию.

Олег думал, что Сергей останется на станции – в метро у него никого нет, податься тоже некуда. К тому же выяснилось, что Вильдер – врач, а эта профессия в нынешних условиях в большом почете.

– Завтра еще с одним товарищем тебя познакомлю, он из командировки возвращается. Зайду к тебе вместе с ним, хороший человек, я думаю, вы подружитесь. Мы с ним огонь и воду прошли, – сказал он на прощание Сергею, когда покидал подсобку.

Вильдер кивнул.

А ночью он спокойно миновал блокпост в южном туннеле и отправился дальше. Предписаний не выпускать кого-то со станции у постовых не было, поэтому они после дежурных вопросов лишь проводили глазами удаляющегося лысого человека, постепенно растворяющегося в темноте туннеля.

* * *

После случившегося в бункере общество людей казалось Вильдеру чуждым, он стал нелюдимым, неразговорчивым. Он боялся, что приступ может повториться, опасался за окружающих и старался как можно меньше времени проводить среди них. После скитаний он осел в вентиляционной сбойке между станциями Красногвардейская и Алма-Атинская.

По иронии судьбы сбойка находилась недалеко от того места, где в прошлом работал Сергей – Клинической больницы № 83 на Ореховом бульваре. По ответвлениям и коммуникациям можно было выбираться в подвал лечебного учреждения, где был склад – там Сергей доставал медикаменты. К нему стали приходить люди, в особо тяжелых случаях даже вызывали на станции, отправляя за ним гонца на дрезине. За антибиотики и лечение больных люди приносили ему еду, воду и прочие необходимые вещи. Такое положение Сергея устраивало – здесь он был предоставлен самому себе и мог меньше опасаться за других. Молва об одичавшем враче-отшельнике разнеслась далеко.

За три года события той ночи в бункере немного стерлись в памяти, Вильдер переосмыслил случившееся и даже в чем-то оправдал себя. Пришлось примириться с самим собой, как-то подавить чувство вины за жуткую смерть жителей бункера.

И вот настал день, когда все снова перевернулось с ног на голову. Сидя в своей сбойке, он вдруг услышал шум в туннеле. Кто-то стремительно приближался, пытаясь сбежать от разъярившейся огромной лягушки.

Глава 13 Возвращение

Пал Палыч наотрез отказался покидать бункер, несмотря на уговоры.

– Не пойду, – твердил он, – я здесь нужнее.

И Немов с Мишей сдались, оставив бородатого в покое. Тем более, до метро еще нужно было добраться живыми, а этого сталкерам никто гарантировать не мог. Найденная схема давала надежду, но кто знает, что там изменилось за последние двадцать лет. Может, все ходы уже завалены.

Приближалась ночь – время выхода. Скоро они узнают, стоила ли их экспедиция принесенных жертв. Не являлась ли она от начала до конца большой ошибкой? Удивительно, но с начала экспедиции прошло неполных двое суток, а столько всего случилось. Мишу уже не пугал предстоящий выход на поверхность, чувства притупились, он лишь испытывал беспокойство за Немова, Данилова и успех мероприятия в целом. Испытания закалили его дух – он видел ужасных монстров, смерть товарищей, предательство человека, которому безоговорочно верил. И в голове не укладывалось, зачем Вильдер спас его тогда, возле Царицынского дворца, не дал наваждению погубить его. Мотивы поступков Сергея ускользали от Миши, было в этом что-то нелогичное. Но что – понять парень не мог. Как будто в Сергее боролись две разные силы, попеременно одерживая над ним верх. Предатель мертв, ответа они уже не узнают. Следовало подумать о живых.

Подошел Данилов, положил руку на плечо Мише.

– Ну как, держишься? Готов к еще одному броску?

– Готов, – просто ответил парень. Он выдержит ради родной станции, ради себя, ради всех живых. А если будет необходимо – повторит все снова. Лишь бы обошлось без человеческих жертв.

– Слушай, Миш, а Сергей тебе что-нибудь рассказывал о своей жизни? – Данилов старался не смотреть в глаза парню.

– Да ничего особенного, кроме того, что жил в бункере после Катастрофы, а потом попал в метро.

– Все пытаюсь понять, что сподвигло его на предательство, почему он так поступил, – немного поспешнее, чем надо, сказал Иван.

Миша пожал плечами.

– Этого мы уже не узнаем.

– Да уж, какая муха его укусила?

* * *

Что чувствуют, когда теряют врага? Торжество, удовлетворение? Что чувствуют, когда теряют друга? А если этого друга ты однажды уже потерял? А если этот друг теперь твой враг? И такое возможно. Данилов чувствовал злость. Она не нашла выхода и теперь сидела внутри, отравляя ядом тело. Вроде бы Вильдер не успел ничего рассказать Мише. Сейчас лишние проблемы ему ни к чему, он еще не решил, что делать с новообретенным сыном, нужна ли ему обуза. Хотя из парня выйдет толк, он это чувствовал. Трудности закаляют. А с такими испытаниями, которые выпали на их долю, не каждый новичок справится. «В отца, наверное, пошел», – вдруг не без гордости подумал он.

Итак, в ближайших планах – добраться до ангара без потерь. Любая потеря сейчас критична, их всего трое осталось. Осмотреть дирижабль, если он там есть, сделать выводы. А потом без помощи ореховцев не обойтись. Рабочие руки будут нужны, если придется приводить летательный аппарат в порядок. Тут-то им и пригодится найденный план подземных коммуникаций. Если все выгорит – обратный путь будет проще. По крайней, мере, на это очень хотелось надеяться. В туннеле или коллекторе есть всего два направления, откуда они могут подвергнуться атаке. И за небом не надо приглядывать. Правда, и путей отступления тоже меньше, но людям, прожившим двадцать лет под землей, теперь в тесноватых коридорах как-то поуютнее будет – отвыкли они от необъятных просторов.

«А ведь если все получится, то это только начало большого путешествия», – думал Данилов. Он еще не заглядывал так далеко – что будет после того, как они поднимут дирижабль в воздух. А ведь это будет непросто осуществить. Взять хотя бы навигацию – другого ориентира, кроме как солнце, Иван придумать не мог. Но днем передвигаться невозможно, слишком яркое солнце. А по звездам ночью – не вариант, нет среди них даже любителя-астронома. Да и облачность может основательно подпортить ориентиры. Днем одновременно и проще, и сложнее.

Иван снова взглянул на сидящего рядом Мишу. Ну хорошо, допустим, Наташа тогда не обманула, когда пришла к нему на Печатники, и это действительно его сын. Данилов вспомнил истерзанное монстрами тело молодой еще женщины, ее слова – слова умирающей. Вот только чужой он все равно – не рос на глазах отца, не воспитывался под его присмотром. Тогда ему не нужен был «балласт». Сейчас сын уже взрослый, сможет прожить и сам. В этом мире чем меньше ты привязан к людям, тем проще перенести их потерю.

Раздумья прервал Немов, войдя в комнату.

– Ну что, будем собираться? Судя по часам, снаружи уже стемнело.

* * *

Ступеньки предательски подвели. Уже почти преодолев лестницу, Вильдер понял, что допустил ошибку. На улице был день, глаза, привычные к сумраку, слезились, и видно было плохо. Ступая вслепую, Сергей шел дальше. Обратного пути не было. Сзади Немов с товарищами, которые четвертуют его за преступления. И Данилов не упустит возможности разделаться с ним. По сути, единственный выход – наверх. Вильдер все опасался, что снизу окрикнут его или грянет выстрел без предупреждения. А потому слишком поторопился с очередной ступенькой. Под его весом потрескавшийся бетон осыпался, и Сергей не сумел удержать равновесия. Его ноги поехали назад, и он со всей дури приложился лбом об лестницу. Клацнули зубы, из глаз посыпались искры, от боли Вильдер застонал, схватившись за голову. Злобно выругавшись, Сергей ударил по ступенькам кулаком. К головной боли прибавилась еще и боль в руке. Вильдер в порыве чувств сорвал противогаз и отшвырнул его со злостью. По лицу текла кровь, сильно саднила разбитая бровь. Он с ненавистью подумал о сталкерах в бункере – это они во всем виноваты. Из-за них он вынужден терпеть все это. В дневном свете было трудно что-то различить. «Нет, просто так не сдамся, это было бы слишком просто для вас». Сергей собрал волю в кулак; он еще поборется.

Руки искали и не находили противогаза. Какого черта он его швырнул? Время сейчас работало против него, с минуты на минуту могли появиться сталкеры. Он как будто даже услышал легкий скрип открывающейся гермодвери. И тут же накатил страх. Сергей пополз вперед, зажмурив глаза, навстречу дневному свету, не вполне понимая, что он будет делать дальше.

Пришлось полагаться на память. Вильдер хорошо знал территорию. Прикрыв слезящиеся глаза рукой – свет проникал и через закрытые веки – он, пригибаясь к земле, двинул вдоль стены налево. Где-то здесь, если ему не изменяет память, стоял насквозь ржавый «уазик». Мимо протрусил какой-то зверек, но Сергей даже не обратил на это внимания, все равно не тронет. Вильдер шел и шел, но впереди по-прежнему было пусто. Не ошибся ли он? Или за три года что-то изменилось? Вдруг он неожиданно налетел на автомобиль, который искал. Он снова приложился лбом и зло пнул ногой корпус машины. А потом присовокупил к этому парочку отборных ругательств.

Под дном машины было достаточно темно. Сергей с трудом втиснулся туда и замер. Здесь, если его не обнаружат, он переждет до темноты, отлежится. Жаль, противогаз сдуру выкинул. Он обмотал нижнюю часть лица куском ткани, чтобы поменьше дышать пылью – это вряд ли спасет, если тут зараженный участок, но все же лучше, чем ничего. Под дном «уазика» было душно, остов прогрелся от летнего тепла, и теперь от железа исходил жар. Но выхода у Вильдера не было, приходилось терпеть. Не сказать, что это надежное убежище, но при дневном свете его здесь не найдут – сталкеры в одинаковом положении с ним.

Он закрыл глаза и попытался расслабиться, сбросить напряжение последних часов. Перед глазами вспыхивал калейдоскоп недавних событий. Где же он свернул не в ту сторону? С неожиданной злостью он вспомнил и о Пал Палыче – ведь если бы не тот случай трехлетней давности, когда он побежал за этим чудиком в лес, ничего бы этого не было. Его бы не укусила какая-то дрянь, и Вильдер не покрошил бы всех жителей бункера в капусту. Но Сергей был все же далек от мысли назвать корнем зла бородатого.

Данилов – вот кому он обязан сломанной жизнью. Самодовольный и неплохо устроившийся в подземке «товарищ». Вот кого бы удавить, заставить захлебнуться собственной кровью, умолять о прощении и быстрой смерти. Но как это осуществить? Он обязательно что-нибудь придумает, главное, чтобы ненависть не съела его изнутри раньше времени, не спалила. Просто необходим ясный рассудок, потому что еще одна ошибка будет критичной. И словно в подтверждение его мыслей до него донесся издалека шепот леса, внушающий, убаюкивающий, обволакивающий и требующий. Вильдер лежал, закрыв глаза, и слушал.

* * *

Снова ступени наверх, в верхний мир. Снова головокружение. Но сейчас уже легче – пообвыкся. Теперь по сторонам надо смотреть еще внимательнее, за себя и за того парня – их всего трое осталось, а опасность может грозить отовсюду, еще и на небо надо поглядывать. Миша был замыкающим – значит, обязан присматривать за тылом. Первым, как обычно, шел Немов. Дневная духота спала, ночь была прохладной. Но приятную прохладу нельзя было ощутить на коже, попробовать на вкус – мешала химза.

Ночь встретила чужаков настороженно. В свете фонарей всплывали остовы ржавых автомобилей, строительный мусор, заброшенные строения. Змеилась пыль, взметнувшаяся от ботинок сталкеров, кричали ночные птицы или звери вдалеке. Было ощущение, что это все не наяву – темнота сгладила неровности, уменьшила резкость. Они словно плыли по пугающему ночному пейзажу, впитывая звуки и вертя головами из стороны в сторону, готовые тут же вступить в бой, если потребуется.

На плацу наблюдалось какое-то движение. Осторожно, пригибаясь к земле, Немов повел их дальше, прячась за полусгнившими коробками автомобилей и кучками мусора. Наконец, они смогли разглядеть, что там происходит: из леса вытекала масса каких-то созданий и пересекала поперек территорию войсковой части. Они двигались растянутой колонной и по виду больше всего напоминали поросят: такие же розовые, упитанные, на коротких ножках. Животные толкались, негромко фыркали и не спеша бежали дальше.

«Миграция свинок, блин, – зло подумал Немов. – И надо же им именно в этот час бегать здесь». Потоку животных не было конца, а они все стояли и молча наблюдали, как стадо свиней движется по местности. И тут Олег допустил оплошность – случайно переставив ноги, он задел какую-то железку, валяющуюся под ногами. Раздался противный скрежещущий звук – на враждебной территории это равносильно приговору. Твари, пересекающие плац, разом, как по команде, обернулись на источник шума. И Немов понял, что они все-таки отличаются от привычных для людей свиней – в глазах животных светилась непередаваемая злоба, а из пасти торчали устрашающие клыки. Морды тварей скорее напоминали головы бультерьеров, во всяком случае, у Немова возникла именно такая ассоциация.

В другой раз Олег посмеялся бы над комичностью ситуации – быть атакованным мутировавшими тучными свиньями, но сейчас было не до смеха. Первые особи, самые смелые, уже приближались, переваливаясь. Их поведение не предвещало ничего хорошего – с морд на землю тянулась тягучая слюна, а налившиеся кровью глаза в свете фонаря угрожающе сверкали.

Немов огляделся по сторонам. Ближе всего к ним находилось здание казармы.

– Туда, – он показал рукой на строение.

Надо успеть заскочить внутрь до того, как их настигнут твари. В узком проходе или коридоре проще отбиваться от озверевших животных, стены ограничат количество нападающих. А может, получится забаррикадироваться в помещении. Это в краткосрочной перспективе, а уж потом они подумают, что делать дальше. Бежать же сейчас прямиком к ангару смерти подобно – слишком далеко, да и на пути как раз эти… свинтерьеры.

Они рванули наискосок через плац к казарме, минуя полуразвалившуюся столовку, в которой было сложно укрыться. Видя, что возможная жертва убегает, твари отбросили всю осторожность и припустили следом. Их неуклюжесть все же сыграла на руку сталкерам – те сумели добраться до казармы на несколько мгновений раньше. Они пулей влетели в здание, благо дверь была давно сорвана с петель.

Немов схватил стол, стоявший в углу, и с помощью Данилова и Миши перевернул его и частично забаррикадировал проход. Они сделали это как раз вовремя – первые свинки уже были близко. Спокойствие ночи нарушили хлопки выстрелов. Патроны берегли, стреляли, только подпустив поближе.

Однако нападающих оказалось слишком много. Немов понимал, что они долго не продержатся – соперник возьмет числом и напором. Что-то нужно было предпринимать. Пока удавалось сдерживать свинтерьеров, затрудняло атаку и то обстоятельство, что мертвые свинки оставались лежать возле входа, мешая продвижению остальных тварей.

Миша затравленно огляделся. Недалеко от них уходила лестница наверх, на второй этаж. Он толкнул Немова:

– Можно отступить на второй этаж, на лестнице проще отстреливаться, этим тварям вверх карабкаться придется. Тут мы долго не протянем.

Немов и сам уже задумывался об отступлении в глубь здания. Он кивнул Мише и Данилову.

– Давайте наверх. Я сразу за вами.

Напоследок они прикатили пару бочек, стоящих в углу, и подперли ими стол – это задержит свинок хоть ненадолго. Им повезло: выяснилось, что по лестнице можно попасть прямиком на крышу здания – чердак был открыт. Они захлопнули за собой дверь и устало привалились к ней. Изнутри слышалась возня, но, похоже, твари потеряли след, во всяком случае, сюда пока не ломились. Немов показал знаками, чтобы сталкеры молчали и вели себя тихо. Миша осторожно подполз к краю крыши и посмотрел вниз. Отсюда свинки напоминали беспорядочный рой, собирающийся в кучи и разбредающийся по отдельности. Некоторые особи уже начали пожирать убитых сородичей. Другие яростно метались из стороны в сторону, раздраженные донельзя упущенным шансом поживиться чужаками. Они злобно огрызались на своих подвернувшихся под лапу сотоварищей, хватая мощными челюстями особо зазевавшихся и оставляя кровоточащие раны на их боках.

Миша подполз обратно к Данилову с Немовым.

– Их там сотни, – прошептал он, разводя руки в стороны.

Они нашли кусок старого железа и тихонько заперли дверь снаружи, используя его в качестве засова. Затем обследовали периметр. На одной стене они обнаружили крепления, по которым можно было спуститься. Скобы обрывались на середине пути, но оттуда легко можно было спрыгнуть на землю – казарма была двухэтажной.

Вот только свинки были со всех сторон, поэтому спускаться было нельзя.

– Что делать будем? – Данилов озадаченно спросил Немова.

– Ждать, больше ничего не остается. Время пока у нас есть. Еще только начало ночи, до рассвета часов семь. Будем надеяться, они разойдутся, побегут дальше по своим делам.

– Ага. Лишь бы нам тут до рассвета не протусить, здесь укрыться от солнца будет негде. Вот же веселье будет.

– Тогда надо прорываться с боем, – уверенно сказал Миша. – Так хоть небольшой шанс будет.

– Очень небольшой, призрачный, – кивнул Немов. – Но ты прав: лучше уж так помереть, чем на солнце ослепнуть, а потом добычей птичек стать, даже не оказав никакого сопротивления.

* * *

Ожидание было непростым. Миша посидел какое-то время, привалившись, как и остальные сталкеры, к двери. Но это ему быстро наскучило. Он отправился исследовать крышу в надежде найти что-нибудь интересное. Его труды были вознаграждены почти сразу: в дальнем конце он нашел несколько канистр, открутил крышку у одной из них и обнаружил, что там плещется маслянистая жидкость. Тут же ему в голову пришла мысль, и он притащил одну из канистр Немову с Даниловым.

– Я тут нашел кое-что, там еще несколько таких, – гордый своей находкой, он показал ее сталкерам.

Данилов сразу определил, что перед ним солярка.

– Можно поджарить свинок, – горячо заговорил Миша, – скинем на них подожженную канистру.

– Идея хорошая. Нужно фитиль хороший сделать, не просто же так в соляру спичку кидать. Велика вероятность, что за все эти годы топливо просто испортилось, скисло. Хотя, помню, в юности жгли мы солярку, которая в бочке в гараже лет десять простояла. И ничего, полыхала как миленькая. Фитиль сделать можно – тряпку свернем какую-нибудь. Но вот беда, спичек у меня нет. Олег, у тебя есть?

Олег отрицательно помотал головой.

– Не искру же высекать, блин. Ну вот, Миша, находка крутая, но бесполезная, как видишь. Можем только полить их из канистр, может, запах не понравится, и они уйдут.

И тут Миша торжественно извлек зажигалку, которую носил с собой – спасибо неизвестному байкеру, который отдал ее торговцу на Домодедовской, и Немову, купившему и подарившему ее Мише. Олег благодарно похлопал парня по спине.

– Видишь, Миша, ничего в этой жизни не случайно. Кто ж знал тогда, что вот так, кстати, зажигалка придется.

Нашли на крыше и целую бутылку из-под пива. Видать, еще с прежних времен здесь валялась, злоупотреблял какой-то солдатик срочной службы, прячась на крыше и потягивая хмельной напиток.

– Надо попытаться, сейчас коктейль Молотова забабахаем, – довольно потер руки Данилов. – Опробуем на подопытных свинках.

Изготовили быстро, особого умения и не нужно было. Ветошь нашли на крыше, из нее скрутили фитиль и пропитали его соляркой.

– Ну что, приступим?

Огненный росчерк прорезал тьму, бутылка приземлилась в самой гуще свинтерьеров. Вспыхнули несколько тварей, громкий визг разнесся по округе. От живых факелов шарахались прочь остальные животные, вереща и хрюкая.

– Действует, – радостно сказал Миша, не без удовольствия наблюдая, как их враг мечется внизу.

– Ну, сейчас мы им устроим мини-апокалипсис. Говоришь, еще канистры есть?

* * *

Эффект оказался потрясающим, превзошел все ожидания. Стадо свинок ретировалось, уцелевшие уносили ноги от пожарища, вдобавок кое-где занялась сухая трава. Лишь некоторые самые стойкие или самые тупые, до которых еще не дошло, что эту битву они проиграли, остались поблизости. Но с этими одиночками они справятся.

– Давайте-ка торопиться, – сказал Немов. – Мало ли, наши «друзья» передумают и вернутся. А соляры больше не осталось.

Они слезли по скобам до середины стены, а затем спрыгнули на землю. Дальнейший путь до ангара обошелся без заметных эксцессов – подстрелили парочку тварей, оказавшихся на пути, и вот они уже у ворот ангара. Немов выудил ключи и принялся подбирать нужный к замку. Миша беспокойно оглядывался – не хватало еще быть атакованными сзади, когда они практически добрались до цели. Третий ключ как раз подошел. Ворота медленно, со скрипом отворились, и вся компания юркнула внутрь.

* * *

Перед глазами Миши возвышался настоящий красавец – огромный летательный аппарат. В нем проявились вся мощь и все величие былых времен. Цельная оболочка напоминала огромную вытянутую каплю, под которой крепилась кабина. Дирижабль занимал большую часть ангара.

– Чего прибалдел, нравится? – услышал он голос Данилова.

– Нравится. Не думал, что дирижабль такой огромный, – восхищенно промолвил Миша.

– Миша, да этот аппарат по сравнению с дирижаблями первой половины прошлого века просто карлик. Те махины были в несколько раз больше, могли перевозить более сотни пассажиров, и даже самолеты внутри. Такие воздушные авианосцы. А это небольшой дирижабль, максимум десять человек вмещает.

– Не представляю, как он может оторваться от земли, у него же даже нет крыльев.

– А тут все просто, Миша. Вот под этой оболочкой скрываются баллоны, которые наполняются газом. Газ ведь легче воздуха, он и обеспечивает подъемную силу. А двигатели и рули управляют движением, взлетом и посадкой. Так, а теперь прошу меня извинить, мне надо проверить кое-что.

И Данилов начал носиться вокруг дирижабля, проверяя только одному ему ведомые механизмы, прицокивая языком, удовлетворенно взмахивая руками и что-то приговаривая.

Немов тоже находился под впечатлением.

– Выходит, не обманули документы и Вильдер. Хотя, признаться, сомнения все же оставались. Теперь лишь бы он в рабочем состоянии был, а то обидно, если такой путь проделали, такие жертвы на алтарь положили, а все без толку.

Наблюдая, как копошится Данилов, Миша спросил Немова:

– А кто поведет дирижабль?

– Иван. Он у нас спец в этом. Летные курсы в свое время окончил, и по работе приходилось ему двигатели дирижаблей обслуживать, знает он о них все. Таких специалистов у нас в метро сейчас мало осталось.

– Как думаете, полетит?

– Сейчас смотрю и верю, что все у нас получится. Не зря все это судьба затеяла. Ну, во всяком случае, очень хочется верить, должна же быть надежда. Кстати, надо бы ему имя дать. Почему бы «Надеждой» и не назвать, а? Хорошее название. Вынесу на обсуждение.

– Хорошее, – согласился Миша. – Правильное.

Подошел довольный Данилов.

– Двигатели в порядке, с корпусом и оболочкой тоже видимых проблем нет, но это позже проверим.

– Не опасно, когда столько газа внутри?

– Раньше, Миша, в дирижаблях использовали водород. Это и было одной из причин крушения дирижаблей – они часто воспламенялись или взрывались. В тридцатые годы прошлого века случилась самая знаменитая катастрофа дирижабля под названием «Гинденбург». После того случая к этим летательным аппаратам стали относиться с опаской. Потом стали использовать гелий – он не горюч, не поддерживает горения и инертен, то есть не взаимодействует с другими веществами.

– А где мы возьмем гелий?

Вместо ответа Данилов показал в угол ангара – там были сложены железные баллоны с гелием.

– Военные и гражданские двадцать лет назад обо всем позаботились, нам лишь надо наполнить гелием наш дирижабль. Но это не сложно, здесь все для этого есть. Правда, понадобится помощь ваших, одному мне это дело не провернуть.

– Я тоже буду помогать, – уверенно заявил Миша.

– Я на это и рассчитывал, – улыбнулся Данилов и потрепал парня по голове.

И добавил:

– Сейчас там гелия нет. Из дирижабля постоянно происходит утечка газа, за сутки в очень малых количествах, но за двадцать лет гелий вытек полностью. При маневрировании в полете утечка немного больше. Но баллонов с газом, которые здесь есть, нам хватило бы надолго, так что можно не волноваться. Ну, будет у нас время, я тебе еще расскажу поподробнее о дирижаблях, Миша.

Данилов повернулся к Немову.

– Давайте поищем вход в подземные коммуникации, – кивнул Олег. – Судя по схеме, должен быть где-то здесь.

Они разбрелись по ангару, внимательно осматривая пол. Миша искал и параллельно вспоминал, как он крутил колеса велосипеда на ферме станции и мечтал о путешествиях. Возьмут ли его с собой сталкеры, или повторится история с экспедицией в бункер, когда он всеми правдами и неправдами ухитрился оказаться в их группе?

Люк Миша нашел в углу ангара, расчищая ногой поверхность от мусора.

– Кажется, здесь, – крикнул он товарищам, указывая себе под ноги.

Под люком обнаружился туннель, ведущий прямиком вниз. К стене была приделана на креплениях металлическая лестница, с первого взгляда не вызывавшая опасений. Немов подергал – вроде прочная. Каменный колодец терялся во мраке, луч фонаря не доставал до дна туннеля.

– Глубокий, – высказал вслух общую мысль Миша.

Немов задумчиво взглянул на карту.

– Если все верно, он нас выведет в горизонтальный подземный ход. Ну что, никто не передумал?

Если сомнения и были, вслух о них никто не сказал.

– Тогда вперед, – и Олег первый нырнул в черноту.

Руки скользили по железным перекладинам лестницы. Миша боялся рухнуть на головы товарищей, спускающихся ниже. Луч фонаря, закрепленный на поясе командира, метался по стенам, выхватывая кирпичную кладку вокруг. Казалось, этот колодец никогда не кончится. Мышцы уже начали деревенеть.

– Здесь пол, – очень кстати раздался снизу голос Немова.

Через минуту и Миша уже стоял, разминая напряженные ноги и руки.

Коридор был довольно широким и вел вдаль, насколько хватало глаз и света. Стены вокруг были из потрескавшегося кирпича – значит, туннель перед ними искусственного, рукотворного происхождения. Древние катакомбы. Миша смутно помнил, что Вильдер рассказывал какие-то легенды про старинные подземные ходы под Царицыно. Неужели это они?

Они медленно пошли вперед, готовые к любым неожиданностям. Вдоль коридора иногда попадались замурованные арки; что там за ними и почему их зацементировали в свое время, оставалось только гадать. Ход вел прямо, никуда не сворачивая. По полу из окаменевшей глины или земли идти было комфортно.

Кое-где из кирпичной кладки выступали массивные подгнившие деревянные бревна – видимо, балки, поддерживающие своды. Какие тайны скрывали от людей мрачные древние коридоры, какие дела вершились здесь? Некому было ответить на эти вопросы. Миша испытывал некое благоговение перед древними строителями, вручную выкопавшими туннели в толще земли – сколько же сил им понадобилось и как далеко распространяется паутина коридоров?

Они пару раз свернули, строго следуя карте. Внешне вокруг них ничего не менялось: пыльные кирпичные стены с балками и утрамбованный пол. «Тут тебе нет шпал, идешь себе ровно, спокойно и легко. Можно даже под ноги не глядеть» – так думал Миша, бодро вышагивая. Они шли уже довольно долго, и трудно было понять, сколько сейчас времени. Да и имело ли это значение? Каждый был погружен сейчас в свои мысли, каждому было о чем подумать.

Коридор как будто шел слегка под уклон – они все глубже спускались в недра древнего лабиринта. Но у них есть карта – путеводитель и маяк в одном лице. А потому смело можно было погружаться в глубины мрака. Наконец они достигли винтовой лестницы. Преодолев несколько десятков каменных ступеней, спиралью уходящих вниз, они застыли перед ржавой округлой решеткой.

Сверившись с картой, Немов кивнул:

– Нам туда.

Миша задумчиво потрогал прутья.

– И как мы туда попадем? – он схватил руками решетку и дернул на себя. К его удивлению, несколько прутьев подались и выскочили из своих пазов.

– Да ее легко выломать, – обернулся он к товарищам. – Она и держится-то с трудом.

Усилиями всех троих решетку быстро выломали. Высунувшись в проем, они увидели, что перед ними туннель, очень похожий на заброшенный коллектор, посередине которого неспешно тек какой-то мутный ручей. Немов еще раз взглянул на карту и первым спустился в туннель.

* * *

Они шли вдоль подземного ручья. Миша буквально чувствовал, как здесь воняет, несмотря на то, что они не снимали противогазы. Сталкеры старались идти вдоль стены, подальше от ручья. Хоть он и мелковат для крупной живности, лучше соблюдать осторожность. Временами на их пути попадались какие-то белесые зверьки, смахивающие на крыс – они в испуге бросались прочь. С метрошными крысами у них было мало общего – те были наглыми крупными тварями, редко уступающими дорогу. В воде резвились небольшие лягушки, выпрыгивая на берег и с удивлением провожая взглядом чужаков. Миша посматривал на них с неприязнью, встречу с их сородичем в туннеле к Алма-Атинской он еще хорошо помнил.

Прямо по курсу была яма. Ручей низвергался с обрыва и исчезал где-то там, в глубине. Доносился плеск воды – поток бился о преграды, шумел. Яма была похожа на небольшой разлом, трещину в земле метров пять шириной. Миша осторожно заглянул вниз, и на миг ему почудилось, что там есть что-то разумное. Воображение сыграло с ним шутку – показалось, что в темноте моргнул чудовищных размеров глаз. Он отпрянул, оглянулся на сталкеров. Немов внимательно изучал карту.

– Нам как раз здесь сворачивать, как удачно, – задумчиво сказал он, тыкая пальцем в листок.

Рядом в стене чернел лаз. Миша, оглядываясь через плечо на яму, последним забрался в боковой проход слева. Обошлось без происшествий. Лаз был наполовину завален мусором и битым кирпичом, валялись обломки каких-то железных орудий, смятый ржавый средневековый шлем. Миша не стал задерживаться и рассматривать, потому что сталкеры не выказали особого интереса и продолжали двигаться вперед. Лаз привел их в еще один узкий колодец. Снова люк на пути, и они очутились в очередном туннеле, который сразу напомнил Мише о его родных местах. Здесь также имелись рельсы и тюбинги. Но были и отличия, которые сразу бросились в глаза: рельсы утоплены в бетон, шпалы отсутствовали совсем. Из-за этого путь напоминал гладкую дорогу с двумя колеями.

Пока схема ни разу их не подвела. Да и сомнений в ее подлинности не возникало.

– Сделаем привал? – спросил Немов.

Миша пожал плечами. Он, конечно же, немного устал, хотя, по сравнению с приключениями в лесу на пути к бункеру, это путешествие казалось легким променадом. Вслух же сказал:

– Я могу идти. Быстрее домой доберемся.

– Все же передохнем маленько, Миша. Перекусим, сил наберемся – они никогда лишними не будут.

Свет зловеще отражался в беловатых сталактитах, напоминая Мише окаменевшие слезы. Здесь было неуютно и сыро. Парень не сказал больше ни слова – лишь привалился к стене напротив Немова с Даниловым и прикрыл глаза.

– Помню, как я впервые с отцом спустился в метро, – подал голос Немов. – Как же я тогда испугался: вокруг толпы людей, все шумит, движется, поезда несутся. Всю дорогу ревел, а папа меня успокаивал, – усмехнулся Олег. – А теперь мы живем в метро. Отец сказал тогда одну вещь: зачастую мы – заложники всего того, что сами и создали. И в какой-то момент это выходит из-под контроля, то есть не мы управляем тем, что нагородили, а совсем наоборот. Так и случилось позже. Люди уже не смогли остановиться, хотя и понимали, что к гибели своей идут.

– Вам хорошо, а у меня и отца-то не было, – тихо сказал Миша.

Данилов внимательно посмотрел на него.

– А что ты знаешь о нем, что рассказывала тебе мама? – Иван не до конца сумел скрыть волнение в голосе.

Миша пожал плечами.

– Немного рассказывала. Знаю, что врачом был, не спасся в момент Катастрофы. Это практически все, ну, еще кое-какие отрывки. И фотографию видел, вот.

– Какую фотографию? – встрепенулся Данилов.

– Да там и видно только спину отца. Вот она, – Миша протянул Ивану потрепанную фотографию, которую выудил из-за пазухи.

Данилов внимательно всмотрелся в фотку. Он сразу узнал ее, она говорила Ване намного больше, чем могло показаться на первый взгляд. За кадром остался фотограф-Данилов, поймавший в объектив своего лучшего друга и девушку. Любимую девушку, которая предпочла другого. Он с еле слышным вздохом вернул фотокарточку Мише.

– Уверен, что он был хорошим человеком, – пытаясь приободрить парня, сказал Данилов. – И гордился бы тобой.

В молчании перекусили остатками того, что брали в дорогу. Посидели еще немного, а затем принялись собираться.

* * *

Они шагали по туннелю. Впереди – Немов, за ним – Данилов с Мишей. Нижние части стен были очерчены темно-красной краской, тут и там встречались таблички с разными надписями: «Стой, стреляют» или напутствие каким-то «Воинам командного пункта». Попадались и комнаты жизнеобеспечения. Все они были заполнены причудливыми переплетениями труб разных цветов. В больших стеклянных закрытых банках стояли запасы не то кислоты, не то щелочи.

Вдоль туннеля тянулись десятки кабелей, многие из которых были оборваны. Наткнулись они и на электровоз с одним пассажирским вагоном в туннеле. Он был брошен здесь давно и, очевидно, уже пришел в негодность, заржавев от сырости. А на месте машиниста сидел скелет с лоскутами одежды, пустыми глазницами бессмысленно всматриваясь вперед. Что заставило его навсегда остановиться в неприветливом туннеле, а главное – не покидать кабину, было загадкой. Может, сердечный приступ настиг или еще что.

– А для чего нужно Метро-2? – спросил Миша.

– Для перемещения «непростых» смертных, – улыбнувшись, ответил Данилов. – Его еще Д-6 называют. Видишь ли, Миша, время было сложное, мир на грани войны был. Вот и создавались удобные и незаметные пути отхода и спасения. За многие годы здесь создали самый настоящий подземный город. И метро это простирается далеко за пределы Москвы – по крайней мере так говорили. На протяжении десятилетий все было готово к автономному существованию избранных людей.

– А куда туннели ведут?

– Ну, говорили, что они соединяли между собой все важнейшие правительственные здания, резиденции наших вождей, Кремль, правительственный аэропорт. Эта ветка, по которой мы сейчас шагаем, по легенде, ведет на юг, будто бы в запасной командный пункт Генштаба и к аэропорту «Домодедово». Ну ты понимаешь, нас, простых обывателей, мало кто информировал.

– Как-то не по себе здесь, атмосфера давящая, – задумчиво сказал Миша.

Из туннеля, следуя карте, они свернули в боковое ответвление, миновали пару пустых помещений и остановились в маленькой комнатке, из которой можно было попасть в вертикальную шахту. Наверх, вокруг шахты, уходила ржавая железная лестница.

– Судя по карте, нам туда, – Немов задумчиво поглядел ввысь.

По стенам шахты лились тоненькие ручейки, образуя причудливые узоры. Краска на стенах местами облезла от сырости. От верхней площадки лестницы вел коридор. Проделав достаточно длинный путь по нему, они попали в небольшое помещение, в углу была еще одна вертикальная лестница, ведущая к квадратному железному люку в потолке.

– Почти у цели, – коротко сказал Немов, берясь за поручни.

* * *

Лестница привела в тесную каморку, сквозь решетчатую дверь которой просматривался длинный узкий коридор. Прямо за дверью, обхватив руками прутья, лежал высохший человек-скелет.

– Судя по схеме, мы уже в бомбоубежище. Отсюда до вестибюля Орехово пять минут по поверхности, – негромко сказал Немов. – Думаю, здесь вряд ли кто живет. Иначе убрали бы его, – он показал на мертвого человека перед ними. – Здесь либо никого в живых давно нет, либо дрянь какая-нибудь поселилась, поэтому будьте осторожнее.

Миша вытащил «Макаров» и стиснул рукоять покрепче. Они тихонько отворили дверь и, подсвечивая фонарем, выглянули в проход – узкий длинный коридор с низким потолком, под которым оказалось сплетение труб. Осторожно миновали ряд дверей с табличками: «Ввод водопровода», «Дизельная электрическая станция», «Помещение баков запаса воды», «Тепловой пункт», «Венткамера». За дверями не оказалось ничего путного, все давно износилось, вышло из строя, пришло в негодность.

В одной из комнат нашелся второй скелет. Он сидел за столом в одежде. Рядом, на полу, валялось охотничье ружье. Не возникало никаких сомнений, что произошло с этим человеком много лет назад, поскольку в затылке черепа зияла огромная дырка с иззубренными краями. От отчаяния он наверняка покончил с собой, сунув дуло себе в рот и выстрелив. Укрепляло догадку и давно засохшее пятно, черневшее на стене за головой несчастного.

В бомбоубежище не оказалось ничего полезного – сплошной мусор и рухлядь. Да и не предназначено оно было для длительного проживания. Хотелось поскорее покинуть его, слишком остро здесь ощущались безысходность и смерть. А всему виной тот покончивший с собой несчастный человек.

В конце коридора они уперлись в дверь с затвором.

– Оказывается, с нами рядом было убежище, – задумчиво сказал Миша. – Интересно, у нас знали?

– Ну даже если и знали, оно ведь изнутри заперто, – сказал Немов, разглядывая герму. – Таких убежищ, Миша, в Москве полно – под жилыми домами, предприятиями, школами, детсадами. Но то, что этот бомбарь связан с Д-6 и, в свою очередь, с войсковой частью – большая удача для нас. Знать бы об этом раньше, – горько добавил он.

Олег потрогал дверь, кое-где покрытую ржавчиной.

– Последний рывок, – обернувшись к Данилову и Мише, сказал Немов и крутанул колесо гермозатвора. Дверь подалась на удивление легко, за ней обнаружилась лестница, а дальше угадывалось затянутое тучами ночное небо.

Глава 14 Подготовка

Вернувшуюся группу встретили ликованием, а хорошие новости – с нескрываемым оптимизмом. О погибших погрустили, вспомнили добрым словом, но забот о живых никто не отменял. Новость о том, что бункер существует и там можно достать необходимые запчасти, детали, оружие, костюмы химзащиты и многое другое, взбудоражила население. А то, что есть относительно безопасный туннель до войсковой части, обрадовало многих.

Василий Петрович был очень рад, что со сталкерами вернулся и Миша – он уже думал, что парень безвозвратно исчез, погиб где-то наверху. Он крепко и уважительно пожал юному сталкеру руку, выслушал вкратце все приключения и похлопал Мишу по спине:

– Ну ты даешь, упрямец, добился ведь своего, хоть я и не разрешал. Заматерел.

Немов особо отметил парня:

– Знатный из него сталкер выйдет, Василий Петрович.

– Да я уже понял, теперь точно на станции удержать не получится.

Сталкеры остались в комендантской обсуждать дальнейшие действия, а Миша отправился к Игорю Владимировичу. На пути попался сонный Колька, выскочивший из палатки, он тоже был рад видеть товарища невредимым.

– Ну что, много мутантов положил? Давай рассказывай, да все с самого начала.

– Немного, – улыбнулся Миша. – Больше удирали, чем воевали с ними. Я все расскажу, обязательно, только дай сначала Игоря Владимировича повидать.

– Зайдешь потом ко мне? У меня выходной сегодня, так что я свободен.

– Зайду, – пообещал Миша.

Игорь Владимирович спал – пока продолжалась ночь, утро еще не наступило. Парень осторожно пробрался в палатку и устроился в ногах старика, стараясь не разбудить его, и сам не заметил, как прикорнул, задумавшись – сказалась накопленная усталость. И снилось ему, что он стоит за штурвалом дирижабля, вглядываясь в неведомые дали, пока сам Игорь Владимирович не растормошил Мишу. Старик крепко прижал к себе парня и долго не отпускал.

– Знаешь, Миша, не простил бы я себе, если бы ты не вернулся. Сколько всего я передумал за эти дни, клял себя за то, что своими руками толкнул тебя в пасть смерти, билет вручил в один конец. Как же я рад тебя видеть целехоньким!

– Игорь Владимирович, мне бы водички, в горле пересохло, у вас нет?

– Щас-щас, – засуетился старик, – обожди немного, чай сделаю. Не голодный?

Миша помотал головой.

Через пятнадцать минут они уже пили горячий напиток, морщась и обжигаясь. А Миша рассказывал о своих приключениях, не утаивая ничего. Игорь Владимирович только охал в ответ и качал головой.

Так прошел не один час. У Миши было чем поделиться со стариком, даром что всего несколько дней отсутствовал. Тут тебе и путешествие по Царицынскому лесу, и дворец, и антенное поле, и затерянный бункер, и Пал Палыч, и предательство Вильдера, и дирижабль в ангаре, и, наконец, Метро-2 с бомбоубежищем. Для парня этот поход стал сродни путешествиям первооткрывателей в далеком прошлом, изменил и закалил его. С каким же воодушевлением и восторгом рассказывал он об испытаниях, выпавших на долю группы! Рассказывал – и переживал все заново, рассуждал, хмурился, улыбался. А Игорь Владимирович слушал, замерев, и поражался воле парня. Такой не пропадет, не перемолола его судьба, в живых оставила, воспитала. И становилось понятно, что Миша – в начале своего большого пути.

День пролетел быстро – в разговорах, рассказах. Сначала Игорю Владимировичу, потом – Кольке, ну а затем и остальным жителям станции – всем хотелось послушать, что творится там, дальше, во что превратились их родные места, какие опасности таятся в дебрях леса. Посмеиваясь, наблюдал за этим Немов – его немногие решались расспрашивать, слишком грозным казался сталкер со стороны, к тому же чужаком все же был здесь. К чести своей, Миша практически не приукрасил их похождения, правдиво излагая события последних дней.

* * *

Через день после возвращения снарядили первый караван, с ним отправились Немов, Данилов и Миша. К счастью, обошлось без потерь. Вернулись с запчастями для сломанного дизельного генератора. С этого момента на станции вновь появилось электрическое освещение. Жизнь у ореховцев постепенно налаживалась, появилось снаряжение для вылазок, оружие и боеприпасы. Караваны связали войсковую часть со станциями. На лицах людей можно было чаще заметить улыбки. Успех воодушевил их, жить стало хоть немного, но легче. Теперь можно было расширить фермы благодаря электричеству, привести в порядок станцию и служебные помещения. Дел невпроворот, но дела нужные, важные и приятные. Столько лет терпели, а тут долгожданное улучшение жилищных условий. Участвовали все – от мала до велика. Людьми двигали надежда и вера в лучшее будущее.

Параллельно Данилов занимался подготовкой дирижабля к полету, в этом ему время от времени помогали Миша и другие жители Орехово. Иван попутно просвещал Мишу, учил азам летного дела, объяснял основные принципы. Данилов находил в этом даже какое-то удовольствие – ему нравилось отвечать на вопросы парня, видеть восхищение и уважение в глазах Миши.

За это непродолжительное время парень узнал для себя много нового, и пусть не все для него было понятным, но он учился, запоминал, старался охватить как можно больше. Видя, что Данилов охотно идет на контакт, Миша не стеснялся его расспрашивать.

Как рассказал парню Данилов, каркас дирижабля был изготовлен из алюминиевых труб и полосок, остов обтянут материей, в которой находилось несколько баллонов, заполняемых гелием. Именно благодаря наличию жесткого каркаса форма дирижабля сохранилась неизменной и была возможной его дальнейшая эксплуатация. Оболочка же была сделана из полотна, покрытого алюминиевой краской.

– Пусть дирижабли понемногу и ушли в тень, а на смену им пришли самолеты и вертолеты, – рассказывал Данилов Мише, – они все же безопаснее своих собратьев. Если у самолета или вертолета выходили из строя двигатели, практически всегда это приводило к гибели экипажа и пассажиров. А дирижабль при поломке имеет все шансы безопасно сесть на землю, его можно посадить с помощью механики, как воздушный шар. Как понимаешь, и расход топлива у него меньше, дешевле обходится и постройка, и эксплуатация. Не буду рассказывать всех тонкостей, но преимущество дирижабля заключается еще и в том, что в воздухе он держится за счет архимедовой силы. Тут такая штука – допустим, ты загрузил дирижабль чем-то, в процессе последующей разгрузки необходимо уравновешивать балластом, в этом и заключается принцип архимедовой силы, когда дирижабль начинает «тащить» вверх. То есть аппарат сильно зависит от загрузки. Тут все просто, Миш. Из-за расхода топлива во время полета дирижабль постепенно становится легче, приходится до приземления выпускать понемногу гелий.

– Почему же тогда при всех преимуществах их заменили вертолеты и самолеты?

– Скорость, Миша. Вот главная причина. Маневренность тоже важна. Для гражданских целей куда ни шло, но во время войны дирижабль становился отличной мишенью, особенно в условиях стремительно развивавшейся артиллерии и противовоздушной обороны. Так что минусы у него тоже есть. Ну и инфраструктура нужна – эллинги, то есть, по-нашему – ангары, вот как этот, – Иван обвел рукой помещение, в котором они находились, – без наземной команды, мачт для швартовки тоже не обойтись.

Данилов наклонился, провел рукой по обшивке кабины.

– Не скучно? – улыбнулся он, взглянув на Мишу.

– Наоборот, – поспешил заверить тот, – интересно. Мне больше никто такого не расскажет.

Данилов кивнул.

– Помнишь, ты, когда первый раз дирижабль увидел, удивился, что он такой большой. Так вот, его размеры – это тоже одно из слабых мест. Из-за них есть ограничения по допустимым погодным условиям. В воздухе дирижабль чувствует себя хорошо, а вот у земли – сложности. Он-то, конечно, может сесть на землю, но если его не завести потом в эллинг, даже не очень сильный ветер может сорвать его с места. Ну а при сильном ветре лучше держать его в закрытом помещении. Неблагоприятная погода сопровождается понижением давления, а это, помимо увеличения нагрузки на дирижабль, одновременно понижает его летучесть, уменьшает подъемную силу газа. Зато на дирижабле можно вертикально взлетать и садиться, полосы для разгона не нужно. И приземлиться даже посреди лесного массива. Такие случаи бывали. Правда, потом приходилось по деревьям до земли спускаться.

Миша кивнул.

– Ну и, конечно, хорошо, что не зима сейчас. Когда холодно – сложнее, – немного помолчав, добавил Данилов.

– Почему сложнее?

– Обледенение дирижабля увеличивает его вес и тянет к земле. Форма дирижабля меняется, все это ухудшает управляемость, нарушается баланс. А мелкие кусочки льда могут даже порвать оболочку. Бороться с этим непросто. Сейчас уже не достанешь спецсредства, чтобы ткань обработать.

Пытался Данилов и объяснить в общих чертах, как работают двигатели, но с этим дело обстояло сложнее – ну что можно требовать с парня, который до этого момента не сталкивался с механизмом сложнее велосипеда.

Два мотора крепились к корпусу кабины на жесткой подвеске. Моторы помещались в машинных кабинах, прилегающих к корпусу кабины, рули управлялись из пилотской гондолы. На носу дирижабля имелось специальное причальное приспособление, с помощью которого можно было пришвартоваться к мачте или столбу. На крайний случай сошло бы и дерево, только не сильно разросшееся. Запасные части для моторов, дизельное топливо в специальных баках и гайдропы (так Данилов именовал канаты для причаливания) решено было сложить в задней части кабины.

– У этой машинки даже автопилот имеется, правда, вся электроника давно из строя вышла, – почти нежно приговаривал Данилов, копошась во внутренностях летательного аппарата. Рядом стоял Миша с набором инструментов, готовый помочь в любую секунду.

На стекла кабины приклеили солнцезащитную пленку, которую нашли в одном из магазинчиков на поверхности – передвигаться предстояло днем, так как ориентирование на местности можно было осуществить только в светлое время суток, по положению солнца и рельефу – компас был бесполезен, ведь магнитный полюс земли явно сместился после Катастрофы.

К кабине по бокам приварили два пулемета: никогда не знаешь, откуда следует ожидать опасности в новом мире, а отправляться незащищенными не хотелось. На нос кабины приделали прожектор на всякий случай – ничего нельзя было исключать.

В общем, за время, проведенное в компании с Даниловым, знания Миши значительно пополнились. Ну а Данилов выяснил для себя, что ему всю жизнь не хватало рядом человека, который будет с неподдельным уважением и восхищением слушать его. Он по-прежнему даже в мыслях тщательно старался избегать слова «сын», но что-то в нем изменилось, хотя он до сих пор считал родственные отношения в суровом постъядерном мире обузой для любого.

* * *

Шея и спина затекли от долгого лежания. Жара уже спала, солнце закатилось за горизонт, а Вильдер все лежал в своем убежище под днищем ржавого автомобиля. В голове ползали мутные мысли, словно дождевые червяки в сырой земле. Они шевелились, копошились, но клубок никак не распутывался, и на душе от этого было мерзко. Чувство, будто в нее наплевали, не покидало Сергея. Ясно было лишь одно: виноваты в том, что он, скрючившись, валяется сейчас здесь, да и вообще в его бедственном положении изгоя все люди, с которыми его сводила судьба в последние годы. Они довели его до такого состояния, отобрали все самое дорогое, что у него было, но на этом не остановились, а планомерно расшатывали почву под ногами, пока окончательно не добились своего, унизив и практически уничтожив Вильдера. Но пока сердце трепыхается в его груди, Сергей поклялся, что жестоко отомстит им всем, заставит мерзких людишек страдать, а сам будет упиваться их болью.

Вдруг ему пришла в голову одна идея. Даже показалось, что идея не его собственная, а навязанная кем-то или чем-то извне, но от этого она не теряла своей привлекательности. Будто лес нашептал ему, как надо действовать дальше. На миг прохладный ветерок ворвался в его убежище и приятно обласкал Вильдера, приводя в порядок мысли и возвращая им стройность. Вместе с ветерком и пришла идея.

А потом появились Немов, Данилов и Миша: они пробирались по плацу, подсвечивая себе путь фонарем. По-видимому, они и не пытались искать Сергея, потому что целенаправленно двинулись к ангару, но вдруг замерли на полпути. Обзору Вильдера мешала какая-то жестянка, и ему пришлось выползти из своего укрытия, чтобы разглядеть получше. Все еще оставаясь невидимым, прикрываясь корпусом ржавой машины, он в отблесках фонаря Немова сумел разглядеть, что являлось препятствием. Там, пересекая плац, текла стройная волна милых созданий леса, меняя очертания, колеблясь, направляясь куда-то вдаль. И все бы ничего, но кто-то из кучки людей зашумел – то ли запнулся обо что-то, то ли уронил, и в звуки ночи вклинился металлический звук. Тотчас же зверушки, как по команде, развернулись и приготовились атаковать нарушителей их спокойствия.

События разворачивались стремительно, впору было запасаться попкорном и занимать лучшие места. Сергей предвкушал жуткую смерть сталкеров, но все получилось иначе. Группа забаррикадировалась на крыше казармы и оттуда нанесла решающий удар. Вильдер фактически ощущал боль каждой отдельной свинки. Он не понимал, откуда у людей берется такая ненависть к истинным хозяевам поверхности, зачем нужно уничтожать этих прекрасных созданий леса, что встречаются на пути. Пахло паленым, запах напомнил, как однажды в деревне у бабушки с дедушкой он видел, как коптили поросенка, и по двору тогда разносился похожий аромат. На Сергея накатила тошнота, но желудок был пустым, и спазмы доставили неприятные ощущения, а во рту чувствовался горький привкус желчи. Вильдер вытер тыльной стороной ладони рот и взглянул на крышу. Сталкеров там уже не было, он заметил их уже почти возле ангара. Прошла пара минут, и они, отомкнув замок, исчезли в здании.

Как ни странно, Сергея сейчас совсем не волновал Миша, которого он уже один раз спас от неминуемой смерти. Погибнет он или нет, было все равно. Жажда отомстить за свою загубленную жизнь и защитить лес от наглого вторжения людей полностью овладела им, отбросив другие мысли прочь.

Но перед этим предстояло еще кое-что забрать из одного тайника. Вильдер не предполагал, что ему однажды это понадобится, но на всякий случай устроил схрон в котельной неподалеку. Сейчас можно было пересекать плац, почти не таясь. Но все же небольшие меры предосторожности Сергей принял, решив сделать небольшой крюк, а не отправиться по прямой – на открытой местности при свете луны его все же можно заметить.

Через пятнадцать минут он уже стоял перед входом в небольшую котельную с одинокой трубой над ней. Дымоходная труба уже давно облезла и потеряла свой цвет, но все так же неприступно возвышалась над войсковой частью. Не обломали ее ни ветра, ни дожди, ни время. Окна с осколками стекол щерились на гостя, неприветливо взирая перекошенными рамами. Вильдер толкнул дверь и вошел внутрь.

Мало что изменилось с его последнего визита сюда, разве что мусора стало больше – ветер нанес через дырявые проемы окон. Вокруг – бесчисленные ржавые трубы, вентили, вышедшие из строя датчики, вытяжная вентиляция. Он миновал несколько котлов и остановился перед тем, что находился в углу. С виду такой же, как и остальные, этот хранил в себе одну вещь, давным-давно спрятанную здесь. Ну или должен был хранить, все же много лет прошло. Корпус котла из сваренных стальных листов как нельзя лучше подходил для тайника – и сырость не доберется, и посторонние вряд ли заглянут. Да и не было посторонних, а Царицынским тварям котельная не интересна, слишком тесно здесь. Цилиндр котла даже спустя столько лет сохранился в хорошем состоянии – умели ведь делать на совесть. Вильдер склонился к смотровому люку и не без труда раскрыл дверки, скрывающие доступ внутрь.

Заначка была на месте. Сергей выудил небольшой рюкзачок, взвесил на руке – килограмма два-три, не больше. Затем поспешно расстегнул молнию, проверил. Там, в промасленных тряпках, было завернуто то, ради чего он сюда и притащился. С виду все в полном порядке, по крайней мере на дилетантский взгляд Вильдера. Ну, скоро он это проверит.

А сейчас надо было хорошо отдохнуть, торопиться ему некуда – сталкеры никуда не денутся. Даже в самом лучшем случае привести в порядок дирижабль, если он вообще в рабочем состоянии, займет несколько дней. К тому же без дополнительной помощи Данилову не обойтись, а это значит – им надо возвращаться обратно. В общем, время было. А чтобы действовать дальше, нужны силы. Сергей забрался в самый угол котельной, и там, за непонятными агрегатами, впервые за долгое время его сморил спокойный и практически безмятежный сон, как будто и не было за плечами всех испытаний и лишений.

* * *

Спал он, вероятно, очень долго – больше суток, поэтому был вынужден пропустить и следующий день, а выдвинуться в ночь. Но судьба распорядилась иначе. Мучимый жаждой и голодом, перед запланированным выходом он сделал небольшую вылазку в лес, набрал воды в роднике, бившем из земли, и насобирал каких-то ягод, на вкус оказавшихся очень даже ничего. На обратном пути в котельную Сергей очень неудачно поскользнулся и вывихнул лодыжку. С большим трудом дополз он до своего временного пристанища.

Следующие дни он провалялся, терзаемый болью, нога опухла, но ворочать стопой он мог, значит, перелома избежать удалось – скорее всего, растянул связки. Медикаментов под рукой не было, все, что он смог сделать – наложить тугую повязку, поэтому приходилось ждать, когда он снова сможет опираться на ногу. В эти дни он страдал от вынужденного безделья, боялся опоздать со своей миссией. Наконец, настало время, когда он смог передвигаться. Нога болела уже не так сильно, и Вильдер, не откладывая больше, решил выступать.

Ночь была прохладной и свежей. Если бы не ноющая боль в лодыжке, путь был бы даже приятным, но сейчас приходилось идти медленно, насколько позволяла больная нога. Лес, как всегда, жил своей жизнью – шептал, шелестел, скрипел. На пути Вильдера попались грибы странного вида, немного светящиеся во тьме, и Сергей, повинуясь внезапному импульсу, съел один. После этого наступать на ногу стало немного легче, боль затуманилась, отступила. Лес стал помощником и целителем – это значит, что Вильдер на верном пути. Вскоре Сергей набрел на почти заросшую дорожку, идти стало проще. Это также означало, что он уже в той части парка, которая была раньше благоустроенной. Значит, до метро Царицыно не так уж далеко. Как-то давно он уже проделывал этот путь, когда думал, что навсегда покинул бункер, отправившись на встречу со смертью. История повторялась, только сейчас у него была другая цель, к которой Вильдер приближался с каждым шагом.

Сколько же времени он проводил здесь, в Царицынском парке, будучи молодым? Они часто гуляли с Наташей по его извилистым дорожкам, вдыхали чистый воздух, любовались пейзажем, кормили уток у пруда. Почти каждую неделю удавалось выбраться сюда, благо жили они неподалеку. Тоска вдруг сжала сердце, а неясные тени слонялись вокруг, казалось, протяни руку – и нащупаешь мохнатый загривок или гладкую кожу чудного создания. До Вильдера доносились протяжные вздохи, в кустах кто-то шевелился, но он почти не обращал на это внимания. Лес и его обитатели были его союзниками.

Справа показался голый склон, практически без деревьев. На вершине еще сохранилось приземистое кирпичное строение – одно из тех, что были раскиданы по Царицынскому парку. Назывались они раньше павильонами и служили скорее для декора. Арка с колоннами, статуями и примыкающими к ней по бокам небольшими помещениями с окнами выглядела практически целой. Вильдер уже забыл название павильона за эти годы – на языке крутилось что-то, связанное со словом «милый», но он так и не вспомнил.

Зато вспомнил другое. Неожиданно память подсуетилась и извлекла из закоулков картинку. Был чудесный вечер, и они катались на автомобильной шине здесь, на зимнем склоне. Звенел голос Наташи, искря заразительными переливами смеха, шутил Ваня, было здорово и хорошо на душе. Тогда они только познакомились с девушкой, Сергей был очарован ею и влюблен, и жизнь казалась ему такой прекрасной. Вильдер прогнал воспоминание, ему не место в голове – только нарушает стройность мыслей и уводит от задуманного. А ему нужно собраться, а не сентиментальничать.

Впереди появился Царицынский пруд, Сергей свернул налево – по этой стороне он быстрее доберется до станции. На другом берегу величественно раскинулся дворец. А ведь не так много времени прошло с тех пор, как он спас Мишу от гибели, вовремя оказавшись в нужном месте, стащив парня с подоконника. Сильный ментал там засел. До Вильдера доходили волны чего-то чуждого, противоестественного, но угрозы не было – он лишь изучал Сергея, прощупывал, поэтому за маршрут можно было не волноваться. В воде что-то плескалось, но в темноте сложно было разглядеть – лишь рябь да расходящиеся в стороны круги говорили о том, что там кто-то есть. Один раз на дорожку перед Сергеем из воды выползли какие-то щупальца, но тут же убрались обратно, больше не препятствуя. Двигаться вдоль воды было приятно, луна прочертила дорожку на рябой поверхности и словно подсвечивала путь Сергея, указывая, куда ему идти.

Когда-то здесь, посреди озера, на площадке, к которой вели мостики, был чудесный поющий фонтан, переливающийся разноцветными огнями. В сумерках он выглядел особенно красиво, привлекая гостей и жителей столицы. В жаркую погоду было в радость стоять вдоль бортиков, подставляя лицо мелких брызгам – непередаваемое ощущение, которого сейчас очень не хватало. Но все это тоже в далеком прошлом.

Вскоре дворец остался позади, Вильдер свернул на аллею, ведущую к главному входу в парк, прошелся по брусчатке, миновал арку и вышел на асфальтированную дорогу, изрезанную глубокими трещинами. Отсюда до метро было рукой подать. Наземного вестибюля станция Царицыно не имела, попасть в нее можно было через один из подземных переходов. «Лишь бы не были обвалены», – подумал Вильдер. Существовал еще вариант попасть на станцию через вентиляционную шахту, но это сложнее осуществить. Сергей поправил съехавшие лямки рюкзака и направился к переходу.

* * *

Теперь у Миши было полное снаряжение – «химза» и личное оружие, взятое из войсковой части. Все, что нужно для сталкера. Теперь ему не нужно выпрашивать разрешение на вылазку у Василия Петровича, достаточно просто согласовать с ним выход. Он чувствовал, что после опасного мероприятия его жизнь изменилась, круто свернула в более широкий и просторный туннель. С момента возвращения он ни разу не появился на фермах – копаться в земле было скучно, хотя и необходимо. Мишу манили просторы, приключения, тайники, опасности, наконец. И даже не пугали разговоры о том, что век сталкера недолог – зато ярок, а это лучше медленного угасания на станции.

Миша все не мог расстаться со своей навязчивой идеей – увидеть дом, где жили его родители. И однажды он опять решил попробовать воплотить эту мечту в жизнь. И ход есть – через вентшахту в туннеле, о которой знают немногие. Это чтобы избежать лишних вопросов, куда он направляется. А парню очень хотелось пойти в одиночку, наедине со своими мыслями и размышлениями. Сейчас предстоящая вылазка уже не казалась ему чем-то неосуществимым и очень опасным. Выход он наметил на предстоящую ночь.

Вечер Миша решил скоротать, валяясь в своей палатке и размышляя. Дирижабль был практически готов к полету. Остались последние штрихи – Данилов сможет справиться и в одиночку. Иван как раз остался в ангаре, не вернулся с последним караваном. То есть уже завтра-послезавтра можно наполнять дирижабль гелием – и вперед, к новым горизонтам. Сталкерам наверняка понадобится команда, учитывая, что их осталось всего двое. Разговоров об этом еще не было, но Миша очень рассчитывал попасть на борт: лучшей возможности повидать мир в настоящее время не было, а жажда приключений жила в сердце, тянула его в неизведанное.

Миша еле дождался, пока все улягутся спать. Собраться было делом пяти минут. И вот он снова карабкался по узкому лазу наверх, через комнату с вентиляторами и дальше, пока не выбрался из шахты теплосети неподалеку от павильона станции Орехово. Миша окинул взглядом окрестности – вроде бы тихо. Он помнил, что ему нужен ближайший к метро дом – тот находился всего в двухстах метрах. К нему парень и направился, пригибаясь к земле и стараясь, чтобы постоянно между ним и лесом, подступавшим прямо к дороге, находилось какое-нибудь препятствие: каркас автомобиля, киоск или просто груда мусора.

Так случилось, что за очередным полусгнившим автомобилем его поджидала неприятность. До дома оставался какой-то десяток метров, как вдруг на его пути неожиданно выросла тварь из Царицыно. Миша сразу отметил сходство с тем кошачьим созданием, встретившимся ему в самый первый выход на поверхность: та же короткая черная шерсть, мотающийся из стороны в сторону хвост, раздувающиеся ноздри и внимательно разглядывающие жертву красные зрачки. На лапах огромные когти. Миша вспомнил, с какой легкостью они распороли химзу в прошлый раз и как долго болело после этого располосованное плечо. Эта особь была как будто даже крупнее той, что повстречалась тогда.

– Ну, здравствуй, – недобро сказал Миша, перехватывая автомат поудобнее. Сейчас он был готов к встрече.

В ответ животное фыркнуло, зашипело и пригнуло уши.

– Хорошая кошечка.

Тварь не приняла комплимент, а лишь недовольно заурчала, высунулся и исчез острый язык. Она явно не собиралась уступать дорогу и не прочь была полакомиться человеком. Выстрелить Миша не успел, он лишь вскинул автомат, и челюсти животного сомкнулись на стволе. Всем своим весом тварь навалилась на парня, пригвоздив его к земле. Миша выдернул автомат из пасти и воткнул ствол что есть силы в глаз огромной кошке. Та завыла, замолотила лапами. Миша с трудом увернулся от тяжелых, усеянных острыми когтями-ножами конечностей создания, отпрыгнул в сторону – зубы кошки схватили пустоту. Она завыла, прыгнула, приземлившись на ржавый капот стоящего рядом автомобиля. Старое железо затрещало, прогнулось под ее весом. Кошка ощерилась, уцелевший глаз уставился на Мишу. Парень выхватил пистолет и выстрелил два раза. Вторая пуля настигла цель как раз вовремя. Свинец попал в заднюю лапу, и от этого прыжок у твари не получился, она кувыркнулась с капота в пыль, вскочила, припадая на одну лапу.

«Уже хорошо, главного преимущества – реакции и скорости – лишил». С удивительным спокойствием Миша подошел на несколько шагов ближе. Раздались еще три выстрела, к счастью, у создания не было панциря или ороговевшей кожи – пули без труда входили в мягкую плоть. Последняя пуля пришлась прямо в лоб. А затем Миша испытал какое-то удивительное чувство – словно проснулся первобытный инстинкт охотника, одержавшего верх над диким животным. Не понимая до конца, зачем он это делает, парень водрузил ногу на поверженного врага и оглядел окрестности с высоко поднятой головой, как бы показывая остальному миру, кто остается хозяином на земле. Некому было принять его вызов – больше хищников рядом не наблюдалось.

Схватка вселила еще больше уверенности в Мишу. Но не стоило забывать и о главной цели. Он направился дальше, к обшарпанной многоэтажке. Попутно воскресил в памяти фотографию, сверил с табличкой, чудом уцелевшей на стене дома. Это было то самое строение с адресом: Шипиловский проезд, 41. Родной дом его родителей. Металлическая входная дверь была сорвана и валялась рядом. Миша осторожно посветил фонарем в темноту подъезда. Спокойно, никакого видимого движения. В луче фонаря столбом стояла пыль. Пылинки застыли, словно на снимке фотографа. Парень постоял с минуту и нырнул в жерло подъезда.

И тут Миша совсем растерялся. Ведь он не знает, ни на каком этаже жили родители, ни номера квартиры. Не сможет он узнать родную обитель и по обстановке, так как никогда не видел ее в глаза. Раньше эта мысль как-то не приходила парню в голову. Что же ему дальше делать? Разворачиваться и возвращаться обратно, когда вот она, цель, рядом, такая близкая и такая недостижимая? Миша нерешительно переминался на месте. «Ну, загляну в несколько квартир», – решил он. – «Может быть, хоть чего полезного найду, раз добрался сюда».

Квартиры на нижних этажах были обнесены подчистую, за двадцать лет сюда наведывались не раз – поживиться чем-то полезным. В них все было перевернуто вверх дном, повсеместно – беспорядок. Миша поворошил ногой тряпье, битую посуду, прошелся по комнатам. Под ногами похрустывали осколки, шуршала бумага, поскрипывали полы. Было видно, что здесь нельзя найти решительно ничего полезного. На третьем этаже в одной из квартир Миша наткнулся на множество разбросанных по полу детских игрушек. Он повертел в руках разные машинки и самолетики, перебрал фигурки человечков и с грустью подумал, что нормального детства у них на станции ни у кого не было. Его отняли, даже не спросив. Выдрали из жизни, словно и не было такого понятия, как детство. Сейчас Миша даже завидовал бывшим обитателям этой многоэтажки – они видели своих родителей, могли свободно ходить по земле, они часто смеялись и не задумывались, что может быть иная жизнь, больше похожая на выживание.

На этажах выше четвертого беспорядка было поменьше. В одной из квартир весь пол был измазан чем-то скользким и влажным. В свете фонаря он блестел и отливал зеленоватым. Скоро обнаружилась и причина: в ванной комнате возлежал студенистый слизень немаленьких размеров. Он не проявил к Мише никакого интереса, может, находился в спячке. И парень решил не тревожить его, а убраться подальше отсюда.

Миша осторожно прикрыл дверь и поднялся на несколько этажей сразу. Выходит, дома не такие уж необитаемые. Может, еще и поэтому верхние этажи были меньше разворованы – новые обитатели отпугивали особо ретивых. Возможно, тот студенистый слизень и безопасен, но проверять не хотелось. Во всяком случае, чем-то он все же питается.

Очень осторожно Миша бродил по верхним этажам, но больше ему никто не повстречался на пути. Найти среди множества квартир ту единственную, где жили его родители, было практически невозможно – Миша это понял и смирился. Единственная зацепка – найти фотографию с мамой, но за двадцать лет они наверняка выцвели или отсырели. Мише так и не попалось ничего, что хоть немного напоминало бы родителей.

С верхних этажей открывался удивительный вид. Миша осторожно подошел к окну. Голова кружилась, и парень старался смотреть не вниз, а вдаль, на мертвый город. Впереди раскинулся темный массив Царицынского леса, где они повстречали жутковатых тварей, от которых пришлось отбиваться с боем и потерями. Деревья еле заметно покачивались в такт легкому ветерку. Отсюда казалось, что они живые. Море скрюченных деревьев, волнующихся и царапающих друг друга своими ветвями. При свете луны лес выглядел зловеще, пугающе. Казалось, огромное темнеющее пятно растительности расползается прямо на глазах и скоро доберется до останков зданий и домов, проникнет под землю через вентиляционные шахты и найдет там последних напуганных людей, умудряющихся пока выживать в этом хаосе. Даже отсюда Миша явно ощущал угрозу, исходившую от парка. По спине побежал холодок, руки затряслись, но парень не в силах был отвести взгляда, лес гипнотизировал, внушал благоговение и вместе с тем селил в душе страх.

Миша еще долго стоял вот так, устремив взор вдаль, а когда пришел в себя, то не понял, сколько времени он провел, застыв, словно каменная статуя. Видимо, немало, потому что мышцы ног противно ныли. Он поглядел на небо – еще была ночь, но дольше задерживаться здесь не имело смысла, он все равно не нашел того, что искал в этом заброшенном доме. Проходя мимо одинокого уцелевшего шкафчика, Миша заметил на полке огромную книгу. Он и сам не знал, почему вдруг остановился и взял книгу в руки, принялся листать – может, впечатлили ее размеры.

Книга была тяжелой, с плотными глянцевыми страницами. Она хранила в себе репродукции давно забытых и никому не нужных теперь картин – искусство бессмысленно в подземке. На Мишу глядели из книги лица, плескались моря с утлыми суденышками на гребнях волн, хмурились от непогоды и радовались дневному свету разнообразные пейзажи. Были и совсем странные картины, которые разум парня не воспринимал: какие-то кубы, уродливые лица и тела – видно, от мутаций, или просто беспорядочные разноцветные мазки, будто художник рисовал картину, а потом случайно пролил на нее свои краски и размазал кистью. Вдруг на очередном развороте его взору предстала жуткая репродукция. Возможно, она показалась настолько мрачной и потому, что из источников света у него был только небольшой фонарик, но, тем не менее, картина потрясла парня. В заголовке значилось: «И. Босх. Страшный суд». Но и без названия было понятно, что художник изобразил что-то ужасное: какие-то монстры истязали людей в ночи, озаряемой адским пламенем. Мише показалось даже, что он слышит преисполненные мук крики, вопли, стенания. И для людей на картине не было спасения, тут и там можно было увидеть подвешенные или лежащие тела, глумливо взирающих на это жутковатых существ, а кругом царила безысходность.

Миша выронил книгу из рук и принялся пятиться назад, пока не уперся в дверной косяк. Затем он развернулся и практически выбежал на лестничную площадку. Неясная тревога поселилась вдруг в сердце, напомнила, что ему надо торопиться обратно, на станцию. И он побежал вниз, периодически оскальзываясь на ступенях, но каждый раз умудряясь удерживать равновесие. К счастью, слизень так и не выполз из своего логова, и дальнейший путь прошел без происшествий.

Уже ныряя в вентшахту, Миша обратил внимание на странноватый цвет луны. Словно к ее обычному желтоватому оттенку примешали красный, отчего она смотрела хищно, будто предвещая недоброе. «Это все книжка с ее жуткими картинками нагнала страху», – передернул плечами Миша, отгоняя плохие мысли, и начал спускаться.

* * *

К счастью для Вильдера, створки гермозатвора были подняты – то ли не сработали в свое время, то ли это сделали люди, когда-то пытавшиеся спастись на станции. Пока все шло гладко. Над эскалатором еще сохранилось мозаичное панно с профилем Ленина на фоне заводов с одной стороны и Кремлем – с другой. Осторожно спустившись по скользким ступеням, поросшим мхом, Сергей обнаружил, что станция подтоплена. По стенам змеились ручейки, сплетаясь в причудливые узоры, колонны были густо оплетены вьюном, под потолком растянулись лианы.

Едва оказавшись на станции, Вильдер понял, что он здесь не один: вся станция находилась в движении, на полу перекатывались бугристые тела ползучих змееподобных гадов самых разных размеров, некоторые из них были толщиной с тело взрослого человека, а в длину достигали метров пяти, под сводами что-то шевелилось, порхали насекомые величиной с кулак. А на путях справа, там, где поглубже, в воде сидел самый настоящий ящер – таких рисовали в книжках про динозавров. Вдоль спины и хвоста у него рос ряд острых с виду шипов, а конец длинного хвоста заканчивался мощным выростом-молотом. Ящер фыркнул, мотнул своей приплюснутой головой, приоткрыл пасть с клыками впечатляющих размеров и уставился на Сергея своими маленькими злобными глазками. Его ноздри раздувались, втягивая и выдыхая воздух, словно тварь определяла по запаху, стоит ли связываться с вторгшимся в его владения человеком. А быть может, ему не понравился яркий свет фонаря Вильдера, и тот поспешил отвести луч подальше от этой скользкой морды.

Вся станция напоминала дендрарий – заросшая буйной растительностью, бледными цветами, не видевшими солнечного света, устланная мхом, чавкающим под ногами. Но Сергей чувствовал себя здесь даже уютно. Осмотрев станцию и удовлетворившись увиденным, он направился к южному туннелю и спустился в конце платформы по лесенке.

Вода здесь доходила ему до колена и была холодной, но Вильдер не обратил внимания на досадные неудобства. Ничего, стерпит. Туннель поглотил его, принял в свое нутро, и Сергей брел в мутноватой жиже, минуя подозрительные островки зелени на воде – лишь бы не запутаться в них, не застрять, когда цель уже так близка. В ответвлениях и сбойках туннеля резвилась самая разнообразная живность, ее наплодилось здесь немеряно, видимо, условия были подходящими. Все создания на миг замирали, настороженно провожая взглядом Сергея, а потом снова возвращались к своим делам. Природа-матушка, очевидно, отпустила свои вожжи, позволив разгуляться невиданным мутациям, которые поставили бы в тупик любого ученого.

Воды было все так же по колено, что здорово осложняло путь. Вильдер устал, но по его расчетам осталось совсем немного. Нужно потерпеть, хорошо хоть рюкзак нетяжелый. Спустя некоторое время показался гермозатвор. Вильдер внимательно осмотрел его и остался доволен. Ему повезло – туннельная гермодверь, перекрывающая проход к Орехово, уже не выглядела такой неприступной. Тут и там в верхней ее части видны были усталостные трещины. Скорее всего, и запорный механизм не в идеальном состоянии. Но это он скоро узнает. Сергей снял с плеч рюкзак и достал из него вещь, завернутую в тряпки, развернул. Обычный кусок металлической трубы, на первый взгляд. Он вспомнил, как однажды со своим товарищем-прапорщиком обнаружил находку в одном из зданий войсковой части. Тогда он не понял, что держит в руках, и хотел выбросить болванку, но Евгений Андреевич его остановил.

– А ты в курсе, что ты нашел только что? – втолковывал ему прапорщик. – Это же кумулятивный заряд. Давай-ка его припрячем где-нибудь, вдруг пригодится.

Вильдер мало знал о кумулятивных зарядах и искренне не понимал, зачем такая вещь может им понадобиться. Заряд представлял собой заваренную с одной стороны трубу со стенками большой толщины и пластидом внутри, с выемкой в форме воронки. К нему крепился запал.

– Сережа, мы в такое время живем, что никто не знает, что может нам понадобиться даже через пять минут. Вот предположим, чисто теоретически, забаррикадируются наши в бункере и не пустят нас обратно.

– Да зачем же им закрываться от нас?

– Да мало ли, бунт устроят, власть захотят сменить, – губы Евгения Андреевича растянулись в улыбке, – а мы им не позволим. Вот эта штука, Сережа, нам и поможет тогда. Это же как ключ от двери, она нашу гермодверь и откроет.

Вильдер с сомнением посмотрел на железную болванку, взвесил на руке.

– А мощности-то хватит?

– Хватит. Не буду вдаваться в технические подробности, просто крепишь кумулятивный заряд на запорный механизм гермы, – Евгений Андреевич показывал руками, как надо делать, на воображаемой двери, – и инициируешь его. Кумулятивная струя разрушит механизм, и путь свободен. Вся фишка – в направленности энергии от взрыва и создании запредельного давления на поверхность в одной точке. То есть струя как бы проникает сквозь преграду, разрушая ее. Ну, как вода размывает песок.

– Ну хорошо, а человек разве сможет сам активировать? Это же не снаряд, выпущенный из дула танка.

– Видишь, тут стандартный запал гранаты стоит со спиленным замедлителем? Разжимаешь усики на предохранительной чеке, тянешь к кольцу веревку, а дальше – только дернуть. Проще простого. Работал я с такими по долгу службы. Заряд можно просто положить на броню, даже не крепить, он все равно сохранит свой прожигающий эффект.

Меры предосторожности тогда приняли, заряд, опасаясь тащить в бункер, надежно спрятали в котельной, откуда его и забрал недавно Вильдер.

Сергей прикрепил кумулятивный заряд на запорный механизм, туда, где находился ригель – стержень засова гермы. Веревки под рукой не было, но проблема быстро решилась – сгодились остатки кабелей, свисающие вдоль стен, из которых Сергей и соорудил длинную «веревку», закрепив ее на кольце. Потом дотянул ее до ближайшей подсобки в туннеле. Вот все и готово, остается лишь привести в действие кумулятивный заряд. Все манипуляции завершены, теперь необходимо удалиться отсюда. Вильдер разжал усики на чеке и заспешил в свое убежище.

Он замер и вжался в стену, втайне надеясь, что заряда хватит. Вдруг вся затея показалась ему глупой – как может человек, далекий от взрывотехнического дела и знающий об этом совсем немного, решиться на такую авантюру? Кроме того, если его попытка окажется провальной, то лишь предупредит жителей Орехово – звук-то они, скорее всего, услышат. А предупрежден – значит, вооружен. Но отступать было некуда, и запасного варианта не имелось. Вильдер дернул за «веревку».

Грохот ощутимо ударил по ушам, воздух задрожал и заполнился дымом. Туннель многократно усилил эхо. Стоя по колено в воде, Вильдер прислушивался к затихающему звуку. Получилось или нет?

Голова гудела, словно по ней влепили молотом. Но медлить было нельзя, наверняка ореховцы уже обратили внимание, что в северном туннеле творится что-то неладное, и спешат узнать, что явилось причиной грохота.

Все прошло удачно. Когда Сергей на пошатывающихся ногах снова вернулся в туннель, то увидел следующую картину: в гермодвери зияла дыра с оплавленными краями. Вильдер сдвинул в сторону вскрытую дверь – обнажился проход, куда хлынула вода из подтопленного туннеля. А вслед за этим, как он и рассчитывал, на звук потянулись твари, обитавшие на станции Царицыно. Мимо Сергея ползли причудливые змеи и странные бесформенные белесые существа, прошлепал ящер, обдав его тучей брызг, все твари исчезали в проеме, откуда уже доносились первые жуткие крики жителей Орехово. Идея натравить на людей «милых» зверушек сработала.

Вильдер вспомнил случай из далекого детства, когда они с соседскими ребятами ловили ящериц и стравливали их между собой, бросая в одну банку. Если они не проявляли желания драться, мальчики как следует тормошили их, злили, тыкая в них веточками, или щелкали пальцами по стеклу. Иногда устраивали даже тотализаторы, кто победит. Сегодня он стравливал между собой существ в разных весовых категориях, и в тотализаторе он бы поставил на обитателей Царицыно.

Вильдер стоял словно полководец, отправляя монстров на бой, разве что честь ему они не отдавали, следуя мимо Сергея, туда, где их ждала добыча. А со стороны Орехово донеслись выстрелы, утонувшие в последовавших за ними воплях. Не торопясь, Вильдер направился вслед за тварями – ему полагался билет в партер, все-таки он выступал сегодня режиссером.

Глава 15 Страшный суд

Уже приближаясь к родной станции, Миша почувствовал неладное. Даже издалека слышались возня, какой-то шум, свидетельствующий о том, что произошло что-то серьезное. Вдруг он очень отчетливо различил выстрелы, после чего со всех ног припустил по туннелю к Орехово. Путь, занявший пять минут, казалось, продлился целую вечность. С замиранием сердца Миша пытался представить, что же могло произойти такого, что пришлось применять огнестрельное оружие. Врагов у станции не было, все входы-выходы надежно перекрыты. Неужели кто-то повздорил? Еще никогда на его памяти не случалось такого, чтобы жители выясняли отношения с помощью оружия. Да и все ореховцы достаточно разумны, чтобы не допустить этого, и живут они дружно. Инстинктивно Миша чувствовал, что дело гораздо серьезнее, и чем ближе он оказывался, тем явственнее понимал, что случилось что-то страшное, непоправимое. Уже на подходе к станции волосы на голове у него зашевелились – теперь он различал вопли и крики, булькающие звуки, рев неизвестных созданий, жуткую какофонию впереди.

Станция билась в агонии, отсветы немногих уцелевших факелов на стенах и пары электрических лампочек делали адский пейзаж, открывшийся взору Миши, еще ужаснее: словно «Страшный суд» Босха состоялся на его глазах, прорвалась ненадежная граница, разделяющая царство живых и мертвых. Смерть правила бал. Повсюду сновали нескончаемые тени, исход уже был предрешен заранее. Полчища кошмарных существ метались под сводами станции, выискивая новые жертвы. Душераздирающие вопли, крики и грохот смешались в бессилии в царстве жестокости и всеобщей гибели. Смерть подстерегала и настигала людей повсюду – в палатках, в подсобных помещениях, на платформе и в туннелях. Твари и монстры глумились над истерзанными телами людей, рвали их в клочья, утробно рычали, ревели, увлекали в пляску смерти…

Миша отбросил пинком змею, подобравшуюся близко к ногам, выстрелил пару раз в бесформенное нечто над головой, с ужасом понимая, что пули против этого создания бессильны. У стены здоровенная ящерица пожирала кого-то с громким чавкающим звуком, ее хвост мотался из стороны в сторону, сбивая с ног жителей станции, пули вязли в теле монстра, практически не причиняя вреда, и только сильнее раззадоривали тварь.

Какая-то дрянь с выростом наподобие хобота схватила Василия Петровича, отчаянно молотившего руками по ее морде, высоко подняла коменданта в воздух и с такой силой ударила его об землю, что оглушенный Василий Петрович не в состоянии был даже сдвинуться с места. Миша побежал выручать, но на пути вырос хвост ящерицы, сбивший парня и отбросивший его к одной из колонн. А чудище с хоботом уже топтало коменданта ногами, превращая его тело в бесформенные куски – спешить на помощь было поздно.

Миша огляделся. Вокруг валялись истерзанные тела, переломанные, перекрученные, с зияющими рваными ранами, размозженными головами, оторванными руками и ногами. Но оставались еще выжившие, и им нужно было немедленно помочь. Парень подобрал пистолет, выпавший из рук после удара хвоста твари, затравленно огляделся.

Монстр с хоботом нацелился на новые жертвы и надвигался на группу обороняющихся ореховцев, среди которых Миша заметил Игоря Владимировича, мужественно отбивающегося длинным шестом. Остерегаясь задних лап взбрыкивающего чудовища, Миша кинулся к твари, вскочил на ее спину и стал подбираться к ее глазам, чтобы скорее ослепить монстра. Но тварь, наклонив голову, стремительно побежала со своей ношей к ближайшей колонне и с такой силой столкнулась с ней, что Миша, оглушенный, скатился на землю. Хобот опустился рядом, в считанных сантиметрах от парня, взметнув кучу пыли и каменной крошки. Перекатившись ближе к голове монстра, Миша подобрал на полу какую-то железку и со всей возможной силой вонзил ее под подбородок чудовища. Повезло – там как раз и оказалось слабое место твари. Железный штырь пробил кожу и глубоко вошел в горло, Мишу окатил фонтан бурой крови. Монстр протяжно завыл, взбрыкнул и завалился на бок, подминая под себя парочку зазевавшихся змееподобных тварей.

Миша помотал головой, пытаясь прийти в себя. Разлеживаться было некогда, неравный бой продолжался, и оставались еще в живых некоторые жители Орехово. Огромный ящер с молотоподобным хвостом потопал дальше по туннелю в направлении Домодедовской – видимо, счел, что остальные и без него закончат смертельную пляску. Игорь Владимирович неподалеку все так же сжимал в руках шест, рядом с ним с ног до головы измазанный своей или чужой кровью стоял с автоматом наперевес Колька – палец на спусковом крючке побелел от напряжения, но автомат молчал, видно, патроны подошли к концу.

В дальнем углу станции еще велась какая-то борьба, кучка людей яростно отбивала атаки, волна за волной накатывавшие на них, но силы стремительно таяли. Небольшие существа размером с туннельную крысу были слишком проворными, они кусали и отскакивали, успевая увернуться от встречных ударов ножами. Вот один человек упал – тварь впилась ему прямо в горло, вырвав кусок плоти. Подкосились ноги у второго – еще один зверь перекусил сухожилия на ноге, и тут же ореховец был погребен под сворой оголодавших тварей.

Миша с Колькой и Игорем Владимировичем бросились на помощь, но расстояние было большим, а пол скользким от крови. Чудом удерживаясь на ногах, они упорно старались успеть, умом понимая, что это невозможно – противник слишком силен и намного превосходит числом тех, кто остался в живых. В последнем, еще стоящем на ногах, покрытом грязью и кровью с головы до ног, Миша узнал Немова. Левая рука его висела плетью, правая сжимала армейский нож, под разорванной одеждой – многочисленные рваные раны. Твари висли на нем, сжимая и разжимая свои челюсти, отскакивали и вновь нападали, но Олег не сдавался, размахивая своим ножом, горка трупов вокруг него росла.

Миша уже был рядом, по пути отстрелив головы двум змеям, возникшим на пути, но вдруг Немов дрогнул. Одна из тварей добралась до второй руки Олега и повисла на ней, вцепившись смертельной хваткой. Лицо Немова исказилось, он еще пытался бороться, колошматил прицепившегося зверя об пол, но другие твари, окружившие его, не дремали. С десяток челюстей сомкнулись на теле командира сталкеров, и монстры повалили его на пол. Один из зверей впился зубами в шею. Подоспевший Миша, рискуя попасть в Немова, убил тварь первым выстрелом, Колька сбил прикладом автомата еще парочку, а Игорь Владимирович продырявил своим шестом еще одну насквозь. Остальные бросились врассыпную, но отбежали недалеко, остановились, принюхиваясь и изучая нового врага.

Миша склонился над Немовым. Тот еще дышал, а из горла при каждом хрипе толчками выплескивалась кровь. Олег взглянул на Мишу, разлепил губы, и сквозь бульканье до парня донеслись слова:

– Миша…

Пауза.

– Бери оставшихся… в живых… и уходи… В бункер.

Миша молча кивнул, на глаза его навернулись слезы.

– Пообещай мне…

Снова молчание, еще продолжительнее, чем в первый раз. Глаза Немова закрылись, парень испугался, что сталкер уже умер, и дотронулся до его плеча. Тут же губы Олега снова зашевелились, с трудом рождая слова вперемешку с хрипом:

– Пообещай, что… не сдашься. Будешь… бороться.

– Обещаю, – ответил Миша. – Мы будем бороться вместе.

– Нет, – Немов попробовал улыбнуться, но получился оскал. – Нет. Я наконец-то встречусь… со своими родными. Пора.

Глаза Олега посмотрели вбок; Миша проследил взглядом и увидел, что осмелевшие твари снова подбираются ближе, готовясь напасть на людей. Их стало значительно больше, счет шел уже на секунды.

– Миша… Я не могу пошевелить руками. Не хочу… чтобы смерть пришла от них, – Немов заглянул в глаза Мише. – Не хочу умирать от этой нечисти.

Парень кивнул, его лицо побелело, он поднялся, нервно кусая губы. По сути, сталкер его ни о чем не просил, лишь констатировал факт, но Миша все понял и без слов.

– Колька, – сказал он товарищу, не поворачивая головы, – бегите с Игорем Владимировичем к герме, открывайте ее. В южные туннели соваться – смерть, туда ломанулись змеи и эта ящерица огромная. И здесь, на станции, мы долго не продержимся. Видите, уже подбираются к нам. Выход один – на поверхность. Оттуда в бомбоубежище пойдем, здесь рядом совсем.

Что-то было такое в голосе Миши, что Колька и Игорь Владимирович послушались беспрекословно. Они развернулись и заторопились к гермоворотам, на ходу поддерживая друг друга на скользком полу.

В последний момент глаза Немова дернулись – ему показалось, что он видит вдали фигуру, прилепившуюся к стене, похожую на Вильдера, он хотел сказать об этом Мише, но было уже поздно. Грянул выстрел, эхом отразившись от стен. Колька и Игорь Владимирович разом вздрогнули, но оборачиваться не стали. Все было ясно и так.

Миша нагнал их у самой гермы, вместе они быстро опустили створку гермоворот и стали быстро подниматься по ступеням застывшего эскалатора.

* * *

В груди бушевал ураган чувств. Душа пела, наслаждалась вершившейся на его глазах казнью. Вильдер наблюдал за слабыми попытками человечков противостоять истинной силе, ничего, кроме усмешки, у него это не вызывало. Взвесь из маленьких капелек крови не успевала оседать на пол, из-за нее в мертвенном электрическом свете казалось, что все вокруг красного цвета – стены, пол, мельтешащие люди и твари. Крики были усладой для слуха Сергея, вопли о помощи – бальзамом для душевных ран.

Вильдер прилип к стене, чтобы ненароком никто не заметил его раньше времени, но людям было не до него, одиноко стоящего у северного туннеля, они были слишком озабочены проблемой выживания. Потому странного изможденного человека с улыбкой на лице, взирающего на весь этот хаос вокруг, не замечали. Вильдер наблюдал за слабыми попытками организовать отпор, Немову даже удалось собрать вокруг себя несколько человек, наиболее организованных и чуть менее подверженных панике. Но это была капля в море хаоса. И лишь вопрос времени, когда она сольется со стихией, перестанет существовать как отдельная единица.

Бой был скоротечным. Часть тварей уже направилась дальше по туннелям, к Домодедовской, скоро и там разгуляется смерть, затеет невиданное кровавое пиршество. Тут и появился на станции Миша. На какое-то время Вильдер даже забыл о его существовании, слишком поглощен он был развернувшимся перед ним побоищем. С внезапным приступом тревоги Сергей подумал, что увидит, как мощные лапы рвут парня или мускулистое тело ползучей змеи обвивает его тело, скручивает так, что трещат кости и рвутся сухожилия. Вильдер вдруг испытал беспокойство и страх. Но он решительно не знал, как помочь Мише или воспрепятствовать тварям – это было не в его власти.

Он увидел, как Миша бросился на помощь оставшимся в живых, одержал победу в схватке со слоноподобной тварью, а потом поспешил к Немову. Но было поздно – на командире уже висел с десяток тварей, кромсавших его. Мише удалось отбить смертельно раненного Олега, и парень склонился над истерзанным сталкером. А затем Вильдер с огромным удивлением наблюдал, как Миша выстрелил в Немова, облегчая тому страдания. Сергей ни за что бы не подумал, что парень способен на это. Честно говоря, Вильдер считал его немного мягкотелым и нерешительным.

За этот недолгий период, с того момента, как он впервые увидел парня, тот сильно изменился. Испытания закалили Мишу. Если сможет выжить в этой мясорубке, спасется – из него выйдет толк. А за мгновение до выстрела глаза Немова и Вильдера встретились. Сергей видел, что Олег разглядел его, потому что выражение лица сталкера внезапно изменилось, но сказать вслух тот ничего не успел. Пуля подоспела вовремя.

Через пять минут Миша с двумя выжившими, стариком и каким-то юнцом, исчезли со станции, открыв гермоворота и направившись на поверхность. По сути, это был единственный путь для них, дающий пусть небольшую, но надежду на спасение.

* * *

Вильдер уже битый час бродил по мертвой станции, вглядываясь в застывшие лица и раскиданные тела. Запах свежей крови дурманил, сводил с ума. Искал Сергей только одно, точнее одного. Но Данилова не было, ни мертвого, ни живого. Был шанс, что его просто слопали – многие простились с жизнью именно таким образом – и теперь он переваривается во внушительном брюхе твари.

Сергей даже не знал, хотел бы он встретить Ивана, найти среди других несчастных, или нет. Еще пару часов назад Вильдер мечтал об этом, жаждал, сгорал от желания жестоко отомстить всем, кто хоть косвенно причастен ко всему, что ему довелось пережить, но сейчас он уже ни в чем не был уверен. В нем боролись две противоположности, и пока ни одна не могла одержать верх. Станция сейчас была полем после страшной битвы, на котором сошлись две неравные силы. Под ногами шныряли крысы, ползали змеи, летали насекомые, прилипая к влажному полу и стенам.

Больше всего тварей полегло там, где оборонялся Немов. Мертвые звери лежали вокруг сталкера полукругом, их рваные бока и разверзшиеся пасти чернели от крови. Вильдер взглянул в лицо Немову, и что-то дрогнуло в душе Сергея – а ведь когда-то сталкер подобрал его на улицах города и притащил в лазарет на станции Печатники. Правда, Вильдер и не просил тогда о спасении, он-то как раз хотел смерти.

Неплохим, в принципе, человеком был командир, неравнодушным к чужому горю. Быть может, и не заслуживал он такой смерти, подлой и бессмысленной. Как так получилось, что ненависть к Данилову трансформировалась в ненависть ко всем живым? Вильдер медленно направился дальше, пробираясь между искромсанными телами. Внезапно взгляд его остановился на мертвенно бледном лице маленького мальчика, на котором застыла гримаса ужаса. Его рот был раскрыт в немом крике, остекленевшие глаза смотрели с ужасом, а в животе зияла страшная рана. Ребенка старалась укрыть своим телом женщина, видимо, его мать, пригвожденная к земле шипами застывшей над ней твари. Тварь также была мертва. Жуткая композиция сломала что-то в душе Сергея, сдвинула лед, пробила брешь. К нему медленно начало приходить осознание всего того, что только что случилось здесь, на станции.

Он – чудовище! Вильдер медленно опустился на пол, на колени, и тихонечко завыл.

* * *

Сколько просидел он вот так, на полу, он не знал. Да и двигаться дальше было некуда. Все, что могло произойти – случилось. Сергей заметил, что машинально покачивается из стороны в сторону, и крепче обхватил колени, пытаясь унять неожиданно накатившую дрожь.

Он оглядел станцию. Как он мог снова попасться в те же самые сети? То, что произошло три года назад, не должно было повториться, и он вроде бы принял все меры для этого. Но засевшее глубоко в его душе зло снова нашло выход. А ему казалось, что он подавил ту силу, заставившую его кромсать, крушить и убивать. Пусть в этот раз это случилось чужими руками, точнее лапами и когтями, но оправданий его действиям точно не было: он направил монстров сюда, он вскрыл гермодверь, он стоял и наблюдал, как гибнут мало в чем повинные люди.

Вильдер покачнулся и был вынужден опереться руками об пол. Он чувствовал сейчас отвращение к себе, жалость, вину и раскаяние, но вся гамма чувств не способна была затмить того ужаса, что творился вокруг. Он не мог больше здесь находиться, забрызганные кровью стены давили на него, отовсюду смотрели остекленевшие глаза недавно погибших жителей станции, в воздухе стоял тяжелый смрад, от которого накатывала тошнота. Он зашарил руками, ища точку опоры на скользком полу, чтобы встать. Под руку попалась какая-то бумажка, и Вильдер машинально схватил ее, когда вставал. Ноги едва слушались его. Сергей посмотрел на листок, который он держал.

Сначала он ничего не мог понять, перед ним была какая-то схема, но линии расползались на ней, искривлялись, словно путь в лабиринте. Он уже готов был выбросить бесполезный листок, как вдруг некоторые обозначения и надписи показались ему смутно знакомыми. Он вгляделся внимательнее и вдруг все понял. Вот, значит, как они вернулись обратно – по подземным коммуникациям. Отсюда и освещение на станции. Видимо, генератор починили – а запчасти из бункера, откуда же еще им взяться. Но все это сейчас было уже не важно. Миша отправился, наверное, туда, в войсковую часть. Больше им деваться некуда.

А что делать ему? Вильдер не знал. Хотелось лишь одного – уйти с гиблой станции, не видеть скрюченных и разодранных тел, не дышать воздухом, пропитанным смертью. Он побрел к открытой герме. Подъем по эскалатору оказался сущим испытанием. Ноги плохо слушались. Сергей взбирался на пару ступенек, а затем долго отдыхал, собираясь с силами для нового рывка. Из-за этого путь наверх оказался очень долгим.

На одной из ступенек Вильдер обнаружил фотографию – видимо, Миша обронил, когда поднимался наверх. Через плечо на него смотрела, улыбаясь, Наташа – задорная, веселая и такая красивая. «А ведь она ему улыбалась, – подумал он. – Ивану, это он нас фотографировал». Но прежней злобы эта мысль не вызвала. Он даже подумал об этом как-то отстраненно. Данилов почти наверняка мертв, что толку злиться и ненавидеть мертвого. Ненавидел сейчас он скорее себя.

Наверху занималось утро. Из кучи мусора и костей в вестибюле станции Вильдер выудил треснувшие солнцезащитные очки и нацепил их на нос – пережидать день под землей нет никакого желания. А затем побрел к выходу, прочь отсюда, с болью в сердце и в тягостной тишине, наедине с мрачными мыслями.

* * *

В убежище Колька дал волю своим чувствам. Все, что накопилось в душе за последние часы, нашло выход – тоска по потерянным родителям, погибшим друзьям и знакомым, по утраченному дому, ужас от пережитого.

Он сидел в углу небольшой комнаты, той самой, в которой находился мертвец, много лет назад не придумавший лучшего способа справиться с действительностью, чем пустить себе пулю в голову. Сидел и глотал слезы. Игорь Владимирович и Миша находились едва ли в лучшем состоянии. Это был тяжелый удар, от такого всегда очень трудно оправиться. Как найти нужные слова? Как справиться с болью и заставить ее хоть ненадолго затихнуть? Где найти новые силы и желание жить дальше? Но принимать решение было необходимо.

Миша сел рядом с всхлипывающим Колькой, оперся спиной на прохладную стену и закрыл глаза. В памяти всплыла недавняя сцена, когда он направил дуло пистолета на грудь Немова. Он знал, что поступил правильно, но от этого не становилось легче. Все-таки он собственноручно застрелил человека, который спас его когда-то вместе с другими сталкерами, а затем познакомил с другим миром, многому его научил. Он всю свою жизнь будет благодарен этому человеку и никогда его не забудет. Неважно, сколько ему отведено жить на белом свете, важно то, что человек может жить и после своей смерти. Миша вздохнул, повернул голову и посмотрел на Кольку.

– Знаешь, – сказал он тихонько своему товарищу, – в наших силах сделать так, что они будут жить дальше. Все те, кого мы потеряли. Мы должны бороться, только так смерть всех наших близких не будет напрасной.

В убежище они провели несколько долгих гнетущих часов, а затем Миша предложил двигаться к бункеру, а уже там решить, что им делать дальше. По правде говоря, для себя он уже давно все решил, но, чувствуя ответственность за остальных, осознавал, что выбор придется им делать сообща, учитывая мнение каждого.

– Схему потерял, – озадаченно проговорил Миша, хлопая себя по карманам. – Ну, ничего, я уже несколько раз ходил, дорогу помню, доберемся.

И снова потянулись однообразные стены подземных коммуникаций и шахт. И снова в пути не произошло ничего экстраординарного, разве что один раз пришлось отбиваться от небольшой стайки особо наглых крыс, но с ними они справились без труда. У ямы Миша ненадолго задержался, вглядываясь в ее глубины – любопытство дало о себе знать. Однако обитатель ямы, если он и был, решил не показываться – не мелькнули ничьи глаза, не разверзлась огромная глотка, не раздался чудовищный рев. Лишь повеяло жаром, будто где-то там, внизу, находился источник тепла, неразличимый отсюда. Луч фонаря утонул во мраке, не добравшись до дна. Сначала парень хотел проверить глубину, кинув камешек, но в последний момент отказался от своей затеи – все же риск потревожить кого-нибудь там, пока благосклонно относившегося к путникам, был.

После туннелей Метро-2 потянулись старые подземелья с кирпичной кладкой. Все, как и раньше. Миша безошибочно сворачивал, выбирая каждый раз верное направление. Обитателю метро, прожившему всю сознательную жизнь под землей в разветвленной сети коммуникаций и туннелей, несложно ориентироваться и запоминать путь в привычной среде.

Данилов был в ангаре, когда они вылезли из люка в полу. Миша обрадовался, увидев, что сталкер жив. Он напрочь забыл, что накануне Иван отправился сюда, чтобы закончить последние приготовления дирижабля к полету. Данилов улыбнулся, разглядев прибывших, но улыбка сейчас же сошла с лица, когда он понял по виду Миши, Кольки и Игоря Владимировича, что произошло несчастье. Миша кивнул Данилову и прошептал два страшных слова:

– Все погибли.

Он вкратце рассказал Ивану о том, что случилось. Игорь Владимирович помог восстановить всю картину, ведь Миша вернулся на станцию в тот момент, когда станция уже агонизировала.

* * *

Дальнейшие планы обсуждали в бункере в компании Пал Палыча, с которым Миша познакомил Кольку и Игоря Владимировича. На самом деле обсуждали фактически трое – Колька молчал, подавленный смертью близких, а Пал Палыч, как всегда, нес чепуху или просто бесцельно бродил по комнате, иногда вставляя замечания, мало относящиеся к делу.

Миша, ободренный тем фактом, что Данилов цел и невредим, а значит, у них есть пилот, горячо доказывал, что им просто необходимо лететь.

– Проще всего закрыться здесь и сидеть. Только ради чего? Нам некого и нечего ждать. Зато есть отличный шанс предпринять хоть что-то, – Миша говорил возбужденно, опасаясь, что его слушатели ответят отказом, поэтому старался сказать как можно больше. Но его никто и не собирался перебивать.

– Я предлагаю лететь, быть может, где-то люди в еще более худшем положении, чем мы. А у нас есть дирижабль, мы ведь можем на нем перевезти их сюда, например. Тут и места полно, и веселее будет. Ну, слетаем, хотя бы на разведку, а?

Данилов наблюдал за горячностью Миши с плохо скрываемой улыбкой. Парень взрослеет на глазах, он уже не тот выращенный в инкубаторе и не нюхавший пороху мальчишка. Мужчина, в силу возраста еще нетерпеливый, принимающий поспешные решения, но рассудительность приходит с опытом. По сути, Ивану было все равно – лететь или не лететь, тем более, предстоящее путешествие по воздуху лучше, чем сидеть в бункере. Вариант же возвращения на Печатники он не рассматривал – сложен путь, да и куда девать тогда старика, сумасшедшего и пацана, недавно потерявшего родителей. Новой обузе на его станции точно не обрадуются. А вернуться туда одному все же совесть не позволит. Он – за приключения, пусть рискованные. А от мысли поднять в воздух эту махину начинало сильнее биться сердце.

– Коль, – товарищ поднял на Мишу блестевшие глаза. – Твои родители были хорошими людьми, и все, кто погиб, были хорошими. Они останутся живы вот здесь, – Миша показал туда, где под грудной клеткой билось сердце. – А мы будем бороться, пока есть такая возможность.

Он немного помолчал.

– Мы должны выполнить это дело, довести его до конца. У нас два варианта: окопаться в бункере и ждать, когда подохнем, либо пытаться что-то изменить. Я не хочу сидеть под землей и дожидаться конца. Немов, – его голос дрогнул, – говорил, что есть выжившие недалеко отсюда, которым нужна помощь.

– Сигнал был из Калуги, – кивнул Данилов.

– Предлагаю туда и отправиться. Если мы остановимся на полпути, притормозим, то выходит, все, что случилось – все это зря. Я не хочу, чтобы так было.

* * *

Пал Палыч к предложению отправиться вместе с ними отнесся недоверчиво, мало ли, вдруг супостаты выманить из уютного логова хотят. Он морщился, качал головой, прицокивал языком, словно пробуя предложение на вкус. По всему выходило, что ему лучше остаться за мощными стенами бункера, чем пускаться в приключения, которые могут стоить ему жизни.

– Пал Палыч, ну хоть на мир посмотрите, каким он стал, а то за двадцать лет дальше, чем на несколько сотен метров, от бункера не отходили.

– Стар я, Мишаня, – поскреб бороду мужчина. – Да и что я, мира не видел, что ли. Вы мне лучше сюда телевизор притащите, я на мир на экране посмотрю, мне с лихвой и хватит. Как говорят, рожденный ползать – летать не может. Не хочу пытаться стать тем, кем не являюсь. Наш удел – быть ближе к земле… Да и собаку все же мою дождаться надо, чувствую, вернется она скоро. Надоели, поди, ей уже эти пингвины, – добавил он, подумав.

Разговаривать конструктивно с бородатым было бесполезно. Но попытаться стоило, по крайней мере для очистки совести. Данилов, кажется, даже вздохнул с облегчением, когда Пал Палыч отказался. Хоть и не буйный он, но мало ли что в полете натворит.

* * *

В ангаре загрузили дирижабль всем необходимым – в задний отсек кабины сложили запасные баллоны с гелием, канаты, канистры с горючим. Проверили готовность к полету моторных установок, рули высоты, приваренные по бокам пулеметы, осмотрели рубку управления. Затем Данилов с помощью остальных прочно привязал летательный аппарат к креплениям в стене и приступил к наполнению оболочки гелием. Все прошло удачно. Спустя пару часов дирижабль, надежно закрепленный канатами, покачивался в воздухе в полуметре от пола. Больше их здесь ничего не задерживало.

Но Данилов отчего-то хмурился, разглядывал стены, ворота, бросал взгляды на дирижабль.

– Что такое? – встревоженно спросил его Миша, видя беспокойство сталкера.

– Есть проблема – для вывода дирижабля из эллинга потребуется несколько человек. К тому же если боковой ветер будет сильным, возникнут трудности. Нас всего четверо, я за рулем – не в счет. Втроем вы не сможете вывести дирижабль из ангара.

– Что будем тогда делать?

– Есть идея, – Данилов посмотрел на крышу помещения. – Разобрать придется наш ангар. Тогда вертикально взлетим.

– Разобрать? – Миша с сомнением оглядел строение. – Это возможно?

– Думаю, да. Судя по конструкции ангара, должны справиться. Ну, хотя бы попытаемся, а там видно будет. Но лучше бы получилось, остальные варианты выглядят сложнее.

Миша не стал уточнять об остальных вариантах раньше времени, он лишь уставился на крышу, попытавшись представить, как ее можно разобрать.

С крышей ангара справиться оказалось проще, чем ожидали. Строение представляло собой разборную постройку арочного типа и напоминало конструктор. Разъединить легкие алюминиевые листы на полукруглой крыше и скинуть их вниз оказалось посильным делом для четверых мужчин; кое-где болты проржавели, и пришлось изрядно постараться, но работа кипела и споро продвигалась вперед. К концу ночи над ними искрилось сотнями звезд небо, а в ангар без крыши заглядывала желтая луна, сиротливо висевшая на небосклоне.

По меркам Данилова до восхода солнца оставалось еще час-полтора, и оставшееся время они отдыхали, лежа в кабине, заперев дверь. Понятное дело, накануне столь волнующего полета о сне не могло быть и речи. Каждый оказался наедине со своими мыслями. Время, казалось, тянулось бесконечно, как бы Миша мысленно его ни торопил. Не терпелось парню очутиться в воздухе, взглянуть на землю с высоты. Лишь Игорь Владимирович заснул сразу же, и в кабине раздавалось его тихое похрапывание.

* * *

Наконец, настало долгожданное утро. Сквозь солнцезащитную пленку на окнах пробились первые рассеянные лучи солнца. Первым подскочил Миша, так и не сомкнувший глаз. От нетерпения он начал трясти за плечо Данилова.

Тот засмеялся.

– Руку оторвешь. Да не сплю я, отстань, дай хоть с мыслями собраться.

Утро выдалось ясным. Это было хорошо, ведь ориентироваться им предстояло по солнцу, чтобы определять стороны света.

– Ну что, ребята, позавтракаем – и в дорогу. День обещает быть интересным и захватывающим.

Мише пришлось еще потерпеть – силы все-таки были нужны, и подзарядиться не мешало, кто знает, когда им удастся поесть в следующий раз. Вскоре явился Пал Палыч – проводить их в дорогу. На стекла противогаза нацепил ту же пленку, что использовалась для окон кабины дирижабля, и теперь разгуливал по ангару, рассматривал громадину, накрепко привязанную канатами, и качал головой.

– О, наш юродивый пожаловал, – сказал Данилов, выглядывая в окно. – Очень кстати, нам его помощь пригодится.

Данилов спустился, потолковал о чем-то с Пал Палычем, бородатый чему-то явно обрадовался и, довольный, закивал головой. Оказалось, ему будет принадлежать почетное право развязать канаты и практически своей рукой запустить дирижабль, эту огромную махину, в небо. Ну, по крайней мере, так решил для себя Пал Палыч. Он с удвоенной энергией принялся носиться по ангару, заглядывать во все углы, изображать понимание и заинтересованность – еще бы, такая почетная обязанность на него возложена. А заодно спровадит гостей подальше, а то мало ли, прихватят еще чего с собой или передумают и останутся в бункере. А ему и одному здесь хорошо.

Так как узлы были завязаны прочно – Данилов с Мишей постарались, было решено, что канаты проще разрубить, благо и топорик нашелся в ангаре. Теперь Пал Палыч выглядел грозно – в противогазе с торчавшей из-под него длинной косматой бородой и топором в руке. А если вспомнить, что с головой у него не все в порядке, становилось не по себе. Но ведь у Пал Палыча было много замечательных возможностей покончить с ними, проделать дырки в их головах еще в первую встречу, а он этим не воспользовался и, видимо, не собирался.

Наконец, все было готово. Данилов занял место в рубке управления, за ним сгрудились Миша, Колька и Игорь Владимирович. Иван крикнул бородатому, чтобы приступал к своим обязанностям, и обернулся к своим:

– Ну что, полетели?

* * *

Разрубить канаты оказалось непросто. Пал Палыч кряхтел, махал топором, пот лил с него градом. Но дело продвигалось медленно и натужно. Миша несколько раз порывался выскочить и помочь с непростым заданием, но Данилов останавливал его взглядом:

– Потом залезать обратно неудобно будет в качающуюся кабину, сноровки у тебя нет. Подождем, он справится.

Наконец, последний канат поддался, разорвался с сухим треском, тут же пол закачался, и дирижабль медленно начал набирать высоту. Пал Палыч отчего-то приложил руку к несуществующему козырьку и так и стоял, наблюдая, как дирижабль поднимается выше и выше.

Ощущения от небольшой качки были не из приятных, к тому же начало закладывать уши. Так что Миша практически пропустил взлет, борясь с неприятными ощущениями. Зато, когда дирижабль набрал высоту, парню стало немного лучше. Данилов окинул его взглядом:

– С первым летным крещением тебя. И в прошлом мало кому удавалось полетать на дирижабле. А уж сейчас, будь уверен, мы, наверное, единственные во всем мире, кто решился подняться в воздух.

Игорь Владимирович и Колька сидели на полу, еще не пришедшие в себя после всех событий, а потому мало обращающие внимание на происходящее сейчас. Слишком мало времени прошло с момента, когда родная станция канула в небытие.

– Будешь штурманом, Миша.

– Что я должен делать?

– Ну, следи за горизонтом, – улыбнулся Данилов. – Высоко подниматься мы не будем, чем выше – тем больше потеря подъемной силы из-за разреженности атмосферы. Полетим низко над землей. Да и перелет будет недалеким. При благополучных раскладах займет около трех часов.

Миша посмотрел вниз, и с непривычки закружилась голова, деревья показались ему такими маленькими. Прямо под ним расстилалось зеленое море, оно шевелилось, покачивалось, колыхалось. А вон стремительно уплывает вдаль войсковая часть, и, быть может, там на плацу до сих пор стоит Пал Палыч, всматриваясь в небо и приложив руку к козырьку. А дальше, там, где заканчивались границы Царицынского леса, начинался город. Он был огромен, величав и мощен даже сейчас. И он был мертв, неподвижен – словно памятник ушедшей эпохе. И все равно Мишу охватило благоговение перед масштабами открывшегося сверху вида. Он посмотрел на Данилова – как тот реагирует на увиденное, но лицо Ивана было грустным, ведь он знал другую сторону города, он видел его живым. Сталкер перехватил взгляд парня и подмигнул ему:

– Считай, Миша, что ты на обзорной экскурсии.

И, помолчав, добавил:

– Жаль, что ты не видел прежнюю Москву. А с другой стороны, я тебе завидую, тебе не понять, что потеряли мы.

Дирижабль плыл дальше, миновал Царицынский парк, потянулись первые дома за ним.

– Смотри, Миша, а вон и твой дом, – Данилов указал рукой на крохотный павильон станции Орехово, и тут же пожалел, что сказал это вслух.

«Какой же я дурак, сам напоминаю об ужасе, который довелось пережить совсем недавно этим несчастным. Ведь дома у них больше нет». Но Миша был поглощен полетом и, видимо, не расслышал. А Игорь Владимирович и Колька были в этот момент в другом конце кабины. Данилов кинул взгляд на запад – оттуда надвигались лиловые облака, но они были далеко, беспокоиться было рано.

– Есть еще кое-что, – задумчиво сказал Данилов. – Надо сообразить, как будем приземляться. Можно попробовать сесть на землю, двое из нас спрыгнут и привяжут канат к чему-нибудь. А потом мы нагрузим дирижабль балластом, чтобы ветром не сорвало.

Миша уверенно кивнул.

– Справимся. Как прибудем на место, разберемся.

* * *

Что привело его сюда? Ноги подчинялись телу уже с огромным трудом, Вильдер понимал, что ему оставалось уже не так много, но это его не волновало. Видели бы его сейчас – настоящий старик, полусогнутый, еле передвигающий ноги, жалкий и беспомощный, в рванине и треснувших солнечных очках. Давно ли он разгуливает без противогаза? Плевать. Зато напоследок подышит настоящим воздухом, а не через тесную резиновую маску с фильтрами.

Вильдер стоял на мостовой напротив дома, в котором он провел, наверное, свои самые лучшие годы. Стоял и примечал, как изменился с той поры его родной уголок: трещины расползались по стенам, чернели провалы-окна, некоторые – с сохранившимися рамами. На крыше происходила какая-то возня – там две вичухи боролись между собой за недавно пойманную добычу, огромного слизня, которому не посчастливилось оказаться на открытой местности. Когда охота кушать, и такой живностью не побрезгуешь. Наконец, они разодрали надвое тело жертвы и убрались восвояси, каждая в свою сторону, неся в когтях куски извивающегося тела монстра. Жирные вонючие капли – кровь слизня – упали совсем рядом с Вильдером, и Сергея передернуло от отвращения. А еще недавно он превозносил новые формы жизни и считал их совершенными. Накатила тошнота, и Сергей упал на колени, дергаясь в спазмах. Встал с трудом, на это ушло, казалось, не менее получаса. Он вновь вспомнил о Мише.

– Прошу… спаси и сохрани его… прошу тебя…

И вдруг на мгновение огромная тень накрыла Вильдера и заскользила дальше по земле, причудливо искривляясь на местности. Сергей поднял голову, и его губы тронула улыбка. «Они сумели, выбрались, смогли подняться в небо». Сигарообразный дирижабль скользил по небу легко, рассекая воздух, его серебристые бока искрились на солнце, а сбоку было написано неровным почерком слово «Надежда».

– Господь с вами.

Вильдер взглянул на фотографию, которую все это время держал в руке. С нее смотрела на него и мило улыбалась молодая девушка, Мишина мама. А ее обнимал за талию, стоя спиной к фотографу, молодой Сергей.

Глава 16 Полет

По просьбе Миши Данилов все-таки поднял дирижабль повыше. Вид с высоты открывался такой, что дух захватывало. Сейчас они шли вровень со стремительно надвигающимися облаками с запада. «Сброшу высоту попозже, – подумал Данилов, – пусть парень мир посмотрит».

Почти повсюду зеленел огромный океан разросшейся растительности, обступая заброшенные поселения. Позади, словно большая язва на теле земли, темнел город, переплетаясь улицами. Зелень потихоньку подбиралась к нему, тянула свои руки; и ясно было, что когда-нибудь изумрудный океан поглотит разрушенный город.

Лес был потрясающе красив и обманчиво спокоен. Но Миша знал, что может скрываться в его дебрях, какие разнообразные формы расплодились там, наплевав на законы эволюции. Искрились в солнечном свете утопленные в зелени озерки и речушки, торчали мачты линий электропередач, темнели прогалины. Природа расправила плечи, скинула с себя человеческое иго и теперь безраздельно властвовала на своей территории. Миша вдруг подумал, насколько ничтожны они сейчас по сравнению с разгулявшейся вокруг флорой и фауной, вошь на теле, которую надо раздавить, чтобы она не докучала природе больше. В принципе, все к этому и идет. Таких вошек становится все меньше и меньше, в итоге они исчезнут с лица земли, которая наконец вздохнет спокойно. Но Мише не хотелось исчезать, он еще поборется, он еще попытается изменить хоть что-то.

Незаметно для себя он ударился в воспоминания. Вот мама читает ему книжку перед сном и гладит его волосы, вот Игорь Владимирович находит металлический значок и цепляет его Мише на рубаху, на значке – летящий пассажирский самолет. А вот они с Колькой и другой детворой играют в прятки, благо, укромных мест на станции полно. Миша почти всегда выходил победителем, редко кому удавалось его отыскать. Воспоминания сменяли друг друга, накладывались, путались. Были счастливые, но были и грустные – о том, как не возвращались старые знакомые с поверхности, умирали от болезней жители или наступали особенно голодные времена. Но та жизнь на станции была близкой, родной, и жаловаться на судьбу Миша точно не собирался. А уж на такие приключения, как в последние дни, даже богатой Мишиной фантазии не хватило бы.

Данилов поглядывал на растрепанного парня, стоящего рядом, и в душу закрадывались новые чувства, которых он боялся и всячески стремился прогнать прочь. Волей-неволей приходилось учитывать тот факт, что перед ним не просто парень, а его сын. Пока он еще не готов к разговору по душам, но этот день непременно настанет, если они живыми выберутся из всех передряг.

Вдруг слева от дирижабля Данилов заметил черное пятнышко, понемногу увеличивающееся в размерах. Что там? Иван напряг зрение и разглядел, что к ним приближается огромная птица. Вичуха. Данилов сжал штурвал – кто знает, чего можно ожидать от птички, еще не хватало, чтобы она надумала помериться с ними силой и выяснить, кто на самом деле является истинным повелителем неба.

– Коля, – скомандовал Данилов, – к пулемету по левому борту, приготовиться, у нас гостья.

Мишин товарищ подскочил, помотал головой, прогоняя свои печальные мысли, и занял место за станком с «Утесом». Ствол запрыгал в руках парня, пока тот не приноровился и не навел механический прицел на приближающуюся тварь. Колька замер в ожидании команды. Было видно, как невеселые думы на время отступают, азарт и адреналин приходят им на смену, начинает подрагивать палец на спусковом крючке, и его приходится удерживать, потому что еще не время, надо подождать, вдруг птичка уберется восвояси.

– У-у, с солнечной стороны заходит, – мрачно прогудел Данилов. – Поэтому так поздно заметили. Грамотная птичка, однако, знает толк в тактике воздушного боя.

Но нападать тварь не спешила, видимо, решила разведать, что перед ней такое. Какое-то время вичуха просто следовала параллельно их движению, присматривалась к дирижаблю. В дирижабле четыре пары глаз, не отрываясь, наблюдали за ней, выжидая, что же предпримет птичка. Отсюда было видно, что тварь явно не в духе – быть может, они вторглись на ее территорию, и этого вичуха стерпеть не могла. И размеры дирижабля птичку совсем не смущали – подумаешь, летательный аппарат больше нее в несколько раз. Тварь, очевидно, была не из пугливых.

– Может, пальнуть? Свалит тогда побыстрее, – обернулся к остальным Колька.

– Погоди, вдруг ее только разозлим. Зачем лишние проблемы, она же наше путешествие подпортить может.

Но тварь и не думала улетать. Какое-то время она проводила разведку, а затем, круто развернувшись, за пару секунд оказалась совсем рядом с левым бортом. Глаза размером со здоровые булыжники зло зыркнули, пробуравив взглядом стенки и заклеенные пленкой стекла кабины, и в этот момент Миша понял, что тварь просто так не уйдет. Поняли это и остальные. И в следующую секунду кабина сотряслась от удара, когти вичухи заскрежетали по металлу. Звук был мерзким, противным, Миша не стерпел и закрыл руками уши. А затем дирижабль резко качнуло, все посыпались на пол, не удержавшись на ногах. Тварь прицепилась к дну кабины и понемногу тянула дирижабль к земле, одновременно пытаясь разодрать когтями металл. Кабину мотало, и Данилов опасался, что крепления между ней и оболочкой дирижабля не выдержат нагрузки. И тогда шансов у них нет – расплющит о землю.

Дирижабль основательно тряхнуло, и что-то лязгнуло внизу, после чего он вдруг снова начал набирать высоту. Данилов посмотрел в окно и увидел, как вниз летит один из прожекторов, вращаясь в воздухе, а вичуха, оторвавшись от дирижабля, опять догоняет, огромными взмахами крыльев преодолевая расстояние между ними. Она решила снова зайти с солнечной стороны для атаки, завершила широкий полукруг и устремилась прямо на них.

И тут проснулся «Утес», заворчал, как потревоженный зверь, посыпались на пол кабины гильзы. Пули начали рвать тело вичухи, находившейся совсем близко, так что не составляло большого труда попасть в нее. Тварь заклекотала и попыталась сделать разворот, чтобы снова обрушиться на корпус дирижабля, но пулемет уже сделал свое дело. Вичуха отчаянно боролась, но, израненная, уже не могла держаться в воздухе. Крылья ее сложились от натиска ветра, и она, сделав последнюю попытку зацепиться за воздушные потоки, отправилась на свидание с поверхностью.

– Дура, – выругался Данилов, наблюдая, как вичуха с простреленными крыльями неловко пытается удержаться в воздухе. – Чего дома не сиделось?

Все вздохнули с облегчением. Опасность миновала, они по-прежнему находятся в воздухе, и видимых повреждений нет, двигатели работают, высота держится. Данилов заметно повеселел, даже пытался шутить.

– С вичухой справились, а значит, нам любое море по колено. Опаснее твари я на своем веку не встречал, ее вся наземная живность в Москве боится, прячется по углам, чтобы добычей не стать. Хотя попадаются иногда особи, – вдруг вспомнил он что-то. – Но те – иное дело. Вот, например, челноки как-то рассказывали, что на Тульской вроде новая дрянь завелась, они ее называли «мозз», что-то вроде паразита, вселяется человеку прямиком в голову, и потерян он тогда для остальных – носителем становится, выполняющим команды своего «господина».

– Б-р-р, – содрогнулся Миша, – а вытащить оттуда его уже никак? Из мозгов?

– Можно, но тогда носителю смерть. В принципе, после того, как паразит в голову влез, не жилец ты уже. Вот такая дрянь похуже реального монстра, у которого есть лапы, крылья, хвост. С таким бороться сложно. Еще, помню, байки ходили про перегон между Третьяковской и Марксистской, мол, страшные вещи там творятся. Будто туннель тот мертвый, нехороший. Нет через него прохода. А я могу так сказать: куда ни сунься в метро нашем, всюду опасно. То станции загадочные, то твари в туннелях, то мистика сплошная творится, а иной раз и люди такое выкидывают, что похлеще прочих мутантов будут. А встречаются еще и люди-мутанты. Вот, Кошка, например. Прирожденная убийца. Говорят, у нее вместо рук настоящие лапы с длиннющими когтями, такими, что насквозь проткнет без особых усилий, и лучше не попадаться ей на глаза в туннеле, говорят, зла она на всех людей, никого в живых не оставляет. В общем, целый бестиарий у нас, Миша. Зоопарк.

А Миша думал, что все его знания о Москве ограничиваются лишь тремя станциями да Царицынским лесом, а город-то огромный, необъятный, и он столько еще не успел повидать. А сейчас он в дирижабле и с каждой секундой удаляется от Москвы. Будет ли у него еще шанс оказаться в метро, вернуться обратно? Куда заведет их путешествие? Что они найдут в Калуге? Быть может, свою смерть. Она неотступно следует за ними, устилает дорогу трупами.

Думы прервал Данилов.

– Ой, ребяты. Кажись, у врага подкрепление, – сказал Иван, указывая на пару черных точек по правому борту. – Миша, дуй ко второму пулемету. А я постараюсь сбросить их.

Через минуту стало ясно, что оторваться не получится. Вичухи стремительно нагоняли дирижабль, соревноваться с ними в скорости было бесполезно. А по левому борту появились еще три птички.

– Н-да, впятером на одного, нехорошо. А как же честный бой? – лицо Данилова выражало крайнее беспокойство. – И что мы им, медом намазаны что ли? Или конкурента видят в нас? Нас одна чуть не опрокинула, а тут толпа. Надо что-то делать, и срочно.

Взгляд Данилова наткнулся на тучи, надвигающиеся с запада, и он кивнул сам себе.

– Должны успеть.

Тут же дирижабль развернулся и устремился прямо к грозовым облакам.

– Миша, Коля, если птички окажутся в зоне поражения – стреляйте. А я попробую спрятаться от них.

И практически тут же заговорили оба «утеса». Мише удалось серьезно ранить одну тварь, которая спикировала к земле, неспособная больше продолжать преследование. Остальные приближались, находясь вне досягаемости пулеметов. Миша бессильно выругался и с надеждой взглянул на сосредоточенное лицо Данилова.

– Сейчас-сейчас, – тот ободряюще замотал головой. – Еще немного.

И в тот момент, как когти ближайшей твари зашебуршали по обшивке, норовя вцепиться в кабину, дирижабль на полном ходу врезался в грозовое облако, нырнул в густую мглу. Миша испытал дежавю, такое уже было совсем недавно, только стоял он на земле, а вокруг вихрился туман, но видимость также была практически на нуле, и все вокруг обволакивали клубы. Вичуха отстала, видимо, сбитая с толку неожиданным обстоятельством. Стало поразительно тихо, было слышно только, как гудят моторы сбросившего скорость дирижабля. Миша посмотрел вокруг, и голова затуманилась, подобно мгле снаружи. На стекла осели маленькие капельки, и еще появился один звук, которого не было раньше – словно звенела натянутая металлическая струна.

– Вроде бы оторвались, – тихо сказал Данилов. – Отсидимся немного в облаках, а потом будем выбираться. Только бы погода не подвела, вон как тучки набежали, а с утра – чистое небо было.

– Хорошо придумано, отличная маскировка, – показывая рукой на грозовые тучи, сказал Миша.

– В войну, особенно если силы противника значительно превосходили численностью, успешно пользовались такой тактикой – уходишь в облака, и количественное преимущество преследователей теряется.

– Только выбраться бы отсюда поскорее, – разглядывая капли на стеклах, пробурчал Игорь Владимирович.

Словно подтверждая его тревогу, внезапно налетел сильный порыв ветра, и дирижабль прилично качнуло. Снова пришлось всему экипажу подниматься на ноги – устоять не получилось, тряхнуло значительно.

Но это оказались лишь цветочки – следующие несколько часов превратились для дирижабля и его команды в сущий кошмар. Разбушевавшийся ураган принялся играть ими, словно надувным мячиком, подбрасывая махину, вертя в столбах воздуха, бросая из стороны в сторону. Об управлении уже не шло речи, весь экипаж держался за поручни изо всех сил, чтобы не расшибить головы и не переломать ноги-руки в трясущейся кабине. Скрипели стенки кабины, трещала оболочка, хлестал в окна сильный дождь. Дирижабль вынырнул из нижних слоев облаков, и Миша видел, как вертится внизу земля, проносятся поля, реки, леса, сменяя друг друга с огромной скоростью. Дирижабль мчался все дальше, вращаясь вокруг собственной оси, он полностью вышел из-под контроля, уже не спасали рулевые винты. Данилов боялся, что их оторвет, и тогда летательный аппарат станет полностью неуправляемым, если к тому моменту вообще останется невредимым.

Установить, куда они несутся, не представлялось возможным, вокруг было темно, бушевала гроза, а их уносило все дальше и дальше. Дирижабль снова нырял в облака и выныривал в другом месте, и это продолжалось уже бесконечно долгое время. Пелена дождя вокруг была настолько плотной, что сложно было понять, день ли еще снаружи или уже наступила ночь. Кроме ревущего урагана, до них не доходило ни малейших отзвуков, метания по небу так истощили команду, что они почти готовы были разжать руки и довериться судьбе, пока, наконец, не почувствовали, что движутся вниз. Теперь пришло осознание, что им грозит опасность разбиться о землю, но мысль эта в силу их огромной усталости и истощения показалась не такой уж и ужасной.

Ураган как будто бы немного стих, дирижабль уже не кружился в воздушных вихрях, их не так сильно швыряло по сторонам. Наконец, Миша решил отлепиться от переборки, в которую он вжался, сидя на корточках и держась за поручень. На непослушных ногах он добрел до ближайшего окна и выглянул наружу. Куски обшивки трепыхались за стеклом, но сквозь них Миша увидел, что земля очень близко – они практически касаются верхушек проплывающих внизу деревьев. Подгреб Данилов и уставился с измученным выражением в окно. Увидев, что перед ними новая угроза, он повернулся к Мише.

– Надо сбросить балласт. Срочно!

Миша кивнул. С помощью остальных они избавились практически от всего балласта на дирижабле.

– Скорее всего, потеряли часть гелия и продолжаем его терять. А это значит, что долго мы не протянем.

– Знать бы еще, где мы находимся, – задумчиво сказал Миша, – и как далеко нас забросило.

– Таскало нас несколько часов на приличной скорости, хорошо, что живы пока. Думаю, мы порядочно удалились от нашего маршрута. Во всяком случае, я местность не узнаю.

Пока стихал ураган, Данилов пытался понять, насколько серьезны повреждения, полученные в борьбе со стихией. Один двигатель вышел из строя и не запускался; посмотреть, в чем там дело, в воздухе не представлялось возможным. Другой тарахтел и работал с перебоями. Рули, видимо, тоже погнуло или оторвало, управлять дирижаблем было практически невозможно. Сейчас он представлял собой малоуправляемый воздушный шар.

Данилов беспомощно взглянул на Мишу.

– Кажись, приплыли. Сделать ничего нельзя, только ждать, куда нас зашвырнет, или пока не стукнемся о землю.

Миша посмотрел за окно, и тут ему в голову пришла идея, показавшаяся неплохой.

– А что, если… – и он замолчал.

– Продолжай.

– Мы закрепим канаты, на концах сделаем что-то вроде петель и свесим их вниз. Есть шанс зацепиться за деревья, мы сейчас низко и движемся не слишком быстро.

– А это идея. Тогда за работу.

Игорь Владимирович, Колька, Миша и Данилов заторопились, размотали канаты, лежащие в задней части кабины, и принялись крепить их. Получилось три каната приличной длины с петлями на концах.

Они открыли дверь и сбросили канаты. Вдруг затея показалась Мише глупой, так они могут рухнуть вниз, и шансов на спасение точно не будет.

– Держитесь, – в этот момент крикнул Данилов, – и подальше от двери, чтобы не вывалиться.

Первый канат вырвало вместе с поручнем, за который он был привязан. Но рывок несколько замедлил ход, так что второй канат благополучно зацепился за дерево и почти справился с ролью якоря. Все члены экипажа не удержались и отлетели в заднюю часть кабины, отделавшись ушибами и синяками. Сильнее всего досталось Игорю Владимировичу – он расквасил себе нос и набил огромную шишку на лбу. Но второй канат все-таки лопнул, хоть и сыграл решающую роль в их остановке. Теперь спуск пошел быстрее, ветки самых высоких деревьев уже царапали дно кабины дирижабля.

– Держитесь, сейчас будет еще больнее, – сказал Данилов, хватаясь за баллон с гелием.

Спустя мгновение дирижабль упал на деревья, их подбросило в кабине и здорово приложило о потолок, раздался треск дерева и обшивки, а затем сознание Мишу покинуло.

* * *

Первое, что увидел очнувшийся Миша – высунувшегося в проем двери и блюющего Кольку.

– Разболтало что-то меня, – как бы извиняясь, сказал друг. – Ты там как?

Миша пошевелил руками и ногами, дотронулся до головы и тут же отдернул руку и поморщился. На руке была кровь.

– В порядке, – ответил он Кольке. – Сам-то цел?

Тот кивнул и снова согнулся в рвотном позыве.

Миша привстал и оглядел кабину.

– А где Данилов и Игорь Владимирович?

Колька виновато пожал плечами.

– Сам только очнулся, еле до выхода успел доползти.

В одном месте дерево пробило кабину, прошило могучей веткой, словно нанизав на копье. Половина стекол отсутствовала. Снаружи были сумерки – по всей видимости, солнце недавно зашло, либо так темно было из-за облачности. Миша выглянул в окно. Оболочка в нескольких местах была порвана, но в целом Миша ожидал увидеть худшее. Куда же делись их товарищи? А если их выбросило через окно из-за столь жесткого приземления? Надо было выбраться наружу, чтобы проверить. Миша выглянул в другое окно и с удивлением обнаружил, что на широкой ветке сидит, прислонившись к стволу, Игорь Владимирович, а рядом лежит Данилов.

Миша, преодолевая головокружение, неуклюже вылез через окно и подполз к ним. На лице сидящего старика была блаженная улыбка, глаза закрыты, а одной рукой он крепко держал за шиворот Ивана.

– Ты взгляни, Миша, – не открывая глаз, пробормотал старик, – как здесь хорошо.

Вокруг колыхалась листва, шуршала, словно перешептываясь между собой и обсуждая нежданных гостей. В такт небольшому ветерку покачивались ветки, усыпляли и убаюкивали, а на душе разливалось умиротворение и тепло. Миша присел рядом, на соседнюю ветку.

– Вы в порядке? – озабоченно поинтересовался он у Игоря Владимировича.

– Пару шишек набил, ничего серьезного.

– А с Даниловым что?

– Скоро очухается, не волнуйся, пусть так полежит. А то последние дни суетные выдались, богатые на события. Не грех хоть немного расслабиться и отдохнуть.

– Как там Николай? – приоткрыв один глаз и скосившись на Мишу, спросил Игорь Владимирович.

– В кабине он, изучает, что съел сегодня на завтрак.

– Да, неплохо нас потрепало. Против природы не попрешь. У нее свои планы.

– Я в какой-то момент подумал даже, что нам конец, – признался Миша. – Недолго так думал, пару секунд. И даже сомневаться начал, зачем нам все это. Что смогут сделать четверо в таком огромном брошенном мире? Стоило ли отправляться в полет?

– И как? Стоило?

– Конечно. Не простил бы себе, если бы остался в бункере, проявил безволие, трусость. Нельзя сворачивать с намеченного пути. Если каждый будет бороться, может быть, что-то из этого и получится. Я сейчас путано объясняю, но как-то так выходит.

Игорь Владимирович кивнул.

– Понял тебя. Я еще вчера в глазах твоих увидел огонь.

– Интересно, где мы сейчас? – задумчиво спросил Миша, пытаясь рассмотреть что-то сквозь листву.

– Да где угодно, нас столько времени мотало по небу. Такие бури, как наша, могут охватывать огромные территории. Они и в прошлом причиняли много бед людям, оставляли без крова, целые города разрушали. Хорошо, что не переломало нас прямо в воздухе. Или молния в нас не попала.

Игорь Владимирович посмотрел на дирижабль, застрявший в деревьях.

– Возможно, где-то здесь наш новый дом.

Миша вдруг вспомнил, как он мечтал о путешествиях, когда крутил динамо-машину на ферме на родной станции Орехово. Он воображал тогда легкую прогулку по поверхности. Как же он ошибался тогда! В этом мире надо держать ухо востро, быть все время бдительным, с глазами на затылке, быть жестким и даже жестоким – только так можно выжить в подобных условиях.

Он поделился своими наблюдениями с Игорем Владимировичем, и тот в ответ сказал:

– Миша, трудности были и будут всегда, ты лишь оставайся человеком, помни о том, кто ты есть. И действуй по обстоятельствам.

Начал подавать первые признаки пробуждения Данилов, и Игорь Владимирович покрепче ухватил его, чтобы тот ненароком не свалился с веток вниз. Немного придя в себя и осмотревшись, Иван заметил, что они не в таком уж и плохом положении, как могло бы быть. Он уселся верхом на широченную ветку, на которой лежал все это время, и не без удовольствия потянулся, разминая суставы.

– Славно повеселились, – улыбнулся Данилов, глядя на Мишу. – Пивка бы сейчас, настоящего.

– Перебьемся. Самое главное, живы мы.

Эпилог

Робкий стук в дверь разбудил задремавшего прямо за столом тучноватого мужчину. Он крякнул и потянул затекшие от не совсем удобной позы руки, покрутил головой, растер ноющие от чрезмерного напряжения за последние дни виски и недовольно посмотрел на дверь. Его хищный взгляд будто пронзил насквозь деревянную переборку, заставив источник шума по ту сторону поежиться, будто от озноба.

Неуверенный стук повторился.

Мужчина вздохнул. «Ничего не поделаешь, никуда не деться от неотложных дел».

– Корниенко, ты? Входи.

Дверь протяжно заскрипела, заставив мужчину недовольно поморщиться.

– Чего застыл на пороге? – буркнул он, глядя на переминающегося с ноги на ногу паренька лет шестнадцати. – Давай, чего у тебя там.

На стол начальнику управления безопасности Андрею Павловичу Веденееву легла внушительная стопка бумаг с печатью Главы Конфедерации Печатников.

– Мать его, – выругался сквозь зубы тот, мысленно прикидывая, сколько времени у него уйдет на разбор в принципе никому не нужных бумаг, – скоро в архиве места не хватит, что ж ему неймется?

Вопрос не был адресован пареньку, стремившемуся поскорее улизнуть из кабинета, поскольку чувствовал он себя здесь крайне неуютно. Он был скорее риторическим.

– Чего колышешься, как осина на ветру? Свободен!

Ходили слухи, что лучше не попадаться на глаза начальнику управления безопасности, когда тот пребывает в плохом настроении, а уж гневить его самому не стоило и подавно. Паренек чуть было не изобразил поклон в пол, настолько он был рад столь скорому избавлению от общества начальника.

– Спасибо, Андрей Павлович.

Благодарность невесть за что прозвучала не в тему. Андрей Павлович в ответ только хмыкнул. Пятясь и не смея повернуться спиной к властному человеку на стуле, посыльный вышел и с огромным облегчением закрыл за собой дверь. Коридорный сквозняк заставил парня вздрогнуть, затылок и спина были липкими от пота. «Надо же, так и обмочиться недолго. Какой же у него взгляд жуткий, пробирающий до костей».

О том, что Андрей Павлович делал с непослушными и не в меру борзыми элементами общества, в Конфедерации тоже ходили легенды. А уж этот его тип, Сильвестр – настоящего его имени никто не знал – и вовсе жуткий. Вроде бы с виду тщедушный, невысокого роста и довольно щуплый мужичок, но из его пытошной выносили только ногами вперед. После попадания в темную комнатушку в самом конце коридора, обитую чудом сохранившимся, кое-где подгнившим поролоном и кожзамом, в живых не оставался никто.

От скрипа закрывшейся двери снова заныли виски. «Надо срочно распорядиться, чтобы механики с Кожуховской подогнали машинного масла. Мочи нет эти трели выслушивать каждый раз». Андрей Павлович с изрядной долей отвращения глянул на принесенный ворох бумаг.

– Бюрократ хренов, – потрясая кулаком, процедил он сквозь зубы. – Старый пень, и чего ему в своих хоромах там неймется. Опять, наверное, инвентаризацию затеял.

«Ничего, – уже про себя подумал он – стены тоже иногда имели обыкновение слушать, а некоторым мыслям лучше оставаться скрытыми от посторонних ушей, – будет и на моей улице праздник. И уже скоро. Этот старик уже и так неважно себя чувствует, возраст сказывается. Сердечные приступы и в прошлой жизни в таком возрасте случались часто, а уж при нынешнем положении вещей, «чудесной» экологии и «свежем» воздухе, не забудем и о ворохе проблем, чего уж грешить, до такого почтенного возраста люди доживают нечасто. И как его вообще угораздило столько прожить?! Семьдесят четыре, шутка ли! Сердечко-то давно пошаливает, надобно помочь ему. Заслужил человек покой».

Андрей Павлович несколько раз кивнул своим мыслям, соглашаясь. Грядут перемены, там и выборы пройдут на должность Главы Конфедерации, а уж он постарается, чтобы большинство голосов за него было. Кропотливая работа уже давно проведена.

Андрей Павлович обвел хмурым взглядом ненавистный ему кабинет. Покосившийся шкаф с хламом в углу, рядом – вдоль стены – деревянная скамья, иногда служившая ему спальным местом. Грубо сколоченный стол из досок и шатающийся стул. На стене, покрытой свисающими тут и там лохмотьями обоев, карта метрополитена с пометками и обозначениями. Вот и все убранство. Ничего, еще немного подождать, и старый пыльный кабинет начальника управления безопасностью поменяется на роскошные апартаменты Главы. А ждать Андрей Павлович умел.

«Стану главой – наведу порядок! Налажу отношения с Калининской Конфедерацией, а то старый хрыч запустил совсем политику внешнюю, надо будет шпану разогнать на Кожуховской – из-за нее отношения с калининцами натянутые. Да и с Ганзой надо подружиться, они-то пока выжидают, но если слабину допустить, враз под их каблуком окажемся. А роль сырьевого придатка меня не устраивает совсем». Мысли будущего Главы уносились все дальше и дальше – к освоению заброшенных Люблино и Волжской, и хрен с ними, с этими аномалиями там – он как-нибудь справится. Можно будет наладить торговлю запчастями с Кожуховской, все-таки мастерские у них не самые плохие, правда, до умельцев Бауманской далеко. Чай опять же печатниковский, до ВДНХ-то – неблизко, а по соседству и подешевле будет. Сам-то Андрей Павлович местную бурду не пил, предпочитая этому пойлу напиток с ВДНХ. Тоже пойло, но все ж таки получше будет. Таак, а на Крестьянской Заставе надо фермы построить, с Дубровкой и ее мором тоже разберемся».

Мысли начальника управления безопасности снова вернулись к тому дню, когда на станции появился этот оборванный доходяга-врач, рассказавший о своем чудесном спасении и проделавший немыслимый путь в одиночку из дебрей Царицынского парка да через небезопасные жилые районы. «Вот уж действительно, Господь сирым да убогим всегда помогает, повезло бродяге. И живучим оказался, выкарабкался, хотя одной ногой в могиле был от истощения. Ну да ничего, в том деле этот врач не свидетелем, а скорее помощником по неведению оказался. Вот уж удача так удача. Подфартило ему!»

История со спасшимся врачом Сергеем и правда подвернулась как нельзя более кстати. Она помогла убрать главного соперника на его пути – Олега Немова. «Хороший боец, в почете на станции был, хорошими людьми просто так не разбрасываются, но он слишком много знал. Слишком. А темное прошлое не помощник в будущих делах и свершениях. Ну до чего же старый маразматик наивен – я всего-то сыграл на чувствах главы, а он купился и бровью не повел».

«Вот и последнее препятствие устранил, да как ловко-то!» Настоящего Главу Конфедерации Андрей Павлович Веденеев и за препятствие не считал. Так, маленькая досадная помеха.

Ввернуть вовремя про родных в Калуге не составило большого труда – Андрей Павлович был прекрасно осведомлен о слабых местах Главы Конфедерации. Ведь именно он в свое время убедил того, что даже если по Калуге и не был нанесен удар, в живых там вряд ли кто остался – схорониться негде. Ни тебе нормальных бомбарей, ни подземелий. Да и главное – насколько было легко и быстро добраться до Калуги в незапамятные времена, до Катастрофы, настолько сложно и почти невозможно было преодолеть те жалкие сто с лишним километров теперь по открытой местности.

Андрей Павлович долго решал, как поступить с Немовым. Все решения таили в себе опасность оказаться провальными – мало ли что. В свое время он перебрал кучу подходящих вариантов – от несчастного случая на поверхности с возвращающимися сталкерами до киллера на станции или в туннеле. Но любой план был связан с большим риском – Немов человек опытный, боец, и все могло пойти совсем по иному сценарию. Да и лишние свидетели были ни к чему. И вот тут-то судьба и преподнесла ему подарок – Сергея Вильдера, чьи слова подтвердили ранее полученную информацию о дирижабле. Тотчас же созрел план – как избавиться от неугодного Немова. Выдумать радиосигнал от выживших из Калуги не составило большого труда. Все дальнейшее было делом техники. «А ты что, старый маразматик, веришь, что радиосигнал и правда был?!»

Веденеев нервно погладил рукой редкие сальные волосы на уже лысеющей голове, взгляд его опять вернулся к стопке бумаг на столе – «быть может, последней перед новым назначением». Настроение от этой мысли заметно улучшилось.

– Где же ты сейчас, Олег Немов? Кормом какого неведомого создания ты стал в джунглях жуткого парка?

Слова, больше похожие на свистящий шепот, невольно сорвались с губ задумавшегося начальника управления безопасности.

На стареньком, ветхом, видавшем виды стуле за таким же ветхим столом посреди убогого кабинета сидел и довольно потирал руки будущий Глава Конфедерации Печатников. На лице его блуждала легкая улыбка, вкупе с хищным выражением глаз делавшая его лицо похожим скорее на маску. В этот момент Андрей Павлович казался себе всемогущим. А где-то далеко, за много сотен километров отсюда, сигарообразный дирижабль, потрепанный бурей, стремительно летел на свидание с поверхностью.

От автора

Здравствуйте!

Меня зовут Виктор Лебедев, и это мой дебютный роман. Рад, что вы держите его в руках. Некоторые люди считают: чтобы стать писателем – достаточно иметь перо и бумагу. Уж не знаю, верно ли это утверждение, но, на мой взгляд, нужно еще и огромное желание, а также упорный труд. Без желания рассказать свою историю ничего не выйдет.

Тут сразу оговорюсь, что писателем пока я себя не считаю, еще слишком рано. Мне до сих пор еще не верится, что книга вышла в серии, ведь только друзья знают, сколько сил было затрачено и как постепенно история начинала жить своей жизнью. И теперь я с полной уверенностью отпускаю роман в свободное плавание, он справится, и мне очень хочется, чтобы он нашел свою дорогу к вашим сердцам.

Честно скажу – писать романы тяжело. Я как-то себе иначе это представлял – вот у меня чашка кофе на столе, вот печатная машинка, вот шум моря, доносящийся сквозь открытое окно, и вот я, даже поесть и поспать забывая, пишу… пишу… пишу. И вот, уставший, но счастливый, протягиваю стопку листов редактору, а он говорит: «Это шедевр!». Нет, ребята, все не так, все не так, ребята. Это прямо труд. Тяжелый труд. Очень тяжелый труд (а я знаю, о чем говорю, в лихие двухтысячные мне довелось поработать грузчиком). И девиз «Ни дня без строчки» стал моим девизом на долгое время. Какие-то куски глав этого романа записаны в простом стареньком телефоне, какие-то – на салфетках в кафе (все-таки не удержался от шаблонов), но бо́льшая часть – в ноутбуке в ворде, двенадцатым шрифтом одинарным интервалом.

Писал роман я долго, с перерывами. Начал писать в 2011 году, тогда еще в голове не было цельной идеи, она лишь зарождалась, несмело нащупывала путь. О публикации в то время я мог лишь мечтать. Теперь вы держите в руках результат моей долгой и кропотливой работы.

Любимый вопрос школьных учителей по литературе: «Что хотел сказать автор?» Да ничего не хотел сказать автор, хотел рассказать о том, как любят и как предают тех, кого любят; о том, как тоскуют по потерянному, о том, что твоя жизнь может оборваться в один момент, и никто не посмотрит, что там за планы ты себе напридумывал; и о том, что совы совсем не то, чем они кажутся.

Приходилось ли вам когда-нибудь задумываться, как долго в нас живут разные чувства? Насколько обстоятельства смогут их стереть или задвинуть куда подальше? Верите ли вы, что и в мире 2033 года найдется место прошлому? Способны ли мы со временем забыть то, что в настоящей жизни имеет для нас первостепенное значение?

Предлагаю вам вместе со мной прогуляться по жутким тропинкам Царицынского парка, побывать в бункере заброшенной войсковой части и взглянуть с высоты птичьего полета на разрушенный мир. Хотите совершить подобную экскурсию? Лично я бы побоялся, но вдруг вы отчаянные и храбрые? Тогда добро пожаловать!

Рассказывать здесь о сюжете я не буду. Вдруг вы один из тех, кто сначала читает послесловие, а потом – саму книгу. Скажу лишь, что история, описанная в романе, – про борьбу двух друзей, про сына, растущего без родителей, про мечты о лучшей жизни и про человека, потерявшего все, но оставшегося верным идеалам. В общем, она о людях, которые остаются людьми даже после Конца Света – с их достоинствами и недостатками, поступками и чувствами, желаниями и способностями.

Каждый из нас оказывается перед выбором на разных этапах жизни. Иногда его очень сложно сделать. Иногда – легко. Героям моего романа очень непросто. В них еще теплится слабая надежда на лучшее существование, но если не принять судьбоносное решение, не рискнуть – ничего не удастся. А их личный выбор зачастую сопряжен с жертвами. Тут уж ничего не попишешь.

Ах да, о себе же еще нужно что-то рассказать. Родился в чудесном Волгодонске, где закончил школу. В училище надолго не задержался – меня выгнали, и поделом. Зато институт закончил очень хорошо, вот даже отлично, а еще один институт закончил обычно. Вот так мудрено я хвастаюсь двумя высшими образованиями и немножечко горжусь позорным исключением из училища.

Шесть лет назад я приехал в Москву, где в настоящее время живу и работаю. Правда, чтобы вспомнить название должности, мне самому приходится заглядывать в трудовой договор. Но если вы в синем небе увидите зеленый самолет – знайте, я имею к этому отношение, хоть и очень далекое, но все же.

Москва – прекрасный город, но здесь я только гость, родной город не забываю. Летом и зимой навещаю его и искренне верю, что однажды вернусь сюда, в эту тихую заводь, где плачут ивы, цветут акации, летает тополиный пух, течет тихий Дон по степным просторам и плещутся волны Цимлянского моря. После суеты большого города моя малая родина – настоящая отдушина для меня.

Что я о себе да о себе. Перейдем к тем, без которых этого романа не было бы. Огромное, неизмеримое спасибо:

Марии Филипповой, моей настоящей музе, будущей жене и самому первому читателю – за настроение, неоценимую помощь в работе с романом, терпение, а также за суровую критику;

Прекрасным феям Ольге Швецовой и Анне Калинкиной – за дружеские «пинки», за то, что так помогли мне – решительно вырезали из романа все, что нужно было вырезать (а мне жалко было), за хорошие и правильные слова – благодаря вам роман стал выглядеть стройнее;

Дмитрию Боброву (в народе «Злому Бобру») – за помощь, советы и найденное решение;

Редактору Вячеславу Бакулину – за помощь в сюжете, оказанное доверие, поддержку и возможность участвовать в проекте;

Дмитрию Глуховскому – за созданную им Вселенную, без которой не было бы всех этих книг.

Спасибо порталу Вселенной Метро 2033 и всем его обитателям. Со многими из талантливых, умных и веселых людей оттуда общение перетекло из виртуальной реальности в реальную реальность, и я очень этому рад. Надеюсь, наше общение продолжится, а традиционные посиделки станут более частыми.

Спасибо моей семье и моим друзьям, я всегда чувствую вашу поддержку.

И спасибо вам, дорогие читатели, за то, что выслушали мою историю. Надеюсь, она вас не разочаровала. Не прощаюсь. Мне еще есть что вам рассказать. Удачи вам! До встречи на страницах книг и на портале.

Примечания

1

Ф. И. Тютчев. «Как океан объемлет шар земной…»

(обратно)

2

Цитата из фильма Underground.

(обратно)

Оглавление

Пятьдесят, как один Докладная записка Вячеслава Бакулина

  Пролог

  Глава 1 Небо

  Глава 2 Знакомство

  Глава 3 Задушевные разговоры

  Глава 4 Проводник

  Глава 5 Встреча

  Глава 6 Последние приготовления

  Глава 7 Царицыно

  Глава 8 Новые препятствия

  Глава 9 Войсковая часть

  Глава 10 Бункер

  Глава 11 Кто виноват

  Глава 12 История Сергея Вильдера

  Глава 13 Возвращение

  Глава 14 Подготовка

  Глава 15 Страшный суд

  Глава 16 Полет

  Эпилог

  От автора Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg