«Начало Пути»

Дневник Генри Коуэлла. Запись первая

В моем городе всегда идет дождь. У людей кожа бледная-бледная. Даже у меня. Кто-то бледнее, кто-то нет. И все разные внутри. Но снаружи бледные. А я люблю снимать лица. Ну и что, что бледные. Разве от этого они становятся менее красивыми. Вот взгляни – фотография как фотография. Большие голубые глаза у девочки. Красивое платье. Все мне нравится. Она под зонтиком стоит и весьма удивленно на меня таращится. Ну, сфотографировал, ну и что. Да, бываю наглым. Я не считаю, что фотограф должен стесняться. Особенно, в дождливую погоду.

А дождь идет всегда. Только пару недель его нет. Неделю палит солнце, проходит полгода дождя, начинает идти снег. Вот так и живем. Нет, я не жалуюсь. Я привык уже и не помню, как это иначе. Вот так. Без зонта тут никуда. А фотоаппарат – вещь дорогая и редкая, так что, приходится беречь ее. Очень удобно крепить зонт на плече, чтобы не мочило, пока ты караулишь кого-нибудь. А ведь попадаются эксклюзивные люди. Сидишь на уроках, сидишь себе, пялишься в окно от скуки и тут на тебе. Или вспоминаешь что. Или видишь в окне фигуру, вскакиваешь и несешься вниз. Ты еще не понял зачем, но сердце то знает, что вот он кадр! Вот это нужно зафиксировать! Пару раз спотыкаешься, может, даже падаешь, одноклассники гогочут, учитель тяжело вздыхает, а ты уже несешься. И вот долгожданный момент. Она… ты искал ее всю жизнь. И в этот миг ты зафиксируешь вечность.

Приходится быть осторожным, чтобы не спугнуть. И наловчился я уже так, что крадусь как мышь. Никто не слышит. И вот эта зависимость, как говорит мой учитель, родители, бабушка, знакомые… в общем, все. Она покоя не дает. Все время что-то ищу. Влюбляюсь в это. А потом ищу вновь. Словно головоломку собираешь. А фотоаппарат – твой партнер. Раньше я искал тоже. Но было это иначе. Знаете, как ищешь решение задачи. А даже сложить или вычесть не можешь. В поиске тоже свои инструменты нужны. А потом, случайно, завезли его – моего партнера. Фотоаппарат купил отец у торговцев, что остановились в гавани. Там и взял. Он рассказывает, что долго торговался и, наконец, купил. А когда принес, то думал, а зачем он нужен. Диковина, это ясно сразу. А зачем? И опешил. Я вообще никогда не видел, чтобы отец сомневался или там переживал сильно, конечно бывает. Но тут, он удивленно смотрел на прибор и не мог ничего сказать. Я ему: «А зачем ты его взял?». А он мне не может ответить. Стоит и молчит. Потом он опомнился и сунул мне в руки эту штуковину, сел за стол и зашуршал бумагами. Более странного я ничего не припомню.

Неделю он лежал у меня на столе. Я даже не знал, что это за штуковина. Лежала себе и лежала. Понимаете, как груз, который некуда девать. Я уже думал, положить его в ящик или кладовку, в общем, куда подальше, но передумал. Он имел какую-то особую притягательность, этот фотоаппарат. А я ведь даже пользоваться им не умел. Такая штука здоровенная на столе. Медные вставки и позолоченные болты придавали ему шарм раритетного прибора из музея, но не более. И вот, после недели пролеживания, я взял его в руки. Покрутил, повертел, и уже было хотел положить назад, как он включился и ослепил меня вспышкой. Я чуть было не выронил его из рук! Осторожно перевернул его и взглянул на экранчик, который до этого не замечал. Там я увидел себя, да до того смешно я выглядел, что засмеялся.

Вскоре, я научился им пользоваться. Снимал все. Это стало моей фобией и манией одновременно. Я вообще довольно странный, если смотреть со стороны. Ну, так все говорят. Да и я не глуп, замечаю, что отличаюсь от сверстников. И с этим я тоже отличился, меня на каникулах словно контузило, я не расставался с ним. Я даже дал ему имя – Стаффи. Почему такое, я не знал. Просто пришло в голову. Ах да, думаю, не стоит распространяться, что первое время я и разговаривал с ним. Сейчас тоже бывает, но реже. На каникулах мы с ним оторвались по полной, я снимал беспрерывно. Снимал все, что попадало на глаза. И боялся, что снимки получатся неудачными, боялся, что однажды не смогу снимать, кто знает эти штучки, как долго они работают. Но, знаете, со временем мои страхи развеялись, и я начал искать «красоту». Почему в кавычках? Потому что я искал не просто красоту, а то, что волновало сердце. Ведь есть много красивых вещей, но только одна будет по-настоящему волновать сердце. Да, вот так я начал поиски красоты.

Алисия… я бы рассказал про нее побольше, но не думаю, что сейчас подходящее время, ведь я даже ее не знаю толком. Училась она в нашей школе, но в младшем блоке. Я бы и не заметил ее, если бы она однажды не забрела к нам. А потом я увидел, чем она занимается после уроков, дак у меня аж ком в горле встал. Я понимаю, если бы у парней это случилась. Эта чрезмерная тяга к жестокости. Но у девочки. Не понимаю ее. Скажу одно – завораживает. Все, тушу свет. Остальное потом.

Алисия Гровс. Дневник. Запись Первая

Он меня бесит! Он просто выводит меня! Этот полоумный! За что мне такое! За что!

Я спокойна, я спокойна. Вообще, никогда не любила писать дневники. Но тут подумала, что, вдруг это последний день в моей жизни, хоть какая-то память останется обо мне. Да, первое время будут страдать и плакать, а потом папа будет с любовью перечитывать. Вообще, он у меня моряк и воздухоплаватель, по совместительству. Всегда загорелый, как и мой брат, он редко бывает дома. Все странствует и работает. Ему это нравится, а мне нет. Ох, как я не люблю все эти жаркие страны. Даже тошно становится, когда подумаешь, что там солнце светит круглый год, а дождь только изредка бывает. Не люблю я такие места. Не знаю почему, не люблю и все. Может, потому что выросла здесь, в городе дождей, может по-другому. Да и цвет кожи меня нисколько не смущает. Все равно мы с отцом похожи. Ах, да. Еще я излишне самостоятельная. Прости папочка, если ты читаешь это, но ты сам меня вынудил. Вообще, я бы не прочь оставаться под присмотром, но больно ты меня вольнодумную воспитал. Так что я выгнала прислугу, которая за мной присматривала, на третий день. Я, конечно, заплатила хорошо, но все же не люблю я, когда в доме кто-то посторонний. А ты вернешься еще не скоро, так что мне моя самостоятельность пригодится. Вот если бы ты был рядом, я бы подумала еще, быть самостоятельной или не быть, но коли уж тебя нет рядом, то приходится самой о себе заботиться.

Передай этому плаксе Филиппу, чтобы был смелее. Нужно уже вырастать из слюнявого младенца в мужчину. Да, не мне ему об этом говорить, но я сестра, а сестры многое видят, что не так. И вообще! Как это ты передашь ему, если это дневник, вот если только со мной случится чего, то передашь, а так нет – и не узнаешь об этом.

Вообще, с чего это я вдруг начала писать. Ах… Эта бездарь! Это жалкое создание, что меня выручило! Даже противно о нем говорить. Но рассказать придется, может меня успеют спасти, если и его вместе со мной похитят какие-нибудь уличные идиоты. Он ведь теперь постоянно вертится у меня на хвосте, и все время щелкает этим своим ящиком как сумасшедший. Да почему это как? Он и есть сумасшедший, этот Генри.

А как же все началось? Да очень просто, увидел он меня в его старшем блоке и словно влюбленный теперь за мной следит. Я сначала думала, что это у него пройдет. Но не проходит. Да еще он… Пффф… я ненавижу его!

Что-то меня заносит. Постараюсь не злиться. Ведь злиться нехорошо, не всегда конечно, а когда пишешь дневник. У меня еще рука болит, и она перевязана. Это он перевязал, да так неумело, что она еще больше болит. Вот неудачник! Генри.!!!

Обещаю, больше злиться не буду. Вот допишу, тогда начну. Может дам ему затрещину, когда увижу, а сейчас повременю. Да и зонт сломался, мой любимый, что ты мне в детстве подарил. Печально.

Так вот, ты, конечно, не знаешь, и знать не можешь, папочка. Но знай, если конечно узнаешь, я все еще переживаю за маму. Хоть я и уверена, что она на небесах. Но мне покоя не дает эта мысль. Я, конечно, могу ошибаться, но уверена – это все поганые слизни! Это на вид они безобидны, а если их как следует разозлить, то накинутся на тебя как чумные. Так вот, в тот день, когда я ехала на метро, и мы нашли зонтик мамы, я видела, как эти гаденыши уползали в разные углы, да так быстро, что было заметно, они в этом замешаны. И я очень злюсь на них за это.

Сейчас я, конечно, не злюсь. Но, как вижу их, сразу начинаю дубасить, что есть мочи. И это у меня хорошо получается. Я так луплю этих сорванцов, что от них мало чего остается, они же из желе сделаны. Вот и ненавижу их, и луплю, и ничего не помогает. Делаю это после школы, когда никто не видит. И так уже наловчилась, что от них и мокрого места не остается. Ненавижу их!

А вчера этот Генри за мной увязался, я и не заметила его. Думала, что одна. А он приметил, что я его замечаю и был в этот вечер особенно скрытен. Теперь слизней уже не осталось в моем квартале, да и в метро рядом со школой их не было, поэтому я ушла подальше, думала, найду их, порасспрашиваю, а потом накостыляю. Но не тут то было. Наткнулась я на шайку мальчишек, которые несли весьма непристойную чушь. В общем, я уже наподдала нескольким, но они все равно меня заломали. Я и кусалась, и дралась, портфель порвался, да и платье истрепала все. Им меня так просто взять не удалось, я их так исцарапала! Думаю, если бы они меня не скрутили, я бы на них живого места не оставила. Так вот, не буду хвастаться. Знаю, в моем возрасте мне не следовало, вот так разгуливать по незнакомым улицам в одиночку. Но ты же знаешь свою дочь, своевольная она. Да и смелости у меня побольше, чему у братца Филиппа. Ох, как же я злилась, когда они скрутили меня, думала, ну все, конец!

Вообще, в такие минуты. Да не было у меня таких минут, чтобы казалось, будто жизнь кончилась, а тут были именно такие минуты. Я наслышана про этих бандитов, но уж никак не думала, что попадусь им в руки, а тем более, разозлю их настолько, что они прямо с ума начнут сходить, как бы меня так повеселее прихлопнуть. И что же ты думаешь? Я уже потеряла всякую надежду и даже смерилась с участью. Ну не совсем, конечно. Я думала, что вот они расслабятся, я с ними и разделаюсь. Так вот, приготовилась я отдать концы и тут вспышка.

Этот придурок Генри, своим поганым ящичком их ослепил, растолкал, схватил меня. Да, да! Представляешь, схватил меня. Я бы конечно вырвалась, но силы меня совсем оставили. А потом, он по неосторожности стукнул меня головой об угол дома. Ох, как же было больно! Посыпались искры в глазах! Представляешь, девушку, да головой и об угол дома. Я думала, умру! Честно– честно! Думала, все, сейчас издохну! Хорошо, что потеряла сознание, а так бы разорвала его на части. Этот психопат Генри! И если ты думаешь, что я благодарна ему, то ошибаешься. Нут кто стучит головой девушку об угол дома!

Очнулась у себя. Он взял у меня из кармана ключ и открыл дверь. И ведь знал, что дома никого нету. Перевязал мне все раны и сидел, ждал, пока я очнусь. Я его послала сразу же, как очнулась, сказала, что если он еще раз окажется рядом, я с него три шкуры сниму. Он улыбнулся. Улыбка была такая противная. Беее! Знаешь, словно он ничего не понимает. Словно доброе дело сделал и радуется.

Через минуту его и след простыл, а я долго не могла уснуть, все злилась. Но поспала хорошо, хоть и раны болят. А зонт, который ты мне подарил, которым я слизней колотила, он сломался! Ну… или типа того. Ведь он там и остался у этих прыщавых юнцов, которых я поколотила. Ах, надеюсь, что ты это не прочитаешь никогда!

п. с. люблю своего папочку.

Дневник Генри Коуэлла. Запись вторая

Теперь расскажу побольше про Алисию. Я не знаю, что у нее с головой, но есть что-то. Начать с того, что она, похоже, наслаждается тем, что ходит и колотит слизней. Они ей никакого вреда не причинили, а она их направо и налево хлещет своим зонтом. Дай ей в руки холодное оружие, она же вскорости всю популяцию уничтожит! А кто позаботится о микрофлоре кварталов? Кто будет чистить и убирать улицы? Кто будет все эти хорошие дела делать? Я вообще удивляюсь, как это еще они на нее не пожаловались – может, слишком глупы? Но ведь соображают нормально, хотя и на всех сразу… Непонятно мне. Но, скажу я вам, фотографии выходят прекрасные! Да, да. Вы не ослышались, фотографии выходят чудо какие замечательные.

Вы представляете, что она вчера вычудила? Пошла в квартал, где ей бы не следовало быть. Там всякое отрепье обитает. Знаете ведь, что эти портовые кварталы, где останавливаются на время, чтобы замести хвосты? Да, там грязь постоянная и люди невоспитанные, да мало ли чего там. В общем, отличное место для поиска приключений. Вот Алисия и нашла себе там приключения. Она, кстати, теперь в оба глаза следит, чтобы я за ней не увязался. Но я знаю, как ее провести. Это не сложно, тем более, у меня колоссальный опыт в слежке за людьми. С тех пор, как мой партнер Стаффи появился рядом, я начал красться как мышь, видеть как орел и прятаться как слизень. Да, да. Поверьте, не хуже!

Ну, дак вот! Алисия вчера наткнулась на шайку подростков, которые ее серьезно поколотили. Не знаю, что бы дальше было. Но я успел ее вытащить оттуда. Правда, мой фотоаппарат – Стаффи, сыграл в этом особую роль. Я раньше за ним замечал, что он непринужденно включается. Знаете, сам по себе. Но вчера он превзошел все мои ожидания, он включил вспышку, да так ярко, что даже я чуть не ослеп. Мне не составило труда смекнуть, что мальчуганы испуганы и ослеплены, и я, схватив Алисию, помчался к ее дому. Да так разогнался. Признаюсь, мне было страшно. Вообще, сложно не испугаться в такой ситуации. В общем, я так разогнался, что треснул ее головой об угол дома. А что вы хотите? Во-первых, я был напуган. Во-вторых, зонт у меня был занят, и вода заливала глаза. И, в-третьих, было довольно скользко. Опять оправдываюсь, обещал ведь, что не буду этого делать. Да, я виноват. Это я ее стукнул головой об угол дома, а не дождик или там испуг. Это сделал я. И я сожалею.

Кажется, она даже не заметила. Да, точно! Я думаю, после такого-то, сложно что-то заметить.

Дома я залатал ее немножко. Ну и досталось же ей! А что бы было, если бы меня не было рядом? Конечно, я не претендую на звание героя. Мог бы и пораньше сообразить, что ей достанется. Но вряд ли она бы послушала меня и повернула назад. А так хоть знать будет. Что-то мы должны на собственном опыте познавать. Ах! Я опять оправдания придумываю. По губам мне! По губам!

Еще она меня поблагодарила в конце. Ага, так, знаете, говорит – спасибо Генри, ты герой! Ой, ну я смущался сильно. Очень сильно смущался.

Да иначе было. Было иначе. Она выставила меня из дому. Характер у нее такой. А что сделаешь? Выставила и даже спасибо не сказала. Я только улыбался. А что еще прикажете делать, я то ожидал, что сейчас слова благодарности посыпятся, а я ей, что постой, не надо говорить, ты еще слишком слаба. Мечты развеяны в прах!

Вообще, откуда такие мечты? Я прекрасно знаю. Пару лет назад выпрашивал я у родителей сестренку или братика. Да хоть кого, хоть бы не так тоскливо было в доме. А то ведь тут можно со скуки свихнуться. Такая махина и пустая. Ну как тут не свихнуться? В общем, ничего не вышло, мечты о маленьком Коуэлле так и остались мечтами. И Алисия сейчас для меня настоящая находка. Было бы классно, если бы она была моей сестренкой. И почему это не так. Вопрос риторический, но почему?

Пойду, попытаю удачу, может она что-нибудь и принесет. Попрошу у родителей сестренку. Кто знает, вдруг в долгосрочной перспективе получится. Было бы ой как здорово! Удачи мне!

Алисия Гровс. Дневник. Запись Вторая

Голова целый день раскалывается. Чертов придурок! Я ему сверну что-нибудь! Точно сверну! Ух, какой нелегкий и тяжелый день… Во-первых, все болит. Лучше бы уже упасть было в канал и захлебнуться там. Меня прямо таки шатает. Может это из-за того, что я устала сегодня? Да… Подожди… папа. Выпью горячего чая, соберусь с мыслями. Что-то мне не по себе…

Уже лучше! Тело ноет, но в голове погода ясная. Что сегодня было! Ты не поверишь! Тебе не кажется, что у меня слишком много восклицательных знаков? А мне кажется! Ну и что же с ними делать? Продолжать!

У меня растянута лодыжка, правая рука порезана в двух местах, на левой руке разбит локоть, с лицом все в порядке, голова ужасно болит, еще бы! Тебя когда-нибудь били головой о каменную кладку? Я очень надеюсь, что тебе не доводилось такого испытывать, дорогой отец. А вот твоей дочери довелось. Ох… кажется, снова начинается. Мне кажется, что дневник начинает переполняться не только восклицательными знаками, но и жалобами. Нужно же рассказывать, что у меня да как! А не ныть!

Война с нытьем!

А восклицалки я оставлю при себе…

Сегодня едва поднялась. Все так ныло, что я еле заставила себя проснуться. Еще раз перевязала раны, какой-то мазью смазала синяки на ногах, переоделась и побрела в школу. Какая на улице чудесная погода! Ты бы знал, я наслаждаюсь нашими дождями. Этот вот уже неделю непрерывно идет, даже туманов не было! Такой теплый, совсем юный, южный дождь. Мне он нравится. Люблю дожди. Но, сегодня у меня не было зонта! Ты представляешь, каково это ходить по городу дождей без зонта? Это премерзко. Вначале, когда ты еще сухой, то мокнуть доставляет непомерное удовольствие, но после того, как вымок до нитки… Совсем никакого удовольствия не доставляет, даже наоборот, отнимает его. И я зашла в лавку к дяде Бенки. Да, да – тому самому Бенки, с которым ты не раз вздорил. Знаешь, он совсем не помнит это. Или не хочет. Я не знаю точно. Вообще, ты-то сам хочешь вспоминать, как вы лихо вздорили?

Так вот, зашла я к нему. А ты сам знаешь, что у него всякого антиквариата навалом. А мне-то нужен был самый обычный зонт, но не хотелось брать обыкновенный, да и магазины все были далеко, только его лавка неподалеку, вот я и зашла. Он встретил меня и даже предложил чашечку горячего шоколада. Знаешь, со мной он гораздо обходительнее, чем с тобой. Даже и не рискну предположить, почему так. В итоге, пока он мне показывал всю свою коллекцию, я чуть не уснула. Он, конечно же обходительный, но обходительный тупица! Столько времени я провела у него, ради одного жалкого зонта! Его же не перебить! Я уже не знаю, как ты с ним уживался. Ведь его не переслушать, а тем более не перебить. Ну никак не выходит! Если только стукнуть его хорошенько. Что я и сделала. Притворилась, что запнулась и как дам ему в бок. Ох он и ныл! Старый нытик! Ох и причитал! Но, все обошлось, я извинилась и предложила перейти к делу.

Кстати, папа. Я же скучаю по тебе, если ты прочтешь это когда-нибудь, то пошли мне воздушный поцелуй, а? Я уверена, что почувствую. И тресни этого олуха Филиппа! Пусть будет мужиком наконец! Надеюсь, он уже перестал бояться темноты? Бедняга!

Ну так вот, он так засуетился, этот Бенки, что сразу же вытащил откуда-то из закромов какой-то заплесневелый зонт. Я образно выражаюсь. Зонт был просто раритетным. Знаешь, ручка такая интересная, с какой-то резьбой. Узоры старинные на самом зонте и все золотом вышито. Я так и не поняла, сколько в нем оттенков цветов. Он какой-то странный, вроде и классический, а с другого ракурса взглянешь, и не классический совсем. Я не пойму, что за безумец его делал. Этот Бенки, по доброте душевной, подарил мне зонт. Сказал, что его какой-то старик забыл лет десять назад и навряд ли ему он уже нужен на том свете. Я не люблю подарки, но этот с удовольствием приняла, тем более, альтернатив никаких не было.

В школе все так пялились на меня, как будто увидели чудовище. Учителя, конечно, спросили, что же случилось, но я сказала, что ничего не помню, просто потеряла сознание. Вообще, они прекрасно осведомлены, что я периодически теряю сознания. Оправдания мне придумывать неохота, поэтому, когда у меня появляются царапины или я начинаю прихрамывать, то говорю им, что потеряла сознание, а когда очнулась, то уже и не помнила о произошедшем. Пришлось, правда, парочке тройке одноклассников накостылять, за то, что они распускали слухи, но зато они теперь такие лапочки. Такие дрессированные. Кстати замечу, зонт идеальный! Им так удобно бить, никаких синяков не остается и отдачи никакой. Мечта, а не зонт! А еще крепкий, хотя и старинный!

Генри сегодня опять пытался меня выследить, но я его подождала за углом и попросила по-доброму, чтоб он уже отвязался. Отец, ты бы видел, какая у него идеальная линия образовалась от удара зонтом. Точно между бровями! Она прямо верх мастерства фехтования! Вершина геометрии! Ох он и стонал! Но насколько я поняла, обещал перестать.

Слабо верится! Вообще, никогда не верь кретинам! Если им в их пустоголовые головы и взбрела какая-то идея, то они с ней добровольно не расстанутся. Ох… и спать-то как хочется…

Сегодня я совсем без приключений. Спокойной ночи, папа. Где ты сейчас… где-то на своем корабле… скользишь…

Дневник Генри Коуэлла. Запись третья

Туман. На город надвигается циклон. Моя голова болит так, словно по ней треснули зонтом. А циклон надвигается, я не люблю, когда туман. Ведь туман – это опасное время и опасное место. Тревога по всему городу, тревога в головах, тревога на лицах. Не люблю этого. А еще в это время очень сложно что-то фотографировать. Вспышка все засвечивает, а туман, он настолько плотный, что и увидеть совсем ничего не удается.

Знаете, вчера Алисия… Короче, мне от нее досталось! Она зонтом прочертила вертикальную борозду у меня между бровями. Я не ожидал, что она так удачно нанесет удар. Это очень, очень, очень болезненно! До сих пор не могу отойти от этого. Родители утверждают, что это зонт. Хотя, я упорно доказываю, что это никакой не зонт, просто синяк от встречи с дверным косяком. Они хотят верить в правду. Ложь их не устраивает. А жаль. Мне бы спокойней было. И не так стыдно. Если бы они поверили во вранье.

И почему они не верят! Ведь можно же постараться!

Ага, и ребеночка они делать отказались. Коварные! Дедушка говорил, что они эгоистично со мной поступают. Но я не обижаюсь на них, это только их дело и пусть сами с ним справляются. Как могут, так и справляются. А второго Коуэлла в доме очень бы хотелось!

Намазал какой-то вонючкой свою рану на лбу. Пахнет преомерзительно! Но, говорят, до завтра синяк исчезнет, что хорошо. Как я появлюсь в школе? Одноклассники и учителя и так посмеиваются, а тут они и вовсе будут рыдать от смеха. В общем, имидж тут очень важен. Хорошо быть странным парнем в классе, а вот избитым – это уже не очень удачный выбор для создания деловой репутации.

Ах, да. Про туман. Говорят, метеорологи конечно, что завтра будет плотный туман. А вы знаете, что во время тумана? Может, если вы не здешний, это будет для вас открытием. Город на время становится не самым безопасным местом. Я говорю про улицы. Вы же знаете про слизней – этих тварей, что убирают город от всякого мусора. Они его перерабатывают, а продукты их жизнедеятельности уходят в канализации. Это выгодно для города – сохраняется чистота улиц, а для слизней – это сытая жизнь. Все рады. Но если бы слизни были единственными обитателями города. Было бы проще, но есть и другие. А вот от них только и жди опасности! Я пугать вас не буду, скажу лишь то, что завтра скорей всего весь день просижу дома. Надеюсь, циклон пройдет мимо, тогда будут новости.

Алисия Гровс. Дневник. Запись Третья

Школу закрыли перед моим носом. Я даже видела, как двери захлопнулись. Вот у меня глаза то округлились, когда я поняла, что происходит. Вообще, двери школы автоматические, а это значит. Это ничего не значит, если ты в безопасности. А если приходит туман… Это опасно! И вообще, нормальные дети читают сводки новостей. Поэтому я, в отличие от моих товарищей, осталась около школы. А сигнал тревоги, который раздался через несколько секунд после этого, вызвал во мне неприятную дрожь. Я редко пугаюсь, но тут. Этот туман… Я не могу понять, он на меня жуть нагоняет. Не потому что он опасный. Дело в другом… Я просто не знаю, что в нем может таиться. Когда видишь врага в лицо, какой бы он не был ужасный, ты знаешь, что у него есть слабое место. А если врага не видишь… как узнаешь, есть ли у него слабые места… мистическая жуть получается!

Я бы даже не отказалась, если бы со мной рядом оказался этот придурок Генри. А его, как назло, не было рядом! Хоть бы один раз пришел вовремя. Да что это я так испугалась?! Даже сама не знаю…

Как только сигнал зазвучал, я увидела за пеленой дождя надвигающийся циклон. Туман плотной стеной скрывал город и стремительно подбирался ко мне. У меня даже коленки затряслись. Да что ты с этой фобией поделаешь! Папочка, я люблю тебя!

Даже сейчас сердце колотится! Я так бежала! А куда не понимала, все двери, всех домов, были заперты. Куда не глянь – ни одного человека. Только этот ужасающий сигнал тревоги и стена… стремительно приближающаяся стена тумана. И тут мне пришло в голову, что не далеко есть заброшенная ветка метро. Туда туман не проникнет и можно отсидеться там, пока циклон не пройдет. Последние несколько шагов я проделала уже в плотной и влажной субстанции, что охватила округу. Свернув зонт, я на ощупь нашла ручку метро, и проникла внутрь.

Было тихо. Как в склепе. От липкого ужаса так и не удалось избавиться. Наверное, так дети себя пугают, когда совсем маленькие. Представишь себе кого-нибудь под кроватью или в шкафу и боишься. А потом уже забываешь, что сам себе выдумал и дрожишь под одеялом. Вот так и у меня. Я аккуратно спустилась по ступенькам метро, оставаться у двери не хотелось, мало ли кто мог заглянуть сюда. Даже думать об этом не хочется, так страшно. Эскалатор был длинный и уже давно не работал, лампочки тускло освещали подземку, и, на удивление, этого хватило чтобы успокоиться.

На старом перроне, по которому уже давно не ходили пассажиры, был рассыпан мусор. Удивительно, почему слизни его не сожрали. Они просто обожают эти обертки от шоколадок. Какое-то пустынное место и пыль везде. Я видела, что рельсы блестят, значит, здесь все еще ходят поезда, но проезжают мимо. В дальнем углу, между входом в туалет и диспетчерской, я заметила решетку, она была отогнута снизу и никакой пыли рядом, словно там недавно кто-то проползал…

Ужас уже совсем отступил от меня, я обнаружила след слизня! Наверное, это крупная особь, потому как брезгует обертками. А если крупная, то более разговорчивая. И если ее как следует поколотить, еще и агрессивная. Ну что же, пойдем по следам!

Я нагнулась и прошла внутрь. Было довольно темно, ведь фонари внутри едва светили, еще хуже, чем на входе. Ох и безрассудная у тебя дочь! Знаю, хоть бы тебе не довелось это читать, папочка! Я на мгновение испугалась, а потом подумала, что если слизень тут живет себе спокойно, то я уж точно смогу за себя постоять! И пошла дальше!

Коридор привел меня к полуоткрытой двери, я осторожно прокралась внутрь и увидела неплохо обставленную комнату. Там были разные удобные подушечки, вышитые различными узорами, похожими на те, что любят мои коллеги по учебе. Немного старинной мебели разбавляло скупость убранства. В самом конце я обнаружила еще одну дверь, совсем маленькую, как для гномов. Мне никак не могло прийти в голову, что это что-то необычное, я даже не подумала, на кой черт здесь карликовая дверь!

Внутри было темно. Еще темней, чем в коридоре. Я едва различала дорогу. И знаешь что, папочка? Я попалась! Я попалась в ловушку! Если в прошлый раз вместе с моим безрассудством была смелость, то из-за дурацкого тумана она вся улетучилась. Как и не было! И тут-то я попалась!

Из темноты вынырнул человек, походка у него была неестественная, знаешь, как будто он не шел, а летел. На нем был плащ и шляпа. Я попыталась спросить у него, что он здесь делает. А он дал мне пощечину. Знаешь, так, словно был моим другом и позволял себе это каждые пять минут. А потом скрутил мне руки. Ногой пнул по зонту, чтобы он откатился подальше, и заговорил.

– Деточка. Ах, деточка. Ведь ты та самая, что мою вкусную еду делает такой безвкусной. И зачем тебе понадобилось в моем районе уничтожать всех слизней? Я тут с голоду помираю, а она их убивает…

Я попыталась ответить, но он зажал мне рот своей рукой. И тут я почувствовала, что пальцы у него не настоящие, знаете, как из дерева. И тут мне стало по-настоящему страшно. Помнишь, ты мне рассказывал про кукольника, помнишь да? Я поняла, что это и есть эта тварь. Эта премерзость где-то притаилась и сейчас, с помощью куклы, хотела избавиться от меня. Да что там избавиться. Он хотел подкрепиться мной. Не каждый день закусываешь девочками на обед!

– Так вот ты и пришла ко мне в гости. Наверное, подумала, что найдешь себе здесь приключения. Нашла… нашла… Я подозревал, что ты придешь ко мне. Но мне пришлось килограмм двести сбросить, прежде чем я дождался тебя. А ты выглядишь аппетитно. Я вот чего думаю, заглотить тебя целиком или приготовить. Ты как сама то думаешь?

Сквозь пальцы я начала кричать, что приготовить, приготовить. А он продолжил издеваться.

– Целиком значит… ах, как жаль. А у меня такие приправы припасены. Ты бы прекрасно смотрелась под морейской травой и с перцем, что собирают у излучины… Ведь так? Да что я тебя спрашиваю. Разве ты спец по приготовлению людей, наверное, никогда и не пробовала. Как это глупо с твоей стороны! Вокруг столько людей, лови и ешь, кого захочешь! А вы… все сытые… нос воротите!

Мне бы только на пользу пошло, если бы он подольше поболтал, я бы попыталась удрать, но он собрался не ждать, и начать уже прямо сейчас.

– Ты готова к приготовлениям? У тебя платье из чего? Чистый хлопок надеюсь? А то если у меня будет несварение или стул жидкий, ты ведь виновата будешь. Давай-ка в котел полезай.

Одной рукой кукла заламывала мне руки, а другой выдвинула большущий котел. Я кричала, что не хочу. А из темноты кто-то весело смеялся. Как будто, все это было всего лишь удачной шуткой.

Через пару минут я уже сидела по шею в котле и чувствовала запах горящей древесины. Кукла держала меня так, что вода подступала мне ко рту, и кричать было не очень удобно. Но пару ругательств я успела ему отвесить! Ноги начали чувствовать тепло, вода прогревалась, я с ужасом представила, как она закипит! Папочка, одно дело удариться головой об стену – это, по крайней мере, быстро и больно. А другое, ждать пока закипишь! Я еще никогда не хотела так сильно, чтобы вода в котле закипала так медленно! И если бы этот придурок Генри оказался рядом, я бы даже не сильно разозлилась!

Но это было еще не все. Дрова затрещали и я увидела ужасно уродливую гусеницу в углу комнаты, она была сморщенной и все равно оставалась огромной. Ее мерзкие желтые глаза следили за мной и блестели в темноте, как глаза кота, который поймал мышь и радуется, что теперь может показать ее хозяину. Еще я разглядела эти нити, свисающие с потолка, гусеница-кукловод с помощью них управляла куклой. Лучше бы я осталась в тумане! Чем медленно вариться тут в котле!

Я закрыла глаза, ожидая момента, когда этот мерзавец ослабит хватку, но этого все не происходило. Обычно, у людей это срабатывало, а тут… тут гусеница! Вода стала горячей, что было не самым приятным ощущений, которые я ощущала за свою непродолжительную жизнь. И в этот момент я услышала хлопки, и с гневом подумала, что эта грязная тварь в углу начала преждевременно чавкать, предвкушая меня в качестве обеда. Неожиданно раздался голос Генри.

– Выбирайся оттуда, чего ты там расселась!

Я открыла глаза и помотала головой, а когда хватка ослабла, мне ничего не стоило засунуть куклу вместо себя и выпрыгнуть из горячего котла. Правда, я обожгла руку о раскаленный край, но это ничего по сравнению с тем, чтобы быть сваренной заживо.

Думать времени не было. Схватив зонт в углу, я присоединилась к Генри, мы колотили эту тварь, а она умудрялась извиваться и еще бороться с нами. Своим хвостом гусеница поранила мне ногу, так что я захромала и присела. Но это не мешало мне колотить ее зонтом. И тут, когда моя ярость стала всепоглощающей, я увидела, что мой зонт светится – это было похоже на раскаленный утюг. И вправду, кукольник начал сильнее прогибаться под его ударами, как будто зонт обрел какую-то силу. Вскоре я уже пробила в гусенице дыру, так что зеленая жижа начала вытекать из ее мерзкого тела. Я даже не додумалась остановиться. И я, и Генри, в итоге, были измазаны этой дрянью! Вот… так… у меня был хороший день, Папочка. Твою дочь чуть не сварили в котле.

А Генри тоже получил – за то, что следил. Странный тип! Наверное, ему просто нравится, когда его бьют!

Все. Я спать. И тебе спокойной ночи. Где ты там плаваешь…

Дневник Генри Коуэлла. Запись четвертая

Вы когда-нибудь получали удовольствие от избиений? А? Вопрос риторический конечно, ведь мой дневник никто не читает. Но ты, невидимый читатель, к которому я обращаюсь. Ты-то получал удовольствие от избиений? Знаешь, как это прекрасно, когда получаешь хорошенько, сразу голова свежеет, и думать начинаешь по-иному. Вот оно как получается то. Так что, призадумайся над моими словами, может, и выдумаешь чего.

На самом деле, как ты догадался, я тоже не получаю удовольствия от избиений. Но вчера, после спасения Алисии. А я в очередной раз ее спас! Мне удалось получить неслыханное удовлетворение, даже несмотря на то, что синяк на лбу не до конца зажил, а я уже успел, от нее же, получить новый! Вот она, настоящая благодарность! Ее ни с чем не спутаешь, она, как правило, хорошо чувствуется. И, как водится, в форме боли! Но я же не о боли сейчас и не о страданиях. Я о другом. Вчера, когда я принес Алисию в Госпиталь. А мне ее пришлось нести на руках! Ведь она повредила ногу. Так вот, когда я принес ее в Госпиталь, то меня назвали братом Алисии и даже сказали, что мы очень похожи. А еще добавили, чтобы я хорошенько следил за сестрой.

Алисия, конечно, хмурилась и молчала. Она несколько утомилась, и ей было дурно от этой слизи, в которой мы хорошенько заляпались. Я был бы рад, если б она однажды назвала меня братом. Вот бы здорово-то было! А вы знаете, что она кинула мне вдогонку, когда я уходил из госпиталя? Ни за что не угадаете! Я бы даже не подумал об этом. Ну, дорогие читатели, напрягайте мозги. Давайте, как? Братик? Нет, нет. От Алисии… Может быть… Поднапрягитесь как следует. Спасибо? Я правильно расслышал, вы подумали, что она сказала мне: «Спасибо»? Нет, и даже не так. Она, даже не повернувшись, кинула мне в след: «Пока, кретин». Как же изысканно с ее стороны!

Нет, я не злюсь. А с чего мне злиться. Ну, с чего мне злиться! Да, есть неприятный осадок. Вы думаете легко пробираться в тумане через весь город? Она же бежит, что не угонишься! Я чудом нашел вход в подземку и едва сумел в этой темноте сохранить тишину. Второй раз испытывать силу удара ее зонта на своей голове мне не очень то льстило. Я не злюсь что, когда спасаю ее, она меня дубасит. Совсем нет!

Да, вы угадали, я немного растерян. Ну что же такое то. Зато, у меня вышло несколько прекрасных снимков, если бы она увидела себя в котле, вот бы весело было. Надеюсь, она даже не узнает об их существовании. А так чудненькие получились фото. А еще, я узнал, что если взять моего стального партнера Стаффи за кожаные ремешки, то можно неплохо дубасить им гусениц-кукловодов. И даже успешно!

Ну, мне нравятся все эти приключения, и даже опасность. Наверное, в этом тоже есть особая красота. Знаете, статичные объекты тоже снимать занятие довольно веселое. Но это более постановочно, безжизненно что ли. А тут настоящая жизнь. Точнее на волоске от жизни. Но ведь в этом есть особый шарм… Не знаю, как вам объяснить.

Родители сегодня меня отчитали, за то, что я бегаю по улицам, когда за бортом шторм. Но я сказал, что был у подруги. Они оживились сразу. И начали эти шуточки травить, ну знаете, про внуков. Они так отыгрываются на мне. Я им про ребеночка. Они мне про внуков. Беее… Неприятно! А еще посмеиваются. Спрашивают так невзначай: «Ну когда ждать пополнения?». Вот она – доброта и любовь!

А сейчас уже поздно, еще нужно Стаффи отполировать, а то эта слизь гадкая въелась в него.

Алисия Гровс. Дневник. Запись четвертая

Сегодня циклон вернулся. В доме довольно жутко находиться одной. Было бы хорошо, если бы не было тумана за окном. Но он есть. И жутко. Паршивая погодка! Все время что-то чудится и кажется!

Папочка, ты, наверное, там отдыхаешь, плывешь с этим придурком Филиппом на своем фрегате и даже не знаешь, что тут творится. Ты ему навешай подзатыльник, пусть знает свое место, а то, зная твое мягкосердие, он так и останется девчонкой! И передавай привет этой дрянной солнечной погоде. Скажи, что у нас лучше!

Вообще, устала я. Может это нервы. Хотя, откуда в моем возрасте нервы? Я не так часто нервничаю и переживаю. Ведь так? Да, откуда тебе знать. Ты ведь далеко. Возвращайся поскорей! Ох, ну не хотела же это говорить. Но страшно мне тут. Хоть на стены лезь! Расскажу, что сегодня случилось…

Вообще, я думала – это Генри подшучивает. Он конечно ненормальный, но уж не думаю, что настолько. И тут решилась в это поверить, приготовилась уже, думаю, сейчас я его проучу. Да ничего не вышло. Впрочем, давай с самого начала…

Проснувшись утром, я обнаружила, что зонт лежит не на том место, где ему следовало лежать. А это значило – либо я луначу, либо кто-то прокрался ко мне в спальню ночью, что не очень то радовало. Я отличаюсь чутким сном, и если бы какой-нибудь идиот забрался ко мне в спальню, то, наверняка, заметила бы это. Но ведь не заметила! Значит, сделала я вывод, я все-таки луначу. Ну что же, в детстве я это делала. Почему бы вновь не начать! Переодевшись и спустившись в кухню, я нашла вазочку с конфетами, которая стоит на обеденном столе перевернутой. Притом, ни одна конфета не была съедена. Зато валялись по всей кухне! Словно кто-то ими играл. Мне это не понравилось, помнится, в детстве я такого не делала. Следовательно, напрашивался вывод, дома кто-то был!

Если и говорить о дурноте и самообладании. То тут самообладание покинуло меня, и дурнота подступила. Я представила, что кто-то пришел из тумана. И так жутко стало! Еще жутче, чем было вчера, когда я бежала до метро. Схватив зонт, я принялась расхаживать по комнатам, все ли на месте и нет ли где того самого, кто проник ночью. Все казалось опасным, даже стены! За каждым углом мой мысленный взор натыкался на какую-нибудь премерзкую тварь! Вскоре с поиском было покончено и, немного успокоившись, я пошла в душ.

Мне несколько полегчало. Я думала о том, что завтра смогу отправиться в школу. Мне хотелось уже вырваться из вынужденного заточения. Хотя я недолюбливаю преподавателей и сверстников, но с ними, несомненно, лучше, нежели наедине с невидимой тварью.

Около часа я провела у себя в комнате, читая книгу. Книга была жутко неинтересная, то и дело я порывалась ее порвать. Не будь она учебником по биоптике, так бы и поступила! В ней никого не вскрывали, не расчленяли, не изучали. Простое, скучное и даже чересчур занудное описание! Никакой страсти! Я не думаю, что человек, который писал учебник, был еще жив, когда творил сие чудо. Наверняка нет! Вот так. Едва выбросив из головы все эти описания и усталые размышления, я пошла попить чаю. Твоего любимого, кстати. Заварив себе заварничек, я налила кружечку. И уже начала было пить, как увидела то, отчего коленки у меня задрожали. Я-то думала, что с этим покончено, а все только начиналось!

Ты, папочка, прекрасно знаешь, как я не люблю сюрпризы. Но это был сюрприз из сюрпризов. Все мои опасения и догадки подтвердились. Хотя, в несколько ином свете. Увидев полуоткрытый холодильник и взяв заварник, я подошла поближе. Думала, если эта тварь в нем, то кипяток ей не помешает. А пока она будет корчиться на полу, я возьму нож и добью ее! Осторожно подобралась и открыла дверцу, готовая в любой момент вылить горячий чай на непрошенного гостя.

Внутри никого не оказалось! Только следы от маленьких зубов на сыре и ветчине. Овощи и фрукты остались нетронутыми. Значит, это была крыса! Я уже давно не видела крыс, поэтому мне не показалось странным, что крыса открыла холодильник. Да и как она вообще это сделала! У меня даже стерлось из воображения, как они выглядят. Вообще, этот факт меня успокоил. Я не думаю, что глупое животное долго сможет оставаться ненайденным.

Вечером все было тихо, зонт лежал на месте и никаких шумов нигде не наблюдалось. Папочка, как бы я хотела, чтобы ты в такие моменты был рядом… Но это во мне говорит скорей усталость и сонливость, с тех пор, как ты приучил меня к самостоятельности, я не нуждаюсь в твоей помощи. Но, все же, приятно будет, когда ты вернешься. Знаешь, ты обязательно должен увидеть этого тупицу Генри. Он такой… Такой тупица! Вот увидишь! И в общее… уже поздно. Давай-ка и ты на подушку. Ведь усталость – лучшая подушка…

Дневник Генри Коуэлла. Запись пятая

День прошел безмятежно и даже грустно. Никаких нарушений распорядка. Никаких безумных погонь. Никаких драк. Никаких спасений. Зачем люди вообще живут? Кому нужна такая скучная жизнь? Удивляюсь этим слюнтяям. Ведь так же можно и со скуки умереть. А многие живут себе и поживают. И не жалуются. Наверное, я быстро привык к этим приключениям и теперь даже грустно, что никого спасать не нужно.

Туман на улице стоит страшнущий. Плотная белая масса застилает все, кажется, ей нет конца. И не будет никогда. Вот взять руку и протянуть ее. Даже плеча не увидишь, не говоря уже о кончиках пальцев. Вот такой туман стоит. Опасный туман. Опасное время. А ты тут сидишь дома, и никакая опасность тебе не грозит. Страшно от этого. Страшно скучно! Хочется уже вырваться на свободу. Расчехлить фотоаппарат и начать снимать. А как тут поснимаешь, никак! Ведь не видно же ничего. Если глаз не видит – Стаффи тем более ничего не увидит. Ох и привязался я к нему. Хорошая вещь, почти живая, почти родная. Ну, я, конечно, все это странно говорю. Как бы так попроще с вами изъясняться. Да ладно. Ну, родным он мне стал. Это, как если носишь долго что-то, то жалко расставаться. Вот была у меня в детстве рубашка, дак я ее так любил, что просил маму на меня ее надеть, даже когда вырос. Глупость полнейшая! А ведь было! Вот тут так же. Конечно, может я придумал что. Такого ведь у нормальных людей не случается? Ну, привязанности к вещам. Это называется как-то там… ну по-научному… Ладно, сами вспомните. Но у меня больше ни к чему привязанности нет, а вот к нему есть. Наверное, эту привязанность можно сравнить с привязанностью к домашнему зверьку. Он вроде и не говорит, а ты к нему всем сердцем. Милый и можешь погладить его, а еще он иногда вытворяет всякие невытворятности. Эх, и тут так же!

Алисия, наверное, сидит там и скучает. У меня совсем нет желания проверять это. Ведь, можно и не дойти. А тогда, кто потом будет приглядывать за ней. Как я заметил, живет она одна. Родителей нет, а амбиции и жажда крови зашкаливает. Вот так. Ладно, я не думаю же, что она сейчас бегает где-нибудь. Совсем я об этом не думаю, сидит дома конечно. Надеюсь на это. Хоть бы у нее хватило благоразумия. Надеюсь… надеюсь… А чего надеяться, я не думаю, что она настолько глупа, что вышла в туман. Я ведь видел, как она бежала от него. Он ее пугает. Наверное, это единственное, что ее пугает. Можно как-нибудь над ней подшутить… Хих.

Поскорее бы этот циклон ушел! А то так тоскливо и одиноко! Отец с Матерью куда-то смылись. Терпеть не могу, когда они так делают. Заранее уехали! А ведь знали, что я один останусь! Ох, ну и самовлюбленные же типы! Скоро завою тут от одиночества. Я уже с фотоаппаратом начал разговаривать, как прежде. Только спустя полчаса обнаружил, что сие занятие меня сильно увлекло, и заткнулся. Ведь так и спятить можно. А мне не нужно, чтобы я спятил. Логика и здравый рассудок. Ведь работают иногда!

Наверняка, завтра все уже рассеется и будет прекрасная погода! Снова дождь! А его я люблю!

Всем, кто меня может читать, дорогие воображаемые мной друзья, все вы спите сегодня самыми мокрыми снами! Мокрого сна вам… Я уже все…

Алисия Гровс. Дневник. Запись пятая

– Выходи, придурок!

Вы представляете! Он прикинулся, что не слышит!

– Я сказала, выходи! Если я сама выйду к тебе, то будет хуже!

Он вышел. В его глазах вот совсем ни капли стыда не было! Генри, надо же тебе было таким тупицей уродиться! А? Ах. Мучиться только с ним! Вот увязался же за мной. А зачем, спрашивается. Хочет опять в героя поиграть? Нет! мне совсем не жалко его, но ведь… на мне ответственность… Нет, нет! Какая еще ответственность? Он сам увязался, я не просила, пусть теперь выкручивается.

– Иди сюда, и иди на отдалении, чтобы, если кто нападет, ты не путался под ногами. Понял меня?!

Он кивнул. Ох… ну мог бы сказать что-нибудь. Надо же было додуматься просто кивнуть! Нет, я не желаю, чтобы он говорил: «Да, Сер!». Но мог бы промямлить что-нибудь для полноценности! Вот оно – племя зануд! Не жди от них оригинальности, серость! Сплошная серость!

Мы были уже в метро. В том самом, куда я спустилась, прячась от тумана. В этот раз я решила пройтись по рельсам до первого поворота. Поезда здесь ходили не часто, поэтому можно было свободно разгуливать. Главное, найти какую-нибудь тварь и узнать от нее побольше. А потом прикончить ее. Чем меньше слухов среди них, тем мне безопасней. Вообще, с тех пор, как мама исчезла, я стала какой-то смелой. Раньше темноты боялась, а сейчас я готова разорвать ее в клочья. Наверное, это из-за того, что я не могу простить им этого… А кому это им? Да, думаю, что это слизни. Но они же ни в какую не хотят признаваться. А смысл им лгать, если я их все равно прикончу. Дурни! Ладно… что-то я не о том думаю…

– Алисия!

Генри схватил меня за талию и затащил за угол.

– Что ты делаешь, идиот!

– Тсс…

Удивительно, я послушалась. Не знаю, что на меня нашло. Спустя минуту мимо промчалась кукла. Она была страшная – изорванный плащ, грязная, рваная шляпа и свернутая деревянная челюсть. Жуткое зрелище!

– Кукловод рядом…

Я уже представила, как разделываюсь с ним. За углом, где мы спрятались, был узкий темный проход. Куда он вел, я не знала, но оттуда сквозило. Смысла идти за куклой не было. Эта тварь могла легко нас поймать. Поэтому я вошла в проход, а чертов Генри последовал за мной. Я чувствовала себя, как на выгуле собак. Несмотря на то, что питомец был выше меня, он оставался всего лишь подчиненным мне животным.

Папуля, надеюсь тебе понятны мои образные выражения? И не кивай, если не понимаешь. Ты мне этим не угодишь, говори прямо. Чего вилять! Конечно, ты не можешь все это слышать, но я рада, что ты там, в будущем, скорее всего, это читаешь.

Я пробиралась наугад, под ногами была твердая каменистая поверхность. Большая часть подземных сооружений города выдолблена в скале. И большая часть так и не разведана. Ну не мы долбили же! Город древний, кто долбил, того уже нет. И не спросишь сейчас, чего они кроме веток метро выдолбили! Нравилось им что ли?

Зонт хорошо помогал ориентироваться в полной темноте. Я простукивала им пространство. Отец, ты наверняка думаешь, что мне было страшно. Да, ты прав. Я думала, что этот тормоз, который шел позади, споткнётся и упадет на меня. Это единственное, что меня беспокоило. И ты знаешь что? Ведь все почти так и произошло. Он споткнулся о выступающий камень, и как грохнется! Я упала следом за ним. Вот гадость! Я упала на что-то мягкое, и на мгновение меня пронзил страх, но я тут же смекнула, что упала на слизня.

– Кто здесь? Кто? Кто здесь?

Он заскрежетал старческим голосом, так что слушать было противно, и начал выползать из-под меня. Генри в это время поднялся и страшно извинялся, чем сбил меня с толку. Я треснула ему зонтом. Не знаю, куда попала. Но он заткнулся так же неожиданно, как и начал приносить извинения. В это время слизень уже был где-то в конце коридора, если конечно это был его конец. Я погналась за ним, он свернул в проход справа. Старческие причитания было хорошо слышно. Через десяток шагов я оказалась в слабо освещенном помещении. Маленьком таком, и противном. И тут Генри вновь споткнулся и упал на меня. Теперь мое лицо оказалось в дюжине слизней поменьше, они завизжали, как испуганные дети. Я завопила на Генри!

– Еще раз ты так сделаешь, и я прикончу тебя! Ты понял! Ты понял!

Я уже не контролировала себя, мой зонт опустился ему на голову, от чего он зажал ухо. Я была в ярости. Но быстро забыла о неудачнике и повернулась к слизням, оказавшимся в ловушке. Впервые в жизни я видела семью. Самую настоящую слизнявую семью! Старый отец стоял в центре комнаты, а позади него копошилась дюжина слабо светящихся слизняков поменьше. Было бы здорово взять парочку с собой, фонарики нам не помешают. И почему старые особи не светятся, можно был бы их подвешивать вместо фонарей!

– О, дети слизни!

– Генри, заткнись!

Я крутанула зонтом в руке пару раз и приставила кончик к старому слизняку:

– Ну, что ты скажешь в оправдание?

Он запричитал:

– Кто ты, я не знаю тебя. Уходи отсюда. Мы не звали гостей.

– Я Алисия. А ты гадкий сноб! Ты наверняка знаешь что-нибудь о моей матери!

– Уходи отсюда. Здесь небезопасно находиться людям. Склидлл узнает и прикончит тебя и нас! Убирайся!

– Ты не слышал моего вопроса?

Я треснула ему хорошенько.

– Мы не водимся с людьми, и ничего не знаем о них. Пожалуйста, не надо накликать на нас смерть!

Меня всегда бесила неразговорчивость слизней и их тупой нрав.

– Хорошо, я не буду накликать на вас смерть. Я сама стану ею для вас.

Взяв зонт поудобнее, я размахнулась как следует, предвкушая как эта тварь разлетится кусочками желе по комнате. Моих ушей коснулся возглас деток, они запищали, словно им и вправду было жаль папочку слизней. Отвратительные существа! Генри запричитал позади меня, что это негуманно! Бедолага! Я зажмурила глаза и устремила зонт в воображаемую точку снизу, которая от такого силы удара должна была в тот же момент исчезнуть с лица земли. Но этого не случилось, зонт вонзился во что-то твердое. Я закипела! Если этому идиоту Генри жалко мерзких слизней, то чего он тогда с гусеницей так расправился, ему совсем ее не было жалко. Открыв глаза, и ожидая обнаружить его под зонтом, защищающим уродливых существ, я очень удивилась. Меня ошарашило то, что я обнаружила перед собой.

Я видела много удивительных вещей в нашем городе. Он особенно отличается от тех городов, куда ты меня возил, Отец. Ненавижу лето, ненавижу солнце и ненавижу жару. Кажется, все самое хорошее и незабываемое им выжигается напрочь. Вот наш город – это удивительное место. А те жалкие пустыни, где мы были. Они навсегда останутся жалкими. Солнце не оставляет места удивительному. Что-что, а к удивительному я привыкла. Знаешь, как и к обыденности. Но это превзошло всякие рамки! Даже Генри опешил, а ведь он вообще спокойный, даже когда его лупишь, а тут вылупился, словно только что проснулся. Он уставился на это создание, что склонилось перед слизнем, защищая его. Я с ужасом наблюдала, как что-то хорошо знакомое закрывало гадкого слизня. У меня сердце заколотилось. Ожидание того, что может произойти сковало меня. Ужас……

Папочка! Это необъяснимо. Этого ты точно не испытывал! Перед собой я увидела свою копию. Знаешь, все в точности такое же, как у меня. Единственное, я еще надеялась, что это не так. Что, когда она повернется, то лицо у нее будет не мое. Но надежда рассеялась, когда она повернулась и в гневе, со слезами сказала мне, чтобы я убиралась вон! У нее было мое тело, мое лицо и мой голос! У меня свело живот. Дурнота подступила. И сделав несколько шагов назад, споткнувшись о Генри, я вышла прочь, пробираясь к выходу по темноте туннеля. Меня стошнило за первым поворотом, хорошо, что этого не видел этот псих, который все еще следовал за мной.

Отец, ты знаешь. Мне и до сих пор дурно. Я не понимаю, что это и как это. Но эта мерзость, эта кучка разумных слизней стала мной. Наверное, по этой причине меня и тошнило. Я представила на секунду, как они ползают у меня в животе. Брррр… Отвратительно. Надеюсь, сон прогонит плохие мысли. Я бы хотела разозлиться, но не могу. Было бы лучше, если б я злилась, но… не выходит…

Спокойной ночи, папа, пожелай мне счастливого плавания, как ты это делал… спи…

Дневник Генри Коуэлла. Запись шестая

Дорогой читатель, у меня начинается активная неделя утомленно-маленького времени. Ах, хоть бы ты понял, ты, невидимый читатель, что у меня происходит. Я пишу очень быстро, так что у меня могут возникнуть проблемы с адаптацией моих тяжеловесных мыслей для твоего столь изысканного слуха. Послушай меня, наконец. У меня начинается неделя утомленного времяпровождения. Или, если проще, то контрольная неделя в школе. Это последняя неделя перед каникулами, и мне предстоит сделать все, чтобы сдать ее. Я не хочу на каникулах бегать в Ствидвирдоф и сдавать все бестолковым преподавателям. Я их, конечно, люблю, но, бывает, недолюбливаю. Сами причину, догадываюсь, знаете. Они могут и проставить все оценки, как ты хочешь, то есть, сделать по-своему. Следовательно, мне нужно как следует постараться!

Я вот недавно только вернулся, Алисия очень утомила меня. Всю дорогу назад шаталась как пьяная. И что с ней стряслось. Ах, вы бы знали, вы бы знали. В общем, нет особо времени на эти слюни. Нужно описывать как есть. Да, я восхищаюсь Алисией и ее смелостью, но ухо у меня серьезно распухло. Это выглядит смешно. Надеюсь – это не повлияет на мои оценки. Ах… время. Я вообще-то не любитель жертвовать сном. Тем более, нужно рано встать и подготовиться по Биоптике и вообще я теряю с вами время. Вот если бы не ценил вас, то бы не терял. А Биоптику и сон я тоже ценю. Ну не могу я разорваться, уж извините, вот поэтому спешу. Ну, не нравится мне лицемерие. Поэтому говорю как есть и есть, как говорю.

Она умудрилась наткнуться на слизня. Но он был с детками. А они вытворили такую штуку, что я прямо в шоке. Они стали ей. Мы изучали в старших классах, что такое бывает. Но рассматривали это как миф. А тут бац тебе. Вообще, редко кто видел слизней с потомством – никому это не нужно, а тут еще и трансформацию. Мне вот интересно – когда мы ушли, малыши вновь стали маленькими слизняками или нет. Или эта копия Алисии там осталась. Жалко ее, коли она там. Вот если бы я слизнем вдруг стал, я бы не знал есть мне что, и как согреться, и нужно ли мне согреться, и много– много других вещей. Вообще жалко будет ее, если она там одна останется. Да чего это я… да люблю я вас, вот и ценю.

Ах, неделя! Контрольная неделя!

Мы еще увидимся, пожелайте мне Биоптику сдать на все, а то я буду реже и мельче писать.

Алисия Гровс. Дневник. Запись шестая

Контрольная неделя успешно началась. Я набрала максимальное количество баллов сегодня. Задача была непростой, но мне все удалось. Поздравь меня, Папочка. Твоя дочь достойна похвалы. Кажется, учеба, это единственное место, где я прекращаю злиться. Чтобы запомнить всю эту мутную воду, которую дают нам в школе, мне приходится напрягать мозги по полной! Но я справляюсь. Ведь я самостоятельная у тебя!

Не успела я расслабиться от экзаменов, как вновь повязла в неожиданности. Помнишь, Отец, я рассказывала тебе вчера о слизняках и девочке, которая там появилась. Я уже думала забыть эту историю. Но не тут то было! Она сама напомнила о себе. Ох уж я и разозлилась!

Ты представляешь, иду я по улице, под зонтом. Все хорошо. Хотя на дворе осень, погода стоит теплая. Все достаточно хорошо. В дневнике у меня прекрасные оценки – никаких поводов для злости. Я даже не думала о Генри! Понимаешь, шла себе домой совершенно спокойная. После душа намеревалась заняться подготовкой к завтрашним контрольным, а тут на тебе! Иду по улице и вижу, что девочка стоит без зонта. Думаю, ну ладно, стоит и стоит. Иду дальше. Хоть и не смотрю на нее, но чувствую, как она взглядом следит за мной. И что-то в этом знакомое показалось. Я все ближе и ближе подхожу и понимаю, да это же я! И платье, которое вчера на мне было, такое грязное, что аж противно. А она на меня невинными глазами смотрит и делает шаг на встречу. Я презрительно фыркаю и делаю шаг в сторону, чтобы пройти незамеченной. А она за мной следует. И молчит. Я понимаю, она что-то сказать хочет и не может. Ну, думаю, глупые слизни! Совсем говорить разучились, поворачиваюсь и кричу на нее! Хотела услышать от нее, что же она тут делает?! А она молчит и дрожит. Да так дрожит, что, кажется, я слышала, как у нее зубы стучат. И так противно стало! Я не знаю. Если бы это был человек, я бы пожалела ее, а это же был слизень! Ну и что, что он мою форму принял, какая разница, это ничего не меняет!

– Приюти меня. Ты должна.

Сказала она мне, а у самой слезы наворачиваются.

– Ничего я тебе не должна! Вы сами виноваты, что стали мной!

Я развернулась и пошла прочь. Мне до дома оставалось дойти пару сотен метров.

– Ты превратила меня в себя! Как ты можешь?!

Мне так неприятно стало, и я снова повернулась к ней и закричала.

– Убирайся прочь! Я тебя не знаю, и не будь ты сейчас мной, то я бы… я бы… я бы прикончила тебя!

Снова развернулась. Ускорила шаг, чтобы не видеть и не слышать ее. Ох уж эти слизняки! Да, знаю… Папочка, я должна быть вежливей и проявлять сострадание… Но она же не человек! Тем более… Все, закроем эту тему.

Так вот, я пошла домой и уже повернула за угол, осталось всего сто метров и тут меня осенило. А если мои одноклассники или учителя увидят, как я разгуливаю по городу в грязном платье, растрёпанная и вообще! Я же от стыда потом свихнусь! И как мне такая идея раньше не пришла? Я еще больше разозлилась, только теперь на себя, нужно было сразу ее с собой взять, а то я рискую получить гору проблем!

Ты представляешь, я выбегаю из переулка, а там Генри, укрыв меня своим пиджаком, уводит куда-то. В смысле, ту меня, которая слизень. Я чуть было не взорвалась от гнева, как он может! Я свернула зонт и погналась за ними. И, догнав, потребовала, чтобы он отдал мне мою собственность.

– Алисия, мне твоя сестренка сказала, что ты отказалась от нее.

Знаете, Генри сказал это с таким довольным тоном, словно только что сорвал джек-пот.

– Придурок! Раз это моя сестра, значит у меня на нее прав больше чем у тебя! Убирайся!

– Нет-нет. Давай спросим у нее. Что ты на это скажешь?

Я даже постаралась улыбнуться, не очень-то хотелось, чтобы Генри получил меня в распоряжение. Даже, если он будет хорошо со мной обращаться, то это будет еще хуже, нежели найди меня на улице мои одноклассники!

– Я пойду с сестренкой.

Я вздохнула с облегчением.

– Ты сделала правильный выбор.

Генри сказал это с такой вежливостью, что мне захотелось врезать ему еще раз.

– Пойдем!

Я уже взяла ее за руку, чтобы отвести домой. Но Генри не отпускал ее.

– Что ты собираешь делать, Алисия? Что ты будешь с ней делать? Не опасно ли мне отпускать ее с тобой?

– Да что ты можешь знать! Отпусти ее и позволь мне сделать все как нужно!

– А как нужно для нее, Алисия? Скажи мне!

Вот змей, я уже промокла наполовину, а он тут прикидывается святошей! Нашел о ком заботиться! О себе бы позаботился, мерзкий тип!

– Я… Я…

Я и вправду не знала, что буду с ней делать. Что за ситуация! И в голову ничего не шло!

– Я переодену ее и уложу спать.

– Ты не поняла меня, что ты будешь делать вообще? Где она будет жить, у тебя?

Меня все это достало.

– Ну, раз ты такой умный, то сам разбирайся с ней! Любитель слизняков!

Не знаю, что на меня нашло. Просто вывел он меня своей болтовней, не люблю болтать, люблю действовать. Я повернулась и направилась домой.

– Алисия, я отправлю ее в пансионат, ты не беспокойся.

– Да плевать я на вас хотела!

– Все будет хорошо, никто и не узнает…

За поворотом, наконец, воцарилась тишина. Я промокла, я разозлилась и еще эта холодная рука из головы не выходила. Я взяла ее за руку и поняла, знаешь, она совсем как человек. Бррр… Жутко. Словно это и не слизень вообще. А человек, понимаешь, Папочка? Ты не поверишь, мне даже стыдно стало за себя.

Да и сейчас чувствую, словно бросила кого-то. Вот глупость!

Кстати, крыс дома никаких нет! Все чисто!

И спокойной ночи, пусть твои корабли всегда приходят в гавань…

Дневник Генри Коуэлла. Запись седьмая

Итак! Приступим. Сегодня я опять в дефиците времени и внимания к вам, мои невидимые, но оттого не менее реальные, читатели. Я очень рад, что, наконец, сдал эту Биоптику. А это надо было постараться! Да, да, да! Как следует! Но скоро мне опять готовиться. Я сегодня много времени провозился с одной девушкой, и это меня не только вымотало, но и выпило мое время! По порядку…

На Биоптике я услышал от профессора одну штуку. Оказывается, эти самые слизни в молодом возрасте могут трансформироваться в живых существ. Абсолютно разных, насколько было известно профессору. Он задумался, а потом изрек – достаточно крохотной части генетического материала и хотя бы какой-то эмоциональный толчок от его обладателя. И тут у меня вся головоломка в голове-то и сложилась. Выходит, что Алисия создала свою копию. И эта копия – уже и не была слизнем. Насколько я понял по россказням профессора – трансформировавшийся слизень более не является представителем своей расы. Поэтому их так берегут?! Я вот никак не могу понять, если у слизняков есть возможность стать представителями высшей расы еще при рождении, то чего они тянут. Могли бы выбрать себе кого угодно и очень бы быть этим довольным. Но мои рассуждения прервала последняя реплика – но они не могут вернуться назад, они не могут трансформироваться наоборот, они навсегда утрачивают эти функции.

Я загорелся желанием как можно скорее расквитаться с экзаменом и бежать, бежать, бежать! Нужно было найти эту копию, насколько я понимаю, слизнякам она не нужна. Да и не смогут они за ней ухаживать, слишком уже подземка неприспособленное место для девушек. А куда идти? После сдачи я побежал в подземку, спустился и начал осматривать рельсы, которые вели в направлении логова слизняка. Одному идти туда не хотелось, да и жутковато было. Поэтому я лишь с тоской поглядел вдаль. Эх… И тут мое внимание привлекли следы. На пыльной поверхности перрона, рядом с нашими следами, были небольшие следы человеческой ноги. Стало понятно, что это копия Алисии выбралась. Но чего она искала и куда направилась. Я не удивляюсь, что ей захотелось банально перекусить. Но куда ей идти, ведь она даже не была на поверхности, куда она пойдет? Ох… Вот и задачка.

Я решил прогуляться до дома Алисии, может быть, каким-то чудом, ее копия окажется там. И действительно, когда я уже подходил, я заметил, как Алисия презрительно смотрит на свою близняшку. После того, как она ушла, я накинул на двойника пиджак и уже собрался увести с собой, как «настоящая» вернулась и устроила мне скандал. Но, к удивлению, мне удалось отстоять ее «сестренку» и, после непродолжительной перепалки, я отвел ее домой.

Мама и Папа потешались надо мной. Ох и веселье же у них было. Не было их дома, а тут заявились, и давай подшучивать! Говорили, что верно они подметили, насчет детей и тому подобного. Алисия смотрела на них, как зачарованная. Она ничего не понимала и только кивала, когда мама задавала ей очередной глупый вопрос. Я сказал, что больше терпеть этого не намерен, и мы поднялись ко мне. Мамуля принесла чистое платье и помогла Алисии переодеться. В это время я объяснил Папе ситуацию. Он долго хохотал… Я заливался краской в это время. Ох и любители же они поиздеваться над сыном! Мне захотелось уехать за город к дедушке и бабушке, только бы не испытывать этого позора на мою голову.

В итоге, мы решили отправить к Старцам не меня, а Алисию. Они сказали, что скажут деду, что эта наша кузина. Ну, в общем, наплетут чего-нибудь. А мы сможем навещать ее на каникулах или в другое свободное время. Но когда мы управились со всеми делами и поужинали, то у меня едва оставалось время на подготовку к занятиям и сон. Хорошо, что мама взяла на себя все заботы о бедной близняшке. А то бы меня совесть замучила…

Я еще готовиться сейчас буду, а вам, тем, кто меня читает, всем спокойной ночи!

Давайте уже, Спать!

Алисия Гровс. Дневник. Запись седьмая

Ух! Как я эмоциональна! Вот и надо же мне было такой уродиться! Пока другие девочки плачут, я злюсь и нервничаю. Вообще-то я редко нервничаю, я злюсь. Да, это разные вещи, Папочка! Совершенно разные вещи. Можно злиться и получать удовольствие, как и при отмщении! Представляешь!?

Я тут сегодня книжечку читала, и там было немного про меня. Вообще-то там это называлось – психическим расстройством. Но ведь ты не думаешь, что у меня психическое расстройство, ведь этого просто не может быть. Вот в зеркало сейчас только смотрелась, совершенно здоровая дочь! Я серьезно! И почему там всякую ерунду пишут? Брррр… Так, я спокойна. Я спокойна. Нет… это не по школе, это я сама нашла. Хотела успокоиться и прийти в порядок. Просто успокоиться и прийти в порядок.

Вообще, контрольная неделя у меня весьма и весьма успешна. У меня все сдано и все отлично. Я должна быть на десятом небе от счастья, в отличие от этих паразитов, которые и на 80 баллов едва наскрибают! А тут все же наоборот! И почему мир так несправедлив? Почему же? Почему…

Дома у меня все хорошо было сегодня, да… да, все было хорошо. Вот именно! Что все БЫЛО хорошо. Я начала замечать, что мои вещи меняют свое местоположение без моего ведома. Притом! Это все происходит именно тогда, когда я дома! Представляешь!

Так, все… нужно уже эти восклицательные знаки переворачивать, а то ты же читать меня нормально не сможешь.

У меня на сердце как-то не так. Это все из-за этого слизняка, что стал мной. Вообще, я надеялась, что все будет хорошо. Что меня не будут тревожить эти мысли… ну ты понимаешь, о том, что она человек. А тут же все иначе. Я не могу с этими мыслями справиться. В другом случае я бы просто не обратила на них внимания. А здесь, такое ощущение, что я сделала что-то противозаконное и суд в голове хочет упрятать меня в тюрьму. У меня никогда такого не было. Быть может… когда я конфеты прятала под ковер, но это отдельный случай. Ты помнишь, как я ныла тогда? Ах, да! Раскаяние! Вот оно, я сейчас думаю, верно ли я поступила со слизняком-человеком или нет.

А вещи все же меняют свое местоположение. Особенно одна вещь. Она притягивает самое большее внимание у невидимой крысы или того сумасшедшего существа, которое переставляет ее постоянно. Обычно, я кладу зонт в подставку, там он просыхает и вновь готов к работе. Но, теперь я не обнаруживаю его в подставке, он может находиться около нее, на кухне, в туалете или ванной, у порога или посреди лестницы, но только не в подставке! Если раньше такого не было, то теперь это все участилось! Я уже хотела его рядом держать, но и это не помогло. Стоило мне вздремнуть, как он опять исчез из моего поля зрения!

Ты удивляешься, почему я не злюсь? Почему я не боюсь, кто же этот таинственный монстр, который играет с зонтом? Да потому, что все сошлось. Папа… тяжело это признавать. Но стоит это сделать…

Ах, да! Еще эта мерзкая девчонка! Я в книжке по Биоптике наткнулась на статью. Она человек! Понимаешь, полнокровный человек. Поздравляю, у тебя две дочери! Я, конечно, не знаю, как это на законодательном уровне определяется все, но факт остается фактом. Вот она, совесть то! И гложет меня со вчера! Я мозгами не могу принять сего факта, а сердцем признала его, вот отсюда и проблемы. И чудовищно я вчера поступила с ней, знаешь, как пройти мимо умирающего, хотя, ведь можешь помочь. Надеюсь, мне не придется гореть от стыда, когда ты это будешь читать! Совесть, отпусти меня!

Эх… Я лунатик. Пришло время признать и это!.. Наверное, я отключаюсь на некоторое время и делаю странные вещи. А это все из-за переутомления или злости. Это сложно признать, но это так. Я. ЛУ НА ТИК!!!

Хорошо, что придурок Генри забрал ее к себе. Надеюсь, там ей будет лучше, чем со мной. Ты же видишь, что со мной происходит, Отец. Но, пока я жива. И это радует. И от лунатизма я особо не страдаю. Ну и что, что зонт меняет свое местоположение. Разве это плохо?

Да, и зачем лунатику зонт? Да и какой-то я лунатик неправильный, ведь у нас луны то никогда не видно из-за дождя и туч.

Спокойной… пусть корабль твой безмятежно скользит по волнам… и затрещину дай Филиппу! На ночь.

Дневник Генри Коуэлла. Запись восьмая

Ох, мои невидимые читатели! Я вынужден сообщить вам снова, что ввиду того, что у меня катастрофическая нехватка времени, то я буду максимально сумбурен и достаточно краток. Так уж выходит, что каждый день знаменуется у меня с каким-то выдающимся открытием или делом, которое пожирает все мое свободное время, которые бы я уделил вам и, скажем, учебе! А тут нужно как следует попотеть. Ведь говорят, что талант – это 1 % таланта и 99 % пота. Удивительно, да? И ничего удивительного тут нет! А если вы все еще просиживает все свое время в поисках совершенного будущего, но палец о палец не ударили для того, чтобы его создать. То у вас в руках окажется незавидное сокровище. Вернее, наоборот. Вы поняли.

Это мне сегодня папаша втолковывал в голову, пока мы домой шли. Он неожиданно решил проконтролировать мою учебу. После окончания уроков пришел в школу и давай по учителям меня таскать! У него юмор такой. Я сначала подвоха не ожидал. Ну, зачем ему это все затевать? Я думал, как нормальный, адекватный отец, он решил в школу сходить, чтобы проверить мои отношения к преподавателям, их отношение ко мне, мои оценки, наконец. Он беседовал со всем и у всех спрашивал обо мне. Даже у моих одноклассников! Знаете, ему не занимать в болтливости! И к чему это все привело? К тому, что у меня щеки до сих пор пылают. Такое чувство, что тебя выставили полным идиотом! Ага… Преподаватели то думали, что у него глубокий интерес к ним и их предмету, а так же к их мнению обо мне. А я-то видел, как он потешается над ними и надо мной. Удивительный человек! И что с ним делать?! Отец же…

Так он мне мозги по дороге домой и промыл, про пот и про талант. Он все с юмором делает, да и понятно все. Знаете, не навязывает, а в голове остается. И он постоянно улыбается. Я редко вижу его в задумчивости. Он только в кабинете у себя хмурится, когда с делами разбирается. Но, у него словно рубильник внутри, что ли. Когда выходит из кабинета, у него бац – и нету хмурого лица. И даже тени того, что он чем-то недоволен. Это удивительно!

Ладно, хватит о нем. Но время он сегодня изрядно со мной потратил. Дома я, конечно, принялся за учебу сразу. И весьма в этом преуспел. Сегодня у меня подготовка к Синептике. Это область такая занимательная. Если Биоптика изучает флору и фауну и занятные явления, которые связаны с ней, то у Синептики все иначе. Она вообще, словно, с другой планеты. Да, да. Мне сложно понять ее. Приходится зубрить, чтобы ответить. Практики у нас еще не было, да и не так много людей выберут этот курс на следующий год, потому-как он сложный очень. Но есть такие, которые захотят продолжать изучать его дальше. Кстати, мне тут кажется, что я уже практикую синептику. Недавно преподаватель заметил, что мой чудесный Фотоаппарат с этим явлением глубоко связан. Я не сразу понял. А потом думаю, ведь он должен питаться от какой-то энергии. И ведь верно! И эта батарейка – Я. Вот так выходит. А дело в том, что Синептика изучает силу духа. Ну… Или духовную силу. Как вам удобней, дорогие, так ведь и будет. И вот этой силой фотоаппарат и питается. Но, он сказал, что жители нижних пустынь и других там не очень влажных территорий, давно пользуются духовной силой, а у нас в этом потребности особой нет…

Так вот. После подготовки к Синептике у меня случился перерыв. Перерыв вынужденный, мама позвала меня вниз и дала мне трубку телефона. Я не любитель долгих разговоров, но тут мне некуда было деться. На проводе была сестра Алисии. Ах, да! Мы ее назвали – Лисси. Так будет проще различать сестер. Она позвонила и… началось! Лучше бы она с мамой поболтала! Я около часа слушал ее. Мне так неудобно было… С одной стороны, мне нужно было готовиться к экзаменам, а с другой – слушать Лисси. Она поведала мне о бабушке и дедушке, об их походе в сад, о том, как они собирали яблоки, даже о неприличных вещах – о которых лучше бы умолчать! Ей определенно не хватает чисто женской выправки! Под конец я уже хотел убежать… но она не останавливалась, ей все было интересно и очень важно поделиться обо всем этом. А еще я боялся обидеть ее, ведь она привязалась ко мне. И когда только успела… И тут… Когда я уже не ожидал, что придет спасение, мама позвала меня на ужин. Спасение!

У меня уже глаза слипаются, а я вот вам пишу. Надеюсь, не слишком нагрузил ваш мозг?! Откуда мне знать, может вы, невидимые мои, никогда и не изучали Синептику и Биоптику, а я вам тут распинаюсь. И, любите своих родителей, какие бы не были! Вам бы моего Отца в Отцы! Вот вы бы накраснелись! И не говорите, что не ноете… Я-то все знаю.

Ну, все… Спите, а мне еще повторять и повторять!

Алисия Гровс. Дневник. Запись восьмая

Папа, я отрыла сегодня в телефонном справочнике номер этого придурка Генри. Взяла его мама, назвала меня Лисси. Знаешь, как будто всю жизнь меня знает. Рассмеялась, когда услышала мой голос и позвала Генри. Я успела разозлиться, пока он шел до телефона. И не выдержала… Он услышал несколько фраз о том, какой он придурок. На этом я ограничилась и бросила трубку. Я не знаю, что со мной произошло. Хотела его поблагодарить. Хорошо, что удержалась!

Или нет… не знаю…

У моих пустоголовых преподавателей подозрения возникают насчет моих знаний. Еще более бестолковые ученики едва сдают их предметы, а мне это дается легко. Они уже и не знают, что им делать. Подозревают меня во всем. От шпор, до хитроумных штучек. Это паранойя, я читала.

А еще очень скучно, очень скучно сидеть дома и готовиться. Лучше бы я и не училась вовсе. Нет… Я уже передумала. Учиться хорошо, я много узнаю, да и есть с кем скуку развести. Хотя, особых друзей у меня нет. Как-то не уживаюсь. Взять бы мне твой характер, да не выходит. Хорошо, что я не похожа на Филиппа, я бы не выдержала этого позора…

Иногда я откидываюсь на спинку кресла и вспоминаю маму. Она у нас красивая была, умная и наша… да, наша особенная мамочка. Я знаю, как ты ее любишь, но и я ее так люблю. Вот грустно стало, как ее вспомнила. Я когда слизней колочу, ее нечасто вспоминаю. Просто мне больно и хочу боль свою так заглушить. Да… А ведь она у нас была самой красивой, так ведь?! Помнишь, как мы катались на твоем корабле, когда я еще совсем маленькая была. Ты учил меня управляться с грозами. Мама смотрела на нас и улыбалась, а я крутила какие-то рычажки в капитанской рубке. Потом мы вынырнули из облаков, и я впервые в жизни увидела столько солнца, света и тепла. А под нами были пустыни, пустыни и пустыни, до самого горизонта. А луга Селефаиса? Ты помнишь, я ведь крохой была, но сохранилось это все в памяти! Мама оттуда, с долин. Она мне рассказывала, как ты спас ее от кочевников. Она у нас всегда смелой была, а тут без твоей помощи ведь пропала бы… Ты был героем ее сердца…

Я ведь пару раз только и видела бабулю и дедулю. Не любили они наши края. Считали, что мы живем непонятно где. Ну, кто станет любить Город Дождей? А я скажу – я люблю свой город. С его туманами, метро, каналами и вечным дождем – со всем этим люблю. А где еще столько зонтов увидишь? Только здесь. А они не любили… Я слышала, что они не очень-то довольны были, что мама перебралась к тебе. И что вы вообще поженились. Но я рада, что все вышло, как вышло. Вы самые лучшие мама и папа. Ах… как бы я хотела тебя обнять, Отец. Вот сижу… и себя обнимаю, представляю, что ты рядом. Я и маму так представляю. Мне сначала плохо, плохо, а потом легче. Знаешь, словно я ее увидела и всеми печалями своими поделилась…

Знаешь, Селефаис мне понравился, обещай, что однажды мы отправимся туда? Эти луга изумрудные, сочная листва на деревьях, звездная ночь… это только в Селефаисе. Все, что я помню. А еще помню это огромное поместье, где родилась мама. Оно удивительным образом поместилось в моем детском воображении… Эти глыбы, камни, драпировки бесконечно длинные, огромные свечи и окна. Высокие, высокие окна. А потолки… и вовсе прятались от меня в своей высоте, недостижимой для ребенка.

Генри Придурок! Папа, обещай, что мы обязательно съездим туда… А? И я не буду вспоминать ни о каких слизнях, Генри и других идиотах? Пожалуйста…

Я люблю маму и сейчас, она у моего сердца. И если бы я поменьше злилась на этих гадких червей, то побольше бы любила ее.

Я спать… сегодня рано. Не знаю, что же нашло на меня. Какой-то приступ меланхолии…

Спокойной ночи, папочка. Ты у меня капитан! Помни со мной об этом, и счастливого плавания…

Дневник Генри Коуэлла. Запись девятая

Утром, как только проснулся, сразу радио включил. Какое-то предчувствие нехорошее. Вроде бы и не надо было это предчувствие иметь, а оно появилось. Так и есть, обещали что будет циклон. А когда – не сказали. Сообщили только, что возможно его и не будет. А может и будет. Еще не было такой неопределенности. Вообще, какая-то странная метеосводка была. Диктор явно волновался. Хотя, чего ему там волноваться-то? Ну да… Все шишки на него полетят. Он в конце лишь добавил, чтобы свалить всю вину с себя, что метеорологи сами не могут определить, будет или не будет циклон. Он сказал, чтобы мы следили за новостями и за датчиками на улицах. Да кто на эти датчики смотрит… Ну ладно. Лучше уж так, чем никак.

Наш преподаватель по синептике сегодня влепил мне 80 баллов из 100 возможных! А знаете почему? Он просьбу посмотреть на мой фотоаппарат на наличие отношения к его предмету расценил как подхалимство и лесть. Я точно не понял, что он имел ввиду. Но видок у него был не самый приятный. Старый скупердяй! Я на него не обижаюсь, но ему бы следовало быть аккуратней с обвинениями! Я рад, что он не влепил мне линейкой по голове. Ведь он так тряс ей, что мне стало страшно.

Учебный день сегодня вышел не самым удачным. А как только я пришел домой, то позвонила Алисия. Мама думала, что это Лисси. Так вот, меня назвали придурком несколько раз. Притом, умудрилась сделать это многогранно, чтобы у меня совсем самомнение погрузилось в глубокую печаль. Это был удар в спину. Синептика, а еще тут Алисия. Я вообще… Очень хотелось расстроиться… Но нет у меня такой привычки, на людей обижаться. У них всякое бывает, они тоже живые. Вот.

Опять включил радио. Готовился к завтрашнему дню. Завтра последний день сдачи экзаменов. И потом каникулы! Я очень их жду. И очень боюсь. Сейчас Алисия занята тем, что учит и сдает. Учит и сдает. А в каникулы у нее не будет постоянного задания и ответственности за него. И это время она будет убивать в поисках слизней и приключений. Тем более, я уже убедился, что она теперь не ограничивается поверхностными поисками приключений, она начала глубоко копать! А это все значит, что мне придется рисковать жизнью. Я не трушу… нет… И одновременно мне страшно. Да не только за себя, но и за нее так же. Эх… По радио ничего не сказали о циклоне, может его и не будет. Хотелось бы… Хотя, если бы он был и на все каникулы, то Алисия бы сидела дома. Да…

Мама решила, что я заболел, и измерила мне температуру. Она меня потрепала за волосы и сказала, что я выгляжу утомленным. Еще бы! Но я сказал, что ей просто кажется так. Хотя, маму не проведешь.

Дорогие и невидимые, я не знаю, что вы и кто вы. И кому вы молитесь. Но молитесь за меня. Пожалуйста.

Алисия Гровс. Дневник. Запись Девятая

Сегодня будет нестандартный дневник, Папочка. Ведь я веду его только в голове. Я бы с радостью перенесла его на бумагу, да думается мне, это еще не скоро получится. Генри, если еще жив, наверняка вызволит меня отсюда. А пока я лежу тут. Ах, да! Я еще не сказала, где я и как лежу. В общем, я нахожусь в углублении. А сверху на меня давит масса в несколько сотен килограмм. Мне повезло, что у нее плотность небольшая, а то бы меня тут уже раздавило. Сказать по правде, дышать тяжело. А злиться уже нет сил!

Как же все это началось… Сегодня у меня закончились экзамены. Да, все просто! Я у тебя самая умная, и это общепризнанный факт. Все сдала и получила прекрасные баллы по всем предметам! А потом на заключении сидела… Долго так сидела. Какой-то приезжий профессор читал занудную лекцию. Слышать его было скучно, да ничего. Я, зато, успела подумать о Лисси, да, теперь я знаю, как они ее зовут. Это твоя вторая дочь, если ты не в курсе, Отец. Я, конечно, это с долей сарказма говорю, но, что-то мне подсказывает, что тебе это будет по душе. К тому же – генетически она твоя дочь, как и я. Но я не об этом. Я же до этих мыслей как-то дошла. Сначала она меня злила. Выводила только мысль, что она может существовать! А потом… я думала… думала… думала… И чем больше я думала, тем больше я находила общих черт. Я задумалась, а неужели я ненавижу ее руки. Нет, они такие же, как и у меня. Потом посмотрела на нее мысленно и поняла, она все еще меня злит. И так я представляла ее ногти, ноги, волосы и глаза, губы и щеки – они меня не раздражали, я даже любила их немного. Ведь они, как и у меня и почти что я. И тут до меня дошла глубокая мысль… злость ушла… я даже любила ее немного. И сразу так стыдно стало. Я редко испытываю стыд. И кроме тебя никто толком то и не знает, что я его вообще могу испытывать. Но тут меня стало по-настоящему стыдно за тот случай, когда я ее одну продрогшую оставила. Я ведь ее любила…

Но ненависть к слизнякам у меня все же осталась. И когда лекция закончилась, я нашла около входа в заброшенное метро мусорные ящики. Я надеялась найти слизней, чтобы треснуть им, допытаться, знают ли они что-нибудь о моей матери. Но, когда нашла этих жалких и убогих существ, то сразу поняла, что сегодня мне их не поколотить. Нет, мне не было их жалко, но что-то мешало мне. Они забились в свой угол и стонали. Наслышаны были обо мне. А я стояла и смотрела на них, будто оцепенела. Сначала, конечно, кричала на них. А потом заткнулась… Еще мысли о Лисси снова пришли. Неужели вот из этого она стала мной?

Я не видела, есть ли рядом Придурок Генри. Но у меня были самые надежные предположения, что он за мной следит. Хотя, я это спиной чувствовала. И мне особо думать об этом не надо было. Ну, следит и следит. Главное, что на глаза не попадается. Вот я стою в оцепенении и думаю о своем, а из-за ящика выпрыгивает этот идиот. Глаза у него круглые, то ли от страха, то ли от чего. И кричит чего-то, я автоматически его встретила ударом зонта. Но он не остановился, а потащился меня с собой. Одной рукой фотоаппарат придерживает, чтобы не болтался, а другой меня тащит. Я даже не сразу сообразила, что он кричит, мне все покоя мысли не давали. Но тут до меня дошел смысл его слов:

– Ты что? Алисия! Циклон же! Туман сейчас все накроет!

Даже несмотря на то, что бежала, коленки у меня задрожала. Неужели я опять пропустила прогноз! Как глупо! Мы выбежали на улицу, и я увидела эту стену, которая двигалась за нами. Туман не был привычно белым, таким, просто пугающим. На этот раз он был пепельного цвета, с черными пятнами и это по-настоящему ужасало!

– Что? Почему туман такой?

Я когда такое вижу, то не контролирую себя. И не нашлась, что ответить Генри. Едва успели добежать до метро, еще секунда и все бы скрыло. Это как ходить в живой темноте. Брррррр…

Это была та самая станция метро. Где мы были уже два раза.

– Переждать не получится. Придется идти. Ты видела датчики?

– И… что?

– Туман будет три дня стоять в городе. Ты хочешь три дня провести на заброшенной станции?

Если честно, мне не очень-то льстило провести три дня в подземке. Конечно, в компании Генри это несравненно веселее, нежели одной. Но и это не радовало. Я замотала головой. Такое чувство, что за дверью творилось что-то невообразимо страшное. Дверная ручка задрожала. Спина у меня покрылась мурашками.

– Алисия. Предлагаю пойти по рельсам до ближайшей функционирующей станции, там свяжемся с диспетчером и придумаем что-нибудь.

– Хорошо…

Мы прошли ровно до того места, где свернули в прошлый раз. Хотя, шли мы осторожно, но все же в этот раз у нас не было цели прикончить кого-нибудь. К тому же меня страшно деморализовал этот мерзкий, противный, убогий… туман! Как только мы сравнялись с поворотом, Генри снова схватил меня за руку.

– Там кукла. Давай попробуем обойти ее, мне кажется, что если пройти дальше по коридору, то мы наверняка найдем запасной ход.

Я и не сопротивлялась. На этот раз Генри шел впереди, а я позади. Вскоре мы дошли до комнатки, где до этого был слизняк. Здесь было освещение, но никаких признаков слизней не было. Мы вышли и прошли дальше. Я уже начала жалеть, что послушала Генри. Хотя, мне все еще было дурно, но здравый рассудок мне подсказывал, что в темноте мы идем довольно долго. А возвращаться назад не очень-то хотелось.

– Ты уверен, что мы идем куда нужно?

– Да, вон смотри, я уже вижу свет.

Я тоже увидела свет в конце, он как-то загадочно плясал. Мне и не пришло в голову смотреть под ноги, я смотрела только на этот завораживающий огонек. И, казалось, он не становился больше. Но смотреть на него было приятно. И тут мысль… Кукольник! Он же использует маячки, чтобы заманить путников в ловушку!

Слишком поздно, сначала в яму упал Генри, а за ним я. Все, что произошло дальше, было похоже на хорошо поставленное шоу. Кукольникам не откажешь в сценической подготовке!

Ох… эта туша надо мной… дышать тяжело, но ты терпи Папочка. Я же рассказываю, лови мысли…

Прямо в воздухе нас поймали чьи-то деревянные руки. Это были куклы. Еще было темно, но я уже поняла, где мы и что с нами собираются сделать. Зажегся свет и я увидела огромную, безобразно-жирную гусеницу, которая улыбалась своим отвратным и премерзким ртом. После пары мгновений оценивающего взгляда, она завопила:

– Какие прелестные гости! Я и ума не приложу, как это вас сюда занесло! И… наверняка… это те самые душки, что прикончили моего братца. Ну, спасибо вам!

Кукольник развел всеми своими лапками в стороны. А мы так и продолжали висеть в воздухе, куклы крепко держали нас в своих объятиях, не давая даже вздохнуть. Кстати, эта тварь по размерам была приблизительно семь метров в высоту. Я не знаю, сколько еще метров было внизу, но видок у него был внушительный!

– Можете не говорить. Я и так все знаю! Ах, я так давно не вкушал таких вкусных блюд! Ммм… У меня слюнка бежит. Надеюсь, у меня хватит ума съесть вас целиком. Как же не хочется вас готовить. Братец допустил ошибочку, не стоило ему ждать, пока вы сваритесь! Глупец! Вам повезло, я проглочу вас целиком. К тому же, я не умею готовить, и мне доставит несравненное удовольствие переваривать вас в собственном соку!

Он захохотал, а следом за ним засмеялись куклы. Они заскрежетали своими деревянными ртами, выдавая звуки слабо похожие не смех. Генри застонал, набирая воздух, а потом завопил:

– Стаффи! Вспышка! Включи вспышку! Я прошу тебя, ты же можешь! Стаффи!

Я удивилась, подумала, что Генри совсем спятил, а потом уставилась на его фотоаппарат и окончательно убедилась в этом. Не обращая внимания на удивленную гусеницу, я спросила:

– Идиот! Неужели ты думаешь, что тебя спасет фотоаппарат?

– У тебя есть другой план?!

Он меня этой фразой вывел из себя. Сам завел нас черт знает куда! А теперь еще и всю вину на меня свалил! Я задергалась, совсем не думая, что куклы раз в десять сильней меня:

– Отпусти меня грязная тварь!

– Ребятки, не дергайтесь, я же хочу вас целенькими проглотить. Чтобы не испортить, а то ведь вкус поменяется. А я уже заметил, что вы весьма и весьма вкусные будете.

Еще эта речь гусеницы! Она меня просто вывела. А Генри снова вздохнул и продолжил взывать к фотоаппарату! Все происходящее стало мне напоминать бред. Гогочущие куклы, жирная гусеница, Генри, кричащий невесть что! У меня внутри безысходность начала сменяться яростью. Мне уже не были страшны ни кукольник, ни что на свете! Я только ждала возможности, чтобы разорвать ему пасть. Пусть только попробует поднести меня, я ему зонт в брюхо воткну!

Вспышка… Я думала, что ослепла… Теперь я была в бешенстве! Генри усугубил самую безвыходную ситуацию! На удивление, кукла стала податливой и я выпала из ее объятий. Гусеница закричала:

– Что?! Что происходит? Кто выключил свет?

У меня не было времени, чтобы думать и рассуждать, я упала на колени и начала поиски зонта. И, найдя его, я почувствовала, что теперь всему, что встанет против меня – придет конец. Отец, я никогда еще не чувствовала такого праведного гнева. После этих, относительно спокойных, дней у меня просто второе дыхание на злость открылось! Я не знаю, что произошло в следующее мгновение, но это было круто. На слух я поняла, что гусеница прямо передо мной. Она еще вопила что-то про свет. Взяв зонт двумя руками, я набросилась на нее, да так размахнулась, что от собственного удара потеряла сознание. Я его не сразу потеряла, помню, как какая-то волна меня отбросила назад и я упала…

На мне сейчас лежит эта тварь. Я серьезно, Отец. Мне слабо представляется, предстоит мне выжить или нет. Но, все же я не теряю надежды. Хорошо, что тут есть чем дышать, иначе все было бы хуже. Кстати, я до сих пор не знаю, вернулось ко мне зрение или нет. Но если я выберусь, ты обязательно об этом узнаешь.

Спокойной ночи там, как хорошо, что ты не знаешь, где я… и спишь спокойно…

Дневник Генри Коуэлла. Запись десятая

Испуган, растерян, разбит. Все кончено… или нет. Да что это я заладил! Сижу тут и ничего поделать не могу. Эта туша не двигается ни в какую сторону! Я не знаю, дышат ли гусеницы или нет, но эта, по-моему, откинулась. Если б она была живой, я хотя бы мог попросить ее подвинуться, чтобы увидеть Алисию… Наверное, ее приплющило там! А эта сволочь даже не двигается. Ее три меня разве что обхватить смогут. Где же…

Что за неудачный день! Это штормовое предупреждение! Все не так, все не так. Где же Алисия! Мы, в общем, пробрались в подземку, убегая от тумана. А тут эта гусеница. Вообще не представляю, где она. Где Алисия!

– Алисия! Пожалуйста, отзовись!

Я уже кричал и гусеницу пытался подвинуть, но безрезультатно. Только вот зонт лежит рядом…

Я уже около часа тут от безысходности делаю круги. Выбраться я не могу, мы в какой-то яме. А стены гладкие, как у кокона и выход только сверху. Если бы кто-нибудь кинул веревку. Эх, мой невидимый читатель… возможно, это моя последняя запись. Наверняка, к тому времени когда меня вытащат, я уже либо сойду с ума, либо умру.

Да где же Алисия? Никак она не выходит у меня из головы. Нигде не торчит из-под гусеницы! Никаких намеков на то, что она здесь была! Неужели ее так аккуратно расплющило, что даже мне не заметить? Что же делать?

Сверху, из отверстия, через которое мы свалились, доносятся какие-то шорохи. Не знаю, хорошо это или плохо…

Папа и Мама уехали снова. Значит, дома моей пропажи никто не заметит. А это… печально! Я вовсе не хочу умирать. Особенно, такой негероической смертью. А ведь никто даже не сможет проявить фотографии, ведь только я это умею. Нашел из-за чего переживать!

А сверху-то и вправду шумы. Кажется, я и голоса слышу. Нужно спрятаться. Может, гусеницы было две или больше…

Читатели, невидимые и видимые, может тут соберется достаточно гусениц, чтобы мне выбраться, тогда следующая запись появится, а если не соберется… то, увы…

Все, я прячусь. Скучайте без меня. И. мне особенно сильно сегодня нужны ваши молитвы!

Алисия Гровс. Дневник. Запись Десятая

Наверное, мне просто везет на идиотов. Хотя, я и не жалуюсь…

Просто…

Просто я в бешенстве! Вы представляете, что они вычудили? Я преспокойно лежала себе под гусеницей, в своем уютном углублении и даже думать забыла о том, что меня могут спасти. А тут тебя вызволяют! Да… Я была бы рада, сделай они это более гуманно. Но так гадко, мерзко и подло по отношению ко мне! Да что уж ко мне? Они гусеницу не пощадили, распотрошили ее по частям. Я в омерзительном трепете от их поведения. И хотя мне кажется, что Генри не причем, он все равно становится немым соучастником данного прегрешения передо мной!

Так, если высказаться, то можно остыть. Что я и делаю. И это хорошо, потому как мне надо заснуть сейчас. Я нахожусь в коморке команданта станции метро. Мы покинули заброшенную часть, но эта часть тоже не отличается особой привлекательностью. Скорее всего – это окраина города. А на окраине многие строения еще не заселены или заселены непонятно чем. В общем, это как с лесом – еще осваивать и осваивать. Корешки выкорчевывать! Вообще, по моим наблюдениям – все, что не используется, превращается в хлам. Вещи покрываются пылью, а мозги у людей паутиной. Сие есть горькая правда. А ведь рассуждения помогают избавиться от раздражения. Но, увы, мне предстоит вспомнить сейчас этот день. Это, Папулечка, дневник!

Ах, да! Ты должен радоваться, что у меня все хорошо. Что я жива! Радуйся, но это не конец истории… Начну с самого начала. Лежу я под гусеницей. Никого не трогаю! А тут бац – на меня жижа зеленая полилась. Да такая противная и отвратительная, что я чуть не задохнулась там. Под конец, перед тем как совсем выбраться, мою нишу настолько залило этой гадостью, что я начала захлебываться. Не скажу точно, хлебнула я ее или нет, но вкус во рту до сих пор премерзкий!

Едва выбралась оттуда. Оглянулась на гусеницу, а большая часть ее уже располосована аккуратно. Знаете, как хлебная нарезка? Аккуратная такая и изящная. Кстати, внутри кукольник состоит из желе. Я это точно подметила, все-таки школьная теория не так далека от реальной практики. Зрелище это доставило мне удовольствие, даже несмотря на то, что стояла я в это время вся в зеленой пакости, а во рту гадко вязало.

Я даже отпрыгнула от неожиданности, рядом со мной орудовал длиннющим зонтом какой-то мужчина. На вид ему было около тридцати, но казалось, что он намного старше. И не знаю почему. Зонт у него необычный был. И светился, как фонарик. Но на этом удивительные свойства чудо зонта не заканчивались, он резал как самый обыкновенный нож. Я думала, зонты не режут, а этот резал. Мне захотелось окликнуть его, но я почему-то передумала…

– С тобой все в порядке?

Более глупого вопроса от Придурка Генри услышать я не ожидала. Но, видимо, озарения идиотизма случаются и с обыкновенными смертными.

Увидев мой взгляд, он начал оправдываться:

– Ничего страшного, подумаешь, запачкалась. Мы ведь живы и это главное.

Я уже хотела задать ему, но зонта рядом не оказалось. А пока я ходила за ним, то странный человек с зонтом начал говорить:

– Глупо было с вашей стороны вообще здесь появляться. И… опасно. Но, насколько я заметил, опасности вас не пугают. Это вы прикончили второго такого недавно?

– Да, мы…

Ответила я. Мне хотелось выяснить поможет ли он выбраться нам. Но он продолжил:

– Значит вы не охотники. Если бы ими были, то забрали бы куколки. Даже внимания на них не обратили, под самым потолком висели. Недавно он их отложил… Меня зовут Лапланик, чтобы вы знали. И у меня есть лицензия на охоту, а у вас, как я понимаю – нет. Неудивительно, новички и любители. Но, мое заключение – вы ловко вот этого прикокошили. Я ведь давно к нему приглядываюсь. А вы разом его бац и нету. Странные ребята. Чем вы пользовались, чтобы ее прикончить?

– Зонтом… Чем же еще?

Ответила я, сгорая от нетерпения, но, все же, не выдавая этого на лице.

– Покажи зонт.

Я протянула ему свое оружие. Он оглядел его и присвиснул.

– Сильно, сильно. И давно ты им пользуешься? Он еще не высосал из тебя все соки?

– Что вы имеете ввиду?

– Прелестно, как прелестно. Она даже не знает, что же у нее под носом…

– Что у меня под носом!

Я уже не в силах была сдерживаться!

Он не обратил внимания на меня и спокойно стал дорезать гусеницу, потом заметил, что в ней нет ничего интересного, кроме камней в почках и указал нам на канат, свисающий из отверстия сверху.

– Я в юбке! А ну полезайте первыми!

Мне редко приходит описывать людей и их реакции, но на этот раз я сделаю исключение. Этот тип – Лапланик – с тормозами. Он посмотрел на меня, а потом улыбнулся. И я поняла, что-то у него не так с головой. Это точно. Папуля, ты бы видел этот костюм. Ну скажи мне! Что за идиот решил бы отправляться в такую грязюку в белом костюме? У него даже очки с белыми стеклами, я удивляюсь, что у него на лбу белыми буквами не выведено «полный тупица!». И это все, на момент нашей встречи, было полностью изуродовано слизью и грязью. Что весьма отвратительно! Странный…

Они залезли, а потом втащили меня. И, не говоря ни слова, охотник довел нас до станции. Я понимаю, что с такими людьми безопасно. Они опытные и все с этим связанное. Но у него полные проблемы с головой. Если Генри пытается сражаться со своей неполноценностью, то случай с Лаплаником – неизлечим. Я задала ему миллион вопросов, но он словно в бреду – шел и шел, и никаких ответов от него получить не удалось.

Так вот, мы сейчас у команданта станции метро. Он не может нас наверх отправить, по этой причине мы остаемся в подземке. Мне удалось частично привести себя в порядок, но мне очень не хватает домашнего уюта.

Генри уже уснул. Он пытался мне помочь и там разговорить, но я не приняла его идиотских попыток быть вежливым. Пусть лучше спит, нежели выдавливает из себя дружелюбность…

Папуля, ты там скользи на своем фрегате… А я спать…

Дневник Генри Коуэлла. Запись одиннадцатая

Мой невидимый, но уже любимый, читатель. Я так рад! Наверняка это благодаря твоим молитвам, я сейчас вообще могу писать и рассказывать о своих злоключениях. Конечно, я все это весьма и весьма созидательно воспринимаю. Может, кто-нибудь и страдал бы. Ну, скажем, напрягался или что-то там еще. Но я весьма рад. Все эти приключения мне нравятся. Да что я несу…

Очень утомился, мозги не варят совсем. Какие еще приключения? Ладно, буду рассуждать логически. Хватит этого бреда. Примемся за изложения всех наших достижений. Исключительные кадры получились, конечно. Я не думаю, что у фотографов были такие замечательные моменты вообще. Вы шинкованную гусеницу пятнадцати метровую фотографировали когда-нибудь? А мне это удалось сделать. Конечно, нельзя назвать это выдающимся достижением в фотосъемке. Но, согласитесь, изюминка в этом есть определенная.

Я же не о фото. А об этом самом человеке хотел написать. Я ведь уже отчаялся. Думал, что все – это конец. Так и умру тут. Хоть и не было особо печально, так уж довелось мне никогда надежду не терять. Но с участью я вполне смирился. А тут из отверстия в потолке падает канат и по нему спускается странный человек. Он словно слепой прошел мимо меня. Даже и не взглянул. Знаете, так слепые делают. И поглядел на гусеницу, потрогал ее и так бережно похлопал, даже потрепал. Вот если бы у него был любимый пес, то он точно так же бы и сделал. Но тут была гигантская гусеница! У него даже полусчастливое выражение лица не изменилось на протяжении всего времени, что я за ним наблюдал.

Мне удалось опомниться и я начал его вопросами донимать, просил мне помочь гусеницу сдвинуть, а он словно в другой комнате – ничего не замечает. Я уже почти отчаялся, думал, что спятил тут. Или газы какие-нибудь галлюцинации вызвали. И тут он заговорил звучным таким голосом:

– Куколка моя. Я нашел тебя. Ждал, выжидал, искал и наблюдал. Хотел прихлопнуть, а ты и сам уже не выдержал да и помер. Не оставил мне удовольствия. Ай-яй-яй. Плохой кукольник. И что же я буду делать? Как ты думаешь. Да, я поищу куколки. Ведь и ты был куколкой, да испугался. А кого? Мог бы улететь, был ведь шанс. Стал подземной дрянью. Но куколки твои мы красивыми сделаем. Будут бабочками. Да, да. А ты тут лежи, да полеживай. Наверняка же знал, что все так закончится, для чего толстел? А?

Я подумал, что он чокнутый. Разговаривает с мертвой гусеницей и все такое. Но мысли мои ушли не далеко. Зонт его вспыхнул сиянием. Где-то я такое уже видел. И он начал кромсать гусеницу. Аккуратными пластиками становилось ее тело. Он делал это с таким удовольствием, с которым шеф повар готовит свое коронное блюдо. Выглядело это странно. И еще его белый костюм весь измазался, ну кто так одевается?

Неожиданно, из-под располосованной гусеницы появилась Алисия, и между ней и человеком завязался разговор. Он оказался охотником. А звали его Лапланик. Где-то я уже слышал это имя. Хотя, неудивительно, ведь охотников у нас не так много. Опасно это… Читатель мой и не знает, что эти охотники делают. Это бизнес их. Они так деньги на жизнь и на роскошь зарабатывают. Добыча ценных трофеев в подземке – вещь прибыльная, но выживают только профессионалы и безумцы. Обычно – это одно и то же лицо. Я потому и подумал, что Лапланик как-то ведет себя странно.

Этот охотник и вывел нас на станцию. Но это оказалась не та станция, которую я ожидал увидеть. Она вот совсем не приглянулась мне. Просто ужасная. Коморка, которую нам выделили – выглядит убогой. Но это лучше, чем на улице в тумане. Гораздо лучше. Теперь нам осталось дождаться здесь, пока туман рассеется. Еще этот хозяин станции угрюмый какой-то. Неудивительно, я бы тоже спятил тут от одиночества.

Я хотел поблагодарить Лапланика, но он даже не обернулся. Проехал на эскалаторе до выхода, открыл дверь и шагнул в густой серый туман… Без комментариев. Объяснить такое иррациональное поведение не в моих силах.

Алисия Гровс. Дневник. Запись Одиннадцатая

Придурок Генри вышел и разговаривает со стариком. А у меня появилось время насладиться одиночеством. Я уже не могу на этих идиотов злиться. Командант оказался тоже весьма занудным придурком, но конечно же, не таким закоренелым как Генри. И все же. Они все в чем-то схожи. Лапланик странный, пускай катится себе. Наверняка нормальные люди испытывают благодарность за спасение, но я до сих пор отмыться не могу, так что пусть катится. Из-за него я вся в этой гадости!

Команданта зовут Николас Кранч. Он старый, но довольно таки мускулистый. Поэтому и выглядит не таким старым. Думаю, других причин брать на пост Команданта станции метро кроме его мускулов, еще имеющегося рассудка и удаленности самой станции, не было. Хотя… Да, я думаю это так.

Мы днем поспорили с командантом насчет той бурды, что он готовил. Он же меня переспорил! Я чуть не сгорела от ярости. Он все специи знает. А такую гадость нам приготовил! Что тошнило. Но есть-то хочется и пришлось подкрепиться. На обед все уже получше было и я не стала его критиковать сильно, лишь заметила, что петрушки много. А он такое выдал. Говорит, там нет петрушки. А я спросила, что это тогда. А он промолчал, лишь прихихикнул. Психопат! Я уже заволновалась, а может и мясо тоже не мясо. Кто ж его знает…

Я нашла у него много всяких книжек. Они в основном бестолковые, но одна мне понравилась. Она была про Селефаис, про долины, про место, где моя мама родилась. Слышишь папочка? Вот как совпадение-то? Там, правда, слюнявая история про влюбленных. Но я на их месте вас представляла, поэтому мне было интересно читать. А так да, я бы и не стала даже пробовать. Вот как выходит!

Генри же целый день проболтал со стариком. Они сидели снаружи, на перроне и болтали. Нашли друг друга. Влюбленная парочка. Да им так интересно было, что они совсем обо мне забыли. Заходили лишь перекусить. Я даже не выдержала и вышла к ним, хотела разорвать их тесные узы. Думаю, сейчас им покажу как нужно вести дискуссию. И услышала, что они про слизняков разговаривают. Меня тут и прорвало!

– Вы не могли найти более мерзкую тему для разговора?

– Алисия… – Генри попытался меня усмирить.

– Заткнись! Я задала вопрос…

– Деточка, что ты так завелась. Присядь-ка с нами. К чему эти все эмоции или ты не равнодушна к ним? – Начал Командант успокаивающим тоном.

– Я думаю, не стоит говорить на эту тему… – посоветовал Николасу Генри.

– А что в ней не так?

– Заткнитесь вы оба! Я не знаю, что вы тут затеяли. Но хочу заметить, что слизни… Они… Они… Заслуживают смерти! Вот. Я… – Сама от себя не ожидала, стою, а сказать нечего. Вернее есть чего. Да не хотела с ними обсуждать мою маму. Как будто делишься самым дорогим. Грустно стало.

Командант встал и своими ручищами меня к себе прижал. Знаете, как знал ведь! Взял и прижал, я, было, подумала вырваться, да кто бы смог! Несмотря на то, что он старый довольно. Бугрились руки у него прилично! Вот он прижал меня к себе, стою, дышу ему в грудь, а он и говорит, – «ты главное держись. Тут стесняться нечего. Ты не первая у кого в подземке родные пропадают». Я не знаю, что тут произошло. Вспомнила маму и эти объятия еще, вспомнила тебя папа… и завопила! Так захотелось побыть беспомощной и слабой… вот. Стояла и рыдала просто, несколько минут. Я ведь даже когда маму потеряла – не плакала. А тут просто стояла и ныла… а он меня по голове гладил и говорил, что все хорошо будет.

– Ты не злись на них, Алисия. Слизни тут не причем. Они и мухи не обидят. Они любят нас по-своему. Я точно знаю, что они даже бы попытались спасти, нежели убежать… Они по природе добродушные создания.

– Откуда вы знаете… – спросила я сквозь слезы.

– Я живу тут десять лет, неужели я бы не завел себе друзей здесь среди местных жителей? И внешний вид не всегда говорит о порядочности и наоборот. Здесь всякие живут… И слизни одни из самых порядочных моих соседей.

Я проплакалась, потом поглядела на мокрую рубашку Николаса и удивилась себе, сколько же я выплакала? А еще подумала, умерла бы я от обезвоживания, если бы выплакала еще бы столько же. Мне запомнились эти квадратики на рубашке. И еще это чувство, словно меня освободили… Я уже не злилась на слизней, но все равно не простила того, кто похитил мою мамочку…

На ужин я взяла инициативу и приготовила НОРМАЛЬНУЮ еду! Придурок Генри все восторгался моими кулинарными способностями. Лучше бы и не старался, лесть не идет к его лицу. Я лишь кивала, а потом Командант взял мой зонт. Он еще не доел, но взял его и с подозрением указал на ручку и спросил:

– А ты знаешь, откуда этот зонт?

– Нет… а что в нем не так?

Я перед сном уже успела поразмышлять над словами Лапланика. Поэтому мне стало интересно, что же не так с моим зонтом.

– Ты читала книжку. Зонт сделан в Селефаисе. Ты знаешь, что это значит?

– Нет…

– Селефаис знаменит своими штучками и фокусами с Синептикой. Наверняка вы проходили уже начальный курс в школе?

– Нет… не проходили. Дак что с ним не то?

– Это оружие, Алисия. Я не знаю, как оно работает, но то, что с сюрпризом внутри – я тебе обещаю.

Как я не упрашивала, Николас отказывался мне рассказывать что-то еще о зонте. Говорил, что больше ничего не знает. Но я ведь видела, что он лукавит. Ну, сначала я видела интерес у него. А потом он сделал вид, что ему уже все равно. Вот старый наглец!

Генри ходил по платформе и фотографировал семью слизней. Они ползли из одного конца в другой. Я лениво за ними наблюдала. Удивительно, мне даже не хотелось их прибить. Но если не они… то кто? Кто похитил мамочку? Папочка приезжай скорей, будем искать ответы.

Спокойной ночи, Отец… попутного ветра… ярких звезд…

Дневник Генри Коуэлла. Запись двенадцатая

Я ожидал найти в подземке кого угодно, но не друга. Вот так и получилось, что мы с командантом сдружились сегодня. У него и имя такое забавное – Николас Кранч! Такое бы имя да капитану корабля! Ведь идет, да? Мои воображаемые читатели, мне кажется, что вы соскучились по мне. Да и я, если честно. Тут одно и то же, в целом. Но день прошел отлично. После напряженной учебы, после огромных гусениц началась тихая и размеренная жизнь. О, да. Словно я к Бабуле и Дедуле умчался за город. Конечно, здешнюю обстановку не назовешь подходящей для здоровья – все-таки подземка. Но здесь все же уютней, чем ожидать конца в пещере с трупом гусеницы.

Я когда заметил команданту, что у него имя капитана, то он сразу в лице поменялся. Попросил меня не говорить об этом. А я и не хотел его обидеть. Откуда мне знать, может он хотел капитаном стать, да не получилось и теперь мучается. Он помолчал и открылся, сказал, что у него сынок здесь пропал. Еще лет десять назад, так он его искал-искал, но не нашел. У него и корабль до сих пор в пристани стоит, правда зарос ракушками весь. Но, еще на ходу. Я пожал Николасу руку и похлопал по плечу, сказал, что всегда надежда есть. И если бы не он, то что бы мы сейчас делали.

У него сын был умничкой. Он успел закончить пару лет в школе Селефаиса и обладал редким даром. Он мог всякие штучки делать с помощью своей духовной силы. Мог собирать разные шкатулки, которые искрили или открывались только в определенное время. Или секретики делать разные. В общем, был талантливым. А потом пропал в подземке. Николас его долго искал, да так и не нашел. И решил устроиться на станцию командантом. Может, повезет еще найти сына. Другого выбора он себе не оставил.

Я ему рассказал про Алисию, все что знал рассказал. У меня давно подозрения витали, но я недавно только узнал, что у Алисии нет мамы. Отец был и брат по документам. А вот мама… не знаю… что-то с ней случилось, может тоже пропала. Всякое может быть. И я поделился этим с Николасом. Он понимающе посмотрел на окошко своей коморки, за которым можно было разглядеть голову девушки. Она читала книжку.

Тут мимо проползло семейство слизней. Их был добрый десяток. Все крупные, взрослые особи. Мне очень интересно стало, и я попросил мне рассказать о них. Командант поздоровался со всеми и сказал, что нечего ему о них рассказывать. Порядочные создания и во всем его устраивают… Выскочила Алисия и принялась критиковать… и жутко разозлилась, как обычно. Что же она так этих слизняков невзлюбила. А Николас прижал ее к себе и не отпускал, я сначала и не понял, она от бессилия заплакала или от чего. Но потом понял, что это от одиночества в ней. Все-таки она одинока… и так жалко стало ее. Живет себе одна… друзей нет… отец далеко… мамы нет… Ей только и остается, что ненавидеть, а от этого еще больней. Я и сам из-за своей чувствительности чуть не расплакался…

Выплакалась она по полной. Я после хотел предложить команданту выжать его рубашку. А он мне даже повода не дал это сделать. Он что-то начал про зонт рассказывать. Говорил, что странный зонт. Что непонятно ему, что он делает у Алисии. Мне ничего не нашлось сказать. Лишь после того, как он о Синептике упомянул. Я заметил, что у нее зонт странный. Действительно странный. Взять хотя бы гусеницу. Ну, ведь не я ее прихлопнул, а Алисия. А как она могла огроменную гусеницу прихлопнуть? Разве что тут Синептика замешана… А это было опасно… ну я узнал, что это опасно может быть, от Николаса. Он говорил что-то про духовную силу. Но я в этом слабо разбирался. В теории-то все понятно. А на практике – никто у нас этим не занимался. А профессор и вовсе со странностями был…

Мой дорогой и невидимый читатель, пожалуйста, благослови Город Дождей. Ну, уже туман этот пусть поскорее кончится…

Алисия Гровс. Дневник. Запись Двенадцатая

Этот сумасшедший Николас научил меня сегодня пользоваться зонтом. Да, да. Я так устала. Все болит. Я, наверное, раз пятнадцать теряла сознание! Папочка, это невероятно. Я даже не знаю, как же тебе объяснить. С виду это кажется обычным и может показаться, что ничего не происходит. Но, наверное, это более внутреннее, чем внешнее. Вот так и выходит. Командант научил меня пользоваться зонтом. На улице все еще стоит плотный туман, а заняться особо нечем. Я ходила по перрону целый день, и он не выдержал. Сказал, чтобы я подошла и показала ему еще раз зонт. Он взял мою руку и попросил сконцентрироваться. Но ничего не произошло. Он и подумал… поглядел на меня и посоветовал представить, что мою мать похищают прямо за моей спиной. Я так напряглась, что чуть с ума не сошла. И почувствовала, что зонт как-то шевелится. Удивительно конечно звучит. Но я так устала!

А еще мы готовили сегодня. Генри мне помогал. Я бы и так справилась, но мне осточертело, что этот остолоп слоняется без дела. А ведь он такой же едок, даже еще больший, чем я? И почему я одна должна готовить на всех! Я обязанность эту забрала у Николаса и вручила половину дел связанных с шинковкой и подготовкой продуктов Генри. А что, пусть привыкает к жизни в полевых условиях. Я слышала, что парни к этому не подготовлены. Но он на удивление легко справился с этим. Наверное, это все от того, что в нем девчачьи гены. Я шучу, конечно. Не знаю… с чем это может быть связано. Вот и все.

Так вот, я как почувствовала эту связь с зонтом, тогда и поняла, что это оружие. Представляете, именно с помощью него я гусеницу прихлопнула. И подумала, как же так я ее умертвила? И Командант мне такой же вопрос задал. И я подумала… А все ведь моя злость, именно с ее помощью я и смогла воспользоваться зонтом. И в этот раз, когда я представила маму, то визуализировала перед собой монстра, который ее похищает. Тут-то меня и грохнуло. Я ведь не могла ни на кого направить энергию. А она быстро высвобождалась и никуда уйти не могла. Вот я стою, зонт пылает духовной силой, и спустя мгновение я теряю сознание. Очнулась и снова за это взялась. Николас смотрел на меня некоторое время, а потом предложил чучело сделать. К тому времени я уже изрядно вымоталась, к тому же не очень приятно валяться на перроне без сознания. Но мною словно сила какая-то овладела. Хотелось вновь и вновь почувствовать этот момент единения с оружием. И вновь и вновь это было больно. Хорошо только, что я не успела почувствовать всю боль – отключалась раньше.

В перерыве, который я устроила, чтобы отдохнуть и подкрепиться, я начала рассказывать Николасу о своей маме. Подошел Генри, но меня не сильно беспокоило, что он слушает. Даже, как-то интересней рассказывать стало. Он с таким интересом меня слушал, что я подумала… а все ли с ним в порядке? Может он заболел? Ну, дак вот, рассказала я о маме, о том, как она исчезла. Но не испытывала ярости сейчас, видимо вышла она на зонт весь. Вот так. А еще Николас мне про сына своего рассказал. Добавил, что он тоже хорошо в Синептике разбирался. Меня эта встряска с зонтом изрядно вымотала, что я даже злиться перестала. Удивительное и странное ощущение.

Да и Генри я по-другому стала воспринимать. Если до этого он мне казался непроходимым тупицей, то после упражнений с зонтом я начала относиться к нему с большей благосклонностью. Он поведал мне о родителях, о том, куда отправил Лисси, и о ее рассуждениях. Я не знаю… Папочка, но тут. В подземке, среди странных людей… я почувствовала себя как дома. Может это звучит странно, но мы сблизились. Я, конечно, скоро вернусь в свое привычное состояние. Вот только посплю немного, но это интересно. ведь правда? Знаешь, ты вот приедешь уставший, и вновь почувствуешь себя как дома. А я вот вне дома и как дома. Странное чувство. Приезжай скорей. Давно такого не было…

Устала очень… Глаза слипаются, а еще хочется ощутить этот момент силы. Но не могу больше. Я вот уже не пишу, вот это ты прочитаешь из моей головы… А Генри укрыл меня пледом, чтобы я не замерзла. Было бы больше сил во мне – накричала бы на него. А сейчас – это даже приятно. Вот и думай, какая ты на самом деле. Спокойного плаванья, Отец. Мирного пути тебе…

Дневник Генри Коуэлла. Запись тринадцатая

Дорогой и незабвенный невидимый читатель. Как же у меня прошел этот день. Да лучше не спрашивать. Весь в волнениях и тревогах. Да, может я внешне и выглядел спокойно. Помогал даже Алисии готовить, интересная девушка. Она ведь даже и не удивилась, что я так быстро расправился с готовкой. А все дело в том, что родители у меня дома не так часто – вот и приходится заменять их.

Так вот – день прошел в волнениях. А начались они с того момента, когда Алисия наконец-то обнаружила силу своего оружия. Оказалось, что ее зонт – это произведение такой науки как Синептика. И не знаю, как его сюда занесло. Но вот занесло же? И какими ветрами… В общем, она сегодня на убой дралась. Притом, сама с собой. Падала в обморок, лежала, а когда возвращалась в сознание, то снова начинала свои тренировки. Я и не знаю, может и привязался к ней так сильно, а ведь жалко. Что с ней будет, если она додумается на нижние секторы подземки проникнуть. Да, она там приключения найдет, но ведь не зря запрещено туда ходить? А вот с новым оружием ей обязательно захочется туда попасть…

Она падала в обморок, я клал ее на плед и ждал, пока она очнется. Не полагается девушке лежать на холодном перроне. А ведь никак и не повлияешь – вбила себе в голову что-то. Ох, Алисия. Что же с тобой делать. Вот и думаю целый день, как же тебя усмирить. Может, если приедет отец с братом, то ты наконец-то станешь девушкой? И не будешь по подземкам бегать и искать себе приключения? У меня эта мысль вызвала надежду. Я почему-то думаю, что она любит свое отца и все такое. Ну, вы поняли, доченьки должны быть привязаны к своим папонькам. Во-первых, это родители. А во-вторых, другого варианта у Алисии то и нету. Вот как только выберемся отсюда, я в школьной картотеке раздобуду номер судна ее отца и напишу ему письмо. Придумаю там что-нибудь про болезнь, пусть уже возвращается скорее. А то ведь так можно и дочь не застать живой… и вообще…

А ты, мой невидимый, наверняка и не знаешь ничего про Город Дождей. Я и сам немного-то знаю, у нас есть весомый пробел в истории города размером в 400 лет. Ну, есть и есть, что же с него взять. Скажу, что знаю. Наш город особенный, да наверное, ты заметил это. Большую часть года у нас идут дожди. Это чистейшая вода. Да, да. А все дело в том, что мы находимся на окраине огромного циклона. Мы называем его «Вечным». Он был всегда, еще до основания города. Не знаю, кто ж его основал, но кто-то да основал. Нужно покопаться глубже в источниках. Все, что мне было интересно в школьном курсе, так это повторное открытие острова триста лет назад капитаном корабля по имени Эсталаста. Удивительный был человек – безрассудный и смелый. Он искал то ли сокровища, то ли что. Но наткнулся на наш остров и руины города. Тут уже был город, вот прямо на этом месте. И метро это построено ой как давно, это мы сейчас обустраиваемся заново. А раньше и это метро было заброшенным. Вот так.

Кстати, до сих пор неизвестно как же остров управляется и все в этом духе. Но на востоке есть башня ветров, она очень, очень крепкая – почти нерушимая. И вот в ней есть старинные механизмы, которые изучаются сейчас. В них мало понятного, но по ним и определяют, когда туман будет и другие метеоданные. Хотя, они не только для этого служили раньше, насколько мне известно. Вот…

А после открытия острова капитаном Эсталастой, началось медленное его заселение. Вообще, даже бандиты не хотели сюда ехать. Туманы, метро с их обитателями, постоянный дождь и опасность насморка – отпугивали всех. И все же, вот мы живем – когда-то еще дедушка нашего дедушки перебрался сюда с солнечных долин. У него была какая-то аллергия на солнечный свет, вот он и нашел новое пристанище. Да и сейчас Город Дождей, хотя и стал известен, все так и не поправил свою репутацию – ну кто поедет к нам? По этой причине у нас большие площади города остаются пустыми. А это не очень хорошо.

Алисия… вот для нее наш город – идеальное место для поиска проблем. Хорошо, что мы в заброшенных районах еще не были. А ведь, если она пойдет, мне придется идти с ней. Да, я боюсь этого всего. Но, я больше за нее переживаю. Она сегодня вымоталась, прямо легла и не может пошевелиться. Я укрыл ее пледом и смотрел, думал, была бы ты моей сестренкой, я бы тебя никуда не пустил. Но она не моя сестренка и я не могу распоряжаться ей. А жаль…

Ладно, вы на мое настроение внимания не обращайте. Радуйтесь там и молитесь, пока еще есть шанс на то, что все хорошо закончится – я его буду использовать.

Алисия Гровс. Дневник. Запись Тринадцатая

Устала! Папочка, ты бы знал, как я устала! Меня эти тренировки изматывают. Я едва доношу зонт до корзины с тряпьем. Да, набила старым тряпьем корзину и колочу ее. Но, чаще всего, я отрубаюсь, не донеся зонт. Ну не удается мне никак доставить его до пункта назначения. Он словно взрывается. И меня отбрасывает в одну сторону, его в другую. Нет, никаких искр нет. Все достаточно безопасно… Только я вот не понимаю, как тогда кукольник то утихомирился? Такая махина! А я ведь маленькая, и всего-то в обморок… Вот и устала сегодня по этой причине чудовищно просто! Представляешь! Целый день валяться на полу, ползти к зонту, вставать… все болит. вот все мышцы до единой болят…

Ах… Еще это прощание. Я опять разрыдалась. Ну, за эти два дня там, в подземке – все как-то по-другому стало. Генри уже и не кажется таким придурком как раньше. А Николас – он как дедушка. Ну и чувствуется в нем какая-то сила… вот. И грустно так стало расставаться, я обещала наведываться с Генри. Ну, одной там скучно, наверное, будет, а им с Генри всегда есть о чем поболтать. Они нашли друг друга в этом. Да. Ну и вот… Смотрю я на Николаса Кранча и так вообще не по себе. Туман уже рассеялся. На улице добрый дождливый понедельник стоит, а я смотрю на него, и слезы наворачиваются. Такое ощущение, что вот последний раз вижу. Он опять меня обнял так и похлопал о спине и говорит, что все будет хорошо. А мне так поверить захотелось, и я опять разрыдалась. Ну, сразу представила, как мама возвращается и все… А Генри… Генри опять смотрел на это все. Минут пять я ныла. А потом в норму пришла, пожала его крепкую руку. Она вся в ранах, ну рубцах. Вот… Запомнилось это. Потом повернулась и пошла, Генри с Командантом еще перебросились комплиментами, а потом мы поднялись и вышли…

Вот сейчас лежу на кровати и пишу тебе, Папуля. Вот… А еще грустно до сих пор… Но это пройдет. А еще сегодня же неделя каникул началась. Формально она у нас с пятницы, но с пятницы ты сам знаешь, что у нас было. А сейчас они начались! И еще новости слушала сегодня по радио. Какая-то странность произошла. Помнишь Стена Кайхера? Этого безумного метеоролога? Ты еще в гости меня водил к нему, он всякие колбочки нам демонстрировал тогда. Я ничерта не поняла. Но ведь… дело то не в нем… и в нем одновременно… В эти дни тумана. Его дом был почти полностью разрушен. По радио говорят, что это может быть ураган или что-то там еще. А ты ведь знаешь, что дома защищены у нас о-го-го! А его был просто сметен с улицы. Представляешь. Улица и один единственный дом по щепкам разнесло. А тело никто и не нашел. Говорят, что тело могли какие-нибудь твари разорвать. Но что-то слабо в это верится. Что-то тут не так. Да и жалко его.

Вот лежу и смотрю я на этот зонт. Откуда он? Кто его в магазине оставил? Хоть и было сказано, что его забыли, но мне так не кажется. Может специально оставили? Тогда зачем? Ох, нет сил больше, чтоб вопросы себе задавать. Высосал он из меня сегодня все соки. Устала очень. Завтра, наверное, не буду практиковаться. Нужны силы, чтобы сходить еще посмотреть на этот домишко, может что-нибудь найду там… Кто же теперь погоду будет делать? А, Папуля?!

Пусть твой корабль будет под защитой… И тресни Филиппа, давно я ему приветов не передавала!

Дневник Генри Коуэлла. Запись четырнадцатая

Вот я и дома. Да я уже несколько часов дома. Это незабываемое чувство. Это, словно найти потерянную землю. Это возвращение в собственный дом… Вы, мои невидимые, наверняка догадываетесь, о чем я? Да, да! Я дома! Теперь у меня есть душ и полноценная кровать! А это очень важно, как для тела, так и для сна. И знаете что? Вот самое удивительное из всего этого. Когда я пришел домой – никого внутри не оказалось! Мои родители все время, что туман был в городе, пробыли у бабули и дедули. Они Лисси там развлекали. Это они так мне сказали. Я-то убежден, что опять тешили свое эгоистичное начало… Я приехал, сходил в душ и пообедал, а они приезжают и заявляют, – «А ты поправился, выглядишь более здоровым!». Да меня чуть гусеница семиметровая не сожрала! Как объяснить это? Поулыбался и ушел в комнату.

Кстати. Алисия как-то изменилась. Я сегодня не слышал от нее привычной грубости. Может она так сильно устала? Просто и не представляю с чем это связано. А еще стояла и ныла в рубашку Николасу Кранчу. Я вот бы раньше и не представил, что она на такое способна. Одно дело кричать на тебя и дуться, а потом еще и отдубасить, а другое – плакать… Ну, совсем как настоящая девчонка! Хотя, она и так настоящая. Просто характер такой.

Несмотря на то, что отец приехал радостным. Когда я застал его в кабинете, то он выглядел не то чтобы не радостным, а даже расстроенным. Я еще не спросил его, а он уже начал. Мне показалось сначала, что он наигранно это. Но, вскоре я понял, что нет. Таким грустным голосом он сообщил, что его хорошего друга похитили. Потом добавил, что ему следовало быть осторожным. И уткнулся в бумаги. Я и не понял, что именно произошло…

Остальную часть дня я пролежал в кровати. Рядом был Стаффи – мой помощник фотоаппарат. Давно я с ним не болтал, а тут начал. Он и так все знает. Но все же лежал, смотрел в потолок и болтал, болтал. Каждые пять минут благодарил его за спасение. А потом опять болтал и так свободно себя почувствовал. Мама открыла дверь и посмотрела на меня как на идиота. А потом сделала привычное выражение лица и позвала на ужин. Любят они пошутить надо мной.

Да… Дорогой и невидимый, я только и смею надеяться, что Алисия изменится и перестанет искать приключения. Но, к моему несчастью, факты с моими мечтами не всегда совпадают. Я уверен, что завтра она найдет, чем заняться. Придется беречь ее… Я сегодня над этим серьезно подумал. И решил, что не буду переживать по этому поводу. Ведь, если это происходит, значит нужно для чего-то. Вот так.

Алисия Гровс. Дневник. Запись четырнадцатая

Паршивый день! Начнем с того, что у меня дома разгуливает какая-то тварь! Ты представляешь, Отец, я купила фруктов, а они оказались почти все съедены, а остальные надкусаны. Эта мерзость не захотела съесть лимоны! Заботишься тут о здоровом питании, а кто-то в твоем собственном доме все съедает! Прелестно! Я еще удивляюсь, как эта … я даже не знаю, как назвать, все время терпела? Могла же меня сожрать, пока я сплю! Я зла! Я очень зла!

Но это не единственная проблема, которая меня тревожит. Я сегодня ходила поглядеть на развалины дома Стена Кайхера – того самого метеоролога. Мне сразу этот премерзкий райончик не понравился, он отвратительный просто. Ты бы видел этих людей, что там поселились. Бррр… Как там жить вообще можно? Они же об элементарных удобствах не позаботились. А еще эти лавочки и уродливые лица за ними… торговцы там омерзительные! Я пока шла, хотела парочку прихлопнуть. Вот… Здесь особенно сильно заметно, как различаются районы между собой. Богатство и бедность, грязь и слава – все рядышком. Все в Городе Дождей. Но не об этом я. Это просто еще одним поводом стало, чтобы разозлиться. Я же всю дорогу смотрела, следит ли за мной Генри. На всякий случай, вдруг он ввяжется куда-нибудь, придется его выручать! Так вот, его я не заметила, зато увидела примечательного горбуна, следившего за мной. Он еще пристальней разглядывал меня, когда я этот дом осматривала. Собственно, от дома то ничего и не осталось. Он был из двух этажей, как ты помнишь, Папочка. Но тут… Странное дело. Словно великан наступил на него, а потом так размазал в сторону. Бродяги растащили большую часть имущества, только доски валялись и какие-то обрывки – как ты понимаешь, об уликах и мечтать не стоило. Но этот горбун, он мне покоя не давал… Я взяла зонт поудобнее, повернулась и пошла прямо на него, думала, огрею его, а потом выбью что-нибудь. Наверняка, он тут промышляет постоянно и просто обязан что-нибудь знать…

Ох… ну я и зла! Вот нужно же было все сожрать! Что же это за тварь. У меня уже в желудке урчит. Вот пока я в душе была – она же все сожрала! А ночью магазины и рынки закрыты, как известно. Даже похлебка у старика Николаса сейчас бы показалась достойной! Найду – придушу гадину!

Так вот, я на него иду, на горбуна, а он наглец юркнул в переулок. Мне едва удавалось его догонять. Он петлял, петлял. В итоге – я забралась в квартал, который был даже хуже предыдущего. Я и не знаю, есть там банды или нет. Но уверена – есть. Вообще, полностью заброшенная территория города. Она же должна быть огорожена! Но как по переулочкам я туда попала уж и не знаю! В итоге и горбуна потеряла, и сама чуть не заблудилась. Но, все-таки мне удалось составить примерную карту местности. Я обязательно вернусь туда!

А эту гадину я поймаю и придушу! Она от меня не уйдет!

Так… все, вот лягу спать, усну и успокоюсь… Спокойной ночи, Отец. Счастливого тебе плавания… Я помню о тебе.

Дневник Генри Коуэлла. Запись пятнадцатая

Здравствуй, мой дорогой и такой же невидимый читатель. Я вот ни капельки не сомневаюсь в твоем существовании. Неудивительно, скажете вы. Да, да… Этот парень разговаривает с фотоаппаратом и делает снимки слизняков! Да, да. Кстати, Отец сегодня пришел в свое обычное состояние. Правда, смешки у него порою какие-то нервозные проскакивают. Но, в целом, он держится молодцом. А как же еще. У него это годами практики натренированная привычка – всегда держать тонус. Вчера он расстроенный был, может сегодня что-нибудь да наладилось. Может друга нашли. Я точно не знаю, но он сегодня веселее, чем вчера. Вот это уж точно.

Лисси звонила, говорила, говорила, говорила. У нее рот ни на секунду не закрывается. Я только и успевал делать – угу, угу, угу, угу, да… или Да!!!??? Вот так. Кстати, она там зачитывается. У дедушки есть небольшая библиотечка. Они ее на свою голову научили читать. Так теперь ее же только на прогулку, да в сад и вытащишь. Вот она и звонит мне, и выспрашивает все. Хорошо хоть, что мама меня отвлекает через какое-то время, а то бы я удавился там телефонным шнуром. Не очень люблю все эти телефонные разговоры. Вот вживую, другое дело, а тут – скука смертная.

Алисия… Сегодня думал, что получу инфаркт. Она меня испугала! Как испугала – своим отсутствием. Я за ней следил сегодня. Она забралась в какой-то не самый благоприятный квартал. И что там забыла? Я думал, она хочет теперь на людях оторваться. Может у нее кризис средней злобности или еще чего. Но тут другое… Она дошла до дома. Как бы объяснить. Это, может, и было домом, но и не было уже. Там между домами сиял целый пролет. Знаете, как будто его мощным ударом вынесли. Одни щепки по улице валяются. Непонятно ничего.

Всю дорогу у меня перед глазами путался один горбатый старикашка. Ох уж он меня вывел. Из-за него мне приходилось прятаться чаще, и порою я Алисию из виду терял. А она ведь его заметила, я видел, как она обычно присматривается. Она там около дома покрутилась-покрутилась. Я в это время за углом дома был. Выглядывал периодически. В очередной раз выглянул и никого не увидел – ни горбатого старика, ни ее. Это было шоком для меня. Я подождал пару секунд, осмотрелся и подбежал к дому. Ну, к тому, которого не было уже. Начал крутиться по сторонам и жутко испугался, что Алисию похитили. Смотрел, смотрел… крутился… кое-как пришел в порядок. Ну, думаю, делать нечего. Подожду ее здесь. Осмотрел набережную. Она прямо за домом была. Я вот не знаю, возможно ли такое. Но у меня возникли подозрения, что из канала, что за домом на сушу выползло что-то огромное. Может… это ураган там след оставил или дом… Но я думаю, что это было что-то живое. Жутко, но мне вот в голове представилось… Туман и огромная тень пожирающая дом. Страшная картина.

Я снова притаился за углом дома. Недолго ждал и увидел, как запыхавшаяся Алисия выходит из переулка. У нее был изнуренный и озлобленный вид. Я покрепче вжался в стену. Не хотелось связываться ни с ней, ни с ее зонтом. Подождал, пока она пройдет и последовал за ней…

Еще вспомнил. Лисси говорила, что очень по нас соскучилась. Правда ли это или нет, но было бы хорошо устроить им встречу. Этой парочке близняшек. Вот так.

Эх. Невидимый и неповторимый, я спать. Если кто есть, присмотрите за Алисией, ох уж она…

Алисия Гровс. Дневник. Запись пятнадцатая

Папочка, а ведь я люблю мамочку и все равно скучаю по ней. Я не знаю, чем это все объяснить. Просто… Да, ничего не просто. Я верю, что смогу найти ее. Знаешь, я похожа на этого безумца – Николаса Кранча. Да, в этом мы схожи – мы ищем то, что давно потеряли. Сейчас пишу и тоска такая в груди. Сердце… не знаю. Так одиноко.

У меня отобрали зонт. Я сейчас переживаю. Как будто что-то родное оторвали. Это усугубляет ситуацию. В эмоциях не очень легко разобраться. Плохо мне. Устала, вымотана, и еще зонт. Неужели можно привязаться к предмету настолько, что возникнет эмоциональная связь. Да и не только эмоциональная, почти физическая. Словно руки нет, а это странное ощущение. Я подавлена. Даже злиться не могу. И ведь по моей глупости все…

Утром проснулась с этим жадным стремлением найти маму. Оно у меня всегда есть, но скорее в латентной форме. Такое скрытое чувство, скрытое… Оно по всякому проявлялось и в гневе, и в ярости. А тут проснулась и поняла, что нужно идти. Нашла адрес Генри и к половине девятого уже стучалась к нему в дверь. Его родители меня встретили и усадили за стол. Я попросила их передать, чтобы он поскорее одевался и был готов. Чувствовала, что времени мало. Да… Он спустился и мы отправились. Видели бы вы его лицо.

Я пошла именно в тот закрытый район. Не знаю, что меня туда тянуло. Опять же это стремление. Сначала, я напутала с дорогой. Потом поняла, что проход между домами заблокирован досками. Пару ударов – и он был свободен. Но я устала… Выматывает меня это… эти духовные штучки. Так мы проникли в закрытый сектор города. Опасный, судя по слухам. Генри вел себя как на экскурсии. Подумала, что зря его взяла. Но, в любом случае, он должен был пригодиться.

Мы долго ходили по пустым улицам. Ничего! Я абсолютно ничего не находила там. В домах было пусто и мрачно, никаких признаков жизни – мертвая часть города. Даже банды никакой не встретили. Тут что, все вымерли? Я слышала, что это не так. Может прийти сюда ночью? И тут мы наткнулись на него…

Улица была довольно большой. Ну, для меня. И навстречу нам вышел этот человек. Фууу… Он настолько бледный, что можно принять его за покойника. Еще эта мрачная давящая атмосфера. У него такой холодный взгляд, что даже страх перед туманом мне показался детским. Я уже подумала, что нам конец. Даже не знаю почему. Ты же знаешь, папочка, я не из трусливых. Но он внушал ужас. Этот безжизненный цвет лица…

Мой зонт был наготове и уже начал светиться. Замечу, что начало смеркаться, и это было хорошо заметно. Генри взял меня за руку и куда-то потянул. Но я уже пересилила страх и мечтала разобраться с мерзким человеком впереди.

– Алисия. Это полиция. Это не враг, это друг.

Я не сразу поняла, что он мне сказал… Но рядом с ним появились еще две фигуры в черном. Черные шляпы, пальто и очки. А на груди поблескивали значки полиции… Отец, ты не сильно будешь ругаться, если меня отчислят из школы?

Так вот… Зонт разрядился, я потеряла сознание, а когда пришла, то была уже дома, а Генри уходил. Он сожалел, что копы прихватили его. Сказал, что мне повезло, что меня не посадили за незаконное ношение оружия. И его предупредили о том, что в школу наверняка напишут, чем мы занимались… Знаешь, Папочка, мне все равно. Прости, если что.

Настроение никакое… Ложусь спать.

Плыви ко мне. Счастливых снов.

Дневник Генри Коуэлла. Запись шестнадцатая

Сначала я ворвался в ее жизнь, а теперь она врывается в мою. Дорогой читатель… Она сегодня ворвалась ко мне в дом. Да, да! Алисия сегодня пришла пораньше, разбудила меня… А я надеялся поспать подольше. И тут она заявляется и вытаскивает меня на улицу. Притащила меня в какие-то трущобы и заставила учувствовать в поисках неизвестно чего. Вообще, не понимаю, что она хотела там найти. Я у нее в роли штатного фотографа? Или турист? Что-то мне не по себе. Чувствую себя не очень… Все после встречи с копами.

До сих пор перед глазами стоит это лицо. Знаете, оно такое безжизненное. Вот знаете. На некоторых людей взглянешь и улыбнешься. А на этого серолицего – так улыбка сойдет, и вся радость вытечет. Алисии еще повезло, что она в обморок упала. Мне по дороге домой пришлось самому отдуваться. Ох уж он мне и допрос устроил! Но если бы только допрос… то его взгляд этот холодный забыть не могу.

Завтра на нас придет письмо в школу. Надеюсь, меня не отчислят.

А еще рад я каплю. Ну, знаете. У Алисии отобрали зонт. Посчитали его оружием. Вот только за это стоит порадоваться. А все остальное… Брррр… Что-то неважное у меня состояние. Ладно, не буду никого из невидимых томить. Спать пойду. Знайте только, что-то я чувствую… Хотя и зонт забрали, а ведь что-то должно произойти.

Все. Спокойной ночи. Молитесь за меня, очень хочу, чтобы это письмо затерялось где-нибудь… очень…

Алисия Гровс. Дневник. Запись шестнадцатая

Я не из пугливых. Но сердце в пятки ушло сегодня, когда услышала голос школьного секретаря. Думала, зачитают мне сейчас школьный свод правил и скажут – прощай деточка. Ух… коленки даже задрожали. Что же такое… Непривычные штуки всегда так пугают. А еще, если ты настороже и накручиваешь себе чего-то. Это же неприятно. И уже ждешь подвоха. Я язык проглотила, едва и вымолвила, что да – это я, Алисия. А она мне таким радостно-строгим голосом декларирует, что нужно во столько быть в школе. И в конце добавляет, что это очень важно, и за отсутствие будут взыскания. У меня полегчало так сразу на душе, куда лучше получить взыскание, нежели отчисление.

Дома стало очень скучно и грустно. Новый зонт я так и не взяла, а старый был непонятно где. И что ему он так не понравился, и почему он вдруг опасным оружием стал? Разве нельзя его в целях самозащиты носить? Не могу понять… А дома скучно, ведь эта тварь. То ли крыса, то ли нет – она исчезла. Никакие предметы свои места не меняют, фрукты не пропадают. Как-то пусто… Может, я уже начала привыкать к странностям? Да. И одиночество не люблю.

В школе какое-то жизнерадостное и напыщенное мероприятие проходило. У нас оказывается новый директор. Я сначала на него зла была, какой-то он очень уже смазливый. Ну… не смазливый… хорошенький. Знаете, такой пышущий здоровьем и радостью. И глаза мне его понравились. Открытые такие. Он еще на меня внимание обратил. Сказал, что я отличный пример ученицы. Видимо, он еще не знает ничего про нашу вылазку с Генри в закрытый район. Не говорил бы попусту. Ну… зато теперь я уверена, что отчисление мне не грозит. Почему? Да и не знаю даже.

Папочка, вот замоталась сегодня. Я даже и не вспоминала про маму. Ну, знаешь, бегала и думала постоянно о школе. Она все-таки для меня много значит. Хоть я и недолюбливаю преподавателей, а ведь без нее мне скучно будет. Да и люблю я свою учебу. Живу я там. Вот так. И не могу вот так просто распрощаться. Не могу.

Вечером мне наш новоявленный директор позвонил. Его кстати зовут Фокс. Ну, он и представился Директор Фокс. И так любезно попросил, чтобы я заглянула к нему в кабинет завтра. И попросил Генри прихватить. Голос у него такой… располагающий, даже и ума не приложу, почему так выходит. Я уверена, что все хорошо закончится.

Что-то подумала о Лисси. Ведь у тебя теперь есть еще одна дочь. Не думаю, что ей место в нашем доме. Ну… пока нет тебя. Ей будет скучно со мной. Я ведь не самый общительный человек, вот и выходит, что ей лучше быть там, у стариков Генри. А вот приедешь… обязательно удивлю тебя, Папочка!

Спокойной ночи. Скучаю по твоему кораблю и даже по Филиппу. Нет, ты не думай, что я в отчаянии. Просто так оно и есть! Спокойной ночи!

Дневник Генри Коуэлла. Запись семнадцатая

Утром позвонил школьный секретарь и сказал, чтобы после обеда я был в школе. Мама и Папа занимались болтовней на кухне, они читали какие-то модные книжки с солнечных лугов и посмеивались над героями. Вот оно – чудное занятие, которое важнее собственного сына! Я, конечно, утрирую, но могли бы и заботу проявить. Эгоисты, чего с них взять. Думают по большей части только о себе. У меня, конечно, все есть, но не хватает чего-то. Вот так… Я уже говорил, что хочу сестренку. Но сегодня у меня такая тоска была на душе, что я просто взял зонт и вышел на улицу.

Люблю бесцельные прогулки под дождем. Они особенные. Ты никуда не стремишься, никуда не спешишь. Можешь просто стоять и смотреть на мокрое небо. И думать, думать о своем. О своих мыслях, о своих желаниях, о своем… У меня собралось миллион снимков Алисии и я вот думаю, что с ними делать? Может организовать выставку… И еще. Я же так и не отправил письмо отцу Алисии. Отправлю после школы… На груди висел фотоаппарат, я взял его и покрутил. Уже и не ощущаю его тяжесть, хотя он довольно тяжелый. Привык, думается… Прошелся вдоль главного канала. Он широкий – метров пятнадцать. И все стоки, все дожди собираются в него и уносятся в бухту, а из бухты в море… а там, наверное, в океан. Кто знает? Может снова на небо. Не от этого ли у нас постоянно идут дожди?

Люди сновали туда-сюда. В плащах, с зонтами. Сегодня дул холодный северный ветер и многие подняли свои воротники, чтобы не простудиться. И чего спешить? Ведь можно просто гулять… Наверное, многие не поймут, что я делаю. Я ищу себя… да. Вот здесь. В темных водах канала… и в лицах – ищу себя.

В школе все классы, кроме самых младших, представили новому директору. Не знаю, куда они старого подевали. Да, давненько я его не видел. Наверное, это к лучшему. Хозяин должен быть в доме. Иначе порядка не будет. А новый хозяин мне понравился. Я всматривался в его лицо и видел светлое будущее. Нет, не потому, что он сам был светлым, а потому что он мне понравился. Такие люди сразу нравятся. Они улыбаются не только губами, но и глазами, а глаза – это зеркало души. Наверное, поэтому и понравился. Еще увидел Алисию. Она сидела почти в последнем ряду, но ее все равно было видно. Лицо ее было не самым жизнерадостным, видимо переживает насчет письма от полиции. Я даже сделал пару снимков. Все-таки, она остается красивой даже несмотря на свое внутреннее состояние. Думается, в этом и есть красота – быть настоящим и внутри и снаружи. Да.

Вечером моим родителям позвонил директор школы. Они поговорили с ним в довольно непринужденной форме, словно тысячу лет знали друг друга. Собственно, так и оказалось. Мистер Фокс – их давний знакомый. Он получил образование в солнечных долинах, а потом какое-то время занимал видный пост в одной из провинций Селефаиса. И теперь, набравшись опыта, решил заняться детишками. Что-то мне слабо верилось, что человек в своем уме захотел бы переехать сюда по собственной воле. Но, раз отец говорил, что это так. Значит это так. И самое главное – отчисление мне больше не грозит. Хотя, воспитательную беседу он завтра с нами все равно проведет.

Алисии я звонить не стал. Хоть мне ее и жалко, но что-то подсказывало мне, что такого рода переживания идут на пользу. Переосмысливаешь многое. Думаешь, как сделать иначе в следующий раз.

Ох, невидимые мои читатели, спасибо вам. Я уже и не надеялся, что все так хорошо закончится. Спите крепко.

Алисия Гровс. Дневник. Запись семнадцатая

Папуля! Мне вернули его! Мне его вернули! Я рада, я счастлива! Да и не знаю, чему так радоваться! Я даже тому, что меня не отчислили так не рада. А вот очень радуюсь возвращению зонта! Ох, папочка! Я довольна! Вот прямо видел бы ты меня! Ты не видишь меня. Но я счастлива! Да!!! Уже предвкушаю, как я им буду долбить всякую нечисть! И… Не хочу его никому отдавать! Вот нисколечки не хочу. Интересно, можно ли получить разрешение на ношение оружия? И вообще, мне кажется, что тот синелицый мне налгал все. Никакого разрешения и не требуется, может он просто не хотел, чтобы мы появлялись в том квартале? А почему не хотел? И… интересно! Нужно будет еще разок туда сходить! Ах, да! Я уже парочку раз в обморок упала! И это значительно меньше, чем в предыдущие разы. Просто нарадоваться не могу сполна!

Вышло все так. Утром пошла на встречу. И к чему в такую рань было к нему идти. У порога встретила Генри, он уже вышел. И улыбнулся мне. Я сразу поняла, что все будет в порядке. У него бы такое печальное лицо было, я представила, если бы его отчислили. А тут же – все в порядке! Захожу я к директору Фоксу, а он начал шуточки травить. Заметил мое происхождение, у меня кожа отличается от местных жителей. И говорит, что же такая красавица забыла в здешних краях. Я и не сразу нашлась, что ему ответить. Сказала, что меня ветром сюда занесло. Он улыбнулся и начал свой монолог. В общем, заключался он в описании всевозможных тварей. Цель была ясна – отвадить меня от опасного сектора. Я заверила его, что больше там не появлюсь. Даже сама была в этом уверена. Но, вот, когда увидела зонт. Он его из ящика стола достал и говорит:

– Кстати, это не ваша штуковина? Я не люблю все эти зонты, но мне и самому приходится ими пользоваться. Конечно, он у вас странноватый и похоже необычный. И не знаю, зачем мне его передали…

Тут он посмотрел на меня. Увидел, что мои волосы несколько промокли. Нового зонта я купить еще не успела. Да и не хотелось особо. Так вот. Посмотрел на меня и вернул зонт. Я постаралась скрыть эмоции. А сама внутри радовалась как дикий зверек свободе. Думала, что же буду делать с ним. Куда пойду и что совершу. Получила зонт, поблагодарила и вышла.

Увидела Генри, он глянул на зонт и глаза у него на мгновение округлились. Странно… Почему он так удивился? Я подошла и поблагодарила его. Он заслужил. На этот раз. Не думаю, что заслужит на следующий раз. Но на этот заслужил. Тем более – настроение позволяло. Пусть порадуется тоже.

Дома все было тихо. Но я заметила, что эта крыса или другая тварь, что поедает мои фрукты – она вернулась. Я даже обрадовалась. Раньше бы захотела прикончить ее или придушить, а теперь – даже как-то спокойней с ней. Вот так. Привыкаешь ко всему. А потом и не хочется ничего менять.

Завтра устрою что-то примечательное. Я счастлива, папочка.

Спокойных снов. И чудного полета. Пусть по волнам плавно скользит твой корабль надежды. Жду тебя. Привет балбесу Филиппу…

Дневник Генри Коуэлла. Запись восемнадцатая

Ей! Вернули! Зонт! Вот чего-чего… а возвращение зонта я не ожидал. Это самое плохое, что могло произойти сегодня. Да, мы могли бы быть убиты или растерзаны неизвестным монстром. И это было бы страшнее. Гораздо страшнее. Но все к этому катится. Алисия! Лучше бы нас отчислили, но только не отдавали тебе этот злополучный зонт! Ну почему? Почему все произошло именно так? Ведь все могло быть по-другому? Нет… Мой невидимый читатель, я вовсе не злюсь. Ты вообще видел, чтобы я злился? Возможно, я немножечко злюсь. Но, скорее, как мне кажется, это смесь злобы и отчаяния. Я вот на Алисию нисколечко не злюсь, да и на директора Фокса. Но, наверное, на несправедливость на эту злюсь. Почему так? Вот. Это отчаяние. Самое настоящее.

Бррр… Конечно, я скоро приду в норму. А утром буду как новенький. Но не исключено, что завтрашний день – будет последним днем в моей не очень продолжительной жизни. Ведь, как я успел убедиться, Алисия не любит попусту тратить свое время. Мне ее хоть и жалко. Ну, знаете – потеряла мать и страдает… Но почему нужно страдать и переживать все именно таким образом? Да, может, я сегодня рассержен. Но ведь нужно иногда. Я вот итак редко нервничаю. А тут… Тут просто непредвиденная ситуация. И ничего не поделаешь ведь. Я уже морально готовлюсь к бою. Ну не знаю, что на это раз. Но я готов.

Я как увидел ее из кабинета выходящей и сияющей, так сразу понял, что что-то тут не так. А потом вижу в руке у нее зонт и так удивлен был, что это не осталось незамеченным Алисией. Уже думал, может отобрать его и сломать. Да не получилось бы. Он же очень прочный – это злополучный зонт. Лучше бы у нее фотоаппарат был, было бы куда лучше, нежели он. Я выговорился, мои невидимые!

Да… Кстати, насчет того дома, ну который снес кто-то с лица земли. Оказывается, в нем жил друг моего отца. Помните, он еще переживал. Его до сей поры не нашли. Может тело унесло? Или его кто скушал? Да никто не знает. А вот мне кажется, что это неспроста все. Ну, кому нужно целый дом сносить. Наверное, в нем важное что-то было. А метеоролог кое-что знал. Это только мои догадки – все ведь думают, что это циклон снес дом. Но, разве они не видят, какой уж там циклон?! Если все в округе целехонькое стоит-постаивает? Не скажу… в чем тут дело… но что-то за этим стоит интересное.

Нет, вы не думайте, что и у меня появилась склонность к приключениям. Это не так, далеко не так. Я это из любопытства все предположил. Не более.

Ну что? Дорогуши мои, невидимочки. С опаской ждем завтра. И молимся! Снова нужна ваша помощь!

Алисия Гровс. Дневник. Запись восемнадцатая

Здравствуй, Папочка. Знаю, ты там, в будущем очень любишь читать мои приключения. Надеюсь лишь, что они не останутся незаконченными. Очень хочется всегда домой вовремя возвращаться и все записывать в дневник. Не хочется лишь остаться где-нибудь… Не будем о плохом. Да. Что я. Со мной все в порядке. Правда, правда. Вот сегодня, если я пишу тебе дневник, то значит все в порядке. Хотя, я теперь не вполне уверена, в порядке ли или нет. Но, раз пишу, значит точно – все хорошо. Тут такая история!

Я в половине десятого заглянула к Генри. Открыла мама. Я увидела, как он сидит на стуле, а за спиной у него маленький рюкзачок. Ну, точно турист! У меня сложилось ощущение, что он приготовился заранее. Мама мне так улыбалась, так улыбалась. Я даже неловко себя почувствовала, хотя, сохраняла серьезное выражение лица. Едва выдержала напора ее счастливых глаз. У нее был миллион вопросов. Я сказала лишь, что нам срочно нужно идти. Кажется, ее улыбка стала еще больше. Везет же Генри! Папочка, помнишь, наша мамуля тоже была счастливая, улыбалась постоянно. У нее улыбка еще такая спокойная была, как песня. Как тихая песня. Не забуду ее!

Мы вышли из дома. Я не стала медлить и сразу заявила, что не стоило брать с собой ничего. Он сначала молчал, как бы раздумывая, стоит ли мне отвечать или не стоит, а потом проговорил так тихо:

– В рюкзаке бутерброды и будильник. Вот и все.

– Ну, на кой черт тебе будильник?!

Я хоть и была в приподнятом настроении духа, все равно решила третировать Генри.

– Откуда я знаю. Мама положила.

Загадка на загадке.

– Может, ты все-таки знаешь! Зачем нам там будильник!

– Я не знаю, где это там. И куда это мы идем. Если бы знал, то придумал бы, может и пригодился бы. Мне кажется, что она так подшутила надо мной. Она сказала быть дома к семи… И думаю, будильник прозвенит в семь. Вот и весь мамочкин секрет.

Я не нашлась, что ответь на его вопрос. Лишь хмыкнула и больше не разговаривала. Меня больше интересовали тайны закрытого сектора. Что же там может таиться. И найду ли я что-нибудь… касающееся моей мамочки?

Мы обошли три дома. Заглянули в каждый подъезд. Старались аккуратно пробираться по хрупким деревянным лестницам. Будь мы потолще, доски наверняка бы сломались под нашим весом. Двери многих комнат были заперты. А другие открыты настежь. Но все прогнили насквозь. Не составляло труда их выбить. Мне даже не приходилось просить Генри о помощи. Они и так разлетались в щепки. Очень старые… Древние, можно сказать. Сколько они тут. Наверное, людей то уже позабыли.

После обеда мы остановились в холе одного старинного магазинчика. Конечно, ничего из товаров уже не осталось. Все, что было сгнило. Но, к удивлению, кожаные диванчики были целыми и я, вспомнив про еду в рюкзачке Генри, сказала ему, что пора бы сделать привал. Кажется, он даже улыбнулся. Но мне так только кажется. Или он тоже старается не выдавать мне своих эмоций. Ух, покажу я ему! В следующий раз будем до вечера голодными ходить!

Генри распаковал бутерброды, и мы перекусили. А я еще удивлялась, откуда в этом магазинчике такие удивительные кресла. Из кожи. Она же целая и невредимая. А тут, может, сотни лет прошли, как никого не было. Влага и время должны были сделать свое дело. Удивительно! Может, они из кожи какого-нибудь зверя сделаны?

Никто не ожидал. Но пренеприятная встреча с мерзким голуболицым копом повторилась. Сначала, я думала, что к нам в гости заглянул покойник. Но это оказалось не так. Это был тот самый полицейский, который уже один раз отобрал у меня зонт. Мы отдыхали на креслах, а он с двумя напарниками в черных плащах вошли внутрь, увидел нас и так криво улыбнулся:

– Я не надеялся здесь вас увидеть. Но, смотрю, каникулы плохо влияют на детей. Куда же смотрят ваши родители… – он задумался на секунду. – Да какого черта вы тут делаете! Разве вам не говорили, что тут до чертиков опасно! Вас точно вышвырнут из школы!

Я поглядела на Генри. Не знаю, что со мной случилось, но страха не стало. Генри понял меня и даже нагло улыбнулся. Хотя, я не ожидала от него такой дерзости. Внешне, он больше похож на пай мальчика. И тут цепочка неожиданностей продолжила свой монотонный монолог. Улица, до этого хорошо видимая, покрылась непроницаемым туманом.

– Насколько мне известно, никаких туманов сегодня быть не должно. Я смотрел сводки! – Удивился Генри.

– Спокойно, Генри. Я думаю, что вам следовало бы представиться, прежде чем пугать нас?

Даже несмотря на туман, я чувствовала, что не дам слабину. Туман, даже придал мне сил. Теперь мы все в одной связке – одной ловушке на всех.

– Капитан Райгард, – у него на шее вены от злости вздулись. – Я приложу все усилия, чтобы вы были отчислены с позором, Алисия.

– Спасибо, вы уже постарались один раз. Думаю, во второй раз у вас обязательно получится. Пойдем Генри, пусть они тут пережидают. А мы поднимемся наверх. Не беспокойтесь, мы не сможем от вас сбежать. Только сумасшедший будет бежать в туман.

Мы пошли на лестницу, а я чувствовала, как сверкают его глаза.

– Постойте, мне нужно задать пару вопросов.

Я подтолкнула Генри и шепнула, чтобы он как можно быстрее поднимался наверх. Когда мы поднялись на второй этаж, то внизу послышался топот Капитана Райгарда – синелицый придурок гнался за нами. Я уже предвкушала, как обрушится часть лестницы и погребет его под собой. Но он успел подняться раньше, чем это произошло. Я хоть и улыбалась, но внутри у меня улыбка была наоборот. Я чувствовала жуткое разочарование.

– Вы знали, да?! Хотели убить меня?

Я чувствовала к нему неприязнь. Два напарника остались внизу и спрашивали Капитана, все ли с ним в порядке. Меня выводила из себя чрезмерная серьезность синелицего, которой, как мне казалось, здесь нет места.

– Мы уходим. Если хотите, то оставайтесь здесь.

В очередной раз за моей спиной раздалось тяжелое дыхание.

– Стойте, я с вами еще не закончил!

Я не обратила на эти слова внимания и дала знак Генри, чтобы и он оставался равнодушным. Папочка, конечно, может это выглядит противозаконно. Но этот человек, как мне кажется, заслуживает такого отношения. Он же изначально посчитал нас преступниками, вот пусть и расплачивается за свое не вполне верное мнение!

Генри пожаловался мне, будто чувствует что-то странное. Я посмотрела на него как на больного. Он скривился, не знаю от чего. Заявил, что ему дышать трудно. Что-то шею сдавило. Но ведь этого не могло быть, даже в тусклом освещении, я видела, что его шея оставалась свободной.

– Не беспокойся, просто ты переволновался.

Попыталась выломать дверь. Думала, что она легко поддастся. Но это оказалось не так. Не только диванчик здесь был как новенький, но еще и двери. И тут мне в глаза бросилось то, что второй этаж, словно и не был тронут временем. Обои сохраняли естественный цвет, а лампы… Я дернула за выключатель, и свет включился по всему коридору! Этого просто не могло быть! Модель ламп была настолько древней, что даже в музеях они давно перестали работать! Удивительно! У меня голова пошла кругом. Это все подозрительно выглядело, единственное, что выглядело не подозрительным – так это Капитан Райгерд, который в конце коридора пытался из занавесок себе сделать канат, чтобы спуститься к напарникам.

Все-таки нам удалось взломать одну дверь. Она была не самой прочной, и мы смогли проникнуть внутрь. Отец, ты не поверишь. Там все было таким, словно вот вчера оставили. И книги и мебель и даже занавески. Обычно это все истлевает в первую очередь, а тут оно было новеньким. Я даже чувствовала запах – словно вот, вот тут остановился кто-то, но недавно вышел. Пахло только что затушенной свечой. Удивительно!

Меня заинтересовали книги. Но в это время я почувствовала странное давление на руках и груди, словно кто-то обхватил меня и сжимал. Но Генри стоял рядом, морщился и больше ничего. Я спросила, что он чувствует. Он сказал, что ему все еще сложно дышать. Стало полегче, но он чувствует, как что-то его душит. А я продолжала ощущать давление и оно все усугублялось.

В коридоре раздался крик. Я бы обрадовалась, если бы не чувствовала, что что-то происходить очень странное. Подумала, может голуболицый сорвался со своего импровизированного каната и разбил себе чего. Выбежала и увидела, как он катается по полу. Голова у него покраснела. Я уж думала, что она навсегда у него синяя. Вокруг никого не было видно. Но по тому, как он хватается за шею, я поняла, что он задыхается. И мне стало его жалко. Несмотря на всю неприязнь к нему, мне стало этого червя жалко. Подбежала к нему и начала хлопать ему по спине. Не думала, что это ему поможет. Но, судя по всему, удары позволили ему получить временное облегчение.

Пока Капитан тяжело дышал и старался прийти в себя, его дружки на первом этаже кричали ему что-то. Обещали достать нас и уничтожить, если с их Старшим что-то случится. Глупцы! Тут я услышала, как и они стали кряхтеть. Знаете, словно им глотку сжимали. И мне стало страшно, кто-то или что-то невидимое пытается нас задушить. Я хотела приготовиться к невидимой атаке и зарядить зонт духовной силой. Но … Зонта не было!

Я его же не выпускала из рук! Ну не могла его забыть внизу, даже когда ела бутерброды, то держала его одной рукой! Где он! Побежала в комнату, заметила, что Генри со мной нет. Он все еще был в комнате. Видно было, что ему плохо, но он терпел. Я не понимала, где могла оставить зонт. Ведь мы на второй этаж только и всего поднялись! Еще раз поглядела на книги, огляделась вокруг. Ничего не нашла… Хотела заглянуть в книжки, но тут Генри начал задыхаться. Он упал на пол и схватился за шею. Мне его так жалко стало. Я села на колени и постаралась привести его в чувства, а он глотал воздух и причитал, что его душат. Его глаза покраснели, а голова приобрела какой-то неестественно багровый оттенок. И тут меня потянуло на нежности:

– Прости меня Генри, все будет в порядке. Я обещаю тебе… – ладошкой убрала упавшие на его лицо волосы. – Все будет хорошо, прости меня.

В пылу отчаяния чего только не скажешь! Папочка, вот так вот все вышло. Я уже и не знала, что и делать. Генри задыхался, Капитан Райгард сопел в коридоре, а я единственная, кто оставался в порядке. И то, чувствовала, что скоро эта тварь доберется до меня. А у меня даже оружия не было. И тут я опять вспомнила про книги. Не знаю, что они меня так потянули. Просто вспомнила!

Встала и схватила парочку на столешнице. Открыла и к удивлению не обнаружила текста. Они были пусты. А названия исковерканы. Вместо одних букв могли стоять совершенно другие. Словно их составлял кто-то неграмотный. И зонт… Мне что-то подсказывало, что и зонт, и туман, и эти удушения взаимосвязаны.

Генри перестал пыхтеть. Вновь задышал спокойно, но продолжал лежать на полу.

– Алисия, если ты выживешь. Я хочу сказать тебе, что ты была… что ты была отличной Сестрой…

Не успел Генри излить всю свою искренность до конца, как меня схватил приступ. Теперь эта тварь добралась до меня. Ох уж как это больно и нелепо. Даже и не знаешь, кто тебя хочет прикончить! Насколько я знала – невидимок не бывает. Значит, кто-то душит нас в реальности. Но тут никого не было. Значит…

Думай Алисия! Книжки, туман, появившийся ниоткуда, кожаный диван, нетронутые временем лампы… Думай! Иначе умрешь! И тут я поняла! Если душить нас могут только в реальности, значит это! Но ответ все не приходил мне в голову. И тут я услышала звонок будильника. ДиньДиньДиньДинь… Где это звенит? Портфель Генри остался внизу. Он не мог, просто не мог так громко звенеть. Это звон был рядом. Так… Думай! Будильник настоящий! Он рядом… А это все… это все… Это все не настоящее! И зонт – надеюсь, он у меня до сих пор в руке! Я собрала последние силы и вложила их в зонт!

Ух, я вышла из себя! Даже не смотря на то, что я это все наугад делала! Даже несмотря на это удар был такой силой, что я потеряла сознание! Очнулась от того, что Генри хлестал меня по щекам. Было больно, но я терпела. Мое тело до половины было измотано какой-то мерзкой паутиной. Рядом с нами нервно шевелили многочисленными паучьими лапками ужасные диванчики. Мерзость! Едва освободишься от паутины, я прикончила их. Что за твари! Еще парочка таких же пыталась придушить корчащихся в полубреду на полу копов. Я их тоже отдубасила, так что и мокрого места не осталось. Туман на улице исчез бесследно.

Пока эти придурки приходили в сознание – мы скрылись. Конечно, мы их на улицу выволокли. Чтобы их еще кто-нибудь в том здании не попытался прикончить. Но мы постарались убраться подальше от Капитана Райгарда. Это голуболицего зануды. Надеюсь, он подумает, что это ему только привиделось!

Папочка, я знаю, что ты. Вот если читаешь эти строки, то переживаешь сильно за меня. Но знай, я у тебя сильная и самостоятельная. Я обязательно найду мамочку… Найду!

Я чертовский устала. Спасибо, что следишь за доченькой. Я спать.

Скользи там на своем фрегате. Попутного ветра!

И не садись ни на какие диванчики, я тебя прошу…

Дневник Генри Коуэлла. Запись девятнадцатая

Еще никогда в моей жизни я не ощущал так близко этот липкий страх… страх смерти. Жуть. Так и не понял, что произошло на самом деле. И дома ли я. Может и это все вымысел. Такие случаи меняют твой взгляд на многие вещи. Ценю Алисию. Хоть это и она виновата в том, что нас чуть не придушили эти твари, но все равно спасибо! Другие всю жизнь проживут и даже никогда не узнают, что такое вкус опасностей и приключений. Я не чувствую себя героем. Героического я ничего не сделал, но какой-то внутренний стержень во мне подрос. Остро ощущаю его.

Все очень странным было. Все эти события. Дом, Капитан Райгард, опасность. Алисия, которая вдруг стала немножко другой. Конечно, смелость следовало проявить мне. Но как, когда ты не знаешь кто твой враг. Выходит, что смелость не всегда помогает. Иногда нужно думать головой, чтобы понять, кто же на самом деле на тебя напал. Удивительно.

Все эти диванчики из головы не выходят. Дома на своих вертелся весь вечер, проверяя, все ли в порядке. Надеюсь, скоро пройдет это чувство. Словно что-то не так. Это остаточное, думается мне. После опасностей всякое бывает.

До сих пор стоит перед глазами этот недоделанный кокон на мне и Алисии. Я очнулся когда, то сразу его начала снимать с себя. Мне казалось, что я на втором этаже. А когда очнулся, то понял. Что ничего то и не произошло. Мы так и уснули на диванчиках. Конечно, сейчас я понимаю, что это какая-то разновидность насекомого хотела нас сожрать. Она и усыпила нас. Что-то похожее на сороконожку. Извините, мои невидимые, что пишу так нескладно. Сам не пойму, что произошло, да еще воспоминания об их мерзком виде не дают покоя.

Снял я кокон с себя, потом с Алисии и разбудил ее. Хорошо, что я только очнулся от удара ее зонта, а то ведь мог и сознание потерять. Но, видимо, она весь удар опять на себя взяла. Как пришла в чувство, то сразу расправилась с этими диванчиками-насекомыми. Отравительное зрелище… у них там миллион мерзких лапок. Удивляюсь, почему они нас хотели медленно усыпить и придушить, а не разорвали на части.

Очень надеюсь, что Капитан и не вспомнит о нас. Очень на это надеюсь. Хотя, судя по его мерзкому выражению лица, навряд-ли это произойдет. Главное, что у него доказательств нет. А выглядеть идиотом перед школьным управлением, думаю, ему не хочется. Это радует.

Спокойной ночи. Странно все это.

Алисия Гровс. Дневник. Запись девятнадцатая

Думаю, что все уже спят. Лисси точно спит. А я вот свечку зажгла и начну писать тебе, Папочка. Уж не знаю, как ты там. Расскажу про себя. Слушай внимательно. Сегодня утром в половине восьмого в нашу дверь постучали. Я думала, что это счастливое воскресное утро проведу в кровати. Но как бы ни так! Утро началось со стука в дверь. Ровно в половине восьмого. Пока я спустилась со второго этажа, постучаться успели еще приблизительно два раза. Это меня очень насторожило. Никто не должен был заявиться в такую рань. Даже разносчик газет не стучится в дверь, а проталкивает газету в специальное отверстие.

Только хотела открыть и мысль в голове, а вдруг на улице вновь туман? Всякое может быть, выглянула в окошко. Там была обычная погода, шел небольшой дождик. Чудь подальше я увидела часть кареты. Значит, ко мне посетители. Даже и не догадывалась, кто это мог. Вот в такую-то рань. Собралась с духом и открыла дверь. В момент открытия двери я поняла одну очень нелицеприятную вещь. Я не знаю, за сколько же миллисекунд на моих щеках загорелся румянец, но это явно произошло раньше, чем дверь успела открыться. А мысль в голове пронеслась следующая – я до сих пор в розовой пижаме! Дверь открылась и я увидела самое страшное, что могло меня ожидать. Передо мной стояла женщина – мать Генри. Чуть подальше – сам Генри. А у самой кареты – отец Генри. Мне могло показаться, но у Генри даже приоткрылся рот от изумления. Я уже было хотела закрыть дверь обратно, но мама вошла в дом. Успела взять меня за руку и повела куда-то со следующими словами:

– Алисия, мы сегодня отправляемся навестить твою сестренку Лисси. Карета готова. Это же последний день каникул? Когда ты еще успеешь повидаться с ней? Правильно, ждать еще долго. По этой самой причине мы и решили выехать сегодня.

Я была заворожена ее кожей, волосами и алой помадой на губах. Лишь попыталась возразить:

– Но…

– Не беспокойся, я помогу тебе собрать все необходимые вещи. А завтра утром мы уже вернемся. Где твоя комната?

Мы поднялись на второй этаж, а она не переставала болтать.

– Удивительно, у вашей семьи такой дом, а ты живешь в такой маленькой комнатке. Но, должно быть, тебе здесь уютней. Прекрасный выбор. А сколько у тебя разных безделушек. Можно посмотреть?

Я хотела возразить, но подумала, что возражения бесполезны. К тому же румянец еще не сошел. В голове роились мысли, мешали думать. Вообще, в таких неожиданных ситуациях рассудок оставляет человека наедине с самим собой.

– Скорей собирай вещи, мы должны успеть к обеду. И переоденься, ах. Если ты стесняешься меня, то я могу выйти.

Конечно, я стесняюсь! Подумала я. Ну как же так, к тебе в дом врываются едва знакомые люди и…

Мы выехали без десяти восемь. И ехали около трех часов. В дороге мама Генри постоянно задавала мне всевозможные вопросы. Кстати, она мне так и не представилась. Сначала, я относилась к ней не очень дружелюбно. Конечно, я не выражала свое недовольство открыто, но для меня казалась странной эта неумеренная открытость…

Свеча потухла… сейчас, зажгу снова. На улице ветер и окно открыто. Секунду, Папочка…

Так вот. Я была настороже, а потом привыкла к ней. У Генри странная семейка. Видимо это у них наследственная черта – по всем головам прошлась. Незадействованных не осталось. Вот так мы и проболтали всю дорогу. Она говорила большую часть времени и постоянно улыбалась. Меня эти губы просто гипнотизировали, а помада. Красная, красная!

Папа у Генри только и делал, что улыбался. Он сидел напротив сына и так на него поглядывал периодически, отчего тот краснел и смущался. Я поняла, что у них между собой какая-то тайна. Но смысла не поняла, чего краснеть то всю дорогу!

По приезду нас встретила прислуга и сразу же усадила за стол. Стол был длинным, даже чересчур. Я сидела напротив Лисси, и та мне так мило улыбалось, что мне стало неловко. Неловко за тот случай, когда я фактически бросила ее, оставив мокнуть под холодным дождем.

Отмечу, что сегодня уже было прохладно. Кажется, даже пар изо рта шел.

После обеда мы гуляли в парке часов до пяти. Я продрогла вся. Нужно был теплее одеваться, а вернуться дом мне гордость не позволяла. Генри мне три раза предлагал плед, но я в порыве самодовольства отказывалась. Хотя, Лисси согласилась с первого же раза. Она мне рассказывала всякие истории. И откуда она их набралась? Я ожидала встретить кого угодно, но не такую всезнайку!

Генри фотографировал опавшую листву. Я пару раз подставила ему подножку. И оба раза делала невинное лицо. Кстати, если нас одеть в одну и ту же одежду – то нас с Лисси не различить! Мне так хотелось позлить этого обалдуя, что я не могла себя сдерживать просто. К тому же, я не любительница пеших прогулок. Дедушки и Бабушки в поместье не было до самого вечера.

Перекусив после прогулки, Лисси забрала меня с собой. Мы пошли в странное место. Я не сразу поняла, что это за многочисленные полки. Как оказалось – это огромные стеллажи с книгами! Я подумала еще, что их тут миллионы! И Лисси заявила тут же, что прочитала уже одну четвертую. Когда она успела!!! Мне не верилось. Около трех часов она мне показывала свои любимые и рассказывала разные истории. Я попросила, чтобы она рассказала мне про Селефаис. Она мне описала прекрасные зеленые луга, вечно молодое солнце, изумрудные рощицы и тихие ручьи… Несколько странно слышать то, что хочешь из чужих уст своим голосом, но приятно.

Конечно, я сначала злилась на эту зазнайку, но немного. Вообще, не пойму, почему-то не могу сильно злиться в незнакомой обстановке. Где за меня что-то решают. Ну не мое поле боя, Папочка.

Вечером после позднего ужина мы с Дедушкой Генри вышли на обход поместья. Я с ним увязалась сразу же, как увидела Арбалет. У него был самый настоящий. Отец, я знаю, что девочки не должны интересоваться стрелковым оружием, но я не удержалась. Дедушка добродушно рассмеялся и взял меня с собой. Я даже постреляла по вековым деревьям. Хорошо, что у них толстая кора и им это не вредит. Ведь в городе деревья это редкость. Самая настоящая.

Что-то спать хочется. Глаза слипаются…

А потом дед сказал:

– Посмотри вниз. Это туман там? Может меня зрение подводит?

Действительно, по городу, со стороны моря стелился туман. Он был коричневым, точно таким же, как и в прошлый раз.

– Да, это туман. Такой же странный, как на прошлой неделе.

– Сколько здесь живу, впервые вижу такой. Обычно туман приходит с другой стороны острова, а тут…

– Что-то не так, верно?

– Да, непростой он. Какой-то неестественный что ли… Ну ладно, нам пора, надеюсь, наш дом не скроет. В прошлый раз он скрыл только часть города.

Мы вышли из рощи, и пошли в сторону дома, который приветливо светился окнами.

– Часть города?

– Да, разве ты не знала? Большая часть не была под этим туманом. Я и говорю, что он какой-то ненастоящий.

Я в голове связала это сразу же с домом метеоролога. Как-то да это связано.

Скоро свеча догорит уже. Спокойной ночи, Отец. Я найду маму, честно-честно. Скользи…

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцатая

В половине седьмого я был уже в кабинете отца. Он на меня долго и испытующе смотрел. Ехидная улыбка не покидала его глаз, а потом распространилась и на губы:

– Сынок, ты же помнишь, я говорил тебе про моего друга, которого похитили. Так вот, он был достаточно известным Метеорологом. Но это не все. Он с одним специалистом организовал проект по восстановлению башни ветров. Да, я знаю, что знания как она работает давно утеряно, но их это не смутило. Ни капли. Его звали Стен Кайхер. Видный был парень.

Он замолчал и закрыл глаза. Улыбка сошла с его лица. Словно и ветром сдуло. Наверное, подумал о чем-то неприятном. Скорее всего, так и было. А потом решительно поглядел на меня и продолжил:

– Но и это еще не все. Сегодня вечером приезжает его коллега по работе. Он еще не знает, что Стена похитили. И, я боюсь, что и ему не поздоровится. Совет не верит, что мистера Кайхера похитили. Мне пришлось нанять охрану, которая встретит профессора Оппентайгера. Но я все равно боюсь, что это не поможет.

Он опять замолчал. Теперь уже надолго. И я не выдержал:

– Тебе же важно было мне просто все рассказать? Ты и не собирался просить совета. Тебе просто важно держать меня в курсе своих дел.

– Да, все верно. Запомни этот разговор. Думаю, он скоро будет играть важную роль.

– А откуда этот профессор, и в какой области он специализируется.

– Он из Селефаиса, а специализация Синептика.

– Это чтобы запустить башню? Я верно понимаю?

– Я не знаю. Это их дело. Но, видимо, если мистера Кайхера похитили, то значится следующее – проект показался кому-то достаточно интересным.

– Интересным?!

– Интригующим, сын!

Отец опять улыбнулся. Словно и не было никакого тяжелого разговора. Странное у него чувство юмора. А мама заглянула в комнату и спросила, готовы ли мы. Я сообщил, что собрал вещи. Отец тоже кивнул. А потом поглядел на меня и спросил нравится ли мне Алисия. Я даже сглотнул. Неожиданный вопрос был. Да, она, конечно, нравилась мне. Но с ней было приятно. Не всегда особенно приятно. Но мне нравилось. А тут вопрос в другом ключе, неожиданный вопрос. Он спросил, нравится ли она мне как девушка. Ааа! Я язык проглотил, а он и говорит со своей улыбочкой:

– Понятно! Понятно, дорогой сын.

– Я ничего не сказал!

Он не ответил и вышел из кабинета. Потом мы заехали за Алисией и забрали ее к бабушке и дедушке. На последний выходной пусть с сестрой увидится. Эта безумная идея принадлежала маме. Папа согласился, ему нравилось делать всякие необычные вещи. А мама умело их выдумывала. Я думал, что Алисия откажется. Но, со стремительностью моей матери справится неподготовленному человеку практически невозможно.

Всю дорогу я краснел. Отец еще улыбался так. А мне еще хуже становилось. Вот ведь мерзкий тип! Выдумает себе, а потом думай, что он там навыдумывал. В общем, нравится ему ставить других в трудные, а порой и безвыходные ситуации.

День был длинным, не буду вникать во все подробности. Алисия была сама не своя. Я ни разу не слышал, как она чертыхнулась. Что порадовало меня. Не очень хотелось, чтобы Лисси переняла самые лучшие черты сестренки.

Вечером с окна я наблюдал, как Алисия прогуливается с дедом по роще. И за рощей, за холмами лежал Город Дождей. И его постепенно накрывал серый туман. И что-то мне подсказывало, что папа был прав. Скоро и Оппентайгера может не стать рядом с нами. И кому это только нужно? Надеюсь, его не сожрет какая-нибудь гигантская зеленая гусеница.

Ох! Мои невидимые, спасибо вам за помощь. Вы помогаете! И не спорьте. Нужно учиться принимать благодарности. Я спать. И вам тоже уже пора.

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцатая

Я проснулась сегодня с какой-то болью. Боль была и в сердце, и в горле. Может меня продуло? Отец, но сердце продуть не могло. Мне приснился жутковатый сон. Я была в комнате. Обычной такой комнате. Словно и знакомой мне. Помню, что двери были из хорошего дерева. Вполне обычная комната. Даже уютная. И тут я заметила прямо перед собой деревянный манекен. Знаешь, такие в магазинах на витринах стоят. Нижняя часть представляет собой подставку с металлической трубкой, а верхняя – туловище. Голова и руки обычно у такого манекена отсутствуют. Так вот, на этом манекене была мамина одежда. Я смотрела и недоумевала, что она там делает. Помнишь ее красные рукава в крупный горошек, Папуля? И мне так дурно стало от этого манекена в комнате, что я попыталась выйти. А когда открыла дверь, то попала на небольшую фабрику. За швейными машинками стройными рядами сидели девушки и все в один раз подняли на меня глаза. И у каждой эти рукава в горошек. Они смотрели, не отрывая взгляда, и при этом приклеивали белый горошек на красную ткань. Жуть. Тут я почувствовала, как приближается ко мне этот манекен. Четко услышала скрип металлической подставки о паркет. И проснулась. Болело горло и сердце.

Туман к утру рассеялся и мы выехали в город. К двум часам дня я была уже на школьном собрании и слушала мистера Фокса. Он немного поднял настроение. Несмотря на то, что он говорил банальные вещи, из его уст они казались не такими банальными и даже обновленными. Он определенно обладает харизмой.

Генри мне все порывался рассказать о каком-то Оппентайгере, но я упорно игнорировала его. Не хотелось сегодня ни с кем разговаривать. Это все сердечная боль. И еще я начала замечать красный. Если кто-то шел в красном, то я обязательно начинала искать горошек. Может, я просто переутомилась? А, Папуля? Как ты думаешь?

А вечером по радио сообщили, что в бухте исчез целый корабль, а вместе с ним видный ученый – профессор Оппентайгер. Мне стало интересно. Но Генри все же звонить не хотелось. Решила завтра выяснить кто этот человек.

Запас моих фруктов снова была подорван невидимой тварью. Я лишь благодарю ее, за то, что она оставила мне половину. Это очень предусмотрительно с ее стороны. Иначе, я бы захотела ее прикончить!

Отец, скользи по волнам. Пусть облака будут свежими, а ветер попутным. Привет Филиппу, скажи ему, что я ценю своего Братца. И я не больна, просто, вдруг я не успею ему это сказать. Спокойной ночи.

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать первая

Алисия! Ну что же за характер у нее! Сегодня весь день пытался ей рассказать, что профессора Оппентайгера похитили. А она все нос ворочала! И не в духе была утром. Может ей приснилось чего? Не знаю. Иногда, я этих девушек не понимаю. Что у них там, в голове за механизмы. Да чего там. Я маму то до сих пор понять до конца не могу. Она со своей этой непредсказуемостью и интуицией настоящие чудеса непонимания вытворяет! Куда мне.

Мы приехали в город, отец сразу же связался с советом. Его опасения подтвердились. Он не сильно расстроился. Хотя, по глазам было заметно, как он переживает. Я пока не понимаю, какие последствия могут быть у этого. Но, как мне кажется, они того стоят. Я о том, что раз уж двух человек похитили таким необъяснимым и странным образом, то значит это того стоило.

Оппентайгера не обнаружили в воде. Долго искали, но так ничего и не нашли. По всему берегу плавают обломки корабля. А вот ни тел людей, никого из экипажа не нашли. Значит, корабль прибыл. Но был тут же уничтожен. И как они умудрились забрать всех людей. Сначала забрали, а потом взорвали корабль? Вот уж странный способ похищать людей!

Вечером отравился на экспрессе до набережной. Той самой, где похитили профессора. Как я и ожидал. Все целое, кроме корабля. На берегу было миллион щепочек и осколков разного размера – от крохотных, до совсем больших. И много еще плавало в воде. Туман уже рассеялся, но сумерки сгущались, и не было видно, есть ли кто в море или нет. Одни лишь щепки. Я постоял несколько минут, в надежде, что мне удастся узнать что-нибудь интересное и дождался. Из сумерек вынырнула лодка. Я не видел ее раньше, видимо она плавала между большими судами. И фигура в ней показалась мне очень знакомой. Это был горбатый старикашка, которого я уже видел у дома Стена Кайхера. Совпадение мне показалось подозрительным.

На берегу стояли пустые ящики. Я спрятался за них, ожидая, когда лодка причалит к берегу. Поймаю этого олуха и выбью у него что-нибудь интересное. Не совсем я был уверен, что смогу его сильно поколотить. Ведь в этом профессионал Алисия, а не я. Но у меня же был тяжелый фотоаппарат и я бы мог пригрозить им, вдруг старикашка и не знает, что это такое.

Лодка уже причалила, и я приготовился выбежать. И тут услышал шаги. Тяжелые такие шаги. Потом раздался писк, стон и послышался властный голос:

– Что это мы тут делаем?

– Капитан…

– Я жду ответа.

И я понял, что старика поймал Капитан Райгард. И высунуться сейчас было не самым лучшим решением.

– Я. я собирал мусор на берегу.

– Ты скрылся от меня у дома Стена Кайхера. Неповиновение властям сурово карается!

– Я не видел вас, честное слово! Может, напугался чего!

– Дак, что же ты тут делаешь?

– Пытаюсь заработать на жизнь, вот побрякушки собираю. Может, удастся продать!

– Ты всерьез хочешь в участок? Уверен, что там станешь разговорчивей?

– Нет, Капитан! Просто деньжат нужно…

– Куда тебе деньги?

– Хочу купить билет…

– Я не думаю, что билет в метро – это проблема для тебя.

Старикашка закряхтел. Он тяжело задышал.

– Ходят нехорошие слухи. Все, кто может, покидают город. Вы, наверное, заметили это. Смотрите, корабли по полной загружены. Не все знают, но многие думают, что что-то произойдет нехорошее. Это все из-за серого тумана. Вот слухи, слухи… И коплю деньги на билет. Не хочу в пустыню. Хотя бы до зеленых долин добраться!

– Где это такие слухи ходят?

– Да среди таких же, как я… обездоленных…

– Знаю я, какие вы обездоленные. Еще есть что сказать?

– Нет! Больше нечего!

– Проваливай!

– Спасибо. Спасибо.

– А мешок оставь здесь!

– Но…

– Участок всегда открыт.

– Ладно…

Они разошлись. Капитан Райгард еще некоторое время бродил по берегу. А лица у него совсем не было видно. Дождался пока он уйдет и поехал домой. Чуть было не опоздал на последний экспресс.

Не понимаю, что тут происходит. Чувствую лишь, что это очень важно. Дорогие и невидимые, молитесь за город! Что-то да будет!

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать первая

Мне снился страшный сон. Снова этот сон. Снова я в комнате с немым манекеном. А потом я открываю дверь, делаю шаг вперед и вижу перед собой миллионы белых кружочков на красном небе. Их бесчисленное количество, а потом скрежет за спиной. Это манекен, я боюсь обернуться и просыпаюсь.

Все-таки я простудилась. Проснулась и поняла, что ужасно болит горло. Но в школу я все равно пошла. Надеялась, все будет хорошо. Но ничего, упорство мое сегодня меня подвело. Мне стало только еще хуже. Пришлось отправиться к школьному врачу, а тот велел мне идти домой. Но у меня так голова кружилась, что я еще час просидела в парадной. Сидела и смотрела на противоположную стену. И ничего не видела перед собой. Вспоминала маму.

В детстве она всегда делала мне маленькие подарочки. Я находила их под подушкой, на чердаке, в тарелке с супом, среди горшков с цветами. Они были простыми и одновременно желанными. Они как отражение моих переживаний в те годы, когда я еще была малышкой. Это мог быть красивый цветок, изумительная брошка из ткани или маленькое чудо. Я любила эти маленькие чудеса больше всего на свете. Однажды, я поранила руку о нож. Пыталась нарезать хлеб тонкими ломтиками и порезала ладонь. Ох и сколько крови-то вытекло! Мама поднесла свою ладонь к моей, закрыла мои глазки рукой и я ощутила приятное тепло, покалывание. А в следующий миг рана исчезла! Только испачканный стол напоминал о моей невнимательности.

Папа, ты всегда говорил, что мама необычная у нас. Ты и мне это говорил. И если бы не эти чудеса, я бы так ведь и не поверила. К сожалению, мамочка не научила меня ничему, что умела сама. А она умела удивлять! Вот если бы сейчас она была рядом, я бы спросила у нее, как же она это делает?!

Закашлялась… наверное, придется завтра просидеть весь день дома…

Генри увидел меня в парадной и встревожился. Казалось, чего ему переживать, ведь с ним все в порядке. Я теперь даже не злюсь на него, когда он делает что-нибудь выходящее за рамки дозволенного. Он, видимо, услышал мой кашель и сразу все понял. Взял мою сумку и предложил пойти домой. Я ничего не сказала, встала и пошла следом за ним. Мы расправили зонты и дошли до самого дома. Молча. Я не знаю, чего он молчал всю дорогу. Иной бы задал вопрос, а тут у него был такой серьезный вид, что даже несмотря на мое состояние, мне стало интересно.

– Генри, что с тобой?

– Ничего.

Как я его не упрашивала, он не отвечал. Сам не свой. Проводил меня до дома и попрощался. Потом еще звонил вечером, спрашивал, как я себя чувствую. А я сказала, что чувствую хорошо. Все равно он знает правду.

У меня сейчас голова очень болит и кашель. Где я так простыла… плохо болеть. Даже не вырваться никуда. Болезнь – это худший враг. Тут атака в лоб не пройдет. А жаль.

Отец, доброго тебе плавания. Пусть облака всегда расступаются перед тобой. Попытаюсь уснуть, может, поправлюсь к утру. Если нет, то останусь дома.

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать вторая

Раньше в городе дождей никогда не было серого тумана. Никогда! Я с детства живу здесь и ни разу его не видел. Был обычный белый плотный туман. И о нем сразу же предупреждали метеорологи, которые брали все свои прогнозы на башне ветров. А эта самая башня была древней, древней. Разобраться в устройстве всех ее механизмов так и не смогли, зато приспособили для прогнозов. Изучить же остальное оборудование хотели потом. Думали, наступит стабильность, тогда и начнем. Насколько мне помнится из истории, башня ветров всегда была местом таинственным и загадочным. Эта реликвия единственная, которая сохранила свою полную работоспособность. Единственное что, так это – в ней никто не мог разобраться. Я уже говорил, что город был основан повторно сравнительно недавно. До этого времени он был заброшен. Вот почему сохранилось так много памятников старой эпохи.

Я же о тумане. Туман он привычный гость у нас. И все к нему привыкли. Привыкли запирать все окна и двери на замок и на улицу не высовываться. Все в порядке вещей. Откуда же взялся серый туман и почему во время его появления обязательно что-нибудь происходит? Не понимаю.

Утром, как проснулся, сразу об этом задумался. Я уже видел гигантских животных. Взять хотя бы гусеницу, что была в подземке. Она же просто огромной была! Но она не в состоянии уничтожить целый дом. Это какой же ей размер нужно придать, чтобы она могла заглотить целый корабль? И возможно ли такое вообще. Дорогие мои и невидимые, может, вы знаете? Может и знаете, но свои проблемы то решать мне самому нужно.

Алисия заболела. Я заметил ее в школе, у выхода. Она сидела, вид у нее был не лучший. А у меня в голове все эта гусеница вертится. Я пытался представить, какой же она должна быть. А еще туман и огромный силуэт. И так жутко стало. Бррр… А тут Алисия сидит с нездоровым видом. Я машинально отвел ее домой, словно сестру. Хотя, это же не так. Отвел и пошел домой. А сам всю дорогу думал об этой гусенице и о тумане. Представлял, кто это, если не гигантская гусеница. Уже видел, как она дом сносит. И может ли она плавать? Да много вопросов возникло.

Вечером Алисии позвонил, спросил как там она. Конечно, я не ожидал услышать правдивого ответа. Наверное, она догадывается, что я догадываюсь. И это хорошо. Она сказала, что ей уже лучше. Хотя, голос говорил об обратном.

Теперь мне захотелось в подземку, чтобы найти ответы. Где нужно искать гусеницу? Если она существует… А Алисия простудилась. Да не на шутку.

Стаффи у меня начал издавать странные щелчки, словно чувствует напряжение моего разума. Странный аппарат. Спокойной ночи, невидимые мои. Но дорогие.

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать вторая

Утром проснулась под звон телефона. Он звенел целую вечность. Голова раскалывалась. Именно! Не болела, а раскалывалась. Горло рвало на куски, одеяло промокло от пота. Всю ночь я вертелась, снились какие-то обрывочные сны. Вспоминаю и не могу вспомнить. Удивительно! Помнится, ночью я чувствовала, что кто-то дышал мне в руку и прикасался чем-то холодным и шершавым. Странно, вот это хорошо запомнила. А еще моего лица касалось что-то мягкое, какой-то мех. Это все из-за болезни сны такие непонятные. Трубку телефона я так и не подняла.

Лежала еще пару часов, потом страшно захотелось пить. Попыталась встать и наткнулась на что-то неудобное в постели. Это было яблоко. Зеленое яблоко. Одно из тех, что я покупала на днях.

К обеду помимо головной боли и усталости появился еще и жуткий голод. Есть хотелось так, что я, не в силах терпеть, оделась и отправилась в ближайшую закусочную. Дома оставаться не хотелось, тем более готовить.

На улице было прохладно. Я озябла сразу же. Это из-за высокой температуры. Глаза заслезились от яркого света. Даже не смотря на серое небо и дождик, они все равно вели себя болезненно.

Мне показалось, что мимо меня прошла женщина в красном. Я всегда болезненно реагирую на этот цвет. Мама, когда пропала, то была именно в нем. Обернулась и увидела, как женщина заходит в переулок. И так мне показалось, что это моя мама. Я не была уверена, но мое состояние… и времени проверять не было… странная шутка.

Забежала за угол и вижу, как на маму нападают слизни. И как будто со всех углов лезут. Один за другим. Она упала, пытаясь защититься и закричала. Я сложила зонт и попыталась их расшвырять, но все было безуспешно. Их становилось все больше, а я начала терять силы и еще слезы, они глаза застилали. И тут, среди всего этого хаоса я слышу знакомый голос:

– Алисия! Алисия, что ты тут делаешь?!

Я оглянулась и увидела Генри. Закричала ему:

– Скорей, помоги!

Так устало, из последних сил крикнула. Он стоит и непонимающе на меня смотрит. Я вновь посмотрела на маму, но ничего кроме коробок и мусорных мешков не обнаружила.

Генри немедля отвел меня домой. Уложил в кровать, а сам принялся за готовку. Пока он что-то там варил и жарил, я успела вздремнуть. Казалось, я слышала урчание желудка даже во сне. Да что со мной…

Он разбудил меня, поставил поднос с едой на стул около кровати и подождал, пока я перекушу. И молчал, ведь ни слова не проронил. Все было вкусно, и не знаю – это от голода мне все вкусным показалось или это действительно так было.

Генри попросил, чтобы я брала трубку, когда он звонит. Горло болело, поэтому я лишь кивнула. Попрощался со мной, положил холодный компресс мне на голову и ушел.

Тяжело мне писать тебе, Папочка. Приезжай скорее. Если бы не Генри, я бы тут совсем бы… ну ты понимаешь. Надеюсь, завтра мне станет лучше.

Чудесного плавания.

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать третья

Еду сейчас домой. Поздно уже. Снова далеко пришлось ехать. Еще Алисия заболела. Но есть кое-что интересное. И это не фото. Знаете, мои невидимые, не очень-то удобно писать дневник в метро. И чего людям так интересно, что я делаю. Сначала какой-то дедок пялился на меня. Теперь бабуля подсела. А ведь свободных мест целый вагон! Или я магнит для стариков проглотил?

Я вчера так надумался про гусеницу, что она мне даже приснилась – большущая и зеленая. Страшно не было, но я не знал, что с ней делать. Она меня не заметила, так и проснулся в недоумении. Сразу нашел адрес в справочнике охотничьего магазина. Он располагался далековато – в районе Бено, так что нужно было бы сделать пересадку, чтобы до него добраться.

Алисия не взяла трубку. Либо она уже ушла в школу, что маловероятно. Либо ей очень плохо. Сразу, как кончились занятия, направился к ней. Мне повезло, встретил ее, в бреду дубасящую кучу мусора. Она оглянулась, когда я ее окликнул, а глаза затуманены и в слезах вся. Мне ее жалко стало. Обо мне-то есть кому заботиться, а о ней-то некому. Взял эту роль на себя. Хорошо, что мама научила меня неплохо готовить. Уложил ее в постель. Сделал вкусный суп и второе с кусочками рыбного филе. Люблю рыбу. Ну, раз я нашел рыбу в морозилке Алисии, значит, и она ее любит. Как мне показалось, ей понравилось. Никто еще с таким аппетитом не ел мои кулинарные изыски. Сделал ей холодный компресс и ушел. Уходить не хотелось, но я твердо решил съездить в Бено.

Гусеница так и не выходила у меня из головы. И если моя теория верна, то мне удастся ее найти. В охотничьем магазине наверняка были карты и среди них должна быть неофициальная карта подземки. А на ней отмечены самые большие пустоты в подземке. А это прямая наводка на гигантскую гусеницу. Хоть я и отношусь ко всем простым планам с подозрением, но это был мой план и я ему доверял.

Мне пришлось сесть на станции Синто, что недалеко от школы, и доехать до прибрежной ветки подземки. Там я пересел и добрался до Бено. Если бы не пересадка, добрался бы быстрее.

Когда подошел к магазинчику, то увидел знакомого охотника – Лапланика. Он опять был в своем странном белоснежно костюме. Ну что за тип! Я поздоровался с ним, а он на меня так посмотрел пристально, задумался, а потом его глаза сделались шире, похоже, что он узнал меня. Затем, не сказав ни слова, он оглянулся на магазинчик и вновь посмотрел на меня. И говорит:

– В плохое время вы решили освоить это ремесло, коллега!

Он махнул мне рукой и ушел, даже не попрощавшись. Странный тип! Этот Лапланик!

В лавке я купил то, что мне нужно и поспешил домой. Очень хотелось еще чего прикупить, но разрешения на охоту у меня не было и мне бы ничего не продали.

Вот, уже подъезжаю к Синто, что около школы. Скоро буду дома, смогу позвонить Алисии и узнать, как она там.

Спасибо, что вы со мной, мои невидимые. Спокойной ночи.

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать третья

Привет Папочка! Спала сегодня и снов совсем не видела. Это хорошо. Устала от этих кошмаров. Кажется, я иду на поправку. Конечно, я это только к вечеру ощущать начала, но и это хорошо. Не знаю, сколько еще буду лежать в постели, но, думаю, очень скоро ее освобожу. Лежать, конечно, удобно, но ужасно скучно! И если бы не Генри, со своей навязчивой помощью, я бы свихнулась со скуки.

Он пришел сразу после учебы. Поздоровался со мной и принялся готовить обед. Раньше бы разозлилась на него, но тут просто не в состоянии. К тому же он готовит неплохо. Да и приятно, с какой стороны не глянь. Хоть я и самостоятельная, но остаюсь девушкой. После обеда он остался. На этот раз у него, видимо, никаких дел не было срочных. Спросил у меня, что мне почитать. Я сказала:

– Описания Селефаиса.

Это книжечка для детей. Он поменял мне компресс и начал читать. Я сразу же представила, как мама прогуливается по зеленым лугам, среди изумрудных елей, отдыхает в их прохладной тени, а совсем рядом пробегает стая могучих оленей, в озерах искрится вода…

Не заметила, как уснула…

Проснулась, открыла глаза и увидела, как Генри с интересом разглядывает какую-то карту. Пригляделась и поняла, что карта подземки. Но необычная карта, а какая-то странная. Я до этого видела карту подземки, и много чего на ней не было. А вот в этой было.

– Что это у тебя, – спросила я.

– Ничего, всего лишь карта, – сказал Генри и спрятал ее в сумку.

– Говори…

– Нечего говорить.

– Вот и говори, чего не хочешь говорить.

Он вздохнул и достал карту.

– Я ищу гусеницу, что уничтожила дом Стена Кайхера и корабль Оппентайгера.

– Гусеницу Кукловода?

– Ну да. А чего?

– С чего ты взял, что это гусеница?

– Я подумал, что это вероятней всего. Вспомни того семиметрового красавца, что Лапланик порубил в подземке.

Я подумала и сказала:

– Хорошо, я помогу тебе ее отыскать.

– Я и не предлагал, Алисия.

– Не упрямься, она же тебя без меня заживо сожрет.

Он попытался улыбнуться, но не вышло. Было видно, что перспектива стать ужином гусеницы не приятна Генри.

– И не спорь. Как поправлюсь, мы сразу приступим к поискам.

Генри кивнул и снова сложил карту.

Отец, вечером, после ухода Генри, я опять уснула. И представляешь, миска с холодной водой для компресса опустела! Эта штуковина выпила всю воду! Вот эта наглость! У меня под носом!

Кажется, я иду на поправку. Чувствую себя лучше. Спасибо, что ты там, в будущем читаешь меня, мне очень приятно.

Спокойной ночи, Отец! Попутного ветра и мирных облаков!

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать четвертая

Здравствуйте, дорогие мои невидимые. Кажется, я обнаружил логово гусеницы. Да, я, конечно, могу и ошибаться. Так как довольно больших подземных пространство не так мало в черте города. Но, думается мне, что она находится имеено там, где я думаю. А вы должно быть уже навострили ушки, думаете, где же эта гусеница огромная. Я, кстати, вычислял ее размеры. Она должна быть метров пять, шесть в высоту. Так что нет ничего удивительного, что она так легко снесла целый дом, и корабль в щепки разметала. Наверное, она очень тяжелая и на это у нее есть свои поводы. Чем же таким нужно было питаться?.

Алисия сегодня выглядела лучше, чем вчера. Я надеюсь, что она пошла на поправку. Конечно, мне доставляет удовольствие ухаживать за человеком. Но это вечно продолжаться не может. К тому же, у нее учеба и нужно ей заниматься. Обычно учителя нам прощают мелки прогулы, но если болеть долго, то это серьезно карается. Да, именно. Карается! Вплоть до отчисления. А это неприятно как со стороны общества, так и со стороны самооценки. И они, и она говорят тебе – ты жалок! И ты веришь, если достаточно доверчив.

Папа кого-то пригласил себе завтра в гости, говорит, важный человек. Ну, кто может быть такой важный у нас. И никак мне не хотел его имени раскрывать. Интересно узнать, кто же этот загадочный тип. Наверное, какой-нибудь давний дружок. Но судя по тону отца – это не так. Ладно, не буду и себя утомлять и вас. Завтра узнаю. Я так понял, он придет на ужин. Вот и расскажу вам, кто же он.

А… насчет гусеницы, она, по моим расчетам, находится под закрытым сектором. Там, где мы проснулись под звон будильника, где нас чуть насекомые не сожрали. Я погляжу еще официальное название этого сектора – потом вам скажу. А сейчас, уже поздно. Да и спать хочется. Думаю, раз Алисия дала согласие на путешествие. Значит, мы побываем там. Ох, ну и не смотрите с укором. Понимаю, что опасно. Но тут что-то очень важное… Не знаю, что именно. Но это так. Сердце подсказывает!

Ну, все. Тушу свечи. Всем спокойной ночи.

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать четвертая

Привет, Папочка. День сегодня весь прошел в томлениях. А чего я томилась то? Да все эта заразная и навязчивая мысль. Я же почти всю неделю проболела. И устала от этого очень. Никаких героических поступков и подвигов. Да, может, я и слишком все расписываю. Ну, ты понял, слишком героически. Но я и вправду устала от одиночества. Да, конечно я не одинока, рядом же Генри. Но… Ну не терпится мне уже отправиться на поиски этой пресловутой гусеницы! И откуда только это стремление. Я бы никогда не подумала, что у Генри оно возникнет первым. Мне раньше казалось, у него нездоровый интерес только к моей личности и к фотографии. Но это оказалось не так, у нас есть что-то третье, что нас связывает. И это хорошо. Да, я думаю так. Это хорошо, когда есть что-то общее, что можно делать с кем-то. Помнишь, когда мы путешествовали. Я и любила эти семейные приключения, потому что мы их вместе делали. Одной то не так интересно. А когда вместе – все приобретает новые грани.

Наверное, ты заметил, что я больше не злюсь. Так как раньше. Настроение у меня все еще может резко поменяться. Но не до крайностей. Интересно, как я буду вести себя с гигантской гусеницей. А ведь там придется постараться, чтобы наподдать ей! Размялась вечерком с зонтом, больше не падаю в обморок. Научилась концентрировать духовную силу на его острие, а потом выстреливать ей. Правда, на небольшие расстояния. Но, это лучше, чем потерять сознание и быть съеденной гусеницей. Хотя, это не такая уж и плохая перспектива. Нет уж! Плохая! Я даже из живота этой прожорливой твари выберусь, запомни эти слова, Папочка.

Отправила Генри сегодня домой пораньше. Чувствую себя намного лучше. Даже и не знаю, с чем связано такое стремительное выздоровление. Может, у меня внутри нашелся какой-то ключик к исцелению? Интересно, где он был все это время! Так вот, после ухода Генри я собирала рюкзак к выходным приключениям. Понимаю, что идем мы на все выходные и беру с собой все необходимое. Генри ничего не знает, но утром я зайду за ним, и он тут же быстро соберется. Парням то и брать с собой кроме еды ничего не нужно, они же грубо сделанные. Я шучу, Отец. Мне кажется, ему просто нравятся неожиданности. Да и приятно будет, когда желание идти на поиски гусеницы неожиданно исполнится!

Вечерком, как я говорила, я потренировалась с зонтом. Отлично получается, правда не знаю, что из этого выйдет. Но корзина для белья отлично прожаривается! Это точно, надеюсь, это мое новое умение пригодится на практике!

Я слишком много ждала, теперь уж как бы заснуть поскорее и завтра наступило! Обычно, когда хочешь такого, то ничего не выходит! Постараюсь уснуть побыстрее.

Пусть ветер будет попутным, пусть ночи будут звездными и путь гладким, Папуля. Спокойной ночи тебе!

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать пятая

Здравствуйте, мои невидимые читатели. Сегодня я был излишне спокоен. И за это ответственно лишь мое терпение. Как можно было пригласить именно его? Папа что-то там себе надумал, а мне выкручиваться. Я и не надеялся на такую «счастливую» встречу, которая сегодня произошла. Едва вытерпел этот холодный и сверлящий взгляд! Знаете, трудно внешне оставаться спокойным, когда этот тип смотрит на тебя. Как-будто ты какое преступление совершил и находишься в розыске!

Еще у меня странное предчувствие. Алисия завтра окончательно поправится. Я даже и не знаю, на что сослаться при таком стремительном выздоровлении. Можно было был сослаться на какие-нибудь сверхъестественные причины, но откуда им взяться? Может она обладает какими способностями. Да… не это главное. Тут основное – она выздоравливает. Потянула бы она с выздоровление выходные… Если бы так. Думается мне, что этого не стоит ожидать. Завтра что-то да будет…

Угадайте, кого он позвал? Давайте, не стесняйтесь. Я приму любые ответы. Мой дорогой отец позвал Капитана Райгарда на ужин. Вы представляете? Я весь день проучился, помогал Алисии, а вечером, выжатый как лимон встречаю капитана Райгарда у себя за столом. Я чуть супом не подавился! Он так пялился, что аж по спине холодок пробегал. Видимо, никак не ожидал встретиться со мной за общим столом. Он что думал, я его отравить хочу? Или что? Еще лицо у него какое-то… даже при свете ламп оно бледное с синевой. Даже и не предположу, отчего оно у него такое ужасное. Мог бы и попривлекательнее выглядеть. Радует только, что его дружков рядом не было.

Мамы не был дома, она по делам уехала. Папа капитану все выкладывал про свои подозрения насчет похищений. А Райгард кивал и на меня поглядывал. Я улыбался, когда папа обращался ко мне. В общем, пытался сделать непринужденный вид, словно и не знаю, что рядом сидит знакомый мне человек. Обычно за столом мы не говорим на деловые темы, но без мамы папа позволяет себе такую роскошь.

И все-таки думаю я. Алисия завтра утром заглянет ко мне в гости и придется идти боем на гусеницу. Ох уж эта Алисия! Приготовлю заранее все, что нужно. Возьму побольше еды. Будильник брать не буду, ведь родители до понедельника не вернутся домой. А это большой плюс в таких путешествиях.

Мои догадки насчет большой гусеницы почти подтвердились. Райгард не говорил, что эта именно она, но намекнул о большом размере похитителя. Они искали его по первому закрытому сектору. Но только я знал, что искать нужно не снаружи, а внутри. Не думаю, что полиция будет пачкаться и лезть в подземку. Тем более под первым сектором. Очень опасно там.

Я спать, увидимся, если завтра выживу. Ох, все… сейчас упаду и усну…

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать пятая

Меня берут сомнения. Папочка! Меня берут сомнения, что мне удастся найти мамочку. Вот и сейчас, я пишу дневник, а меня берут сомнения. Генри рядом, что-то бубнит невнятное, а меня сомнения берут. Свихнуться можно! Я пошла сюда только для того, чтобы попытаться найти мамочку, а найти ее не могу. Ничего не происходит. Они косяками ползут… эти слизни… у Генри рот открыт так широко, что я могу все зубы сосчитать, но меня все же берут сомнения, смогу ли я найти мамочку. Я себя так одиноко сейчас чувствую. Должна была написать тебе раньше, но так устала, что как только мы остановились – сразу уснула. А сейчас Генри разбудил меня. Глаза у него широкие-широкие и что-то бубнит. А по всему подземелью все сияет. Их тысячи, сотни тысяч. Или сотни, но много. Откуда столько… Я только и стараюсь не прикасаться к ним. Сидим на пледе и осторожно шевелимся. Очень не хочется, чтобы нас появилось еще парочка. Парочка сотен. Я только и надеюсь, что нигде не обронила волос или ресницу…

Утром зашла к Генри, а он уже с рюкзаком. Правда, вид у него был хитроватый, знаете. Такого он умного мальчика из себя состроил, что все предусмотрел и, видимо, ожидал похвалы. Но не дождался, я лишь махнула рукой и мы пошли. Спустя полчаса достигли разрушенного дома Стена Кайхера. Потом свернули за угол и добрались до первого закрытого сектора. Шел холодный дождь, настроение быстро сменилось на мерзкое. Руки у меня окоченели, особенно пальцы. Зонт было держать неудобно и даже опасно. Думала, что пальцы вот-вот отломятся. Уже заметно похолодало, поэтому на нас были осенние пальто.

Мы дошли до станции метро, где, как предполагалось, находилось логово гусеницы. Генри заметил, что перед нашим носом дверь закрылась. Но издалека, как я думаю, ему просто показалось. Кто еще пойдет в такую даль, чтобы зайти в заброшенное метро? Вот мы и зашли. Внутри в некоторых местах горел свет. Спустились по эскалатору на платформу и… остановились… дело в том, что перед нами… прямо перед тем место, где должен был быть выход на перрон, располагался стена из белого кирпича. Даже раствор был в ней белого цвета. И как-то уж необычно эта стена контрастировала со всем убогим убранством вокруг. И ржавые турникеты, и грязный пол, и столетняя пыль никаким образом не были связаны с белоснежной стеной, которая стояла перед нами. Мы бы так и стояли, если бы в этой стене не было двери. Знаете, как дома. Обычная дверь, тоже белая и с белоснежной ручкой.

За дверью оказалась винтовая лестница. Наверное, это очередная странность, которую мне не суждено разгадать. Мы спускались по лестнице целый день. Представляете?! Там словно время остановилось. Лишь усталости становилось все больше и больше. Генри уже предложил вернуться назад. Но я посмотрела на карту и выяснила, что на ней никакого спуска и в помине не было! Какая там глубина должна была быть?! Десять километров? Десять километров!!! Эта жирная зеленая тварь пока туда доползет, похудеет раза три! Как же меня это спуск бесить начал под конец! Мы же целый день спускались!!! Я поэтому и распереживалась, что вместо того, чтобы искать, я просто спускаюсь по винтовой лестнице. И тут Генри заявляет:

– Тебе не кажется странным, что мы так долго спускаемся?

– Неужели?!

– Еще он цвета такого…

– Хм…

Не хотелось говорить, настроение испортилось. Стало жарко и ноги очень устали.

– Может, вернемся назад?

– Нет! Раз уж мы спустились на чертову дюжину километров под землю, то ни о каких «назад» идти речи и не может! – Крикнула я.

Больше разговоров о целесообразности нашего спуска под землю не возникало и к вечеру мы дошли до противоположной двери. Вышли и оказались на перроне. Притом, на том самом перроне, который и ожидали увидеть. Я-то думала, мы прибудем куда-нибудь в подземное подземелье, увидим какую-нибудь жуть, а тут было обычное продолжение подземки – точно та же пыль, что и снаружи.

– Тебе не кажется… – начал Генри.

– Странным? – закончила я.

– Да, странным?

– Нет. Пойдем.

Мы спустились на рельсы и шли вдоль них. Генри заметил, что они блестят.

– И?

– Видишь, как они выгнуты?

– Вижу.

– Это кукольник тут все разворотил своей массой. Поэтому на рельсах нет пыли. Поезда же тут не ходят уже давным-давно, а вот рельсы… Они так и остаются чистыми.

И действительно, рельсы были какими-то выгнутыми и чистыми. Что-то огромное по ним проползало. У меня комок в горле встал. Но я ничего не сказала, подумала, что не стоит выдавать свой страх. А ведь, к сомнениям присоединился еще и он, противный и липкий страх.

– Что с тобой, Алисия?

– Ничего. Просто, еще не до конца поправилась, – соврала я.

– Угу…

Через минут пятнадцать мы вышли на большущую дыру в стене метро. Она была несколько метров в высоту и ширину, и идеально подходила под гусеницу. Правда, я не думаю, что это была та самая гусеница, которую мы искали. Дыра была меньше того размера, который я ожидала увидеть, но все равно удивляла.

Осторожно, чуть дыша, мы прошли внутрь. Нас встретила огромная пещера с многочисленными столбами, поддерживающими ее свод. Не знаю, кем она была выдолблена, но выглядело впечатляюще. Я так и почувствовала дух опасностей, который витал в воздухе. Кругом эти столбы и каменный свод, и не видно конца, все уходит в темноту. Хорошо, что у нас были с собой фонари, и мы могли осветить свою дорогу. Я чувствовала себя маленьким ребенком, потерявшимся в мире взрослых. В мире великанов. Всю пещеру можно было обойти минут за пятнадцать. Я удивляюсь, откуда такие размеры! Но дыру мы нашли. Огромная дыра в стене. Оттуда веяло холодом… был сквозняк. Значит, она выходила куда-то. Но куда, и когда хозяин пещеры придет домой – мы не знали.

Их тысячи, все ползут из этой дыры. А мы сидим около колонны и смотрим, как впечатляющее количество слизняков проползает мимо нас. Очень много семей и потомства. Поэтому пещера так сияет. Тут есть все цвета. Хоть я и ненавижу этих мерзких созданий, но это впечатляет. Вся эта картина. Единственная деталь, мой рот остается закрытым, в отличие от Генри.

Отец, пожалуйста, пожелай мне удачи. Хочу поверить в себя. Так сложно иногда. Переживаю поэтому. Пусть сны твои будут добрыми, а путь свободным. Благословляю тебя.

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать шестая

Доброй ночи, мои невидимые. Что-то не сходится в нашем сегодняшнем путешествии. Как я и ожидал, Алисия заглянула за мной утром. Потом мы добрались до дома Стена Кайхера и через некоторое время пробрались в первый закрытый сектор. Там я заметил странность – дверь метро захлопнулась перед нашим носом. И я думаю, вот всем сердцем в это верю, что неспроста после такого перед нами появилось препятствие в виде бесконечного спуска. Ну откуда ему взяться, если его нет на картах???

Алисия сейчас спит. Мирно спит. Утомилась, весь день на ногах. Едва перекусила и сразу заснула. Мы посреди пещеры, кругом колонны и тьма. А справа от нас, прямо за колонной, большущая дыра от гусеницы. Я все же верю, что это гусеница. Мне, конечно, страшно тут сидеть в одиночестве. Но, думаю, это лучше, чем, если бы и я уснул. Тогда просыпаться в желудке гусеницы было бы страшнее!

Я порывался вернуться назад, но Алисия заявила, что не желает и слушать ничего об этом. Будем идти до конца! А мне после такой неудачи с бесконечным спуском никак не удавалось прийти в себя. Если карта ошибочна, то, что ждет нас впереди! Но карта не до конца ошибочна, иначе бы нас не было в этой пещере и мы бы не ждали появления гусеницы.

Я тут подумал, а что если нам не удастся гусеницу заколотить зонтом? Ох, и думать даже об этом не хочу. Но энтузиазм мой с утра как-то поугас. И все же я не хочу потерять боевого настроя. Нужно идти вперед. Мы слишком далеко зашли. А вдруг она сейчас появится, что же будет??

Вижу, в глубине туннеля появился какой-то свет непонятный, буду ждать появления его источника…

Всем там читателям невидимым, кто за мной следит, молитесь за меня! Я сам виноват! Но молитесь! Вы и ваши молитвы мне уже не раз помогали!

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать шестая

Неоднозначный день. Вроде бы я не убита. И жива. Но все-таки, что мы не сделали. И все же это лучше, чем, если бы ничего бы и не случилось. Утром проснулась с этими переживаниями, насчет того, смогу ли я маму найти. Или не смогу. И эта неуверенность в собственных силах – откуда она? У меня же никогда такого не было. А тут… откуда этому взяться? Может это от того, что я сразу после болезни отправилась в это опасное приключение? Может быть. Честно, чувствую иногда некоторую слабость… Ну ладно, Папуля, не будем об этом. Я же сюда не просто так пришла!

До обеда с Генри ждали этого монстра. Я уже всякое терпение потеряла, ходила по пещере туда-сюда. Разглядывала эти следы, которые от слизней остались. Пыталась разобраться насколько пещера большая. Только и это помогло скоротать время. Это все было похоже на посылку. На долгожданную посылку. Ты уже страстно желаешь. Думаешь о ней и все внутри переворачивается. Но срок доставки неизвестен! Ожидание томит душу и сердце! Вот так и с гусеницей. Вообще, не думаю, что наберется много девочек, которые только и ждут момента столкнуться лицом к лицу с гигантской гусеницей. Я вот одна из них, поздравь меня, Папочка!

Генри не смог уже терпеть и предложил мне пойти домой:

– Да что мы тут делаем, Алисия, давай лучше домой пойдем.

– Нет.

– Важно успеть до завтра. А ведь еще выспаться нужно и кое-какие уроки сделать.

– Чего ж ты их раньше не сделал?

– Ну… Алисия, пойдем домой.

– Перестать стонать.

– Я же предлагаю конструктивные решения. Погляди, гусеницы нет. Время у нас кончается, пойдем домой. Вспомни эту лестницу треклятую! Мы же спускались по ней вечность, а уж подниматься будем две вечности!

– Не так уж и много.

– Алисия…

Он заткнулся и ушел во тьму. Видимо, решил развеяться. А я стояла и смотрела в темноту. Поглядела на фонарик, подумала, чего батарею сажу и выключила. Так и стояла в темноте. Подумалось еще, как здорово. Тишина, никого нет. Услышала недалеко шаркающие звуки, представила, как Генри меня ищет. Только чего-то он фонарь выключил. Может, тоже экономит батарею? Ну и пусть экономит. Поиздеваюсь над ним. Сейчас подкрадусь и схвачу его. Вот он закричит! Сделала несколько шагов и остановилась прямо напротив шаркающих звуков. Похоже, что он тоже остановился. У меня даже улыбка натянулась на лице непроизвольно. И, в предвкушении чудного крика, я сделала «Бууууу», и вцепилась в… во что-то мохнато-слизкое!

– Алисия, ты, что это там делаешь? – Раздался голос Генри совсем с другой стороны.

Я отступила на пару шагов. Сердце ужасно быстро колотилось. Что это за ужасная тварь стоит передо мной? Спустя мгновение, луч света осветил меня и… гигантскую гусеницу! Ее морда была покрыта волосками. Такой пушистик! Глаза ужасные черные фасеточные, а над ними нависают белые брови. Страшное зрелище. Вы видели когда-нибудь нахмурившуюся гусеницу? Я нет! И тут она говорит мне:

– НЕ СТРАШНО.

– Что, – переспрашиваю я.

– Я говорю, что ни капли не страшно, – отвечает мне гусеница.

– Правда, не страшно? – Спросила я, цепенея от ужаса.

– Я что врать тебе буду? Ты за кого меня принимаешь, малявка.

Генри схватил меня за руку, и мы помчались. Если бы он меня не выдернул, то я бы так и дождалась, когда меня съедят. Мы бежали что есть духу, но гусеница не отставала. И крякала нам вслед:

– Не страшно, ни капельки. Но вы поймите, страшно хочется есть.

У меня от этих ее слов коленки начинали подкашиваться. Так и начинали, как только могут в бегу начинать подкашиваться. Гусеница кстати была не такая уж и огромная. Раза в три меньше, чем я ожидала увидеть, но все равно ее рост был где-то три меня. То есть – размеры все равно не оставляли равнодушными. Может она из-за жирности своей ползла так медленно, может, поела чего несъедобного. Но мы вполне успешно полчаса от нее бегали. Из-за этой суматохи я не могла сконцентрироваться и найти выход – дыру в метро. Еще пыталась треснуть гусеницу зонтом, но все время промахивалась. А если и ударяла сбоку, то от страха сила удара была настолько мала, что меня еще саму отбрасывало от упругого пуза этой твари.

И когда она нас в углу зажала, в каком-то углублении в породе, то мы поняли, что доигрались в героев. Ну ладно, не буду обобщать, Генри вообще не в счет. Так вот, я поняла, что доигралась. А гусеница в это углубление свою голову единственную сует и не может просунуть. Я ее дубашу, но эффекта ноль. Из меня словно все соки высосали, не было еще такого! Я вроде стараюсь, пытаюсь духовную силу сконцентрировать, а она не концентрируется! Зонт только подсвечивается и на этом все заканчивается! А гусеница все глубже и глубже напирает на нас, протискивается в это углубление. Генри вжался в стену и что-то в своем фотоаппарате ищет. Но и у него видимо с этим проблемы – никак не хочет сработать вспышка. Так мы почти дождались, пока гусеница нас чуть не съела. Я уже чувствовала ее отвратительное дыхание, но… тут она неожиданно умолкла. И совсем остановилась.

Мы стояли и смотрели на нее. Генри даже перестал вжиматься в стену и отряхнулся. А гусеница не шевелится.

– Извините, может мой вопрос покажется вам грубым, но не могли бы вы подвинуться? Тогда мы бы смогли выйти. – Любезно попросил гусеницу Генри.

Он помялся, но ответа не было:

– Дорогая гусеница…

– Может она умерла? – Спросила я в надежде, что на это она уж точно зашевелится.

Никакой реакции со стороны гусеницы не последовало. Я поглядела на Генри, и подумала, что если я сяду ему на плечи, то вполне дотянусь до глаз этой твари и смогу их выколоть. А когда она очнется, мы и выберемся. Генри на меня как-то подозрительно посмотрел, словно я что-то нехорошее замышляю. Но через минуту уже сдался, и я забралась на его плечи. Он как-то тяжело вздохнул, и мы направились к большущей морде. Я взяла зонт двумя руками, намереваясь размахнуться посильнее, чтобы пробить глаз, но не успела… Вот мерзость!

Лицо порвалось на две части, и на нас хлынула зеленая жижа! Омерзительно! Как в прошлый раз! Меня опять всю залило! Она еще фонтаном била! Не обычно вытекала, а прямо мощной струей! Мы конечно упали. Уж не знаю, что произошло раньше – упали мы или заляпались. Поскользнулся Генри или просто напугался, но мы хорошенько повалялись в бульоне из грязи и зеленой отвратительной жижи!

И тут, голова распадается на две части и прямо перед нами появляется удивительная ухмыляющаяся физиономия Лапланика. Он тоже измазан в этой гадости, но благодаря белой одежде – это все выглядит еще более впечатляюще и отвратительно!

– Как я рад вас видеть! Я же говорил, что опасное время для освоения это ремесла!

– Как вы ее распотрошили?

И опять он не ответил на вопрос, чем меня разозлил, и ушел. Мы выбрались и обнаружили этого полоумного у большущей дыры, из которой мы гусеницу ждали. Мы стали прямо перед ней, чтобы закрыть ему обзор и… думала, что он ответит хоть на один вопрос!

– Чего вы ждете?

– Того, чего и вы.

– Как вы это делаете?

– Так же как и вы.

– Вы вообще, можете нормально, по-человечески разговаривать!

Он задумался, открыл рот, но потом закрыл и лишь улыбнулся. Опять ничего не сказал!

Еще несколько вопросов он проигнорировал, а потом у него лицо как-то изменилось, и он начал отступать. Я и не поняла, чего он так. Мы пошли за ним, но он все дальше и дальше отступал.

– Лапланик! Какого черта вы делаете?!

– Г… г… таммм… – прошептал он и показал пальцем.

И действительно… не буду вдаваться в подробности. Но волна мурашек прошла по мне сразу три раза. За нашими спинами угрюмо ползла сонливая гусеница, которая была в два раза больше предыдущей. Но казалось, что во все три!

Лапланик уже не пятился, а бежал. Бежал стремительно и грациозно. Как может бежать только газель, убегающая от хищника. Мы не отставали. Я даже и не знала, что могу так бежать. Уже подбегая к перрону, мы услышали жуткий крик. Эта мерзость нашла свою подружку. И после крика за нашими спинами начала стремительно набирать силу волна дикого шума. Она явно ползла в нашу сторону. И это было ужасно!

Лапланик добежал до белой стены, коснулся ее кончиком зонта, а потом открыл дверь. И… И дверь открылась прямо на противоположную сторону перрона! Никаких лестниц, никакой пакости! Так это была его мерзкая шутка!

Но времени на месть не было, за нами летело, ползло и извивалось чудовище. И очень не хотелось встретиться с ним!

Выход из метро окунул нас в холодный воздух, пронизывающий ветер и встретил с Капитаном Райгардом. Видимо, он со своими дружками патрулировал район, а подземный рев его привлек. И он наблюдал издалека за входом в метро. Он даже не успел ничего сказать, намереваясь остановить нас. Но только и успел что-то промямлить… то ли его вид наш напугал, то ли шум…

Я уж не знаю, что в следующий момент произошло, но что-то огромное и разгневанное вырвалось в закрытый сектор. И если бы это не привлекло внимание Капитана Райгарда и его дружков, то нас точно бы всех схватили. А так – пусть думает, что мы ему опять показались!

У меня каждая мышца болит на теле… Но это к лучшему…

На этой неполноценной ноте я завершаю на сегодня свой диалог с тобой, Отец! Да, маму я еще не нашла, но на одну гусеницу в городе стало меньше. И уже легче как-то. Береги свой корабль и команду, и Филиппа… не давай его в обиду… Спокойной ночи.

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать седьмая

Мои невидимые, хоть вас и не вижу. Но все равно люблю вас. Чуточку да люблю. Особенно, когда за мной гонится гигантская гусеница. Я бы и не подумал никогда, что такая ожидаемая встреча с ней вдруг станет такой неожидаемой. Даже перерастет в паническое бегство. Повезло, что Алисия хорошо бегает, иначе мне бы пришлось нести ее на себе. А кто знает, чем бы это закончилось. Может эта гадина нас бы проглотила.

Отмечу, что день был странным. Я уже собрался уходить, и ушел бы, если бы не упорство Алисии. Я же не брошу ее там одну, правильно? Так вот, сразу после этого все и завертелось. Откуда-то взялась волосатая гусеница, которая измотала нас своей погоней. Потом появился Лапланик и испоганил всю мою одежду. Не очень удачный денек с точки зрения гигиены. И для взглядов он тоже не прошел безрезультатно. Что-то мне после этого всего не очень-то хочется за гусеницами охотиться. Это дело интересное, но неблагодарное.

Алисия вычудила чего. Когда нас зажала эта тварь в полупещере, то она забралась мне на плечи и хотела ей глаза выколоть зонтом. Все бы хорошо, если бы это забрался там парень какой-нибудь. Но тут девушка! Ее что правилам приличия не учили? Ну не хорошо это все… ну кто понял, тот понял. Всякое может быть.

Знаете, вот с одной стороны пыл мой поутих относительно поисков Стена Кайхера и Оппентайгера. Но с другой… очень хочется докопаться до истины. Гусеница меня больше не привлекает, слишком уж ужасная она. Да не та, что подохла там. А та, что вторая, которая гналась за нами до самого выхода из метро. А вот вся эта загадка, ведь мои опасения подтвердились. Это действительно гусеница. Но с кем она заодно? У нее ведь должны быть сообщники. И наверняка они обычные. Ну… возможно даже люди! Кому еще нужно похищать исследователя и ученого? Людям.

Ладно… я спать, а то поздно уже. Спасибо, что со мной. Чудные вы.

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать седьмая

Привет, Папочка! Ты не поверишь, сегодня день прошел без опасностей и без гигантских гусениц! Я серьезно! И я здорова, вот что самое главное. Ну, собственно, чему я не подвергалась то опасностям. Все дело в учебе, нужно осваивать то, что нам дают. Эти длительные и утомительные вылазки не дают вкусить всю прелесть учебы. А знания, они же требуют особой выдержки, чтобы в голове-то закрепиться! Да и свежи еще воспоминания вчерашние. Я понимаю, что приблизилась к разгадке тайны исчезновения мамочки, но этот монстр все еще стоит у меня перед внутренним взором. Да, да. Прямо там и стоит. Поэтому, здравомыслие мне подсказывает, что выгодней посвятить сегодня учебе и разработке стратегии поиска. Собственно, стратегия-то к чему? Да к тому, что просто так уже не справишься с этими монстрами! Лапланик еще может кромсать направо и налево, а вот я не умею так делать!

Я вообще не подозрительная. Но то, что директор Фокс учудил, наводит на мысли… В общем, он позвал меня сегодня на личную встречу. Ну и начал расспрашивать как мне учеба, что я хотела бы изменить, о родителях спросил, а потом так сразу начал о маме расспрашивать. И интерес у него какой-то нездоровый. Такое у меня чувство сложилось, что остальные вопросы были лишь прикрытием… прикрытым к вопросу о маме. Ну, я ему и сказала, что не знаю где она и очень переживаю. Он посочувствовал мне и отпустил домой.

А дома, что дома-то было. У меня книжки на столе оказались в обратном порядке. Больше я ничего такого не заметила, но… словно кто-то дома был. Я уже привыкла к той крысе, что мои фрукты ест. Но крыса никогда не интересовалась моими учебниками, а тут… И эта встреча с директором Фоксом. Я понимаю, он человек хороший и нравится мне. Но что-то тут не так. Что-то тут не так.

Я еще подумаю, куда и как мне дальше двигаться. Думаю, завтра Генри приглашу в гости. Пусть обмозгует, что и куда. Должно быть, он знает больше. Хотя, иногда гляжу на него и думаю, что нет… И все же, надежда есть. Как бы мне не хотелось ни с кем советоваться, но практика показывает, что совместные размышления полезны. Вот так, Отец. Только и надеюсь, что ты еще в здравом уме, после моих дневников-то. Не слишком они ужасающие???

Пусть волны будут мягкими, чудных снов. Ох. Ну и устала я. Тресни Филиппу по затылку, давно он не получал там!

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать восьмая

Отец сегодня навеселе с утра самого. У него какая-то улыбка привычная. Даже шире привычной в полтора раза. Я уже подумал, что он что-то замышляет. А потом про гусеницу вспомнил и решил, что ее прикончили или допросили, или там улики какие нашли. Всякое же может быть. Не обязательно это значит, что отец придумал какие-нибудь козни для меня. Совсем не обязательно. Ушел в школу и думал еще об этом. Все-таки у нас семейка странная… Алисия в школе меня словно и не замечала. Я мимо прохожу, а она как бы и не замечает меня. Такое ощущение, что ее подменили. Может, это такой примем конспирации? Мы как тайные агенты в логове врага? Что-то похожее на это, да? Не думаю, может просто она не в настроении. Да ладно, кто ее знает. Придут выходные, станет сама собой. Ничего тут страшного нет. Просто ну хотя бы можно взглянуть на меня, чтобы я знал, что у нее все в порядке. А так… ладно, что-то я сентиментальный слишком стал.

Пришлось сегодня по школе побегать. А еще у нас Синептику ведет директор Фокс. Такое ощущение, что он нам ничего нового не дает. Вот старое все проходим. Зато на этот раз все понятно. Я даже научился одному приему с монеткой. Ставишь ее на ребро и руку подносишь, но не касаешься, и монетка падает. Это конечно все к разряду дешевых фокусов относится, но какой никакой опыт управления духовной силой. Алисии бы не помешали эти курсы, нужно ее предупредить. Не вечно же нас будет Лапланик выручать. Однажды придется и ему помогать. Как мне кажется.

И вечером я узнал тайну хорошего утреннего настроения отца. К нам в гости пришел кто? Правильно, Капитан Райгард. У меня чуть кусок мяса поперек горла не встал, когда я его увидел. Он еще так неожиданно появился, что я закашлялся. Отец заставил нас пожать друг другу руки. Бррррр… Словно с покойником здороваешься. Рука у него такого же синего цвета, что и лицо. Ну ладно… не буду описывать всех его прелестей, скажу лишь одно – гусеницу прихлопнули. Сначала она хотела всех в закрытом секторе поубивать, но ее ранили, и она поспешила заползти в метро. Далеко правда так и не уползла, по следу из зеленой жижи ее быстро нашли и прикончили. Хотели допросить, но она не сдавалась. Вот и пришлось ее…

Капитан Райгард теперь на меня как-то по-иному смотрел. С легкой ухмылкой. Я уж не знаю. Может, он задумал чего? Он хоть и тугодум, но с такой махиной справился. Может, на мой счет придумал что-нибудь интересненькое? Например… пытки. Не хочется. Но от отца же я ничего не услышал. Значит, капитан не прокололся насчет того, что мы от гусеницы убегали. Может из-за недостатка улик не стал ничего говорить? В общем, сплошные загадки…

Ладно, завтра будет видно, что да как там. Спокойной ночи, мои невидимые читатели.

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать восьмая

Привет, Папочка! Сегодня все мои подозрения насчет директора Фокса исчезли. И следа не осталось. Про таких людей говорят – ну просто душка! Знаешь, есть у него какая-то притягательная сила. Вот словно дедушка он добрый. но одновременно и играет роль отца. И заботливый, как мама. Я не понимаю, как в нем все эти черты уживаются! Наверное, мне просто кажется, что это так. А на самом деле это не так. Но все-таки очень приятно ведь! Вот так. И чего я вчера о нем так плохо думала!

Генри сегодня мне что-то про гусеницу сбивчиво рассказывал. Ну, нашинковали ее. Да, кажется мне, все так и было. Взяли и нашинковали. Ну не вдавалась я в подробности. Да и не особо хотелось к теме гусеницы возвращаться. Я люблю опасности на месте, а не мечтать о них. Наверное, только придурки мечтают об опасностях, но так никогда ничего и не делают опасного! Я вот не такая. Да и настроение сегодня отличное! Боевое! Пошла бы хоть на гору гусениц сейчас, но вот уроки не дают!

Директор Фокс сегодня извинился, что сразу мне не рассказал все. Все что нужно рассказать. Он заметил, что в городе пропало два человека. И оба исследовали башню ветров. Собственно, и он не случайно тут. Он должен им помогать, а их и след простыл. Вот так-то. Он вот родом с Селефаиса. Совсем как наша мама. И поэтому заметил, что маму вполне могли похитить по той же причине, что и Кайхера, и Оппентайгера. Ничего удивительного в этом нет. Правда, он так и не понял, для чего эта вся затея была организована. Это остается загадкой. И предупредил меня, если я что-нибудь узнаю о маме, то лучше позвонить Фоксу немедля. А к концу он признался, что и сам боится за себя. Он, конечно, может справиться… если что. Но вот гигантских гусениц ему не одолеть. Я вот прямо таки почувствовала заботу директора Фокса. Вроде бы и ничего не сказал, а ведь раскрылся. И не постеснялся.

Генри что-то еще о курсах Синептики рассказывал. Но я мимо ушей пропустила. Надеюсь, завтра он повторит про это. Все мысли опять о маме. Вот напомнят. Потом думаю о ней. Значит, если найдут ученых, то может и маму найдут. И чего этим гадам понадобились люди с Селефаиса?? Не пойму…

Папочка, ты это. Думай о хорошем. И мы обязательно найдем мамочку. Вот так-то. Пусть корабль твой будет цел и легок. Пусть ветер небес свистит от скорости. А паруса развеваются! Спокойной ночи.

Дневник Генри Коуэлла. Запись двадцать девятая

Мои невидимые читатели. У меня предчувствие нехорошее. Ну не очень хорошее. Я, конечно, чувствую себя хорошо и нельзя сказать что плохо. Но предчувствие нехорошее. Как бы это объяснить. Да как-то все сложилось так, что что-то чувствую. А ведь бывает так, что чувствуешь и объяснить не можешь. Ну не поддается это все логическому объяснению, вот и все дела. Понимаете? Ну да, я понял, что вы поняли все. А теперь по порядку.

Утром папа был навеселе снова. Он прямо светился как… ну как что-то светящееся. Улыбался и напевал что-то. Странное поведение… Он и так обычно такой. Просто тут гусеница и все дела, и проблемы в связи с этим в городском совете. А он тут такой веселый. Даже слишком. Можно и сказать, что возбужденный. Преисполненный радостью. Ну как еще выразиться… Я уж не успевал спросить, что же произошло, и в школу убежал.

Алисия сегодня какая-то растерянная была. Счастливая, но растерянная. Ну как это… Словно бы у нее все слишком хорошо, но чего-то главного все-таки не хватает. Даже издалека пару снимков сделал. Сидит себе и в точку смотрит, а глазки блестят. Не пойму, что это у нее за всплески эмоциональные. Наверное, у всех девушек так? Нет? Это только предположение, но у мамы вот я такого не наблюдал. Прямо какой-то прилив и отлив. Может, это можно по звездам посчитать? Не знаю даже. Но настроение у нее сегодня счастливо-растерянное. Поэтому-то она и не выслушала меня насчет курсов Синептики. Что-то пробормотала и ушла. Даже взгляд не бросила. Как будто меня и нет…

Вечером у нас на ужин кто? Конечно, Капитан Райгард! Я уже чаще его вижу, чем собственную мать! Может он будет у нас жить? Ну, поселится там где-нибудь? Нет, нет… Лучше пусть сразу в мою комнату заезжает! Это лучший вариант. А чего тянуть то с заселением. Лучше сразу все лучшим образом организовать! Я подшучиваю, конечно, но это уже ни в какие ворота не лезет.

Ну ладно. Не буду обижаться. Зато я узнал, что сегодня Стена Кайхера и Оппентайгера нашли. Дак чем радость Отца объяснялась утренняя! Только вот вечером он уже не таким радостным был. Даже взволнованным. Выяснилось что… Они полностью потеряли память. Не помнят кто они и откуда. А это наводит на подозрения. Ну… их могли же просто убить? А тут они целые и невредимые на свободе и без памяти. Это странно все. Я вот чего-то не верю этому. Поймите меня правильно, как-то это все подозрительно. Да и еще себя подозреваю. Может из-за того, что я себя подозреваю, что я слишком подозреваю, то и начинаю слишком много подозревать??? Ой… запутался… Ладно, время покажет. Если мне удастся упросить отца, то мы с Алисией сходим к ним в гости. Может и прояснится что-то.

Я в размышления. А вам прекрасных снов. Будут идеи – говорите вслух. Громко будете говорить, может, и я услышу.

Алисия Гровс. Дневник. Запись двадцать девятая

Отец, никак не вспомню. А чем же у нас мама занималась? Ну, это понятно, что она по дому всю работу делала, что вкусно готовила и наполняла дом уютом… это да… Но. Она же не просто так вот жила все это время. Сколько себя помню – мама периодически куда-то ездила. Я тогда еще с сиделкой оставалась. И чем же она занималась тогда? Ты, как я помню, в это время был либо дома, либо в плаванье. А что же делала мама? Эх! Как хочется у тебя обо всем этом расспросить! Я вот представляю ее сейчас, и она такой загадочной предстает. Помню ее полуулыбку, взгляд… как она отводит его, а потом поворачивается и смотрит прямо в глаза. Говорит что-то, а потом задумается, и ты ждешь… ждешь… что же она преподнесет сейчас. Помню, как рукой маленькие ранки заживляла. Я порежусь или посажу ссадину, а она увидит, приложит руку, и все заживает тут же. Удивительная мамочка! И почему я так же не могу. Или могу, но не знаю, как это она такие чудеса делала! Вот бы у тебя и спросила обо всем этом… да… Приезжай скорей, Папуля! Приезжай! Вот сижу сейчас, дождик по карнизу барабанит. Я смотрю в окно, а там такой свет холодный, что мурашки по спине пробегают. Только свет лампы согревает, а так бы совсем замерзла от этого света. И не всегда ровно буквы ложатся на бумагу, ну ты заметил уже. Люблю я, когда вот дождик так мерно стучит. Как-то мне спокойней сразу становится. Много воспоминаний приходит, много грусти и щемящего сердца чувства. Словно оживляешь воспоминания. Единственное жаль, что воспоминания никогда не оживают полностью. Они живут своей жизнью, когда хотят – приходят, когда надоест – уходят. Сами по себе… А свет за окном холодный-холодный. Думаю, скоро снег выпадет. Да. Недолго ему идти. Но, уже близится этот день.

После школы Генри за мной увязался. Ну, я же не буду ему говорить, что ты пристал, отвяжись. Пусть идет себе. Все-таки мы, наверное, друзья уже. Хоть и странная у нас дружба. Но друзья ведь. Ну, кто еще будет проверять дружбу в подземельях с гусеницами. Или там в котле… Ну, или перед страхом смерти от пожирания. Думается мне, что мы такие одни, может, были и другие. Но, легенды не дошли. Вот так.

Я приготовила что-то съедобное, и уселись. Он сначала задумчиво сидел и жевал, а потом начал мне рассказывать. Что я и ждала. Рассказал про то, что нашли уже Стена и Оппентайгера. Заикнулся о гостившем у него Капитане Райгарде. О том, что тот запретил ему появляться сегодня в главном корпусе полиции. Ученые еще не готовы к контакту с внешним миром. Странное объяснение для копа, но вот такое…

– Кажется, завтра все можно будет организовать. Пойдем к ним и заглянем. Я не думаю, что мы ничего от них не узнаем. Столько времени где-то проторчать похищенными и ничего не узнать… это минимум странно. Ну и что, что они память потеряли. Должны же они хоть что-нибудь вспомнить.

– Да, – ответила я.

На большее меня не хватило. Ну, что же можно узнать от людей, которые ничего не помнят? Наверное, ничего? Верно. И почему Генри так рассчитывает на то, что они что-то да выдадут. Может, подозревает что-то там.

– Ты уверен, что они выдадут что-нибудь?

– Может, я и выгляжу слишком наивным. Но, как ты видишь, других путей у нас нет. Да и странно ведь это как-то. Ну, зачем их вообще отпускать? Я смысла не вижу. Может, и ничего от них не добьемся. Зато натолкнут нас на какие-нибудь мысли полезные. Понимаешь? Да ладно. Я сам не понимаю. Просто хочется верить в это.

– Думаю, ты прав.

– В чем?

– Просто хочется верить.

– Ааа.

Я рассказала ему про крысу или какое-то животное, которое у меня живет дома и которое никто не видит. Показала ему фрукты, которые оно ест. Даже миску, на которую я ложу их обычно. И миску с водой тоже. Даже и не знаю, что мне это дало. Просто показала. Не одной же мне с этим жить. Пусть тоже поживет с этим. Он, как мне кажется, понял все, но видно было, что с радостью бы покрутил пальцем у виска.

Так и расстались. Попрощался и ушел. А я еще долго стояла и смотрела на миску и зонт. И к чему это я все затеяла?

Уже в сон клонит. Зевнула. Ладно. Папуля. Пусть там все будет хорошо. Я знаю, как это опасно – путешествовать. Делай свое дело, а я спать.

Дневник Генри Коуэлла. Запись тридцатая

У меня сегодня за ужином радость. Капитана Райгарда нет. Если и бывают в жизни счастливые моменты, то это один из таких. Наконец! Я теперь могу спокойно поужинать. Никто не пялится на тебя и не ждешь подвоха. Да и вообще, не самое приятное с этим типом за одним столом есть! Мама мне рассказала, что как только Стен Кайхер поправится, то мы пригласим его в гости. Я, было, хотел обрадоваться, но вспомнил, что бедолага потерял память. Хорошая идея, ничего не скажешь.

Сегодня посвятил много времени размышлениям над теми событиями, что произошли, и над историей острова. Я уже вам как-то рассказывал об этом, мои невидимые читатели. Но, думается мне, что напомнить не будет лишним. Дело в том, что сам остров вместе с Городом Дождей был обнаружен примерно 300 лет назад капитаном Эсталастой. Это был человек, которым двигала жажда наживы. Ну, как говорят легенды. Правда, тут по прибытию ему мало чем удалось поживиться, ведь порядками в городе заправляли всякие твари. Но он не был простаком и привел с собой целую наемную флотилию. Потомки тех людей, что прибыли отвоевывать землю тогда, до сих пор живут здесь. Нет, наше семейство исключение. Мы более поздняя волна переселенцев. Нам не довелось участвовать в сражениях и кровавых бойнях с гусеницами и другой нечистью.

Когда в городе все улеглось, и начала налаживаться мирная жизнь, то люди начали задаваться вопросом. А что же было до этого? Ну. Почему все это время город пустовал? И действительно, если вдаваться в историю, то он пустовал не меньше двухсот, трехсот лет. Я точно не вспомню. Вот он был на картах, а потом исчез. И никто не вспоминал его вплоть до того момента, когда капитан Эсталаста не нашел его на краю большого циклона.

Немножко в историю циклона. Он был всегда и уже непонятно, когда он появился. Так вот завертелось все, что он откуда-то взялся. И до сей поры он вертится. Он огромный и остров наш немаленький, вместе с внутренним морем, находится лишь на его краю. А вот внутри циклона никого не было. Неизвестно что находится внутри. Может, ничего и не находится. Но я больше об острове нашем хочу рассказать. Как вы поняли уже, то остров у нас особенный. Он плавучий что ли. Сейчас он стоит на месте, как привязанный. Но на самом деле он вполне может уплыть куда-нибудь. У него есть внутреннее море. Ну, больше озеро. Но раз вода соленая, то его морем и называют. А всю оконечность моря опоясывают невысокие утесы. Я бы вам нарисовал, но сам никогда там не был, поэтому черпаю все описания из учебников.

Так вот, после моего сумасбродного рассказа добавлю кое-какую штуку. Ко всему этому к острову прилагается Башня ветров. Уже не понятно, для чего она была создана. Но она настолько прочная, что никакими ветрами или дождями ее не сокрушить. Ходят слухи, что с башни можно управлять городом. Вот там то и проводили свои исследования Стен Кайхер и Оппентайгер. И эти все похищения должны быть с ней связаны.

Был у Алисии сегодня. Но еще не связал эти все факты. Хотя, тут связывать-то нечего. Просто, нужно еще побывать у этих ученых, чтобы все перепроверить. И тогда станет ясно, что и с кем связано. Вот так то. Завтра, думаю я, мы увидим их. А сейчас… сейчас слишком поздно.

Алисия Гровс. Дневник. Запись тридцатая

Привет, Папочка. Утром сегодня проснулась от того, что по срочной волне передавали новости о субботнем тумане. Обещали, что он будет очень плотный и опасный. Опасный, понимаешь?! Эх… Если бы не этот туман, то я бы только за опасности. Но ведь там ничего не видно и даже самая слабая тварь может тебя провести вокруг пальца! Вот в этом-то вся и загвоздка. Ну что же это я… Ведь были и другие интересные события. Да вообще день какой-то прямолинейный. Чувствую что-то… но ведь прямолинейный.

После учебы мы с Генри и его Отцом отправились в главное полицейское управление. Хорошо хоть не на метро, ехали на карете. Но качало похуже, чем в метро. Ну ладно. С удобством доехали мы до управления. Я-то надеялась, что увижу того жизнерадостного и общительного Стена Кайхера, ученого и ведущего метеоролога города, что знала… Но все не так. Он теперь как малый ребенок. Сложно и больно смотреть на него. Ведь ты его тоже знал, Отец. Вот и получается, что сложно и больно. Помню, как у него дома колбочки разглядывала. Баночки и скляночки разные. Одну он мне даже подарил. Но сейчас он представляет собой жалкое зрелище. Мне больно об этом говорить, но это ведь так.

Отец Генри зашел внутрь, где был Стен и хотел с ним поговорить. А мы в это время стояли за стеклом, и нас не было видно. И что я увидела. Мистер Кайхер наивно смотрел на отца, едва связывал слова друг с другом и играл в какую-то детскую игру. Ну, знаешь. Что-то вроде замка из кубиков собирал. У меня аж ком в горле встал. Так жалко его стало. Был же нормальный, преуспевающий и успешный в своей деятельности человек. А тут раз – и все забыл. Еще хуже того. Разозлилась на тех, кто это сделал. И все чувства так перемешались внутри и боль, и растерянность, и страх, и злоба. И стоишь, не знаешь что делать. Так плохо стало. Схватила правой рукой Генри за плечо, прижалась к нему и заплакала. Буквально минуту рыдала, а потом полегче стало, вытерла слезы и снова на Стена Кайхера посмотрела. А Генри как молчал до этого, так и молчал. Ну и хорошо. Лучше уж пусть молчит. Что же меня. Успокаивать.

– Делать больше нечего здесь, – сказал Генри.

– Как это нечего! – запротестовала я, но в его взгляде сразу увидела все, что и сама думала.

Смысла оставаться не было здесь. Только хуже становилось. Вышли на улицу и раскрыли зонты. Постояли немного, а потом двинулись вперед. Просто шли и молчали, каждый о своем думал. И тут Генри предложил:

– Башня ветров неподалеку, если сядем на поезд, то доедем. А к вечеру вернемся.

– Причем тут башня?

– Не знаю.

– Подожди, но ведь ты не просто так это сказал.

– Конечно.

Делать было нечего, Генри не отличался сегодня многословностью. Но я доверилась ему, и мы сели на поезд. Почти час ехали. Я уже начала беспокоиться, когда же мы доедем. Ведь нужно было еще вернуться домой и успеть сделать кое-какие уроки.

– Выходим.

Прошли пару кварталов и увидели ее – Башню ветров. Она возвышалась над улицами. Словно и вырастала из них. Высокая, верхушку едва видно в тумане. Ну… тумана же не было. Может башня просто притягивала к себе туман или мы так далеко забрались. Ни разу не была здесь. Просто вышли из переулка, а тут эта башня прямо выныривает из дымки туманной. Еще большая такая. Может и высокая. Но у нее какое-то внутреннее достоинство и величие чувствовалось. Словно и не башня это вовсе была, а какой человек. Не принимай близко к сердцу, Папуля. Это все мои ощущения.

Мы прошли к ней, но внутрь нас не пустили. По периметру был забор из каменной кладки и охранник у двери заявил, что нам нельзя попасть внутрь. Вариант с экскурсией тоже не прошел. И почему снаружи охранник только один? Может внутри больше? Много вопросов возникло. Да и зачем охранять башню, которой все равно почти никто не умел пользоваться-то толком? Непонятно.

Потом назад долго ехали. Генри оперся головой о стекло и о чем-то напряженно думал. А я время от времени на него поглядывала и понимала, как мне повезло. Одна я бы все это сделать не смогла. Да и обидно было бы возвращаться ни с чем одной. А тут я была спокойна. Словно смотрела не на Генри, а на что-то готовое в его голове. На то, что поможет нам отыскать Маму. Вот так.

Ну, все. Устала сегодня. Да еще эти уроки. Ну, ты понимаешь, Папуля. Давай-ка, в постельку беги. Пусть у штурвала кто-нибудь ответственный постоит. Хватит напрягаться уже. Всем нужен отдых.

Дневник Генри Коуэлла. Запись тридцать первая

Здравствуйте, мои ненаглядные. Я понимаю, что вы невидимые читатели. Но тут сложное дельце. Выходит, как-то все не так и так одновременно. Постараюсь вам получше все объяснить. Ах, уж эти сложности! Чувствую, что как-то мне стыдно даже за себя. Ну да ладно. Нет. Стыдно. Таскал сегодня Алисию целый день. Ну, кто же мог подумать, что так все будет. Эта головоломка… Вы ничего не поняли. Секундочку. Приду в себя…

За окном дождь. Сильный ливень такой. Словно предвещает что-то. Я не понимаю что конкретно, но сердце мне подсказывает. Что будет что-то. Начну с фактов. Утром передавали по радио, что будет плотный туман в субботу. И как же вышло все! В начале недели находятся пропавшие люди, а в конце уже туман! Люди ничего не помнят, ничего не знают о случившемся, но они живы. А раз живы, то можно расслабиться. Я на сто процентов уверен, что Капитан Райгард поумерит свой пыл с поисками преступников. Люди же найдены! Но этот туман… что бы это значило?!

Еще я уверен, что Башня ветров в опасности. Конечно, там охрана и все нужное для безопасности. А мы всего лишь школьники, которые что-то ищут. Но этот туман и ученые… Были сегодня с Алисией там. Долго ехали, но так ничего стоящего и не нашли. Нас просто не впустили туда. А у меня уже начала голова просто с ума сходить, ну чего же происходит. Да, еще я сомневаюсь сильно, что да как. Гусеницу куда проще было найти, чем факты сопоставлять вместе. Всегда есть вероятность оплошать. А выглядеть идиотом не хочется.

Думаю, что Алисия разделяет со мной опасения. Да, она много чего теперь со мной разделяет. Если раньше она разделяла только место на фотографиях, то за это время все изменилось. Все сильно изменилось. Надеюсь, когда-нибудь смогу ей сказать «сестра». Как-то еще с этой мечтой не расстался.

Завтра пятница. Ключевой день. День, который определит. Проиграем мы или нет. Это просто чувства. Чувство того, что завтра нужно решить. В игре мы или не в игре. И уже браться за дело, либо сдаться.

И не смотрите на меня странно. Если вы дочитали до этого момента, то должны были уже привыкнуть. Я и сам не понимаю, что я делаю. Может, к опасностям привыкаешь? Или мне важно помочь Алисии? Или просто сошел с ума? А может, все вместе? Ладно, до завтра.

Прошу, молитесь за меня. Пусть все решится уже. Пусть все решится!

Алисия Гровс. Дневник. Запись тридцать первая

Привет, Папочка. Скажу тебе честно, возможно это моя последняя запись. Я не уверена, что это действительно так. Но и не уверена, что это не так. Как сказал Генри, – «Я только чувствую так». Может это и прозвучит странно, но если я найду маму, хотя это и будет последним событием в моей жизни, но я буду счастлива. Да, правда глупо? Но для меня это важно. Я только чувствую так. Так важно моему сердцу отыскать мамочку. Понимаешь, соскучилась я по ней. Вот с тобой я каждый день общаюсь, а с мамочкой нет. Жду ее и очень хочу увидеть. А может, вы уже потом вместе будете читать этот дневник. Только слезы не лейте, прошу вас. Я ведь хочу видеть вас улыбающимися. Это верно. Дневник я оставлю в дешевом мотеле «Призрак высокой башни», что рядом с Башней ветров. Мы тут приютились. В дневнике будет записка, кому его доставить. Я не сомневаюсь, что он найдет адресата. Ну, кому еще интересна писанина маленькой своевольной девчонки. Принимай такой, какая есть, Папуля.

В школе сегодня тихо как-то. Может, для меня тихо. Просто чувствую, что решится что-то. Вот и тихо. Ничего и никого не замечаю. Смотрю на доску, а сама думаю и сама не знаю о чем. Понимаешь, словно я и здесь, и нет меня тут. И еще по-другому начинаешь смотреть на все… словно и не значит собою ничего. Что было. Учителя, ученики, парты, доски, учебники… словно уже и не значат ничего. Зачем тебе все. Если ты несчастлив.

Хотела повидать директора Фокса. Очень хотела спросить у него совета. Может, и не раскрывать всей подноготной, но спросить, вдруг совет какой даст. Или просто улыбнется. Ведь теплая у него улыбка. Такой он – Директор Фокс. С теплой улыбкой, теплыми мыслями. Понимаешь? В приемной сказали, что он уехал и все лекции отменены. И куда он мог уехать? Может за город? А что там за городом? И не знаю. Ну ладно, повезет – еще увижу его.

Генри проводил меня до дома. Я так и не поняла, чего это он меня провожал. Ведь и не зашел ко мне, и ничего не сказал. Я спрашивала его, даже угрожала, а он молчал. Словно в другом мире. Ну, уж бить я его не стала. Когда человек тебе близким становится, то если и даже ударишь его, то больно и тебе тоже. Странность-то какая. Выходит, если хочешь кого-нибудь поколотить и получить удовольствие, то не нужно с ним разговаривать, и думать о нем не нужно много, чтобы он близким не стал. А вот с врагами? так же? Не знаю… нет у меня врагов. Будут. А сейчас нет.

Долго сидела у окна и глядела, как капли стекают. Одна за другой. И падают куда-то, утекают куда-то. А ведь все из одного облака. А облако из циклона. А циклон… может и циклон из другого, еще более большого циклона под названием «Вселенная». Может, вселенная скучает по циклону, циклон переживает по тучке, тучка плачет по каплям, капли плачут по сестрам, что были рядом и исчезли в мутных водах канала. Так и я плачу по маме. Но у меня есть надежда. А у них… может и у них есть надежда.

Генри позвонил и сказал, чтобы я собирала вещи и подходила к метро. Я словно чувствовала, что все так и будет. Взяла вещи и села с ним на поезд до Башни ветров. Сняли комнатку. Его карманных денег хватило только на комнатку с двумя кроватями в одном помещении. А я не подумала взять с собой крупную сумму. Он сказал, что ляжет спать и отвернется. Я доверилась. А что делать. Папуля, пожелай мне удачи. Вот смотрю на веревку, которая торчит из рюкзака Генри. Мы утром свяжемся ей, чтобы не потеряться в тумане. И пойдем к Башне ветров. Она хорошо видна из окна. Идти нам не далеко.

Мне кажется, что Генри уже уснул. Уже дышит так плавно… Скоро и я усну. Не знаю, увидимся ли мы еще. Но я хочу верить, что увидимся. Ведь ты будешь переживать сильно, я-то знаю. Люблю тебя, Папуля. Ты лучший Отец. Помни об этом. Твоя Алисия.

Дневник Генри Коуэлла. Запись тридцать вторая

Здравствуйте, невидимые мои. Надеюсь, ваши мольбы были услышаны. Ведь завтра мы идем туда, куда нас зовет сердце. Не слишком возвышено звучит? Я весь день сегодня переживал, что и как мы будем делать. Ну, зовет же?! Сердце-то. Алисия уже уснула. Вот я и принялся за дневник. Я же должен так сделать, чтобы вы его прочитали. Отправлю его по почте, после тумана дойдет. Если вернусь, то будет что вспомнить. А если нет, то вы уже допишете последнюю главу. Да что я пишу… Это все чувства. Я не думаю, что все героические поступки совершались на холодное сердце. Иначе это бы смотрелось как-то пресно. Думаешь, что он герой, а не тут-то было. Герой начинается с сердца. Именно. Ведь мы не просто груда мяса, костей и кучка мозгов. Мы, прежде всего сердце. А чем оно полнится, то и будет человек. Как-то нелепо выходит, но мы именно за это и ценим людей. За то, что в сердце. Ладно.

У меня сегодня была тяжелая умственная работа. Думал над всем этим. Не так просто, знаете. Я так еще понял, что городу чуть ли не больше тысячи лет. Но вся загвоздка в том, что нигде нет упоминания, кто же тут жил до нас. Вроде бы обычные люди, часть общего мира. А вот нет же. Они почти ничего не оставили после себя. Книги истлели, а других источников не нашлось. Город раньше располагался где-то в другом месте, так что добраться на небесных судах к нему было трудно и опасно. Видимо это и повлияло на то, что почти никаких исторических сведений не сохранилось. Не думаю, что люди тут чокнутые были. Наверняка, обычные же люди. Вот как мы с вами. Но ведь исчезли все куда-то.

И вот что я по всему этому думаю. Может кто-нибудь сместил город в циклон и люди просто… ну вы понимаете. Из-за тумана и опасностей, которые он таит никто бы не вышел из дома. А те, кто вышел… исчезли бы навсегда. Вот и вышло, что город опустел. Жутко звучит. Но. Я почему-то думаю, что все так вот и было. Но ведь я не просто так это все думаю. Я беспокоюсь насчет башни ветров. Возможно, что кто-то сейчас хочет сделать что-то… подобное.

Эсталаста нашел город после около двухсот лет забвения. Понимаете? Его до этого никто толком не видел, а тут, раз он и на краю циклона появляется. И чего этому безумному капитану понадобилось в циклоне искать? Может сокровища какие? Или смерть. Ведь тут сокровищ-то никогда не было, а вот смерть всегда можно найти. Это дело его. Да и не спросишь уже.

И ведь как-то с этим связана мама Алисии. Только как? Если взять в расчет, что Башня ветров управляется с помощью духовной силы, то все сходится. Она же с Селефаиса и умеет ей управлять. Я вот не уверен только, хорошо ли она умеет это делать. Но должна уметь. Ведь и у Алисии такие же способности есть. Чего она только с зонтом не вытворяет, чтобы этих «бедных» гусениц поколотить. Как-то все закручено.

И главное, я ведь это все мог только себе и выдумать. Ну, понимаете, что вот это все будет. А на самом деле, какие-нибудь грабители вытрясли из мистера Кайхера и Оппентайгера всю наличку и обнулили им память. Ну и все, вот и вся история. То есть, вполне, я мог себе все только придумать. Понимаете? А мама Алисии могла погибнуть от рук какого-нибудь кукольника. Вот и конец истории!

Но я не верю в это. Да и вы мне не верьте. Завтра все выяснится. Спасибо, что все это время были рядом мои невидимые читатели. Ценю вас. Генри Коуэлл.

Алисия Гровс. Дневник. Запись тридцать вторая

Если я это пишу, значит, я еще жива. Насколько плохо я себя чувствую. Это я расскажу в конце. А сейчас, Папочка, с самого начала. Ночью я ворочалась. Уснула, но просыпалась постоянно. Видимо, волнение сказывалось. В последний раз проснулась глубокой ночью, туман плотной завесой уже стоял за окном, я почувствовала ужасную жажду и едва не уронила кувшин с водой. Генри спал. У него такое лицо милое, когда он не хмурится и не прикидывается полным идиотом. Поглядела на него, делая мелкие глотки воды из стакана, и легла спать.

Утром он разбудил меня. Я почему-то не сразу сообразила, где я нахожусь. Представляешь, говорила, – «Нет, Пап. Я сегодня в школу не пойду». Генри меня потряс, чтобы я пришла в себя. И я пришла. Так стыдно стало, что это я себя как маленькая-то веду? Если я не покраснела, то это очень хорошо. Но я очень в этом сомневаюсь. На часах было около девяти. Мы здорово проспали. Ну, я имею ввиду, что выспались. Никаких временных ограничений ведь на сон не было.

Внизу нас встретил сонный хозяин мотеля. Он вскочил со стула, словно его кто-то ткнул под ребра и задал странный даже для себя вопрос:

– Вы уже собираетесь уезжать?

Потом поглядел на окно и увидел, что там стоит плотный туман.

Генри достал веревку и попросил меня обвязаться ей.

– Да, мы уже уезжаем.

Хозяин еще раз посмотрел на окно и добавил задумчиво:

– Что-то вы быстро.

Генри тоже обвязал веревку вокруг пояса и шагнул к двери. Несколько замков на ней были плотно закрыты.

– Вы можете открыть?

– Да, но не сейчас.

– Нам нужно именно сейчас.

– Вы же понимаете – безопасность посетителей превыше всего.

– Вы смеетесь? – Генри нахмурился.

– Пожалуй, пойду, посплю еще, – сказал хозяин мотеля и зевнул.

Я не знаю, что на меня нашло. Но меня так это зацепило, что я мгновенно закипела. Зонт у меня в руке прямо таки воспламенился. Если смотреть со стороны, то можно было предположить, что он горит, а вместе с ним и часть моей руки.

– Так! Если ты сейчас не откроешь дверь! То я разнесу тут все! Тебе понятно?! Ты спать потом долго не сможешь! И поверь мне, я постараюсь это устроить тебе! Ты понял?!

Генри даже дернулся от неожиданности.

Хозяин мотеля засеменил к замкам. Засеменил скорее от неожиданности, чем от страха. Чего ему пугаться? Девчонку, у которой в руке зонт горит?

– Да, да, да. – щелкнули засовы, – можете идти.

Мы вышли в туман, я едва видела Генри. Дверь позади нас захлопнулась, и мы остались одни.

– Забыл сказать, – начал Генри шепотом, – эти твари, которые охотятся в тумане, они слепые. Как мы сейчас. Мы же ничего не видим. Они ориентируются на слух. Поменьше шума. И мы дойдем до противоположного конца улицы, а там вход на внутреннюю территорию башни. Там безопасней с этим.

Генри пошел вперед, а я так и не смогла сделать ни одного шага. Веревка натянулась. Коленки у меня затряслись. Вот не подумала я с этим. Я же до жути боюсь тумана. Вчера, когда я представляла бой. Неизвестно с кем. То там не было тумана. А вот сейчас он вокруг. И сказать ничего не могу. Страшно даже слово проронить.

– Ты испугалась? – Генри вздохнул. – Только молчи. Хорошо?

Он взял меня на руки и пошел вместе со мной вперед. Правда, угол фотоаппарата уперся мне в бок. Было больно, но это привело меня в чувства. Ох уж и не знаю, сколько мы прошли. Но тут… вокруг какие-то звуки стали раздаваться. И чмокающие, и чавкающие, и слизкие. Словно кто-то крадется. Не так далеко, но и не так близко. И я сделала глупость. Ну почему так… это уже второй раз за день. Все-таки я не парень. Я же девушка. И тут мне нужно было раскрыть свой рот. Я как эти звуки все услышала, так у меня мурашки по спине пробежали. Раза три, не меньше. И я руками так обхватила Генри, а пальцами вцепилась в первое, что попалось под руку. Не знаю, были ли это плечи или уши. Но не это ведь главное, я тогда полный контроль над собой потеряла. И как закричу… На всю улицу!

Наверное, в тот момент хозяин мотеля испытал что-то вроде глумления. А мне было страшно. Я просто не сдерживала себя, кричала и кричала. И вокруг все еще больше начало шевелиться. Генри остановился, и некоторое время ничего не делал. А что он может сделать, если девушка кричит. Двумя руками он меня держит, и отпустить не может, а вокруг всякие твари сбегаются, только и готовы сожрать кого. Даже неизвестно, что за монстры это. И тут он целует меня. Я сразу и не поняла, что он делает. Он просто своими губами мой рот прикрыл. И удивление мое было столь велико. А внутри все переворачивалось просто. Так вот, удивление было выше страха, и я заткнулась. Его губы опять удалились в туман, а я молчала. Настала гробовая тишина. У меня глаза были раза в два больше, чем обычно. Я уверена в этом. Другого и быть не может. Хорошо, что туман вокруг был, иначе моя краска, которая залила все лицо, выдала бы меня. Так не по себе было…

Звуки вокруг ослабли. Кто-то прошел буквально в паре метров от нас. Как только все стихло, Генри продолжил путь. И через некоторое время мы оказались около двери. Она была полуоткрытой. Мы вошли внутрь. Впереди маячили огоньки. Видимо, они зажигались в тумане. Чтобы охранники могли проще ориентироваться в пространстве. Но охраны нигде не было, и это уже казалось странным…

– Ты как?

«Что за глупый вопрос. Как я? Ты только что меня поцеловал, воспользовался случаем! И спрашиваешь как я! Какого черта вообще ты делаешь?!», – это я только подумала, но ничего не сказала.

– Мне уже лучше.

– Если двери открыты, значит, незваные гости уже тут. Ты можешь идти?

Я встала на ноги и почувствовала себя уверенней. Может, из-за удивления, которое еще не прошло. Может, из-за румянца. Может, из-за чего другого. Не знаю. Но страха уже не было. А, следовательно, я могла идти.

На полпути до башни я запнулась обо что-то мягкое и свалилась.

– Алисия?

– Да, тут охранник.

– Он живой?

– Откуда я знаю.

– У него сердце бьется?

– Не знаю. Но он дышит.

– Это хорошо.

– Почему это?

– Если нас поймают, значит, есть шанс, что нас не убьют.

Мы дошли до двери и со скрипом ее отворили. Она была огромной и массивной. И куда только такие двери делают? Если бы я была одна, то так и осталась бы снаружи!

Внутри нас ждал сюрприз. Но начну с описания. Башня оказалась высокой. И если вот встать прямо по центру, то можно было увидеть верхушку. Винтовые лестницы из белого камня тянулись по бокам. Весьма странно использовать две винтовые лестницы для одной башни. Но не в этом суть. Вход на них был одним. И он был прямо перед нами. То есть, если пройти центр, то на противоположной стене от входа можно было начать подъем. Но тут не все просто оказалось. Мы ожидали встретить врагов, но этого…

У лестницы, на какой-то коробке сидел мальчик. Такой рыженький и улыбчивый. Он сидел прямо напротив нас. Я очень удивилась. Мальчику было не больше десяти лет. Что он забыл в Башне ветров? Никакого представления не имела. Еще у него взгляд такой пристальный был. Словно он змея.

Я хотела подойти. Но он вскинул зонт и серьезно крикнул.

– Стоять! Представьтесь!

– Да не бойся ты. Мы свои. Ты что, потерялся?

– Вас двое. Представьтесь!

– Меня зовут Алисия, а это – Генри.

– Я должен был догадаться. Мисс Гровс и Мистер Коуэлл. Уж и не думал, что вас сюда занесет.

– Откуда ты нас знаешь? – Удивилась я.

– Это не важно. Все равно, вы уже вне игры.

Я сделала неосторожный шаг, и он снова крикнул, чтобы мы остановились.

– Убирайтесь прочь! У меня нет ни малейшего желания играть тут в кошки-мышки, слабаки.

– Что? – спросил Генри, как будто его только что разбудили.

– Я предупредил.

Генри направился к нему. Это было роковым моментом. Я не думала, что маленькие миленькие мальчики могут делать большие гадости. Его зонт взметнулся в воздух, он обрисовал им круг и какой-то светящийся сгусток ударил в руку Генри.

– Я предупреждал!

Я побежала к Генри. Руку парализовало. Она болталась как не своя, а чья-то чужая.

– Алисия, уворачивайся от этих штук и задай ему как следует, – сказал Генри и присел.

Мой зонт вновь воспламенился. Я даже не слишком злилась, просто представила, как даю этому «рыженькому» зонтом по мягкому месту. Направилась на него, но он предусмотрительно выстрелил мне в ногу. И я упала.

– Зачем вы играете со мной. Если знаете, что заранее проиграете?!

– Да кто ты такой, черт тебя возьми! – закричала я.

– Вы скоро узнаете, – сказал он и улыбнулся чертовски знакомой улыбкой. Такой милой. Словно он ничего сейчас не делал. Такой доброй улыбкой. Можно сказать родной и дружеской.

Генри поднялся и побежал на него. А парень даже не повернулся и запустил в него два сгустка. Один попал в ноги. А другой в область легких. Генри грохнулся на землю.

– Ты в порядке?

– Тяжело дышать, словно легкие отнялись, – прошептал Генри.

– Следует быть более аккуратными, – добавил милый мальчик.

– Стаффи вспышка!

Я едва успела зажмурить глаза. Вспышка действительно была, что нужно. Но когда я посмотрела на мальчика, то увидела, что он не шелохнулся.

– Чего вы замолчали?

– Алисия, ты тоже это видишь? – зашептал Генри.

– Да. Ему не причинило никакого вреда.

– Кажется, я слышал, как щелкнул фотоаппарат. Вы сюда фотографироваться пришли?

– Ты что не видел вспышку?! – крикнула я.

– Конечно же нет, я ведь слепой.

Смысл слов сначала до меня не дошел. Я подумала, что он шутит.

– Генри, давай-ка еще разок!

– Стаффи, вспышка!

Вновь была вспышка. Еще ярче прежнего, но мальчишка все так и стоял. Не обращая внимания на нее.

– Так ты действительно слепой.

– Да, а почему вы удивляетесь?

Генри застонал, его не обрадовали слова маленького злодея.

Я решила, что терять нечего и с пламенеющим зонтом в руках запрыгала на нашего врага. От одного сгустка мне удалось уклониться, а другой же попал мне в руку и другую ногу. Я упала. Зонт еще был в руке. Но сделать я ничего не могла. Он выстрелил еще раз, попав в голову. Мышцы лица онемели, я лежала лицом в белом песке, которым было усыпано дно башни, и судорожно соображала, что же еще можно сделать.

– Наверное, мне придется вас убить.

Он покрутился на коробке. Потом продолжил:

– Так и не понял, зачем вы притащились сюда. Все равно бой был проигран с самого начала. Вы же не думали, что сможете остановить нас. Я даже не представляю, как вы додумались прийти именно сюда, и именно в это время. Но и не хочу знать. Смысл мне знать это? Все кончено.

– Ничего не кончено, щенок, – зашептал Генри, задыхаясь.

– Посмотрите на героя, ты же едва дышишь. Вообще, я слышал, как злодеи рассказывают своим жертвам свои злостные планы. Перед тем, как прикончить. Но, я не настолько глуп. Планов у меня никаких нет. Это все планы… Сами знаете кого. А если и не знаете, то и не следует вам знать. Единственное что скажу, так это, что городок у вас премерзкий. Что ни день – все дождь. Как вы тут не подохли все. Скучаю по своему солнечному Селефаису.

– Что?

– Да ладно. Пора заканчивать. Сейчас выстрелю тебе в легкие и ты умрешь в течении нескольких минут. А потом и подружке твоей. Но сначала, пусть понаблюдает, как ты мучаешься.

Я услышала, как он идет к Генри. И тут у меня внутри прямо война произошла. Настоящая феерия гнева, боли, разочарования и обиды. Я поняла, что потеряв маму, я потеряла что-то очень ценное. Но ведь за это время я приобрела друга в лице Генри. Даже может быть больше чем друга. Друга с большим знаком плюс. И хоть странная это дружба. Но! я ценю! И если вот сейчас этот мальчишка у меня отнимет этого человека, то я умру прямо здесь. Мне и не нужно будет ничего. В горле комок стоит, а сглотнуть не могу. И гнев прямо как вулкан во мне кипит. И чувствую, как песок по руке разбегается, словно что-то его тревожит. Может ветер или… Огонь! Чувствую, как это все распространяется на плечо, туловище, голову. Я смогла сглотнуть.

– Ты готов принять свою смерть? – спросил Мальчишка.

Генри зашипел. Видимо, просто не знал, что ему сказать.

А в это время духовный огонь распространился по всему телу, я смогла подняться. Мальчишка стоял ко мне спиной и уже поднял свой зонтик, чтобы сделать своей дело.

– Послушай, давай-ка я тебе помогу, а?

Он дернулся. И резко обернулся. Вы бы видели его круглые невидящие глаза. Он пару раз выстрелил в меня своими парализующими сгустками.

– И это все? Все на что ты способен?

– Вы разыгрываете меня? Ты где-то прячешься!

Глупец начала стрелять по сторонам.

– Я прямо перед тобой, – сказала я самым холодным тоном и пошла на него.

Он попятился от меня, но запнулся о Генри и пополз дальше.

– Не трогай меня, не трогай!

Я прикоснулась к нему зонтом, мне даже не пришлось наносить удар, как вся сила зонта вышла и отбросила этого гаденыша на несколько метров. Он застонал и потерял сознание. Хотя, я сначала хотела, чтобы он прямо там и скорчился. Но уже не могла ничего сделать, силы оставили меня и я упала на землю. Сознание покинуло меня.

Сейчас все болит. Мы сидим рядом с этим мальчишкой. Он еще в себя не пришел. Впрочем, как и мы. Мы его связали. Но руки и все остальное как-то медленно шевелятся, словно заторможенные. Еще отходим от паралича. Придется ждать до утра. Едва удается ползти, я уже не говорю о ходьбе. А чтобы поднятья на башню, нужно попотеть.

Отец, я еще жива. Поздравь меня. Устала. Очень хочу, чтобы ты приплыл, когда все это закончится.

Дневник Генри Коуэлла. Запись тридцать третья

Здравствуйте, мои дорогие и невидимые. Едва и пишу своей рукой. Еще жив. Поздравьте меня. Это того стоило. Чего стоило? Да того самого. День странный. И что в нем такого? Да не знаю. Просто такой. Я такой усталый. Вы увидели, наверное. Писать тяжело. Рука все еще едва шевелится. И спать очень хочется. Удивительно, но этот маленький гад, который меня парализовал… Ах, я не рассказал. Ну и ладно. Расскажу о главном, раз уж так тяжело.

Я цел. Алисия тоже. Но мы приходим в себя. Очень тяжело. Я почти. Чуть-чуть не был убит. Да, бывает так. Даже и не понял. Что в таких случаях говорят. Оказался бесполезен. Стаффи не работает против слепых. Я обязательно восстановлю все события в дневнике, когда поправлюсь. Сейчас нет сил. Уж и не знаю, как Алисия все это терпит. Она выглядит гораздо жизнерадостней меня. Может, ее греет интерес. Кто же там наверху. А там кто-то есть и что-то замышляет. А мы тут внизу. На дне башне, со связанным мальчуганом, который нас чуть не прихлопнул и едва живые. Вот так как-то. Писать тяжело.

Этот малыш напоминает мне кого-то. Никак вспомнить не могу. Такое лицо знакомое, но не приходит на ум. Что же это такое…

Простите, что так быстро. Если завтра мы останемся в себе, то будет продолжение. А сейчас, мне нужен отдых. Простите. Молитесь за меня. Даже из будущего. Молитвы влияют на прошлое. Ну, я в это верю. Поверьте мне.

Спокойной ночи, мои невидимые.

Алисия Гровс. Дневник. Запись тридцать третья

АЛИСИЯ: Привет Отец, привет невидимые читатели Генри. Раз уж вы это читаете, то, значит, что мы все-таки выжили. Хоть и положение у нас не завидное. Лежим мы в разных палатах, но по соседству. И ходим друг другу в гости. У меня больше синяков, чем у Генри. Да… наверное, больше чем у всего госпиталя. Но, не беспокойся, кости целы. Хотя, сначала я думала, что у меня ни единой целой косточки не осталось. Так уж все болело. Кстати, как ты уже заметил, то настрой у меня весьма оптимистичный. Но не буду радовать раньше времени. Сначала о мрачных нотках, остальное потом. Генри будет включаться в рассказ периодически. Так уж вышло, что только вместе мы сможем написать последнюю главу. Глава 33. Как все вышло-то…

ГЕНРИ: Надеюсь, что нас не отчислят за прогулы в школе. Да, хорошо, что нового директора еще не назначили. И у нас даже есть шанс закончить этот год без него. Что очень радует. Ну, а теперь о хорошем. Меня до сих пор передергивает от этих страшных картин… От каких, спросите вы? Да от тех самых. Когда пишешь уже после того, как что-то произошло, то теряется ощущение свежести. Но, раз уж меня до сих пор передергивает, то есть неплохой шанс передать вам все, что произошло, максимально точно, максимально свежо и максимально больно. А больно было… И очень больно. Вот что я вам скажу.

АЛИСИЯ: Перейдем ближе к теме повествования. Благодаря Генри, выучила несколько новых слов. И так, начнем наше повествование. Вперед! Заранее приготовьте свои сердца для переживаний. И возьмите чего-нибудь похрустеть, ведь рассказ намечается не самый коротенький. Ведь нас двое сегодня пишут. И вообще, это мы не за один день пишем. А растянули на несколько. Вот такое удовольствие.

Теперь напустили мрачное настроение и в путь!

Утром… Да, утром. Определить точно какое же время в башне – трудно. Разве что, можно было судить по верхним окнам, куда заглядывал дневной свет. Но, кажется, они всегда так светились. В общем, как только мы проснулись, так сразу ступили в путь. Подниматься нужно было минут пятнадцать. Не меньше. Ведь башня высокая. И очень можно быстро устать.

ГЕНРИ: Этот маленький рыженький мальчик, что вчера нас хотел прихлопнуть. Он сидел и смотрел в точку. Лишь спрашивал: «Почему вы меня еще не убили?». Притом, спрашивал так часто и долго, что мне самому захотелось это сделать. «Ну почему?», – твердил он. «Вы хотите выжать из меня что-то? Я вам все равно ничего не скажу. Делайте свое дело и покончим с этим», – такое ощущение сложилось, что он умирал по три раза на дню. Знаете, обычное явление. Либо у него с головой не в порядке, либо… другого я предположить не могу. Чего у него там, в черепной коробке. Мы молча собрались и ушли. А он все так и задавал вопросы в пустоту. Потом закричал и упал на бок. Кажется, последнее, что я видел – это то, как он рыдал. Странный мальчишка. То холодный, как зимний день, то плаксивый, как девчонка. Хорошее сравнение? Алисия говорит, что плохое. Ну… вы меня поняли. И это главное.

АЛИСИЯ: Мы поднялись до половины. И ноги мои уже едва, едва шевелились. Словно лестница притягивала их к себе в два раза сильнее обычного. Я, после вчерашнего, еще не полностью отошла. Все, кажется, нормально шевелилось. Но… отчего такая усталость? Непонятно, может это сделано, чтобы вконец вымотать гостей? Башня ветров! Ну, кому понадобилось тебя захватывать? И для чего?! Может Генри прав? Ладно. Я начала замечать, что Генри как-то странно себя ведет.

ГЕНРИ: Я тоже почувствовал эту усталость, словно все тело свинцом налилось. Все ведь нормально до этого было. А тут резко сложно идти стало. Да и дышать трудно. И я смотрю на руки, пытаюсь пальцы сосчитать, а они расплываются. И понимаю, что дело неладное. Ну, ведь так?! Разве когда по лестницам поднимаешься, то начинается одновременно усталость или плохо становится? Никогда такого не было. Наверное, потому что в Городе Дождей кроме Башни Ветров и нет высоких зданий. Подумал, что это нормально.

АЛИСИЯ: И тут он остановился. Смотрит на руки и неожиданно выдыхает, словно ему в грудь дали. И запомнила еще, что у него глаза так округлились. Даже не от страха, а от боли. А зрачки такие узкие-узкие. Что прямо страшно на Генри смотреть стало. Я подошла к нему, а он от меня так отдернулся… Мне тогда непонятно стало, да и страшно самой, что же такого происходит.

ГЕНРИ: И тут у меня из груди клинок выходит. Вы представляете! Я смотрю на руки – и со скрипом меня клинок протыкает! Прямо в грудь… и чувствую, что легкие задеты. И воздух выходит через дырку, а кровь пузырится. И боль, просто ужасная, исчерпывающая боль! Пытаюсь обернуться, а там Алисия. Инстинктивно отдернулся от нее. Хотя ведь понял, что она не могла меня так вот продырявить. Но… Ничего… Думал, сейчас умру. Закрыл глаза и повалился на землю.

АЛИСИЯ: Я подбегаю к Генри, и пытаюсь поднять его. Он садится на землю и трогает грудь. И молчит. Самое страшное, что молчит. Оглядывается и ничего не говорит. Мне тогда так не по себе стало. Словно я привидение увидела. Беспокоиться начала. Что же происходит такого. Еще живы были в памяти насекомые-диваны в здании, что в старом секторе, которые нас душили, пока мы спали. Но тут же другое… Мы не спали!

ГЕНРИ: И тут я рассмеялся. Не знаю, чего мне так смешно стало. Мне страшно было, жутко страшно. После своего смеха я сказал Алисии, что мне просто плохо стало. А сейчас уже все хорошо. Подумал что, наверное, пройдет это все. Какая-то духовная ловушка или что-то типа того. Думал, что все обойдется. Поднимемся наверх, устроим бойню и все в этом же духе. Но я ошибался.

АЛИСИЯ: Еще после пяти минут утомительного подъема случилось то, чего ни я, ни Генри никак не ожидали. Да, я тогда и не поняла, что произошло. Просто послушалась. Отчего-то сделала все как нужно. А нужно ли было, так и не знала. Просто делала, что Генри попросил. Вы бы видели его, он бледнел и краснел там! И глаза у него дергались, словно его пытают. Так и было…

ГЕНРИ: Мне показалось, что Алисия что-то сказала. Я посмотрел на нее и даже пошатнулся в страхе. Дикий страх был. Если бы меня так изуродовали, то я бы не так переживал. А тут Алисия… Посмотрел на это и так стало обидно, что ничего не смог сделать. Не хочу даже об этом говорить. Но нужно, такой уговор с Алисией. Что каждый пишет то, что от него требуется.

Так вот. Я обернулся, а она стоит с длинной такой глубокой полосой на шее. Словно ее вот-вот перерезали. У меня комок в горле встал размером с кулак. Я стою как вкопанный, а она руки поднимает и на меня идет. И хрипит так. Ужасно хрипит. А изо рта кровь идет. Она его открывает, и кровь прямо льет. Ужас. Мое сердце так и сжалось. Схватил Алисию и заплакал. А чего заплакал? Сам не знаю, словно от безысходности. Наверное, так и было. Вообще, редко плачу. А тут стою и рыдаю. И чувствую, как кровь ко мне прилипает. И судорожно думаю, что же я такое сделал. Как я мог недосмотреть, такое допустить.

АЛИСИЯ: И тут я спрашиваю Генри: «С тобой что? Все в порядке? Может нам остановиться?». А он отходит и на меня глядит. Тут обнимал и рыдал. А теперь в слезах стоит и смотрит. И на лице такая смесь удивления и радости. Сразу подумала, что-то нехорошее происходит.

ГЕНРИ: И тут голос из ниоткуда: «Как тебе? Понравилось? Мне показалось, что да».

– Кто ты?!

– Кто Я?

– Да, кто ты?

– Твой Страх.

– Не нужно меня пугать. Покажись и назови свое имя!

– Я уже тебя напугал, наглец.

– Покажись!

Напротив меня, метрах в трех, показался парень. Секунду назад его там еще не было. Возраста примерно моего. Такой странный. У нас такую одежду не носят. Может из пустынь. Кто знает. Необычная одежда. Я сразу понял, что это непростой враг. Но тогда и не понять было. Сразу.

– Генри, а с кем ты разговариваешь? – спросила Алисия.

– Ты не видишь его?

– Конечно, она меня не видит. Ведь только ты по-настоящему боишься. Ведь так?

– Нет. Ты ошибаешься!

– Да? Разве? А что это с твоей подружкой?

Я посмотрел на Алисию. И мне еще хуже прежнего стало. Этот гад, который назвался «Твой Страх», он вычудил новую страшную картину. Алисию проткнуло несколькими стрелами, она упала на землю. Я зажмурился, надеясь, что это окажется иллюзией, как в прошлый раз.

– Тебе все еще не страшно?

Я открыл глаза, Алисия смотрела на меня так, словно ничего и не произошло:

– Так с кем ты разговариваешь, Генри? Ты мне скажешь?

Я без раздумий обнял Алисию и наклонился к уху. Начал шептать: «Я не знаю, что тут происходит, но, поверь мне, тебе стоит сейчас бежать наверх. Беги что есть силы, поняла?!».

– Что вы там шепчетесь, голубочки? – посмеиваясь, спросил Твой Страх.

АЛИСИЯ: Я сначала подумала, что он просто от меня избавиться хочет. Знаете, напугался предстоящей битвой и решил меня одну отправить. Но потом подумала, что ведь такого не может быть. Зачем Генри было до этого рисковать своей жизнью? И тут он закричал. И я все поняла.

– Поверь мне, Алисия! Просто беги!

У него столько боли в глаза было, что я просто доверилась. Что-то мне подсказывало, что я все делаю правильно. И побежала наверх.

ГЕНРИ: Твой Страх проводил Алисию взглядом.

– Да, жаль. Было бы интересней расправиться с тобой, а потом с ней. Она же там наверху так и останется. Эх. отняли игрушку. Радуюсь, что ты у меня остался. Ты ведь не уйдешь?

Я посмотрел на нож, торчащий из моего сердца. Поморщился и сказал, что я остаюсь. Было жутко больно. Как по-настоящему. А главное, я ведь ничего. Совсем ничего сделать не мог!

АЛИСИЯ: Все бежала наверх. Бежала и бежала. Уже устала считать, сколько именно. А долгожданная цель все не приближалась. Кажется, она даже отдалялась. А вот усталость исчезла. Видимо, это все из-за странного поведения Генри. Сердце еще томилось. Как он там? А? Ну, как же он там? Страшно и подумать, что же произошло такого, что ему потребовалось меня отправить наверх одну. Как-то грустно немножко было… словно драгоценное что-то за своей спиной оставляешь… Понимаешь, Отец?

ГЕНРИ: Когда очередное видение исчезло, я поднялся с земли. Попытался догнать Твой Страх. Но ничего не вышло. Он исчезал в одном месте, а потом появлялся в другом. Понимаете? Его невозможно было поймать. Он издевался надо мной. Он не мог поразить меня физическим оружием. Поэтому издевался. Только я хотел расслабиться, как он протыкал мне руки. Или в меня неизвестно откуда врезались несколько стрел. В который раз они потыкали меня насквозь и вылетали наружу. Это очень больно. Очень больно. Думал, что сойду там с ума. Такой это гад был! Как я не старался, никак не мог и приблизится к нему, чтобы поймать. Он был словно тень. Куда бы я ни шел – он следовал за мной. А я не мог ему причинить вреда. И еще жутко больно было. Жутко. И время так медленно тянулось.

АЛИСИЯ: Я же не сказала. Чего это я такая веселая-то писать села этот дневник. Наверное, вы подумали, что я маму нашла! Я бы сказала вам, что да. Но ведь это не так. Это только частично правда. Нашла я или не нашла вы скоро узнаете. А сейчас вы удивитесь, кого я нашла в башне тем днем…

Все-таки мне удалось добежать до самого верха. Там была такая же массивная дверь, что и внизу. Я едва протиснулась в щель, которую сама же сделала. Разогналась, надавила на тяжелую дверцу, и, пока она не закрылась назад, прошмыгнула внутрь. Честно, думала, что меня придавит и выдавит чего. А выдавливать уже было нечего, я и так была измотана до предела. Оказалось, что было чего.

Верхушка Башни ветров. Центр ее управления. Или как он там называется. Представлял собой круглое помещение. Довольно большое. Одна четверть его была занята стеной. Остальное – окнами и оборудованием, которое около них располагалось. Множество рычажков, лампочек и другой дребедени, мне непонятной. Я не очень разбираюсь во всем этом. Но тут было хоть отбавляй всяких непонятных штук. И среди всего этого Синептического хаоса я увидела знакомую радушную фигуру. Кто бы это мог быть?

– Директор Фокс?

Он обернулся и, улыбнувшись, поприветствовал меня.

– Здравствуй, Алисия. Как ты поживаешь?

Спросил меня и вновь занялся своими делами. Что-то двигал, нажимал и ходил между приборами.

– Вы мне не удивлены?

– А чего мне удивляться?

– Как?! Вы проникли в Башню Ветров. Положили всех охранников. Оставили мальчишку внизу, который чуть нас не убил, между прочим!

– Вот этому я удивлен. Но только чуть-чуть, – он улыбнулся. Словно чай налил и пошел за десертом.

– Директор Фокс!

– Алисия!

– Вы!

– Что я?

Я не стала ждать, пока он попытается меня вырубить или убить, я пошла первой. Но мой зонт пролетел мимо. Словно его не существовало. Привидение… Да, да. Было похоже на это.

– Мне показалось или твой зонт только что прошел сквозь меня?

Напомню, что он говорил и не отрывался от пульта.

– Показалось, – прошипела я.

– Наконец то, – сказал он, и я почувствовала толчок.

– Что это?

– Поезд тронулся.

– Какой поезд?

– Мисс Гровс. Это образное выражение, – он повернулся ко мне. – Остров тронулся. Я хотел сказать, что остров тронулся.

– Так значит Генри прав?

– В чем?

– Вы хотите уничтожить всех на острове. Увезти город в зону туманов и стереть жителей с него.

– Что за чушь? На это уйдет несколько недель. Или даже месяцев. Кому нужно этим заниматься.

– Тогда зачем?

Фокс расхохотался:

– Это страшная тайна. Я сам крыл ее мраком. Все именно так, мисс Гровс.

У меня терпение лопнуло. Я еще раз попыталась его ударить, а он словно из воздуха. Значит, тут какой-то подвох был. Ведь не могло все быть так… Видимо, он был не настоящим. А где тогда он настоящий? Где именно? Странно все это. Но ведь…

ГЕНРИ: Этот гад измывался надо мной как мог. Было больно, было плохо. Честно, после десяти минут такого издевательства, я начал подумывать о смерти. Серьезно! Это страшно! Я уже умер двадцатью различными способами. И в тайне для себя начал желать, чтобы «вот этот» был последним! И уже без разницы просто последним или смертельно последним! Настолько он меня победил морально! Боль – хуже страха. Я это проверил на себе. Однажды я почти схватил его, но руки прошли сквозь парня. Значит, он было не настоящим. Тогда где был настоящий Твой Страх?

АЛИСИЯ: Но ведь пульт управления островом – настоящий. Я даже потрогала его. И вспомнила, где именно нажимал Фокс. Но вот… куда именно, так и не разглядела. Пустила духовную силу в зонт и с размаху ударила по нему. Осталась глубокая вмятина и в разные стороны посыпались осколки битого стекла, кусочки железа и проводов. Башня дрогнула. Лицо Директора Фокса изменилось. Оно стало таким… недобрым… побагровело.

– Больше так не делай!

– А мне понравилось!

Он попытался схватить меня, но ничего не получилось. Он же был привидением. И я вновь разнесла часть пульта управления зонтом – башня второй раз дернулась. Так, что я чуть с ног не упала.

– Мисс Гровс, вы будете наказаны! Прямо сейчас!

– Хорошо, Директор! Я готова!

ГЕНРИ: Как же мне все это надоело. В последний раз он продырявил меня каким-то трезубцем. Это ужасно! Прошу. Не повторяйте, пожалуйста. И не соглашайтесь ни при каких условиях! Это до боли больно и до ужаса ужасно! Это в три раза больнее, чем обычно. Еще они, как мне кажется, были отравлены и я даже начал испытывать муки от яда. И вот снова то мгновение, когда я вновь здоров. Но сердце еще в ужасе сжимается от боли… И тут меня осенила мысль. Ведь он это все делает только у меня в голове. То есть, в настоящем мире ничего не меняется. И в моей голове я играю по его правилам. А что, если мне применить свои правила? И я сосредоточился. В очередной раз он исчез и приготовился к атаке.

– А ты тоже чувствовал эти толчки? – словно старый друг, спросил Твой Страх меня.

– Нет…

– Аааа… Куда тебе. Ну ладно.

И в следующую секунду в меня ворвалась шпага. Я даже кровавый узор на ней разглядел. Если я не могу удержать шпагу руками, то я удержу ее мыслями. Ведь шпагу втыкает Твой Страх. И если я ее задержу, то он окажется прямо за моей спиной. Так я и сделал. Представил, что взял голыми руками шпагу. И она действительно перестала двигаться. Он хотел ее провернуть во мне. Но не вышло. Он дернул в очередной раз и закряхтел.

– Эй, что такое? Ты внутри такой твердый разве? – Спросил Твой Страх с насмешкой.

По рукам у меня шла кровь. Я ими не держал шпагу. Но только воображал. А кровь, как мне показалось, шла самая настоящая…

– Разве? – переспросил я и представил, как одной рукой шарю за спиной. И подцепив этого парня, волоку его к себе, чтобы поставить прямо перед собой…

АЛИСИЯ: Директор Фокс появился передо мной, неохотно ковыляя из-за какого-то прохода в стене. И чего я его раньше не заметила? Я прямо закипела яростью. Подумала еще, прости мамуля, но сейчас это нужно. И зонт так засветился, что слепить глаза начал. Вот я подбегаю к нему, ударяю и…

– Ай, – язвительно говорит Фокс.

– Что?

Ничего не произошло. Только вся сила зонта в один миг была кем-то выпита.

– Бум, – сказал он улыбаясь.

Раздался взрыв. Пространство перед Фоксом, которое должен был разорвать мой удар, разорвал удар со стороны Директора Фокса. Ох. Мои кости. Нет, это говорят не только бабули. Меня так в воздух подняло и швырнуло о стекло башни, а потом о приборную панель, что… думала костей мне точно не собрать. Как глупо-то вышло. Лежала там. С отбитыми легкими и задыхалась.

– Признаюсь, восхищен вами, мисс Гровс. Вы бы составили нам отличную компанию, если бы присоединились. Но, нам с вами не по пути. Извините и прощайте.

ГЕНРИ: Поставил я его перед собой, а он в недоумении на меня смотрит. Видно, же, что я ничего не делаю. Просто стою, а из рук кровь бежит.

– Как? Как ты…

И тут я влепил ему. Одной воображаемой рукой держу его, а другой бью по наглому лицу. И представляю, как каждый удар отельной платой вносит ему должки… Впервые так разозлился. Бил и бил. Пока лицо не покраснело. Он кричал, но я еще добавлял.

– Вот тебе за Алисию! Вот тебе за трезубец! Вот тебе за стрелы! Слышишь!

И тут он вырубился. Я даже не заметил. Просто висит в воздухе. И ничего не говорит. Как кукла какая. Но видно, что еще дышит. Но так прибить его хотелось. Что, будь я поимпульсивней, не сдержался бы. Вот ведь гад! Этот «Твой Страх»! Попытался его своими настоящими руками схватить, а он тут же растворился в воздухе. Исчез и все… А руки все в крови. И раны глубокие на них. Так что и сжимать больно ладони. И тут справа от стены какой-то силуэт отделился. Сначала он был таким же белым, как и стена. Но потом приобрел цвет и форму этого паренька, которого я сейчас колотил безудержно. И лицо у него было красным… Я даже стыд почувствовал. Не знаю, чего так. Но… Никогда так людей не избивал. Да и противно мне это. Но, на всякий случай, пнул его. Скорее, чтобы проверить, живой он или нет еще. Он заскулил, и я, удовлетворенный местью, поспешил наверх.

АЛИСИЯ: Я уже приготовилась к самому худшему. Думаю, ну все, Папуля, конец игры. Так и не нашла маму. Но. Старалась. Прости меня… И тут он начинает:

– А мамочка твоя, паршивка! У меня из-под носа удрала ведь! Да. Видимо и у тебя тоже. Я на ее умения так рассчитывал! А тут… пришлось Стена Кайхера похищать, Оппентайгера, когда выяснилось, что мистер Кайхер без Оппентайгера, что лодка без весла. Паршивка!

Я еле выдавила:

– Не смей.

– Паршивка она! Что с нее взять!

– Не смей, я сказала!

– Паршивка! – его, видимо, забавляло меня злить.

– Ну все…

– Правильно. Ну все. Я досчитаю до трех, и тебе уже не будет больно. Раз…

На двух я взорвалась. Помните, что было в основании башни. Только тут еще сильнее. И как-то вспышкой. Это я потом только узнала, что окна у башни вылетели от моей злости ко всем чертям! Вы представляете! Уж не знаю, что там за видок был у Фокса, после этого взрыва, но, думается мне, ему серьезно досталось. Видимо, из-за оскорблений взрыв и произошел. У меня такая ненависть к этому человеку воспылала, что я сама удивилась. Самой больно от этого стало. Как-то мои эмоции связаны с духовной силой. Вот и произошел выброс. Не удалось Фоксу к нему подготовиться, да и не ожидал он…

ГЕНРИ: Ужасное зрелище. Полуживая Алисия лежит около мигающего пульта управления. Из разбитых окон дует пронизывающий холодный ветер и идет ледяной дождь. А у стены валяется тело директора Фокса. Я бы без Алисии так и не понял, что тут произошло. Словно ураган прошел. Все было разрушено. Куски битого стекла, лампы разбиты, мебель разбросана. Ужасно все выглядело. Ужасно.

Подбежал к Алисии и кровоточащими руками проверил ее пульс, конечно, вымазал ее всю. Но, зато убедился, что живая. А это главное. Ведь так… Что бы ни случилось. Постарался ее взять, но все не мог ухватиться. И самому тяжело было. И руки болели очень… я их об шпагу порезал.

– Брысь, пусти меня к этой мерзавке! – раздался позади голос Фокса.

– Что? – не понял я и обернулся.

– Пусти меня!

Директор Фокс, в лучшем случае, выглядел как мертвец. Глаза запали. На голове красовался большой шрам, видимо от удара об стену. Одна рука болталась как кукольная. А в другой он держал какой-то продолговатый предмет. Он сплюнул кровь и направился в мою сторону. Я еще раз попытался схватить Алисию и убраться. Но ничего не вышло, поэтому накрыл ее своим телом.

– Идиот! Город идиотов!

Вспышка. И мрак. Я думал, что умер…

АЛИСИЯ: Меня кто-то нес. Такой знакомый запах. Мне виделись луга Селефаиса. А рядом был такой знакомый и родной запах. Я все пыталась его узнать. Кто это? Чья загадка рядом со мной? И мысли вертелись у меня в голове, как безумные стрелки часов. Не останавливаясь, не прекращая свой ход. А рядом был запах. Такой знакомый и родной запах. Я уже не помнила кто я и где я. Но мне важнее было узнать, что это был за запах. И главное, чей он был. Такой родной и близкий. И это близкое сердцу слово… Знакомое мне с детства… Я приоткрыла глаза и увидела ее лицо. Мы куда-то шли…

– Мама…

– Молчи. Только молчи. Алисия…

– Мама. Это не сон? – мне было тяжело говорить.

– Прошу тебя, молчи.

– Ты останешься со мной?

Она заплакала… Я потеряла сознание…

Пришла в себя уже внизу… Карета скорой помощи и она. Родное лицо и запах. Все еще плачет, а слезы, горячие слезы, падают на мое лицо.

– Ты останешься, мама?

– Прости… Прости, Алисия… Прости меня. Пожалуйста. Прости… Я верю, что ты сможешь меня простить… И даже если ты не простишь. Знай, я всегда буду любить тебя… Прости меня…

Она извинялась, а слезы капали… одна за другой на мое лицо. Она разрыдалась и прижалась к моей груди…

– Мамочка.

– Алисия. Любимая. Мы еще увидимся… Прости меня.

Я потеряла сознание.

ГЕНРИ: Когда я очнулся, то был уже в госпитале. За мной исподлобья наблюдал Капитан Райгард. Конечно, Директора Фокса там не нашли. Да и мама Алисии не оставила никаких следов своего пребывания. Получалось, что мы разгромили Башню ветров. Но… мы бы не смогли ее завести. Не знаю, чего так. Город переместился на несколько десятков миль южнее. Но. Ничего не изменилось. Может, Алисия вовремя расколотила пульт?

АЛИСИЯ: Отец, спасибо, что читал меня все это время. Эта история для тебя. Я верю, я еще найду маму. Каким бы опасным ни был путь. Прости меня, если что. Счастливого плавания! Генри передает привет невидимым читателям, говорит, что вы молодцы. Вы дороги для него. Странный. Правда?

Теперь у меня есть надежда.

Виталий Либер 24 марта 2012

Оглавление