«Выживший»

Выживший (fb2) - Выживший [пер. TheUsher] 636K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Стив Паркер

Выживший (Стив Паркер)

Идёт сорок первое тысячелетие. Более чем сто веков Император недвижимо восседает на Золотом Троне Земли. Волею провидения он — повелитель рода людского, властвующий над миллионом планет благодаря мощи своих неисчерпаемых армий. Его тело — разлагающиеся останки, которые извиваются в незримых корчах под воздействием сил, восходящих к Тёмной Эре Технологий. Он — Гниющий Владыка Империума, которому ежедневно приносят в жертву тысячу душ, чтобы он никогда не умер по-настоящему.

Но даже в таком неумирающем состоянии Император продолжает своё непрестанное и неусыпное бдение. Когда могучие боевые флотилии пересекают кишащие демонами миазмы варпа, — единственный путь, соединяющий далёкие звёзды, — дорогу им освещает Астрономикон, псионическое проявление воли Императора. Во имя него гигантские армии дают сражения в бессчётных мирах. Его величайшими бойцами являются Адептус Астартес — космические десантники, биологически-сконструированные сверх-воины. Несть числа их собратьям по оружию: Имперская Гвардия и несметные силы планетарной обороны, никогда не теряющая бдительности Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус, и это лишь малая их часть. Но несмотря на всю их многочисленность, их едва хватает, чтобы сдерживать постоянную угрозу, исходящую от чужих рас, еретиков, мутантов — и худших врагов.

Быть человеком в такие времена — это значит быть одним из числа бессчётных людских миллиардов. Это означает жить при самом жестоком и кровавом режиме, какой только можно себе вообразить. Это — повести тех времён. Выкиньте из головы техническое могущество и научную мощь, ибо столь многое было забыто, что уже никогда не узнать вновь. Выкиньте из головы надежды на прогресс и понимание, поскольку в жестоком мрачном будущем есть только война. Нет мира среди звёзд, лишь вечность резни и кровопролития, да хохот алчущих богов.

1

Бас вскочил и побежал что есть духу, даже не успев осознать причину. Какая-то часть его мозга среагировала в тот же миг, когда раздался крик, затем его ноги пришли в движение, и он затопотал по пыльным проулкам, улепётывая от своих преследователей.

Первое правило было простым: "не попадаться на глаза". С того момента, как нагрянули чудовища, он нарушил его лишь считанное число раз, и никогда — намеренно. Сейчас, как и прежде, это случилось не из-за его неуклюжести. И не из-за его беспечности. Просто-напросто невезение как оно есть, и ничего более. Он принял все обычные меры предосторожности. Он держался в тенях. Он перемещался стремительно, пригибаясь низко к земле. Он был терпелив, бесшумен и всегда настороже. Но чудовища, которые сейчас гнались за ним, радостно тявкая и вереща от перспективы пролить его кровь, пришли снизу. Они появились из-под канализационной решётки всего в нескольких метрах позади него, и о сегодняшних поисках чистой воды внезапно пришлось забыть в пользу гораздо более экстренной надобности.

Он удирал; пули шлёпали о стены переулка по обе стороны от него, выбивая облачка пыли и каменной крошки. Некоторые из них подходили вплотную к тому, чтобы окончить его жизнь, пролетая так близко, что чиркали по затвердевшей от нечистот корке его волос. Это заставляло его рывком прибавлять скорость и давало добавочный адреналин, позволявший ещё сильней притупить боль, терзавшую его ноющие суставы и мышцы.

Он увидел впереди наверху покорёженные останки пожарной лестницы и стрелой помчался к ним. Крыши — вот это было его царство. За месяцы, прошедшие с момента пришествия чудовищ, он часами укладывал доски между остатками кровель этого городка. Там, наверху, он ходил, где хотел, и видел всё. Там он имел преимущество. Гиганты никогда не поднимались наверх, а мелюзга не знала эту территорию так, как он. Крыши принадлежали ему: ориентируйся в своём окружении, и ты всегда будешь на шаг впереди.

Искривлённая металлическая лестница затряслась и заскрипела, когда он ринулся вверх по ней. В ушах колотило сердце, в голове стучала разогнанная кровь. Он рискнул бросить взгляд вниз и увидел своих преследователей — четырёх костлявых зелёных существ с красными глазами и игольчатыми зубами. Они достигли низа пожарной лестницы и, запрыгнув на неё, карабкались вслед за ним.

Бас продолжил подъём и ещё через несколько секунд добрался до крыши. Какой-то кратчайший миг он оценивал своё положение. Здесь, в юго-западной части городка, у него было несколько устоявшихся местечек для укрытия, до двух из которых было рукой подать. Но он не мог пойти на риск привести врагов к одному из своих убежищ. Сначала ему надо оторваться от погони. Он может двинуться на север по самодельным мостикам, которые уложил несколько недель тому назад, или же направиться на восток, где зазоры между зданиями были достаточно узкими для того, чтобы их перепрыгнуть.

Значит, на север. Чудовища позади него не уступали ему в прыгучести. Восток нёс в себе гигантский риск.

Он помчался дальше к противоположному краю крыши, избегая проломов, там где артиллерийские снаряды чужаков выгрызли огромные зияющие дыры. Он уже был на дальней стороне, когда первый из жилистых зелёных убийц достиг верха пожарной лестницы и снова открыл по нему бешеную пальбу. Рядом с ним появились остальные и, видя, что их оружие мажет мимо цели, они опрометью бросились к мальчику.

"Взгляд вперёд, — сказал себе Бас, делая первый торопливый шаг с крыши на пару досок. — Не смотри вниз".

Зазор между зданиями имел пять метров в ширину. Когда Бас подходил к его середине, дерево прогнулось под ним, но он знал, что оно выдержит. Он проверял доски на крепость перед тем, как их уложить.

Мимо его ушей просвистела пара пуль. Он полубегом проделал оставшиеся несколько шагов и прыгнул на последнем. Его преследователи позади него были на полпути через предыдущую крышу.

Бас развернулся к ним лицом. У него не оставалось времени втащить доски на крышу, как ему хотелось, — не тогда, когда враги вооружены этими своими неряшливыми толстоствольными пистолетами. Вместо этого он пнул доски ногой и проследил, как они летят кувырком к тёмной улочке внизу.

Его преследователи, воя и брызжа слюной от ярости, открыли огонь. Один, вероятно, более безрассудный, чем остальные, или, может, более кровожадный, отказался признавать поражение. Он взял разбег до края кровли и прыгнул в пустоту. Бас уже нёсся во весь опор к следующей крыше. Он не видел, как существо нырнуло вниз к своей смерти, но услышал леденящий вопль. Вскоре он уже оставил охотившихся на него тварей далеко позади. В его ушах всё ещё стояли их чужеродные выкрики, полные разочарования и бешенства.

2

Он умирал.

Наверное. Скорее всего. Он не мог сказать наверняка. Басу было только десять лет, и все кончины, которые он пока что видел в своей короткой жизни, были насильственными и неопрятными — и все они случились в последние месяцы.

Эта была другой. Эта была шатанием коренных зубов. Эта была жжением в животе в те всё более редкие моменты, когда он съедал что-нибудь существенное. Эта была кровью в сплёвываемой им мокроте и в его испражнениях при отправлении естественных надобностей. Приступами накатывала головная боль, сильная и пульсирующая, как и резкие спазмы, которые временами терзали его слабеющие мышцы.

После его бегства по крышам эти симптомы навалились на него всем скопом. Он не поддавался им, пока не оказался в относительной безопасности. Тогда он лёг, и боль накрыла его, словно оползень.

Знай Бас больше, он опознал бы признаки обезвоживания и недоедания. По мере истощения припасов, которые ему удавалось себе разыскать, ему приходилось растягивать их на всё более долгое время. Но Бас не знал. Он мог лишь догадываться.

Сколько он так прожил к настоящему дню? Месяцы? По его ощущениям — да. Какое сегодня было число? Он ничего не мог сказать точно. Для него время шло не в часах и минутах, а в периодах прятания и убегания, дневного света, тягостного сна и ежедневных занятий выживанием в его хождениях по острию ножа. Он чувствовал себя последней мышкой в башне, полной изголодавшихся кошек.

Если зелёные чудища когда-нибудь его поймают, ему незамедлительно придёт конец. Он будет мучительным и ужасным, но быстрым. Всяко быстрее, чем от болезни или от голода. Он спросил себя, будет ли медленная и тихая смерть хоть сколь-нибудь лучше? Что-то на уровне инстинктов заставило его перестать мыслить в этом направлении, прежде чем у него успел сформироваться ответ. Пока что он был жив, и здесь, в одном из множества своих убежищ, он находился в безопасности.

Он одёрнул себя. Нет, не в безопасности. Не по-настоящему. Он никогда не был в настоящей безопасности.

В его голове раздался голос старика, бранящий его из глубин его памяти, — резкий и суровый, точно выстрел винтовки.

"Безопасность — иллюзия, малец. Никогда этого не забывай".

Иллюзия, так и есть. Как же Бас мог забыть? Эти слова вколачивались в него до тех пор, пока он не научился никогда не засыпать крепко и пробуждаться в состоянии такой готовности, что ему позавидовал бы любой Гвардеец с передовой. Когда Бас жил вместе со стариком, то если он не вскакивал и не вставал по стойке "смирно" через три секунды после первого сигнала, тяжёлая палка, свистнув в воздухе, будила его по-плохому. Сейчас же, если удар когда-нибудь застанет его во сне, то это случится не ради науки. Это будет клинок зеленокожего, и его сон станет вечным покоем мертвеца.

Он знал, что его ловушки и силки не будут защищать его вечно. Наступит день, быть может — уже скоро, когда один из этих дикарей доберётся до убежища. Это не будет кто-то из клыкастых великанов. Бас заботился о том, чтобы устраиваться на ночлег только в маленьких тесных местечках, куда те не смогут пролезть. А вот костлявые крючконосые твари могли проскользнуть везде, где и он, и это были злобные и лютые создания, которым доставляло радость проливать кровь. Бас полагался на свои средства защиты лишь как на самого себя, так что он не жалел стараний, чтобы ничего не упустить. Он ни разу не позволил себе сомкнуть глаза, не проверив трижды все до единой точки доступа в убежище. И хотя его ловушки и были простыми, они уже успели спасти его дюжину раз. Старый хрыч не давал ему продыху своей муштрой, из-за чего Бас терпеть его не мог, но эти уроки, выученные таким тяжёлым трудом и ненавистные, сейчас были той тонкой гранью, что отделяла жизнь от смерти. Они были причиной, по которой один-единственный десятилетний мальчишка выжил в руинах этого упадочного городка, где восемнадцать тысяч имперских граждан погибло, крича и взывая к Императору о спасении.

Бас продолжал жить, и уже само это было плевком в глаза зеленокожему кошмару.

Он так и не поблагодарил старика. Был один момент в прошлом, когда они расставались друг с другом навсегда, и Бас едва не произнёс эти слова, но воспоминания обо всех его сломанных костях, порезах и синяках в то время ещё были слишком яркими. Они заставили его промолчать. Тот момент ушёл без возврата, и старик, конечно же, был мёртв. И даже если это не имело никакого значения, Бас надеялся, что душа старого чёрта получит некоторое удовлетворение от живучести своего внука.

Теперь пора отдыхать. Сейчас Бас нуждался в этом больше, чем когда-либо. Снаружи стояла чёрная-пречёрная ночь. В дырах от снарядов, которые усеивали стены этого чертырёхэтажного доходного дома, завывал ветер. Холодный ливень колотил по остаткам осыпающейся крыши и потрескавшемуся потолочному окну наверху.

Хорошо, подумал Бас. Нынче ночью зеленокожие не выйдут на улицы. Когда так лило, они держались у своих костров, где готовилась пища.

При мысли об этих кострах его желудок заурчал, протестуя против долгих часов пустоты, но Бас не мог позволить себе снова раз поесть в этот день. Завтра он скушает что-нибудь из одной из жестянок. Возможно, это будет консервированное мясо грокса. Он отчаянно нуждался в белке́.

Укрытый в глубине тесного металлического канала вентиляции, мальчик натянул на голову грязную драную простыню, закрыл глаза и позволил, чтобы его окутал хрупкий недолговечный покой.

3

Родители Баса погибли, когда ему было всего семь лет, и то, что ему об этом рассказали, было ложью. Известие принесли два офицера. Дворецкий его отца, Геддиан Арнауст, спросил о подробностях, при этом офицеры обменялись напряжёнными взглядами. Тот, который был повыше, сказал что-то о взрывах в летнем дворце губернатора планеты — ударе группы анти-имперских культистов. Но Бас сразу понял, что это лишь часть правды. Что бы там ни произошло на самом деле, мрачная парочка в тёмной униформе, стоявшая в вестибюле особняка, не собиралась говорить об этом ни слова больше. Бас так никогда и не выяснил правду.

А вот что они сказали, так это то, что благородный Администратум, действуя в интересах Империума Человечества и самого Всемогущего Бога-Императора, вступает в безраздельное владение поместьем Ваарден и всей прилагающейся к нему собственностью. По всему сегментуму бушует война. Для набора новых войск требуются деньги. В данном вопросе Имперский Закон однозначен. Обслуживающий персонал особняка будет оставлен, заверил Арнауста высокий. Новый жилец — работник Администратума, двоюродный брат губернатора планеты, представьте себе, — возьмёт их на службу.

— Что станет с молодым хозяином? — спросил Арнауст, выказывая лишь самую слабую заинтересованность и делая это не столько ради мальчика, сколько просто из прагматического расчёта отвертеться от ненужной обязанности. Он никогда не питал особой привязанности к сыну своего хозяина.

— Дед по материнской линии, — сказал тот офицер, что был ниже ростом. — Его последний живой родственник, согласно документам. На востоке, близ улья Новый Кейдон. Мальчика отошлют туда.

— Сегодня после обеда будет грузовой поезд, который повезёт туда рабов, — сказал высокий. — Двадцатичасовая поездка. Без остановок.

Арнауст кивнул и спросил, как скоро мальчик может отправиться.

— Нам полагается доставить его на вокзал Хевас, как только он будет готов, — сказал низкий. — Он может взять одну сумку, этого достаточно для комплекта сменной одежды. Всё остальное, что ему требуется, придётся обеспечить его деду.

Вот так просто. Только что Бас был сыном богатого инвестора с горнодобывающими предприятиями на дюжине богатых полезными ископаемыми лун, а в следующий момент он стал семилетним сиротой, засунутым в самое маленькое и самое грязное купе ржавеющего вагона, чьей единственной компанией была лавина вшей кремового окраса, и подушкой которому служила сумка с одеждой.

По крайней мере, его не поместили с остальными. Среди рабов, всех поголовно скованных друг с другом в более просторных купе, имелось несколько сгорбленных хмурых мужиков, которые как-то очень странно пожирали его глазами, пока он шёл вверх по трапу вагона. От их хищных взглядов, непонятных кому-то столь наивному, как Бас, его тем не менее пробрал мороз до самых костей.

Отца и матери не стало, а он сам был внезапно вырван из атмосферы безопасности и стабильности, создаваемой богатством, и уюта, которые они ему прежде обеспечивали! Сжавшись в комок в своём грязном закутке размером с чулан, Бас плакал без передышки, и его тело тряслось от всхлипов, пока усталость в конечном счёте не взяла верх. Наконец-то заснув, он не чувствовал вшей, которые кормились, ползая по его рукам и ногам. Когда он пробудился гораздо позднее, то был покрыт воспалёнными зудящими волдырями. Тогда он впервые в жизни свершил возмездие и раздавил всех раздувшихся от крови вшей, каких только смог найти. Это заняло лишь мгновения, однако ещё долго после этого он продолжал чувствовать удовлетворение от того, что убил их за их проступки. Когда радость отмщения наконец угасла, он свернулся в клубок и снова заплакал.

4

Вопль вырвал Баса из немедленно забытого им сновидения, и он тотчас же очнулся от сна, сбрасывая грязную простыню и перекатываясь на корточки. Его рука метнулась к рукояти ножа, висевшего на верёвке, обвязанной вокруг его пояса. Вопль раздался снова. Не человеческий. Близко.

Ловушки в прихожей! Один из силков!

Бас торопливо подполз на четвереньках к вентиляционной отдушине. Здесь он задержался, изучая комнату под собой, пока его сердце отстукивало дюжину оглушительных ударов.

Никакого движения. Благодарение Трону, они не забрались так далеко внутрь.

Он спрыгнул на пол и, низко пригнувшись, метнулся к двери в дальней стене. Небо за грязными окнами по его левую руку было тусклым и мутно-зелёным. Утро. Скоро встанет солнце;  впрочем, его не будет видно. Дождь кончился, но облака висели низко и были густыми и тяжёлыми.

Бас задержался у единственной двери в комнату ровно настолько, чтобы обезвредить падающую ловушку с шипами, навешенную над ней. Он вытянулся вверх на цыпочках, чтобы установить на место простой предохранительный фиксатор. Затем он осторожно и тихо открыл дверь и начал вглядываться через проём, широко распахивая глаза, чтобы лучше видеть в текучей тьме прихожей снаружи.

Он услышал скулёж, который указал ему, где искать незваного гостя. Вон там, едва видимый среди усеивавших пол куч обвалившегося бетона и битого стекла, был один из них, отличимый от обломков лишь благодаря издаваемому им звуку и паническому царапанью лап с длинными пальцами, которыми он скрёб, пытаясь освободиться от впившейся в него проволоки.

Бас мог чувствовать запах его крови, висевший в пыльном воздухе: солёный и металлический, как у человеческой, но с сильными нотками чего-то ещё — чего-то вроде плесени.

Он проверил, нет ли каких-либо признаков движения в тенях за незваным гостем. Если тварь не одна, то ему придётся бежать. О схватке лицом к лицу не могло быть и речи. Как бы он ни дорожил этим маленьким убежищем, на создание которого ушло так много трудов, он был не настолько глупым, чтобы за него умирать. Ему уже доводилось бросать укрытия и из-за меньшего.

Хотя Бас и мог сравниться размером с большинством крючконосых, они имели физическое преимущество. Эти омерзительные создания были гораздо сильнее, чем казались на вид. Их длинные мощные лапы и пасти с шеренгами бритвенно-острых зубов делали их смертоносными. Даже тварь, так безнадёжно запутавшаяся в его силках из острой проволоки, всё ещё может причинить ему летальные повреждения, если он лишится осторожности.

Но Бас не прожил бы так долго, если бы был неосторожным.

В его уме снова раздался голос старика:

"Никаких оплошностей, малец. Тот, кто хочет выжить, внимателен к мелочам. Всегда".

Убедившись, что чудовище было одно, Бас поспешно приступил к действиям. Он выскочил из дверного проёма — как всегда бесшумно, как всегда низко пригибаясь к земле, — и приблизился к своей скребущей лапами жертве. Прежде чем ксенос успел понять, что он не один, Бас набросился на него, неистово топча ногой по его морде. Трещали кости. Ломались зубы. Мерзкая голова уродливой формы снова и снова билась о каменный пол. Оглушив тварь, Бас оседлал её, достал нож и начал вгонять его длинное лезвие вверх под грудную кость. Он вдавливал его обеими руками, налегая всем своим весом. Тело твари мощно рванулось под ним. Она начала бешено биться и брыкаться, но мальчик продолжал своё дело, стискивая её костлявое туловище своими коленями. Затем, когда нож погрузился по рукоять, Бас начал с силой раскачивать лезвие туда и сюда, рассекая сердце твари напополам.

Сипящий судорожный вдох. Влажное бульканье. Последнее неистовое содрогание, и тварь обмякла.

Бас скатился с трупа, оставив нож в теле врага. Вытащить его сейчас означало лишь разлить кровь, а ему хотелось избежать этого по максимуму. Лёжа во мгле и переводя дух, он глядел на свои руки и ждал того момента, когда они перестанут дрожать.

Не бойся, сказал он себе. В этом нет ничего нового. Мы проделывали это прежде.

И снова из прошлого заскрежетал этот скрипучий голос:

"Адреналин, малец, это твой союзник. Не путай его со страхом. Они не одно и то же".

Дрожь унялась гораздо быстрее, чем когда он совершил своё первое убийство, но Бас знал по опыту, что тяжёлая работа начнётся всерьёз только сейчас. Ему надо позаботиться о трупе. Если другие твари учуют кровь, — а они всегда её чуяли, — то они заявятся сюда. Он должен убрать тело.

Он прошипел ругательство, отвешивая удар ногой по уродливой мёртвой морде.

Находиться снаружи при свете дня означало ежесекундно искушать судьбу, и в гораздо большей степени — с такой ношей, как эта. Но Бас знал, что если поторопится, то всё ещё сможет сохранить в тайне это драгоценное убежище. Чем больше времени он даст зеленокожим, чтобы проснуться, тем в большей опасности окажется.

Закряхтев, он заставил подняться на ноги своё ноющее обессиленное тело и приступил к своей жуткой работе.

5

В полдень следующего дня от начала своего путешествия грузовой состав медленно застопорил свой ход. Когда началось торможение, железные стены каморки Баса затряслись со страшной силой, вселяя в него уверенность, что поезд развалится на части. Вместо этого, после того, как, казалось, прошла целая вечность, визжание металла о металл стихло, и грузовоз дёрнулся один последний раз.

Бас, неготовый к этому, вскрикнул, когда его швырнуло об стену и он ударился головой. Он сел, потирая место ушиба и изо всех сил пытаясь сдержать слёзы.

Через несколько минут после выключения двигателей транспортной махины появился разыскивающий Баса подросток неряшливого вида, одетый в оранжевый комбинезон грузчика.

— Станция Арко, — просипел он, не вынимая изо рта толстой коричневой сигареты с лхо, которую курил. — Твоя остановка, опарыш. Вставай и вали наружу.

Бас нетвёрдо поднялся на ноги и подобрал свою сумку, затем последовал за юным грузчиком и оставляемым им хвостом удушливого жёлтого дыма к ближайшему выходному трапу. Пока они шли, он робко спросил:

— Почему ты назвал меня опарышем?

В сущности, Бас не чувствовал себя задетым. Он был непривычен к оскорблениям, защищённый от них той жизнью, которую он вёл до сих пор. Он испытывал одно лишь недоумение. До этого его никто никогда не обзывал. Он всегда был "молодым хозяином".

Грузчик фыркнул и бросил через левое плечо:

— Глянь на себя, опарыш. Мелкий, бледный и жирный. Мягонький и вертлявый. У тебя на лбу написано: "богатей". Слыхал я про тебя. Так тебе и надо, таким, как ты. Всё, что случилось, — поделом тебе.

Бас этого не понял. Он не был богатеем — им был его отец. Он не сделал ничего плохого. Он вдруг ощутил, как на глаза снова наворачиваются слёзы и перехватывает горло. Этот парень его ненавидит, осознал он. Почему? Чего он такого сделал? Прежде чем он успел спросить, они достигли левого служебного трапа вагона. Грузчик отступил в сторону и пихнул Баса вперёд. По контрасту с промозглым нутром гигантского поезда свет снаружи казался ослепительным. Его резкие лучи ударили Басу в глаза. Солнце сияло ярким блеском, а голубизна неба была такой интенсивной, что оно казалось вибрирующим.

Когда глаза Баса приспособились, он посмотрел вниз вдоль длинного трапа сквозь прижмуренные веки, обозревая рокритовые просторы грузового перрона. За ним, дрожа в знойном мареве в отдалении к северу, стояли сияющие стальные башни гигантского города.

Улей Новый Кейдон.

Его новый дом, конечно же, ведь один из офицеров Цивитас упоминал название этого места. Отсюда он выглядел восхитительно. Бас прочёл всё о гигантских городах-ульях Империума в одном из справочников своего отца. Их улицы кишели разнообразнейшими людьми, живущими и работающими вместе в сплочённом единстве, чтобы приводить в движение замечательную машину, которую являл собой Империум Человечества. Невзирая на свои страхи, Бас на какой-то миг ощутил приятное волнение. Каково это будет — жить в таком месте, столь отличном от тихого уединения поместья? Что за великую роль он сыграет, явившись сюда?

Рабочие-трудообязанные и безмозглые сервиторы уже таскали ящики из других вагонов, выгружая их на изжаренный солнцем перрон. Вооружённые люди, чьи лица были спрятаны за чёрными визорами, тычками и пинками выстраивали новоприбывших невольников в организованные шеренги. Кто-то, кого Бас не мог видеть за рядами рабов, рявкающим голосом выкрикивал список правил, чьё нарушение явно должно было повлечь за собой тяжелейшее телесное наказание.

— Так двигай же дальше, — выплюнул грузчик из-за спины Баса. — Вали по своим делам, опарыш. Тебя ж кто-то ждёт.

Бас снова изучил перрон. Он никогда не встречался со своим дедом по женской линии. Мать Баса, державшаяся отчуждённо даже в самые лучшие моменты, ни разу не упоминала о нём. Бас не видел никого, кто выделялся бы из уже замеченных им людей.

Рука, лёгшая на его спину, отправила его вниз по трапу, заставив сделать первый шаг. Он оцепенело позволил своим ногам нести его дальше шаг за шагом, пока он сам крепко стискивал свою сумку и продолжал выискивать глазами своего деда с нарастающим чувством паники и смятения.

— Помоги тебе Император, опарыш. Что за злобного вида тип тебя дожидается!

Бас обернулся, но грузчик уже топал обратно в тенистое нутро вагона. Бас снова перевёл свой взгляд на перрон и наконец-то его увидел — одинокого человека, который выделялся тем, что не двигался и не носил ящики, сумки, коробки или тюки. Это был мужчина, и он стоял в тени ржавеющего грузового контейнера зелёного цвета, привалившись спиной к его щербатой поверхности.

Бас не мог разглядеть его как следует в окружении такой густой чёрной тени, но его кожа всё равно покрылась мурашками. Его сердце стиснула холодная рука ужаса. Он пошёл медленнее. Ему хотелось повернуть назад, но куда? В тёмную металлическую каморку, кишащую вшами? Он продолжал идти.

Когда его ноги коснулись горизонтальной поверхности, он вздрогнул и посмотрел вниз, удивлённый тем, что успел проделать весь спуск по трапу. Теперь ему оставалось лишь одно. Он должен был продолжать идти. Его оцепенелые ноги неохотно повлекли его к зелёному контейнеру. Когда он очутился в пяти метрах от него, то голос, грубый, как скрежет камней, произнёс:

— Прохлаждался, как на растреклятой прогулке, малец. У тебя что — и мозги размяклые вдобавок к телесам?

Не считая этого, не было никаких вступлений и любезностей.

— Не отставай, — сказал мужчина и встал прямо, оттолкнувшись от бока контейнера. — И не мели языком.

Когда он шагнул под ослепительно-яркий солнечный свет, Бас впервые разглядел его как следует и заскулил, не сумев справиться с собой. Из его промежности вдруг начала расползаться горячая влага, пропитывая его штаны. Старик обернулся, не слыша следующих за ним шагов. Он обозрел жалкую картину, и его ужасное лицо скривилось в гримасе отвращения.

— Трон проклятущий, — прошипел он, — если в тебе и есть моя кровь, немного же её!

Бас таращился на него в ответ, стоя столбом, с прыгающими губами и трясущимися руками. Этот человек не мог быть родителем его матери. Это наверняка какая-то ошибка. Его мать была красивой и утончённой. Холодной, если уж говорить честно, но несмотря на это, она была женщиной, которая вызывала у него любовь и восхищение, как никто другой. Он поискал в стоящем перед ним чужаке хоть какие-то признаки семейного родства со своей матерью.

Если они и имелись, то были глубоко похоронены под дублёной кожей и рубцовой тканью.

Человек, стоящий перед ним, был старым, — за семьдесят стандартных лет, никак не меньше, — но впечатляюще мускулистым для своего возраста. На нём вряд ли имелся и грамм жира. На его каменных плечах и руках выступали вены, они вились вверх по его шее к вискам по обеим сторонам его бритой налысо головы. Он носил бороду средней длины, которая была растрёпанной и неровной. Ещё на нём была какая-то серебряная цепь, с которой свисали две металлические пластинки. Его одежда имела оливковый окрас — и безрукавка с пятнами пота, и драные старые штаны, а его ботинки, которые уже вряд ли могли называться чёрными, были обшарпаны и покрыты грязью.

Однако самым худшим в старике — тем, от чего мальчик дольше всего не мог оторвать свой взгляд, — безоговорочно была гигантская рытвина, вызванная нехваткой мяса в том месте, где подобало быть правой щеке. Это выглядело чудовищно. Оставшаяся плоть была такой тонкой, что Бас мог различить под ней очертания отдельных зубов, стиснутых в гневе.

Старик заметил, на чём остановился взгляд мальчика.

— Думаешь, что я ужасен? — спросил он. — Я тебе как-нибудь порасскажу об ужасах.

При этом вид у него стал странным, отсутствующим. В тот миг старик вдруг стал выглядеть нормальным человеком, он отчего-то показался Басу не таким уж и бесчувственным, а существом со своими собственными, весьма реальными страхами. Но это длилось лишь мгновение. Оно прошло, и в глазах старика с прежней силой заполыхало всё то же жёсткое и холодное выражение презрения, что и прежде.

— Солнце высушит твои портки, — сказал он, отворачиваясь, — но не твой стыд, если у тебя осталась хоть капля.

Он снова пошагал прочь к юго-западному краю платформы, где имелся ещё один широкий пандус, спускавшийся на уровень земли. Именно тогда Бас заметил, что старик заметно хромает на правую ногу и что от неё при каждом шаге исходит приглушённый звук скрежещущего металла.

— Не отставай, малец, — крикнул назад старик. — Не отставай, или я тебя здесь брошу, чтоб тебя!

Бас поспешил за ним, и как раз успел оказаться достаточно близко, чтобы услышать его бормотание:

— Я — всё, что у тебя есть, бедный шкет. Помоги Трон нам обоим.

6

Несмотря на свой размер, тело ксеноса было тяжёлым, и Басу пришлось потрудиться, перенося его по крышам к месту, которое казалось ему достаточно удалённым от всех его убежищ. Сейчас он радовался тучам. Насколько же труднее сделал бы его задачу натиск пылающего солнца! Он мог бы даже его прикончить.

Пока Бас переходил свои доски-мостики, ему дважды грозило падение от головокружения, но оба раза он сумел с ним справиться — едва-едва. У него не было времени поесть. Как только труп остыл и кровь внутри него свернулась, он вытащил свой нож из груди чудовища и заткнул рану тряпьём. Оттуда почти совсем ничего не вылилось. Он стянул запястья и лодыжки трупа кусками проволоки, чтобы его сподручнее было нести, и завернул его в старую занавеску, которую сорвал с окна четвёртого этажа. Но даже несмотря на это и на всю его осторожность, каждое мгновение, которое он оставался с телом, приближало его к смерти. У него сосало под ложечкой от голода, который пожаром свирепствовал в его пустом желудке, а мышцы ног и плеч горели от молочной кислоты. Как только он избавится от трупа, пообещал он себе, он съест целую банку каких-нибудь консервов. Какая-то его часть восставала при мысли о таком расточительстве. Как следует поесть сейчас означало, что его запасы пищи иссякнут гораздо быстрее. Но деваться было некуда. Он чувствовал это вчера, когда бежал, спасая свою жизнь. Он чувствовал это сейчас. Он слабел, ставя себя в невыгодное положение, и ему требовалось поддерживать свои силы. Скоро наступит день, когда он уже будет не в состоянии выбрасывать тех, кого убьёт. Ему придётся готовить их мясо и есть его — просто для того, чтобы остаться в живых. Он знал, что до этого дойдёт. Это было неизбежно. Поначалу он готовил и ел канализационных крыс, но они, похоже, перевелись. Возможно, их сожрали странные плотоядные твари яйцевидной формы, которых захватчики привезли с собой. Басу было наплевать на вкус, но он подозревал, что мясо ксеносов станет для него смертельной отравой, хоть готовь его, хоть нет. Чего бы он ни делал, эти твари в конце концов его прикончат, не одним способом, так другим.

Но не сегодня. Не в то время, пока ему ещё хватает сил им противостоять. 

Впереди наверху уже показались разбитые оголовки дымовых труб последнего из домов, которые ещё продолжали стоять на южном краю городка. Там, на той крыше, он и бросит тело. Вонь его разложения не достигнет земли. Её будет уносить ветрами, которые дули с пустошей.

Он оставил труп близ центра крыши, зарыв его в обломки, так чтобы ни один из крючконосых, которые как пить дать шастают сюда наверх, не узрел бы ничего, возбудившего его любопытство. По крайней мере, не издалека.

Завершив свои труды, Бас уже собирался развернуться и отправиться назад тем же путём, которым пришёл, когда услышал могучий грохот, донёсшийся с равнин к югу от городка. Он лёг плашмя, подполз к краю крыши и увидел облако поднявшейся пыли по меньшей мере в милю шириной. Сначала он подумал, что это песчаная буря, но оно приближалось к Трёхречью, а ветер дул в противоположном направлении.

Каким бы настойчивым ни был голод, в тот момент Бас о нём позабыл. Это было что-то новенькое, что-то неожиданное. Ему следует остаться и вести наблюдение. Он должен узнать, что это такое и как это скажется на его выживании. В его сердце чуть было не разгорелась искра надежды. Может оказаться так, что это люди? Может такое быть, что имперские войска идут отбивать город? Трон всевышний, пусть это будет так!

Но то была всего лишь искра. Её тут же поглотил мрак уныния, наполнявшего его душу. Слишком уж много дней и ночей прожил он без поддержки, чтобы поверить, что сейчас ситуация может измениться. Не исключено, что он был последним живым человеком на Таосе III. Учитывая неукротимую мощь и кровожадную натуру ксеносов-захватчиков, это вовсе не казалось таким уж неправдоподобным.

Так что Бас скорее не удивился, чем расстроился, когда облако пыли оказалось большой колонной машин с зеленокожими. Воздух наполнился грохотом двигателей, который мог бы потягаться с летней грозой. Через равнины в направлении городка мчались самые разнообразные машины — сотни их, на колёсах и на гусеницах, всевозможных конструкций. Глаза Баса едва могли разобраться во всех них — таково было разнообразие странных форм. Из башен, закованных в пластины тяжёлой брони, под всеми углами торчали чудовищные орудия. Решётки радиаторов и плиты фронтальной брони были видоизменены так, чтобы выглядеть как гротескные морды. Аляповатые флаги броских красно-золотых цветов, хлопавшие на пропылённом ветру, были расписаны безыскусными изображениями черепов и топоров, исполненными с детской незатейливостью.

А вот в ездоках ничего детского не было. Это были массивные громилы — сплошные зелёные мышцы, жёлтые клыки и толстая металлическая броня. Они упивались шумом своих машин, горланя погромче своими звериными голосами, чтобы реветь вместе с ними. Они резвились позади кабин обезображенных грузовиков и войсковых транспортёров. Тех, кто сваливался, размазывало в кровавые пятна колёсами и гусеницами идущих сзади машин, вызывая гогот у всех, кто это замечал.

Это было ужасающее зрелище, и Бас ощутил, как сжимается его мочевой пузырь. Если они явились, чтобы остаться, чтобы подкрепить зеленокожих, которые уже хозяйничали в Трёхречье, то не стоило и сомневаться, что его время подошло к концу. Шансы не попасться зеленокожим в таком количестве, как эти, были, мягко говоря, мизерными. Ему по-прежнему придётся каждый день разыскивать старые консервы, по-прежнему придётся наполнять свои посудины для воды из любого источника, какой он только сможет найти. Ему по-прежнему придётся выбираться наружу из безопасности своих убежищ. При этом он очутится в городке, кишащем свирепыми и кошмарными тварями. Зачем они сюда явились? Что их сюда пригнало?

Именно тогда, в тот момент, когда этот вопрос сформировался в его уме, а первая из машин с рёвом понеслась в черту города по улице под ним, сотрясая фундамент здания, на котором он лежал, он их и увидел.

Люди!

Сначала он не мог поверить своим глазам. Он забыл, как дышать, и его сердце отстучало неистовую дробь по его рёбрам. Он всё-таки не был последним. Он был не один на этой планете. Их были десятки, скованных и сидящих в клетках позади кабин рабских грузовиков. Бас не обращал внимания на боевые байки и тяжёлую бронетехнику, которые сейчас громыхали мимо него. Он видел лишь клетки.

Они выглядели слабосильной братией, эти люди. Исколошмаченные, замученные. Это был не упрёк. Басу было их жалко. Он знал, что им пришлось вынести. Он один прожил достаточно долго, чтобы быть свидетелем смертей жителей Трёхречья. Такого множества смертей. Ему довелось повидать, на что способны захватчики. Их ужасная внешность полностью отражала их зверство.

На рабах в клетках были грязные лохмотья или вообще никакой одежды, как на мужчинах, так и на женщинах. В своё время Басу могло бы показаться любопытным поглазеть на женщин в такой их наготе. Какой бы десятилетний мальчишка этого не захотел? Но не сейчас. Не таким образом. Сейчас он замечал лишь истощённые мышцы, запёкшуюся кровь на лицах и головах и рёбра, выпирающие из покрытых синяками туловищ.

Большинство из них казалось уже мёртвыми, словно они сдались. Возможно, у них не хватало пороху оборвать собственные жизни, но судя по их виду, когда к ним придёт смерть, они примут её с радостью.

"Они не как я". Бас поймал себя на этой мысли. "Они не настроены на выживание. И там нет детей".

В этом последнем пункте он был неправ. Мгновение спустя, когда последний рабский грузовик проехал под Басом и начал удаляться по улице в направлении центра городка, он взглянул на заднюю стенку его клетки и увидел мальчика примерно такого же возраста и роста, как и он сам. Мальчика! В отличие от остальных, парнишка стоял прямо, стискивая прутья клетки, так что у него побелели костяшки.

В его глазах сверкал огонь. Даже с такого расстояния Бас увидел это, почувствовал это. Непокорство и воля к жизни пылали в этом человечке ярким пламенем.

Брат, подумал Бас. Друг. И внезапно он понял, что все эти месяцы его одиночества и муки всё-таки имели какую-то цель, бо́льшую, чем просто плевание в красные глаза врага. Он выжил, чтобы увидеть этот день. Он выжил, чтобы найти этого мальчика, и он спасёт его, и никогда больше не будет один. Вдвоём они смогут вдохнуть смысл в жизни друг друга. Они смогут приглядывать друг за другом, полагаться друг на друга. Они смогут разделить между собой бремя осторожности. Жизнь станет лучше. Бас был в этом уверен.

Голос его деда рявкнул на него из прошлого:

"Взвешивай всё, соотнося с собственным выживанием. Живи, чтобы сражаться. Не пускай всё по ветру, ввязываясь в безнадёжные дела".

Нет, возразил Бас в ответ. Мне больше не обойтись одному. Я спасу его ради собственного блага.

Если бы старик был жив, то за такую вещь он взгрел бы Баса так, что на нём не осталось бы живого места. Не со злости, — нет, никогда, — а потому, что человеку даётся только одна жизнь, а некоторые ошибки, раз совершив, уже не исправить.

Улицы ещё тряслись от рёва и прохождения орочьей колонны, а Бас уже поднялся на ноги. Он снова подавил чувство голода и последовал за рабскими грузовиками к центру городка. Там он будет изподтишка вести наблюдение и разрабатывать планы.

7

Когда дед повёз их со станции Арко, то быстро стало ясно, что Бас не будет жить в гигантском городе-улье на севере, как он себе навоображал. Дорога, по которой они ехали, убегала на юг, и массивные параллелепипеды вокзальных зданий вскоре исчезли позади, скрытые пылью, знойным маревом и расстоянием. Земли по обе стороны широкого пустого шоссе были равнинными и по большей части сухими. На них обитали лишь неприхотливые травы и кусты, да щипавший их рослый скот странного вида. Бас был слишком напуган, чтобы спросить деда, куда они направляются, да и вообще задать ему какой-нибудь вопрос. От старика пахло потом, землёй и крепким алкоголем, и он вёл свой дряхлый автомобиль, сцепив зубы и не удостаивая своего перепуганного юного подопечного ни взглядом, ни словом.

Проведя два или три часа в горячем и душном салоне машины, Бас увидел, как из зыбкой линии горизонта начинает возникать городок. Когда старик подъехал ближе, Басом овладела гнетущая уверенность, что это и есть его новый дом. Здания северной окраины поселения были кособокими, сляпанными из разномастных материалов строениями с ржавеющими гофрированными стенами. Это были первые трущобы, которые Бас видел в своей жизни. Дальше за ними застройка делалась выше и плотнее, хотя и не становилась как-то особо приятнее на вид. Над всем висела жирная пелена. Вздымающиеся ввысь трубы изрыгали в небо густой грязный дым. Пока машина углублялась в город, Бас глазел через окна на людей на улицах, смурных и недружелюбных. Подавляющее большинство строений было дешёвыми доходными домами. Чернильно-чёрные проулки между ними извергали из себя лавины мусора, высыпающиеся на главные магистрали.

"Кому захочется так жить? — спросил себя Бас. — Кому захочется тут остаться?"

Второй раз за этот день он ощутил отчаянное желание развернуться кругом и бежать куда угодно, лишь бы не быть здесь. Но ему просто-напросто некуда было идти. Он был семилетним мальчонкой, у которого не было никого во всём Империуме, не считая человека рядом с ним, с которым его связывало лишь кровное родство и ничего более.

— Приветствую в Трёхречье, — буркнул дед.

Никакой приветливости Бас тут совершенно не ощущал.

По иронии судьбы, Трёхречье могло похвастаться лишь одной рекой. Две другие высохли в результате строительства ГЭС, затеянного Муниторумом где-то в двух сотнях километров к западу, и некогда процветавший городок потерпел экономический крах. Сельское хозяйство, за счёт которого он существовал, лезло из шкуры вон, просто чтобы уцелеть. Работные дома начали наполняться детьми, чьи родители уже не могли их содержать. Многие обратились к алкоголю, другие подались в криминал. На улицах стало небезопасно, и не только по ночам.

В этой обстановке такой человек, как дед Баса — бывший Имперский Гвардеец, закалённый и отшлифованный десятилетиями войны, смог найти работу там, где это не удавалось остальным, даже невзирая на свой возраст. Как Бас узнает позже из обрывков разговоров шушукающихся на улицах людей, старик время от времени занимался посреднической работой, решая насилием проблемы всех тех, кто имел желание заплатить надлежащую цену. Также он получал деньги в местном кабаке за то, чтобы держать баламутов по ту сторону дверей, хотя, если верить слухам, он сам порождал как минимум столько же проблем, сколько решал. Но в ту первую ночь Бас ни о чём этом не ведал. Он знал лишь то, что его прежняя жизнь закончилась и что его забросило в беспросветный мрак, в сущий ад. Тогда он и помыслить не мог, насколько плохо дела пойдут дальше.

Старик обитал в мрачном подвале под чёрным доходным домом, все окна которого были защищены проволочной сеткой. Ступени, которые вели вниз к его входу, были скользкими от мочи и помоев. Всю первую неделю, если не дольше, Баса мутило от вони. Внутри было получше, но ненамного. Единственная газоразрядная сфера как могла озаряла комнату, отродясь не знавшую естественного освещения.

Басу было показано место, где он будет спать: старый матрас, затолканный в угол возле обогревателя, который так и не будет включён ни разу за все те три года, что он здесь проживёт. Ему была показана крохотная кухонька и сказано, что в обмен на еду и кров от него ожидается, что он будет готовить пищу для них двоих наряду с исполнением пары десятков прочих обязанностей по дому. Бас даже не мог представить, с какого бока подступиться к стряпне. Прежде, когда он жил в поместье, его отец держал двух собственных поваров, и Бас никогда не задумывался о том, сколько сил уходит на приготовление пищи.

Ещё одним шоком стала уборная, представлявшая собой всего лишь тридцатисантиметровую дыру в кафельном полу с водяным насосом над ней, который требовалось качать рукой. Чтобы обмыться, можно было наполнить стальную раковину, но вода всегда была ледяной. В тот первый день Бас часами сдерживал нужду, лишь бы не пользоваться той мерзкой комнатушкой, пока ему в конце концов не стало казаться, что он сейчас лопнет. Необходимость заставила его переступить через первоначальное нежелание. Он притерпелся.

Через час после прибытия они пообедали вместе, если это вообще можно было назвать обедом. Еду приготовил дед. Это было безвкусное рагу из консервированного мяса грокса и картофеля, и хотя пахло оно отвратно, Бас к тому моменту отчаянно проголодался и подчистил всё из своей миски. Дед одобрительно кивнул, хотя его взгляд так и не смягчился. Когда они закончили, старик велел Басу убрать со стола. Это тоже было ему впервой. Так оно и пошло, день за днём, пока Бас не научился делать всё то, что от него ожидалось. Когда он совершал ошибки или осмеливался выразить недовольство, его наказывали: рука, мелькнув со стремительностью атакующей змеи, стукала ему по уху. Слёзы не находили сочувствия, вызывая лишь презрение.

По мере того, как часы становились днями, а дни — неделями, Бас обнаружил, что он учится кое-чему ещё, неведомому ему прежде.

Он учился ненавидеть.

8

Площадь Спасения не видала такого шума со времени своего сооружения. А может даже и тогда. Разрушенные здания сотрясались от гвалта зеленокожей орды и рёва их боевых машин.

Бас сидел на корточках за единственной уцелевшей статуей на чёрной черепичной крыше имперской церкви, которая господствовала на западной стороне площади. Небо наверху очищалось от туч, и лучи яркого солнечного света пробивались через них, как сотня пылающих мечей.

Бас добрался сюда как раз вовремя, чтобы увидеть, как пустеют рабские грузовики, а их пассажиров, нагруженных бочками и мешками, пинками и ударами кнутов гонят к сломанным двойным дверями здания Администратума. Мальчик из последней машины проплёлся, никак не выбиваясь из ряда остальных. Он не поднимал головы и не встречался взглядом со злобными глазами кошмаров во плоти, которые гнали его вместе с толпой, но Бас всё равно чувствовал излучаемую им непокорную ненависть, пока тот не пропал из виду.

Новоприбывшие зеленокожие начали смешиваться с орками, уже оккупировавшими городок, оценивающе глядя на старожилов и рассматривая их багги, байки и танки. Вспыхнуло несколько драк, вызвавших взрывы хохота и ободряющих выкриков, которые могли посоперничать громкостью с рёвом и стуком их машин. С проигравшими расправлялись без жалости и сожалений к удовольствию обеих группировок. Однако несмотря на увлекательность этих драк, толпы ксеносов быстренько расступились, когда на площадь с рёвом вкатился огромный красный грузовик, скосив при этом дюжину зеленокожих зазубренными лезвиями, которые были приделаны к его радиаторной решётке. Здесь он остановился с торчащими из-под его грязного красного шасси руками и ногами убитых.

С задней стороны грузовика спрыгнула группа ревущих громил, каждый здоровее предыдущего. Они начали свирепо таращиться на всех окружающих, бросая безмолвный вызов, но никто не отважился его принять. Их размеры и то, как они держались, заставили остальных отступить, образуя круг свободного пространства вокруг грузовика. С задней части машины сошёл их вожак. Бас мог бы поручиться, что статуя, к которой он прижимался, сотряслась, когда железные ботинки гигантской твари добавили свежих трещин разрушенному покрытию площади.

Не приходилось сомневаться, что этот орк занимал особое положение. Даже если отвлечься от его габаритов, его броня сияла свежей краской и несла на себе больше символики, чем у любого из остальных зеленокожих. Шест, который торчал из железной пластины на его спине, возвышался на два метра над его головой, придавая ему видимость ещё большего роста, чем его и так уже грозные три метра. Эта палка была увешана шлемами и человеческими черепами, на некоторых из которых ещё имелась иссохшая плоть. Свисавшее с шеста знамя с изображением двух перекрещенных одноручных топориков, выкрашенных в красный цвет, полоскалось на тёплом ветерке.

Босс потопал к центру площади, где когда-то находился фонтан Святой Эфиопы, ревя и вопя во всю глотку на том, что можно было счесть их варварским языком. Бас бросил взгляд через площадь на купол административного комплекса. Тот сильно пострадал во время вторжения зеленокожих. С него сорвало бо́льшую часть его кобальтово-синей облицовочной плитки, обнажив расколотый голый камень под ней. Взрывы пробили гигантские дыры в его поверхности, делая его похожим на обломки массивного разбитого яйца, которое уже произвело на свет какое-то невообразимое животное.

Бас должен был заглянуть внутрь. Он должен был разыскать мальчика. Он должен был найти способ его спасти.

Он знал, что в жизни не подвергался большему риску, чем сейчас, когда улицы внизу заполонило целое полчище орков. На дворе стоял белый день. Если он двинется с места, кто-нибудь из чудовищ может его заметить, и всего одного из них будет достаточно, чтобы предупредить остальных. Ещё никогда он не чувствовал так сильно, что балансирует на острие ножа. Но сейчас он уже никак не мог отступить. Его ум был занят мыслями о товариществе. Впервые с того момента, как он вышел из укрытия в городок, находящийся во власти ужасных инопланетных тварей, он понимал свою цель, и, что было ещё важнее и, возможно, ещё опаснее, он вспомнил, что значит надеяться.

Ему требовалось ждать. Ему требовалось, чтобы орда внизу чем-нибудь увлеклась.

Ему не пришлось дожидаться долго.

Из дверного проёма здания Администратума показался зеленокожий, уже успевший утвердиться в роли местного вожака, ревя на своих подчинённых и лупя по ним с размаху, чтобы те убирались с его пути. Сам по себе он был чудовищем ужасающих размеров, но, на взгляд Баса, новоприбывший выглядел крупнее, а его броня была лучше.

Два босса скрестили взгляды. Ни один не желал опускать глаза в знак подчинения. Орда расступилась между ними, чуя грядущий взрыв насилия. Новоприбывший запрокинул голову и испустил оглушительный боевой клич, полный леденящего кровь вызова. Второй босс, завывая и исходя пеной от бешенства, вскинул над головой двуручный цепной топор и ринулся вниз по лестнице навстречу сопернику. Толпа зеленокожих заревела от удовольствия и жажды крови.

Бас получил свой шанс.

Он не колебался. Пригибаясь пониже, он скользнул прочь от статуи и направился к зияющей ране в боку купола. Он перебирался с крыши на крышу, следя за тем, чтобы держаться на расстоянии от их краёв, дабы не быть выданным своим силуэтом.

Ему не стоило беспокоиться. Все красные бусины глаз в этом районе были прикованы к битве зеленокожих вожаков.

9

В конце первой недели Баса в Трёхречье дед записал его в маленькую схолу, находившуюся в собственности и ведении Экклезиархии, и кошмарная жизнь Баса стала гораздо, гораздо хуже. Другие ходившие в неё мальчишки были безжалостны к нему с самого начала. Бас был чужаком, новичком, самым простым и самым естественным объектом для нападок. К тому же он дожил до этого момента, ни разу не испытав потребности себя защищать, ни словесно, ни физически, и мальчишки чуяли его слабость, как стая диких псовых могла бы унюхать раненого зверя. Она с самого первого дня навлекла на него их нападки.

Вожак стаи — самый высокий, самый сильный и самый злопамятный — носил имя Крейвин, и сперва он прикинулся дружелюбным.

— Так как тебя зовут? — спросил он Баса в те несколько минут, что предшествовали началу долгих часов работы, молитв и учёбы того дня.

Другие мальчишки, тянувшиеся через кованые железные ворота, заметили новичка и собрались вокруг.

Бас вдруг почувствовал себя неуютно от всего этого внимания, которое не выглядело особенно благожелательным.

— Я Бас, — робко ответил он.

Это вызвало насмешки Крейвина.

— Басёныш-сволочёныш! — сообщил он остальным.

— Басёныш-гнидёныш, — сказал другой.

— Басёныш-подвальный жабёныш!

Мальчишки засмеялись. Крейвин скрестил руки на груди и с прищуром поглядел на Баса сверху вниз:

— Я видел тебя на Лимман-стрит. Живёшь со стариканом Железной Ногой?

Бас смотрел на него, разинув рот. Он был в замешательстве. Он не знал, кто такой этот "Железная Нога". Его дед настаивал, чтобы Бас называл его "Сарж"[1] и никогда — дедом или какой-либо другой вариацией этого слова. Бас слышал, что и другие звали его Саржем — за глаза, а не в лицо. Затем до него дошло, и он кивнул.

Крейвин осклабился:

— Тебе нравится? Ну, знаешь, это из-за его ноги.

Он начал расхаживать вокруг Баса, утрированно хромая и издавая звуки наподобие механических. Другие мальчишки начали корчиться от смеха.

Но не Бас. Он никогда не спрашивал Саржа о его ноге. Не осмеливался. Он знал, что она нередко причиняет старику боль. Он частенько видел глубокий отпечаток этих страданий на его лице. Ещё он знал, что в какие-то дни нога издаёт скрежет, а в какие-то — нет, хотя в этом вроде бы не было никакой особой системы. Он ничем не напоминал те звуки, которые производил Крейвин, но это, кажется, не мешало мальчишкам наслаждаться шуткой.

Крейвин остановился перед Басом:

— Ну, кем ты ему приходишься, а? Новым хахалем?

И снова со всех сторон понеслись мощные взрывы хохота.

— Я... я его внук, — запинаясь, сказал Бас. До него внезапно дошло, что продолжая разговаривать с этим мальчишкой, он с каждой секундой всё глубже роет яму самому себе. Ему нужно как-то сбежать... и он получил такую возможность, хоть это, в конечном счёте, ничего ему и не дало.

Зазвенел бронзовый колокол, и у широких двойных дверей главного здания появился дородный мужчина строгого вида в массивных очках и коричневой мантии из грубого холста с капюшоном. Он рявкнул им, чтобы они шли внутрь.

— Поговорим позже, червяк, — сказал Крейвин, отворачиваясь и уходя внутрь во главе остальных мальчишек.

В тот вечер Бас едва добрался назад до дома Саржа. К тому моменту он уже перестал реветь во весь голос, но по его щекам продолжали течь слёзы. Его одежда была изрезана ножами. Расквашенная губа кровила. Один глаз так заплыл, что он не мог им видеть, а два пальца перестали сгибаться.

Сарж ждал его за расшатанным обеденным столом в центре комнаты, уже выложив на него бинты и мази.

— Сколько раз ты им заехал? — без всяких экивоков спросил он.

Бас не мог говорить из-за рыданий.

— Я спросил, сколько раз? — рявкнул старик.

— Ни одного, — провыл Бас. — Ни одного, идёт? Я не мог ничего сделать!

Старик сердито выругался, затем указал на пустой стул с противоположной от себя стороны стола.

— Садись. Посмотрим, не смогу ли я тебя заштопать.

На протяжении получаса Сарж занимался своим раненым внуком. Он не был деликатным. Он даже не пытался им быть. Бас вскрикивал от боли не менее дюжины раз. Но каким бы грубым он ни был, старик умело управлялся с бинтами, лубками и иголкой с ниткой.

Закончив, он встал, чтобы убрать аптечку. Глядя на Баса сверху вниз, он сказал:

— Завтра пойдёшь туда снова. Они тебя не тронут, пока у тебя всё не заживёт.

Бас отрицательно затряс головой:

— Я не хочу снова туда идти. Не заставляйте меня. Я лучше умру!

Сарж рванулся вперёд вплотную к лицу Баса.

— Никогда такого не говори! — прошипел он. — Не отступай никогда! Никогда не позволяй им победить! Ты слышишь меня, малец?

Бас застыл в полном ужасе. Он был уверен, что старик сейчас разорвёт его в клочья — такое бешенство звучало в его голосе и было написано на этом ужасном лице.

Его дед снова выпрямился.

— Лишь трудные уроки чего-то стоят, — сказал он уже тише. — Понимаешь? Трудные уроки куют твёрдых людей.

Он повернулся и пошёл к шкафу слева, чтобы убрать аптечку.

— Когда тебе осточертеет быть лёгкой мишенью, дай мне знать, малец. Я не шучу.

Он набросил тяжёлую куртку из кожи грокса и направился к двери.

— Отдыхай, — сказал он, открывая её. — Я должен идти работать.

Дверь захлопнулась за его спиной.

Бас улёгся, но он был не в состоянии заснуть. Его раны пульсировали болью, но это было не самое плохое.

Им завладел жуткий страх, он накрыл его мокрым саваном, прилипнув к нему и начав душить.

Как только он закрывал глаза, к нему возвращались пронзительно-яркие воспоминания о молотивших по нему кулаках и ногах и об издевательском смехе над его мольбами о пощаде, полном злобного веселья.

Нет, сон не придёт к нему ни этой ночью, ни многими грядущими.

10

Бас обнаружил людей-невольников уже запертыми в просторной клетке из воронёного железа с прутьями грубой отливки, которые усеивало зверское количество шипов. Как и прежде, все рабы, кроме одного, — а Бас решил, что их было больше двадцати, — сидели или лежали, словно неживые куклы. Они не переговаривались между собой, не рыдали и не ныли. У них не осталось слёз. Бас спросил себя, сколько времени они уже это выдерживают. Столько же, сколько он? Дольше?

Он увидел мальчика, который стоял у прутьев клетки, крепко стиснув на них кулаки. О чём он думает? Он всегда так стоит? Он вообще когда-нибудь спит?

В былые времена внутренние пространства здания поражали великолепием, даже в годы упадка городка. Теперь же в каждом углу огромного вестибюля был навалены горы орочьих экскрементов и разлагающихся тел. Стены покрыла россыпь воинственных эмблем, намалёванных в том же самом по-детски незатейливом стиле, что и на машинах и знамёнах зеленокожих. В воздухе висела вонь, которая была почти невыносимой даже для Баса. То, что ему так долго удавалось избегать обнаружения, отчасти обуславливалось тем, что он втирал в свою кожу засохшие орочьи фекалии. Вначале его выворачивало так, что он боялся умереть. Но после того первого раза он быстро привык, и благодаря этой прискорбной практике ему прекрасно удавалось заглушить свой человеческий запах. Если бы не это, его бы уже давно нашли и прикончили. Но даже с учётом этого миазмы нечистот и гнили, наполнявшие обширный вестибюль, были тошнотворными.

Бо́льшая часть мраморной облицовки, украшавшей здесь внутренние стены, была расколота и обвалилась на пол, обнажая неровный кирпич и, во множестве мест, перекрученные стальные пруты, которые делали спуск быстрым и лёгким. Бас в последний раз оглядел помещение, убеждаясь, что все зеленокожие находятся снаружи, наблюдая за схваткой. Затем он быстро слетел вниз на пол вестибюля. Он прошёл вдоль западной стены и приблизился к чёрной железной клетке, бесшумно ступая своими босыми ногами. Ни один из пленных людей не видел и не слышал его, пока он не встал чуть ли не прямо перед мальчиком. И даже тогда они, похоже, были слишком вымотаны, чтобы заметить его присутствие. Мальчик продолжал смотреть прямо вперёд. Его взгляд был всё таким же страстным, глаза не моргали, и Бас на мгновение запаниковал. Возможно, у мальчика было не всё в порядке с головой.

Бас какое-то мгновение изучал его вблизи. Как и остальные, тот был нездорово худым, явно истощённым от недоедания, со следами порезов и синяков, которые не зажили как следует. В центре его лба имелась чёрная татуировка шириной где-то в три сантиметра. Бас обратил на неё внимание, но ему не доводилось видеть ничего подобного, и он не имел ни малейшего понятия, что означает стилизованное изображение одного глаза, обрамлённого треугольником. Бас посмотрел вниз на руки мальчика и заметил ещё одну татуировку на внутренней поверхности правого предплечья. Это был штрих-код с цифрами под ним. Его нанесли не зеленокожие — слишком уж хорошо он был выполнен. Бас не мог представить, что значат эти татуировки, и прямо здесь и прямо сейчас его это не волновало.

Он потянулся и тронул левую руку мальчика там, где та стискивала прут.

Должно быть, человеческое прикосновение пробилось сквозь пелену, окутывавшую чувства парнишки, поскольку тот вздрогнул и впервые встретился с Басом глазами.

Бас ощутил вспышку радости в своём сердце. Соприкасание с человеком! Контакт! Он и надеяться не смел, что когда-нибудь испытает это снова, и всё-таки вот оно! Будь прокляты прутья, стоящие между ними, а не то он мог бы обнять мальчика от всей той радости, что он чувствовал в тот момент.

Он открыл рот и попытался произнести приветствие, но издал лишь сухое карканье. Он что, уже забыл, как надо говорить? Он напряг все силы и попытался снова, складывая губы, чтобы сформировать слово, такое простое и всё же такое сложное после долгих месяцев одиночества.

— Привет, — проскрипел он, затем произнёс это снова, и вторая попытка вышла гораздо лучше.

Мальчик удивлённо моргнул и стремительно отдёрнул руки от прутьев. Он отступил на шаг внутрь клетки.

Бас не мог понять его реакцию. Он сделал что-то неправильное?

В его голове сложились слова, и он знал, что они не принадлежат ему. В них присутствовала некая странность — что-то вроде акцента, который он не смог опознать.

~ Кто ты такой? ~

Бас потряс головой, не понимая точно, что происходит.

Видя его замешательство, татуированный мальчик с опаской вернулся к прутьям.

~ Кто ты такой? ~ снова спросил голос.

— Это ты? — сипло спросил Бас в ответ. — Это ты у меня в голове?

Мальчик открыл рот и указал внутрь. Большинство зубов отсутствовало. Те, что остались, были просто острыми сломанными пеньками. Но мальчик не мог произносить слова не из-за этого. Там, где полагалось находиться его языку, остался лишь тёмный бугорок плоти. Ему вырезали язык.

Внезапно с обеих сторон от мальчика стали доноситься звуки движения. Бас поглядел налево и направо и увидел, что другие пленники наконец-то расшевелились. Отталкивая друг друга в стороны, они хлынули к стенкам клетки, отпихивая татуированного безъязыкого парнишку назад, чтобы оказаться поближе к Басу.

Бас тут же настороженно отступил. Ему не понравилось выражение их глаз. Такое отчаяние. Он вдруг ощутил на себе бремя их надежд и ожиданий ещё до того, как кто-либо из невольников успел их озвучить.

Первой это сделала безобразная оборванная женщина средних лет:

— Вытащи нас отсюда, мальчик! Быстро, освободи нас!

Другие настойчиво подхватили:

— Открывай клетку, парень! Спаси нас!

Бас поискал дверь клетки и довольно легко её обнаружил. Она находилась справа от него, запертая на замок и обмотанная цепью со звеньями толщиной с его запястье.

Высокий худой мужчина с сильно ввалившимися глазами и щеками зашипел на остальных:

— Заткнитесь, чтоб вас. Они услышат!

Когда его проигнорировали, он дал в челюсть самой горластой невольнице, и Бас увидел, как та осела на пол клетки. Её место спешно заняла другая, наступив на плечо и руку первой в своей потребности оказаться ближе к потенциальному спасителю. Бас отпрянул ещё дальше от всех них. Всё это было неправильно. Он не хотел нести ответственность за этих людей. Ему нужен был мальчик, ничего более.

Несмотря на логику в словах тощего мужчины, остальные не собирались вести себя тихо. Они просовывали свои руки между прутьями, раздирая свою дряблую пергаментную кожу о железные шипы. На плиточном полу начали образовываться лужи крови, заполняя трещины на нём. Бас отступил ещё на шаг назад, выискивая в толпе перед собой любой признак татуированного мальчика, но того совершенно вытеснили из виду.

— Не бросай нас, сынок, —  умолял лысый мужчина с обрубленной по локоть правой рукой.

— Да проклянёт тебя Император, если ты нас бросишь, — верещала чумазая женщина с одним лишь тёмным струпом в том месте, где полагалось быть её носу. — И он проклянёт, мальчик. Он проклянёт тебя, если ты нас не спасёшь!

Если бы чудища снаружи сами не производили такой шум, они, без всяких сомнений, услышали бы этот галдёж. Бас знал, что должен уходить. Он не мог оставаться здесь. Но ему было тяжело покинуть мальчика. Как же ему открыть клетку? У него нет никакой возможности разрезать эту цепь. Неужели он разыскал этого мальчика, только чтобы страдать из-за своей неспособности его спасти? Неужто Вселенная и в самом деле так жестока?

Могучий рёв, донёсшийся с площади Спасения, был таким громким, что заглушил даже причитающих людей. Схватка между боссами завершилась. Развлечение закончилось. Басу было всё равно, перешло ли Трёхречье к новому вожаку или же осталось за старым. Значение имело то, что теперь в любую секунду в здание через разломанные дубовые двери повалят зеленокожие туши.

~ Уходи, ~ произнёс голос, переданный ему татуированным мальчиком. ~ Тебе нужно уходить прямо сейчас. ~

Бас по-прежнему не мог его видеть, но он выкрикнул:

— Я за тобой вернусь!

~ Нет, ~ ответил мальчик. ~ Не возвращайся. Тебе нам не помочь. Просто беги. ~

Бас вскарабкался обратно по стене вестибюля, словно паук. Наверху, сидя на корточках на краю гигантской рваной пробоины в куполе, он задержался и обернулся, чтобы ещё раз бросить взгляд вниз на клетку. Невольники по-прежнему протягивали к нему руки, несмотря на разделявшие их двадцать метров. Они продолжали звать его и орать на него.

Бас нахмурился.

— Бежать некуда, — тихо произнёс он, раздумывая, сможет ли мальчик уловить его мысли. — У меня есть только ты. Я должен вернуться.

Затем в здание потекли галдящие зеленокожие, смеясь, ворча и хрюкая, как кабаны.

Бас ускользнул из поля зрения орков и направился к ближайшему из своих убежищ, чтобы подготовиться к возвращению нынешней ночью. Он не знал, как освободит мальчика, но что-то говорило ему, что он найдёт способ. И это было всё, что сейчас имело для него значение.

11

Как Бас выяснил в первые месяцы своего пребывания в Трёхречье, имелось два способа обхождения со страхом. Ты можешь позволить ему разъедать себя, так что он, словно рак, будет потихоньку сжирать твою свободу и рассудок, или же ты можешь схватиться с ним лицом к лицу и, может статься, даже его победить. Бас не имел большого выбора в том, какой подход избрать. Его дед уже решил это за него.

Крейвин и его шайка подонков действительно дождались, пока Бас не поправился, прежде чем снова начать его истязать. Когда это случилось, избиение было таким же жестоким, как и в первый раз. Они снова и снова пинали его ногами без всякой пощады, пока Бас лежал на земле, сжавшись в комок, и думал, что они могут и не остановиться вовсе. Возможно, они его убьют. Какая-то его часть желала этого. По крайней мере, на этом всё кончится.

Когда его перестали пинать, это было словно благословение самого Бога-Императора. Он открыл глаза и увидел, что шайка прогулочным шагом уходит вдоль по улице. Мальчишки смеялись и игриво тыкали друг друга кулаками в плечи рук. Две местные женщины, проходившие мимо, бросили взгляд вниз на Баса, истекающего кровью на мостовой, но не остановились. В их глазах не было ни следа жалости. Они взглянули на него мимоходом, как могли бы обратить внимание на дохлую крысу на своём пути.

А вот следующий прохожий остановился. Бас его не знал. Это был крупный тучный мужчина, на обоих предплечьях которого виднелись татуировки с черепом и мечом.

— Что, сынок, не задался денёк? — спросил он, помогая Басу подняться на ноги. — Пойдём-ка домой, а? Сарж тебя подлатает.

Бас заковылял рядом с мужчиной, в кои-то веки более или менее успешно сдерживая рыдания.

— В... вы знакомы с Саржем? — заикаясь, спросил он.

Мужчина засмеялся.

— Ты не ошибёшься, если так скажешь, — ответил он. — Он на меня работает.

Бас поднял на него глаза.

— Я Шерридан, — сказал толстяк. — Я хозяин паба на Мегрум-стрит. Знаешь, где твой дед работает по ночам.

Как оказалось, Шерридан любил поболтать. За те двадцать две минуты, что Бас провёл с ним в тот день, он узнал о своём деде больше, чем за все недели, прошедшие с момента его приезда в это проклятое место. И то, что он выяснил, он никогда не смог бы предположить.

По словам Шерридана, старый сыч был героем Империума.

12

Как Бас себе и обещал, он съел целую жестянку консервированного мяса грокса, зная, что ему понадобятся те силы и энергия, которые она ему придаст. Сидя в убежище, которое было ближе всего к площади Спасения, он ломал голову над тем, как ему вытащить мальчика из клетки. У одного из орков должен быть ключ. У которого из них? Как Басу его заполучить?

Также он размышлял о том, что ему делать, когда дверь клетки окажется открытой. Остальные... Он не может их опекать. Им придётся самим заботиться о себе. Они — взрослые люди. Они не могут рассчитывать, что он взвалит на плечи бремя заботы об их жизнях. Такая вещь выходит далеко за пределы его возможностей. Просить от него такого — это уже чересчур. Им придётся выбираться самим. Он в быстром темпе уведёт мальчика наружу, поднявшись на крыши, прежде чем орки осознают, что происходит. Вдвоём они смогут вернуться в это убежище, не привлекая внимания.

Бас бросил взгляд на немногочисленные жестянки с едой, оставшиеся в металлическом ящике у его ног. На них не было этикеток, но он не думал, что это имеет значение. Как и он сам, татуированный мальчик будет рад любой пище, какую только сможет заполучить. Они хорошенько наедятся вдвоём, празднуя начало своей дружбы. Завтра они смогут заняться розыском новых припасов, действуя как команда.

Воодушевлённый этими мыслями, Бас улёгся и попытался заснуть, зная, что ему требуется быть хорошо отдохнувшим для опасностей предстоящей ночи.

13

В Трёхречье темнело быстро, и этой ночью небо было чистым и светлым. Над головой, будто подсвеченные прожектором жемчужины, сияли три маленькие луны планеты. Звёзды блистали во всей своей красе. Если бы Бас соблаговолил поглядеть вверх, он мог бы заметить, что некоторые из них непостижимым образом движутся на север. Но он этого не сделал. Его глаза были прикованы к картине внизу.

На разрушенной площади горели десятки орочьих костров, на которых готовилась еда. Их окружали массивные зеленокожие тела, которым пламя придавало оранжевый цвет. Большинство громил распивало какую-то вонючую сброженную жидкость из бочек, которые они вытащили из своих грузовиков. Другие отрывали шматы жареной плоти от вращающихся на вертелах туш. Бас не знал, что за мясо готовят зеленокожие, но он слышал, как щёлкает и скворчит жир по ходу того, как лопается и подгорает поджаривающаяся кожа. Третьи до сих пор перерявкивались друг с другом на своём грубом языке. Время от времени вспыхивали драки. Все до единой кончались летально — слабейший оказывался зарубленным или забитым сильнейшим до смерти.

Желудок Баса жалобно бурчал, требуя, чтобы он что-то предпринял по поводу аппетитного запаха, плывущего к нему наверх, но мальчик его игнорировал. Ему нужна была вся его концентрация, всё его внимание, чтобы распознать тот момент, когда он сможет проскользнуть обратно в купол здания Администратума.

Казалось, что с тех пор, как он снова скорчился на крыше развалин старой церкви, прильнув к статуе, которая скрадывала его силуэт, прошло великое множество часов. На самом деле, всего через два большинство зеленокожих, наевшись, напившись и подравшись вдоволь, улеглось спать. Вскоре их общий храп уже мог поспорить с грохотом, который их машины производили накануне днём.

Пришла пора двигаться.

Полностью сосредоточившись на том, чтобы избежать обнаружения, Бас перебрался через свои доски-мостики и вскоре достиг зияющей расселины в куполе. Там, вжимаясь в обнажившийся камень, он начал вглядываться внутрь и изучать холл внизу.

В нём тоже горели костры, хотя и меньшего размера, чем наружные. Вокруг них спали самые крупные зеленокожие: те, которые имели самую мощную броню, владели самым внушительным оружием и были разукрашены сильнее всего. Также здесь присутствовало небольшое количество крючконосых, которые спали группками у покрытых мухами куч помёта. Им не было дозволено устроиться на ночь близ  костров их гигантских повелителей.

Бас, понаблюдав и выждав какое-то время, решил, что орки внутри спали так же крепко, как и те, что были снаружи. Он собрался, готовясь к тому, что требовалось сделать, затем шагнул из-за укрытия купола и начал свой спуск. Звёздный свет отбрасывал его тень на плиточный пол внизу, но никто не шевелился и никто ничего не замечал.

Бас спускался так незаметно, как только он был способен. Пальцы его рук и ног искали и находили те же точки опоры, которыми он пользовался накануне. Но дневной спуск занял лишь мгновения, тогда как сейчас на него ушли минуты. Слишком многое стояло на кону, чтобы пороть горячку, тогда как как выиграть нельзя было ничего.

Наконец его босые ноги достигли холодных плит, и он отвернулся от стены. Он понял, что даже если бы оплошал и произвёл шум, никто из орков, скорее всего, его бы не услышал. Вблизи их храп звучал до абсурдного громко. Хорошо. Это будет работать в его пользу.

Бас избегал бросать прямые взгляды на какой-либо из костров. За последние часы терпеливого ожидания его глаза хорошо приспособились к сумраку. Ему не хотелось этого лишиться. Ему требовалось быть способным видеть в тёмных местах, поскольку клетка с пленными людьми стояла вплотную к дальней стене, и находившаяся по соседству мраморная лестница отбрасывала на неё чёрный полог тени.

Он двинулся вперёд, по возможности держась пятен глубоких теней и в то же время следя за тем, чтобы обходить сбившихся в кучки крючконосых. Если бы он не маскировал свой запах орочьими нечистотами так часто и так прилежно, их чуткие носы вполне могли бы его унюхать. Но они не проснулись. Бас добрался до клетки и встал точно в том же месте, что и раньше днём.

Из-за чёрных железных прутьев раздавались звуки сна, не столь бурные, как у орков.

"Хорошо, — подумал Бас. — Большинство из них тоже спит".

Он надеялся, что так оно и пребудет в дальнейшем. Но где был мальчик?

К стенке клетки двинулся какой-то силуэт. Бас прищурился и с облегчением увидел стоящего перед ним парнишку. Бас заулыбался и кивнул ему в качестве приветствия.

Мальчик не улыбнулся ему в ответ.

~ Я сказал, чтобы ты не возвращался. Не иди на этот риск. Беги, пока жив. ~

Бас отрицательно покачал головой и заговорил тихим голосом, не будучи уверенным, может ли мальчик читать мысли так же хорошо, как передавать свои собственные.

— Как мне открыть дверь? Как мне отпереть эту штуку?

Бас указал на тяжёлую цепь и чугунный висячий замок грубой работы, лежавшие под дверью клетки. Витки цепи дважды обвивались вокруг прутьев.

~ Я прошу тебя ещё раз, ~ сказал мальчик. ~ Пожалуйста, брось меня и спасайся. ~

— Нет! — сердито прошептал Бас. — Я не буду жить дальше в одиночку. Мне это осточертело. Разве ты не понимаешь?

Голос мальчика в уме Баса молчал какое-то время. Затем он произнёс:

~ Ключ есть. Главный по рабам носит его на поясе, к которому он привязан куском толстой верёвки. Если ты сможешь её перерезать и добыть ключ, не разбудив его... ~

— Который из них? — прошептал Бас.

~ Он лежит у самого близкого костра слева от тебя. У него недостаёт правого уха. ~

Бас крадучись отправился к костру, по-прежнему заботясь о том, чтобы не бросать прямые взгляды в центр пламени. Вокруг огня лежало семь орков, и когда Бас к ним подобрался — ближе, чем ему когда-либо доводилось бывать физически к кому-нибудь из клыкастых исполинов, — до него впервые по-настоящему дошёл весь их размер. Он всегда знал, что они были огромными, эти кошмарные дикари. Но лишь в такой близи, глядя на то, как ходят с каждым вздохом их широкие мощные спины, он осознал, каким маленьким он на самом деле был и каким хрупким. Ему нечего было противопоставить даже одному из них. Он понимал, что если сегодня ночью всё пойдёт не так, как надо, то это будет его конец.

Бас быстро углядел рабского распорядителя и пошёл вокруг него, разыскивая принадлежавший чудовищу ключ.

Всякий раз, когда орк делал глубокий рокочущий вдох, его могучая грудная клетка расширялась, как какие-нибудь огромные кузнечные мехи, а когда он выдыхал, на его длинных изогнутых клыках трепыхались нити вязкой слюны. Запах, летевший Басу в лицо из его рта, был омерзительным, словно у трупа, гниющего на солнцепёке.

Мальчик скрепя сердце пошёл между распорядителем и костром. Это был единственный способ добраться до ключа на поясе этой твари. Но когда его тень скользнула по закрытым глазам чудовища, громадные плечи орка дёрнулись.

Он перестал храпеть.

Уровень адреналина в организме Баса, и так уже высокий, взлетел вверх ракетой. Мальчик прирос к месту с трясущимися руками и коленками. Он не знал, что делать, если чудовище сейчас проснётся. Он просто стоял, и ему казалось, что секунды тянутся, как часы.

Но это были секунды, причём всего несколько, после чего чудовище опять успокоилось и захрапело даже ещё громче, чем прежде. Бас испытал ощутимое облегчение, но ему не хотелось оставаться рядом с этой проклятой тварью хоть на миг дольше, чем это было необходимо, так что он присел возле её мускулистого брюха и медленным выверенным движением потянул из чехла на поясе нож своего деда.

Верёвка была толстой, а сам ключ — тяжёлым, но старый нож Саржа обладал остротой бритвы. Он нисколько не затупился, невзирая на всё то употребление, что ему довелось повидать. Он с лёгкостью рассёк волокна верёвки. Бас поднял ключ, снова зачехлил нож и направился назад к шипастой клетке.

— Он у меня, — прошептал он, присев около массивного висячего замка.

— Он поворачивается по часовой стрелке, — послышалось из густых теней внутри клетки.

Бас вздрогнул и вскинул глаза. Он увидел уже знакомого ему высокого тощего мужчину, который стоял перед ним по ту сторону двери клетки.

— Я тебе помогу, сынок, — сказал мужчина, опускаясь на корточки. — Ты поворачивай ключ. Я подержу цепи и замок, чтобы они не гремели.

Бас поискал глазами мальчика, спасать которого он пришёл, и увидел, что тот беззвучно усаживается на корточки рядом с тощим.

— Тебе понадобятся обе руки, чтобы его повернуть, — сказал мужчина.

Бас вставил бородку ключа в замочную скважину и начал пытаться его повернуть. Он занимался этим, пока у него не заболели пальцы.

Никакого эффекта.

Действие, которое ксеносы совершали без всяких усилий, для Баса было почти что неосуществимым. Его запястья просто-напросто не могли обеспечить достаточный крутящий момент.

— Вот, — сказал мужчина, передавая Басу вонючую тряпку, которая когда-то была одеждой. — Оберни вокруг головки и попробуй ещё раз.

Бас так и сделал. Стиснув зубы, с вздувающимися от усилий венами на руках и шее, он сражался с замком. Раздался металлический скрежет, и замок открылся. Бас обернулся, уверенный, что он совершил этот подвиг, только чтобы навлечь на себя смерть. Насколько же громче казался каждый звук, когда самым важным было сохранять незаметность! Бас оглядел холл позади себя, не осмеливаясь дышать. На той стороне клетки тоже чувствовалась напряжённость. Однако орки продолжали дрыхнуть. Пожалуй, бояться всё-таки было нечего. Наверное, эти чудища спали так крепко, что он мог бы бегать по этому месту, вопя и хлопая в ладоши, и не разбудил бы ни одного из них.

"Самонадеянность убила больше народу, чем пули, — рявкнул выплывший из памяти голос его деда. — Сохраняй трезвомыслие!"

— Вот это будет хитрой задачкой, — сказал мужчина в клетке. — Сними замок с цепей и отложи в сторону. Я попытаюсь размотать эту штуку и не греметь слишком сильно.

Это показалось Басу разумным. Цепь выглядела чрезвычайно тяжёлой, и это полностью соответствовало действительности. В конечном счёте потребовались усилия всех троих — тощего, Баса и татуированного мальчика — чтобы снять её без шума. И они это сделали, но прежде чем тощий успел попытаться открыть дверь, Бас упреждающе поднял руку.

— Подождите, — прошептал он. — Нам нужно поплевать на петли.

Мужчина вздёрнул бровь. Его лицо едва можно было различить во мраке.

— Это ты хорошо сообразил, мальчик.

Бас удивился похвале. Его дед никогда не расщедрился бы на неё с такой лёгкостью.

Какой бы хорошей ни была идея, мужчине и татуированному мальчику оказалось трудным произвести столько слюны, сколько требовалось для этой задачи. От слишком долгой нехватки пищи и воды у них першило в горле и пересохло во рту. Однако после нескольких неудачных попыток у мужчины возникла идея. Велев татуированному мальчику делать то же самое, он засунул в рот угол своего драного одеяния и начал его жевать.

Довольно скоро две большие железные петли двери влажно заблестели от свежей смазки. Прочие невольники, разбуженные звуками плевков, поднялись и потащились вперёд, чтобы взглянуть, что происходит. Это заставило Баса занервничать. Он был уверен, что они его выдадут, и всё это спасение выйдет ему боком. Он был неправ. Попав в неволю, они уже в скором времени выучились не будить своих захватчиков, если не хотели подвергнуться истязаниям, избиениям или ещё чему похуже.

— Все вы, ни звука, — сказал им тощий. — Парень нас освободил, но выбраться отсюда будет непросто. Вы должны сохранять тишину. Проявите терпение, или мы все умрём здесь этой ночью.

— Мы с тобой заодно, Клейн, — прошептал кто-то сзади. Остальные подтверждающе закивали.

Убедившись в их согласии, тощий мужчина, Клейн, повернулся обратно к двери клетки и начал потихоньку её открывать. Петли недовольно заскрипели, но лишь чуть-чуть. Наконец клетка оказалась открытой.

Бас отступил назад.

Клейн положил руку на плечо татуированного мальчика и первым препроводил его через дверь. Парнишка остановился прямо перед Басом, который не удержался и обнял его.

— Я же сказал тебе, что вытащу тебя, — прошептал Бас и затем, внезапно смутившись, отступил назад.

После этого Клейн начал выводить остальных, пока они не встали все вместе за пределами клетки — безмолвная перепуганная стайка бедолаг, которые все до единого глядели на Баса с ожиданием.

— Как ты планируешь вывести нас отсюда, сынок? — спросил Клейн. — Как ты доставишь нас в безопасное место?

Бас едва не брякнул: "Я всего лишь пришёл за ним", но сдержался. Глядя на этих людей, чьё существование и надежды держались на тончайшем волоске, он понял, что не может просто взять и повернуться к ним спиной. Он вошёл в их жизни, как свет во мраке, и затушить его сейчас было для него не более возможным, чем покинуть мальчика, который мог бы придать новый смысл его борьбе за жизнь.

Он повернулся и указал на широкую трещину в куполе наверху. Самая близкая из лун Таоса III, Амарал, как раз начинала высовываться из-за восточного края пролома, проливая свой серебристый свет в холл и открывая, какое же множество гигантских зеленокожих громил в нём спало.

У Баса засосало под ложечкой. Всё ещё может пойти наперекосяк, да ещё как. Одной ошибки хватит, чтобы навлечь на них резню. И всё-таки он был так близок, так близок к тому, чтобы вытащить отсюда и себя, и татуированного мальчика.

Клейн, проследив за пальцем Баса, пробежался глазами от пролома в куполе вниз по неровной стене к холодному мраморному полу. Он нахмурился, сомневаясь, вероятно, что некоторым из его группы удастся совершить подъём. Тем не менее, он кивнул и сказал Басу:

— Выводи нас, сынок. Мы пойдём вслед за тобой.

Таким образом, соблюдая крайнюю осторожность, их группа пробралась между орочьими кострами, застывая в ужасе всякий раз, когда одно из чудовищ сдвигалось или громко всхрапывало во сне. Басу казалось, что пересечение холла заняло целую вечность. Это было глупо. Даже если эти люди действительно выберутся наружу, насколько медленно им придётся переходить по мостикам, которые он прокинул между крышами? Им потребуется целая вечность, чтобы...

Добраться куда? Куда он собирается их вести?

Он не мог забрать их в какое-либо из своих убежищ. Те выбирались из-за трудности доступа к ним и за их маленький размер. Им полагалось быть неприметными, но что неприметного может быть в группе неуклюжих взрослых, старающихся упихнуть свои тела в такое крохотное пространство? А запах этих людей! Такой человеческий. Только сейчас, стоя среди них, Бас осознал, как же сильно пахнут люди. Проснувшись, зеленокожие пойдут по их следу, как гончие. Не стоило и сомневаться, что эти люди считают Баса вонючкой, ведь он стоял здесь с натёртыми сухим орочьим помётом кожей, одеждой и волосами. Но они научатся делать то же самое, либо же умрут.

Добравшись до стены, их группа сбилась в кучку, и Клейн снова обратился к ним.

— Мальчик пойдёт первым, — сказал он. — Вы все внимательно следите за ним. Смотрите, как он поднимается, и постарайтесь запомнить места, за которые он цепляется руками. Мы должны всё сделать быстро, но не настолько, чтобы устроить какой-нибудь несчастный случай. Сиррик, — продолжил он, обращаясь к татуированному мальчику, — пойдёшь вторым. Когда ты и — прости, сынок, не знаю твоего имени...

— Бас, — ответил Бас.

Клейн по-отечески положил руку ему на голову.

— Бас. И теперь мы знаем имя нашего спасителя, — он улыбнулся, и Бас увидел, что у него тоже сломаны зубы — без всяких сомнений, ударом одного из зеленокожих. — Бас, когда заберётесь наверх, вы с Сирриком поможете подняться остальным, ладно?

Бас на какой-то миг представил, как он просто забирает Сиррика и убегает. В одиночку у их пары будет гораздо больше шансов. Но как только ему в голову пришла эта мысль, он ощутил первые приступы тошнотворного чувства вины. Как бы поступил его дед? На этот счёт не было никаких уроков. Никаких тестов. Как же ему хотелось, чтобы они были. Приходилось ли Саржу когда-нибудь принимать такое решение? Может, обучение Баса просто не успело дойти до этой точки?

"Что мне делать, дед?" — мысленно спросил Бас старика в своей памяти.

Но резкий голос из прошлого промолчал, не дав ответа.

Бас поглядел на Сиррика, и мальчик кивнул ему в знак поддержки.

— Верно, — прошептал Клейн. — Наверх, сынок. Покажи нам дорогу.

Бас начал подъём, не глядя вниз и позволяя своим рукам и ногам находить знакомые ему зацепки и точки опоры. Он взобрался по стене без шума и без происшествий и, оказавшись наверху, обернулся и обнаружил Сиррика всего в считанных метрах под собой. Когда тот приблизился к верху стены, где купол открывался наружу, Бас потянулся вниз и помог ему залезть.

Внизу Клейн помогал первому из взрослых, женщине с короткими волосами, начать подъём.

Какими хилыми они все выглядели. Как нетвёрдо держались на ногах. Неужели им действительно это удастся?

~ Нет! Дара, нет! ~ услышал Бас вопль в своей голове.

Это был Сиррик. Он увидел или почувствовал то, что вот-вот должно было случиться. По отчаянной интонации его мыслей Бас понял, что это будет что-то плохое.

Из задних рядов группы выскочила женщина, грубо распихивая остальных плечами и истерически визжа:

— Я должна выбраться! Я должна выбраться отсюда! Я первая! Пустите меня первой!

Её бешеные крики раскатывались в гигантском холле, отражаясь от купола потолка обратно вниз, в уши спящим зеленокожих. Те начали просыпаться, ворча и взрыкивая.

Клейн попытался удержать рвущуюся вперёд Дару, но паника придала ей сил, и он отлетел, отброшенный ей в строну. Затем она потянулась снизу вверх, сорвала коротковолосую женщину со стены и отшвырнула назад, так что та приземлилась на мраморный пол с тошнотворным хрустом.

Коротковолосая женщина больше не поднялась и не открыла глаз.

Бас увидел, что орки начали вставать. Их огромные разъярённые туши приобретали вдвойне жуткий вид в свете их костров. Те, кто поднялись первыми, начали осматривать холл, выискивая источник разбудившего их шума. Злобные красные глаза вскоре углядели беглых людишек.

Воздух наполнился рёвом. Клинки покинули ножны. Вскинулись вверх ружья.

Бас выдал череду ругательств. Отсюда, с края трещины в куполе, они с Сирриком имели полный обзор того, что разыгрывалось под ними. В тот момент самым разумным было бы убежать, и в глубине души Бас это понимал. Но в надвигающемся неизбежном кошмаре было что-то, удерживавшее его на месте и заставлявшее продолжать смотреть. Он должен был это засвидетельствовать.

Неужели вина лежала на нем? Неужели для того, чтобы он мог утолить своё одиночество, им всем предстоит умереть?

Дара исступлённо хваталась руками за стену, отчаянно пытаясь по-быстрому залезть наверх. Она и ведать не ведала о надвигающейся резне, толчком к которой послужила её глупость. Хотя она и не владела собой настолько, чтобы сохранить в уме маршрут Баса, она успешно продвигалась вверх благодаря остервенению, с которым она набросилась на эту задачу.

Она была на полпути вверх, когда остальные начали кричать. До них добрались первые орки. Тяжёлые клинки вздымались и опускались, рубя своих жертв на трепещущие куски. В воздух били фонтаны крови, чёрной в лунном свете, омывая ухмыляющиеся морды зеленокожих. Из дюжины набитых клыками пастей летели басовитые зычные выкрики, в которых слышалась жестокая радость. От стен отражались звуки звериного хохота.

Бас увидел, что Клейн смотрит вверх прямо на него — последний из беглецов, который ещё стоял на ногах, зажатый со всех сторон, так что ему некуда было бежать. Орки сходились к нему, их красные глаза были шальными от радости убийства. Клейн не кричал, как это делали остальные. Казалось, что он смирился со своей судьбой. Бас видел, что его рот шевелится, но так никогда и не узнал, что за слова он произносил. Возможно, они были пожеланием удачи. Возможно — чем-то ещё.

Дюжина орочьих клинков дружно обрушилась вниз. На пол шлёпнулись влажные куски. Клейна не стало.

Меж тем за пределами стен Дома Правительства суматоха распространилась на остальную орду. Спавшие на Площади Спасения пробудились — сначала не понимая ничего, затем загораясь желанием присоединиться к той сваре, которая происходила в здании. Они потекли внутрь, сражаясь друг с другом за то, чтобы оказаться первыми. Наверное, они учуяли человеческую кровь. Воздух был пропитан её солёным запахом. Бас тоже мог его чувствовать.

Дара уже почти добралась до пролома в куполе, всё так же исступлённо хватаясь за всякий выступающий камень или стальной прут, который мог приблизить её к свободе. До женщины уже можно было дотянуться. Бас смотрел на неё сверху вниз. Сейчас он мог бы потянуться, ухватить её за руки и помочь ей проделать последний метр подъёма, но он колебался. Эта безумная баба решила участь остальных. Она убила их столь же верно, что и орки. Если он попробует взять её с собой, то она погубит и его. Он был в этом уверен, и самая чёрная его часть раздумывала, не спихнуть ли её ногой со стены, чтобы она рухнула обратно, присоединившись к тем, кого она обрекла. Это будет по заслугам, подумал он. Подобающее возмездие за остальных.

Но он не дал ей пинка. Вместо этого, не придя к сознательному решению, он обнаружил, что тянется к ней в стремлении помочь ей подняться наверх.

В тот же самый момент он осознал, что слышит в небе странный свист.

У него не было времени задаваться вопросом, что это такое. Камень под ним неистово взбрыкнул, и он схватился за стену в поисках опоры. Ослепительная вспышка света окрасила мир за его веками в красный цвет. На него нахлынул палящий жар, выжигая затвердевшую от нечистот корку его волос.

Его уши затопил крик Дары, который сейчас сливался с более непривычными звуками с неба. Бас успел открыть глаза как раз вовремя, чтобы проследить за её полётом к ревущим зеленокожим внизу. Он не увидел, как её изрубили на куски. Сиррик ухватил его за плечо и развернул кругом.

~ Смотри на площадь, ~ сказал он Басу.

С каменного выступа, который опоясывал купол, двум мальчикам было видно всё. Гигантские огненные столбы, взметнувшиеся вверх, превратили ночь в нежданный день. В какую сторону ни глянь, здания, наполовину разрушенные в ходе первоначального вторжения, валились вниз от попаданий крупнокалиберных артиллерийских снарядов, которые вреза́лись в них, выбрасывая наружу глыбы камня и цемента в окружении гигантских огненных клубов.

Бас смотрел на это круглыми глазами. С небес снова и снова с визгом обрушивалась высокобризантная смерть.

Орки вооружались и неслись к своим машинам. Бас увидел, как где-то с  полдюжины бронированных топливовозов разметало, точно дешёвые игрушки, когда в землю между ними ударил снаряд. Горящие зеленокожие с воплями бросились врассыпную, бешено размахивая руками, в то время как их плоть пожирало пламя.

Свист прекратился, сменившись рёвом турбинных двигателей. Небо взрезали чёрные силуэты, низко и стремительно промчавшиеся над головой Баса. Они двигались слишком быстро, чтобы их можно было разглядеть как следует, но стук и сверкание очередей из их орудий вспороли площадь, перемолачивая орочьи тела в куски влажного мяса. Машины зеленокожих открыли ответный огонь, наполняя воздух залпом снарядов и ярких лазерных лучей. Ксеносы навели на цель пусковые установки, которые были установлены на их драндулетах, и в воздух с визгом взлетели ракеты, оставляя за собой дымные шлейфы. Один из чёрных силуэтов в небе получил серьёзное попадание в хвост и бешено закрутился, уходя в штопор. Он врезался в старое муниципальное здание менее чем в двухстах метрах от Баса и Сиррика. И дом, и летательный аппарат обрушились на площадь в облаке дыма, пламени и крутящихся осколков.

Бас схватил Сиррика за руку.

— Нам нужно уходить! — проорал он, перекрикивая шум.

Он не стал дожидаться ответа, а потянул Сиррика к доскам, соединявшим купол здания, на котором они сидели, с ближайшей крышей. Они быстро пересекли мостик, первым Бас, а за ним Сиррик. Визгливые крики, раздавшиеся сзади, заставили Баса обернуться. Часть крючконосых взобрались по внутренней стене под куполом. Они заметили мальчиков и пустились в погоню, стреляя на бегу из своих непомерно больших пистолетов

Как только Сиррик преодолел первый прогал, Бас сбросил доски, пнув по ним ногой. Затем он снова схватил Сиррика за руку и побежал.

Зенитный огонь, хлещущий в небо, освещал их путь по крышам. Тёмным силуэтам, атаковавшим орков сверху, пришлось отступить. Через считанные мгновения после их улёта снова начались артиллерийские удары. Бас был на полпути через один из своих импровизированных мостиков, когда в здание, к которому он направлялся, влетел снаряд. Он пробил крышу дома и верхние этажи, затем взорвался где-то в глубине строения. Бас смотрел в ужасе, как здание перед ним начинает разваливаться, становясь просто грудой отдельных камней. Он развернулся и прыгнул назад к краю крыши, откуда глядел перепуганный Сиррик. В тот же самый миг доски под его ногами полетели вниз.

Его пальцы промахнулись мимо края крыши. Он ощутил, как начинается головокружительный полёт вниз. Но как только он стал падать, маленькие руки, протянувшиеся к нему, стиснули его запястья и потащили к зданию. Бас врезался в каменную стену, так что у него перехватило дыхание, но маленькие руки не выпустили его из своей хватки. Он поднял глаза и увидел Сиррика, который вытянулся через край крыши с искажённым от боли лицом, кряхтя и потея от усилий, прикладываемых им для того, чтобы не дать Басу ухнуть вниз навстречу смерти.

Бас заскрёб ногами в поисках опоры и нашёл узкий выступ, которого было недостаточно, чтобы встать на него всем весом, но давшим возможность снять с Сиррика часть нагрузки.

~ Ты можешь влезть наверх? ~

Бас потянулся и ухватился за край крыши. Затем, с помощью тащившего его Сиррика, он с огромным трудом подтянулся вверх и перекатился через край. Он лежал здесь, в очередной раз избежав смерти, тяжело дыша, со струящимся по его жилам адреналином. Над ним склонился Сиррик:

~ Мы не можем оставаться здесь наверху. Есть какая-нибудь другая дорога? ~

Земля затряслась. Городок закачался от новых взрывов, ударивших лишь чуть-чуть севернее того места, где они были. У Баса не было времени дожидаться, когда его перестанет трясти. Отдышавшись, он тут же поднялся на ноги.

— На уровне земли зеленокожие будут повсюду, — жалким голосом сказал он. Однако, глядя на пустое пространство, где лишь мгновения назад стояло соседнее здание, он понимал, что оставаться на высоте будет настолько же опасно. Кроме того, тот дом был единственным, соединённым с этим. Похоже, выбор был невелик. Если они не могут перемещаться над землёй, и если они не могут ходить по земле...

— Есть ещё один путь, — сказал Бас. — Пошли.

14

Бас начал тренироваться под руководством своего деда, после того как шайка Крейвина отдубасила его в четвёртый раз. Это избиение было самым худшим из всех. Один из мелюзги — противный мальчишка с крысиным лицом по имени Саркам — даже пырнул Баса в живот канцелярским ножом. В тот раз именно зрелище такого обилия крови завершило избиение досрочно. Вместо того, чтобы с беспечным довольством ушагать прочь, Крейвин и его банда убежали, понимая, что если их поймают, то насилие такого уровня будет означать для них серьёзные неприятности.

Бас поковылял домой с прижатыми к животу руками, заставляя всех, мимо кого он проходил, бросать на него острые взгляды. Некрасивая женщина в грязном переднике крикнула ему:

— Тебе помочь, мальчик?

Бас проигнорировал её и продолжил свой путь. Он знал, что Сарж будет ждать его за столом с выложенным содержимым аптечки. Он предупреждал Баса, что другие мальчишки могут сегодня на него напасть. В конце концов, он практически оправился от последнего избиения.

Но на этот раз всё было по-другому, причём в нескольких отношениях.

Бас не рыдал.

Что более важно, он даже отбивался.

Да, его неумелые ответные попытки позорно провалились, но они стали неожиданностью для других мальчишек. Бас впервые увидел, как в их взглядах мелькнула неуверенность. Им тоже ве́дом страх, осознал он. Им нравилось сеять боль, но они не желали ни капли её на свою долю.

Именно тогда он понял, что решением проблемы был его дед.

На этот раз, пока старик зашивал рану на животе Баса, тот не сводил с него свирепого взгляда.

— Что-то хочешь мне сказать, малец? — спросил Сарж.

Слова Баса вылетели наружу рыком, который удивил даже его самого.

— Я знаю, кто вы, — заявил он старику. — Я знаю, чем вы занимались, как вы сражались. Шерридан мне рассказал. Он назвал вас героем Империума!

Ужасающее лицо старика внезапно скривилось в хмурую гримасу.

— Ты думаешь, герои Империума живут вот так, болван? — рявкнул он в ответ, указывая жестом на отсырелые, покрытые мокрыми пятнам стены их дома. — У Шерридана не было права говорить хоть что-то. Могу поспорить, он не рассказывал тебе, что меня лишили моих медалей. Могу поспорить, он не упоминал, что меня выперли с позором, вкатив перед этим сорок чёртовых плетей! Шерридан видит то, что ему хочется видеть. Ты меня слышишь?

— Мне на это плевать, — выпалил Бас в ответ. Его не отвергнут. Не в этот раз. — Вы можете меня научить. Вы можете мне помочь, сделать меня сильнее. Сделать так, что я смогу убить их, если захочу.

Они с дедом сверлили друг друга взглядами. По ощущениям, прошла целая вечность, но ни один из них не моргнул.

— Я могу тебя научить, — наконец произнёс старик с угрюмым кивком. — Но это будет больнее, чем всё, что тебе пришлось вынести до этого. И когда мы начнём, возврата назад не будет, так что лучше бы тебе быть чертовски уверенным, что тебе это надо.

— Это будет того стоить, — прошипел Бас, — чтобы ввалить этим ублюдкам пусть даже разок.

Старик впился взглядом в глаза Баса. И снова кивнул.

— Мы начнём, когда ты будешь в состоянии, — сказал он Басу.

Так они и сделали.

Начало было достаточно простым. Бас часами тренировал ноги вокруг старого мёртвого дерева позади их дома. Количества отжиманий, подтягиваний и подъёмов корпуса, которые он мог сделать, потихоньку выросли с однозначных чисел до двузначных. Не прошло и полутора месяцев, как старик довёл его до трёхзначных. Тогда они начали силовые тренировки, используя в качестве грузов всё, что могли отыскать, будь то камни, старые покрышки или мешки с цементом.

Бас учился обращаться с палками, ножами, битыми бутылками — со всем, что можно было использовать как оружие. Его тело сделалось худым и твёрдым, как то мясо грокса, которое они ели за каждой трапезой. Он стал более быстрым, более сильным и более умелым, чем он сам мог бы счесть возможным когда-либо прежде, и всё это до последней капли было куплено потом и кровью, но никогда — слезами.

Слёзы были запрещены.

Его дед был жестоким и беспощадным учителем. Каждый день был изнурительнее, мучительнее и суровее предыдущего. Но Бас выдержал, он продолжал, пришпориваемый пылавшей внутри него ненавистью. Эта была не просто злоба на Крейвина и его школьную шпану. Это было отвращение ко всему злу, которое он видел в своей жизни. Его дед выковывал из него нечто новое — нечто стойкое и самостоятельное, а Бас между тем учился свежей, всё более глубокой ненависти к старику. Когда Бас делал ошибки, которых с течением времени случалось всё меньше, дед ухватывался за них с беспощадной жестокостью, пока мальчик не начал сомневаться в том, кто был хуже: Крейвин или сам Сарж.

Это едва ли имело значение. Он видел результаты. И их видели остальные.

По мере того, как проходили дни, шайка Крейвина тратила всё меньше времени на насмешки над ним. Иногда он замечал краем глаза, как они бросают беспокойные взгляды в его сторону. Он узнавал ту же неуверенность, что уже видел прежде. Недели, прошедшие с момента их нападения, растягивались в месяцы. Бас начал спрашивать себя, уж не решили ли они отстать от него навсегда.

Затем, когда он шёл домой за трое суток до Дня Императора, Крейвин и его шайка набросились на него из засады в проулке и затащили его туда.

Бас тут же ринулся в атаку, не тратя времени на раздумья, и превратил в месиво нос одного из мальчишек.

Пацан взвыл и вышел из драки, держась руками за своё измазанное кровью лицо.

Крейвин что-то крикнул, и вся шайка отступила назад, образуя полукольцо вокруг своей жертвы. Бас увидел, что все они достают ножи. Но если они рассчитывали, что он со страху надует в штаны, то они смертельно ошибались.

— Давай, налетай! — прошипел им Бас. — Все сразу!

Он запустил пальцы в пояс на штанах и вытянул наружу свой собственный нож.

Сарж об этом не знал. Бас не сказал ему, что теперь ходит с оружием. Однажды утром он нашёл его на лестнице их дома — маленький кухонный ножик, запятнанный кровью неизвестного человека. Отмыв его и заточив, пока Сарж был на работе, Бас начал носить его с собой. Сейчас он был этому рад. Нож ставил его на равную ногу с остальными, хотя шансы, с которыми он здесь столкнулся, всё ещё были далеко не равными.

Крэйвен в тот самый момент уже не выглядел таким самодовольным, но он подал знак, и мальчишки бросились в драку.

Бас читал их движения, как обучил его старик. Ближайший к нему пацан собирался пырнуть его в верхнюю часть живота. Бас ускользнул от удара. Его мелькнувшая молнией рука рассекла сухожилия на запястье мальчишки.

Проулок наполнился криком, и парнишка упал на колени, стискивая свою истекающую кровью руку.

Бас с силой пнул его в лицо.

— Давайте, ублюдки! — проревел он остальным. И снова пнул раненого мальчишку.

Эта демонстрация разительно отличалась от всего, к чему были готовы остальные. И ничего из этого им не хотелось.

Шайка рассыпалась, мальчишки рванули в обе стороны из проулка, побросав свои ножи на землю. Остался лишь Крейвин. Он никогда не бегал ни от чего и ни от кого. И он знал, что если сделает это сейчас, то распрощается со всем своим авторитетом и всей своей властью. Но при всём при том Бас мог видеть в его глазах: запугиватель превратился в запуганного.

Бас развернулся к нему с поднятым ножом, стоя в непринуждённой позе, лёгкий в движениях.

— Басёныш-сволочёныш, — произнёс Бас, подражая голосу Крейвина. — Ты даже не представляешь, дрянь, насколько ты был прав.

Он начал приближаться, заходя под таким углом, чтобы молниеносным движением полоснуть по лицу другого мальчишки. В Крейвине что-то сломалось. Он бросил свой нож и попятился назад, вжавшись спиной в стену проулка и подняв руки в отчаянном успокаивающем жесте.

— Бас, пожалуйста, — умоляюще сказал он. — Это был не я. Ни в коем разе! Честно.

Бас подошёл ближе, готовый обрушить на него шквал ужасных порезов.

— Он сказал, чтобы я ни в коем случае тебе не говорил! — закричал Крейвин. — Сказал, что разочтётся с нами деньгами и сигаретами с лхо. Клянусь!

— Чушь! — прорычал Бас. — Кто? Кто такое сказал?

Он не поверил Крейвину ни на один миг. Мальчишка просто выгадывал время, в отчаянии плетя враки.

— Сарж, — судорожно выдохнул Крейвин. — Старикан Железная Нога. Он пришёл к нам после того, как мы избили тебя в первый раз. Я думал, что он собирается нас убить, но нет. Он сказал, что хочет, чтобы мы от тебя не отставали, чтобы мы продолжали тебя избивать. Велел, чтобы мы каждый раз ждали, пока ты не поправишься.

Бас прекратил своё наступление. Это не могло быть правдой. Нет.

Но... не могло ли? Неужели старик был настолько ненормальным? Зачем бы ему делать такую вещь?

— Говори, — велел он Крейвину, подгоняя его притворным выпадом своего ножа.

— Эт... то всё, — прозаикался мальчишка. — Два дня назад он разыскал нас и велел тебя подстеречь. Сказал, чтобы мы на этот раз использовали ножи. Я сказал ему, что он сумасшедший. Ни за что. Но он утроил сумму, которую предлагал. У моего папаши лёгкие стали гнилыми. Он больше не может работать. Мне нужны деньги, Бас. Я не хотел, но мне пришлось. Но теперь с этим покончено, хорошо? Трон всевышний, с этим покончено!

Бас пораздумывал над этим с секунду, затем засадил правым ботинком Крейвину между ног. Когда этот любитель издеваться над слабыми согнулся пополам, Бас снова пнул его, нанеся стремительный удар прямо в челюсть. Изо рта Крейвина полетели зубы и кровь. Он без сознания свалился на землю.

Бас спрятал свой ножик обратно в пояс и поглядел вниз на мальчишку, который научил его, что значит страх.

— Да, — сказал он скорченному телу, — с этим покончено.

15

Придя домой, он обнаружил Саржа позади здания. Старик стоял, привалившись к старому мёртвому дереву и покуривая на солнышке сигарету с лхо.

— Что, на этот раз без аптечки? — спросил Бас, остановившись в каких-то метрах от старика.

Сарж одарил его ухмылкой:

— Я знал, что она тебе не понадобится.

— Вы им платили, чтобы они это делали, так? — спросил Бас.

Старик выдохнул густое облако жёлтого дыма.

— Ты хорошо справился, — сказал он своему внуку. Это было всё, что требовалось для подтверждения.

Бас ничего не сказал. Он чувствовал оцепенение.

— Сохраняй трезвомыслие, малец, — пророкотал Сарж. — Не раскисай. Мы только начинаем, ты и я. Ты думаешь, что справился со своими демонами, и, возможно, так оно и есть. Пока что. Но там, вовне, есть вещи и похуже обидчиков детских лет. Никогда не забывай о страхе и о гневе, благодаря которым ты достиг этой точки.

Бас не ответил. Он таращился на почву между своими ногами, ощущая себя бесконечно опустошённым. Его словно бы поглотила первозданная пустота, про которую он даже не знал, что такая возможна.

— Тебе ещё есть чему учиться, малец, — сказал ему Сарж. — Мы не закончили. Вспомни, какой пухлявой козявкой ты когда-то был. Подумай о том, как ты изменился, чего ты достиг. Это дал тебе я. Продолжай тренироваться, малец. Продолжай учиться. Не бросай сейчас. Как бы ты меня ни ненавидел, ты знаешь, что я прав. Давай посмотрим, до какого предела ты сможешь дойти.

Старик помолчал, насупливая брови.

— Если хочешь бросить, ты знаешь, где чёртова дверь. Я не дам койки и стола про́клятому Императором слизняку, который чуть что — сразу лапки кверху, — прибавил он. Его голос внезапно сделался резким и ненавидящим.

Бас поглядел на свои руки. Они были стиснуты в кулаки. Предплечья бугрились тугими мышцами. Ему хотелось наброситься на Саржа, пустить ему кровь, может даже убить его за то, что он сделал. Но несмотря на все произошедшие с ним изменения, несмотря на всё, чему он научился, его руки оставались руками ребёнка. Ему было всего семь лет, и ему больше некуда было идти. Одно дело победить других мальчишек, но старик был прав насчёт более серьёзных врагов. Басу доводилось видеть, как рабочие с перерабатывающих заводов — здоровенные мужики с грудью колесом — колотят на улице своих жён и детей. Их никто не останавливал. Ни один человек не смел, как бы тошно ему ни было отворачиваться. Бас всегда жалел, что он был недостаточно рослым и крепким, чтобы вмешаться. Он злился на своё бессилие, неизбежное при его возрасте и комплекции. Но как бы он ни грезил о вершении справедливости, ещё сильнее он понимал, что эти тренировки придали его жизни направленность и смысл. Его свежеобретённые сила, скорость и сноровка уже рассеяли ту липкую пелену страха, с которым он прожил так долго. Каждая усвоенная им техника придавала ему новой уверенности, которой он всегда был лишён из-за своей прежней слабости. Он видел это, он понимал, что ему нужно продолжать расти, развиваться, овладевать всеми умениями, которые мог предложить ему старик, и сверх того. Нет. Не просто нужно. Он этого желал. В том самом месте и в то самое время это было всё, чего ему хотелось.

И ничего иного.

Он посмотрел в глаза своему деду, впиваясь в него взглядом, горящим холодным огнём.

— Ладно, — выплюнул он. — Покажите мне. Научите меня. Я хочу этого, от начала и до конца.

Изрубцованное шрамами лицо Саржа скривилось в широкой улыбке.

— Хорошо, — сказал он. — Хорошо.

Он втоптал свою сигарету с лхо в почву у корней дерева.

— Иди переоденься и разомнись. Сегодня мы поработаем над ударами по нервам.

16

Два с половиной года спустя под сенью всё того же мёртвого дерева слегка прибавивший в росте и покрепчавший Бас — теперь десяти лет от роду — проделывал комплексы упражнений с двумя ножами, в то время как его дед выкрикивал распоряжения с деревянной скамейки справа.

Высокое солнце сияло ярким светом, раскаляя пыльную землю под ступнями Баса.

— Энергичней работай левым клинком! — рявкнул Сраж. — Следи за согласованностью! А то сейчас как приду!

Над крышами домов разнёсся низкий рёв, резкий и ритмичный. Должно быть, он имел для старика какой-то смысл, поскольку Сарж выпрямился во весь рост и уставился в лазурное небо. Его мышцы были напряжены, на шее пульсировали вены.

Бас, удивлённый такой сильной реакцией старика, остановился на середине комплекса и посмотрел туда же, куда и Сарж.

Прямо над их головами пролетели семь чёрных силуэтов.

— Бомбардировщики «Мародёры», — произнёс старик. — И эскорт «Молний» с Красных Песков. Что-то не так.

Несмотря на высоту полёта, воздух вибрировал от шума самолётных двигателей. Басу ещё не доводилось видеть подобных машин. Они напоминали гигантских хищных птиц. Они едва успели исчезнуть за линией крыш на противоположной стороне, как показалась ещё одна группа в подобном построении, затем ещё и ещё.

Старик чертыхнулся.

— Это было просто вопросом времени, — сказал он самому себе. — Рано или поздно, но этой планете суждено было попасть под удар.

Он похромал мимо Баса к задней двери дома, скрежеща железной ногой. Но на половине пути он остановился и обернулся.

— Они придут за мной, — сказал он, и в его взгляде было что-то, прежде никогда не виденное Басом. Это было самым близким подобием приязни из всего, что старику когда-либо удавалось из себя выдать, хотя и всё ещё сильно до неё не дотягивающим. — Они всегда первым делом обращаются к ветеранам, — сказал он Басу. — Из Гвардии никто никогда не уходит по-настоящему. Я сделал с тобой всё, что мог, малец. Ты меня ненавидишь, и это только правильно, но я сделал то, что должен был сделать. Империум — не то, что ты думаешь. Я это повидал, клянусь Троном. Кошмарные твари, миллиарды их, и все они вопиют о том, чтобы вырезать нас или поработить. И сейчас они, похоже, здесь. Выживают лишь сильнейшие, малец. А ты, заметь, моя кровинка. Мой последний кровный родич! Я сделал всё от меня зависящее, чтобы ты вошёл в число выживших.

Он сделал паузу, чтобы посмотреть вверх на новые бомбардировщики, пролетевшие по небу.

— Идём внутрь, — сказал он Басу. — Я хочу кое-что тебе подарить, прежде чем уйду. И пусть оно хорошо послужит тебе в том, что должно случиться.

Они прошли внутрь.

Несколько дней спустя, как старик и предсказывал, Империум его позвал, и он откликнулся.

Больше Бас его никогда не видел.

17

Снаряды, просыпавшиеся с неба, разверзли на улицах внизу гигантские воронки. Пробираясь в удушливых облаках дыма и пыли по горами пылающих обломков, мальчики искали путь в канализацию. Многие крупные отверстия были завалены камнями и трупами ксеносов, но Бас быстро нашёл такое, которое позволяло попасть в тёмные круглые тоннели, пронизывавшие основание городка. Во времена своего одиночества он обычно избегал в них ходить. В тех случаях, когда Бас всё же спускался сюда в поисках источников питьевой воды, он натыкался на шайки мародёрствовавших крючконосых. Каждый раз ему едва удавалось унести ноги живьём.

Однако сейчас здесь вроде бы не было ни одного из этих омерзительных созданий. Они с Сирриком шли в кромешной тьме, крепко держась за руки и используя свои свободные вторые конечности, чтобы двигаться вдоль стен тоннеля. Не было видно ни зги. Бас не имел ни малейшего представления, как или когда они отыщут дорогу наружу, но не мог позволить этому стать препятствием на его пути. Потолок тоннеля гудел от грохота движущихся боевых машин и взрывов. Если они с Сирриком хотят добраться до одного из убежищ Баса живыми, им придётся путешествовать здесь во тьме.

Пока они шли, Бас остро осознал, как покойно ему становится от того, что он держит Сиррика за руку. Он спрашивал себя, не делает ли это его слабым. Его дед использовал это слово как ругательство, словно слабость была самой худшей вещью во Вселенной, и, возможно, так оно и было. Бас не прожил бы так долго, если бы был слабаком. Он это знал. Но он не был так уж уверен, что желать общества такого же человеческого существа, как он сам, является слабостью. В присутствии Сиррика он чувствовал себя сильнее. Ему казалось, что ноющая боль в его теле притупилась. Второй мальчик следовал за ним как за вожаком, полагался на него. Благодаря этому Бас чувствовал, что у него есть цель, чего ему так отчаянно не хватало прежде. Когда он был один, его борьба за выживание была не более чем актом ожидания — ожидания времени, когда он обретёт то, ради чего стоит жить, за что стоит бороться. Теперь он это получил: у него был тот, с кем можно разделить тьму и кто прикроет ему спину. Он вытащил Сиррика, в точности как и намеревался. Несмотря на гибель остальных, это всё ещё казалось ему величайшей победой его юной жизни, превосходящей даже избиение Крейвина.

Крейвин!

Бас уже довольно долго не вспоминал о былом обидчике. Какой смертью тот умер в день пришествия орков? Его изрубили на куски, как Клейна и невольников? Пристрелили? Съели?

Размышляя об этом, Бас заметил свет впереди наверху.

— Вон там, — прошептал он, и они с Сирриком направились к далёкому свечению.

Оно оказалось лунным светом, который лился сквозь дыру в потолке тоннеля. Разрывной снаряд заставил обрушиться проходившую наверху рокритовую дорогу, образовав крутой спуск. Мальчики ждали и прислушивались, пока Бас не решил, что звуки боевых кличей ксеносов и стрельбы достаточно далеки, чтобы они могли рискнуть снова выйти на поверхность. Они с Сирриком вскарабкались по склону и встали на улице, занавешенной густым серым дымом.

~ Куда? ~ спросил Сиррик.

Бас не был уверен. У него должно было иметься убежище где-то поблизости, но из-за всего этого дыма он не мог отыскать никакого ориентира, по которому он мог бы найти дорогу. Ему показалось разумным направиться прочь от шума битвы.

—  Продолжим идти вот этим путём, — сказал Бас, — по крайней мере, пока.

Но как только они тронулись с места, спереди сверху раздался хриплый крик:

— Цель впереди!

Дымовые завесы внезапно пронзило парой десятков ослепительных лучей толщиной с карандаш. Все они были направлены прямо на двух мальчишек.

— Ложись! — заорал Бас.

Они с Сирриком рухнули на землю и оставались там, пока лазерные лучи резали воздух прямо над их головами. Обстрел длился какую-то секунду, затем другой голос, резкий от властных интонаций, выкрикнул:

— Прекратить огонь!

Этот голос заставил Баса затрепетать. Он звучал так похоже на Саржа. Возможно ли, чтобы это был старик? Вдруг он выжил? Вдруг он вернулся за своим внуком спустя всё это время?

Из дыма появились смутные очертания фигур. Человеческих фигур.

Бас боязливо поднялся на колени. Он всё ещё сжимал ладонь Сиррика. Он потянул второго мальчика за руку, опуская взгляд вниз:

— Они люди!

Сиррик не шевелился.

Бас потянул снова:

— Сиррик, вставай. Ну давай же.

Затем он это увидел. Густую жидкость, тёкшую из Сиррика на дорогу. Артериальную кровь.

Бас ощутил, как по его жилам разбегается холодная волна паники, кружа ему голову, вызывая дурноту. В желудке заворочался неприятный комок. Он стиснул руку Сиррика, но та была вялой. В её пожатии не было силы. А в уме Баса не звучал его ободряющий голос. Осталась лишь пустота, ноющая дыра, там где всего мгновения тому назад жила наполнявшая мальчика радость товарищества.

Бас стоял, не в силах сдвинуться с места. Его ум мутился, неспособный принять то, о чём ему говорили чувства.

Он увидел чьи-то ноги в ботинках, которые шли всё медленнее и, наконец, встали на рокрите где-то в метре от него.

— Дети! — рыкнул мужской голос. — Два пацана. Похоже, мы подстрелили одного из них.

Нога в чёрном ботинке протянулась вперёд, скользнула под правое плечо Сиррика и перевернула мальчика.

Бас увидел уставленные в небо безжизненные глаза с навеки ушедшими из них искорками непокорства.

— Да, — продолжил грубый голос. — Мы подстрелили одного, эт'точно. Насмерть, — боец, должно быть, увидел татуировку на голове Сиррика, поскольку он добавил: — Впрочем, он был ведьмачонком, — и фыркнул так, словно в этом было что-то смешное.

Бас прыгнул. Прежде чем он осознал, что наделал, нож его деда уже сидел в животе бойца, стоявшего над ним.

— Ты его убил! — выкрикнул Бас в потрясённое лицо солдата. — Он был моим, ты, ублюдок! Он был моим другом, а ты его убил!

Бас выдернул свой нож из живота бойца и собирался пырнуть его снова, когда что-то ударило его сбоку по голове. Он увидел, как звёзды над ним пошли кру́гом, и повалился на остывающее тело Сиррика.

— Этот сволочонок меня пырнул! — прорычал раненый боец, опускаясь на пятую точку  и крепко прижимая руки к ране, чтобы остановить льющуюся кровь.

— Медик! — раздался давешний повелительный голос. — Раненый, здесь.

На Баса упала тень, отброшенная ярким лунным светом. Он поднял взгляд и посмотрел в два блестящих чёрных глаза.

— Крутой, да? — произнёс человек.

У Баса упало сердце. Это был не его дед. Конечно же, нет. Сарж наверняка был мёртв. Бас никогда и не верил в обратное по-настоящему. Но этот человек был отлит из той же стали. От него веяло тем же самым: такой же суровостью, такой же холодностью. Бритвенной остротой живого клинка. На нём была чёрная шинель и фуражка с высокой тульёй, и на этой высоте блестел золотой череп с орлиными крыльями. К Басу протянулась рука в перчатке.

Бас посмотрел на неё.

— Вставай, — приказал мужчина.

Бас обнаружил, что неосознанно подчиняется. Рука была сильной. Как только Бас её взял, она вздёрнула его на ноги. Мужчина посмотрел на него сверху вниз и принюхался к воздуху.

— Орочье дерьмо, — сказал он. — Так ты не только крутой, но ещё и головастый.

К высокому человеку в шинели подошли другие люди, одетые в боевые шлемы и панцирную броню. Они встали рядом с ним, глядя на Баса со смесью злости, любопытства и удивления. Их раненым товарищем уже занимался ещё один солдат с белой полевой аптечкой.

— Джентльмены, — сказал высокий мужчина. — Как это ни неожиданно, у нас здесь есть выживший. Ребёнок он или нет, но мне необходимо его опросить. Вы, однако, продолжите продвигаться вглубь города согласно плану. Сержант Хемлунд, оставайтесь на связи на канале шесть. Я желаю получать регулярные донесения.

— Они у вас будут, комиссар, — прорычал боец с особенно широкими плечами.

Бас не знал, что такое "комиссар", но предположил, что это военное звание. Солдаты разошлись веером, оставив его и высокого мужчину стоять у тела Сиррика.

— Прискорбно, — сказал мужчина, делая жест в сторону мёртвого мальчика. — Псайкер он или нет. Вы двое были здесь одни? Больше никто не выжил?

Бас не знал, что такое "псайкер". Он ничего не сказал. Комиссар воспринял молчание как подтверждение.

— Как тебя зовут?

Бас обнаружил, что ему трудно говорить. Его горло так болело от его стараний справиться со своим горем. Ему удалось выдавить из себя сиплое:

— Бас.

Комиссар приподнял бровь, не уверенный, что расслышал правильно.

— Бас?

— Это сокращённое от "Себастьян"... сэр, — добавил Бас. В тот момент он едва не назвал свою фамилию — Ваарден, по отцу, — но что-то его удержало. Он поглядел вниз на лоснящийся от крови нож в своей правой руке. Нож его деда. Фамилия старика была вытравлена на лезвии кислотой, и в этот момент он осознал её правильность, почувствовал её. Старик сделал из него того, кем он был, целиком и полностью, и он будет носить эту фамилию всю оставшуюся жизнь.

— Себастьян Яррик, — сказал он.

Комиссар кивнул.

— Ну что ж, Яррик. Давай-ка доставим тебя обратно на базу. Нам нужно много чего охватить, тебе и мне.

Он повернулся и отправился назад по улице тем же путём, которым пришёл, зная, что мальчик последует за ним. Его сапоги пронзительно цокали по булыжнику. С противоположной стороны снова понеслись звуки сражения, отражаясь эхом от тёмных стен домов.

Бас зачехлил нож, склонился на телом Сиррика и закрыл ему веки.

Он дал обещание, прошептав его в ухо мёртвому мальчику, — обещание, которое он будет пытаться сдержать всю свою жизнь.

Затем он угрюмо встал и последовал за комиссаром, делая свои первые шаги на пути, который однажды станет легендарным.

КОНЕЦ

Примечания

1

сарж — сокращение для "сержант", употребляемое в Имперской Гвардии.

(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg