«Всегда война (сборник)»

Всегда война (сборник) (fb2) - Всегда война (сборник) 3784K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Станислав Сергеевич Сергеев

Станислав Сергеев Всегда война (сборник)

ВСЕГДА ВОЙНА

Пролог

Лето в самом разгаре, и духота в глубине леса просто изматывает — приходится время от времени отбрасывать накидку маскировочного костюма и делать частые остановки. Но все равно пот застилает глаза и усталость дает о себе знать. Сказывается малоподвижный образ жизни в последние полгода.

Скинув груз на землю, я с облегчением присел, прислонившись спиной к дереву, и закрыл глаза. Попытался максимально расслабиться и ощутить обстановку вокруг. В вершинах деревьев гулял ветер, но у земли движение воздуха почти не ощущалось. В обычные звуки летнего леса иногда вторгалась на пределе слышимости далекая канонада, которую можно было принять за раскаты далекой грозы. Но, к сожалению, это грохотала артиллерия, и все чаще различались особенно громкие взрывы. Похоже, я и зона боевых действий двигались навстречу друг другу.

Чтобы оправдать продолжительный отдых, я решил просканировать радиодиапазон. Немного модернизированный портативный радиосканер в комплекте с КПК очень помогает в такой ситуации. Картина та же самая — в основном работают станции в средневолновом и коротковолновом диапазонах. Выше ста мегагерц практически ничего нет. Много морзянки, и в последние пять часов появилось множество коротковолновых передатчиков. Судя по частотам — армейских. Ради интереса послушал несколько — большей частью немецкая речь, судя по отдельным фразам, корректировщики авиацию наводят. Несколько раз ловил русскоязычные передачи. Все военного содержания с позывными и кодированными фразами. Компьютер оказался весьма кстати для перехвата и просмотра сообщений морзянкой. Несложная программа позволяла сразу выводить последовательности символов на экран. Пока ничего интересного.

На длинных волнах поймал московское радио, а вот это было интересно послушать — знаменитый голос Левитана вещал: «От Советского Информбюро. Днём, 5 июля, развернулись ожесточённые бои наших войск против крупных мотомехчастей противника на Островском, Борисовском, Бобруйском и Новогродско-Волынском направлениях. С утра, 5 июля, на Островском направлении наши войска перешли в наступление и отбросили противника на юг от города Остров, уничтожив сто сорок вражеских танков и значительную часть моторизованной пехоты. На Полоцком направлении противник пытался форсировать реку Западная Двина. Наши войска перешли в решительную контратаку и отбросили противника на южный берег Западной Двины…».

Если перефразировать — единственное, что мне было интересно, это дата и точность сводки. Все пока совпадало. Это была вечерняя сводка от 5 июля 1941 года. Уже две недели как идет Великая Отечественная война, и мне, как осколку будущего, придется так или иначе принять определенную сторону и вмешаться в ход событий. Конечно, при условии, что меня не грохнут в первом же контакте, приняв за немца.

Что интересно, на графике, выводимом на экран КПК и отображающем частотный диапазон и мощность сигналов, появился особенно сильный всплеск активности — где-то рядом заработал передатчик. Послушаем, кто там вещает — ну конечно, немцы. Видимо, передовой отряд немцев продвигается поблизости и отчитывается перед руководством. Вот, по старой генштабовской карте сороковых годов, в пяти километрах как раз проходит грунтовая дорога. Придется принимать серьезные меры по скрытности перемещения. Правда, немец еще не пуганый, и вряд ли я наткнусь на какую-нибудь ягдкоманду, — они появились только в сорок втором, в противовес партизанскому движению, — но меры предосторожности нужно принимать особенно, еще не хватало наскочить на отступающих наших и получить глупую пулю. Они ж сейчас битые и каждого куста боятся, по глупости начнут стрелять — и «зеленка» не поможет.

Пройдя еще метров триста, я нашел приметное место недалеко от лесного ручейка — для временной базы подойдет. В густом кустарнике аккуратненько срезал раскладной лопаткой дерн и выкопал яму, лишний грунт ссыпал в мешок и отнес к ручью, чтобы не демаскировать закладку свежевырытой землей. Туда сложил ненужное пока оборудование, оружие и боеприпасы. Сверху заложил небольшой, но очень мощный взрывающийся «сюрприз» и запросный радиомаяк — по специальной кодированной команде он начнет подавать в эфир на высокой частоте сигнал, по которому я его найду.

Вот теперь будет полегче. Еще раз проверив оружие, я для верности попрыгал, чтобы ничего не звенело. Стараясь не шуметь и избегая прогалин и открытых пространств, двинулся к грунтовой дороге.

Вдруг совсем рядом раздался взрыв, захлопали винтовки, заработал пулемет. Звук был знакомым. С такой характерной скорострельностью может лупить только пулемет Дегтярева. Как-то недавно, точнее — в далеком будущем, наша группа схлестнулась с бандой татарских мародеров на улицах Симферополя, вот один бородатый джигит и высадил в нас весь диск на сорок семь патронов, пока наша снайпер Катерина не завалила его из «винтореза». Так что звук действительно был знакомым.

Рефлекторно я упал на землю и сразу же уполз в сторону. Что сделаешь, привычка. Я сюда не с выпускного попал. Тоже повоевать пришлось.

Опять раздалось несколько взрывов. Судя по звуку — наступательные осколочные гранаты. Но звук боя изменился, загрохотал немецкий MG-34, и в общий звук влилось неторопливое стрекотание нескольких МР-38. В свое время, когда я еще служил в морской пехоте и сопровождал бойцов для участия в реконструкции боев по освобождению Севастополя, мне приходилось слышать, как характерно звучит эта техника. Очевидно, предки наткнулись на немецкую разведку и первыми успели среагировать, но бронетранспортер не удалось уничтожить, и теперь немцы грамотно давят их огнем. Любопытство — вещь опасная, тем более на войне, но надо бы глянуть, может, нашим чем помогу.

Тем более вооружение у меня неслабое, есть чем помочь. Когда я отправлялся в эту экспедицию, то экипировался очень тщательно, учитывая весь свой боевой опыт и немалые возможности. За время войны в свою «нору» много чего успел натащить, так что было из чего выбрать. Одна маскировочная накидка «Кикимора» чего стоит.

В качестве оружия для близкого и скоротечного огневого контакта я выбрал новый российский пистолет-пулемет ПП-2000. Мне он достался случайно, в 2011-м, когда в составе Севастопольского сводного батальона морской пехоты в Новороссийске пришлось поучаствовать в уничтожении турецкого десанта. Там с нами работала российская эмвэдэшная спецура, они первые отреагировали и соответственно попали «под раздачу» турецкой палубной авиации, которая прикрывала десант. Конечно, турки отгребли знатно, особенно когда РК «Москва» противокорабельными ракетами с предельной дистанции потопил большую часть эскадры. Вот там мне и досталась парочка таких автоматов в спецназовском исполнении с возможностью установки глушителя, коллиматорным прицелом и с шестью запасными магазинами. Еще один большой плюс — эти автоматы разрабатывались под девятимиллиметровый патрон парабеллума, который активно использовался в немецкой армии, так что проблем с боеприпасами не должно было возникнуть.

Для дальних дистанций я прихватил свою любимую СВУ (снайперскую винтовку укороченную), которая тоже разрабатывалась для спецподразделений и имеет кучу достоинств в виде неплохой дальности действенного огня, обладает малыми размерами по сравнению с СВД, сошками и эффективным пламегасителем. К тому же у нее есть одно большое достоинство — она сделана под стандартный российский винтовочный патрон, так что и для этого оружия проблем с боеприпасами не будет. Ее я просто выменял на ящик тушенки у новороссийских морпехов. Откуда они ее достали, ведь им по штату они не положены, я как-то не удосужился спросить. Время было такое.

А вот пистолет у меня был знатный. Попав в юности под влияние великолепно проведенной рекламной кампании австрийской оружейной фирмы «Glock», я, сняв с трупа турецкого офицера «Глок-17», так и не смог с ним расстаться, хотя до этого все время бегал сначала с ПМ потом с ПММ. Но «Глок-17» удобней, да и исполнен под патрон парабеллума, что немаловажно, и глушитель в наличии. За спину же я закинул одну «Аглень» РПГ-26 — в этом времени подобное оружие возьмет любую бронированную цель.

В закладке, как натуральный хомяк-прапорщик, я спрятал еще одну «Аглень» МОН-50 с набором взрывателей, ПКМ с двумя лентами и кучу другого барахла — может пригодиться.

Накрутив на ствол глушитель ПП-2000, я осторожно двинулся в сторону стрельбы, стараясь забирать влево, чтобы зайти в тыл к немцам и при этом не наткнуться на их группу, которая, по идее, должна попытаться охватить засаду с фланга. Это ж стандартные антизасадные действия — подавление огнем, охват и уничтожение засады.

У меня было преимущество — слух, как у подводной лодки по сравнению с кораблем — я их раньше, если что, услышу. Вот накаркал, ломятся, как лоси. Шесть человек. Один тащит MG-34, остальные с винтовками. Но не лохи, идут парами, подстраховывая друг друга. Меня пока не увидели. Я сместился еще левее, пропустив их чуть вперед, начал работать. Две короткие очереди — средняя пара валится. Глушитель хорошо подавил звук. Немцы не успели среагировать на необычный звук, есть запас по времени. Еще две короткие очереди. Вторая пара валится. Один догадливый, из последних, что-то понял, повернулся и закричал. Но это было все, что он успел сделать. Точка прицеливания коллиматора остановилась у него на груди. Очередь. Крик захлебнулся. Но раздался винтовочный выстрел. Стрелял последний, и явно на звук — меня он не видел.

Я выхватываю из разгрузки гранату, кидаю, не выдергивая кольца, и кричу:

— Ахтунг, граната!

Немец заученно падает за дерево, а я успеваю сместиться влево, и враг сразу попадает в сектор моего обстрела. В положенное время взрыва не последовало. Он поднял голову в каске. Вот под каску я ему очередь и вогнал. Раздался звук, как будто молотком ударили по листу железа. Немец дернулся и затих. Похоже, одна из пуль все-таки попала в каску. Вроде все.

Подхожу к каждому немцу и делаю контрольные выстрелы — нельзя за спиной оставлять недобитого противника. Подобрав свою гранату, несусь в сторону выстрелов, забирая немного левее. Вряд ли за этой группой немцев идет еще кто-то, так что вероятность кого-нибудь встретить весьма мала.

Глава 1

Я вырос в военной среде, отец был офицером, мать настоящей офицерской супругой, которая стоически моталась по гарнизонам на окраинах Советского Союза. Поэтому желание стать военным возникло у меня в детстве. Но жизнь сложилась так, что сразу после школы пришлось пойти в гражданский университет на радиоэлектронику. Все-таки с детства был радиолюбителем и частенько допоздна просиживал с паяльником. Как раз начался распад Союза, и поступить в Благовещенское военное училище гражданину независимой Украины уже не получалось.

По окончанию университета попал в доблестные ряды Вооруженных сил Украины, и пришлось отбегать год простым «портяночником» в дивизии ПВО в Севастополе. Тут как раз в управлении кадров в Киеве нарисовался старый сослуживец отца и помог поступить в Севастопольский военно-морской институт. Отучившись полных пять лет на факультете радиотехнических систем, должен был вроде как попасть в морскую авиацию, но поскольку самолеты и вертолеты присутствовали только на бумаге, то попал в морскую пехоту. Тогда еще полк базировался в Севастополе. Абсолютно никакой романтики, тупые серые казарменные будни. Да и в военной службе начал сильно разочаровываться. Учитывая политические процессы в стране вообще и кадровую политику в вооруженных силах в частности, смысла служить уже не было. С горем пополам уволился, переехал в Симферополь и занялся бизнесом.

Перед увольнением женился. С будущей женой, Светланой, познакомился случайно на пляже, недалеко от Херсонеса. Обычный курортный роман, не более того, но зацепило. Она приехала к своей подруге посмотреть город и отдохнуть. После нескольких бурных летних дней я случайно узнал, что Светлана тоже военная и больше того — офицер и приехала к сокурснице, которая служит в той дивизии ПВО, где я когда-то бегал солдатом. В отличие от меня, она окончила Харьковский военный университет и служит в Одессе, в штабе округа. Когда я задал один важный вопрос и получил положительный ответ, признался, что увольняюсь, на что получил философский ответ: «В семье не может быть двух военных, тем более офицеров, рано или поздно или тебе или мне пришлось бы уволиться, я рада, что не придется выбирать, жизнь сама за нас все решила». После этого нам удалось устроить ей перевод в Симферополь. Там она служила в штабе 32-го армейского корпуса, пока не родился сын, маленький Славик. Забросив воинскую службу, погоны, должности, она с головой погрузилась в семейные хлопоты.

Я сначала работал в компьютерной фирме, собирал компьютеры, потом их продавал. Через некоторое время созрел к открытию своего дела и с двумя друзьями открыл свою фирму. Занимались всем, собирали и продавали компьютеры, ремонтировали и заправляли картриджи, прокладывали сети и устанавливали системы безопасности. Знание радиоэлектроники очень даже пригодилось и наконец-то стало приносить свои плоды. Сначала было очень трудно, но со временем все наладилось и появилась возможность заняться любимым делом — охотой. Как любой мужчина, я всегда любил оружие и, послужив в армии, научился его уважать. Долго перебирал варианты и подкупил себе два полуавтоматических карабина — один под 12-й калибр, «Вепрь», второй под патрон 7,62x39, гражданская переделка АКМа со всеми наворотами типа тактической рукоятки и коллиматорного прицела. Средства позволяли. Но вот охотиться не любил — как-то жалко было убивать зверей, а вот в тире пострелять да на полигоне — самое то. Со временем навесил на свой АКМ прицел ПСО-1 и на расстоянии ста метров начал давать неплохие результаты в стрельбе по малоразмерным целям.

По прошествии некоторого времени случайно встретился с бывшим сокурсником по университету, Витей Кузьминым, который, отслужив в Службе безопасности Украины, устроился начальником службы безопасности в крымское отделение одного из крупных киевских банков. Он предложил идти к нему замом по техническим средствам защиты. Так как на тот момент отношения среди учредителей внутри фирмы пошли вразнос, я согласился, продав бизнес своим компаньонам, и устроился в банк. Расстались хорошо. Ребята в принципе неплохие, только у каждого в жизни свои цели и приоритеты. Впоследствии с одним из них, Борисычем, во время войны пересеклись, и те давние хорошие отношения помогли спасти много жизней.

Жизнь наладилась, зарплата устраивала. На деньги, полученные от продажи бизнеса, я прикупил за городом участок с недостроенным домом, простаивающий с середины девяностых. По слухам он принадлежал одному из преступных авторитетов, погибшему в бандитских разборках девяностых. Сельсовет с удовольствием избавился от простаивающей недвижимости.

На работе, благодаря моей настырности, удалось выявить и локализовать источник утечки информации. Киевские хозяева сначала отнеслись к этому холодно, но проведенное расследование вскрыло крупные махинации с подставными кредитами. Хозяева, как узнали, схватились за голову. Наш отдел службы безопасности был отмечен, и со временем, как экспертов, нас стали привлекать для мониторинга других филиалов, и это принесло свои плоды. В общем, по прошествии некоторого времени я стал известным в своей среде специалистом по банковской безопасности, как в технической области, так и в области оперативной проработки персонала. Это позволяло выбивать фонды на закупку специального оборудования. Радиосканеры, детекторы магнитного поля, нелинейные локаторы постепенно заполняли наш маленький склад и редко простаивали без дела. Через год удалось даже выбить полиграф и проводить выборочную проверку персонала.

На фоне вроде как радужной картины личной карьеры ситуация в мире да и в Крыму серьезно ухудшалась. Влияние исламских фундаменталистов создавало в Симферополе и пригородах напряженную обстановку. Самозахваты земли, откровенная агрессивность к славянскому населению нарастала и готова была вылиться в кровавые столкновения. Заигрывание украинского руководства с татарскими сепаратистами вело только к ухудшению обстановки. Противостояние на Ближнем Востоке продолжалось, и в ближайшее время должно было перейти в активную фазу. Американская ударная группировка, нацеленная на Иран, уже была сформирована и заканчивала последние подготовительные мероприятия. В Афганистане участились случаи нападения на оккупационные части американцев и их приспешников. Сильные волнения в Пакистане и на границе с Индией грозили перерасти в активное противостояние. Китай осуществлял постоянные переброски войск и наращивал морскую группировку в районе Тайваня, не отказываясь от своих исторических прав на такой лакомый кусок с высокотехнологической начинкой. На Кавказе опять запылала война. Грузия все никак не могла угомониться, обвиняя в своих экономических проблемах Россию. Турция завязла в горах Курдистана.

Такая обстановка заставляла напрягаться и готовиться к худшему. Я не стал понапрасну терять время. При реконструкции дома обнаружилось, что преступный авторитет не зря выбрал столь экзотическое место для строительства загородного особняка. Дом был поставлен как раз поверх немаленького противоатомного убежища еще советских времен, которое строилось явно не для нужд гражданской обороны. Об этом говорила более разветвленная система галерей, качество постройки, большее количество резервных выходов и оборудованных переходных тамбуров. Что еще удивило, это наличие караульного помещения и оружейной комнаты с установленными в ней металлическими шкафами для стрелкового оружия и боеприпасов. Предыдущие хозяева неплохо замаскировали бомбоубежище. Да и я его обнаружил случайно — вход в него был качественно замаскирован фальшивой отодвигающейся стеной, где уже находилась известная мне по знакомствам с аналогичными бункерами в Севастополе тяжелая стальная дверь. Судя по остаткам одежды и цепям, бандиты использовали бункер в качестве тайной тюрьмы для неугодных. Учитывая ситуацию в мире, когда неизвестно, что и как закончится, я решил не афишировать наличие такой вот незадокументированной недвижимости, а доработать и использовать ее под свои нужды. Все-таки опыт монтажа и строительства был, да и первоклассный инструмент всегда под рукой. Пришлось полностью перекладывать всю электрику и систему снабжения водой. Естественно, денег не хватало и пришлось в своем же банке взять крупный кредит. Но чутье подсказывало, что времени осталось мало. Бункер был сделан очень основательно, с многоуровневой герметичной защитой. Большие запасы воды, продуктов, горючего, несколько дизель-генераторов. Как правило, такие укрытия обеспечиваются артезианскими скважинами, но в моем случае скважина оказалась сухой. Продумывалось все тщательно. Тем более Витька Кузьмин, пронюхав про мою стройку, во время корпоратива вызвал меня на откровенность. Я ему все рассказал. Он-то тоже не дурак и знал, что часто моя интуиция приносила плоды в совместной работе. Обсудив ситуацию, он подключился к проекту. Все закрутилось намного быстрее. Бункер был оборудован на два семейства, жизненное пространство увеличено. Со временем пара ребят из банковской службы безопасности присоединилась к нашему проекту. Все были бывшими военными и имели некоторый опыт. Так что со временем мой бункер разросся. Коля Ремезов, капитан, служил в Старом Крыму в спецназе ВДВ, а Мишка Авдеев отслужил прапорщиком в «Беркуте».

По Витькиным каналам достали определенное оборудование, оружие и боеприпасы. Установили специальные серверы и информационные накопители, и теперь они вбирали в себя горы информации, которую только можно было достать и вытянуть из Интернета.

Об этой гонке на выживание я сейчас вспоминаю с улыбкой. Мы успели.

Гром грянул в конце 2010 года. Американцы попробовали атаковать Иран. Но как только начались боевые действия, на территории США смертниками были подорваны несколько тактических ядерных зарядов, причем пара зарядов была весьма мудро подорвана в районе Калифорнии на месте тектонического разлома. Мощнейшие сейсмические толчки начали трясти восток США. Один заряд был взорван в Лондоне, и Великобритания сразу потеряла на время управление. Паника охватила мир. По Ирану в ответ наносится серия ядерных ударов. Радиоактивное облако сносит в сторону Турции. Китай нападает на Тайвань. Но модернизированная система ПВО Тайваня позволяет отразить первый удар и нанести урон китайской морской группировке противокорабельными ракетами. Спустя сутки ядерный боеприпас взорван в Москве. Отрядом боевиков захвачена и взорвана Ленинградская АЭС. Индия высаживает десант в столице Пакистана и наносит массированный ракетно-бомбовый удар по военным объектам. Пакистан в ответ наносит ядерный удар по Дели.

В Симферополе крымские татары начинают захват военных объектов и отделов внутренних дел. Управление городом потеряно в течение суток. Уличные бои с участием внутренних войск и татарских бандформирований разгораются и принимают затяжной характер. Толпы татарских женщин и детей перекрывают основные магистрали, блокируя переброску дополнительных воинских подразделений.

Давно подготовленная и налаженная система мобилизации позволила поднять под ружье около сорока тысяч боевиков. Военные части в Феодосии, Старом Крыму, Перевальном были внезапно атакованы. Контрактники из татар провели на территорию частей отряды боевиков и не позволили военным воспользоваться бронетехникой и средствами усиления. Офицерский состав уничтожался в первую очередь. Бои были кровопролитными и скоротечными. В частях потери личного состава составили более шестидесяти процентов. Но отбить нападение и вывести технику из автопарков все-таки удалось. Связь с командованием была потеряна. Все основные линии связи оказались выведены из строя. Мобильная связь не работала. Части были настолько обескровлены, что реально вмешаться в ситуацию в Симферополе и пригородах уже не смогли. В городе началась резня.

Мы в это время были на работе, наши семьи уже заперлись в бункере, а верхний дом заминирован. Мы специально его оставили недостроенным, создавая видимость того, что там брать нечего.

Когда в городе началась стрельба и недалеко от офиса банка загрохотал КПВТ с БТР, то стало понятно, что час «Ч» настал. В последнее время мы возили форму, наше законное оружие, а это были АКМы, разгрузки и даже бронежилеты, которые в свое время приобрели на нашу службу безопасности, с собой. Витькин джип стоял во внутреннем дворике, там же стояла Колькина «Тойота». Мы быстро сбегали, принесли сумки со снаряжением и начали торопливо экипироваться.

Хорошо, что в связи с такими обстоятельствами банк не работал, и в здании дежурили пара операционистов да охранная служба. Нам пришлось здесь находиться по личному приказу Главного из Киева. На тот момент основные активы уже были вывезены. Остался только депозитарий. На верхнем этаже сидел наблюдатель с радиостанцией и докладывал, что в центре города, где располагались республиканские управлении СБУ и МВД, идет бой и наблюдается высокая задымленность. Слышались отдельные взрывы. С помощью сканера прослушивали частоты. На частотах простых портативок в основном переговаривались татары, на военных и милицейских каналах шла постоянная ругань и просьбы о помощи. Отключилось электричество. Совместно мы приняли решение вскрыть депозитарий и на банковском инкассаторском броневике прорываться к бункеру.

Но события сами нашли нас: к входу подкатили маршрутка и грузовая «Газель», из них в направлении банка выбежали около десятка вооруженных бородатых боевиков. Вооружение в основном состояло из охотничьих стволов, но была и пара АК-74. Мы-то подсуетились и заблокировали входные двери. Но непонятливые джигиты начали их ломать. Увидев через стекло, что в помещении есть охрана, они открыли стрельбу. Судя по всему, военных среди них не было. Мы разделились на две группы. Я и Мишка Авдеев выпрыгнули через окно на соседнюю улицу и начали обходить боевиков с фланга, а Витька с Коляном открыли ответный огонь из окон. Потеряв двоих возле дверей, бандиты попрятались. Тут и мы с фланга открыли беглый огонь из полуавтоматических АКМов. Мерседесовская маршрутка — слабая защита от автоматного патрона калибра 7,62 миллиметра. Через десять секунд все было кончено. Так мы еще легко отделались.

Решили пробиваться к бункеру. Колонна из банковского броневика, джипа и «Тойоты» рванула по улицам к выезду из города.

Тогда нам очень повезло, что татары не успели создать надежных кордонов для предотвращения бегства людей из города, и мы ушли, присоединив по дороге несколько машин с сотрудниками российского консульства и людьми, желающими покинуть охваченный боями город. Вырвавшись на окраину, мы забазировались, но наличие бункера пока афишировать не стали. На выезде из города столкнулись с группой сотрудников городского управления государственной автоинспекции, которые пытались организовать спасение своих семей и обеспечить подобие порядка хотя бы в пригороде. Вооружив их трофейным оружием, мы организовали блокпост и стали формировать мобильные группы. Из степных районов подтягивались автобусы с вооруженными боевиками. Два таких автобуса и «Газель» попали в нашу засаду и без сожаления были расстреляны из гранатометов и стрелкового оружия в районе поселка Молодежное.

Тогда все еще было просто. Уничтожив группу боевиков, получилось вооружить несколько десятков сотрудников милиции и госавтоинспекции и на базе нашего поселка организовать небольшой укрепрайон. Бои в городе разрастались и проходили с переменным успехом. Когда на помощь подошла колонна бронетехники российской морской пехоты из Севастополя, положение стабилизировалось. Это позволило наладить эвакуацию гражданского населения. Бункер мы пока законсервировали, а сами влились как отдельное подразделение в состав сводного батальона морской пехоты. Тогда у нас была жаркая пора, приходилось многим заниматься: на броне сопровождали колонны беженцев, выбивали из пригородов татар, деблокировали здания СБУ и МВД в центре города. Потери были немалые, но наша четверка как костяк отряда оставалась неизменной.

Киев уже ничего не мог контролировать. Паника и парад суверенитетов пошли лавиной. Экстремисты, да и просто бандиты, повылазили из всех щелей. Националисты, наконец-то дорвавшись до власти, сразу стали сводить счеты с неугодными. Грабежи и бардак стали обычным явлением.

Со временем мы уже переоделись в форму российской морской пехоты, и наши армейские звания были утверждены. Я сначала командовал взводом, потом сводной ротой. Часто работали в «зеленке» против татар. Недалеко от Симферопольского водохранилища произошло крупное боевое столкновение с организованными татарскими формированиями. Они на захваченной бронетехнике двигались к Симферополю. Но спецназ украинских «внутряков» успел их засечь и сообщить нам. Мы уже давно работали в плотном контакте, поэтому развернутая батарея Д-30 в парке симферопольского университета и две установки «Град» их накрыли на марше, а тех, кто попытался удрать, «внутряки» пожгли из гранатометов.

Мы метались по Крыму. В Симферополе искали выживших и добивали группы мародеров. По селам искали пленных и рабов. В холмах вокруг Севастополя отлавливали разведывательно-диверсионные группы. У нас тогда сработалась своя рейдовая группа из четырнадцати человек на БТР-80 и БМП-2 — и в качестве передового дозора джип «Тойота» с пулеметом на специальной сварной раме. Оружие и боеприпасы, которые мы захватывали у боевиков, складывали в специальные схроны, количество которых со временем росло, оружия по Крыму гуляло очень много. Периодически наша четверка выезжала и собирала содержимое этих схронов и перевозила в бункер. Со временем в оружейной комнате накопился значительный и весьма разнообразный арсенал.

В одной из таких вылазок от пули снайпера погиб Колька Ремезов.

Из Турции, отравленной радиоактивными осадками, повалил народ, в основном татарская диаспора, и начался сущий ад. Корабли Черноморского флота топили все, что плыло с юга. Украинские ВМС попытались качать права, но после того как корвет «Луцк» был на рейде атакован и взят штурмом морскими пехотинцами, разговоры про власть в городе утихли. Город готовился к третьей обороне. Вскоре нам пришлось отражать турецкий десант в районе Ялты и Алушты.

Мир сошел с ума. Наша часть оказалась одной из максимально боеспособных, и нас часто бросали закрывать дырки. Вскоре в срочном порядке пришлось грузиться на БДК «Азов» и нестись в Новороссийск бороться с еще одним турецким десантом. Там пропал без вести Витька Кузьмин. Турки подбили БТР из гранатомета и добили раненых. Но труп Витьки я так и не нашел. Ни мы, ни они тогда тоже уже не брали пленных и добивали всех, но отсутствие его тела давало надежду, что он мог попасть в плен.

Когда в Германии взорвали тактический ядерный боеприпас, я понял, что начинается конец.

В мае 2011-го нашу группу срочно вызвали в штаб. Там я получил команду погрузиться на корабль «Бора» и в срочном порядке идти в Новороссийск для эвакуации секретного груза. Тогда я оставил в городе Мишу Авдеева и отправил его сопровождать наши семьи к бункеру.

Когда США нанесли ядерный удар по России и Китаю, а Россия в ответ раскатала США и Европу в придачу, всем стало понятно, что цивилизации конец.

В этот момент мы были на траверсе Симеиза. Зловещий гриб вырос в стороне Севастополя. Корабль застопорил ход — идти было больше некуда. Рядом, в районе Мухолатки, находился запасной командный пункт ВМС Украины, и было принято совместное решение с капитаном корабля идти туда. Не успели мы, сменив курс, набрать ход, как по Мухолатке был нанесен ядерный удар. Мощный ЭМИ спалил электронику, а ударная волна покалечила корабль и бросила его на выступающий в море мыс. Как я тогда выжил, не знаю. Из нашей группы осталось шесть человек. Выбравшись на берег, мы смогли найти несколько уцелевших машин и вместе с грузом двинулись в Симферополь, к бункеру. Добрались почти без проблем, но у самого города попали в засаду. Мне удалось прорваться на иссеченной пулями и осколками машине в сопровождении двух трупов друзей. Затемно я добрался до бункера. Машину оставил за два квартала и пешком, с грузом, еле дошел до бункера.

Там меня встретили только мои жена и сын, жена Витьки с детьми и Мишкина пятилетняя дочка. Ни Мишки, ни его супруги не было. По дороге они нарвались на банду мародеров. Первую машину, в которой находился Мишка с семьей, обстреляли в упор из пулемета, сразу убив жену и тяжело ранив самого Мишку. Он сумел вылезти из машины и в тяжелом состоянии стал отстреливаться. Вторая машина, в которой за рулем была Светлана, сумела быстро сдать назад и уйти из сектора обстрела. Когда-то мы с Витькой стали брать наших жен на стрельбище и тренировать вместе с нами, и теперь это пригодилось. Марина из «Мухи» умудрилась попасть в джип с бандитами, а Светка из автомата отогнала остальных. Когда бандиты отступили, женщины вытащили из машины тяжелораненого Артема, который прикрыл собой младшую сестренку Оленьку. Через десять минут он умер, так и не отпустив сестренку. С трудом удалось разжать руки мертвого мальчика. Там их и похоронили, на пригорке, Мишу, его жену Анжелу и сына. Маленькую девочку, оставшуюся без родителей, конечно, забрали с собой. После этого они только по ночам, не зажигая фар, двигались к бункеру, используя прицел ночного видения, который был в машине у Мишки.

Радиационная обстановка снаружи все ухудшалась, и мы приняли решение окончательно закрыться в бункере. Состояние снаружи контролировалось несколькими видеокамерами, и территория участка была буквально напичкана минами. По задумке, в случае попытки проникновения в бункер дом взрывался и заваливал основной вход. Резервный ход был прекрасно замаскирован и так же, как и основной, оборудован переходным тамбуром, пылесосом и душем. Для экстренной эвакуации и разведывательных вылазок был прорыт длинный подземный ход, который выходил в сточную канаву на расстоянии более трехсот метров от бункера. Естественно, все было замаскировано и заминировано.

Бункер погрузился в тягостную тишину.

Глава 2

Заблокировав входные двери в бункер и активировав систему безопасности, я отсыпался несколько дней. Пару раз ощущались сильные землетрясения, что говорило о неоднократном применении ядерного оружия. Приборы на поверхности начали показывать очень высокий уровень радиации, а камеры транслировали нерадостную картину ядерной зимы.

Аккумуляторы пока давали достаточно энергии для работы бункера, и не было необходимости запускать дизельные генераторы. Но с женщинами договорились по максимуму экономить энергию и воду. Окончательный вариант бункера предполагал автономное проживание пятнадцати человек в течение года, но нас осталось всего семь. Я, моя супруга Светлана с сыном, супруга Витьки Маринка с двумя детьми и дочка Миши Авдеева. Настроение было подавленное и угнетенное. Маринка не часто выходила из своего блока и тихо плакала. Светке было проще, но и она была на грани. Мне, как главе такого маленького островка стабильности, необходимо было срочно что-то предпринять. У военных всегда с этим было проще — устраивался внеочередной парково-хозяйственный день. Маринка, которая до рождения второго ребенка работала в эсбэушной поликлинике педиатром, была нагружена приведением в порядок медицинского модуля, систематизированием лекарственных препаратов, которые в основном по ее рекомендациям и закупали. Затем потратили полдня на запуск аппарата УЗИ, который в последний месяц перед ядерной бомбардировкой мы с Мишкой Авдеевым экспроприировали в центральной областной больнице. Весь следующий день чистили, убирали, пылесосили, покрывали и утепляли стены в жилых блоках. Затем был проведен всеобщий медицинский осмотр. В общем, я всех загрузил и на первое время отвлек от тяжелых мыслей. Информационный центр был на время обесточен, работала только система мониторинга радиодиапазона. Ничего кроме сильных помех в эфире не было слышно. Пару раз пробивались КВ-радиостанции, но на пределе слышимости.

Появилось время, чтобы попытаться осмыслить все случившееся и решить, что делать дальше. Я разобрал оружие и снаряжение, которое мы насобирали за прошедший год. Все смазал, расставил по оружейным пирамидам. Разложил боеприпасы, рассортировал. Провел занятия с женщинами по обращению с оружием. Все может пригодиться, а культура обращения с оружием вообще вещь необходимая для любого человека.

Потихоньку со временем напряженность боев и рейдов начала отпускать меня, и жизнь в нашем маленьком мирке стала входить в привычное русло. Дети освоились и уже с радостным гомоном носились по галереям бункера.

Теперь пришло время разобраться с секретным грузом, который мы такой ценой вывезли из Новороссийска. Это был контейнер в виде дипломата из специального тугоплавкого сплава.

То, что там была система самоликвидации, я не сомневался. Поэтому со всеми мерами предосторожности я его пытался вскрыть в течение недели, и это удалось. По всей видимости, электромагнитный импульс ядерного взрыва, уничтожившего ЗКП ВМСУ, повредил систему самоликвидации контейнера и дал мне возможность ознакомиться с его содержимым. К счастью, опасения насчет наличия в нем биологического оружия не оправдались. Там лежали несколько электронных модулей, внешний жесткий диск и два тяжелых вытянутых цилиндра из матового материала.

Ознакомившись с содержимым жесткого диска, я просто впал в ступор. Такого я не ожидал.

История данного груза началась в конце 2008 года в самый разгар грузино-югоосетинского конфликта.

Когда российская морская пехота под прикрытием РК «Москва» захватила грузинский порт Поти и перетопила там все ВМС Грузии, точнее оба катера, и переломала все весла, был захвачен и транспорт с американским грузом: «Хаммеры», оснащенные разведоборудованием вроде как для грузинской армии. Но, видимо по недосмотру, к русским попало оборудование, которое принципиально не должно было там находиться, и именно из-за этого после заключения перемирия морская пехота еще несколько недель никого не подпускала к порту, пока спецы из Главного разведуправления потрошили странный груз. Как оказалось, янки готовились к конфликту с Ираном, и на территории Грузии было запланировано разместить один из излучателей геопогодного оружия. Смысл оружия состоял в создании над определенной территорией противника области разреженного воздушного давления за счет локального дистанционного воздействия на атмосферу, в результате чего ухудшались летные качества авиации, задыхались люди, останавливалась техника с двигателями внутреннего сгорания. По косвенным данным, такой же излучатель американцы собирались разместить в Старом Крыму, на Украине, но после массовых акций протеста и конкретной засветки объекта они отказались от этих планов, выбрав в качестве альтернативной площадки Грузию.

В срочном порядке группа российских ученых начала разбирать объект и разрабатывать свою математическую модель процессов. В кратчайшие сроки удалось выработать методики и создать опытный образец системы противодействия данному виду оружия. Но вмешался случай. Обычная российская безалаберность при сборке и наладке прибора привела к невероятному результату. Удалось случайно создать волновую линзу и достичь немыслимой для современной науки концентрации электромагнитного и гравитационного полей в ограниченном объеме. По сути это был генератор «черных дыр».

Ученые стояли в шаге от создания межпространственного пробоя, когда исследовательский центр был уничтожен прямым ядерным ударом. То, что мне попало в руки, являлось резервным банком данных этого проекта.

На базе такого устройства был собран прибор-локатор, который позволял не создавать, а находить такие пробои в природе и по возможности к ним подключаться. Это позволяло затрачивать на сотни порядков меньше энергии, нежели для создания нового канала. И приводилась информация по найденному каналу. А вложенные в контейнер продолговатые цилиндры использовались как фокусирующие элементы. Но исследовать их свойства россияне уже не успели. Тут до меня дошло, что я заполучил себе в руки. Крамольная мысль, что война могла начаться из-за этого революционного открытия, мягко говоря, напугала и не давала покоя. Еще много времени после этого я ждал какую-нибудь штурмовую группу, которая придет за содержимым контейнера. Несколько раз я перебирал сам контейнер и груз на предмет маячков и других средств слежения, по которым нас можно найти. Но время шло, и никто не появился. Я остался один на один с этим изобретением.

Тут как раз пригодилось мое высшее физическое академическое образование. Теперь у меня появился смысл жизни. Когда я все выяснил и сделал прикидочные первичные расчеты, прошло больше полугода.

Женщины, будучи в курсе моего открытия и планов, по возможности старались не мешать, видя в работе шанс для нас и наших детей.

Тем более ситуация в бункере складывалась тоже не самым лучшим образом. Портативная автоматическая метеостанция, выставленная снаружи, регулярно давала безрадостные показания о высоком уровне радиации, который, конечно, упал в разы по сравнению с первыми месяцами после ядерного конфликта, но все равно оставался высоким и очень небезопасным для человека. Поднявшиеся огромные массы радиоактивной пыли и пепла резко изменили климат на планете. Солнечные лучи не могли пробиться к поверхности и прогреть землю. Средняя температура резко упала до минус двадцати и усугублялась сильными ветрами. Вряд ли что-то живое могло выжить в таких условиях. Предполагалось, что бункер в течение первого месяца должен быть полностью герметичен на случай применения химического и бактериологического оружия. Но со временем оранжерея перестала справляться с поглощением углекислого газа — на ее освещение элементарно не хватало энергии, а регенерационные модули закончились еще в первый месяц изоляции. Несколько раз приходилось менять воздушные фильтры в системе вентиляции и все чаще и чаще закачивать воздух снаружи. Аккумуляторы начали постепенно выходить из строя, и приходилось запускать дизели для подзарядки. При реконструкции убежища предполагалась возможность радиоактивного загрязнения, поэтому дизели были установлены отдельно и имели возможность сжигать кислород с поверхности, а не внутренний чистый воздух. Я решил, что радиоактивность воздуха не сильно скажется на технике в ближайшие три-четыре года. Как правило, «фонит» не сам воздух, а пыль, поднятая взрывами. Поэтому многоуровневая схема очистки позволяла функционировать системе, не сжигая драгоценный чистый воздух внутри бункера.

Через семь месяцев несколько раз приходилось подниматься на поверхность, чтобы устранить мелкие неисправности и, учитывая сильные ветры снаружи, попытаться установить и запустить ветросиловой генератор. Делался он не так уж сложно. Несколько лопастей и генератор от автомобиля через подобие редуктора. Вот тебе и двенадцать вольт. Через месяц я поставил еще парочку таких генераторов, и частично проблема энергии на мелкие бытовые нужды была решена.

Все эти проблемы отвлекали от решения задачи подпространственного туннеля. Пришлось поднимать старые учебники по высшей математике, тензорному исчислению. Как я благодарил Бога, что мы не поскупились, и вычислительный модуль был собран на паре профессиональных многопроцессорных серверов. Вычислительные задачи готовил на ноутбуке, и когда встал вопрос о полном просчете проекта, пришлось тратить драгоценное горючее и запускать дизели.

Для безопасности обитателей бункера пришлось использовать отдельную дальнюю галерею, углубив ее и расширив, и там уже готовить помещение для размещения установки. Причем галерея имела несколько переходных тамбуров из металлических дверей, которые впоследствии были загерметизированы и несли на себе функцию переходного тамбура в случае химического или бактериологического заражения и функцию силовых прокладок на случай взрыва установки. Комната была оснащена зарядом напалма на случай бактериологического заражения. Это был титанический труд. Но женщины и дети много помогали. К концу первого года затворничества установка была готова и проводилась юстировка волновой линзы. Для обеспечения энергетики пришлось поставить на улице еще несколько ветряков и гонять дизели.

Вот настал знаменательный день запуска системы. Естественно, в зале никого не было и все делалось дистанционно, а вход и прибор были заминированы на случай непредвиденных ситуаций. Сам портал был под прицелом установленного на станине гранатомета.

Линзу удалось сформировать, и неделю пришлось настраивать параметры, чтобы настроиться на мощный и устойчивый канал. Вот только что это и куда он ведет, я не представлял. Лишь надеялся, что не пожалею о своих опытах.

Линза стабилизировалась, и энергетические показатели выявили точную настройку на мощный подпространственный канал. В описании указывалось, что канал нестабильный, но работает с определенной периодичностью. Пришлось нарядиться в бронежилет, ОЗК и противогаз. Ведь случаи бывают разные. Как нормальный любопытный мужчина я туда ради интереса начал кидать всякие ненужные вещи. Но практичная жена предложила туда кинуть груз, привязанный к веревке, и попытаться вытянуть обратно.

«Что ж, очень трезвая мысль, иногда от женщины, тем более жены, можно услышать что-то дельное в промежутках между упреками в том, что не помогаю и приношу маленькую зарплату», — промурлыкал я себе под нос, чтоб жена не услышала. Настроение было просто великолепным.

Экспериментируя с веревками и грузилами, удалось установить, что портал работает двунаправленно при активной подпитке линзы энергией. Неоднократно включая и выключая оборудование, подбирая коэффициенты управления полями, удалось добиться стабильной работы окна. Я попытался осветить портал лучом лазерного целеуказателя. Никакой реакции. Луч просто пропадал. Такая же картина была и с радиоволнами.

Неугомонная Маринка предложила взять пробы воздуха на той стороне и провести анализ. Используя приборы радиационного, химического и бактериологического контроля, мы провели первичную разведку. Уровень радиации был в норме, химических загрязнений тоже не было. Мышка, помещенная в воздушную среду, взятую с той стороны, нормально чувствовала себя по истечении двух суток. Пробы, помещенные в питательную среду, не показали ничего экстраординарного. Все в пределах нормы.

Использовав в качестве грузила связанные между собой рыболовные крючки на длинной веревке, получил результат, который вызвал радость всех обитателей бункера. За рыболовный крючок зацепились несколько травинок. Обычных травинок, которые пахли просто великолепно — они пахли лесом, но для нас это был запах надежды. Дети с удивлением смотрели на взрослых, прыгающих и обнимающихся от радости.

Глава 3

Что ж, теперь мне придется переквалифицироваться из исследователя и первооткрывателя в разведчика и защитника. Как ни странно, эта мысль заставила меня встряхнуться и снова превратиться в капитана морской пехоты. Жена это поняла, когда увидела, как я после ужина пошел в каптерку готовить для себя и ушивать новенький камуфляж. Теперь даже по бункеру ходил в форме, берцах и с пистолетом в тактической кобуре на правом бедре. Надо снова привыкнуть к форме, чтоб она стала второй кожей. Неизвестно, что нас ожидает на той стороне.

Опыты по исследованию портала стали более осмысленными и системными. Теперь на ту сторону в жестком прозрачном боксе перекинули видеокамеру и через некоторое время вытащили обратно. Запись показала обычный лес, правда более подходящий к средней полосе России, нежели к Крыму и Южной Украине. Еще камера показала, что портал выходит на высоте трех метров над землей и ничем не выделяется, никакого свечения, как с нашей стороны.

Теперь осталось узнать, как переносят биологические объекты переход через портал. Для этого пришлось использовать обычную мышь, которая имела наглость завестись в моем бункере. Все прошло нормально. Затем проверил, как работает передача электричества по проводам, перекинутым через портал. Просто взял лампочку на длинном проводе подключил ее к сети через амперметр и закинул в портал. Показания прибора не изменились, значит, ток течет. В конце концов, проверил, как течет время, если временно отключить портал. Закинул туда часы и выключил установку и через десять минут подключился и выловил часы. Время и там, и здесь течет одинаково. Одна из главных гипотез — портал ведет на землеподобную планету.

Настал момент, когда мне нужно было самому пройти через портал и провести детальную разведку. Я упаковался по полной программе: камуфляж, бронежилет, сверху маскировочный костюм «Кикимора», вооружился АК-74 с подствольным гранатометом и коллиматорным прицелом. В качестве альтернативного оружия взял «Глок-17» и на всякий случай прихватил с собой РПО «Шмель». Посидев на дорожку, по специальному поддону шагнул в портал, таща за собой кабель выносной антенны, чтобы быть постоянно на радиосвязи с бункером.

Земля упруго ударила по ногам, как при прыжке с парашютом, я упал на бок, откатился, вскочив на ноги, отбежал от точки высадки и занял оборону. В течение десяти минут лежал и слушал лес на предмет необычных звуков и запахов. Но ничего пока не настораживало.

Обходя точку выхода по расширяющейся спирали, старался оставлять поменьше следов и искал следы присутствия людей или животных. Была вероятность, что точку выхода могут держать на контроле, что равносильно засаде.

Затем, возвратившись к порталу, собрал все вещи, которые мы выкидывали через портал, чтобы не демаскировать место высадки. Армейский вариант радиостанции «Моторола» с плавающей частотой и кодировкой сигнала позволял держать связь с базой на расстоянии до восьми километров, но это в лучшем случае.

Ну, пока все вроде тихо. Можно приступить к дальнейшему исследованию. Достав портативный радиочастотный сканер и подключив его к КПК, я стал сканировать эфир на предмет источников радиоизлучения. Каково же было мое удивление, когда оказалось что в диапазонах средних и коротких волн работает много передатчиков, и многие работают морзянкой. Но больше всего поразила передача московского радио. То, что я услышал, было поразительно. Голос известного в середине двадцатого века диктора Левитана вещал: «С рассветом 22 июня 1941 года регулярные войска германской армии атаковали наши пограничные части на фронте от Балтийского до Чёрного моря и в течение первой половины дня сдерживались ими. Во второй половине дня германские войска встретились с передовыми частями полевых войск Красной Армии. После ожесточённых боев противник был отбит с большими потерями. Только на Гродненском и Кристынопольском направлениях противнику удалось достичь незначительных тактических успехов и занять местечки Кальвария, Стоянув и Цехановец (первые два в пятнадцати километрах и последнее в десяти километрах от границы). Авиация противника атаковала ряд наших аэродромов и населённых пунктов, но всюду встретила решительный отпор наших истребителей и зенитной артиллерии, наносивших большие потери противнику. Нами сбито шестьдесят пять самолётов противника».

— …мать! — выругался я, и на базе это услышали.

— Сережа, что случилось? — взволнованно вышла на связь голосом моей жены база.

— Это портал во времени. Здесь сейчас двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. Я только что прослушал сообщение Левитана о нападении немцев на Советский Союз. Осталось узнать, где выходит портал и что дальше делать. Сбрасывайте лесенку.

С той стороны скинули веревочную лесенку. Вернувшись обратно, мы собрались, так сказать, на расширенный семейный совет. Надо было обдумать ситуацию. Маринка взяла слово.

— Если там война, то мы должны помочь нашим, сообщить Сталину. Ты сколько накачал информации, да и сам неплохо в этом разбираешься.

— Марина, это все, конечно, хорошо, но есть несколько проблем, которые существенно усложняют задачу. Одна из главных — это инертность мышления самих людей и жесткая консервативность госаппарата страны. Если я приду туда и скажу, что пришелец из будущего, то в лучшем случае меня сочтут больным и запрячут в больницу. В худшем — грохнут тут же. Сейчас война, а в прифронтовой зоне действуют тысячи диверсантов и агентов. Немцы неплохо подготовились, и их легендарный полк «Брандербург-800» наследил в первые дни войны очень основательно. Я как-то читал воспоминания сотрудников Смерша, что в первые дни войны диверсантов просто уничтожали. Это уже потом, когда фронт стабилизировался, их начали отлавливать и перевербовывать. А сейчас банально грохнут. Если получится убедить всех в своем иновременном происхождении, то распотрошат и запрячут куда-нибудь подальше, потому что информация о будущем является стратегическим секретом, намного более важным, чем технология производства ядерного оружия. Кроме того, мы знаем, что развалится Союз, рухнет идеология, а это такая тайна, что только из-за нее мы исчезнем. И дети тоже, потому что могут запомнить правду. Когда на кону стоят вопросы государственной безопасности, действуют другие — безжалостные — законы и правила. Но и затаиться мы не сможем. Уже не сможем.

— А что же делать? — подала голос жена.

— Я думаю, в первую очередь нужно определиться с точным месторасположением точки выхода. Если она попадает в возможную зону оккупации, это еще хуже и необходимо будет действовать быстрее. В течение года возможности и запасы бункера уже не смогут обеспечивать нам нормальное существование и придется либо выходить наружу, либо в прошлом организовывать резервную базу или хотя бы элементарные поставки воды и продуктов. А это контакты с местным населением. Еще не хватало попасть в руки к немцам. Как вариант действий на ближайшее время надо поднять на метеозонде видеокамеру, попробовать снять топологию района и попытаться его прогнать по карте или хотя бы выявить поселок поблизости или дорогу, а затем получить более точную информацию о местоположении. Это на ближайшее время. На долгосрочную перспективу, девушки, у меня есть идея. Чтоб обезопасить себя, мы подсадим Сталина с командой на информационную иглу. Мы не будем афишировать свое присутствие и свое происхождение, но начнем ему передавать дозированную информацию по немецкой технике, их планам и возможным вариантам развития ситуации. Скажем так, появится источник информации под псевдонимом Странник или там Оракул и начнет морзянкой сообщать важные вещи, пока они не перепроверят много раз нашу информацию, поверят в ее достоверность. Вот тогда и источник станет стратегически важным и ценным настолько, что мы сможем диктовать уже свои условия.

Пока других вариантов действий я не вижу.

Для вас задание — перелопатить все базы данных, но найти информацию по порядку радиообмена, кодах, шифрах, частотах, командном составе Главного управления государственной безопасности, оргштатной структуре. Все, что можно найти: воспоминания, мемуары, фотокопии документов и приказов. На время развернем сетку и будете работать сразу с двух терминалов, а я пока займусь метеозондом и видеокамерой. Хотя вряд ли вы найдете что-то стоящее, кроме отфильтрованной ФСБ информации, но все же. А у меня есть задумка и на этот случай.

— Сережа, а почему ты сам не пошел служить в СБУ, тебе же вроде как предлагали? Ты ж такой умник, тебе как раз там было бы место, — высказалась моя благоверная, не привыкшая кого-то слушать более пяти минут, не вставив свои пять копеек.

— Если честно, очень хотел, но когда встретил тебя, подумал, что опять как молодой лейтенант буду уходить рано утром и приходить поздно вечером. А с женой видеться как с любовницей. Ты ж сама бы не захотела так жить. Да нет, уж я лучше с семьей и на гражданке. Надоело мне как-то всяким дядькам с большими звездами подчиняться.

— Вот-вот, а Витька не понимал этого, пока мозги не встали на место и не уволился, — подала голос Маринка.

Вспомнив, что на складе у меня лежит роботизированная IP-камера, которую Витька по моей наводке свинтил со здания нашего банка, я пошел готовить метеозонд к вылету, взяв с собой бухту «витой пары» и ноутбук. Опытным путем пришлось устанавливать, с какой длиной кабеля камера будет нормально управляться и передавать сигнал. Сто пятьдесят метров вытянула.

Рано утром 23 июня, по времени 1941 года, я опять в полной выкладке вывалился из портала. Как охотничья собака взял стойку и пробежался по спирали, изучая обстановку вокруг зоны высадки. Убедившись, что все нормально, дал сигнал на базу. Из портала сразу выкинули упакованный контейнер с кабелем, камерой, ноутбуком и метеозондом. Метрах в ста от портала была небольшая полянка, которая полностью подходила для моих нужд. Но в первую очередь следовало обезопаситься. По большому периметру посекторно я расставил шесть мин МОН-50 и натянул шнуры, подсоединенные к сигнальным минам. На всякий случай, для усиления, прихватил с собой ПКМ и РПО «Шмель».

Чтобы зонд не утянуло, пришлось забить несколько кольев с блоками в землю и для контроля привязать провод к дереву. Подключив все и проверив электронику, начал нагнетать водород в зонд из специального баллона. Хорошо, что сильного ветра не было, а то бы получил кучу проблем, бегая по лесу и ловя шарик.

Вытравив кабель на все сто пятьдесят метров, начал развлекаться, управляя камерой. Как оказалось, на большом удалении видна крупная река, оценивая расстояние, — километров двадцать. И поблизости, километров семь, явственно наблюдается населенный пункт. Наметив азимуты объектов, стал торопливо спускать зонд, а то в деревне началось какое-то нездоровое движение.

Собрав все оборудование и спустив газ из зонда, я закинул все это в портал и в срочном порядке деактивировал свои ловушки. Что ж, вторая разведка оказалась тоже результативной.

На ночь была назначена вылазка в поселок. Пока оставалось время до вечера, копался в базах данных и искал важнейшую информацию для небезызвестного Лаврентия Павловича, которая не оставила бы его равнодушным. В принципе, первый шаг был продуман и подготовлен. Осталось только выяснить местоположение и, исходя из этого, уже строить планы по контакту с местной госбезопасностью.

На ночь экипировался как для работы в «зеленке». Камуфляж, разгрузка, маскхалат «Кикимора», прибор ночного видения и репеллент для сбивания нюха у собак. В качестве оружия выбрал укороченный автомат Калашникова с глушителем, который тоже достался по случаю. Несколько гранат, в том числе пара светошумовых. На всякий случай взял с собой дистанционный микрофон. Может, пригодится.

Как я ждал этого выхода — как первого свидания! Наверно, мне этого не хватало, засиделся.

Ночной лес. Аккуратно перемещаясь и стараясь не хрустеть ветками, двигался по азимуту на поселок. Со мной высадилась Светлана, тоже по случаю надевшая камуфляж, и, вооружившись автоматом, проводила выгул детишек на природу. Маринка спустила сверху стремянку, чтобы всем удобно было выбираться. Развернув портативный радиосканер, Светка контролировала радиодиапазон и поддерживала связь. Прежде чем уходить к поселку, я снова расставил растяжки с сигнальными минами.

— Феникс, это База, как там дела?

— База, это Феникс, все нормально, не засоряйте эфир.

Вот так иногда переговариваясь с женой, я подходил к поселку. Уже чувствовались запахи жилья, слышался лай собак. В поселок решил проникнуть с противоположной стороны, чтобы не выдать направление, с которого пришел.

— База, это Феникс. Я у поселка провожу наблюдение.

— Феникс, это База. Сережа, не рискуй.

— Понял, конец связи.

Обычная крупная деревня дворов на семьдесят, деревянные дома. Слышна гармонь. Скорее всего, перед отправлением на фронт народ гуляет. Война идет уже третий день.

Так я пролежал два часа, изучая деревню. Прибор ночного видения давал неплохое изображение. Благодаря ему, в двухстах метрах от себя заметил какое-то странное шевеление. Странно, значит, я не один тут наблюдатель. Посмотрим. От кромки леса отделились два человека и короткими перебежками через поле начали передвигаться к крайнему дому. Наши бы не стали прятаться, значит, немцы. Или у них тут агент, или за языком пришли.

Пока одна пара гуляет по деревне, пойду пообщаюсь с остальными, может, что интересное и узнаем. Снявшись со своего места, осторожно ступая, углубляюсь в лес. Там накручиваю на «Глок-17» глушитель и загоняю патрон в патронник. Забирая по длинной дуге, захожу немцам за спину. Затаился минут на пять. Потом, очень осторожно ступая, выверяя каждый шаг, направляю пистолет в затылок одному из них и медленно сокращаю дистанцию. Они одеты в маскировочные костюмы. Тот, в кого я целился, похоже, что-то почувствовал и начал вертеть головой. Второй злобно на него зашипел, и это явно было не пожелание здоровья. То, что шипел не на русском, это сто процентов — значит, враги. Работаем. Хлоп. Хлоп. Точно в затылок.

Периодически посматривая в глубину леса и в сторону деревни, решил пошарить в карманах у мертвецов. Вот планшет с картой меня обрадовал. Все были вооружены советским оружием. На поясах пистолеты ТТ в кобурах и пара ППД с запасными дисками. Под маскировочными костюмами оказалась советская форма и на петлицах офицерские кубари. В нагрудных карманах документы, подтверждающие принадлежность данных индивидуумов к НКВД. Что ж, удостоверения знатные, пригодятся, да и форму не мешало бы снять, правда постирать придется, а то у меня кроме современных камуфляжей ничего не осталось. Следующее, что я сделал, это обнюхал трупы. Судя по запаху, их недавно забросили, потому что запреть от долгого марша или блуждания по лесу они еще не успели. Пока было время, раздел обоих. Оружие, документы, форму, обувь — все свернул в один сверток и спрятал в кустах.

Мне пришлось провести со жмуриками еще два часа, пока пара, которая пошла в деревню, не вернулась. Причем возвращались не двое, а трое. И, судя по походке, третий был пожилым человеком. Причем шел добровольно, без принуждения. Точно, контакт в деревне. Сместившись чуть правее лежки, я затаился.

Подойдя к кустарнику, один из «пятнистых» тихо позвал. Не получив ответа, передернул затвор ППД и стал подбираться к месту лежки с моего края. Второй синхронно сделал то же самое, присел, направив ствол автомата в сторону леса. Что-то зашипев, он схватил дедка за рукав и потянул к земле. В принципе все трое были в секторе стрельбы.

Работаем. Тот, что двигался к месту лежки, стоял ко мне вполоборота. Стреляю ему в правое плечо. Хлоп. Он вскрикивает, роняет автомат и падает на колени. Сразу переношу мушку прицела на второго, в голову, расстояние небольшое. Хлоп. Он закидывает голову и падает на спину. Дедок вскрикнул, но бежать не стал. Подбежав к раненому, в лучших футбольных традициях бью его ногой в голову. Затих.

Выхожу к дедку.

— Лежать. Лежать, я сказал, — грозно, но негромко наезжаю на дедка.

— Они меня заставили, я не виноват.

— Молчать, падаль. Руки за голову. Ноги широко расставить. Двинешься — стреляю. Вякнешь — стреляю.

Дедок не стал спорить и покорно улегся на землю. Вытащив из разгрузки простую пластиковую стяжку, какие используются при монтаже проводов, связываю ему руки. Насколько помню, «америкосы» в Ираке именно так стяжки и использовали. У меня еще с тех времен, когда гоняли татар по Крыму, парочка всегда имеется.

Оттащил его метров на пятьдесят в глубину леса, двинул по печени и кинул на землю.

— Лежать. Двинешься куда-нибудь, грохну без суда и следствия.

Сбегал, связал раненому руки за спиной, стянул ноги и, тихо матерясь, оттянул его в лес. Четвертого, стопроцентного жмурика, просто затащил в кусты и бросил к уже остывшим напарникам. Оружие сложил отдельно.

Вернулся к дедку. Включил цифровой диктофон. Перевернул деда и ткнул стволом глушителя в шею.

— Имя, фамилия.

— Си-и-илантий мы, Перпутько… Пан офицер, я не виноват. У-у-у-у, — завыл дедок, получив берцем по голени.

— Давно на немцев работаешь?

— Нет, пан офицер. У меня брат под Брестом живет, в Польше. Недавно от него передали привет и сказали, что если не помогу, всю семью брата убьют. Что мне делать?

— Что хотели?

— Сказали раненый у них. Нужно спрятать его, потом за ним придут — и все.

«Хм. Видимо, при десантировании кто-то поранился, и не простой. Может, даже командир группы. Вот почему их четверо, а не шестеро. Один остался с раненым. Группы такого плана, как правило, комплектуются из шести человек».

— Где раненый, не говорили?

— Сказали тут недалеко, в балке. Хотел телегу запрячь, но они сказали не привлекать внимания.

— Хорошо. Верю. Пока. Но на десять лет строгого режима ты себе уже заработал. Помощь немецким шпионам в условиях войны, сам понимаешь, чем это пахнет. Как ваш поселок называется?

— Вильницы.

— А что за река недалеко?

— Так Днепр.

— Какой большой город рядом есть?

— Пан офицер, а зачем вам это? О-у-у-у-у.

Опять пришлось вразумлять говорливого дедка берцами по ногам:

— В следующий раз прострелю ногу. Ходить не сможешь, но говорить будешь. Слышишь, дедуля? Здесь вопросы задаю я. Ты что, еврей? Немцы, кстати, их сразу стреляют, не раздумывая, уж очень они Гитлеру нелюбимы. Повторяю вопрос: какой рядом есть большой город?

— Так Могилев, в тридцати верстах.

— …мать, — не сдержался я. Теперь все понятно. Не самый лучший результат.

— Значит так. Где балка и как туда пройти?

— Вот так, через лес. — Он бородатой мордой показал в сторону леса. — Там будет вырубка. И за вырубкой направо будет балка.

— Если соврал, ты труп. Причем не один. Я найду всех твоих родственников и накажу, даже собаку грохну, чтобы все знали, что ты, тварь, Родину продал. Пока полежи здесь, а я пойду с ранеными разберусь. Времени мало, скоро светать будет.

Теперь займемся подранком. Прислонил его к дереву и дал пару оплеух. Он более или менее пришел в себя после шока от ранения.

— Ты меня понимаешь?

— Да.

— Имя.

— Александр Бергман.

— Из поволжских немцев, что ли?

— Нет, Литва.

— Понятно. Теперь давай о ваших баранах поговорим. Состав группы. Цели. К какому ведомству принадлежите. Кто ранен при высадке.

Раненый, опустив голову, что-то не спешил отвечать. Ладно. Будем стимулировать, у татар многому можно научиться. Сильно ногой бью ему в раненое плечо. Он замычал и упал на бок. Пришлось снова его поднимать. И почти ласково, с отеческими нотками обращаюсь:

— Пушистик, мне тут с тобой недосуг трепаться, меня там жена с детишками ждет, борщ на столе стынет, а ты тут говорить не хочешь. — Добавил кавказского колорита в голос: — Обидно, да? Не хочешь говорить, я тебя чуть-чуть рэзать буду.

Достав нож, провел длинную полосу у него на щеке. Его, похоже, проняло.

— Группа шесть человек. Командир гауптман Отто Шлеер. Это он сломал при высадке ногу. Цели — диверсии в районе Могилева. — Опять замолчал, видно, сил не хватает.

— Ладно, я за тебя продолжу. «Брандербург-800», «Нахтигаль»?

Он только кивнул. Понятно все с ним. Обычные диверсанты, ничего интересного. Этот уже не жилец. Просто, без сантиментов стреляю ему в голову. Хлоп. Тело дернулось и завалилось на бок. Невдалеке начал подвывать дедок, услышав хлопок выстрела.

Надо на что-то решаться.

Там, в балке, еще парочка дожидается, и пока я с ними в прятки играть буду, время уйдет. Тем более, судя по тому, где я сейчас нахожусь, времени у меня мало. Это Могилевская область, и сам город является крупным транспортным узлом. Насколько я помню по истории Великой Отечественной войны, немцы сюда подойдут где-то 5 июля, и начнется бойня до 25-го числа. Сам город будет окружен, и шестидесятитысячная группировка советских войск разгромлена. После чего немцы двинутся на Смоленск. Из окружения выберутся всего несколько сотен человек. Под Смоленском будет снова котел и снова бойня.

— Значит так, Силантий. Ты мне нужен. Пока живи. Дети взрослые-то есть?

— Да, сын и дочь. Дочь замужем, в другой деревне, а сыну шестнадцать годков.

— С этого момента ты являешься внештатным агентом органов госбезопасности Советского Союза. Сам понимаешь, что с этим связано. Сболтнешь что лишнего, и будешь ликвидирован незамедлительно. Ты меня понял?

Он быстро-быстро закивал головой.

— Кстати, что это за гулянье в деревне?

— Дык завтра мужчин на войну забирают, с города, с военкомата приехать за ними должны.

— Это хорошо. Когда их забрать должны?

— К обеду обещались.

— Значит так. Ты сейчас идешь за сыном, и трупы самостоятельно закапываете в лесу. Потом идете в балку и закапываете тех тоже. Это первое задание. Все — время пошло, только быстро.

— А как же брат, его семья?

— Не дергайся. Видимо, ты у них был на крайний случай. А так группа пропала — и все. Никто ничего не видел и не слышал. Все, иди, выполняй, а то мне кажется, что ты не все мне рассказал. И смотри, без глупостей, я тут не один, если что сразу завалят.

Пока он ходил за сыном, я раздел остальных и выгреб все документы и оружие, все это добавил в первый сверток.

Минут через пятнадцать дедок привел своего сына, предусмотрительно прихватив лопаты. Я снова спрятался, и пока он стоял и озирался по сторонам, я его негромко окликнул.

— Ну что?

— Вот, привел, как обещал.

— Как придет машина из военкомата, сразу идешь сюда. Я тебя здесь ждать буду. Понял? — Дождавшись кивка головой, продолжил: — Ну, работайте. И… дедуля, следи за языком, если еще какие визитеры появятся, сразу иди в НКВД.

Напоследок напугав семейку, я подхватил сверток с трофеями и растворился в лесу.

— База, это Феникс, прием.

— База на связи. Как там дела?

— Познакомился с местными. Готовь посылку, времени мало. К обеду должен быть на месте, возле поселка. Прием.

— Вас понял.

— Все, конец связи, скоро буду на базе.

Постараюсь успеть. Мне еще в балке нужно найти двух последних диверсантов.

Сбросив сверток у приметного дерева, я побежал к балке. Все как рассказывали — вырубка. Пришлось обходить вырубку, наверняка там наблюдатель сидит. Сделав крюк этак метров триста, пересек вырубку и стал заходить с фланга к балке. Все-таки прибор ночного видения — вещь великолепная. Свинтив с пистолета глушитель, спрятал его в кобуру, а из-за спины выхватил укороченный автомат Калашникова с глушителем, передернул затвор и взял его наизготовку.

Очень трудно подбираться к бодрствующему противнику, особенно ночью. У человека обостряются слух и обоняние, а если он внимательно наблюдает, то нужно быть десять раз осторожным, чтобы не выдать себя и к нему подобраться. Я, конечно, не специалист в таких вопросах, не охотник, и специально меня никто не готовил. Так, немного пришлось побегать по Крымским горам — и все. Так что страшно. Одно преимущество, что вижу в темноте лучше противника.

Так осторожно мне пришлось пробираться с полчаса. Видимо, наблюдатель нервничал, ожидая людей, посланных в деревню, и начал ворочаться, чем себя и выдал. Остальное дело техники. Но где же второй?

Потратив еще минут десять, чтобы подкрасться поближе, наконец-то рассмотрел и второго, он лежал в низине на нарубленном лапнике и тихо постанывал. Пришлось с трудом выбирать место, с которого видны обе мишени.

Как ни был осторожен, но под ногой все-таки хрустнула ветка.

Наблюдатель сразу обернулся, но оружие вскинуть не успел, слишком долго разворачивать громоздкий ППД в мою сторону.

Пришлось стрелять. Автомат дернулся у меня в руках, выдав короткую очередь. Наблюдатель захрипел. Но звук у автомата с глушителем, конечно, громче, чем у пистолета. Раненый зашевелился и попытался выхватить пистолет. Пришлось прыгать на него. Сильный, гад, конечно, даже через маскхалат основательно кулаком дал мне в грудь, хорошо, что там разгрузка с магазинами для автомата. После того как несколько раз коленом дал по сломанной ноге, он потерял от боли сознание. Я забрал у него оружие и по-быстрому обыскал. Пока он в отключке, поднялся на пригорок и, взяв за шиворот уже мертвого наблюдателя, стянул его в низину, к последнему оставшемуся в живых диверсанту.

Пока мне везло. Но нужно быть поосторожней. Насмотрелся в свое время на таких везунчиков — начинали верить в свою неуязвимость, теряли осторожность и погибали.

Тем более со временем проблема. Гауптман не пришел в себя, пошмонаю труп. Тот же набор документов и та же форма. Заляпанную кровью форму снимать не стал. Просто забрал документы и оружие.

Что-то раненый не приходит в себя, наверно, шок сильный. Похлопал его по щекам, не помогает. Можно, конечно, кольнуть ему противошоковое из аптечки, но жирно будет. Самим мало. Ну и ладно. Времени мало. Тут такие дела намечаются. Подняв автомат, дал короткую очередь в голову.

Странно. За сегодня погасил шесть жизней — и никаких эмоций. Там, в Крыму, все было иначе, наверно, что-то «перегорело». Надо будет с девчонками поговорить на эту тему, а то слышал, что такое «синдром войны», когда все проблемы хочется решить с помощью насилия. Или, может, это результат сидения в бункере или перехода через портал. Но все же в памяти поставил галочку, тема серьезная. Психологическое состояние нельзя запускать.

Собрал все свои трофеи, разбросанные по лесу, пришлось устраивать марш-бросок до портала.

Светка, предупрежденная по рации, дожидалась меня. Велико было ее удивление, когда я приволок целый тюк с формой и оружием. Все, уходим. Поднявшись по стремянке, с трудом закинул в портал тюк и перебросил свое тело. Набегался сегодня. Там уже ждали объяснения.

— Девушки, дорогие, все потом. Дайте отдышаться и перекусить, набегался я за ночь.

— А это откуда? — не сдавалась Светлана. Развернула тюк и рассматривала сапоги, форму. На одной гимнастерке были видны следы крови. Особое внимание привлекли документы сотрудников НКВД, изъятые у диверсантов.

— Твоя работа? Ты что, там отряд энкавэдэшников уничтожил?

Я, стянув с себя маскхалат, устало сел на стул.

— Нет, радость моя, напоролся на немецких диверсантов. У них при высадке командир ногу сломал, вот они у одного предателя в том поселке пытались его пристроить. Предатель перевербован, диверсанты уничтожены. Все в ажуре. Давай сначала перекусим, потом поговорим.

Светка все поняла и уже доставать не стала. Знает ведь, что когда я голодный, меня лучше не доставать. Конечно, послать не пошлю, но вот изысканно нахамить и нагрубить — это мы можем.

После плотного обеда наконец-то собрали совещание. Кратко рассказав про события ночи, получил целую гору упреков, наездов и недовольства. По большому счету они правы — разведка есть разведка, а устраивать охоту с сомнительным исходом — это верх непрофессионализма. Попытка сослаться, что я все-таки не разведчик, а банковский служащий, вызвала новую бурю упреков. Что ж, они правы.

После того как девчонки вывалили на меня свои «нервы», все успокоились и наконец-то начался нормальный диалог.

— Сережа, что ты думаешь делать дальше? Ты сказал, что у нас мало времени.

Мне пришлось провести маленький ликбез по истории Великой Отечественной войны, особенно уделяя внимание обороне Могилева и разгрому наших войск под Смоленском.

— Таким образом, где-то в середине июля эта территория станет фронтом, причем бои тут будут очень тяжелые, а потери просто ужасающие, и после двадцать пятого здесь будет тыл немецких войск. Учитывая, сколько тут будет разбито частей и соединений, через эти леса пройдет много окруженцев. Значит, наши выходы в это время могут быть сопряжены уже с большим риском. Поэтому начинаем нашу операцию по внедрению и влиянию на исторический процесс. Света, что там с письмом? Думаю, можно написать и на принтере, пусть ломают голову, что за новая такая печатная машинка. Марина, тут просьба к тебе, мне на завтра нужна чистая и отглаженная форма сотрудника НКВД, из тех, что я принес. А я пока займусь оружием и документами.

После распределения заданий все принялись за дело — времени оставалось мало.

К обеду следующего дня я уже был на месте. В наглаженной форме. В наличии имелись документы, выполненные лучшими немецкими специалистами и немного подправленные нами. На ремне висела кобура с пистолетом ТТ. В планшете лежал конверт с очень важным письмом, которое нужно было обязательно отправить, ради чего это все и было затеяно.

Около одиннадцати нарисовался Силантий. Как бы случайно он прошелся к лесу. Я его окликнул. Он испуганно смотрел на меня. Видимо, и в балке побывал, увидел там мои художества.

— Ну, здравствуй, Силантий, как спалось? — Дедка аж передернуло. — Мое задание выполнил?

— Все сделал, товарищ командир. Все сделал, как вы приказывали.

— Ну и ладушки, что там, пришла машина с сопровождающими?

— Да, только недавно, целый капитан приехал и с ним старшина.

— Хорошо, пойдем. Идем раздельно. Нечего тебе со мной светиться. Сиди дома и не высовывайся, пока машина не уйдет. Как пройти к сельсовету?

Он вполне толково объяснил, и мы расстались.

Идя по селу, я с интересом глядел по сторонам. Люди смотрели на меня заинтересованно, но без страха, с которым, как писали в наше время, относились к сотрудникам НКВД. Я, представитель другого времени, смотрел на этих людей, и мне было грустно, я думал о том, что многих из них скоро не станет: кто от голода погибнет, кого на работы угонят, кого живьем каратели сожгут, кто в партизанах будет сражаться.

Увидев молодую женщину, я поздоровался.

— Добрый день. Не подскажете, как к сельсовету пройти? А то я немного заблудился.

Женщина улыбнулась и стала рассказывать, а потом предложила проводить. Вот так, в приятной компании я подошел к сельсовету. Человек тридцать мужчин призывного возраста и куча родственников и знакомых толпились около машины. В машине копался водитель, солдат средних лет. Увидев меня, он встал по стойке «смирно» и отдал честь. Козырнув ему в ответ, я спросил:

— Вольно. Где сопровождающий?

— В сельсовете списки сверяет с председателем, товарищ капитан.

— Не капитан, а лейтенант госбезопасности, боец, — поправил его я и двинулся в здание сельсовета.

Там столкнулся лицом к лицу с моложавым капитаном, с орденом Красной Звезды на груди.

— Капитан Звонарев, — представился он, отдав честь.

— Лейтенант госбезопасности Зимин, — в ответ представился я — именно такая фамилия значилась в документах, которые сейчас были у меня. — Товарищ капитан, можно вас на пару слов, с глазу на глаз. — И показал председателю кивком на дверь, тот все сразу понял и, сославшись на необходимость, выскочил на крыльцо. Мы зашли в помещение, там солдат средних лет, с петлицами старшины, что-то писал.

— Старшина, выйди, — приказал Звонарев и, после того как тот вышел, повернулся ко мне: — Я вас слушаю, лейтенант.

— Капитан, как вас по имени-отчеству?

— Алексей Семенович.

— Так вот, Алексей Семенович, у меня вопрос и просьба, начну с вопроса. Когда вы уезжаете и не видели ли ничего необычного, когда ехали сюда?

— Да нет, ничего такого. А что случилось?

— Вчера вечером был зафиксирован пролет самолета над этим лесным массивом, и не исключена возможность выброски разведывательно-диверсионных групп, так что просьба, когда будете ехать, у любого встречного патруля, который проявит к вам нездоровый интерес, требуйте документы и страхуйтесь. По нашим данным, немцы понабирали диверсантов из числа прибалтов и поволжских немцев, которые великолепно говорят на русском, служили в РККА и спокойно могут выдавать себя за граждан Советского Союза. Так что не закрывайте кобуру и будьте настороже. Особенно они любят сами проверять документы.

Капитан задумчиво выслушал, кивнул пару раз.

— Да, у нас слухи про такое уже ходят.

— И у меня будет просьба. Вы ведь в Могилев едете? — Дождавшись утвердительного кивка, я продолжил: — Вот вам пакет с документами. По оперативной обстановке я не могу сам его доставить, потому что должен быть здесь. Его нужно доставить дежурному по Управлению НКВД в Могилеве, для начальника управления, майора госбезопасности Пилипенко. Это очень важно. Если на вас нападут, вы обязаны сначала уничтожить документы, а потом можете умирать. Возьмите с собой канистру с бензином и, если что, жгите.

Я протянул ему большой конверт, на котором размашистым почерком было написано: «Куда: Управление НКВД, г. Могилев. Кому: майору госбезопасности Пилипенко». Видимо, капитан проникся моментом. Сначала у него, наверно, была мысль, что я шпион, но после такого, думаю, все сомнения пропали.

— Вы когда думаете выезжать?

— Через полчаса. Списки уже согласованы, народ собран.

— Хорошо. Я подожду и провожу вас, у меня время есть.

— А что сказать, от кого документы?

— Скажите лейтенант Зимин, ОСНАЗ главного управления государственной безопасности, антидиверсионное подразделение «Вымпел», — с серьезным видом выдал я.

Глава 4

Вечером 26 июня 1941 года майор госбезопасности Пилипенко засиделся у себя в кабинете. Только что распустив начальников отдела с очередного совещания, он разбирал накопившиеся за день документы, требующие его внимания. Большой странный конверт сразу привлек его внимание.

Вскрыв конверт, он вытащил оттуда еще один плотный конверт, на котором был указан адрес, который вызвал у хозяина кабинета оторопь. На конверте значилось: «Народному Комиссару внутренних дел товарищу Берии Л. П.». Вслед за конвертом с таким грозным адресом выпал листок, адресованный лично ему.

«Майору госбезопастности Пилипенко А. И.

Товарищ майор, в конверте, адресованном Народному Комиссару внутренних дел товарищу Берии Л. П., содержатся стратегические сведения государственной важности. Ценность информации такова, что они могут коренным образом повлиять на ход войны с фашистской Германией. Ситуация сложилась таким образом, что из-за боевых действий нет возможности штатно передать данные сведения.

Вам рекомендуется максимально быстро передать данный пакет в Москву любыми возможными путями и обеспечить его сохранность.

Вы можете взять на себя ответственность и ознакомиться с содержимым пакета, адресованного Народному Комиссару внутренних дел, но при этом обязаны ни при каких обстоятельствах не попасть к противнику живым».

Письмо было без подписи, отпечатанное типографским способом на белой, качественной бумаге. Конверт, адресованный товарищу Берии, жег руки. Что-то нужно было предпринять. Закурив новую папиросу, Александр Иванович Пилипенко задумался. Что бы потом в далеком будущем не говорили про работников НКВД, но дураки, алкоголики и психопаты там встречались очень редко. Специфика спецслужб такова, что жестокий отбор быстро отсеивает подобных. Они либо уходят сами, либо попадают под «случайную» машину, тонут в ванной, выкидываются из окна. Для него организация представлялась клинком — острым и весьма опасным, а они, сотрудники — лезвием этого клинка. Его задача карать, находить и карать. А еще защищать Родину. Сейчас, когда идет война, он должен быть втройне, нет, в десять раз бдительнее и беспощаднее.

Александр Иванович дослужился до майора, начальника областного управления. Чин немалый, и за годы службы у него уже выработалось звериное чутье, которое не раз помогало ему. И сейчас это чутье просто кричало, что тут не все так просто. Но при этом он видел в этом деле какой-то шанс проявить себя, продвинуться. Как умудренный жизненным опытом человек, он считал карьеризм нормальным явлением, если он умещался в разумные рамки и не толкал к необдуманным поступкам, авантюрам и хуже того — к предательству.

Подняв трубку телефона внутренней связи, он вызвал дежурного.

— Дежурный, мне пришел пакет, откуда он и кто его доставил?

— Час назад приезжал капитан Звонарев с горвоенкомата, сказал, что конверт передал лейтенант главного управления госбезопасности Зимин в селе Вильницы. История вообще странная.

— Вызови ко мне капитана Чистякова. Направь сержанта Демина, пусть привезет мне этого капитана из военкомата.

Через полчаса в кабинете висели клубы табачного дыма, и два сотрудника НКВД слушали рассказ капитана Звонарева.

— …вот так вот он и сказал, чтобы рядом с конвертом была канистра с бензином и он никаким образом не попал в руки к противнику.

— Что вы еще заметили?

— Взгляд. Это был взгляд спокойного, усталого человека, но при этом взгляд волка, и когда он сказал, что из ОСНАЗа, я сразу поверил. Что-то в нем было такое… безжалостное. Еще интересно, что он очень бледный, как будто на солнце не выходит. Когда он сидел в сторонке, ждал нашего отъезда, я увидел, как этот человек сидит и просто наслаждается солнцем. Вот что меня поразило.

— Вы не подумали, что это может быть немецкий диверсант?

— Была такая мысль, но когда он выдал пакет и сказал кому, а потом долго говорил о мерах предосторожности, я решил, что он наш.

— Хорошо, товарищ капитан, вы свободны. Спасибо, и запомните — об этом случае ни слова никому.

— Да понятно. Не дурак, сразу было ясно, что тут не все так просто.

Когда капитан вышел, Свиридов обратился к своему заму:

— Ну что, Коля, думаешь по этому поводу?

— Темная история. Скорее всего, кто-то из разведки потерял штатные средства передачи информации и ищет резервный выход на Москву, и информация действительно может быть важной. Саша, ты напиши рапорт о событиях, свои мысли о том, чтоб конверт проверили на предмет ядов, чтоб нас потом крайними не сделали, и отправь этот конверт в Москву, от греха подальше. А я завтра возьму пару человек и сгоняю в это село, покручусь на местности, может, что новое и узнаю. Не зря ж этот человек там объявился. Если это действительно так, как мы думаем, это шанс. Тем более в том районе недавно пролетал неопознанный самолет и выходила на связь радиостанция.

Тем же вечером конверт с описанием был срочно отправлен в Москву спецсвязью. Извещенные шифрограммой сотрудники Главного Управления Государственной безопасности НКВД СССР с нетерпением ждали этот груз. После второй шифрограммы, полученной через сутки и составленной на основании расследования капитана Чистякова в селе Вильницы, груз в сопровождении офицера Смоленского НКВД был отправлен военным самолетом.

Отправке второй шифрограммы предшествовали интересные события. К вечеру 27 июля 1941 года в кабинете начальника управления Могилевского НКВД проходило совещание по результатам расследования в селе Вильницы. Докладывал капитан Чистяков.

— Информация, переданная капитаном Звонаревым, полностью подтвердилась. Почти такое же описание сотрудника НКВД дали председатель сельсовета и несколько свидетелей. Предположив, что неизвестный вышел из леса, обследовали близлежащий лес. На расстоянии ста метров от крайних домов, в кустах, на краю леса было обнаружено место, с которого проводилось наблюдение за селом. Предположительно наблюдение вели два человека. Там же была обнаружена кровь. На расстоянии пяти метров обнаружили четыре гильзы, предположительно от пистолета «Парабеллум» или «Вальтер». По расположению гильз и крови можно предположить, что два наблюдателя были застрелены сзади в голову, с расстояния четырех-пяти метров. Исследуя отпечатки обуви, выявили, что наблюдатели были одеты в командирские сапоги. Стрелок же был обут в тяжелую нестандартную обувь на рифленой подошве. Также были обнаружены еще два пятна крови, но они находятся несколько левее места наблюдения, что говорит об уничтожении не менее четырех человек. Учитывая количество и расположение гильз, а также количество возможных уничтоженных противников, можно сделать вывод о высоком профессионализме стрелка.

— Безжалостный волк, — процитировал Звонарева начальник управления. — Что еще?

— Явственно были видны следы волочения тел. Проследив направление этих следов, нашли место, где одного из убитых допрашивали. Там натекло крови, и остался кровавый след на дереве. Похоже, один человек был ранен, допрошен и потом застрелен. Пулю с фрагментами мозговой ткани в дереве нашел наш эксперт. Проследив, куда все трупы были утащены, в ста метрах, в небольшой балке нашли захоронение. Шесть трупов. Три полностью раздеты, с характерными ранениями в голову. Двое в затылок, один в лоб. Один был связан по рукам и ногам странными белыми ремешками с защелкой. Эксперт говорит, что это какой-то странный материал. Человек был ранен в руку, а потом застрелен в голову, видимо, его как раз и допрашивали. При этом он был одет в маскхалат, используемый немецкой армией, а под маскхалатом была форма старшего лейтенанта НКВД со всеми знаками различия.

— Раздеты. Хм. А не в этой ли форме этот лейтенант Зимин был? Может, поэтому и стрелял в голову, что ему нужна была форма. Что еще? — напомнил Пилипенко, пока Чистяков переводил дух.

— Еще было два трупа, также в маскхалатах, и под ними форма НКВД. Один застрелен навылет в спину и грудь. Другой имел свежий перелом ноги и был застрелен в голову двумя выстрелами. Вероятно, это произошло там же, в балке, судя по следам крови на земле. Удалось найти гильзы от оружия, и вот это как раз поразительно. Гильза стальная, покрытая лаком. И главное — калибр около пяти с половиной миллиметров. Потом оказалось, что два последних были застрелены именно такими пулями. — Чистяков поставил на стол перед начальником две такие гильзы от самого обычного автомата АК-74. И тут же положил маленькую пулю. — Таких патронов я никогда не видел, и если посмотрите, то на донышке гильзы есть звездочка. Такая маркировка ставится только на наших заводах.

— Какая-то она маленькая, несерьезная.

— Но при этом раны у трупа смертельные.

— Что еще?

— Мы проследили, откуда пришли эти шестеро и стрелок. Шестеро пришли со стороны Днепра, на поляне нашли парашюты, семь штук: шесть в обычном исполнении, седьмой транспортный.

— Диверсанты?

— Да. Точно подтверждено. И наш стрелок их всех уничтожил, при этом одного допросил.

— А стрелок откуда пришел?

— С восточного направления, потом его следы теряются.

— Может, их там несколько было? Все-таки один шестерых подготовленных диверсантов…

— Нет, мы все там облазили и нашли только его следы, уж слишком они необычные. И вот что еще интересно, столько выстрелов, а в деревне никто ничего не слышал. Значит, пользовался бесшумным оружием.

— И что ты думаешь?

— Может, действительно ОСНАЗ, какое-нибудь особое подразделение, бесшумное и необычное оружие, в одиночку уничтожает отряд, и вспомни, как он Звонареву представился? Специальное антидиверсионное подразделение. Может, оно так и есть? По-моему, это все нужно изложить в докладе и отправить в Москву. Пусть они там разбираются. У нас тут фронт подходит.

— Хорошо. Так и сделаем.

На этом совещание закончилось.

Глава 5

А вот в Москве все только начиналось. Естественно, странный пакет сразу не попал на стол к Берии. Его со всей тщательностью сначала проверяли и перепроверяли на наличие ядов и опасных болезней. Но так как их там не было, то эксперты ознакомились с содержимым и, мягко сказать, были удивлены. Сначала было письмо, адресованное лично Лаврентию Павловичу Берии, также напечатанное странным типографским способом. Затем была стопка технической документации и описаний, которые сразу заинтересовали экспертов. Но сначала со всем этим решил лично ознакомиться грозный нарком НКВД, после прочтения второй шифрограммы, в которой рассказывалось, как лихо и при каких обстоятельствах была уничтожена немецкая диверсионная группа.

В первую очередь его заинтересовало сопроводительное письмо, адресованное лично ему:

«Уважаемый товарищ народный комиссар внутренних дел!

Ситуация сложилась так, что мы имеем доступ к информации, имеющей стратегическое значение для Советского Союза. Нас ужаснули планы Ваших противников, направленные не просто на уничтожение Советского Союза как государственного формирования, а на геноцид советского народа. И это не только слова. Есть уже распоряжения рейхсфюрера СС, Генриха Гиммлера, о создании огромных фабрик смерти — концентрационных лагерей, где уничтожение людей самых разных национальностей будет поставлено на поток с немецкой педантичностью. В Германии идет постоянное создание новых видов вооружения, которые со временем могут привести к огромным потерям в рядах РККА и мирного населения.

Мы не имеем отношения к разведывательным и контрразведывательным структурам ни Ваших противников, ни Ваших теперешних союзников.

Воспринимайте это обращение как инициативу третьих лиц, обеспокоенных угрозой уничтожения России вне зависимости от вида государственного строя в ней.

В качестве жеста доброй воли предоставляем Вам материалы директивы № 21, известной как план „Барбаросса“ — войны против Советского Союза.

Любую полученную информацию Вы можете проверять любыми путями, чтобы убедиться, что это не дезинформация.

В качестве подтверждения, что письмо дошло до Вас и Вы готовы сотрудничать, прошу в вечерней сводке Совинформбюро указать, что: „За героизм и отвагу капитан Пронин награжден орденом Красной Звезды“. На следующий день, тем же каналом, через Могилевское управление НКВД, будет передан следующий пакет с информацией. К этим документам будут приложены: кодовая таблица, списки частот и порядок работы, согласно которым возможен обмен информацией с использованием радиостанций в случае невозможности передачи данных другим путем.

Попытка физического захвата курьера будет расцениваться как разрыв отношений и потерю для Вас важного источника информации, в ценности которого Вы скоро убедитесь.

С уважением, Странник».

В дополнение к письму прилагались несколько страниц, отпечатанных на привычном для человека двадцать первого века лазерном принтере, на которых были размещены фотокопии того самого плана «Барбаросса» — схемы, карты, таблицы с описанием количественного и качественного состава Вермахта, задействованного на Восточном фронте.

Еще в одном приложении было изложено устройство глубинных магнитных мин, которыми была закрыта Севастопольская бухта, и способы их поиска и разминирования.

Информация была сверхважная. Если до этого советское руководство могло только догадываться об основных направлениях ударов и целях наступательных операций Германии, то теперь картина, в общем, была ясна, и опасность положения Красной Армии стала намного явственней и пугающей.

Как любой государственный деятель, Лаврентий Павлович обладал определенной долей скептицизма и недоверия, и занимаемый пост к этому просто обязывал, но полнота информации, качество изложения говорили сами за себя. И еще раз, сравнив схемы, указанные в донесении, с текущим положением на фронте, он убедился, что надо с полной серьезностью отнестись к этой информации и соответственно к источнику.

Чтобы окончательно убедиться в ценности источника, он решил посоветоваться с кем-то из военных. Подняв трубку внутреннего телефона, он вызвал своего адъютанта.

— Соедини меня с Шапошниковым.

Через пять минут раздался звонок.

— Борис Михайлович, здравствуйте, — с легким кавказским акцентом сказал нарком.

— Здравствуйте, Лаврентий Павлович.

— Борис Михайлович, наша разведка достала интересные документы, и я хочу, чтобы вы с ними ознакомились и высказали свое мнение как военный специалист. По моему мнению, важность этих документов такова, что я попросил бы вас не затягивать с приездом. Тем более, насколько я знаю, вы неплохо владеете немецким языком.

— Хорошо, я скоро буду.

Лаврентий Павлович не захотел выпускать из рук такие документы. Ведь именно его организация их достала, и в условиях постоянного соперничества НКВД и военной разведки это будет большим и очень жирным плюсом перед руководством.

Через два часа в том же кабинете Шапошников угрюмо вчитывался в страницы, делая пометки у себя в блокноте. Так продолжалось более сорока минут, но Берия терпеливо сидел и ждал вердикта.

— Ну что ж, Лаврентий Павлович, это все очень серьезно, если вы обратили внимание, то тут приводится не только информация, но и сравнительный анализ состояния частей Вермахта, оргштатной структуры с частями РККА. Очень похоже на правду. И есть еще один неприятный момент. Мы предполагали, что Германия ставит перед собой задачи по захвату нефтеносных районов Кавказа, плодородной Украины и по нарушению промышленного потенциала за счет захвата важных объектов в европейской части страны. Это все правильно, но они решили не повторять ошибок Наполеона — в первую очередь уничтожить костяк РККА и потом по частям уничтожать отмобилизованные дивизии, которые по определению имеют более низкую боеспособность. А затем уже идти дальше. Все нанесенные удары полностью соответствуют концепции, указанной в этом докладе. Лаврентий Павлович, судя по уровню данной информации, ваш источник вхож в высшие круги руководства Германии, есть ли у него более подробная информация? Сами понимаете, это жизненно важно.

— Мы сейчас работаем над этим вопросом. Источник новый и до конца не проверенный. Возможно, что это и масштабная дезинформация Абвера. Но ваше мнение для нас очень важно. Пока я вас попрошу не распространяться о полученной информации. Если все указанное здесь правда, то сами понимаете, таким каналом получения информации не стоит пренебрегать и его необходимо оберегать в первую очередь. Все, спасибо, я вас больше не задерживаю.

После ухода Шапошникова Лаврентий Павлович позволил себе выпить рюмочку армянского коньяку. События последней недели заставили его испытать много противоречивых чувств. В том, что проморгали начало войны, есть и его вина, и то, что Хозяин пока не наказал его — это дело времени. Если этот Странник действительно обладает информацией и это не игра немецкой или британской разведок, то это дает неплохие перспективы на будущее и возможность доказать свою незаменимость. То, что письмо написано от группы лиц, наводит на размышление. Один человек не смог бы просто так собрать и систематизировать такие данные. В письме говорится о следующей порции информации — попробуем, получим и тогда будем делать выводы. Сказанное Шапошниковым, одним из лучших военных теоретиков, заставляет задуматься.

Надо послать в Могилев своего человека с группой силовой поддержки и контролировать весь процесс. Пока курьера трогать не будем, как просили «неизвестные друзья», но откуда поступают сведения — нужно узнать и взять реальный источник под жесткий контроль. А пока идти к товарищу Сталину с такой непроверенной информацией преждевременно. Приняв для себя решение, Берия перешел к действию. Подняв трубку одного из телефонных аппаратов, он дал команду адъютанту вызвать начальника Главного Управления государственной безопасности. Тот не смог приехать сразу, и встреча была назначена на вечер. Меркулов был изначально ставленником Берии, участвовал в чистках аппарата НКВД от людей Ежова, часто выполнял щекотливые поручения и поэтому пользовался большим доверием, насколько это возможно в такой среде. В данной ситуации Лаврентию Павловичу было необходимо провести работу по Страннику в условиях соблюдения максимальных мер секретности, поэтому комиссар госбезопасности 2-го ранга Меркулов Всеволод Николаевич подходил идеально. С подачей сообщения в сводке Совинформбюро решил повременить до завтрашнего вечера, при этом подстраховав канал передачи информации из Могилева своими людьми. Дело Странника было выделено в отдельное производство под кодовым именем «Оракул».

Поздно вечером, выслушав своего начальника и осознав всю важность задания, Меркулов принялся действовать.

Собрав ночью нескольких особенно доверенных сотрудников центрального аппарата, он провел совещание, на котором был выработан план действий по операции «Оракул». И следующим вечером, 30 июня, в вечерней сводке Совинформбюро было на всю страну объявлено о награждении капитана Пронина орденом Красной Звезды, а в Могилев отправилась группа работников ГУГБ НКВД во главе со старшим майором госбезопасности Киселевым.

Глава 6

Пока в Москве Берия с доверенными людьми ходили вокруг распечаток случайно скачанных в Интернете фотокопий плана «Барбаросса» с личной подписью Гитлера, я думал о том, что делать и как бы за это не получить по голове.

Что под нас уже копают и вскоре в Могилеве появится группа сотрудников спецслужб, наделенная особыми полномочиями, я не сомневался. И то, как капитан Чистяков из Могилевского управления НКВД основательно рыл носом и носился по лесу вокруг села Вильницы, наводило на размышления о том, что надо больше думать, прежде чем действовать. Что точка «выхода» посещалась, я сразу узнал. Мне хватило ума высоко на дереве спрятать видеокамеру и малогабаритный видеорегистратор, настроенный на запись по движению. Поэтому надо было провести какую-нибудь отвлекающую акцию, чтоб они тут поменьше крутились.

За ужином Марина поразила меня простым по сути вопросом, которым я как-то не додумался озаботиться:

— Сережа, а почему портал именно здесь выходит, а не в Сибири или в Африке, и что будет, если установку передвинуть, ну, допустим, на верхний ярус бункера?

Я надолго задумался. В принципе, установка настроена, но разбирать ее часа полтора, перенастройка на канал — это еще часа два. Время для опыта есть. Особенно, если настроенные установки сохраняются с учетом привязки к определенному месту, к его гравитационным и электромагнитным параметрам. То, что сегодня вечером передадут в сводке про капитана Пронина, я весьма сомневался, они там еще дня два будут думать, поэтому надо попробовать. Еще одна причина состоит в том, что нужно отследить, как и куда будет перемещаться портал при изменении географических координат входа.

Для этого есть ряд причин. Первая и основная — ресурсы бункера подходят к концу. Здоровье детей, безвылазно сидящих в бункере, да и взрослых, начало волновать Марину, и для этого имелись основания.

По нашим прикидкам — у нас не более года, потом процессы станут необратимыми. Выход на поверхность исключен — уровень радиации таков, что не оставляет шансов на выживание. Попытка переселиться в 1941 год не менее опасна — территория Могилевской области в течение месяца будет оккупирована немцами, и даже если спустить об этом информацию советскому командованию, то, по моему глубокому убеждению, мало поможет. Вермахт на пике силы, и сейчас Красная Армия может его только потрепать, но не разбить и остановить. Слишком уж разные весовые категории.

Так что мне остается два вида действия — играть в шпионо-информационные игры с элементами догонялок с НКВД и работать по модернизации установки, пытаясь сместить либо время, либо место выхода.

Здоровый скептицизм и обычная человеческая лень позволили не заниматься глупой работой и все заново продумать.

Для начала нужно как-то отметить нынешнее место высадки. Для этого пришлось раскопать поисковый запросный маяк, который в нашей банковской практике использовался, когда мы водили по городу машину одного из сотрудников банка, подозреваемого в сливе информации мошенникам для получения кредитов. Он передавал импульсный радиосигнал по радиокоманде. Работал в пределах шести-восьми километров, но и так хорошо. Пришлось снова включить машину и шагнуть в 1941 год. Там, на дереве, я сделал тайник, куда спрятал маяк и простые электронные часы, которые отсчитывали еще и дату. Так что, в случае смещения по времени, я смогу определить, куда и как.

Была гипотеза, что это параллельный мир, и тогда я здесь ничего не должен найти. Что ж, проверим. Конечно, разбирать машину и перемещать ее наверх я не стал. Просто лень было, да и параметры такого смещения будет трудно просчитать. По совету просто подвинул машину вправо на полметра, предварительно отметив на полу первичное местоположение установки. Снова часа два перенастраивал — настройка безбожно сбилась.

Найдя наконец-то канал и настроившись на него, решил провести опять все основные мероприятия по разведке. Маринка, которую пришлось поднимать с постели, конечно, поворчала, но стала помогать. Тут и Светлана подтянулась, как же без нее.

Пока девушки занимались проверочными мероприятиями, я, убедившись, что там нормальная атмосфера, решил провести прыжок для разведки. Но предварительно выкинул через портал видеокамеру для проверки и увидел открытое ночное поле. Выкинув антенну, просканировал радиодиапазон. Судя по передачам — тот же 1941 год. Осталось выяснить местоположение для первичной оценки смещения.

Пришлось снова облачаться и вооружаться как для разведки. Высадившись, я сразу спрятался в высокой траве. На поверку это оказалось поле, засеянное пшеницей. Осмотревшись и послушав ночь, я начал двигаться. Попробовав вызвать радиомаяк, ответа не получил — значит, либо его нет в этой реальности, либо он находится далеко. Нос сразу учуял человеческое жилье. Оставив в месте высадки еще один маяк и чуть прикопав его, я аккуратно двинулся в сторону жилья, стараясь сильно не мять пшеницу, чтобы не оставлять следов. Минут через десять я мог нормально рассмотреть поселок. Света почти не было, но прибор ночного видения давал неплохую картинку поселка. Очень похоже на Вильницы, что возле первого портала, но и различается размером. Надо получить информацию. Приближаться слишком близко к селу тоже нехорошо — собаки сразу учуют и начнут лаять на всю деревню. Пришлось обходить деревню по дуге, исследуя ее топографию. Может, чего интересного и найду. Через полчаса, невдалеке от небольшого перелеска наткнулся на добротный сарай, стоящий отдельно от деревни. Уже собирался пройти мимо, как услышал приглушенные голоса. Неужели снова диверсанты? Жена не поверит и решит, что я опять поохотиться вышел, и устроит на целый вечер лесопилку на дому, точнее в бункере.

Приблизившись к сараю, через широкую щель аккуратно заглянул туда. Немного понаблюдав, чуть не упал от хохота. Какой-то паренек соблазнял девчонку, мотивируя это тем, что сейчас война и он скоро уходит на фронт. А девушка ломалась и обещала ждать только его одного. Просидел возле сарая минут двадцать и стойко сдерживал смех, наблюдая за действиями парочки, вовсю сочувствуя пареньку. Но пока ему удалось добиться только пары расстегнутых пуговиц на блузке. Но время дорого и надо получить информацию. Откинув накидку маскхалата и сняв прибор ночного видения, я надел на голову фуражку офицера НКВД. И, уже не таясь, подошел к входу в сарай. Потом, резко открыв дверь, включил фонарик и направил его на парочку.

— Стоять, НКВД. Кто дернется, стреляю без предупреждения!

Девчонка, пискнув, спряталась за спину белобрысого паренька. А тот замер, боясь пошевелиться, и завороженно уставился на ствол автомата. Но, видимо, девчонка оказалось психологически устойчивей, быстро пришла в себя и затараторила:

— Товарищ командир, не стреляйте, мы свои, советские. Меня Настя зовут, а это мой жених Николка, его завтра на войну отправляют, последний вечер.

— Ладно, верю, не похожи вы на немецких диверсантов. Да и мы тут за вами уже минут двадцать наблюдаем. Думали, немецкие парашютисты спрятались.

При этих словах девчонка засмущалась. А парень, наконец-то придя в себя, уже осмысленно вслушивался в разговор.

— Вы тут давно шушукаетесь. Ничего особого не замечали? Там людей непонятных или, может, кто из односельчан себя странно вести стал, радуется временным поражениям Красной Армии?

— Нет, все готовы Родину защищать, — снова затараторила девчонка, ткнув локотком своего ненаглядного, чтобы поучаствовал в разговоре.

— Хорошо. Напомните мне, что это за село, не Вильницы ли случаем, а то, кажется, не в ту степь забрели.

— Нет, это Запрудье, до Вильницев километров двадцать будет, — сказал уже паренек и начал странно коситься на мой маскировочный костюм «Кикимора».

Поняв, что он подумал, я решил сразу пресечь ненужные мыслишки у парня.

— Ты, парнишка, глазками не зыркай, был бы я немцем, то не разговаривал бы с тобой, а сразу уничтожил и пошел дальше. А мы, наоборот, шатаемся тут по ночам, чтоб вы в тылу смогли нормально жить, вон, по сараям невест тискать. Ладно, недосуг мне с вами тут говорить. — И, обращаясь к воображаемому отряду, прикрикнул в темноту: — Сержант, все, уходим. Это просто дети.

И повернулся уходить. Потом что-то подтолкнуло, повернулся обратно и сказал девчонке, смотря прямо в глаза. Мне их действительно было жалко — сколько таких молодых погибло, не долюбив, не почувствовав…

— Девочка, будь с ним поласковее, война будет тяжелая, знаешь, сколько их таких молодых не вернется. Они ж мальчишки. Сама потом жалеть будешь.

И, повернувшись, скользнул в темноту.

Отойдя метров на триста, я снова облачился для движения в темноте, сверился с картой и компасом и пошел в сторону деревни Вильницы. Связался с базой по радиостанции, объяснил ситуацию. Мне еще всю ночь топать.

Приходилось перемещаться достаточно быстро. Двадцать километров по ночи, считай по вражеской территории, нелегкое дело. Приходилось то бежать, то останавливаться и прислушиваться. Через два часа движения я наконец-то получил ответ от оставленного возле первого портала маяка. Ну что ж, гипотеза о параллельных мирах не подтвердилась. Во всяком случае, пока я пользуюсь одним и тем же пробойным каналом. А значит, все еще разгуливаю по одному и тому же миру, только вот в каком он отношении относительного нашего мира еще предстоит выяснять. Или он параллельный, и канал их жестко связывает, так что время и тут, и там течет с одинаковой скоростью. Или это одна и та же историческая последовательность. Но вот то, что за счет перемещения установки можно менять координаты выброски — это очень хорошо. А то место выхода первого портала уже засвечено.

Рассуждая на такие темы, я приблизился к знакомому уже лесу, не забывая оглядываться по сторонам. Благодаря этому удалось вовремя увидеть движение на лесной грунтовке. Да что ж это такое, неужели опять диверсанты! Такое впечатление, что они под каждым кустом сидят. Но, посмотрев и понаблюдав, пришлось пересмотреть свое мнение. Пропустив мимо себя троих вооруженных винтовками красноармейцев, я увидел длинную полковую колонну пехоты. В конце, на конной тяге двигались восемь сорокапяток, таких, какие я видел на фотографиях и в кино.

Вот теперь понятно, пехота идет к фронту, по ночам. Правильно, а то не хватало, чтоб их на марше немецкая авиация расчихвостила. Удачи вам, ребята. Я обещаю, что постараюсь вам помочь. Мы ж с вами солдаты одной страны.

Дальше путь был таким же, как и обычно. Выйдя на заветную полянку, я нашел свой тайник с прибором и часами. Сравнил показания часов со своими, эталонными. Разницы практически никакой. На всякий случай достал блокнот, написал очень неприличное слово, вырвал страничку и спрятал в тайнике, а всю электронику забрал с собой.

Рассвет застал меня на марше, недалеко от Запрудья. Заметив там непонятное шевеление, я ускорил движение к месту портала. Уже подходя к точке выброски, я увидел интересную вещь, которая впоследствии должна пригодиться. К селу подходили телефонные провода. Это может помочь. В уме уже появился интересный план, как можно немного поиграть с НКВД, чтоб нюх не теряли. Мало вы, ребята, смотрели фильмов про телефонных террористов.

А наутро я попробую вернуть установку в первое положение и проверю, выбросит ли меня портал на то самое место, где я высадился в первый раз в этом мире.

Глава 7

До обеда я отсыпался после ночных приключений и, проснувшись, намечал план действий на ближайшее время. Чувствуя некоторое раздражение моей второй половины, пришлось выдержать некоторый напор упреков про свою глупость, желание рисковать и т. д. Основной аргумент состоял в том, что в Крыму я постоянно рисковал головой, хотя мог и отсидеться в бункере, и Витька, и ребята были бы живы, и здесь я рискую оставить ее вдовой. Никакие аргументы не принимались по определению. Женская психология. Тут ничего не поделаешь.

После обеда произошло интересное, но немного неприятное событие. Решив попытаться уйти подальше от зоны боевых действий, я передвинул установку к самой стене, по смещению это было около полутора метров, и попытался ее настроить. Хорошо, что как технически грамотный человек я додумался в цепи питания поставить предохранители. Перегрузка установки была мгновенной, дальше — выход из строя и вырубание всех предохранителей. По зрелому размышлению — установка не любит, когда рядом находятся материальные объекты. Поэтому, поработав немного перфоратором, лопатой и тачкой, углубил стену. Но все равно, результат тот же. Попробовал передвинуть установку к противоположной стене. Опять тот же результат. Намучившись, решил попробовать запуск установки на расстоянии семидесяти сантиметров от точки первичного входа. Установка заработала, но при этом силовые показатели оказались превышены на двадцать процентов. Увеличивая расстояние, удалось отметить точку нестабильной работы, что-то около девяноста восьми сантиметров. По зрелому размышлению получалось, что установка производит нечто вроде энергетического отводка от главного канала, и он имеет некие параметры, и при смещении на расстояние больше некоторой величины мы просто выходим за границы этого отростка.

Перенастроив установку на старые параметры, сходил на ту сторону и убедился в наличии своей записки. Теперь некоторые вещи становятся более понятными. По моим прикидкам сегодня вечером в сводке должна фигурировать кодовая фраза насчет капитана Пронина. Значит, в Могилеве меня уже ждут спецы из Москвы.

Как компромиссный вариант, я передвинул установку не на полметра от первоначального положения, а сантиметров на сорок, и опять принялся за настройку. Процесс был уже отлажен и занял намного меньше времени.

Необходимо было найти точку выхода возле деревни Запрудье, но желательно в лесу, чтобы скрыть факт высадки. В первый раз не получилось, и, ворочая здоровую махину аппарата, я наконец-то додумался поставить его на небольшие рельсы или полозья, чтобы процесс поиска нужной точки был упрощен. Но это будет не сегодня. Надо подготовиться к передаче очередного конверта с информацией и маленького подарка.

На всякий случай попросил Марину, взяв использованные шприцы-тюбики от противошоковых средств из армейских аптечек, изготовить несколько со снотворным максимально быстрого действия.

Учитывая, что на то время в таких районах не было телефонных станций, которые поддерживали механизм автоматического набора номера, а использовались коммутаторы с дежурными операторами, то решил не мудрствовать лукаво — просто подсоединиться к линии. Оборудование для этого, к счастью, было.

Рассматривая варианты возможного развития событий, я все больше приходил к выводу, что в одиночку не справлюсь. Минимум необходима информационно-наблюдательная поддержка, максимум — огневая. Ни на кого, кроме моей супруги и Марины, положиться было нельзя. Выбор был простой: Марина — медик, Светлана, хоть и не боевой, но все-таки офицер, да и стреляет неплохо. Так что, с данного момента придется планировать операции с ее участием. Кстати, она об этом уже не раз намекала.

Форма и снаряжение для нее есть, у меня даже где-то был припасен маскировочный костюм «Леший» небольшого размера. Оставалось только подобрать соответствующее оружие. Желательно что-то снайперского типа, но с небольшой энергетикой, учитывая женскую комплекцию. Обычная снайперская винтовка СВД тяжеловата и громоздка для женщины. СВУ тоже выполнена под винтовочный патрон, и отдача немаленькая. Когда я пробивался к бункеру, у меня в машине оставалась ВСС — «винторез», которой пользовалась наша снайпер Катерина. Винтовка как раз под мою Светлану. Единственная проблема, что патронов к ней не больше сотни, а там идут специальные девятимиллиметровые. В затяжные конфликты вступать не будем, и с сотней патронов отстреляемся.

Разработав операцию и обговорив все детали, приступили к подготовке и экипировке. Ближе к вечеру были готовы, посидели на дорожку и двинулись. Марина по заведенной традиции приготовила перевязочные материалы и нашу мини-операционную.

Выйдя к грунтовой дороге, провели рекогносцировку будущего места контакта. Перед нами раскрылось большое поле, засеянное пшеницей, а с другой стороны дороги — кустарник, переходящий в лес. Еще одним важным моментом, который заставил меня обратить внимание на этот участок, были телеграфные столбы, по которым протянута телефонная линия до Запрудья.

С большим трудом забравшись на телеграфный столб, я подключился к линии своей телефонной трубкой, спустил вниз провод и замаскировал его. То, что придется залезать, раздражало больше всего — с детства ненавидел лазать по деревьям. При этом Светлана ушла подальше в поле и контролировала дорогу в обе стороны на сто пятьдесят метров.

Когда все было налажено, я приступил к действию. Включив трубку, вызвал коммутатор.

— Город.

— Город, дежурного по НКВД, пожалуйста.

— Соединяю.

Через некоторое время раздался щелчок, и уже бодрый мужской голос ответил:

— Дежурный по управлению, сержант Голованюк.

Я сам-то был человек военный, так что представился как положено:

— Лейтенант Зимин, главное управление госбезопасности. Мне нужен или Чистяков, или Пилипенко.

— Есть Чистяков, сейчас позову.

Недостаточно плотно прикрыв трубку, сержант заорал:

— Семен, позови Чистякова, тут его к телефону требуют.

Прошла пара минут, и усталый голос ответил:

— Капитан Чистяков, слушаю.

— Николай Максимович, здравствуйте. Это Зимин. Наверно, помните меня. Вы недавно с таким интересом рассматривали мои следы возле села Вильницы.

Небольшая пауза. Похоже, капитан думал, как повести разговор. И заговорил уже другим голосом.

— Да, я вас слушаю.

— Николай Максимович, надо бы встретиться, пообщаться. Так сказать, с глазу на глаз. Я думаю, москвичи еще в дороге и вас уже известили. Скорее всего, это будут орлы из центрального аппарата, но ситуация такова, что хотелось бы с вами пообщаться на предмет оказания помощи в будущей обороне Могилева и его окрестностей. Остальное не по телефону.

— Да, я вас понимаю. Где и как? Я сейчас не могу.

— Николай Максимович, я же прекрасно знаю, что вы сейчас хотите получить санкцию на встречу у Пилипенко и подготовиться. Но у нас мало времени. Поверьте, это в ваших интересах. Я для вас никакой угрозы не представляю, наоборот, хочу помочь. Интерес со стороны Москвы тому доказательство.

— Хорошо, что делать?

— Езжайте в сторону Запрудного. Возле телеграфного столба, на котором будет красная метка, остановитесь и зайдите в лес. Там и поговорим. И еще просьба — не делайте глупостей типа попытки силового захвата — и людей погубите, и неприятностей наживете. Все, жду вас через час.

И отключился. Фух. Трудновато было корчить из себя такого крутого.

— Стрелок, это Феникс. Разговор закончили — ждем гостей.

— Феникс, это Стрелок, вас понял.

Вот так вот, обменявшись репликами с женой по рации, стали дожидаться гостей. Пока было время, я решил обезопасить себя по флангам и тылу, расставив сигнальные мины, и на путях возможного отхода пару МОН-50 с натяжными взрывателями. В случае погони буду рубить хвосты, заведя преследователей на мины.

После этого прошло чуть больше часа, пока не подъехала эмка, и из нее вышел сам Чистяков. В машине остались два бойца НКВД и водитель. Если жена молчит, значит, особых сюрпризов нет.

Пока Чистяков, как носорог, пробирался через кустарник, я старался осторожно следовать за ним. Это не представляло особого труда. Пройдя вглубь метров пятьдесят, он остановился и стал оглядываться по сторонам.

— Николай Максимович, добрый вечер, — проговорил я вполголоса.

Он резко повернулся на голос и чуть не упал. Перед ним стоял леший, натуральный леший. Так выглядит человек в костюме «Кикимора», дополнительно украшенном ветками и травой.

— Николай Максимович, не пугайтесь, это всего лишь маскировочный костюм.

Он взял себя в руки и уже спокойно ответил:

— Добрый вечер, товарищ лейтенант.

— Вы меня очень обяжете, если не будете дергаться за пистолетом в кобуре и особенно за тем, что у вас спрятан за голенищем сапога. Ну, ни к чему это.

Тут Светлана вышла на связь. Через гарнитуру я услышал:

— Феникс, это Стрелок, из машины вышли двое, собираются идти в вашу сторону.

— Понял, Стрелок.

Чистяков удивился, но я ему пояснил:

— Николай Максимович, скажите вашим людям, чтоб они сели в машину. Иначе они пострадают.

Тот посмотрел на меня несколько удивленно и в то же время зло, но взял себя в руки и крикнул:

— Демин, Сорокин, вернитесь в машину.

Дождавшись подтверждения от наблюдателя, я продолжил:

— Николай Максимович, так получилось, что наше подразделение обладает определенными сведениями относительно будущего наступления немцев на смоленском направлении и какими силами и где будут атаковать Могилев. Уж поверьте, это очень тяжелая ноша знать такие вещи, и в особенности, что ожидает город. Вот в этом конверте изложена диспозиция, численный состав и оперативно-тактические планы немецкого командования. И еще. Завтра утром город ожидает массированный авианалет, в основном на вокзал, где стоят несколько санитарных поездов, и на центр города. Жертвы будут большие. Потрудитесь подготовиться.

Я протянул ему конверт с распечатками аналитической сборки по началу Могилевского сражения. И от себя добавил:

— Немцами командует талантливый генерал Гейнц Гудериан. Противник очень опасный, любитель танковых прорывов и окружений. А теперь позвольте распрощаться. По идее, сегодня должны приехать орлы Меркулова. Передайте, что я позвоню и так же договорюсь о встрече. До свидания.

Чистяков взял конверт, кивнув, пошел к своей машине. Мы же дождались, когда она скроется из виду, для приличия еще полчасика посмотрели за дорогой, под моим прикрытием Светлана перебежала в лес, и уже вдвоем мы отправились к порталу.

Глава 8

Тем же вечером, по настоянию Чистякова и при поддержке приехавшего из Москвы старшего майора ГБ Киселева, срочно была расчищена железнодорожная станция и к городу были стянуты дополнительные средства ПВО.

Этому предшествовал долгий разговор с майором Пилипенко и капитаном Чистяковым.

Поначалу Киселев думал сразу отстранить руководство Могилевского НКВД от работы по делу Странника, соблюдая все меры режима секретности, но Странник сделал свой шаг. Еще удивило то, что Странник уже знает ведомственную принадлежность контактной группы. Это говорит об очень высокой информированности о внутренних делах в сфере госбезопасности, что наводило на неприятные мысли. Информированность по немецким вопросам тоже наводила на размышления. В комплексе это все давало странную картину того, что есть третья или даже четвертая сила, которая информирована по нынешним событиям намного лучше, чем даже сами участники событий. И личность курьера тоже вызывала ряд вопросов. В общем, все было туманно. Но реальная польза от этих странных людей уже была. Изначально возникла мысль, что это одиночка, хорошо подготовленный и информированный, но, как оказалось, он минимум работает в паре. Анализ обстоятельств контакта курьера с капитаном Чистяковым весьма заинтересовал Киселева. Уровень профессионализма курьера вызывал уважение.

Пока только Киселев получил команду разобраться в источнике информации, что за группа лиц скрывается под псевдонимом «Странник», и обеспечить канал бесперебойной передачи сведений, имеющих стратегическое значение, в случае доказательства их достоверности.

То, что Странник передал через Чистякова, является серьезным шагом, и сейчас армейская, агентурная и радиоразведка занимаются проверкой полученных сведений. Но уже по первичным прикидкам данные достоверны.

Поздно ночью шифрограмма с докладом пошла в Москву.

Той же ночью старший майор госбезопасности в сопровождении охраны срочно выехал в штаб 61-го стрелкового корпуса, который, согласно полученным документам, должен попасть под удар немецкой группировки.

Массированный удар немецких бомбардировщиков, нацеленный на транспортный узел Могилева, оказался не настолько результативным, как в реальной истории, и было сбито три бомбардировщика.

И тут Странник не обманул.

Кто же все-таки этот Странник? Чистяков стоял возле окна, смотрел на клубы дыма в районе вокзала и думал, что было бы, если бы там оказались эшелоны с техникой, войсками и ранеными. Уже за одно это можно было Зимину многое простить.

Встреча в лесу его поразила. Сам, будучи далеко не новичком, Николай Максимович увидел перед собой профессионала. И то, что одним человеком уничтожена группа диверсантов, теперь его не удивляло. Похоже, Киселев не все говорит, но так и должно быть. Еще один вопрос, который его волновал, — почему эта группа работает только в окрестностях Могилева, а не переместится к той же Москве. Но это, видимо, уже не его уровень.

Часа через два, когда Киселев вернулся из штаба 61-го стрелкового корпуса и успел побывать у командира 172-й стрелковой дивизии, которая непосредственно должна оборонять Могилев, генерал-майора Романова, он поделился с ним своими мыслями, ожидая насмешек. Но старший майор не стал смеяться, а только кивнул головой и сказал:

— Я тоже об этом думал. Есть мысли по этому поводу, но пока все на уровне предположений.

Судя по полученным документам, их ожидает тяжелая битва. Чистяков верил в Странника как в нечто сверхъестественное, и это его пугало. Что еще он плохого приготовил? Он видел, как вокруг города тысячи жителей города и близлежащих сел рыли укрепления, противотанковые рвы. С каким энтузиазмом это все делалось. Люди верят и надеются на победу.

От тягостных мыслей его оторвал телефонный звонок.

— Чистяков, слушаю.

— Товарищ капитан, вас спрашивает лейтенант Зимин.

Он вздохнул, кивнув, сказал:

— Соединяй.

Раздался щелчок, и он услышал уже знакомый усталый голос:

— Николай Максимович, добрый день.

— Для кого добрый, а для кого и нет, — пошутил Чистяков.

В трубке раздался вздох.

— Да, тут я согласен, дела не ахти, а точнее еще хуже. Вернемся к делу. Ситуация очень серьезная. Мне нужен выход на представителя Москвы.

— Где встреча?

— По той же дороге, теперь место отмечено двумя красными метками. Я не знаю, насколько москвичи адекватны, но попросите их не делать глупостей, не тот момент, и ситуация изменилась. Через час. Время пошло.

— Хорошо. Я передам.

Через час на том самом месте снова стояла эмка начальника управления Могилевского НКВД. Старший майор ГБ Киселев углубился в лес. Но, в отличие от Чистякова, он не был простым розыскником, а имел большой опыт полевой работы — и в Испании отметился, и в Финляндии. Потому-то его и послал Меркулов. Он почувствовал сзади движение, и почти сразу оружие уперлось ему в затылок.

— Стойте на месте, товарищ старший майор. Это просто мера предосторожности. Руки за голову. Встаньте на колени. Носки вовнутрь.

Он послушно выполнил требования. Я его быстро обыскал. Вроде все нормально.

— Можете сесть.

Он повернулся, посмотрел на меня, оглядев с головы до ног, и весело сказал:

— Москва передает вам большое спасибо.

Я его понимаю. Маскхалат вещь смешная.

— Да не за что. Это только начало. Если не начнете глупить и делать попытки захватить источник информации, вы получите очень много интересного. Да, еще вот, видите этот пружинный выключатель?

Я ему показал на выключатель-кнопку у меня в руке.

— Он идет к электровзрывателю нескольких толовых шашек у меня на груди. При попытке захвата, я подорвусь. Но после этого отсюда никто живой не уйдет.

— Это лишнее.

— Не уверен. Когда на карте стоят вопросы глобальной безопасности, действуют другие, безжалостные правила, и это вы не хуже меня знаете.

— Хорошо, вы меня убедили. Как мне вас называть? Не лейтенант же Зимин.

— Почему бы и нет. Называйте Сергей Иванович Зимин. Пока для идентификации этого достаточно.

— Это имя, наверно, было в тех документах, которые вы изъяли у убитых диверсантов. Может, будем пользоваться реальными именами?

— Как вас по имени-отчеству?

— Георгий Дмитриевич.

— Так вот, Георгий Дмитриевич, давайте опустим эти попытки подловить на слове. Говорить, используя еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос, я могу часами. Но время дорого. Вам еще придется изучить ту информацию, которую я вам передам, составить донесение в Москву, а это время. Через два дня начнутся тяжелые бои за Могилев, и если не получится отбить немцев, в чем я очень сомневаюсь, и для этого есть основания, нам придется менять операционную базу. И уходить в другой район. Я догадываюсь о вашем вопросе, почему именно Могилев. Рассказываю. По нашим данным в районе Могилева пройдут тяжелые бои, которые принесут огромные потери обеим сторонам. Но, учитывая качество командования, подготовку и оснащение личного состава частей, обороняющих город, мы считаем, что город будет взят, даже возможно окружение в городе крупной группы советских войск, которые впоследствии будут уничтожены. Но ценой этих потерь немцы будут задержаны на две недели. После чего Гудериан двинется на Смоленск, где опять нанесет нам поражение. Мы хотим избежать такого сценария развития событий и помочь. Пока только информационно, но при развитии ситуации по указанному сценарию вмешаться в события путем точечных ударов. Мы ждем от вас содействия, а не противодействия.

Киселев сидел, опустив голову, и внимательно слушал. Потом резко поднял голову и спросил:

— Кто вы такие, чтобы рассуждать о таких вещах или что-то требовать?

— Извините, этот вопрос не в вашей компетенции. Георгий Дмитриевич, давайте не углубляться в высокие материи. Примем как данность наши с вами отношения и приступим к конструктивному диалогу. Мы для вас подготовили весьма важную информацию, и она должна быть максимально быстро доставлена в Москву. О том, кто мы такие и откуда, оставим вопрос открытым. Вы можете верить или не верить, это ваши проблемы. В данный момент главное, что наше сотрудничество приносит пользу государству и народу, а все остальное вторично. Под столбом, возле которого стоит машина, закопан пакет с посылкой. Дальше пусть разбираются специалисты. — Выдержав небольшую паузу, я продолжил: — В течение суток вам будет передан новый конверт с информацией, но у нас есть еще пара дней, пока бои под Могилевом не перейдут в активную фазу, тогда уже будет трудно встретиться. Вот здесь, на всякий случай, есть резервный канал связи. — Я протянул ему конверт. — Будем использовать для контакта радиоузел связи 61-го стрелкового корпуса или 13-й армии. При необходимости я туда отправлю зашифрованную дополнительную информацию. Все, до свидания. — И протянул ему руку.

Киселев, посмотрев сквозь прорези маскхалата мне в глаза, пожал ее чисто по-мужски, жестко. Сильный человек, не зря его Меркулов выбрал. Потом он повернулся и пошел к дороге.

Я решил на всякий случай его проконтролировать.

— Стрелок, это Феникс. Что там гости?

— Копаются у столба, достают твою посылку.

— Движения на периферии не наблюдается?

— Нет, пока все тихо.

— Ждем их отъезда и уходим. Что радиосканер? Рядом никто по радио не задействовал?

— Нет, стандартный фон.

— Хорошо, ждем и отходим.

Уже подходя к порталу, я сказал, что прекращаем такие вот хождения, фронт рядом, и все дороги будут забиты беженцами и соответственно постоянно подвергаться бомбежке. Если честно, то я удивлен, что пока не видел немецкой фронтовой авиации, наверно, они больше по отступающим частям работают и по оборонительным линиям возле Могилева.

Уже на месте, в бункере, Светлана спросила:

— Сережа, а что ты им там такое тяжелое подсунул?

— Да у меня на складе завалялся ППС-43, помнишь, я тебе рассказывал, как мы недалеко от Мангупа, это под Бахчисараем, с татарами лоб в лоб столкнулись. Они на джипах были, а мы на броне. Вот с одного мертвяка я эту экзотику и взял. А аппарат хороший, как раз для войны, он получше ППШ будет, легче, технологичней. Пусть лучше его штампуют. Тем более его с сорок третьего официально на вооружение приняли. А так передал ту информацию, которую вы с Маринкой накопали, плюс еще некоторые рекомендации по реорганизации армии и оперативную обстановку на фронтах с раскладкой сил и ударов.

Глава 9

После встречи с курьером и получения груза Киселев срочно отправился в Могилев для написания отчета о встрече и отправки посылки в Москву. Специально для этого в окрестностях города, на военном аэродроме в Луполово ожидал самолет. Отправлять его днем было опасно, потому что в воздухе уже господствовала немецкая авиация.

Имея особые полномочия от руководства, Киселев вскрыл пакет и посылку. В посылке оказалось оружие, полностью металлический, простой и грубовато сделанный пистолет-пулемет. Прочитав сопроводительное письмо к оружию, он несколько раз усмехнулся. Что ж, очень интересно. Получается, что такое оружие можно собирать чуть ли не в домашних условиях.

Ознакомившись с остальными документами, он надолго задумался. Приводились данные по реорганизации артиллерии, танковых частей, исходя из анализа действия моторизованных и танковых частей Вермахта и неудач РККА.

Так же детально описывались недостатки танка Т-34, КВ-1, КВ-2 и давались рекомендации по модернизации. Особенно указывалось на унификацию запасных частей для танков, произведенных разными заводами.

Отдельно лежали материалы по противотанковым системам. Рекомендации по созданию ИПТАП (истребительно-противотанковый артиллерийский полк), противотанковым ружьям и новым кумулятивным боеприпасам, которые были способны прожигать броню, что активно использовал Вермахт. Очень заинтересовало описание новой немецкой разработки — фаустпатрона. Ручного устройства для поражения танков.

Ценность информации была огромной, и ее необходимо срочно доставить в Москву.

Написав полный доклад об обстоятельствах встречи с курьером и своих выводах, Киселев в сопровождении охраны выехал на аэродром.

В это время ситуация на фронте становилась угрожающей. Даже имея информацию от Странника о действиях немецких войск, сил отбить удары не хватало. В направлении Смоленска наступала 2-я танковая группа генерал-полковника Гейнца Гудериана.

Пятого июля произошли первые столкновения частей 13-й стрелковой армии с передовыми подразделениями 46-го моторизованного корпуса, входящего в состав 2-й танковой группы, наступающего в направлении Могилева. Также в состав 2-й танковой группы входили 47-й и 24-й механизированные корпусы. 47-й наступал севернее Могилева, а 24-й южнее. В течение недели, в упорных боях немцы оттесняли наши войска за Днепр. Десятого-одиннадцатого июля началось форсирование Днепра. Попытки уничтожить немецкие плацдармы не увенчались успехом. Положение 13-го армейского корпуса и остатков 20-го механизированного корпуса, отступивших к Могилеву, становилось опасным. Создавалась угроза окружения крупной группировки советских войск. На фоне этого происходили яростные воздушные бои, но превосходство немецкой авиации в количественном и качественном отношении помогло ей захватить господство в воздухе, что позволило наносить огромные потери нашим войскам еще до соприкосновения с пехотными и моторизованными дивизиями Вермахта. Постоянные и массированные бомбардировки особенно ощущались на транспортных коммуникациях в ближних тылах действующей армии, что существенно усложняло положение с продуктами, горючим и боеприпасами. Дороги, забитые беженцами, мешавшими передвижению войск, становились любимыми целями немецких пилотов.

С большим трудом удалось устроить еще одну встречу с Киселевым, на которой ему были переданы материалы по технологии производства кирзы — как окажется, после разгрома 1941 года и захвата основных складов, в РККА остро стала ощущаться потребность в обуви.

Также переданы рекомендации по организации партизанского движения, данные по немецким ягдкомандам и способам противодействия и информация о вступлении японцев в войну и их планах нападения на Перл-Харбор в декабре 1941-го. Мы долго делали выборку по материалам, чтобы хоть как-то помочь, но при этом соблюсти историческую последовательность. Ведь уж слишком революционные данные могут привести к недоразумениям.

После того как немецкие войска форсировали Днепр, наши походы стали небезопасными. Попытка 14 июля связаться с Киселевым не увенчалась успехом, видимо, коммутатор в Могилеве был разбит во время бомбардировки. Связавшись с помощью радиостанции со штабом 61-го стрелкового корпуса, передал запрос Киселеву на встречу. На тот момент я уже предполагал, что это последняя встреча в таком режиме.

Вопрос был очень серьезным. Несмотря на наше информационное вмешательство, исторические события развивались в той же последовательности, как мы знали в нашем мире. Ну, разве что потери от авианалета 2 июля на Могилев были на несколько порядков меньше, чем в реальной истории.

Сейчас я нес пакет с более серьезными сведениями, при основательном анализе которых вполне можно заподозрить в Страннике людей из другого времени. Но нам нужно было срочно добиться изменения истории и установить плотные отношения с руководством страны, чтобы покинуть умирающий мир в нашем времени. Из-за того, что порталы были почти постоянно включены, энергетические запасы бункера сократились в разы. И продержаться в нем в долгосрочной перспективе уже не было возможности.

Пришлось долго готовиться к этому выходу. Я понимал, что это уже серьезная боевая операция и столкновение с немцами неизбежно. Фактически финальный выход. С женщинами договорились о порядке связи и включения портала, на случай если я не вернусь к крайнему контрольному сроку. И что делать, если я совсем не вернусь. Такой исход, конечно, всех не устраивал. Но у меня была идея в свое время пощипать немцев на предмет горючего, в котором бункер ощущал не сильный, но уже дефицит. Была, правда, пара резервных вариантов, которые я не стал раскрывать заранее, чтобы не выслушивать упреков и не видеть слез.

Вот таким образом я, обвешанный оружием, кинулся помогать нашим бойцам, напоровшимся на немецкую мобильную разведку.

Глава 10

В Москве Берия, получив и проанализировав последнюю посылку, наконец-то решился пойти с докладом к Сталину. Информация была слишком серьезная. Последнее сообщение из Могилева гласило, что Странник вышел на связь через узел связи 61-го стрелкового корпуса с сообщением об очень важной информации. Это было очень хорошо. Одно описание шифровальной машины «Энигма» и рекомендации по дешифровке сообщений вызывали радостное ликование грозного наркома.

Но в этих сообщениях что ни лист, то государственная тайна или открытие. Кто же они, эти Странники? Киселев, человек Меркулова, посланный для работы с курьером, утверждал, что Странник — это один человек, скрывающийся под псевдонимом лейтенанта ГУГБ НКВД Зимина. Но Лаврентий Павлович не верил в это: не может один человек собирать, анализировать и выдавать такую точную и важную информацию. Значит, это организация, которая пока на их стороне. Вроде как свои цели и задачи они определили, но такая уж работа у наркома внутренних дел — не верить.

Аналитики утверждают, что анализы, приводимые в сводках Странника, говорят о великолепной осведомленности о состоянии, численности и практике применения не только Вермахта, но и РККА, что свидетельствует о разветвленной сети в структуре военной разведки, ГУГБ, Народного комиссариата обороны и других министерств и ведомств. Это получается, что на его подконтрольной территории долгое время функционирует глубоко законспирированная разведывательная сеть неизвестной принадлежности. Причем сеть эта раскинулась не только на Советский Союз, но и на Германию, а по отдельным оговоркам и на территории Британии, США, Японии. Но в наше время такое нереально. Где-нибудь, когда-нибудь, кто-нибудь ошибется и выдаст себя. Накрутив аналитиков произвести поиск информации по косвенным признакам существования такой вот разветвленной сети, он занялся текущими вопросами.

Но мысли о Странниках не давали ему успокоиться и время от времени отвлекали. Практически вся информация, советы, рекомендации давались на злобу дня, применительно к нынешнему тяжелому положению. Один только дешевый и простой в использовании и производстве автомат вызвал восхищение у специалистов. Причем для его производства не нужно проводить переориентацию производств. Зато сразу решится проблема превосходства Вермахта в автоматическом оружии.

А рекомендации по созданию партизанского движения и противодействию специальным антипартизанским отрядам? Мы еще не столкнулись с такой проблемой, а нам уже дают подсказку. Значит, кто-то уже просчитывал развитие войны и возникновение партизанского движения на оккупированных землях.

Один из аналитиков предположил даже, что это путешественники во времени, как в романе английского писателя-фантаста Уэллса. Лаврентий Павлович, конечно, отмахнулся и посмеялся, но иногда мысль о живучести такой вот гипотезы его посещала. И ему становилось страшно. Страшно от того, что кто-то знает о его ошибках, о его поступках, о которых он хотел бы сам забыть и хуже того — об ошибках Хозяина. А это опасно. Но, судя по всему, Странники не хотят вредить ни ему, ни товарищу Сталину, иначе бы они выдавали информацию их противникам.

Он сам пока не определился, Странники или Странник — один человек или организация.

Сегодня вечером Лаврентий Павлович попросил Сталина принять его по очень важному вопросу и немного нервничал по этому поводу. Слишком уж вопрос был необычным. Тем более обстановка в районе Могилева резко ухудшилась и связь с Киселевым пропала.

В назначенное время он был в приемной Сталина. Минут через двадцать он был вызван.

— Здравствуй, Лаврентий.

— Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.

— Только что у меня были товарищ Тимошенко и товарищ Голиков. Обстановка на фронте крайне тяжелая. Мы терпим поражения, несмотря на героизм советского народа.

— Иосиф Виссарионович. Дело, по которому я пришел, как раз дает ответы на некоторые вопросы.

— Это очень интересно, вы мне опять будете рассказывать про виновных во всем генералах?

— Нет. Все серьезнее.

И в течение сорока минут Берия излагал своему Хозяину всю историю по делу «Оракул». Сталин несколько раз прерывал его и задавал уточняющие вопросы.

— И что ты думаешь по этому поводу, насколько можно доверять твоему Страннику?

— Иосиф Виссарионович, я не решался к вам прийти с этим делом, пока не перепроверил большинство информации, чтобы быть абсолютно уверенным в достоверности. Как говорят специалисты, практически все советы и рекомендации имеют смысл, основанный на глубоком анализе обстановки. Мое мнение, что на доске появился игрок, который, находясь в тени, играет на нашей стороне. Есть, конечно, более невероятные гипотезы.

— Интересно, и что за гипотезы?

— Что нам помогают пришельцы из будущего. Наши соотечественники. В одной из фраз, при разговоре с майором Киселевым, курьер сказал, что войну мы выиграем, но в течение трех-четырех лет. Учитывая нынешнее положение на фронтах, нам эта победа достанется дорогой ценой и, возможно, наши потомки решили помочь и уменьшить эти потери.

— Я тебя понял, Лаврентий. Сведения, которые принесли наши новые друзья, заставляют задуматься. Я думаю, надо план «Барбаросса» дать на рассмотрение нашим военным товарищам для выработки и корректирования наших планов отражения нападения фашистской Германии.

— Я сразу же передам информацию в Генеральный штаб, проведя предварительно определенные мероприятия, чтобы скрыть источник столь важной информации.

— А что там со Странником?

— На сегодня назначена встреча с Киселевым. Но на данный момент в связи с тяжелейшей обстановкой вокруг Могилева контакт с нашей группой потерян. Сегодня вечером туда выслана еще одна группа для подстраховки.

— Хорошо, Лаврентий, держи меня в курсе. Это очень серьезно.

— Конечно, Иосиф Виссарионович.

С этими словами Берия покинул кабинет. После этого Сталин долго рассматривал и читал документы. С выводами он пока не спешил, но идея с неизвестной сетью на территории его страны ему очень не понравилась. Лучше уж путешественники во времени. Так спокойнее.

На этом тема Странника в кабинете Хозяина на сегодня была закончена.

Глава 11

Обойдя место столкновения нашего передового отряда и немецкой разведки, я смог зайти к ним в тыл. Судя по звукам боя, немцам удалось практически полностью задавить огнем красноармейцев. На огонь пулемета и нескольких автоматов в лучшем случае в ответ бухало три-четыре винтовки.

Выглянув из зарослей, я сразу определился со своим местоположением и окинул взглядом место боя. Задом ко мне стоял известный по фильмам немецкий бронетранспортер «Ганомаг». Задние двери были открыты, и виден солдат, который активно лупил из пулемета MG-34. Возле бронетранспортера, попрятавшись в кустах, несколько немцев из автоматов и винтовок расстреливали остатки русских. Наверно, ожидали, пока группа, идущая в обход, поддержит их огнем с фланга. Ага, ждите. Эта группа уже остывает.

Сам бронетранспортер был поврежден гранатой. Перед ним на дороге горел один мотоцикл, а второй, перевернутый, лежал в кустах.

За бронетранспортером с моей стороны лежало трое раненых, и один фашист оказывал им первую помощь. Всех раненых они стащили под защиту брони.

Видимо у меня времени осталось мало, надо вмешаться. Приблизившись поближе к немцам, через кусты, чуть привстав, я приступил к простому отстрелу противника. Первая очередь прошла по санитару. Тот просто завалился на раненого. Выскочив из кустов, я подбежал ближе к бронетранспортеру, выстрелил через открытые задние двери в пулеметчика, который сразу осел и завалился на спину. Выхватив из разгрузки две гранаты, одну кинул по правому борту, другую по левому. Сам упал на землю. После взрыва побежал к БТРу, по дороге всадив три короткие очереди в лежащих раненых. Стрельба практически сразу утихла. Спрятавшись за броней, в ускоренном порядке поменял магазин и, выглянув из-за БТРа, выпустил пару очередей в немцев, которые вроде как дергались. Кажется все. Опять повезло.

Стрельба со стороны наших тоже прекратилась. Выглянув из-за бронетранспортера, крикнул:

— Не стрелять, свои.

Оттуда сразу ответили:

— Это кто там свой?

— Разведка. Я выхожу. Вы, главное, не шмальните по ошибке.

— Хорошо, выходи.

Подняв автомат над головой на вытянутой руке, осторожно вышел из-за бронетранспортера. Мне навстречу поднялся боец в каске с петлицами старшины.

— Стоять на месте, не двигаться.

— Стою, не двигаюсь. Только вы быстрее двигайтесь, сейчас основные силы немцев подойдут, а это пока разведка была.

Он подошел ко мне, с удивлением рассматривая мой маскировочный костюм «Кикимора», дополненный ветками и травой. В стороне молоденький солдат удивленно воскликнул.

— Ух ты, вот это наряд, прямо леший какой-то.

Я решил уже взять ситуацию под контроль, похоже, командиров не осталось в живых, а со временем у меня проблема.

— Старшина, представьтесь.

Тот остро глянул на меня, но представился:

— Старшина Вяткин. Второй батальон, семьсот сорок седьмого стрелкового полка, сто семьдесят второй стрелковой дивизии.

— Лейтенант госбезопасности Зимин. Глубинная разведка.

Опа, проняло. Он сразу подтянулся. Понял, что перед ним не салага.

— Значит так, старшина, это разведка семьдесят восьмой моторизованной дивизии немцев, они как раз наступают в сторону Могилева по данному направлению. Мне нужно связаться с вашим командиром, а еще лучше с начальником особого отдела.

В подтверждение моих слов донесся шум танковых двигателей. Уже времени мало.

— Быстро раненых в лес. Поднять мотоцикл, если целый и кто-то умеет водить, погрузить в него раненых — и срочно с докладом к комбату. Снять с мотоциклов и бронетранспортера пулеметы, забрать запасные стволы и ленты к ним. А я пока немцам сюрпризы подготовлю. Там в бронетранспортере видел ящик с взрывчаткой, они его всегда с собой возят, для расчистки завалов.

Старшина кивнул, согласившись, начал быстро раздавать команды. Тут послышался топот. Со стороны наших бежал отряд, человек сорок под командованием старшего лейтенанта.

Тот, увидев такую картину, сразу распорядился помочь раненым. И остановился, заметив меня, с пыхтением выволакивающего из БТРа ящик взрывчатки.

— Это что такое?

Старшина Вяткин подскочил и сразу стал докладывать вполголоса:

— Это, товарищ старший лейтенант, лейтенант госбезопасности из разведки. Пока немцы нас тут раскатывали, он с тыла подошел и закидал их гранатами.

Тот сразу целенаправленно направился ко мне в сопровождении двух бойцов, которые по команде взяли винтовки наизготовку. Козырнув, он представился:

— Старший лейтенант Михайлов.

Я в это время потрошил ящик с толовыми шашками. Чуть приподнявшись, кивнул ему, выпрямился:

— Лейтенант госбезопасности Зимин. Глубинная разведка. — Посмотрев на его озабоченный и подозрительный вид, добавил: — Старлей, времени мало, тут сейчас немецкие танки пойдут и раскатают твоих бойцов. Давай я сейчас тут пару управляемых фугасов заложу, мы немцам навтыкаем по самые помидоры, а потом вместе с тобой пойдем к начальнику особого отдела.

Тот, мягко говоря, обалдел от такого монолога. Особенно ему понравилась фраза «навтыкаем по самые помидоры». Сопровождающие его бойцы заулыбались.

— Пошли еще пару человек в лес. — И показал ему направление. — Там шесть немцев остались, они вам в тыл зайти хотели, да пришлось их положить. Пусть пулемет заберут. Вещь в хозяйстве нужная, а мы с тобой тут немцам сюрприз подготовим.

Тот, видимо, не дурак был, смекнул, что для немецкого агента я слишком резвый, и успокоился, но возле меня держалась пара человек с винтовками. Ну и ладно. Я их сразу припахал, чтоб помогали мне. Сделали три управляемых фугаса. На расстоянии двадцати метров друг от друга. Причем один из них поставили на обочине, справедливо полагая, что немецкие танкисты в случае подрыва головных танков попробуют их объехать, чтоб иметь возможность открыть огонь. Прокинули провода. И обсудив со старлеем, как будем отступать, поставили МОН-50 с электровзрывателем, чтобы в случае чего отсечь преследователей. Договорились о порядке отхода. Один из пулеметчиков смещался назад для прикрытия, а его второй номер должен был подорвать МОНку, когда отступающие пройдут сектор поражения мины. Трупы немцев, освобожденные от оружия и в особенности от гранат, были благоразумно убраны. Из природной вредности я подложил под сиденье БТР гранату, сделав простейшую растяжку. Пусть попробуют отогнать.

Мы разместили трофейные пулеметы, расчистили сектора обстрела и подготовились к бою. Пока было время, по моему совету бойцы окапывались, маскируя свои позиции. Тут вернулись пара, посланная в лес за пулеметом. Им тоже выделили место в засаде, и все затаились, ожидая немцев. Один из бойцов переоделся в немецкую форму. Припомнив воспоминания ветеранов, я посоветовал отрядить четырех бойцов, лучших стрелков, снабдив их бронебойно-зажигательными патронами. Основные немецкие танки, которые стояли на вооружении Вермахта, T-II и T-III, имели малый запас хода, не более ста километров, что было большой проблемой при прорывах и маршах на большие расстояния. Поэтому очень часто горючее немецкие танкисты возили в канистрах на броне. А учитывая, что в качестве горючего они использовали бензин, а не дизтопливо, двигатели были карбюраторными, и можно было этим воспользоваться, поджечь танки на марше.

Гул танковых моторов нарастал.

Через пять минут на дороге появился первый немецкий танк. Это был T-III, раскрашенный в летний камуфляж, дополненный ветками.

Увидев подбитый бронетранспортер, танк остановился. По договоренности из кустов вышел наш боец, переодетый в немецкую форму, и замахал руками, показывая, что нужно двигаться вперед. Так помахав секунд тридцать, он снова спрятался в кустах.

Танк постоял секунд двадцать и двинулся вперед, за ним вторым следовал тоже T-III, следом шли два T-II и бронетранспортер с солдатами. Дальше колонна не просматривалась.

Когда первый танк наехал на фугас, Михайлов крутанул подрывную машинку. Раздался сильный взрыв. Танк чуть подпрыгнул, сместившись влево и загородив собой дорогу, и загорелся. Второй танк не успел затормозить, попытался свернуть вправо и наехал на второй фугас, чем мы не преминули воспользоваться. Второй взрыв раздался прямо под гусеницей. Порвало гусеницу и оторвало несколько катков. Танк замер.

Бойцы, в нарушение всех инструкций, радостно закричали «Ура». Две следующие «двоечки» синхронно развернулись в нашу сторону и открыли огонь по лесу из автоматических пушек. С бронетранспортеров и уже видимых грузовиков «Опель-Блиц» посыпалась пехота. Пулеметчики открыли огонь. Забухали винтовки.

Я скромно разместился на противоположной стороне дороге, замаскировавшись и приготовив для стрельбы свою СБУ, зарядив ее бронебойно-зажигательными патронами. Со мной редкой цепью залегли выбранные стрелки. Через тридцать секунд все четыре танка, на которых были размещены канистры, уже горели как факелы. Одна из «двоечек» попыталась сманеврировать и наехала на третий фугас. Раздался взрыв. Танк опрокинуло. Последний танк, зажатый между поврежденными машинами, пытался дергаться, но разгоревшийся пожар на броне заставил его остановиться, и из танка полезли танкисты, которые тут же были застрелены. Немецкая пехота сделала попытку атаковать, но, нарвавшись на плотный ружейно-пулеметный огонь, залегла и начала отступать. В это время я, чуть переместившись в сторону, из снайперской винтовки вполне спокойно сумел завалить через открытый люк водителя «Ганомага» и пулеметчика, который имел дурость дать мне для этого шанс. Второй номер, попытавшийся продолжить стрельбу, получил пулю в голову.

Бой начал принимать затяжной характер, а нам это было невыгодно в условиях леса и подавляющей численности немцев. Сейчас они начнут обходить и зажимать в клещи.

Сделав еще несколько выстрелов из СБУ, завалив особенно резвых, я начал отступать. Пока немцы были отвлечены перестрелкой, мы с бойцами подбежали к танкам и покидали в открытые люки гранаты с привязанными к ним четырехсотграммовыми толовыми шашками. Переждав четыре взрыва, выбросивших из люков столбы пламени, мы побежали на соединение с основным отрядом.

Перебежав дорогу, я схватил Михайлова за рукав и потянул его назад, он сначала начал выпендриваться, но когда я ему доступно объяснил, что будет дальше, он подтвердил мой приказ на отступление.

Быстро оттаскивая раненых и убитых с позиций, мы начали отступать. Немцы, видя отступление, бросились в атаку, но, добежав до оставленных нами позиций, нарвались на огонь прикрывающего пулемета и весьма впечатляющий взрыв МОНки. На этом их атака и заглохла. Я еще немного задержался и сделал несколько выстрелов, чтоб немцы не расслаблялись. Они залегли и открыли бешеный огонь в ответ. Кажется, что-то кричали про снайпера.

По моим подсчетам, их потери составили от пятидесяти до семидесяти человек. Для засады, устроенной неподготовленными бойцами, это впечатляющий результат. Наши потери, учитывая бой с немецкой разведкой, составили восемь человек убитыми и двенадцать ранеными.

Через десять минут бега стало понятно, что нас никто преследовать не собирается. Слишком уж хорошо они по носу получили. За спиной раздалась серия взрывов. Немцы развернули минометную батарею и начали со страху гасить лес. Правильно, нам меньше останется.

Глава 12

Когда мы отошли от места боя на полкилометра, ко мне подошел старший лейтенант Михайлов и спросил недовольно:

— А зачем вы в подбитые танки еще гранаты с толом кидали? У меня люк от башни чуть бойца не убил. Да и сами рисковали. Бойца Бурнагаева ранило.

Честно сказать, не хотелось вступать в полемику с старлеем, но придется, к тому же рядом идут солдаты и слушают. Пусть постигают фронтовую мудрость.

— Скажи, кто сейчас наступает?

— Ну немцы, пока.

— Вот. Значит, подбитые танки остались у них в руках. А то, что у немцев очень хорошо развита ремонтная служба и через три-четыре, ну пять дней эти танки, восстановленные, снова бы стреляли в наших бойцов. Плюс танкисты, которые раненые остались там. К твоему сведению, чтобы подготовить хорошего танкиста, а более того, командира экипажа, нужно сжечь много топлива, настрелять кучу снарядов и патронов. А это средства, отвлеченные от фронта. Сейчас война моторов, но техникой должны управлять специалисты. И чем больше мы выбьем сейчас этих специалистов, тем хуже будут новые. Потому что в условиях войны придется готовить по ускоренным программам, а это сильно скажется на качестве, что нам на руку. Понятно?

Тот озадаченно пробормотал:

— Да я как-то об этом и не задумывался…

— А надо об этом думать. Вот я, допустим, подсуетился и в бронетранспортере под сиденье гранату засунул, и когда они его попытаются отогнать, подорвутся, вот еще минус один водитель. Думайте, как больше гитлеровцев уничтожить. Чем больше их положите сейчас, тем меньше их останется, чтоб защищать Берлин. Или вы думаете, что им это все так просто с рук сойдет? Я обещаю, что мы еще на Рейхстаге свои имена напишем.

Бойцы, идущие рядом молча, слушали, и многие из них, как ни странно, заражались моей уверенностью. И то, что недавно мы надавали немцам по голове, было лучшим доказательством моей правоты.

За таким вот разговором мы вышли из леса к линии обороны, которую в срочном порядке занимал и укреплял 747-й стрелковый полк 172-й стрелковой дивизии.

Подойдя к окопам, увидели идущего к нам быстрым шагом капитана в сопровождении политрука. Михайлов, построив бойцов, отдал честь и стал докладывать.

— Товарищ капитан, задание выполнено. Продвижение противника остановлено. В результате столкновения с передовым немецким отрядом 78-й моторизованной дивизии, уничтожено четыре танка, два бронетранспортера, два мотоцикла и более семидесяти солдат противника. Наши потери — восемь убитых и двенадцать раненых, из них четверо тяжело. Захвачено три пулемета, два автомата и боеприпасы. Докладывал старший лейтенант Михайлов.

Н-да, хорош старлей, сразу себе приписал и танки, и немцев, а не было бы меня, их бы там героически разогнали по лесу, и возвращались бы поодиночке с мокрыми штанами. Даже обидно стало.

— Молодец, какой молодец.

И тут его взгляд упал на меня, скромно стоящего в сторонке и с интересом наблюдающего за этой сценой. Накидку я откинул, но лицо у меня было покрыто тактической краской, так что видок был еще тот.

— А это что за чучело?

Я не спешил кланяться. Все-таки лейтенант госбезопасности приравнивается к армейскому капитану. Я спокойно подошел к нему, смотря в глаза.

— Лейтенант Зимин, главное управление государственной безопасности. Мне бы с вашим особистом потолковать.

Командир батальона немного опешил, но тут реабилитировался Михайлов, а то я его совсем за чмошника уже стал считать.

— Товарищ капитан, лейтенант Зимин очень помог. Это он заложил фугасы, на которых подорвались немецкие танки, и помог нашей разведке, которую немцы зажали.

Тот смотрел на меня подозрительно. Оглядел бойцов. Чему-то своему кивнул. Видимо, выбрав самое лучшее решение, сказал:

— Ну, конечно, документов у вас нет?

Я тут же устало высказался.

— Капитан, давай без этих вот шпионских игр. Мы разведка и в рейды документы не берем. Если не хотите головной боли, так сопроводите в особый отдел дивизии или корпуса. А если получится — в Могилевское управление НКВД. Не можете, так давайте пройдемся к вашему особисту. Дайте мне двух сопровождающих, чтоб я не заблудился, — сказал я с иронией, — и если так уж нужно, то я устал таскать оружие и готов дать его вашим бойцам поносить.

Капитан начал смотреть по сторонам, но из строя вышел старшина Вяткин:

— Товарищ капитан, разрешите мне с Воропаевым. Товарищ лейтенант госбезопасности нам жизнь спас. Разрешите нам его в штаб полка сопроводить.

Тот скептически посмотрел по сторонам, но кивнул:

— Хорошо, идите.

Я решил и тут отметиться.

— Товарищ капитан, хотите пару советов?

Тот насмешливо глянул на меня:

— И что вы такого можете насоветовать?

— Вы не иронизируйте. Михайлов вон послушал советы умного человека и людей сберег, и немцам урон нанес. За такой результат и орден не жалко. Без противотанковых средств четыре танка в хлам сжечь.

Но, видно, комбат был просто измотан, поэтому не стал носом крутить.

— Хорошо, слушаю.

— Соберите покрышки от побитых автомобилей, бензин и что-нибудь такое дымящееся. Немцам вы в первый раз дадите, позиция тут неплохая, но они вызовут артиллерию и авиацию и начнут вас раскатывать. Раскидайте покрышки и подожгите, чтоб наводчикам и летчикам было трудно целиться.

— Хорошая идея, попробуем.

— Ладно, капитан, у каждого свои задачи. До свидания.

Я повернулся к старшине:

— Ну и где у вас тут штаб полка? Пойдем.

Пожав на прощанье руку Михайлову, я пошел за старшиной, а сзади пристроился тот боец, который меня лешим назвал.

Похоже, комбат подстраховался и позвонил в штаб полка, потому что на полдороге нас перехватил сам особист с четырьмя бойцами.

Меня бесцеремонно разоружили, забрали и СБУ, и ПП-2000, и «Глок-17».

На все попытки поговорить особист отвечал односложно и старался меня утянуть к себе в землянку. Шальная «мысля» про тайного гомика заставила рассмеяться. Конвой настороженно на меня уставился и покрепче ухватился за оружие.

В землянке мы остались втроем: я, особист 747-го полка — лейтенант госбезопасности и его помощник, как я понял, для силовой поддержки. Он попытался «наехать», но пришлось его на место ставить.

— Значит так, лейтенант, еще раз повторяю, я лейтенант Зимин, Главное управление госбезопасности. Будешь трамбовать меня или держать долго, тут в Могилеве сидит порученец Меркулова, который ждет от меня информацию, он тебе яйца поотрывает за задержку. То, что я несу, в Могилеве ждет специальный самолет. Хочешь расстаться друзьями, свяжись или с Могилевским управлением НКВД, с капитаном Чистяковым, или с особым отделом шестьдесят первого корпуса. Скажешь, для старшего майора ГУГБ Киселева пришла информация от Странника. И не затягивай. Тут на вас семьдесят восьмая моторизованная дивизия идет, и скоро станет очень жарко.

Я видел, как этого человека обуревают противоречивые чувства. Даже не хотелось узнавать его фамилию. Типичный молчи-молчи. Я их еще на службе в Украинской армии насмотрелся, но там они были поприятнее, более цивилизованные. Здесь же они обладают большей властью, особенно в военное время. Не привыкли, чтоб с ними так говорили. Ничего, гад, подергайся.

Меня оставили в землянке под охраной двоих бойцов. Не знаю, что там происходило и до кого он дозвонился, но поведение изменилось. Значит, меня ждут. А точнее — едут. Да и груз у меня знатный.

Состав этой посылки мы обсуждали долго и много. Мы, жертвы ядерного оружия, не могли остановить его появления и развития, но, может быть, удастся его притормозить у американцев и у немцев. И может, нашего варианта развития в этом мире не будет. Надеюсь. Вероятно, будет какой-нибудь локальный конфликт, но с другим исходом. И мы пока решили не спешить с раскрытием секрета ядерного оружия. Была вероятность того, что его успеют сделать и применить в Европе. Чего бы нам очень не хотелось. Так или иначе, мы собирались переселяться в это время и быть причастными к созданию радиоактивной помойки в этом мире не хотели.

Поэтому в эту посылку мы включили все материалы, собранные по немецкому плану «Ост». Сам план мы не смогли найти, а только основные положения и рекомендации. Но и этого хватило для особенно яркого понимания, что ждет людей на оккупированных территориях. Надеюсь, руководство страны проймет от такой перспективы.

Также была представлена информация по ракетному оружию. Основы, перспективы и кто в мире этим занимается.

Груз действительно был серьезным. После такого пакета да плана «Барбаросса» наша ценность должна взлететь до небес.

Очень много информации было про украинских националистов, которые уже усиленно служат немцам. Тут тоже смогли очень много накопать.

В общем, это был не доклад, а бомба.

Тут снова нарисовался особист.

— Ну что? Подтвердили, что я хороший и меня не надо сразу стрелять?

Он только виновато улыбнулся.

— Ну, понимаете, служба такая.

— Ладно. Что вам сказали? Везти меня к ним или они сами приедут?

— Сказали срочно с охраной вас направить в Могилев. В штаб дивизии. Там вас будут ждать. Вот только на чем отправить, у нас транспорта нет.

— Да, дожили. А тот немецкий мотоцикл, что разведка приволокла?

— Я уточню, что с ним.

— Вот что, лейтенант. Мне нужна форма. Простая пехотная форма, в таком виде я не могу ездить. Сам понимаешь — секретность. Лучше форма с лейтенантскими знаками различия. Вот тут ты мне поможешь, очень поможешь.

Он замялся. Жесткие указания из штаба корпуса были однозначными — максимально быстро и обязательно целым. Но и в словах лейтенанта был свой резон — не привлекать внимания. Он решился. При бомбежке был убит в голову старший лейтенант из комендантского взвода. Как раз тот случай.

Уже через полчаса я был одет в форму старшего лейтенанта РККА, и новый знакомый на всякий случай сделал справочку, что предъявитель старший лейтенант Комаров Степан Сергеевич, командир комендантского взвода 747-го стрелкового полка 172-й стрелковой дивизии. Справка выдана взамен поврежденной командирской книжки.

И вдогонку предписание на посещение особого отдела корпуса.

На это он решился, когда я из потайного кармана разгрузки достал свою гэбэшную ксиву. В общем, залегендировал он меня неплохо. Но при этом, конечно, позвонил в особый отдел корпуса и доложился об этом. По тому, как он стал спокойнее себя чувствовать, я понял, что его похвалили за инициативу.

Сопровождать, по моей просьбе, он послал тех двух бойцов, которые меня сопровождали до особого отдела.

Скрутив в скатку все мои вещи и замотав в брезент винтовку, я стал ждать своих сопровождающих на мотоцикле. Под форму я надел бронежилет скрытого ношения, который должен выдержать выстрел ТТ или парабеллума.

Ближе к двум часам дня мы наконец-то выехали в Могилев. До него было всего километров двадцать. Но дороги были забиты беженцами, постоянно бомбились немецкой фронтовой авиацией, и была вероятность появления диверсантов. В общем, не путешествие, а натуральный квест.

Глава 13

По своей природной хитрости я не стал садиться в коляску, а посадил туда старшину. А сам сел за водителем, молодым пареньком, который умел управлять такой техникой. На всякий случай я скрутил с ПП-2000 глушитель и разместил так, чтобы его можно было сразу достать и использовать по назначению. Меня очень волновала проблема моего выживания в условиях фронта, и лезть под пули особого желания не было. При зрелом размышлении, мое участие в прошедшем бое было просто мальчишеством, но некоторая польза в этом все-таки была. Наших сразу не грохнули — и то хорошо, вон с ветерком и в сопровождении еду в Могилев. По моим данным сражение тут еще минимум неделю продлится, пока части 13-й армии не будут окружены, рассечены по частям и уничтожены. Поэтому в пакете, который я везу, есть и информация для командования 13-й армии. Рекомендовать ничего не хочу. Не тот уровень. По образованию я всего лишь капитан морской пехоты и то не настоящий, а, как говорится, военного призыва, академию не заканчивал. Поэтому дам информацию по предполагаемому развитию ситуации с ориентировочными данными по времени, а там пусть сами решают.

Правда, очень плохо, что обе точки выхода возле деревни Вильницы и Запрудье уже оказываются в зоне расположения немецких частей. И возвратиться будет не так уж и легко. Хотя там в основном лес, и возможность в ночных условиях просочиться к порталу есть. Но все равно, пришлось очень рисковать для передачи этого пакета. Поэтому как резервный вариант — дождаться окончания Могилевского сражения и вернуться к одной из точек. Поэтому я сделал закладку с продуктами, оружием, боеприпасами и медикаментами.

Тут мысли переключились на нынешнее положение. Сейчас приедем в Могилев, в штаб дивизии, оттуда меня отвезут в штаб 61-го стрелкового корпуса. Этот корпус недавно переподчинили 13-й армии, в которой сейчас новый командующий, генерал-лейтенант Ремезов, вместо тяжело раненного генерал-лейтенанта Филатова. Но 12 июля, по нашей истории, штабная колонна с Ремезовым была обстреляна прорвавшимися немцами, и он тяжело ранен. Его заменил генерал-лейтенант Герасименко. Вот сейчас и посмотрим, какова у нас действительность. Человек новый, но по характеристикам неплохой командир, которому досталась задача противостоять трем немецким моторизованным корпусам при полном господстве в воздухе немецкой авиации.

Через полчаса без приключений добрались до села Гребеневка. Там расположились зенитчики и гаубичный дивизион. Попробовали на нас наехать, пришлось светить предписанием про особый отдел корпуса. Отцепились.

В город мы въезжали через Луполово, где располагались станция и аэродром. Зрелище, конечно, удручающее. Я воевал, но мне как-то не случалось быть свидетелем таких массированных бомбардировок.

На въезде нас снова остановил армейский патруль. Опять пришлось показывать документы. Правильно, фронтовая зона. Но командир патруля, молоденький лейтенантик, начал что-то подозревать, то есть играть в бдительность. Пришлось наехать на него и затребовать провожающего в особый отдел дивизии. Как ни странно, он выделил сопровождающего, при этом трофейный мотоцикл пришлось оставить на посту вместе с моей охраной и выехать на проходящей полуторке с двумя бойцами. На мою скатку с оружием и необычный автомат они неодобрительно смотрели, но помалкивали.

Добравшись до штаба дивизии, один из бойцов сразу пошел искать начальника особого отдела, а второй остался меня сторожить. Через пять минут ожидания появился боец в сопровождении капитана госбезопасности и пехотного майора. Вот только взгляд у майора был своеобразный, такой только у гэбэшников бывает да у женщин, которые ищут следы помады на рубашке мужа, после корпоратива. За майором вышла пара офицеров рангом пониже, но то, что это боевики, я не сомневался. Насмотрелся я в свое время на спецуру.

Сразу видно, что по мою душу, вот только это не Киселев, поэтому я насторожился. Вдруг подстава. Дядя серьезный, с таким очень бы не хотелось связываться, как бы по мою душу ОСНАЗ не послали. Он подошел, отдал честь и доброжелательно сказал:

— Добрый день, лейтенант, мы вас заждались.

Мне эта история перестает нравиться. Это не Киселев. Попробуем пробить тему. Несколько враждебно я ответил:

— Вы уверены, что меня ждете? У меня тут встреча с другим человеком, и вы явно на него не похожи.

Боевики подобрались, оттеснив дивизионного особиста и бойца. Всем стало понятно, что тут происходит что-то необычное.

— Он не смог прийти по определенным причинам, прислали меня.

— Это не ответ. Если вы тот, за кого себя выдаете, то должны знать, кого наградили орденом Красной Звезды.

Майор настороженно смотрел на меня в упор.

— Майор, не напрягайтесь. Если вы не в теме, то ничего не получится. Я не мальчик, знал, на что иду, и подстраховался. Ни меня, ни груз вы не получите. И ОСНАЗ вам не поможет.

Взгляд майора стал жестким. Вдруг со стороны раздался спокойный голос.

— Все нормально, лейтенант. Ваш друг капитан Пронин получил орден.

Все как по команде повернули головы. В стороне стоял подтянутый мужчина средних лет, в форме подполковника РККА, но я его узнал сразу. Наверно, Меркулов решил подстраховаться и прислал одного из лучших мастеров по спецоперациям.

Это был Павел Анатольевич Судоплатов, легендарная личность в наше время, и я, как любитель военной истории, знал про него многое.

Что ж, вот как меня ценят, раз зама начальника разведки ГУГБ прислали. Вот теперь я точно попал. Это фигура знаковая, и с ним в старики-разбойники играть не получится. Это очень опасно, и за меня взялись всерьез. Но с другой стороны, как я помню, именно Судоплатов занимался сбором информации по американскому ядерному проекту. Но это будет практически сразу после войны, точнее в конце ее. Значит, придется идти ва-банк, махая шашкой по-гусарски.

— Добрый день, Павел Анатольевич. Для меня большая честь встретиться со столь легендарной личностью.

Он, видимо, был несколько удивлен такой осведомленностью. Но сразу взял ситуацию под свой контроль.

— Вы не против пройти в другое место, где мы сможем с вами пообщаться? У нас накопилось много вопросов, и вы, надеюсь, сможете многое прояснить.

— Что ж, я не против, тем более поговорить давно пора.

Один из охранников взял мою скатку с вещами и автомат, и мы небольшой плотной группой пошли внутрь здания, где был приготовлен отдельный кабинет.

Положив на стол мои вещи, майор с двумя бойцами молча остались стоять. Судоплатов посмотрел на меня испытующе, помолчав, сказал:

— Ковалев, выйди, я позову.

Тот, кивнув, вышел с бойцами.

— Мы с большим интересом изучили ваши послания и удивлены. Информация, предоставленная вами, имеет огромное значение. Анализ, проведенный вашими специалистами, на проверку оказывается точным и полным. Ни одна разведка мира не способна предоставить такую информацию. Понятно, что сейчас — слово «сейчас» он выделил — вы на нашей стороне, но хотелось бы знать, кто нам помогает и какова будет цена и ваши побудительные мотивы. Поэтому я уполномочен провести переговоры о сотрудничестве. Наши аналитики думают, что за вами стоит некая организация, но Киселев думал иначе.

— Почему думал? Вы его отстранили?

— Нет, он вчера погиб при авианалете.

— Надеюсь, послания не попали в чужие руки?

— Нет, тут все нормально, я вам ручаюсь.

— Это хорошо, а то сами понимаете…

— Да, конечно. Вернемся к первому вопросу. Кто вы?

Я предполагал, что такой разговор рано или поздно состоится, поэтому сделал небольшую домашнюю заготовку.

— Я представляю определенную группу людей, которая заинтересована в существовании России как государства, вне зависимости от ее государственного строя и минимизации потерь от войны с Германией. Хотя, по моему мнению, мы вмешались поздно, но некоторую помощь информационного плана мы вам оказываем.

— Это понятно из вашего первого сообщения, но никак не раскрывает ваши реальные планы и задачи.

— Разве я их не раскрыл?

— Не думаю, это просто слова. Это не объясняет ни вашу осведомленность, ни ваши практические знания. Ваши аналитические справки по применению бронетанковой техники ставят в тупик наших специалистов. Они недоумевают, на базе какой информации вы сделали такие выводы, если только сейчас начался сбор таких данных? А по партизанскому движению? Рекомендации составляли люди, которые имеют большой опыт партизанской деятельности, причем применительно к территории Советского Союза. Но по моим данным, а я человек достаточно осведомленный, никто в последнее время таких партизанских действий не вел. И опыт Испании никак не применим. Так что, товарищ лейтенант, остаются одни вопросы, и для доверительных отношений нужна правда.

Он откинулся на спинку стула и специально затянул паузу, давая мне заговорить. Вот волчище. Ладно, будем танцевать дальше.

— Павел Анатольевич, правда достаточно невероятна. Я даже могу предположить, что вы подумали. А госбезопасность думает в первую очередь о разведывательной сети противника либо «заклятого» союзника. Но полнота информации о РККА, которой даже сама РККА не имеет, заставила вас усомниться в такой гипотезе, да и по Вермахту тоже. Иначе бы мне сейчас выкручивали руки и выбивали адреса явок и агентов.

Судоплатов скромно улыбнулся, подтвердив мои предположения.

— Значит, вы выработали несколько версий, которые вам надо подтвердить. Вот интересно, что за версии? Потешьте самолюбие.

Но тот не повелся, не взял шутливого тона, значит, установки ему дали жесткие.

— Я не думаю, что вам будет это интересно, товарищ лейтенант, кстати, как вас по имени отчеству, а то как-то…

— Пока Сергей Иванович, как указано в той липовой немецкой «ксиве», с которой я уже беспрепятственно у вас в тылах гуляю. Вы бы какие-нибудь знаки или метки сделали. А то стыдно как-то.

— Хорошо, Сергей Иванович, но мы несколько отклонились от темы, а вы все юлите.

— Павел Анатольевич, вы профессиональный разведчик, товарищ «Андрей», работали нелегально за границей. Опыт большой, неужели вы думаете, что я вот так вот просто начну колоться и выкладывать весь расклад. Вы меня совсем за дилетанта держите? Давайте я сейчас передам вам еще пакет с информацией, а вы ознакомитесь, а потом мы поговорим о дружбе между народами и мире во всем мире. Вы не против, если я сниму форму?

Он кивнул, поняв, что я подразумеваю. Расстегнув портупею, я снял гимнастерку, оставшись в галифе и бронежилете. Красивая картина со стороны, наверно. Судоплатов заинтересованно посмотрел на меня.

— А что это такое?

— Бронежилет скрытого ношения, предохраняет от выстрелов короткоствольного оружия: пистолетов, автоматов, осколков. Но это декларируется. А поможет — не знаю, но лучше, чтоб был шанс.

— У нас такие тоже разрабатывались, но это громоздкие и тяжелые кирасы.

— Да знаю, видел. Так себе. Но надеюсь, жизнь бойца спасет.

Но он еще больше удивился, когда увидел, как я отдирал «липучки». Вот это действительно был цирк.

Из-под бронежилета я достал пакет, завернутый в целлофан, чтобы тот не промок от пота. Освободив от обертки, почти торжественно передал его Судоплатову.

Он, держа большой конверт в руках, пристально глянул мне в глаза. Я в ответ так же смотрел и после продолжительной паузы сказал:

— То, что вы держите в руках, является плодом долгой работы наших аналитиков. Здесь собраны все материалы, что касаются реальных планов немецкого правительства относительно народов, населяющих территорию Советского Союза. Вы почитайте, а я пока с вашим Ковалевым пойду чайку попью, да про жизнь пообщаемся, мы же с ним вроде как коллеги — занимаемся силовым обеспечением.

Судоплатов иронично кивнул и вполголоса позвал:

— Ковалев!

Не успел он произнести фамилию охранника, как на последнем слоге дверь открылась и майор сразу нарисовался на входе, готовый ко всему. Но, увидев меня, надевающего гимнастерку, и Судоплатова с пакетом в руках успокоился.

— Ты покорми лейтенанта, он с утра не ел. Он тут с тобой пообщаться хочет, говорит, коллега. А я пока немного поработаю, и мне чайку организуй.

Тот посторонился, пропуская меня, и закрыл дверь.

— Ну что, пойдем перекусим, а то что-то я замотался. День был тяжелым.

— Пойдем.

В конце коридора нарисовался особист 172-й дивизии. Проникнувшись ситуацией, он ходил на цыпочках. Ковалев подошел к нему и сказал пару слов. Того как ветром сдуло. Зайдя в другую комнату, мы расположились за столом, на котором вскоре оказалась еда, чай и какое-то печенье.

— Сергей, — представился я и протянул руку.

— Игорь. — Он пожал протянутую руку.

— Давай на «ты»? — Дождавшись согласия, я продолжил: — Ты не против, если перекушу немного, а то пришлось в «зеленке» побегать, с немцами в «догонялки» играли.

— «Зеленке»?

— Ага, это мы так называем лесные массивы, куча зелени, поэтому и «зеленка».

— А ты молодец, пока ехал, мы по телефону расспросили начальника особого отдела 747-го полка про твои подвиги в лесу. Он расспросил солдат и командира. А про то, как ты немецких диверсантов в одиночку обезвредил, я еще в Москве узнал.

— Хочешь что-то спросить? А то, зная вашу контору, вряд ли нам позволили бы просто так посидеть, языки почесать, так спрашивай, что могу, отвечу. Сам понимаешь.

— Конечно. Скажи, что у тебя за автомат такой интересный?

Я решил не врать, такой подготовленный народ должен ложь чувствовать, так что будем играть как американцы, говорить правду, много правды, но не всю.

— ПП-2000, экспериментальная модель, специальная разработка для спецподразделений, разработан под немецкий патрон «парабеллум». В комплекте идет тактический глушитель и коллиматорный прицел. Малогабаритный, легкий и удобный.

— Можно посмотреть?

— Да бери все вещи, я похвастаюсь, а ты еще много информации соберешь. Все какая помощь будет. А то пока пакеты изучат, проверят, куча времени пройдет, а помощь сейчас нужна.

Ковалев, извинившись, сходил в кабинет к Судоплатову и принес мои вещи. За ним увязался один из бойцов, наверно, не просто так посмотреть. Тоже специалист.

Пока я показывал автомат, мы мило общались. Игорь был профессионалом и сразу понял красоту, элегантность и смертоносность этого оружия. Очень заинтересовали его пластиковые накладки, но при этом я заметил, как он внимательно смотрел на серийные номера и надписи на русском языке. Коллиматорный прицел вообще привел его в восторг. СВУ он долго держал в руках, щелкал затвором, прикладывал и целился. «Глок-17» ему понравился, но не так. Про РПГ-26 он долго расспрашивал и интересовался тактикой применения. Через полчаса разговор мягко перешел на тактику малых подразделений, методы установки взрывчатки, мины и т. д. Как бы между прочим он спросил, почему автомат и пистолет под немецкий патрон, я ответил, что моя миссия предполагает, что работать буду на захваченной территории, и патроны брать лучше у противника, чем я после боя в лесу и воспользовался.

Под конец, когда уже было время нарисоваться Судоплатову, я Игорю сказал:

— Игорь, я, конечно, понимаю, что вы меня как салагу пытаетесь развести и получить максимум информации, но дело в том, что последний месяц я только этим и занимаюсь, что вам помогаю. И рассказываю для того, чтоб вы знали, какое у спецуры должно быть оружие, и то, что вам не раз придется резать часовых и рвать мосты. И если мои рассказы помогут вам выжить и завалить побольше немцев… Для меня это очень важно, что многие из тех, — кивком показав на улицу, — выживут и вернутся домой к своим детям, женам, матерям. И это моя главная задача.

О, как его проняло. Понял, что я не шучу, а говорю то, что думаю. Нормальный мужик, свой, настоящий. В нашем времени я таких мало видел.

Тут в комнату ввалился Судоплатов, был он взлохмачен, похоже, зацепило основательно.

— Сергей Иванович, надо поговорить.

— Конечно, Павел Анатольевич.

Глава 14

Мы снова расположились в том кабинете, где оставался Судоплатов и знакомился с информацией по немецким планам уничтожения славянского народа.

Выглядел он, мягко говоря, пораженным, если не хуже того. Человек, который спланировал множество диверсий и ликвидаций, был напуган. Ну, естественно, там мои женщины составляли аналитическую справку по немецким планам. Выдержки, справки, докладные, предложения. Можно свихнуться от того, как немцы со своей педантичностью подошли к решению проблемы уничтожения советских граждан. Так что понять Судоплатова можно было.

Хотя, по моему мнению, коммунисты сами были далеко не ангелами. Так что, думаю, что напугаются, но не сильно.

— Сергей Иванович, скажите кто вы?

— Я вижу, теперь вы готовы к нормальному конструктивному разговору?

— После такого? Хм. Тут задумаешься и станешь принюхиваться, пахнет ли вокруг серой.

— Ну, это уж слишком сильное сравнение. Хвоста и рогов у меня не наблюдается.

— Это страшно, и писал тот, кто реально болеет душой за то, что может произойти.

— Знаю.

— Так кто же вы все-таки такой? Откуда вы?

— Павел Анатольевич, во-первых, я не уполномочен вести разговоры на таком уровне. Я всего лишь курьер. Во-вторых, ситуация такова, что данную информацию вам нужно отправить в Москву в срочном порядке. Скоро здесь будет очень жарко, и я думаю, возможно, наша связь в таком формате прервется. Так что времени очень мало.

Он откинулся на спинку стула и пристально смотрел на меня.

— Это вызывает серьезное недоверие. Мы не можем вам доверять. Такая бескорыстная помощь вызывает только сомнения в вашей искренности.

— Хорошо. Мое руководство предвидело такой вариант. Согласитесь что люди мы информированные и в отношении некоторых технических новинок более подготовленные. — Дождавшись его кивка, я продолжил: — Думаете, я не понимаю, что вам выгодно меня сейчас повязать, засунуть пальцы в дверь и задавать кучу вопросов. Но много ли знает простой курьер? При условии, что руководство предполагало вариант силового развития и в первом сообщении оговаривало такое развитие ситуации. Тем более у нас бойцам спецподразделений зашивается специальное устройство для самоликвидации на случай попадания в плен. Обнаружить его даже с помощью рентгена невозможно. У меня такое тоже есть. Так что в случае силового захвата вы получите просто труп. Поэтому нам проще остаться друзьями и продолжать нынешнее сотрудничество в прежнем русле. Вы и так получили слишком много данных, обработайте их сначала.

— Хорошо, в ваших словах есть резон. Вы, вижу, не новичок и все продумали.

— Я всего лишь один из немногих, кого выбрали для этого задания. Как видите, у меня получается. А то, что касается безопасности миссии, так это продумали специалисты.

Вот. И ведь практически и слова неправды не сказал. Разве что про самоликвидатор. Но партию вроде как отыграл неплохо, как говорится, мяч еще на моей части поля.

— Что думаете делать дальше?

— Дальше я начну торговаться.

— Это как?

— Просто у нас появились некоторые трудности с энергетикой и нам нужно горючее для работы резервных дизель-генераторов. Еще нужна питьевая вода. Это пока из минимально необходимого. Так что если поможете, хорошо, думаю, на такую мелкую помощь мы наработали, если нет, так пойду у немцев по тылам шарить. Они, правда, на бензине работают, так у нас и бензиновый генератор есть. Может, что и найду.

То, что на поддержку портала всего израсходовали полторы тонны, я промолчал, а вот то, что двадцатитонная емкость бункера почти пустая, это точно.

— Сколько горючего и воды нужно?

— Горючего, ну тонн пятнадцать, на первое время хватит, и воды тонн десять.

А про себя подумал, что этого хватит месяцев на шесть автономной работы. А там что-нибудь у немцев позаимствую.

Судоплатов задумался. Я видел, что ему приходится принимать непростое решение, но я ему не оставил шанса. Ему бы в нашем банке поработать, вот где учат народ нагибать и поворачивать в нужную сторону.

— Хорошо, я думаю это решаемо. Когда и где это все нужно?

— Чем быстрее, тем лучше. Сегодня ночью возле деревни Запрудье.

— Это где вы детишек напугали?

— Ага, было дело.

— Побудьте здесь, а я пойду, распоряжусь.

— Спасибо, очень поможете.

— Но разговор еще не закончен.

— Я это прекрасно понимаю, но пока ничего определенного. Как говорят ваши заклятые друзья — без комментариев.

Когда мы только смогли пробить канал в прошлое, встал вопрос, как это может быть полезным для нас. Вариант переселения — хорошо, но, учитывая специфику спецслужб того времени, а они во все времена были беспринципными и руководствовались только целесообразностью, был опасным. В качестве альтернативного варианта было получение горючего, чистой воды, продуктов.

Заниматься поиском всего этого на поверхности в своем времени как-то не хотелось. Радиация все-таки, да у меня было особое желание, чтоб у моего сына появился братик. Правда, жена хочет дочку, но это как получится. Так что, пока сверху не спадет радиация, а по моим подсчетам это года два-три, на поверхность лучше не вылезать. Да и с горючим наверху начались проблемы еще во время войны, сразу после начала боевых действий подвоз нефтепродуктов в Крым прекратился.

Остановились на плане «минимум» — получение горючего и воды. С продуктами было получше, разработали и проложили систему по закачке через портал. Это были резиновые рукава, которые нужно прокинуть через портал. А уже по бункеру прокинуты пластиковые трубы, знаю, что нельзя, но другого ничего не было. Для этого пришлось лезть наверх и в соседнем доме демонтировать систему отопления.

Вообще тот год, который мы провели под землей, был очень знаменательным. Я для поддержания формы занимался доработкой системы подземных ходов. Учитывая наличие соответствующих инструментов и некоторого опыта по работе в бункере, за год, как натуральный крот, накопал кучу ходов. Естественно, они были заизолированы и по возможности укреплены. Труд по большому счету не очень нужный, но в таких условиях постоянная занятость помогает избежать внутренних конфликтов.

Видимо, Судоплатов решил взять на себя ответственность по принятию решения. Шаг серьезный. Тем более я ему обрисовал ближайшие перспективы в обороне Могилева. Времени совсем мало. Но у меня были свои планы, и под настроение я попытался вырвать свой кусок сала.

— Павел Анатольевич, у меня есть просьба.

Он вопросительно посмотрел на меня.

— Мы собираемся ж с вами еще контактировать, и мне под это нужно оперативное прикрытие. И нормальные документы. Думаю, неплохо было б реальные документы на Зимина, но званием повыше, и что-то общевойсковое. А то при следующем контакте хлопнет меня какой-нибудь ретивый особист.

Пока я ездил ему по ушам, он кивал головой, потом криво ухмыльнулся, на что я, подняв руки вверх, ответил:

— Обещаю, по вашим документам мосты взрывать не буду. А если и буду, то только анонимно и только под немцами.

Судоплатов глубоко и озабоченно вздохнул.

— Я после вас уже ничему удивляться не могу.

— Я к этому отношусь спокойно. Как говорил отец: «Не задавай, сын, нескромные вопросы, чтоб не получать глупые ответы». Как мы с вами будем общаться дальше?

— К сожалению, не получится, оставляю Ковалева вам в помощь. Я разговаривал с Верховным, информация, предоставленная вами, слишком важна и должна быть немедленно в Москве, вечером улетаю.

— Ну, до вечера время есть, давайте я вам расскажу про план блокады Ленинграда и про то, как наших юношей и девушек угонят в Германию на рабские работы. Вот это вы должны ни в коем случае не допустить. Только надо через узел связи корпуса отправить шифровку моему руководству, чтоб вечером приготовились принимать гуманитарную помощь.

— Какую помощь? Гуманитарную? Интересное выражение.

— Бывает и не такое.

Вот за таким непринужденным, но очень информативным общением, в котором заместитель начальника разведки ГУГБ Судоплатов выпытывал у меня максимум информации, прошло несколько часов. Как профессионального разведчика и диверсанта, с хорошей памятью и пытливым умом, его интересовала тактика спецназа, методики подготовки и многое другое. Прервались первый раз на ужин, а потом, когда Ковалев привел фотографа и меня «щелкнули» на документы.

Я много чего ему рассказал. Определенные подозрения у него были на мой счет. Но он помалкивал.

Вечером я и Ковалев провожали его на аэродроме в Луполово. Возле самолета он повернулся и спросил:

— Может, давай со мной в Москву? Сам понимаешь, это очень важно.

— Пока не могу. Да и не можем мы за вас принимать решения. Это ваша война, это ваши ошибки и вам исправлять. Мы только немного помогаем.

— Кто же вы все-таки? Вы пару раз оговаривались, что вы русский.

— Я знаю, специально обратил на это внимание. Среди нас много русских и украинцев. Как ни странно, мы один из развитых в интеллектуальном плане народов. Я вам скажу одну вещь, а вы подумайте. История человечества намного дольше, нежели думают современные историки. И часть этой истории просто людям не известна. У немцев даже есть специальная организация под патронатом СС, называется «Аненербе», занимаются оккультизмом и всякой ерундой. Только не там копают. Пищу для размышления я вам дал, а дальше, извините. Только совет — не нужно думать о силовых действиях. Больше потеряете. Гитлер вон рискнул.

Недосказанность была понятна. Всегда интересно дружить против кого-то вместе.

— Я вас понял, ну тогда до скорой встречи, капитан.

Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Маленький Р-5 быстро разбежался и исчез в черном небе.

Глава 15

Я давно заметил, что проблемы любят приходить толпой и сразу наваливаются, пинаются, лезут холодными щупальцами за шиворот. Вот так и у меня. Вроде как все уладилось, и я с чувством выполненного долга с Ковалевым добрался до села Запрудье и ожидал прибытия транспорта с продуктами, горючим и питьевой водой. Для надежности и охраны с нами были двое его боевиков и в качестве массовки взвод бойцов из сводного полка Могилевского НКВД. В принципе все было хорошо. Ночь, сверчки стрекочут, энкавэдэшники шушукаются и покуривают. Точнее покуривали, пока я не надавал им по голове и в прямом и в переносном смысле слова. До линии окопов второго батальона 747-го стрелкового полка всего сто пятьдесят метров и для хорошего снайпера дистанция, конечно, не маленькая, но при отсутствии сильного ветра работать можно.

Они сначала очень обиделись, получив в торец от простого пехотного капитана. Это Ковалев подсуетился и сделал мне документы капитана РККА на имя Зимина Сергея Ивановича. Про энкавэдэшную «ксиву», он выразился так, что, мол, бланков в городе нет, а моя, нынешняя, выполненная специалистами Абвера, вполне подходит. Вот юмористы. Такая серьезная организация — и здесь наш славянский менталитет проявился, везде схалтурить хотят. Вот пришлось объяснять народу про правило трех затяжек. Это пошло еще с англо-бурской войны: «Первая затяжка — обнаружение, вторая затяжка — прицеливание, третья — выстрел». И, еще напомнив, что у немцев наблюдатели не спят и очень резво наводят минометы, а хуже того — гаубицы, заставил их, ну не то что бы бросить курить, но задуматься об этом в условиях фронта.

Часа в два ночи наконец-то подошли ЗИСы, загруженные бочками с соляркой. Подав радиосигнал и получив ответ, я целенаправленно двинулся к точке портала. Оттуда торчал кусочек антенны. И сейчас, по получению сигнала, из портала вывалились два резиновых рукава, подключенных к насосам. Ковалев предусмотрительно разогнав энкавэдэшников в дальнее оцепление, не кичась чином, стал помогать ворочать бочки. Или он действительно нормальный мужик, или хотел поближе к порталу пошарить. Не знаю, но то, что он конкретно помог, это точно. Вставляя поочередно в каждую бочку шланг и высасывая из них содержимое, в течение часа освободили все бочки только на одной машине. Подъехала следующая машина. И так пока не начало светать. Летняя ночь короткая очень. Поэтому пришлось заправку отложить на следующую ночь. По моей команде портал отключили, а мы с Ковалевым поехали в город. А то в чистом поле уж очень хорошие мишени.

Днем расположились в штабе дивизии. Видимо, майор был не до конца информирован о моем статусе, но кое-что все-таки знал. Вид резиновых рукавов, выпавших из воздуха, убедит кого угодно. Поэтому за чашечкой чая, а потом я еще расстарался, и достал несколько пакетиков с кофе, обсуждали оборону Могилева. Мое мнение, что сил не хватит, слишком уж высоко численное и качественное превосходство Вермахта, его обидело, но не сильно, сам все понимал. Особое внимание уделили взаимодействию немецких подвижных частей, артиллерии и авиации.

Тут я, как бывший радиолюбитель, выдал:

— Так заглушите армейские диапазоны. По принципу, не мне, так никому. Пусть не думают, что в сказку попали.

Ковалев вопросительно на меня уставился.

— А что тут сложного, немцы используют коротковолновые маломощные передатчики, заглушить их не так уж и сложно. Мы можем попробовать заняться подавлением частот, на которых работают немцы, тогда и авиация не будет бомбить там, где нужно, и артиллерия будет долбить не туда. А что, это идея, мне самому захотелось поучаствовать.

Ковалев сразу просек мою идею, и поинтересовался, что для этого надо.

— Думаю, мне надо будет запросить у руководства кое-какое оборудование. А от вас понадобится мощная радиостанция, точнее ее выходные каскады. Если не получится, я попрошу своих, чтоб они временно выдали нашу радиостанцию.

После обеда связавшись с бункером, я выехал к порталу. На фронте пока было затишье. Немцы перегруппировывались для нового удара.

Раскидав перед точкой выхода дымовые шашки и натянув кусок брезента, ловили вылетающее из портала оборудование.

Пока я возился, состыковывая радиосканер с ноутбуком и нашим радиопередатчиком, Ковалев устроил разбирательство с начальником связи корпуса на предмет радиооборудования. Часам к четырем подогнали ЗИС-5 с допотопной ламповой радиостанцией. Единственное ее достоинство было в том, что она имела выходную мощность пару сотен ватт. Надеюсь, получится. Мне дали в помощь пару спецов, и рядом крутился начальник связи дивизии.

Специалисты просто офонарели от дешевого цифрового тестера, который я когда-то купил на радиорынке. Немного пришлось помучиться с согласованием выхода моего полупроводникового радиопередатчика, с управляемым ноутбуком синтезатором частоты, с выходными каскадами армейского радиопередатчика с узла связи дивизии. Когда все было налажено, Ковалев чуть ли не пинками вытолкал за дверь связистов. Действо начиналось.

Радиосканер выдавал информацию о состоянии работающих радиопередатчиков, с их частотами и способами модуляции. Я набросал дополнительную программку для умного подавления всех радиостанций, в которой происходило распознавание голоса и морзянки. Голос заглушается звуковыми потерями, морзянка — включается генератор случайных чисел в виде морзянки, в общем, разбирайте, кто хотите. Учитывая достаточно узкий частотный диапазон, скорость сканирования существенно выше и соответственно реакция на подавление ускоряется.

В общем, собрав подобный гибрид из хитрости двадцать первого века и мощи середины двадцатого, мы решили похулиганить, к тому же немцы начали вечернее наступление, и бой разгорелся нешуточный.

Выбравшись поближе к линии фронта, развернули радиостанцию, запустили бензогенератор и приступили к подавлению средств связи немцев.

Давно не испытывал такого удовольствия. В полосе фронта работали десятки передатчиков, и сканер их вылавливал, опознавал и забивал в память ноутбука, а тот давал команду нашему радиопередатчику на той же частоте пускать свист. Потом от крайней степени оборзения надиктовали в микрофон кучу немецких ругательств, записав это все в файл, который постоянно проигрывался и своим нецензурным шумом забивал основные частоты немецких корректировщиков, наводчиков, танкистов и других очень уж заинтересованных лиц.

К концу дня к нам присоединился начальник связи дивизии и с ним приехал сам комдив, генерал-майор Романов.

И причина такого «звездного» визита была весьма веской. Слух про новую секретную установку разнесся уже по дивизии. И он был подтвержден тем, что на нашем участке, где я имел честь играть в радиокомментатора на всех немецких волнах, немцы огребли основательно. Количество подбитых танков было до неприличия велико. И попытка вызвать авиационную поддержку вылилась в карусель с намного меньшей эффективностью, нежели обычно. Народ у нас никогда глупым не был, и бойцы сразу смекнули, из-за чего немцы стали воевать не так правильно. И артналет по замаскированным позициям противотанковой артиллерии прошел немного позднее, чем нужно, и результатом этого стали восемь сгоревших танков, попавших в огневую засаду. И бравые немецкие артиллеристы качественно смешали с землей пустые позиции.

Поэтому Романов решил воспользоваться экспериментальной установкой и организовать контрнаступление. В свое время я читал, что он был неплохим командиром, дрался до последнего, раненым попал в плен и был повешен немцами.

Я подумал, что идея в принципе трезвая. В таком случае Вермахт теряет одно из главных своих преимуществ — согласованность сложного армейского механизма. Именно то, чем грешила Советская Армия в первом периоде войны.

Интересный и занимательный разговор про технические возможности продлился минут сорок. Договорились поддержать наступление рано утром на соседнем участке обороны. Там есть реальная перспектива уничтожить немецкий плацдарм, тем самым улучшить положение осажденного города. Честно говоря, я очень хотел помочь. Поэтому связался с бункером и затребовал второй, резервный передатчик. Тогда эффективность подавления будет намного выше, если давить в два потока с распределением по мощностям.

До утра было время, и занялись обычным делом — закачивали горючку и воду и параллельно грузили ящики с консервами, мешки с крупами и другими продуктами долгого хранения. Мне приходилось несколько раз возвращаться в бункер, помогать женщинам, таскать ящики и мешки. Точнее я таскал, а они помогали и контролировали вход. Я по-тихому разместил недалеко от портала видеокамеру, и из бункера контролировали, чтобы не было сюрпризов в виде любопытных бойцов НКВД.

Когда начало светать, у меня уже руки отваливались. Дизтоплива закачали четырнадцать тонн и воды десять. Этих запасов хватит месяцев на пять, не меньше.

Да, натаскался за ночь. А надо еще систему настроить на два потока и запрограммировать выборку по уровням сигнала.

Наступление было назначено на пять.

Мы скрытно выдвинулись к позициям, замаскировали машину, а вот оборудование со сканером и ноутбуком разместили в окопе и антенны замаскировали под деревьями. А то у меня была стойкая мысль, что нас в ближайшем будущем будет ожидать охота артиллерии и авиации. Авиация будет точно, немцы не дураки, и быстро триангулируют место излучения помех и наведут авиацию.

По моему совету вокруг расположения излучателей поставили батарею 37-миллиметровых зенитных автоматов.

То, в чем я участвовал, мало походило на описанные во времена демократов наступательные операции РККА. Никто не собирался идти толпой на пулеметы. Народ готовился наступать, но не бездумно, а как положено. Была бы возможность, набил бы морду тому, кто про наших предков гадости рассказывает. Попробовали бы эти писаки в атаку под минометным обстрелом походить.

В пять тридцать две батареи гаубиц, полковые и батальонные минометы начали массированный обстрел немецких позиций.

За пять минут до этого я включил свою аппаратуру. Теперь что творится на линии соприкосновения, немецкое командование сможет узнать только по телефону.

Переднюю линию обороны противника заволокло дымом и пылью. Через двадцать минут в бой пошла пехота. За пехотой, которая уже захватила переднюю линию окопов немцев, на конной тяге неслись сорокапятки и сразу же занимали позиции для отражения танковой контратаки. Бой разгорался все сильнее. Мимо нас двинулись резервы для дальнейшего прорыва.

Вдалеке слышалась стрельба, взрывы, а мы сидели в окопе и играли на ноутбуке в игру «погаси частоту». С передовой повезли раненых.

К семи утра в прорыв пошли наши танки, шесть Т-26. Для меня, выходца из двадцать первого века, где эталоном танкового дизайна были Т-72 или американский «Абрамс», эти машины выглядели несерьезной экзотикой.

Где-то около восьми утра немцы наконец-то вспомнили о нашем существовании и решили задавить станцию подавления. Но ведь и мы тоже не лохи. Из города притащили пару поврежденных полуторок, на них понаставили ящиков и металлических штырей, изображая антенные излучатели.

Вот и по нашу душу прилетела девятка Ю-87 и начала все вокруг мешать с землей. И зенитчики тоже приняли участие в этом развлечении. Самое интересное — страха я не испытывал, только азарт. Из своей СВУ навскидку стал лупить по пикирующим штурмовикам. Попал, не попал, не знаю, но вот то, что три «лаптежника» завалили, это точно. И установка продолжала работать.

Ближе к обеду части 514-го стрелкового полка стали возвращаться на свои позиции. С ними вернулись всего три Т-26. Немцы тоже не простаки — подсуетились и отбили наступление, потеснив пехоту с занятых позиций. Но в результате утренней атаки серьезно потрепали немецкую 7-ю пехотную дивизию, так что к вечеру ее сняли с фронта и отправили на переформирование и заменили 15-й пехотной дивизией из оперативного резерва.

Результат использования моего изобретения произвел впечатление. Но я не унимался и придумал новую пакость для немцев. Основывалась она на простом предположении, что немцы люди умные и рациональные. Появление такого оборудования на фронте существенно бьет по их планам применения моторизованных соединений и обязательно должно вызвать соответствующую реакцию. Немцы и побеждали за счет качественной организации и скоординированности действий мобильных соединений, средств усиления и авиации. И все это базировалось на использовании радиосвязи. Учитывая то, что на тот момент времени не было цифровых систем, использующих помехозащищенные протоколы связи, немецкая военная машина в этом отношении была сильно уязвима.

Логично предположить, что немцы попытаются уничтожить и при возможности захватить оборудование. Значит, любое включение такой системы сразу привлечет внимание. И первая реакция низового командного звена — это уничтожение. Я бы предпочел комбинированный удар танков с мощной авиаподдержкой для уничтожения станции постановки помех.

Изложив мое мнение комдиву, я предложил свой план по нанесению ущерба немцам. Главное это обеспечить хорошую защиту ПВО. Романов расщедрился и выделил обе батареи 37-миллиметровых автоматических зенитных пушек и взвод счетверенных зенитных пулеметов. Все это было тщательно замаскировано. На случай танкового прорыва устроили качественную артиллерийскую ловушку. Ночью саперы просто сошли с ума, минируя все подступы к приманке. На флангах упрятали две батареи противотанковых пушек. В общем, ловушка была что надо. В качестве приманки опять поставили два ЗИСа с имитацией антенн.

Утром, около шести часов, батальон, занимавший оборону на этом участке фронта, начал создавать видимость подготовки к наступлению. Оставшиеся в распоряжении комдива несколько танков изображали передислокацию к участку прорыва. Гаубичная батарея начала пристрелку. И тут я включил установку.

События стали развиваться очень быстро. Немцы, похоже, ждали чего-то подобного, и сразу включились в контрбатарейную дуэль. Звукометристы у них были всегда на высоте, наши сразу начали огребать. Пехота пару раз имитировала атаку. Как мы и ожидали, вскоре появились немецкие самолеты и усиленно начали бомбить инвалидные ЗИСы. Обе зенитные батареи и пулеметчики трудились на износ. Такого яростного боя я еще не видел. В штабе корпуса знали про наши планы и, видимо, согласовав со штабом армии, выпросили истребительное прикрытие. Пятерка советских истребителей налетела на немецкие штурмовики, когда те выходили из очередного захода на цель. В воздухе закрутилась карусель.

На земле творились дела не менее интересные. Немцы контратаковали, и сразу ввели в бой около двух десятков танков с сопровождением пехоты. Как было договорено, наш стрелковый батальон в панике побежал. Гаубичная батарея, которая вроде как была разгромлена немцами, опять ожила. К ней присоединилась еще одна, которая до того молчала. При таком звуковом фоне немецкие звукометристы уже не могли качественно определить местоположение нашей артиллерии. Поле, по которому наступали немецкие танки, покрылось лесом разрывов тяжелых гаубичных снарядов. Несколько загорелось, но основная масса, пройдя линию окопов, прорвалась к нашей ловушке. Первые четыре танка подорвались на противотанковых минах. По остальным открыли огонь молчавшие до этого противотанковые батареи. Отсутствие связи между танками резко увеличило их время реагирования на угрозу. Пока они что-то поняли, еще шесть танков осталось гореть.

В это время бой в воздухе распался. Немецкие летчики, потеряв шесть машин, разбросав куда попало свой бомбовый груз, удирали обратно. Истребители потеряли всего одну машину, но летчик успел спрыгнуть с парашютом. Никто его в воздухе трогать не стал. Поэтому зенитчики успели повернуть свои орудия в сторону наступающих танков и открыть огонь. Через полчаса боя все танки, атаковавшие позиции советских войск и попавшие в огневую ловушку, были уничтожены. Немецкая пехота выбита из окопов контратакой с флангов и фронта. Еще часа три продолжалась артиллерийская дуэль. Немецкие истребители нарисовались над полем, но, потеряв один самолет, не решились дальше продолжать заходы.

Денек был веселым. Мне тоже удалось отметиться. Немецкая «троечка» практически прорвалась к нашим позициям, и пришлось по ней отработать из РПГ-26. Я выстрелил в стык корпуса и башни, получив милую детонацию боекомплекта.

Вероятно, немецкое командование очень обиделось, и по нам стала работать артиллерия всей дивизии. Так что пришлось сваливать в быстром темпе. У нас тоже потери были немаленькие. Особенно у зенитчиков. Два орудия были разбиты полностью. Но по радостным лицам бойцов и командиров было видно, что народ доволен. Немцы получили хороший укорот.

После таких приключений у меня сложились вполне приятельские отношения с Ковалевым и его бойцами. Их оказалось несколько больше, чем я предполагал. Все правильно. Так и нужно работать. Остальные бойцы держались в тени, как я понял, ожидая команды «Фас». Но команды не последовало и на третий день после отлета Судоплатова.

То, что Ковалев регулярно шлет «телеги» на меня, я не сомневался, вопрос слишком серьезный, чтобы его оставлять без контроля. Значит, руководство СССР пришло к выводу, что с нами лучше дружить и торговать, во всяком случае, пока. Но Сталин умудрился удивить меня своей кавказской хитростью и извращенным чувством юмора. Я-то думал, что у нас отношения перешли в коммерческую область по принципу «ты мне, я тебе». И особого желания встречаться с ним не имел. Не то что робел, а просто не было желания. Они ж коммунисты, хотят много и сразу, и кто не с ними — тот враг. А я не готов к таким отношениям. Так что единственное желание у меня было — стать нужным, но при этом сохранить независимость. А для этого нужно заполнить бункер топливом, водой и продуктами и попробовать поработать над изменением точки выхода в этом времени.

Но усатый хозяин страны поразил. Прибывший Судоплатов торжественно вручил мне новую настоящую «ксиву» капитана ГУГБ НКВД на имя Зимина Сергей Ивановича и орден Красной Звезды за участие в боях по обороне Могилева. И пояснил, что приказом от 25 июня я зачислен в штат НКВД. То есть, гады, меня задним числом зачислили в «гебню». На мои возмущенные наезды Судоплатов с барской неторопливостью пояснил, что раз я принимаю участие в уничтожении немцев, то будь добр славой и авторитетом делиться с органами.

После торжественной части мы уединились с Судоплатовым и начали уже другой и серьезный разговор. Я к этому готовился. Ждал наездов и изощренной византийской хитрости. Посмотрим. Еще раз повторюсь, вам бы в нашем банке поработать.

— У меня состоялся разговор с руководством на самом высшем уровне. Информация, переданная вами, возбудила большой интерес, а то, что вы рассказали о планах блокады Ленинграда, вызвало недоверие, но, учитывая, что все ваши послания на проверку оказываются достоверными, пришлось поверить и в это. А немецкий план «Ост» ужаснул своей зверской прагматичностью. Но вот источник этой информации до сих пор вызывает недоверие.

— Да, я понимаю вас. Но ничего больше сказать не могу. Под контроль нас вы поставить не сможете, поэтому лучше взаимовыгодно дружить. У нас есть определенные проблемы с продуктами и энергоресурсами, у вас с немцами. Поможем друг другу. Тем более в практической эффективности наших возможностей вы уже убедились.

— Да уж, доклад про вашу установку постановки помех вызвал большой интерес у Верховного. Но мы все же рассчитываем на нечто большее.

— Более смертоносное?

— Да.

— Пока нет. И я сейчас поясню почему. Простой пример. Я могу вам передать установку — и пользуйтесь. Но в условиях отступления вероятность того, что данная установка попадет в руки противника велика, и со временем немцы с их более развитой наукой и промышленностью быстрее освоят выпуск и применение этого вида оружия. Да, это оружие, так называемые средства радиоэлектронной борьбы. Пока вы сами не будете в состоянии наладить выпуск такого оборудования, мы ничего такого давать не будем. Если вы думаете о более серьезном оружии, то не надейтесь. Оно есть, и очень эффективное, но это будет равносильно тому, что дать пистолет двум малышам, подравшимся в песочнице. Кроме трагедии, ничего путного не получится. А вот, допустим, модернизированный вариант танка Т-34 был бы очень интересен. Танк великолепный, только недоработанный. Завтра вы получите анализ и первичную документацию. Это будет лучшим вариантом. Поверьте, мы это уже проходили.

— Что ж, такого ответа мы и ожидали. Но я все равно еще раз вас приглашаю в Москву.

— Нет. Я не уполномочен общаться с вашим руководством, я только курьер. Да и смысла пока нет. Вы еще не готовы к полному и реальному контакту. Не спешите, все в свое время. — И, выдержав паузу, добавил: — История знает примеры, когда при контакте разных по развитию цивилизаций происходили трагедии. Пример — уничтожение цивилизации ацтеков в Южной Америке. Пример, конечно, очень грубый, но показательный. Ответы на ваши вопросы вы еще получите, даю слово офицера.

Тогда я и понял что ситуация начинает выходить из-под контроля и нужно в срочном порядке прерывать контакт или резко ограничить активность контактов. Налицо все признаки первичной взаимной интеграции. И эта интеграция мне не нравится, получается, что не они, а мы попадаем в зависимость — это именно то, чего очень хотелось избежать. Тогда мы окажемся у них во власти и прав у нас будет не больше, чем у остальных винтиков огромной государственной машины.

Поэтому я для себя решил, что эта ночь будет последней и надо будет взять небольшой тайм-аут для обустройства бункера. С такими мыслями я слонялся по Могилеву в окружении охраны.

Глава 16

После разговора с Судоплатовым очень хотелось развеяться, а еще лучше — похулиганить. Идея пришла не сразу, но со временем я увидел, как пионеры собирают пустые бутылки для заливки знаменитого «Коктейля Молотова». Вспомнилось, как в Симферополе мы делали нечто подобное, но более эффективное, чтобы закидывать окна и подвалы, из которых периодически постреливали татарские и турецкие стрелки.

Я объяснил Ковалеву свою идею, и мы расположились во внутреннем дворе Могилевского управления НКВД. Достав канистру бензина и столько же солярки, найдя в развалинах несколько листов битума, мы приступили к действу. Я попросил ограничить доступ, зная, что город рано или поздно будет оккупирован, и секрет новой зажигательной смеси не должен быть раскрыт раньше времени. Налив в большую кастрюлю воды и положив пару железок, я поставил на них ведро. В него накрошил битума и начал доливать смесь бензина и солярки, осторожно помешивая. Доливая и добавляя битума, добился состояния густого киселя. Вытащив ведро и дав ему немного настояться, залил в бутылку. В качестве запала вставил пробку, пропустив сквозь нее кусок огнепроводного шнура. Ну что ж, попробуем. Отойдя подальше в развалины, поджег шнур и кинул булку в стену. Вспышка была неслабая. И горело очень даже мило. На Ковалева это произвело хорошее впечатление. Обговаривая весь процесс создания и применения, мы вышли из развалин и наткнулись на бегущий патруль. Но вручил энкавэдэшные документы расставили все по местам. Они увидели вспышку и мощный дым и соответственно отреагировали.

Зайдя в управление, мы наткнулись сразу на Чистякова, который что-то выговаривал двум бойцам в форме НКВД. Наши армейские наряды сначала не произвели впечатления, но вот документы расположили к более доверительному общению. Услышав знакомую фамилию в сочетании со званием не лейтенанта, а капитана ГУГБ НКВД Зимина, Чистяков очень уж внимательно стал на меня поглядывать. На последней встрече с ним я был в маскхалате, и узнать меня он мог только по голосу. Поэтому он сидел и с большим интересом рассматривал меня.

Обсуждались рабочие вопросы, и я как-то заскучал. Было уже неинтересно. Сегодня последний вечер, загружаем остатки продуктов, закачиваем воду и остатки солярки — и я на время отключаю установку.

Это обсуждалось с остальными взрослыми обитателями бункера — и все были согласны, особенно после сегодняшнего утреннего боя, когда пришлось спасаться от немецкого артобстрела. Нас осталось слишком мало, и просто так рисковать было глупо.

Вечером выдвинулись к порталу в сопровождении охраны и нескольких загруженных машин. Бой на этом участке давно затих и ситуация позволяла быстро закончить погрузо-разгрузочные работы.

Пришлось снова работать до утра, пока в бункере не заполнили все емкости для горючки и для воды. Затем началось самое трудное — погрузка ящиков с консервами, мешков с крупами и другими продуктами длительного хранения. Но и тут природная смекалка помогла. Мы сняли с джипа лебедку и переправили через портал. И когда через портал выдвигался поддон, на него складывали ящики, которые с помощью лебедки затягивались обратно. И так пока не стало светать. В общем, бункер опять был жизнеспособным.

Но червячок недовольства начал мучить и не давать покоя, слишком уж все шло хорошо. Из портала передали свежераспечатанные данные по Т-34, как я и обещал. Ковалев сразу озаботился степенью секретности и укатил к штабу дивизии для организации передачи пакета в Москву. Со мной осталась пара бойцов для охраны, и я на всякий случай таскал с собой ППД. Проводив машину с Ковалевым, я направился к порталу.

И вот тут, в то самое время, когда я, натягавшись грузов, от чувства выполненного долга испытывал приятное удовлетворение, мое пророчество сбылось. Только в несколько расширенном виде. По линии обороны батальона ударили артиллерия и минометы, и пока мы думали, куда бежать, перенесли огонь по нам, разглядев в поле несколько машин и людей. Где-то читал, что обстрел минометами вещь очень смертоносная, хуже только попасть под накрытие системами залпового огня. Подтверждаю. Так оно и есть.

До портала оставалось метров сто, но преодолеть их было невозможно из-за сильного минометного обстрела. Близким взрывом убило одного из моих охранников. В стороне переднего края разгоралась перестрелка. Глухо бухали пушки, трещали пулеметы и хлопали винтовки. Гул танковых моторов нарастал. Прорвав оборону стрелкового батальона на узком фронте, немцы пошли по полю в нашу сторону. Использование такого количества танков на таком фронте говорит о сильной озабоченности немецкого командования. В полосе обороны батальона наступали около четырех полков. Естественно, шансов остановить их ни у кого не было.

Пока долбали пехоту, я успел накричать в радиостанцию, чтоб срочно отключались. Женщины пытались препираться, но у нас были пультики для экстренного закрытия портала, чем я и воспользовался. Портал беззвучно закрылся, оставив снаружи антенну, которая обрезком упала на землю. Немецкие танки были уже возле точки выхода и разнесли стоявшие там ЗИСы с пустыми бочками. Мы с последним охранником залегли в воронке и стали отстреливаться из автоматов. Способа прорваться к порталу просто не было. Отступающая пехота мешала точно стрелять. До нас добежали считанные единицы. Страшное зрелище, когда в течение нескольких минут уничтожили целый батальон. Такая ситуация была на соседних участках. К счастью, это поле считалось танкоопасным направлением и за несколько дней до немецкого наступления было качественно заминировано со стороны фронта. Первые несколько танков, выскочившие на поле, окутались дымом и загорелись. Остальные остановились и с дальних дистанций стали обстреливать наши позиции.

По моему мнению, немцы решили покончить с гарнизоном Могилева и сконцентрировали на маленьком участке обороны одного 747-го полка три дивизии, и 24-й механизированный корпус Вермахта, вместо привычного для меня удара южнее, в обход Могилева, перенес направление наступления на сам город, стараясь рассечь подразделения 13-й стрелковой армии на несколько частей. В нашем варианте истории, чтобы не терять время и темп, два немецких корпуса из 2-й танковой группы Гудериана обошли город, окружив 13-ю армию. В этом же варианте, оценив боеспособность наших частей, решили сначала уничтожить группировку, а затем вести наступление на Смоленск. На этом они теряли не менее пяти-шести дней, давая время лучше укрепить Смоленск и его подступы. Но я был уверен, что, выигрывая дни сейчас и сковывая немецкие части, мы давали тем, кто за нами, возможность лучше подготовиться.

Бой продолжался уже несколько часов, нас теснили к окраинам Могилева. Линия обороны отодвинулась на двадцать километров и пролегла недалеко от деревни Гребеневка, где расположились зенитчики.

Вот как раз они и помогли остановить танковое наступление, поставив свои 76-миллиметровые зенитки на прямую наводку и уничтожив около десятка танков. Пока немцы увязли в дуэли с зенитной батареей, которая к концу боя была практически уничтожена, мы сумели запустить установку постановки помех. Немецкий напор был все еще силен, но не так эффективен. Неслаженность действий стала сказываться. К переднему краю на нескольких машинах подвезли ящики с новым зажигательным составом. После чего несколько танков весело и чадно задымили. Остальные танки начали, откатываясь назад, постреливать по позициям советской пехоты. Слева ожили два зенитных орудия. Мощные 76-миллиметровые пушки эффективно боролись с немецкими танками. Появление авиации противника положило конец такой вот противотанковой идиллии. Зенитные орудия не успели развернуть, и они исчезли в дыме разрывов авиабомб. Пехота пыталась отстреливаться, но огонь был малоэффективен. Минут двадцать «лаптежники» ходили у нас по головам. В это время танки снова контратаковали. Забитая и оглохшая пехота не смогла противостоять. Снова прорыв — и танки утюжат окопы. Я в это время находился недалеко от КП полка и видел всю эту картину. Чувство бессилия, когда видишь избиваемую пехоту, охватило не одного меня. Перевес сил был такой, что установка постановки помех уже не помогала. Немецкая пехота добралась до окопов — и началась зачистка. Комполка собрал всех, кого можно было — ездовых, штабных писарей, поваров и бросил их в безрассудную контратаку. Расхватав бутылки с моим эрзац-напалмом, бойцы с криком и матом бросились на танки. Поддавшись общему энтузиазму, я тоже схватил пару бутылок, свой ППД и бросился со всеми на немцев. Никогда я не испытывал такого настроя, такой ярости и презрения к смерти. Было только одно желание: добежать и убить, вцепиться зубами.

Быстро редеющая толпа добежала до окопов, и немецкие танки начали вспыхивать один за другим. Многие начали бросать бутылки в немецкую пехоту, и на наших старых позициях раздался душераздирающий вой. Все заволокло черным дымом. В траншеях началась рукопашная схватка. Я бежал на левом фланге, и получилось так, что немецкий танк с фланга расстреливал атаку из курсового пулемета. Я был вне сектора его обстрела, и, не добегая метров десяти, зажег шнур и метнул бутылку. За моей бутылкой в танк полетело еще две. Повернув голову, я увидел возле себя Виктора, своего охранника из ОСНАЗа НКВД. Танк вспыхнул, как бочка с бензином. Из-за танка по нам заработал MG-34, и несколько бойцов сразу упало, но тут же за танк полетели три бутылки. Раздался хлопок, и вспышка, и дикие крики. Подбежав к окопу, мы без жалости расстреляли горящих немцев. А чуть отдышавшись и заняв свои окопы, принялись уже спокойно, как в тире, расстреливать убегающего противника. Редкая стрельба стала нарастать, осмотревшись по сторонам, я увидел около сорока бойцов в форме НКВД. Видимо, комдив увидел опасность в сложившейся ситуации и перебросил к нам резерв, роту бойцов из сводного полка Могилевского НКВД.

Немцы, понесшие серьезные потери в атаке, ограничились редким артобстрелом.

Опустившись на дно окопа, я наконец-то дал волю чувствам. Руки тряслись от переизбытка адреналина.

Но незабываемое чувство победившего, выжившего в страшном бою воина, наполняло душу покоем и умиротворением. Провоевав в грязной войне, когда все воюют со всеми, я понял, что такое народная война, что такое защищать свою землю. В нашем времени все было по необходимости: взялся за оружие, чтобы защитить свою семью. Там не было государства, ради которого стоило воевать. Погрязшая в воровстве и государственном бандитизме страна с непомерными амбициями и повадками дешевой проститутки не заслуживала доброго слова. А тут я чувствовал себя частью чего-то великого, древнего. Я понимал наших стариков, прошедших через такое и видевших падение той страны, ради которой они проливали кровь.

Несмотря на фанатичное сопротивление, линия фронта неизбежно сжималась к Могилеву. 24-й механизированный корпус с частями 46-го прорвали оборону южнее Могилева, а части 47-го механизированного корпуса — севернее, и практически завершили окружение группировки 13-й стрелковой армии. Но это случилось 27 июля. Хотя в нашей истории к 25 июля уже были подавлены основные очаги сопротивления в Могилеве. Значит, все-таки не зря я тут провел столько времени. Плотность немецких войск была такова, что любая попытка преодолеть их порядки и просочиться к одной из точек выхода порталов была самоубийством.

Тридцатого июля немцы вышли к окраинам Могилева. Попытка запустить станцию подавления закончилась неудачей. Через двадцать минут работы немцы сосредоточенным огнем артиллерии разгромили целый квартал города, где мы замаскировали полуторку с радиостанцией. Хорошо, что я с ноутбуком, сканером и генератором предусмотрительно спрятался в подвал.

Женщины несколько раз включали установку и истерически просили вернуться. Но пришлось дать жесткую команду отключиться, перенести выход установки в самое первое положение и раз в день ее включать. А то любой близкий взрыв — и осколок запросто залетит вовнутрь и покалечит. Я пообещал рано или поздно вернуться на то место. Возможности прорваться пока не было. Бои шли по всему городу. Поселок Луполово был занят, и эвакуироваться воздухом уже возможности не было.

Глава 17

Бои в городе не умолкали. О Ковалеве ничего не было известно, поэтому, потеряв возможность влиять на происходящие события, пришлось стать простым бойцом. В составе группы из шести снайперов, вооруженных СВТ-40 с оптическим прицелом и моей СБУ, устраивали снайперские засады, как правило, в составе пехотного подразделения, чтобы скрыть эффективность огня снайперов на общем фоне потерь, но и это давало свои плоды. Попытки атаковать без танкового прикрытия практически прекратились. Мне, как человеку двадцать первого века, развалины Могилева напоминали Сталинград. Те же разгромленные дома и улицы с остовами сгоревшей техники, заваленные трупами защитников и атакующих. Мой эрзац-напалм стал пользоваться большой популярностью. Специальный отряд НКВД занимался тем, что готовил адскую смесь и разливал по бутылкам. Чистяков, еще до начала наступления получив мои рекомендации, согласился с соблюдением режима секретности. Поэтому линию соприкосновения с противником можно было точно идентифицировать по тяжелому черному дыму.

Немцы, еще не имевшие отработанной тактики ожесточенных уличных боев, несли потери. Это уже после Сталинграда появилась тактика штурмовых групп в составе двух единиц бронетехники, огнеметчика и восьми-двенадцати бойцов. Сейчас эту тактику использовали мы. Так получилось, что я остался единственным командиром в звании капитана, и мне пришлось взять на себя командование сводным отрядом, состоявшим из бойцов 747-го и 514-го стрелковых полков, отступивших в черту города.

Разбив людей на штурмовые группы, проинструктировав по тактике ведения боя командиров и распределив зоны ответственности, мы приступили к организации обороны очередного квартала. Из тыла мальчишки-пионеры с трудом принесли несколько ящиков с бутылками, заполненными нашим напалмом. Получив из штаба несколько ящиков с толовыми шашками, мы приступили к изготовлению в полевых условиях самодельных взрывных устройств. Простые портянки пропитывали солидолом и на них аккуратными рядами накладывали стреляные гильзы. Получившимися осколочными рубашками обматывали толовые шашки, изготавливая заменители оборонительных гранат. На пути возможного продвижения немецких танков установили управляемые фугасы из снарядов 152 — миллиметровых гаубиц. К двум-трем бутылкам с зажигательной смесью приматывали толовую шашку, и все это заматывали самодельной осколочной рубашкой. Такой гибрид при взрыве среди живой силы противника производил неизгладимый эффект.

Каждый дом давался немцам с большими потерями. По моим подсчетам, только на моем участке мы положили около двухсот человек и четыре танка. Единственное, что немцы могли противопоставить, так это расстреливать дома из танковых пушек и гаубиц с закрытых позиций. Попытки выкатить несколько полевых орудий закончились большими потерями расчетов от огня снайперов.

Но даже самоотверженная борьба не может противостоять безжалостному, выверенному механизму. Я всегда считал, что там, где говорят о героях, молчат про ошибки. Война — это работа. Если все настроено и подготовлено, то нет места героизму. Это работа, грязная и кропотливая, но работа. И немцы умеют ее делать. А мы оплачиваем ошибки начальства своими героическими смертями.

Как и в прошлой истории, штаб 13-й армии принял решение идти на прорыв. Части, расположенные в городе и отсеченные вклинившимися частями 23-й немецкой пехотной дивизии, не были извещены. После попытки прорыва мы еще четыре дня отбивались в городе. Все свои приборы — ноутбук, радиосканер и радиопередатчик — я спрятал в подвале полуразрушенного дома, на всякий случай заминировав. С собой оставил переносную радиостанцию. Патронов практически не было, все уже давно сражались трофейным оружием. Из отряда численностью около ста пятидесяти человек остались в строю двадцать шесть. Среди них были моих два старых знакомых еще по бою в лесу, старшина Вяткин и молодой боец Воропаев. Они давно меня узнали и всегда старались держаться рядом. Как-то вечером, после боя, молодой Воропаев в лицах рассказывал, как тогда в лесу немцам надавали. Поднимал, так сказать, авторитет.

Как-то, это было сразу по окончанию училища, и я молодым зеленым лейтенантом попал в часть, один старый-старый прапорщик сказал интересную вещь, которую я никогда не забываю и стараюсь следовать ей: «Никогда не говори солдатам, что все знаешь и умеешь, показывай делами, тогда только будут уважать и при необходимости пойдут с тобой на смерть». Сейчас, будучи в двух шагах от смерти, я понимал, насколько он оказался прав.

Я видел, как бойцы собирались вокруг подготовленного и уверенного командира, который не пошлет их на убой, а будет с ними воевать по-умному. Так сейчас и получилось. Под моим командованием оказался небольшой отряд, в котором остались только самые опытные, выжившие в многодневных боях бойцы. Это был самый лучший экзамен, и те, кто его сдал, ценились на вес золота.

Прошло четыре дня с того момента, как части 13-й армии пошли на прорыв, оставив в окруженном городе несколько тысяч человек. Без боеприпасов и медикаментов они не могли обороняться, и немцы методично подавляли очаги сопротивления.

Оставаться в городе уже не имело смысла, и я принял решение прорываться в леса. Немецкие части в Могилеве уже сменились — те, что принимали непосредственное участие в штурме, были отведены на пополнение, а мобильные моторизованные дивизии ушли на Смоленск и Кричев.

Сейчас в городе орудовали части второго эшелона. Это давало шанс. Естественно, прорываться на соединение с советскими частями я и не думал. Там как раз немцы нас и ждали, прежде всего, нарваться на засаду проще простого. Поэтому мы решили пробираться в сторону Днепра. Замаячила возможность выйти поближе к порталу, а там уже можно было что-то придумать. Тем более команда подобралась очень даже неплохая. Во всяком случае, не хуже, чем наша рейдовая группа морской пехоты, с которой я колесил по просторам Крыма. Может, подготовка и хромала, но зато дух и настрой были на высоте. Слабовольные давно сами посдавались в плен и уже пахали на разминировании полей и участвовали в разборе завалов.

Тут очень помог прибор ночного видения, я его берег именно для такого случая. Аккумуляторы почти разрядились, но на пару часов работы должно было хватить. Четвертого августа группа в составе двадцати восьми человек стала пробираться на запад, к Днепру. Несколько раз приходилось пережидать патрули.

Почти перед самой окраиной мы наткнулись на стационарный пост, оборудованный с немецкой педантичностью. Два пулемета полностью перекрыли все подходы. И один пулемет был расположен в развалинах дома. Близлежащее пространство освещалось электрическими фонарями, запитанными от полевого электрогенератора. Вероятно даже, это была ремонтная часть, но в темноте принадлежность было трудно определить.

— При попытке прорыва все тут ляжем.

Эту мысль озвучил Виктор, который так и оставался возле меня во время всей обороны Могилева. Гранат почти не осталось. Патронов, в лучшем случае, по два десятка на брата. У меня в СВУ было два магазина и в ПП-2000 один полный магазин. Нашуметь хорошо — получится, а вот прорваться — вряд ли. Бойцы ждали моего решения.

— Значит так. Работаем их по-тихому. Тут не более двадцати человек. Подкрепления могут подойти по двум улицам. Поэтому, Вяткин!

— Я.

— Берешь Воропаева, делаешь две растяжки по правой улице, с дистанцией пять метров. Занимаете оборону, прикрываете отход.

— Есть.

— Супонин.

— Я.

— То же самое по левому проходу. Если начнется стрельба, скорее всего, оттуда полезут. Так что сделай качественно.

— Понял, сделаем, товарищ капитан.

Что такое растяжки, я их уже давно научил. И такими простыми премудростями бойцы пользовались с удовольствием.

— Витя, — обратился я к своему охраннику из ОСНАЗа, — берешь восьмерых, мажете сажей лица и клинки штыков, подбираетесь максимально близко. Постарайтесь по-тихому их сработать. — Дождавшись кивка, я переключился на командира нештатного отряда снайперов, сержанта Малого: — Семен, берешь своих, и держите на прицеле все три пулеметные точки. Если начинают работать, убираете пулеметчиков. При прохождении блокпоста прикрываете отход групп Воропаева и Супонина. А я попробую по развалинам добраться до верхнего пулемета и в случае чего из пулемета работаю по проходам, прикрывая ваш отход. Если получится, мигну три раза фонариком, чтоб меня ненароком не грохнули. Если пойдем врассыпную, встречаемся возле Днепра, недалеко от деревни Вильницы. Все понятно? Работаем, готовность десять минут.

Через десять минут отряд распался. В развалинах остались четыре человека, которые должны были нести раненых.

У меня была самая трудная задача. Одевшись в «лохматку», как называли бойцы мой камуфляж «Кикимора», и нацепив прибор ночного видения, я стал пробираться к верхнему пулемету, который контролировал дальние подступы к посту.

Осторожно ступая по развалинам, я медленно и осторожно подбирался к развалинам двухэтажного дома. Немец сорок первого года, конечно, непуганый, но своими обязанностями никогда не пренебрегал. Поэтому надеяться, что застану в развалинах парочку спящих фрицев, глупо.

Так и есть. Свив себе гнездышко, пара немцев там дежурила. Правда, один из них отсыпался, зато второй бдительно посматривал по сторонам.

Зайдя немного правее, я получил две мишени, которые прекрасно просматривались через пролом в стене. Отсчитав положенное время, достаточное бойцам, чтобы выйти на дистанцию броска, сделал два одиночных выстрела. Бодрствующий немец, получив пулю в основание черепа, булькнул, уткнулся головой в самодельный бруствер и завалился на бок. Второй просто дернулся во сне и затих.

Выскочив через пролом к пулемету, я три раза моргнул фонариком и стал оглядываться по сторонам. Мои бойцы практически подобрались к блокпосту. Оценив положение и взяв на прицел дальнего пулеметчика, я стал ждать. Но как всегда действительность преподнесла сюрприз. Сзади раздались тяжелые шаги, и кто-то стукнулся и стал ругаться на немецком. Обернувшись в сторону пролома, я увидел немца, удивленно смотревшего на меня. Тот даже не успел сдернуть с плеча винтовку, как я всадил ему в грудь короткую очередь. Но он успел крикнуть.

Но это уже не могло изменить ситуацию. Перегнувшись через окно, я двумя очередями положил ближнего пулеметчика и часового, оказавшегося рядом. Но звук стрельбы, даже с использованием тактического глушителя, все равно показался громом и всполошил неспящих немцев. Оставшийся в живых пулеметчик закричал — и тут же захрипел, получив в горло импровизированным копьем из привязанного к жердине штыка. Пока фрицы просыпались и хватались за оружие, в полуразрушенный дом, выбранный для ночлега, врывались бойцы, уничтожая противника штыками и саперными лопатками. Раздалось несколько выстрелов, долгий вопль — и все затихло. Но тревога была поднята, и несколько патрулей приняли звук выстрелов как сигнал к действию. Со стороны правого прохода раздалось два взрыва — сработали растяжки. Послышались несколько одиноких выстрелов — наш заслон вступил в бой.

Время катастрофически уходило. Со стороны левого прохода тоже раздались выстрелы и загрохотал пулемет. Ситуация начала выходить из-под контроля. Из караулки вытащили двух раненых бойцов. С таким грузом трудно будет уходить. Наплевав на маскировку, я закричал из окна:

— Витя, берите раненых и уходите. Малый!

— Я, товарищ капитан.

— Забирайте пулеметы и запасные ленты. Отойдите метров на сто вперед и займите оборону, отсечете преследователей. Отходите вместе с группами Вяткина и Супонина.

— А вы?

— А я тут немного из пулемета постреляю, уж слишком позиция хорошая. Все бегом, пока они тут, как тля, не налетели. Не бойся, если что, свалить отсюда не проблема.

Бойцы опытные, поэтому пререкаться не стали. Впереди бежали несколько человек и тащили на себе раненых. Стрельба разгоралась, но больше напоминала истерическую. Так обычно постреливают, когда боятся и забились по норам — лишь бы пальнуть: не попаду, так напугаю. Мимо протопал Супонин с напарником, а чуть позже им вдогонку похромали Вяткин и поддерживающий его Воропаев.

А вот это пошли не технари, а нормально подготовленные немцы. Те перемещались короткими перебежками и постреливали в нашу сторону. Бабахнула еще пара растяжек. Веселье только начиналось. Примерившись к пулемету, я начал выцеливать братьев по разуму в немецких мундирах. Пулемет задергался в руках.

Лупя короткими очередями по фигуркам, мелькавшим в развалинах домов, плохо различимым в предрассветном полумраке, я испытывал удовлетворение, видя, как некоторые, не успев добежать до укрытия, падают и больше не поднимаются.

Но и мне становилось «весело». Пулеметный расчет без пехотного прикрытия тоже недолговечен, поэтому, получив в лицо порцию крошки, высеченной из камня пулей, я решил, что заигрался в героя-пулеметчика. Немцы — толковые ученики, пристрелялись. Сейчас подойдут поближе и закидают гранатами. Стащив пулемет и закинув на плечо запасную ленту, я махнул рукой на запасной ствол для пулемета и побежал вниз. Но, добежав до пролома, услышал характерный деревянный стук, который издает немецкая граната-колотушка на длинной деревянной ручке.

— О-ё! — И сиганул в пролом, хорошо так растянувшись на камнях.

Хлопнувший сзади взрыв, чуть ударил по ушам, но ничего серьезного.

В грохот выстрелов на улице вклинилось несколько новых звуков. Заработали два пулемета. И частота выстрелов сразу изменилась. Немцы как-то сразу притихли, два пулемета — неплохой аргумент побросать оружие, залезть подальше и притвориться деревцем.

Это дало мне время вылезти из здания и побежать к спасительному лесу.

Сзади раздались несколько хлопков, визг, и впереди вспыхнули разрывы. Минометы. Быстро они развернулись. До леса оставалось метров сто, когда меня ударило в спину и кинуло на землю. Рядом упал пулемет, и острая боль пронзила тело.

Я лежал и от боли не мог вздохнуть. «Главное, чтоб позвоночник был цел, главное, чтоб позвоночник был цел», — повторял я про себя и, прежде чем потерял сознание, услышал рядом немецкую речь и длинную пулеметную очередь «на расплав ствола». Меня схватили за руку, дернули — и наступила темнота.

Глава 18

Было больно, очень больно. Болело все тело, и я чувствовал, как болят ноги и руки и как трудно дышать. Пришло понимание, что позвоночник цел — и это меня успокоило. С трудом я открыл глаза, было светло. Попробовал поднять голову, но сразу стало так хреново, что лучше б в себя не приходил. Контузия, что же еще. Да уж. Припечатало основательно. Попробовал повернуться на бок, и меня вырвало. Открыл глаза. Рядом сидели и лежали мои бойцы — не больше десятка. Рядом крутился Воропаев.

— Воропаев, — через силу выдавил я. Вместо голоса раздался хрип, и стало так больно в ребрах… Да, похоже, сломаны ребра. Ой, как больно.

Но тот услышал.

— Товарищ капитан очнулся.

И наклонился ко мне.

— Что вы говорите?

— Сколько… сколько вырвалось?

— Восемь нас. Трое ранено.

— А где остальные?

— Как немцы стали из минометов бить, отступили в лес. А вас ранило. Товарищ лейтенант побежал вас выручать, и мы с ним. Вот восемь человек и ушло. Где остальные, пока не знаю.

На дальнейшее общение сил не хватило. Опять накатила темнота, притупив боль и муки совести.

Когда я снова пришел в себя, было темно. Рядом сидел Виктор с перевязанной грязным бинтом грудью. Он был очень бледным. Увидев, что я открыл глаза, он слабо улыбнулся.

— Привет, капитан. Вот видишь, мы прорвались. Я не верил. Но тебе везет.

Он замолчал, видимо, собираясь с силами. Потом тихо прошептал:

— Скажи, Сергей, кто ты? Мне недолго осталось, до наших живым не дойду.

— Витя, что ты хочешь услышать?

— Ты слишком много знаешь. Скажи, мы победим?

— Да. Если бы я не вмешался, то в сорок пятом году. Теперь, надеюсь, пораньше.

Он хрипло закашлялся, и через кашель я услышал смех.

— Ты из будущего. Киселев так и думал.

— Тебе легче стало?

— Немного. Жаль, не доживу до победы, но все равно хорошо, что с потомком встретился. Кем ты там был? Чем занимался?

— Разведка морской пехоты. Тем же самым и занимался. Воевал, уничтожал, взрывал.

Виктор вновь замолчал и потом выдал фразу, за которую мне стало очень стыдно:

— Если вы такие, значит, мы не зря умираем, значит, есть смысл и есть ради чего жить.

Парень умирал у меня на глазах, и мне было стыдно за нас, за наш мир, за то, что мы загадили память о таких вот ребятах, которые шли на смерть, как на работу. За то, что мы пропили, прогуляли, промотали все, что они добывали кровавым потом.

Сейчас, находясь в этом лесу, я испытывал бессилие от своей слабости. Рядом умирал человек, который мне прикрывал спину и вытащил из-под огня, с которым мы сроднились. Я, мнивший себя вершителем судеб, был бессилен помочь этому хорошему человеку и не мог помочь тому же Вяткину или Воропаеву, которые возились невдалеке, возле небольшого бездымного костерка. Я не мог помочь Супонину, Малому и остальным бойцам. Они все были практически обречены. Сколько их было таких безвестных, выполнивших свой долг до последнего. Мне открылась истина — что они как раз и есть совесть нашего народа, костяк, на котором все держится.

Ведь они и у нас были, такие люди. Я ведь знал и видел, я с ними воевал рядом. Сколько таких вот Вяткиных, Супониных спивались, бросали все и, переступив через себя, выходили на рынок торговать, потому что дома были дети и их нужно было кормить. Что же с нами стало? Мы доигрались в мнимую, навязанную нам вседозволенность и потеряли свой мир.

Витя — так и не узнал его фамилию, все равно не скажет — закрыл глаза и заснул или потерял сознание.

На меня наскочил неугомонный и взбудораженный Воропаев.

— Товарищ капитан! Тут прибор ваш дергается и дребезжит. Аж страшно поначалу.

И протягивает мне мою радиостанцию, которая только вчера вечером, когда мы приблизились к лесу, была включена. На ней был активирован канал цифрового зашифрованного вызова. И вот станция получила код активации и стала вызывать.

Включив декодер, я ответил на вызов.

— База вызывает Феникса. База вызывает Феникса.

Нажав кнопку, ответил:

— База, Феникс на связи.

Радостный визг в эфире известил о том, что мне рады и что нас ждут.

— Сереженька, как ты там?

— Так, зацепило немного. База, у нас много раненых, есть и тяжелые, нужна немедленная помощь.

Тон из радостного сразу стал деловым и озабоченным.

— Где вы находитесь?

— Пока не знаю, попробуйте нас запеленговать.

— Сережа, включи маяк, попытаюсь вас засечь.

Прошло десять томительных минут.

— База вызывает Феникса. Вы на расстоянии восьми километров от портала.

— Хорошо, дорогая, сейчас организую марш-бросок. Готовь Марину и операционную, у нас несколько тяжелых. Еще нужны еда и боеприпасы для нашего оружия.

Закончив сеанс связи, я подозвал Вяткина.

— Фрол Степанович. Нужно поднять всех и пройти восемь километров на юг. Там будет медицинская помощь, продукты и боеприпасы. Подготовь носилки для тяжелораненых.

Это звучало невероятно, но люди привыкли мне верить и по многим недоговоркам считали меня очень необычным человеком, подтверждением тому были мои «озарения» и необычные словечки.

Минут через сорок мы двинулись, медленно и с трудом, но целенаправленно. У людей появилась цель.

Нам понадобилось три часа, чтобы пройти эти восемь километров. Меня тоже несли, идти я пока не мог.

По ходу дела стал узнавать места. Прошел месяц, а сколько всего произошло.

Вскоре в радиопередатчике раздался вызов:

— Феникс, это База. Вижу группу вооруженных людей в советской форме.

— База, это Феникс. Это мы. Можете выходить.

Вызвав Вяткина, я объяснил ему, что скоро мы встретим своих людей и не стоит нервничать.

Это было зрелище, ради этого можно было и побегать по полям войны. Из-за кустов выскочили две женщины, облаченные в бронежилеты, с автоматами наперевес.

— Сереженька.

Светка стала бегать от солдата к солдату, вглядываясь в лица, стараясь узнать меня. Вскоре она наткнулась на меня и стала обнимать и плакать.

— Оу-у-у-у, — завыл я. — Осторожно, ребра.

Подбежала Маринка, но я погнал ее к Витьке.

Усталые бойцы аккуратно положили носилки и обалдело стали рассматривать носящихся вокруг них женщин в бронежилетах и касках.

— Надо ему сначала помочь. Давай по тяжелым, а потом и до меня дело дойдет.

Марина кивнула в знак согласия и занялась тяжелыми. Знает, что больше всего народа умирает не от ран, а от потери крови и несвоевременно оказанной помощи.

Склонившись над Виктором, она недолго с ним занималась. Лицо у нее закаменело, и она пересела к другому бойцу. Последним оказался я. Светлана все это время бдительно смотрела по сторонам. Двух бойцов с трофейными пулеметами она отрядила на фланги. Тут сказывалось ее военное образование и опыт командования личным составом.

Когда Марина стала заниматься мной, я ее осторожно спросил про Виктора и по глазам понял, что все плохо.

— Марина, сделай что-нибудь. Он мне жизнь спас. Пожалуйста.

— Сережа, ты воевал, знаешь, что это такое. Нужна операция. А я всего лишь педиатр, и опыта таких операций нет.

— Но ты же ребят в Севастополе лечила. Попробуй. Это очень важно.

— Я попробую, Сережа. Попробую. Как мне надоела эта война. Его надо к нам в бункер, в процедурную.

— Хорошо, сейчас организуем. А что с другим?

— Тяжело, но излечимо. Запущенное ранение, начало гангрены, но я помню, как антибиотики поначалу на людей действовали. Так что я не волнуюсь. А вот у лейтенанта проникающее ранение грудной клетки. Как он до сих пор жив, не понимаю.

— Ты иди в бункер и готовься, сейчас объясню людям все — и все будем в бункере.

— Сережа, ты уверен?

— Марина, я не могу бросить их тут. Тут остались лучшие, кто не испугался. Тем более нашему затворничеству все равно должен прийти конец, и лучше это делать с верными людьми, нежели надеяться на честность руководства СССР.

— Воропаев.

Тот только и ждал команды.

— Я, товарищ капитан.

— Вызови Вяткина и готовь народ к движению. Времени мало.

— Есть, сейчас сделаю.

— Фрол Степанович, — обратился я к Вяткину, — тут рядом есть укрытие, где нас никто не достанет. Ничему не удивляйтесь, потом все объясню. Виктору срочно нужно делать операцию. Так что собирай всех, и движемся к входу в бункер.

— Понятно. Сейчас сделаем.

Чуть помедлив, он спросил:

— Это ваша жена, товарищ капитан? — И кивнул в сторону Светланы, которая инструктировала Супонина по порядку передвижения. Дождавшись ответного кивка, он продолжил: — Серьезная женщина. Умеет командовать.

— Так она звание капитана имеет, военное училище закончила и бойцами командовала. Так что трудновато иногда в семейной жизни приходится.

— Вы-то как, товарищ капитан?

— Да отлежаться пару деньков — и все. Пришли ко мне Малого с Мироновым.

Через три минуты подошли оба наших снайпера.

— Семен, женщины принесли боеприпасы и еду. Вы из нас сейчас самые подвижные, поэтому от вас потребуется сгонять к Днепру и попробовать поискать остатки нашего отряда. Нельзя своих бросать. Послать больше некого, а ты охотник, лес лучше всех здесь чувствуешь. И главное, ни в коем случае не попади в плен живым. Ни ты, ни Миронов. Если узнают про нас и, хуже того, захватят, то стране будет нанесен очень большой вред, почему, я потом объясню.

Малой ухмыльнулся.

— Да понятно, товарищ капитан, давно было видно, что вы не из простых. Ни вы, ни товарищ лейтенант. Да ваше устройство, что немцам по радио общаться мешает, мы видели.

— Хорошо, что понимаешь. Если здесь никого не найдете, забазируетесь и ждите меня или кого-то из нашего отряда. Да, и возьми мой камуфляж, он тебе нужнее будет.

С кряхтеньем удалось стянуть с себя масккостюм «Кикимору». Получив боеприпасы и продукты, снайперы растворились в лесу.

Минут через двадцать мы подошли к порталу. После некоторых пояснений бойцы аккуратно поднялись по спущенной стремянке и попали в бункер. Я не исключал возможности, что кто-то из моих бойцов специально приставлен ко мне. Кто-то, кроме Виктора. Но если честно, то я устал, набегался. Надо было немного отдохнуть, но при этом оставались еще бойцы, которые должны ждать возле Днепра в районе сбора.

По моим планам, гостям пребывать в бункере не более двух-трех суток. За исключением тяжело раненных.

Я принял горизонтальное положение и позволил наконец-то супруге заняться своим здоровьем. Дети, испугавшись новых людей в бункере, осторожно подглядывали из жилых боксов.

При помощи Вяткина и Супонина Марина отнесла Виктора в процедурную и стала готовиться к трудной операции. Ее волнение понятно, хирург считается специалистом высшей квалификации среди врачей. И такого достигают годами, а тут сложнейшая операция. Но это все, что я могу сделать для Виктора.

Накормив всех и заставив большинство, кроме тех, кто помогал Марине в операции, отсыпаться, я решил провести серьезный разговор после отдыха.

На этот день больше всего проблем выпало Марине, операция была действительно трудной, и о результате говорить еще было очень рано.

Когда все наконец-то отоспались и привели себя в порядок, собрались на ужин в кают-компании. Я, взяв с собой Воропаева, пошел к установке. Тот ненадолго сбегал на ту сторону, узнать появились ли наши разведчики. Но их, к сожалению, пока не было.

Подавленные новыми впечатлениями люди ждали объяснения. Но никто не торопил. Уважают, значит, командира.

И вот три человека сидят возле меня. Практически всех я знал не один день, вместе воевали. Это те, кто остался. Остальные рассеяны по лесу.

— У вас, наверно, накопились вопросы, сейчас я готов ответить и пояснить. Но запомните, то, что я сейчас скажу, навсегда изменит вашу жизнь. Даже за то, что вы были рядом со мной, вам может угрожать опасность. Вас будут преследовать всю жизнь, может быть, и свои, и чужие. Не надо так на меня смотреть, Супонин, я не предатель, наоборот, судьба нашей Родины для меня важна не меньше, чем и для вас. Сейчас есть возможность уйти. Потом вы поймете, что уйти уже не сможете, не потому, что вас будут удерживать насильно. Совесть, вот кто вас будет держать. Совесть и долг.

Пауза затягивалась. Люди обдумывали мои слова, и у каждого было написано разное на лице. Воропаев восторженно и как-то одухотворенно ждал продолжения. Мне его жаль, парня ждет большое разочарование, может, только принадлежность к такой тайне компенсирует ему все неудобства. Вяткин, потирая раненую ногу, спокойно ждал продолжения. По-моему, он уже давно что-то подозревал, но как настоящий военный не лез не в свои дела. Супонин. Вот где был крепкий орешек. Я не удивлюсь, если он был из кулаков, есть в нем что-то такое, мужицкое, хозяйственное. Но при этом как боец он был страшным и безжалостным. Когда я ему что-то поручал, то был уверен, что все будет, как положено. Вяткин, как старший по званию после меня, наконец-то подал голос.

— Говорите, товарищ командир. Куда деться, мы и так уже с вами. Я тут подумал, что вы так давно могли уйти, но оставались и воевали как все. Так что я с вами.

— Хорошо. Все вы видели необычные устройства, оружие, — выждав необходимую паузу, продолжил я и обратился к Супонину: — Скажи, Илья Федорович, тебе понравилась моя винтовка?

— Да, неплохая, в лесу не совсем пойдет, но против немцев в самый раз.

— Так вот, эта винтовка разработана в тысяча девятьсот девяносто третьем году для спецназа, то есть войск специального назначения. Автомат ПП-2000 разработан в две тысячи четвертом году тоже для войск специального назначения, то же касается и радиостанции, которую даже в том времени никто подслушать не мог, и радиосканера, и кучи всего остального. Все это вещи из будущего.

Супонин, криво усмехнувшись, подал голос:

— Вы хотите сказать, что научились таскать вещи из будущего?

— Нет, я сам из будущего, ваш потомок.

Народ как-то спокойно к этому отнесся. Видимо, недавние события обороны Могилева вызвали некоторый ступор. Тут Воропаев задал вопрос, который всех интересовал:

— Мы победим?

Глубоко вздохнув, я с некоторой усталостью ответил:

— Конечно, победим. В нашей истории мы взяли Берлин в мае сорок пятого года. Даже праздник такой появился девятого мая, День Победы. Только вот цена…

Супонин опять криво усмехнулся и продолжил:

— Кровушки, наверно, русской пролили. Не можем по-другому.

— Да, так оно и есть. Как ни прискорбно, Супонин прав. Потери в этой войне огромные. Вы сами видели. Немцы будут, как бараны, ломиться до Москвы, где им окончательно дадут по рогам и погонят обратно. Только вот пока наши научатся воевать, столько ошибок понаделают, а за все будет уплачено солдатскими жизнями, да и не только солдатскими. Что немцы будут творить на оккупированных землях… Сколько народа замучают…

Самое интересное, что не последовало никаких диких криков в стиле «Вы провокатор, так не может быть. Пролетарии всех стран соединяйтесь!». Тут подобрались люди, взглянувшие в глаза смерти и уже воспринимающие мир по-другому. Когда-то и я такое прошел, только на другой войне.

Наконец-то подал голос Вяткин. Он после меня пользовался авторитетом, и его слово немало стоило.

— Товарищ командир, скажите, кто вы? Если из будущего, то хотите нам немцев помочь бить?

— Я офицер. Капитан разведки морской пехоты. Воевал. А здесь… Да скорее себе помочь, своей семье, семье погибшего друга. А потом понял, что где бы ни была Россия, здесь или в нашем времени, я должен ее защищать и для того я ношу свои погоны.

Увидев странную реакцию, я пояснил:

— Погоны введут в армии в сорок третьем году и звание офицера тоже.

— А там с кем воевали?

— Да разве ж они переводились — те, кто до нашей земли охоту имел. Что немцы, что турки, что французы. Беда в том, что довоевались. Вы же изучали химическое оружие, понимаете, какая гадость. А вот представьте, что придумали оружие в сотни тысяч раз страшнее и смертоноснее и наделали его столько, что можно наш мир уничтожить несколько раз. Вот и уничтожили, гады. Вы сейчас находитесь в бункере. В две тысячи двенадцатом году. Снаружи мертвый мир, хотите — покажу. Страшное зрелище. Я не знаю, остался ли кто-то, кроме нас. А то устройство, через которое вы прошли, что-то вроде машины времени. Поэтому и говорил, что это место, где никто не достанет.

— Да, дела. Что дальше будет? Ни мы, ни вы здесь сидеть долго не будем. Надо возвращаться. И чего вы хотите добиться?

— А пытаюсь как-то все изменить, исправить. Может быть, если предупредить, так, чтоб поверили, удастся избежать такого вот конца. Что восприняли всерьез, это да. Вон Виктора из самой Москвы прислали. То, что должна начаться война, не успел сообщить, да и не поверили бы, сами помните, как перед войной кричали, что ничего не будет. В нашем времени Могилев пал уже двадцать пятого июля, а как долго сражались? Вот уже, значит, помог. И еще буду.

— А как же то, что народ по лагерям гноят и в Сибирь выселяют? — подал голос Супонин. — Этому ты тоже помогать хочешь?

— Нет, как раз наоборот. Я этого не одобряю. Просто с позиции нашего времени все выглядит намного страшнее, и нас так напугали товарищем Сталиным в свое время, что американцы, немцы и разные гады стали лучшими друзьями. И что по их советам со страной сделали, вам лучше не знать. Это страшно. И результат, что огромная страна стала самой нищей. Вот скажи, Илья Федорович, тебе бы понравилось, что старики умирали на свои нищенские пенсии, что дети спивались в возрасте четырнадцати лет и становились наркоманами, что мужеложцы и клоуны были героями, а страной руководили бандиты и предатели. Я этого насмотрелся. Не хочу больше рассказывать, а то вас потом сталинские соколы упекут подальше, чтоб языком зря не трепали. Давайте думать, что дальше делать.

Здесь мы долго не усидим — и воздуха мало, и продуктов. Поэтому возвращаться придется по любому и долг перед народом придется выполнить. Под пулеметы толпами я не предложу вам идти. По-умному надо будет воевать. Чтобы немцы умылись кровью. Я вам расскажу, что они с нашими людьми делать будут. Думаю, после этого вы пленных вообще брать прекратите.

И в течение получаса рассказывал про концлагеря, про то, как людей будут угонять на работы в Германию. Про отряды карателей и Хатынь. Народ проняло очень основательно. Распределив обязанности, я поплелся отдыхать, а то что-то разговор забрал много сил.

Глава 19

Виктор не приходил в сознание, и его состояние было крайне тяжелым. Второй тяжело раненный боец уже пришел в себя и показывал великолепную динамику выздоровления. Сказывалось применение антибиотиков. В свое время интересно было читать, как антибиотики при первом использовании творили чудеса.

Бойцы потихоньку осваивали бункер. Я им ради интереса показал картинки с камер видеонаблюдения. Картина, мягко сказать, удручающая. Но самое интересное, просматривая систему мониторинга радиодиапазона, я зафиксировал несколько источников радиоизлучения. Значит, кто-то, кроме нас, еще остался жив в этом мире. Пара передатчиков работала в цифровом шифре, несколько портативок, но на пределе слышимости, так что послушать не удалось. Это начало настораживать. Со стороны других выживших мы могли бы стать интересным объектом. И горючка есть, и продукты. Поэтому следовало бы предпринять дополнительные меры предосторожности.

Перемещаться по бункеру было тяжело, сильно болели ребра, и жесткая фиксирующая повязка очень сковывала движения. Но большое спасибо бронежилету, который принял на себя удар и задержал несколько мелких осколков.

Я проверил состояние дизель-генераторов, аккумуляторов, оранжереи, где под лампами произрастали наши поглотители углекислого газа и источники витаминов и живой растительной пищи. Меня здесь почти месяц не было, и свои обязанности я выполнял через боль, но с большим удовольствием. Воропаев увязался мне помогать, а потом Супонин присоединился, оглядывая взглядом хозяина, как тут у нас все устроено. Его заинтересовала система отопления, как у нас хранятся продукты. Особенно ему понравились экономичные морозильники.

Удалось заинтересовать Вяткина лежащим на складе автоматическим гранатометом АГС-17 «Пламя». Решил, что при столкновении с немцами такой вот неоспоримый аргумент пригодится.

Ближе к вечеру опять включили установку и отправили Воропаева и Супонина проведать наших снайперов, снабдив их радиостанцией и двумя автоматами ППД, захваченными в свое время у немецких диверсантов. Минут через двадцать бойцы вышли на связь и доложили, что нашли разведчиков и что те не одни. Рядом сидел Вяткин и внимательно слушал. Теперь за мной принятие решения. В мои планы не входило посвящение всего отряда в тайну перемещений во времени. Поэтому, дав команду оставаться там, я стал выяснять состояние и количество собранных бойцов. Когда оказалось, что, помимо остатков нашего отряда, они по дороге нахватали бойцов других разгромленных частей и соединений, подтвердил свое распоряжение про соблюдение режима секретности относительно наличия бункера.

Среди присоединившихся было несколько особо упорных, идущих из-под самого Белостока, которые практически на руках тащили сорокапятку с двумя снарядами.

Наличие агентов Абвера в такой среде не исключается, поэтому светить наличие бункера в таких условиях было бы огромной ошибкой.

Я переоделся в форму сотрудника НКВД, которая давно, ушитая, со знаками различия капитана, ждала меня. С трудом перешел портал, захватив с собой автомат и нацепив на портупею кобуру с ТТ. Теперь мне придется выступить в роли сотрудника органов госбезопасности, злобного и подозрительного. Самое интересное, что у меня были реальные полномочия и самые настоящие документы, а на груди самый настоящий орден Красной Звезды. Для усиления мы взяли с собой пару трофейных пулеметов, которые бойцы самоотверженно вытянули с собой.

Супонин и Воропаев, предупрежденные по радио о моем приближении, встретили меня недалеко от импровизированного лагеря. Отведя их в сторону, я дал команду, что про бункер ни слова и, если уж очень будет нужно, отвечайте, что здесь был временный склад НКВД. Тут же были оба снайпера. Увидев меня в новой форме, немного другого ведомства, нежели они привыкли, бойцы вытаращили глаза и встали по стойке «смирно».

Я спешил провести первичный инструктаж.

— Значит так, я даю гарантию, что среди них есть немецкие агенты. Они сейчас шатаются по таким вот группам окруженцев, внедряются и вместе с ними попадают в расположение наших частей или находят временные штабы и выдают основным немецким силам, наводят на засады. Легенды, как правило, не очень тщательные и при серьезной проверке разваливаются. Поэтому они внедряются на один-два дня. Так что делаем так: Воропаев, Супонин, размещаетесь так, чтоб держать под прицелом всю группу. Малой и Миронов на дальних подступах, маскируетесь. Если кто-то будет дергаться и схватится за оружие, валить без разговора, лучше ошибиться, нежели притащить за собой немца. Вяткин, изобразишь из себя фельдшера. На тебе осмотр на вши, болезни, но обращай внимание на чистоту тела. Реальные бойцы грязнущие, идут долго и много, немец должен быть более чистым и пахнуть по-другому. Мысль понятна? Смотри на нижнее белье, может, вместо нашего исподнего, напялят на себя свои кальсоны. В первую очередь проверяй наших. Как проверим, сразу их вооружай и размещай так, чтоб остальных контролировали. Если кто-то вызывает сомнения, я скажу, что он, несомненно, честный человек, его нужно будет отделить от остальных, дать по макушке и связать. Потом будем допрашивать. — Дождавшись кивка, я продолжил: — Малой, потом осторожненько вернешься по пути следования и поищешь всякие метки и записки. Вдруг кто-то после себя оставлял закладки. Понятно? — Очередной кивок. — Все, теперь действуем.

Остальные солдаты стали подниматься при виде командира. Мои, которым удалось вырваться, были несколько обескуражены новой формой, но я им дружелюбно кивнул, дав понять, что все остается как прежде. Подошедший за мной Вяткин стал поднимать и строить народ. Раненых не трогал. После чего дал команду рассчитаться. Я стоял и молча наблюдал за этим. Простая ситуация, психологически выверенная — толпа сразу превращается в организованную группу.

Закончив расчет, Вяткин повернулся ко мне и отрапортовал:

— Товарищ капитан, сводный отряд бойцов Красной Армии в количестве пятидесяти восьми человек построен.

— Вольно.

— Вольно, — продублировал команду Вяткин и встал слева и чуть сзади от меня — все по уставу.

Все было выполнено подчеркнуто качественно и согласно уставу, чтобы показать серьезность момента. Старшина работал на мой авторитет.

Я смотрел на уставших, замотанных людей. У моих бойцов на лицах были написаны надежда и уверенность в будущем. У остальных только обреченность. Наверно, думали, что их сейчас начнут унижать и гнать на убой. Люди от НКВД не ожидали ничего хорошего. Их тоже можно понять — пройти через ад поражения, вырваться живым и нарваться на органы в тылу у немцев. Веселая ситуация. А вот что мне с ними делать? Максимум, на что я рассчитывал, так это на заботу о своей семье и семье Витьки Кузьмина. А тут практически рота, с ранеными и, возможно, с немецкими агентами. Почему-то я в этом не сомневался. Тут уже включилась интуиция бывшего сотрудника службы безопасности банка. По моему мнению, в некоторых банках СБ была не хуже, а даже лучше государственных органов госбезопасности нашего времени. При правильном финансировании достигались порой поразительные результаты. Опыт оперативной работы был, особенно когда приходилось проверять спорные кредиты или принимать на работу чьих-то племянниц.

Да, что-то задумался. Надо сказать приличествующее моменту высокопарное слово.

— Здорово, бойцы!

Строй невпопад что-то рявкнул в ответ. В общем, почти послали, вот только куда — не понятно.

— Я вижу, что вам пришлось много пережить. Сейчас вами владеют страх, безразличие и апатия. Я не виню вас. Может даже это наша недоработка, что недостаточно научили вас, подготовили. Но это не отменяет вашей обязанности уничтожать врага, который нагло и безнаказанно разгуливает по нашей земле. Я знаю, что вы думаете, смотря на сотрудника НКВД, и не ожидаете ничего хорошего. Поясню для всех. Среди вас есть люди, которые со мной плечом к плечу месяц воевали в Могилеве, и никто из них не скажет, что я делал карьеру на солдатской крови, что я прятался за их спины и посылал на убой, как скот. Я не обещаю вам спокойной жизни и уверен, что немногие из вас доживут до победы. Но я уверен, как уверены мои бойцы, что победа будет за нами. Кто считает иначе, кто не готов к трудностям и идет по пути наименьшего сопротивления, пусть шагает дальше. Со мной должны остаться только те, кто верит и готов воевать. Но воевать по-умному. Запомните простую истину: «Вы не должны умереть за свою Родину, вы должны воевать так, чтоб урод, который пришел оттуда, умер за свою родину». Сейчас по очереди подходите ко мне и рассказываете, кто, где, откуда. А наш санинструктор проведет осмотр на предмет болезней, ран и всякой другой окопной гадости. Все, разойдись.

Народ понял серьезность ситуации, сразу увидев, как пара бойцов заняла позиции так, чтобы всех держать под прицелом. В общем, недоверие НКВД в действии.

Сначала пошли наши бойцы. Два сержанта, с которыми мы побегали по Могилеву. Пообщавшись с ними для приличия, но внимательно выслушав, я отослал их к Супонину для понимания момента.

Но интересную информацию они сообщили. Были два человека, вроде как не связанных друг с другом, один, по его словам, отступает от самого Бобруйска, второй из двадцатого мехкорпуса, причем оба интересовались капитаном Зиминым. По моему приказу они указали на двух особо интересующихся окруженцев, и я взял их на заметку.

Теперь нас стало больше, и можно позволить себе выставить полное боевое охранение. Разобрав трофейные пулеметы, оба сержанта, взяв с собой вторые номера, разошлись на указанные позиции.

Окруженцы заволновались от такой прыти. То, что происходит что-то непонятное, поняли все. А вот я внимательно смотрел за реакцией. Как показывает практика, люди, которых ищут, стараются всегда казаться спокойными, показывая этим, что их совесть чиста. И вот одна парочка меня заинтересовала, именно те, на кого указали мои сержанты. Они находились в разных местах, но иногда переглядывались. Закончив с одним из моих последних бойцов, я полушепотом, не меняя выражения лица, велел ему обратить внимание на этих двух типчиков.

Что-то мне всегда везет на таких вот личностей. Вяткин тоже просек ситуацию и поинтересовался, что будем делать.

— Берем по одному, допрашиваем в жесткой форме, чего они тут делают. Но это так, простаки, может, есть кто посерьезней, хотя я сомневаюсь. Не такие уж мы важные.

Одного вытянули на разговор минут через десять. Как я и предполагал, от него немного пахло мылом. Похоже, Абвер еще не набрал обороты и профессионализма и работает на количество, нежели на качество. Правда, парнишка честно и преданно смотрел в глаза и врал беззастенчиво. Правильно. Легенда отскакивала от зубов. Хм. Неплохо натаскали, видно, довоенная подготовка, потом, из предателей, похуже будут.

Подозвал Супонина и приказал взять этого субъекта в боевое охранение, так как он, несомненно, честный человек. Тот тоже все понял и, приобняв его, повел с собой в лес. Больше я его несвязанным и с целой головой не видел.

Проходили остальные, я выслушивал много трагических историй, кто-то самозабвенно врал, кто-то обреченно говорил правду. Пока подходящей кандидатуры на роль матерого разведчика не было. А тот, второй, попав на разбор, тоже получил титул очень честного человека и ушел в лес, на дежурство. Та же история.

Потом, оставив Вяткина командовать и организовывать из этой толпы подразделение со структурой, я пошел в лес пообщаться с нашими разведчиками.

Их развели в разные стороны и уже усиленно попинали. Супонин очень отличился на этом поприще.

Но тут его понять можно. Сын раскулаченного, до мозга костей сельский хозяйственник, узнав, что немцы будут вытворять с нашими людьми, как их будут уничтожать целыми селами, стал просто спокойным, хладнокровным карателем, не убийцей, а именно карателем. Я его понимал. Он сначала не верил, но я ему показал материалы, собранные на эту тему. Поэтому моя задача была направить его ненависть в нужное русло, что я с успехом и сделал.

К дереву был привязан молодой парень, первый из шпионов. Он уже имел не такой уверенный вид. Разбитая голова и заткнутый рот. Ой, как его хорошо приложили.

— Ну, здравствуй, боец невидимого фронта, специалист плаща и кинжала.

Он что-то замычал, пытаясь сказать. Я кивнул Супонину, тот вынул изо рта пленника кляп.

— Товарищ капитан, вы что-то путаете, я свой.

Кивнул снова Супонину, молча смотря пленнику в глаза. Тот, заткнув ему рот, опять хорошо приложил по физиономии и несколько раз по ребрам. Пленник замычал и задергался. Снова вынув у него изо рта кляп, я продолжил:

— То, что ты немецкий агент, это не обсуждается, для меня это очевидно. Сейчас вопрос в том, насколько ты мне окажешься интересным, чтоб тебя оставить в живых, а не прирезать, как барана, и оставить здесь твою голову как предупреждение вашим хозяевам.

Он затравленно смотрел на нас и понимал, что мы это сделаем без колебаний, такая уж решимость была написана на наших лицах. Сзади подошел Малой и тоже внимательно все слушал. Оглянувшись, я встретил его взгляд, в нем не было осуждения, только понимание момента, что придало силы.

— У тебя минута. Потом, что бы ты ни говорил, ты уже труп. У нас есть твой напарник, расколем его, обмотав вокруг его головы твои кишки, как новогодние украшения, думаю, он поймет, что мы не шутим.

И демонстративно уставился на свои наручные часы, к которым пришлось долго привыкать. Как-то более привычно, что все в мобильнике. Даже сейчас иногда автоматически хлопаю себя по карманам в поиске этого атрибута двадцать первого века.

— Да вы что, товарищ капитан, никакой я не шпион. Я от самого Бобруйска отступаю. Я немцев бить хочу.

— Да. Все с тобой понятно. От Бобруйска, говоришь, идешь, а сам чистенький и мылом от тебя несет. Вот что, Супонин, он мне не нужен. Прирежь его по-тихому, и пойдем второго потрошить. Вырежешь из него кишки и отрежешь голову, а то второй тоже будет запираться до последнего. — И, едва подмигнув Супонину, демонстративно отвернулся и пошел в сторону лагеря.

Сзади раздалось мычанье, вскрики и вопль:

— Капитан Зимин! — И потом хрип.

Я резко повернулся, пленник с зажатым ртом и приставленным к шее ножом пытался вырваться, его глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит.

— Отпусти его.

Супонин отпустил пленника. Тот все еще находясь в шоке, прохрипел:

— Капитан Зимин. У нас приказ найти капитана Зимина.

— Кто его ищет?

— Немецкая разведка. Приказали внедряться в группы окруженцев и искать капитана Зимина и людей из его отряда.

— Зачем? Чем немецкой разведке интересен данный капитан? Тут ведь зона ответственности уже СД.

— Он испытывал в Могилеве какое-то устройство и, по сведениям от пленных, остался в Могилеве, а потом прорвался в эти леса со своим отрядом. Возможно, это устройство с ним.

Да. Доигрался в Архимеда. Теперь придется и с немцами в прятки играть. Только это уже намного серьезнее. Обложат как зверя. Надо что-то придумать.

То, что нужно уходить отсюда по-быстрому, это точно. Профессиональное любопытство заставило задать еще пару вопросов.

— Что на данный момент известно о Зимине?

— Что он сотрудник НКВД из Москвы, очень опасен. Его отряд два дня назад прорвался из города, уничтожив больше тридцати человек из охранного полка, при этом не потеряв ни одного бойца. С фронта снят целый батальон СС для поиска.

Это становится уже очень интересно. Надеюсь, это из-за «глушилки», а не по делу Странника, тогда точно будет полный «пушистый зверек».

— Что ты должен был делать при обнаружении Зимина и твои действия, если в группе окруженцев его нет?

— Есть контакт в деревне Вильницы. В любом случае, я говорил, что у меня там родственник и у него можно взять еду. Через него передавал сведения своему начальству.

— Имя, фамилия «родственничка»?

— Силантий Перпутько.

— Кто? — удивленно вскрикнул я.

— Силантий Перпутько.

— Вот ведь сука, уже на немцев работает. Быстро он. Ладно, ради этого заглянем к нему в гости, пожелаем спокойной ночи. Кто еще в отряде есть из ваших людей, кроме того чернявого?

— Только он. Больше никого.

— Хорошо, пока верю. Посиди здесь, а я пока твоего дружка поспрашиваю. Посмотрим, кто будет интересней. Мне из вас только один нужен. Если что вспомнишь, давай, не стесняйся, это поднимет твои шансы на выживание. Супонин, свяжи его, чтоб не убежал.

Повернувшись к Малому, стоявшему чуть в стороне, я напомнил ему про задание проверить маршрут следования, вдруг кто по следам идет. А сам направился к другому секрету, где уже «разогревали» второго посланца немецкой разведки.

Картина была абсолютно такая же. Только тут уже орудовал один из сержантов. Марков еще в Могилеве отличался некоторой бесшабашностью. Как мне кажется, ему просто нравилось воевать и побеждать. Поэтому он и пошел за мной. Вот теперь, получив вводную про немецкого шпиона, он, похоже, его уже распотрошил.

По тому, как тот понуро сидел, привязанный к дереву, — он раскаялся и ждал приговора.

Марков кратко пересказал то, что я уже знал. Но меня больше волновал вопрос, почему делом занимается Абвер, а не СД.

Но, судя по организации, в Вильницах для оперативности должен находиться не простой почтовый ящик, а минимум человек, наделенный полномочиями для принятия решения. А с таким человеком должна быть соответствующая группа силовой поддержки.

Понятно, что необходимо уходить. Причем срочно. Но вот что мне делать. В нашем мире не закрыты дела с бункером, и оставлять женщин без моей персоны будет, мягко говоря, некрасиво. Брать их с собой и пытаться перейти через линию фронта — глупость еще большая.

Еще большая проблема, что надо наведаться в Могилев и изъять закладку с оборудованием. Для этого придется заглянуть в Вильницы и пообщаться с Силантием на предмет того, кто меня все-таки ищет. Да и наказать предателя. Затем демонстративно, почти с боем, уйти в сторону Запрудья, там открыть портал и уйти в него, направив поиски в другую сторону от нашего леса. Они хотят искать капитана Зимина, пусть ищут там, где мне выгодно.

Я снова построил бойцов, перед строем вытащили этих двух супчиков, и я достаточно четко пояснил бойцам, кого они с собой привели. Расстреливать я их не стал. Вроде как обещал жизнь. Надо выполнять обещания, а они могут еще понадобиться. Поэтому приказал перебазировать лагерь и усилить посты. Народ проникся моментом и без ворчания начал собираться.

Перенеся из бункера АГС-17 и два боекомплекта к нему, я вызвал Вяткина и дал команду подготовить трех человек для расчета, потому что ночью предстоит выход к деревне и есть вероятность боевого контакта с противником. Пулемет вещь серьезная, но АГС более весомый аргумент против живой силы.

Оставив бойцов на Вяткина, который из-за ранения не мог пока нормально бегать по лесу, я с группой посвященных в тайну бункера направился к порталу. Наконец-то решил для себя дилемму насчет нашей снайперской пары. Ребята надежные и подготовленные для работы в «зеленке», что сейчас будет немаловажно. Поэтому, забрав их с собой к порталу, по дороге провел предварительный разговор.

Ближе к вечеру мы готовили выход к деревне Вильницы. Готовились по-серьезному. Снайперская пара осваивала новое для себя оружие ВСС и СВД. Я и Супонин вооружились двумя ПП-2000 с глушителями. Только я, как всегда, прихватил свою любимую СВУ, а Супонин для усиления взял немецкий MG-34. Воропаев, как самый молодой, получил стандартный ППД, и на него нагрузили дополнительное оборудование. В свое время я считался неплохим специалистом по системам видеонаблюдения, и когда началась война и подвернулся случай, на побережье Черного моря демонтировал несколько ужасно дорогих камер, со встроенными тепловизорами. Их применяли пожарные для обнаружения возгорания в лесной зоне. И вот одну такую камеру с небольшим телевизором мы взяли с собой. На случай встречи с непредвиденными бронетанковыми сюрпризами взяли на каждого по РПГ-18, и я, как самый подготовленный, прихватил РПО «Шмель». Остаток дня прошел в подготовке к рейду и инструктажу по новым видам вооружения и связи и распределению позывных. Единственное преимущество, кроме современного оружия, которое мы имели перед немцами, были средства связи и приборы ночного видения. Поэтому рейд и был запланирован ближе к вечеру, чтобы ночью полностью воспользоваться нашими преимуществами. На всякий случай, недалеко от портала, разместили станцию мониторинга радиодиапазона и к ней через радиомодем подключили портативный радиосканер нашей группы. Таким образом хотя бы приблизительно можно будет локализовать радиопередатчики противника на местности.

Сержант Марков подготовил группу усиления из десяти бойцов, которые пойдут с нами, неся на себе АГС, два пулемета и боеприпасы. Случаи разные бывают, вдруг нарвемся на противника, с которым не сможем справиться.

Одетые в «лохматки», с разгрузками, выступили по давно мне известному пути, в сторону деревни Вильницы.

Передвигались осторожно, прекрасно осознавая, что можем нарваться на засаду. Но немцы решили не засвечивать свою ловушку, и мы засады так и не нашли. Расположились раздельно. Снайперы забазировались и начали изучать деревню. Воропаев занимался их прикрытием. Мы с Супониным передвинулись метров на двести левее от их позиции и, заняв выгодную позицию как раз напротив дома Перпутько, стали выжидать. А группу усиления, снабженную радиопередатчиком, разместили в глубине леса, так чтобы в случае необходимости могла сразу выйти на помощь.

Залог всякой удачной спецоперации — это умение наблюдать и выжидать и, конечно, достоверные разведданные, поэтому наличие группы встречающих мы заметили не сразу. Но преимущество в средствах связи и наблюдения и в этот раз помогло. Радиосканер зафиксировал работу радиопередатчика в непосредственной близости от деревни. Перехватив разговор, мы убедились, что это немцы. Второй передатчик был в самой деревне. Через пять минут заработал еще один передатчик, с деревней связывался уже другой голос. Значит, в лесу скрываются минимум две группы. В общем, мы попали. Я проклинал себя за глупость. Но все немного изменилось в лучшую сторону после десяти вечера, когда одна из немецких групп вышла из леса и направилась в деревню. Скорее всего, проходила ротация разведгрупп в лесу. Лучший вариант был отступить. Но опять заработал радиопередатчик в лесу. Причем недалеко от нас. Возможно, наткнутся на нас, поэтому нужно реагировать. Я вышел на связь со снайперской парой.

— Кукушка-один, это Феникс. — «Кукушка-один» позывной Малого, а «Кукушка-два» — Миронова.

— На связи.

— Кукушка-один, левее вас движется группа противника, только что выходили в эфир. Приготовьтесь. Мы перемещаемся к вам.

— Кукушка-два, ответьте Фениксу.

— Кукушка-два на связи.

— Кукушка-два, остаетесь на месте. Контролируете подступы к деревне, в случае осложнения ситуации, прикрываете отход. Зяблик идет к вам в помощь. Пусть включает тепловизор и помогает наблюдать. Зяблик, как слышал? Прием. — «Зяблик» это позывной Воропаева.

— Феникс, вас понял.

— Конец связи.

Подняв Супонина, который все слышал, нацепив на себя приборы ночного видения, мы осторожно поднялись и двинулись в сторону немцев. У нас было преимущество в том, что мы их ждали, а они считали, что возвращаются на безопасную базу.

— Феникс, это Кукушка-один. Вижу немцев. Восемь человек. Один пулемет. Движутся в сторону деревни, — прошептал Малой.

— Кукушка-один, вас понял. Немцев тоже вижу. Работаете из «винтореза» по крайним. Работаете трех последних, потом мы работаем остальных все вместе. Как поняли? Прием.

— Вас понял.

— Начинайте работать по готовности.

— Понял.

Время спрессовалось. Мы с Супониным попрятались за деревьями, взяв на прицел приближающихся немцев.

Хлопков «винтореза» я не слышал, но крайний немец просто упал кулем на землю. Шедший перед ним повернулся на звук и тоже упал. Третий ничего не понял, вскинул руку, зацепившись за дерево, и начал сползать на землю. Тут до немцев стало доходить, что происходит что-то не то, но и мы подключились к охоте. Два автомата с глушителями затарахтели короткими очередями. Но немцы оказались тертыми и среагировали сразу, и в нашу сторону ударили из автоматов и винтовок. Тактически наше положение было лучше, мы работали из укрытия, а те были как на ладони и по ним с тыла работал наш снайпер.

Один из немцев попытался выхватить гранату, но так и застыл, получив пулю в затылок.

В течение десяти секунд все было кончено. Мы просидели на своих позициях еще секунд тридцать, выцеливая оставшихся в живых. Затем, прикрывая друг друга, подошли к трупам и стали их методично добивать. Порядок есть порядок.

Глава 20

Честно сказать, я немного удивился такому везению, хотя бойцы отряда отнеслись к этому как к само собой разумеющемуся. Скорее тут уже сказывался опыт совместных боев в Могилеве, мощная вера в себя и свое дело и уверенность в командире, а такие вещи ох как нужны. Лично я склонен верить, что большинство поражений РККА было связано с тем, что не хватало какой-то психологической составляющей. Наверно, не верили своим командирам. Тут у меня под боком пример. Абсолютно разные люди, еще месяц назад неуверенные в себе солдаты, а сейчас хладнокровно положили элитное отделение немцев, хмыкнули и пошли дальше.

Быстренько собрав в одну кучу оружие и боеприпасы, мы двинулись обратно к деревне.

— Кукушка-два, это Феникс, что там в деревне?

— Феникс, это Кукушка-два. В деревне наблюдается движение, в сторону леса направляется группа из восьми человек.

— Понятно, отслеживайте их, мы двигаемся к вам.

Связавшись с группой усиления, я дал команду выдвигаться к деревне.

Минут через пять бега мы снова были возле деревни. Немцы, растянувшись цепью, бежали в нашу сторону. В деревне несколько раз выходил в эфир передатчик, видимо, вызывая уничтоженную группу.

Мы все-таки выдали себя, и по нам из деревни открыли огонь из пулемета. Группа эсесовцев поддержала пулемет и стала заходить правее, но попала сразу под огонь Миронова. Потеряв троих от снайперского огня, немцы залегли и стали обстреливать место, откуда стрелял Миронов.

Малой, помня мою просьбу экономить патроны к ВСС, отложил «винторез», взялся за СВД и устроил дуэль с пулеметчиками. По тому, как быстро они заткнулись, Малой в этой дуэли победил. Но к перестрелке подключались выдвигающиеся к окраинам другие немцы.

Плотность огня увеличилась, и вести прицельную стрельбу становилось все труднее. На каждую вспышку выстрела из леса отвечали пять-шесть стволов.

Я засел за деревом и аккуратно и экономично лупил по вспышкам из деревни из СВУ.

— Феникс, это Кукушка-два. Четыре человека справа проникли в лес, идут в обход, нужна помощь.

— Кукушка-два, это Феникс, вас понял, иду на помощь. Отступайте в сторону основной группы.

— Вас понял.

Оставив Супонина, который короткими очередями работал по деревне из трофейного пулемета, и Малого, я побежал вправо, навстречу немцам.

Сзади звук стрельбы изменился, в него вклинились хлопки винтовок Мосина и загрохотали еще три пулемета. Со стороны деревни нарастал звук моторов, вероятно, к месту боя выдвигалась бронетехника.

Связавшись с сержантом Марковым, я приказал без особой надобности АГС не использовать.

С немцами мы пересеклись в сорока метрах от позиции Миронова. Опять в темном лесу у меня было преимущество — прибор ночного видения. Я первым выхватил гранату и кинул в их сторону. В темноте они не успели среагировать, и взрыв оборонительной «эфки» раскидал тела. Выскочив из-за дерева, я чуть не угодил под очередь из автомата одного из выживших. Взрыв контузил стрелка, и очередь прошла чуть в стороне, я инстинктивно успел упасть на землю и откатиться за дерево. Немец стал истерично стрелять из автомата в мою сторону. Выхватив еще одну гранату, я кинул ее в сторону стрелка. Снова взрыв. Перекатился за другое дерево, перебежал чуть левее и практически в упор столкнулся с отползающим немцем. Я больше с испугу, нежели от обдуманного действия, нажал на спуск автомата. Очередь на весь магазин прошлась по стоящему на четвереньках немцу. Видимо, вымещая свой мимолетный страх, я продолжал стрелять в него, пока не закончился магазин. Но, быстро опомнившись, упал на землю, переполз к дереву и, выхватив из кобуры пистолет, пробежался по раскиданным немцам, делая контрольные выстрелы.

Раздался топот, и из-за деревьев появился запыхавшийся Супонин с пулеметом наперевес.

Наткнувшись на направленный на него ствол пистолета, он остановился, но разглядев такое же лохматое чудовище, как и он, вскрикнул:

— Товарищ капитан, это я, Супонин.

— Все нормально, идем в деревню по левому флангу. Там нас как раз не ждут.

Связавшись с Мироновым, я приказал ему идти с нами.

А бой разгорался. Со стороны деревни из бронетранспортеров долбили пулеметы и несколько раз хлопнули выстрелы танковой пушки. Бой переходил в затяжную форму. А при численном перевесе противника это грозило большими потерями. Благодаря отсутствию освещения, потери были пока незначительные, и немедленно дав команду на отступление в лес, я двинулся с Супониным, Мироновым и Воропаевым к левому флангу, откуда в лес просочились немецкие разведчики.

По докладу Маркова, у них было двое раненых, один тяжело. Отряд отошел в глубь леса метров на двести. На окраине остался Малой, который своей снайперской стрельбой не давал немцам успокоиться.

До рассвета еще оставалась пара часов, и время похулиганить было. Выглянув из кустов, я увидел, что на окраине села стоят два бронетранспортера и с них работают пулеметы. В стороне, на поле выехал немецкий танк «троечка» и, периодически поливая лес из курсового пулемета, постреливал из своей пушечки. Судя по тому, с какой яростью немцы расстреливали лес, Малой с отрядом усиления проредил их неплохо.

Как он доложил по радио, немцы попытались подобраться поближе и устроить атаку. Но в чистом поле идти на двух снайперов — дело весьма неразумное. Они это поняли, но чуть позже, когда, потеряв шестерых человек и расчет пулемета, отступили под прикрытие брони и домов.

В такой ситуации от них можно было ожидать попытки опять обойти и вступить в непосредственный огневой контакт, а не устраивать перестрелку с парой снайперов, которые не дают пехоте и носа поднять. Причем темнота делала картину боя весьма неприятной для немцев, и их командир не спешил с активными действиями, ожидая рассвета. Потеря двух групп воспринималась ими как наличие в лесу крупных сил русских. Наверно, уже вызвали подмогу, но в мои планы это не входило. Поэтому, под шумок, по левому флангу, нашей группе удалось просочиться ближе к деревне незамеченной. Приказав Малому контролировать правый фланг, чтобы не обошли с тыла, мы попытались подойти поближе к бронетехнике. Когда бой стал затихать, из леса для порядка несколько раз тявкнул автоматический гранатомет. Оба пулемета на бронетранспортерах опять начали истерически обстреливать лес. Одна из гранат попала в сарай, и он загорелся, неплохо освещая немецкие позиции. Из леса, но из другого места, опять несколько раз хлопнул гранатомет, и одна из гранат попала в хорошо освещенный пожаром бронетранспортер. Взрывом повредило щиток пулемета и убило пулеметчика. Такой прыти от русских немцы не ожидали и начали отводить технику под прикрытие домов, дожидаясь рассвета и подкреплений, чтобы посчитаться с наглыми русскими.

Но на попытку обойти все-таки решились. Малой, переместившись на правый фланг, разглядел непонятное движение, и, завалив для приличия парочку особо ретивых, пресек на корню все планы по окружению.

Получилось, что вся инициатива в этом бою перешла к нам, и было бы грехом не воспользоваться такой ситуацией. Я дал команду Маркову организовать тревожащий огонь по немцам из леса, направить к нам на левый фланг, для усиления, трех человек с автоматическим гранатометом.

По моим подсчетам, немцев оставалось не более двух десятков, и при правильном подходе можно было бы с ними совладать. Основной проблемой оказался немецкий танк T-III, который был пока неуязвим для нашего оружия, а чтоб его уверенно поразить из РПГ, к нему нужно подобраться метров на пятьдесят.

Короткими перебежками удалось добраться до крайних домов на левом фланге. Здесь мы лоб в лоб столкнулись с небольшим немецким заслоном из трех человек. Они, похоже, ожидали своих разведчиков, а увидели парочку лохматых чудовищ, причем в тот момент, когда мы к ним подобрались почти вплотную, на дистанцию уверенного поражения из нашего оружия. Эффект неожиданности и тут нам помог. Три искромсанных пулями тела стали доказательством этому.

Теперь у нас появилась возможность зайти во фланг к немцам или даже, если повезет, то и в тыл. Что мы и сделали. Пришлось углубиться подальше в деревню, обойти несколько домов, и это дало возможность попасть в тыл к немцам. Возле колодца лежали несколько раненых, и им оказывали первую помощь. За домом тарахтел двигатель танка и оттуда периодически раздавались короткие прицельные пулеметные очереди — экономили патроны. Очень даже ничего вышли, сейчас посчитаем оставшихся немцев. Видимо, это входит в привычку. Опять в первую очередь досталось санитару. Тот получил очередь в грудь, завалился на спину и задрыгал ногами. Раненые, кто был не из тяжелых, попытались что-то сделать, но тут же затихли, получив по пуле из автоматов с глушителями.

Обезопасив тыл и оставив там Воропаева с автоматом для прикрытия, мы двинулись во фланг немцам, обороняющим деревню.

Возле танка, в кустах прятались четыре человека с винтовками и, периодически поднимаясь, стреляли в сторону леса.

В этом, наверно, и состоит искусство войны, ударить там, где не ждут. Выстрелы, звук которых был сильно ослаблен глушителями, быстро успокоили всех четверых. Кивнув Супонину, чтобы прикрывал, я взобрался на танк, постучал рукояткой автомата в люк, и когда его открыли, кинул туда сразу две гранаты, спрыгнув, как сайга, вместе с Супониным побежал от танка. Детонировавший боекомплект оторвал башню и сильно дал по ушам.

Ну вот теперь точно начнется. Взрыв танка — вещь совсем необычная, и теперь сюда сбегутся все, кому не лень.

Немцы не заставили себя долго ждать. Человек шесть выскочили из переулка и попали сразу под огонь пулемета. Пару раз тявкнул автоматический гранатомет. Туда же полетели несколько ручных гранат. Положив передовую группу, мы побежали по переулку к следующему проезду, где стоял поврежденный бронетранспортер. Передвигались грамотно, вдоль забора. Выбежавшие из-за угла два эсесовца, волокущие пулемет, тут же были застрелены. Все же глушитель в условиях такого боя дает большое преимущество. Но на этом наше везение кончилось, из-за угла вылетела граната. Мы все попадали на землю чуть раньше, чем раздался взрыв. Но оглушило качественно, рядом кто-то застонал, но времени выяснять не было. Выхватив из разгрузки последнюю гранату, я закинул ее через забор в сторону противника. Оттуда как раз раздалось несколько выстрелов, и опять пришлось упасть на землю.

Сразу после взрыва я выглянул из-за угла и увидел двух оглушенных немцев. Один стоял на коленях и держался за голову, а второй уже наводил на меня винтовку. Мы выстрелили практически одновременно. Но в этот момент Супонин ударил меня в спину, и я покатился по земле. Немец попытался перезарядить винтовку, но выскочивший Миронов почти в упор из СВД два раза выстрелил ему в грудь.

Супонин присел у заборчика, опустил голову и завалился на бок.

— Твою мать. Воропаев, помоги Супонину.

И все бросились к бронетранспортеру. Я дал несколько очередей в открытые задние двери. Но там никого не было видно.

— Миронов, гранату, мои закончились.

Тот понял сразу, выхватил из подсумка РГДшку и закинул ее в бронетранспортер. Раздался взрыв, что-то вспыхнуло, и бронетранспортер разгорелся как факел. Скорее всего, там были канистры с горючим.

Бойцы установили АГС, направив его вдоль прохода. Один из них забрал пулемет Супонина и пристроился сбоку.

Я наклонился к Супонину и вопросительно глянул на Воропаева, тот молча посмотрел на меня и отрицательно покачал головой.

Стало тоскливо, еще один друг погиб.

— Снять с него оружие, боеприпасы, приборы, Воропаев, ты отвечаешь.

— Есть.

Тут рядом захлопал АГС и дал несколько очередей пулемет. Немцы попытались прорваться. Загнав в автомат новый магазин, мы, уже с Мироновым в паре, двинулись вперед.

Тут за домами разгорелась перестрелка, раздалось несколько взрывов. Это Марков со своими бойцами пошли в атаку и напали на немцев с правого фланга, где Малой их неплохо потрепал.

Немецкий командир, решив, что по фронту был отвлекающий огонь, а по правому флангу началась атака, бросил всех бойцов на нас, что дало возможность Маркову с четырьмя бойцами подобраться поближе, закидать немцев гранатами и броситься в атаку. Несколько немцев попытались прорваться через нас, но АГС быстро положил этому конец.

На фоне светлеющего неба из леса появились наши бойцы и, цепью, с автоматами и винтовками наперевес и с криком «ура», побежали к деревне.

Это Вяткин, услышав по радиостанции наши переговоры, поднял всех, способных держать оружие, и бросился на помощь.

После взрыва гранаты меня неплохо оглушило и, потеряв гарнитуру, которая болталась на проводке, я не слышал их вызовов. Только вид довольного Маркова с МР-40 и немецким подсумком для магазинов на поясе и его пояснения помогли мне понять полную картину боя.

Надо сразу брать ситуацию под контроль.

— Марков, берешь АГС и три пулемета, готовишь засаду на въезде в село, эти наверняка успели доложить про нападение.

— Вяткин, берешь бойцов и прочесываешь деревню, ищешь оставшихся немцев.

Осмотрев всех убитых, мы так и не нашли офицера разведки. Зато я знаю, кто может прояснить ситуацию.

Дом Перпутько нашли сразу. На улицах появились люди, которые с радостью смотрели на красноармейцев. Многие рассказывали, как немцы приводили пленных, пытали и затем расстреливали за селом.

Глава 21

Понимание того, что наделал кучу ошибок и сейчас придется дергаться в режиме жесткого дефицита времени, вылилось как ведро холодной воды на голову. Уничтожение усиленной полуроты СС не простят и будут загонять, как хищника.

И вот тут мне как раз поможет мой старый знакомый Силантий, иудушка. Но пока пусть живет. Придется через него спустить дезинформацию по нашему отряду и для подтверждения отпустить одного из немецких агентов с теми же данными.

Возле дома предателя я приказал бойцам занять позиции, на случай если гад начнет отстреливаться. Обычно крысы, загнанные в угол, становятся очень агрессивными. Бойцы взяли на прицел окна дома. Я осторожно стал подходить к калитке.

— Силантий, выходи, старый друг, это я, твой хороший знакомый, капитан Зимин, принес посылку из управления НКВД. Тебе за героическую работу орден дали, — вытягивая голос, загнусавил я на полдеревни. — Орден Хрена Лысого с закруткой на спине. А ну, сука, выходи, пока я дом не запалил со всем твоим крысиным семейством, — уже закричал я, не сдерживая злости. У меня была очень трудная ночь.

Из домов выходили люди и издалека наблюдали эту картину. На другом конце деревни вспыхнула перестрелка.

— Это Феникс, что там за стрельба?

Ответил Воропаев.

— Феникс, это Зяблик, в сельсовете несколько немцев закрылись, сюда сначала раненых носили. Отстреливаются сильно, у них даже пулемет есть.

— Хорошо, ждите, я сейчас с иудой одним пообщаюсь. Заблокируйте их, не давайте высунуться, но патроны экономьте. Ищите наших пленных. Должны быть где-то здесь.

Вызвал по радиостанции Вяткина. Нужно было срочно реализовывать план по дезинформации противника.

Из дома Силантия Перпутько не раздавалось ни звука. Я аккуратно пробирался вдоль стены дома.

— Сиилантий, выходи, подлый трус. А то гранату кину. Ты меня знаешь. Я шутить не буду. Выходи, обещаю, убивать не буду. Во всяком случае, пока, а вот если будешь играть в прятки, положу всю семью. А потом расскажу немцам, как ты мне помогал уничтожать их разведгруппу.

В доме раздалось шушуканье, и на свет появился старый знакомый.

— Ну, здравствуй, Силантий. Как жизнь молодая? Думал, раз наши временно отошли, так можно уже на немцев вовсю вкалывать?

Тот упал на колени и начал что-то рыдать и рассказывать. Мне было как-то не интересно его завывание, вот стрельнуть в отвратную физиономию — так это было бы сплошное удовольствие.

Но пока рано, сначала дал команду бойцам посмотреть у него дома, вдруг там кто-то из нерусскоговорящих затаился с парабеллумом и нагло в меня целит.

В доме оказалась только семья. Жаль, я надеялся, что там минимум спрятался офицер немецкой разведки. Глупая мысль, но мечтать никто не запрещает.

— Вот что, про твои художества с окруженцами я знаю. Ты мне расскажи, с кем из немцев общался и кто тебе отдавал команды. Только не ври, я сразу почувствую, и тогда ты будешь завидовать мертвым, очень будешь завидовать.

Силантий запнулся, и я в первый раз увидел его настоящий взгляд. Это был очень опасный человек, он сотрудничал с немцами не из страха, а из злобы, сильной человеческой злобы. Жаль. А я его собрался оставить в живых. Временно оставить, но такого нельзя, потом столько односельчан перевешает и замучает. Он молчал, понимая, что это не праздный вопрос и задает его не простой человек. Он видел, как я ночью положил группу немцев, а теперь большой отряд эсесовцев.

— Ну, я задал вопрос. Ты тратишь мое время.

— Гауптман Маркус Фольтке.

— Где он сейчас?

— Не знаю, был с командиром роты в сельсовете.

— Понятно.

Дав бойцам команду взять этого типа, связать и тащить к сельсовету, сам с тремя бойцами побежал на звук стрельбы.

Мы бежали по поселковой улице, когда я услышал крик:

— Товарищ командир, товарищ командир, подождите! — Из-за забора кричала женщина.

Я резко остановился, ее лицо мне было определенно знакомо. Вспомнил, Надежда. Она тогда помогала мне найти дорогу к сельсовету.

— Товарищ командир, вы меня помните?

— Да, Надежда, конечно, помню, как такую девушку можно забыть, не был бы женат, то задержался бы в вашем селе.

Та засмущалась от такой наглой лести, тогда люди были более высокоморальны, чем в наше распущенное время. Но все же смело продолжила разговор:

— Товарищ командир, у меня дома спрятан раненый. Я знаю, он сотрудник НКВД и приезжал в наше село после вас. Его привели немцы, но он ночью сбежал, а из села выйти не смог, вокруг были немцы.

Я кивнул одному из бойцов и коротко бросил:

— Помоги. Я к сельсовету. А вам, Надежда, большое спасибо, только никому про это не говорите. После того, что мы тут устроили, немцы будут лютовать. Лучше уходите в леса. Мы здесь ненадолго. Уходим на соединение с нашей армией. Поэтому готовьтесь к оккупации. Это хуже татар. Намного хуже. Это звери. — И побежал дальше.

Стрельба возле сельсовета стала вяленькой. Обе стороны экономили патроны.

— Кукушка-один, это Феникс.

— На связи.

— Вы где?

— Возле сельсовета, ждем вас.

— Кукушка-два с вами?

— Да.

— Хорошо, я уже рядом.

Найдя Малого, я расположился рядом, разложив свою СВУ для стрельбы.

— Ну что тут?

— Да засели, гады. Человек пять. На чердаке пулемет, перекрывает подходы. Четверых наших положил.

— Ё… Больше чем за весь ночной бой. Ты же в долгу не остался?

— Да двоих точно уничтожил. Остальные попрятались. Пару раз через окна кидали гранаты.

— В доме, кроме эсесовцев, должен быть офицер разведки Маркус Фольтке. Он мне нужен живым. Остальных можно гасить, ни в коем случае не трогайте раненых. Мы тут оставим людей, а немцы потом село пожгут. Они себя еще властелинами мира считают.

Потом, чуть приподнявшись, я закричал:

— Эй, в доме! Я знаю, что один из вас меня понимает. Мне нужен Маркус Фольтке. Остальные могут оставаться в доме и дожидаться подкрепления, точнее того, что от него останется. Маркус, выходи, поговорить надо. Даю слово офицера, что останешься в живых.

Думаю, немцы были удивлены таким обращением. Из дома ответили на ломаном русском языке:

— Кто ты есть такой?

— Капитан Зимин, ты же меня искал? Вот и хотел пообщаться, зачем я тебе нужен. Учти, на размышление пять минут, потом в этом селе живых немцев не останется, а тебе лично обещаю, что когда мы возьмем Берлин, я найду твоих родственников и накажу их.

От такой наглости немцы взбесились и открыли огонь. Ну и ладно, я всегда стараюсь людям дать шанс. Была у меня одна штучка, которая случайно попала в руки от украинских спецназеров — граната со слезоточивым газом «Черемуха-1». Вот ей и решил воспользоваться.

К такой подлости они не были готовы. Может, где-то и завалялись противогазы, но не думаю, что очень близко. Кашель, хрипы и проклятия, подтвердили мои предположения. Привет вам, ребята из двадцать первого века.

Приказав не открывать огонь, мы подошли к дверям и окнам и начали вылавливать ослепших и кашляющих немцев.

Но я забыл предупредить остальных бойцов, что противник в таком состоянии небоеспособен.

Первых немцев, которые полезли из окон, просто застрелили. Пришлось накричать, и народ временно успокоился. Результатом таких действий стали три пленных эсесовца и долгожданный гауптман Маркус Фольтке. Этот гад тоже жизнь любил и под русские пули не желал лезть.

Ничего, эти гаврики, связанные, остались ждать нашего справедливого суда.

В это время подошли остальные бойцы, которые прочесывали село, и нашли в амбаре человек двадцать военнопленных. Многие были со следами пыток и издевательств. СС, в общем, как всегда отличились.

Меня трудно напугать, и для себя я ничего нового не увидел. После татарских погромов в Крыму такие вещи уже не сильно шокировали. Но все равно, с солдатами так поступать нельзя. Оказалось, немцы тут замучили и расстреляли человек тридцать. Раненых практически всегда добивали.

Что ж, они сами решили свою судьбу. Стоящие рядом бойцы молча смотрели на меня и ждали команды. Какой именно, все понимали. Но в этом задача командира, чтоб все, даже расправа, проходило под строгим контролем.

— Вяткин.

— Я, товарищ капитан.

— Немцев раздеть, найти форму и камуфляжные костюмы, не испачканные кровью, минимум на шестерых-семерых человек, относительно целые, застирать, оружие и боеприпасы собрать и раздать военнопленным. Лишнее подготовить для длительного хранения в лесу. Партизаны здесь рано или поздно появятся, и им понадобится оружие. Раненых немцев добить. Кроме тех, кого связали, в селе не должно остаться ни одного живого немца. Известить сельчан, что немцы за такой разгром могут сжечь все село. Пусть готовятся уйти в лес.

Солдаты молча слушали. Среди освобожденных пленных оказалась пара командиров. Подозвав обоих, дал команду разделить команду на два отделения провести смотр, обуться и вооружиться за счет уничтоженных немцев, подготовится к движению. Для раненых изготовить носилки.

А я, наблюдая, как засидевшийся под замком народ деловито и с радостью стал вооружаться, пока решил пообщаться с захваченными «зверьками».

Фольтке уже немного прокашлялся и проплакался и в первом приближении был готов к общению.

Оттащили его в сторону и для разогрева дали пару оплеух. Тот сквозь слезы смотрел на окруживших его людей в незнакомом камуфляже.

— Имя, фамилии, звание.

Тот, конечно, не ответил. Если и ответил, то это печатать в книжках нежелательно. Ну и ладно, сейчас парочку новшеств. Рядом стоял высокий боец, с кровавой повязкой на лице, который упорно не хотел отходить и с интересом смотрел, как мы будем допрашивать. Когда я на него вопросительно глянул, тот злобно ухмыльнулся и спросил:

— Товарищ командир, боец Смилевич, разрешите обратиться?

— Обращайтесь.

— Это вы капитан Зимин, которого немцы так искали?

— Да.

— Это хорошо, не зря, значит, за вас нас мучили, раз вы их так. Боятся они вас. А вы целую роту эсесовцев положили.

— Я вас понял, товарищ боец, что вы хотите?

Он молча снял повязку и показал рваную рану, в которой были видна кость.

— Я хочу помочь. Уж очень эта сволочь старалась.

Тут я увидел действительно испуганный взгляд немца.

— Найди мне плоскогубцы, кусок провода и подрывную машинку или полевой телефон, а точнее вызывной генератор от него.

Тот не совсем понял для чего, но то, что для хорошей гадости, догадался. Когда он убежал, я подозвал Воропаева и приказал пойти к освобожденным военнопленным и порасспросить про этого молодца, вдруг очередной «оборотень в погонах».

Мы пока разогревали немца при помощи дружеских оплеух и ласкового массажа берцами по ребрам и ногам.

Тут показался новый знакомый, который притащил то, что я просил.

Немец на разговор не шел, все еще играл в арийца.

— Привяжите его, зафиксируете голову и разожмите зубы. Смилевич, ты, кажется, хотел посчитаться, вырви этому глупому варвару пару зубов, плоскогубцы ты притащил.

Хруст и визг показал, что на войне такая вещь, как милосердие, очень редкое явление.

— Ну что, Маркус, поговорим, пока есть чем говорить? — Выждав положенную паузу, продолжил: — Ну что ж, не хочешь — как хочешь.

В двух словах объяснив Смилевичу, как не по назначению, но тоже весьма эффективно использовать вызывной генератор полевого телефона, я отошел в сторону, позволив действовать известному принципу: «Относись к людям так, как хотел бы, чтоб они относились к тебе». Взрыв мычания и дерганье немца подтвердили, что даже законченному садисту иногда нужно задуматься о том, что он может когда-нибудь поменяться местами со своими жертвами.

Остальные эсесовцы видели наше новшество, и их такая перспектива тоже не прельщала. В это время еще бойцы их раздели, так как на них оказалась самая целая форма.

Хватило всего два сеанса стоматологической терапии, чтобы немец, понял, что война — это не только фотографирование на фоне развалин русских городов.

Вот теперь пообщаемся.

— Повторяю вопрос: имя, фамилия, звание.

— Гауптман Маркус Фольтке.

— Хорошо. И стоило играть в истинного арийца и тратить наше время и свои зубы. В каком подразделении служите и задача, которую здесь выполняете.

В общем, запел этот соловушка знатно, и то, что он рассказывал, мне нравилось все меньше и меньше.

Моим вопросом заинтересовался лично начальник Абвера-1, полковник Ганс Пикенброк. Применение нового устройства постановки помех, работающего по избирательному принципу, сразу заинтересовало немцев. В район Могилева была переброшена специальная группа, состоявшая из оперативников и технических специалистов, которые старались найти дополнительную информацию и способы противодействия. Мне в руки попался один из сотрудников подотдела 1-I, который занимался техническими средствами разведки. После того как стало известно, что сотрудник НКВД, отвечавший за применение устройства, остался в Могилеве и очень виртуозно сумел вырваться из города, они получили указание проводить поиски не только меня одного, а всего моего окружения. Они логично предположили, что, судя по тактике действий, я лишь командир группы силового прикрытия, а специалисты должны быть где-то рядом со мной.

Вполне правильные мысли. Но то, что на усиление поисков с фронта сняли батальон СС и привлекли части полевой тайной полиции в регионе, очень насторожило. Надо по-быстрому линять отсюда.

Еще меня интересовало, какие части в данный момент находятся в Могилеве. Оказалось, что только вчера там развернут штаб 2-й танковой группы Вермахта. Соответственно охранных подразделений и патрулей там больше, чем тараканов на кухне алкоголика. Это известие также не способствовало поднятию настроения.

Еще пара часов — и район будет перекрыт.

Но я ошибся в своих подсчетах. На связь вышел Вяткин, который как командир расчета автоматического гранатомета был направлен с Марковым для создания заслона на въезде в село и доложил, что подходит колонна противника в составе трех танков, двух бронетранспортеров и нескольких грузовиков с пехотой. В чистом поле с таким противником нет никаких шансов. Я дал команду скрытно отходить к селу и организовать засаду на улицах, где у противника не будет такого преимущества, как на открытом пространстве.

Сельчане, ощутившие на своей шкуре, что такое находиться в зоне боевых действий во время обороны Могилева, в панике похватав самое необходимое, разбегались по лесу.

Пришлось в срочном порядке организовывать отход бойцов из села в сторону деревни Запрудье. На окраине леса разместили небольшой пулеметный заслон, чтобы отсечь возможную погоню. Пленных забрали с собой. На всякий случай я разослал разведку на фланги. Немцы никогда лохами не считались, и попытка окружить или зайти с фланга была бы вполне ожидаема.

Раздав команды, с Воропаевым и тремя бойцами я побежал в сторону окраины села, откуда уже доносился рев танковых двигателей. Немцы, как всегда, действовали правильно и логично. Не зная количественный состав противника и есть ли в селе целые немецкие подразделения, они развернулись в боевые порядки и направили в село разведку.

К сожалению, взрывчатки, чтобы заложить пару фугасов, не было, поэтому в поединке с танками приходилось рассчитывать на пять противотанковых гранатометов, захваченных с базы. Для уверенного поражения техники противника ее необходимо заманить в деревню.

Самая медленная часть отряда, с ранеными, уже втянулась в лес и по моему совету разошлась цепью, а не колонной, чтобы не оставлять ярко выраженного следа, по которому, как по проспекту, можно догонять, окружать и уничтожать.

Оставив группу из бывших пленных в количестве десяти человек в качестве резерва, разместил ее вторым эшелоном на случай прорыва немцев. А то будут потом, как в тире, расстреливать бегущих.

Ну что ж, будем работать, как известно, война — та же работа, немцы это поняли раньше всех, поэтому и научились с такой педантичностью громить всех соседей.

По моему плану встреча разведки лежала на нашей основной группе, вооруженной оружием с глушителями. Малой разместился на чердаке дома, снова вооружившись бесшумной снайперской винтовкой ВСС. Марков и Воропаев, вооруженные ПП-2000 с навинченными глушителями, притаились за заборами, по разным сторонам улицы. Я занял позицию чуть левее, вооружившись «Глок-17» с навинченным глушителем. Миронов с пулеметчиком замаскировались недалеко в огороде, удачно выбрав сектор обстрела, чтобы в случае перехода ситуации в громкую фазу положить разведку и «пощипать» в поле немцев, которые шли развернутыми порядками к деревне. Правда, их хватит секунд на тридцать стрельбы, потом просто задавят огнем.

Немцы мудро послали к деревне бронетранспортер с восьмеркой бойцов. Но на самой околице те выскочили из БТРа и разбежались по сторонам, и потом перекатами, под прикрытием пулемета, стали продвигаться в глубь поселка.

Ситуация складывалась не самым лучшим образом. Немцы на боевом режиме уже разместились так, что всех бесшумно и сразу не положишь, надо что-то срочно придумать.

Связался с Вяткиным и срочно приказал ему нарядить одного из бойцов в немецкие шмотки, чтоб он попал в поле зрения разведки, помахал рукой и сразу, не спеша, ушел за дом. Пусть голову ломают, что тут происходит.

Пока немцы осторожно продвигались вслед за бронетранспортером, Вяткин успел в первом приближении нарядить одного из бойцов. Тот, как и договаривались, появился на виду у немцев, помахал им рукой с винтовкой и, как ни в чем не бывало, пошел в сторону сельсовета по своим делам.

В общем, Станиславский «Не верю!» кричать бы не стал, а задумался о том, что бы это значило. Немцы тоже немного призадумались от такой идиллической картины, немного утратили бдительность и прошли нашу засаду. Теперь мы могли вполне спокойно работать им в спину.

— Кукушка-один, работаешь пулемет и двоих с твоей стороны, когда бронетранспортер повернет и скроется из вида, от остальных немцев. Работаем по тебе.

— Понял.

— Зяблик, добиваешь тех, до кого Кукушка не дотянется. Я и Марков работаем остальных. Сигнал, уничтожение пулеметчика. Как закончишь своих, идешь к броне и валишь водилу.

— Понял вас, Феникс.

Когда бронетранспортер повернул в сторону, объезжая колодец, он скрылся из вида, от немцев в поле. Как всегда выстрела из ВСС слышно не было, но пулеметчик дернулся и завалился, получив пулю в шею, чуть ниже каски.

Я, чуть привстав, стал вылавливать спины немцев в камуфляжных куртках. Получилось сделать три выстрела, прежде чем остальные что-то поняли. Первым их действием, как опытных бойцов, было сразу уйти из сектора обстрела, но времени им не хватило. Рядом закашлял автомат Маркова. Еще два тела легло рядом. В общем, с нашей стороны было четыре-ноль.

В этот момент из-за плетня выскочил Воропаев, подбежал к бронетранспортеру и в открытые задние двери выпустил несколько очередей, добив водителя.

Бронетранспортер, урча двигателем, ткнулся в забор и замер.

Тут же подбежал Вяткин с бойцами, и они стали оттаскивать тела немцев с улицы. Надо было срочно выиграть время и уходить из села.

— Вяткин, найдите из бойцов, кто сможет управлять бронетранспортером, и разворачивайте его в сторону немцев. Продумайте пути отступления. Подготовьте пулемет для ведения огня. На всякий случай нацепите на себя каску и немецкие шмотки, чтобы был эффект неожиданности. Лишние три-четыре секунды дадут возможность положить дополнительно пять-шесть немцев. Пусть ваш артист нормально оденется, выйдет на околицу и тоже помашет тем идиотам, которые топают по полю. Если повезет, подманим их поближе. А мы тут их приголубим, чем они сейчас сильнее по носу получат, тем осторожнее потом будут нас ловить. И еще, Вяткин, распорядись, чтобы притащили того предателя и положили где-нибудь рядом. Мне надо, чтоб он услышал, как я вас буду инструктировать насчет дальнейшего пути, а потом смог убежать к немцам. Так что свяжи его полегче, пусть сам развяжется и убежит.

Глава 22

Немцы и тут поступили вполне разумно, понимая, что в населенном пункте танки становятся не главной ударной силой, а только поддерживающей, двинули сначала пехоту. Видимо, они должны были поддерживать радиосвязь с разведкой и, не получив кодового сигнала, поняли, что разведка уничтожена. Дали понять это они весьма ощутимо и ясно: когда переодетый боец появился на околице и замахал винтовкой, его просто обстреляли.

Поэтому пришлось работать на условиях немцев. С дистанции метров в сто, с околицы села заработали три трофейных пулемета. Народ попался толковый и на объяснение, что на слишком долгую стрельбу с одного места, как правило, прилетает снаряд, отреагировал достаточно серьезно. Выпустив несколько очередей на двадцать-тридцать патронов, быстро меняли позицию. На фоне такого вот балета три снайпера, я, Малой и Миронов вполне спокойно и качественно уменьшали количество командного состава противника и пулеметчиков.

Закончилось это тем, что наш один пулеметный расчет все-таки накрыли прямым попаданием, а Миронов еле сумел выбраться живим из сарая, в который попал снаряд. Эффективно работающие из полуавтоматических винтовок снайперы очень разозлили противника, и танки уже целенаправленно расстреливали не пулеметные точки, а снайперские позиции.

Пришлось отступать в глубь поселка. Но все равно удавалось постреливать в перебегающую пехоту. Учитывая эффективный огонь русских снайперов, немецкий командир решил входить в поселок под прикрытием брони. Так они смогли бы сократить дистанцию и свести к минимуму эффективность огня русских стрелков. Чего мы и добивались.

Сначала в село на максимальной скорости ворвались три танка, обстреливая из курсовых пулеметов места возможного расположения противника. За ними, на дистанции метров пятьдесят двигалась пехота.

Вот тут и получилось максимально эффектно показать превосходство противотанкового вооружения двадцать первого века. Первым выстрелил из «Мухи» Воропаев в концевой танк. Видимо, парень сильно волновался и вместо того, чтобы целиться в стык башни и корпуса, засадил в двигательный отсек. Но и этого хватило. Бензиновый движок красочно вспыхнул. Тут же я и Вяткин подожгли каждый свой танк. Я-то стрелял, как учили. Наверно, это на роду написано — у меня, как всегда, сдетонировал боекомплект.

Немецкая пехота, не ожидавшая такой быстрой расправы с танковым прикрытием, чуть приостановилась в своем беге и тут же нарвалась на полный огонь всех красноармейцев. А когда на поле боя нарисовался автоматический гранатомет, который очень удачно положил серию мин, немцы побежали.

Пока немцы отступали под плотным огнем, я отозвал Вяткина и строго-настрого приказал разыскать и собрать все пустые тубусы от гранатометов и, если найдут, то и остатки от противотанковых выстрелов. Не хватало еще, чтобы немцы их нашли, изучили и начали клепать раньше наших.

По моим подсчетам у нас на все про все, пока немцы будут перегруппировываться и вызывать подкрепление, осталось около часа. За это время нужно сыграть спектакль перед предателем и покинуть село. Миронов по моей команде расположился недалеко, и в его задачу входило ранить в плечо убегающего предателя.

Убедившись, что невдалеке связанным валяется Силантий, я стал разыгрывать представление. Предатель ясно услышал, куда мы пойдем, в каком составе. Особенно подчеркнул на особой охране специалистов по радиоподавлению.

— Стоп, Вяткин, а этот что тут делает? — крикнул я, якобы только что увидев Силантия. — Он же все слышал. Отвести за дом и расстрелять. — Сам ему подмигнул. — Еще не хватало, чтоб он все немцам растрепал.

— Есть, товарищ капитан.

Вяткин, подняв за шиворот предателя, потащил его за дом. Там раздался выстрел, а затем вопли:

— Стой, сволочь, все равно убью!

Развязавшийся Перпутько убегал к лесу, петляя, словно заяц. Раздался одиночный выстрел. Предатель упал, покатился и замер недалеко от крайнего дома.

— Кукушка-два, ты его там не завалил?

— Нет, Феникс. Притаился гнида.

— Хорошо пусть лежит.

Ладно, хоть одно дело сделали.

— Всем, собираемся и уходим. Контролировать фланги. Немцы вполне способны обойти. Марков, позаботься, чтоб немцы не смогли восстановить ни танки, ни бронетранспортеры. Жги, взрывай, у тебя двадцать минут.

Через полчаса мы окончательно покинули деревню. Во время боев за эту деревню мы потеряли двенадцать человек, в том числе Супонина, который спас мне жизнь. Немцы, по моим подсчетам, около роты, причем в основном СС, а это уже элита.

У нас всегда были хорошие воины, вот только не всегда хватало нормальных командиров, практика негативного кадрового отбора чувствовалась всегда, и длилось это на протяжении всей истории России. Что было в царские времена, что в советские, а то, что было в наше время, после развала СССР, вообще доброго слова не стоило.

Надо только умыться кровью, чтобы начинали думать и выдвигать действительно талантливых командиров, а не зажиревших генералов мирного времени. Вся история войн это подтверждала, что Первая мировая, что Великая Отечественная.

Отойдя в лес, перегруппировались и двинулись в сторону деревни Запрудье. Прежде чем окончательно уйти, пришлось разобраться еще с двумя шпионами. Спектакль был почти такой же, только одного из них при попытке побега Миронов просто застрелил для убедительности. Теперь немцы как минимум из двух источников будут знать, что мы уходим к деревне Каштановка, где у нас спрятано оборудование и где нас должен будет подобрать самолет. Реально к этой деревне уходили мы с Мироновым, Воропаевым и снайперами. Еще к нам примкнул сержант Марков, по общему молчаливому одобрению. Да и я был не против — его еще по боям в Могилеве помнил.

Вместо деревни Запрудье отряд двинулся южнее, в сторону Смоленска. Тут я наконец-то выяснил, кто такой сотрудник НКВД, которого прятала девушка Надежда.

Это оказался старый знакомый, капитан Чистяков, заместитель начальника Могилевского управления НКВД.

Мы с ним нормально пообщались на привале. Он пока идти не мог, и ему помогали два бойца.

Увидев меня, он дружески улыбнулся и протянул руку. Я ее пожал. Все-таки в той истории он был партизаном и погиб, прикрывая отход отряда. Да и здесь вроде труса не праздновал.

— Привет, капитан, как узнал, кого немцы ищут, так и понял, что ты скоро заявишься. Вот не ошибся. Причесали мы их сегодня. Да и в Могилеве ты отличился. Я так понимаю, что ты скоро нас оставишь и пойдешь заниматься своими делами.

— Да, ты прав. У каждого свой путь. Времени мало. А бегать по лесам и отстреливать немцев, это и без меня есть кому. Вот думаю тебе предложить отряд возглавить. Ты капитан, как раз по чину. Не могу я за всех болеть, уж слишком все серьезно, а время уходит. Я тут к немцам двух предателей отпустил, они как раз слышали, что мы в Каштановку уходим, что у нас там склад боеприпасов и оборудования и нас оттуда заберет самолет. Так что, думаю, вас ловить не будут. Да и мы тут в стороне пошумим.

— Я понимаю. Когда уйдешь?

— Сегодня вечером, со своими.

— У меня одна просьба.

— Говори.

— Помнишь сержанта Демина, он еще со мной приезжал.

— Да, помню, мордастенький такой.

— Да вот видел, как сука сам сдался в плен к немцам. И меня сдал. Если будет возможность, найди и накажи гада.

— Тут обещать не могу, если будет такая возможность, от тебя передам привет.

— Этого достаточно. Спасибо тебе.

Мы пожали друг другу руки и разошлись. Чистяков стал прибирать отряд к рукам и готовить к маршу. А я, собрав свою группу, стал проводить инструктаж по поводу дальнейших действий.

На небольшой полянке похоронили погибших, в том числе и Супонина. Пленных немцев по-тихому прирезали и закопали подальше в лесу, пользы от них никакой уже не было.

Мы ушли, ни с кем не попрощавшись, такова специфика — уйти незаметно. Нам еще предстояло выполнить обещание пошуметь в стороне и дать Чистякову с бойцами спокойно покинуть этот район.

АГС-17 из-за отсутствия боеприпасов уже был не нужен, поэтому его разобрали и тащили по частям к порталу возле деревни Запрудье. Также с собой забрали использованные тубусы от одноразовых гранатометов. Марш-бросок в темноте, с использованием приборов ночного видения, выдался нелегким, но к утру группа вышла к местам боев, где раньше держали оборону части 747-го стрелкового полка. Последние метров пятьсот пришлось преодолеть с большим трудом, так как территория еще могла быть заминирована и испещрена окопами и воронками от взрывов. Эвакуация в портал прошла практически без проблем. Связавшись по радиостанции, мы получили подтверждение об открытии перехода, увидев инфракрасный фонарь, который выкинули для обозначения точки входа. Забравшись по стремянке, мы оказались в знакомой комнате с установкой. Один только Марков сидел и с удивлением вертел по сторонам головой.

Радости обитателей бункера не было предела. Они тоже не сидели без дела и прослушивали наши переговоры и, судя по тому, как я матерился в эфире, было понятно, что хлебнули много всего. То, что моя супруга помалкивала, меня не обманывало, очередной сеанс «лесопилки» я ожидал в ближайшее время.

Одно только омрачило впечатление вечера. Виктор, которого прооперировала Марина, умер. Перенастроив установку на старое место, после завтрака мы отправились на самое первое место в лесу, там вырыли могилу и похоронили его со всеми почестями. Он умер как настоящий боец. Я таких всегда уважал.

Прежде чем начинать двигаться дальше, осталось еще одно незаконченное дело — в подвале полуразрушенного дома в Могилеве осталась аппаратура, которая ни при каких условиях не должна попасть в руки к немцам.

Глава 23

Командир 2-й моторизованной дивизии СС «Райх» Пауль Хауссер был в бешенстве. Как истинный потомственный военный с глубокими прусскими корнями, он не позволял себе срывать злость или ненависть на подчиненных в грубой форме. Его бешенство перерастало в холодную сосредоточенность, которая требовала обязательных действий и выражалась в точных, обдуманных приказах. Прошедший Первую мировую войну и, как все ветераны, желающий реванша, он старался при этом не терять голову. Став командиром одной из элитных дивизий СС, он прекрасно понимал, что война на Восточном фронте будет тяжелой и продолжительной, в отличие от большинства офицеров СС, считавших войну с русскими варварами воскресной прогулкой. Все его предчувствия оправдывались и подтверждались день ото дня. Фанатичное сопротивление русских порой удивляло, и не отошедшие от боя его подчиненные часто допускали вещи, недостойные солдата. Но СС многое прощалось, и даже офицеры Вермахта с настороженностью относились к буйным соседям, которые безнаказанно переходили все допустимые границы. Расстрелы и издевательства над пленными были обычным явлением. По молчаливому согласию шефа войск СС, рейхсфюрера Генриха Гиммлера, это была их привилегия, которой они с удовольствием пользовались.

Сражение у Могилева остудило горячие головы, причем многие навечно. Упорное и изобретательное сопротивление русских заставило даже высокомерных эсесовцев уважать противника, не говоря уже об офицерах и солдатах Вермахта.

В связи с понесенными потерями в личном составе и технике дивизию отвели во второй эшелон для пополнения. Ремонтные службы в срочном порядке пытались восстановить поврежденную технику. Массовое использование русскими новых зажигательных средств привело к большим потерям среди техники, что особенно проявилось во время боев в городе.

Пока части 47-го и 46-го механизированных корпусов взламывали оборону вокруг Смоленска, командира дивизии вызвали в штаб 2-й танковой группы, и лично генерал-лейтенант Гейнц Гудериан, приказал оказать содействие разведке в поиске группы русских, которые ночью прорвались из города, вырезав гарнизон заградительного поста на выходе.

Операция вполне рядовая, но использование частей СС для нее было необычным. Гудериан пояснил, что данная группа русских отвечает за использование новейшей системы подавления радиосвязи, которая доставила немало хлопот и привела к серьезным потерям. Дивизия Хауссера тоже попала в зону действия такой системы, и разобраться с хитроумными русскими для него стало делом чести.

Пришлось выделить в распоряжение специальной команды, прибывшей из Берлина, моторизованный батальон. Для усиления батальона, по личному приказу генерал-лейтенанта Гудериана были выделены четыре отремонтированных танка с экипажами из мастерских, организованных на базе железнодорожного депо Могилева. Численность русских оценивалась как десять-двадцать человек, и особенных неприятностей, кроме как новых проделок его подчиненных с местным населением и потери времени, он не ожидал.

Но события, произошедшие позже, заставили его пересмотреть свои взгляды. Потеря четырех танков, трех бронетранспортеров и ста сорока солдат и офицеров больно ударила по самолюбию обергруппенфюрера СС. Понести такие потери в тылу действующей армии при прямом столкновении с малочисленной группой русских было очень удивительно и, конечно, непростительно для элитного подразделения Рейха.

Найдя руководителя поисковой операции, начальника группы Абвера, прибывшей из Берлина, он высказал все, что думает о разведке, которая подставляет его солдат под русские пушки, не предупредив об этом. То, что прямое руководство войсками СС осуществлялось рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером, позволяло ему не бояться снобов из разведки и не стесняться в выражениях.

Выпустив пар, оба офицера перешли к более конструктивному разговору. Хауссер подробно выслушал доклад разведчика о столь эффективных действиях русских и в сопровождении охраны выехал к основным местам событий, чтобы прояснить ситуацию на месте.

Осмотрев остовы сгоревших и взорванных танков, трупы солдат, Хауссер выслушал доклад исполняющего обязанности командира батальона, так как сам командир был убит снайпером в самом начале боя.

Картина была нерадостная. Ночью отряд русских окружил в лесу разведгруппу и уничтожил ее. Устроив для вида перестрелку с поднятыми по тревоге солдатами расквартированной в селе роты, обойдя с флангов, уничтожил основные силы, подорвав при этом один танк и два бронетранспортера. Затем взял штурмом здание местного сельсовета, где забаррикадировались остатки роты. По показаниям очевидцев, в плен при этом попали двое солдат, командир роты и приданный представитель разведки. Что с ними, не известно. Противник, отступая, забрал пленных с собой.

Получив сигнал о нападении, основные силы усиленного батальона двинулись к селу и на рассвете выслали мобильную разведку. Никто не слышал выстрелов, но вся разведгруппа была уничтожена. Зная коварство русских варваров, командир батальона оговорил с разведгруппой кодовые сигналы. Но когда на окраине появился солдат и стал махать руками, командир батальона насторожился и приказал дать несколько выстрелов в сторону поселка. В ответ из-за домов открыли плотный огонь несколько пулеметов. Причем огонь велся весьма грамотно, и пулеметы постоянно меняли свои позиции. Пока велась стрельба по пулеметным точкам противника, никто не заметил меткого огня русских снайперов. Только смерть командира батальона и нескольких нижних чинов заставила всерьез отнестись к русским.

Снайперский огонь был достаточно точным и плотным. Потери личного состава быстро росли, и танковый и пулеметный огонь по поселку не приносил реальных результатов. Пехоту расстреливали, как в тире. Поэтому офицер, принявший на себя командование батальоном, решив, что обороняющихся немного и противотанковыми средствами они не обладают, двинул вперед танки. Но это оказалось очередной ловушкой русских. Танки, ворвавшиеся в деревню, были сразу уничтожены. А по бегущей к окраине деревни пехоте открыли плотный ружейно-пулеметный огонь. После того как порядки залегшей пехоты попали под минометный обстрел, командир принял решение отойти. Попытка развернуть свои минометы закончилась гибелью нескольких расчетов от снайперского огня. Додумавшись прикрыть позицию минометной батареи бортами бронетранспортеров, наконец-то открыли огонь по селу. Но к этому моменту огонь со стороны противника стих. Наблюдатели показали, что противник отступил и скрылся в лесу. Из-за опасности засады и больших понесенных потерь новый командир батальона решил не рисковать и под прикрытием бронетранспортеров солдаты вошли в село. Противник не был обнаружен.

Что ж, русские на глазах учатся воевать. У разведки в селе был свой человек. Так вот он, тяжело раненный, был подобран. И если б не заступничество представителя Абвера, то озверевшие солдаты его бы просто прирезали. Но он рассказал, что командовал русскими офицер НКВД, капитан Зимин, которого все так усиленно ищут, причем он прекрасно знал о том, что его ждут. И то, что отряд русских потерял всего двенадцать человек и ушел в сторону деревни Каштановка, где их должен подобрать самолет.

Но Пауль Хауссер отнесся весьма критично к такому известию — русский капитан не производил впечатления идиота. Еще одна интересная подробность: русские были снабжены радиопередатчиками, по которым они переговаривались во время боя, что качественно сказывалось на эффективности.

Но ближе к обеду в расположение батальона вышел русский красноармеец, представившись агентом разведки и предупредив, что у него сведения особой важности.

Это был один из людей, внедренных в группу отступающих русских для сбора информации. Он подтвердил информацию о том, что русские ушли к деревне Каштановка, где они с двумя инженерами будут эвакуированы самолетом.

Отдав соответствующие распоряжения по поимке русских и снова выказав свое недовольство представителю разведки, Хауссер отбыл в расположение дивизии, втайне надеясь, что русских там не окажется. Пусть Абвер ошибется, и вся вина в гибели его людей будет возложена на разведку и их недостоверные данные.

Как ни странно, но Хауссер оказался прав. Абвер не стал делиться всеми данными с СС, и с некоторых пор операции по поиску капитана Зимина был придан особый статус. Это произошло после того как в фильтрационном лагере военнопленных один из заключенных изъявил готовность к сотрудничеству. Он оказался сержантом Могилевского управления НКВД, который во время боев переоделся в форму убитого красноармейца и воспользовался его документами. Во время допроса был выявлен, после соответствующей обработки стал давать показания, и часть их касалась разыскиваемого Зимина. Тогда и стала известна судьба без вести пропавшей группы из полка «Брандербург-800» Отто Шлеера, заброшенной в окрестности Могилева. Данные о визите в город высокопоставленного сотрудника ГУГБ НКВД, по словесному портрету очень похожего на Судоплатова, специально для встречи с Зиминым, заставили немцев с утроенной силой собирать любые крохи информации. И то, что было собрано, специальным рейсом отправилось в Берлин, прямо на стол начальнику Абвера-1, полковнику Гансу Пикенброку.

Глава 24

В Москве в последнее время фамилия Зимина несколько раз всплывала в разговорах особо доверенных лиц, допущенных к операции «Оракул». Собранные с фронтов данные по боевому применению бронетанковой техники, авиации, артиллерии по особому распоряжению в первую очередь отправлялись в специальное подразделение Главного Управления государственной безопасности. Сравнительный анализ данных, полученных от Странника, и собранной информации с фронтов заставил специалистов отнестись с большим вниманием к другой информации. Оказалось, что анализы, сводные таблицы Странника дают более полную и развернутую картину, нежели та, что по крупицам собирается на фронтах, с учетом того, что советские войска отступают, и часто объективные данные просто не успевают доходить до Москвы, а подбитая техника, которая требует изучения, достается немцам. Такие выводы были доведены до высшего руководства. То, что специалисты получили не всю информацию, понимали многие, но специфика организации такова, что лишние вопросы в ней не приветствуются.

На фоне драматической обстановки, сложившейся на фронтах, Лаврентий Павлович регулярно интересовался выводами специалистов, и его уверенность в правильности решения по Страннику крепла. Несколько раз на совещаниях Хозяин интересовался положением дел по этому направлению, и во второй половине июля было проведено первое совещание с техническими специалистами, отвечающими за разработку и выпуск боевой техники. На основании информации, полученной от Странника, были выработаны указания и рекомендации по доработке в кратчайшие сроки выпускаемой техники. Аналогичные вопросы решались по противотанковым гранатометам. Но при разработке данной темы столкнулись с большим количеством технических трудностей, особенно это касалось кумулятивного заряда. В конце двадцатых годов в СССР профессором Сухаревским проводились теоретические исследования по кумулятивным зарядам. Но на начало войны действенного, принятого на вооружение кумулятивного боеприпаса не было. Данные о массовом применении немцами бронепрожигающих средств у советского руководства уже были. Работы по этому направлению продолжались без особенных успехов, исходя из ситуации, было принято решение взять за основу немецкий трофейный боеприпас. Но по информации, переданной Странником, проблема решалась намного быстрее, и теоретические выкладки, приведенные в послании, поставили в тупик ученых. Таких разработок в мире пока никто не проводил, а перспективные разработки по тандемным кумулятивным боеприпасам, рассчитанным на пробитие перспективных активных типов защиты бронетехники, вызывали восхищение. Решение проблемы кумулятивных боеприпасов позволяло создать ручные противотанковые гранатометы, способные уничтожать любую бронированную технику противника на нынешний момент. Хотя, по информации Странника, в Германии проводились разработки новых тяжелых танков, вооруженных более мощными пушками, позволяющими уничтожать стоящие на вооружении РККА новые танки типа Т-34, КВ-1 и КВ-2 с противоснарядной броневой защитой. Появление на фронте такой техники привело бы к коренному изменению обстановки в худшую сторону для Красной Армии. Чертежи, технические характеристики и примерные сроки появления на фронте приводились.

После такой информации уровень доверия к Страннику намного возрос. Была создана специальная оперативная группа по контактам со Странником. Но тут возникли проблемы. Могилев, в котором проходили основные встречи с курьером, был захвачен противником. По имеющейся информации Курьер, капитан Зимин, остался в городе и принимал активное участие в боях. Майор Ковалев, который оставался в Могилеве, был тяжело ранен и практически последним самолетом эвакуирован в Москву. После разгрома 13-й армии, контакт с войсками в городе был потерян. По отрывочным данным бои в городе продолжались до конца июля, и Курьер принимал в них самое активное участие. Предложенная им новая зажигательная смесь с незначительными изменениями была принята на вооружение и производилась в больших количествах для нужд РККА.

По агентурным данным, Зимина с неменьшим усердием разыскивали и немцы. Интерес был связан с применением установки для постановки помех радиосвязи. Информация немцами была получена, видимо, от пленных. Но отряду, возглавляемому Зиминым, удалось с боем вырваться из города и уйти в леса. По непроверенным данным, там произошло несколько столкновений со специально привлеченными для поисков частями СС, в которых немцы понесли серьезные потери, а Курьеру удалось уйти в неизвестном направлении. В район Могилева была отправлена специальная группа, в задачу которой входил поиск новых контактов со Странником. Во все особые отделы Западного фронта была отправлена директива об обязательном сборе информации относительно Зимина у всех, выходящих из окружения. Особое внимание при допросе пленных уделялось возможным данным о состоянии дел в Могилеве и его окрестностях. Учитывая, что на тот момент там находился штаб 2-й танковой группы Вермахта во главе с генерал-лейтенантом Гейнцем Гудерианом, такие расспросы не должны были вызвать особого интереса у противника.

* * *

Дав себе и людям суточный отдых, я наконец-то позволил себе провести больше времени с семьей. Но нарастающий вал проблем как в бункере, так и на поверхности, в нашем времени не позволял отдохнуть в полной мере. Активный радиообмен на поверхности наводил на мысли о появлении не самых лучших соседей и о необходимости принятия мер по этому поводу. Наличие недалеко от бункера ветрогенераторов само по себе являлось сильным демаскирующим фактором, и часто работающие дизели тоже могли привлечь внимание.

Поэтому, после того как я нормально выспался, пришлось провести совещание с обитателями бункера. На повестке стояло несколько вопросов. Один из первых касался того, что почти постоянное использование энергосистемы бункера для поддержания портала быстро сокращало запасы горючего. Пополнять запасы на оккупированной противником территории было очень опасно и почти нереально, разве что устроить нападение на дивизионные склады ГСМ. С нашими силами это просто смешно. С продуктами было получше. Но, по моему мнению, если наверху узнают про такие запасы, нас никакие минные поля и завалы не спасут. Судя по радиоперехватам, в Симферополе и его окрестностях рыскали группы, ориентированные на поиск продуктов и горючего. Те же радиоперехваты показывали, что поисковые команды принадлежат к разным группировкам и между ними частенько возникали стычки с применением не только стрелкового оружия. Можно было сделать вывод, что наверху разгоралась война за ресурсы и выживание, и особого желания влезать туда не было. Но радиоперехват не прекращали и проводили дополнительный сбор информации по позывным, частотам, кличкам и возможным путям движения и местам постоянной дислокации.

Другой не менее важной проблемой, которая волновала вновь прибывших, была помощь Красной Армии в войне. И тут главное не навредить. То, что в оккупированном Могилеве остались в схроне ноутбук, радиосканер, и мощный полупроводниковый радиопередатчик тоже не давало покоя. Сам по себе радиопередатчик был необходим для установки связи с Москвой, так как был в единственном экземпляре, и искать аналогичный в нашем времени затруднительно. Город будет освобожден только в 1944, и есть большая вероятность того, что немцы, как рачительные хозяева, займутся восстановлением города и могут выкопать то, что им никак нельзя находить. Поэтому придется совершить вояж в сам город в ближайшее время, чтобы решить как минимум две проблемы.

Опасность такого визита была не просто велика, она была огромна. Город полон войск противника, плюс в нем расположен штаб крупного армейского соединения, значит, соблюдается жесткий режим патрулирования. Оборудование, конечно, укрыто в подвале одного из разрушенных домов, и туда немцы не полезут в первую очередь. Как правило, сначала изучаются и разминируются уцелевшие дома для размещения личного состава, штабов и других учреждений. Так что некоторый запас по времени есть, да и оборудование пряталось на окраине города перед прорывом, для облегчения последующей эвакуации. Вот с такими мыслями я и открыл собрание по поводу дальнейших действий. Наблюдая за своими новыми соратниками, мысленно поражался отсутствию всяких футуршоков. Видимо, вызванный во время боев шок и последующее переформатирование сознания пробудили у людей высокие адаптивные способности.

Идея постройки второго портала на значительном удалении от первого и исследования точки выхода возникала, и не раз, но я отложил ее ненадолго, до решения вопроса по эвакуации оборудования из оккупированного Могилева.

Вывалив проблемы на окружающих, подталкивая их короткими репликами, направил рассуждение в нужную сторону. Естественно, визит в Могилев практически всем не понравился. Слишком все выглядело авантюрно. Но при обсуждении нюансов и подготовительных мероприятий, вырисовывался довольно правдоподобный план. В первую очередь решили использовать форму, снятую с эсэсовцев. Чтобы не играть втемную, я все-таки предупредил людей:

— Учтите, если попадем к немцам в руки в эсэсовской форме, грохнут однозначно и при этом, конечно, помучают. По всем законам войны бойцы, переодетые в форму противника, расстреливаются сразу. Еще то, что мы им недавно устроили, припомнят. Единственное, что может спасти, это принадлежность к группе капитана Зимина. Тогда помучают, но расстреливать сразу не будут. И вот тут появляется шанс.

И я выложил свой план относительно того, чтобы создать так называемый склад, где якобы хранятся детали системы радиоподавления. Народ как-то странно на меня начал смотреть. Пришлось разжевать свою идею. На поляне, недалеко от портала, создается большая и хорошо продуманная ловушка. Поляна минируется таким образом, что все центральное пространство накрывается полностью. Основные подходы к поляне минируются раздельно и будут подрываться отдельно, по команде оператора, исходя из количества противника. Для того чтобы захваченный или захваченные уцелели, роются и маскируются несколько достаточно глубоких ям, спрятаться в которых можно будет только по команде оператора. Ямы перекрываются подпиленными деревянными брусками, которые будут подорваны под спасающимися с помощью маломощных зарядов, чтобы раньше времени не демаскировать укрытия. Все, конечно, заумно, но народ уже привык мне доверять, и по мере распределения обязанностей и объяснения основных этапов людьми овладел здоровый энтузиазм. Для организации ловушки пригодилась радиоуправляемая игрушка, в которой с помощью пульта можно было задействовать шесть различных устройств. Конечно, примитивно, но как суррогатный вариант сойдет. По прошествии четырех дней ловушка была готова, легенды, которые все должны рассказывать в случае попадания в плен, проработаны в деталях. В общем, гонял группу в лучших традициях романов про разведчиков.

Еще одно нововведение было в том, что почти каждому в каблук сапога был вмонтирован малогабаритный вызывной радиомаяк. В случае разделения подразделения можно было по маяку найти человека на расстоянии до пяти-восьми километров.

Когда наконец-то подготовительные мероприятия были закончены, группа собралась в главном зале. Все были облачены в форму противника, и поверх нее надет камуфляж того же происхождения. Вооружение также было представлено трофейными образцами. В случае столкновения с противником три-четыре секунды замешательства противника у нас были, и это могло дать большое преимущество.

Конечно, этим наше снаряжение не ограничилось. Были и снайперские винтовки, ну куда без них, и пистолеты с глушителями, и приборы ночного видения, и радиостанции, и пара гранатометов, если уж выхода не будет. В любой ситуации мы должны иметь преимущество перед противником. Оптимальным было проникнуть в город ночью, чтобы наилучшим образом воспользоваться нашим техническим превосходством. Поэтому было принято решение высадиться ночью в максимальной близости от города, возле деревни Запрудье, и до окрестностей города двигаться только ночью. Там забазироваться, переждать светлое время суток, на следующую ночь проникнуть в город, изъять содержимое тайника и вернуться обратно. Еще одно предложение поступило от почти всегда молчавшего Малого. Мудрый охотник обратил внимание на то, как будем уходить от погони в случае обнаружения, если по следу пустят собак. Просидев полчаса за компьютером, роясь в базах данных, я нашел более или менее компромиссное решение. По моему совету все сшили себе из брезента бахилы и до выхода вымачивали их в керосине и ацетоне. Когда выходили, бахилы были упакованы в целлофановые пакеты каждому индивидуально и в случае погони просто надевались бы на ноги.

Вот с таким планом мы двинулись в сторону Могилева. Группа уже была сработанная, поэтому передвигались вполне спокойно, поддерживая хороший темп. К началу рассвета без приключений уже были в окрестностях города. По дороге, конечно, встретили несколько патрулей, я бы удивился, если б их не было. Но обнаружить разведгруппу весьма проблематично, особенно когда это не входит в ее планы и не знаешь где искать.

На светлое время суток разместились в небольшом лесочке, прилично замаскировавшись. При этом, пока было светло, Миронов и Малой выдвинулись ближе к городу и изучали расположение постов, огневых точек и пути следования патрулей.

«Лохматки», усовершенствованные с помощью свежей травы, веток и листвы, не позволяли нас заметить с десяти шагов. Все бесшумное оружие было приготовлено для немедленной стрельбы, чтобы в случае чего оперативно и бесшумно устранить угрозу демаскировки группы. Используя составную систему из двух радиосканеров, один из которых был у нас, а второй возле точки перехода, удавалось получить приблизительную картину расположения радиопередатчиков в радиусе двадцати-тридцати километров. Как и предполагалось, в городе работало несколько мощных источников излучения, что говорило о наличии узла связи крупного войскового соединения. Никаких языков брать не собирались, и наша задача была максимально проста: войти в город, изъять оборудование и по-тихому уйти.

Окрестности города представляли собой жалкое зрелище. Многодневные бои и смещающаяся к городу под постоянным давлением немцев линия обороны превратили некогда цветущий край в выжженное пространство, покрытое воронками, траншеями, остовами техники. Может быть, для эстетствующего интеллигента это было ужасно, но в нашем положении наоборот создавало на подходе к городу много естественных укрытий, с помощью которых можно было незамеченными пробраться в город. Снайперы, они же наблюдатели, рассмотрели в городе активные восстановительные работы с использованием в качестве рабочей силы местного населения и большого количества военнопленных, преимущественно рядового состава. Правильно, никто и никогда не держал вместе рядовых и командный состав. Любой командир в такой среде автоматически становится центром кристаллизации и организации устойчивой дисциплинированной группы, которая по определению опасна и минимум может привести к организованному побегу.

Система постов была не настолько плотной, и вряд ли все окрестности города освещались фонарями и прожекторами. По сути дела это уже была зона глубокого тыла, и в городе плотно охранялись кварталы, где были расположены штаб 2-й танковой группы и административные учреждения оккупационных властей. Хорошо, что место тайника находится вне этой зоны и вряд ли у нас возникнут особые трудности.

Около двенадцати часов, когда у «правильных» немцев начался отбой, а на улицах остались только патрули, мы, экипировавшись приборами ночного видения и бесшумным оружием, стали выдвигаться к окраине города. Перемещаясь короткими перебежками от укрытия к укрытию, удалось незамеченными проникнуть на окраину. Сняв с себя «лохматки» и оставшись в немецких камуфляжах, стали продвигаться к месту тайника. По городу необходимо было пройти более двух километров, при наличии патрулей — не самое простое занятие. Разбившись на три пары, осторожно шли, постоянно страхуя друг друга. Несколько раз приходилось прятаться в развалинах, пропуская патрули.

Но, к сожалению, все хорошо быть не может. Находясь в двухстах метрах от искомого дома, умудрились нарваться на патруль с собакой, видимо, в развалинах иногда еще прятались или местные жители, или беглые пленные, и патрули с немецкой педантичностью обыскивали развалины. Передовая пара с Малым обнаружила этот патруль раньше, и мы успели, как положено, спрятаться среди обломков строения.

— Феникс, это Кукушка-один, патруль с собакой. Просто так не пройдут.

Пришлось принимать решение. Когда разведка начинает стрелять, это считается практически провалом.

— Понял вас, Кукушка. Работаете патруль, мы на подстраховке.

— Злой. — Это был позывной Маркова, который был в отряде штатным пулеметчиком и таскал на себе немецкий MG-34.

— На связи.

— Это Феникс, Кукушки работают по патрулю, разверни свой аппарат, прикрой тыл.

— Вас понял, исполняю.

— Зяблик, на тебе левый проход.

— Понял, исполняю, Феникс.

До этого пришлось долго гонять народ, чтобы научить правильно пользоваться радиосвязью. Но ничего, поняли, прониклись, осознали. Предки были не глупее нашего.

Собака залаяла и рванула в сторону, где спрятались снайперы. Немцы настороженно изготовили оружие к стрельбе, но несколько тихих хлопков — и ВСС и парабеллум с глушителем заставили их попадать на землю. То, что они готовы, я не сомневался. Два снайпера с автоматическим оружием на такой дистанции вряд ли промахнутся. Вертлявая собака, получив сначала пулю в шею, взвизгнула, и вторым выстрелом ее добили в голову. Она так и осталась лежать возле своего хозяина, на которого своим лаем и собачьей преданностью навлекла смерть. Подождав секунд тридцать, мы с Вяткиным выскочили из укрытия и бросились к снайперам, помочь им спрятать тела патрульных. Пока мы их таскали в развалины и засыпали камнями, Миронов расположился чуть впереди, взяв на прицел направление, откуда могла прийти помощь. Поставив ради приличия пару растяжек, мы засыпали напоследок песком кровь, которая осталась от лежащих на дороге тел, и быстро двинулись вперед, стараясь уйти подальше от места ликвидации патруля. Минут через двадцать добрались наконец-то до искомого дома. Как положено, выставив наблюдателей, я сам с Вяткиным пролез в подвал и стал выкапывать тайник с техникой.

Сначала пришлось обезвредить несколько хитрых ловушек, которые я с изощренной изобретательностью выходца из двадцать первого века натыкал в подвале. Несколько растяжек с противовесом и на закуску фугас в пять килограммов тола. Наличие всех моих сюрпризов в целости и сохранности говорило о том, что ни немцы, ни наши сюда не добрались. Когда основные работы были выполнены, на связь вышел Воропаев.

— Феникс, это Зяблик.

— На связи.

— У немцев поднялась суматоха, бегают по улицам, кажется, ищут пропавший патруль.

— Ё… Быстро работаем и уходим. Зяблик, продолжайте наблюдение.

— Всем циркулярно. Усилить наблюдение. Ждем гостей. — И с усиленным рвением стал выкапывать оборудование.

Когда наконец-то удалось вытащить замотанные в брезент устройства, со стороны окраины, где спрятали тела уничтоженных немцев, раздался сильный взрыв — сработала моя растяжка. В городе завыли сирены. Все, значит, наше присутствие здесь почти раскрыто. И вот теперь начнут искать основательно. Пока была возможность, по-быстрому сделал пару ловушек из растяжек и тола, который был заложен в тайнике. В общем, немцев ожидает еще пара сюрпризов. Уже убегая, включил немецкий трофейный фонарик, направив луч в сторону города, и кинул его в ловушку в виде приманки.

— Всем, груз у нас. Уходим.

Распределив груз между членами группы, стараясь забирать левее от места взрыва, мы почти открыто двинулись к окраине города. Надо было побыстрее уходить, пока поднялась суматоха, в немецкой форме у нас был шанс затеряться, изображая из себя очередную поисковую группу. Не думаю, что противник подумает о наличии разведывательно-диверсионной группы в городе, слишком уж невероятно это. Будут искать не диверсантов, а оставшихся в живых защитников города или на худой конец местных жителей.

У немцев, конечно, система безопасности великолепная, с их нынешним уровнем радиосвязи. Так быстро выявили исчезновение патруля и так оперативно отреагировали. Сейчас начнут нас отсекать и в случае огневого контакта выдавливать на один из блокпостов.

Затаившись в одном из домов, пропустили мимо себя несколько тревожных групп противника. Сейчас скрытно перемещаться уже было практически невозможно. Минут через двадцать получилось перейти через полуразрушенные дома на другую улицу, где было поспокойнее, но тут рванул мой фугас, и стало еще веселее. Немцы забегали, как тараканы при включении света на кухне у студентов. По улице пронеслось несколько бронетранспортеров и грузовиков с пехотой. Надев на себя немецкие каски, построившись в колонну, мы легким бегом двинулись подальше от всей этой беготни, изображая одну из тревожных групп, поднятую по тревоге.

Тут на прямой дорожке столкнулись с такой же группой, человек в десять, двигавшейся к нам навстречу. Все, веселье закончилось, начинаются тяжелые полевые трудовые будни. Я осторожно сказал в гарнитуру радиостанции, не оборачиваясь к остальным:

— Приближаемся максимально близко, валим из бесшумников. Злой, Зяблик, на вас тыл.

Они, увидев людей в эсесовской полевой форме, наверно, удивились, но ненадолго. В разговор вступать с ними никакого желания не было, но не обмолвиться словами было некрасиво. Нам удалось приблизиться метра на три и с близкого расстояния, практически в упор открыть огонь из бесшумного оружия. При этом я шел вперед, а Малой и Миронов разбегались в стороны, увеличивая сектор обстрела. Три парабеллума с приделанными самодельными глушителями захлопали, уничтожая противника. Нам понадобилось шесть секунд, чтобы уничтожить десять человек, при этом каждый из немцев гарантированно получил смертельное ранение. На этом наше везение закончилось, улицу и лежащие на ней тела осветили фары приближающегося грузовика.

— Тормози грузовик! Не стрелять до команды. Злой, пулемет на машину. Начнешь стрелять, если из кузова полезут немцы. Я валю водилу и сопровождающего.

Вяткин, размахивая немецким автоматом, бросился наперерез грузовику. Тот, не доезжая десяти метров до лежащих тел, остановился. Из кабины выглянул пожилой унтер-офицер и что-то удивленно спросил у Вяткина, но тот картинно пожал плечами и кивнул в мою сторону. Я как раз подхожу к машине и, не говоря ни слова, стреляю в голову унтер-офицеру. Хлоп.

Тот дернулся и вывалился из машины. Водила завороженно уставился на толстый ствол глушителя, впал в ступор и получил пару своих пуль. Хлоп. Хлоп. Завалился набок.

Пока было время, я зашипел в гарнитуру радиостанции:

— Быстро осмотреть, что там в кузове. Не похожи они на регулярную пехоту.

Но команда была лишней. Малой, направив ствол пистолета с глушителем параллельно с лучом фонарика, уже шарил по кузову. Миронов его подстраховывал со стороны. На наше счастье там, вместо взвода солдат, на тюках с формой и ящиках сидел полусонный солдат, который даже вякнуть не успел, как получил пулю в голову.

— Быстро тела из машины в развалины. Спрятать, оставить подарок. Фары выключить, всем надеть приборы ночного видения. Приготовить гранатометы и пулемет для стрельбы, будем прорываться.

Если обнаружат тела, чтобы раньше времени не начали искать пропавшую машину. Попытаемся вырваться на колесах, тем более до окраины около километра и на колесах намного быстрее.

Закинув тела тыловиков в развалины и положив под них небольшой взрывающийся сюрприз, мы погрузились в машину и двинулись в сторону окраины города. За рулем был опытный Вяткин, я как командир забрался в кабину, остальные разместились в кузове.

Проехав метров триста, свернули в небольшой переулок и стали смотреть, как будет развиваться ситуация. На выезде из города находился усиленный пост, и просто так прорваться на скорости не было возможности. Подготовив все имеющиеся в наличии гранаты, решили работать внаглую. Подъезжаем к блокпосту и в упор расстреливаем из бесшумного оружия. Но для большей надежности Малой стал пробираться ближе, занял позицию, чтобы в случае чего нас прикрыть. Одному человеку легче будет выбраться, чем группе, тем более в наши планы входило чуть попозже немного пошуметь, чтоб отвлечь на себя внимание. Левую и правую части тента над кузовом надрезали ножами, но закрепили наверху, чтоб одним движением руки можно было их сбросить и открыть секторы обстрела для стрелков в кузове. Ящики с консервами, которые оказались в кузове, использовали как импровизированный бруствер и защиту.

На полдороге включив фары и поснимав приборы ночного видения, мы двинулись к контрольно-пропускному пункту. Малой уже отслеживал движение на посту и комментировал:

— Феникс, это Кукушка-один. Вас заметили с поста и взяли на прицел два пулемета.

Мы подъехали ближе и нас остановили перед шлагбаумом. То, как народ на КПП был насторожен, показывало всю степень немецкого удивления нашей наглостью. Тут напоследок Малой обрадовал:

— Феникс, это Кукушка-один, правый пулемет вы закрыли, работаю только по левому. Жду команды.

— Вас понял. Работаете по команде «Огонь».

Приготовив для стрельбы парабеллум с глушителем и немецкую МПшку, стали ожидать подхода караульных. Вяткин держал на коленях такой же парабеллум с глушителем. В кузове Марков с пулеметом через тент взял на прицел пулеметную позицию и остатки небольшого дома, где расположились остальные солдаты караула. Воропаев приготовил для стрельбы гранатомет, а Миронов, предусмотрительно прорезав штыком тент, взял на прицел второго пулеметчика.

Немцы, конечно, не фронтовики, но и не дураки, сразу что-то заподозрили, поэтому пришлось действовать, при этом крикнув в микрофон «Огонь». Пока караульные вскидывали винтовки для стрельбы, мы синхронно с Вяткиным вывалились из машины и открыли огонь. Пулеметный расчет с правой стороны так и не успел сделать ни выстрела. Малой редко промахивался. А вот с нашей стороны так не получилось. Пулеметчик успел дать очередь по кабине, прямо у меня над головой, Но в этот момент тент в кузове упал и сразу загрохотал пулемет Миронова. В пулеметчика я успел всадить только две пули, когда из дома стали выбегать немцы. Но Марков заставил самых прытких упасть возле входа, а остальных забежать обратно, и пока они не опомнились, Воропаев засадил прямо в дверь выстрел из гранатомета. Дом вспучился, и из окон вылетели клубы огня и дыма.

Пока мы с Воропаевым освобождали проезд, Вяткин вернулся на место водителя и сразу двинул машину вперед. Заскочив на ходу на свои места, мы рванули из города. Но долго проехать не смогли. Поврежденный пулеметной очередью двигатель зачихал, и метров через сто грузовик замер. Поэтому пришлось срочно бросать все и бежать через поле. Решение не самое лучшее. Сзади по нам ударили из пулемета, тут же к пулемету присоединялись выстрелы винтовок и короткое тявканье автоматов. До рассвета оставалось не больше часа, и пришлось по открытому полю, обвешавшись железками, нестись в сторону леса. Бешеная гонка под нарастающим огнем противника — не самое веселое развлечение, но хорошего прожектора, чтобы нас подсветить, у немцев не было, поэтому почти благополучно удалось уйти. Почти. У самой кромки леса шальной пулей зацепило Миронова. Подхватив раненого товарища, рванули дальше — разбираться с ранением снайпера будем, уйдя подальше в лес. Но время уходило. Из города в нашу сторону выехали бронетранспортер и три грузовика, забитые пехотой, о чем нам своевременно сообщил Малой, который продолжал наблюдать за немцами из города.

Вкололи раненому обезболивающее из аптечки и наложили временную повязку, подхватили его и двинулись в максимальном темпе в лес.

Пока оказывали первую помощь Миронову, Воропаев отошел в сторону метров на тридцать, поставил две растяжки и дал по преследователям несколько очередей из автомата, для отвлечения внимания. В ответ немцы сосредоточенно обрушили на этот участок леса огонь чуть ли не двух взводов. Хорошо, что еще не было средств усиления, а то бы всем досталось.

Ситуация складывалась мало того, что критическая. Судя по всему, Миронова зацепило серьезно и придется нести на себе. Пока немцы будут разворачиваться для прочесывания и искать наши следы, есть шанс оторваться от преследования. Но такие мысли мелькали первые сто метров, потом вымотанный ночными приключениями народ стал уставать. Надо принимать какое-то решение, иначе заведомо многочисленные, свежие и разозленные немцы загонят и уничтожат всю группу, получив в руки все наше оборудование. Надо разделяться. Оставив себе только радиостанцию и прибор ночного видения, я забрал у Вяткина немецкий МР-40 и несколько дополнительных магазинов к нему, а сам двинулся в сторону немцев. Несколько гранат и пару заготовок для растяжек прихватил уже из природной вредности. После чего остатки группы с раненым ушли в сторону точки выхода возле деревни Запрудье.

Все, что могло бы заинтересовать немецких инженеров, отдал Вяткину. Сам, как самый опытный, решил поиграть с немцами в догонялки, отвлекать, пока группа удалится на приличное расстояние. Да и Малому выход из города нужно было бы обеспечить. Бойцы, конечно, попытались препираться, особенно всегда неугомонный Марков, но надавив авторитетом, я напомнил, кто командир. У меня больше опыта беготни по лесам. Надеюсь, получится. На крайний случай уйду за Днепр, там была резервная точка выхода из бункера. Оставлять группу без командира было, конечно, не очень хорошо, но в данной ситуации пришлось искать меньшее зло. Хочешь сделать все нормально — сделай все сам.

Не то, что я не доверял своим соратникам, просто если попаду в плен, то, как более эрудированный выходец из двадцать первого века, смогу поездить немцам по ушам и вынудить их сопроводить меня к нашей ловушке в лесу. А вот насчет остальных не уверен. Их быстро спецы из разведки или из госбезопасности расколют.

Глава 25

Немцы зашли в лес, как и предполагалось, в том месте, откуда Воропаев для привлечения внимания пару раз выстрелил в их сторону, обнаружив свое присутствие. Они, конечно, не лохи и место стали охватывать по всем правилам контрзасадной тактики. Но вот про растяжки в ночном лесу они не подумали, и сдвоенный взрыв простых противопехотных гранат их убедил, что не все так просто. Да и я сумел почти точно приблизиться к ним, так как, потеряв несколько человек в ловушке, они галдели не хуже цыганок на рынке. Пара немецких наступательных гранат, упавших под ноги передовому дозору, усилили эффект, и они уже не столько из профессионализма, сколько из паники открыли ответный огонь во все стороны. Ожидая такого от них, по счастью, спрятался за достаточно толстым деревом и в довершение на закуску зашвырнул через просвет между деревьев еще пару гранат, стрельнул вдогонку и стал делать ноги в противоположную сторону от деревни Запрудье, куда сейчас направлялись остатки моей группы.

Но бегать по лесу под аккомпанемент истерической стрельбы противника не самое лучшее занятие. Тут на связь вышел Малой и предупредил, что в мою сторону уже выдвигаются более основательные силы и уходить надо максимально быстро, иначе перекроют весь район и тогда шанса вырваться уже не будет. Тем более нашими персонами занялись не армейские, а безопасность, которая собаку съела на таких вот догонялках и поиске разведывательно-диверсионных групп. Оставив за спиной всю эту кутерьму, я в максимальном темпе побежал в сторону от города, почти по прямой линии к Днепру. Только так можно будет уйти, если в преследовании будут использовать собак.

Когда стало светать, я отдалился от города километров на пять. Остановившись ненадолго передохнуть, надел на ноги свои противособачьи бахилы, а в освободившийся целлофан, вывернув его наизнанку, завернул прибор ночного видения и радиостанцию, которые потом спрятал в небольшом ручейке. По возможности в дороге придется избавляться от высокотехнологичной техники. Примерно зная, как будут работать загонщики, старался по мере возможности делать зигзаги, меняя направление следования, и несколько раз делал петли, забирая все ближе к Днепру.

Через час бега уже понял, что до Днепра добраться не получится — загоняли меня профессионально. То и дело нарываясь на загонщиков, приходилось убегать в другую сторону. В том, что есть единый центр, который оперативно руководит облавой, я и не сомневался. Вот тут как раз бы и пригодилась система подавления радиопередатчиков. Бегая по лесу, я по мере возможности срывал ветки и старался на ходу сделать некоторое подобие маскировочного костюма, ведь моя «лохматка» так и осталась в городе, в полузасыпанном подвале разрушенного дома. Был единственный шанс вырваться из кольца, если пойти, как кабан, на прорыв, но по-умному. Поставив две последние растяжки, сам обвешавшись ветками, я спрятался в небольшом кустарнике. И тихо, дрожа от притока адреналина, молил Бога, чтоб гады сначала подорвались на растяжке, нежели обнаружили меня. Так страшно мне давно не было. Сжимая в правой и левой руке по гранате и держа вытяжные кольца в зубах, ждал сигнала в виде взрыва. Парабеллум с самодельным глушителем лежал тут же, так, чтоб его можно было подхватить сразу после взрыва моих гранат. Цепь загонщиков приблизилась ко мне раньше, чем раздался взрыв. При этом немцы качественно прочесывали кусты и тыкали штыками во все подозрительные холмики, так что правильно я сделал, что не стал прятаться в сделанном на скорую руку схроне. Загонщики подошли метра на четыре, когда в стороне раздался взрыв, а за ним еще один. Рванув кольца, выждав ровно две секунды, кинул гранаты в разные стороны под ноги загонщикам. Сразу после взрывов вскочил и стал в бешеном темпе разряжать магазин пистолета. Немцы, оглушенные взрывами, не сразу среагировали, и мне удалось положить или ранить четверых и броситься через импровизированный проход в сторону от загонщиков. Отсутствие звука выстрелов дало небольшую фору. Пока немцы смогли среагировать и открыть огонь вдогонку, я успел по-спринтерски пробежать метров пятнадцать, виляя между деревьями, как заяц.

Я бежал и бежал. Вокруг свистели пули и часто щелкали по деревьям. Почти удалось вырваться, когда что-то ударило в левое плечо и кинуло меня на землю, заставив выронить автомат. Не ощущая боли — приток адреналина был настолько силен, вскочил и побежал дальше, чувствуя, как быстрее и быстрее уходят силы. Но мне удалось вырваться, хорошо, что легкое не задело. Пробежав еще метров сто, я изменил направление. Остановившись на полминуты, достал индивидуальный пакет и наложил повязку на рану. И в таком виде бросился дальше. От потери крови голова кружилась и ноги начали заплетаться. Как в наше время говорят, «на автопилоте» я двигался еще около часа. Выйдя к какой-то деревне, которая, видимо, не сильно пострадала во время боев, сумел забраться в свинарник, при этом пнув обалдевшего от такой наглости хряка, и затаился. Но меня заметила хозяйка, пожилая женщина. Увидев на мне окровавленную эсесовскую форму, она скривилась, но когда я заговорил, изменила свое мнение.

— Помогите, я свой… За мной гонятся.

И сполз по стене. Она что-то заговорила, но я через шум в голове уже ничего не понимал. Только и успел прошептать, что скоро тут будут все переворачивать, и пусть они выроют яму в свинарнике, меня накроют соломой, и завалят навозом, оставив небольшой приток воздуха. Надеюсь, от миазмов не успею задохнуться. Хотя вроде как хлев был убранный. Но это были последние мысли. Я потерял сознание.

Сколько прошло времени — не знаю, не считал. В таком состоянии радуешься, если чувствуешь тошноту, головокружение и дикую жажду, основные симптомы сильной потери крови. Это радость от того, что еще жив. Несмотря на затуманенный болью мозг, воспоминания о недавних событиях вспыхнули яркими картинками. Вот уж не ожидал от себя, человека изнеженного и развращенного благами цивилизации, такого твердого отношения к долгу. В глазах была темнота. Но, присмотревшись и проморгавшись, я понял, что просто нахожусь в абсолютно затемненном помещении. Более чем годовая жизнь в бункере приучила меня чувствовать землю и закрытые пространства. Ни пошевелиться, ни крикнуть не было сил. Ощущение беспомощности и страха заполонило всего меня, оно нарастало и переходило в дикую панику. Только скрип петель и полоса света, осветившая дальний угол небольшого погребка, подействовали как мощнейшее успокаивающее. Свет от свечи больно ударил по глазам, но когда зрение адаптировалось к новым условиям, я разглядел свою спасительницу или, может быть, тюремщицу. Это была все та же пожилая женщина. Она пронзительно смотрела на меня, и я ощутил себя маньяком-насильником на допросе у прокурора. Глупая мысль, что сейчас буду отвечать за все свои деяния, засела в голове.

— Ну что, очнулся? — как-то неприветливо спросила она.

— Пить, — только смог прошептать я.

Она подошла и удивительно осторожно для такого неприветливого отношения и, как мне показалось, даже привычно подняла мне голову и дала сделать несколько глотков воды.

— Что ж ты так немцам не угодил, что они всю деревню перевернули? Скотину побили, собак постреляли.

Мне стало чуть лучше, но в голове все равно шумело, поэтому словесный фильтр не работал как надо и выдал первое, что пришло в голову:

— Я русский офицер и я должен уничтожать врага.

Фраза получилась высокопарной, и последние слова я не сказал, а прошептал. По прищуренным глазам женщины понял, что сказал что-то не то. Вот так попал. Офицерами-то начнут называть только после 43-го, когда введут погоны. А сейчас это звучит как белогвардейский раритет, за который могут по-тихому и удавить. Но женщина повела себя несколько иначе.

— Офицер значит? Ты что, из бывших? Хотя молод еще.

Но я почувствовал, что начал опять проваливаться в темноту и единственное, что успел ответить, это прошептать:

— Да, офицер.

И опять тьма поглотила сознание.

Когда в следующий раз очнулся, чувствовал себя немного лучше. Пролежав в темноте минут сорок, услышал характерный скрип, и снова полоска света осветила мое убежище. Хозяйка опять пришла почти вовремя, напоила меня молоком и дала немного хлеба. При этом была задумчива и частенько бросала на меня испытующие взгляды. Но, как мне показалось, к серьезному разговору не была еще готова, да и у меня сил не было дискутировать. На этот раз после кормежки я просто заснул.

По опыту знаю, что в закрытых неосвещаемых помещениях быстро теряешь чувство времени. Поэтому в свое очередное пробуждение я никак не мог оценить, сколько времени прошло. При этом чувствовал себя намного лучше, мог уже ощупать себя и понял, что немецкую форму с меня сняли, и я остался в одном нижнем белье, укрытый каким-то одеялом. Сил хватило даже для того, чтобы чуть приподняться и понять, что есть и другие желания, о которых взрослому, но беспомощному мужчине стыдно говорить. Снова вовремя появилась моя спасительница. И тут она снова проявила сноровку и опыт. Я, кажется, стал догадываться об этих взглядах и о профессиональных навыках медсестры. После выполнения всех процедур, мой интерес вылился в вопрос, который ее заставил задуматься и на время замереть:

— Вы в Первую мировую были сестрой милосердия?

Через силу она ответила:

— Что, так видно? До тебя никто не замечал.

— Не кажитесь такой грубой, вам это не идет. Не ваша это роль.

— Вот ты как заговорил. А ты вообще кто такой, чтоб расспрашивать меня? И вообще как ты попал сюда в немецкой форме и раненый?

— Я офицер военной разведки. Большего знать вам не надо. Если меня здесь найдут, вас и вашу семью уничтожат. Поэтому завтра я попытаюсь уйти, чтоб на вас не навлекать лишнюю опасность. Немцы не пуганые, еще считают себя хозяевами вселенной, но скоро получат по зубам и начнут лютовать.

Она покачала головой, ухмыльнулась и сказала:

— Рано тебе еще, да и немцев в лесу много, тебя все ловят. Спи, набирайся сил, защитник Отечества.

Единственное, что я ее попросил, это вытащить из каблука миниатюрный радиомаяк, который включил в режим передачи сигнала опасности и попросил его выкинуть в огород ее дома, чтобы наши потом нашли хотя бы мои следы.

Так прошло еще пару дней. Я себя начал чувствовать намного лучше. Жаль, по дурости аптечку с лекарствами спрятал вместе с радиостанцией в лесу. Как-то все больше думал, чтобы к немцам не попало ничего высокотехнологичного, имеющего отношение к двадцать первому веку.

Но вскоре, обостренным чувством опасности ощутил изменение обстановки, как-то странно заныло сердце и стало страшно. Появившаяся спасительница подтвердила мои опасения. Деревня была снова окружена немцами и, судя по описанию, явно эсесовцами. Со всех домов они согнали детей, заперли их в большом амбаре и облили его бензином, поставив ультиматум, что жители деревни скрывают раненого, и если его к полудню не выдадут, они сожгут всех детей. Взгляд моей спасительницы, был потухшим, и она избегала смотреть мне в глаза. Для себя она уже приняла решение. У нее младшая дочь была в этом амбаре. Я ее понял. Я ждал этого. И принял свое решение.

— Как вас зовут?

— Ольга Андреевна.

— Ольга Андреевна, я сам к ним выйду, дайте только привести себя в порядок, у меня есть еще полтора часа и хотелось бы умереть не оборванным, бородатым бродягой, а как положено русскому офицеру. Побрейте, пожалуйста, а то левая рука все еще не работает.

Она кивнула и вышла. Пока было время, я закопал в пол глушитель и остальные вещи, которые могли бы навлечь лишние вопросы.

Через полчаса, выбритый, с вычищенными сапогами, четким шагом, но слегка покачиваясь от слабости, я направился в сторону урчания двигателей, криков и плача.

Выходя со двора так, чтоб никто не видел, где я прятался, обернувшись, увидел, как хозяйка меня перекрестила. Подавшись порыву, вернулся к ней, стал на колени:

— Благословите.

В ее глазах стояли слезы. Она перекрестила несколько раз, беззвучно что-то зашептав. Потом прижала мою голову к себе. Сцена затягивалась. Осторожно освободившись, с ее помощью встал на ноги и вымолвил:

— С Богом.

Не оборачиваясь, решительно двинулся в сторону немцев.

Глава 26

Через пять минут движения наткнулся на первую немецкую поисковую группу. Тройка эсесовцев в камуфляже волокла упирающуюся девчонку в сторону окраины села, где находился амбар. Увидев перед собой унтер-офицера в таком же камуфляже, как у них, с перевязанной рукой и без головного убора, они удивленно уставились на меня, что заставило их отвлечься от столь увлекательного занятия, как таскание молодой девушки. Мне задали пару вопросов, которые, конечно, я не понял: и в школе, и в вузах изучал английский, у меня было ограниченное количество ответов. Стандартное «Гитлер капут», которое по привычке хотел ляпнуть, вовремя замерло на языке, когда на меня направили дула двух винтовок.

— Них шизен.

— …

— Них ферштейн. — Медленно подняв правую руку, еще не хватало, чтоб эти солдафоны меня грохнули раньше времени, несколько раз хлопнул себя по груди и утвердительно громко и по слогам выговорил:

— Каптэн Зимин.

Немцы, по всем правилам, держа на прицеле и не перекрывая друг другу сектор обстрела, взяли меня в коробочку. Из кобуры вытащили парабеллум, из которого недавно в лесу я положил несколько их сородичей и, дав пару оплеух, ткнув прикладом, повели в сторону амбара на окраину села.

По дороге столкнулись еще с одной группой, и меня торжественно повели уже вшестером. Судя по лицам, была бы их воля, меня тут же забили бы прикладами.

Выйдя на окраину, где собралась большая толпа сельчан, возле амбара, оцепленного немцами, меня повели в сторону расположившихся отдельной группкой офицеров. Тут же стояло несколько грузовиков и три бронетранспортера, два из которых прикрывали от возможного нападения из леса, а третий, с пулеметом, был направлен на жителей села, которых согнали в большую толпу. Там же, в бронетранспортере примостился скучающий пулеметчик. При виде меня среди немцев началось движение.

Меня подвели к группе офицеров, среди которых я с удивлением узнал командира 2-й моторизованной дивизии СС «Райх» Пауля Хауссера. Копаясь в исторических документах, особенно тех, которые касались обороны Могилева, я несколько раз встречал его фотографию. Другие офицеры были мне незнакомы, но, судя по форме, здесь были и представители полевой жандармерии, и СС. В общевойсковой форме выделялся представитель разведки. Старший из конвоировавших меня солдат доложился, где и при каких обстоятельствах я был задержан. Фамилия Зимин несколько раз прозвучала в докладе. Выслушав доклад, Хауссер, как старший по званию, отпустил солдат и дал возможность одному из офицеров, сразу видно, что разведчику, допросить меня. Тот на довольно приличном русском языке заговорил со мной.

— Вы и есть капитан Зимин?

— Да.

— Вы можете это доказать?

— Ну, документы я с собой не ношу, вы как разведчик должны понимать это. Но, скорее всего, у вас есть люди, которые знают меня в лицо. Достаточно провести опознание.

Вот выиграю немного времени. А там, с наглостью выходца двадцать первого века, буду вешать им лапшу на уши по полной программе. Пока разведчик переводил остальным мой ответ, я успел оглядеться по сторонам. Немцев было около роты, и вырваться или попытаться сбежать не было никакой возможности. Попробовал решить проблему с заложниками.

— Я вышел к вам добровольно, а мог прятаться до всемирного потопа. А потом, по-тихому прирезав пару ваших солдат, снова уйти в леса. Вы выбрали способ, недостойный солдата. Отпустите заложников. Особенно детей.

Выслушав перевод, в разговор вступил сам Хауссер:

— Капитан, вы хороший солдат. На наше счастье у русских мало таких, иначе я бы стал сомневаться в результате этой кампании. Но вы оделись в форму убитых вами же немецких воинов. Вы много убили. Поэтому не рассчитывайте на пощаду. Только добровольное сотрудничество с немецким командованием сможет спасти вам жизнь. А заложники — это всего лишь русское быдло, которое не заслуживает права жить.

— Слышать такое от вас, ветерана рейхсвера, прискорбно. Это вот эти молодые волчата еще не напились крови и не знают, что за все рано или поздно придется заплатить. Но вы же видели, как и чем закончилась для Германии Первая мировая война. Каким опустошением. И эта война будет не лучше. Это вам не Европа. Здесь видели и татарское нашествие, и тевтонский орден, и поляков, и французов. Результат один. И все они начинали так же. Жгли и убивали местное население. Не повторяйте ошибок. Вы же солдат, а не палач.

— Другого ответа от коммуниста я и не ожидал. Но вы не вызовете у меня сочувствия. Ваша пропаганда на нас не действует. У вас только один выход — содействие доблестным немецким войскам, а эти селяне заплатят за тех немцев, которых вы посмели убить за последнее время.

— Я не убивал, а уничтожал противника, я — русский офицер, это моя обязанность перед моей Родиной.

— Что ж, я рад, что мои солдаты пали от руки достойного противника. Но вы за это ответите, и не здесь.

— Знаете, недавно слышал анекдот, про еврея в Красной Армии. Позволите рассказать?

— Про еврея анекдот? Что ж, извольте, немного времени у нас есть.

— Еврей захотел получить медаль и, подойдя к комиссару, спросил, как это можно сделать, тот ответил, что нужно принести немецкий пулемет. Еврей согласился и ушел. Вернулся через неделю, принес пулемет и получил медаль. Решив, что медаль — это мало, решил получить орден, на это комиссар сказал, что нужно принести немецкую пушку. Проходит день и еврей притаскивает немецкую восьмидесятивосьмимиллиметровую зенитную пушку. Решив, что орден — это мало, решил получить звание Героя Советского Союза, на это комиссар сказал, что нужно пригнать немецкий новый экспериментальный танк. Еврей согласился и на следующий день пригнал танк. Когда еврея наградили, комиссар его спросил, трудно ли было захватывать немецкую технику, на что тот ответил, что самое трудное было найти в немецкой армии еврея, а все остальное очень просто.

Немцы слушали внимательно, и раздалось несколько смешков. Все-таки другая культура. Наше чувство юмора для них не понятно.

— Да, неплохая история. Но к чему вы это рассказали?

— А вы так ничего и не поняли. Про вас русский народ складывает анекдоты. Над вами уже смеются. И что вы бы ни делали, вас презирают и над вами смеются. Вы не победите. Вы уничтожите много беззащитных людей, вы ж на это способны, но запомните, когда советские танки будут в Берлине, вашим близким и родным придется ответить за все, что вы здесь натворите. И уж поверьте, отвечать придется по максимуму, потому что защитить вы их уже не сможете, к тому времени будете гнить в земле, так как найдете свою смерть здесь, на российских просторах. Глядя на вас, мне приходит только одна мысль — где мы вас столько хоронить-то будем.

Такая длинная речь забрала много сил — все-таки ранение было не из легких. Голова закружилась, и лоб покрылся испариной.

— Капитан, вы серьезный противник, но у вас не получится противостоять немецкой военной машине, мы это доказали всей Европе.

— Европа — это не показатель. Карликовые, погрязшие в самомнении, буржуазные государства. Стойкости и самоотверженности от них ждать как-то стыдно. Здесь вы уже на своей шкуре ощутили, что это будет другая война. Это только начало. Вы даже не представляете, какую услугу оказываете Красной Армии. Благодаря вам армия освобождается от генералов мирного времени, которые больше опасны не столько для вас, сколько для самой Красной Армии. И процесс замены на более инициативных и талантливых идет. Скоро вы ощутите качественное изменение вашего противника. Ждите и бойтесь.

Я пошатнулся. Сзади подошли два солдата и стали меня держать под руки. Причем схватили так, что от боли в глазах потемнело.

Все-таки последнее слово оказалось за немцем.

— Эту дискуссию мы продолжим позже и в другом месте. — И он дал команду солдатам, которые потащили меня к машинам.

Когда голова дернулась, по глазам мелькнул красный отблеск. Немцы не обратили внимания, вот только я понял, что это такое — лазерный целеуказатель. Из леса кто-то мне давал сигнал, что он рядом.

Но тут за спиной кто-то крикнул:

— Фоер.

Загрохотал пулемет, к нему присоединился еще один и отрывисто захлопали винтовки. Я попытался вырваться и повернул голову в сторону, увидел как люди, собравшиеся возле амбара, полосуемые пулеметами, валятся друг на друга. Как от струи огнемета вспыхнул амбар с детьми. От такого у меня помутился рассудок. Вырываясь из цепких рук эсесовцев, я кричал, ругался, пока один из конвоиров не вскинул винтовку, чтобы прикладом оглушить меня.

— Суки, всех положу. Пощады не будет. Хана вам, я же вас козлов зубами рвать буду.

Но тут ситуация изменилась. Оба пулемета разом замолчали. Конвоир, замахнувшийся винтовкой, упал на бок, забрызгав меня кровью из простреленного горла. Второй чуть замешкался, только втянул голову в каске в плечи и, громко вздохнув, упал на спину и засучил ногами. Снайперский огонь со стороны леса резко изменил расстановку сил. Оба пулеметчика были убиты. Хауссер, который любовался расстрелом из бронетранспортера, получив две пули в грудь, свесился через борт и не подавал признаков жизни.

Немцы попытались обстрелять лес из всех стволов, но в особенно крупную группу немцев попал выстрел из РПО, разметав человек двадцать в разные стороны. Из леса застучал так привычно знакомый пулемет Калашникова, и вторили ему несколько совершенно необычных здесь автоматов Калашникова. Несколько раз хлопнули подствольные гранатометы.

Оккупанты из загонщиков и карателей сразу превратились в дичь, которую методично уничтожали опытные охотники.

Но нападавшим, к сожалению, противостояли не тыловики, а неплохо подготовленные и обстрелянные солдаты элитной дивизии. Несмотря на плотный и точный огонь, большая часть успела рассредоточиться и оказать ожесточенное сопротивление. Бой переходил в затяжную фазу, где численный перевес обороняющихся имел подавляющее преимущество и разгром немногочисленных, засевших в лесу стрелков был только делом времени.

Но ситуация стала развиваться совершенно необычно для немцев. Несколько выстрелов из противотанковых гранатометов уничтожили все бронетранспортеры, которые служили неплохой позицией и защитой для немцев от огня снайперов. В довершение всего с правого фланга затявкал автоматический гранатомет, который густо накрыл импровизированную позицию немцев серией взрывов. А еще один выстрел из РПО поджег и разметал сразу два грузовика. Попав под накрытие минометного огня, немцы как хорошо подготовленные солдаты сразу стали рассредоточиваться и отступать, чтобы выйти из зоны поражения, и попадали под плотный огонь пулемета и снайперов. Занятые насущными делами, более свойственными солдатам, немцы уже не обращали внимания на оставшихся в живых жителей деревни. Многие разбегались, но особенно стойкие бросились к горящему амбару спасать детей.

Все это я видел, лежа в пяти метрах от горящего грузовика. Взрывом меня откинуло подальше и очень сильно ударило раненым плечом. Голова стала тяжелой, в глазах потемнело, и сознание медленно стало уходить. От удара о землю открылась рана, и измученное сильной кровопотерей тело было уже не в состоянии выполнять приказы мозга. Оставалось только лежать и наблюдать. Рядом лежал немец, который меня допрашивал. Обломком машины ему срезало часть черепа. Последнее, что я запомнил: с фланга по немцам заработали два пулемета, и в ускользающем сознании отпечатался такой знакомый и радостный крик «ура».

Когда я пришел в себя, сначала не понял, где нахожусь. Картина, которую запомнил последней, слишком отличалась от той, что видел. Возле меня во весь рост стоял старый знакомый старшина Вяткин, облаченный в российский камуфляж и бронежилет, с автоматом Калашникова, на который был установлен подствольный гранатомет. Невдалеке расположился Марков в таком же точно наряде, вооруженный ПКМом, который он любовно поглаживал, признавая изящность и превосходство оружия потомков. Там же, невдалеке присел Воропаев, имеющий такое же снаряжение, как и остальные бойцы моей группы, только на коленях у него лежал гранатомет, а из заплечной сумки выглядывал последний выстрел к его оружию. В общем, народ шел на выручку, наплевав на всякую конспирацию и основательно распотрошив мою гордость — оружейку, которая собиралась достаточно тщательно и долго.

Но все это меркло на фоне того, что рядом оказалась моя благоверная супруга, тоже облаченная в камуфляж и бронежилет, вооруженная тем же автоматом Калашникова. Она, увидев, что я пришел в себя, сразу бросилась ко мне и стала причитать:

— Сереженька, ты как себя чувствуешь, и вот надо оно было тебе лезть в эту войну. Все не наигрался? Я с твоими играми скоро седой стану.

Но тут же замолчала, так как на заднем плане нарисовались персонажи, которых, по идее, здесь быть не должно.

Уже осмысленно оглядев все вокруг, я понял, что мы находимся в лесу и вооруженных бойцов вокруг намного больше, чем должно быть. Но многие лица были мне знакомы еще по Могилеву и недавним боям в деревне Вильницы. А тут еще Чистяков нарисовался с неизвестным в советском камуфляже. Еще раз пробежавшись взглядом по поляне, насчитал таких вот камуфлированных человек пять. Похоже на разведгруппу, причем явно не армейской принадлежности, и то, как перед командиром группы стелется Чистяков, ясно было, что снова ко мне в гости пожаловала московская гебня с особыми полномочиями. И то, что они умудрились завернуть отряд окруженцев, возглавляемый Чистяковым, который давно уже должен был оказаться в окрестностях Смоленска, говорило о многом. Группа прибыла для продолжения диалога со Странником, и какие у них на этот раз рамки воздействия на оппонента, можно было только гадать, да и я не в самом лучшем состоянии. А учитывая то, что совершенно недавно походя грохнули командира немецкой эсесовской дивизии, времени у нас совершенно нет. И немцы тут перероют все, но нас достанут.

Чуть повернув в сторону Чистякова голову, слегка кивнув и дождавшись, пока тот отведет всех остальных людей на достаточное расстояние и вокруг нас образуется свободное пространство, камуфлированный представился:

— Капитан госбезопасности Строгов. Вы, как я знаю, капитан Зимин. Я к вам прибыл с особыми полномочиями, для продолжения сотрудничества, по личному распоряжения Народного Комиссара внутренних дел Лаврентия Павловича Берии.

При этом, как я заметил, его люди незаметно взяли под контроль всю поляну. Но к чести моих бойцов, это не осталось незамеченным, и каждый из камуфлированных оказался под прицелом не меньше чем трех стволов. Ситуация получилась, мягко говоря, нестандартная. Отряд, который недавно воевал как одна боевая сила, сразу разделился на два полюса.

Я чуть слышно прошептал:

— Капитан, скажите своим людям, чтоб успокоились, мы на одной стороне, но здесь в тылу у немцев другие законы, и качать права не получится. Я не допущу, а если не получится, то бойцы помогут. И еще я очень сомневаюсь, что вы точно из Москвы, подскажите, кого из моих друзей и чем наградили?

Тут из-за дерева показался ствол Калашникова, направленный ему прямо в грудь: моя супруга никогда не оставалась в стороне, когда можно было поскандалить или кого-то попинать ради справедливости.

Камуфляжный, чуть помедлив, понял, что с ним не шутят, и показательно спокойно продолжил:

— Вашего друга, капитана Пронина.

— Ну что ж, первую проверку на вшивость вы прошли. Давайте пообщаемся, но вы меня очень обяжете, если ваши люди займутся своими делами. Разговор нам предстоит долгий и серьезный, а времени мало. Мы немцев так разозлили, что теперь нас будут ловить не пара рот расслабленных отдыхом эсесовцев, а вся недобитая дивизия.

— Да, я понимаю, поэтому хотел бы получить объяснение о том, как вы попали к немцам. Пояснения ваших людей я уже слышал. Сами понимаете, что насчет вас есть особые инструкции, но вы контактировали с немцами и где гарантии того, что важная информация не ушла к противнику?

— Хорошо. Я вас понимаю. В двух словах: прорывался через оцепление, получил пулю в плечо. Прятался в доме у одной жительницы этой деревни, пока немцы не взяли в заложники детей. И ее дочку тоже. Лежать в подвале и ждать, когда сожгут детей, не мог. Вот и вышел к ним, думал, уроды успокоятся, отпустят, нет, все равно пожгли и постреляли. У нас был план, по которому у попавшего в плен был шанс вырваться — немцы искали установку постановки помех, поэтому мы тут в лесочке хорошую минную ловушку организовали, вот туда бы я их и привел, прямо на мины и наши пулеметы. Они ж думали, что я командир группы силового прикрытия, на этом и хотели сыграть. А в Могилеве была настоящая аппаратура, если б ее немцы нашли, вот тогда бы начались проблемы. А так вроде как вырвались.

Он слушал внимательно и кивал.

— Тем более, насколько я успел увидеть, пока не потерял сознание, вы ж весь командный состав немцев сразу положили. Того же Хауссера, командира 2-й моторизированной дивизии «Рейх» да и представителя немецкой разведки, который меня допрашивал тоже. Так что утечки информации быть не может. Если кто и остался, то рядовые солдаты. Лучше расскажите, успели ли спасти детей и много ли погибло народа?

— Детей почти всех спасли, народа много успели положить, гады. Мы, когда во фланг ударили, смяли и они побежали, а там открытое пространство, вот ваши из скорострельного миномета много побили.

Тут вмешалась Светлана, которая не отходила и внимательно прислушивалась к разговору. Не хватило у нее терпения, вмешалась:

— Да нет уже вашей ловушки. Твои бойцы за собой целый взвод немцев на хвосте притащили, пришлось задействовать ловушку. Но никто не ушел, всех положили. Зато оружейку всю немецким оружием забили, хоть соли его, да и сейчас патронов и гранат понабирали, все, что смогли унести.

Посланец Москвы удивленно посмотрел на мою супругу, но я, привыкший к ее фортелям, почти не обратил внимания, только принял к сведению информацию.

— Это моя супруга Светлана, она в курсе всех дел. Так что в ее присутствии можно говорить.

Чуть отдышавшись, все-таки для меня такой монолог был на пределе сил, продолжил:

— Скажи, капитан, какие у тебя полномочия?

— Весьма большие, чтоб организовать получение новой и важной информации, и достаточные, чтобы не допустить ее попадания в руки противника. — И он при этом многозначительно посмотрел на меня.

— Ты не зыркай, я нормальный человек. И если из-за меня могли пожечь детей, то я не мог просто отсидеться в погребе. Не дай Бог тебе оказаться в таком положении, посмотрел бы я на тебя. Тем более был подготовлен резервный вариант на случай плена, ты не хуже меня знаешь, как это делается. Так что давай эту тему закроем. Ты мне вот что скажи, от кого и что ты ждешь?

Кажется, вопрос поставил его в тупик. Видно было, что он с удовольствием поговорил бы в ином тоне, но слишком уж у нас разные статусы. Я курьер неизвестной, но весьма информированной силы, он командир контактной группы, причем третьей, потому что две предыдущие почти уничтожены. Вот тут и думай, и сдерживай себя. Кажется, в этом раунде я победил.

Строгов задумался, что я от него хочу, а я просто ждал, когда он произнесет слово «Странник». Если у него действительно есть полномочия, то должен знать, если нет то это либо подстава, либо что еще похуже. Если проверять, то проверять по-полной. Где гарантия того, что тот же Ковалев не попал в руки к немцам, когда эвакуировался самолетом, и не раскололся. Недоверие тоже вещь полезная, особенно в таких условиях. Светка сразу обо всем догадалась, и ствол автомата опять уставился в грудь энкавэдэшника. Тот не дурак, сразу понял, что это очередная проверка, поэтому не стал качать права, знал, что вопрос серьезный.

— Мы ждем от Странника новой информации, которая помогла бы в войне с Германией. Все переданные вами ранее данные очень высоко оценены руководством и уровень доверия к Страннику очень высок. Поэтому создана специальная группа по работе в этом направлении.

— Все хорошо, я от вас ждал упоминания о Страннике. Скажите, как там предыдущий командир группы? Его уже выпустили из-под ареста? Жаль, я просил Лаврентия Павловича его не наказывать за проступок.

Строгов опять впал в ступор. Он, конечно, неплохой специалист в своей области, может даже по выбиванию признаний, хотя наш проект курирует скорее разведка главного управления госбезопасности, но до воспитанного детективами и боевиками выходца из двадцать первого века ему еще расти и смотреть кучу сериалов про ментов и мухтаров, да и в банке поработать, повылавливать мошенников, пытающихся кинуть с кредитами.

— Да вроде как он в госпитале лежит, и его действиями довольны. Очередная проверка? Меня предупреждали, что вы достаточно осторожный человек, хотя то, что я видел в деревне, убеждает в противоположном. — Не забыл он подпустить шпильку. И, как я заметил, моя супруга была с ним абсолютно согласна. Да и я, вновь испытав тошноту и слабость от потери крови, согласился с этим нелицеприятным мнением.

Ладно, с представителями Москвы вроде как определились, но есть еще одна проверка, они про нее не знают. Проведем последний тест, и если все хорошо, нагрузим их информацией и отправим обратно, а сами займемся здоровьем и нашим временем, что-то мне неспокойно по этому поводу.

— Скажите, капитан, у вас есть отработанный канал эвакуации при получении особо важной информации? Я не знаю, как вас готовили, но думается, что только вы или, допустим, ваш помощник допущены к информации о Страннике. Остальные просто силовая поддержка.

Дождавшись его согласного кивка, я продолжил:

— Информация будет очень важной, она не повлияет на немедленный ход войны, но на будущее очень сильно может повлиять. Я не знаю, когда и как у вас сеансы связи, но нужно организовать вывоз пакета и эвакуацию отряда Чистякова за Днепр, скоро тут начнется ад — эсесовцы будут все шерстить. Моя группа уйдет со мной. Когда у вас сеанс связи с Москвой?

— Каждый второй четный час, специально нашу группу обслуживает отдельное, постоянно дежурящее радиотехническое подразделение в Москве, на случай экстренного сеанса связи.

— Хорошо, занимайтесь группой Чистякова, мы готовим пакет, через два дня встречаемся за Днепром. Я вам дам такой же радиомаяк, по которому нашли меня, немцы его не запеленгуют, у них нет для этого такой аппаратуры. Моя группа уходит со мной, все остальное обговорим при следующей встрече. Думаю, на этот раз будет поспокойнее. И еще, капитан, давай без сюрпризов. Ничего, кроме головной боли, не заработаешь.

Обговорив все мелкие вопросы, начали готовиться к маршу. Меня положили на импровизированные носилки. И через несколько часов марша мы без приключений перешли через портал в бункер.

Глава 27

Проведение последней проверки, вот что меня больше волновало. В этот раз для поддержания авторитета у советского руководства нужно было отправить что-то особенно забористое. Ничего, кроме информации о ядерном оружии, на ум не приходило. Докладная записка с основными положениями, принципами создания, использования и хранения, давно были готова. Много внимания уделялось последствиям применения и особенно воздействию на генетическом уровне на флору и фауну Красочно описывалась ядерная зима, результат массированного применения, которая уж очень была нам знакома. Достаточно подробно проводился анализ аналогичных программ у противника, кто и где занимается. В общем, это был не доклад, а бомба. И мне было важно, чтобы эта бомба взорвалась в Москве.

Поэтому в течение ближайших дней я хотел отследить, когда и с кем эти вроде как посланцы Москвы будут общаться. При нынешних технических возможностях это не представляло особого труда. Пока мы шли к бункеру, я успел объяснить жене, как это лучше сделать. Идущие рядом бойцы, которые уже не один раз убедились в моей хитрости и прозорливости, с интересом прислушивались к моим объяснениям.

Мы просто будем использовать систему пеленгации, которую использовали для отслеживания немецких радиопередатчиков. Только необходимо было расстояние между сканирующими устройствами, так называемую базу сделать максимально большой для более точного отслеживания удаленных передатчиков. Уже к вечеру система функционировала, и мы с интересом ждали, когда новые знакомые начнут стучать в прямом смысле слова.

В бункере меня разместили в медицинском боксе, но по моей настоятельной просьбе принесли ноутбук и кинули сетку, чтоб я дистанционно мог отслеживать активность в радиоэфире. Как и ожидалось, капитан Строгов, или как его там, ночью вышел на связь, доложиться о выполнении задания. То, что его передатчик заработал, я понял сразу, на экране анализатора появился пик, указывающий на наличие несущей частоты в эфире. Через некоторое время на этой же частоте заработал удаленный передатчик, вот откуда он вещал, мне было очень интересно. Через пять минут наблюдения я вздохнул спокойно и удовлетворенно. Ответивший передатчик работал из района Москвы. Сеанс длился минут двадцать, и не думаю, что органы госбезопасности позволили бы в окрестностях Москвы так нагло работать левому радиопередатчику.

Так что последнюю китайскую проверку на вшивость Строгов прошел. Я всегда повторял, что хорошо сбалансированная паранойя — вещь очень полезная, когда дело касается безопасности.

Следя за радиосеансом Строгова, я с большим интересом наблюдал, как немцы реагировали на выход неустановленного передатчика из лесного массива. По тому, как начали перемещаться источники радиоизлучения, охватывая точку выхода в эфир, можно было сделать вывод, что немцы ждали этого, и давно подготовленные силы и средства пришли в движение. Еще появилось два быстро перемещающихся источника, скорее всего наблюдатели на самолетах. А вот это совсем не интересно. Так они мне помешают и груз в Москву отправить. Поэтому в срочном порядке пришлось отключать портал, перемещать его в крайнее положение и выходить на старом месте возле деревни Запрудье. Выкинув в окно перехода небольшой метеозонд с антенной, я включил свой радиопередатчик и просто внаглую начал повторять то сообщение и на тех же частотах, что недавно передавал Строгов. Правда, текст немного изменил, в начале сообщения открытым текстом вставил пару фраз насчет тупых немцев, быстро окружающих точку ложного выхода в эфир. Думаю, пока противник будет разбираться, что и как, Строгов успеет уйти. Под конец в сообщении уже новым шифром, тем, что в свое время передавал Судоплатову для экстренной связи, передал информацию об эвакуации из Могилева аппаратуры и встрече с группой контакта. Также в сообщении был запрос о словесном портрете Строгова и кодовой фразе для последней проверки, в связи с огромной важностью следующего пакета с информацией и указанием, что будем использовать данный канал связи. На завтра был назначен сеанс связи для подтверждения того, что в Москве реально поняли, с кем они общаются. В общем, загрузил и немцев, пусть побегают, и москвичей, пусть думают. На закуску, из природной вредности, увидев, что немцы начали перемещаться в сторону деревни Запрудье, включил систему подавления радиосигналов. Пусть повеселятся и узнают, что им тут не Европа.

Часа через полтора, увидев через камеру видеонаблюдения, прикрепленную к метеозонду, что к деревне стягиваются немцы, понял, что концерт закончен, дал команду помощникам в срочном порядке втягивать зонд и закрывать портал.

* * *

В Москве, на фоне крупных неудач на фронтах, установление контакта со Странником вызвало подъем энтузиазма. Первые испытания прототипа противотанкового гранатомета были признаны весьма успешными, и в срочном порядке было принято решение на изготовление опытной партии и передачи ее в войска для испытаний. Правда, немногие знали, что у руководства страны было несколько докладов из Могилева о применении курьером аналогичного оружия, причем в Москву был доставлен использованный тубус от одноразового гранатомета, который был применен при отражении танковой атаки. Также были доставлены остатки самого снаряда, который был исследован специалистами. Но больше всего экспертов из специального подразделения, занимающегося работой по Страннику, заинтересовало клеймо на гранатомете. Там стояла дата изготовления — 1990 год. Вопрос о том, кто такой Странник и кого он представляет, в первом приближении был решен. Потомки из будущего в такой форме оказывали помощь. Поэтому вопрос получения помощи из будущего для руководства страны был не менее актуальным, чем добиваться помощи от союзников.

На специальном совещании, посвященном этому вопросу, все эти выводы были доложены Народному Комиссару внутренних дел Берии Л. П. Там же присутствовал Меркулов, начальник ГУГБ НКВД, который напрямую курировал вопрос по контактам со Странником. Основным докладчиком был командир группы, комиссар 3-го ранга ГУГБ НКВД Морошко.

— В докладе нашего человека, капитана Строгова, указывается об активном применении людьми Курьера противотанковых гранатометов и неизвестных, но весьма эффективных видов стрелкового оружия, автоматических минометов и наличии у них специальных пуленепробиваемых кирас; все бойцы оснащены индивидуальными малогабаритными радиостанциями. Но при этом, по показаниям бойцов, которые воевали с Курьером в Могилеве, отряд прикрытия состоит из бойцов РККА, которые оторвались от основной группы и остались с Зиминым после прорыва из захваченного города. Но при освобождении из плена эти люди уже действовали как единое подразделение, оснащенное и экипированное совсем иначе, чем это принято у нас или у противника. При этом все люди из окружения Курьера нами опознаны, фамилии их известны, и после тщательной проверки можно сказать, что они до встречи с объектом никакого отношения к делу не имели. Единственное новое лицо — это так называемая супруга Зимина, Светлана, которая, по описанию Строгова, имеет опыт командования и обращения с оружием. И по некоторым признакам имеет даже боевой опыт. При этом у нее такое же бледное лицо, как и курьера, что говорит о долговременном пребывании в закрытом пространстве без доступа солнечного света.

— И какие выводы можно сделать, Александр Александрович? — наконец-то вмешался Берия.

— Контакт с нами — это инициатива ограниченного числа частных лиц. Поэтому Зимину и пришлось подключать к своим операциям местные, проверенные в боях кадры, обучать их и снаряжать. Судя по многим данным, Зимин и Странник — одно лицо. При разговоре с Судоплатовым он оговорился, что офицер. И по результатам боев, в которых он принимал участие, можно сказать, что Зимин имеет боевой опыт и хорошую подготовку, причем его подготовка больше направлена на проведение разведывательно-диверсионных операций. На основании анализа данной информации можно предположить, что с нами на контакт вышла группа подпольщиков, которые продолжительный срок скрываются под землей и сочувствуют Советскому Союзу. По составу это, очевидно, бывшие сотрудники либо военной разведки, либо ОСНАЗа того времени. При этом то, что они брали в обмен на информацию горючее и продукты, говорит о том, что ресурсы их базы на исходе.

— Есть какие-нибудь более серьезные доказательства, кроме излишней информированности Странника?

— Собранные гильзы имеют принятую у нас систему маркировки, и согласно этой маркировке произведены в конце восьмидесятых годов этого столетия, и снаряжение, и средства связи. Да и сами гильзы: при уничтожении диверсионной группы использовано нестандартное оружие калибра пять с половиной миллиметров, со стальными гильзами, покрытыми лаком. По виду гильз можно сказать, что это не штучная работа, а поставленная на поток серия, но по нашим данным такое оружие нигде не выпускается. Аппаратура, которая использовалась при подавлении связи? По оценкам специалистов такой техники сейчас в мире нет. По показаниям свидетелей большинство устройств имели надписи на русском и английском языках. Конечно, возникала идея о том, что Странник является представителем наших союзников, но после того как наши сотрудники наблюдали загрузку горючего и продуктов, то всякие сомнения отпали. Прямо из воздуха появлялись шланги, по которым закачивались солярка и вода, и появлялась стрела крана, которая поднимала ящики с консервами и исчезала. Или это ворота в другой мир, или в другое время. Но мы склоняемся к мысли, что в другое время, слишком многое за это говорит. И по нашему мнению, многие доказательства Странник специально оставлял, чтобы навести нас на эту мысль. Это насторожило и, возможно, реально дела обстоят иначе, но Зимин лично вышел к немцам, при угрозе уничтожения детей. Поступок для разведчика глупый, но для нормального человека непростой — на него способен человек с определенными принципами и силой воли. Поэтому мы и склонились к мысли, что гипотеза о путешественниках во времени более вероятна. Возможно, была война или контрреволюционный мятеж, приведший к реставрации монархии или оккупации страны. Видимо, группа подпольщиков передачей нам информации и технологии старается изменить ход истории.

— Да, невеселые вещи вы рассказываете. Но я с вами, в общем, согласен. Но почему они не могут дать информацию о более серьезной технике и вооружениях, которые помогли бы нам победить противника?

— Те данные, которые они передавали, хорошо подобраны и дают полную картину, объясняющую нынешнее положение на фронтах. При этом информация по вооружениям дана таким образом, чтобы мы могли без больших трудностей использовать нашу техническую базу. Тот же компактный пистолет-пулемет очень простой и по многим параметрам превосходит ППШ, который мы собираемся принять на вооружение. Рекомендации по танковой и авиационной тематике того же плана. По гранатометам та же картина. Но при этом тот гранатомет, который был использован Зиминым под Могилевым, имеет более высокие характеристики, чем те, которых нам удалось добиться. Материал, из которого сделано оружие, простой, прочный и легкий, но эта система одноразовая. Курьер по привычке сделал выстрел и ее откинул. Мы пока такое сделать не сможем, но нам и не предлагают. Мое мнение: нужно продолжать контакт и попытаться получить максимум информации. По словам Строгова, Странник приготовил очень важную информацию и, как мне представляется, ради передачи именно этого пакета, чтобы мы в него поверили, были предприняты предыдущие контакты.

Выслушав доклад, Берия, как нормальный управленец, которому скоро придется беседовать на данную тему с Верховным, стал задавать много уточняющих вопросов.

* * *

У немцев же по поводу событий в окрестностях уже тылового города Могилева произошли достаточно интересные события. Гибель командира элитной дивизии и большого числа солдат, повторное использование установки постановки помех в глубоком тылу вызвали волну недовольства, докатившуюся до высшего руководства Рейха.

То, что операцией занималась военная разведка, а основные потери понесли войска СС, стало еще одним камнем преткновения в долгой вражде Гиммлера и Канариса. Очередной всплеск этой вражды был вынесен в верхние эшелоны власти, и когда информация дошла до Гитлера, то оба были вызваны на ковер. Что происходило за закрытыми дверями — неизвестно, но ни Гиммлер, ни шеф Абвера Канарис старались не упоминать об этом, а в Могилев вылетела специальная смешанная следственная группа.

Проведя предварительное расследование, один из порученцев Канариса в срочном порядке вылетел в Берлин — слишком важная информация была получена. Но и шеф Абвера с нетерпением ждал вестей из Могилева. И это не было связано со смертью Хауссера и глупой враждой с Гиммлером, а имело другой повод. По каналам агентурной разведки была получена информация огромной важности. Источник был настолько серьезным, что его старались по пустякам не задействовать ввиду высокой ценности.

По информации источника, с июля этого года в аппарате главного управления госбезопасности НКВД была создана особая группа под личным патронатом Берии. Известно, что несколько раз члены этой группы выезжали в Могилев. И совсем недавно в район Могилева заброшена еще одна группа с особым заданием. Судя по режиму секретности, данное подразделение занимается вопросом стратегического уровня. В рамках данной группы фигурирует некий капитан госбезопасности Зимин, который за особые заслуги получил орден Красной Звезды, а недавно представлен к званию Героя Советского Союза. Но при этом в управлении кадров его личное дело отсутствует — такое впечатление, что этого человека не существует. Но, тем не менее, его награждают. Значит, его личное дело изъято и все хвосты подчищены, что говорит о высокой важности офицера и выполняемого им задания. Учитывая особый характер подразделения, больше никакой другой информации получить не удалось, но и этого хватило, чтобы руководство Абвера заинтересовалось такими совпадениями.

Доклад порученца тоже добавил много вопросов и загадок, но никак не объяснений.

Попавший в плен сержант НКВД Демин рассказал много интересного про капитана Зимина, как оказывается, стоящего за многими событиями в Могилеве и его окрестностях.

Выяснилось, что группа Зимина работала в окрестностях города в режиме строгой секретности еще задолго до начала боев за Могилев. Но при этом снабжала командование русских достоверными оперативными данными о передвижении войск и возможных авианалетах на город, составе наступающих частей и местах ударов. За это говорят большие потери при боях на подступах и в самом городе. После того как город стал глубоким тылом, вышеупомянутый капитан со своей группой наносит несколько точных и весьма эффективных ударов по частям и подразделениям, которые задействованы в поисковых операциях. Причем уничтожаются подразделения не тыловых, заградительных частей, а элитной дивизии «Рейх», имеющей великолепную подготовку и большой опыт. После чего, как сейчас уже доказано, специально отпускает к немцам двух агентов, снабдив их дезинформацией о пути своего дальнейшего движения, что говорит о хорошей оперативной подготовке. И исчезает. Потом снова появляется уже в городе, где уничтожает несколько патрулей, захватив машину, прорывается из города. Тщательное расследование, стоившее жизни пяти членам следственной группы и охраны, показало, что в городе было спрятано оборудование, которое Зимин и эвакуировал таким безрассудным образом, оставляя за собой мины-ловушки и трупы.

Рассмотрев все обстоятельства, показания свидетелей и вещественные доказательства, можно сделать вывод о нахождении в окрестностях Могилева глубоко засекреченной базы, которая занимается сбором и анализом информации, используя принципиально новое, передовое оборудование. Причем в качестве охраны базы используется подразделение ОСНАЗа Главного Управления государственной безопасности, наделенное особыми полномочиями и вооруженное нестандартным, но весьма эффективным оружием. Одни ручные ракетные противотанковые установки, где в качестве боевой части используются кумулятивные заряды, которых у русских быть не может и которое они не производятся, чего стоят. Так до нынешнего момента думал шеф Абвера, как оказывается, русские и в этом весьма преуспели. Таким образом, данная база является доказательством явной некомпетентности разведки, которая проморгала наличие у русских такого рода техники, что в ближайшее время может сказаться на общем положении на фронтах. Поэтому поиск и захват этого объекта становится не только делом чести, а возможностью сохранить свою голову, когда продвижение немецких частей будет остановлено появлением у русских новой техники. Рано или поздно недоброжелатели Канариса обратят внимание фюрера на эти факты, и тогда нужен будет козырь. Нет сомнения, что СД уже копает по этой теме и, вероятно, пришла к тем же выводам. И счет пошел на часы — кто быстрее найдет бункер и воспользуется его содержимым. Поэтому, используя свои полномочия, Канарис решил действовать. Вызвал подполковника Франца фон Бентивеньи, начальника Абвера-3, отвечающего за контрразведку в армии, и начальника тайной полевой полиции, полковника Кришбаума. Наделив их особыми полномочиями по привлечению войск второго эшелона к поисковым операциям, приказал в кратчайшие сроки прочесать лесной массив возле Могилева и найти засекреченную базу русских. Подполковник фон Бентивеньи доложил, что по русскому капитану Зимину работает специальная группа с опытом внедрения в отступающие отряды противника. Но два агента были раскрыты. Сейчас проводятся операции с более глубоким внедрением агента и попыткой проникновения на базу русских. Однако шеф Абвера поставил жесткие временные рамки, пояснив, чем чревата ситуация, и двум высокопоставленным офицерам Абвера пришлось в тот же вечер вылететь в Могилев, спасать свои головы и голову своего начальника.

* * *

В это время мы отслеживали активность немцев и просто отдыхали. Миронов, второй снайпер, лежал уже в своем боксе после несложной операции, проведенной Мариной. Малой по моей просьбе совершил ряд ночных рейдов в лес, где по указанным признакам нашел в ручье спрятанный прибор ночного видения и радиостанцию с аптечкой. Также, в паре с Марковым, пока Миронов не выздоровел, я сходил к деревне Вильницы навестить предателя Перпутько. В прошлый раз его, из необходимости передать немцам дезинформацию, не пристрелили, только ранили, но сейчас пора этого гада наказать. Чем Малой и занимался. Как оказалось, иуда стал бургомистром и во главе с вновь сформированным небольшим отрядом полицаев наводил страх на деревню. Я в связи с ранением не мог поприсутствовать, но радиосвязь была регулярной.

Предателя подстерегли, когда он и еще четверо полицаев, погрузив на телегу трех связанных людей в форме РККА, отправились по дороге в сторону Могилева. Пять выстрелов из СВД с расстояния в сто метров положили конец пяти представителям новой власти в этой деревне. Пока Малой отслеживал движение и прикрывал, Марков осторожно вышел к повозке рассмотреть пленных.

Там лежало трое избитых людей, один из которых, одетый в остатки формы командира РККА, находился в тяжелом состоянии. С ним были санинструктор, молоденькая девчонка и красноармеец. Но осмотрев раненого командира, и Малой, и Марков удивленно присвистнули. В один голос они высказались:

— Комдив.

— Кукушка-один, поподробнее.

— Феникс, раненый командир — это наш командир дивизии, генерал-майор Романов.

— Понял вас, провести эвакуацию и оказание первой помощи.

Развязав освобожденных, Марков помог утащить тяжелораненого далеко в лес. Но вот ситуация мне очень не понравилось, так уж все было похоже на подставу. Раненый комдив, которого я знал лично, был хорошей наживкой и ширмой для внедрения агента. Хотя к самому генерал-майору Романову у меня претензий не было. Настоящий командир. Попал в плен, бежал, потом стал командиром партизанского отряда и, в конце концов, был повешен. Связавшись с Малым, который, как любой охотник, был достаточно наблюдательным человеком, высказал свои опасения и дал команду транспортировать освобожденных в сторону от входа в бункер. А сам с большим интересом сканировал радиоэфир, особенно в секторе деревни Вильницы, где удалось отбить генерала Романова. Если это подстава, значит, где-то недалеко должна находиться группа обеспечения, которая ввиду особой важности должна быть радиофицирована. Вот я и ждал, когда они доложат, что агент внедрен. Хотя, может, я и ошибаюсь, но как говорил мой командир: «сказок не бывает», поэтому лучше перестраховаться.

Глава 28

Но, к сожалению, в радиоэфир ни тогда, ни позже никто не вышел. Мне это ничего не говорило. Немцы должны были уже понять, что их ловят и слушают и на основании этого принимают решения. Тогда режим радиомолчания является одной из составляющих удачно проведенной операции. То, что мы отпустили одного из агентов, может, и дало нам некоторое временное преимущество, но позволило немцам понять, что против них работают оперативники с контрразведывательной подготовкой, значит, внедрение агента должно проходить с убедительной легендой и с соответствующими обстоятельствами.

Поэтому я нисколько не сомневался, что с Романовым натуральная, качественная подстава и ориентирована она на наш отряд. А это значит, что немцы усиленно ищут бункер. А имеют ли они представление о Страннике или у них все пока на уровне гипотез, надо бы выяснить, вот тут немецкий агент и будет кстати. На этот раз кого попало к нам подселять не будут и пришлют спеца. Или девчонка, или солдат. Конечно, может быть, что это и двойник Романова, но не думаю, что для такой ловушки они бы поскупились на качественный кусочек сыра — приманку для нас, ведь знают, гады, что мы лично с Романовым знакомы.

Конечно, я склоняюсь больше к кандидатуре девчонки, уж слишком она выглядит хрупкой и беззащитной. То, что еще разведка Рейхсвера активно использовала вот таких вот притягательных девушек для своих шпионских комбинаций, я помнил. Но не только для «медовых ловушек» и постельного компромата, а как оперативников и иногда как ликвидаторов. Как говорится, самая красивая змея, как правило, и самая ядовитая.

Генерал-майор Романов был в плохом состоянии, и это ограничивало наше время на выявление немецкого агента и получение информации. Беда была в том, что я не являлся контрразведчиком и колоть подозреваемого в короткие сроки не мог, ну разве что с применением особых мер допроса, но это к явному врагу, а тут есть большая вероятность ошибиться. Тянуть сюда упрощенный вариант детектора лжи, давно приобретенный для банка, который у меня пылился на складе, тоже не вариант. Там надо много времени на подготовку и опрос подозреваемого, а у меня этого времени нет, да и сам после ранения не в лучшем состоянии. Поэтому задачу придется решать дистанционно.

Посидев, подумав, решил — а почему бы и нет? Самое обидное для охотника — когда жертва, нагло вытащив наживку из его ловушки, уходит, оставив охотника ни с чем. Вот мы так и сделаем. Пусть потом немцы думают. Ведь наверняка продумали, что я в порыве гуманизма буду спасать и генерала, и его сопровождающих, и притяну за собой хвост. Ага, долго ждать придется. Приняв решение, я приступил к выполнению очередного авантюрного плана. В первую очередь сориентировал Малого на ситуацию:

— Кукушка-один, это Феникс.

— На связи:

— Кукушка-один, слушайте внимательно. Один из сопровождающих генерала немецкий агент, скорее всего, девушка. Ищут нас, пока вы их не приведете к бункеру, вас не тронут. Ваша задача, используя шприцы со снотворным, усыпить обоих. Генерала эвакуировать к порталу. Проконтролировать наличие погони и слежки, чтобы не привести за собой хвост. Как поняли, прием. После укола они как раз проваляются до темноты, потом надо тебе отследить, что будут делать и куда пойдут.

— Понял вас, Феникс, выполняю.

Марков тоже это все слышал, так что два раза пересказывать не было нужды. Разойдясь, оба разведчика почти синхронно воткнули одноразовые шприцы-тюбики обоим подозреваемым, и те секунд через десять отключились.

Обыскав для порядка обоих и не найдя ничего интересного, разведчики, соорудив из жердин своеобразные носилки, двинулись в сторону бункера, при этом стараясь не оставлять следов. Навстречу им вышли Вяткин и Воропаев, вооруженные до зубов, встретили разведчиков и, расставив на маршруте движения разведки несколько растяжек, помогли транспортировать раненого до точки перехода. Через два часа генерал-майор Романов находился уже в медицинском боксе, в бункере, в совершенно другом времени. Маринка, конечно, была не в восторге — в последнее время ей прибавилось много забот с ранеными, а тут новый, причем тяжелый.

Марков и Малой, наскоро перекусив, опять прошли через портал, дождавшись темноты, нацепили приборы ночного видения, двинулись к месту, где оставили спящих. Ночь обещала быть интересной, и почти все обитатели бункера, как зрители нового сериала, ожидали, чем закончится моя очередная выдумка. Кого мне было жалко, так это Миронова, который из-за ранения не смог быть в паре с Малым, а как раз сейчас дублирующая разведка не помешала бы.

Через час ожидания наконец вышли на связь Малой с Марковым. Они не успели приблизиться к месту, где оставили спящих, как наткнулись на немцев. И в этот раз приборы ночного видения сыграли важную роль и дали разведчикам возможность раньше обнаружить противника. Немцы шли как раз по следам, что оставили разведчики несколько часов назад. Бой в ночном лесу не входил в мои планы, поэтому я дал команду обойти немцев и выяснить судьбу оставленных людей.

Медленно перемещаясь, стараясь издавать как можно меньше шума, бойцы услышали разговор задолго до визуального обнаружения противника. Через пять минут увидели свет от фонариков и несколько фигур в немецком камуфляже, среди которых стояла давнишняя медсестра, а невдалеке лежал солдат-водитель. Один из камуфлированных достаточно жестко что-то выговаривал девушке, но та, несмотря на внешнюю хрупкость и беззащитность, резво и уверенно препиралась с ним. Из-за расстояния что-либо разобрать было невозможно, но так как среди нас не было знатоков немецкого языка, то и особой надобности в этом не было.

Все это шепотом комментировалось по радиосвязи, и я был в курсе событий.

— Кукушка-один, это Феникс, сколько немцев на поляне?

— Шесть плюс агент. Боец не подает признаков жизни.

— Понял. Группа немцев, которая шла по вашим следам, через сколько она выйдет на растяжки?

— Думаю, минут через десять-пятнадцать.

— Зайти к немцам с противоположной стороны от вашего движения, при сработке растяжки на передовую группу ликвидировать немцев, агента взять живьем. При необходимости можете воспользоваться светошумовой гранатой. Эвакуация в точке «три». Там вас встретят Вяткин и Воропаев.

— Вас понял, — прошипел Малой.

В бункере наступила тишина, все ждали, как будут развиваться события. Тут же сидели Воропаев с Вяткиным, облаченные в каски, бронежилеты — импровизированная тревожная группа.

Двойной взрыв нарушил тягостную тишину ожидания. На поляне, где находились немцы и агент, события развивались еще быстрее. Марков, вместо того чтобы использовать светошумовую гранату, просто запустил в немцев обычной наступательной, благо те, как бараны, повернулись в сторону взрывов, и пара человек загородила собой агента. Взрыв раскидал тела, и если не поубивал, то контузил, что дало время моим бойцам подбежать и открыть огонь на добивание противника. Несколько хлопков, почти не слышные после грохота взрыва, быстро довершили дело. Девчонка, которую прижало телом одного из немцев, пыталась выбраться, но без жалости получила берцем по ребрам, захрипела и скрючилась от боли.

Пока Марков еще раз прошелся по немцам, методично делая контрольные выстрелы, Малой нагнулся к лежащему в стороне солдату. Ему помощь, к сожалению, была не нужна. Качественный удар в сердце. Еще одна жертва шпионской войны.

Подняв пленную, ей завели руки за спину и скрутили нейлоновой стяжкой, а рот заклеили скотчем. В таком виде ее подхватили под руки и в быстром темпе двинулись в сторону, забирая левее от портала бункера. По договоренности, в случае огневого контакта точка портала будет смещена на километр в сторону Днепра. Отслеживая перемещения своих бойцов по радиопеленгатору с системой позиционирования, я, как мог, корректировал их движение к порталу.

При подходе к бункеру ей опять вкатили снотворного и в таком виде затащили в портал. Пора разобраться, что немцы знают и чего хотят получить.

Ночью, после того как захватили агента и вытащили генерал-майора Романова, в Москву пошла шифровка о том, что была пресечена попытка внедрения высококлассного агента Абвера, где в качестве приманки использовался тяжелораненый советский генерал. Агент утром будет допрошен и передан капитану Строгову. По поводу Романова была выражена просьба — после первичного лечения оказать помощь в эвакуации талантливого военачальника на большую землю. Москва через час ответила, что послезавтра самолетом будет произведена эвакуация пакета и по возможности генерал-майора Романова.

На этом дневные и ночные приключения закончились. Оставив работать систему радиопеленгации, народ разошелся по спальным боксам отдыхать, а возле установки остался выздоравливающий Миронов, в качестве дежурного.

Пленная была тщательно связана и прикована наручниками к металлическому кольцу, вделанному в стену в дальней галерее. Как раз в том самом месте, где раньше бандитский авторитет держал своих пленников, что ж — история повторяется.

Единственное, что развеселило, так это фраза супруги, на которую многие тихо поулыбались, но в открытую смеяться не посмели. Та подошла и, ласково приговаривая, стала поглаживать меня по здоровому плечу:

— Сереженька, ты поосторожнее с этой шпионкой, если узнаю, что ты один пошел ее допрашивать, посажу на цепь рядом и не буду кормить. — Коготки больно впились в руку. — А то я не знаю, что тебе как раз такие вот нравятся.

Отложив допрос до обеда, я решил проведать раненого Романова. Как ни странно, он уже пришел в себя. Повреждения оказались серьезными, но не смертельными. Сломанные ребра, истощение и следы постоянных побоев. Вот это удивило больше всего, в начале войны немцы старались быть корректными по отношению к пленным генералам.

Если у девчонки агента следы побоев имели поверхностный характер, то у комдива УЗИ показало серьезные внутренние повреждения. В общем, поработали над ним немцы основательно.

После завтрака я наконец-то решился поговорить с пленной. Взяв для охраны (все-таки был еще слаб) Маркова, как самого спокойного и основательного бойца, но при этом не такого жалостливого, я пошел в дальнюю галерею, где держали задержанную.

Та, как ни странно, выглядела вполне спокойной. Я бы на ее месте, проснувшись связанным в темноте и прикованным к стене, ну, в шок не впал бы, но нервы бы себе потрепал. А тут такое спокойствие. Тем лучше, значит, встретился с профессионалом. Ох, жаль, Витьки Кузьмина нету, вот кто бы с удовольствием поколол бы ее на предмет чистосердечного признания.

Включив свет, подошел к ней, поставил табуретку и присел. Долго стоять пока не мог. Та моргала от яркого света — стоваттная «экономка» вещь интересная. Подождав, пока Марков бесцеремонно сорвет с нее скотч, начал разговор, при этом включил диктофон.

— Ну здравствуй, девица-красавица, ты чьих будешь?

— Я не понимаю, о чем вы, зачем вы меня связали?

— Вот что, краса ненаглядная, последнее предупреждение — ты никто и зовут тебя никак. Увидишь ли ты в своей короткой жизни солнце или нет, сейчас зависит от тебя. Еще один встречный вопрос не по теме, и мы будем делать тебе очень больно, умереть не умрешь, но больно будет очень. Чтоб не было глупых разговоров по теме «я не я, ничего не знаю», ваша принадлежность к структурам госбезопасности или разведке Германии не подлежит сомнению. Сейчас стоит вопрос о том, насколько вы мне будете интересны. Пока ситуация складывается так, что мне проще вас прирезать и подбросить вашу милую головку вашим начальникам. Если вы предложите нечто интересное, то это даст шанс.

— Я могу подумать?

— Нет. Вы профессионал. Должны понимать условия. У нас нет времени играть в шпионские игры. Итак, кто вы и на какую структуру работаете?

— Инга Гриценко.

— Странно, украинская фамилия, а работаете на немцев.

— Я из поволжских немцев.

— А-а-а-а. Ну, это многое объясняет. Цель вашего задания, сроки исполнения.

— Поиск секретного бункера НКВД, охраняемого специальной группой ОСНАЗа ГУГБ НКВД во главе с капитаном Зиминым. Поиски обычными средствами ничего не дали, поэтому было принято решение о внедрении агента.

— На кого работаете, кто куратор, кто руководит операцией?

— Разведка. Руководит лично полковник Кришбаум. Операция на жестком контроле в Берлине.

— Почему именно разведка, а не СД? Когда ожидается масштабная войсковая поисковая операция?

— Операция совместная с СД, они занимаются силовым обеспечением. Про войсковую операцию ничего не знаю, этот район неоднократно прочесывался и частями СС, и подразделениями тайной полевой полиции.

— Хорошо. Что вам известно о бункере и о нашем подразделении?

— По мнению моего руководства, в лесу расположен глубоко засекреченный объект, оснащенный новым, передовым оборудованием радиоэлектронной разведки и подавления систем связи. Бункер охраняется специальным подразделением диверсантов, которые эпизодически выходят наружу для встречи с агентами и пополнения запасов и продуктов питания. После того как вы уничтожили командира 2-й моторизованной дивизии, вопрос о вашей поимке находится под личным контролем фюрера.

— Как сумели выйти на нас и организовать такую попытку внедрения?

— Район появления ваших боевиков был ограничен селами Вильницы и Запрудье и близлежащим лесом. Везде были размещены наблюдатели и при обнаружении обязаны были дать условный сигнал без использования радиопередатчиков. Когда ваши люди появились возле села Вильницы, специальному подразделению СД была дана команда отслеживать перемещения, не обнаруживая себя. Перед вами разыграли спектакль и в качестве наживки использовали пленного русского генерала. Если б ваши люди не напали на охрану, то их бы не выпустили оттуда. Но никто не предполагал, что вы поведете себя таким образом.

— А если б мы были в другом месте?

— Все равно вас бы выдавили на нашу группу и подсунули меня с генералом.

— Если вы так лихо засветили нашу разведку, зачем столько сложностей? Не проще было бы захватить людей и допросить?

— Захватить ваших людей было бы не так уж просто, и это бы насторожило вас. Тем более, где гарантия, что они выдадут местоположение бункера или вообще достанутся нам живыми? Это подготовленные бойцы, которые уже доказали, что опасны и непредсказуемы.

— Но все же, слишком много допущений. С чем это связано?

— Мы считаем, что бункер подготовлен к уничтожению, и моя задача была выяснить местоположение бункера и нейтрализовать систему самоликвидации.

— Чем определены такие узкие временные рамки операции?

— Аппаратура и персонал бункера представляют большой интерес для моего руководства.

— Опа. Ну наконец-то стало понятно. Кто-то из немецкого руководства решил приобрести дополнительные козыри в борьбе за власть, а захват русской секретной базы очень большое достижение. Неужели сам Канарис взялся за дело? Хотя вы сказали, что операцией руководит глава Гехайме Фельдполицай полковник Абвера Кришбаум. Насколько я знаю, тайная полевая полиция создавалась в помощь контрразведке, значит, вы не до конца откровенны. Кто со стороны контрразведки курирует операцию?

— Вчера вечером из Берлина прилетел подполковник Франц фон Бентивеньи.

— О как! Сам начальник Абвера-3 пожаловал. Круто за нас взялись.

— Вы неплохо информированы для простого боевика, капитан. Хотя орденом Красной Звезды просто так не наградят. Вы обречены, Зимин, рано или поздно вас найдут. Вам лучше сдаться — такой человек достоин большего. Только в Германии могут оценить настоящего солдата. А вы доказали, что с вами надо считаться. Зря надеетесь на помощь, сюда уже никто беспрепятственно не проникнет.

Хм. Мне аж смешно стало, девочка сама верила в то, что говорила, ну, может, очень хорошо играла.

— Ага, и мне простят то, что завалил немецкого генерала и кучу солдат элитной дивизии СС, не считая активного участия в обороне Могилева? Не смешите, я ранен, у меня большая потеря крови, но кретином я никогда не был. Лучше ответьте на такой вопрос, почему операцией руководит разведка, а не СД, ведь данный вопрос скорее в их компетенции?

— Я не знаю, что произошло в Берлине, но приказ был о проведении совместной операции.

— Зато я догадываюсь. Наверно, Гиммлер и Канарис получили по мозгам от вашего фюрера и решили на время забыть свои распри и заняться моей скромной персоной. Вот это как раз не есть гуд.

Я надолго задумался. Ситуация выходит из-под контроля. Какой-то неясный страх не давал полностью осмыслить ситуацию. Что-то пропустил. Хотя диктофон был, прослушаю запись потом еще разок, может, что вспомню.

А вот то, что с передачей пакета в таких условиях надо повременить, это точно. Хотя есть лазейка. Попробуем прощупать эту возможность.

— Какие силы задействованы при блокировании выхода к Днепру?

— Я точно не знаю. Но этот путь отхода для вас точно закрыт. Так что не надейтесь уйти и второй раз — фокус с Каштановкой и самолетом не получится. Хотя могу согласиться, что проделали вы все мастерски, и мы там долго держали людей в засаде.

Я про себя улыбнулся.

— Надеюсь, они там не сильно скучали?

— Да, вы правы, в этой ситуации для вас есть причина улыбаться. Но все же вы обречены. Подумайте, пока есть время. Абвер сможет оценить ваши достоинства, но когда за вас уже плотно возьмется СД, шанса спастись и достойно продолжить свою службу в разведке победоносной армии уже не будет.

— Да уж, загнула, так загнула. Скажите, а вашего папу случаем не Йозеф зовут?

— Нет, а почему вы спросили?

— Смотрю на вас и вижу фамильную геббельсовскую манеру вешать лапшу на уши. Девочка, может, ты намного старше, чем выглядишь, скорее оно так и есть, но запомни одно. Когда ваши солдаты согнали детишек в амбар и облили его бензином, я вышел сам. Тогда я сделал свой выбор и сейчас его менять не собираюсь. Потому что я не хочу служить в победоносной армии, а мое призвание защищать свою Родину. Может, это и звучит пафосно, но уж больше ничего другого не умею делать. И чем больше немцев и их прихвостней сейчас закопаю в нашу землю, тем проще будет потом отбивать эти земли обратно. Все что нужно я вроде бы узнал. Бойцы вас покормят и отведут по нужде. Ликвидировать вас пока не собираюсь. Думаю, нам еще придется пообщаться, но на вашем месте я бы поостерегся от необдуманных поступков. Будет очень больно и при нынешнем уровне медицины неизлечимо.

С некоторым трудом я поднялся и, чуть пошатываясь от слабости, пошел на выход из галереи, за мной, забрав стул, топал Марков. Но мысль, что что-то упустил, не давала покоя.

Уже после ужина, когда я улегся в своем спальном боксе, я решил еще раз послушать запись. Чтоб не будить посапывающую рядом жену, воткнул в уши гарнитуру наушников и запустил запись еще раз. Но после второго по счету прослушивания решил последовать старой русской поговорке «утро вечера мудренее» и заснул.

Как оказалось, народ просто так не будет придумывать, а может, мне стало лучше после ранения, но ответ пришел. Инга сказала про орден Красной Звезды. Но когда награждают разведчиков, выполняющих секретные задания, сам факт награждения не афишируется. А награды выдаются чуть ли не при выходе на пенсию.

То, что меня наградили, знали немногие в бункере, не то что кто-то в городе. Попавший в плен сержант Демин этого знать не мог. Значит, у немцев свой источник, причем в центральном аппарате ГУГБ НКВД. Вот ведь засада. Так ведь меня и слить немцам могут и тогда здесь, под Могилевым, весь Вермахт будет меня ловить. А этого я старался избежать, как только мог. Значит, надо срочно доложить в Москву и прекратить выходы. В крайнем случае, в пятой точке, за Днепром. Я поэтому и спрашивал, как перекрыта дорога к реке. Немцы и не предполагают, что у меня есть свой выход на том берегу. Ну и пусть сторожат целый лесной массив. Там я больше не появлюсь. Ну разве что передать очередную радиограмму, чтоб их подержать подольше.

Ночью радиограмму я все-таки отправил. Пусть займутся ловлей мышей там, у себя.

«Странник — Центру

По показаниям агента, немецкое руководство имеет информацию о награждении Курьера государственными наградами, отправке группы контакта в район Могилева и особом статусе группы Курьера. Оперативными и следственными действиями получить информацию такого уровня на месте невозможно. По многим признакам, можно сделать вывод о наличии в центральном аппарате ГУГБ НКВД агента, имеющего доступ к данным государственной важности, но не имеющего полного доступа к информации по Страннику-Курьеру. В районе Могилева происходят масштабные поисковые мероприятия. Передача очередного пакета сопряжена с большим риском провала, что будет иметь катастрофические последствия. Рекомендуем на время сократить контакты и вывести из опасного района группу капитана Строгова и сводный отряд капитана НКВД Чистякова. Возможность захвата Курьера противником исключена, приняты все меры предосторожности. О новых контактах сообщим дополнительно.

Странник».

Сообщение Странника вызвало замешательство в высшем руководстве госбезопасности СССР. Особо секретная операция не просто под угрозой, есть большая вероятность того, что немецкая сторона в курсе и может получить информацию из будущего. Однако в данной ситуации Берия пошел на смелый шаг и решился произвести передачу пакета. Все проводилось в строгой тайне, и для отправки самолета готовилась отвлекающая войсковая операция. Обстоятельств я не знал. Но не сомневался, что подобные действия были согласованы со Сталиным. При очередном сеансе связи я попросил отсрочку в три дня, для того чтобы подготовить Романова к транспортировке. Но мне ответили, что сроков изменить не могут, ввиду начала отвлекающей операции. Я понял: время уже назначено, силы выделены. Поэтому решил пойти пообщаться с Романовым, напоследок.

Он уже чувствовал себя более или менее нормально, Марина смогла вывести его из шока, подлатав многочисленные раны. Генерал встретил меня лежа на кушетке, в медицинском блоке. Как только увидел входящего, попытался встать, но я остановил его:

— Здравствуйте, Михаил Тимофеевич, сейчас появилась возможность с вами поговорить.

— Здравствуйте, Сергей Иванович, вот никак не ожидал снова с вами встретиться, хотя очень много слышал.

— Надеюсь, только хорошее? Я вроде вел себя хорошо, как примерный мальчик.

Но Романов не принял шутливого тона.

— Немцы про вас много спрашивали, уж очень они вами интересовались. Особенно после падения города и вашего прорыва из окружения. Большего, конечно, мне не сказали, но то, что вы смогли их разозлить, это точно. Что вы такого сделали?

— Пощипали 2-ю моторизованную, которую после боев в Могилеве вывели на пополнение, и грохнули ее командира.

— Да я смотрю, вы все не можете угомониться, — с грустной улыбкой ответил генерал.

— Приходится, такая у нас с вами работа, Михаил Тимофеевич. Но я хотел поговорить о другом. Вы себя сейчас лучше чувствуете, так что способны будете воспринимать информацию. Разговор будет очень тяжелым.

— Я понимаю, что советский комдив, попавший в плен, подлежит наказанию и вы, как представитель органов, вправе меня наказать. Да и за сдачу города мне придется отвечать. Вы об этом хотели поговорить?

— И об этом тоже. Через три дня прилетит самолет и доставит вас и еще одну девушку, с которой вас освободили из плена, в Москву. Естественно, за все придется ответить. Но я бы хотел дать вам шанс выжить и продолжить воевать с немцами. Мое мнение, что с теми силами, что у вас были в подчинении, вы сделали намного больше, нежели могли.

— Спасибо, что понимаете, странно слышать это от сотрудника органов госбезопасности, хотя сколько с вами общался, всегда удивлялся.

— Чему именно?

— А вы к людям по-другому относились.

— Вот как, очень интересно. Для этого есть особые причины, узнав которые, вы поймете, насколько все серьезно.

Выждав небольшую паузу, дав ему обдумать мои слова, я продолжил:

— Давайте так, я вам дам почитать одну книгу, и мы потом поговорим. — И положил ему на кровать толстую книгу, где на обложке было выведено: «История Второй мировой войны».

Глава 29

Пока Романов с угрюмой увлеченностью читал книгу, я решил заняться внутренними делами бункера. Слишком много накопилось проблем, которые требовали моего вмешательства. Даже элементарно с сыном давно нормально не общался, а у него сейчас самый интересный возраст, когда он все начинает видеть и понимать.

Пришлось привлекать новообретенных компаньонов для работы по бункеру. Раненое плечо еще побаливало, и левая рука висела на повязке. Однако многие точные операции я мог делать сам и с удовольствием окунулся в эти заботы. Как сказала недавно Марина: «Ты слишком заигрался в войну, сейчас уже война играет с тобой». Я и сам чувствовал правоту этих слов. Слишком уж глубоко я влез в проблемы 41-го года. Реально что-то поменять так и не получается, зато много людей, воевавших рядом со мной, уже погибли. Умом понимал — и без меня эти люди обречены историей, но то, что я их вел в бой и потом не досчитывался среди живых, это моя вина.

С такими мыслями я бродил по галереям бункера и часто переживал снова и снова бои, эмоции, что тогда испытывал. Хорошо, что хоть жена это все поняла и по мере возможности старалась отвлекать меня от этих переживаний. Ведь по большому счету я не боевик и не супермен. Обычный человек, хотя и имеющий боевой опыт, но война — это не мое призвание.

Проблемы с аккумуляторами и дизелями решали совместно. Но энергоотдача от ветрогенераторов резко упала, поэтому появилась необходимость выйти на поверхность и провести регламентные работы. Обвешавшись оружием, надев ОЗК и противогазы, через двойную бронированную дверь и проход в доме, мы с Вяткиным и Марковым вышли на поверхность. Тем было очень интересно посмотреть на мир будущего.

Как у нас уже было принято при выходах в 41-м, Светлана по радиопередатчику отслеживала радиодиапазон и, используя внешнюю систему видеонаблюдения, контролировала ситуацию на поверхности. Тут же в таких точно костюмах ОЗК находились Малой, Воропаев и почти здоровый Миронов в качестве группы силового обеспечения на случай непредвиденных ситуаций. Вот тут как раз на оружие не скупились, бронежилеты, автоматы, гранатометы, чтобы в случае чего поддержать группу на поверхности. Марков с пулеметом засел на верхнем, полуразрушенном этаже дома, пока мы с Вяткиным разбирались с ремонтом ветрогенераторов.

Ничего неожиданного не произошло. Хотя панорама ядерной зимы произвела гнетущее впечатление на бойцов. Черный снег и вид развалин расстроят любого человека с нормальной психикой. Часа через два, порядком замерзнув, мы снова вернулись в бункер. Я еще не успел снять с помощью Вяткина ОЗК, как на связь вышла супруга, которая дежурила на радиостанции.

— Сережа, тут рядом, буквально в километре, заработал радиопередатчик.

— Понятно. Всем, боевая тревога, подготовиться для отражения атаки бункера.

Пока бойцы блокировали двери и занимали позиции для боя, я пошел в помещение радиоузла послушать переговоры на поверхности.

— Ну, что там?

— Посмотри сам, только что вышел еще один передатчик, послабее и в другом диапазоне.

Углубившись в таблицы с частотами и параметрами модуляции радиостанций, я сразу сделал выводы.

— Второй по виду «портативка», а вот первый похож на армейский. Давай прокрути записи.

Светлана пощелкала мышкой, запуская файлы аудиозаписей.

«— Борисыч, нас зажали, это люди Ильяса.

— Где вы?

— В районе Молодежного.

— Продержитесь минут сорок, раньше не успеем.

— Не продержимся, их тут два отряда, зажимают в районе переезда, там только гаражи, не спрячемся.

— Продержитесь, мы постараемся побыстрее».

Я посмотрел на время записи — сделана восемь минут назад.

— А что второй передатчик?

— Татары.

— Борисыч? Очень интересно. Если это Юрка Панков и зажали его людей, надо вмешаться. Тем более рано или поздно нам понадобится помощь на поверхности. Высокотехнологичные ресурсы бункера уже на исходе, и было бы неплохо начать контактировать и заняться обменом. К тому же, что предложить — есть. Вся оружейка немецкими стволами забита.

С Юркой Панковым мы вместе работали в компьютерной фирме, а потом, когда созрели, организовали свою. Я занимался больше системами безопасности, а Борисыч был больше сервисником, ремонтировал принтеры и заправлял картриджи. Так что, если это он, то это будет очень хорошей новостью — об этом человеке у меня остались только самые лучшие воспоминания, несмотря на то, что наши дороги в бизнесе разошлись.

Светка сразу встала на дыбы.

— Ты что, еще не навоевался? Сам еле ходишь, а снова в бой лезешь?

— Света, ты сама понимаешь, что нашему затворничеству пришел конец. И вопрос обнаружения бункера — это дело времени. Лучше сейчас всем по зубам дать, чтоб уважали, чем потом отражать штурмы любителей поживы. Тем более так или иначе придется принять чью-то сторону. Да и бойцы из нашего времени не помешают. А тут Борисыч. Ты ж его сама знаешь, он гадом никогда не был. Я вмешаюсь.

— А ты уверен, что это именно тот, твой Борисыч, с которым ты работал?

— А вот сейчас и спрошу.

Взяв в руку тангенту радиостанции, я нажал кнопку передачи:

— Полковник вызывает Борисыча, ответьте. Полковник вызывает Борисыча, ответьте.

Когда я еще работал с ребятами, у меня была кличка «Полковник», таким образом они подчеркивали мое военное прошлое.

Через некоторое время Борисыч ответил.

— Слушаю, что за полковник?

— А ты вспомни, с кем ты на монтажи ездил и в Симеиз, и в Алушту, и в Керчь?

— Какие монтажи?

— Видеонаблюдение.

— Серега, ты?

— Да, вроде как я. А теперь скажи, что ты за машину купил с рук в марте две тысячи девятого? И какой объем движка был?

В трубке послышался смешок.

— «Фольксваген Кадди». Движок один и девять.

— Понял, Борисыч. Передай людям, чтоб не дергались и уводили погоню в сторону московской трассы.

— Сейчас сделаю.

Поговорил, и сразу стало приятно на душе. Хоть один старый друг нашелся. Подготовив группу для боя в условиях поселка, мы вышли на поверхность и в быстром темпе двинулись наперерез погоне. Светлана в это время включила установку подавления помех, чтобы бандиты не могли нормально переговариваться. Вот и мое маленькое изобретение, которое доставило немцам много неприятностей, поработает в нашем времени на благое дело.

Но получилось так, что планы изменились. Светлана связалась с нами и доложила — бандиты повредили машину и те вынуждены были принять бой. К сожалению, через имеющиеся у нас радиостанции нельзя было связаться с потерпевшими, и наш радиоузел использовался для передачи сообщений.

Минут через десять бега мы уже были недалеко и даже через резину противогазов слышали перестрелку.

Судя по характеру стрельбы, все экономили патроны. Стреляли в основном автоматы Калашникова, причем одиночными, изредка очередями. Пару раз дал несколько очередей ПКМ.

Ориентируясь по звукам и комментариям Светланы, мы зашли почти в тыл нападавшим. Малой по привычке сразу нашел неплохую позицию в полуразрушенном доме, которая позволяла держать все пространство под обстрелом. Там же, невдалеке, примостился Марков с пулеметом. Из-за ранения я особенно воевать был не в состоянии, поэтому вооружился только АПСом, который расположил в тактической кобуре, дослав патрон в патронник и поставив на предохранитель.

Представшая картина была достойна фильма «Безумный Макс» или чего-то похожего. В бывший палисадник влетел ГАЗ-66, обшитый стальными листами, с расположенной на крыше небольшой башенкой для дозорного или пулеметчика. Из разбитого радиатора валил пар, и машина основательно завалилась набок, упершись в бетонный блок. Из-за машины периодически постреливали. Но при этом один человек, обмотанный тряпками, в противогазе, пробирался через облезлые заросли кустов к дому. В принципе, ситуация вполне обычная. Он там засядет среди домов, и если боевики попробуют его обойти, устроит им небольшую засаду. Возможно, используя фактор неожиданности, он сможет пару человек завалить.

Но нападающие не были новичками и вполне грамотно зажали беглецов. В качестве головной машины использовали обшитый стальными листами и сеткой вместо стекол джип. На раме был установлен пулемет, возле которого стоял боевик и иногда постреливал в сторону, сдерживая беглецов и давая группе захвата подобраться на расстояние броска гранаты. Чуть сзади замер обычный БТР-80. Но обшарпанный вид и большое количество дополнительных металлических элементов, приваренных к кузову, лишали его привычного вида военной машины. Сейчас он напоминал усталого работягу, помнившего лучшие годы.

Пара человек в таких же тряпках и противогазах прятались за бронетранспортером — видимо, руководство. Остальные боевики короткими перебежками, под прикрытием пулемета, пытались сократить расстояние. Но при этом все выполнялось достаточно топорно, сразу было видно, что это не военные, а простой сброд.

Группа захвата шла достаточно кучно, и будь у обороняющихся пара гранатометов или на худой конец просто ручные гранаты, то они могли бы очень неприятно удивить боевиков. Но, видимо, боеприпасы за последнее время стали большим дефицитом, поэтому в данной ситуации побеждали те, кого больше. Ни о каком массированном применении оружия и разговора быть не могло, об эффективной плотности огня здесь потихоньку начали забывать. Пока не появились мы.

Затарившись на базе приличным запасом немецких наступательных гранат, «колотушек», которых после столкновений с немцами накопилось штук пятьдесят, мы решили устроить боевикам настоящий праздник. Подобравшись к боевикам максимально близко, разложили перед собой по четыре гранаты. Открутили колпачки и вытянули шнуры с фарфоровыми пуговицами. Потом уже привычно начали тянуть за шнурки и кидать гранаты в боевиков. Я не мог участвовать в этом процессе, поэтому, вытащив АПС из кобуры, занимался общим руководством.

Когда вокруг боевиков начали взрываться гранаты, открыли огонь и Малой и Марков. Тут боевой опыт и уверенность в своих силах проявились в полной мере. Два боевика, прятавшиеся за БТРом, упали сразу, получив по пуле в голову. Взрывы гранат, плотно накрывшие боевиков, раскидали их и дали время бойцам в короткой атаке добежать до бронетранспортера и джипа, где убитый снайпером пулеметчик обнимался с пулеметом, и открыть плотный автоматный огонь по оставшимся боевикам. Пока мы достаточно энергично добивали боевиков и прижимали к земле выживших, к нам подоспел Марков с пулеметом. Он свободно расположился на бронетранспортере и уже методично и безжалостно стал расстреливать всех, и мертвых, и живых, кто лежал перед заваленным ГАЗ-66. Через минуту все было кончено.

Люди Борисыча не ожидали такого светопреставления, и вид бойцов в одинаковой форме, даже если она состояла из новеньких ОЗК и немецких маскировочных накидок, вызвал удивление. Однако никто не стал расслабляться, они взяли нас на прицел. Но вид Воропаева, деловито направившего на их поврежденную машину гранатомет, дал понять, что с нами лучше дружить.

Отправив Миронова на левый фланг, а Вяткина на правый, контролировать обстановку и выявлять непрошеных гостей, я под прикрытием пулемета Маркова открыто и спокойно направился к «Шишиге». Подойдя ближе, рассмотрел тех, кого спасал.

Люди в противогазах, замотанные в тряпки поверх ОЗК. По фигурам почти ничего нельзя было сказать.

Разве что тот, кто забрался в кусты, фигурой и движениями больше походил на подростка или девчонку.

Люди, поняв, что им пока ничего не угрожает, спокойно вышли навстречу, поглядывая на то, как Воропаев, отложив гранатомет, ходит и из парабеллума добивает боевиков. Вот что значат опыт, постоянные тренировки и поучения. А Марков так и держит их на прицеле. В это время из развалин показался Малой и деловито начал копаться сначала в БТРе, а потом полез в джип. Его хозяйственная жилка охотника меня всегда удивляла. Он всегда тянул все бесхозное, что может понадобиться товарищам, а не как наши современные стяжатели, лишь бы утянуть.

Теперь уже я с интересом рассматривал вооружение боевиков и поисковиков Борисыча. В общем, было грустно смотреть. Несколько потертых АКМов, столько же АК-74, а все остальное — охотничье оружие. В отношении оружия и трофеев лучше с немцами воевать, как-то продуктивнее получается.

Лица вышедшего мне навстречу мужчины я разглядеть, конечно, не мог, но вот глаза сказали многое. Это был взгляд забитого и уставшего от жизни человека. Но при этом в нем светилась какая-то опаска и надежда. Я его неплохо понимал. Все рассыпалось, а тут военные, чистенькие и с новеньким оружием. Наверно, так смотрели в пустыне на людей, которые знали, где находится оазис с водой.

В это время Малой, уже даже без команды, вскинул СВД и занял позицию, прикрывая меня.

Из-за машины показался еще один боец, явно помоложе. Снаряжение и оружие, конечно, вызывали тоску. Два потертых АК-74, лица замотаны тряпками, чтобы не нахвататься радиоактивной пыли.

В противогазе трудновато разговаривать, поэтому, вложив пистолет в кобуру, я указал пальцем на третьего, который все еще прятался в кустах, и жестами объяснил, чтоб выходил из кустов. Главный в этой троице все понял прекрасно, немного помедлив, повернулся к третьему и замахал руками. Из кустов показался третий, вооруженный охотничьим ружьем.

Я приблизил свое лицо в противогазе к противогазу самого старшего и проговорил:

— Привет, вы люди Борисыча?

С трудом удалось из-за ветра разобрать ответное мычание, но я его понял.

— Да, спасибо, что помогли. Иначе бы мы у них рабами стали. Они сейчас как раз этим и промышляют. Продают рабов другим бункерам в обмен на оружие и продукты.

Вот как, очень познавательно. Что ж, общество опять скатывается к рабовладельческо-клановому типу.

— Вы же военные? У нас ходят легенды, что остались бункеры с военными, где есть оружие и продукты.

— Что, такая напряженка?

— Очень, поэтому и рыскаем по развалинам, может, что найдем.

— Сочувствую, сейчас дождемся Борисыча и пообщаемся более предметно, может, чем и поможем.

Тот кивнул уже намного спокойнее. Но я его предупредил, чтобы не делал глупостей и оставил оружие возле машины, иначе мой снайпер будет нервничать. После такой тирады я связался по радио с Воропаевым, который уже вовсю помогал Маркову собирать оружие и потрошить транспорт.

— Зяблик, это Феникс.

— На связи.

— Обыщи-ка этих гавриков, чтоб глупых мыслей в голове не было. Оружие сложи тут же, возле машины, чтоб не обиделись.

— Понял.

Вскинув наизготовку укороченный АК-74у, он решительно двинулся к трем освобожденным.

Привычно и достаточно бесцеремонно отобрал у них оружие, у старшего нашел ПМ, и кинул все кучей возле машины. У каждого еще оказались нож и топорик. Их ожидала та же судьба, что и огнестрельное оружие. После этих действий Малой, который почти все время держал на прицеле эту троицу, успокоился.

Их предупредили, что это не арест, а мера предосторожности. А я пока решил связаться с Борисычем.

— База, это Феникс, свяжись с Борисычем, уточни, когда он будет.

— Понял вас, Феникс.

Минуты через три Светлана доложила, что Борисыч будет минут через десять. И подтвердила, что так оно и есть, так как отслеживала на пеленгаторе местоположение радиопередатчика.

Минут через пятнадцать появился переделанный в некоторое подобие броневика микроавтобус «Фольксваген». Мои люди снова попрятались и взяли новоприбывшего на прицел. Но при этом не забывали о контроле окрестностей на предмет нежелательных сюрпризов с тыла или фланга.

Задние двери распахнулись прямо как в БМП, и оттуда выскочили четыре человека с автоматами. Как я понял, что-то типа группы быстрого реагирования и силовой поддержки. У одного был даже одноразовый гранатомет. Я стоял спокойно возле «бронированной» «Шишиги» и ожидал подхода старого знакомого, которого сразу опознал по характерной, чуть прыгающей походке. АПС так и остался в кобуре. Если начнут чудить, то мои ребята и так всех положат.

Но тут вышла на связь Светлана.

— Феникс, это База.

— На связи.

— В пяти километрах пытается выйти на связь передатчик, на тех же частотах, что и «портативки» бандюков.

— Как быстро двигаются?

— Минут через двадцать будут у вас.

— Вас понял, База. Принимаю меры.

— Всем, у нас гости. Усилить наблюдение.

Борисыч меня тоже узнал, несмотря на противогаз и ОЗК. Подбежав, обнял и закричал:

— Серега, блин, ну ты молоток. Вот кого не ожидал здесь увидеть, ты ж с морпехами в Севастополе был. Там вроде всех накрыло.

— Ну, было дело, но повезло, как видишь. Короче, Борисыч, тут гости подкатывают, надо встретить. Разбирайте оружие, прячьте машину и занимайте позиции, только не лезьте, будут работать мои ребята, твои для массовки.

Даже через стекла противогаза я увидел, как хитро сощурились его глаза.

— Хорошо, ты ж у нас полковник.

— Пусть твои помогут спрятать трупы, сделаем им ловушку. Эти машины не видны с дороги, только из-за поворота, поэтому если их будем валить, то только когда они выскочат на эту дорогу и тормознутся, увидев свои машины без хозяев.

Пока они таскали мертвых бандитов, я раздавал указания.

— Злой.

— На связи.

— Садишься справа, возле дороги, в пятиэтажке, если они на простых колымагах, обшитых листами, бьешь сразу по машинам. Старайся движки и ходовую не зацепить, транспорт нам еще понадобится. Возьмешь себе Зяблика с гранатометом на подтанцовку.

— Зяблик, слышал?

— Так точно.

— Гранатометом работаешь только по бронированным целям. Действуйте.

— Кукушка-один, Кукушка-два, на вас левый фланг, если Злой всех не задавит, они с вашей стороны залягут.

— Вяткин, со мной дальше по движению, проследим, чтоб они не высадили десант, и он не ударил нам в спину.

Вяткину так позывной и не придумали. Сколько было предложений и Дед, и Дядька, даже Седой. Но он все отказывался. Так и называем его по фамилии.

Подойдя к Борисычу, указал места, где его бойцы должны спрятаться и в случае сигнала контратаковать противника.

Время в засаде всегда течет раздражающе медленно. Как правило, чувствуешь себя как сжатая пружина и с каждой минутой все труднее сдерживаться в таком состоянии.

Минут через двадцать из-за поворота выскочили три джипа, переделанные по нынешней моде. Но, видимо, у Воропаева не выдержали нервы, и первый джип вспыхнул огненным шаром от попадания выстрела гранатомета. Тут же заработал пулемет Маркова, в упор расстреливающего концевой джип. Стальные листы, которыми были обшиты автомобили, нисколько не спасали от мощных винтовочных патронов. Машина по инерции прокатила метров пять и замерла, заблокировав средний джип, который попытался развернуться, но после нескольких снайперских выстрелов по водителю замер. Боковая дверь открылась, и оттуда вывалился человек в камуфляже и противогазе, но тут же упал, получив несколько пуль от снайперов и стрелков Борисыча. Еще раздалось несколько выстрелов, и на этом бой закончился. Мы с Вяткиным, прикрывая друг друга, подбежали к концевому джипу, исковерканному пулеметным огнем. Невдалеке замер Воропаев, прикрывая нас с другого фланга. Дернув на себя дверь, мы для приличия отпрыгнули обратно. Но в этом не было необходимости. Марков очень неплохо поработал — внутри четыре трупа. Такая же картина оказалась и в среднем джипе.

Я, конечно, высказал Воропаеву насчет того, что не по назначению использовал гранатомет, однако по его довольным глазам видел, что ему очень нравится так вот жечь вражескую технику. Но Вяткин не остановился и по полной программе высказал про военные трофеи и их ценность для боевых товарищей. Выслушивая эту отповедь, я сам отозвался насчет сожженного джипа и использованного гранатомета.

Поделив по-братски захваченное оружие и технику, мы договорились встретиться на следующий день в километре от этого места. При этом нам достались нетронутые бронетранспортер и джип и несколько единиц стрелкового оружия. Пара охотничьих гладкотволов, четыре АК-74 разных модификаций и гранатомет РПГ-18 «Муха». На все попытки Борисыча выведать наше место постоянного проживания я мягко указал, что лишняя информированность может привести к лишней головной боли. На чем и расстались. Пока люди Борисыча возились с ремонтом «Шишиги», мои бойцы с интересом изучали устройство БТРа и трофейного джипа. Мне, как более опытному, пришлось проводить ускоренные курсы, и через полчаса цепкий до всего Марков уже с удовольствием сделал несколько кругов на джипе. Мне же пришлось сесть за управление бронетранспортера. Минут через сорок, когда стало понятно, что «Шишигу» отремонтировать не получится, мы взяли ее на буксировку джипом и вскоре разъехались.

За это время мы с Борисычем успели пообщаться, и я выяснил для себя много интересного, что касается нынешней жизни и социальной структуры общества после ядерной войны.

Население делилось на несколько анклавов, в большинстве случаев это определялось местоположением бункеров и убежищ. Учитывая, что большинство бункеров было захвачено еще во время войны, то и распределение группировок осталось почти таким же: этнические группировки, отряды самообороны, такие как возглавляемая Борисычем, военные и т. д.

Как таковые, боевые действия переросли в войну за ресурсы. В основном продукты, оружие и боеприпасы. Еще одним из привычных направлений были наркотики и работорговля. Поэтому активно захватывались представители других анклавов и по уже налаженным каналам продавались в другие бункеры. По слухам, турки для этого использовали оставшуюся на плаву подводную лодку, которая регулярно приходила к берегам Крыма за новыми рабами.

В общем, более детально пообщаться договорились на следующий день, на взаимовыгодных условиях. Борисыча очень интересовало надежное оружие, боеприпасы и питание. Меня же — компьютеры, источники питания, технологическая информация, в частности чертежи и технологии производства автомобильной, бронетанковой, авиационной техники времен войны и послевоенных годов. На вопрос «зачем», я ответил, что с нынешней технологической базой будет проще осваивать выпуск той, массовой техники. По тому, как Борисыч стал уважительно со мной разговаривать, я понял, что объяснение прошло. Как оказалось, не одни мы готовились к ядерной войне, и народ тоже запасся данными о военной технике, технологиях и практике выживания. Были у них даже профессионалы во многих специальностях.

В общем, можно было наладить обмен информации на трофейное немецкое оружие и продукты питания.

Особенно внимательно оговорили радиосвязь, и что мне было особенно интересно — это могут ли наши бородатые друзья заниматься перехватом наших разговоров и при случае произвести триангуляцию источников излучения. Как оказалось, такая вероятность есть, так что придется уделять безопасности связи больше внимания.

Расстались с новыми союзниками, проследив, не оставили ли они наблюдателей. Дождавшись темноты, медленно поехали на бронетранспортере и джипе, сделав несколько кругов и поворотов, чтобы проверить наличие слежки, запутать следы и не выдать месторасположение нашего бункера.

Бронетранспортер загнали в гараж соседнего дома и на подступах поставили несколько растяжек, а джип загнали в наш гараж, где можно было привести его в порядок и модернизировать. Но, конечно, больше всех был доволен Марков, заполучив еще один современный пулемет в неплохом состоянии.

Глава 30

Вечером собрались на совет. На повестке дня стоял вопрос об установлении отношений с внешним миром в нашем времени и наши дальнейшие действия в 41-м году. Через два дня предстоял контакт с представителями руководства СССР и передача им сверхважного конверта с информацией по ядерному оружию. На завтра была запланирована встреча с Борисычем и его людьми. Раньше Борисыч был человеком слова, и никаких претензий по бизнесу к нему не было, друг, с которым можно идти в разведку. Но прошло много времени, и кто состоит в его команде, я не знал, поэтому соблюдение всех возможных мер предосторожности и конспирации не помешает. Выйдя на поверхность, я осмотрел бронетранспортер. Конечно, состояние не самое лучшее. Плохо за ним присматривали, но КПВТ был в рабочем состоянии, да и ПКТ тоже, так что при наличии боеприпасов БТР представлял собой достаточно грозную машину в умелых руках. Если для ПКТ в самом бронетранспортере был небольшой запас боеприпасов, да и у нас нашлось немного патронов, то для КПВТ патроны были дефицитом. Хотя в бронетранспортере имелся боекомплект к КПВТ в количестве двухсот патронов. Но, как я знал, выпуск патронов 14,5x117 мм начался еще до начала войны, и на основе этих боеприпасов разрабатывали противотанковые средства типа ПТР. Так что, набравшись наглости, я вышел на связь с Москвой и попросил при эвакуации генерала Романова и немецкого агента привезти несколько ящиков таких вот боеприпасов, да и стандартных винтовочных патронов и гранат не помешало бы. Но при необходимости груз можно скинуть на парашютах. Сейчас к моим фокусам относились вполне спокойно, а хозяйственный Вяткин, успевший уже облазить бронетранспортер, был согласен с моей идеей.

На завтра Москва согласилась произвести выброску груза на парашютах в указанном нами месте, которое будет подсвечено вертикально вверх фонарями в установленном порядке. Так что, завтрашняя ночь была занята.

После отдыха наконец-то состоялся разговор с генерал-майором Романовым. Войдя в медицинский блок, где он находился последние два дня, я приветливо с ним поздоровался.

— Доброе утро, Михаил Тимофеевич.

Тот, видимо, с большим нетерпением ожидал этого разговора, поэтому резво подскочил с лежака.

— Доброе утро, Сергей Иванович. Только трудно понять в этих казематах, когда день и когда ночь. Чувство времени притупляется. Все ждал, когда мы с вами сможем поговорить.

— Что ж, я специально вам дал возможность прочитать книгу, да и время на осмысление, тем более появились обстоятельства, которые потребовали моего немедленного вмешательства.

— Судя по этой книге и дате ее издания, вы не совсем тот человек, за кого себя выдаете. Раньше я думал, что вы сотрудник специального подразделения госбезопасности, которое занимается испытанием на фронте особой техники, но после того, что видел, и не знаю что думать. Сейчас это мне кажется откровением нечистого.

Я чуть ухмыльнулся. Кем-кем, а вот пособником нечистого меня еще не называли.

— Ну, вы же умный, образованный человек, должны были сделать выводы. Вот мне интересны ваши предположения, впрочем, давайте не будем терять время. Вы не мальчишка, чтоб с вами играть в загадки.

— Понятно, вы научились добывать информацию из будущего?

— Хм. Такой вот вариант я и сам как-то не продумал. Все проще и сложнее одновременно. Нет, мы не научились добывать так вот информацию, к сожалению. Мы сами из будущего. Вы находитесь в бункере, на глубине пятнадцати метров. Нашим ученым перед началом Третьей мировой войны удалось разработать систему создания портала в прошлое. Научный центр, где проводились эти исследования, был уничтожен американцами прямым ударом сверхмощного оружия. Помещение, в котором вы находитесь, является резервным центром научного комплекса. Мы проводили исследования и попали в 1941 год. Но как оказалось, на том конце портала идет другая война, про которую я много читал, да и фильмов было снято очень много. Поэтому пришлось вмешаться.

— Зачем вы мне это все рассказываете?

— Завтра вас переправят в Москву, вместе с немецким агентом, который хотел с помощью вас внедриться в мое окружение. Я не знаю, как к вам бы отнеслись в такой ситуации без моего вмешательства, но думаю, ваша судьба была бы незавидной — сдачу Могилева точно не простят. А теперь вы являетесь моим посланцем, точнее очевидцем. В пакете с данными, что я отправляю вашему руководству, есть условие, по которому вас не должны наказывать, так как в тех обстоятельствах вы сделали все, что могли.

— Вы знаете мою судьбу?

— Вам действительно это хочется знать? Хорошо. Вы бежали из плена, стали командиром партизанского отряда, потом вас поймали и повесили. Так что хоть тут получилось что-то изменить.

— Вы хотите изменить историю?

— Да, наверно. Но основное — это выживание. После войны мало что осталось, и нам нужны боеприпасы и продукты. Вы мне нужны для того чтобы подтвердить правдивость моих слов, как свидетель. Пускать кого-то из орлов Меркулова как-то не хочется, обязательно начнутся шпионские страсти, а может, и попытка силового захвата. Но тут, кроме большого взрыва, вряд ли что-то получится. Система настроена таким образом, что при попытке захвата и установка, и весь комплекс уничтожаются. Не забывайте, что нас разделяет много времени и за этот период средства уничтожения себе подобных развивались в первую очередь.

— Я вас понимаю. Есть что-то такое еще, чего стоит опасаться и чего не стоит знать всем?

— Конечно. И если я сейчас дам вам эти знания, то уверен, что ваша судьба будет не сильно отличаться от той, что была в нашей реальности. Но с другой стороны, давайте сделаем так: мы с вами выйдем на поверхность, и я вам покажу образец боевой машины, которая массово выпускается в нашей стране. Мы ее сфотографируем, я через вас передам чертежи и характеристики, а вы от себя дадите рекомендации и пояснения. Таким образом, ваша ценность как посланника увеличится, и у вас появится шанс быть полезным, а не стать козлом отпущения, на которого повесят вину за сдачу Могилева. Я хочу, чтобы вы донесли до руководства страны только одну мысль — с нами очень выгодно общаться по-доброму. И если честно, то мы действительно сочувствуем советскому народу, так как являемся вашими прямыми потомками.

— Мы выиграем войну, но с большими потерями?

— Да. Цена такова, что самому страшно. Я видел, как умер мир. Как сгорали целыми городами, но то, что творили немцы на захваченных территориях не менее страшно. Поэтому они и для нас враги, и мы будем помогать, как только сможем. Вот только желательно, чтоб этот процесс был взаимовыгодным.

— Понятно. Это многое объясняет, особенно ваши данные по немецкому наступлению.

— Давайте сделаем так: вы еще не очень хорошо себя чувствуете, поэтому выход на поверхность перенесем на завтра. Я тут подкину вам еще информации для ознакомления. Думаю, вам будет интересно.

После чего я на DVD настроил ему показ сериала «Броня России». Думаю, для боевого генерала весьма познавательно. Часа четыре будет занят.

А мы пока стали готовиться к встрече с Борисычем. Для затравки приготовили двадцать немецких винтовок «Маузер 98» и к каждой по пятьдесят патронов. А лично для давнего друга я припас особый подарок — «Маузер К96», который был захвачен у эсесовской разведгруппы. Хорошая машинка под патрон парабеллума. От лишних MG-34 мы пока решили не избавляться. Надо же еще что-то оставить для будущей торговли. Еще одна тайная мысль, которая часто меня посещала, это судьба друга, Витьки Кузьмина. Трупа его я так и не видел. Вполне возможно, что он попал в плен и мог бы выжить. Для поисков придется выходить на выживших в местах боев под Новороссийском, а при случае уточнить у турок. У местных татар есть контакты с бункерами на южном побережье Черного моря, может, что и получится. Поэтому средства придется выделять, и для этого, конечно, оптимально было бы захватить кое-кого и заставить дать выход на руководство бункеров за морем, но думаю, там не стали бы со мной разговаривать. Будем через Борисыча выходить на местных мусульманских нейтралов, которые во время войны старались не принимать участия в боевых действиях и ограничивались созданием отрядов самообороны для охраны мест компактного проживания единоверцев.

Пока было время, распечатал карту города и пригородов и покрыл ее координатной сеткой, введя при этом свою разметку и маркировку, отличную от генштабовских и туристических карт. Один экземпляр будет у меня, второй у Борисыча, чтобы по радиосвязи назначать места встреч, не боясь возможности перехвата.

Встреча была назначена на двенадцать, но вышли мы намного раньше. На этот раз, так же как и местные, обмотались тряпками и кусками маскировочных накидок. Выйдя к месту встречи, бойцы рассредоточились, занимая позиции исходя из возможности столкновения с теми, кто приехал на встречу, и попытки напасть с тыла. Невдалеке, в здании, сложили наши подарки и на всякий случай заминировали, также, из природной паранойи, поставили несколько сигнальных мин и растяжек. Сейчас уже никто не возмущался от такой вот рутинной и кропотливой работы, понимали, что в случае чего это даст шанс.

Через час ожидания, который мы провели в холодных и засыпанных черным снегом развалинах, наконец-то вышел на связь Борисыч, подтвердив, что он подъезжает.

Вскоре появилась знакомая «Шишига» и за ней недавно захваченный джип с пулеметом на раме.

Я, не скрываясь, вышел вперед, но выбрал место так, чтоб одним прыжком спрятаться за камнями в случае нестандартного развития ситуации.

Но приехавшие не выявляли признаков агрессивности, поэтому, когда из джипа выпрыгнул Борисыч, которого опять выдала характерная походка, я пошел навстречу, уже не сильно опасаясь.

Зайдя в изолированный кузов «Шишиги», мы наконец-то смогли снять противогазы и нормально пообщаться вживую.

Мы обнялись как старые друзья. Борисыч просто лучился добродушием, и разницы в нем, кроме седины, за эти прошедшие годы я как-то не заметил.

— Серега, как классно, что ты появился. А то эти ловцы рабов уже всех достали. А тут так по зубам получили — сразу двадцать бойцов потеряли. Мои на Базаре пустили слух, что появился отряд армейских «чистильщиков». Так все затихли, ждут, что дальше будет.

— Что за базар такой?

— А помнишь, под Московским кольцом переход большой был, так его расширили и сделали чем-то типа большого подземного рынка. Там можно многое купить и продать. Если что-то нужно узнать, то лучше тоже туда. В общем, что-то вроде культурного центра для общения. Нейтральная зона, где разборки запрещены.

— А кто там все держит?

— Бывшие украинские вояки. В основном, остатки украинского полка внутренних войск. Ну, ты их знаешь, помнишь, полковник Черненко, они еще возле центрального рынка базировались.

— А, помню, Михаил Григорьевич, неплохой мужик. Крепкий такой офицер. Если он там все держит, значит, порядок должен быть. Мы как-то с ним пересекались.

— Да, так и есть. Но их мало осталось. Многие «срочники» по домам разбежались. Так что держать в порядке район они уже давно не могут, силенок не хватает, поэтому такие, как Ильяс, тут и творят что хотят. Он с турками еще во время войны снюхался. Так что с оружием и боеприпасами у него проблем нет.

— Понятно, Борисыч, ты бы про нас сильно не трепался. Не хотелось, чтобы на нас тут охоту объявили. Мы, конечно, укорот всем дадим, но лишний шум нам не нужен. У нас свои задачи, и не хотелось бы отвлекаться по мелочам.

Борисыч понимающе ухмыльнулся.

— Ты, как всегда, что-то темнишь.

— Не совсем, но есть вещи, о которых не стоит распространяться раньше времени.

— Спрашивать, где ты пропадал столько времени, как я понял, не стоит?

— Борисыч, все в свое время. Меня сейчас интересует расстановка сил в районе, кого стоит опасаться, с кем дружить, а кого и сразу гасить. Наличие бронетехники, средств усиления, боеприпасов, количество бойцов, места дислокации.

— Ты что, решил тут прописаться по-серьезному?

— Пока нет. Но если начнут прощупывать на прочность, щадить не буду. Что у меня за команда, ты видел.

— Да уж, как они людей Ильяса положили. Уже сейчас по Крыму пошли слухи. Не думаю, что тебя кто-то будет после этого трогать. Скорее попробуют подружиться и прощупать на предмет обмена и торговли. Тот же Черненко.

— Вот это всегда пожалуйста. Есть что предложить.

— Вот как? Интересно, и что?

— Тут попались еще послевоенные мобилизационные запасы. Предложить могу раритеты, но весьма надежные и в великолепном состоянии, а главное — боеприпасы к ним.

— А тебе что надо? Просто так ты ж не будешь раздавать все, значит, что-то ищешь.

— Мне нужно, чтоб уточнили по бункерам Турции и близлежащих районов от Новороссийска про Виктора Кузьмина, моего напарника. Пропал без вести, когда отражали турецкий десант в Новороссийске. За информацию и особенно за помощь в нахождении отблагодарю, за попытку наколоть или кинуть смертельно обижусь и щадить не буду, не то время.

— Понял. Могу тебя свести с нужными людьми.

— Борисыч, не в службу, а в дружбу. Я его жене обещал сделать все, что смогу — тело его так и не нашли.

— Я понимаю. Ты там обещал что-то показать.

— А. Совсем забыл.

Отжав тангенту радиостанции, я вызвал Воропаева.

— Зяблик, это Феникс.

— На связи.

— Убери из груза подарок. Приготовь для выдачи получателям. Сейчас подойдет человек, отдашь ему все.

— Понял вас, Феникс.

Борисыч, услышав такой разговор, удивился.

— Ты что, там все заминировал?

— Конечно. А ты что думал, вдруг кидалово или вместо тебя кто-то другой придет. Я ж не мальчик.

— Понятно. Как всегда стараешься все просчитать?

— Конечно. Если б не просчитывал, то давно бы грохнули где-нибудь. Ну что, посмотрим подарки?

Минут через пять в дверь постучали, и через импровизированную переходную камеру в «Шишигу» загрузили несколько свертков с нашими подарками.

Когда распаковали груз, тут же присутствовали два человека из команды Борисыча. Народ начал с интересом рассматривать наши подарки. Я по мере способностей комментировал:

— Немецкий карабин «Маузер 98К», стоял на вооружении и Рейхсвера, и Вермахта. До сих пор считается одной из лучших магазинных неавтоматических винтовок. К каждой — боекомплект в пятьдесят патронов. Надежное и простое оружие. Таких тут двадцать штук. А вот это, Борисыч, лично от меня. — И протянул ему трофейный пистолет в деревянной кобуре. — «Маузер К96», армейский вариант, под патрон парабеллума. Все стволы в хорошем состоянии, отстреляны, смазаны. И на закуску. Тушенка, правда, тоже из стратегических запасов, но я сам пробовал, вполне съедобно. Двадцать банок. Думаю, для первого раза подарков достаточно?

Обалдевший Юрка только пожал руку. Но потом решил высказаться:

— Ну ты даешь. Вещь. На автоматы патронов не напасешься, а тут такие стволы. Что хочешь взамен?

— Мне нужны патроны для КПВТ, гранаты для подствольников и для АГС-17. Гранатометы. Нужны компьютеры. Лучше, конечно, ноутбуки, но сойдут и персоналки с живыми винтами и мониторами. Но главное, чтоб это все не фонило. Расплатиться могу вот такими стволами. Могу добавить пулеметы. Гранаты. Все рабочее, с консервации. Дальше уже буду смотреть, что предложат. Но, Борисыч, смотри не попали. Если что, буду работать через тебя. Начнут наезжать, вызовешь меня. Будем рубить хвосты по жесткому варианту.

— Да уж понятно. Хорошо, Серега. Брошу клич. Да тут и понятно, что товар ходовой, будет спрос.

— Чуть попозже выведешь на меня Черненко, надо будет перетереть с ним пару тем.

— Сделаю.

— Еще одна просьба. Если есть такая возможность, найди мне фейерверков, чем мощнее и красочнее, тем лучше.

— Хм. Зачем оно тебе?

— Да так, есть задумка. Ну ладно, все, разбегаемся.

Пожав друг другу руки, надев противогазы, мы вышли наружу. Дождались, пока машины развернутся и уедут, выждали еще минут десять, сняли сигнальные мины и растяжки и двинулись окружным путем к бункеру, соблюдая осторожность и следя, чтобы за нами никто не увязался.

Вернувшись в бункер, я рассказал Светлане и Марине о разговоре и ситуации на поверхности. Маринке очень понравилась моя инициатива относительно поиска ее мужа, моего друга.

Объявив по бункеру отдых до вечера, я занялся текущими делами. Но основное, что мне не давало покоя, — это постройка второго портала. Оборудование для него почти все было. Но, по моему убеждению, все, чего не хватало, можно было с успехом обнаружить в соседних домах.

Для размещения установки я решил использовать свой просторный подземный склад, к которому при случае можно сделать проход, чтобы с поверхности можно было загнать любую технику. Идея использования бронетранспортера в прошлом все не давала мне покоя. Может, если получится, где-нибудь подыскать Т-72 или на крайний случай БМП-1 или БМП-2 и на нем покуролесить у немцев в тылу.

Но это все мечты. А вот проблема установки нового канала в другую точку пространства, а если повезет, и времени, стояла достаточно актуально. Немцы скоро до нас доберутся в окрестностях Могилева. Времени остается — считанные дни.

Сегодня ночью должны были скинуть груз с боеприпасами, которые мы запрашивали. Для этого было подготовлено несколько светодиодных сборок в качестве фонарей. Около двух часов ночи, выйдя через портал, настроенный на точку выхода за Днепром, мы нашли небольшую поляну и стали ждать самолет. Минут через сорок ожидания наконец-то послышался треск легкого самолета. Выставив фонари в виде квадрата с более мощным фонарем в центре, мы стали ожидать сброс груза.

Нам скинули четыре контейнера с грузом на парашютах. Конечно, их раскидало, но не настолько далеко. Погода была не сильно ветреной. В каждом контейнере было по сто килограммов груза.

Всю ночь мы бегали и таскали эти грузы к точке выхода портала. Все приходилось делать в кромешной темноте, используя приборы ночного видения, соблюдая все меры предосторожности. Видимо, летчик был профессионалом и выкинул груз с одного захода.

Пока мы бегали и таскали мешки, точнее я больше командовал, а ребята таскали, Светлана, как всегда, контролировала радиоэфир на предмет реагирования немцев. Наблюдатели немцев слишком поздно обнаружили самолет, поэтому как-то существенно среагировать не смогли или не успели. Самолет прошел над лесом, и для создания впечатления ложного сброса сделал несколько кругов в местах, где мы раньше регулярно появлялись. Уже к рассвету операцию по приему груза можно было считать удачной. Единственное, что еще делали, это все контейнеры в срочном порядке уносили в дальние галереи, где их осторожно разбирали на случай закладки взрывного устройства. Но Москва не пошла на столь дешевую провокацию — все что просили, получили, даже сверх того.

Уже утром, я открыл портал на старом месте, вышел в эфир на пять минут и передал в Москву короткое сообщение о получении груза и ожидании самолета для эвакуации пакета.

Глава 31

Отоспавшись после ночных приключений, народ начал подтягиваться в столовую ближе к обеду. Я проснулся чуть раньше и все оставшееся время потратил на работу с вычислительным комплексом, просчитывая параметры новой установки, которая по размерам должна была позволить пропускать через себя современную технику. Все-таки идея использования в прошлом более серьезного вооружения не давала мне покоя.

Расчеты показывали, что для такого портала нужны совершенно иные энергетические ресурсы. Так держать портал, как мы это себе позволяем, не получится. Видимо, придется формировать систему накопителей для кратковременного поддержания устойчивого канала. Как вариант, поставить несколько отдельных генераторов и одновременно их включать. Вопрос в том, где их достать.

В первом приближении решил начать рыскать по округе, собирать генераторы от автомобилей. Если получится, найти бензиновые генераторы, которые, как правило, владельцы частных домов держат у себя.

После обеда стали в подвале готовить место для установки. В соседних домах вырывали силовые магистральные кабели и срезали их с поваленных опор системы электроснабжения. До вечера все были заняты. Пока копались по развалинам, о безопасности не забывали. Всегда где-нибудь сидели или Малой, или Марков и высматривали нежданных гостей.

По мере осмотра соседних зданий разрабатывали систему внешней обороны бункера. Наметили места для камер системы видеонаблюдения, места закладки фугасов на танкоопасных направлениях и места установки управляемых противопехотных мин и растяжек. Также оборудовали огневые точки для снайперов, пулеметчиков, гранатометчиков. Пару раз пришлось подорвать стены у соседних домов, чтобы создать завалы на направлениях, которые трудно контролировать и оборонять. Даже гараж, где стоял бронетранспортер, включили в систему обороны. При нападении БТР выводился на специально оборудованную позицию, откуда мог эффективно бороться с нападавшими с помощью бортового вооружения. При этом позиция была оборудована таким образом, что корпус бронетранспортера закрывала стена забора и видна была только башня с пулеметами. При невозможности вывести БТР на позицию просто открывались ворота гаража, и при этом тоже удавалось захватить достаточно неплохой сектор обстрела. Конечно, полноценную систему обороны создать не получалось из-за отсутствия должного количества взрывчатки. Но можно при случае запросить необходимое у предков. Канал поставки налажен.

Пройдясь по домам, мы нашли несколько бензиновых генераторов мощностью от одного до четырех киловатт. Все остовы автомобилей не оставались без внимания, обязательно оттуда снимались генераторы. В подвале соседнего дома оборудовалась импровизированная электростанция. К концу дня туда натаскали штук двенадцать автомобильных генераторов, затащили двигатель от легковушки и начали собирать для него станину и редуктор для передачи крутящего момента на большое количество автомобильных генераторов.

В прошлом ухудшилась погода, и высылка самолета за пакетом задерживалась минимум на двое суток, поэтому было время продолжить наши изыскания на ниве творения электростанции.

К вечеру на связь вышел Борисыч и намеками дал понять, что с нами хочет пообщаться полковник Черненко. Через два часа, встретившись со мной возле развалин пятиэтажки, Борисыч рассказал все обстоятельства.

Они вчера вывезли на Базар пять немецких винтовок на продажу. С учетом того, что, по слухам, Борисыч дружит с серьезными военными, которые походя разгромили два отряда Ильяса, появление у него нового оружия в великолепном состоянии вызвало живой интерес. Многие поняли, что пять винтовок — это только для изучения спроса. И там, откуда они, такого добра много. Доказательством этому служил новенький пистолет «Маузер» немецкого производства, с которым Борисыч расхаживал, как комиссар времен гражданской войны.

Поэтому посыпались осторожные предложения поговорить на предмет совместной торговли. Но хозяина Базара, полковника Черненко, больше интересовала проблема появления новой, неизвестной силы. Сейчас сложилось некоторое подобие устоявшегося мира, нарушение которого может привести к новой волне боевых столкновений. А это по большому счету не нужно никому.

Наскоки того же Ильяса выглядят как обычные бандитские выходки, направленные на упрочнение авторитета и занятие своего места в новом, сложившемся сообществе.

Но новички, не входя в контакт сразу, без разговоров и выяснения отношений, дали по зубам одной из сильных и агрессивных банд. Такое можно расценивать как попытку подмять под себя весь регион. По идее, следующее, что можно ожидать от агрессивных новичков, это удар по самой сильной и уважаемой группировке полковника Черненко. Поэтому интерес военных понятен.

— Хорошо, Борисыч. Устрой мне с ним встречу. В данной ситуации ты будешь гарантом неприкосновенности и для меня, и для него. Предупреди, что любая попытка необдуманных действий будет расцениваться как акт агрессии и будет жестко пресечена.

— Ну, я от тебя такого ответа и ждал. Поэтому от него уже получил согласие на такую встречу. Время и место назначаешь ты, от себя я добавил, что ему бояться нечего, так как он с тобой знаком, но кто ты, он узнает при встрече.

— Молодец, все правильно сделал. Завтра утром и встретимся. Время и место я сообщу тебе нашим кодом. Пусть приезжает, но берет с собой не более двух человек.

— Понятно. Тогда до завтра.

Мы пожали друг другу руки и расстались.

Вечером для приличия отправил в Москву 41-го телеграмму с просьбой подготовить электрическое питание для специальных приборов в параметрах двести двадцать вольт переменного тока. К стыду своему я не знал, какое напряжение использовалось в электрических сетях в то время, поэтому решил подстраховаться. Особенно уточнил, что напряжение должно быть очень стабильным, и защищено от случайных всплесков. Это я так уже для проформы. Но желание отправить в Москву простую персоналку и не забивать голову с передачей пакетов, а использовать радиомодемы или просто передавать дискету или флэшку не давало мне покоя. Да и при случае можно будет им подкинуть программы по дешифровке кода «Энигмы».

Как вариант — просто с помощью генератора случайных чисел нагнать несколько сотен мегабайт случайных чисел и использовать это как неповторяющиеся кодовые таблицы. Пусть немцы потом мучаются, расшифровывают. А так, вбил текст сообщения, кликнул один раз мышкой — и все, вот вам результат. Но чувства бывшего работника компьютерной фирмы подсказывали, что придется лететь в Москву и настраивать компьютер.

Москва подтвердила свою готовность к сотрудничеству, и прогноз погоды на следующую неделю был благоприятный, так что через день можно было бы организовать эвакуацию генерала и передачу пакета.

В ответ я набрался наглости и попросил по возможности прислать взрывчатки, гранат и, если есть, немецкие боеприпасы для карабинов и пистолетов.

После чего я подкатил к Маринке и попросил мне дать развернутый доклад по антибиотикам, технологии их производства и по возможности попытаться ее адаптировать под мощности 1941 года. По-моему, в условиях тотальной войны это не менее важно, нежели технологии производства крылатых ракет и ядерных боеприпасов.

Озадачив Марину, которая уже целеустремленно рванула в сторону вычислительного центра, сам двинулся в свой бокс хоть чуть-чуть поспать. Завтра опять трудный день, а раненое плечо еще не до конца зажило и часто при сильной нагрузке начинает болеть так, что хочется лезть на стены.

Утром на джипе и бронетранспортере мы выдвинулись в сторону московской трассы, где были преимущественно поля и открытые пространства. Там замаскировали бронетранспортер, в котором оба пулемета — и ПКТ, и КПВТ — были заряжены патронами, полученными в 1941 году, а родной боекомплект был рядом, но хранился для особого случая. То, что ПКТ на тех патронах будет работать безотказно, я не сомневался, а вот насчет КПВТ были некоторые сомнения, ведь в наше время использовались патроны с лакированными стальными гильзами, а прислали с латунными, но ситуация не предполагала огневого контакта, поэтому все-таки решили использовать патроны с латунными гильзами. Но, думаю, на пять-десять выстрелов хватит. Все равно аргумент в местных условиях весьма весомый, учитывая смехотворную защиту большинства местных средств передвижения.

Замаскировавшись и распределив позиции и секторы обстрела для снайперов и пулеметчика, я оставил возле себя Вяткина и Воропаева. Мы стали спокойно ждать возле джипа, который поставили на видном месте. После чего я связался с Борисычем и дал ему кодовую информацию о месте и времени встречи. В запасе у меня был еще час, так что было время поговорить. Очень часто в последнее время ребята из моей команды задавали вопросы о нашем времени и о том, как мы дошли до такой жизни. Вяткин, Малой и Марков, более старшие, часто понимали меня намного лучше, нежели молодые, воспитанные уже в Советском Союзе, Миронов и Воропаев.

Их интересовало буквально все, как развивалась страна, как победили в войне, как потом жили и как мы все это потеряли, променяли на крашеную резаную бумагу и мнимые свободы. Я старался быть честным и объективным. Эти люди живут со мной несколько месяцев, уже стали как члены семьи, поэтому любую фальшь или недосказанность почувствуют сразу. Да и авторитет командира требовал быть объективным даже перед самим собой. Отвечая на их вопросы, часто приходилось глубоко задумываться, как-то получалось взглянуть на нашу новейшую историю не затуманенным потоками информации взглядом выходца двадцать первого века, а как бы со стороны. Может быть, таким образом учились не сколько они, а больше я сам.

Вот в таких беседах незаметно пролетел час. На дороге показалась колонна техники. Впереди шел БТР-80, практически такой же, как и у нас, но за километр он остановился, направив в нашу сторону пулемет. За ним шли уже знакомый трофейный джип, доставшийся Борисычу после стычки с бандитами, и второй, почти такой же, но с камуфлированной окраской, сразу выдающий свою принадлежность к вооруженным силам.

Не доезжая до нас метров пятидесяти, они снова остановились. Из переднего джипа бодренько выпрыгнул Борисыч, что характерно, с подаренным «Маузером» на боку. Форсит старый друг. А вот из второго выпрыгнули двое, и один остался за рулем.

Полковника Черненко я узнал почти сразу. Властную, уверенную походку старшего офицера, который привык ходить по части и гонять нерадивых дежурных и дневальных, трудно забыть. Поэтому, оставив сзади моих сопровождающих, я сам двинулся навстречу. Боец, вышедший вместе с Черненко, по его кивку остался возле машины, а мне навстречу двинулись только Борисыч и полковник.

Тут ожила радиостанция. Светлана из бункера контролировала радиоэфир и доложила о работе сразу двух радиопередатчиков в непосредственной близости от места встречи. Пришлось реагировать.

— Всем. Это Феникс, у нас гости, усилить наблюдение.

Выслушав подтверждения от всех бойцов, я продолжил движение навстречу Черненко. Когда до него оставалось шагов пять, на связь вышел Миронов.

— Феникс, это Кукушка-два, в леске вижу движение. Человек пять скрытно подбираются с фланга.

— Кукушка-два, вас понял. Возьмите их на прицел.

— Вас понял.

— Злой, на связь, это Феникс.

— На связи.

— Слева, в лесочке, гости, возьми на контроль.

— Вас понял. Выполняю.

Марков, который разместился в башне замаскированного бронетранспортера и управлял бортовым вооружением, незамедлительно взял лесок на прицел КПВТ.

На всякий случай вызываю Малого:

— Кукушка-один, на связь, это Феникс.

— На связи.

— Присмотрись. Может, те ребята в лесочке отвлекают внимание.

— Вас понял.

Но напряжение нарастало — то, что ситуация становится неконтролируемой, мне не очень нравилось. Разве что это люди Черненко, он тоже не простой дядя. Находясь возле него, можно рассчитывать, что ситуация не выйдет из под контроля, а если он притащил за собой хвост, то могут возникнуть непредвиденные осложнения.

Придется играть спектакль до конца.

Мы стояли друг напротив друга. Борисыч выглядел спокойным, в отличие от своего спутника. Тот был напряжен, как натянутая струна. Только выдержка позволяла ему казаться спокойным.

Постояв так с минуту, я жестом показал в сторону своего джипа. Черненко чуть помедлил, а Борисыч без всякого волнения двинулся со мной. Подойдя к джипу, я дал команду Вяткину побыть снаружи, а сам забрался в машину. Борисыч и Черненко последовали за мной.

Там все поснимали противогазы и наконец-то смогли рассмотреть друг друга.

Вот когда полковник удивился.

— А ведь я тебя знаю. Ты же наш, был в банке, в службе безопасности, а когда началась война — к россиянам подался, в сводный батальон морской пехоты. Капитан Оргулов, если не ошибаюсь?

— Да, Михаил Григорьевич, он самый.

— Вот конспираторы, — в сердцах высказался он и потом уже стал наскакивать на Борисыча: — А ты чего, сразу сказать не мог? Устроили тут встречу боссов мафии. Я ж его помню. Когда возле водохранилища колонну татар накрыли и потом, когда по горам бандитов отлавливали.

Хорошо, что он вспомнил, значит, первый уровень доверия получен. Будем гнуть дальше, у меня на эту встречу большие надежды.

— Михаил Григорьевич, да и я вас прекрасно помню, поэтому и согласился на эту встречу. А Борисыча попросил не афишировать мое участие. Сами понимаете, мы с вами люди военные. А тут войну много всякой швали пережило.

— Да уж, тут ты прав. В новых условиях те же проблемы. Но ты где пропадал столько времени? Знай, что ты где-то рядом, давно бы с тобой связался. Тем более недавно про тебя вспоминали.

— Да есть причины. Только, Михаил Григорьевич, давайте сразу расставим приоритеты. Как я говорил, надеюсь, Юра вам передал мои гарантии, кому-кому, а вам не стоит меня опасаться.

— Да теперь понятно становится. Это твоя группа боевиков Ильяса пощипала?

— Нет, та вся полегла, последних потерял уже после ядерной бомбардировки. Это новые, но с опытом. Только проблема в том, что или ваши люди рядом бродят, или вы за собой хвост притащили. Тут вокруг какое-то шевеление началось. Все пока под контролем, если что начнется, задавим, но главное, чтоб с вашими ребятами не схлестнуться.

— Вот сразу тебя капитан узнаю. Как был хитрым перестраховщиком, так и остался. Поди, где-нибудь парочка снайперов засела и пулеметик припасен. Да, это мои ребята. Если ты про лесочек.

— Да, там мои засекли пятерых человек. Свяжитесь с ними, чтоб не шалили, а то ведь накроют их.

— Хорошо.

Вытащив из кармана радиостанцию, он стал связываться со старшим группы:

— Бычок, это Ромб.

— На связи, Ромб.

— Сильно не суетитесь, тут свои, старые знакомые, и твои, кстати, тоже. Они вас обнаружили и на прицеле держат. Оставайтесь на позиции.

— Вас понял, Ромб.

Дослушав переговоры Черненко со старшим группы, я сам задал вопрос:

— Бычок? У меня в группе был Сашка Артемьев, у него был такой позывной.

— Так это он и есть.

— Михаил Григорьевич, моя группа попала в засаду, и всех положили, сам с трудом прорвался. Он не может быть живым. Он и еще трое ехали в передовом дозоре и их расстреляли из засады.

— Да вот так получилось. Когда вас зажали и ты ушел на прорыв, мы уже подоспели, когда татары потрошили машину. Вот там твоего Сашку, и не только его, успели отбить. Правда, без сознания, досталось ему крепко.

Мне стало действительно плохо. Тогда получается, что я оставил своих людей, хотя был их командиром. Сам вырвался из засады. Но они-то остались. Да, я спасал груз. Но все равно частенько вспоминал тот день, и становилось стыдно. Глухим голосом спросил:

— Кто еще выжил?

Черненко, видимо, понял, что меня гложет.

— Не вини себя, ты все правильно сделал. Если бы не вырвался, то и тебя бы там кончили. А пока они за тобой гонялись, разделились, и мы успели завалить тех, кто возле джипа остался потрошить мертвых.

— Да понятно. Но все равно как-то неприятно. Все-таки сколько вместе были. Кто еще остался?

— Девушка, Екатерина Артемьева. Она у тебя снайпером была.

— Да вообще-то у нее другая фамилия была.

— Так она за твоего Сашку и вышла замуж. Недавно родила.

— Вот как. Прямо груз с плеч. Если честно, то ее было жалко больше всего. Молодая, красивая девчонка, но снайпер от Бога. Я сам потом долго от этого всего отходил. Если б был бы пьющим, то, наверно, спился бы.

— Да ладно, Сергей, история старая. Но вот насчет груза, который вы вывезли из Новороссийска, думаю, спрашивать не стоит?

— Нет, не стоит. Когда придет время, сам все расскажу. Там все очень серьезно. Возможно, это нам поможет выжить.

— Понятно. Мы с тобой не так много общались, но гнидой ты никогда не был. Да и твои ребята зла не держат. Недавно поминали тебя. Так что долго жить будешь.

— Ой, надеюсь.

— Ну, что будем дальше делать? Тут Ильяс землю роет, хочет с тобой повидаться. Должок у него к тебе.

— Да флаг в руки. Вы только укажите, где они обитают. Мы им устроим несколько сюрпризов. Пусть вспоминают, что такое антипартизанская тактика. Замучаются на растяжках подрываться да от снайперов прятаться.

— Да. Изменился ты, раньше поосторожнее был.

— Это так, к слову. Как я понял, вы хотели убедиться, что с нашим появлением не начнется передела власти, что может повлечь за собой боевые действия.

— Ну, что-то вроде того. Уж слишком вы резво влились в общество. Тут Киев пытается что-то диктовать. Несколько раз приезжали эмиссары налаживать связь. В общем, идет попытка организовать некоторое подобие государства. А в реале обложить данью регионы. Турки лезут, у них с радиацией посложнее, вот и пытаются найти более подходящие территории. Местные татары, как исчезло государство, сразу попытались организовать рабовладельческий строй. Ты с ними тоже повоевал, знаешь, что за публика. И без тебя тяжело, но вроде как замирились, по-крупному уже никто не воюет, а по-мелкому постоянные стычки. Пытаемся как-то ужиться.

— Да не получится, максимум выйдет что-то типа феодального общества. А учитывая наш менталитет, то большое бандитское государство с вечно враждующими группировками.

— Да, и хотел узнать, кто за вами стоит.

— Из тех, кого вы знаете, за нами никто не стоит. Считайте третья сила. С интересами, не противоречащими вашим, но ставящими более серьезные и глобальные задачи.

— Вот как. Ну что ж, посмотрим. Я пока в большую политику не лезу. Но укорот кому надо даю. Проблема, людей мало. А тут ты появляешься, причем начинаешь торговать оружием, которое, скорее всего, лежало с незапамятных времен на дальних складах. Вот что будет дальше?

— А ничего. Буду торговать. На любые попытки наехать буду бить сразу, без предупреждения. Определимся по мере общения. Но если что, Михаил Григорьевич, в случае обострения ситуации можете на меня положиться.

— И на какие силы я могу рассчитывать.

— Ну не держите меня за такого уж мальчика. Так грубо прощупывать. Это уже просто смешно. Силы достаточно, чтоб с нами считались. А вот с Сашкой Артемьевым мне бы хотелось переговорить.

— Хочешь его переманить?

— Да. Дело, которым я занимаюсь, слишком важно и мне нужны проверенные, подготовленные люди. Если честно, то вот эти ваши дрязги мне как-то неинтересны и влезать не собираюсь. Только торговля. Вас-то я тоже знаю. Так что, думаю, сработаемся. А вот вашего Ильяса надо будет закопать.

— Нужно конечно, вот только сил у меня не хватит. Да и боеприпасов и горючего маловато. Может, что подбросишь?

— Пара пулеметов с боеприпасами устроит?

— Естественно. Сейчас это редкость.

— Не проблема. Сейчас организуем. Чего-то подобного я и ожидал.

В кузове джипа лежали, завернутые в брезент, два MG-34 с двумя боекомплектами к каждому. Плюс пять карабинов «Маузер». Все это было приготовлено в качестве подарка старому знакомому.

Черненко вызвал из лесочка Сашку Артемьева, и пока он подходил, мы обговорили некоторые детали будущего сотрудничества, порядок связи и варианты взаимодействия.

Глава 32

Конечно, полного доверия быть не может. Времена изменились, да и мы с Черненко никогда друзьями не были — так, пересеклись на войне несколько раз и все, единственное, что можно учитывать, это характеристики людей, которых мы уважаем. К таким я относил Борисыча, да и Сашка Артемьев у кого попало не остался бы. Поэтому при контактах с полковником придется в любом случае соблюдать меры предосторожности. То, что и он так же думает, я не сомневался. Иначе бы он у власти не удержался.

Пока я демонстрировал Черненко стреляющие подарки, к нам подошел Сашка. Его невысокую худощавую фигуру было трудно не узнать, даже несмотря на маскировочный костюм и маску противогаза.

Когда подарки силами моих бойцов были перенесены в машину Черненко, нам с Артемьевым наконец-то удалось снова залезть в мой джип и поговорить.

До этого момента он не понимал, с кем ему предстоит разговаривать. И приказ нынешнего командира пообщаться с представителем новоявленных беспредельщиков его насторожил. То, как была устроена встреча, и факт обнаружения его группы говорили о том, что ребята непростые, да и информация об уничтожении боевиков Ильяса заставляла уважать этих людей. Видно, что не простые бандиты, и с такими нужно либо дружить, либо уничтожать.

Мы сели, я на водительское место, он рядом. Когда я снял противогаз, то увидел, как у него расширились глаза.

— Привет, Саня, давно не виделись.

Сашка рывком сорвал с себя маску и чуть ли не зашипел:

— Командир. Ёть. Живой. А мы тебя уже давно похоронили. Даже помянули недавно, а ты вон жив и здоров.

— Саня, я виноват перед вами, что оставил там. Сам не знаю, как самому удалось выжить, все, кто был со мной тогда в машине, погибли.

— Командир, да ты что? Какие обиды! Мы сколько раз засады устраивали, и вариант уцелеть — только прорваться. Ты все сделал правильно.

— Ты не держишь на меня зла?

— Нет конечно, наоборот рад, что ты жив. Если честно, то ждал, когда ты объявишься. Тогда, на ЮБК, после ядерного удара по Мухолатке, ты ж говорил, что у тебя где-то есть надежное укрытие, и мы идем туда. Вот я и верил, что кто-то из нашей команды, кроме меня и Катюхи, выжил. Знаешь, надо же во что-то верить.

— Тут я с тобой согласен, в таких условиях надо во что-то верить. Во что-то светлое. Иначе опустишься до состояния зверя. Кстати, хочу с сыном поздравить. Ты, помню, за Катюхой давно бегал.

— Так получилось, а тут вдвоем остались. Хотя она и на тебя посматривала.

Тут он как-то странно посмотрел на меня, но этот взгляд я понял.

— Блин, Саня. Ты еще тут мексиканские страсти начни разыгрывать. У меня есть жена, и если ты помнишь, я никогда не мешал ни тебе, ни кому другому ухаживать за Катериной, и не давал никому повода ревновать ко мне. Так что давай эту тему не поднимать. Она твоя жена, и у вас ребенок. Все. Больше я на эту тему разговаривать не буду.

Санька, видно, понял, что я не шучу. И стал оправдываться. Вот теперь это точно тот Санька Артемьев, боец моего отряда, шалопай и болтун. Но при этом неплохой боец. Надежный, как автомат Калашникова.

— Что дальше, командир, будем делать?

— Саня, смотри, ситуация непростая, пока ты под Черненко ходишь, а особенно Катя с ребенком у него, я тебя в свои дела ввести не смогу. Михаил Григорьевич, конечно, не мудак, но попробовать тебя вербануть и заставить тебя собирать информацию про мои дела и сливать ему, это он вполне может. Так что тут сам понимаешь. Надо все по-умному сделать. Я ему тут подарки отдал, думаю, попустится, но фортели от него можно ожидать. Все-таки он же из ментов.

— Да ты, командир, как всегда все усложняешь. Отпустит, куда он денется. Слышал бы ты, какие про вас уже слухи ходят на Базаре.

— Интересно, и что?

— Говорят, что русская спецура приехала и будет готовить Крым для переселения россиян из зараженных районов.

— Ты сам-то в это веришь?

— Теперь не очень. Но думаю, Черненко будет выгодно с тобой дружить. Да и Ильяс поутихнет.

— Я тоже так думаю. Ему нужны союзники, а тут в самый раз мы появились. Темная лошадка, которая с ходу потоптала главных шакалов. Кстати, как там Катюха и как ребенок?

— Да нормально вроде, но как он может в бункере расти, бледный, худой. Жалко. Синего неба не увидит и в море не поплескается.

Я про себя хмыкнул. Вот тут при хорошем раскладе можно ему и помочь.

— Саня, давай так сделаем. Конечно, Черненко будет вынужден вас отпустить. Я его сейчас на такую иглу с боеприпасами и оружием подсажу, что ему и рыпаться смысла не будет, а ты собирай супругу с ребенком. Помнишь жену Витьки Кузьмина, она же педиатр, поможет Катюхе, да и медикаменты есть.

— Так она с вами? А Мишка Авдеев, ты его же не просто так в Севастополе оставил? Наверно, семьи должен был вывезти.

— Да, должен был. На засаду налетели, от него и его семьи только маленькая дочка осталась. А так все мои и Витьки Кузьмина, спаслись.

— Так ты, оказывается, давно к этому готовился. Молодец.

— Да если б не та засада, и вы бы со мной были. Тут так получилось. Так что, Саня, ты мне нужен, и не только как толковый подрывник. Мне нужен соратник. Дела серьезные намечаются. Главное — не предавай. Ребята, с которыми я сейчас работаю, не раз проверены, но нужен кто-то из старичков, с кем тут по лесам помотался. Потом поймешь почему.

Сашка заулыбался.

— Вот чего-чего, а скучно с тобой, командир, никогда не было. Сейчас как-то этого не хватает.

— Только не говори, что ты адреналиновым наркоманом при мне стал.

— Да нет, не в этом дело. Как-то все измельчало, серое стало. Тоска. Если б не Катя и сын, то может быть и запил.

— Хорошо, я понял тебя, с Черненко и я поговорю, да и ты со своей стороны поднажми. Готовь переезд семьи. Давай на завтра это спланируем. У меня завтра ночью интересная встреча намечается. Как раз ты будешь очень нужен.

Разговор с Черненко на эту тему был краткий. Он сразу понял результат нашего разговора с Артемьевым и по большому счету не стал препятствовать. После намека, что подарок в виде двух пулеметов и винтовок вполне неплохая компенсация за возвращение бывшего подчиненного, он вполне благосклонно отнесся еще к десятку немецких наступательных гранат.

Еще одну тему поднял Борисыч. Он опасался, что боевики Ильяса начнут охоту на его людей, пытаясь добраться до меня. Что ж, я на месте бандитов так бы и поступил. Надеюсь, в течение трех-четырех дней, пока мы не закончили основные дела в 41-м году, он не предпримет ничего особенного. Несмотря на замашки буйного бандита, он не создавал впечатление законченного отморозка. Поэтому ему необходимо время для сбора предварительной информации о противнике.

Оговорив на завтра место встречи, где будем забирать Саньку с его женой, пожав друг другу руки, мы расстались.

Дождавшись, когда кортеж Черненко и джип Борисыча ушли из зоны видимости, я выслал вперед дозор, уточнить оставил ли кто любопытный своих наблюдателей. Еще не хватало раньше времени на хвосте каких-нибудь благодетелей притащить.

Известие, что скоро наше сообщество увеличится на два с половиной человека, привлекло всеобщее внимание. Хотя жена и Марина знали Артемьевых, но все равно они были удивлены. В глазах Марины я видел дикую надежду, что, может быть, где-то и ее Витька живой и когда-нибудь вернется.

Весь оставшийся день мы потратили на улучшение системы обороны бункера и дальнейшую постройку большого портала, который, по идее, должен был обеспечить новую степень свободы в наших дальнейших действиях и возможность более полного использования преимуществ портала во времени.

Отлаживая новую энергоустановку, состоящую из большого количества генераторов и нескольких двигателей от автомобилей, я пытался добиться хоть какой-то стабильности и синхронности. Исходя из предварительных расчетов, получалось, что для поддержания хотя бы десятиминутного портала необходимо накапливать энергию в течение двух часов работы такой вот импровизированной электростанции. Потом, по идее, канал становился нестабильным и отключался. Пришлось еще в одном соседнем доме оборудовать подвал под электростанцию.

Проведя новые расчеты, я получил, что такими темпами удастся получить стабильный канал на полчаса, после чего пользование каналом становится опасным. Затем требуется часовая перезагрузка и перезарядка установки. В таких условиях можно работать, но весьма осторожно, учитывая, что если в прошлом возникнет опасность, уже не будет возможности юркнуть в портал.

Еще одной из проблем был возможный обратный всплеск энергии при самопроизвольном отключении портала такого размера — это происходит по аналогии с большим дросселем, при подключении к нему источника постоянного напряжения и последующем отключении. На концах катушки происходит кратковременный скачок напряжения. И при высокой индуктивности этого скачка достаточно, чтобы зажечь лампу дневного света. А применительно к порталу, чтобы разнести вдребезги весь дом, в подвале которого расположена установка.

Поэтому пришлось в программу управления порталом вносить коррективы и устанавливать особо жесткие условия на управление временем работы и уровнем энергии в волновой линзе. С учетом опасности самого портала пришлось переносить пост управления на большое расстояние. И после серьезного и долгого обсуждения я решил перенести портал во вместительный гараж соседнего здания, куда тут же постановили провести защищенный подземный ход. Работа, конечно, не быстрая, но учитывая реалии нашего времени, возможность нападения и радиационную обстановку на поверхности, лучше сократить время пребывания на открытом пространстве. Поэтому пока Малой и Воропаев наблюдали за окрестностями, мы с Марковым занимались укреплением гаража, в котором будет размещена установка. А Миронов и Вяткин начали с помощью перфоратора прокладывать подземный ход.

Для обеспечения нормальных условий в зале с установкой решили сделать что-то вроде переходного тамбура. Для этого, используя найденный в одном из домов окаменевший цемент и сухие строительные смеси, сделали дополнительную кладку с воротами внутри гаража. Возможность загнать внутрь технику, провести дезактивацию и отправить ее в прошлое была бы не лишней, чтобы под рукой были более весомые аргументы при встрече с немцами, нежели автоматы и гранатометы.

К вечеру удалось пробить и укрепить подземный ход длиной всего около восьми метров. Зато на поверхности наши успехи были более весомыми. Тамбур сделали и даже заштукатурили. Ворота внутри гаража укрепили и на стыках поставили резиновые прокладки для создания некоторого подобия герметичности. Во всяком случае, сквозняка не было и, значит, радиоактивную пыль не пропускало. Такие же самые действия были проведены относительно основной двери гаража. Для тамбура нашли пылесос, которым тут же провели уборку всех помещений, высасывая пыль. После небольшого отдыха пошли помогать копать новую галерею. Миронова и Вяткина, как самых замученных, отправили на наблюдательный пост, а Малого и Воропаева в забой. Вот так, до глубокого вечера и работали.

Самое интересное, что народ не роптал, я им с самого начала объяснил, что хочу и зачем, и они прониклись этой необходимостью. Все-таки это были люди того времени, и работали и воевали они со мной до тех пор, пока я что-то делал для борьбы с немцами.

На утро была запланирована операция по перевозке Артемьева с женой в наш бункер, с соблюдением при этом всех мер предосторожности.

Наша маленькая колонна, состоявшая из бронетранспортера и джипа, выдвинулась к окраинам Симферополя около десяти утра. Двенадцать километров преодолевали около часа, из-за необходимости сделать крюк и выйти к городу с другого направления. При этом вперед выезжал джип, на котором была укреплена видеокамера с тепловизором, и проводилось тщательное исследование дороги на предмет наблюдателей и засады. Подъезжая к городу, одного такого наблюдателя срисовали в остатках девятиэтажек. Он, правда, и не скрывался, вышел на связь на частоте портативок, принятой тут для общения, и запросил данные о том, кто мы и к кому направляемся. Лезть в развалины города, где куча мест для организации засады, было бы весьма опасным, поэтому, рассредоточив бойцов, я стал ожидать Черненко. Вскоре появился Борисыч, который старался, используя наше знакомство, поправить свое материальное положение, которое оказалось не самым лучшим. По некоторым намекам, его группа была на грани голода. У других выживших дела были не лучше. Поэтому появление в регионе новой группы, обеспеченной чистыми продуктами и оружием, вызвало ажиотаж.

Обменявшись паролями с Борисычем, я позволил его джипу подъехать к нашим позициям. Там мы забрались в бронетранспортер, где у нас было полчаса, чтобы нормально пообщаться.

— Здорово, Борисыч. Ну, что тут новенького случилось? Если честно, то меня волнует ваш джигит недорезанный. Думаю, скоро придется с ним по-серьезному схлестнуться.

— Да уж, на Базаре его люди начали к моим цепляться. Все стараются про тебя выспросить.

— И что твои разболтали?

— То, что договаривались, что военные из Севастопольских морпехов. Хотя сегодня опять утром цапнулись, одного моего подрезали, правда, не сильно, ребята Черненко вмешались. Но ситуация накаляется. — И Борисыч невесело ухмыльнулся.

Я в сердцах выругался.

— Вот только этого еще не хватало. Ко всему, еще тут воевать придется. Какая численность банды Ильяса, где они дислоцируются? Есть у них что-то посерьезнее джипов с пулеметами?

— У него реальных бойцов человек сорок осталось, плюс женщины, дети и человек тридцать рабов. Засели в Перевальном, захватив бункер вояк с семьями офицеров. Стянули к себе всю возможную технику, но горючки почти не осталось, поэтому гоняют в основном на джипах, иногда выгоняют бронетранспортеры, когда серьезные разборки происходят.

— Что с боеприпасами? Судя по тому, что в бэтээре было патронов немного, то мне кажется, боеприпасы для серьезного оружия уже дефицит. Да и для стрелкового оружия что-то не густо.

— Да у всех сейчас так, хранят некоторые запасы на черный день, а в основном пользуются обычным стрелковым оружием. Некоторые начали использовать даже патроны-самоделки, переделанные из охотничьих патронов.

— Понятно, учитывая, что там горно-лесистая местность, то воевать с бандитами, да еще возле их базы, будет весьма проблематично. Хотя, если у них есть техника, то это может быть очень интересным. Пара бээмпэшек и бэтээров нам бы не помешала, с горючкой особых проблем не будет.

И тут я понял, что сболтнул лишнее.

— Серега, так ты оказывается богатенький Буратино? Может, поделишься, а то действительно положение вообще тяжелое. Ну хотя бы немного продуктов и горючего. А то люди от безнадеги уже начинают есть фонящие продукты, для детей пока стараемся выделять все «чистое», но и того уже мало. Чистой воды практически не осталось, стараемся как-то фильтровать внешнюю, но сам понимаешь, нормально такой водой не помоешься и не приготовишь еды.

Жалко Борисыча, чувствуется, что у него на плечах тяжелый груз ответственности за людей.

— Борисыч, ты меня за кого держишь? Я что, по-твоему, на складах сижу? Или свой супермаркет имею?

— Многие так и считают. Да и оружие в хорошем состоянии, вот народ и думает, что ты захватил себе склады глубокой консервации. А сейчас решил поторговать.

— Да, Борисыч, если б оно было так, то я б сильно не волновался. Но это так, случайно ко мне попало, вот решил использовать. Ты не думай, что у меня запасы бездонные. Этого ненадолго хватит. Сами еле перебиваемся. Но при необходимости могу заказать такого добра побольше. Если повезет, то и советское оружие типа винтовок Мосина или тех же ППШ. Но это зависит от того, как здесь дела пойдут.

Борисыч сразу перешел на деловой тон.

— И что же тебя тут интересует? Край и так разграблен во время войны.

— А я тебе говорил. Реально мне тут нужна спокойная площадка для работы и сбора высокотехнологической информации. И пока тут шуруют ребята типа Ильяса, серьезной работы в этом регионе быть не может.

Борисыч бросил на меня пытливый взгляд.

— Это как-то связано с возможностью спасения цивилизации? Просто так информация не будет собираться.

— Само собой, только, Борисыч, смотри, я тебя давно знаю, и на твоем месте сильно бы не распространялся на эти темы. Когда начнется эвакуация оставшихся в живых людей, лучше, чтоб ты был на моей стороне.

— Ох, Серега, темнишь ты что-то. Сколько тебя знаю, всегда что-то крутил по-тихому. Но при этом не предавал. Остается надеяться, что ты не шутишь и у нас действительно есть шанс. Кроме надежды, ничего уже не осталось. Ну сейчас хоть чем-то поможешь?

— У тебя что, в бункере нет скважины?

— Да была, только там все давно заржавело и вода никакая.

— Хорошо, Борисыч. Здесь в бэтээре две двадцатилитровые канистры с питьевой водой, бочка с технической водой и сорокакилограммовый мешок риса. С горючкой пока напряг, но все решаемо, и в ближайшее время помогу тебе.

— Хорошо, Серега, очень поможешь. Что думаешь дальше делать?

— Да вот решу пару вопросов, которые пока не дают покоя, потом займусь твоим Ильясом.

— Он не только мой.

— Да не цепляйся к словам. Думаю, и Черненко подпишется.

— А вот тут я бы сильно не надеялся. Он мужик неплохой, но уже навоевался, да и людей у него немного осталось. Нужны серьезные основания, чтобы он опять полез в мясорубку. Запросто можно положить много народа, да и Ильяс там неплохо окопался.

— А вот с этого момента поподробнее. У тебя есть информация по его бункеру и системе обороны?

— Так, общие наметки. Тот же Артемьев лучше знает. Месяца два назад тут был конфликт с Ильясом — он перехватил партию продуктов, что везли из Херсона торговцы для Черненко. В живых никого не оставили, но все знают, что это Ильяс, вот Артемьев там все и облазил. После чего Черненко и не стал раздувать дело, решил сделать вид, что его это не касается. Не по зубам ему разгромить Ильяса в его логове, даже если всю свою броню выкопает и бросит на штурм. Тем более у него там до сих пор семьи офицеров, которые в случае чего будут хорошими заложниками. Хотя, но слухам, часть народа он давно уже туркам продал за наркоту.

— Да, это проблема. Но надо что-то решать. Хорошо, сейчас Черненко подкатит, с ним и с Сашкой поговорим на эту тему. Еще не хватало мотаться по Крыму и ожидать, что какой-то джигит из гранатомета разнесет нас из засады.

— Тут и без Ильяса таких веселых ребят хватает.

— Это как раз и волнует. Не было бы таких беспредельщиков, давно бы эвакуацию организовали. А так приходится вести себя как на территории, занятой противником.

— Мы уже как-то привыкли. Значит, возможна эвакуация? И куда?

— Борисыч, не цепляйся к словам. Если у меня все получится, то появится шанс выжить, а не тихо подохнуть от радиации и голода.

— Понял тебя, Серега, если не врешь, то я с тобой, и можешь располагать моими возможностями. Но если можно, то необходимо побыстрее детей эвакуировать.

— Я знаю, Борисыч, поэтому сделаю все, чтоб помочь.

Глава 33

В такой беседе подошло время встречи с Черненко. От его приглашения посетить Базар я отказался и особого желания там появляться не испытывал. Надо по возможности давать противнику меньше информации о себе. А то, что тучки потихоньку сходятся над моим бункером, я уже чувствовал, и чем быстрее мы нанесем упреждающий удар по бандитам, тем будет лучше. Еще одна тайная мысль не давала покоя. Наверняка там бункер побольше нашего, и есть бронетехника. Было бы неплохо перенести операционную базу туда и разместить там большой портал. Но для такого нужно набрать побольше единомышленников и бойцов. Можно, конечно, привлечь часть отряда того же Чистякова из 41-го года, тем более человек пятнадцать воевали со мной в Могилеве. Народ обстрелянный и проверенный. Тут нужно будет подумать об организации постоянной перевалочной базы со смешанным гарнизоном из бойцов нашего времени и солдат из 41-го года, причем все будут понимать полезность такой работы. Но как изъять из состава отряда Чистякова бойцов? Сам отряд не такой уж большой, на такие действия могут посмотреть косо. Конечно, мой особый статус никто оспаривать не будет, но это наведет на подозрения, ведь руководство СССР уже знает, что мы из будущего, и рано или поздно попробует нас проверить на крепость. Как вариант, можно освободить один из накопительных лагерей для военнопленных в 41-м, этими солдатами разбавить отряд Чистякова и под шумок вытянуть своих ребят. Я же видел, как они в прошлый раз смотрели на тех, кто остался со мной. Их можно понять. Одно дело воевать с энкавэдэшником, который больше оперативник, нежели командир пехотного подразделения, и вся его тактическая подготовка сводится к лобовым атакам, а другое — с подготовленным и имеющим опыт командиром.

Надеюсь, энкавэдэшники не проработали такой вот ситуации и не подготовили среди бойцов своего агента. Но это в будущем, а пока нужно спокойно и без приключений вытащить Саньку с семьей и еще его проработать, вдруг ему мозги прокачали. Я, конечно, в это не сильно верю, вряд ли у того же Черненко есть специалисты такого уровня. Но кто его знает, перестраховаться стоит, хотя как, пока не знаю. Надо будет озадачить Маринку, пусть покопается в архивах, поищет информацию. Может, что-то можно применить и в прошлом, там таких технологий пока еще нет.

Тут наблюдатель сообщил, что приближаются джип и бронетранспортер, опознанные как техника, на которой вчера приезжал Черненко. Бойцы уже по привычке взяли на прицел визитеров. А я связался по радиостанции с Черненко и убедился, что это он. Потом связался со всеми своими бойцами:

— Всем, это Феникс. Максимальное внимание. Возможны гости со стороны.

Дождавшись от всех подтверждения о готовности, вышел вместе с Борисычем навстречу кортежу.

Джип остановился в отдалении. Пулеметчик сразу взял на прицел дорогу из города. В общем, вполне грамотно. Но Малой, засевший в развалинах, тут же взял на прицел пулеметчика, а Воропаев, снова вооруженный гранатометом, уже примерился к бронетранспортеру Черненко. Вот каким-каким, а доверчивым я никогда не был.

Из БТРа мне навстречу вышел сам Черненко в сопровождении Артемьева. Быстро пожав друг другу руки, мы направились к ним в бронетранспортер. Там, закрыв двери и продув воздух пылесосом, смогли снять противогазы и нормально пообщаться. То, что сейчас полковник начнет выкручивать руки, я не сомневался. Просто так отпустить квалифицированного бойца, а точнее двух бойцов — Катя ведь являлась очень неплохим снайпером — он был не способен. Поэтому я ждал его условий. То, что я был с Борисычем, ему не совсем понравилось, но выбора у него не было. Видимо, он уже знал, что мы с Юркой старые приятели, и я ему всецело доверяю и по возможности буду помогать.

Внутри бронетранспортера сидела Катя с большим свертком из прорезиненной ткани от ОЗК, к которому был приспособлен фильтр от противогаза. Она радостно меня поприветствовала, но при этом зашипела, чтобы не разбудили ребенка. Странно, от шума работы двигателя БТРа он не проснулся, дети могут ко всему адаптироваться.

Саня был просто свидетелем, скорее всего, у него была своя договоренность с Черненко, а я выслушивал его условия или, точнее, предложения. Все сводилось к тому, что Черненко требовал не проводить масштабных боевых операций без согласования с ним, так как он в некоторой степени является представителем законных украинских властей в данном регионе, и это официальная позиция. А с человеческой точки зрения — просил помочь. Он так или иначе сделал те же выводы, что и Борисыч. Возможность эвакуации людей в место, где есть продукты и чистый воздух, была пределом мечтаний всех выживших. Я, конечно, попробовал выкручиваться, но, в отличие от всех остальных, Черненко заметил загар, который у меня остался после долгого пребывания на открытом солнце во время боев за Могилев. А это наводило на размышления и давало надежду.

С другой стороны, это позволяло использовать Черненко в своих планах так же, как и Борисыча, пообещав им переселение. И самое интересное, что я не собирался их обманывать. Если раньше стояла проблема выживания моей семьи и семьи Витьки Кузьмина, то теперь, в некоторой степени, на мне лежала ответственность за выживание большего количества людей.

В данной ситуации пришлось выдать ту же информацию, что и Борисычу. Единственное, что я попросил у Черненко, так это не сильно откровенничать с украинским руководством, привлечение которого к нашему общению будет расцениваться как разрыв отношений. Его очень удивила моя позиция в этом вопросе.

— Михаил Григорьевич, не забывайте, что я немало послужил в украинской армии. Мы с вами солдаты, а когда к нашему делу подключатся чиновники и прилипалы, все изменится. Скорее всего, они ототрут вас и будут спасать только свои жизни и наживаться, а про простых людей забудут. Начнется болтовня и торговля, прикрытая высокими словами. У меня на этот счет свои инструкции. Поэтому привлечение политиков и функционеров будет большой ошибкой.

— Вот как. А может, ты что-то крутишь?

— Вы все еще не наигрались в независимость? Не надоело мыслить теми категориями? То они, то мы. А жить-то как? Что за дурная привычка делиться на маленькие группы и дружить против кого-то. А радиоактивная пустыня вам не доказательство? В общем, я свое слово сказал. А вам своей головой думать, тем более вы на себя за людей ответственность взяли. Думайте. То, что обещал, сделаю. Все.

Озадачив Черненко такой вот отповедью, я стал организовывать переселение своих бывших подчиненных. Саня и Катя с ребенком быстро перебрались в наш бронетранспортер. К тому времени Борисыч перетаскал в свой джип мои подарки, поэтому для задержки особых причин не было. Распрощавшись, мы двинулись по объездной дороге в сторону Керчи, Пройдя таким путем километров шесть и убедившись, что за нами нет хвоста, мы свернули на разбитую дорогу и мимо городского кладбища выехали в поля.

Ненадолго остановились в лесопосадке. После чего я связался с базой на предмет анализа радиоизлучений от нашего отряда. Вдруг нам маячок прицепили. Но пока ничего такого не случалось. Затем я воспользовался нелинейным локатором, который у меня хранился еще со времен работы в службе безопасности банка и использовался для поиска скрытых, даже не активных полупроводниковых устройств. Как я и ожидал, устройство слежения было. Причем оно было спрятано в жесткий каркас импровизированной люльки. То, что там есть устройство на основе полупроводниковых деталей, я пока не стал говорить. Но вот ответ на вопрос о том, знают ли мои старые знакомые про такие сюрпризы, меня очень интересовал.

Немного помолчав, я наконец-то решился с ними поговорить.

— Саня, Катя. Ну, в общем, я виноват перед вами, что тогда бросил вас. Для меня большая радость, что вы нашлись живые и здоровые, даже с пополнением. Дело, которым я занимаюсь, полностью изменит всю вашу жизнь и даст шанс вашему ребенку вырасти в нормальном мире, увидеть синее небо и не пользоваться противогазом. Поэтому сейчас вы должны определиться, с кем вы.

— Командир, что за разговор. Я что-то не понял.

— Саня. Ставки в этом деле слишком велики. Тут на кону спасение миллионов людей. И это не болтовня. Поэтому, прежде чем вы будете посвящены в мою операцию, да, именно мою, Саня, я должен быть уверен в вас, как раньше, когда мы в «зеленке» вылавливали бандюков. Никто за мной не стоит. Я сам, и продолжаю выполнять то задание, на котором вы были ранены.

— Да уж, командир, удивил ты меня. Что, есть сомнения? — Смотрю, Саня начал злиться. Ой, как его задело.

— Есть, Саня. Хорошо. Пока оставим этот вопрос открытым. Не злись, сейчас все поймешь.

Тут же обратился к Кате.

— Катюша, скажи, эту люльку вы сами делали?

Кивком показал на сооружение, где был укрыт их ребенок.

— Да нет, это утром Черненко презентовал, сказал, что у нас на сборы времени нет, поэтому напряг своего прапорщика сделать такую конструкцию. А что, очень даже неплохо получилось.

Я задумался, уже на автомате побарабанив пальцами по броне. Ну ладно.

— Катюша, ребенка придется достать. В люльке, скорее всего, следящее устройство.

Тут Сашка выматерился.

— Ай да Черненко. Вот ведь жучара.

— Хорошо, Саня. Теперь ты понимаешь, что не все так просто. Другие времена, другие правила.

— Фух, хорошо, что ты вернулся, командир. Всегда ты был осторожным.

— Давай разберем люльку, достанем устройство и двинем в мое логово, а то ребенка скоро кормить придется. Но смотри, по приезде я вас еще на детекторе лжи погоняю.

Санька не обиделся.

— Да что угодно, командир.

После чего, достав небольшой самодельный приемо-передатчик, отключил от него питание и спрятал до лучших времен.

Путь к нашему бункеру был не таким долгим, зато встреча уже была бурной. Женщины ждали Катерину с ребенком и приготовили отдельную детскую, упаковав ее по высшему разряду.

Глава 34

Насчет детектора лжи я не пошутил. Чуть попозже я Сашку и Катю погонял. Но они как раз не обиделись, а вот моя Светлана надулась и отказалась кормить меня ужином. Ну и ладно. Сегодня ночью важная операция, и наедаться не стоит. Кто его знает, как ситуация сложится.

Но серьезный разговор с Саней и Катей состоялся во второй половине дня, после того как ребенок был накормлен и уложен спать. На тему путешествий во времени решил с ними поговорить наедине, без свидетелей, тем более что часть моих бойцов сейчас работала на поверхности, а часть занималась рытьем подземного хода к гаражу со строящимся порталом, работу над которым я пока приостановил в связи с возникновением некоторых технических трудностей.

Конечно, наличие такого бункера в непосредственной близости от Симферополя произвело на них впечатление. По этому поводу Санька выразился:

— Ну, ты, командир, и мудрила, такую базу организовал и упаковал у всех под боком и потом еще пару лет в ней отсиживался.

— А что делать оставалось? Я ж думал, что вы все погибли, и смысла вылезать на поверхность не было. Хочу напомнить, что к этой базе мы с вами тогда и прорывались, и для вас здесь было приготовлено место.

Для разговора я выбрал нашу импровизированную столовую. После обеда и экскурсии по бункеру, у Александра с Катей накопились некоторые вопросы, которые как раз и хотелось обговорить, да и ввести их в курс дела не помешает, ведь уже сегодня вечером Санька должен со мной идти в 41-й год, передавать пакет. Разговор получился непростой. Они не сразу поверили, что можно путешествовать во времени. Поэтому, проведя небольшую экскурсию в галерею, где была расположена установка, пришлось включить канал в прошлое. Там был день, и я, соблюдая все меры предосторожности, выкинул туда камеру и проверил наличие гостей со свастикой, а потом устроил новоприбывшим небольшую вылазку в прошлое. Для этого пришлось снять с работ Вяткина и Маркова, которые в качестве охраны обеспечивали наше путешествие.

Конечно, ребята были шокированы открывшейся им действительностью. После затхлости бункера, черного неба и развалин цивилизации, теплый осенний лес и голубое небо произвели глубокое впечатление.

Санька, конечно, выматерился после всего увиденного и смог только сказать:

— Командир, спасибо. Я не подведу, ты меня знаешь.

— Саня, теперь ты понимаешь, почему я был так осторожен?

— Да уж. После такого трудно возвращаться в наш мир. Так говоришь, там сорок первый, и идет война?

— И еще какая. Тем более я там уже успел наследить, и немцы нас ловят с пеной у рта. Хотя они не догадываются, кто мы такие, а вот ребята из НКВД уже знают. Пришлось намеками им пояснить, иначе не получалось вытянуть у них горючку, продукты и боеприпасы.

— А немецкое оружие по лесам собирали?

— Ага, щас. Все трофейное. Мне вон ради этих винтовок шкуру продырявили.

После чего я стал обрисовывать Саньке перспективы и возможные проблемы. Он со всем своим молодым энтузиазмом подключился и стал сыпать идеями, поэтому пришлось его остановить и напомнить, кто здесь командир.

Катя, в первую очередь как мать, была очень довольна хорошо оборудованной детской и тем, что рядом находится неплохой педиатр в лице Марины. А перспективы вырастить ребенка в нормальном чистом мире ее восхитили, поэтому я получил еще одного преданного последователя. К тому же Катя была военнослужащей, контрактницей. Правда, служила она на узле связи, но во время войны у нее выявился талант снайпера, после того как ее жених был убит в Бахчисарае при эвакуации русского населения, и она перевелась в боевое подразделение добровольцем. Поэтому в ее дисциплинированности и лояльности я не сомневался. Вряд ли кто-то в нашем мире сможет предложить больше, нежели я сейчас. И при случае Саньку приструнит, если у него появятся ненужные мысли.

Санька забрался в оружейку и копался в остатках былого арсенала, который даже в нынешнем, урезанном состоянии произвел на него впечатление. Он был неплохим подрывником и великолепно ставил мины, растяжки и мастерил самодельные взрывоопасные игрушки, которые нашим противникам доставили много неприятных сюрпризов.

Сегодня вечером, точнее ночью, нам предстояла отправка очень важного пакета. Но мы с Сашкой долго сидели и обсуждали возможность сбережения информации в пакете. Самый простой вариант, конечно, заминировать. Но взрыв не дает гарантированного уничтожения пакета с документами. Поэтому придумали все намного проще. Пакет с материалами по ядерному оружию, результатам его применения и данным по ядерным программам союзников и противников был упакован в прорезиненный пакет и размещен в пластиковой канистре. Мы сделали немного импровизированного напалма, залили в эту канистру и разместили в ней парочку инициирующих зажигательных зарядов. При подрыве вряд ли что-то уцелеет. От чистой души в пакет была вложена подборка материалов по антибиотикам и технологии их производства, собранная Мариной.

В качестве подрывной системы использовалась простенькая схема с триггером, который после включения взводился в боевой режим и при размыкании контакта взрывал всю систему. В качестве небольшой ловушки в канистре были установлены датчики давления и размыкания при открытии крышки. В саму крышку вставили ниппель от автомобильного колеса, и когда заряд снарядили и залили зажигательную смесь, через ниппель, насосом, внутри канистры подняли давление. Теперь при любой попытке ее вскрыть произойдет взрыв. В общем, система была еще та. Открыть ее можно было, только зная алгоритм разминирования. В крышке установили геркон, и для разминирования системы необходимо было провести пятнадцать раз над крышкой магнитом, после чего триггер отключался сам. Там же стояли таймер и светодиод в качестве индикатора включения системы. Если систему не отключают в течение двух дней, она самоуничтожается. Вот мы с Санькой и просидели с паяльниками до вечера, мастеря такую схему. Пусть предки посмотрят и порадуются.

Уже ночью начали готовиться к выходу в прошлое. Система сканирования радиодиапазона уже работала полтора часа, ища подозрительные источники радиоизлучения в зоне приемки самолета. За час перед выходом у меня состоялся разговор с генерал-майором Романовым.

— Михаил Тимофеевич, сегодня ночью вас отправляем в Москву. Не знаю, что там с вами сделают, но я постарался максимально вас обезопасить и дать шанс выжить. Во всяком случае, это не у немцев в плену. С вами я отправляю особый груз и, так или иначе, вы будете за него в ответе. Если этот груз попадет к немцам, то последствия будут катастрофическими. Я надеюсь на вас. Также я отправляю с вами отчет об обстоятельствах вашего пленения и результатах осмотра моим врачом. Чтобы у Меркулова с компанией не было сомнений, что вы попали в плен в тяжелом состоянии. Для достоверности с вами отправлю ту девчонку — немецкого агента, пусть она порасскажет, что знает.

— Понятно. Спасибо тебе, капитан. Скажи, а зачем ты мне показывал все это? — Он кивнул на несколько книг по Второй мировой войне и DVD, на котором недавно демонстрировал ему документальные фильмы по истории русского и советского оружия.

— Мне нужен достоверный свидетель. Заводить сюда кого-то из аппарата госбезопасности все равно, что пускать лису в курятник — с большим трудом их потом выгонишь, а тут и на поверхности много проблем.

— Что, так все серьезно?

— Еще как. Та же гражданская война, только после использования сверхмощного оружия. Если хотите, я вас выведу и покажу. У нас час времени для этого есть.

Он задумчиво кивнул.

— Интересно было бы посмотреть мир будущего.

— Уж поверьте, ничего интересного. Если б не немцы, то я бы лучше в ваш мир переселился, вот только не все дела здесь закончил.

Получив согласие генерала, мы подготовили его для выхода на поверхность и вместе с охраной через дом вышли к гаражу, где стоял бронетранспортер. Панорама ядерной зимы и разрушений произвела на него сильное впечатление. А вот бронетранспортер заинтересовал. Мы полчаса лазали по БТР-80, и я в меру возможностей и опыта давал пояснения. Одно дело видеть описание такой техники в кинофильме, а другое — потрогать руками и сеть за управление. Отведенный для генерала час провели с пользой, и серьезный свидетель для руководства СССР был готов к отправке в Москву.

Когда спустились вниз к порталу, группа в полном сборе уже была готова к переходу в 41-й год. Так как знали, что в районе неспокойно и немцы проводят активные поиски, экипировались по-серьезному. Сашка тоже присоединился к нашей группе как полноправный боец. В его задачу входило обезопасить место приема самолета с помощью минных заграждений и ловушек. К обеспечению безопасности встречи самолета решили не привлекать отряды Чистякова и группу капитана Строгова. В этот момент они должны были устроить несколько показательных нападений на немецкие подразделения, заставив противника распылять силы и уменьшить внимание к нашему району. Как оказалось, командование РККА со своей стороны пошло на беспрецедентные меры по отвлечению внимания. Сегодня ночью ожидался массированный налет бомбардировочной авиации на Могилевский и Смоленский железнодорожные узлы. На фоне такого количества авиации, пролет небольшого самолета-разведчика будет практически незаметен.

Около двенадцати я настроил установку на выход недалеко от деревни Вильницы, где нас чаще всего видели, там, вокруг поляны, мы натыкали несколько мин-ловушек на дальних подступах. Потом вернулись обратно. После чего я перенастроил установку на крайнюю точку выхода за Днепром. В два часа ночи мы выдвинулись к просеке, подготовленной к приему самолета. Немецкий агент, накачанная наркотиками и связанная, сидела в сторонке. Романов в отремонтированной, выстиранной и выглаженной форме стоял невдалеке.

В это время Светлана в бункере снова перенастроила установку на деревню Вильницы и включила систему сканирования радиодиапазона. Хотя перенастройка портала на настроенные точки выхода была отработана и уже не занимала много времени — не более десяти-пятнадцати минут.

По показаниям системы, активных передатчиков на удалении менее десяти километров не было. Час, пока ожидали самолет, потратили с пользой, и все окрестности просеки стали похожи на большой развлекательный аттракцион, созданный маньяком-весельчаком. Тут Санька не поленился и, используя уже присланную нам взрывчатку, создал уникальную систему из множества растяжек, мин и сигналок. Подойти к нам незамеченными было практически невозможно. Получив сигнал из Москвы о начале отвлекающей операции, включили светодиодные фонари для отметки места приземления. Но при этом Москва опять нас удивила, сообщив о двух самолетах, нагруженных боеприпасами и продуктами.

Это не обрадовало. Значит, то, что просека может принять сразу два самолета, они прекрасно знают. Скорее всего, отправляли сюда Строгова изучить место посадки. Молодцы, предки. Главное, чтобы не было еще каких-то особых сюрпризов, а то как-то все начинает напрягать.

Минут через двадцать наконец-то раздалось характерное стрекотание тихоходного самолета, и на площадку с первого захода стал садиться самолет-разведчик Р-5. Самолет сел, мы его тут же оттащили к деревьям, чтоб освободить место для посадки второго самолета. Следующий самолет со второго захода аккуратно, но все же с трудом, приземлился, сказывалась большая загрузка. Что еще удивило, так это сигарообразные контейнеры, прикрепленные под крыльями самолетов. Сразу по посадке второго самолета мы погасили фонари и стали оттягивать оба аппарата к началу импровизированной взлетной полосы для немедленного старта. Но при этом все прилетевшие сразу оказались на прицеле нашего оружия, а на краю поляны в небо был поднят метеозонд, к которому в качестве груза прицепили видеокамеру с тепловизором.

Но больше всего я поразился, когда из второго самолета, с пассажирского места вылез старый знакомый, Павел Анатольевич Судоплатов. Вот кого-кого, а его я тут никак не ожидал встретить. Значит, Москва сильно заинтересована в нашем общении, раз снова присылают руководителя такого уровня для личного контакта, да еще на захваченную противником территорию.

Мы поздоровались как старые знакомые. Он внимательно осматривал мой наряд, весьма необычный для него, но вполне привычный для человека нашего времени. Обычный армейский камуфляж, разгрузка и автомат Калашникова с подствольником.

— Вот кого-кого, а вас, Павел Анатольевич, я ожидал тут встретить в самую последнюю очередь. Можно сделать вывод, что руководство СССР очень заинтересовано в нашем дальнейшем плодотворном общении?

— То, что вы передали в прошлые разы, внимательно изучено и оценено по достоинству. Но судя по вашим просьбам, сегодняшний груз намного важнее?

— Да, намного. Давайте отойдем, пока бойцы будут разгружать самолеты. Нам есть о чем поговорить. Думаю, минут двадцать или тридцать у нас есть. Если что, включим радиоглушилки, чтоб немцам осложнить наши поиски.

Он согласно кивнул, мы отошли в лес и присели на срубленное дерево. Судоплатов сразу попытался повернуть разговор в нужное ему русло и начать мне диктовать свои условия.

— Так кто же вы?

— Павел Анатольевич, давайте не будем играть, и у вас, и у нас мало времени. Вы уже знаете, что мы из будущего, и то, что ваши люди утянули тубус от использованного гранатомета, где стояла маркировка о дате производства, я тоже заметил. Так что вопрос, думаю, прояснен. Мы ваши потомки.

— Из какого года?

— Две тысячи двенадцатого.

— Как я понял, у вас там что-то произошло, раз вы решили нам помочь, как-то изменить историю. Мы что, проиграем эту войну?

— Нет, наоборот выиграете, вот только какой ценой. По самым скромным подсчетам потери составили больше двадцати миллионов.

Его, видимо, эта цифра шокировала.

— А что у вас случилось?

— Противники СССР добились своего, Советский Союз развалился в девяносто первом. Потом началось разворовывание и развал страны. Страшное время было. Потом вроде как выкарабкались, но и то… Украина уже была чужим антироссийским государством. В общем, это пока не та тема. Я бы хотел это обсудить с высшим руководством страны, но в другой обстановке. В две тысячи одиннадцатом произошла третья мировая война с применением особо мощного оружия. Цивилизация уничтожена, остались группки выживающих и голодающих людей. Вот и все. Поэтому в обмен на информацию я просил у вас продукты и горючее.

После небольшой паузы, переваривая услышанное, Судоплатов сам продолжил разговор:

— Понятно. Нечто подобное мы и предполагали. А вы тогда кто?

— Вынужденный командир спецподразделения военной разведки. Практически ваш коллега. Правда, больше ориентированный на антипартизанские действия. Воевали в Крыму, отлавливая татарские и турецкие диверсионные группы.

— А почему вынужденный?

— Да я вроде как уже был гражданским, когда началась война, пришлось снова брать в руки оружие.

— А до этого кем были?

— Работал в коммерческом банке в службе безопасности, отлавливал мошенников. А до этого служил в морской пехоте. В общем, веселая жизнь. Я вам обрисовал ситуацию. Только просьба.

— Да, я вас слушаю.

— Не делайте ничего необдуманного. Я вам с июня месяца пытаюсь внушить, что мы можем помочь друг другу. Конфронтация не выгодна ни вам, ни нам. Вариант силового захвата вам не поможет. Да и система безопасности такова, что у вас нет шансов.

Он ухмыльнулся. Видно, что и такой вариант они рассматривали и пока решили не использовать. Я решил перевести разговор в другое русло.

— Как вам книга по партизанскому движению, Павел Анатольевич?

— Выше всяких похвал, сейчас она перепечатывается и используется как один из основных учебников.

— Великолепно, это ведь ваша книга.

— Неужели?

— Да-да. Вы были куратором партизанского движения на оккупированных территориях и достигли в этом больших успехов. Но думаю, мы еще об этом поговорим. Давайте пока прощаться, время дорого. Я рассматриваю вариант посетить в ближайшее время Москву. Есть много вопросов, которые необходимо оговорить. Поэтому я и стараюсь, чтоб никто из нашего времени не смог бесконтрольно уйти и выдать стратегическую информацию, и на эту тему контактирую только с вашим ведомством. Надеюсь, вы оцените такой подход.

— Это разумно.

— Вот и я так думаю. Узнай немцы правду, то тут весь Вермахт будет носом рыть.

— Да, мы тоже озабочены этой проблемой, поэтому хотели обсудить этот вопрос, но так как вы сами понимаете и принимаете самые активные меры предосторожности, то вижу, что тут возможны только консультации. Скажите, почему вы появляетесь только в окрестностях Могилева? И почему выбрали время после начала войны, а не предупредили заранее?

— Это связано с техническими проблемами. Но мы их решим в ближайшее время. Возможна даже передача Советскому Союзу образцов боевой техники, которая по своим характеристикам не будет иметь аналогов еще лет тридцать-сорок. Но это после того, как можно будет обеспечить безопасную передачу информации и материальных ценностей. А по поводу времени — пришли бы мы перед войной, вы бы сами нас постарались уничтожить как провокаторов. Подумайте, поверили бы вы раньше? Нет. Вот вам и ответ. Хотя, если честно, то тут проблема тоже технического плана.

— Не скрою, это именно то, что мы хотели услышать.

— Это не все. В нашем времени есть много специалистов, которые могут принести реальную пользу стране. Я бы хотел, чтобы вы рассмотрели возможность переселения людей в ваше время. В первую очередь это касается женщин и детей. Естественно, под контролем органов госбезопасности и с соблюдением режима секретности, но при этом вы должны будете гарантировать их неприкосновенность. На крайний случай — некоторую лояльность со стороны государственных органов, учитывая их происхождение и менталитет. Я не требую ответа, но прошу рассмотреть этот вопрос. Я со своей стороны вижу это как возможность компактного проживания.

— Это интересный вопрос, но я не вправе давать какие-либо обещания.

— Да, я вас понимаю. Думаю оговорить это при визите в Москву на переговоры с вашим руководством. Хорошо, самолеты вроде как уже разгрузили. И нам пора разбегаться.

Я сознательно дал ему обрывочную информацию о будущем — пусть они там гадают.

Мы поднялись и двинулись к самолетам. В первом уже разместился Романов, а во втором, в капсулу, прикрепленную к крылу, закладывали немецкого агента.

Тут на связь вышел бункер и сообщил, что у немцев в непосредственной близости заработали несколько передатчиков. Я сразу отдал команду глушить все, что можно, и летчики бросились запускать двигатели самолетов. Судоплатов получил контейнер с конвертом и краткой инструкцией по использованию. При нем я сразу активировал систему самоуничтожения и передал Романову магнит для деактивации взрывного устройства. Пусть будут в разных самолетах. Так спокойнее.

Через пять минут оба самолета взлетели и скрылись в черном небе. Но на этом наши приключения не закончились. В срочном порядке пришлось перетаскивать почти восемьсот килограммов груза к входу в портал. Все это мы, конечно, не успевали перетащить, поэтому небольшую часть груза спрятали в схроне, а все остальное, что могли, почти бегом отнесли к порталу. Не пройдя и половины пути, мы услышали несколько взрывов. По лесу, прямо по квадратам, стала работать немецкая артиллерия. Немцы, видимо, зафиксировали старт двух самолетов, но перехватить их уже не успевали. Да и место старта точно определить не получилось. Включение системы подавления не позволяло навести на них ночные истребители. Если, конечно, они были у противника в этом регионе.

Единственное, что они смогли придумать, это с помощью пеленгаторов определить местоположение излучателя, открыть по нему огонь артиллерией и выслать поисковые группы.

Пока немцы развлекались тем, что превращали лесной массив в дрова очень экзотическим и дорогостоящим способом, мы смогли в две ходки перенести весь груз, присланный самолетами, к точке выхода и по готовности передать на базу сигнал о прекращении подавления сигнала и переориентировки портала на нашу эвакуацию. Беспокоило только, что в портал может попасть снаряд или шальной осколок, но при такой плотности огня, к счастью, ничего не произошло. Немцам осталось только бродить по лесу и среди воронок искать следы нашего пребывания. Естественно, они их нашли в виде нескольких мин-ловушек.

Операцию по передаче важного пакета с информацией руководству СССР можно было считать с нашей стороны удачной.

Глава 35

Следующий день был наполнен хозяйственными работами. Разборкой подарков, полученных из 41-го года, и разработкой предварительных планов по уничтожению банды Ильяса и захвату его бункера. С нашими силами это было практически нереально — с той стороны будут противостоять боевики, имеющие не худшую подготовку и опыт, нежели бойцы моего отряда. Единственное, в чем мы имели преимущество, это наличие боеприпасов и более развитая система радиоэлектронной разведки. Для совершенствования системы радиоперехвата мы прокинули кабель и в ста метрах от бункера разместили комбинированную антенну, чтобы увеличить базу и более точно определять координаты источников излучения. Потом, запустив и откалибровав обновленную систему пеленгации, начали искать следы активности боевиков, после чего система заработала в автономном режиме, перехватывая, записывая и анализируя радиосигналы.

Так же как и мы, бандиты организовали в районе входа в бункер довольно разветвленную систему обороны с применением вкопанных в землю танков и бронетранспортеров, используемых в качестве неподвижных огневых точек. В развалинах офицерских общежитий были оборудованы многочисленные долговременные и хорошо укрепленные позиции, преодолеть которые можно, только применяя тяжелое вооружение. Вырытые рабами подземные ходы позволяли боевикам скрытно перемещаться между позициями по всей территории укрепрайона.

По мнению того же Черненко, в Крыму не было сил, чтобы преодолеть такую систему обороны. Если учесть массовое минирование подступов, то задача в наших условиях была практически невыполнимой.

Но есть еще сам бункер, прорваться в который было бы целым делом. Учитывая большое количество резервных выходов из бункера, то для блокирования базы Ильяса и уничтожения самой банды требовалось не меньше полка со всеми средствами усиления. Такая задача пока нам не по зубам. Но вот пощипать бандитов и заставить их снизить активность — в наших силах.

На Саньку я возложил задачу по организации временной скрытой базы в районе Перевального и оборудования ее для пребывания там группы наблюдателей и снайперов, в задачу которых входило более детальное изучение системы обороны, создание проходов в минных полях и изучение порядка перемещения боевиков. Вторым этапом было размещение наблюдателя и мобильной ударной группы для перехвата выходящих из бункера, минирование путей выдвижения. Естественно, ни о чем извещать Черненко я не собирался. После истории с устройством слежения я ему не сильно-то и доверял. Возможность слива информации тому же Ильясу не исключалась, поэтому всю подготовительную работу решили проводить с соблюдением необходимых мер конспирации.

В определенные для связи часы я активировал портал, выкидывал антенну и ждал подтверждения из Москвы о получении груза.

Но больше всего меня интересовала постройка большого портала и изучение точки выхода. На основании этой информации можно было уже проводить более качественный анализ зависимости точки и времени выхода портала от энергетических и географических параметров установки. Ночью следующего дня Артемьев должен был выехать на джипе в район Перевального для рекогносцировки, а мы пока продолжали заниматься укреплением лагеря и созданием нового большого портала, бойцы копали подземный ход, я возился с новой установкой.

После отъезда Саньки, загруженного взрывчаткой и гранатометами, которому для усиления выделил Маркова и Малого, я наконец-то получил подтверждение из Москвы о получении пакета. Судя по тону сообщения, Москва прониклась моментом. Как я понял, идея с генералом Романовым, оказалась весьма удачной, его показания о ситуации в 2012 году оказали мощное влияние на мнение советского руководства. Мне недвусмысленно дали понять о согласии на посещение Москвы и переговоры с руководством страны.

* * *

В Москве с нетерпением ожидали посылки от Странника. Судоплатов, пересевший на фронтовом аэродроме в специально ожидающий его американский «Дуглас», в сопровождении охраны из звена истребителей прибыл в Москву ближе к обеду. С генерал-майором Романовым, который оказался единственным посвященным в правила нейтрализации системы самоуничтожения, они направились в специальный технический отдел ГУГБ НКВД — их специалисты привлекались для работы по операции «Оракул». Там, в условиях особой осторожности, произвели деактивацию взрывного устройства, достали пакет с документацией и, переложив в специальный переносной сейф, в сопровождении вооруженной охраны отправили в приемную Народного комиссара НКВД Берии, который сам вначале хотел ознакомиться с материалами Странника. Генерал-майор Романов, как и немецкий агент, были препровождены во внутреннюю тюрьму, но пока немка не пришла в себя, ее никто не трогал, а вот генерал уже активно давал показания об обстоятельствах своего пленения и пребывания на базе Странника.

После получасового разговора с Судоплатовым, который лично летал для встречи со Странником, Берия уже не сомневался в версии пришельцев из будущего.

Интересно будет узнать, что расскажет генерал Романов. Просьба Странника по поводу генерала и описание его судьбы из будущего заставили наркома не спешить с передачей генерала трибуналу.

Полученная документация произвела впечатление на наркома. Данные по антибиотикам и практике их применения он бегло просмотрел и отложил для более детального изучения специалистами. А вот информация по ядерному оружию вызвала живой интерес. Как человек, курирующий многочисленные проекты по разработке оружия и техники, Берия постоянно интересовался техническими новинками, а вопросы по ядерному оружию возникали не раз. Да и по сообщениям разведки, у так называемых союзников проводились активные работы по этой тематике. Несколько раз эта тема поднимались на совещаниях, но конечного результата никто из ученых не мог гарантировать, а требуемые затраты на проведение фундаментальных исследований были громадны. Страна, в которой проводилось массовое перевооружение, не могла пока себе такого позволить.

Углубившись в чтение, Берия понял, ради чего потомки пошли на контакт. Красочная картина ядерной зимы и конца цивилизации произвела на него тягостное впечатление. Если это все правда, то тогда многое становится на свои места. И фигура Странника, как сотрудника ОСНАЗа военной разведки, который получил доступ к секретной разработке путешествия во времени, становится более понятной. Его мотивы наконец-то прояснились. Попытка повлиять на историю, сообщив руководству страны сведения государственной важности, желание спасти людей, оставшихся в живых после ядерной войны, и возможность обмена результатов технического прогресса за последние семьдесят лет на боеприпасы, горючее и продукты. Ведь Странник, он же Курьер, однозначно указал, что в их мире идет вялотекущая гражданская война, и без определенной поддержки ему будет трудно снабжать СССР 41-го года боевой техникой, специалистами и средствами производства. Для обсуждения условий сотрудничества Странник уже открыто напрашивается в гости.

Прежде чем идти к Хозяину, Берия решил подкрепить свой доклад экспертными оценками специалистов. В истории создания ядерного оружия СССР фигурировали несколько известных ему человек, которые уже проходили в оперативных сводках и отчетах по этому направлению. Информация из будущего однозначно подтверждала, что эти люди правы в своих убеждениях, и, будучи наделенными доверием партии и правительства, сумели создать мощное оружие. Осталось только для окончательного подтверждения пообщаться с будущими создателями атомной бомбы.

Хотя еще был вопрос путешествия во времени, по которому уже работает специальная группа ученых, но все их выводы имеют вид предположений и гипотез, и получение практического результата без помощи потомков на этом направлении пока не предвидится.

Информация о проведении работ в этом направлении и перспективах создания ядерных боеприпасов у американцев и немцев заставила наркома удивленно ухмыльнуться. То, что Странник однозначно указывал на ключевые фигуры в американской программе, которая была ближе всего к созданию ядерного оружия, говорило о недвусмысленном намеке на уничтожение ведущих ученых США, задействованных в этом проекте. Что ж, мысль весьма интересная.

Придя к определенным выводам, Лаврентий Павлович решил действовать. Подняв трубку аппарата внутренней связи, он вызвал своего секретаря.

— Вызови мне на связь начальника управления НКВД по Ленинградской области.

Ожидая звонка, он делал пометки в блокноте, чтобы не забыть перечень задач на ближайшее время. В первую очередь его интересовали результаты допроса генерала Романова. Возможность его вербовки Странником не исключалась, поэтому Берия не спешил принимать решение. Но уже сейчас, по предварительным данным, Романов был ознакомлен со сведениями государственной важности и некоторыми перспективами развития бронетанковой и авиационной техники. Зачем Странник это сделал, пока было непонятно. Согласно одной из версий, после обороны Могилева, где они неоднократно контактировали, Странник элементарно пожалел генерала, как талантливого военачальника и хорошего командира, что подтверждает небольшая аналитическая записка о несостоявшейся судьбе генерала и полный разбор Могилевской оборонительной операции без вмешательства Странника. Что ж, пока не будем делать опрометчивых шагов. Придержим генерала в качестве резервного варианта воздействия на Странника.

От мыслей Берию отвлек звонок по внутренней связи. Показательно бодрый голос секретаря доложил:

— Товарищ народный комиссар, на связи начальник Ленинградского управления, комиссар 3-го ранга Кубаткин.

— Соединяй.

Выждав несколько щелчков в трубке и услышав бодренький голос своего ставленника, Лаврентий Павлович невольно поморщился. Он прекрасно понимал, что его подчиненные за такой показной бодростью скрывают свой страх вызвать неудовольствие грозного наркома.

— Товарищ Народный комиссар внутренних дел, комиссар 3-го ранга Кубаткин.

— Добрый день, Петр Николаевич. У меня к тебе просьба. Ты бы не мог быстро, но тихо, не вызывая ненужного внимания, доставить в Москву одного ученого.

— Конечно, товарищ народный комиссар внутренних дел.

— Значит так, мне здесь, в Москве, максимально быстро нужен Яков Борисович Зельдович. Сейчас специально за ним к тебе высылаю самолет, потрудись сделать так, чтобы летчики не теряли зря времени в Ленинграде. И смотри, у меня на этого человека большие виды. Мне он нужен целый и невредимый.

Конечно, была мысль вызвать всех, кто принимал участие в создании советской атомной бомбы, но без санкции руководства страны, даже косвенным образом, выдавать источник получения столь важной информации нарком не стал. Хватит одного Зельдовича.

— Все сделаю, товарищ Народный комиссар внутренних дел.

Положив трубку, Берия с интересом стал читать статью о теоретических разработках по созданию атомной бомбы, проведенных еще в прошлом году группой ученых Украинского физико-технического института в Харькове, и их судьбе. Особенно его заинтересовали цитаты ответов ответственных товарищей. Несколько раз хмыкнув, он с силой захлопнул папку, но не забыл сделать пометку в блокноте: «Направить запрос в Харьков». Еще не хватало, чтобы талантливые ученые гибли простыми лейтенантами на поле боя. Если все получится, то завтра у него будет возможность приятно удивить Хозяина.

А пока дождемся, что нам расскажет Романов. Да и эта история с немецким информатором в центральном аппарате главного управления госбезопасности не давала покоя. Странник поступил достаточно мудро, переправив в Москву немецкого агента, привлеченного для внедрения с помощью Романова. Сейчас, после получения столь важной информации, этот вопрос терзал Берию не меньше, чем катастрофическое положение на фронтах. Умолчать об этом он не мог, так как Сталин в прошлый раз, при разговоре на тему пришельцев из будущего, потребовал тексты шифровок, полученных от Странника.

Поэтому, если он не обнаружит предателя в своих рядах, то это может стоить ему головы. Ставки слишком высоки. И в условиях столь тяжелого состояния в стране, Сталин, убедившись в достоверности сведений, предоставляемых Странником, ухватится за потомков как за соломинку и будет использовать их потенциал по максимуму. У самого Берии уже этих сомнений не было, за исключением мелких нюансов и недосказанностей. Вся информация, представленная Странником, за исключением сегодняшней посылки, тщательно проверена, и ее правдивость и достоверность не вызывает сомнений. Есть, конечно, мелкие неточности, но на общую картину они никак не могут влиять. Как сказали специалисты, это результат обработки и хранения данных с течением времени, когда они переписываются, перепечатываются и корректируются.

Ближе к вечеру доставили Зельдовича. На этот момент уже был готов адаптированный вариант документов, присланный Странником, где были исключены привязки ко времени, фамилии и особо явные несогласованности, по которым можно было определить реальный источник информации.

Продержав для приличия ученого в приемной с полчаса, Берия наконец-то вызвал его к себе в кабинет. Зельдович выглядел плохо, помятый, измученный перелетом, хотя от Ленинграда до Москвы лететь недолго, измотанный неизвестным срочным вызовом к грозному наркому. Лаврентий Павлович вполне дружелюбно встал навстречу одному из будущих создателей ядерного оружия.

— Здравствуйте, Яков Борисович. Вы извините, что пришлось вас так поспешно вызвать, но, сами понимаете, война. И в таких условиях каждая минута промедления стоит многих жизней. Тем более вопрос очень серьезный, и без мнения такого серьезного ученого мне трудно идти на доклад к товарищу Сталину.

— Да-да, товарищ народный комиссар внутренних дел. Я всегда готов.

— Для вас, Лаврентий Павлович. Вы ведь не мой подчиненный.

Сразу видно, что Зельдовичу польстили слова Берии. Он смущенно пролепетал:

— Конечно, Лаврентий Павлович, чем смогу. Но чем я могу помочь вашему ведомству?

— К нам в руки попали определенные материалы, которые напрямую касаются вашего направления. И в этом случае и ваша работа, и наши интересы пересеклись. Поэтому нужно ваше мнение и оценка.

Ученый уже понял, что его не будут расспрашивать о его сотрудниках и коллегах и искать заговорщиков, успокоился и стал более внимательно слушать Берию.

— Интересно, и как это может быть? Что же такое из наших разработок вас так заинтересовало?

— Ну не совсем ваши разработки, скажем так, это развитие ваших идей и их практическое применение.

— Вот как, это интересно.

— И вы не представляете насколько. Сейчас вы пройдете с товарищем в комнату и ознакомитесь с материалами, полученными нашими разведчиками. Там вы дадите подписку о неразглашении. Сами понимаете — ни о чем, что вы увидите, прочитаете, услышите никогда и никому нельзя рассказывать.

Нажав под столом кнопку вызова, Берия откинулся в кресле. В этот момент открылась дверь, и в нее вошел молчаливый сотрудник НКВД, входящий в состав специального подразделения, занимающегося проектом «Оракул». Он молча кивнул и, дождавшись кивка наркома, жестом указал ученому в сторону открытой двери.

Зельдович чуть замешкался, но Берия его успокоил:

— Яков Борисович, не волнуйтесь, я обязательно дождусь вас и выслушаю ваше мнение. Сегодня вечером мне идти на доклад к товарищу Сталину с этими материалами, и мне обязательно нужен взгляд со стороны нашей науки. Так что я вас жду.

Подождав, пока за ученым закроется дверь, нарком снял с лица маску доброжелательности. Подняв трубку телефона, Берия связался с еще одним сотрудником спецотдела «Оракул», который на данный момент заканчивал допрос генерала Романова:

— Что там у вас? — Выслушав ответ, дал команду: — Как отпечатаете протоколы допроса, сразу ко мне.

Пока Зельдович знакомился с результатами информационной помощи Странника, у Народного комиссара внутренних дел было еще много задач, требующих его непосредственного участия. Как раз доложили, что немецкий агент, доставленная из окрестностей Могилева, пришла в себя и сразу попала в объятия следователей, в условиях особой секретности занимающихся поиском немецкого информатора в центральном аппарате Управления государственной безопасности.

Надо было разбираться с новыми лекарствами, описания которых были в посылке. Но, еще раз бегло просмотрев текст, Берия устало отложил листы красивой белой бумаги с напечатанными типографским способом данными в специальный переносной сейф. Отложим это на завтра. Сегодня с товарищем Сталиным будем обсуждать вопросы о ядерном оружии и что нам дальше делать со Странником. Нужно еще разобраться с Романовым — и можно ехать в Кремль.

Минут через двадцать принесли протоколы допроса генерала Романова. Нарком кивком показал принесшему их следователю на стул, а сам углубился в чтение. Периодически отрываясь, он задавал вопросы и, выслушав ответ, снова возвращался к изучению документов. Закончив, он хлопнул по столу ладонью и обратился к подчиненному:

— Значит так. Подготовьте Романова, возможно, с ним захочет поговорить товарищ Сталин. Помойте там его, оденьте. Надеюсь, не применяли к нему особых методов допроса?

Следователь, капитан госбезопасности, подскочил как мячик.

— Никак нет, товарищ Народный комиссар внутренних дел. Ведь даны были особые инструкции на этот счет. Тем более генерал-майор Романов охотно и добровольно сотрудничает со следствием.

— Хорошо. Потрудитесь, чтобы к одиннадцати вечера он был готов. Все, идите.

Осталось дождаться эмоциональных комментариев Зельдовича. Кстати, не помешало бы и ученого прихватить с собой. Товарищ Сталин любит пообщаться со специалистами. То, что ученый будет удивлен, Берия не сомневался. Он уже достаточно наслушался восторженных, а часто и скептических высказываний по поводу данных, предоставленных Странником. Но, по прошествии времени, практически всегда Странник оказывался прав, и его информация давала возможность быстро, без метаний, проб и ошибок, найти нужное решение по той или иной проблеме, а часто и предугадывала появление проблем. Показательный пример — технология производства заменителя кожи для солдатских сапог. Только сейчас по мере проведения мобилизации начали сталкиваться с отсутствием нужного количества обуви, а заводы, где удалось освоить производство нового материала, уже начали выпуск продукции.

От мыслей наркома отвлек звонок телефона. Подняв трубку, он услышал доклад сотрудника о желании Зельдовича переговорить с товарищем народным комиссаром.

— Давайте, я его жду.

Глава 36

Ночная Москва проносится мимо за окном служебной машины. После начала массированных авиационных налетов немецкой авиации в конце июля, в городе соблюдаются строгие меры светомаскировки. Столица погрузилась в тягостное ожидание. Кортеж машин на максимальной скорости летит в сторону Кремля.

Несмотря на опасность очередного налета немецкой авиации, Сталин решил принять Берию у себя в кабинете в Кремле, не спускаясь в свой бункер на «Кировской».

Практически без промедления наркома внутренних дел пропустили в кабинет к Сталину. Сопровождающие его лица остались внизу, под присмотром людей начальника охраны вождя, генерала Власика.

Сталин как раз просматривал неутешительные сводки с фронтов, когда раздался стук в дверь.

— Разрешите, товарищ Сталин?

— Заходи, Лаврентий. Присаживайся.

Дождавшись, когда Берия усядется, Сталин задал вопрос, который его интересовал уже много времени.

— Ну что там наши марсиане? Ты можешь наконец-то прояснить, кто эти люди и чего они, в конце концов, добиваются? Не может это быть ловкой мистификацией немцев или наших союзничков?

— Так точно, товарищ Сталин. На сегодняшний день достаточно данных, чтобы однозначно быть уверенными, что Странник не является ни агентом немцев, ни англичан, ни кого-либо другого. Вчера ночью была организована доставка очередной партии информации, и у Зимина, который теперь однозначно определен как Странник, состоялся достаточно интересный разговор с Судоплатовым.

— Вы отправляли туда Судоплатова?

— Пришлось. Странник лично контактировал в Могилеве с Судоплатовым и неоднократно выказывал ему свое уважение. Мы решили воспользоваться этой возможностью и прояснить многие вопросы. Нам это удалось. Странник человек весьма осторожный, даже личность командира специальной группы, отправленной в район Могилева для обеспечения надежной связи с ним, он несколько раз перепроверял.

— И к каким выводам вы пришли? Все-таки пришельцы из будущего?

— Да. Из две тысячи двенадцатого года.

— И что интересного рассказывают наши потомки?

Берия, давно работающий под руководством Сталина и как верный пес научившийся понимать нюансы поведения Хозяина, уловил за вроде как заданным равнодушным тоном вопросом напряженность человека, ожидающего смертельный приговор. Сталин продолжил с легкой иронией:

— Мы победим в этой войне?

— Да, победим, но потери будут огромны. По словам Странника, потери Советского Союза составят по разным подсчетам около двадцати семи миллионов человек.

Сталин резко встал из кресла и стал нервно расхаживать по кабинету. После долгой паузы он спросил:

— Лаврентий, ты уверен, что этому человеку можно верить?

— Пока то, что он сообщал и делал, не было направлено против нас. Наоборот, по мнению специалистов, Странник, на основании анализа результатов войны, так сказать, взгляда из будущего, корректно указывает на наши недоработки в организации армии и дает рекомендации по модернизации боевой техники. Конечно, Странник при этом преследует свои цели, которые стали понятны только сегодня.

Сталин, немного успокоившись, заинтересовался.

— И какие же?

— Помните, мы рассматривали вопрос создания сверхмощного оружия на основе распада вещества, но ученые так и не смогли дать гарантии. У меня есть информация о проведении таких же работ немцами и американцами. Так вот, такое оружие будет создано в сорок пятом году американцами и применено против Японии, которая, кстати, в декабре должна напасть на американскую военно-морскую базу на Гавайях. А мы свою бомбу сделаем в сорок девятом. В две тысячи одиннадцатом произойдет Третья мировая война с массовым применением этого оружия и человеческая цивилизация будет практически уничтожена. Как оказалось, после применения этого оружия остается особое излучение, которое убивает людей, влияет на следующие поколения. В том мире остались небольшие группки людей, которые прячутся в бункерах и иногда выходят на поверхность в поисках чистой пищи, не зараженной этим излучением.

— Понятно, кто же такой Странник и как ему удалось прорваться в прошлое?

— Странник оказался командиром ОСНАЗа военной разведки, который перед применением ядерного оружия производил эвакуацию оборудования сверхсекретной лаборатории, занимающейся разработками путешествий во времени.

— Что же они так позволили себя уничтожить?

— По словам Странника, Советский Союз, не без помощи Запада, развалился в тысяча девятьсот девяносто первом году на множество небольших государств, большинство из них сразу побежало на поклон к американцам, которые в тот момент доминировали в мире. Сам Странник некоторое время служил в украинской армии. Украина стала отдельным государством, где основные руководящие посты заняли выходцы с Западной Украины, негативно настроенные по отношению к России, которая на тот момент стала называться Российской Федерацией.

— Странник тоже так же относится?

— Нет, он сам крымчанин, после увольнения из армии работал в коммерческом банке в службе безопасности и ловил мошенников. Это объясняет хорошую оперативную подготовку Странника. Многие его действия расценивались как поступки бойца ОСНАЗа, но явная и хорошо продуманная линия поведения при переговорах, создание особых условий при контактах создавали видимость наличия организации. Просто талантливый и умный, а главное осторожный человек.

— Ты хочешь сказать, что в то время в украинской армии готовили таких хороших командиров ОСНАЗа? И мы ведем переговоры с гражданами УНР[1] будущего? И какое отношение Крым имеет к Украине?

— По его словам, ваш преемник, Хрущев, подарил Крым Украине, поэтому после распада Советского Союза там стали хозяйничать новые украинские власти, поддерживая крымских татар, агрессивно настроенных против русскоговорящего населения. А по поводу его подготовки, то ядерной войне предшествовала обычная война, более похожая на гражданскую. В Крыму при попустительстве украинских властей крымские татары подняли мятеж и начали уничтожать славянское население. В Севастополе оставался русский флот, и Странник пошел добровольцем в морскую пехоту, где дослужился до командира отряда ОСНАЗа. После применения ядерного оружия он, с некоторыми членами семей командиров и бойцов, спрятался в бункере, где сумел запустить установку перемещения во времени и попасть к нам.

— Это он сам рассказал? Не слишком ли это все фантастично, не находишь?

— Нет, часть он, конечно, намеками рассказал Судоплатову, но у него в бункере лечился генерал-майор Романов. А многие бойцы из отряда Странника воевали с ним еще в Могилеве, и практически все из сто семьдесят второй дивизии, которой как раз и командовал Романов. Вот они многое своему комдиву и поведали, а тот сегодня вечером моему следователю. Протоколы допросов генерала у меня с собой.

— Ты этому веришь?

— В большинстве. Есть, конечно, недосказанности, но такое объяснение поясняет многое. И то, что Странник за свою помощь просил продукты, горючее и воду, и сам он постоянно бледный, как человек, не выходящий на солнечный свет, да и много других мелочей и оговорок. Очень уважительно относится к Судоплатову, считает его одним из организаторов массового партизанского движения на оккупированных территориях. Как оказалось, учебник по организации партизанского движения в будущем, который нам был передан для изучения, будет составлен самим Судоплатовым.

Сталин чуть расслабился и уже улыбнулся в усы:

— Не говорил, почему развалился Советский Союз?

— На эту тему отказался разговаривать. Сказал, что вопросы такого уровня будет обсуждать только с высшим руководством страны.

— Ты не боишься, что информация из будущего может уйти немцам, англичанам, американцам?

— Есть такая вероятность, но Странник специально подчеркнул, что с его стороны утечек не будет, и за этим производится очень жесткий контроль.

— Может, подумать о захвате установки и пообщаться с потомками более основательно?

— Мысли такие были и прорабатывали возможности, но Странник однозначно дал понять, чтобы и не пытались. Система безопасности бункера очень сложная, и преодолеть ее без уничтожения всего комплекса невозможно. Как по мне, так он не кажется настолько доверчивым, и весьма вероятно, что возможность попытки захвата бункера из нашего времени им учтена в первую очередь. Мнение экспертов таково: все сложности с передачами пакетов им были затеяны для того, чтобы мы его воспринимали всерьез, не пытаясь захватить его и его семью. Он так и Судоплатову отдельным текстом заявил: «Я с июля месяца пытаюсь убедить вас, что с нами лучше дружить, и это будет выгодно всем».

— Интересный подход. Торговать помощью.

— Он это называет взаимовыгодным сотрудничеством.

— А чего он действительно добивается?

— Помощью нам, изменить историю и попытаться избежать развала Советского Союза и ядерной войны. Еще он предлагает рассмотреть вопрос о приеме специалистов, детей и женщин в наше время, под нашим контролем.

— Что ж, это радует, что человек заботится не только о своем благе. Что-то еще?

— Да. Последняя передача действительно оказалась очень важной. Там аналитический обзор по ядерному оружию, результатам его применения и кто в мире, и на какой стадии ведет разработки в этом направлении.

— Лаврентий, оставь материалы, я их почитаю и завтра тебя вызову. Да, хотел бы еще поговорить с Судоплатовым и Романовым на эту тему. Организуй, чтобы завтра часика в два они были у меня.

— Романов внизу ждет. Я вызвал из Ленинграда профессора Зельдовича, который по материалам Странника, в будущем, будет принимать активное участие в разработке ядерного оружия. В определенных пределах, чтобы не выдавать источник, он был ознакомлен с материалами Странника. Реакция очень бурная.

— Хорошо. И Зельдовича на завтра пригласи, тоже будет интересно пообщаться.

Берия понял, что Сталин хочет в одиночестве изучить материал и обдумать свою позицию на завтра.

* * *

Получив от Саньки сообщение, что они удачно забазировались в небольшом домике, в километре от бункера Ильяса, я успокоился и принялся за дело, которое уже давно занимало мои мысли. Стал доделывать вторую установку. Моя небольшая группа излазила все окрестности в поисках нужных материалов для создания второго портала.

Но жизнь такая штука, что мы предполагаем, а она располагает. Утром на связь вышел Борисыч и сообщил, что боевики Ильяса захватили четырех его поисковиков и выдвинули требования организовать встречу со мной.

Назначив встречу с Борисычем через час на старом месте, чтобы переговорить с глазу на глаз, я начал готовиться к новым приключениям. Выходит, Ильяс решил сам сделать первый шаг. Это, конечно, усложняло ситуацию. Мне элементарно не хватало сил, чтобы противостоять боевикам.

Я связался с Санькой и обрисовал ему ситуацию, он ответил, что за последнее время никаких движений возле бункера Ильяса не было, значит, группа захвата уже давно вела Борисыча и прячется где-то в окрестностях города.

Может, это звучит дико, но судьба заложников меня не волновала. Насмотревшись на жертвы разных войн, я это уже расценивал как один из факторов в сложившейся ситуации. Бандиты хотели добраться до меня, моих близких и друзей, используя все возможности. Вот то, что они пошли по своему любимому пути с захватом заложников, а потом выкручиванием рук, меня взбесило. Светка, зная меня, наоборот успокоилась. В такие моменты я становился хладнокровным, осторожным, мстительным и особенно изобретательным, что касалось особо извращенных гадостей для объекта моей ненависти. В первую очередь, снова связавшись с Борисычем, я уточнил район, в котором пропали его люди и каким маршрутом они двигались.

Дальше — дело техники, подняв архивные записи нашей системы пеленгации, можно было отследить параметры всех передатчиков и примерные места их расположения. Таким образом удалось выяснить, что несколько раз из района, где захватили поисковиков, выходил в эфир армейский радиопередатчик, судя по ответному сигналу, общался он именно с источником, находящимся примерно в районе Перевального, и докладывал хозяину о выполнении задания. В последний раз был зафиксирован выход в эфир в районе гостиницы «Москва», где как раз есть неплохие высоты, с которых хорошо просматривается дорога в сторону бункера Ильяса. Конечно, ловить бандитов в том районе дело изначально неинтересное — нас обнаружат сразу на подходе и сюрприза не получится.

Извращенный ум подсказал более эффективный вариант. Связавшись с Артемьевым, вкратце, по закрытому каналу пояснил ему свою идею, на что тот заявил, что мне нужно было родиться татарином. Но добавил, что утром в сторону города вышло четыре машины с боевиками и бронетранспортер.

В назначенное время Борисыч с группой сопровождения, которая по моему требованию осталась на удалении, прибыл на место встречи. Уже привычно забравшись ко мне в бронетранспортер, он снял защитную маску. Старый друг был спокоен и деловит.

— Серега, сразу хочу сказать, что зла на тебя не держу. Бандюки уже всех достали, и такие случаи с захватом заложников не редкость. Я тут кое с кем переговорил, если ты подпишешься под этим делом, то многие нас поддержат. Ну, конечно, при условии, что ты их боеприпасами и оружием поддержишь.

— А Черненко?

— Я думаю, тебе самому лучше с ним переговорить. Вы вроде как фигуры одного уровня.

— Скажи, как ты думаешь, кто-то из твоих людей может Ильясу информацию сливать?

— Я думал над этим. Вряд ли. Те, кто был недоволен, давно по другим бункерам разбежались, остались самые надежные.

— Хорошо. А от твоих друзей, которые решили подписаться под этим делом, сюрпризов можно ожидать?

— Возможно. Все люди разные, но если честно, то всех достало безвластие. Черненко не в состоянии поддерживать порядок. Вот бандиты при поддержке турков этим и пользуются.

— Значит, народ ожидает нового витка передела власти, и на меня возлагают определенные надежды? А что с украинскими властями, Черненко вроде как на них замыкается?

— Да тут все больше формальность. У них та же проблема. Бандитизм, голод, рабы, наркотики. Поэтому, даже если их послать далеко и надолго, у них не хватит просто сил что-то изменить.

— Значит, с Ильясом придется разбираться в одиночку. Мне нужна вся боевая техника, которая у него хранится, и делиться я ни с кем не собираюсь.

Увидев, как Борисыч немного поник, я поспешил его успокоить.

— Борисыч, не обижайся, на тот момент, я думаю, ты уже будешь в моей команде и поймешь, что и почему. Я уверен, что ты сильно не будешь по этому поводу страдать, когда увидишь все перспективы.

— Ой, надеюсь, Серега. Надоело это все. Иногда есть желание просто взять и застрелиться.

— Это не выход. Все будет хорошо. Теперь давай вернемся к нашим бородатым баранам. Когда у тебя с ним назначен сеанс связи?

Борисыч глянул на часы.

— Минут сорок осталось.

— А с твоими знакомыми, которые готовы помочь в борьбе с беспределом?

— В обед я им должен подать сигнал, если ты согласишься.

— Мне вот интересно, что будет делать Черненко. Ты с ним говорил?

— Нет, сразу к тебе.

— Хорошо, придется с ним связаться. Как-то некрасиво будет его не известить.

Настроившись на частоту связи с Черненко, я стал его вызывать для переговоров. Почти сразу ответил дежурный, который пообещал вызвать полковника к радиостанции. После пяти минут ожидания Черненко был уже на месте.

Я его известил, что произошло и о своем намерении вступить в переговоры с Ильясом. Но предупредил, что если не будет конструктивного диалога, то возможен силовой вариант развития событий. Потом стал самозабвенно врать, что в такой ситуации придется специально вызвать группу спецназа для зачистки банды, но для этого нужно не менее недели. Черненко потребовал, чтобы без его ведома ничего не предпринималось. Особенно это касалось несанкционированных действий вооруженных формирований другого государства. Такое поведение, мягко сказать, удивило, столько страха и паники было в его голосе. Пришлось его успокоить тем, что решение о дальнейших действиях будет предприниматься по результатам разговора с Ильясом.

— А теперь посмотрим, кто и с кем будет общаться, — обратился я к Борисычу.

— База, это Феникс, следите за абонентами «Полковник» и «Бункер-Перевальное».

— Вас понял.

Как я и ожидал, Черненко сразу связался с Ильясом. Минут через двадцать вышла на связь База и вкратце передала содержание разговора, который мне был очень интересен.

Если образно пересказывать, то полковник попытался наехать на главаря бандитов, а тот его послал очень далеко и надолго. Еще от себя База добавила, что зафиксировано несколько радиостанций в районе дороги на бункер Ильяса. Расположение говорит о наличии наблюдателей, контролирующих основные пути к бункеру. Вот, значит, куда двинулись утренние боевики. Ильяс ожидает, что я могу его перехватить на пути к месту встречи, и заранее выставил наблюдателей. Поздно он это сделал. Там, на дороге, уже Санька вовсю резвится.

— Хорошо выдвигаемся.

Колонна из бронетранспортера, двух джипов и «Шишиги» двинулась по объездной дороге в сторону Ялты.

Глава 37

Выйдя в назначенное время для связи с бандитами на высотку, стали ждать вызова. База уже была наготове отслеживать местоположение Ильяса по радиосигналу. После десяти минут ожидания вызов наконец-то был получен. Вальяжный голос, практически без акцента, но с характерной татарской манерой расстановки ударений и растягивания слов, раздался в динамике радиостанции.

— Але, Борисыч, ты где?

— На связи.

— Ну что, где там твой знакомый, очень хочу с ним пообщаться.

— Сейчас дам ему трубку.

Раздался смешок.

— Ну-ну, давай.

Я взял тангенту радиостанции.

— Ну, чего хотел?

— Здравствуй, дорогой, — уже совершенно другим тоном заговорил он.

— Слышишь, тело, у меня мало времени с тобой трепаться, говори, что хотел — и разбежались.

— Зачем так говоришь. Должен ты мне, платить пора.

— О как. И с какой такой радости я тебе должен?

— Людей моих убил, технику захватил. Торгуешь оружием без разрешения. Нехорошо. Учить тебя буду.

— Это все?

— Нет, дорогой. Хочешь нормально жить, должен платить.

— Значит так, утомил ты меня. Теперь слушай мои условия. Отпускаешь людей Борисыча, пригоняешь один бронетранспортер к Базару и забиваешься в свою норку так далеко, чтоб я тебя не слышал. Или полная зачистка и тебя, и твоей своры. Время я тебе даю до завтра. Потом ни судьба заложников, ни твои предложения меня больше интересовать не будут. А пока подумай, через час снова свяжемся.

Похоже, его проняло. Он пробовал кричать, угрожать. Но я молчал и запретил Борисычу отвечать. В это время я связался с Базой, которая отслеживала место выхода в эфир радиопередатчика. Оказывается, Ильяс находится в окрестностях города, в районе университета. Также была получена уточненная информация, что один из наблюдателей находится в районе водохранилища и держит на контроле объездную трассу, по которой мы бы могли подтянуться в сторону университета.

Я вызвал Саньку.

— На связи.

— Бычок, на трассе есть узкое место, между водохранилищем и ставком, для минирования. Пока я Ильясу парю мозги, заминируй там все в расчете на несколько машин, когда ты тормознешь банду, мы их с тыла зажмем.

— А заложники?

— Вали тот транспорт, который утром вышел в сторону города. Машину поисковиков Борисыча так и не нашли, значит, скорее, заложники там. Эти ж бандюки жадные, не будут они машину выбрасывать. Если мы зажмем их, лапки быстро поднимут. Постарайся бронетранспортер сильно не повреждать, чтоб восстановить можно было.

— Понял. Работаю. Жадный ты, командир.

— Не жадный, а хозяйственный.

Часа вполне хватило, чтобы наш бронетранспортер обходными путями выдвинулся ближе к университету, но не попал в поле зрения возможных наблюдателей. Группа Борисыча разместилась на объездной дороге и ждала нашего сигнала.

Пока было время, Миронов с Воропаевым на джипе выехала в сторону университета для поиска и нейтрализации наблюдателя, прихватив видеокамеру с тепловизором.

Недалеко от дороги, в остатках леса, Миронов с трудом, но рассмотрел замаскированный внедорожник, который очень удачно был расположен: незаметный с дороги, но при этом великолепно контролирующий все подступы к университету со стороны объездной дороги. Просто так к ним не подберешься, а работать снайперу недалеко, но очень громко получится, да и сама по себе ядерная зима с сильными ветрами, пылью и плохой видимостью не позволяла качественно работать снайперам на больших дистанциях.

— Кукушка-два, на связь.

— На связи.

— Ты сможешь к ним незаметно подобраться поближе?

— Нет, не получится, только через лес.

— Вас понял. Держите цели под контролем. Если начнется стрельба, гасите всех.

Борисыч услышал наш разговор и вопросительно глянул на меня.

— Переговорю с Ильясом, перенесу встречу на завтра, и когда он будет возвращаться в свой бункер, завалим всех.

— А заложники?

— Они, скорее всего, будут в своей машине под контролем боевиков. Или их уже давно нет в живых.

Видимо, мой ответ Борисычу не понравился.

— Я вижу, тебе больше хочется завалить Ильяса и добраться до его бункера.

— Есть такое дело, но и заложников освободим. Он же считает себя хозяином положения. Пусть так думает. Посмотрим, может, и поторгуемся.

— Понятно, все равно другого выхода нет. Ну смотри, Серега, я на тебя надеюсь. Ты обещаешь, что все будет нормально?

— Борисыч, это война, и тут никто ничего не может обещать. И если мы будем все делать как раньше, освобождение заложников, переговоры, то мы проиграем. Тут нужно бить наотмашь, так, чтоб все кровью умылись и знали, что ни тебя, ни меня лучше не трогать.

Юра только вздохнул и ссутулился. Его можно понять. Он всегда был ответственным человеком, а тут такой груз за чужие жизни.

— Феникс, это Кукушка-два.

— На связи.

— Есть возможность подобраться ближе.

— Как?

— По руслу речки, под мостом. Правда придется крюк делать.

— Понял. Иди один. Зяблик, на связь.

— На связи.

— Будь готов выдвинуться вперед и в случае чего прикрыть Кукушку.

— Вас понял.

— Работайте. Конец связи.

Но время подходит к концу, скоро снова выходить на связь и разговаривать. За пять минут до установленного срока вышел на связь Миронов и доложил, что он в непосредственной близости от боевиков в лесу. Один сидит в джипе за рулем, а второй сидит у дороги с гранатометом. Хотя нет, еще один на заднем сиденье. Он тоже вылез из машины.

— Работай пистолетом с глушителем. Но желательно водилу взять живьем. Он нам еще понадобится.

— Вас понял.

Все, время. Беру в руки тангенту радиостанции и отжимаю клавишу микрофона.

— Ильяс, дорогой, ты меня слышишь? Это друг Борисыча.

Тот отозвался сразу, видимо, был на нервах и ждал моего вызова.

— Слушай, вояка, а ты свои силы не переоцениваешь?

— Да нет, как раз все реально вижу. Да и твои бойцы как-то не впечатлили. Хотя мне тут Борисыч заманчивое предложение сделал, я могу с тобой поторговаться. Что ты хочешь, чтоб отпустить заложников? Смотри не дери цену, а то ведь я могу Борисычу отказать и устроить охоту на тебя. И многие мне помогут, уж очень сильно ты всех тут достал.

— Даже так, интересно, что такой шакал мог тебе предложить? Свою дочку?

— Ильяс, это тебя не касается. Ты дело говори. Твои условия. Про бэтээр и не думай, это боевой трофей. Тем более превратили вы его в свинарник на колесах, мои люди долго его потом вычищали.

— Так не получится, ты оскорбил меня. Такое не прощают.

— И не такое прощают ради бизнеса. Твоя цена, и не зарывайся. Мое терпение на исходе.

— Мое тоже. Что ты можешь мне предложить?

— А все что угодно. Оружие с консервации, боеприпасы, горючее, продукты долгого хранения. Мое предложение: десять немецких винтовок, к каждой по сто патронов, пять тонн дизеля и пятьдесят банок тушенки.

— Этого мало.

Опа. Торгаш проснулся.

— Ильяс, это последняя цена. Мы не на базаре. Ответ сейчас. И подтверждение, что заложники живы. Если они мертвы, то я тебя даже у твоих дружков в Турции достану. У нас для таких случаев парочка бомбардировщиков осталась со спецбоеприпасами для бункеров. Хочешь, бойца пришлю, он твой бункерок лазером подсветит.

— Ты блефуешь.

— Ага, и оружие с глубокой консервации, и спецназ, который твоих боевиков положил — это типа я все придумал. Короче, завтра в это же время я жду ответа. И сейчас мне надо подтверждение, что заложники живы. Иначе никаких договоренностей не будет, только полная зачистка без вариантов.

Пауза длилась. Ультиматум, который я ему поставил, был неслабым.

— Я подумаю. Завтра поговорим.

— А заложники?

— Через пять минут будут.

— Хорошо, жду.

Через пять минут один из заложников действительно что-то проблеял в эфире. В итоге Ильяс стал собираться обратно, чтоб обсудить и обдумать мое предложение.

А я в срочном порядке связался с Базой, они должны отследить, когда на связь выйдет наблюдатель, возле которого затаился Миронов.

— Феникс, это База.

— На связи.

— Есть контакт.

— Вас понял.

Переключаюсь на другой канал.

— Кукушка-два, это Феникс.

— На связи.

— Вали гранатометчика и всех, кто там есть, водилу бери живьем.

— Вас понял.

— Зяблик, выдвигаешься к наблюдателям по команде Кукушки.

— Понял.

Повернулся к Борисычу, который смотрел на меня с надеждой.

— Ну и мы двинули.

Вяткин, сидевший за управлением бронетранспортера, завел двигатель, и мы двинулись в сторону университета. За нами по команде Борисыча двинулась его группа.

Когда мы подъехали к месту засады, там уже стоял наш джип, а Миронов и Воропаев крутили руки худощавому человеку. Двери джипа были открыты, и рядом лежало два трупа. Увидев подъехавший бронетранспортер, мои бойцы потащили худого к открывшейся двери.

Затащив его вовнутрь, Миронов сразу вернулся на место, вести наблюдение, а мы с Борисычем приступили к экспресс-допросу. Стянув с него маску и дав пару оплеух для профилактики, стали расспрашивать про порядок связи в их группе, и в какой машине находится сам Ильяс, и где заложники. Он скороговоркой вывалил на нас кучу информации, заискивающе заглядывая мне в глаза. Оказывается они, сидя в джипе, настроились на волну переговоров и слушали наш диалог с Ильясом. Одно дело щипать выживших, голодающих, другое дело столкнуться с регулярными войсками.

Его, конечно, не стали разубеждать. Главное, я узнал, что в этот раз главарь предпочел передвигаться в бронетранспортере и заложники действительно содержатся в их же машине и скорее их заберут с собой в бункер.

— Какой ваш порядок действия?

— Колонна собирается и выдвигается в сторону бункера, мы в конце смотрим, чтобы нам никто в тыл не ударил.

— Понятно, арьергард.

Вызвал Миронова. Тот залез в бронетранспортер, оставив в наблюдении вместо себя Воропаева.

— Значит так, наш джип оставляем здесь, этого за руль, я и ты сзади. Если этот что-то не то сделает, сразу валим его. Зяблик с Борисычем — в бронетранспортер. Борисыч, ты, если что, из КПВТ сможешь пострелять?

— Да, конечно.

— Вот и хорошо. На переднее место труп гранатометчика. Следуем в колонне за бандитами, вы за нами, на удалении. Здесь дорога по холмам идет, можно постоянно прятаться.

— Сделаем, товарищ капитан.

— Все, действуйте.

— А ты, — обратился я к пленному, — если спросят о задержке, скажешь, что забуксовали, пришлось вылезать и толкать. Понял? Вякнешь что лишнее, кожу с живого сниму, у ваших научился.

Тот закивал головой.

Через некоторое время уже наш джип двинулся в сторону точки встречи боевиков.

Колонна была сформирована и двигалась по ялтинской трассе. Мы стали замыкающими, перед нами шел микроавтобус «Мерседес», переделанный в поисковую машину. Именно на этой машине и были поисковики Борисыча.

Когда наш джип пристроился к колонне, передовая машина сразу увеличила скорость и за ней потянулись все остальные.

Из динамика радиостанции раздался вызов. Водитель испуганно загомонил. Но ствол глушителя, упертый ему в затылок, быстро успокоил.

— Что спрашивают?

— Все ли спокойно, нет ли хвоста.

— Ответь, что все нормально.

После короткого доклада все успокоились. Но я вызвал Саньку.

— Бычок, это Феникс.

— На связи.

— Колонна идет. Две последние машины не трогать. В последней мы, в предпоследней заложники. За нами идет поддержка.

— Вас понял. Сюрприз готов.

— Кукушка-два. Вы где?

— Идем за вами, дистанция метров двести.

— Будьте готовы на рывок. Засада рядом.

— Вас понял.

Время опять спрессовалось. До засады осталось метров сто. Вот мы спускаемся с холма, и открывается панорама на Симферопольское водохранилище. Мы, как замыкающая машина, еще на холме, когда колонна выходит на засаду. Передовой джип исчезает в пламени взрыва. Его подбрасывает вверх и он, перевернувшись в воздухе, падает набок, перегородив дорогу. Бронетранспортер резко тормозит, пытаясь вывернуть влево, вспышка взрыва — и бронированная машина слетает в кювет и переворачивается.

Заработал пулемет. Второй джип с трудом остановился, попытался сдать назад, но по нему уже практически в упор работал пулемет Маркова. Пройдясь очередями несколько рад по лобовому стеклу и левой стороне, Марков переключился на третий джип, где убитый снайпером водитель не успел затормозить и на всей скорости, миновав второй джип, врезался в перевернутую передовую машину. Микроавтобус «Мерседес», набравший на спуске скорость, врубился в замерший четвертый джип. Раздался скрежет, и две сцепленные ударом машины протащило еще метров десять до столкновения с третьей машиной, из которой пытались выбраться два уцелевших боевика.

Наш водитель, предупрежденный о засаде, остановил машину, после чего, получив по затылку прикладом автомата, упал головой на рулевое колесо.

Мы с Воропаевым почти синхронно выскочили из машины и побежали к куче дымящихся машин, из которых пытались выбираться боевики. Большинство из них было контужено ударами, поэтому реального сопротивления они оказать не успели. Снайперская стрельба Малого, пулемет Маркова и Санька с автоматом, выскочивший с противоположного края дороги, быстро позволили взять под контроль ситуацию. Воропаев по команде привел одноразовый гранатомет в положение для стрельбы и навел его на бронетранспортер.

Из-за холма буквально вылетел наш БТР и понесся к скоплению машин, грозно вращая башней, за ним выскочили два джипа и «Шишига» группы поддержки. В это время мы с Артемьевым с трудом открыли дверь «Мерседеса» и начали выволакивать полуживых боевиков и заложников. Со стороны свалившегося в кювет бронетранспортера раздалось несколько выстрелов. Оставив пленных и освобожденных на попечение уже подбежавших людей Борисыча, мы бросились на звук выстрелов. Там, возле открытого люка, лежали два боевика.

Я хлопнул Воропаева по плечу.

— Бегом наверх с гранатометом, займи позицию, если кто появится, жги без разговоров, наших там нет.

Тот кивнул и побежал наверх, к нему в помощь я отправил Маркова с пулеметом. Бронетранспортер мы отогнали чуть вперед и поставили прикрывать дорогу от бункера Ильяса. Санька, конечно, там все заминировал, на случай если кто пойдет на помощь или вырвется из засады, но кто его знает.

Пока я занимался расстановкой боевого охранения, ребята уже потрошили бронетранспортер бандитов. Из него вытащили троих оглушенных боевиков, двоих особо резвых, которые сразу попытались вылезти, пристрелили еще раньше.

Один из оглушенных и оказался Ильясом, главарем банды или, как он себя называл, полевым командиром, наводившим страх на все нынешнее сообщество.

Я связался с Базой, уточнить, что там у нас творится в радиодиапазоне.

— Феникс, это База. Дергаются, но не настолько активно, видимо, вас не услышали.

— Вас понял. Если кто будет двигаться в нашу сторону, дайте знать.

Подошли Артемьев и Борисыч. Склонившись масками друг к другу, начали совещаться.

— Санька, что с бронетранспортером? Хлам?

— Да нет, поднять можно, правда повозиться придется.

— Ладно. Осмотреть весь транспорт. Пригодные к движению машины выстроить в колонну. Сейчас есть шанс пощипать бункер. Ильяса и всех остальных связать, и по разным машинам. Теперь в бэтээр на совещание.

Когда забрались туда и поснимали маски, стали обсуждать, как взять бункер.

— Санька, ты там вроде как все облазил, что можешь сказать по системе обороны и по реальной численности боевиков?

— Общее число активных боевиков насчитывало около шестидесяти-восьмидесяти человек. Пятнадцать вы положили в Молодежном. Трое наблюдателей, в бронетранспортере пятеро, в головном джипе четверо, во втором пять человек, в третьем четыре, в четвертом тоже четыре и трое в «Мерседесе». В итоге сегодня банду урезали на двадцать восемь бойцов. В лучшем случае, в бункере осталось человек двадцать активных боевиков. Хотя сомневаюсь. Сейчас у нас соотношение примерно один к одному и фактор внезапности.

— Понятно. Значит так, Борисыч, на тебе привести бэтээр в такой вид, чтоб он напоминал бронетранспортер Ильяса. Санька, на тебе выйти к бункеру и разведать посты и подходы, возьмешь обоих снайперов. Главное, при подходе нейтрализовать наблюдателей. Пусть Малой с ВСС работает, уж очень хорошо у него получается. Ну и всем вооружиться и подготовиться, а я пока разберусь с пленными, нужно узнать, что там нас в бункере ждет.

Дождавшись утвердительных кивков, каждый занялся своим делом. Кто-то растаскивал джипы, кто-то собирал оружие и снаряжение, кто-то мудрил на броне нашего БТРа.

На связь вышла База.

— Феникс, это База. Абонент «Бункер-Перевальное» вызывает абонента «Ильяс».

— Вас понял. Сейчас отреагирую.

Тут же вызвал Борисыча.

— Быстро одного из подручных Ильяса сюда. Но чтоб не сильно борзый был.

У меня возникла одна очень интересная идея.

Мы забрались в наш бронетранспортер, когда туда втянули связанного боевика. С него стянули маску. Это оказался молодой, с правильными чертами лица человек вполне европейской наружности, легкая раскосость глаз и чуть более темная кожа отличали его от нас.

Он смотрел слегка отрешенным взглядом, сказывалась контузия. Санька, который в свое время со мной много таких типов допрашивал, немедленно перешел к делу. Дав бандиту несколько пощечин, он сразу стал на него кричать. В замкнутом пространстве бронемашины это выглядело весьма впечатляюще.

— Как тебя зовут. Имя быстро назвал. Имя!

— Р-р-руслан. Руслан Ислямов.

— Мне не нужна твоя фамилия! Чем ты занимался в банде Ильяса?

Молчание. Вероятно, человек все еще не отошел от шока. Опять несколько пощечин.

— Входил в личную охрану. Снайпер.

— О как. Жить хочешь? Я спрашиваю, жить хочешь?

— Да-а-а хочу.

— Точно хочешь?

— Да-а-а-а!

— Ну вот, успокойся, никто тебя пока обижать не собирается. Командир, клиент готов к сотрудничеству.

Тут я взял слово. И уже вполне спокойно продолжил разговор.

— Значит так, Руслан, там ваша база уже пять минут во всю вас вызывает. Ты, надеюсь, не думаешь, что у них хватит сил вас отбить и спасти? — Дождавшись утвердительного кивка, я продолжил: — Так вот, ты сейчас выходишь на связь с бункером и говоришь, что вы попали в засаду и срочно нужна помощь, пусть высылают всех, кого можно, вас заблокировали, бронетранспортер подбит. Если спросят, где зажали, ты ответишь, что возле университета. На вопрос, почему Ильяс сам не ответил, скажешь, что он ранен. Понял?

Опять утвердительный кивок.

— Ты, мальчик, смотри не играй с нами. Ты тут воевал два года назад? Да? Значит, помнишь, как тут резвились русские морпехи из сводного батальона? Вижу, помнишь. Значит, объяснять тебе не нужно, с кем ты связался. Так что не играй в героя. Сейчас поговоришь со своими, и будь спокоен, я тебя не трону.

После всего ему настроили нашу бортовую радиостанцию и дали переговорить с бункером. За время войны многие из нас, хотя говорить не могли, но вот понимать немного по-татарски научились. Поэтому, внимательно выслушав, что он говорил, я успокоился. Человек честно выполнял свой контракт на жизнь. Только вот они были честными до того момента, пока им выгодно.

— Молодец, будешь жить, скоро тебя отпустим. Но запомни, если ты еще раз попадешься мне, ты умрешь. Все, уводите его.

От Перевального до места засады ехать примерно минут пятнадцать — двадцать. Значит, у нас есть запас по времени.

Выскочив из бронетранспортера, я начал раздавать команды. Через десять минут все попрятались и все возможное оружие было приготовлено для встречи маневренной группы боевиков.

Видимо, собирались они дольше, чем я думал. Первым выскочил бронетранспортер, за ним шла БМП-1. Разглядев лежащий в кювете бронетранспортер, БТР затормозил, но налетев на еще один Санькин сюрприз, чуть подпрыгнул в клубах дыма и пыли и замер. БМП стала маневрировать, но одновременно два выстрела из гранатометов превратили ее в горящую груду железа. Идущие за броней несколько машин сразу попали под плотный пулеметный огонь. Из укрытия выскочил наш БТР и открыл огонь из КПВТ, пули которого пробивали насквозь любую из целей. Такого избиения тут давно не было. Минут через пять стрельба затихла. Вся колонна мобильной группы боевиков представляла собой мешанину из железа и трупов.

Я стоял и смотрел со стороны, как забитые и голодные люди, не ждущие от будущего ничего хорошего, с энтузиазмом разбирают разбитую технику, собирают трофейное оружие и боеприпасы. Люди, которые уже давно похоронили себя, не жили, а выживали, теперь чувствовали, что жизнь изменится, хоть немного, но к лучшему. В течение дня с их участием была практически полностью уничтожена одна из самых сильных банд района. Теперь я знал, что у меня появился еще один отряд. Борисыч больше хозяйственник, нежели боевой командир. Я не собираюсь его кидать и захватывать власть, но увеличивать свою команду необходимо. Вот и воспользуюсь случаем. Тем более из Борисыча получится неплохой начальник тыла.

Надо закреплять успех. По самым скромным расчетам в бункере осталось не более пяти-десяти активных боевиков. Поэтому вот именно сейчас есть возможность захватить бункер бандитов и тем самым взять под контроль одну из самых коротких дорог к Черному морю через перевал.

Колонна выстроилась в прежнем порядке. Впереди шел захваченный у боевиков джип, выполняющий функции передового дозора. В нем разместились Артемьев, Малой, Миронов и Марков, моя нынешняя ударная группа. Я, Вяткин, Воропаев и Борисыч расположились в бронетранспортере и шли следом во главе колонны из трех захваченных джипов, «Мерседеса» и «Шишиги», в которых находились двенадцать бойцов Борисыча и трое присоединившихся к ним бывших заложников. В «Шишигу» покидали пленных боевиков, предварительно их тщательно освободив от колюще-режущих предметов и надежно связав.

Подойдя к последнему повороту, после которого открывается вид на Перевальное, Санька вышел на связь и дал отмашку остановиться, а сам со снайперами скрытно выдвинулся в сторону бункера. Наблюдатель был всего один, и тот через полчаса был нейтрализован. После чего, в течение получаса разведчики исследовали подходы к бункеру на предмет электронных средств наблюдения и скрытых наблюдателей. Но собирающиеся в спешке боевики поснимали с постов все возможные силы. Поэтому наша задача упростилась. Через полтора часа после последней стычки наш маленький отряд уже контролировал все окрестности вокруг входа в бункер. Оставалось самое трудное — захватить бункер. Даже три человека могут оказать ожесточенное сопротивление и нанести существенные потери нападающим.

Пока разведка исследовала подступы, я в бронетранспортере расспрашивал самого первого пленного, водителя джипа, который уже пришел в себя. Узнав подробности двух боевых столкновений, он еще больше испугался, и наш статус русского спецназа не подвергался сомнению. Поэтому разговорить его не составило труда. План бункера и порядок доступа был у меня в руках. В бункере оставалось еще четверо боевиков. Мы не стали прорываться вовнутрь, а дождались смены часового. Вышедшего на поверхность для смены наблюдателя боевика тут же по-тихому прирезали. После чего проникли в бункер.

В переходном тамбуре, для облегчения передвижения, поснимали с себя уличные костюмы и остались только в форме и бронежилетах. Бой в условиях ограниченного пространства, особенно в бетонных галереях, вещь непредсказуемая. Имея примерный план расположения помещений и размещения людей, стали сразу блокировать основные проходы. Впереди шли мы с Санькой, как самые подготовленные, вооружившись Стечкиными с глушителями, за нами уже шли Вяткин и Марков, вооружившись трофейными АК-74у. Командиру идти впереди, конечно, не нужно, но в данной ситуации необходимо поддерживать авторитет.

Основными целями были караульное помещение, оружейка и электростанция. Один из боевиков неосторожно вышел к нам навстречу и сразу получил две пули в голову. После чего мы уже побежали, выстрелы в галерее, даже приглушенные глушителями, прозвучали как грохот. На звук выскочил еще один боевик, на ходу передергивая затвор автомата, опять парный хлопок пистолетов. Тело дернулось и завалилось на бок, автомат громко звякнул об пол.

Из-за поворота, там, где по плану находилось караульное помещение, раздался громкий гортанный крик, и сразу туда полетела РГД. Санька закричал: «Бойся!». Мы присели возле стены и зажали уши, но взрыв в замкнутом пространстве все равно основательно тряхнул. После такого грохота, уже не таясь, бросились за угол. Под перевернутым столом лежал последний боевик, искромсанный осколками. Дальше по коридору слышались испуганные вопли.

Мы не добежали до оружейки несколько шагов, как по нам практически в упор ударил автомат. Сильный удар в грудь откинул меня назад. Болевой шок был такой, что ни вздохнуть, ни пошевелить руками и ногами не мог. Рядом хрипел Артемьев. Над головой загрохотали автоматы, и чуть позже раздался сдвоенный взрыв. Перепрыгивая через нас, бойцы бежали дальше, захватывая бункер.

Надо мной склонился Воропаев и расстегивал бронежилет, один из бойцов Борисыча проводил те же операции с Санькой. По тому, что ни у меня, ни у Артемьева не было крови, можно было сказать, что мы еще дешево отделались. Нам помогли перейти на освещенное пространство возле уже захваченной оружейки. Еле переставляя ноги, дыхание вроде возвратилось, я разглядел тех, кто в нас стрелял. Пара смуглых пацанов лет четырнадцати, вооруженных укороченными автоматами Калашникова.

Дальше по коридору слышались крики, взрывы и стрельба. Минут через двадцать все было кончено. Мы перешли в общий обеденный зал, когда туда начали подтягиваться уцелевшие бойцы. По кратким докладам я уже понял всю картину боя. Практически все в этом бункере были вооружены и оказывали ожесточенное сопротивление. Наши потери составили трое убитых и пятеро раненых. При таком бое это еще неплохой результат — спасало большое количество ручных гранат, которыми нападающие просто закидывали любое место, где оказывали сопротивление. Поэтому из обитателей бункера в живых осталось очень мало, особенно после того как на нижнем ярусе были найдены камеры, где содержались женщины и дети, остатки семей офицеров мотострелкового полка, который базировался до войны в Перевальном.

Тяжелый запах, бледные исхудавшие лица женщин с многочисленными следами побоев. Многие были беременны. От кого, я не стал спрашивать. Впечатление тягостное. Бандиты они и есть бандиты. Без национальной принадлежности. Среди трупов боевиков попадались и славяне.

Подошел Борисыч.

— Сколько этих уцелело? — кивнул я на труп боевика.

— Человек пятнадцать. В основном пожилые женщины и малолетки.

— Двадцать минут на сборы. Кто за это время не покинет бункер и не уйдет на расстояние сто метров, расстрелять.

Борисыч угрюмо кивнул.

— Не слишком ли? У них тут на перевале есть пара небольших бункеров. Может, им машину дать, а то ведь погибнут.

Я устало вздохнул.

— Борисыч, не мы это начали и не мы издевались над беззащитными. Я им даю шанс. Это максимум, чего они заслуживают. Окажись наши на их месте — всех бы вырезали.

Рядом стоял хмурый Вяткин.

— Ты что-то хотел спросить?

— Как же так, товарищ капитан, как же так с людьми можно?

— Ты взрослый человек и гражданскую прошел. Что, такого не было?

— Да всякое было, но чтобы вот так вот людей как скот держать.

— Это ты еще не видел, что немцы творят или будут творить. Поэтому и воюем что с этими, что с немцами. Судьба у нас такая с вами, грязь вычищать.

Тут в коридоре раздался крик:

— А-а-а-а.

И длинная пулеметная очередь. Стрелял ПКМ. Мы бросились в большую комнату, куда сгоняли уцелевших при штурме обитателей бункера.

Там стоял дым от многочисленных выстрелов, и весь пол был завален трупами пленных. В стороне Борисыч и Санька крутили руки одному из бойцов команды усиления. Рядом валялся ПКМ. Тот вырывался и кричал.

— Что случилось?

Борисыч повернулся ко мне.

— Это Мишка, он с нами от самого начала. Полгода назад пропала его жена с ребенком. Сейчас он их нашел. Жена невменяемая, видимо, насиловали, и не раз. Ребенок еле жив. В общем, крышу сорвало у парня.

Какое-то спокойствие, даже равнодушие овладело мною. Мы грубеем душой на этой войне.

— Да уж, настреляли. Хотя времена уже не те, сейчас никто и вякнуть не посмеет. Ладно. Сколько их осталось?

— Тех, кого сюда еще не привели, человек шесть осталось, они как раз в дальних галереях трупы таскают.

— Значит так, их использовать для выноса трупов, еще не хватало, чтоб тут эпидемия началась. Оружие и боеприпасы собрать. Выставить боевое охранение и наблюдателей. Наших женщин и детей вывести, переписать. Кому нужна срочная медицинская помощь, перенести в бронетранспортер.

Дождавшись, когда Борисыч уйдет озадачивать своих людей, я позвал Артемьева.

— Санька!

— Я.

— Остаешься за старшего. Что делать, знаешь.

— Да знаю я. Что с пленными делать?

— Ильяса и парочку его подручных оставь в живых, но распихай по разным камерам, чтоб болтать не могли. Я их еще по поводу наркоты и связи с турками поспрашиваю, может, что и про Витьку Кузьмина узнаю. Остальных ликвидируйте.

— Всех ликвидировать? Не только боевиков? Командир, ты меня ни с кем не путаешь?

— Саня, никого отпускать нельзя. Они могут выдать нашу численность и навести сюда других бандюков. Тут куча резервных входов-выходов, пролезут ночью и по-тихому вырежут.

— Так что, мне самому их мочить?

— Саня, это война. Война на выживание. Не можешь сам, дай тому же Мише пулемет, пусть поквитается. А по-моему, тут многие не прочь пострелять. Заодно посмотришь, что ребята собой представляют. Рано или поздно нужно будет их привлекать к нашим делам, сразу высмотришь слабовольных, которые нам не подойдут, сразу удалим их, чтоб потом не ликвидировать. Борисыч не поймет.

Санька вздохнул, понимая правильность моих слов.

— Тоже дело.

— Не можешь, дождись меня, сам все организую. Подумай просто, что было бы, если б вас тогда бойцы Черненко не спасли.

Артемьев еще не отошел от контузии. Но его авантюрная энергетика снова давала о себе знать.

— Хорошо, командир. Ты прав, конечно. Сделаем.

— Хорошо, Саня, ты тут главный, готовь бункер, возможно, скоро тут Черненко появится.

Глава 38

Раненых, женщин и детей, которым нужно было оказать помощь, оказалось слишком много для одного бронетранспортера. Для перевозки пришлось задействовать «Шишигу».

Естественно, в дороге поговорить не получалось. Слишком много рядом лишних ушей. За руль «Шишиги» пришлось посадить самого Борисыча, чтобы не увеличивать количество людей, знающих путь к нашей базе. Пока мы ехали и выписывали петли, чтобы по возможности выявить возможных наблюдателей и преследователей, Светлана на базе контролировала радиоэфир, а Марина готовилась к приему пациентов.

Борисыч, мягко говоря, удивился местонахождению нашего бункера. На все его вопросы я отговаривался, что поговорим попозже, а пока мы занимались перемещением раненых в наш бункер, где Марина с помощью Светланы размещала пациентов, сортировала по степени сложности и срочности оказания медицинской помощи. Пока женщин и детей элементарно отмывали от многомесячной грязи и оказывали медицинскую помощь, мы с Борисычем уединились, чтобы серьезно поговорить.

Идя по галереям, старый друг удивлялся, слушая историю этого бункера, то, как он оснащался и оборудовался для долговременного существования.

— Так ты, получается, все время отсиживался вот тут, в бункере, а откуда у тебя тогда немецкое оружие? Где ты его столько-то натаскал?

— Вот тут, Борисыч, я тебя хочу посвятить в очень серьезный секрет. Тут обратного хода быть не может. Любая утечка информации будет караться по жесткому варианту.

— Ты меня что, уже пугать начал? У вас тут машина времени стоит, и вы тягаете из прошлого оружие и продукты?

— Да, так оно и есть. Пойдем, покажу тебе машину времени.

— Это что, не шутка?

— А я сейчас похож на шутника? Я тебе обещал возможность эвакуации в нормальную среду, таким не шутят. Возможность есть. В прошлое. Вот только беда в том, что канал удалось настроить на сорок первый год, ты ж помнишь, что в это время происходило.

— Конечно. Оружие оттуда? Насобирали?

— Ага. С трупов, которые сами и наделали. Последние полтора месяца я со своей группой принимал участие в обороне Могилева и потом еще по лесам мотался, отбиваясь от немцев. Несколько раз даже шкуру попортили.

— Кто бы рассказал, не поверил бы. Тебе для этого нужна была боевая техника?

— Конечно. Пока мы продукты, оружие и боеприпасы вымениваем у Сталина с компанией за информацию. Завтра, наверно, придется лететь в Москву, договариваться о приеме партии переселенцев. Вот тут ты и понадобишься. Должен будешь найти программистов, технологов, желательно по полупроводниковым технологиям, электронщиков, фармацевтов, знакомых с технологическими процессами, возможно, придется мотаться по Крыму, искать разбитую боевую технику, чтоб не фонила, предпочтение танкам, зенитным установкам, по возможности восстанавливать. То же касается авиационной техники. Работы очень много. Так что, Борисыч, поздравляю тебя с назначением на должность начальника штаба нашей маленькой армии прорыва в прошлое.

— Серега, если честно, то я пока не верю.

— Хорошо, пошли в прошлое смотаемся. Но сначала глянем, а то там немцы рыщут, мы там у них недавно командира дивизии СС завалили, вот они и злобствуют.

— Да, вот никогда не ожидал от тебя такого.

— Ладно, пойдем в святая святых.

Демонстрация установки вызвала у Борисыча большой интерес. А переход на тут сторону, где уже был вечер, вдыхание свежего воздуха и ощущение нормального осеннего леса ввели старого друга в прострацию.

Когда Борисыч пришел в себя и мог реально воспринимать информацию, мы уединились в вычислительном центре, где смогли уже нормально поговорить.

— Значит так, Юрчик, теперь ты будешь заниматься в основном административными вопросами, так или иначе твоя группа сливается с моей, но информация по установке является сверхсекретной. В нее посвящены только мои бойцы и ты, ну и, конечно, персонал этого бункера. Его местоположение остается тайной и для твоих людей. С нынешнего момента ты переселяешься в бункер Ильяса и приводишь его в порядок, с помощью Артемьева совершенствуете систему безопасности. Продуктами, боеприпасами обеспечим. Хотя там, насколько я видел, боеприпасов запасено надолго. Ты же, кажется, на автосервисе работал? Вот и займись восстановлением бронетехники. Подбери себе людей, желательно семейных, обеспечь им нормальное питание и принимайся за работу. Сейчас, после разгрома банды, у нас будет большой авторитет, и народ повалит потоком, конечно, будет много халявщиков и Черненко своих людей подошлет, придумай способы проверки. Тот бункер будем использовать в качестве фасада, пусть туда все ломятся. Санька займется сманиванием у Черненко бойцов, которым можно реально доверять, он там долго варился, поэтому в курсе кто есть кто. Это задание на месяц-полтора. На завтра подготовь мне ноутбук с хорошим аккумулятором, малогабаритный лазерный принтер, к нему пять-шесть картриджей, несколько пачек бумаги. Я рассчитываю завтра отправиться на переговоры к Сталину. Портал выходит на оккупированной территории, поэтому процесс отлета очень опасный. Для обеспечения безопасности мне понадобятся все мои бойцы, поэтому до завтрашнего вечера в большом бункере уже должна функционировать более или менее надежная система безопасности.

Борисыч, который при таком долгом монологе согласно кивал головой, понял, что разговор закончен.

— Хорошо, Серега, я все понял, до завтра все вопросы решим. Сейчас что?

— Обедать, и будем думать, что отвечать Черненко. Он же сейчас начнет дергаться. Если ситуация выйдет из-под контроля, может даже помощь из Украины потребовать, а что и кого они пришлют и сможем ли мы с этим справиться, не знаю. Поэтому надо его срочно успокоить. Давай, выходим с ним на связь, встречаемся и успокаиваем полковника. У нас дела куда серьезнее намечаются.

Как ни странно, встреча с Черненко прошла без эксцессов. Уже поняв, что расстановка сил в регионе изменилась, но его никто трогать не собирается, наоборот, при возникновении спорных ситуаций его будут поддерживать, Черненко более спокойно осведомился о наших будущих планах.

— Торговля и взаимовыгодное сосуществование. Мы и к вам будем обращаться за помощью, и, конечно, небезвозмездно. Только просьба, Михаил Григорьевич, давайте жить дружно, я Ильяса предупреждал вести себя тихо, он не понял. На крайний случай у нас есть более весомые аргументы. Это я не пугаю, наоборот, при случае эти аргументы могут и вам пригодиться.

На прощанье я подарил Черненко его же устройство слежения, которое они подсунули в люльку Сашкиному сыну. Он намек понял.

По словам Борисыча и Саньки серьезных сил, кроме группировки Черненко, в районе не осталось, поэтому опасаться, что кто-то попытается на нас напасть, не стоит, но при этом терять бдительность нельзя.

Будем потихоньку ослаблять Черненко, перетягивая у него бойцов.

Оставив в нашем бункере Вяткина для охраны, мы такой же колонной из бронетранспортера и «Шишиги» вернулись в бывший бункер боевиков. Там было уже наведено некое подобие порядка. Судя по хмурым лицам бойцов Борисыча, Санька их уже проверил. Ненадолго уединившись, он кивнул в сторону суетящихся людей, отчитался, что все нормально: народ, конечно, покочевряжился, но никто не дрогнул. Зачистка полная, не считая пленников, до которых еще дойдет дело.

Проведенная инвентаризация показала, что мы стали обладателями восьми бронетранспортеров разной степени годности, но все они были не на ходу. Кроме того, два БМП-1 и четыре БМП-2, из которых на ходу были всего одна БМП-1 и две БМП-2. Также мы стали обладателями двух Т-72 в нерабочем состоянии, нескольких грузовиков и микроавтобусов. В дальнем ангаре нашли зачехленную «Шилку» и рядом сложенную в походное положение гаубицу Д-30. Надежда найти установку «Град» не оправдалась, а жаль, очень бы она мне пригодилась в 41-м. На складе было навалено много стрелкового вооружения, гранатометов, парочка АГСов, даже нашли два СПГ-9. К большинству вооружений имелись боеприпасы, но все было свалено, как в сарае, видимо, что захватывали, просто приносили и скидывали. Санька, увидев такое богатство, прыгал как маленький мальчик, получивший дорогую игрушку.

Ночью я вышел на связь с Москвой и получил подтверждение, что завтра за мной прилетит самолет, после чего накрутил людей и приступил к активным подготовительным мероприятиям.

Борисыч сидел за компьютером, подбирал мне информацию для передачи руководству СССР и загонял ее в ноутбук, чуть позже к нему присоединилась Катя, которая, уложив ребенка, смогла подключиться к общей работе по подготовке визита. Также составлялись списки необходимых материалов, продуктов, которые нам необходимы для существования, и возможные способы их передачи. Светлана оторвалась от больных и по указаниям Марины готовила мне походную аптечку. Я занимался любимым делом. Гладил форму капитана НКВД, надраивал сапоги. Даже надел честно заработанный орден Красной Звезды. Ближе к вечеру Борисыч отлучился и привез небольшой принтер «Xerox», к нему пять нераспакованных картриджей и двухкилограммовый мешок с тонером. Потом показал на рабочем столе ноутбука файл с инструкцией по заправке картриджей.

Мы же с Санькой, который отлучился из Перевального, чтоб участвовать в моей отправке, готовили мое оружие, боеприпасы и снаряжение.

Несмотря на необходимость, форму сотрудника НКВД я решил не надевать — ее аккуратно упаковали в целлофан и в виде небольшого свертка сложили к основному грузу. Сам я надел привычный армейский камуфляж, поспарывав с него знаки различия российской армии и поснимав звездочки, оставил тельник, черный берет с красным околышем и красной звездой и берцы. В качестве оружия взял уже привычный ПП-2000, СВУ и пистолет «Глок-17» с глушителем в комплекте, несколько гранат и гранатомет «Муха». Общую картину дополняли скатка с маскировочным костюмом «Кикимора», армейский бронежилет и прибор ночного видения. И, конечно, портативная радиостанция.

Для экстренного случая с собой был взят специальный прибор, который мог только один раз подать короткий, но очень мощный импульс радиоизлучения, за секунду расходуя весь заряд аккумуляторов и сжигая выходные каскады радиопередатчика. Как нормальный человек нашего времени, я не исключал возможности, что мы можем залететь не туда или вообще не долететь. Поэтому готовился и к такой ситуации. Хотя если все пройдет штатно, то завтра утром я уже прилечу в Москву, переоденусь в форму сотрудника НКВД и буду обсуждать перспективы сотрудничества. Или где-нибудь в камере рассказывать про будущее.

На прощание я оговорил возможные варианты развития событий и действия соратников, кодовые фразы, которые должны быть указаны в радиограммах.

Ночью, упаковав все вещи, мы сидели и ждали двух часов ночи. Все это время портал работал, и система радиопеленгации работала в 1941 году, выискивая немецкие радиопередатчики. Когда время выхода наступило, группа силовой поддержки вышла на ту сторону и взяла периметр под охрану. Потом, определившись, что все тихо и нет опасности, мы цепочкой двинулись к месту приема самолета. Половина группы была оснащена приборами ночного видения. Вперед выдвинулась передовая группа из снайперов, которые разделились и стали осторожно разведывать дорогу к просеке.

К назначенному сроку группа уже была в районе встречи самолета. Но пока мы не изучили все вокруг, никто не выходил на открытое пространство. Как призраки, несколько человек, облаченные в маскировочные костюмы, дополненные ветками и травой, беззвучно нарезали круги вокруг просеки. Санька исследовал свои ловушки, которые он оставил в прошлый раз. Все было на месте, немцы так и не додумались перенести свои поиски на другой берег Днепра.

Почти беззвучно мы расположили светодиодные фонари на месте посадки и приготовились ждать. Через полчаса ожидания услышали уже знакомое стрекотание двигателя легкого самолета-разведчика. Фонари сразу включили. Самолет, как и в прошлый раз, с первого захода пошел на посадку.

Уже привычно обменявшись паролями с пилотом, мы сгрузили с него триста килограммов груза. Я по-хозяйски разместился на заднем сиденье, не снимая при этом прибора ночного видения. Пилот, увидев такой странное украшение и у меня, и у других бойцов, заинтересовался. Пришлось дать команду Воропаеву отдать свой прибор и радиостанцию летчику. Пусть нормально взлетает и лучше видит, и пообщаться с ним в воздухе можно будет.

Пожав на прощание руки своим соратникам, я дал отмашку пилоту. Самолет снова застрекотал двигателем, оглушив меня, побежал по просеке, подскакивая на кочках, и, достигнув нужной скорости, оторвался от земли и стал набирать высоту. Я еще минут пять смог общаться с Базой, пока мы не вышли из зоны приема. На этом началась моя миссия.

В то же время в Москву ушла шифровка об удачном вылете Курьера.

* * *

В обед следующего дня была получена шифрограмма из Москвы о том, что самолет с Курьером на фронтовой аэродром в назначенное время не прибыл. Начались поисковые мероприятия.

В бункере установилась тягостная тишина. Все поняли, что случилось что-то трагическое, но никто не хотел верить в смерть командира. И по инструкциям, полученным ранее, в Москву ушла шифрограмма следующего содержания:

«На данный момент исчезновение Курьера расценивается как факт физического захвата, о последствиях которого вы были предупреждены. До получения достоверной информации о судьбе Посланника любое сотрудничество замораживается.

Странник».

Сигнал бедствия не был получен, значит, есть шанс, что командир жив.

ВОЙНА СКВОЗЬ ВРЕМЯ

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею Павлову «Мозгу», Александру Тестову, Владимиру Мельнику «Скиминоку», Игорю Вадимовичу Мамчуру, Сергею Викторовичу Акимову «Кобре» и всем остальным с интернет-форумов «В вихре времен» и «Самиздат», кто не оказался равнодушным.

Пролог

Октябрьское солнце нежно согревало кожу лица. Обер-лейтенант Курт Мельнер наслаждался последним теплом осени, расслабленно развалившись на деревянной скамейке, расстегнув мундир и подставив лицо и грудь теплому солнцу. Состояние умиротворения периодически нарушалось криками из деревянного дома, где бойцы его подразделения занимались привычным делом, уничтожая евреев и коммунистов в этом забытом богом селе под Киевом.

На пороге дома появился фельдфебель Йосип Кендзер, на ходу застегивая штаны.

— Дуже гарна жидовочка, пан офицер.

Мельнер поморщился. Будучи коренным немцем, он с презрением относился к своим подчиненным, украинским националистам, солдатам «Буковинского куреня», подразделения вспомогательной полиции, в которое его перевели месяц назад после неудачной деятельности в Белоруссии.

Ему еще повезло, а его друг и сокурсник Отто Шлеер пропал без вести, скорее всего, стал жертвой истребительных отрядов НКВД, как и сам Мельнер.

Будучи выходцем из интеллигентной семьи, Курт с детства в совершенстве владел несколькими языками, в том числе и русским, и конечно, пойдя на военную службу, оказался в разведке. Военная судьба свела его со старым другом отца, Теодором фон Хиппелем, который занимался созданием диверсионного подразделения в составе абвера. Пойдя служить рядовым бойцом, Курт, благодаря своим качествам, был выделен и стал быстро продвигаться по служебной лестнице. Начиная еще служить в отдельной роте, он стал свидетелем, как она была преобразована в батальон, а затем, перед началом русской кампании, в полк «Брандербург-800».

Карьера складывалась весьма удачно: Голландия, Бельгия, Франция. Везде успел побывать Мельнер со своей группой. Но после начала русской кампании дела пошли не самым лучшим образом. Органы государственной безопасности русских сумели организовать эффективную систему противодействия разведывательно-диверсионным силам абвера. Особенно это проявилось во время обороны Могилева, где заброшенная в тыл противника группа Мельнера, под видом бойцов НКВД, была практически сразу раскрыта и уничтожена, а сам обер-лейтенант попал в плен. Только стремительное наступление вермахта позволило избежать Курту смерти, но его послужной список после этого был испорчен. А в отношении него было начато служебное расследование.

На время его отстранили от работы и откомандировали в распоряжение специального отдела абвера, занимающегося националистическими движениями на Украине. По ходатайству старого друга отца его на время поставили командиром отряда вспомогательной полиции, пока не закончилось разбирательство по его делу.

Но тут ждало разочарование. Хорошо подготовленное и экипированное подразделение становилось неуправляемой стаей, когда они входили в любой поселок и слышали русскую речь. Уничтожение поляков, евреев, коммунистов и их семей они считали своим правом победителей и непременно выражали возмущение, когда им мешали этим правом пользоваться. Если бы не негласное указание не мешать таким вот чисткам, Курт давно бы прекратил такие развлечения, но после разговора с нынешним своим руководством он в некоторой степени был согласен с такой политикой чистки вновь приобретенных земель Великой Германии.

Остановившись на постой в небольшом селе, они нашли на ком выместить звериную злобу. Несколько еврейских семей были уже уничтожены. Молодых евреек, которые вполне подходили для нужд молодых и здоровых мужчин, оставили в живых до утра. К вечеру секреты, выставленные вокруг деревни, доложили о подходе к селу небольшой группы русских окруженцев, которые были весьма профессионально захвачены и обезоружены. Их заперли в амбаре, выставив охрану.

Вот сейчас Курт сидел и делал вид, что он спокойно относится ко всему происходящему, хотя в душе содрогался от омерзения. Солдаты не должны себя так вести, их призвание выигрывать сражения, а не уничтожать мирное население. Даже когда он со своей группой резал красноармейцев в Белоруссии, не испытывал таких чувств. Это война, и уничтожать противника его обязанность.

Йосип Кендзер смотрел на нового командира и в душе усмехался. Осужденный до войны польским судом к смертной казни за убийство и изнасилование учительницы, выжил только благодаря началу войны. Попавшие в тюрьму несколько авиационных бомб позволили ему сбежать в поднявшейся неразберихе и панике. Впоследствии, после захвата Польши немцами, примкнуть к организации украинских националистов, где его судимость была расценена как часть борьбы с поляками.

Сейчас он стоял в сторонке и слушал, как его друзья заканчивают развлекаться с молодой жидовочкой. Та уже не кричала, не хватало сил, а только всхлипывала. Но ничего, у них еще есть ее младшая сестрёнка. Чистоплюй обер-лейтенант никогда не принимал участия в их развлечениях, всем своим видом показывая свое презрение. Ничего, придет время, и с ним разберемся.

Но тут внимание было отвлечено шумом двигателей. К селу подъезжали странные машины. Впереди ехал автомобиль, выкрашенный в пятнистый камуфляж, с пулеметом на раме, в котором сидели офицер и несколько солдат в форме войск СС. За ним шли две боевые приземистые многоколесные машины, выкрашенные в такой же камуфляж. За то, что это боевые машины, говорила компоновка корпуса и небольшая башня с крупнокалиберным пулеметом или малокалиберной пушкой. На броне вольготно расположились солдаты войск СС, облаченные в полевой камуфляж.

Как офицер военной разведки, Курт сразу определил войсковую принадлежность. Это были бойцы моторизованной дивизии СС «Рейх», но странно — что они тут делают? После понесенных потерь и гибели ее командира оберст-группенфюрера СС Пауля Хауссера во время столкновения с русскими диверсантами дивизия была выведена на переформирование и впоследствии принимала активное участие в сражении за Смоленск. По службе Мельнер ни разу не пересекался с личным составом этой дивизии, сказывалась давняя вражда разведки и СС. Но вот такую технику он видел в первый раз. Наверно, что-то новое, тем более СС всегда были любимчиками и новинками снабжались в первую очередь.

Быстро приведя себя в порядок, застегнув китель и поправив пояс с кобурой, он крикнул Кендзеру, чтоб тот приструнил своих солдат — тут СС появилась. Как бы опять не нарваться на насмешки, а иногда дело доходило до кулачных стычек. Да и за свое буйное воинство он не ручался.

Недалеко от дома, где стояли два «опель-блица», на которых передвигалось подразделение Мельнера, остановилась легковая машина с пулеметом. Бронетранспортеры грамотно перегородили улицу, один выехал чуть дальше, второй остановился сзади, прикрыв таким образом своими пулеметами улицу и все близлежащие подходы.

«Вполне правильно, сразу стали хозяевами положения, тут СС в профессионализме не откажешь», — подумал про себя Мельнер.

Из автомобиля выскочил оберштурмфюрер СС, облаченный в полевой камуфляж, интересной деталью была открытая кобура с черным пистолетом на бедре, а не как обычно на левом боку, как принято у офицеров вермахта или СС, и необычный прибор на проводе, вставленный в ухо, похожий на уменьшенный вариант наушника от радиостанции. Аналогичные приборы были и у остальных бойцов в машине и у некоторых расположившихся на бронетранспортерах. За ним из машины выпрыгнул худощавый боец и за шиворот вытащил избитого и связанного подчиненного Мельнера, который должен был находиться в боевом охранении на дороге.

Как будто получив команду, с бронетранспортеров попрыгали остальные бойцы и грамотно стали брать улицу и близлежащие дома под контроль. Подходивших бойцов Мельнера они деловито, не говоря ни слова, разоружали и сгоняли в небольшую группку возле колодца. Все это время оберштурмфюрер СС стоял и спокойно смотрел в глаза Курту. В его взгляде читалась легкая насмешка и скука. А вот лицо оберштурмфюрера было Курту знакомо.

На попытку заговорить с ним он спокойно поднял руку ладонью вперед и прикрикнул:

— Хальт!

Курт остановился, не зная, что делать. Мысль, что это могут быть русские, исчезла сразу, уж слишком они были спокойны и деловиты, да и такой техники у русских быть не может. Рядом с оберштурмфюрером остановилась стройная симпатичная блондинка, облаченная тоже в форму СС, густые волосы которой были упрятаны под форменный головной убор, что вызвало удивление. Обычно девушки в боевых подразделениях СС не служат, если и есть некоторое количество, то только во вспомогательных частях. В руках у нее была странная винтовка с толстым стволом и оптическим прицелом. Холодный, равнодушный взгляд скользнул по Курту и побежал дальше, по его подчиненным. Мельнер содрогнулся, он знал такие взгляды, так равнодушно смотрят снайперы на свои цели. Холодок страха пробежал по его спине.

За оберштурмфюрером тут же встали два бойца, вооруженные знакомыми МП-40, и тоже молча наблюдали, ожидая действий своего командира.

После того, как из дома, где развлекались Кендзер со своими дружками, вытащили последнего солдата, на ходу застегивающего штаны, офицер наконец-то соизволил заговорить. Причем заговорил по-русски, сильно коверкая слова.

— Ви есть кто, свиньи?

Курт отдал честь и представился. Эсэсовец его внимательно выслушал и с задумчивым видом приблизился не к Курту, а к Кендзеру, оглядел его с ног до головы, остановив взгляд на знаках различия фельдфебеля.

Кендзер, испуганно глядя на эсэсовца, кивнул головой, вытянулся по стойке «смирно» и попытался доложить по всей форме, но оберштурмфюрер выхватил из набедренной кобуры черный пистолет и выстрелил ему в голову. Со стороны колодца, где были собраны в кучу остальные солдаты Курта, загрохотали пулеметы.

Обер-лейтенант попробовал схватиться за кобуру, но голубоглазая блондинка очень ловко, ногой, обутой в тяжелый рифленый ботинок, ударила его в пах. Остальных солдат, которых повытаскивали из дома, где насиловали евреек, повалили на землю и быстро, с определенной сноровкой связали необычными белыми ремешками.

Минут через десять, когда Курт пришел в себя от болевого шока, он смог уже спокойно проанализировать обстановку. Пятеро его солдат лежали связанными возле забора. Возле них молча стояли два бойца. То, что это враги, Курт не сомневался. Но какая наглость и самообладание. Сразу видно профессионалов. Наверно, коллеги с русской стороны.

Он позвал одного из бойцов и на русском попросил позвать к нему командира. То, что боец его прекрасно понял, и последующий разговор убедило его в том, что это русские. Вот тут Курт удивился еще больше. Вместо того чтобы побежать или отправить посыльного, тот нажал небольшую кнопочку и вызвал командира по радиосвязи:

— Феникс, это Зяблик. — Выслушав ответ, он продолжил: — Тут обер-лейтенант пообщаться хочет.

Повернув голову к Курту, он пояснил:

— Командир сейчас подойдет.

Через две минуты подошел уже знакомый оберштурмфюрер, лицо которого было смутно знакомо Мельнеру, хотя он был уверен, что никогда с этим человеком не встречался.

Тот чуть устало, но спокойно и почти равнодушно спросил на чистом русском языке:

— Ну и что ты мне хотел сказать?

И тут Курт наконец-то вспомнил. Человек был очень похож на русского, которого они искали вместе с СС в окрестностях Могилева. Капитан НКВД Зимин. Лично его не видел, а вот портрет, нарисованный по словам свидетелей, показывался всем участникам поисковой операции. И обстоятельства гибели командира дивизии СС он тоже знал. Это все говорило о том, что перед ним не простые диверсанты. Курт испугался еще больше. Как разведчик, он понимал, что в живых они не оставят никого.

— Вы думаете, после всего, что вы тут натворили, у вас есть шанс выжить? — И Зимин с угрозой кивнул в сторону дома, откуда рослый солдат выносил на руках полуголую девушку в изорванном и окровавленном платье.

— Капитан Зимин, я могу быть вам полезен.

Брови капитана удивленно поднялись.

— Смотрю, моя персона становится очень популярной в определенных кругах. Ну излагай, жертва фашизма, свою версию непричастности к злодеяниям этих унтерменшей. И запомни, жив ты до сих пор потому, что единственный из этого стада, кто был захвачен с застегнутыми штанами. — И Зимин кивнул в сторону лежащих солдат «Буковинского куреня».

Глава 1

Полет на советском самолете-разведчике меня разочаровал. Неудобное сиденье, сильный сквозняк и громкое тарахтенье двигателя. А о лимонаде, преподнесенном вежливой девушкой-стюардессой, даже и мечтать не хотелось, чтоб не травить душу. В молодости я закончил военное училище по направлению военно-морской авиации, но благодаря «блестящей» экономической политике правительства Украины того времени, не только в воздух не поднялся, даже к самолету близко не подходил. Поэтому все мое знакомство с авиацией ограничивалось учебниками, Интернетом и полетами на пассажирских самолетах.

Мы спокойно летели и перекрикивались с пилотом через специальное устройство. Удовольствие еще то. Поэтому через некоторое время, почти сорвав голосовые связки, заставил его надеть радиопередатчик, который я ему всучил перед полетом. Он сначала отнекивался и требовал соблюдения режима радиомолчания, но после лекции о системах кодирования с плавающей частотой немного успокоился. Да и прибор ночного видения произвел на него впечатление. Мы с ним даже познакомились: Матвей Иволгин, пилот специального авиаотряда НКВД. По его словам, сейчас мы летели на небольшой, спешно организованный недалеко от линии фронта аэродром, южнее Рославля, на котором нас должны будут заправить горючим. Дальше наш путь лежал до фронтового аэродрома под Вязьмой, где ожидал уже военно-транспортный самолет, который и доставит меня в Москву.

Но меня заинтересовало местоположение этого аэродрома. Как я помнил, под Рославлем, если еще не начались, то в скором времени начнутся тяжелые бои. Но Матвей успокоил — это поле, вполне пригодное для посадки и взлета самолета его класса, и охрана там выставлена из бойцов полка НКВД.

Вот за таким, почти нормальным времяпрепровождением мы подлетели к аэродрому подскока. После набора высоты издалека были видны огни, показывающие в темноте местоположение посадочной полосы.

Но, подлетев ближе, при заходе на посадку, нам открылась совершенно другая картина. Вместо костров, указывающих место и направление приземления, на поле горели несколько автомобилей и были видны вспышки выстрелов и взрывов. Делая пролет над полем, удалось разглядеть немецкие танки и бронетранспортеры в сопровождении пехоты, которые отжимали от леса редкую цепочку бойцов НКВД.

Я во всю силу закричал:

— Быстро уходи.

Но Иволгин сам все понял, резко накренил самолет влево и стал уходить в сторону леса с набором высоты. С земли в сторону самолета потянулись трассирующие очереди зенитных пулеметов и автоматических пушек. Самолет затрясся от многочисленных попаданий. По нам сразу стали работать не меньше пяти-шести точек. С края поля ударил луч прожектора. Он скользнул по самолету, но пилот вовремя успел свалить самолет вниз и нырнуть в спасительную темноту.

Двигатель резко сменил звук, и через некоторое время окончательно заглох.

За время непродолжительного планирования Иволгину, благодаря прибору ночного видения, удалось рассмотреть в лесу небольшую прогалину, на которую он смог посадить самолет с первого захода. Перед падением я успел крикнуть: «Береги прибор» и сорвал с головы «ночник», чтоб не повредить при посадке глаза. Когда коснулись земли, самолет подпрыгнул и, с хрустом подмяв молодую поросль, врезался в деревья. Сильный удар в грудь выбил весь воздух из легких. Не в силах вздохнуть, я целую минуту хрипел от дикой боли, пытаясь восстановить дыхание. Отойдя от удара, первой моей мыслью было покинуть самолет и убежать на порядочное расстояние, взрыв может произойти в любую минуту. Но больше на автомате, нежели по велению души, стал выкидывать из самолета свои вещи и оружие, после чего перелез вперед и попытался вытащить пилота. Это оказалось не таким простым занятием, он был пристегнут, и пришлось повозиться и помахать ножиком, освобождая его от удерживающих лямок. Особенно меня интересовали радиостанция и прибор ночного видения. Радиостанцию нашел рядом с Иволгиным, она сорвалась с пояса, утянув с собой гарнитуру, и упала под сиденье. А вот прибор ночного видения я с трудом вытащил из его руки. Видимо, перед ударом он успел сорвать устройство с головы. Меня спас бронежилет, принявший на себя удар, а вот Иволгину не повезло. Судя по его состоянию, он получил сильное сотрясение мозга и возможно повредил грудную клетку, но времени проводить диагностику не было.

До рассвета оставалось полтора часа, поэтому необходимо срочно покинуть место посадки, хотя я сомневался, что в условиях ожесточенных боев кто-то будет гоняться за экипажем деревянного самолета-разведчика. Но была гаденькая мысль, не дающая покоя, что весь этот цирк был устроен в нашу честь.

Вытащил из подвешенного сигарообразного контейнера остальные свои вещи, стал стаскивать все на расстояние метров шестидесяти от самолета. Самое трудное было дотащить туда Иволгина, ведь и меня тоже неслабо приложило. Очень спасал «ночник», иначе бы не раз упал или бы вообще потерялся.

Минут через двадцать, когда отошел от удара и смог достаточно вдумчиво оценить ситуацию, стал собираться в дорогу. Естественно, ничего высокотехнологичного оставлять в самолете нельзя было. Поэтому вернулся и еще раз все облазил, проверяя, не забыл ли чего. Оставалось решить, как тащить на себе пилота и свои вещи.

Срезав несколько ветвей, сделал что-то типа волокуш, на которые погрузил Иволгина и привязал к нему свои вещи и часть оружия. Автомат приготовил для стрельбы и повесил так, чтоб в любой момент им мог воспользоваться. Упаковку с принтерной бумагой пришлось распотрошить, одну пачку взять с собой, а все остальное прикопать в лесу.

Рассвет нас застал на расстоянии двух километров от места посадки. Со стороны, откуда мы прилетели, все еще была слышна канонада. К счастью, самолет так и не загорелся и тем самым не выдал места нашего падения.

По предварительным прикидкам, мы упали где-то в районе Рославля. В нашей истории немцы здесь окружат группу войск 28-й армии, и потом, после ее разгрома, мой старый знакомый Гудериан совершит свой знаменитый поворот 2-й танковой группой на юг, для разгрома группы войск Юго-Западного фронта. Мое вмешательство уже в некоторой степени изменило сроки и расстановку сил, поэтому расчет положения наших войск, в зависимости от даты, уже не подходит. Единственным плюсом в такой ситуации было то, что немцы совершали прорывы мобильными частями, поэтому на начальном этапе, сплошной линии фронта не было. Это давало возможность просочиться в расположение советских частей с меньшим риском.

Исходя из рассказа Иволгина, в районе Смоленска уже окружена крупная группировка советских войск в составе 16-й и 20-й армий, и позавчера началось контрнаступление по освобождению оказавшихся в кольце частей Красной Армии.

Прежде чем лететь, естественно, я работал в нашем вычислительном центре и собирал информацию по обстановке на фронтах. То, что мое вмешательство сместило сроки наступления немцев на неделю, не многое поменяло, и знание истории не сильно помогло советскому руководству.

Оперативная группа генерал-лейтенанта Качалова, наступающая со стороны Рославля, как и в нашей истории, столкнулась с частями 9-го армейского корпуса. Наступление было остановлено, и после обходных ударов 24-го механизированного корпуса пять дивизий так же оказались в котле в районе Рославля. Вот сейчас мы как раз и находимся возле линии фронта, где группа войск 28-й армии генерал-лейтенанта Качалова пытается пробиться из окружения. В реальной истории они вырваться так и не смогли. Сам Качалов погиб в танке при попытке прорыва из окружения.

По всей видимости, мы находимся в полосе наступления 7-го армейского корпуса вермахта. Судя по звуку канонады, до самой линии фронта нам осталось идти не более десяти километров.

Обо всем этом я вспоминал, когда тянул на себе волокушу с раненым летчиком.

По мере продвижения лес начал редеть. Оставив Иволгина, который не приходил в себя после падения, в глубине леса и сгрузив ему все тяжелое, в том числе бронежилет, сам двинулся на разведку.

Я вышел к небольшой деревне. Естественно, с ходу туда соваться не стал. В полосе фронта такие вот населенные пункты, как правило, используются для размещения тыловых служб, и устраивать дуэли с тыловиками не входило в мои планы.

Уже на выходе из леса были видны следы ожесточенных боев. Линия окопов недалеко от деревни представляла жалкое зрелище. Полузасыпанные траншеи, большое количество воронок и разбитая техника. Все говорило о том, что только недавно отсюда удалось выбить советские части. Запах гари стоял до сих пор. Вдалеке, на другом конце большого поля, работала команда немецких трофейщиков, собиравших материальные ценности, которые могут пригодиться вермахту. Чуть в стороне, прямо на поле небольшой группкой разместились пленные красноармейцы. Их было немного, человек двадцать. Почти все были перевязанные бинтами. В прицел СБУ все это хорошо просматривалось. Самые здоровые под присмотром немцев таскали тела убитых и сбрасывали их в несколько больших воронок, при этом немецкий унтер-офицер обыскивал каждого, освобождая от документов и копаясь в карманах убитых, разыскивая портсигары, кольца, часы и другие мелочи, имеющие ценность.

Рассматривая такую идиллическую картинку, думал, что сам далеко пилота на себе не протащу и хотя бы парочка красноармейцев меня бы устроила. Вот с такими мыслями я вышел на предполагаемую позицию для стрельбы.

Канонада не смолкала, немцы опять наткнулись на организованный отпор и смешивали с землей очередной рубеж обороны.

Возле деревни ситуация изменилась. Со стороны фронта пригнали колонну пленных. Тех, которые помогали трофейщикам таскать убитых, прикладами погнали в общую колонну. Пару человек, что не смогли подняться и идти, тут же пристрелили. В колонне я увидел несколько командиров. С такого расстояния рассмотреть знаки различия не мог, но вот командирские бриджи разглядел. В колонне было человек шестьдесят, в охране с трофейщиками ну человек двадцать от силы. Все в основном вооружены винтовками. До них расстояние метров сто пятьдесят, для снайперской винтовки идеальная дистанция. Приняв для себя решение, быстрым шагом двинулся в сторону, подальше от места, где оставил Иволгина. Если немцы сильно разозлятся и додумаются организовать преследование, пусть ищут в другой стороне. Хотя тут по лесам столько народа прошло, что и следы слона разглядеть не получится.

Двадцать человек на открытом пространстве для снайпера с автоматической винтовкой не такая уж большая проблема, вот только наши пленные мешают и загораживают немцев. Я долго примеривался, с кого и как начать стрельбу. Но здравый смысл победил. Стиснув зубы, смотрел, как немцы уводят колонну пленных на запад.

Опять бег по лесу. Шуршание листвы и периодические остановки, чтоб вслушаться и попытаться ощутить неприятности.

Минут через пятнадцать я уже осторожно приближался к месту, где оставил летчика. СВУ закинул за спину, а сам вооружился автоматом, накрутив на него глушитель.

Время близилось к обеду, и чувство голода давало о себе знать. Когда копался в кабине пилота, нашел пару плиток шоколада и фляжку с водой, которые сейчас как раз и хотел употребить. У меня, конечно, была и своя пластиковая фляга, но специально подсоленную воду в ней я пока решил не использовать, оставив для лучших времен.

Ненадолго в себя пришел Иволгин. Он спросил, где мы, и я как мог ему ответил. Невеселые мысли гуляли у меня в голове. Вот делать было нечего, как играть в такие игры. Сидел бы себе в бункере и переправлял информацию через того же Строгова и по ночам получал грузы. Так нет же, захотелось с самим Сталиным встретиться. Ничего путного не придумав, отошел от места привала и стал ножом копать тайник для лишнего груза. Думаю, предки на первое время могут ограничиться и одним ноутбуком, чтоб на себе еще не тащить принтер со всеми расходниками.

Снова в себя пришел Иволгин и шепотом попросил разрезать шов на локте его куртки и достать шелковый платок, который является документом, подтверждающим и мои и его полномочия. После того как пилот опять потерял сознание, я аккуратно разрезал шов и действительно нашел особый документ за личной подписью первого заместителя народного комиссара внутренних дел Меркулова. Этот кусок шелка позволял напрягать всех встречных, вплоть до командующего армией. Серьезная вещь.

Когда уже подготовил место для тайника, на пределе чувствительности услышал слабые голоса.

Пришлось сделать небольшой крюк, чтоб зайти к говорящим с противоположной стороны, относительно места, где остался Иволгин и груз.

Интересная картина мне открылась.

На земле на самодельных носилках лежал раненый командир, судя по знакам различия — или майор или подполковник, с моего места плохо было видно, возле него сидела девушка в форме и что-то поправляла у него под головой. Рядом топтались два бойца и выжидательно смотрели на парочку, которая выясняла отношения. Это были артиллерийский лейтенант и политрук, при этом крик стоял, как на Привозе в Одессе. Причина спора состояла в выборе направления движения и кто будет командовать.

Судя по голосам, оба были на взводе, и политрук вытащил из кобуры наган и начал махать им у лейтенанта перед носом.

Я приблизился и, спрятавшись за деревом, взял гранату в руку, разогнул усики и зацепил кольцом за крючок на «разгрузке» так, чтоб можно было одним движением вырвать кольцо и кинуть. В другой руке был подготовленный для стрельбы автомат. Чуть пройдя вперед, выглянул из-за дерева и вполголоса сказал:

— Политрук, что за крики?

Немая сцена. Они меня услышали. Сразу прекратили ругаться и схватились за оружие.

Солдаты присели и защелкали затворами карабинов. Политрук сразу направил в мою сторону наган, а артиллерийский лейтенант с задержкой достал ТТ и присоединился к общему состоянию подозрительности. Одна девушка испуганно сидела возле импровизированных носилок и хлопала глазами.

Политрук, как старший по званию, взял на себя разговор.

— А ну кто там, покажись, а то стрелять буду.

— Ну, стреляй, герой, рядом немцы, через пять минут тут их человек сорок будет. А я тебе, из особой благодарности, под ноги гранату кину. Понятно? А теперь слушай сюда, крикун. Пистолет в кобуру, это и лейтенанта касается, бойцы, карабины на предохранители и поднялись.

— Ты кто такой, чтоб отдавать приказы?

— Я тот, кто уже полчаса слушает ваши истерические крики. Хотел бы положить вас, давно бы уже остывали. Значит, так, считаю до пяти. Не выполняете команду, бросаю гранату. Все, отсчет пошел.

Они переглянулись, но решили, что для немца я слишком необычно себя веду.

Когда они попрятали оружие, а бойцы поднялись, я спокойно вышел из-за дерева, направив на этих крикунов свой короткоствольный автомат с глушителем.

Общий вздох. «Леший».

— И не делайте глупостей, — добавил я для общей убедительности.

На мою экипировку в масккостюме «Кикимора» смотрели во все глаза. Через прорези накидки я спокойно наблюдал за ними и продолжил диалог:

— Я на вашем месте не хватался бы за оружие. Рядом немцы, ни вам, ни мне сейчас не нужно обнаруживать себя.

Но политрук решил показать, что он тут не последний человек.

— Кто вы такой?

— Прежде чем задавать такие вопросы, представьтесь, а я посмотрю, стоит ли с вами вообще разговаривать.

Молчаливая пауза.

— Политрук Строгов, 403-й стрелковый полк 145-й стрелковой дивизии.

— Лейтенант Павлов, 516-й гаубичный полк 145-й стрелковой дивизии.

— А бойцы? А раненый?

— Тоже из нашего полка, бойцы ездовые из хлебопекарни, раненый — начальник штаба 403-го полка.

— Понятно, а девушка?

— Телефонистка с батальона связи. Может, теперь вы представитесь?

Я подошел чуть ближе, не опуская автомата.

— Капитан Зимин, Главное управление государственной безопасности.

Политрук удивленно посмотрел на меня.

Ого, как их проняло. Таких визитеров нечасто встретишь, а тут госбезопасность почти в полном составе, только товарища Берии для полного комплекта не хватает.

А вот у политрука разгорелись глаза. Он почти спокойно, подчеркнуто по уставу, снова решил обратить на себя внимание.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться, начальник особого отдела 403-го стрелкового полка, старший сержант госбезопасности Строгов.

О как. Я думал, у нас тут замполит всех строит, а оказывается, настоящий штатный «молчи-молчи».

— Обращайтесь, сержант.

— Вы можете подтвердить вашу личность?

— Сержант, ты, по-моему, не понял, где мы находимся. То, что ты до сих пор жив, это лучшее доказательство. И кто в тыл к противнику берет с собой документы. Хотя… Подойди, остальные на месте.

Он подошел ко мне поближе, но руку держал недалеко от кобуры.

— С глазу на глаз.

Он кивнул. Отойдя чуть в сторону, я ему протянул шелковый платок.

— Думаю, ты знаешь, что это такое.

Строгов с некоторой дрожью пробежался взглядом по тексту, потом вернул лоскут обратно, встал по стойке смирно.

— Теперь, надеюсь, сомнений относительно меня нет?

— Никак нет.

— Значит, так, поступаете в мое непосредственное распоряжение.

— Есть.

Мы уже спокойно вернулись к оставленной группе. Бойцы, лейтенант и девушка-связистка с надеждой посматривали на нас.

Строгов подошел и вполголоса сказал:

— Все спокойно, это свои.

Все сразу расслабились. А я смог откинуть накидку масккостюма, и народ увидел мою размалеванную тактической краской физиономию.

Девчонка аж прыснула. Но увидев строгий взгляд полкового особиста, сразу нахмурилась и отвернулась к раненому.

— Скажи, сержант, а у тебя брата, служащего в нашей организации, нет? А то недавно с таким вот Строговым встречался и очень плотно работал вместе.

Тут же наткнулся на удивленный взгляд.

— Есть, товарищ капитан.

— Такой плотный, брови еще белесые.

— Да это Сашка. Вы что-то знаете про него?

— Да не волнуйся, жив он. Воюет, как все. Правда, зануда редкостная.

Особист аж засветился.

— Точно, Сашка. Мы ж с ним с самого начала войны не виделись.

— Ну и ладно, — оборвал я разговор. — Теперь рассказывай, откуда вы такие красивые и куда следуете?

Глава 2

Наша небольшая группа уже второй день продвигалась в сторону канонады. Я, как более опытный и экипированный разведчик, шел впереди, за мной, на удалении метров в восемьдесят, шли остальные. Того же Строгова и Павлова нагрузил своими пожитками, причем особист головой отвечал за их сохранность. Обоих научил пользоваться радиопередатчиком и, будучи в головном дозоре, регулярно поддерживал связь.

Выходить к окруженным войскам, которые в ближайшее время будут разбиты, конечно, не самая лучшая идея, но узел связи у них пока должен еще функционировать и отправить сообщение в Москву о появлении у них в расположении Зимина вполне по силам.

К вечеру добрались еще до одного прорванного рубежа обороны. Абсолютно такая же картина. Воронки, полуразрушенные траншеи, трупы и запах гари. Немцы даже не оставили трофейной команды и рванули дальше. На пределе слышимости ощущались звуки работы двигателей, иногда выстрелы орудий.

Уставшие люди расположились недалеко от небольшой речушки, в перелеске, которых тут было в изобилии. Я присел чуть дальше и спокойно посматривал на спутников, с которыми свела судьба, при этом не забывая контролировать окрестности. После того, как народ немного отдохнул, у людей появился зверский аппетит, но в суматохе отступления никто не успел озаботиться продуктовым вопросом, поэтому все угрюмо сидели, стараясь не думать о еде. По молчаливому согласию никто не поднимал эту тему. Остатки шоколада и пару консервов, которые я прихватил с собой, съели еще вчера. А вечером похоронили Иволгина — не вынес дороги и внутреннего кровотечения. Без экстренной хирургической помощи у него не было шансов. Ближе к вечеру он еще раз пришел в себя. Когда я нагнулся к нему, он шепотом попросил навестить его семью в Москве и отдать его вещи. Эта фраза забрала все его оставшиеся силы. Иволгин опять потерял сознание и через три часа умер. Мы его похоронили в лесу. Летную кожаную куртку, шлем и планшет с документами я забрал с собой, на немой вопрос Строгова ответил, что пилот из специального авиаполка НКВД. О его смерти нужно будет отчитаться.

Я сидел и думал совсем о другом. Сейчас мы выйдем в расположение остатков частей 28-й армии, которые доживают последние дни. Мои спутники — остатки разгромленной 145-й стрелковой дивизии, которая должна была прикрывать с запада контрнаступление по деблокаде смоленской группировки. Странно, весь расклад по Смоленской оборонительной операции я передал Судоплатову еще неделю назад. Но как таковых результатов в изменении оперативной обстановки не увидел, ну разве что вместо пяти дивизий, как в нашей истории, 28-й армии на этот момент было придано восемь. Причем три дополнительных стрелковых дивизии, переданные из состава Резервного фронта, создавали эшелонированную систему обороны на пути 7-го армейского корпуса. 145-я, как и в нашей истории, приняла на себя первый и самый тяжелый удар немцев и в течение двух дней была разгромлена, но благодаря такой расстановке сил, стремительного окружения группировки 28-й армии не получилось, и теперь немцы, следуя ранее намеченному плану, прорывались к Рославлю, пытаясь замкнуть кольцо окружения.

От тягостных мыслей о большой стратегии меня отвлек вопрос Строгова. Я его пропустил мимо ушей, поэтому пришлось уточнить:

— Не понял, что?

— Товарищ капитан, что дальше делать будем? Люди устали и голодны. Долго так не протянем, да и майору хуже стало.

— Хорошо, сейчас что-нибудь придумаю.

Поднялся, порылся в вещах и достал вторую радиостанцию, второй «ночник», которые были у Иволгина. В качестве сопровождающего для разведки решил взять артиллерийского лейтенанта, как более спокойного и выдержанного. На время свою СВУ отдал Строгову, в ночном рейде она вряд ли пригодится, а Павлова перегружать лишним оружием тоже смысла не было, устраивать большую войну мы не собирались. Думаю, в окопах подберем ему что-то подходящее. Провел быстрый инструктаж по пользованию радиостанцией и «ночником».

Пока Павлов готовился к вылазке, я решил глянуть, что там с раненым майором. Он уже второй день без сознания.

Нагнувшись к майору, в полумраке сумерек попытался оценить состояние. На губах была видна красная пена. По еще многим показателям явно не жилец.

Девушка, которую звали Зоя, с надеждой глянула на меня.

Я глубоко вздохнул и отвернулся. Потом спокойно констатировал:

— Не жилец, к утру умрет.

— Вы врач?

— Да нет, скорее наоборот. Просто насмотрелся такого. Проникающее ранение грудной клетки, повреждены легкие, большая потеря крови, дыхание поверхностное, пульс еле прощупывается. Шансов нет, если не оказать немедленную хирургическую помощь.

Все сидели и молчали. А я повернулся к артиллерийскому лейтенанту.

— Ну что, освоился с радиопередатчиком?

— Так точно, товарищ капитан.

— Ну, тогда пошли, посмотрим, может, что и получится найти, людей кормить надо.

Через пять минут мы растворились в темноте леса. Я шел и про себя думал, какой позывной дать лейтенанту.

Что-то настроение было не самое лучшее и никаких птичьих позывных на ум не приходило.

В итоге решил не мучиться и сам обратился с вопросом к лейтенанту:

— Придумай себе позывной, а то что-то фантазия не работает.

— А можно «Мозг»?

— С чего такой странный позывной? У нас принято птичьи клички давать, как-то привычней.

— Да это у меня еще с артучилища. Я пошел в армию после второго курса института. На одном из занятий наш преподаватель по баллистике меня так и назвал. Вот кличка и привязалась.

— Хорошо. Мозг так Мозг. А в институте на каком факультете учился?

— Математическом.

— Ну, тогда понятно, для артиллерии самое то. Приготовь оружие, одевай «ночник», фуражку сними. На, вот возьми тактическую краску, измажь лицо, как у меня, полосами, а то его метров на сто видно при хорошей луне. Пошли, старайся не топать, как слон, и смотри под нога, хруст веток ночью тоже далеко слышен.

Осторожно продвигаясь, вышли на открытое пространство. Вдалеке за линией окопов, в развалинах небольшой деревеньки явственно были видны немецкие танки и несколько грузовых автомобилей, вокруг которых расхаживали солдаты. Ветер был на нас, поэтому очень быстро ощутили запахи стоящей на отдыхе воинской части. Что особенно раздражало, так это отдельно стоящая полевая кухня, с которой раздавали ужин. Нам, полуголодным, это было особенно труднопереносимо. Ну, я-то еще терпимо, только сутки не ел. А вот лейтенанта было жалко. Мы склонили головы друг к другу и стали шептаться.

— Павлов, значит, так, я пойду, пробегусь по окопам, может, что и найду для вас. Ты с этого места наблюдаешь за немцами и, даже если начнется стрельба, не вмешиваешься. Стрелять начнешь только тогда, когда получишь команду. Сейчас ты просто наблюдатель. Понял?

— Так точно, товарищ капитан.

— Вот и хорошо. Смотри внимательно. Я пополз.

Проведя такой вот инструктаж, сам через поле, от воронки к воронке стал продвигаться к линии окопов. На всякий случай, лежа в одной из воронок, пока догорала пущенная немцами осветительная ракета, накрутил и на пистолет массивный глушитель. В случае чего он грохочет намного тише, чем тактический глушитель автомата, и это может дать некоторое преимущество. Еще одно приготовление заключалось в том, что достал из подсумка две светошумовые гранаты, которые в последнее время стал почти всегда брать с собой, и положил в кармашек, чтоб можно было сразу ими воспользоваться.

Двигаясь короткими перебежками, а иногда ползком, добрался до второй линии окопов. Тут разрушения были меньше, поэтому найти что-нибудь из съестного было более вероятно.

Судя по сырой земле, окопы были вырыты совсем недавно. Спрыгнув в ход сообщения, уже более спокойно пошел в сторону командного пункта, по возможности осматривая боковые ответвления на предмет солдатских вещмешков.

Когда нужно было рассмотреть что-то более детально и света луны не хватало, включал небольшой инфракрасный фонарь, который шел в комплекте с прибором ночного видения.

Пару раз Павлов, заметив вспышки моего фонаря, вышел на связь и попросил быть осторожнее и не выдавать себя, на что получил вполне логичный ответ:

— Посмотри без прибора, видишь свет фонаря? Нет. Вот и немцы не видят. Все, успокойся, не отвлекай.

После чего я принялся шарить по покинутым окопам, заглядывая в ячейки и пулеметные гнезда, в надежде найти оставленные боеприпасы и консервы. Как нормальный солдат, я вытаскивал документы у каждого попавшегося мне погибшего бойца. Если получится выйти к своим, можно будет хоть таким образом сохранить о них память. Чтоб родные и близкие знали, где погиб человек, и не считали его пропавшим без вести. Они выполнили свой долг. И забывать о них будет преступлением.

Мои поиски увенчались успехом. В одном из ходов сообщения нашел убитого бойца с вещмешком, который никто не успел распотрошить. Там оказалось две банки тушенки. Рядом, недалеко от пулеметной позиции, лежал солдат-подносчик, с цинком винтовочных патронов. У него из брезентовой сумки позаимствовал две наступательные гранаты. А сам цинк прихватил, вдруг пригодится. Винтовки Мосина, которыми были вооружены бойцы, принципиально игнорировал, больше искал автоматическое оружие.

По количеству погибших и виду разрушений можно было сказать, что возле командного пункта батальона разыгралась самая ожесточенная схватка. Тут бойцы уже лежали вперемешку и под ногами при каждом шаге звенели стреляные гильзы.

Около получаса пришлось переходить от тела к телу, разыскивая боеприпасы и продукты, доставая красноармейские книжки. У мертвого капитана позаимствовал полевую сумку, куда сложил все найденные личные документы красноармейцев и командиров.

Результатом таких поисков оказались еще несколько гранат и практически целый пулемет Дегтярева и три диска к нему. Вот как раз цинк с патронами и пригодится.

— Мозг, это Феникс.

— На связи.

— Что у тебя там?

— Пока все тихо. Немцы ближе не подходят.

— Хорошо. Перемещайся ко мне, я тут пулемет нашел, надо его забрать и набить диски патронами.

— Понял. Сейчас подойду.

Пока Павлов сюда подойдет, решил еще пошарить по окопам. Все-таки столько бесхозного оружия и боеприпасов. Хотя немецких трупов не видно, значит, своих они убрали в первую очередь.

Минут через двадцать, когда я еще нашел ППД и пытался оценить, насколько он пригоден для использования, в проходе показался крадущийся Павлов, который по дороге прихватил винтовку.

Я ему помахал рукой. Увидев меня, он приблизился и мы зашептались.

— Павлов, смотри, вот пулемет и три диска к нему, проверь, рабочий ли он, и если да, набей диски, вон целый цинк с патронами нашел. А я пока за немцами посмотрю и немного еще пошарю по окопам. Этот ППД, кажется, поврежден. Надо что-то еще Строгову найти.

Дождавшись его кивка, пошел дальше, осматривая всех попадавшихся мертвых бойцов, вдруг кто-то живой остался.

Но тут меня срочно вызвал Павлов.

— Феникс, это Мозг.

— На связи.

— Справа от вас вижу движение. Светят фонарями, вроде как немцы.

— Понял, сейчас гляну.

Чуть приподнявшись над окопом, увидел метрах в сорока идущую четверку немцев. Они, освещая фонариками окопы, выискивали оставшихся в живых. И судя по раздавшейся автоматной очереди, еще и добивали.

— Феникс, что делать?

— Оставайся на месте, я отхожу к тебе.

Двое немцев спрыгнули в окоп и стали шарить по карманам убитых, попросту говоря, мародерничали. Другие два остались наверху, стоя на бруствере, для прикрытия.

Пришлось снова отступать по ходу сообщения к Павлову. Но немцы шли так, что могли спокойно разглядеть, если мы попытаемся покинуть окопы. Пока была возможность, Павлов, вооружившись штыком, затаился в полуразрушенном блиндаже, а я, приготовив для стрельбы «Глок-17» с глушителем, отошел чуть назад и спрятался за поворотом, ожидая, когда один из немцев залезет в блиндаж. Тогда у меня будет возможность положить остальных трех.

Немцы, спокойно переговариваясь, приближались. Один из них рассказывал что-то смешное и трое остальных периодически начинали смеяться. Такая беззаботность меня разозлила.

Поэтому сквозь зубы зашептал:

— Мозг, что там, готов?

— Да, готов.

— Как прирежешь одного, сразу дай знать. Я тут остальных приложу.

Время текло раздражающе медленно. Вот раздались шаги, скрип земли под сапогами и уверенные голоса.

Выглядывая из-за поворота, прикрываясь телом убитого бойца, осторожно посматривал за немцами. Вот они начали ощупывать карманы пулеметного расчета. Один, быстро разочаровавшись, осветил фонариком вход в блиндаж и двинулся туда. Время спрессовалось. Осторожно поднимаю пистолет с толстым стволом глушителя на немца, стоящего на бруствере. В блиндаже раздается вскрик и хрип.

Выстрелы из пистолета, снаряженного глушителем, напоминают щелчки хлыста, отрывистые и резкие. Хлоп. Хлоп. С бруствера в окоп падает тело дальнего немца. Второй так и остается лежать, только винтовка, звякнув, упала. Третий, оставшийся в окопе, среагировал вполне предсказуемо. Рванув в сторону блиндажа, услышав хрип своего товарища, вполне красиво повернулся ко мне спиной. Хлоп. Хлоп. Он так и остался лежать, обняв тело погибшего красноармейца. Выскочив из своего убежища, пригнувшись, подбежал к телам и уже почти открыто каждому еще раз выстрелил в голову. После чего тела поскидывал в окоп, где у меня будет возможность спокойно покопаться у них в карманах.

Павлов выполз из блиндажа со штыком от трехлинейки в одной руке и ТТ в другой. Мы осторожно выглянули из-за бруствера и огляделись, чтоб в будущем опять не получить сюрприз в виде того, с которым только что разобрались.

Пока я копался в карманах немцев и стягивал с трупа подсумок с магазинами для МП-40, Павлов чуть нервно, но уже более уверенно стал продолжать набивать диски для пулемета Дегтярева. Документы убитых немцев и их медальоны тоже прихватил для отчетности.

На этот раз мы отошли в небольшое ответвление, так, чтоб можно было контролировать все подходы.

Когда уже вроде как все было собрано и приготовлено для отхода, невдалеке опять заметили движение. Но судя по тому, что люди шли скрытно, они вряд ли были немцами. На это раз решили поступить несколько проще.

Я выбрался за бруствер, стал ожидать гостей, приготовив уже свой короткоствольный автомат с глушителем. Павлов, снарядив пулемет, залег в окопе, взяв на прицел весь проход.

Минут через пять раздалось шуршание, осторожные шаги и тихий голос. В проходе появились несколько людей в камуфляжных костюмах советского образца. Один из них сразу стал ощупывать трупы немцев.

— Вот они, товарищ сержант.

— Так они уже трупаки, может, не те?

— Эти. Они еще теплые и в карманах у них кто-то уже покопался.

— Кто их так мог, сразу четверых, прирезать.

Раздалось шуршание. Я со своего места видел, как один снова начал шарить по трупам.

— Товарищ сержант, а их не прирезали. Все трое в голову застрелены.

— Ничего не понимаю.

Ну, я, в отличие от сержанта, примерно понял. Наша разведка шарит у немцев по тылам, и скорее всего, собирались этих четырех отработать, троих прирезать и одного с собой утащить. А тут мы с Павловым мародерничаем. Придется выходить на сцену. Осторожно подполз к брустверу, вытащил пистолет с глушителем. Дождавшись момента, когда один из бойцов поднимет голову и окажется на моем уровне, упер ему в затылок ствол и тихо, почти на ухо сказал:

— Спокойно, не дергайся. Подзови сержанта, скажи, что с ним поговорить хотят.

Но все остальные бойцы разведгруппы услышали новый голос и синхронно повернули головы. Кое-кто схватился за оружие.

Боец продублировал мой приказ.

— Товарищ сержант, тут с вами поговорить хотят.

— Кто?

— Не знаю, но ствол мне в затылок уперся.

Тут я решил выйти на сцену поактивней.

— Сержант, времени мало, скажи своим, чтоб не дергались, иначе гранат в окоп накидаю.

— Человека отпусти.

— Щас. Поговорим, потом отпущу. Ну?

Смотрю, он еще сомневается. Я спокойно, вполголоса говорю:

— Павлов.

В стороне прохода раздался лязг затвора пулемета. Разведчики были не дураки, сразу поняли, что это за звук. После небольшой паузы сержант согласился.

— Хорошо.

Он спокойно подошел ко мне ближе, хотя трое его человек меня взяли на прицел.

— Сержант, представьтесь.

Тот посопел носом, но не стал качать права.

— Сержант Никаноров. 222-я стрелковая дивизия.

— Понятно. Капитан Зимин, разведка Главного управления госбезопасности. Боец, свободен, дай мне поговорить с сержантом.

Отпустив бойца, сам спрыгнул в окоп. Разведчики, сами облаченные в армейские маскировочные костюмы, двухцветки, с удивлением рассматривали при слабом освещении мой наряд. Но все еще меня держали на прицеле. Сержант сразу обратился, показывая рукой в сторону мертвых немцев.

— Товарищ капитан, это вы их?

— Да пришлось, не вовремя они на нас вышли. Значит, так, сержант, я не знаю, какое задание тебе дали, скорее всего «языка» приволочь, но у меня особые полномочия. Вся твоя группа поступает в мое распоряжение.

— Товарищ капитан, я не могу, у нас «языка» ждут. И так еле держимся.

— Сержант, у меня особый груз, который еще вчера должен был быть в Москве. Если он попадет к немцам, это будет намного хуже.

— Товарищ капитан, что делать?

— Далеко тут до наших позиций?

— Километров восемь, если через лесок и речку. А по прямой километра три.

— Значит, так, твои люди обязаны помочь моей группе пройти через линию фронта к ближайшему особому отделу, желательно не ниже дивизии. В метрах двухстах расположились окруженцы. С ними особист 145-й дивизии и груз. Сейчас отправишь двоих человек с моим лейтенантом в лес, и вместе с ним пусть проводят группу к нашим. А мы тут с тобой посмотрим, чтоб все без шума было, а то наследили. Если что, прикроем отход.

И кивнул в сторону мертвых немцев. Подозвав Павлова, объяснил ему ситуацию. Тот вместе с двумя разведчиками забрали с собой все, что мы приготовили, пулемет, немецкий автомат, полевую сумку с документами погибших бойцов и убитых немцев и вещмешок с собранными продуктами.

Но один из магазинов для МП-40 я оставил себе, нащелкал восемь патронов себе в руку и, когда бойцы уползли с Павловым, достал из пистолета магазин и снарядил его.

Все это время сержант с интересом наблюдал за моей экипировкой и особенно его заинтересовал пистолет с глушителем.

— Это та штука, из которой вы немцев постреляли?

— Ага, глушитель называется.

— Я такие видел, только для наганов. Но к нам не попадали.

— Ну, это немного другого типа, специально для осназа НКВД делался. Ладно, пока наши будут по лесу ходить, надо подумать, где мы «языка» возьмем и, если возьмем, как его унести и не помешать моей группе спокойно выйти в расположение наших войск. Риск, конечно, велик, но мне тоже интересно знать, что тут немцы на завтра задумали.

Глава 3

До позиции немецкой части, которая нас теперь стала очень интересовать с точки зрения захвата «языка», было метров двести. Поэтому все внимание было направлено туда.

Желание наделать немцам гадостей не покидало меня. Находясь в полуразрушенном окопе, рядом с погибшими советскими солдатами, я чувствовал только желание отомстить. Но вот, как оно принято, с криком «ура» бросаться на немцев, завалив два или три человека, а потом сгинуть, как-то не хотелось. Надо мыслить категориями человека двадцать первого века и попытаться понять наше преимущество. А главное, это информированность и связь. Вот оно, связь. Повернув голову к Никанорову, шепотом спросил:

— Скажи, сержант, от немцев до наших позиций километра три?

— Да, ну может, чуть дальше.

— А гаубичная батарея сохранилась? Немцы ее не разбомбили?

— Есть, она чуть дальше, мы как раз должны были разведать, где немцы расположились, чтоб артиллеристы утречком накрыли их.

— Как думаешь, смогут гаубицы накрыть вот это расположение немцев, если корректировать огонь?

— Тогда накроют, конечно.

— Вот что мы сделаем. Лейтенант останется с нами, он артиллерист и будет корректировать огонь, а с группой отправим к нашим радиостанцию. Когда начнется обстрел, мы по-тихому в беготне умыкнем кого-нибудь из офицеров, да и из бесшумного оружия немного постреляем. Надо за наших отомстить. А то они тут лежат не погребенные, а эти уроды жрут, веселятся рядом и гадят на нашей земле.

— Дело. Умно придумано.

— Да. Ты вот что, своих людей обряди в немецкие шмотки, чтоб при случае не сильно выделялись, а в суматохе так никто вообще внимания не обратит. Подумают, свои раненого тащат. Да, еще скажи своим, чтоб пошукали по окопам гранат. Если что, будет чем немцев задержать на время.

Пока сержант разбирался с двумя оставшимися разведчиками, я связался с Павловым.

— Мозг, это Феникс.

— На связи.

— Вы где?

— Нашли нашу группу, готовимся уходить.

— Значит, так, слушай внимательно. Ты остаешься здесь, возвращаешься к нам. Передатчик отдашь Строгову. Он его на время передаст нашему командованию. Пока они будут пробираться, мы разведаем цели для гаубичной батареи. Ты сможешь корректировать огонь?

— Конечно.

— Вот когда они начнут немцев долбить, мы пошумим и возьмем «языка». Теперь передай рацию Строгову.

Строгову я дал жесткие инструкции относительно его действий. Объяснил ситуацию и уникальную возможность безнаказанно нанести немцам серьезный урон.

Минут через двадцать приполз Павлов. И вот тогда началась интересная работа. В леске, недалеко от лагеря, обнаружились позиции немецкой артиллерии, которая, как оказалось, целый день обстреливала наши позиции. Пока группа Строгова не добралась до наших, мы осторожно облазили все подступы и обнаружили еще несколько интересных объектов для обстрела.

Томительно тянулось время. Прошло два часа, когда на связь вышел Строгов.

— Феникс, на связи.

— Наконец-то, заждались уже. Скоро рассвет, а вы только проснулись. Ну что там, огонек будет?

— Да, но только хотят поговорить с сержантом-разведчиком.

— Понял. Сейчас организую.

Повернул голову к Никанорову, который вопросительно смотрел на меня.

— Сержант, там с тобой хотят пообщаться. Им нужно подтверждение, что все так, как рассказали мои люди. Вот возьми это, воткни в ухо.

И быстро объяснил ему, как пользоваться радиостанцией. Никаноров сначала неуверенно, а потом уже увлеченно разговорился со своим руководством. Я стоял рядом и внимательно слушал. Судя по фразам, его сначала спросили про меня, а потом про немецкие позиции.

После чего он вернул аппарат обратно, и мне уже пришлось пообщаться с начальником особого отдела дивизии.

— Вы уверены, что наш разговор не прослушают?

— Абсолютно, это новая система связи, у немцев нет такой аппаратуры, чтоб нас прослушать.

— Хорошо. Мы недавно получили информацию о вашем возможном появлении. Я сразу же радировал в штаб армии.

— Представьтесь, с кем я разговариваю.

— Начальник особого отдела 222-й стрелковой дивизии, капитан госбезопасности Кутепов.

— Хорошо, сойдет. Строгов сообщил о нашем плане пощипать немцев? А то у меня к ним должок, да и грех было не воспользоваться такой возможностью.

— Да. Но вы слишком рискуете. На ваш счет даны особые инструкции, поэтому я требую немедленно отменить операцию. Ваш груз под надежной охраной. К вам навстречу вышла усиленная группа, для сопровождения.

— Капитан, вы, по-моему, что-то не поняли. Если мы сейчас не раскатаем немцев, они завтра раскатают вас. Так что, пока есть возможность нанести максимальный вред противнику, я это буду делать. Это наша с вами обязанность. Потом выполните требования командования. Понятно?

Дождавшись его утвердительного ответа, продолжил:

— Давайте тогда не терять времени. Передаю радиостанцию артиллеристу, пусть они договариваются.

Передав радиостанцию Павлову, мы с Никаноровым и двумя его бойцами стали готовиться к выходу. Я их проинформировал про наличие у меня светошумовых гранат и какое это удовольствие глядеть на них, особенно в темноте. Поэтому пришлось учить их новой команде «Глаза». Если не хотят остаться слепыми на всю ночь, то должны запомнить. Но в разведку какой-никакой отбор-то существует, поэтому, что меня поняли, сомнений не было. Перед самым выходом снова обратился к Павлову, с последним инструктажем.

— Значит, так, лейтенант, сначала накрываете вот эту деревеньку, это будет первой целью. Пусть сделают пять-шесть залпов, чтоб основательно накрыть. Когда немцы начнут разбегаться, как тараканы, мы подойдем поближе и кого-нибудь прихватим, ты в это время переносишь огонь на артиллерийские и танковые позиции. Когда я начну моргать фонариком, снова переносишь огонь на первую цель, это обеспечит нам прикрытие, для отхода. Все понял? Пока мы пробираемся ближе, у тебя есть время оговорить с артиллеристами порядок огня. Если нас сильно прижмут, прикроешь из пулемета. Все. Не подведи, лейтенант.

Он закивал. Я ему пожал руку и затем уже осторожно, за сержантом, полез через бруствер, в сторону немецкого лагеря.

Мы осторожно ползли, приближаясь к расположившейся на ночлег немецкой роте. Через прибор ночного видения уже хорошо были видны тентованные грузовики, полевая кухня и несколько часовых, сонно прогуливающихся невдалеке от бревенчатых изб, в которых, по-видимому, расположилось начальство, а простые солдаты расставили несколько походных палаток. Возле одной из изб стояла легковая машина, и это наводило на мысль, что там ночуют немаленькие чины, на которых было бы неплохо обратить внимание. Мы с Никаноровым и двумя разведчиками, облаченными в немецкую форму, расположились в небольшой воронке, где я ему надел на время «ночник» и обратил внимание на избу, возле которой стояла легковушка. Он кивнул. Пошептался со своими людьми. Ну все, до позиций немцев метров семьдесят и можно устраивать концерт. Повернувшись назад, три раза моргнул Павлову инфракрасным фонариком.

Секунд через тридцать раздался свист и в поле, за домами вырос столб огня. Перелет. Второй взрыв уже был в поселке. После пристрелки начала работать вся батарея. Смотря на это, я начал гордиться советскими артиллеристами. В течение двух минут расположение немецкой роты и какого-то штаба заволокло дымом и пылью. Многочисленные пожары освещали всю картину и необходимости в «ночнике» уже не было. Немцы действительно, как тараканы, разбегались. Тут батарея перенесла огонь на позиции немецких артиллеристов, а мы, пока было время, побежали в сторону разгромленного лагеря. Впереди шли два разведчика в немецкой форме, мы с Никаноровым за ними. Большинство людей было контужено и напугано, поэтому на бегущих в их сторону разведчиков никто не обращал внимания. Тут как раз была возможность разгуляться. На хлопанье автоматного глушителя никто почти не обратил внимания. Рядом бежал сержант и из моего «глока» отстреливал всех, кто попадался на пути. Мы целенаправленно бежали к зданию, где остановился какой-то штаб. Человека три выносили какие-то документы, и немец в белой футболке и брюках, маша пистолетом, отдавал команды. На наше появление он отреагировал слишком поздно. На переодетых разведчиков он не обратил никакого внимания, а вот наши с Никаноровым наряды вызвали у него недоумение, а затем желание наделать в нас дырок. Немец, конечно, попытался выстрелить, но брошенная одним из разведчиков граната без запала ударила его в живот, и он, выронив пистолет, согнулся и упал.

Его подчиненные попытались что-то предпринять, но хлопки оружия из двадцать первого века быстро пресекли всякое сопротивление. Разведчики подхватили офицера, двинув ему еще раз для приличия по затылку, а мы с сержантом стали собирать все попавшиеся под руку документы. Сержант успел крикнуть, чтоб на белую футболку что-то накинули, а то в темноте будет выделяться. Один из разведчиков сорвал китель с лежащего тут же немца и накинул на пленного.

Но время стремительно убывало, и немцы, придя в себя, стали более осмысленно оглядываться вокруг. Картина бегущих в сторону леса людей, одетых в камуфляжные костюмы, причем один из них вообще был похож на персонажа из сказок, вызвала у многих недоумение, но они были одними из лучших солдат Европы и попытались организовать сопротивление. Но на нашей стороне была внезапность, напор и просто наглость. Я успел поменять в автомате магазин и снова открыл огонь короткими очередями.

Мы бежали в темноту и нам вслед стали раздаваться редкие хлопки выстрелов. Слева загрохотал пулемет и над нашими головами прошли трассеры. Уже заученно народ попадал в воронки и затаился, а я, чуть высунувшись из воронки, заморгал фонариком Павлову.

Немцы, насобирав человек пятьдесят, видимо, всех кого смогли найти, растянувшись в цепочку, бежали в нашу сторону, постреливая из винтовок. Пока нас не поддержала артиллерия, пришлось ввязываться в перестрелку, иначе в поле нас просто перестреляют. На фоне пожара в поселке фигуры немцев контрастно выделялись в коллиматорном прицеле, и вести по ним огонь было одно удовольствие. Мой автомат практически не давал пламени и звука, поэтому обнаружить позицию было не так уж и просто. Это дало мне возможность сильно проредить цепочку немцев, пока на них не обрушился очередной вал гаубичных снарядов.

Человек двадцать залегли, не попадая при этом под непосредственный огонь нашей артиллерии, и короткими перебежками стали приближаться к нам. Бой переходил в затяжную фазу. Но у нас было маленькое преимущество: противник нас пытался разглядеть в темноте. Поэтому, закричав во все горло: «Глаза», кинул в сторону немцев светошумовую гранату.

После грохота гранаты, выскочив из воронки, побежав навстречу ослепшим немцам метров десять, стал кидать в их сторону все наступательные гранаты, имеющиеся у меня в наличии. Да и сержант не остался в долгу, с его стороны тоже в сторону немцев полетело несколько взрывающихся подарков.

Не дожидаясь взрывов, бросился обратно, пытаясь догнать разведчиков, которые благодаря паузе уже успели метров на пятьдесят опередить меня в беге в сторону леса.

Минут через пять интенсивность обстрела стала спадать, огонь опять перенесли на позиции немецкой артиллерии, которая пыталась поучаствовать в контрбатарейной перестрелке, но быстро замолчала под градом гаубичных снарядов.

Дикая гонка закончилась в лесу, где к нам присоединился Павлов с пулеметом. Оказывается, он тоже поучаствовал в перестрелке и успел разрядить все три диска.

В предрассветной темноте мы в бешеном темпе неслись через лес, в сторону наших позиций, пока не наткнулись на группу встречающих, в которой были разведчики Никанорова, знающие наш маршрут движения. В таком составе на рассвете оказались в передовых окопах 774-го стрелкового полка, где нас с распростертыми объятиями ждал дивизионный особист, командир полка и еще несколько командиров рангом пониже. В сторонке стояла охрана из шестерых бойцов с автоматами.

Глава 4

Особист сразу рванул в нашу сторону, безошибочно выбрав меня из всей возвратившейся группы.

— Вы капитан Зимин?

— Да.

— У меня приказ срочно вас доставить в штаб армии.

— Меня одного?

— Нет. Еще людей, которые с вами контактировали.

— Ну, бойцов не обязательно, а вот Строгова, Павлова и телефонистку не мешало бы изолировать.

— Уже сделано и ваш груз под надежной охраной.

— Хорошо. Когда мы едем?

— Машина уже ждет. Пришлось забрать транспорт в артдивизионе. Тут проехать всего километров десять, где вас встретят сотрудники из особого отдела армии.

— Понятно, тогда поехали и верните мне мое оружие. Оно тоже является частью груза, и я за него отвечаю.

Пока я отошел, сказать пару слов разведчикам и забрать свое снаряжение, Кутепов развил бурную деятельность. Раненого майора, который так и не пришел в сознание, сразу отправили в медсанбат.

Пройдя цепочкой в сторону штаба, где нас ожидала полуторка, стали грузиться. В кабину к шоферу сел сам Кутепов, а с нами в кузов в качестве охраны или конвоя уселись еще шесть бойцов, причем один из них был вооружен пулеметом. Со стороны особиста была попытка разоружить моих спутников, но я настоял этого не делать, мотивируя тем, что в дороге может случиться все что угодно и пара проверенных вооруженных бойцов не помешает. Строгов сидел тут же, демонстративно охраняя мой груз, вооружившись трофейным МП-40. Рядом с ним примостилась телефонистка, с интересом наблюдающая за всеми движениями вокруг. По-моему, она еще до конца не поверила, что они смогли прорваться в расположение советских войск.

Уже рассвело, поэтому необходимости в приборах ночного видения не было. Я их тут же спрятал подальше, чтоб не привлекать внимание. Машина, урча, прыгая на неровностях дороги, увозила нас с передовой. Я грустно смотрел назад, зная, что большинство тех людей, которых сегодня видел, скоро не будет в живых. Как мог, постарался помочь им, против здравого смысла и природного эгоизма человека нашего времени. Ведь что было проще, пробраться в расположение наших частей и по-тихому просто уехать. Но ведь вмешался же и полез в бой. По большому счету в этом никакой необходимости не было, во всяком случае для меня. Да и авантюризмом никогда не страдал. А тут постоянно какие-то приключения. За пару месяцев уже успел столько натворить, что самому не верится, хотя ведь всегда считал себя выдержанным человеком, не способным на неоправданный риск в жизни.

Вот, озабоченный такими мыслями, я и трясся на кочках в этой допотопной машине.

Мои размышления были прерваны беспорядочной стрельбой как раз по нашему направлению движения. Застучав кулаком по кабине, привлек внимание Кутепова, заставив свернуть машину с дороги в лес.

Кутепов абсолютно правильно решил послать разведку вперед. У меня была идея оснастить их радиостанцией или послать с ними Строгова или Павлова, но особист дивизии, яростно зыркнув на меня, отказался.

Пока было время, я стал снова готовиться к бою. Забрав у Строгова свою СБУ, отошел чуть в лес, занял позицию. Из груза на всякий случай вытащил одноразовый гранатомет и закинул его за спину. Рядом примостился Павлов, приготовив свой пулемет для стрельбы. Строгов, вытащив из машины мои вещи, отошел под деревья, где расположился вместе с девушкой и двумя бойцами охраны. Пока было время, остальные бойцы и водитель по моему совету рубили в лесу ветки деревьев и маскировали автомобиль. Перестрелка впереди все разрасталась, и в нее влились хлопки танковых пушек и характерные очереди немецких пулеметов, которые уже трудно было не узнать.

Я выругался. Опять окружение. Пришлось идти к Кутепову.

— Капитан, это опять окружение. Мы точно не проедем. Бери водителя и выдели ему одного бойца в сопровождение, пусть едут обратно и известят командира полка. Судя по звуку, опять мотоциклисты и танки. В лес они не полезут. Будут двигаться по дороге и уничтожать все на своем пути. А мы попытаемся лесом выбраться. Я смотрю, это у нас уже привычка такая, по лесам из окружения выходить.

— Я вас не могу оставить.

— Я и не предлагаю. Но вот известить командира полка, что они могут получить удар в тыл, это ты обязан сделать. Так что действуй, а мы будем готовиться к движению.

Через две минуты машина уже на всей максимальной скорости неслась обратно, в расположение полка, а мы, замаскировавшись, ожидали возвращение разведки.

Ожидание затягивалось, пока наконец-то не появились оба запыхавшихся бойца, отправленных Кутеповым в разведку. Ничего нового для меня они не сказали. Немецкие танки, мотоциклы и пехота. Если мне не изменяет память, опять подвижные части 2-й танковой группы вермахта. В этой полосе должен был наступать 24-й механизированный корпус.

Кутепов вопросительно глянул на меня. Я ему высказал свое мнение. Что это завершающий удар окружения группы войск 28-й армии. Так что опять придется осторожно идти, стараясь не ввязываться в бой. Тем более, здесь наступают отборные и хорошо укомплектованные части.

Наша группа снова двинулась через лес, стараясь забираться подальше, ориентируясь по звукам боя. Я, несмотря на протесты Кутепова, снова решил пойти в разведку, а то, как эти орлы топают в лесу, даже мне, насквозь городскому жителю, резало слух. И уже в сопровождении Павлова двинулись в сторону дороги. Радиостанция опять была включена и оставлена имеющему опыт обращения с ней Строгову.

На дороге была знакомая картина: колонна немецкой техники, танки, грузовики, артиллерия. При такой плотности войск движение только лесными массивами оказывается единственно правильным.

На привале подсел Кутепов. Руководство в отряде потихоньку переходило ко мне, и многие это понимали, — сказывался опыта скрытного передвижения в лесу, да и мой статус сотрудника центрального аппарата госбезопасности выводил меня сразу на руководящую роль.

— Ну что, капитан, будем делать? — сразу перешел к основной теме Кутепов.

— Остается пробираться лесами. С юга ударили части 24-го механизированного корпуса немцев. На востоке окружение завершают части 9-го армейского корпуса вермахта. В общем, опять окружение. По моим прикидкам, нам придется идти до самой Десны, по идее, там части нашей 43-й армии смогут организовать нормальную, устойчивую линию обороны.

— Жаль, что ты не успел сообщить нашему руководству. Наверно, поэтому тебя и хотели так быстро эвакуировать.

— Да знают они все. Информация по этим планам немцев уже переправлена командованию по нашей линии, но реально при таком соотношении сил что-то предпринять существенное трудно. Хотя есть у меня мысли по этому поводу, но извини, капитан, не твой уровень.

— Да я понимаю. Видел, как в штабе армии всполошились, когда про тебя сообщил. Не простой ты человек. Да это и заметно.

Вот так мы двигались целый день. Ближе к вечеру вышли к небольшой деревне. Но по запаху гари поняли, что война и ее стороной не обошла. Понаблюдав с полчаса, два бойца двинулись к крайнему дому. На удалении мы с Павловым двинулись за ними. Но вскоре один из них вышел и замахал рукой. Но я был все-таки осторожным, сам такие фокусы с немцами выделывал. Но на этот раз все было спокойно. Но вот картина, которая нам открылась, спокойствия не прибавила. В эту деревню, спасаясь от немецкого наступления, заехал транспорт с нашими ранеными. Тут их и догнали немецкие мотоциклисты. Всех, кто мог ходить, согнали к стене большого дома и расстреляли из пулеметов. Остальных, лежачих, просто прирезали штыками в телегах. Недалеко лежала санинструктор. Видно, ее долго насиловали, а потом просто добили. После такого развлечения немцы подожгли деревню, но из-за того что недавно прошли сильные дожди, сгорели только те дома, на которые не пожалели бензина.

Картина нерадостная. Ходя по домам, так больше и не нашли никого из местного населения.

Вызвав из леса остальных, выставил боевое охранение на въезде в деревню. Вид расправы над нашими ранеными заставлял моих спутников сжимать кулаки и стискивать зубы. Пока было время, часть бойцов разбрелась по домам в поисках продуктов.

Я ходил по деревне, но взгляд постоянно возвращался к расстрелянным. Наконец-то собравшись с мыслями, подошел к Кутепову и попросил уточнить название деревни. Затем достал маленький цифровой фотоаппарат и сфотографировал все, что видел. Это было тягостное зрелище, но это мы забывать не должны.

В амбаре на окраине села нашли всех местных жителей. Немцы их согнали туда, пока расправлялись с ранеными, а потом решили не оставлять свидетелей, подожгли деревянное строение с живыми людьми.

Через час, найдя немного продуктов, мы отошли от деревни метров на сто и разбили лагерь. В этом месте мертвых никто не хотел оставаться.

Все сидели молча. Зоя, девушка-телефонистка, сидела с бледным лицом и отказывалась от ужина. Тягостное впечатление от увиденного в деревне никого не оставило равнодушным.

Наконец-то Павлов не выдержал и спросил меня:

— Товарищ капитан, как же это может быть. Какие же они звери.

Я чуть подумал и бросил короткую фразу:

— План «Ост».

Даже Кутепов, сидевший с понурой головой, бросил удивленный взгляд на меня.

Павлов решил прояснить мои слова.

— Что за план «Ост» такой? Это не секретно?

Я вздохнул. Придется рассказывать. Да и авторитет нужно поднимать, мне с этими людьми идти еще долго, расскажу им немного, чтоб дурных мыслей разбежаться по дороге не возникало.

— Для немцев пока секретно. Начальник СС Генрих Гиммлер подписал с ведома Гитлера так называемый план «Ост». Очистка земель Советского Союза от неполноценных народов для немецких колонистов. Будут создавать специальные команды карателей, причем многие из них будут формироваться из прибалтов, выходцев с Западной Украины, пленных красноармейцев, перешедших на сторону противника. Основная задача — борьба с партизанами, которых тут в скором времени очень много появится, и уничтожение населения. План предполагает уничтожение в течение десяти лет девяноста процентов населения. Остальные будут использоваться в качестве рабов. Это, конечно, данные неточные, но то, что план начали выполнять, это вы уже видели. Думайте. Если у кого появилась мысль убежать и где-нибудь затаиться, то рано или поздно немцы придут. Тут идет уже вопрос об уничтожении народа. И единственная возможность противостоять этому — уничтожать этих нелюдей. Подумайте.

На этой ноте я прекратил свое выступление, дав каждому осмыслить мои слова.

Чуть позже Кутепов подсел и спросил:

— Может, зря раскрыли такие сведения государственной важности?

— Да нет. Люди не глупые, сами все видят. Просто у некоторых начинают опускаться руки. Вот я им и объяснил, что выжить и спасти свои семьи они смогут, только уничтожая противника. Есть такая наука, психология.

Утром часовой услышал в деревне шум моторов, о чем сразу известил всех нас.

Мысль, что это могут быть наши, посетила не меня одного. Немцам здесь делать нечего. Все что могли, они уже натворили. Но соблюдая все меры предосторожности, я, Павлов и Кутепов пробрались к деревне и из леса наблюдали за приезжими. К сожалению, это оказались немцы. Два тентованных «опель-блица». Из них выскочили солдаты, человек десять-пятнадцать, и вытаскивали канистры с бензином. Тут же из машин выводили наших военнопленных и сгоняли в небольшую группу. Я их насчитал человек пятнадцать. А вот немцы меня заинтересовали. Сразу было видно, что эсэсовцы, но вот к какой дивизии принадлежали, с такого расстояния разглядеть даже в оптический прицел не получалось.

Рассмотрев пленных, я удивился, среди них была пара знакомых лиц. Ткнув в бок Кутепова, указал ему в сторону деревни и передал СВУ, чтоб он глянул, может, я ошибаюсь. Среди пленных был недавний знакомый, сержант Никаноров, еще один разведчик. Кутепов подтвердил, что это бойцы из 774-го стрелкового полка, который мы только вчера утром покинули.

— Ну, что ты думаешь об этом? — обратился он ко мне.

— Скорее всего, уроды вчера заскочили в деревню и постреляли всех, может, пьяные были. Сейчас одумались, прислали команду зачистки. Пленные в качестве рабочей силы. Покидают трупы в дом, этих расстреляют и сожгут все, не оставив следов.

— Зачем им это все?

— Да они пока на запад оглядываются, насколько знаю, Гитлер хочет с англичанами помириться, поэтому слухи о массовых расстрелах ему не сильно нужны. Вот и подчищают за своими вояками. Только что тут СС делает? Вроде как их тут не должно быть.

— Что будем делать?

— Освобождать наших, конечно. Тут их человек пятнадцать, немцы выбрали самых крепких, чтоб могли трупы таскать. Освободим, ты их застращаешь, что в плен попали, и под ружье. Нам бойцы нужны.

— Не опасно? Немцев человек пятнадцать, нас меньше.

— Тоже мне проблема. Значит, так. Павлов, выдвигаешься вон к той околице, там как раз все пространство просматривается. Кутепов, берешь своего пулеметчика, заходишь чуть левее, перекрываешь отход, чтоб ни одна крыса отсюда не убежала. Трех бойцов со мной. Строгов, на хозяйстве. Понятно? Павлов, берешь вторую радиостанцию.

Дождавшись, когда ко мне подойдут бойцы, обошли деревню и вышли на окраине так, чтоб не попасть в поле зрения немцев. Приготовив СВУ для стрельбы, я залег, взяв на прицел деревню, кивнул бойцам, чтоб они выдвигались к крайнему дому.

Короткими перебежками мы добрались до небольшого огородика, где перепрыгнув через низкий забор, спрятались в зарослях.

— Значит, так, бойцы. Работаем тихо. Никто вперед не лезет. Стреляете только тогда, когда я дам команду. Сейчас главное — немцев не переполошить. Понятно? Ну все, действуем.

Опять накрутив на пистолет глушитель, стал осторожно продвигаться на звук голосов и гула двигателей.

Первых двух немцев увидел, когда они выходили из дома, прихватив какие-то вещи. Я прятался среди зарослей в огороде, поэтому разглядеть меня они не могли. Два эсэсовца в полевых камуфляжах прошли буквально в трех метрах от меня, и, когда подставили спины, я не задумываясь выстрелил. Хлоп. Хлоп. Один упал без звука, зато другой захрипел. Пришлось еще раз выстрелить, чтоб не поднимать шум раньше времени.

Подняв руку, махнул в сторону залегших бойцов. Двое сразу, пригнувшись, подбежали ко мне, подхватили тела немцев и утащили их в кусты. А я с интересом посмотрел на них.

— Ого, старые знакомые. Вот только интересно, что они тут делают.

Один из бойцов решил, что я чем-то недоволен, обратился:

— Товарищ капитан, что случилось?

— Да старые знакомые. Их здесь, по идее, быть не должно.

— А кто это?

— Вторая моторизованная дивизия СС «Рейх». Я с ними еще в Могилеве встречался. Но вот как они сюда попали, надо будет выяснить. Ладно, работаем дальше.

Опять стали продвигаться ближе к гомонящим немцам. Но на этом наше везение закончилось. Немцы выставили боевое охранение и сразу обнаружили движение в лесу и открыли огонь. Захлопали винтовки и загрохотал короткими очередями пулемет.

— Мозг, это Феникс, это по тебе немцы стреляют?

— Нет, Кутепова засекли.

— Что там пленные?

— Они положили их на землю, пока не расстреливают.

— Хорошо. Присоединяйся к веселью. Положи их всех, чтоб меньше бегали, попытаются обойти, мы их тут и положим, а потом с тыла ударим.

— Вас понял.

Тут же ход боя изменился. Короткими очередями застучал «Дегтярев» Павлова. Через некоторое время к нему присоединился второй наш пулемет. Видимо, фактор неожиданности сыграл свою роль, и немецкий пулемет сразу замолчал. Реже стали хлопать винтовки. Пару раз закашлял со стороны леса МП-40, кажется, Строгов решил поучаствовать.

Мы с бойцами короткими перебежками приближались к месту боя. Немцы оказались верными себе и попытались обойти. Но тут я бойцов остановить не успел. Выскочившие нам навстречу пять эсэсовцев были удивлены, столкнувшись с нами. Это дало преимущество. Захлопали выстрелы винтовок, на фоне чего щелчки пистолета с глушителем были вообще не слышны. Все пятеро были убиты, но немцы тоже успели отстреляться и один боец остался лежать возле забора.

Мы уже осторожно стали продвигаться вдоль забора. Спрятав пистолет, вытянул автомат и приготовился к стрельбе. Выбежавший из-за дома немец сразу получил короткую очередь и завалился, тут же в его сторону хлопнули две винтовки. И когда выскочил второй немец, только мне удалось его остановить, хлестнув короткой очередью по груди, бойцы в панике щелкали затворами винтовок. Из-за угла вылетела граната. Один из бойцов ловко ее подхватил и кинул обратно. Она, не долетев, взорвалась в воздухе, осыпав мелкими осколками все вокруг.

Учитывая расположение наших пулеметов, у немцев был только один вариант — прорываться на западную окраину деревни и уходить лесом. Поэтому перебежав огородами к другому дому, постарался зайти с той стороны, не оставляя им возможности прорваться. Но нарвавшись на выстрел, отпрянул от дома и, скорее больше по привычке, нежели обдуманно, закинул за угол гранату. Хлопнул взрыв.

Быстро выглянув из-за угла, сделал пару коротких очередей и снова спрятался. Но там уже были слышны крики и русский мат. Пленные, увидев, что немцев осталось совсем мало, бросились на них, и началась рукопашная схватка. Мы подбежали, когда уже почти все было закончено, только и успели добить несколько особо ретивых эсэсовцев. Исход боя был совсем не плохим. Из нашего состава потеряли двоих. Боец, что был со мной, и пулеметчик, что шел с Кутеповым. Из пулемета пришлось стрелять самому капитану, и справился с этим он вполне пристойно. Среди пленных красноармейцев погибли пять человек.

Никаноров, оказавшийся в числе живых, с удивлением рассматривал меня, а потом просто полез обниматься, несмотря на все звания.

— Ну, рассказывай, сержант, как вы докатились до жизни такой.

— Да навалились с утра, а потом и в тыл ударили. Смяли полк и потом по частям разбили. У нас в окоп снаряд попал, когда очнулся, вокруг уже эти ходят.

— Хорошо. Документы твои где? Обыщи немцев, забери их документы, жетоны, оружие и поищи свои. Я тебя отмажу, но я не могу все время спасать, пора и в Москву возвращаться, а тебя потом на фильтре замордуют.

— Интересные слова. «Отмажу». Не слышал, но понятно. А что за фильтр?

Я оглянулся, рядом стояли остальные бывшие пленные и с интересом прислушивались к нашему разговору.

— Фильтр или фильтрационный лагерь. Когда выходишь из окружения, туда помещают и проверяют, кто ты и что ты. Просто немцы очень часто с окруженцами пытаются внедрить своих агентов, а как работает НКВД, ты знаешь. Так что ищи у немцев свои документы. Я ничего не видел.

— Есть, товарищ капитан.

Тут подошел Кутепов. Павлов по моему указанию сместился дальше в сторону, прикрывая подходы к деревне со стороны дороги.

— Надо уходить, могут немцы нагрянуть.

— Никто не нагрянет. Они тут послали команду зачистки, и если услышат, то подумают, что пленных расстреляли. Организуй, чтоб похоронили людей. Насколько я вижу, практически все погибшие из вашей дивизии, попробуйте их опознать и составить список. А я гляну трофеи, может, что интересное найду.

Глава 5

Найдя в одной из машин уполовиненный ящик с толовыми шашками, советского производства, решил немцам приготовить небольшой сюрприз. По карте до дороги, по которой двигались немцы, было километра четыре.

Поэтому расположив в кабине одного из грузовиков взрывчатку и используя в качестве детонатора обычный взрыватель от гранаты, подготовил неплохую ловушку, которая должна сработать при открывании дверей. Машину отогнали к дороге, посадив на оба сиденья трупы эсэсовцев, чтоб замаскировать расположенную там мину. Включив фары для привлечения внимания, если машина простоит до темноты, благо аккумулятор был в наличии, привели взрывное устройство в боевое положение и вернулись обратно в деревню.

Работы по захоронению уничтоженных немцами раненых и мирных жителей были практически закончены, и бывшие пленные энергично засыпали большую братскую могилу. Кутепов по моему совету составил список тех, кого удалось опознать, и краткое описание событий, спрятал все это в бутылку и горлышко залил воском. Бутылку положили в братскую могилу, чтоб в будущем люди не забывали, о том, что произошло в этой деревне.

Около трех часов дня мы снялись и ушли из деревни на восток. Радостной вестью был грохот взрыва ловушки, донесшийся до нас.

Уже ночью головной дозор наткнулся на часовых, расположившихся на ночлег в лесу, роты отступающего 757-го стрелкового полка 222-й дивизии. Узнав таким образом, где примерно находится командование полка, к утру мы уже разговаривали с командиром. Пользуясь своими полномочиями начальника особого отдела, Кутепов связался со штабом дивизии и организовал нашу эвакуацию. К этому моменту командир дивизии, потеряв связь с 774-м полком, решил идти на прорыв. Постоянно подвергаясь массированным налетам и отбиваясь от наседающих немцев, достигнув Десны, остатки дивизии соединились с частями 43-й армии.

Возле переправы нашу группу наконец-то встретили представитель особого отдела армии и сопровождающие его бойцы комендантского взвода, срочно привлеченные для охраны при поступлении информации о выходе Кутепова с капитаном Зиминым в расположение частей армии.

Кутепов с сопровождающими и бывшими пленными отправился обратно в сторону штаба дивизии, а меня, с моими спутниками снова погрузили в кузов полуторки, повезли в сторону Кирова. На прощание я отвел в сторону Кутепова и попросил отнестись внимательно к освобожденным и поставить их в строй, и особенно упирал насчет Никанорова. Чем-то он мне понравился, очень сильно напоминает Вяткина, такой же спокойный и основательный. Мне кажется, именно на таких держится армия.

Дорога. Опять дорога. Один раз попали под авианалет. Немецкий истребитель развлекался тем, что охотился на тыловых коммуникациях наших войск, хотя тут рядом была переправа, более интересная цель для штурмовки, нежели одиночные машины, хотя и прикрытая зенитной батареей. Ему, видимо, было интересно расстреливать беззащитные цели. Лежа в канаве и стреляя из СВУ в сторону пролетающего самолета с крестами, я со злобой пообещал, что летунов теперь в плен брать не буду. Может, конечно, погорячился. Война есть война, но и на ней должны быть определенные правила.

К вечеру наконец-то добрались до станции Киров, где нас разместили в отдельном вагоне санитарного эшелона, отправляющегося в тыл. Тут с нами ехали уже молчаливые сотрудники НКВД, сменившие контрразведчиков 43-й армии. Общая напряженность немного действовала на нервы, но то, что фронт остался за спиной и можно расслабиться, сказалось, и люди просто отсыпались после бессонных ночей в лесу. Я давно уже стянул с себя маскировочный костюм и щеголял в камуфляже, более привычном для нашего времени, нежели для 41-го года. Поэтому мои спутники и сопровождающие с интересом иногда косились на такую необычную расцветку и обилие карманов. А у меня было единственное желание выкупаться и побриться. К сожалению, для этого в поезде не было возможностей, и пришлось ограничиться умыванием в тазике, принесенном по моей просьбе одним из сопровождающих на небольшой станции. Выходить нам строго запретили, но старались быть максимально корректными во всех остальных вопросах.

Нас не разоружали, но при этом разрешили оставить только личное оружие. Пулемет Павлова и автомат, с которым бегал по лесам Строгов, были сложены отдельно под присмотром одного из бойцов охраны. Мое оружие и груз были упакованы и лежали рядом. На попытку перенести их в другое купе, под охрану, я, поскандалив, не согласился, и по тому, что они не стали качать права, понял, что мой особый статус тут очень высок.

Судя по обрывкам разговора, этот санитарный поезд, в котором нас везут до аэродрома, постоянно прикрывают две сменяющие друг друга эскадрильи истребителей.

Но и это путешествие было недолгим. Примерно часов через десять нас высадили на небольшом полустанке, где ожидали несколько машин, набитые бойцами НКВД, и в сопровождении такой охраны приехали на аэродром. Куда нас возили, я уже не мог знать, как-то потерял связь с пространством и временем и во всем полагался уже на наших провожатых. День клонился к концу и до наступления сумерек, когда в целях безопасности был назначен перелет в Москву, оставалось еще часа полтора. Я попросил предоставить возможность привести себя в порядок, и, к моему удивлению, в хозчасти батальона аэродромного обеспечения мне и моим спутникам организовали помывку. Там, наконец-то вымывшись и побрившись, я смог переодеться в форму, более подходящую к этому моменту времени. Единственное, что я позволил себе использовать из нашего времени, это бритву. Ну не могу я и не умею бриться опасными бритвами. Я к «Жилетту» привык, который со многими лезвиями, тем более перед вылетом поставил себе один из последних новых станков. Строгов и Павлов, увидев у меня такое новшество, удивились, пришлось пояснить, что штучка заграничная, трофейная и очень удобная. Они, попробовав, согласились. В общем, время провели с пользой и некоторым удовольствием. Ребят по моей просьбе обеспечили бельем, а у меня, как запасливого человека, все было с собой, в свертке с формой капитана НКВД, которую я и надел перед вылетом в Москву.

Зоя, наша спутница, мылась отдельно и стеснялась завести разговор о чистом белье, пришлось мне, как более продвинутому, наехать на сопровождающих и решить вопрос. Тут на аэродроме женщин хватало, поэтому, кого они там раскулачили, мне было не интересно, но вот то, что молодая девушка, с которой мне предстояло еще и лететь вместе, перестала дичиться из-за вопроса личной гигиены, это было приятно. Тем более и девушка симпатичная, не был бы женат, приударил бы.

В общем, когда я, облаченный в чистую и выглаженную форму с орденом, вышел к своим спутникам, фурора не произвел, но вот удивление точно было. Привыкли меня видеть с измазанной тактической краской физиономией и в маскировочном костюме, а тут, как все, да еще выглаженный и чистенький.

Наши сопровождающие демонстративно не разговаривали и старались свести контакты к минимуму. Строгова и Павлова это напрягало, и они все чаще бросали настороженные взгляды в мою сторону.

Вот в таком, немного нервозном, состоянии мы наконец-то загрузились в специально пригнанный для моей персоны «дуглас».

Полет даже в самолете американского производства тоже не сильно впечатлил. Тряска, сквозняки, гул двигателей, жесткие сиденья. Пара часов такого лета и мы сели на одном из подмосковных аэродромов, где нас уже встречали по-серьезному.

Судоплатова я узнал сразу, рядом с ним были еще несколько чинов НКВД, и все пространство вокруг самолета было оцеплено бойцами того же ведомства, что и наши встречающие. Поэтому, кратко поздоровавшись, моих спутников отвели в автобус, а мы с Судоплатовым и с комиссаром 3-го ранга Морошко сели в легковую машину, мой груз, в виде большого свертка, забрали с собой.

Уже тут смогли нормально пообщаться.

— Ну, Сергей Иванович, заставили вы нас понервничать. Ваши друзья отказались с нами общаться, до выяснения судьбы курьера, обвиняя нас в вашем исчезновении. Я смотрю, приключения за вами ходят прямо по пятам. У меня иногда возникает мысль, что вы не боевой командир, а мальчишка, начитавшийся книг про пиратов.

— Вы знаете, если честно, то у меня такие приключения не вызывают особого удовольствия, я и так наигрался в войну. А вот к вам у меня есть пара вопросов по этой поездке. У вас утечка, причем серьезная. Но разговор будет не в этом месте.

Дождавшись кивка Судоплатова, продолжил:

— Кстати, что будет с моими спутниками? Они вообще не в курсе, с кем именно они находились столько времени. Разве что могут быть вопросы по технике связи и приборам ночного видения. Но тут можно отделаться простыми подписками.

— Давайте поговорим об этом позже, когда приедем. Им никто не причинит вреда.

— Хорошо. Я вам доверяю, но так или иначе буду отслеживать судьбу моих спутников, тем более лейтенант весьма заслуживает внимания. Перспективный парнишка.

Судоплатов удивленно на меня посмотрел.

— Нет, просто толковый командир, инициативный и труса не празднует. Технически грамотный. Может пригодиться.

На этом разговор затих, оставив некоторую горечь недоговоренности. Я сидел и смотрел, как за окнами автомобиля проносится ночная Москва 1941 года. Интересное зрелище. Никаких бигбордов, неоновых реклам и большущих цветастых витрин. Несколько раз видел проходящие патрули. Интересно было бы пройтись по улицам днем и посмотреть на людей. Но поездка все не заканчивалась, по виду мы выезжали из города, значит, меня везут в какую-то очередную загородную резиденцию, где со мной будут работать специалисты. В принципе верно, город уже подвергается бомбардировкам, и погибнуть от простой авиационной бомбы в Москве было бы верхом глупости.

По прошествии часа мы выехали из города и двигались по шоссе, с которого свернули и немного потряслись по грунтовке и остановились перед глухими воротами. По гудку створки ворот открыли два бойца, вооруженные автоматами, пропустили машины и так же быстро закрыли за въехавшими машинами. Я оглянулся, автобуса, на котором ехали Строгов, Павлов и девушка, не было. Морошко понял правильно мой интерес и сразу пояснил:

— Они будут размещены в другом месте. Это необходимо.

— Да, я понимаю.

Мы вышли из машины, один из сопровождающих нес за мной тюк с грузом. Поднявшись по широкой лестнице, оказались в просторном зале, из которого вели несколько дверей. Но мои спутники повернули направо, и мы вошли в столовую, где стоял накрытый белой скатертью стол.

— Сергей Иванович, по моим данным, вы давно не ели, не против, если мы с вами позавтракаем?

— Да вообще-то вы тут хозяева, а я гость, хотя согласен, что перекусить было бы неплохо.

— Ну и хорошо.

Мы расселись за столом, неслышно открылась еще одна дверь и зашла девушка в форме сержанта НКВД и быстро стала сервировать стол на три персоны.

Дождавшись, когда девушка уйдет, Морошко, который был, видимо, на этот момент ведущим в этой компании, взял графин с водкой и разлил по рюмкам.

Я не стал кочевряжиться, тем более снять стресс не помешало бы, и поднял рюмку.

— Ну, за встречу.

Мы выпили, и в течение нескольких минут был слышен только стук ложек о тарелки. Когда первый голод был утолен, выпили еще и уже могли приступить к разговору. По себе знаю, что именно в такие моменты или чуть позже обсуждается много серьезных вопросов.

— Хорошо. Первый голод утолили, теперь можем поговорить. Если не ошибаюсь, Александр Александрович, вы командир подразделения, которое занимается Странником? — обратился я к Морошко.

— Да, вам не откажешь в проницательности. Поэтому нам бы хотелось выяснить правду о вас и вашей организации.

— Надеюсь, что наше иновременное происхождение не вызывает сомнений?

— Ну, сомнения всегда есть, но ваш ход с генералом Романовым заслуживает уважения. Да и ваши цели вы высказали достаточно прозрачно, но понимаете, выходить на высшее руководство страны надо с определенными предложениями, а мы их пока не слышали.

— Что ж, я вас понял. Вас интересует, что мы можем вам предложить, чтоб это же не попало в другие руки, правильно?

Дождавшись кивка, продолжил:

— Мы же достаточно однозначно подтвердили, что собираемся общаться только с вами, так как являемся вашими потомками и судьба России, вне зависимости от общественного строя, нам небезразлична. При необходимости мы можем провести посланника в наше время, чтоб вы удостоверились в наших словах. Но и у нас есть потребности, и как вы их сможете удовлетворить, мы знаем. Поэтому давайте более предметно поговорим, что мы вам можем предложить и чем поможете вы.

Тут слово взял Судоплатов.

— Сергей Иванович, информация, предоставленная вами, очень важна, а последняя посылка заставила пересмотреть некоторые взгляды на науку. Мы это очень ценим, правда, возникает вопрос, насколько наши миры соответствуют друг другу. Уже сейчас предоставленные вами данные по немецкому наступлению сильно различаются и по срокам и по направлениям.

— Пока для меня это загадка. Или мы находимся в разных мирах, у нас это называется реальностями, или изменения, возникшие в результате действий на основе информации из будущего, достигнут нашего времени с некоторым запозданием. Мы не можем ответить на этот вопрос, к сожалению. Давайте считать, что мы находимся в разных реальностях, разделенных еще и временным промежутком. Путешествия во времени для нас такая же необычная вещь, как и для вас. Но в данной ситуации и мы, и вы находимся в трудной ситуации и можем помочь друг другу. С нашей стороны это знание военно-политической истории, общих тенденций развития науки и много другого, что может помочь советскому руководству избежать многих ошибок, совершенных в нашей реальности и приведших впоследствии к развалу Советского Союза. Хочу оговориться сразу. Я родился и вырос в Советском Союзе и видел его распад, и мне бы не хотелось, чтобы это произошло в вашей реальности.

— Хорошо, вы ответили на один из вопросов, который нас интересовал. Что будем дальше делать?

— Интересно, я ждал, что вы мне что-то расскажете. Или вы думаете, что мы больше зависимы от вас, нежели вы от нас? Вопрос поставлен не совсем корректно. Просто если прервется контакт, мы погибнем быстрее. Вот и все. Поэтому я думаю, что нужно говорить о взаимном сотрудничестве, которое рано или поздно выльется во взаимную интеграцию. А учитывая нашу малочисленность, с вероятностью в девяносто девять процентов, могу говорить о том, что мы будем интегрироваться в ваше общество. Естественно, не безвозмездно. Технологии, знание ошибок на ближайшие семьдесят лет и поступков ваших оппонентов в политике. Плюс реальная возможность помочь нашей армии в борьбе с фашизмом. Я не оговорился, нашей армии, потому что я, так или иначе, себя уже отождествляю с бойцами Красной Армии. И для меня фашисты не меньше враги, чем американцы, англичане и арабы в нашем времени. Надеюсь, я достаточно полно выразил свою позицию?

Тут вмешался Морошко.

— Конечно, Сергей Иванович. Давайте обсудим, чем мы сейчас можем быть полезными друг другу. Естественно, ваши предложения будут озвучены руководству СССР.

— Я думаю, сначала нужно составить контактную группу, состоящую из доверенных специалистов, с которыми можно будет проводить консультации по использованию и внедрению информации из будущего. Установить постоянный безопасный канал связи. В ближайшее время мы запускаем большую установку, через которую можно будет отправлять в это время образцы боевой техники, модернизировать нынешнюю производственную базу за счет станков из будущего, которые мы сможем поставить. Перечень очень большой. Как по мне, сейчас очень важны средства радиоэлектронной разведки, системы подавления радиосвязи противника и свои системы шифрованной оперативной связи. Необходима модернизация средств ПВО и оснащения ее новыми радарами и средствами управления огнем. Общая тенденция развития скоростных летательных аппаратов предполагает создание новых комплексов ПВО на основе ракетного оружия, что было реализовано в нашем времени. Немцы пока побеждают за счет лучшей организации армии, великолепной согласованности действий различных видов войск на поле боя, что достигается развитой системой радиосвязи и, конечно, господством в воздухе немецкой авиации. Но думаю, это мы еще будем обсуждать. Какие у нас планы на ближайшее время?

— Вам надо отдохнуть. И еще, Сергей Иванович, ваши заслуги по достоинству оценены.

Я его перебил:

— Это вы насчет присвоения звания Героя Советского Союза? Спасибо, немцы мне уже сообщили.

Но мои собеседники не оценили шутку. Видно, тема была больная.

— Да. Это я и хотел с вами обсудить. На аэродроме подскока нас ждали. Ждали именно самолет, только мы прилетели раньше. Не будут немцы в передовых порядках тащить с собой зенитные прожекторы. Только если они хотят сбить определенный самолет. Так что ищите, где у вас «течет». У меня завтра назначена встреча с вашим руководством?

— Пока нет. Мы рассчитывали сначала пообщаться с вами, а потом по результатам назначать встречи. Но товарищ Сталин хочет с вами встретиться.

— Это по поводу его сына Якова?

— Не знаю. Возможно.

— Хорошо, только у меня просьба.

— Да, я слушаю.

— Я бы хотел встретиться с семьей старшего лейтенанта Иволгина, пилота. Я ему обещал перед смертью. Дальше, меня интересует судьба моих спутников. И третье, все бойцы 172-й дивизии, которые вошли в мою группу, официально переходят служить в органы госбезопасности и откомандировываются в мое расположение. Фамилии их вы знаете. Просто хотел, чтобы их семьи не остались без внимания и помощи.

Морошко с Судоплатовым переглянулись. Слово взял Морошко:

— Я думаю, это все решаемо.

— Вот и хорошо. Ночь была трудной. Давайте возьмем тайм-аут.

Морошко удивленно поднял брови, но Судоплатов, который долгое время работал нелегалом за границей, пояснил: «Перерыв».

Все согласились, что в этом есть смысл, и после церемонии прощания меня провели в комнату, где была подготовлена постель, и я смог наконец-то выспаться на чистых простынях и на свежем воздухе, а то все время одно с другим не состыковывается.

Глава 6

Поспать мне дали до обеда. Когда периодически хлопает дверь и пахнущий куревом и вонючей ваксой для сапог НКВДшник почти на цыпочках, скрипя половицами пола, подходит и смотрит, не проснулся ли я, то тут долго не поспишь. Пришлось подниматься. Проведя уже даже не утренний, а обеденный моцион, надел все еще свежую форму и вышел в коридор, где на стуле сидел лейтенант госбезопасности, который, видимо, все время меня беспокоил. Он поднялся по стойке «смирно» и доложил, что обед готов и комиссар госбезопасности Морошко несколько раз звонил и интересовался.

— Как зовут?

— Лейтенант госбезопасности Маркьянов.

— Ну, пойдем, лейтенант, пообедаем и займемся делами.

Но тот не повелся на шутку. Сказал, что не положено, поэтому, когда я зашел в столовую, там нарисовалась уже знакомая девушка и стала сервировать стол на меня одного.

Быстро перекусив, стал ждать приезда Морошко. На желание прогуляться по парку мой телохранитель отреагировал вполне нормально, и когда вышли на улицу, в прямой видимости я срисовал не меньше пяти охранников, вооруженных автоматами.

Честно сказать, я шел по небольшому парку и наслаждался чистым воздухом, тем, что не надо ждать шороха или выстрела, перебегать и рассчитывать возможные сектора обстрела. Вот бы сюда мою Светку и ребенка. Славку жалко, растет в этом бункере, в затхлом воздухе. Иногда всех обитателей бункера под большой охраной выводили через портал и то ночью, чтоб посидели на природе и подышали лесом. А лес там великолепный.

Вот за такими мыслями застал приезд Морошко. Он, узнав от охраны, что я пошел прогуляться, быстро нашел меня, не став качать права, присоединился ко мне. Вот за что я ему был благодарен. Но и то, что он просчитал меня, пошло ему в зачет.

— Наслаждаетесь чистым воздухом, Сергей Иванович?

— Да. И спокойствием. Как-то все бегом, со стрельбой получается. А вот так просто пройтись, чтоб не было опасности на немецкую ягдкоманду нарваться или под обстрел попасть. Жаль, моих здесь нету.

— Семьи?

— Да.

— Да, кажется, вашу супругу зовут Светлана?

— Строгов наблюдательный. Это у них семейное. У меня еще и сын имеется. Ему скоро четыре будет, а всю сознательную жизнь ребенок провел в бункере.

— Трудно в это поверить, что все так обернулось. Хотя у нас нет повода не доверять вам, ну за исключением мелких несостыковок в ранних донесениях.

— Есть, но не принципиальные. Надо было вызвать интерес вашей организации и исключить попытку захвата и перехода к конфронтации, вот и разработали такую операцию.

— Наши специалисты тоже сошлись на этой версии. Расскажите про свой мир, Сергей Иванович.

— Что вы хотите узнать?

— Ваше мнение, мы давно уже убедились, что вы человек незаурядный, умудрялись выкручиваться в тех ситуациях, где большинство сложило бы голову. Но тем не менее ваши поступки иногда ставят в тупик. То вы поступаете как матерый разведчик, то действуете, как профессиональный диверсант, то наоборот, ведете себя, как восторженный мальчишка.

— Знаете, Александр Александрович, ваше поколение как раз и сможет меня понять. Я жил в большой и сильной стране, отец был военным. Я тоже мечтал им стать с детства. На моих глазах развалилась страна. Вы пережили Гражданскую, наверно, даже, скорее всего, воевали. Знаете, что это такое. Страшно, когда власть получают бандиты и лгуны. Когда то, ради чего воевали наши деды, строили и добывали наши отцы, продавалось и разворовывалось. Когда в публичных домах всего мира русский и украинский языки становятся постоянным явлением, и наших женщин, самых красивых в мире, продают, как скот, за границу. Заводы остановились. Ученые вынуждены были на рынках торговать женскими трусами. Когда во всех союзных республиках начинают уничтожать русское население, а Россия ничего не могла и не хотела делать. Героями стали мужеложцы и предатели. Сотрудник военной разведки, перебежавший к англичанам и заочно приговоренный к смертной казни, издавал книги огромными тиражами. Потом вроде как поутихло все. Войны прекратились, все, что можно было, разворовали и пришлось поднимать производство заново, но пока мы этим десять лет занимались, к нашим границам опять подошел враг. В мире уже правили американцы от имени мировых банкиров. Самое смешное, что когда в старых книгах говорят про мировой капитал, я уже не смеюсь, реально он существует. Американцы не справились с ролью супердержавы и довели мир до глобального конфликта, которому предшествовали многочисленные локальные войны. Вот в одной из таких войн в Крыму я повоевал. Ну что, как вам краткая история нашего мира?

— Страшно слушать. Неужели так оно и есть?

— Да, и то в общих чертах. Просто не хочу вдаваться в крайности. У меня свой взгляд на происходящее. Но так получилось, что к вам на контакт вышел не торгаш, которых в наше время было с избытком, а военный.

— Вы вполне неплохо описали ваши побудительные мотивы. Что мы будем делать дальше?

— Знаете, в наше время много писали, что товарищ Сталин тиран и мясник. Не кривитесь. Я вам дам ознакомиться с определенными документами, сами поймете. И о вашей эпохе сложилось определенное мнение и стереотипы. Я уже почти два месяца общаюсь со своими предками и, честно сказать, поражаюсь, как нам промыли мозги. Ну не может страна, запуганная и истощенная террором и репрессиями, даже под заградительными отрядами выиграть такую войну.

— О чем вы? Что за заградительные отряды?

— Должен выйти приказ за подписью Сталина «Ни шагу назад», кажется так назывался, так вот на основании этого приказа за регулярными частями ставились заградительные отряды НКВД, которые расстреливали отступающих. Нам демократами это так преподносилось, каково оно было по-настоящему, нам еще предстоит увидеть. Кстати, по этому поводу, если я вас буду шокировать своими заявлениями, то учитывайте то, что нам долго и упорно промывали мозги и доказывали, что Советский Союз — «Империя зла».

— Интересно, вы нам об этом не рассказывали.

— Так я много чего не рассказывал. История этой войны — целая летопись, и имеется столько материала, что не один историк сделал себе имя на исследованиях. А многие, когда Союз развалился, доказывали, что войну выиграли только такими вот заградотрядами и штрафбатами. Но это так, к слову. Какие у нас планы дальше?

— Вы собирались предоставить еще информацию и показать какое-то специальное оборудование. Тем более ваша просьба насчет переменного напряжения в двести двадцать вольт выполнена.

— Хорошо. Забирайте весь тот груз, что я привез, но как будет возможность, я должен заехать к семье пилота Иволгина. Если вас не затруднит, уточните, где они находятся. Еще надо послать радиограмму о том, что я удачно добрался до Москвы, но думаю, это уже сделаем в управлении.

— Это будет несложно, только потребует времени. Сейчас вы готовы отправиться на переговоры?

— К Лаврентию Павловичу?

Морошко ухмыльнулся.

— И к нему тоже. Хотелось бы очертить список первоочередных вопросов, да и личное впечатление руководство хочет составить.

— Хорошо, конечно, поехали. Времени и так мало осталось.

Мы, захватив груз, опять расселись по машинам и выехали в сторону Москвы. Пока ехали, снова и снова продумывал основные тезисы будущего разговора с Берией. Это не просто разговор, тут в первом приближении решается наша судьба.

Я в столице был давно, еще в советские времена, поэтому с большим интересом рассматривал город при дневном свете. Он был похож на то, как представляют в фильмах, и одновременно не похож. По улицам ходили такие же люди, было много военных, но тем не менее чувствовалась какая-то напряженность.

Я, следуя своим мыслям, задал вопрос Морошко:

— По Ленинграду уже приняли решения? Надо срочно эвакуировать всех кого можно, особенно детей, да и про Бадаевские склады я тоже вам писал.

— Да, мы уже приняли меры. В экстренном порядке дети вывозятся из Ленинграда в глубокий тыл, и город пополняется продуктами и боеприпасами.

— Надеюсь, успеете. У нас блокада Ленинграда унесла много жизней, особенно детей. Я вам дам материалы почитать, сами поймете.

— Хорошо. Давайте об этом поговорим в управлении.

Через полчаса подкатили к знаменитому зданию на Лубянке, и в сопровождении охраны оказались в святая святых советской госбезопасности. Мы поднимались по лестницам и продвигались длинными коридорами. Впереди и сзади шли два сотрудника. Получилась такая вот импровизированная «коробочка». Наконец-то мы оказались в просторном кабинете, выходящем окнами на внутренний дворик.

— Располагайтесь, Сергей Иванович. Сейчас нас примет товарищ Берия. Он сначала хотел сам с вами поговорить.

— Не проблема. Давайте с ним сначала пообщаемся.

Морошко вышел из кабинета, оставив меня наедине с двумя сопровождающими, которые вполне спокойно сидели, не стараясь завести разговора. Предполагая, что, возможно, придется ждать долго, намекнул одному из них, что было бы неплохо выпить чайку. Моя просьба сразу была удовлетворена, и за таким времяпрепровождением нас застал Морошко. Минут через десять раздался звонок телефона.

Морошко поднял трубку внутреннего телефона, дождался ответа и доложил:

— Он здесь… Есть, сейчас будем.

Поднявшись, он кивнул мне:

— Пойдемте, нас ждут.

Мы опять шли по коридорам, сопровождаемые молчаливыми охранниками, судя по моторике движений, имеющих непосредственное отношение к осназу или другим подразделениям силовой поддержки. Зайдя в приемную, где наши охранники остались в компании секретаря, прошли в кабинет, в котором, по здравому размышлению, я никогда не должен был оказаться.

Со своего места поднялся невысокий человек ярко выраженной кавказской внешности, которого я спутать никак не мог, потому что при подготовке к этой поездке много перерыл информации по этой одиозной фигуре. В большинстве случаев информация был противоречивая, но я старался быть объективным, оценивая человека. Пока я старался быть нейтральным. Фигура такого уровня сразу почувствует негативное отношение и соответственно это может рано или поздно привести к конфронтации и провалу всей моей затеи.

Он вышел из-за стола и протянул руку, которую я не замедлил пожать, и практически без акцента поздоровался. В принципе неплохой знак. Но и я бы на его месте с посланцем из будущего постарался бы подружиться, вдруг знаю что-то, что сможет ему пригодиться лично.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. Давно хотел с вами встретиться, но как-то не получалось. То вы от нас бегаете, то немцы мешают. Присаживайтесь.

Но вот его кавказская харизма, конечно, производила впечатление. Сильный человек, с таким нужно быть очень осторожным. И если он ходит под Сталиным, то попал я знатно, повертеться придется, как карасю на сковородке. Эта парочка меня сделает и глазом не моргнет.

Мы разместились за столом, а Берия вернулся на свое место и некоторое время пристально меня разглядывал. Мне пришлось делать вид, что на меня это не действует, я не его подчиненный. Он перевел взгляд на мой орден.

— Это правильно, что вы носите награды. Вы их действительно заслужили. Если наши потомки такие прыткие, странно, что довели страну до полного уничтожения.

— Страну развалили продажные политики, среди которых было много бывших партийных работников, которые быстро переметнулись к демократам. А я, Лаврентий Павлович, всего лишь военный, который с детства вырос в казарме и помотался с отцом по гарнизонам Советского Союза. Поэтому армейская жилка у меня в крови. Все мужчины в моей семье носили погоны. Мой дед был военным, прадед погиб при освобождении Будапешта.

Берия удивленно смотрел на меня. Но я понял причину его удивления и вполне спокойно продолжил:

— В 1943 году в Красной Армии снова введут погоны в виде знаков различия и звания офицеров, солдат. Поэтому мои оговорки это не результат монархического воспитания. Для нас это реальные исторические факты. Это была идея товарища Сталина, чтобы указать на преемственность традиций русского воинства. Поэтому часто оговариваюсь, что офицер. Так оно и есть. Мне стыдиться нечего, но буду стараться не употреблять таких выражений, чтоб не ставить ваше ведомство в неудобное положение.

Во время всего монолога Берия спокойно на меня смотрел, как бы соглашаясь, покачивая головой.

— Хорошо, я вас понял. Прежде чем организовать вашу встречу с товарищем Сталиным, я хотел сам с вами пообщаться и понять, что вы за человек и насколько вам можно доверять.

— Насколько я знаю, то судят по делам, а не по словам, и мы все время старались помогать своим предкам. Свою позицию и свои методы я обосновал, так как за мной стоят многие люди из умирающего мира, у которых единственный шанс выжить это воспользоваться возможностями и ресурсами вашего времени. При этом они хлебнули полной чашей такой вещи, как «западная демократия». И я думаю, что более преданных последователей и помощников, чем они, у вас не будет. В мире существовало два основных проекта развития будущего цивилизации. «Демократия» и «Коммунизм», демократия стала доминировать и результат — полное уничтожение цивилизации. Поэтому выбора у нас нет. Только с вами. Но при этом мы хотим быть полезными и помочь своим предкам, используя технические возможности и знания, наработанные за семьдесят лет технического прогресса. Чтоб не начинать новый виток боевых действий в нашем времени, существование портала в прошлое является тайной, потому что есть много людей, зараженных так называемыми «демократическими свободами», которые не преминут воспользоваться возможностью опять навредить Советскому Союзу.

«Это я правильно загнул, пусть знает, что лучше поддерживать нас, иначе другие могут и к их нынешнему и будущему противнику обратиться», — подумал я про себя.

Берия откинулся на спинку стула и внимательно слушал. Судя по всему, разговор ему не очень понравился, и он, видимо от злости или раздражения, заговорил с более выраженным акцентом. А что, думал, что мы в ноги поклонимся и позволим на себе ездить? Но Берия решил доиграть партию по спокойному варианту, видимо, у него не было четких инструкций относительно меня, только ознакомление и предварительный разговор, в данной ситуации для него это лучшая тактика.

— Это хорошо, что вы понимаете. Жаль, нельзя многим товарищам пояснить, к чему приведет мягкотелость и вседозволенность.

Тут я могу ему подсказать. Мысли на эту тему давно блуждали, да и опыт нашего времени тут может пригодиться.

— Ну почему, есть много возможностей. Средства массовой информации. Книги. Например, выпустить серию книг научно-социальной фантастики «Воспоминания о будущем» и там расписывать, что было бы, если к власти придут прозападные демократы, а точнее плутократы. Думаю, будет очень познавательно. Не забывайте, что фантастику в основном читает молодежь, самая политически активная часть населения, подверженная влиянию в первую очередь, чем, кстати, западный мир и воспользовался, проводя идеологическую работу против Советского Союза. Документальную литературу с высокой степенью достоверности выпускать под видом сказок. Как старики бутылки по мусоркам собирают, потому что пенсии не хватает на еду, как гениальные ученые мотаются в Турцию и покупают там дрянные куртки и женское нижнее белье и потом стоят на рынке, продают. Что стать бандитом и проституткой для молодежи становится мечтой. Да еще потом и вашу рецензию, что, возможно, у западных капиталистов есть такие планы. Проглотят. И если какая мразь заикнется, что там больше свобод и возможностей, то его сразу одернут и вам сообщат. Ну, это так, прикидка или скорее пожелание. Но более продуктивно, конечно, это кинофильмы и мультфильмы. Книги не все читают, а вот такая наглядная агитация будет более действенной. Но это на будущее, сейчас главное это помощь в войне.

Его взгляд загорелся. Идея ему понравилась. Не то что это было чем-то новым, но вот подход для этого времени явно неординарный.

— Неплохая идея, Сергей Иванович. Я вижу, что не ошибся в вас. Думаю, наше сотрудничество будет весьма плодотворным, тем более, по свидетельствам наших сотрудников, вы весьма изобретательный человек.

«Что-то он дифирамбы мне поет, ой не к добру, сейчас начнет руки выкручивать», — подумал про себя. И, как я и ожидал, Берия наехал.

— Но вот ваши поступки иногда нас разочаровывают.

— Это вы насчет того, что мне пришлось выйти к немцам в Каштановке? Так там был трезвый расчет. Я был ранен. Немцы взяли в заложники всех детей, в том числе дочерей той женщины, у которой я прятался. Рано или поздно те же жители деревни сами бы меня вытащили и сдали немцам, став таким образом врагами. А на такой случай в лесу была подготовлена ловушка. Так что в той ситуации у меня просто не было выбора. А так сам Хауссер, один из основателей войск СС, попал под пулю.

Берия некоторое время молча смотрел на меня. Взгляд был жестким. Так смотрит хищник на добычу, но потом, что-то решив для себя, хлопнул двумя ладонями по столу, продолжил разговор. И в его голосе проскользнули некоторые интонации угрозы. Вообще он был вполне спокойным, только моя обострившаяся наблюдательность позволяла бесстрастно фиксировать такие нюансы поведения.

— Все равно вы часто подвергаетесь неоправданному риску, в вашем положении посланника это выглядит глупо. Постарайтесь в будущем больше не ввязываться в приключения. Я недавно изучил рапорт о ваших приключениях в полосе обороны 222-й дивизии. Вы не подумали, что попав в руки противника, можете нанести огромный вред и своим знакомым и нашей стране?

Я решил показать зубки, а то ведь построят и заставят плясать под их дудку. Пришлось его перебить.

— Лаврентий Павлович, этих приключений не было бы, если бы нас на аэродроме подскока не ждали. Благодаря профессионализму летчика, удалось избежать захвата немцами. А то, что там именно нас ждали, я уже докладывал. Надеюсь, вопрос о наличии у вас в центральном аппарате немецкого агента решен? А то если до немцев дойдет реальная информация по Страннику, то все: вермахт, абвер, СС — будут за нами охотиться. Это при условии, что они не договорятся с англичанами и американцами, чтоб совместно раскатать Советский Союз, пока вы не успели воспользоваться информацией из будущего.

Видимо, задел наркома за живое, но он, казалось, и не заметил подколки. Правда, так его носом в ошибки никто еще не тыкал. Ой зря я это сделал. Вспомнит он мне это, хотя меня там чуть не угробили по его милости. Столько виртуальных шпионов нашли, а реального упустили. Надо срочно подсластить ему пилюлю. Берия быстро взял себя в руки.

— Мы работаем над этим вопросом.

Попробуем теперь доброжелательность, после хамства.

— От себя могу предложить помощь, в частном порядке, не афишируя свое участие.

Он удивленно уставился на меня. Такой переход от одной манеры общения к другой явно его удивил. И на фоне искусственной маски дружеского спокойствия в его интонациях проскочил реальный интерес. Я ему давал понять, что помогу выявить агента, не приписывая себе лавры победителя.

— Вот как? Вы знаете имя агента?

— Нет, не знаю. Как правило, информация о таких случаях всегда была содержимым спецархивов и в свободную печать не попадала. Но вам, наверно, говорил Судоплатов, я достаточно продолжительный срок являлся сотрудником службы безопасности коммерческого банка и после определенных событий получил репутацию профессионала. Мои функциональные обязанности полностью совпадали с обязанностями контрразведчика. Разница в том, что я искал воров коммерческой информации и денежных средств, а контрразведка ищет предателей и агентов. Хотя методы одни и те же. И на нашей службе не экономили, оборудование закупалось самое современное.

Берия по-настоящему заинтересованно на меня уставился. Что-то я соловьем заливаюсь, а они меня слушают, нормальная ситуация при расспросе любителя поговорить, главное — направлять разговор в нужное русло. Но и я это прекрасно понимаю. Опять выдержав небольшую театральную паузу, продолжил:

— Не знаю, обращали вы внимание на разработку и использование у американцев такого прибора, как «полиграф», а в простонародье детектор лжи.

— Мне сообщали об этом, мы рассматривали вариант приобретения этого прибора, но отказались.

— Зря. Очень удобная вещь. Я привез с собой многофункциональный вычислительный прибор и к нему есть приставка, превращающая его в детектор лжи. От вас потребуется только составить корректно список вопросов и ограничить список подозреваемых. А там дело техники. Если честно, я лично заинтересован в этом, это вопрос моей безопасности и безопасности всего проекта. Думаю, если с такого начнется наше плотное сотрудничество, это станет весьма мощным положительным сигналом для расширения взаимоотношений.

Я говорил весьма спокойно, ровным голосом. На Берию это произвело впечатление. С кавказским темпераментом он воскликнул:

— Я смотрю, Сергей Иванович, вы подготовились к разговору. Но мне ваша идея нравится. Поймать немецкого агента, используя прибор из будущего. Но ведь его можно спугнуть или выдать наличие у нас такого прибора.

— Нет, американцы его уже вовсю используют и к концу войны такие приборы, правда намного примитивнее, чем у меня, будут поставлены в армию и флот. А чтоб не выдать, сделаете пять-шесть кабинок с имитацией прибора, всем объявить, что это какой-то опыт, и практически всех сотрудников прогнать через эти кабинки, где все будет похоже, датчики, вопросы, только в одной из них буду сидеть я, и ко мне вы направите именно тех, кто на подозрении. Вот и все.

Берия посмотрел на Морошко, который заинтересованно слушал меня.

— Ну что, Александр Александрович. Мне кажется, идея неплохая, только давайте сначала проверим прибор.

Я опять вполне спокойно сказал:

— Конечно. Это не проблема. Только просьба. У вас должен быть скоро сеанс связи с моей базой. Вы, наверно, отправили уже сообщение, что я вышел к вам?

— Да, и ваши ответили, что пока не верят.

— Конечно. Этот вариант рассматривался. Дайте опять подтверждение моего выхода и в конце радиограммы добавьте подпись «Кентавр-26». Это кодовая фраза, что добрался целый, но с приключениями, не зависящими от принимающей стороны.

Морошко чуть ухмыльнулся, оценив мою предусмотрительность.

— Какие у вас еще сигналы предусмотрены?

— Многие. Но регулярные. На всякий случай мы предусмотрели разные варианты развития ситуации и временные рамки подачи сообщений.

Берия, удовлетворенно покачал головой, давая понять, что оценил мою предусмотрительность.

— Что ж, Сергей Иванович, вы убедили меня, что с вами как минимум интересно иметь дело, да и пользы уже много принесли. Теперь давайте поговорим о текущих вопросах. Чем вы сейчас можете помочь нам, за исключением, конечно, поиска немецкого агента?

— Я ж сказал, что привез многофункциональный электронный комплекс, с большим объемом информации за определенный промежуток времени по военному направлению, технологиям, истории войн и локальных конфликтов, воспоминаниями немецких, наших генералов и маршалов, по которым можно создавать психологические портреты и прогнозировать возможные действия. Подборка о перспективных разработках, которые ведутся у противника и у союзников, ключевых фигурах в проектах. Примерно то же самое, что вам было предоставлено по ядерному оружию, только намного шире. По сути дела, я вам передаю данные о всех ваших победах и поражениях. Никто и никогда не получал такого, даже астрологи и провидцы вам не дадут большего. Надеюсь, это будет оценено. Но информация разбита на блоки и закодирована. И пароли на базе. Мы рассматривали возможный вариант, что я могу попасть в руки противника. Поэтому вся конфигурация системы безопасности портала изменена после моего выхода, а пароли на привезенную информацию будут переданы в радиограммах, после подтверждения, что мы с вами пришли к взаимопониманию.

Берия и Морошко молчали. Потом нарком встал и немного прошелся мимо нас по кабинету. Видимо, эмоции распирали его. Такая несговорчивость и предусмотрительность Странника его только раззадорила. Он себе представлял этот разговор несколько иным, что удастся договориться и получить информацию сразу. Изначально Странник создавал впечатление умного, но увлекающегося человека, а тут настолько все продумано и просчитано. С другой стороны, потомки знали про наркома многое, чего он еще не знал сам, поэтому подстраховались и перевели переговоры в такую плоскость, что Берия волей-неволей должен был быть осторожным в общении. Вот он сидит спокойный и усталый, рассматривает портрет товарища Сталина над его рабочим столом. Личность Странника интересовала Берию все больше и больше. То, что этот человек не боится смерти, он видел. Сам вышел к эсэсовцам, не побоялся. Пробивался с боями. Достойный человек. Не зря Хозяин предложил его наградить и повысить в звании, попытавшись сыграть на его тщеславии. Но Лаврентий Павлович не был уверен, что это что-то изменит. Да, этот человек сейчас на их стороне. Но что будет потом? Не придя к определенному мнению, он решил оставить решение вопроса на потом, после доклада Сталину.

Я краем глаза наблюдал за Берией и представлял, о чем он сейчас думает. Надо срочно его и Морошко отвлечь от плохих мыслей о своей персоне.

— Единственная проблема состоит в том, что представленная информация по истории, которая не знала нашего вмешательства. С того момента, когда я передал вам первый пакет, все стало меняться. Но ценность информации в том, что она показывает общие тенденции развития человечества, стратегические и тактические ошибки в будущем, которые можно избежать.

Но мои собеседники уже сидели и блестели глазами. Берия снова порывисто поднялся.

— Хорошо, когда сеанс связи?

Он уже обратился к Морошко, который сразу с готовностью доложил:

— Каждый четный час суток. У нас до очередного сеанса связи еще полчаса.

Берия посмотрел на часы, согласился и уже другим тоном, скорее даже дружественно-деловым, продолжил:

— А сейчас покажите, что вы привезли.

— Всё наше электрооборудование рассчитано на определенное электрическое питание, поэтому нужен защищенный кабинет с таким электрическим напряжением, которое я просил обеспечить.

Берия глянул на Морошко, но тот спокойно ответил:

— Все давно готово.

Берия опять обратился ко мне.

— Вам много времени нужно для установки?

— Несколько минут и текст ответной телеграммы после отправки сигнала «Кентавр-26».

— Хорошо. Александр Александрович, подготовьте и отправьте шифрограмму к друзьям нашего гостя.

И дождавшись, когда Морошко выйдет, продолжил:

— А мы с вами, Сергей Иванович, давайте еще побеседуем о нашем будущем. Ваш разговор Морошко мне передал, и то, что вы неравнодушны к будущему Советского Союза, я понимаю. Но хотелось бы услышать от вас лично.

Пока Морошко организовывал передачу радиограммы и ожидал ответа, мы с Лаврентием Павловичем под тут же появившийся коньяк стали разговаривать о войне, точнее он меня расспрашивал об интересующих его темах, а я напрягал мозги, пытаясь для него что-то вспоминать.

Минут через десять, когда разговор зашел про гибель Ватутина, Берия изменился в лице, немой вопрос застыл у него в глазах. Я понял, любому человеку страшно знать эту дату. Пришлось ответить:

— Не стоит, Лаврентий Павлович. История пошла по другому пути, и у вас есть шанс прожить намного больше.

«Что я несу», — думал я. Хотя надо встряхнуть, чтоб не думал о себе слишком много.

Он смотрел пронзительно, прищурив глаза. Но я, как сфинкс, продолжал сохранять спокойствие, показывая, что в своем мнении непреклонен.

— Лаврентий Павлович, это будет не скоро, но есть мнение, и его многие поддерживают, что за всю историю России вы были одним из лучших управленцев и организаторов. Давайте об этом поговорим чуть позже, когда вы будете реально мне доверять, и я смогу аргументированно вам все пояснить. Тем более, если бы я смотрел на ярлыки, то давно бы уже на задних лапках, виляя хвостиком, заигрывал с подлыми и хитрыми англичанами или американцами. А так я у вас в кабинете, значит, свой выбор уже сделал.

По мере моего повествования Берия немного успокоился. Ненадолго задумался. Не каждый день вываливают на человека такую информацию.

— Хорошо, поговорим позже.

Глава 7

Пока мы сидели у Берии в кабинете и ждали результатов сеанса радиосвязи, переговорили на многие темы. Его интересовало буквально все. И когда победим, как будут себя вести союзники, кто из генералов проявит себя, а кто будет наказан. Это была не просто беседа, реально я себя чувствовал, как на допросе у матерого следователя. Я не врал, но старался давать краткие ответы, не вдаваясь в объяснения, хотя Лаврентий Павлович умел задавать вопросы. Поэтому к концу разговора, когда зашел довольный Морошко с папкой, в которой, скорее всего, была шифрограмма, полученная с нашей базы, я успел рассказать про Мехлиса, Власова, который великолепно воевал под Москвой, но впоследствии стал предателем, про Карбышева, который попал в плен, но так и не сдался.

Удовлетворившись моими объяснениями и самим разговором, Берия дал команду проследовать в специально выделенное помещение.

Мы спускались в подвал здания. Морошко шел за нами, но чуть задержался, дав команду одному из сопровождающих принести мои вещи. Процессия выглядела великолепно. Вперед вырвался догнавший нас Морошко, показывая путь, за ним Берия и потом я, а уже за нами три бойца охраны.

Спустившись в подвал, остановились у неприметной двери, которую охранял лейтенант госбезопасности с автоматом. Такие предосторожности в здании на Лубянке говорили об очень высокой степени секретности и уважения к моей персоне. Зайдя в небольшую комнату, Берия оглядел стол и три стула, за ним вошел я. Но пока не принесли груз, было время поговорить, и Лаврентий Павлович решил его использовать с пользой. Посмотрев на Морошко, он почти сквозь зубы выдавил: «Выйди». Тот сразу понял, вышел, оставив нас вдвоем. Я уже догадывался, что он сейчас спросит.

— Кто и когда?

— Хрущев, Маленков, Жуков. Сразу после смерти.

Я не стал уточнять после смерти кого, он и так понял.

— Хрущев потом и от них избавится. Маленкова выведут из состава ЦК и отправят командовать какой-то фабрикой на периферии. Жуков до смерти под домашним арестом просидит на даче.

У Берии недобро загорелись глаза.

— Я думаю, Лаврентий Павлович, товарищ Сталин поддержит ваши идеи. Ведь именно Хрущев первым заговорит о культе личности Сталина и назовет его мясником.

Я стоял и думал, как я отношусь и к Берии и к Сталину. Сейчас я, по сути дела, подписал смертный приговор тому же Хрущеву, а когда начнут разбираться в реальных обстоятельствах, то и еще многим. Но я был спокоен, нормальный человеческий эгоизм сейчас двигал мной. Просто хотел, чтоб мои Светка с ребенком гуляли по тому парку и наслаждались чистым воздухом. А в этой банке с пауками шла своя возня, и я просто помог парочке из них и все. Подло? Может быть. Но это политика и здесь все измеряется другими категориями.

Берия уже успокоился, а я внимательно лазил под столом и искал розетку. Но она, конечно, не подходила к моему евроразъему на ноутбуке. Поэтому когда принесли тюк с вещами, я достал маленький цифровой тестер и сперва измерил переменное напряжение. Берия и Морошко с большим интересом смотрели на прибор. Затем, достав простой сетевой фильтр-удлинитель, разборными кусачками срезал вилку и зачистил провода. На немой вопрос Морошко ответил, что вилка не подойдет, придется на первое время все делать на скрутках.

Вставив провода в розетку, щелкнул кнопкой на удлинителе, и она привычно загорелась красным цветом. Затем началось самое интересное. Размотав сверток, достал оттуда упакованную в целлофан сумку с ноутбуком. Священнодействие продолжалось. Аккуратно достал сам ноутбук, открыл крышку и запустил загрузку. Сначала, сверившись с шифровкой, набрал один пароль на включение стартовой загрузки, потом пароль на зашифрованный жесткий диск и после того, как на экране появилась знакомая картинка загрузки операционной системы, достал из сумки блок питания для ноутбука и «мышку».

Все это происходило при внимательном наблюдении и Берии и Морошко.

Когда система загрузилась, я уже сидел за компьютером и, повернув голову, задал вопрос.

— На этом расшифрованном блоке информации есть данные по Т-34, все, что смогли собрать, технические данные, хронология модернизаций и воспоминания тех, кто его производил и кто на нем воевал, вплоть до конца войны. Также есть документальный сериал «Броня России», о развитии всей бронетанковой техники вплоть до конца века. Вам было бы интересно посмотреть, чтоб знать, куда двигаться и каких прожектеров не слушать, а к кому лучше прислушаться.

Для начала запустил фильм и, чуть откинувшись на стуле, стал наблюдать за тем, как Берия и Морошко буквально прилипли глазами к экрану ноутбука.

Интересно было бы посмотреть на себя со стороны. Конечно, зрелище еще то. Сижу в подвале НКВД в форме, ненавистной демократам, за мной на стульях примостились Берия и его сотрудник и я им показываю историю создания и модернизации советских танков и бронемашин. Фильм был сам по себе познавательный и снят очень профессионально, так что нарком и Морошко с большим интересом уже больше часа смотрели не отрываясь.

После третьей серии я предложил, чтоб сюда принесли чаю и бутербродов, на что, дождавшись согласного кивка Берии, Морошко выскочил, быстро дал распоряжения и вернулся обратно к увлекательному и познавательному зрелищу.

По моим подсчетам было около семи вечера, когда пришлось прекратить просмотр. Нарком внутренних дел засуетился, и я понял, что подходит время его визита в Кремль и отчета об общении со мной. Когда все было собрано, и убрано, и заперто в этой же комнате, к которой, по распоряжению Морошко, приставили еще трех бойцов охраны, я попросил Лаврентия Павловича остаться переговорить с глазу на глаз. Он удивленно на меня посмотрел, но согласился.

Когда дверь закрылась, я достал из кармана и протянул ему малогабаритный цифровой диктофон.

Берия спросил, что это. Пришлось объяснить.

— Лаврентий Павлович, по моему разумению, вы в ближайшее время окажетесь на докладе у товарища Сталина. Я понимаю — событие эпохальное, визит потомков, готовых рассказать о будущем. Вот это цифровой малогабаритный диктофон. Это мой подарок вам. Здесь запись нашего разговора у вас в кабинете, все, что я вам рассказывал про будущее. Потом я его отключил, и некоторые ваши вопросы не были записаны. Вы можете проверить, что это не оружие и не несет угрозы товарищу Сталину. Но вам, в качестве доказательства, можно будет продемонстрировать эту запись.

Берия долго смотрел мне в глаза. Я так же спокойно смотрел в ответ. С моей стороны это было рискованно так его подставлять. За такие игры можно и пулю схлопотать, но тут был расчет на то, что я для них неприкасаемый, хотя бы временно, и показать свою независимость. Может, потом и пожалею.

После того, как нарком справился с противоречивыми чувствами, я ему объяснил, как пользоваться диктофоном и особенно как стирать записи, после чего клятвенно уверил, что никаких таких сюрпризов от меня он больше не получит. Это был первый и последний раз. А товарищу Сталину будет очень интересно послушать, как и о чем товарищ Берия разговаривает с посланцем из будущего.

После такого окончания вечера меня, в сопровождении охраны, отвезли обратно на безымянную дачу и, дав нормально поужинать, оставили в покое до утра.

* * *

Вечером в своем служебном автомобиле, в сопровождении охраны, Берия ехал в Кремль, доложить о результате первой встречи со Странником. Его обуревали противоречивые чувства. Странник сумел несколько раз удивить наркома, что бывало не так уж часто. Специально демонстрируемая независимая позиция, которая, видимо, была отрепетирована и давно подготовлена, говорила о серьезности намерений. Сам посланник старался показать, что он прибыл не как проситель, что и ожидалось, а как человек, призывающий к сотрудничеству, но при этом не забывающий и свои интересы. Умело раззадорив перспективами и продемонстрировав самую малую толику своих возможностей, Странник все равно остался независим и также непонятен, хотя все его слова о ненависти к прозападным демократам, доведшим огромную страну к развалу и нищете, вполне искренни. А выходка с записывающим устройством вообще вывела Берию из себя. И только то, что насчет Зимина были особые указания и планы, не позволило тут же поставить его на место. Хотя Лаврентий Павлович уважал смелых людей, умеющих добиваться своих целей. В этой ситуации Странник недвусмысленно дал понять, что не до конца показал свои возможности, но при этом готов стать на сторону товарища Сталина и Берии, при соблюдении его интересов. А возможности у потомков были немалые. Этот «ноутбук» поразил наркома, который курировал многие технические направления и видел почти все новинки, своей рациональной красотой и тонкостью исполнения. И Странник оговорился, что для его времени это обычное устройство, имеющееся почти у каждого человека, не считая индивидуальных переносных радиотелефонов, называемых «мобильниками». А вскользь брошенное предложение перенести в этот мир такую телефонную станцию и, запустив ее, обеспечить всех руководящих работников оперативной связью, вызвало у Берии живой интерес.

Занятый такими мыслями, нарком внутренних дел въехал в Кремль, где пройдя несколько постов охраны, зашел в приемную, но секретарь товарища Сталина предложил ему подождать несколько минут.

Ожидание затянулось, только по прошествии получаса Сталин смог принять Берию.

Постучавшись и войдя в кабинет, нарком поздоровался и встал по стойке «смирно». Верховный продолжал рассматривать бумаги, после чего оторвался и заговорил:

— Присаживайся, Лаврентий, как я понял, разговор нам предстоит долгий.

— Да, Иосиф Виссарионович. У меня сегодня состоялся достаточно долгий и интересный разговор со Странником. Многие вопросы, которые нас интересовали по союзникам, немцам, японцам, он раскрыл. Даже, исходя из полученной информации, на сегодняшний день можно считать, что операция «Оракул» принесла огромную пользу нашей стране.

Сталин, сделав паузу, задал вопрос, который Берия ожидал и особо приготовился к ответу.

— Скажи, Лаврентий, как он тебе вообще как человек? Можно ли ему доверять, и насколько он искренен.

— Он другой.

— Как это понять?

— Он мыслит совершенно иначе. Некоторые вещи видит очень глубоко, не каждому такое дано, а в некоторых вопросах путается и показывает поразительное незнание. Наши специалисты все это относят к системе обучения будущего, которая сильно отличается от нашей.

Как человек он мне понравился — смелый, умный, изобретательный, способен к оправданному риску. При специальном рассмотрении и анализе большинство случаев, когда Странник, по нашему мнению, неоправданно рисковал, подтверждают эти характеристики. Хороший командир. Многие, кто с ним воевал, отмечают явно выраженные лидерские черты. Умеет собрать возле себя людей и организовать в одну слаженную команду. Находясь в районе Рославля, сумел снова сколотить отряд, разгромить подразделение СС, освободить пленных и, оставив после себя ловушки, безнаказанно уйти и выйти в расположение наших частей. Образец настоящего советского командира.

По моему мнению, если предположить достоверность информации Странника о прошедшей в будущем войне, то неудивительно, что он выжил и смог организовать проникновение в наше время.

Судя по показаниям генерала Романова, командиров групп, контактировавших с фигурантами по операции «Оракул», любые попытки расспроса о политическом устройстве будущего Странником пресекались и давались объяснения о том, что данная информация будет доведена только до руководства СССР. Таким образом, Зимин благоразумно пресекал любую утечку информации о развале советского государства, что говорит о высокой степени лояльности к Советскому Союзу и политическим убеждениям, сочувствующим коммунистическим идеалам. По словам самого Странника, его отец, член коммунистической партии, прослужил продолжительный срок в вооруженных силах Советского Союза и после развала был уволен, как и тысячи остальных командиров, умер в нищете.

Мы считаем, что у Странника есть серьезные причины помогать советскому государству, пытаясь таким образом изменить будущее, добиться сохранения Советского Союза и избежать глобальной войны, уничтожившей всю цивилизацию.

На этом Берия остановился, ожидая, пока Сталин воспримет и переварит информацию.

— Лаврентий, ты говоришь, что Зимин ведет себя достаточно независимо и осторожно, с чем, но твоему мнению, это связано. Они нам не доверяют?

— Да, Иосиф Виссарионович, они нам не доверяют. По словам Странника, после его ухода вся система безопасности туннеля в прошлое изменена. Даже он не знает теперь, как туда без специальной проверки проникнуть. По его словам, это делалось на случай захвата курьера. Но он мудро умолчал, что они рассматривали и захват курьера не только немцами, но и нами. По мне, так они очень нас боятся.

— Как наши потомки нас могут бояться? Это наши внуки и правнуки, и мы будем им причинять вред?

— Я тоже удивился, но Зимин прояснил вопрос.

Берия сделал некоторую паузу и про себя усмехнулся, вот теперь он сам начинает изменять свое будущее и ситуация, прямо сказать, подходящая, о чем ему Странник и намекнул, рассказывая о борьбе с культом личности Сталина.

— Ваш преемник, не обладая таким политическим весом и уважением народа, пошел самым простым путем. Он очернил вашу память, сравнив с Иваном Грозным, называя мясником, таким образом он боролся с культом личности Сталина, как это говорилось в то время. Потом, когда Советский Союз развалился, пришедшие к власти демократы еще больше стали вас обливать грязью. Они создали у тогдашних людей образ настоящих врагов народа, с которыми мы сейчас боремся. Поэтому наши потомки так осторожны, ожидая от нас кровожадности, которой их долго пугали.

Сталин встал. Такое ему очень не понравилось и, стараясь успокоиться, он стал прохаживаться по своему кабинету. Потом подойдя к окну, отодвинув штору, долго смотрел на башни Кремля невидящим взглядом. Через некоторое время, не оборачиваясь, спросил демонстративно спокойным голосом.

— Лаврентий, если я Иван Грозный, то ты, наверно, Малюта Скуратов при мне?

Он повернул голову и пристально посмотрел на Берию, которого от такого взгляда пробрало холодом. Таким раздраженным Хозяина он еще никогда не видел.

— Скажи, и кто это у нас такой умный в будущем будет?

Вот тут Берия в душе сказал спасибо Зимину, за его предусмотрительность и специально проведенную беседу. Теперь-то он отомстит за свой проигрыш в той реальности, которая стараниями Странника, а теперь и наркома не состоится.

— Хрущев.

Вопреки ожиданиям Берии, Сталин не выругался и никак не выказал своего отношения, что еще больше напугало наркома. Но тот не сомневался, что дни Хрущева сочтены. Сев снова за стол, Верховный только поинтересовался:

— Доказательства есть?

— Пока только слова Странника, но я уверен, что доказательства он продемонстрирует. Его подготовка к этому визиту вызывает уважение, наши потомки знали, что нас может заинтересовать.

— Лаврентий, а что с тобой он сделал?

И Сталин прищурил глаза, внимательно наблюдая за реакцией своего подчиненного.

— Расстрелял через несколько месяцев после вашей смерти, а вашего сына Василия продержали в тюрьме несколько лет, затем отправили в ссылку, где он и спился.

Про сына Берия специально добавил, зная традиционно кавказское отношение Сталина к родным. После такого у Хрущева выжить шансов уже не было.

Сталин долго сидел молча, затягиваясь уже потухшей трубкой.

— Что он еще рассказывал?

— Я могу вам дать прослушать весь наш разговор. Странник схитрил, записав все на специальное устройство, которое он называет цифровой диктофон, и потом передал мне в качестве подарка, научив им пользоваться.

Сталин спокойно отреагировал на это заявление, видимо занятый своими мыслями. Потом немного опомнившись, взглянул на Берию. Тот с готовностью достал диктофон, вытащил наушники и, передав все Сталину, объяснил, как пользоваться.

Потом в кабинете воцарилась тишина. Верховный главнокомандующий молча слушал запись разговора наркома внутренних дел с посланцем из будущего, а сам Берия терпеливо дожидался окончания записи, которую сам недавно прослушал перед выездом в Кремль.

Минут через сорок, когда запись закончилась, Сталин молча отдал диктофон Берии. Увидев вопросительный взгляд наркома, он ответил:

— Да, я хочу завтра встретиться с этим человеком.

Глава 8

Два немецких грузовика медленно подъезжали по разбитой дороге к месту засады. Юрий Борисович Панков прижал плотнее приклад немецкого пулемета к плечу, сопровождая стволом головную машину. Но команды стрелять пока не было — сначала отработают снайперы, и если ситуация выйдет из-под контроля, подключатся он и еще пулеметчик, расположенный по другую сторону дороги.

Кто мог еще десять дней назад предполагать, что он, глава одной из небольших групп, выживших в ядерной войне благодаря случайно найденному убежищу гражданской обороны, будет сейчас находиться в белорусском лесу с пулеметом и готовиться уничтожать немцев в 1941 году. Было не совсем привычно лежать в легком камуфляже без противогаза и вдыхать чистый лесной воздух. Только тот, кто пару лет провел в тесных комнатах убежища, вдыхая запахи нечистот и давно не мытых человеческих тел, может понять, какое это удовольствие вот так просто лежать и дышать чистым воздухом.

Все началось дней пятнадцать назад. Большинство людей в группе Панкова стали терять надежду. Приходилось применять крутые меры, а иногда и пускать в ход кулаки, чтобы поднять людей и заставить встряхнуться. Чистые продукты были на исходе, а если точнее — их вообще не осталось, и поисковым группам приходилось все дальше и дальше удаляться от развалин Симферополя, где располагалось убежище. Пока получалось сливать горючее у брошенных, нетронутых такими же поисковиками из других группировок автомашин, но уже и это становилось проблемой. Местная татарская банда во главе с Ильясом, бывшим разнорабочим из маленькой пекарни, терроризировала весь район, перехватывая поисковые группы. Поэтому пришлось оборудовать несколько автомобилей армейскими радиостанциями, что для Борисыча было не так уж и сложно, учитывая его большой опыт в роли главы сервисного центра компьютерной фирмы.

Когда одну из групп, где находилась его дочка, бандиты зажали в районе Молодежного, Борисыч бросил все и на последнем оставшемся транспортном средстве, переделанном микроавтобусе, бросился на выручку, мысленно простившись с жизнью, так как у боевиков был явный перевес и в оружии и в боеприпасах. Но тут произошло чудо. Вышел на связь человек, которого Борисыч давно уже похоронил. Серега Оргулов, с которым начинали самостоятельный бизнес.

Тогда, несколько лет назад, отношения испортились из-за амбиций третьего компаньона, и Серега, который всегда был хитрым и имел на будущее два-три резервных варианта, продал свой бизнес и ушел в службу безопасности коммерческого банка, где, по слухам, очень неплохо устроился. То, о чем предупреждал Сергей, а Борисыч, по своей природной доброжелательности, не хотел замечать, вылилось во внутренний конфликт, приведший к развалу фирмы. Но тут началась война, и Юрию пришлось возглавить небольшой территориальный отряд ополчения, который часто привлекали для патрулирования окрестностей Симферополя. В то время часто пересекались с российскими морпехами, привлекавшимися при обнаружении особо крупных банд. Вот командиром одной из таких групп и оказался Серега Оргулов, который до прихода в компьютерный бизнес служил в украинской морской пехоте. Чего он подался к россиянам, Юрий не понимал, но Сергей всегда держал нос по ветру и загадывал на пару лет вперед. Хотя и сам Борисыч понимал, что украинские власти уже ничего не могли сделать для наведения порядка на полуострове. Поэтому Черноморский флот становился единственной реальной силой, с которой считались все вооруженные группировки региона. И неудивительно, что там Оргулов и пристроился.

Потом была война. А после того, как Севастополь был уничтожен прямым ядерным ударом, Панков собрал всех знакомых с семьями и спрятался в давно разведанном убежище гражданской обороны.

После таких событий из ниоткуда снова появляется Оргулов и спасает его поисковую группу. И опять исчезает, прихватив кучу трофеев и бронетранспортер с джипом.

Потом общение с Черненко, новенькие немецкие винтовки, которые произвели фурор, опять стычка с Ильясом и полное уничтожение банды. Захват бункера с богатыми трофеями. Судя по тому, как Сергей распоряжался и действовал, опыт в таких делах у него был, и немаленький. Поэтому Черненко так его и стал бояться, потому что сам зажирел и старался особо не втягиваться в разборки, имея прибыль с торговли продуктами, привозимыми из Украины военными караванами.

Тайна, открытая Серегой, поразила Панкова своей невероятностью. Портал в прошлое. Правда, и там война, но и здесь Оргулов сумел пристроиться, завоевав авторитет и наладив поставку продуктов и боеприпасов в обмен на информацию. И вот недавно совместными усилиями его отправили в Москву на встречу с тамошним руководством Советского Союза. Трагическая весть, что Серега не прилетел в Москву, произвела тягостное впечатление на обитателей бункера, но была еще надежда. Сигнал бедствия так и не был получен. Поэтому ждали, как будет развиваться ситуация.

Несколько дней прошло в деловой суете. Осваивали новый бункер, пересчитывали трофеи. Как оказалось, ситуация и у бандитов с продуктами и горючим была не лучше. По словам одной из женщин, Ильяс с подельниками уже обдумывали варианты уничтожения части рабов, для уменьшения расхода ресурсов. Но самой большой проблемой было горючее. Его катастрофически не хватало. Запас, хранящийся в бункере Сергея, единогласно решили не трогать и использовать только для поддержания систем безопасности, жизнедеятельности бункера и, конечно, установки перемещения во времени. Поэтому логичным было предложение поискать горючее и продукты в прошлом. Но приказ командира не устраивать шума в прошлом, выполняли беспрекословно.

Но пока решили не сидеть без дела, и прапорщик Артемьев, входивший в состав группы Оргулова еще во время гражданской войны, взяв на себя военное руководство, предложил организовать разведывательный рейд и заняться поисками оружия, продуктов и горючего на местах прошедших боев. Конечно, была опасность нарваться на немецкие разведгруппы, которыми буквально кишели окрестности деревень Запрудье и Вильницы в поисках русского укрытия. Для большего утверждения немцев в том, что вход в таинственный бункер находится там, выход в эфир, для отправки сообщений в Москву, производился специально из того района. Поэтому на другом берегу Днепра, на удаленности больше пятнадцати километров от места проведения поисковой операции, можно было вполне спокойно выходить из портала и совершать непродолжительные экспедиции. По прошествии двух дней поисков столкнулись с проблемой отсутствия бесхозных продуктов и горючего, оставшихся в местах боев. Местные жители, напуганные зверствами своих же соплеменников, перешедших на сторону оккупантов, под любыми предлогами старались не оказывать помощь. А может, просто не могли, но факт остается фактом, что в таких условиях пришлось выходить на «большую дорогу» в поисках одиноких машин немцев, перевозящих необходимые для бункера грузы.

Небольшой отряд, состоящий из выходцев 41-го года, с которыми Оргулов воевал в Могилеве, Борисыча, Екатерины, оказавшейся профессиональным снайпером, под командованием Саньки Артемьева, вышел ночью из портала и стал продвигаться на юг к ближайшей дороге, по которой часто проезжали немецкие машины, направляющиеся к переправе через Днепр. Днем раньше Малой и Миронов облазили окрестности, разведывая пути подхода к дороге, места возможных постов и засад противника.

Общая идея похода предполагала перехватить одну-две машины с нужным грузом и по грунтовой дороге проехать максимально близко к точке перехода в наше время. Затем в ночное время уже на руках перенести все в бункер. Машины замаскировать и заминировать. По возможности их потом использовать для аналогичных рейдов.

Естественно, жена командира Светлана была против, считая такие походы ненужным риском, и к ней прислушивались, но идея отвлечь внимание от возможных поисков ее мужа была воспринята положительно, хотя многие понимали, что это все авантюризм Артемьева, которому новые возможности вскружили голову. Да и Борисыч с ними пошел ради новизны впечатлений, все никак не мог поверить, что увидит живых немцев. А те совсем рядом, как в кино, спокойно катят по дороге и в ус не дуют, что их сейчас будут зачищать.

С такими мыслями Борисыч с волнением рассматривал через прицел немецкого MG-34 головной грузовик.

В наушнике радиопередатчика раздался спокойный голос командира группы, Артемьева. Странно, в жизни он явный холерик, а сейчас это был голос абсолютно невозмутимого человека.

— Всем. Внимание. Работают снайпера. Белка, головная машина, Кукушки — по второй. Остальным ждать команды.

Дождавшись подтверждения, он выждал, когда обе машины окажутся в секторах поражения всех пулеметов, дал команду снайперам на стрельбу.

Хлоп. Хлоп. Это невдалеке от Борисыча расположилась Катерина и из ВСС расстреливала обоих немцев, сидящих в кабине головной машины. Напротив каждого немца в лобовом стекле появилось по небольшому отверстию. Водитель упал головой на руль, а его напарник завалился набок. Машина чуть вильнула в сторону и остановилась. Почти то же самое произошло со второй. На такой дистанции снайпера сработали ювелирно, и еще два немца разлеглись в разных позах, как их застала смерть.

— Всем внимание. Ждем две минуты. Досмотровая группа выдвигается вперед.

Недалеко от дороги чуть сдвинулись кусты, и облаченные в камуфлированные накидки Вяткин и Воропаев стали выдвигаться к первой машине со стороны кабины.

Тут раздались крики и из кузова головной машины выпрыгнули два немца с винтовками наперевес, они увидели, что стало с водителем и сопровождающим второго грузовика, и решили попытаться вырваться из засады. Но сразу попали под перекрестный огонь снайперов, и два тела остались лежать возле кузова машины. На счастье, во второй машине никого не оказалось, и на этом боевая фаза операции по захвату материальных ценностей перешла в стадию вывоза захваченного.

Убитых немцев покидали в машины. Сами грузовики отогнали в лес по грунтовой дороге, ведущей к небольшому селу. От этого села можно было проехать еще километров семь в сторону Днепра, а там до точки выхода оставалось три километра лесом.

Съехав с большака и остановившись под прикрытием леса, смогли наконец-то рассмотреть свои трофеи. В первой машине лежали тюки с немецкой формой, короткие сапоги, два ящика с гранатами, шесть ящиков с патронами. Но больше всего радости вызвали коробки и ящики с консервами, галетами, кофе, сахаром. И самое главное, пара ящиков с французским вином. Неплохо живут даже тыловые немцы. Во второй машине были восемь двухсотлитровых бочек с бензином. Это была действительно удачная вылазка. В качестве дополнительного сюрприза оказалась большая упаковка с шоколадом, спрятанная под водительское сиденье. Скорее всего, это была обычная водительская заначка.

Теперь осталось все это в целости дотянуть до бункера. Вот это и вызывало самую сильную озабоченность. Если немецкую форму, обувь, боеприпасы и продукты вполне реально было унести на себе, то транспортировка бензина в бочках была связана с большими трудностями, ведь машину к точке перехода подогнать было нереально.

Небольшое село проскочили почти в сумерках, даже не остановившись пообщаться с местными полицаями, которых срисовали Малой и Миронов, заранее разведывая путь выхода на дорогу и возможности эвакуации.

Сейчас важнее было доставить в бункер груз. Уже в темноте машины вышли на просеку, где проезда дальше для машин не было. Выставив боевое охранение из Маркова с пулеметом и Воропаева с полюбившимся ему гранатометом, которые перекрыли единственную дорогу до просеки, стали разгружать первую машину и распределять груз для переноски.

Но на базе, с которой постоянно поддерживали связь, тоже думали над проблемой переноски грузов и предложили свое решение. На верхнем ярусе бункера была строительная двухколесная тележка, которую использовали для перевозки тяжелых и сыпучих грузов. Как вариант для перевозки, а не переноски грузов это было вполне подходящим.

Основная группа, нагруженная продуктами и захваченными боеприпасами, двинулась в сторону портала, а возле машин остался сам Артемьев, сразу принявшийся устраивать многочисленные минные ловушки, и Борисыч с пулеметом, которым давно сорвал себе спину и большие тяжести носить не мог.

Выдвинувшись вперед по грунтовой дороге в сторону села, оборудовали себе позицию и заложили фугас. Так что немцев, которые рискнут организовать преследование, ждет весьма ощутимый и смертоносный сюрприз. А тех, кто разбежится и решит обойти с флангов, очень удивят несколько хитрых растяжек, где заряды, утяжеленные дополнительными поражающими элементами, были замаскированы на высоте человеческого роста.

Через полтора часа вернулась команда, катящая строительную двухколесную тачку, с которой сняли корыто для сыпучих материалов, несколько вместительных вещмешков, множество пластиковых канистр и длинную тонкостенную стальную трубу.

Теперь дело пошло веселее, в тачку положили бочку с бензином, остатки продуктов, боеприпасов, форму и обувь связали в тюки и привязали к стальной трубе, которую два человека закинули на плечо и сразу двинулись в сторону портала. Остальные разливали бензин по емкостям и готовили его для переноски. За такими работами прошла вся ночь, и когда стало светать, в кузове машины осталось всего две полупустые бочки с горючим.

Даже полупустые бочки, содержимое которых было перенесено в канистрах, были на третьей и четвертой ходке подвязаны к стальной трубе и тоже унесены в бункер.

Но и с рассветом работы по переноске трофеев не закончились, пара человек была снята с работ и использована в качестве дополнительной охраны.

Когда солнце взошло и начало уже немного припекать, Артемьев снял последние растяжки, заминировал прикрытые нарубленным лапником автомобили и поставил невдалеке табличку «Осторожно, мины», вдруг кто-то из местных забредет. На дороге, ведущей на вырубку, поставил фугас нажимного действия, рассчитанный на вес грузового автомобиля, местные жители вряд ли будут разъезжать на таком транспорте. А вот грузовик с пехотой или бронетранспортер вполне ожидаемо подорвутся.

На этом первая активная акция с участием Артемьева в качестве командира была завершена с большой прибылью для обитателей бункера.

То, что немцы начнут активные поисковые мероприятия по поводу двух пропавших машин, никто не сомневался, но вера в свою безнаказанность сыграла с обитателями бункера злую шутку. Ночью в селе услышали шум двигателей проезжающих автомашин, но не придали этому значения, при наведении переправы немецкие инженеры часто гоняли автотранспорт на просеку — для заготовки леса.

К обеду этого же дня староста деревни, обязанный снабжать продуктами немецкое подразделение, задействованное на охране переправы, был остановлен патрулем. Узнав, что у немцев пропали два автомобиля, он без задней мысли сказал, что слышал, как вчера вечером какие-то машины проехали к просеке на заготовку леса, но так и не возвратились. После получения такой информации немцы отконвоировали старосту в комендатуру, где уже с ним разговаривал следователь местного отделения гестапо, которое, согласно специальному распоряжению, уделяло особое внимание любым случаям пропаж автотранспорта, солдат, офицеров в этом районе в рамках поиска особой группы русских диверсантов.

Основные розыскные мероприятия проводились абвером и СД на другом берегу Днепра, но дальновидные руководители поисковой операции не оставили своим вниманием и этот район, разумно полагая, что русские могут переправиться через реку и уйти в другом направлении.

Поэтому, получив такую информацию, шарфюрер СС Карл Мосс, прикомандированный к комендатуре, решил не терять времени даром и провести расследование по горячим следам, не забыв при этом проинформировать свое непосредственное начальство телефонограммой.

Через час колонна из двух мотоциклов в передовом дозоре, двух грузовиков, набитых солдатами из комендантского взвода, и легкового автомобиля с самим комендантом, пожелавшим поучаствовать в облаве на русских диверсантов, и Карла Мосса, въехала в село.

Разумно предположив, что кто-то из местных жителей может быть связан с противником, Мосс предварительно отдал команду части солдат спешиться и окружить село. К его удивлению, никто не попытался убежать в лес и предупредить диверсантов. Но для следователя гестапо это ничего не говорило. Просто русские были уверены, что немцы ничего не подозревают.

Проведя ускоренный обыск в селе, немцы снова погрузились на грузовики и, ведомые старостой, проехали в сторону просеки, пустив вперед для разведки мотоциклистов.

Разведка, проскочив место закладки фугаса, без особых трудностей обнаружила замаскированные автомобили, но при этом табличка с надписью про мины также не осталась незамеченной, поэтому, оставив один экипаж для наблюдения, второй рванул обратно к колонне с известием о находке.

В это время навстречу неприятностям двигался отряд обитателей бункера из будущего, которым не давали покоя две бочки с бензином, оставленные в одной из машин. По заведенной традиции впереди двигались снайперы Малой и Миронов, которые, выдвинувшись вперед, выполняли функции разведки.

Солнце как раз светило со стороны дороги, по которой подъезжали немцы, поэтому остановившихся в кустарнике немецких мотоциклистов разглядели в тот момент, когда они открыли огонь из пулемета по выходящим из леса людям.

Имеющие опыт многочисленных стычек бойцы попадали на землю и, расползаясь в разные стороны, сразу открыли ответный огонь. Пулемет еще несколько раз огрызнулся и затих. Пулеметчик, получив сразу три пули в грудь, свесился с люльки мотоцикла. Два его товарища, лежали тут же в кустах и отстреливались из винтовок. Но фактор внезапности был потерян, и снайперский огонь русских быстро заставил их замолчать.

На звук стрельбы из леса выскочил второй мотоцикл и, не успев затормозить, выехал на открытое пространство и сразу стал великолепной мишенью. Тут внезапность была уже на стороне обороняющихся. Хлопки снайперских винтовок были заглушены характерным грохотом пулемета Калашникова. На бой это не походило, три мотоциклиста были убиты практически в одну секунду. Но из леса раздалось надсадное урчание двигателей грузовиков, которое заглушилось громким взрывом фугаса, заложенного прямо перед въездом на просеку, как раз ради такого случая.

Сильный взрыв разорвал машину на части вместе с полутора десятками немецких солдат. Кусок борта ударил в кабину второго грузовика, идущего следом, убив водителя и пассажира. Ударной волной сорвало трубочный каркас с тентом, разметав и покалечив десяток солдат, а сам автомобиль развернуло и бросило на бок. Единственные, кто отделался незначительными повреждениями, это были водитель и пассажиры легковой машины, которая, на счастье офицеров, не сильно спешила за мощными грузовиками к месту боя.

Развернуться на узкой проселочной дороге возможности не было, поэтому бросив машину, немцы в панике убежали в сторону села и не могли видеть, как группа бойцов, одетых в необычные камуфляжи, отступала в глубину леса, унося два неподвижных тела.

Глава 9

Начинался вечер, и глава СС Генрих Гиммлер как всегда разбирал накопившиеся за день документы, требующие его непосредственного рассмотрения. После беглого просмотра доклада по действиям айнзатцгрупп на территории СССР ему на глаза попало донесение о работе смешанной следственной группы СД и абвера по событиям, произошедшим в окрестностях Могилева, повлекшим за собой гибель обергруппенфюрера СС Пауля Хауссера.

Рейхсфюрер откинулся на спинку стула и еще раз перечитал донесение. История с гибелью командира 2-й моторизованной дивизии СС до сих пор не давала покоя, и реальных результатов в расследовании пока не было, несмотря на кропотливую работу региональных следователей СД и специалистов абвера. Тем не менее таинственная база русских не была найдена до сих пор, но при этом регулярно выходила на связь с Москвой. Привлечение дополнительных сил в виде подразделений айнзатцгруппы «В» во главе с Артуром Небе и специальной роты полка «Брандербург-800» также не дало результатов. Лесной массив неоднократно прочесывался, были найдены многочисленные следы пребывания русских, но место расположения самого убежища так и не обнаружили. Помимо следов немцы часто натыкались на изобретательно расставленные минные ловушки, которые с раздражающей периодичностью появлялись и доставляли много неприятностей поисковым группам. Проверка местного населения подтверждала отсутствие контактов персонала русской базы с мирными жителями.

Но проблема требовала решения. Вроде как блестяще начавшаяся военная кампания стала пробуксовывать, срывая все планы и руша надежду на быструю победу. Все возрастающее сопротивление русских, появление у них новых образцов боевой техники и применение совершенно иных тактических схем заставляло задуматься. Уже сейчас дальновидные люди понимали, что с русской кампанией не все так гладко.

Полученная по каналам СД информация о том, что у русских есть фотокопия плана «Барбаросса», вызвала дрожь у рейхсфюрера. Уже который день имперская безопасность проверяла и перепроверяла возможные каналы утечки столь важного документа, провела сотни допросов, накопав чемоданы компромата, не относящегося к направлению поисков, но так на данный момент ничего и не нашла. Масла в огонь подлила вскользь брошенная фраза Канариса, у которого в русском штабе есть несколько своих агентов, что Сталин уже ознакомлен с основными положениями плана «Ост» и в данный момент эта информация тиражируется многочисленными типографиями и распространяется среди русских солдат и мирных жителей. Такая практика уже привела к определенным результатам. Если раньше русские упорно сопротивлялись, хотя многие при этом и сдавались, то теперь поток сдавшихся в плен резко уменьшился, а сопротивление наступающим немецким войскам уже носит фанатичный характер.

Вчера пришло донесение, что на захваченных позициях противника найдено несколько газетных листков с пересказом этого документа. Причем газеты выпущены на двух языках, немецком и русском. Многие солдаты и офицеры вермахта в экзотической форме смогли ознакомиться со сверхсекретной информацией рейха. Такого позора органы государственной безопасности Германии еще никогда не испытывали.

После всего этого пришлось, зажав свое самолюбие, отправить Гейдриха лично встретиться с шефом абвера Канарисом и обменяться информацией.

Оказалось, что в начале июля в аппарате Главного управления государственной безопасности НКВД СССР было создано особое секретное подразделение, функции, задачи, состав которого неизвестны, но, по мнению аналитиков абвера и ряду косвенных фактов, к большинству серьезных утечек сверхсекретной информации в Германии оно имеет непосредственное отношение. Небезызвестный капитан Зимин, которого усиленно ищут под Могилевом, является сотрудником этого подразделения.

Раздраженный периодическими разносами фюрера, имевшего прекрасную память на такие проколы своих подчиненных, Гиммлер даже вызвал к себе Вольфрама Зиверса, генерального секретаря «Аненербе», и поставил ему задачу, используя все у него имеющиеся возможности, помочь в решении загадки «Могилевского феномена».

Но и доклад Зиверса не помог рейхсфюреру с решением проблемы. Выслушав бред относительно посланцев из другого мира, где русский капитан чуть ли не один из самых главных демонов, который стоит за многими будущими неприятностями рейха, Гиммлер отправил главу «Аненербе» заниматься своими обычными делами, хотя тот настаивал на немедленных действиях против русских.

Более интересную информацию на следующий день ему предоставил Гейдрих. Со свойственными ему педантичностью и организаторскими способностями он собрал лучших криминалистов и следователей, которых он смог найти в Зипо, специальным авиарейсом отправил в Могилев, где под охраной СС они смогли провести свое расследование с использованием современной техники и методик криминальной полиции. И результаты не заставили себя ждать, хотя и пришлось задуматься.

Присутствовавший там же Артур Небе, совмещавший должности начальника айнзатцгруппы «В» и полиции безопасности Зипо РСХА, руководил следственными действиями. И благодаря его многолетнему опыту работы в криминальной полиции, удалось разглядеть много фактов, прошедших мимо ранее привлекавшихся к поискам специалистов абвера и СД.

В первую очередь были заново исследованы трупы солдат СС, гильзы, оставшиеся на месте столкновений, остатки противотанковых снарядов, которыми уничтожались танки, и мин. Вот тут-то и были обнаружены интересные факты.

Часть гильз для стандартных русских винтовок и пулеметов калибра 7,62 имели нестандартную маркировку. Если судить по принятой у русских системе, то часть патронов была выпущена вообще в конце этого века. Другие гильзы также вызвали интерес. Это были малокалиберные стальные гильзы калибра 5,5 мм, покрытые лаком, имеющие тоже русскую маркировку. По данным СД, нигде в мире, в том числе и СССР, такие патроны не выпускались, а судя по количеству и качеству стреляных гильз, это было серийное производство.

Особый интерес вызвали собранные остатки мин и противотанковых снарядов. Использование реактивных двигателей и кумулятивных зарядов, которыми были поражены танки, удивило немецких специалистов. Такой техники они еще не встречали, поэтому с большим интересом исследовали фрагменты боеприпасов, которые удалось собрать. Судя по показаниям очевидцев, русские прекрасно понимали новизну такого оружия и перед уходом, потратив драгоценное время, провели поиски остатков этих снарядов.

По предварительным данным, можно предположить, что в окрестностях Могилева существует сверхсекретная база управления государственной безопасности СССР, на которой занимались разработкой и испытанием новейших образцов военной техники.

Судя по примерным характеристикам оружия, появление его на фронте в массовых количествах может существенно осложнить положение вермахта.

Но, к сожалению, никакой дополнительной информации об этом таинственном подразделении НКВД и капитане Зимине и месте расположения бункера не удалось найти. Большой интерес вызвало недавнее нападение на грузовики, перевозившие горючее и продукты, и последующее уничтожение поисковой группы. Проведенное по горячим следам расследование показало, что с большой вероятностью к этому причастна разыскиваемая группа. Так же использовалось нестандартное оружие, в первую очередь были похищены горючее и продукты, так необходимые для обитателей бункера. Но больше всего заинтересовало то, что следы транспортировки грузов по лесу вели к поляне и там прерывались. Больше следы никуда не вели. Собаки уверенно брали след с места боевого контакта, и здесь они его теряли. Такое впечатление, что люди погрузились в самолет и улетели. Обследовав весь район, специалисты Зипо так и не нашли никаких следов замаскированных укрытий и даже косвенных признаков, по которым можно обнаружить бункер. Но зато удалось найти взлетно-посадочную площадку, которой неоднократно пользовались, и возле нее оставили засаду.

Гиммлер внимательно слушал Гейдриха, понимая, что поиски так ничего и не дали. Словно заколдованная, база русских все время ускользала, оставаясь ненайденной. Но время стремительно убегало, и возможностей держать столько войск в глубоком тылу становилось все меньше и меньше. Шальная мысль о том, что Зиверс, может быть, и прав, и они ищут пришельцев из другого мира, пару раз посещала рейхсфюрера, но прагматичный ум сразу подсказывал ответ, пришельцы бы не стали пользоваться русским оружием и участвовать в боях.

Не лучше дела обстояли и у абвера. Попытка внедрить своего человека не привела ни к какому результату, кроме пропажи самого агента.

Получив информацию о перелете через линию фронта особо важной персоны, абвер организовал прорыв силами 3-й танковой дивизии 24-го механизированного корпуса вермахта обороны русских и захват аэродрома, где ожидался прием самолета и его дозаправка. Но точно учесть время не получилось, и самолет прилетел во время боя за посадочную полосу, где солдаты русского НКВД яростно отбивались от нападающих сил вермахта. Обстрелянный самолет упал в лесу, но ни пассажира, ни пилота найти не удалось. Только через неделю, расшифровав коды радиосвязи русской стрелковой дивизии, удалось узнать, что в самолете находился капитан Зимин и его успешно переправили в Москву, где русская контрразведка уже активно ищет утечку информации.

После тщательного анализа имеющейся информации Гиммлер решил все-таки еще раз провести консультацию с Канарисом. Могилевская проблема не давала ему покоя, какая-то мистика присутствовала во всем этом деле. Как оказалось, и шефа абвера интересовал тот же вопрос.

Конечно, Гиммлер сам к шефу абвера не ездил. Для этого у него был заместитель и великолепный организатор Гейдрих, который был знаком с Канарисом еще с молодых лет. Даже сейчас они часто встречались и доброжелательно общались, но на деле СД и абвер уже давно вели друг против друга весьма жесткую закулисную войну.

Но сложившаяся ситуация требовала принятия особых мер, поэтому встреча с Канарисом была назначена на утро следующего дня.

Следующим утром в небольшом ухоженном парке в окрестностях Берлина прохаживались два человека, возглавляющие главные спецслужбы Третьего рейха.

Молодой, спортивного телосложения, с высоким лбом и зачесанными назад волосами Рейнхард Гейдрих олицетворял нынешнюю Германию. Поколение, выросшее на позоре своей страны, проигравшей мировую войну, перенесшее тяготы революций, голода и национального унижения. Такие как он создавали новую Германию, очищая ее от заразы коммунизма, засилья евреев, строили победоносную армию, флот, авиацию и целенаправленно шли к победе, не задумываясь о последствиях, свято веря в правоту своего дела. Сейчас Гейдрих возглавлял одну из самых влиятельных организаций рейха — Главное управление имперской безопасности. В его руках находились судьбы многих высокопоставленных чиновников, военных, промышленников, политических деятелей, компромат на которых старательно и регулярно накапливался в недрах созданной и возглавляемой им организации.

Рядом с ним шел представитель старой Германии, уже пожилой человек, в гражданской одежде, но военная выправка выдавала в нем военного, не одно десятилетие проносившего форму. Глава абвера, Вильгельм Канарис, в связи со спецификой службы, в отличие от своего собеседника, позволял себе на такие встречи не одевать мундир. Он с интересом посматривал на посланника Гиммлера, которого знал уже много лет, с тех пор, как оказал протекцию юному Гейдриху, только что закончившему военно-морское училище, и тот попал во флотскую разведку. Опытным взглядом он насчитал несколько охранников, сопровождающих главу РСХА. Но в данной ситуации они не столько охраняли своего патрона, а обеспечивали им возможность поговорить без лишних свидетелей. О бесстрашии Гейдриха ходили легенды. Недавняя история с его полетами на бомбардировщике, сбитом русскими, вызвала недовольство Гиммлера и строгий запрет на участие его подчиненного в такого рода боевых операциях. Хотя для самого начальника РСХА это было нормальным поведением, ничем не связанным с поиском острых ощущений и бравадой, в его представлении это ассоциировалось с образом идеального офицера СС, которому он всегда старался следовать.

Несмотря на многолетнее знакомство, они были врагами. По инициативе Гиммлера Гейдрих постоянно занимался поиском компромата на начальника военной разведки вермахта. Часто проводились несанкционированные обыски и прослушивание телефонов руководящего аппарата абвера. Но вот сейчас судьба сложилась так, что им придется снова стать союзниками, причем в очень необычном и затянувшемся деле.

Они некоторое время шли молча, каждый думая о своем. Убедившись, что охрана обеспечила им возможность пообщаться без свидетелей, первым начал разговор Канарис, который на правах старшего решил проявить инициативу.

— Рейнхард, насколько я знаю, ваши специалисты из Зипо ничего не смогли найти стоящего в Могилеве, что бы пролило свет на загадку капитана Зимина и его таинственного убежища. Поэтому вы решили поискать помощи у абвера. Чтобы не тратить драгоценного времени, сначала я бы хотел услышать, что все-таки нашли ваши специалисты. А по моим данным, вы отбирали самых лучших криминалистов и розыскников.

Полученная еще вчера у Гиммлера санкция на обмен информацией по «Могилевскому феномену» с Канарисом, позволила достаточно подробно пересказать адмиралу доклад следственной группы Зипо.

Внимательно выслушав Гейдриха, Канарис задал еще несколько вопросов и надолго замолчал, обдумывая полученную информацию. Пройдя так еще метров двадцать, Канарис задал еще вроде бы незначительный, даже с явно выраженной иронией, вопрос.

— Я знаю, что ваш патрон, Рейнхард, отправлял в Россию по этому вопросу своего специалиста по шаманам, Зиверса. И что вам поведали высшие силы?

Гейдрих сначала отмахнулся от вопроса и правдиво ответил:

— Ничего интересного, наговорили, что это пришельцы из другого мира и они должны сильно повлиять на судьбу рейха. Обычный бред.

Но тут же насторожился. Старый лис Канарис не будет просто так спрашивать и что-то говорить. Может, именно из-за этого вопроса он и согласился на эту встречу.

— Странно, что вас, адмирал, это интересует. Вы никогда оккультизмом и сверхъестественным не увлекались. Поясните, с чем связан ваш интерес в этой области, согласитесь, я был с вами достаточно откровенен.

Пауза снова затягивалась, и тут Гейдрих понял, что Канарис не совсем уверен в своей позиции. Поэтому, не имея железных доказательств, не хочет высказывать какие-то свои соображения. Но откровенность Рейнхарда, которую он оценил, обязывала продолжать начатую мысль.

— Рейнхард, мальчик мой, вся эта история давно не дает мне покоя. Вы знаете, что технические специалисты есть и у меня, поэтому как только у русских появились новые разработки в области подавления радиосвязи, мы взяли под особый контроль этот вопрос и уже два месяца стараемся найти ответы на многие вопросы. Мои специалисты считают, что в данных условиях и русские не могли построить такую систему. Тот агрегат, который они нам демонстрировали на поле и обломки которого удалось заполучить, был всего лишь обманкой. Реальная система умещалась в небольшом плоском саквояже. Об этом говорят свидетельские показания и осмотр тайника в городе, где аппаратура была спрятана перед прорывом группы Зимина из Могилева. Представьте, что произойдет с нашей организацией войск, если у русских во всех частях будут такие устройства. Если вы немного разбираетесь в радиоделе, то должны были понять все особенности. Русские подавляли только наши передатчики. Их же техника работала без помех. С нынешним уровнем технического развития русских это сделать пока нереально, да и наши специалисты пока не в состоянии это реализовать. Допустим, русским удалось это сделать, создать новые приборы, маленькие радиостанции, по словам пленных, вся группа Зимина пользовалась такими, эффективные ручные ракетные противотанковые снаряды и многое другое. Наши противники всегда умели поражать мир своими открытиями и прорывами, несмотря на общую техническую отсталость. Но есть несколько фактов, которые ускользнули от внимания ваших дознавателей, Рейнхард.

Гейдрих действительно заинтересовался. Значит, что-то старый лис накопал и сейчас, кинув для затравки наживку, начнет торговаться. Но Канарис его удивил. Никакого торга. Его рассказ был похож больше на попытку осмыслить факты самим собой, приглашая к этому процессу Гейдриха.

— По большому счету все факты, касающиеся Зимина и секретного подразделения в составе центрального аппарата НКВД, по отдельности весьма прозаичны и практически не заслуживают нашего внимания. Все это компетенция начальников отделов и профильных направлений. Но вот в совокупности все это создает интересную картину. По моей информации, все немецкие стратегические документы высшего уровня секретности, всплывшие у русских, прошли по линии НКВД. И вероятнее всего, к этому причастно это подразделение.

Ваша организация в фильтрационном лагере сумела раскрыть унтер-офицера русской тайной полиции, который имел отношение к контактам с Зиминым. Он много чего рассказал интересного, исходя из чего, и мы и вы начали активные поиски. Ваши специалисты его допрашивали тоже, но сделали свои выводы. Недавно моя аналитическая служба, занимающаяся сбором статистики по эффективности применения бомбардировочной авиации, столкнулась с интересным случаем. Перед началом боев под Могилевом, на основании информации, полученной от нескольких разведгрупп, заброшенных в тыл русских, было принято решение о нанесении массированного авиаудара по железнодорожному узлу города, где скопилось много эшелонов с живой силой, техникой, боеприпасами. Решение о бомбардировке было принято вечером, и утром несколько авиасоединений 2-го воздушного флота нанесли удар но Могилеву. Но эффективность такого налета оказалась мизерной. Станция была пуста. Как оказалось вечером, когда еще принималось решение, русские активно начали эвакуацию составов со станции и стянули к ней все возможные средства ПВО, в результате чего люфтваффе потеряло несколько бомбардировщиков. Вроде как все логично. Объясняется нормальной предусмотрительностью русского руководства. Но вот как оказалось, информацию о налете, и особенно о точном его времени, русские получили за сутки от Зимина, до того как в нашем штабе вообще было принято решение о бомбардировке станции. Получается, что русские разработали великолепную ловушку и пустили дезинформацию через наши разведгруппы, которые постоянно контролировали? Но такого в принципе быть не может. Слишком все сложно. И результат — три сбитых бомбардировщика? Ради такого результата столько сложностей? Хорошо, допустим, русские предусмотрели налет, на станции действительно скопилось много эшелонов. Но как они получили фотокопии плана «Барбаросса»? Насколько я знаю, управление имперской безопасности всех проверило и перепроверило, и где результат? А план «Ост»? Я узнал от русских намного больше об этом, чем мог добиться от вашей, Рейнхард, организации. Как разведчик, могу сказать однозначно, документы такого уровня не могут быть похищены при соблюдаемых у нас мерах предосторожности. Таким образом напрашивается вывод об избыточной информированности русских.

И эта история с бомбардировкой Могилева. Откуда они за сутки до принятия решения могли знать точное время? Точный прогноз или знание будущего? Мы рассматривали и такие варианты, поэтому я интересовался результатом поездки Зиверса. Но, к сожалению, все эти шаманы, кроме расплывчатых формулировок с сотней возможных трактовок, ничего дать не могут. Ни один прорицатель не выдаст вам фотокопию документа с личной подписью фюрера.

Мы даже рассматривали вариант, что русские сумели построить машину времени и получают информацию из будущего. Один из наших офицеров, начитавшись английского писателя Герберта Уэллса его «Машины времени», предложил такой вариант, указывая на необычную маркировку русских гильз. Но это, скорее всего, объясняется русским разгильдяйством. Каждый патронный завод маркирует патроны как им угодно.

Гейдрих шел рядом и молчал. То, что сообщил ему Канарис, заставляло задуматься. Какой бы шеф абвера ни был, но дураком его назвать никто не мог.

— Вы думаете, что это реально и русские могли нечто подобное изобрести?

Конечно, Гейдрих все слова Канариса перепроверит, прежде чем идти с докладом к Гиммлеру. Но сейчас он твердо знал, что шеф абвера не врет. Наконец-то он решился вслух высказать мысль, которую боялись высказать оба.

— Вы думаете, что заговор имеет глубокие корни, предполагая, что русские оперативно получают информацию даже на тактическом уровне.

— Для нас это было бы лучшим вариантом. Это объясняет все. Ту же историю с налетом на Могилев можно объяснить тем, что человек, который планировал налет, специально ориентировался на время, указанное русским, или кто-то ему подсказал.

— Но если русские обладают такой информацией, то почему они отступают?

— Вы сами знаете, что русские оказались просто не готовы к войне. Даже заговорщики переоценили их силы.

— Это не объясняет неуловимую базу под Могилевом.

— А ее скорее всего там и нет. Сейчас мы рассматриваем вариант, что русские используют специальный дирижабль, который летает только по ночам, а днем маскируется в специальном укрытии невдалеке в лесу. Поэтому-то следы отступающих русских и пропадают. Их просто затягивают наверх. Тем более следы лестниц мы обнаружили. Зачем, спрашивается, в лесу русским лазить по лестницам? Пока другого объяснения «Могилевского феномена» мы не смогли найти. Я понимаю, что натянуто, но другого рационального объяснения всех известных нам фактов нет.

— Но почему они все еще остаются под Могилевом?

— Вот этот вопрос нам и предстоит узнать. Возможно, у них там действительно база, но в другом месте и глубоко в лесу.

— Хорошо, адмирал, все рассказанное вами вполне логично объясняет многие факты. Допустим, русские смогли разработать новое оружие и снабдить им элитное подразделение. Результат — уничтожение командира дивизии СС «Рейх» Пауля Хауссера. Возможно все эти события результат большого заговора против Германии. Но зачем вы это все рассказываете мне?

— Рейнхард, судя по уровню секретности информации, ушедшей к русским, заговорщики близки к фюреру. Это не мой круг. В войсках моя контрразведка тщательно разбирает все случаи так называемого «прозрения» русских. Но мне не хватает сил и времени. Я чувствую, что трагедия может произойти в любой момент. Поэтому нам на время нужно забыть наши прежние распри и работать вместе.

Гейдрих взял небольшую паузу, обдумывая все, что ему сказал Канарис. Это очень серьезно. Тем не менее факты сами говорят за себя. Никаких шаманов, никаких машин времени. Только заговор против новой Германии. Его как главу Главного управления имперской безопасности это не могло не волновать, и то, что Канарис пошел с этим сначала к нему, а не сразу к фюреру, говорит о многом. Старый лис действительно боится, что времени осталось мало. Возможно, он даже не доверяет своим, раз решил дублировать процесс расследования силами имперской безопасности. Наконец-то приняв решение, Гейдрих продолжил разговор.

— Вы думаете, специальное подразделение НКВД как раз занимается контактами с нашими заговорщиками?

— Да. И капитан Зимин и его боевики использовались в качестве курьеров. А для обеспечения этой операции русские использовали свои самые последние изобретения в области вооружений и радиотехники, в которых они, скорее всего, добились серьезных результатов.

— Скорее всего вы правы, — сказал задумчиво Гейдрих.

— Ключ к расследованию — этот русский капитан, который обеспечивал транспортировку документов и силовое прикрытие контактов с заговорщиками. Поэтому-то он и остался на захваченной нами территории. И страшно подумать, какой груз он в этот раз отвез в Москву своему руководству.

— У нас нет возможности его достать. В Москве, насколько я знаю, на таком уровне есть только у вас агентура.

— Да. И за последнюю неделю она практически вся ориентирована на сбор информации по Зимину и специальному подразделению НКВД. Если я ошибаюсь, и русские раскроют в этом случае всю нашу сеть, которую строили годами, это будет грандиозным провалом, поэтому я и хотел заручиться вашей поддержкой. Возможно, понадобится проводить операцию по захвату курьера. Как говорит моя интуиция, он скоро должен будет снова появиться в районе Могилева. Иначе до этого странного подразделения НКВД нам не добраться.

— Адмирал, спасибо за информацию. Наша беседа была очень информативна. Вы сами понимаете, что такие решения без согласия Гиммлера я не могу принимать. Для координации наших действий давайте встретимся сегодня около восьми вечера у рейхсфюрера. Я думаю, он очень заинтересуется вашими предположениями.

На этом такой трудный и весьма важный разговор для глав спецслужб Третьего рейха был закончен.

Глава 10

После вчерашнего разговора с Берией меня опять, в сопровождении охраны, отвезли на загородную дачу, и я был предоставлен сам себе до утра, хотя с большим удовольствием посидел бы за ноутбуком, посмотрел какой-нибудь фильм, ну на крайний случай разложил бы пасьянс. Но ноутбук уже был для меня недосягаем.

Анализируя весь разговор с Берией, я понял, что допустил множество ошибок, хотя, учитывая фигуру наркома и его репутацию, можно сказать, что часть своей миссии я выполнил неплохо. В переговоры вступил, свою позицию дружественной независимости я выдерживал до конца. Но вот шутка с диктофоном была явным перебором. На мгновение мне показалось, что Берия на меня с кулаками набросится и тогда придется просто ему дать в нос. Но, к счастью, он сдержался. И, если интуиция мне не изменяет, завтра ожидается судьбоносный визит к вождю мирового пролетариата товарищу Сталину. Значит, надо лучше выспаться и отдохнуть. Думаю, встреча будет назначена на завтра на вечер, а до этого будут консультации со специалистами по техническим направлениям, допущенным до реальной информации по Страннику.

Прекрасно выспавшись и приняв ванну, после завтрака пошел опять пройтись по парку, наслаждаясь тишиной и чистым воздухом, которых в наше время и до войны было не так уж и много. Опять мысли о жене и ребенке не давали покоя. Нынешняя, полная опасностей и постоянного напряжения жизнь выматывала и не давала возможности как следует провести время со своей семьей. Действительно, за всеми приключениями, перемещениями во времени, боями с немцами и бандитами как-то отодвинул семью на второй план. А ведь реально-то я сражаюсь за их будущее. И грош цена будет всем моим достижениям, если я не смогу им обеспечить нормальные, безопасные условия жизни, причем с отцом и мужем. Да и Маринка, жена Витьки, моего погибшего друга, тоже уже не чужой человек, и ее воспринимаю как сестру, о которой тоже нужно заботиться. А ведь и у нее есть дети.

За такими философскими размышлениями меня застал Морошко. Мы немного прошлись вместе, после чего он опять начал свои шпионские штучки, с доброй миной на лице капать на мозги.

— Сергей Иванович, вы меня вчера удивили своей позицией. Честно сказать, я думал, что все пройдет несколько иначе, да и товарища Берию вы заставили понервничать.

— Интересно, это чем же? Александр Александрович, в наше время информированность людей да и восприятие новой информации делают мир несколько иным, точнее делали. И прежде чем сюда лететь, я перечитал множество документов, мемуаров о вашем начальнике, о товарище Сталине. То, что я говорил про переписывание истории, реально было, и ваше ведомство в наше время имеет не самую лучшую репутацию. Поэтому мое опасение и недоверие вполне оправданно. Вы же сам сотрудник органов госбезопасности и прекрасно понимаете правила игры.

Доверие, оно достигается в долгосрочной перспективе равными сторонами на взаимовыгодных условиях. А вы что думаете, раз мы ваши потомки, то по стойке смирно должны выслушивать команды? Да, мы хотим вам помочь, избежать тех трагических ошибок, приведших к огромным жертвам, но и нам жить как-то нужно. Пока мы не поймем, как изменение хода истории вашего мира сказывается на состоянии нашего, вопрос стоит о выживании. Мы — ваши потомки, наследники ваших же поражений и побед. Поэтому нам нужно сотрудничать и сотрудничать плотно и результативно.

— Хорошо, я вас понял. Как вы себе представляете сотрудничество на практике? Просто передать нам информацию и несколько единиц боевой техники, и за это мы должны вам поставлять продукты и горючее, которое и для нас сейчас на вес золота?

Я про себя улыбнулся. Морошко получил от Берии задание прощупать меня в более жесткой форме. Что ж, к этому тоже готовились. Как раз к такому именно варианту готовились в первую очередь.

— Я вижу, Александр Александрович, вы получили соответствующие инструкции. Мы предусматривали и такой вариант. Точнее он рассматривался как основной. Поэтому тут как раз я могу вам все подробно пояснить. Ну для начала, вы пока не испытываете таких уж особых проблем ни с продуктами, ни с горючим. И то количество ресурсов, необходимое для обеспечения нашей группировки в том мире, для Советского Союза капля в море. А учитывая, что на ноутбуке есть информация по всем известным месторождениям полезных ископаемых, имеющих стратегическое значение, на поиски которых были потрачены десятки лет и сотни миллиардов рублей, то на несколько составов с продуктами, боеприпасами и горючим мы уже наработали.

— Ну, допустим, это не вы занимались поисками, а советские граждане, и в данной ситуации воспользовались результатами их трудов.

«Ох, как вы заговорили, еще и торговаться пытаетесь? Если сейчас промолчу или пойду на поводу, то они начнут вертеть нами», — подумал про себя, злобно усмехаясь.

— Мы наследники, плохие или хорошие, но имеем моральное право пользоваться результатами труда. А такими темпами мы дойдем до мысли, что все должны просто так передать вам, не задумываясь о судьбе оставшихся в живых людей в нашем мире. Вам не кажется, что это смешно, и такой торговлей мы просто осложняем ситуацию и вызываем взаимное недоверие? По мне, так вместо того чтоб платить американцам, лучше сотрудничать с нами. Тем более тут нет торговли как таковой. Мы даем все что можем, чтоб помочь вам в очень тяжелой ситуации, и просим вас помочь нам, в тех объемах, которые нам необходимы.

Предотвращая его возражения, продолжил:

— Да, пока нет условий для реального обмена материальными ценностями, но это технический вопрос и он будет решен в ближайшее время нашими специалистами. А вот обмен стратегической информацией идет активно и плодотворно. Так что в данной ситуации предъявлять претензии с вашей стороны как минимум, я считаю, некорректно.

«Вот, насупился и обдумывает варианты действий. А ведь тебе таких полномочий не давали, выяснять со мной отношения. Твоя задача только согласовать вопросы сотрудничества, чтоб руководство успело подготовиться и собрать специалистов, а ты начал учить и попытался построить. Не на того напал», — думал я, стараясь сохранять на лице невозмутимое выражение, видя, как Морошко удивленно смотрит на меня.

— Да. Тут вас понять можно. Такие вопросы вы будете обсуждать уже на другом уровне.

— Александр Александрович, насколько я понял вашу роль, вы занимаетесь оперативным сопровождением всей операции по контакту с нами?

— Да. Можно это назвать и так.

— Я вам уже говорил, что имею некоторое представление об оперативной работе, поэтому некоторые несостыковки и вроде как определенное заблуждение немцев наводят на размышление о проведенной вами операции прикрытия. Не поделитесь ли информацией? Ведь мне скоро придется возвращаться обратно, в район Могилева, и есть большая вероятность того, что могу попасть к немцам. Поэтому хотелось бы быть в курсе ваших действий, и если немцы начнут допрашивать, то желательно выдавать информацию в свете проводимой вами операции. Ведь не зря вы мне присвоили звание и дали орден, да еще немцев про это известили. Кто в такой ситуации будет думать про путешественников во времени, если все можно объяснить происками грозного НКВД?

Морошко тонко улыбнулся, давая понять, что он оценил мою прозорливость.

— Со вчерашнего дня вы майор госбезопасности. Но это так, к слову. Вы все правильно поняли. После получения от вас информации сразу встал вопрос, что ей придется воспользоваться и немцы рано или поздно задумаются о нашей информированности. Поэтому как первый вариант, с самыми выгодными для нас последствиями, был выбран заговор в верхах командования вермахта. Уже месяц активно готовятся материалы о якобы постоянных контактах с нами некоторых ключевых фигур из генерального штаба и, по нашим данным, немцы активно по этому направлению работают. Фотокопия плана войны против Советского Союза с личной подписью Гитлера это огромная удача. Показав ее нескольким немецким агентам, которых мы пока не трогаем и используем для дезинформации, добились ожидаемых результатов от руководства абвера и немецкой госбезопасности.

— Интересно, что вы придумали для объяснения загадок нашего появления под Могилевом? Не буду оправдываться, мы по незнанию там достаточно наследили, и теперь немцы все перерывают в поисках скрытой базы. Естественно, они там ее не найдут и тогда начнут искать другие объяснения.

— Да, мы об этом думали. Но пока как вариант им подсунули данные об использовании специального дирижабля в военных нуждах и размещении на нем разведывательного радиолокатора. Пусть ищут. Когда они поймут, что это дезинформация, мы им подкинем еще пару фактов. Пока они их будут проверять, о вашем реальном происхождении никто не догадается.

— Вполне остроумное решение. Если честно, то я уже грешил тем, что нам самим придется озаботиться проблемой легендирования нашего присутствия здесь.

— Тут лучше дайте нам заниматься такими вещами, не в обиду будет сказано, наследили знатно, и постоянно приходится за вами подчищать.

— Хорошо. Здесь я с вами согласен. Ваша территория, вам и карты в руки.

Выдержав паузу, дав друг другу небольшой перерыв, продолжили разговор уже в другом русле.

— Сергей Иванович, как руководитель подразделения непосредственно занимающегося контактом с потомками, я бы хотел обсудить основные направления нашего сотрудничества, чтоб со своей стороны обеспечить своевременное привлечение с нашей стороны специалистов. А тут, сами понимаете, кого попало брать нельзя. Надо обязательно их предварительно проверить, да и с вами списки согласовать, вдруг в будущем эти товарищи себя зарекомендовали не лучшим образом.

— Вполне с вами согласен. Разумный подход. Давайте для начала обозначим моменты, требующие немедленного вмешательства и корректировки на основании информации из будущего. Конечно, на первом месте стоит война и очень тяжелое положение на фронтах. Поэтому для начала рассмотрим, чего не хватает Красной Армии для качественного противодействия противнику, почему она проигрывает и отступает?

Опять пауза. Морошко дает понять, что весь во внимании.

— На мой взгляд, это психологическое состояние личного состава. То, что они сдаются тысячами в плен, это показатель. И все ваши возражения относительно предателей я, конечно, могу выслушать, но в армии-победительнице такого количества сдавшихся в плен быть не может. Значит, что-то вы не учли, где-то перегнули палку. Этот вопрос весьма важен, но тут его лучше обсуждать с высшим руководством страны, так как он больше идеологический, нежели технический. А сейчас для начала заострим внимание на немцах. В чем их стратегия и тактика и почему они так легко громят Красную Армию? В наше время было много мнений, теорий, которые вроде как давали рекомендации. Тут вам смогу высказать мое мнение, выходца из будущего, но при этом имеющего большой боевой опыт войны и в нашем времени и в вашем, поэтому могу более-менее объективно давать свое видение ситуации.

Морошко шел рядом, заинтересованно слушая меня. Шальная мысль, что в данный момент у него в кармане лежит диктофон, который я вчера подарил Берии, развеселила меня. Поэтому решил немного пошутить.

— Александр Александрович, если у вас будут проблемы с диктофоном, не стесняйтесь, спрашивайте. Я потом вам таких еще несколько привезу.

По тому, как он на мгновение дернулся, я понял, что угадал. Пристальный взгляд на мою довольную физиономию был ответом. Но потом до него дошло, что мне это все равно. Поэтому и улыбаюсь.

— Александр Александрович, ну что вы. Просто в наше время такими штучками многие увлекались, и писать важный разговор это нормальная практика. Да и вам проще будет потом перед руководством отчитываться, а отчет тоже писать придется. Привыкайте. Да, и прошу прощения за мое несколько извращенное чувство юмора. Иногда заносит. Но это уже издержки профессии, сами понимаете, нервы, столько всего испытать пришлось, только юмор и ирония помогают держать себя в психологической форме. Так на чем мы остановились?

— Вы говорили про свое видение причин поражения Красной Армии.

— Да, извините, отвлекся. Я не буду глубоко вдаваться в философию и теорию, так как сам являюсь практиком. Конечно, в первую очередь это организация. В нашей армии она сильно хромает. Низкая инициативность и качество командного состава сказываются в первую очередь. Насмотрелся я в Могилеве на таких командиров. Тем не менее при правильном руководстве наши бойцы могут творить чудеса. Вы знаете, что уничтожение нескольких сотен эсэсовцев дело рук нашей небольшой группы, где в основном собрались бойцы 172-й дивизии. Вот вам и ответ. Еще Наполеон говорил, что войско баранов, возглавляемое львом, всегда одержит верх над войском львов, возглавляемых бараном. Метко замечено. Наверно, вам придется при подборе руководящего состава вводить систему психологических тестов, как возможность хоть в такой степени не допускать идиотов, непрофессионалов, трусов, авантюристов, демагогов, которые своей болтовней скрывают трусость, до командования крупными соединениями. Что явно проявилось в начальном периоде войны и привело к огромным потерям. Потом на руководящие посты были выдвинуты действительно толковые командиры, но для этого понадобилось целых три года и сотни тысяч погибших. Не кажется, что слишком уж дорогая цена?

— Да, тут вы правы. Про эту проблему мы знаем и стараемся по мере сил ее решать.

— Да знаю я ваши методы. Одного под трибунал, второго запугали так, что боится проявить хоть какую-то инициативу и ждет приказа от вышестоящего начальства. Тут, в принципе, мы вам можем помочь, используя методики отбора руководящего состава, распространенные в нашем мире, поищем специалистов-психологов, подготовим местные кадры.

Дав Морошко обдумать и переварить услышанное, продолжил разговор, перейдя на тему, в которой я больше понимал.

— Теперь давайте рассмотрим, насколько немцы нас превосходят в техническом плане. По большому счету реального превосходства как такового нет. Своим военным искусством они добиваются подавляющего превосходства на нужном им направлении, прорывают фронт подвижными соединениями и проводят окружение. Затем подтягивают полевые армии, создают сплошной фронт и все. Крупный кусок Красной Армии откушен и потом пережеван медленно и со вкусом. На этих же направлениях абсолютное господство авиации. Ну, это прописные истины, вы их и без меня знаете. Что сейчас мы сможем противопоставить? Я думаю, надо ломать всю немецкую систему взаимодействия разных родов войск. Что и было продемонстрировано под Могилевом. Небольшое устройство избирательного подавления радиопередатчиков противника помогло добиться весьма интересных и серьезных результатов. Также существует огромная проблема взаимодействия наших войск, не просто разных видов вооруженных сил, а даже между отдельными подразделениями. Радиопередатчиков практически нет. Я когда наблюдал за сражением под Могилевом и сканировал радиодиапазон, так практически одни немцы работали, наши изредка. И то я прекрасно слышал, кто и о чем говорит. А у немцев еще с Первой мировой войны служба радиоразведки была на высоте.

После такого длинного монолога я решил дать Морошко возможность высказаться, ведь реально я ничего нового не сказал.

— И что в такой ситуации можете посоветовать вы, а еще лучше чем помочь?

— Наши тактические кодированные радиостанции с прыгающей частотой вы видели. Немцы нас по ним так и не смогли выловить. Но зато как изменилась эффективность подразделения в бою. Аналогичные системы, в принципе, мы можем поставлять для уровней «взвод-рота», «рота-батальон», «батальон-полк» и так далее. Все зависит от частот и дальности. Но в принципе обеспечить защищенную связь вполне реально. Правда затраты будут большими, но тут мы можем поднатужиться. В нашем времени такого добра много наделали и технология производства отлажена, но в ближайшее время больших объемов мы обеспечить не сможем. Нам еще нужно время на восстановление всей технологической цепочки. Вам будем поставлять уже готовые решения, но скорее всего уровня дивизии, не ниже. Разве что возможна поставка малогабаритных комплексов для спецподразделений, аналогичных тому, что действовало под моим командованием.

Еще одно перспективное направление это радиоэлектронная разведка и дешифровка немецких кодов тактического, оперативного и стратегического уровней. С использованием нашей вычислительной техники это становится намного проще и быстрее, причем используя те же компьютеры, можно организовать оперативную и разветвленную систему контроля и управления войсками, но это пока в перспективе. Самое интересное, что уже сейчас вы сможете пользоваться возможностью расшифровки немецких сообщений.

Увидев, как у Морошко заинтересованно поднялись брови, усмехнулся про себя и продолжил:

— Для ускорения процесса кодирования и раскодирования донесений немцы пользуются шифровальной машиной «Энигма». На ноутбуке, который я вам привез, есть специальная программа, которая позволит в кратчайшие сроки расшифровывать эти сообщения. Англичане смогли подобрать коды, только, кажется, уже в сорок третьем и это было одним из самых больших их секретов.

— Да, Сергей Иванович, то, что вы предложили и рассказали, весьма интересно. И я чувствую, вы тщательно продумывали свои предложения.

— Конечно, в наше время выигрывает войну та армия, у которой лучше связь и разведка. Вот тут высокотехнологические изобретения будущего для вас будут весьма востребованы. А оружие… Тут вы и свое неплохое сделаете. Ну, передадим мы вам десять, двадцать, сто танков, бронетранспортеров, боевых машин пехоты, боевые самолеты, вертолеты, а кто их будет обслуживать, откуда запчасти брать? Смысла нет. Для создания отдельного подразделения прорыва, когда нужно добиться абсолютного преимущества над противником на определенном небольшом участке фронта, вполне реально. Но до этого еще нужно дожить. Так что на первое время мы вам предлагаем информацию о противнике, всю, что мы сможем собрать, и оснащение армии новыми средствами связи, радиоэлектронной борьбы, разведки и дешифровки немецких кодов. Думаю, такое предложение должно вас заинтересовать.

— Это очень интересное предложение. Но, как я понял, ваша техника весьма сложна, ведь даже управление тем же ноутбуком не сразу освоишь.

— Да, тут я с вами согласен. Поэтому возможно, что мы будем поставлять не только технику, но и инструкторов, обслуживающий персонал, программистов, которые вам будут вскрывать немецкие коды и помогать организовывать защищенную связь. Вариантов для взаимовыгодного сотрудничества много. Главное — не разрушить все необдуманными действиями.

Каждый из нас получил пищу для размышления. Насколько я понял, беседа со мной имела для Морошко предварительный характер, в которой он и Берия хотели до конца определить мою позицию и темы для будущих переговоров.

Тут я уже решил расставить последние акценты.

— Александр Александрович, давайте сделаем проще. Вам нужно определить круг специалистов, которые будут обрабатывать и адаптировать информацию, пришедшую от нас. Но перечень направлений очень велик, поэтому для начала давайте попробуем использовать оборудование, которое я привез для дешифровки немецких донесений. Тут понадобится кто-то из криптологов. После обеда я получу очередные коды и смогу продемонстрировать большее количество информации. Что там будет, я сам до конца не знаю, поэтому смотреть мы будем вместе и желательно с товарищем Берией и уже после этого очертим круг специалистов, которых вы будете задействовать в первую очередь. Не забывайте, что скорее всего сегодня мне предстоит встреча с товарищем Сталиным.

Морошко молча кивнул головой. После недолгого молчания он согласился с моими доводами.

— Хорошо, Сергей Иванович. Так и сделаем. А теперь давайте собираться, но сначала вы переоденетесь.

Увидев мой удивленный взгляд, он с легкой усмешкой пояснил:

— Вы уже майор госбезопасности. Так что нужно соответствовать своему званию.

— Хорошо, как скажете.

Пройдя в свою комнату, я нашел там на застеленной кровати разложенную новую форму. К ней были приложены нижнее белье, новые хромовые сапоги и ремень с кобурой. Пока я переодевался, рядом со мной стоял мой охранник и внимательно за мной наблюдал.

«Ну конечно, после истории с диктофоном они хотят быть уверенными, что я ничего такого с собой не принесу». Как ни странно, никакого возмущения с моей стороны не было. Все правильно и логично с их стороны.

Переодевшись, я вышел на улицу и сел рядом с Морошко в дожидавшуюся нас легковую машину. Когда выехали за ворота, впереди и сзади нас сопровождали несколько автомобилей, и на небольшом удалении при повороте я увидел грузовик, кузов которого был забит вооруженными бойцами в форме НКВД.

На мой молчаливый вопрос Морошко пояснил, что есть данные о возможной попытке захвата меня немцами.

«История становится все интересней», — угрюмо подумал я, рассматривая проносившиеся мимо пригороды Москвы.

Глава 11

Опять кортеж проскочил через весь город, прямо к зданию на Лубянке. Снова длинные пустые коридоры с многочисленными дверьми. Дежурные, старательно отводящие глаза, и охрана, постоянно следующая впереди и сзади.

Разместившись в просторном кабинете Морошко, занялись непосредственным планированием. Первоочередным делом была связь с моим бункером и получение новой группы паролей на один из зашифрованных дисков с информацией. Получив кодовое слово, которое означает нормальное протекание переговоров, Морошко отправился организовывать передачу шифровки, оставив меня с одним из своих молчаливых подчиненных. Минут через десять на столе уже был чай с печеньем и чуть позже один из охранников из буфета принес бутерброды. Видимо, Морошко задерживался и таким образом старался скрасить мой досуг. Хотя, как мне казалось, они с Берией сейчас слушали запись на диктофоне и вырабатывали политику дальнейшего общения.

Когда бутерброды были съедены и чай допит, вернулся наконец-то хозяин кабинета в сопровождении капитана госбезопасности, держащего в руке папку с документами. Выглядел Морошко деловито, без намека на полученную недавно трепку, значит, Берия одобрил все его действия, и процесс идет в нужном для нас направлении.

— Вот, Сергей Иванович, познакомьтесь, капитан Зерновой, он в курсе того, кем вы являетесь, и специально подготовил для вас несколько шифрованных немецких сообщений, которые необходимо срочно прочитать. Надеюсь, здесь вы сможете помочь, используя вашу аппаратуру.

Мы с капитаном пожали друг другу руки, он бросил на меня заинтересованный взгляд, ведь не каждый день видишь человека из будущего.

— Конечно, Александр Александрович. Что там с шифровкой?

— Через полчаса она уйдет, и надеюсь, ответ мы получим так же быстро.

— Хорошо. А теперь давайте спустимся вниз и реально займемся делом. Кстати, у меня с собой были еще несколько приборов, желательно и их с собой прихватить.

— Это вы про непонятное квадратное устройство, несколько черных блоков и мешок со странным порошком?

— Да. Придем, на месте покажу, что это за устройство, да и бумагу, пачку которой я с собой привез, прихватите. А еще лучше поищите точно такую же, белую, мелованную, без ворсы, это очень важно.

— Хорошо, сейчас дам задание, на крайний случай специально закажем на бумажной фабрике.

Мне понравилась такая оперативность. Видимо, Берия был доволен развитием ситуации и дал карт-бланш Морошко на любые действия. Опять путь в самый подвал, многочисленные посты охраны и заветная небольшая комната.

Пока загружалась операционная система, я стал распаковывать лазерный принтер. Морошко и Зерновой стояли в сторонке, благо размеры кабинета позволяли, и с большим интересом смотрели на мои манипуляции. Установив принтер, достал картридж, осторожно вытащил его из упаковки и, открыв крышку принтера, вставил на положенное место. Подключенный к сетевому фильтру, принтер загудел, прокручивая свою механику.

Когда операционная система загрузилась, распотрошив пачку бумаги, взял небольшую стопочку, листов на двадцать, вложил в приемник принтера. Проведя давно привычные действия, пустил на принтер пробную страницу.

После чего отдал еще теплый лист, вылезший из принтера, своим спутникам и пояснил, что же это за прибор такой я привез с собой.

Морошко и Зерновой с интересом разглядывали высококачественную распечатку. Борисыч не поленился и достал новые картриджи, да и сам принтер был в великолепном состоянии, поэтому никаких дефектов на отпечатке не было.

Демонстративно усевшись за ноутбук, поерзав оптической мышкой по столу, обратился к спутникам:

— Ну что, товарищи командиры, займемся делом?

Те не заставили себя долго ждать. Присели рядом на свободные стулья.

Зерновой достал из папки текст немецкого донесения, которое шифровалось на «Энигме». Оно было не длинным, поэтому потратив минут десять на его ввод в текстовом редакторе, предварительно установив на ноутбуке немецкий язык, запустил скачанную в свое время в Интернете программу для взлома кодов «Энигмы». При этом про себя молился, чтобы оно действительно расшифровало, иначе будет весьма неудобно перед предками. Подбирая в параметрах программы стартовые установки, провозился минут десять, и, как ни странно, программа сработала. На пересчет возможных результатов было затрачено минут пятнадцать, и в итоге получился вполне читаемый текст. Уже скорее по привычке, нежели из желания пофорсить, запустил установленный тут же переводчик и перевел текст шифровки на русский язык. Скопировав текст в Word, по правилам составления служебных документов, поиграв со шрифтами, сделал шапку, где крупным текстом выделил «Народный комиссариат внутренних дел СССР», чуть ниже более мелким шрифтом «Главное управление государственной безопасности», затем прочерки для регистрационных номеров и в конце расшифрованный текст и его перевод на русский язык, и все это распечатал. По тому, как меня не отвлекали вопросами и вообще старались не шуметь, я понял, что мои спутники с огромным интересом наблюдали за моими действиями. Распечатав наконец-то подготовленный документ, я повернулся и передал его Морошко. Тот, подержав его в руках, передал Зерновому, который тут же его спрятал в папку и с готовностью передал мне следующую шифровку.

— Да, Сергей Иванович, только теперь я понял, насколько вы можете быть для нас полезными. Это ведь таким образом можно читать практически всю переписку немцев?

— Ну, не только немцев. Просто мы нашли готовое решение, которое, так сказать, на злобу дня. Но эта аппаратура просто очень быстро считает, а настраивать и писать для нее программы должны специалисты, криптологи и программисты. Думаю, при соответствующем подходе мы сможем читать большинство шифрованных сообщений противника, да и союзников тоже. При нормальном развитии ситуации такой аппаратурой можно оснастить минимум все штабы фронтов и, при желании, армий.

По тому, как у обоих НКВДшников загорелись глаза, я понял, что такая идея им понравилась.

Следующие два часа были потрачены на взлом еще нескольких особо важных шифровок. Стопка распечаток в папке Зернового все увеличивалась, но видя, что я начал уставать, Морошко предложил сделать перерыв и пойти пообедать. Все с ним согласились, обедать в этой комнатушке с аппаратурой явно не лучший вариант. Пока мы поднимались и шли по коридорам, Зерновой, по указанию Морошко, в сопровождении охраны отвернул в сторону, и по вскользь брошенной фразе я понял, что побежал на доклад к Берии, унося заветную папку с дешифровками.

Обед нам принесли прямо в кабинет Морошко. Опять два молчаливых сотрудника поставили на стол подносы с едой и удалились. Но поесть спокойно нам не дали. Снова появился один из сотрудников и положил возле Морошко папку. Тот неторопливо ее открыл, вытащил из нее листок, бегло просмотрел и протянул мне.

— Сергей Иванович, вам это будет интересно.

Я, вытерев руки о салфетку, осторожно принял листок, как я понял с текстом ответной шифрограммы из моего бункера, и углубился в чтение.

— Твою мать! — сразу выругался, прочитав первые строки. Помимо стандартного обращения к руководству НКВД с новым паролем на еще один раздел жесткого диска, часть сообщения была адресована мне лично.

«Странник-Фениксу.

Проведен пробный выход. Взяты продукты, горючее. Попали в засаду, имеем двух трехсотых. Борисыч, Зяблик. Один тяжелый, привлекаем хирурга со стороны. Ушли чисто. Точки Четыре, Пять заблокированы. Возвращение через точку Три».

— Как я понял, Сергей Иванович, ваши подчиненные несколько переусердствовали в поисках продуктов и горючего? И засветили точки выхода?

— Да. Это неприятно, конечно, но у нас есть резервные варианты. Дайте бумагу и карандаш, надо бы им отослать сообщение.

Морошко согласно кивнул, встал из-за стола, поднял трубку телефона и вызвал сотрудника, который только что принес ответ на шифровку. Тот почти незамедлительно вошел в помещение и положил мне на стол номерной бланк для написания шифрограммы.

Я, недолго думая, вывел короткий текст:

«Феникс-Страннику.

Бычку готовить вазелин. Решение правильное. Ускорить работы по проектам 2-бис, 3-бис. Подготовить точку Три для приема курьера и груза.

Феникс».

Насчет вазелина, старое армейское выражение, что Артемьеву не поздоровится, что это его выходка я и не сомневался, а вот что там Борисыч делал, хотя должен был в Перевальном оборудовать базу, непонятно. Вернусь, разберусь. Проект «2-бис» — строительство второго портала недалеко от нашего бункера, которое мы начали недавно. «3-бис» такое же строительство, только уже в Перевальном, как раз там нашли неплохое защищенное место, практически созданное для такого рода установки.

Морошко бегло просмотрев написанный мною текст, немного поморщился от почерка, на что я ответил, что ручку вообще давно в руках держал, так как все в основном на клавиатуре делаю. На бланке он поставил свою резолюцию, вернул его сотруднику, тот коротко кивнул и вышел из кабинета.

Когда насытились, Морошко довольно стукнул по столу ладонями, восторг и нетерпение получить новые игрушки из будущего его просто переполняли.

— Ну что, Сергей Иванович, пойдемте, ознакомимся с информацией, которая нам стала доступна сегодня?

— Вполне с вами согласен. Пойдемте.

И снова в сопровождении охраны спустились в подвал, где нас дожидался ноутбук. Опять включил его и стал последовательно вводить пароли, которые были у Морошко в специальной папке.

На этот раз, сразу раскодировав еще один диск, приступили к просмотру имеющейся информации.

А посмотреть было на что. Полностью все тактико-технические данные на всю немецкую технику, которая была разработана вплоть до окончания войны. Такая же подборка была по советской технике. Обзоры, чертежи, анализы применения, сильные и слабые стороны.

В другой папке лежала подборка по руководящему составу Германии. Биографии, фотографии, если были написаны, то тексты мемуаров. Отдельно хранились данные по оргштатной структуре СС, РСХА, абвера, перечень руководящего состава и кто и когда занимал какие должности.

Еще одна интересная подборка была по покушению на Гитлера. Я бегло показывал материалы, а Морошко просто прыгал на месте от обилия и важности информации. Я его понимал. Такая подборка информации мечта любой разведки мира.

Он встал, нервно стал прохаживаться, после этого, не стесняясь меня, закурил.

— Александр Александрович, давайте курить будем в другом месте? Нам еще в этом кабинете проводить много времени, а вы его задымите, да еще на технику это подействует не самым лучшим образом. И я человек не курящий, если надо, я потерплю, конечно, но говорю сразу, удовольствия от этого не испытываю.

Морошко меня выслушал, но по-человечески понял. И вышел в коридор, не побоявшись меня оставить одного наедине с техникой. С другой стороны, я ее тащил на себе и в любой момент мог навредить, так что он ничем не рисковал. Пока он в коридоре нарезал круги, я запустил на ноутбуке проигрыватель и поставил на проигрывание несколько песен группы «Любэ». Услышав музыку, Морошко буквально ворвался обратно в помещение, но увидев меня откинувшимся на спинку стула, с удовольствием слушающего музыку, успокоился и спросил:

— Что это за музыка?

— Ну, я же говорил, что ноутбук устройство многофункциональное, а это был такой ансамбль в наше время, хорошие песни пел. Давайте дослушаем песню, а потом займемся делом.

Морошко не стал качать права и с интересом дослушал песню про спецназ до конца.

— Неплохая песня. Душевная. Судя по тому, что вы рассказывали, ваш мир помойка, но если в нем пишут такие песни, то не все так плохо.

— Писали, Александр Александрович, именно писали. Да и то такие песни редкость. В основном дешевая попса.

Увидев его удивление, пояснил:

— Однодневные песни без смысла. Ничего интересного, потом как-нибудь прокручу вам парочку. Но мы отклонились от темы, давайте смотреть дальше?

— Конечно, то, что вы мне показали, уже требует особого рассмотрения. Давайте смотреть.

Азарт охотника явно проскальзывал в его глазах. Ну что ж, на информационную иглу вы уже подсаживаетесь, ребята. Ох, я потом вами буду под это все крутить. Вы мне еще осетрину и икру поставлять будете.

Потом была подборка по нашим генералам, те же биографии, мемуары, воспоминания.

И самое главное — отсканированный труд «История Второй мировой войны». Его тоже мельком просмотрели. Этого вполне было достаточно и должное впечатление на Морошко было произведено. Теперь я ждал, что он пригласит ознакомиться с этими материалами Берию. Для затравки ему предложил:

— Если надо, Александр Александрович, некоторые материалы могу распечатать на бумаге. Но тут бы посоветовал все листы пронумеровать и распечатывать только под вашим личным контролем. И ни одна бумага не должна просто так выйти из этой комнаты.

Но Морошко не нужно было это объяснять. Он все правила знал и без меня, но на мои наставления не обиделся, понимал, что я занудничаю из лучших побуждений.

— Действительно, вы оказались правы, эти материалы нужно просматривать с товарищем наркомом. И для обработки этой всей информации моего подразделения явно будет мало, тут целое управление нужно организовывать.

— Вполне с вами согласен.

Он немного постоял, обдумывая дальнейшие действия.

— Сергей Иванович, мне нужно на доклад к товарищу Берии.

— Александр Александрович, давайте я вам для затравки ну хотя бы материалы по покушению на Гитлера распечатаю. Думаю, Лаврентию Павловичу будет очень интересно их прочитать.

Морошко, недолго думая, согласился. Я быстренько скомпоновал файл и пустил его на печать. Спрятав распечатки в папку, Морошко обратился ко мне с предложением.

— А вы, если не против, поработайте еще немного с капитаном Зерновым. Слишком у вас хорошо это получается. Вы так сможете много специалистов по дешифровке заменить.

— Не думаю. Здесь отлаженный алгоритм решения одной задачи. Но немцы рано или поздно придут к выводу, что их шифры читают, и сменят всю систему шифрования, более того, начнут вам дезинформацию подсовывать. Но дело ваше. Присылайте Зернового, только предупредите, я люблю под музыку работать.

Еще часа полтора под шлягеры начала следующего века я с Зерновым расшифровывал немецкие коды. Конечно, не все удалось раскрыть, было несколько сообщений, которые, видимо, шифровались по другому алгоритму. Но и того, что я сделал, хватило минимум еще на один орден.

Нашу кропотливую работу прервало появление Морошко в компании с Берией. Я, не ожидая от себя такой прыти, подскочил и так же, как Зерновой, встал по стойке смирно. Вот что значит, насколько рефлексы вбили в армии.

Берия, увидев такую реакцию с моей стороны, доброжелательно кивнул и пожал мне руку.

— Ну, здравствуйте, Сергей Иванович. Вот хотел лично посмотреть, что вы такого интересного можете показать сегодня. Товарищ Морошко слишком красочно и эмоционально все обрисовал.

Потом обратил внимание на Зернового. Тот доложил о проделанной работе и о расшифрованных сообщениях. Берия взял у него распечатки, бегло пробежал глазами и, кивнув, отправил Зернового регистрировать полученные распечатки в секретное делопроизводство.

Когда капитан вышел, снова присели и я начал заново показывать Берии всю доступную информацию с зашифрованного раздела жесткого диска. Мы просматривали файлы, иногда останавливаясь на интересных моментах, некоторые документы по просьбе наркома распечатывал и складывал в отдельную стопку. Но все равно объем информации был огромный, и ни времени, ни возможностей охватить все не было. Это понимали все.

Берия молча встал, взял в руки стопку распечаток, быстро их пролистал и задумчиво посмотрел сначала на ноутбук с принтером, а затем взгляд перевел на меня.

— И что мне с вами, Сергей Иванович, делать? Столько тут всего наворотили. Да человека, который и не знает сотой доли того, что тут напечатано, уже нужно особо охранять, а вы с таким грузом с боями через линию фронта вышли. Везучий вы. И как мне все это применить?

— Ну, тут я могу высказать свои соображения. Если вы не против.

— Конечно, говорите.

— Создадите, допустим, при наркомате особое хозяйственное управление, которое будет заниматься контролем за распределением народных средств, так называемую экономическую безопасность. А реально большинство проектов стратегического значения без их ведома не должно утверждаться. Сотрудники этого управления на основании информации из будущего и будут давать окончательную оценку о целесообразности траты народных средств и ресурсов в том или ином направлении. И если никто не додумается, кого нужно подталкивать, давать подсказки, при этом не афишируя свое участие.

Берия молча выслушал меня, но виду не подал, что его заинтересовало мое предложение. Хотя глазки заблестели.

— Неплохая идея, Сергей Иванович, мы подумаем над вашим предложением. Только, думаю, на сегодня ваша работа здесь закончена. Вечером с вами хотел бы побеседовать товарищ Сталин.

— Конечно. Лаврентий Павлович, когда назначена встреча? Просто хотелось бы навестить семью погибшего пилота Иволгина. Я ему перед смертью обещал, некрасиво будет нарушать свое слово, а времени у меня и так очень мало, да и Москву посмотреть хотелось бы.

— Слово, данное боевому товарищу перед смертью, надо держать. У вас есть время. Думаю, товарищ Морошко сможет помочь вам организовать этот визит. Не скрою, для меня приятно слышать, что вы, наши потомки, еще помните такие вещи.

Потом, повернув голову к Морошко, коротко бросил:

— Александр Александрович, организуйте.

После чего, взяв стопку распечаток, вышел из кабинета.

Глава 12

Как я и предполагал, к вдове Иволгина мы, конечно, не поехали. Морошко мотивировал это отсутствием времени на поиск ее адреса, а по мне, так он не успевал подготовить саму вдову к моему визиту, либо организовать фальшивую. Ну не получится так не получится, поеду чуть попозже, сегодня намечен визит к Сталину.

Поэтому на просьбу продолжить работу с расшифровкой немецких сообщений я отреагировал положительно и еще часа три очень продуктивно проработал, раскрывая тайну немецкой секретной переписки, показывая и рассказывая Зерновому все нюансы работы на ноутбуке. Даже дал ему возможность расшифровать радиограмму, хотя то, как он держал мышку и с неуверенностью ею водил, вызывало у меня здоровый пессимизм относительно подготовки местных операторов ЭВМ. Уже когда за мной зашел Морошко, понял, насколько увлекся и как устала спина от сидения столько времени на неудобном стуле.

Закончив расшифровку очередного немецкого сообщения, вывел с помощью лазерного принтера на бумагу, выключил ноутбук и принтер. На предложение прихватить ноутбук с собой на встречу с товарищем Сталиным Морошко отреагировал без энтузиазма, видимо, эта тема уже поднималась, и решение было принято. Поэтому компьютер оставили на старом месте.

Закрыв и опечатав кабинет, мы с Морошко поднялись наверх, но пошли не в его служебные апартаменты, а сразу к выходу, где нас уже ждал автомобиль и несколько машин с охраной. Только теперь за окнами проносилась ночная Москва. Встречных машин почти не было, поэтому движение протекало без каких-либо происшествий.

И вот наконец-то Кремль. Я на Красной площади был один раз и то в далеком детстве, проездом, поэтому сейчас с большим интересом рассматривал все вокруг. Но насладиться окружающим пейзажем мне не дали. Машины с охраной остановились недалеко от ворот, а мы проскочили через услужливо открывшиеся ворота. Там нас встретили и проводили дальше по коридорам. На очередном посту охраны пришлось сдать все имеющееся оружие. Я и Морошко сдали свои ТТ, но при этом один из охранников цепко рассматривал меня на предмет возможных средств ликвидации вождя. Но, к счастью, придраться было не к чему, нас повели дальше к кабинету Сталина. Морошко остался ждать в приемной, а меня проводили в кабинет, где встретили Берия и Сталин, который как радушный хозяин поднялся со своего места и сделал шаг навстречу, показывая таким образом свое расположение.

Я успел мельком осмотреть кабинет и про себя отметил, насколько он похож и одновременно не похож на фотографии, которые я изучал перед вылетом в Москву. Обшитые деревом стены, рабочий стол хозяина кабинета, покрытый зеленым сукном, с архаичным письменным прибором и настольной лампой, длинный стол для совещаний с привычным графином с водой и стаканами. Практически все это видел на фотографиях, но сейчас воспринималось совершенно иначе. Запах табака, дубовых деревянных панелей создавал совершенно невероятную картину реальности всего происходящего. Если до нынешнего момента все приключения в этом времени я воспринимал несколько отстраненно, больше разумом, а не душой, то теперь, именно в этот момент, полностью ощутил реальность происходящего.

Как положено, сделал шаг вперед, руки по швам, и громко поздоровался:

— Здравия желаю, товарищ Сталин.

Все-таки он главнокомандующий, а я как был капитаном морской пехоты, так и остался, несмотря на новые шпалы в петлицах. Хозяин кабинета одобрительно кивнул, видимо, он ожидал другого поведения, внимательно оглядывая меня с ног до головы. Как мне показалось, он просто пытался найти у меня какие-либо отличия от людей его времени, но не найдя таковых, решил разыграть партию строгого, но добродушного начальника с нужным и заслуженным подчиненным.

— Здравствуйте, Сергей Иванович. Или вас можно называть другим именем?

— Зачем? Это мои настоящие имя и отчество.

— Хорошо, присаживайтесь, давно хотел с вами пообщаться, да и товарищ Берия очень неплохо о вас отзывался.

Сталин вернулся на свое место, Берия сел напротив меня, и получалось так, что я сидел к обоим лицом, и постоянно приходилось отвлекаться, наблюдая за реакцией Берии на наш разговор. В общем, два на одного, тем более два признанных монстра политики, которых мне явно не получится переиграть. Но хотя бы сыграть с минимальным проигрышем нужно постараться. Я молчал, давая возможность Сталину самому начать разговор, Берия в присутствии своего начальника отмалчивался.

— Сергей Иванович, мне интересно было встретиться с вами лично и посмотреть на наших потомков. Судя по тому, что вы весьма предусмотрительно поведали только узкому кругу людей, — он кивнул в сторону Берии, — в будущем произошли не самые лучшие перемены. И советский народ деградировал, дело Ленина было забыто и оболгано. Но смотря на вас и ваши дела, я убеждаюсь, что не все потеряно.

Он выдержал некоторую театральную паузу.

— И знаете, что меня больше всего убедило, что с вами можно и нужно иметь дело? Не эти сведения.

Сталин небрежно показал рукой на стопку распечаток, которую ему принес Берия.

— А то, что вы по своей воле вышли к немцам, чтобы спасти взятых в заложники советских людей.

Ого. Честно сказать, я был очень удивлен. Такое от Сталина я ожидал услышать в последнюю очередь.

— Наши сотрудники, рискуя своими жизнями, побеседовали с некоторыми жителями той деревни, где произошли события, и вполне достоверно смогли восстановить события и то, как вы себя вели. Все, что вы передали нам, Сергей Иванович, заслуживает внимания и высокой оценки. Новые танки, самолеты, оружие, схемы сражений, мемуары, это все очень интересно и нужно. Особенно сейчас. Но нам хотелось понять, что вы за люди, наши потомки, и какие цели перед собой ставите. Поэтому мы откладывали встречу с вами и тщательно изучали все ваши поступки. Даже то, как вы, Сергей Иванович, бросились в безрассудную атаку на немецкие танки. Вот только никто не обратил внимания, что вы действительно болеете душой за нашу страну. Значит, все, что мы делаем, не так уж неправильно, раз у нас будут такие потомки.

Красиво сказал. Но я решил дополнить:

— Заметили, товарищ Сталин. Заметили и оценили.

Сталин удивленно поднял бровь.

— Сотрудник госбезопасности, не знаю фамилии, звали Виктор, оставался со мной во время боев за Могилев. Когда мы прорвались из города, меня контузило, и он меня вытащил, получив смертельное ранение. Он отметил, когда узнал, кто я есть и откуда. Он тогда сказал, что он и такие, как он, умирают не зря, раз у них такие потомки. Хотя мне было стыдно. Мы все-таки свою родину потеряли, а точнее продали.

Сталин испытующе смотрел на меня. Он знал, что я говорю искренне, и это было оценено. Пауза затягивалась.

— Хорошо, Сергей Иванович, что вы это понимаете и готовы помочь, что неоднократно продемонстрировали делами, а не словами. Да, я понимаю, что у вас есть тоже свои проблемы и потребности, и мы со своей стороны готовы оказать помощь, тем более объемы этой помощи не настолько огромны, чтобы вызвать особые затруднения.

Он, наверно, ожидал увидеть смущение или какие-то другие эмоции, но тут я его разочаровал. Свое психологическое состояние я держал под жестким контролем. Сейчас, наверно, была одна из самых важных минут моей жизни, когда от меня зависела судьба доверившихся мне людей, поэтому я чуть наклонил голову, давая понять, что понял намек.

Сталин чуть заметно ухмыльнулся в усы. Видимо, моя тактика его забавляла. Но усмешка была мимолетной, и я сразу напрягся, понимая, что именно сейчас будет главная часть нашего разговора.

— Для человека, предоставляющего Советскому Союзу такую серьезную помощь и владеющего информацией стратегического значения, вы ведете себя очень безрассудно, Сергей Иванович. И то, что противник до сих пор не узнал, кто есть на самом деле «капитан Зимин», большая заслуга товарища Берии и его сотрудников.

— Товарищ Сталин, если честно, то реальность контакта с предками и встречи с высшим руководством страны была настолько невероятной, что изначально, на волне энтузиазма, допущено много ошибок. Но и мы учимся и с некоторых пор, со своей стороны, стали соблюдать максимальные меры предосторожности. На данный момент я со стопроцентной гарантией могу утверждать, что настоящей информацией по Страннику обладает только советская сторона, и мы будем в будущем более жестко относиться к возможностям утечки столь важных данных. Основная проблема в том, что точка выхода портала находится на оккупированной противником территории. Но в ближайшее время эта проблема будет решена — переноской точки выхода.

Сталин молча выслушал меня. Я старался говорить спокойно, ровно, не проявляя эмоций, видимо, это подействовало.

— Это хорошо, Сергей Иванович. Вы создаете впечатление серьезного человека и, как мне кажется, благодаря этим качествам сумели выжить и в своем мире и результативно действуете у нас. Пока все ваши обещания выполнялись. Это дает надежду, что в будущем наше общение будет не менее плодотворным для обеих сторон. Но вас сюда позвали для другого. Обсуждать новые танки, самолеты, воспоминания Жукова или предательство Власова вы могли бы и с товарищем Берией. А вот я вам хотел задать один вопрос, от ответа на который зависит все наше дальнейшее сотрудничество.

Опять театральная пауза. Ох, товарищ Сталин, умеете вы играть на нервах.

— Кто вы на самом деле, мы уже поняли. А вот чего вы добиваетесь? Вот это нам хотелось бы знать.

Это точно момент истины. И нужно говорить действительно правду, иначе, если не поверят, то, конечно, будут сотрудничать, но впоследствии сделают какую-нибудь гадость, чтоб контролировать союзника. А передо мной сидели не просто люди. На этот момент одни из самых влиятельных людей мира, выживших в кровавой войне за власть.

Опустив голову, смотря перед собой, почти монотонно, я заговорил:

— Я не знаю природу связи между мирами и как проявится нынешнее воздействие на историю в нашем мире. Но у меня одно желание, так здесь повлиять на ход истории, чтоб возвратиться в наш мир и увидеть там синее небо, дышать чистым воздухом и забыть навсегда про эти путешествия во времени. И самой большой проблемой было бы собрать ребенка на первомайскую демонстрацию. Но, к сожалению, изменения никак не ощущаются в нашем мире, значит, мы недостаточно работаем или связь между мирами имеет другую зависимость. Но для себя знаю твердо — я русский солдат и моя работа уничтожать противника, защищая свою Родину, в каком бы времени это ни происходило. Что в нашем времени резал бандитов, что тут буду громить немцев и их прихвостней. Просто так получилось, что на мне лежит ответственность за выживших людей, которые доверили свои жизни, поэтому приходится думать и рассчитывать все тщательнее. Изначально, когда выходил на контакт с органами госбезопасности, со мной были только несколько женщин и детей, которые оказались со мной в бункере, то теперь за мной стоит крупная, по меркам моего мира, группа выживших людей, используя знания и навыки которых, можно принести много пользы Советскому Союзу в 1941 году. Поэтому в данной ситуации я являюсь руководителем полностью лояльной, но отдельной группы людей, не являющихся гражданами Советского Союза. Как можно быть недружественным к нашим дедам и прадедам, мы же ваши внуки, потомки. Да, натворили много и хотим, помогая вам, исправить свои ошибки.

Сталин молчал. Он уже давно не смотрел на меня и его взгляд был направлен куда-то поверх моей головы, такое бывает, когда человек максимально внимательно слушает собеседника.

— Так я не понял, Сергей Иванович, что вы хотите? Вы более конкретно можете сказать?

А вот это уже пошел деловой разговор.

— Конечно. Экономика нашего мира разрушена, но ресурсы остались. Мы запускаем процессы производства необходимого для Советского Союза оборудования в обмен на продукты питания. Переносить производство в ваш мир будет долго и не эффективно, но это на данном этапе, пока не будут разработаны месторождения, налажена технологическая линия, эти производства будут функционировать в вашем времени. Да и в такой ситуации утечка технологической информации к противнику минимальна. Тем более в условиях тотальной мобилизации, когда количество и качество специалистов на заводах упадет, освоение новых технологий из будущего и организация производства будут связаны с огромными затратами для страны, что на начальном этапе войны, когда фронту необходимо много техники, оружия, боеприпасов, а большинство оборонных предприятий в процессе эвакуации, практически нереально. Пока до конца не выяснена природа взаимодействия наших миров и связь изменения в ходе истории вашего мира и состояния нашего. Поэтому с нашей стороны просим временно переселить женщин и детей в ваше время, обеспечив им определенный уровень безопасности и условий проживания.

Так уж получилось, что среди выживших много военнослужащих, имеющих боевой опыт, обучавшихся по новым тактическим схемам, разработанным на базе опыта Второй мировой войны и последующих военных конфликтов двадцатого и двадцать первого веков, есть бойцы и командиры спецподразделений армии, госбезопасности, министерства внутренних дел, которые могут быть использованы в качестве инструкторов. Точек соприкосновения много. Тем более, качественно освоить боевой опыт по книгам без соответствующих наставников, учителей, инструкторов нереально.

Сталин встал. Видимо, его переполняли определенные чувства, но он старался их не показывать.

— То, что вы предлагаете, Сергей Иванович, очень интересно. Это хорошо, что вы изначально пришли не просить помощи, а сразу со своими предложениями, которые, не скрою, очень выгодны для советского народа. А что вы там говорили насчет переселения людей?

— Это только предложение. Отсутствие солнца и нормальной пищи привело к многочисленным болезням. Очень страдают женщины и дети. Как вариант, организация компактных поселений для переселенцев из нашего мира. Тем более для освоения новых технологий вам понадобятся специалисты, а если учесть, что очень многие люди имеют высшее образование, то вы получите двойную пользу. В наше время умение работать на персональной вычислительной технике так же обычно, как и умение читать. А именно в этом направлении, по моему разумению, и будет идти основная помощь. То же конструирование боевой техники, реактивных самолетов будет существенно ускорено использованием мощных вычислительных комплексов. Но для этого нужны инженеры, специалисты, которые эту технику будут устанавливать, налаживать, поддерживать в рабочем состоянии, а у нас даже десятилетний мальчишка может наладить компьютер. И подготовить такие кадры на месте не реально. Тут нужно у людей менять стиль мышления. В наше время это было очень заметно, когда молодое поколение осваивало такую технику намного быстрее и качественнее, нежели их родители. А тут разница минимум в три-четыре поколения, а результат нужен в максимально быстрые сроки. Вот для примера, товарищ Берия видел ноутбук, портативный многофункциональный вычислительный комплекс. Для меня это обычная вещь. За свою жизнь я их успел поменять несколько штук, так же как меняется зубная щетка. Чтобы полностью научиться использовать все возможности, нужно время. Это не к тому, что вы, наши предки, глупее. Наоборот, без нашей техники мы как дети малые, глупые и беззащитные. Дело в мышлении. У наших людей оно интуитивно ориентировано на работу с такой техникой. И пока будут подготовлены местные кадры, пройдет год-два. Хотя просто нажимать кнопки можно научить любого.

Но если оснастить такими устройствами штабы армий, фронтов, какая польза будет. Можно наладить системы почти мгновенной отдачи указаний с высокой степенью криптоустойчивости. Перечень направлений использования такой техники огромен: разведка, автоматические системы наведения и целеуказания, создание и введение автоматических баз данных, аналогов картотек, только поиск будет в тысячи раз быстрее. Для примера. У вышедших из окружения бойцов снимают показания и отпечатки пальцев и тут же в течение десяти минут получают подтверждение были ли такие люди призваны в армию, где, когда, их фотографии и реальные отпечатки пальцев. Насколько быстрее и эффективнее органы государственной безопасности смогут работать.

От такой перспективы Берия заерзал на своем месте. Как я его понимаю, система тотального контроля с использованием вычислительной техники — мечта каждого государства. Да и Сталина эта идея заинтересовала. Он задал несколько вопросов по этой теме, на которые я смог квалифицированно и развернуто дать пояснения, все-таки сколько проработал в службе безопасности банка.

Затем Сталин по странной прихоти переключился на другой вопрос, который явно не давал ему покоя.

— Согласно полученной от вас информации, Советский Союз однозначно выиграет в этой войне, но ценой больших потерь, численность которых вы оценили примерно в двадцать семь миллионов. Вам не кажется, что цифра завышенная?

— Товарищ Сталин. На протяжении послевоенной истории эта цифра постоянно корректировалась и увеличивалась. Во времена демократов эта численность вообще оценивалась в тридцать три миллиона.

— А ваше мнение? Судя по вашим высказываниям, вы не очень-то сильно любили тот государственный строй, который у вас установился после развала Советского Союза, кстати, в каком году это произошло?

— В 1991 году. А за что мне их любить? Продали все что могли, когда это закончилось, начали торговать уже своим народом. На бывших советских людях, как на подопытных животных, испытывали вакцины и лекарства, скармливали дешевые опасные продукты, профессионально разваливая наше сельское хозяйство. Уничтожали научную и производственную базу, которая строилась десятилетиями. Если бы не наличие ядерного оружия и гарантированное уничтожение ответным ударом, может быть, и захватили бы всех скопом, потому что и армию они тоже развалили. Самое интересное, что большинство политиков, доведших страну до такого состояния, было из партийных и комсомольских кадров. Это уже потом подросло новое поколение, воспитанное на волчьих законах. А так, можно однозначно сказать, что развалу Советского Союза предшествовала деградация коммунистической партийной системы и тяжелое экономическое состояние, обусловленное и внешними и внутренними факторами.

За все время моего монолога Сталин спокойно смотрел мне в глаза. Чувствовалось, что ему многое неприятно слышать, но он не останавливал.

— Вы, Сергей Иванович, мудро поступили, решив не раскрывать такую информацию широкому кругу людей. Думаю, в тяжелое время для нашей страны пораженческие настроения не лучшим образом бы способствовали победе над Германией. Но это будет отдельный разговор.

Чувствовалось, что информации для размышления он получил предостаточно и собирался сворачивать разговор, но тут я решил подсластить пилюлю Сталину.

— Товарищ Сталин, еще один момент, на котором я хотел заострить внимание, думаю, он немаловажен.

Сталин чуть кивнул головой, давая понять, что он весь во внимании, ведь в разговоре я проявил инициативу, а насколько я помнил, Сталин уважал инициативных людей, если они были способны доказать свою позицию. Зато судя по реакции Берии, ему моя инициатива не совсем понравилась.

— Говорите, Сергей Иванович.

— Когда я готовился к этой встрече, то изучил много информации о вас, о товарище Берии, о многих людях из вашего окружения, чтобы понять, с кем буду иметь дело и как выстраивать свою позицию.

Опять недолгая пауза, Сталин уже смотрит одобрительно, видно, понимает, что я хочу на прощание сказать что-то хорошее.

— Большинство информации имело явные следы подчисток, корректировок, а многое было явной ложью, поэтому реальные сведения были отрывочные. Но вот одна вещь, которую люди, пришедшие к власти после вас, старались замалчивать, и как мне показалось, боялись до ужаса, поэтому и постарались очернить память о Сталине. И это была введенная после вашего ухода неприкосновенность партийных деятелей разного уровня. Органам государственной безопасности чуть ли не прямым текстом запрещалось заниматься сбором компрометирующей информации. Вот именно с этого момента и пошла деградация партии. Она шла тридцать лет. Знаете, как в наше время возмущала вседозволенность чиновников. Один, после того как насмерть сбил человека на автомобиле, стал губернатором целой области, а расследование дела было прекращено. Никто из них по большому счету не был наказан за свои преступления. Причем, придя во власть, они начинали просто набивать свои карманы, организовывая свои фирмы, оформляя их на родственников, перечисляя через них государственные средства, элементарно воровали, списывая на якобы сделанные ремонты, строительства. Возможностей было много, но вот на моей памяти никого так и не посадили. А если и посадили, то это были единицы, и то попавшие под арест в результате межклановых войн за теплые, денежные места. А у вас тут даже министры, ну точнее народные комиссары не застрахованы. Сколько их арестовали и к стенке, были причины или нет, это не мне решать, но вот сама практика, когда даже высшие чиновники не неприкасаемы, меня как-то очень обнадеживает. Уж очень насмотрелся я на эти наглые… даже лицами назвать нельзя, считающих себя хозяевами жизни. Сколько раз в наше время говорили: «Сталина на вас нет». Это показатель. Думаю, если с такой точки зрения рассматривать вас в истории СССР, то понятна нелюбовь последующих правителей страны, и особенно прозападных демократов, с таким остервенением переписывающих историю.

Сталин задумчиво смотрел на меня, переваривая сказанное. А вот Берия заметно успокоился, видимо, думал, что я солью что-то, прошедшее мимо него.

— Спасибо, Сергей Иванович, очень интересно было с вами пообщаться. Действительно, товарищ Берия прав, у вас свой взгляд на многие вопросы, но тем не менее вы сумели некоторые обыденные вещи даже мне показать в новом свете. Думаю, это не последняя наша встреча. Вы нам дали много пищи для размышления и интересные предложения, которые мы должны обдумать. Давайте завтра снова встретимся, обсудим еще несколько вопросов.

Мы с Берией почти синхронно встали и двинулись в сторону двери. Там в кабинете дожидался Морошко, и судя по его лицу, в явном нетерпении. Он тоже понимал, что за дверями происходила судьбоносная для страны встреча. Берия коротко попрощался и вернулся в кабинет Сталина, видимо, обсуждать наш разговор, а я опять спускался коридорами, в сопровождении Морошко и двух человек из ведомства генерала Власика. На одном из постов нам вернули сданное оружие, и снова погрузившись в нашу машину, мы выскочили за ворота Кремля. Там к нам пристроились машины охраны, и на приличной скорости кортеж двинулся к безымянной даче, на которой я проживал все это время.

Глава 13

Утро прошло уже по привычной схеме: подъем, утренний моцион, завтрак и прогулка, на которой ко мне присоединялся Морошко. На этот раз никаких стратегических вопросов в разговоре не поднималось. Александр Александрович просто меня поставил в известность, что в пригороде Москвы оборудован специальный дом для работы со мной и с информацией, которая будет передана с нашей стороны.

А пока на сегодня до обеда была запланирована уже привычная работа в здании на Лубянке, а затем переезд на новое место. По словам Морошко, новое здание уже подготовлено и остался только мой переезд, а вечером меня снова ждет товарищ Сталин.

До обеда с Зерновым занимались расшифровками немецких донесений и с Александром Александровичем делали выборку по возможным действиям немецкого командования. Но, как я понял, уже формировался специальный штат аналитиков, который будет работать в рамках нового управления, и часть документации, чтоб не терять время, я просто выводил на бумагу, стопку которой Морошко мне торжественно презентовал утром. Конечно, каждый лист был пронумерован, я бы удивился, если было бы иначе.

После обеда уже стали собирать вещи. Тут мне принесли мой сверток с камуфляжем, оружием, бронежилетом и остальным снаряжением. Упаковав ноутбук и аксессуары в сумку, в сопровождении охраны, помогающей нести наши вещи, снова вышли во внутренний двор, где нас ожидали машины. На этот раз все вещи я взял с собой в салон, хотя Морошко попытался протестовать, но наличие под рукой своего оружия как-то успокаивало.

Кортеж опять несся по улицам столицы. Теперь это происходило днем, и я наконец-то смог нормально рассмотреть Москву 1941-го во всех подробностях. Явственно чувствовалась чуждость этого города, который жил своей жизнью. Машин почти не было, а те, что редко попадались навстречу, были в основном военного назначения. Несколько раз видел армейские патрули. Город не создавал впечатления прифронтового, как это было заметно в кинохронике, но там была запечатлена столица в момент самых яростных боев на подступах и все трассы перегораживали противотанковые ежи, а тут пока этого не замечалось.

За такими мыслями я не заметил, что выехали в пригород. По дороге Морошко завел разговор о моем снаряжении, и мы с большим удовольствием разговорились на предмет моего автомата, пистолета и бронежилета, который я даже достал из скатки и стал демонстрировать, подняв его перед собой, хлопая кулаком в нагрудную пластину. В этот момент машина стала притормаживать, и весь кортеж остановили на каком-то контрольно-пропускном пункте.

Судя по форме и знакам различия, на КПП дежурили простые армейцы, хотя то, как они держались и были вооружены, сразу привлекло мое внимание. Практически все были с автоматическим оружием, и только наметанным глазом смог рассмотреть две пулеметные позиции, с которых контролировался участок дороги, ведущий в эту сторону.

Когда все формальности были соблюдены и кортеж миновал контрольно-пропускной пункт, к своему удивлению, рассмотрел батарею противотанковых «сорокопяток», которые в комплекте с пулеметными точками превращали рядовое КПП в узел обороны.

Такие меры предосторожности не могли меня не радовать. В условиях, когда в центральном аппарате госбезопасности работает немецкий агент, нельзя сказать точно, что известно противнику. Поэтому советское руководство решило подстраховаться, и тут я был с ними вполне солидарен и не сомневался, что и подход к организации системы ПВО в этом районе будет не менее основательным. Попробовал расспросить Морошко о мерах, принятых для противодействия диверсионным группам противника, но мой сопровождающий мягко ушел от прямых ответов. Я его прекрасно понимаю, пока есть вероятность, что я могу попасть в руки к противнику, многое мне рассказывать и показывать не будут, несмотря на мой особый статус. Хотя мыслишка, что мою скромную персону могут использовать в качестве наживки для немецкой агентуры, несколько раз проскакивала.

Наконец-то добрались до усадьбы, где меня разместили в отдельном крыле. Условия были почти те же, что и раньше. Отдельная комната, рядом санузел, в коридоре небольшой столик и стул возле входа и постоянный дежурный охранник. Судя по проложенным коммуникациям, мебели, состоянию стекол и двора, объект уже давно используется для нужд госбезопасности. Вполне возможно, что был какой-то центр радиоперехвата, а сейчас перепрофилировали для нужд вновь создаваемого хозуправления.

В специально подготовленной комнате уже привычно развернул ноутбук, принтер и стал это все подключать к электросети. Минут через двадцать пришел Морошко с майором госбезопасности. Он был представлен как Копылов Артем Игоревич. Мы познакомились, как положено, пожали друг другу руки. Из беседы с новым знакомым я понял, что это будет координатор моей работы в этой усадьбе, в его задачу будет входить подбор специалистов для встреч, адаптацию полученной информации, оперативное сопровождение. Общее руководство по контакту с потомками остается на Морошко. Такая мера с разделением руководства была вынужденная, в связи с увеличением объема полученных от меня стратегических данных и необходимостью их срочной и полной обработки и анализа. И это с учетом того, что я привез только крохи, так сказать, выборку на злобу дня, а когда пойдет настоящая работа, то они тут будут зашиваться, пытаясь переработать все, что мы им передадим.

Судя по оговоркам, они забуксовали на мемуарах Гудериана и Жукова, пытаясь выудить там нужную информацию с учетом попыток авторов оправдать себя. Народу нужны комментарии критиков и специалистов к этим произведениям. «А это уже будет за отдельную плату», — улыбнулся я про себя.

До вечера мы опять занимались выборкой и распечаткой необходимой информации. На отправленное очередное сообщение в мой бункер был получен ответ в виде нового кода для еще одного зашифрованного раздела жесткого диска и приписка, что оба «трехсотых» в норме, что не могло не радовать.

На этом разделе лежала информация по полупроводниковой технике, подборка учебников по теории и основам схемотехники, технологии производства. Правда, при подготовке данной информации ограничились документацией, описывающей развитие электроники вплоть до биполярного транзистора. Интегральные микросхемы решили пока не демонстрировать, учитывая общий технологический уровень Советского Союза. Правда, я честно признался в этом Копылову, аргументированно объяснив все особенности этой темы. Ближе к вечеру появился старый знакомый Зерновой с очередной пачкой немецких шифрограмм, и опять пришлось погружаться в мир криптографии.

Уже вечером, после ужина, меня ненавязчиво попросили прерваться, напомнив, что сегодня предстоит еще одна встреча с товарищем Сталиным. Мне дали возможность привести себя в порядок, и снова кортеж машин несется к Москве, правда я в машине один. Морошко не смог ко мне присоединиться, поэтому со мной в салоне на заднем сиденье примостился немногословный Копылов. Странно, сколько таких немногословных сотрудников госбезопасности прошло перед моими глазами за последнее время. Я уже как-то их начал воспринимать как обычное явление.

* * *

На четвертом этаже пятиэтажного дома по улице Пролетарской в квартире, выходящей окнами во внутренний дворик, происходил интересный разговор. В комнате с завешенными в целях светомаскировки окнами, освещенной керосиновой лампой, за столом сидели два человека. Они тихо и неспешно беседовали.

Хозяин квартиры, работник наркомата путей сообщения, в полувоенном френче, принимал у себя в гостях капитана-танкиста, который по документам после ранения прибыл в Москву к родственникам в краткосрочный отпуск. Хотя если прислушаться, то разговор был далек от беседы двух родственников.

Капитан вольготно откинулся на спинку стула и курил папиросу, внимательно смотря на своего собеседника. В его глазах иногда проскакивали веселые искорки и, несмотря на абсолютно достоверные документы о ранении, от него прямо несло здоровьем и силой. Его собеседник, уже пожилой человек с усталым волевым лицом, спокойно и независимо смотрел на своего гостя.

Хозяин квартиры, Иван Вацлович Маркаускас, мог позволить себе быть независимым по отношению к сидящему перед ним офицеру военной разведки Германии. Его стаж работы на этом поприще составлял несколько десятков лет, и начинал он свою работу еще в рейхсвере, когда молодой лейтенант разведки Карл фон Рейцен, под видом прибалта, принимал самое активное участие в организации уничтожения офицерского состава русской эскадры, дислоцирующейся в Гельсинфорсе в 1917 году. После этого на волне революции он смог вполне надежно легализоваться и, используя свое героическое прошлое, двигаться по карьерной лестнице в новом коммунистическом государстве. Его знания и опыт разведчика помогли избежать многочисленных чисток, проводимых вновь организованными и набирающими силу и опыт органами госбезопасности русских, при этом, используя их некомпетентность, убирать конкурентов на пути продвижения по служебной лестнице.

И вот, по прошествии многих лет, он занимал весьма серьезный пост в наркомате путей сообщения, не теряя при этом контакта с немецкими спецслужбами, что позволяло снабжать германское руководство вполне достоверными сведениями по передвижению войск и грузов в европейской части России. Как офицер старой школы, он весьма сдержанно относился к новой немецкой верхушке, несмотря на все блестящие победы вермахта. Хорошо изучив русских, Карл не питал иллюзий относительно этой войны и прекрасно понимал, что противник Германии не так прост и с ним будут еще огромные проблемы. Но тем не менее, как кадровый разведчик, он со всем старанием выполнял задания берлинского руководства, организовав разветвленную сеть агентов и информаторов. И венцом этой сети был сотрудник Главного управления государственной безопасности, которого еще два года назад, когда произошла смена руководства НКВД и все «ежовские» кадры почти в прямом смысле были уничтожены, он сумел подловить на употреблении кокаина, подсунув ему одну из имеющихся в распоряжении для таких целей женщину легкого поведения.

На фоне кардинальных кадровых подвижек и некоторой помощи немецких спецслужб его визави смог сделать головокружительную карьеру в органах государственной безопасности и перед самой войной получить назначение в центральный аппарат пока на незначительную должность, но данные, поступающие по этому направлению, уже компенсировали все затраты.

В последнее время прошла информация о появлении в составе ГУГБ СССР секретного подразделения, которое выдает информацию стратегического значения о Германии. Туман и суета в отношении этого подразделения вызвали большой интерес Карла. А тут еще команда из Берлина сориентировать работу агентуры на сбор информации по этому направлению и его сотруднику капитану Зимину.

— Вы неплохо устроились, Иван Вацлович. А где ваша семья? Если не ошибаюсь, вы женились на русской и обзавелись детьми, и у вас подрастает милая дочь, которой пора выходить замуж. Вам не кажется, что немецкий офицер был бы лучшей кандидатурой в ваши зятья?

Хозяин квартиры чуть усмехнулся, не принимая игры своего гостя.

— Клаус, жениться я должен был из соображения конспирации. А семью отправил в тыл, чтоб они не стали случайными жертвами. Так или иначе, я привязался к ним. Но это ведь не главная причина того, что высокопоставленный офицер абвера, рискуя своей жизнью, проник в столицу противника. Давайте не будем терять время на обсуждение моей семейной жизни. Как я понял, у нас его и так мало.

Капитан-танкист, как по команде, из человека, наслаждающегося покоем и тишиной, преобразился в делового, целеустремленного офицера.

— Ваша информация по новому подразделению госбезопасности русских, через которое они получили фотокопии плана «Барбаросса», вызвала определенную реакцию в высших кругах рейха. Анализируя данные из других источников, Берлин пришел к выводу, что русские избыточно информированы. При нынешней системе государственной безопасности Германии информация такого уровня у русских оказаться никак не могла.

— И конечно, ищут заговор?

— Это основная версия. Или высокопоставленный «крот». Хотя и тот и другой вариант в нынешних условиях очень сильно бьют по многим ведущим фигурам в рейхе.

Хозяин кабинета докурил папиросу и автоматически достал следующую и тут же прикурил. Он прекрасно догадывался, с каким делом пришел к нему посланец из Берлина. Это не совсем разведчик, это больше боевик, основная работа которого — активные акции. И в данной ситуации появление его в квартире говорило о том, что спокойная жизнь у Карла заканчивается.

— Как я понял, в деле фигурирует не только руководство разведки?

— Да. Но на этом давайте закроем эту тему. Сейчас меня интересует вся возможная информация об этом подразделении и о капитане Зимине. Судя по многим нюансам, он является одним из главных фигурантов в этом деле.

Карл сделал еще пару длинных затяжек, собираясь с мыслями. Что, видимо, задело его гостя.

— Вы слишком много стали курить, Карл. Это может сказаться на вашем здоровье. А вы еще очень нужны рейху.

— В последнее время русские быстро учатся, и эффективность их работы стала вызывать опасения. Несколько раз ситуация могла выйти из-под контроля, и пришлось срочно обрывать концы. Но вот с этим новым подразделением не все так просто. К нему никого не подпускают. Контроль режима секретности максимально возможный. Кстати, Зимин уже майор госбезопасности и звание ему присвоили буквально позавчера.

— Вы неплохо информированы. Что вам еще известно?

— В большинстве своем сведения отрывочные, но есть несколько фактов, которые заставляют задуматься. Зимина расположили на удаленном объекте за городом и усиленно охраняют. Во время перемещений по городу его сопровождают восемь бойцов осназа, специально прикрепленных в качестве охраны, и на некотором удалении грузовик со взводом бойцов из полка НКВД. Уровень охраны не соответствует сотруднику госбезопасности или секретоносителю высшего уровня. Это больше похоже на сопровождение посла другой державы. Во время его перемещений по управлению все коридоры перекрываются и сотрудникам на время запрещается выходить даже по нужде. По большому счету Зимина в лицо знает только охрана, несколько сотрудников этого подразделения и сам Берия.

Клаус, внимательно слушавший рассказ, задумался и выдал вопрос, который от него хотел услышать хозяин квартиры.

— Вы думаете, это кто-то из наших, под видом русского капитана был доставлен в Москву и с ним сейчас идут переговоры?

— Если учесть, что вчера кортеж, сопровождающий Зимина, на некоторое время ездил в Кремль и находился там больше часа, то можно предположить, что действительно идут переговоры.

— Откуда такая информация?

— У моего агента в друзьях ходит один из водителей, который возит на грузовике охрану. Вот он вчера и проговорился.

— Это меняет все дело. Мы думали, что Зимин сотрудник, который занимался непосредственным контактом с нашими заговорщиками, а тут, на месте, ситуация выглядит совершенно иначе. Такое впечатление, что Зимин это несколько людей. То это командир диверсантов, то начальник охраны секретного центра под Могилевом, то это посланник, с которым лично беседует Сталин. Как-то все противоречиво и запутанно.

— Или это большая ловушка для нас. Возможно, что все это наживка, на которую русские нас хотят подловить.

— А план «Барбаросса» с личной подписью фюрера? Ведь русские где-то его смогли достать, не сами же они его написали. А судя по имеющейся информации, у них абсолютно достоверная копия.

— Только это и заставляет меня вести активные поиски на грани провала. Скажи, Клаус, тебе такое слово, как «Энигма», знакомо?

Клаус сразу же подобрался.

— В связи с чем это слово употреблялось, в каком контексте?

Ему не удалось сдержать эмоции, и Карл понял, что затронул еще одну очень важную тему.

— В связи с шифрованием донесений. С приездом Зимина у русских в большом количестве появились тексты расшифрованных сообщений вермахта и кригсмарине. А это уже наводит на размышления. По словам моего человека, в подвале на Лубянке находилось некое устройство, которое охранялось взводом осназа. Именно оттуда и появилось большое количество расшифрованных сообщений.

— Устройство еще там?

— Нет, вчера было вывезено в неизвестном направлении вместе с Зиминым. То место, где его раньше держали, я уже примерно знаю, но русские подстраховались и все поменяли.

— Как быстро можно будет узнать?

— Пока не знаю. Всех водителей поменяли, как и все автомобили. По этому направлению русские предпринимают очень серьезные меры предосторожности, и это настораживает.

— О том, что вы сказали, нужно немедленно известить Берлин.

— Не боитесь, что русские прочитают ваше сообщение? Судя по всему, это у них неплохо получается.

— Скорее всего, к ним в руки попал аппарат «Энигма». Это система армейской шифрованной связи и к нашим с вами шифрам не имеет никакого отношения. И еще, Карл, я хотел бы пообщаться с вашим человеком.

— Это исключено. У русских есть информация о наличии в управлении нашего агента, и любые незапланированные контакты моего человека могут привести к провалу.

— Хорошо. Вы правы. Но нам нужна информация о Зимине или о том, кто скрывается на данный момент под этой фамилией, причем срочно.

— Клаус, я ничего не могу обещать. Ситуация очень опасная. И вы сюда прибыли с особыми полномочиями не для дружеской беседы. Вам нужен Зимин?

— Да. Причем живой и здоровый, и желательно в Берлине. На близлежащих аэродромах ждут сигнала несколько диверсионных групп, которые как раз и ориентированы на выполнение этой задачи. Для усиления или отвлечения внимания выделен батальон парашютистов.

Хозяин квартиры снова задумался. Ситуация выходит из-под контроля. Руководство абвера пошло ва-банк, пытаясь получить информацию по русским секретам. Да, испуг, что касается «Энигмы». Судя по всему, это какая-то новая система шифрования вермахта и кригсмарине, а русские уже и тут получили козырь, читая переписку противника. Чтоб в этом всем разобраться, им нужен основной фигурант или тот, кто прячется под этим именем в данный момент. И не исключен вариант, что вместо Зимина в Москве сейчас находится кто-то из высокопоставленных чинов рейха, кто имеет полномочия для переговоров с Берией и Сталиным.

Карл поежился. От всей этой истории несло могильным холодом. Он всем своим обострившимся за многие годы нелегальной работы чутьем ощущал, что в этом деле замешаны такие силы, что ему лучше поостеречься и не лезть. Учитывая уровень обеспечения секретности, то любой неверный шаг, оговорка и необычный интерес в данном направлении русскими будет перепроверяться с особым усердием. И это будет однозначным провалом. Но отказаться он уже не может. Вот перед ним сидит головорез из Берлина, задача которого проконтролировать исполнение задания руководства абвера. Недаром он дал понять, что знает о семье Карла здесь в России и какие он особые чувства питает к своим детям, несмотря на то, что они наполовину русские.

— СС тоже замешано в этом деле?

Клаус чуть усмехнулся.

— Да. Это совместная операция абвера и СС, одобренная на самом верху. Часть групп силовой поддержки сформирована из штурмовиков СС. Так что, Карл, вы должны понять, какое внимание данному вопросу уделено Берлином.

Карл попробовал ухватиться за любую соломинку, чтоб затянуть дело и по возможности от него отказаться.

— А если СС замешаны в этом деле и их задача проконтролировать, чтоб в ваши руки не попал ни Зимин, ни действительно реальные данные о заговорщиках в Берлине?

— Мы рассматривали этот вопрос, но в данной ситуации мы в одной лодке. Утечка стратегической информации к русским это недоработка имперской безопасности. И за такое и Гиммлер и Гейдрих могут лишиться головы. В их интересах как можно быстрее найти заговорщиков и локализовать источник утечки информации.

Глубоко вздохнув, Карл согласно покачал головой.

— Хорошо, я сделаю все что могу. Но по моему разумению, с этим Зиминым не все так просто. Как бы это не была ловушка. По мне, так это красная тряпка, на которую руководство бросилось с упрямством бешеного быка. Но приказ есть приказ.

— Конечно, Карл, но постарайтесь не затягивать. Дело очень серьезно. В случае удачи возможна ваша эвакуация вместе с семьей в Германию. Да, еще. Нужны документы на группу в пять-восемь человек для беспрепятственного проникновения в Москву.

— Это почти нереально, но я попробую.

— Хорошо. Вы не против, если я у вас переночую?

— Я постелю вам в комнате дочери.

На следующие сутки руководству абвера была отправлена шифрограмма следующего содержания:

«Шершень-Улью.

Вышел на контакт с Моряком. Объект в Москве. Охрана максимально усилена. Место содержания несколько раз менялось. Имел неоднократные встречи с Берией, Сталиным, что не соответствует предполагаемому статусу Объекта. Внешние данные Объекта держатся в секрете. По информации Моряка, Объект доставил в Москву неизвестное устройство, вид и характеристики строго охраняются. В руках противника появились многочисленные расшифровки донесений стратегического уровня. В разговорах несколько раз упоминалась „Энигма“. По совокупным фактам можно сделать вывод, что под видом Объекта в Москву переправлено высокопоставленное лицо Германии для проведения сепаратных переговоров. В качестве оплаты заговорщиками передана противнику шифровальная машина „Энигма“. Местоположение объекта и его внешние данные уточняются. Жду дальнейших указаний.

Шершень».

Какой переполох в руководстве СС и абвера произвела эта телеграмма, Клаус догадывался и прекрасно понимал, что после передачи таких данных ему дадут полную свободу действий по захвату Зимина или того, кто на данный момент скрывается под этим именем.

Днем позже была получена ответная шифрограмма.

«Улей-Шершню.

Сфотографировать и идентифицировать Объект. Узнать место содержания. Произвести захват Объекта, при необходимости возможен отвлекающий удар силами люфтваффе. При невозможности захвата Объект уничтожить.

Улей».

Глава 14

На этот раз дорога к Кремлю, посты охраны и негласный обыск мной воспринимались не настолько нервно, как в первый раз.

В приемной не стали задерживать и провели непосредственно в кабинет Сталина. Сейчас вождь был один, и, по моему разумению, сегодня разговор должен быть более интересным.

— Здравия желаю, товарищ Сталин.

— Добрый вечер, Сергей Иванович, проходите, присаживайтесь, разговор у нас будет долгий, да и вы сегодня не сидели без дела, как мне доложили.

«Вот ведь жук, в одной фразе дал понять, что будет меня сегодня строить, и при этом круглосуточно не спускает с меня глаз и получает постоянные доклады о моей деятельности», — подумал я про себя.

Когда я разместился, Сталин, чуть выдержав паузу, достал мой диктофон, демонстративно включил его, хитро посматривая на меня, и задал первый вопрос.

— Сергей Иванович, вы вчера достаточно подробно высказались насчет своих целей и задач, которые ставите перед собой. Но мы пока видели только эмоции и прожекты. В нынешней ситуации ваше присутствие здесь несет больше угрозу, нежели пользу. Вы и ваши люди постоянно и неоправданно рискуете, ввязываясь в совершенно ненужные боевые столкновения с противником. А что будет, если кто-то из будущего попадет в плен к немцам?

Сталин не был раздраженным или злым. Его голос был ровным и в нем проскакивали даже отеческие нотки. Как дедушка журит своего внука. А вот это меня совершенно не устраивает. Такими темпами придется скоро стоять по стойке смирно и ожидать команду по передаче установки перемещения во времени под контроль НКВД. Да нет, дорогой товарищ Сталин. Именно этого я старался избежать и сейчас постараюсь на поводу не идти.

— Товарищ Сталин, вчера этот вопрос обсуждался, и решение вопроса о безопасности с нашей стороны будет обеспечено максимально жестко. В данной ситуации и у вас есть проблемы с обеспечением режима секретности наших контактов. И поверьте, не в моих интересах извещать немцев, американцев, тем более англичан, с которыми у вас свои счеты, о своем истинном происхождении, чтоб потом весь мир объединился, и нас бы начали ловить, как птицу счастья. С выбором союзника в этом мире мы давно определились, еще тогда, когда услышали объявление Левитана о начале войны.

Сталину очень не понравился мой ответ. Он нахмурился, и в его голосе проскочили стальные нотки, от которых трепетали и грозные наркомы, и руководители рангом пониже.

— А до этого вы колебались, чью сторону принимать?

Меня тоже немного затрясло. Вот что значит сталинская харизма и выработанная манера повелевать людьми.

— Колебания были, но другого плана. Я долго решал, в какой форме будут осуществляться контакты и наше сотрудничество.

Сталин уже с интересом меня рассматривал. Мне кажется, мой ответ его немного позабавил.

— Значит, вы лично принимали решение? Что ж. С вашей стороны допущено много ошибок, но к счастью, они не фатальны, а в некоторых случаях даже пошли на пользу. Есть мнение, что вы именно тот человек, с которым мы бы хотели иметь дело, и, учитывая сложившуюся ситуацию в вашем мире, участие представителей властей, если они имеются, в наших переговорах нежелательно.

«Ну наконец-то первая ласточка — хороший показатель. Значит, решили ставку делать на нашу группу. Интересно, по головке он погладил. Сейчас, наверно, начнет хвалить и потом еще чаем с вареньем напоит».

— Мы давно пришли к выводу, что вы нас боитесь и стараетесь обезопасить ваших родных и близких от нас. Нам не совсем нравится такая позиция, она нам в корне непонятна и оскорбительна. Да, мы прекрасно понимаем, что аппаратура перемещения во времени важна для вас как единственный шанс выжить и попытаться спасти людей и восстановить свой мир, и контроль над ней вы будете сохранять до последнего. Это закономерно, и в данной ситуации ваше право никто оспаривать не собирается, более того, мы постараемся помочь вам сохранить тайну этого изобретения, и не будем посягать на вашу собственность. Тем более советскому государству такая машина не нужна. У нас свой путь. Мы допустили и допустим много ошибок, товарищ Сталин не Бог, он может ошибаться. Вы весьма умно и мудро указали и укажете на наши недоработки, которые повлекли в будущем развал советского государства. Мы изучим и примем к сведению, и сделаем все, чтобы не допустить этого.

— Да, боюсь. За себя, за свою семью. Вы просто примите к сведению, что наши знания о вас и вашем окружении почерпнуты из исторических документов, которые не раз редактировались в угоду политической необходимости, причем, как правило, вашими недоброжелателями. Товарищ Сталин, я прекрасно понимаю, что такое интересы государственной безопасности и какие безжалостные законы действуют на таком уровне. Сами подумайте, что было, если б я просто пришел в то же управление НКВД в Могилеве и сказал, что я из будущего? Самый простой вариант — меня бы упрятали в психиатрическую лечебницу, а в худшем случае тут же начали бы ломать ребра и интересоваться, где мои немецкие связные и какое у меня задание.

— Что ж вы, Сергей Иванович, так о нас плохо думаете?

— Товарищ Сталин, я знаю, что такое государственная безопасность, и в условиях, когда к городу подходит фронт и все дороги забиты немецкими диверсантами, со мной бы так и поступили. Будучи на месте того же Пилипенко, начальника управления НКВД Могилева, сделал бы то же самое. Пришлось выбирать самый оптимальный вариант выхода на руководство Советского Союза. Результат налицо. Я целый и невредимый добрался до этого кабинета и разговариваю с человеком, который действительно вправе принимать судьбоносные решения.

— Вы правильно поступили.

Хозяин сделал паузу. Дав мне осмыслить все сказанное. Но продолжил он немного в другом ключе, и его последующие слова несколько поразили меня. Вот этого я и не ожидал услышать.

— За все время общения с вами я все ждал, когда начнете советовать, указывать, пояснять, как нам нужно жить и поступать. Но к моему удивлению, этого не последовало. Вы сообщали только факты, не опускаясь до банальных советов и поучений с позиций людей будущего. Очень мудрая позиция. Как мы бы отнеслись к человеку, который сжег свой дом, потерял все, что у него было, и после всего этого советует другим, как жить? Мы бы отказались слушать его советы и не стали воспринимать этого человека всерьез. Вы же, Сергей Иванович, имели мужество признать ошибки ваших современников и не лезть со своими мыслями по спасению мира. Это очень показательный момент.

Но тут он как-то необычно сменил тему, которая, видимо, не давала ему покоя.

— Как я понял, когда развалился Советский Союз, вы еще были ребенком. И все события происходили у вас на глазах. Расскажите, что вам больше запомнилось и ваше мнение о причинах.

Вот, уже пошли политические темы. Ох, как не хотелось в это все лезть. Всегда старался держаться подальше от политики, но тут без этого никак, да и собеседник не поймет, если начну юлить. Сразу заподозрит двойную игру, и тогда начнутся недомолвки, которые впоследствии могут перерасти в большие неприятности.

— Товарищ Сталин, я не могу претендовать на последнюю инстанцию, выдающую абсолютно верную и четкую информацию. В данной ситуации в состоянии предложить свое видение этих событий, с учетом того, что сам был ребенком и находился далеко от Москвы, где все и начиналось и происходило. Рыба ведь гниет с головы.

— Не надо приуменьшать свои достоинства, Сергей Иванович. То, что вы компетентный и умный товарищ, мы давно знаем, поэтому и спрашиваем ваше мнение по этому вопросу.

— Хорошо, товарищ Сталин, я постараюсь быть максимально объективным.

«И что я ему расскажу? У меня на этот случай есть неплохо подготовленный доклад, который совместно составляли еще в бункере. Но что-то говорит, что от меня ждут чего-то иного. Точно. Сталин дал понять, что ждет моего мнения как человека, видевшего развал, а не представителя потомков. Странная позиция и явно настораживающая. Неужели они понизили мой статус, и я для них просто человечек из будущего, которого хотят просто распотрошить? А попробуем ход конем, тем более Сталин любит смелых людей».

Пока эти мысли проносились в моей голове, Сталин внимательно смотрел на меня. Сейчас он был похож на большого грустного кота, которому через силу приходится играть с мышкой.

«Вот он, момент истины. Ждет моей реакции, ну что ж, попробуем не разочаровать вождя».

— У меня есть вопрос, товарищ Сталин.

Дождавшись его утвердительного кивка, я продолжил:

— Вы хотите услышать мое мнение как руководителя организации, которая изначально является союзником Советского Союза или просто как человека из будущего?

— Мы думаем, что вы к этому разговору неплохо подготовились, и мы увидим еще один образец мастерской подборки материалов по этой теме. Но тут, Сергей Иванович, вы правы. Нас интересует ваше личное мнение, а выводы ваших специалистов вы можете предоставить позже.

«Да, как я и предполагал. Пытаются поломать все домашние заготовки и вывести на разговор, который не предполагался при подготовке к этой поездке. Тогда остается импровизировать, но это именно то, чего Сталин добивается. И тут они будут меня рассматривать как под микроскопом. Значит, он еще не до конца принял решение и хочет для себя что-то выяснить».

Собравшись с мыслями, я начал свой монолог.

— По моему мнению, развал Союза начался задолго до девяностых годов. Скорее всего, даже первые наметки начались после вашей смерти, когда Хрущев отменил контроль органов госбезопасности над партийными работниками. Да и мощным идеологическим ударом была борьба с культом личности Сталина. Война закончилась, но последствия ее еще долго ощущались. Это сказывалось на уровне жизни простых людей. Как раз тогда и стали проявляться первые признаки расслоения по материальному признаку. Да в принципе они и сейчас в вашем времени присутствуют, это квартиры, дачи, личные автомобили, но в большинстве случаев это идет как атрибут должности, заслуженной или полученной. Но тем не менее некоторый социальный лифт был и работал. Позже, когда после вашей смерти прошла смена руководства и на местах уже были люди Хрущева, на фоне отмены контроля органов госбезопасности стал проявляться феномен новой советской аристократии. Для них, уже в некоторой степени, возможность занятия должностей и получения материальных благ определялась не столько личными данными, сколько правом рождения. Появлялись целые семейные кланы, которые занимали многочисленные должности. Особенно это проявлялось на периферии: Кавказ, Средняя Азия, где клановость является одной из основных систем распределения власти.

Естественно, все это простые люди видели. Новая «золотая молодежь» вовсю и часто безнаказанно наслаждалась жизнью. Страну лихорадило. Практически бредовые и непродуманные идеи руководства страны приводили к диким результатам. Хрущева, кстати, поэтому позже и стали называть «кукурузником», когда он захотел засеять полстраны кукурузой, и это было почти в приказном порядке. Я, конечно, все это сильно утрирую, в реальности было несколько иначе, но общую тенденцию определил. В угоду очередной идее о глобальном использовании ракетного оружия резко стали сокращать армию, вследствие чего на улице оказалось много командиров, прошедших войну.

Пока Хрущев метался во власти, подросло и окрепло новое поколение партийных функционеров, более прагматичное, которое уже считало, что в данной системе их материальные запросы не реализуются в той мере, как им хочется. И на волне общего недовольства Хрущева сместили. Хотя тут были и свои плюсы. К власти пришли хозяйственники. То, что происходило в экономике, это отдельный разговор, но тем не менее это было одним из факторов развала СССР. Брежнев, пришедший после Хрущева, смог наладить плановую социально-экономическую систему. Но были и мощные просчеты.

На фоне более яркого расслоения общества, где уже были «кремлевские небожители» и простой народ, Запад навязал нам экономическую и военную гонку, так как в военном плане количество ядерных боеприпасов стало таковым, что при любом конфликте обе стороны гарантированно уничтожались несколько раз, на которой Союз в итоге и надорвался. Реально проводилось мощное и хорошо скоординированное воздействие на СССР со стороны Запада, как в экономическом, так и в идеологическом плане. Коммунистическая партия, застывшая в своих догмах, не смогла противостоять такому давлению. Внешнеэкономическая деятельность все больше смещалась в торгово-сырьевой сектор, просто распродавая нашу нефть, газ и другие ресурсы, не требующие высоких технологий. Да, у нас была наука, делалось великолепное оружие, но для простых людей практически ничего не доходило, и верхом мечтаний было привезти из-за границы магнитофон или телевизор. Дети партийных работников регулярно ездили за границу, привозя оттуда многочисленные дефицитные товары, приобщаясь к западным ценностям, проходили там мощную обработку, и в итоге неудивительно, что при следующей смене власти новое поколение смотрело в сторону Запада. По большому счету именно в то время формировалась пятая колонна, которая в итоге и развалила Союз. Примерно в это же время происходит тесная спайка действующей элиты и организованной преступности. Элита уже в открытую занималась получением материальных благ, и запросы все возрастали, и когда запросы переходили меру допустимого, они легко перешагивали через закон. Вот тут как раз и произошло слияние бизнеса и криминала. Организованная преступность в максимальной степени поддерживалась западными спецслужбами и прекрасно служила для сбора компрометирующей информации и воздействия на руководящий состав страны.

Тут глаза Сталина злобно сверкнули. Надеюсь, мне удастся впоследствии убедить его устроить бандитским авторитетам кровавую баню.

— Практически в момент развала во всех осколках Советского Союза у власти остались бывшие партработники, напрямую связанные с криминалом, а через него или даже напрямую с Западом, которых через некоторое время сместили новые подросшие кадры, прикрываясь прозападными демократическими лозунгами, принялись уже открыто разворовывать страну. Безвластие повлекло такой всплеск бандитизма, что на десять лет страна превратилась в огромную зону боевых действий. На улицах звучали автоматные очереди, взрывались автомобили, дома, магазины. Самыми модными профессиями у молодежи стали «киллер» — наемный убийца — и проститутка. Этнические бандитские группировки наводнили страну и на сходках ее просто поделили на регионы влияния.

Пока происходило разворовывание страны, западные агенты наводнили страну, и доходило до того, что указы уже руководства Российской Федерации обязательно согласовывались с представителями Вашингтона, которые в Кремле чувствовали себя как дома. Военные, технические секреты безнаказанно утекали на Запад. Вывозились специалисты. У нас это называется «утечка мозгов». Большое количество оборонных заводов, в которые были вложены огромные деньги, останавливались, разворовывались или скупались за бесценок.

Потом, конечно, к власти пришли ставленники спецслужб, которые стали наводить порядок, но той страны, которую строите вы, товарищ Сталин, уже не было. Практически все республики отделились. Прибалты в открытую сразу перебежали на Запад. На Кавказе заполыхала гражданская война, в которую втянули и Россию. Средняя Азия сразу вернулась в средневековье. На Украине к власти стали рваться националисты, о которых вы уже должны знать. Фамилии Шухевич, Бандера, Мельник должны вам что-то говорить. Дошло до того, что на Западной Украине стали ставить памятники офицерам СС, якобы борцам за «незалежнисть». Естественно, все это происходило по указке Запада, в основном Вашингтона, куда сместился центр влияния. Тут и Ватикан отметился, пытаясь сместить православие.

Вообще было много факторов, приведших к развалу. И экономические, и социальные, и внешние, когда практически весь мир, попавший под контроль наших противников, работал против Советского Союза. Политика финансового колониализма оказалась одной из самых удачных разработок капиталистического мира. По сути дела, Советский Союз противостоял в экономическом плане практически всему миру с его ресурсами и производственными возможностями. При этом приходилось отбирать у советских граждан заработанные средства и бросать их на поддержание прокоммунистических режимов в других странах. В большинстве случаев много чего просто разворовывалось, и после прекращения поставок из Советского Союза продовольствия, техники, вооружений лидеры просто перебегали в стан наших врагов, где их так надежно втягивали в финансовую систему Запада, опутывая долгами, кредитами, обязательствами, что им ничего не оставалось другого, как соглашаться на размещение американских военных баз на своей территории и при каждой команде из Вашингтона становиться по стойке «смирно» и выполнять приказы.

Сталин молча слушал и не перебивал. Его спокойствие не выглядело показным, он впитывал информацию и старайся не пропустить ничего. Когда я немного выдохся, хозяин кабинета стал набивать свою трубку табаком, который доставал, ломая папиросы.

Никогда в жизни не прикасался к сигаретам, но вот в такие моменты завидовал курящим: раскуривание сигареты или просто короткая затяжка давала большое психологическое преимущество. Пока собеседник затягивается, у него есть возможность взять тайм-аут и продумать вопрос или ответ, сделать глубокомысленную паузу. То же самое с успехом используют женщины, когда им нужно припудрить носик или поправить помаду на губах.

Но Сталин думал о чем-то своем. Он не показывал признаков волнения. Тут было что-то иное.

— Так вы говорите, что дети руководителей партии причастны к уничтожению Советского Союза?

— Товарищ Сталин, в наше время гуляла такая шутка: «Может ли сын полковника стать генералом? Не может, потому что у генерала свой сын есть». С каждым новым поколением партийное руководство деградировало, и партия становилась просто фикцией, организацией, с помощью которой можно сделать карьеру. Я помню одного комсомольского лидера сельского масштаба, который бегал к моему отцу в часть и клянчил бойцов для каких-то хозяйственных работ, а после развала он сразу перекрасился в демократа и стал устраивать красочные фестивали с голыми девицами, и все это транслировалось на всю страну как великое достояние демократии и свободы. Это один из примеров, причем типичный.

Развалу Советского Союза предшествовала война в Афганистане, куда пришлось вводить войска. Правильно это было или нет, не мне решать. Но мне повезло, что у меня было несколько командиров, воевавших там, и они смогли многому научить. Так вот там никто из детей тогдашнего руководства не поучаствовал. Помню такое выражение: «Арбатский военный округ». Место, где служили в основном дети высшего руководства страны. Подальше от войны и поближе к Москве.

Я умышленно подводил Сталина к теме детей высокопоставленных начальников. Сейчас он, видимо, думал о своем сыне Якове, который на этот момент пропал без вести. Сталин пронзительно глянул на меня, и мне от этого взгляда захотелось оказаться в районе Могилева в компании с немцами. Это была не злость и не раздражение, это была буря, но локализованная и направленная только на меня.

— Сергей Иванович, хватит юлить. Если вы хотите сказать что-то неприятное про моих детей, говорите сразу.

Я не стал отвечать, прыгать на месте и оправдываться. Надо тоже марку держать. Молча сидел и смотрел на него, только не взглядом затравленного кролика. Сталин оценил.

— Вы хотите что-то рассказать про Якова?

— Да.

— Он не погиб? Он попал в плен?

Вопросы были заданы ровным и спокойным голосом. Но буря, раскаты которой скрывал в душе Сталин, чувствовалась, и мне от этого было неуютно. Всегда было опасно становиться между львом и львенком. А тут ситуация в некоторой степени была похожая.

— По всей видимости, нет. Официальная версия такова, что Яков Джугашвили попал в плен, и его долгое время немцы склоняли к сотрудничеству. Но им это не удалось и после многих мытарств по тюрьмам, концлагерям в 1943 году ваш сын спровоцировал охранника концлагеря и тот его застрелил. Немцы пытались выдать в средствах массовой информации, что сын Сталина сотрудничает с оккупационным режимом, но ничего кроме фотографий, которые были однозначно распознаны как фотомонтаж, и нескольких смонтированных записей разговоров, предоставить не смогли. А зная любовь немцев к кинохронике, очень странно, что никаких киносъемок Якова Джугашвили в плену не было найдено. Хотя в наше время существовало много теорий, что по-настоящему Яков Джугашвили погиб, а в плену у немцев был двойник. Но, по моему мнению, если бы реально был двойник, то уж он точно бы сотрудничал с немцами и выполнял все их пожелания. А так для них было принципиально важно, чтоб именно сын самого Сталина предал свою страну, но этого не получилось.

Хозяин кабинета опустил голову и, потягивая трубку, смотрел в стол перед собой, но его мысли были далеко.

— Значит, у нас есть время, — сделал он вывод и перевел разговор на другую тему. — Мне было бы интересно посмотреть те материалы, которые вы подобрали для разъяснения причин развала Советского Союза. Учитывая некоторые ваши оговорки, вы подготовили часть информации таким образом, чтоб с ней мог ознакомиться только я?

— Да, товарищ Сталин. На том вычислительном устройстве, которое я привез с собой, есть специальный зашифрованный архив, который предназначен только для вас. Пароля не знаю и завтра на очередном сеансе связи я должен подтвердить, что переговоры идут в нужном русле, и с базы сообщат ваш личный пароль доступа. Просто там есть выводы некоторых наших аналитиков, которые несколько по-иному расценивают вашу роль в истории России и становлении ее государственности. Это отдельный разговор. Просто я в свое время очень внимательно занимался историей советского государства и особенно вашей личностью. Даже несмотря на мощную идеологическую обработку, можно было находить крохи достоверной информации и на основании ее сделать выводы.

Сталин чуть усмехнулся в усы.

— Интересно, и какие результаты переговоров вы ожидали?

— Неприкосновенность нашего владения технологией перемещения во времени и взаимная помощь. Возможность переселения женщин, детей, специалистов в ваше время. Остальное — технические детали, которые будут оговорены при переносе точки выхода на не оккупированную территорию СССР.

— Хорошо, Сергей Иванович. Мы правильно поняли друг друга. Мне нравится с вами работать. Нам есть о чем поговорить.

— Хочу обратить ваше внимание, что у нас не так уж и много времени, зона боевых действий удаляется от точки перехода и мое возвращение становится все более сложным и опасным делом. И в ваших и в наших интересах начать процесс сотрудничества. И еще, товарищ Сталин, насчет советов.

Хозяин кабинета смотрел на меня с интересом.

— Советы дают люди, которые не готовы на себя взять ответственность за принятие решений. За вас и ваших современников я не могу брать ответственность, поэтому и не хочу советовать. На мне лежит своя ответственность, свои обязанности перед людьми в нашем времени. Я сообщил вам факты, а принимать решения и совершать ошибки это ваше право. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А нам предстоит еще столько всего сделать.

Сталин с непроницаемым лицом выслушал мои разглагольствования. Кивнул, нажал под столом кнопку и спустя несколько секунд в комнату вошел один из порученцев Сталина, который вывел меня из кабинета и сопроводил вниз к ожидающей машине.

Глава 15

После памятного разговора со Сталиным я в течение трех дней плотно работал за городом, в усадьбе, выделенной руководством НКВД для развертывания вновь создаваемого управления. Дни были заполнены многочисленными беседами со специалистами по радиотехнике, вооружениям и тактике применения новых образцов боевой техники.

Но все это обставлялось Морошко как совещания с ведущими специалистами, на которых я присутствовал как сотрудник внешней разведки, занимающийся, исходя из специфики приглашенных специалистов, авиацией, радиотехникой или сбором информации по новым образцам военной техники у противника и союзников.

В такой ситуации мне было позволительно не знать многих вещей и нюансов и выдавать свое виденье ситуации. Особенно нравились встречи со специалистами по радиотехнике, объяснять им новинки электроники, технологию производства радиоламп нового поколения и теоретические принципы полупроводниковой техники. Учитывая, что у меня было классическое физическое образование и полупроводниковая техника была одним из профильных направлений обучения, я мог рассказать много и квалифицированно. То, что я был представлен как сотрудник иностранного отдела НКВД, вопросы, свойственные нашему времени, «откуда вы это узнали» или «кто в мире такое разработал», не задавались, все встречи проходили плодотворно и специалисты, приглашенные для бесед, уходили довольные, окрыленные открывающимися перспективами развития техники. Учебники пока решили им не передавать, давая возможность самим развить тему и определить направления движения и по результатам корректировать их деятельность, исходя из информации, полученной от потомков.

Много времени просиживали с Зерновым за ноутбуком, расшифровывая привезенные специальным курьером немецкие донесения и директивы. Учитывая увеличившуюся отдачу и уровень важности исходившей информации, меня уже постоянно сопровождали два молчаливых охранника, которые никогда не интересовались моей деятельностью, но очень подозрительно рассматривали всех вокруг, кто мог бы причинить мне вред. Это, конечно, немного напрягало, но охрана была организована таким образом, что никак не мешала моей работе в усадьбе.

Пока было время, как мог, проводил подготовительные мероприятия по организации моего возвращения в бункер. Все основные точки выхода были заблокированы немцами, и пытаться проникнуть через них было бы самоубийством. Оставался резервный вариант, давно приберегаемый как раз для такого случая. Одна из точек выхода находилась почти посередине Днепра в районе оккупированного немцами Могилева. Мы иногда ей пользовались, когда нужно было закачать технической воды из реки. Просто открывали портал и выкидывали трубы и включали насосы.

По моей просьбе с Балтийского флота специальным авиарейсом прилетел инструктор школы водолазов молодой капитан-лейтенант Игорь Дунаев и привез два дыхательных аппарата «ЭПРОН-4». Во времена моего обучения в Севастопольском военно-морском институте мы изучали нечто подобное на курсе обеспечения безопасности жизнедеятельности корабля, но по специальности я относился к военно-морской авиации, и изучение индивидуальных дыхательных аппаратов закрытого цикла было только ознакомительным, поэтому в данной ситуации мне пришлось заново изучать эту аппаратуру. Но тем не менее я себя считал крымчанином, и то, что касалось моря, погружений и морской охоты меня не пугало. Когда я еще работал в банке, один из клиентов, с которым мы потом сдружились, был заядлым дайвером и его рассказы о погружениях в Египте, Филиппинах, фотографии, видеозаписи не могли оставить равнодушным. От него и почерпнул много знаний о безопасности погружений, кессонной болезни.

Для инструктора-водолаза, который почти неприкрыто посмеивался над сухопутными НКВДшниками, мои знания оказались большим сюрпризом. Когда я стал вспоминать все, что помнил об аквалангах, дыхательных приборах, он сменил свое отношение ко мне, и к концу дня мы стали уже друзьями. Ведь по сути я был военным моряком, хотя и воевал в морской пехоте, и тоже было что рассказать, конечно, стараясь не раскрывать настоящего положения вещей. Дня через три мы смогли испытать мои успехи в освоении дыхательных аппаратов в небольшом озере, в километрах десяти от нашей усадьбы. Ближе к вечеру озеро оцепили около взвода бойцов НКВД и в течение двух часов, уже в темноте, ныряли, отрабатывая перемещение под водой.

Морошко был в курсе относительно моего плана возвращения в бункер, и, судя по некоторым недомолвкам, он и его организация начали какую-то предварительную возню, начав акцию отвлечения внимания.

* * *

— Товарищ комиссар госбезопасности, капитан-лейтенант Дунаев по вашему приказанию прибыл.

Морошко оторвался от чтения донесения, кивнул моряку на стул, а сам по привычке перевернул документы так, чтоб посетитель не смог ничего у него на столе рассмотреть, затем спокойно, без суеты собрал все бумаги в папку и запер ее в сейф. И уже деловито снова повернулся к инструктору из школы водолазов.

— Ну что, товарищ капитан, что можете сказать о своем подопечном? Как его успехи и насколько он готов?

Дунаев понимал, что его не просто так вызвали, и майор Зимин, которого он учил, очень не простой человек, которого постоянно охраняли два НКВДшных волкодава.

— Товарищ майор изначально неплохо подготовлен, дыхательный прибор освоил хорошо. Насчет того, готов он или нет, я же не знаю задания и на какую глубину ему придется погружаться.

— Что майор интересного рассказывал?

Вопрос поставил Дунаева в тупик.

— О погружениях много знает, так, обмолвился, что сам из Крыма. А так, больше ничего особенного. Хотя, видно, что из наших, из моряков.

Морошко чуть про себя усмехнулся. «Ну конечно, рыбак рыбака видит издалека. Сам Зимин-то рассказывал, что служил в морской пехоте».

— Хорошо, капитан. Все что я тебе сейчас скажу, является государственной тайной, и твое задание будет не только обучить майора, но и помочь ему. Один из этапов его задания будет скрытно преодолеть водный массив на расстояние примерно километров десять-пятнадцать. Для нас очень важно, чтобы майор достиг точки назначения. И руководство страны приняло решение, что вы, капитан-лейтенант Дунаев, должны будете сопроводить Зимина, даже если это будет стоить вам жизни. К тому же вы имеете опыт прыжков с парашютом. Вы должны понять, что от выполнения этого задания зависит исход всей войны и эта операция находится на личном контроле товарища Сталина.

Вот тут Дунаев и понял, что попал в очень интересную и необычную ситуацию. Простой человек на его месте бы перепугался, но не такой был Игорь Дунаев, капитан-лейтенант Балтийского флота. Его глаза азартно загорелись, ощущение чего-то нового, необычного, что перевернет всю его жизнь, заполнило молодого, энергичного командира.

Он не показал охватившего его волнения, контроль эмоций для водолаза вещь тоже немаловажная, и сама работа учит не паниковать даже в самых серьезных ситуациях. Те, кто не смог научиться себя держать в руках, гибли, запутавшись в шлангах или застряв на дне при погружении.

— Я готов, товарищ комиссар госбезопасности. Но мне нужно знать, сколько есть времени на подготовку и заранее изучить гидрографию района, где придется работать.

— Хорошо. Место и район вам сообщит майор госбезопасности Зимин. Детали операции он сообщит вам дополнительно, когда посчитает нужным. Если возникнут какие-либо вопросы или просьбы, обращайтесь лично ко мне. С нынешнего момента вы прекращаете все контакты с внешним миром до окончания операции. Считайте, что вы на казарменном положении. Все, свободны.

Дунаев понял, что разговор закончен. Он встал, дождавшись разрешающего кивка Морошко, четко по уставу развернулся и вышел из кабинета и двинулся искать Зимина. Но найти майора в этот вечер у него не получилось. Тот как обычно был где-то внутри дома в отдельном крыле, которое охраняли пять бойцов осназа НКВД, вооруженных автоматами. Будучи сам неплохим бойцом, который увлекался борьбой, стрельбой, легкой атлетикой, Дунаев безошибочно мог определить, где просто люди, одетые в форму, а где подготовленные и опытные бойцы. И как раз в этой усадьбе охрану несли именно такие бойцы, с которыми не очень-то и хотелось столкнуться лицом к лицу.

Поняв, что качать права здесь не стоит, не поймут, капитан-лейтенант возвратился в свой флигель, где ему выделили место для ночлега, и решил, пока есть время, почитать любимую книгу Жюля Верна «20 000 лье под водой».

* * *

Я уже чувствовал, что мое нахождение в этой усадьбе подходит к концу, да и реально время поджимало, поэтому визит Судоплатова, который как один из лучших специалистов по спецоперациям курировал мое возвращение в бункер, вселил надежду на скорые изменения в моей жизни. Водная фаза возвращения была почти подготовлена, привлечение к этому военного водолаза, который должен был меня сопровождать до портала, я сначала встретил в штыки, но обдумав, решил, что в этом есть смысл. Было бы очень глупо погибнуть, утонув в Днепре, из-за того что в самый ответственный момент вышел из строя дыхательный прибор или скрутила в воде судорога.

Судоплатов же отрабатывал возможность нашей доставки севернее Могилева, где мы смогли бы беспрепятственно войти в реку и спуститься по течению к точке перехода. Поэтому выбор и остановился на этом веселом капитан-лейтенанте. Ко всем его достоинствам высококлассного водолаза у него был опыт прыжков с парашютом.

Сегодня у меня был запланирован выезд в Москву, на расширенное собрание специалистов по радиоэлектронике и после обеда необходимо было посетить полигон, где должны были продемонстрировать первые образцы противотанковых гранатометов, сделанных по нашим рекомендациям. Зная о наличии у меня бронежилета, Морошко пошел на скандал, но заставил меня во время нахождения вне усадьбы, по возможности, его одевать. В его предложении был смысл, и, для приличия поворчав, я согласился, но при этом настоял, чтоб в комплекте с бронежилетом со мной всегда было мое оружие, автомат, пистолет и несколько гранат. Это я предложил больше из вредности, но как оказалось, Морошко был не против. По его намекам, резко активизировалась немецкая агентура и посты ПВО несколько раз фиксировали пролеты одиночных военно-транспортных самолетов противника в окрестностях Москвы. Вероятно, производилась высадка разведывательно-диверсионных групп либо проводилась имитация выброски, чтоб выяснить механизм реагирования и численность задействованных сил для поиска и перехвата.

То, что обстановка накалялась, я и так видел. Вокруг меня и вновь формируемого управления началась непонятная возня, в которой контрразведка старалась выявить следы немецкой агентуры. Но, к общему сожалению, была выявлена парочка английских агентов, уровень информированности которых не внушал опасения, и их пока решено было не трогать. Но тем не менее моя охрана была усилена, и все бойцы, находясь в машинах, держали оружие наготове. Нервозность обстановки передалась и мне, поэтому у ТТ, который я постоянно носил в кобуре, был загнан патрон в патронник и кобура расстегнута. Да и мой «Глок-17» тоже был приведен в боевое состояние.

Вот так гоняли по улицам Москвы на трех машинах, стараясь не повторять маршрутов. Мне стало интересно, если со мной так носятся, какая же система охраны у Сталина? Думаю, не хуже. Люди, с которыми я в последнее время контактировал, выглядят вполне серьезными и их решимость нельзя недооценивать. Если честно, то я словил себя на мысли, что мне интересно и приятно общаться со своими предками. Какие бы они ни были, но они делали свое дело, строили и защищали свою страну. А вот у нас как-то все выглядело не так. Даже я взялся за оружие, когда моей семье стала угрожать реальная опасность, а до этого особого желания умирать за свою родину не наблюдалось.

После весьма интересного общения со специалистами по радиоэлектронике и не поразивших результатами стрельб из прототипа противотанкового гранатомета наш кортеж возвращался обратно в усадьбу. Но не успели мы приблизиться даже к окраинам столицы, как по всему городу завыли сирены воздушной тревоги, что было весьма необычно в вечернее время суток. Начальник охраны принял решение загнать машины во дворы, а самим спрятаться на время налета в ближайшем бомбоубежище. Рядом с нашими машинами остановился легковой автомобиль, принадлежащий какому-то начальнику из наркомата путей сообщения. Мои охранники не замедлили проверить документы у водителя, связаться по телефону с оперативным дежурным управления НКВД, доложить о вынужденной остановке и заодно пробить номер и владельца автомобиля. То, что достоверность информации об этом автомобиле и его водителе подтвердили, сразу сказалось на интересе охраны в этом направлении. На мой взгляд, высокий, плотный, светловолосый водитель заслуживал самого пристального внимания: моторика его движений выдавала рукопашника, да и костяшки на кулаках были сбиты, что я не раз наблюдал у боксеров или людей, занимающихся восточными единоборствами, выправка, свойственная военному, тоже наводила на размышления. Когда мы сидели в бомбоубежище среди множества женщин, детей, жителей близлежащих домов, я аккуратно придвинулся к начальнику охраны и почти шепотом высказал свое мнение относительно этого водителя. К моему удовлетворению, капитан не стал придумывать причины, чтоб ничего не делать, и очень серьезно отнесся к моему мнению, видимо, был проинструктирован соответствующим образом, да и обстановка располагала к всплескам паранойи.

Как только налет прекратился, подозрительная машина уехала. Но вот вскользь брошенный на меня демонстративно равнодушный взгляд водителя я запомнил. Конечно, до профессиональных следователей мне далеко и по внешним признакам определять противника не могу, но вот интуиция работника службы безопасности банка, который частенько ругался с руководством и писал докладные по поводу невыдачи кредитов всяким скользким личностям, подсказывала, что с этим водителем не все так просто.

Плотный график работы отвлек от этой встречи. Во время очередного сеанса связи я получил информацию, что в бункере раненые идут на поправку, а также новые пароли на раздел жесткого диска, где была информация исключительно для Сталина.

Фигура руководителя страны вызывала противоречивые чувства. Общеизвестная картина палача и диктатора преобладала, но у меня не было выбора и пришлось идти с ним на контакт и даже помогать. Перед поездкой перевернул кучу материала и часто, стараясь пробраться сквозь дебри идеологической шелухи, старался найти зерна правды. И вот, чтоб для себя сделать какие-то выводы, крутил головой, наблюдал, замечал, фиксировал. Конечно, харизма вождя ощущалась очень явственно. Неудивительно, что во время войны за власть в СССР, развернувшейся на протяжении двух десятков лет среди партийной верхушки, уничтожив всех конкурентов, выжил именно Сталин. Одна победа над одиозной фигурой авантюриста и агента западных финансовых кругов Левы Бронштейна, известного под именем Льва Давидовича Троцкого, заставляет уважать Иосифа Виссарионовича. Да и если разобраться, то с теми же репрессиями и поголовной коллективизацией не все до конца ясно. Будучи по роду скептиком, я с некоторых пор не верю в навязываемые штампы. Надо учитывать наличие буйного воинства старых ленинских революционеров, которые вплоть до начала так называемого «Большого террора», которым постоянно размахивают как фетишем демократы, безраздельно владели страной и считали себя неприкосновенными. Изучение личностей таких одиозных фигур, как Косиор, Постышев, Эйхе, региональных царьков, и того, что они творили во время коллективизации и партийных чисток тридцатых годов, не подчиняясь командам из Москвы, да и вся политическая ситуация того времени наводило на мысли о том, что не все так просто в истории СССР. Того же Сталина нужно рассматривать не только как одиозную фигуру, персонажа демократических страшилок и анекдотов, но и учитывать его окружение и личности политических оппонентов, которые, даже не получив полной власти, несли ответственность за тысячи уничтоженных советских людей. Только вскользь изучив деятельность Косиора во время коллективизации и голодомора на Украине, можно было однозначно говорить, что винить Сталина во всех грехах глупо.

Естественно, раздел жесткого диска, где хранилась информация лично для Сталина, имел два уровня шифрования, что тот же Берия, на которого был компромат, не мог раньше времени там покопаться и принять меры. А в том, что Иосиф Виссарионович на основании полученной информации не начнет расстреливать всех направо и налево, я не сомневался. Уж слишком он был хитрым и умел пользоваться имеющимися в его распоряжении ограниченными ресурсами, иногда просчитывая реакцию на несколько ходов вперед. Поэтому на завтра готовилась встреча со Сталиным, с предоставлением ему ноутбука для ознакомления с предоставленной информацией.

Как мне сказал Морошко, в Кремле, рядом с кабинетом Верховного, был оборудован кабинет для работы с ноутбуком. Завтра Сталин специально выделил время для знакомства с технологиями будущего.

Утром следующего дня я подготовил для транспортировки ноутбук, принтер, пачку пронумерованной бумаги, которые были тут же упакованы в специальные коробки и опломбированы. В этот раз нас опять сопровождал грузовик с бойцами отдельного полка НКВД. На всякий случай в сумку с ноутбуком вложил небольшой управляемый радиомаяк, который я часто применял для маркировки закладок с продуктами и боеприпасами. Очень удобно, послал радиосигнал, получил ответ, измерил расстояние и направление. Его я взял на всякий случай, если придется прятать оборудование. Но тут ситуация была иная, и я не стал ставить Морошко в известность, а то еще подумает, что я таким образом хочу навести бомбардировщики на Сталина. И так ситуация напряженная, а вдруг еще кто-то попытается увести компьютер. В данный момент он ценнее секрета атомной бомбы. Хотя дальность действия такого маячка не превышает пяти километров, и это в лучшем случае, в зоне прямой видимости.

Вот с такими мыслями мы выехали в Кремль. Там нас уже ждал Берия в компании начальника охраны Верховного генерала Власика. В особой комнате два специалиста тщательно изучили все привезенное оборудование на предмет наличия опасности охраняемого лица. Но, естественно, ничего они не нашли. После чего меня сопроводили в специально отведенную комнату уже люди Власика. Из соображений секретности установка и настройка оборудования происходила только под присмотром начальника охраны за закрытыми дверями. Остальные охранники остались снаружи. После того как все было подключено и проверено, все вышли из комнаты и стали ждать прихода Сталина.

Пришлось стоять возле кабинета и ждать Сталина. Рядом со мной топтались Власик, два охранника, Морошко, в папке с документами у которого хранились коды доступа к ноутбуку. Минут через пятнадцать такого ожидания послышались шаги. Из-за поворота вышел Сталин и сопровождающий его Берия. Я чуть ухмыльнулся про себя. Видимо, Лаврентий Павлович хотел поучаствовать в чтении, вдруг что-то про него выплывет неприятное, и успеть среагировать. Но судьба распорядилась по-иному. Сталин решительно вошел в кабинет, за ним вошел начальник его охраны, Берия, Морошко и уже последним проскользнул в кабинет я.

Сталин с интересом рассматривал разложенный на столе ноутбук и принтер. Он всегда интересовался техникой и старался быть в курсе новых изобретений. Но необычный для этого времени дизайн, цвета и материалы сразу выказывали нездешнее происхождение этих устройств. Сталин подошел и осторожно провел пальцами по клавиатуре, нажал пару кнопок, потом взгляд его перешел на простой лазерный принтер. Видимо, на него произвело впечатление то, что он увидел. Повернув голову, отыскал меня взглядом и пригласил продемонстрировать возможности техники.

— Ну что, Сергей Иванович, покажите, что вы для нас приготовили, а то я столько слышал восторженных характеристик от товарища Берии и товарища Морошко, давно сам хотел посмотреть на такое чудо техники.

Оттерев народ от компьютера, спокойно уселся на стул и вопросительно глянул на Морошко, тот уже привычным движением достал из папки лист с паролями на BIOS и зашифрованный загрузочный диск ноутбука. Все стоявшие в комнате с интересом смотрели за моими манипуляциями, даже Морошко, который испытывал некоторую гордость от того, что именно его подразделение работает с такой техникой. После загрузки системы я стал показывать Сталину возможности ноутбука, запустил фильм «Броня России». Генерал Власик, который не знал о моей миссии, был поражен тем, что увидел, да и на его хозяина произвело впечатление. Показав пару ознакомительных книг по истории танков, самолетов, я вопросительно глянул на Сталина. Он прекрасно понял мой взгляд и повернул голову и чуть кивнул. Берия, Морошко, Власик сразу засобирались и выскочили за дверь, при этом Морошко оставил на столе бланк телеграммы с паролем для отдельного раздела жесткого диска. Наивные. Именно этот раздел был зашифрован немного по-другому, так, чтоб даже Берия, изучив ноутбук, не смог посмотреть, что там. В одной из папок на рабочем столе лежала программка, в которую я вводил последовательность символов, полученных по радиосвязи, вводил свой личный код и после нескольких манипуляций получал искомый пароль.

Сталин молча и с интересом смотрел на мои манипуляции, которые я старался пояснять по мере возможности. Когда он понял, что все сложности сделаны специально, чтоб кроме него никто не мог просмотреть эту информацию, одобрительно покачал головой, но ничего не сказал.

Зато когда я вывел на экран пару книг, объяснил ему, как листать текст, Сталин, казалось, забыл про все на свете, впился глазами, пробегая по строкам, стараясь успеть впитать максимум информации. Сейчас он напоминал мне умирающего от жажды в пустыне человека, который дошел до воды и пьет и пьет и не может оторваться, считая, что вода скоро исчезнет.

Не желая ему мешать, я попросил разрешения выйти, посидеть где-то рядом с охраной и попить чаю, если что буду рядом. Сталин молча кивнул и, когда я открыл дверь, бросил короткую команду Власику, который смотрел на меня с очень большим интересом, чтоб меня в соседней комнате напоили чаем с бутербродами. Это быстро все организовали. Тут же вертелся Морошко, поглядывая на меня с подозрением. Понимает ведь, что там Сталину представлен такой материал, который может перевернуть всю военно-политическую историю. И ни он, ни Берия до этого не будут допущены без санкции Сталина.

«А ведь они пытались там покопаться, но пароль не подошел», — догадался я. А ведь там и о Сталине, и о Берии, и о всех остальных много чего интересного. А главное, прописаны реальные тенденции развития государства, все, что я недавно рассказывал Верховному, причем с подробностями и фамилиями. Да, на их место придут другие, может более жестокие, но это уже будет другая история, отличная от нашей.

Власик, которого просто распирало от желания узнать, что это такое он видел, отвел Морошко в сторону и стал аккуратно расспрашивать, благо Берия куда-то успел убежать по своим делам. Но не на такого напал. Морошко мужественно отругивался и в итоге отправил всесильного начальника охраны Сталина к самому Сталину за разъяснениями. Тот, конечно, оценил юмор, криво усмехнулся и прекратил свои расспросы. Пока они препирались, стараясь не вовлекать меня в свой разговор, я конкретно налегал на бутерброды и, еще обнаглев, затребовал себе бутылку газированной минералки. И о чудо, минут через пятнадцать я стал обладателем «Боржоми». В общем, жизнь налаживалась, и я готовился в течение дня выслушивать Сталина и объяснять ему, какую кнопку он неправильно нажал.

Глава 16

Это, конечно, был незабываемый день, запомнившийся мне многочисленными бутербродами, чаем, минералкой и хитрыми вопросами Сталина, который иногда отлучался на совещания и назначенные встречи, но раз за разом возвращался к заветному ноутбуку, который раскрывал ему тайны будущего.

Часам к четырем дня его мозг пресытился новой информацией и требовал отдыха, для последующей переработки и осмысления.

Получив соответствующую команду, охрана вызвала меня для подготовки аппаратуры к транспортировке. Такое сокровище никто не собирался оставлять в Кремле. Да и взгляд Сталина, брошенный на меня, ой как не понравился. Так смотрят грабители на бесхозно лежащий рубль на мостовой. В его взгляде я прямо читал огромными буквами желание упрятать меня с моими данными куда-нибудь подальше. Но ничего не произошло, и меня в сопровождении охраны отправили обратно в усадьбу.

Наполненный событиями день как-то отвлек от тяжелых мыслей и тревоги, которая не отпускала меня в последние несколько дней. Кортеж двигался установленным порядком. Впереди машина с охраной и сопровождающими, за ней машина, в которой едет Морошко и лежит вся моя аппаратура, а в замыкающей уже разместился я со своими охранниками. На некотором удалении идет грузовик с бойцами специального полка НКВД. Перед самой посадкой Морошко проконтролировал, чтобы я надел на себя бронежилет, и это было одним из результатов его недолгого разговора со Сталиным после того, как я собрал аппаратуру и меня сопроводили на стоянку автомобилей.

Но сегодня ощущалась какая-то напряженность. На город было совершено несколько массированных налетов немецкой авиации. Но они, как правило, проводились по промышленным зонам, и что особенно удивляло — по пригородным станциям и небольшим городкам. Была даже гипотеза, что под прикрытием таких налетов немцы скинули в окрестностях Москвы несколько разведывательно-диверсионных групп. Как по мне, так размен был странный. При такой плотности артиллерийского огня ПВО и количестве советской истребительной авиации, задействованной на охране неба столицы, потери, понесенные противником, были впечатляющими. Да и общая система безопасности Москвы как раз и предусматривала противодействие проникновению в город агентов противника. Специальные истребительные части из войск НКВД и привлеченных армейских подразделений вычищали пригороды и дальние подступы города от немецких диверсантов. На фоне таких мер безопасности выброска парашютистов в район советской столицы была по меньшей мере очень рискованной, а реально экзотической формой уничтожения подготовленных кадров абвера.

Машина опять неслась по Москве, и я смотрел на город и тосковал, прекрасно понимая, что моя поездка подошла к концу и скоро покину этот город и вообще этот мир, возвратившись в душный, затхлый бункер, и буду снова воевать в мертвом радиоактивном мире.

Мы уже выехали из города, когда впереди, прямо по маршруту нашего движения, раздался грохот. В небе на запад улетали несколько немецких бомбардировщиков, преследуемые советскими истребителями. Наш кортеж съехал с дороги и замаскировался в небольшой рощице. Тут у меня выпала минутка, чтоб поговорить с Морошко о нашей безопасности. Вперед по маршруту уехал передовой дозор, а сам маршрут движения был разбит на контрольные участки, на границах которых находились либо радиофицированные, либо телефонизированные посты наблюдения, которые докладывали в усадьбу о порядке нашего движения. Сами же участки движения контролировались мобильными патрулями, которые были замаскированы под гражданские либо тыловые машины, прохождение которых тоже контролировалось на постах. Держать под охраной весь маршрут нашего движения не получалось ввиду элементарного отсутствия нужного количества проверенных и подготовленных людей. Но и в таком порядке любое появление неизвестных людей на трассе сразу выявлялось и бралось под контроль. Да и в лесу, параллельно маршруту нашего движения, несколько групп осназа держало под контролем места возможных засад. Так что нападение в таких условиях было маловероятным.

Пока не прояснилась ситуация с немецкой бомбардировкой, мы расположились под деревом, а охрана рассредоточилась, заняв круговую оборону. В этой ситуации нам выпала возможность просто поговорить с Морошко.

— Александр Александрович, что там с немецкой агентурой? А то, знаете ли, не очень-то хотелось бы нарваться на засаду по пути движения, несмотря на все ваши меры предосторожности.

Морошко после некоторой паузы пояснил, что ловить вражеского агента среди своих сотрудников дело долгое и кропотливое. Надо смотреть, кто имел доступ к информации, которая стала известна противнику, заново всех проверять, когда надо, пускать наружное наблюдение, тщательно готовить и проводить проверочные мероприятия. А быстрота в такой ситуации только помешает, враг узнает, что его ищут, затаится, и тогда его найти будет очень трудно. Ну что тут скажешь, чекист был прав. На мой вопрос о применении детектора лжи он посетовал, что руководство оставило этот вариант на крайний случай и решило довольствоваться обычными методами.

Когда воздушная карусель сместилась на восток, кортеж двинулся в сторону усадьбы. Но проехав всего с десяток километров, головная машина, в которой была радиостанция, резко остановилась и стала разворачиваться. Выскочивший из нее капитан подбежал сначала к машине с Морошко и что-то быстро заговорил. По его встревоженному лицу можно было прочитать о больших неприятностях. Когда весь кортеж развернулся, он подошел к нашей машине и коротко сказал:

— По усадьбе отбомбились немцы и высадили парашютный десант. Мы получили команду возвращаться. Передовой дозор так и не вернулся.

Колонна машин резво рванула обратно по трассе. Но появление немецких бомбардировщиков внесло свои коррективы. Возле переезда, который являлся одной из контрольных точек, натолкнулись на результаты массированной бомбардировки. Вот только смысл бомбить простой переезд, где единственным зданием была будка обходчика, я как-то не понимал. Многочисленные воронки в поле по обеим сторонам дороги показывали, что тут отбомбилась чуть ли не целая эскадрилья. Скорее всего, немцев перехватили наши истребители, и они в панике вывалили свой груз прямо в поле, и будка обходчика случайно попала под раздачу. Возле самого переезда, который мы проехали буквально минут двадцать назад, лежала на боку грузовая машина и чадно горела. Человек десять красноармейцев под руководством лейтенанта НКВД расчищали дорогу, зацепив тросом горящую машину, пытались с помощью полуторки стянуть с дороги, освобождая проезд. Тут же в стороне складывали тела погибших при налете.

Когда наш кортеж остановился, из головной машины вышел начальник охраны и два бойца, взявшие свои автоматы на изготовку. Подбежавший лейтенант, руководящий расчисткой дороги, отдав честь, стал докладывать. Мы с Морошко сидели в разных машинах. Он находился во второй, лично сопровождая ноутбук и принтер. Я же, завернутый в бронежилет, находился в замыкающей машине и с тоской рассматривал тела погибших, воронки и работающих бойцов. Вот одна странность, как-то все красноармейцы выглядели «по-военному». Это трудно объяснить, но я, прослужив в армии и помотавшись по гарнизонам с отцом, насмотрелся и на резервистов, которых иногда призывали на сборы, и на призывников, только что одевших форму, и на кадровых офицеров, эту форму не снимавших. Поэтому определить кадрового военного от мобилизованного гражданского, которого нарядили в форму, мог сразу, на глаз. А тут все красноармейцы были кадровыми. Что было странно. Да и вооружены они были практически все автоматами ППД и самозарядными винтовками, которых и в частях не хватало, а тут вроде как тыловое подразделение. Что-то не сходится.

Во второй машине хлопнули двери, и из нее вылез Морошко в сопровождении охранника и грозным голосом потребовал доклад о ситуации. Тот же лейтенант сразу метнулся к высокому начальству и бодро стал докладывать. Вроде как все нормально. Но еще раз бросив взгляд на ряд тел, выложенных на обочине, меня затрясло от адреналина. Два красноармейца положили в общий ряд тело обходчика, и один из них поднял голову и бросил взгляд на нашу машину. Это был тот блондин, который тогда вроде как следил за нами. Я присмотрелся к телам. На них были пулевые и ножевые ранения, которые никак не соответствуют результату бомбардировки. Уж в свое время я насмотрелся такого и в наше время и тут, во время боев под Могилевом. Да и красноармейцы как-то странно стали распределяться по трое перед каждой машиной.

Наклонившись вперед, незаметно вытащил из разгрузки наступательную РГДшку, которую притащил из своего времени. Автомат положил рядом, передернув затвор. Такую же манипуляцию провел с пистолетом. Мой личный охранник, лейтенант госбезопасности, держал на коленях автомат, с удивлением уставился на мои манипуляции, но я уже жестко и спокойно вымолвил:

— Всем спокойно. Это засада. Все люди убиты или холодным или огнестрельным оружием. Тихо и без резких движений, оружие к бою. Окна открыть, а то нас засыплет битым стеклом. По команде «Глаза» закрываете глаза, а то ослепнете.

И тут я встретился взглядом с этим блондином. Теперь он не прятал свой интерес и рассматривал меня. Зря. В руке уже был «Глок-17» и я, не раздумывая, вскинул пистолет и бегло открыл огонь через открытое окно. Блондин оказался тренированным бойцом, но закинутый за спину автомат замедлил его реакцию, и первая пуля ударила в плечо. Это не помешало ему кувырком уйти с линии огня, и остальные мои выстрелы пошли уже в пустое место. Два его бойца попадали на землю и ушли в сторону, откатились и через несколько мгновений в ответ обстреляли нашу машину. Как только я открыл огонь, водитель и оба охранника вывалились через открытые двери, упали на дорогу и открыли огонь по всем, кто не имел отношения к нашему кортежу. Впереди ситуация развивалась не так успешно. Лейтенант, который якобы докладывал, выхватил из кармана синих бридж пистолет и ударил рукояткой Морошко по голове и выстрелил в его охранника. Тут же, два лжекрасноармейца открыли огонь из автоматов по пассажирам второй машины, давая возможность оттащить в сторону оглушенного высокопоставленного офицера НКВД.

На полуторке, которая должна была оттягивать горевшую машину, откинулся борт и из кузова в упор по головной машине ударил пулемет, не оставив ни единого шанса бойцам НКВД. Мощные винтовочные патроны пробивали насквозь борта легковой машины и тела сидящих в ней советских бойцов.

Та же история произошла с пассажирами второй машины. Плотный автоматный огонь почти в упор сразу подавил всякие попытки к сопротивлению. Но пока они расстреливали первую и вторую машины, водитель нашей успел из своего ТТ завалить одного из нападавших. Те, не закончив расстрела второй машины, перенесли огонь на сержанта госбезопасности, который, получив несколько попаданий в грудь, еще смог произвести два выстрела, так и остался лежать возле своего автомобиля, сжимая оружие в руке. Но он дал нам время рассредоточиться и открыть прицельный огонь по нападавшим. Дико закричав «Ложись!», кинул с задержкой одну из РГДшек. Это нам дало возможность завалить еще двух нападавших и одного ранить. Из салона второй машины, практически расстрелянной, раздалась длинная автоматная очередь. Скорее всего один из выживших разряжал магазин. Пули прошли по вскочившим для рывка нападавшим, и двоих зацепило по-серьезному. Пулеметчик из грузовика, сменив диск на пулемете, быстро подавил новую огневую точку, и мощные винтовочные патроны с характерным звуком защелкали по корпусу второй машины, добивая оставшихся в живых бойцов. Но эта короткая заминка дала нам возможность перегруппироваться и открыть уже прицельный огонь. Бой переходил в затяжную фазу, что для противника было не самым лучшим вариантом, учитывая, что в любой момент к нам могла прийти помощь. Мы пытались оттянуть время, пока подойдет грузовик с бойцами НКВД, но на этом наше везение закончилось. Со стороны поля, из воронки ударил пулемет. И это был не привычный «дегтярь», а немецкий, более скорострельный MG-34. Тут же раздался сильный взрыв и нас хорошо тряхнуло. Бросив взгляд назад, увидели перевернутый грузовик, объятый пламенем, вокруг которого были раскиданы тела бойцов. Вот теперь дела действительно приняли плохой оборот.

Пулемет с поля перенес огонь на нас, и тогда стало еще веселее. Одна из очередей прошлась по машине и зацепила лейтенанта, который лежал за машиной и прикрывал меня с фланга. Он захрипел, повернулся на бок и замер. Но пулеметчик, желая убедиться в том, что цель поражена, еще раз прошелся по нему. Щелчки пуль по корпусу автомобиля на время прекратились, и вокруг убитого поднялась пыль от плотного пулеметного огня. Тело иногда вздрагивало от прямых попаданий и от него отлетали красные брызги. К этому времени ожили несколько огневых точек со стороны машин, и мы с оставшимся в живых охранником переползли на обочину и коротким броском рванули к ближайшей воронке. Нас уже заметили и профессионально давили огнем. На этой короткой дистанции мне в спину сильно ударило, и я с таким ускорением грохнулся в воронку, что потемнело в глазах и сбило дыхание. Моему спутнику так не повезло. Получив пулю в ногу и плечо, он, выронив свой ППД, скатился за мной и захрипел от боли. Больше на автомате, нежели осмысленно, достал из разгрузки шприц-тюбик с противошоковым препаратом и вколол ему в бедро. Это все, что я мог для него сделать. У меня осталась последняя граната, короткоствольный автомат и два пистолета. Охранник был не в счет, его оружие валялось где-то возле воронки, а сам он отходил от шока и был не в состоянии вести бой, да и я, после попадания автоматной пули в бронежилет, был еле жив. В который раз этот тяжелый панцирь спасает мне жизнь и, судя по всему, это становится дурной традицией.

Хорошо, что от пулеметчика, расположившегося в воронке, мы были частично прикрыты нашей машиной, и прицельно давить нас огнем у него не получалось. Зато с полуторки, которая, сдав задним ходом, как бронепоезд, выдвинулась в нашу сторону, загрохотал «дегтярь», не давая мне высунуть голову из воронки. К нему присоединились короткие очереди автоматов и хлопки самозарядных винтовок. Судя по звуку выстрелов, мою позицию охватывали полукругом, не давая поднять голову, на что я смог отреагировать только нестандартными действиями. Достал из разгрузки последнюю светошумовую гранату и кинул ее в сторону наступавшего противника. После грохота и вспышки выскочил из воронки и откатился чуть в сторону так, чтоб машина прикрывала меня от пулемета в поле. Пока немцы восстанавливали зрение, я вовсю отвел душу, стреляя из своего «ПП-2000». Но к моему удивлению, моими противниками были всего три человека и пулеметчик в полуторке. Быстро переводя маркер коллиматорного прицела по телам противников, успел сделать три короткие очереди. С машины вновь загрохотал «дегтярь», но пулеметчик еще нормально не восстановил зрение и стрелял больше от паники, на звук, не заботясь о том, чтоб не зацепить своих. Вот тут пришлось постараться и полностью разрядить весь магазин автомата для подавления пулемета. Полуторка рванула вперед, объехала лежащий на дороге грузовик и стала набирать скорость. Но это было последнее, что я успел увидеть. Мощный взрыв разнес на куски лежащую на дороге машину, перевернул и поджег два ближних автомобиля из нашей колонны. Меня опять швырнуло в сторону и неплохо приложило взрывной волной.

Когда я более или менее пришел в себя, ситуация в корне изменилась. К переезду подходил эшелон явно военного назначения, судя по наличию платформ с техникой и зачехленными пушками. Из теплушек выпрыгивали красноармейцы с винтовками и бежали к переезду. С поля снова загрохотал пулемет, прикрывая отход диверсантов. Дистанция была большая, и точность пулеметного огня оказалась никакой. Но этот пулеметчик невольно мне подыграл, сразу обозначив для прибывших военных противника. В ответ из густой цепи красноармейцев захлопали винтовки и от самого поезда короткими очередями стал огрызаться пулемет, к которому присоединился еще один, а на закуску по наземной цели заработал счетверенный зенитный пулемет. К моему неописуемому удивлению, с платформы по немецкому пулеметчику несколько раз грохнула «сорокопятка», которую быстро развернули в нужную сторону, организовали установку прицела и поднос снарядов. При таком организованном отпоре пулемет быстро замолчал.

На все это я смотрел как будто со стороны, полулежа, опершись на левую руку, еще не отойдя от удара взрывной волной. Красноармейцам хватило двух минут, чтоб добежать до места уничтожения нашей колонны. За это время мне удалось сесть и тупо смотреть на подбегающих бойцов. В большинстве своем это были молодые, не обстрелянные солдаты, для которых это был первый бой. Хотя такой толпой на один пулемет, это серьезно.

Но я не сообразил одного, что на мне был бронежилет и в разгрузке я выглядел весьма неординарно, поэтому сразу же огреб от подбежавшего бойца ногой в грудь.

«Твою мать! Ну что за день-то такой, несколько раз в броник попадали, теперь и эти идиоты меня трамбуют», — в душе закричал я, опять упав на спину. А точнее не упав, а отлетев.

Пока я пребывал в таком положении, на меня направили несколько винтовок и раздался радостный крик:

— Товарищ капитан, гляньте, какое оружие странное.

Какой-то старшина держал в руках мой «ПП-2000» и протягивал ее командиру со знаками различия пехотного капитана, вооруженного наганом.

Капитан поправил стволом пистолета фуражку, глянул на мое оружие и, рассматривая картину разгрома и многочисленные трупы в форме НКВД, присвистнул:

— И что здесь такое случилось? Сенцов, а ну давай сюда этого…

И кивнул на меня. Сильные руки тут же поставили на ноги и зафиксировали руки, чтоб я не смог дрыгаться. Но мне после такой встречи и голову тяжело было держать, не то что ногами махать и кричать «Ки-я!».

Когда мне подняли голову, капитан увидел мои знаки различия на петлицах, которые не скрывались бронежилетом.

— Кто вы такой?

Несмотря на все, я уже начал приходить в себя, и силы возвращались, поэтому уже смог вполне внятно ответить:

— Майор Зимин, Главное управление государственной безопасности.

— Допустим. Что здесь произошло?

— Немецкие диверсанты напали на колонну, перевозящую особо важное оборудование и документы. Вы обязаны организовать преследование и оцепить район боевого столкновения до прихода специальных маневренных групп НКВД.

Капитан был не дурак, да и служил не первый год, сразу поверил в мой рассказ, конечно, некоторая доля скептицизма была, но если я окажусь прав, а он не предпримет мер, то неприятностей у него будет немало. Тем более такое побоище недалеко от Москвы, когда до фронта еще ехать и ехать, служило лучшим доказательством. Он повернулся к старшине.

— Сенцов, быстро оцепить место происшествия. К составу отправь вестового, чтоб выгружали лошадей разведроты. Надо организовать разведку и преследование немецких диверсантов. Все тела собрать, осмотреть, может, где есть раненые.

Пришлось мне вмешаться.

— Там в воронке лежит один из наших, правда, его хорошо зацепило.

Капитан кивнул головой, и два бойца уже неслись к воронке и стали вытаскивать оттуда раненого бойца моей охраны.

В это время к нам подоспела вторая волна бойцов из остановившегося эшелона.

— Товарищ капитан, и вы здесь?

Я удивленно повернулся на радостный крик. О как судьба повернулась. Ко мне, улыбаясь, подходил недавний знакомый по боям под Рославлем, артиллерист лейтенант Павлов, даже радиопозывной у него был своеобразный — «Мозг».

— Привет, Сергей. Только уже не капитан, а майор госбезопасности.

Капитан, увидев такую встречу, повернулся к Павлову.

— Товарищ лейтенант, вы знакомы с майором госбезопасности?

— Так точно, вместе воевали и из окружения выходили под Рославлем. То, что он не простой майор госбезопасности, это точно, нас в Москву специальным самолетом везли. Да и этот его панцирь и автомат я тоже помню. Хорошая штука.

Капитану этого было вполне достаточно. Он тут же повернулся ко мне и, отдав честь, представился:

— Капитан Колыванов. Командир второго батальона…

— Капитан, не время. Потом расскажешь, в какой дивизии ты служишь. Похоже, немцы уволокли очень информированного сотрудника НКВД. Его нужно либо освободить, либо уничтожить, но живым он не должен быть переправлен к немцам. Понятно? А теперь надо потушить вторую машину. В ней была аппаратура, надеюсь, она там и сгорела, иначе будет очень плохо. Всем будет очень плохо.

— Так точно, товарищ майор. Сейчас дам команду.

И тут мне на ум пришла очень неприятная мысль. А если немцы уволокли Морошко с ноутбуком? А у Морошко в папке могли быть коды к загрузке компьютера и ко многим зашифрованным дискам. Ведь хотел сделать систему самоуничтожения, но потом подумал, что охрана Сталина может обидеться на такое. Поэтому не стал мудрить, о чем сейчас жалел.

От тяжких мыслей меня отвлек Колыванов, который инструктировал четверых конных разведчиков. Через минуту те резво рванули в ту же сторону, куда умчалась злополучная полуторка. Я уже спокойно поднялся и в сопровождении Павлова и двух бойцов пошел осматривать уцелевшую машину. Как и ожидал, сумка, в которой возил бронежилет, оружие, аптечку, осталась лежать на полу. Пулеметный огонь пощадил ее, оставив на ней всего одно небольшое отверстие. Внутри лежал небольшой прибор, который я использовал для ориентирования и поиска радиомаяков.

Прибор был в рабочем состоянии и аккумулятор не разрядился. Но вот то, что он показал, мне очень не понравилось: согласно его показаниям, сумка от ноутбука, куда было вмонтировано устройство слежения, неуклонно удалялась от меня со скоростью бегущего человека. Значит, и Морошко и аппаратура в руках немцев. И сейчас сигнал принимался на пределе чувствительности, значит, диверсанты отдалились уже больше чем на пять километров.

Возвратившаяся конная разведка подтвердила мои опасения. Полуторка с мертвым пулеметчиком в кузове была найдена невдалеке, следы указывали, что группа из четырех-пяти человек ушла в лес. А тут остается только войсковая операция с оцеплением лесного массива, спецназом, который будет играть в догонялки с диверсантами, авиаподдержкой и, конечно, с великолепно налаженной связью и штабом, для координации поисков разными подразделениями.

Колыванов явно проникся ситуацией и развил бурную деятельность. Весь батальон, за исключением взвода, оставленного для охраны эшелона, выстраивался в цепь, для организации прочесывания лесного массива. Конная разведка, дополненная еще несколькими всадниками, ускакала по дороге, для поиска связи с Москвой и организации взаимодействия с местными силами, задействованными в уничтожении немецкого десанта и ведущими поиск нашей колонны. В том, что нас ищут, я нисколько не сомневался, что и подтвердилось буквально минут через пять. На дороге появились трое всадников, отправившихся по дороге, в сопровождении двух грузовиков, набитых вооруженными бойцами войск НКВД, бронеавтомобиля и легковой машины, несущихся на всей скорости в нашу сторону.

Доехав до подорванного грузовика с нашей охраной, легковушка остановилась, и из нее сразу выскочили три человека и побежали в нашу сторону. С грузовиков стали спрыгивать бойцы и, грамотно развернувшись цепью, охватывая все место боя, стали оттирать пехотинцев. Каково же было мое изумление, когда среди бегущих ко мне командиров в форме НКВД я узнал Судоплатова. Он остановился, облегченно вздохнул, увидев меня живого и невредимого, затем профессиональным взглядом осмотрел место засады, и лицо его осунулось. Да, я его понимал, разгром был полный. Тем более в глубоком тылу, недалеко от столицы, на специально охраняемой трассе. За такое придется отвечать, причем отвечать всем. Но все равно облегчение в его взгляде я видел. Охраняемая персона жива, значит, еще не все потеряно. Придется огорчить человека, и рассказать ему про Морошко и ноутбук.

Глава 17

— Добрый день, Павел Анатольевич. Какими судьбами?

Судоплатов был еще тем жуком, поэтому на подколку не среагировал и сразу перешел к делу. Отвел меня в сторону и задал вопрос, который не давал ему покоя.

— Сергей Иванович, что случилось? Сколько их ушло и что они унесли?

— Хорошо подготовленная засада, неплохо скоординированные действия авиации, десанта, отвлекающего внимание основных мобильных сил, и диверсантов. Они знали о контрольных точках и маршрутах резервного отхода. Ну, в общем, сделали они вас, Павел Анатольевич, хотя какой ценой. Наверняка засветили всю свою агентуру.

— Да. Нашли «крота», который немцам информацию сливал. Взяли его в оборот, так он нам такого матерого волка сдал…

— В наркомате путей сообщения?

— Хм. Как узнали? Информация из будущего?

— Вот как раз нет. Нас как-то машина сопровождала, за рулем был водитель с характерной внешностью…

— Знаю, мы его проверяли, вроде как все чисто.

— Ага, а в засаде он руководил боевой группой и по повадкам — диверсант не из последних. Так что тут сложить «два плюс два» ничего сложного.

— Понятно. Много их ушло?

— Человека четыре. Ушли на полуторке, но та сдохла через полкилометра. Дальше пешком, и следы уходят в лес. Это разведчики капитана Колыванова нарыли. Кстати, отметьте его, молодец, сразу правильно среагировал. Прямо с платформы лупили по немцам из пушек.

Судоплатов кивнул головой, давая понять, что взял на заметку.

— Морошко?

— Оглушили и увезли с собой. Прибор у них. Скажите, надеюсь, кодов и паролей к ноутбуку у Морошко не было? А то я сильно в вас разочаруюсь. Скорее всего, попробуют расколоть его по пути, когда поймут, что все пути перекрыты. Вывезти его будет не так уж просто.

Судоплатов даже в такой ситуации смог снисходительно ухмыльнуться.

— Мы ж тоже не первый день живем. Возить вместе прибор и коды к нему — явный непрофессионализм.

— Это радует. Прочесывание, конечно, надо устроить и блокировать все выходы из лесного массива. Особенно усилить контроль за всеми возможными местами, где можно самолету забрать группу или груз.

— Это уже сделано. В наше распоряжение выделен целый истребительный авиаполк.

— Нужен еще штурмовой авиаполк или на крайний случай бомбардировочный. А лучше и тот и другой. Самолет-разведчик типа Р-5, с радиостанцией. И взвод осназовцев-парашютистов, подготовленных для высадки в лесу, и самолет в полной готовности.

Судоплатов смотрел на меня с удивлением. Ситуация не располагала к иронии. Он понимал, что в моих словах был толк. Я ему кратко рассказал про радиомаячок, вмонтированный в сумку ноутбука. Когда до него дошел смысл моей задумки, он сразу принял деловой вид, успокоился и, подозвав Колыванова, распорядился организовать прочесывание лесного массива, оставив для руководства нескольких сотрудников НКВД.

Вот я снова в машине, и мы несемся по дороге к ближайшему аэродрому. Судоплатов, используя радиостанцию, связался с главным управлением госбезопасности и организовал взаимодействие с авиацией. Пока выдалась свободная минута, я решил обговорить мучивший меня вопрос.

— Павел Анатольевич, вы поддерживаете мысль, что нужно уничтожить всех, даже заложника?

— Да. Тут вы правы, вопрос в том, сколько сможет Морошко выдержать и не сломаться во время ускоренного допроса.

То, что его немцы расколют, ни я, ни Судоплатов не сомневались. Это в героических книгах герои-разведчики выдерживали пытки и молчали. В реальности же быстрый допрос в условиях ограничения во времени вещь очень эффективная, если этим занимается знающий человек. В непрофессионализме немцев обвинить было невозможно. Поэтому Морошко был уже списан. И для меня, и для Судоплатова, и для руководства НКВД. Главное, чтоб немцы не узнали истинного положения по Страннику. Тут я предложил блокировать все передатчики в этом лесном массиве. Но Павел Анатольевич меня удивил: похлопал по плечу и попросил не считать предков глупее потомков. На что я отреагировал спокойно, подтвердив это утверждение. Уже около часа несколько передающих станций в Москве и на близлежащих узлах связи, принадлежащих к разным ведомствам, отслеживали появление неопознанных радиопередатчиков и забивали связь на этих же частотах неповторяющимися последовательностями символов. В общем, пока не будет команды прекратить, в радиоэфире творится полный хаос, который поддерживают множество мощных стационарных радиопередатчиков, способных задавить своим сигналом любую портативную станцию.

Когда кортеж влетел на территорию аэродрома, там нас уже ждали. Под навесом, прикрытым маскировочной сеткой, собрались несколько старших офицеров, которые были командирами авиационных полков, привлеченных к операции по поиску и уничтожению немецких диверсантов.

Когда мы подошли, старший по званию скомандовал:

— Товарищи командиры.

Все встали по стойке смирно.

Судоплатов принял доклад и разрешил всем сесть. На меня, с взлохмаченной головой и побитой физиономией, бросали удивленные взгляды. Вот только двое охранников с автоматами, стоявшие невдалеке, вызывали с их стороны настороженное уважение. Да и мои петлицы майора госбезопасности, соответствовали общевойсковому полковнику. А тут как раз и собрались майоры, подполковники и полковники.

Генерал еще не успел подъехать, где-то задержался в дороге, поэтому общее руководство над воздушной частью поисковой операции взял на себя невысокий крепыш, со знаками различия авиационного полковника. То, что несколько авиационных соединений придавались для поисков немецких диверсантов, всех заинтересовало и заставило проникнуться моментом.

Судоплатов вышел на видное место и толкнул речь.

— Товарищи, сегодня в результате долгой и кропотливой операции, проведенной органами государственной безопасности СССР, была обезврежена разведывательная сеть противника, агенты которой сумели забраться достаточно глубоко в партийные, хозяйственные, военные организации. Практически все предатели изобличены и арестованы. Но несколько из них сумели вырваться из Москвы и, при поддержке немецких диверсантов, уйти в леса. Там сейчас проводится поисковая операция, но времени у нас нет, они могут в любой момент передать стратегическую информацию германскому руководству.

Я сам сидел и слушал, разинув рот. Такую сказку сочинить на ходу да так уверенно ее рассказывать людям, это нужно уметь. Судоплатов почти сумел и меня убедить, что все случившееся является частью спланированной операции НКВД.

— Группа противника скрывается в лесу и ждет самолета, который их эвакуирует. Наша задача помешать это сделать и, по возможности, уничтожить германских диверсантов.

Тут слово взял моложавый подполковник.

— Подполковник Мамчур. Скажите, ловить диверсантов это ваша задача, но как мы сможем это сделать, если они скрываются в лесу? Я слышал, хорошо подготовленного диверсанта можно не увидеть в двух шагах, не говоря уже о наблюдении со скоростного истребителя на большой высоте.

— Как вас по имени-отчеству, товарищ подполковник?

— Игорь Вадимович.

— Так вот, Игорь Вадимович, мы не требуем от вас чего-то особенного. Со мной приехал сотрудник особого подразделения ГУГБ НКВД СССР, майор госбезопасности Зимин. Он как раз и занимается решением таких задач. Тем более недавно он имел стычку с противником и имеет к нему свои счеты. Теперь даю ему слово.

Все как по команде обернулись ко мне. Хорошо, что бронежилет я давно снял, поэтому из общей массы командиров выделялся только побитым видом.

Я вышел вперед. Коротко представился. И начал свою речь, давненько я не участвовал в такого рода военных советах, точнее никогда.

— Диверсанты сумели унести с собой определенный груз. Этот груз не должен попасть в руки противника за линией фронта. Исходя из особых характеристик груза, возможна его локализация с помощью специальной аппаратуры с точностью до пяти-десяти метров. Основная проблема состоит в том, что максимальная дальность обнаружения…

Тут я увидел предостерегающий взгляд Судоплатова и сразу резко уменьшил дальность обнаружения.

— …не более двух километров. На данный момент задача состоит в следующем. Я на самолете-разведчике Р-5 размещаю аппаратуру поиска и обнаружения противника. Согласно картам и возможной скорости передвижения разведывательно-диверсионной группы противника, разрабатываем маршруты поиска с учетом дальности от аэродромов, максимального времени нахождения в воздухе разных моделей самолетов. В этом же плане учитываем постоянное нахождение в воздухе групп истребительного прикрытия и групп бомбардировочно-штурмовой авиации для немедленного нанесения ракетно-бомбового удара по выявленному месту расположения противника. Так же в постоянной готовности на аэродроме находится военно-транспортный самолет с группой парашютистов для высадки в район обнаружения противника для конечной зачистки.

Вот это выдал. Но тут посыпались вопросы. Но вот фраза «ракетно-бомбовый удар» вызвала неподдельный интерес. Нужно как-то быть поосторожнее с языком.

— Почему нужны именно бомбардировщики и штурмовики?

— Точность обнаружения невелика, тем более с учетом скорости самолета. В такой ситуации точность компенсируется мощностью боеприпасов. Ваша задача накрыть участок леса, где находится группа противника. Остальное сделают парашютисты.

— Как будет обозначено место обнаружения диверсантов?

— В это место с самолета-разведчика я лично выстрелю из ракетницы и, если получится, для подсветки сбросим несколько зажигательных бомб.

В таком разговоре мы еще пикировались минут двадцать, пока основные моменты не были утрясены. Тем более для этой задачи НКВД выбрало не самые худшие авиачасти, и по виду командиров было видно, что не новички и на них вполне можно положиться.

Перед самым вылетом на самолете-разведчике к нам подбежал Судоплатов с картой и указал, в каком районе лучше искать, так как на земле вовсю идет поисковая операция, и группу противника уже гонят в указанном направлении. Эта информация существенно облегчала поиски.

Вот снова я лечу на этом самолете. Пилот попался молчаливый, никак не похож на погибшего Иволгина.

Пока мы выходили в район поисков, я спокойно смотрел по сторонам. Перед вылетом снова нацепил на себя бронежилет, основательно вооружился и прихватил с собой ракетницу и к ней с десяток зарядов.

После включения прибора, уже по моей указке, самолет стал нарезать спирали, потом пошел зигзагом, пока на пределе чувствительности не увидел на дисплее всплеск ответного сигнала радиомаячка. Резко изменив курс, деревянный биплан повернул в сторону радиосигнала. Пара истребителей, которые нарезали над нами круги, увидев такой маневр, пошли за нами. На высоте метров четыреста кружили несколько бомбардировщиков и четверка одноместных штурмовиков ИЛ-2.

Пройдя над лесом, я сумел вполне точно определить координаты диверсантов, о чем доложил по радио Судоплатову. По договоренности со штурмовиками, после обнаружения противника, Р-5 набирает высоту и ожидает, пока подойдет основная группа штурмовиков. Что мы и сделали. С востока подошла еще четверка штурмовиков, и наш самолет пошел уже на точный заход. Сверив высоту и скорость, почти точно определил ориентиры и, когда мы были над этим местом, с чистой совестью разрядил ракетницу. Огненный шарик быстро понесся к земле и, ударившись в крону дерева, там застрял, великолепно отмечая место для штурмовиков. Те не заставили себя долго ждать.

Самолеты заходили парами, засыпая лес реактивными снарядами, осколочными и фосфорными бомбами. Когда все было сброшено, в ход пошли бортовые пулеметы и пушки. Они еще минут пять ходили над лесом, качественно выстригая всю растительность. Моя роль в этой ситуации была больше наблюдательная, но отметки о передвижении радиомаяка я все же контролировал. И когда тот стал смещаться, немедленно последовал выстрел из ракетницы. Опять заходы штурмовиков, стрельба и взрывы. Над лесом стоял дым от горящего фосфора. Я немцам не завидовал, с высоты все это выглядело очень неприглядно: зеленый массив, а в центре огромная, дымящаяся проплешина.

Когда штурмовики полностью отбомбились и отстрелялись, они помахали крыльями и улетели в сторону аэродрома. А мы на Р-5 в сопровождении двух истребителей все кружили над местом, в ожидании самолета с десантниками. По разговору с Судоплатовым, подвижные наземные подразделения будут в этом районе не ранее чем через час.

Минут через десять такого времяпрепровождения наконец-то появился ТБ-3 с десантом. Все было буднично и спокойно: в небе раскрылись несколько куполов, управляемые профессионалами, приземлились в место, расчищенное бомбардировщиками. Меня так и подмывало рвануть туда. Единственное, что сдерживало, это отсутствие опыта прыжков с парашютом. Вроде как в теории все знал, даже в училище изучал наши армейские модели Д-5 и Д-6, но дальше складывания парашюта дело не пошло. Ну не было тогда на Украине, когда я учился, столько горючего, чтоб будущие пилоты военно-морской авиации смогли не то чтобы с парашютом прыгнуть, а просто в воздух подняться. А тут жизненно необходимо быть на земле и проконтролировать наличие ноутбука, иначе могли бы быть очень большие неприятности. Давно, будучи молодым, зеленым лейтенантом, получив первый нагоняй от командира роты за проступок моих бойцов, понял, что серьезное дело лучше сделать самому, а не поручать подчиненным. А тут на кону стоит такое. Пока не увижу разбитый ноутбук и не потопчу обломки жесткого диска, не успокоюсь.

Поворчав для приличия и попытавшись поспорить, пилот моего Р-5, задавленный авторитетом, начал набирать высоту, чтоб я смог нормально прыгнуть. Конечно, мне это все не нравилось, но другого выхода не было. Поэтому устроил акробатические упражнения по снятию бронежилета в кабине самолета и опять натягивание лямок парашюта. Со стороны, наверно, выглядело очень комично.

Потом был прыжок, дерганье кольца и рывок. Пилот оказался профессионалом, поэтому точку выброски подгадал так, что боковой ветер меня снес в нужную сторону, прямо в добрые руки осназовцев-парашютистов, командир которых меня знал в лицо, и такой вариант развития событий мы с Судоплатовым прорабатывали заранее. Правда по деревьям хорошо протащило и несколько раз стукнуло. В общем, куча впечатлений и, к сожалению, почти все неприятные. Сколько экстрима за последний день получил, никогда такого не было, и что-то такие приключения начинают напрягать.

На земле картина бомбардировки выглядела иначе. Комбинированное использование авиационных бомб, реактивных снарядов и зажигательных фосфорных боеприпасов расчистило неплохую площадку. Тела диверсантов и заложника уже были найдены, и все, что от них осталось, под присмотром командира, сносили в одно место, с особым вниманием собирая останки тел и вещи. Морошко, как и трое диверсантов, погиб от многочисленных осколочных ранений. А вот знакомого блондина, которого не было среди убитых ни на месте засады, ни в этом разгромленном лесу, я так и не увидел. Обломки принтера я нашел, а вот ноутбук бесследно исчез. Пока я осматривал трупы и остатки оборудования и снаряжения, которые тут же сложили на расстеленные плащ-палатки, рядом со мной стояли два бойца ОСНАЗа в комбинезонах и командир отряда, отличающийся от бойцов только вооружением и командирской сумкой. Они внимательно наблюдали за моими манипуляциями и как от эксперта ожидали моего мнения. Вытерев руки о край плащ-палатки, испачканные кровью одного из диверсантов, я поднялся и вполголоса высказал свои выводы, несмотря на бомбардировку, в лесу громко разговаривать нельзя, далеко слышно:

— Один ушел. Высокий плотный блондин, ранен в левое плечо. Нет главного прибора, который выглядит как большая книга. Скорее всего, он его унес, но возможно, что и спрятал в лесу. Если они раскололи Морошко, а это не исключено, то никто не должен уйти. Слишком будут серьезные последствия.

Командир, сорокалетний жилистый мужчина, с волевым, резким лицом, спокойно кивнул, отвернулся и стал быстро раздавать команды. По следу диверсантов, откуда они пришли, сразу двинулась группа следопытов для поиска возможного тайника. Человек шесть стали по спирали обходить место, где нашли трупы диверсантов, и искать следы ухода одного человека. Рядом остались три бойца, которые охраняли меня. Командир осназовцев бросил коротко, что, возможно, у немцев есть группа прикрытия, для обеспечения эвакуации, поэтому нельзя терять бдительности. Мне пришлось его задержать и снова воспользоваться пеленгатором и указать ему направление на ноутбук и примерное расстояние.

Минут через десять поисков бойцы нашли следы четвертого, последнего диверсанта, а спустя пять минут его самого.

* * *

Клаус полулежал, облокотившись спиной о дерево. Он почти успел выскочить из зоны поражения русской авиацией, но его сразу заметили и нанесли удар. Пробитое осколками сильное мускулистое тело уже не подчинялось командам мозга. Даже достать пистолет и застрелиться Клаус не мог. Единственное, что ему оставалось, это надеяться, что он умрет раньше, нежели его найдет русская поисковая команда. Но и тут его ждало разочарование, когда он увидел в воздухе купола парашютов русских десантников. Тому, как его группу быстро нашли и уничтожили, немецкий диверсант не удивлялся. После того как удалось с помощью пыток и специальных медикаментозных препаратов расколоть захваченного в плен начальника русского секретного отдела, Клаус понял, что живым им не выбраться. Чтоб такая информация не ушла к противнику, не пощадят никого. Да и фигура Зимина наконец-то стала более или менее понятна. Убегая из зоны поражения бомбардировщиков, он попытался вынести секретный прибор. Но получив последнее ранение, все, на что его хватило, это закинуть сумку с аппаратом из будущего в кусты. На помощь группы прикрытия он уже не рассчитывал. Скорее всего, они просто не успеют и их так же загонят и уничтожат, перепахав несколько гектаров леса.

«Странно. Мне даже не страшно. Мы умерли час назад, когда русский рассказал о будущем, о проигрыше Германии и о смерти фюрера. Теперь Смерть только доделает начатое дело», — думал про себя немец.

Все попытки отправить радиограмму руководству сразу натыкались на противодействие русских. Радист успел передать всего несколько символов, когда несколько мощных радиопередатчиков начали забивать радиоканал, на котором они связывались со штабом операции. На протяжении часа меняли частоты и позывные, но так ничего и не получилось. Налет русских штурмовиков и бомбардировщиков поставил жирный крест на всей операции. Надо признать, русские их обыграли, и как было видно, не без помощи посланника из будущего — Зимина. Вот где интересный человек. По словам Морошко, он служил в ОСНАЗе в будущем и имеет боевой опыт, что и доказал в боях под Могилевом. Да и при последнем столкновении он себя показал хорошо. В затуманенном потерей крови и болью мозге пронеслась мысль: «Он же из будущего, значит, все знал. Это была ловушка…»

Держать голову уже не было сил, поэтому он видел только свои вытянутые ноги, иссеченные осколками. Но звук шагов он услышал. В сопровождении двух десантников к нему подошел Зимин.

Один из десантников поднял ему голову.

— Товарищ майор, этот еще жив.

Зимин стоял и молча смотрел ему в глаза. Ни торжества, ни гордости или ненависти Клаус не увидел. Только усталость.

Немец напряг все свои силы и чуть улыбнулся и выдавил из себя вопрос:

— Ну как там, в будущем, Зимин?

— Хреново. Очень хреново, слушались бы вы своего Бисмарка, может, все было бы по-другому.

Он постоял немного, потом стал задавать вопросы.

— Сколько вас было человек?

Клаус ухмыльнулся. За несколько минут до налета он отправил фельдфебеля Вернера с письменным донесением на резервную точку сбора, где обитал давний агент абвера, бывший деникинский офицер, работающий лесником. Это был единственный шанс оправдать смерти всех солдат, погибших в этой операции. Поэтому он собирался молчать.

Поняв, что ничего не добьется, потеряв интерес, Зимин отвернулся, достал необычный прибор и по его показаниям уверенно пошел в кусты, откуда принес сверток с прибором из будущего и стал его разматывать. Достав прибор, он его открыл, но посмотрев на глубокую вмятину на верхней крышке, вздохнул, достал нож и отковырял крышку и выломал из прибора небольшой плоский, прямоугольный блок, который положил себе в карман, и стал все остальное упаковывать обратно. Клаус отрешенно смотрел на манипуляции Зимина. Свернув прибор, он его взял в руки и решил уходить, но один из десантников окликнул майора.

— Товарищ майор, а что с этим делать?

Майор, казалось, только что увидел раненого немца. Снова подошел, присел на корточки и снова оглядел Клауса.

— Похоже, не жилец. Большая потеря крови, даже если захотим его вывезти, вылечить и допросить, просто не доживет. Хотя жаль, мог бы много интересного рассказать. Хотя в сорок первом они еще не были такими разговорчивыми.

Охранники Зимина ничего не поняли, а вот сам Клаус затуманенным болью мозгом догадался, о чем говорит майор. И от этого ему стало вдвойне обидно.

Потом Зимин раздельно, по словам, выразительно и с силой выдал:

— Среди. Диверсантов. И. Пленных. Никто. Не. Выжил. Понятно?

Боец понятливо кивнул. Последнее, что увидел в своей жизни Клаус, это был ствол русского пистолета ТТ, направленный ему в голову.

* * *

Минут через сорок к месту уничтожения немецкой диверсионной группы вышли бойцы одного из батальонов НКВД, принимающих участие в прочесывании лесного массива. Все тела, снаряжение и личные вещи в присутствии меня, старшего офицера НКВД, командира группы десантников были упакованы в плащ-палатки, перевязаны и опломбированы. После чего бойцы НКВД продолжили прочесывание, а наша группа в сопровождении дополнительного взвода охраны двинулась к ближайшей дороге, где, оповещенные по радио, нас ожидала охрана и автотранспорт.

Утро я встретил в машине и после всей нервотрепки последнего времени умудрился задремать.

В пригороде Москвы меня пересадили в отдельную машину, и снова улицы города мелькают за окнами, и внутренний двор Лубянки. В том же виде, как я бегал по лесу, облаченный в бронежилет, разгрузку, с автоматом, снова предстал перед хмурые очи грозного наркома внутренних дел. Это было не в его кабинете, а в подвале, но, к счастью, не в камере, а в оборудованной комнатке, где стояла обычная армейская кровать, тумбочка, стол и пара стульев. Видимо, Берия тоже перенервничал, поэтому решил меня упрятать подальше, после всех приключений, до выяснения обстановки.

Глава 18

Он не был взбешен, это был взгляд уставшего человека. Берия сегодня рисковал почти всем. Я не думаю, что Сталин бы не простил ему такой провал, если б со мной что-то случилось и информация и материальные доказательства моего истинного происхождения ушли к немцам. Видимо, эта ночь была «веселой» не только для меня.

Когда Берия зашел в комнату, я сидел на кровати, вытянув ноги, и тупо рассматривал измазанные глиной носки сапог. Подскакивать, как солдатик при виде генерала, не стал. Хватит, наскакался уже сегодня. Лаврентий Павлович все прекрасно понимал. Он сел рядом на стул. Пауза затягивалась. Затем громко крикнул своего адъютанта, который буквально через несколько секунд в сопровождении еще одного офицера НКВД внесли в комнату поднос, сервированный нехитрой мужской снедью, бутылкой коньяка и двумя рюмками. Что ж, правильно, его подчиненные проморгали целую разведсеть у себя под носом, теперь ему и накрывать поляну, раз благодаря мне последствия не стали такими уж катастрофическими.

Мы молча опрокинули по рюмке, закусив тонко нарезанным лимоном. Ощутив, как коньяк начал действовать и напряжение последних часов стало потихоньку отпускать, расслабился и наконец-то встал, затрещав липучками, снял с себя разгрузку, бронежилет и остальную амуницию, побросав ее возле кровати. Берия, понаблюдав такой вот своеобразный военизированный стриптиз, решил нарушить молчание.

— Сергей Иванович, скажите, а с вами всегда такие приключения происходят? Вот сколько по вашей теме работаю, так постоянно удивляюсь.

Коньяк неожиданно хорошо ударил в голову, все-таки пил на пустой желудок, поэтому язык немного заплетался.

— Да самому уже надоело. Пора домой, Лаврентий Павлович. Ноутбук и принтер разбиты, реально мне сейчас здесь делать нечего. Кстати, как там усадьба? Из разговора с Судоплатовым я понял, что немцы там очень основательно отметились.

— Да. Выбросили батальон парашютистов почти на позиции стрелкового полка и специального батальона НКВД, усиленного броневиками и двумя танками. Остатки этого десанта до сих пор по лесам ловят. Тут был только отвлекающий удар. Основной был нацелен на вас и на Морошко.

— Можно узнать, что показали арестованные? Как я понял, взяли матерого разведчика, даже Судоплатов был удивлен.

— Ну, это в большой степени компенсировало многие потери. Тут был не предатель, а именно профессиональный разведчик, который еще с империалистической был внедрен на территорию России.

— Это хорошо. Хоть какая-то польза из стольких смертей. Да и Морошко жалко. Вот только освободить его было почти невозможно. Немцы его по дороге раскололи.

Берия удивленно поднял брови.

— С чего вы взяли? Морошко был не из тех…

— Да последний из них перед смертью поинтересовался, как оно там, в будущем.

Глаза Лаврентия Павловича изменили свой цвет, но я предвосхитил его вопрос.

— Никто из десантников ничего не слышал и не понял. А всех диверсантов гарантированно зачистили.

— Слово какое интересное, «зачистили». Солидно звучит.

Я решил перевести разговор в другое русло.

— Лаврентий Павлович, я свою миссию выполнил, нужный толчок в изменении истории в некоторой степени дал, теперь пора и домой. Там тоже дел немало. Что-то заигрался я у вас тут в шпионские игры.

Берия согласно кивнул.

— Правильно мыслите, Сергей Иванович. Пора развивать нашу дружбу. Вы там что-то говорили про новый проход в наше время, через который можно пропускать боевую технику, станки и другое оборудование?

— Да. Именно так. Через него можно будет пропускать и горючее, и продукты, и много другого интересного.

Мой собеседник захохотал. Мы поняли друг друга.

— Хорошо, Сергей Иванович, у вас была тяжелая ночь, поэтому отдыхайте, рядом душ. Если что-то понадобится, скажите охране, они предупреждены. Когда отдохнете, мы с вами пообщаемся о вашем возвращении и дальнейшей судьбе наших отношений.

На этом Берия вышел, оставив меня наедине с самим собой. Но я хотел всего лишь одного — спать. Стянув с себя гимнастерку, сапоги, галифе, забрался в постель и уснул. Благо антишоковая терапия была проведена по всем правилам. Спиртное, душевный разговор и сон. Ну, еще, может, Лаврентий Павлович женщину предложил бы, но не стал опускаться до такого. Все в меру. Меня дома вроде как жена ждет.

Воспользовавшись положением гостя, я договорился с Судоплатовым, что мне на заказ сделают несколько глушителей по моим чертежам. В специальной лаборатории ГУГБ СССР в течение двух дней, пока велась подготовка, соорудили ПБС для немецкого пистолета «Вальтер», который впоследствии был передан Дунаеву. Также со всей тщательностью сделали наконец-то съемный глушитель для моей СВУ, которую специалисты-оружейники ну разве что с собой в постель не клали, а изучили вдоль и поперек.

Но поспать спокойно мне не дали. Около трех часов дня осторожно разбудили, выдали новую чистую форму, с майорскими знаками различия, но без моего ордена, и отправили на допрос к следователям, которые мурыжили меня до вечера, въедливо выясняя обстоятельства нападения и мои последующие действия, и особенно их интересовала моя мотивировка и интуиция.

Вечером меня от назойливого внимания следаков почти с боем отбил Судоплатов, и мы с большим удовольствием стали обсуждать операцию по моей переброске к точке перехода в наш мир. Так мы просидели до полуночи, пока я культурно не намекнул, что здоровый и спокойный сон очень помогает в планировании удачных операций. Со мной необычно быстро согласились, поэтому, легко поужинав, отправился досыпать. Особое внимание уделили возможности выхода меня или кого-то из моей группы в расположение частей Красной Армии. И я, и Судоплатов прекрасно понимали, что фамилия Зимина известна немцам. Поэтому пришлось вырабатывать новую легенду и новое имя. Для этого были сделаны абсолютно достоверные документы на имя майора государственной безопасности Кречетова Сергея Ивановича, сотрудника Московского областного управления государственной безопасности. По другим документам я проходил с такой же фамилией, но как сотрудник разведуправления Генерального Штаба РККА. У нас была договоренность, если портал выйдет в этом же времени, но в другой местности, я обязан известить руководство НКВД, и с их стороны будут приняты все меры для установления контакта и обеспечения нашей безопасности.

Утром все началось по новой, но к обеду от меня отстали и привели человека, которого я не очень-то ожидал здесь встретить — моего тренера по подводному нырянию, капитан-лейтенанта Дунаева. Игорь достаточно активно поучаствовал в разгроме немецкого десанта, о чем говорили сбитые костяшки на кулаках, видимо, выпрямлял не одну фашистскую физиономию.

Как я понял, Судоплатов решил подстраховаться, и Дунаев должен будет сопроводить меня чуть ли не к самой точке перехода. Вполне правильное решение. Мне тоже особенно не давал покоя речной участок маршрута, особенно учитывая несовершенство нынешней техники. К вечеру черновой план операции был готов. Нас выбрасывали на парашютах севернее Могилева, в лесном массиве, максимально близко от Днепра. Там нас ожидает группа капитана Строгова, которая получила указание перебазироваться севернее Могилева. После чего мы делаем марш-бросок к реке, там организовываем лежку до вечера и по наступлению темноты спускаемся по течению к точке перехода. После моей эвакуации Дунаев продолжает спуск по Днепру, где через десять километров он выходит на сушу и дожидается группу Строгова, которая организовывает его эвакуацию на Большую землю. Экзотические планы насчет гидросамолета отмели сразу — уж слишком опасно выходить прямо к точке перехода и демаскировать ее таким образом. А исходя из ситуации и проведения в районе поисковых мероприятий противником, наличие сильных средств ПВО не исключается. Операцию назначили на ночь следующего дня. До этого я учил Игоря пользоваться радиостанцией и прибором ночного видения, который раньше был у Иволгина.

К обеду мы переоделись в немецкую форму и нас специальным самолетом в сопровождении охраны перебросили на прифронтовой аэродром, где уже ожидал готовый к вылету ТБ-3.

Во время суеты по подготовке к операции мы так с Дунаевым и не смогли поговорить по душам. Я не исключал вероятности того, что он подведен ко мне специально и попытается проникнуть со мной в бункер. А вот это совершенно не приемлемо, хотя вроде парень неплохой, но когда это было, чтоб госбезопасность внедряла хмурых сосредоточенных боевиков, которые вызывали явную антипатию. Именно такие классные парни, вызывающие дружеские чувства, и становятся иудами. Поэтому бдительность нельзя терять ни в коем случае.

С такими мрачными мыслями мы грузились в бомбардировщик. Ночной полет не впечатлил, и даже завернувшись в тулупы, все равно замерзли и ждали выброски как избавления. Часа через три такого полета наконец-то был получен сигнал на выброску, и, выкинув через люк два наших контейнера с оборудованием и два для группы Строгова, вывалились сами в темноту ночного неба.

Прыжок с парашютом ночью не самое лучшее времяпрепровождение. Темнота, холод и страх. Дикий страх. Покувыркавшись в воздухе секунд десять и сумев наконец-то стабилизировать свое падение животом вниз, дернул кольцо. Хлопок и сильный рывок. Мой дед, который после войны служил в десанте, рассказывал, что иногда рывок старых парашютов был такой, что ломал позвоночник, и к земле долетал уже стопроцентный калека. После рывка я понял, что в его рассказах был смысл. Одно дело, прыгать с тихоходного Р-5 и сразу рвать кольцо, другое — вываливаться с относительно скоростного бомбардировщика. В общем, масса отрицательных эмоций. Когда купол раскрылся, и я наконец-то смог контролировать спуск, немного успокоился и вытащил из специальной сумки прибор ночного видения и надел его на голову. Черная земля, к которой меня тянула сила притяжения, сразу преобразилась, и можно было разглядеть и некоторые деревья, и транспортные парашюты с контейнерами, и Дунаева, которого ветер отнес немного в сторону. А внизу явно видны были сигнальные костры, разложенные бойцами встречающей нас группы Строгова. Вместе с нашим грузом для них были приготовлены несколько контейнеров с боеприпасами, медикаментами, продуктами и батареями для радиостанции.

Но всему приходит конец. Вот и меня занесло в гущу леса. Заученно, прикрыв руками голову, влетел в крону дерева и, сопровождаемый треском ломаемых веток, прорвался почти до самой земли. Но парашют ожидаемо зацепился за дерево, и я завис на высоте двух метров от земли. Подергавшись для приличия пару минут, расстегнул лямки и грохнулся на землю, в душе молясь всем русским богам, чтоб не повредить ноги. Ударило сильно, но без последствий.

После всех приключений последних дней я лежал на земле, вдыхал запах ночного леса и, как ни странно, получал удовольствие. Снова я был в лесу, снова сам себе хозяин, и шпионские игры, где мне отводилась роль статиста, закончились. Теперь опять мой выход, и это наполняло душу теплом. Скоро увижу свою семью, жену, сына, друзей. Я в этот момент нисколько не сомневался, что все будет хорошо и я нормально доберусь до точки перехода.

Я лежал на земле и слушал лес. Сейчас меня и Дунаева должны искать бойцы Строгова. Вот вдалеке раздался тихий шелест и легкие шаги, сразу видно, что идут профессионалы. Я поднялся и на всякий случай достал автомат, накрутил глушитель, передернул затвор и спрятался за деревом. Минуты через две между деревьями замелькали два силуэта, быстро, но практически бесшумно бегущих в мою сторону.

Когда они поравнялись со мной, я тихо окликнул:

— Пароль?

— Днепр. Отзыв?

— Волга.

— Товарищ майор?

— Он самый. Здорово, бойцы. Пойдем искать контейнеры, а то как бы немцы не всполошились.

Уже в сопровождении двух осназовцев я пошел к месту встречи, куда доставили два из четырех контейнеров и под руки привели Дунаева, которого немного тряхнуло при приземлении.

Используя мой портативный пеленгатор, нашли оба наших грузовых контейнера. К четырем утра все грузы были перетащены в одно место, распотрошены и разделены между членами группы, и уже в предрассветных сумерках нагруженные бойцы, вытянувшись цепочкой, покидали место встречи с гостями из Москвы.

Мы с Дунаевым, тоже нагруженные так, что скрипела спина, ходко шли в середине колонны. В нашу задачу входило максимально быстро покинуть район приземления, так как вряд ли пролет советского бомбардировщика остался незамеченным для немцев.

На первом привале, когда часть бойцов разошлась для организации постов наблюдения, мы уединились со Строговым пообщаться без свидетелей.

— Ну что, капитан, как тут обстановка?

— Хуже некуда. Ваши люди малость пошумели, и теперь немцы и на этом берегу проводят поиски. На реке появились несколько катеров, вооруженных пулеметами и малокалиберными зенитными пушками. Да и мы, пока шли в этот район, несколько раз натыкались на немецкие патрули.

— Вы какую задачу получили из Москвы?

— Организовать ваш беспрепятственный выход к реке недалеко от Могилева, выше по течению. Вот нашли это место.

И он указал на карте место высадки и место предполагаемого выхода к реке. Н-да. За одну ночь мы вряд ли сможем преодолеть такое расстояние по реке, тем более в подводном положении. Элементарно не хватит запаса воздуха и скорости передвижения. Видимо, все мои мысли отразились на моем лице. Строгов чуть виновато пожал плечами и продолжил:

— Ближе к городу выйти не получится — там все перекрыто. Пару раз сунулись, еле ноги унесли. Уж слишком громко ваши там отметились.

— Да, понимаю. Тогда нам придется идти по реке в два перехода. Пройти большую часть расстояния в первую ночь, потом на весь день спрятаться в камышах и по наступлению сумерек пробраться к точке входа.

По тому, как у Строгова поднялись брови, я понял, что сказал больше, чем нужно. Но тот был тренированным бойцом и проверенным сотрудником органов госбезопасности, поэтому больше ничем свое удивление не выдал. Я бы удивился, если б было иначе, другого сюда не прислали бы.

— Кстати, капитан, тебе привет от младшего брата.

Строгов подобрался и глянул на меня подозрительно.

— Моего брата?

— Александр, не надо… Просто привет и все.

— И где вы с ним встретились и как он выглядит?

Я вздохнул. Мне эти шпионские игры и профессиональная паранойя стали надоедать.

— Капитан, когда я летел в Москву, самолет сбили под Рославлем. Пока пробирался по лесам к своим, встретил окруженцев из 145-й стрелковой дивизии, вот там и оказался сержант госбезопасности Строгов. Целую неделю вместе с ним выходили из окружения. Тут все честно.

Строгов успокоился и улыбнулся. Видно было, что я задел какую-то струну в душе этого железного человека.

— Как там Пашка?

— Да нормально вышли из окружения. Он потом вместе со мной до Москвы добрался. Судя по тому, что один из наших спутников, лейтенант-артиллерист Павлов, после всего оказался в новой воинской части и направлялся на фронт, то можно сказать, что и с твоим братом не произошло ничего плохого.

Строгов молча слушал меня. Потом кивнул головой, явно задумавшись. Теперь при дневном свете я мог разглядеть, насколько устал этот человек. Все это время они бегали по лесам, мастерски уклоняясь от встреч с оккупантами, сохраняя группу для особых заданий руководства страны. Трехдневная щетина его сильно старила, и я прекрасно понимал, каких сил ему стоило столько продержаться на территории, которая держится под жестким контролем немецких спецслужб и армейской разведки.

Пока мы со Строговым обсуждали наши планы на будущее, связист развернул радиостанцию, закинул проволочную антенну на дерево и вышел на связь с Москвой, передавая доклад о нашей успешной доставке. Получив ответ, он его принес Строгову, который достал шифроблокнот и сам принялся за раскодирование сообщения. По мере того как на отдельном листе прописывался текст сообщения, лицо Строгова смурнело, и мне это очень не нравилось. Он еще раз прочитал текст шифрограммы и молча протянул его мне.

Текст, где давались указания и подтверждалось получение данных о нашей удачной выброске, я быстро пробежал глазами, а вот интересное сообщение для себя несколько раз перечитал и задумался.

«…Для курьера. Согласно информации Странника, в последние два дня в районе Могилева зафиксировано мощное импульсное излучение высокой частоты, что говорит об использовании противником радиолокационной станции…»

Строгов пристально смотрел на меня.

— Чем это нам грозит?

— Хана это. Если немцы смогли притащить под Могилев радиолокационную станцию из Германии, то в принципе могли отследить пролет самолета и определить район выброски с точностью до полукилометра. А это значит, что район оцеплен и сейчас вокруг нас сжимается кольцо. Надо срочно подниматься и галопом нестись из этого леса. Или так запрятаться до темноты, чтоб никто не смог найти, хотя мы так наследили, что по нашим следам опытные спецы пройдут как по проспекту.

— Если это так, то почему нас до сих пор не обложили?

— Тут есть несколько объяснений. Первое — техника у немцев не настолько совершенная, и они не смогли точно определить район выброски. Как я помню, немецкие радары, которые состоят сейчас на вооружении, еще не могут качественно определять высоты летящих объектов, это дает нам шанс. Но оцепить этот лес и прижать группу к реке они смогут. Думаю, с ночи уже разворачиваются отряды для оцепления и в районе работают мобильные группы.

— Согласен. Тогда надо разделяться. Я с вами отправлю четырех человек, а с остальными буду отвлекать внимание и попробую прорваться через оцепление. Тем более тут много болот.

— Дельная мысль. А что потом будет с нашими сопровождающими?

— Когда мы прорвемся, немцы уйдут за нами, они потом смогут спокойно просочиться ниже по течению.

— Я сомневаюсь, но у каждого свое задание. Единственное, что мне не нравится, если немцы будут пытаться выдавить к берегу, значит, на реке будут тоже ждать, скорее всего, несколько патрульных катеров. Поэтому в догонялки нужно играть до вечера, и в реку уходить ночью, иначе найдут, в лучшем случае перетопят, в худшем — оглушат и захватят в плен.

Строгову не понравилась такая перспектива. Он задумался.

— Капитан, давай пока сделаем проще. Вот смотри, на карте есть болота, недалеко от берега. Я, Дунаев и пара человек отправляемся туда, делаем закладку с нашим грузом. Вы со своими людьми проводите активную разведку, и если поиски действительно ведутся, устраиваете игру в догонялки с немцами. У нас с собой есть некоторое количество взрывчатки. Вот здесь и здесь, — я показал карандашом на карте, — сделаем несколько минных ловушек. Если вас будут зажимать, ведете погоню в засаду. Пока они будут бегать за вами и натыкаться на растяжки, думаю, сможем протянуть время до вечера. А там и мы по-тихому уйдем в реку, и вы сможете район покинуть.

— Как будем держать связь?

— Я дам вам радиостанцию и покажу, как ей пользоваться, но только с условием, что этот прибор не должен попасть в руки к противнику.

— Хорошо.

Уже через десять минут мы, быстро распределив груз между собой, в сопровождении двух осназовцев шли по направлению к реке, прямо к болотам, отмеченным на карте.

Через два часа хода на связь вышел Строгов и сообщил, что мои предположения оказались верными, район оцепляется немцами и кольцо потихоньку сжимается.

В это время мы как раз прятали в небольшом водоеме свой груз, привязав к нему стропы от парашютов, закинув его на глубину, при этом зацепив концы строп к затопленной коряге недалеко от берега.

Весь наличный запас запалов и взрывчатки срочно превращался в противопехотные мины, которые должны будут отвлечь внимание немецких поисковых групп. До берега реки было не более ста метров, и мы услышали шум работы двигателя. Я послал на разведку одного из осназовцев, а сами затаились. К этому времени мы с Дунаевым уже были облачены в наши маскировочные костюмы, я в свою «Кикимору», а на Игоря еще в усадьбе сделали некоторое подобие моего наряда, дополнив его элементами местной растительности.

Вооружение наше тоже отличалось от оружия бойцов группы Строгова. Они в основном были вооружены трофейными МПшками, даже был пулемет MG-34. У меня была привычная СВУ (снайперская винтовка укороченная) и автомат ПП-2000, на который я по приземлению сразу накрутил тактический глушитель. Игорю достался ППД и вальтер, на который тоже в специальной лаборатории ГУГБ СССР изготовили глушитель по моим чертежам. Вооружившись вот этим пистолетом, с необычно длинным стволом, Игорь незаметным холмиком притаился среди деревьев. Минут через пять почти неслышно на поляне появился отправленный на разведку боец. Он осторожно прокрался по краю небольшой полянки, услышал мое тихое шипенье, словно кошка, двумя прыжками переместился в мою сторону, затих и потом ползком подобрался ко мне. И уже подобравшись, зашептал над ухом:

— Катер высадил группу из шести человек, идут медленно, тихо. С ними радист.

— На катере еще могли сбросить еще несколько групп выше и ниже по течению?

— Нет. Катер небольшой. Больше не поместится. На катере пулемет, два человека расчета и рулевой.

— Как немцы идут?

— Как раз мимо нас, по кромке болот. Скорее всего, будут искать следы высадки парашютистов.

— Хреново. Если у них есть приличные следопыты, сразу найдут следы нашего пребывания возле этого болота. Мы ж сюда груженые пришли, такое трудно не заметить.

Я задумался на несколько секунд. Тут как раз снова затарахтел двигатель катера. Видимо, он, высадив группу, отходил от берега для патрулирования. Я достал свой «Глок-17», накрутил на него глушитель и передал бойцу, кратко пояснив, что это такое.

— Значит, так. Прячемся здесь. Если немцы не находят наши следы, пропускаем. Если начнут активные поиски, валим их. В этом случае на тебе и напарнике — взять «языка». Сначала работаем из бесшумного оружия, если немцы начнут отстреливаться, тогда работаем из автоматов. Шум нам не нужен. Понятно?

Дождавшись кивка, продолжаю:

— Оповестить остальных и маскироваться. Подготовить гранаты. Одного желательно живьем.

— Сделаем.

И зашуршав листвой, уполз дальше в кусты, к своему напарнику, пошептавшись с ним, перебежал к Дунаеву, там передал мое распоряжение и вскоре исчез из моего поля зрения. Поляна погрузилась в природную тишину, которая иногда прерывалась естественными звуками леса и близлежащего болота. Со стороны реки на пределе слышимости раздавался гул двигателя речного катера.

Бесшумно на краю болота появилась сначала одна фигура, затянутая в камуфляж и обвешанная для маскировки ветками, потом другая, третья. Они шли осторожно, выверяя каждый шаг, тщательно выбирая место, куда поставить ногу, чтоб не хрустнуть веткой, постоянно озираясь, держа на прицеле лес и кусты. Это были профессионалы.

Немцы шли, сохраняя между собой дистанцию четыре-шесть метров. Мои надежды, что они не заметят следы нашего пребывания на берегу болота, не оправдались. Все они заметили. Трое сразу стали изучать землю и траву на берегу и отслеживать следы, остальные трое профессионально выдвинулись в сторону леса, создавая некоторое подобие боевого охранения. Причем крайний левый был буквально в восьми метрах от затаившихся осназовцев.

Я медленно повел стволом автомата, наводя маркер коллиматорного прицела на ближайшего немца, ставшего на одно колено, который закрывал своей фигурой остальных, видимо командира, его зама, залезшего в воду, и связиста, судя по всему, уже нашедших нашу стропу, привязанную к утопленной коряге.

Я краем глаза глянул в сторону Дунаева. Там из кустов выглядывал толстый ствол глушителя, навинченного на пистолет, направленный на крайнего правого немца из боевого охранения. Я сам замер, стараясь не дышать, физически ощущая напряженность, возникшую на поляне.

Глава 19

Вот ведь не зря говорят, что человек чувствует, когда на него пристально смотрят или целятся. Именно тот вариант. Немцы почувствовали, задергались и начали нервничать. И я это понял, поэтому уже не было возможности медлить, да и наш груз начали вытягивать из болота.

Короткая очередь ударила немца в грудь. Одна из пуль пошла чуть выше и зацепила шею. Немец, захрипев, упал на спину, выронив винтовку, схватившись обеими руками за горло, из которого фонтанировала кровь. Но времени уже не оставалось. Слева от меня раздался приглушенный удар и звук падающего тела. Перенес маркер прицела на немцев, копошащихся в болоте. И стал короткими очередями разряжать магазин. Правее от меня хлопал пистолет Дунаева, к которому чуть позже присоединился мой «Глок-17», который был у осназовца. Командир группы, стоявший на берегу, успел обернуться на звук и вскинуть автомат, и, получив несколько ранений в грудь, рухнул в болото. Связист отпрыгнул в сторону, но висящая за спиной радиостанция сильно ограничивала его движения. Поэтому через мгновение после смерти своего командира, получив несколько ранений, затих, неестественно распластавшись на земле. Последний немец, зашедший в болото по пояс, вытягивающий наш груз, практически ничего не смог сделать. Он удивленно повернулся на звук хлопков, никак не соответствующих привычным звукам выстрелов из огнестрельного оружия, и тут же получил в грудь несколько ранений, завалившись спиной, ушел в воду, оставив на поверхности заляпанное болотной жижей лицо, с застывшим выражением удивления. Против такой плотности огня автоматического оружия у немцев не было шансов.

Когда с последним немцем было покончено, я смог нормально осмотреть поле боя. Слева бойцы вязали оставшегося в живых немца, которого они вырубили простой гранатой с выкрученным запалом, засветив со всей силы в солнечное сплетение. Ну конечно, если Ф-1 так вот кинуть, эффект будет потрясающим. Пока все было тихо. Осторожно покинув свои позиции, дав команду Дунаеву контролировать сторону, откуда пришли немцы, мы с бойцом почти синхронно прошлись по убитым немцам, делая контрольные выстрелы. Порядок есть порядок. Когда вроде все было закончено, собрали у немцев все оружие, продукты и всякие мелочи, необходимые для жизни в лесу, трупы пока затащили под деревья, на случай если будет осуществляться авиаразведка.

Пленного немца, который уже пришел в себя, оттащили в кусты и стали допрашивать. Один из осназовцев неплохо владел немецким, поэтому языковых проблем у нас не возникло. Тут уже было не до церемоний. В таких условиях профессионалы «колют» быстро и качественно. Я не чистоплюй и поэтому спокойно смотрел, как немцу отрезали фаланги пальцев. Минут через пять он заговорил.

А вот рассказ его был весьма интересен и познавателен. Оказывается, группу Строгова они давно срисовали, причем во время контакта с отрядом Чистякова, в котором вроде как был свой человек, и вели около недели. Не трогали потому, что группа особая и заброшена со специальным заданием. Они их потеряли, когда команда Строгова покинула свою постоянную базу в лесу и быстро ушла на север. А тут как раз пролет самолета. В общем, Строгова пасли и не трогали, как наживку, ожидая гостей из Москвы. Что и произошло. Нас сейчас загоняют части СС, полевой тайной полиции и куча другой привлеченной шушеры для массовки. А вот ловить нас будут команды таких вот спецов, группу которых только что утопили в болоте. Меня особенно интересовала речная группировка немцев. По показаниям пленного, для проведения поисковой операции привлечено четыре вооруженных речных катера.

Ну что тут можно сказать. В Москве был экстрим, да и тут не менее интересно. Ой, чувствую, острых впечатлений я нахлебаюсь на всю жизнь вперед. И вроде насмотрелся и навоевался, но то, что будет сегодня вечером, я долго не забуду.

Я как командир группы сказал бойцу, который проводил допрос:

— Спроси его, как у них оговорена связь с катером? Допустим, в случае наличия раненых и необходимости их экстренной эвакуации?

После недолгих переговоров с пленным получил ответ:

— Связь по радио. Порядок знал только радист.

— Плохо. Так можно было катер захватить. Хотя… Ну-ка поспрашивай его более основательно, сдается, что наш немецкий друг нам многое недоговаривает. Должно быть что-то типа цветных ракет или особых знаков, помимо радиосвязи. Вон в вещах ракетница есть. Не просто так.

И его снова допрашивали. Жестко, основательно, профессионально, так, как поступают на войне.

Я оказался прав. Был сигнал — красная ракета. При таком сигнале катер подходит к берегу и запрашивает пароль голосом. Но пароль пленный не знал. Если пароля не будет, любой человек на берегу — противник и, соответственно, обстреливается.

Понятно — займемся импровизацией.

Бойца ОСНАЗа, который и в разведку ходил и допрашивал пленного, звали Егор, больше он никак не представился, его напарника — Семен. Может, имена и не постоянные, но на первое время сойдет.

— Значит, так, Егор, ты как самый говорящий на немецком, снимаешь наиболее уцелевшую форму с убитых и переодеваешься. Семен, тебя это тоже касается. Можешь даже этого раздеть, — кивнул на пленного, который от побоев был в полуобморочном состоянии.

— Готовьтесь выходить на берег, будете перед катером танцевать, привлекать внимание. Выберете один труп, покрасивее и поцелее, сделаете ему перевязку, как будто раненого вынесли. Пленного не нужно тянуть, а то в самый ответственный момент что-то ляпнет. Вызываете катер, как условлено. Дальше… Игорь! — обращаюсь к Дунаеву.

Он покидает позицию и внимательно на меня смотрит.

— Игорь, достаешь снаряжение, готовишь дыхательный прибор. Выходишь в реку со стороны камышей. Когда подходит катер, заплываешь с тыла. Твоя задача, когда я из снайперской винтовки всех положу, забраться на борт, зачистить экипаж и взять контроль над катером. Все всё поняли? Работаем.

Я связался по радио со Строговым и обрисовал ему ситуацию. Захватить немецкий катер и уйти на другой берег — было неплохим решением нашей проблемы. Он рассказал, что было несколько перестрелок с блокирующими участок немецкими подразделениями, и один раз они чудом разминулись с немецкой поисковой группой. Пользуясь своим численным преимуществом, напали на немцев, всех вырезали, правда, потеряли одного человека и один тяжело ранен. Сейчас они отходят в нашу сторону, поэтому захват катера будет весьма кстати.

На такой ноте мы закончили переговоры и приступили к своей части операции. Бойцы уже переоделись и выбрали самый неповрежденный труп и старательно обматывали его немецкими бинтами. Попутно они так, походя, прирезали пленника. Я промолчал, понимая, что они все сделали правильно.

Оставшиеся трупы утопили в болоте, скрывая таким образом все следы расправы над разведгруппой противника. Особое внимание уделили сбору расстрелянных гильз. Чем меньше следов, тем потом будет меньше проблем.

Игорь достал дыхательный прибор и готовился к погружению. Минут через двадцать мы двинулись к берегу, при этом и я и Игорь поснимали свои маскировочные костюмы и разгуливали в форме вермахта.

Достигнув берега, каждый вышел на свою позицию. Игорь ушел в камыш, где приготовил нож и пистолет с глушителем, ждал подхода катера как сигнала к погружению. Оба осназовца в немецкой форме, держа под руки перевязанный бинтами труп, вышли на берег и стали дожидаться прохода катера. Я же спрятался в прибрежных зарослях левее вероятной точки подхода катера, свинтил штатный пламегаситель СБУ и накрутил на ствол глушитель, сделанный специалистами ГУГБ СССР, и занял позицию. Мы так прождали минут пятнадцать, когда выше по течению показался небольшой катер, на надстройке которого стоял на сошках пулемет и рядом вольготно расположился пулеметный расчет. За спиной рулевого стояли еще пара солдат, один из которых в бинокль рассматривал берег.

Увидев пущенную фальшивыми немцами красную ракету, катер изменил курс и направился в нашу сторону. Через оптику прицела наблюдал за поведением немцев. Чувствуется дисциплина. Никто праздно не пялится, все заняты делом: и пулеметчики и стрелки держат берег под контролем. Не доходя до берега метров сорок, катер застопорил ход, пройдя по инерции еще метров десять. От меня до катера была дистанция метров сто, как в тире. С такого расстояния можно было не только лица рассматривать. Самое главное я увидел: из-за борта выглядывала антенна радиостанции, которую мне нужно было вывести из строя в первую очередь.

Моим бойцам на берегу что-то с катера закричали, но разбирать уже не было времени. Начинаем дискотеку! Приклад ощутимо ударил в плечо. Хлопок, как щелчок хлыста. Солдат, стоявший за рулевым, скорее всего являющийся связистом, брызнув кровью, упал на палубу. Переношу прицел на рулевого, он виден не полностью, только по пояс, остальное скрыто фальшбортом. Опять удар в плечо. Немец, повернувшийся на звук падения тела, получил пулю точно в голову и упал на палубу. Остальные немцы, находящиеся на надстройке, услышав непонятный шум на баке, заволновались. Но это им уже ничем помочь не могло. Винтовка задергалась у меня в руках. Всадив для верности по несколько пуль в пулеметчиков, я успокоился и вышел из укрытия и помахал рукой моим спутникам. Но они уже поняли. Пока я лесом пробирался к месту действия, на борт уже вскарабкался Дунаев, на малых оборотах подогнал катер к берегу. Там быстро стали раздевать трупы и стирать кровь с палубы и надстройки, чтоб днем не привлекать ненужного внимания.

На всякий случай я не спешил подниматься на борт и занял позицию на берегу, стал контролировать реку на предмет нежелательных гостей.

Теперь главное — доиграть спектакль до конца. Связавшись со Строговым, подтвердил захват катера. Им еще до нас было идти около часа, а нам тут изображать видимость работ. В ста метрах от нас прошел еще один патрульный катер, но никаких знаков не подавал, и мы на его проход никак не отреагировали.

Когда до прихода отряда Строгова оставалось минут десять, по трофейной радиостанции на связь вышли немцы и потребовали у якобы еще живого экипажа патрульного катера указать свое местоположение. А вот это уже опасно. Сейчас начнут трезвонить и пошлют еще один катер на контрольный досмотр. Не думаю, что немцы не предусмотрели вариант захвата катера, поэтому должна существовать система контроля, а вот мы ее сейчас нарушили, и реакция последует незамедлительно.

Прошедший недавно патрульный катер снова появился и стал увеличиваться в размерах, идя на всей скорости в нашу сторону. А это значит, что мы раскрыты и сейчас придется принимать бой.

— Игорь, я буду на берегу, устрою тут снайперскую позицию. Ты устраиваешь догонялки с немцами возле этого места, куда должна подойти группа Строгова. Ребята, — кивнул головой на Егора и Семена, — пусть отстреливаются из пулемета. Пока вы тут будете крутиться, я с фланга немцев буду гасить из винтовки. Их катер с виду побольше этого, но не думаю, что бронированный, так что шансы у нас есть.

Дождавшись кивков, спрыгнул с нашего катера на берег и устремился в лес, занимать позицию. Конечно, это некрасиво с моей стороны, делать из ребят приманку, а самому расстреливать из безопасного места немцев, но лезть на катер и участвовать в морских гонках и заниматься тем же с качающегося судна, которое простреливается стрелковым оружием насквозь, будет большей глупостью.

Игорь стал отводить трофейное судно от берега, а я залег в кустах, взял на прицел приближающийся катер противника. Сейчас было главным с первого выстрела повредить радиостанцию, если это возможно.

Наш катер развернулся к противнику кормой и стал уходить вверх по течению, а корабль противника приблизился настолько, что я в оптический прицел мог спокойно рассмотреть его особенности. Это явно было судно советского производства, которое немцы переоборудовали под свои нужды. На носу возле надстройки на специальном станке был установлен знакомый мне трофейный пулемет ДШК, возле которого, вцепившись в ручки управления, застыл немец, закрепленный специальным ремнем к станку, при этом взяв на прицел догоняемый катер. Это был по сути дела приговор. Если этим оружием пройтись разок по нашему катеру, то его судьба будет сразу решена.

Возле надстроек, присев, опираясь за поручни, расположились еще три немца, вооруженные карабинами, один из которых держал на прицеле прибрежные кусты, правильно ожидая смертельных сюрпризов с этой стороны. За ними в рубке управления расположились рулевой, связист, держащий в руках гарнитуру радиостанции, и командир экипажа, рассматривающий в бинокль преследуемое судно.

Приняв решение, командир отдал команду, и пулеметчик сразу открыл огонь из ДШК. Несколько коротких очередей взметнули недалеко от нашего катера фонтанчики воды. В отличие от моря, тут серьезной качки не было, поэтому немцам пристреливаться было проще, но катер-преследователь попал в расходящуюся кильватерную струю от нашего катера, и его закачало на волне, что существенно сбило прицел пулеметчика, и следующая очередь ушла далеко вправо. Но наши тоже не остались без ответа. С катера загрохотал пулемет, и чуть левее немецкого судна прошли несколько фонтанчиков воды. Вот теперь мое время.

Взяв на прицел связиста, я мягко выжал свободный ход спускового крючка, затаил дыхание, и приклад привычно дернул плечо. Хлопок, похожий на щелчок хлыста, и связист, забрызгав кровью командира и рулевого, исчез из поля зрения. Снова хлопок. Командир, выронив бинокль, завалился на рулевого, который от неожиданности дернул штурвал и тем самым спас себе жизнь. Следующий мой выстрел прошел мимо. Хорошо, что у меня винтовка автоматическая — скорректировал прицел и, пока немец додумывал, что же произошло, успел всадить пулю и в рулевого.

Бойцы на палубе, которых рывок в сторону чуть не вышвырнул за борт, сразу увидели, что произошло на мостике. Двое рванули к штурвалу, а пулеметчик, показав при этом завидную интуицию, резко развернул пулемет в сторону леса и разразился длинной очередью, которая, впрочем, ничем мне не угрожала. Глушитель не давал вспышки при выстреле, поэтому обнаружить с двигающегося судна меня вряд ли могли и стреляли для порядка, стараясь напугать или сбить прицел. Так как катер уже прошел по реке место моей позиции, приходилось стрелять вдогонку, беря поправку на все увеличивающуюся дистанцию, хотя скорость была не такой уж и большой, поэтому пулеметчик не долго занимался заготовкой дров.

Ему я уделил главное внимание, и после двух выстрелов он повис на ремне, удерживающем его возле пулемета.

На катере осталось еще три человека, которые попрятались за бортами, и один из них в рубке закрутил штурвал, выводя катер на обратный курс. А вот это мне было не интересно. Прикинув, где примерно должен находиться немец, попытался выстрелить через борт, но никаких видимых результатов не получил. Из-за борта выглянул немец с карабином и стал выцеливать меня, это он, конечно, зря сделал. Пуля вошла точно под козырек каски и, выронив в воду винтовку, немец свалился обратно, выставив над бортом неподвижную руку. На катере осталось два человека, но они благоразумно спрятались, поэтому у меня было единственное развлечение — через металлическую стенку надстройки попасть в радиостанцию, антенна которой виднелась над бортом. Но катер удалялся. Я успел расстрелять по нему два магазина, когда его стал нагонять наш катер, который был размером поменьше и соответственно несколько резвее по скорости, хотя чтоб догнать, ему понадобилось минут двадцать и уйти далеко от нашего места, где мы ждали группу Строгова.

В той стороне, куда ушли оба катера, снова раздались одиночные выстрелы из винтовок и грохот нашего пулемета, после чего все стихло. Тут как раз подошел и отряд Строгова, благоразумно предупредив меня по радиостанции, не выходя из леса.

Я посмотрел на часы. Было уже около двух часов дня, и до темноты целая вечность.

Нам оставалось еще полчаса ждать результата, пока не увидели идущие в нашу сторону два катера. То, что катера уже наши, я не сомневался, вот только сколько времени это продлится. Подошли оба катера и с них резво спрыгнули оба осназовца, а вот Игорь что-то не появлялся. Заподозрив недоброе, я тормознул бойцов, и пока из-под прикрытия береговых кустов выходил Строгов со своими людьми и дошел до нас, я успел их опросить.

— Где моряк?

— Немец, гад, притворился мертвым и задел морячка.

— Твою мать. Как сильно?

— Пока в сознании. Помощь мы оказали, но не жилец.

— Быстро на катер. Показывай, где раненый.

Игорь действительно был плох. Пуля попала в живот.

Его наскоро перевязали, но это максимум, что смогли сделать в данной ситуации. Мне оставалось сделать ему противошоковый укол из аптечки, которую всегда таскаю в разгрузке.

Мы отошли со Строговым в сторону, переговорить о планах на ближайшее будущее. Капитан получил во время рукопашной неслабый удар по физиономии, поэтому его левую сторону лица украшал вполне приличный синяк, и голова при этом дрожала. Видимо, он сам не до конца отошел от удара, поэтому говорил немного вяло, растягивая слова.

— Что дальше, майор? Твой сопровождающий ранен. Бери моего бойца, больше ничем помочь не могу.

— Нет. Ты понимаешь, что после этого твоего бойца я не смогу отпустить? Не тот случай.

Я умышленно его пугал, но он знал правила игры и был профессионалом.

— Понимаю. Но надо выполнить задание. Для этого мы здесь.

— Хорошо. Оставляй на свой выбор, можно того же Егора.

Я кивнул на бойца, с которым мы уже работали вместе.

Капитан согласно кивнул, хотя лицо его окаменело, представлял, что отправляет человека на смерть.

— Что с моряком делать будешь?

— Он пойдет со мной до конца.

Тихим безжизненным голосом Строгов поинтересовался:

— Понятно. Нам что делать?

— Грузитесь на катера и уходите вверх по течению, уводите погоню. Дальше уже по своему плану. Что с раненым?

— Тоже ранение в живот, внутреннее кровотечение. Нужно операцию делать, в наших условиях не жилец.

На последних фразах мы уже подходили к катерам, на которых уже размещались люди Строгова, нацепив на себя кителя и каски уничтоженных противников, создавая впечатление, хотя бы издалека, что на кораблях немецкие экипажи.

Я шел рядом и думал о превратностях судьбы. Посмотрел на раненого бойца, молодого парня, радиста, и что-то толкнуло меня.

— Раненого оставишь со мной, если повезет, может, удастся его спасти.

Строгов удивленно посмотрел на меня.

— Ты же сказал…

— Да сказал, но о ликвидации никто ничего не говорил. Просто люди перейдут в мое распоряжение и будут иметь особый статус… до конца жизни. Все, времени нет. Принимай решение.

У Строгова не было выбора. Он и оставшиеся от группы пять человек погрузились на большой катер, малый взяли на буксир, отошли от берега и ушли вверх по течению. Буквально минут через десять, когда мы с Егором ушли в прибрежные кусты и готовили раненых для транспортировки в воде, над рекой прошли два самолета с немецкими опознавательными знаками в сторону ушедших катеров. Оттуда послышался характерный грохот ДШК, перекрывающий треск авиационных пулеметов. Егор пристально взглянул на меня, но взял себя в руки и стал дальше помогать перебинтовывать радиста, который был очень слаб от потери крови. Мы и его и Игоря перебинтовали, замотали места ранений в обрывки резиновых гидрокостюмов, которые были в комплекте с дыхательными приборами, защитив таким образом раны от попадания речной воды. После чего забрались с ранеными глубоко в камыши, куда перетащили все необходимые для транспортировки вещи, и затаились до вечера. Вторую радиостанцию я предусмотрительно забрал у Строгова, она ему сейчас ни к чему.

Мимо нашего укрытия по реке прошли еще два катера, которые уже целеустремленно неслись вверх но течению, догонять беглецов. По сути дела, мой план с отвлечением внимания удался, но мне от этого легче не было, единственное, чем мог помочь, это постараться позаботиться о раненых.

Пока я размещал раненых и надувал несколько автомобильных камер, которые мы прихватили из Москвы на всякий случай, для создания надувного плота, Егор пробрался на берег и тщательно убирал все следы, по которым нас могли найти в камышах, зато оставил несколько отличительных следов, чтоб немцы, не раздумывая, стали гоняться за катером.

Время медленно тянулось, раненые страдали от жажды, но при таких ранениях нельзя давать пить, поэтому мы периодически смачивали губы обоим и тихо переговаривались с Егором. Это было так, разговор ни о чем. Оба были на взводе и с нетерпением ждали темноты. Тяжело это было. Игорь пришел в себя. Пришлось ему пояснить, что нас ожидает этой ночью, но парень оказался настоящим и даже в такой ситуации не потерял силы воли, терпел боль и крепился. Пока не наступили сумерки, мимо камышей, в которых мы затаились, несколько раз проходили патрули, которые быстрым темпом шли в основном вверх по течению, осматривая берег на предмет высадки людей.

Ну вот и долгожданная темнота. Я достал второй прибор ночного видения и объяснил Егору, как им пользоваться, также и вторую радиостанцию отдал ему. После чего мы связали с помощью строп и обрезков камыша нечто похожее на плот, плавучесть которому обеспечивали надутые не до конца автомобильные камеры. Расположили тут же раненых, оружие и другой груз и стали потихоньку сдувать камеры, чтоб почти все было чуть притоплено и не сильно выступало из воды. Для маскировки нашли на берегу корягу и спихнули ее в воду. Если даже во время плавания нас заметят, то это будет хоть какой-то маскировкой, а в случае обстрела и защитой. Когда стало совсем темно, вывели плот в реку и, стараясь не шуметь, поплыли по течению, чуть подгребая, чтоб двигаться чуть быстрее. По моим прикидкам, скорость течения два километра в час, при подгребании увеличивается до трех-пяти километров. Часа три-четыре такого плавания и будем возле портала.

Мы плыли, старательно гребя, но при этом стараясь не растрачивать силы и держать головы раненых чуть выше уровня воды.

Несколько раз посередине реки проходили корабли, с виду больше похожие на баржи. Пару раз проходили катера, освещая небольшими прожекторами берег, но, к счастью, нас они не заметили. Хотя в такие моменты мы замирали и старались прикинуться корягой, за которой прятались.

Глава 20

По моим прикидкам, до портала оставалось километров семь, когда я смог более или менее установить радиосвязь с бункером. До этого я периодически шептал в гарнитуру микрофона:

— База, база, ответьте Фениксу.

И как плату за мои старания услышал в наушнике ответ:

— Феникс, это база, слышу вас плохо, но ведь слышу!

Ну наконец-то. По манере говорить сразу узнал свою супругу, хотя канал радиосвязи сильно искажал человеческий голос.

— База, определите наше местоположение.

— Уже делаю.

Пауза.

— Есть… до точки перехода шесть километров по течению. Сам сможешь к точке подобраться?

— Нет. Я не один и со мной два «трехсотых». Нужна помощь.

— Понятно. Сейчас Бычка к вам на надувной лодке отправлю.

— Только осторожно, а то немцы проводят активные поиски.

— Да уже наслушались про ваши подвиги. Они сейчас выше по течению захваченный катер ловят.

— Так мы вроде два захватили.

— Второй катер самолеты потопили. Но немцы что-то кричали про ответный огонь, и вроде как один до аэродрома не долетел, где-то в лесу упал.

— Это хорошо, Строгов не из тех, кто позволит себя просто так расстреливать.

На этом мы пока прекратили общение. Насколько я понял, там сейчас идет возня с пропихиванием через портал надувной лодки и установке на нее мотора.

На время и нам пришлось затаиться. Метрах в пятидесяти, прижимаясь к берегу, медленно прошел патрульный катер, но при этом все бортовые фонари были погашены, на носу стоял человек и шестом осторожно прощупывал глубину. У меня сложилось впечатление, что народ прячется, так же как и мы. Близость спасения все больше нервировала. Как же надоела эта война. Где же та жизнь, когда просто ходил на работу и основной проблемой было досидеть до конца рабочего дня.

А мы все плыли в темноте. Минут через тридцать на связь уже вышел Артемьев и предупредил, что приближается на резиновой лодке. К моему вящему удовольствию, он шел не на веслах, а использовал электродвигатель с аккумулятором, из снаряжения дайвера, и поэтому без грохота двигателя моторной лодки и не так быстро, но уверенно к нам приближался. И вот наконец долгожданная встреча. Оказалось, что лодочный мотор он тоже прихватил, на случай если придется в срочном порядке уносить ноги. Санька, уцепившись за корягу, помогает нам затягивать тела раненых в лодку. Туда же закинули оружие и боеприпасы, которые могут пригодиться впоследствии. Дыхательные аппараты, которые использовали в качестве груза, просто утопили вместе с плотом, при этом порезав ножами автомобильные камеры.

В лодке мне и Егору не было места, поэтому мы просто уцепились за леера, протянутые через петли по всему борту лодки, и, находясь на таком импровизированном буксире, поплыли в сторону портала.

На связь вышла база и взволнованным голосом супруги доложила, что зафиксировали проход сравнительно большого судна, вооруженного автоматической пушкой. Поэтому срочно пришлось прижиматься к берегу, соблюдая при этом все меры предосторожности. Снизу по течению, как раз с той стороны, куда мы держим курс, раздавалось монотонное тарахтение двигателя. Благодаря приборам ночного видения мы уже смогли рассмотреть громаду баржи, на палубе которой явно просматривалась установленная двадцатимиллиметровая зенитная автоматическая пушка, возле которой стояли несколько фигур в характерных немецких касках. Пришлось вытаскивать из груза свою снайперскую винтовку и готовиться к стрельбе. На барже были установлены два прожектора, которые методично подсвечивали водную поверхность, но больше внимания уделяли берегам и особенно осматривали прибрежные заросли камыша.

До нас им оставалось метров сто, когда прожектор осветил недавний катер, который осторожно пробирался вдоль берега. В то же мгновение с катера ударил пулемет, разорвав ночную тишину длинной очередью. От нескольких попаданий прожектор погас, а катер, взревев двигателем, рванул вниз по течению реки, стараясь ускользнуть от неповоротливой баржи.

Второй прожектор на барже сразу стали разворачивать, и с баржи затявкала автоматическая пушка и затарахтел пулемет, ориентируясь по еле видному в темноте пенному следу. Ночную темноту прорезали точки трассирующих пуль и снарядов. Красочное, конечно, зрелище. Только повезло, что не по нам, а вот кого немцы гонят, я, кажется, догадываюсь. Строгов и компания. Они, наверно, изменили направление движения, оставив немцам разбитый самолетами большой катер, а на втором спрятались в какой-нибудь заводи и, когда стало темно, попытались незаметно уйти вниз по течению.

А немцы не дураки, пустили усиленные патрули и отловили. Сейчас их еще раз подсветят и из пушки приголубят. Шансов практически никаких.

Когда развернули второй прожектор, на катере поняли, что шансов уйти, прячась в темноте, нет, и открыли огонь из всех стволов.

С баржи загрохотал еще один пулемет и захлопали винтовки. Расстояние было метров сто, и вокруг катера, снова подсвеченного прожектором, сразу стали подниматься фонтаны воды.

Я услышал, как у Егора, который плыл рядом, заскрежетали от бессилия зубы. Но тут подал голос Санька:

— Командир, кажется, наших мочат, вмешаемся?

— Есть чем?

— Обижаешь, командир. Твоя школа…

Я увидел, как Артемьев стал вытаскивать из-под лодочной скамьи обычный РПГ-7 и сумку с выстрелами к нему. Привычным движением снарядил гранатомет термобарической гранатой и вскинул на плечо. Стянул с головы прибор ночного видения, на пару секунд замер, прицеливаясь, и у меня почти над головой грохнул выстрел. Я успел крикнуть Егору: «Прикрой уши!!» и закрыл свои ладонями. Как граната, шипя, летела к барже, я не видел, так как закрыл еще и глаза, но вот вспышку взрыва рассмотрел очень даже хорошо. Нос баржи, на котором стояла зенитная пушка, вспучился большим белым шаром, который ослепил всех. Корабль тряхнуло и он стал быстро разгораться, с него прекратилась всякая стрельба. Но нашему катеру это уже не сильно помогло. Он, дымя, дрейфовал по течению, не показывая никаких признаков жизни.

— Санька, давай еще раз, топи эту лоханку и на моторе к катеру, может, там кто еще живой остался.

Артемьев кивнул, заряжая снова гранатомет.

Снова выстрел — и еще один взрыв. На этот раз разнесло рубку управления, и баржа, на которой бушевал пожар, давала прекрасное освещение на сто метров вокруг.

Санька закричал: «Держись!». Завел движок, и тот, грохоча на всю реку, понес надувную лодку в сторону катера, утягивая меня и Егора, уцепившихся мертвой хваткой за леера.

Путь к порталу все равно лежал мимо баржи и катера, а осмотреть и помочь выжившим было уже делом чести: все-таки люди второй раз приняли огонь на себя.

Катер представлял собой жалкое зрелище. В него попала всего парочка зенитных снарядов, сразу выведя из строя двигатель, но вот пулеметы отметились более основательно. Рубка и борта были буквально раскрашены пулевыми отверстиями. Целых там никого не оказалось, но вот двоих раненых, целый пулемет и два автомата мы подобрали и перетащили в нашу лодку, которая была уже на пределе своей грузоподъемности. Санька, как истинный подрывник, быстро скрутил из нескольких брусков тола взрывное устройство, зажег огнепроводный шнур, кинул его в катер, чтоб даже в таком виде не достался немцам, а сам налег на лодочный мотор, и лодка из последних сил поползла к порталу. Это были самые опасные и трудные минуты. Подойдя к порталу, стали передавать раненых и грузы, используя уже привычную стрелу крана и лебедку. Процесс, неоднократно проделываемый, не давал времени для паники, и мы в течение пяти минут успели поднять раненых, грузы и перейти в наше время. Последним затаскивали Саньку, который, передав в портал двигатель, спускал воздух и готовил лодку для перетаскивания в наше время. После того как затащили Артемьева, держащего в охапке полуспущенную лодку, быстро выключили портал и смогли отдышаться.

Дом. Мой бункер. Если честно, то я соскучился по этим стенам. Хватит с меня экзотики, Москвы 1941 года, немцев, Сталина, Берии и всего остального. Только есть и спать. Да и раненым нужно оказать помощь.

И Светка, и Маринка были тут и деловито осматривали раненых. Ребята из моей команды им помогали и уже, разбившись на пары, быстро выносили тела в процедурную, где Маринка начинала оказывать первую помощь и сортировать по срочности оказания помощи.

Светка от меня не отходила. Так как был, мокрый, в немецкой форме, с оружием, шел по родным коридорам в свой бокс. После всего было одно желание — забиться в свою берлогу и напиться. Столько всего произошло за последнее время. Дойдя до своей комнаты, побросав все, я упал на колени и разрыдался, давая волю чувствам. Жена была рядом и прекрасно все понимала. Тихо подошла и обняла меня, всего такого грязного, перебирая мокрые волосы.

— Ну, Сережа, успокойся, все позади. Ты молодец. Все сделал, как надо. Успокойся.

Минут через пять, придя в себя, я позволил жене влить в себя сто граммов водки, и под ее руководством переоделся во все сухое. Надо снова становиться командиром, в которого верят и считают, что он точно знает, куда нужно двигаться.

Переодевшись в привычный камуфляж и нацепив кобуру на бедро, пошел искать своих людей и разбираться с пополнением. В кают-компании и в медицинском боксе, превращенными в полевой госпиталь, оказывали срочную помощь вновь прибывшим. В сторонке на стуле сидел Егор и с удивлением наблюдал всю эту суету и особо подозрительно косился на людей в камуфляжах, у которых не были спороты нарукавные знаки в виде российского триколора. Я заметил, что его рука находится недалеко от кобуры, но предпринимать какие-то неразумные действия по отношению к людям, которые спасают его товарищей, он не спешил. Не я один заметил эту ситуацию. Чуть в сторонке стоял Марков, как бы случайно вооружившись укороченным «Калашниковым». Молодец, быстро все понял. О как, да он не один на подстраховке. Там же, в другом углу зальчика, примостился Миронов, вооружившись ВСС, захваченной на татарской базе.

Когда я вошел в зал, все, кроме врачей, обратили на меня внимание. Марков, из уважения, а не желания пофорсить, подал команду «смирно».

— Вольно.

Я подошел к Марине, которая только что вышла из медицинского бокса, превращенного в операционную, но с удивлением заметил за ней миловидную женщину лет тридцати, в таком же, заляпанном кровью халате и резиновых перчатках.

— Привет еще раз. Это наш новый хирург, которого вы привлекли дополнительно?

Марина кивнула.

— Да, Сергей, познакомься. Это Ольга. Она в седьмой больнице работала, имеет опыт хирургии, во время войны работала у хохлов в полевом госпитале, пока их не вырезали татары, чудом уцелела. С дочкой прибилась к нейтралам под Судаком. Там военный бункер был. Потом ее продали Ильясу, незадолго до нашего нападения. Много помогала, потом стала оперировать. Тут же у нас литературы и медикаментов достаточно, так что с удовольствием осталась и помогает по своей специальности. Я за нее ручаюсь, — последнюю фразу она выделила специально.

— Понятно. Как состояние раненых?

— У всех тяжелое. Моряк, с огнестрелом в брюшную, выкарабкается, ты его правильно кольнул. Парнишка, с ножевым, тяжелый, началось заражение, но все, кто приходит с той стороны, как правило, очень хорошо на антибиотики реагируют, так что шанс есть, хотя большая потеря крови. Будем переливать.

— Два остальных?

— Молодой выкарабкается, но не скоро. Тот, что постарше — день, два. Внутреннее кровотечение. Тут ничем помочь не сможем.

— Может, где на поверхности оборудование поискать? Он очень нужен живым.

— Сережа, ты знаешь, что мы не всесильны.

— Я понял. Работайте. Вечером общий сбор по результатам.

Егор при моем появлении встал и с подозрением смотрел на мой камуфляж, с которого я тоже поленился спороть русский триколор.

— Егор, пойдем поговорим. А то смотрю, ты сейчас на людей бросаться начнешь.

Тот оценивающе посмотрел на меня, окинул взглядом подобравшихся Маркова и Миронова, да и Вяткин тут же нарисовался, достав из кобуры ТТ.

— Давай не дури. Разговор долгий и тяжелый. У тебя теперь другого пути нет, только с нами. Если хочешь, я тебе личный приказ товарища Сталина или товарища Берии организую. Тем более с Берией только вчера общался, даже коньяк пили.

На эту фразу многие отреагировали, даже Светлана, которая чувствует, где происходят события, и старается ничего не пропустить. Вот и сейчас, спрятав за спиной ПМ, стоит возле дверей.

— Оружие можешь оставить, никто с тобой тут воевать не собирается, тем более в соседних помещениях дети есть. Люди тут нормальные, но непростые, все имеют боевой опыт не меньше твоего. Пойдем, пойдем.

Чуть подтолкнул его в спину, и мы пошли по галерее, в сторону информационного бокса.

Мы разместились в комнате с компьютерными терминалами, подключенными к серверам. Он сел напротив меня, но с удивлением рассматривал незнакомую технику.

— Вот что, Егор… Кстати, Егор твое настоящее имя?

— Да.

— Хорошо. Егор, тебя, наверно, удивляла та секретность, которая сопровождала все контакты со мной, майором госбезопасности Зиминым и с моими людьми, и то, как мы сегодня ушли от немцев и попали в этот бункер? Ты ничего необычного не заметил?

Осназовец был несколько подавлен таким напором, но сдаваться не собирался.

— Ну… заметил.

— Хорошо, парень ты неглупый, должен был понять, что тут не все так просто. Тот проход, который был над рекой, является туннелем во времени, и сейчас ты находишься под землей в бункере, который существует в 2012 году. На поверхности ядерная зима. После применения особого сверхмощного оружия все живое на поверхности умерло, и выжили только горстки людей, такие как наша группа, успевшие спрятаться в убежищах и бункерах. Я сотрудник военной разведки, почти аналога вашего ОСНАЗа, выполнял задание по эвакуации результатов научного эксперимента по путешествию во времени, и нам удалось пробить туннель в прошлое и связаться с руководством СССР. Задача вашей группы была — силовое обеспечение наших переговоров. Наш мир умирает, но мы такие же русские люди, как и вы, и мы готовы помогать и пытаемся изменить историю, чтоб в вашем мире не получилось того, что мы сейчас имеем. К сожалению, проход пока один, и он выходит под Могилевом, на территории, оккупированной противником. Теперь ты понимаешь, что было бы, если б я попал в руки к немцам?

— А война? Мы ее выиграем?

— Конечно. Фашисты допустили несколько серьезных просчетов. И если они об этом узнают, то смогут изменить весь ход войны, хотя о просчетах советского руководства, о предателях и людях, достойных доверия, мы уже сообщили. Именно поэтому я и летал в Москву и встречался с товарищем Сталиным. Понятно? Теперь запомни — ты знаешь тайну, и просто так отпустить тебя я не могу, и твое руководство будет согласно с моим решением. Ты остаешься с нами, как те, кого ты видел со мной: Вяткин, Воропаев, Марков, Миронов, Малой. Все они воевали со мной под Могилевом, все они бойцы 172-й стрелковой дивизии. Я с ними громил СС. Просто так отправить на Большую землю я тебя не смогу, все проходы перекрыты немцами, хотя они до сих пор не знают о путешествии во времени, иначе тут нас бы ловили все войска СС.

Егор молча слушал. Он понимал, что я не вру.

— Что мне делать?

— Главное, не делать глупостей. Запомни, здесь врагов нет, и большинство прошли через такую ситуация, что и ты. А сейчас приводишь себя в порядок, переодеваешься, поужинаешь и отдыхать. Потом, как отоспишься, обдумаешь все на свежую голову. А у меня накопилась масса нерешенных вопросов, которые требуют моего вмешательства. Здесь у нас тоже война и не менее ожесточенная.

Егор действительно устал. Множество впечатлений и дикие психологические и физические нагрузки последних недель, постоянный голод, вымотали его. Он и так держался из последних сил. Я его прекрасно понимал. Поэтому открыл дверь, крикнул:

— Вяткин!

— Я, тащ капитан.

— Уже майор. Сам товарищ Сталин повысил.

По лицу старшины расплылась улыбка. Понимает, что не только меня отметили.

— Виноват, тащ майор. Поздравляю.

— Спасибо. Отмечать и раздавать слонов будем позже. Берешь бойца, пусть приведет себя в порядок, душ там, обеспечишь его сухим обмундированием, ужин, и пусть отсыпается.

— Сделаем, тащ майор.

— Все, давай. Кстати, а где Борисыч и Воропаев?

— Воропаев в боксе лежит, после операции отходит, а Борисыч на большом бункере порядок наводит.

— Хорошо, выполняй. И позови мне Артемьева, я ему сейчас проктологический осмотр устрою. Робин Гуду хренову.

Санька не заставил себя ждать, видимо, ждал разноса от меня, поэтому нарисовался буквально секунд через тридцать после ухода Вяткина.

— Командир, вызывал?

— Ну заходи, Ковпаков Денис Давыдович. Как жизнь, как боевая подготовка проходит?

Санька сразу понял, куда я клоню, поэтому сразу попытался включить дурака, но не тот случай, из-за его самодеятельности пострадали люди. Знал ведь, гаденыш, что я такого не прощаю ни себе, ни кому другому. Поэтому опустил голову, ждал взбучки.

— Может, вазелинчика?

— Вазелин еще заслужить надо. Ты чего, выхухоль земноводная, в «зеленку» полезла? Романтики не хватало? Немцев пострелять захотелось или трофеями похвастаться? Эти «трехсотые», которых сейчас девчонки выхаживают, и те, кто в лесу легли и на катере, на твоей совести. Если б не полез со своей инициативой немцев пощипать, не пришлось бы по воде в бункер пробираться. А сейчас что? Все точки выхода практически перекрыты, и наши преимущества превратились в фикцию, пока не удастся запустить второй портал, а куда он выведет, никому не известно. Может, где в Африке выпадем, да и неизвестно в какое время. Разочаровал ты меня, Саня. Не знал бы тебя раньше, расстрелял к чертовой матери. Вроде семейный человек, жена, Катюха, баба с мозгами, как она тебя туда отпустила и не настучала по голове?

Смотрю, Санька заулыбался.

— А она с нами была, со снайперами.

— Твою мать, да вы что, здесь совсем с ума посходили. Или мне на включение портала нужно пароли ставить, чтоб дураки в прошлое не сигали? Ты знаешь, что мне переговоры осложнили? Меня там Сталин с Берией в позу ротного пулемета за ваши подвиги поочередно ставили, пришлось отругиваться. Хорошо, немцы вовремя зашевелились и НКВД во главе с Лаврентием Павловичем здорово накосячили, а то так бы и полоскали мозги до сих пор и отпустили бы со скрипом. А тут после немецкого десанта чуть ли не вышвырнули в Могилев.

— А что там было?

— Ты, подрыватель сортиров, с темы не уходи. Спрашиваю, какого хрена полезли в «зеленку»? Ты, как профессионал, был оставлен в качестве моего зама по безопасности обоих бункеров. Что сделано в мое отсутствие? Или вы тут все с порталом, как с новой микроволновкой, носились?

Хотя я и был на него зол, но и он и я понимали, что это временно. Тем более, Санька был нормальным парнем, другому бы это с рук не сошло, да и понимал я его, сам был таким в первое время, когда открыли портал, по любому поводу старался сходить на ту сторону.

Артемьев, поняв, что вздрючка закончилась, стал обстоятельно докладывать по мерам, принятым для усиления обороны захваченного бункера в Перевальном, о новых минных полях и ловушках, об организации дополнительных постов и установке дополнительных камер систем видеонаблюдения и пассивных и активных датчиков движения в окрестностях обоих бункеров. Но главная новость была в том, что по моим чертежам был практически завершен монтаж второго портала и энергоустановки для его работы. На доделки осталось дня три, и потом работа за мной по настройке и калибровке волновой линзы. Кстати, к нам прибилось несколько семей. В основном принимали специалистов по электронике, слесарей, программистов. Но слух пустили, что выбираем спецов с семьями для особых подземных заводов, с лучшим питанием. Народ верит. Тем более если смотреть на наши не худые физиономии, то можно поверить. А после того как банду Ильяса положили, так вообще в авторитете, а то Черненко давно начал сдавать свои позиции.

— Хорошо, Саня. Там в лесу кого зацепило?

— Тяжело Воропаева, если б не Олечка, загнулся бы Зяблик.

— А второй?

— Борисыч, но так, по-легкому, руку прострелило и чуть ногу зацепило. Но ничего серьезного. Он уже по делам шуршит, правда за руль пока садиться не может.

— Понятно. Ситуация обостряется, поэтому нам нужен срочно портал. Народа много, продуктов мало, да и горючее быстро кончается. Надо постоянно в большой бункер мотаться. Так что общие оргвопросы будем сегодня на общем собрании обсуждать, вызови Борисыча и усиль охрану наших новых гостей, а то пока адаптируются. Мои ребята из-под Могилева поспокойнее были. А тут чистый спецназ со всеми их заморочками. Придется перевоспитывать. Хорошо. Действуй. До вечера.

Санька убежал выполнять задание, а я прошелся по бункеру, наслаждаясь относительным спокойствием галерей, которые за два года затворничества стали действительно чем-то вроде родного дома. Затем, пока было время до совещания, наконец-то уделил время семье и немного вздремнул. Новая жизнь, с новыми задачами и планами только начинается и нам предстоят большие испытания.

И здесь, в нашем времени, и в прошлом, в котором мы основательно завязли.

Ближе к вечеру приехал Борисыч, мы с ним тепло поздоровались, и пока была возможность, накоротке переговорили о наболевших вопросах. Позже, пока было время, сходил снова в медицинский блок, чтоб уточнить ситуацию по раненым.

Дунаев пришел в себя, был еще слишком слабым, но его жизнь уже была вне опасности. Радист тоже вроде как будет жить. Боец ОСНАЗа, а это оказался знакомый Семен, с которым бегали тогда в лесу, был в тяжелом состоянии и еще не приходил в себя. А вот четвертый раненый, Строгов, был в сознании, но положение было критическим.

Я подошел к нему. Он открыл глаза и усталым взглядом осмотрел меня и прошептал:

— Ну что, Зимин, вроде прорвались. Это мы у тебя в гостях?

— Да, Саша. Ты помолчи. Вот пойдешь на поправку, тогда будем говорить серьезно. Главное — верь. Ты нужен.

Отошел в сторону и попытался поговорить с нашим новым хирургом.

— Оля, скажите, есть ли шанс? Этот человек очень важен. Вы же в курсе, откуда он.

— Шанс есть, организм сильный, да и экология в их время была получше нынешней, но я сделала все что смогла, остальное теперь за ним.

— Понятно. Держите меня в курсе, если в голову придут мысли о том, что есть еще возможности… Ну там новые лекарства или какое-то оборудование, сразу скажите.

Дождавшись ее молчаливого кивка, повернулся и пошел в общий зал, где ожидалось собрание руководителей нашей небольшой, но набирающей силу группы.

Глава 21

В небольшом зальчике собрались люди, которым я реально доверял и кто был в курсе основной работы нашей группы. Санька Артемьев, его жена, Катя, моя благоверная, Марина, Борисыч и от боевой группы, набранной в 41-м году, Вяткин и Марков.

Всех интересовали результаты моей поездки в Москву, потому что именно от этого зависела дальнейшая судьба нашего бункера и вообще наши дальнейшие планы, так как приток продуктов и горючего, так необходимых в нынешних условиях, временно прекратился. Поэтому было решено в первую очередь форсировать работы по запуску второго, так называемого транспортного портала.

Санька и Борисыч отчитались по ситуации со вторым бункером, недавно отбитым у татарских боевиков, и по ситуации в Симферополе и его окрестностях после уничтожения банды Ильяса.

Вот тут ситуация не такая уж и простая. Черненко сразу озаботился нашим усилением и тем, что к нам потянулся народ. Поиски специалистов и авральные работы по ремонту боевой техники не остались незамеченными, и это все элементарно напугало наших вроде как союзников. Поэтому есть большая вероятность создания против нас какого-нибудь альянса и возможна присылка подразделений усиления с Украины. Вот ведь гады. Как татар на место поставить и прекратить работорговлю, так нет сил, а как усиление пророссийской группировки предотвратить, так они всегда готовы. Видимо, придется и тут повоевать. Еще одна проблема — татары тоже зашевелились, и по непроверенным слухам, возможна присылка из Турции нескольких отрядов наемников, для устранения нашей группировки, и в данной ситуации получается, что мы занимаем пассивную позицию, ожидая удара. По срокам, появление наемников — еще минимум месяц-два. А вот с хохлами придется договариваться. Не хочется что-то со своими воевать, вроде как в свое время давал присягу Украине, хотя той страны давно уже нет. Вот сманить бойцов с семьями было бы неплохо, с учетом того, что украинцы достаточно интеллектуально развитый народ с большим процентом людей, имеющих высшее образование, и в нашей ситуации это будет весьма востребовано. Так что надо посылать и Саньку и Борисыча проводить агитацию среди остатков украинского полка внутренних войск, чтоб ослабить Черненко и нам усилить свои позиции. Но тут не исключена вероятность, что к нам «крота» зашлют, поэтому выбор перебежчиков на первое время должен быть небольшим, но качественно выверенным.

По боевой технике отчитывался Борисыч. В первую очередь найдены и привлечены для работы три мастера, один из которых имеет опыт работы с бронетанковой техникой. Отремонтировали два бронетранспортера и еще одну БМП-1, провели профилактику остальной имеющейся техники. В итоге у нас сейчас на ходу из брони — три бронетранспортера, две БМП-1 и две БМП-2. «Шилка», как ни странно, оказалась в рабочем состоянии, вот только боеприпасов к ней практически нет, поэтому бандюки ее и не трогали, хотя вещь серьезная, только в наших условиях не нужная. Отправили несколько поисковых партий по местам боев. Находим подбитую боевую технику, отмечаем на картах, чтоб в случае особого распоряжения можно было быстро транспортировать для разборки, тем более думали, что и предкам даже такое пригодится, в случае чего.

— Что по танкам? Там два Т-64-х было.

— Оба не рабочие, проблемы с движками. Нашли несколько таких, подбитых, уже гоняли машину. Вроде можно будет демонтировать неповрежденные узлы, но это чуть позже. Лучше, конечно, искать краны и автоплатформы для перевозки танков и под это все дело строить отдельный большой обогреваемый бокс. Но перспектива есть. При благоприятных условиях в течение месяца у нас будет пара боеспособных танков.

— Что с боеприпасами?

— Насобирали по местам боев и на складах в Перевальном, по пять-шесть боекомплектов на единицу бронетехники. То же самое и по бронетранспортерам. Так что проблема с боеприпасами на ближайшее время остро не стоит, при условии, что не будем вести масштабные боевые действия.

— По стрелковому оружию и средствам усиления?

— Больше чем надо. В общем, захват бункера нам очень помог. А мы там еще пленных расспросили, оказывается, в горах есть несколько складов, которые пока они не трогали, еще до войны натаскали с учетом развертывания партизанского движения.

— И вы так поверили?

— Нет, конечно. Но заставили отметить на карте и место и схемы минирования. Пытались юлить, но мы их очень убедительно расспрашивали. Один так до сих пор заикается и поседел. В общем, оружие и снаряжение есть и можно реально батальон укомплектовать.

— Что с пополнением?

— За это время к нам присоединились около сорока человек, в основном семьи, женщины, дети. Из бойцов в лучшем случае человек шесть-семь будет. Но ведутся переговоры о том, что к нам присоединятся на правах рядовых членов несколько семей из хохляцкого полка внутряков. Там много пришлых, и Черненко с его политикой соглашательства с Киевом и с татарами задолбал, естественно, их это не устраивало, молчали и терпели, пока не было альтернативы. Сейчас по-тихому на меня вышли представители, и человек двадцать согласны перейти под наше руководство.

— Черненко это не понравится, очень не понравится. Санька, ты у него долго прожил, что скажешь?

— А что говорить? Мужик он нормальный, вот только устал командовать, и все это видят. А ты тут появился и с ходу всем отморозкам в рыло дал, да так, что народ удовольствие получил. Да многие тебя еще и по войне помнят, как мы тут банды в городе зачищали. Так что авторитет есть. С этой стороны проблем с добровольцами не будет.

— Понятно. Значит, так, тогда вот что делаем. Первое: усиление охраны этого бункера, организация дополнительных огневых точек. С Перевального привезете гранатометы и парочку СПГ-9. Основная наша ценность это порталы. Поэтому нужно усилить безопасность. Санька, на тебе военная сторона. Борисыч, ты берешь проверенных людей, занимаетесь фортификацией, разобрать близлежащие дома, так, чтоб любой несанкционированный подход техники к бункеру был невозможен. На мне работа с большим порталом. Вяткин, несете караульную службу, особое внимание на новичка. Загрузи его побольше, чтоб дурные мысли в голову не лезли. Да, кстати…

Я придвинул сверток, который среди других вещей привез с собой из Москвы. Из него достал несколько удостоверений сотрудников ГУГБ СССР, где были вклеены фотографии моих бойцов.

— Вот что, Фрол Степанович. Уже неделю вы являетесь сотрудниками Главного управления государственной безопасности СССР. Вот, раздашь народу. Не морщись. Это для того, чтоб ваши семьи имели льготы и получали усиленный паек. Да и на особом контроле они будут, чтоб никто не обижал. Это мера вынужденная, но тут я заботился только о вас. Не знаю, как будут развиваться события, но вы уже давно не просто бойцы 172-й дивизии, которую немцы разгромили под Могилевом, а сотрудники специального подразделения ГУГБ СССР с соответствующими окладами и льготами. Это на тот случай, если Егор начнет права качать. Сразу ставь его на место. Ну, вроде все. Давайте работать — времени у нас мало. Ой, чувствую, что это только начало.

На такой «оптимистической» ноте все разошлись заниматься своими делами. Я же в сопровождении вездесущего Артемьева направился через готовый подземный проход в просторный гараж, где уже была практически построена вторая установка портала во времени.

Тут я занялся своим любимым делом. Борисыч тоже набивался в помощники, так как мы с ним в свое время вообще этим на жизнь зарабатывали, монтируя системы видеонаблюдения и компьютерные сети. Сейчас же мне помогал хозяйственный Вяткин, распределивший людей по постам и работам. Саньке пришлось уехать в Перевальное за гранатометами и противотанковыми минами, десяток которых нашли на складе.

Но как мне показалось, Вяткин со мной просто хотел остаться наедине и поговорить по душам, но не знал, как начать разговор. Мы как раз закончили намотку очередной катушки для контура портала.

— Фрол Степанович, не знаешь, как начать разговор, говори как есть, а то вижу, что маешься.

— Да, товарищ капитан, честно, не знаю с чего начать, а то как-то возможности не было. Или вас теперь называть товарищ майор госбезопасности?

— Фрол Степанович, ну что за детский сад. Зови «командир», будет достаточно. Вон Артемьев умудряется так это слово произносить, что хочется ему в ухо дать. Но, как я понял, хочешь поговорить о вашем будущем? Когда к семьям вернуться сможете?

— Ну и это тоже. Я-то понимаю, что вы все делаете, чтоб и свои семьи сберечь и нам помочь от немца отбиться. Особенно после того как узнали, что они будут на землях захваченных делать. Враг он и есть враг. Да и тут насмотрелся… Давно хотел вас спросить, как же вы довели страну до такого?

— А что рассказывать. Вот ты же беспартийный?

— Нет. В партии состою с декабря 1918 года и в Гражданскую повоевал.

— Странно. Я все думал, что ты из зажиточных крестьян. Ну да ладно, это многое объясняет. Понимаешь, Фрол Степанович, что не все так просто. Красная тряпка мировой буржуазии, которой у вас постоянно махали перед носом, чтоб держать в напряжении, не такая уж и неправда. Была она и есть. И постоянно хочет откусить от России куски пожирнее, схарчить и снова откусить. Единственное, что мешает — это такие люди, как мы, готовые воевать за свою родину. И неважно как она называется: Российская империя, Советский Союз или Российская Федерация. Родина у нас одна и ее нужно защищать. Кстати, для информации, революцию в России устроили-то не просто так, и сколько страну грабили, сколько людей погибло. А с чего началось? С Первой мировой войны, вы ее империалистической зовете. Правильно. Не нужна она была России и дурак Николашка влез в нее и кучу народа угробил. А реально кто с этого выиграл? Так это англичане, французы и американцы, набив карман и ослабив Россию. Ты ж сам, наверно, воевал? Да? Ну, так и думал. И коммунисты из-за границы деньги получали. Вот только большевики потом не захотели под дудку империалистов плясать и просто элементарно уничтожили всех, кто тянул в ту сторону и имел с заграницей связи. Вспомни, как ГПУ развлекалось, сколько «верных ленинцев» на Колыму уехало снег разгребать. Многое я и для себя понял, побывав в Москве и пообщавшись с тем же Берией и Сталиным. Много грязи, но для себя сделал только главный вывод — у нас нет друзей и надо защищать Россию. Наши противники как раз и поняли, что в этом наша сила, поэтому стали разлагать потихоньку, помаленьку, когда защищать Родину стало уделом отщепенцев, а остальные заоглядывались туда, на Запад. Поэтому и проиграли, что потеряли стержень.

— А ты, командир?

— А я… У меня отец военный, дед воевал в войну, освобождал от немцев Европу и погиб в Будапеште в последние дни войны. Это в крови, ну наверно, и воспитали так. Жену ты мою видел, та же закваска. Посмотри на тех, кто теперь с нами? Гнилья-то нет. Все оно отшелушилось и ушло, смылось. А ваша команда? Сам же видел, что на фронте творилось, кто сразу оружие бросал и лапки поднимал, а кто до последнего патрона, а потом в штыки. Может, и не случайно вы со мной в одной команде. Так что правильное мы дело делаем, и у меня совесть молчит. Ни мне, ни вам стыдиться нечего. И на пулеметы вас толпой с криком «За Сталина» никто посылать не будет. А о семьях ваших мы побеспокоимся. Не волнуйся.

Пока я говорил, мы закончили намотку и установку еще одной катушки, но мельком брошенный взгляд подтвердил мою догадку, что Вяткин услышал почти все, что хотел.

К вечеру следующего дня основные работы по монтажу портала были закончены. Прогнали разок энергостанцию из десяти автомобильных двигателей и трех дизель-генераторов.

Теперь начинается самое главное. Как обычно, система управления была вынесена подальше, возле портала оставались только необходимые системы, для контроля работы энергообеспечения комплекса. Прокинув несколько компьютерных кабелей, запустил наш вычислительный центр на расчет калибровочных параметров, а сам занялся настройкой волновой линзы. За такой работой пролетели еще сутки. Светлана даже обед приносила прямо сюда. Борисыч, наплевав на все свои обязанности, несмотря на мое ворчание, тоже подключился к работам, ускорив этим самым весь процесс на порядок.

При калибровке и проверочном запуске системы заметил интересную вещь: в отличие от малой установки, здесь можно менять ряд параметров в настройках, которые отвечают за подключение к пространственно-временному каналу, которые благодаря своей дискретности смогут регулировать географическое изменение точки выхода портала. По настройке изменения временных параметров так ничего и не смог добиться. Тут нужно теоретическую модель подключать, а на это уже не было времени.

И вот знаменательное событие. Все, по возможности, были удалены подальше от большой установки, а я, включив нашу импровизированную электростанцию, занялся последней настройкой комплекса и фокусировкой волновой линзы. Горючего, конечно, было сожжено немало, но к вечеру я смог закончить работы и в первом приближении нащупать канал. Нормально выспавшись, на следующий день уже занялся точной настройкой параметров пространственно-временного канала. Вот тут понадобилось больше времени, нежели мучился с малым порталом. Более серьезные потоки энергии требовали качественной и тонкой настройки. Но имевшийся опыт уже сказался и к вечеру канал был настроен. На следующий день назначили запуск самого портала и исследовательские мероприятия, которые мы проводили при первом включении малого портала. Охрана объекта была усилена, группа охраны внутри гаража, где размещалась установка, была экипирована с максимальной степенью защиты. Марина подготовила лабораторию для проведения химико-бактериологического анализа обстановки.

И вот этот день наступил. Я и два бойца, одетые в ОЗК, противогазы, навешав на себя бронежилеты и каски, вооружившись гранатометами и пулеметами, затаились в подземном переходе возле гаража на случай непредвиденной ситуации. Перед порталом был сооружен импровизированный бруствер из камней и мешков с песком. В помещении стояли несколько камер, которые контролировали процесс и вели запись.

По команде в вычислительном центре запустили программу включения портала. Я ощутил ногами, как затряслась земля от одновременной работы автомобильных двигателей и дизель-генераторов, расположенных в соседнем здании.

Портал включился на долю секунды, потом выключился. Вдруг точка выхода плавает, и мы получим кучу забортной воды. Но вроде как сюрпризов не было.

После этого портал снова включили на более продолжительный срок и опять выключили. Выждав паузу, включили уже надолго.

В гарнитуре радиостанции услышал доклад Борисыча, который управлял в вычислительном центре.

— Есть выход на полную энергию…

— Есть вход в канал…

— Есть точка выхода…

— Есть включение баланса энергии…

— Стабилизация канала…

— Десять секунд. Канал стабильный. Мелкие флуктуации в пределах нормы…

— Минута. Канал стабильный…

— Пять минут, канал стабильный…

— Десять минут. Канал стабильный. Параметры зафиксированы.

Тут уже я даю команду:

— Завершай программу. Проверка установки. Марина, взять пробу внутри помещения, вдруг какую гадость натянуло. Силовой группе отбой.

После того как Марина взяла пробы и убежала к себе в лабораторию, помещение было снова закрыто, а мы, пока было время, занимались проверкой аппаратуры и анализировали состояние датчиков. Вдруг где провод перегревается или предохранители слабые, чтоб вовремя это обнаружить и заменить.

Ближе к вечеру уже были первые результаты анализов. Все как обычно, ничего особенного. По этому поводу решили проводить следующий этап разработки нового портала. Опять загудели генераторы и затряслась земля. Но теперь мы действовали более смело. Как и несколько месяцев назад, установка была заминирована, а все помещение обложено канистрами с напалмом, на случай несанкционированной попытки прорыва и захвата установки.

Специально подготовленная штанга, на которой размещалась роботизированная видеокамера с синхронизированной лампой инфракрасной подсветки и антенна радиоприемника была пропущена через окно портала. Мы специально выбирали вечернее время, на случай выхода в населенном пункте, чтоб не привлекать внимания. Но камера показала опять лес и большую поляну. Подключившись с помощью ноутбука к камере, стал проводить более тщательный просмотр. Подробно рассматривал все доступные участки леса, в поисках необычных вещей, но, как и в прошлый раз, ничего особенного — лес как лес. В это время был включен малый портал и задействована система пеленгации радиосигналов. Тут была вероятность, что работающие порталы могут воздействовать друг на друга, но, к счастью, ничего такого не произошло. К антенне, вынесенной в большой портал, был подключен радиопередатчик, и в эфир на той стороне выдали некоторую короткую последовательность сигналов. Буквально через минуту Борисыч, который, помимо всего прочего, контролировал результаты пеленгации, подтвердил прием сигнала пеленгатором, который располагался под Могилевом 1941 года, и то, что место, откуда идет радиосигнал, определено. После этой фразы мы затянули штангу обратно и выключили большой и малый порталы. Теперь осталось обобщить результаты и выработать план дальнейших действий.

Для более полной информации запросил сводку по Юго-Западному направлению и положению войск на данный момент.

Как показали наши замеры, точка выхода находится недалеко от города Нежин. В данный момент времени эта территория еще частично находится под контролем Красной Армии, но уже началось наступление 2-й полевой армии вермахта, которая в течение недели пытается прорвать заранее укрепленные позиции 21-й армии по реке Десна. Восточнее наступают части 2-й танковой группы немцев, взламывая линию обороны 40-й армии. В нашей истории в это время немцы уже разгромили части 21-й и 40-й армий и вышли к городу Прилуки. История не сильно изменилась, но в Генштабе Красной Армии правильно оценили информацию из будущего и сделали правильные выводы. Знаменитый поворот Гудериана на юг состоялся и в этой истории, только на две недели позже, что дало время частям 21-й и 40-й армий укрепить полосу обороны и заставить немцев завязнуть на более продолжительный срок. Благодаря этому Киев еще не был взят, а немецкие моторизованные корпуса, которые в реальной истории с севера проводили окружение киевской группировки, завязли на линии Десны, пытаясь прорваться к железной дороге Киев-Нежин-Конотоп.

Точно узнать, где проходит линия фронта, уже нельзя — оборона 21-й армии прорвана и та местность, где вышел наш портал, в данный момент представляет собой кашу из наступающих немецких частей и отходящих или разгромленных частей Красной Армии. Радиоперехват показал активную работу множества армейских радиопередатчиков разной мощности и назначения. Развертывание радиопеленгационной системы в данный момент нереально — нужно искать другие точки выхода.

Поэтому было принято решение о выходе разведгруппы из двух человек, под моим командованием. На базе оставалась резервная группа силового прикрытия, задача которой в случае чего выйти на поддержку.

В это же время через Могилевское окно передали радиограмму в Москву о точке выхода с просьбой известить части 21-й армии о возможном появлении в полосе ее дислокации майора Кречетова Сергея Ивановича, сотрудника разведуправления Генерального штаба РККА.

Но тут вмешался молчавший до этого Борисыч.

— Сергей, скажи, а высота портала над землей какая?

— Ну, там получается метра два, не больше.

— А чего мудрить. Вы выходите ночью, но группа усиления будет вас ждать на бронетранспортере, который подготовим и для которого сделаем сходни, чтоб мог и съехать на ту сторону и вернуться обратно, что, зря делали такой портал?

— Мудро. Сегодня ночью уже не успеваем, а вот до завтрашнего вечера нужно подготовить и систему спуска техники на ту сторону и подъема техники обратно. Может, у немцев еще и горючим разживемся.

Ох зря я это сказал. Как у людей глазки-то загорелись. Мало им раненых Борисыча и Воропаева. Даже Вяткин, вроде как мудрый и битый жизнью, и тот повеселел. Вот как человек проникся нашими проблемами.

Тогда я решил подвести итоги совещания.

— Значит, так. Борисыч, на тебе электроника, радиосвязь и готовишь систему радиоподавления к работе. Если наткнемся на кого-то, чтоб не успели вызвать помощь. Дальше. Санька, на тебе бронетранспортер и на всякий случай приготовь СПГ и АГС. Я, конечно, не рассчитываю на прямое столкновение с противником, но надо быть готовым. К сожалению, нет у нас экипажа для БМП-1. Но этот вопрос скоро решим. Организуешь производство пандуса. Там ничего сложного, сварная конструкция и лебедки, чтоб ей управлять. Марина и Ольга, на вас подготовка аптечек и организация дополнительных мест на случай ранений группы разведки.

Санька, до этого кивающий головой, спросил:

— Командир, а кто пойдет?

— Идем я и Малой. Группа усиления, командир Артемьев, заместитель Вяткин, дальше Миронов, возьмете новичка, экипируете его, проинструктируете. Пусть в себя приходит и делом занимается. Дальше. Обеспечение безопасности бункера. За пультом — Светлана, силовая группа — Екатерина Артемьева, Борисыч. Для внешнего периметра привезешь пару человек с Перевального, только проверенных.

Естественно, Саньке это не понравилось.

— Командир, может, я с тобой?

— Артемьев, прекратить пререкания. Практику ведения боевых действий с использованием БТР-80, кроме меня, имеете только вы. Поэтому командовать будете тоже вы. Все. Пока мы будем работать в лесу, можете на поляне произвести выборочное секторное минирование.

А вот Борисыч сразу стал задавать конструктивные вопросы.

— Какой порядок работы портала будет?

— Десять минут — выход группы. Потом выключение. В работе малый портал. Плановое включение каждые четыре часа. Если будет необходимость экстренного включения, мы подадим сигнал бедствия, выловите приемником через Могилевское окно. Еще вопросы есть? Ну что ж, дальше все в рабочем порядке.

На этом совещание закончилось, и каждый занялся своим делом. Завтра предстоял новый выход и новые открытия.

Глава 22

Уже в процессе подготовки к выходу решили все-таки изменить порядок высадки. Возле точки остаются Артемьев, Миронов и Вяткин, развернув систему радиоподавления и организовав некоторое подобие огневых точек, на случай нежданных гостей, а мы с Малым проводим разведку. В случае экстренной ситуации и нам понадобится срочная помощь, Артемьев дает сигнал, и включается большой портал и из него спускают БТР, на котором он прорывается к нам и производит эвакуацию.

Вот и вечер, в боксе стоит заправленный и полностью укомплектованный боеприпасами бронетранспортер. Составной пандус для спуска техники на другую сторону готов и две лебедки для затаскивания техники установлены, закреплены и проверены. Даже проработан механизм затаскивания трофейной техники в портал.

Торжественная минута, опять задрожала земля от работы дизелей и автомобильных двигателей, подающих питание на аппаратуру, и пятеро человек, экипированных и вооруженных для разведывательного выхода, шагнули в портал. Миронов и Вяткин еле тащили тяжелый аккумулятор, который должен будет питать радиопередатчик системы радиоподавления. Санька нес на себе передатчик, ноутбук и обычный для него вещмешок с взрывоопасными игрушками, на которые он был большим мастером. Спустившись по веревке, мы с Малым уже привычно отбежали от места высадки и заняли оборону. Не обнаружив ничего неожиданного, начали делать круги по спирали, в поиске следов пребывания ненужных свидетелей. Убедившись, что ничего нам не угрожает, дал отмашку на переход остальной группы. Вернувшись обратно, стал принимать грузы, передаваемые через портал. Это и пулемет ПКМ с запасными лентами и РПГ-7 с двойным боекомплектом выстрелов, и АГС-17 с тройным боекомплектом, и куча других вещей, необходимых для нашей защиты. Затем спустили аккумулятор, и потом пошли люди. Через пять минут выключился портал, и мы приступили к организации временной базы. Причем работали не все, несмотря на нашу экипировку, приборов ночного видения на всех не хватало. Но уже ближе к полуночи вроде как разместились, и наконец-то мы с Малым двинулись через поляну в сторону поля. Скорее всего, недалеко и до населенного пункта.

Мимо мелькали деревья, и легкое шелестение травы под нашими ногами заглушалось шумом близкой канонады. Несмотря на ночное время суток, бои не прекращались, и артиллерия не умолкала ни на секунду.

Медленно продвигаясь, стараясь идти по кромке леса, вышли к дороге, которая вела к какому-то населенному пункту. В нашу задачу на сегодня входило точное определение места выхода и все. Но никто не забывал, что у нас уже начались проблемы с горючим и продуктами, поэтому если появится возможность безнаказанно разжиться нужными нам ресурсами, то никто не собирался останавливаться.

Малой шел первым, метров на двадцать уйдя вперед, и периодически связывался по радио.

— Феникс, это Кукушка-Один. Слышу на дороге движение.

— Понял, дождись меня, вместе глянем. Как подойду, моргнешь инфракрасным фонариком.

— Понял.

Через минуты две я в приборе ночного видения увидел моргание специального фонарика, свечение которого человеческий глаз не в состоянии увидеть.

Мы осторожно стали пробираться к дороге. Все явственнее был слышен равномерный топот ног, звяканье железа и фырканье лошадей. Притаившись в кустах, мы прекрасно видели небольшую колонну красноармейцев. То, что люди вымотаны, видно невооруженным взглядом. Понуро опущенные головы, несколько телег, набитые ранеными, лошадь, тянущая упряжку с «сорокопяткой». Картина отступающей части. Сам факт того, что отходят ночью, организованно, говорит о сохранении некоторого подобия порядка при отступлении. В наши планы не входило выскакивать, как болванчики из табакерки, и быть застреленными, поэтому пришлось дождаться, когда колонна пройдет, и тогда двигаться дальше параллельно дороге.

Такая предусмотрительность оправдала себя, чуть позже мы наткнулись на арьергард отступающей части, который, видимо, должен был задержать немцев, если те попробуют организовать преследование. Известив Артемьева, что в их сторону направляется воинская часть, мы двинулись дальше.

В этой полосе наступали части 2-й полевой армии вермахта. В отличие от моторизованных дивизий, насыщенность техникой у них была поменьше, что сказывалось на скорости продвижения. По моему мнению, в такой ситуации разжиться горючим будет не так просто, но попытаться стоит. Через час такого марша мы наконец-то вышли к населенному пункту, возле которого явственно были видны следы боя и пустые окопы, оставленные ранее виденными нами красноармейцами.

Но свято место пусто не бывает. В деревне уже хозяйничали немцы. Несколько грузовиков, развернутая батарея зенитных автоматических пушек и примерно рота немцев, которые, выставив охранение, расположились на ночлег. Тут на связь вышел Артемьев.

— Феникс, это Бычок.

— На связи.

— Твои знакомые тут недалеко окопы роют, не рядом, конечно, но если мы начнем уходить, то могут заметить всю нашу акробатику.

— Уйди дальше в лес. Маскируйтесь и не дергайтесь. Мы тут немцами любуемся. Попробую уточнить, что за деревня, сколько немцев и что у них в закромах.

Пробираясь по лесу, приближались к деревне. Малой периодически прикладывал ВСС и через прицел рассматривал расположение часовых и секретов. Таким образом мы разглядели несколько секретов и две пулеметные позиции, которые весьма грамотно прикрывали расположившихся на ночлег немцев. Да и зенитная артиллерия была расставлена таким образом, что не оставила бы нападающим никаких шансов. Уже после более внимательного изучения рассмотрели еще несколько полевых пушек, возле которых периодически прохаживались часовые, и я не сомневался, что расчеты спят где-то рядом и по первой команде откроют огонь.

По зрелому размышлению, вдвоем нам сюда лезть никак нельзя, да и вдесятером тоже, и БТР не помог бы. Не добившись никаких результатов, принимаю решение уходить. Рисковать зря это не подвиг, это дурость, у нас другие задачи, более глобальные, нежели грохнуть несколько спящих немцев.

Тут в наушниках прошелестел голос Малого:

— Командир. Просто так уйдем? В метрах ста от нас секрет и недалеко от него пулеметная позиция. Может, по-тихому их грохнем и пару сюрпризов оставим, нам ничего не грозит, а они утром побегают, хоть на полчаса, но задержатся.

— Нет. Сам знаешь, у них смена будет часа через два. Все равно раньше времени найдут и крик поднимут.

— Но нам-то что с этого. Командир, пойми, не могу смотреть, как эти гады нашу землю топчут. А тут оружие бесшумное. Штук пять их гнид зачистим, до Берлина потом проще идти будет.

«Вот ведь, как наш сленг перенимают и моими же словами сейчас убеждают. С другой стороны, народу из сорок первого года нужно постоянно доказывать, что мы с ними против немцев. А тут пара выстрелов. И уходим. Ладно, да и сам хотел пострелять, правда после этого придется выслушивать едкие шуточки Артемьева».

Малой понял, что я согласился, когда стал скручивать со своей СВУ штатный пламегаситель и накручивать доработанный глушитель, сделанный спецами в Москве.

Мы разошлись, так, чтоб в сектора обстрела под разными углами попали наши мишени и возможные пути подхода к ним подкреплений.

Только я приложился к прицелу винтовки, но тут же яростно зашипел в гарнитуру радиостанции:

— Кукушка, отставить.

— Вас понял, Феникс, что случилось?

— У нас гости, смотри левее окопов. Видишь, движется что-то?

Через секунд двадцать Малой подтвердил, что видит.

— Если не ошибаюсь, то не только мы за немцами подглядываем. Похоже, наша разведка.

— Да, похоже. Вроде как секрет выкрасть хотят. Что будем делать?

— Смотрим, наблюдаем, сочувствуем. Если немцы начнут возмущаться, немного постреляем.

— Вас понял, Феникс.

Тут в наши переговоры вмешался Артемьев:

— Феникс, вы там что? Делом занимаетесь или развлекаетесь? Может, вам еще попкорна прислать?

— Бычок, тебе что заняться нечем? У тебя там красноармейцы рядом, наблюдайте. Тоже интересно. Все, конец связи, не мешай. Тут куча машин и у немцев наверняка «наливняк» должен быть.

Мы в течение сорока минут наблюдали, как разведчики подбирались к секрету, и особенно понравился бросок — тихая возня и тишина. Потом один, взвалив на себя безвольное тело, быстро побежал к лесу, а двое его стали прикрывать. Естественно, такая наглость не осталась долго незамеченной. Немцы всегда были педантами того, что касалось караульной службы. Поэтому раздались крики, выстрелы, и небо озарилось осветительными ракетами.

— Кукушка, работаем.

— Вас понял.

И две наши винтовки тихо захлопали. Пулемет, который с фланга обстреливал отступающих разведчиков, быстро замолчал. Трудно пулеметчикам стрелять с дырками в головах. Со стороны деревни затявкала зенитная пушка, но и она вскоре замолчала. Даже на такой дистанции моя винтовка смогла их достать, хотя и пришлось потратить почти весь магазин. Мы так развлекались еще минут пять, пока немцы не догадались, что они как-то странно умирают, поэтому пушки, пулеметы начали обстреливать все вокруг, и нам пришлось в срочном порядке ретироваться, жалко будет нарваться на шальную пулю или снаряд.

— Пойдем разведку посмотрим, может, им помощь нужна, а то их вдогонку хорошо угостили. Как раз и на местности наконец-то сориентируемся.

— Феникс, это Бычок, что у вас там?

— Да тут разведка нарвалась, а мы под шумок немного постреляли.

— И как результаты?

— Немцы очень обиделись. Аж человек на двадцать.

— Командир, может, давай БТР вытянем и еще раз прогуляемся?

— Щаз. Там у них батарея зенитных автоматов, враз наш БТР нашинкуют. Короче, Бычок, прекращай засорять эфир своими фантазиями. Твоя фантазия на базе ребенка нянчит. Тебе, кстати, задание.

— Слушаю.

В его голосе проявился азарт. Вот человек, еще в войну не наигрался.

— Подготовь все для фугаса. Заминируем дорогу, именно по ней завтра немцы пойдут. Справишься?

— Да не проблема. Я-то думал…

В голосе раздались разочарованные нотки. Ничего, вернемся на базу, я Катьку, его жену, накручу, чтоб она ему мозги вправила. Она уже одного мужчину на войне потеряла. Пусть думает.

— Покушение на Гитлера чуть позже обдумаем. Все, конец связи.

Теперь мы занимались преследованием. Примерно представляя маршрут, по которому уходила разведка, смогли их нагнать минут через двадцать бега, причем наше преимущество в ночном зрении опять помогло. Да и Малой, который шел впереди, будучи охотником, умел слушать лес, и сопение разведчиков услышал намного раньше, чем мы вышли на них. А дела у народа были не очень. Одного из разведчиков серьезно зацепило, и ему пытались оказать первую помощь.

Двое склонились над раненым, рядом лежал связанный немец, а четвертый разведчик стоял рядом, вслушиваясь в лес. Он, видимо, слышал наше приближение, поэтому занервничал. Мы с Малым спрятались за деревьями, и я спокойно, вполголоса сказал:

— Эй, разведка, не стрелять, свои.

Разведчики сразу бросились врассыпную, заняв оборону, но, доказывая, что они не простая пехота, не открыли стрельбы. Когда они попрятались, в ответ раздался вопрос:

— Это кто свои?

И я, и Малой, который зашел с фланга, прекрасно их видели, поэтому в случае перестрелки у них не было шансов.

— Сначала вы представьтесь. Хотел бы вас завалить, просто бы гранату кинул.

«О как. А мне эта сцена уже знакома. Вот именно так я в лесу под Рославлем знакомился с младшим братом Строгова, с лейтенантом Павловым и девушкой Зоей».

— Дивизионная разведка. Вы кто?

— Фронтовая разведка. Я выхожу.

— Ну выходи.

Я вышел из-за дерева, приблизился к дереву, за которым спрятался командир группы. Тот осторожно вышел, держа меня на прицеле автомата. Но вот мой вид в «лохматке» и с прибором ночного видения на него произвел впечатление.

— Представьтесь.

— Лейтенант Мальков. Девяносто девятый разведывательный батальон, 62-й стрелковой дивизии.

— Майор Кречетов. Специальное подразделение фронтовой разведки.

Мальков волновался и часто вертел головой, правильно делает, не могу же я в таких чинах быть один в этом лесу. Надо разряжать ситуацию, получать информацию и сваливать, и так набегались по лесу.

— Давай гляну, что там с раненым.

Я наклонился и посмотрел. Ну огнестрел, плечо задело, шок. Уже привычно достал шприц-тюбик и вколол в ногу раненому. На вопросительный взгляд разведчика ответил:

— Это обезболивающий укол. У американцев закупаем. Вроде ничего, будет жить.

— Товарищ майор, а что это у вас за прибор на голове такой?

— Прибор ночного видения, тоже американский. Очень неплохо с таким ночью на немцев охотиться.

Я снял прибор и дал попробовать лейтенанту. Он повертел головой и с сожалением отдал обратно.

— Хорошая вещь.

Так, надо его сбивать с темы.

— Вот что, лейтенант. Вы там в деревне неплохо наследили, пришлось немного подчистить за вами, так что погони не будет. У германцев сейчас более интересное занятие, трупы считают. Думаю, штук двадцать будет. Но это так, лирика. Я помогу вам, вы поможете мне. Наш самолет сбился с курса, поэтому выбросили неизвестно где, нет привязки к местности. Что это за деревня?

— Деревня называется Каблуки.

— Странное название. Ничего, разберемся. Что думаете дальше делать?

— К своим нужно идти.

— Тут по дороге наша стрелковая рота позицию занимает. Можете туда пробираться, а мы своим путем, сам понимаешь, у каждого своя задача.

После чего, снова надев прибор, не забыл подобрать использованный тюбик обезболивающего, и мы с Малым снова растворились в лесу. Снова шли по лесу, делая большую дугу, чтобы не столкнуться с разведчиками и красноармейцами, когда на связь вышел Артемьев.

— Феникс, на связь.

— Слушаю.

— Командир, не поверишь, на той полянке, где мы собирались устраивать пикничок, обосновалась батарея наших минометов и уходить не собирается. Окопчики роют. Хорошо, что мы в лес отошли, но что дальше делать?

— Хреново. Уходите дальше в лес и ищите место под базу. Судя по расстановке сил, они завтра не долго продержатся. Придется сидеть в лесу и пережидать.

Через час бега по лесу мы воссоединились с нашей группой и приступили к анализу ситуации.

— Мы столкнулись с разведкой 62-й стрелковой дивизии 21-й армии, которая как раз противостоит немцам в этой полосе. Судя по всему, управление войсками не потеряно, и это дает шанс, что разгрома, как в нашей истории, под Киевом не будет. А это значит и наша заслуга тоже. Санька, давай разворачивай радиостанцию, передадим нашим сообщение, чтоб отправили шифрограмму в Москву и указали про наше местоположение. Может, они успеют связаться с командованием 62-й дивизии, и нас тут не шлепнут, если увидят.

— А смысл? Ну скажут они, ну выйдем мы и нас не расстреляют, в лучшем случае отправят в Москву, в худшем придется участвовать в боях и отступать, потом снова Москва. Или все равно придется пробираться по ночам сюда. А дальше? Опять точка перехода на захваченной территории и куча головной боли.

— Тут ты, Санька, прав. Задержать немцев они не смогут. Подогнать горючки под постоянными налетами и ударами противника не реально. Только опять засветимся. Тогда смысла здесь устраивать встречу братьев по разуму я не вижу. Хорошо. Тогда готовим скрытое убежище. Выставляем посты, минируем подходы.

К утру нашли небольшую промоину возле ручья, там и разместили свою временную базу. На подступах поставили несколько мин-ловушек, так, чтоб подобраться к нам было не так легко. Вот тут Санька оказался виртуозом. Параллельно прослушивали переговоры немцев по радио, стараясь хотя бы по мощности сигнала определять расстояние до работающих передатчиков, но это было настолько неточно, что достоверность такой информации была невысока.

Малой напросился быть наблюдателем на поле боя, и для большей информативности взял новинку, благодаря Борисычу, появившуюся у нас. Это была миниатюрная видеокамера с радиопередатчиком. Мы, на месте подключив к ноутбуку внешний ТВ-тюнер, могли смотреть передаваемое изображение с места события. Конечно, мощность передатчика была невелика и смотреть могли на расстоянии не больше ста метров, потом сигнал начинал затухать, но раньше и такого не было. Одного его отпускать было не с руки, поэтому назначил ему в пару Артемьева, авантюризм которого будет компенсироваться непробиваемым спокойствием Малого, несмотря на возмущение Саньки, назначенного старшим.

Разведчики, искусно замаскировавшись в лесу, стали демонстрировать панораму обороны потрепанного советского батальона, позиции противотанковых пушек и минометной батареи, состоявшей всего из трех орудий.

— Кукушка, попробуй обойти лесом и выйди в тыл к нашим, а то попадешь под перекрестный огонь.

— Вас понял. Сам хотел предложить.

Минут сорок Малой и Артемьев пробирались на указанную позицию, по пути чуть не наткнувшись на немецких наблюдателей, которые занимались тем же — подглядывали за нашими бойцами.

— Феникс, вижу двух немецких наблюдателей.

— Дистанция?

— Метров сорок. С радиостанцией, скорее всего корректировщики.

— Сможешь по-тихому снять?

— Да.

— Работай осторожно. Будет возможность, возьми трофеи — в хозяйстве пригодятся.

Тут наш разговор был заглушён начавшейся артиллерийской подготовкой. Где-то вдалеке глухо хлопали пушки, и над позициями советского батальона сразу стали подниматься столбы разрывов тяжелых снарядов. Видимо, немцы сильно разозлились за наш ночной визит, раз сразу, без попыток прорваться штатными полковыми средствами, начали лупить дивизионной артиллерией.

Но это было недолго. Два тихих хлопка, абсолютно неслышных на фоне канонады, сразу прекратили корректировку огня немецкой артиллерии.

Быстро обыскав немцев, ухватив два карабина, несколько сотен патронов, простой пехотный пистолет парабеллум, разведчики еле успели унести ноги от пробирающихся через лес густых цепей немецкой пехоты. Повезло в том, что корректировщики засели на фланге, и основная масса пехоты прошла левее места, где укрылись Малой и Артемьев.

Со стороны дороги раздался сильный взрыв. О, вот точно Санькин фугас рванул, значит, немцы пытались проехать по дороге или протащить что-то тяжелое, вроде пушки. Мое настроение улучшилось. Роль пассивного наблюдателя за тем, как полнокровный полк со всеми средствами усиления будет раскатывать наш потрепанный батальон, меня как-то не устраивала. А тут уже сумели даже в таком режиме, не привлекая внимания, надавать немцам.

Оторвавшись от экрана ноутбука, повернул голову к Миронову.

— Выдвинься правее метров сто, там ложбина, и немцы, когда получат по зубам, попытаются обойти. Поставь там несколько растяжек, чтоб и немцам было весело, и мы с ними за компанию посмеялись.

Миронов, облаченный в почти такую же, как и у меня, лохматку, вооруженный СВД, коротко кивнул и без лишних слов вытащил из Санькиного баула пяток заготовок для растяжек и бесшумно исчез в кустах.

С нашей стороны пока было тихо, поэтому, убедившись, что Вяткин контролирует подходы к нашему убежищу, снова вернулся к ноутбуку и погрузился в процесс наблюдения за разворачивающимися событиями.

Решив, что артподготовка закончилась, немецкие цепи вышли из-под прикрытия деревьев и достаточно резво рванули в сторону русских окопов. Судя по количеству немцев, наступало тут не меньше пехотного полка. Когда до окопов оставалось метров двести, открыла огонь минометная батарея. Сначала тявкнул один миномет. Получив данные от корректировщика, внесли поправки и сразу захлопали все три орудия. Расстояние было не такое уж и большое, да и минометчики успели за последние дни напрактиковаться на противнике — в боевых порядках немцев начали вспухать взрывы мин. Правый фланг, который попал под обстрел, сразу залег, и минометчики перенесли огонь чуть дальше, в надежде остановить продвижение всего полка. Со стороны окопов уже хлопали винтовки и короткими очередями стреляли парочка «максимов» и несколько ручных «Дегтяревых». Обычно в такой ситуации немцы подтягивали свои минометы и ровняли позиции противника с землей, но тут командир обороняющегося батальона поступил мудро. В лесу минометы не расположишь, сами себя при выстрелах подорвут. Выходить из леса и размещать там позиции — сразу окажутся под огнем стрелкового вооружения. Остается только полковая артиллерия, и только с закрытых позиций. На дороге, по Санькиной вине, произошел затор, поэтому подтянуть на прямую наводку легкие 75-миллиметровые пушки пока не получается. Командир советского батальона решил этим воспользоваться по максимуму.

Попав под яростный обстрел, немцы залегли и начали отступать под защиту деревьев. Получив новые целеуказания, из-за леса опять загрохотала артиллерия. Досталось и минометчикам. Их позицию вычислили очень быстро и накрыли сосредоточенным огнем.

— Феникс, Феникс. Это Бычок. Что будем делать? Ты видишь, наших раскатывают. У них в лесу несколько корректировщиков. Может, загасишь им передатчики?

— Надолго ли? Протянут «полевку» и про нас узнают. Хотя попытаться стоит.

Повернулся к передатчику, подключил к модулю управления плату согласования с ноутбуком и запустил программу на ноутбуке. Тут же заработал анализатор спектра радиосигналов и уже привычно включил селективный подавитель сигналов.

На связь опять вышел Артемьев.

— Феникс, все классно. Прекратили бомбить. Наверно, сами обалдели.

Да. У них же по штату не положены средства РЭБ и радиопеленгации. Поэтому вряд ли в пехотном полку найдутся средства для поисков нашего передатчика. Но и эта заминка оказалась недолгой. На поле по лесной дороге выехали два бронеавтомобиля и с дальней дистанции открыли огонь из малокалиберных автоматических пушек. Отсутствие радиосвязи сказывалось на эффективности их огня, но под прикрытием брони немцы смогли выкатить на поле две легкие 75-миллиметровые полевые пушки и тут же открыли огонь по окопам.

Со стороны русских окопов пару раз выстрелила «сорокопятка», и один из бронеавтомобилей замер и вспыхнул факелом. На этом удачи советских воинов закончились. Две немецкие полевые пушки открыли беглый огонь, и позиция «сорокопятки» покрылась султанами разрывов. Минометная батарея двумя уцелевшими орудиями попыталась достать позицию немецких артиллеристов, но только навлекла на себя новый шквал снарядов и замолчала уже навсегда. После уничтожения основных средств усиления русских, плотные цепи пехоты снова вышли из леса и бодренько рванули к окопам. Там еще пробовали отстреливаться, но результат боя был предрешен. Вокруг окопов вставали фонтаны взрывов, и по их высоте можно было судить, что к обстрелу снова подключились тяжелые орудия. Пехота в сопровождении одного уцелевшего бронеавтомобиля приближалась к окопам. Но, несмотря на методичный огонь артиллерии, советские воины яростно оборонялись, и по тому, как по мере приближения цепей пехоты к окопам, поле покрывалось телами в серой форме, было видно, что бой еще не закончен.

Настал тот момент, когда и хваленые немецкие солдаты залегли под плотным огнем и стали отступать, не выдержав накала боя. Минут через десять, подобрав раненых, они снова ушли под защиту деревьев. На поле боя установилась тишина. Все это я наблюдал на экране ноутбука, слушая Санькины комментарии. Теперь немцы подтянут больше артиллерии и уже без атак раскатают оборону остатков стрелкового батальона.

Но за то, что у двух пушек, что вытащили из леса на прямую наводку, не осталось в живых никого из расчета, тут они должны благодарить Малого, который в шуме боя успел расстрелять более сорока патронов, да и Артемьев тоже не сидел сложа руки.

Я выключил установку подавления радиосвязи, чтоб зря не садить аккумулятор и не привлекать лишнего внимания.

— Феникс, что будем делать?

— Возвращайтесь. Мы им ничем не поможем. Немцы сейчас подтянут артиллерию и просто завалят их снарядами, а тех, кто выживет, контуженых, просто постреляют. Их тут целый полк со всеми средствами усиления, даже если вызовем БТР, все равно ничего не сделаем.

— Вас понял. Феникс, возвращаемся.

Глава 23

Минут через двадцать разведчики вернулись на нашу импровизированную базу и делились впечатлениями. Эмоциональный рассказ Артемьева был прерван вышедшим на связь Мироновым, который доложил, что около роты немцев идут в обход по лесу. Этот доклад слышали все, и озабоченность читалась даже на лице Саньки, который только что получал ни с чем не сравнимое удовольствие, отстреливая наступающих немцев.

Вяткин, Малой и Артемьев смотрели на меня и ждали решения. Все прекрасно понимали, что это значит. Немцы пройдут мимо нас, не заметив, и зайдут в тыл обороняющемуся батальону. Поэтому до сих пор не началась артподготовка — ждут, когда эта рота зайдет в тыл обороны. Как командир группы, я знал — ввязаться в бой с немцами это поставить под угрозу всю операцию по работе с предками и, возможно, засветить наше появление по полной программе. И это понимал не только я. Общую мысль выразил Санька:

— Командир, я понимаю, что нам нельзя рыпаться. Но по мне, так это западло немцев пропустить в тыл. Там раненые и некому их эвакуировать и защитить, а эти на них и выйдут. Будет резня.

Я опустил голову и лихорадочно искал выход из ситуации. Мне самому было неприятно. Сейчас перед глазами вставал полевой госпиталь Красного Креста под Симферополем, который вырезали татары, и второй раз такое видеть я не мог, а тем более допустить. То, что придется вмешаться, поняли все, только ждали команды, и если сейчас затаиться, тот же Малой и Вяткин сознательно уйдут в свой последний бой, да и Артемьев с ними увяжется.

Я глубоко вздохнул. Если нельзя запретить безобразие, то нужно его возглавить.

Приняв для себя решение, как-то стало легче на душе, и команды уже легко полились из меня.

— Связь с базой. Пятиминутная полная боевая готовность. Быть готовыми для высадки и огневого прикрытия эвакуации. Артемьев и Малой, провести дополнительное минирование. Вяткин, помогаешь мне оборудовать огневую позицию пулемета и автоматического гранатомета. Всем, кроме снайперов, экипироваться по штурмовому варианту.

Все бросились выполнять команды, у нас было слишком мало времени.

Пока Артемьев и Малой устанавливали несколько МОНок и Санькины самоделки, я с помощью Вяткина вытащил АГС-17, зарядил его и приготовил для ведения огня, а складной саперной лопатой делал некоторое подобие бруствера. То же самое делал Вяткин для своего ПКМ.

Передав сообщение на базу, получив сообщение от Миронова о приближении немцев, включил систему подавления радиосигнала и приготовился к бою. Невдалеке разместился Санька, сменив «лохматку» маскировочного костюма на кевларовый шлем, бронежилет, баллистические очки. Такая же метаморфоза произошла и со мной и с Вяткиным. Малой, как снайпер, замаскировался более основательно, у него в бою были другие задачи, это же касалось и Миронова, который должен был привести немцев на нашу базу.

* * *

Майор Селиванов осторожно выглянул из-за бруствера, осматривая в бинокль поле перед окопами и темнеющий невдалеке массив леса, в котором пряталась немецкая пехота. Оглохший на одно ухо от разорвавшегося рядом снаряда, с наскоро перевязанной рукой, словившей небольшой осколок, командир полка все еще оставался в строю. Все бойцы, находящиеся у него в подчинении, были жалкими остатками 223-го стрелкового полка 53-й стрелковой дивизии, которая с боями отходила от реки Десна, под постоянными ударами 2-й полевой армии вермахта. Благодаря заранее полученной информации о готовящемся ударе удалось подготовить глубоко эшелонированную оборону по южному берегу Десны и на неделю задержать продвижение немецких войск. Последним указанием от командования дивизии был приказ цепляться за каждый холм, но максимально стараться задержать наступление врага, пока южнее формируется новая линия обороны.

Майор Селиванов, начальник штаба полка, заменивший тяжело раненного и эвакуированного в тыл командира, старался выполнить приказ со всей тщательностью и фантазией голого и голодного солдата, уже знающего, что жить ему осталось считаные часы. Поэтому отбив несколько атак противника, он уводил оставшихся людей и готовил новый рубеж, стараясь на нем остановить хоть на день, хоть на час немцев, делая все, чтобы при этом сберечь людей.

Когда была уничтожена последняя противотанковая пушка и минометная батарея, майор понял, что как боевая единица, полк будет существовать еще около двух-трех часов. Именно такого времени достаточно противнику, чтоб сровнять позиции полка с землей и обойти по лесу для флангового удара.

Была возможность отступить и снова ухватиться за очередной рубеж, но люди сильно измотаны непрекращающимися боями и ночными маршами. Большое количество раненых не позволяло сделать спасительного рывка. Их просто не на чем было эвакуировать, а бросать на растерзание противнику не позволяла совесть.

Два часа жизни. Единственное, что грело душу, что это не первое поле, усеянное серыми телами уничтоженных фашистов. Да и горящий бронеавтомобиль, и бесхозно стоящие две 75-миллиметровые полевые пушки с уничтоженными расчетами скрашивали грустные мысли. И эти три километра не дались немцам легко. Они заплатили и будут еще много платить за каждый метр нашей земли. Ночью в расположение полка вышли дивизионные разведчики, один из них был ранен, но они смогли выкрасть унтер-офицера во время проверки постов. Конечно, стрельба поднялась серьезная, но главное, дивизия про них не забыла.

Интересную вещь они рассказали, что здесь по лесам бродит еще какая-то группа фронтовой разведки, которая этой ночью основательно пощипала немцев. Маленькая надежда теплилась в душе, что сейчас, что через полчаса, к ним придет помощь и не придется отстреливаться до последнего патрона. Он не боялся смерти. Он к ней привык и был готов ее принять как должное, слишком устал за это время. Ему было обидно за своих бойцов. Многое он видел за это время. И предательство, и трусость, и храбрость. Те, кто сейчас были с ним, те, кто по-хозяйски заряжали оружие последними патронами и готовили к броску последнюю гранату, те, кто не сбежал в лес при ночных маршах, бомбардировках и артобстрелах, были настоящими русскими солдатами. Жалко было погибать и видеть, как погибают лучшие. Но они погибнут и придут другие, которые рано или поздно пойдут в наступление и отобьют эти земли, политые кровью.

Всего два часа… Он был по жизни циником, как все, старался двигаться по служебной лестнице, искал теплые места, но все это было в прошлом. Когда ходишь по краю жизни и знаешь свой час, можно быть самим собой. Сейчас остались только эти окопы и линия леса, откуда скоро снова выйдут густые цепи противника и это будет последним боем.

«Надо бы подстраховаться на случай обхода, хотя сил нету вообще». Повернув голову и глянув по ходу сообщения, он увидел артиллериста, лейтенанта Павлова, который прибыл с новым пополнением прямо в разгар боев. Последнюю пушку уничтожили час назад, и оставшийся без орудия Павлов принял на себя роль командира стрелкового взвода. Хотя после боя по количеству взвод был больше похож на отделение.

— Павлов.

— Я, товарищ майор.

— Возьмешь свой взвод, один пулемет и пройдете вон в тот лесок, недалеко от позиции минометной батареи. Там лощина и немцы вполне в состоянии обойти и ударить во фланг. А там только раненые. Попробуй их задержать, а я пока попытаюсь организовать их эвакуацию.

А про себя подумал: «Только тех, кто сможет сам уйти. Это все что я смогу сделать».

До противника было далеко, но и сюда доносился звук работающих двигателей, то ли тягачей, то ли танков. Проследив, как группа бойцов, возглавляемая Павловым, скрылась в леске, Селиванов окликнул бойца, последние два часа исполняющего обязанности вестового. Но серия мощных взрывов и вспыхнувшая в лесу яростная перестрелка отвлекла его внимание. Приучившись по звуку стрельбы определять характер боя, майор очень сильно удивился. Многочисленные взрывы и длинные пулеметные очереди никак не вписывались в обстановку. Не могли германцы пустить в обход группу меньше взвода, и отряд Павлова был ей на один зуб, а тут бой длится уже минут пять, и активность стрельбы не уменьшается.

Мысль, которую Селиванов загонял подальше, все больше не давала ему покоя: «Помощь! Подмога!» Он боялся сам себе признаться, что до самого последнего момента ждал этого, боялся сглазить…

Хлопки выстрелов пушек из-за леса и взрывы гаубичных снарядов на позициях не дали ему возможности полностью насладиться звуками боя в лесу. Через пять минут, поддерживаемый бойцами, с пробитыми осколком легкими, захлебываясь своей кровью, майор Селиванов в последние секунды своей жизни думал о раненых, которых он так и не успел эвакуировать.

* * *

К нашему счастью, лес не был настолько густым, и видимость была не меньше двадцати-тридцати метров. Впереди, выдвинувшись метров на пятьдесят-шестьдесят, шли передовые дозоры. Мы их подпустили почти вплотную к нашим позициям и спокойно расстреляли четверых человек из бесшумного оружия.

Пока была возможность, тела разведчиков утянули в сторону, чтоб раньше времени не насторожить противника.

Немцы шли компактною цепью в несколько рядов, поэтому первым двум рядам дали возможность пройти линию минирования, и только после этого Санька подорвал МОНки, которые целым облаком металлических шариков накрыли задние ряды противника. После необычно громких взрывов уже мы, не таясь, открыли огонь. До противника было не более тридцати метров, и как в тире, мы спокойно и методично их расстреливали. Рядом надрывался ПКМ в руках Вяткина, полосуя разбегающихся немцев, чуть в стороне залег Санька и короткими очередями из автомата методично отстреливал самых резвых, кто пытался сопротивляться. Тем же занимался и Малой, но менее громко, но более результативно: один тихий хлопок — один труп.

Немцы, раскиданные взрывами мин, в первые десять секунд не оказывали никакого сопротивления, что дало нам возможность со вкусом отстреливать мечущиеся фигуры. Как оказалось, мы завалили только первый взвод, а за ним шли еще три, которые стали профессионально окружать и зажимать в тиски. Но и мы не первый день по лесам бегаем и этот обход изначально предполагали, поэтому Артемьев, ухватив связку из двух «шмелей», побежал на левый фланг в помощь к Миронову.

Взвод немцев, бодренько рванувший на окружение наглых русских, так же быстро налетел на несколько растяжек, которые ставил профессионал, и, потеряв человек шесть, залег и начал истерически отстреливаться. На фоне такого грохота и стрельбы Миронов успел проредить из бесшумной ВСС славные ряды вермахта еще на шестерых человек. В это время к нему подоспел Санька и со всей пролетарской ненавистью поочередно разрядил оба РПО-А по залегшим немцам. Взрыв боевой части реактивного огнемета «Шмель» по мощности подобен взрыву 120-миллиметровой мины, но в отличие от мины, для термобарического боеприпаса деревья не являются защитой. Две огненные вспышки, сопровождаемые неимоверным грохотом, с небольшим интервалом, поглотили человек десять-двенадцать и раскидали остальных, ломая хрупкие человеческие тела.

Миронов и Артемьев, окрыленные своей безнаказанностью, а скорее всего контуженные взрывной волной, по-другому это никак не объяснить, пошли в атаку на немцев, из которых только единицы смогли убегать своим ходом. Впечатление от «шмелей» было таким, что никакого сопротивления контуженые и обожженные остатки пехотного взвода, не оказали.

По фронту на нас наседали сразу два взвода немцев, и огонь был настолько плотным, что нельзя было поднять головы. Вяткин из ПКМа яростно огрызался, но скоро и он затих, словив плечом пулю. Пока была возможность, я подтянул к себе РПГ-7 с предусмотрительно заряженной термобарической гранатой и, практически не целясь, выстрелил в сторону наступавших немцев. Граната, шипя реактивными соплами, врезалась в дерево и, распылив облако взрывчатого вещества, сдетонировала. До моей позиции было метров тридцать, но и меня ударной волной шибануло так, что в глазах потемнело. Представляю, каково там приходится немцам. Уже больше на автомате я вставляю в гранатомет еще один термобарический заряд и, уже тщательно прицелившись, стреляю в сторону отступающих немцев. Еще один взрыв. Огненный шар слизывает несколько человек и раскидывает остальных. Рядом снова ожил пулемет, и по спинам отступающих немцев прошлась незримая коса. Но напуганные страшным оружием, они убегали, не обращая внимания на нашу стрельбу. Пока была еще такая возможность, вставляю в гранатомет осколочный «карандаш» и делаю последний выстрел в мелькающие между деревьев серые фигурки. Снова шипение и взрыв. С большим удивлением, даже после того как меня оглушили выстрелы гранатомета, услышал характерный лязг пулемета Дегтярева, который заработал с фланга, и тут же поддержавшие его хлопки винтовок. Бросив гранатомет, я подхватил автомат и перекатился в сторону, откуда появились новые действующие лица. Ко мне присоединился Санька, зарядив подствольный гранатомет и направив оружие в ту же сторону. Когда за деревьями замелькали советские гимнастерки, мы немного успокоились, но в горячке боя, тем более в наших штурмовых прикидах двадцать первого века, могли посчитать за немцев и просто грохнуть.

Я как мог закричал:

— Не стрелять, свои! Стоять, иначе откроем огонь!

В итоге, все равно эти дятлы открыли по нам огонь, и чтоб их не калечить, пришлось зашвырнуть в ту сторону светошумовую гранату, закричав: «Глаза».

После грохота и вспышки гранаты, пока красноармейцы терли глаза, нам пришлось отвлечься от новых действующих лиц и вплотную заняться подранками в серой форме, которые мелькали в прицеле.

— Бычок, ты посматривай, чтоб эти лохобаны нам в спину не зарядили.

— Понял, Феникс.

Но к нашему всеобщему удивлению, в спину нам никто стрелять не стал, а короткими перебежками с криком «Свои» приблизился какой-то чумазый офицер, упал рядом и демонстративно стал постреливать в сторону немцев из трофейного МР-40. Вскоре к нему присоединились еще пятеро бойцов, а из-за деревьев несколько раз загрохотал пулемет Дегтярева.

Когда бой затих, мы услышали, как со стороны обороны полка раздается канонада взрывов, в которые вплетаются звуки стрелкового оружия.

Тут и без разведки и подсказки все было понятно. Услышав стрельбу и взрывы, противник понял, что обходная группа вышла во фланг или нарвалась на засаду, и решил поддержать ее с фронта, начав артобстрел и новую атаку.

Но пока было не до этого, направив автомат на чумазого офицера, я снял баллистические очки и начал строить всех, кто был не в камуфляже. На что офицер, командовавший группой прикрытия, засветился белозубой улыбкой на измазанной физиономии.

— Товарищ майор!

Я присмотрелся. Вот это да. Павлов, собственной персоной.

— Привет, Сергей, а ты тут какими судьбами? Ты же артиллерист?

— Да нет больше артиллерии, последнюю пушку сегодня разбили.

— Видели. Так что, выходит, ты теперь в пехоте.

Он пожал плечами.

— Выходит, что так.

— Ладно, не расстраивайся. Повоюем еще.

Тот аж засветился.

— Да мы, товарищ майор, с вами дадим немцам…

— Ты тут не прыгай от радости, сам понимаешь, у нас свои задачи и влезли мы только потому, что они к вам в тыл могли зайти да раненых вырезать.

На Павлова это объяснение не произвело впечатления. Уставший от боев, отступлений, окружений, он подсознательно тянулся к человеку, который всегда был в курсе всего и умел выпутываться из тяжелых ситуаций. А то, как мы расправились с ротой немцев, произвело впечатление на всех.

Ладно, времени мало.

— Санька!

— Я.

— Возьми двух бойцов, осмотреть немцев, раненых не трогайте, может, наши к ним попадут, пожалеют, как мы их сейчас. Собрать гранаты, пулеметы. Мы отходим. На наших позициях поставишь пару растяжек.

Артемьев кивнул, по-хозяйски вытянул двух обалдевших бойцов, которые с удивлением рассматривали пятнистую форму, бронежилеты, каски, баллистические очки и автоматы Калашникова с подствольными гранатометами.

Припахав остальных бойцов для переноски тяжелого оснащения и перевязки Вяткина, которого как пулеметчика немцы особенно плохо воспринимали, двинулись в направлении канонады и стрельбы. Судя по звукам, там наступали последние минуты жизни обороны остатков стрелкового полка.

Нашему взгляду открылась картина полного разгрома. Чуть в стороне от места выхода портала среди воронок раскинулось все, что осталось от минометной батареи. Дальше, в поле, подошедшие вплотную к русским окопам немцы забрасывали их гранатами. На фланге, к нам бортом стоял бронеавтомобиль с крестами и из автоматической малокалиберной пушки пытался задавить единственный оставшийся пулемет русских. На дальнем фланге остался небольшой участок, который с остервенением обороняли человек двадцать оставшихся в живых красноармейцев. Но и их судьба была решена: в поле, для стрельбы прямой наводкой, разворачивались четыре 75-миллиметровые короткоствольные пушки и парочка противотанковых орудий. Пехота приблизилась к окопам, и вести перекидной огонь через лес, становилось опасным, тем более с учетом того, что радиосвязь была полностью задавлена. Скорее всего, немцы решили, что непонятная система радиоподавления была у этой кучки яростно обороняющихся русских, и хотели их взять, не повредив аппаратуру.

В данной ситуации наша позиция была выигрышной, получалось, что мы вышли не только во фланг, но и в тыл немцам, которые почти полностью окружили остатки полка.

Отдав команду готовиться к бою, мы с бойцами выдвинулись к краю леса, рассредоточившись в воронках. Когда все бойцы, пришедшие с Павловым, оказались с нами и не могли видеть точки перехода, я дал Саньке команду на открытие портала и вызов усиленной группы поддержки. Сам же, приладив на краю воронки станину с АГС-17, взял на прицел развернутую артиллерийскую батарею противника. Рядом примостился Павлов, взявший на себя обязанности второго номера расчета автоматического гранатомета. В соседней воронке притаился Санька, приладивший на РПГ-7 уже противотанковую гранату и ожидавший команды поджечь немецкий бронеавтомобиль.

Когда в наушнике раздался радостный рев Маркова, который сидел в БТРе за пулеметом, я понял, что группа усиления здесь и начинается наше прямое вмешательство в историю возле небольшой деревеньки с веселым названием Каблуки. Самое интересное, что в тот момент я нисколько не сомневался в правильности своих действий. При трезвом и спокойном рассмотрении ситуации нам следовало собрать все гильзы, пустые тубусы от гранатометов и уничтожить все следы нашего пребывания и уйти в наше время. Но вспыхнувший боевой азарт и желание рвать немцев на части, давить их гусеницами танков и гнать, гнать и бить, как тараканов, не давало покоя. И я был не один такой. Даже тяжелораненый Вяткин, накачанный до ушей обезболивающим, просил дать ему хоть раз еще выстрелить в сторону немцев.

Вот теперь покомандуем.

— База!

— На связи, — ответила база голосом моей супруги, — ну что, Феникс, опять в «войнушки» играем, не надоело? Тебя что в бункере запереть?

В радиоэфире раздался хохот. Причем смеялись все. Я-то понимал, что это нервное, но смех перешел в нормальный здоровый хохот, который пришлось прервать властным окриком:

— Всем молчать! Сейчас будем немцев шинковать, а вы тут хохотун поймали. База!

— На связи.

— Возле входа раненый Вяткин, обеспечить эвакуацию.

— Поняли вас. Сейчас сделаем.

— Злой, на связь, — вызвал я Маркова, который, как лучший пулеметчик, сейчас находился в башне БТРа.

— На связи, Феникс.

— Сейчас выскакиваете и расстреливаете артиллерийскую батарею. В первую очередь противотанковые пушки, потом полевые гаубицы. Они для вас первые цели. Если увидите немцев с противотанковыми ружьями, тоже валите, ваша броня им как бумага.

— Вас понял. Жду команды.

— Кукушки, для вас цели те же. Не дайте поджечь бронетранспортер. Работаете поочередно на поле по командирам.

После подтверждения снайперами получения задания занялся инструктажем Саньки, но каково было мое удивление, когда обернувшись, увидел на броне БТРа новое украшение. Там примостился Егор, мой недавний компаньон по плаванию по Днепру в окрестностях Могилева, в обнимку с таким же, как и у меня, АГСом. Мы как-то обсуждали возможность установки на броню гранатомета, но пока отказались из-за недостатка людей, а тут такой сюрприз, и я был уверен, что осназовец научился им пользоваться. Но вот за БТРом стоял БМП-1, который, по идее, здесь быть не должен, по одной простой причине, что там есть экипаж, но он пока не допущен к информации по проекту перемещения во времени, хотя людей там подобрали неплохих. Петрович, мужик лет пятидесяти, который в советские времена служил в танковых войсках, а потом всю жизнь копался в двигателях. В последнее время он за хорошее питание и охрану его семьи занимается у нас ремонтом бронетанковой техники. Кто в башне, я не знал, в последний день этим вопросом занимался Борисыч, но вроде как там был сын Петровича. При том, что использование БМП-1 было рассчитано на крайний случай, если придется отбиваться от массированной танковой атаки, а тут как дети, не наигравшиеся в войну, сами намечаем атаку на превосходящего противника. Никто не задумывался, почему, только я понимал, что сейчас наша группа должна стать спаянным отрядом, за спиной которого обязательно будет общая победа, как тогда под Могилевом, или у нас не будет будущего.

— Петрович, это Феникс, ты какой себе позывной выбрал?

— Дед, а как же иначе.

— Ну Дед так Дед. Будь готов. Сейчас начнем. На тебе — прикрывать дорогу из леса. Как раз оттуда могут появиться неприятности. Танков в принципе тут не может быть, но вот противотанковую пушку вытащить смогут или какую-нибудь самоходку. Для вашей коробки это могила, так же как и для БТРа. Так же, как и все остальные, работаете по пушкам на поле, потом держите дорогу. Особое внимание на пушки и ПТРы.

— Вас понял, Феникс.

Но потом не удержался и добавил:

— Феникс, если б я знал, против кого технику собираю, так давно бы вам рабочими танками все боксы заставил.

— Спасибо, Дед, если не будешь щелкать на поле, заставлю выполнить обещание. Ну что, все готовы? Работаем. Бычок, огонь!

Глава 24

В соседней воронке на несколько секунд приподнялся Артемьев, и гулко хлопнул гранатомет, отправив в сторону немецкого бронеавтомобиля кумулятивную гранату. Граната еще не попала в цель, а за спиной заревели двигатели БТРа и БМП, и две бронемашины необычной конструкции впервые появились на поле боя Великой Отечественной войны. БТР пролетел мимо нас, забирая в сторону, чтоб не перекрывать нам сектора обстрела, ненадолго остановился и, повернув башню в сторону артиллерийской батареи немцев, грозно загрохотал крупнокалиберным пулеметом. Короткие очереди тяжелыми 14-миллиметровыми патронами прошивали орудийные щитки, как фольгу, выводя из строя технику и разрывая на части артиллеристов. Тут же выскочила БМП и, ненадолго остановившись, хлопнула пушкой, отправляя в ту же сторону осколочный снаряд. Уцелевшая противотанковая пушка, которую немцы срочно пытались повернуть в сторону новой опасности, перевернулась на бок, задрав одну из станин вверх, как символ поражения. По позиции артиллерии отстрелялся и я из автоматического гранатомета, потом ко мне присоединился Егор с БТРа, и на этом судьба средств усиления немцев была решена.

— Это Феникс, Злой, работай по пехоте, выдвигайся ближе к окопам. Дед, смотри за дорогой, но поддержи Злого огнем. Всем огонь по пехоте. Кукушки, на вас офицеры и смотрите не пропустите ПТРщиков. Пожгут нашу броню, мы здесь ее оставить не можем.

Пока я передавал по радио команды и объяснения, Злой перенес огонь на поле, где к окопам подходила вторая и самая многочисленная цепь противника. Неожиданный обстрел с фланга замедлил их движение и дал нам возможность достаточно плотно закидать поле гранатами из АГСов. Рядом снова грохнул гранатомет и чуть позади цепи, где немцы поспешно разворачивали минометную батарею, вспух взрыв термобарического заряда.

— Дед. Минометная батарея. Работай. Злой, на тебе пехота, не отвлекайся.

БТР методично загрохотал курсовым пулеметом Калашникова, осыпая немцев винтовочными пулями. Для остроты воздействия снова захлопал АГС с бронетранспортера. Егор, в пылу боя быстро расстреляв первую ленту, не растерялся, зарядил новую и уже прицельно, короткими очередями работал по пулеметчикам и скоплению пехоты. Еще пару раз отправив в сторону немцев термобарические гранаты и штуки три осколочных «карандаша», Санька наконец-то решил получить удовольствие от стрельбы из немецкого MG-34 и, что-то напевая, разряжал свежезаряженную ленту, забыв о разогреве ствола и его своевременной замене. По-моему, ему было просто плевать, рядом лежала еще парочка таких же трофейных пулеметов, так что игрушками на этот бой он запасся с избытком. Из дальней воронки залязгал пулемет Дегтярева.

— Всем смотреть на небо, не хватало, чтоб нас тут раскатали.

Грохнул БТР и немного закачался. В наушниках услышал громкий мат Борисыча.

— Феникс, нам тут борт пробили…

Я сразу понял, что это было.

— Твою мать! Кукушки, в лесу ПТРщики, валите их, а то БТР потеряем.

— Борисыч, что с коробкой? Гудеть и пыхтеть будет?

— Да вроде на ходу, но по ушам дало, да в борту дырка появилась.

— Так двигайтесь, чтоб не быть мишенью.

БТР, взревев двигателем, объезжая воронки, пошел на немцев.

— Кукушки, нашли сволочей?

Ответил Малой:

— Нашли, командир.

— Подсвети мне.

— Понял.

Секунд через пятнадцать из нашего леса в сторону скрытой позиции расчета противотанкового ружья метнулись несколько трассирующих выстрелов. Я тут же повернул в ту сторону АГС и короткими очередями постриг немного леса и тех, кто там прятался.

Безнаказанно избивать немецкую пехоту нам никто бы не позволил, тем более немецкое командование. Несмотря на то что радиостанции противника методично гасились, недалеко от бронетранспортера и боевой машины пехоты выросли столбы пристрелочных взрывов гаубичной батареи, которая до этого раскатывала русские окопы.

— Кукушки, ищите корректировщиков. Они должны быть с катушкой провода и связистом.

— Дед, выдвигайся ближе к дороге. И маневрируй, пусть им труднее будет пристреливаться. Борисыч, тебя тоже это касается. Пусть тратят снаряды. По ходу дела отвлекают, пока тянут к передку противотанковую артиллерию, так что повнимательней.

— Понял, Феникс, — ответил Петрович, хотя в голосе слышен был неподдельный азарт боя.

«Это плохо, сейчас увлекутся и еще пойдут немцев давить до самого Берлина, хотя сожгут идиотов прямо на дороге, не доходя до позиции гаубиц».

— Дед, ты там не увлекайся. Помни, твоя коробка горит очень даже неплохо, от нас ты оторвался, гранатометчиков отогнать некому будет.

Петрович проникся моментом, сам, наверно, облазил кучу сгоревшей брони, поэтому прекратил свои кавалерийские скачки по полю и стал маневрировать недалеко от нашей позиции, обстреливая из курсового пулемета залегших в поле немцев.

— Бычок, берешь четырех бойцов, с пулеметами выдвигаетесь к окопам, прикрываете БТР.

— Понял, Феникс.

Через минуту Артемьев с четырьмя бойцами, нагруженными трофейными пулеметами, перебежками рванули в сторону окопов, где вертелся наш БТР, не умолкая курсовым пулеметом. Иногда он для контраста грохотал КПВТ, но в поле не было таких целей, скорее всего, громил окопы, в которых прятался противник, или обрабатывал лес, куда потихоньку начала отходить избиваемая пехота.

В гарнитуре радиостанции услышал радостный вскрик Миронова.

— Феникс, нашел корректировщика.

— Так чего кричишь? Вали их и займись делом. Вон в поле сколько бесхозных «Гансов» просто так бегает.

— Понял. Сейчас сделаю.

Немецкая гаубичная батарея еще дала несколько залпов с последним прицелом, но, не дождавшись корректировки, замолкла для экономии снарядов. В поле же ситуация была более интересной. Попав под мощный фланговый огонь и контратакованные неизвестной бронетехникой, часть батальона, атаковавшего русские позиции, потеряв минометную батарею, отступили в лес и оттуда слабовато постреливали. Скорее всего, остался заслон, а основная масса ушла дальше. В поле, возле последнего очага обороны русских и в окопах, которые частично удалось захватить, остались отрезанными от своих около двух взводов немецкой пехоты. Теперь немцы оказались в окружении и, находясь под плотным пулеметным и минометным обстрелом, сопротивлялись и попытались прорваться в лес. Три трофейных пулемета, грамотно расставленные Артемьевым, практически в упор положили человек двадцать, пытавшихся налегке уйти на фланге в лес. Марков, находясь в башне БТРа, с высоты своего места неплохо простреливал захваченные немцами полуразрушенные окопы, не давая им поднять голову. А тут и Павлов, по моему совету, прихватив двух бойцов, поднял один из уцелевших минометов разгромленной нашей минометной батареи, быстро пристрелялся и стал заваливать окопы 82-миллиметровыми минами. Концом прорвавшихся немцев была яростная контратака, проведенная оставшимися бойцами полка. Бой в окопах продолжался еще минут двадцать, там отметился Артемьев, установив на бруствере пулемет и сверху обстреливая убегающих по полуразрушенным ходам сообщения немцев.

Пока была такая возможность, я сам пробежал до обороны полка, где Санька в своей штурмовой экипировке вызвал фурор среди красноармейцев. Тут же подоспел Павлов, который остался единственным офицером полка, оставшимся в живых.

— Павлов, займись организацией эвакуации раненых. Выставить боевое охранение и наблюдателей. Если я понимаю немцев, то нам стоит скоро ожидать авианалета, поэтому отвести всех оставшихся в живых к лесу и организовать временную оборону.

Когда Павлов убежал организовывать эвакуацию, я за рукав вытянул Саньку, который что-то вешал на уши молодой девчонке-санинструктору, перевязывающей бойца, и на ухо ему прошептал задание.

— Уточни так, между прочим, когда у них тут появился этот лейтенант Павлов. Уж слишком часто я его встречаю, как бы это не была подстава НКВД. Парень неплохой, такого к нам перетянуть можно, вот только не хотелось бы залегендированного гэбэшника к себе брать. Нам еще с осназовцами разбираться придется.

Санька, когда нужно, быстро все понимал, поэтому с шутками, прибаутками начал расспрашивать про моего знакомого.

— Дед, Борисыч, Злой, по возможности собирайте оружие, боеприпасы, если найдете — продукты и горючку. У вас свободного места в броне много. Скоро будем сваливать. Немцы сейчас утрутся и нажалуются большим дядям из дивизионного командования, а те могут и авиацию вызвать. Пока мы им глушим радиостанции, они могут только отправить посыльного. В условиях наступления вряд ли бы стали разворачивать проводные узлы связи и коммутаторы, поэтому у нас времени час, максимум два. Особое внимание на остатки выстрелов из танковой пушки и гранатометов.

Народ правильно понял, что я от них хотел, и сразу начал мародерничать под прикрытием брони. Из леса раздалось несколько выстрелов, даже заработал пулемет, но выстрел из танковой пушки и несколько очередей из КПВТ быстро отбили желание немцев нам мешать. Видимо, появились новые корректировщики, и на нас снова посыпались снаряды. В такой обстановке мародерничать и выносить раненых было не так удобно, поэтому пришлось снова материть снайперов, которые развлекались отстрелом немцев, прятавшихся в лесу и, видимо, готовящихся к новой атаке.

После нескольких одиночных выстрелов из нашего леса обстрел прекратился, ввиду отсутствия достоверной информации о результатах стрельбы. Мы успели неплохо помародерничать, и десантные отсеки в БМП и в БТР были забиты немецкими карабинами, пулеметами, автоматами, ремнями, подсумками. Туда же натолкали то, что не успевали унести красноармейцы. Два относительно целых станковых пулемета «максим» и несколько пустых лент к нему. Винтовки и карабины Мосина также не были обойдены вниманием. Правда, к советскому оружию практически не было патронов и это не очень радовало. Да еще и в лесу бесхозно около роты немцев лежит, надо бы и их пощупать. В хозяйстве все пригодится.

За такими грустными хозяйственными мыслями меня застал усталый, но довольный Павлов, а с ним целый капитан госбезопасности, в сопровождении четырех бойцов НКВД и двух бойцов в камуфляжных комбинезонах, и один из них мне был знаком, хотя виделись в темноте — лейтенант Мальков, командир разведчиков. И вдалеке, около кромки леса, застыл советский бронеавтомобиль с 45-миллиметровой пушкой. Я даже обрадовался, значит, подкрепление подошло, вот только как мне с ними разговаривать. Но капитан меня удивил. Он с интересом осмотрел мою экипировку, но не стал задавать глупых вопросов и сразу бесцеремонно перешел к делу.

— Вы Кречетов?

Я смотрел ему в глаза. Твердый взгляд уверенного в себе человека. Интересно. В надраенных до блеска сапогах и чистенькой отглаженной форме, даже одеколоном не забыл побрызгаться. Что-то на фоне поля, заваленного трупами, и бойцов с ввалившимися от усталости и недосыпания глазами этот франт вызывает у меня антипатию. А вдруг подстава. Я, может, и параноик, но живой параноик, поэтому надо подстраховаться. Спокойно отжимаю тангенту радиостанции и говорю:

— Какая жара сегодня. Не находите, капитан?

Он удивленно на меня уставился. Только вот Артемьев и все остальные знали, что слово «жара» у нас оговаривается как опасность. Поэтому недалеко от нас, взревев двигателем, стал разворачиваться БТР, сразу развернув башню и направив пулемет в сторону стоящего бронеавтомобиля, Санька тут же отскочил к краю окопа и направил на пришедших оружие. Я выхватил из тактической кобуры «Глок-17» и направил в голову капитану.

— Капитан, вы чьих будете? Если от моего руководства, то докажите, иначе вы считаетесь противником. У вас десять секунд, потом вы трупы. Десять, девять, восемь…

Павлов, увидев такие танцы, не раздумывая, вскинул свой МР-40 и тоже направил на пришедших, демонстративно сняв автомат с предохранителя. Стоявшие рядом бойцы, с которыми мы воевали вместе, знавшие Павлова, подключились к потехе «построй НКВДшника», направив на них оружие. Прибывшие сразу оказались в веселом положении и четверо бойцов НКВД, сопровождавших капитана, благоразумно не стали дергаться и качать права. Не остывшие после боя люди запросто отправят на тот свет чистеньких, не воевавших охранников с капитаном. Хотя в том, что он настоящий, я не сомневался, но поднять свой авторитет даже таким мальчишеским способом не помешает.

Капитан испугался. По-настоящему испугался.

— Э… вам привет от капитана Пронина.

— С этого и нужно было начинать, а не корчить из себя неизвестно кого.

Но капитан попробовал отыграться. Вызывающим тоном потребовал:

— Вы должны ответить про награду.

— Орден Красной Звезды.

— Хорошо, вы должны мне что-то передать.

— Для начала представьтесь.

— Капитан Зелоев. Начальник особого отдела 62-й стрелковой дивизии.

— Понятно.

Он опять начал нажимать:

— Майор, что вы должны мне передать?

— Вам я ничего не должен. И обстановка не соответствует, да и вы не тот человек.

Он покраснел, но сдержался, и в полевых условиях не стал развивать конфликт. Но и просто так уйти уже не мог.

— У меня указание руководства взять у вас груз и передать его в штаб корпуса.

— Что вам еще приказали?

— Оказать вам содействие.

— Ладно, капитан, давай отойдем.

Чуть отойдя в сторону, чтоб нас не слышали, начал его строить:

— Значит, так, Зелоев. Давай знакомиться заново. Майор Кречетов. Специальное подразделение Главного управления государственной безопасности. Ничего я тебе передавать не буду. Не те условия.

Капитан подтянулся. Понял, что перед ним не армейский офицер, а коллега из Москвы.

— Вы груз не успеете вывезти. В Москву я сейчас сам сообщу. Тебе же команда пришла по нашему ведомству, а не от командования корпуса?

— Да. Начальник особого отдела корпуса лично звонил.

— Понимаешь, что мы тут не просто так находимся. Сделаем так. Ты берешь на себя руководство остатками полка и выводишь их к новому рубежу обороны. Кстати, где он?

— Южнее четыре километра. Как получили телеграмму по вам, сразу выдвинули усиленный стрелковый батальон. А я с разведкой дальше пошел.

— Правильно сделали. Сейчас эвакуируете раненых и отходите к позициям батальона. Если б не было столько раненых, и не вмешались бы. Мы тоже люди. Дальше. Остатки полка отводите туда же. Немцы вряд ли сегодня двинутся на прорыв, тут они неплохо по зубам получили, батальона два положили. Карта есть?

Он достал карту. Я начинал прикидывать и задавать уточняющие вопросы.

— Где новый рубеж обороны?

— Вот здесь, недалеко от Нежина.

— Значит, немцам выгодно будет расположиться вот по этой линии и возле этого лесочка разместить артиллерийские батареи. И скорее всего, начнут вас громить с утра. Уж очень они порядок любят. Делаем так. Вы подтягиваете артиллерию. Павлов остается с нами, будет корректировать артиллерийский огонь. Вам я дам радиостанцию, для согласования действий. Ночью проводим артподготовку и после этого мы ударим немцам в тыл, а вы по фронту. Если получится, то дивизию потрепаем так, что она не сможет наступать дальше. Пока ее выведут и заменят на свежую, пройдет день-два.

Капитан удивленно на меня смотрит. Придется ему объяснить.

— У нас тут в лесу секретная база, на которой есть экспериментальная боевая техника.

Я кивнул в сторону БТРа и БМПшки.

— Вы отступаете, мы прячемся, ночью связываемся и под утро мы им ударим в тыл. Тут как раз они разместят тыловые подразделения, вот и потанцуем, так сказать, на костях оккупантов. А вы со своей стороны попробуйте организовать нам хотя бы тонн двадцать-тридцать «соляры».

— Где ж я ее возьму?

— Рядом куча МТС, поищите. Если хотите, могу через Москву продублировать приказ, но при условии, что это будет без вреда боеспособности армии.

— Хорошо, понял.

— Но смотри, капитан. Радиостанция секретная и никак не должна попасть в руки к противнику. Отвечаешь головой. Я сейчас по этому поводу извещу Москву.

Потратив десять минут на инструктаж по пользованию радиостанцией, я отпустил капитана, а сам стал готовиться к эвакуации.

Дождавшись, когда последние красноармейцы покинут окопы, мы с соблюдением всех мер предосторожности двинулись к порталу. Павлов все это время был рядом и с интересом посматривал на наши манипуляции. Но шок его ожидал позже, когда прямо из воздуха выпали направляющие, и по ним, рыча двигателем, с трудом стали забираться сначала БМП, а затем БТР. Все это время мы контролировали подходы к точке и последних снайперов уже затягивали с помощью специальной выдвинутой в портал стрелы. На этом наш боевой день закончился.

Пока Павлов, обалдев от увиденного, крутил головой, я уже раздавал команды.

— Малой, Миронов, отдыхать. У вас ночью выход.

— Петрович!

Тот только вылез из БМП и осматривал дырку в борту БТРа.

— Да!

— Петрович, ты вроде как принимал участие в боевых действиях.

Он довольно улыбнулся.

— Значит, ты подчиняешься командованию и находишься на военной службе. Есть такое? По-моему, у нас это оговаривалось.

— Ну, было такое.

— Так какого… ты полез без команды через портал и кто тебя вообще пустил? Вроде служил, знаешь, что такое дисциплина.

— Так ваша жена…

— Командую здесь я. Если мы начнем партизанить, то тем и закончим, что сюда ворвется какая-нибудь ягдкоманда или Черненко с татарами споется, и тут нас прищучат. Если меня нет, то военными вопросами занимается прапорщик Артемьев, хозяйственными делами заведует Панков — Борисыч. Понятно?

— Да…

— Хорошо, что понятно.

И уже обращаюсь ко всем.

— Мы сегодня сожгли кучу горючего, расстреляли кучу боеприпасов и кроме старого оружия ничего не приобрели, а наши запасы приближаются к критической отметке. Поэтому я и хочу организовать сегодня ночной выход. Ночью с помощью лейтенанта Павлова скорректируем огонь советской артиллерии, и пока немцы будут разбегаться, как тараканы, пошарим у них в тылу. К вашему сведению, даже на простую пехотную дивизию вермахта приходилось около девятисот автомобилей, из них одиннадцать бензовозов. Учитывая месторасположение обороны батальона 62-й стрелковой дивизии, это поле, где мы сегодня опрометчиво разгулялись, будет забито тыловыми службами противника. Надеюсь, всем понятна моя мысль? Только в этот раз никакой самодеятельности. Любая ночная операция это множество неожиданных сюрпризов, и от слаженности действия будет зависеть успех. Это нам очень повезло, что отделались только небольшой дыркой в борту бронетранспортера и простреленным плечом Вяткина. Больше так везти не будет.

Выждав небольшую паузу, чтоб до людей дошел смысл сказанного, продолжил:

— Петрович. На тебе и на Борисыче приведение в порядок боевой техники. Чтоб ночью у нас все работало. Особое внимание на ночные прицелы. Дальше. Всем остальным отдыхать и готовиться. Ольга, что там с Вяткиным?

Ольга, которая была тут же, чтоб оказать прибывшим медицинскую помощь, сказала:

— Как обычно — огнестрел. Кость задета. Надо делать операцию.

— Понятно. Что для этого нужно?

— Пока у нас все есть, но нужно делать переливание крови, а с учетом того, что он из прошлого, то кровь нужно брать у кого-то из его современников.

Да уж задачка.

— У кого есть подходящая? У Кукушек? Они вроде как сдавали анализы недавно.

— Нет, их не подходит. И Маркова тоже. Тем более у них уже брали.

— Егор, Павлов, идете с врачом, сдаете анализы. Думаю, вы не против помочь раненому? После того как товарищ Анохина вас отпустит, зайдете ко мне. Егор знает. Поговорить надо.

Как я и ожидал, против никто не был. Пока наши медики брали анализы крови, у меня была масса задач, которые требовали немедленного решения. Это и разгрузка техники от трофеев, и подготовка ночного рейда, и изучение радиоперехвата в нашем времени, чтоб тот же Черненко или татары не устроили нам сюрприза. Для нас было главное — восполнить запасы горючего и продуктов и сразу начинать поиск новых точек выхода.

Можно, конечно, попробовать настроиться на новую точку, но для этого придется лишние часов шесть-восемь гонять генераторы, заново перенастраивая всю систему, сжечь при этом все последнее горючее и придется расходовать неприкосновенный запас, который специально был отложен для заправки боевой техники на случай атаки на бункер. Получается, что ночной выход и захват ресурсов у немцев для нас единственная возможность выжить. Благо боеприпасы для БМП-1 и для БТР-80 мы загодя завезли, и гнать машину к большому бункеру не надо.

Как вариант — избавиться от огромных запасов трофейного оружия, меняя его на горючее. Но я как-то не был сторонником продажи вооружения, прекрасно понимая, что рано или поздно оно начнет стрелять в нашу сторону.

Пока было время, привел себя в порядок и пошел в кают-компанию перекусить, вытянув на совместный обед Маркова, Борисыча и Артемьева. Позже присоединились Малой и Миронов, и Санькина жена, Катерина. Пока Вяткин был нетрудоспособен, определенные функции старшины взял на себя Марков. Но обед все равно перерос в совещание, на которое подошел и Петрович, вроде как пришедший доложиться о состоянии нашей бронетанковой техники, а на самом деле поточить лясы и поучаствовать в обсуждении планов. Да уж, надо заканчивать с этой партизанской вольницей, поэтому пришлось взять управление совещанием в жесткие рамки и пинать всех, чтоб почувствовали наконец-то твердую руку.

— Борисыч, пока есть время, попробуй связаться со своими контактами среди торговцев и независимых вояк. Уточни обстановку и настроение Черненко, татар и нейтралов. Нам минимум два дня нужно, чтоб никто нас не трогал. Если что, предлагай по бросовой цене немецкие карабины. Сам видишь, у нас этого добра навалом. Ночью еще достанем.

Борисыч скептически на меня глянул.

— Сергей, у нас что, будет время ночью ходить по полю и собирать оружие?

— Зачем? Этим сейчас немцы занимаются. Трофейные и похоронные команды все собирают, сортируют, учитывают. Мы просто воспользуемся их трудом. Теперь, Петрович. Что у нас с броней?

— БМП в норме. Ночник проверил. Боекомплект пополним. С БТРом то же самое. То, что дырку сделали, так ничего серьезного не задели. Заварю вечером. Ночник вроде тоже нормально, но проверю.

— Скажи, как быстро мы сможем поднять хотя бы один танк? Сам видишь, какие дела намечаются. Сейчас с нашими коробками попасть под противотанковую пушку — и сожгут, а Т-64 для них долго будет не по зубам, ну разве что если 88-миллиметровую зенитную пушку на прямую наводку поставят, и то под вопросом.

— Пока не успеваю, командир. Надо время.

— Хорошо. Своей шеей рискуешь, ты ж у нас пока в танкистах ходишь. На будущее среди народа подыскивай механиков и танкистов. Лучше, конечно, профессионалов, но где их сейчас возьмешь. Может, среди вояк поискать, но этим займется Борисыч, а ты их будешь проверять на профпригодность. Нам болтуны не нужны. Малой, ты что скажешь?

— А что говорить, командир. Германцу по сопатке надавали и ночью надаем.

— Тогда вы берете Павлова и готовите его к выходу. Камуфляж, «лохматку», оружие. Ночник и радиостанцию я сам ему выдам.

Малой чуть помедлил, потом спросил:

— Командир, ты его хорошо знаешь?

— Когда самолет под Рославлем сбили, вместе из окружения выходили. Вроде гнили нет. Но вы за ним присматривайте, если что заметите, можете ликвидировать, хотя парень вроде нормальный. Единственное, может быть НКВДшная подстава.

Слово взял Санька.

— Командир, я бойцов поспрашивал, он тут уже дней пять воюет. Чтоб к нам так человека подвести, нужно очень постараться. Его могли грохнуть в любую минуту. Не думаю, что это подстава.

— Вот и я тоже не думаю. А профессиональный артиллерист в нашей компании не помешает.

Обсудив еще несколько насущных вопросов, разошлись но своим местам. Договорились встретиться уже вечером, перед выходом снайперов на ту сторону. А мне предстоял интересный разговор с Егором и Павловым.

Глава 25

После обеда у меня состоялся разговор с новыми членами нашей группы. Павлов был в шоке от открывшейся тайны. Технически грамотный человек, сразу почувствовал важность и необычность ситуации с путешествием во времени. Сергей с интересом рассматривал компьютеры, телевизоры и бытовую технику, которая для нас была обыденными деталями интерьера. Егор, фамилия которого оказалась Карев, больше отмалчивался. Он был воином, и теоретические нюансы его мало интересовали. За то, что мы смогли побить немцев и собираемся в будущем этим заниматься, он был готов идти с нами до последнего, да и то, что произошло с нашим миром, на него произвело неизгладимое впечатление.

Уже когда основные пояснения были даны, я понял, что два этих молодых парня, которые хлебнули войны, будут с нами и особой психологической обработки проводить не надо. Цель у нас была одна, защищать Родину вне зависимости от времени. После разговора я им дал почитать специально подготовленную подборку материалов по истории СССР и России. Про «заклятых» друзей и противников. Про рассекреченные документы Второй мировой войны и особенно про Майданек, Освенцим, Дахау, карательные отряды, вывезенных в Германию рабов. Про бандеровцев и прибалтийских фашистов. Именно то, почему я и мои люди были готовы уничтожать немцев в любое время суток.

Карев сам напросился тоже идти со снайперами и, получив мое согласие, ушел готовиться, а Павлов задержался и, немного помявшись, завел разговор о репрессиях и о поражении Красной Армии. Видимо поняв, что я ненастоящий НКВДшник, он решил прояснить для себя ряд вопросов, которые не давали ему покоя, как умному и думающему человеку.

— Сергей, знаешь, это очень тяжелая и опасная тема. Что я тут могу сказать. В наше время много писали и про Сталина и про эту войну. Столько грязи вылили и столько лжи. Только сейчас, пройдя гражданскую войну и увидев, как был разрушен привычный для нас мир, а повоевав в вашем времени, обороняя Могилев, выходя с тобой из окружения, я на многие вещи начал смотреть по-другому. В одном фильме про войну была такая фраза: «Есть такая профессия — защищать Родину». Вот и у нас с тобой такая профессия. Военные должны быть вне политики. Это главное. А все остальное… давай не будем спешить. За людей говорят не слова, а поступки. Ты побудешь с нами, а потом будешь делать выводы. Главное, не навреди и помни, ради чего ты надел форму. Я не ухожу от разговора, просто откладываю его на несколько дней. А ты подумай, кого из тех, с кем ты воевал, можно привлечь к нам. Сам понимаешь, что это сильно перевернет их жизнь. Иди к снайперам, готовься к ночному выходу. У нас сегодня будет очень веселая ночь.

* * *

Генерал-майор Генрих Майер-Боурх, командир 131-й пехотной дивизии 43-го армейского корпуса вермахта, устало тер глаза, выслушивая доклад командира 431-го полка. На улице уже было темно, но жизнь штаба наступающей дивизии не прекращалась ни на минуту. Но события сегодняшнего дня требовали особенного осмысления. Дивизия, входившая в состав 2-й полевой армии, целенаправленно наступала на юг в сторону железнодорожной станции Нежин, стараясь перерезать одну из трасс, по которой снабжались полуокруженные под Киевом советские войска. Методичное движение немецких армий, подобное гигантскому катку, под которым давились многочисленные орды русских дикарей, сегодня несколько замедлилось возле безвестной русской деревни Каблуки, где части дивизии понесли серьезные потери. Вообще вся эта война все больше и больше не нравилась генералу: возрастающее фанатичное сопротивление русских, цепляющихся за каждый метр своей земли, заставляло чувствовать неудобство и дискомфорт. Да и поворот 2-й армии и 2-й танковой группы на юг, говорил о том, что группа армий «Юг» столкнулась с серьезной проблемой, и ее продвижение застопорилось под древним русским городом Киевом.

Основные подвижные силы русских, механизированные корпуса были разгромлены в пограничных сражениях, и сейчас полностью инициатива перешла к немецкому командованию, которое могло выбирать направления ударов, и по большому счету русским нечем было парировать молниеносные прорывы механизированных дивизий, методично перемалывающих рыхлые армии противника второго эшелона. Вот и сейчас его дивизия преследовала потрепанные части 21-го армейского корпуса русских, который пытался остановить движение немецких войск. Оставив на съедение противника несколько полков, русские организовывали в районе Нежина новую глубоко эшелонированную линию обороны. Сегодня остатки одного из полков закопались в землю и остервенело отбивались от нескольких батальонов 431-го пехотного полка. По сути дела, разгром был делом нескольких часов, но потом радиосвязь с командованием полка была потеряна, и подробности этого боя он узнал после того, как связисты прокинули кабельную магистраль до штаба полка.

Ночью на расположение полка было совершено нападение русских диверсантов и потери составили восемнадцать человек. По обстоятельствам этого нападения проведено специальное расследование, и результаты оказались необычными. Одна группа отвлекала внимание, якобы захватив одного из солдат, находящейся в секрете, и когда началась стрельба, специальная группа снайперов методично отстреливала офицеров и унтер-офицеров из состава зенитной и противотанковых батарей, находящихся ближе всего к лесу. Такая точность стрельбы в ночное время, бесшумность и тактический расчет сразу привлекли внимание сотрудников военной контрразведки. После расследования они вынесли свой вердикт — в полосе наступления дивизии появилась разведывательно-диверсионная группа, задача которой, скорее всего, замедлить продвижение немецких войск путем целенаправленного уничтожения командного состава вермахта. После двух месяцев боев от русских, кроме фанатичного умения умирать, никто ничего путного не ожидал, поэтому сам командир дивизии отнесся к таким выводам весьма скептически. И вот сейчас, выслушивая командира полка, понесшего днем большие потери, он уже не мог отрицать правдивости таких выводов.

Учитывая размеры и местоположение лесного массива, командир полка не смог вывести основную артиллерию на прямую наводку. Русские весьма мастерски разместили свои позиции, и гаубичную батарею пришлось размещать на поляне, в глубине леса, и стрелять на большом удалении, выслав артиллерийских корректировщиков. Но тут противник и преподнес один из сюрпризов. Месяц назад в циркулярном приказе по армии сообщалось о применении русскими при обороне Могилева необычной системы подавления радиосвязи, что привело к большим потерям. Поэтому многие генералы вермахта с тревогой ожидали появления у противника такого оборудования. Может быть, они его у американцев покупают, сами вряд ли бы смогли до такого додуматься.

Попытки наладить стрельбу по русским окопам закончились гибелью артиллерийских корректировщиков от снайперского огня. Атака при поддержке бронеавтомобилей была отбита. Полковник Краузе, командир 431-го полка, вполне логично решил провести обходной маневр и отправил по правому флангу в обход через лес пехотную роту, которая попала в засаду и была практически полностью уничтожена. Обстоятельства гибели роты вызывают много вопросов. По словам оставшихся в живых, по ним стреляли из ручных ракетных комплексов, действие которых очень похоже на описываемое в циркуляре новое оружие, примененное при обороне Могилева. Чудом выживший ефрейтор сумел разглядеть противника, который после боя в лесу собрал у убитых только пулеметы и боеприпасы. Он описывает малочисленную группу в пятнистой форме, необычной амуниции и с неизвестным оружием. Предположение об особой диверсионной группе подтвердилось. Учитывая, что в том же циркуляре особо отмечалось незамедлительное реагирование на случаи использования русскими подобных средств, генерал-майор тут же отправил шифрограмму в штаб корпуса, разместившийся в Чернигове. И вот сейчас рядом с ним сидел начальник разведки 2-й полевой армии и внимательно слушал доклад полковника Краузе.

Дальнейшее повествование о контратаке русских с использованием новых образцов бронетехники слушали с не меньшим интересом. И опять в описании солдат фигурируют противники в пятнистых доспехах, необычных касках со стеклянными забралами и ручными ракетными установками.

Русские отступили, но при этом постарались убрать после себя следы применения нового оружия. Но не в оружии дело. Сейчас против немцев воевали другие люди. Подготовленные, хладнокровные, если б у русских были гвардейцы, то их можно было так назвать.

Да, они снова отошли, оставив пустые окопы и поле, усеянное трупами немецких солдат, но никто в этой комнате не сомневался, что это только начало. Поэтому как закономерный результат был приказ об усилении ночных караулов ввиду появления в районе диверсионной группы противника.

Уже в час ночи генералу доложили о прибытии в его распоряжение четырех самоходных артиллерийских установок и технических специалистов разведки — для обнаружения аппаратуры постановки помех и ее захвата. Близлежащие леса были прочесаны группами разведбатальона, выставлены секреты и приняты дополнительные меры, чтоб ночью русские головорезы не преподнесли новых сюрпризов.

В два часа ночи командир дивизии позволил себе лечь спать, ведь завтра его ожидал новый трудный день. Когда он только успел уйти в царство Морфея, в стороне, где разместился передвижной штаб полка, раздался грохот, похожий на взрыв гаубичного снаряда. Секунд через сорок в той же стороне загрохотали взрывы, и по их плотности можно было сказать, что позиции полка расстреливает целый артиллерийский дивизион. Ночная стрельба по площадям вещь обычная на войне, когда обстреливают возможные или разведанные места дислокации противника, но генерал-майор Генрих Майер-Боурх был уверен, что русские стреляют именно туда, куда нужно, и результаты будут плачевными.

Минут через десять удалось связаться со штабом полка по телефонной линии, и вести были неутешительные.

Полковник Краузе и его заместитель убиты. Места расположения противотанковой роты, гаубичной батареи, штаба полка, батальонов обстреляны, и обстрел продолжается, нанося большие потери в живой силе и технике.

Еще через десять минут стало известно, что русские перешли в наступление, смяв передовой батальон. На этом связь прервалась, видимо, артиллерийским огнем был перебит кабель. Радиосвязь опять не работала. Коварные русские варвары нанесли снова свой удар.

Генерал воевал в Первую мировую войну, прекрасно знал, что русские за противники, и кажущаяся слабость рано или поздно окажется ложной, и они сумеют удивить. Он все еще надеялся, что у них будет больше времени, но судьба решила по-иному.

Ситуация складывалась таким образом, что нужно было быстро принимать решение и, нисколько не колеблясь, отдал приказ всем подразделениям, находящимся в его распоряжении, выдвигаться в сторону наступающего противника, усилив их самоходными артиллерийскими установками.

По данным разведки, на этом участке фронта противника не было достаточно сил для нанесения сильного удара, и это ночное наступление можно было расценивать как атаку силами не больше батальона, для замедления продвижения германских войск.

Прошло сорок минут после отправки подкреплений, а канонада не смолкала, что говорило о более серьезном количестве русских. Радиосвязь так и не была налажена, поэтому еще час назад по лесу в сопровождении охраны убежали несколько связистов, раскручивая по дороге полевые кабеля.

Доклады были неутешительными. Русские разгромили и рассеяли в ночи часть 432-го и остатки 431-го пехотных полков. Артиллерия и средства усиления в большинстве своем либо уничтожены, либо брошены. Судьба штурмовых орудий и подкрепления неизвестна.

Еще через час на улице послышался лязг танковых гусениц и надсадное гудение двигателей. Он решил, что возвратились самоходные артиллерийские установки, но мельком взглянув в окно и увидев в зареве взрыва необычный силуэт приземистой многоколесной боевой машины, понял, что русские прорвались к штабу дивизии. В деревне мелькали тени, грохотали пулеметы и хлопали одиночные винтовочные выстрелы.

В доме сразу потушили свет, и в зареве разгорающегося пожара генерал видел, как в борту необычной бронемашины открылась дверь, и из нее выскакивают русские и с криком «Ура» бросаются в бой. На мгновение эту картину заслонила другая, из его молодости, когда, будучи молодым лейтенантом, командиром батареи, слышал точно такой же боевой клич, и бородатые озверевшие русские, прорвав оборону, ворвались на батарею и буквально вырезали расчеты орудий, а его с разбитой головой, приняв за мертвого, оставили лежать среди трупов его подчиненных.

В темноте дома громко раздавались команды обер-лейтенанта Маренса, командира комендантской роты, и его, генерала, оттолкнули от окна, и два солдата, деловито разбив окно, выставили в него ствол пулемета и открыли огонь. Сноп трассирующих пуль прошелся по русской бронемашине и, со звоном срикошетив, ушел вверх. В их сторону повернулась небольшая башенка и грозно и неторопливо загрохотала то ли крупнокалиберным пулеметом, то ли малокалиберной пушкой. Генерал-майор Генрих Майер-Боурх в последние секунды своей жизни отрешенно смотрел, как в стене деревянного дома, разлетаясь крупными щепками, появляются дыры, как второй номер пулеметного расчета, забрызгав все вокруг кровью, превратился в бесформенный кусок мяса. Почти одновременно с этим у пулеметчика в темных брызгах пропала голова, и треск MG-34 сразу умолк. Страшная сила ударила его в бок, оторвав левую руку, и уже лежа на полу и теряя сознание от потери крови, он увидел, как в комнату, заваленную изуродованными телами его охраны, вбежал человек в необычной экипировке, немного постоял и сказал на русском языке: «Блин, ну и насвинячили. Прямо мясокомбинат какой-то…». Осветил фонариком комнату и, увидев золотые галуны на форме генерала, подошел к нему. Что он сделал дальше, генерал-майор Генрих Майер-Боурх уже не увидел, потому что спасительная темнота накрыла его навсегда, отгородив от боли и позора поражения.

* * *

К одиннадцати часам вечера наш маленький, но спаянный общей победой отряд был в полной боевой готовности перед выходом в прошлое. Бронетехника проверена, заправлена и доукомплектована боеприпасами. На улице, с учетом того, что можем привезти много трофеев, расчистили место и проработали порядок втягивания техники и грузов с той стороны.

Убедившись, что все находятся на своих местах, включил установку. Дождавшись ее выхода на штатный режим, осторожно вынесли на ту сторону видеокамеру на штанге и стали осторожно осматривать окружающее пространство. Это оказалось не лишней мерой предосторожности. Буквально в метрах ста расположилась группа немецких автомобилей, вокруг которых ходили часовые. Количество техники было весьма необычно для такой ситуации. Значит, противник уже напуган и ждет ночных сюрпризов. Ну ждет и ладно, зачем разочаровывать людей и оставлять их без развлечений.

Первым на веревке спустили Малого, который скоренько отполз и затаился в воронке, веревку он пока не отстегивал, и в случае обнаружения мы его быстро могли втянуть обратно. Но, на наше счастье, все было тихо. Иногда часовые стреляли в сторону леса осветительными ракетами, но саму подготовку к выстрелу мы видели в приборах. Поэтому перед вспышками света успевали затаиться и не вызвать у охраны настороженности.

Дождавшись еще одного момента, когда часовые не смотрели в эту сторону, вниз спустились Миронов и Катерина, которую как высокопрофессионального снайпера пришлось привлечь к операции, несмотря на ворчание Саньки Артемьева, ее мужа.

Не прошло и десяти минут, как снайперская группа расползлась по полю и заняла позиции так, что большинство караульных было в секторе обстрела. Чуть позже на ту сторону перелезли Санька и Егор Карев — для огневой поддержки в случае обнаружения. В самой комнате перед порталом стоял в полной готовности БТР, как один из серьезных аргументов для немцев.

Санька рассматривал приткнувшуюся к лесу небольшую автоколонну и тихо комментировал.

— Феникс, а ведь это РМОшники, точно говорю, тыловики. Именно то, что нам нужно, вон как они от передовой запрятались. И все как на подбор хомяки.

— Бычок, тебе что, не терпится у них в кузовах пошарить?

— Да я ради святого дела всегда готов…

— Бычок, если из-за твоей привычки шарить по чужим кузовам кто-то из наших пострадает, ты у меня до конца жизни в дальней галерее будешь старые портянки пересчитывать. У тебя и так последнее китайское предупреждение, ты меня понял?

— Белка! — вызвал жену Артемьева.

— На связи, Феникс.

— Отвечаешь за своего мужа, меня он уже задолбал.

— Не волнуйся, командир. Бычок, перейди на второй канал.

В канале все услышали недовольный голос Артемьева.

— Сейчас.

Минуты три их не было слышно, потом Катька ответила:

— Феникс, все нормально.

— Вот и хорошо. Значит, такая задача. Оценить количество противника, число часовых и возможное подкрепление в случае шума. Жду сигнала. Бычок, сползай к лесу и поставь там пару растяжек, чтоб с тыла к нам пятнистые сюрпризы не пожаловали. Их, наверно, тут много по лесам бродит, нас ищут.

Медленно тянулось время, и мне пришлось на время выключить установку. Через час, снова включив портал, ко мне на связь вышел Санька и азартным голосом зашептал в микрофон:

— Феникс, тут их человек сорок-пятьдесят, дрыхнут в машинах, для командира отдельно поставили палатку. В колонне два «наливняка» и три машины забиты какими-то бочками. Видно, тут и передвижная пекарня, хлебом несет. В общем, надо потрошить по-тихому. Чуть дальше расположились ПВОшники. Там штук шесть часовых при шести орудиях.

— Что за орудия?

— «Мелкотня» автоматическая какая-то.

— Наверно, двадцатимиллиметровые автоматы. Нам бы парочку таких умыкнуть с тройным боекомплектом, не помешает и бункер оборонять, и на машину можно поставить как зенитную спарку.

— Феникс, если надо, то сделаем. Народ, думаю, будет не против ПВОшников потрепать.

— Хорошо, действуйте, я к вам с Мозгом на поддержку.

Навесив немецкий пулемет на Павлова, нацепив на себя и на него «лохматку», спустились по веревке и поползли в сторону немецкой автоколонны. Снайпера уже начали работу и чуть впереди и в стороне раздавались неторопливые хлопки ВССок.

Когда впереди не осталось часовых, короткими перебежками лохматые тени начали приближаться к стоящим автомобилям. Павлов сместился ближе к лесу и, примостившись в воронке, взял на прицел пулемета зенитную батарею. В случае особого шума в первую очередь сюрпризов можно ожидать оттуда, а получить в упор очередь из автоматической зенитной пушки как-то не хотелось.

— Мозг, ты и за лесом поглядывай, если увидишь там шевеление, сразу давай знать. Как бы нам немецкие спецы из «зеленки» в спину не дали.

Когда с часовыми у автоколонны было покончено, Артемьев и Карев, одевшие заранее немецкую форму, скинули с себя «лохматки», нацепили на головы каски и уже открыто пошли к автомобилям, накрутив на трофейные пистолеты длинные самодельные глушители, которые на заказ сделал Петрович в своей мастерской. Снайпера контролировали подходы к автоколонне и тщательно следили за часовыми рядом стоящей батареи. Я перебежками приблизился к автомобилям, стараясь держаться в тени, и сопровождал наших чистильщиков. Все были уверены, что просто так уничтожить сорок человек и не устроить шума практически невозможно. Поэтому, пока Санька и Егор, забравшись в кузов крайней машины, работали там ножами, я с таким же бесшумным оружием прикрывал их. Несколько тихих вздохов, хрипов, тихий хлопок, и из тентованного кузова осторожно выпрыгивают две фигуры. Дальше в таком порядке к следующей машине. Загвоздка возникла на третьей, когда из нее вылез солдат и пошел в сторону по нужде. Не увидев часовых, он с удивлением закрутил головой, тут же вдалеке тихо кашлянула ВСС, и солдат как подкошенный упал на землю. Пришлось срочно его оттаскивать к зачищенным машинам. В таком порядке мы еще провозились около часа, методично уничтожая спавших немцев. Когда последней, что мы не сработали, осталась палатка командира, снайперы уже сместились за автоколонну, приблизившись к позиции батареи ПВО. Проблема в данной ситуации была в том, что теперь нам противостояли не тыловики, привыкшие смотреть на войну с расстояния пяти километров от передовой, а настоящие солдаты, уже воюющие не один год, и то, что это артиллеристы, ничего не значило. Любая тревога — и они в течение нескольких секунд занимают оборону и, используя свое численное превосходство, запросто нас раскатывают на этом поле.

На мне было принятие решения о дальнейших действиях. Можно, конечно, с помощью Павлова навести огонь артиллерии и накрыть позиции ПВОшников, но тогда у нас не будет времени спокойно вытащить захваченные припасы и оборудование, да и вероятность попасть под «дружественный» огонь велика. Вдалеке виднелись позиции гаубичной батареи, которая могла развернуться и отработать по нам даже на такой дистанции.

— Снайпера, на вас ПВОшники. Как только Бычок с напарником сработают палатку, валите всех часовых.

Я опять был на подстраховке и контролировал ситуацию вокруг, но в палатке не все прошло так гладко. Услышав подходивших людей, там всполошились, поэтому пришлось в срочном порядке принимать меры. Тихо захлопали пистолеты, в палатке вскрикнули, кто-то попытался крикнуть, так на полуслове и замолк.

Но стоявшие невдалеке часовые ПВОшников заволновались, поэтому снайперы без команды открыли огонь. Опять тихое хлопанье винтовок. Уже не скрываясь, я, Санька и Егор несемся в сторону расчехленных зенитных автоматов, стараясь заходить с фланга, чтоб не перекрывать сектора обстрела снайперам. Когда мы подбежали, часовые, попытавшиеся поднять тревогу, уже были уничтожены, но немцы начали просыпаться и пытались выяснить обстановку. Тут же раздавались гортанные команды и топот ног. Пару раз хлопнула ракетница, выпустив яркие шары, заливающие мертвым, белым светом все вокруг. В такой ситуации уже было не до сантиментов, длинной очередью из ПП-2000 с тактическим глушителем я прошелся по группе из шести человек, которые, расхватав винтовки и щелкая затворами, двигались в нашу сторону.

Рядом захлопали пистолеты моих спутников. На этом тишина разорвалась особенно громкими выстрелами винтовок и взрывами гранат, которыми нам пришлось закидывать противника. Темные силуэты в приборах ночного видения, крики немцев, свист пуль над головами — все это слилось в какую-то гротескную картину, которая воспринималась как-то фрагментарно. Вот в памяти отложилась картинка: несколько человек разворачивают автоматическую пушку. Вот они уже неподвижно лежат, расстрелянные снайперами возле темного силуэта орудия. Это мелькание картинок внезапно прекратилось, и я себя ощутил лежащим возле трупа и лихорадочно меняющим магазин автомата.

Картина боя уже изменилась. Самые умные из артиллеристов поняли, что к пушкам им не пробиться, залегли среди машин и открыли огонь из винтовок.

Но их количество быстро сокращалось. Осветительных ракет они не пускали и абсолютно не видели противника, а на каждый их выстрел сразу реагировали безжалостные и бесшумные стрелки. Пару раз тявкнул пулемет Павлова, но, получив команду прекратить, замолк.

Лежа возле станины пушки и стреляя в сторону машин, где залегли человек пять немцев, все что осталось от зенитной полуроты, срочно связался по радио с Зелоевым.

Переключив радиостанцию на нужный канал, вызвал и сразу получил ответ, дал команду на открытие огня.

— Земля, я Феникс, срочно огонь по передовым позициям противника, через пять минут корректировщик даст наводку по другим целям.

Вернувшись обратно на общую волну, вызвал Павлова.

— Мозг, это Феникс, переключайся на пятый канал, там артиллеристы, скорректируй огонь вон по той батарее вдали, а то нам тут всем весело придется, после того как пристреляются.

— Понял.

Когда мы разобрались с оставшимися немцами, о тишине уже не было и слова. В стороне позиций советских войск грохотала канонада, в нашу сторону направлялись несколько грузовиков с пехотой, а на другом конце поля разворачивали батарею противотанковых пушек, которые мы не рассмотрели в темноте. Надо было либо уходить и бросать трофеи, либо вступать в бой и вызывать средства усиления.

— База, это Феникс, обе коробки в поле, как поняли, прием.

— Вас понял. Сейчас будет.

Буквально через секунд тридцать по появившимся из ниоткуда сходням скатился БТР и, взревев двигателем, рванул в нашу сторону.

Глава 26

Бронетранспортер проехал чуть вперед и остановился, загородив нас от приближающихся грузовиков с пехотой противника.

— Феникс, что делать?

— Злой, используй полностью преимущества своего оружия. Раздолбай их из «крупняка», пока они все в машинах сидят, а мы попробуем из пушек их накрыть. Потом переноси огонь на батарею возле леска. Сейчас Мозг организует артобстрел, но они даже с такой дистанции вас смогут зацепить, хотя темно, шанс есть.

До машин оставалось метров триста, что не было особой дистанцией для КПВТ. Пулемет разразился короткими неторопливыми очередями. Откинув прибор ночного видения, смотрел в бинокль и видел, как головная машина, словив очередь, вспыхнула и ярко загорелась.

Башня чуть повернулась, и пулемет снова загрохотал. Тут я был спокоен. Марков не даст немцам к нам приблизиться.

На другом конце поля, метрах в четырехстах, блеском выстрелов засверкала гаубичная батарея противника, вступившая в схватку с русскими артиллеристами. Что касалось контрбатарейной борьбы, то немцы, благодаря техническим средствам разведки, всегда были на высоте и выходили победителями. Такое спускать нельзя, и переключив Павлова на канал связи с нашей обороной, позволил ему качественно наказать немцев. Чтоб те не мешали расстреливать расположившиеся на ночь немецкие батальоны. Минуты через три мы все были свидетелями, как в поле вырос фонтан первого пристрелочного снаряда, потом второй, третий и, определив точные настройки, советские артиллеристы засыпали батарею противника тяжелыми снарядами. Один из особо удачных выстрелов закончился взрывом боеприпасов, и активность на немецких позициях уменьшилась почти до нуля. Противотанковая батарея так и не успела сделать в нашу сторону ни одного выстрела. Одно из орудий было подбито с БМП, остальные разгромлены по наводке Мозга. В очередной раз Павлов подтвердил свою неплохую квалификацию артиллериста. Уже не скрываясь, я закричал:

— Мозг, давай сюда.

Но Павлов уже был рядом.

— Серега, быстро разворачивай пушку и заряжай ее. Объясни Саньке и Егору, как ей пользоваться, и мы с тобой займемся корректировкой огня.

Санька, как любой технически грамотный человек XXI века и вообще любитель всяких смертоносных штучек, быстро понял принцип работы, и буквально минуты через две у меня над ухом задергалась немецкая зенитная пушка, закидывая поле, где от горящих машин разбегались немцы, 20-миллиметровыми зенитными снарядами.

Конечно, точность была никакая, но фонтаны взрывов и вообще плотность и действенность огня произвели впечатление, и те стали отступать.

— Кукушка-Один.

— На связи.

— Берешь Мозга и галопом в сторону наших позиций. Корректируете огонь артиллерии. Старайтесь не светиться. Тут в лесу, скорее всего, немцы по нашу душу ползают. Если что, выводите их на нас. А мы тут пока займемся мародерством.

Не дожидаясь, пока корректировщики скроются в темноте леса, отдал команду выдвинуть ближе к линии обороны БМП. Сын Петровича, находясь в башне боевой машины, подключился к избиению немецкой пехоты в поле. За лесом грохотали взрывы и, подключившись к каналу, по которому Павлов корректировал огонь советской артиллерии, с удовольствием послушал комментарии по поводу наиболее удачных попаданий снарядов, в которых проскакивали словечки из XXI века. На этом направлении все вполне неплохо развивается. В таких условиях немцы будут в срочном порядке покидать места обстрела, бросая технику, артиллерию, пытаясь сосредоточиться вдали от зоны поражения, не догадываясь, что в лесу залегли два озлобленных «леших», от внимания которых трудно будет избавиться.

Пока немцы разбегались от огня русской артиллерии, как тараканы от тапочка, мы стали осматривать захваченное добро, быстро сортируя его на «нужное очень» и «прихватим попозже, если сможем». В первую очередь мне пришлось отвлечь от расстрела немцев БТР и привлечь его для буксировки техники, которая нас интересовала в первую очередь. Разбираться в темноте с запуском двигателей немецких автомобилей как-то не было времени, поэтому их просто ставили на «нейтралку», снимали с ручника и отгоняли к порталу, где цепляли лебедкой и затягивали в бункер.

Но так долго продолжаться не могло. Советская артиллерия, расстреляв несколько боекомплектов, замолкла, иногда постреливая по особо крупным целям, которые выискивал Павлов. А вот рисунок боя изменился. Грохотали пулеметы, хлопали винтовки и до нас доносился уже крик «Ура». Над лесом были видны вспышки взрывов и взлетающие осветительные ракеты. Все это Мозг комментировал в радиоэфире не хуже современного комментатора футбола.

Раздолбав практически всей имеющейся дивизионной и полковой артиллерией позиции двух немецких пехотных полков, два русских стрелковых батальона, усиленных ротой НКВД и кавалерийским эскадроном, пошли в атаку, рассеяв во время ночного боя почти весь 432-й пехотный полк вермахта, понесший основные потери от ночного обстрела. Но атака захлебнулась, когда бойцы 62-й дивизии натолкнулись на остатки 431-го пехотного полка, который был расположен вторым эшелоном и успел развернуться в боевые порядки и занять оборону. Павлову и Малому пришлось совершить небольшой марш-бросок по лесу и выйти в поле, чтоб приблизиться к месту событий для организации сосредоточенного огня по обороняющимся немцам.

С моей точки зрения, события развивались вполне логично, и вмешиваться я не собирался. Но вот брошенная Зелоевым фраза о том, что нас дожидаются несколько автомобилей и подвод, забитые бочками с бензином и дизтопливом, заставила пересмотреть планы. В данной ситуации придется вмешаться, ударить немцам в тыл и пробить проход для транспортировки груза к порталу, который пришлось на время выключить, так как время его работы подходило к критической точке.

Одним отличительным моментом было то, что красноармейцы перед атакой повязали на рукав белые повязки, чтоб не перепутать друг друга в темноте. Поэтому для нас было не так уж трудно определить, где наши, а где противник. Пришлось разделиться и оставить Саньку, Миронова и Егора Карева на хозяйстве, которые, пригнав с той стороны джип с установленным АГСом на раме, использовали его в качестве тягача для буксировки трофейных машин к месту портала. Наша небольшая группа на двух бронемашинах в буквальном смысле рванула навстречу наступающим советским батальонам, несколько завязшим, наткнувшись в темноте на оборону немецкого полка.

В поле яркими факелами горели три немецких грузовика, результат работы Маркова, который по ним основательно прошелся пулеметами бронетранспортера. С той стороны иногда раздавались выстрелы из винтовок, и даже несколько раз затрещал пулемет, но это продлилось недолго. Хлопнула пушка БМП и стало почти тихо. В приборах ночного видения были видны фигурки немцев, убегающие в сторону леса. Проехав мимо разгромленной немецкой гаубичной батареи, мы вышли на дорогу, которая вела прямо на звук ночного боя. Проходя небольшой лесок, мы буквально нос к носу столкнулись с подводами, перевозящими раненых и эвакуировавшими какой-то груз. Взвинченные ночным боем, мы даже не попытались рассмотреть и разобраться, сразу открыли огонь на поражение. БТР, идущий в голове колонны, принял чуть вправо, пропуская более бронированную БМП, которая с ходу пошла таранить и давить противника. В темноте засверкали вспышки пулеметов, взрывы гранат, заглушаемые басовитым рокотом КПВТ. Оставив после себя перевернутые и раздавленные телеги, разорванные на части крупнокалиберными пулями конские туши и трупы немцев, двинулись дальше, в сторону боя.

Минут через пять такого марша вылетели на поле, где перед нами развернулась картина ночного боя. Горели несколько машин, освещая позиции немцев. По большому счету наше вмешательство было не таким уж и нужным.

Позиции немецкого полка громила артиллерия, и как таковой линии обороны уже не было, она распалась на несколько очагов сопротивления. Правда, с нашего фланга по наступающим русским открыла огонь противотанковая батарея. Но эту проблему уже нам и пришлось решать. Опять загрохотали пулеметы, в моих руках несколько раз дернулся АГС. БМП ловко выскочила на немецкие пушки и прошлась там косой, давя и расстреливая противника. А дальше было дело техники.

Нам еще пришлось еще около получаса ходить у немцев по тылам, расстреливая пулеметные позиции и давя любые попытки организованного сопротивления. В условиях отсутствия нормальной видимости наши приборы давали неоспоримое преимущество. Немногочисленные остатки двух полков, зажатые с двух сторон и внезапно атакованные с тыла танками, отступили в лес, оставив на поле многочисленные трупы в серых мундирах, горящие машины и большое количество техники, в которой бы с удовольствием покопался, но уже не было времени.

Остановив машины, дождался, когда к нам подбегут мои разведчики, благоразумно нацепившие на рукава белые повязки. Вместе с ними подошли Зелоев и командир стрелкового полка, от избытка чувств махающий револьвером в руке.

Бой еще продолжался и в поле еще хлопали выстрелы, но то, что победа на этом поле была за русским воинством, было вне сомнений.

И я, и практически все мои бойцы на броне были в «лохматках», но Зелоев быстро разобрался и сразу направился ко мне. Видимо, он получил дополнительный и жесткий стимул быть со мной вежливым, поэтому без всякого цирка сразу доложил, что груз готов к отправке.

— Хорошо, отправляйте. Вроде мы дорогу почистили. Хотя…

У меня возникла идея. В дивизии-то три пехотных полка, и два из них только что разгромили, поэтому можно продолжить ночные развлечения. И если мы сейчас немцев потреплем еще сильнее, пользуясь броней и темнотой, прогуляемся до самого штаба дивизии, то уже нам точно никто не будет мешать заниматься планомерным сбором трофеев. Да и наступление немного задержим.

— Зелоев, срочно найди пленного и узнай, где у них штаб дивизии, только быстро, у нас мало времени.

Он удивленно уставился на меня, да и подполковник, командир полка, стоявший рядом и не влезавший в разговор, но в свете горящих немецких машин с интересом рассматривающий нашу боевую технику, тоже отреагировал.

— Поясняю. Мы сейчас разгромили два полка. Штаб дивизии недалеко. Броня есть, сейчас погрузим бойцов в десантные отсеки и рванем туда, разгромим штаб дивизии. Задача ясна? Тогда взвод бойцов ко мне и давай команду транспортировать груз.

Через полчаса БТР и БМП, десантные отсеки которых были забиты красноармейцами и бойцами НКВД, преимущественно с автоматическим оружием, так я настоял, да и сверху людей примостилось не меньше, развернулись и по лесной дороге двинулись обратно в сторону немецкого штаба дивизии. Когда до выхода из леса оставалось несколько сотен метров, на связь вышел Артемьев.

— Феникс, в вашу сторону идет броня, четыре коробки в сопровождении пехоты.

— Откуда здесь может быть броня?

— Не знаю, машины невысокие, без башен, короткие пушки, кажется, самоходки.

— Похоже на «артштурмы». Этого еще не хватало. Сколько им до нас?

— До вашей дороги метров сто пятьдесят, до нас метров двести. Из гранатомета я их не достану, далеко.

— Понял тебя. Бычок, отвлеки их, чтоб они к нам бортами повернулись, иначе сожгут, если в лоб к ним пойдем. Наши жестянки им на один укус.

Надо срочно действовать. Дойдя до края леса, я дал команду:

— Машины, стоп. Десант ссадить, приготовиться к бою.

Зелоев, который рядом примостился на броне, удивленно на меня уставился.

— Там к германцам подкрепление подошло. Четыре самоходки и пехота. Вы рассредоточиваетесь и через лес наступаете и отвлекаете внимание пехоты, мы займемся самоходками.

Тот утвердительно кивнул, и когда десант покинул машины, я спрятался в БТРе и связался с Артемьевым.

— Бычок, что там у тебя?

— Ну отвлекли, как сказал, сейчас отгребаем. Только два остановились и по нам работают, а два в вашу сторону идут. Видимо, у них жесткий приказ.

— Вас понял. Сейчас мы подключимся.

— Только не тяните, Феникс. Они уже одну машину подожгли шальным снарядом, и нас подсветило. Приходится крутиться.

— Крутись. Глазки побереги, мы их сейчас слепить будем.

БМП и БТР выскочили из леса как раз напротив немецких самоходок. В поле горели еще две машины и несколько десятков темных фигурок перебежками двигались в сторону позиции Артемьева, откуда потявкивал автоматический гранатомет. Две самоходки осторожно двигались в сторону портала, нащупывая в темноте дорогу и периодически останавливаясь, стреляли и двигались дальше. От нескольких попаданий уже горели машины на позициях разгромленной нами зенитной батареи, великолепно освещая маневрирующий джип, с которого Санька огрызался из АГСа. Я закричал: «Глаза!» и с брони кинул пару приготовленных светошумовых гранат. До двух самоходок, идущих в нашу сторону, было около ста метров, но немного ослепить их не помешало бы. Почти одновременно с моим криком бухнула пушка БМП, отправив реактивный снаряд в сторону противника. Но в момент выстрела корпус боевой машины качнулся, и снаряд прошел мимо. В ответ, за секунду до взрыва светошумовых гранат, обе немецкие машины осветились вспышками выстрелов. В темноте и на такой дистанции трудно попасть в подвижные цели, и два взрыва в лесу были доказательством этого правила.

— Злой, бей по колесам из «крупняка».

Но это было уже лишней командой. КВПТ басовито и размеренно загрохотал, и ближайшая самоходка окрасилась искрами попаданий тяжелых 14,5-миллиметровых пуль. Конечно, 50-миллиметровый пулемет лобовую броню мог пробить весьма условно, но вот повредить гусеницу и пушку, сделав «артштурм» безопасным, вполне мог. Немецкая самоходка как будто налетела на стену, дернулась, повернулась чуть боком и замерла.

БМП, удачно вырвавшийся из сектора поражения второй самоходки, ненадолго остановился и выстрелил. Реактивный снаряд с кумулятивным зарядом трассером пролетел через поле и уткнулся в бок самоходки. Вспышка и грохот взрыва.

— Дед, бери правее, это самоходки, им, чтоб в нас прицелиться, надо всем корпусом поворачиваться.

— Да вижу я.

БМП стала забирать правее, БТР последовал за ней. В такой ситуации оставшаяся самоходка, одна из тех, которые шли нам в лоб, подставила борт, чем надо было и воспользоваться.

— Борисыч, притормози!

БТР на мгновение замер, и Марков снова прошелся из КПВТ по замершей самоходке. Очередь из крупнокалиберного пулемета БТРа была подобна залповой стрельбе из десятка противотанковых ружей, которые скоро должны принять на вооружение в Красной Армии. Тяжелые пули разбивали катки, рвали гусеницы и сносили все небронированные детали на корпусе немецкой самоходки. Бортовая броня, в отличие от лобовой, была не такой толстой, и очередь из пулемета аккуратно изрешетила борт самоходки, вызвав пожар, а потом и взрыв боекомплекта.

Чуть впереди снова хлопнула танковая пушка. С такого расстояния трудно промахнуться, и еще один факел разгорелся на поле. Тут со стороны Артемьева что-то вспыхнуло, и к последней бронемашине устремился огонек трассера. Вспышка, грохот — и последняя самоходка замерла, окутавшись небольшим, но разгорающимся огоньком.

— Бычок, чем ты его так, вроде для РПГ да по темноте далековато или ты у нас в снайперы перешел?

— Да на базе станковый гранатомет припасен, я его в джип и положил, чтоб был. Вот видишь, пригодился.

Тут подоспела наша пехота. На фоне ярко горевшей техники из леса выбежала жидкая цепочка бойцов, и при поддержке пулеметов БТРа и БПМ занялась преследованием избиваемой по фронту и с фланга немецкой пехоты. Заключительным сюрпризом этого столкновения оказался кавалерийский эскадрон, вырвавшийся их леса. При таком освещении кавалеристы умело полукругом охватили отступающих немцев, и началась рубка бегущих людей. Вообще в эту войну, вследствие большой оснащенности противника автоматическим оружием, кавалерия использовалась больше как мобильная пехота. Конным маршем к месту боя, а дальше лошадей уводили и воевали на своих двоих. Но тут конники оттянулись по полной. Даже мне со стороны было жутко смотреть, как в течение пяти минут около двух взводов немцев, не успевших добежать до спасительного леса, были безжалостно порублены, а не остывшие от атаки кавалеристы из коротких карабинов добивали лежащих в поле раненых. Все правильно, это война.

Снова загрузив десант, двинулись в сторону захваченной деревни Каблуки, где обосновался штаб 131-й пехотной дивизии вермахта. Даже Санька на джипе увязался с нами, прихватив с собой Карева и Миронова, которые упрашивали взять их для участия в захвате немецкого генерала. Ну прямо как дети.

Сейчас уже у меня под рукой была вполне реальная сила. Две единицы бронетехники, около взвода пехоты и потрепанный, но вполне боеспособный, кавалерийский эскадрон. Миронов, который имел навыки верховой езды, взобрался на лошадь, оставшуюся без всадника, в сопровождении еще трех кавалеристов поскакал вперед в качестве головного дозора. До деревни Каблуки было около четырех километров. Это расстояние по лесной дороге преодолели минут за десять. Разведчики, высланные вперед, вышли почти к самой деревне и наблюдали, как там готовились к отражению нападения. К сожалению, тут артиллерия поддержать не могла, уже было слишком далеко, поэтому приходилось рассчитывать на свои силы.

Выбор был небольшой. О лихой кавалерийской атаке с шашками наголо я и думать не хотел. Надо работать по старой схеме: снайпера выходили на позиции и зачищали секреты и часовых, затем выдвигались расчеты автоматических гранатометов. К тому же получилось прихватить с собой СПГ-9 и с десяток зарядов к нему.

Выйдя к границе леса, быстро заняли позиции и снайпера начали бесшумный отстрел часовых, пулеметчиков, артиллеристов. Когда такое наглое истребление сынов Германии было обнаружено и в деревне разгорелась стрельба, к обстрелу подключись расчеты автоматических и станкового гранатометов. Когда все внимание противника было отвлечено на обстрел со стороны леса, наши бронемашины по дороге выехали из укрытия и на всей скорости в сопровождении кавалеристов двинулись к деревне, в которой уже разгорались пожары, на фоне которых бегающие фигурки солдат вермахта были хорошими мишенями.

Деревенька была не такая уж и большая, поэтому серьезного уличного боя не получилось. Большинство домов было и так разрушено, поэтому наш удар был достаточно результативен. Ворвавшись в деревню, расстреливали мечущихся немцев, сразу давили любые попытки организованного сопротивления. Тем более со стороны леса подошла пехота, которая изначально обстреливала немцев и отвлекала внимание.

Наш БТР вырвался к крайнему дому, когда из окна по нам в упор ударил пулемет. Пули противно грохотали по корпусу бронетранспортера. Маркову не нужно было объяснять и, повернув башню, почти в упор ударил из КПВТ по деревянному дому. Стрельба сразу затихла. Пока была возможность, я в сопровождении Зелоева, прихватив свой ПП-2000, ворвались в дом. Но там уже противника не было. Две смежные комнаты оказались заваленными изуродованными телами немцев. Стена, обращенная к стоящему на улице БТРу, была практически выломана тяжелыми пулями КПВТ. Света не было, поэтому пришлось воспользоваться фонариком, чтоб не поскользнуться в залившей весь пол крови.

— Да, ну и насвинячили. Прямо мясокомбинат какой-то.

Зелоев согласно что-то пробурчал.

Луч фонаря остановился на теле пожилого мужчины с оторванной левой рукой, высветив генеральские аксельбанты и лампасы на штанах. Я видел его открытые глаза, но мгновением позже они закрылись. Осторожно ступая по полу, подошел к нему, но сразу было видно, что это труп.

— Зелоев. Двух бойцов сюда. Это штаб дивизии. Собрать все документы, труп генерала забрать с собой. Будет чем вам похвастаться в штабе корпуса. Генерала завалили.

— Так без вас бы ничего и…

— Зелоев, нас здесь не было. Тут воевала только ваша 62-я стрелковая дивизия. Понятно?

— Так точно, товарищ майор госбезопасности.

— Вот и выполняйте.

Пока тот бегал за бойцами, я вытащил из руки генерала хромированный вальтер и спрятал в карман разгрузки.

«Пригодится в хозяйстве», — подумал я.

Минут через двадцать деревня была зачищена, и бойцы быстро загружали в десантные отсеки бронетранспортера и боевой машины пехоты трофеи и раненых. Когда места не осталось, сваливали прямо на броню, привязывая к корпусу ремнями и веревками. Благо захваченного транспорта хватало, и обратно никто не возвращался пешком. Особое внимание уделялось продуктам и боеприпасам. Как в любом вышестоящем штабе, тут мы смогли разжиться французским вином, деликатесными консервами и натуральным кофе, которое не видели уже давно.

На рассвете наша небольшая конно-механизированная группа покинула деревню Каблуки, где был разгромлен штаб 131-й пехотной дивизии вермахта. Возле поворота в сторону портала стояли несколько машин и подвод, загруженных бочками с горючим. В экстренном темпе пришлось буксировать к точке перехода оставшиеся машины, затягивать их в наше время. На погрузку мы потратили больше трех часов. Чтоб не вызывать особого ажиотажа, пришлось устроить дымовую завесу и скрыть все наши манипуляции от занявших окопы двух батальонов пехоты. Зелоев для верности выставил оцепление из своих бойцов, и когда к утру немцы сориентировались в обстановке и резервом корпуса, двумя пехотными полками попытались сбить русских с позиции, все наши трофеи, даже сверх того пять уцелевших автоматических зенитных пушек, были затащены в портал.

В одиннадцать часов дня, когда третья атака немцев, с нашей помощью, была отбита, позиция подверглась налету вражеской авиации. Судя по количеству и составу самолетов с крестами, разозлились на нас очень сильно, и как бы не бросили против двух контратаковавших батальонов чуть ли не весь армейский резерв. Дав разрешение на отвод наших войск с этой позиции и тепло попрощавшись с в общем-то с неплохим человеком, капитаном Зелоевым, раскидав дымовые шашки, по пандусу загнали технику в портал. Дождавшись, когда последняя группа, которая прикрывала отход, зашла в наше время, отключили установку. Это вызвало облегченный вздох многих людей, которые воевали в том времени и кто обеспечивали здесь связь и бесперебойную работу системы. На этом наша экспедиция за ресурсами была закончена.

Глава 27

Если в том времени у нас дела закончились, то в этом только начинались. Вся прилежащая к порталу улица оказалась забита трофейной техникой, которую нужно было срочно разгрузить и складировать, не оставляя под открытым небом. Для начала выгнали из гаража с установкой бронетранспортер и боевую машину пехоту, которые сразу загнали на позиции, для отражения возможной атаки. После этого, распределив дежурную смену, стали обратно поочередно в гаражи загонять трофейные немецкие грузовики. В первую очередь разгружали продукты, которых оказалось немало. Тут, конечно, пришлось попотеть. На улице, под радиоактивным небом осталось более трех десятков машин, загруженных необходимыми для выживания материалами, и подвергать их опасности заражения не хотелось. Ведь никто и не подозревал, что удастся столько всего натаскать. Поэтому и пришлось технику выгонять на улицу. Еще большей проблемой будет — куда эту технику девать. Нам она не очень-то была нужна. Пару грузовиков для маскировки и передвижения по оккупированной немцами территории можно было оставить, а все остальное желательно передать Красной Армии в качестве подарка. Там и так недостаток в технике, а тридцать машин может и роли не сыграют, но хоть немного помогут. Тут опять встает проблема безопасного портала, выходящего на контролируемой советскими войсками территории.

Схематичный план действий на ближайшее время был разработан: обработка и складирование трофеев. Укрепление обороны обоих бункеров и поиск и стабилизация новой точки выхода в прошлое.

В связи с тем что количество здоровых мужчин, способных участвовать в разгрузке трофеев, было недостаточным, пришлось и мне подключаться к процессу переноски грузов, несмотря на мои командирские привилегии. Несколько человек отрядили для боевого охранения, но они периодически менялись с участвовавшими в погрузочных работах, чтоб хоть как-то обеспечить безопасность бункера и не затягивать работы на поверхности.

Вот с такими мыслями я, кряхтя, тащил на себе мешок с мукой, спускаясь по ступенькам в бункер, где уже складировал на специальную тачку, с помощью которой увозили продукты в дальнюю галерею, используемую в качестве склада продуктов длительного хранения. Туда же транспортировались многочисленные ящики с консервами, галетами, сигаретами и многим другим, что несказанно радовало обитателей бункера, с недавних пор озабоченных проблемами быстрого и невосполнимого расхода продуктов.

Несмотря на всю авральную организацию работ, мы явно не справлялись, поэтому пришлось часть немецких грузовиков, загруженных оружием, боеприпасами, загнать в близлежащие дома и заминировать. Сейчас главным было рассортировать и укрыть продукты и горючее. Оружие, конечно, важно, но оно не сильно пострадает, если побудет даже в радиоактивной атмосфере пару дней.

Основная работа по перегрузке продуктов была закончена уже глубокой ночью. Борисыча и сына Петровича, Артема, мы не сильно нагружали, и они заступили на дежурство, разместившись в БТРе и БМП, выдвинутых на позиции для защиты подступов к бункеру. А все остальные, кто участвовал в боях в прошлом и тягал коробки, мешки, катал бочки с горючим, просто повалились, кто где успел заснуть. Были еще наши женщины, которые не сомкнули глаз, дежуря за мониторами системы видеонаблюдения.

Проснувшись по привычке около шести утра, не стал поднимать людей, дав им дополнительных пару часов сна. Последние пара дней и ночей были у нас очень насыщенными. Пока была возможность, я запустил сервера и занялся расчетами новой точки перехода, исходя из полученной информации. Изменив несколько параметров в уравнениях, запустил программу по оптимизации энергетических показателей установки, но добиться времени стабильной работы более получаса так и не получилось. Хотя некоторую закономерность удалось зафиксировать, и на основании ее вычислил несколько групп параметров настройки установки, которые, по идее, должны были дать стабильные точки выхода. Я так увлекся решением уравнений, что не заметил, как пролетели три часа, и отвлекся только на приход моей супруги, зовущей в кают-компанию, где уже собрались остальные члены нашего небольшого коллектива на завтрак и ждут только меня.

Идя по галереям бункера, заваленным ящиками, мешками, трофейным оружием и снаряжением, думал про себя, что нужно организовывать нашу банду в некоторое подобие военного формирования. А то что-то в последнее время мои подчиненные все чаще преподносят мне не всегда приятные сюрпризы.

Войдя в кают-компанию, я некоторое время с интересом наблюдал за тем, как новые члены нашего коллектива, да и старички типа Вяткина и Малого, адаптировались к реалиям нашего времени.

На стене висел большой жидкокристаллический телевизор и с флэшки на нем крутили фильмы. Народ спокойно завтракал и в то же время с интересом смотрел «Два бойца» с Марком Бернесом. В помещение вошел Миронов и спокойно вскрыл консерву, вывалил ее содержимое на тарелку и вставил в микроволновку. Причем это было как само собой разумеющееся. И никакого футуршока. Народ адаптировался и спокойно пользуется достижениями XXI века.

Завтрак, закончившийся чаепитием, а точнее употреблением кофе, которое мы вчера захватили у противника, плавно перерос в совещание.

— Марина, что у нас с ранеными?

— Вяткину оказали помощь. Недели три он не годен к строевой службе. Но как будет происходить выздоровление в условиях бункера неизвестно, это касается и всех остальных. Дунаев, динамика выздоровления неплохая. Воропаев еще лежачий, но идет на поправку. Остались только два новых пациента. За жизнь лейтенанта Короткова уже волноваться не стоит, кризис прошел. А вот капитан плох. Никаких гарантий. Потерял много крови, да и ранение не из легких. Даже в условиях больницы никто не дал бы гарантии, что выживет.

— Понятно. Дед!

Петрович, витавший где-то в облаках, смаковал кофе и думал о чем-то своем. Пришлось его одернуть. Да и вообще пора заканчивать с этой партизанщиной.

— Да, командир.

— Что у нас с броней? Сам видишь, какова ситуация. К следующему выходу, а это может быть и ближайшее время, нам нужно будет что-то посерьезнее БМПшки. Хотя бы один Т-64 ты должен поднять и укомплектовать. Пару дней я тебя не трогаю, но послезавтра должен дать расклад по срокам и необходимым ресурсам для этого. Это, конечно, при условии, что ты остаешься с нами.

Я ему глянул в глаза, наблюдая его реакцией. Он спокойно выдержал взгляд, показывая, что он все понял.

— Да ладно, командир, не сверли меня. После того как я снова дыхнул чистым лесным воздухом, куда я от вас денусь, да и дело у нас правильное — и тут и там людям помогаем.

Он специально выделил слово «нас», давая понять, что вопрос для него давно решен.

— Главное, что рядом с тобой, командир, гнилых людей нет. Они все там остались.

Он неопределенно кивнул головой куда-то вверх, но и так было понятно, на что он намекает.

— Добре. Тогда на тебе броня и транспорт. Сейчас с продуктами у нас, как видишь, проще стало, так что можешь привлекать к работам в большом бункере специалистов. Условия такие же, как и у тебя. Они работают, мы обеспечиваем семьям приемлемые условия проживания и безопасность. Естественно, сам факт существования установки является секретом, и посвящать в него никого больше не стоит. Иначе нас тут всех вырежут.

Петрович согласно кивнул головой.

— Дальше. Санька, заканчиваем с партизанщиной. С сегодняшнего дня мы вышли на совершенно другой уровень. Поэтому все, что касается безопасности и дисциплины, становится жесткой необходимостью, и наказывать буду строго. Мне нужен прапорщик Артемьев, а не шалопай Санька. Ставки изменились. То, что на поверхности нас пока не трогают, это временно. Рано или поздно и хохлы, и бандюганы, и турки навалятся. А у нас реально из бойцов только мы с тобой, снайперская пара, двое новичков и все. Да и Черненко не мешало бы пощупать. Что он там задумал. Так долго не проявляться не в его стиле. Ой, чувствую, что его ребята где-то поблизости шуруют. Вот тебе задание на сегодня. Берешь Борисыча, на джипе в город и прощупываете настроения у народа. Вдруг что интересное узнаете.

Дальше. Я, Павлов и Карев, продолжаем разбираться с трофеями. И еще. Тут утречком сервера немного погонял, нашел еще несколько точек выхода. Надо подключиться и посмотреть, что из этого получится. Надеюсь, повезет, и выскочим на территории, контролируемой советскими войсками. Как раз и трофейную технику в хорошие руки отдадим. Тем более в первую очередь нужно избавиться от этого немецкого хлама. А то тут вопросов будет больше, если кто увидит столько раритетной техники в таком состоянии и таком количестве. Запуск установки планируем завтра на вечер. Всем все понятно? Хорошо. Тогда поддерживаем связь. Санька, перед выездом зайдешь ко мне, поговорим, есть еще мысли.

После обеда Артемьев и Борисыч уехали на оборудованном для поездок в зараженной атмосфере джипе в город, сразу за ними на БТРе, который после боя требовал определенного ремонта, к большому бункеру в Перевальном уехал Петрович с сыном. А мы с нашими новичками продолжали потрошить трофеи.

Перед отъездом мы снова встретились с Санькой и наедине поговорили более основательно о нашей безопасности.

— Значит, так, Саня. Сейчас за нас играет репутация серьезных профессиональных отморозков, которые не просто дают по голове, а качественно зачищают своего противника в случае явной угрозы. Но такое положение вещей продлится недолго. Ты с Черненко прожил больше года и должен быть в курсе расклада сил в его отряде. К вечеру подготовь подборку по его окружению и внутренним течениям. Меня интересует количество бойцов, имеющих специальную подготовку и боевой опыт, сколько среди них семейных и у кого есть дети. Это очень серьезно. В данной ситуации присяга уже ничего не стоит, и люди стараются только выжить. Мы же в состоянии людям предложить нечто большее. Это, конечно, подловато, но придется сманивать у Черненко бойцов, и в первую очередь тех, у кого остались семьи, и особенно дети. Особое внимание на запасы продовольствия и его качественный и количественный состав. Сам понимаешь, если народ будет питаться одной вермишелью и мясом, то так и до цинги недолго. Степень лояльности бойцов украинским властям и, главное, что против нас смогут выставить хохлы в случае обострения ситуации. Возможные сроки прибытия подкрепления. В общем, что нам ожидать, если не сможем договориться с Черненко. По татарам и бандитам информацию будет собирать Борисыч. Вечером нам надо уже составить предварительный план действий по обеспечению безопасности в этом времени. Кстати, а у Черненко жена и дети есть?

— В том то и дело, что есть. Был старший сын, служил в «Альфе», но погиб. Остались жена, дочка лет восемнадцати и двенадцатилетний сын. Сын болеет, но ничего сделать нельзя в таких условиях.

— Хм. Это становится интересным. Скажи, а как часто с Украины привозят продукты и боеприпасы?

— Да почти ничего уже не привозят. Раньше было несколько караванов. За счет этого к Черненко люди и потянулись. Но уже месяца три-четыре ничего не было. Пару раз приезжали и что-то забрали сами. Дело чуть до стрельбы не дошло. А вот татарам возят. Был слушок, что людьми приторговывают в обмен на наркоту.

— О как. В принципе, я так и думал. Скорее всего, кто-то сидит на стратегических запасах, но и они не вечны, а восполнять в таких условиях их невозможно. В общем так, Саня. Задачу ты понял. Но уточни, чем болеет сын Черненко и настроения бойцов его отряда. А уже на основании этого и будем делать выводы о дальнейших действиях.

Пока народ работал на выезде, мы, образно говоря, засучив рукава, одетые в защитные костюмы и противогазы, загоняли машины в гараж и разгружали их, при этом приходилось расставлять транспорт на улице в определенном порядке, чтоб не загромождать проход и подготовить машины для отправки в прошлое. Ближе к вечеру необработанными остались всего шесть грузовиков с боеприпасами для зенитных автоматических трофейных пушек и каким-то инженерным снаряжением, все-таки машины принадлежали РМОшникам, а у тех всегда было много всего интересного и полезного в хозяйстве.

Уже вечером, когда я после работы наконец-то принял душ и собирался на ужин, меня остановила жена.

— Сережа, ты же сегодня Артемьева отправлял пошарить на предмет переманить несколько бойцов у Черненко?

— Угу. Типа того.

— Я так поняла, что ты хочешь увеличить отряд и усилить охрану установки. Очень даже правильно.

— Не только. На данный момент отряд в основном состоит из выходцев из прошлого, и кто его знает, как там Сталин с компанией решат, а на каждого можно найти рычаги воздействия, через родственников, друзей. Даже идеологически можно воздействовать, и в наших интересах разбавить их бойцами из нашего времени.

— Сережа, ты все правильно делаешь, вот только ответь на вопрос, как ты собираешься переманивать? Пообещаешь еду и чистый воздух?

— Ну, ты-то меня за идиота не держи. В первую очередь будем воздействовать на семейных и обещать хорошие условия проживания их семьям, а на них просто ляжет обязанность охранять покой своих родных и воевать за наши общие интересы.

— Правильно. Вот только тут не Саньку нужно было отправлять. Точнее не одного Саньку, а обязательно с его женой Катей. Нагрузить ее подарками. Пока Артемьев будет разговаривать с мужчинами, Катя с женщинами быстрей договорится. А уж те своих мужчин быстро сориентируют в нужную сторону. Я с ней об этом вчера говорила. Она дала свой расклад по группе Черненко. Думаю, на вечернее совещание стоит и ее пригласить.

— Да я не спорю. А если честно, то ты просто умница. Я все думал, как бы воздействовать на оппонентов так, чтоб они не подумали, что я их просто подкупаю. А тут так все красиво получается. Вот только к консервам, кофе и сахару надо добавить что-то такое, чтобы у людей возникло желание быть в нашей команде.

Пока мы шли по коридорам, я усиленно искал выход из сложившейся ситуации. И когда мы входили в кают-компанию, решение пришло, и достаточно оригинальное, хотя сопряженное с определенным риском.

До приезда Петровича мы решили не начинать совещание, а заняться подготовкой установки к поиску новых точек выхода. Конечно, у Борисыча и Саньки было что рассказать. Но мы решили об этом поговорить в процессе подготовки к переходу.

Я сидел за ноутбуком и вводил новые последовательности параметров для установки и периодически ее запускал и снимал предварительные показания, Санька успел отчитаться о результатах своей поездки.

В отряде у Черненко около пятидесяти бойцов, не считая гражданских, из них имеют военную и специальную подготовку больше половины отряда, из них человек тридцать семейные. Команда не монолитная, а сборная и состоит не только из бойцов полка внутренних войск Украины, которые составляют основной костяк. В основном это офицеры и прапорщики полка, солдаты срочной службы разбежались еще во время начала ядерного конфликта. В то же время к отряду присоединились несколько офицеров Симферопольского гарнизона с семьями. Есть даже пара сотрудников милиции и двое бойцов «Беркута». По продуктам ситуация не очень, при скромном использовании хватит еще на месяцев шесть-семь. У людей в основном подавленное настроение и апатия. В сторону Украины уже давно никто не смотрит. Там ясно дали понять, что продуктов и горючего самим не хватает. Черненко своим авторитетом еще поддерживает какой-то порядок, но и он на пределе. Нам даже не пришлось искать контактов с офицерами отряда. Они сами пошли на встречу к Артемьеву и по старой памяти стали прощупывать условия жизни и обеспечения. Санька, конечно, не стал хвастаться, но обещал поговорить с командиром, который только что вернулся из поездки к руководству, то есть со мной, на предмет пополнения людьми, за которых мой прапорщик готов поручиться. Еще одной причиной для такого шага была болезнь детей. Долговременное проживание в бункере, плохое питание, нормы которого Черненко пришлось урезать, сильно сказались на здоровье. В общем, ситуация складывается неплохо, и у нас появляется возможность выбирать нужных специалистов. Да и Артемьев может их рекомендовать.

А вот со стороны Борисыча новости не очень хорошие. Татары из дальних бункеров и степных районов зашевелились и стали собирать информацию о нашей группе и прощупывать возможность вербовки информаторов из нашей среды. Возможно, что в ближайшее время последуют попытки захвата пленных для получения дополнительной информации.

Когда установка была настроена, приехал Петрович с сыном на БТРе, который мы загнали в буферную комнату перед порталом. Там его пропылесосили и подготовили к возможному выходу в прошлое.

Пока все экипировались, готовили оружие, я проводил совещание. Времени и так было мало, приходилось все делать на ходу. Санька в сжатой форме повторил свой рассказ, вызвав одобрение местных нашим подходом к пополнению отряда. А вот информация о татарах и бандитах вызвала озабоченность.

— Значит, так. После сегодняшнего выхода работаем над индивидуальной радиофикацией всех выходящих из бункеров. Как по мне, так проще размещать в сапогах или на ноге поисковые маячки, которые можно незаметно активировать в случае опасности. Все перемещения вне охраняемых территорий теперь только группами, при обязательном радиосопровождении и выдвижении группы прикрытия с тяжелым вооружением. Обязательный мониторинг радиоэфира. Фиксация места выхода любых радиопередатчиков по маршрутам движения. Всем понятно? А теперь посмотрим, что у нас на той стороне.

Снова запуск установки. Как и в прошлый раз, прогнали весь перечень действия по порядку, и когда канал стабилизировался, на ту сторону выдвинули штангу с видеокамерой и тепловизором. Убедившись, что опасности нет, в портал вышла группа разведки в составе Артемьева и снайперов. Так же используя радиопередатчик, послали сигнал из района Могилева, а тут на наш приемник его получили, доказав тем самым, что мы попали в то же время и в ту же реальность. Теперь осталось определиться с примерным расположением точки выхода. Для этого с помощью передатчика послали сигнал и, используя малый портал, попробовали его триангулировать. Точность, конечно, была небольшая, но с разбросом двадцать-тридцать километров удалось определить местоположение.

Все вопросительно на меня смотрели, ожидая результатов.

— Ну что ж, очень даже неплохо. Правда, как всегда попали на оккупированную территорию. Точка выхода находится где-то в районе Фастова, под Киевом. Это уже практически глубокий тыл, так что нам тут будет проще выходить и передвигаться.

— Бычок, на связь, — вызвал Саньку, который с Малым и Мироновым замаскировались в небольшом леске, в метрах пятидесяти от точки выхода.

— На связи.

— Пройдитесь там кругами. Ищите населенный пункт. Особое внимание на фруктовые сады. Нам нужны фрукты, витамины, так что нарвите побольше детишкам. По нашим данным, это глубокий тыл противника, и особые неприятности, кроме редких патрулей и полицаев, вы вряд ли встретите, но порядок вы знаете. Скрытое наблюдение. Вмешиваться и устраивать перестрелки категорически запрещаю. Мы отключаемся. Включение портала по сигналу бедствия. Понятно?

— Вас понял, Феникс.

Отключив портал, я подключился по локальной сети к нашим серверам и стал копаться в архивах в поисках карт этого района с описанием боев и распределения немецких частей. Только недавно тут прошли части 6-й полевой армии вермахта, которая уже месяц пытается взломать Киевский укрепленный район с его многочисленными бетонными дотами и дзотами. Но снова вмешиваться я не собирался. Мне и прошлого раза хватило с лихвой, хотя там стоял вопрос о ресурсах, а тут простой разведывательный выход.

Часа через четыре получили сигнал от группы на открытие портала. В течение сорока секунд установка была запущена, и в окно перехода выставили антенну радиосвязи.

— Феникс на связи. Что у вас?

— Да, нормально, Феникс. Неплохо прогулялись. Идем не пустые и без шума. Мы возвращаемся.

— Хорошо. Опускаем лестницу.

Минут через десять вся троица в «лохматках» уже была в гараже, притащив с собой пару объемистых мешков, которые оказались наполнены свежими яблоками. И в дополнение к этому они еще принесли с собой полную крынку молодого меда. Для нашего разрушенного и умирающего мира это было богатством.

— Откуда такое богатство?

— Да сунулись в деревню, узнать, куда нас выкинула кривая твоих научных поисков. В крайнем доме живет женщина, у нее муж и двое сыновей на войну ушли. Я как сказал, что нужны витамины для детишек, то она тут же нас отправила в сад обдирать деревья и меда отлила. Назавтра обещала молока, если мы будем со своей тарой. Командир, надо бы и ей что-то подогнать. Человек из лучших побуждений, надо отблагодарить, а мы можем через нее у всей деревни молоко скупать. Тут и картошка, и вообще много чего, и все натуральные продукты.

— Ты тут еще коммерцию разведи. А вдруг завтра вас там полицаи ждать будут? Или ты ей мыло, а потом этим заинтересуются? Как вариант — в немецком штабе мы рейхсмарки захватили, на оккупированной территории и это пригодится. Вы территорию вокруг точки выхода облазили?

— Да. Все нормально. Чисто. Следов нет.

— Тогда завтра на ночь планируем выход. Всех детей бункера выводим на природу, пусть подышат свежим воздухом. А я с вами в деревню схожу. Кстати, как ее название?

— Андреевка.

Он включил ноутбук и вывел на ней карту Киевской области и увеличил окрестности Фастова. Там указал стрелкой местоположение деревни. Теперь у нас были точные координаты.

Тут же рядом стояли моя супруга и жена Артемьева, которая являлась снайпером, поэтому при выходе в прошлое экипировалась и входила в состав резервной группы усиления. Я повернул к ним голову и, кивнув в сторону мешков с яблоками, сказал:

— А вот вам и дополнение к подаркам. Кто сейчас откажется от свежих, пахнущих природой яблочек. Вот пусть и думают. Или им умирать в затхлом бункере, или быть в группе, которая в состоянии кормить своих детей свежими фруктами.

— Ну, это точно подействует. Как бы после этого Черненко первый не напросился в гости.

Тут голос подал Санька.

— Если честно, то я бы и не против. Мужик он нормальный.

Я промолчал. Ситуация была двойственной. Светка аж задохнулась от возмущения. Но Катя криво усмехнулась и грозно глянула на своего мужа.

— Санечка, ты за языком-то следи, а то народ подумает, что ты тут командира решил заменить. Я первая могу обидеться.

— Да вы меня неправильно поняли. Это когда я командира предавал? Просто мужик он нормальный, и если будет с нами, то будет проще всем.

Я решил вмешаться, а то они еще голосование устроят.

— Я не понял, что за разговоры? Вам что, заняться нечем. Если есть предложения, то озвучите их на утреннем совещании. Сейчас всем спать. Завтра у нас визит к Черненко.

Выключив установку, смачно хрустя яблоками, народ стал расходиться: кто заступать на пост, кто спать.

Утром после завтрака устроили опять импровизированное совещание. В принципе у того же Петровича было еще время, но он взял слово сейчас.

— Ну что, командир. Полазали мы еще раз по танкам, и могу сказать, что в ближайшее время сможем поднять один аппарат. Правда, придется тут парочку подбитых раскурочить. И если детали не сильно будут фонить, то вполне реально за неделю один аппарат полностью отремонтировать и укомплектовать.

— Хорошо. Что тебе для этого нужно?

— Охрану и человека три в помощь, иначе придется думать, как подбитые танки тащить к нам в боксы.

— Сам понимаешь, что это нереально у нас ни тягачей, ни кранов таких нет. Что по «Шилке»?

— Надо заниматься. Пока ничего сказать не могу.

— По другой броне, что там в гараже стоит?

— Обе БМП-2 на ходу, но у одной неполадки с вооружением. Артем смотрел, там возиться нужно. Но вторую мы в течение двух дней поднимем. Опять же помощники нужны. А то прежние хозяева вообще за техникой не смотрели. Там чуть ли не капремонт проводить надо.

— Понятно. Занимайся Т-64. БМП-2 во вторую очередь. Людей тебе Борисыч обеспечит. Когда будешь организовывать выход за запчастями, известишь, пошлем броню тебе на прикрытие. Дальше. Павлов, Карев, занимаются трофеями. Малой и Миронов — в боевое охранение. Мы с Артемьевым и с его супругой едем в гости к полковнику Черненко. С нами Миронов в БТРе за пулеметом.

Закончилось совещание, и опять все разошлись заниматься своими делами. Мы же загрузили в БТР подарки, тщательно упаковав, выдвинулись в сторону Симферополя, предварительно связавшись с Черненко и сообщив, что чета Артемьевых хотела бы нанести визит вежливости и отблагодарить спасителей. Немного поплутав в пригородах, тщательно объезжая места возможных засад, недалеко от разрушенного железнодорожного вокзала встретились с переоборудованным джипом, который нас сопроводил к бункеру, где базировался отряд Черненко.

Глава 28

Я умышленно не пошел с Санькой и Катей. Там они прожили долгое время, там у них друзья. Пусть пообщаются и попытаются помочь этим людям. Я их не торопил, и пока было время, открыл ноутбук и стал разбираться с результатами вычислений на основании полученной информации о точке выхода большого портала. Пару раз нас на связь вызвала база, получая подтверждение, что с нами все нормально. Через час пришел Санька в сопровождении четырех человек и забрал мешки с мукой и ящики с консервами. Там же в одном из свертков лежали яблоки и полулитровая баночка меда.

Заскучавший Миронов пару раз обращался с вопросами по технике, и я ему с удовольствием отвечал. Несколько раз он крутанул башней бронетранспортера, изучая окрестности. Но где-то часа через два он доложил, что со стороны дверей к нам идет человек, и это не Артемьев. По броне несколько раз стукнули. Я впустил посетителя, это оказался сам полковник Черненко. Он, сняв противогаз, пытливо глянул мне в глаза, затем протянул руку.

— Привет, капитан.

Я спокойно пожал ее.

— Да вообще-то уже майор.

Самое интересное, что я ему не врал. Мне же присвоили майора госбезопасности, и кто присвоил? Сам товарищ Сталин.

— Молодец, растешь.

Он немного помолчал. При тусклом свете лампочки я с трудом видел его лицо, но и так было видно, что полковнику нелегко приходится. Мысли на его лице я не мог прочитать, но о чем он сейчас подумал, вполне было понятно. Майора могло присваивать руководство не ниже командования округа. Вот сейчас и задумался, что ж у меня за руководство такое и какие лампасы оно носит.

— Эдак ты скоро меня догонишь. За Ильяса отметили?

— Не только, там и без него повоевать пришлось.

— А ты без дела не сидишь. Раньше не такой резвый был.

— А что делать? Раньше и задачи попроще были.

Дальше развивать разговор в таком направлении ни у меня, ни у него не было желания, поэтому повисла неловкая пауза, которую прервал сам Черненко.

— Скажи, Сергей, чего ты добиваешься?

— Михаил Григорьевич, если вы поясните, из-за чего такие вопросы, может, я и поясню.

— Ты хочешь у меня сманить бойцов? Думаешь, я не понял, чего ты Артемьева с женой подослал? Да еще с подарками. А то, что твои ребята уже давно пустили клич и активно ищут специалистов по бронетанковой технике, авиации, компьютерам, врачей, технологов, я тоже знаю. И что самое главное — отдают предпочтение семейным.

— Да. Мне нужны бойцы и специалисты. И не только. Предпочтение отдается семейным. Этим людям есть что терять и ради чего жить.

Не давая ему задать глупый вопрос, сразу пояснил:

— Семьи нужны не в качестве заложников. Вы же меня знаете.

— Тебе не кажется, что ты слишком рано себя таким свободным и неприкасаемым почувствовал?

— Это вы сами говорите или от имени вашего руководства?

Вот тут меня затрясло от адреналина. Это был не страх, а нечто такое, от чего перед дракой трясутся руки. Наверно, азарт.

— Пока сам, но Киев в ближайшее время высылает переговорщиков для общения с тобой и твоим руководством. Слишком уж ты тут хозяйничать начал.

— Доложились? И про яблочки тоже?

— Да, доложил. А вообще у меня есть пара людей, которые Киеву информацию сливают, да и татары тоже не молчат. Поэтому Ильяса и не трогали. Я давно «телегу» получил за тобой наблюдать.

«Вот это попал. Как бы ситуация ни складывалась, но с украинскими спецами мне не совладать, при условии что половина отряда в госпитале лежит. Сядут где-то в горах и будут нас отслеживать и, при получении команды, жечь машины. Тогда только и останется уходить в прошлое, окончательно взорвав здесь все. Значит, придется играть до конца, во всяком случае, сохранить лицо».

— Михаил Григорьевич, вы понимаете, чем это закончится?

— Да, знаю. Новая война. Поэтому сейчас и пришел сам. Один. Знаю, из-за чего ты банду Ильяса на ноль помножил. Они у Борисыча людей в заложники взяли. Все правильно сделал. Ты молодой, энергичный. У меня половина людей хоть сейчас готова к тебе перейти. Думают, не знаю, что они там обсуждают.

Он говорил, смотря куда-то в сторону. Мне показалось, что ему хочется просто выговориться. Но через некоторое время он повернул голову, посмотрел мне в глаза.

— Сергей, недели через две прибудет команда, которая ориентирована на тебя. Они будут принимать решение, и я тогда ничего не смогу сделать, и тут наше прошлое знакомство уже не поможет.

— Это не очень хорошо. В мои планы пока не входит контакт с остатками украинских властей. Да я и в той жизни особого уважения вроде как не испытывал. Только что-то не могу понять, куда вы клоните.

— Да все ты знаешь и просчитал. И больных детей, и отчаявшихся родителей, и то, что у нас давно не было поставок продуктов. Санька, конечно, парень неглупый, но то, чем он интересовался, мне доложили. Если бы ты изучал систему обороны нашего убежища, количество бойцов, распределение патрулей, то я бы с тобой сейчас по-другому разговаривал.

— Надеюсь, вы не расцениваете мои действия как проявление агрессии?

Я в ответ смотрел ему в глаза, не говоря ни «да», ни «нет». Я понял, куда он клонит. Пусть сам принимает решение. Он опустил голову и задумался.

— Ох трудно, Сергей, с тобой разговаривать. Как ёж, весь в иголках.

— Так ведь на мне ответственность за человеческие жизни. Так же, как и на вас. Поэтому и думать и поступать приходится по-иному. Во время войны проще было. Там солдаты, и они обязаны подчиняться. А тут толпа гражданских. Михаил Григорьевич, вы бы сказали прямо, чего хотите, а то как-то разговор у нас беспредметный. Обозначили бы позиции. Вы намекнули, что нас скоро жать начнут. Да это все понятно. Но мне кажется, что вы еще не определились со своей позицией.

— Да, тут ты прав. Надо решать. Если пойдем за Киевом, то рано или поздно все здесь подохнем, им на нас давно наплевать. Не вижу никаких перспектив. А судя по твоему цветущему и уверенному виду, ты знаешь, что делать.

— Как я понял, вы хотите заключить с моим руководством союз либо влиться в наши ряды. Я правильно вас понял?

— Я смотрю, Сергей, тебе это не очень нравится.

— В некоторой степени — да. Я не думаю, что у вас так много людей, лояльных украинскому правительству, но они есть. А это осложняет мою задачу.

— Не настолько, как ты думаешь. Все уже давно всё поняли. С иллюзиями не расстались только законченные отморозки, а ты знаешь, я таких возле себя никогда не держал. И скажи Саньке, чтоб сильно не старался, тут и без него народ давно все понял.

— И что вы этим хотите сказать? Что я прислал Артемьева сманивать ваших бойцов?

— Нет. Санька хороший парень, великолепный разведчик и подрывник. Но он до этого не дорос. А вот его жена, твой снайпер, вот та сманивает.

«Вот жучила, сразу меня просчитал. Но он сделал правильные выводы и решил принять сторону силы, которая способна прокормить его людей».

— Михаил Григорьевич, вам не кажется, что в своих рассуждениях вы пошли не в ту сторону? Наговариваете вы на симпатичную девушку.

— Сережа, я же тоже помню, что ты тот еще темнила. Воздействовать на матерей и жен — самый лучший вариант. И результатом явилось то, что мне моя жена устроила скандал час назад.

Я ухмыльнулся. Конечно, реакция ожидалась, но не такая скорая и не в такой форме.

— Улыбаешься, змей-искуситель. Вот-вот. Только бабы увидели одну сторону медали и не поняли всего. Точнее главного. В общем, Сергей, ты прекрасно знаешь, что нам недолго осталось. Сначала умрут дети, потом и мы за ними. Это понимают все, а тут твои люди, здоровые и румяные. Я как глянул, так и понял, что у вас другая жизнь. У вас даже глаза другие.

— Очень интересно? У нас что зрачки вертикальные?

— Да нет. У вас глаза сытых хищников, спокойных и уверенных в будущей охоте.

— Неплохое сравнение. В общем-то, вы недалеки от истины.

— Вот-вот, и я про то. Так что, Сергей, давай как-то думать, как жить дальше будем?

— А вы как себе это представляете? При условии того, что скоро тут может появиться украинский спецназ и начнет активно мешать моей миссии.

— Вот на это я и хотел получить ответ. Ты ж тут не просто так, чтоб золото собирать. Тебе спецы нужны. Причем не только военные, но и гражданские, значит, где-то собираетесь производство организовывать. Это говорит о том, что вопросы питания и биологического выживания вами уже решены.

Это был не вопрос, а утверждение. Полковник открытым текстом говорит, что готов продаться, но на определенных условиях.

Я решил кое-что для себя окончательно прояснить.

— Хорошо. Только есть вопрос. Как же насчет вашего руководства?

Я кивнул в сторону, где якобы находится север.

— Да пошли они. С татарами снюхались. Наркоту гонят от турков в обмен на продукты и боеприпасы. Вроде и людьми приторговывают. А нас, по сути дела, послали. Но при этом кормят обещаниями и держат в качестве пугала для татар.

— А что со спецназом делать? Мне бы очень не хотелось уничтожать своих. Можно, конечно, вызвать авиацию и с тех же «стратегов» раскатать всех, кто под руку попадется. Но тогда спокойной работы не будет. Ваши предложения?

— А это зависит от того, какие у тебя квоты на вывоз людей.

«Пробивает степень моей автономности от гипотетического начальства и экономические возможности».

— Вы хотите знать, насколько я наделен полномочиями? У меня полномочия достаточно большие. Вы готовы быть посредником перед бойцами, которые сюда прибудут в ближайшее время?

Тут уже я ухмыльнулся.

— Ох, Михаил Григорьевич, чувствуется, что тут экспромтом и не пахнет. Значит, уже обсудили эти вопросы с командиром отряда бойцов, который сюда командируют? Не сомневался. Скорее всего, кто-то из Херсонской области.

Черненко утвердительно кивнул. Но при этом с удивлением уставился на меня. Знал бы он, что несколько дней назад система радиомониторинга запеленговала его переговоры с абонентом в Херсонской области в районе Каховки. Разговор послушать не получилось, ребята использовали аппаратуру шифрования, но сам факт таких переговоров говорил о многом.

— Мы служили вместе. У них бункер в районе Каховки. Так связались по радио, и он подтвердил, что его группа готовится к отправке через некоторое время в Крым. Специально неделю назад встречались в районе Армянска. Вот так и обменялись мнениями наедине. Я ему рассказал про тебя.

— И что?

— Да тут сразу понятно, что паны из Киева за нашими спинами хотят поторговаться, и плевать им на всех нас.

— Хорошо, Михаил Григорьевич. Я вас понял. И если честно, надеялся на такой разговор. Давайте завтра встретимся и поговорим более основательно. Надеюсь, вы осознанно приняли это решение. У нас есть что обдумать до завтра.

О как, на меня снова смотрел подтянутый полковник Черненко.

— Сергей, мы друг друга знаем. У меня выхода нет, да и устал один эту ношу тянуть. Вон твой дружок Борисыч быстро сориентировался. Теперь его люди всем хвастаются, как они хорошо устроились и как бункер Ильяса штурмовали. И теперь их боятся тронуть, знают, что потом огребут от тебя.

— Завидуете?

— Нет. Просто жалею о потерянном времени. Надо было сразу с тобой ближе сойтись. Как я понял, ты проводишь контроль региона и подбираешь людей для эвакуации?

«Как он меня пробивает. Надо бы его сразу на крючок брать и подминать под свое руководство, иначе постоянно будут такие вот пикировки».

— Михаил Григорьевич, то чем я занимаюсь, вы узнаете позже, если мы найдем общий язык. Хотя, хочу честно признаться, давно думал, как вашу группу использовать для своих нужд. Сами понимаете, мы не играемся во власть, у нас цели несколько иные, нежели властвовать над радиоактивными развалинами.

— Вот это я и хотел услышать. Давай тогда до завтра. Я сегодня переговорю со своими людьми, но думаю, и так все ясно.

Мы пожали друг другу руки. Перед тем как натянуть маску, Черненко спросил:

— Скажи, Сергей, а как оно там, в Антарктиде?

Вот тут я вздрогнул по-настоящему. Черненко, увидев такую реакцию, хохотнул.

— С чего вы сделали такой вывод?

— А у тебя морда загорелая. И от лампы такого загара не получишь. Только солнце. Или горы, или Крайний Север, или юг. Значит, где-то ходишь без маски и загораешь, а у нас-то в мире почти везде такое грязное небо. Только в Антарктиде практически ничего не взрывали. Там небо почище должно быть. И главное — то, что сегодня принес, яблоки и мед. Яблоки свежие и пахнут садом, наверно, там теплиц понастроили. От немцев осталось?

— ?…

— Ты думаешь, я ничего не понял? Давно ходили слухи, что немцы во время войны в Антарктиде базу организовали. И вот появляешься ты, такой загорелый и с немецким оружием. Спихиваете залежавшийся товар? И мешки с мукой у вас немецкой символикой промаркированы.

— Интересные выводы. Что еще вы поняли?

— Да, наверно, русские нашли эту базу и используют в своих целях. А тут война. Вот и решили, как Гитлер, свой народ спасти.

— Михаил Григорьевич, вы понимаете, что такие вопросы я не уполномочен обсуждать.

— Спасибо тебе.

— За что?

— За надежду. Сейчас это самый дорогой товар. А ты его просто так подарил.

«Да уж. Услышать такое от головореза Черненко. Значит, действительно человек дошел до ручки. С другой стороны, все к лучшему. Никаких подлых комбинаций, все по-честному, по-мужски».

Еще через час Санька с женой вернулись в БТР, и в сопровождении все того же джипа мы покинули развалины Симферополя и к вечеру уже были дома.

Пока ехали, состоялся короткий разговор. И Саня, и Катя были задумчивы, поэтому пришлось их немного растормошить.

— Ну как там прошло? А то Черненко прямо ко мне в БТР влез и начал руки выкручивать.

Ответила Катя:

— Знаешь, командир, за все время, пока мы носились по другому времени, воевали с немцами, тягали трофеи, как-то не задумывалась, о том, что нас ожидало. А тут… У всех людей потухшие глаза. Страшно на это смотреть. И когда я стала раздавать яблоки, видели бы вы, как они вспыхивали. Не жадностью, а надеждой. А вы как с полковником пообщались?

— Да как обычно. Он похвалил, погладил по головке и начал пугать прибытием спецназа из Херсонской области, но намекнул, что командир этого отряда его знакомый, а он в состоянии договориться, чтоб нас не трогали.

— И на каких условиях?

— Да как обычно. Поделиться властью и материальными благами.

Санька сидел рядом и внимательно слушал, но не утерпел и вмешался:

— А ты что, командир?

— А что я? Я кормлю только своих. Вот пусть и думает, с кем ему лучше. С хохлами, которые часто говорят о государственности, соборности, самостийности, но при этом не кормят, либо нами, которым главное — забыть про всю эту политическую ерунду и заниматься делом и выживать. Тем более, после вашего визита многие задумаются, что для них лучше.

Я улыбнулся, чуть отвлекшись от дороги. Но на этом наш разговор закончился, каждому было что обдумать.

На базе я кратко доложил результаты поездки, вызвав одобрение всех, кто лично знал полковника. Конфронтация со своими была никому не нужна, поэтому мое решение было принято спокойно. Пока была возможность, мы стали готовиться к ночному выходу на ту сторону. Женщины собирали детей, одевали их. Мы готовили товары, которые были бы интересны сельским жителям 1941 года. Мыло, кухонные принадлежности, по которым нельзя было определить дату производства.

Когда пришло время, запустили установку и, как в прошлую ночь, через портал вышла группа разведки, которая в течение получаса рыскала в округе в поисках засады и следов преследователей. Не обнаружив ничего интересного, они подали сигнал, и в портал прошла основная группа. Тут уже все делалось основательно. Место, где будут получать воздушные ванны детишки, профессионально оцеплялось, размещались секреты с пулеметами и гранатометами. Выждав для приличия еще немного и не увидев ничего подозрительного, через портал стали осторожно выпускать наших детей, которые в слабом свете притушенных фонарей с удивлением ходили по поляне, трогали траву и буквально пьянели от запахов ночного леса. Тут же Катя деловито вынесла люльку со своим сыном. Хотя и здесь она оставалась бойцом. Винтовка была под рукой, и при первой же опасности готова была, как тигрица, защищать своего ребенка. Такой же была и моя Светлана. Экипировавшись и вооружившись автоматом, она возилась с детишками, негромко прикрикивала, если кто-то пытался уйти далеко.

Пока была возможность, мы с разведчиками сделали несколько кругов, расставив сигнальные мины. И установив автоматическую станцию — пеленгатор, которую недавно демонтировали возле точки под Могилевом, стали настраивать систему радиоэлектронной разведки, с помощью которой хотели определить, где тут поблизости расположены части противника, порядок радиосвязи, мощность и частоты радиопередатчиков. Через час, отправив детей обратно в бункер, спать, время-то было уже позднее, сами небольшой группой, прихватив бидоны для молока и подарки, отправились в деревню Андреевка.

Выйдя к окраине села, некоторое время рассматривали ее в приборы ночного видения. Не найдя ничего опасного, двумя группами, прикрывая друг друга, выдвинулись к дому, где нас должна была ждать новая знакомая Артемьева.

Собаки у нее не было, неделю назад пристрелил пьяный полицай, поэтому Санька пробрался прямо к окну дома и тихонечко постучал в окно. Через некоторое время в доме зажегся неяркий свет, и на крыльце появилась пожилая женщина, которая пригласила нас в дом. Оставив снайперов охранять подходы к дому, мы с Артемьевым вошли внутрь.

Обычный дом. Чистый, благоухающий приятными для нас запахами свежеиспеченного хлеба. Хозяйка, Оксана Сергеевна Криворучко, сразу пригласила к столу, с интересом поглядывая на наши «лохматки», накидки на лицо мы благоразумно сняли, но видок, конечно, был еще тот. Она сразу признала во мне командира и стала расспрашивать о ситуации на фронте, о том скоро ли закончится война, и будем ли мы уничтожать полицаев в деревне.

Пришлось ей объяснить, что полицаев мы пока гонять не будем, если, конечно, они не начнут расстреливать мирных жителей, потому что не хотим доставлять неприятности столь гостеприимной хозяйке, что ее очень успокоило. А пришли мы разжиться молочком и яблочками, но не просто так реквизируя, а в обмен на нужные товары. После чего вывалили все подготовленные подарки, вызвав неподдельное изумление и радость хозяйки. Туда же последовало некоторое, совершенно небольшое количество трофейных немецких денег. После такого представления Оксана Сергеевна, прихватив наши термоса и бидоны, отправилась разливать молоко, а мы, пока было время, отправились обдирать деревья.

Загрузившись по полной, уже к рассвету мы были возле точки перехода. С трудом поднялись по пандусу, который сразу убрали, и отключили установку.

Свежее молоко, конечно, вызвало фурор среди обитателей бункера.

Утром мы еще раз включили портал и сняли информацию с системы радиоэлектронной разведки. После завтрака у меня должна была состояться встреча с Черненко, в которой уже будем обсуждать перспективы дальнейшей деятельности. Где-то в районе обеда мы встретились недалеко от развалин строительного института. Полковник был в сопровождении двух офицеров, которых Санька опознал как майора Семенова и капитана Васильева. Один был сослуживцем Черненко, а второй служил в военной службе правопорядка Министерства обороны Украины и во время войны, после уничтожения части, прибился к остаткам полка внутренних войск.

Санька мне дал раскладку по движениям в среде подчиненных Черненко, как я понял, полковник притащил с собой представителей двух группировок, не враждующих, но имеющих свой взгляд на некоторые вещи.

После процедуры знакомства перешли к делу. Бойцы из состава полка внутренних войск хотели оставаться под командованием Черненко и согласны были перейти, но при условии сохранения такого же положения. Исходя из этого, я получал у себя под боком группу, практически неподконтрольную мне. Управление осуществлялось бы только через полковника, а вот насколько я его мог контролировать, оставалось пока загадкой. Такая ситуация меня нисколько не устраивала. В душе я еще надеялся, что это желание людей, желающих сохранить лицо.

Васильев же представлял мнение пришлых, прибившихся перед самым началом ядерной войны. Они готовы были сразу безоговорочно перейти в мое подчинение, основываясь на опыте группы Борисыча, которая влилась и таким образом сразу изменила свой статус и возможности. Да и люди при этом себя начали чувствовать увереннее.

Васильеву я ответил, что готов рассмотреть их предложения, но всех скопом брать не буду, а постепенно и каждого человека и его семью буду проверять на психическое здоровье. То, что касается условий Семенова, то они неприемлемы.

— Командир может быть один, и никого насильно я не тяну. Естественно, полковника притеснять не собираемся, все-таки вместе воевали и знаем друг друга, но и идти на поводу и устраивать казацкие выборы старшин никто не позволит. Хотите быть вольными и свободными, пожалуйста. Вас никто трогать не будет, конечно, если сами не будете задевать, но тогда не обижайтесь, если будем безжалостно зачищать. У нас слишком серьезные задачи, чтоб позволить кому бы то ни было нам мешать. На этом разговор закончен. К вечеру Санька сообщит, с кем бы хотели пообщаться в первую очередь.

На этом разговор закончился. Когда довольный Васильев и задумчивый Семенов надели противогазы и вылезли из нашего бронетранспортера, Черненко чуть задержался на пару слов. Говорил он грустно и устало.

— Правильно делаешь. Прямо кастинг устроил, но разумно, я не удивлюсь, если ты еще всем вновь прибывшим медосмотр устроишь.

После чего он грустно усмехнулся, надел противогаз и вылез из бронетранспортера.

На этой ноте я попрощался с посланцами, но червячок недоверия зашевелился. Надо бы их как-то проверить будет. Вдруг Черненко притворяется. Оставим этот вопрос открытым, а пока и в бункере много работы. И в Перевальное нужно съездить, и с Ильясом пообщаться. Вдруг что интересное сообщит. Борисыч говорил, что жив еще и цепляется за жизнь, как дикий зверь, хотя пара его подельников уже подохли.

Пока мы ехали, Катя, в отличие от Саньки, была задумчивая и минут через двадцать задала вопрос, который волновал и меня. Я всегда поражался ее терпению, которое свойственно истинным снайперам, и жизненной мудрости, непривычной для длинноногой блондинки. Как-то даже была мысль закрутить военно-полевой роман, да и она вроде как была не против, но через некоторое время понял, что эта девушка создана для серьезных отношений, и чтоб не накалять обстановку в отряде, где неженатые бойцы ходили вокруг нее кругами, остался в стороне, одергивая уж слишком активных ухажеров. Пусть девушка сама выбирает. Вот так и получилось, что выбрала.

— Командир, а ты уверен, что Черненко не кинет или не вотрется в доверие, а потом поставит своих людей и начнет оттирать от проекта?

— Не уверен, Катя. И скорее всего оно так и будет. Но у нас сейчас жуткий дефицит подготовленных людей. Только я же не буду выкладывать все карты сразу и раскрывать объятья. Тут можно сыграть на контрасте. Лично ему преданные люди могут сговориться и пойти вроде как на мои условия. Но меня это ни сейчас, ни в будущем не устраивает. Значит, надо искать такие варианты, когда влияние людей Черненко не будет иметь такого значения. Мой план прост. Мы их ограниченно кормим и отбираем нужных и лояльных в первую очередь. Самого Черненко с его людьми частично привлекаем на охрану большого бункера и проработку татарской угрозы, и пусть для нас чистят регион. Мы им поможем, а сами потихоньку выберем нужных, выведем их через портал и обкатаем в боях. Думаешь, после этого они захотят вернуться под команду полковника? Возьми для примера того же Петровича. Пусть его кто-то попытается подкупить. Догадайся, какой результат будет. Я, конечно, не беру в расчет случаи с насильственным принуждением, это уже другая опера. Ты, кстати, обратила внимание, что все установки заминированы и сильно упростились?

— Видела. Санька вам помогал еще.

— Вот. Если раньше большинство настроек были ручными, то теперь они настраиваются с помощью специальных программ с центрального терминала, который имеет несколько уровней шифрования, и без меня и моих близких помощников никто его активировать не сможет. Эта проблема решалась, когда в бункере появились люди из другого времени на постоянной основе. Просто все последнее время мы усиленно занимались тем, что готовили неприятности для любого человека, желающего захватить бункер и его установки перемещения во времени. Тем более Черненко вояка, а не специалист по многоходовым комбинациям. Может, он и способен на поступки, но ни я, ни вы такой возможности ему не дадите. Поэтому у нас сейчас задача переманить у него бойцов и специалистов, прогнать их на детекторе лжи, выявить основные побудительные мотивы и повязать их общей идеей спасения и чем-то вроде современной вассальской клятвы.

Катя звонко захохотала.

— Да вы, товарищ командир, никак в короли собрались.

— Нет. Я хочу просто жить. Жить с семьей, заниматься любимым делом и никогда больше не держать в руках оружие, чтоб защищать жизни своих близких и друзей. Вопрос в другом, как к этому идти. По головам и трупам, выбив себе место под солнцем и закрыв портал, или помочь не только себе.

— Командир, не оправдывайтесь. Мы с вами. И люди за вами идут. Знаете… Несмотря на то что Черненко меня и Саньку спас, он олицетворяет для меня прошлое, наше прошлое, с войной, с этими развалинами, с полуголодной жизнью. А вы — это будущее. Полковник дошел до своего предела и не знает, куда вести людей, сам это понимает и мучается, а вы знаете и ведете. И если это прошлое попытается помешать нашему будущему, оно получит пулю в голову.

— Да уж. Хорошо сказала, но как-то резко.

— У меня был жених. Я его очень любила. Вы знаете. После его смерти была только одна задача — мстить. Потом волей-неволей у меня появилась новая семья — наш отряд, где меня любили, обо мне заботились, но и они все погибли, как я думала. Если бы не Санька, то и смысла жить не было бы вообще. Теперь у меня есть ребенок, муж и вы, самые дорогие люди, и возможность опять вернуть нормальную жизнь. И если какой-нибудь полковник или генерал снова, в угоду своим амбициям или интересам, погонит нас на смерть, я это пресеку. Вы меня знаете, я это хорошо умею.

— Хорошо, Катя, я тебя понял. Только вопрос. Это ты так думаешь или кто-то еще?

Она ухмыльнулась.

— Многие. Даже ребята из прошлого все правильно понимают и одобряют. Так что, командир, действуйте и знайте, что спину вам прикрывают.

Глава 29

Как оказалось, Катя не остановилась на простой раздаче подарков и среди жен офицеров организовала что-то вроде своей небольшой разведывательной сети. Причем в эту паутину включались и дети, которые лазали по всем закоулкам бункера. За простыми женскими посиделками она узнала больше, нежели неуемная и не всегда взвешенная оперативная работа ее мужа. Передав несколько малогабаритных подслушивающих устройств для своих агентов, Катя буквально через пару дней выдала мне полный расклад по реальному состоянию в бункере Черненко и о серьезном разговоре, произошедшем между Васильевым и Семеновым. До драки дело не дошло, но обстановка была накалена до предела. Семенов был тыловик и в боях особого участия не принимал, поэтому его желание перейти на нашу сторону, но на особых условиях, было понятно. Пока у него была возможность, он старался поддерживать свой статус человека, умеющего держать руку на пульсе, и, естественно, при переходе под наше руководство однозначно претендовал на высокий пост. Я, конечно, не борюсь за власть, но вот такие хитросделанные ребята меня всегда раздражали. Скорее всего, Черненко его специально выдвинул на первый план в нашем диалоге, чтоб пока я буду воевать с Семеновым, он смог более основательно проанализировать мои возможности, сильные и слабые стороны. Что ж, вполне правильно и мудро. Вот только времени у меня на эти танцы с бубнами нет. Поэтому первым, кого мы пригласили на беседу, предсказуемо оказался капитан Васильев.

Это был высокий, плотный тридцатилетний хмурый здоровяк. С ним в бункере жила жена, теща и двое детей. К нашему удовольствию, Васильев закончил Харьковское танковое училище и успел послужить в 30-й танковой дивизии в Новоград-Волынском, до ее расформирования, после чего сначала попал в Одессу, в штаб округа, и впоследствии перевелся на родину супруги, в Крым. В наших условиях профессиональный танкист был находкой. Такого человека нужно было сразу брать в оборот и привлекать для наших операций.

По привычке мы его проверили на наличие электронных приборов нелинейным локатором и отвезли в развалины на окраину города, где нас ожидала «Шишига» Борисыча, переоборудованная под передвижной командный пункт и комнату для проведения переговоров. Там же был развернут детектор лжи, который предполагали использовать при наборе новых бойцов. Но перед этим, в БТРе с ним прошел предварительный разговор.

— Вадим, в данной ситуации я прекрасно понимаю ваши побудительные мотивы идти к нам. Тем более времени мало и буду говорить без куртуазности и иносказаний. Не знаю, как у вас, а у меня со времен нашей банановой демократии выработалась аллергия на пустую болтовню. Итак. Без нас у вас никаких перспектив и ваше будущее — это медленное умирание от радиации и голода. Фон рано или поздно спадет, но нормальной жизни уже никогда не будет, ни у вас, ни у ваших потомков. Сейчас вы принимаете решение, от которого будут зависеть не только ваша жизнь, но и жизни ваших родственников. Нет. Они не будут заложниками, наоборот. Всем найдем достойное применение. Ситуация такова, что есть вход и нет выхода. Поэтому только с нами. Когда вы все узнаете, то поймете, что по-другому нельзя, и цена предательства будет не только ваша смерть, но и, вероятнее всего, гибель многих людей, у которых предательством будет уничтожена последняя надежда, в том числе и у ваших родных и близких. Подумайте.

Дождавшись его уверенного кивка, я дал команду, и мы поехали к «Шишиге», где в течение двух часов его мурыжили на детекторе лжи. Когда все результаты были обработаны и сомнений почти не осталось, я кратко бросил фразу, за которую он уцепился.

— Это хорошо, что вы профессиональный танкист. У нас с этим проблемы. Техника есть, а вот управляем ей на уровне выпускников армейской учебки.

— Зачем вам танки? Что, с пингвинами войну затеяли или там и «амеры» покоя не дают?

В его словах была слышна некоторая тревога. И насчет пингвинов было интересно сказано.

— Не совсем так, но повоевать придется. Это я вам обещаю. Подумайте еще раз. Но интересно, при чем тут пингвины?

— Да тут народ уверен, что у вас база в Антарктиде, где нашли немецкую базу. Оттуда и оружие трофейное и продукты.

Я не удержался и зафыркал. Борисыч, который присутствовал при разговоре, тоже не удержался.

— Да уж повеселили вы меня, ребята. Хотя если поразмышлять, мысль вполне зрелая. Ну ладно, времени и так мало. Предлагаю подумать еще раз.

— А что думать? Вы-то хоть что-то делаете, да и детей жалко.

— Хорошо. Вы нам подходите и сегодня пообщаетесь с нашим механиком, который занимается восстановлением техники. Я ему вполне доверяю, и он должен оценить ваш уровень как специалиста. Тут, поймите, болтуны и штабные наседки нам неинтересны.

После этого разговора Санька отвез капитана в большой бункер, где проводились работы по восстановлению танков. Уже вечером на связь вышел Петрович и подтвердил, что Васильев вполне неплохо соображает и разбирается в технике. Этого мне было вполне достаточно, авторитет Петровича в этих вопросах был немалым. Утром следующего дня семья Васильева была перевезена в большой бункер в Перевальном, где развернули второй госпиталь. В него перевезли часть медикаментов и оборудования. Борисыч, как неугомонный хомяк, носился по городу и умудрился найти полуразрушенный дом, в подвале которого до войны работал частный кабинет УЗИ. Установка оказалась в относительно рабочем состоянии и ее в спешном порядке перевезли в Перевальное и приступили к восстановлению.

Заинтересованные продуктовыми призами, под руководством Борисыча несколько независимых групп занимались аналогичными поисками, и вскоре госпиталь в большом бункере оказался неплохо укомплектован оборудованием и лекарствами длительного хранения, которые не были разграблены во время войны.

Через неделю в большой бункер переехало двадцать два офицера и прапорщика, два контрактника из отряда Черненко, которые сформировали гарнизон и организовали полноценную охрану бункера.

В это же время Павлов и Карев распихали по дворам и гаражам немецкие автомобили, чтоб не привлекать внимание.

Через неделю проверок и перепроверок пять человек из группы Васильева были привезены в наш основной бункер и экипированы для выхода в прошлое. Пора проводить посвящение вновь прибывших. Они с удивлением отнеслись к приказу, но все же надели на себя камуфляжи, бронежилеты и вооружились по максимуму, при этом не беря с собой ни противогазов, ни общевойсковых защитных костюмов, что вызвало много недоуменных взглядов.

Как всегда, на улице перед гаражом с установкой в полной готовности стояли БМП-1 и БМП-2, а в самом гараже перед порталом стоял наготове БТР. Васильев с интересом рассматривал технику, стоящую внутри просторного гаража, и почти не обратил внимания на завешенную куском брезента установку.

На всякий случай рядом с ними находились наши бойцы, и мало кто знал, что у каждого из новичков в боекомплекте один из магазинов к автомату, вместо патронов, был нашпигован взрывчаткой с установленным радиовзрывателем. Это делалось в тайне, на случай неадекватного поведения. Конечно, это подло, но мы сейчас выходим на новый уровень, и такие меры предосторожности я считаю не лишними.

Ночной лес, чистый воздух и поход к деревне произвели впечатление на новичков. Уже после посещения деревни, где мы снова оставили мыло и хозяйственную утварь и нагрузились продуктами, Васильев подсел ко мне на привале и попытался заговорить, но я его прервал и предложил поговорить после возвращения в бункер.

Уже там, собрав всех новичков, провел небольшую политинформацию о том, с чем они связались и во что они вляпались, и особенно чем это грозит в случае утечки информации. Все это время в коридорах недалеко от зала дежурили четверо человек, вооруженные автоматами и пулеметом, на случай если новые бойцы отряда не проникнутся моментом и попытаются качать права. Да, я не исключал такого варианта и всегда повторял, что лучше быть живым параноиком, нежели доверчивым и мертвым. Это, конечно, остудило людей, хотя они все равно пребывали в некотором состоянии эйфории от новизны впечатлений и открывающихся перспектив. Тут голос подал один из новичков, прапорщик, который до войны служил в симферопольской роте «Беркута», Валера Бойко.

— Командир, ты сказал, что там сорок первый год. Вы как-то нашим-то помогаете или по-тихому фарцуете мылом?

Все заулыбались. Но тут голос подал Игорь Дунаев, который уже поднимался и свободно ходил по бункеру и был в курсе всех событий.

— Насколько я знаю, товарищ майор госбезопасности получил от руководства страны два боевых ордена.

— Госбезопасности?

Я кивнул.

— Ага. Пришлось идти на контакт с орлами Берии. Немного повоевали под Могилевом, под Рославлем, под Москвой немецкий десант уничтожали. Даже со Сталиным встречался.

Все оживились.

— Ну и как он?

— Честно вам сказать? Серьезный мужик. Да и Берия тоже. Харизма там такая, что ни один политик нашего времени рядом не стоит. Так и хотелось стать по стойке смирно. Но надо было держать марку и барахтаться. Главное, что с руководством СССР в сорок первом контакт налажен. Они нам по возможности и продукты и горючку подкидывают. А мы им за это немецких генералов шинкуем. Теперь у нас задача — найти безопасный выход на контролируемую советскими войсками территорию и безопасная эвакуация наших детей на ту сторону.

Тот же Васильев прагматично поинтересовался:

— А не станут наши родственники заложниками Сталина?

— А смысл ему так портить отношения? Эти вопросы неоднократно обсуждались. Мы для них — это ворох информации, это новые технологии и, главное, специалисты. Так что тут не вижу пока причин для беспокойства. На данный момент у нас стоит вопрос, чтоб с нашей стороны обезопасить бункер и исключить любую утечку информации. А теперь всем спать и обдумать ситуацию. Все разговоры и обсуждения тоже переносим на утро.

Уже утром снова встретились. Теперь люди могли трезво рассуждать и адекватно воспринимать указания. В первую очередь на базе бункера организовывался специальный госпиталь для больных и ослабленных детей, где они будут получать воздушные ванны и усиленное питание под медицинским присмотром Марины, которая являлась дипломированным педиатром. То же самое касалось и остальных членов семей бойцов. Таким образом, мы выполняли свои обязательства. В течение трех дней, после соответствующей проверки, на ту сторону сходили практически все офицеры и прапорщики, перешедшие на нашу сторону. В качестве специального поощрения в 41-м оставалась специальная группа из счастливчиков, в составе трех-четырех человек, которая занималась наблюдением за окрестностями точки выхода. Реально люди просто отдыхали и набирались сил под еще теплым октябрьским солнцем Украины.

После того как новички поняли, что они получают и какие перспективы перед ними открываются, народ просто проникся моментом и уже вполне осмысленно начал думать о выполнении своих обязанностей по обороне бункеров.

Теперь у меня в распоряжении оказался практически целый взвод со средствами усиления. Из трофейного оружия в наличии были пара минометов, автоматические немецкие зенитные пушки, которые сразу стали размещать для обороны обоих бункеров.

Но как всегда события начали накручиваться как снежный ком. Первым сигналом был экстренный вызов группы, которая расслаблялась в 1941 году, делая вид, что охраняет точку выхода. В лесу задержали полицая из той деревни, где мы меняли продукты. Конечно, о наличии полицаев там мы были осведомлены, и, судя по всему, они о нас тоже, но делали вид, что ничего не знают. Как сказала хозяйка, Оксана Сергеевна, их было трое и все они местные, и смысла задирать людей, которые честно обменивают нужные селянам товары на продукты, не было. По тонким намекам хозяйки, один из полицаев даже возил наше мыло в соседние деревни и выменивал на них мед, окорока для нас и, в общем-то, приходился ей дальним родственником, в беспределе замечен не был. Ну, тут понятно. Все-таки еще 1941 год и особых репрессий мирному населению немцы не устраивали, да и партизанского движения как такового еще не было, все будет позже.

Вот этого родственника мои орлы отловили и спеленали. Естественно, они нас вызвали, а пленному завязали глаза, чтоб он ненароком ничего ненужного не увидел. После включения большого портала по радио сообщили о причинах такого нештатного вызова.

Со слов пленного, в деревню часа три назад приехали два грузовика, набитых немецкими солдатами, но при этом говорящих на смеси польского и украинского языков. Они быстро взяли деревню под контроль и в первую очередь расстреляли несколько семей, родственники которых были в рядах Красной Армии. После этого зверски расправились с еврейской семьей, оставив в живых только молодых девушек, которых заперли в сарае. После чего начался грабеж села. На попытку местных полицаев повлиять на «братьев по оружию» ответили руганью и побоями, а одного из них, который попытался вступиться за своего отца, тут же расстреляли.

Рядом со мной стоял капитан Васильев. Он сегодня командовал группой усиления, которая в составе пяти человек в полной боевой готовности, всегда дежурила в бункере.

— Это что, командир?

— Да, скорее всего бандеровцы. Они шли за немцами и как раз такое творили. Их стиль. Это они так за независимость борются. Как раз за такие художества им потом именные пенсии и льготы из бюджета давали.

Он вопросительно и немного с азартом глянул на меня, поняв, что и я неравнодушен к этой теме.

— Ну что, мы вмешаемся?

— Да не хотелось бы светить такую точку выхода, но там и наши люди, да и этих скотов проредить не мешало бы. Но просто так мы влезть не сможем. Засветимся по полной. Немцы, наверно, и так уже на нас кучу материала собрали и могут догадаться, что тут ребятишки из будущего шалят. Тем более за уничтожение немецких солдат они потом всю деревню раскатают.

— Так что делать? Все это, конечно, правильно и красиво, но мне эти толерантность и гуманизм во время войны достали.

— Васильев, ты чего? Может, меня еще в «либерасты» и «дерьмократы» запишешь? Ты помнишь свои обязанности?

Он опустил голову и глухим голосом проворчал:

— Выполнять приказы командования.

— Вот и выполняй. Обратись к Вяткину, он раненый, конечно, но обязанности каптера уже выполняет. Там у нас на складе есть куча комплектов эсэсовской полевой формы. Быстро собирай остальных, кто в часе езды, подбирайте форму и будьте готовы к выдвижению. Лично на тебе проверить БТРы и нанести на них знаки распознавания дивизии СС «Рейх». Картинки посмотришь у меня на ноутбуке, в свое время много чего про них собрал. Понятно? Если немцев завалит русское подразделение, сожгут деревню. Если это сделают эсэсовцы из «Рейха», форма которых у нас есть на складе, будут долго думать. Ведь эта дивизия севернее, аж за Черниговом. Оружие берем наше, современное, но желательно, по возможности, для вида прихватить что-то трофейное, чтоб в глаза не бросалось, человек пять вооружи немецкими MG-34. Машинка неплохая.

По мере того как я выдавал распоряжения, лицо Васильева светлело. Но тем не менее он задал резонный вопрос:

— Если мы там устроим войну, то накидаем гильз от наших «калашей». Немцы могут и задуматься.

— Да мы такого добра под Могилевом накидали столько, замучаются экспертизу делать. И чем больше в разных местах таких гильз появится, тем меньше у них вопросов будет. Все, что в больших количествах и серийно, необычным уже по определению быть не может.

Он сразу уловил суть и ринулся выполнять задание. А я вызвал свою штатную группу разведчиков — снайперскую пару и Саньку Артемьева, который просто обожал носиться по лесам в «лохматке» и взрывать немцев.

Минут через десять они были у меня на инструктаже.

— Значит, так, бойцы. Поступила информация, что в село, где мы получаем продовольствие, прибыло подразделение противника на двух грузовиках. Ваша задача, пока мы будем готовить выход, экипироваться, захватив немецкую форму, желательно эсэсовскую, облазить там все вокруг, уточнить количество противника, возможность засады на нас, любимых, и расположение часовых. Если будет такая возможность, возьмите «языка». Судя по информации, к нам в гости бандеровцы пожаловали, хотя, по идее, тут их не должно быть. На сборы пятнадцать минут. Старший — прапорщик Артемьев.

Они деловито кивнули и быстро удалились, готовиться к выходу.

После ухода на ту сторону разведки коридоры бункера заполнились людьми, гомоном, топотом ног, обутых в тяжелые берцы и немецкие сапоги. Практически вся группа, которую привел с собой Васильев, была здесь. Павлов и Карев тут же деловито одевались в немецкую форму, и, что удивительно, к ним присоединился Игорь Дунаев, который очень быстро поправился после ранения, и даже чуть зеленоватый после ранения Воропаев. Как только прошел слух, что готовится выход против немцев, а точнее против карателей-националистов, очень многие были готовы поучаствовать в боевой операции. Тут же нарисовалась Катерина, которая уже давно приготовила и ушила для себя мундир роттенфюрера СС и теперь нашла возможность в нем покрасоваться.

Для выхода были подготовлены два бронетранспортера, дизельный джип Mitsubishi Pajero, выкрашенный в камуфляжный цвет, со специальной рамой для пулемета. Как средство усиления возле бункера в готовности стояли БМП-1 и БМП-2, которые уже были успешно восстановлены и подготовлены для боя. Когда подготовительные мероприятия были закончены, я связался с нашими разведчиками, нарезавшими круги вокруг деревни.

Полицай не врал. Действительно в деревне находятся два грузовика и человек тридцать бандеровцев, которые основательно и вольготно расположились и вовсю пользуются правом победителя.

— Бычок, посты проверили?

— Да что там посты. Два тела в кустах и все. Проверили по дороге — ничего нет. Можно брать тепленькими.

— Понятно. Мы выходим колонной, на вас — снайперское сопровождение.

— Понял вас, Феникс.

И вот, как в старые добрые времена, мы едем на открытом джипе. За рулем сидит прапорщик из «Беркута», я примостился рядом на сиденье, сзади Катерина со снайперской винтовкой и Егор Карев за ПКМом, прикрепленным к раме. У меня такое впечатление, что приказ оберегать меня у него теперь доминирующий, и он будет его выполнять до конца.

За нами следуют два БТРа в камуфлированной окраске, с крестами на башнях. Эти кресты рисовали по-быстрому тут же найденной нитрокраской, поэтому запах ацетона еще чувствуется. На броне привычно расположились бойцы. Картина привычная для нашего времени и совсем необычная для 1941 года. Я обернулся и сам удивился дикости картины. Советские БТР-80 с крестами и эсэсовцами на броне, вооруженные автоматами Калашникова. Дико. Ну и что, зато в таком виде мы при свете дня спокойно движемся в этом мире, наслаждаемся чистым лесным воздухом и едем вершить святое дело — карать нелюдей.

— Бычок, это Феникс.

— На связи.

— Идем ряженые, колонной по дороге с севера. Джип и два БТРа. На вас — взять часового, допросим его в теньке, перед входом в деревню.

— Вас понял, сейчас возьмем одного охламона.

Когда до деревни оставалось около километра, на дорогу вышло лохматое чудовище, роль которого выполнял Санька, и махнуло рукой в сторону кустов. Я напрягся — сам в свое время развлекался такими фокусами с ряжеными, но Артемьев подтвердил по радио, что это он. Бойцы отряда сразу доказали, что они не новички. Резво посыпались с брони и заняли круговую оборону.

В кустах лежал связанный солдат в форме вермахта, во рту у него был кляп и глаза завязаны какой-то тряпкой.

Его быстро развязали, освободили рот. Он что-то попытался повякать, но несколько оплеух и пара ударов прикладом по почкам быстро его направили в нужную колею. Увидев перед собой эсэсовцев, он попытался что-то дружественно проблеять, но несколько русских ругательств и еще пара ударов показали ему, с кем имеет дело.

Сначала он попробовал попеть песни про «клятых москалей», но такие напевы мы уже слышали, и его быстро образумили, хотя это стоило ему заплывшего глаза и половины зубов. Я сам не бил, хотя желание было непреодолимое, и не только у меня, но с интересом наблюдал, как прапор из «Беркута» проворно обрабатывает пленного.

Через пару минут борец за самостийность выложил все, что знал. Команда «Буковинского куреня» следовала в район Киевского укрепленного района, где до сих пор еще шли тяжелые бои. По дороге остановились в этом селе и занимались своим основным делом — уничтожали жидов, москалей и коммунистов. Командовал отрядом обер-лейтенант Курт Мельнер. Состав отряда тридцать два человека, основное вооружение — винтовки, но есть два ручных пулемета. Сегодня утром в лесу перехватили группу окруженцев, которые двигались в сторону Киева, и оставили их на вечер, для расправы. Больше ничего интересного он не рассказал.

На связь вышел Миронов.

— Феникс, это Кукушка-Два.

— На связи.

— Левее моей позиции девчонка из деревни побежала в лес, за ней два немца.

— Дальше.

— Они ее догнали. Жаль девчонку, совсем молодая.

— Понял тебя, Кукушка. Сможешь их по-тихому сработать — действуй. Мы минут через двадцать остальных зачистим.

— Вас понял, Феникс.

— Кукушка-Один.

— На связи.

— Подстрахуй напарника. Мы скоро.

Я повернулся к своим спутникам:

— Вот и прекрасно. Подъезжаем внаглую. Всех строим и потом аккуратно расстреливаем. Думаю, насчет пленных, гуманизма и общечеловеческих ценностей никто диспут устраивать не будет?

Ответом были кривые ухмылки. Многие, кто воевал в нашем времени, прекрасно понимали, о чем я. Повернув голову к Артемьеву, дал команду:

— Бычок, выдвигаетесь к деревне, контролируете подходы. Когда начнем чистить, есть вероятность, что кто-то сбежать попытается. В такой ситуации валите по-тихому. Местных не трогайте, пусть уходят, но сами не светитесь. Жду вашего сигнала о занятии позиций, затем мы входим в село.

— Понял.

Артемьев двинулся лесом в сторону деревни.

Через двадцать минут Санька вышел на связь и доложил, что они на позициях. В деревне почти тихо, если не слушать того, чем развлекаются уроды. Насильников Миронов чистенько снял, а девчонка убежала в лес. Никто ничего и не заметил.

— Вас понял, Бычок. Мы выезжаем.

Избитого пленного связали и закинули в джип. Снова взревели двигатели, и небольшая колонна двинулась по дороге в сторону деревни.

Глава 30

Когда въехали в деревню, поразились беспечности наших противников. Два тентованных грузовика стояли почти в центре деревни, на небольшой площади, недалеко от колодца, там же слонялись человек пять относительно годных к оказанию сопротивления. Но увидев джип и два камуфлированных бронетранспортера с крестами и со знаками различия моторизованной дивизии СС, они не то чтобы впали в ступор, но никаких попыток даже спросить у нас документы не сделали. Слава об особых привилегиях и полной отмороженности солдат СС уже гремела на полях сражений. Поэтому они спокойно дали бронетранспортерам блокировать улицу и жалобно заблеяли, когда наши бойцы без единого слова их разоружили и с помощью затрещин и пинков согнали к колодцу. Перед самым выходом пришлось со всеми бойцами нашей группы провести беседу насчет использования языка и отрепетировать несколько коротких команд и ругательств на немецком, чтоб наша молчаливость не вызывала подозрений.

В это время в наушнике радиостанции раздался голос Миронова.

— Феникс, это Кукушка-Два. Второго часового сделали.

В этот момент я в сопровождении нескольких бойцов, одетых в камуфлированную форму СС, подошел к дому, где на скамеечке грелся немецкий офицер. Он, увидев перед собой оберштурмфюрера СС, сбледнул с лица, торопливо застегивая китель, быстрым шагом направился ко мне навстречу. Из дома раздавались крики, стоны и довольный мужской гогот, но и он прекратился, и подгоняемые командами из дома выскочили последние солдаты, застегивая на ходу штаны. Я стоял и смотрел на этих скотов и с трудом сохранял на лице маску легкой скуки и презрения. Рядом стоял Валера, прапорщик «Беркута», спокойно взяв на прицел немецкого автомата МР-40 строящихся солдат, хотя солдатами их назвать было трудно. Возле ворот остановился Карев, также вооруженный трофейным автоматом и невозмутимо рассматривающий будущих мертвецов, его взгляд не оставлял никаких сомнений. Чуть сзади остановилась Катерина со своей ВСС.

Ее вид несколько удивил обер-лейтенанта, да и стоявшие перед нами украинские националисты стали отпускать сальные шуточки, не предполагая, что их прекрасно понимают. Я чуть выждал, повернувшись, увидел, что наши бойцы как баранов сгоняли остальных карателей к колодцу, равнодушно выслушал приветствие офицера и нагло его оборвал, подняв руку и крикнув: «Хальт».

С офицером мы чуть позже пообщаемся. А вот солдаты, которые в доме не просто так развлекались, судя по всхлипам и стонам, вызвали у меня особый интерес. Их шуточки насчет Катерины мы все тут слышали, особенно изгалялся фельдфебель. Вот с ним я и познакомлюсь чуть попозже.

Нагло поджав губы, сильно коверкая русские слова, выдал:

— Ви есть кто, свиньи?

Офицер опешил от такого хамства, но сдержав себя, отдав честь, представился по всей форме. В этом докладе я ничего не понял, кроме фразы «обер-лейтенант Мельнер». Но он мне был пока неинтересен, поэтому, проигнорировав офицера, медленно подошел к фельдфебелю.

Он сразу понял, что не просто так разговаривать буду, поэтому ненаигранный страх отразился на его лице. Пока он что-то блеял, я вспоминал парады нацистов на Западной Украине и разгромленные и опозоренные памятники русским солдатам. Кто они — борцы за независимость или просто бандиты, упивающиеся свой безнаказанностью? Для меня ответ был однозначным. Хрен вам, а не именные пенсии и почет. Глянув мельком, что практически всех карателей уже собрали толпой возле колодца, я уже не смог себя сдержать. Помимо моей воли, «Глок-17» выпрыгнул из набедренной кобуры и оказался в руке, и я почти в упор выстрелил в голову фельдфебеля, забрызгав кровью двух стоящих рядом солдат.

Это послужило командой к действию, и со стороны колодца загрохотали автоматы и пулеметы. Здесь не было ни гуманистов, ни правозащитников. Здесь все воевали и знали, что такое сострадание и что такое ненависть. Но то, что делалось сейчас, не вызвало никаких эмоций. Просто зачистка и все.

Обер-лейтенант попытался схватиться за кобуру, но Катерина с каким-то садистским удовольствием дала ему в пах изящной ножкой, обутой в тяжелый ботинок на толстой рифленой подошве. Насколько я ее знаю, она так всегда развлекалась с насильниками, которых мы по возможности отлавливали в Симферополе и его окрестностях. Причем это было только легкой разминкой, прелюдией.

Остальных солдат, которые впали в ступор после такой скоротечной расправы, мы с Валерой и Егором Каревым быстро сбили с ног и с подоспевшим Воропаевым связали и аккуратно положили возле забора. Их еще ждет масса приятных впечатлений.

Несколько штурмовых групп уже профессионально прочесывали село в поисках трех ненайденных карателей. Местных жителей было совсем не видно, прибытие эсэсовцев не располагало к праздному гулянию и любопытству. В такой ситуации я прямиком пошел в дом к нашей знакомой Оксане Сергеевне, в душе надеясь, что ее как мать и жену бойцов Красной Армии не успели расстрелять.

В доме было пусто. Перевернутые лавки, стол, сброшенные на пол казанки из печки и разбитые тарелки показывали, что борцы за независимость и тут побывали. Я некоторое время постоял, рассматривая комнату, где пару раз ужинал, угощаемый хозяйкой. На связь вышел Васильев и доложил, что нашли расстрелянных и среди них есть наша знакомая. В душе что-то оборвалось. Люди просто жили, никого не трогали и по возможности помогали друг другу. Я не первый день на войне и это видел постоянно. Что в нашем времени, когда сотни гражданских вырезались в угоду каким-то религиозным или политическим интересам, что тут, в сорок первом. К такому нормальному человеку трудно привыкнуть. Пришла парадоксальная мысль, что лучше всего быть летуном, сбросил бомбу и не видишь результатов, и главное, что потом ничего не снится.

На связь вышел Воропаев и доложил, что офицер пришел в себя и хочет со мной пообщаться.

«Ну что ж, пойдем, пообщаемся».

Подойдя к дому, я увидел лежащего на земле со связанными руками и ногами немца. Он внимательно смотрел на меня и вроде как пытался вспомнить, где он меня видел. Но у меня было другое настроение и шутить по этому поводу не хотелось, просто и спокойно подошел к нему и спросил на русском языке. То, что мы не те, за кого себя выдаем, он, наверно, уже понял.

— Ну и что ты хотел сказать?

Я прекрасно знал, что на должности командиров таких отрядов хороших офицеров вермахта не ставили, и скорее всего передо мной какой-то провинившийся или проворовавшийся типчик, и рассусоливать и устраивать диспуты в мои планы не входило.

— Вы думаете, после всего, что вы тут натворили, у вас есть шанс выжить?

Но вот следующие его слова меня поразили, не то слово.

— Капитан Зимин, я могу быть вам полезен.

«О как, а вот это плохо, что мою физиономию всякие отбросы знают». Но мысль о том, что это может быть большой засадой, сразу заставила напрячься. Поэтому я незамедлительно циркулярно для всех командиров подразделений сказал в микрофон радиостанции: «Шторм». Это означало наивысшую опасность, и наши бойцы меня не разочаровали. Взревели двигателями бронетранспортеры, занимая позиции, и бойцы, которые контролировали ближайшие подступы к небольшой площади, исчезли из вида, затаившись, ожидая нападения. Значит, уже неожиданно на нас не нападут.

— Бычок, что у нас? Гостей не видно?

— Все тихо, Феникс.

— Кукушка-Один.

— Все тихо.

— Кукушка-Два.

— Тихо.

— Всем усилить наблюдение.

А сам связался с базой и потребовал результаты радиоперехватов. В радиусе двадцати километров от нас никаких чужих радиопередатчиков в течение трех последних дней не работало.

— Бычок.

— На связи.

— Пройди по дороге от деревни, глянь, может, кто к нам в гости торопится. На всякий случай поставь растяжки.

— Вас понял.

А вот теперь поговорим со столь информированным немцем. Вроде все тихо, значит, птица досталась информированная.

— Смотрю, моя персона становится очень популярной в определенных кругах. Ну, излагай, жертва фашизма, свою версию непричастности к злодеяниям этих унтерменшей. И запомни, жив ты до сих пор потому, что единственный из этого стада, кто был захвачен с застегнутыми штанами.

Немец криво улыбнулся и что-то попытался сказать, но нас отвлекла Катерина, которая вышла из дома, ведя за руку девчушку лет четырнадцати в изорванном платье с куклой в руке. Странное зрелище. Девочка шла на автомате и смотрела вперед пустым взглядом. Взрослая девушка с куклой. Глядя на эту картину, мне вспомнились кадры советского фильма про войну «Иди и смотри». За Катей вышел Дунаев, который нес на руках еще одно тело, завернутое в одеяло.

Катя пугающе спокойно, демонстративно равнодушным голосом пояснила, кивнув головой на девочку с куклой:

— Это младшая, двое других уже мертвы. Еще одна без сознания.

Кивок головы в сторону Дунаева.

Она равнодушным взглядом окинула четверых связанных солдат и офицера и спокойно констатировала:

— Изобретательные ребята. Я такое уже видела в лагере Красного Креста.

Я понял, про что она. Еще до ядерной бомбардировки наша группа получила команду выдвинуться в сторону лагеря Красного Креста, откуда по радио раздавались мольбы о помощи. Мы туда прибыли почти одновременно с такой же мобильной разведгруппой из полка внутренних войск Украины, которым уже тогда командовал полковник Черненко. Противника застали на месте, но опоздали. Человек пятьдесят бандитов не пожалели никого, даже своих единоверцев. Вот тогда я и пристрастился стрелять из реактивного огнемета по группам людей. Мы тоже их не пощадили. Хотя нас было и меньше, но внезапность сделала свое дело, и упоенные кровью и безнаказанностью бандиты не успели правильно среагировать. О том, что мы сделали с четырьмя оставшимися в живых, никто потом не хотел вспоминать. Катя тогда уже была в нашей группе. Но вины за собой не чувствовали.

Вот и сейчас страшно было смотреть на привлекательную девушку, в спокойных глазах которой уже написан приговор. Тут же стояли Воропаев, Дунаев и Валера Бойко.

Все смотрели на меня, ожидая решения. Я еще раз пробежался взглядом по лицам. Воропаев уже не был похож на того восторженного мальчишку, которого я впервые встретил на лесной дороге под Могилевом. Пока лежал в госпитале, он успел много прочитать о войне, и его мотивация и психологическая накачка не вызывали сомнений. Игорь Дунаев, положив сверток с телом девушки на землю, мрачно смотрел на пленных, сжимая в руках трофейный автомат. Лихой капитан-лейтенант только сейчас столкнулся с войной в таком виде. До этого он как военный моряк видел ее в другом свете, в разрезе своей специальности. А прапорщик Бойко вообще был спокоен. У него была своя история, которую он никому не рассказывал. Мне было известно только то, что он пришел к Черненко после гибели своей семьи, когда татары в степном Крыму, в районе поселка Войково, остановили несколько автобусов с семьями сотрудников МВД. Нам тогда еще зачитывали телеграммы об этом событии. Как обычно перекрыли дорогу женщины и дети, а под их прикрытием подошли боевики и в упор открыли огонь по охране. Гражданских, кому повезло, разобрали в близлежащие поселки в качестве рабов. Бойко не повезло. Его семью расстреляли прямо там. После этого его счет татарских боевиков и наемников был достоин снайпера-профессионала и постоянно увеличивался.

Ну что ж, по подвигу и награда. Я достал пистолет, чуть оттянул затвор и демонстративно посмотрел на патрон в патроннике. Это послужило сигналом к действию. Мои соратники стали доставать свои пистолеты, в основном трофейные парабеллумы, и передергивать затворы. Через сорок секунд дворик дома, где всю ночь насиловали четырех еврейских девочек, огласился хлопками пистолетных выстрелов и диким воем. Это продолжалось около пяти минут, затем крики и всхлипы затихли после контрольных выстрелов в голову.

Бойко и Воропаев деловито подхватили обер-лейтенанта и выволокли его через калитку, оставив во дворе четыре трупа с перебитыми пулями коленями, локтевыми суставами, ребрами. За ними вышли и мы. Катя вывела девочку, все еще пребывающую в шоке, а Игорь вынес свою ношу, которую на время положил во дворе.

Немец, обалдев от такой расправы, несколько минут пытался прийти в себя. Для ускорения этого процесса пришлось ему отвесить несколько затрещин.

Когда он более или менее пришел в себя, то попытался поиграть в гордого офицера великой Германии, но и тут помогла смекалка бойцов из будущего, прошедших грязную гражданскую войну. Методикой ускоренного допроса в полевых условиях в той или иной мере владели почти все, поэтому через десять минут, хрипя от боли, обер-лейтенант запел соловьем.

Он оказался нашим коллегой, офицером разведывательно-диверсионного подразделения, которого за некие прегрешения спрятали в тылу, командовать командой украинских националистов. Они были направлены в распоряжение командира 29-го армейского корпуса вермахта под Фастов, для организации охраны эшелона с пленными советскими офицерами. Железнодорожный вокзал в Фастове был уничтожен недавним авианалетом, поэтому в пятнадцати километрах от города для снабжения 6-й полевой армии руками советских военнопленных была построена резервная разгрузочная станция, через которую проходили все грузы, направляемые железнодорожным транспортом для нужд армии.

Еще он вполне подробно рассказал и показал на карте, где расположен штаб корпуса. На самом интересном месте в его рассказе меня отвлек капитан Васильев, который в сопровождении своих бойцов привел восьмерых красноармейцев во главе со старшим лейтенантом-танкистом. Это наверно, те, кого каратели недавно захватили. Конечно, выглядели они не очень хорошо, избитые при захвате, голодные и грязные. Но вот ненависть, с которой они на нас смотрели, заставляла чувствовать какую-то затаенную гордость за наших предков. Единственное, я не учел, что мы не успели убрать трупы расстрелянных карателей, и, увидев эту кучу тел, глаза советского командира и его бойцов хищно блеснули. Да все у него было написано на лице: оккупанты начали «мочить» своих верных псов. Как от такого не порадуешься. Васильев молча протянул мне командирскую книжку, которую нашли в вещах Мельнера. Раскрыв ее, пролистал и вслух прочитал:

— Старший лейтенант Евгений Павлович Шестаков. В/ч 6722.

Тот удивился моему русскому языку, но смотрел исподлобья.

— Интересно, это что за часть такая?

Он молчал. Ладно. Я подошел к БТРу и вызвал базу. Через пять минут у меня была информация об открытом наименовании этой части и ее боевом пути.

— Ну что, товарищ старший лейтенант Шестаков? Говорить не хотим. Значит, так. В/ч 6722, 30-й танковый полк 15-й танковой дивизии 16-го механизированного корпуса. Вы что, сюда от самого Бердичева топаете? А где же ваши танки?

Но ответа я так и не получил. Но что дальше делать, нужно было решать сейчас. Слишком много интересного рассказал Мельнер. Тут целая станция под боком, и там наверняка рядом перевалочная база для грузов армейского уровня. Прежде чем туда лезть, надо провести разведку. Да и наличие большого количества военнопленных нам будет на руку — организуем панику и под шумок можем неплохо повеселиться.

Я повернулся к Васильеву:

— Деревню зачистили?

— Да, но одного не нашли.

— Плохо, нужно уходить. Значит, так. Отрядить людей, трупы погрузить в трофейные машины. Вывезем, где-нибудь в лесу припрячем. После такой картины немцы точно деревню сожгут. Красноармейцев тоже привлеките к работам, чтоб ни одного тут тела не осталось. По возможности соберите гильзы и уберите все следы. Как организуешь, бери этого старлея и ко мне. Пообщаемся на военно-патриотические темы, а я пока этого абверовца колоть буду, уж больно интересно, что они про меня еще знают. Вроде как до Могилева отсюда путь неблизкий.

Но рассказ немца получился скомканным и не очень информативным. Служил под Могилевом, участвовал в поисках. Видел портреты, нарисованные художниками криминальной полиции по рассказам очевидцев, видевших меня в лицо, которые привезли из Берлина люди Гейдриха. Про склады и новую полевую железнодорожную станцию знает в общих чертах. В общем, слышал звон, а не знает, где он. Мне он был неинтересен, но вот руководство советской контрразведки, наверно, заинтересует. Поэтому когда закончили погрузку трупов в трофейные грузовики, раздетый и связанный обер-лейтенант с мешком на голове уже сидел в десантном отсеке бронетранспортера.

А вот со старшим лейтенантом у нас разговор получился более конструктивным. Его ко мне подвел Васильев и сразу хотел уйти к своим, но я его остановил:

— Васильев, останься. Ты у нас танкист. Сейчас надо определить, насколько правдив будет товарищ старший лейтенант.

Шестаков уже давно с удивлением смотрел на эсэсовцев, которые все поголовно разговаривают на русском, как на родном языке, вооруженных в большинстве неизвестным оружием и имеющих многоколесные боевые машины неизвестной конструкции, уж в чем, в чем, а в этом танкист разбирался.

Я спокойно посмотрел ему в глаза и представился:

— Майор Кречетов, командир специального подразделения Главного управления государственной безопасности НКВД СССР.

Старлей недоверчиво смотрел на меня.

— Старший лейтенант Шестаков, вы и ваши бойцы с этого момента поступаете в распоряжение лейтенанта государственной безопасности Карева, который вас опросит, запишет ваши показания и доложит мне. Любые попытки неповиновения, пререкания и просто неисполнения приказа будут расцениваться как предательство в условиях специального задания, что влечет за собой немедленный расстрел на месте. Вам понятно?

Шестаков изменился в лице. Вот такого он точно не ожидал. Но не верить нам ему тоже не было смысла. Какой резон нам в тылу противника дурить голову пленным красноармейцам, не имеющим никакой ценности в условиях быстрого и победоносного немецкого наступления.

— Так точно, товарищ майор.

Он все еще настороженно смотрел на меня.

— Это не значит, что вы прощены. На вас лежит пятно — вы попали в плен. Вы ушли со своих позиций, а должны были умереть за свою родину.

Шестаков опустил голову. Что такое наезды НКВДшников он знал прекрасно, и то, что его сейчас не шлепнули, говорит о том, что он и его люди нам нужны для какого-то задания. Он почти прав. С людьми у нас действительно тяжело. Я кивнул Егору.

— Егор, забирай. Пока догрузят трупы, сними показания. Отдели его ото всех, на привале по одному расспросишь всех остальных. Вечером притащим полиграф, прогоним их еще там. Возьми Васильева, пусть расспросит их по танковым вопросам.

Он молча слушал.

— На базу мы их не берем?

Мне этого не хотелось делать. И так в последнее время много народа понабирали. Пока они станут единым отрядом, пройдет время. А тут еще новых набирать.

— Пока нет. На привале решим.

Через час, уже когда начало смеркаться, наша колонна, дополненная двумя трофейными грузовиками, покинула деревню. Девочек, которых спасли от карателей, пришлось отдать местным, с условием, что их переправят в другое село. Это я поручил полицаю, который бегал и звал нас на помощь. Для этого ему пришлось намекнуть, что он еще легко отделался, рано или поздно немцев разобьем и тогда вспомним, кто кому и когда служил. Полицай, конечно, проникся моментом, когда понял, с кем он беседует. НКВД даже на оккупированной территории пользовалось авторитетом.

* * *

На чердаке того самого дома, где всю ночь и весь день насиловали евреек, затаился последний солдат Олесь Винский, который во время приезда эсэсовцев шарил на чердаке в поисках клада, который, по его разумению, всегда должен быть у евреев в доме. Когда всех его сослуживцев согнали к колодцу, он благоразумно не стал выходить и через маленькое оконце видел все, что произошло на улице. Он прекрасно слышал, как обер-лейтенант узнал офицера СС, даже расслышал его фамилию и то, что все приехавшие с этим Зиминым говорили только на русском. «Москали». Эта мысль билась у него в мозгу. У него не было ни ненависти, ни злости. Только страх, что его найдут и накажут за те злодеяния, которые они творили в селах Украины по дороге сюда.

Когда переодетые «москали» уехали, захватив с собой грузовики, на которых они приехали в это проклятое село, покидав туда трупы его сослуживцев, Олесь осторожно выбрался и бросился в лес.

«Быстрее, к немцам, главное, рассказать, чтоб его не наказали».

Он так шел всю ночь, пока утром не был остановлен патрулем военной полиции. Разоруженного и связанного Олеся отвезли в ближайшую ортскомендатуру, где его допросил усталый офицер контрразведки 29-го армейского корпуса вермахта. Он очень заинтересовался тем, что его командир обер-лейтенант Мельнер знал необычного обер-штурмфюрера СС и то, что он его назвал русской фамилией «Зимин». Рассказ о необычных колесных боевых машинах на контрразведчика не произвел впечатления и россказням этого унтерменша он тоже не сильно поверил. В тылу на бронеавтомобилях разъезжает целое подразделение русских диверсантов, переодетое в форму элитной дивизии СС, это просто глупость. Скорее всего, эти скоты, набранные для охранных функций, столкнулись действительно с отрядом СС. А может, это были и бойцы вермахта. Под описание необычной боевой техники очень подходили Sd.Kfz.231 (8-Rad) — восьмиколесные бронеавтомобили, с автоматической пушкой. Узнав, что сам Олесь Винский из глухого села из-под Черновцов, контрразведчик сразу потерял к нему интерес. Особенно это соответствовало информации, что недавно под Фастовом разгружались два батальона дивизии СС «Викинг», которые своих ходом проследовали в район Киева, где до сих пор шли упорные бои. Но и не отреагировать нельзя было, поэтому, запротоколировав допрос, он отправил шифрограмму в отдел контрразведки 6-й полевой армии вермахта, куда входил корпус, и по согласованию с комендантом в злополучное село отправил два отделения военной полиции, усилив их бронеавтомобилем.

В отделе «1С» разведки и контрразведки штаба 6-й полевой армии вермахта отнеслись внимательно к сообщению контрразведки штаба корпуса и поставили ситуацию на контроль, но не более того. История о разгроме подразделением СС небольшого отряда вспомогательной полиции, которое уже неоднократно проходило по сводкам в связи с расправами над мирным населением, никого не заинтересовала, но тем не менее попала в сводку, которая была отправлена в отдел разведки и контрразведки штаба группы армий «Юг». Тут к докладу отнеслись с большим интересом, особенно к упоминаемой фамилии «Зимин». Буквально пару месяцев назад руководством абвера был разослан циркуляр о сборе информации, которая может иметь отношение к Могилевскому делу, и фамилия «Зимин» в отношении дерзких силовых операций была одним из маркеров, по которым это дело сразу было выделено в отдельное производство. В этой ситуации немецкий порядок помог найти следы и дать возможность получить новые данные, но тот же порядок и скорость прохождения информации по инстанциям сыграли с немецкими контрразведчиками злую шутку.

Прошло сорок восемь часов, когда на имя начальника отдела «1С» 29-го пехотного корпуса вермахта пришла шифрограмма с требованием любыми средствами, вплоть до снятия с фронта и привлечения подразделений, следующих для пополнения потрепанных в боях частей, найти и захватить диверсионное подразделение противника, действующее под видом войск СС. Для координирования и руководства над поисковой операцией в штаб корпуса отправляется специальная группа офицеров контрразведки.

Но на тот момент и у руководства корпуса, и у руководства 6-й полевой армии уже были веские причины организовывать поиски, не дожидаясь подсказок из вышестоящего штаба. Дерзкий разгром комендатуры, нападение на концентрационный лагерь с военнопленными офицерами Красной Армии и разграбление временных складов ГСМ, продуктов, боеприпасов вызвали негодование командующего 6-й полевой армии вермахта генерала-фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау, который был поборником принятия самых крутых мер по отношению к мирному населению захваченных территорий. Только что он подписал приказ «О поведении войск в восточном пространстве», в котором разрешалось всем солдатам вермахта не оглядываться на потери мирного населения, кровью и террором выжигать любые попытки противодействия оккупационному режиму.

Когда войска армии завязли, пытаясь взломать линию обороны Киевского укрепрайона, такие дерзкие нападения были вызовом ему как поборнику жесткого подавления любого сопротивления.

Глава 31

Наша колонна ушла на просеку с грунтовой дороги, ведущей в сторону райцентра. Вперед выдвинулась разведка, которая на время, пока мы в этом времени, контролировала дорогу и при помощи Артемьева поставили парочку фугасов, собранных из нескольких трофейных артиллерийских снарядов, расположенных цепочкой вдоль дороги.

Последний националист, которого так и не нашли, не давал мне покоя, поэтому я ожидал сюрпризов от немцев. Но тут было и свое понимание ситуации. Мы находились в прифронтовой полосе, которая контролировалась органами безопасности армейских соединений, в частности комендатурами, в составе которых, в зависимости от района ответственности, состояли несколько взводов полевой полиции. Для усиления создавалась вспомогательная полиция из местных кадров и перешедших на сторону Германии советских военнопленных. Даже если последний недобиток убежал, то его тормознут на дороге полицаи и сдадут в комендатуру. Это если ему повезет, а то может и на местных нарваться, и после художеств этого отряда его тихо прирежут и спрячут в лесу. Но будем рассчитывать, что он доберется до немцев и расскажет, как отряд СС на бронеавтомобилях приехал в село и расстрелял их банду. Насколько помню, южнее наступает 1-я танковая группа, в состав которой входит элитная дивизия СС «Викинг», и кто его знает, может, это их веселые парни тут пошустрили.

Тут у нас запас времени большой. Сначала «коменда» докладывает в следственно-розыскную часть, в которой сидят немцы, и ссориться без оснований с СС они не хотят. Все делается по порядку. В деревню пошлют взвод, ну два, чтоб проверить слова унтерменша. А в штаб 1-й танковой группы через штаб армии пойдет запрос о наличии в этом районе боевых частей СС. Там пока будут чесаться и думать, что «комендачи» курили или пили перед написанием такой телеграммы, пройдет время, они даже спросят командира «Викинга» обергруппенфюрера СС Феликса Штайнера про такой казус. Он их может послать и подальше, все-таки элита. Потом подумав и вспомнив про порядок, культурно их пошлет отпиской, что ничего не знает. В общем, у нас есть день-два, чтоб тут еще погулять, пока за нас примутся всерьез. И то не факт, что для наших поисков они смогут привлечь большие силы. А тут и Петрович танк подгонит, и пару БМПшек с собой возьмем. Но по танку есть сомнения. Машина тяжелая, ее еще в работе обкатать надо, прежде чем на немцев бросаться. При нашей системе радиофикации и наличии бронетехники, мы тут сможем весьма неплохо порезвиться. Тем более надо новичков в боях обкатать.

Но проблема численности все еще актуальна. Да, у нас будет усиленный взвод, но решать какие-либо серьезные задачи такими силами нереально. Только налететь, побить, пограбить и убежать в свое время. В такой ситуации, если пойдет дело, то можно будет заслать несколько ребят из нового пополнения, пусть сманивают бойцов из окружения Черненко. А потом и его самого можно будет привлечь, на правах командира какого-нибудь отряда, при условии, что у него в подчинении будут люди, с которыми я уже поработал.

Но единой команды у меня еще не было. То, что произошло, можно назвать «повязал кровью», не более того, и напоминает оно мне бандитские обычаи, нежели традиции специальных подразделений. Много ли надо умения и тактической выучки, чтобы расстрелять как баранов толпу карателей, которые и не думают оказывать сопротивление. Единственное удовлетворение — выполнение давнишней мечты детства, возникшей после просмотра фильмов про Великую Отечественную войну: взять и расправиться с карателями. Вот можно сказать, что план-минимум — детскую мечту — выполнил.

На всякий случай я оставил группу разведки недалеко от дороги, ведущей в деревню, и нас вовремя известят, если от немцев будет какой-то сюрприз. Хотя зная противника и расстановку сил в регионе, что-то большее, нежели пару взводов на бронетранспортерах, на нас в первое время не бросят. Если у них не будет никаких противотанковых средств усиления, то это для нас не проблема, учитывая нашу оснащенность гранатометами и наличие крупнокалиберных пулеметов, для которых разделать любой бронетранспортер или легкий танк, как вскрыть банку консервов. Это вполне наглядно показал бой, когда мы ночью, со ста метров, из КПВТ в борт, немецкий «артштурм» раскроили.

Вот с такими мыслями я вылез из джипа, когда мы остановились на небольшой полянке, в половине пути от точки перехода в наше время. Возвращаться в наше время я пока не видел смысла, поэтому, организовав временный лагерь, стал раздавать задания подчиненным. Капитан Васильев вместе с тремя бойцами, принимавшими участие в ремонте и обкатке бронетехники, отправился в бункер. В его задачу входило из Перевального, где ремонтировалась бронетехника, пригнать своим ходом Т-64 к нашему бункеру. По результатам такого марш-броска определить, стоит ли применять в прошлом боевую машину. Было бы весьма прискорбно отдавать немцам совершеннейший по меркам 1941 года танк, с которого они, при известном старании, наделают копий и уже точно надают нашим по голове. По большому счету не важны параметры башни, ходовой, двигателя. Ведь по сути дела сама компоновка и принципиальный подход являются результатом накопления опыта на основе многочисленных войн и локальных конфликтов и претворения его в железо.

Я же, выслав к дороге разведку, решил ночевать в этом времени. По карте, захваченной у обер-лейтенанта, можно точно сказать, где находится местная комендатура полевой полиции и концентрационный лагерь для военнопленных офицеров Красной Армии. Каких-то особых сил, даже зная о нашем существовании, в ближайшие сутки немцы нам не могли противопоставить, поэтому провести небольшой рейд, пощипать противника на предмет трофеев, было вполне реально.

К утру вернулся Васильев, доложив о готовности танка к маршу. Для обеспечения всей нашей группы горючим через портал вытянули один из трофейных грузовиков, с которыми не знали что делать, загрузили его бочками с горючим, предусмотрительно в гараже «болгаркой» сточив все бортовые номера на кузове. Если вдруг машину придется бросить, чтоб никто не смог связать исчезновение немецкой техники под Нежином с ее появлением под Фастовом. Предусмотрительный Васильев еще умудрился накидать в кузов несколько ящиков с боеприпасами для танковой пушки, резонно предположив, что если столкнемся с противником, то лишние снаряды не помешают.

Шестаков со своими бойцами, получившими вполне профессиональную психологическую проработку, всю ночь трудился на захоронении трупов карателей, которых мы увезли с собой. Не таскать же их по всем дорогам, а если у нас получится освободить военнопленных, то будет на чем перевозить раненых, туда же в машины сгрузили больше сотни немецких карабинов, которыми у нас были завалены несколько галерей бункера. Для этого утром пришлось отправить оба грузовика к точке перехода, откуда они вернулись в сопровождении Т-64 и БМП-2.

Я стоял в сторонке и с интересом смотрел, какое впечатление произведет техника на советских танкистов 1941 года. На это стоило посмотреть. Если в их понимании БМПшка, которая принеслась минут на пять раньше танка, оказалась верхом мощи и совершенства бронетанковой мысли, то махина Т-64 вызвала вообще ступор. Мы их, конечно, не пускали внутрь, но длиннющая пушка, приплюснутая башня танка, гусеницы, пулемет на башне осматривались горящими глазами людей, которые видели гибель своей техники в бесплодных атаках под Бердичевом и Казатином.

Пару раз слышал возгласы: «Если б у нас была такая техника». Я их понимаю. И если честно, то и мне хотелось, чтоб у них была такая техника в те дни и, главное, что б они умели этой техникой пользоваться. И не только они, но и их командиры и командармы.

В этой ситуации у меня положение было лучше. Большинство бойцов моего отряда были кадровые офицеры и прапорщики, имеющие боевой опыт, поэтому здоровый оптимизм не покидал меня, хотя и паранойя тоже не отпускала. Поэтому ближе к утру группа Артемьева, со снайперской парой и отданными к ним для усиления двумя бойцами, с которыми Санька не раз работал в разведке и за которых поручился, ушли вдоль дороги, по возможному маршруту нашего следования, проводя осмотр на возможность прохода нашей техники. Уйдя вперед километров на восемь, Артемьев вышел на связь и доложил о проходе немецкой колонны в составе советского трофейного бронеавтомобиля с немецкой символикой и двух грузовиков с пехотой.

Судя по скорости движения немцев, у нас было около двадцати минут, поэтому на бронетранспортерах выдвинулись к дороге и подготовили засаду на скорую руку.

Из-за поворота выскочил бронеавтомобиль, проехал метров двадцать, когда за ним показался грузовик с солдатами. Второпях замаскированный БТР они рассмотрели чуть позже, чем он начал стрелять. Бронеавтомобиль, получив в борт очередь крупнокалиберного пулемета, вильнул в сторону и с хлопком вспыхнул ярким пламенем. Тут же из леса ударили трофейные пулеметы, кромсая кузова грузовиков, из которых попытались выпрыгнуть несколько фигур в серых мундирах, но когда по каждой машине работают по три ствола, шансов выжить ни у кого нет. Буквально через две минуты движение на дороге прекратилось, и независимый наблюдатель увидел бы чадно горящий бронеавтомобиль и две неподвижных машины, возле которых лежало несколько серых фигур. Чуть позже из леса, пригнувшись, выскочили несколько человек в пятнистой полевой форме СС с разгрузками конца века, страхуя друг друга, приблизились к машинам, изредка постреливая, добивая раненых. Через пять минут со времени первого выстрела возле грузовиков остановился их родной брат, только целый и на ходу, в который стали сгружать оружие и амуницию уничтоженных немцев.

Через пятнадцать минут мимо уничтоженной колонны проехала необычная боевая машина с длинной пушкой и скрылась за поворотом, догоняя растянувшуюся колонну из двух бронетранспортеров, джипа, БМП и грузовиков с оружием и горючим.

За это время Артемьев углубился по дороге и вышел к небольшому посту в составе из трех человек на развилке дорог. Там же стоял мотоцикл, на котором немцы передвигались по местности.

— Феникс, на связь.

— На связи.

— На развилке пост. Три тела. Заволновались, услышали стрельбу.

— Валите их по-тихому. Уберите все следы. Мы подойдем через двадцать минут.

— Вас понял, работаем.

Тихие хлопки снайперских винтовок с глушителем с расстояния более ста метров сняли и эту проблему. Пока снайпера держали на прицеле дороги, к посту подошли двое разведчиков и, покидав тела в мотоцикл, быстро его закатили в лес и закидали ветками. После чего короткими перебежками пересекли дорогу и снова двинулись вперед в сторону поселка, где расположена комендатура. Еще через час передовой джип догнал разведку, и вышедший из леса Артемьев стал получать новое задание.

— Смотри, Саня, вот тут у них «коменда». Похоже, силенок у них ну не более взвода. Хотя мы только что в лесу завалили человек тридцать в комплекте с пародией на броню. Очень надеюсь, что в той «консерве», что так хорошо горит, сидел сам комендант, но сомневаюсь. Но это так, лирика и непотребные фантазии. Значит, выходите к поселку и смотрите, где что. Особенно смотрите полицаев по дворам, чтоб нам в спину не дали. Не хотелось бы по такой глупости людей терять.

Артемьев чуть ухмыльнулся и скрылся в лесу. Через час мы уже знали весь расклад. Комендатура расположилась в здании сельсовета и туда подходила телефонная линия. Возле дома стояли два мотоцикла и дежурил солдат с карабином. Сколько человек в доме — неизвестно. В соседнем доме на чердаке затаилась парочка немцев с пулеметом, но их Миронов быстро срисовал, когда один из них закурил. Что скажешь, не боевое подразделение, заточенное на противодействие гражданскому населению. Это потом они научатся и прятаться и быть осторожными, когда из-за каждого дерева в них может пальнуть четырнадцатилетний подросток из простой винтовки.

Но численный состав комендатуры меня разочаровал. Ради такого гнать танк и кучу бронетехники, это верх идиотизма. Тут и группой человек в пять можно всех качественно зачистить без грохота и фейерверков. Возле меня собрались командиры подразделений, и я вызвал к себе старшего лейтенанта Ковальчука, который до войны служил во внутренних войсках, но относился к министерству ядерной энергетики и охранял атомные электростанции. Там их неплохо натаскивали по зачистке зданий, поэтому он и возглавил некоторое подобие штурмового отряда. Конечно, очень хотелось самому, с автоматом рвануть туда и валить немцев, но задача командира — организовывать этот процесс, поэтому пришлось задавить мальчишество и четко поставить задачи.

Захват комендатуры прошел быстро и обыденно, полностью отличаясь от того, что рисуют в фильмах. Часовой, получив пулю от снайпера, нелепо взмахнул руками и упал с крыльца, тут же из-за дома выскочили шестеро бойцов и парами влетели внутрь дома, откуда несколько раз прохлопали короткие автоматные очереди и все закончилось. Пулеметный расчет, так беззаботно спрятавшийся на чердаке ближнего дома, ничем себя не проявил. Средства убеждения Миронова оказались на высоте. Уже потом их повытаскивали, удивляясь нашим снайперам. А что тут такого, у них в последнее время было много практики, природный талант, обеспеченный оружием конца века. А во всем остальном, что так быстро и чисто прошло, тут и думать нечего, подготовленные бойцы будущего быстро расправились с немецкими солдатами из не боевых подразделений. Одного из них, явно офицера, только немного помяли, связали и вытащили из дома для дружественной беседы.

* * *

Лейтенант полевой жандармерии Мартин Шлемер с тоской смотрел в окно и думал о своей судьбе, закинувшей его в это забытое богом село. Только два часа назад ортскомендант отправил в штаб корпуса задержанного патрулем солдата вспомогательной полиции, и затем, забрав для усиления у охраны концентрационного лагеря русский трофейный бронеавтомобиль и прихватив практически всех не занятых на охране лагеря солдат, поехал разбираться в эту деревню. Там, по словам перепуганного унтерменша, взвод СС ни с того ни с сего уничтожил отряд вспомогательной полиции, который ожидали уже второй день. Но странности только начинались. Только что дозвонились из отдела контрразведки корпуса и затребовали данные по обстановке в районе и обстоятельствах задержания солдата. Четко доложив, что ведется следствие и ортскомендант во главе усиленного отряда отправился в деревню, лейтенант выслушал о себе и об умственных способностях своего начальника много интересного. После такого разговора Шлемер сразу озаботился безопасностью, поэтому на всякий случай на развилку дорог выслал дополнительный патруль, а в комендатуре приказал всем держать оружие наготове. Он уже заканчивал писать рапорт, когда в коридоре раздался топот, потом прогрохотали несколько коротких очередей. Мартин успел выхватить из кобуры пистолет и попытался загнать патрон в патронник, но в этот момент дверь распахнулась от мощного удара и в комнату влетели два человека в камуфлированной форме СС, в касках, покрытых тканью, сбили его с ног и сноровисто связали.

Пока лейтенант восстанавливал дыхание после удара в живот, его вытащили на улицу, где стояли еще двое бойцов, держащих в руках необычное оружие.

Буквально через пять минут послышался рев двигателей и на площадь перед зданием комендатуры выехал автомобиль с пулеметом на раме и боевая многоколесная машина, которую описывал задержанный солдат вспомогательной полиции. Из них выскочили солдаты в такой же пятнистой форме, что и нападавшие, с таким же неизвестным оружием.

По первым же фразам лейтенант узнал русский язык и уже не сомневался в войсковой принадлежности противника.

К нему подошел офицер, которого все называли майором, и через переводчика попытался его допросить. Но Мартин проявил твердость характера, достойную немецкого офицера Командир русских чуть ухмыльнулся, вздохнул и спокойно сказал:

— Бойко, займись, только по-быстрому, морду не порть. Он нам может еще понадобиться.

В течение пяти следующих минут Шлемер узнал очень много о разных изобретательных способах причинения боли. Да они варвары, азиаты, как так можно поступать с цивилизованным человеком.

Последняя фраза помимо воли вырвалась из его рта, когда он пытался восстановить дыхание. Переводчик пересказал его слова командиру, на что тот зло ухмыльнулся и сказал:

— Вы цивилизованные? Это мы, славяне, научили вас, козлов, гигиене и мыть руки перед едой. У нас уже было свое славянское государство, когда вы, уроды, шатались по лесам и воровали друг у друга стеклянные бусы и протухшее мясо. А сейчас вы пришли на эту святую землю устраивать свои гнилые порядки. Так что теперь не жалуйтесь, что вас будут бить из-за каждого угла, и в туалет вы будете ходить не меньше чем взводом с миноискателем, чтоб на очке не взорваться. А теперь давай отвечай. У нас и так мало времени, иначе узнаешь, как с помощью кусачек и подрывной машинки можно быстро получить нужные сведения.

Мартин все еще надеялся продержаться, но уже через четыре минуты, заикаясь, сбивчиво рассказывал о прибежавшем солдате, об отряде СС, о концлагере и организации его охраны. Особенно меня заинтересовало, что по приказу коменданта большая часть военнопленных, в основном старших офицеров, сегодня утром была под конвоем отправлена на станцию под Фастов, для отправки в глубь захваченной территории.

— Вот и молодец. И стоило себе портить здоровье, а так, если выживешь, придется долго почки и печень лечить.

Русский офицер снова что-то сказал своим сопровождающим, но Мартину это не перевели. После чего его еще крепче связали, накинули на голову мешок и погрузили в какую-то грузовую машину, где он, потея от страха, пытался понять, куда его везут.

* * *

Совещание было коротким. Капитан Васильев, в данный момент официально командующий нашим смешанным бронетанковым взводом, прапорщик Артемьев, исполняющий обязанности командира разведывательного отделения, старший лейтенант Ковальчук, командир штурмовой группы, лейтенант госбезопасности Карев, взявший на себя руководство Шестаковым и его людьми, капитан Левченко, взявший на себя руководство сводным отделением, в которое входили остальные члены небольшого отряда, в том числе мехводы и стрелки БТРов, и четверо бойцов. Лейтенант Павлов командовал артиллерийским отделением, в которое входили расчеты СПГ и АГСа. Несмотря на то что Павлов был выходцем из 1941 года, он быстро сумел освоить новое оружие, перелопатил кучу наставлений и на момент выхода вполне уверенно мог управлять отданным в его руки оружием.

На импровизированном собрании я быстро обрисовал командирам подразделений ситуацию и то, что в мои планы входит разгром концлагеря, где осталось около сотни заключенных и человек пятнадцать охраны. По этому поводу никто не возражал, поэтому закидав в грузовики новые трофеи, вычистив от документов комендатуру, колонна двинулась в сторону концлагеря. Неугомонный Санька упросил Васильева, чтоб тот на танке случайно задел столбы с телефонным кабелем, который потом был вырезан большими кусками. Правильно, зачем противнику оставлять лишнюю связь.

Ближе к обеду головной дозор на джипе вышел в район местной МТС, где был расположен концентрационный лагерь для пленных офицеров Красной Армии. В хозяйственных постройкам тракторной станции обосновались охрана и хозслужба взвода охраны. Территория, на которой содержали заключенных, представляла собой большой, практически квадратный участок, огороженный колючей проволокой. Пробравшись поближе и лежа в кустах на кромке леса, можно было рассмотреть четыре пулеметных точки, сложенные из мешков с грунтом, и развалившиеся на своих позициях расчеты. Но немцы не создавали впечатления расслабленных и беззаботных. Они, видимо, уже знали о странном отряде, появившемся в районе, и приняли меры предосторожности. Сектора обстрела пулеметов были направлены в сторону огороженного участка, но позиции были оборудованы с умом, и при возникновении внешней угрозы те же пулеметные точки вполне спокойно могли работать и по лесу и по дороге, ведущей к лагерю. Что-что, а тут немецкая предусмотрительность проявилась вполне обоснованно. Минут через пять Малой доложил, что разглядел в траве замаскированную пулеметную точку и позицию ПТРщика. А вот это было уже серьезно. Не зря тут наша разведка ползала.

— Бычок, на связь.

Вызвал Артемьева, который со снайперами уже выходили на позиции, чтоб можно было блокировать каменное здание МТС и пулеметные позиции, при этом не задеть военнопленных.

— На связи.

— Бычок, ты там пошурши, может, где «полевка» к дому подходит. Пока не убедимся, что они не смогут вызвать подкрепление, работать не будем.

— Вас понял. Сейчас займусь.

Наша бронетехника стояла за лесом, заглушив двигатели, замаскировавшись под деревьями. То, что немцы уже знают про наши похождения, я не сомневался. Но у нас был запас времени, пока они не озаботятся пропажей связи с комендатурой и не вышлют туда патруль для выяснения обстановки. Вряд ли патруль будет радиофицированным, поэтому время до вечера у нас есть. Даже если они и среагируют и пошлют какие-либо части, то танковых и моторизованных подразделений со средствами усиления, которые реально нам могут напакостить, они в течение такого срока сюда пригнать не успеют.

Видимо, наши ползанья не остались незамеченными, в нашу сторону ударили два пулемета. Но скорее всего, стреляли так, для приличия, что говорило об определенной нервозности немцев. Часовые, мерно прохаживающиеся вдоль колючки, попадали на землю, направив карабины в сторону леса. Большинство пленных тоже повалились на землю, стараясь не словить шальную пулю, предназначающуюся их тюремщикам.

В это время вышел на связь Миронов и доложил, что нашел кабель, и пока немцы упражнялись в стрельбе, он то же самое делал по кабелю, но, к сожалению, безрезультатно, поэтому под прикрытием Малого пополз к рощице, через которую немецкие связисты прокинули «полевку».

Но времени оставалось мало, поэтому пришлось идти на крайние меры.

— Снайперам, огонь по немцам.

— Кукушка-Два, пока мы отвлекаем внимание, на тебе кабель.

— Вас понял.

В бинокль увидел, как на правом фланге пулеметчик, получив пулю в голову, картинно взмахнув руками, исчез из вида за мешками с песком.

На поле появилась лохматая фигура и, как спринтер, побежала прямо к роще, где был проложен кабель. Это не осталось незамеченным, и один из пулеметов открыл огонь по Миронову, но тут же замолчал. Пулеметчик и его второй номер огребли от Малого, который прикрывал своего напарника.

Бой начал разгораться. Спрятанный в секрете пулемет открыл огонь по лесу, и пули с противным визгом прошлись над нашими головами, щелкая, попадая в деревья.

К тому моменту немцы уже планомерно и плотно обстреливали лесок, где мы прятались, и отвлеклись от Миронова, который в своем наряде быстро скрылся в кустах, доложив срывающимся от бега голосом, что телефонный кабель перебит.

Ну, вот теперь будет потеха.

— Все работаем по немцам. Мозг.

Вызвал Павлова, расчеты которого, пройдя через лес, разместили СПГ и АГС на левом фланге, откуда был лучший обзор на здание МТС и крайнюю пулеметную точку, активно работающую по нам.

— На связи.

— Загаси пулеметную точку по левому флангу и там, левее метров сорок, ПТРщик притаился. Пока он там, не могу на поле броню вывести.

— Вас понял.

Затявкал автоматический гранатомет. Вокруг пулеметной точки заплясали разрывы гранат и от нескольких прямых попаданий мешки разлетелись, обнажив лежащие за ними тела немцев.

Со стороны каменного здания тракторной станции захлопали винтовки и затрещал еще один пулемет. Опять слева раздался хлопок и в сторону импровизированной крепости устремился реактивный снаряд из СПГ.

Здание окуталось вспышкой взрыва и на месте окна, из которого только что работал пулемет, оказался солидный провал, засыпанный битым камнем.

На связь вышел Миронов.

— Феникс, Кукушка-Два. На связь.

— На связи. ПТРщика и второго номера завалил. Для брони все чисто.

— Вас понял. Следи за домом, чтоб оттуда сюрпризов не было.

— Вас понял.

По немцам с нашей стороны работало около пятнадцати стволов, и плотность огня была весьма интенсивной.

— Дровосек.

Это был позывной Васильева, после того как он на танке немного прошелся по лесу.

— На связи, Феникс.

— Можете работать. ПТРщика сняли, на вас задавить огнем здание.

— Понял, работаем.

Как завелись двигатели, я не услышал, но зато появление из-за леса Т-64, БМП-2 и двух бронетранспортеров видели все. Это было красочное зрелище. Танк выскочил из-за леса и, не останавливаясь, грохнул пушкой. Здание МТС еще раз окуталось взрывом. Тут же за ним выскочила БМП и пару раз огрызнулась короткими очередями малокалиберной пушки по пулеметной точке, которая все еще не умолкала. Дело завершили бронетранспортеры. Они стали охватывать территорию концлагеря, периодически постреливая из курсовых пулеметов.

Танк картинно замер в ста метрах от здания МТС и еще раз грохнул пушкой, как бы грозя неугомонным защитникам. У меня сразу всплыла ассоциация с 1993 годом, когда в прямом эфире такие же танки так же неторопливо расстреливали Белый дом в Москве под радостные комментарии иностранных журналюг.

После такой демонстрации силы немцы уже не могли обороняться, и остатки взвода охраны, человек шесть, подняли руки и вышли навстречу бронетехнике. Из БТРов повыскакивали бойцы в эсэсовской экипировке и стали сгонять немцев в одну кучу, предварительно разоружив их. Команда старшего лейтенанта Ковальчука сноровисто ворвалась в дом и устроила там показательную зачистку, добив всех, кто попытался оказать сопротивление.

Глава 32

К этому моменту мы уже вышли из леса и легкой трусцой двинулись к лагерю. На полдороге меня нагнал наш джип, и я с комфортом, как подобает командиру, подъехал к воротам, которые уже открывали бойцы лейтенанта Карева. У ворот собралась большая толпа военнопленных, угрюмо рассматривающих нашу технику с немецкой символикой, полевую форму СС и необычную амуницию.

Я сразу озаботился безопасностью, поэтому незамедлительно стал раздавать команды.

— Дровосек, технику под деревья. Прикрыть подъезды к лагерю. Контроль воздуха.

— Бычок, дозоры вдоль дорог. Только в темпе, еще неизвестно, что они там по телефону прокукарекать успели.

— Мозг, возьми джип, гранатометы расположи на станции, прикрой подступы из рощи.

— Левченко, вытащи одну «Стрелу» и контролируй воздух. Как бы они разведчика-корректировщика не прислали. Если что, включай «глушилку» и сбивай.

Народ забегал, выполняя указания, а у меня появилась возможность заняться пленными.

Ворота уже были раскрыты, но мы пока никого оттуда не выпускали. Я осмотрел пленных, ради которых мы устроили все это представление. Поэтому громко и внятно озадачил Егора:

— Лейтенант Карев, найти старшего и ко мне. Отделить больных и раненых, оказать помощь. Найти и собрать все продукты, организовать распределение среди освобожденных. По ходу дела выясни, есть ли пособники, кто переходил на сторону противника, если есть, расстрелять на месте.

Сам повернулся к джипу, где стояла Катерина со снайперской винтовкой и с интересом разглядывала освобожденный контингент.

Тут уже забегали Шестаков и его бойцы, я раскрыл планшет, в котором была распечатка карты, и карту, которую захватили в комендатуре, и углубился в ее изучение.

Через пять минут подошел Карев с майором с малиновыми общевойсковыми петлицами. Он был без головного убора, поэтому, став по стойке смирно, представился без отдания чести:

— Майор Галата. Начальник штаба 842-го мотострелкового полка 240-й моторизованной дивизии 16-го стрелкового корпуса.

Я спокойно осмотрел с ног до головы моложавого майора с седыми волосами. На щеке был виден почти сошедший синяк, левая рука, замотанная в грязные бинты, висела на импровизированной повязке. Ступни ног были обмотаны портянками, видимо, сапоги с него содрали, когда брали в плен. Но смотря ему в глаза, я видел угрюмую решимость, с которой он косился на мою форму офицера СС. Но вот то, что мы между собой разговаривали на русском языке и у всех на глазах быстро уничтожили взвод охраны лагеря, вызывало недоумение в его глазах, которое я собирался развеять.

— Майор государственной безопасности Кречетов. Специальное подразделение ставки Главнокомандующего.

В его глазах мелькнула надежда. А еще там был азарт. Азарт человека, готового еще раз рискнуть жизнью. Серьезный человек. Такие убегали из лагерей, организовывали партизанские отряды и, сидя в лесах без продуктов, умудрялись подрывать мосты и пускать под откос эшелоны противника.

Майор, до этого стоящий по стойке смирно, еще более подтянулся. Я не стал терять время.

— Значит, так, майор, я не политрук, поэтому долгих бесед вести не буду. У меня задание — максимально навредить противнику на этом участке, отвлечь его внимание и заставить снять с фронта хоть одну дивизию. Сил у меня мало, поэтому с этого момента все вы, попавшие в плен, мобилизуетесь и поступаете в мое распоряжение. Ваша задача: с лейтенантом госбезопасности Каревым разбить всех бывших военнопленных на отделения и взводы. В грузовиках трофейное оружие. Через полчаса жду от вас доклада о готовности сводной роты бывших военнопленных к выполнению задания. Все, время пошло.

Майор коротко бросил «Есть» и буквально убежал обратно, на ходу раздавая распоряжения. Как я понял, еще до нашего прихода они готовились к массовому побегу, пытаясь воспользоваться малочисленностью охраны, поэтому внешне рыхлая масса военнопленных уже была разделена на подразделения.

Пока было время, ко мне подошел Васильев и задал вопрос, который не давал ему покоя:

— Что дальше, командир, все это похоже на ловушку. Нам оставили для наживки сотню пленных, а сейчас снимут какую-нибудь дивизию и раскатают тут в поле.

— Вполне реально. Если это так, то противник не знает нашей силы, поэтому просто так бросать войска на нас не будет. Сначала проведут разведку. Радиосканеры пока не показывают ничего интересного. Если бы на нас бросили серьезные силы, то для координации они все равно где-то да вышли в эфир.

Я снова вызвал Карева.

— Егор, отбери среди новичков умеющих управлять мотоциклами. В деревне и на развилке остались несколько полицейских аппаратов. Организуй мобильную разведку, а то Артемьев не справится.

— Есть.

Карев умчался к майору Галате, вокруг которого столпилось несколько человек, уже вооруженные немецкими карабинами.

Пока было время, я связался с базой и дал команду отправить в Москву шифрограмму с координатами станции и просьбой нанести по ней отвлекающий авианалет. Время было назначено на час ночи, при этом группа бомбардировщиков должна была быть радиофицированной и ждать нашего сигнала. Через некоторое время пришло сообщение о том, что вариант с налетом рассматривается и ближе к вечеру будет информация.

Около четырех часов вечера колонна, впереди которой катили несколько мотоциклов с переодетыми в немецкую форму бывшими военнопленными, двинулась в сторону Фастова к временной железнодорожной станции. За мотоциклами шли бронетранспортеры, на которых уже привычно развалились наши бойцы в форме СС. Остальных бойцов, на которых не хватило немецкой формы, попрятали по десантным отсекам БТРов, БМП и в кузовах грузовиков.

Когда в таком порядке прошли более десяти километров, на связь вышла база, где постоянно мониторили работающие радиопередатчики в зоне действия нашего отряда. Уже давно вполне достоверно удалось установить места расположения крупных штабов, исходя из активности радиообмена и мощности радиопередатчиков. В последнее время увеличилась активность работы передатчиков в штабе 29-го корпуса, в зоне ответственности которого мы развлекаемся, и штаба 6-й полевой армии. Лейтенант Коротков, который знал немецкий язык, был перенесен в радиоузел, где смог прослушать радиопереговоры.

На станции, цели нашего движения, тоже заработали несколько передатчиков, но судя по перехвату, это были наблюдатели люфтваффе, которые отвечали за ПВО станции.

Еще одним неприятным сюрпризом было то, что со стороны Фастова в нашу сторону со скоростью около двадцати километров в час двигались несколько источников излучения. Учитывая разные голоса на передатчиках, локализованные в одном районе и имеющие одинаковые скоростные характеристики, можно говорить о продвижении радиофицированной колонны. По характерным фразам можно судить о продвижении колонны бронетехники. Чуть позже со стороны Белой Церкви была зафиксирована еще одна такая колонна, похоже, идущая нам на перехват, в чем я сомневался. Таким темпом они только к завтрашнему вечеру смогут выйти в наш район.

Когда начало смеркаться, колонна остановилась возле небольшого леса, и я собрал командиров подразделений на совещание. Информация о колоннах не вызвала особого ажиотажа. Народ в большинстве своем прекрасно понимал наши преимущества, поэтому нервозности или растерянности я не видел.

После изложения ситуации слово сразу взял Васильев, который по моему молчаливому согласию стал кем-то вроде моего заместителя. Майора Галату на время удалили с совещания, так как он мог услышать некоторые вещи, которые его совсем не касались.

— До того как войдем в соприкосновение с противником, у нас в запасе часов пять, учитывая их скорость продвижения. У нас еще есть время повернуть и вернуться к порталу.

Я его выслушал. Установилась некоторая пауза, которую пришлось разорвать.

— Кто еще хочет высказаться? Никто. Хорошо. Значит, так. В сумерках никто нас ловить не станет, а у нас техника оборудована приборами ночного видения, к тому же основательное преимущество в скорости, качестве и надежности техники. Правда, это не касается трофейных грузовиков, но надеюсь, они не подведут. Тем более я не уверен, что это по наши души. Может, даже плановая ротация войск. Реальное время для маневра у нас до утра, а до станции всего пятнадцать километров, это час пути, с учетом того, что через три километра начинается вполне неплохая дорога, что даст нам еще прибавку к скорости. Поэтому мы ночью атакуем станцию. Для информации. Единственная проблема — это наличие на станции артиллерии ПВО и прожекторов. Вот от них у нас могут быть неприятности. Если станция имеет стратегическое значение, то прикрывать ее будет не только зенитная автоматическая мелкота, но и 88-миллиметровые зенитные пушки, а вот они даже Т-64 могут пощипать, не говоря об остальной броне. Поэтому я связался с Москвой и попросил произвести авианалет на станцию. Но больше отвлекающий. Тогда их 88-е будут в небо смотреть, пока мы выйдем на дистанцию уверенного поражения.

На народ такое заявление произвело впечатление, и уровень уважения явно повысился. Так просто запросить бомбардировку стратегического объекта, нужно постараться. Значит, у меня все «на мази» и завязки на руководство СССР весьма серьезные.

— Больше наглости и нахальства. Вряд ли кто-то ожидает тут появление тяжелой бронетехники противника, когда до линии фронта километров семьдесят. Включаем фары, и спокойно двигаем к станции. Впереди БТРы с нашими «эсэсовцами», за ними на удалении БМП, танк и грузовики. Всем приготовить оружие с глушителями. Будем по-тихому снимать посты на КПП. Их там два, по показаниям «летехи» с комендатуры.

Ревя двигателями, машины, танк, бронетранспортеры, БМП выбрались на наезженную дорогу и двинулись в сторону станции. Впереди шли БТРы, на броне которых снова восседали бойцы, одетые в полевую форму СС. За ними следовал БМП, а затем танк и замыкали колонну грузовики, набитые бывшими пленными.

На первый контрольно-пропускной пункт налетели буквально через полчаса. Мы обнаглели до такой степени, что шли с включенными фарами и даже включили какую-то бравурную немецкую мелодию. Пока мы ослепляли солдат на КПП, от колонны отделились несколько теней, отбежали от дороги и короткими перебежками стали обходить с флангов.

Когда двое немцев увидели необычную технику и сидящих на ней бойцов в форме СС, они несколько удивились. Но порядок есть порядок, и твердым голосом начальник патруля попытался запросить у нас документы. В ответ захлопали пистолеты с глушителями и двое дежурных повалились на землю возле шлагбаума. Пулеметчик, который по правилам взял на прицел приближающуюся технику, получив от снайпера пулю в шею, хрипел, пытаясь остановить обильное кровотечение. Еще два хлопка — и движение на посту прекратилось. Подбежавшие бойцы споро похватали тела немцев и утащили их в лес, не забыв прихватить трофейное оружие и боеприпасы.

Примерно в таком порядке был уничтожен и второй блокпост. К часу ночи колонна приблизилась к железнодорожной станции, работа которой не прекращалась и ночью, где под светом прожекторов пленные красноармейцы разгружали вагоны с военными грузами, предназначающимися для нужд 6-й полевой армии вермахта.

Пока Санька со своей группой крутился возле станции, разведывая ее систему обороны, особенно позиции зенитных пушек, мы принимали все меры, чтобы нам никто не ударил в тыл, поэтому активно минировали подходы, ставили фугасы и растяжки. Система радиоперехвата показывала, что обе колонны противника остановились на ночлег. Такая схема движения немецких колонн давала повод успокоиться на время и заниматься своим святым делом — бить немцев и собирать трофеи. Санька, разведав систему обороны, особенно упирал на наличие у немцев очень серьезной ПВО, которую можно использовать и по наземным целям. Прямо подарком в такой ситуации был доклад тылового дозора о движении по дороге четырех грузовиков в сторону станции. Их остановили наши бойцы, переодетые в форму СС, и по-тихому вырезали водителей. Грузовики были пустыми и ехали под загрузку. Идея с «троянским конем» посетила не только меня. Поэтому быстро переодевшись в обычную общевойсковую форму, которую носили водители, Егор Карев и еще трое человек, знакомых с немецким языком, уселись за руль захваченных грузовиков, в кузовах которых попрятались больше четырех десятков бывших военнопленных, вооруженных трофейными карабинами и, для усиления, четырьмя пулеметами. По нашему замыслу, под окончание бомбардировки машины должны подойти к воротам импровизированного концлагеря и напасть на охрану. Для поддержки к ним подойдет бронетранспортер. Когда все уже были на своих местах, я вышел в эфир и выдал на оговоренной частоте кодовую фразу и тут же получил ответ. Это значит, что бомбардировщики на подходе. К этому моменту все, кто был одет в эсэсовскую форму, сняли каски и камуфлированные немецкие накидки, оставшись в обычном камуфляже и бронежилетах, чтоб в темноте и горячке боя не огрести по ошибке. Все ждали начала налета.

У немцев заревели сирены тревоги, и охрана стала сгонять пленных, задействованных на разгрузке, в колонны и уводить в сторону огороженных колючей проволокой бараков. Видимо, посты оповещения сообщили о приближении авиации противника. На станции присутствовали штук двадцать малокалиберных автоматических зенитных пушек и восемь длинноствольных 88-миллиметровую орудий, которые были особенно опасны для нас. Почти одновременно включились два прожектора и медленно стали шарить своими лучами по небу. На позициях зенитных орудий забегали люди, и стволы, направленные вертикально вверх, задвигались в сторону нарастающего гула советских бомбардировщиков.

Когда станция озарилась вспышками выстрелов зенитных орудий и небо раскрасилось трассерами снарядов, грузовики со штурмовой группой в сопровождении бронетранспортера рванули в сторону бараков с военнопленными.

После первых взрывов авиабомб я отдал долгожданный приказ:

— БТРу огонь по прожекторам. Остальным работать по пушкам. Левченко и Галата, выдвигаетесь к станции.

Хлестко по ушам ударил выстрел танковой пушки, на фоне которого тихо звучал перестук КПВТ и малокалиберной пушки БМП-2. Тут же захлопал АГС и грохнул СПГ, отправляя реактивную гранату в сторону зенитной батареи противника.

Опять как всегда бой превратился в калейдоскоп картинок. Вот погас первый прожектор, за ним второй. Тут же взорвался боекомплект возле длинноствольной зенитной пушки. Другая, получив фугасный снаряд с нашего танка, чуть подпрыгнула и, искореженная, завалилась набок.

Видимо, и бомберы куда-то попали, и на станции что-то сильно взорвалось, на мгновение ослепив приборы и осветив красноватым отблеском все вокруг. Взрывная волна и до нас докатилась, заставив втянуть головы в плечи, а что было на станции, представить трудно. Правда, очень обидно, что столько добра зря пропадает. Тут же проскочила парадоксальная мысль, вспомнил своего старшину в морской пехоте: «Наверно, в прошлой жизни я был прапорщиком».

После такого взрыва зенитный огонь почти смолк. Отдельные автоматические пушки еще постреливали, но на этом фоне грохот танковой пушки уже был слышен, и после каждого выстрела количество действующих орудий уменьшалось.

Я связался по радио с Каревым. Там идет бой. Пленных охраняла целая рота немцев, и они оказались вполне готовы к нападению и оказывают ожесточенное сопротивление. Вздохнув, пришлось отправить им на помощь штурмовую группу Ковальчука на втором бронетранспортере, на котором был установлен АГС.

Когда БТР рванул в сторону бараков с пленными, сводная рота майора Галаты и отряд Левченко при поддержке БМП и танка вышли на ближние подступы к станции.

Боя как такового уже не было. Когда озверевшие бывшие военнопленные ворвались на станцию, перед ними предстала дивная картина разрушений. На путях горел состав с горючим. При этом поезд и пять цистерн немцы сумели отцепить и медленно выводили из зоны пожара. Ему дали отойти метров на сто, после чего несколько раз захлопала пушка БМП, и паровоз остановился, шипя паром из пробитого котла. Правильно: горючее и нам пригодится.

Среди сложенных штабелей с грузами, на позициях охраны станции и зенитных батареях, потеряв всякое управление, метались военнопленные и ожесточенно добивали всех немцев, кто подавал хоть какие-то признаки жизни. Я благоразумно вывел оттуда отряд Левченко, бойцов которого, облаченных в каски и бронежилеты, могли счесть за противника и просто затоптать ногами. В течение получаса станция была захвачена и в прямом смысле слова зачищена от немцев. Когда народ угомонился и стал осмысленно копаться на немецких складах, мы принялись за наше любимое дело — сбор трофеев. В это время Васильев с подъехавшего грузовика заправлял и пополнял боекомплект танка и БМП. Через полчаса подошли Карев и майор Галата, ведя за собой нескольких офицеров, судя по качеству сшитой на заказ формы, весьма немаленького звания.

На фоне всех событий последнего времени мне что-то не очень-то и хотелось с ними знакомиться. Это были старшие офицеры, один из которых все еще носил знаки различия полковника. У меня возникло какое-то раздражение на них. Что простительно для простого солдата, недостойно старших офицеров. Как они попали в плен? Тут я в некоторой степени понимал отношение к тем, кто попал в плен, со стороны Сталина. Поэтому просто, перебив доклад майора Галаты, чуть небрежно высказался.

— Да мне все равно, кто они. Я пока вижу перед собой бывших военнопленных. Пока не докажут, что им можно снова доверять, они для меня просто рядовые.

И уже обращаясь к майору Галате, дал команду:

— Майор, собираете всех выживших, разбиваете на отделения, взводы, роты, батальоны. Вооружаете трофейным оружием. Особое внимание автоматическому оружию. Собрать боеприпасы, амуницию. Через час доклад, больше у нас времени нет. Этих вот назначите командирами взводов. Все, выполнять.

Невдалеке стояли Карев с Шестаковым, ожидая моих приказов. Но пока была возможность, отвлекся и вызвал Саньку на связь:

— Бычок, на связь.

— На связи, Феникс.

— Найди побольше взрывоопасного и заминируй пути на сто метров в обе стороны. А то пошлют мотодрезину с пулеметом или что-то другое, потом гоняйся за ними.

— Вас понял. Сейчас сделаю.

Я повернулся к Кареву и Шестакову.

— Значит, так, орлы. Времени у нас мало. Шуршите как можете, но найдите все, что может двигаться. Грузовики, легковушки, бронетранспортеры, танки, если не нужно их вытягивать из консервации и проводить длительные регламентные работы. Наша задача — загрузить всех наших раненых и ослабевших, после этого уже будем мародерствовать. Егор, ты знаешь наши потребности. Левченко и Ковальчука отправляю в боевое охранение. У вас меньше часа. Постарайтесь найти заправщики или горючку, разлитую по бочкам, для транспортировки. Особое внимание на продукты длительного хранения. Все, выполнять.

Подошел Васильев и спросил:

— Что с ранеными будем делать?

— А у нас есть выход? Мы в глубоком тылу немцев. С собой их тащить через портал не можем, это просто исключено. Можно некоторое количество распределить среди местного населения, но я не исключаю возможности карательных акций за разгром станции. Придется их везти с собой и попытаться пробиться к частям, обороняющим Киевский укрепрайон. Как вариант — уйти в леса, но тут они вообще никакие. Быстро найдут и раздавят. Так что вариант один, пока немцы не очухались после такого налета, прорываться в сторону фронта.

— Мы пойдем с ними?

— Только поможем разгромить штаб корпуса и пройтись по аэродрому. Дальше пусть сами прорываются.

— Не слишком ли жестко?

— А у нас есть выход? Думаешь, мне самому приятно бросать людей в мясорубку?

Мы постояли молча еще некоторое время, пока мне не пришла в голову еще одна мысль.

— На крайний случай, если не сможем прорваться, отводим их к порталу, сами на ту сторону и ищем в течение одного-двух дней еще один выход, надеюсь, получится все-таки выйти на контролируемую советскими войсками территорию. Но для этого все равно придется обкатать их в бою. Часть из них точно разбегутся по лесам. Это я тебе гарантирую. Вот и проверим. Кто останется, кто не испугается и захочет воевать, вот тех и будем спасать и вытаскивать.

Васильев согласился, что в моих словах есть смысл.

Время тянулось очень медленно. Точнее, мне казалось, что люди очень медленно все делают, но это было мое субъективное мнение. Хотя нервничал очень сильно. Разгромив серьезный стратегический объект, мы еще самым наглым образом его потрошили, пытаясь все это скомпоновать в какое-то подобие военной колонны в тылу противника. Такое точно не простят. Многочисленные армейские радиопередатчики, которые заработали после налета, говорили об этом. И сейчас время шло уже на минуты.

К сожалению, во время боя пленные понесли большие потери, безоружными бросаясь на обороняющихся немцев, попадая под огонь наших бойцов. Много было раненых, которым в таких условиях нельзя было организовать квалифицированное оказание помощи.

Через два часа, когда на горизонте появилось свечение, предвещающее скорый рассвет, колонна была почти собрана и двинулась в сторону Фастова, где располагался штаб 29-го армейского корпуса. Убегать у нас уже не было возможности, и в такой ситуации активные, агрессивные действия были залогом хоть какого-то шанса нанести немцам ощутимый урон, разладить на несколько суток всю систему управления войсками на протяженном участке фронта и тем самым облегчить положение частей Красной Армии, сражающихся на рубежах Киевского укрепрайона.

Конечно, такое решение было абсолютной авантюрой. И риск того, что техника из будущего может попасть в руки к немцам, был очень велик. Но в моем распоряжении уже была немаленькая сила, около полка, неплохо вооруженных и укомплектованных трофейным оружием бывших военнопленных. Кто был слабовольным, трусливым, уже разбежались по лесам, ища дыры, где можно спрятаться. С нами действительно остались те, кто был готов воевать.

Там же, на станции, разгружались несколько артиллерийских частей, благодаря чему в наших руках оказалось около десятка артиллерийских орудий разного калибра со средствами транспортировки. Даже умудрились прихватить пару немецких танков T-III, которые возвращались после капитального ремонта. При наличии качественной радиосвязи, средств подавления ее у противника, ПВО в виде пяти ПЗРК «Стрела» наши шансы были не такими уж и маленькими. До Фастова было километров пятнадцать, поэтому штурм города предполагался ранним утром, когда большинство штабных будет в постелях. Вряд ли кто-то ожидает наглого налета на штаб корпуса. Тем более недалеко от города находился полевой аэродром, куда мы собирались заглянуть по дороге. Об этом решении мы известили Москву, попросив возможной авиаподдержки. Но пока ответа не получили и шли к своей цели, разрабатывая возможные варианты последующего отхода к линии фронта.

Я, конечно, кривил душой. Все эти «штрафники», как их называл за глаза, были мощным отвлекающим фактором, благодаря которому, по моим подсчетам, наша группа пришельцев из будущего сможет спокойно уйти в противоположном направлении к точке перехода. И самое интересное — совесть меня не терзала, что бросаю практически на убой больше трех тысяч человек. Они военные, кадровые солдаты и офицеры, которых страна одевала, кормила, вооружала. Их жизнь — это защита своей страны, своей Родины. Мы, пришельцы из будущего, даем им шанс еще раз выстрелить в захватчиков, еще раз броситься в атаку, умереть с оружием в руках, а не подохнуть от голода и быть сожженными в печах концлагерей. Не работать на заводах противника, производя смерть для своих сограждан, и потом погибнуть от бомб союзников. Сейчас я вел русских воинов очищать свое имя и честь от позора плена.

А в это время отдельная колонна в сопровождении бронетранспортера, везущая горючее, продукты, боеприпасы, проселочными дорогами пробиралась к точке выхода портала. В такой ситуации бронетранспортер и БМП-1, оставшиеся на базе, являлись неким резервом, который должен будет ударить по противнику во время нашего рывка к порталу.

За нами осталась разгромленная, залитая огнем и заваленная трупами бывших военнопленных и оккупантов станция, где стараниями Саньки Артемьева, лейтенанта Павлова и его подручных не осталось ни одного целого орудия, танка, автомобиля. Все горело и взрывалось. Немало взрывоопасных сюрпризов осталось и тем, кто потом будет заниматься расчисткой и эвакуацией поврежденной техники. Поэтому я и не сомневался, что у 6-й полевой армии вермахта некоторое время будут сильные перебои со снабжением, что, естественно, скажется на их боеспособности. Даже в такой малости ход войны изменился. Уже октябрь, а Киев еще наш. Да, идут жестокие бои, и армии дерутся почти в окружении. Удар 1-й танковой группы вермахта с большими потерями был на время остановлен в районе Полтавы, где разгорелись поистине грандиозные сражения, в том числе и в воздухе. В первый раз за войну советская авиация сумела хоть на время, хоть локально, но добиться превосходства в воздухе и нанести тяжелые потери хваленой дивизии СС «Викинг».

На севере с неменьшими проблемами столкнулся и Гудериан со своей 2-й танковой группой. В районе Конотопа идут тяжелейшие оборонительные бои, во время которых моторизованные и танковые дивизии понесли значительные потери, и темп наступления резко замедлился. Маховик истории потихоньку начал двигаться в другую сторону. Со скрипом, с грохотом и кровью, но все равно выходил из предопределенной колеи. Что будет дальше, я уже не знал. Это другая история, и мы, пришельцы из будущего, помогали ее творить.

Сидя на броне бронетранспортера, я чувствовал некоторое удовлетворение от выполненной работы. Теперь это была и моя война. Как-то странно было все это. В нашем времени я взялся за оружие, потому что опасность угрожала моей семье, моим друзьям, и то государство, которому я давал присягу, не смогло меня защитить. Да, мы воевали, жестоко, безжалостно, потому что противник так воевал против нас. Но все это было по необходимости, потому что никто кроме нас самих не мог этого сделать. И финал этой войны был закономерным, как и конец сошедшего с ума мира.

А тут я понял, что не зря в моей семье было несколько поколений военных, память о которых бережно хранилась в семейных альбомах. Защищать родину было мое призвание, что в нашем времени, что в прошлом. Да, всегда война, во все времена, и главный судья не история, а совесть, которая не позволит сидеть сложа руки. Ведь самое страшное — это равнодушие, именно его нам и навязывали в нашем времени «заклятые друзья» и продажные руководители, и сейчас, сидя на броне БТРа, я понял, что избавился от этой гадости, мне было не все равно.

Мои размышления прервали несколько взрывов по ходу движения колонны и яростно вспыхнувшая перестрелка. Там, впереди была мобильная разведка на трофейных мотоциклах, поэтому что-то узнать пока было нельзя. Я связался по радио с Борисычем, который ехал в бронетранспортере, и дал команду включить глушилку.

Перестрелка впереди разгоралась, в звуки боя стали вплетаться многочисленные хлопки винтовок, длинными очередями трещали немецкие пулеметы. Что-либо понять в такой обстановке было весьма трудно, поэтому я собирался вызвать Артемьева, который на джипе ехал в дозоре, но он сам вышел на связь.

— Твою мать! Феникс… Немцы! Их тут…

Дальше я расслышать не смог. По идущему впереди Т-64 выстрелила еще не видимая нами пушка, но пробить лобовую броню не сумела, и снаряд, срикошетив, с противным визгом свечкой ушел в небо.

Рядом с БТРом разорвалась мина, и что-то тяжелое ударило в грудь, скинув с брони на землю. Прежде чем потерять сознание, я услышал басовитое грохотанье КПВТ над головой…

Эпилог

Снова начинался рассвет.

«Необычайно чистое и прозрачное небо для этого времени года в Берлине, — подумал хозяин кабинета. — Совсем летнее утро». Фридрих Вильгельм Канарис находился в своем рабочем кабинете на Тирпиц-Уфер. Задерживаться подолгу на работе, как это любил, по его сведениям, Сталин, не входило в привычки хозяина кабинета. Но причины для такого нестандартного поведения были весьма вескими. На рабочем столе лежала раскрытая папка с документами по «Могилевскому делу».

Канарис еще несколько раз перечитывал бумаги, копии которых по взаимному согласию были и у Гейдриха. Но вот несколько новых документов и донесений он изъял и не показывал никому, оставив до лучших времен, ожидая, что рано или поздно история получит продолжение. Так оно и произошло.

Вечером в срочном порядке пришло донесение из отдела военной контрразведки 6-й полевой армии о получении информации об основном фигуранте «Могилевского дела», капитане Зимине. Похожая, но косвенная информация о появлении этого загадочного русского офицера в полосе действия 2-й полевой армии, но информация была неполная и находилась в процессе перепроверки.

Неудачная попытка проведения диверсионной операции в окрестностях Москвы силами СС и абвера, к его удивлению, не вызвала ухудшения отношений с Гиммлером и Гейдрихом. По молчаливому согласию, провал операции старались замалчивать и до получения конкретных результатов не доводить до сведения фюрера. В данной ситуации они были в одной лодке. Но вот в отличие от СД, у Канариса получился небольшой, но результат. И настолько необычный, что он не решился его предавать огласке.

Задействовав оставшуюся агентуру после крупного провала в Москве, удалось выяснить обстоятельства гибели диверсионных групп. К солдатам и офицерам «Брандербурга» и приданным им нескольким специалистам СД претензий не было. Они сделали все, что смогли, в тех условиях, и даже более того. По отрывочным данным, им удалось захватить высокопоставленного сотрудника НКВД, начальника Зимина, и допросить, насколько это было возможно в полевых условиях. Результаты допроса неизвестны. Но за важность информации, полученной группой Клауса, говорит то, что русские с остервенением буквально перепахали бомбами целый лес, задействовав несколько авиаполков бомбардировщиков и штурмовиков, отвлекая их от выполнения боевых заданий на фронте. Для проведения войсковой операции по поиску и захвату диверсионной группы абвера были привлечены воинские части, следующие на фронт. Высадка десанта на объект «Усадьба», где содержался Зимин, тоже не принесла успеха. Там их встретил полноценный полк НКВД, усиленный бронеавтомобилями и парой танков.

Все это наводило на размышления о серьезном подходе советского руководства к сохранению тайны Зимина. Хоть каким-то результатом была короткая радиограмма от агента «Лесник», бывшего деникинского офицера, работающего лесником в леспромхозе. Его дом изредка использовался в качестве перевалочной базы. Этот вариант был предусмотрен на крайний случай и в этой операции, при отсутствии возможности эвакуироваться, основным способом.

Как оказалось, один из бойцов группы Клауса, фельдфебель Вернер, сумел вырваться, но при этом получил несколько тяжелых ранений и умер на руках у «Лесника». Он не сумел дойти буквально восьми километров до точки эвакуации, где несколько дней их ожидал отряд прикрытия, пока их не обнаружили местные жители. Блокированная группа ожесточенно отбивалась от преследующих истребительных отрядов НКВД, но была прижата к реке и уничтожена. Но может, благодаря тому, что этот солдат и не дошел до точки эвакуации, небольшой клочок бумаги сейчас лежал перед Канарисом.

В руках у «Лесника» оказался письменный доклад Клауса, который он попытался передать. Но был запеленгован и в процессе передачи, скорее всего, захвачен русской контрразведкой. До Канариса дошли всего несколько строк из этого доклада.

Все, кто видел эти строки, уничтожены по личному приказу главы абвера, даже порученец, который специально летал в Смоленск для изъятия документа. Технически это было организовать не трудно. Люди переводились на другие места, по дороге на них нападали «отступавшие русские», или они попадали под авианалет, или подрывались на мине.

По недавно полученной информации, русские пошли на беспрецедентные меры и дом «Лесника», откуда велась передача, был уничтожен штурмовой авиацией.

Канарис несколько раз перечитывал строчки радиограммы, но разум опытного разведчика отказывался верить. Но самым главным показателем было то, что русские фанатично пытаются сохранить это все в секрете, и это заставляло задуматься.

Он позволил себе отвлечься, осмыслить ситуацию в целом. В последнее время на Восточном фронте произошли события, которые заставляли задуматься. Разгром Юго-Западного фронта русских, который вот-вот должен был закончиться очередным окружением, затягивался, и части 1-й и 2-й танковых групп столкнулись с небывалым сопротивлением на направлениях основных ударов и хорошо подготовленной обороной. Тактика действий русских претерпевала существенные изменения. По данным разведки, в Красной Армии происходила серьезная реорганизация и, по оценкам специалистов, действия, предпринимаемые в этом направлении, в будущем должны будут осложнить ситуацию на Восточном фронте. Как сказал один из замов Канариса, «русские слишком быстро и хорошо учатся». А если действительно они получают информацию из будущего?

Он еще раз прочитал страшные строки. С таким идти к Гитлеру нельзя. Фюреру везде мерещатся заговоры. И если в записке правда, то в этом всем есть смысл.

Канарис решил сам слетать на Украину и попробовать на месте разобраться в ситуации. Специальный военно-транспортный самолет, закрепленный за шефом абвера, в девять утра вылетел с военного аэродрома под Берлином в сопровождении двух истребителей.

В тайнике, про который не знали даже специалисты СД, не спускающие глаз с офицеров абвера, в специальной папке, посвященной делу капитана Зимина, лежали выводы экспертов об обнаруженных гильзах и их маркировке. Судя по системе метить изделия на русских военных заводах, можно было судить, что патроны калибра 5,45 мм, которыми были убиты солдаты дивизии СС «Рейх», произведены в конце 1980-х годов. Аналогичные выводы делались по необычным автоматическим минометам, примененным при тех же столкновениях.

Отдельно лежал листок бумаги, на котором была от руки переписана радиограмма:

«Германия проиграет. Фюрер застрелится в апреле 45-го, когда русские танки войдут в Берлин. Адмирала Канариса арестуют и жестоко казнят после покушения на фюрера. Зимин это…»

ПЕПЕЛ ВОЙНЫ

Особая благодарность за помощь при написании книги и конструктивную критику:

Сергею Павлову «Мозгу», Александру Тестову, Владимиру Мельнику «Скиминоку», Игорю Вадимовичу Мамчуру, Сергею Викторовичу Акимову «Кобре» и всем остальным с интернет-форумов «В вихре времен» и «Самиздат», — кто не оказался равнодушным.

Пролог

Несмотря на теплую шинель, адмирала Канариса морозило, и он, дрожа от холода, ходил по полю, рассматривая подбитые немецкие танки. Уже был вечер, и на фоне красного, практически багрового заката, картина поверженной техники выглядела зловеще. Буквально несколько дней назад здесь происходили ожесточенные бои. Окруженная под Борисполем группировка русских фанатично держалась за полевой аэродром, через который самолетами им доставлялись боеприпасы и вывозились раненые. Только когда свежая дивизия при поддержке специально переброшенного танкового батальона прорвала оборону, коммунисты отступили, закрепившись на новом рубеже обороны, уже не делая попыток отбить аэродром обратно. Да и взлетное поле, изуродованное воронками после нескольких дней непрерывных боев, уже не годилось для приема самолетов. Как памятник русского упорства в центре поля лежали обгоревшие останки сбитого немецкого истребителя.

Но адмирала интересовало другое поле, где в течение нескольких минут была безнаказанно уничтожена танковая рота вермахта. Картина разгрома уже была знакома: точно такую же он видел под Фастовом, где русские применили всего один новый танк с необычно длинной крупнокалиберной пушкой. Развороченные борта, снесенные башни, превращенные в металлическую кашу двигатели — все это результат попаданий танковых снарядов нового русского оружия. Специалисты с интересом лазали по обугленным коробкам, где под толстым слоем копоти с трудом просматривались немецкие кресты. Им предстояло замерить размеры пробоин и оценить ущерб, нанесенный каждому танку в отдельности, но тут и простому солдату было понятно, что будь у русских побольше такой техники, то не вермахт бы сейчас наступал на Москву, а большевики на Берлин.

Глава комиссии полковник фон Альбрехт почти неслышно подошел к адмиралу Канарису и, пользуясь личным знакомством, попросил разрешения переговорить с глазу на глаз.

Адмирал потер замерзающие на морозе уши и устало ответил:

— Можно без чинов, Вальтер, что вы об этом всем думаете?

Полковник фон Альбрехт демонстративно снял пенсне, протер его белоснежным платком, который он ради чистоты носил в футлярчике, негромко заговорил.

— Господин адмирал, ситуация та же самая, что и под Фастовом. Я опросил свидетелей боя, картина нерадостная. Тяжелая боевая машина, длинная пушка, калибр примерно оценивается в 120–130 миллиметров. Что самое интересное, так это практически все в один голос утверждают, что танки стреляли на ходу и весьма результативно, что говорит о наличии стабилизатора орудия…

— Наши шансы?

— Никаких. Ни один из имеющихся у нас танков не в состоянии соперничать с такими машинами. Под Фастовом был один танк. Тут уже три. Что будет, когда они у русских появятся в больших количествах?

Оба замолчали, прекрасно понимая безрадостные перспективы.

— Еще на что следует обратить внимание…

Канарис поднял голову, как бы разрешая полковнику продолжить свою мысль.

— Тактика и связь. Они погасили радиосвязь, причем своя у них действовала бесперебойно, и, судя по всему, быстро обнаружили командирский танк и сразу его уничтожили, несмотря на то что он находился во второй линии и ничем не выделялся. Я бы сказал, что тут против нас воевали инструкторы, опробовавшие в бою новые тактические схемы, которые, на мой взгляд, весьма эффективны.

— Что еще можете сказать?

— Штурмовики в странной экипировке: шлемы с забралами, пуленепробиваемые кирасы, необычное для русских оружие, практически все снабжены портативными радиопередатчиками, что позволяет весьма гибко управлять солдатами в бою. Большое количество ручных противотанковых гранатометов. К тому же бронетранспортеры с крупнокалиберными пулеметами, которым по силам выводить из строя легкие и средние танки вермахта.

— Это все?

— Если вкратце — то да. Остальное — технические мелочи.

— Ваши выводы?

— «Лекарство от блицкрига».

Канарис удивленно поднял голову.

— Как вы сказали?

— «Лекарство от блицкрига».

Шеф абвера невесело усмехнулся.

— Поясните, Вальтер.

— В данной ситуации русские опробовали новую технику и, главное, новую тактику. Внезапный удар, с подавлением всей радиосвязи, уничтожение средств усиления и особенно бронетанковой техники, выход в оперативный прорыв, уничтожение дивизионных тылов и отступление. При этом дивизия понесла серьезные потери и остановила свое продвижение, да и судьба генерал-лейтенанта Вульфа Шеде так и не прояснилась. Я опросил пленных, которые участвовали в этом бое, и наших солдат. По грубым прикидкам численность ударного отряда составляла три тяжелых танка, четыре бронеавтомобиля и легкий разведывательный танк и два взвода обученной и великолепно экипированной панцирной пехоты, напичканной новым автоматическим оружием и ручными ракетными комплексами. Такими мобильными силами русские в состоянии противостоять самым лучшим нашим танковым и моторизованным дивизиям. Вот и пришло на ум выражение «Лекарство от блицкрига».

— Хорошо, Вальтер, напишите ваши соображения и представьте в установленном порядке. Надо как-то отчитываться о русских новинках перед фюрером.

Когда полковник фон Альбрехт отошел к ожидающим его офицерам, возле шефа абвера появился майор Дитрих Мартелл, заменяющий недавно погибшего при налете русской авиации полковника Йоханнеса Беслера.

Канарис уже спокойно и не так рассеянно, как до этого, слушал рассказ главы комиссии по расследованию гибели целой танковой роты, обратил свой взор на доверенного человека, группа которого уже достаточно продолжительный срок работала в районе, занятом окруженными русскими войсками.

— Ну, Дитрих, что вы мне скажете?

— Их здесь нет.

— Уверены?

— Абсолютно. Группа сотрудников НКВД, которая занималась оперативным обеспечением работы Зимина, была вывезена последним самолетом. Двум нашим людям не удалось выйти на контакт с солдатами Зимина, хотя по имеющейся информации около пятнадцати человек из частей были отобраны и вывезены в неизвестном направлении. Все они имели до этого контакт либо с Зиминым, либо с кем-то из его офицеров. Возможности попасть в эту группу либо кого-то завербовать у нас не было.

— Хорошо, Дитрих, кстати, что тут за группу русские разгромили в лесу?

— Разведка шестой полевой армии, пытались провести масштабную диверсию во время того боя…

— Опять Зимин?

— Нет, его заместитель. Некто майор Дегтярев. Судя по показаниям агента и пленных, очень неплохой специалист по контрдиверсионным операциям.

— Вы думаете нам здесь больше делать нечего?

— Уверен. Зимин здесь больше не появится.

Канарис глубоко вздохнул. Рукой, одетой в черную кожаную перчатку, он коснулся закопченного борта колесного бронеавтомобиля с легкой автоматической пушкой. Под слоем копоти явно просматривался крест, но не это сейчас занимало мысли шефа абвера. Он еще несколько минут задумчиво стоял возле изуродованной бронированной машины, принимая тяжелое для себя решение.

— Хорошо, Дитрих, начинайте операцию «Прометей». У вас все готово?

— Так точно.

— Тогда жду вашего доклада в Берлине.

После чего в сопровождении двух охранников, которые за все время разговора находились на приличном расстоянии, пошел к своей машине.

Кортеж из легкого бронеавтомобиля, грузовика с взводом солдат и личного легкового «Опеля» шефа абвера двинулся в сторону Киева, где Канариса ожидал самолет.

Но не проехав и десяти километров в небольшой рощице, дорогу колонне перегородил танк Т-III, наведя свою пушку на бронеавтомобиль, а из-за деревьев выскочили больше сорока бойцов в камуфляжах, вооруженных преимущественно автоматическим оружием и пулеметами. Они быстро взяли на прицел всю охрану шефа абвера. Помимо камуфляжа от остальных солдат вермахта их отличали руны в виде молний на петлицах.

Они сноровисто выволокли из машины водителя и адъютанта, которым Канарис спокойно дал команду не сопротивляться, рассмотрев знаки различия СС. Через несколько мгновений рядом с адмиралом в машину сел человек в таком же камуфляже, как и все нападавшие, которого шеф абвера знал очень давно, еще по службе на флоте, и с которым враждовал по службе. Вокруг легковой машины сразу образовалось пустое пространство.

Ничем не показывая своего удивления или негодования, Канарис спокойно поздоровался.

— Здравствуйте, Рейнхард.

— Здравствуйте, адмирал. Вот видите, мне пришлось несколько стимулировать наше общение, иначе общее дело, которым мы уже давно занимаемся, как-то начало притормаживаться, и что-то мне подсказывает, что вы не совсем откровенны. В последнее время произошло много неприятных событий, которые могут весьма сильно отразиться на будущем рейха, а вы, адмирал, ведете свою игру, не поставив меня в известность, хотя прекрасно знаете, какие мне фюрер дал полномочия. Итак, я вас слушаю…

— Рейнхард, а вам не кажется, что это не совсем то место, где можно разговаривать о таких вещах? Причем, вы знаете, что не в моих правилах раскрывать детали операций, которые находятся в стадии разработки или реализации? Вы руководите службой, где действуют те же правила секретности, так почему требуете от меня нарушить эти правила таким экзотическим способом? Почему бы просто не арестовать меня, как Гудериана и фон Рундштедта, и не поговорить со всем пристрастием?

— Потому что у меня пока нет веских доказательств, что вы работает против интересов рейха. Это пока… Но сами понимаете, в Берлине много чего интересного может произойти, да и в последнее время Борман начал набирать силу и старается совать нос не в свои дела, и особенно в этот вопрос, в котором, по моим данным, вы продвинулись намного дальше всех. Поэтому я решил поговорить с вами по-дружески…

— Хм… По-дружески — очень интересный подход и интерпретация, вы не находите? И что за тема такая, которую вы хотели обсудить в этом богом забытом месте?

— Мне интересно знать, что должно произойти в апреле 1945 года?

Адмирал Канарис был опытным разведчиком, но и он на мгновение потерял над собой контроль, всего лишь на миг, но Гейдриху было и этого достаточно, чтобы понять: найденный им след, по которому уже давно идут его ищейки вслед за людьми Канариса, намного больше, чем простая шпионская игра.

Он чуть усмехнулся, показав ряд ровных белых зубов, но в наступающих сумерках это выглядело как оскал.

— Я так и думал. Рассказывайте, адмирал…

Глава 1

Я очнулся от сильной боли в груди. Было еще темно, но вспышки выстрелов и горящие машины освещали все вокруг не хуже, чем дневной свет. Надо мной склонился человек, и, при очередной вспышке выстрела, я разглядел, что это Катерина.

— Командир, как ты?

— Да как обычно, весь в синяках, но живой.

Катерина как всегда безапелляционно сразу перешла на деловой тон. В такой ситуации она напоминала мою супругу, так и хочется ее назвать Светланой.

— Так, давайте руководите боем, а то народ увлекся и сейчас пойдет на штурм Берлина. Как по мне, то это в наши планы пока не входит.

— Какое тонкое наблюдение. Помоги мне подняться.

Тут рядом нарисовался еще боец, в форме РККА. На петлицах были какие-то знаки различия, но при таком освещении не было ни сил, ни желания что-то рассматривать.

Катя, которую в приказном порядке заставили оставаться возле меня, достаточно грамотно рассказывала про ход боя, который я, благодаря близкому взрыву мины, пропустил, валяясь без сознания.

Оказывается, наша разведка, усиленная мотоциклистами из числа бывших военнопленных, умудрилась в темноте вылететь на расположившуюся на ночлег немецкую воинскую часть. Судя по численному составу противника, наличию у него противотанковой артиллерии, минометов и обоза с ранеными, в темноте столкнулись с усиленным батальоном, выведенным с передовой. Наша разведка не успела остановиться, как уткнулась в передовые посты и не нашла ничего лучшего, чем открыть огонь из пулеметов по удивленным немцам. В итоге те проснулись и уже надавали разведчикам и подоспевшему дозору на джипе. Когда колонна подошла к месту боя, немцы успели сбить разведку и организовали устойчивую оборону, развернув пару противотанковых пушек, открыли огонь. После неудачных попыток подбить Т-64 сами попали под огонь из трофейных танков, которыми управляли бывшие советские военнопленные.

— Какие потери?

— Человек тридцать.

— А из наших?

— Двое раненых, но тяжелых.

— Хреново. Что там сейчас творится?

— Немцы развернули противотанковую батарею и подожгли одну трофейную «троечку», потом попытались по Т-64 отработать. В результате той батареи уже нет. Тут БМП и БТР подошли и подключились к бою. Да из машин народ успел разбежаться, прежде чем они обстреляли колонну из минометов. Ничего серьезного. Пара машин загорелась. В основном только тебе и досталось.

— Понятно. Кто боем командует?

— Пока ты был в отключке — Васильев.

— Давай его на связь.

Мне помогли подняться, Катерина самолично вернула гарнитуру радиостанции на место, и я смог пообщаться с капитаном Васильевым, который на танке конца двадцатого века раскатывал немецкий потрепанный батальон образца 1941 года.

— Дровосек, ответьте Фениксу.

В ухе раздался азартный голос моего заместителя.

— На связи, Феникс. Как там, очухались?

— Нормально. Что у вас?

— «Троечку» потеряли.

— Белка уже сообщила.

— А так поразвлеклись немного в темноте. Добиваем остатки. Все, кто мог, разбежались.

— Вас понял. Не увлекайтесь, у нас тут еще есть цели, берегите боеприпасы.

Но стрельба и так стала стихать. На фоне светлеющего неба горящие машины, поляна, заваленная трупами немцев и советских солдат, выглядели весьма неприглядно. Когда я вполне пришел в себя, то организовал импровизированный военный совет.

Потери у нас оказались намного больше, чем хотелось бы. Погиб один из бойцов, пришедший в наш отряд вместе с Васильевым. Трое были тяжело ранены. От мощных винтовочных патронов на таком расстоянии не спасали и бронежилеты. Среди бывших военнопленных потери тоже были немаленькими. Большинство уцелевших грузовиков, которые мы использовали для перевозки бойцов, превратились в санитарные машины, забитые доверху ранеными. В таких условиях и с такой обузой устраивать какие-либо серьезные рейды было уже нереально.

Еще одной неприятностью было то, что джип выведен из строя. Поэтому Санька натолкал в него пару ящиков взрывчатки и подготовил для подрыва.

Выслушав доклады, я немного задумался, рассматривая карту, с трудом борясь с головокружением и тошнотой. Ударило основательно, поэтому налицо все признаки сильной контузии и сотрясения мозга.

Взял слово Васильев.

— Командир, что делать будем? Немцев взбаламутили, и рваться дальше до штаба корпуса уже поздно.

— Согласен. Прорваться к линии фронта такими силами и с таким грузом мы не сможем. Придется выкручиваться. Но в первую очередь надо устроить у противника максимум неразберихи. Аппаратура подавления радиосвязи давно работает, поэтому те гансы, которых сегодня ночью так «плодотворно» подавили, вряд ли что-то успели промяукать своему руководству, в лучшем случае сами прибегут и будут жаловаться. Тогда слушайте мой приказ.

Все заинтересованно на меня уставились.

— Капитан Васильев. Формируете ударную группу из вашего Т-64, БМП, БТР и трофейного танка. Доукомплектовываете боекомплекты и дозаправляете бронетехнику. На все час времени. Из захваченной техники подбираете необходимое количество автотранспорта и сажаете на него батальон майора Галаты. Ваша цель — аэродром под Фастовом. Там по данным радиоперехвата и разведки базируются истребители и бомбардировщики, которые работают по Киеву и вполне могут нам осложнить жизнь. Главное — устроить максимальный шум, панику и неразбериху. Немцы, когда начинаются непонятки, сразу в ступор впадают. Особое внимание — на средства ПВО, которые прикрывают такие объекты. Для информации — немецкие летуны всегда получали усиленные пайки, так что там есть чем поживиться. Все, выполняйте. Теперь Левченко…

Тот, услышав свою фамилию, молча кивнул, показывая, что весь во внимании.

— Берете лейтенанта Павлова, часть артиллерии, организуете два заслона. Один со стороны разгромленной станции, другой со стороны шоссе на Фастов. При этом в вашу задачу входит имитация наступления на Фастов, чтоб сковать маневренные силы противника и, организовав отступление, навести их на заслон. Таким образом протянете время, пока Васильев будет развлекаться на аэродроме. Силы и средства подберешь исходя из задачи. Возьмешь к себе Артемьева для создания минных заграждений. Особое внимание — стрельбе с закрытых позиций. Если сначала дадите немцам по зубам, они попытаются вас раскатать артиллерией с закрытых позиций, поэтому примерьте, где может расположиться противник, и пристреляйте эти места.

— Есть. Сделаю.

Тут голос подал старший лейтенант Ковальчук, командир внештатного штурмового отряда.

— Командир, а мы?

— На вас более ответственная задача. Мы захватили слишком много техники, и особая ценность — это полугусеничные тягачи, которых у нас с десяток. Поэтому сейчас связываюсь с базой, если колонна с трофеями пришла, пусть берут БМП и второй БТР и идут к нам навстречу. На вас будет задача — сформировать колонну из целых машин с ранеными и трофеями и доставить их к порталу. Забираете с собой остающуюся артиллерию.

Люди удивленно на меня стали посматривать. Тащить такую толпу к самой большой и серьезной тайне этого и нашего времени — верх безумия. Но у меня на это были свои мысли.

— Так! У меня с головой все в порядке, но другого выхода я пока не вижу. Сейчас прорываетесь к порталу, севернее него как раз есть неплохое место, устройте стоянку и организуйте оборону. Из бункера можете вытянуть несколько трофейных зенитных автоматических пушек. Не помешает. Естественно, при соблюдении всех мер секретности.

— А что дальше? — подал голос молчавший до этого Борисыч.

— Создаем оборону в виде опорного пункта. В это же время активно ищем точки выхода на территорию, контролируемую советскими войсками. Потом отправляем туда тяжелых раненых, усыпляем легких и здоровых и поочередно перетаскиваем. Я пока другого выхода не вижу. У нас будет не меньше двух-трех дней, пока противник сможет снять с фронта и подтянуть войска, способные нас загнать и разгромить.

Через полтора часа колонна, состоящая из бронетехники конца двадцатого века, трофейного немецкого танка Т-III и десятка грузовиков, забитых вооруженными трофейным оружием бывшими советскими военнопленными, двинулась в сторону аэродрома. На месте остались около двух сотен человек, которые, используя захваченное у противника оружие, организовывали заслоны, минировали подступы, закладывали управляемые фугасы. Тут Артемьев отличился на славу. Если немцы действительно в такой обстановке задумают наступать, то их ожидает множество взрывоопасных сюрпризов, которые не всегда смогут убрать штатные саперы вермахта.

Я с трудом уселся на БТРе и за время дороги еле удерживал равновесие, все время тошнило и клонило в сон. Так плохо себя давно не чувствовал, но звание командира отряда обязывало держать себя в форме. Высланная вперед разведка на этот раз сработала как надо и о приближающейся колонне немцев узнали заранее. Пока было время, затаились в лесу и пропустили мимо себя, не трогая, с десяток грузовиков. До аэродрома оставалось около трех километров, и устраивать стрельбу в непосредственной близости от цели движения было не разумно. Они свое получат, но чуть позже. Через час Малой и Миронов, высланные для разведки к самому аэродрому, доложили о наличии двух батарей скорострельных автоматических зенитных пушек и об их месторасположении. План нападения был разработан, и в ситуации жесткого дефицита времени нам пришлось действовать быстро и нахально.

Перед нами предстало большое поле в виде вытянутого прямоугольника с расставленными ближе к кромке леса самолетами, в большинстве своем укрытыми маскировочными сетями и свежесрубленными ветками. Все основные службы обеспечения скрывались в лесу. Поэтому около трех десятков красноармейцев спешились и в сопровождении одного из наших бойцов с радиостанцией пошли лесом в обход, чтоб во время начала боя ударить с тыла.

Когда все основные игроки вышли на позиции, в сопровождении двух грузовиков, забитых бойцами, к КПП аэродрома подошла трофейная «троечка». Танк подпустили почти к шлагбауму, но немцы заволновались и начали что-то кричать. В этот момент из леска, на всей скорости выскочили Т-64, БМП-2, БТР и открыли огонь по зенитной батарее, прикрывающей аэродром. Хлесткий выстрел длинной танковой пушки громом разнесся над полем.

Тяжелая махина, разогнавшись по ровному полю, протаранила несколько самолетов, как бы не заметив этого, и периодически, не останавливаясь, расстреливала немецких зенитчиков, которые в панике повернули свои зенитные автоматы и сосредоточенно молотили по возникшей угрозе. Это было красочное зрелище. Вокруг несущегося танка встают многочисленные фонтаны разрывов зенитных снарядов, при этом не причиняя никакого вреда. Несколько неудачных очередей прошли стороной, задев бомбардировщик, который прямо на стоянке вспыхнул факелом и через несколько мгновений взорвался, засыпав все вокруг горящими обломками. Это была последняя «победа» немецких зенитчиков. Тяжелые фугасные снаряды танка буквально разметали зенитные пушки.

Как только батарея была уничтожена сосредоточенным огнем и на стоянку прорвались наши танки и начали крушить самолеты, из леса высыпали цепи красноармейцев и с диким криком бросились за бронетехникой в сторону самолетов и хозпостроек, скрытых лесом и маскировочными сетями. Отдельно стоявшая пара самолетов, готовая по первому сигналу стартовать для защиты аэродрома, так и осталась на месте. У меня были свои планы на эти аппараты, и Малой с Мироновым целенаправленно в самом начале боя снайперским огнем завалили пилотов и техников, не дав запустить двигатели.

Немцев на КПП просто расстреляли, и трофейный танк на всей скорости рванул к дальнему концу поля, где еще осталась недобитая зенитная батарея, разворачивающая в нашу сторону свои орудия. Только немецкие зенитчики открыли огонь, как их позицию заволокло огнем и пылью от взрывов многочисленных снарядов. От попадания тяжелых фугасных выстрелов Т-64 орудия буквально разлетались на куски. Секунд через тридцать аэродром оказался беззащитным перед нападавшими. По полю рассыпались красноармейцы, и всюду раздавалась винтовочно-пулеметная стрельба. Как только появилась возможность, целенаправленно захватили склады ГСМ, продовольствия и боеприпасов, пока их какой-нибудь ретивый красноармеец не подпалил. Бойцы хозяйничали в домиках офицерского состава, в столовой в поисках продуктов, при этом уничтожая всех, кто не носился по аэродрому в рваной советской форме и в камуфляже и разгрузке. Обозленные люди вымещали свою ненависть к захватчикам, да и до боя им пояснили, что большая глупость — оставлять противнику высококлассных специалистов, на подготовку которых уходит много времени и средств. Специальная группа из технически грамотных бойцов выводила из строя самолеты, открывая баки, сливая и поджигая горючку.

Среди бывших военнопленных нашлись несколько летчиков, которые были в состоянии поднять в воздух два немецких истребителя дежурного звена, подготовленных для взлета. Пока самолеты проверялись и готовились к старту, из бункера связались с Москвой и попросили координаты аэродрома для перегонки самолетов, забитых секретной документацией. В этот момент к нам подкатило одно самоуверенное чудо и начало качать права, что его, такого великого, нужно отправить на самолете к советскому командованию. Оказалось, высокопоставленный начальник переоделся в форму капитана и все это время искусно маскировался под нормального командира РККА. На всякий случай в Москву пошла еще одна шифрограмма с просьбой уточнить, что им важнее — стопка секретных документов или руководитель, который даже в атаке умудрялся быть позади всех. Пока не было информации, его взяли под охрану двое красноармейцев, по виду которых можно было сказать, что любая гипотетическая попытка к бегству сразу будет пресечена самым радикальным способом.

Небольшой заслон во главе с Шестаковым, высланный вперед, вступил в бой с маневренной немецкой группой, направленной проверить, что за стрельба идет на аэродроме. На помощь отправились танк и БМП, и вскоре, после серии взрывов и длинных пулеметных очередей, там все затихло. Грузовики торопливо загружались трофеями, при этом особую радость вызвали летные офицерские пайки, в которые входили шоколад и вино. В качестве дополнительного подарка прихватили с собой несколько аэродромных заправщиков и артиллерийских тягачей.

К этому времени красноармейцы утолили свою страсть к уничтожению и на широком поле пылали более тридцати костров, бывшие до этого истребителями и бомбардировщиками люфтваффе.

Невдалеке от БТРа, выбранного в качестве импровизированного командного пункта, остановился немецкий Т-III, из которого выскочил довольный Шестаков. Он подбежал и попытался изобразить что-то типа доклада, но я махнул рукой.

— Все видел, молодец.

На связь вышел Левченко и доложил, что схлестнулись с маневренной группой противника. Сожгли три грузовика и рассеяли около роты пехоты. Идет бой, но бояться пока нечего, перевес в артиллерии неоспорим. Колонна старшего лейтенанта Ковальчука ушла проселочными дорогами в сторону портала и пока идет без происшествий.

Когда я уже стал терять терпение, ответила Москва, как всегда лаконично и точно. По первому вопросу — дали координаты, ориентиры и маршрут к аэродрому, где ждут гостей, и условные знаки, чтоб свои не посбивали. По второму — крикливого начальника взять под стражу и при случае передать в руки органам государственной безопасности, при невозможности — ликвидировать. Почему — не расписывали, видимо, чем-то он засветился перед руководством СССР, причем не самым лучшим образом. Когда я зачитал ответ Москвы, рядом стоящие бойцы и красноармейцы злобно заулыбались. Мы не стали терять времени, тем более вследствие контузии мое состояние ухудшилось, двое конвоиров, которые до этого сдерживали порывы начальника качать права, ловко повалили его на землю, связали руки, бросили в кузов грузовика, куда грузили раненых бойцов. Чем руководствовалась Москва, я не знаю, но тут, на месте, такое решение все без исключения приветствовали, хотя многие не без удовольствия пошли бы на более радикальные меры.

К моему огорчению, на поле оказались несколько больших чинов из штаба корпуса, но в горячке боя их никто щадить не стал, и просто расстреляли, когда те попытались удрать на двух легковых машинах.

После того как два истребителя с крестами улетели в сторону Киева, увозя все относительно важные бумаги, планы, карты-схемы, собранные на станции и аэродроме, колонна техники покидала аэродром. На связь вышла база и доложилась, что к аэродрому приближается групповая воздушная цель и постоянно запрашивает возможность посадки. Судя по скорости — или бомбардировщики, или транспортники. Пока я пытался организовать хоть какое-то зенитное прикрытие, самолеты уже появились над аэродромом и стали делать круг, рассматривая, что тут творится. Увидев горящие самолеты и незнакомую технику, «юнкерс», два истребителя сопровождения сразу стали набирать высоту, никак не реагируя на массированный огонь с земли. Даже КПВТ с БТРа отметился, несколько раз прогрохотав и отправив трассирующие пули в сторону удирающих самолетов. Транспортный «юнкерс» оказался более неповоротливым и поэтому, получив несколько попаданий, задымил, но при этом сохранял скорость набора высоты. Один из истребителей прикрытия, желая отвлечь на себя внимание, резко пошел на разворот и через несколько мгновений прошелся буквально у нас по головам, яростно долбя из бортового оружия.

Один из грузовиков, забитый бочками с горючим, взорвался, повредив пару других машин, стоящих по соседству. Со всех сторон по смелому немцу открыли огонь, и в воздух потянулись очереди трассирующих огоньков. Но в верткий и скоростной самолет не так легко попасть, поэтому он безнаказанно пролетел мимо и стал разворачиваться на новый заход. В ответ один из наших бойцов открыл дверь в десантный отсек БТРа, вытащил оттуда длинную, двухметровую трубу ПЗРК, отбежав, закинул на плечо, чуть подождал, пока головка захватит цель, и пустил ракету. Все завороженно смотрели, как, оставляя за собой дымный след, реактивный снаряд догнал самолет с крестами и скрыл его в облаке взрыва.

Но гибель истребителя дала возможность поврежденному транспортнику и второму самолету сопровождения уйти на большое расстояние, недостижимое для наших средств ПВО. А тратить вторую «Иглу» было расточительно. Прошло несколько секунд, и транспортный «юнкерс» и сопровождающий его истребитель скрылись из виду.

«Твою мать, так засветиться. Срочно восстанавливать „Шилку“». Видя все это, я сразу стал ругаться. Но в данной ситуации это было бы самым оптимальным результатом. Не позволять же безнаказанно себя расстреливать.

После такой засветки пришлось в срочном порядке уносить ноги, и колонна, пополнившаяся аэродромными заправщиками и несколькими машинами, забитыми продуктами и боеприпасами, двинулась в обратном направлении, оставив в качестве заслона трофейный Т-III под командой старшего лейтенанта Шестакова и приданных ему двух десятков бойцов. Они даже умудрились поднять одну из зенитных автоматических пушек и подготовить ее для отражения возможной атаки противника. Парочку таких уцелевших пушек мы забрали с собой, прихватив несколько полугусеничных тягачей, для организации подвижных засад.

На трассе, которую оседлал Левченко, уже вовсю шел бой. Около батальона, при поддержке артиллерии и бронеавтомобилей, попытались прорвать оборону, но напоролись на засаду, понеся значительные потери, отошли, но при этом постоянно нащупывали слабые места обороны, обстреливая из пушек и минометов позиции русских, это говорило о том, что командование корпуса начало использовать против нас фронтовые части, имеющие боевой опыт.

Пустив колонну грузовиков по второстепенной дороге под охраной БТРа, мы на танке, БМП и нескольких грузовиках, забитых поредевшей пехотой, попытались выйти во фланг атакующего позиции Левченко противника. Видимо, немцев посетила та же идея, потому что на небольшой грунтовой дороге идущий в голове Т-64 буквально нос к носу столкнулся с немецким бронеавтомобилем. Немцы среагировали первыми, и автоматическая малокалиберная пушка прошлась метлой по лобовой броне советского танка. В ответ раздался всего один выстрел, но для немцев он оказался фатальным. На таком расстоянии фугасный снаряд только за счет массы и скорости пробил противопульную броню и взорвался внутри бронеавтомобиля. Взрыв оказался настолько сильным, что идущий следом грузовик просто снесло с дороги.

Я, полуоглохший от близкого взрыва, закричал в микрофон радиостанции:

— Дровосек, дави, пока не очухались!

Васильев рванул танк вперед прямо через горящие обломки бронеавтомобиля и, пока немцы не оклемались, протаранил еще пару грузовиков, буквально вытолкнув их с дороги и прижав к деревьям. За ним практически летел БМП, вертя башней и расстреливая из спаренного с пушкой пулемета перевернутые машины. Пехота, как горох, посыпавшаяся с машин, уже привычно с матом, дико крича, обошла горящие машины и вломилась в толпу немцев, разбегающихся от огрызающихся огнем русских танков. Пришлось закричать экипажу БМП, чтоб не стрелял по своим, но оглушенные и деморализованные немцы почти не оказывали сопротивление озверевшим от крови и ненависти бывшим русским военнопленным. Минут через пять, добив последних раненых и собрав необходимое оружие и боеприпасы, колонна пошла дальше по дороге в сторону атакующего позиции капитана Левченко противника. Для этого танку пришлось сталкивать с дороги горящие остовы немецкой техники, чтоб дать возможность проехать нашим грузовикам.

На связь вышел Левченко.

— Феникс, на связь.

— На связи, Питон.

— Феникс, это вы там шумите?

— Да, есть такое дело. Тут Дровосек целую колонну раскатал. Сейчас идем во фланг вашим гансам. Готовьтесь поддержать нас огнем.

— Вас понял, Феникс.

Не доходя километра до позиций немцев, где периодически грохали гаубицы, колонна остановилась. Вперед выслали разведку и попытались по радио связаться с Шестаковым. Тот вышел на связь после шестой попытки и доложил, что к аэродрому подошли около двух взводов немцев и завязался бой. Потеряли троих человек, но немцев отогнал. Я ему приказал бросать все и идти за нами, немцы побоятся преследовать дальше аэродрома, а тут лишний танк не помешает.

Пока ждали подхода Шестакова, пехота покинула грузовики и в пешем порядке, развернувшись в цепи, стала продвигаться к границе деревьев, занимая позиции перед атакой. Я шел вместе с ними и волей-неволей смотрел на этих людей. Только вчера они были безвольными, сломленными военнопленными, доведенными до состояния рабочего быдла. Сейчас, после нескольких победных боев, это снова были воины, держащие в руках оружие, готовые идти вперед и крошить врага, напавшего на родину. Они не знали, что большинство боев у нас пишется на видеокамеры, имеющиеся почти у каждого бойца, и если возникнут неприятности с органами госбезопасности СССР, видеозаписи, в качестве доказательства, всегда будут под рукой. Хоть в такой малости мы им поможем. Как с такими солдатами, готовыми рвать противника зубами, смогли допустить немцев чуть ли не до Москвы? Дайте им цель, дайте нормальных командиров, возможность и снабдите всем необходимым, и никто не захочет снова нападать на нас, просто некому будет. Я видел пустые глаза освобожденных пленных, в которых уже не было надежды, теперь рядом со мной шли воины, такие же, как те, кто прошел через Альпы с Суворовым, такие же, как те, кто разгромил Наполеона и потом гулял победителем по улицам Парижа, такие же, как те, кто прибивал щит к воротам Царьграда. Сейчас я шел рядом с ними, держа в руках автомат Калашникова, облаченный в камуфляж конца двадцатого века, но при этом чувствовал умиротворение, когда молчит совесть и ты уверен, что делаешь нужное дело.

Шестаков вышел на связь и доложил, что проехал место побоища в лесу. Значит, до атаки оставались несколько минут. Рядом, с таким же автоматом Калашникова в руках, присел Егор Карев, все время находившийся рядом со мной и выполняющий обязанности телохранителя. Я глянул на его лицо и увидел такое же спокойствие, как и у всех остальных.

«Как там сказал товарищ Сталин? Наше дело правое. Так оно и есть, правое. А кто не спрятался, я не виноват», — скаламбурил про себя.

За леском, в котором мы притаились, грохотали гаубицы и хлопали минометы. Несколько раз на связь выходил Левченко и спрашивал, когда мы будем атаковать, а то немцы уж слишком давят.

На дороге долгожданно послышался шум работы двигателя трофейного танка. Вот он сам показался в сопровождении грузовика, везущего легкую зенитную пушку.

«Вот ведь хозяйственный этот Шестаков. Надо будет отметить. Все, теперь снова атака».

— Всем. Это Феникс. Вперед.

Глава 2

Глава абвера, адмирал Канарис, сидел на земле и тихо ругался, позволяя перевязывать санитару разбитую при падении самолета голову. Такого провала с ним еще никогда не было, еле унесли ноги, потеряв при этом самолет сопровождения. Профессиональная злость, подогреваемая недавно испытанным паническим страхом, заставляла его терпеть боль и мысленно придумывать кары всем, кто допустил, что самолет начальника военной разведки Германии чуть не уничтожили на полевом аэродроме люфтваффе в глубоком тылу армии.

Чувство, что события вышли из-под контроля, пугало Канариса и заставляло мобилизовать весь свой интеллект и жизненный опыт разведчика на решение возникшей задачи. В отличие от нескольких офицеров разведки и охраны, сопровождающей его в этом полете, он увидел то, что не заметили другие. По роду службы адмирал был в курсе большинства технических разработок и в Германии, и в мире, и о зенитных ракетах давно шли разговоры, но все упиралось в системы наведения и управления. А тут, при уничтожении истребителя, пущенная с земли русскими ракета сама изменила траекторию полета и сбила самолет. Такого оружия он еще не видел, и оно в состоянии изменить всю расстановку сил на фронте и побить один из главных козырей немецкой армии, фронтовую авиацию, которая играла одну из важнейших ролей в разгроме противника. При облете разгромленного аэродрома он разглядел на поле несколько неизвестных бронемашин, и что особенно поразило его, так это тяжелый танк с приплюснутой башней и необычно длинной крупнокалиберной пушкой. Даже мельком брошенный взгляд вселил в него мысль о силе и мощи бронированного «мастодонта».

Канарис не сомневался, что он снова встретился с Зиминым или теми, кто за ним стоит. Уже при подлете к аэродрому пилот пожаловался на отсутствие связи с истребителями сопровождения и с руководством полевого аэродрома люфтваффе. А когда подлетели и увидели разгромленную и горящую технику, адмирал, поняв, кто его встречает и кто так хитро умеет давить радиосвязь, немедленно дал команду уходить. Плотный огонь русских сделал свое дело, и в бортах военно-транспортного «юнкерса» появилось множество пулевых отверстий. Два человека из сопровождения шефа абвера так нашли себе смерть в воздухе, а сам Канарис отделался всего лишь сильной ссадиной на голове и вероятным сотрясением мозга при аварийной посадке поврежденного самолета. Им повезло, и «юнкерс» практически упал на поле невдалеке от полевого госпиталя вермахта, где высокопоставленному пациенту сразу оказали медицинскую помощь. Связавшись по телефону со штабом корпуса и выслушав информацию о разгроме станции, аэродрома, нарушении радиосвязи и сильной группировке русских в тылу действующей армии, Канарис выругался, прошел в дом, где благодаря расторопности и услужливости начальника госпиталя его ожидал обед. Во время приема пищи он попытался осмыслить ситуацию, тем более после перенесенного стресса его пробил сильный голод.

Шеф абвера нисколько не верил в случайность захвата аэродрома перед самым его прилетом. Да и вся история с убежавшим солдатом вспомогательной полиции настораживала. Такое впечатление, что его специально выпустили и засветили Зимина в качестве наживки, вытащив таким образом Канариса в Россию, где могли с ним расправиться. Но имея зенитные самонаводящиеся ракеты, они могли сбить самолет, не захватывая аэродром такими силами, и вообще не было необходимости при этом громить станцию. Вполне реально небольшой группе спрятаться в лесу и уничтожить самолет при посадке из леса, а тут так все усложнили.

Возможно, его хотели захватить. Но в такой ситуации надо действовать по-другому, особенно если знают место и время. Проще было группе диверсантов сесть на дороге и, перебив охрану, захватить адмирала Канариса. А тут они использовали необычные сверхмощные танки, разгромили станцию и попытались прорваться к штабу корпуса, хотя там было не столько нападение, сколько имитация, чтоб отвлечь силы.

После рюмки коньяка, предложенного предупредительным начальником госпиталя, мысли шефа абвера переключились на то, как русские смогли узнать время и место прибытия Канариса. Мысль о предательстве не рассматривалась как основная. Слишком это все сложно. Как разведчик, адмирал прекрасно понимал, что это нереально. Да, может быть, предатель, но решение о визите в Фастов принималось вчера, и у гипотетического предателя не было возможности так оперативно отправить информацию русским, а у тех — так скоро перебросить серьезную технику в тыл к немецким войскам и организовать нападение на станцию и аэродром. Даже если русские читают шифры, что весьма вероятно, так как покойный Клаус в одной из шифровок указывал про какую-то непонятную возню с «Энигмами», то так оперативно организовать нападение без наличия в регионе мощной ударной группировки невозможно. А местные органы контрразведки, отвечающие за режим безопасности в тылах действующей армии, однозначно бы узнали и известили. В непрофессионализме он своих подчиненных упрекнуть не мог, были, конечно, недочеты и замечания, но оставить без внимания крупную танковую группу противника они не смогли бы, система безопасности абвера работает как часы. И это подтверждается и положением дел в Европе, и ситуацией на других участках фронта. Только там, где появляется Зимин, начинают твориться непонятные вещи. Прямо мистика какая-то.

Была мысль, что все это — хорошо спланированная акция Гейдриха, чтоб свалить шефа абвера, но много нестыковок, да и сам факт появления у русских фотокопий плана «Барбаросса» с личной подписью фюрера и плана «Ост» говорит о том, что и ведомство Гиммлера попало под удар. По некоторым косвенным данным, в ближайшее время их ожидает повышенный интерес фюрера относительно «Могилевского дела». Про это что-то пронюхали Геринг и Борман, и каждый начал свою игру, разжигая нездоровый интерес Гитлера. С учетом того что на данный момент пострадало теперь еще и люфтваффе, то язвительный интерес Геринга обеспечен.

Канарис позволил себе еще рюмку и подошел к окну, из которого открылся вид на подъехавшую колонну из нескольких грузовых машин с солдатами и бронетранспортера, из которого выскочили два офицера. Уточнив что-то у часового, бегом побежали к дому, в котором находился адмирал, и через несколько секунд они предстали перед грозными очами шефа абвера, и один из них оказался начальником отдела контрразведки 29-го армейского корпуса вермахта, а второй, лейтенант, — командиром усиленного комендантского взвода.

Полчаса спустя адмирал, сидя на жестком кресле в бронетранспортере в окружении вооруженных солдат ехал в сторону Фастова, где его ожидали с нетерпением в связи с недавними событиями. Его мысли снова вернулись к майору Зимину, и перед глазами предстала шифрограмма, пришедшая от разгромленной группы Клауса, которого он лично подбирал для этой операции. Не мог его человек просто так прислать бред или догадки. Но сама мысль, что русские могут знать будущее и Германии предстоит крах, не укладывалась у него в голове.

«Будущее. Знать будущее», — такие мысли крутились у него в голове, а потом как током пронзила догадка. Все то оружие, непонятные устройства и боевая техника, которой у русских в принципе быть не должно, может быть из будущего. А гильзы со звездочками, выпущенные якобы в восьмидесятых годах этого века? Специалисты все это списывали на обычную безалаберность русских. А если нет? Если все это действительно из будущего? А Зимин — посланник, обладающий особыми возможностями и полномочиями? Ведь не зря его принимали лично Берия и Сталин. Простого-то майора. Если это так, то, значит, Германия проиграет войну, раз у русских на конец века есть своя военная промышленность и подготовленные кадровые офицеры, такие как Зимин. Но если они победили, то зачем вновь лезут в свое прошлое и что-то пытаются менять? Было бы неплохо пообщаться с самим Зиминым, но учитывая, что они натаскали сюда множество боевой техники и оружия из будущего, то можно определенно признать, что они для Германии враги и тогда появление у Сталина плана «Барбаросса» и плана «Ост» — дело рук русских потомков.

У адмирала от таких мыслей разболелась голова, но еще одна догадка пришла к нему. «Барбаросса» — план военного вторжения в СССР, «Ост» — план тотального уничтожения русского населения. Вот оно, план «Ост». Если он действительно существует, а, судя по поведению Гиммлера, который в последнее время выглядит не лучшим образом, это так, значит, в той или иной мере его начнут исполнять, вызвав таким образом ненависть русских, а раз они победили, то дорогой ценой, все-таки рейх — это не глупая и чванливая Польша.

Зимин указывает Сталину на возможные ошибки, и, судя по дополнительным данным, среди генералитета у русских начались подвижки, которые нельзя объяснить обычными причинами.

«Сталин меняет своих генералов, исходя из информации, предоставленной Зиминым, а значит, он точно уверен, что те, кого отстраняют от командования, в будущем себя проявят не с лучшей стороны. Нам для этого понадобилась война в Европе и в Африке, а у них готовый анализ из будущего. Это только начало, раз они стали вмешиваться напрямую. Тогда понятно, почему поворот Гудериана на юг оказался сопряжен с такими тяжелыми боями и великолепно подготовленной, эшелонированной линией обороны. Они точно знали об этом повороте и заранее подготовились, так же как и о фланговом ударе первой танковой группы. Уже сейчас известно, что работы по постройке линии обороны под Конотопом начались задолго до появления даже предпосылок о повороте войск Гудериана».

Канарис откинулся на кресле, закрыл глаза, которые предательски заполнились влагой. Ему было обидно, даже не обидно, а тоскливо от того, что дело его жизни уйдет в небытие, что снова Германия станет на колени перед врагами. Только тогда это были англичане, французы и американцы, а теперь русские варвары. Наверно, такую обиду и разочарование чувствовал Клаус, когда получил эту информацию.

На въезде в город колонну остановили на контрольно-пропускном пункте, и, пока проверяли документы, Канарис с одобрением рассматривал позиции противотанковой батареи, прикрывающей въезд в город со стороны разгромленной станции. В штабе корпуса уже прекрасно осведомлены по поводу русской группировки в тылу и панически собирают все свободные части для локализации угрозы.

Когда бронетранспортер остановился возле школы, выбранной для размещения штаба корпуса, на крыльцо вышел лично командующий корпусом генерал-лейтенант Ханс фон Обстфельдер встречать высокого гостя, прибывшего при таких странных обстоятельствах. Они прошли в один из классов, специально переоборудованный под комнату совещаний командования корпуса. Канарис с интересом рассматривал школьную доску, на которой осталась написанная мелом фраза «Домашняя работа», на портреты русских классиков, развешанные по стенам, и в первый раз в жизни с грустью подумал, что за все рано или поздно придется заплатить.

На совещании, посвященном событиям в тылу, Канарис был больше слушателем, изредка задавая уточняющие вопросы. В целом картина была ясна. Неизвестные в форме дивизии СС «Райх» безжалостно уничтожили отряд вспомогательной полиции, который, помимо своих функций, занимался истреблением мирного населения. При этом один из солдат якобы прячется на чердаке и слышит, что обер-лейтенант узнал в командире взвода СС русского офицера специального подразделения НКВД Зимина, которого до сих пор активно ищут под Могилевом. Уже точно известно, что Мельнер имел некоторое отношение к поисковой операции и действительно мог опознать Зимина по портретам, нарисованным художниками Зипо со слов свидетелей.

Дальше события нарастали как снежный ком. Уничтожение отряда, посланного для проверки информации, полученной от уцелевшего солдата, разгром комендатуры и захват концентрационного лагеря военнопленных, из которых формируется и вооружается полнокровное подразделение, с которым нападают на железнодорожную станцию, являющуюся важным узлом снабжения чуть ли не всей шестой полевой армии. Перед самым нападением на станцию был произведен налет советских бомбардировщиков, причем, по мнению специалистов, имеющий отвлекающие функции. После этого освобождаются и вооружаются еще пленные, и со станции вывозится множество техники, оружия, боеприпасов. Затем нападение на аэродром перед самым прилетом туда начальника военной разведки Германии. Все операции сопровождались полным подавлением радиосвязи среди воинских подразделений. С точки зрения Канариса, слишком все сложно, так все согласовать и провернуть можно при наличии стопроцентной информации о размещении и распределении сил противника. Нынешняя разведка русских не могла обладать такими сведениями, а вот посланники будущего вполне могли знать такие вещи.

На нынешний момент бои идут в десяти километрах от города, русские только обороняются, неся серьезные потери. Численность противника оценивается в три-четыре тысячи человек, имеющих на вооружении немецкую артиллерию и несколько танков. По имеющейся информации от перебежчиков и пленных, руководит ими командир специального подразделения НКВД, подчиняющегося ставке Главнокомандующего СССР, что говорит о серьезности и проработанности операции, проводимой русскими, направленной на ослабление давления на Киевский укрепрайон, и стабилизации обстановки на юго-западном фронте русских. По данным разведки, аналогичные действия проводились в районе Нежина в полосе действия 2-й полевой армии, где применялась похожая тактика и вооружение. В том случае была разгромлена 131-я пехотная дивизия и убит ее командир генерал-майор Генрих Майер-Боурх, и наступление приостановилось на несколько дней. Это позволило русским укрепиться на новых позициях и нанести серьезный урон наступающей армии.

Всем сразу стало понятно, что они столкнулись с новой тактикой и с профессионалами, которых у русских было не так уж и много. Адмирал Канарис согласился с решением командира корпуса снять с фронта пехотную дивизию для блокирования и уничтожения группировки русских в тылу армии. Со стороны командования 6-й армии корпусу для усиления передавалась еще одна пехотная дивизия.

После доклада командующего корпусом Канарис позволил себе взять слово.

— Скажите, русские пользуются только трофейной техникой, захваченной на станции?

— Нет, герр адмирал. Зафиксировано применение необычных тяжелых танков с длинной крупнокалиберной пушкой. Эти танки неуязвимы для нашей противотанковой артиллерии, да и тактика применения отличается от принятой в русских войсках.

— В чем же?

— Они нападают из засад, и если контратакуют, то на коротких рывках, метко стреляя прямо на ходу. Очень необычная и грозная техника в руках хорошо подготовленных солдат. Наше мнение, что в данной ситуации против нас действуют танковые асы, такие же как и в русских авиационных полках, составленных из лучших пилотов.

— Что показывает авиаразведка?

— Там лесные массивы, и русские маскируются под деревьями. Учитывая проблемы с радиосвязью, в полной мере использовать фронтовую авиацию пока невозможно. Мы запросили авиаподдержку у штаба армии, но пока не нашли возможности отвлечь авиацию с других участков фронта, да и русские резко активизировались, видимо, уже в курсе того, что у нас происходит в тылу, что говорит о согласованности действий с командованием Красной Армии.

— Какие еще действия приняты для устранения угрозы?

— Через штаб армии обратились к командованию группировки войск «Юг» о временной передаче в наше распоряжение танкового батальона из состава первой танковой группы. Думаю, этих сил вполне хватит, учитывая, что количество бронетанковой техники у русских оценивается в пять-десять единиц. Но при самых благоприятных условиях такую помощь мы получим в лучшем случае к завтрашнему утру.

— Понятно. Все ваши действия одобряю. И со своей стороны постараюсь ускорить решение этой проблемы.

Когда адмирал покинул совещание, все генералы вздохнули с облегчением, хотя новости, постоянно приходящие, не вселяли оптимизма. Русские опять контратаковали и нанесли серьезный урон, при этом не стали развивать успех и отступили.

Канарис, вызвав к себе начальника контрразведки корпуса, развил бурную деятельность. Возле помещений, выделенных ему для работы, была выставлена охрана, и, уединившись со своим личным порученцем, работавшим по «Могилевскому делу», майором Густавом фон Витерсхаймом, он приступил, наверно, к самой опасной и значимой операции его жизни.

— Густав, ты служишь у меня уже шесть лет, и пока не было причин усомниться в тебе. То, во что вылилось «Могилевское дело», может перевернуть судьбу не только Германии, но и всего мира. Я не могу пока тебе рассказать всего, но если ты попадешь в руки к нашим коллегам из СД, то должен будешь умереть, не сказав ни слова. Для меня, как и для тебя, главное — Германия. Поэтому от скорости наших действий и успешности сейчас зависит многое. Если к событиям, происходящим сейчас, подключится СД, а это должно произойти в ближайшее время, то ситуация выйдет из-под контроля и мы потеряем намного больше, нежели можем себе представить. Запомни одно: какие бы ни были мои действия, я никогда и ни при каких условиях не собираюсь предавать нашу родину.

— Я готов служить Германии.

— Вот и хорошо. Ты великолепно знаешь русский язык и успешно выдавал себя за русского офицера. Сейчас это предстоит тебе проделать еще раз. По моему приказу собрали группу русских военнопленных, с которыми ты совершишь побег и проберешься в район, где держит оборону группировка русских под руководством офицера НКВД Зимина, твоего старого знакомого. Ты не должен уничтожать Зимина, наоборот, войди с ним в контакт, представься своим истинным именем и званием и передай следующее: «Адмирал Канарис хочет поговорить о событиях апреля 1945 года». Запомнил? Главное, Густав, чтоб рядом были только люди в пятнистой форме с необычным оружием и амуницией. Я не исключаю возможности нахождения там агентов СД.

По тому, как изменилось лицо майора фон Витерсхайма, шеф абвера понял, что его подчиненный в некоторой степени догадался о предположениях своего начальника.

— Так вы думаете….

— Уверен. Клаус, перед гибелью, успел кое-что передать. И у меня есть все основания предполагать, что Германию ждут большие неприятности.

Майор абвера Густав фон Витерсхайм некоторое время помолчал и уже решительно сказал:

— Есть. Я все сделаю.

— Молодец, я уверен в тебе. Систему и порядок связи получишь у начальника отдела «1С» 29-го корпуса. Радиограммы будешь шифровать моим личным кодом. Его ты получишь перед выходом на задание. Ставки слишком высоки.

* * *

Через полтора часа одинокий грузовик «Опель-Блиц», в котором перевозили около полутора десятков русских военнопленных, ехал по грунтовой дороге буквально в десяти километрах от разгромленного аэродрома. К странностям этого рейса относилось количество охраны, состоящее всего из четырех конвоиров-прибалтов, солдат вспомогательной полиции, часто привлекаемых для такого рода функций. Как оказалось, среди военнопленных были подобраны самые непримиримые, наотрез отказывающиеся от сотрудничества с немецким командованием, и стоящие на учете у администрации концентрационного лагеря как неблагонадежные и подлежащие уничтожению в первую очередь. Старались подбирать людей из разных групп, не знакомых друг с другом, что давало возможность вполне спокойно внедрить агента абвера, выполняющего особое задание. Сейчас в этом оборванном, со следами побоев, артиллерийском капитане вряд ли кто-то мог узнать блестящего, подающего надежды офицера разведки, личного порученца адмирала Канариса.

Группа обеспечения операции выехала заранее вперед и должна была вывести из строя в нужном месте автомобиль и позволить военнопленным выйти к русским.

С некоторым опозданием грузовик показался на дороге и остановился возле поваленного дерева. Фельдфебель, старший машины, вылез из кабины, подозрительно осматривая все вокруг, достал из кобуры на поясе парабеллум, передернул затвор и некоторое время стоял, прислушиваясь к звукам леса и канонаде, раздававшейся невдалеке. Через некоторое время он успокоился, решив для себя, что это не засада, а дерево перегородило дорогу в связи с шальным снарядом, воронка которого была в наличии. Он повернулся и крикнул своим подчиненным, которые сразу начали выталкивать из машины русских пленных для очистки дороги.

Конвоиры пинками и ударами прикладов винтовок старались ускорить работу, когда один из русских не выдержал и бросился на ближайшего прибалта в немецкой форме. Капитан-артиллерист, которого доставили перед самым отправлением конвоя, бросился на фельдфебеля, ловким движением сбил его с ног и простым двадцатисантиметровым гвоздем ударил в глаз. Пока на дороге звучали крики, выстрелы и возня, он быстро овладел пистолетом убитого и двумя выстрелами пристрелил водителя, который перед выездом был проинструктирован соответствующим образом и мог в некоторой степени разоблачить офицера абвера и последнего прибалта, только что застрелившего пленного и панически передергивающего затвор карабина.

Пока все были в угаре боя, он привычно прокачал ситуацию и начал раздавать команды.

— Быстро разобрать оружие и боеприпасы. У водителя должны быть продукты, уходим в лес в сторону канонады. Быстро, а то сейчас появится патруль.

Никто не задавал вопросов и не пререкался. Под сиденьем водителя нашли несколько плиток шоколада, советский пистолет ТТ, бинты, которыми тут же воспользовались, перевязывая раненого лейтенанта-летчика.

Когда двенадцать русских скрылись в лесу, на поляне появились пятеро немцев в камуфлированных куртках, украшенных ветками и травой. Деловито прошлись вокруг машины и спокойно без суеты дорезали одного из конвоиров, которого недодушили русские. Задание было однозначное: чтоб живых свидетелей не осталось. Через пять минут они легкой рысцой двинулись по следам убежавших русских, чтоб проконтролировать их беспрепятственный проход к обороняющейся группировке Красной Армии в немецком тылу.

Через час грохот канонады, отдельные взрывы и выстрелы слышались очень отчетливо. Переходя дорогу, они наткнулись на разгромленную немецкую колонну.

Сержант-танкист с обожженным лицом чуть приостановился и с радостью в голосе прокомментировал раздавленные машины и трупы, лежащие невдалеке.

— Сволочи. Так вам и надо. Ох и молодцы наши, сразу видно, КВшкой здесь прошли, раздавили нелюдей как свиней.

Густав смотрел на все отрешенно, как бы живя своим образом. Сейчас он русский капитан. Когда он проходил подготовку в разведшколе, преподаватели артистизма как раз и настаивали на этом. Чтоб тебя не раскрыли, нужно не играть, а жить в своей легенде, иначе рано или поздно раскроют, и провалишь задание. Вот и сейчас его образ русского офицера злорадно ухмылялся и радовался успехам неизвестных воинов.

Подборка пленных была такова, что он со своим званием капитана оказался самым старшим по званию, поэтому не стал терять бразды правления и сразу взял все в свои руки.

— Хватит. Осмотреть тела, найти оружие и боеприпасы, перевязочные материалы, продукты. Быстро, слышите — бой затихает.

Через полчаса группа военнопленных вышла в расположение группировки русских, которая, несмотря на все усилия немецкого командования, яростно оборонялась, постоянно огрызаясь контратаками и фланговыми ударами.

Идя на шум боя, Густав со своим нынешним отрядом вышел к поляне, где они тут же оказались под прицелом пулеметного расчета. Он громко закричал:

— Не стрелять! Свои!

— Бросить оружие, выйти с поднятыми руками.

Он повернулся к своим спутникам и коротко скомандовал:

— Выполнять.

На землю упали несколько немецких винтовок, и двенадцать военнопленных в изодранной форме вышли на свободное пространство перед позицией пулеметного расчета, прикрывающего подступы к линии обороны с фланга. За всеми этими событиями наблюдала специальная группа абвера. Ее командир наблюдал в бинокль и, когда к майору фон Витерсхайму и его спутникам в сопровождении двух вооруженных немецкими карабинами красноармейцев подошел человек в пятнистой форме, в каске и необычным автоматом на плече, спокойно сказал:

— Посылка доставлена. Уходим.

Незаметно группа растворилась в лесу. Через полтора часа они вышли на поляну, где их ожидал грузовик, на котором они выезжали на задание, и легковой «Опель», в котором находился порученец адмирала Канариса, отвечающий за оперативное сопровождение операции.

Он выслушал доклад, спокойно кивнул.

— Молодцы. Грузитесь, уезжаем.

Легковая машина уехала вперед, когда идущий сзади грузовик исчез в пламени взрыва.

Полковник Йоханнес Беслер спокойно обернулся, вышел из машины, посмотрел на горящую машину, кивнул головой, снова сел на свое место и таким же нейтральным голосом сказал водителю:

— На мину налетели. Едем. Нас ждут.

Через час адмирал Канарис знал, что его агент сумел пройти к русским и вышел на контакт с одним из бойцов в пятнистой форме, которые вызывали особый интерес главы абвера.

На следующий день безымянный водитель, оказавшийся свидетелем гибели разведгруппы абвера, был убит шальной пулей при обстреле машины «отступающими русскими».

Глава 3

Мы не стали сразу с криком «ура» атаковать немцев. Связавшись с Павловым, который руководил артиллерией, я некоторое время корректировал огонь, и когда две батареи противника замолчали после массированного, но короткого артобстрела, мы выдвинулись из леса и пошли в атаку. Стометровое расстояние до тыловых позиций противника преодолели как спринтеры в максимально короткое время. Танкам пришлось только пару раз выстрелить из пушек, чтоб добить расчеты уцелевших орудий, когда они ворвались на позиции немецкой артиллерии. Чуть покрутившись, поливая все вокруг из пулеметов, мы, дождавшись пехоты, которая в очередной раз пыталась атаковать позиции, удерживаемые отрядом капитана Левченко, ударили ей в спину и снова рванули вперед. На данное время это была последняя атака, которую мы планировали. Запас боеприпасов и к Т-64 и к БМП-2 явно подходил к концу, и устраивать долгосрочную войну никак не входило в мои планы. Рассеяв пехотный батальон ударом танков с тыла и лобовой атакой пехоты, мы прорвались на линию обороны и стали готовиться к отступлению. Несколько раз в воздухе появлялись самолеты-разведчики, и даже один раз нас попыталась атаковать парочка Ю-87. Привезенные с аэродрома и станции малокалиберные автоматические зенитные пушки, истерически стреляя в воздух, отогнали их, хотя и не причинив никакого вреда.

Дозаправив бронетехнику и укомплектовав ее остатками боеприпасов, мы стали отходить по грунтовой дороге в сторону портала, где уже активно готовился новый рубеж обороны и ожидали два БТРа и БМП-1, которые по команде вышли к нам навстречу. Почти перед самым выходом колонны в расположение части вышла небольшая группа военнопленных, перебившая конвой и убежавшая при перевозке. Конечно, такие совпадения наводили на размышления, и все, кто пришел, были разоружены и взяты на особый контроль. Потом на привале пообщаемся.

Оставляя за собой заслоны и изобретательно минируя дороги, мы отходили к порталу. Немцы, попытавшиеся нас преследовать, получив еще пару танковых контратак и несколько засад, отстали и ночью не беспокоили.

Мы с Васильевым, с Санькой, Павловым, Левченко и Ковальчуком, который буквально прилетел обратно с БТРами и БМП-1, примостились возле танка и, подсвечивая светодиодным фонариком, рассматривали карту. При этом Санька комментировал наши приключения.

— Да уж, командир, гульнули так гульнули. Давно в такой бойне не участвовали. Что будем дальше с этим табором делать?

— Возле точки выхода уже организуется оборона. Будем организовывать активную оборону. Боеприпасов на несколько дней обороны у нас хватит. За это время успеем все самое нужное перетащить через портал и найти точку выхода на контролируемой советскими войсками территории. Ну на крайний случай перейдем в другой район, где нас не ждут, и снова ударим. Другого выхода у нас нет, иначе придется всех освобожденных бросать, но, думаю, никто так не поступит. Все-таки свои, да и мы не шакалы и не демократы. Тогда делаем так: ведем колонну всю ночь, по карте нам идти в таком темпе еще часа два. Санька, на тебе сюрпризы, берешь все взрывоопасное и минируешь дороги. На базе один программер ломанул коды штаба армии и с помощью НКВДшника перевел все. Про нашу душу с фронта снимают две пехотные дивизии и перебрасывают с юга танковый батальон, а это больше сорока коробок со всем табором обеспечения и артиллерией. В общем, взялись за нас серьезно, и нужно делать ноги по-быстрому, но и дверью хлопнуть не помешает.

— Ну тогда выход один. Мы им тут организуем маневренную войну, но, учитывая превосходство в артиллерии, они нас будут зажимать в кольцо и давить.

— Согласен. Ковальчук и Левченко, формируете штурмовые группы. Состав — один-два человека из наших, с гранатометами, и пять-десять освобожденных с автоматическим оружием. Задача — засесть на дорогах и валить всех, кто будет за нами идти. А мы пока прорвемся к порталу и займемся поиском новых точек выхода. На это у нас отводится вся ночь и завтрашний день, пока они нас будут искать и формировать стабильную линию фронта.

Перед самым отправлением, уже в темноте, ко мне подвели артиллерийского капитана, который хотел передать особо важные сведения для командира. Я такие сюрпризы не люблю, особенно когда не я их готовлю, поэтому потребовал, чтоб этого знающего обыскали поподробнее и представили пред мои грозные очи, особенно после контузии.

Это был высокий темноволосый человек со взглядом уверенного в себе убийцы. Это понял не только я, но и мои спутники. Да только тут собрались не мальчики из кружка шахматистов, а повоевавшие и пережившие страшную войну волки. Рядом стояли несколько красноармейцев, но он сразу перешел на деловой тон.

— Майор Зимин, я бы хотел говорить или наедине, или в присутствии только ваших людей.

— Хорошо. Всем отойти, держать на прицеле этого субъекта. Артемьев и Васильев, останьтесь.

Дождавшись выполнения команды, я вопросительно посмотрел на ночного визитера.

— Говори, у нас и так времени мало.

Капитан собрался с силами и выдал фразу, которая поразила не только меня.

— Адмирал Канарис хочет поговорить о событиях апреля 1945 года.

После этой фразы он внимательно на меня уставился и стал ожидать реакции.

Санька и Васильев застыли, до всех дошло, что перед ними разворачиваются события намного важнее разгрома станции и уничтожения нескольких сотен немцев.

— Всех, кто пришли с этим капитаном, арестовать, прибудем на место — устроим перекрестный допрос со спецсредствами.

Теперь повернулся к этому лжекапитану.

— Значит, в том самолете, который чуть не сбили над аэродромом, был Канарис и прилетел он по наши души.

Я, молча отойдя, стоял и думал. Ситуация была необычная. Глава одной из серьезнейших спецслужб Германии лично прибыл для установления контакта, и передо мной стоит один из его доверенных людей, скорее всего, имеющих прямой выход на Канариса. Смущало то, что шеф абвера в скором времени должен начать стучать англичанам и сливать кучу информации, значит, и про нас он при случае сообщит. Ведь недаром англы во время войны полностью уничтожили всю разведсеть Германии у себя на острове. Простыми средствами контрразведки, без помощи высокопоставленных предателей, такого достичь не удалось бы.

Вступать в такие переговоры и не известить Москву будет большой глупостью. Сталин не поймет и заподозрит в двойной игре, и вот тогда действительно у нас начнутся неприятности, а ведь женщин и детей нужно куда-то вывозить. Надо потянуть время.

— Какие инструкции вам дал адмирал?

— Получить ответ и передать, используя ваши передатчики, специальным шифром, моему начальнику.

Я снова задумался. Нужно что-то сообщить Канарису, чтобы он сразу не побежал к англичанам, американцам или к своему фюреру.

— Значит, ваш белобрысый успел что-то передать, раз адмирал в курсе некоторых событий и дат. И вас он прислал, несмотря на все события. Кстати, как вас зовут по-настоящему?

— Это неважно.

— Нет, фриц, это уже очень важно. Тебя твой начальник втянул в такую игру, где все становится важным, и ты сам понимаешь, что обратного хода уже не будет. И ты уже никогда не вернешься в Германию, а если и вернешься, то свободу уже никогда не получишь. Либо твой шеф тебя ликвидирует, либо ведомство Гейдриха на тебя наложит лапу и ликвидирует, но чуть попозже, когда выпотрошит по полной программе и наберет козырей, чтоб свалить Канариса, несмотря на долгое знакомство.

Но мой собеседник спокойно смотрел мне в глаза, хотя там уже начала проявляться тоска понимания правдивости моих слов.

— Ну давай свой шифр, будем работать.

— Я сам.

— Да нет, дорогой. Ты действительно хочешь узнать про апрель сорок пятого?

Я при свете фар смотрел ему в глаза. Он не хотел слушать, а тем более верить.

— Девятого апреля с особой жестокостью казнят твоего шефа, за то, что он в своих дневниках не очень хорошо отзывался о вашем фюрере, а потом в Берлин войдут русские танки и Адольф Гитлер отравится как последний трус. Кто-то из его адъютантов приставит пистолет к голове трупа и выстрелит, чтобы не позорить фюрера, но эксперты потом докажут, что стреляли уже в мертвого человека.

Это был сильный человек, и он не хотел верить, но обстоятельства были таковы, что выхода у него не было. Тут рядом подал голос Санька, решив поддержать разговор.

— Ага. По Ундер дер Линден идут русские танки, а глубоко в бункере Гитлер мучительно оттягивает свой конец…

Васильев захрюкал от смеха. А лжекапитан бросал косые взгляды на меня и моих спутников, которые в своей сбруе и в свете фар выглядели весьма колоритно.

— В общем так, шифры передаешь моему человеку и живешь долго и счастливо. Слово офицера, что тебя никто не убьет. Ну, правда, за шальные снаряды ваших артиллеристов поручиться не могу.

— Нет. У меня свои инструкции. И если вы понимаете, что такое офицер, я должен выполнить задание.

— Хорошо. Как тебя зовут по-настоящему? Учти, я смогу проверить твои слова, и, если ты будешь обманывать в таких мелочах, я и мои люди очень обидятся. Уж поверь, у нас найдется чем удивить вас и вашу армию. А это все только разминка, ну что-то типа сафари на тигров.

Я показал рукой на танк и стоявшую рядом БМПшку.

Он задумался.

— Густав. Майор Густав фон Витерсхайм.

— Ну и молодец, Густав. То, что я тебе сказал про казнь адмирала Канариса, можешь передать. Дальше диалог будет вестись только после того, как советскому командованию в целости и сохранности будет передан генерал-лейтенант Карбышев Дмитрий Михайлович.

— Почему именно он, а не сын Сталина?

— Интересный вопрос. Когда один ваш знаменитый фельдмаршал попал в плен, его попытались обменять на Якова Джугашвили. Так Сталин на это ответил «Я лейтенантов на фельдмаршалов не меняю». А Карбышев… Это наш национальный герой, генерал, которого в концлагере замучили до смерти. Хотите знать, во что англы и янки превратят снова Германию, — будете сотрудничать, нет — так советские танки будут в Берлине не в сорок пятом, а раньше. Даже если твой шеф прямо сейчас побежит к англичанам и при этом будет иметь веские доказательства нашего присутствия и нас тут раскатают всем вермахтом, то уже ничего не изменишь — процесс запущен. Ладно, это все лирика. Ковальчук!

Из-за танка появился старший лейтенант Ковальчук с тремя бойцами в полной экипировке.

— Я, товарищ майор.

— Возьми на контроль немецкого товарища, к нам тут спеца немаленького прислали, хотелось бы не получить неприятных сюрпризов.

— Понял.

Немца тут же профессионально скрутили и одели наручники за спиной.

— Извини, Густав, сейчас играть в шпионские игры нет времени, утром отправишь своему начальнику радиограмму. А сейчас для меня важнее сохранить жизни вот этим русским солдатам.

Немец спокойно и гордо смотрел мне в глаза, поджав губы. Ни дать ни взять настоящий аристократ. Стоящий рядом Санька покачал головой.

— Ишь ты каков. Это они после сорок третьего уже петь по-другому начали.

Я шикнул на Саньку.

— Не обижайтесь, Густав, это всего лишь меры предосторожности, хотя после того что вы вытворяли в России, у меня никакой жалости ни к вам, ни к вашему шефу нет. Вы же про план «Ост» знаете? Уж поверьте, слишком мало натуральных немцев вернется домой из России. Ну, об этом поговорим попозже.

Снова танки, бронетранспортеры, грузовики, рыча двигателями, идут по ночной дороге, деревья, освещаемые фарами машин, создают фантастические картины. До цели оставалось всего несколько километров, и уставшие за несколько суток люди с нетерпением ждут передышки. А меня ожидала еще работа, и я просто не знал, когда смогу отдохнуть, поэтому, пока было время, связался с базой.

— База, ответьте Фениксу.

В гарнитуре радиостанции ничего не было слышно, автоматический подавитель помех не пропускал шумы эфира. Через пару мгновений раздался искаженный голос моей супруги, который я узнал по характерным интонациям.

— На связи, Феникс.

Фух. А то я что-то начал уже бояться, что никогда уже не услышу этого голоса. Как хорошо, что есть место, где тебя действительно ждут и молятся, чтоб вернулся живым и невредимым. Светка думает, не знаю, как она молилась во время моих рейдов в крымские горы. И сейчас, наверно, где-то рядом держит иконку. Может, то, что я до сих пор жив, и ее заслуга. Как там у Симонова было: «…ожиданием своим ты спасла меня…». Я ведь реально ей и ребенку почти не уделяю время. Как мне надоела эта беготня со стрельбами и смертями, когда же оно все закончится…

— Переключитесь на третий шифрованный канал.

— Вас поняли.

Недолгая пауза, когда у обоих абонентов перенастраивают аппаратуру.

— Феникс, на связь.

— Все нормально, милая, прекрасно тебя слышу.

— О как, неужели грозный Феникс обратил внимание на свою жену? Это, наверно, тебя там сильно контузило, раз такой нежный стал. В общем так, Оргулов, заканчивай там свои войнушки и возвращайся к жене и ребенку, понял?

— Непременно, дорогая, вот надаю плохим немцам по голове, чтоб не мешали нам жить, и весь в твоем распоряжении, а пока прими текст и готовь шифровку в Москву.

— Вся во внимании. Опять каверзу задумал?

— Светочка, давай по делу, а то у меня после контузии голова раскалывается, и так еле терплю.

— Бедный, ну давай диктуй.

— Давай записывай, дословно.

«Странник — Центру.

Благодарим за поддержку. Станция разгромлена, освобождено около пяти тысяч советских военнопленных. Сформирована мобильная бригада. Нанесены удары в районе Фастова и уничтожен полевой аэродром и более тридцати самолетов. Общие потери противника оцениваются в пять-семь тысяч. По данным разведки, с фронта снимаются две пехотные дивизии и из состава 1-й танковой группы перебрасывают танковый батальон. В расположение бригады вышел личный порученец адмирала Канариса с предложением о переговорах. Судя по ситуации, глава абвера имеет представление об истинной природе Странника, но обладает отрывочной информацией о событиях апреля сорок пятого года. Посланец изолирован. Учитывая ранние договоренности с руководством СССР, считаю невозможным вести переговоры без участия Москвы. Для проверки серьезности намерений руководства абвера и задержки начала переговоров выдвинуто требование об освобождении и передаче советской стороне генерал-лейтенанта Карбышева.

Странник».

— База, как поняли?

— Все нормально. Ну и дела у вас там раскручиваются.

— Ага. Самому уже надоело. Вы передавайте побыстрее. Скоро будем на базе.

На связь вышел Санька по закрытому каналу.

— Ну, командир, как думаешь, где протекло, у нас?

— Не должно, я все возможные каналы утечки отслеживал. Скорее всего, не у нас, хотя и братья НКВДшники очень жестко все контролируют.

— Может, они сами дозированно фрицам и слили инфу? Чтоб нервы пощекотать, так, выборочно, как раз Канарис лучше всего подходит.

— С чего такие мысли?

— Да слишком уж дозированная информация у Канариса. Такое впечатление, что ему слили чуть-чуть для затравки, но при этом никаких доказательств, с которыми можно идти к руководству Германии или к англам, или к амерам, не дали. А он мужик умный, просек, что к чему, и сразу, как только получил информацию о появлении на фронте Зимина, послал своего человека для контакта.

— Санька, да что-то не верится, чтоб Берия с компанией на такое пошли, риск засветиться — неимоверный, да и что это им дает?

Санька промолчал. Потом после короткой паузы выдал:

— Хотя выйти на контакт с такой фигурой — это уже победа. Ведь можно не только клепать танки и самолеты и гнать на убой тысячи людей, а развалить монолитность немецкого командования, тем более они там и так, как пауки в банке. А у Канариса давние терки с СД.

— Ну вот ты сам и ответил себе. Ищи, кому выгодно… Ой, твою мать!

— Бычок, что случилось?

— Да на яме язык прикусил.

— Да уж, ты будь осторожен.

— Да будь спокоен, командир, только ответь, что будет дальше?

— Пока не знаю, но, думаю, если наши выводы правильны, то человека с проработанной стратегией переговоров в ведомстве Берии уже подготовили и при этом сразу попытаются оттереть нас от тела Канариса, как посредники, перепродающие товар. Вот и посмотрим, какой ответ из Москвы будет. Сам знаешь, что главное не то, что они ответят, а как отреагируют на наше сообщение.

— Будет интересно посмотреть на их телодвижения. Надеюсь, они втемную не сыграют?

— Да вот как раз все признаки этого есть. Наверно, ждали реакции Канариса попозже, а тут мы шум на весь Восточный фронт подняли, и получилось, что покупатель, минуя посредника, вышел прямо на производителя. Соответственно, и закупочная цена может упасть, и посредник сейчас начнет суетиться и изображать свою важность и нужность. А мы под эту марку обидимся и вытребуем у посредника, то есть у Берии и компании, больше материальных благ и привилегий, как наглая курица, несущая золотые яйца.

— Умеешь ты, командир, находить яркие аллегории, аж на душе потеплело.

— Ты смотри там вперед, главное, чтоб только на душе было тепло, а не в других местах. Один батальон немцев ты уже прошляпил, и это стоило трех десятков жизней и джипа.

— Да понял я все. Сейчас все будет по-другому, народ уже обстрелянный, выдержанный.

— Смотри, Бычок, третий залет ты не переживешь.

* * *

Через час после получения телеграммы от Странника в кабинете народного комиссара внутренних дел СССР Лаврентия Павловича Берии происходило экстренное совещание. За зашторенными окнами уже была глубокая ночь, и нарком, уставший за день, несколько раз снимал пенсне и тер глаза — крепкий кофе уже не помогал. Тусклый свет настольной лампы освещал такие же усталые лица его нынешних посетителей, имеющих высокие должности в иерархии государственной безопасности СССР. Первый заместитель Берии, комиссар государственной безопасности 1-го ранга Меркулов и комиссар 2-го ранга Судоплатов, который после гибели Морошко полностью курировал все вопросы по операции «Оракул». За окнами кабинета изредка мелькали огни прожекторов, освещающих ночное небо Москвы и тщательно выискивающих немецкие бомбардировщики. Но даже налет вражеской авиации вряд ли смог бы отвлечь людей от тех серьезных дел, ради которых они тут собрались.

Разговор начал хозяин кабинета, поблескивая стеклами пенсне в свете настольной лампы.

— Ну что, Павел Анатольевич, по всем признакам операция «Посейдон» перешла в активную фазу, судя по радиограмме наших потомков. Правда, не совсем так, как мы предполагали, но заинтересованность главного фигуранта налицо. Что вы можете сказать по этому поводу?

Судоплатов попытался встать, но Берия нетерпеливо махнул рукой, разрешая докладывать сидя.

— Кто мог предполагать, особенно после событий под Нежином, что наши друзья снова выскочат на захваченной противником территории и устроят настоящую войсковую операцию с применением тяжелой бронетанковой техники и при этом наследят так, что это привлечет внимание спецслужб не только Германии, но и наших союзников.

Меркулов, до этого молча куривший, встрепенулся и, жестко сжав губы, практически выплюнул вопрос.

— А они тут каким боком?

Судоплатов не смутился и спокойно продолжил доклад, ощутив молчаливую поддержку хозяина кабинета:

— От немцев. У англичан кто-то в СС есть и регулярно сливает информацию о широкомасштабных поисках Зимина. С некоторых пор английская резидентура на территории СССР ориентирована на сбор информации по основному фигуранту операции «Оракул». Учитывая имеющуюся у нас информацию от наших друзей о послевоенных отношениях с «союзниками», я считаю, что такие действия надо пресекать самым жестким образом.

Берия утвердительно кивнул головой и задумчиво проговорил:

— Вы правы, Павел Анатольевич. «Оракул» и так уже принес много пользы, но если информация о нем просочится к нашим нынешним союзникам, то от него будет больше вреда, нежели пользы, вплоть до сепаратных переговоров между Гитлером и Черчиллем. Какие еще меры по операции «Посейдон» приняты вами в связи с новыми обстоятельствами?

— Подготовлена специальная группа для обеспечения работы с «Посейдоном», причем никто из них никаким образом не пересекался по службе с «Оракулом». На аэродроме ждет самолет для отправки нашего доверенного человека для проведения предварительных переговоров.

— Не слишком ли вы спешите? Это может быть провокация со стороны абвера или даже прощупывание почвы на предмет достоверности той шифровки, которая была давно отправлена от лица германского агента. То, что к противнику ушла часть информации по «Оракулу», является крупным провалом, и сейчас у нас появилась возможность хоть как-то реабилитироваться. Но вы даже не можете себе представить, какую ответственность я на себя взял перед товарищем Сталиным ради получения разрешения на начало операции «Посейдон». Единственное, что оправдывает такой риск, это получение высокопоставленного агента, который может стать великолепной фигурой влияния в высших эшелонах власти фашистской Германии.

Тут слово снова взял Меркулов, который до этого был больше слушателем, нежели участником совещания.

— А чем мы рискуем, товарищ народный комиссар? Только для Канариса, который глубже всего копнул по делу Странника, эти строки могут что-то значить, для Гитлера и его приближенных это бред, за обнародование которого, в свете успехов вермахта, просто уничтожат информатора и все. В окружении Гитлера одни фанатики, к которым он прислушивается, а Канарис не создает впечатления такого человека. Единственное, что смущает, так это проанглийские настроения.

Берия нетерпеливо отмахнулся:

— Я сам прекрасно понимаю все ваши доводы. Но что мы скажем Страннику на проявление такого интереса? Ведь наши потомки тоже не дураки и смогут понять, откуда произошла утечка информации.

Снова вмешался Судоплатов, который не раз до этого общался со Странником и в некотором роде считался специалистом по потомкам.

— Я думаю, они это уже и так поняли. Зимин не выглядит наивным, и все его поступки, которые со стороны вроде как выглядят глупо, на проверку оказываются логически правильными в тех рамках, в которых вынужден работать Странник. Как мне представляется, у них очень тяжелое положение и предстоит военный конфликт с остатками прозападных властных структур на Украине. Поэтому в условиях глобального дефицита боеприпасов, продуктов и горючего действия Зимина по захвату у немцев этих ресурсов выглядят вполне логично. Да и то, что он активно включает в свой отряд бойцов и командиров из нашего времени, готовит их для боевых действий против фашистов в нашем времени и против бандитов в своем, проводит вполне качественную идеологическую обработку, говорит о малочисленности его группировки и о серьезных задачах, которые он перед собой ставит. Я уверен, что Зимин поймет нас, с его стороны изменится только количество запрашиваемых ресурсов. Ему невыгодно портить с нами отношения, даже несмотря на наше тяжелое положение.

До этого молчавший Меркулов подал голос:

— Я согласен с Павлом Анатольевичем. Скорее всего, в ближайшее время мы станем свидетелями применения Странником более совершенной боевой техники, нежели нескольких легких танков, которые побывали под Нежином. Наши потомки предусмотрительно оставляют козыри у себя в рукаве, не выкладывая все сразу. Поэтому я тоже уверен, что Зимин не предпримет никаких необдуманных шагов в рамках операции «Посейдон» без согласования с нами, о чем говорит его радиограмма, присланная практически сразу при появлении эмиссара Канариса. А его требование передать в наши руки генерал-лейтенанта Карбышева, чтоб затянуть время, выглядит вполне разумным и оправданным на фоне того, как потомки уважительно относятся к памяти этого человека.

Берия решил подвести итог совещания.

— Хорошо, я вас понял, все результаты и наши соображения завтра же на докладе передам товарищу Сталину. На вас же, Павел Анатольевич, — сегодня же отправить к Зимину нашего человека и организовать взаимодействие с частями Юго-Западного фронта для оказания помощи сражающейся в окружении группе советских войск. Тем более в этой ситуации Зимин действительно помогает, отвлекая на себя две полнокровные дивизии вермахта. Это тоже нельзя забывать. Сегодня жду от вас доклада по операциям «Посейдон» и «Оракул».

Глава 4

Капитан Васильев, примостившись в башне танка, следующего за трофейной немецкой «троечкой», идущей в головном дозоре, открыв люк, подставил лицо ночному холодному воздуху, чтобы не заснуть от усталости. Он оглянулся на идущий следом БТР, на броне которого вольготно расположился новый командир — майор Оргулов и Снежная Королева, Катька Артемьева.

Он еще раз окинул взглядом новых боевых соратников, разместившихся на его Т-64, ставшим за последние несколько дней таким родным и привычным. Двое человек Оргулова, выходцы из этого времени, лейтенанты Павлов и Карев, вполне спокойно смотрели по сторонам, держа в руках автоматы Калашникова с подствольными гранатометами. На лицах его товарищей, с которыми он совсем недавно перешел на сторону нового сильного и волевого командира, Сергея Оргулова, уже не читалась такая растерянность, что была поначалу, когда поняли, куда и как они попали. Сейчас это уже был спаянный общими победами отряд, способный решать серьезные задачи. Васильев сначала предполагал, что это будет очередной выход за трофеями, но оказалось, Оргулов все давно продумал и все его вроде как лихие мальчишеские наскоки направлены на создание единой силы, способной защищать и тайну межвременного портала, и женщин и детей, за которых майор теперь в ответе. Самое интересное, что никто его не может упрекнуть в пренебрежении своими обещаниями. Глубоко дыша ночным воздухом, капитан Васильев уже как-то отстраненно воспринимал свое прошлое в бункере Черненко и все события гражданской войны и ядерного конфликта. Такое чувство, что за эти два дня, заполненных постоянной стрельбой, атаками и отступлениями, он и его люди перевернули некоторую страницу в своей жизни и возврата к прошлому, воспринимающемуся как грязное болото, уже не будет.

Странно вот так на все смотреть со стороны. Только совсем недавно он сидел в бункере, который в последние дни перед глобальной ядерной войной полковник Черненко использовал в качестве штаба сводного полка внутренних войск Украины, с тоской смотрел на своих детей и думал о нерадостном будущем. С трудом выносил пустой взгляд жены, впавшей в апатию и выполняющей свои семейные обязанности, скорее из чувства долга, нежели из желания жить дальше. Он прекрасно знал о коробочке со снотворным, которое жена выменяла на рынке, и знал, зачем она это сделала, и не мог ее осуждать — мысли о самоубийстве уже не раз его самого посещали. Только дети и природное упорство еще держали на этом свете, и он пытался всей своей энергией удержать жену от опрометчивого шага, хотя с каждым разом это становилось все труднее и труднее. Старший восьмилетний Володька держался еще более-менее, а вот пятилетняя Марьяна сильно болела и стала сдавать. По словам доктора, осталось ей недолго. Детскому растущему организму нужно солнце и нормальная еда.

Благодаря силе воли он стал неформальным лидером группы офицеров и прапорщиков, которые присоединились к полку «внутряков» во время войны. Тогда они были единым боевым подразделением, но после заточения и долгих месяцев в замкнутом пространстве отряд стал распадаться на группы по интересам. Черненко старался держать в подразделении некоторый порядок, но его зам, майор Семенов, ярый украинский националист, переведенный из Львова перед самой войной для контроля за национальным самосознанием бойцов полка, будучи не столько боевым офицером, сколько вертким тыловиком, подмял под себя распределение продуктов и со временем оброс командой любимчиков и лизоблюдов. В пику ему вокруг Васильева образовалась немаленькая группа, в основном из пришлых, которая смогла в какой-то мере, с позиции силы, воздействовать на зарвавшегося тыловика и выбивать продукты для своих семей. Вадим прекрасно видел, что Черненко не препятствует Семенову, но при этом четко контролирует всю обстановку, и когда пару раз становилось очень жарко и народ хватался за оружие, быстро и жестко наводил порядок с помощью своих сторонников, кадровых бойцов, которых было немного, но они составляли боевой костяк полка.

Но тем не менее всем было понятно, что в такой жизни нет никаких перспектив и все обречены на медленное умирание. На поверхности участились стычки с татарами, в которых погибло несколько человек, буквально месяц назад по бункеру прокатилась эпидемия самоубийств. Черненко пытался занять всех работой и отвлечь от дурных мыслей, но на второй год это уже мало помогало.

Во время очередной выходки татарских бандитов Ильяса, попытавшихся захватить поисковую группу небольшой выжившей общины, возглавляемую Панковым, но более известным как Борисыч, произошло необычное событие. Вся мобильная группа боевиков была уничтожена небольшим отрядом профессионалов, которые имели смелость организовать засаду и перебить вторую группу бандитов, которую лично Ильяс отправил на помощь.

Впоследствии оказалось, что в регион вернулся знакомый многим майор Оргулов, к которому сразу перебежал Санька Артемьев и его молодая жена, которую за глаза называли Снежной Королевой. Все, затаив дыхание, ждали, что в ответ предпримет Ильяс, зная его мстительный характер, но тот просто захватил заложников и стал выдвигать Оргулову требования. В итоге вся банда Ильяса, включая женщин и детей, в прямом смысле была вырезана, а бункер в Перевальном, символ власти и военной силы боевиков, играючи захвачен.

Все болото, в которое превратился некогда боевой отряд, всколыхнулось, и у людей проснулась жажда жизни, хоть кто-то в состоянии что-то менять и не сидеть сложа руки и ждать медленной смерти.

Каждая новость от патрулей, контролирующих рынок, где циркулировали самые свежие сплетни, ожидалась как глоток чистого воздуха. И когда в бункере снова появился Артемьев со своей женой и стал отдариваться продуктами и, что было особенно невероятно, свежими яблоками и молодым медом, то обстановка сразу накалилась до предела. Семенов со своей компанией попытался изъять у людей доставленные от Оргулова продукты и потом «наладить централизованное распределение», хотя все прекрасно понимали, что потом часть драгоценного дара всплывет на черном рынке по запредельным ценам. Хотя тут Васильев заметил, что Артемьев в основном одаривал семьи людей, так или иначе входящих в оппозицию Черненко и особенно Семенову, хотя и не игнорировал остальных детей. Мысль, что Оргулов решил переманить к себе бойцов, сразу пришла в голову не только Вадиму. На злобные выкрики и угрозы Семенова спокойно и взвешенно отреагировал Черненко, не позволив произойти кровопролитию в тот вечер. На следующий день Васильев, как делегат части людей из бункера, провел переговоры с Оргуловым и реально остался доволен. Вот теперь результат: он и его люди дышат чистым воздухом, его дети накормлены свежими продуктами и получают высококлассную медицинскую помощь и, главное, его супруга сильно изменилась за эти несколько дней. В ее глазах зажглась жажда жизни. А за это стоит походить и под новым командиром, а когда он узнал, с кем ему придется воевать, то сразу понял, что к Черненко и его наглому и вороватому заму ни он, ни его люди уже никогда не вернутся.

* * *

К двум часам ночи наша колонна прошла деревню, в которой был уничтожен отряд карателей, в стороне остались дома, где не горело ни единого огонька, и не залаяла ни одна собака, такое чувство, что после карателей здесь поселилась смерть. Мы постарались побыстрее проскочить это место и выйти к полевым укреплениям, которые под управлением наших офицеров и нескольких военных инженеров из числа военнопленных возводились в срочном порядке. Горели многочисленные костры, освещающие местность, вокруг которых грелись немногочисленные бойцы и командиры, бывшие узники концентрационных лагерей. Тут же дымили две трофейные полевые кухни, где из захваченных продуктов на скорую руку готовили поздний ужин. Нашу колонну встречали приветственными криками, и сразу после остановки нас окружили полусонные от усталости люди, выясняя подробности сегодняшних боев.

Те, кто здесь оставался с ранеными, с тревогой ожидали нас, пока громили немецкие части, а мы прибыли в укрепленный лагерь с некоторым облегчением — здесь можем хоть немного передохнуть. Пока бойцы и младшие командиры радовались завершению одного из этапов нашего рейда, ужинали горячей пищей, на мне была задача — найти способ эвакуации всей этой толпы в безопасное место, и не только я понимал, что это единственный шанс для этих людей, на долю которых выпало столько испытаний.

Около трех часов ночи из Москвы пришла шифровка о том, что к нам направляется специальная группа для обеспечения контакта с адмиралом Канарисом. В ответ я попросил вместе с группой прислать около десяти тысяч доз снотворного и рекомендаций по применению препарата. Для чего, не стал разъяснять, но намекнул, что это очень важно и желательно не отказывать. Я представляю, какие физиономии были у Берии и Судоплатова, когда читали мои сочинения, но тут был свой смысл, который пока не хотел раскрывать, и времени было очень мало.

Собрав расширенное совещание, я приступил к разработке следующего порядка действий.

— Работаем по такой схеме. Лейтенант Павлов, на тебе оборудование артиллерийских позиций, маскировка, создание противотанковых засад на дальних подступах, размещение зенитных орудий, учитывая вероятность их применения по наземным целям. Ты уже подобрал себе артиллеристов, прошерсти еще раз людей, может, кого еще найдешь. Подготовь корректировщиков. Дальше. Левченко. На тебе общая оборона лагеря. Окопы, блиндажи, укрытия, маскировка, залповая стрельба из стрелкового оружия по воздушным целям. Артемьев — минирование. Фугасы и ловушки на всех возможных путях подхода противника. Все свои сюрпризы согласовываешь с Павловым, чтоб создать единую комбинированную систему противотанковой обороны. Ковальчук — формирование разведывательно-диверсионных отрядов. Это мы уже обсуждали, но еще раз повторюсь. На дальних подступах засады, с применением ручного противотанкового оружия. Нанести максимальный ущерб противнику, запереть дороги, пока он идет в походных колоннах. Васильев — на тебе формирование мобильных ударных групп для поддержки диверсионных групп Ковальчука. Силовая поддержка и при возможности контратаки. Вроде все.

Тут голос подал Малой:

— Товарищ майор, а мы?

— Я помню про вас. У нас с вами самая трудная задача будет. Мы возвращаемся в бункер и активно ищем другие точки выхода так, чтоб выйти на территории, контролируемой советскими войсками. Иначе все наши подвиги будут тут раздавлены двумя немецкими пехотными дивизиями и танковым батальоном. Все. Приступаем к работе.

В районе портала охрану территории лагеря предусмотрительно несли наши бойцы, поэтому, пользуясь темнотой, мы спокойно дошли до точки перехода и перешли в бункер, где я попал в объятья своей супруги. На людях она не стала выказывать эмоции, но когда на несколько минут утянула в наш бокс, я выслушал много интересного о себе и о своих умственных способностях. Самое интересное, что от всего этого получал несказанное удовольствие. Как мне этого не хватало; наверно, только в такие минуты понимаешь, как ты дорог и нужен своим родным.

Быстро приняв душ и переодевшись в чистый камуфляж, давно уже приготовленный заботливой супругой, перекусил бутербродами из трофейных галет и кофе, запах которого уже стал забывать. После чего опять вернулся к насущным проблемам. Сейчас от меня зависела судьба уже нескольких тысяч советских солдат, поэтому каждая минута промедления потом будет стоить десятки жизней.

Вот снова они, стены бункера, которые за два года стали такими родными и привычными. Я шел по галерее и провел кончиками пальцев по бетону, как бы пытаясь ощутить энергетику этого мощного сооружения, принявшего нас в трудный момент и защищающего поныне. Не знаю, почудилось ли мне, но в этот момент почувствовал какой-то прилив уверенности в своих силах и в правильности выбранного пути. Получив такой заряд бодрости, я уже целенаправленно пошел в серверную — готовить параметры для нового пробоя в прошлое. Пока я там возился, два наших снайпера и привязавшийся ко мне как персональный охранник Егор Карев готовились к новому выходу. Теперь каждый человек был на счету, и держать большую группу поддержки уже не было возможности.

Пока техника рассчитывала новые параметры трех вероятных точек выхода, я прошел в медицинский сектор, там суетились Марина с Ольгой, потому что недавно привезли четверых раненых из отряда Васильева. Я удивленно рассматривал обновившуюся обстановку. Новые стеклянные шкафы и стеллажи с заботливо расставленными банками и упаковками медикаментов, аппаратура и приспособления, которых здесь раньше не было. Тут чувствовалась заботливая рука Борисыча, который, как хомяк, самое лучшее тащил для своих друзей.

Хотелось поговорить с ранеными, узнать состояние и психологический настрой. Мне, как командиру, было немного не по себе, учитывая такие потери среди новичков. Несмотря на все, люди не жалели, что пошли к нам, и всячески старались это показать. Я на несколько минут зашел к ним в медицинский бокс, попробовал поговорить и относительно погибшего, но один из легкораненых, бывший контрактник с узла связи штаба бригады береговой обороны, философски заметил:

— Командир, мы уже все давно мертвы, просто сейчас в этом появился смысл. Бывает не важно, как человек жил, а важно, как умер. Теперь мы знаем, что есть надежда, а в бункере Черненко этой надежды не было, вот и все, так что не терзайся.

Самое интересное, этот боец и не предполагал, как он помог мне. У любого нормального человека есть моменты, когда он терзается тем, что что-то сделал неправильно, и это влечет за собой мысли, что можно было сделать иначе, но тут так вот почти фамильярно одобрили мои действия, причем люди повоевавшие, не новички.

Я еще несколько минут побыл с ними, потом навестил капитана Строгова, который лежал в закутке, отгороженном неким подобием ширмы. Там специально для него поставили небольшой телевизор с плоским экраном, провели наушники и по его просьбе крутили фильмы. Сейчас, заглянув в щелку, увидел, как он, бледный от потери крови и боли, смотрел наш современный фильм «Звезда» про армейских разведчиков. Ему, как и мне, эта тема была очень близка. Его глаза горели. Некоторое время я стоял и смотрел на него. Он, как профессионал, сразу ощутил чужой взгляд, повернул голову и встретился со мной глазами, тут же достаточно проворно нажал на пульте кнопку «Пауза», стянул наушники с головы и вымученно улыбнулся.

— Здорово, майор.

— Привет, как ты?

— Лучше, Олечка великолепный врач, обещала, что на ноги поставит.

— Ну раз обещала, значит, выполнит. Она такая.

Чуть помолчали.

— Как там?

— Тяжеловато, по глупости пошли карателей зачищать, так ввязались в бойню, вон, видел, ребят привезли? Так оттуда. Хотя германцам навешали, много пленных освободили, целую железнодорожную станцию разорили и по аэродрому танками прошлись. Самолетов штук тридцать сожгли. В общем, неплохо погуляли, за это немцы с фронта снимают две дивизии, чтоб с нами разобраться.

— Да, наворотили вы дел, майор. Жаль, меня с вами не было.

— Навоюешься еще. Ольга говорит, кризис миновал, теперь, главное, сил набираться. А насчет всего остального, так наши ребята на боевом выходе все снимали, попрошу девчонок, они тебе фильм смонтируют, посмотришь для удовольствия, тем более положительные эмоции тебе не помешают. Кстати, есть вопрос, скорее всего, будем переправлять раненых на ту сторону фронта, ты как, с ними или тут будешь долечиваться?

Смотрю — глаза опустил, загрустил капитан Строгов. Тут ширма дернулась, и к нам зашла Ольга. Деловито пощупала лоб пациента, заглянула в глаза, задала пару ничего не значащих вопросов, чуть улыбнулась, обдала нас запахом вымытых женских волос и резины, видимо, только что сняла перчатки, и снова исчезла. По тому, как на нее все время смотрел Строгов, я понял, что долечиваться бравый капитан ОСНАЗа НКВД будет у нас.

Усмехнувшись про себя и порадовавшись за двух хороших людей, решил не травить человеку душу.

— Знаешь, Александр, никуда я тебя не отпущу, с таким ранением ты бы давно умер в вашем госпитале, а тут и специалист, да и к тайне ты уже допущен, поэтому нет уже у тебя нормальной жизни без нас и нашего бункера. Я с товарищем Берия согласую этот вопрос.

Он согласно закивал, а глаза радостно загорелись. И перед уходом решил его чуть подколоть:

— Да и Ольге нормальный защитник нужен, натерпелась девчонка.

Не слушая его ответа, убедившись, что и тут все под контролем, ушел из медицинского бокса в серверную, где, судя по времени, уже должны были закончиться расчеты.

При расчете новых точек я постарался поискать зависимость между координатами выхода и параметрами энергетики волновой линзы. Сделал несколько предположений и по выходу третьей точки, можно будет в первом приближении рассчитать поправочные коэффициенты для нынешних географических координат расположения большого портала.

В три часа ночи сервера радостно пискнули спикерами, известив о том, что вычисления закончены. Я быстро по сети перегнал установочные данные на пульт управления и стал калибровать установку, исходя из новых параметров. Вскоре появился Борисыч, которого я в приказном порядке вызвал перед отключением установки, как еще одного неплохого специалиста в электронике и в компьютерной технике. С ним мы работали по отработанной схеме, и через полчаса параметры были введены и установка была готова к запуску. Тут уже не было времени на соблюдение всех мер предосторожности, поэтому, сделав несколько пробных запусков и еще раз настроив установку, зафиксировав конечные устойчивые параметры для работы, мы запустили на продолжительный срок, выставили в окно штангу с антенной и включили тестовый радиосигнал. В это время запустили малый портал и с помощью установки радиопеленгации попытались обнаружить место выхода портала. Через несколько минут такой работы система, с погрешностью тридцать-сорок километров, указала место на карте.

Все, кто находился рядом, с интересом ждали этого момента. Большой кружок отмечал примерное местоположение точки выхода портала. Судя по координатам, и на этот раз нас ждало разочарование — точка опять была на оккупированной территории в районе города Гостомеля, почти на самой линии фронта, что нас, естественно, не устраивало.

Опять новые данные, вычисления, настройки. Уже пять часов утра, глаза болят, и даже кофе не помогает. Малой, Миронов и Карев, обвешанные оружием, спят сидя на стульях, ожидая от нас результатов. Еще одна проба.

Включаем, настраиваем, перенастраиваем. Все уже делается почти на автомате, и усталый мозг уже не в состоянии нормально воспринимать информацию, но и сейчас установка настроена и готова к запуску. Включаем. Гудение генераторов, ударная группа готова, и опять проводим попытку триангулировать наше местоположение. Через десять минут жирная точка вероятного выхода в 1941 году уже находится в районе города Борисполь, под Киевом. Я уже был не в состоянии, а появившаяся жена вывела карту боевых действий и почти однозначно дала заключение, что сейчас нам повезло. Чтобы однозначно определиться с местом, необходимо послать разведывательную группу в близлежащий населенный пункт и получить точные координаты.

Пока я, снайперская пара и Карев готовились для выхода на ту сторону, переодеваясь в советскую форму, готовя оружие и документы, в Москву пошла радиограмма.

«Странник — Центру.

Получена новая точка выхода. Район Борисполя под Киевом. Точные координаты уточняем. При возможности вступаем в контакт с местными органами госбезопасности под легендой Кречетова. Просим подтвердить легенду и отправить группу для контакта. Время ограничено, начинаем эвакуацию раненых из-под Фастова.

Странник».

Перед выходом решили проверить портал к группе под Фастовом, заново ввели параметры и убедились, что время перестройки между разными точками выхода составляет не более пяти минут. Пока было время и ждали ответа от Москвы, я снова сходил на ту сторону — убедиться, как идет подготовка к отражению атаки противника. Судя по обстановке в эфире, немцы активно нас искали и, что особенно важно, буквально рыскали в поиске источника помех в радиоэфире. Несколько раз вдалеке пролетали самолеты-разведчики, но пока наш укрепленный лагерь не был обнаружен.

По договоренности с Москвой посланец Канариса отправил радиограмму, и на это время система подавления радиосвязи отключалась. Теперь ждали реакции от шефа абвера. Пока была возможность, в рассветных сумерках я провел совещание со своими командирами. Васильев, Ковальчук, Левченко, Артемьев почти сразу прибежали, когда им сообщили, что есть новости с той стороны.

Все выглядели очень усталыми и вымотанными. Третьи сутки непрерывной беготни, когда нет даже возможности присесть, не то что поспать, сказались на всех. Я сразу взял слово и начал совещание:

— Значит, так, канал на территорию, не занятую противником, мы пробили.

Все уставились на меня, ожидая более точных пояснений.

— Под Борисполем, за линией фронта. С Москвой я уже связался, и сюда скоро высылают группу для обеспечения контакта с нами. Думаю, в свете последних событий мы от правительства СССР пока никакой материальной помощи просить не будем, вермахт нас и так прекрасно обеспечил всем необходимым, поэтому на повестке основная задача — спасение бывших военнопленных, которые себя реабилитировали в боевых действиях и действительно достойны спасения. Жду ваших мыслей по этому поводу, с учетом того, что секретность нашего объекта не должна быть нарушена.

Слово взял Санька:

— Командир, ты правда хочешь весь этот табор прогнать через бункер? Нереально. Тут работы на несколько недель. Надо им еще и глазки завязать, так чтоб они ничего не поняли.

— Я уже думал об этом и заказал кучу снотворного.

— Угу, и людей потравишь, как в «Норд-Осте». Не то. Да и пропажа такой группировки сразу привлечет немцев, вот тогда они начнут точно тут все перепахивать. Как вариант, с той стороны пригнать подкрепления, боеприпасы и тут, в тылу противника, организовать что-то типа плацдарма, который постоянно снабжается и пополняется силами.

— Санька, мне нравится эта идея, только тогда высветим все возможности портала, и где гарантия, что вместе с пополнением и боеприпасами мы в портал не затянем группу захвата НКВД. Как бы ситуация ни развивалась, но на сто процентов доверять своим предкам я не собираюсь. Да и воевать тут не очень хорошо. Леса редкие, местность пересеченная, все достоинства нашей техники не могут быть использованы по полной программе, да и боеприпасов для таких боевых действий у нас уже почти нет. У Т-64 три боекомплекта расстреляли, а если у нас начнется заварушка с Черненко или с отрядом, который прибудет из Украины по нашу душу, или если татары решатся вернуть бункер, который контролирует дорогу через перевал к морю? Мы повоевали, помогли предкам, но полностью ввязываться в конфликт в этом времени я считаю неразумным. Наша сила — это наши знания и опыт. И вчера, и сегодня мы это доказали, надавав немцам по голове. Вы же сами делали видеозаписи, будет что Сталину с компанией показать. Так что начинаем свертывать здесь свое присутствие и готовим для эвакуации в первую очередь тяжелораненых. Понадобятся две крытые машины, загружаем, загоняем в портал, там их принимают и отправляют в госпитали, дальше уже не наши проблемы. Зато будет возможность избавиться от многочисленной трофейной техники, которой у нас скопилось с избытком. Все, организовывайте первую партию тяжелораненых для эвакуации.

Судя по лицам, не всем понравились мои решения, но тут собрались военные люди, и приказ командира имел более высокий приоритет, нежели собственные мечты повоевать с врагами, про которых смотрели столько фильмов и читали столько книг. Но это реальная жизнь, и немаленькие потери у нашего небольшого отряда уже остудили горячие головы.

В это время в штаб Юго-Западного фронта пришла шифрограмма следующего содержания.

«Начальнику особого отдела штаба Юго-Западного фронта, комиссару государственной безопасности 3-го ранга Степикову.

Вчера, 21 октября 1941 года под Борисполем потерпел аварию самолет специального авиаотряда НКВД СССР. Соблюдая все меры секретности, силами войск НКВД провести операцию по поиску командира и членов группы, майора государственной безопасности Кречетова. При установлении контакта оказать полное содействие в выполнении специального задания Ставки. К вам высылается группа ГУГБ НКВД СССР во главе с комиссаром 1-го ранга Судоплатовым.

Берия».

Глава 5

Мы снова вернулись в бункер и перенастроили портал на точку выхода под Борисполем. Уже было светло, поэтому, переодевшись в советскую форму и вооружившись оружием, которое бы не вызвало нездорового интереса, вышли через портал обратно в 1941 год.

Перед выходом мы выдвинули видеокамеру на штанге и перед нами, на экране ноутбука открылся вид убранного поля, где были сложены несколько скирд с соломой. Вдалеке было видно какое-то поселение, поэтому мы просто вышли на ту сторону и снайперы, как всегда выглядевшие, как лешие, привычно попрятались, а мы с Санькой, который щеголял в форме старшего лейтенанта НКВД, которая хранилась на складе еще со времен могилевских похождений. Вооружившись автоматами ППД и прихватив радиостанции, мы скрытно направились к населенному пункту, еще неизвестно как там нас примут. А вдруг история идет уже по-другому и в этом районе уже хозяйничают немецкие войска, хотя радиоперехват пока не давал повода для беспокойства. Мы быстро перебежали до небольшого яблоневого сада с уже голыми деревьями и под таким прикрытием приблизились к деревне. К моему неудовольствию, к деревне подходили столбы телефонной связи, и о нашем появлении здесь сразу будет доложено, что привлечет ненужный интерес.

Наблюдая за населенным пунктом и прекрасно понимая, что каждая минута промедления потом будет оплачена гибелью наших солдат, мы, почти не скрываясь, с Артемьевым, который получал истинное удовольствие от ситуации, при незримой поддержке наших снайперов открыто вошли в поселок. Почти сразу наткнулись на шестерых детей лет двенадцати. Они подозрительно рассматривали нас, и один, самый смелый, подошел и чуть настороженно заговорил, поглядывая на мой орден Красной Звезды.

— Добрый день, товарищи командиры. А вы кого-то ищете?

— Добрый, да, нужен телефон, чтобы связаться с городом. Тебя как зовут?

— Артем.

— Ну вот, Артем, как называется ваша деревня, а то мы немного заплутали, и есть ли у вас телефон? Надо срочно связаться с командованием.

Он подозрительно нас оглядел, особенно чистенькую Санькину форму, на которой были видны не обмявшиеся стрелки после глажки, и показал рукой в сторону деревни.

— Так в сельсовете есть телефон.

— Покажешь?

Он замялся, оглянулся на своих друзей, видимо, подмигнул, и пара его спутников с демонстративно равнодушным видом пошла в сторону деревни. В закрепленном наушнике я сразу услышал доклад Малого:

— Феникс, это Кукушка-Один. Детишки через лес побежали.

Я не стал выдавать свои переговоры, да и Санька доклад наблюдателя тоже слышал, поэтому удивленно на меня взглянул. Пришлось доигрывать:

— Хорошо, Артем. Пошли в сельсовет, нужно срочно позвонить в ближайшее отделение НКВД.

На лице мальчика отобразилось удивление, а то я не понял, куда его дружки убежали после того, как увидели необмятую форму на Саньке. Естественно, решили, что диверсанты к ним в гости пожаловали, и сразу рванули в соседнюю деревню или ближайшую воинскую часть за подмогой.

В компании нескольких детей и сопровождаемые заинтересованными взглядами взрослых мы шли через деревню, наслаждаясь октябрьским утром. Плетеные заборы, заботливо ухоженные сады и огороды, с которых уже успели снять урожай. Очень жалко, что скоро все это будет под властью немцев. Санька вертел головой, как американский турист, разве что не хватало дешевого фотоаппарата на шее. Несмотря на серьезность задания, ни я, ни он не чувствовали какой-то опасности и, идя вот так вот, старались наслаждаться моментом. Редко такое бывает: мы уже привыкли или на броне, наряженные в пропахшие потом и копотью камуфляжи, обвешанные железом, либо в темноте, как волки, постоянно замирая от каждого шума. Как бы опомнившись, я снова спросил нашего сопровождающего:

— Скажи, Артем, а как ваша деревня называется?

— Так Городище, разве я не сказал?

— Нет, не говорил.

Я незаметно нажал тангенту гарнитуры и еще раз проговорил название населенного пункта, больше для наблюдателей, чем для себя:

— Значит, деревня Городище. Интересное название, где-то я его уже слышал. Ну ладно. Пойдем позвоним, а то и так много времени потеряли.

В дверях сельсовета нас встретила интересная компания. Мужчина, без руки, но в гимнастерке с орденом на груди, и пара женщин среднего возраста, которые цепко нас рассматривали. Судя по напряженным взглядам, опять приняли за диверсантов и, наверно, даже попытаются нейтрализовать. Вот будет хохма. Пусть попробуют. Газовый баллончик с «тереном» и светошумовая граната как раз были припасены для такого случая.

Я поздоровался с мужчиной, спокойно протянув ему руку:

— Добрый день. Майор госбезопасности Кречетов. Нам нужно срочно связаться с ближайшим отделом НКВД или, если есть возможность, с ближайшей воинской частью.

Мужчина опять пытливо на меня уставился, потом, что-то для себя решив, пожал мне руку, заговорил глубоким, чуть хрипящим голосом.

— Мироненко Борис Сергеевич. Председатель колхоза. Проходите, может, с дороги перекусите?

— Нет, Борис Сергеевич, разве не слышите, что происходит? И так времени мало. Дело в первую очередь.

А сам про себя подумал: «Еще не хватало, чтоб какую-то гадость в еду добавили, а потом будет нас Маринка из коматоза выводить».

Мы прошли в деревянный дом в совершенно обычную комнатку, где стояли несколько письменных столов и пахло дешевым табаком. На стене, как дань моде, висел портрет товарища Сталина, по моему мнению, не похожий на оригинал, учитывая, что я с ним недавно общался. На длинном столе, скорее всего, используемом для совещаний, стоял графин с водой, и Санька, который всю ночь для бодрости хлебал немецкий трофейный кофе и теперь маялся от изжоги, попросил воды. Получив разрешение, он набулькал в стакан и, бросив в рот таблетку, которую выпросил перед самым выходом у Маринки, запил ее, сделав несколько жадных глотков. Мироненко, уже спокойнее смотревший на нас и на наши уставшие и осунувшиеся лица, предложил воспользоваться телефоном, который стоял у него на столе, как символ власти.

— Борис Сергеевич, давайте вы сами соедините с городом с отделом НКВД, а я поговорю. А то вы думаете, что мы не видим, как вы нас тут за фашистских диверсантов принимаете?

Он долго с кем-то ругался, кому-то что-то доказывал, но через три минуты он смог соединиться с Бориспольским городским отделом НКВД, где нам ответил дежурный. Я спокойно взял трубку и уверенным, но чуть уставшим голосом начал разговор.

— Добрый день. Майор государственной безопасности Кречетов. Представьтесь.

Пауза. Дежурный на том конце немного впал в ступор, но потом ответил:

— Сержант Воскобойников.

— Сержант, мне нужен кто-то постарше званием.

— Так все на выезде, товарищ майор.

— Мне нужна срочная связь с особым отделом любой воинской части поблизости не ниже уровня дивизии.

— Так, товарищ майор, ничего не знаю. Лейтенант Невлюдов уехал в Киев, остальные тоже на выезде, я тут один.

Я почувствовал, что начал заводиться. Как мне это знакомо, когда никого нельзя найти на рабочем месте и решить реально серьезные вопросы, все всегда заняты, а потом как только поставишь их по стойке смирно да фигурально надаешь по голове, начинают вякать что-то в свое оправдание. Значит, придется подстегивать работоспособность сержанта.

— Значит, так, сержант. Я еще раз представлюсь. Майор главного управления государственной безопасности Кречетов. Мне срочно нужна связь с особым отделом любой дивизии, корпуса или с управлением НКВД в Киеве, они тоже должны быть извещены. Если через десять минут ты мне не доложишь о выполнении задания, я лично приеду к вам в гости и тебе и твоему лейтенанту натяну жопу на уши, ты меня понял? Жду звонка. Запомни, деревня Городище. Всё.

И бросил трубку. Рядом стоял Санька и улыбался, забывшись, он хохотнул и выдал фразу:

— Да, командир, не перестаешь меня удивлять, второй раз тебя таким вижу.

— И когда был первый раз?

— А когда в Севастополе начальник склада форму зажилить пытался. Ты тогда так же на него наехал. Ох, не любишь ты зажравшихся тыловиков.

Я ухмыльнулся, вспомнив ту историю, когда зажиревшему прапору со склада, попытавшемуся накрутить с формой для нашей роты, в штаны засунули учебную РГДшку. Меня тогда никто и наказывать не стал, знали же, что мы постоянно в рейдах, поэтому ну не то чтобы считали кончеными отморозками, но репутация людей несколько неадекватных от постоянной крови закрепилась.

— А кто их любит?

Устало вздохнул и без разрешения сел на чуть скрипнувший стул.

— Ладно. Санька, нужно что-то с ранеными делать. Пока они тут закрутят механизм и сюда прибудет охрана, пройдет часа два, не меньше. А помощь нужно оказывать сейчас.

Я откинулся на спинку стула и устало потер рукой шею, пытаясь хоть как-то стимулировать мыслительные процессы.

Во все время этого разговора председатель колхоза пытливо на нас смотрел, а после фраз про тыловиков чуть улыбнулся и взгляд его подобрел. Он набрался смелости — понял уже, что для диверсантов мы слишком нестандартно выглядим, — и спросил:

— Товарищ майор, а что там с ранеными?

— Да, наверно, вам придется подготовиться для приема раненых. Много их. И главное — никаких вопросов: кто, где, откуда — не задавать. Понятно?

Он уверенно кивнул, понимая, что мы тут не просто так появились. Как бы в подтверждение наших слов зазвонил телефон, Мироненко поднял трубку, ответил, потом почти торжественно протянул мне трубку: «Вас».

— Да, слушаю.

Хрипы и почти неразборчивое звучание меня, разбалованного цифровыми технологиями начала двадцать первого века, порядком раздражало. Там раздался голос сержанта, с которым буквально несколько минут назад разговаривал:

— Товарищ майор государственной безопасности. Дежурный по Бориспольскому городскому отделу НКВД сержант Воскобойников.

«О, как запел, значит, уже фитиля получил и ориентирован на полный прогиб перед московскими гэбешниками», — чуть улыбнулся про себя я.

— Докладывайте, сержант.

— Товарищ майор, связался с Киевским управлением и получил указание оказывать полное содействие. Просили передать, что выслали группу вам в помощь, но когда она будет — неизвестно, все дороги находятся под постоянными налетами германской авиации и забиты беженцами.

— Хорошо. Я вас понял. Мне нужны все сотрудники НКВД, которых сможете собрать и отправить в деревню Городище. Если надо, приказ продублируют из Москвы. Еще нужны врачи для оказания помощи раненым, которых будет много. И водители для трофейной техники. Обеспечьте связь с близлежащей воинской частью. Лучше, чтоб прислали взвод бойцов, но в нынешних условиях это нереально. Все, выполняйте.

Положив трубку, я устало обернулся к Саньке, который с интересом слушал мой разговор.

— Ну что? Помощи не будет?

— Не сейчас. Пока они найдут людей, пока сюда пригонят, пройдет куча времени. Надо начинать эвакуацию раненых и трофейной техники.

— При дневном свете? Засветимся.

— А что делать?

Я нажал тангенту гарнитуры и уже по привычке, чем обдуманно, вызвал базу.

— База, это Феникс, что там слышно с плацдарма?

— Пока диверсионные группы разгромили несколько передовых дозоров, зенитная артиллерия отогнала попытку штурмовки фронтовой авиацией противника.

— Понятно. Но все равно нужно спешить. Передайте сигнал на подготовку к отправке машин с особо тяжелыми. Будем здесь принимать.

До Борисполя было не так далеко, поэтому где-то через час в село влетела полуторка, в кузове которой стояли четверо сотрудников НКВД и трое милиционеров, видимо, собрали всех, кого можно было. Честно сказать, на душе стало погано. Реально этим людям надо сейчас быть на дорогах, вылавливать немецких диверсантов, а они, бросив все, принеслись в эту деревню.

Из кабины выскочил молодцеватый лейтенант и, быстро разобравшись в знаках различия, сразу подбежал ко мне и представился:

— Товарищ майор государственной безопасности, лейтенант Невлюдов, начальник Бориспольского отдела НКВД, со всеми собранными сотрудниками отдела и с тремя привлеченными милиционерами прибыл в ваше распоряжение.

— Вольно. Хорошо, что так быстро. Значит, так, лейтенант. Сейчас вон на том поле будет происходить эвакуация сверхсекретной техники, которую даже вам видеть нельзя, поэтому позаботьтесь о том, чтоб все, повторяю все, жители деревни, особенно дети, были собраны в одном месте под присмотром ваших людей и никак не смогли бы стать ненужными свидетелями. С председателем колхоза согласуете список жителей и по списку проконтролируете общий сбор. Вы сотрудник органов, должны понимать, какие могут быть последствия. Все, у вас полчаса.

Усталый лейтенант опять отдал честь и сразу деловито пошел к председателю колхоза составлять и согласовывать списки и готовиться к сбору сельчан.

Санька стоял в стороне, молча следя за развитием событий.

— Командир, а мне что делать?

— То, что и всегда. Берешь ментов и расставляешь посты так, чтоб к полю ни одна морда не прошла, пока мы туда будем технику пригонять.

Санька довольно улыбнулся. Покомандовать милицией ему редко удавалось, а точнее, еще никогда. Он в свою бытность контрактником Севастопольского полка морской пехоты Черноморского флота Российской Федерации обычно с ними только дрался, вешал «фонари», а потом профессионально уходил от погони, за что у него некоторое время был позывной Фонарщик.

— Понял. Покомандовать ментами — это я всегда «за».

— Ну вот и приступай, не только мне одному тут «гэбню» строить.

Санька деловито подошел к стоявшим возле побитой и потрепанной полуторки, в ожидании распоряжений, сотрудникам НКВД и милиционерам и, сразу определив старшего по званию, отвел его в сторону и стал грузить, с присказками и морскими заходами, сразу выпятив свою военно-морскую сущность. Если б я его не заставил снять тельняшку, он, наверно, сейчас расстегнул пуговицы до пупа и красовался полосатой душой перед робеющими от присутствия московского начальства сотрудниками милиции.

Я не выдержал такого зрелища, поэтому строгим голосом прикрикнул:

— Старший лейтенант Артемьев, делом занимайтесь, а не языком чешите.

Санька обиженно засопел, но перечить не стал, знает ведь, что в таком состоянии со мной лучше не спорить.

— Все на контроле, командир.

— Хорошо, я пойду с Невлюдовым пообщаюсь.

Вокруг нас уже стал собираться народ, заинтересованный появлением машины и сотрудников внутренних дел. Мальчишки, принявшие нас за диверсантов, с интересом наблюдали, как развиваются события, а приехавший лейтенант подчеркнуто уважительно разговаривал со мной.

— Лейтенант, как вариант, можете привлечь вот этих детишек для оповещения и проверки домов. Они тут всех должны знать. И еще…

Невлюдов внимательно на меня уставился, ожидая новой серии откровений.

— Что там со связью с воинскими частями и врачами?

— В пяти километрах стоят химики и зенитчики из 64-го стрелкового корпуса. Я связался со штабом, оттуда должен прибыть лично начальник особого отдела, они уже в курсе о вас.

— Хорошо, работайте по плану.

Тот согласно кивнул и продолжил выполнять мое задание.

Пока было время, я отошел в сторону и связался с базой. Там доложили, что начался бой с немцами, но пока давят не сильно, прощупывают позиции силами разведбатальона, часть которого попала в засаду и была уничтожена при поддержке БТРа и Т-64. Такие новости меня немного успокоили, были некоторые сомнения относительно Васильева, но Вадим пока все делал правильно и особых нареканий не вызывал.

Через полчаса, пока я подкреплялся свежим молоком и куском хлеба, предложенными женой председателя колхоза, подошел Санька и доложил, что все идет как надо и минут через двадцать можно будет перевозить первую партию раненых. Тем более из госпиталя приехал врач и с ним несколько медсестер.

— И среди них есть даже парочка весьма симпатичных.

Я чуть не взорвался.

— Блин, Саня, у тебя жена первая красавица, а ты все по сторонам головой вертишь. Оно тебе не надоело? Может, остепенишься, вон, и сыну год исполнился?

— Так, командир, я аппетит нагуливаю, а есть-то все равно дома буду.

Стоявший рядом милиционер средних лет захрюкал вместе с нами от вроде бы незамысловатой шутки.

— Ладно, шутки в сторону. Ты тут остаешься старшим, отвечаешь за режим секретности. Смотри, чтоб ни одна морда не смотрела в сторону поля, когда там начнут выезжать грузовики с ранеными. А я в бункер, проконтролирую процесс изнутри.

Санька кивнул, и мечтательное выражение сразу исчезло, и лицо его стало серьезным.

— Сделаю, командир.

Я подозвал Невлюдова, дал последние распоряжения и быстрым шагом пошел через поле к точке выхода. На связь вышли снайперы, которые до сих пор контролировали обстановку, и доложили, что к деревне приближаются несколько машин, забитых красноармейцами. Пришлось остановиться и идти навстречу вновь прибывшим.

Когда подошел ближе, машины въехали в деревню, остановились возле здания сельсовета, и из них стали выпрыгивать около тридцати красноармейцев во главе с майором, который, по идее, должен быть начальником особого отдела корпуса.

— Начальник особого отдела 64-го стрелкового корпуса майор Первухин, — представился он сразу, как только разглядел мои знаки различия.

— Майор Кречетов, главное управление государственной безопасности.

Он немного замялся, но пересилив себя, снова заговорил, но в голосе проскочили виноватые нотки:

— Товарищ майор. Мы проинформированы про вас, но не могли бы вы показать документы? Сами понимаете, порядок есть порядок.

— Конечно. Вот.

Я протянул ему свои документы, среди которых была бумага за подписью Берии об обязательном содействии майору Кречетову всеми сотрудниками органов внутренних дел и государственной безопасности. Особист внимательно прочитал все, особенно задержал взгляд на «бегунке» от Берии, все вернул, отдал честь и спросил, в чем будет состоять его помощь, при условии, что рядом фронт, который вот-вот будет прорван.

Мы отошли в сторону.

— Вот что, майор. Сейчас на вашу голову свалится куча раненых и еще большее количество немецкой трофейной техники. В основном грузовики и тягачи. Откуда они и как сюда попали, является государственной тайной. С этого момента вы должны понять, что живым к противнику в плен вы не должны попасть.

— Да я…

— Не перебивайте. Это еще не все. Скоро здесь появится группа главного управления государственной безопасности, скорее всего, командовать будет комиссар второго ранга Судоплатов. На вас сейчас — обеспечить полный контроль над окрестностями, чтоб ни одна мышь не проскочила. Понятно? За режим секретности будет отвечать старший лейтенант Артемьев. Он в курсе операции и в случае чего сможет пояснить и уберечь от ненужного любопытства.

Майор озадаченно смотрел на меня, видимо, решая, издеваюсь я или сошел с ума, но специфика службы в органах госбезопасности такова, что идиоты и сумасшедшие здесь не задерживаются, поэтому молча кивнул и приступил к выполнению задачи.

Я наконец-то смог пройти к порталу и, убедившись что никто не наблюдает — Санька неплохо всех застращал, — перешел в бункер.

Через пять минут параметры портала были настроены на координаты точки выхода под Фастовом, и, включив систему, накинув на себя бронежилет и прихватив автомат и одноразовый гранатомет, я выскочил на ту сторону.

Как такового боя пока не было. Судя по звукам, на подступах к лагерю раздавалась стрельба, гулко постукивали КПВТ БТРов и короткими очередями трещали трофейные MG-34, которых было в избытке у обороняющихся.

Недалеко от точки выхода дежурила пара бойцов из нашего отряда, они сразу опознали меня и пропустили в сторону лагеря. Я связался с Васильевым, который руководил обороной. Но поговорить со мной он не мог, так как именно в этот момент перестреливался с немецкой противотанковой батареей, которая успела развернуться и встретила контратаку русских плотным огнем. Опять тактические характеристики советского танка конца двадцатого века сыграли весомую роль, и после нескольких выстрелов из пушки танка, который постоянно маневрировал и крутился самым невозможным образом для столь тяжелой махины, немецкая батарея затихла. Поэтому рывки танка и БТРа, которых сопровождала жидкая цепочка пехоты, остались безнаказанными, немцы откатились, оставив на поле боя четыре уничтоженные и раздавленные пушки и около тридцати убитых человек. Таким образом, используя техническое превосходство в бронетанковой технике и радиосвязи, удавалось сбивать передовые отряды противника, но ближе к вечеру ожидалось прибытие основных частей двух пехотных дивизий и методичное сжимание кольца и уничтожение артиллерией, которой немецкие части были оснащены с избытком. После очередного боя, когда Т-64 вернулся в лагерь для пополнения боекомплекта, я мог нормально пообщаться с Васильевым.

— Ну что, командир, долго там еще? Мы пока им по голове даем и особо резвых на место ставим, но они уже подтягивают тяжелую артиллерию и, несмотря на отсутствие радиосвязи, начинают активно нас долбить при контратаках. В таких условиях сможем ну до завтрашнего обеда развлекаться, потом они нас просто задавят числом и перевесом в артиллерии.

— Да все понимаю. На той стороне уже готовятся принимать грузы. Сейчас начнем перетаскивать сначала раненых, потом технику и ночью постараемся всех вывести на ту сторону, а там пусть уже сами решают. Мы и так план перевыполнили. Что там радиоразведка? Танковый батальон уже подошел?

— На подходе, ближе к вечеру будет, хотя интересно с немецкими «троечками» и «четверками» пободаться.

Я оглядел с ног до головы такого же уставшего человека, на лице которого сверкала довольная улыбка. Несмотря на красные от недосыпа глаза, в них был только азарт воина, готового рвать противника, пока есть силы. Как он отличался от того хмурого и замкнутого капитана Васильева, с которым мы общались буквально недели две назад в «Шишиге» Борисыча, переделанного под передвижной штаб. Тогда он принимал решение об уходе из отряда Черненко. Сейчас передо мной стоял совершенно другой человек, который живет и светится от наполняющей его энергии. Я его шутливо чуть пожурил.

— В войнушки не наигрался? А если тебя подобьют? Придется сверхсекретную для такого времени технику оставлять противнику?

— Да, командир, понимаю все. Но знаешь, после той деревни и станции, как второе дыхание открылось. Так и хочется давить гадов.

— Вадим, ты хороший офицер, с мозгами и с выдержкой, не подведи. Продержись до вечера.

— Сделаю.

— Ну вот и хорошо. Прямо сейчас и начнем эвакуацию.

Обговорив еще несколько моментов, я отправился к порталу, где уже дожидались два тентованных грузовика, забитых ранеными. Управляли машинами мои бойцы, поэтому, убедившись, что лишних глаз нет, дал команду на выдвижение из портала пандуса, и с помощью лебедки сначала затянули один, а потом и другой грузовик. Поднявшись по пандусу, попав в наше время, тут же выключил установку и приступил к ее перенастройке на точку выхода возле Борисполя. Пять минут пролетели незаметно, компьютер пискнул, что настройка и калибровка закончены, включил портал, убедился, что канал работает стабильно, выпрыгнул на ту сторону, не увидев на поле никого, кроме Саньки, дал снова команду на выдвижение пандуса и спуск грузовиков. Медленно и осторожно раскручивалась лебедка, стравливая трос, опуская по направляющим тентованный грузовик с ранеными, которые в реальной истории уже должны были бы умереть или «достойно» трудиться в концлагерях во имя процветания рейха. Спустив машины и отъехав в сторону, водители поднялись обратно в бункер, надели защитные костюмы, вышли на улицу и стали загонять захваченные еще под Нежином грузовики, которых у нас было около тридцати штук. Спустив таким образом еще десять грузовиков, бойцы молча кивнули и вернулись в бункер. Борисыч, который сидит на пульте управления, отключил портал и стал настраивать его обратно на плацдарм под Фастовом, где готовились к отправке еще два грузовика с ранеными.

Я направился в деревню, уже в сопровождении Карева, где с нетерпением ждал майор Первухин. Подойдя к нему, негромко и устало сказал:

— В поле двенадцать трофейных грузовиков, два из них загружены ранеными, которым нужно оказать помощь. Ищите водителей и забирайте машины, транспорт можете использовать для нужд вашего корпуса, будете передавать другим частям или себе оставите, меня это не волнует. Главное, чтоб трофейная техника служила Красной Армии.

На лице майора отразилась довольная улыбка. О проблемах с транспортом в частях он знал не понаслышке.

Глава 6

Подошел Артемьев и сразу поинтересовался положением дел на плацдарме.

— Да пока немцы оборону прощупывают. А так отгребли немного, когда попытались чуть ли не походными колоннами к лагерю прорваться. Сейчас все по правилам делают, развернули боевые порядки, рассредоточили артиллерию и протянули «полевку» для корректировщиков. Если до вечера не будет сильного штурма, то до утра мы всех оттуда успеем вытащить.

Санька снял форменную фуражку и потер шею. До меня только сейчас дошло, что он копирует мой жест. Неужели подражает своему командиру, иногда такое встречается. Я повернулся к Кареву:

— Егор, мы и Артемьев возвращаемся, тут скоро должен Судоплатов появиться с компанией осназовцев, ты это дело держи на контроле, смотри, чтоб технику, которая у нас долго стояла, обязательно почистили от радиоактивной пыли. Кукушек я забираю, там сегодня очень жарко будет.

— Угу, понял. Товарищ майор, может, мне с вами? А то вы там воевать будете, а я тут машины мыть?

Я смотрел на его грустное лицо и прекрасно понимал этого парня.

— Тут ты прав, Егор. У меня нет времени, но ты сделай вот что: если нас там реально прижмут, то, возможно, понадобится помощь. Попробуй тут найти людей, собрать хотя бы роту на случай экстренного вызова. Понял?

— Думаете, понадобится?

— Не исключаю. Тебе, Егор, я доверяю и уверен, что ты не сделаешь ничего такого, о чем потом будет стыдно перед нами, вашими потомками. Ну ладно, что-то заболтались мы, давай действуй.

К трем часам дня мы уже перегнали под Борисполь двенадцать машин с ранеными и практически весь автопарк, захваченный нами под Нежином. Необходимости в таком количестве грузовиков у нас не было. Оставили себе на всякий случай парочку «Опель-Блицов» и штуки четыре полугусеничных тягача, которые вполне пригодятся в хозяйстве.

Убедившись, что Егор великолепно выполняет возложенные на него обязанности, я перешел в бункер, переоделся в камуфляж, надев бронежилет, каску, и снова вернулся на наш плацдарм, который уже подвергался массированным налетам немецкой авиации и непрерывно обстреливался артиллерией. По ушам ударил грохот близкого разрыва, и мне пришлось падать на землю и отползать к небольшому окопчику, предусмотрительно отрытому бойцами. Там сидел Валера Бойко и бинтовал себе руку, при этом помогая зубами, удерживая конец бинта.

— Ну что, командир, как оно там?

— Да нормально, ждут, только под таким огнем кого-то вывозить будет верхом идиотизма.

— Ничего, скоро уже стемнеет. Недолго осталось.

Когда артобстрел прекратился, я в сопровождении Малого и Миронова перебежками двинулись в сторону лагеря. По дороге связался с Левченко.

— Питон, на связь.

Через несколько секунд мне ответили.

— На связи, Феникс.

— Ну что там?

— Да долбят по квадратам. Пару раз пытались сунуться, но Мозг им вломил. Тут много артиллеристов оказалось, большинство — офицеры, так что немцы тоже огребают.

— Хорошо, молодцы, главное — до темноты продержитесь, рванем отсюда по темноте, за Днепром уже ждут.

— Дело, командир.

Пока была возможность, я шел через лагерь, смотря на людей, деловито готовящихся к бою. Никто не суетился, не бегал, люди занимались привычным делом — воевали, готовились уничтожать врага. Меня узнавали, пытались рапортовать, но я просто махал рукой и шел дальше. Что-то мне подсказывало: в ближайшее время, что осталось до темноты, нас ожидает очередной, но весьма серьезный штурм.

На импровизированном командном пункте меня уже поджидал Левченко, Ковальчук и прибежавший чумазый Васильев, которого оторвали от загрузки танка боеприпасами. Тут же присутствовал майор Галата, командовавший стрелковым батальоном, выделенным и укомплектованным по особому образу. Мы по максимуму постарались насытить бойцов автоматическим оружием, и на каждое отделение приходилось минимум по два трофейных пулемета. На базе бронетранспортеров были сформированы две штурмовые группы под командованием старшего лейтенанта Ковальчука, куда входили несколько бойцов из нашего времени, в качестве командиров отделений, гранатометчиков, специально подобранных красноармейцев и командиров. Артемьев снова командовал отрядом диверсантов, укомплектованным людьми, служившими преимущественно в разведке и знающими минно-подрывное дело, для усиления с ними будет работать наша снайперская пара. Павлов умудрился сформировать одну гаубичную батарею и одну противотанковую, укомплектованную исключительно трофейными пушками. Особым подразделением был реактивно-минометный взвод, укомплектованный двумя станковыми противотанковыми гранатометами СПГ-9 и двумя АГС-17, для усиления в этот взвод включил два пулеметных расчета. Это был мой резерв, подготовленный для локализации прорывов противника. На фоне беспрецедентной для Красной Армии радиофикации всего отряда, причем исключительно защищенной от прослушивания связью, и полным отсутствием таковой у противника наши шансы серьезно испортить немцам настроение были весьма велики.

Отдельное внимание уделили формированию танковой группы, которую возглавил капитан Васильев. Туда вошла вся техника, которая имела хоть какое-то сносное бронирование и средства борьбы с танками противника. Вид потрепанного, растерявшего почти все элементы динамической защиты, но не побежденного Т-64 вселял уверенность, что и сегодня немцам придется несладко, к нему в компанию определили БМП-1, БМП-2 и трофейную немецкую «троечку», к которой прижился Шестаков со своими людьми.

Устали все, людям обязательно нужен был отдых. Поэтому все прекрасно понимали, что надо дождаться темноты и уходить. Никто не заикался о том, чтобы бросить бывших военнопленных и уйти в свое время, и я был рад, что не ошибся в своем выборе. Действительно подбиралась команда единомышленников, и уже после всего вряд ли кто-то из них захочет вернуться к Черненко. Именно этого я и добивался, произошло перерождение разрозненной группы обездоленных и потерявших надежду осколков старого мира, и теперь рядом со мной воевали уверенные в себе и своем деле люди, пережившие подлость, продажность нашего мира, страшную войну, разрушения. Они отбросили все это как ненужную шелуху. Я их прекрасно понимал, такое же чувство испытывал тогда, под Могилевом, когда ходил в атаку и забрасывал немцев бутылками с зажигательной смесью.

В бое наступила короткая пауза, и грохот вражеской артиллерии затих. Я примостился в окопе, выкопанном руками бывших военнопленных, и осматривал нашу линию обороны, хотя мысли постоянно перескакивали на окружающую нас природу.

«Вот и октябрь заканчивается. Середина осени, а все еще так тепло, днем, наверно, градусов пятнадцать — двадцать было, лес вон почти весь осыпался, красиво… Вытащить бы сюда моего Славку со Светланой да побегать в саду, воздух здесь как чистый кислород, не надышишься, — как-то неожиданно пришла мысль. — Ведь, кажется, совсем недавно, в конце июня, мы ввязались во все это, а уже октябрь. Столько всего произошло, приобрел новых друзей, с которыми реально уже и в разведку ходил, и под пулями бегал. А ведь уже сколько раз мог бы и погибнуть. Все-таки отмолила Светка меня перед Богом, не будет же на пустом месте такого везения, сколько народа вокруг погибло».

Мысли перешли на Артемьева, который со своими людьми ушел в леса и готовился устраивать диверсии на дорогах. Трудно ему будет. Листва на деревьях почти осыпалась, и такой вольготной жизни, как летом, у него не будет, да и немцы наверняка попытаются так же небольшими группами прорываться к узлам обороны. Правильно Левченко сделал, что расставил несколько секретов с пулеметами.

Опять задумался о перипетиях судьбы, рассматривая бойцов, которые рядом со мной сидели в окопе и покуривали трофейные немецкие папиросы. Неприятный дым дешевого табака немного раздражал меня, но в среде, где все курят, трудно быть некурящим, пришлось научиться терпеть. Да и тут была другая ситуация, может, для некоторых из них это последняя папироса. Пожилой майор с сединой на висках и с малиновыми петлицами искоса поглядывал на меня, пытаясь скрыть свой интерес. Я устало повернул к нему голову:

— Вы что-то хотели спросить?

Он замялся, с некоторой поспешностью и стыдом запахнул разорванную на груди гимнастерку, но, пересилив себя, заговорил, но нормально и без подобострастия. Здесь, в окопах, все равны перед пулей.

— Товарищ майор государственной безопасности, хоть сейчас можете рассказать, что нас ожидает и зачем это все?

Несколько сидящих тут же бойцов замолчали, внимательно прислушиваясь к нашему разговору, ведь все время, пока они с нами общались, от людей в камуфляжах они слышали только команды, а поговорить по душам так и не получалось.

— Как вас зовут?

— Майор Зинин.

— Имя, отчество?

— Александр Матвеевич.

Я не стал что-то строить из себя. Поэтому просто стал рассказывать:

— Так вот, Александр Матвеевич, сейчас против нас тут действуют две пехотные дивизии 6-й полевой армии вермахта. Эти дивизии сняты с фронта, и для усиления к ним перебрасывают танковый батальон. Как военный человек, вы должны понять, что значит из порядков наступающей армии отвлекать такие силы.

Он понимающе кивнул головой. Сидящий рядом с ним долговязый капитан коротко бросил:

— Киев?

— Он самый. Сами судите. Станцию, с которой снабжалась почти вся армия, разгромили, аэродром фронтовой авиации сожгли, частям 29-го армейского корпуса по голове надавали. Кучу сил на себя отвлекли, даже если мы сейчас все тут погибнем, не сделав ни одного выстрела, то помощь фронту мы оказали. Не знаю, как вы, а я умирать пока не собираюсь и в мои планы входит побывать на Красной площади и на годовщину революции, да и на Первое мая тоже.

— А мы как же? — задал вопрос угрюмый старшина с безобразным рваным шрамом на щеке.

Я устало вздохнул. Опять потер глаза.

— Мы с вами воюем уже пару дней, скажите, я вас гнал грудью на пулеметы или тупо подставлял под артиллерийский огонь?

Ответом была тишина.

— Неужели вы думаете, что в будущем мы вас просто так бросим на убой? Я не политрук и собраний устраивать не собираюсь, людей судят по делам. Думайте, голова вам дана не просто как держалка для ушей?

Народ заулыбался от нехитрой и туповатой шутки.

— Товарищ майор, а что у вас за оружие интересное и танки, таких я никогда не видел?

— Майор, а вам не кажется, что для советского командира, побывавшего в плену у врага, вы задаете много и весьма неприятных вопросов?

Он сразу побледнел, вспомнил, что перед ним сотрудник органов государственной безопасности.

— Я таких танков не видел никогда… Вот интересно, когда такая техника в войсках появится.

— Да вы, наоборот, должны радоваться, что у нас в армии есть такая техника и, главное, люди, которые умеют ей управлять и наносить противнику такой вред.

Чтобы подсластить пилюлю и дать людям надежду, решил чуть-чуть сгладить ситуацию.

— Ничего, скоро такая техника начнет в армию поступать. Это опытные образцы, новое поколение бронетанковой техники. Не завидую я вам, как прорвемся к своим, так столько придется подписок давать о неразглашении обстоятельств этого рейда. Скорее всего, распишут, как вы подняли восстание во время авианалета на станцию, захватили оружие и били немцев. Нас здесь официально не было.

До людей стал доходить смысл сказанного. Некоторые заулыбались, поняв намек, что никто никого бросать не собирается и будем прорываться к обороняющимся у Киева частям Красной Армии.

Раздался противный свист, и прямо перед нашими позициями встал фонтан взрыва тяжелого гаубичного снаряда. Все, кто сидел рядом, синхронно втянули головы в плечи. И по взглядам повоевавших людей можно было прочесть: «Все, началось». Как бы в подтверждение этого по нам замолотили несколько батарей, и позиции сводной бригады заволокло дымом и пылью от многочисленных разрывов.

— Бычок, на связь, — я прокричал в микрофон, потому что даже себя не было слышно в грохоте взрывов.

— На связи, Феникс.

— Где, на хрен, эти батареи? Ты можешь Мозгу дать целеуказание или на крайний случай найти корректировщиков?

— Пока не могу, наткнулись на заслон. Чуть не попались, пытаемся обойти. Со стороны юго-запада слышу многочисленные шумы танковых двигателей.

— Твою мать, может, тягачи?

— Нет, точняк броня идет. Батарея где-то рядом, попытаемся рассмотреть.

— Понял. Сейчас Дровосека осчастливлю. Ты попытайся узнать, по какой дороге они пойдут, но если не получится, отходи.

— Понял, Феникс, работаю.

Я стал вызывать Васильева.

— Дровосек, на связь.

— На связи, Феникс.

— С юго-запада броня идет. Там две дороги. Я СПГшками прикрою одну из них, та, которая южнее, на тебе — вторая. Там севернее — болото и сады, развернуться танкам будет негде. Пропускаешь пять-шесть машин на поле и валишь того, кто на дороге, создаешь пробку, а потом, как в тире, расстреливаешь тех, кого пропустил. Я так же на южной дороге буду развлекаться.

— Феникс, а те, кто на дороге будет? Они ж пробку выбьют и толпой навалятся?

— Там по лесу Бычок шатается и Ковальчук наготове. Сожжем гранатометами в лесу несколько штук, пусть потом такую пробку выбивают. Радиосвязи у них нет, пока очухаются, уже и темно станет.

— Дело. Хорошо придумал. Мы их в поле выпустим, и немцы по нам из гаубиц побоятся садить, чтоб своих не задеть.

— Ага. Так что давай готовься, на все у нас минут десять осталось.

— Понял, Феникс.

Я связался с командиром реактивно-минометного взвода и дал команду выдвигаться к южной дороге, откуда ожидается атака танков противника.

В лесу разгорелась яростная перестрелка, и тут же на связь вышел Артемьев и взволнованно закричал:

— Феникс, мы нарвались, тут больше батальона пехоты идут лесом, давят нас огнем.

— Где вы сейчас?

— Четвертый квадрат.

— Мозг, на связь.

— На связи, Феникс.

— Бычка зажали в лесу. Четвертый квадрат. Дай серию с перелетом, Бычок скорректирует.

— Вас понял.

Через минуту за нашими спинами захлопали трофейные немецкие гаубицы. Даже отсюда, с расстояния больше километра, было страшно смотреть, как в осеннем лесу, почти лишенном листвы, встают черные столбы разрывов, поднимая в воздух деревья и кубометры земли.

Радостно закричал Санька:

— Класс, командир, в самую говядину угодили. Пусть прицел чуть уменьшат. Мы отойти сможем.

— Мозг, слышал?

— Да, Феникс, сейчас сделаем.

Снова загрохотали пушки, и лес заволокло дымом.

— Бычок, что у вас там?

— Нормалек. Двоих потеряли, но оторвались. Фрицы не преследуют. Огребли по самые помидоры и по ходу отступают.

— Выходи к дороге, по которой танки пойдут. Пропускаешь семь-восемь штук, и, когда мы завалим на выходе парочку и сделаем пробку, на тебе — эту пробку увеличить.

— Понял, Феникс.

— Сам справишься?

— Постараюсь, но помощь не помешает. Они снова могут пехоту лесом послать, особенно когда танки завалите.

— Хорошо. Отправлю к тебе Ковальчука для усиления.

— Не помешает.

— Ты корректировщиков ищи, где-то гады засели и из леса за нами наблюдают. Радиосвязи у них нет, значит, полевку кинули.

— Сейчас «кукушек» отправлю, любят они охотиться на таких животных.

— Хорошо, работай.

Через пять минут снова вышел на связь Санька и сказал только одно слово: «Идут».

Почти в это же время по нашим позициям открыла ураганный огонь практически вся немецкая артиллерия, которая была в состоянии до нас дотянуться. Корректировщиков Малой и Миронов нашли и пристрелили, но уже было поздно, наши позиции были нанесены на карты немецких артиллеристов, и они методично растрачивали на нас свои боекомплекты. Высунувшись из окопа, я увидел, как по дороге из леса выезжают немецкие танки, выкрашенные в серый цвет, и сразу расходятся широким фронтом, набирают скорость и несутся в сторону наших позиций. За ними из леса высыпали плотные цепи пехоты и устремились за танками.

Я, как и расчеты противотанковых гранатометов, считал выезжающие на поле танки, почти беззвучно шевеля губами: «Третий, четвертый, пятый, шестой…» После того как на поле выскочил седьмой танк, закричал в микрофон:

— Огонь! Гаси тех, кто из леса выходит.

Но в командах не было необходимости. Справа от меня хлопнул выстрел станкового гранатомета и, пролетев сто пятьдесят метров, реактивный снаряд угодил точно в лоб выезжающей с лесной дороги немецкой «троечке». Танк, как бы натолкнувшись на незримую преграду, резко остановился, по инерции чуть повернулся и замер, окутавшись пламенем. Прямо из-за него вывернулась «четверка» и, остановившись борт к борту с горящим танком, осветилась яркой вспышкой выстрела. Невдалеке от позиции гранатометчиков разорвалось несколько снарядов, не причинив никакого вреда, тут же сразу выстрелил второй расчет, и, как на полигоне, снаряд угодил в «четверку», которая так эффективно загородила выход из леса.

Я обернулся и оглядел наши позиции. Минометный и артиллерийский обстрел наших позиций не прекращался, но стал слабее, видимо, из-за отсутствия корректировки боялись накрыть своих. Немецкие танки набрали скорость, пытаясь преодолеть открытое пространство и раздавить позиции противотанковой артиллерии. Пехота еще пыталась успеть за танками, но попала под массированный обстрел нашей артиллерии и автоматических гранатометов. Четыре трофейные немецкие зенитные малокалиберные автоматические пушки, опустив горизонтально стволы, как заведенные расстреливали боекомплекты по бегущей в поле пехоте. Танкам они ничего сделать не могли, поэтому расчеты имели жесткие команды по распределению целей.

Вокруг стоял грохот. Одно из зенитных орудий исчезло во вспышке взрыва, раскидавшего тела защитников, но люди, понимая, чем грозит прорыв противника, яростно отбивались. На поле уже замерли два танка, один из которых пылал, как костер. Сбоку снова хлопнул гранатомет, и еще один танк замер, окутавшись дымом. Без радиосвязи немецкие танкисты действовали не так эффективно, как обычно, и по сути дела сейчас каждый экипаж воевал сам по себе, выбирая цели, не всегда опираясь на реальную обстановку. Поэтому весь свой огонь они сконцентрировали на противотанковых пушках, резонно предположив их самыми опасными противниками, умудрившись пропустить еще несколько выстрелов из станковых гранатометов. Когда наша противотанковая батарея, составленная из трофейных пушек, была почти полностью уничтожена, на поле остались целыми только два танка, остальные пять уже пылали яркими кострами, освещая в наступающих сумерках поле боя.

С фланга на поле выскочили два бронетранспортера и с расстояния метров в сто, что было почти в упор для КПВТ, открыли беглый огонь по бортам оставшихся танков. Неторопливое грохотанье крупнокалиберных пулеметов, по силе воздействия подобных залповой стрельбе десятков противотанковых ружей, поставило точку на двух последних танках противника. За рванувшими на поле бронетранспортерами поднялись бойцы и с яростными криками бросились в контратаку. Один из бронетранспортеров замер и задымился. Но это уже не могло остановить бойцов. Мне, как командиру, уже не было смысла идти в атаку, но узнать, что случилось с бронетранспортером, не помешало бы.

Попытался связаться с Ковальчуком, но он не отвечал, поэтому пришлось срочно бежать со всеми к дымящему БТРу. Второй остановился невдалеке и из пулемета обстреливал отступающих немцев. К моей радости, ожил пулемет подбитого бронетранспортера, и они в два ствола очень плодотворно проредили толпу убегающего противника, отступление которого, под сосредоточенным огнем, превратилось в паническое бегство.

На бегу связался с Артемьевым.

— Бычок, что у вас там?

Санька азартно ответил:

— Нормально, Феникс, три коробки подожгли, остальные отстреливаются и пытаются развернуться.

Тут он прервался, и я услышал крик:

— Давай гаси его, пока бортом стоит, в стык башни бей… Твою…

Даже я услышал взрыв и увидел, как над лесом поднялся столб огня.

— Бычок! Бычок, что у вас?

Секунд через тридцать Санька ответил:

— Блин, командир, БК рванул, нас тут всех взрывной волной раскидало, гарнитура из уха выпала. Немцы бегут, аж пятки блестят.

— Бычок, что там с Ковальчуком?

— Задело его сильно, вроде жив.

— Отходите, уносите раненых, сейчас к вам Питон с пехотой подойдет. Я к Васильеву, узнаю, что у него там.

— Понял, Феникс.

— Питон, на связь.

— На связи, Феникс.

— Что у вас?

— Нормально, немцев до леса допинали, они и разбежались.

— Выставь охранение — и к дороге, там Бычок развлекается. Выдели команду, уничтожайте танки. Жгите, взрывайте, чтоб их потом только на переплавку можно было.

— Понял, это мы всегда можем.

— Все, я к Васильеву.

К этому моменту я уже подбежал к дымящемуся бронетранспортеру, возле которого суетился Борисыч с огнетушителем, даже не поняв, сам обнял его, и проговорил:

— Жив, чертяка.

На усталом, покрытом копотью лице старого друга отразилась улыбка.

— Не дождешься.

— Что у вас?

— Из ПТРа всадили, движок повредили. Надо утаскивать.

— Потери?

— Да обошлось. Хотя чуть левее — и кранты.

— Ладно, дружище, сейчас отправлю тягач, тащите коробку к порталу. Потом Петрович будет смотреть.

— Угу, понял.

Я вскарабкался на второй БТР и дал команду ехать к Васильеву.

— Дровосек, что у вас?

Веселый и чуть уставший голос ответил:

— Да хреново у нас.

Сердце неприятно заныло.

— Что случилось?

— Да снаряды закончились.

— А что немцы?

В наушнике раздался почти истеричный хохот.

— Да и немцы тоже закончились.

Отсмеявшись, он перешел на деловой тон.

— Одну БМПшку повредили, но там только ходовую задели. Петрович говорит, поднимем. А так настругали супостата, хотя и трудно пришлось. У меня на танке всю внешнюю навеску посбивали, почти живого места не осталось. А у вас там что, командир?

— Да то же самое, навешали «гансам», только один БТР повредили, да с Ковальчуком плохо, зацепило сильно, а так вроде отбились. Тогда готовьтесь к эвакуации и, пока есть время, собирайте трофеи.

Глава 7

Колонна танков 2-го батальона 33-го танкового полка 9-й танковой дивизии подходила к месту сражения с окруженными русскими в глубоком тылу 6-й полевой армии вермахта в районе города Фастов. Командир второй роты, обер-лейтенант Рудольф Деме, примостился в башне штабного танка и внимательно осматривал вытянувшуюся по обочине дороги колонну пехотной дивизии, тоже снятой с фронта для уничтожения окруженной группировки русских. Откуда они тут появились, обер-лейтенант пока не имел представления, поэтому ждал разъяснения обстановки от командира батальона, капитана Альберта Брукса. Их 9-ю танковую дивизию только три дня назад как вывели во второй эшелон на отдых и доукомплектование после понесенных потерь под украинским городом Полтавой, где русские уже несколько недель оказывали ожесточенное сопротивление. Попытки прорыва танковых дивизий 1-й танковой группы постоянно наталкивались на подготовленные позиции противника, которые каждый раз приходилось взламывать с неимоверными потерями для элитных частей вермахта. По сравнению с французской и балканской кампаниями война на Восточном фронте уже остудила умы особо ярых поборников стремительных ударов. Первые победы начального этапа войны, бескрайние просторы России вскружили многим головы, но жесткая действительность быстро расставила все на свои места. Вроде как рыхлая и неповоротливая армия русских быстро училась воевать, и с каждым захваченным городом ее сопротивление только усиливалось и становилось более изобретательным. Как оказалось, у русских были новые танки, по тактическим характеристикам часто превосходившие легкие и средние бронемашины вермахта, и только благодаря надежно налаженному взаимодействию с артиллерией и авиацией удавалось громить полчища противника, с маниакальным упорством пытающиеся остановить военную машину Германии.

Но все меняется. Русские научились эффективно использовать свои танки и мастерски организовывать артиллерийские засады, а не вставать стеной в поле, становясь великолепными мишенями для немецкой артиллерии. Теперь они атаковали с коротких дистанций и расстреливали немецкие машины до последнего снаряда, даже из подбитых и горящих танков. Ожесточение последних боев сильно сказывалось на психологическом состоянии личного состава вверенной ему роты. Вот и сейчас неизвестно откуда взявшиеся в тылу 29-го пехотного корпуса русские смогли нанести серьезный урон, и для их локализации и уничтожения пришлось снимать с фронта две пехотные дивизии и танковый батальон из 9-й танковой дивизии.

Изматывающий марш-бросок, прерываемый на дозаправку и техническое обслуживание техники, продолжался целый день. Исходя из срочности задачи, на обочинах дороги пришлось оставить несколько машин, вышедших из строя, ремонт которых не мог быть произведен в течение получаса, в результате чего батальон сократился аж на шесть машин. Когда колонна приблизилась к месту нахождения окруженной группировки русских, начались странные проблемы со связью. С большим трудом удавалось связаться с находящимися рядом танками, а связь между командирами рот и батальона вообще отсутствовала. Такие странные явления вызывали опасения, и никто не сомневался в неприродном происхождении этого явления.

Батальон прибыл в район сосредоточения, и колонна остановилась, до наступления сумерек оставалось не больше полутора часов. Вдоль колонны от экипажа к экипажу голосом передали приказ командира батальона о сборе командиров рот на совещание. Быстро приведя себя в порядок, обер-лейтенант Деме ускоренным шагом двинулся в голову колонны к машине командира батальона. Там уже ожидали командиры первой и третьей рот. Возле капитана Брукса стоял незнакомый капитан, по знакам различия принадлежавший к пехотной дивизии, части которой обогнали на марше. Командир батальона деловито раскрыл планшет с картой и стал быстро обрисовывать ситуацию:

— Господа офицеры. Как и ожидалось, необычные проблемы с радиосвязью — дело рук русских, которые окопались возле деревни Андреевка, оборудовав достаточно серьезные укрепления. По данным разведки, нам противостоят элитные коммунистические части НКВД, которые имеют на вооружении несколько танков. В течение вчерашнего дня они разгромили несколько концентрационных лагерей с военнопленными, освободили их и вооружили нашим оружием, после чего напали на станцию, разграбили ее и попытались прорваться к фронту, но, натолкнувшись на части 29-го корпуса, повернули на юг и атаковали аэродром полевой авиации, уничтожив более тридцати самолетов люфтваффе. Учитывая, что основные силы русских — это бывшие военнопленные, вы сами понимаете, что могут сделать бывшие рабы, пленных они не берут. И на станции, и на аэродроме, и в последующих сражениях, повлекших серьезные потери частей корпуса, русские воюют очень изобретательно, умело и в полной мере пользуются преимуществом радиосвязи. По косвенным данным, эти коммунисты снабжены радиостанциями намного лучше, чем мы с вами, и эти помехи со связью им никак не мешают. Поэтому нас и еще две дивизии спешно сняли с фронта для уничтожения столь опасной группировки противника. Основная задача — уничтожение противника, захват экспериментального оборудования и техники, которой снабжены русские. На данный момент в качестве усиления нам придается полк из состава 299-й пехотной дивизии.

Он немного помолчал, потом продолжил:

— Учитывая то, что наши войска ведут тяжелые бои, отвлечение с фронта таких сил на продолжительный срок вызывает серьезную озабоченность со стороны командования. Данная операция находится на особом контроле в Берлине. В интересах Германии — в максимально короткий срок уничтожить этих коммунистов, поэтому уже несколько часов наша артиллерия ведет непрерывный обстрел позиций русских. Приданный пехотный полк через полчаса выходит на рубеж атаки. К сожалению, в нынешних условиях это все, на что мы можем рассчитывать, пехотные дивизии намного медленнее подтягиваются к месту боев, да и русская авиация на этом участке фронта резко активизировалась, в связи с уничтожением аэродрома. Противник получил временное преимущество, чем активно и пользуется. Сегодня в течение дня маршевые колонны 299-й дивизии, снятой с фронта, подверглись массированным авианалетам и понесли серьезные потери.

Все озабоченно молчали, понимая серьезность ситуации. На их глазах разворачивались необычные события, и странная группа русских, которая по всем правилам логики должна была не ожидать подхода противника, а прорываться к фронту, встала в оборону и весьма неплохо отбивалась от наступающих частей вермахта. Это не могло не настораживать, и командование 6-й полевой армии небезосновательно ожидало контрудара со стороны киевского укрепрайона Красной Армии, что могло быть частью стратегического плана русских по остановке наступления группы армий «Юг», учитывая наличие и особую оснащенность элитного подразделения НКВД, так необычно активно действующего в тылу противника.

— Значит, делаем так. С этой стороны к позициям русских идут две дороги через лес. По южной пойдет первая рота обер-лейтенанта Раапке, по северной — вторая рота обер-лейтенанта Деме. Третья рота, как самая немногочисленная, остается в резерве. С учетом отсутствия радиосвязи придется пользоваться сигнальными ракетами, порядок вам известен. Все, господа, выдвигаемся на рубеж атаки через полчаса.

Рота шла колонной по лесной дороге. В поле расположилась гаубичная батарея и методично обстреливала невидимого противника. Но буквально на глазах проезжающих мимо танкистов батарею заволокло разрывами тяжелых снарядов. Русские и тут доказали, что могут составить конкуренцию артиллеристам вермахта в контрбатарейной дуэли.

Практически полностью состоящий из лиственных пород, лес производил странное впечатление. Заходящее солнце создавало зловещую гротескную картину, и следующие прямо через лес густые цепи пехоты как бы подчеркивали нереальность всего происходящего. На юге, где шла первая рота, вспыхнула активная перестрелка, которая продолжалась несколько минут и была заглушена многочисленными взрывами.

«Судя по всему, пехота в лесу нарвалась на русских и те вызвали огонь артиллерии, — мрачно думал про себя Рудольф Деме, стоя в открытом люке башни танка и покачиваясь на неровностях грунтовой проселочной дороги. — С нашей связью вряд ли бы могли так быстро среагировать».

Он поднял к лицу левую руку с наручными часами и посмотрел, сколько осталось времени до начала атаки. Вроде успевает. Но сердце неприятно тянуло, предвещая неприятности. Такое чувство он несколько раз испытывал, и каждый раз после этого его танк подбивали. Так или иначе, на войне люди становятся суеверными и замечают подсказки и знамения.

Когда до кромки леса, за которым начиналось поле, где были русские позиции, на дорогу перед головным танком, легким Т-II, выскочили несколько пехотинцев и замахали руками, дав команду по ТПУ (танковое переговорное устройство) остановиться, он замахал руками, спрыгнул с брони своей командирской «четверки», когда машина остановилась, и побежал навстречу пехотинцам, среди которых старшим был обер-лейтенант.

Когда он подбежал, пехотный офицер представился, но из-за работы двигателя танка он расслышал только половину сказанного. Повернув голову, он крикнул механику-водителю головного танка заглушить двигатель и уже спокойно мог поговорить с пехотой.

Рудольф четко козырнул и представился:

— Обер-лейтенант Деме, командир роты первого батальона 33-го танкового полка.

Тот, видимо, поняв, что его не расслышали, быстро представился, но Деме это было не интересно. Поэтому, прослушав доклад пехоты, он мрачно спросил:

— Ну что там?

Вещун неприятностей не просто выл, он орал, и обер-лейтенанту было элементарно страшно, хотя как нормальный немецкий солдат он этот страх загонял подальше и не давал ему овладеть разумом.

Пехотинец быстро обговорил взаимодействие и показал на карте позиции противотанковой и зенитной артиллерии противника. Уточнив рабочие вопросы, Деме быстро созвал командиров экипажей и провел быстрый инструктаж — до начала атаки оставалось не больше пяти минут.

Настало время. Люки закрыты, двигатели взревели, и танки, гордость и сила Германии, железной лавиной двинулись по дороге в сторону русских позиций. Вот выход из леса, и бронированные машины уверенно, как на учениях, стали разворачиваться в цепь широким фронтом. Над позициями противника стоял дым от многочисленных взрывов — точно в срок открыла огонь почти вся артиллерия, которую удалось, несмотря на действия диверсантов, подтянуть к зоне боевых действий. Со стороны русских засверкали выстрелы орудий, и идущий впереди легкий танк замер и задымился.

Деме коротко бросил в ТПУ:

— Короткая.

Танк ненадолго замер, и короткоствольная 75-миллиметровая пушка его танка оглушительно хлопнула, отправив снаряд в сторону противотанковой батареи русских. Сразу после выстрела танк дернулся и чуть изменил курс, сбивая прицелы противнику. Деме повернул триплекс в командирской башне, рассматривая с высоты сиденья поле боя. Четыре танка уже замерли, и два из них горели яркими кострами. Но времени отвлекаться не было, снова короткая остановка и выстрел. По броне танка застучали пули. Слева, чуть обогнав командирский танк, вырвалась машина Вольфганга Зиглера, приостановилась, чуть повела башней, и раздался выстрел. Все как на учениях, Деме аж ощутил некоторую гордость за своих подчиненных, но мгновением позже идущий впереди танк, окрашенный в привычный темно-серый цвет, буквально разлетелся на части, превратившись в огненный шар. Даже находясь за броней, обер-лейтенант ощутил силу удара, и его командирская машина вздрогнула от близкого взрыва.

В смотровом устройстве на миг мелькнула странная боевая машина зеленого цвета, как это принято у русских, и ловко скрылась за горящим танком, не дав возможности наводчику прицелиться.

«Надо отходить, русские, кажется, крупнокалиберные гаубицы выставили на прямую наводку», — подумал про себя Рудольф Деме и закричал в ТПУ механику-водителю:

— Стой, отходим.

Танк резко остановился и начал пятиться. Пару раз стреляла пушка по русским позициям, но это была уже агония — бой и так уже проигран. Деме снова осмотрел поле и попытался среди дыма высмотреть уцелевшие танки его роты.

«Странно, почему так мало танков? Где все остальные?» Не раздумывая, он открыл люк и выглянул, пытаясь рассмотреть в дыму, что происходит сзади. Увиденное зрелище заставило его замереть.

Буквально возле самого леса горели четыре танка, создав импровизированную пробку, через которую не могли прорваться остальные машины роты. Отсутствие связи с экипажами поставило часть роты сразу в отчаянное положение. То, что русские их перехитрили, сразу стало понятно. Они пропустили часть роты, сосредоточенным огнем заперли проход и теперь, как в тире, расстреливают прорвавшиеся танки.

Тут же раздался страшный удар и взрыв. Потеряв на несколько мгновений сознание, обер-лейтенант ощутил себя лежащим на земле возле горящего танка, из башни которого вырывались языки пламени, и отрешенным взглядом смотрел, как идущая следом «тройка» лейтенанта Венцеля, получив тяжелый снаряд в лоб, буквально взорвалась изнутри, раскидав вокруг горящие обломки.

«Чем же они стреляют?» И тут ответ на этот вопрос сам показался на поле. Большая, тяжелая боевая машина с приплюснутой башней и длиннющей крупнокалиберной пушкой буквально летела по полю с невозможной для такой махины скоростью. Не останавливаясь, танк громко выстрелил своей необычной пушкой, и, повернув голову, Деме увидел, как еще один танк его роты превратился в пылающий костер. Как продолжение фантастичности картины, русский монстр, после выстрела, как сказочное существо, выдохнул через ствол облако порохового дыма.

«Продул ствол… Странно, как он может так точно стрелять на такой скорости…» — отрешенно подумал про себя обер-лейтенант. Из-за спины раздался хлесткий выстрел, и прямо над головой Деме пролетел снаряд и ударил русский танк практически в лоб, срикошетил и с визгом свечкой ушел в небо. Танк-монстр сразу резко развернулся, и чудовищная пушка повернулась в сторону оглушенного немецкого танкиста. Он повернул голову и рассмотрел, что T-III, спрятавшись за горящим танком, как из засады, пытается расстрелять русского. Еще выстрел и еще один рикошет, не причинивший вреда. В ответ грохнула длинная пушка, буквально сбив с ног Деме чудовищным воздушным давлением. Один из последних уцелевших немецких танков, так и не успевший спрятаться за свою импровизированную защиту, получив бронебойный снаряд, превративший внутренности боевой машины в кашу из кусков мяса и изломанного железа, замер и начал медленно и неуверенно разгораться.

За русским тяжелым танком с такой же скоростью неслись еще два, меньшие размером, но не менее необычные, больше похожие на зубило с гусеницами. Их маленькие башни окрашивались непрерывными вспышками спаренных с пушками пулеметов, расстреливающих идущую за немецкими танками пехоту. Уже не сомневаясь в исходе боя, Деме оторвал взгляд от картины русских боевых машин и оглянулся. Все поле было заставлено горящими машинами его роты и усыпано телами пехотинцев в серых мундирах, выжившие из которых в панике убегали к лесу от контратаковавших русских, таким жестким способом доказавших свою силу.

Горько усмехнувшись, обер-лейтенант с трудом встал на колени, расстегнул кобуру, попутно удивившись дымящемуся на руках комбинезону, достал пистолет и вытянул руку в сторону набегавших русских пехотинцев, которые уже были совсем рядом.

Он дрожащей рукой успел сделать всего два выстрела, когда подбежавший русский, с перекошенным лицом, выбил из рук пистолет и со всего размаху всадил ему в грудь штык немецкого трофейного карабина…

* * *

Этот штурм я надолго запомню. Столько горелой техники зараз я еще никогда не видел. Но и наших много полегло. Ковальчука отправили сразу с первой партией раненых, и он уже лежал на операционном столе у Ольги с Мариной, подбитый БТР, БМП-2 тоже утащили и с помощью немецкого трофейного тягача загнали в боксы, где раньше стояли немецкие грузовики. После массированного артиллерийского обстрела наш автопарк резко уменьшился, поэтому приходилось одни и те же машины гонять по несколько раз. Ближе к часу ночи закончили отправку раненых и уцелевшей техники, которая могла составить интерес для советского командования. Обязательным условием, которое я поставил, и меня поддержали все без исключения, был сбор тел погибших бойцов и командиров нашей сборной бригады и отправка их на ту сторону Днепра. Хорошо, что перед самым началом боев, после распределения освобожденных военнопленных по подразделениям составили обязательные списки с анкетными данными, по которым впоследствии можно было идентифицировать погибших. Да, будет братская могила, но в ней будут похоронены не безымянные воины, даже в такой мелочи мы должны помогать потомкам.

К двум часам ночи стали вывозить грузовики, забитые бойцами, снимаемыми с позиций, оставив небольшие заслоны для создания видимости. Немцы ничего не предпринимали, только изредка из-за леса постреливали гаубицы и иногда давали о себе знать пара минометных батарей. Павлов, вооруженный неким подобием акустического локатора, составленного из двух разнесенных микрофонов с узкими диаграммами направленности, после двух-трех залпов выявлял позиции противника и немедленно и вполне эффективно отвечал огнем трех оставшихся в его распоряжении гаубиц. После таких дуэлей к середине ночи немцы вообще боялись нас обстреливать.

К трем часам утра вся иновременная техника была выведена с плацдарма и начиналась полная эвакуация всего личного состава. Павлов, как истинный артиллерист, упросил не отдавать гаубицы, к которым у него было еще несколько боекомплектов, три уцелевших немецких зенитных 20-миллиметровых пушки и одну противотанковую 37-миллиметровую пушку, так напоминавшую по конструкции нашу сорокапятку, к которой было в избытке боеприпасов. Резонно предположив, что и в нашем времени найдется применение таким смертельным игрушкам, мы все это хозяйство вместе с десятком полугусеничных тягачей, несколькими легковыми машинами и пятью грузовиками, распихали по гаражам близлежащих домов, где были уже оборудованы относительно герметичные убежища. К этому прибавилось несколько тысяч единиц стрелкового трофейного оружия с еще большим количеством боеприпасов. Как люди из умирающего мира, мы так или иначе радовались каждому приобретению из прошлого, которое несло хоть какую-то экономическую ценность. К пяти часам утра, когда Артемьев и приданные ему для помощи саперы минировали все вокруг так, чтоб потом тут неделю никто не мог нормально ходить, я подошел к оставшемуся для отражения хоть гипотетической атаки противника немецкому T-III, на котором воевал Шестаков и несколько его бойцов. Некоторое время назад ко мне подошел Васильев, который уже перегнал многострадальный, но не побежденный Т-64 в наше время и с дальним заходом завел разговор про Шестакова. Поняв, куда он клонит, я сразу его оборвал и спросил в лоб:

— Вадик, давай вот без этих либералистических заходов. Хочешь что-то сказать, не темни, говори сразу, а то ведешь себя как чиновник, требующий откат. Мы вроде как уже не чужие люди, сколько вместе повоевали. Сам знаешь, как после такого из людей все дерьмо вымывает.

Вадик чуть смущенно улыбнулся.

— Извини, командир, привыкли с Черненко, вот по инерции и идет.

— Да ладно. Ты ж по Шестакову поговорить хочешь?

— Да, толковый мужик, что-то типа твоего Павлова, танкист от бога. В нашей реальной истории, наверно, сгинул где-то в лесах или в концлагере загнулся, а тут чуть ли не готовый танковый ас. Погонять его на симуляторах, чуть теории и практики с нашей техникой — и можно второй танк ему доверить. Тем более если технику предкам будем передавать, все равно понадобятся спецы-инструкторы, и обучать народ все равно придется.

— Да, Вадик, я согласен, парень вроде как стоящий, да и человека три у него нормальные, которых можно прогнать через детектор лжи. Молодые, быстро научатся, а вот остальных придется отправлять на большую землю.

Мы стояли и молчали, наслаждаясь ночным воздухом, ни я, ни Васильев не курили, поэтому было как-то проще общаться. Я остановил пробегающего мимо бойца и дал команду вызвать ко мне старшего лейтенанта Шестакова. Пока он не подошел, быстренько обсудил с Васильевым стратегию разговора, так чтобы заинтересовать человека, но если он начнет юлить и отказываться, не выдавать ему никакой серьезной информации.

Усталый, но довольный Шестаков подбежал минут через десять. С той поры, когда мы его и его бойцов освободили из рук украинских националистов-карателей, он сильно изменился. Настороженное отношение к грозным сотрудникам органов государственной безопасности сменилось уважением, а иногда восхищением тем, как мы часто решаем некоторое проблемы. Тут тем более подходил Павлов и как бы между прочим завел разговор про Шестакова и о том, что старлей уважительно о нас отзывался. Я это тогда принял к сведению и вот сейчас, рассмотрев проблему со всех сторон, решил действовать, но, естественно, при полном соблюдении всех мер предосторожности.

— Товарищ майор государственной безопасности, старший лейтенант Шестаков по вашему приказанию прибыл.

— Да ты так, Евгений Павлович, не тянись. Поговорить с тобой хотели. По-человечески.

Вроде ничего в человеке не изменилось, но всеми обостренными чувствами я увидел затаенную надежду, переходящую в радость.

— Слушаю.

— Скажи, как тебе сегодняшний бой, особенно когда танковый батальон расчихвостили?

— Мастерски, товарищ майор, вы их в ловушку затянули, а потом, как на полигоне, расстреляли.

— И это все?

— Ну и танки у нас стоящие, жаль, у нас таких не было, давно бы, наверно, уже в Берлине были.

— Мне нравится твой оптимизм. В общем так, Евгений, мы подбираем людей для подобных операций, способных изменить ход войны и уменьшить потери. Тебя обкатали в бою, посмотрели, чего ты стоишь, и капитан Васильев лично за тебя просил. Но учти — дело добровольное, и после этого ты уже не будешь себе принадлежать, может, и вся твоя жизнь после этого изменится настолько, что сейчас даже представить не можешь. Есть вероятность, что с родными и близкими больше не сможешь встретиться, исходя из специфики и секретности нашей службы. Подумай, у тебя есть десять минут.

— А что тут думать. Я давно уже решил, особенно после того как вы убитых собирали и списки составляли, чтобы потом не считали пропавшими без вести. Да и люди, которые у вас служат, такие…

Я удивленно поднял бровь.

— Какие такие?

— Уверенные в себе, сразу видно — не сомневаются в победе и делают свое дело. Да и еще одно поразило.

— Что именно?

Он замялся, видимо, не зная, можно ли это говорить сотрудникам НКВД.

— У вас политруков нет, и никто собраний не проводит. Вы не говорите, а бьете германцев и делаете свое дело.

После нервного дня и тяжелого боя мы с Васильевым просто заржали, как два жеребца. Видимо, и он, и я представили наличие в нашем коллективе замполита или его «демократического» аналога и что бы с ним сделали после первой же попытки устроить политинформацию на тему «Почему погиб мир и почему в этом обязательно виноваты москали».

Отсмеявшись, мы с поднявшимся настроением уже спокойнее смотрели на мир.

— Ладно, Женя. В общем так, с тобой все понятно, в качестве стажера ты принимаешься. По твоим людям решение будем принимать чуть позже, исходя из результатов твоей проверки.

Увидев, как погрустнело его лицо, я дружески похлопал его по плечу.

— Ну а ты что думал? Что просто так повяжут красный галстук и ты скажешь «Всегда готов» и сразу в бой? Нет, Женя, у нас задачи намного серьезнее, поэтому подбор кадров очень тщательный.

— Я понял.

— Ну вот и хорошо. Давай готовь свою «троечку», сейчас будем уходить к нашим.

Он удивленно поднял голову.

— Как?

— Ну вот сейчас и увидишь. Все, давай без разговоров. Своих орлов в машину, ко всем остальным, а сам садись за мехвода и гони эту немецкую колымагу, она нам еще пригодится.

Когда Шестаков, ведомый Васильевым, подгонял танк к порталу, я еще раз обернулся и в свете начинающегося рассвета окинул взглядом перепаханное воронками и окопами поле, разбитую технику, которую уже не было возможности вывозить, и многочисленные коробки сгоревших немецких танков, многие из которых еще дымились. Рядом со мной стоял Санька, Егор Карев, который при первой возможности вернулся на эту сторону, и капитан Васильев. Странное зрелище: четыре человека, облаченные в форму Российской армии начала двадцать первого века, стоят и встречают рассвет среди войны 1941 года. Все мы понимали, что сегодня была перевернута очередная страница нашей жизни, и возврата к старому уже не будет. Такое впечатление, что рассыпалась в прах и была унесена ветром войны еще одна неприятная скорлупа нашего времени. Хорошо это или плохо, покажет время, но совесть у меня молчала, значит, мы идем по верному пути, и нас становится больше.

Глава 8

В шесть утра по местному времени вся тяжелая артиллерия двух пехотных дивизий, подтянутая к месту обороны русского отряда, открыла массированный огонь. Окопы, огневые точки, одиночные стрелковые ячейки, лес, где располагались тыловые службы русских, в течение двух часов методично и с немецкой педантичностью, помноженной на холодную злость потерпевших поражение солдат, выжигались и перемешивались с землей. В восемь утра плотные цепи пехоты вышли из леса и при поддержке танков оставшейся роты из приданного танкового батальона устремились к дымящимся позициям русских. За все время атаки ни одного выстрела не раздалось с той стороны, и солдаты вермахта, бегущие по полю, стали замедлять свой бег и возле самих разрушенных окопов остановились, рассматривая выжженное и развороченное взрывами поле, на котором можно было только догадываться, где были окопы, а где стрелковые ячейки. Но все равно опасение и страх перед русскими воинами, которые за пару дней упорных боев сумели заставить себя уважать, владели умами солдат вермахта. Среди них уже ходили легенды о бронированных монстрах, вооруженных длинными крупнокалиберными пушками, от которых не защищает никакая броня, о пятнистых солдатах в пуленепробиваемых панцирях и о ярости, с которой русские бросались на врага.

Густые цепи солдат в мундирах мышиного цвета стояли на границе пепелища и смотрели на разгромленные машины, пушки, разбитые ящики, все, что осталось от пятитысячной группировки русских. Но никто не видел ни одного трупа. Ни на поле, ни в лесу, где происходили рукопашные схватки, ни в лагере, который только что подвергся жуткому артиллерийскому обстрелу. Все прекрасно понимали, что это означает. Противник бережно собрал всех своих убитых и ушел, не принимая боя.

Повинуясь команде, солдаты двинулись через перепаханное взрывами поле, осторожно обходя воронки, рассматривая разбитую технику, которая только недавно принадлежала вермахту, но по злому стечению обстоятельств уничтожала своих бывших хозяев.

Один из саперов, учившийся до военной службы в университете, начал рассказывать товарищам легенду о русском воине, Евпатии Коловрате, с которым не смогли справиться ордынцы и от бессилия закидали русичей камнеметными машинами, после чего похоронили воинов со всеми почестями. До этого его рассказы о русской истории не пользовались популярностью среди сослуживцев, но теперь все, даже командир взвода, внимали с большим интересом, даже последнему фанатику и скептику стало окончательно понятно, что это другая война, и отделаться малыми потерями, как это было в Европе, уже не получится.

Посреди перепаханной позиции стоял обгоревший немецкий бронетранспортер, на броне которого, поверх копоти, на немецком языке большими буквами было выведено «Добро пожаловать в ад». Чуть ниже буквами поменьше была приписка: «Послушались бы вы своего Бисмарка, может, и выжили бы, а так все подохнете». Уровень образования у немецкого солдата всегда был высоким, поэтому многие поняли, на что им намекали безымянные авторы письма.

Посланная разведка так и не смогла найти следы ушедшего противника, особенно учитывая те разрушения, которые нанес артобстрел. Перепаханная русская земля старательно хранила следы своих защитников.

Через два часа на поле появилось большое начальство и несколько специалистов из штаба корпуса и армии, которые занимались сбором статистической информации о применении противником новых типов вооружения. Особенно их заинтересовали обгоревшие и развороченные взрывами остовы немецких танков.

Среди этой группы выделялся невысокий пожилой мужчина в адмиральском черном мундире, сопровождаемый дюжими, вооруженными до зубов охранниками. Он не вмешивался в работу комиссии, которая занималась расследованием событий под Фастовом. Адмирал Канарис безбоязненно ходил по полю и рассматривал последствия применения одного танка с такими уникальными характеристиками. То, что это машина из будущего, он и не сомневался. Слишком уж невероятным выглядел разгром танкового батальона во встречном бое и при контратаке. Его агент уже давно был у русских и успел передать всего одно послание, несомненно, под контролем Зимина, но вот содержание послания подтвердило опасения начальника военной разведки Германии. Русские не ответили «да» или «нет», как это было принято в сфере работы спецслужб, где каждая буква, каждая запятая имела особый смысл и качественно выверялась. Они позволили дать Густаву развернутый ответ, явно подтвердив свое «необычное» происхождение, подтвердив желание вести переговоры, но при этом взяв паузу, поставив условие — возвращение русского генерала. Канарис не сомневался, что советское руководство, а может, даже и сам Сталин, уже в курсе его инициативы и начнут свою игру по вербовке одной из высокопоставленных фигур Третьего рейха, и в этой ситуации Зимин будет с ними. Но вот то, что потомки являются третьей стороной, он не сомневался. Слишком много из действий человека по имени Зимин выглядело необычно и часто просто нелогично и даже глупо, но это с его точки зрения. Так всегда бывает, когда не обладаешь полной информацией, и поступки оппонента выглядят непонятными, но в данной ситуации глупыми потомки никак не выглядят. Они действуют быстро, нагло, рационально и эффективно, пользуясь своим техническим и информационным преимуществом, почему в других вопросах они должны быть наивными и недалекими? И почему они вообще стали вмешиваться в войну, которая, по их же информации, будет выиграна Советским Союзом?

«Слишком много неизвестных в этом уравнении, — думал про себя адмирал Канарис, осматривая остов T-III с большим отверстием в лобовой броне — результатом попадания бронебойного снаряда, выпущенного из танка будущего. — Чего они хотят? Судя по их действиям, тактике, против нас сейчас работают настоящие профессионалы, имеющие боевой опыт, значит, там идут войны, по-другому боевой опыт не получить. А такие люди ради острых ощущений снова под пули не полезут, скорее всего, есть очень веские причины для такого вмешательства. Уменьшение потерь в войне? Как вариант, но не настолько явный, хотя то, как они обнародовали гиммлеровский план „Ост“, говорит об определенной, явно враждебной позиции к Германии и СС в частности. Это подтверждает то, как они дрались с частями СС и безжалостно уничтожили отряд вспомогательной полиции».

Канарис подошел к группе офицеров, обсуждавших тактику русской засады. Вполне профессионально, умно и эффективно. Зимин прекрасно знал, что без труда расправится с двумя десятками танков, выпустив их на поле, после чего закупорил дороги и контратаковал. Так воюют солдаты, настоящие солдаты, и, в отличие от многих молодых офицеров вермахта, Канарис прекрасно понимал, что у них за противник. Русские всегда умели преподносить неприятные сюрпризы.

«Почему же они влезли в эту войну, рискуя своими жизнями? Получив ответ на этот вопрос, я смогу понять, что делать дальше. Хотя времени у меня и так мало, ведомство Гейдриха уже дышит в затылок», — размышлял Канарис.

То, что посланцы из будущего явно вмешались в ход кампании, он уже прекрасно знал. Уж слишком неожиданно Гудериан и Клейст напоролись на мощные укрепрайоны, получив тяжелые затяжные бои, вместо стремительных прорывов. Тут явно чувствуется рука потомков, и это только первая ласточка. Скоро необычные и неприятные сюрпризы будут сыпаться как из рога изобилия. Неизвестно, из какого года эти потомки и что они могут дать Сталину. Это очень опасно, и Канарис не раз подумывал о выходе на контакт с англичанами и с американцами, но держал этот ход на крайний случай. В нынешней ситуации ему не с чем идти ни к фюреру, ни к англичанам, все разрозненные факты по «Могилевскому делу», по Нежину, по Фастову вполне объяснялись объективными причинами, но в комплексе никто, кроме него, начальника военной разведки Германии, не рассматривал в таком фантастическом контексте.

«А ведь, обладая такими возможностями, они вполне в состоянии появиться на улицах Берлина и уничтожить фюрера, но почему-то этого не делают. Вряд ли у них проблемы морально-этического плана, это холодные расчетливые профессионалы. Скорее всего, у них технические трудности. Этим и объясняется появление на захваченных немецкими войсками территориях в европейской части СССР. Необходимо будет, под особым присмотром, собрать группу специалистов и рассмотреть все факты. Скорее всего, я что-то мог пропустить. А пока надо думать, как передать русским этого генерала Карбышева. Интересно, и почему он им так нужен? По нашим данным, талантливый инженер, великолепный организатор. Таких не так уж и много, но они есть в нужном количестве…»

Мысли адмирала прервал сильнейший грохот. Вздрогнув и пригнув голову, он попытался что-то рассмотреть, но сразу был сбит с ног своей охраной, которая мгновенно среагировала и закрыла его своими телами.

Минуты через две он смог снова стоять на ногах и быстро подошел к большой воронке и оплавленным остаткам танка, который единственный на этом поле не сгорел после попадания снаряда из необычного танка русских. Отверстие в броне было слепое, значит, бронебойная болванка должна была застрять внутри. Но оказалось — это еще одна ловушка, с азиатской коварностью оставленная русскими. Предположив, что танк попытаются сдвинуть, под самим танком и в возможных местах, где может стоять тягач, сзади и спереди заложили мощные фугасы, а по бокам несколько противопехотных мин. Все это взорвалось почти одновременно, уничтожив танк, тягач, шестерых членов специальной комиссии, имевших неосторожность стоять поблизости, и четверых солдат охраны.

Адмирал Канарис стоял в стороне, окруженный охраной, и смотрел, как вокруг бегают солдаты, офицеры, санитары, но в душе его поселилась тоска. Тоска неизбежного поражения. Он понял, что если даже сейчас он побежит к англичанам со всей информацией по Зимину, то уже ничего не изменит. Колесо истории уже крутится по другому сценарию, может быть, более худшему для Германии. И он уже не в силах что-то предпринять.

«Мне уже здесь делать нечего. Все и так понятно. Русские из будущего в который раз показали свои зубы, дав понять о всей серьезности своих намерений. Теперь надо подумать, как вытащить этого русского генерала и переслать его в Москву».

* * *

Когда мы перенастроили портал и появились под Борисполем, там нас ждал Судоплатов с тремя офицерами, двоих из которых я мельком видел во время своей поездки в Москву.

Мы, как старые знакомые, поздоровались и, пока была возможность, отошли в сторону. Судоплатов начал разговор с легкого упрека, выраженного в шутливой форме:

— Все-то вам, Сергей Иванович, спокойно не сидится, обязательно нужно повоевать.

— Да работа у меня такая — Родину защищать. Знаете, есть такие бойцовые собаки, натасканные рвать волков, вот так и мы. Увидел противника — и в горло…

— Неплохое сравнение. Надо будет Лаврентию Павловичу передать.

— Ага. И пару моих вопросов.

Он удивленно поднял брови.

— А откуда товарищ Канарис в курсе определенных моментов, касающихся нашей операции? Ведь я уверен, что когда валили немцев, расколовших Морошко, утечки информации не было. Значит, только от вас могла пойти дозированная информация, рассчитанная на определенного адресата.

— Вам не откажешь в прозорливости. Но, как вы понимаете, это уже государственная тайна самого высокого уровня, и обсуждать ее с вами пока полномочиями не наделен. Но тут и мы не всесильны. Командир группы диверсантов подстраховался и отправил человека по резервному каналу, и тот, засветив законсервированного агента, успел передать часть информации.

— Да уж, ситуация… Нечто подобное от вас и ожидал. Побеждать не только оружием, а, пользуясь информацией из будущего, вербовать в руководстве Германии своих персон влияния. Ну выкручивайтесь.

— Придется.

— Павел Анатольевич, вам не кажется, что такие вот игры за нашей спиной как-то выглядят не совсем красиво. Могли бы в известность поставить?

— Ну и вы, не согласовывая с нами, постоянно лезете во всякие авантюры. И возможность утечки информации о путешественниках из другого времени от вас намного более вероятна, нежели от нас.

«Да, неплохо он меня отчитал, как мальчика, видно, хорошо подготовился и имеет соответствующие инструкции, но и давить на себя я не позволю»

— Да, тут я с вами согласен. Но мне кажется, что Канарис так или иначе будет расценивать нас как третью сторону и, естественно, попытается установить контакт, прекрасно осознавая наш постоянный обмен информацией с руководством СССР.

Мы спокойно шли к лесу, на большом расстоянии нас сопровождали несколько охранников Судоплатова и невдалеке от них Санька Артемьев и Васильев, понимая серьезность нынешнего разговора с посланцем Берии.

— Этот вариант тоже рассматривался, но мы не сомневаемся в вашем благоразумии, рассудительности. Вы неоднократно доказывали ваше дружеское отношение к Советскому Союзу, поэтому причин для особого волнения в этом направлении пока не наблюдается. Как я понял, у вас много своих проблем, чтоб начинать в одиночку игру с Канарисом, а ваше условие — возвратить генерал-лейтенанта Карбышева — выше всяких похвал. Тут наш оппонент сильно подставляется, но выбора у него просто нет. Порученца адмирала ваши люди уже нам передали, и ближайшим рейсом он будет отправлен в Москву. Я хотел теперь поговорить о другом.

Я повернул к нему голову, всем видом показывая, что готов слушать. Но тот перешел на достаточно раздраженный тон.

— Скажите, Сергей Иванович, какого хрена вы полезли на станцию, а потом двинулись и на Фастов? Хотелось германцев побить?

— Вам как ответить? Нормально или в традициях наших демократов, прошедших обучение в американских инкубаторах, способных часами рассуждать о благе народа, при этом ничего не сказав путное?

Судоплатов несколько удивился такому заходу в одесском стиле.

— Хотелось бы по-нормальному, сами понимаете, вы и так засветились, и подчищать за вами становится все труднее и труднее.

Я язвительно прокомментировал:

— Это не помешало слить часть информации Канарису.

— Рассматривайте это как грандиозную операцию по дезинформации. И все же?

— Причин было несколько — все они оправданны. Главная из них — обкатать новых бойцов нашего отряда. Как вы знаете, нас не так уж и много, чтоб реально контролировать регион и иметь возможность беспрепятственно пользоваться доступными ресурсами для помощи Советскому Союзу, пришлось производить набор из имеющихся кадров. Как мы это делали и чем руководствовались, это наше дело, и вас оно должно касаться только в гарантиях того, что никто из новых бойцов не побежит к немцам или не попробует передать устройство перемещения во времени лицам, имеющим антисоветские убеждения. Так вот, считайте, что гарантии у вас имеются. Главное — мы набирали военных специалистов, танкистов, бойцов армейской разведки и спецназа, аналога вашего ОСНАЗа, причем разной направленности.

Судоплатов молча выслушал и задал резонный вопрос:

— А в чем разница вашего спецназа?

— В задачах, которые ставятся и соответственно в особенностях подготовки. Есть армейский спецназ, задача которого состоит в проведении разведки и специальных операций в тылу противника, есть спецназ внутренних войск и милиции, ориентированный на работу на своей территории, на разгон демонстраций и противодействие вооруженным преступникам. Соответственно, различаются и системы подготовки. Еще есть спецназ госбезопасности, в его функции входит освобождение заложников, особо важных объектов, захваченных террористами. На это все накладывается множество специализаций, исходя из особенностей географии и направленности действий: работа в городе, в поездах и самолетах, на водном транспорте. В наше время это целая наука, причем неизвестная широким слоям населения и большинству военных, поэтому привлечение бойцов, знакомых с методиками обучения, важно.

Судоплатов очень внимательно слушал, и по тому, как мина недовольства сошла с его лица, я понял, что все это было игрой, направленной на выявление основных причин таких вот нелогичных действий с моей стороны. Поэтому таким же голосом лектора, с одинаковой интонацией я стал продолжать:

— Отряд сразу получился разношерстным, слишком много разных людей к нам пришло, да и мы, исходя из потребностей, старались подбирать специалистов по разным профилям, непосредственно необходимых в нынешнее время. А для создания действительно эффективного и боеготового подразделения нужно было срочно обкатать его в бою, причем в такой ситуации, чтоб у людей не возникло сомнений в своих действиях и ни у кого не появлялось мыслей о предательстве. Нападение карателей на деревню, где мы доставали свежие продукты, необходимые для здоровья наших детей и раненых, было именно тем случаем, который идеально подходил. Информация о том, что там хозяйничают украинские националисты, которых в нашем времени пытались идеализировать и представить борцами за независимость страны, вызвала законное негодование. Как раз появился случай на примере показать, кого именно выдавали за героев. Естественно, после такого наглядного обучения никто и не подумает подчиняться приказам со стороны, особенно если это будут окрики со стороны Украины. Одного взгляда на развалины и уничтоженный мир достаточно, чтоб понять, как наши демократы умудрились превратить в дерьмо все, к чему смогли дотянуться, и те люди, которые воевали, громили немцев, уже прекрасно понимают, что будет, если дать возможность этим продажным скотам снова порулить. А теперь подумайте, что может быть более серьезным стимулирующим фактором, нежели уничтожение карателей, освобождение пленных и нанесение серьезных потерь врагу, которого с детства мы приучены ненавидеть.

Судоплатов задумчиво опустил глаза, рассматривая носки своих начищенных до блеска сапог.

— С такой точки зрения я и не думал рассматривать ваши действия. Так получается, что есть смысл.

— В ближайшее время нам грозят большие неприятности со стороны украинских властей, и в Крым направляется отряд спецназа, заточенный против нас, да и татары с турками уже давно активно собирают силы, поэтому таким образом была единственная возможность быстро подготовить сильный, профессиональный отряд.

Судоплатов чуть быстрее, чем нужно, ответил, тем самым подтвердив мои мысли, что руководство СССР уже обсуждало такую возможность.

— Мы можем вам помочь, в случае чего.

— Я не исключаю такой возможности, а скорее всего, она и понадобится. Но вернемся еще к причинам. Вам же еще докладывать товарищу Берии и товарищу Сталину о наших контактах.

— Конечно. Вы и ваши действия находитесь на особом контроле.

— Вот и я про то. Мы набираем в отряд много людей из вашего времени, причем не просто так, а отбор идет очень тщательно. Их тоже надо было обкатать в бою, причем после обучения использованию новой боевой техники. Вон лейтенант Павлов как быстро освоил и станковые противотанковые гранатометы, и автоматические противопехотные. Пожалуйста, вот вам готовый инструктор из вашего времени с реальным опытом. И, заметьте, они вам очень понадобятся, когда начнется передача нашей боевой техники, и на их основе вы начнете выпускать свои серийные образцы для Красной Армии. Помимо всего остального, было еще просто человеческое желание помочь и освободить военнопленных. Ведь какой реальный результат наших действий? Шестая полевая армия вермахта резко ослабила нажим на нашу линию обороны, сняв с фронта две пехотные дивизии, которые понесли реальные потери и от авиации, и во время столкновений с нами. Плюс войска Юго-Западного фронта получили несколько полков бойцов, реабилитировавших себя, и среди них немаленькое количество кадровых командиров, которых и так немного осталось.

И самое главное, это реальный опыт использования техники из будущего против войск вермахта, причем все фиксировалось и снималось и в любой момент по вашему запросу можем передать видеозаписи того же боя одного танка Т-64 против десятка немецких или использования станковых противотанковых гранатометов. Я считаю, что такой опыт просто бесценен и им просто так разбрасываться не стоит. Еще один момент. Появление на разных фронтах похожей и необычной техники автоматом выводит проблему из ранга чего-то сверхъестественного в ранг статистики появления у русских новых образцов боевой техники, что в некотором роде является неким подобием операции прикрытия.

Судоплатов хмыкнул, на лице отразилась кривая улыбка.

— Да, Сергей Иванович, умеете вы подвести теоретическую базу под ваши фокусы.

Я не сдержался и засмеялся.

— А вы что думали? Все мы служили. Я помню, у моих бойцов, это было еще до начала войны, особенно ценилось умение отлынивать от любого типа работ и потом все это аргументированно доказывать командиру.

Чуть отсмеявшись, я продолжил:

— Ну, реальные причины я вам раскрыл. Плюс к этому из состава освобожденных и воевавших с нами мы несколько человек возьмем к себе, в качестве учеников. Я бы вас хотел попросить капитана Строгова, капитан-лейтенанта Дунаева, лейтенантов Карева и Короткова оставить в моем распоряжении, со всеми соответствующими формальными последствиями и приказами, и главное — позаботиться об их семьях. Люди проверены, обкатаны в боях. И вам, и нам это выгодно.

— Я не против, и, думаю, товарищ Берия тоже не будет возражать. Сами понимаете, в свете того, что вы рассказали про ваш мир, нам выгодно, чтобы аппаратура перемещения во времени оставалась в руках лояльных к Советскому Союзу людей.

— Это хорошо, что мы пришли к такому компромиссу. Теперь я хотел бы обсудить вопросы передачи техники, но данная точка выхода под Борисполем для этих целей не очень подходит.

— Мы так тоже думаем. Юго-Западный фронт еле держится, и благодаря вашей информации удалось на время задержать наступление моторизованных соединений вермахта, но, по нашим данным, в ближайшее время ожидаются новые удары, и окружение войск под Киевом неизбежно.

— Надеюсь, имея информацию из будущего, вы не допустите такого катастрофического разгрома Юго-Западного фронта и огромного числа военнопленных?

— Конечно, Сергей Иванович, мы учли вашу информацию, и руководство Советского Союза сделает все, чтобы не допустить таких катастрофических последствий, но, основываясь на опыте будущего, удержать Киев не получится.

— Я и не сомневался, главное, что вы и ваше руководство это понимаете. Поэтому в условиях того, что переданная техника реально не может быть доставлена в Москву, передачу оборудования считаю неприемлемой и даже опасной.

— У вас есть какие-то предложения?

— Конечно. Сейчас с вами отправляется наш человек, знакомый с нашими информационными технологиями, и соответствующая аппаратура. Благодаря этому мы сможем ежедневно перекидывать вам огромные массивы информации, которая не может быть перехвачена и расшифрована противником и будет доступна только высшему руководству СССР. А в это время будем искать возможность снова найти выход на территории, не занятой противником, а то прямо-таки рок какой-то.

— Я сегодня же озвучу ваши предложения руководству.

— Вот и хорошо. Кстати, а что вы будете делать с бывшими военнопленными?

— В бой и без вариантов. Только их сегодня целый день возят в закрытых грузовиках вокруг города и по селам, чтоб они не задавали вопросов, почему так быстро перебрались через линию фронта. А раненые уже распределены по госпиталям, и часть переправлена в глубокий тыл.

— Вот это я и хотел услышать. А то в нашем времени рассказывали сказки, что почти всех бывших пленных толпами чуть ли не расстреливали и выживших отправляли на Колыму.

Судоплатов еще раз недобро улыбнулся.

— Я смотрю — у вас очень веселый мир.

— Вот это я и пытаюсь вам все время говорить. И вам еще повезло.

— В чем же?

— А если б к вам попали не военные, а торгаши от политики самого низкого пошиба, которых у нас развелось как тараканов? Они ради двойной прибыли и немцам продали бы оружие и технологии, и плевать им на Родину и на предков.

Глава 9

Мы временно расстались с Судоплатовым, так как у каждого была куча неотложных дел. Посланец Москвы получил головную боль с большим количеством бывших военнопленных, которых нужно было распределить, организовать оперативное прикрытие всей операции, отчитаться перед руководством и продолжить игры с Канарисом, используя его посланца.

У меня же большой головной болью стало огромное количество трофеев, имеющих огромную ценность в нашем разоренном мире. Тут нужно было решать, где их складировать, чтоб соблюдать все правила хранения, как распределять все это и как, по возможности, скрыть от любителей зарабатывать материальные ценности с помощью автомата Калашникова. Убедившись, что тут вроде все идет по плану, вернулся со всеми своими бойцами обратно в бункер. Народу требовался отдых, а технике — ремонт. Еще в обед Петрович и его сын отогнали в Перевальное танк и подбитый БТР, которым предстоял серьезный ремонт, и поставили их в боксы. Поврежденную БМП-2 и трофейный T-III оставили возле бункера в гараже соседнего дома на попечение старшего лейтенанта Шестакова и капитана Васильева, которым предстояло уже на профессиональной основе формировать наши бронетанковые части — в их необходимости уже никто не сомневался.

Шестаков все это время находился в некотором шоке от открывшейся перед ним действительности, и, по моей просьбе, недалеко от него постоянно находился Егор Карев, чтоб избежать ненужных сюрпризов с этой стороны. Но, к счастью, воины, прошедшие бойню Великой Отечественной войны, отличались удивительной психологической устойчивостью, и я неоднократно думал про себя о желании надавать по голове тем, кто ожидал футуршока или истерики от наших предков. Теперь я понимал, почему и как наш народ сумел перемолоть немецкую военную машину и дойти до Берлина, а дай волю, и до Атлантического побережья.

Уже вечером командиры подразделений, усталые, буквально приползли на первое совещание после насыщенных событиями последних дней. Общий зал сразу наполнился запахами оружия, пороховой гари и мужского пота, которыми мы пропитались за несколько дней, но на такие мелочи уже никто не обращал внимания: люди прибыли с войны, и у них элементарно не было времени, чтоб привести себя в порядок. Светлана с двумя женщинами, женами наших новых бойцов, быстро организовали ужин, и прежде чем начался разговор, в кают-компании раздавался стук ложек по тарелкам и увлеченное пыхтение насыщающихся после тяжелой работы мужчин. Запасливый Борисыч, которого за глаза некоторые называли Папа-мишка, умудрился во время рейда в одной из деревень выменять несколько бочек засоленных огурцов, и теперь на нашем столе были тарелки, украшенные заботливо нарезанными соленьями. В качестве десерта подали кофе, и по запаху, разнесшемуся в комнате, все догадались, что на этот раз был действительно натуральный кофе, которое в числе прочего прихватили на разгромленном аэродроме. Как авторитетно заявил Борисыч, предназначавшееся исключительно для летного состава люфтваффе.

После плотного и действительно вкусного ужина все расслабились и могли без нервов приступить к работе. Первое и основное, что требовалось от командиров, — это сформировать списки солдат и офицеров Красной Армии, которых после определенной проверки можно было бы перетянуть в свои ряды, но при условии, что общее количество не должно превышать десяти-пятнадцати человек. На совещании присутствовал и Шестаков, который порекомендовал из своих бойцов-танкистов троих, предоставив список, уже отпечатанный на компьютере, что говорило о согласовании данного вопроса с Васильевым. Я молча повернул голову и вопросительно поднял брови.

— Все на контроле, командир. Ребята нормальные, технически грамотные, молодежь, в бою себя очень неплохо проявили, с огоньком. Я считаю, что есть перспективы.

— Вадим, ты понимаешь, что тебе потом с ними воевать?

— Конечно, поэтому и прошу за этих троих, остальные, кто был с Шестаковым, обычные «портяночники».

— Хорошо. Левченко, что у тебя?

— Четверых подобрал. Все младшие офицеры. Та же картина, что и у Васильева. Молодые, готовые учиться, гнили не заметил, поэтому от себя рекомендую эту четверку, естественно, после соответствующей проверки.

И положил на стол свою распечатку с данными на кандидатов.

Вместо старшего лейтенанта Ковальчука, над которым сейчас суетились девчонки в госпитале и пытались сохранить частичку жизни, которая теплилась в израненном теле, присутствовал прапорщик Бойко, уже давно вошедший в импровизированную штурмовую группу. Раненая рука висела на перевязи, но всем своим спокойным видом он показывал надежность и основательность.

— Валера, что у тебя? И как там Ковальчук?

— Тяжело, сейчас ему срочную операцию делают, результатов пока нет. По всему остальному — могу рекомендовать двоих. Один классный пулеметчик из ПКМа такое на поле творил, второй, из казаков, серьезно дрался. В плену немцы у него раненого брата добили, поэтому у парня есть свои счеты. Думаю, после соответствующей накачки и подготовки великолепный боец будет.

— Хорошо, Валера, тебе решать. Но тут, смотри, ответственность на тебе.

— Понимаю, командир. Не беспокойся, отработаю ребят, да и вы со своими детекторами лжи их проверите. Главный экзамен они прошли, во всяком случае, для меня.

— Понятно. Теперь Артемьев. Санька, что у тебя?

— Трое. Все из армейской разведки. Вроде неплохие ребята. С ними у немцев по тылам гуляли, часовых снимали…

— Саня, слово «вроде» здесь никак не канает. Или ты в них уверен, или они остаются там и дерутся до последнего на очередном рубеже. Тут места дружеским чувствам нет, только целесообразность. Я тебя спрашиваю: ты уверен в этих людях и годны ли они для нашего подразделения?

Санька немного смутился от такой отповеди своего начальника, но переборол себя, взгляд стал серьезным, и он уже твердо ответил:

— Да, командир, уверен. Ребята не подведут.

— Ну вот и хорошо.

Теперь обратил внимание на молчавших до этого Павлова и Малого.

— У вас что? Нашли людей? Сергей?

— Да, товарищ майор, четверых.

— Не много?

— Вам решать. Но ребята толковые.

— Хорошо, на твою ответственность. Малой?

— Да, командир.

— У тебя что?

— Снайперы есть, но нам они не подходят. Был казачок, но его Артемьев к себе забирает.

— Казаки еще были?

— Может, и есть, только у меня времени не было разбираться.

— Понятно. Хорошо. Теперь нужно обсудить еще одну кандидатуру.

Все вопросительно уставились на меня.

— Нужен человек, имеющий воинское звание, дисциплинированный, умеющий держать язык за зубами и, главное, знающий компьютерную технику для серьезного правительственного задания.

Но на последней фразе не удержался и засмеялся. Самый нетерпеливый Артемьев не выдержал и спросил:

— Не томи, командир, для чего?

— Нужно вместе с Судоплатовым вернуться в Москву, там установить нашу радиостанцию, радиомодем и ноутбук. Обучить местный персонал не получится, поэтому кто-то должен будет остаться там и обеспечивать связь, иначе нас задолбают радиограммами, что система не грузится, или не читается диск, или в принтере закончился тонер.

Народ понимающе заулыбался.

— Кого думаешь отправить, командир?

— Предположения есть, но тут приказывать не могу. Логика такая. Кого-то из нового пополнения тоже отправить не могу, и тут прошу не обижаться. Должен лететь человек, знающий о наших переговорах и договоренностях с Берией и со Сталиным. Не хочу вас обижать, но большинство из вас просто не в курсе всех нюансов. Мне лететь нельзя, тут столько дел, что оставлять весь этот табор без присмотра будет глупостью, тем более скоро Борисполь будет захвачен немцами, и снова возникает проблема поиска новых безопасных точек выхода.

Тут сразу подал голос молчавший до этого Шестаков:

— Почему захвачен?

— Евгений, в нашей истории на данный момент времени Юго-Западный фронт был по сути дела разгромлен, и под Киевом окружена и уничтожена крупная группировка советских войск и огромное количество попало в плен. Сейчас, после нашего влияния и на основе информации, переданной руководству СССР, такой катастрофы удалось избежать, но фронт трещит по швам, и сдача Киева — это вопрос времени. У нас просто нет сил удержать немцев, но такой катастрофы, какую мы знаем, не произошло, и все последнее время войска отступают и активно выводятся из мешка. Благодаря этому наступление на Москву еще не начиналось, поэтому с гордостью могу сказать, что в этом есть наша заслуга. Многие вопросы, касающиеся вывода войск и направлений ударов, и мне неизвестны, так как о стратегических планах Ставки нас как-то не информируют, но думаю, глупостей они меньше совершат.

Осунувшееся лицо Шестакова оставалось печальным, поэтому пришлось реагировать.

— Васильев.

— Я, товарищ майор.

— Возьми шефство над старшим лейтенантом, проведи политинформацию, это твой подчиненный, и теперь твоя забота — утирать ему носик.

— Есть. Сделаю.

— Молодец. Теперь о кандидатуре технического специалиста, которого отправим в Москву. Это должен быть кто-то из первого состава, наделенный доверием.

Санька взъерепенился:

— Командир, ты что, меня хочешь отправить?

— Нет, Саня, кто у меня будет армейской разведкой заниматься? А вот кандидатуру твоей жены хотел бы предложить.

— Чего?

Санька от возмущения аж покраснел.

— Командир, ты чего? А ребенок?

— Ребенок будет с ней и станет первым переселенцем.

Тут голос подал Борисыч:

— Санька, а чего ты выпендриваешься? Командир дело говорит. Катерина — девчонка умная и выдержанная и зря языком, в отличие от тебя, трепать не будет. А то, что они с ребенком переберутся в Москву, так ты за это начальство, наоборот, благодарить должен. У тебя сын еще грудничок, и ему нужен свежий воздух и нормальное питание. А какое может быть питание, когда мамка по лесам со снайперской винтовкой носится да немцев десятками гасит. Я удивился, что Серега свою Светку с сыном не отправляет, хотя его жена в компьютерах разбирается намного лучше и на эту роль, как офицер, подошла бы намного лучше.

Но тут голос подала Светлана, которая обычно на совещаниях больше была слушателем, но присутствовала в качестве офицера, отвечающего за внутренний распорядок бункера.

— Мужики, вы что совсем охренели? Как вы ребенка в самолете повезете? Он еще грудничок, а там сквозняки, разреженный воздух, шум двигателей. Ищите кого-то другого, да и лишать бункер великолепного снайпера считаю глупостью. Это мое мнение, товарищи офицеры.

Все смущенно опустили головы, прекрасно понимая, что в словах моей супруги был смысл.

— Сергей, может мою дочку отправим? В компьютерах она очень хорошо разбирается, сейчас сидит в Перевальном и обеспечивает связь с мобильными группами и нашей базой. Тем более в основном бункере не была, о системе безопасности в случае чего рассказать не сможет.

— Борисыч, спасибо за поддержку, дельная идея. Кристина, конечно, твоя с тараканами в голове, но девчонка дельная. Мне идея нравится. Кто против?

Народ молчал, и все прекрасно понимали, что решение действительно неплохое.

— В общем так, Судоплатов говорит, что Киев будет обороняться еще дней десять, не больше, потом начнется отвод войск и отвлечение второй танковой группы Гудериана несколькими контрударами. За это время, Борисыч, как старший группы и технический специалист, Кристина Панкова, как специалист по вычислительной технике и будущий оператор шифрованной связи, направляетесь в Москву для установки, наладки и проверки оборудования. На это вам дается три-четыре дня. За это время вы не только все запускаете и тестируете систему, но и оцениваете то, как вас будут принимать. Это тоже важно. Надеюсь, все согласны? Ну вот и хорошо. Я пока работаю с Судоплатовым и изымаю указанных вами бойцов для нашего отряда, Борисыч, берешь программера из молодых да ранних, и готовите оборудование для отправки в Москву.

— И где я тебе это все найду?

— Твои проблемы. Ищи или делай сам радиомодем, стыкуй его с радиопередатчиком. Время у тебя до утра. Плюс обеспечь предков двумя-тремя ноутбуками, персональными компьютерами и таким же количеством лазерных принтеров с расходными материалами. Я, как с Судоплатовым решу все вопросы, присоединюсь и буду помогать. Все, совещание закончено, прошу всех товарищей офицеров приступить к выполнению своих непосредственных обязанностей.

Пока люди занимались своими делами, я, в сопровождении Саньки, перешел через портал в 1941 год к Судоплатову, который с нетерпением нас ожидал.

Октябрьская ночь нас встретила сильным похолоданием и пронзительным ветром. Возле портала как обычно никого не было, кроме оцепления из доверенных бойцов НКВД, которое находилось на приличном расстоянии, и трофейной немецкой легковушки, в которой терпеливо дожидался Судоплатов со своей охраной. Как только мы появились из портала, двери синхронно открылись, и к нам навстречу вышел Павел Анатольевич, и с ним двое охранников, предусмотрительно оставшиеся возле машины.

Мы поздоровались, но ходить по полю и вести беседу желания не было, поэтому, выпроводив водителя, сели в машину и стали разговаривать.

— Павел Анатольевич, сколько времени до оставления Киева нашими войсками?

— День-два, отвод войск уже начался, но он будет планомерным, и такого дикого бегства, как в вашей истории, не будет. Благодаря полученной от вас информации мы намного раньше перебросили дивизии из Сибири, и сейчас идет активная подготовка к отражению наступления на Москву. То, что вторая танковая группа немцев, которая принимала активное участие в операции «Тайфун», до сих пор топчется под Конотопом, сыграло сильную роль в изменении всего хода войны и, что особенно важно, зимней кампании. Мы прекрасно осведомлены, что противник не готов к холодам, которые ожидаются, и, соответственно, готовимся к активным действиям после резкого понижения температуры.

Я задумчиво опустил голову. Это заявление меняет все мои планы.

— Всего день-два?

— Да. Больше времени нет.

— Павел Анатольевич, когда вы должны будете улететь в Москву?

— Не позднее завтрашней ночи.

— Понятно, значит, и эта точка накрывается. Я думал, у нас будет больше времени. Тогда у меня есть предложение, точнее просьба. Мы отобрали среди участников боев людей, которых бы хотели видеть у себя. Списки есть, но хотел бы попросить вас не устраивать никаких оперативных разработок и вербовок, мы все равно это проверим и узнаем. Нам нужны люди, нас мало.

— Вы уверены? Может, я подберу людей из своих кадров?

— Нет. Нам нужны танкисты, артиллеристы, разведчики, снайперы. В ближайшем будущем нам предстоят боевые действия в нашем времени за ресурсы. Из ваших кадров у нас уже есть люди, и они выше всяких похвал.

— Хорошо. Давайте ваши списки.

Я вытащил распечатку и передал Судоплатову.

— Вот. И еще, Павел Анатольевич, у меня есть предложение, которое может облегчить наше общение в дальнейшем.

— Я вас слушаю.

— Завтра утром, в крайнем случае к обеду, у меня будут готовы два человека с оборудованием для отправки в Москву.

— Что за оборудование?

— Система шифрованной связи, которая гарантированно не может быть декодирована противником, по которой можно будет пересылать не только шифровки, но и техническую информацию, фотографии и, если надо, архивные справки. Ко всему этому вместе с вами отправим несколько компьютеров, которые по своим возможностям превосходят все вычислительные комплексы мира, выпущенные до конца двадцатого века. Просто передать технику большого ума не надо, а вот помочь разработать свою, причем ускоренными темпами, — это будет реальная помощь.

— Это очень дельное предложение, и мы сами хотели вас об этом попросить.

— Пока это будут два человека, один из которых должен будет вернуться, второй останется консультантом и оператором шифрованной связи, так мы сможем убрать из цепочки связистов, шифровальщиков, через которых даже теоретически может произойти утечка информации.

— Согласен. Тогда завтра я готовлю колонну для транспортировки вашего оборудования к аэродрому.

— Вот тут будет вторая просьба, а точнее совет.

Судоплатов молчал и ждал продолжения.

— Колонна будет состоять из нашей техники. Один бронетранспортер, грузовик с зенитной установкой, ну и еще что-то с нашими бойцами. Мы вас с грузом довезем прямо до самолета, проконтролируем отлет и потом вернемся обратно.

— Сергей Иванович, вы в своем уме?

— Все нормально, Павел Анатольевич, а вы не задумались о том, что немцы будут искать, куда делось столько необычной боевой техники? А мы тут прокатимся, покажем всем, что мы просто перебрались за линию фронта и активно там разгуливаем, не соблюдая мер секретности, что говорит о том, что техника серийная, и это касается нашей формы. Слухи по армии и так уже идут, а тут такое подтверждение. Сами понимаете, что легче прятать на самом видном месте. Да и мне будет спокойнее, что компьютеры нормально улетели, без приключений.

— Если с такой точки зрения рассматривать, но тут я должен получить санкцию руководства.

— Времени до утра много, успеете. Давайте тогда прощаться, и обеспечьте доставку выбранных людей хотя бы к утру.

— Хорошо, Сергей Иванович. Сделаем. Но есть еще вопрос.

— Да, слушаю.

— Вы что, принципиально не можете найти выход где-нибудь в Сибири или восточнее, чтоб не ожидать постоянного нападения немцев?

— Мы работаем над этим вопросом, и я сделаю все возможное, чтоб обеспечить нормальное, безопасное общение и передачу техники.

— Надеюсь, у вас получится.

— По-другому будет очень трудно и вам, и нам. Ну все, до завтра.

— Это не все.

Я удивился.

— Что еще?

— С вами очень хочет поговорить посланец Канариса. Почему — не говорит, но он не против говорить в моем присутствии, и, если не ошибаюсь, он что-то хочет для себя понять, и от этого зависит дальнейшее наше общение.

— Он здесь?

— Да, в деревне. На всякий случай я его придержал, но тут все зависит от вас.

— А Москва?

— Санкция получена, тем более нам тоже интересно, что же такое особенное немцы хотят для себя выяснить. То, что они проиграют войну, мы им уже сообщили, остальное частности. Этот немец тем более ничего переправить и рассказать не сможет, конечно, при условии, что у него нет резервного канала для передачи информации.

— Давайте пообщаемся. Привозите его, я подожду.

Через десять минут машина вернулась, доставив из деревни нашего знакомого майора абвера Густава фон Витерсхайма.

Он вылез из машины, в сопровождении двух охранников подошел ко мне и поздоровался.

— Добрый вечер, господин майор.

— Здравствуйте, вы хотели со мной поговорить? Я бы не хотел тратить время попусту, так что сразу перейдем к делу.

Немец невесело улыбнулся.

— Да, конечно, у вас много дел, тем более здесь скоро будут немецкие войска.

Я сразу разозлился.

— И что? Да, будут. Но в реальной истории ваш Гудериан в это время уже ломился к Москве, а тут топчется на юге, и начала операции «Тайфун» еще не предвидится. Поэтому тут у нас шансов радоваться больше, несмотря на критическое положение Красной Армии. Теперь говорите, что вы хотели узнать.

— Действительно Германия проиграет в этой войне?

— Да, это без вариантов. Советские танки будут на улицах Берлина.

— Я был свидетелем, как ваш танк уничтожил роту немецких танков. Если вы и так победили, зачем вы здесь? Почему вмешались?

Судоплатов смотрел на меня, гадая, что я отвечу, потому что пару месяцев назад и он задавал подобные вопросы.

Я задумался. Надо так ответить, чтоб у людей не было сомнений в моих словах. Постояв так секунд двадцать, перекатываясь с каблуков на носки берц, принял решение, нажал тангенту гарнитуры и вызвал бункер.

— База, это Феникс.

— На связи.

— Штурмовую группу к порталу, приготовиться к выходу наружу у нас, приготовить транспорт. Три комплекта защиты, для меня и двух гостей.

— Вас поняли, Феникс.

Судоплатов удивленно слушал меня, после чего несколько взволнованно задал вопрос:

— Сергей Иванович, что вы задумали?

— Павел Анатольевич, как вы отнесетесь к тому, чтоб вместе с немецким товарищем побывать в нашем мире и воочию увидеть будущее, неизбежный приход которого мы пытаемся отвратить.

Судоплатов, мягко говоря, очень удивился такому предложению. Сразу видно, что такого шага с моей стороны он не ожидал.

— Умеете вы делать нестандартные шаги. Может, поэтому с вами и интересно работать. Я, конечно, не уполномочен, но, честно сказать, интересно, очень интересно.

— Хорошо, вот и посмотрите.

Мы так постояли минуту, когда база вышла на связь и подтвердила, что штурмовая группа готова и ожидает возле портала.

— Выдвигайте пандус.

Судоплатов уже видел эту картину, а немец с огромным интересом смотрел, как из ниоткуда появился пандус, по которому обычно спускалась техника. Я, кивнув им, спокойно стал подниматься и через мгновенье оказался в бункере. Мои спутники появились чуть позже, видимо, им пришлось преодолеть психологический барьер для этого. Следом за ними в помещении появился Артемьев, который страховал меня и немца. Когда все оказались внутри помещения, последовала команда: «Деактивировать портал, блокировать внутренние двери», потом повернулся к своим спутникам и сказал:

— Добро пожаловать в 2013 год.

Глава 10

Светодиодные лампы давали неплохое освещение, и Судоплатов и фон Витерсхайм с интересом осматривали обстановку и стоящих тут же четырех бойцов в касках и бронежилетах, настороженно наблюдающих за гостями.

Санька стоял сзади и с некоторой ухмылкой наблюдал за всей этой картиной. Среди штурмовой группы была Катерина, державшая в руках детектор металла. Она деловито подошла к гостям, быстро их проверила и, извинившись, вытащила у Судоплатова из кобуры табельный ТТ, а из-за голенища сапога нож, с костяной рукоятью. Немец оказался чистым и никаких смертоносных штучек у него ожидаемо не оказалось.

Один из главных диверсантов СССР отреагировал вполне спокойно, одобрительно кивнув головой и чуть прищурив глаза.

— Извините, порядок такой, тут наша территория и действуют наши законы. Экскурсия по бункеру не входит в наши планы, а вот показать мир будущего я бы вам хотел, чтоб развеять все сомнения. Петр Анатольевич в курсе, а вот вам, майор Густав фон Витерсхайм, я бы хотел предложить посмотреть и подумать. После посещения этого мира вы уже никогда не будете принадлежать самому себе.

Он смотрел на меня спокойно и выдержанно.

— Я солдат и выполняю приказ.

— Это можно рассматривать как согласие?

— Да. Если это чем-то может помочь Германии, я буду идти до конца.

— Ну-ну. Смотрите, вас ждет очень много интересных сюрпризов.

Выдержав паузу, поняв, что никто своего желания менять не собирается, а я начинаю выглядеть не очень красиво: сам предложил и сам отговариваю, указал на принесенные бушлаты, ОЗК, противогазы пока не стали одевать. Дождавшись, когда гости с нашей помощью оденутся, мы стали сами облачаться в защитные костюмы. Когда все оделись, накинули сверху бронежилеты и каски, прихватив оружие, открыли ворота в переходный тамбур, где стоял подготовленный к выезду БТР.

Показав рукой, мы все пролезли в десантный отсек через открытую боковую дверцу. Когда разместились, я дал команду закрыть дверь и выезжать на улицу. Автоматическая система раскрытия ворот тихо заурчала, и створки медленно стали расходиться в стороны, выпуская нас в отравленный и умирающий мир.

Бронетранспортер взревел двигателем и выехал в ночь. С водительского места ко мне обернулся Санька и с азартом спросил:

— Куда едем, товарищ майор?

— Давай к Москольцу. Там и вид подходящий.

— Не проблема. Кстати, командир, тут Борисыч на связь выходил, у него поисковая группа пропала. Он народ в Перевальном начал на уши ставить, а сам сидит — твои железки для москвичей паяет.

— Понятно. Не нравится мне все это. Ну хорошо, поехали.

Пока бронетранспортер в темноте выбирался из развалин поселка и выезжал на московскую трассу, Густав наконец-то задал свой вопрос:

— Господин майор, что же здесь все-таки случилось?

— Третья мировая война. Все оружие массового поражения вывалили друг на друга, результат вы сейчас увидите. Жизнь на планете Земля в том виде, к которому вы привыкли, уничтожена, человеческая цивилизация по сути дела прекратила свое существование.

— Кто с кем воевал?

— Да практически все со всеми. Давайте вы сначала посмотрите все, а потом будете задавать вопросы.

Немец то ли в знак протеста, то ли в знак согласия пожал плечами. Все это время Судоплатов внимательно смотрел на меня и на моих бойцов, стараясь как бы запомнить мельчайшие подробности.

Через двадцать минут мы подъехали к подорванному во время войны мосту автомобильной развязки, перед самым въездом в город, объехали его и остановились недалеко от зияющих пустыми окнами пятиэтажек-хрущевок. Санька предусмотрительно съехал с дороги и припарковался за углом дома, так, чтоб нас нельзя было увидеть с трассы.

— Приехали, командир.

Все, как по команде, сразу надели противогазы. Дождавшись чуть замешкавшихся гостей, открыли дверцу, которая предусмотрительно была завешана тканью, чтоб хоть как-то воспрепятствовать проникновению в десантный отсек радиоактивной пыли, стали спокойно и неторопливо выскакивать наружу, стараясь не повредить костюмы, после чего брать под контроль близлежащую территорию.

В последние несколько месяцев я стал замечать, что у нас и в 1941 году несколько сместилась разница во времени суток, поэтому сейчас, в свете раннего утра, город выглядел еще более зловеще.

Темные тучи, через которые с трудом пробивался солнечный свет, создавали гнетущее впечатление. Заваленные мусором и сгоревшими машинами улицы, дома с выбитыми окнами, со следами многочисленных пожаров явно показывали произошедшую здесь трагедию. Недалеко от нас, на обочине главной дороги, лежал остов такого же бронетранспортера, на котором мы приехали. На покрытом ржавчиной борту были заметны следы огня и с трудом просматривалась символика татарских сил самообороны, которые особенно рьяно проявили себя во время резни в городе.

Сейчас это был просто памятник человеческой ненависти. Мы молча прошли мимо, осматривая еще несколько остовов легковых и грузовых машин, которых тоже не пощадила ни война, ни погода.

Когда мы зашли в ближайший дом и поднимались по лестнице, на связь вышел Санька.

— Феникс, на связь.

— На связи.

— Тут база сообщает, где-то поблизости татары в эфире ругаются. Вроде как сцепились с кем-то.

— Только они ругаются?

— Пока да, но, судя по всему, получили по зубам знатно.

— Ну и на кой нам в это дело лезть. Получили, значит, получили, так им и надо.

Я стоял с гостями из прошлого на пятом этаже и через выбитые окна вместе с ними смотрел на панораму мертвого города. Приблизив голову в противогазе к противогазам гостей, просто сказал:

— Город Симферополь, было шестьсот тысяч человек. После боевых действий в нем осталось не более трех-четырех сотен человек, прячущихся в герметичных укрытиях. Из них людей меньше половины, остальные постепенно переходят в разряд зверей. Зафиксированы случаи каннибализма.

Что про себя думали гости, я не мог ни услышать, ни определить по выражению их лиц, даже глаза не мог рассмотреть за стеклами противогазов, но то, что картина мирового конца произвела на них впечатление, — в этом был однозначно уверен.

Вещун неприятностей не давал покоя, поэтому на всякий случай снова вышел на связь с Санькой.

— Бычок, мы собираемся, уходим, клиенты вроде как готовы для разговора.

Только мы залезли в БТР, по-быстрому пропылесосили свои костюмы и сняли противогазы, на связь вышла база.

— Феникс, на связь.

— Да, база, слушаю.

— Там, где татары с кем-то сцепились, работает кодированная станция с плавающей частотой. Запеленговать не могу.

А вот это уже интересно. Кажется, спецура в наши края пожаловала.

— Вас понял, база. Мы возвращаемся.

Только мы стали выезжать по параллельной дороге, чтоб не светиться на трассе, как на связь снова вышла база.

— Феникс, только что на связь вышли «внутряки».

— Что там?

— Черненко убили.

— Ни хрена себе. Кто там тебе поет?

— Не мне, а Катерине. Да, есть люди. Только дело не в этом.

— А в чем?

— У «внутряков» говорят, что Черненко убили мы, по твоему личному приказу.

— Что за чушь?

— Эта информация прямо из их бункера. В общем, Черненко поехал встречать спецназеров из Херсона, а мы испугались усиления противника и напали. Что там реально произошло, не знаю, но Черненко убит. Всем теперь рулит его зам, Семенов, и готовит всех способных держать оружие к войне с нами.

— Они что там, совсем охренели? Хотя на фоне этих событий пропажа нашей поисковой группы выглядит весьма подозрительно. Не удивлюсь, если возле трупа Черненко найдут наших убитых поисковиков. Вот только интересно, Семенов сам это придумал или получил команду из Киева?

— Да вот не знаю, но нужно что-то срочно делать. У них там два Т-64-х на ходу в гараже стоят, два БТРа и БМП-2. Если все это выгонят на улицы, нам будет весело.

— Весело будет туркам, татарам и все остальным, когда мы тут друг друга прикончим. Хорошо, вас понял. Всем «боевая тревога». А знаешь что…

— Да?

— Давай-ка точную наводку по передатчикам татар. Что-то мне говорит, что там главная развлекуха происходит, и, если мы туда не успеем, потом сильно пожалеем.

Я повернул голову и глянул в глаза гостям.

— Вы не против, если мы немного отвлечемся и посмотрим, что там реально творится.

И Судоплатов, и немец спокойно отреагировали, не выказав ни малейшего страха или неудовольствия.

Взревел двигатель БТРа, он выскочил из укрытия, пересек улицу и снова залетел под прикрытие домов. Ушлый Санька, так же как и я, набегался в этих бетонных джунглях, поэтому неплохо ориентировался. С базы дали вполне точную наводку по месту событий, и через пятнадцать минут мы приблизились к месту боя, где не умолкала стрельба. Оставив в машине гостей под присмотром одного из бойцов, мы вчетвером стали осторожно пробираться к месту боя. Перебежав открытый участок, группа рассредоточилась, и все разбежались по дому, окна которого выходили на место событий.

Буквально через несколько минут вышел на связь Малой, который забежал в соседний подъезд.

— Феникс, это Кукушка-Один.

— На связи.

— Слышу стрельбу. Кто-то в моем подъезде работает из пулемета.

— Попробуй приблизиться. Рассмотреть.

— Вас понял.

Видимо, не только мы одни поняли, что в этом доме можно организовать неплохую позицию, поэтому дальнейшее продвижение по дому проходило при соблюдении всех мер осторожности.

Я и Карев уже поднялись на четвертый этаж и приблизились к окну, когда снова в эфире заговорил Малой:

— Феникс, тут их двое. Один с пулеметом, второй по соседству с автоматом.

— Сможешь обоих положить?

— Да.

— А одного оглушить? Нам «язык» нужен, очень нужен, иначе влезем тут в гражданскую войну.

— Попробую.

— Сейчас вышлю к тебе Карева.

— Не надо, сам справлюсь, с басмачами свои счеты.

— Вот как, а ты не рассказывал.

— Извини, командир, потом расскажу, при случае.

На этом он замолк. Я осторожно выглянул в окно и увидел ярко горящий джип Черненко, возле которого лежало несколько тел. Тут же невдалеке горела еще одна машина, марку которой из-за яркого пламени рассмотреть нельзя было. Отдельно стоял армейский КамАЗ, обшитый стальными листами, возле которого засели трое боевиков и обстреливали развалины, в которых периодически мелькали вспышки ответных выстрелов. Чуть в стороне приткнулся переделанный микроавтобус, на котором разъезжала наша пропавшая поисковая группа. То, что это была четко продуманная и спланированная засада, я уже не сомневался. К тому же боевики приехали на трех джипах, напоминавших собой творения сумасшедшего гения, как в фильме «Безумный Макс», два из которых подогнали к месту побоища, а третий лежал на боку и дымился. На одной из машин в импровизированной башенке засел второй пулеметчик и методично короткими очередями долбил по развалинам. С нашей позиции было прекрасно видно, как по левому флангу через разгромленный магазин, пригибаясь, неторопливо пробирались три фигуры, пытаясь обойти засевших в развалинах людей Черненко и приехавших бойцов украинского спецназа. По тому, как все это делалось: неторопливо и даже с некоторой ленцой, — было видно, что боевики, уверившись в своей безнаказанности, спокойно, стараясь не рисковать, обкладывали засевших в развалинах военных.

Вывод был неутешительным: такими силами просто так в этом мире не разъезжают, учитывая дефицит горючего и боеприпасов.

Мы пока затаились, ожидая от Малого сигнала. Но время шло, и положение людей в развалинах становилось критичным. Скорее всего, там было несколько раненых, и они не могли их бросить, поэтому отчаянно сопротивлялись. Судя по тому, какие потери понесли боевики, тут работают настоящие спецы, которые даже в условиях внезапного нападения смогли надавать по голове противнику. Но по каким-то причинам боевикам нужно было захватить людей живьем, и приготовленный для стрельбы РПО, идеально подходящий для выкуривания противника из укрытий, так и остался лежать рядом со спрятавшимся за КамАЗом стрелком.

Когда уже терпение иссякло, пулемет, который работал в соседнем подъезде, умолк, и Малой наконец-то спокойно доложил:

— Феникс, все чисто, одного взял живьем, но пришлось помять перед употреблением, резвый оказался.

— Дело. Работать по стрелкам во дворе сможешь?

— Конечно.

— На тебе группа, обходящая развалины по левому флангу. Мы работаем тех, кто прячется за машинами.

— Вас понял.

— Всем, начинаем работать после Кукушки.

Опять замерев, взяв на прицел лениво постреливающих в сторону развалин боевиков, стали ждать характерных хлопков полюбившейся Малому СВД.

Хлопнул первый выстрел, за ним второй, и тут мы все разом открыли огонь. Боевик, сидящий в башенке с пулеметом, получил один из первых и не только от меня. Прикрытый стальными листами, судя по форме и цвету, вырезанных из брони БТРа, только с боков и спереди, словил несколько очередей в спину, так и замер в обнимку с пулеметом. Ничего не понимающие боевики начали вертеть головами на необычную стрельбу с тыла, но, не рассмотрев стрелков, валились под колеса машин, получив короткие злые очереди. Это избиение продолжалось всего несколько секунд, после чего наступила тишина.

— Кукушка-Один, что у вас?

— Троих снял, вроде надежно.

— Что видите в развалинах?

— Кто-то шевелится, но осторожно.

— В случае чего сможете завалить?

— Да.

Я повернулся к Кареву. Мы приблизили маски противогазов и заговорили.

— Егор, доберись до машины, займи позицию. Там в развалинах, кажется, военные засели, надо бы с ними поговорить, но они сейчас нервные, сразу стрелять начнут.

— Понял.

Он, недолго думая, сбежал по лестнице и, ловко перепрыгнув через кучи битого кирпича, пробрался за остовом легковушки, перебежал к КамАЗу, где затаился, ожидая команды.

Голос подал четвертый наш боец, который засел в крайнем правом подъезде.

— Феникс, в развалинах движение.

— Вижу.

Мы все внимательно уставились на выходящую из развалин фигуру с поднятыми руками.

Человек был одет в камуфлированный защитный костюм, который резко контрастировал со старыми, обмотанными тряпками ОЗК, в которые были одеты боевики. Быстро они сориентировались и поняли, что противник, который их атаковал, был уничтожен. Значит, у них есть раненые, которым нужна незамедлительная помощь, поэтому и не стали устраивать долгих переговоров. «Враг моего врага — мой друг» — старое и действенное правило.

Спецназовец так стоял некоторое время, ожидая нашей реакции, но ситуация сразу изменилась, когда на площадку перед домом выехал наш БМП-1, у которого открылись двери десантного отсека, и оттуда выскочили четверо наших бойцов. При таком перевесе сил я, уже не опасаясь неприятностей, спустился на первый этаж и выпрыгнул через окно.

На частоту наших радиостанций настроился Васильев и спокойно пояснил:

— Феникс, это Дровосек. Тут говорят, мы с вами Черненко завалили?

— И ты уже в курсе?

— Ага, с базы пояснили, так что надо срочно разбираться и валить. Тут знакомый со мной связался, сказал, что Семенов приказал танк и два БТРа выгнать и идти разбираться.

— С чего это тыловик таким боевым стал?

— Да самому интересно. Он обычно на поверхность не рвался, особенно когда стреляют. Так что, командир, жди сюрпризов.

— Да вот жду. Давай сейчас разберемся с этими спецназерами и валим отсюда. Выставь охранение, чтоб нас тут не постреляли.

— Понял. Сейчас организую.

У его бойцов радиостанция была настроена на другую частоту, поэтому распоряжения я не услышал, но люди быстро разбежались, занимая позиции для наблюдения за подступами к площадке, на которой разворачивались события.

Я пошел к спецназовцу, краем глаза заметив, как рядом пристроился Егор Карев. По тому, как он уже переминался с ноги на ногу, было видно, что терпение его заканчивается.

Когда мы со спецназовцем сблизились, чуть наклонились, чтоб можно было разговаривать через резину противогаза, он спросил первым:

— Кто вы такие?

В такой ситуации нужно сразу брать на себя ведущую роль, поэтому пришлось его одергивать:

— Вы не в той ситуации, чтобы задавать вопросы. Представьтесь.

В стеклах противогаза яростно блеснули глаза, но он был профессионалом, поэтому не стал качать права и представился.

— Прапорщик Чеботаев.

— И все?

Опять пауза.

— Отряд специального назначения разведуправления ВМС Украины.

Вот такому даже я удивился. Ожидая встретить здесь «внутряков» из Херсонской области, натыкаюсь на спецов со своей старой службы.

— Что здесь делаете?

— Я не могу отвечать. Тем более указания получал командир, я не в курсе.

— Что с командиром? Убит?

— Контужен, в развалины оттащили.

В это время из развалин появились два вооруженных человека, по нарядам которых можно было сказать, что они из группы Черненко.

Один из них замахал рукой, зажав в другой автомат, но, увидев направленное на него оружие, остановился. Чуть постояв, отдал автомат своему напарнику и уже целенаправленно пошел к Васильеву, который, спрыгнув с БМП, шел в нашу сторону. Они чуть поговорили, Вадим почти бегом подошел к нам.

— Командир, Черненко тяжело ранен, в развалинах.

— А это кто?

— Мишка Логинов, из наших.

— Скажи, чтоб связались со своими, предупредили, что мы не в теме.

— Пробовали. У них странным образом практически у всех радиостанции вышли их строя.

— Очень мило. Тогда выгребай раненых, грузи их в БТР, и уходим колонной через окраины в Перевальное. Если Семенов устроит с нами догонялки, успеем укрыться, а там пусть попробует штурмовать.

— Согласен.

— Разоружай всех, быстро собрать оружие и боеприпасы у убитых, и уходим.

На связь вышла база и сообщила, что они перехватывают сообщения нескольких источников радиосигнала, движущихся в нашу сторону.

Приняв решение, начали вытаскивать из развалин раненых. Их оказалось трое: два спецназовца и Черненко, которого трудно было не узнать по характерному защитному костюму, на этот раз залитого кровью.

Когда затащили их в БТР, стало понятно, что Черненко очень плох и ему нужна немедленная операция, поэтому пришлось принимать тяжелое решение и нестись в наш бункер, благо он был недалеко, и там могли вполне квалифицированно оказать ему медицинскую помощь наши врачи.

Кортеж из БТРа, БМП и армейского КамАЗа, за рулем которого сидел наш человек, двинулся на север, к выезду из города. В БМП лежал бережно связанный, словно младенец, закутанный в тряпки пленный, которого ожидало множество вопросов. Один из джипов боевиков прихватили с собой для организации подвижной разведки. Но радиоперехват однозначно показывал, что мы весьма удачно разминулись с колонной, возглавляемой Семеновым, и стали отдаляться от них.

Наши гости с интересом рассматривали оружие и костюмы раненых. То, что произошло нечто особенно неприятное, они уже поняли, поэтому старались не вмешиваться, оставаясь сторонними наблюдателями. Но любой нормальный человек не останется равнодушным, когда у него перед глазами будут оказывать первую помощь тяжелораненым. Обезболивающие уколы привлекли их внимание, но любопытством они не стали докучать, понимая, что время вопросов и ответов несколько отдаляется ввиду нестандартной ситуации.

Пока мы гнали по улицам города, неслись по московской трассе, я все пытался понять, зачем нужно было устраивать такую странную провокацию.

Одна из причин — настроить против нас остальных людей из отряда Черненко, ведь я однозначно дал понять, что не хочу видеть у себя Семенова в отряде, а для него это — расстаться с теплым местом, с почетом и благоденствием за счет других. Наверно, тут еще замешаны украинские власти, и, скорее всего, им известно о сговоре Черненко со своим коллегой из Херсонской области. Разбрасываться такими кадрами они не могут, поэтому подставляют нас, убирая Черненко, который стал выходить из-под контроля. И в итоге устраивают войнушку, дав мощный стимул херсонцам надавать нам по голове. Двойная выгода. Даже тройная, если удастся нас разгромить и завладеть запасами. Ловко придумано. Значит, кто-то им оперативно сливает информацию. Первый кандидат, конечно, Семенов, но не удивлюсь, что отработан механизм контроля и самого Семенова. И при всех вариантах нам приходится очень неспокойно и больно. Вон, людей потеряли. Да и татар привлекли, значит, тут очень серьезные завязки пошли и в ближайшее время нас ожидают крупные неприятности. Поэтому выживание Черненко и, главное, свидетелей бойни является залогом нашего спокойствия на ближайшее время. Поэтому нужно срочно связаться с базой.

— База, на связь.

— На связи.

— Черненко тяжело ранен. Передайте медикам полную готовность. Что бы ни случилось, он нам нужен живым, иначе на нас натравят всю местную спецуру, а с ними воевать что-то не хочется, слишком там много знакомых.

Глава 11

Буквально через двадцать минут колонна была уже около бункера. Проехав через полуразрушенный поселок, попетляв вокруг специально разложенных бетонных блоков, машины остановились возле гаражей, а бронетранспортер подъехал к воротам, из которых он выехал несколько часов назад, и, после того как створки услужливо раскрылись, быстро заехал и замер перед второй дверью, закрывающей проход в помещение с установкой. Все, кого прихватили на месте боя, были разоружены, освобождены от защитных костюмов, проверены на наличие маячков и помещены в дальнюю галерею, заменяющую некоторое подобие тюремного помещения. Раненые же, в сопровождении охраны, были в срочном порядке перевезены в госпиталь, где уставшие от непрерывной работы девушки деловито стали их осматривать, освобождать от одежды и оказывать медицинскую помощь. Пока было время, я решил заняться гостями, которые из-за наших проблем оказались на некоторое время обделены вниманием. Ситуация развивалась по одному из самых неприятных сценариев, поэтому присутствие гостей на базе было просто нежелательным, так как во многом могло способствовать неконтролируемой утечке информации о наших проблемах. Это в будущем могло стать сильным фактором, влияющим на дальнейшие отношения с Москвой. Поэтому официально обратился к обоим:

— Господин майор, Павел Анатольевич. Ситуация складывается таким образом, что я вынужден вас отправить обратно в ваше время в связи с внезапно возникшими обстоятельствами.

Судоплатов прекрасно все понял, но немца такое изменение планов не устраивало, поэтому он решил попытаться получить хоть какие-то крохи информации от меня, нежели потом выклянчивать их у советского руководства.

— Сергей Иванович, скажите, что же все-таки произошло?

— Да вы, наверно, и сами догадались: Третья мировая война. Все против всех, когда глобально используется оружие массового поражения. В лучшем случае остались доли процента населения.

— И кто виноват?

В слабом освещении галереи бункера, через которую мы шли в сторону комнаты с установкой, лицо немца выглядело необычно бледно. Было видно, что это именно тот вопрос, ради которого его отправили.

— Вы меня за кого держите? Я же просто военный, а не историк или политик.

При этих словах на губах у Судоплатова мелькнула улыбка. Он-то прекрасно знает мой уровень информированности и то, чего я действительно недоговариваю.

— В двух словах могу сказать, пока готовится ваш переход обратно в 1941 год.

— Хоть так.

Выдержав театральную паузу, как будто собираюсь с мыслями, я начал. Хотя реально этот диалог я продумывал еще в БТРе, когда возвращались в бункер.

— Германию и Россию постоянно сталкивали лбами. Что в Первую мировую, когда в Германии произошел мощнейший экономический рост, и она начала выдавливать Англию с рынков сбыта, что сейчас, натравив ее на Советский Союз. А ведь в любой войне в первую очередь гибнет элита, мужская элита. Поэтому к концу века в мире уже доминировали англосаксы, только центр влияния переместился за океан, в США. Как по мне, так не напал бы ваш Гитлер на СССР, додавил окончательно Англию, может, все было бы и по-другому, а так огромные потери с обеих сторон, раздавленная Германия и обескровленная Россия. Все это потом аукнется, когда в обезлюдевшую Европу повалят толпы азиатских и восточных эмигрантов, и по улицам Берлина будут расхаживать, как у себя дома, безработные арабские босяки, громя машины и магазины, когда правительство будет не в состоянии выдать им очередную успокоительную подачку.

Хотя сам про себя при этом подумал: «Ну немного изменил историю и сказал вместо Парижа Берлин, хотя реально это ничего не меняет. Думаю, и столицу Германии со временем ожидала бы такая же участь».

— Так что, Густав, как вы видели, наш мир представляет собой отравленную помойку, но во многом это результат и ваших ошибок и заблуждений.

«А вот теперь подбросим ежа, так чтоб и ты, немчура, задергался, и Судоплатов бы не вертел головой, изучая бункер, а следил за своим немецким коллегой», — подумал я и произнес:

— Я уверен, что у вас есть возможность при определенных обстоятельствах вернуться к своему шефу, адмиралу Канарису. Ну не будет же он разбрасываться такими подготовленными и верными кадрами. Конечно, очень не хотелось идти на контакт с руководством абвера, зная его проанглийские симпатии, причем это может вылиться в сепаратный мир между Германией и Англией с последующим военным союзом против СССР, пока советское руководство в полной мере не успело воспользоваться информацией из будущего.

Немцу очень не понравилось такое заявление, и, кажется, у него реально был какой-то резервный вариант передать сообщение своему шефу, судя по тому, как озабоченно блеснули его глаза. Тут же Судоплатов напрягся, как гончая перед рывком, унюхав добычу. Какой все-таки матерый человечище, сразу понял мою игру и ощутил, что выстрел наугад дал какой-то, пока непонятный, но результат. Немец, как истинный кадровый офицер, у которого в роду все носили форму, решил не подавать вида и попытался перевести разговор в другое русло.

— Вы очень заблуждаетесь, господин майор. Многие немецкие люди считают, что Германия зря ввязалась в эту авантюру и последствия будут катастрофическими. Для нас главное — найти точки соприкосновения, благодаря которым мы сможем исправить ошибки и изменить историю таким образом, чтоб избежать серьезных последствий для наших народов.

«Ага, сейчас, дам я тебе увести разговор. Нет, дорогой, я тебя еще немного попугаю, а дальше пусть тобой уже плотно занимается НКВД, а то у меня тут война на носу, и еще не хватало влезать в ваши шпионские игры, тут своих Семеновых и татар хватает».

— Я не договорил, господин майор. По поводу возможного объединения с англичанами и американцами хочу вас разочаровать: уже поздно, да и в случае развития такой ситуации вы получите в войне третью сторону, которая будет воевать против вас с применением всего арсенала будущего, вплоть до оружия массового поражения, о котором вы даже еще не имеете никакого представления. Уж поверьте, после того, что немецкие войска натворят на территории Советского Союза, никаких угрызений совести ни я, ни мои люди испытывать не будут. Лучше вам попытаться договориться с русскими, нежели начинать свою игру совместно с англичанами и американцами, поверьте, обязательно обманут.

Я демонстративно посмотрел на наручные часы, которые с некоторых пор начал снова носить на левой руке: мобильные телефоны, которые использовались и в качестве часов, ушли в небытие, вместе с другими благами цивилизации.

— Извините, но ваше время подошло к концу, и у меня скопилось много дел, которые требуют неотложного вмешательства.

Немец, поняв, что серьезного разговора не будет, гордо подняв голову, пошел вперед, к залу с установкой, в сопровождении двух охранников, а мы с Судоплатовым шли чуть сзади. Его, естественно, волновали наши проблемы и особенно возможность потери контроля над установкой перемещения во времени.

— Сергей Иванович, если у вас проблемы с людьми, то мы готовы выделить вам в помощь надежных, проверенных и подготовленных товарищей.

— Это очень кстати, Павел Анатольевич. Я бы попросил, пока есть возможность, подержать возле точки выхода человек десять-двадцать таких товарищей. Если возникнет необходимость, мы их привлечем для борьбы с деструктивными элементами в нашем времени.

Мы друг друга действительно поняли. Главный диверсант СССР видел, что я тоже не до конца доверяю, но в случае действительно крайней ситуации готов воспользоваться предоставляемой помощью, тем более что положение сложилось весьма непростое. Я же видел, что советские спецслужбы уже заинтересованы в работе со мной, и даже гипотетическую смену хозяина установки перемещения во времени рассматривают крайне негативно, и готовы поддерживать существующее положение всеми возможными силами.

Когда их подвели к уже включенной установке, немец обернулся и спросил:

— Господин майор, а что стало с Германией?

— Да то же самое. Европа была уничтожена в первую очередь.

Он понуро опустил голову и пошел по пандусу в портал, исчезнув из этого времени.

Судоплатов чуть приостановился и, смотря мне в глаза, спросил:

— Сергей Иванович, зачем вам весь этот цирк с немцем понадобился? Вы хотели на него произвести впечатление и, показывая развалины, завербовать?

— Нет, Павел Анатольевич. Я просто хотел посмотреть, как немцы будут реагировать на нашу действительность, но, видимо, ошибся. Наверно, нужно действительно разбить немецкую армию, расписаться на стенах Рейхстага для того, чтобы они начали объективно воспринимать информацию. Все, что мне нужно было, я узнал. Даже отрицательный результат тоже результат.

Судоплатов чуть заметно кивнул, соглашаясь с таким подходом, но задал каверзный вопрос:

— Вы хотите начать свою игру с Канарисом?

— Была такая мысль, но он англоман и с сорок второго года начал активно сливать информацию на Остров, поэтому особой перспективы в этом не вижу. Максимум — получит достоверную информацию и сольет ее англичанам и американцам, попробовав заключить сепаратный мир. Это и так было понятно, но вот внести некоторые сомнения и разлад в ряды немцев не помешало бы.

Судоплатов жестко прервал меня:

— Сергей Иванович, а вам не кажется, что вы опять пытаетесь влезть в авантюру? Может, хватит? Я смотрю, тут у вас и своих проблем хватает, и хотелось настоятельно бы вам порекомендовать воспользоваться нашей помощью.

— Павел Анатольевич, это все наши мелкие дрязги, так сказать, последний писк реакционной проукраинской группировки, которая быстро теряет влияние в регионе. Они опоздали со своей провокацией, на данный момент все козыри у меня, и я ожидаю, что скоро они выйдут на связь и начнут угрожать, показав таким образом свою слабость.

— Вы так уверены в своих силах?

— Я уверен в людях, которые хотят жить по-человечески, а не в тех условиях, что им могут предложить нынешние вожди.

Судоплатов пристально посмотрел мне в глаза, но увидел там только усталость и спокойствие.

— Хорошо, Сергей Иванович, в конце концов, у вас всегда получалось вывернуться. Когда мне ожидать ваших людей?

— Как договаривались. Отправка не отменяется, все остается в силе, а я пока разберусь с нашими маленькими неприятностями.

— Ну, Сергей Иванович, удачи вам, но своих людей я на всякий случай оставлю возле точки выхода.

— Спасибо, не помешает, но, думаю, все решится без стрельбы.

Судоплатов на прощание пожал руку и уже без опаски шагнул в проем портала, исчезнув из нашего времени.

Рядом стоял Санька, а из прохода вышел Васильев с автоматом в руках. Оба молча остановились у меня за спиной. Пауза затягивалась, пока Санька не сказал:

— Ну что, командир, пойдем мочить Семенова?

Я медленно повернулся к нему и усталым голосом ответил:

— Какой ты кровожадный, Санька, ведь с ним сейчас люди, которые уже давно являются нашими потенциальными соратниками, и они сами должны завалить Семенова, уличив его в предательстве. Иначе нас потом так замажут, что никогда не отмоемся. На это и была рассчитана их акция.

— Так что тогда будем делать?

— Лично ты сейчас займешься тем, что быстро разговоришь пленного «зверька».

Артемьев зловеще улыбнулся.

— А Валеру Бойко можно прихватить? Он обидится, если я его не приглашу.

Я вспомнил историю гибели семьи прапорщика Бойко и только кивнул головой.

— Не можно, а нужно. «Зверек» мне неинтересен, главное — вытащите из него информацию об этом веселом деле. А потом, если он сможет говорить, попытайте его про состав банд, места дислокации и имеющиеся ресурсы.

Санька кивнул головой.

— Сделаем, командир. Сколько у нас времени?

— До возмущенного вызова Семенова. Потом уже времени не будет.

— Думаешь, он выйдет на связь?

— А куда он, родимый, денется, если подстава — его рук дело. Там должны быть обязательные атрибуты в виде трупа Черненко и его сопровождения, трупы приезжих спецназовцев и наших поисковиков. А он приедет и увидит, что многого в картине не хватает. А если что и есть, то оно явно не в тему. Это касается трупов бандитов. И выход у него один: в кратчайшие сроки начать наезжать на нас, иначе те же татары не простят, что он подвел их, надеюсь, лучших боевиков, под засаду. Поэтому ждем, когда они обложат большой бункер, в это время высылаем группы разведки на всякий случай погулять вокруг нашего укрытия. Не исключаю возможности, что про наш основной бункер они в курсе. А это значит, когда начнется штурм в Перевальном и мы вышлем маневренную группу им на помощь, нас будет ждать засада.

Васильев шел рядом, молча слушая мои рассуждения. В тусклом свете галереи его усталое и осунувшееся от многочисленных приключений лицо выглядело маской. И только блеск в глазах, азарт перед новым боем оживляли эту маску.

— Так что нам делать?

— В первую очередь разведка, и посмотрим, что у нас показывает комплекс радиоперехвата. Хорошо, что все в масках ходят, хоть чаще радиостанциями пользуются.

Раскрыв на ноутбуке последние данные по радиоперехвату, с сожалением увидели несколько радиостанций, работающих недалеко от большого бункера в Перевальном. Записанные переговоры не оставляли сомнения в том, что бункер блокирован немаленьким отрядом татар. Откуда их столько повылезало, должен дать ответ пленный, которым сейчас в дальней галерее занимаются Артемьев и Бойко.

А вот недалеко от нашего бункера буквально некоторое время работал кодированный радиопередатчик с плавающей частотой, и то, что его выловили, было большой удачей. Значит, за нами уже давно наблюдают. Я повернулся к Васильеву.

— Вадик, скажи, у ваших была такая техника связи?

— Нет. Это явно спецура. Может, давай глянем снаряжение, которое поснимали с бойцов спецназа. Если это их ребята поблизости сидят, значит, можно при желании их послушать и выйти на связь.

— Тоже дело. Давай я в этом покопаюсь, а ты приведи прапора, как его, Чеботарев.

— Чеботаев.

— Ну не важно, тащи сюда, будем разговаривать. И пока есть время, пусть ребята Левченко поговорят с твоим Логиновым на военно-патриотические темы. Нам нужна информация.

— Понял, командир, сейчас организую. Куда его вести?

— Давай в кают-компанию. Заодно накормим человека горячей пищей. Мы не враги. Нас просто пытаются такими сделать всякие уроды.

Пока Васильев ушел за прапорщиком, я связался по внутреннему телефону с госпиталем, идти туда просто времени не было. Трубку подняла Ольга, и я услышал ее усталый голос.

— Оля, привет. Оргулов. Что там с нашими пациентами?

— Черненко очень плох. В сознание не приходил.

— Шансы есть?

— Очень мало. Мы делаем все, что можно.

— Оля, пойми, если он умрет, у нас будут большие неприятности.

— Я понимаю. Делаю все, что можно.

— Что со спецназовцами?

— Майор пришел в себя, попробовал покачать права, так Вяткин и Строгов его быстро на место поставили, а второй тяжелый.

— Шансы есть?

— У этого есть, молодой, выкарабкается.

— Понятно. Дай трубочку Вяткину.

Небольшая пауза и в трубке раздался голос Вяткина:

— Старшина Вяткин у аппарата, товарищ майор.

— Фрол Степанович, ты посмотри за этим резвым майором. Он не простой, может натворить дел.

— Сделаем, товарищ майор. Мы его тут наручниками приковали, буйствовать начал.

— Лихо вы. Строгов помог?

— Так точно, вовремя его с ног сбил.

— Молодцы, вы его там контролируйте, но сильно не прессуйте. Он еще может пригодиться.

В этот момент в помещение ввели прапорщика, которого в сопровождении конвоя привел Васильев. Я, держа в руках трубку, кивнул Чеботаеву на стул, услышал подтверждение, что в госпитале все будет тихо, закончил разговор и смог уделить все внимание нашему гостю.

Передо мной сидел высокий, светловолосый, сухощавый человек лет тридцати. Потертый камуфляж, в который он был одет, сидел на нем как влитой, несмотря на его поджарую фигуру. Мелочи, вроде ушитой по фигуре формы и потертостей от постоянного ношения ремня и кобуры, выдавали в нем бывалого вояку, которого очень редко можно увидеть в гражданской одежде. Он спокойно и мрачно смотрел на меня, пару раз чуть скосив глаза, изучая расположение охранников. Я решил не терять времени.

«Боже, как спать хочется, когда же это все закончится. Сейчас еще этому прапору и его бешеному майору придется доказывать нашу невиновность. Никогда не мог даже представить, что буду вот так выяснять отношения со своими бывшими сослуживцами»

— Ну что, товарищ прапорщик. Времени у нас мало, ситуация выходит из-под контроля, и очень бы хотелось узнать о целях вашего визита в Крым, с учетом того, что минимум два ваших человека бродят в окрестностях нашего убежища. Их уже обнаружили, и наши снайперы их держат под контролем. Если попытаются предпринять какие-либо не нравящиеся нам шаги, они будут уничтожены. Теперь на вас, товарищ прапорщик Чеботаев, лежит ответственность за их судьбу и судьбу вашего командира.

Он хмуро меня слушал, уперев взгляд в корзинку на столе, где лежали несколько нарезанных кусков свежего хлеба.

— Что вы от меня хотите?

— Состав группы, цели, кто отдал команду и организовывал встречу с полковником Черненко. Кто курирует операцию со стороны вашего руководства и откуда вообще пришла команда.

— Вы думаете, я буду вам все рассказывать?

— Вам придется. Ликвидировать вас никто не собирается, мы не враги. Да и то, что вас слили и подставили под татар, говорит о том, что ваша группа стала пешкой в политической игре, направленной на нашу дискредитацию. Я даже могу предположить, что ваше подразделение считается не самым лояльным к киевскому режиму.

Он молчал, уставившись на хлеб. Что ему придется идти на контакт, мы понимали оба, только в данной ситуации главной проблемой было время.

— Хорошо. Как вас зовут?

— Роман Григорьевич.

— Вот что, Роман Григорьевич, давайте попробуем поговорить конструктивно. Я, Оргулов Сергей Иванович, майор российской морской пехоты, хотя служил и в украинских Вооруженных силах, тоже в морской пехоте, так что в некотором роде мы коллеги, и у нас должны быть обязательно общие знакомые. Поймите, сейчас на кону стоит нечто большее, чем судьба вашего подразделения и наши жизни. Если ситуация выйдет из-под контроля, без всяких разговоров будет применено тяжелое вооружение. И, поверьте, мы в состоянии это сделать. Поэтому давайте не будем устраивать войну в угоду людям, которые уже раз ввергли эту страну в гражданскую бойню и, как пушечное мясо, подставили вас.

Он поднял глаза на меня, устало хмыкнул и спросил:

— Какие вы можете дать гарантии нашей безопасности в случае сотрудничества?

— Я даю свое слово, что если вы не будете предпринимать ничего, ведущего к угрозе людей, за безопасность которых я отвечаю, ни вам, ни вашим сослуживцам ничего не будет угрожать, и когда ситуация стабилизируется, вам будет возвращено снаряжение, оружие и оставшиеся на ходу транспортные средства.

Он недоверчиво, даже иронично, смотрел на меня, не веря ни единому слову. Тут уже я не сдержался, так надоели эти шпионские игры и постоянное состояние хождения по лезвию ножа.

— Слушай, прапорюга, уже достал корчить из себя тут партизана на допросе у эсэсовцев. Пока ты тут строишь из себя целку, мои ребята держат на прицеле твоих друзей. Если они думают, что передатчики с плавающей частотой не позволят их запеленговать, то сильно ошибаются. Это первое. Второе, когда начнется штурм большого бункера в Перевальном, их уничтожат, чтобы наша маневренная группа смогла спокойно, без приключений выйти на помощь и ударить в спину татарам, которые повылезали из всех дыр и обложили убежище. Ты хоть понимаешь, что вас, как баранов, послали на убой?

Он думал секунд тридцать и, когда я уже собрался вставать и уходить, начал говорить:

— Спрашивайте, что смогу — отвечу.

— Состав группы.

— Десять человек.

— Группа — единое подразделение или его сформировали перед самым выездом?

— Костяк — из спецназа ВМСУ, но четверых прикомандировали перед самым выходом.

— Задачи группы.

— Не знаю.

Увидев мое недовольство, он убежденно подтвердил:

— Точно не знаю. Командир в курсе, говорите с ним.

— Тебе не показалось, что в группу включили людей, скажем так, не испытывающих особых симпатий к киевскому руководству?

Он снова задумался. А я внимательно наблюдал, как у него сжались губы и изменился взгляд. Но и тут он держал марку.

— Я подумаю над этим вопросом.

Я вздохнул и устало высказался:

— Вот трудно с тобой. Ну что мне каждое слово из тебя тянуть? Не можешь нормально все рассказать? Ты так до сих пор и не понял, что вас втянули в историю, в которой вы выжить по определению не должны были?

— Понимаю, но у меня есть командир, все вопросы к нему.

— Как хоть его зовут-то? Он вроде очнулся, правда буянить начал, пойду с ним разговаривать.

— Майор Дегтярев.

Вот это я удивился.

— Кто?

Чеботаев поднял голову, удивившись моему тону.

— Майор Дегтярев.

— Его случаем не Олегом зовут?

— Да. Олег Владимирович.

— Вот ведь хрень, я же Олежку уже давно похоронил.

Тут в кают-компанию ворвалась моя жена.

— Сережа, ты знаешь, что у тебя в госпитале Олег Дегтярев, прикованный наручниками к кровати, буянит?

— Да я сам только что узнал про него.

— Он меня узнал и сам обалдел. Спросил про тебя, я сказала, что ты тут главный и сейчас же дашь команду его расковать, а то Вяткин отказался, ссылаясь на твой приказ.

— Правильно сделал, иначе он там бы все разгромил.

Чеботаев с интересом слушал наш разговор, уже поняв, что его командира я знаю лично.

— Знаете Дегтярева, товарищ майор?

— Естественно, знаю этого обалдуя. Вместе в училище учились, в казарме койки рядом стояли, и вместе к девкам в общагу Севастопольского приборостроительного института бегали.

Тут уже возмутилась моя жена:

— Это когда вы бегали? Ни ты, ни Олег про это не рассказывали.

— Светуля, ну все были молодыми. Хочу обратить твое внимание, что жена у меня одна, так же как и ребенок, и ты их лично знаешь. Ты тут не отвлекай, вон лучше накорми человека, а я пойду Олега освобождать из цепких рук Вяткина и Строгова.

Прапорщик, поняв, что уровень опасности для него упал, уже спокойно, с некоторым стеснением протянул руку и взял свежий хлеб, который совсем недавно испекла жена Васильева, оказавшаяся очень неплохим поваром.

Глава 12

Вот как судьба повернулась. Олежка, с которым вместе учились, потом молодыми лейтенантами попали в морскую пехоту и служили на Молочке в Севастополе. Я написал рапорт на увольнение, когда полк перевели ближе к штабу бригады в Феодосию, а Олег, всегда любитель побегать, пострелять, немного послужив там, перешел в разведуправление ВМСУ. Мы с ним часто встречались, когда я приезжал в Севастополь по делам банка, дружили семьями. Последний раз виделись на дне рождения его жены Татьяны, когда, уже работая в банке, я мог позволить себе свободно съездить к другу, прихватив супругу и ребенка. Это был его второй брак. Первая жена, кстати, тоже Татьяна, не смогла выдержать роль офицерской жены и, забрав дочку, уехала на Украину к родителям. Олег, после некоторых попыток восстановить отношения, пустился в загул, пока не встретил свою нынешнюю супругу, которая нежной ручкой быстро его привела в чувство, создав домашний уют и теплоту дома. Как оказалось, ему именно этого и не хватало, и в то время я был особенно рад за друга.

Потом была война, конец света, и связь давно прервалась, особенно когда перед войной Олега перевели куда-то под Одессу. И вот он теперь всплывает в виде командира группы спецназа, направленной для нашего устранения. Это или специально сделали, зная о наших дружеских отношениях с Олегом, или операцию организовывали на скорую руку, узнав, что бойцы из Херсона в некоторой степени себя дискредитировали переговорами с Черненко. Вот это и предстояло выяснить.

Еще не дойдя до госпитального отсека, услышал многоэтажный военно-морской мат голосом, который уже давно не слышал.

— …подайте мне Серегу Оргулова!

Я вошел и увидел картину — привязанного к кровати Дегтярева, который уже не дергался, а весело матерился, ожидая прихода давнего друга.

— Медуза, ты какого хрена тут раскричался?

— А вот и ты. Серега, скажи своим бойцам, чтоб развязали.

И тут же опять выложил такой мат, что даже я удивился, раньше за ним такого не водилось.

— Олег, чего раскричался, тут, между прочим, раненые лежат и женщины есть, за тобой такой грубости вроде как не замечал. Заткнись и успокойся, надо поговорить, тем более, смотрю, что после контузии ты пришел в себя.

Он теперь не улыбался, только внимательно рассматривал меня, недоверчиво щуря глаза.

— Серега, ты ли это?

— Тебе напомнить, как мы на втором курсе рванули в самоход к девчонкам из приборостроительного института? Ты потом ужрался до поросячьего визга, и я пер тебя на себе до казармы. А если учесть, что в четыре утра маршрутки уже не ходили, а все деньги мы растратили на бухло, поэтому вызвать такси не могли, то тащить мне тебя пришлось на собственном горбу. Теперь сомнения есть?

На его бледном, покрытом щетиной лице расплылась довольная мечтательная улыбка.

Пока продолжалась эта сцена, я молча кивнул Вяткину, чтоб развязал Дегтярева. Когда путы были сняты, он порывисто подскочил и по-братски стал обнимать друга, хлопая по спине. Я не выдержал и скривился от боли. На его лице появилось недоуменное выражение.

— Что, Серега?

— Да ребра болят. Недавно броником несколько пуль словил, да и взрывом приложило.

— Вы что тут, до сих пор «зверьков» гоняете?

— Не «зверьков», а зверей. Я чуть попозже тебе расскажу. А пока, Олег, надо серьезно поговорить.

Я его позвал за собой, и, когда выходили из госпитального отсека, Вяткин спросил:

— Товарищ майор, может охрану?

Я чуть затормозил и увидел вопрошающий взгляд Дегтярева, после чего повернулся к Вяткину и сказал:

— Фрол Степанович, этого человека знаю давно. Если он меня предаст, то какой смысл тогда жить?

— Да я так, просто, может, после контузии буянить будет, бывает такое.

— Да ничего, в голову еще раз получит и успокоится.

Олег обиженно засопел.

— Еще неизвестно, кто в голову получит.

Я раздраженно отмахнулся.

— Олег, пойдем, времени мало.

Мы шли по галереям моего бункера, которые были буквально завалены ящиками, мешками, свертками, которые мы натягали из прошлого. Дегтярев с интересом разглядывал ящики с немецкой маркировкой, но вопросы он оставил при себе. Когда зашли в кают-компанию, Чеботаев уже вовсю трескал наваристый украинский борщ, который приготовила моя супруга. В тот момент, когда я переступил порог комнаты, упертый прапорщик, чуть стесняясь, попросил добавки, естественно, ему повторили. Я его прекрасно понимал. Борщ из свежей капусты после консервов и макарон произведет впечатление на любого. Олег шумно втянул воздух носом и ошеломленно глянул на мою жену, которая стояла возле плитки с половником в руках и набирала вторую тарелку.

— Олег, присаживайся, тебе тоже налила.

Я не стал его отвлекать и с жалостью смотрел, как мой исхудавший друг есть борщ, закатывая от удовольствия глаза. Доев порцию, он тоже согласился на добавку, и, пока Светлана повторяла порцию, он повернул ко мне голову и сказал:

— Серега, а вы тут неплохо устроились. Откуда картошку, капусту взяли? А свежая сметана и зеленый лук? У вас что, и коровы есть, и оранжерея? Да и ящики у вас все сплошь с немецкой маркировкой. Что тут происходит и почему вокруг тебя такая возня?

— Ты ешь-ешь, я тебе чуть позже расскажу, во что вы все вляпались. Кстати, а где Татьяна с ребенком?

Олег сразу погрустнел и насупился.

— Там они, под Измаилом, в убежище. Твой тезка совсем плох.

— А теперь они стали еще и заложниками. У тебя там остались доверенные люди?

— Есть, конечно, из наших.

— Резервные каналы связи, надеюсь, продумали, на случай всяких неприятных неожиданностей?

Он возмущенно оторвался от тарелки и всмотрелся мне в глаза.

— Серега, ты за кого меня принимаешь? Не учи папу делать детей, я сам видел, что с этой поездкой не все чисто.

— Хорошо. Тогда смотри.

Я кивнул головой на Чеботаева, который уже вовсю работал над макаронами по-флотски.

— Рома сказал, что перед выходом к вам четверых прикомандировали. Не думаешь, что контролеры?

— Нет. Троих положили, четвертый у тебя в госпитале лежит. Тем более я их знаю, ребята из боевых пловцов одесского ОВРа. Тут точно без подстав.

— Тогда значит, за нашим бункером присматривают твои люди. Пара человек с кодированными радиостанциями. Мои снайперы их нашли и держат на контроле, пока они не начали делать глупостей, свяжись с ними. Если ты в них уверен, приглашай в гости. Нам сегодня предстоит с татарами повоевать, и каждый боец будет на вес золота.

Олег прекратил есть, положил в тарелку ложку и поднял на меня сосредоточенный взгляд.

— Ты им хочешь отомстить?

— Они обложили второй бункер в Перевальном. Их там сотни полторы, давно такого количества боевиков не видели.

— Ого. Чем вы их так разозлили?

— Бункер отбили, да полностью банду местного отморозка зачистили.

— Серьезно. Кстати, а где ты был все это время, да и морда у тебя больно загорелая?

— А вот это, Олег, та вещь, ради которой устроен весь этот цирк, с вашим расстрелом. Все хотят знать, откуда у нас оружие, боеприпасы, чистые продукты, и, естественно, желают, чтоб с ними безвозмездно поделились. Как думаешь, куда они все посылаются?

— Зная тебя, не удивлюсь, если далеко и пешим сексуальным маршрутом.

— Ага, типа того. По моим данным, они собирались сюда послать сводный отряд с Херсона, но Черненко там подсуетился и переговорил с народом, но ваши боссы про это узнали, местный зам Черненко или кто-то из его подхалимов сливает инфу в Киев, поэтому они решили выехать на подставе.

— Да уж, и мы тут как раз в качестве героических трупиков очень неплохо будем смотреться.

— Теперь понимаешь, во что вас втянули?

— Мои Татьяна и Сережка, получается, в заложниках?

— Ты сам ответил на этот вопрос. Поэтому вы официально должны все умереть. Вызывай своих бойцов, что хочешь говори, но с их стороны у меня не должно быть проблем. Понял? Потом мы твоих просто выкупим за продукты, или ты их сам, но чуть позже заберешь.

— Хорошо, Серега, в принципе, расклад я понял. Сейчас сделаем. Ты только радиостанции наши принеси.

— Здесь они, вон в том ящике лежат.

Дегтярев подошел к шкафу, открыл ящик и достал оттуда парочку радиостанций, похожих на те, которыми пользовались мы во время выходов.

Мы по галерее вышли в переходный тамбур, где Олег, настроив кодовую последовательность на дешифраторе, вышел на связь со своими бойцами.

— Баклан, Баклан, это Папа. На связь.

Тут же сразу ответили:

— Папа, на связи Баклан.

Он повернулся ко мне:

— Куда им идти?

— Пусть идут на площадку, где стоит БТР. Оружие в высоко поднятых руках. Там их встретят.

— Хорошо.

Он отжал тангенту радиостанции.

— Баклан, это не противник, а союзники, но вы под прицелом снайперов. Вам гарантируется безопасность. Выйти на площадку к БТРу, оружие в поднятых над головой руках. Дать себя разоружить.

— Папа, ты в своем уме?

— Да, Баклан, нас круто подставили. Будут разборки, сейчас не форсите, люди серьезные и проверенные.

— Вас понял, Папа. Выполняем.

Я вышел на связь со своими наблюдателями.

— Кукушки, это Феникс, там гости должны выйти, смотрите внимательно.

Через пять минут Карев с двумя вооруженными бойцами ввели в тамбур людей Дегтярева. После того как внешняя дверь была открыта и их пропылесосили от внешней пыли, они сняли маски. Такие же усталые лица, покрытые недельной щетиной. Олег стоял рядом, я даже вернул ему личное оружие, он похлопал по плечу своих бойцов и повернулся ко мне:

— Ну что дальше, Серега?

— Ты объясни людям, чтоб глупостей не делали, а Егор отведет их и накормит, а то вон они у тебя какие худющие.

— Да уж, на фоне твоих сытых ребят мы выглядим не очень.

— Олег, давай язвить будем позже, когда закроем проблему.

— Да я не против. Но что будем делать? Всей толпой прямо в бой? Ты вроде говорил, они там обложили твой второй бункер? Не поздно?

— Ты ж сам бывал в Перевальном, знаешь, что просто так там штурмовать не получится. А у меня там человек двадцать, неплохо вооруженные, да и сам бункер за последнее время укрепили. Они попробуют нас выманить и устроить засаду, а потом уже штурмовать ослабленный гарнизон убежища.

— Ну логично. И что нам предстоит?

— Ждем, когда иудушка Семенов выйдет на связь и попробует забить стрелку. Кое-какие меры мы приняли.

Пока Дегтярев разговаривал со своими людьми, проводя политинформацию на злобу дня, я собрал небольшое совещание.

Тут опять присутствовал капитан Васильев, который занимался тем, что готовил колонну с артиллерией для марша и разрабатывал маршрут движения. Чуть позже подошел Артемьев. Его спокойный и немного грустный взгляд говорил о том, что от пленного они с Бойко узнали что-то неприятное.

Я указал Саньке на стул и, кивнув, спросил:

— Ну что там? «Зверька» раскололи?

Санька сморщился, как от дольки лимона во рту.

— Да там и колоть не надо было. Этот заморыш после двух оплеух сразу поплыл. А вот наболтал он много. Короче, принялись за нас серьезно. Со всего Крыма собрали около ста пятидесяти боевиков, при поддержке двух танков, четырех бронетранспортеров. У них даже «Град» есть, правда выстрелов на два залпа. И догадайся, откуда у них горючка, чтоб всю эту технику сюда пригнать?

— Хохлы?

— Они.

— И зачем им такая подстава? Смысл?

— Говорит, что украинские вояки отказываются с нами воевать. Там уже и про нас ходят слухи. Даже про свежий мед и молоко знают. Как тогда заставить людей против нас идти? Вот подставу и сделали, чтоб морских спецназеров положить и Черненко в придачу. И заодно оправдать участие татар в боевых действиях в качестве союзников.

Подошедший Дегтярев все это слышал, но ругаться не стал, а только очень внимательно впитывал информацию.

— Что они будут делать?

— «Зверек» не знает. Он из отряда Ульми Каримова, который захватил бункер в Никите, недалеко от Ялты. В его отряде было двадцать человек, практически все легли там. Часть мы, часть спецура положила.

— Вы там его не угробили? Он еще сможет про бункера на побережье рассказать?

— Да нормально, командир. Живучий гад и жить очень хочет.

После такой информации пришлось форсировать подготовку к отражению атаки. Васильев сформировал сводную артиллерийскую группу и, используя трофейные немецкие полугусеничные тягачи, утянул по окружной дороге в сторону гор две немецкие гаубицы, два миномета в сопровождении БМП-1. С ними в головном дозоре ушел Артемьев, проводя разведку. Наша же задача была подготовить две полнокровные штурмовые группы и по готовности выдвигаться в город, для удара в тыл противнику.

В кают-компании бойцы Дегтярева, покончив с борщом, удивляясь обилию овощей, солений и сметаны, которые мы наменяли в деревне, доедали второе. Тут же стоящий Коротков с автоматом всем видом показывал спокойствие и уверенность и контролировал гостей, чтоб не ходили по бункеру без присмотра. Я по дороге зашел в радиорубку — уточнить данные по радиоперехвату, а Олег пошел к своим бойцам. Войдя в комнату, увидел вопросительный взгляд Дегтярева.

— Ну что, Сергей?

— Пока молчат. Мы сканируем радиодиапазоны. Возле большого бункера работают около двадцати независимых радиостанций. Не исключаю, что это ловушка, поэтому буду действовать осторожно, с перепроверкой. Так что, Олежек, ты насчет охраны не обижайся, ставки слишком высокие, чуть позже ты поймешь почему. Ты меня давно знаешь, поверь, сейчас ты выбираешь ту сторону, которая может обеспечить нормальную жизнь твоей семье и всех, кто готов идти с нами.

— Куда идти, Сергей? Что-то ты, дружище, темнишь.

— Олег, все потом, когда закроем непосредственную опасность. Поверь, ты не пожалеешь.

Дегтярев пристально и испытующе смотрел мне в глаза, но, увидев твердый, а не убегающий взгляд вруна, убедился, что я сам уверен в том, что говорю.

— Хорошо, Сергей, я с тобой, тем более надо этих гадов наказать.

— Давай тогда готовь людей к выходу. Все вопросы по экипировке к Вяткину. А я пока постараюсь кое-что еще проверить, да и Черненко проведать надо.

Когда я зашел в госпиталь, Ольга спала, а Маринка что-то кипятила на спиртовке.

— Привет, Мариша, что у нас тут?

Она испуганно повернулась, но, увидев меня, успокоилась.

— Вечно ты, Сережа, беззвучно подходишь. Всегда пугаешь.

— Ну не могу же я идти по коридору и специально топать. Да и раненые тут у вас.

Марина выключила немецкую трофейную спиртовку, которую захватила на аэродроме, и повернулась ко мне. Усталые глаза выдавали, что девчонки беспрерывно не отходят от операционного стола. Я еще раз окинул взглядом эту привлекательную, но безмерно уставшую женщину, жену моего пропавшего без вести друга. Белый халат, тщательно выстиранный и отглаженный, прекрасно обрисовывал ее женственную фигуру. После рождения ребенка она только немного округлилась и притягивала взгляды многих мужчин в бункере. За беготней последних месяцев я не мог уделять ей столько времени, как было раньше. У нас были странные отношения. Она понимает, что нравится как женщина, но перспектива возвращения ее мужа, моего друга, все еще держит нас на расстоянии. Света, моя жена, все это видит, но делает вид, что не замечает, прекрасно понимая, что скандалами и разборками она может испортить тот мирок, который мы создали, когда жили одни в бункере с детьми.

Я немного задумался и пропустил ее вопрос.

— Сережа, ты что-то хотел узнать?

— Да, извини, залюбовался тобой.

— Да ладно тебе.

— Так я объективно. Ну хорошо. Мариша, скажи, что там с Черненко? Очень важно, чтоб он выжил.

— Плохо. Шансов почти нет, у нас не хватает квалификации, тут нужен опытный хирург. Может, из сорок первого года кого-то пригласить?

— Да я тоже уже задумываюсь об этом, да и не помешало бы уже начать предков учить нашей медицинской технике и применению препаратов и антибиотиков.

Она смотрела на меня снизу вверх, и при свете дежурной лампы были видны морщины в уголках ее глаз. Нелегко ей приходится. Она осторожно взяла меня за руку.

— Сережа, скажи, что там наверху? Так все серьезно?

— Да подстава очередная. Положили половину приезжего спецназа и близкое окружение Черненко, пытаются все на нас свалить, да татары повылезали из всех щелей. Похоже на спланированную акцию. Сегодня будем им по сопатке давать, а по поводу хорошего хирурга прямо сейчас переговорю с Судоплатовым.

Я осторожно освободил руку и устало пошел обратно, думая о превратностях судьбы. От Семенова пока не было известий, и сидящая в радиорубке Катерина спокойно доложила:

— Пока они с татарами переругиваются. Сейчас едут на встречу где-то в районе университета.

— Что твои знакомые в бункере говорят?

— Да никто Семенову не верит, но открыто боятся протестовать. Сегодня утром в бункер Семенов пропустил около двадцати боевиков, которые фактически взяли в заложники семьи военных. Никто теперь ничего сказать не может, все боятся за своих родных.

— Да, этот урод пошел ва-банк. Надо его быстро гасить и заканчивать этот балаган. В общем так, поговори со своими агентами в бункере у Черненко, пусть, по возможности, выведут из строя радиопередатчики и пропустят наши штурмовые группы. Ты-то, надеюсь, знаешь, где у них резервные выходы?

— Да, знаю, но они перекрыты и заминированы.

— А кто говорил, что будет легко? Готовь систему радиоподавления, по сигналу надо заглушить бункер Черненко. Когда в Перевальном начнется возня, мы сделаем ход конем и будем освобождать заложников. Ты, надеюсь, объяснишь своим знакомым, как и куда нужно прятаться, чтоб не пострадать при штурме. Разработай систему сигналов и опознавательных знаков, чтоб в коридорах не пострелять своих.

— Сделаем, командир.

— Умница. Вот Саньке повезло с женой.

— Ну так вы же женаты были, да и Светлана неплохо стреляет.

И она мило улыбнулась.

Я направился в кают-компанию к Дегтяреву и его людям. Те вольготно расположились на стульях и с увлечением смотрели на большом жидкокристаллическом телевизоре фильм «Звезда», из тех, что я специально подобрал из библиотеки для наших новичков из 1941 года. Олег, увидев меня, включил паузу в фильме и вопросительно на меня уставился.

— Ну что, Серега?

— Херово. Семенов пустил в бункер «внутряков» десятка два боевиков, и те взяли, по сути дела, в заложники всех гражданских. Теперь, пока мы не освободим бункер, в Перевальное не полезем, иначе придется воевать со своими.

— Ты серьезно?

Его бойцы подобрались и вопросительно поглядывали на своего командира.

— Да. Самый худший сценарий.

— Что думаешь делать?

— Сейчас пойдешь со мной, кое-что тебе покажу как старому другу, и готовьтесь вместе с моими штурмовиками чистить бункер. Там есть свои люди, и в нужный момент они помогут.

Все спокойно закивали, а мы с Олегом пошли по галерее в оружейку. Я привычно накинул на себя разгрузку, прихватив свой автомат и кивнув Олегу, чтоб занимался тем же. Он вопросительно на меня смотрел.

— Олег, снаряжайся. Сейчас узнаешь самую большую тайну этого столетия.

— Серега, ты меня все больше и больше интригуешь, и куда мы в таком наряде собираемся? На другую планету?

Я ухмыльнулся.

— Почти угадал. Пойдем, все на месте узнаешь.

Снарядившись, мы вышли в зал с большой установкой и остановились, ожидая, когда Светка ее запустит с центрального пульта. Олег с удивлением рассматривал оборудование и выдал фразу:

— Чем-то смахивает на фильм «Звездные врата». Серега, так ты что, не врал? Что, реально у тебя есть выход на другую планету?

— А ты ящики с маркировкой вермахта видел? Сам докумекаешь, куда мы сейчас пойдем?

Олег ошарашенно смотрел на меня, не веря ни слову. Но в этот момент установка загудела и через несколько секунд вышла на рабочий режим. Нажав кнопку на пульте, прикрепленном к стене, я спокойно наблюдал, как в портал сначала выдвинулась штанга с видеокамерой, затем, услышав в динамик, размещенный в зале, фразу Светланы «Все чисто», мы выдвинули пандус и спустились по нему в 1941 год.

На той стороне было утро, пасмурное и морозное. Невдалеке стояли две полуторки, в которых разместились расчеты зенитных счетверенных пулеметов и легковая машина, из которой сразу вышел нам навстречу заместитель Судоплатова, с капитанскими шпалами на петлицах.

Олег не смог выразить свои чувства и как нормальный военный выставил многоэтажную фразу в стиле легендарного персонажа анекдотов поручика Ржевского. Потом повернул ко мне голову и восхищенно сказал:

— Да, Серега, я всегда знал, что ты выкинешь что-то такое. Но скакать в прошлое — это уже перебор. Это что, нас встречают? И судя по форме, гэбня?

— Да, я с ними давно общаюсь, сливаю информацию, технологии, за это получаю продукты, топливо, ну и еще много чего.

Мы подошли, поздоровались с замом Судоплатова. Я представил Олега.

— Майор Дегтярев, спецназ ВМФ. Он теперь в нашей команде. Я бы хотел пообщаться с Павлом Анатольевичем.

— Сейчас он подъедет, его уже известили о вашем появлении. Ваши радиостанции просто великолепны.

— Ну вот видите, хоть так помогаем Родине.

Пока было время, мы с Олегом отошли в сторону, надо было поговорить.

— А кто это — Павел Анатольевич? Не Судоплатов ли, случаем?

— Он самый, он с июля курирует контакты с нами, нормальный мужик.

— С кем ты из легендарных пообщался?

— Недавно был в Москве и успел познакомиться с Берией, со Сталиным.

— Ну ни хрена себе! И как они тебе?

— Честно сказать, в наше время много чего наврали и «дерьмократы», и историки. Серьезные люди и, главное, на своих местах.

— Ну так это и тогда было понятно, кстати, а какое это время и где мы находимся, а то канонада что-то очень явно слышна?

— Мы под Борисполем, октябрь тысяча девятьсот сорок первого года.

— Так, насколько мне не изменяет память, в это время тут уже немцы хозяйничали?

— Мы уже помогаем информационно, и различия между известной нам историей и положением в этом мире уже проявились. Нет такого ужасного разгрома Юго-Западного фронта, в Крым немцы только прорываются, и Гудериан со своей второй танковой группой застрял у Конотопа.

— Так ты у нас историю творишь? Молоток, судя по трофеям, немцев пощипал?

— И еще как. За бои при обороне Могилева дали Красную Звезду. Вроде как к Герою Советского Союза представили, но это пока только слухи, и то от немцев. Но все равно приятно, что Родина в такой форме оценила нашу деятельность.

— Кстати, а как время идет? И давно ты тут куролесишь?

— Да один к одному, а в первый раз мы тут выскочили под Могилевом в конце июня, даже в обороне города повоевать успел. Ты народ видел. Вяткин, старшина, — с Могилева; Малой, Миронов, Марков, Воропаев — все бойцы 172-й дивизии. Вместе в окружении воевали. Карев, который вас опекал, вообще ОСНАЗ НКВД. Солянка сборная в полном комплекте, хотя, если честно, ребята неплохие, специально следил, чтоб гнили не набралось…

Наш разговор был прерван подъезжающей машиной, из которой вышел Судоплатов.

— Доброе утро, Сергей Иванович, как там у вас дела? Если честно, мы обеспокоены тем, что происходит в вашем времени.

— Да все под контролем, разве что бандиты взяли в заложники семьи военнослужащих, но это в скором времени будет решено. Сил у нас достаточно. Но человек десять для проведения войсковой операции не помешают. Слишком много всякой дряни повылезало наружу.

— Прекрасно. Люди готовы.

— Надеюсь, Павел Анатольевич, неприятных сюрпризов не будет.

Судоплатов жестко пресек такие настроения.

— Сергей Иванович, мы с вами уже обсуждали этот вопрос. Можете быть уверенными в моих людях. Они проинструктированы и имеют соответствующую подготовку.

— Хорошо. Вот хочу представить моего старого знакомого, вместе учились и служили. Майор Дегтярев, Олег Владимирович, спецназ ВМФ. Во многих вопросах может быть вам полезен. Но сейчас у нас важное дело.

— Я весь внимание.

— Тяжело ранили сочувствующего нам командира крупного отряда. Это вешают на нас, нужен врач, хирург, и срочно, иначе наше положение очень ухудшится, этот человек должен выжить. Тем более и в ваших интересах обучать профессионалов новым методикам из будущего.

— Ваши врачи не справляются? Я думал, в будущем это лучше поставлено.

— Наши врачи неплохие, но случай тяжелый. Тут нужна помощь, причем экстренная, и, главное, опыт, а наши девушки имеют не ту квалификацию.

— Хорошо, Сергей Иванович, мы поможем вам. Сейчас свяжусь с руководством, может, успеют перебросить самолетом хирурга, хотя войска уже начали отход из Киева, и у нас только сутки. Надо бы вам озаботиться поиском новой точки выхода.

— Сейчас отправим к вам моих специалистов для организации нормальной кодированной связи, обеспечения работы вычислительной техники. А мы как раз начнем поиск других точек выхода.

Судоплатов озабоченно посмотрел на часы.

— Люди готовы и проинструктированы, обеспечены противогазами и защитными костюмами. Сейчас их подвезут сюда, и они будут в вашем распоряжении.

— Хорошо, Павел Анатольевич, насчет хирурга не тяните, очень важно.

— Мы сделаем все, что в наших силах.

На этой ноте мы тепло попрощались и расстались с Судоплатовым. Олег все это время стоял рядом и молча слушал, глубоко дыша чистым воздухом.

Минут через пять к нам подъехала полуторка, из которой повыпрыгивали десять человек в форме НКВД и пятеро в общевойсковой форме. У каждого был противогаз и скатка с защитным костюмом, и, к моему удовлетворению, ниже младшего лейтенанта среди них не было. Командир, пехотный майор, подошел ко мне и по всей форме представился.

— Вы майор госбезопасности Зимин?

Я осмотрел его с ног до головы, заметив нож в голенище сапога, кошачью походку и цепкий пронзительный взгляд.

— Да, я.

— Майор Фролов, командир сводного отряда, направленного в ваше распоряжение.

Он с таким же интересом рассматривал мою экипировку, профессионально пробежав взглядом по разгрузке, пятнистой форме, и особенно его взгляд остановился на автомате. Приехавшие с ним люди без команды построились, ожидая команды.

— Товарищ майор, вы к какому ведомству относитесь? По форме — не к органам госбезопасности.

— Армейская разведка.

— Ну что ж, это меняет дело. Какие вам даны указания?

— Поступить в ваше распоряжение, беспрекословно выполнять все приказы, не задавать вопросов и, главное, ничему не удивляться.

— Насчет удивляться товарищ комиссар второго ранга правильно сказал. Сейчас вы увидите такое, что перевернет вашу жизнь. Мы отправимся в бункер, где вы оставите свое оружие и получите вот такое…

Я чуть поднял автомат Калашникова.

— Остальной инструктаж получите на месте.

Майор молча кивнул, понимая что его в ближайшее время ожидает что-то очень неприятное.

— Командуйте, ведите людей за нами.

Пока он раздавал команды, мы подошли к точке выхода и, связавшись по радио с бункером, я дал команду опустить пандус и подготовить группу для встречи гостей.

Глава 13

Вид появляющихся из воздуха металлических конструкций произвел впечатление на наших новоявленных бойцов. Фролов, стоящий рядом, тихо выматерился, но постарался сохранить спокойное выражение лица. У его подчиненных реакция была примерно такой же, но более эмоциональной. Из всего этого я смог сделать вывод, что один из офицеров, приданный нам для усиления, имеет военно-морское прошлое, что не могло не заинтересовать.

«Надо будет к нему отправить Игоря Дунаева — поговорить на военно-патриотические темы, да и Олег их будет разглядывать под микроскопом, вон как усмехается, котяра».

Я поднялся по пандусу и перешел в бункер, затем с некоторой задержкой стали появляться бойцы, практически сразу заполнившие комнату с установкой. На всякий случай тут же стояли Карев, Короткое, вооруженные автоматами. Постепенно все угомонились и по команде Фролова построились в две шеренги, при этом вертя головами, рассматривая помещение.

Тут было на что посмотреть. Стены и потолок, обшитые пластиковыми панелями, необычные светильники, дающие ровный белый свет, и, главное, чистота, которая поддерживалась постоянными уборками с обязательным использованием пылесосов. Под потолком в углах комнаты на кронштейнах, сваренных из металлических уголков, висели два жестко закрепленных немецких трофейных пулемета и гранатомет с простейшей системой электророспуска, направленные на установку. Там же находились два баллона с самодельным напалмом и пара видеокамер, через которые дежурные по бункеру могли оценивать обстановку в комнате с установкой и в случае опасности сразу принять меры. Все это создавало определенную атмосферу силы, основательности, показывая всю степень серьезности, с которой обитатели бункера относятся к своей безопасности.

Я коротко обрисовал ситуацию прикомандированным бойцам.

— Товарищи командиры, вас собрали для выполнения особого задания руководства Советского Союза. Вы уже поняли, что уровень секретности превосходит все, с чем вы сталкивались до этого. Вкратце, мы сейчас находимся в другом мире, в бункере. Наверху была война с применением оружия массового поражения, поэтому вам перед выходом были выданы общевойсковые защитные костюмы и противогазы. Сейчас вы группами по три человека проследуете в сопровождении старшины Вяткина в каптерку, где будете переодеты в обмундирование, соответствующее этому миру. После этого вам будет выдано оружие, которое более подходит к войне в этом мире. Майор Дегтярев и бойцы его отряда проведут с вами инструктаж и практические занятия. Я понимаю, что с незнакомым оружием идти в бой неразумно, но простота и эффективность вас, надеюсь, приятно поразят. Со всеми возникающими вопросами по экипировке обращаться к Вяткину или к бойцам ОСНАЗа Кареву и Короткову. Мы пока с товарищами командирами будем готовить операцию. Конечный инструктаж — перед выходом.

Карев тут же деловито стал разбивать бойцов на тройки и в сопровождении Короткова отправлять на склад к Вяткину, где их уже ждали комплекты камуфляжной формы, ботинки с высокими берцами, разгрузки и автоматы Калашникова.

А вот меня терзали сомнения: что-то в этой ситуации было не учтено. Здоровая паранойя, которая частенько помогала мне, верещала, как роженица при виде пьяного акушера, но вот за что зацепиться, я пока не знал. Олег озабоченно посматривал на меня и выразил витавшую в воздухе мысль. Мы шли по галерее, обходя нагромождения ящиков с немецкой маркировкой. Что в них, знали только хозяйственный Вяткин и Светлана, которая еще с самого начала нашего затворничества в бункере вела учет материальных ценностей и продуктов.

— Что, Серега, тоже чувствуешь, что конкретно воняет?

— Ага. Есть такое дело, но вот в чем прокол, пока не могу понять.

— Думаешь, в бункере у «внутряков» засада?

— Все говорит против этого, но вот интуиция не соглашается. Ты, Олежек, давай разбирайся с предками, а я пока покумекаю, есть мысли, надо проверить.

Дегтярев пошел в кают-компанию, где собирались переодетые бойцы, и им проводился ускоренный мастер-класс по обращению с автоматом Калашникова, подствольным гранатометом и средствами связи. Я на пару минут заглянул, чтоб посмотреть, как люди адаптируются к новой обстановке. Необычная кухонная посуда, микроволновка, жидкокристаллический экран во всю стену, где на этот момент с DVD прокручивался обучающий фильм по стрелковому вооружению, типы, модели, сборка-разборка, тактика применения.

Внимательно наблюдая за людьми, я очень скоро убедился, что профессионалы, которых нам прислал Судоплатов, очень быстро адаптировались в новой обстановке, хотя было заметно, что технические новинки XXI века произвели на них впечатление. Пока шел фильм, Вяткин с Воропаевым быстро организовали легкий перекус и, разогрев в микроволновке консервы и заранее сваренную кашу, раздавали парящие одноразовые пластиковые тарелки бойцам, и те, чтоб не терять времени, работая челюстями, продолжали впитывать информацию, вываливаемую на них с экрана телевизора будущего. Было видно, что они сразу оценили достоинства неизвестного им оружия. За время моего пребывания в кают-компании Фролов несколько раз порывался задать вопросы, но его остановил Дегтярев, бесцеремонно поддерживая мой авторитет. В свойственной ему манере он просто выдал:

— Майор Фролов. Майор государственной безопасности Зимин все вам разъяснит, когда для этого будет время, а сейчас изучайте новое оружие.

Я его решил поддержать.

— Изучайте, это оружие нового поколения. Попадет ли оно в армию — не знаю, но, скорее всего, отдельные спецподразделения будут оснащаться. Ладно, учитесь, я пока пойду получу последнюю разведсводку.

В радиорубке сидели Катерина Артемьева, Валера Бойко с перевязанной рукой, моя супруга и что-то оживленно обсуждали. Когда мы осваивали бункер, то старались избавиться от гнетущей обстановки холодных стен и темных коридоров, поэтому помещения, которые должны были постоянно использоваться, в первую очередь обшивались светлым пластиком. Здесь было светло. На стеллажах стояла различная аппаратура, а по стенам были развешаны распечатки с информацией по частотам и порядку радиообмена с Москвой и с бункером в Перевальном.

Когда я зашел, они подняли головы от экрана ноутбука, и Светка, чуть скривив губы, озабоченно спросила:

— Сережа, вы будете штурмовать бункер Черненко?

— Да, судя по всему, придется, хотя сама эта идея мне очень не нравится. Что-то тут не так. Вот что, Катя, скажи, насколько надежен твой информатор и не может ли он работать под контролем?

— Да мы как раз этот вопрос и обсуждаем. Есть пара моментов, которые настораживают, вот и пытаемся выяснить.

Я заинтересованно взглянул на Катерину.

— Говори.

— Радиопередатчики, которые работают возле большого бункера в Перевальном, как-то странно себя ведут.

— В чем это проявляется?

— Да вроде работают около двадцати передатчиков. Различие идет по частотам. Но вот по некоторым параметрам, вроде как реально переговариваются пять-шесть человек, которые постоянно меняют на своих радиопередатчиках частоты, создавая видимость большего числа абонентов.

«Ну теперь понятно, зачем тут Бойко, он же у нас татарский хорошо знает».

— Валера, что скажешь?

— Шесть тел просто трындят, пытаясь менять голоса, но сильно не скрываются, думают, мы их слушать не будем. Как по мне, так нам голову дурят.

Я ненадолго задумался. Многое сходится.

— Валера, а ваши бывшие коллеги выходили на связь?

— Пару раз. Судя по голосам, два ударных отряда в районе водохранилища ждут нашего прохода.

— Ага, и нам, чтоб прорваться, по-любому придется сначала надавать своим же, а затем потрепанными идти к бункеру. Естественно, нормальный командир на это не пойдет и попытается штурмануть бункер. Неплохой расчет. И нас там ждут… Не удивлюсь, если основная масса бандюков уже разместилась на подступах к бункеру Черненко. Дадут втянуться в бой и затем ударят в тыл. А я-то думал, чего же все так просто, только забыл, что они знают про существование второго бункера где-то по московской трассе и, соответственно, выдвижение основных сил будут ждать отсюда. Срочно связь с Васильевым.

Секунд через двадцать ответил Васильев.

— База, Дровосек на связи.

— Дровосек, это Феникс. Вы где?

— Квадрат восемнадцать-А.

— Прекращайте выдвижение. Ищите позиции для работы по окрестностям бункера «внутряков». Скорее всего, там засада, ждут нас и скопили все основные силы. В Перевальном обманка, отвлекают внимание. Предельная осторожность. Используйте разведку, противник соблюдает радиомолчание. Возможно наличие наблюдателей. Особое внимание на бронетехнику противника. По нашим данным, там у них есть два танка, четыре бронетранспортера и установка «Град». По возможности, это богатство нам самим нужно.

— Вас понял. Сколько у нас времени?

— Я думаю, часа два-три есть. Они ждут наших шагов. Если мы будем тянуть, на связь выйдет Семенов и попытается вынудить к каким-то действиям. В общем, играем в догонялки, кто кого перехитрит.

— Вас понял, Феникс.

Закончив разговор с Васильевым, повернулся к сидящим тут же людям. Светка взволнованно смотрела на меня.

— Сережа, и что будет дальше?

— Высылаем разведгруппы вокруг бункера, ищем наблюдателей. И никуда не лезем дальше. Им нужно было нас выманить, они почти этого добились. Теперь придется ждать их телодвижений, тут именно та ситуация, когда проигрывает тот, кто делает первый ход.

Чуть задумавшись, я уже обратился к Катерине:

— Катя, скажи, у тебя есть еще информаторы в бункере? Нам не хватает разведданных.

— Есть, но нужно попытаться туда пробраться.

— Это неприемлемо. Еще не хватало тебя туда пускать. Кстати, ребят, которых притащили вместе с Черненко, ты знаешь?

— Конечно. В общем-то неплохой народ. Оба из контрактников, не семейные. Черненко их обычно использовал как личную охрану.

— Могут они быть подставой Семенова и тех, кто это все организовал?

— Вряд ли. Слишком все запутано.

— Значит, тогда делаем так. Света с Катей, по одному расспрашиваете этих «сверчков». Потом то же самое, но через детектор лжи. У вас на все про все час, ну максимум полтора. Валера — на подстраховке, я тебе в помощь Воропаева и Строгова дам. Надо знать все по максимуму, иначе можем попасть в ловушку. А если действительно в бункере хозяйничают боевики и мы протормозим, татары всех там вырежут, тогда еще хуже будет. Действуйте.

Пока люди решали поставленные задачи, я связался с Артемьевым.

— Бычок, на связь.

— На связи, Феникс.

— Ты слышал разговор с Дровосеком?

— Да. Все понятно. Конкретная подстава. Если все так, то они знают про Катькины контакты.

— Ага, я тоже так думаю, поэтому, Бычок, облазь там все, возьми с собой Кукушек, но выяви все огневые точки вокруг бункера и кто там засел. Если «внутряки», лезть не будем, подождем, пока Черненко не сможет говорить и не устроит внутренние разборки по поводу подставы. Если бандюки, всех там раскатаем тяжелой артиллерией и попытаемся по-тихому броню «прихватизировать». Сдается мне, что вся «гопота» с Крыма тут собралась по нашу душу. Если удастся всех прищучить, нас тут вообще никто трогать не будет.

— Понял, Феникс, сделаем, посмотрим, пощупаем. Если что, «языка» брать?

— Ну, так, чтоб шума не было.

— Вас понял, Феникс, конец связи.

Пока Санька разворачивался и готовил поисковую операцию, а моя супруга и Катерина допрашивали оставшихся в живых людей Черненко, я решил заняться нашим новым пополнением. Подняв трубку внутреннего телефона, связался с кают-компанией, дав команду привести ко мне майора Фролова.

Когда Фролов в сопровождении Карева вошел в помещение, я на экране ноутбука просматривал карту Симферополя, особенно район расположения бункера Черненко. Это было место, прилегающее к пассажирскому железнодорожному вокзалу, где до войны дислоцировался батальон внутренних войск, на территории которого располагался большой вместительный бункер, построенный еще в давние советские времена. Вокруг основных входов в бункер располагались полуразрушенные пятиэтажки, в которых легко можно было спрятать несколько сотен бойцов. Освобождение вроде как захваченного боевиками убежища в таких условиях становилось опасным делом, если существовала возможность удара с тыла. Естественно, я не собирался прорываться с боем и вести своих людей на убой. В такой ситуации надо было придумать нечто нестандартное, что могло вынудить пойти моих противников на шаги, не предусмотренные их планом, что сразу повлечет за собой неизбежные ошибки и элементарную демаскировку их сил.

В отсек зашли Фролов и Дегтярев, которого, видимо, очень интересовал наш разговор. Оба с интересом осматривали обстановку, особенно аппаратуру радиоперехвата.

— Я смотрю, у тебя тут чуть ли не комплекс «Кольчуга» на коленке собран. Ты же у нас всегда был любителем с железками повозиться. Ну что, Сергей, что у нас там новенького? — спросил Дегтярев.

— Да новости есть, но не совсем те, которые ожидались. Реально мы в цейтноте. Обложили нас знатно, и без живого Черненко, не проливая кровь, выкрутиться будет весьма проблематично.

— Так в чем проблема?

— Надо хирурга с той стороны срочно вызывать. И времени у нас очень мало.

— Так рассказывай, в чем проблемы?

— В Перевальном обманка, сидят там с десяток «зверьков» и изображают из себя крупную банду.

— А остальные где?

— А неизвестно. Молчат они в эфире, прекрасно зная, что мы мониторим все радиостанции. Скорее всего, у бункера «внутряков» засели, нас ждут.

— Разведку послал?

— Конечно, но ты же знаешь, что не так уж легко их будет найти, они прятаться тоже умеют. На крайний случай у моих людей есть тепловизор.

— Ого, откуда такое сокровище?

— Да не совсем то, что ты думаешь. Это пожарники ставили на побережье роботизированные камеры, снабженные тепловизорами для выявления пожаров. Вот мы один во время войны и свинтили. Но сам знаешь, насколько они эффективны.

— Тогда что делаем?

— Васильев размещает в двух километрах от бункера две трофейные гаубицы и сидит в засаде. Мои рыскают в окрестностях, ища следы «зверьков» и их броню, уж слишком хочется «Град» заполучить, в сорок первом напрягаю Судоплатова, чтоб срочно мне нашел хирурга. Времени ждать светил из Москвы нет.

— Хочешь выждать и дать им возможность сделать первый ход?

— Да. Как по мне, так тут именно та ситуация, когда спешить не стоит. На первом этапе нас почти переиграли, хорошо что люди не попали в засаду. Ты, Олег, готовь своих ребят, чтоб они по окрестностям пошарили, поискали наблюдателей.

— Хорошо. Сейчас сделаю.

Но уходить не стал, оставшись стоять возле входа, чуть иронично посматривая на меня. Я удивленно глянул на него.

— Да вот хочу послушать, что ты майору будешь рассказывать. Прямо кадры из фантастического фильма.

— Олег, давай не парь мозги, отправляй людей в разведку, я пока свяжусь с Москвой насчет хирурга. Кстати, можешь пару человек из пополнения на поверхность вывести, обкатать в новых условиях.

Он весело хмыкнул, повернулся и пошел в сторону кают-компании.

Все это время майор Фролов сидел рядом, с интересом рассматривая необычное оборудование и внимательно прислушиваясь к нашему разговору. Как профессиональный военный, он уже освоился с новой формой и вполне колоритно смотрелся в новом необмятом камуфляже, но вот многочисленные непонятные вещи, да и вся обстановка, несмотря на его выдержку, нервировали.

Я прекрасно все это видел, поэтому решил дать пояснения:

— Товарищ майор, как вас по имени-отчеству?

— Михаил Петрович, товарищ майор госбезопасности.

— Так вот, Михаил Петрович, можете меня называть Сергей. Мы вроде как ровесники, и в нынешней обстановке длинные обращения просто мешают работе. Я вижу, у вас накопилось много вопросов, но дайте мне еще пару минут.

— Конечно, Сергей.

— Вот и хорошо.

На ноутбуке быстро запустил программу управления малым порталом. Введя несколько дополнительных паролей, активировал систему и дал команду на включение установки. Пока система выходила на рабочий режим, открыл в другом окне программу шифрования и отправки сообщений руководству СССР, быстро настучал текст с просьбой немедленно предоставить опытного хирурга и списком возможных кандидатур, зашифровал его. Когда установилось устойчивое соединение с 1941 годом, дистанционно выдвинул антенну и с помощью автоматизированной системы отправил шифрограмму в Москву. Получив подтверждение приема, деактивировал систему. Фролов все это время сидел рядом и молча наблюдал за моими манипуляциями.

— Ну что, Михаил Петрович, теперь я могу ответить на ваши вопросы.

— Ну раз так, то можете называть просто Михаил.

— Хорошо. Так что вас интересует?

— Что это за место, кто вы и что за мир?

— Если кратко, это мир будущего. На поверхности две тысячи тринадцатый год. Здесь произошла Третья мировая война с применением оружия массового поражения. Цивилизация как таковая уничтожена. На поверхности идет непрекращающаяся война за продукты и горючее. В данный момент мы находимся в бункере в Крыму, недалеко от Симферополя. Мы местные, то есть для вас мы — ваши потомки. В политическую ситуацию я вдаваться не буду. Достаточно знать, что ваше руководство проинформировано полностью, оно приняло решение отвлечь с фронта подготовленных бойцов для помощи нам.

— Ну а вы-то кто? Раз представляют как сотрудника НКВД?

— Я ваш коллега из будущего, офицер военной разведки. В определенных целях аттестован и получил звание сотрудника органов госбезопасности СССР. Даже имею боевой орден за оборону Могилева.

— Офицер?

— Не удивляетесь, с сорок третьего года и слова «офицер» и «солдат» будут возвращены в обиход, так же как и погоны. Это исторический факт.

— А война?

— Будет выиграна, правда с большими потерями. Наши танки будут в Берлине в апреле сорок пятого.

Он, успокоившись, спросил:

— Сергей, а с кем мы здесь будем воевать?

— Татарские бандформирования и украинские националисты. Хотя после войны тут все смешалось, и уже не поймешь, где военные, где бандиты. В общем, ваша задача состоит в том, чтобы помочь нам решить проблему, освободить семьи офицеров, захваченные бандитами, и очистить район от враждебного элемента. В дальнейшем — изучать боевую технику, особенно тактику ее применения, что будет очень необходимо, когда аналогичная техника начнет поступать на вооружение Красной Армии.

— Понятно. Вы собираетесь переправлять технику из будущего?

— Да. С вами прислали не новичков, поэтому многое объяснять не придется, да и майор Дегтярев — профессионал высокого уровня. Но это не все. Здесь сохранилось много заводов, на которых можно производить необходимую для Советского Союза технику, поэтому нам жизненно необходимо навести тут порядок и запустить производство. Это особенно важно, когда практически все предприятия европейской части СССР эвакуируются за Урал. А тут место абсолютно недоступное для противника.

Фролов согласно кивнул головой, соглашаясь со мной.

— Скажите, Сергей, а что с миром-то произошло?

— Ну я же вам говорил — мировая война. Хотя этому и предшествовали множество локальных конфликтов. Советский Союз задавили. Мировой империализм, как это ни смешно, есть, точнее, был для нас и пытался заполучить мировое господство. Результат — конец цивилизации. Надеюсь, у нас получится изменить историю, и первый этап — это уменьшить потери во Второй мировой войне для Советского Союза, используя информацию и оружие из будущего.

Фролов молча слушал мой рассказ, хмурился, но сдержался и лишь коротко спросил:

— Когда в бой?

— Пока непосредственный огневой контакт откладывается. Ждем, когда бандиты и их приспешники попытаются на нас надавить и выманить из бункера. Поэтому поговорите со своими людьми, объясните ситуацию.

— Хорошо, Сергей. Но как-то необычно. Война в будущем.

— Да я сам в первое время так же себя чувствовал, но человек такое существо, что ко всему привыкает быстро. Раз Судоплатов вас подключил к этому проекту, значит, вам с нами еще долго придется общаться.

— В этом я и не сомневаюсь. — Но затем не сдержался и высказался: — Прямо фантастика какая-то. Мы в будущем. И светлого-то будущего не наступило. И вообще, все-таки как так получилось?

— Михаил, давайте об этом поговорим попозже, когда ситуация будет не столь критичной. Вам сейчас нужно готовиться и готовиться. Особенно к бою в условиях коридоров и галерей. Олег в этом отношении хороший специалист.

Фролов согласно встал, кивнул головой и вышел из отсека, где его поджидал Карев в качестве провожатого.

Тут же нарисовался Дегтярев, который уже подготовил людей для выхода на поверхность и ждал моей санкции, все-таки система безопасности бункера работала, и без разрешения просто так выйти или зайти, не нарвавшись на неприятности, было невозможно, мы с Санькой в свое время потратили много времени, разрабатывая ловушки и неприятные сюрпризы.

Минут через десять, после того как выпустил на поверхность две разведгруппы, ко мне подошел Валера Бойко в сопровождении Кати Артемьевой и одного из людей Черненко, которых они должны были допрашивать.

— Командир, надо поговорить.

— Серьезные новости?

— Очень.

— Ну пойдем в кают-компанию.

— Наедине. Пока новости не для всех, а там уж сами решайте.

Такая таинственность меня заинтриговала и заставила напрячься в предчувствии больших неприятностей.

Когда мы уединились, Бойко представил своего бывшего сослуживца. Это был худой, невысокий, но жилистый паренек, не вызывающий особых опасений. Хотя я прекрасно знал, что именно такие худые да жилистые опаснее всего.

— Прапорщик Вербицкий. Он из полка «внутряков», с Черненко с самого начала.

— Как зовут? Откуда родом?

— Юрий. Юрий Алексеевич. Родом из-под Мелитополя.

— Понятно. Рассказывай. Только учти, времени очень мало, да и сам понимаешь, что тут такие разборки начались, и для выживания придется принять чью-то сторону. Надеюсь, у тебя колебаний не будет.

Катерина, стоявшая чуть в сторонке, пояснила:

— Все нормально, командир. Парень неплохой, я его на детекторе прогнала. Мотивация вполне определенная, без заскоков. В нынешних условиях наш человек.

— Давай это я буду решать.

— Конечно, командир.

— Хорошо, Юра, теперь рассказывай.

— Ну, в общем, товарищ майор, мы ждали, что сюда прибудут спецы из Херсона, где у товарища полковника друг служит, но их почему-то остановили, а потом выясняется, что все переиграли и к нам отправляют группу спецназа ВМСУ из Измаила.

— С чем это связано? Есть какие-то версии?

— А тут и думать нечего. Киев дал команду, кто-то стукнул, что Черненко с херсонцами договаривается по поводу вас, вот и решили подстраховаться, отправили сюда других людей, а нам дали команду их встретить и разместить.

— А каким боком тут татары и Семенов?

— Вы знаете, что у Семенова была своя группа, и в последнее время он осмелел и вмешивался в распоряжения Черненко. У него есть свой закрытый канал связи с Киевом, по которому он получал особые распоряжения и задания. Черненко злился, но ничего не мог поделать, ведь полномочия Семенова не раз подтверждались из Киева, поэтому информация о том, чем занимался его зам, была отрывочная и неполная. Но достоверно известно, что к пропаже обоих караванов с продуктами и боеприпасами Семенов имеет самое непосредственное отношение.

— Думаешь, он сливает информацию татарам?

— Уверен. Но доказательств нет.

— Как ты думаешь, что их связывает и почему решили валить спецназ ВМСУ и самого Черненко?

— Точно не знаю, но Семенову надо стать командиром отряда и контролировать Симферополь для своих темных делишек. Просто так убрать Черненко нельзя. Не тот человек. А вот свалить все на вас, группу, которая быстро набирает силу и авторитет и в скором будущем может помешать их планам, будет самым лучшим вариантом.

— Ты говоришь про темные делишки Семенова. Что это в себя включает?

— Торговля рабами, оружием, боеприпасами, наркотой.

— Ага, а в Перевальном была перевалочная база. То-то мне показалось странным, что галереи и залы переделаны в загоны, да и нового оружия и боеприпасов на складах слишком много было. Теперь понятно, почему Ильяс так борзел, с такой-то крышей. Да уж. Мир в дерьме, а они все никак не уймутся. Все им родину нужно продать.

— Черненко тоже так думал.

— Ну тогда можно сказать, что в Киеве минимум две враждующие группировки, а Черненко и Семенов принадлежат каждый к своей, иначе бы тут давно поставили своих людей и все делали по-тихому. Тогда понятно, нас делают козлами отпущения, натравливают спецуру и берут снова район под свой контроль.

Я задумался. Положение крайне интересное.

«Олега просто послали, не предполагая, что отправляют на убой, значит, на стороне Черненко и Дегтярева стоят вояки. Кто за Семеновым — придется разбираться, скорее всего, или госбезопасность, как раз темные делишки такого рода в их стиле, или бывшие безопасники, прописавшиеся во власти, иначе откуда бы они доставали столько оружия, явно нулевое с консервации. Поэтому Семенова с татарами нужно сработать громко, но не цеплять вояк и членов их семей. И вариантов уже нет, нас приговорили, а спешка говорит о том, что скоро должен прибыть груз, и его нужно оплатить и перегрузить».

Пока я размышлял, мои собеседники выжидательно на меня смотрели.

— Вот что, Юра, ты пока отдохни немного. Все, что ты сказал, очень интересно, и, вероятно, вскоре тебе придется поучаствовать в боях.

— Я не против.

— Ну вот и хорошо. Семья-то у тебя есть?

— Да как-то не получилось. Девушек свободных нет.

— Это не проблема. Я знаю место, где этих девушек много.

Он улыбнулся.

— В Антарктиде?

Тут я ухмыльнулся, увидев такие же ухмылки на лицах Артемьевой и Бойко.

— Ну типа того. Во всяком случае, обещаю, что не пожалеешь, что с нами связался.

Когда его увели снова в камеру, я вызвал Дегтярева. Он, видимо, ждал моего вызова, поэтому нарисовался возле входа буквально секунд через тридцать.

— Ну что, Серега, все прояснилось?

— В стратегическом плане многое прояснилось, но вот по тактике пока есть вопросы. Скажи, Олежек, как у вас устроена система управления, кому подчиняетесь и какие есть разные группировки у власти. Почему спрашиваю — похоже, вас слили, чтобы дискредитировать нашу группу и в регионе поставить своего человека.

— Семенова?

— Его. Как по мне, так почерк «гэбни» просматривается.

— Я тоже об этом думал. Да и то, что ты рассказывал про запасы нового оружия в Перевальном, наводит на размышления. Опять, суки, левака гонят, бандюкам инфу сливают.

— Вот и я про то. Скорее всего, тут работорговля замешана. В бункере слишком много клеток для содержания людей. И дорога через перевал как раз контролируется. В общем, Олежек, списали и вас, и нас. И тут, скорее всего, скоро появится еще спецура — зачищать оставшихся в живых после боев с татарами. Как хочешь, но сообщи своим, чтоб не лезли, иначе попадут под дружественный огонь.

— Понятно. Так что делать-то будем?

— Отправим человека в Москву с техникой, получим хирурга и попытаемся поднять Черненко.

— А в нашем времени?

— Будем ждать их хода. У них ограничения по времени, поэтому Семенову нужно решить проблему очень быстро и предоставить наши мертвые тушки как доказательство очередного преступления москалей. Вот пусть действует. Штурмовать бункер в Перевальном они не смогут — пупок развяжется, да и силы у них там только чтоб наблюдать и показывать свою активность. Поэтому пусть мучаются и думают. Если начнут какую-либо передислокацию, мы это узнаем, наблюдатели не только у них есть. Так что готовим БТР к выходу в прошлое и ждем информацию от моей разведки, народ там опытный, если что есть — разнюхают и «языка» притянут.

Глава 14

— Кстати, Олег, ты так и не сказал, кто у вас там рулит вояками и кто вообще рулит. Сам понимаешь, как-то недосуг было разбираться с этими вопросами, но, раз нас начали задирать, придется договариваться.

Мы сидели в небольшой комнатке, которая использовалась для разговоров или как маленькая столовая. Как и везде, стены здесь были отделаны пластиковыми панелями, поставлен стол, стулья, и на тумбочке стоял кофейный аппарат, из большой чашки которого мы с Олегом отведали кофе, приготовленный из трофеев, захваченных на немецком аэродроме, заедая шоколадом из рациона летчиков люфтваффе.

— У нас командует бывший начальник штаба ВМСУ вице-адмирал Тенюх. Он как раз перед ударом по Севастополю успел в Одессу перебраться. Замыкается все на генштаб в Киеве. Конечно, все там попрятались по бункерам, но сейчас рулит генерал-полковник Свида, бывший начальник Генштаба.

— Со штабом Одесского военного округа общаетесь?

— Постольку поскольку. Их переподчинили силам территориальной обороны, в которые входят и милиция, и «внутряки», и «гэбешники». В общем, все службы, у которых были бункера и запасы, чтобы выжить.

— Как думаешь, кто может тут такое устраивать? Ведь ясно, что без Киева не обошлось.

— Честно сказать, не знаю. Нас держали на периферии и вытягивали, когда нужно было зачистить бандюков или кого-то, кто отказывался делиться и подчиняться командам типа «законной власти».

— Насколько стабильно и серьезно эта система работает?

— Да уже давно стали забивать на все, и постепенно все сваливается в хаос анархии. Сейчас больший вес набирают местные князьки, кто успел захапать побольше ресурсов.

— Как же вас смогли так оперативно собрать и отправить?

— Ну мы-то не простые «портяночники». Дисциплина хоть какая-то присутствует, да и оружие и продукты в наличии. Вот за нас пока и держатся.

— Хорошо, Олег. Ответь сейчас мне. Это очень важно. Мы знаем друг друга хрен знает сколько времени. Сейчас ты с кем?

— Серега, ты меня на вшивость проверяешь?

— Нет, Олег, просто устал тянуть эту всю лямку один. Нужен человек, профессионал, которому смогу доверять. Санька Артемьев, мой боец, пока не дорос. Подрывник он неплохой, да и разведчик от бога, но вот то, что касается обеспечения безопасности, он пока не тянет.

— Серега, тебе не кажется, что ты не о том говоришь. Я и так с тобой. Если разрешишь, я все расскажу своим ребятам, и ты получишь еще пару профессионалов в своей команде. Тут такая перспектива вырваться из этой радиоактивной помойки в чистый мир, да ради этого и я и мои бойцы пошлем подальше всех этих козлов, кто довел мир до ручки. Ты же вроде как собираешься туда семьи и детей переправлять, а за это многие ухватятся. Если хочешь, можешь проверить меня на детекторе лжи. Понимаю, что если хоть чуть-чуть просочится информация об источнике твоего дохода, тут все бандюки мира начнут возню.

— Хорошо, Олег. Давай дождемся ответа из Москвы по поводу хирурга, и, даже если Семенов вякнет, пошлем его подальше, пока Санька не притянет «языка».

— Ну как скажешь. Я понял, просто сидеть и ждать ты не будешь.

— Конечно. Так что готовься к выходу и возьми ребят Черненко в оборот. Пусть тоже свежим воздухом подышат, потом сговорчивее будут.

* * *

Армия отступала, оставляя горящий Киев противнику. Отход войск все больше походил на паническое бегство, которое пытались как-то организовать, но из-за постоянных налетов немецкой авиации, умелых ударов подвижных соединений вермахта связь между частями терялась. Дороги были забиты беженцами и военной техникой, становясь великолепными мишенями для безраздельно господствующих в воздухе самолетов люфтваффе. Зенитное прикрытие в такой ситуации было неэффективным, и результатом были многочисленные обгоревшие машины и трупы людей на обочинах. Уже ни у кого не было сил хоронить погибших, и колонны медленно отступали на восток, стараясь оторваться от наседавших немцев.

Но среди всей этой толпы были люди, которые четко понимали, что нужно делать. Этот отход давно уже планировался командованием Красной Армии, поэтому немецкие наступающие части постоянно нарывались на умело расставленные ловушки, взорванные мосты и артиллерийские засады, неся при этом серьезные потери. Многочисленные диверсанты и одиночные стрелки неожиданно нападали на немецкие подразделения, целенаправленно уничтожая технику и офицерский состав вермахта. Особо неприятным сюрпризом было появление у русских ручных ракетных систем, с помощью которых из засад расстреливались целые колонны, надолго задерживая продвижение немецких войск, заставляя разворачиваться в боевые порядки и прочесывать лесные массивы. Очень часто преследующие отряды нарывались на мастерски подготовленные минные ловушки и попадали в засады. Особым новшеством у русских было создание снайперских отрядов численностью шесть-двенадцать человек, которые могли часами удерживать целые полки вермахта, безжалостно пресекая все попытки разблокировать дорогу. Именно здесь, под Киевом, немецкие солдаты и офицеры столкнулись с новой тактикой русских, которая была направлена именно на истребление командного состава немецких частей. Русские слишком быстро учились воевать.

Возле разбитой немецким авианалетом переправы через реку Трубеж скопилось огромное количество техники и людей. Саперы 64-го стрелкового корпуса пытались восстановить мост, но регулярные бомбардировки сильно осложняли работу. В кабине одной из грузовых машин с ярко выделенным красным крестом на крыше тента находился Михаил Александрович Гришин, военврач 3-го ранга 301-й стрелковой дивизии. Когда началось отступление, в первую очередь начали эвакуировать медицинские подразделения. Колонна полевого госпиталя уперлась в разгромленную переправу и стала прекрасной мишенью для немецких летчиков, которые не останавливались даже перед красными крестами, безжалостно расстреливая машины с ранеными. Военный медик вылез из кабины и подошел к группе военных, где в центре внимания был молодой лейтенант, которого вместе с четырьмя бойцами придали для охраны. Новости были неутешительные — переправа будет восстановлена только через три часа. Никаких возможностей объехать или перейти вброд нет. Поэтому лейтенант озвучил команду отвести машины ближе к лесу и, по возможности, маскировать подручными материалами.

Когда машины отогнали к лесу и Гришин вместе с двумя санитарами крепили на машине срезанные ветки с остатками листьев, к нему подошел лейтенант в сопровождении капитана НКВД, который, не церемонясь, сразу задал вопрос:

— Вы военврач третьего ранга Гришин Михаил Александрович 1906 года рождения?

От такого обращения доктор опешил, но вполне спокойно ответил:

— Да, это я.

Капитан повернул голову к лейтенанту и спокойно сказал:

— Лейтенант, оставьте нас наедине.

Тот отдал честь и побежал заниматься своими делами.

— Хорошо. С этого момента вы поступаете в распоряжение особого подразделения Главного управления государственной безопасности НКВД СССР. Вы едете с нами.

— Я не могу. У нас раненые. Я должен их доставить.

К его удивлению, капитан устало улыбнулся и спокойно сказал:

— Михаил Александрович, мы прекрасно все понимаем, поэтому ваш госпиталь будет переправлен в первую очередь. Буквально через пять километров находится опорный узел обороны, где его встретят и под соответствующей охраной отправят дальше в тыл. Но вас, как перспективного хирурга, мы вынуждены будем позаимствовать для серьезного дела.

Гришин устало смотрел на машины с красными крестами, понимая, что у него нет возможности отказаться, все-таки он военный человек, поэтому он уже обреченно спросил:

— Зачем я вам понадобился?

— Спасти человека в особых условиях и впоследствии изучать новые методики лечения и использования принципиально новых препаратов.

— И зачем я вам нужен? Простой хирург?

— У вас большая перспектива, да и из списка кандидатур вы оказались ближе всего к месту событий.

Гришин устало вздохнул, понимая, что ничего изменить не может.

— Куда идти?

— Тут недалеко ждет машина с охраной, но сначала вы подпишете несколько документов. — Увидев вопросительный взгляд медика, капитан поспешно ответил: — Это подписки о неразглашении. Когда вы прибудете на место, все поймете. Даже я всего не знаю, но могу сказать точно: вы не пожалеете и скучно не будет.

— Надеюсь…

Следующие несколько часов превратились в ад. Машина с сотрудниками НКВД пыталась прорваться по забитым дорогам в сторону Борисполя. Два раза попадали под авианалет, но, к счастью, машина не была повреждена, и все остались целыми. Ближе к трем часам дня выехали к небольшому селу, где их остановил патруль, и, к своему удивлению, военврач увидел несколько замаскированных танков, которые прикрывали дорогу. Серьезные меры безопасности, принятые в такой обстановке, вызывали уважение, и Гришин буквально всем своим естеством чувствовал необычность ситуации и как бы причастность к чему-то грандиозному.

Машина проехала по полю и остановилась в тени деревьев, где стояли две полуторки. Присмотревшись, военврач разглядел несколько мастерски замаскированных автоматических зенитных установок. Пока было время, его покормили и попросили обождать, хотя, сколько ждать, не сказали. Воспользовавшись моментом, Гришин позволил себе вздремнуть и проснулся от негромкого разговора. Посмотрев на улицу, он увидел, что уже было темно и возле машины стояли капитан, с которым он приехал, и трое человек в необычной пятнистой форме.

— Товарищ майор, как была возможность, нашли только Гришина из вашего списка. Для поиска остальных нужно больше времени, а у нас осталось не больше суток. Скоро немцы будут тут. Люди из вашего списка прибудут утром.

— Хорошо. Вы сами сможете моих людей отправить в Москву?

— Самолет ждет. Сегодня последняя ночь для вылета. Потом, скорее всего, аэродром окажется в зоне действия немецкой артиллерии.

— У меня люди готовы. Сколько до аэродрома ехать?

— Часа два.

— Тогда сейчас переправляем хирурга на базу, пусть занимается делом, а мы на своей «броне» отвезем людей к самолету. Готовьте сопровождение. Выезд… через час, чтоб успеть затемно вернуться. Если будут изменения, я вас извещу.

— Вас понял. Сейчас все организуем.

Капитан подошел к машине с желанием разбудить Гришина, но тот уже проснулся и, открыв дверь, сам вышел навстречу, понимая, что эти необычные люди в пятнистой одежде его новые командиры, наделенные большими полномочиями, раз грозный капитан НКВД перед ними так стелется.

— Вот, товарищ майор, военврач третьего ранга, Гришин Михаил Александрович.

— Хорошо, капитан. Работаем по плану. Военврача я забираю. В Москву сообщу по своим каналам. Наверно, понадобится еще кто-то из медицинских светил для обмена опытом.

Гришин удивленно слушал этот диалог, понимая, что с этого момента его жизнь круто меняется, только вот в хорошую или плохую сторону, пока непонятно. Все, что произошло потом, он помнил смутно. Поход через поле, странная металлическая конструкция, появившаяся из воздуха, закрытые помещения бункера, длинные галереи, уставленные ящиками, и помещение госпиталя, где его встретили две милые, но уставшие девушки. Сопровождающий его майор коротко произнес, обращаясь к девушкам:

— Военврач третьего ранга Гришин Михаил Александрович. Будущее светило медицины. Михаил Александрович, это Марина и Оля, наши медики. В ближайшее время вы будете работать с ними. Старшая Марина Кузьмина, естественно, со всеми вопросами обращаться к ней.

Девушка, которая была представлена как Марина, обратилась к майору:

— Сергей, а что ему можно рассказывать?

— А что хочешь. Все равно вам придется учить людей новым методикам и препаратам, так что начинайте работать. Но запомните, в первую очередь Черненко.

Она согласно кивнула.

После чего майор, убедившись, что его поняли правильно, повернулся и ушел.

Гришин с интересом рассматривал этот госпиталь, который абсолютно отличался от всего им виденного ранее. Покрытые белыми панелями стены, яркий свет из необычных длинных ламп, расположенных под потолком, стеклянные шкафы с множеством невиданных ранее коробок с препаратами, приборы явно медицинского назначения, и даже медицинские костюмы на девушках выглядели совсем по-иному. Они были одеты в белые льняные брюки, свободные рубашки, легкие тапочки.

«Куда это я попал? Кто эти люди?» — мысли рождались в голове и тут же сменялись другими.

Видя смятение гостя, старшая, Марина, решила сразу взять ситуацию под контроль.

— Михаил Александрович, может, давайте сначала чая или кофе? И заодно поговорим. Сережа сказал, что вам там нелегко пришлось?

Гришин растерянно улыбнулся.

— Вы знаете, не отказался бы. Кстати, как вас по имени-отчеству?

— Можно просто Марина. А ее Оля. Так будет проще.

Отвечая на вопрос, девушка подошла к небольшому столику, на котором стояла большая чашка зеленого цвета с прозрачными вставками по бокам, щелкнула кнопку, и чашка, оказавшаяся чайником, сразу зашумела, нагревая с помощью электричества воду. На соседнем столике возле стопки книг стоял прибор, похожий на раскрытую книгу со светящимся экраном, на котором изображалась рентгенограмма грудной клетки, и множеством кнопок на панели, похожих на печатную машинку.

— Хорошо. Скажите, Марина, а где мы?

— Так Сережа вам ничего не рассказал?

— Наверно, не успел.

— Ну раз он разрешил… Вы сейчас находитесь в бункере под землей. На поверхности сейчас 2013 год. Мы — это часть выживших после Третьей мировой войны…

* * *

Спихнув доктора девчонкам, я пошел в радиорубку, узнать новости по радиоперехвату. Но мне навстречу попалась Катерина, которая сама искала меня. Оказывается, что на связь вышел Семенов и требует меня для разговора. Тут же подошел Дегтярев с ходящим за ним хвостиком прапорщиком Вербицким, которого мы взяли с собой в прошлое. Его переполняли впечатления о чистом мире, о войне с фашистской Германией и о кратком рассказе Карева про наши недавние похождения в тылу у немцев. Количество трофеев, продукты и чистый воздух произвели должное впечатление на молодого парня, поэтому в его лояльности теперь я почти не сомневался, но ради своей врожденной и сбалансированной паранойи я его недели через две все равно прогоню через детектор лжи.

По дороге Катя отвечала на мои вопросы.

— Когда Семенов вышел на связь?

— Минут десять назад.

— Надеюсь, ты работала с ретрансляцией через передатчик большого бункера?

— Конечно. Если у них есть аппаратура РЭБ, то пусть думают, что вы в Перевальном.

— Умничка, где ж мои глаза были, когда Санька за тобой бегал?

— Рядом были, только вы все на жену свою смотрите.

— Ну у каждого свои недостатки. Ну ладно, давай вызывай Семенова, послушаем, что он скажет.

Она взяла в руки тангенту микрофона, несколько раз вызвала Семенова и, когда в динамике раздался его голос, передала управление мне.

— Оргулов на связи. Чего хотел?

— Поговорить хотел, майор.

— Нам есть о чем говорить?

— Твои люди убили Черненко и морских спецов. Надо ответить, Оргулов.

— Ты прекрасно знаешь, кто и как кого убил.

— Не придуривайся. Ни тебе, ни нам не нужна война, так что надо поговорить. А лучше пообщаться с твоим руководством, мы тебе не доверяем.

Я не стал отвечать. Повернулся к Кате.

— Катя, ты передатчики БТРов и танков людей Черненко пеленговала?

— Да, конечно. Частоты знаю.

— Татарские танки и БТРы не нашли?

— Нет, пока все тихо.

— Жаль, тогда давай срочно мне Васильева на связь.

Буквально через секунд десять Васильев ответил:

— Дровосек на связи, Феникс.

— Значит, так, на связь вышел Семенов, гнет пальцы. Он выгнал всю технику. Сейчас Катя тебя по цифровому каналу свяжет с бункером, через него попробуй установить связь с танкистами и экипажами БТРов Семенова. Главное — договорись, чтоб они сидели на одной волне и слушали наш разговор с Семеновым. Тебе на это пять минут, пока я буду ему по ушам ездить.

Пока Катя возилась с вызовом и настройками, я продолжил разговор с Семеновым.

— Да, заявки у тебя серьезные. Подожди десять минут, свяжусь с начальством.

Народ на меня с удивлением смотрел. Даже Олег с присущей ему иронией поинтересовался:

— Ну что, Серега, будешь дальше делать? Завтраками его кормить?

— Жду сигнала от Васильева, что он переговорил с танкистами. Мне главное, чтоб народ слышал все, о чем будем договариваться с Семеновым. Он, дятел, не знает некоторых вещей, а мне есть что предложить и его руководству, и татарам.

Катя сидела, надев наушники, и слушала, о чем говорил Васильев со своими бывшими соратниками.

Минут через десять терпение Семенова закончилось, и он опять вышел на связь.

— Оргулов, ты там случаем от страха не заснул? Я тебе даю еще десять минут, потом начну раскатывать твой гребаный бункер, и ты ответишь и за Черненко, и за спецов ВМС.

— Ты не кричи, я виноват, что спутник еще не вошел в зону уверенного приема, подожди минут десять еще, у меня будет устойчивая связь. Начал бы ты свои разборки часом позже, может быть, уже договорились.

Еще десять-пятнадцать минут у нас в запасе есть. Наконец-то вышел на связь Васильев.

— Феникс, там, в общем, народ настроен весьма серьезно. Гасить нас собрались основательно, но согласились послушать переговоры. Пришлось давить авторитетом.

— Вот и молодец. Сейчас он узнает, что такое черный пиар в исполнении военной разведки. По татарской броне что-то есть?

— Пока нет, но ищем.

Минут через двадцать, когда уже успел попить кофе и рассказать пару анекдотов, Семенов снова вышел на связь.

— Ну что, Оргулов? Ты уже задолбал всех. Или мы разговариваем, или начинаем штурм.

— Тебе не кажется, что ты лезешь не в свои дела. У меня достаточные полномочия, чтоб вести любые переговоры. Но ты не тот человек, с которым я теперь буду что-то оговаривать. Теперь я хотел бы пообщаться с твоим руководством, но напрямую, а не с оборзевшей шестеркой, которая даже толком задачу устранения ненужного командира выполнить не может.

— Я смотрю, ты разговаривать не хочешь. Тянешь время?

— И это тоже. Я же Ильяса предупреждал насчет «стратегов». Как бы ни сложилась ситуация, даже если вы нас тут всех задавите, ваши бункеры будут уничтожены. Все это время мы искали убежища потенциальных противников, отмечали их и маркировали радиомаяками. Это первое. Второе — и ты, и я прекрасно знаем, что ни Черненко, ни спецов ВМС я не уничтожал, это сделали твои дружки татары, с которыми ты давно уже занимаешься торговлей людьми, оружием, продуктами и наркотой. Думаешь, я не знаю, что бункер Ильяса вами использовался как перевалочная база для торговли, и все, кто там побывал, видели клетки, где содержались рабы. Для простой банды в бункере нашлось слишком много нового оружия, боеприпасов в заводской упаковке, явно с консервации. Да, к твоему сведению, Ильяса мы взяли живьем, и он много интересного рассказал про твои дела. Это же ты, сука, слил бандюкам караваны с продуктами.

— Ты что такое говоришь? Кто тебе поверит?

— А мне не надо, чтобы ты верил, главное, что я знаю, у меня есть свидетели и возможность и тебя, и твоих жополизов наказать. Когда «зверьки» убивали Черненко и моряков, моя группа оказалась рядом и успела отбить нападение, спасти моряков. Да и, к твоему сведению, Черненко жив, но тяжело ранен, и мои медики его поднимут на ноги. Это могут подтвердить все, кто раньше жил с вами.

Пауза затягивалась. Видно, я его ударил по живому.

— Ты гонишь. Как всегда…

Рядом стоял прапорщик Вербицкий, которого пригласили для подтверждения моих слов.

— Ну как знаешь, я сейчас дам микрофон бойцу вашего отряда. — Отключив микрофон, сказал Вербицкому: — Юра, говори как есть, как было. Главное, чтоб люди поверили.

— Конечно, товарищ майор.

Он взял микрофон.

— Говорит прапорщик Вербицкий. Меня никто не заставляет, я все делаю добровольно. Значит, так, все, что говорил майор Оргулов, правда. Семенов подставил Черненко и моряков. Полковник жив, даю слово.

Пауза длилась дольше, чем нужно.

— Ты его заставил. Я ни тебе, ни этому щенку не верю.

Я забрал микрофон из рук Вербицкого.

— Твое право. Только вот ответь мне, классный дядя Семенов, отец солдатам, а на хрен ты бандитов в ваш бункер пустил, и они все семьи в заложники взяли? Классный план, Семенов. Мы с «внутряками» бьем морды друг другу, татары оставшихся зачищают, а потом херсонскому спецназу рассказывают сказочку про злобных москалей. Сука ты, Семенов. Я ведь действительно людям помочь хочу.

— Это ты сука. Приполз сюда со своими козлами, стал свой порядок наводить. Война закончилась, Оргулов, и нужно снова налаживать жизнь, а вы, уроды, все еще не навоевались. Вечно вам нужна правда и справедливость. Я тебя еще раз предупреждаю: мне нужна связь с твоим руководством, и это не мое желание. Иначе у тебя будут большие проблемы. У нас тоже кое-что осталось с войны, и сможем удивить твоих московских хозяев.

Пока он вещал, я повернул голову к Кате.

— Быстро связь с Артемьевым.

Она коротко кивнула и стала вызывать Бычка. Санька ответил почти сразу.

— Феникс, Бычок на связи.

— Бычок, ну что там?

— Есть гады, засели в домах. Даже парочка СПГшек установлена. Но подобраться не можем, везде наблюдатели сидят. Если б не тепловизор, хрен бы нашли, качественно запрятались.

— Ориентировочная численность?

— Не меньше сотни. Я так думаю, что они собрались зачищать или нас, или семеновцев.

— Броню татарскую нашли? Главное, где они «Град» поставили?

— Нашли три БТРа и зачуханный Т-72. «Града» найти не можем.

— Бычок, ты понимаешь, что нам это железо не помешает?

— А то. Постараюсь сильно не жечь…

— Ты не шути, Бычок. Сам понимаешь, если «Град» работать будет…

— Да понимаю…

— Тогда бери «языка» и выбивай информацию, где еще БТР и танк.

— Сделаем, Феникс.

— Ищи, наблюдай, если что, будешь корректировать стрельбу.

— Вас понял, Феникс.

— Олег, — уже обращаясь к Дегтяреву, — что там твои? Нашли кого-нибудь?

— Нет, только что связывался. Все чисто.

— Готовь группы к выходу.

Его лицо сразу окаменело, он молча кивнул и вышел из комнаты.

Взяв микрофон, ответил Семенову:

— Дай двадцать минут, переговорю с руководством.

Опять потянулись долгие минуты. За это время выпустили на поверхность последний БТР и джип, забитые бойцами, в сторону Симферополя. Пока они не добрались до места, я тянул время, а потом огорошил оппонента встречным предложением.

— Тут мое руководство предложило новые условия. Мы согласны у вас выкупать за продукты и горючее людей, желательно семьи, но они должны иметь определенные специальности. Так же к перечню возможных приобретений относятся стрелковое вооружение советских и российских стандартов, боевая техника, самолеты и вертолеты различной степени годности, вычислительная техника. Война нам тоже не нужна. Также через вас мы готовы торговать с татарами и теми, кто за ними стоит. На тех же условиях. Если есть такая особая необходимость, можем гнать и наркоту. Ты же прекрасно знаешь, что у меня много чего есть на продажу.

Народ в комнате был, мягко сказать, удивлен, я представляю, что творилось в команде у Семенова и у тех, кто сейчас прятался возле бункера Черненко и внимательно слушал наши переговоры.

Пауза затягивалась. Сейчас там жадность борется со страхом разоблачения. Он прекрасно знает, что у нас действительно много чего есть, но и зубы мы показали, поэтому прямая конфронтация с сильным и обеспеченным противником его хозяевам не нужна. Но есть еще один неприятный фактор: он пустил в бункер татар и устроил засаду, значит, пути отхода нет, большинство своих бойцов он уже приговорил.

— Сейчас я не буду с тобой разговаривать на эти темы.

— И что я, по-твоему, должен сделать?

— Сдать оружие и пустить моих бойцов в бункер.

«Н-да, а ведь он больной и с реальностью уже не дружит. Такого надо точно зачищать».

— Слушай, я понял, что ты крут безмерно и почти пацифист в погонах. Но скажи, зачем ты бандитов в бункер пустил? Неужели все-таки решил и своих зачистить? Мир в дерьме, а вы все нажраться не можете. Знаешь, Семенов, я не буду с тобой разговаривать. А теперь маленькое уточнение. Я все это время тянул время, пока наш «стратег» подлетал к Крыму. Теперь слушай мои требования, урод.

Я дал ему время немного потрястись от страха. А сам связался с Артемьевым.

— Бычок, быстро связываешься с Мозгом, даешь для гаубиц целеуказание по дому, где больше всего бандюков засело. Пусть даст пару залпов. Авось подумают, что бомбить начали. Если соберутся в компактную группу, можете долбить дальше. Чем больше сейчас положим, тем меньше их потом по горам ловить придется. Технику, по возможности, захватите. Что там с «языком»?

— Уже взяли, сейчас будем колоть.

— Времени нет. Как будет готов Павлов, маякнешь.

— Вас понял, Феникс.

Он подтвердил буквально через минуту, и я начал…

«Теперь снова пообщаемся с Семеновым»

— Первое. Для всех, кто сейчас засел в домах вокруг бункера «внутряков». Один из домов и вся бронетехника: танк и три БТРа — взяты на целеуказание. У вас времени не больше минуты, бомбы уже сброшены. Дальше. Группа, которая захватила бункер, уходит, оставляя свое оружие на месте. Все, кто меня слышит, разоружают Семенова, с ним я больше разговаривать не буду. У вас на все про все пять минут, потом вы будете расцениваться как противник и уничтожены. А тебе, Семенов, лично. Командир группы спецназа ВМСУ мой друг и однокашник. Ты хотел повесить на меня смерть друга, за это ответишь, конкретно ответишь, да и он хочет с тобой пообщаться по поводу своих погибших бойцов. Все, время пошло.

«Фух», — я выдохнул и стер испарину с лица. Меня всего колотило от прилива адреналина. Давненько я так не пугался. Даже в самых безвыходных ситуациях во время боев самообладание не изменяло, а вот сейчас, когда нужно было блефовать, с трудом удерживал себя, выдерживая нужный тон разговора. Поэтому и не любил играть в карты, что часто эмоции отражались на моем лице, а тут решались уже стратегические вопросы. Я ведь не супергерой и не мастер переговоров, просто человек, на которого навалилась ответственность за людей и все. И по мере увеличения количества людей, росла и степень ответственности. По сути дела за все эти разборки платилось сожженными нервами и ранней старостью.

— Ну что, Катя, давай смотреть, как сейчас начнут ругаться в эфире, и заодно послушаем переговоры артиллеристов и твоего мужа.

То, что мой блеф подействовал, сразу стало понятно, потому как в районе железнодорожного вокзала, где был расположен бункер «внутряков», почти сразу заработали несколько передатчиков. Радостный визг Саньки в эфире подтвердил, что Серега Павлов и тут доказал, что артиллерист от бога. Он сумел весьма умело с нескольких залпов практически разнести «хрущевку», в которой прятались боевики. Возле танка и БТРов ювелирно устроили пару взрывов, после чего оставшиеся там боевики, как тараканы, повылезали из люков и стали разбегаться. Но снайперская группа безжалостно расстреливала всех. Из тех, кто прятался в домах, спастись сумели те, кто засел на нижних этажах, они успели выскочить, остальные погибли под обломками дома. Но на этом Санька не остановился, известив меня, что боевики уходят, разъезжаясь на своем транспорте в разные стороны, и особенно крупная группа по Гагарина пытается удрать в сторону Московского кольца.

— Дровосек, Бычок, валите всех, кого сможете. Медузы на подходе, они помогут.

Что там дальше творилось, я мог судить только слушая радиопереговоры ударных групп, короткие команды и комментарии Саньки, которые он давал артиллеристам. Результаты были неплохими. По самым скромным подсчетам боевики потеряли не менее семи десятков человек, и большую часть — от артиллерийского огня. Остальных перехватывали мобильные группы, расстреливая из крупнокалиберных пулеметов БТРов, сжигая из гранатометов. Уличные бои продолжались больше двух часов. На заваленных мусором и полуразрушенных улицах снова грохотали выстрелы и взрывы, лилась кровь.

Основная задача была рассеять бандитов, уничтожая транспортные средства, но не ввязываться в затяжные бои и, главное, беречь людей. Если боевики занимали оборону и остервенело отбивались, работала артиллерия, после чего наши бойцы отходили, давая противнику возможность отступить. Без транспорта они были практически обречены, их бункера находились в степном и восточном Крыму, на южном берегу Крыма. Наши снайпера занимали позиции на высотках, с которых просматривались многие дороги, и методично отстреливали отступающих в пешем порядке боевиков.

Тут как раз подоспела информации от «языка», которого в срочном порядке потрошили прямо на месте. Второй танк, БТР и установка «Град» просто не доехали и сломались по дороге, были получены данные, где их искать…

Много боевиков, конечно, вырвалось, но сборная солянка из нескольких банд была разгромлена, и вряд ли в ближайшее время у кого-то из них появится желание снова собираться в большие группы и лезть в Симферополь. Одна из групп боевиков попыталась прорваться на ЮБК по Киевской улице, нарвалась на идущие навстречу танки и БТРы «внутряков», спешащих к месту боя возле своего бункера. Боевики тут же были безжалостно расстреляны в районе автовокзала. Уцелели всего несколько человек, которые умудрились по замерзшему руслу Салгира отступить в город и затаиться в полуразрушенных домах частного сектора.

Санька на БТРе и БМП с Васильевым на пару рванули по севастопольской трассе, где по данным, полученным от пленных, застряла техника боевиков, и через час доложили, что танк Т-64, БТР-80 и установка «Град» вроде как захвачены, но, по мнению Петровича, находятся в ужасном состоянии и в ближайшее время без капитального ремонта использоваться не могут. Единственным решением было проверить на наличие взрывоопасных сюрпризов и отбуксировать технику в Перевальное.

Глава 15

Военно-транспортный «Юнкерс-52» люфтваффе подлетал к аэродрому, цели своего путешествия, давно оставив за собой негостеприимные просторы России и бесконечные леса и болота Восточной Пруссии. Прибытие гостей на взлетно-посадочной полосе давно ожидали, но тем не менее подлетающий самолет сопровождали многочисленные зенитные автоматические пушки, искусно замаскированные в складках местности. Специфика этого аэродрома была такова, что дополнительные меры безопасности никогда лишними не бывают, и благодаря широкой сети постов наблюдения за воздушной обстановкой пролет любого самолета в этой зоне строго контролировался. Два истребителя сопровождения, помахав крыльями, резко развернулись и ушли на резервный аэродром, расположенный в сорока километрах, а тяжелый и неповоротливый «Ю-52» стал заходить на посадку.

Генерал-полковник Гейнц Вильгельм Гудериан мрачно смотрел через иллюминатор на приближающиеся строения аэродрома, мастерски спрятанного среди болот и лесов Восточной Пруссии. Он бросил быстрый взгляд на сидящего впереди него через два ряда кресел командира 1-й танковой группы вермахта фон Клейста, весь полет сохраняющего истинно аристократическую невозмутимость. В другом ряду, по правому борту, примостился фон Рундштедт, командующий группой армий «Юг», деловито рассматривающий документы, предоставляемые ему услужливым адъютантом. Несмотря на внешне кажущееся спокойствие в салоне самолета, за время полета создалась гнетущая и нездоровая обстановка. Неудачи последних недель на Восточном фронте, связанные с всевозрастающим, буквально фанатичным сопротивлением русских, приведшие к резкому снижению темпа продвижения немецких войск, вызвали неудовольствие высшего руководства рейха. Практически разбитый и окруженный Юго-Западный фронт русских в самый последний момент смог сдержать сжимающиеся тиски двух танковых групп вермахта, в кровопролитных боях нанес серьезные потери и затормозил продвижение моторизованных и танковых дивизий, дав время полуокруженным русским армиям вырваться из киевского «котла». Киев уже захвачен германскими войсками, но, переправившись через Днепр, опять столкнулись с ожесточенным и подготовленным сопротивлением. Создавалось такое впечатление, что русские знали о направлениях ударов и сумели создать эшелонированную оборону и, главное, стянуть в районы наступления крупные силы истребительной авиации, что вылилось в масштабное побоище в воздухе, лишив танковые и моторизованные дивизии авиационной поддержки одного из важных элементов воздействия на противника. Доходило до того, что на отдельных участках истребительная авиация люфтваффе была не в состоянии прикрыть избиваемые с воздуха наступающие дивизии вермахта. Все события последних недель, по мнению Гудериана, заслуживали самого пристального внимания со стороны контрразведки, иначе как можно объяснить столь высокую осведомленность русских о направлениях стратегических ударов, да и прямо на глазах меняющаяся тактика противника не вписывалась ни в какие рамки. Парадоксальные мысли о сравнении судьбы Наполеона, также с успехом напавшего на Россию, с нынешней ситуацией не улучшали настроения генерал-полковника.

Чуть в стороне осталась небольшая прусская деревушка Герлиц, жители которой и не догадывались, что в нескольких километрах от них находится легендарная ставка Адольфа Гитлера «Волчье логово». При строительстве комплекса сооружений была проведена беспрецедентная операция по обеспечению режима секретности и безопасности. Для простых обывателей здесь с 1940 года возводится небольшой химический завод, задействованный в военной промышленности, поэтому объявление места строительства закрытой зоной не вызвало особого интереса законопослушного местного населения.

Самолет мягко приземлился на бетонной полосе, предусмотрительно выкрашенной под цвет окружающего ландшафта, вырулил к стоявшим машинам, ожидающим гостей. Как всегда они прибыли на основной аэродром вне территории «Волчьего логова», откуда в сопровождении охраны на автотранспорте их сопроводили на совещание в личный бункер Гитлера.

Судя по спешке, с которой известных генералов вермахта выдернули с фронта, претензии у фюрера к ситуации на юге Восточного фронта весьма серьезные, и генерал-полковник Гудериан готовился к самому худшему развитию ситуации. Выражение лица его давнего недруга фон Клейста, с которым они враждовали еще с французской кампании, оставалось неизменно спокойным, но, видимо, и его посещали невеселые мысли о своем будущем.

Кортеж автомобилей проехал через КПП на территорию «Волчьего логова», где тщательно были проверены документы и специальные пропуска на въезд в третью охраняемую зону. Проезжая по ухоженной дороге, Гудериан в который раз восхищался мастерством людей, занимающихся маскировкой столь важного объекта. Все дорожки, дороги и переходы перекрывались специальными каркасами, на которые крепились растения или накрывались просто маскировочной сеткой, которая менялась в зависимости от сезона. Рассмотреть что-либо с самолета было практически невозможно, и специальная служба регулярно облетала весь комплекс, выявляя недочеты в маскировке.

Аналогичная проверка документов произошла при въезде во вторую охраняемую зону, где располагались помещения персонала, вокзал, личный аэродром фюрера и специальный комплекс для совещаний, куда сейчас направлялись немецкие генералы. За колючей проволокой, в первой зоне безопасности, в святая святых этого грандиозного комплекса находились личная резиденция и бункер Адольфа Гитлера, Мартина Бормана, Германа Геринга. Туда посетители допускались только по личному приглашению фюрера и после особой проверки личной службы безопасности. Гудериан поймал себя на мысли, что не питает никакого желания побывать там. Сейчас ему хотелось оказаться подальше от всего этого блеска власти и душного воздуха интриг, вернуться в войска и заняться делом, которое он любил и которое получалось у него лучше всего — воевать.

В большой комнате совещаний, в которой Гудериан был не раз, собрались люди, имеющие отношение к военной руководящей верхушке рейха. Тут был и начальник верховного главнокомандования вермахта фельдмаршал Кейтель, высокий, подтянутый, как все профессиональные военные, с усами, чем-то похожий на Гудериана. У него было всегда свое мнение, и хватало храбрости отстаивать его перед фюрером. Несмотря на все разногласия в вопросах войны и демонстративное несогласие при нападении на Францию и особенно несогласие при реализации плана «Барбаросса», вылившееся в попытку уйти в отставку, он был оставлен на службе и продолжал занимать должность начальника верховного главнокомандования вермахта. Рядом с ним стоял и что-то тихо рассказывал начальник оперативного отдела верховного главнокомандования Альфред Йодль. Судя по выражению лица Йодля, который практически постоянно находился недалеко от фюрера, сегодняшнее совещание будет не из приятных для многих генералов вермахта. В стороне уединились и тихо переговаривались два человека, начальник Управления разведки и контрразведки вермахта Вильгельм Канарис и начальник Главного управления имперской безопасности Рейнхард Гейдрих, которые по службе являлись непримиримыми врагами, при этом поддерживая видимость дружеских отношений. Присутствие Гейдриха на этом совещании наводило на размышления и не доставляло оптимизма приглашенным генералам.

Отдельно стоял генерал-фельдмаршал фон Браухич, командующий сухопутными войсками, так же подчеркнуто спокойно ожидая появления фюрера. Чуть в стороне находился рейхсмаршал авиации Герман Геринг и рядом с ним стоял командующий 4-м воздушным флотом люфтваффе генерал-полковник Александер Лёр, что-то показывающий на большой карте, расстеленной на столе. Бросив мельком взгляд, Гудериан слегка кивнул головой, как бы соглашаясь с самим собой, увидев, что Лёр активно водит указкой, отмечая Киев, Конотоп, Полтаву, при этом как бы оправдываясь перед Герингом.

Ни для кого не было секретом, что в боях под Полтавой и Конотопом 4-й воздушный флот понес серьезные потери, а 6-й авиакорпус был обескровлен и за две недели боев лишился практически шестидесяти процентов истребительной и бомбардировочной авиации. Только переброска частей 5-го авиакорпуса помогла переломить ситуацию, но результаты грандиозного воздушного сражения, разыгравшегося на небольшом участке Украины, вызывают недовольство высшего руководства рейха. Видимо, и Лёр, и Геринг тоже будут сегодня ощущать на себе недовольство фюрера.

Пауза затягивалась, и в ожидании прихода Адольфа Гитлера Гудериан равнодушно смотрел по сторонам, автоматически отмечая обшитый лакированным деревом зал для совещаний, темные, тяжелые портьеры, в ночное время не дающие горящему внутри помещения свету демаскировать здание. В обширной комнате витал запах дорогой мастики, которой натирались блестящие, как зеркало, полы, да и вся обстановка представляла собой смешение военного аскетизма, которым так бравировал фюрер, и роскоши, скрытой во вроде бы обыденных, но тем не менее очень дорогих вещах и материалах, использовавшихся для отделки помещений.

Раздались шаги, двухстворчатые двери открылись, и в зал вошел Адольф Гитлер в сопровождении Мартина Бормана.

Все присутствующие в зале встали по стойке «смирно» и в едином порыве, слаженно приветствовали фюрера:

— Хайль Гитлер.

Гитлер вяленько махнул рукой, подходя к большому столу с расстеленной картой, занимая главенствующее место. Пронзительным взглядом бесцветных глаз он обвел взглядом собравшийся генералитет и вполне дружелюбно поздоровался, но тут же неожиданно налетел на Кейтеля, переходя сразу к теме совещания, наполняя свою речь энергетикой профессионального оратора и патетикой, так присущей человеку, взобравшемуся на олимп власти Европы.

— Фельдмаршал Кейтель, я, надеюсь, сегодня получу вразумительные пояснения, почему наше продвижение на Восточном фронте резко замедлилось? Уже осень, и наши доблестные войска должны быть в Москве, а мы все еще стоим под Киевом и Вязьмой. Где те победоносные генералы, которые разгромили Красную Армию, почему, уничтожив главную ударную силу коммунистов, механизированные корпуса, мы теперь остановились, теряя время на разгром частей второго эшелона?

Кейтель спокойно выслушал речь Гитлера, чуть наклонив голову, как бы в знак согласия.

— Мой фюрер, разгром Юго-Западного фронта русских являлся одним из важных этапов русской кампании. По доктрине противника, от нас ожидалось нападение на плодородные южные районы Украины, где существует разветвленная транспортная сеть и расположено множество оборонных предприятий, с дальнейшим прорывом к нефтеносным районам, поэтому южная группировка русских на начало войны являлась одной из самых сильных и многочисленных. Но начинать наступление на Москву, оставляя у себя на фланге такую массу войск противника, было неразумно, поэтому командование сухопутных войск, в соответствии с вашим указанием, переподчинило вторую танковую группу генерал-полковника Гудериана группе армий «Юг» для завершения разгрома Юго-Западного фронта противника.

— И почему же вы стоите на месте? Вы уже должны быть на подступах к большевистской столице, а все топчетесь на Украине. Что скажете, Рундштедт? Ведь именно из-за вас наша победоносная армия теряет темп. Ваша группа армий «Юг» не смогла справиться с Юго-Западным фронтом русских, вам даже передали вторую танковую группу, тем не менее вы только сейчас смогли сломать сопротивление русских и захватить Киев.

— Мой фюрер, сражения под Киевом, Конотопом и Полтавой решили участь всего Юго-Западного фронта русских, — ответил Рундштедт. — Уже практически завершено окружение остатков тридцать седьмой, пятой и двадцать первой русских армий в районе Переяслав-Хмельницкого. Нам было оказано ожесточенное сопротивление, и, по данным разведки, на направлениях главных ударов обеих танковых групп была заранее подготовлена в обстановке особой секретности глубоко эшелонированная линия обороны. В данной ситуации возникают вопросы об особой информированности русских генералов, которые до нынешнего момента не показывали особых полководческих талантов. Помимо всего прочего, в районе были сосредоточены большие силы авиации противника, которая смогла нанести серьезные потери четвертому воздушному флоту люфтваффе, обеспечивающему наступление группы армий «Юг».

Гитлер буквально вскипел.

— Это черт знает что! Вы хотите сказать, Рундштедт, что русские узнали или вычислили направление стратегических ударов, за короткий срок сумели построить глубокую линию обороны и собрать в кулак размазанную по фронтам авиацию? По-вашему, у нас в штабах одни шпионы, предавшие идеалы рейха, продающие информацию за жалкие тридцать сребреников восточным дикарям и коммунистам?

Гитлер аж задохнулся от возмущения. Но наметанному глазу была заметна некоторая наигранность такого состояния. Как великолепный оратор, чувствующий состояние аудитории, хозяин «Волчьего логова» умело манипулировал эмоциями и чувствами слушающих его людей.

— Вы трус, Рундштедт, прикрываете свою трусость и неумение происками неведомых заговорщиков, предавших священное дело.

Он обвел взглядом всех собравшихся генералов, выделив среди них легендарных командующих танковых групп Гудериана и фон Клейста.

— Что вы скажете? Вы тоже считаете, что нас предали и генералы ни в чем не виноваты?

Гудериан сделал шаг вперед, беря основной удар на себя.

— Мой фюрер, все, что говорил генерал-полковник Рундштедт, верно, и под каждым словом я готов подписаться.

Гитлер пронзительно смотрел на «Быстрого Гейнца», как бы подбирая одну из масок и, соответственно, линию поведения, которую он должен вести.

— Ну же, расскажите. Вы, как основной участник этих событий, должны пролить свет на сложившуюся ситуацию.

— Мой фюрер, нас ждали и при этом хорошо подготовились. Плотность противотанковой артиллерии на направлениях основных ударов наших танковых и моторизованных дивизий была необычно высокой. Каждый овраг, каждая дорога были пристреляны и заминированы. После того как передовые части завязли в боях на оборонительных укреплениях, в нашем тылу активизировались сотни диверсионных групп противника, которые минировали дороги, подрывали мосты, целенаправленно уничтожали автотранспорт служб снабжения, по возможности, уклоняясь от боев с частями полевой жандармерии и вспомогательной полиции, отвечающих за наведение порядка в тылу наступающих войск. Это говорит о том, что против нас действовали профессиональные диверсанты, строго ориентированные на выполнение определенных заданий, а не окруженные части красных, которых только и хватает на одиночные выстрелы из леса в проезжающие одиночные машины. Отсутствие воздушной поддержки и корректировки артиллерийского огня сказывалось на темпе наступления и потерях. Только после того как части четвертого воздушного флота люфтваффе смогли выдавить русскую авиацию и снова поддерживать наступающие войска, мы сумели сломить сопротивление русских и прорвать оборону. Но это нам далось дорогой ценой. Войска вверенной мне второй танковой группы обескровлены, потери в войсках — от сорока до шестидесяти процентов личного состава. Безвозвратные потери бронетанковой техники в некоторых частях составляют до шестидесяти процентов.

Гитлер молча слушал, не перебивая одного из талантливых генералов вермахта. Тут же вмешался Рундштедт, поддерживая своего подчиненного:

— И главное, мой фюрер, по показаниям пленных, у русских стояли особо жесткие временные рамки по удержанию обороны. Части, отступающие из Киевского «котла», оторвавшиеся от преследования частей шестой полевой армии, оставляя за собой заслоны из остатков частей тридцать седьмой, пятой и двадцать первой русских армий, занимали оборону, формируя вторую и третью линии обороны от наступающих групп Гудериана и фон Клейста. Таким образом получалось, что на направлениях главных ударов соотношение наступающих и обороняющихся войск составляло два к одному, что при отсутствии воздушной поддержки вылилось в тяжелые затяжные бои. По данным разведки, у русских были особые распоряжения уничтожать танки, при этом создавались специальные команды, которые ночью пробирались к подбитой технике и подрывали ее, исключая возможность восстановления в полевых условиях, поэтому так и велика доля безвозвратных потерь в технике.

Гитлер показательно спокойным голосом поинтересовался:

— Значит, те части, которые вы окружили под Киевом, специально оставлены, чтобы сдержать наступление шестой полевой армии, а основные силы были брошены на отражение ударов наших моторизованных и танковых дивизий?

— Да, мой фюрер. Разведка не смогла распознать такую переброску войск противника.

Но Гитлер не дал ему закончить, прервав самым хамским образом, перейдя на крик, брызжа слюной.

— Вы потратили много времени, взламывая Киевский укрепрайон, вместо того чтобы, окружив армии русских, идти вперед, захватывая Крым, Харьков и освобождая войска для наступления на Москву. Рундштедт, вы понимаете, что из-за вашей некомпетентности и трусости почти на два месяца задержалось выполнение операции «Тайфун», и немецкие солдаты должны наступать в условиях русской зимы, к которой мы не готовы? Кто меня уверял, что мы встретим зиму уже в Москве? Вы, мои генералы! Все предатели и трусы!

Гитлер стучал кулаком по столу и кричал.

— Это происходит потому, что мои приказы не выполняются! Запомните, мы выиграем эту войну, даже если она стократно противоречит доктрине Генштаба.

Он еще несколько минут поносил трусливых генералов, и все в этой комнате прекрасно понимали, что произошло на юге Восточного фронта. Русские переиграли немецкое командование, измотав в боях под Конотопом и Полтавой основные ударные соединения вермахта. Вторая танковая группа, которая по плану «Тайфун» должна была участвовать в наступлении на Москву как одна из основных ударных частей, была обескровлена и нуждалась в пополнении техникой и личным составом, а это существенно отодвигало время начала наступления на русскую столицу. Это и взбесило Гитлера, что победа, как неуловимая Синяя птица, маячившая буквально в нескольких шагах, улетала из рук властителя Европы.

— Это предательство! Это предательство наших идеалов, к которым вперед к будущему должен вести немецкий народ. И кто-то должен за это ответить.

Он обвел бешеным взглядом собравшихся высших офицеров и остановил взгляд на невысоком, худощавом человеке в морском мундире.

— Что вы можете сказать по этому поводу, адмирал Канарис? Ваша служба должна искать предателей в военной среде и давать достоверную информацию о планах русских? Как ваш хваленый абвер мог пропустить такую ловушку со стороны русских?

В отличие от крикливого фюрера и твердых в своем мнении генералов, Канарис вполне для своей комплекции заговорил спокойным голосом, нисколько не боясь экспрессии Гитлера.

— Мой фюрер, по этому делу есть весьма интересная и важная информация, но это хотелось бы обсудить в ограниченном кругу. Несмотря на некоторые трения с имперской безопасностью, мы давно ведем совместное расследование по факту утечки к противнику стратегических данных самого высокого уровня секретности. То, что произошло на Восточном фронте, требует особого рассмотрения и вашего волевого решения. От себя могу добавить, что подготовка глубоко эшелонированной обороны под Полтавой и Конотопом проводилась в условиях строжайшей секретности. Любые попытки забросить разведывательные группы в те районы заканчивались провалом, и количество войск НКВД, которые обеспечивали секретность, говорит о том, что русские пошли ва-банк, стараясь таким образом переломить ситуацию на Восточном фронте. Это говорит об очень высоком уровне информированности, поэтому и контрразведке, и имперской безопасности нужны особые полномочия для проведения следственных действий.

В зале повисла тишина. Все генералы поняли, что просит Канарис, и даже Йодль, который находился постоянно возле фюрера, ощутил, как по коже пробежал озноб.

Гитлер пронзительно смотрел на адмирала, принимая решение, но, не придя к определенным выводам, повернул голову к любимцу Гиммлера Гейдриху и спросил:

— Гейдрих, вы тоже так считаете?

— Да, мой фюрер.

Резкий переход от истерического крика и стука кулаками по столу к задумчивости ярко выделял необычный темперамент Гитлера.

Но тут голос подал Мартин Борман, до этого молчаливо стоящий в стороне.

— Мой фюрер, может, стоит сначала заслушать Канариса и Гейдриха, перед тем как принимать решение?

Борман тоже почувствовал, что в этот момент должно быть принято судьбоносное решение, которое может существенно изменить расстановку сил в руководстве рейха, и ему очень не хотелось бы усиления адмирала Канариса, считавшегося явным англофилом, и Гейдриха, через которого Гиммлер получал дополнительные властные полномочия. Гитлер удивленно взглянул на своего бессменного секретаря, без которого не принималось ни одного серьезного решения. До этого Борман никогда не спорил, и все его предложения носили исключительно деловой характер.

— Хорошо. Господа генералы пусть подождут.

И мазнул взглядом по Герингу, который после неудачного сражения в воздухе за Британию подрастерял свой авторитет.

Пока германский генералитет был отправлен на обед, в небольшой, отделанной в обычном для этого комплекса показательно неброском, но дорогом стиле комнате собрались Гитлер, Борман и два человека, представляющих собой разные ипостаси органов государственной безопасности рейха.

Гитлер нетерпеливо постучал ладонью руки по небольшому изящному столу.

— Ну, Канарис, рассказываете, как вы боретесь за интересы рейха.

Адмирал спокойно кивнул головой, начиная рассказ.

— Еще в начале июля у нас возникли особые подозрения, учитывая избыточную информированность русских, которая впервые проявилась в боях под Могилевом. По нашим данным, противник имел достоверную информацию о массовых налетах нашей авиации и, соответственно, принимал меры, наращивая в нужные моменты количество зенитной артиллерии, снимая ее с других участков фронта, что не могло остаться не замеченным моему ведомству. Понеся значительные потери, но овладев городом, мы получили информацию, что у русских были полные данные о численности, составе и направлениях главных ударов под Могилевом и при Смоленском сражении. По агентурным каналам была получена информация, что в Генеральном штабе Красной Армии имеется фотокопия плана «Барбаросса» с личной подписью Адольфа Гитлера. Задействовав всю возможную агентуру, засветив при этом несколько важных агентов, мы получили подтверждение этой информации и даже фотокопии документов, которые хранились у русских и изучались их генералами. Вот они.

Канарис положил на стол перед Гитлером небольшие снимки, в плохом качестве, но распознать документы, которые хранились в защищенном сейфе в штабе Главнокомандования вооруженных сил рейха, было можно. Впечатление, которое было произведено на Гитлера, нельзя описать словами. Он молчал, открывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Секунд десять длилась пауза, после чего разразилась буря.

Глава 16

— Канарис, и вы молчали? Предатели прямо здесь, а вы сидите и ничего не делаете? А что имперская безопасность?

Канарис спокойно пояснил:

— Когда возникло подозрение, что заговор пробрался в высшие эшелоны власти рейха, мы встретились с Гейдрихом и приступили к совместной работе по этому направлению. Учитывая наличие в моем ведомстве разветвленной сети агентуры на территории противника, даже той информации, полученной по этим каналам, достаточно для серьезных выводов об уровне предательства в наших рядах.

Произнося это, Канарис про себя подумал: «Может, сказать им про пришельцев из будущего, которые предсказали наше поражение. Нет, пока рано, фюрер опять начнет истерику и меня сделает крайним, а Гейдрих ему поможет, вон как улыбается, неужели что-то знает?»

Гитлер обратил взор на Гейдриха, который, словно образец истинного арийца, представлял собой идеал преданного Германии высокопоставленного офицера СС.

— Да, мой фюрер, — сказал Гейдрих. — Лучшие следователи уже несколько месяцев негласно ведут поиски каналов утечки информации. С целью сбора дополнительной информации была проведена операция, чтобы выкрасть из Москвы фигуранта этого дела, который имел полную информацию…

И Гитлер, и Борман с удивлением смотрели на начальника Главного управления имперской безопасности.

— И каковы результаты?

— В результате действий совместной диверсионной группы военной разведки и элитной части СС удалось захватить высокопоставленного сотрудника русской тайной полиции — НКВД, начальника специального подразделения, которое отвечало за контакты с изменниками. Но, чтоб не выдать секреты, коммунисты пошли на экстренные меры — они подняли в воздух несколько авиаполков бомбардировщиков, просто перемешали с землей целый лес, где скрылись наши диверсанты, но не дали никому уйти. Все это наводит на мысль о том, что человек, работающий на русских, занимает очень высокий пост. Одним из результатов деятельности предателей стало рассекречивание системы кодированной военной связи, основанной на шифровальных машинах «Энигма», одна из которых была передана русскому командованию, это и объясняет, как русские могли узнать направление основных ударов.

— Гейдрих, это черт знает что! И вы ничего не делали, зная, что русские читают всю нашу переписку?

— Нет, мой фюрер. Уже давно негласно идет замена старых шифровальных аппаратов на новые, которые в экстренном порядке были заказаны у производителей в режиме особой секретности, да и войскам было дано особое распоряжение без острой необходимости не пользоваться старым шифровальным оборудованием. Но возле каждого генерала не поставишь по офицеру СС, который будет его контролировать.

— А что поиски?

— Поиски ведутся. По нашим данным, у русских есть целое подразделение, которое обеспечивает контакты с изменниками.

Гитлер вскочил и от избытка чувств стал ходить по небольшой комнате.

— Вы правы, Канарис. Я так и знал, что тут замешано предательство. Предательство идеалов рейха, идеалов всей западной цивилизации. Вы найдете предателей и выжжете всю скверну, которая стоит на пути нашего движения.

Тут голос подал Борман, который молча слушал рассказ Канариса и Гейдриха, но при этом, как один из крупнейших функционеров НСДАП, имел свои источники информации среди членов партии.

— Скажите, адмирал, а что это за история под русским городом Фастовом, где вас чуть не сбили? Насколько мне известно, там произошли определенные события, которые как-то связаны с тем вопросом, который тут поднимался.

Хотя Борман только краем уха слышал о произошедшей там истории, не имея достоверной информации, так как многое сразу было засекречено военными, решил выстрелить наугад, показав перед фюрером свою осведомленность.

Будучи до мозга костей великолепным партийным функционером, поднаторевшим на интригах, Борман с удовлетворением увидел замешательство на лице Канариса и такой же неподдельный интерес у Гейдриха, которого, видимо, тоже интересовала версия тех событий. А сам про себя порадовался, понимая, что тесной спайки разведки и имперской безопасности, которой он так боялся, не получилось — старый лис Канарис не всем делился с Гейдрихом, и всем известная война между спецслужбами продолжается.

Адмирал Канарис не был бы руководителем одной из известных спецслужб мира, если б не подготовил ответ на этот каверзный вопрос, правда он ожидал его от Гейдриха, но никак не от Бормана, который старался не лезть в военные вопросы, которые не могли затронуть его положение возле Гитлера. Это говорило о том, что тема с Зиминым уже выплыла на самом высоком уровне. Бросив мимолетный взгляд на невозмутимого Гейдриха, адмирал понял, что и всемогущий помощник Гиммлера не расположен раскрывать перед Борманом все карты, видимо, и у него свои инструкции.

— В тылу шестой полевой армии работала группа русских диверсантов. Командира группы опознали как некого капитана Зимина, который несет ответственность за убийство командира моторизованной дивизии СС «Райх» обергруппенфюрера Пауля Хауссера. По многим данным, в июле-августе этого года во время боев под Могилевом этот капитан занимался обеспечением связи с заговорщиками, которых мы разыскиваем, поэтому при его появлении меня сразу известили, и я незамедлительно вылетел на фронт.

Судя по выражению лица Гейдриха, он сам впервые от Канариса услышал такую трактовку событий под Фастовом, но свое мнение держал при себе. Но Гитлер уцепился лишь за одну фразу и стал ее развивать.

— Вы, Канарис, считаете, что заговорщиков много? Я думал, вопрос стоит об одном подлом предателе, продающем жизни наших солдат врагу, а вы говорите о целой организации?

— Да, мой фюрер. Один человек, находясь в Берлине или недалеко от вашей резиденции, вряд ли мог бы иметь информацию о передвижении отдельных дивизий и о расписании авианалетов на объекты русских. По тому, что противник в курсе наших стратегических планов и планов на отдельных участках фронта, можно сказать, что это некая группа, которая ставит перед собой пока еще не определенные цели, но при этом не имеет полной информации на фронтах.

Тут в разговор влез Гейдрих, которому, видимо, надоела позиция молчаливого слушателя:

— Есть еще одно наблюдение, которое может пролить свет на эту проблему.

Все, как по команде, повернули голову к нему.

— Сначала утечка информации происходила на участке фронта, в зоне ответственности группы армий «Центр», сейчас то же самое произошло в полосе группы армий «Юг».

Быстрее всего догадался Гитлер, за плечами которого был опыт интриг и борьбы при восхождении на олимп власти Германии. Он просто эмоционально выкрикнул:

— Гудериан.

Но на защиту легендарного основателя бронетанковых войск Германии встал Канарис, прекрасно знающий источник столь необычной информированности русских.

— Мой фюрер, это пока только предположение. Тут может быть замешан кто-то и из окружения генерал-лейтенанта Гудериана, адъютант, заместитель, начальник штаба. Мы эту закономерность тоже заметили и активно ищем предателей, но в разгар победоносной войны мы не можем вносить нервозность и создавать атмосферу недоверия среди генералов и солдат наступающей армии. Все это нужно делать, соблюдая режим секретности, чтобы не насторожить предателей и не дать им повода на время прекратить свою подрывную деятельность.

— Нет, нет и еще раз нет! Вся Германия должна знать, что мы делаем с предателями нашего священного дела. Вы, Канарис, слишком мягко относитесь к предателям, заигрывая с генералами, некоторые из которых скрывают свою гниль до самого конца. Я вам даю месяц, чтобы найти врагов, и вы, и Гейдрих будете обязаны раз в неделю отчитываться о результатах поиска. Я вам даю месяц, только месяц и не днем больше!

Тут снова подал голос Гейдрих, подчеркнуто официально и уважительно обратившись к Гитлеру:

— Мой фюрер, можно ли это расценивать, что даны особые полномочия для работы с нашими генералами?

— Вы можете делать все, что нужно, но это не должно помешать нашему наступлению на Москву. А теперь свободны.

Когда Гейдрих и Канарис вышли, Гитлер в раздумье ходил по комнате мимо стоявшего по стойке «смирно» Бормана. Он так ходил минуты две-три, громко дыша и разглагольствуя о заговорах, но внезапно остановился, поднял глаза на своего секретаря и сказал:

— Мартин, а ведь я ему не верю, он что-то знает.

— Кому, мой фюрер?

— Канарису.

Борман почтительно молчал, зная, что интуиция Гитлера редко обманывает.

— Мартин, пригласите ко мне чуть позже Гейдриха, мне показалось, что Канарис и его водит за нос.

— Да, мой фюрер.

* * *

В столовой, где был накрыт обед для приехавших на совещание генералов, стояла гнетущая обстановка. Все прекрасно понимали сложившуюся ситуацию и ждали принятия жестких мер фюрером за провал наступления на Москву. Генерал-полковник фон Рундштедт нервно ерзал на стуле, прямо всем своим естеством ощущая, как у него под ногами начинает гореть земля. Как профессиональный военный, он прекрасно понимал, что все неудачи на Восточном фронте так или иначе связаны с недостоверной разведывательной информацией, и те проблемы, с которыми столкнулись танковые группы Гудериана и фон Клейста, напрямую связаны с недочетами в работе разведки, проморгавшей масштабные фортификационные работы под Полтавой и Конотопом, переброску войск и подготовку многочисленных полевых аэродромов, на которых базировалась русская авиация, стянутая к месту прорыва. То, что противник сделал весьма удачную попытку перехватить стратегическую инициативу, пользуясь секретной информацией о направлениях ударов, и сумел настолько хорошо подготовиться, говорило о действительно серьезной утечке информации, и у «старого лиса» Канариса что-то было, раз он так себя спокойно и уверенно чувствует. Наверно, сейчас сидят там и обсуждают кандидатуру «козла отпущения», не зря же туда пригласили еще и Гейдриха, цепного пса Гиммлера.

Через полтора часа стало известно, что Канарис в срочном порядке вылетел в Берлин, а Гитлер заперся снова с Гейдрихом, и они что-то обсуждают. Градус напряженности повысился еще больше. Геринг и Лёр держались чуть в сторонке. Они не выглядели людьми, которые чего-то боялись в данный момент, понимая, что вся тяжесть обвинений в задержке операции «Тайфун» ложится на генералов вермахта. Еще через час снова собрали совещание, где уже обсуждались деловые вопросы, хотя и на нем присутствовал Гейдрих, спокойно, как удав, рассматривающий генералов. И от этого взгляда многим становилось неуютно. Все прекрасно понимали, что Гитлер поручил имперской безопасности найти и наказать виноватых, и Канарис, один из основных виновников провала на Восточном фронте, сумел вывернуться, подставив под удар вместо себя генералов вермахта.

Но, к всеобщему удивлению, никаких карательных мер не последовало, совещание прошло вполне спокойно, был намечен ряд мер по ускорению развертывания войск в сторону Москвы и пополнению личным составом и техникой моторизованных частей, понесших серьезные потери. Об ошибках разведки и пирровой победе под Полтавой и Конотопом Гитлер бросил с пафосом вскользь: «Победы переносить может всякий. Поражения — только сильный! Мы, немцы, сильный народ». Но это не успокоило ни фон Рундштедта, ни Гудериана.

Уже ближе к вечеру, после совещания, когда машины после нескольких проверок привезли отлетающих на фронт генералов, они увидели недалеко от своего «Ю-52» еще один самолет, принадлежащий Гейдриху, на котором он прилетел из Берлина. Возле их самолета стояли несколько офицеров СС, и когда генералы вышли из машины, не обращая внимания на адъютантов и охрану, люди Гейдриха целенаправленно подошли к Гудериану и фон Рундштедту. Старший из них, высокий светловолосый штурмбанфюрер, спокойно, деловито и без высокомерной издевки, присущей большинству эсэсовцев, спокойно спросил:

— Генерал-полковник фон Рундштедт? Генерал-полковник Гудериан?

Оба генерала подтвердили свои личности, ощущая надвигающиеся неприятности, прекрасно понимая, что люди, отправленные их арестовывать, прекрасно знают фигурантов в лицо.

— Генерал-полковник фон Рундштедт, вы арестованы, сдать оружие, ваш адъютант тоже отправляется с нами.

Два молчаливых крепких офицера СС деловито вытащили личное оружие, забрали портфели с документами у адъютанта, а в это время то же самое происходило с Гудерианом.

— Генерал-полковник Гудериан, вы арестованы, сдать оружие.

После чего разоруженных генералов в сопровождении охраны посадили в личный самолет начальника Главного управления имперской безопасности. Как только закрылась дверь, зачихали двигатели и чуть позже заревели, набирая обороты. Через пять минут крылатая машина с крестами скрылась в ночном небе Восточной Пруссии.

Все это время в тени строения стоял автомобиль, на который облокотился высокий светловолосый человек в мундире высокопоставленного офицера СС. Он удовлетворенно вздохнул.

Уже садясь за руль машины, Рейнхард Гейдрих подумал: «Что же все-таки ты разнюхал такое, под Фастовом, старый лис? Не зря же ты заслал своего человека в отряд к Зимину, пожертвовав разведывательно-диверсионной группой, которую мастерски ликвидировал твой личный порученец, которого не мешало бы поспрашивать».

Но особые полномочия, которыми его наделил Гитлер после отлета Канариса в Берлин, давали радужные перспективы в расследовании этого запутанного дела, которое не давало ему покоя. Вся интуиция высокопоставленного офицера имперской безопасности буквально вопила, что это вроде как почти рядовое дело имеет первостепенное значение.

Уже через двое суток обгорелые останки с документами полковника Йоханнеса Беслера, старшего офицера абвера, одного из доверенных людей адмирала Канариса, были найдены на дороге под Киевом, где только что авиация русских разнесла колонну грузовиков, везущих горючее и продукты наступающим частям 6-й полевой армии вермахта. Через полтора дня в специальной тюрьме, расположенной в обширных подвалах монументального здания Главного управления имперской безопасности в Берлине, появился еще один безымянный пленник, которого допрашивали только по ночам, в присутствии личного порученца Рейнхарда Гейдриха. В СС тоже были специалисты по секретным операциям, и в данной ситуации они ювелирно изъяли с фронта одного из людей шефа абвера, имеющих отношение к разработке русского секретного подразделения.

* * *

Личный самолет адмирала Канариса уже час как покинул резиденцию Гитлера «Волчье логово», искусно спрятанного в болотах Восточной Пруссии, но его до сих пор била нервная дрожь. После серьезного и жесткого разговора с фюрером, Борманом и Гейдрихом долго приходил в себя, позволив несколько глотков коньяка из услужливо предоставленной адъютантом фляги. Положение было серьезным, особенно учитывая, что провал на Восточном фронте однозначно был по вине разведки. Он начал игру, очень серьезную и опасную, и с фюрером, и с русскими, и с англичанами, и даже с пришельцами из будущего, в которых он не верил, но не исключал возможности их существования.

Русские, благодаря своей информированности, смогли нанести превентивный удар в самый нужный момент, сорвав планы германского командования. Уж об операции «Тайфун», наступлении на Москву, они должны были знать, и что там одна из ключевых ролей отводилась 2-й танковой группе Гудериана. Вся эта бойня под Конотопом была затеяна с одной целью — нанести максимальный урон танковым и моторизованным дивизиям, которые потом будут наступать на Москву. По мнению специалистов, русских под Киевом ожидал полный разгром, учитывая их отношение к древнему славянскому городу, за который они бы держались до последнего. Но оказалось, что это была ловушка, мастерски подготовленная советским командованием. Возможно, у противника и были шпионы в рядах вермахта, но не на таком уровне, чтобы получать настолько серьезную стратегическую информацию. Гипотеза о пришельцах из будущего все больше и больше получала подтверждение, хотя и вариант с расшифровкой кодов «Энигмы» тоже не исключался, но он не может объяснить всех необычных фактов, связанных с так называемым «Могилевским делом». По этому делу и так работает целая группа, но сейчас нужно срочно форсировать ее работу, учитывая, что Гейдрих под это дело выпросит у фюрера дополнительные полномочия. Официальную версию — заговор — Гитлер заглотил сразу и, пока будет готовиться и проводиться наступление на Москву, вмешиваться не будет, ожидая результатов и от абвера, и от имперской безопасности. За это время нужно разработать «Могилевское дело», учитывая и самые невероятные варианты, например, с пришельцами из будущего. То, что найдут виноватых и накажут, адмирал Канарис не сомневался, в этом направлении ведомство Гейдриха не имело себе равных, ну разве что НКВД у русских, те тоже мастерски находили заговоры, особенно если нужно было скрыть свою некомпетентность или ошибки высшего руководства.

Уже после прилета в Берлин, когда адмирал проводил рабочее собрание, ему сообщили об аресте Гудериана и фон Рундштедта в «Волчьем логове», прямо на аэродроме.

«Да, Гейдрих действительно выторговал у фюрера карт-бланш и начал основательно трясти генералитет, — размышлял Канарис. — Позволить такое перед одним из самых крупных и важных наступлений русской кампании было большим риском, тем не менее Гитлер на него пошел. Зная подозрительность фюрера и желание везде видеть заговоры, нетрудно было догадаться, что Гейдрих и его патрон Гиммлер воспользуются ситуацией и получат дополнительные полномочия».

Когда после окончания совещания Канарис ехал в машине к себе домой, чтобы отдохнуть после тяжелого дня и бессонной ночи, он пытался осмыслить ситуацию, которая не давала ему покоя уже долгое время. Так бывает с человеком, что у него тревожно начинает ныть сердце, предвещая большие проблемы. А тут, несмотря на вроде бы грандиозные успехи на Восточном фронте, на душе тревожно, и сам помимо воли ожидаешь катастрофы. И по мере поступления информации с театра боевых действий эти чувства усиливаются. Чтобы отвлечься, адмирал попробовал еще раз проанализировать ситуацию, прекрасно осознавая, что только железные доказательства вмешательства пришельцев или грандиозного заговора генералов смогут спасти и его, и в какой-то мере дело новой Германии, которую с таким трудом подняли с колен и сделали ведущей державой мира.

Но мысли не приходили, и только после обеда и крепкого сна адмирал смог проработать стратегию поведения для себя на ближайшее время.

«Создаются две группы, одна из которых уже функционирует и вовсю работает по „Могилевскому делу“, — думал Канарис. — Доукомплектовываем ее специалистами, и пусть отрабатывают основную версию с заговором генералов, при этом в нее можно будет включить пару человек из аппарата абвера, давно завербованных СД, чтоб Гейдрих знал о нашей работе. Под прикрытием всего этого создаем другую группу, которая в условиях максимальной секретности будет отрабатывать варианты пришельцев из будущего, марсиан, ангелов или чертей, которые захотели помочь коммунистам. В случае чего можно будет фюреру продемонстрировать результаты работы обеих групп. У Гиммлера вон целый институт Аненербе, специализирующийся на шаманах и колдунах, который они тоже привлекали для работы по „Могилевскому делу“, правда результатов никаких».

Составив для себя предварительный план работы, Канарис уже деловито отправился на место службы, дав команду вызвать несколько особенно доверенных лиц. Игра пошла очень серьезная, и каждый шаг нужно продумывать основательно, иначе рано или поздно ведомство Гиммлера подомнет под себя абвер, что будет равносильно смерти Канариса, который слишком много знает, и в такой грызне за власть, которая установилась в Германии, его никто не пощадит.

Следственная группа по «Могилевскому делу» была расширена, дополнена специалистами, оперативными работниками, которые активно собирали всю возможную информацию по фактам явного предательства под Могилевом, Нежином, Фастовом, Конотопом, Полтавой. Составлялись списки всех причастных, имевших доступ к информации, проводились ревизии и инвентаризации шифровальной аппаратуры, перечитывались сотни шифрограмм, расшифровав которые русские могли раскрыть стратегические планы германского командования. Вся мощь аппарата военной контрразведки была направлена на поиск предателей и заговорщиков. Бурная деятельность должна была стать ширмой для работы другого небольшого подразделения, созданием которого озаботился шеф абвера.

Несмотря на гибель своего особо доверенного порученца, полковника Йоханнеса Беслера, у Канариса были люди, которым можно было доверить тайну. В условиях строжайшей секретности к проекту, получившему кодовое название «Немезида», были подключены несколько физиков, биологов, психологов, специалистов по оружию. Отбирались люди, имена которых были не настолько известны, что было весьма важно в случае обязательной физической ликвидации подразделения, допущенного до такого уровня информации, но при этом специалисты весьма неплохо характеризовались своими коллегами. Как правило, это были молодые, еще не задавленные грузом догм и стереотипов ученые, которые были в состоянии свежим взглядом рассмотреть проблему.

Задача новой секретной группы специалистов была поставлена нетривиальная, но серьезная: «Согласно полученной информации и произошедшим событиям на Восточном фронте, можно сделать вывод об излишней информированности противника. Провести анализ материалов, фактов, составить перечень возможных путей получения информации противником, включая самые необычные, оценить степень вероятности гипотез в свете имеющейся информации, возможные последствия для Германии, дать рекомендации для руководства рейха». Все это выставлялось как военно-тактическая игра, но уровень секретности и отношение к этой проблеме руководства военной разведки Германии заставляли серьезно задуматься многих из молодых ученых, привлеченных для работы.

Через неделю у Канариса на столе лежал доклад, составленный молодыми дарованиями, не успевшими еще прославить свои имена в германской и мировой науке. Судя по глубине проработки темы и заключениям, сделанным на основании предоставленной информации, их имена так и останутся неизвестными мировому научному миру. Выводы были слишком логичными и безжалостными, для того чтобы после всего этого свидетелям оставаться в живых.

Естественно, в докладе на первом месте по степени вероятности была выделена возможность глобального и разветвленного заговора в высшем руководстве Германии. На втором месте по вероятности указывалась возможность противника перехватывать и расшифровывать всю стратегическую переписку. За эту гипотезу говорило упоминание аппарата «Энигма», попавшего в руки к противнику.

Затем с большими отрывами по степени вероятности шли раскладки по колдунам и пришельцам из будущего. Хотя, как Канарис и ожидал, на гипотезе о пришельцах остановились весьма серьезно и тщательно ее проработали. Это была заслуга одного из людей адмирала, в задачу которого входило ненавязчиво направлять мыслительные процессы специалистов в нужную сторону.

Как он и думал, аналитики сразу уцепились за Зимина и начали с него, как с главного фигуранта. В части доклада, посвященной пришельцам из будущего, были выделены несколько ключевых моментов, которые давали похожие на реальность ответы, в большей мере позволяющие логически обосновать действия Объекта номер один, известного как «капитан Зимин», и его приближенных, предположительно являющихся такими же пришельцами.

«…особое внимание привлекает факт обязательного сбора трофеев в местах появления лиц. В первую очередь изымаются продукты, горючее и боеприпасы…»

«А ведь верно получается. Они на всех местах боев буквально выгребают все продовольствие и горючее, мимоходом забирая при этом оружие. Но с оружием понятно, они им вооружили освобожденных военнопленных, у некоторых, убитых во время боев под Фастовом, по серийным номерам нашли несколько винтовок, которые были захвачены Зиминым еще во время августовских боев с солдатами дивизии СС „Райх“, когда погиб ее командир, Пауль Хауссер. Тогда же, под Могилевом, небольшая группа напала на колонну, перевозившую продукты и топливо, потом вручную и на тачках увозили в лес, где следы терялись, как будто люди поднимались в воздух. По докладам следователей, там горючего было несколько бочек и пара ящиков консервов. Но они позарились, напали, рискуя при этом, и утащили даже те крохи. Зачем всемогущим посланцам из будущего это? А еще, о чем постоянно напоминают свидетели, все посланцы из будущего имеют нездоровый цвет лица и плохо реагируют на яркий солнечный свет, как будто отвыкли от него. И что это значит? А это значит, что люди сидят в либо бункерах, не выходят на поверхность и воруют из прошлого горючее и продукты, либо живут где-нибудь на севере», — сразу про себя прокомментировал адмирал, читая доклад. Следующие строчки его тоже заинтересовали, хотя и не удивили.

«…учитывая тактические схемы, которые во время боевых столкновений с солдатами вермахта использовал Объект, можно сделать вывод, что он является офицером армейской разведки, скорее всего, имеет опыт разведывательно-диверсионной деятельности… Дальнейшие случаи использования боевой техники, неизвестных видов ручного реактивного противотанкового вооружения говорят о боевом опыте Объекта и его окружения…»

«Да, среди них много военных с боевым опытом, и при этом они имеют возможность использовать боевую технику. Судя по тому, что под Могилевом действовала небольшая группа диверсантов, а под Фастовом уже ударная маневренная группа, имеющая на вооружении тяжелую бронетехнику, можно сделать вывод, что Зимин с компанией решили увеличивать свое присутствие в нашем мире. На станции они очень неплохо поживились и продуктами, и горючим, и боеприпасами. Все пленные утверждают, что сразу после захвата станции Зимин отправил в неизвестном направлении целую колонну машин, загруженную трофеями».

В докладе также обращалось внимание на необычные малогабаритные и защищенные от прослушивания средства связи, приборы ночного видения, которые использовались как на танках, так и у пехотинцев и снайперов.

Серьезных и однозначных выводов не делалось, но и общих размышлений, собранных и классифицированных фактов было вполне достаточно, чтобы нельзя было однозначно отвергать саму гипотезу о пришельцах из будущего. Канарис еще раз похвалил себя, что смог вовремя сориентироваться и отправить своего человека к Зимину. Тот справился с заданием и подтвердил предположение шефа абвера, хотя и был под контролем противника.

Прочитав этот документ, Канарис снова долго стоял у окна, задумчиво глядя на ночной Берлин, расцвеченный яркими огнями. Впервые в жизни он не знал, что делать и во что верить, заглянув в бездну, боялся сделать шаг назад, но и идти вперед сил не было.

Адмирал еще не смирился с мыслью, что Германия проиграет войну, рассматривая варианты заключения союза с англичанами против Сталина, но уже сам не верил, понимая всю тщетность. Сталин, мобилизовав все свои ресурсы, отбился и без помощи пришельцев, а теперь он это сделает намного легче в условиях экономики и производства, полностью переведенных на военные нужды, сможет быстрее освоить технологии из будущего, и если Германии что-то и достанется, то только крохи, которые не смогли утаить русские.

«Но я немец и должен сделать все для своей страны, надо найти наилучшее решение, может, опыт из будущего. Значит, надо вариант Зимина разыгрывать до конца…»

Глава 17

Сражение, которое разыгралось на улицах вымершего Симферополя, было не то чтобы грандиозным, но за прошедшие два года после ядерного конфликта эти улицы не видели столько боевой техники, бойцов и такой плотности огня. Две немецкие трофейные гаубицы под управлением Сергея Павлова виртуозно разносили промороженные здания, в которых прятались и ожесточенно оборонялись боевики. К тому моменту, когда по улице Гагарина пронеслись два танка, два бронетранспортера и три переделанных джипа, составляющих основные ударные силы отряда Черненко, все подходы к бункеру «внутряков» были уже под нашим контролем. Я воспользовался КамАЗом, на котором в Крым приехали Дегтярев с командой бойцов, выехал на место событий. На полдороге встретился с двумя джипами, несущимися на огромной скорости и везущими тяжелораненых в бункер, где предупрежденные девушки и приглашенный из 1941 года хирург уже подготовились к приему. Хоть бой и закончился победой, но при этом мы потеряли троих убитыми и пятерых ранеными, причем эти потери произошли почти в самом конце боя, когда разгоряченные боем бойцы на джипе попытались преследовать отступающих боевиков и нарвались на по-быстрому, но грамотно организованную засаду. Боевики при этом, потеряв пару человек, сумели отойти, и мы не стали их преследовать, хотя потери для нас были ощутимыми.

Пока мы подъезжали к городу и пробирались через завалы к развалинам железнодорожного вокзала, там шла по радио перепалка между «внутряками» и нашими бойцами, получившими команду дождаться меня, никого не допуская до бункера. К счастью, после такого показательного разгрома боевиков наш авторитет, как одной из сильных группировок Симферополя, а может быть, и всего Крыма, уже играл на нас, и на прямой конфликт уже никто не пытался идти. КамАЗ влетел на широкий проспект минут через пятнадцать после появления колонны «внутряков», которые разумно рассредоточились, заняв круговую оборону.

Пока мы ехали, я слушал перепалку в эфире, где Дегтярев вовсю строил и ставил на место несостоявшихся хозяев, которые так жестко приняли гостей. И они прекрасно понимали, что Олег прав, и жесткие условия, высказанные в грозной форме: остановиться и привести оружие в походное состояние, — были с неохотой, но выполнены. Тут и я подоспел, мельком осмотрев всю картину уличного боя, догорающие джипы и бронетранспортер боевиков, трупы, вокруг которых ходила пара наших бойцов, деловито освобождала от оружия и боеприпасов и при необходимости делала контрольные выстрелы. Я вызвал на связь Дегтярева и Васильева.

— Папа, Дровосек, это Феникс, давайте в КамАЗ, надо поговорить.

Те коротко согласились, и через минуты три оба были в машине. Мы кратко поговорили о бое, особенно заострили внимание на потерях. Но больше разговор зашел о том, что делать с «внутряками».

— Вадим, если Семенова там сместили и повязали его «шестерок», то кто там сейчас рулит? Ты вроде как с ними общался.

— Есть там парнишка, твой, командир, одногодок, Коля Кафтайкин. Прапорщик, из потомственных военных.

— И как он?

— Да нормальный. На первые роли не лез, исполнительный, рассудительный, я его в свое время хотел перетянуть, да вот поговорить не смог, его Черненко постоянно то в патрули, то на рынок отправлял. Надежный парень, как автомат Калашникова. Если уж он там рулить взялся, то значит, народ действительно припекло.

— Что у него в семейном плане?

— Не женился. Вроде с девочкой какой-то до войны жил, но что-то там не сложилось.

— Понятно. Наш клиент. Вояка, который нигде, кроме воинской службы, себя не видит.

Чуть задумался. Повернул голову к Дегтяреву.

— Олег, скажи, а тот прапор, Вербицкий, который с Черненко был, мы еще его с собой в сорок первый брали, он ведь в твоей группе сегодня был?

— Да, неплохо парнишка воюет, чуть поднатаскать — и можно будет к себе в группу взять.

— Вызывай его, он сейчас понадобится.

— Понял.

Олег быстро связался со своими, а я кивнул Васильеву.

— Вадим, сейчас подойдет Вербицкий, будет подтверждать и всем своим видом показывать, что ему у нас классно живется. А ты давай на связь этого, Кафтайкина.

Васильев достал портативную радиостанцию, снял с нее гарнитуру, чтоб разговор слышали все, и стал вызывать прапорщика Кафтайкина. Тот почти сразу откликнулся, видимо, давно ждали от нас сигнала.

— Коля, привет, это Вадим Васильев.

— Ну привет, капитан. Как оно там живется?

Во всех портативных радиопередатчиках очень сильно искажается голос, но и при таком качестве была слышна усталость и обреченность в голосе говорившего.

— Да нормально, Коля. Я сейчас дам трубочку командиру, он тебе все объяснит. Ты, главное, не дури и верь. Я в свое время поверил и ни разу не пожалел.

— Интересно говоришь. Ну ладно, давай общаться, все равно другого выхода уже нет.

Я взял радиопередатчик в руку и нажал кнопку передачи.

— Добрый… Говорит майор Оргулов. Николай, как бы вживую пообщаться, безопасность гарантирую, и желательно не затягивать, там у вас в бункере засели несколько джигитов, и надо что-то срочно решать.

— Да понятно. Надо так надо. Куда подойти?

— Зачем идти? На джипе подъезжаете к бывшему зданию налоговой Железнодорожного района, там встретят и проводят. Все, давай не тяни, и так времени мало.

А про себя подумал: «Уже срочно надо в прошлое лететь и Борисыча с дочкой в Москву отправлять, пока там немцы кольцо не замкнули, все аэродромы не уничтожили».

Кафтайкин не стал долго задерживаться, и буквально через три-четыре минуты к повороту подъехал джип, из которого выскочил человек в защитном костюме, демонстративно закинул в салон оружие, сняв с себя всю амуницию, и как бы безоружным пошел к стоящему в глубине двора КамАЗу.

Естественно, его встретили, обыскали и провели в кунг, где мы с Дегтяревым и Васильевым, попивая кофе из термоса, закусывая немецкими трофейными галетами, обсуждали план освобождения бункера «внутряков», который как бы по умолчанию считали уже своим.

Кафтайкин оказался невысоким, жилистым, с живыми глазами, короткой армейской прической и бледным, как у всех обитателей бункеров, лицом. Пройдя через небольшой тамбур, войдя в помещение, он втянул в себя запах натурального кофе и чуть приостановился, не веря своим ощущениям.

Да, действительно хороший парень, служака. На такого можно положиться и доверить ему спину. Уважаю таких, именно на них и держится армия, поэтому, когда он вошел, я поднялся и первым протянул ему руку, прекрасно осознавая, что не смогу воевать с этим человеком, чем-то он мне понравился. Наверно, потому, что не пытался кого-то из себя корчить, и было видно, что никакая гниль, так свойственная нашему развращенному и продажному времени, не сможет в нем удержаться.

«Н-да, надо было послушать Катю и обработать этого парня», — подумал я.

— Здравствуйте, Николай, я Сергей Иванович Оргулов. Мне про вас много хорошего рассказали и Вадим вас хвалил, да и Катя Артемьева очень хорошо отзывалась.

Он чуть кивнул головой, показывая, что услышал меня, пожал в ответ руку, а вот глаза показали, что этому парнишке приятно, что про него помнят и так отзываются. Такие, как он, как правило, всегда находятся на вторых ролях, им претило лезть наверх, расталкивая соседей локтями, поэтому и не добиваются признания и высоких должностей. А ведь тоже люди, и им ничто человеческое не чуждо.

— Спасибо, товарищ майор. Мы про вас тоже много чего слышали хорошего, и, если честно, мало кто поверил, что это вы решили убрать Черненко.

— Правильно. Скажи, ты такого прапорщика Вербицкого знаешь?

— Конечно.

— Сейчас он подойдет и все расскажет, как оно было.

— Необязательно, товарищ майор. Мы и так верим.

— Николай, понимаешь, нам сейчас вместе освобождать ваш бункер и идти в бой с людьми, к которым есть хоть капля недоверия, сам понимаешь, будет неправильно. Поэтому давай эту тему разрулим, а потом займемся насущными вопросами.

Он кивнул головой. Пока не подошел Вербицкий, который сидел в боевом охранении, Кафтайкина посадили на откидной стул. Как нормальный человек, я сразу предложил гостю:

— Кстати, ты есть хочешь?

Он как-то замялся и отказался.

— Понятно.

Олег тоже просек ситуацию и без разговоров сразу стал наливать человеку кофе из термоса, а я по-быстрому открыл коробку с консервированными сосисками из захваченных трофеев. Не слушая отказы, сунул ему в руку банку, вилку и вскрытую упаковку соленых галет, которые заменяли хлеб.

Под наши улыбки он недолго мог удержаться и через минуту хрустел галетами, заедая сосисками и запивая кофе. Минут через пять пришел Вербицкий, которого тоже усадили поесть. Вот в такой обстановке, которая с психологической точки зрения была самой удачной для доверительного разговора, прапорщик Вербицкий и рассказал об обстоятельствах ранения полковника Черненко и гибели бойцов от рук боевиков. Но Кафтайкин тоже был далеко не простачком и несколько раз задавал каверзные вопросы, на которые получал исчерпывающие и, главное, правдивые ответы. Единственное, что он не должен был услышать, это куда ночью Вербицкий со мной и Дегтяревым ходили за военным хирургом. На эту тему было наложено жесткое табу.

В конце разговора Кафтайкин спросил:

— И куда ты теперь? Точнее, с кем?

Тот, не задумываясь, спокойно посмотрел ему в глаза и ответил:

— Коля, если честно, то я жалею об одном, что тогда не ушел с Васильевым и остальными ребятами. А Семенов, сука, что нас натравливал на них. Черненко это сам давно понял и хотел по-нормальному перейти, без разборок и стрельбы. Поэтому Семенов его и подставил. Решай, но я с ними…

Вербицкий хотел еще что-то сказать, но, увидев предостерегающий взгляд Васильева, замолчал, хотя и всего этого было достаточно, чтобы у Кафтайкина создалось нужное для нас мнение. Через пять минут он ушел к своим людям. Еще через десять по радио получили сообщение, что они согласны перейти под наше подчинение, но просили забрать Семенова и четверых его людей, которых с трудом удалось разоружить.

Дегтярев в сопровождении Васильева вызвался пообщаться с Семеновым и, прихватив своих спецназовцев, пошел получать, а точнее, выбивать, первичную информацию, а мы, собрав небольшое совещание, на котором присутствовал и Санька Артемьев, и Кафтайкин, и майор Фролов, начали обсуждать план освобождения бункера. Только недолго мы совещались. Боевики, засевшие в бункере, сами вышли на связь и сразу начали качать права, прекрасно понимая, что у них самые лучшие заложники — семьи тех, кто их должен будет штурмовать.

Я вызвал по радио Дегтярева и Васильева, которые в БТРе «внутряков» в ускоренном темпе потрошили Семенова, причем это все делалось в присутствии бывших подчиненных майора, и сообщенная им информация сразу становилась достоянием бойцов. Умный и дальновидный шаг, с учетом того, что с этими ребятами еще придется заниматься пропагандой, да и позиция прапорщика Вербицкого, который таинственно всем намекал, что надо было сразу присоединяться к Оргулову, а не слушать россказни Семенова, наводила на размышления.

Мы сидели в кунге КамАЗа, рассматривая план бункера, который уже давно был подготовлен Катериной и Санькой Артемьевыми.

Бункер был построен еще в давние советские времена и, благодаря тому, что оставался на балансе сначала новоиспеченной национальной гвардии Украины, а потом после ее расформирования передан внутренним войскам, сохранился в относительно рабочем состоянии, в отличие от его собратьев, перешедших под управление местных властей. Если большинство бункеров и убежищ в городе разворовывались, заливались водой, становились пристанищами для бомжей, превращались в склады, то бункер «внутряков» сохранился в первозданном виде и на момент начала войны оказался в состоянии укрыть семьи военнослужащих и остатки полка внутренних войск. Наличие большого защищенного подземного ангара, соединенного с бункером подземным ходом, позволило сохранить несколько единиц бронетехники, грузовых машин и армейских джипов. Как у хорошо продуманного советскими инженерами оборонного объекта, в бункере было несколько защищенных основных и резервных входов, про степень доступности которых сейчас докладывали Санька Артемьев и капитан Васильев, которые прожили там многие месяцы.

Но учитывая, что хозяйственный Семенов сам пустил боевиков в бункер, то он скорее всего дал им информацию о всей внутренней структуре, и все входы или заминированы, или перекрыты, а тем более ситуация такова, что время играет за боевиков. Они наверняка успели закрепиться и заминировать возможные пути прорыва.

Санька рассказывал о резервных выходах, по которым они частенько выходили на разведку, но без дополнительной информации туда лезть было нельзя. Я связался с базой.

— База, на связь.

— На связи, Феникс, — ответила база голосом Кати Артемьевой.

— Белка, там твой «барабанчик» еще стучит?

— Нет, Феникс, после начала операции замолчал.

— Понятно.

Ситуация складывалась явно не в нашу пользу. Сильно укрепленный военный объект, в котором расположилась группа боевиков численностью около двадцати человек. Узкие коридоры, в которых наступать и штурмовать без больших потерь невозможно. Один человек с пулеметом сможет держать роту, сильно не напрягаясь. При этом в заложниках находится около шестидесяти женщин и детей. Если мы сейчас сделаем что-то, что приведет к смерти заложников, нам этого не простят, будут так или иначе ставить в вину, несмотря на то, что тут замешано предательство.

Боевики, вышедшие на связь, это прекрасно понимали, поэтому сразу начали предъявлять требования. Гортанный голос вышел на связь, используя радиостанцию бункера, вызывая меня лично.

— Вызываю Оргулова. Вызываю Оргулова.

Ему ответил экипаж одного из танков, пытаясь потянуть время. Но там не унимались, поняв, что их слушают, поэтому по привычке начали давить на психику, запугивать и куражиться.

— Эй, кто меня слышит, передайте майору, чтоб отозвался, а то мы тут нервничать начинаем. А когда мы нервничаем, нас на женщин тянет, а тут их много. Давно мечтал попробовать офицерскую женщину.

— Это Оргулов, чего хочешь?

— Ты точно Оргулов?

— Да я. Чего надо? Говори.

— А откуда я знаю, может, это очередной болтливый переговорщик?

— Кончай треп. Я майор Оргулов Сергей Иванович. Хочешь говорить — говори, нет — не мешай к штурму готовиться.

— А ты борзый, наверно, потому, что тут не твои жены и дети. Но ты же понимаешь, что у вас ничего не получится, пока будете выбивать двери, мы кончим всех заложников, а с «внутряками» тебе потом самому придется разбираться.

Прапорщик Кафтайкин сжал кулаки, и на щеках заиграли желваки. Он смотрел на меня, ожидая реакции, команды, либо каких-то других действий.

Я повернул голову ко всем сидящим в комнате.

— Кто-нибудь этого клоуна знает?

— Нет, это не из наших. Всех таких борзых давно постреляли, а последнего ты, командир, в Перевальном в клетку посадил.

— Значит, он точно не знает всех в лицо и количество людей в бункере. Санька!

— Да.

Я опять взял в руки микрофон.

— Вот что, джигит, ты чьих будешь?

— Не понял.

— Кто у тебя полевой командир?

— Я сам себе командир.

«Врет, скотина, как же, пустили бы в бункер неконтролируемого абрека».

— Зачем врешь? Нехорошо это. Я же все равно узнаю. Мы же знаем, где большинство ваших бункеров расположено, и сейчас начнем по одному их с воздуха гасить, а другим сообщим, что это из-за отморозков бункер «внутряков» в Симферополе захватили.

— Не гони, майор. Никаких самолетов у тебя нет. А то я не слышал, как ваши гаубицы долбили, уж бомбардировку от артобстрела отличить смогу.

«О как. Неужели бывший вояка? Это еще хуже. С дилетантами, может быть, и сработали, а тут явно не новичок», — размышлял я.

— Хорошо. Раз ты такой образованный, то давай знакомиться. Я себя назвал, будь добр представься.

Пауза. Потом снова в динамике зашуршали помехи.

— Можешь звать меня Сейран.

— Хорошо, Сейран. Условия знаешь. Говори, что ты хочешь. Если это в моих силах, я выполняю, ты сваливаешь, и мы больше никогда не встречаемся. Я считаю, это будет нормальным решением. Нет, ну что ж, будем поступать по-другому. Сам, понимаешь, сейчас другие времена и другие законы. Мы не будем искать ваше убежище. Мы нападем на ближайшее — ваших соплеменников — и уничтожим его обитателей, оставим парочку и отпустим к другим, но объясним, почему мы это делаем. Затем следующее и следующее… Готовы ли вы взять на себя ответственность за такой результат?

— Не гони, гяур, ты этого не сделаешь.

— С обитателями бункера Ильяса сделали, и, поверь — никаких мук совести, сплю спокойно, и кошмары не мучают.

Он опять замолчал, обдумывая мои слова. Самое интересное, что я не врал и в душе был готов к таким действиям. И боевики тоже это понимали. Но он попробовал снова надавить, ох, любят они на прочность пробовать.

— А не боишься, что против тебя все поднимутся и будут гнать как бешеную собаку?

— Сейран, кончай треп, сам прекрасно знаешь, что некому больше гнать, все, кто хоть что-то умел и мог, сейчас остывают недалеко от бункера. Никто больше сюда не придет. Война закончилась — воевать некому. Так что думай, чего ты хочешь, там продукты, чистая вода, горючее, гарантии вашего свободного прохода, но это все, что могу предложить. Но это при условии, что из заложников никто не пострадал. Если нет, то ты мне выдаешь тех, кто посмел поднять руку на наших женщин и детей.

— Я подумаю.

— Ну думай, думай, только не долго.

Пока собеседник затих, мы снова возобновили совещание. Я обратился к Саньке:

— Скажи, как-то можно проникнуть в бункер, допустим, через вентиляцию? И есть ли какая-нибудь система видеонаблюдения и безопасности?

— Через вентиляцию нереально. Сам в свое время минировал и поставил много «неизвлекалок». Видеонаблюдение есть.

— Как организовано?

— Парочка видеорегистраторов, подключенных к локальной сети бункера.

— Беспроводная сеть есть?

— Была. Парочка точек доступа в больших комнатах, где пользовались ноутбуками, но по всему бункеру идет вся прокладка на «витой паре».

— Ты «айпишники» и пароли на регистраторы знаешь?

— Конечно. Я же их недавно и перенастраивал. У меня даже софт остался на флэшке.

— Как думаешь, где лучше подключиться к сети?

Он замолчал, рассматривая план бункера. Я решил подсказать.

— А ангар для техники как охраняется? Там есть камера?

— Камера есть. Кстати, туда и «витуха» проложена, чтоб технари могли по сети документацию с сервера качать.

— Как туда можно проникнуть? Судя по плану, туда был вход из здания штаба полка, да и система вентиляции попроще.

— Да вот только оттуда в бункер просто так не пройдешь, там длинная галерея и две бронированные двери.

Васильев подал голос:

— Может, через вентиляцию газ пустить?

— Не получится. Боевики поздоровее будут, чем женщины и дети, им нужна большая доза и концентрация газа. Своих потравим, как в «Норд-Осте». Да и все наши ходы они сейчас сидят и продумывают. Единственное наше преимущество — это то, что они не местные и всех не знают в лицо, хотя, наверно, Семенов постарался. Кстати, Олег, ты расколол его?

Олег невесело ухмыльнулся.

— Частично, времени мало было. Он нас меньше боится, чем своих хозяев.

— Вот как? Может, заложники? Кстати, а где семья Семенова?

— Вот тут-то и интересно. Он их куда-то две недели назад вывез.

— Очень интересно. Вот что, Олег, давай его по жесткой схеме, пусть вспоминает все. Что-то тут не так.

Олег молча кивнул и вышел в переходный тамбур, быстро облачился и выскользнул наружу, направившись к БТРу, где находился связанный Семенов.

— Санька.

— Я.

— Берешь пару человек, пытаешься найти проход в ангар через развалины штаба полка. Нам надо подключиться к внутренней сети бункера.

— Понял, попытаюсь, командир.

— Ты там ловушки ставил?

— Конечно.

— Снять сможешь?

— Сниму.

— Вот и хорошо, работай, а мы пока еще подумаем.

Прошло несколько часов. Мы уже провели несколько смен наблюдателей, две штурмовые группы засели недалеко от двух наружных входов в бункер. Начиналась очередная ночь, свет луны не мог пробиться через плотные тяжелые тучи, и развалины некогда многолюдного города погрузились в тяжелую темноту.

Несколько раз боевики, используя радиопередатчик бункера, пытались с кем-то связаться, но наша система радиоподавления, укомплектованная более мощным радиопередатчиком, легко гасила любые попытки вызвать помощь. Один раз мы им позволили связаться и с удовольствием запеленговали постоянный источник радиоизлучения в районе Белогорска. Нормально поговорить боевики так и не смогли: после пары приветственных фраз мы сразу задавили оба передатчика и в течение нескольких часов не выключали систему.

В это время в сторону нового источника радиоизлучения, скорее всего, являющегося стационарным радиопередатчиком, сразу выехала маневренная группа на двух БТРах и двух джипах под руководством Дегтярева. Когда от группы было получено подтверждение, что они добрались и забазировались в районе нахождения вероятного убежища боевиков, мы выключили систему подавления, и ребята на месте смогли более точно определить местоположение радиопередатчика.

После разговора со своими соплеменниками Сейран еще раз попытался выйти на связь, но я начал ту же песню, что в свое время и с Семеновым: якобы общаюсь со своим руководством, хотя сам реально вел переговоры с Дегтяревым, который нашел бункер боевиков.

— Папа, это Феникс, что у вас там?

— Да тут чуть ли не целый подземный город.

— В смысле?

— Да они тут домов своих понастроили с глубокими подвалами. Видимо, когда началась война, тут целый укрепрайон устроили, с помощью рабов прорыли подземные ходы, все это закрыли и, когда начались ядерные бомбардировки, просто попрятались в герметичных убежищах. Тут же никаких военных объектов нет, так что серьезных разрушений не было, вот и сидели — прятались от радиации да собирали по брошенным деревням продукты, горючее и стройматериалы.

— Как с охраной?

— Да никого. Пара видеокамер стоит, и то, думаю, для вида. Попробуем по-тихому пошуршать тут у них. Они у нас заложников взяли, вот и мы у них возьмем. А потом будем менять. Думаю, это будет справедливо.

— Папа, может, тебе танки прислать? Вдруг у них там что потяжелее есть?

— Вот как раз танки они и пожгут. Лучше людей побольше, тут их немало будет, пока всех повылавливаешь…

— Хорошо, сейчас к тебе еще пару групп направлю. Только смотри, Папа, поосторожнее там, сам знаешь, нас ждут великие дела…

— Не боись, Феникс, сейчас мы их неприятно удивим. Тем более они всех активных да боеспособных в Симферополь грабить отправили, а тут на охране мало боеспособного народа осталось.

— Давай, как начнешь, так сразу опять связь задавим.

— Понял, Феникс.

Глава 18

Что там творилось под Белогорском, я не слышал, тактические радиопередатчики штурмовых групп до нас не добивали, а транслировать переговоры как-то не было возможности. Морской и ВВшный спецназ действовали сообща и слаженно. Быстро нашли основные входы и по-тихому просочились в одно из основных зданий, в подвале которого находился радиопередатчик, о чем говорила антенна, закрепленная на фасаде дома.

Хорошо, что никто не держал собак, которые обычно своим лаем доставляют много неприятностей бойцам во время таких операций. Видимо, не настолько они были нужны в подземном мире, чтобы тратить на них драгоценные продукты. Поэтому, взломав входные двери направленным взрывом, несколько штурмовых групп ворвались в подвал и начали вязать всех его обитателей, после чего через подземные ходы стали просачиваться в другие дома.

Ничего не понимающие люди не смогли организовать никакого сопротивления, но ближе к концу операции в дальних домах уже проснулся народ от взрывов и стрельбы и стал хвататься за оружие. В таком случае били сразу на поражение, не терзаясь сомнениями. Кое-кто попытался убежать: два джипа и переделанный под перевозку людей грузовой микроавтобус вылетели на БТР, заранее установленный на перекрестке, который деловито расстрелял убегающих из башенных пулеметов. Уже к рассвету поселок был захвачен, и большинство народа согнали в три самых просторных и смежных подвала. Судя по количеству оставшихся людей, болезненному виду и найденным запасам продуктов и горючего, положение в этом поселке было не из лучших. Их можно было пожалеть, но в одном из подвалов, превращенных в некоторое подобие тюрьмы, нашли следы пребывания рабов. Где они и что с ними сделали, никто не хотел признаваться, и по тому, как захваченные либо отводили глаза, либо смотрели с неприкрытой ненавистью, можно было не гадать о судьбе рабов, которых здесь содержали в скотских условиях.

К утру часть заложников, являющихся родственниками боевиков, находящихся сейчас в бункере «внутряков», была доставлена в Симферополь, а под Белогорском осталась небольшая группа бойцов для охраны пленных.

К этому времени командир боевиков просто осатанел от крика, пытаясь вызвать и меня, и свою базу, и вообще кого-либо. Он прекрасно понимал, что мы готовим какую-то пакость, доказательством был показательный разгром боевиков, собранных со всего Крыма. Но к утру, получив полную информацию о наших противниках, я уже мог вполне уверенно диктовать условия, поэтому отключил систему подавления радиосвязи.

— Оргулов! Ты будешь говорить? Или мы сейчас начнем выкидывать головы ваших детишек на улицу!

— Да, вот сейчас могу говорить, руководство дало добро. Так что теперь давай озвучивай свои условия.

— Ты меня за нос водишь, гяур!

— Может быть, но это же война, и вы ее сами начали, сидели бы тихо, может, даже помогли бы вам безвозмездно. Мы, славяне, всегда жалели и помогали, а вот вы, несмотря на добро, готовы укусить руку, дающую помощь. Так что давай не будем тут пугать друг друга, а займемся нормальным торгом, к которому ты привык, правильно, Руслан?

— Какой такой Руслан?

— Руслан Исмаилов, до войны — хозяин большой автомастерской на трассе, недалеко от Белогорска. Бывший старший лейтенант милиции Узбекистана.

— Откуда ты знаешь?

В голосе его прозвучала неуверенность.

— Тебя что, не предупреждали, против кого вы идете? Надо было уточнить.

— Не твое собачье дело, гяур.

— Ну смотри. Если «внутряки», это, считай, те же армейцы, то мы военная разведка, да еще ваши абреки сумели морской спецназ зацепить, так что попали вы конкретно.

— Ты не в том положении, чтобы меня запугивать.

— Ну, тут не уверен.

После этих слов передал микрофон сидящей рядом пожилой изможденной женщине. Как только она взяла в руки пластиковую коробку, стоящий у нее за спиной Васильев приставил ствол пистолета к затылку.

— Хоть одно слово не по-русски…

Она испуганно кивнула, ощущая холодную сталь, приставленную к голове, и нажала кнопку микрофона.

— Руслан…

В динамике зашуршало и раздался резкий голос предводителя боевиков. Несмотря на искажения голоса звуковыми каналами радиопередатчика, он узнал, кто к нему обращается.

— Айше?

— Да, Руслан.

— Но как ты у них оказалась?

— Они ночью захватили поселок…

После этих слов у нее забрали микрофон и в сопровождении охранника вытолкали в тамбур, где позволили надеть маску и выпроводили на улицу к конвоирам.

Боевики молчали. Они теперь прекрасно понимали ночную паузу в переговорах и пропажу связи. Минут через десять на связь вышел Санька Артемьев, который с помощью двух бойцов всю ночь не покладая рук пытался проникнуть в ангар для техники. Ему удалось снять несколько мин, защищающих неиспользуемый вход в ангар и проникнуть вовнутрь. Еще ночью ему привезли ноутбук, и теперь Санька, подключившись к сети, мог просматривать картинки в онлайне и вполне достоверно комментировать ситуацию с боевиками и заложниками. Еще большим плюсом было то, что некоторые камеры оснащались микрофонами, и в нашей ситуации вопрос с прослушкой большинства помещений был решен таким простым способом. К сожалению, прокладывать сеть или настраивать беспроводную систему не было ни времени, ни возможностей, поэтому пришлось довольствоваться Санькой в роли комментатора.

К нашему удивлению, в ангаре стояли четыре машины, принадлежащие боевикам, захватившим бункер, и Санька, как истинный подрывник, сразу прицепил к ним несколько взрывоопасных сюрпризов.

— Бычок, ну что там, можешь определить состав боевиков и распределение по бункеру?

— Примерно. Человек двадцать. Всех обитателей держат в трех больших комнатах, охраняют их человек девять, командир и трое приближенных сидят в радиорубке, остальные контролируют все входы.

— Ангар?

— Никого. Слишком далеко для них, и контролировать людей трудно. Радиостанции не добивают. Тем более камера и ворота закрыты изнутри.

У меня появилась идея, основанная на том, что люди, живущие в бункерах, давно приучились чиститься в тамбуре и не тащить радиоактивную пыль на комбинезонах и масках в жилые помещения, поэтому все оставляют в специальных кладовых недалеко от входа.

— Бычок, скажи, а где они свои уличные маски с фильтрами оставили? И сколько там людей рядом пасется?

— Отсюда почти не видно, но я покопаюсь в архивах системы, кстати, посмотрю, кто и как их сюда пустил, заодно и по фильтрам гляну.

— Давай, и особенно глянь, можно ли туда пробраться, не устраивая стрельбы, и так же незаметно уйти.

— Попробую, командир. Но не обещаю, судя по системе видеонаблюдения, у них там патрули ходят, может, и удастся пролезть.

— Пока не спеши. Главное — рассмотри такой вариант.

Пока Санька копался под землей, я связался с нашим бункером по закрытой связи и вызвал Маринку. Она была занята и смогла освободиться только через минут десять. Усталый голос жены пропавшего друга, которого я почему-то не считал погибшим, ответил:

— Да, Феникс, на связи.

— Мариш, нужен яд. Сильный, чтоб действовал основательно, но не сразу, а минут через пять-десять, и чтоб запах сразу не ощутили.

— Это ты боевиков травить собрался? Как вводить думаешь?

— Они уличные маски с фильтрами без присмотра оставили…

— Понятно. Феникс, так сразу сказать не могу, но что-то придумаем. Ольга поможет.

Я на секунду усомнился в том, что Ольга сможет приготовить яд, чтобы травить боевиков, но потом вспомнил, что девушка перенесла. Сейчас у нас другое общество и другой мир, моральные нормы старого времени тут неприменимы. Мы бьемся насмерть за выживание, и рефлексия тут просто неуместна.

— Хорошо. Только давай побыстрее. Я сейчас пошлю машину.

— Понятно. Ой, Феникс, когда вы там угомонитесь? Не надоело воевать?

— Надоело, Мариша, очень надоело… Только, сама понимаешь, никто нам не даст спокойно жить.

На такой лирической ноте я отключился от связи с бункером и увидел понимающие улыбки на лицах Дегтярева и Васильева, до которых сразу дошел смысл моего плана. Олег сразу деловито стал уточнять:

— Там возле входа несколько абреков сидит, как отвлекать-то будешь?

— Достаточно просто. У ребят есть все, кроме приборов ночного видения. Санька рассказывал, что у них, как и у нас, в бункере дизеля стоят отдельно и работают на забортном воздухе. Где находятся воздухозаборники, мы знаем. Заткнем их и будем ждать, когда вся энергосистема бункера сдохнет, потом Санька проберется и отравит маски боевиков. Думаю, они начнут кричать, верещать, метаться, занимать оборону. Как раз то, что нужно: в такой суматохе прийти и тихо уйти будет не так проблематично.

— Ну что, Серега, план неплохой, но как ты определишь, где маски боевиков, а где заложников?

— Так они костюмы и маски заложников сами попрятали, чтоб никто не убежал.

Но Дегтярев не унимался. Похлебывая кофе после бессонной ночи и хрустя галетами, он продолжал профессионально полоскать мне мозги, раскладывая план по кирпичикам.

— Хорошо. Свет рубанулся, но ведь у них есть резервная система и аккумуляторы.

Голос подал молчавший до этого прапорщик Кафтайкин.

— Система в таком режиме проработает минуты две-три, аккумуляторы старые, дольше не выдержат.

— Хорошо. Я, в принципе, согласен, план неплохой, но на всякий случай надо бы подготовить парочку резервных вариантов.

— Ну так кто спорит. В ангаре прячем штурмовую группу обязательно с саперами. Я не исключаю сюрпризов от боевиков.

На связь вышла база.

— Феникс, с ядом проблема, — сказала Марина.

— Что именно?

— Ну не можем мы найти такой яд и быстро его синтезировать. Ту же синильную кислоту на складе не держим, да и она имеет характерный запах.

— Мариш, что, никаких вариантов?

— Есть смесь, практически без запаха. Вызывает слабые спазмы дыхательных путей, сильную рвоту и слезотечение. Только не сразу, а с задержкой, но это все индивидуально, зависит от человека и от концентрации.

— Ну хоть что-то. Хотя в таком случае придется устраивать перестрелку.

— Ну а ты сам попробуй пострелять в противогазе, если трудно дышать, тошнит и глаза слезятся.

— Мариша, ты умница.

— Да это не только моя идея, тут больше Оля придумала.

— И она тоже умница. Сейчас отправляю машину, а ты пока накидай инструкцию, может, в будущем пригодится.

Что они там намешали, я не знал, точнее, не хотел знать. Машина к бункеру была отправлена, и план потихоньку начал выполняться. Васильев с двумя бойцами нашли воздухозаборник дизельной электростанции и ждали только команды.

Санька с семью штурмовиками сидели в ангаре, по-тихому открывая первую бронированную дверь. С собой они прихватили двухлитровую бутылку с машинным маслом и смазывали петли на дверях, чтоб избежать скрипа при проникновении в галерею, ведущую к бункеру.

Серьезным испытанием был приход двух боевиков, которых отправил командир для проверки дальнего ангара. Тут я его прекрасно понимал. Вот только об этом узнали заранее благодаря подключению к системе видеонаблюдения, и бойцы успели попрятаться. Боевики, пробежавшись лучами фонариков по замершим машинам, бочкам из-под масла и горючего, повозмущались, что не работает свет. А как ему работать, если Санька предусмотрительно вывел из строя выключатель?

Все это время мы с командиром бандитов торговались, ругались, угрожали друг другу. А я ждал только одного: как привезут химическую смесь, приготовленную медиками, и передадут ее Саньке. Это вскоре удалось сделать, и Васильев получил команду забить воздуховод дизельной станции. Через пять минут дизель заглох, и в бункере зажглось резервное освещение, которое потухло почти сразу, потому что Санька, по совету Васильева, подключил к силовому кабелю резервной системы освещения мощную нагрузку, быстро посадившую все аккумуляторы.

Обе бронированные двери, ведущие от ангара с техникой к жилым помещениям, были пройдены почти бесшумно, и бойцы, экипированные приборами ночного видения, просочились в бункер. Они попрятались в хозяйственных помещениях, а Санька в одиночку стал пробираться к центральному входу по боковой галерее. Что ему пришлось пережить, он никогда рассказывать не хотел, но ему удалось. Боевики, испуганные пропажей света, готовились к отражению атаки, поэтому оттянулись от центрального входа к жилым помещениям, вполне логично понимая, что если штурм и начнется, то он будет направлен именно в эту сторону. Устраивать бой с обученным и знающим все проходы и ниши противником они не хотели, поэтому отступили. Санька, воспользовавшись суматохой, быстренько опрыскал все маски из баллончика из-под мужского одеколона, где был разведенный препарат, и так же бесшумно скрылся в боковой галерее, тщательно убрав все следы своего пребывания.

Разблокировав воздуховоды дизельной электростанции, мы ушли даже из ангара, снова оставив бункер во власти боевиков.

Они мучились еще минут двадцать, пока самостоятельно не запустили дизеля, после чего я по радиостанции услышал все, что обо мне, таком хитром, думают. Боевики не нашли наши следы пребывания в ангаре, но все равно что-то заподозрили и долго проверяли свои машины в поисках взрывоопасных сюрпризов, которые Санька после конкретной взбучки, устроенной по радио, снял скрепя сердце. Естественно, им это не понравилось, и только возможность неминуемой расправы над их родными в захваченном поселке остановила от казни заложников.

Я не сомневался, что наш противник еще покажет себя и с ним нужно быть очень осторожным, поэтому перевел разговор на деловой тон, хотя это и стоило нервов. Это был серьезный противник, и не зря предки воевали с ним столько веков. Видимо, наша вражда уже была на генетическом уровне, поэтому мы друг друга воспринимали как непримиримых врагов. И он, и я понимали, что все равно встретимся, и придется пролить чью-то кровь, поэтому я не строил никаких иллюзий и изначально в планах было обязательное уничтожение противника. Мы продолжили переговоры по радио. Самое интересное, тот же Борисыч вышел на связь и сообщил, что наши переговоры слушают почти все оставшиеся в городе группы, с интересом ожидая, кто возьмет верх. Хотя после такого показательного уничтожения почти сотни боевиков уже никто не сомневался в результате переговоров.

— Ты хитрый и умный воин, Оргулов. Что ты там задумал? Зачем ты это сделал со светом?

— Военная хитрость. Тем более у меня много профессионалов. Просто я дал понять, что, даже находясь в бункере, ты и твои люди уязвимы.

Опять пауза.

«Видимо, сидит там и ругается. Ну-ну. Может, вслух что-то скажешь? Нет, ну ладно…»

Пока выясняли отношения, Санька опять проник в ангар, где в салонах машин боевиков установил радиоуправляемые самодельные светошумовые гранаты. Машины уже обыскали, поэтому никто снова их осматривать не будет.

Командир боевиков разговор начал с совершенно неожиданного вопроса.

— Правду говорят, что вы не голодаете и ты даже загорелый. Что, солярием пользуешься? А вот мои дети умирают.

— Ну так кто вас заставлял войну начинать? Вас всегда использовали как пушечное мясо, и никто бы и никогда не отдал Крым в абсолютное пользование. Даже когда было свое татарское государство, все равно ходили под османами. Так что давай не будем устраивать дебаты. Мы могли бы быть полезными друг другу, но вы как всегда решили все взять силой. А не думали просто попросить? Или найти возможность для торговли? Нам много чего нужно, и мы готовы платить продуктами и горючим. А вы как всегда все силой, грабежом. Ну и чего добились?

Он молчал долго, потом все-таки уже деловым тоном спросил, видимо, решив отомстить позже, когда выберется из этой ловушки:

— Хорошо, давай говорить. Что ты предлагаешь?

— Вы сваливаете и берете с собой часть заложников, из самых крепких, чтоб не пострадали в дороге. Мы сопровождаем вас. Когда вы будете на полдороге, мы освобождаем ваш поселок, но при этом берем тоже заложников, об этом ваши вам подтвердят по радио. На дороге обмениваем заложников и расходимся. И надеюсь, после этого про вас я больше никогда ничего не услышу, иначе мы снова придем — с танками, вертолетами и артиллерией.

Я не играл и не врал, действительно так думал. Не то время, нет больше толерантности и демократии, нет прав людей и Уголовного кодекса. Есть долг перед своими людьми и долг перед предками, с которыми мы так близко познакомились.

Мы с ним еще оговорили некоторые нюансы, после чего каждый стал готовиться.

Все это время, пока договаривались, штурмовые группы занимали позиции недалеко от ворот ангара и в самом ангаре.

И вот в тот момент ворота открылись и из них выехали четыре машины, две из которых были переделанными микроавтобусами, в которых сидели двадцать боевиков и двенадцать заложников. Как договаривались, впереди ждал бронетранспортер, на броне которого сидели пять человек, представляющие собой еще одну штурмовую группу.

Я в это время сидел в развалинах с Олегом Дегтяревым и Егором Каревым, сжимая в руках автоматы. Водителю бронетранспортера была дана команда постараться вытянуть всю колонну боевиков на улицу, остановиться и ждать команды для штурма.

Но события пошли по другому сценарию. Видимо, концентрация смеси, что передала нам Марина, была высокой, действие начало проявляться, когда только открылись ворота и из них выехал головной джип. Он вильнул в сторону, проехал метров пять, упершись в бетонный блок и замер. После чего открылась дверь, и из нее вывалился боевик, на ходу сдирая с себя маску и держась за горло.

— Санька, мины! Всем, штурм!

В машинах полыхнули яркие магниевые вспышки, сопровождающиеся сильными хлопками. Внутри ангара захлопали автоматные выстрелы. Боевик, который первым вывалился из машины, почти одновременно получил несколько очередей и завалился на спину недалеко от открытой двери джипа, став первой жертвой атаки. Я подбежал к загородившему проезд микроавтобусу, который выезжал следом за джипом, проскочил вовнутрь ангара, где разгорелся настоящий бой. В замыкающем джипе маски одели позже всего, поэтому препарат на них не успел подействовать, и боевики, оглушенные взрывами светошумовых гранат, почти синхронно начали вываливаться из машины, беспорядочно стреляя в подбегающих к ним бойцов во главе с Санькой Артемьевым. Но вот нападавшие, наоборот, работали точно и качественно. Перед штурмом переводчики огня на автоматах поставили в положение одиночной стрельбы, поэтому, когда двое бородачей, срывающих маски, открыли истерический огонь из автоматов, он тут же был заглушён одиночными, но частыми хлопками.

В верхнем люке второго микроавтобуса, который был еще полностью в ангаре, была оборудована небольшая башенка с пулеметом и приготовившимся к бою стрелком. Ему уже стало плохо под действием препарата, и ударная волна светошумовой гранаты его почти не задела, но сквозь слезы и боль стянутых спазмом легких он нажал на спусковой крючок, разряжая весь магазин РПК, в бегущих со стороны открытых ворот штурмовиков. Меня буквально сбил с ног Егор Карев, и мы кубарем укатились к ближайшим бочкам, прячась от длинной пулеметной очереди. Олег Дегтярев заученно упал на пол, откатился и двумя короткими очередями застрелил пулеметчика, который только дергался, схватившись за горло. В это время с другой стороны прорвалась еще одна группа и, взломав двери, начала вытаскивать из салона оглушенных боевиков и заложников. Боевиков пока не стали добивать, разумно предположив, что те могли подстраховаться и на всякий случай переодеться в костюмы заложников, а некоторых заложников нарядить боевиками. Через три минуты все было закончено. Все, кто попытался оказать сопротивление, были застрелены, остальных выволокли в ангар. В это же время с помощью БТРа зацепили джип и микроавтобус и вытащили их на улицу, разблокировав створки ворот, которые сразу закрыли.

С задыхающихся боевиков и оглушенных заложников срывали маски, и уже бойцы, обитатели бункера, участвовавшие в штурме, стали определять, кто заложник, а кто боевик. На это ушло немного времени, после чего заложников отправили обратно в бункер. Оказалось, девчонки что-то напутали с препаратом, и пять бандитов уже прекратили дышать, поэтому без особого сожаления оставшихся просто добили, не испытывая по этому поводу никаких эмоций.

Собрав в углу ангара трофейное снаряжение, тела бандитов покидали в микроавтобус, который сразу просел от такого груза, и выкатили машину на улицу.

Там уже собиралась группа для поездки в захваченный поселок, но, к нашему удивлению, на связь вышли наблюдатели, которые отслеживали дальние подступы к месту событий.

— Феникс, это Кукушка-Два.

— На связи, Кукушка.

— Наблюдаю два автомобиля неизвестной принадлежности, на обоих закреплены белые флаги, идут со стороны Москольца по Гагарина в вашу сторону.

— Вас понял. Держите их на прицеле.

Сразу же повинуясь команде, один из танков, современный украинский Т-64БМ «Булат», принадлежащий «внутрякам», выехал к трассе, направив пушку в сторону подъезжающих гостей.

Это оказались две легковушки, переделанные под нынешние условия существования, к которым были прикреплены белые замызганные тряпки, изображающие общеизвестные знаки перемирия и переговоров.

Они не доехали тридцати метров до танковой позиции и остановились, после чего из них вышли два человека уже в привычной для этого мира одежде: защитных костюмах, масках-противогазах.

Они немного потоптались, ожидая нашей реакции. Но, не дождавшись приглашения, подошли к танку, с которого спрыгнул наш боец, быстро переговорил с ними, вернулся обратно и связался с Васильевым, который руководил сводным танковым взводом. Он уже сам вышел на меня, кратко доложив причины появления гостей.

— Феникс, ответьте Дровосеку.

— На связи.

— Тут переговорщики приехали, видимо, уже в курсе про наши разборки и особенно про Белогорск.

— Что хотят?

— Помириться хотят. Торговать и вообще жить в мире и благоденствии.

— Понятно, не смогли грабануть, хотят договориться.

— Ну типа того.

— А что у них машины такие несерьезные? Обычно абреки на джипах разъезжают, а тут чуть ли не малолитражки.

— Так с горючкой напряженка. Те, кто раньше на джипах разъезжал, теперь экономить начинают, и то, что мы тут БТРы и танки гоняем, придает особый статус богатых людей, обеспеченных горючим.

— О как. Я не рассматривал этот вопрос с такой стороны. Теперь понятно, чего они так весело всей толпой на нас полезли.

— Ну, Феникс, что будем делать? Может, давай накостыляем — пригрозим, что сами скоро придем в гости?

— Да пока не стоит. Пусть успокоятся. Все равно воевать со всеми мы не сможем. Давай так сделаем: ты им сообщи, чтоб завтра в это же время подъехали, а мы пока закроем вопрос с Белогорском.

— Вас понял, Феникс.

Получив разъяснения, переговорщики вскоре уехали, а небольшая группа из двух бронетранспортеров, трех джипов и трофейных машин отправилась в Белогорск.

Я уехал в КамАЗе обратно в наш бункер, где нужно было провести последние подготовительные мероприятия по отправке людей в Москву 1941 года, а Дегтярев отправился с отрядом, который должен был вернуть людей из поселка и отвезти тела боевиков.

Перед этим мы сидели в машине и решали, что делать дальше с пленными. Надо было зачищать, при этом мы были воинами, а не карателями. Но то, что там держали рабов славян и избавились от них, когда стало не хватать продуктов, решило проблему выбора.

Вечером того же дня вернулся Олег, с которым постоянно рядом был майор Фролов из прошлого, и доложил:

— Всех мужчин старше десяти лет расстреляли. Запасы пищи и горючего изъяли.

— Что-то оставили?

— На неделю хватит, ну, может, на две.

Все молчали. Неприятно было, но я, Олег, Вадим Васильев прекрасно понимали, как бы они обошлись с нами и нашими женами, если б их план захвата удался.

Уже вечером один на один Олег, которого тоже терзали неприятные чувства, спросил меня:

— Как думаешь, может, надо было всех зачистить?

— Да надо было. Они б так и сделали на нашем месте… Да только не могу. Мы солдаты, а не каратели. Тем более там много молодых девчонок. Боевики себе собрали наложниц, вот пусть теперь сами выживают, а то привыкли силой забирать все, что им нравится.

— Да тоже так думаю, хотя, наверно, наша мягкость потом аукнется.

— И как? То даже не бункер, так, некое подобие и все, абсолютно никакой стратегической роли не играет. Ну разве что как перевалочная база, но ты же там пару человек вербанул, оставив им побольше продуктов. Тем более сам говорил, что у них внутри помещений фонит раз в десять больше нормы — они и так обречены.

— Думаешь, они нам будут сливать всю правду?

— А что им еще остается делать? Свои же их поглотят и раздавят, когда узнают, что некому защищать. Даже если весь молодняк растаскают по другим бункерам, их все равно будут как дешевую рабсилу использовать. Так что перспектива у них одна: работать на нас, сливать информацию и получать продукты.

— Ну все логично, только ты не учитываешь их менталитет.

— Олег, у нас сейчас другие проблемы. Время покажет. А поверь мне, они за следующей партией продуктов отправят самых симпатичных и привлекательных девчонок, помоют их и подкрасят. И знаешь почему?

— Ну скажи, знаток человеческих душ.

— Потому что у нас нет рабов… Выбор простой: или идти в рабское услужение к другим бандитам, либо к нам, таким сильным и богатым…

— Да, Серега, ты всегда был прагматичным циником.

— Может, поэтому и жив до сих пор…

Глава 19

Бункер «внутряков» официально стал нашим, и люди, с которыми мы воевали против боевиков, чуть ли не торжественно принесли присягу. Это не выглядело построением с торжественным чтением текста, как это принято в армии. Просто люди собрались в общем зале и сами решили, что им делать дальше. Когда они приняли решение, тем же вечером туда отправили несколько машин, забитых продуктами, питьевой и технической водой, горючим.

Марина отвлеклась от раненых, которыми теперь занимались двое хирургов, проводила среди вновь присоединившихся поголовную диспансеризацию.

У нас прибавилось техники, которую передали «внутряки»: два танка, один из которых был современным украинским Т-64БМ «Булат», а второй такой же, как находящиеся у нас на ремонте в Перевальном Т-64. Два стандартных бронетранспортера БТР-80, которые активно использовались в последнее время, и парочка в неработоспособном состоянии, стоящие в ангаре в дальнем углу. Тут же были найдены и пара БРДМ-2, судя по поврежденным корпусам, активно повоевавших в свое время, но абсолютно не работоспособных на нынешний момент. Еще в бункере были неплохие запасы оружия и боеприпасов и, что особенно порадовало, несколько боекомплектов артиллерийских снарядов для танков. Техника, захваченная у боевиков, требовала обязательного ремонта, и если убрать все ругательства из речи Петровича, который осматривал два танка, четыре БТРа и установку «Град», то можно было сделать лаконичный вывод, что ее содержали в очень плохих условиях, и это было еще слабо сказано. У «Града» было всего только двадцать зарядов, и, как было понятно из рассказов пленных, это все, что они смогли наскрести для боя. В общем, без качественного технического обслуживания мы решили пока не использовать захваченные у боевиков машины.

Для наведения порядка и учета была назначена специальная комиссия во главе с Васильевым и Дегтяревым, который в свою очередь обещал договориться со своими знакомыми и достать боеприпасы и для «Града», и для «Шилки». К всеобщему удивлению, на дальнем складе были обнаружены еще три зенитные автоматические установки ЗУ-23-2, правда, тоже без боеприпасов, но установленные на консервацию по всем правилам, что не могло не радовать.

Жизнь продолжалась, но у нас на повестке дня была очень важная проблема отправки Борисыча с дочкой в Москву, а времени и так было потеряно очень много, с учетом напряженной обстановки возле точки выхода портала на той стороне.

Мы вернулись и занялись срочными делами, требующими немедленного решения. Опять время пролетело очень быстро, и уже готовились к выходу в 1941 год, когда в назначенное время вышли на связь наблюдатели, для которых начали специально оборудовать помещения вне бункера, с тамбурами, фильтрацией воздуха и проложенными кабелями питания, чтоб люди могли нормально раздеться и перекусить, находясь на дежурстве. Они доложили, что появились вчерашние гости, напомнившие о нашем обещании с ними пообщаться. Получив разрешение на пропуск к передвижному штабу двух невооруженных людей, переговорщики пошли в нашу сторону. Пускать в бункер мы их не стали из элементарного чувства самосохранения — еще не известно, что они могли за собой притащить, поэтому после боевиков бункер тщательно мыли и чистили.

Через полчаса гостей подвели к нам. Их старательно обыскали и запустили в кунг КамАЗа, который на нынешний момент уже являлся нашим передвижным штабом, на что его хозяин, Олег Дегтярев, не имел претензий, посчитав машину как вклад в общее дело.

Мы опять разыграли небольшой спектакль, сидя за столиком, попивая немецкий трофейный кофе, от которого уже тошнило за двое последних суток. Когда в сопровождении охранника вошли гости, мы сидели над картой Симферополя, обсуждая расположение других бункеров и степень опасности, которую могут представлять их обитатели для нас.

Вот когда появились гости, я, честно сказать, очень удивился. Кого-кого, а этих людей не ожидал встретить, прямо привет из прошлого. И самое интересное — этих приветов за последнее время что-то слишком много появляется. Сегодняшних гостей я знал и всегда уважал, несмотря на национальности и на все события последнего времени. Но вот они, похоже, были не сильно удивлены, хотя тоже были рады встретить знакомого человека в руководстве одной из самых сильных военных группировок региона.

Показывая свое уважение, я подскочил и пошел навстречу к людям из такого далекого прошлого. Олег Дегтярев, заметив, как изменилось мое лицо, сквозь зубы задал вопрос:

— Серега, ты их знаешь?

— Конечно. Нормальные люди, Олег.

— Ну смотри…

Я сразу познакомил гостей с моими соратниками. Высокого, светловолосого пожилого мужчину лет пятидесяти я представил как Старостенко Виктора Сергеевича, заведующего кафедрой радиоэлектроники Симферопольского государственного университета. Второй, явно не русской наружности, но с сединой в густых черных волосах, был Мазинов Алим Асетометович, мой бывший научный руководитель еще в те времена, когда до армии я учился в этом университете на той кафедре, которую до момента начала войны возглавлял Старостенко.

Алим сразу уважительно поздоровался:

— Здравствуйте, Сергей, давно о вас не было слышно, а тут, как начались события последних дней, ваше имя обсуждается среди всех выживших. Мы все гадали, вы это или нет, но потом решили сами нанести, так сказать, визит вежливости.

— Плохо, что так поздно это сделали…

Тут в разговор вмешался Старостенко, который всегда отличался завидным чувством юмора.

— Ну, Сергей, ты тут так разошелся, приди мы раньше — ты бы и нам надавал за компанию. Пришлось бы тебе извиняться.

— Все равно — плохо. Мне как раз не хватает специалистов по электронике, по полупроводникам, именно людей науки, а вы засели где-то и прячетесь. Знал бы, помог. Как вы живете?

— Да как все. Собираем, что можем, сами кое-что выращиваем, налаживаем, ремонтируем. Сам понимаешь, времена такие, что, если кто узнает, обязательно попробует отобрать, поэтому сильно и не высовываемся.

— Энергетику берете от ветросиловых установок?

— Конечно. К сожалению, из-за поднятой пыли во время войны прозрачность атмосферы еще недостаточная и воспользоваться солнечными батареями нет возможности.

Под воспоминания о прошлой жизни я их угостил трофеями, и по тому, как они с достоинством, но несколько поспешно ухватились за мясные консервы, было понятно, что и у них большие проблемы с продовольствием.

— Что, так все плохо?

Старостенко устало глянул на меня, держа двумя руками чашку с горячим кофе.

— Как можем, выкручиваемся, выращиваем грибы. Но витаминов все равно не хватает. Дети болеют.

— Много у вас людей?

— Больше восьмидесяти.

— Где это вас столько уместилось-то?

— Да на Воровского есть старый бункер МЧС. Мы туда сначала свозили библиотеку университета, часть дорогостоящих приборов, потом помогали паковать библиотеки мединститута и сельхозакадемии. Когда начались боевые действия, главный вход завалили, взорвав дом по соседству, поэтому убежище и не разворовали, потом скрывались в горах у военных, после применения ядерного оружия все, кто остался, в бункер и перебрались. С нами в основном преподаватели из учебных заведений, кому некуда было бежать с семьями.

Тут голос подал Олег Дегтярев, внимательно слушавший гостей.

— Что послужило причиной самим обратиться к нам?

— Да мы в общем-то не сидим в полной изоляции, немного торгуем, кое-что меняем, ремонтируем. А тут прошел слух, что кто-то ищет специалистов по электронике, компьютерам, полупроводникам, одним словом, по высокотехнологическому производству. Сами понимаете, времена такие, что ничего хорошего уже не ждешь, а тут работорговля начала процветать. Поэтому просто боялись, но когда узнали, что это военные, стали ждать, когда кто-то обратится с предложением, самим как-то напрашиваться тоже было опасно, а тут начались ваши столкновения с бандитами. Мы не военные, а ученые, ждали, когда все успокоится, а когда узнали, что вы всех разгромили, решили уже сами пойти на контакт, тем более кто-то обмолвился, что командир российских военных, Сергей Оргулов, когда-то учился у нас в университете, тут уже медлить нельзя было. Ты-то человек не бедный, с возможностями, может, и поможешь по старой памяти…

— Не вопрос. Жаль, что вы так поздно о себе дали знать. Многих проблем избежали бы. Давайте так, вы оформите по минимуму, что вам нужно, попробуем выделить. Что можем сейчас предложить: крупы, пару мешков, вода чистая питьевая, вода техническая, консервы мясные, пару ящиков, горючее, бензин, правда не очень качественный, но думаю, что вам и такой подойдет. Это сейчас. Завтра мне от вас понадобятся списки людей, обязательно указать специальность, квалификацию, состав семьи, состояние здоровья. В первую очередь интересуют специалисты вашего уровня в высокотехнологических областях: полупроводниковой и ламповой технике, автоматике, производственной химии, медицине, математике, физике, аэродинамике. В общем, в том, что успела достичь наша наука на нынешний момент. У нас есть несколько врачей, но в основном армейские хирурги. Но, судя по вашему рассказу, у вас есть специалисты из мединститута.

— Есть-то оно есть, стараемся держаться, но без ресурсов и здоровой еды это будет трудно, точнее, ресурсов уже нет, осталось только умирать по-тихому.

— Хорошо. Мы организуем вам защиту и поможем продуктами.

Тут голос подал молчавший до этого Мазинов, мой бывший научный руководитель.

— Сергей, скажи, это правда, что существует место, где есть чистая еда, есть солнце и можно ходить без масок, не боясь наглотаться радиоактивной пыли?

— Есть. Мы как раз для этого и отбираем специалистов.

— Но вы же сначала собирали военных, особенно танкистов.

— Было и это, и сейчас собираем. Мы должны уметь защищаться. В общем, это пока несвоевременный разговор, для начала давайте наведем порядок и обеспечим вам надлежащую охрану. Вы сами поймите, что времена другие, и к людям предъявляются совершенно иные требования. Нас слишком мало осталось, чтоб воевать, но кто-то не может этого понять, вот и приходится останавливать, самым радикальным способом…

На этом разговор закончился. Когда гости вышли на улицу, я организовал для них загрузку оговоренных продуктов в машины, которые загнали в ангар бункера, и, договорившись встретиться на завтра, обсудив частоты радиосвязи, отправил их обратно. По тому, как люди повеселели при прощании, можно было сделать вывод, что они получили необходимый результат от нашей встречи. Что ж, я их понимаю, ученые, интеллектуалы, люди, которые должны двигать человечество вперед, пытаются выжить, применив свои знания на практике, которые в такое время всегда оказываются невостребованными. Зато теперь проблема передачи технологий будет намного проще, раз есть профессиональные преподаватели и сохранившиеся библиотеки трех крупных вузов Симферополя.

Вернувшись в наш бункер, я, включив портал, связался с Москвой и запросил оперативную сводку. Тут же прислали короткий доклад по ситуации на Юго-Западном фронте.

Положение складывалось не самым лучшим образом. Немцам все же удалось прорвать линии обороны у Конотопа и Полтавы и завершить окружение частей Юго-Западного фронта. Только в отличие от нашей истории, они окружили не шестисоттысячную группировку, а всего лишь остатки частей 37-й, 5-й и 21-й армий, которые сдерживали наступление немцев, насчитывающих около восьмидесяти тысяч человек. Москва поинтересовалась, сможем ли мы организовать поэтапную эвакуацию окруженной группировки доступным нам способом и временное снабжение, намекая на то, как мы из-под Фастова вытащили несколько тысяч освобожденных из плена советских военнослужащих. Не дожидаясь нашего ответа, окруженные части организовали оборону в районе точки перехода, которой мы активно пользовались в последнее время. Видимо, кто-то умный и осведомленный решил воспользоваться преимуществами столь экзотического способа переброски войск, прекрасно понимая, что потомки не останутся равнодушными.

Я пока ничего не мог ответить, поэтому запросил информацию о возможности безопасной переправки Борисыча и его дочери в Москву, на что получил положительный ответ. Все это время под Борисполем окруженные части Красной Армии удерживали полевой аэродром для приема военно-транспортной авиации. Именно на него по ночам приземлялись самолеты, привозя боеприпасы и эвакуируя раненых, поэтому отправка наших людей не будет привлекать особого внимания, а в руководстве окруженной группировки есть человек, основная задача которого как раз состоит именно в проведении этой операции.

Все это время, пока мы громили боевиков, захватывали укрепленный поселок и освобождали бункер, Борисыч готовился к знаменательной поездке. Он нашел двух программистов, один из которых неплохо разбирался в дельфях и все последнее время вовсю работал над программой, предусмотренной для работы с радиомодемами, которые всю ночь паяли, настраивали и проверяли. К утру последнего перед отправлением дня Панков с красными от недосыпа глазами представил мне аппаратуру, но система связи была рассчитана на использование последовательных низкоскоростных портов, которых на ноутбуках не было, поэтому в качестве аппаратуры передачи необходимо было использовать не совсем новые персональные компьютеры, на которых еще можно было найти СОМ-порты. Но для других целей ноутбуки вполне подходили. Утром с Перевального привезли дочь Борисыча, и она проходила ускоренный инструктаж по пользованию системами и, что особенно важно, по соблюдению режима секретности. К сожалению, не было возможности отправить источники бесперебойного питания из-за отсутствия нормальных аккумуляторов. Ко всему этому приложили несколько USBшных флэшек, стопку чистых дисков для хранения информации и большой кулек тонера для лазерных принтеров к тому, что остался в Москве после моего прошлого посещения.

Для отправки было подготовлено пять персональных компьютеров с жидкокристаллическими мониторами, четыре ноутбука, несколько сетевых коммутаторов, бухту витой пары, разъемы, обжимной инструмент, три лазерных принтера и два многофункциональных устройства, несколько мешков с тонером и запасные картриджи. Даже удалось найти парочку матричных принтеров, которые были восстановлены и подготовлены для беспрерывной работы. Все это тщательно упаковывалось в ящики из-под немецких боеприпасов, минировалось и опечатывалось. Этим как раз занимался капитан Строгов, который после ранения еще не мог принимать участие в боевых действиях, но вот то, что касалось режима секретности, тут он мог дать фору потомкам.

Я еще раз вышел в эфир и дал сигнал, что мы готовы к выходу на ту сторону для транспортировки груза к самолету. Получив подтверждение, что ситуация пока под контролем, мы дали тридцатиминутную готовность, и возле нашего бункера целый кортеж боевых машин выстроился для выхода на ту сторону.

В этот раз готовились основательно: это уже была не разведгруппа, усиленная бронетехникой, а полнокровное ударное подразделение с тремя танками Т-64, считающимися тяжелыми для 1941 года, один из которых был Т-64БМ «Булат», одной БМП-1 (остальные были в ремонте) и четырьмя бронетранспортерами. Вся техника была заправлена, проверена и укомплектована экипажами и боеприпасами.

Уже к трем часам дня мы были готовы и, включив портал, связались с человеком Судоплатова, который нас ожидал на той стороне. По его словам, все запрошенные нами бойцы уже доставлены к нему и ждали нашего приезда. Получив подтверждение, мы снова перешли в 1941 год, где возле портала нашего появления ожидал сотрудник госбезопасности, специально оставленный в окруженной армии с десятью бойцами. Дождавшись, когда по выдвижному пандусу спустится бронетехника, он ловко вскарабкался на бронетранспортер и примостился рядом со мной. Пока мы согласовывали маршрут, я открыл люк бронетранспортера и попросил дочку Борисыча подать нам еще один вырезанный квадратик вспененного полиэтилена с приклеенным к нему куском войлока для НКВДшника, чтоб человек не отморозил себе интересные места, сидя на холодной броне. На всякий случай прихватили с собой несколько длинных труб ПЗРК, чтоб по дороге не стать добычей немецкой авиации, хозяйничающей сейчас в небе, и четверо бойцов нашего отряда держали в руках наготове длинные трубы ракетных комплексов. Подъехав к деревне, мы ненадолго остановились, приняв на броню еще двоих сотрудников НКВД из группы Судоплатова, и, уже не останавливаясь, рванули по разбитой грузовиками дороге, провожаемые вышедшими из домов жителями, которые все последнее время были свидетелями непонятных событий на своем поле.

Резкое похолодание уже сказывалось, и всем пришлось надеть бушлаты и шапки. Удобно расположившись на броне, я рассматривал проносившиеся мимо поля, остро ощущая тоску и настороженность, которая предшествует скорой оккупации этой земли. Нам нужно было проехать километров пятнадцать, до аэродрома, где ожидал военно-транспортный самолет специального авиаотряда НКВД, но продвижение было не таким уж и легким. По всем дорогам, разбитым техникой, отступали войска и толпы беженцев, покинувшие захваченный Киев. Налеты немецкой авиации были регулярным делом, и вдоль дорог нередким явлением были сгоревшие машины, перевернутые повозки и трупы людей, до захоронения которых уже просто не доходили руки. Картина была безрадостная, и от этой безнадежности, так напоминающей наш мир, становилось тоскливо, и руки сами по себе сильнее сжимали оружие.

Люди останавливались, пропуская необычную боевую технику, на броне которой примостились бойцы в пятнистой одежде и со звездами на шапках. Я оглянулся на своих людей и увидел на их лицах мрачное выражение, которое было сходно с моими мыслями.

Многие, кто сейчас ехал по военным дорогам 1941 года, еще утром не предполагали, что им вскорости придется окунуться в мир своих предков. Прошедшие войну и ядерный апокалипсис, бойцы спокойно отнеслись к высказанной им информации. Правда не до конца поверили, но когда бронетехника прошла через портал и оказалась в другом мире, где не нужно ходить в масках и бояться радиоактивной пыли, многие наконец-то ощутили причастность к чему-то грандиозному, несущему надежду для нашего несчастного мира.

Колонна неумолимо продвигалась к заветному аэродрому. Как всегда мы включили аппаратуру подавления радиосвязи, которая была установлена в одном из бронетранспортеров. И вот сейчас, расположившись на броне первого БТРа, идущего следом за двумя танками, я с грустью рассматривал уже привычные картины войны. Такое чувство, что кроме войны уже ничего в моей жизни не было. Спокойная работа в банке, свой бизнес с Борисычем — это было неизвестно когда, и воспоминания о том мире были какими-то черно-белыми, нереальными. Невесело ухмыльнувшись, я понял, что в такие относительно спокойные минуты начинаю хандрить и предаваться ненужным воспоминаниям, и особенно тянет на философию. Наверно, устал.

Трудно было смотреть на это все, зная, что предстоит в будущем этим людям, ведь большинство так и не успеют вырваться из мешка и станут заложниками оккупационного режима. По нашему совету, киевским евреям были показаны якобы «полученные разведкой» документы, в которых рассказывались возможные последствия оккупации и особенно планы немцев о Бабьем Яре. Множество людей заранее были эвакуированы из города, а из способных держать оружие формировались добровольческие отряды. После массовой агитационной кампании с использованием документов из будущего о планах немцев на тотальное уничтожение населения некоторые еще верили в возможность нормальной жизни под немецкими оккупантами, но многие, кто оставался на захваченных территориях, целенаправленно уходили в леса для организации партизанского движения. На основании переданной нами информации руководство СССР даже составило список подразделений РККА, которые, исходя из истории, попав в окружение, могли бы не нести потери при прорыве через линию фронта. Им предписывалось переходить к партизанским действиям, выходя в специально подготовленные районы, где все последние месяцы активно готовились базы, закладывались склады с оружием и боеприпасами. Буквально несколько недель назад в такие части прибыли инструкторы НКВД, которые все последнее время проходили подготовку, очень сходную с системой подготовки «зеленых беретов» в нашем мире, знающие заранее о возможном появлении у противника антипартизанских подразделений и особенностях их тактики. Такой подход уже начал приносить свои плоды тем, что основа эффективной работы немецкой военной машины, логистика, начала давать сбои под действием многочисленных военных формирований в своем тылу, причем это были не просто местные жители, взявшие в руки оружие после начала террора мирного населения. Тут уже действовали кадровые военные, обеспеченные оружием и боеприпасами, имеющие соответствующую организацию, централизованное руководство и налаженную многоступенчатую систему связи.

Немцы же, так задержавшиеся на южном направлении, старались ускорить начало операции «Тайфун», поэтому «котлы» с окруженными советскими частями блокировали, но силы и средства для полного уничтожения не привлекали, направив все усилия на восточное направление, надеясь, что без боеприпасов и продуктов русские обречены. Это давало возможность окруженным частям занять оборону, подготовив целые укрепрайоны. Учитывая, что в такие «котлы» сразу забрасывались сотрудники разведки, снабженные полномочиями и, главное, имеющие связь, то быстро устанавливались контакты с партизанскими отрядами, организовывались совместные операции, благодаря которым противник топтался на месте и нес серьезные потери от ударов и с фронта, и с тыла. Через партизанские отряды эвакуировались и распределялись по дальним деревням раненые и больные, и по сути дела, в тылу противника лечились и поднимались на ноги целые полки, которые пополняли партизанское движение.

Мы сейчас двигались по одному такому «котлу» под Киевом, занимающему площадь в несколько десятков квадратных километров, на территории которого до сих пор существовала и действовала советская власть. Идущие впереди колонны две машины с бойцами НКВД и сопровождающими военными указывали путь и быстро и оперативно решали вопросы на контрольно-пропускных пунктах, спешно организованных на территории, контролируемой Красной Армией. Предки сами додумались разделить площадь на определенные зоны ответственности, в которых формировали узлы обороны, и даже если противник начнет операцию по уничтожению окруженной группировки, то это выльется большими потерями для него.

Частенько в поле зрения на большой высоте появлялись немецкие самолеты-разведчики, которые тут же брались на прицел ПЗРК, но они пролетали мимо, стараясь не задевать без надобности и, главное, без сильной поддержки.

Через час такого путешествия мы прибыли в район расположения полевого аэродрома, где закрытый маскировочными сетями стоял военно-транспортный самолет. Естественно, в дневное время никто лететь не собирался, прекрасно понимая, что тихоходный транспортник сразу станет легкой добычей немецких истребителей.

Замаскировав и рассредоточив технику, мы стали ожидать наступления темноты. Не полагаясь на усиленный стрелковый взвод, выполняющий функции охраны аэродрома, мы быстро изучили систему обороны, выслали свою разведку и подготовили несколько позиций для двух СПГ-9 и автоматических АГС-17. Замаскированные танки и бронетранспортеры весьма солидно усилили оборону участка с учетом того, что до линии соприкосновения с противником было около шести километров по прямой, и немецкая артиллерия частенько вела тревожащий огонь по площадям, нередко по ночам обстреливая аэродром, прекрасно понимая его значение для окруженных советских войск.

Глава 20

О том, что аэродром находится под постоянным огнем, говорило большое количество тщательно засыпанных и выровненных воронок, выделяющихся свежей землей.

Особенно в глаза бросались обгоревшие остовы двух больших самолетов с красными звездами, лежащие на краю поля. Судя по длинным следам волочения, сгоревшие машины просто оттащили в сторону, освободив взлетное поле.

До наступления сумерек оставалось еще часа два, поэтому, организовав охрану аэродрома, используя для этого свою боевую технику, можно немного отдохнуть, подышать чистым воздухом, насколько это возможно на расстоянии шести километров от передовых позиций обороны. Только человек, просидевший несколько месяцев в затхлом бункере, сможет понять, каково это — вдыхать полной грудью наполненный ароматами осени лесной воздух. Уже была вторая половина октября и начинались заморозки, но людям, не живущим, а существующим в условиях ядерной зимы, такие мелочи не мешали получать удовольствие от естественной, не отравленной и не уничтоженной оружием массового поражения природы.

Пока было время, я собрал командиров подразделений и проводил совещание, основной темой которого было боевое слаживание вновь сформированного отряда, в котором треть состояла из новичков, влившихся после недавних событий. Тот же прапорщик Кафтайкин, являющийся в некоторой степени и командиром, и делегатом от свежего пополнения, тоже присутствовал на совещании, выслушивая пояснения, которые он потом должен будет озвучить своим соратникам.

Из-за того что мы потеряли много времени, воюя в нашем мире с боевиками, освобождая бункер и захваченных в нем заложников, выход такой крупной колонной в 1941 год готовился в авральном режиме, поэтому что-то конкретно объяснить и рассказать не получилось из-за элементарного дефицита времени. Просто отделались общими фразами о другом мире, где время течет совершенно по-разному, и пообещали все пояснения дать уже на месте. Сейчас как раз выдалась минутка выполнить свое обещание.

Мы загнали командирский БТР под деревья, замаскировав его сетью и подручными материалами, а сами присели возле небольшого раскладного столика, на котором разложили нехитрую еду, приготовленную на скорую руку женщинами перед выходом. То же самое получали из больших армейских термосов остальные бойцы отряда, расположившись небольшими группками возле техники и на оборудованных позициях. Не оставляя без внимания охрану аэродрома и особенно охрану неба, ели попеременно, а стрелки ПЗРК пока не присоединялись к позднему обеду, до наступления темноты оставаясь на позиции.

Кафтайкин сидел рядом, держа в руках бутерброд из немецких трофейных галет и консервированных сосисок, изредка откусывая и запивая кофе, слушал мой рассказ о мире, где мы сейчас все находились. Теперь ему было понятно многое: наличие продуктов, трофейное оружие, несуразности, недомолвки, которые сопровождали нашу деятельность в последнее время, и главное то, с какой уверенностью и превосходством вели себя бойцы, перешедшие к нам в отряд от Черненко. Теперь-то он понимал, что я предложил людям: чистый мир, где семьи, особенно дети, смогут нормально расти, а не умирать в опостылевшем затхлом воздухе бункеров. Тут шла война, о которой столько слышали и столько знали, и главное, что у всех, кто видел в наше время истинное лицо Запада и Востока, не возникнет вопроса в выборе стороны, которую придется принимать. У нас была одна Родина, и, невзирая на то что ее порвали на лоскуты в наше время, сталкивая лбами братские народы, никто из пришедших со мной не выразил неудовольствие в выборе союзников, несмотря на то, что новое пополнение практически поголовно носило трезубцы в виде знаков различия на форме. Правда, перед выходом их настоятельно попросили избавиться от этих украшений, иначе принимающая сторона может неправильно понять, особенно учитывая появление на захваченных немцами территориях карателей, носящих такую символику. Теперь многим стали понятны наши требования и условия.

На один из уточняющих вопросов я, Олег и Вадим Васильев разразились смехом.

— Командир, а ты Сталина видел?

Когда мы отсмеялись, он чуть обиженно спросил:

— И что тут смешного?

Ему ответил Васильев, на правах старого знакомого, похлопав по плечу:

— Коля, не бери в голову. Все мы: и я, и майор Дегтярев — в свое время задавали этот вопрос.

— И как?

Тут уже я ответил.

— Видел, Коля. И Сталина, и Берию. И в Москве сорок первого года побывал, и в Кремле был, даже на Лубянку заехал.

— И как оно там?

— Если честно… Да все совсем по-другому. Люди как люди. Знаешь, надо самому посмотреть. Просто я после Могилева, после поездки в Москву все, что читаю про Сталина, про войну, оцениваю очень осторожно. Предки не глупее нас, а в некоторых вопросах и поумнее будут. По возможности, сообщил им много чего, особенно что касается ошибок тактики, стратегии, которые были выявлены самими предкам на основании опыта, накопленного за время войны. Но вот лезть со своими советами не стал. Не имеем мы права… Они строили, собирали, накапливали, а мы все это в сортир спустили.

Кафтайкин молча слушал, потом, когда затянулась неловкая пауза, коротко высказался:

— Да уж, командир, умеешь ты озадачить… А что дальше будем делать?

— Сейчас отправляем человека в Москву. Потом будем искать точку выхода на территории, которая находится под контролем Красной Армии. Затем начнем сюда переправлять наши семьи, чтоб дети росли в нормальных условиях.

— А как же Сталин?

— А что Сталин? Он человек и политик. Смысл ему с нами ссориться и обманывать? Наше появление — это возможность перехватить стратегическую инициативу и в войне, и в мировой политике. В таких вопросах кидалово всегда боком выходит.

— Надеюсь…

Не совсем уверенный ответ Кафтайкина был прерван характерным свистом и взрывом гаубичного снаряда на летном поле, затем еще и еще. Бойцы быстро рассредоточились и, найдя укрытия, залегли, пережидая артиллерийский обстрел. Особо резвые успели добежать до окопов, выкопанных охраной аэродрома, видимо, как раз для таких случаев.

Я, лежа недалеко от бронетранспортера, связался с Санькой Артемьевым, который отвечал за боевое охранение, которое выставили сразу по приходу на аэродром.

— Бычок! Бычок, твою мать!

— На связи, Феникс.

— Тут по нам гаубицы долбят, ищи корректировщиков.

— Феникс, нет никого, все проверили, это по квадратам лупят…

Санька не ошибался: артобстрел скоро закончился, и из окопов вылезли около десятка человек, которые, прихватив лопаты, неторопливо направились к воронкам, изуродовавшим летное поле. Ко всему прочему система радиопеленгации не фиксировала работы радиопередатчиков, которые могли бы принадлежать артиллерийским корректировщикам.

После такого развлечения все настороженно посматривали по сторонам, ожидая новых взрывов, но голод пересилил, и мы быстро прикончили остатки ужина, который был прерван артиллерийским обстрелом. Высидев для приличия пару минут, Кафтайкин ушел к своим людям обрисовывать ситуацию, а мне было интересно, как точно он передаст наши слова и в каком контексте. Для этого мы уже давно завербовали пару информаторов, которые исправно доносили до нас настроения в бункере Черненко, а теперь и среди нового пополнения. Благодаря этим информаторам мы и разгадали планы Семенова.

Злополучная батарея не умолкала, да и канонада начала нарастать, что говорило об увеличении количества артиллерии, обстреливающей позиции советских войск. Но, видимо, огонь перенесли на другой участок фронта, и снаряды рвались где-то левее, километрах в пяти. Через некоторое время к нам подошел озабоченный майор, являющийся нашим куратором со стороны органов госбезопасности СССР, в сопровождении пехотного подполковника с орденом на груди, который с удивлением вертел головой, рассматривая нашу боевую технику. Естественно, я его понимаю — такое и в наше время не часто вживую увидишь, а для человека, не избалованного телевидением и Интернетом, вообще как божественное откровение.

Чекист представил мне подполковника.

— Подполковник Теселкин. Начальник штаба сто семьдесят первой стрелковой дивизии. Точнее, того, что от нее осталось.

Я ответил в рамках оговоренной легенды.

— Майор Кречетов, командир особого механизированного отряда госбезопасности.

Я повернул голову к куратору, такие контакты не были предусмотрены, поэтому потребовал объяснений. Он коротко ответил:

— Товарищ майор, тут новая информация появилась, наверно, вылет придется отменить.

Мне такое развитие ситуации не очень понравилось, это рушило многие планы, но не было таким уж огорчением. Ну не получится отправить Борисыча сейчас, будем искать другие точки выхода активнее и все. Но все-таки нужно было прояснить ситуацию.

— Что случилось?

Тут ответил пехотный подполковник:

— Немцы подтянули несколько звукометрических установок и вчера ночью били прямо на звук работающих двигателей самолетов. Вон, видели?..

Он показал рукой в сторону сгоревших транспортников с закопченными красными звездами.

— Двоих сожгли прямо на старте…

Пауза, не театральная, просто человеку трудно было это сказать.

— …вместе с ранеными. Человек пятьдесят заживо сгорели.

Мы чуть помолчали, прекрасно понимая, что произошло. Тут собрались не мальчики, все уже успели повоевать, но все равно такая гибель беспомощных раненых (самолетами отправляли только тяжелых) была трагедией. Но я решил уточнить, уж слишком был необычный заход к нам с этой новостью. Если б нам хотели просто сказать, что отправки не будет, то и тон, и подача информации имели другую форму, а тут явно били на сочувствие, так сказать, слезу выдавливали. Я такие вещи чувствовал сразу, и это насторожило, поэтому несколько грубо спросил:

— Майор, ты давай без слез и не дави на жалость, реально скажи, чего надо. Ведь знаешь, кто мы и откуда и что тут не мальчики собрались.

Он замялся и чуть виновато пояснил:

— Тут в селах, вокруг аэродрома, много раненых, подготовленных для эвакуации… Я знаю, что не имею права просить, но ведь аэродром будет уничтожен и захвачен.

В разговор вмешался подполковник Теселкин, который молча до этого слушал наш разговор.

— Вчера разведка притащила «языка», в общем, готовят они прорыв к аэродрому. Германцы сюда стянули почти всю тяжелую артиллерию с соседних участков, там совсем тихо стало, а тут, наоборот, методично разносят оборону. Для усиления с фронта сняли танковую роту, которая будет действовать на этом направлении.

— Вы предлагаете нанести превентивный удар? Судя по дальности стрельбы, гаубицы находятся не так далеко от передовой линии окопов противника? А если столкнемся с танками противника?

— У нас другого выхода просто нет, иначе они прорвут оборону и сразу перережут снабжение группировки, расчленят ее и потом по частям уничтожат. Про ваш рейд под Фастовом уже все знают и особенно про тяжелые танки с длинными пушками. А о том, как там разбили танковый батальон, уже легенды ходят.

Вот тут майор буквально взвился. То, что выдал подполковник, было секретными данными, поэтому сотрудник органов госбезопасности, шипя, потребовал объяснений.

— Откуда у вас эта информация?

— Среди освобожденных пленных был мой друг, вместе в Финляндии воевали. Вот он и рассказал, как спецотряд освободил лагерь, разгромил станцию и надавал немцам по первое число. Поэтому, когда мне доложили о приходе таких вот танков и о том, что ими командует майор госбезопасности Кречетов, я сразу понял, кто к нам пожаловал.

На майора, который выслушал весь этот монолог, было жалко смотреть: он то краснел, то бледнел, глубоко дыша. Ох, как я его понимаю. Секретная информация о применении оружия из будущего, правда, в несколько иной интерпретации, уже гуляет в войсках и обрастает легендами.

Но я-то сразу понял, куда клонит подполковник. Он нас поставил в такие рамки, что как нормальные советские люди мы не могли просто так уйти, оставив перед лицом неминуемой гибели многочисленных раненых, подготовленных для эвакуации на большую землю. Поэтому пришлось переходить на деловой тон и в черновом варианте начинать планирование операции.

— Где гарантия, что они потом не притянут сюда новые пушки взамен разбитых?

— Их тут немного, только силы, необходимые для удержания «котла», они ж прекрасно понимают, что у нас нет возможности прорываться. Поэтому германцы не скоро сумеют подтянуть артиллерию взамен уничтоженной.

— Понятно. Какие силы нам будут противостоять?

— Два пехотных полка при поддержке танковой роты, которая, судя по шуму двигателей, только недавно прибыла к фронту.

«Да. Расклад получается очень веселым, но и отказаться мы не можем, как тогда под Нежином. Мои бойцы не поймут: имея на вооружении такую технику, отступить и спрятаться в своем времени. Тем более надо бы и новичков в новых условиях обкатать…» — размышлял я.

— Хорошо, мы в деле. Давайте карту.

Пока подполковник доставал карту, я вызвал Дегтярева, Васильева и Артемьева, которые уже поняли, что, судя по звукам боя, предстоит повоевать.

Быстро изучив ситуацию, стал раздавать команды:

— Подполковник, оповестите своих о нас, чтоб в тыл или во фланг сдуру не ударили, а лучше организуйте несколько сопровождающих и парочку красных флагов, прицепим на танки. Сейчас пока светло, отправлю своих разведчиков прощупать обстановку.

Сразу обратился к Саньке:

— Берешь один БТР и к передку, вот здесь неплохое место для атаки, наверно, немцы его тоже попытаются использовать. Если танковая рота только сегодня прибыла, то, пока будут отдыхать от марша, проводить регламентные работы, сюда не полезут.

Санька вопросительно на меня глянул:

— Будем как обычно ночью развлекаться?

— А что остается. Если у них там два полка, то это штук двадцать противотанковых пушек, не меньше. Нашим танкам они не страшны, но вот гусеницу повредить смогут, а там попробуй такую «дуру» эвакуировать с поля боя, да еще в тылу противника…

Санька кивнул головой и сразу убежал готовиться к рейду.

Мы сидели еще минут десять — обсуждали нюансы, после чего подполковник оставил нас, убежал давать указания своим бойцам.

Олег чуть иронично посмотрел на Теселкина.

— Бегущий полковник…

— Ага. Олег, потом будешь шутки шутить. Значит, так. Два расчета ПЗРК, один СПГ-9 и один АГС оставляем на аэродроме для охраны. К ним в придачу БТР, в котором груз на отправку. Командовать остается майор Дегтярев.

Тот аж побелел от возмущения.

— Серега, ты чего? Я что, по-твоему, тут буду в тенечке загорать, когда вы там немцев «шестьдесятчетверками» раскатывать будете?

— Майор Дегтярев, приказ не обсуждается.

Олег был воякой от мозга до самых носков стоптанных «берц», поэтому пререкаться не стал, только насупился и засопел от обиды.

— Олег, не обижайся. Мне нужен крепкий тыл, и не хочется волноваться за наш груз. Сам знаешь, что там натыкано и собрано, да и одним местом чувствую, что тут на аэродроме должен быть кто-то из спецов типа тебя. Неспокойно что-то..

Ему мое объяснение не понравилось, но спорить не стал. Я продолжил:

— Дальше формируем две маневренные группы: одна состоит из двух бронетранспортеров и БМП-1, вторая чисто танковая. Я командую БТРами, Васильев, на тебе танки. Идем на северо-запад вот по этой дороге. Вот здесь находится линия обороны, там открытое поле, но по низине можно пройти техникой. Немцы там минировать не стали, оставили проход для своих танков, а у наших просто нет мин, чтоб перекрывать танкоопасные направления. Даже если все танки противника выползут на поле, то для нас просто идеальные условия, неплохое место для рывка и контратаки. Расстреливаем железо, давим все, что можно. В затяжной бой не ввязываться, ударил — отступил. В первую очередь выбивать технику и артиллерию. Для усиления нам выделяют две стрелковые роты. Собирали на всех участках.

После постановки боевой задачи командиры разошлись по подразделениям, и место стоянки мобильной группы превратилось в муравейник. Бойцы экипировались для боя, надевали бронежилеты, каски, проверяли оружие и боеприпасы. Через десять минут три танка, два бронетранспортера и боевая машина пехоты двинулись в сторону немецких позиций. По дороге приостановились, приняв на броню и в десантные отсеки бойцов сводных стрелковых рот, но все не поместились, поэтому часть бойцов сразу отстала. Все равно время до начала наступления еще было, поэтому никто сильно не расстраивался.

Конечно, в большей степени это было авантюрой, но именно осторожные авантюристы, полагающиеся не на удачу, а на разведданные, организовывали неожиданные удары по противнику, нанося огромные потери. Именно они, пережив мясорубку первых лет войны, становились комдивами, которые потом штурмовали Кенигсберг, Берлин, освобождали Прагу и Будапешт.

Мы двигались почти на звук артиллерийской канонады, забирая чуть левее, но натренированный слух позволил сразу услышать изменившийся характер звуков. Какое-то подобие беглого или залпового огня переросло в обычную перестрелку, в которой явно прослушивались выстрелы малокалиберных и автоматических пушек, трескотня винтовок и пулеметов, что никак не соответствовало простому артобстрелу по площадям. Вскоре прямо на дорогу, чуть ли не под гусеницы головного «Булата», выскочили два всадника, которые отчаянно махали руками. Место для засады было не очень подходящим, но все же стоило подстраховаться, поэтому я отдал короткую команду в микрофон радиостанции: «К бою!»

Красноармейцы еще ничего не поняли, а танки и бронетранспортеры сразу вывались из колонны, занимая оборону. Бойцы в пятнистых касках, бронежилетах, сжимающие в руках необычное оружие, посыпались с брони, сразу занимая позиции. Но и бойцы Красной Армии были уже не новичками: чуть-чуть замешкавшись, они быстро разобрались в ситуации, резво попрыгали с брони и также заняли оборону. Но опасности не было, кроме, конечно, близкой и весьма настораживающей канонады.

Один из всадников оказался старшиной из разведроты дивизии Теселкина. Его опознал командир одной из рот, приданной нам для усиления, поэтому сомнений в правдивости рассказа разведчиков вроде как не было. Старшина доложил, что его отправили предупредить танкистов о немцах, которые, не прекращая артиллерийской подготовки, бросили танки сразу после марша в наступление на русские позиции в сопровождении двух полков пехоты. Первая линия обороны была прорвана почти сразу. Вторая держится из последних сил, но боеприпасов к противотанковой артиллерии практически нет, и танки противника остановить нечем. Да уж, сюрприз так сюрприз. Теперь придется действовать быстро, иначе противник раздавит хлипкий заслон и, как по проспекту, дойдет до аэродрома. К тому же система радиопеленгации показывала множество германских радиопередатчиков, которые активно стали работать за последние несколько минут. Судя по перехвату, который осуществлял Коротков, сидящий в бронетранспортере, переговаривались танковые экипажи, распределяя цели. Вот и все. Надо принимать решение. Стоящие рядом люди смотрели на меня, ожидая приказов. Я не мог приказать отступать, поэтому ответ был только один…

Танки и бронетранспортеры неслись по грунтовой дороге, при этом для идентификации на головном танке прикрепили красное знамя. Идущие со стороны линии фронта раненые, увидев диковинные боевые машины, отходили в сторону, с надеждой смотрели вслед несущимся к немецкому прорыву тяжелым танкам и бронетранспортерам, на броне которых примостились бойцы в необычной пятнистой форме.

Мы успели почти вовремя. Бой был в самом разгаре: немецкие танки подошли практически к линии окопов, вырытых недалеко от линии леса. За танками шли густые цепи пехоты, среди которых двигались несколько бронеавтомобилей с крестами, методично обстреливающих советские позиции из автоматических пушек. Судя по количеству наступающих, противник решил бросить все резервы, чтобы прорваться к нашему аэродрому.

Я находился во втором бронетранспортере, с которого уже прекрасно просматривалась вся картина боя.

— Всем внимание. Заходим с левого фланга. Первая линия — танки, вторая — бронетранспортеры. БТРы работают по противотанковым пушкам, что развернули на поле, и легкой «броне». Дровосек, на вас — выбить все тяжелые «коробки» противника.

— Вас понял, Феникс.

— Колюня.

Такой странный позывной был у Кафтайкина, но он не обижался.

— На связи, Феникс.

— Вы в окопы. Берете с собой АГСы, ручники, гранатометы, отсекаете пехоту от танков.

— Вас понял, Феникс.

Дождавшись, когда с брони спрыгнул десант, ухватив с собой гранатометы и боеприпасы, дал команду на атаку…

* * *

Рядом ярко вспыхнуло, по ушам ударил громкий хлопок взрыва, лицо забрызгало чем-то горячим и вязким, и бросило на спину на самое дно окопа. Евгений Дикарев, рядовой, боец 171-й стрелковой дивизии, второй номер пулеметного расчета, беззвучно кричал, пытаясь стереть с глаз горячую вязкую жижу. Используя рукава гимнастерки, ему удалось хоть как-то оттереться, восстановить зрение и рассмотреть, чем его забрызгало. Все руки были в крови, и от этого ему стало еще страшнее, но, ощупывая себя, он не мог найти ранения и не чувствовал боли. Бросив взгляд в сторону, он увидел обезглавленное тело первого номера, сержанта Матвеева, который буквально несколько мгновений назад стрелял из верного «максима» по наступающим фашистам. Разорвавшийся рядом снаряд танковой пушки буквально изрешетил тело сержанта, принявшего на себя все осколки, особенно крупный разнес ему голову и обрызгал Дикарева кровью друга. Больше по интуиции он встал на колени и стал шарить по стенкам окопа в поисках точки опоры, от сильного шока и контузии ноги подгибались. Но как-то поднявшись, он увидел невдалеке несколько стальных коробок, несущихся в сторону его окопа, стреляющих на ходу из бортовых пулеметов. Руки сами потянулись к «максиму», но посеченный осколками давний друг красноармейцев отказался продолжать бой. В небольшой нише окопа, где обычно хранились патроны и гранаты, нащупал последнюю осколочную гранату, которую с Матвеевым, несмотря на дефицит боеприпасов, давно таскали с собой для последнего боя, и скорее на автомате, а не обдуманно стал отгибать усики на предохранительной чеке. Он так и стоял, с ненавистью смотря на подъезжающий танк с крестами, когда, не доходя до его окопа пятидесяти метров, стальная коробка исчезла в пламени взрыва. Идущий чуть левее танк пережил своего собрата буквально на мгновения и ярко вспыхнул, получив в борт крупнокалиберный бронебойный снаряд, разнесший двигатель и воспламенивший запасы горючего. Дикарев беззвучно кричал, так же как кричали от радости остальные оставшиеся в живых в полузасыпанных окопах красноармейцы, остатки роты, в задачу которой входило задержать наступление противника на полевой аэродром. Какое же это наслаждение — смотреть, как ненавистные танки вспыхивают один за другим, как поле, по которому наступают густые цепи пехоты, покрывается многочисленными разрывами. Он стал вертеть головой в поисках долгожданной помощи, про которую сегодня судачили после обеда бойцы.

По полю неслись три приземистые пятнистые машины и, не останавливаясь, стреляли и стреляли из своих неестественно длинных пушек, почти как пулеметы. Несмотря на тяжесть и размеры, советские танки (на одном из них было прикреплено красное знамя) резво меняли направление, маневрировали и всячески мешали наводчикам противника по ним стрелять, при этом мастерски поражая технику с крестами.

За танками шли две многоколесные боевые машины, из маленьких башенок которых почти непрерывно грохотали крупнокалиберные пулеметы. Попадали они или нет, уже не было возможности увидеть — за несколько минут поле перед окопами оказалось заставлено горящей техникой противника, дым от которой мешал наблюдать за развитием событий.

Слух вернулся скачком, и Дикарев, к своему изумлению, на фоне взрывов различил, как совсем рядом грохочут несколько пулеметов. Повернув голову, он с удивлением увидел странных людей в полусферических шлемах защитного цвета, в необычной амуниции, которые уже были в окопе, установили на бруствер два ручных пулемета с большими коробками под стволом и яростно обстреливали противника длинными очередями.

Он стоял и смотрел, как мимо него по ходу сообщения дальше пробежали еще человек десять таких «пятнистых», похожих на неуклюжих медведей из-за своей амуниции, и, заняв позиции, открывают огонь по немцам, которые, получив танковый удар с фланга, попытались рывком сократить расстояние и найти убежище в полуразрушенных русских окопах. Один из них положил на плечо странное оружие в виде трубы с ручкой, чуть приподнялся и выстрелил, отправив в противника реактивный снаряд. В армии уже ходили слухи о появлении в войсках ручного ракетного противотанкового вооружения, и вот теперь его увидел в действии.

«Извини, друг…» — подумал про себя Дикарев, прося прощения у погибшего товарища, и со всей силы закинул гранату в сторону наступающих немцев. И уже деловито подхватил стоящий тут же в окопе карабин, а затем, передернув затвор, стал выцеливать подбегающих немцев…

Глава 21

То, что я, как Чапаев, несусь прямо на наступающих немцев, мне, естественно, не нравилось: всегда предпочитал воевать на своих условиях, предварительно все разведав и подготовив. Как там говорил один известный актер: «Самая лучшая импровизация — это подготовленная импровизация…» Но вот нынешняя мясорубка, в которую мы ввязались, мне не нравилась, очень не нравилась. Поэтому пришлось принимать все возможные меры предосторожности и использовать наше преимущество выходцев из будущего, чтоб хоть как-то компенсировать численный перевес противника. Ситуация складывалась таким образом, что вместо наступательного боя, когда инициатива находится у нас, мы ввязались во встречный бой с весьма туманными результатами. Да, победим — это было вне сомнений, но вот какова будет цена? В нашем случае, когда количество доверенных и имеющих знания и подготовку людей ограничено, любые потери несут катастрофический характер.

Когда колонна неслась к передовой, аппаратура радиопеленгации усиленно работала, собирая и сортируя информацию по всем источникам радиоизлучения, что могло хоть как-то облегчить нашу задачу. Несмотря на предстоящий бой, меня больше волновал оставленный груз. На месте тех же немцев я б для вида устроил показательный прорыв, а сам с тыла атаковал аэродром, вызвав тем самым панику, и уже в такой обстановке с двух сторон раздавил бы обороняющихся. Поэтому, когда до линии огневого соприкосновения с противником оставалось буквально несколько сотен метров, связался с Санькой.

— Бычок, на связь.

— На связи, Феникс.

— Бычок, берете одну «коробку», идете к Папе.

По короткой паузе было понятно, что Санька гам возмущается и пытается осмыслить мое решение.

— Феникс, ты чего?

— Бычок, отставить разговоры, выполнять приказ.

Но потом решил чуть пояснить старому другу, все равно связь закрытая:

— Санька, чуйка у меня, что там будет не менее интересно. Прекращай быть простым прапором. Подумай, слишком уж тут немцы давно шумят и демонстративно наступают. Я б на их месте какой-нибудь «Бранденбург» на аэродром заслал бы… Так что манатки в руки, и бегом к Папе в помощь, только сильно не светитесь, возможно, понадобится сюрприз, тем более если что, то Олега будете удерживать, а то он как немцев увидит, так сразу начинает тельняшку на себе рвать…

Тут вмешался обиженный Дегтярев, который с интересом слушал наши разговоры.

— Бычок, а твой командир тебе не говорил, куда и кому он потом эту тельняшку засовывает?

Разговор слышали многие, кто был авторизован на общей волне, поэтому тихий смех как минимум командиров подразделений уже был слышен.

— Вот заодно, Бычок, и узнаешь, кому, куда и что Папа будет засовывать. Считай это боевым заданием.

Но сам не выдержал и заржал, к вящему удовольствию услышав ответный хохот боевых товарищей. Наверно, это было правильно идти в бой с хорошим настроением, может, в этом и состоит искусство настоящего командира создать определенный настрой у подчиненных, при этом не обязательно давать такую уж серьезную психологическую накачку. Сейчас со мной профессионалы, им не нужно разжевывать лозунги короткими рублеными фразами, которые легко запоминаются и которыми легко забивать мозги мобилизованному пушечному мясу.

Санька, конечно, побурчал по-тихому, но тем не менее со своей командой отвернул обратно в сторону аэродрома. Олег, который слушал наш разговор и корректировал в своей любимой манере, коротко спросил:

— Думаешь, супостаты могут тут в тылу шуршать?

— Да не уверен, но как-то хотелось бы подстраховаться, поэтому тебя и оставил, так спокойнее. Хрен его знает, как предки секреты берегут, а собралась тут в окружении такая сборная солянка, что несколько информаторов абвера сто процентов есть. Вопрос только в скорости прохождения информации. Проход нашей колонны трудно было не заметить, на это и надеялся, что не полезут.

— Может, поэтому и полезли…

— Вряд ли. Мы перед выходом мониторили радиоэфир, все было чисто, и узким пучком через спутник тут еще не научились сигналить.

— И ты думаешь, если кто полезет в обход, мы сможем их остановить без танков?

— С «ночниками» сможете. Уже проверено, тем более скоро сумерки, да и второй БТР и СПГшка вам не помешают. Так что, Олег, смотри, наблюдай и в случае чего поддавайся на провокации и рви тельняшку.

Олег не смеялся, прекрасно понимая ситуацию, и уже по-деловому ответил:

— Вас понял, Феникс, конец связи.

По указке Теселкина колонна выходила на левый фланг обороны. По небольшой низине можно выйти почти во фланг атакующего противника. Я включил установку. После разговора с Дегтяревым снова склонился над ноутбуком, изучая результаты радиоперехвата, накопленные за последние несколько минут. Система уже гасила все тактические радиопередатчики в радиусе двадцати километров, чему способствовал более мощный усилитель, установленный на БТРе, но тем не менее короткая передача из района аэродрома, которой ответили из-за линии фронта, была зафиксирована, о чем сразу же доложили Дегтяреву и Саньке. Именно для такого случая у нас на переводе сидел Коротков, но и он только смог перевести доклад о трех «пятнистых элефантах» и четырехколесных бронеавтомобилях. То, что это разведка немцев сдала нас с потрохами, было ясно, но в этой ситуации радовало, что эта информация не успела дойти до танкистов и артиллеристов. Мы слишком быстро подавили всю радиосвязь, и пока руководство противника получало от разведки информацию, обрабатывало ее и вырабатывало какие-то контрмеры, мы уже вступили в огневой контакт с немецкими танками, которые без единого руководства резко утратили свой боевой потенциал. Место, откуда вещала вражеская разведка, кое-как определили и слили координаты Саньке, который с разведчиками как раз был в том районе. Ему как раз будет интересно в который раз поиграть в догонялки…

По ситуации немецкие танкисты в данный момент поменялись местами с советскими, которые в начале войны воевали в нерадиофицированных машинах, с не самым лучшим обзором. Может быть, в танках во время боя не успевали быстро среагировать на возникшую опасность и уничтожались по частям.

Мы выскочили почти во фланг наступающим, и уже стало понятно, что опоздали. Первые немецкие танки уже были практически у полуразрушенных артиллерией окопов, из которых велся слабый и разрозненный ответный огонь. На поле уже дымили три танка, подбитых советской противотанковой артиллерией, но на этом все достижения обороняющихся заканчивались, уж слишком был большой перевес в силах и средствах у немцев. Танкистам не нужно было что-то объяснять: до немецких танков было около ста пятидесяти метров, и в нашу сторону на фланг советской обороны шли всего лишь три машины, которые хоть как-то нам могли угрожать. Почти с ходу залп трех танковых пушек, которые предусмотрительно были заряжены бронебойными снарядами, на такой дистанции сразу убрал эту проблему с нашей дороги. Стодвадцатипятимиллиметровые подкалиберные бронебойные снаряды с легкостью пробивали лобовую броню, калеча экипаж осколками, разносили двигатель и зажигали вражеские танки, как факелы.

— Дровосек, идете веером. Работаете с дальних дистанций. Валите все бронированное. Мы на БТРах с БМПшкой к окопам, гасим прорыв, по необходимости поддерживаете огнем. Сейчас вся эта живность задымит, и артиллерия сослепу заткнется.

— Вас понял, Феникс.

— Всем вперед.

Танки пока не рвались по полю вперед, а медленно, как бы трусцой, двигались и с дальней дистанции расстреливали немецкие машины, используя по максимуму преимущества своих дальнобойных и крупнокалиберных пушек. Благодаря прибору радиопеленгации почти в самом начале боя удалось выявить командирскую машину, которая шла во второй линии, но благодаря хорошему обзору и неплохому целенаведению, попала под раздачу в первую очередь. По сути дела, немецкая танковая рота осталась без управления и не смогла оперативно среагировать на возникшую на фланге угрозу.

Два БТРа и БМП-1 с расстояния в сто метров открыли огонь по четырем танкам, прорвавшимся к окопам. В первую очередь на одном из них, внаглую утюжившем позицию противотанковой «сорокапятки», сошлись очереди двух КПВТ наших БТРов. Это было красочное зрелище: каждый успел дать по две трехпатронной очереди, после чего подставившаяся бортом изрешеченная немецкая «двоечка» вспыхнула факелом. Рядом хлопнула пушка БМП-1, и еще один танк, получив кумулятивный заряд в борт, замер и задымился. Со стороны окопов в противника потянулись огненные стрелы выстрелов противотанковых гранатометов и реактивных огнеметов. Не все попали в цель, но четыре новых, ярко вспыхнувших факела стали дополнительно освещать поле в наступающих сумерках. Пулеметы бронетранспортеров огрызались короткими очередями крупнокалиберных патронов, спокойно пробивающих борта легких танков, разбивали катки и гусеницы, сносили все с брони, заклинивали башни, разносили вооружение.

Близким взрывом гаубичного снаряда второй бронетранспортер чуть приподняло и сбросило в большую дымящуюся воронку, которую до этого пытался объехать. Он замер и задымился, не подавая больше признаков жизни и не отвечая на вызовы по радио. Я связался с Левченко и дал команду направить бойцов к подбитому БТРу, а сами продолжали бой, уничтожая противника.

Минут через пять после нашего появления поле перед советскими окопами уже заволокло дымом от горящей немецкой техники. В сгущающихся сумерках многочисленные чадные костры почти равномерно освещали все пространство, качественно подсвечивая немецкую пехоту, которая за короткий срок, оказавшись без танкового прикрытия, обстреливаемая с фланга, пошла на рывок к русским окопам, чтоб хоть как-то укрыться от огня наших пулеметов. Из-за того что пехота противника приблизилась к окопам, артобстрел утих, зато три АГСа и несколько ручных гранатометов, стреляющих осколочными «карандашами», накрыли наступающие порядки немцев многочисленными взрывами. Особенно красочно взрывались термобарические заряды, буквально слизывая огненным смерчем десятки солдат в серых мундирах. Ручные пулеметы десантников, несколько оживших станковых «максимов» и ПКТ танков, БТРы и БМП-1 выкашивали ряды наступающих немцев. На двух ЗИСах с красными крестами, видимо, реквизированных в госпитале, к полю боя в экстренном темпе подвезли еще два взвода пехотинцев, которые с ходу бросились в штыковую атаку, при этом основательно поломав нам план боя. Поддавшись общему порыву, из окопов стали выскакивать уже наши бойцы в пятнистой форме, упакованные в бронежилеты, в шлемах с закрытыми забралами, лупя из пулеметов и автоматов, ругаясь матом, пошли врукопашную на избиваемых со всех сторон немцев.

БМП замер, получив пару попаданий от зенитной автоматической пушки, установленной на бронеавтомобиле, слепо водил башней, пытаясь найти противника, и, когда началась атака нашей пехоты, КПВТ моего бронетранспортера принялся методично дырявить это произведение немецкого автопрома. Поэтому, увидев наших орущих штурмовиков, несущихся на уже почти сдавшихся немцев, я слишком поздно закричал в микрофон:

— Левченко, отставить!

На что получил вразумительный ответ:

— Командир, иди на….

В этот момент пятнистые бойцы вломились в поредевшую цепь противника. Немцы сорок первого года были обученные и имеющие опыт солдаты на самом пике своей силы, еще не униженные поражением под Москвой и Сталинградом, поэтому сопротивлялись профессионально и отчаянно. Но тут они столкнулись не просто с русскими красноармейцами, фанатично бросающимися в штыковую со своими винтовками, а с обученными по более совершенным методикам, затянутыми в броню бойцами, имеющими опыт не менее жестокой войны. Они били руками, ногами ножами, саперными лопатками, стреляли из ПМов, сбивали с ног и били дальше, не жалея никого, вымещая на немцах всю обиду за свой уничтоженный мир. Я не мог их остановить, хотя прекрасно знал, что бронежилет не спасет от выстрела из винтовки в упор, но прекрасно понимал, как себя чувствует человек, воюющий за правое дело, и вспомнил ту безумную атаку под Могилевом, когда с остатками полка так же бежал со всеми и закидывал немцев бутылками с зажигательной смесью.

Пока была возможность, БТР открыл огонь поверх голов дерущихся бойцов, расстреливая подходящие к месту схватки остатки выживших немцев. Остальные, кто шел во второй линии, уже отступили к установленным в поле на прямую наводку противотанковым пушкам, с которыми на расстоянии в шестьсот метров вели дуэль наши танкисты. Судя по интенсивности огня и тому, что все три наших танка ловко маневрировали, успех был явно не на стороне немецких артиллеристов.

Но немецкой пехоты перед окопами было слишком много, и результат рукопашной схватки был не так уж очевиден, поэтому пришлось дать команду двум танкам пройтись по фронту, разогнать всю эту толпу и на плечах отступающего противника устроить прорыв к гаубичной батарее, которая так досаждала аэродрому.

Солдаты в мышиных мундирах и так уже отступали, и в наступивших сумерках на фоне горящих немецких танков две несущиеся по полю на всей скорости тяжелые боевые машины с длиннющими пушками вызвали дополнительную панику. Механики-водители не забивали себе голову соблюдением правил дорожного движения, как огромные тапки, которыми бьют тараканов, они пронеслись через толпу, давя все на своем пути. Это уже был не бой, это уже было избиение.

Сохраняя спокойствие, я коротко спросил:

— Дровосек, что у вас?

— Все нормально. Противотанковые «пукалки» подавили. Можно наступать.

— Тогда вперед, перед линией немецких окопов дождитесь меня с десантом.

— Вас понял, Феникс.

БМПшка уже восстановила управление и, резво развернувшись, осторожно продвигалась вперед, периодически постреливая из спаренного с пушкой пулемета в сторону немцев. Я связался с Левченко и дал команду десанту грузиться на БМП и БТР и двигаться в сторону наших танков, которые, набрав всю возможную скорость по такой местности, уже утюжили позиции противотанковой артиллерии, мастерски расстреливая пехоту, которая уже без всякого порядка отступала в глубь немецкой обороны.

К моему удивлению, на броню забрались не только наши штурмовики, но и несколько красноармейцев, один из которых с ног до головы был заляпан кровью, и его довольная улыбка выглядела жутким оскалом. За нами резво пристроились те две полуторки, снова забитые бойцами, на которых привезли подкрепление. На одной из них в кузове в полный рост стоял подполковник Теселкин, размахивал пистолетом ТТ и что-то кричал.

Уже стало совсем темно, но горящая техника освещала поле. Пока мы добирались до немецких позиций, я связался с Дегтяревым и Артемьевым.

— Бычок, Папа, на связь, что там у вас?

Санька ответил не сразу. Он так глубоко дышал, что было страшно.

— Все нормально, Феникс. Отогнали немцев, пришлось чуток из АГСа их причесать, а то огрызаться начали.

— Всех положили или отошли?

— Второе. Шестерых завалили. Все в советской форме, как бы не «Бранденбург» тут веселится.

— Ваши потери?

— Один «трехсотый», но легкий.

— Что там Папа?

— Они немцев сбоку смяли, сейчас в догонялки с ними по темноте играют.

На связь вышел Дегтярев. Несмотря на адреналин, он вполне спокойно доложил:

— Все нормально, Феникс, у нас два «трехсотых», но один тяжелый. Немцев пощипали, отходим к Бычку. У вас там как?

— Один БТР — почти хлам. Левченко тут врукопашную полез, один «двухсотый» и четверо «трехсотых» но не тяжелых. Танковую роту Дровосек расчихвостил, сейчас противотанковую артиллерию раскатывает, мы во второй волне с пехотой на подхвате. Будем прорываться к линии дивизионных гаубиц.

— Помощь нужна?

— Да. Надо раненых эвакуировать, БТР глянуть и попробовать подготовить к буксировке. Но это при условии, что вы с немцами в тылу тему закрыли.

— Там все нормалек, Феникс, их там человека четыре ушло, и те подпаленные.

— В смысле?

— Их там «Шмелем» приголубили, бежать долго и быстро будут.

— Хоть одно живое тело для допроса взяли?

— Обижаешь. Есть один.

— Хорошо. Обеспечь охрану груза, и выдвигайтесь в нашу сторону.

К сожалению, немцы действительно были лучшими вояками Европы и нам стали это доказывать вполне основательно. Когда приблизились к линии немецких окопов, натолкнулись уже на серьезное сопротивление. Противотанковая артиллерия была подавлена, но вот просто так выкурить пехоту, которая огрызалась из всех стволов, попрятавшись в окопах, не получилось. Одна из полуторок сразу огребла и тут же, прошитая пулеметной очередью, загорелась. С машины несколько человек не успели спрыгнуть, и пара тел так и осталась висеть на бортах поврежденной машины. Вторая полуторка вильнула в сторону и спряталась за горящим немецким танком. Поле уже было у нас за спиной, и теперь мы, атакующие, неплохо освещались полыхающей техникой, а немцы как раз этим пользовались, организовав оборону. Несмотря на отсутствие радиосвязи, они смогли с помощью полевых телефонов организовать артиллерийский и минометный огонь, и вокруг нас сразу стали взрываться мины и снаряды, калеча и убивая бойцов. Но и тут сработала смекалка бойцов будущего. Снова захлопали АГСы, расстреливая последние боеприпасы, и немецкие окопы, из которых били пулеметы, заволокло дымом, в который для дополнительного эффекта выстрелили несколько раз из РПО и гранатометов с термобарическими боеприпасами. Подавив огонь, в траншею сразу посыпались наши штурмовики и красноармейцы, и там снова завязалась рукопашная схватка. Тут себя великолепно показали автоматы Калашникова и подствольные гранатометы. В течение пяти минут огонь противника был подавлен, и отряд рванул дальше к линии, где стояли немецкие гаубицы.

— Дровосек, что у вас с боеприпасами?

— Меньше трети.

— У нас так же. Идем на рывок. Гаубицы валим с дальних дистанций и возвращаемся. Пехота здесь остается.

— Понял вас, Феникс, работаем.

Снова поредевшая колонна уже практически в полной темноте рванула в немецкий тыл, где, по нашим расчетам, должны были находиться немецкие пушки. Установка подавления радиосвязи еще работала, поэтому у немцев творилась реальная неразбериха. Мы так лихо выскочили на небольшой пригорок, за которым живописно расположились и гаубицы, и зенитки, в ожидании нас предусмотрительно опустившие стволы своих пушек. Но тут за нас опять играла темнота, где наше технологическое преимущество сказывалось в полной мере, хотя, услышав шум двигателей, лязг гусениц, немцы сразу закидали холм осветительными ракетами. Для гаубиц дистанция была маловата, и их сразу стали переориентировать для стрельбы прямой наводкой, а вот зенитки сразу затарахтели, осыпая танки роем малокалиберных снарядов, которые, взрываясь, рвали динамическую защиту. Но и мы не остались в долгу. Прицельная стрельба осколочно-фугасными снарядами по противнику с такой дистанции выглядела натуральным позерством. Шесть зенитных автоматов замолчали буквально в течение двадцати секунд. Через минуту после того как наши Т-64 открыли огонь, уцелевших орудий в секторе обстрела практически не осталось. Обстреляв для приличия тягачи и небольшой поселок, в котором расположились тыловые подразделения, я решил возвращаться — и так на сегодня задачу перевыполнили, помогли предкам на все двести процентов.

На связь вышел Васильев:

— Феникс, дистанция двести, групповая цель, похоже, два грузовика и легковушка.

— Грузовики уничтожить. Легковушку из пулемета, может, что интересное будет.

Тут же почти синхронно жахнули две танковые пушки, отправив последние осколочно-фугасные снаряды в удирающие машины противника. БТР и БМП, как более быстроходные, сразу рванули в погоню, хотя гнаться было почти незачем. Головной грузовик прямым попаданием практически разнесло на куски, второй, замыкающий, отброшенный в сторону взрывом, лежал на боку и дымился: второй танк взял прицел чуть ниже, но взрывная волна все равно поразила противника. Легковушка съехала с дороги и так и застряла, пытаясь объехать горящий остов грузовика. Тут как раз подоспели и мы. Все свободные люди остались в окопах, поэтому пришлось мне, командиру, хватать автомат и выпрыгивать наружу, сзади подстраховывал Егор Карев, который всегда старался держаться рядом. Я всегда поражался его усилиям, направленным на охрану моего бренного тела, но он умудрялся это делать добротно и ненавязчиво, за что, насколько я знаю, всегда получал особые благодарности от моей супруги, смирившейся с таким вот боевым образом жизни.

Подъезжая к разгромленной колонне, ради приличия дал несколько очередей по лежащей машине, а идущий чуть сзади БМП долбанул осколочно-фугасным снарядом, вызвав новый пожар на дороге.

Горящие грузовики давали такое хорошее освещение, что необходимость в приборе ночного видения совершенно отпала. Судя по всему, легковушке тоже досталось — разбитые стекла, посеченный осколками корпус. Одна дверь была открыта, и из нее вывалился человек в офицерской шинели, схватившись за голову, катался по земле и громко выл. Рядом с ним на земле лежал пожилой мужчина, вытянувшись почти по стойке смирно, судя по знакам различия, немаленького чина, и не подавал признаков жизни. В самой машине еще были два тела, но по пробоинам в машине, количеству крови и ранам, уже были не жильцами, поэтому две короткие автоматные очереди это утверждение подтвердили на все сто процентов. А вот те, кто смог самостоятельно выбраться, нас вполне заинтересовали. Карев предусмотрительно вытащил из машины какой-то портфель, а я, пнув ногой стонущего немца, присел возле второго и пощупал пульс на шее, к моему удивлению, он был жив. Мы с Каревым обоих немцев перетащили в БТР, предварительно связав стяжкой руки, и, не задерживаясь, рванули в сторону отходящих танков, которые, прикрывая нас, не спешили далеко уходить.

Навоевавшись и проклиная всех немцев, и авантюристов, и Гитлера в особенности, дал команду на всей скорости возвращаться обратно. Возле окопов мы посадили на броню пехотинцев, приняв всех раненых, и уже в более полном составе вернулись к окопам, где занимал позиции переброшенный с другого участка неполный стрелковый батальон.

Используя один из танков в качестве тягача, вытянули из воронки БТР, из которого Дегтярев извлек контуженного пулеметчика и тяжелораненого механика-водителя. Времени и так оставалось мало, поэтому со всей возможной скоростью мы бросились к аэродрому, где, по словам Борисыча, нас уже ожидал самолет, в который уже все загрузили, и только ждали моей команды на взлет.

Пока мы ехали, Карев с интересом рылся в бумагах, которые мы вытащили из легковушки, и рассматривал документы захваченных офицеров вермахта. Я его окликнул и спросил, что там интересного, хотя мысли были заняты другими проблемами: как возвращаться, как быстро оказать помощь раненым.

— Командир, да мы тут целого генерала повязали.

Сам того не замечая, лейтенант ОСНАЗа из 1941 года активно пользовался сленгом из будущего, которого нахватался у бойцов внутренних войск.

Честно сказать, мне это было совсем неинтересно. В бою мы потеряли еще троих раненых, и один из них был очень тяжелым, поэтому нужно было отправлять технику на базу и срочно оказать помощь.

— Ну и кто там? — почти равнодушно спросил Карева.

— Генерал-лейтенант Вульф Шеде, командир шестьдесят восьмой пехотной дивизии, которую мы только что отодрали…

— Он хоть жив?

— Да, долбануло его хорошо, но жить будет, да и адъютант его пришел в себя, больше не воет.

— Ну и хорошо, если в самолете будут места, отправим их посылкой в Москву, как бонус к нашему грузу, пусть люди порадуются. Да и сумочку им в придачу, может, там что интересное и накопают.

Карев весело ухмыльнулся, но мое озабоченное выражение лица заставило его забыть про веселье.

На аэродроме нас ждали с нетерпением. Борисыч с дочкой находились недалеко, но сгоревшие останки самолетов заставили его осторожничать, и лезть в металлическое нутро летающего аппарата он собирался перед самым взлетом. Тут же находился летчик-майор, который должен был доставить груз в Москву с дозаправкой на аэродроме под Курском. Возвращение нашей колонны встретили с облегчением, я же, не теряя времени, подошел к куратору и летчику и коротко спросил:

— Места еще для трех тел будут?

Летчик коротко ответил: «Да», а вот НКВДшник сразу заинтересовался:

— Что за тела? Это не оговаривалось.

— Ничего, товарищ майор, мы там случайно немецкого генерала прихватили, надо его в Москву тоже за компанию отправить, пусть там с ним общаются.

По тому, как они оба заулыбались, мне стало понятно, что такая перспектива их устраивает.

Загрузив в самолет новый груз и разместив там Борисыча с дочкой, мы дождались, когда транспортник запустит движки, разогреет их и начнет разгон по полевому аэродрому, ради которого сегодня полегло столько людей.

И вот наконец-то самолет исчез в ночном небе, и нам, выходцам из не самого лучшего будущего, нужно было возвращаться в наше время. Колонна из побитых танков, один из которых тащил за собой поврежденный БТР, бронетранспортеров и БМП двинулась обратно к порталу. Через два часа, когда небо начало светлеть, мы прибыли на заветное поле и стали поочередно загонять технику в портал. К утру ни танков, ни бронетранспортеров из будущего в этом времени уже не было, зато среди бойцов окруженной группировки появилась надежда, что у них есть танки, которые бьют врага, сжигают десятками бронированные машины с крестами и возвращаются обратно с победой. А слух, что сегодня ночью разгромили немецкую дивизию (а реально почти так оно и было), захватили ее командира и отправили его в Москву, как подарок товарищу Сталину, быстро разнесся среди окруженных под Борисполем советских воинов, поднимая боевой дух. Еще одна маленькая гирька была положена на весы общей победы, которая была пока так далека, но неизбежна.

Глава 22

Разбитый полевой аэродром остался далеко внизу, растворившись в ночи, и мерный гул двигателей позволил успокоиться и взять себя в руки. Юрий Борисович Панков расстегнул пятнистый бушлат, порывшись в нагрудном кармане камуфляжа, достал оттуда блистер с таблетками валидола и, выдавив одну, привычно положил ее в рот. Нервотрепка последних дней и особенно ситуация, сложившаяся на аэродроме, когда Сергей Оргулов, оставив майора Дегтярева для охраны, бросился давить немецкие батареи, которые регулярно обстреливали аэродром, не прошла даром. В последнее время все чаще и чаще саднила левая сторона груди, и, никому ничего не говоря, пока спасался таблетками валидола, которые теперь постоянно носил с собой. Дочка Кристина, измученная ночными приключениями, убаюканная равномерным гулом двигателей, уже заснула, закутавшись в теплую куртку-аляску и приткнувшись возле отца. А вот Борисыч заснуть все не мог, прокручивая в голове события последних месяцев и то, как изменилась его жизнь с начала войны и особенно после появления в его жизни Сереги Оргулова с его фантастическим устройством. Межвременные переходы уже воспринимались вполне спокойно без какого-либо восхищения, как это было раньше. Теперь это была обыденность, которая в состоянии изменить и его жизнь, и жизнь близких людей. Он посмотрел на свою спящую дочь и в душе поблагодарил друга, который своим волевым решением отправил в Москву его дочурку, хотя при трезвом размышлении были и другие кандидатуры, больше подходящие на эту роль, лучше знающие компьютер и умеющие его отремонтировать, более дисциплинированные, но вот так получилось, что отправили Кристину. Хотя Сергей мог отправить и свою Светку, которая была настоящим офицером и в компьютерах разбиралась очень неплохо, послужив некоторое время в центре АСУ штаба 32-го армейского корпуса, да и его ребенку не помешало бы жить на чистом воздухе. Рядом в сопровождении охранников сидели связанные два немецких офицера и пленный диверсант, один из которых явно был генералом. Судя по сбивчивому рассказу Сереги, это был командир дивизии, которая наступала на этом направлении, и они его случайно прихватили, когда разгромили гаубичную батарею немцев и возвращались обратно. Конечно, верится с трудом, но вокруг Оргулова в последнее время много чего происходит, и народ уже просто устал удивляться. Отдельно связанный по рукам и ногам, в советской форме, лежал пленный диверсант, которого захватили ребята Дегтярева.

В качестве бонуса для советского руководства такой генеральский фрукт будет очень даже интересен. Серега как всегда в своем репертуаре, любит пошутить таким экзотическим способом, особенно зная его стойкую нелюбовь ко всем военным, носящим широкие лампасы на форменных брюках. Еще когда вместе работали, Оргулов не раз рассказывал, как в украинской армии практиковалась система продаж должностей генералами…

Кристина. Свою семейную жизнь Борисыч не очень любил вспоминать. Он женился еще в институте и прожил с женой, Наташкой, достаточно долго, пока у нее не начался кризис среднего возраста и она не рванула во все тяжкие… Обозлившись на бывшего мужа за то, что он философски отнесся к уходу супруги, Наташка начала его доканывать постоянными скандалами и настраивать дочку против отца, что у нее получалось весьма неплохо. Кристина стала неуправляемой, абсолютно похожей на истеричную мамашу и несколько раз позволяла себе незаслуженно оскорбить отца. Борисыч все это стоически терпел и спокойно отнесся к запрету Наташки на общение с дочерью, но потом и его терпение кончилось. В один из таких звонков он выматерил пьяную бывшую жену, разорвал все контакты и с головой ушел в бизнес…

Самолет сильно затрясло, и где-то вдалеке несколько раз блеснули зарницы молний. От вибрации немецкий генерал пришел в себя и что-то заговорил, но конвойный, сотрудник НКВД, его быстро успокоил парой фраз и одной затрещиной. Второй немец, уже давно осознавший, куда влип, безучастно сидел прикованный к сиденью и молча смотрел в иллюминатор. Еще перед вылетом пилот предупредил о плохой погоде и о том, что в полете будет сильно болтать. Сейчас его обещания исполнялись на все сто процентов, но философски настроенный Борисыч, поглядывая в иллюминатор, вернулся к своим воспоминаниям.

…Работа помогла отвлечься и решила финансовые проблемы, которые вроде как были одним из факторов развода. Узнав про такие успехи от общих знакомых, Наташка попыталась прощупать почву на предмет восстановления отношений, но нарвалась на жесткий и однозначный отказ, после чего затихла, но по привычке распускала про бывшего мужа сплетни, хотя все это уже никого не трогало.

После начала войны, когда Борисыч командовал небольшим отрядом ополченцев, в одном из лагерей беженцев он случайно нашел свою дочь. Оказалось, что бывшая жена с очередным любовником, основным достоинством которого было наличие своего автотранспорта, попытались вырваться из Крыма, но были остановлены татарской рейдовой группой и расстреляны. Кристина чудом успела скрыться в лесу, долго скиталась, пока не примкнула к группе таких же бездомных детей и прижилась возле большого лагеря беженцев, которых охраняли и кое-как подкармливали бойцы полка внутренних войск Украины. Естественно, после такой встречи Борисыч забыл все прошлые обиды и забрал дочку к себе, где она стала кем-то вроде ординарца. Так вместе встретили ядерную катастрофу и вместе жили в бункере с другими людьми, доверившими свои судьбы хозяйственному и справедливому Юрию Панкову…

Сильная болтанка исчезла, и самолет вроде как пошел более уверенно, что говорило о выходе из грозового фронта. Через полчаса гул двигателей изменился, и по тому, как стало ощущаться изменение веса, Борисыч понял, что самолет заходит на посадку. Дочка еще спала, а вот четверо «волкодавов» из НКВД, которые постоянно находились рядом с грузом, встрепенулись и, подхватив оружие, уже бодренько стали ожидать посадки. Самолет плавно коснулся земли, несколько раз ощутимо подпрыгнул, но вскоре стал замедляться и через пару минут уже спокойно выруливал к месту стоянки. Кинув взгляд в небольшой иллюминатор, Панков увидел, что место посадки оцеплено бойцами в васильковых фуражках, а недалеко от самолета наготове уже стоит машина-заправщик. Когда двигатели заглохли, штурман открыл дверь и выставил небольшую металлическую лесенку, по которой тут же спустился старший охраны в сопровождении одного бойца. Там он поздоровался с встречающим офицером, судя по осанке, имеющим немаленький чин в иерархии госбезопасности СССР. Они обменялись вроде как ничего не значащими фразами, очень напоминающими пароли, но после этого охранники, находящиеся в самолете, немного расслабились, и один из них отпустил подрывную машинку, которую не отпускал даже в воздухе.

Место посадки освещалось фарами нескольких автомобилей, и по тому, как несколько людей в спецовках из службы обеспечения аэродрома резво начали заправлять, стало понятно, что все торопятся и хотят побыстрее отправить самолет с важным грузом, приземлившийся на дозаправку на прифронтовом аэродроме. Борисычу и проснувшейся Кристине настоятельно рекомендовали не покидать салон самолета, но тем не менее тут же принесли пару армейских металлических мисок с еще теплой кашей и тушенкой, два больших куска хлеба и две армейские кружки с горячим чаем. Было видно, что люди, отвечающие за встречу и отправку груза на этом этапе, серьезно и всесторонне подготовились к выполнению задания. Что примечательно, немцев принципиально никто кормить не стал, тем самым показывая особый статус гостей. Борисыч не сомневался, что это им показывают, насколько ценят, и это одно из звеньев хорошо продуманной психологической игры по выработке у пришельцев из будущего некой лояльности к своим предкам. Прошло еще десять минут, двигатели, фыркнув, снова заревели, и самолет пошел на взлет.

Теперь полет проходил менее нервозно, и, глянув в иллюминатор, на фоне светлеющего неба Борисыч рассмотрел две тройки истребителей с красными звездами, которые сопровождали военно-транспортный «дуглас», везущий, наверно, одну из самых больших тайн 1941 года, а может быть, и всего столетия.

Дальше полет не представлял ничего интересного: непрерывный гул, изредка покачивание на воздушных ямах и посадка на подмосковном аэродроме, где их встречали в более серьезном составе, и руководил всем уже знакомый по Бориспольскому плацдарму Судоплатов.

Аэродром вымер, точнее, все, не имеющие отношения к встрече, были просто удалены. Панков не сомневался, что на данный момент в радиусе нескольких километров количество сотрудников госбезопасности СССР просто зашкаливает, особенно после той истории, когда немцы попытались выкрасть Серегу Оргулова. Перед выходом из самолета Борисыч облачил и себя, и дочку в бронежилеты и закинул на плечо укороченный АКС-74У, а у дочки на бедре висела кобура с потертым, но работоспособным ПМом. Судоплатов, поднявшийся в салон, спокойно смотрел на эти манипуляции, прекрасно понимая гостей. Дождавшись, когда его увидят, поздоровался:

— Доброе утро, Юрий Борисович. Доброе утро, Кристина Юрьевна.

Пожав руку, спокойно кивнул в сторону открытой двери и предложил выгружаться.

— Проходите, пожалуйста.

В это время четверо бойцов достаточно грубо выволокли из салона пленных, причем генерала как бы случайно уронили возле трапа самолета, хотя со стороны это выглядело, как будто его выкинули, как упившегося посетителя из бара.

На улице стояли несколько грузовых тентованных машин, окруженных бойцами специального полка НКВД, которых привлекли к разгрузке самолета. Некоторое время ушло на разминирование груза и уже через час колонна из восьми грузовиков и двух легковых машин в сопровождении двух бронеавтомобилей двинулась в сторону Москвы.

Сидя в салоне легкового автомобиля, Судоплатов с интересом рассматривал гостей. Усталые, бледные лица, круги под глазами говорили о перенесенных трудностях за последнее время. Панков Юрий Борисович, рекомендованный Зиминым как очень хороший специалист по вычислительной технике и средствам связи. Его дочка, Кристина, числилась как оператор ЭВМ, но тут Павел Анатольевич не сомневался, что девочку просто отправили сюда дышать свежим воздухом, подальше от той помойки, в которую превратился мир. После недавнего посещения мира будущего Судоплатов стал лучше понимать этих людей и проникся большим уважением к Зимину, который в тех условиях смог найти выход и организовать спасение своих людей, при этом активно помогая советскому народу в войне с фашистскими захватчиками.

Для начала гостей привезли на дачу, специально выделенную к приему гостей. Там уже были проведены основательные приготовления, которые касались обеспечения режима безопасности всего объекта и бытовых условий персонала и гостей. По давней просьбе Зимина и его пояснениям, на всей даче была проведена электрическая сеть переменного тока на 220 вольт, чтоб можно было запитать аппаратуру из будущего. В этот раз и подход к охране гостей изменили. Все дома вокруг объекта ненавязчиво были превращены в один большой укрепрайон, где лучшие специалисты по фортификации тщательно высчитали сектора обстрела пулеметов, противотанковой артиллерии и зенитных пушек. Большое количество дзотов были соединены между собой единой системой подземных ходов и обслуживались специально подготовленным гарнизоном. Все прекрасно помнили попытку немцев выбросить парашютный десант на предыдущий объект, и никто не собирался повторять прошлых ошибок. Мало кто в руководстве СССР, наркомата обороны догадывался, что малоизвестный район под Москвой имеет зенитное прикрытие не хуже, чем Красная площадь. Для дополнительного усиления системы обороны на некотором удалении от объекта разместили истребительно-авиационный полк, в задачу которого входила постоянная охрана воздушного пространства. Были утверждены несколько маршрутов перевозки аппаратуры и гостей в Москву, на которых были приняты беспрецедентные меры безопасности, и каждое новое лицо, появившееся в районе, автоматически попадало в поле зрения органов государственной безопасности. Сейчас Павел Анатольевич Судоплатов был уверен, что события, произошедшие месяц назад, когда Зимин чуть не попал в руки противника, не повторятся.

После приезда в усадьбу гости долго и с удовольствием мылись и после сытного завтрака просто отключились. Для обеспечения потребностей в горячей воде была специально отремонтирована котельная, которая не работала уже лет десять. Зная о событиях последних дней, особенно об очередной выходке Зимина, когда его маневренная группа, в составе которой уже было три тяжелых танка, атаковали танковую роту фашистов, попытавшихся прорваться к полевому аэродрому, Судоплатов дал команду не беспокоить гостей. А сам поехал на доклад к Берии, сопровождая пленного генерала, его адъютанта и портфель с документами, который вызывал большой интерес. Диверсанта, захваченного возле аэродрома, увезли сразу, и в этот момент с ним без всякой жалости в ускоренном режиме работали лучшие специалисты НКВД — информация нужна была срочно, да и клиент был схвачен в советской форме, так что под определение военнопленного никак не попадал.

* * *

Судоплатову, прибыв в знаменитое здание на Лубянке, пришлось полчаса просидеть в приемной у наркома, ожидая, когда он освободится. По скупым ответам секретаря он сделал вывод, что там сейчас находится группа ответственных товарищей, привлеченных для создания и модернизации ручных противотанковых гранатометов. Отзывы о новом оружии, полученные с фронта, мягко говоря, не вселяли оптимизма, и система требовала обязательной и скорой доработки. У Берии уже была шальная мысль предоставить им для рассмотрения и изучения несколько образцов, которые Судоплатов получил в подарок от Зимина и недавно привез в Москву, но режим секретности по проекту «Оракул» не позволял идти на такой опрометчивый шаг. Поэтому, устроив ученым, инженерам и кураторам из военного ведомства серьезную взбучку и поставив жесткие условия, отпустил их выполнять поставленную задачу, тем более только что секретарь по телефону доложил, что в приемной дожидается Судоплатов, который утром должен был встречать гостей из будущего.

Лаврентий Павлович коротко поздоровался с вошедшим комиссаром 2-го ранга и, не дожидаясь доклада, сразу предложил присесть, прекрасно понимая, что разговор как всегда будет долгим и занимательным.

— Ну что, Павел Анатольевич, как там наши гости?

— Все нормально, встретили, разместили, сейчас отдыхают. Судя по нашей информации, им в последнее время пришлось многое пережить.

— Что там случилось? Был доклад из окруженной группировки о танковом бое с участием Странника, но подробностей в шифрограмме нет. Опять наш общий знакомый лезет в самое пекло?

— Со стороны выглядит так, но я изучил доклад майора госбезопасности Стрелкова, который являлся координатором от вновь созданного хозяйственно-экономического управления. При более глубоком анализе Зимин поступил вполне разумно, и в тех условиях у него не было другого выхода.

— Рассказывайте.

Судоплатов открыл папку, где на пронумерованном в «секретке» листе были изложены тезисы его доклада наркому внутренних дел.

— Со слов самого Зимина и его подчиненных, у них в мире произошло столкновение с крупным татарским отрядом, состоящим из боевиков, собранных из разных банд с целью попытаться завладеть ресурсами и задавить сильную группировку, которая подминает под себя мелкие группы в регионе и целенаправленно выявляет и переманивает специалистов. Тут все логично: где специалисты, там производство, значит, и ресурсы, а вся история Крыма показывает, что без наличия сильной власти татарская часть населения, враждебно относящегося к славянам, всегда готова перейти к открытым грабежам. Зимин в своей манере быстро и жестко их разгромил, добившись полного контроля над городом и окрестностями. В условиях дефицита времени он быстро сформировал группу и выдвинулся к аэродрому, который уже находился под непрерывным обстрелом немецкой артиллерии. По нашей информации, подготовка к операции «Тайфун» подходит к концу, поэтому для максимально скорого уничтожения окруженной под Борисполем группировки был выделен танковый батальон, одна из рот которого прямо с марша была направлена на штурм аэродрома. Учитывая поспешность, с которой германцы начали это наступление, они были извещены о намечавшейся в эту ночь отправке особо важного груза, что говорит о наличии по меньшей мере одного агента в руководстве окруженной группировки. От себя я дал команду старшему майору Стрелкову сворачивать деятельность и эвакуировать его подразделение с плацдарма следующим рейсом.

Берия молча слушал, иногда делая пометки в блокноте. То, что прошла утечка информации, его не удивило: абвер весьма профессионально умел внедрять своих людей в отступающие части Красной Армии, снабжая их хорошими легендами, а иногда в кратчайшие сроки вербуя советских командиров, попавших к ним в плен, забрасывая их со своими настоящими документами.

— Правильное решение. Судя по всему, Бориспольский «котел» засвечен касательно деятельности Странника, и скоро там нельзя будет протолкнуться от агентов адмирала Канариса. Что относительно самого Странника?

— Ему тоже рекомендовано прекратить выходы в той местности. Во время последнего сеанса связи он подтвердил согласие и сказал о первоочередной задаче поиска нового выхода на полностью контролируемой территории советскими войсками.

— Это надо было давно сделать, что он не может найти где-нибудь выход за Уралом? И не пришлось бы тогда городить огород с операцией прикрытия. А теперь и Канарис знает, и Гейдрих роет землю, возможна утечка информации к «союзничкам». Надеюсь, то, что привезли гости, стоит того…

— Все эти соображения высказывались Страннику во время визита в его мир…

— Да, вы рассказывали об этом, Павел Анатольевич, надеюсь, на этот раз все будет по-другому.

Берия ненадолго замолчал, вспоминая эмоциональный рассказ Судоплатова, после того как он побывал в мире Странника. Отравленный мир, где в бункерах живут бледные, больные люди, воюющие за чистую еду, воду и горючее, остатки некогда технически развитой и морально деградирующей цивилизации.

Разовое применение ядерного оружия, в существовании и эффективности которого он уже нисколько не сомневался, послужило катализатором для начала всемирного безумия, переросшего в последнюю войну, даже не войну, а бойню человечества. После того как страны обменялись ядерными ударами, всем стало понятно, что победившей стороны не будет, и вне зависимости от того, кто прав, кто виноват, начали вываливать друг на друга все накопленные за многие года после Второй мировой войны смертоносные запасы. Многочисленные химические заводы, атомные электростанции, плотины, могильники химических и ядерных отходов подверглись ударам обычного, но высокоточного, как выразился Зимин, оружия. Химическое, бактериологическое, тектоническое оружие, «грязные» бомбы… Сколько всего придумали люди. Весь мир на долгие годы, а может быть, и столетия, был отравлен. Животные, растения — все погибло. Выжили только люди, кто сумел спрятаться в герметически закрытых бункерах, куда не проникла ни радиация, ни отравленные газы, ни смертельные болезни. Из-за поднятого взрывами пепла мир надолго погрузился во тьму. По прошествии двух лет пыль и пепел осели, и атмосфера стала более-менее прозрачной, но мир умер, и уже никогда люди не увидят нормального привычного голубого неба. Человек не может выйти на улицу без маски, иначе позже он умрет в страшных муках, отравившись газами, которые до сих пор содержатся в атмосфере. Страшный мир…

На Берию рассказ Судоплатова тоже произвел впечатление. От воспоминаний его оторвал тот же Судоплатов.

— В шифрограмме Странник попросил об услуге…

Берия удивленно поднял глаза в блеснувшем, отразившем свет настольной лампы пенсне.

— Интересно.

— Он попросил в Симферополе, в горе, в Петровской балке, произвести подрыв, оставив таким образом метку, и он хочет выяснить, как наши миры соотносятся друг с другом.

— Хм… Перефразируя его же: находимся ли мы в одной исторической последовательности или в разных? Вполне разумно.

— Я тоже так решил, поэтому сегодня в обед подрыв в Симферополе будет произведен, о чем Странник уже извещен.

— Правильно, Павел Анатольевич, теперь давайте по существу, что там наворотил Странник?

— Маневренная группа в составе трех тяжелых танков, по классификации потомков Т-64, двух бронетранспортеров и одной боевой машины пехоты контратаковали немцев, полностью разгромив танковую роту, уничтожили до двух батальонов пехоты, прорвались до линии полевых батарей, уничтожили двенадцать противотанковых пушек и две батареи гаубиц, которые регулярно обстреливали аэродром.

— Они понесли потери? Техника, оружие из будущего не попали в руки к германцам?

— Нет. Зимин и его люди за этим строго смотрели. По рапорту Стрелкова, за весь бой люди Зимина убитыми потеряли одного или двух людей и человек десять ранеными. Всем была оказана срочная медицинская помощь, и они были сразу эвакуированы. Из техники они потеряли один бронетранспортер, который сразу же был эвакуирован с поля и отбуксирован к порталу. И еще…

— Что?

— Стрелков отмечает особую ожесточенность, упорство, с которым бойцы Зимина воевали. Особо отметил выучку и профессионализм. Они несколько раз бросались врукопашную, где благодаря знаниям рукопашного боя и защитным панцирям, бронежилетам, несли минимальные потери. По косвенным данным, можно сказать, что Странник обкатывал в бою новых бойцов, но в некоторой степени это была демонстрация и для нас.

— В чем она заключалась?

— Я думаю, Странник хотел показать, насколько серьезные и эффективные силы находятся в его подчинении и, главное, однозначное приложение этих сил.

— Что ж, мне тоже так показалось. Что еще интересного?

Судоплатов на мгновение бросил взгляд на раскрытую перед ним папку:

— По сообщению координатора, благодаря своей аппаратуре Странник сумел зафиксировать недалеко от аэродрома диверсионную группу противника, которую локализовали две специальные группы, оставленные для охраны груза. Диверсанты были одеты в советское обмундирование и готовились в момент атаки организовать диверсию и панику на аэродроме.

Глаза Берии злобно блеснули.

— Суки… Как они узнали? Ну хоть пленных-то взяли? Кто? «Бранденбург»? Неужели Канарис решил с нами играться?

— Более того… Странник умудрился при отступлении обстрелять машину с командиром шестьдесят восьмой пехотной дивизии генерал-лейтенантом Вульфом Шеде. Сам генерал в бессознательном состоянии с адъютантом и портфелем с документами был прихвачен с собой и в качестве «особого подарка» переправлен вместе с грузом в Москву. С ними отправили и захваченного диверсанта. Разговорить на месте его не успели из-за недостатка времени.

Берия ничем не показал своего удивления. Он молча сидел, разглядывая своего подчиненного, постукивая остро заточенным карандашом по столу, откинувшись на спинку стула. Ровным голосом он спросил:

— Что с этим генералом? Жив?

— Да, просто сотрясение мозга да сломано два ребра. Пришел в себя в самолете, а сейчас в тюрьме Главного управления допрашивается…

— Хочешь узнать, почему так резво атаковали аэродром? И диверсанта колоть надо, не нравятся мне эти совпадения.

— В первую очередь это и выясним.

Но Берия не смог сдержать свой кавказский темперамент, поэтому встал и начал ходить по комнате.

Проект «Оракул» приносил свои плоды. То, что под Киевом не гробанулись шестьсот тысяч окруженных, немцы получили по зубам под Конотопом и Полтавой, сорваны сроки начала операции «Тайфун» — наступления на Москву, была его заслуга, его ведомства, которое смогло получить, проверить, подготовить и адаптировать для использования информацию из будущего. Теперь вот еще живого немецкого генерала притащили, тем более прошло не больше суток. Прямо из-под Киева. Надо ехать к Верховному.

Как человек, достигший одного из наивысших постов в иерархии власти Советского Союза, Берия был тщеславен, и о таком достижении нельзя было молчать. Тем более товарищ Сталин ожидает развернутого доклада по Страннику в отдельности и состоянию дел с потомками. Приняв решение, он начал действовать.

— Очень хорошо, Павел Анатольевич. Отработаете немецкого генерала, как там его?

— Генерал-лейтенант Шеде…

— Да. Попытайтесь узнать, откуда они получили приказ на такое экстренное наступление и работайте с гостями. Судя по всему, в этот раз Странник нам много чего интересного переслал, раз для сопровождения и охраны выделил чуть ли не танковую колонну…

Судоплатов поднялся, стал по стойке «смирно», коротко ответил «Есть» и вышел из кабинета, а Берия поднял трубку телефона и вызвал своего секретаря. Тот через несколько секунд буквально материализовался в кабинете, молча уставившись на своего начальника, ожидая команды.

— Свяжись с Кремлем, уточни, когда товарищ Сталин сможет меня принять…

Когда за секретарем закрылась дверь, на лице наркома расцвела довольная улыбка.

Судоплатов — диверсант и специалист по диверсионным операциям, а вот грозный товарищ Берия мыслил другими масштабами. Он мерил комнату шагами и несколько раз вслух повторил: «Три танка».

Судоплатов так и не понял, что он принес своему начальнику. А принес он лекарство от немецкого блицкрига, от танковых прорывов. Небольшая группа из трех танков, нескольких боевых машин сопровождения смогла дать по зубам танковой роте и остановить наступление чуть ли не целой дивизии. Потомков очень мало, но они показали, что умеют воевать, не забыли про память отцов и дедов и готовы крушить общих врагов. У них там была война, но осталось много такой техники, а если сформировать вот такие ударные части, напичканные радиостанциями, системами подавления связи, что немцы сразу становятся глухими, бойцами, закованными в броню, и наносить короткие злобные удары, выбивая технику и останавливая наступление, а потом уже контратаковать обычными механизированными частями. Техника ведь секретная, значит, управлять ей должны подготовленные, технически грамотные люди, а главное, проверенные, а такие только в его ведомстве. У НКВД СССР будут свои ударные части, которых нет ни у кого в мире, и он не позволит тупым генералам их растрясти, как это было сделано с механизированными корпусами в приграничных сражениях. О том, кто виноват и где ошибались, Берия уже давно знает, и потомки, спасибо им, тоже подсказали. Тем более дивизии, где основной костяк составляют пограничники или бойцы войск НКВД, всегда показывали высокую стойкость и выучку, в отличие от простых отмобилизованных дивизий. Надо ехать к Верховному и столбить место…

Глава 23

Юрий Борисович Панков спокойно сидел на скамеечке под навесом и в первый раз за последние несколько лет наслаждался тишиной и спокойствием. Покуривая душистую папиросу, которой его угостил Судоплатов на аэродроме, Борисыч вспоминал перипетии последних месяцев, когда жизнь резко поменялась с появлением Сереги Оргулова. Встреча, которую ему организовали в Москве, поразила Панкова своей обыденностью и отсутствием фальши. Как-то необычно было после вранья и мерзости нашего времени ощущать разницу с этими людьми, которые действительно были рады видеть посланника из будущего. Конечно, бани не было, все-таки военный объект, но вот душ с горячей водой был большим сюрпризом.

Все было накрыто еще до их прихода, и на обеде присутствовала лейтенант госбезопасности, весьма миловидная тридцатилетняя женщина, которая тоже входила в ближний круг общения, в качестве стажера, и должна была учиться у Кристины работе на персональном компьютере. Хотя умный и битый жизнью Борисыч сразу стал догадываться, что не зря ее посадили за один стол с ними, и на пару вроде как дежурных комплиментов лейтенант Стрельникова отреагировала вполне спокойно и благожелательно.

Поздний обед не поражал разносолами, но великолепный наваристый борщ с ложкой сметаны и краюха свежего душистого хлеба сразу заставили забыть обо всем вокруг. На второе были гороховая каша и котлеты, но сразу чувствовалось, что еду готовили с душой. Буквально на какое-то мгновение стены исчезли, и он почувствовал себя маленьким мальчиком, который вернулся в мир детства, и мама, такая живая и добрая, кормит своим борщом.

Свежий, морозный воздух приятно пощипывал только что побритое лицо. На улице уже сгущались сумерки, но хозяева дали ему и дочке, Кристине, нормально выспаться после тяжелой поездки и сытного обеда. Охраны почти не было видно, а за все бытовые вопросы в усадьбе отвечал капитан Трофимов, представленный им во время поселения на новое место.

Гостям выделили две соседние комнаты, окна которых выходили на прекрасный зимний сад. Только человек, проживший два года в затхлом, вонючем бункере, где люди не моются месяцами, чтоб не тратить чистую воду, может понять состояние Борисыча, который после нормального горячего душа переоделся в чистое белье и новенький камуфляж, без знаков различия. Чистые постели и нормальный сон, когда не давят стены тесных казематов и галерей, произвели впечатление и напомнили о той жизни, когда не нужно было думать о противогазах, патронах и выживании.

Видимо, решив, что гость вполне насладился одиночеством, к Борисычу подошел капитан Трофимов, доброжелательно поздоровался и попросил прикурить. Юрий достал обычную дешевую пластиковую зажигалку, в которую был вмонтирован простенький фонарик на светодиоде, и дал прикурить, хотя сам пристально смотрел но сторонам, ради интереса пытаясь разглядеть охрану. Трофимов правильно оценил его взгляд, прекрасно понимая, что человек, сидящий перед ним, не является разведчиком, хотя и повоевать ему пришлось. Он про себя усмехнулся, вспоминая более сотни пулеметов разных типов, завезенных в поселок, две роты бойцов НКВД и отделение снайперов, которое круглосуточно сидело на чердаках, контролируя подходы непосредственно к дому.

— Как вам у нас, Юрий Борисович? — начал вроде бы простой разговор Трофимов.

Борисыч, тщательно до этого проинструктированный Оргуловым на предмет всяких шпионских заходов и словесных ловушек предков, слегка усмехнулся, принимая правила игры, понимая, что начинается его «проверка на вшивость».

— Красиво. Давно так спокойно не сидел. Да и воздух просто пьянит. Хорошо тут у вас, даже и не верится, что где-то идет война и гибнут люди…

— Да, тут вы правы. А у вас как?

— А вы имеете право задавать такие вопросы?

Тут Борисыч решил тоже показать норов, уже «пробивая» куратора. Но тот не смутился, давая понять, что все согласовано и разрешено и такой разговор входит в его обязанности. Панков сделал свои выводы.

— Хотите посмотреть, насколько мы адекватные?

— Ну и это тоже, хотя сомнений не может быть, учитывая ваше прошлое. Да и командир у вас весьма интересный человек, сумел произвести впечатление на мое руководство. Сами поймите, мне, как человеку, отвечающему за вас и вашу безопасность, надо точно знать, что вы за люди и что от вас можно ожидать.

— Нормальные люди. Как вас по имени-отчеству?

— Игорь Матвеевич.

— Ну вот, Игорь Матвеевич, не беспокойтесь. Нормальные мы, только просто устали выживать. Наверно, нужно дать чуть-чуть времени адаптироваться, но тут у вас война идет, и надо помогать предкам. Мы люди простые, технари, так что не надо играть в ваши шпионские игры, просто спросите, что надо, а я отвечу. Да и дочку не трогайте, пусть девчонка работает, ей в последнее время много перенести пришлось.

— Ну раз так, скажите, а вы давно знаете своего командира, Зимина?

— Лет десять…

— И как он вам?

Борисыч усмехнулся.

— Нормальный, правда, всегда был хитрожопым, но без гнили. В технике очень хорошо разбирается, психолог неплохой, ему даже в контрразведку предлагали идти, но что-то там не срослось, поэтому и пошел в банк работать, мошенников вылавливать…

На этом рассказ закончился, небольшая пауза показала Трофимову, что на этом рассказ о командире закончен, но у того был, видимо, свой план по вопросам, и он неутомимо с доброжелательными улыбочками снова пошел в атаку.

— У вас там, в будущем, недавно какое-то сражение произошло? И кто победил?

— Наши татарам наваляли. Уж слишком те внаглую полезли, вот и огребли.

— Какое соотношение потерь?

— Не знаю, я в бою не был, Серега меня посадил на подготовку к вылету в Москву, вот и пришлось наблюдать за боем из бункера. Да вы не беспокойтесь, там теперь никто на нас не полезет, всем основным уродам укорот дали.

— Это обнадеживает. А как вы отнеслись к этой поездке?

Борисыч деланно удивился глупости вопроса, прекрасно понимая наличие двойного смысла.

— Да нормально. Командир приказал — мы исполнили…

Трофимов тоже не был дураком, понял, что и тут с ним начали играть, затянулся папиросой, обдумывая следующий вопрос. Но Борисыч его перебил на полуслове:

— Короче, капитан. Прекращай свои дальние заходы. Спрашивай прямо, иначе у меня создастся впечатление, что вы подлянку готовите, и тогда уже будем разговаривать по-другому. Ведь не думаете же вы, что командир отпустил нас без возможности обратной связи. Просто сегодня же вечером уйдет сигнал про непонятки с хозяевами и тогда начнутся шпионские игры, проверки, перепроверки. Оно тебе надо? Учти, наши ребята на вашей стороне воюют и многие погибли, но германцам вломили, до сих пор шорох идет. Какие тебе еще доказательства нужны, что мы нормальные люди и любим родину? Не моя вина, что уроды, которые стояли у руля в нашем времени, ее продали. Мы все, кто сейчас собрались у командира, обожрались западной демократией до рвоты, до изжоги, до поноса, мы знаем, чем это грозит, и за неповторение этого готовы воевать, что вам еще нужно? Кровью расписаться?

Трофимов молча выслушал тираду Панкова, затянулся папиросой и тихо ответил:

— Юрий Борисович, не обижайтесь. Сами понимаете, дело серьезное и случайностей здесь быть не должно. Моя задача — организовать вашу охрану и обеспечить нормальные условия для работы. Так что просто примите к сведению наши правила и не обижайтесь. Вашего командира чуть не прохлопали, и сейчас ко всему относимся намного серьезнее. Поэтому давайте дружить и совместно работать, как оно там говорится, «в чужой монастырь…».

Борисыч понял, что его немного построили, и расспросы продолжатся, но в более спокойной форме.

— Вы хотите спросить, насколько бойцы, входящие в нашу группировку, лояльны к командиру и к его политике?

— Это нас тоже очень сильно интересует. Количество людей, задействованных в операциях в нашем мире, возросло, и по вашим же рассказам практически все служили в националистической армии или полиции Украины. Мы это тоже ставим в расчет.

— Ну, во-первых, не в полиции, а во внутренних войсках. Это те же армейцы, что-то типа ваших конвойных войск, только организационно подчинялись министру внутренних дел. Тем более вы учитывайте, что практически все — выходцы из Крыма или юго-восточной Украины, где всегда преобладали пророссийские настроения, точнее антинационалистические. Делайте выводы.

— Что ж, это очень интересно. А все же, как вы можете гарантировать лояльность ваших бойцов?

— Всех, повторяю, абсолютно всех, проверяют на детекторе лжи. Причем некоторых по несколько раз. Вероятность предательства есть, но не выше, чем среди ваших товарищей из органов госбезопасности. Представьте картину, вы умираете без воды, и к вам приходит человек, поит вас, вашу семью и предлагает помочь построить водопровод, чтоб спасти людей. Вот примерно то, чем занимается командир. Ну и периодически дает по голове бандюкам, которые хотят этот водопровод забрать и начать продавать воду. Надеюсь, я ясно вам рассказал о побудительных мотивах моего командира и его команды?

— Вполне, весьма яркое повествование. Оно многое объясняет. Хорошо, пойдемте ужинать, ваша дочь уже проснулась, и начнем работать. Как раз и обсудим план работ и необходимые ресурсы…

После плотного ужина, опять проведенного в обществе лейтенанта Стрельниковой, в специально отведенной комнате, расположенной в подвале, снабженной металлическими дверьми и оборудованной, как самая натуральная «оружейка», с постоянным дежурным и сигнализацией, приступили к распаковке и учету привезенных вещей, имеющих особую литеру. Тут же и Борисыча, и его дочь попросили полностью переодеться в принесенную форму сотрудников НКВД, их же одежду, вплоть до нижнего белья, аккуратно упаковали в мешки, которые сразу опечатывались и размещались в специальном закрываемом шкафу. Остальные вещи: зажигалка со светодиодным фонариком, МРЗ-плейер дочери, произведенные в будущем, постигла та же участь. Борисыч согласно документам и знакам различия на форме сразу стал старшим лейтенантом госбезопасности Панковым, а его дочь — сержантом. На немой вопрос, обращенный к Трофимову насчет документов, тот ответил, что данные на Борисыча и его фотография уже давно переданы Зиминым, согласно всем правилам в главном управлении кадров заведено дело и специальные люди подготовили легенду, согласно которой Панков уже пять лет служит в органах государственной безопасности и, соответственно, его звание не «дутое», а самое настоящее, как дань его заслугам.

Но Борисыч, обладающий соответствующим скепсисом, про себя пробурчал, хотя Трофимов его прекрасно услышал: «Бойтесь данайцев, дары приносящих…»

— А где вы учились, Юрий Борисович?

— Симферопольский государственный университет. Радиоэлектроника.

— Так это великолепно, заодно будете и нашим ученым помогать как консультант.

— А смысл? Серега вон умудрился настоящих преподавателей с нашего университета найти. Как раз с кафедры радиоэлектроники, да и с мединститута и сельхозакадемии люди есть. Вот кого вам нужно было вывезти.

Лицо Трофимова сразу стало серьезным.

— Надо будет уточнить, почему ваш командир не довел до нас эту информацию.

Тон Борисычу очень не понравился, поэтому он сразу вступился за Оргулова.

— Наверно, потому, что профессора сами вылезли, когда узнали, что мы бандитам по голове надавали, и это было перед самым выходом в ваше время. А ведь там народ еще проверять нужно, прежде чем допустить к секретам путешествий во времени. Вы-то должны понимать специфику. Да и на будущее, поосторожнее с высказываниями насчет командира. Я ведь и обидеться могу. Мы с Сергеем друзья, причем давние, а еще нам будете измену Родине шить? Не советую…

Все замолчали, и в такой атмосфере некоторой напряженности продолжили работу. Трофимову не понравилась отповедь Панкова, но он прекрасно понимал, что сейчас он не может прижать гостей, как надо, а приказ о соответствующей обработке выполнять необходимо.

Разбор и инвентаризация оборудования начались практически сразу после ужина. В комнату два молчаливых сержанта НКВД заносили пронумерованные ящики с немецкой символикой из-под снарядов, в которые было уложено оборудование из будущего. Но тут Борисыч решил произвести впечатление, и первый ящик, который был доставлен для описи, оказался забит обычной для человека нашего времени бытовой техникой: электрическими чайниками, кофеварками и настольными лампами. В комнате, которая предполагалась для работы с техникой, уже давно было проведено напряжение питания, поэтому кофеварка тут же была установлена и наполнена водой из стоящего графина. С видом фокусника Борисыч положил новый бумажный фильтр в специальный отсек и засыпал туда из банки молотого кофе. И с самым довольным видом нажал кнопку, с удовлетворением увидев, как загорелась неоновая лампочка. После чего повернулся к Трофимову и лейтенанту Стрельниковой, которая сидела за столом и составляла черновик акта приема-передачи специальной техники.

— Товарищ лейтенант, как вас зовут?

Она бросила короткий взгляд на Трофимова, как бы получая санкцию, спокойно ответила:

— Ирина… Ирина Алексеевна.

Борисыч, любитель, да скорее профессионал по женскому полу, добродушно усмехнулся. Всю эту игру он видел прекрасно, она его больше забавляла, да и женщина ему нравилась. Было видно с самого начала, что ее профессионально к нему подводят и хотят подложить, но делалось все ненавязчиво.

«Ладно, время покажет…» — подумал про себя Панков, вскрывая следующий ящик, в котором тоже была уложена бытовая техника.

Достав первую коробку, он торжественно повернулся к Стрельниковой.

— Пишите. Кофеварка электрическая. Фирма-изготовитель… Серийный номер… К ней в комплекте упаковка бумажных фильтров. Дальше. Кофе растворимый «Петровская слобода», в жестяной банке, фасовка сто грамм. Три штуки. Дальше. Чашка керамическая объемом двести миллилитров с цветной наклейкой «Лучшему компьютерщику» — одна штука. Чашка керамическая объемом двести миллилитров с цветной наклейкой в виде кота — одна штука… Печь микроволновая LG…

Так продолжалось, пока не зашипело и в большую чашку, стоящую в кофеварке, не полилась коричневая струя, распространяя по комнате своеобразный запах кофе. Уже через пять минут и девушка-лейтенант, и капитан Трофимов, и Борисыч с дочкой сидели на стульях и пили свежезаваренный кофе. Трофимов, причмокивая, изучая вкус кофе, приготовленный в необычном устройстве, просто высказался:

— Хм… Очень даже ничего. Так на чем мы остановились?

Борисыч сверился со своим списком и с номером только что открытого ящика и продолжил:

— Компьютер портативный Asus, диагональ пятнадцать с половиной дюймов…

Так продолжалось до трех утра, пока не была составлена полная опись всего оборудования вплоть до зажигалки, которой пользовался Борисыч, и девушка ушла к себе, в соседнюю комнату, где стояла печатная машинка, и оттуда стал раздаваться характерный перестук, на что Кристина, скривив лицо, сказала:

— Можно было на ноуте все это наклепать, тем более текстовка перечня аппаратуры еще на базе составлена, смысл извращаться-то?

Трофимов вполне спокойно отнесся к этому.

— Таков порядок. Хотя если вы сейчас составите свой документ, будет интересно посмотреть и сравнить.

— Да не проблема.

Через пять минут манипуляций с ноутбуком и простым лазерным принтером в руках у капитана уже была нормальная распечатка списка, который лейтенант Стрельникова еще будет стучать пару часов.

Пока из соседней комнаты раздавался стук печатной машинки, Борисыч спокойно и деловито проверял всю технику на работоспособность и, закончив работу и получив от Трофимова информацию, что еще необходимо полчаса, запустил ноутбук и включил фильм «Офицеры» из обязательной подборки, которую уже давно сделали девчонки на базе и рекомендовали для показа предкам.

Трофимов так увлекся просмотром, что не заметил, как в комнату вошла Стрельникова со стопкой листов в руках, но и она тихо присела на стул и стала смотреть фильм про войну, которая касалась всех советских людей.

Когда фильм закончился, на часах уже было пять утра. Прекрасно понимая, что следующий день будет очень нелегким, Трофимов погнал всех по своим комнатам, предварительно закрыв и опечатав комнату, после того как Борисыч выключил все приборы. В девять часов ему нужно было со всеми списками вместе с Панковым быть на докладе у Берии, который лично будет распределять технику, основываясь на рекомендациях специалиста.

Утром уже перед самым выездом пришла телефонограмма, в которой извещалось о том, что сам нарком внутренних дел Берия решил посетить «Объект Д», поэтому все сразу забегали, наводя порядок. Борисыч и его дочь в этой подготовке участия не принимали и после отмены поездки спустились в комнату, где хранились привезенные вещи, и стали по-своему готовиться к визиту легендарного человека.

Трофимов и Стрельникова вроде выглядели спокойными, но общая напряженность все равно чувствовалась, это проявлялось в коротких фразах, вроде как в ненужных движениях и в других мелочах, которые наметанный взгляд Борисыча сразу выявил. Как ни странно, он себя чувствовал вполне комфортно и даже ждал этой встречи. Ему было что показать, да и сказывался авторитет командира, который, видимо, во время своей прошлой поездки навел тут шороха. Можно, конечно, создать для людей условия, работать с ними, но просто так с нуля заставить себя уважать не так уж и легко. А тут именно уважали и старались показать это. Все это наводило на размышления, что командир не все рассказал про свои приключения.

Заваривая новый свежий кофе, Борисыч присел за компьютер и подумал про себя: «Вот Серега темнила, наверно, не все рассказал. Ох, была какая-то шпионская история. Как он умудряется в это все влезать?» Когда кофе заварилось, он налил в керамическую фигурную чашку для Ирины, которая благодарно улыбнулась, оторвавшись от небольшого урока по работе на компьютере, который давала неугомонная Кристина. Для нее это было большой и интересной игрой с путешествиями во времени, с немцами, компьютерами и НКВДшниками.

Его мысли были прерваны появлением Трофимова, который попросил его подняться наверх, где уже находится нарком в сопровождении нового начальника хозяйственно-экономического управления.

Они зашли в комнату, которая использовалась в качестве столовой, но на этот раз здесь за столом за чашкой чая сидел человек, которого трудно было не узнать, но при этом он был так не похож на свои портреты и фотографии. Он встал и дружелюбно двинулся в сторону пришедшего Панкова.

— Добрый день, Юрий Борисович. Я смотрю, вам неплохо идет форма. Скажите, вы служили?

— Как нормальный мужчина — служил, конечно, причем мне повезло — я еще носил форму Советского Союза, правда, звание всего сержант запаса. А так, то в последние два года только в форме и ходил.

— Это хорошо. В каких войсках служили?

— Связист. Но когда началась война, был ополченцем. По-другому нельзя было, иначе бы безнаказанно убили или превратили в раба.

— Да, Сергей Иванович нас просветил. Меня вот интересует какой вопрос, Юрий Борисович… Скажите, ведь уже история в нашем мире изменилась и идет по-другому?

— Конечно, судя по вашим оперативным сводкам, такого громкого разгрома Юго-Западного фронта, как было в нашем времени, не было, да и операция «Тайфун» — наступление на Москву — идет намного позднее, а учитывая, что эта зима будет очень холодная, то германцы огребут. Плюс вы достоверно знаете, что Япония не вступит в войну и, наверно, сейчас сибирские дивизии уже где-то под Москвой в тылу затаились.

Берия усмехнулся.

— Это ваше мнение или вашего командира?

— Ну, мы-то обсуждали у себя, в узком кругу, возможное развитие ситуации. Наверно, ваши специалисты пришли к тем же выводам. А сибирские дивизии для участия в зимнем наступлении как раз подходят лучше всего.

— Это хорошо. Познакомьтесь, комиссар второго ранга Лебедев Максим Игоревич. Со вчерашнего дня он является начальником нового хозяйственно-экономического управления НКВД СССР.

— А как же Судоплатов?

Берия улыбнулся.

— Павел Анатольевич незаменимый человек. Пришлось его перебросить на другой участок, где он себя зарекомендовал лучше всего. Сами виноваты…

— В каком смысле?

— В тех материалах, что Сергей Иванович передал в прошлый раз, очень много было информации по партизанскому движению и разведывательно-диверсионной деятельности под его руководством. Как было сказано — человек на своем месте. Пусть работает…

— Вам виднее.

— Хорошо. Ну давайте показывайте, что там привезли. Со списком я ознакомился, но, честно сказать, много непонятно. Вот, например…

И Берия, порывшись в списках, которые ночью настучала на печатной машинке Стрельникова, процитировал:

— Печь микроволновая «Эл-Джи». Что это такое?

Борисыч, который в свое время руку набил на продаже компьютерной и бытовой техники, в душе даже засмеялся, представляя, какую показуху он сейчас устроит.

— Товарищ народный комиссар, это надо показывать. Как раз микроволновку вытащили и вчера опробовали.

Тут в разговор влез Трофимов, который до последнего момента оставался слушателем, тем более работу этого агрегата, что сейчас будет показываться Берии, он вчера видел и прекрасно представлял.

— Конечно, товарищ народный комиссар, это стоит посмотреть.

У Берии как у любителя всех технических новинок загорелись глаза. Он уже успел чуть-чуть, самую малость, увидеть технические возможности потомков, поэтому почти детское ожидание чуда было написано у него на лице. Такая же заинтересованность была и у Лебедева, но он старался держать себя в руках, сказывалась чекистская закалка, да и представлял он приборы из будущего только по рассказам своего начальника.

В комнате, выделенной для работы с иновременной техникой, сидели Стрельникова и Кристина и увлеченно раскладывали пасьянс. Увидев входящее руководство, Кристина быстро перехватила «мышку» у лейтенанта и закрыла окно с игрой. И обе стали по стойке «смирно».

Борисыч, увидев такую картину, не смог скрыть улыбки, которая не осталась незамеченной грозным наркомом, но тот промолчал, просто не поняв комизма ситуации.

Стрельникова, как старшая по званию, по всем правилам доложила, как это принято в армии, что показало ее достаточно большой стаж ношения формы.

— Товарищ народный комиссар внутренних дел, специальная группа проходит обучение работе на вычислительной технике. Докладывает лейтенант госбезопасности Стрельникова.

— Вольно.

Берия взглядом знатока обежал ладную фигурку Стрельниковой, но только на мгновение, наверно, вспомнил, для кого в группу ввели женщину и уже по-деловому спросил:

— Рассказывайте, чему научились?

— Включение, загрузка операционной системы, понятие логических дисков, текстовый редактор Word, создание и распечатка документов.

— Молодец.

И уже обращаясь к Борисычу:

— Ну, Юрий Борисович, показывайте вашу печь.

— Да, пожалуйста, вот она.

Берия с интересом подошел к аппарату, выставленному на стол, и провел рукой по пластику, наслаждаясь необычными тактильными ощущениями и слушая рассказ гостя о возможностях аппарата.

— Так вы говорите, что это простой духовой шкаф?

— Не совсем.

Для доказательства взял керамическую чашку, налил в нее уже остывший кофе и поставил ее в печь. Аппарат необычно пикнул в ответ на нажатие пленочных кнопок и загудел, осветив вращающуюся чашку. Через минуту прогудел сигнал окончания работы, и Борисыч буднично достал чашку и протянул ее наркому.

— Вот, пожалуйста. Нагревает воду, но не греет чашку. Главное — сюда не ставить металлических предметов, а то можно спалить магнетрон.

Берия отхлебнул кофе, чуть поморщившись — забыли положить сахар, но то, что напиток уже горячий, он понял сразу.

— Интересное изобретение. Давайте показывайте, что у вас еще интересного есть.

— Товарищ народный комиссар, вам из бытовой, компьютерной или боевой техники показывать?

— Ну, Юрий Борисович, называйте меня по имени-отчеству. Как говорил ваш друг и начальник, про меня в вашем времени даже анекдоты рассказывали.

— Бывало, Лаврентий Павлович, так с чего начнем?

— Давайте с оружия.

— Пожалуйста.

Подошел к отдельной куче всякого железа и вытащил из нее ПКМ, к которому уже была прикреплена бирка с регистрационным номером и печатью.

— Пулемет Калашникова модернизированный, сокращенно ПКМ, под стандартный патрон 7,62x54. Ленточное питание. Простой, надежный опробованный во множестве войн и локальных конфликтов…

Развернув сошки, поставил его на стол и рядом положил наставление по стрелковому делу, в котором приводились подробные инструкции по пулемету.

— Та-а-а-ак, поехали дальше. Автомат Калашникова АКС-74 с подствольным гранатометом ГП-25. Основное оружие пехоты советской, а впоследствии российской армии. Калибр 5,45 миллиметра. Тоже опробованная и надежная машинка. Уже применялась в вашем времени и немцам очень не понравилась. Дальше, СВД — она же снайперская винтовка Драгунова…

Тоном лектора Панков рассказывал про стрелковое оружие, как фокусник выкладывая на стол соответствующую литературу. Тут был и пистолет Макарова (ПМ), и автоматический пистолет Стечкина (АПС) и РПГ-7 с образцами выстрелов и парочка одноразовых гранатометов, и один РПО «Шмель».

— Ну из оружия, думаю, на первое время достаточно. Лаврентий Павлович, теперь от меня просьба…

Берия, с нежностью держащий в руках АКС-74, удивленно отвлекся:

— Да, Юрий Борисович.

— В одной из шифрограмм было оговорено о предоставлении в наше распоряжение мощной радиостанции, а точнее, ее выходных каскадов для создания высокоскоростного канала связи с нашей базой. Желательно бы это дело ускорить, да и в ваших интересах тоже. Если мы запустим систему шифрованной скоростной связи, то ее впоследствии можно будет запустить для работы со штабами фронтов и даже армий. Причем криптоустойчивость такой связи будет очень высокой. Только будет ли нам обеспечена возможность конфиденциально общаться с нашей базой? Насколько я знаю, это оговаривалось изначально.

— Да, конечно. Вот только зачем вам это?

— У нас секретов нет, есть только информация с ограниченным доступом.

Берии это не понравилось, но тем не менее он повернул голову в сторону Трофимова, тот спокойно ответил:

— Все подготовлено, товарищ народный комиссар.

— Вот видите, Юрий Борисович, так что приступайте к работе.

— Хорошо, а по всему остальному? В особенности по вычислительной технике?

— Скажите, Юрий Борисович, а как вы отнесетесь к еще небольшому путешествию?

— В Сибирь? В Куйбышев или куда подальше?

Берия усмехнулся.

— С чего вы взяли?

— Мы рассматривали такой вариант и вполне с ним согласны. Оставлять такую технику в зоне возможного нападения противника неразумно, скорее всего, эта дача будет использоваться как укрепленная перевалочная база. Поэтому надо наладить максимально быстро связь с базой и получить окончательную санкцию.

— Конечно, Юрий Борисович. Вас за тем же сюда и отправили. Сколько вам надо времени?

— Пока не могу сказать, это нужно смотреть вашу аппаратуру.

— Хорошо. Тогда работайте.

Когда Берия собрался уходить, Борисыч его тормознул и сказал:

— Лаврентий Павлович, тут на ноутбуке видеозаписи всех наших боестолкновений с германцами. Специально записывали, чтобы ваши специалисты могли оценить качество нашего оружия и тактику его применения. Да и товарищу Сталину будет интересно посмотреть, как потомки дерутся плечом к плечу со своими дедами и прадедами.

Берия удивленно поднял брови.

— Ну показывайте.

— Вот, пожалуйста.

Борисыч достал малогабаритный ноутбук с десятидюймовым экраном, запустил его и показал ярлыки фильмов, которые они закачали перед самым выездом, и особенно то, что было записано в самом последнем бою. Эту информацию слили вообще почти перед самым взлетом самолета, практически на коленке.

Берия лично потыкал клавиши и поводил пальцем, гоняя курсор по экрану ноутбука, для проверки запустил запись боя, когда танки пришельцев громили немецкий аэродром: крики, грохот выстрелов, отборный мат на заднем плане, горящие немецкие самолеты, несущийся в атаку танк, сминающий истребитель… На некоторое время даже увлекся, но через пять минут с сожалением попросил показать, как все выключать, и, упрятав ноутбук в специальный чехол, взял его под мышку, но благосклонно отреагировал на просьбу Трофимова расписаться в акте приема-передачи секретной техники.

— Спасибо за подарок, Юрий Борисович, интересно будет посмотреть.

— Да не за что. Главное — процесс пошел…

Глава 24

С радиопередатчиком пришлось повозиться намного дольше, чем предполагалось, но тем не менее, подключив свой генератор с частотной модуляцией к мощному выходному каскаду радиостанции предков, удалось добиться вполне уверенной связи с базой. Подключенный с той стороны ответный маяк вполне стабильно откликался на тестовые сигналы. Погоняв систему и подключив к ней самодельный радиомодем, Борисыч попытался связаться с базой, но ответа пока не было. Послав шифровку через узел связи специального подразделения, в которой он указал точные частоты и возможные девиации, стал ожидать ответа. Минут через двадцать был получен ответ, и он попробовал еще раз поработать в эфире. На этот раз сигнал был получен и начался процесс синхронизации и определения возможных скоростей и протоколов связи. Устойчивый канал связи со скоростью около 600 бод заработал только после трех часов напряженной работы, но и это для данного времени было прорывом. Запустив на персональном компьютере, специально предусмотренном для такой связи, разработанную программу, проведя проверку паролей и вставив ключевую флэшку, на которой лежали несколько гигабайт неповторяющихся числовых массивов, являющихся самыми эффективными шифроблокнотами, вышел в импровизированный чат, где каждое сообщение принималось в зашифрованном виде, раскодировалось и выводилось на экран.

«О, вот и пошел первый иновременной чат», — почти с ликованием подумал про себя Борисыч, увидев первое сообщение, указывающее дату, параметры соединения и авторизации. Трофимов стоял в стороне, с интересом наблюдая за всеми манипуляциями, но при этом соблюдал дистанцию, тем самым показывая, что не пытается нарушить конфиденциальность общения с базой.

База: Привет, Борисыч, как там дела? Как добрались?

Папа Мишка: Привет. Да нормально. Все, как ты и рассказывал.

База: Понравились наши подарки?

Папа Мишка: Еще как.

База: Как отношение?

Папа Мишка: Выше всяких похвал.

База: Тебе там бабу лет так тридцати — тридцати пяти еще не подсунули?

Прочитав эту фразу, Борисыч не удержался и фыркнул, вызвав подозрительно-настороженный взгляд Трофимова.

Папа Мишка: Пока нет, но кандидатура есть.

База: Не сомневался. Наверно, или разведенка, или вдова и вовсю налаживает контакт с Кристиной.

Папа Мишка: Ты что там подглядываешь?

База: Да нет, я б на их месте так бы и поступил. Самый оптимальный вариант выработать лояльность у мужчины старше среднего возраста, обремененного ребенком. Тут чисто на сексе не выедешь, нужно что-то посерьезнее…

Папа Мишка: Ну ты же у нас темнила. Всегда был любителем всяких интриг.

База: А кому легко? Что там про Сибирь?

Папа Мишка: Сами предложили.

База: Ну и ладушки, я согласен. Ты тогда мотай — смотри условия, а мы пока тут поищем новую точку, чтоб женщин и детишек побыстрее отправить.

Папа Мишка: Понял. В общем, длительная командировка.

База: Да. Борисыч, это твоя задача: принимать и размещать людей. Ты неплохой хозяйственник и технарь. Как раз все твое.

Папа Мишка: Ты давно это придумал?

База: Давно.

Папа Мишка: Чего Олега или Саньку не отправил?

База: Те сразу начнут в войнушку играть и пустят на самотек вопросы размещения семей.

Папа Мишка: Понятно.

База: Давай завтра спишемся. Работы много, надо и профессуру готовить к отправке.

Папа Мишка: Понял, до завтра.

Борисыч очистил лог чата, закрыл программу, откинулся на стуле и удовлетворенно потянулся, вновь сопровождаемый пристальным взглядом Трофимова, который вроде как изучал наставление по стрелковому делу автомата Калашникова, хотя похоже было, что хочет о чем-то поговорить с гостем, но не знает, с чего начать.

Панков устало потер глаза. Вроде как и выспался, но чувство усталости не покидало его. Он прекрасно знал, что последние годы живет только на одной силе воли, и все болячки, которые повылезали вследствие такой жизни, как бы не замечались: они зажимались, прятались. Но стоит только дать послабление, только остановиться, только лечь — и все это полезет и начнет давить и поедать изнутри.

Он энергично вскочил со стула и прошелся по комнате. В некоторой степени задание выполнено: связь налажена, груз предкам передан, вроде как контакт установлен. Теперь осталось помогать людям в освоении вычислительной техники и ждать, когда Оргулов отыщет нормальную точку выхода, чтоб опять не пришлось воевать с немцами. Иногда возникала мысль, что Сергею просто нравится воевать, но один раз глянув на его осунувшееся лицо после очередного боя, когда отправляли новую партию раненых, Панков понял, как его старый друг устал от всей этой беготни. В его глазах тогда не было ничего, кроме усталости и тоски. Хотя за это время, что они действуют совместно, удалось многого добиться: и в Симферополе всем доказали, что они реальные хозяева и обладают достаточной силой, с которой должны все считаться, и тут, в прошлом, заработали немаленький авторитет, вон как вокруг них вьются и оберегают.

Отключив систему, Борисыч уже спокойно опечатал кабинет, сдал ключи дежурному и пошел в свою комнату. Проходя мимо дверей дочери, он с удивлением услышал оживленные женские голоса. Культурно постучавшись и получив разрешение, вошел в комнату и, к своему удивлению, увидел одетую в спортивный костюм, забравшуюся с ногами на кровать дочку и сидевшую рядом на стуле лейтенанта Стрельникову, о чем-то оживленно беседующих. Судя по стаканам с чаем и небольшой тарелочке с печеньем и вазочкой с вареньем, девушки устроили вечерние посиделки. Усмехнувшись про себя, Панков не стал задерживаться и решил пойти выспаться, но Стрельникова уж очень сильно попросила остаться и посидеть вместе.

«Ну-ну. К дочке подход уже нашла, вон как воркуют. Сейчас и меня очаровывать начнет. Хотя почему бы и нет? Устал-то как. Может, действительно поддаться, да и женщина интересная… Ага, вон на тумбочке стоит третий стакан, причем чистый, точно для меня. Вот ведь хитрюги. Ну и ладно…» — думал про себя Панков.

С добродушной улыбкой Борисыч позволил усадить себя на кровать и получить в руки обычный стакан с чаем в мельхиоровом подстаканнике. Чем-то такая ситуация напоминала ему купе поезда, где люди пьют чай и разговаривают о жизни. Даже спортивный костюм, надетый Кристиной, подчеркивал ассоциацию. Это не только он заметил, дочка весело засмеялась:

— Папа, прямо как в поезде: купе, чай и душевный разговор перед сном.

— Ага, я тоже так подумал…

Стрельникова пока не вмешивалась, но с большим интересом наблюдала за гостями в неофициальной обстановке. Юрий Борисович вызывал у нее добрую улыбку и какое-то чувство надежности. Чувствовалась основательность и добротность во всем, что он делал, как смотрел, как разговаривал. Эти люди, и Панков, и его дочь Кристина, не кичились своим положением, не разговаривали свысока, как это ожидалось. Это были простые, спокойные и усталые люди. Сама необычность ситуации вызывала дрожь и интриговала Ирину, как же — пришельцы из будущего, хотя и отличались они только своими невероятными вещами и тем, как строили фразы.

…Для Ирины Стрельниковой вся эта история началась не более недели назад. До этого она уже два года работала в специальном техническом отделе ГУ НКВД СССР, занимающемся разработкой шифровальной техники. Ее путь в органы государственной безопасности был необычен и грустен. Так получилось, что после окончания Ленинградского государственного университета она вышла замуж за молодого, подающего надежды командира Красной Армии, Игоря Стрельникова. Из-за брака ей пришлось бросить карьеру ученого и уехать в дальний гарнизон в Забайкалье, где она преподавала математику в школе. К сожалению, детей у них не было, что очень ее тяготило, и очередным ударом судьбы была гибель мужа во время боев с японцами на Халхин-Голе. Оставаться дальше в Забайкалье не было смысла, и она вернулась обратно в родной Ленинград, где по старой памяти ее бывший научный руководитель устроил в университет простым лаборантом, а потом позволял читать лекции по математическому анализу. Боль от гибели любимого человека все не отпускала, и Ирина старалась ее заглушить погружением в работу. Она выпустила несколько научных статей, и через год, после одной из лекций, ее вызвал заведующий кафедрой к себе в кабинет. К ее удивлению, там сидел сотрудник НКВД, который, дружелюбно поздоровавшись, предложил перейти на службу в органы государственной безопасности.

Ирина тогда так опешила, смутилась, что впоследствии сама вспоминала со смехом свой ответ:

— Как же я смогу вам помочь? Я стрелять не умею…

Ее будущий начальник только улыбнулся и сказал:

— Ирина Алексеевна, ну что ж вы о нас так плохо думаете, неужели мы такую светлую голову отправим под пули, взрывать мосты или ловить диверсантов? Вы можете оказать своей Родине большую пользу, своими знаниями и интеллектом.

Майор Ликандров тогда ей очень понравился своей интеллигентностью, знаниями и тактом, так не свойственным многих людям, носящим форму. Уже позже она узнала, что ее начальник с блеском закончил Московский государственный университет, так же как и она был приглашен на службу в органы государственной безопасности, где занимался взломом шифров противника и разработкой своих систем с высокой криптоустойчивостью. Как оказалась, он, как акула капитализма, рыскал по всем высшим учебным заведениям страны, разыскивая молодых специалистов в области математики, электротехники, переманивая их в свой отдел, создавая из него мощный инструмент в тайной борьбе с врагами Советского Союза. Как подтверждение его достижений было то, что во время повальных чисток в аппарате НКВД, после ухода Ежова, отдел практически не был подвергнут репрессиям, когда другие подразделения за короткий срок исчезали в полном составе.

Она там проработала два года. Когда началась война, работы сразу прибавилось. Люди не уходили со службы, взламывая коды вермахта, выискивая математические закономерности и по крупицам собирая информацию, которая сможет помочь Красной Армии.

В октябре ее вызвали в кабинет к майору Ликандрову, но, к ее удивлению, там был другой человек, и она всей своей интуицией поняла, что в ее жизни в ближайшее время произойдут серьезные изменения.

Это был начальник нового хозяйственно-экономического управления комиссар второго ранга Лебедев Максим Игоревич. Он не стал тянуть, поэтому перешел сразу к делу:

— Ирина Алексеевна, вы себя хорошо зарекомендовали на своем месте службы. Поэтому я бы хотел предложить вам перейти в новое управление. Сразу говорю, работа будет практически по вашему профилю, но намного интереснее.

— Какая может быть расшифровка сообщений противника в хозяйственно-экономическом управлении НКВД?

Он не ответил, пристально разглядывая ее, потом, приняв решение, сказал:

— Все, что сейчас тут будет сказано, является государственной тайной самого высокого уровня. По сути дела, ваш переход уже решенный вопрос, просто, сами понимаете, специфика работы предполагает добровольную работу без принуждения, поэтому хочу вас спросить: вы знаете, что такое «Энигма»?

— Конечно, знаю. Но мы пока не приблизились к системе ее дешифровки, хотя определенные успехи есть…

— Если я вам скажу, что код «Энигмы» вскрыт МОИМ подразделением?

Она так и не могла понять, куда он клонит, поэтому постаралась отделаться простыми фразами.

— Это очень хорошо…

— Дело в том, что для этого использовалось новое, экспериментальное оборудование, и нам нужны специалисты, которые смогут его быстро освоить. Вы как раз подходите для этого…

У нее выбора не было, хотя так и не поняла, почему именно она, ведь были и другие ребята, которые больше подходили для такой работы. Потом все закрутилось с невероятной быстротой: сборы, поездка, оформление множества документов и эта усадьба.

Только после того как ее окончательно утвердили и дали допуск, уже откровенно объяснили сложившуюся ситуацию, и сделал это сам Лебедев, специально приехав для этого.

— Ирина Алексеевна, то, что вам объяснялось до этого, всего лишь прикрытие, так сказать, легенда. Настоящее назначение нашего нового управления состоит совершенно в другом. Вы человек науки, вас прекрасно характеризуют и в Ленинграде, где вы учились и работали, и на вашем прошлом месте службы, и мы вас достаточно давно проверяли. Сейчас наконец-то появилась возможность раскрыть ваше истинное задание.

«Ну наконец-то, слишком уж тут все закручено…» — подумала она про себя.

— Начну с небольшой предыстории: в начале июля этого года через Могилевское управление НКВД с соблюдением всех мер конспирации был передан конверт, содержащий сведения огромной государственной важности. Там раскрывались основные планы немецкого командования, направления ударов, численный и качественный состав и главное — статистика и анализ возможного развития ситуации. К этому отнеслись с большим вниманием и особенно к предсказаниям. Как показала практика, практически все, что было указано неизвестными доброжелателями, произошло. Одним из интереснейших документов была фотокопия плана нападения на Советский Союз с личной подписью Адольфа Гитлера. Поэтому была начата операция «Оракул». Согласно полученной информации, удалось сохранить жизни многим людям, но мы долго гадали, кто это, откуда такая точная и, главное, всеобъемлющая информация, но реальность оказалась намного фантастичнее…

Стрельникова с большим интересом слушала Лебедева, прекрасно понимая, что именно сейчас она приобщается к чему-то большому, грандиозному и важному.

— Это оказалась группа людей, которая неоднократно вступала в боевые столкновения с германцами, используя при этом необычное и очень эффективное оружие, средства связи. После многочисленных проверок оказалось, что это наши потомки, люди из будущего, из 2013 года…

Вот это оказалось, конечно, сюрпризом. Такого она не ожидала, но это говорил ее начальник, значит, это не шутка.

— В чем будут заключаться мои обязанности?

— Завтра приедут два человека, специалисты по вычислительной технике из будущего, привезут с собой множество приборов, которые вы должны будете освоить. Благодаря одному из портативных вычислительных устройств, называемых «ноутбук», удалось вскрыть код «Энигмы». Надеюсь, понимаете, что это значит и какие возможности попадают в наши руки?

Уже пошел деловой разговор.

— Так вот. Вы должны не только изучать технику, но и подружиться с этими людьми. По нашим данным, это будет мужчина лет сорока — сорока пяти и его дочь.

В ее голове зародилась неприятная мысль. Она возмутилась.

— Вы хотите, чтобы я….

— Нет. Это не приказ. Но если у вас отношения станут более чем дружеские, никто вам претензий предъявлять не будет…

Сейчас она сидела в компании этих людей, и Юрий Борисович ей определенно нравился. Она уже знала, что произошло в будущем, про бои с бандитами, про голод и про то, как под Киевом танкисты из будущего яростно дрались с фашистами.

Все это было необычно и завораживающе: кинофильмы, микроволновая печь, компьютеры, даже кофеварка, но больше ее интересовали люди. Кристина, живая девочка, много повидавшая на своем веку, рассказывая про свой мертвый мир, на глазах грустнела и становилась замкнутой. Любые попытки расспросить про друзей, про командира, про базу вызывали настороженный, даже подозрительный взгляд, после чего Ирина уже не пыталась затрагивать эти темы, боясь отпугнуть девушку. Зато про отца рассказывала с восхищением, о том, как воевали с бандитами, как собирали в развалинах продукты, как ходили в атаку на германцев во время рейда за горючим. Когда она потянулась за печеньем и стала его намазывать вареньем, Ирина, к своему удивлению, увидела кобуру, с которой Кристина не расставалась даже в домашних условиях, что говорило о многом. Приход ее отца внес некоторую новизну, позволив посмотреть на этих людей, так сказать, в домашней обстановке. Они все еще были напряжены, да и с оружием не расставались, но тем не менее добродушные улыбки уже не раз расцветали у них на лицах.

Вечером, когда она шла к себе в комнату, ее остановил капитан Трофимов и попросил зайти к нему в кабинет. Она догадывалась, что от нее потребуют полного доклада, глубоко вздохнула, но пришлось идти и рассказывать…

На следующее утро Трофимов сообщил Борисычу, что его ожидает поездка в Москву и попросил соответственно подготовиться и ждать вызова, а пока было время, Панков снова спустился в комнату с компьютерами и связался с базой.

* * *

В это же время Берия наконец-то попал на прием к Сталину, которого тоже интересовали результаты приезда посланцев из будущего. Несмотря на солидный удар по зубам, полученный немцами на Юго-Западном фронте, и наступление на Москву, начавшееся намного позже, чем в другой истории, обстановка на фронте складывалась катастрофическая. Противник рвался к столице, сняв части с северного направления и приостановив наступление на Ленинград. На юге шли ожесточенные бои: Одесса уже была в окружении, начался штурм Крыма, хотя без особых успехов со стороны немцев, но оборона трещала, и прорыв противника в степные районы полуострова был делом времени, сказывалось превосходство наступающих частей в авиации и в мобильности.

Главе державы с трудом удалось выделить время, чтобы встретиться с наркомом внутренних дел, в слишком многих вопросах необходимо было его личное участие. Генералитет требовал ввести в оборонительные бои сибирские дивизии, которые в режиме особой секретности были переброшены к Москве. Сталин, зная, как развивались события в другой истории, в жесткой форме отказывался это сделать, мотивируя, что нужны свежие дивизии для масштабного контрнаступления, в неизбежности которого он был убежден и заражал этой убежденностью всех вокруг.

Было много и других изменений, которые сразу заметил бы выходец из будущего. На этот раз к боевым действиям ополчение не привлекалось, Сталин не хотел допустить, чтоб погибали тысячами люди искусства и науки, преподаватели университетов и институтов, студенты, которых по тем или иным причинам не взяли на фронт. Ополчение создавалось, но людей больше использовали на строительстве оборонительных сооружений, на усилении патрулей, количество которых в прифронтовой полосе было резко увеличено, что позволило выловить несколько диверсионных групп. Подольское пехотное училище было эвакуировано, но перед этим был проведен ускоренный выпуск курсантов, которых бросили для усиления частей ополченцев, защищающих второстепенные направления.

Берия, зайдя в знаменитый кабинет, остановился возле стола, держа в руках сложенный ноутбук. Привычно обежал взглядом обшитые деревом стены, тяжелые шторы и стол, за которым сидел хозяин и просматривал какие-то бумаги. Он поднял голову и коротко поздоровался:

— Здравствуй, Лаврентий, проходи.

Когда они были наедине, то Сталин позволял себе называть Берию по имени.

— Ну как там наши гости?

— Все нормально: приняли, разместили, работа идет. Потомки много интересного привезли.

— Это хорошо. Присаживайся, рассказывай, я слышал, они там что-то снова под Киевом учудили. У меня был Тимошенко, жаловался, что у тебя есть маневренная танковая группа, которую ты прячешь под Киевом, и она недавно провела мощную наступательную операцию, разгромив чуть ли не целую дивизию германцев. Он просит временно ее переподчинить командованию штаба Юго-Западного фронта для организации прорыва окруженной под Борисполем группировки.

Берия ухмыльнулся, чуть погладив ноутбук, который лежал перед ним на столе. Сталин понял его без слов.

— Потомки?

— Они.

— Что они там еще учудили? Опять Зимин в авантюры влезает?

— Со стороны выглядит так, но реально Зимин действовал абсолютно правильно. Ему нужно было отправить груз, аэродром обстреливали, поэтому они с командованием дивизии подготовили операцию по нейтрализации немецкой батареи. Проблема в том, что и противник решил в это же время контратаковать, видимо, что-то пронюхал про отправку особо важного груза, вот и нашла коса на камень…

— Каковы результаты?

— Двадцать два танка, больше семисот солдат и офицеров вермахта. У потомков двое погибло и двенадцать ранено, поврежден один бронетранспортер. Но это еще не все.

Сталин, с интересом слушающий, благосклонно кивнул.

— Они там умудрились штаб дивизии разгромить и прихватить живьем немецкого генерала с его адъютантом.

— Ты уверен, Лаврентий?

— Полностью. Они его привезли вместе с грузом. Генерал…

Берия открыл папку с документами и прочитал фамилию.

— Командир шестьдесят восьмой пехотной дивизии генерал-лейтенант Вульф Шеде…

Сталин молчал, пронзительно смотря на Берию.

— Лаврентий, тебе не кажется, что это ненормально? Наши потомки становятся неуправляемыми и постоянно лезут в самое пекло. Я понимаю, хотят помочь предкам, священная война, потеряли Родину, но мне это не нравится. Может, нам попробовать сместить товарища Зимина и назначить вместо него другого товарища, более адекватного?

— Мы уже думали над этим, товарищ Сталин, но пока потомки не дают нам такой возможности. Из войск для пополнения своего отряда они взяли двенадцать человек, с которыми была проведена предварительная беседа. Трое из них дали однозначное согласие на работу с нами. Так вот, через некоторое время этих троих они вернули обратно, мотивируя тем, что они не подходят им…

Сталин откинулся на спинку стула и коротко бросил:

— Твои соображения?

— Зимин как-то сказал, что у них есть детектор лжи, и предложил его использовать для поиска немецкого агента. Мы тогда отклонили эту возможность, но вот потомки, видимо, используют эту систему и проверяют всех вновь прибывших. Поэтому внедрить в его окружение наших людей будет не так легко. Как по мне, товарищ Сталин, я бы не стал двигаться в этом направлении. У нас пока великолепные отношения, и портить их на данном этапе я считаю неразумным. Где гарантия того, что они не перенастроят свою машину и не будут искать продукты и горючее в другом времени? Я считаю, что кандидатура майора Зимина как руководителя группы, контролирующей машину времени с той стороны, является наиболее выгодной для нас. И это еще не все…

— Что еще?

— Вот посмотрите, что они передали.

Берия развернул портативный ноутбук и запустил его.

Пока грузилась операционная система, он объяснял Сталину:

— Здесь видеозаписи всех последних боев с соответствующими комментариями и обоснованиями. У них, оказывается, практически во всех боях проводится киносъемка, чтоб впоследствии можно было проанализировать и сделать выводы. Как я понял, Зимин хочет таким образом реабилитироваться в глазах руководства Советского Союза. По мнению специалистов — в данной ситуации проводилось испытание боевой техники из будущего применительно к нашим условиям.

— Ну давай посмотрим, очень интересно.

Берия неловко водил пальцем по контактной площадке и запустил ярлык видеофайла, выложенного на рабочем столе.

Голос за кадром пояснял: «Атака немецкого танкового батальона на расположение сводной группы под Фастовом».

Сталин с интересом смотрел, как из леса выскакивают коробки немецких танков, делая короткие остановки, стреляют и несутся дальше. Вот одна, вторая, третья вспыхивают и загораются. Снимали из окопа, рядом были слышны голоса, мат и грохот пулемета. Вот по полю неслась бронированная машина с длинной пушкой, не останавливаясь, стреляла, тут же меняла направление движения. Это было похоже не на танковый бой, а на поединок высококлассного фехтовальщика с неповоротливыми увальнями. Рывок, удар, отскок и снова атака.

Потом Берия уже запустил видеосъемку танкового боя под Борисполем. Там уже три танка разносили танковую роту противника. Особо впечатлила атака закованных в доспехи штурмовиков. Видимо, тот, кто снимал, шел в первых рядах, и Сталин явственно видел, как автомат огрызался короткими очередями, как красноармеец заколол штыком германца и сам упал прошитый автоматной очередью. Неповторимая картина рукопашной схватки с криками, выстрелами, руганью и хрустом ломаемых костей предстала перед вождем и произвела на него соответствующее впечатление. После окончания фильма Сталин долго молчал, раскурил трубку, встал и прошелся по кабинету.

— Это не подделка?

— Нет. Человек, который был там, подтвердил, что все, что заснято, было реально.

Сталин опять замолчал. Через долгие минуты он наконец сказал:

— Знаешь, Лаврентий, не надо менять Зимина. Ты видел, с какой яростью наши потомки шли в атаку? Если до этого у нас и были какие-то сомнения, то теперь ничего такого не осталось. Такое не подделаешь, тут была не просто атака, тут был крик души. Они сражались за Родину.

Он опять замолчал, вспоминая свою молодость и гражданскую войну, где с такой же яростью миллионы русских уничтожали друг друга, воюя за правое дело, как они это понимали.

— Что они еще привезли, Лаврентий?

— Образцы своего оружия, несколько компьютеров, печатающие устройства, бытовую технику. Как доложили, им удалось наладить стабильную высокозащищенную связь со своей базой, теперь в случае какого-то вопроса можно будет быстро получить развернутый ответ, вплоть до чертежей. Сейчас ведется поиск новой точки выхода.

— О переезде основной базы в Сибирь с ними говорили?

— Они, оказывается, этот вопрос у себя обсуждали и уже заранее дали согласие. Еще одна новость, им удалось найти несколько преподавателей из крымских высших учебных заведений своего времени с обширными университетскими библиотеками, и после обработки и проверки готовы тех с семьями переправить в наше время, для оказания помощи.

— Это действительно неплохая новость. Нам как раз специалистов не хватает.

— Представитель потомков готов с вами встретиться.

— Не надо пока, Лаврентий, работайте, организуйте пребывание и переправку в защищенное место. Да, кажется, у Зимина воевали несколько наших товарищей?

— Сводная группа ОСНАЗа НКВД и армейской разведки. Из них двое погибли, двое ранены.

— Представьте всех к правительственным наградам. Зимина тоже, товарищ давно заслужил.

— Хорошо, товарищ Сталин, представление будет сегодня же подано в секретариат.

Глава 25

Известие о бое под Киевом с применением необычных тяжелых танков и системы подавления связи застала адмирала Канариса в Смоленске, где он инспектировал одну из школ абвера. Здесь в экстренном порядке готовили диверсантов из перешедших на сторону противника русских военнопленных и симпатизирующих Германии граждан СССР. Конечно, качество контингента оставляло желать лучшего, но в условиях массовой войны и жесткого дефицита времени, когда уже началось наступление на Москву, возрастала потребность в большом количестве диверсантов. Система безопасности, построенная русскими, особенно в прифронтовой полосе, работала весьма эффективно, и большая часть заброшенных в тыл выпускников школ абвера становилась добычей истребительных отрядов НКВД, так и не выполнив поставленной перед ними задачи, но были и удачи. Пользуясь неразберихой в отступающих частях, диверсантам удавалось уничтожать штабы полков и дивизий, наводить на них авиацию, подрывать мосты, но с наступлением холодов, активность упала, да и местное население с некоторых пор активно помогало местным органам правопорядка, что говорило о качественно проведенной идеологической кампании против Германии.

Сообщение о разгроме дивизии, направленной для уничтожения окруженной группировки русских под Киевом, вызвало вал телеграмм, шифрограмм и звонков. Они расходились по разным инстанциям, фиксировались, добавлялись в сводки, систематизировались, учитывались, суммировались. Разгром дивизии не такое уж и редкое явление, но применению новой боевой техники противником уделялось большое внимание, а удачной еще больше. На этом строилась вся система немецкой военной машины, которая гибко и быстро реагировала на возникновение новых, неизвестных угроз со стороны противника. Но такой необычный случай, когда русские смогли настолько качественно и профессионально нанести удар и безнаказанно уйти, захватив при этом командира немецкой пехотной дивизии, мимо Берлина пройти не мог. Канарису пришло всего лишь короткое сообщение: «Зверь прыгнул», что говорило о новом появлении пришельцев из будущего. До этого проходила информация, что по косвенным данным в окрестностях Борисполя, где окружили крупную группировку русских, появлялись люди, по описанию похожие на окружение майора Зимина. Несколько агентов, искусно внедренных в окруженную группировку, неоднократно фиксировали непонятные перемещения людей и техники, но ничего конкретного сообщить не смогли, кроме того, что в районе работает специальная группа сотрудников НКВД, наделенная особыми полномочиями. Еще есть несколько мест на контролируемой русскими территории, куда доступ строго ограничен и любые попытки проникнуть в закрытую зону заканчиваются чуть ли не расстрелом.

Перелет к Киеву задержался из-за испортившейся погоды, но благодаря мастерству пилотов он был под Борисполем через пять часов после получения сообщения, откуда его в сопровождении охраны и представителей военной контрразведки 6-й полевой армии доставили к месту боя, где уже работала специальная войсковая комиссия.

Поле, хаотично заставленное уничтоженной немецкой техникой, производило гнетущее впечатление. Двадцать два легких и средних танка, четыре бронеавтомобиля, больше батальона пехоты — вот результат деятельности пришельцев из будущего. То, что это они тут побывали, не вызывало сомнений: пропажа радиосвязи, мощные, скоростные, неуязвимые танки и штурмовая пехота, облаченная в доспехи.

Адмирал смотрел на ходящих возле подбитых танков членов комиссии, расследующей обстоятельства разгрома дивизии, а сам про себя думал, как пришельцы всегда вовремя появляются и наносят точечные, но настолько эффективные удары.

«Нетрудно быть такими эффективными, если знаешь будущее…» — грустно подумал он про себя. То, что пришельцы в открытую выступают на стороне русских, оказывая прямую помощь, говорило о наличии определенных договоренностей и соглашений с советским руководством. Да и сам факт того, что Зимин официально является офицером русского НКВД, заставляет задуматься. После неутешительного доклада полковника фон Альбрехта, выводы которого он и так знал, Канарис с нетерпением ждал появления майора Дитриха Мартелла, который уже несколько недель работал в окрестностях Киева в поисках следов пришельцев. Известий от майора абвера Густава фон Витерсхайма, отправленного на контакт с майором Зиминым, уже давно не было, но шеф абвера не сомневался, что русские еще попытаются разыграть эту карту.

Оказалось, что майор Мартелл уже давно находится рядом, но терпеливо ждет, пока полковник фон Альбрехт докладывает предварительные и неутешительные результаты работы комиссии.

Дождавшись когда, фон Альбрехт отойдет на приличное расстояние, к нему почтительно подошел майор Мартелл.

— Ну, Дитрих, что вы мне скажете?

— Их здесь нет.

— Уверены?

— Абсолютно. Группа сотрудников НКВД, которая занималась оперативным обеспечением работы Зимина, была вывезена последним самолетом. Двум нашим людям не удалось выйти на контакт с солдатами Зимина, хотя по имеющейся информации около пятнадцати человек из частей были отобраны и вывезены в неизвестном направлении. Все они имели до этого контакт либо с Зиминым, либо с кем-то из его офицеров. Возможности попасть в эту группу либо кого-то завербовать у нас не было.

— Хорошо, Дитрих, кстати, что тут за группу русские разгромили в лесу?

— Разведка шестой полевой армии, пытались провести масштабную диверсию во время того боя…

— Опять Зимин?

— Нет, его заместитель. Некто майор Дегтярев. Судя по показаниям агента и пленных, очень неплохой специалист по контрдиверсионным операциям.

— Вы думаете, нам здесь больше делать нечего?

— Уверен. Зимин здесь больше не появится.

Канарис глубоко вздохнул. Рукой, одетой в черную кожаную перчатку, он коснулся закопченного борта колесного бронеавтомобиля с легкой автоматической пушкой. Под слоем копоти явно просматривался крест, но не это сейчас занимало мысли шефа абвера. Он еще несколько минут задумчиво стоял возле изуродованной бронированной машины, принимая тяжелое для себя решение.

— Хорошо, Дитрих, начинайте операцию «Прометей». У вас все готово?

— Так точно.

— Тогда жду вашего доклада в Берлине.

Мартелл отдал честь и быстрым шагом, насколько это возможно на перепаханном взрывами поле, двинулся к бронетранспортеру, на котором передвигалась его группа. Сейчас перед ним стояла серьезная задача: организовать достоверный побег русского генерала Карбышева, так чтобы не навлечь подозрений со стороны СД, которая в последнее время буквально наступает на пятки.

Адмирал Канарис прошел к своей машине, где услужливый адъютант подал ему фарфоровую чашечку с горячим кофе на небольшом подносе. Он даже не задумался, откуда здесь, на развороченном поле среди трупов и обгоревших остовов танков вермахта, ему смогли достать горячий кофе с коньяком, мысли его было очень далеко. Натренированный годами службы на руководящих постах в разведке Германии мозг с математической точностью старался просчитать ситуацию и возможные последствия случившегося. То, что Гейдрих скоро обозначит свое участие, он не сомневался. Кого-кого, а его, бывшего подчиненного, недооценивать никак нельзя было, особенно когда на кону стояла судьба Германии.

Сейчас все это казалось гротескным и ненужным, если будущее предопределено. Кто-то из молодых дарований, собранных для анализа ситуации, предположил, что пришельцы не из нашего будущего, а из альтернативной реальности, и сейчас после вмешательства в нашем мире история пошла по другому пути, и их влияние будет с каждым месяцем все слабее и слабее.

«Скорее бы, а то эти разгромы и нападения как-то не выглядят случайными. Практически везде чувствуется проработка и расчет. Что-то тут нечисто, все чаще попахивает серой…» — думал Канарис.

Находиться здесь уже не было смысла, поэтому, дав короткую команду, адмирал сел в машину и в сопровождении охраны двинулся в сторону Киева, где на нынешний момент располагался штаб 6-й полевой армии и где его ожидал личный самолет.

Путь по разбитым дорогам быстро утомил, и Канарис незаметно для себя задремал, устав от непрерывных командировок, диких потоков информации и дел, требующих его немедленного участия.

Из сна адмирала вырвал резкий рывок автомобиля, который экстренно затормозил. Идущий впереди бронеавтомобиль практически уперся в перегородивший дорогу T-III, который быстро повернул башню и навел пушку на охрану шефа абвера. Тут же из-за деревьев выдвинулись многочисленные бойцы в камуфляже со знаками различия СС и окружили кортеж адмирала. Подбежавшие к машине солдаты бесцеремонно вытащили из «Опеля» адъютанта и водителя, которым Канарис, разобрав, кто к ним пожаловал в гости, дал команду не оказывать сопротивление.

Буквально через несколько мгновений к нему в машину сел человек в полевом камуфляже СС, который щегольски выглядел на его спортивной фигуре. С этим человеком он был знаком уже давно, еще с тех времен, когда служил на флоте, но сейчас они были врагами, и любая ошибка в этом конфликте между СС и абвером могла стоить головы одному из них, хотя делали общее дело для пользы Германии. Они рассматривали друг друга. Взгляд адмирала был мрачен, но он старался сохранять спокойствие, а его гость был весел и чуть надменен. Первым заговорил Канарис.

— Здравствуйте, Рейнхард.

— Здравствуйте, адмирал. Вот видите, мне пришлось несколько стимулировать наше общение, иначе общее дело, которым мы уже давно занимаемся, как-то начало притормаживаться, и что-то мне подсказывает, что вы не совсем откровенны. В последнее время произошло много неприятных событий, которые могут весьма сильно отразиться на будущем рейха, а вы, адмирал, ведете свою игру, не поставив меня в известность, хотя прекрасно знаете, какие мне фюрер дал полномочия. Итак, я вас слушаю…

— Рейнхард, а вам не кажется, что это не совсем то место, где можно разговаривать о таких вещах? Причем вы знаете, что не в моих правилах раскрывать детали операций, которые находятся в состоянии разработки? Вы руководите службой, где действуют те же правила секретности, так почему требуете от меня нарушить эти правила таким экзотическим способом? Почему бы просто не арестовать меня, как Гудериана и фон Рундштедта, и не поговорить со всем пристрастием?

— Потому, что у меня пока нет веских доказательств, что вы работает против интересов рейха. Это пока… Но сами понимаете, в Берлине много чего интересного может произойти, да и в последнее время Борман начал набирать силу и старается совать нос не в свои дела, и особенно этот вопрос, в котором, по моим данным, вы продвинулись намного дальше всех. Поэтому я решил поговорить с вами так, по-дружески…

— Хм… По-дружески, очень интересный подход и интерпретация, вы не находите, и что за тема такая, которую вы хотели обсудить в этом богом забытом месте?

— Мне интересно знать, что должно произойти в апреле 1945 года?

Адмирал Канарис был опытным разведчиком, но и он на мгновение потерял над собой контроль, всего лишь на миг, но Гейдриху было и этого достаточно, чтобы понять, что найденный им след, по которому уже давно идут его ищейки вслед за людьми Канариса, — намного большее, нежели простая шпионская игра.

Он чуть усмехнулся, показав ряд ровных белых зубов, но в наступающих сумерках это выглядело как оскал.

— Я так и думал. Рассказывайте, адмирал, что вы там накопали, зачем вам понадобилась группа ученых, которых так неожиданно и чисто изъяли ваши люди и отвезли в неизвестном направлении. Тут я снимаю перед вами шляпу, но в последнее время происходит слишком много непонятных вещей, в которых, как мне кажется, вы разбираетесь больше, нежели любой человек в Германии.

Канарис спокойно смотрел на Гейдриха, чуть улыбнувшись, он снисходительно слушал начальника Главного управления имперской безопасности Германии, пару раз кивнув головой. Но в душе он испугался, сильно испугался, панически ища выход из сложившейся ситуации. Гейдрих что-то узнал и решил переговорить в таких экзотических условиях не от хорошей жизни. Что же могло выдержанного и дисциплинированного высшего офицера СД заставить пойти на столь опрометчивый шаг?

«Он знает про пришельцев из будущего, поэтому хочет уточнить, насколько у меня полная и достоверная информация. Стоп. Что он сказал? Он сказал про апрель сорок пятого, но про пришельцев ничего не сказал. Откуда он мог про это узнать?» — размышлял Канарис.

— Скажите, Рейнхард, что вам известно?

— Адмирал, давайте не будем играть словами. Вы не в том положении, чтобы быть не откровенным со мной. Единственное, что пока меня сдерживает, чтобы не арестовать вас и не допросить с пристрастием, это мое искреннее уважение и ваша незапятнанная репутация верного солдата Германии. Но последнее с некоторых пор и мной, и фюрером ставится под сомнение. Вопрос с вашим арестом уже решен, но интуиция мне подсказывает, что это еще рано делать, и вы будете больше полезны на свободе. Так что, адмирал, рассказывайте и не испытывайте мое терпение, от вашей откровенности зависит ваша дальнейшая судьба.

Канарис панически искал выход: «Апрель сорок пятого… Апрель сорок пятого… Стоп. Это был пароль, с которым фон Витерсхайм был отправлен к русским. Никто не мог слышать, кроме людей, которые занимались силовым и оперативным сопровождением внедрения. Группа обер-лейтенанта Хагена была ликвидирована, остался только полковник Йоханнес Беслер, но он погиб… А если не погиб, его изъяли люди Гейдриха и смерть инсценировали? Это многое объясняет, но Беслер практически ничего не знал, в отличие от Мартелла».

Единственное, что оставалось в данной ситуации, — это идти ва-банк и атаковать самому, тем более Гейдрих был моложе и в некоторой степени склонен к авантюрам и максимализму.

— Рейнхард, если вы сумели изъять и выпотрошить полковника Беслера, это практически ничего не значит. Это был всего лишь пароль.

— Мы тоже сначала так подумали, и мои аналитики предположили, что вы проводите масштабную операцию по внедрению, раз привлекли одного из лучших ваших специалистов по России. Все это так, но как вы объясните вот это?

Он достал из планшета фотографию шифрограммы, полученной от агента из-под Москвы, и спокойно прочитал: «Германия проиграет. Фюрер застрелится в апреле сорок пятого, когда русские танки войдут в Берлин. Адмирала Канариса арестуют и жестоко казнят после покушения на фюрера. Зимин это…»

В машине установилась тишина. Гейдрих решил нанести добивающий удар.

— Вы очень хорошо умеете беречь свои секреты, но и наша служба работать умеет. Вся эта история меня давно заинтересовала, особенно то, как были ликвидированы все люди, имеющие отношение к приему шифрограмм от нашей группы, заброшенной для захвата предателей. Все выглядело вроде как случайными смертями, но если изучить всю картину в целом, то этот факт заставляет задуматься. Моим людям пришлось сильно попотеть, прежде чем эта бумага попала ко мне в руки. Я не стал предпринимать действий, а только следил за вашей деятельностью, которая день ото дня становилась все более интересной. Адмирал, давайте не играть словами. Что реально происходит? У меня есть свои догадки, но хотелось бы все-таки узнать суть вашей операции.

— И каковы ваши соображения?

— Адмирал, вы не в том положении. В последний раз говорю, хватит играть. Повторно этот вопрос будет уже задан в Берлине в подвале Главного управления имперской безопасности. Сейчас решается ваша судьба. Главное, постарайтесь внятно и без попыток уйти от ответа, просветить обстоятельства покушения на фюрера.

— Ну хорошо. Это третья сила.

— Объясните.

— Рейнхард, как, по-вашему, к русским в руки могла попасть копия плана «Барбаросса» с личной визой фюрера? Ваша служба работала над этой проблемой, но тем не менее нет никаких результатов.

— Вы опять уходите от ответа.

— Нисколько. Я могу ответить. А ответ прост: никто не выкрадывал копию плана. Так же как и план «Ост» и остальные стратегические секретные документы рейха, которые за последнее время выплыли у русских.

Гейдрих, который уже имел представление о возможности получения информации сверхъестественным способом, спокойно слушал, не перебивая. Канарис продолжил свой рассказ-рассуждение:

— Я давно рассматривал возможность появления на сцене третьей силы, обладающей избыточными техническими возможностями и неестественной информированностью, что касается событий прошлого и особенно будущего. Тот случай с предсказанием бомбардировки могилевского железнодорожного узла был началом, так сказать, отправной точкой. Потом столкновения с непонятными войсковыми формированиями, имеющими эффективное вооружение и обладающими системами подавления связи, обученными и экипированными настолько отлично от остальных сил русских, что это не могло не привлечь нашего внимания. Нежин, Фастов, Борисполь. Везде действовали небольшие, но великолепно подготовленные отряды, которые наносили удары, на некоторое время останавливающие наступление, и тут же бесследно исчезали.

Канарис откинулся на спинку сиденья автомобиля и чуть закрыл глаза. Он прекрасно понимал, что проиграл и становится игрушкой в руках Гиммлера и его службы.

— …Очень интересным была тщательно организованная русскими оборона в зоне наступления второй танковой группы Гудериана после ее поворота на юг. По моим сведениям, сооружение оборонительных укреплений и концентрация войск начала готовиться намного раньше, нежели в ставке фюрера было принято решение о переподчинении Гудериана группе армий «Юг». Очень интересное и, главное, эффективное предвидение, не находите, Рейнхард?

— Нас это тоже заинтересовало. Вы хотите сказать, что у русских развита служба прогнозирования?

Гейдрих, сам того не понимая, все равно был втянут в диалог и начал следовать подсказкам Канариса.

— Мы прорабатывали этот вариант, но, к сожалению, ситуация совершенно иная. Тут поработала третья сила.

— И кто она?

— Это потомки из будущего, которые активно помогают русским.

Гейдрих не был дураком и не считал таковым своего собеседника, поэтому максимально внимательно отнесся к его словам.

— Что вам дает основания так говорить?

— Новая эффективная боевая техника, которая не выглядит опытными образцами, проходящими полевые испытания. Да практически все про это говорит: и экипировка, и средства связи, и тактика, и манера ведения боевых действий. На местах боев мы находили множество гильз с советской символикой, судя по маркировке выпущенных в конце этого века. Все это в отдельности можно объяснить простой русской безалаберностью и экспериментальными разработками, но вот в совокупности наводит на размышления. Еще один интересный факт, как их представителя встречали в Москве. Меры предосторожности принимались настолько беспрецедентные, что это больше походило на визит иностранного гостя, а не обычного офицера разведки, хотя и допущенного до секретов самого высокого уровня…

— Но тем не менее вы попытались с ними пойти на контакт.

— А что еще остается, чтобы выявить их истинные цели? То, что они практически в открытую помогают русским, объясняется их национальностью, особенно примечательно, как показательно была уничтожена группа украинских националистов. Очень убедительным доказательством является исчезновение окруженной трехтысячной группировки под Фастовом со всей техникой и ее такое неожиданное появление уже под Борисполем. Судя по всему, у пришельцев существует некая транспортная система, позволяющая практически мгновенно перебрасывать войска и технику на немаленькие расстояния. Этот вопрос сейчас активно изучается, но картина везде одна: следы людей и машин, которые просто исчезают, обрываются и все, как будто с неба спустили лестницу… Такая картина была зафиксирована и под Могилевом в нескольких местах, и под Нежином, и под Фастовом, скорее всего нечто подобное будет обнаружено и под Борисполем, когда территория будет очищена от большевистских войск.

— Хорошо, адмирал, вы меня убедили. Что ответил ваш агент?

— Он подтвердил, что вышел на контакт с Зиминым, и версию о пришельцах из будущего. Они согласны на переговоры, но поставили одно условие, которое меня сильно заинтересовало.

Гейдрих с интересом подался вперед.

— Какое же?

Канарис так же спокойно и монотонно продолжил. Его монолог был похож больше на лекцию преподавателя нерадивому студенту.

— Переправить плененного русского генерал-лейтенанта Карбышева. Все это время мои сотрудники неоднократно допрашивали его, пытаясь выяснить причины такого интереса со стороны пришельцев, но, видимо, это как-то связанно с будущей деятельностью генерала.

Гейдрих задумался, переваривая полученную информацию.

— Вы думаете, Германия проиграет в этой войне?

— Слишком много за это говорит. Но я пока не принял это на веру и жду все-таки результатов переговоров. Хотя при зрелом размышлении переговоры будут, но после того как сорвется наступление на Москву.

Взгляд его собеседника стал пронзительным и злым. Губы сжались и руки напряглись, как перед ударом.

— Вам не кажется, что вы ведете предательские разговоры? С огнем играете, адмирал.

— Нет, Рейнхард, это просто жизненный опыт. Им сейчас, когда вермахт наступает, нет смысла с нами разговаривать. Переговоры будут потом, после нашего крупного поражения.

Канарис прекрасно видел, что Гейдрих не просто разозлен, он взбешен и готов к немедленным действиям, поэтому решил подсластить горькую правду, которую он только что вывалил на своего противника.

— Хотя есть пара моментов, которые наводят на размышление и заставляют считать, что у нас есть шанс.

Гейдрих скептически скривил губы и с легким пренебрежением уставился на собеседника. Канарис сумел выдержать театральную паузу, прекрасно понимая, что первая опасность пройдена и сейчас уже начался торг, точнее, переговоры о том, как он впоследствии будет работать под своим бывшим подчиненным.

— По показаниям свидетелей, пришельцы имеют нездоровый цвет лица, бледны и измождены, что говорит о возможном перенесенном голоде и лишениях, вся необычная боевая техника выглядит не новой, со следами многочисленных ремонтов…

Полученной информации было слишком много, и ее нужно обязательно осмыслить, переварить и разложить по полочкам, но разговор нельзя завершать на такой ноте, еще предстояла вербовка адмирала, хотя в данной ситуации, в свете вновь открывшихся обстоятельств, Гейдрих решил не спешить с выводами. А Канарис, видя такое состояние оппонента, решил добавить:

— Скорее всего, в будущем идет война, о чем говорит столь хорошая подготовка пришельцев, но война проигрывается, что подтверждает и изнуренный вид солдат и видавшая виды техника. Видимо, русские решили скорректировать прошлое, скорее всего, истоки поражения в будущем лежат в нынешних событиях. Анализ ситуации дает нам определенные надежды, поэтому прежде чем начнутся переговоры, нужно собрать максимальное количество информации.

Гейдрих дослушал его, глубоко вздохнул, сложив руки на груди, и снова откинулся на спинку сиденья автомобиля. Он недооценил абвер. Столь глубокий анализ и проработка ситуации заслуживали всяческих похвал. Даже если часть нарытой Канарисом информации окажется правдой, то это может вылиться в большие потрясения для Германии, и решение нужно принимать именно сейчас. Тем более разные источники и в партийном аппарате и в вермахте и в его ведомстве докладывают о деятельности Бормана, который, пользуясь своим приближенным положением к фюреру, формирует свою собственную сеть осведомителей. Несколько раз уже пресекались попытки вербовки информаторов в центральном аппарате СД. Кто и зачем это делает, удалось быстро установить, но вот предпринять какие-либо ответные меры Гиммлер пока не в состоянии, несмотря на топорность и непрофессиональность работы людей Бормана. По некоторым косвенным данным, там тоже заинтересовались обстоятельствами «Могилевского дела», хотя особой опасности с той стороны пока ожидать не стоит, но Гейдрих не удивился бы возникновению какой-нибудь вневедомственной комиссии под патронатом Бормана, которая начнет совать свой нос в его дела. Канарис, можно сказать, уже у него под контролем: с такими документами, которые были изъяты из его личного тайника, он уже никуда не денется, особенно это касается покушения на фюрера.

Все это время Канарис внимательно на него смотрел, пытаясь по изменению выражения лица, положению рук разгадать мысли Гейдриха. Тот еще некоторое время просидел молча, потом, приняв решение, начал задавать вопросы.

— Хорошо. Что там с информацией по покушению на фюрера?

Адмирал ждал этого вопроса и боялся его, прекрасно понимая, что Гейдрих, как цепной пес, может вцепиться в горло, чуть ли не в прямом смысле слова, и будет драть до смерти, поэтому, постаравшись максимально спокойно, так чтоб не вызвать сомнений в откровенности, ответил:

— У меня нет информации. Это как раз и было одной из причин, почему было произведено внедрение моего человека.

— Ну, будем считать, что я вам пока поверил, кто еще в курсе всей этой истории с пришельцами?

— Майор Дитрих Мартелл, мой личный порученец.

— Знаю его. Мы его уже контролируем. Значит, так, в его группу введете двоих моих людей и больше никакой самодеятельности. Сами видите, что на кону судьба рейха. В следующий раз пощады не будет.

После чего, кивнув головой, Гейдрих вылез из машины, отдал несколько коротких команд и эсэсовцы, окружившие конвой адмирала Канариса, практически бесшумно растворились в лесу, а танк, перегораживающий дорогу, взревев двигателем, освободил дорогу, пропуская колонну, которую буквально полчаса назад блокировал и был готов уничтожить.

Глава 26

Снова я в стенах своего бункера. Затхлый воздух, в котором давно уже перемешались запахи кухни, плесени, слежавшейся одежды и канализации, раздражал все больше и больше после каждого возвращения из прошлого. Коридоры наполнены криками, гомоном, топотом ног. Госпиталь переполнен ранеными, и девушки буквально валятся с ног, пытаясь оказать медицинскую помощь. Все танки после ночного боя в 1941 году требуют обязательного ремонта, не говоря о вышедшем из строя бронетранспортере, дымящийся остов которого затаскивали в портал в последнюю очередь. Боевое столкновение с немцами, несмотря на серьезные потери, произвело неизгладимое впечатление на личный состав нашего отряда. Как ни странно, никто не остался равнодушным, тем более общая и полная победа всегда благоприятно действовала на бойцов, особенно когда не было сомнений в выборе противника.

Благодаря тому что бункер «внутряков» в Симферополе был под нашим контролем и обладал весьма впечатляющим гаражом, в котором была оборудованная мастерская еще с довоенных времен, при определенном желании можно было перенести часть ремонтных работ бронетанковой техники из Перевального в Симферополь. БТР и один из Т-64, получивший во время боя несколько попаданий из немецких противотанковых пушек, отогнали сразу туда. «Булат» и БТР оставили для охраны бункера с установками перемещения во времени, остальную бронетехнику для проведения профилактических работ отправили в Перевальное, куда хозяйственный Петрович успел натаскать кучу битого железа со всего Крыма, используя ее в качестве источника запасных частей.

Вал накопившихся дел и вопросов, требующих немедленного разрешения, навалился с новой силой. Увеличившаяся численность нашего отряда требовала разработки новой системы безопасности с учетом непозволительно большого количества народа, посвященного в тайну путешествий во времени. Простая и регулярная проверка на детекторе лжи уже не могла однозначно решить эту проблему, поэтому создание некоего подобия службы безопасности становилось насущной проблемой. Управление установкой прочно находилось у меня в руках, но разработка более совершенной и защищенной от внешних и внутренних угроз системы доступа становилась весьма актуальной. На данный момент путешествия во времени являлись огромным богатством, которое может принести как много пользы, так и, при неправильном использовании, вреда, человек или группа людей, имеющих контроль над установкой, в состоянии изменить ход истории и спасти мир от той участи, которая ему уготована. Появление в поле зрения университетских преподавателей резко расширяет наши возможности, позволяя в перспективе усовершенствовать саму установку, возможно, получится добиться прорыва в другие регионы или другое время, где не будет необходимости постоянно воевать и терять своих людей. Все эти вопросы требовали тщательной проработки, обязательного оперативного прикрытия и обеспечения материальными ресурсами и, главное, временем, которого катастрофически не хватает. Все это я вывалил на малом совете, где присутствовали самые доверенные люди, сомнения в лояльности которых у меня не было.

Одна из основных проблем состояла в Олеге Дегтяреве, точнее, в его семье и семьях его сослуживцев, которые нужно было в срочном порядке вывозить в Крым. Но тут существовало множество трудностей, одна из которых состояла в явно враждебной политике украинского руководства. С их стороны ожидался следующий шаг в виде натравливании на нас диверсионных групп или какой-нибудь ударной группы. Любые попытки Дегтярева связаться со своим руководством, используя имеющуюся в его наличии аппаратуры шифрованной связи, пресекались с той стороны, что вызывало озабоченность и неприятные предчувствия. Такая же ситуация была и у «внутряков», которые оказались тоже отключены от общих систем связи и оповещения. По сути дела, это можно было расценивать как превентивное объявление войны, в которой у нас было очень мало шансов. Видимо, мои шуточки насчет стратегической авиации, которая в состоянии решать определенные задачи в регионе, были услышаны и оценены, что повлекло за собой столь недружественные шаги.

Олег, отошедший от эйфории приключений в прошлом, озабоченно сидел за столом в кают-компании и медленно помешивал ложечкой уже остывший чай. Он поднял голову и пристально посмотрел на меня:

— Ну что, Серега, будем делать? Это война, и в этой ситуации твои самоделки, рассчитанные на немцев или бандюков, которые не дошли до использования спецсвязи с качающейся частотой, никакого преимущества не принесут. На этот раз на нас натравят настоящих спецов, и ты прекрасно знаешь, как это все будет выглядеть. Они засядут в сторонке и будут очень долго изучать, потом нанесут серию синхронных ударов, которые полностью парализуют нашу работу.

Лампы, собранные из светодиодов, освещали ярким холодным светом кают-компанию, создавая некое подобие офисной обстановки. Ее подчеркивало множество бытовых современных приборов: гудящая микроволновка, в которой разогревал макароны по-флотски опоздавший на совещание Санька, шипящая кофеварка и большая панель плоского телевизора. Сейчас по желанию можно было просмотреть трансляцию с камер системы внешнего видеонаблюдения или с одного из компьютерных терминалов, который иногда использовали для создания и показа презентаций. После ужина на столе остались чайничек со свежезаваренным чаем, пластиковая коробка из-под майонеза, используемая в качестве сахарницы, и большое блюдо, где по кругу были разложены немецкие трофейные галеты, которыми люди, находящиеся в комнате, аппетитно хрустели.

— Ты можешь предположить, кого пришлют?

— Ну херсонцев, может быть, с учетом того, что на тебя повесили и нашу гибель, и убийство Черненко, то договориться с ними будет трудно. Может, кого и наших привлекут, и, пока разберутся, что мы живы, проблем они нам создадут выше крыши.

— Тогда, Олег, у нас остается только одно — в темпе аллегро тебе нестись к себе в Измаил и доказывать, что ты жив, и что тут твоих ребят никто не обижает.

— Да я тоже так думаю, только дадут ли нам спокойно добраться?

— Ну на вашем КамАЗе точно не дадут, слишком приметная машина.

— Серега, может, хватит из себя тут Кутузова корчить? Машина специально оборудована для такого рода переездов.

— А от пулемета она как защитит? А реку переехать? Короче, Олег, давай БТР возьмешь, и мне как-то поспокойнее будет.

— А как насчет горючки? Жмотиться не будешь?

— Обеспечим, сам знаешь, запасы у нас есть. Тебе на сборы сутки, подумай, что тебе понадобится из продуктов, оружия, боеприпасов. Главное, давай определим порядок связи. Команду на подготовку бронетранспортера я Петровичу уже дал.

— Хорошо, Серега. А ты чем тут будешь заниматься?

— Организуем патрулирование, скрытое наблюдение, ну и еще кучу сюрпризов, чтоб, так сказать, нам сюрпризы не устроили, — скаламбурил я. — Санька, это все на тебе. Думай, смотри, рассчитывай, минируй, но чтоб без нашего ведома ни одна морда на километр не приблизилась к базе.

— Сделаем, командир.

— Вадим, что у нас с техникой, есть предварительная информация?

Васильев, уже давно насытившийся и теперь попивающий кофе маленькими глотками, просто наслаждался спокойной обстановкой, поэтому сразу с готовностью ответил:

— Ну БТР восстановить в ближайшее время не удастся, там ходовая полетела. Как вариант, на ближайшее время, пока не будет найдено запасных деталей, использовать как неподвижную огневую точку. Танки — все три на ходу, в течение недели в Перевальном поднимут еще три танка: один Т-72 и два Т-64, из тех, что у боевиков захватили, привлечем большее количество людей. За кормежку теперь к нам многие идут. Главная проблема с боеприпасами. У нас на каждый танк приходится максимум по три боекомплекта, не больше. Еще одно такое сафари на ту сторону, и нам придется переходить на трофейную технику.

— На местах боев хоть что-то можно найти?

— Не уверен. Надо налаживать связи и покупать боеприпасы на Украине. Там такой глобальной войны не было, поэтому запасы боеприпасов могли сохраниться. У меня связей там не осталось, поэтому тут опять все упирается в Дегтярева и успешность его поездки. Неплохо было бы боеприпасы для ЗУшек и для «Шилки» найти. Как по мне, так наши успешные похождения на той стороне заканчиваются. Только мы появимся, так сразу просто засыплют бомбами, и все наши преимущества пойдут прахом. С фронтовой ПВО у нас проблемы, надо переходить на другой профессиональный уровень…

— Вадим, ты думаешь, я сам не понимаю этого? У нас есть с десяток «Стрел» и «Игл», и то их работоспособность под большим вопросом. Но тут ты прав, абсолютно прав. Так что с этого момента на масштабные прогулки на ту сторону накладываю мораторий, пока не будет обеспечено нормальное зенитное прикрытие.

Сделав пару глотков кофе, я продолжил:

— Следующая важная проблема с убитыми и ранеными. За последнее время мы потеряли больше семи человек убитыми и больше половины отряда ранены. Госпиталь переполнен. Поэтому считаю важной проблемой создание соответствующих условий для выздоровления в бывшем бункере «внутряков» и в Перевальном. Для этого, Марина, на тебе — разработать перечень мероприятий и необходимых ресурсов для создания основного госпиталя в освобожденном бункере. Здесь, на базе, оставим центр интенсивной терапии и операционную для обеспечения работы иновременных экспедиций. В свете увеличения численности отряда количество людей, не имеющих отношения к персоналу базы и работе установок, должно быть максимально сокращено. Дальше. На повестке дня стоит постройка второй транспортной установки на некотором удалении от основной. Думаю, никто не будет против, если нам удастся найти выход на не занятой немцами территории, оказать помощь окруженной под Борисполем группировке. На крайний случай мы сможем эвакуировать раненых и помочь в доставке боеприпасов.

Светлана, которая не любила наши посиделки, стояла в сторонке и внимательно нас слушала, но тут не удержалась и вставила свои пять копеек:

— Сережа, а тебе не кажется, что вы в своих мальчишеских выходках так засветились перед немцами, что любое ваше появление в том времени уже сопровождается большой опасностью. А тут собираетесь толпы народа прогонять через портал. Где гарантия, что кто-то не увидит больше, чем нужно, и немцы не попытаются захватить базу, когда вы будете перевозить людей и грузы? Ребята, остановитесь. Войну вы все равно выиграть не сможете, а сколько уже людей потеряли?

Голос подала Марина, молчавшая до этого:

— Сереж, Света права, вы слишком увлеклись игрой в войнушки. Я понимаю — Родина, фашисты, но это не значит, что вы должны выигрывать войну за предков и всякий раз, увидев немцев, бросаться сломя голову в бой.

Она чуть помолчала. Круги под глазами и усталость, написанная на лице, говорили о том, как ей приходится трудно в последнее время. В отличие от нас, на ее плечи легла обязанность за многочисленных раненых, которых становилось все больше и больше после каждого нашего визита в прошлое или боестолкновения с бандитами. Она нечасто брала слово на такого рода совещаниях, но, видимо, у нее накипело.

— Сережа, наше преимущество в другом, не в гипотетической силе, не в танках и пушках, а в знаниях и опыте последующих поколений. Растрачивать такое преимущество, жертвовать людьми ради желания удовлетворить свои мальчишеские желания набить побольше немцев глупо и не разумно.

Все молчали, понимая, что и Марина, и Света правы.

— Вы правы, девочки. Надеюсь, это был последний бой такого уровня. Поэтому как первоочередная задача ставится — создание второго большого транспортного портала. Сегодня все отдыхаем, завтра начинаем монтажные работы. Нам нужно больше пользоваться возможностями путешествий во времени.

После совещания все стали расходиться по спальным помещениям. Я уходил последним, мазнув взглядом по расставленным в помещении горшкам с растениями, которые разводили девушки, когда еще мы жили одни и перемещения во времени было лишь фантастикой, а не обыденностью. Включив напоследок ультрафиолетовую лампу, свет которой нужен для наших растений, я вышел и направился в спальный бокс, где, приняв душ и сбросив с себя пыльный и пропахший потом камуфляж, положив в изголовье автомат, забрался под одеяло и почти сразу отключился, не заметив, как позже пришла супруга.

Она, уложив ребенка, некоторое время стояла, рассматривая спящего мужа, лицо которого во сне расслабилось, и исчезла печать постоянных забот и опасностей, потом быстро разделась и легла рядом.

На следующий день началась реконструкция крупного гаража, который находился в восьмидесяти метрах от основной установки. На это бросили максимальное количество людей, не задействованных в охране бункеров и других неотложных работах. Несмотря на серьезные, достойные уважения трофеи, захваченные у немцев в 1941 году, наше положение оставалось критическим. Горючее расходовалось с катастрофической скоростью: танки, бронетранспортеры, машины и, главное, энергоустановка, питающая бункер и основную установку, которой, в отличие от малой, требовалось намного больше мощности.

Помещение для новой установки строили по уже привычному стандарту: основное — комната, где можно было бы разместить танк, мощные ворота и второе помещение — предбанник, где можно было разместить второй танк. Работы начались сразу по нескольким направлениям. Одна группа, состоящая из технических специалистов, занималась созданием самой установки, предварительно подготовив бетонную станину, вторая работала непосредственно над постройкой предбанника, укреплением ворот и прокладкой кабелей видеонаблюдения, питания и управления системой. Новый подземный ход пока решили не делать ради экономии времени, хотя проект разрабатывался на ходу.

Для строительных работ требовалось много технической воды, поэтому малый портал периодически включали прямо над рекой, и, перекинув прямо в окно шланг, закачивали ее в канистры и переносили в помещение с большой установкой, где уже установили бетономешалку. Работы продолжались без остановок до вечера, изредка прерываясь на прием пищи.

Когда мрачный, пасмурный день ядерной зимы сменился темной безлунной ночью, мы прервались, отправляя в долгую поездку Олега Дегтярева с его тремя бойцами. БТР был заправлен и укомплектован боеприпасами, продуктами, дополнительными баками и канистрами с горючим. Путь им предстоял неблизкий и опасный. Несмотря на то что в этом мертвом мире не осталось практически людей, они все равно оставались самыми опасными хищниками, которых стоило опасаться. Олегу предстояло проехать более восьмисот километров по территории, которая по определению считается опасной, и, что его ждет на этом пути, можно только догадываться.

Когда БТР-80 скрылся за поворотом, направляясь по евпаторийскому шоссе к повороту на армянскую трассу, все, кто стоял на улице, как по команде, правда нехотя, двинулись к строительству, в необходимости которого никто не сомневался. Людей разделили на несколько бригад, организовав посменное питание и отдых.

Мы уже вывели стены и стали перекрывать крышу предбанника, одновременно устанавливая ворота, когда на связь вышла Марина и попросила прийти в госпиталь — пришел в сознание Черненко.

Пройдя процедуру чистки, через десять минут я уже был в госпитале в небольшом закутке, отделенном ширмой. Тут лежал тяжелораненый полковник Черненко, опутанный датчиками. Его вид после большой потери крови и нескольких операций был ужасный. Такое впечатление, что от прошлого грозного полковника, держащего в крепких руках весь район, осталась половина. Рядом сидела жена, которую пришлось допустить до тяжелораненого мужа. Я осторожно, в сопровождении Ольги подошел к нему. Он чуть с заметным усилием повернул голову. В свете светодиодной лампы лихорадочно блеснули его глаза. Он что-то попытался сказать, но слышен был только хрип. Мне пришлось наклониться к нему, чтоб хоть как-то понять его слова. С трудом, но удалось его понять:

— …Сергей, что там с моими? Кто?

— Татары по наводке Семенова. И вас, и приезжих моряков. Плюс группу пустили в ваш бункер.

Он ненадолго замолчал, собираясь с силами.

— Ты их…

— Да. Ваш бункер теперь снова под контролем, опасность устранена. Вот только боюсь, будут большие проблемы с вашим бывшим руководством. С нами отказываются общаться, видимо, в ближайшее время против нас начнет работать спецура…

— Моряки?

— Может быть, но там все нормально. Часть выжила. Командир оказался моим старым другом еще по военному училищу. Отправился обратно с остатками группы прояснять ситуацию. Основная опасность от ваших херсонских коллег, очень бы не хотелось с ними воевать, и так забот хватает.

Он замолчал и закрыл глаза, сложилось впечатление, что он потерял сознание, но его сила воли меня поразила. Собравшись с силами, Черненко спросил:

— Мои люди?

— Влились в мой отряд. Недовольных нет, ждут вашего выздоровления.

Он хрипло засмеялся.

— Уделал ты все-таки меня, Сергей… Хитрый. Это хорошо… Устал я…

— И что? Руки опускать? Михаил Григорьевич, главное — выкарабкивайтесь, еще чуть-чуть, и отправим вас в санаторий на чистый воздух и солнышко, быстро поправитесь.

— Значит, есть такое место?

— Конечно. Поэтому ваши люди и со мной, теперь мы одна команда, и вы мне нужны, выздоравливайте и ни о чем не беспокойтесь.

— Хорошо, Сергей, мне больше ничего другого не остается.

Я снова шел к тамбуру, где висел мой костюм и противогаз, предстояло еще много работы. Разговор с Черненко произвел тягостное впечатление. Все-таки чувствовал вину перед ним, хотя реально виноват не был, он просто стал очередной жертвой войны за власть среди обломков нашего мира. Все в дерьме, а они дерутся за призрачные привилегии. Люди не меняются, ситуация такова, что нужно бросать все силы и пытаться восстановить мир, а они все никак не могут нажраться. И ведь сидит какая-нибудь такая сволочь в личном бункере, с евроремонтом, украшенном коврами и имеющим бассейны, и дает команды на уничтожение неугодных, на торговлю людьми, наркотиками, оружием.

Парадоксальная мысль посетила меня: «Может, бросить все и уйти в прошлое, как надоела эта радиоактивная клоака».

Отвлечься от таких мыслей помогла работа. Небольшой отдушиной стала возможность в чате пообщаться с Борисычем, которого уже вовсю окучивали в сорок первом предки. Но я им подкинул слишком много подарков, чтоб они успели их переварить за ближайший месяц. Реально я вообще не был уверен, что они-то и прошлые мои посылки сумели полностью обработать и пустить в работу, слишком был большим объем переданной информации. По большому счету сейчас мы особо не были нужны предкам. Основную информацию они уже получили. Как поставщики высокотехнологической техники мы не подходили, так как огромное количество техники, которое было у населения Крыма, в большинстве своем либо вышло из строя, либо фонило и могло нанести больше вреда, чем принести пользы. Главное в этой ситуации было найти возможность увеличить зону охвата в нашем времени и тем самым становиться не только поставщиками технологической и исторической информации, но и наращивать количество и перечень оборудования, предлагаемого предкам, выпуск которого они не смогут наладить в ближайшее время.

В Москве все идет своим путем — разговор насчет перевода главной операционной базы по работе с потомками уже состоялся, и предварительная договоренность уже была достигнута. Слово Куйбышев несколько раз мелькало в разговоре, но я сомневался, что это будет конечная остановка. Насколько я знаю наших предков, угонят Борисыча куда-нибудь за Уральский хребет, подальше от любопытных глаз и загребущих рук политических оппонентов Сталина, в существовании которых я не сомневался, и, главное, от немецких спецслужб, которые и так уже сели на хвост и скоро будут не только догонять, но и устраивать ловушки, да и то, что информация о путешественниках из будущего может просочиться к «союзничкам», сомнений не было. Простая попытка найти выход и выжить переросла в серьезную игру, ставки в которой очень высоки. Квест мутировал в смертельный марафон, на обочинах которого уже остались могилы погибших товарищей…

Вторая установка строилась намного быстрее, чем первая, — проект, расчеты и чертежи были уже разработаны при постройке первой установки, поэтому сама система была собрана и подключена в течение трех дней. Остальное время, пока Санька минировал все вокруг и готовил средства самоликвидации аппаратуры на случай захвата, я, сняв с самой первой установки фокусирующий цилиндр, занимался юстировкой волновой линзы. Еще день ушел на поиск межвременного канала, поиска параметров для установки стабильных точек выхода. Как ни странно, этот процесс тоже занял меньше времени, учитывались определенные навыки в этом деле. Таких точек было найдено четыре, как и в предыдущем случае. У нас уже был отлаженный порядок работы установки с учетом открытия нового окна и поиска географических и временных параметров. Поэтому соответствующее оборудование было перенесено в зал со второй установкой, штурмовая группа в полной экипировке расположилась в предбаннике, за специальным импровизированным бруствером из синтетических мешков с песком. Тут же была Марина с оборудованием для отбора проб воздуха — порядок биологической безопасности никем не отменялся. И вот снова, как несколько недель назад, с замиранием сердца включаю установку, проверяю ее сначала в дежурном режиме, прогнав сначала несколько секунд, проверив температурный режим, затем минуту, и после отсутствия перегрева в линии питания и системе управления система запускается на десять минут.

Убедившись в работоспособности установки, начинаю самое интересное — настройку на одну из точек и включение стабильного канала. Это делается быстро — пять минут. Снова включение, стабильность канала немного плавает, поэтому пришлось повозиться некоторое время с настройками балансировки накопителей. К вечеру установка уже работала вполне стабильно и, настроив канал, сняли пробы воздуха. Пока Марина не дала ответ о биологической опасности, в портал выставили антенну и запустили процедуру приблизительного определения местоположения новой точки выхода. Камера видеонаблюдения, выставленная на ту сторону вместе с антенной, показывала обычное море, ночное бушующее море. Включив первый портал, что вызвало ощутимую перегрузку нашей энергосистемы, и выставив буквально на пару минут антенну, удалось в первом приближении получить хоть какие-то данные. Сдвига во времени не было, был достаточно серьезный сдвиг в пространстве. По нашим прикидкам, точка, которую удалось нащупать, находилась на высоте восьми метров над уровнем моря в двадцати пяти километрах южнее Одессы. Никакого практического интереса для нас она не представляла, поэтому пришлось перенастраивать систему, настраиваясь на следующую точку.

Следующая точка выхода оказалась уже на суше, но вот ее расположение не радовало. Опять недалеко от зоны боевых действий, в Херсонской области, где-то возле Каховки, которые уже были заняты немецкими войсками. Третья точка опять была в море, но намного южнее. Судя по карте, юго-восточнее Севастополя, километрах в десяти. Люди, которые находились рядом, заметно приуныли. Всю ночь как проклятые работали, настраивали, снимали пробы и ждали, ожидая новостей из комнаты управления, где располагались основные терминалы управления обеими порталами, куда выводилась информация с камер видеонаблюдения из порталов и результаты пеленгации точек выхода. Четвертая точка вышла на земле, но определить ее местоположения не удалось. Сигнал просто не доходил до антенны, расположенной под Борисполем. Это уже настораживало. Шальная мысль, что нас забросило в другое время, посетила не только меня. Но, выбросив камеру и внимательно осмотрев окрестности, с удивлением в наступающем рассвете обнаружили высокие холмы, которые, скорее всего, экранировали нашу систему определения по радиосигналу. Пришлось искать на складе метеозонд, который в самый первый раз использовали для подъема видеокамеры еще под Могилевом, но на этот раз решили поднять антенну. У нас оставалось не так уж и много времени, потому что поздний рассвет мог демаскировать перед местными жителями наши телодвижения, поэтому шар с антенной был поднят достаточно поспешно и из-за сильного ветра чуть не был потерян. Времени оказалось достаточно, чтобы убедиться: мы все в том же сорок первом и точка выхода находится где-то в холмах недалеко от Севастополя и Бахчисарая. Это очень нас обрадовало, так как большинство бойцов отряда из нашего времени много поколесили по этим районам, гоняя банды мародеров и работорговцев. Теперь осталось точно определить координаты и сообщить в Москву, чтобы нам организовали оперативное прикрытие и охрану зоны выхода.

На этом решили дальнейшие действия прекратить, устроить отдых и готовиться к разведывательному выходу на ту сторону, а в Москву, через Борисыча был отослан текстовый файл следующего содержания, который он тут же распечатал и через Трофимова передал руководству НКВД:

«Странник — Центру.

Найдены четыре устойчивые точки выхода:

1. В море, расположение южнее 25 км Одессы, интереса не представляет. Возможно использование для контактов в море, в экстренном случае.

2. На суше, недалеко от пос. Каховка Херсонской области. Находится на оккупированной территории. Интереса не представляет.

3. В море, расположена юго-восточнее 10 км Севастополя, интереса не представляет. Возможно использование для контактов в море, в экстренном случае.

4. На суше, в районе пос. Бахчисарай Крымской области. Точное местоположение неизвестно. После 14:00 предполагается выход разведгруппы под легендой майора НКВД Кречетова для уточнения местоположения. Прошу организовать оперативное сопровождение и поддержку легенды при установлении контакта с местными представителями органов государственной безопасности.

Странник».

Буквально через час по тому же каналу мы получили ответ, что Москва все приняла к сведению и в Крым через Новороссийск вылетела специальная оперативная группа с известным нам майором, который участвовал в операции под Борисполем. Местные органы государственной безопасности получили указание оказывать помощь специальному подразделению ГУ НКВД СССР, потерпевшему аварию в районе Бахчисарая и его командиру, майору госбезопасности Кречетову.

После получения таких новостей, я просто взял все поотключал и пошел отсыпаться. После обеда нам предстоял выход на ту сторону, и хотелось бы отдохнуть перед операцией.

Глава 27

Как оказалось, со временем выхода в прошлое я погорячился. Сказались и трехчасовая разница между суточным временем, и то, что просто не успели подготовиться, поэтому экипированная по штурмовому варианту группа высадилась после пяти часов вечера, занимая оборону и пытаясь сориентироваться на местности.

Пока была возможность, вокруг точки выхода организовывалась временная оборона с рытьем стрелковых ячеек, организацией пулеметных позиций и постов воздушного наблюдения. Закрепившись на местности, вперед были высланы несколько разведгрупп, в задачу которых входила привязка к местности, поиск источников воды и населенных пунктов. Я в сопровождении уже привычного Егора Карева, переодевшись в форму сотрудника НКВД, перешел на ту сторону.

В общем-то, места были знакомые, невысокие холмы, заросшие кустарником, неширокие ущелья, вполне пригодные для проезда техники. Точка выхода была расположена не совсем удобно для выхода и спуска, но если провести определенные работы по сносу грунта и создать некоторое подобие ската, то вполне спокойно можно будет спустить бронетранспортер, танк или просто машину. До рассвета мы этим и занимались, создавая условия для спуска в долину переделанного джипа и бронетранспортера. К утру обе машины уже стояли внизу, готовые к выезду, и наша небольшая группка, состоящая из пяти человек: меня, Строгова, Карева, Саньки, который щеголял в форме старшего лейтенанта НКВД, и Короткова, — разместилась в джипе. В бронетранспортере, который по замыслу должен был идти на некотором удалении, шла группа силовой поддержки из шести человек в полной штурмовой экипировке.

Судя по оперативной сводке, переданной из Москвы, эта территория находилась под контролем Красной Армии, но прогноз был неутешительным, прорыв обороны Крыма был всего лишь делом времени, тем не менее, в отличие от нашей истории, к вопросу обороны Севастополя подошли серьезно. Город был буквально опоясан окопами, дотами, артиллерийскими позициями. Были созданы несколько резервных аэродромов, на которых в специальных укрытиях размещались крупные силы истребительной и штурмовой авиации. Советское командование решило, используя опыт, переданный потомками, создать некоторое подобие непотопляемого авианосца, с которого продолжались бомбардировки румынских нефтяных месторождений, поддерживая оборону осажденной Одессы. Это все как бы между прочим во время переписки мне сообщил Борисыч, который до этого передавал оперативную сводку по Крыму 1941 года.

По идее, мы сейчас находились недалеко от первой линии обороны Севастополя и при любом движении так или иначе должны были наткнуться на патрули, контролирующие режим секретности в районе.

Когда уже стало светло, наша небольшая группа неторопливо двинулась вперед, пытаясь определить местоположение. Мне эти места тоже казались знакомыми, хотя многое изменилось за семьдесят лет, что разделяли наши воспоминания о Крыме и реальность, которая была за бортом джипа. Другие деревья, другая растительность, и в наше время все было больше обжито. Пока мы видели только тропы, по которым выгоняли на пастбища домашний скот. Минут через тридцать осторожного движения выехали в большую долину, где разглядели несколько поселений.

Санька, разглядывающий раскинувшуюся картину через бинокль, спокойно констатировал:

— Командир, а деревенька-то татарская…

— И что? Ты их сейчас будешь штурмом брать? Так на данный момент они граждане СССР, еще себя не запятнавшие карательными акциями против славянского населения и сотрудничеством с фашистами. Тем более не все они скопом к немцам на поклон ломанулись. Вон известный летчик-истребитель Ахмет-Хан Султан как воевал, в двадцать пять лет дважды Герой Советского Союза…

— Он, между прочим, только по матери крымский татарин, а так дагестанец, будешь на базе, поройся в картотеке…

— Ладно, не та тема, кстати, будет возможность посмотреть, кого, как и за что депортировали. Сейчас основная задача — найти кого-то из наших, и, главное, в пятак пулю не отхватить, тут части необстрелянные, могут со страха и пальнуть… Значит, так, Артемьев, Карев, Коротков, метнулись в деревню, посмотрите, что там, а то как-то тихо, на улице холодно, а дома не топятся.

Мы остановились, замаскировав технику, ждали результатов разведки.

— Феникс, на связь.

— На связи, Бычок.

— А в деревне никого нет.

— Зачистили?

— Да непохоже. Народ уходил в порядке, без спешки.

— Давно?

— Похоже — да. Странно.

— А что тут странного? Сегодня Борисыч оперативную сводку скинул по Крыму, так татар вывезли из Крыма месяц назад…

— Это как?

— Да собрали всех, переписали, рассказали, что немцы никого не пощадят, и часть морем, часть сушей через Керчь вывезли из Крыма и равномерно распихали по всей стране, стараясь не создавать зон компактного проживания. Девушек практически поголовно определили в медсестры, призвав в армию и раскидав по фронтам. В Крыму территория, попадающая под оккупацию, очищена от заведомо лояльного к противнику населения, облегчив жизнь партизан, которых в нашей истории задавили при помощи крымских татар. Тут я преклоняюсь перед мудростью советского руководства. Моей фантазии хватило бы на организацию глобальной зачистки, а тут и закон соблюли, и граждан СССР не обидели. В общем, молодцы предки.

— Да что-то не верится, командир… Трудновато было бы их поднять, у них тут живности всякой навалом, козы, бараны… Как со всем этим табором через залив?

— Да я сам спросил, ответили, что всех обеспечили сухпаями, а живность всю выкупили за талоны на питание и отправили в Севастополь на убой, для кормежки гарнизона. Там сейчас чуть ли не все консервные заводы и коптильни работают на пределе мощностей.

— Хитро. Не ожидал такого изящного решения… Кстати, командир, а чего раньше не сказал, не порадовал?

«Блин, замотался, потому что и сам забыл», — подумал я про себя.

— Сюрприз приготовил.

— Хороший сюрприз, ну, в общем, все чисто, можно ехать, есть дорога, идет на юго-восток.

— Выдвигаетесь по дороге, держите связь.

— Вас понял.

«Очень элегантное решение. Семьи раскидали по Союзу и скорее всего после войны сделают так, чтоб они не смогли вернуться и ассимилировались в местах проживания. Молодых девчонок и бездетных женщин позабирали в армию и так же раскидают по фронтам. Учитывая уроки истории, большинство из них выйдет замуж и уже в Крым не вернется. Мужчин, которые встали под ружье, сожгут в ожесточенных боях начального этапа войны, обеспечив их лояльность тем, что родные вывезены. Политические и религиозные фигуры, старейшины, которые договаривались с немцами в нашей истории, эвакуировались морем, и корабли, естественно, попали под налет немецкой авиации, и никто не спасся… Снимаю шляпу, действительно элегантное и мудрое решение».

Мы довольно быстро миновали опустевшую деревню и выехали к наезженной дороге, которая шла параллельно небольшой горной речке вниз по ущелью. Разведка выдвинулась далеко вперед, выискивая возможные опасности или следы недавнего пребывания людей.

Все эти холмы очень напоминали район Мекензиевых гор, где мы неоднократно в свое время гоняли татарских боевиков, да и ущелье уже узнали, поэтому более смело стали спускаться вдоль речки. В наше время эта дорога уже была заасфальтирована, и, наложив в сознании воспоминания на имеющийся в наличии пейзаж, я сразу определил на карте наше местоположение.

Тут же связался с базой и дал команду сообщить в Москву наши точные координаты.

Таким темпом мы еще ехали минут двадцать. Но чувство опасности не давало покоя. Многие люди чувствуют обращенный на них взгляд. Тут была та же ситуация, не я один почувствовал. По лопаткам заструился неприятный холодок, но мы проехали метров триста, скрывшись за поворотом, и ощущение неприятного взгляда ушло. Я не экстрасенс и не шаман, но вот когда бегаешь в «зеленке», играя в догонялки с бандитами, поневоле станешь суеверным, да и многие на такие вещи начинают обращать внимание.

— Всем стоп. Занять оборону.

БТР заехал под деревья, и с него спрыгнули бойцы, занимая круговую оборону.

— Феникс, что там у вас?

— Не знаю, почудилось, что кто-то пасет нас с левого ската, ты ничего не видел?

— Видеть не видел, но чуйка была.

— Возвращайся, пройдись по верху, посмотри, а то не нравится мне эта возня недалеко от точки выхода.

— Вас понял, Феникс.

Мы затаились, ожидая результатов разведки. Ребята там подобрались опытные, проверенные, поэтому мы только рассредоточились, на всякий случай нацепив на себя бронежилеты, под прикрытием кустарника возвратились обратно по дороге и стали ожидать сигнала от Артемьева.

Просидели так минут двадцать, пока наверху не раздалось несколько выстрелов и не хлопнул взрыв.

— Феникс, есть гады, но уходят по верху. Нас заметили раньше, наверно, по-тихому хотели взять.

— Сколько их?

— Человек шесть, одного тащат на себе.

Наверху знакомо загрохотал немецкий пулемет.

— От сука…

Санька ругался в эфире, а я в сопровождении четырех бойцов несся по кустам вверх по склону, но скала была слишком крутая, поэтому пришлось заходить левее, теряя время.

Тяжело дыша, связался с Артемьевым.

— Бычок, что у вас там?

— Пулеметчика оставили, он нас тут к земле прижал, двинуться не можем.

— Кого-то зацепило?

— Кареву руку оцарапало. Сейчас его, гада, достанем.

Наверху почти синхронно хлопнули два подствольных гранатомета, с некоторой задержкой довольно глухо прозвучали взрывы и пулемет затих. Санька радостно прокомментировал в эфире:

— Все, спекся.

Когда мы поднялись на плато, там метрах в ста, недалеко от кустов в полный рост стояли наши разведчики. Подбежав к ним, увидели иссеченное осколками тело в немецком камуфляже, зажавшее в последнем хвате пулемет MG-34.

Санька обернулся, увидев нас.

— Товарищ майор, вот, завалили одного супостата, остальные вниз по ущелью на запад ушли, будем в догонялки играть?

— А на хрен они нам нужны. Сейчас сунемся в «зеленку», они еще засаду устроят. У них раненый, пусть местный СМЕРШ за ними бегает, у нас своя задача, главное — спугнули их и ладно. Тело забираем с собой, маршрут отхода противника отметить на карте. Все, спускаемся.

Завернув тело немца в брезент и разместив его на броне БТРа, в том же составе двинулись дальше, но, не проехав двухсот метров, практически на повороте столкнулись с полуторкой, забитой бойцами с обычными малиновыми петлицами, вооруженными винтовками. В кабине машины сидел человек в привычной для нас форме НКВД, он, увидев нашу маленькую колонну, широко раскрыл глаза и просто впал в ступор. Водитель дал по тормозам, да и наша машина что-то резковато затормозила. Я успел крикнуть в микрофон радиостанции:

— Всем к бою.

Мы уже по привычке вывалились из машины, а бойцы посыпались с брони БТР, занимая оборону. Но, к счастью, я додумался не снимать форменную фуражку, несмотря на гарнитуру радиостанции, и громко крикнул замершему в машине сотруднику НКВД:

— Стоять на месте! Старший, ко мне!

Но тот уже пришел в себя и начал отругиваться:

— Это вы представьтесь.

Я уже рассмотрел лейтенантские кубари, поэтому начал переть буром, понимая, что передо мной просто усиленная поисковая группа, которая либо движется на звук выстрелов, либо ищет немецкую разведывательно-диверсионную группу.

— Лейтенант, я майор государственной безопасности Кречетов, специальная группа НКВД. Вы кто такие?

— Лейтенант Лапоткин, отдельный истребительный батальон.

— Лейтенант, выходи, стрелять не будем. Я тебе как старший по званию приказываю.

Тот некоторое время колебался, но вышел из-за машины, в которой стояли бойцы, с удивлением наблюдая за спектаклем, как будто их это не касалось. Лейтенант нерешительно подошел к джипу, сжимая в правой руке ТТ, с интересом рассматривая нашу экипировку, автоматы и бронетранспортер на заднем плане, ствол пулемета которого смотрел в упор на машину с бойцами.

— Товарищ майор?

Я в сопровождении капитана Строгова вышел из-за машины. Лейтенант все еще с удивлением рассматривал нашу экипировку, особенно автоматы Калашникова с коллиматорными прицелами и подствольными гранатометами.

Пока он любовался нами, мы профессионально рассматривали его и его людей. Опыт и здоровая паранойя обязывали, поэтому, если и была хоть минимальная вероятность подставы, старались этого избежать. Но интуиция и опыт военной службы подсказывали, что они те, за кого себя выдают. Лейтенант молодой, без наигрыша, бойцы в машине тоже все как на подбор — молодняк. На диверсантов никак не тянут.

— Лейтенант, вы здесь по какому делу?

— Немецких диверсантов ловим. Вчера ночью выбросили в этом районе.

— Понятно. Вас оповещали о нашем прибытии? В смысле об особой группе НКВД?

— Никак нет.

— Давай документы.

Он нехотя показал свое удостоверение.

— Понятно. С вашими диверсантами мы тут уже успели познакомиться, они у меня человека ранили, пришлось в бой вступать, одного завалили, вон на бронетранспортере в брезент завернут. Давай карту, покажу, куда они ушли.

Вот тут он с готовностью раскрыл планшет. Строгов, стоящий рядом, чуть усмехнулся над торопливостью «зеленого» коллеги, быстро сориентировался и по карте показал, куда ушли немцы.

— Смотри, у них там один раненый, видимо командир. Быстро идти не смогут, но оторваться от преследования в ущельях им вполне по силам, так что спешите…

Когда он уже собирался уходить, я его решил напрячь нашими проблемами.

— Лейтенант, мы заблудились, нам нужны сопровождающие, чтоб максимально быстро добраться до ближайшего отдела НКВД. Тут, извини, ты гоняй диверсантов по горам, а у нас свои задачи: нужно срочно с Москвой связаться.

Он недоверчиво на нас глянул, но решил не спорить. Все-таки перевес в силе и броне был на нашей стороне.

— Санька, передай коллегам тело немца.

Артемьев, скривившись, кивнул лейтенанту:

— Ну давай пару бойцов, забирайте тело.

Лейтенант крикнул четверых бойцов. Они живенько спрыгнули и пошли за Санькой к БТРу, с которого наши штурмовики уже спускали тело, завернутое в брезент. В качестве подарка им отдали и пулемет с запасной лентой. Не думаю, что враги так просто бы отдали оружие, тем более пулеметы, количество которых в частях второго эшелона было явно недостаточным. Это произвело впечатление, и градус недоверия как-то понизился. Один из молодых солдат с уважением спросил, рассматривая иссеченное осколками тело:

— Чем это вы его так?

— Да гранатами закидали, до последнего отход прикрывал…

Я решил прервать вечер воспоминаний, поэтому просто прикрикнул:

— Хватит лясы точить. Лейтенант, давайте людей, и мы поехали. И так времени много потеряли.

Раненый Карев пересел на БТР, прихватив с собой одного из сопровождающих, второй сел с нами в джип.

Таким образом, мы через час неспешного движения выехали к Мекензиевым горам, где проходила вторая линия обороны города. Там нас встретили и сразу взяли в оборот, попытавшись разоружить, но мы тоже не простые люди, пришлось поругаться, пока не прибыл начальник особого отдела дивизии, который, как ни странно, уже был извещен об особой группе НКВД под руководством майора Кречетова. Изучив наши документы, он коротко отдал честь и сказал:

— Товарищ майор согласно полученной директиве мне приказано оказывать вам полное содействие.

— Тогда вот здесь на карте, — я показал ему точку выхода и маршрут к ней, — находится особое место. В экстренном порядке нужно обеспечить максимальную безопасность этого района и маршрута подъезда к нему, чуть позже вас сменят специальные части НКВД. Ни один человек без специального разрешения не должен быть допущен в этот район. Любой, даже праздный интерес со стороны заканчивается обязательным арестом. Понятно?

Он коротко кивнул. А то я не знаю, что пришедшая шифрограмма однозначно заставляла их становиться по стойке смирно и ждать приказов от неведомого майора Кречетова. На всякий случай он потребовал подтверждения полномочий, изолировав при этом меня и моих людей, прикрыв это все обедом, но приказ об охране особого района он стал выполнять, вызвав из Севастополя дополнительный отряд конвойных войск НКВД. Но, видимо, в городе подтверждение получили намного раньше, поэтому вместе с отрядом прибыл еще батальон краснофлотцев, которые деловито, в сопровождении дивизионного особиста, отправились по указанному маршруту.

Ситуация складывалась неординарная и вызывала много вопросов, но, учитывая авторитет организации, майором которой я представлялся, никто не проявлял лишнего интереса. К вечеру прибыла специальная группа из Москвы, командовал которой целый комиссар 2-го ранга, начальник хозяйственно-экономического управления, отвечающий за работу с нами, вместо погибшего недавно Морошко. Он сразу энергично взял все в свои руки, наглухо перекрыв район, организовав прочесывание района и поиск диверсионной группы, на которую мы недавно наткнулись. Немцев пока не уничтожили, но зажали в ущелье в двадцати километрах от точки выхода.

Мы с Лебедевым встретились в расположении дивизии, которая готовилась держать оборону на Мекензиевых горах. Учитывая сложившуюся ситуацию, Лебедев, будучи начальником нового хозяйственно-экономического управления, лично прилетел в Крым, чтобы организовать работу и проконтролировать соблюдение режима секретности. Новая точка на контролируемой советскими войсками территории давала больше возможностей для налаживания стабильной работы с потомками. Штаб и перевалочную базу решили разместить в самом Севастополе, куда мы после получения соответствующих пропусков отправились в сопровождении Лебедева на джипе. Несмотря на всю конспирацию, как-то не смог себя заставить залезть в легковушку из прошлого и трястись по разбитым дорогам. В качестве охраны за джипом шел бронетранспортер с моими бойцами и полуторка, забитая сотрудниками отдельного полка НКВД.

Судя по всему, Лебедев читал много докладов, справок, свидетельских показаний о технике потомков, видел кинофильмы на компьютерах и старался сохранять невозмутимость, но вот когда он в первый раз ехал на джипе, чувствовалась почти детская радость.

В тот момент, когда колонна выехала на горку перед Инкерманом и стало видно море, с которого дул пронзительный холодный ветер, машина остановилась, я дал команду остановить колонну, вызвав удивленный взгляд Лебедева. В нашем времени тут проходила трасса Симферополь-Севастополь, по которой не раз ездил каждый из нас, при этом не замечая красоты этих мест. Я вылез и подошел к обочине дороги, пристально рассматривая раскрывшуюся панораму и глубоко вдыхая воздух, пропитанный свежестью и запахами моря. Рядом стал Санька и вполголоса прокомментировал:

— Лепота, командир… Умеешь ты находить моменты для романтики. После вони бункера и потного противогаза… Наверно, ради этих минут и стоило воевать, жаль только, что Катьки с сыном рядом нет, такие моменты редко бывают…

— Считай прорвались, Санька. Сейчас все будет по-другому, у наших детей наконец-то появился шанс расти в нормальном мире без отравы и радиации, главное, не напортачить…

Со стороны залива, на берегу которого расположился легендарный Севастополь, слышались далекие выстрелы зенитной артиллерии, взрывы, и над городом в наступающих сумерках поднимался густой столб дыма…

* * *

Направленный взрыв заставил переделанный для путешествий по зараженному миру микроавтобус слегка подпрыгнуть и завалиться на бок. Заряд был тщательно рассчитан и искусно замаскирован на дороге подрывником группы, прапорщиком Елгазиным. Машину не должно было повредить, а только остановить и оглушить людей, находящихся в ней. Пыль, поднятая взрывом, еще не осела, а к машине уже неслись бойцы группы захвата. Специально заготовленным ломиком вскрыли дверь и вытащили из машины двух оглушенных людей, надели им на головы мешки и связали за спиной руки пластиковыми стяжками. Тут же из развалин дома выскочил джип, напоминающий машины из фильма «Безумный Макс», подъехал к лежащему на боку микроавтобусу. В него побросали пленных и несколько мешков с их вещами и быстро зацепили тросом подорванную машину. С некоторым трудом ее оттащили с дороги к развалинам, где на скорую руку закидали обломками шифера и тут же собранным мусором. Через пять минут только небольшая воронка и следы волочения могли рассказать о происшедших недавно тут событиях…

В заброшенном поселке под Симферополем, в подземном гараже большого дома, второй этаж которого был разрушен попаданием танкового снаряда, командир рейдовой группы Херсонского отряда территориальной обороны производил допрос пленных.

Они уже неделю работали в окрестностях города, отслеживая маршруты движения, систему охраны и численный состав нового русского отряда, который уничтожил несколько местных бандитских группировок, разгромил подразделение территориальной обороны и отряд морского спецназа, имевший неосторожность попасть под раздачу, и убил давнего знакомого — полковника Черненко. До этого с русскими старались не связываться, сказывались давние стереотипы о братских народах, но такой беспредел и жестокость должны быть однозначно наказаны. Оказалось, что опорная база — бункер сил территориальной обороны остатков полка внутренних войск Украины — уже был захвачен, поэтому пришлось искать временную базу, всячески скрывая свое присутствие. К сожалению, большая часть отряда, который, по идее, должен был оказывать полное содействие, перешла к противнику, поэтому приходилось работать в режиме полной автономности, соблюдая все меры маскировки.

Дом нашли быстро, привели его в порядок и стали следить за противником, силы которого оказались достаточно серьезными: несколько танков, бронетранспортеры, артиллерия, в том числе и зенитная, искусно оборудованные узлы обороны, вокруг которых натыкали множество камер слежения и минных ловушек. Сразу было видно, что люди не простые бандиты, пришли всерьез и надолго.

Майор Кириченко стоял в просторном помещении гаража, в котором поставили два стула и посадили на них пленных, с них порывали маски и гарнитуры радиостанций и снова надели на головы мешки. Они вроде как уже очухались, и через ткань были слышны шипение и тихие ругательства. Но начинать допрос он не спешил, хотя времени было не так уж и много, до того как обнаружат пропажу машины и людей. В общих чертах майор знал о том, что руководит всей этой группировкой бывший капитан российской морской пехоты, но вот ни фамилию, ни другую информацию его старый сослуживец еще по Национальной гвардии Украины, Мишка Черненко, не раскрывал. Что-то темнил старый друг, намекая на интересные обстоятельства, но ничего определенного сообщить не успел. Эти обстоятельства его же и прикончили. Он тогда только и намекнул, что появились люди, которые в состоянии помочь и продуктами, и горючим, причем люди серьезные.

Несмотря на то что Херсонская область не получила таких серьезных ударов, как Крым, обстановка снаружи была не лучше. Рядом, в Николаевской области, натовский крылатыми ракетами разнесли Южноукраинскую АЭС, и второй Чернобыль возник буквально под боком, при том, что никто и не думал устранять гигантскую утечку радиации. Поэтому, так же как и в Крыму, семьи оставшихся в живых офицеров ютились в бункерах, где дистрофия, эпидемии и повальная серия самоубийств были обычным явлением.

Когда группа в сокращенном составе прибыла в окрестности Симферополя, Кириченко не стал обращаться к контактам, которые ему передали из Киева, прямо из штаба Территориальной обороны, прекрасно понимая, что после такого разгрома и демонстрации силы любое появление новых людей может насторожить противника, тем более большинство агентов оказалось татарскими полевыми командирами, доверия к которым не было, учитывая недавний опыт гражданской войны. Поэтому решили сначала понаблюдать, потом взять «языка» и поподробнее расспросить. И вот только через неделю у них выдалась такая возможность, до этого любые перемещения сопровождались усиленной охраной с бронетранспортерами и танками, и одиночная машина с двумя пленными оказалась просто подарком. Пора начинать.

— Снимите с них мешки.

С пленных сорвали мешки, и они заморгали от яркого света светодиодных ламп, которыми их освещали, но, привыкнув к свету, они успокоились, сделав для себя какие-то выводы.

— Звание, должность… Надеюсь понимаете, что вы не в том положении, чтобы качать права? — устало спросил Кириченко.

Старший достаточно дерзко ответил:

— Капитан Васильев, командир танкового взвода. Это мой подчиненный, старший лейтенант Шестаков. Может, теперь представитесь сами?

Не обращая внимания на вопрос капитана, продолжил:

— Количество личного состава, количество техники, планы минирования подходов к бункерам в Перевальном, Симферополе, Молодежном. И отвечать быстро.

— Сейчас, разогнался. Ты, мил человек, скажи, кто ты такой?

— Зачем? Я, кажется, слышал про тебя от Черненко, танкист, из вояк, который перебежал к русским…

Второй пленный, старший лейтенант, услышав эти слова и рассмотрев трезубец на шевроне, когда один из бойцов расстегнул камуфлированный защитный костюм, буквально взбесился:

— Суки фашистские, бандеровцы, мало мы вас, нелюдей, били. Ничего, и до вас доберемся…

Его ненависть была настолько не наигранной, что майор буквально отшатнулся. Но, к его удивлению, Васильев отдал короткую команду:

— Шестаков, отставить. Это не те бандеровцы… Это наши, русифицированные…

— Все равно ненавижу…

Кириченко, помотавшийся по стране во время гражданской войны и насмотревшийся всякого, коротко кивнул, прекрасно понимая.

— Капитан, отвечайте, у нас и так мало времени. Не заставляйте нас применять меры экспресс-допроса.

— Это вы у своих дружков татарских научились, которые и Черненко завалить пытались, и наших ребят положили?

— Что значит пытались? Это ваши дружки Мишку Черненко завалили и морских спецов, а теперь на «зверьков» все списать хотите?

И тут, несмотря на всю серьезность ситуации, Васильев улыбнулся:

— А ведь мы вас ждем, ребята, вы из Херсона, правильно? Вас, идиотов, так же натравливают на нас, как и моряков. Кто вам сказал, что Черненко убит? Он жив, но тяжело ранен, и моряки не все погибли.

Кириченко не был склонен верить, точнее, вообще не верил, но вот сама постановка вопроса его заинтересовала. Их ждали и про них знали, это было очень плохо. То, как уверенно говорил этот капитан, тоже наводило на размышление. Из задумчивости его вывел все тот же неутомимый Елгазин, который рылся в вещах захваченных и достал оттуда пищевые контейнеры. И то, что он увидел, вызвало интерес не только у него одного…

Это были яблоки. Обычные, настоящие, ароматные яблоки, которых никто давно уже не видел. Но еще большее удивление вызвало пластиковое ведерко из-под майонеза, заполненное до краев натуральным молодым медом. Все замерли. В нынешнее время это было целое богатство. У каждого перед глазами встали убежища и бункеры, в которых жили, болели, мучились исхудавшие, практически прозрачные дети. Сняв перчатку, Кириенко взял яблоко в руку, ощущая его реальность, поднял к лицу и шумно втянул в себя воздух, ощущая запах осеннего сада. У него закружилась голова и задрожали руки. Он, едва сдерживая эмоции, спросил:

— Откуда у вас это?

Но ответа он не успел получить. Створка ворот чуть приоткрылась, и в помещение гаража, где допрашивали пленных, влетели сразу две светошумовые гранаты…

* * *

Густой, вязкий туман с утра накрыл Лондон, но сумрачная, гнетущая погода не могла испортить настроения директора секретной разведывательной службы Британии. Стюарт Мензис прошел в свой кабинет в неприметном доме недалеко от станции Чаринг-Кросс в Лондоне, кивнув угодливо вставшему при его появлении секретарю. Густой туман препятствовал налетам немецкой авиации, поэтому не было необходимости спускаться в душное подземное, хотя и комфортабельное убежище.

Мензис Стюарт, хорошо сложенный, со вкусом, но достаточно консервативно одетый мужчина, выделялся поразительной бледностью: бледное лицо, невыразительные глаза, серебристо-светлые, редеющие на макушке волосы. Но тем не менее он производил впечатление своей скрытой силой, которой он умел прекрасно управлять, когда этого требовало дело. В приемной сидел специальный курьер, который каждое утро привозил документы для личного ознакомления директором секретной разведывательной службы. Получив папку с документами, Мензис сел за свой стол и стал просматривать пришедшие за ночь сводки и донесения. Одним из последних его заинтересовал доклад аналитической службы, основывающийся на результатах перехвата и расшифровки сообщений вермахта, представленный специалистами из Блетчли-парк и агентурными данными.

То, что в Германии арестованы генералы Гудериан и фон Рундштедт, они уже знали давно, но при этом активно собирали информацию об обстоятельствах повальных арестов в высших эшелонах власти рейха. Нападение Гитлера на Россию было одним из самых лучших событий за последнее время, отвернувшее угрозу вторжения на Остров и уменьшившее давление на трещавшую по швам военную машину Британии, которая несколько последних столетий привыкла воевать чужими солдатами за свои интересы. Поэтому, потирая руки, с радостью воспринимали известия о кровопролитных сражениях на бескрайних просторах дикой большевистской России, в которых сгорали десятки дивизий с той и другой стороны. Но в последнее время темп немецкого наступления заметно замедлился, что не могло не настораживать, но вопрос о помощи России был уже решен, и сейчас от выводов и его службы зависел реальный объем и список этой помощи. Если русские будут проигрывать, то поставки будут иметь размер, достаточный для того, чтоб они нанесли Германии максимальный урон, при этом ослабив себя, но не более того.

Вчитываясь в аналитическую сводку, Мензис нахмурился и чуть-чуть пожал плечами, что вызывало высшую степень раздражения. Согласно полученной информации, у русских создано некое особо секретное подразделение стратегического воздействия, поисками которого занимались органы военной контрразведки абвера на всем участке Восточного фронта. Особое внимание немцев уделялось появлению специальных групп противника, применяющих комбинированное воздействие на части вермахта на стратегических направлениях, сопровождающееся мощными, стремительными ударами новых тяжелых скоростных танков, оснащенных длинными пушками калибра 120–130 мм, системами подавления радиосвязи и штурмовой пехоты, экипированной в легкие пуленепробиваемые доспехи, пятнистую нестандартную форму, и в масштабном порядке использующих эффективные ручные противотанковые реактивные системы. Всем сотрудникам абвера настоятельно рекомендовалось при появлении информации об этих подразделениях сообщать немедленно по команде. В донесениях фигурировала фамилия Зимина.

Буквально пару дней назад от московской агентуры стало известно о создании в центральном аппарате НКВД какого-то нового управления хозяйственной направленности, при этом подбор кадров осуществляется по особому списку. Интересным фактом была беспрецедентная попытка абвера проведения какой-то масштабной операции в районе Москвы, и там тоже фигурировала фамилия Зимина. Странное совпадение.

Кто-то в аналитической службе, обладающий феноменальной памятью, заметил эти совпадения, собрал дополнительную информацию и оформил в виде докладной записки.

В качестве допущений указывалось, что в аппарате НКВД есть специальное подразделение, которое занимается выработкой рекомендаций по модернизации боевой техники, изменению тактики, стратегии и перестановками командного состава. По косвенным данным, сообщалось, что в Генеральном Штабе РККА идут масштабные работы по корректировке оборонительной доктрины, и к этому тоже имеет непосредственное отношение специальное подразделение НКВД. Все попытки на уровне московской резидентуры прощупать или найти выходы закончились провалом нескольких агентов. Вывод: с достаточно большой вероятностью можно сказать, что вновь сформированное управление в центральном аппарате НКВД заслуживает самого пристального внимания. Новые секретные подразделения, наносящие эффективные точечные удары, имеют прямое отношение к новому управлению НКВД.

Мензис откинулся на спинку удобного, обшитого натуральной кожей кресла и задумался: «Русские меняют доктрину, быстро учатся, и вот теперь еще что-то новенькое: элитные ударные компактные части, наносящие разящие удары в нужном месте, в нужное время. Для такого нужна великолепная служба разведки, мобильность и согласованность. Русские не могли сами до такого додуматься и воплотить в жизнь, но тем не менее немцев они ударили и напугали, раз поднялась такая паника. В одной из бумаг фигурировало выражение „Лекарство от блицкрига“. Неужели эти варвары придумали что-то новенькое. Ведь и тактику танковых ударов у них придумали, а немцы взяли, доработали и воплотили в жизнь. Нужно срочно собирать всю информацию».

Тем же вечером военному атташе в Москве, одновременно являющемуся штатным сотрудником МИ-6, было отправлено сообщение: «…Собрать максимальную информацию о вновь сформированном в центральном аппарате НКВД управлении, руководящем составе, местах базирования. Обратить внимание на производство и применение в частях Красной Армии и НКВД новых тяжелых скоростных танков с крупнокалиберной длинноствольной пушкой, пехоты со специальной эффективной личной защитой, ручных противотанковых реактивных систем и комплексов подавления радиосвязи. Выяснить все обстоятельства немецкого десанта в районе Москвы, его разгрома и роли в этих событиях офицера НКВД Зимина…»

Через неделю неприметный сотрудник НКВД вроде бы случайно добавил в список затребованных личных дел для плановой проверки личное дело майора Зимина. В тот же день документы были пересняты на микропленку и вечером переданы секретарю военного атташе посольства Великобритании в Москве. Через три дня фотография и биографические данные майора Зимина лежали на столе у Старта Мензиса…

Десять дней спустя фотокорреспондент американского издания Филипп Мак-Ридер сумел добраться до Симферополя, который являлся на данный момент прифронтовым городом, и стал наводить справки про родившегося и выросшего там Сергея Ивановича Зимина. Днем, во время налета немецкой авиации на железнодорожный вокзал города, журналист погиб. Обгоревший труп был опознан дежурной по гостинице и сотрудником военной комендатуры, где отмечался приезжий. В тот же вечер во внутренней тюрьме Севастопольского городского отдела НКВД появился новый безымянный узник, которого допрашивали быстро и жестоко. Еще через три дня безымянное неопознанное тело было похоронено на городском кладбище. НКВД тоже умело беречь свои секреты. Американский фотожурналист стал одной из первых, но далеко не последних жертв со стороны «союзников» СССР, которые тоже вступили в войну за наследие потомков…

Эпилог

Только когда меня обходительно взял в оборот Лебедев, новый начальник свежесформированного управления НКВД, я понял, что у нас в жизни наступают серьезные перемены. Этот человек, в отличие от Морошко, практически прямым текстом заявил о прекращении всякой партизанщины в их времени с нашей стороны и обязательном согласовании всех наших действий и контактов. Он не отчитывал, не кричал, не ругался, а спокойно, полунамеками все разъяснил, при этом так виртуозно, что у меня даже не осталось ни обиды, ни сожаления. Теперь было понятно, что с нами работают серьезно, и количество неприятных случайностей в ближайшее время будет стремиться к бесконечно малой величине.

В тот момент, когда мы любовались видами на море и вдыхали чистый воздух, со стороны города на максимальной скорости к нашей группе подлетела «эмка», выкрашенная в защитный цвет, и из нее молодцевато выскочил майор, один из людей Лебедева. Они недолго разговаривали, но лицо комиссара посуровело и немного осунулось. У меня неприятно засосало под ложечкой, предвещая неприятные новости, но наш новый куратор взял себя в руки, подошел к нам и коротко представил своего сотрудника, невысокого, чернявого и гибкого субъекта с иссиня-черной гривой аккуратно подстриженных волос и наглыми насмешливыми глазами, в глубине которых таился какой-то непонятный азарт.

— Майор Ивакян. Он вас сопроводит к временной базе, а мне нужно срочно отлучиться в штаб флота.

— Что-то случилось?

— Пока неясно, хотелось бы уточнить, прежде чем делать выводы. Ситуация непонятная складывается.

Посмотрев на этого майора, мне как-то не очень хотелось с ним долго и плодотворно общаться: бывают такие люди, что с первого взгляда сразу вызывают антипатию. Я, взглянув на БТР, на котором расположился Артемьев, встретился с ним взглядом и буквально на мгновение скорчил лицо, как будто съел лимон. Саньке этого было достаточно — он сразу понял, что мне очень не нравится складывающаяся ситуация.

Я предполагал, что с майором будут неприятности, но, к моему удивлению, изменения в отношении начались практически сразу, как только проехали посты и въехали на территорию Инкерманского завода марочных вин и, как ни странно, совершенно не в ту сторону, в которую я рассчитывал: мне настоятельно рекомендовали не разгуливать в форме, не соответствующей времени, использовать наш транспорт и воздержаться от прогулок без сопровождения. Все эти наезды проходили во временном командном пункте в одном из дальних закутков в Инкерманских штольнях, который Ивакян волевым решением буквально выдрал у руководства Севастопольского оборонительного района. Когда мы туда приехали, наш бронетранспортер и джип сразу загнали в каменное убежище и ограничили перемещение бойцов, разрешив находиться только возле машин. Естественно, ни мне, ни моим бойцам такое отношение не понравилось. Я пока дал команду не качать права, но и не терять бдительности, возможно, для таких мер есть особые причины, которые до меня, вероятно, будут доведены. Такое впечатление, что майор в привычной для него хамской манере решил прощупать меня на сговорчивость, но, нарвавшись на отпор, ограничился только рекомендациями в виде завуалированных приказов, поэтому, чтобы не остаться пассивным наблюдателем, пришлось показывать характер и идти на конфронтацию.

Мы сидели в комнате, отделенной каменной кладкой от основного туннеля, куда уже было проведено электричество, стояли стол, два стула и полевой телефон. Небольшой занавеской был отделен закуток, в котором стояла походная кровать и тумбочка. За дверьми, на расстоянии метров пяти, находился усиленный караул из бойцов ОСНАЗа прибывших вместе с Лебедевым из Москвы.

— Товарищ Ивакян, какие у нас будут дальнейшие действия? Хочу обратить ваше внимание, что у нас время тоже ограничено, поэтому я жду ваших пояснений.

— Пока ждем распоряжений из Москвы и соответствующих полномочий. Вы со своими людьми остаетесь здесь до особого распоряжения. Сил обеспечить полную безопасность точки выхода пока нет.

— И что, мне тут сидеть ждать, пока Москва разродится идеями и командами? Вы же сами знаете, что, пока из Одессы не будет переброшена Приморская армия, в Севастопольском оборонительном районе будет ощущаться нехватка сил, несмотря на знание будущего. Нет, так дело не пойдет. Не можете решиться или не хотите, это ваши проблемы, у нас и в своем времени куча работы, которая требует моего личного участия. Прошу вас обеспечить моей группе незамедлительный возврат. Когда будет решена проблема безопасности, будем с вами разговаривать.

Глаза моего собеседника буквально изменили свой цвет: из серого превратившись в черный, такой черный, что стало жутко. Он, видимо, знал о том, какое впечатление производит на людей в таком состоянии, поэтому спокойно, с металлическими интонациями в голосе буквально выдавил из себя:

— Товарищ майор, хочу напомнить, что вы являетесь сотрудником органов государственной безопасности и обязаны выполнять приказы вышестоящего руководства со всеми вытекающими последствиями в случае неподчинения. Также это касается и ваших людей.

О как, нас уже строить и пугать пытаются. Ничего себе заходики в порт. Надо срочно валить отсюда и узнавать, что это за танцы с саблями. Тут меня поразила интересная мысль. А ведь они не зря нас распихали по туннелям, где радиостанции не работают. Сейчас и мои бойцы под контролем, и даже если я подам сигнал, их всех положат в этих катакомбах, и база не узнает. Неужели они решили захватить портал и только ждали, когда он окажется на контролируемой советскими войсками территории, чтоб можно было привлечь побольше сил. Я запаниковал, и он это увидел, и в его глазах появился неприятный блеск. Ах ты, тварь, будет тебе отрубленный хвост на завтрак. Как в былые времена, злость подстегнула мои мыслительные процессы, особенно когда это касается придумывания гадостей своим оппонентам. Вот теперь точно будем доигрывать до конца. Успокоившись, с некоторой ленцой уже продолжил, свято веря, что теперь передо мной сидит враг.

— С чем связано такое необдуманное решение? Вам не кажется, что ситуация может выйти из-под контроля и вы ее только обостряете? Мне хотелось бы знать, на каком основании устроен этот практически не прикрытый арест?

Ивакян несколько удивленно меня рассматривал, сразу ощутив изменение манеры разговора. Видимо, он не привык к такому отпору от практически сломленных, по его мнению, людей.

— Товарищ майор, вам угрожает опасность. Буквально позавчера в Симферополе был задержан американский журналист, который наводил справки о Зимине, что говорит об определенном интересе к вашей персоне со стороны союзников. Пока ситуация не прояснится, вы будете моим гостем.

— А вам не кажется, что вы слишком много на себя берете? У вас нет полномочий задерживать ни меня, ни моих людей.

По тому, как почти сразу открылась дверь и в комнату вошли два человека Ивакяна, я понял, что веселье только начинается. Это было отрепетировано заранее, и значит, они готовились к такому развитию ситуации. Один из них встал у меня за спиной, второй сбоку, как бы блокируя правую ударную руку, которой, как правило, хватаются за пистолет. Такие действия однозначно показывали мой статус и возможные последствия для несогласной стороны. То, что Лебедев тут ни при чем, я как-то уже и не сомневался, очень не верилось, что на такой пост назначат случайного человека с темными пятнами в биографии. Да тут простым взглядом было видно, что этот майор работает на грани фола и, балансируя над пропастью, прекрасно понимает это. Видимо, все происходящее вызывает у него особый азарт, доставляющий ему удовольствие.

— Сергей Иванович, что вы кипятитесь? Да, у нас есть причины не доверять вам, и мы бы срочно хотели получить ответы на определенные вопросы. Вы сейчас не в том положении, чтобы диктовать условия. Будьте добры, добровольно отдайте оружие. Не создавайте ни себе, ни нам трудностей.

Я лихорадочно думал. С чего бы это мог произойти такой коренной перелом в отношениях, неужели опять кремлевские интриги или немецкая агентура? Под Киевом загибается восьмидесятитысячная группировка, которую нужно срочно перетаскивать к Севастополю со всеми средствами усиления, а тут у нас такие интересные непонятки пошли. А ведь этого наглого гаденыша интересует нечто иное, нежели военная информация. Я же им передал все, что смог собрать по Второй мировой войне. И Ивакян как доверенное лицо начальника нового управления должен был ознакомиться с полученными данными, значит, их интересует нечто другое. А другое я частично сообщил Берии и в полной мере Сталину. Попробуем выстрелить наугад. Я чуть попытался изменить позу, сидя на стуле, но мне сразу зажали шею и вывернули правую руку, не давая возможности дотянуться до кобуры. Через силу я прошипел:

— Интересное развитие ситуации. Хочу сказать сразу, что портал вам не захватить, даже взяв нас в заложники. После каждого перехода автоматически в режиме генератора случайных чисел меняются пароли доступа к запуску системы, плюс к этому всему еще куча интересных сюрпризов, вплоть до боевого отравляющего вещества, против которого ваши средства химической защиты не спасут. В техническом плане вы проигрываете, и Сталин, и Берия это знают, и вряд ли бы они отдали вам такой приказ о захвате бункера. Зачем вам это нужно, майор? Или вы очень хотите узнать, что я такого интересного рассказал товарищу Сталину наедине?

А оппонент усмехнулся, глядя в глаза. И эта усмешка, похожая на оскал, выдала его с потрохами. О как, неужели попал, и он это понял.

— Хочу, и не только я.

А вот это уже приговор мне.

— А харя не треснет? Значит, кто-то из кремлевских небожителей вас держит на крючке и ему срочно нужна информация, раз вы пошли на такие шаги. Не на того поставили, товарищ комиссар второго ранга, ой не на того. Трудно было понять, что мы, информированные потомки, знали с кем общаться, а кто уже труп. Глупо.

Он спокойно смотрел на меня, откинувшись на спинку стула, и молчал, но я понимал, что Ивакян сейчас в уме просчитывает многочисленные варианты выхода из этой ситуации. Да, он немного, но дернулся, когда я заговорил про захват бункера, значит, и такой вариант рассматривался. Посмотрев ему в глаза, я понял, что уже приговорен. Меня выпотрошат и по-тихому удавят, списав все на несчастный случай, или какую-нибудь бомбежку, или артобстрел. Поняв это, я усиленно начал тереть каблуки сапог друг о друга и с радостью почувствовал, как левую пятку буквально опалило огнем и в воздухе запахло паленым. Ивакян коротко бросил своим «волкодавам»:

— Обыщите его, особое внимание — на необычные технические штучки.

Меня грубо подняли и с завидной сноровкой вытащили из кобуры простой офицерский ТТ, который я таскал для вида. Тут же на столе оказались радиостанция, немного доработанная и при необходимости являющаяся маячком, светодиодный фонарик, граната и всякие мелочи, которые мужчина носит в карманах. Ощупывая ноги, один из них вытащил из-за голенища нож, который со мной еще с гражданской войны в нашем времени. Все это время я с трудом сдерживал крик от боли в левой ноге. В подошве левого сапога был вмонтирован тревожный передатчик, предусмотренный для одной единственной задачи: послать короткий сигнал бедствия. Буквально за три-четыре секунды разряжались весьма вместительные батареи, которые находились в правом сапоге, отдавая всю накопленную энергию простому радиопередатчику, который, сгорая от перегрузки, выплескивал в эфир крик о помощи. Запах паленого стал настолько явственным, что не только я, подземный житель, приученный чувствовать любые посторонние запахи, но и боевики Ивакяна это почувствовали. Один из них, с фигурой борца и плавными движениями балерины, пожал широкими плечами и коротко доложил. Я не дергался, стараясь протянуть время и дать возможность действовать моим людям. То, что Санька не останется в стороне и выкинет какую-нибудь убойную глупость, не сомневался. Этот баламут всегда готов кому-то наделать гадостей.

— Пахнет паленым. Кажется, от него…

Ивакян буквально взревел.

— Быстро искать, идиоты!

Меня коротким ударом повалили на пол и стали стаскивать сапоги. Вот дураки, попросили, я бы и сам с удовольствием снял бы — печет так, что еле сдерживаю крик. Для приличия и чтоб потянуть время, попытался в ответ их пнуть ногами и вывернуться, но стоящие рядом люди вполне профессионально мне помешали. Получив несколько ощутимых ударов и оказавшись прижатым к земле с вывернутыми за спину руками, я буквально завыл от безысходности и глупости положения.

Моим же ножом они расковыряли дымящийся каблук и выкинули из него оплавленное устройство. Меня подняли на ноги и несколько раз ударили по лицу так, что на некоторое время я потерял ориентацию и сквозь шум в ушах и боль в незалеченных ребрах, по которым прошлись сапогами, услышал яростный крик:

— Что это за устройство?

Еле сдерживая крик, мстительно прохрипел:

— Маяк бедствия. По сигналу запускается особый протокол безопасности… Теперь и Москва знает… так что попал ты, дядя… Готовь вазелин, сучонок.

От очередного удара тело пронзила такая боль, что дышать, тем более говорить уже не мог. Один из «волкодавов» начал опять бить ногами по ребрам. Я уже ничего не чувствовал, только понял, что захлебываюсь чем-то горячим. Сквозь последние проблески сознания услышал:

— Кулькин, ты что, сука, сделал? Ты же его забил до смерти… Хозяин же нас порвет.

Через некоторое время за дверью раздался сильный взрыв и раскатисто так, знакомо загрохотал ПКМ… «Как знакомо…» — автоматически отметило затухающее сознание.

1

Украинская Народная Республика.

(обратно)

Оглавление

ВСЕГДА ВОЙНА

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Глава 33

  Глава 34

  Глава 35

  Глава 36

  Глава 37

  Глава 38

ВОЙНА СКВОЗЬ ВРЕМЯ

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

  Глава 32

  Эпилог

ПЕПЕЛ ВОЙНЫ

  Пролог

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg