«Профессия: шерп»

Александр Прозоров ПРОФЕССИЯ: ШЕРП

Москитовый берег

Сержант Дональд Трамп не стал выставлять на ночь охранение, ограничившись растяжками с сигнальными патронами. Он был уверен, что ни один дикий зверь не сунется на запах человеческого пота, репеллентов, грима, смазки, пороха и взрывчатки. Природа Земли уже давно усвоила, что приближаться к двуногим безволосым хищникам без крайней нужды не стоит. Слишком уж рискованно. Людей же на влажном и заболоченном Москитовом берегу практически никогда не бывает. Здешняя сельва — не самое гостеприимное место для проживания.

Разумеется, некоторый риск в таком решении был. Но имелось и немалое достоинство: пятерка разведчиков хорошо отдохнула и была готова к завершающему броску.

На рассвете бойцы быстро смотали и спрятали в рюкзаки невесомые сетчатые гамаки, убрали растяжки, вскрыли банки с тушенкой, запили еду водой из фляжек и собрались в путь. Опустевшую упаковку рядовой Ричард Ламм забил ногой под корни то ли ризофоры, то ли бальсы — в породах деревьев он разбирался не очень.

Тем временем сержант откинул нагрудный клапан, опуская планшет в рабочее положение, активировал экран, пальцами «стянул» края, уменьшая масштаб карты, ткнул пальцем в слабо пульсирующую красную точку, от которой тянулся тонкий пунктир:

— Итак, мы здесь. До цели восемь миль. Это первая горная долина на краю сельвы. По прямой двигаться нельзя, там болото. Навигатор проложил маршрут вокруг по сухой местности. Доходим до места, ставим на скалах систему наблюдения с маячком — и тут же назад. Не успеем обернуться за сегодня — застрянем в этих джунглях на лишние двое суток. Так что не расслабляемся, парни! Если хотите послезавтра пить холодное пиво и тискать девкам задницы, нужно выложиться сейчас. Берни?

Белокожий молодой солдат, к которому совершенно не прилипал загар — ни в Ираке, ни в Афганистане, ни здесь, в Латинской Америке, — вынул из набедренной кобуры сканер, повел сперва в правую, потом в левую сторону.

— Чисто!

— Чисто, — подтвердил сержант, которому на боевой компьютер данные целеуказания поступали автоматически. — Торни, вперед.

Могучий негр, на голову выше любого в разведгруппе, молча закинул винтовку за спину, извлек мачете и двинулся в направлении, указанном навигатором, методично прорубая тропу в переплетении лиан. Берни Груксон, отстав на десяток шагов, включил инфракрасный прицел своей «ХК416»,[1] прикрывая товарища. Чуда, разумеется, не произошло, деревья прозрачными не стали — однако теплые объекты прицел засекал на удалении за двести, а то и триста шагов даже в джунглях, в то время как простым глазом дальше пятидесяти футов различить что-либо среди густых ветвей и стволов было невозможно.

Третьим двинулся Майкл Клайвуд с «ХМ25» — самозарядным гранатометом с автоматически программируемой дистанцией подрыва, прозванным за свою невероятную эффективность «карателем».[2] Сержант двинулся четвертым. Свою винтовку он повесил на шею, готовый в любой момент открыть огонь при нападении с левого фланга.

Замыкал колонну Ричард Ламм — курсант Академии береговой охраны, в соответствии со своим образованием вынужденный тащить семь кило разведывательного оборудования и отвечавший за его правильную установку. Поспевал за опытными спецназовцами он с немалым трудом — однако перспектива зачисления в Управление технических систем ЦРУ подстегивала паренька в стремлении показать себя с лучшей стороны.

Проложенный компьютером маршрут позволял двигаться быстро и без особых проблем. Сержант Трамп уже бывал в сельве и отлично знал, что в низинах тут иногда приходится прорубаться через лес, как сквозь многослойные занавески. Редкие, по паре в минуту, взмахи длинным ножом, производимые негром в голове колонны, сообщали бойцам темп, равносильный в подобной местности бегу со всех ног. Двигаться быстрее было просто невозможно.

После полудня местность пошла резко вниз, выведя группу к ручейку в два шага шириной. Бойцы наполнили фляги, кинули в них дезинфицирующие таблетки, выждали, пока лекарство разойдется, напились, наполнили фляги снова и, повесив их на пояса и лямки, двинулись дальше. Через несколько минут они поднялись на пологий холм с глинистой вершиной, на которой смогло удержаться всего с десяток деревьев.

— Привал десять минут, — разрешил сержант, открывая клапан, сверился с планшетом. Судя по навигатору, они шли точно по маршруту и одолели уже пять миль из восьми. Еще один переход — и группа у цели.

Убрав планшет, Трамп достал бинокль, включил, выждал три секунды для нагрева матрицы, поднес к глазам, повел по горизонту. Цифры в правом верхнем углу отмечали удаление попавших в сектор обзора предметов. Когда удаление оказалось равным двум и девяти десятым мили, он замер, дал максимальное увеличение, команду на подбор резкости. За мельтешащими ветками проявился перед глазами крутой склон со множеством выпирающих остроконечных камней, несколько крупных обветренных скал. Похоже, именно там, за скалами, и находилась искомая долина.

— Мы уже совсем рядом, парни, — сказал сержант. — Я вижу нашу точку. Если до конца дня закончим работу, эвакуироваться сможем уже завтра. Отдых закончен. Вперед!

Спецназовцы послушались, поднялись, взялись за оружие — кто за винтовки, кто за мачете, — двинулись вниз по склону, стремительно погружаясь во влажную тень, прорубились через сырой участок, густо заросший ивою и тростником, потом повернули к северу, завершая дугу вокруг топи, перебрались через еще один ручей… И уперлись в затянутую ряской обширную болотину.

— В чем дело, Джексон? — окликнул негра Трамп.

— Похоже, у меня сдох навигатор, сержант, — отозвался гигант. — Пустая картинка. Ни сигналов, ни координат. Даже уровня батарей не показывает.

— Ладно, тогда давай… — Дональд Трамп отстегнул клапан, опустил компьютер… и с удивлением уставился в серую матовую поверхность панели. Он попытался активировать или перезагрузить планшет — но тот не отреагировал ни на одну команду.

— Проклятье! — недовольно застучал по прицелу рядовой Груксон. — Только что половину заряда показывал!

— Берни! — рявкнул сержант.

Солдат торопливо схватился за сканер и тут же его опустил:

— Сдох…

Трамп нажал кнопку активации прицела на своей винтовке — тот остался торчать над стволом безжизненной тяжелой колобахой. Сержант выдернул бинокль, вскинул к свету — матрица даже не моргнула. Сунул руки в карманы, достал электронные часы и светодиодный фонарик. Ни то, ни другое не работало.

— Что за проклятье?! — Услышав треск, Трамп инстинктивно вскинул винтовку, пальцем толкнув переключатель огня, повел стволом по зарослям…

Чертов прицел перекрывал обзор, не давая толком прицелиться. Да и целиться было, собственно говоря, некуда. Стволы, лианы, цветы и листья. Ничего и никого, не считая пары красно-желтых попугайчиков. Сержант опустил ствол, резко спросил:

— У кого-нибудь хоть что работает?

— Осиновый кол мне в задницу! — Клайвуд просунул голову в брезентовый ремень и закинул «карателя» за спину, пристроив рядом с рюкзаком. — Не знаю, у кого как, но моя игрушка без питания даже не стреляет. Нет активизации патрона.

— Что будем делать, сержант? — взмахнул мачете влажный от растительного сока Торни Джексон.

— До точки осталась всего пара миль. — Твердости в голосе Трампа не было. Он колебался.

— Это понятно. Но куда идти?

— От холма направление было на двести восемьдесят семь. Но вдоль болота мы шли по дуге. Значит, сейчас…

Какое было направление на конечную точку маршрута от здешнего болота, сержант представлял очень примерно. Куда-то на восток, плюс-минус половина горизонта. Причем отсюда, из низины, не было никаких шансов увидеть хоть какие-то ориентиры.

— Ламм, дай связь с базой! — обернулся к замыкающему Трамп.

— Нам запрещено выходить на связь ближе тридцати миль от точки, сержант, — покачал головой солдат. — Режим радиомолчания.

— У нас экстренная ситуация. Выполняй приказ!

— Да, сэр. — Яйцеголовый скинул рюкзак, достал станцию, нажал кнопку выключателя. Немного выждал, нажал снова. Закрутил в руках, чуть потряс, открыл заднюю крышку, проверил надежность контактов батареи, закрыл снова, попытался включить еще раз.

— Не старайся, — положил руки на винтовку Трамп. — Похоже, она крякнулась, как и все остальное.

— Я вот о чем подумал, сержант, — потер нос Берни Груксон. — Если у нас сдохло все оборудование, то работает ли та хренотень, которую рядовой Ламм должен установить на скале у долины?

— Проверь, — кивнул Трамп.

Ричард Ламм убрал станцию, полез в рюкзак, попытался запустить тестирование приборов блока наблюдения, но тот никак не отреагировал ни на одну из команд. Аппаратура умерла.

— Я так понимаю, заканчивать маршрут смысла больше нет, — шмыгнул носом Груксон. — Хорошо хоть, обратный путь найти несложно. Тропа за нами осталась такая, что даже слепой не заблудится. Хотя бы эвакуацию мы затребовать сможем?

— Должны прилететь к указанному времени и точке, — мрачно ответил Трамп, отлично понимая, что без радиосигнала вертушку могут и не выслать. — Разведем костер, сверху заметят.

— Дайте свои часы, сержант, — выпрямился Ламм.

— Не понял, солдат? — вскинул брови Трамп.

— Я видел ваш таймер, он туристический.

— И что?

— В аппаратуре военного назначения все схемы и линии питания заливаются компаундом — для защиты от сырости. Именно поэтому они могут работать и под дождем, и в мороз, и под водой, и в жару. Вот только никакому ремонту, даже мелкому, уже не подлежат. А в гражданских устройствах схему можно увидеть.

Сержант задумчиво потер шею, потом достал часы, попытался включить, хотя и без успеха, протянул бойцу:

— Держи, яйцеголовый.

Ричард Ламм перевернул прибор, кончиком ножа отковырнул заднюю крышку, повернул корпус к свету…

— Да, так и есть. Конденсаторы вспухли.

— Что это значит, солдат?

— Такое бывает или от старости, или из-за повышенного напряжения. У кого-нибудь есть с собой зарядное устройство? — обратился Ламм к остальным бойцам. — Любое! Потрогайте его. Если оно горячее, значит, катушки вышли из строя.

— Посмотрим… — Груксон скинул рюкзак, сунул руку под клапан и тут же выдернул: — Проклятье! Переходник расплавился!

— Что это значит, рядовой Ламм? — сурово поинтересовался Дональд Трамп.

— Нас атаковали, сержант. Обстреляли каким-то новым, неизвестным оружием. Навели в аппаратуре паразитные токи высокого напряжения, и часть самых чувствительных элементов в схемах выгорела. Диоды, например, без ограничителей даже от мелкой нагрузки палятся, катушки любое микроволновое напряжение умножают на порядки. Они ведь для этого и сделаны. А высокая разница потенциалов пробьет любую изоляцию даже при крохотной силе тока. Типа как искра в катушке зажигания.

— Тогда почему мы ничего не почувствовали, яйцеголовый? — недружелюбно спросил негр, положив мачете на плечо.

— Был бы здесь кто с кардиостимулятором, умер бы мгновенно, — пожал плечами Ричард Ламм. — А в здоровом человеке катушек, диодов и проводов нет. Солевой же раствор — это система с высокой теплоемкостью, малой проводимостью и большим сопротивлением. Разовым воздействием не вскипятишь.

— Чего-о?! — двинулся на него боец, но сержант вскинул руку:

— Отставить, Джексон! Ричард, ты сможешь отремонтировать передатчик?

— Схемы питания выгорели во всех приборах. Гарантированно. Собрать рабочую схему не получится, даже если разобрать на запчасти все, что есть. Никаких шансов. Но имеется и хорошее известие. Полагаю, мы выполнили задание. Если мы сообщим в штаб о нападении с применением неизвестного оружия и принесем поврежденные в результате воздействия образцы, это станет крайне ценной информацией о противнике.

— То есть, дальше идти не нужно? — опустил мачете негр и повернулся к командиру. — Так что делаем, сержант?

— Возвращаемся, — решил Дональд Трамп. — Барахло тащим с собой. Ламм, сигнальные патроны тоже вышли из строя или сработают штатно?

— Должны действовать нормально, — сказал солдат.

— И то хорошо, — кивнул сержант и первым зашагал по своим следам в обратную сторону.

Этот путь, конечно, был быстрее и проще, чем к горам: уже посеченные лианы, знакомая просека через тростник, глинистая горка, ручей, редколесье с цветами…

Ощущение странности появилось у сержанта только часа через четыре, когда, несмотря на быстрый шаг, они так и не смогли добраться до места ночлега. Пусть даже разведчики спрятали упаковки от завтрака, замели следы, не разводили огней и не тревожили заросли — но поляна была приметной, а следы от гамаков не могли зарасти начисто всего за половину дня. Ее было невозможно не узнать — однако разведчики этой точки маршрута до сих пор не миновали. У Трампа появилось нехорошее подозрение, что где-то, как-то, в каком-то месте пути неведомые заботливые руки повесили на старой тропе целые свежие лианы взамен разрубленных, выровняли поврежденный подлесок, подрезали сломанные веточки, а потом указали путникам иную дорогу через сельву, пробитую кем-то другим…

Поэтому сержанта не очень удивило, когда тропа вдруг вывела их разведгруппу к неведомой полноводной реке. Не удивило даже то, что на большом камне перед могучим бальсовым деревом сидел полуобнаженный, раскрашенный пятнами и полосками индеец, в джинсах и с большим деревянным луком, с татуировкой в виде пумы на бритой черепушке. Туземец смотрел на запыхавшихся спецназовцев с невозмутимым интересом, никак не проявляя тревоги и не пытаясь взяться за оружие.

— Ты понимаешь по-английски? — вскинув руку, остановился шагах в десяти от него Трамп. Выполняя команду сержанта, остальная разведгруппа тоже замерла.

— Понимаю, гринго, — кивнул индеец. — Ты хочешь жить, гринго? Тогда медленно положи свой автомат на землю.

— Кто ты?

— Я дух сельвы, гринго, — склонил голову набок индеец. — А вы здесь незваные гости. Бросьте свое оружие. Против духа сельвы оно бессильно.

— Ты вздумал шутить со мной, раскрашенная обезьяна?! — рявкнул Трамп, скинул флажок предохранителя и передернул затвор. — Считаешь, я тут с цветочками гуляю?

— Последний раз, гринго, — посерьезнел индеец. — Заткнись и брось оружие.

— Ты мне угрожаешь, урод?! — вскинув приклад к плечу, ринулся вперед сержант.

— Зря… — кратко выдохнул индеец и отвалился назад, куда-то за камень.

Дональд Трамп попытался достать его короткой очередью — хотя без прицела и с мешающейся на стволе бесполезной бандурой попасть в цель было чертовски трудно, — но не успел. Пули звонко, с яркими красными искрами отрикошетировали от скошенного бронещитка, открывшегося в кустах за упавшим дикарем. Сержант еще успел заметить узенькую амбразуру и направленный в лицо ствол, и даже успел понять, что напоролся на пулеметное гнездо — но потом ему навстречу ударил плотный огонь…

* * *

— Мы потеряли группу, — войдя в кабинет, бросил на стол шефу шифрограмму Итаньян Местмит, руководитель южного сектора Управления технических систем ЦРУ. — Она не вышла на связь.

Был он седым, длинным и худощавым. Когда в азарте спора Итаньян резко наклонялся к собеседнику, возникало ощущение, что он сломался и разваливается пополам, — а спорить Местмит любил, бегая из стороны в сторону и активно жестикулируя. Поэтому Алистер Бредли в первую очередь указал ему на стул перед собой, а уже потом поинтересовался:

— Почему сразу «потеряли», Итаньян? Если у группы нет связи, это еще не значит, что бойцы погибли. Возможно, они лишились передатчика или связиста. Пусть вертушки патрулируют запланированную точку эвакуации еще несколько дней. Всегда остается шанс, что кто-то из группы еще выйдет. У Никарагуа нет системы ПВО, так что вертолетам ничего не угрожает. Да и не следит там никто за Москитовым берегом. Никаких людей и жилья там все равно нет.

— Это уже третья группа, шеф, — напомнил Местмит, чувствуя себя на стуле неуютно и постоянно ерзая. — Две первые были костариканские, с простейшими датчиками и маячками. А до них в том же секторе бесследно сгинули четыре «Предатора»!

— Четыре? — удивился руководитель управления. — Почему так много? Я знаю только об одном!

— Первый улетел с обычной разведывательной миссией. Мы хотели посмотреть, что там русские строят у нас под боком и не является ли это военным объектом? Дрон бесследно исчез. Тогда мы не придали этому большого значения. Эти аппараты никогда не отличались надежностью, и каждый десятый полет обязательно заканчивался каким-нибудь инцидентом. Списали на техническую неисправность и спустя три недели послали другой. Он тоже исчез.

— И где?

Местмит замялся.

— В общем, вы его прохлопали, — сделал вывод Бредли. — Даже не заметили момента катастрофы. Обычный полет, не ждали ничего интересного.

— Мы не могли поверить, что он сбит, Алистер! Ты же сам говоришь, что у Никарагуа нет никакой системы ПВО. К тому же, своим успехом никто из тамошних военных не похвастался. Ну, как могут эти папуасы сбить наш разведчик и не раструбить об этом на весь мир? Сам подумай, Алес! Если бы уж сбивали, то не преминули бы похвастаться. Если молчат — зачем сбивали? В общем, полагаю, никто там этих двух наших полетов просто не заметил.

— Может быть, русские?

— У них там тоже ничего нет. Даже простейший комплекс ПВО — это не иголка, его не спрячешь. Его пришлось бы доставлять, выгружать, как-то перемещать, ставить где-то на дежурство. В Никарагуа нет Сибири. Это маленькая страна. Станцию слежения хоть кто-нибудь, но обязательно бы заметил. А ПЗРКа на высоту полета «Предатора» не добивают. И потом, русские ведь особо и не таятся, чем занимаются! Они пускают к себе журналистов, фоторепортеров, нанимают на работу местных жителей, ни мало не заботясь их связями. С таким прикрытием там, кстати, побывали агенты Технического директората — но ничего интересного не заметили.

— Какие-нибудь средства слежения оставляли?

— Да. Но снять с них информацию не удалось.

— Спутники?

— Ты же знаешь, Алистер, у высокоорбитальных такое разрешение, что они ничего, меньше футбольного поля, не замечают. А низкоорбитальные проходят над одной точкой не чаще двух раз в неделю с двухчасовым окном наблюдения. Между их пролетами русские успеют построить и заселить целый город. И даже потом разобрать его обратно.

— Что дал третий разведчик? — не стал дослушивать его Бредли.

— С него шла информация до тех пор, пока аппарат не добрался до нагорья Кордильера-Исабелья. Полет проходил штатно, а потом дрон отключился.

— Это как?

— Не было никаких признаков поражения средствами ПВО или атаки вражеского самолета. На картинке не замечено никаких посторонних объектов, не было неизбежной при повреждении тряски, не шло трансляции падения. Разведчик успешно работал — а потом сигнал вдруг взял и исчез.

— Выяснили, что это за место?

— Да, шеф. Если не считать ближних поселений, в которых уже лет семьсот выращивают батат и кукурузу, там имеется только один действующий объект. Новый русский полигон корпорации «Молибден». Там некий мистер Алексей Сизарь проводит испытания своих двигательных установок и оборудования для космических кораблей.

— И?

— К этому оборудованию вне полигона открыт практически свободный доступ, никто ничего не прячет. Журналисты разве что руками его не лапали. Корпорация «Молибден» делает вид, будто занимается исключительно гражданской тематикой.

— Договаривай, Итаньян.

— Технический директорат после потери трех «Предаторов» активизировал работу никарагуанской и московской агентуры, и стало известно, что несколько раз на полигон нагорья Кордильера-Исабелья приезжали офицеры российской армии. Приезжали как частные лица, в штатском, никакого оборудования и вооружения не перемещали. Совершили несколько ознакомительных поездок — и все. Никаких испытаний, стрельб, специальной аппаратуры. Во всяком случае, агентура ничего не заметила.

— Вот, проклятье! Что же там такое происходит?

— Технический директорат отправил к Кордильере-Исабелья четвертый дрон. И он тоже отключился, не передав никакой интересной информации. Наши коллеги решили больше не рисковать и доставить регистрирующую аппаратуру силами диверсионной группы. Установили контакт с коллегами в Коста-Рике, снабдили их нужными данными и техникой…

— А дальше все было, как с «Предаторами», — понял Бредли. — Они потеряли две разведгруппы, вы удивились и все вместе пришли ко мне, рассказав примерно половину из того, что ты излагаешь сейчас. Я повелся и подписал согласие на совместную с директоратом операцию.

— На этот раз на задание уходил армейский спецназ, опытные бойцы с самым надежным, совершенным и мощным вооружением. Мы решили, что уж они-то, в отличие от мартышек, точно справятся.

— Закономерный результат, за который мне наверняка намылят шею, — кивнул руководитель управления. — Утешает только то, что секрет, охраняемый с таким тщанием, наверняка стоит риска. Все зависит от того, как преподнести ситуацию руководству. Ладно, Итаньян, признавайся, чего вы затеяли на этот раз? Хотите гробануть в тамошних горах «Авакс» вместо мелких БПЛА или затеять полномасштабное вторжение?

— Сегодня нашей главной проблемой, Алистер, — скромно признал Местмит, — стало то, что мы не понимаем, что именно ищем? Не вызывает сомнения только одно: на русском полигоне в горах есть нечто, хорошо охраняемое. Это нечто любопытно Российской армии, но их Министерство обороны прямо этим не занимается. Это нечто прямо не относится к полетам в космос, но… Но все равно как-то этого касается. Вероятно, мы столкнулись с гражданской продукцией двойного назначения. Видеть мы ее видим, но не понимаем, как можно использовать это оборудование в военных целях. Ключ к тайне — на полигоне, и поэтому он так надежно закрыт.

— К чему это ты сейчас ведешь, Итаньян?

— Полигоном управляет мистер Алексей Сизарь — гражданский специалист, вольнонаемный инженер корпорации «Молибден». Мне кажется, Алистер, у нас имеется достаточно оснований для того, чтобы ставить перед начальством вопрос о его агентурной разработке. Все наши проблемы могут полностью разрешиться всего несколькими его словами или даже случайной оговоркой.

Руководитель управления задумался, пожал плечами:

— Да, обратной дороги нет. После того, как вы раскурочили столько железа и угробили нескольких людей, шанс отмазаться от показательной порки только один: нужно повышать ставку. Пусть секретная служба так же замажется этим делом. Тогда мы при любом раскладе останемся в белом. Если они тоже завалятся, то с нас и подавно взятки гладки. Куда нам, сирым, до матерых специалистов? Если нет — информация все равно пойдет в наше Управление, и о результатах будем докладывать мы. С таким раскладом грех не сыграть. Пиши отчет, Итаньян. С упором на наличие непонятной военной угрозы. Попытаюсь еще сегодня всучить его руководству.

Орбитальный тест

На базе Панчино могучий «Ан-124», выкатившись на взлетную полосу, замер на несколько секунд, а затем, разом переведя все двигатели в форсажный режим, начал разбег. Издалека казалось, что ползет он очень медленно, однако еще метров за триста до конца полосы «Руслан» поднял нос и стал решительно забираться на высоту, неся на своей спине планер с закрепленной на нем «Касаткой» — новой моделью «Клипера» заметно увеличенного размера — и массивной углеродной плитой такого же новенького термоядерного двигателя «АС» (то есть Алексея Сизаря).

Сизарь в это время находился на борту «Касатки», контролируя работу своего агрегата, чтобы в случае необходимости принять меры к устранению неполадок. Денис Тумарин на сей раз наблюдал за полетом со стороны — по огромной ЖК-панели, вмонтированной в одну из стен кабинета главы корпорации «Молибден». Вместе с ним трансляцию смотрели сам мультимиллионер Семен Топорков, отчего-то одетый в тренировочный костюм, Сергей Иммануилович в своей неизменной вытертой водолазке и всегда яркая Ирина Владимировна, привычно восседающая за столом хозяина. В общем — правление корпорации «Молибден» в полном составе.

Спустя минуту после вылета «Руслана» вслед за транспортником поднялась в воздух амфибия «Бе-200» принадлежащая МЧС России: в случае неудачи спасатели были готовы немедленно поднять с поверхности океана экипаж космического корабля. Где-то там, в точке сброса, дежурила также и быстроходная яхта олигарха. Топорков умел считать деньги, и если уж все равно сейчас не отдыхал на своем судне — то, по крайней мере, использовал его на пользу дела. Правда, яхта должна была беспокоиться не о людях, а об имуществе. В случае неудачи — отбуксировать «Касатку» в ближайший порт. При успехе — подобрать планер.

Съемка велась с борта «Бе-200», и поэтому ракурс очень быстро поменялся — спасатель ушел вправо и вверх, фиксируя полет транспортника с почтительного расстояния. Тумарин знал, что удаление составляет никак не меньше ста километров — но у спасателей была великолепная оптика, так что самолет-носитель зрители видели столь четко, словно парили, самое большее, в полукилометре от него.

Следуя утвержденному графику полета, «Руслан» шел к Тихому океану, смещаясь к экватору и набирая утвержденные двенадцать тысяч высоты. До точки сброса ему было примерно сорок минут лёта. Картинка медленно ползущего над облаками гиганта за это время успела настолько приесться, что Денис упустил тот миг, когда отстегнулись фиксаторы и «АН-124», резко сбросив газ и выпустив закрылки, провалился вниз сразу этак на три тысячи метров, широким крутым виражом ложась на обратный курс. Сверкая глянцевой обшивкой, словно синим латексным костюмом, планер задрал нос градусов на тридцать вверх и стал падать — на полет его движение явно не походило. К счастью, падал он достаточно медленно, чтобы рухнуть в перистые облака только после того, как носитель успел уйти на безопасное расстояние.

Вспышка закрыла разом весь экран. Когда камера перенастроила диафрагму, зрители смогли увидеть только падающий в широком пологом штопоре планер и темную точку, уходящую ввысь.

Новая вспышка опять выбелила экран, после чего на картинке остались только небо и облака, и третья вспышка мигнула уже откуда-то сверху, скорее угадываясь за пределами видимости, нежели указывая место космического корабля.

— Боже мой, их же там, наверное, расплющило?! — ужаснулась Ирина Владимировна.

— Пять «жэ», ничего страшного, — ответил Тумарин. — Взрывы толкают не сам корабль, а многотонную опорную плиту, та запасает инерцию и одновременно сжимает пружины, плавно наращивая давление на пассажирский отсек. Потом пружины разжимаются, используя запасенную плитой энергию, а в момент их полного вытяжения следует подрыв очередной капсулы. Цикл повторяется. Это только со стороны кажется, что их швыряет термоядерными вспышками, — внутри работа двигателя ощущается как пульсирующий разгон. Я же на первом экземпляре летал, помните? Это даже удобно: между толчками как раз успеваешь сделать полный вдох.

— Я бы ни за что не полетела! — мотнула головой женщина.

— А я попробую на старости лет, — отозвался с дивана Сергей Иммануилович. — Ты ведь меня отпустишь, Сёма?

— Как с хлопотами управимся, так и отпущу, — согласился олигарх.

— То есть, никогда, — сделал вывод старик. — Так что там дальше с этим чудом техники, юноша?

— Пока работает двигатель, связи не будет, — напомнил Денис. — Через полчаса они поднимутся на высоту пятнадцати тысяч километров, определятся с координатами, засекут сигналы маячков телескопа и отправятся их собирать. В обоих смыслах этого слова: сперва найдут, потом соединят приборный блок, антенну и ионный двигатель в единое целое, дождутся раскрытия зеркала — и все, домой, на посадку.

— И во сколько мне обойдется это удовольствие? — поинтересовался Топорков.

— Даром, — хмуро ответил Тумарин.

— Это как? — не понял миллиардер.

— Нам в любом случае требовалось испытать новую модель орбитального челнока, — ответил Денис. — Во-первых, чтобы проверить его надежность, а во-вторых, чтобы ваши заказчики могли убедиться, что работы по их переселению на Венеру успешно продвигаются. Нам нужно опробовать шлюзы, скафандры, маневровые двигатели и много прочих узлов и систем. Роскосмосу же требуется собрать «Радиоастрон-5» для запуска на околосолнечную орбиту. Он оказался слишком тяжел для вывода на орбиту одним носителем. В итоге мы проведем нужные нам испытания, а оплатит их Роскосмос как работу по разворачиванию телескопа…

Тумарина всегда поражала способность олигарха получать прибыль там, где для всякого другого человека предполагаются расходы и только расходы. И это был лишь один из многих десятков случаев. Топорков покупал медь так, что выигрывал сотни миллионов на резких скачках стоимости акций рудников и медеплавильных заводов; он выбил государственные гранты на похороны своего отца; он ухитрялся получать страховку за взрывы офисов, которые еще не были открыты, и при этом собирал еще и дивиденды с жителей, испуганных этими взрывами.

— Это же сколько должен стоить телескоп, чтобы оправдать такие расходы? — удивилась Ирина Владимировна.

— На эти деньги можно легко построить один из наших обитаемых островов для Венеры, — ответил Денис. — Но дирижабли, увы, не способны рассмотреть планеты в звездных системах, удаленных на сотни световых лет…

— Кстати, о дирижаблях, — перебил его миллионер. — В реальности управляемых космических челноков мы убедились. Но вот как продвигаются дела с катапультой? Помнится, ты обещал построить ее к Новому году, Денис. У тебя остается всего три месяца!

— Технических проблем нет, Семен Александрович, — пожал плечами Тумарин. — Каркас разгонного тракта уже смонтирован на местности, ведется сборка разгонных катушек. Трасса пройдет через нагорье Матагальпы с вылетом грузовых капсул в сторону Москитового берега. Он практически необитаем, и жаловаться на шум будет некому. Плавучий реактор мощностью в сто двадцать мегаватт Росатом нам выделил, в настоящий момент он буксируется к Карибскому морю. Там есть ограничения по мореходности, но даже по самым пессимистичным прогнозам через месяц станция будет на месте. А весь ее монтаж заключается в сбросе якоря и подключении к сети.

— То есть, ты уложишься к октябрю?

— Нет, Семен Александрович, тут есть один важный нюанс, — поморщился Тумарин. — Согласно расчетам НИИ Точмаша, для заброса стандартной капсулы весом в десять тонн на орбиту высотой в двести километров нам потребуется вложить в нее семнадцать гигаватт энергии. А с учетом сопутствующих потерь — не меньше двадцати. Столько существующие в мире реакторы выдать не в силах. Да и не способны они работать в импульсном режиме. Поэтому энергию придется копить в конденсаторах. И потребуется нам только на начальном этапе не менее семисот пятнадцати тонн высокомощных ионисторов удельной емкостью сто семьдесят восемь ватт с килограмма. Питерское НИИ «Пириконд» разработало для нас систему управления всей этой махиной, пуско-зарядную схему и уже ведет производство конденсаторов. Однако обойдется это концерну по шестьсот сорок семь рублей за килограмм батареи.

— Что-то около пятисот миллионов рублей, — прикинул Топорков. — По сравнению со стоимостью меди для катушек выходит просто даром. Решения на такие затраты ты вполне можешь принимать самостоятельно. Или я чего-то недопонимаю?

— Семьсот тонн — это одиночный пуск десятитонной капсулы раз в двое суток, — ответил Денис. — Если нужно запустить двадцатитонную, понадобится уже тысяча четыреста тонн ионисторов, если тридцати — то две тысячи. Если запускать чаще, чем раз в два дня, нужен еще реактор. В общем, по мере нарастания грузопотока нужно увеличивать энергетику пусковой установки. Опционально раз в пятьдесят. Больше не выдержит уже сама катапульта.

— Все ясно, — хмыкнул олигарх. — Так бы сразу и сказал, что денег хочешь. Что там у нас с поступлениями, Ирина Владимировна?

— У нас в наличии четыре тысячи двести заявок на места в венерианских дирижаблях, — с ходу, никуда не заглядывая, отчиталась женщина. — Плюс сразу семь заказов на обитаемые острова целиком. С каждым клиентом о цене и проекте придется сговариваться индивидуально, но суммы контрактов таковы, что дело того стоит. Объемы прихода за последний месяц можно оценить примерно в десять миллиардов евро. Правда, расходы на строительство, проектные работы и исследования составили за тот же период сумму, в два с половиной раза большую.

— Зато вместо очень красивых фантиков мы получаем в свои руки вполне реальную материальную ценность, — опустился Топорков на подлокотник дивана. — И она, предположительно, должна окупиться уже к моменту окончания строительства. Что с перспективами?

— Отдел маркетинга полагает, что при наличии достаточно весомых и наглядных прорывов, аналогичных сегодняшнему, общий спрос будет стабильно расти еще года два. После этого понадобится предъявить хоть один реально существующий обитаемый остров на Венере, либо возникнет спад интереса и значительные финансовые проблемы.

— Успеешь, Денис? — оглянулся на Тумарина олигарх.

— В производстве проблем нет, технологически мы тоже ничего нового не изобретаем, — пожал плечами тот. — Строим из готовых кубиков. Будут деньги — успеем.

Тут у него в кармане затренькал телефон. Денис достал трубку, посмотрел абонента, принял вызов, вскинул трубку к уху:

— Что у вас, Виталя?

— У нас все в порядке, шеф! — бодро отчитался ему начальник смены из подмосковного узла связи. — Телеметрия прошла, «Касатка» на орбите, замечаний нет. В координатах отклонение на семь тысяч по углу и шестьдесят семь по высоте. За три витка восстановят и начнут работу.

— Спасибо, что держишь в курсе. — Тумарин отключился и кивнул в сторону телевизора, на котором, среди высоких океанских волн, белоснежная яхта подкрадывалась к огромному, по сравнению с ней, синему мокрому крылу: — В ящике еще не знают, но наш челнок на орбите, и примерно через пять часов он начнет монтаж телескопа. Жалко, без меня. Мне наверху понравилось…

* * *

Ровно в двухстах семи километрах над ними экипаж новой «Касатки», снабженной шлюзовым и рабочим модулями, все еще ждал в сверкающей новенькими панелями и пахнущей пластиком кабине окончания расконсервации оборудования, спрятанного в экранирующие модули, и подключения разъемов датчиков ориентации, маневрирования и управления.

Вопреки всем надеждам Сизаря, полностью перевести управление системами космического корабля на гидравлику и оптоволокно в новой модели челнока так и не удалось. Поэтому мониторы заработали только через полчаса после остановки двигателя. Он запустил тест, дождался отчета и, довольный собой, вскинул кулак:

— Все железки работают, как муравьи на плантации! Каждый раз удивляюсь, почему мы все провода при подключениях не перепутали?

Егор Антонович, облаченный на этот раз в легкий скафандр, который сидел на пожилом пилоте в облипку, словно платье на растолстевшей моднице, надел наушники, дал питание на передатчик:

— «Берег», я «Касатка». Нахожусь на орбите, замечаний по кораблю и оборудованию нет.

— «Касатка», слышу вас хорошо. Телеметрия прошла, ваши координаты определены, идет расчет траектории сближения… Расчет закончен, передаем данные на борт. Данные прошли успешно, готовьтесь к коррекции. — Челнок дрогнул, немного повернулся в сторону, пнул людей в спины, замер. — «Касатка», коррекция прошла успешно. Сближение с узлом «один» через три витка. Отдыхайте. Готовность к выходу через четыре часа двадцать три минуты.

— «Берег», вас понял. Готовность четыре часа двадцать три минуты. — Егор Антонович отключился и тяжело вздохнул: — Чем дальше, тем меньше мне нравятся плоды прогресса. Теперь уже и не понять, кто кем управляет: ты самолетом, или он тобой. Вот зачем я здесь сижу?

— Как зачем? — удивился Сизарь. — Для управления настоящим полетом. А с этим мелким дрыганьем справится и автоматика.

— Это верно, — согласился Егор Антонович. — Летать на вашем космолете можно только вручную. За это я получившуюся колымагу и люблю.

— Нам уже можно отстегиваться? — поинтересовалась с заднего ряда Ольга Косакина.

Русая, голубоглазая, грудастая и широкоплечая молодая женщина всего двадцати пяти лет от роду была, как ни странно, ведущим научным сотрудником НПО имени Лавочкина и одним из конструкторов «Радиоастрона». Случившийся в этой конторе в начале века кадровый голод дал сообразительным счастливчикам шанс сделать невероятно стремительную карьеру, просто невозможную при других обстоятельствах.

Впрочем, двое других космонавтов тоже были молоды — но в отличие от Сизаря и Косакиной, чистых технарей, они принадлежали к отряду космонавтов, пришедших в Роскосмос по набору две тысячи двенадцатого года. Если первые двое знали, что именно нужно делать в космосе, то Сергей и Михаил имели навыки работы в невесомости. Во всяком случае, этому их обучали несколько лет в бассейнах и летающих имитаторах.

— Отстегивайтесь, сколько хотите, — небрежно отмахнулся Егор Антонович. — Ближайшие трое суток перегрузок нам не грозит.

Задний ряд немедленно взмыл в воздух, приноравливаясь к новым возможностям, потом прильнул к левому иллюминатору — все трое. Сизарь же, поглаживая начисто выбритую голову, долго сверял данные систем с предполагаемыми, отыскивая расхождения, потом раскрыл свой замок, вспорхнул и легким, небрежным толчком скользнул в задний отсек.

— Лёша, чего-то не так? — окликнул его пилот.

— Тепловой аккумулятор всего восемьдесят процентов мощности на турбину выдает, — отозвался Сизарь. — Или датчик врет, или утечка, или плита прогревается хуже ожидаемого. Сейчас по механике показания сниму, тогда будет понятнее.

— Это опасно, Алексей? — дернулась Ольга и с непривычки перелетела от толчка весь салон от стены до стены.

— Ерунда, — не оглядываясь, ответил Сизарь. — У нас только литиевых аккумуляторов с запасом на весь полет хватит, и солевые почти полные. Так что лампочки можете не выключать. Но вот тепло куда-то уходит. Турбину мы проверяли, в ней поломки быть не может.

— Вы летаете с солевыми батареями? — округлились глаза у девушки. — У них же удельная емкость, как у лейденской банки!

— Тепловой аккумулятор на солевом расплаве, — на этот раз повернулся, проявляя уважение, бортмеханик, — при работе маршевого двигателя охлаждает плиту и одновременно запасает тепло для работы турбины генератора. Хватает примерно на сутки после получасового разгона.

— У нас нагрузка стабильная и небольшая, нам изотопные источники предпочтительней. — Девушка подплыла ближе. — А на низкой орбите хватит даже панелей.

— Вы что, сударыня, питанием телескопа занимались?

— Нет, компоновкой, — улыбнулась Ольга. — Потому с вами и отправили. Когда распределяешь узлы по блокам и стыкуешь между собой, поневоле про каждый винтик все узнаешь.

— Может, вам помочь, Алексей? — подобрался к ним один из космонавтов, словно ревнуя девушку к постороннему мужчине.

— Спасибо, приятель, но на стрелки я и сам могу посмотреть. Нет, здесь все в норме. Придется ждать нуля по температуре. Если турбина не встанет, значит, датчик гавкнулся. Не помню, он за экраном или нет? Может, просто сгорел от излучения?

— К вечеру узнаем, — ответил со своего места пилот. — Готовность один час. Я бы советовал монтажникам готовиться к выходу.

— Спасибо, Егор Антонович! — всплыла к потолку девушка. — Мальчики, пошли.

В группе монтажа она была старшей.

Новая «Касатка», пусть и превосходя прежнюю размерами почти вдвое, все равно оставалась слишком тесной. Поэтому шлюз конструкторы «Энергии» совместили с помещением для хранения скафандров и инструмента. Первой в него пробралась девушка. Сергей открыл перед ней спину «орлана», Михаил помог забраться внутрь, придержал за бока, пока Ольга вставляла руки и ноги в жесткие рукава, после чего они вместе закрыли за ней спинную панель, проверили герметизацию и исправность системы жизнеобеспечения, а затем ловко нырнули в свои скафандры: руками за потолочную штангу и ногами вперед.

— Тренировка… — признал Сизарь и закрыл входной люк, провернув рычаг затяжки уплотнений. — Готово, Егор Антонович. Надеваем шлемы.

— Обожди, до точки встречи еще тридцать минут.

Шлемы мягких скафандров были жесткие и неудобные, похожие на маленькие перевернутые аквариумы — даже наличие подушечки под затылком особо не добавляло комфорта, равно как и разнесенные к плечам динамики. Радовало только то, что терпеть их следовало всего пару часов, пока открыт внешний люк и существует угроза разгерметизации.

— А ребята уже упакованы, — долетев до своего места, пристегнулся в кресле Сизарь и включил откачку воздуха из шлюза.

— Не только ребята, — улыбнулся пилот. — Как тебе девица, Лёш? Хороша, правда? И умница.

— Вы же женаты, Егор Антонович!

— Да я не про себя, парень. Это ведь ты жаловался, что ни с одной бабой не уживаешься. Так не упускай шанса! С Олей-то этой ты точно на одном языке говоришь.

— Нафиг мне это надо, Егор Антонович? — поморщился Сизарь. — Поболтать мне и так всегда есть с кем. А для чего тетки нужны, вы не хуже меня знаете. Коли желание возникнет, для того завсегда на ночь кого-нибудь снять можно. Разнообразие есть залог постоянной бодрости и интереса.

— Молодой ты еще, Алексей, — покачал головой пилот. — Неужели не тоскливо тебе, что не ждет тебя никто на Земле, что дом встречает всегда пустой и холодный? Что не с кем успехами своими поделиться, что никто тебя в трудную минуту не поддержит, удаче твоей вместе не порадуется? Холодная постель вечером, колбаса с соком утром. Это что — нормальная жизнь? Вон, посмотри на себя в зеркало. Тощий, как глиста!

— Нонеча не то, что давеча, Егор Антонович, — усмехнулся Сизарь. — Посуду моют и белье стирают нынче машины, еду греют микроволновки, а перекусить по-семейному в любой кафешке можно. И нафига мне жена?

— Ты думаешь, юнец, жена — это только жратва и стирка? Глупый ты! Жена — это тот человек, которому душу свою открыть без опаски можно. И тревогой поделиться, и надеждами. Доверять, как себе самому, и как часть самого себя чувствовать. Вот кому ты, Алексей, душу излить можешь или похвастаться? Разве только бутылке на кухне. Да и с той долго не покалякаешь.

— Кабы я с бутылкой общался, Егор Антонович, — хмыкнул Сизарь, — вы бы меня сейчас в кабачке подвальном жениться подбивали, а не в орбитальном челноке. Сколько там до встречи?

— Пятнадцать минут… Да, пора. Надевай шлем… — Сам пилот, сняв наушники, тоже насадил на голову «аквариум», затянул замки, переключил каналы рации: — «Орланы», доложите готовность.

— «Второй» готов.

— «Первый» готов.

— У меня, кажется, все в порядке, Егор Антонович. — Это была, разумеется, Ольга.

— «Орланы», разрешаю открыть люк.

— «Первый», выполняю… Замки отошли… Люк открыт.

— «Орланы», выход разрешаю. Точка встречи через десять минут, обнаружение цели визуальное.

— «Первый» вышел в открытый космос, — не удержался от патетического восклицания Сергей. — Страховочный карабин пристегнут.

— Я тоже вышла. Боже, какая ж тут красота!

Вокруг Ольги Косакиной раскинулась плотная бархатная чернота, светящаяся бесконечным множеством драгоценных бриллиантов, и только под ногами синел густо опушенный облаками голубой диск, отчего-то казавшийся настолько близким, что можно дотронуться.

— Оля, карабин?! — резко затребовал пилот. — Страховочный шнур пристегнут?

— Я «Первый», она на страховке, — вместо девушки ответил Сергей.

— Ищите блок телескопа. Наши орбиты должны сближаться, он где-то рядом. По времени пять минут до контакта.

— А может, он с теневой стороны приближается? Тогда мы его не увидим!

— Какая «теневая сторона», Оля?! Солнце над головой!

— Где? — Девушка подняла глаза от Земли вверх и тут же радостно закричала: — Да вот же он! Над нами!

— Из кабины не видно! Нам довернуть?

— Нет, не нужно, Егор Антонович. Это «Второй». Наблюдаю его от люка, сейчас подсвечу лазером.

— Я «Первый», надеваю ракетный рюкзак. Трос пристегнут.

— Стоп, мальчики! Вы забыли про буксировочную штангу!

Коммерческая подготовка полета внесла неизбежные коррективы: космонавты не тренировались выполнять свои работы на макете, а изучали план действий по инструкции.

— Егор Антонович, вы можете выдвинуть манипулятор?

— Подаю напряжение на лебедку, — вместо пилота ответил ей Сизарь, включая тумблер.

От крыши «Касатки» поднялась, медленно разворачиваясь во всю длину, трехсекционная штанга. Сергей, перебирая по ней руками, добрался до самого конца, укрепил трос лебедки от пристегнутого к скафандру механизма, обнимающего все тело, к кольцу на манипуляторе, завел его в паз и отсоединил свой страховочный трос.

— Миша, я готов! Подсвечиваешь?

— Да!

— Есть зеленая лампочка! Я полетел… — Космонавты, похоже, окончательно забыли о правилах дисциплины, перейдя на гражданскую речь. Учитывая момент, пилот их журить не стал.

Механизм за спиной Сергея несколько раз пыхнул огоньками, толкнул его в сторону замеченного блока. Системы наведения на подсвеченную цель стараниями военно-промышленного комплекса были уже давно доведены до такого совершенства, что никаких корректировок не потребовалось — космонавт добрался до цели с первой попытки, и этому не помешал даже разматывающийся с его спины длинный тонкий трос.

— Крепежное ухо должно быть со стороны, где идет серебристая обмотка! — крикнула девушка, совсем забыв, что разговаривает через рацию. — Оно обведено красным кругом!

— Ну вот, теперь я оглох, — вздохнул в наушниках мужской голос.

— Ой, простите, Егор Антонович, — смутилась Ольга.

— А это не я оглох, это Алексей, — ответил тот.

— Неправда, не я! — возмутился Сизарь. — Это Серега!

— Я «Первый»! Докладываю: буксирный конус закрепил, трос заведен. Включаю лебедку.

— Тяни! Я выйду на штангу, проверю, чтобы трос из паза не выскочил! — Девушка шустро выползла на манипулятор, осмотрела крепление, вскинула глаза к заарканенному блоку. Тот еще не сдвинулся с места, хотя трос уже полностью натянулся.

Впрочем, впечатление это было обманчивым. Торопиться в космосе опасно — ведь стронутую с места массу нужно потом остановить. А когда эта масса напичкана тончайшей аппаратурой и не имеет тормозов — лучше использовать скорости, измеряемые метрами в час, а не в секунду. Ольге оставалось только ждать.

Она обняла ногами штангу, откинулась назад и распростерла руки, любуясь величаво проплывающими перед глазами континентами, морями и океанами. Отсюда не было видно больше ничего, кроме планеты, словно девушка парила на высоте двухсот километров одна, кружась в танце с невероятно огромным партнером.

— Боже мой, какая я счастливая! — забывшись, прошептала она.

— Переходи работать к нам, и останешься такой счастливой на всю оставшуюся жизнь, — улыбнулся Сизарь.

— Ой! — спохватилась девушка, подтянулась обратно к штанге. — Сергей, все в порядке! Конус направлен в гнездо, тут еще метра три.

— Вижу.

— Он не слишком быстро? — Она переползла на самый конец манипулятора, поднялась, вскинула руки, принимая на них огромную массу, но затормозить ее не смогла: выпирающий из блока длинный конус, похожий на шпагу, решительно вошел в отверстие на штанге, к которому тянул его трос, манипулятор слегка спружинил, передавая толчок «Касатке», и от рывка Ольга с визгом сорвалась с манипулятора в бездну: — Я па-адаю-У-У!

— Она пристегнута?! — дернулся в кресле пилот.

— Да, Егор Антонович, страховочный шнур на месте. Оленька, ты никуда не падаешь, это невесомость. Сейчас отцеплю трос лебедки и подтяну тебя к люку.

— Сама подтянусь, — недовольно буркнула космонавтка. — Никто даже не посочувствовал!

Мужчины только рассмеялись.

— Блок зафиксирован на манипуляторе, трос убран! — отчитался Сергей. — Я пристегнулся страховкой и плыву к люку.

— Понял, — кивнул Сизарь. — Перевожу груз в походное положение.

Манипулятор дрогнул и, сложив свои сочленения под прямым углом, завел пойманный блок за опорную плиту. Центровка при этом, разумеется, все равно нарушалась, но уже не так сильно, и отклонение легко компенсировалось маневровыми двигателями.

— «Орланы», доложите свое положение.

— Входим в шлюз, Егор Антонович.

— Вас понял. — Пилот переключил каналы. — «Берег», я «Касатка». Второй блок закреплен, люди на борту.

— Принято, «Касатка». Идет расчет траектории ко второму узлу. Расчет закончен, передаем данные на борт. Данные прошли успешно, готовьтесь к коррекции.

— Черт, хоть бы спросили! — Егор Антонович торопливо переключил рацию: — «Орланы», сейчас будет толчок!

Почти сразу челнок качнулся из стороны в сторону, слабо нажал креслами на спины людей, немного повернулся, толкнул снова.

— «Касатка», коррекция прошла успешно. Сближение с узлом «два» через тридцать минут.

— «Орланы», вы целы? — с тревогой спросил пилот.

— Только чуть покачало, Егор Антонович, не беспокойтесь.

— Тогда люк можете не закрывать. Второй блок на подходе, выбирайтесь обратно во вселенную.

Этот узел оказался почти на одном горизонте с челноком и был замечен издалека. Его захомутали так же, как и первый, притянули ко второму, нижнему манипулятору, потом медленно свели блоки вместе, проверили попадание направляющих конусов в гнезда, свели, закрепили в четырех точках, соединили разъемы систем управления, доложили о готовности и вернулись на борт.

Красотами звездной бесконечности никто из троих больше не восхищался. Подключив аккумуляторы «орланов» на зарядку, монтажники разобрали комплекты с едой, пристегнулись в креслах, жадно поели. Сизарь даже не стал спрашивать ребят о настроении — все было видно и без слов. Космонавты выработали свой дневной ресурс так же полно, как и их скафандры.

— «Берег», я «Касатка». Узлы смонтированы, экипаж на борту.

— Вас понял, начинаем расчет коррекции. Расчет завершен. Та-ак… Оптимальное время маневра через полтора витка, время сближения три.

— Вас понял, ждем команды на маневр, — ответил Егор Антонович и снял наушники. — Туши свет, Алексей. Без нас разберутся. Законных шесть часов у нас есть.

Он оглянулся. Бригада монтажников, не дожидаясь разрешения, уже спала.

Однако уже через пять с половиной часов их пришлось будить, чтобы до времени встречи третьего узла «Радиоастрона» космонавты успели заменить в скафандрах баллоны и фильтры поглотителей, после чего облачиться в «орланы» и выйти в пространство.

Третий блок был самым важным: сама чаша радиотелескопа с регистрирующей аппаратурой. Элемент крупный и очень уязвимый, почти полностью состоящий из ажурных трубочек каркаса и отражающей металлизированной пленки. Поэтому подтягивали его к освободившемуся манипулятору втрое медленнее, чем предыдущие узлы, и крепили с особой осторожностью.

Когда были зафиксированы последние стяжки, Ольга облазила получившуюся махину со всех сторон, едва не запутавшись в страховочном шнуре, закрепила в гнездах второй комплект разъемов, вывела из стартового положения антенну управления, закрепив «тарелку» и волновод на фиксаторах, опустила вниз внешний переключатель и наконец оттолкнулась, уже с полным безразличием отплывая в пустоту:

— Егор Антонович, сообщите на Землю, что питание на бортовые системы «Радиоастрона» подано. Пусть начинают тестирование.

— Понял тебя, Оленька, все передал. Просят ждать ответа… — И после минутной паузы добавил: — Нет сигнала. Антенна, скорее всего, не туда смотрит. Нужна коррекция ориентации. Так что прошу всех на борт. Сейчас нас будут крутить.

Монтажники послушно забились в шлюз, однако люка закрывать не стали. Через минуту «Касатка» повела носом вверх и влево, чуть качнула крыльями.

— Оля! С Земли говорят, телеметрия прошла. Разрешают открывать зеркало.

— Главное, стопор не упусти, — узнал Сизарь голос Сергея. — Давай, Оленька. Автора на сцену!

Девушка отнекиваться не стала — пробралась по штанге к телескопу, повернула стопор, удерживающий телескоп на монтажном клине. Упругие усики сошлись, почти на треть уменьшая диаметр крепежа, но «Радиоастрон» даже не шелохнулся, словно боясь покинуть такой уютный причал. Оля положила ладонь на сверкающий позолотой борт двигательного отсека и нажала на него изо всех сил. Телескоп сопротивлялся не меньше трех минут, но потом все же нехотя стронулся с места, сошел с крепежа и медленно двинулся в самостоятельную жизнь.

Ольга осталась на месте, наблюдая за своим детищем, пока аппарат, наконец, не отплыл примерно на полсотни метров.

— Егор Антонович, — почему-то шепотом попросила она. — Пускай открывают.

— Команда прошла, — ответил пилот.

— Вижу…

Скомканная в плотный узел и окруженная трубочным каркасом пленка стала раскрываться, подобно гигантскому желтому тюльпану. Происходило это медленно — так же медленно, как раскрываются цветы в живом мире, и так же красиво. Только через два часа чаша окончательно развернулась, а секции арматуры разложились на всю длину, превратив бесформенный блестящий комок в изящную конструкцию почти стометрового диаметра. Последней вытянулась стойка с крохотным на общем фоне белым приемником. Следом резким бесшумным рывком раскрылись черными крыльями солнечные батареи.

— Егор Антонович, визуально «Радиоастрон» раскрыт. Пусть проверяют, пока далеко не улетел.

— Тест запущен, просят подождать.

— Хорошо…

Огромный, но совершенно невесомый в здешнем мире радиотелескоп продолжал медленно удаляться к звездам.

— И что теперь будет, Оля? — поинтересовался Сизарь, наблюдающий за всем этим из иллюминатора.

— Сперва он уйдет с орбиты Земли, — ответила девушка. — Затормозится, сменит эллиптическую орбиту на круговую, проскочит мимо Солнца на удалении в половину астрономической единицы, разгонится с той стороны и будет кружить на земной орбите в стабильной противофазе. Таким образом мы получим телескоп диаметром в шестнадцать световых минут и угловым разрешением в квадриллионные доли градуса. С его помощью можно разглядеть хомячка на поверхности планеты у Альфа Центавры. При условии, конечно, что хомяк пользуется рацией или сотовым телефоном.

— А как же Солнце? Оно ведь окажется между планетой и «Радиоастроном»!

— Угловой размер нашего любимого светила составляет всего полградуса, — сходу парировала девушка. — Смещение по орбите всего на тридцать градусов полностью снимает проблему, но не снижает точности измерений.

— С Земли сообщают, что тест прошел, — сообщил пилот. — Пытались передать поздравления, но я напомнил, что вы их не слышите. Все, молодые люди, возвращайтесь на борт…

— Но не торопитесь! — перебил его Сизарь. — Буду крайне благодарен, если вы посмотрите, как складываются манипуляторы. Мало ли где что зацепится, или крепеж неровно встанет?

Однако он напрасно беспокоился. Штанги без проблем ушли в свои гнезда, спрятавшись под крышки люков, а космонавты так же успешно забрались в шлюз, задраив люк.

— Что-то мне так есть хочется, что мамонта проглотить готова! — поделилась ощущениями девушка, уже заплывая в кабину.

— Еще бы! Вы ведь исхитрились полных десять часов снаружи провисеть. Да еще без завтрака, — ответил Егор Антонович. — Так что по две пайки вы заслужили совершенно честно. А если хотите, то и по три. На нас с Алексеем не смотрите, мы не голодали.

Космонавты слетали к заднему отсеку, зашуршали обертками, а пилот привычно вызвал центр управления:

— «Берег», я «Касатка». Работу закончил, прошу посадки.

— Вас понял, рекомендуем торможение через сорок минут с курсом сто двадцать после входа в атмосферу.

— Принято, «Берег», приступаем к экранировке… — Он выключил рацию, вынул разъем из штекера, повернул голову: — У тебя как?

— Тепловой аккумулятор умер, в литиевом еще семьдесят процентов заряда. В принципе, еще трое-четверо суток могли бы продержаться, если маневровыми не пользоваться. Ионники по половине емкости за раз сжирают. Если ходить на них, никаких батарей не хватит. Нужно Денису намекнуть. На сборке, полагаю, как раз на них основная нагрузка и придется.

— Лёш, — укоризненно произнес пилот. — Ты хочешь, чтобы мы болтались на орбите еще несколько дней только потому, что у тебя осталось лишнее электричество?

— Понял, понял, Егор Антонович. Сейчас, проверю готовность маршевого и отключусь…

Сизарь «пролистал» экраны с данными по лазерам и емкости топливных обойм, выключил монитор, закрыл его панелью, отвел разъемы. Потом, согласно собственной инструкции, ему следовало спрятать в железные шкафы на корме челнока шлемы, тестеры, ключи, лазеры и все прочее оборудование, содержащее микросхемы, проверить все отсеки на оставленные предметы, снять показания манометров гидравлики… И сорок минут закончились. Алексей еле успел, порхнув с раскинутыми руками под потолком, упасть в свое кресло и пристегнуться, когда пилот положил руку на сектор «газа»:

— Ну, хоть немного за штурвал подержаться… Тормозим!

Егор Антонович толкнул вперед сектор, и тут же спинки кресел с невероятной силой толкнули их вперед. Но длилось это, к счастью, всего несколько минут. А потом опять наступила невесомость.

— Мы что, не смогли спуститься? — ойкнула с заднего ряда девушка.

— Конечно же, нет, Оленька, — с любовью погладил сектор ускорения пилот. — В смысле, теперь мы просто падаем.

— В каком смысле? — теперь встревожился и Сергей.

— В самом обыкновенном, — открыл ящик с гарнитурой Егор Антонович. — Наша скорость относительно Земли близка к нулю. Мы падаем вниз, минуты через три войдем в верхние слои атмосферы и тогда сможем перейти в аэродинамический полет.

— А пока, извините, нам нужно снова вернуть бортовую аппаратуру к жизни… — Сизарь уже успел снять крышку экрана и теперь подключал разъемы. — Питание пошло… Есть, система работает. Давление гидравлики в норме, рули должны слушаться. А вот компас дурит. Он мог размагнититься?

— Откуда я знаю? Ты же все это строил.

— Конечно, я! — ухмыльнулся Сизарь и погладил себя по бритой голове: — Алеша молодец, у Алеши все работает. Курс девяносто на компасе, он очнулся.

— Тогда ждем, пока клюнет носом…

— А как же это… — не выдержала девушка. — Падение в облаке пылающей плазмы, обгоревшая обшивка, потеря радиосвязи?

— Так это метеориты и химические ракеты так падают, — самодовольно улыбнулся Сизарь. — Они вторую космическую скорость трением об атмосферу сбрасывают. Дикарство, что тут говорить! А моя «Касатка» имеет такой запас по энергетике, что экономить на мелочах нет никакого смысла. И потому мы в атмосферу соскользнем на банальной сверхзвуковой скорости. О, кажется, уже вошли!

Челнок, встречая сопротивление все еще разреженного воздуха, начал медленно опускать вниз свой узкий нос.

— Ну вот, мы уже почти и дома. — Егор Антонович не спеша надел гарнитуру, включил рацию, взялся за штурвал. «Касатка» падала в белую пелену уже почти вертикально, носом вниз, но это его ничуть не тревожило. Пилот только пробормотал: — Давай, давай, разгоняйся. Дай нам на что-нибудь опереться…

Только когда через обшивку челнока начал пробиваться свист, он потянул штурвал на себя, плавно выводя стремительную космическую капсулу из отвесного пике, довернул на запад и отчитался:

— «Берег», я «Касатка», нахожусь в указанной точке, следую курсом двести сорок.

— Вас видим, «Касатка». Высота пятнадцать, удаление тысяча двести. Расчищаем коридор.

Спустя полчаса их попросили довернуть на пять градусов влево, еще через несколько минут на три градуса обратно, после чего уведомили:

— Вы на глиссаде, садитесь по курсовому лучу.

«Курсовым» лучом была зеленая лазерная линия, указывавшая точно на полосу. При ошибочном курсе пилот видел, как она резко отворачивает в сторону и превращается в «елочку», так что ошибиться было трудно.

— «Берег», шасси выпущено.

— Вас вижу, «Касатка», высота десять, удаление двадцать. Вы над полосой. Высота два… Есть касание! С возвращением!

Дальше были цветы, поздравления, телекамеры и журналисты. Правда, уже не так много, как в первый раз, и большая часть цветов и объятий достались Ольге Косакиной. Егора Антоновича и Сизаря обняли только свои, а вместо цветов им вручили вещи, оставленные перед вылетом: ключи, документы, телефоны.

На пресс-конференции большая часть вопросов тоже адресовались девушке, охотно поделившейся впечатлениями о красотах космоса, о «падении» со штанги, и тем, какие невероятные возможности для исследования Вселенной открывает новый российский орбитальный челнок.

— Ты знаешь, кто такие шерпы? — шепотом спросил Сизаря Егор Антонович. — Шерпы — это племя тибетских жителей, которые вслед за альпинистами носят на Эверест их еду, одежду, палатки, веревки, мешки, альпенштоки, керосин, кастрюли, плитки, кислородные приборы и всякое прочее барахло, без которых покорение великой горы героями-восходителями никак невозможно. При этом героями, разумеется, считаются альпинисты. Для шерпов это просто работа.

— Да и ладно, — поморщился Алексей. — Если честно, наибольший восторг я испытал, когда впервые смог подорвать лазерами капсулу. Даже первый полет был уже не так интересен. Повторение пройденного и отработка достигнутого. Заниматься одним и тем же дальше очень скоро становится скучно.

— Я же вижу, что обидно, — не поверил пилот. — В этом у меня преимущество. Для меня важнее всего мнение жены. Она ждет меня всегда. А кто ждет тебя?

Телефон в кармане Сизаря запел гимн, и тот торопливо схватился за трубку:

— Денис?

— Да, это Тумарин. Я все знаю. Вы молодцы, герои. Просто титаны. Извини, что не встретил, мы в «Хруничева» все еще обитаемые отсеки согласовываем. Рабочие секции уже в производстве, а они здесь никак в габарит не вписываются. Но я за вами слежу и горжусь. Теперь давай первым же самолетом в Москву. Ты здесь нужен.

— А что там?

— Ты забыл? У нас пять новых «Касаток» на стапелях в Комсомольске-на-Амуре собираются. Ты же не можешь летать сразу на всех! Пилотов мы еще наберем, а вот техников, кроме тебя, подготовить некому. Ты сегодня один в своей системе хоть что-то понимаешь. Остальные только предполагают. Теоретически. Так что давай, жду.

— Я шерп, — отключившись, признался Алексей. — Натуральный шерп. Покорение Эверестов на потоке. Вы тоже в Москву?

— Да.

— Тогда пошли в диспетчерскую. Найдем попутку, в ней и отоспимся.

Ближайшей машиной в Россию оказался «лавочкинский» «Су-100», забравший домой и Ольгу Косакину, и встречавших ее коллег, и большую часть журналистов, и десяток работников «Молибдена», которым понадобилось смотаться на родину. Алексей девушке искренне посочувствовал: ее окружало восхищение на грани поклонения, ее хвалили, ее расспрашивали, ей обещали славу и повышения, раз за разом брали «эксклюзивные» интервью. В общем — не оставляли ни единого шанса поспать. А ведь она за последние двое суток вздремнула всего пять часов, а все остальное время напряженно работала.

Сизарь же с Егором Антоновичем незамеченными устроились в заднем отсеке, благополучно продрыхли весь полет и спустились на бетонку в вечернем Шереметьеве бодрыми и отдохнувшими. Таможня много времени тоже не заняла — без вещей оба прошли по «зеленому» коридору, там на шею пилота тут же кинулась упитанная женщина с каштановыми волосами и в красном плаще, повела за собой.

Лёшу же никто не встречал, не ждал ни здесь, ни дома, и потому первым делом он отправился в местный ресторан. Какой смысл возвращаться к пустому холодильнику в общаге, если можно сытно поесть прямо здесь?

Рассиживаться Сизарь тоже не собирался, а потому повернул к стойке быстрого питания, взял себе сок, салат, пару котлет с картошкой и сел за свободный столик.

Молодой человек успел управиться почти с половиной снеди, когда к столику подошла фигуристая синеглазая красотка в джинсах и свитере, курносая и щекастая, с пышными рыжими кудрями, в которых глубоко утонули солнцезащитные очки, и осторожно кашлянула:

— Простите, а вас случайно не Алексеем зовут?

— Да, — вскинул голову молодой человек. — Мы знакомы?

— А фамилия ваша, случайно, не Сизарь?

— Сизарь, — признался Алексей.

— Тот самый? — округлились глаза девушки.

— В каком смысле? — насторожился он, ожидая подвоха.

— Который летал в космос?

— А-а-а, — облегченно вздохнул Лёша и наколол вилкой котлету. — Ну да, это я. А вы откуда знаете?

— Тот самый?! — чуть присев и сжав ладони возле колен, издала восторженный хомячий писк незнакомка. — Самый настоящий? Которого по телевизору показывали?

— А, точно, — сообразил Сизарь. — Показывали.

— Надо же… — Она осторожно примостилась напротив на краешек стула. — А я думала, вы только спецрейсами летаете. И с охраной, и вас эскорт встречает с мигалками.

— Ну вот, как видите, — развел руками Лёша и отправил в рот еще кусок. — Прошу прощения, что разочаровал.

— А можно с вами сфотографироваться?

— Не уверен, что выгляжу лучшим образом, — усмехнулся Сизарь и пригладил щетинистую лысину: — Прическа растрепалась, борода не брита, одежда походная. Оно вам надо?

— Но ведь вы настоящий!

— Это да, — признал Алексей. — Это мое единственное достоинство.

— Значит, можно? — встрепенулась незнакомка, шустро метнулась к нему, села рядом, обняла его за плечо, крепко прижавшись, другой рукой вскинула телефон, направив объектив на себя, нажала боковую кнопку. Прозвучал щелчок камеры, и она вернулась обратно на свой стул: — Скажите, а вы улетаете или прилетели?

— Я как раз вернулся, — кивнул Сизарь. — Завтра буду отчитываться перед начальством.

— То есть, вы едете в Москву? Никого не ждете, никого не встречаете?

— В общем, нет, — пожал плечами Алексей.

— Можно, я вас отвезу? — встрепенулась поклонница, жалобно округлив глаза.

— Вы даже не знаете, где я живу!

— Какая разница? Если подруги узнают, что я подвозила самого Сизаря, они умрут от зависти!

— Да? — несколько обескуражило Алексея такое неожиданное восхваление.

— Здорово! Я так рада, что вы согласились! Вы не обидитесь, если я всем скажу, что отвозила вас из Шереметьево домой?

— Да мне как бы не жалко, — допил сок Сизарь. — Просто не хочется вас утруждать.

— Да вы что! Это же такая удача! — Она снова схватилась за телефон, «сняла» Алексея, потом себя, снова его и наконец поднялась: — Тогда поехали?

— Поехали…

Машиной поклонницы оказался красный двухдверный «мерседес» двухсот двадцатой модели. Забравшись внутрь, девушка первым делом повернула на себя коробочку видеорегистратора, помахала ладошкой:

— Привет! С вами я, Ульяна Ёжкина. А теперь посмотрите, кто рядом со мной в моей скромной папиной тачке. — Она повернула коробочку к пассажиру: — Узнали? Это сам Алексей Сизарь, самый знаменитый космонавт России, совершивший первый в мире полет на ракете с термоядерным двигателем! И он сейчас рядом со мной, и мы отправляемся в Москву!

Девушка вернула регистратор в рабочее положение, завела мотор.

— Вот это мне сегодня повезло! Теперь все будут думать, что я ваша девушка.

— Давай тогда лучше на «ты», — предложил Алексей. — Никак не привыкну, когда мне «выкают». Обычно мы все на равных — и на работе, и с друзьями.

— Давай! — тут же согласилась Ульяна, включила заднюю передачу, вырулила с парковки и двинулась к выезду между длинными рядами машин. — Тогда скажи, ты домой очень торопишься? Тебя там кто-то ждет?

— Не понял? — вскинул брови Сизарь.

— Я могу пригласить тебя на ужин?

— Прямо сейчас? — несколько опешил от такого напора молодой человек.

— Тебя никто не встречает, тебя никто не ждет. Это значит, что у меня есть шанс стать девушкой самого Алексея Сизаря! И если я этот шанс упущу, то буду рвать на себе волосы до конца жизни… — Она внезапно вдавила педаль тормоза, повернулась к пассажиру, расправила плечи, демонстрируя высокую грудь, вскинула подбородок, взъерошила пятерней волосы, тряхнула головой, рассыпая кудри по плечам: — Как считаешь, я достойна быть твоей девушкой?

— Есть одно условие, Ульяна, — откинулся к дверце Алексей. — Давай лучше я тебя приглашу? А то как-то нехорошо…

— Ну, ладно, так и быть, — снова взялась за руль поклонница.

— Договорились. — Сизарь машинально провел ладонью по карману, в котором лежали его паспорт и зарплатная карта. Тратиться ему в последнее время практически не приходилось, а платил Тумарин очень даже неплохо. Или, точнее — корпорация «Молибден». В общем, в любом случае он был уверен, что сможет потрафить капризам неожиданной спутницы. — Только мне нужно заехать домой, переодеться и принять душ.

— У меня есть идея получше, — повернув голову, подмигнула она.

— Какая?

— Узнаешь. Не бойся, тебе понравится, — пообещала девушка.

Через полчаса машина, свернув с узкого асфальтированного проезда, закатилась на гравийную дорожку между высокими шпалерами, увитыми розами. Повинуясь нажатой на брелоке кнопке, ворота закрылись позади гостей, и Ульяна предложила:

— Идем?

— Что это за место? — вышел из машины Сизарь.

— Место очень тихое и уютное, — ответила девушка. — Так получилось, что я живу одна и смогла сделать все так, как хочется именно мне. Ты любишь розы?

— Никогда не задумывался над этим вопросом.

— Давай покажу. — Она взяла его за руку и повела через лабиринт шпалер и тропинок, петляя только ей знакомым путем. В опустившихся сумерках расцветку бутонов было не угадать, но хозяйка все равно указывала на цветы, комментируя: — Это чайная. А это махаон — изнутри желтая, а к краям бархатисто-синяя. Это «Афродита», светло-коричневая. Говорят, такого цвета были глаза греческой богини. Это «Бирюза», это «Рубин», а это мой дом, сейчас открою…

Под козырьком включилась лампа — видимо, от датчика движения. Ульяна набрала на панели код, толкнула дверь, щелкнула выключателем.

Домик оказался не очень большим — метров пяти в диаметре, но весьма оригинальным. Во-первых, почти круглым, с одиноким столбом, подпирающим в центре балку бревенчатого потолка. Во вторых, стены его были сложены из крупных валунов и ничем не закрыты — если, конечно, не считать отделкой большую телевизионную панель, висящую возле камина и высокий книжный шкаф с другой стороны. Из мебели тут имелись диван, два кресла и журнальный столик.

— Аскетично, — оценил жилище Алексей. — Но монументально. Не хватает шкуры мамонта на полу. Тебе добыть?

— Не нужно. Я почти вегетарианка.

— Что значит «почти»?

— Мясо ем, но себя при этом не одобряю.

— А у меня все наоборот.

— Это как?

— Я одобряю, но ем полуфабрикаты. Не уверен, что в них действительно есть хоть что-то натуральное. — Он сделал круг по комнате. — Духовная пища — это здорово. Но иногда хочется разбавить ее хотя бы стаканом воды.

— Если ты про душ, — улыбнулась хозяйка, — то за дверью, что возле шкафа, вторая часть дома. Там кухня, лестница, минисауна и все прочие удобства. Можешь пойти помыться, а я пока затоплю камин. Обожаю живой огонь за стеклом.

— Помыться?

— Прости, — пожала она плечами, — но я боялась, что, если отпущу тебя домой, ты можешь уже и не вернуться. Мне и так сегодня слишком повезло.

— Нет, помыться я могу и здесь, — усмехнулся Сизарь. — Но во что я переоденусь?

— Я что-нибудь придумаю, — улыбнулась девушка.

Сауна в пристройке за домом и вправду была совсем маленькой, размером с душевую кабинку, стоявшую рядом. Зато нагревалась практически мгновенно. Молодой человек раза три отогревался до пота, потом нырял под струи холодной воды, потом снова отогревался, пока не решил, что уже достаточно свеж для свидания. Вытершись и опоясавшись полотенцем, он вышел в закуток перед кухней, окликнул хозяйку:

— Ульяна, ты где?

— Я здесь, — спустилась по идущей вдоль стены лесенке девушка и глубже запахнулась в халат.

— Ты обещала придумать что-нибудь с одеждой.

— Да, я придумала. Вот. Халат, он безразмерный и бесполый. — Она заправила в карманы свисающий поясок, сняла свое одеяние, оказавшись под ним совершенно обнаженной, и подступила к гостю, коснувшись острыми сосками его груди: — Я тут подумала… Ты ведь уже поел… Так, может, этап ужина нам просто пропустить?

Сизарь думать не стал. Он просто наклонился и поцеловал ее в губы.

Возвращение

Тумарин как раз миновал проходную ГКНПЦ им. М. В. Хруничева, унося в портфеле подписанное, наконец-то, соглашение о параметрах техзадания «орбитальной бытовки», когда у него из кармана зазвучал похоронный марш. Присев на свой мотоцикл, запаркованный прямо под окнами охраны, Денис достал трубу, поднес к уху:

— Добрый день, Семен Александрович. Если вас интересует проект, то общими усилиями мы согласовали четыре спальных модуля с искусственной гравитацией и кольцевую рабочую станцию из пятнадцати стандартных секций с причальными модулями. На первом этапе это, конечно, перебор, у нас столько «Касаток» даже не планируется, но зато появится возможность дальнейшего развития «бытовки» путем банального пристыковывания новых модулей и секций к опорному кольцу.

— Раз ты свободен, то приезжай. Заседание правления назначено через сорок минут, — кратко резюмировал миллионер.

— Понял, сейчас буду. — Тумарин отключился и недовольно сплюнул.

После случившегося с полмесяца назад бунта Топоркову доставляло какое-то особенное, прямо-таки садистское удовольствие обсуждать при Денисе самые гнусные свои идеи по добыванию денег. Пожалуй, единственное, к чему еще не успел прибегнуть мультимиллионер, так это к торговле наркотиками и человеческими органами. И то, похоже, исключительно по причине невозможности перемещать такие доходы безналичными переводами.

Вероятно, знай Денис все это год назад, когда только начинал свой проект освоения Венеры — плюнул бы и отказался. Но что делать теперь, когда в дело втянуты десятки тысяч людей? Причем многие из них готовы работать даже даром — просто за мечту. За надежду купить однажды билет в кассе аэрофлота, сесть в кресло «Касатки» и взмыть в космос, доступный ранее лишь редким счастливчикам, перемахнуть мертвую холодную черноту и оказаться на дирижабле, за окнами которого проплывают облака чужой, неведомой планеты. Что сказать им? Хлопнуть в ладоши и махнуть рукой: «Все, пока, ребята, у меня проснулась совесть. Расходитесь по домам»? Что хуже — грязные деньги «Молибдена» или украденная мечта? И переломанные судьбы людей, вчера мысленно связавших себя с освоением космоса, а сегодня разом лишившихся работы?

Теперь Денис отлично понимал Топоркова, который с легкостью признавал, что он подонок и вор. Тумарин уже и сам все чаще ощущал себя негодяем. Но, делая выбор между совестью и зарплатой пятнадцати тысяч работников своего «Агентства» — людей предпочитал совести.

Срочный вызов на правление, как чувствовал Денис, наверняка окажется очередным маканием лицом в грязь, которое он сам же будет вынужден одобрить. Однако тяжкий крест Тумарина был уже накрепко привязан к его спине, и потому куратор проекта повесил портфель через плечо, задвинул его за спину, надел шлем и завел мотоцикл.

Спустя час он вошел в кабинет — на этот раз последним, — поздоровался, расстегнул папку, доставая документы:

— Соглашение с «Хруничевым». — Тумарин положил пачку документов на стол. — Как обычно, нужна юридическая экспертиза и ревизия финансового отдела.

— У секретаря не мог оставить?

— Считайте, что я отчитываюсь о проделанной работе. Секции орбитальной станции станут первым грузом, которым выстрелит в космос наша катапульта.

— Можешь не беспокоиться, — саркастически улыбнулся Топорков, вернувшийся в свой обычный облик: костюм за десять тысяч евро, золото на пальцах, бриллианты на заколке галстука, тонкий цветочный парфюм. — Ирина Владимировна уже успела высказаться в твою пользу. После последнего полета с запуском орбитального радиотелескопа объем оплаченных заказов вырос почти на треть. Я правильно понял?

— Это волновой всплеск, — ответила женщина, одетая на этот раз во все зеленое, от туфель до изумруда в волосах. — После летнего полета случился точно такой же. Через неделю пойдет на спад. Я обращаю внимание правления на тот факт, что поток заказов из Европы стабильно снижается, и поступления оттуда уже не способны покрывать расходы на проект. Он становится планово убыточным.

— Сергей Иммануилович? — крутанувшись на пятках, повернулся к дивану миллионер.

— Я полагаю, Сёма, мы уже сняли сливки с тамошнего спроса, — ответил старик. — Теперь он уйдет на стабильный, но довольно низкий уровень. Если мы профинансируем ужесточение закона о возбуждении национальной, расовой или религиозной вражды, чтобы френчи и немцы с арабами на ножах продолжали сидеть, и проплатимся правозащитникам, дабы требовали налаживать диалог с диаспорами, ситуация там останется по-прежнему хреновой, и местные все равно будут драпать при каждом удобном случае. Но это уже копейки. В общем, без активных мер вполне можно обойтись. Пора фиксировать прибыль. Без внешней подпитки у нациков и арабов быстро кончатся патроны и еда, бунт приутихнет, начнут работать местные предприятия, подрастет цена на жилье. К Новому году на пике оптимизма будет самое время скинуть акции и закладные.

— То есть, сеть офисов в Европе мы сокращаем? — уточнила женщина.

— Сеть — нет, но персонал в отделениях — да, — поправил Топорков. — Пора перекидывать их на новый участок. Кроме Франции, Германии и Британии, реального платежеспособного спроса в Старом свете нет. Пора окучивать самую плодородную грядку.

— Вы про США? — уточнил Тумарин.

— Тс-с-с! — вскинул палец к губам миллионер. — Не поминай всуе. Просто перспективное для нашего бизнеса место. Теперь скажи нам, как поживает герой нашего времени, конструктор и космонавт Алексей Сизарь?

— Прекрасно поживает, — пожал плечами Денис. — Готовит программу подготовки пилотов и техников новых орбитальных челноков. Конструкция двигателя, техника безопасности, особенности управления. Кстати, из последнего полета он привез убеждение, что наши «Касатки» для монтажных работ на орбите практически непригодны. Приходится слишком много перемещаться с использованием ионных двигателей, а они пожирают электроэнергию, как кролики капусту. При этом питание у «Касаток» идет от тепла опорной плиты, которое вырабатывается только в полете. Что до попытки перемещать на буксире секции станции с ускорением в пять-семь «же», поджаривая при этом термоядом, — то это и вовсе вандализм. Могут не пережить. В общем, нужны орбитальные буксиры с манипуляторами, изотопными источниками питания и двигателями Холла в качестве основных маршевых.

— Ты куратор проекта, ты и разбирайся, — с ходу парировал Топорков. — Но вот безопасностью у нас занимается Сергей Иммануилович, и его отдел обнаружил презабавнейший факт… Ирина Владимировна, запустите воспроизведение.

Женщина, привычно восседающая за столом миллионера, нажала что-то на столешнице, и панель в стене осветилась яркими цветочными шпалерами.

— Вот здесь ваш моторист проживает сейчас, вот на этой машине его возят в институт, — с дивана вяло сообщил старик. — А вот эта особа проводит с Сизарем все дни и ночи после возвращения его из Никарагуа.

— Вы за ним следите?! — возмутился Тумарин.

— Денис, давай не будем опять повторять все с самого начала, — поморщился Топорков. — Решения твоего приятеля по узлам, материалам и производству стоят от трех до четырех миллиардов евро, не говоря уже о том, что он является носителем особо важной технической и патентной информации. Полагаешь, мы можем допустить, чтобы этакая драгоценность разгуливала сама по себе, рисковала жизнью и здоровьем и общалась с кем попало? Вмешиваться в жизнь своих работников корпорация, разумеется, не собирается…

— Еще как собирается! — внезапно повысил голос Сергей Иммануилович. — Эта рыжая бесовка, что на фотографии рядом с Сизарем, вполне себе штатный работник ЦРУ Виктория Фишерман, которая использовалась в качестве «медовой ловушки» против наших дипломатов в Сирии, Аргентине и Испании, а также пыталась охмурить нашего военного атташе в Малайзии, после чего в архивах ФСБ появился обширный порнографический альбом, который ЦРУ угрожало передать жене полковника. Точнее, даже — передало, но к этому времени семья офицера и без того находилась на грани развода, а потому все старания американской агентуры пошли прахом. В общем, дамочка засветилась так ярко, что почти год нигде больше не объявлялась. Думаю, она оказалась во всех архивах всех разведок и контрразведок всей планеты, не считая картотек охранных агентств и служб безопасности вроде нашей. Можете гордиться, джентльмены, против нас задействована «тяжелая артиллерия». Специалист высочайшей квалификации.

— Какой смысл вербовать Сизаря агентом, известным всем и везде? — не понял Тумарин.

— Ну, так он ведь не из спецслужб, — усмехнулся Сергей Иммануилович, — и охрана наша за ним не бродит, как привязанная. Как простому смертному догадаться, что попавшаяся навстречу девушка работает на противника и что ее профиль прибит на стене каждой спецслужбы? И откуда ЦРУ знать о негласном дистанционном контроле концерна за особо ценными работниками? Мы ведь ведем себя неназойливо, стараемся оставлять людям ощущение полной неограниченной свободы. Вот вы, юноша, вы замечаете, что находитесь под охраной и наблюдением?

— Ну да, я понял. Его вербовали как обычного человека, не знакомого с играми разведок и никем не прикрытого. Но что теперь? Расскажем Леше правду? Или вы ее просто ликвидируете?

— Не-не, — покачал пальцем старик. — Признаваться в том, что держим моториста под колпаком, мы не станем. Зачем ему такая нервотрепка: знать, что за каждым его шагом внимательно следят? Пусть живет спокойно и легко, дышит полной грудью, радуется свободе и открытым космическим проектом возможностям. И кровожадностью мы тоже не отличаемся. Есть способы куда более надежные. И тут, юноша, вам придется немного нам помочь.

— Отбить?

— Кого, откуда? — покачал головой Сергей Иммануилович. — Нет, давайте поступим по-взрослому. От рыжей Алексей откажется сам. Ребята материал уже готовят. Дом в Павловской слободе она сняла через агентство, фотографий интерьеров у нас в достатке, машина тоже оформлена на какого-то дворника из Королева… В общем, решим проблему радикально. А что до моториста, то пусть ваш Сизарь женится! И тогда все «медовые ловушки» будут ему безразличны. Или, как минимум, малоопасны.

— Я должен уговорить его жениться? На ком? Тоже хотите подложить ему своего агента? Агентшу?

— Фи, Денис Федорович, не нужно быть о нас такого плохого мнения, — засмеялся миллионер. — Мы от всей души желаем твоему другу любви, счастья, крепкой и здоровой семьи, сажать его на цепь никто не собирается. Пусть он живет с супругой душа в душу и сохраняет ясный разум для работы на благо общества. Подумайте сами: разве кто-нибудь пойдет замуж за зарплату? Профессиональные соблазнительницы хороши, когда нужно совратить, завербовать, помурыжить. Создать же семью с их помощью невозможно. Это порнография какая-то получится, а не семья. Долго она не протянет.

— А если проще, Семен Александрович?

— Если проще, — щелкнул пальцами олигарх, — то наши специалисты составили психологический портрет твоего моториста на основе всей доступной отделу безопасности информации, определили его интересы, вкусы, предпочтения и потребности, выявили внешние и психологические запросы Сизаря к партнерше. На основе этих данных получены критерии для отбора доступных в банке данных анкет, произведена выборка и получен список девушек, которые должны вызвать у Алексея наибольший интерес. Ирина Владимировна, выведите их на экран, пожалуйста.

— Сейчас, пролистаю…

— Часто вы так поступаете, Семен Александрович? — покосился на миллионера Денис.

— Тебе-то какая разница? Уж ты-то точно знаешь, откуда взялась твоя половинка, — покосился на него миллионер.

— А вам не кажется, что это как-то… — Тумарин замялся, подбирая слова, — …аморально?

— Все так делают, — безразлично пожал плечами олигарх. — В корпорациях, где на сотрудниках лежит большая ответственность и нагрузка, уже лет сто принято набирать на работу молодых, симпатичных, здоровых и благонадежных девиц, чтобы работникам было с кем знакомиться, прямо не выходя из офисов. Что в этом плохого? Я ведь никого ни к женитьбе, ни к интиму не принуждаю. Пусть знакомятся, влюбляются, страдают, занимаются романтикой, гуляют при луне… В общем, как положено. Будем считать это обычным вечером знакомств, но на более высоком научном уровне. Чтобы с первой попытки — и на всю оставшуюся жизнь.

— Есть, нашла! — Настенная панель заполнилась россыпью фотографий. Причем все девушки на ней были похожи, как сестры: вытянутый овал лица с широким подбородком, большие голубые глаза, дружная курносость и тонкобровость, каштановые волосы, высокий лоб.

— Четырнадцать кандидатур с тестами, наиболее близкими к оптимальным, — зевнул Сергей Иммануилович. — Анкетирование проводит каждые три года Институт психологии имени Выготского с какими-то своими целями. Пятнадцать городов России, широкая выборка, подробные опросники. Мы им давали грант и можем спокойно пользоваться банком данных. Иногда очень сильно выручает. Итак, у нас здесь дамы возрастом от двадцати четырех до двадцати семи лет, не замужем, за врачебной помощью в последние пять лет не обращались — в смысле, с серьезными отклонениями. Только простуды, вывихи, прививки. Образование высшее. Три учительницы, один продавец, два юриста, два повара, менеджер по связям, журналистка, флорист, визажист…

— Стоп! — встрепенулся Топорков. — Журналистка? Это кто?

— Журналистка… — Сергей Иммануилович полез во внутренний карман пиджака, достал несколько сложенных вдвое листов машинописной бумаги: — Светлана Бирнаева, двадцать пять лет, место рождения город Самара, проживает в Москве, в комнатном коммерческом общежитии в Зябликово, образование — «Журфак», место работы: молодежное интернет-издание «Тамерлан».

— Отличная биография! — решительно махнул рукой миллионер. — Берем!

— Семен Александрович, вот как вы так можете? — не выдержал Тумарин. — Вот так взять и решить за Сизаря: какая девушка ему подойдет, какая не подойдет?

— Отстань от моей совести, Денис, ее в кои веки ничего не тревожит! — отмахнулся Топорков. — Я же их не женю и даже в постель не укладываю. Вот скажи, тебе во время студенческих посиделок возлюбленная никогда не говорила: «Я с подружкой приду, захвати для нее какого-нибудь товарища»? Говорили? Ну и как, тебя совесть не мучила, что ты за него решаешь, с кем ему познакомиться? Вот и здесь ты ничего более страшного не совершаешь. Маленькое свидание — и ничего более.

— Почему я?

— Потому что это сделаете вы, юноша, — ответил с дивана старик. — Он ведь ваш друг, не правда ли? Вот и сделайте своему товарищу доброе дело… — Сергей Иммануилович крякнул, приподнял одну руку, другую, потом оперся ими на подлокотник и встал: — Пойдемте со мной, молодой человек. У нас с вами сегодня намечено одно очень, очень важное дело в моем загородном доме.

Самый старший член правления корпорации «Молибден» не только сам носил лишь старую и неброскую одежду, подвытертую и многократно стиранную, но и машину себе выбрал тоже не новую, серую и матовую. Правда, это был «майбах». Учитывая прохладную московскую осень, Денис оставил свой мотоцикл в подземном гараже небоскреба, забрался вслед за Сергеем Иммануиловичем в просторный, пахнущий ладаном салон, отделанный кожей и каким-то красным деревом. Возможно — учитывая показную скромность старика — всего лишь вишней или мореным дубом.

Машина выкатилась на московские улицы, повернула на запад и встала в пробке. Сергей Иммануилович, откинувшись на диване, невозмутимо смотрел в окно. Молодой и деятельный Тумарин, тяготясь затянувшимся молчанием, покрутился в своем углу, кашлянул, затем спросил:

— Скажите, а почему вы решили, что законы против национальной розни должны ее разжигать?

— М-м? — повернулся к нему старик.

— Ну, там, наверху, вы сказали, что нужно лоббировать законы против разжигания, чтобы люди «на ножах» оставались.

— А-а, ты про это, — вздохнул хозяин «майбаха». — Ну, это очень просто. Юноша, если не ошибаюсь, в вашем проекте завязаны уже больше десяти тысяч работников. Кто они по национальности?

— Понятия не имею, — пожал плечами Тумарин. — Никогда не интересовался этим вопросом.

— Ответ правильный, — кивнул старик. — В организации, где все равны, национальность работника руководство не интересует. Интересует только его специальность и квалификация. Это нормально, так и должно быть. Это понимаешь и ты, и твои сотрудники. Но теперь представь себе, что ты издашь серию приказов, направленных на обеспечение национального равноправия. О том, что намибийцы не имеют права оскорблять анжуйцев, что менгрелы не должны опаздывать на работу больше, чем на три минуты, что представительство тибетцев в инженерном составе не должно быть ниже семи процентов, а корейцы, как коренные обитатели пуско-наладочного цеха, имеют право на две бесплатные бутылки молока…

— Но ведь для инженерной должности нужно иметь образование! — возмутился Тумарин.

— Вот видишь, у тебя уже началась межнациональная рознь, — рассмеялся Сергей Иммануилович. — Именно в эту точку мы и бьем. Чем больше в государстве расовых законов и подзаконных актов, тем больше вражды и разногласий. На пользу постановления направлены или во вред — вопрос второстепенный. Самое главное — постоянно напоминать гражданам противника, что они разные и что им следует размежеваться. А уж потом для вражды и резни вполне хватит одной умело вброшенной спички.

— Но ведь есть и настоящая, реальная вражда! Когда кричат: «Бей черных!» или «Жидовская рожа!».

— Я знаю, — кивнул старик. — Есть и такое. А еще есть «разъездились тут!», «москали!», «замкадовцы!», «двоешники» и «ботаники». Однако никому ведь не приходит в голову создавать законы против вражды троечников и хорошистов, или пешеходов и джипперов? И ничего, как-то обходятся. В стране, где все государство считает всех граждан одинаковыми, оно и должно относиться к ним одинаково. То есть, за «жидовскую рожу» и «тупую обезьяну» хам обязан получать одинаковый срок: за оскорбление честного гражданина. А за «бей черных» и «поджигай джипы» — одинаковые сроки за призывы к беспорядкам. Выбор тут прост: или государство признает общее равенство — или не признает, разделяя подданных на расы. Любое упоминание в законе о национальных вопросах равносильно мыслям о рыжей обезьяне.

— Какой еще рыжей обезьяне? — не понял Денис.

— Неужто не слышал? — удивился старик. — Это одна из историй про великого Ходжу Насреддина. Помнится, он при большом стечении народа обещал превратить канарейку в осла при условии, что никто вокруг не будет думать о рыжей обезьяне. Лопоухой, большеглазой, с длинным закрученным на спину хвостом и густой гладкой шерстью… Здесь то же самое. Борьба с межнациональной рознью и ее насаждение — это одно и то же. Это попытка сложить побольше хвороста для будущего пожара.

— Так вот почему вы поддерживаете диаспоры в западной Европе?

— Нет, с диаспорами вопрос другой, — покачал головой Сергей Иммануилович. — Диаспоры — это альтернативная власть. Когда гражданина защищает от невзгод не полиция, суд и закон, а диаспора, то он вполне естественно начинает выполнять требования и обычаи диаспоры, а не закона или полиции. Живет по чужим, не местным правилам. Получается государство в государстве, которое захватывает все новые и новые земли и районы. Бороться с этим явлением мешают подразделения правозащитников, а потому в конце концов местное население начинает из этих новоявленных государств убегать. Кто победнее — в соседние земли, еще не затронутые чумой. Кто побогаче — к нам. И ты, друг мой, получаешь полновесные «евро» для реализации своего проекта. Ой, прости! Ничего, что я тебя на «ты» назвал?

— Называйте на «ты» и дальше, Сергей Иммануилович, — кивнул Тумарин. — Я ведь у вас тут оказался вроде ученика на лекции. В США вы тоже хотите этот фокус провернуть?

— Эк ты сравнил, — рассмеялся старик, — США и Европу! В США, если бы арабы попытались собраться перед участком и потребовать освобождения своего приятеля, полиция поставила бы на крышу крупнокалиберный пулемет и смолола бы всех в фарш в три секунды, а потом прислала бы семьям счет за израсходованные патроны. Вон, в две тысячи пятом, когда затопило Новый Орлеан и там начались волнения, в город просто послали спецназ, который прямо из броневиков расстреливал попавшихся на глаза негров. Попробуй в США хотя бы чирикнуть что-то антиправительственное — и тебя по закону о терроризме посадят до конца жизни просто по подозрению, даже и доказательств никаких не требуется! Подбрасывание наркотиков — это уже вчерашний день отсталых демократий. В США следователи могут даже пытать тебя на законном основании!

— Почему меня? — не понравился Денису такой намек.

— На основании любого подозрения, — напомнил Сергей Иммануилович. — Разрез твоих глаз полицейскому не понравится — и все, ку-ку. Средневековая инквизиция земным раем покажется. К тому же густонаселенные районы тамошних городов четко поделены на национальные гетто. Белому крайне нежелательно появляться в районах негритянских или латиноамериканских, а негров или латиносов, сунувшихся в зону для элиты — полиция три раза пристрелит, а уже потом станет документы проверять. Так что работать за океаном столь же вольготно, как в Европе, не получится. Наносить удар нужно быстро и сильно, причем по болевой точке.

— А где у них болевая точка?

— Так тебе сразу и скажи, — улыбнулся старик. — Во многознанье многие печали.

— А все-таки? Хотя бы намекните, любопытно же!

— Помни о рыжей обезьяне. Болевая точка в том месте, о котором умные законотворцы предпочитают молчать, — потер ладони старик. — Но давай пока закроем эту тему. Лучше я тебе объясню, как мой отдел полагает избавиться от цеэрушной заразы и нацелить твоего друга в нужном направлении. Большого ума тут не надо, технологии отработаны давно. Просто чуть-чуть артистизма и внимания.

— Вы меня из-за этого к себе пригласили, Сергей Иммануилович?

— Нет, конечно. — Старик наклонился чуть вперед, выглянул в окно: — Вроде, наконец, поехали? Ох, уж эта Москва. Сёма прав: хочешь тут передвигаться — проще купить вертолет. Тем более, сейчас они стали уже куда дешевле автомобилей.

— Все зависит от машины, — мысленно прикинул стоимость «Майбаха» Денис.

— В этот мире все зависит от желания, молодой человек, — покачал головой Сергей Иммануилович. — От желания и готовности добиваться своей цели. Ладно, побережем время и вернемся к главному. Мои африканские друзья связались с отцом твоей девушки и сообщили ему, что она оказалась особо умной, ценной, великой ученой, а потому ее пришлось срочно засекретить. Но очень скоро, уже в следующем году, они смогут часто видеть ее в новостях по телевизору. В общем, тот факт, что некоторое время с Аривжой будет невозможно связаться, они понимают.

— И как они на это отреагировали? — тут же вскинулся Тумарин. — На то, что она не вернется?

— Слабость к лести, друг мой, свойственна всем народам планеты, — засмеялся старик. — Одно дело дочь, которая опозорила семью, выйдя замуж за неверного, и совсем другое, когда дочь — космонавт, ученая, герой, прославившая весь род. Тут о некоторых деталях можно и забыть. Это первое. Второе: о том, что Аривжа была арестована, не знает практически никто. В розыск ее не объявляли, мы с Сёмой будем, естественно, помалкивать, в полиции с ней общались всего человек десять, и все уверены, что она скончалась. То есть особой конспирации от вас не требуется, поскольку никто ее не ищет. Но привлекать внимания тоже не рекомендую. Мало ли чего? Осторожность лишней никогда не бывает.

— Понял, — кивнул Тумарин.

— И последнее: ей нужен отдых и покой. И время. Пусть успокоится, придет в себя.

— Понял. — Денис почувствовал, что от волнения густо покраснел. Он откинулся на спинку дивана и повернулся к окну. Теперь не до разговоров стало уже ему.

Между тем «Майбах» бесшумно катился по узкой загородной трассе меж близко стоящих сосен. Видимо, дорога была «закрытой», поскольку ни встречных, ни попутных машин им не попадалось. Минут через десять автомобиль наконец свернул к утонувшим под пышными рябинами воротам.

— У меня на участке есть несколько гостевых домиков, — сказал Сергей Иммануилович. — Я пока поселю вас в одном из них. Чтобы и глаз чужих поменьше, и вопросы возможные быстрее решались. А как девушка в себя придет, отвезешь ее на нашу базу в Никарагуа. Там и вовсе скрываться будет не от кого. Ну, и за работу она там сможет взяться. Работа всегда помогает. Ух ты, чуть не опоздали!

Впереди, возле окруженного высокими елями, двухэтажного бревенчатого домика стояла машина «скорой помощи». Санитары выгружали носилки, рядом с ними маячили два широкоплечих парня в костюмах самого что ни на есть казенного вида — явно из охраны.

— Денис! Теперь, главное, молчи! Ничего не говори, пока не останемся вдвоем.

Тумарину понадобилось все его самообладание, чтобы не произнести ни звука, пока санитары тащили носилки с мертвенно-белой, неподвижной девушкой в больничном халате к дверям и на второй этаж, в указанную стариком спальню, перекладывали на покрывало двуспальной постели. Сергей Иммануилович проводил медиков, вернулся назад, и только после этого молодой человек наконец-то смог спросить:

— Что с ней? Она вся холодная! И еле дышит!

— Забыл, с какой легендой мы ее вытащили? — напомнил старик. — В СИЗО она числится умершей. Не знаю, что за снотворное ей дали, но уж точно не из аптечного списка. Еще часа три или четыре проспит, не меньше. А в себя вообще будет приходить до завтра. Будешь поить ее с ложечки бульоном, отогревать своим телом и держать за руку. Согласен?

— Да!

— Я так и думал. Переодень девушку, уложи под одеяло и выброси весь этот мусор, что на нее напялили. Мясной отвар со всякими лечебными и стимулирующими добавками тебе через часик с моей кухни принесут, отсебятиной не занимайся. Коли оголодаешь — внизу холодильник с полуфабрикатами и микроволновка, все прочее можно попросить по телефону… Короче, разберешься, не маленький. Отдыхай…

— Спасибо, Сергей Иммануилович! — спохватившись, поблагодарил старика Тумарин.

— Ох, юноша, благодарить не стоит, — покачал головой тот. — Моя немалая вина в том, что это вообще произошло. Голова уже не та. Теряю хватку. Но постараюсь наверстать. Ты лучше вычеркни на завтра из головы все свои планы и верни себе любимую. Удачи.

Послушавшись опытного человека, Тумарин аккуратно вытянул из-под Аривжи покрывало и одеяло, раздел девушку, уложил в постель, скинул все с себя и вытянулся рядом, крепко прижавшись и взяв ее за руку. Аривжа глубоко вздохнула и приоткрыла глаза. Вяло удивилась:

— Денис? Ты здесь? Ты со мной?

— Я обещал тебе, что буду рядом всегда, разве ты забыла?

— Но… — Она обвела взглядом гостевую спальню. — Но ведь я… Я тебя… Меня… Что это?

— Это был сон, любимая моя, — ответил Тумарин. — Длинный дурацкий сон. Он кончился, и больше мы не расстанемся никогда. Забудь. Просто забудь и никогда не вспоминай. Я люблю тебя, моя желанная, моя единственная, моя мудрая и прекрасная. Все сон. В реальности существуем только ты и я.

Пророчество

Хотя по факту Сизарь уже целый год работал только на Тумарина и стоящий за ним концерн «Молибден» — тем не менее Алексей все еще числился завлабом в Курчатовском институте с сохранением пропуска, ключа от комнаты в полуподвальном этаже, застеленном дешевым кафелем, и пыльного стола с подключенным к институтской сети стареньким компьютером. Работать на медлительной системе с допотопным «пингвином» было практически невозможно — но зато он позволял заглядывать в базы данных, защищенные от внешнего мира с его вирусами, «троянами» и червями самым простым и надежным способом: отсутствием соединения.

Разумеется, у Сизаря были все необходимые данные по схемам двигателей, принципам их работы, типам материалов, мощности и прочие спецификации. При необходимости он все это вообще мог перечислить наизусть. Но вот авторов множества идей и изобретений, осуществленных в двигателе «Касатки», имена разработчиков капсул и лазеров, системы стабилизации и синхронизации импульсов и еще многого другого, взятого практически в готовом виде, Алексей, увы, не помнил. А назвать их в своих лекциях молодой человек считал необходимым. Присваивать чужие открытия Сизарь не собирался. Ему хватало своих.

Поскольку местный комп не тянул даже приличного редактора, то свой ноутбук молодой человек тоже воткнул в сеть, открыл панель. «Убунта» загрузилась примерно наполовину, когда на экране вдруг появилась огромная фотография незнакомой девушки с надписью наискосок по краю снимка: «Это твоя судьба. Хочешь узнать подробнее?». Прыгающая зеленая стрелка указывала на угол фотографии.

Пока изумленный Сизарь созерцал эту картинку, она вдруг скрутилась в точку и исчезла. Компьютер продолжил загрузку. Алексей тут же заглянул в систему, проверил ее на предмет посторонних программ — но ничего лишнего и странного не нашел.

— Наверное, галлюцинация, — решил он. — Или у меня, или у ноута.

Сизарь открыл текст и принялся листать лекцию от одного помеченного места до другого, сверяя упомянутые открытия с базой данных института, чтобы вставить фамилию первооткрывателя или разработчика. Примерно через час работы экран внезапно дрогнул, в редакторе появился сигнал автоматического сохранения, после чего перед ним опять возникло то же самое лицо: голубые глаза, каштановые волосы, тонкие брови и задорно вздернутый нос.

— Что за черт? — развел Сизарь руками.

Фотография, не оставляя много времени на размышление, пропала так же быстро, как и появилась, сохранив набранный текст в целости и невредимости. Сизарь на всякий случай «сохранился» еще раз, продолжил работу — пока с той же внезапностью фотография не появилась перед ним снова.

«Это твоя судьба. Хочешь узнать подробнее?».

— Не хочу, — ответил Алексей и взялся за телефон. — Денис? Привет! Ты когда-нибудь слышал о вирусах в «Убунте»?

— Конечно, слышал, — хмыкнул Тумарин. — Если в «Линуксе» заражений в миллион раз меньше, чем в «Виндосе», это не значит, что их не случается вообще. Что-нибудь с данными?

— Не знаю, Денис. — Сизарь торопливо открыл менеджер файлов. — С виду все на месте. Ой, опять выскочило! Вот, зараза какая!

— Чего там у тебя?

— Девица какая-то утверждает, что она моя судьба. Предлагает нажать на кнопку.

— Не вздумай нажимать! — с тревогой в голосе предупредил Тумарин. — Сохрани все данные и пулей ко мне! Программные багги — моя специальность.

— А какие-нибудь антивирусы линуксные есть?

— Лёша, не шали! Не дай бог чего напортачишь. Половина твоих данных из моего кошелька оплачены. Не хочу, чтобы на сторону ушли. Я как раз дома, базу в террабайтник собираю. Нужно переехать ненадолго. Вези свой комп, все сделаю. Можешь прихватить пива, я нынче без руля.

Спустя полчаса главный моторист проекта зашел в скромную квартирку куратора, огляделся, хмыкнул:

— Знакомая картина. Компьютер и постель. Вот он, звериный оскал русского капитализма. Главные миллионеры живут в собачьих будках.

— Главным миллионерам некогда заниматься риэлтерством. Пиво привез?

— Взял канистру разливного темного. А то на улице уже похолодало.

— Тогда давай свой комп и наливай. Стаканы должны быть у подоконника.

Включив ноутбук, Тумарин задумчиво помурлыкал, полез за проводами:

— Я сейчас твой винт к себе в «песочницу» скопирую, из нее и загружу. Посмотрим, что за чудеса в твоей «Убунте».

Хлопоты по переносу системы затянулись всего на два стакана, после чего Денис развернул окно внутренней защищенной системы на все четыре своих огромных монитора, пустил цикл загрузки. Вскоре голубоглазая девица снова явила свой лик.

— И вот теперь мы без опаски жмем заветную кнопку, — прокомментировал Тумарин, — и наблюдаем… Наблюдаем… Х-ха! Мы наблюдаем главную страницу интернет-газеты «Тамерлан». Чего у нас здесь интересного? Отравление в детском садике, взрыв газа на стройке, инопланетяне пришли из-под земли, медведи умеют говорить, какая-то забавная порнушка… А, нет, это реклама. Контакты для рекламодателей. Они нам нужны? Подозреваю, что нет. Ты чего застыл, Лёха? Твой ноутбук поймал где-то безобидную вирусную рекламу. Сейчас мы ее найдем и грохнем. Если, конечно, она сама не ликвидировалась после нажатия на ссылку. Многие так и делают, чтобы не отпугивать потенциальных клиентов. Лёш, ты чего?

— Нет, ничего…

Ссылки на разного рода порнографические издания вываливаются в интернете настолько часто, что Сизарь уже давно не обращал на них внимания, они проходили мимо сознания молодого человека. Но на этот раз на страницах интернет-газеты в самых разных позах явилась не кто-нибудь — а его недавняя знакомая Ульяна! Причем надпись внизу обещала невероятное разнообразие тем и удовольствий с известной порноактрисой. А на одной из сменяющихся фоток он узнал еще и хорошо знакомую лестницу в их спальню.

— Извини, отлучусь на пару минут. Слишком много пива… — Тумарин скрылся за дверью ванной, и Сизарь, схватившись за мышку, быстро «кликнул» в ссылку. Материалов там обнаружилось и вправду преизрядно. На некоторых его девушка развлекалась с незнакомыми мужчинами — в домике с розами или других местах, — иные оказались скрыты за предложением послать СМС. Одна из кнопок обещала за скромную плату «Домашнее порно известного русского космонавта Алексея Сизаря».

— Ах ты ж й-ёо… — Молодой человек ощутил себя так, словно его хорошенько вываляли в самых что ни на есть вонючих помоях и выставили на всеобщее обозрение. — Вот, тварь!!!

— Что ты говоришь?

— Тоже хочу… — быстро закрыв ссылку, кинулся ему навстречу Сизарь, заперся в санузле, выхватил из кармана телефон, стер оттуда ненавистный теперь номер, вбил его в черный список, потом на всякий случай вбил еще раз… — Тварь! Тварь! Тварь!

Ему хотелось не просто избавиться от номера, связи, от памяти о подлой проститутке — хотелось растоптать телефон, по которому звучал ее голос, растереть в порошок и спустить в канализацию… Но здесь голос рассудка оказался все-таки сильнее, и трубку с десятками других крайне важных телефонов Сизарь все-таки сохранил.

Открыв холодную воду, он сунул голову под струю, умылся, вытерся пересохшим тумаринским полотенцем, немного отдышался, приходя в себя, и вернулся в комнату.

— У тебя все в порядке? — поинтересовался Денис. — Чего-то ты долго.

— Все хорошо… — Сизарь прошел к окну, открыл бадью с пивом и, присосавшись к горлышку, высосал разом почти пол-литра, потом наполнил стаканы, запоздало спросив: — Тебе налить?

— Само собой, — кивнул Тумарин. — В общем, я все сделал. Реклама была вбита в редактор. Наверное, издательство для себя делало, вот и сунуло закладку со ссылкой. Софт от «пингвина» халявный, претензии предъявлять некому. Да и безвредная она, в общем. Ничего не потерла, ничего никуда не переслала. Ссылка в теле была только одна, на газету.

— Ну, и хрен с ней. — Алексей быстро осушил стакан, сходил к окну и налил еще.

— В общем, да. Если не считать того, что завтра у нас выезд на базу новой космонавтики. Будем перед блоггерами и журналистами хвастаться твоим учебным центром. Там курсанты уже месяц одной физподготовкой мучаются, пока ты свои лекции готовишь. Ну, и общий курс зубрят. Топорков говорит, элита из элиты: конкурс был в триста человек на место. Хотя занимался этим, конечно, не он.

— Зачем так гнать лошадей? — Сизарь выпил еще полстакана и, наконец, ощутил себя чуток спокойнее. — Половина системы еще в монтаже!

— А у нас деньги не казенные, Лёша. Каждая копейка на счету. Простоев допускать не можем. Две новые «Касатки» сойдут со стапелей в ноябре. К этому моменту для них должны быть готовы экипажи и фронт работ.

— Ладно, ладно, к утру доделаю, — пообещал Сизарь. — Во сколько выезжаем?

— Автобус отъезжает от «Планерной» в десять утра.

— Похоже, спать придется в нем. Ну, дело житейское, нам не привыкать.

* * *

Примерно в это же время Светлана Бирнаева как раз заканчивала статью о похищении инопланетянами бабульки из Перми, после чего у той рассосались все шрамы и опухоли, — когда к ней в комнату ворвалась взлохмаченная соседка с верхнего этажа в сопровождении еще трех незнакомых девчонок.

— Привет, Лан! — Татьяна шумно бухнулась на край ее постели. Из пяти ее косичек три украшались ленточками, одна — куриной косточкой, и еще одна — колпачком шариковой ручки. Остальные волосы остались предоставлены сами себе. — Хорошо, что ты дома! Чё делаешь? — Она вскочила, заглянула ей через плечо: — Опять про летающие тарелки?

— Да, про тарелки. — Света опустила крышку ноутбука. Она терпеть не могла, когда кто-то заглядывал в ее тексты и отпускал по их поводу комментарии. Умом понимала, что все равно статья будет вывешена интернет-газетой в широком доступе — но все равно не любила.

— Неужели кто-то верит?

— Прокопыч говорит, когда появляется статья про НЛО, то число посещений сайта вырастает на пятнадцать процентов. Поэтому каждые две недели нужно вешать что-то новое.

— Прокопыч — это их главред, — пояснила Татьяна незнакомой женщине цыганского вида, закутанной в платки и шали с ног до головы. — Лана у нас журналист.

— Очень приятно, — кивнула женщина.

— Мы тебе тему на миллион долларов принесли! — сообщила соседка. — Это Замира, и она ясновидящая! Может все, что хочешь, о любом человеке рассказать. И прошлое, и будущее. Все всегда сбывается один в один!

— Не о любом, а только о том, кого подержу за руки, — мягко поправила женщина.

— Точно-точно! — спохватилась Таня. — Вот дай ей свои ладони, дай!

Светлана послушалась. Однако гостья взялась не за ладони, а за запястья, мягко потерла их большими пальцами, вскинула глаза к потолку:

— Вижу, все вижу… Стукнуло тебе ныне четверть века, и хочешь многого, а можешь еще больше, однако же порога судьбинного перешагнуть никак не в силах. На сердце у тебя пусто, ибо струны душевной знакомцы нынешние не тронули. Судьба же твоя уже рядом совсем подступила. Встретишь завтра днем суженого своего — обличием приятного, глазами карего, волосами лысого, именем Алексей нареченного. С ним тебе жизнь и лоно свое навеки и делить. С часа того судьба твоя переменится, новый путь откроется, и по нему побежишь ты…

— Это все на потолке у меня написано? — не выдержала Света и выдернула руки. — Должна вас огорчить, Замира, но только сидеть мне завтра с утра и до вечера у себя в редакции дежурным модератором и править присланные по текучке комментарии. А в газете нашей из всех мужиков только Юрий Прокопьевич имеется. И тот седой, но не лысый. Так что бесплатной рекламы для вас у меня не получится, а платная идет по три тысячи рублей за страницу.

— Злая ты, Лана! К тебе с добром, классную тему предлагают — а ты все рубли да рубли! — Таня вскочила, поволокла женщину за собой. — Ну, и сиди тут одна как сыч!

Две другие девушки, так и не произнеся ни слова, вышли вслед за ними.

Света вернулась к статье, но тут рядом с ноутбуком зарычал, отчаянно ерзая, телефон.

— Да, Юрий Прокопыч? — ответила журналистка.

— Ты не поверишь, Лана, но тебе дали аккредитацию!

— Какую, куда? — не поняла девушка.

— Ну, ты помнишь, концерн «Молибден» собирался сделать экскурсию для журналистов в новую школу космонавтов? Ну, напрягись! Они деньги пилят под видом освоения космоса. Венера, дирижабли, обитаемые острова и прочая разводка для лохов.

— Да, помню. Вы про них три статьи опубликовали.

— Ну, вот. Мы им заявку на всякий случай послали, что хотим, мол, освещать это событие. А они взяли и дали тебе аккредитацию!

— Почему мне?

— Не знаю. Может, на тебя и запрашивали? Я уже не помню. Короче, собирайся. Срок выезда три дня, заказной автобус отходит завтра в десять от метро «Планерной».

— Три дня? Почему так долго?

— Так не ближний свет. У них учебный центр чуть не под Муромом куплен. День туда, день обратно, день там. Паспорт не забудь! Ты статью про НЛО уже сделала?

— Заканчиваю, Юрий Прокопыч.

— Доделывай, присылай и собирайся. Фоток побольше сделай и попытайся хоть кого-нибудь раскрутить на эксклюзив. Ну, ты знаешь. Чтобы незаметный герой, биография там, портрет. Чтобы потом мы могли его отслеживать и всякие материалы регулярно помещать. В общем, ищи долгоиграющую тему. Ну, и про воровство государственных вложений чего-нибудь добавь.

— Хорошо, Юрий Прокопыч, я постараюсь.

— Я на тебя надеюсь, девочка моя. Не упусти момент!

* * *

Сизарь приехал на «Планерную» первым. Постучался в двери длинного туристического «МАНа» с огромным монолитным стеклом размером почти во весь лоб автобуса и эмблемой «Молибдена» на борту. Когда дверь открылась — показал свой пропуск, ушел на предпоследний ряд, забрался к окну, откинул спинку кресла… И проснулся уже на просторной парковке, засыпанной синеватым отсевом.

— Дорогие друзья! — через микрофон обратилась к пассажирам полностью набитого автобуса женщина в синей форме охраны. — Рада приветствовать вас на территории космического учебного центра «Агентства межпланетных перелетов». Мы понимаем, что поездка была долгой, все устали и проголодались, поэтому осмотр мы предлагаем начать со столовой. Во избежание лишних споров и неразберихи на столах стоят карточки с вашими именами. Комнаты тоже распределены заранее, список вы можете увидеть на дверях главного здания.

Журналисты зашевелились, потянулись к выходу. Алексей подождал, пока выйдут все, поднялся, подошел к женщине:

— Добрый день, я Сизарь. Не подскажете, к кому мне можно обратиться насчет своих лекций?

— Очень приятно, нас предупредили о вашем приезде. На вас в столовой тоже накрыта порция, но проживать вы будете в отдельном корпусе для преподавателей.

— Отлично! — обрадовался молодой человек. — Однако, четко у вас все организовано.

— Тут почти все военные. Или бывшие, или действующие. Так что за порядком следить умеют.

Учебный центр, похоже, был создан на базе бывшего пионерского лагеря или дома отдыха. Во всяком случае, двухэтажные корпуса скрывались среди многолетних лип и берез, газоны украшались ровненько постриженными, густыми кустами боярышника и черноплодки, дорожки, пусть и засыпанные свежим отсевом, сами глубоко утонули в земле и во многих местах топорщились из-за корней. Новенькими здесь были только парковка и два ангара, возвышающиеся в стороне за корпусами.

Столовая оказалась отдельным, низким и просторным зданием, за высокими окнами которого густо зрела гроздьями рыже-красная рябина. Сизарь остановился возле списка с фамилиями и номерами столов, нашел себя за девятым, направился к нему, поздоровался с тремя уже обосновавшимися здесь дамами… и застыл, обнаружив, что прямо перед ним сидит та самая девица, что с таким упорством раз за разом вываливалась в газетной рекламе.

— Ты Тамерлан? — вырвалось у него.

Надо сказать, незнакомка уставилась на него с не меньшим изумлением и ответила тоже странно:

— Только не говори, что тебя зовут Алексеем!

— Хорошо, я этого не скажу, — пожал плечами Сизарь и все-таки сел за стол. — Так действительно рекламируешь «Тамерлан» или просто похожа?

— Не знаю, на кого я похожа, — развела руками девушка. — Но в газете «Тамерлан» я действительно работаю. Правда, зовут меня все-таки Светланой. А друзья называют Ланой.

— Ладно, это бывает, — отмахнулся Сизарь. — Рекламируешь так рекламируешь. Но почему мне нельзя произносить своего имени?

— Вот, черт! — только и выдохнула Света. — Значит, это все-таки ты?

— Вообще-то, да, я — это я, — согласился Алексей. — А что?

— У тебя нет знакомой гадалки Замиры?

— Не знаю, — пожал плечами Сизарь. — Знакомых у меня много. Может быть, среди друзей есть и Замиры, и гадалки. Сходу не вспомню.

— А Таню знаешь?

— Таню точно знаю, — согласился Алексей. — И даже очень много разных Татьян. Наверное, десятка два. А что?

— Которая в Зябликово живет?

— Вот поверишь, но адреса я помню только у самых близких знакомых. Списку моих Татьян в этом отношении не повезло…

Официантка принесла на стол борщ, и разговор сам собою прервался, хотя молодые люди и продолжали посматривать друг на друга с любопытством. Не удалось им пообщаться и после обеда — поскольку появившаяся охранница проявила настойчивое желание показать Сизарю его комнату и увела за собой.

Второй раз Светлана и Алексей увиделись только за ужином, после которого для гостей был организован «вечер отдыха» с танцами и безалкогольным баром. На танцы пришли и курсанты центра, после чего стало ясно, почему корпорация дала аккредитацию исключительно журналисткам — учились здесь одни мужчины. Так что вечер можно было назвать еще и вечером «романтических встреч».

Однако Свету новый знакомый заинтересовал куда больше, нежели жизнерадостные юнцы, затянутые в черно-синюю форму с золотистыми ракетами на воротничках. Впрочем, Сизарь тоже пригласил ее на танец при первой же возможности.

— Так ты откроешь мне страшную тайну, Лана: почему я не должен называть тебе своего имени?

— Нет, не могу, — улыбнулась она, позволяя молодому человеку крепко прижимать себя за талию. — Вдруг ты зазнаешься?

— Не бойся, не зазнаюсь. Я и так невероятно велик, так что самодовольнее уже не стану.

— Интересно, чем это ты так велик?

— Скажи, почему нельзя себя называть, — тогда признаюсь, в чем величие.

— Вот еще! — хмыкнула она. — Я и так догадаюсь… Ты единственный мужчина во всем автобусе. Значит, не просто журналист, а чем-то важен здешнему Топоркову. Наверное, ты с телевидения? Хотя, нет, с тобой нет ни оператора, ни камеры.

— У меня нет даже фотоаппарата, — подначил ее Сизарь.

— Обозреватель из центрального журнала? «Вокруг света»? «Коммерсант»? «Итоги»?

— Мимо!

— «Караван историй»? «Гламур»? «Яппи»?

— Не-а…

— Ты хоть скажи, холодно или горячо?!

— Холодно, как на Плутоне. Водород замерз и превратился в прозрачный голубой каток.

— «Автомир»? «Танки и авиация»? «Охота»?

— Охота пуще неволи, — рассмеялся он. Музыка закончилась, Алексей проводил девушку до столика. — Ну что, меняемся тайнами?

— Нет, я все равно угадаю, — покачала она пальцем. — Если ты, конечно же, не соврешь.

— Нет, как только угадаешь, сразу сдамся! — пообещал Сизарь, оглядываясь на динамики. Новая мелодия оказалась быстрой, больно ударив по ушам оглушительным саксофоном. Молодой человек поморщился и предложил: — Может, пойдем погуляем?

— Ладно, пошли, — согласилась девушка. — А ты можешь хотя бы намекнуть, с чем связана твоя основная тема?

— А ты намекнешь, почему я не могу себя называть?

— Да называй, какая теперь разница? — махнула рукой Света. — Если ты Алексей, теперь все равно уже ничего не изменить.

— Это так страшно, Лана? — обогнав, остановился перед ней Сизарь.

Девушка, словно не заметив, мягко ткнулась в него лбом, подняла голову:

— Смотри, сколько здесь звезд! В Москве небо совсем другое. Бледное, словно выцветшее.

— Город, — пожал плечами Леша, любуясь ее лицом. — Паразитный свет.

— Ты фотограф? — резко выпрямилась она. — Фотохудожник? Оператор? Режиссер — и готовишь о Топоркове новый фильм? Этот буржуй наверняка хочет славы и готов на все ради хвалебной оды!

— Холодно, — ответил Сизарь.

— Это потому, что ночь ясная, — пожала плечами Света, обошла его и двинулась по дорожке дальше. — Осень, земля остывает. Скоро выпадет снег, и все покроется льдом.

— Ты что, замерзла?

— А ты что, хочешь предложить мне кофе? — оглянулась она.

— Хочу, — кивнул Сизарь.

— Предлагай.

— Лана, ты милая и хрупкая, как весенний цветок. Мне очень страшно, что в осеннем мраке твои лепестки скует стужа. Позволь тебя согреть?

— Алёша, да ты поэт! — хмыкнула Света. — От такого красивого предложения девушке трудно отказаться. Веди, обогреватель. Где собираешься творить свое черное дело?

— Почему черное?

— А какое еще кофе ты можешь заварить?

— Не знаю… Но, по-моему, в номере лежит только «мокко», с молоком.

— У тебя в номере лежит кофе? — не поверила девушка. — А ну, покажи!

Двухместные апартаменты Сизаря с холодильником и двуспальной кроватью, со шкафами обычным и книжным, с кипятильником, микроволновкой и парчовыми занавесками произвели на гостью убийственное впечатление:

— Ничего себе! Всех по двое в конурки запихали, а тебе — люкс со всеми удобствами? — хмыкнула она. — Теперь я знаю. Ты с телевидения! Только телевизионщиков везде и всюду вылизывают с таким безумным тщанием. «Первый канал»? «Россия»? «НТВ»?

— Холодно, — ответил Алексей набирая воду в электрический чайник. — Тебе гадать не надоело? Расскажи свою тайну, и я открою тебе свою.

— Фиг! — Она скинула куртку и повесила на спинку кресла. — Дело принципа. Должна понять сама. Журналистка я или нет? — Светлана еще прошлась по номеру, вошла в соседнюю комнату и с размаху кинулась на кровать, разбросав руки. — Умеют же некоторые устроиться!

— Тебе кофе в постель? — заглянул в дверь Сизарь.

— Давай! — согласилась гостья. — Люблю удобства! Или ты ведущий какой-то программы? Про космос? Или новостной? Но то, что ты из «ящика» — это у тебя точно на лбу написано, я с первого взгляда поняла. Я тебя, вроде, даже где-то видела? Точно! То-то я думаю, лицо знакомое…

Алексей принес ей кофе, подал в руки, сел напротив:

— Не очень горячий?

— С холоду оно чем горячей, тем лучше! — Она и вправду осушила чашку в несколько глотков, резко выдохнула, пытаясь выпустить облачко пара, но безуспешно. — Сразу кровь веселее по жилам побежала. А ты чего не пьешь?

— Кипяток.

— А ты, значит, холодненький? Ну-ка, дай закушу… — Светлана наклонилась и крепко поцеловала его в губы. — Да ты у меня сладенький. Чего мнешься? Поставь свою чашку на тумбочку, потом допьешь! Пока еще не поздно, мне одну вещь проверить нужно. Если ты и вправду моя судьба — стоит оно с тобой связываться или нет?

— Ты о чем?

— Лёш, ты совсем дурак? — Света через голову стянула с себя свитер. — О сексе, конечно же! На чем еще у нормальных людей отношения держатся?

— Является ли хороший секс достаточным поводом для знакомства? — задумчиво-философски ответил Сизарь и свой кофе все-таки допил. Величественно поставил чашку на полку шкафа, а потом, быстро скинув с себя одежду, нырнул под одеяло: — Ладно, убедила. Давай проверять.

Экзаменовка длилась около часа, к концу которого молодой человек все-таки сломался и надолго затих, уткнувшись носом в подушки. Придя в себя, повернул голову и спросил:

— Ну и как, Лана? Зачет принят?

— А вот не знаю, — сладко потянувшись, всем телом изогнулась она. — Не распробовала.

— Еще кофе?

— Не хочу. Мне и так тепло.

— А я выпью. И заодно схожу в душ. Последние два дня мне не везло с удобствами…

Сизарь выбрался из постели, поколдовал с чайником и пакетиками в соседней комнате. Вскоре оттуда донесся шум текущей воды.

— «Два дня не везло с удобствами»… — передразнила его оставшаяся девушка. — Значит, точно не дома. Вот, нагнал туману… Где же я его видела? Лицо-то знакомое! Или уже привыкла? Кстати, а ведь душ — это идея интересная…

Она поднялась, прокралась через комнату и скользнула за дверь ванной комнаты.

* * *

На завтрак молодые люди пришли вместе. Впрочем, из собранных по всей Москве журналисток друг друга знали немногие, и на это никто не обратил внимания. С утра по программе для участников обещали пресс-конференцию, на которую гости прошли из столовой в актовый зал. Здесь ремонт еще не закончился, стены были закрыты пленкой, вместо штатных светильников вдоль стены стояли строительные прожектора — но сцену при таком свете было видно очень даже хорошо.

Топорков появился почти сразу: зализанный и улыбчивый, покрытый легким горным загаром и едва не полностью утонувший в длинном толстом пуховике.

— Доброго вам всем дня! — развел он руками. — Искренне рад приветствовать вас в центре подготовки космонавтов корпорации «Молибден». Все вы знаете, что совместно с «Агентством межпланетных перелетов» мы ведем активную работу по освоению Венеры, нашей прекрасной соседки с поэтическим названием «Утренняя звезда». Корпорация оценивает свои потребности в специалистах, готовых работать в условиях открытого космоса, в две тысячи человек, не меньше пятисот из которых будут трудиться на орбите Луны. Это значит, что мы должны готовить не меньше ста пятидесяти человек в год…

— А почему вы уверены, что ваши планы осуществятся?! — торопливо выкрикнула из зала дама лет сорока с очень короткими, стриженными под «бобрик», седыми волосами.

— Мы предлагаем нашим клиентам услугу, которую не способен предоставить больше никто. Полную и абсолютную безопасность, свободу жить по совести, согласно своему воспитанию и менталитету. Этот шанс оценили уже пять тысяч человек, подавших заявки на места в наших плавучих островах и заплативших аванс за будущие апартаменты.

— Это только ваши обещания! Попытка выманить деньги! — возмутилась женщина. — Обеспечить полет технически при современном развитии науки невозможно!

— На этот вопрос я попрошу ответить молодого и талантливого ученого из института Курчатова, разработчика термоядерного двигателя для наших межпланетных кораблей Алексея Сизаря, который приехал в учебный центр, чтобы читать лекции для курсантов-пилотов.

— Извини, Лана, я на минуту, — похлопал девушку по коленке Сизарь и, быстро поднявшись на сцену, тут же повернулся к залу: — Простите, сударыня, но здесь я вынужден вас поправить. Использованный нами принцип был не просто разработан, но и реализован в экспериментальных установках еще в семидесятых годах двадцатого века сразу в двух странах: в США и СССР. Ничего чудесного в нем нет.

— Тогда почему на ядерных звездолетах еще не летает весь мир?!

— Уже летает, сударыня. Наши «Касатки» совершили несколько орбитальных полетов. А мы, как ни крути, принадлежим к этому миру. Мы — представители планеты Земля.

— Думаю, факт существования новых челноков и их полеты говорят сами за себя, — снова выступил вперед Топорков. — Теперь нам нужны люди, которые будут ими управлять. Вы сами могли убедиться, что мы с большим вниманием подошли к вопросу обеспечения учебного процесса. Комнаты, в которых вы проживаете, предназначены именно для новых курсантов…

— Если вам нужны сотни космонавтов, — вскинула руку уже Светлана, — почему эти комнаты пустуют?

— Согласно графику развития корпорации, — с готовностью ответил миллионер, — на работах в космосе к Новому году будет задействовано двенадцать человек, к марту месяцу — уже пятьдесят, а к середине лета это число достигнет ста. Соответственно, сейчас в центре заканчивают обучение пятнадцать пилотов, начинают подготовку шестьдесят семь человек, и еще столько же мы готовы принять. Да, кстати. Если к Алексею нет больше никаких вопросов, я его отпущу. Курсанты уже давно с нетерпением ждут во втором ангаре его лекций.

Сизарь раскланялся и сбежал со сцены, миллионера же атаковали новыми вопросами:

— Скажите, Семен Александрович, — снова вскинула руку стриженая тетка. — Мы заметили на территории базы новую часовню. Она построена вами для курсантов? Как соотносятся церковь и освоение космоса, передовая наука? Может быть, ваши студенты еще и закон божий на курсах изучают?

— Разумеется, изучают, — невозмутимо кивнул Семен Александрович. — Как вы знаете, вся наша цивилизация выросла из христианства, а наука изначально построена священниками для своих богословских нужд. Курсанты, изучая базовые дисциплины, должны хорошо понимать, откуда и что возникло и в каком направлении развивается. Я скажу вам больше. Первый из обитаемых островов, что появятся на Венере, принадлежит Ватикану, строится на его средства и по согласованному с римским папой проекту.

Зал возбужденно зашумел, переваривая услышанное, и опять первой успела отреагировать Светлана, от волнения даже вскочившая со своего места:

— Но почему Ватикан?! Вы же русский человек, Топорков, называете себя патриотом! Почему католическая церковь, а не православная?

— Я, безусловно, патриот России, — согласно кивнул миллионер. — Но проект «Планета белой расы» изначально является коммерческим, и места на наших островах может купить любой желающий, равно как и заказать себе дирижабль целиком. Папа, в отличие от патриарха, такое желание проявил. Более того, в Ватикане, как вы знаете, существует своя Академия наук, в которой работают многие ведущие ученые планеты, известные специалисты, и все они оказывают посильную помощь в развитии нашего начинания. Как все вы понимаете, наличие многочисленной колонии — это надежная гарантия выживания человечества даже при самых ужасающих катастрофах планетарного масштаба. Я, конечно надеюсь, что подобных напастей Землю не ждет… Но вы знаете, что Земля вступила в новую фазу своего расширения, а жизнь сызмальства учит нас не класть все яйца в одну корзину. Двести миллионов лет назад точно такое же расширение убило девяносто пять процентов обитателей нашей планеты.

— Простите, Семен Александрович, но разве вы не знаете, что Венера относится к планетам земного типа? — поднялась еще какая-то журналистка. — И что, по прогнозам геологов, вскоре тоже вступит в фазу расширения?

— Геологическое «вскоре», леди, означает ближайшие десять-пятнадцать миллионов лет. Уверяю вас, за это время моя корпорация успеет что-нибудь придумать… — Общий смех подсказал миллионеру, что пресс-конференцию можно завершать. — Благодарю вас за внимание, дамы! Мне нужно улетать, но все вы имеете уникальную возможность осмотреть прекрасные учебные образцы наших космических аппаратов, установленных в лекционно-тренировочных ангарах. Уверяю вас, всего через пять лет подобная техника на орбитах станет такой же обыденностью, как туристские автобусы на дорогах…

* * *

Сизарь как раз подходил к преподавательскому корпусу, когда сзади на него внезапно кто-то набросился и закрыл глаза:

— Угадай, кто?! — спросил веселый девичий голос.

— Прямо и не знаю, — хмыкнул Алексей, — кто может задать такой вопрос на базе, на которой я знаю только одну-единственную женщину? Богиня Иштар, наверное?

— Кто такая Иштар? — освободив его глаза, поинтересовалась на ушко Светлана.

— Трояк у меня был по древней истории, — пожал плечами Сизарь. — Но вроде, богиня из крутых.

— Если из крутых, тогда ладно, — кивнула девушка и взяла его под локоть. — Ты чего, решил меня избегать?

— Почему?

— На обед не пришел, на ужин тоже.

— Меня теперь с курсантами кормят. Я им объясняю, что к чему в движках устроено и за что хвататься, коли полет не по плану развивается. Вопросов много, так что мы с ними теперь только на ночь расстаемся. Хоть казармы здесь, слава богу, не общие.

— У вас же часы какие-то должны быть? Ну, эти… Преподавательские. С расписанием.

— Фиг. Вахтовый метод. Завозят ведущих разработчиков или ученых по отдельной специальности, они тут проводят несколько дней или недель и натаскивают курсантов по своему профилю от рассвета до заката. Ближайшие пять дней мои. Следующий раз — через полтора месяца, прием экзамена.

— Слушай, а это правда, — забежала вперед журналистка, — что здешних космонавтов заставляют слово божие зубрить?

— Да, видел я священника утром.

— И чего он вещал?

— Библию цитировал: «В начале было слово, и слово было Богом, и слово было Бог». Советовал нести это слово в самые дальние уголки Вселенной.

— И нафига это космонавтам надо?

— Ну, не скажи! — рассмеялся Сизарь. — Когда нас во время первого полета вышибло за пределы атмосферы, я разом вспомнил все молитвы до единой. Даже те, что никогда и не учил. Так что пусть лучше знают. Бывают ситуации, когда даже самый отмороженный ифрит становится искренне верующим смертным. По крайней мере, на некоторое время.

— Об этом я не подумала, — зачесала в затылке девушка. — А чё, из этого можно сделать забавную заметку… У тебя в номере вай-фай есть?

— Не знаю… Но инет работает.

— Ага… Тогда я сейчас сбегаю за ноутом и вернусь.

— Так я с тобой схожу, Лана!

— Не-не, — покачала пальчиком девушка. — Подожди дома. Ты мой эксклюзив. Посторонним лишний раз показывать нельзя. Я нашу братию знаю — скрадут моментом.

Алексей спорить не стал — тем более, что за день успел изрядно устать. Вернулся в свой номер и, не запирая дверь, сразу прошел в душ, содрал с себя старую одежду, кинул в угол, ополоснулся, после чего вспомнил, что чистого белья не прихватил. Обернулся полотенцем, выглянул наружу. Лана уже сидела здесь, торопливо стуча по клавишам. Сизарь попытался тихо пробраться мимо, однако девушка, не поворачивая головы, неожиданно громко хмыкнула:

— Вот только не говори, что ты меня стесняешься!

— Я разве что-то говорил? — удивился Алексей.

— Завернулся в полотенце и крадешься мимо, словно мышь. — Света поставила в предложении точку, «сохранилась» и повернулась к нему: — Вчера в постели ты не был таким скромнягой.

— Если тебе так хочется, то пожалуйста. — Сизарь развернул полотенце и перебросил себе через плечо. — Так лучше?

— Надо сказать, стриптизер из тебя никудышный, — покачала головой Лана. — Однако, я смотрю, какой-то карапуз меня заметил и даже подает какие-то знаки. К чему бы это, не знаешь?

— Впервые за день вдохнул свежего воздуха.

— И ведь как дышит, как дышит! — ехидно хмыкнула девушка. — Слушай, Лёша… Мне кажется, он просто забывает выдыхать! А вдруг ему нужна помощь? Ну-ка, дай его сюда!

Оказание помощи несчастному малышу закончилось, естественно, в другой комнате и только через полчаса. Уставшая, но довольная Светлана, покатавшись по одеялу, поднялась и вскоре, обнаженная, уже опять стучала по клавишам компьютера.

— Лана, ты там чего, роман пишешь? — поинтересовался с подушек Алексей. — Может, лучше выпьем кофе и прогуляемся по прохладе?

— Прогулки при луне я, Лёша, очень люблю, — растягивая слова и не переставая набирать текст, ответила девушка. — И кофе тоже. Вот только платят мне по триста рублей за заметку, либо сто рублей за тысячу знаков, когда статья больше машинописной страницы. И если я не сдам хотя бы страницу в день, то автоматом останусь без обеда. А мне еще нужно завтракать и ужинать. И платить за квартиру. Я уж не вспоминаю про колготки.

— У меня есть идея… — Сизарь перебрался с подушек ближе к ней. — Если ты останешься здесь со мной на все пять дней, я буду таскать тебе из столовой половину своей порции, и ты сможешь сэкономить пять обедов, пять завтраков и пять ужинов…

— …и пять квартир, — хмыкнула Светлана. — Напрасно беспокоишься. Прокормиться мне вполне по силам. Не голодаю… Стоп, подожди! — Она сохранила текст и повернулась к нему: — Ты предлагаешь мне остаться здесь на пять дней и заниматься с тобой сексом два раза в день… за еду?!

— Нет, — сладко потянулся молодой человек. — Я предлагаю тебе остаться и заниматься сексом три раза в день вообще бесплатно. Просто потому, что я тебе нравлюсь. А кроме того, я предлагаю тебе еще и кушать. Хотя бы иногда.

— Бред!

— Чего?! — вскинулся Алексей.

— Про римского папу Топорков явно нес какой-то бред, — быстро-быстро почесала она виски. — С тобой-то все в порядке, я останусь. Подожди, не отвлекай! Дай статью закончу и отошлю. Стоп! Я что, уже согласилась?

— Ах-ха, — довольно кивнул Сизарь, откинувшись на спину.

— Вот, черт! Нужно было покапризничать. Все, тогда точно больше не отвлекай!

— Не буду. — Молодой человек закинул руки за голову. — Но одна проблема все-таки есть. Нигде во всем центре я не видел ни одной торговой точки. Если мы не хотим оголодать, нужно что-то придумать…

Однако придумывать не пришлось. Когда после отъезда журналистов они пришли обедать вдвоем, намереваясь честно поделить порцию Алексея — официантка молча поставила каждому по тарелке с супом, а потом донесла два вторых и компот. Похоже, работников учебного центра в еде никто не ограничивал.

Хотя охрана в космической «учебке» корпорации и присутствовала, однако к Лане никто не придирался, позволяя девушке бродить от корпуса к корпусу, от ангара к ангару, фотографируя все подряд, подслушивать лекции Сизаря и подглядывать практические макеты, вести съемку утренних пробежек и вечернего отдыха курсантов. Она строчила одну заметку за другой, отсылая по три штуки в день с обильными иллюстрациями и, похоже, за прошедшие дни смогла выполнить месячную норму работы.

— И что теперь? — спросила Лана, когда на пятый день они, распрощавшись с курсантами, возвращались домой в преподавательский корпус.

— Тумарин звонил уже раза три. У него там какая-то идея появилась с челноками, по поводу замены батарей на конденсаторы. Возможно, мы потянем монтаж на орбите на существующем оборудовании. Но челноки придется срочно модифицировать. Так что, как вернусь, сразу буду впрягаться.

— Да я не про это, Лёш. Я про то, что завтра нам отсюда уезжать.

— Я знаю, Лана. Машина придет к обеду. Привезет какого-то академика из «Хруничева», а нас заберет.

— Ты правда не понимаешь или прикидываешься? — ущипнула его за локоть девушка. — Ты должен сказать: «Лана, у нас был такой классный секс, что хочется повторять его каждый вечер!». Или хотя бы: «Все было здорово, но меня ждет жена и пятеро детей», — а не мямлить какую-то шизу про машины и конденсаторы!

— Лана, я хочу делить с тобой все свои ночи и рассветы, но у меня в Москве со времен аспирантуры только койка в общаге! Причем до нее за последние полтора года я не добирался еще ни разу, и потому не уверен, что она все еще стоит на своем месте. Так что звать тебя завтра мне, честно говоря, некуда. Нужно сперва разобраться, где я буду жить.

— Во попадалово! — крякнула Света. — Ну и кавалеры нынче пошли! Альфонс на альфонсе. Ладно, тогда это скажу я. Секс был так себе, я все еще не распробовала. И поэтому разрешу тебе жить с мной в одной комнате, пока не разберусь в этом вопросе.

— То есть, Лана, — прищурился Сизарь, — ты предлагаешь мне заниматься с тобой сексом два раза в день за ночлег?!

— Вот уж фиг! — покачала пальчиком девушка. — Ты будешь заниматься этим даром. За жилье я возьму с тебя половину квартплаты.

* * *

— Бинго! — подмигнул Тумарину миллионер, протягивая Денису машинописную страницу с отчетом службы наблюдения. — Твой моторист и журналистка съехались под одну крышу. Что и требовалось доказать. И заметь, без какого бы то ни было принуждения.

— Значит, вы за ними следите? — мельком глянул на листок Денис и отвернулся к окну.

Они беседовали в лимузине миллионера, уносящего их из загородного дома в Москву через белое марево снегопада. У вертолета, оказывается, тоже имелось немало недостатков. Например — нелетная погода.

— Не следим. Приглядываем. Ты ведь не хочешь, чтобы один из твоих ведущих конструкторов оказался в больнице с сотрясением мозга и полной амнезией? Парень молодой, горячий. Мало ли куда его занесет отдохнуть? Мы в его жизнь не вмешиваемся. Но если появится необходимость, дежурный наряд всегда выручит. Правда, когда твои специалисты находятся в Никарагуа, оно все-таки намного проще и безопаснее.

— Не выйдет пока ничего с Никарагуа, — покачал головой Тумарин. — Я же говорил, что для монтажных работ у челноков в нынешнем их виде не хватает энергетики. Нужно эту проблему решать, причем радикально. Работаем сразу по нескольким направлениям, консультируемся со специалистами. Без Сизаря мне пока не обойтись. Схема «Касатки» у него в голове, а голову никакими компьютерами и справочниками не заменить.

— Да я не спорю, пускай. Пусть у него и с работой все будет хорошо, а главное — в личной жизни. Чтобы на сладенькое больше не клевал. Кстати, как там твоя Аривжа? В себя пришла после освобождения? Успокоилась?

— Трудно сказать. Чувствует себя очень виноватой, мучается. Она ведь отлично помнит, что хотела вас убить. Помнит все до мелочей и никак не может понять, откуда эта безумная мысль взялась у нее в голове?

— Ты объяснял, что она не виновата, что ей «промыли мозги»?

— Да, объяснял. Но, наверное, знать про все это и пережить самой — это две большие разницы.

— Это верно, изнутри все всегда выглядит совсем иначе, чем снаружи. — Топорков склонил голову набок и хитро прищурился: — А знаешь, Денис, может, мне к вам в гости приехать? Подарю цветы, поинтересуюсь здоровьем. Скажу, что ни капельки на нее не сержусь, пусть не беспокоится. Бог велел прощать.

— Не уверен, что это хорошая идея, Семен Александрович, — повернулся к нему Тумарин. — Вдруг желание вас убить все еще остается у нее в подкорке? Не стоит дразнить уснувшего дракона… А, да, пару слов про бога. Я видел ваше последнее интервью. Вы и вправду приказали преподавать космонавтам закон божий и строите для римского папы новый Ватикан?

— Ох, Денис, Денис, — засмеялся Топорков. — Бизнесмен из тебя никудышный. Даже не понимаю, как ты ухитрился свои миллионы заработать?

— А что такого?

— Ну, во-первых, слегка обиженный патриарх изволил поинтересоваться, во сколько обойдется отдельный плавучий остров для православной церкви, и ему уже направлен проект «Новый Афон». Ну, ты помнишь, один из самых первых. Во-вторых, ты не забывай, что платежеспособный спрос сосредоточен в христианских странах. И возможным клиентам полезно получать сигналы о том, что в новом мире их ожидает привычная обстановка и знакомый менталитет.

— Есть еще Япония, Гонконг, Южная Корея, — отворачиваясь к окну, припомнил Тумарин.

— Правильно, Денис, — согласился мультимиллионер. — И здесь мы подходим к самому главному вопросу. Чем мы с тобой торгуем, мой грустный друг?

— Местами на венерианских дирижаблях, — пожал плечами Тумарин.

— Не-ет, Денис, нет и еще раз нет. Всякого рода круизных лайнеров со всеми удобствами и на Земле хватает в избытке. Мы с тобой торгуем безопасностью!!! Каждый клиент, который поселится на «Планете белой расы», должен быть абсолютно уверен, что уж там-то ему ничто не будет угрожать. Его не ограбят по пути из боулинга в ресторан, у него не изымут детей за то, что он отказался купить им жвачку с мятным вкусом, его не заставят прятаться от террористов и прогибаться под всякого рода извращенцами.

— И при чем тут закон божий, Семен Александрович?

— Все очень просто, Денис. Проблема человечества в том, что делится оно на две большие категории: на верующих и тех, кому пофиг. Среди тех, кому пофиг, числится немало христиан, празднующих Новый год во время рождественского поста, мусульман, закусывающих на этом празднике кагор копченым салом, и атеистов, наряжающих елочки и одевающихся Дедами Морозами. А вот среди верующих попадаются такие, кто твердо уверен, что все окружающие обязаны жить именно так, как втемяшилось ему в дурную голову, и никак иначе. И если мы не хотим, чтобы на наших островах кто-то вдруг перерезал горло веселому Деду Морозу или подорвал танцующих кришнаитов, в системе должен присутствовать малозаметный, но надежный фильтр, отделяющий «упертых бойцов» от миролюбивой клиентуры. Вот скажи, наши пилоты как-то пострадали от того, что батюшка прочитал им пару молитв и абзац из Священного писания?

— Они же молодые и горячие! Ради того, чтобы попасть в космос, они готовы стерпеть что угодно!

— Ну, насчет «что угодно» ты на мальчишек не наговаривай, — укоризненно покачал головой Топорков. — Совестью и телом никто из них, я уверен, торговать не стал. В данном конкретном случае кто-то из них искренне помолился, кто-то пальцем у виска покрутил, но от споров воздержался. Нас, в принципе, вполне устраивает любой из подобных вариантов. Нас не устраивает только тот, когда кто-то вдруг заявит, что христианства он не признает, что крест его чувства оскорбляет, а освящение орбитальных челноков есть дикое мракобесие. Вот подобное буйное отрицание и надобно решительно отсекать. Сегодня ему крест не понравится, завтра — соседская пижама, послезавтра — цвет огурцов в салате. Нафиг-нафиг! Подобные герои нам всю клиентуру распугают, а жизнь на Венере из рая в небесный ад превратят. И, кстати, о Японии и Гонконге: как раз буддисты в поджигании рождественских елок как-то ни разу не отметились. И известие о том, что космонавт молится перед полетом, их точно нисколько не обеспокоит.

— Кому может помешать рождественская елка? — пожал плечами Денис.

— Как знать, как знать… — усмехнулся миллионер. — В Калифорнии, например, с одиннадцатого года по решению администрации вместо рождественских инсталляций теперь ставят атеистические плакаты, в штате Нью-Джерси вдоль автострад добровольцы развешивают рождественские плакаты с подписями: «Неправда, это миф!», а тамошний суд запретил гражданам украшать на праздник свои дома даже внутри, поскольку это может быть замечено соседями через окна и сильно их огорчить. Президент США на Рождество поздравляет своих сограждан с некими «зимними праздниками», название которых неприлично произносить вслух, а в Калифорнии на таких праздниках запрещено произносить вслух имя Иисуса, дабы никто не оскорбился его возможным существованием.

— Откуда вы все это знаете?

— Как можно не знать? Это же президент Америки!

— А про Нью-Джерси? Калифорнию?

— Да вот знаю, — постучал пальцами по подлокотнику на дверце Топорков. — Не бери в голову. У тебя своя работа, а у меня своя. К Рождеству катапульта должна быть готова. Не отвлекайся. Бери своего счастливого Сизаря и просчитывайте нужные изменения, пока новые «Касатки» еще не сошли со стапеля. Законы божьи оставь на моей совести.

* * *

— Оп-па! У тебя что, праздник? — изумилась Лана, пропуская Сизаря в дверь. — В честь чего торт?

— Ни в честь, — прошел мимо нее Алексей. — Весь день не жрамши, а здесь вокруг только кофе, бигмаки и картошку фри продают. Не хочу травиться.

— И ты купил торт? — уточнила девушка.

— Ну да. Самая простая и удобная еда, — поставив коробку на полку рядом с вешалкой, разделся Сизарь. — Готовить ничего не надо, греть не надо, остужать не надо, размораживать не требуется, особых условий хранения не требует. Просто отрезай и ешь. Будешь?

— Нет, не надо! — вскинув руки, попятилась Света. — У меня йогурта еще две баночки.

— Как хочешь. — Усевшись на постель, молодой человек поставил торт на колени, снял крышку, под которым оказалась уже разделенная на ломти шоколадная «Лакомка», подтянул ближе бутылку лимонада, открыл и принялся с наслаждением отъедаться.

Особых возможностей в выборе места для трапезы у него не было. Комнатка, которую снимала журналистка, вела свою родословную из породы общежитий и имела размеры всего два на четыре метра. Сюда с трудом помещалась одна полуторная кровать, один стол, один шкаф, одна вешалка, совсем маленькая, и два стула. За столом сидела возле ноутбука Лана. Выходит, для ужина оставалась только постель.

— Ты чего, запиваешь торт лимонадом? — не поверила своим глазам хозяйка комнаты.

— Ну да, — пожал плечами Сизарь. — Он с газиками, вкусно. И сладкий.

— Ты запиваешь сладкое сладким? — наклонилась вперед девушка. — А ну, дыхни! Ты чего, пьян?

— Какое пьян? — отмахнулся Алексей. — Денис за рулем, у него дома даже пива не было. И вообще ничего. Когда он без жены, то только ручки шариковые жрет, по две штуки в неделю. Я как-то из интереса засекал. Так что я весь день только воду из-под крана хлебал.

— От тортов с лимонадом тебя разнесет так, что в дверь пролезать не будешь.

— Чушь все это, Лана. Я пока в «Курчатове» работал, три года на одних тортах жил. Вечером покупаешь торт и двухлитровую бутылку кваса, вечером одну половину съешь, на завтрак — остальное. В обед в столовке обычным обедом подкрепишься. В выходные же вообще, кроме тортов, ничего не употреблял. Вкусно и питательно. И, как видишь, нисколько не распух.

— Озвереть! А пиццу вам с Тумариным не заказать было? Или в кафешку какую сходить?

— Мы же работали, а не дурака валяли, — прожевав крупный кусок, ответил Сизарь. — У Дениса дома компьютер такой собран — нашему институту и не снилось. Мы с Питером по скайпу разговаривали и в электронном макете размещение конденсаторных блоков пытались смоделировать. В общем, было не до еды. А потом меня Тумарин сюда подбросил. Я торт и лимонад внизу купил и к тебе поднялся.

— Ой, видеть этого не могу, — передернула плечами журналистка и вернулась к своему ноутбуку. — Вообще, странно все это. Я вот по сайтам госзакупок полазила, цены сверила — и получается, что Топорков тратит на «Агентство межпланетных перелетов» больше денег, чем получает. Никак не пойму, где он ворует?

— А почему ты решила, что он ворует?

— Он олигарх, они все воруют. Это же уроды, жулье и гопота! Им на страну плевать, им бы только к деньгам казенным присосаться. Все развалили, что могли, теперь самые остатки добивают.

— Остатки чего? — не понял Сизарь.

— Остатки народного добра разворовывают, — вдохновенно стуча по клавишам, ответила девушка.

— Лана, милая… — зачесал в затылке Алексей. — Ты в курсе, что всего два года назад никаких производственных баз по строительству космических модулей, никаких катапульт и «Касаток», и школ подготовки космонавтов не существовало вообще, даже в фантазиях? Все это сделали именно Топорков, Тумарин, я и еще куча народа на деньги и по заказу корпорации «Молибден»?

— В курсе я, Лёша, в курсе, — кивнула журналистка. — Я только не могу понять, в чем смысл этой аферы? Где Топорков жульничает, на чем ворует?

— Может, он не ворует? Может, он космос осваивает?

— Ты чего, Маркса не читал? — Света настолько удивилась, что даже обернулась на своего приятеля. — Смысл существования капитала — в получении прибыли. И нет такого преступления, на которое он не пойдет ради дохода в сто процентов. Все это какая-то хитрая разводка ради денег.

— Какая может быть «разводка», если орбитальные челноки реальны? Я сам их строил и сам на них летал!

— Он вас всех дурит, Алексей! — горячо ответила девушка, возвращаясь к ноутбуку. — Нагло обманывает. Не будет никаких Венер и никаких орбитальных станций. Это капиталист, Леша. Ка-пи-та-лист. Кроме личного обогащения, его не интересует ничего. Это ты думаешь о космических полетах! А он — о деньгах для покупки яхты.

— У него есть яхта, — вспомнил Сизарь. — Она в Тихом океане планера ловит.

— Вот видишь! — обрадовалась Света. — Он урод и буржуй. Мать родную за копейку продаст! И, кстати, ради вашего центра он купил и изуродовал прекрасный дом отдыха «Поляна» местного племхоза, я про это вчера узнала. Воспользовался тем, что тот последние десять лет был заброшен, купил и уничтожил! Так что ты напрасно его защищаешь. Топорков живет ради прибыли и наживается на вашей крови. Ты, вот, недоедаешь, желудок тортами с лимонадом гробишь — а он на этом себе бабло хапает! Вот!

Она торжествующе ударила указательным пальцем в кнопку «энтер».

— Ты это что, конспектировала? — не понял Алексей.

— Нет, почту проверила и статью отослала! — Девушка сладко потянулась, передернула плечами и стащила с себя через голову футболку. — Лёш, ты меня уговорил. Дай глотнуть лимонадику, а то в горле пересохло.

Забрав бутылку, она сделала несколько глубоких глотков, закрутила пробку, поставила лимонад на стол, а сама переползла на кровать, толкнула Сизаря, опрокидывая на спину, села сверху:

— Ничего, выведу я вашего олигарха на чистую воду! Попомни мое слово, аферу эту я наизнанку выверну, а Топоркова по миру пущу.

— То есть, ты хочешь закрыть наш космический проект?

— При чем тут ваш космический проект? — не поняла журналистка. — Я хочу дать по рукам Топоркову! Лишить его возможности воровать. Сделать так, чтобы народные деньги не перетекали в его карман!

— Подожди. Ты что, не понимаешь? Наши челноки и орбитальные станции строятся на его деньги!

— Это ты не понимаешь, Алексей! Он делает все это не ради вас, не ради России и даже не ради освоения космоса. Он делает это ради прибыли! Эксплуатирует ваш труд ради личного обогащения! И эту несправедливость мы обязаны устранить.

— А наше мнение тебя не интересует?

— Я и так знаю, о чем ты думаешь. Раздевайся.

— Подожди, дай договорить!

— Не дам. Британские ученые рекомендуют не отказываться от секса даже в том случае, когда у пары возникли разногласия. Это позволяет сохранить отношения. Я же вижу, что ты со мной почему-то не согласен. Так что молчи и раздевайся!

— Но Лана…!

— Ты против секса?

— Вообще-то нет, — после короткого колебания выбрал Сизарь.

— Тогда раздевайся!

Разумеется, спустя полчаса им обоим было уже не до Топоркова. Положив голову Алексею на грудь и поглаживая его подбородок, девушка задумчиво сказала:

— Ты действуешь на меня самым позорным и развратным образом.

— Это в каком смысле? — поправил ее волосы Сизарь.

— Я думаю о том, что чай нужно сперва кипятить, потом заваривать, потом остужать, класть в него сахар, размешивать… А лимонад можно пить прямо так. Может, он еще и с тортом пойдет ничего?

Она рывком поднялась, переставила остатки «Лакомки» с полки на стол, открыла лимонад — и через несколько минут молодой человек остался без завтрака. Совсем без завтрака — поскольку йогурт Света употребила тоже.

Новым вечером он поступил мудрее, выбрав торт в полтора раза большего размера. Однако девушка особого восторга не выказала:

— Ты опять за свое? После вчерашнего, между прочим, коробка и бутылка валяться так и остались. Мусор принес, а убрать так и не удосужился. Или это я за тобой все подтирать должна? И, кстати, вон, на полу опять наследил. Ты или на тряпке обувь оставляй, или грязь подтирай, пока не разнесли. Мы же здесь босиком ходим!

— Лана, я даже не знаю, куда у вас тут мусор выбрасывается!

— Мусоропровод в середине коридора — это в сторону кухни.

— У вас есть кухня?

— Тебе-то какая разница? Ты питаешься тортами.

— Ладно…

Поставив покупки на постель, Сизарь собрал в крышку от коробки вчерашнего торта салфетки, какие-то фантики с полки и пола возле кровати, ветхие исчирканные и залитые чем-то темным бумажки, сваленные по углам стола, засохшие листья неведомых растений от вазы на подоконнике, подобрал пустую бутылку, вышел из комнаты и отправился в путешествие по длинному темному коридору, уходящему в бесконечность.

В сумраке увешанного куртками и заставленного всяким барахлом прохода найти выступ мусоропровода, торчащий из стены между стопкой летних покрышек и облупившимся шкафом, оказалось не так-то просто. Алексей проскочил мимо него два раза: сперва дошагал до кухни, а потом, поняв ошибку — почти до самой Светиной комнаты. Но, к счастью, наконец разобрался и от остатков вчерашней трапезы избавился.

— Нехорошо, Лёшенька, соседок моих по общаге клеить, — отметила девушка, как обычно не отвлекаясь от экрана. — Как-то не совсем прилично так меня перед другими людьми выставлять.

— Никого я не клеил, — покачал головой Сизарь. — С чего ты взяла?

— А чего ты тогда так долго там делал?

— Сама в следующий раз выноси, — отмахнулся молодой человек и устало вытянулся на постели.

— Ты чего, обиделся? — хмыкнула Света. — Совершенно напрасно! Ты что, думаешь, женщина при тебе служанкой должна бегать? Подтирать, убирать, подносить? Я, между прочим, ничуть не меньше тебя работаю и не меньше тебя устаю!

— Ты что, ведешь со мной войну за равноправие? — приподнял голову Алексей. — Ну ладно, считай, что ты победила.

— В каком смысле? — не поняла Света.

— В прямом. Воевать с тобой я не собираюсь вообще, ни по какому поводу. У меня головной боли и с энергетикой «Касатки» хватает, чтобы еще и перед сном какую-то борьбу затевать. Я хочу просто расслабиться.

— Выпить, что-ли?

— Похоже, пока я сидел в лаборатории, в русском языке случились какие-то изменения, — поднялся на локоть Сизарь. — Лана, в каком формате слова «расслабиться» возникает термин «алкоголь»?

— Значит, обиделся, — сделала вывод девушка. — Ладно, сейчас я закончу абзац, и мы займемся сексом. А потом поедим. Хочешь верь, хочешь не верь, но я согласна на торт с лимонадом. Постоянно такую гадость есть, конечно, нельзя, но за пару раз ничего не случится. Мне вчера даже понравилось. Кстати, ты в курсе, что ваш Топорков послезавтра встречается с римским папой? Я так думаю, что он всех вас на корню католикам и сольет. Ты ведь знаешь, как церковники науку ненавидят? Они ему бабок отстегнут, чтобы он никуда больше не летал, — Топорков всю эту аферу и закроет. Я же сразу говорила: все ради денег! Патенты на двигатель китайцам продаст, они потом челноки у себя шлепать сотнями начнут и туристов на орбиту катать. Тем все и закончится. С самого начала было ясно, что это чистое фуфло!

* * *

— И что потом? — переспросил Топорков, прогуливаясь рядом с Тумариным по хрустящему свежевыпавшему снегу, по дорожке между вольготным особняком Сергея Иммануиловича и скромным гостевым домиком Дениса.

— Разве вы не знаете, Семен Александрович? Наверняка охрана сразу распечатку на стол положила!

— Моя служба безопасности занимается охраной, а не прослушкой, Денис. Никто ни твоих, ни моих, ни разговоров Сизаря не пишет. Можешь быть спокоен.

— Ну, позавчера мы отработали весь день активно и плодотворно, а когда Питер отключился и стало ясно, что на сегодня все, он попросился еще задержаться. Моя система достаточно мощная, для компьютерного моделирования грех не воспользоваться. Спросил еще, правда ли я в Москве больше не живу и только на работу езжу?

— Считай, переночевать попросился, — хмыкнул миллионер.

— Я, естественно, ключи ему оставил, сам еще ненадолго задержался. Поболтали. Потом у него телефон зазвонил. Он ответил. Девушка спросила, где он так долго ходит? Лёша сказал, что кроме секса у них все равно ничего нет, так что он прямо к сексу и приедет. Она заявила, что, если он не хочет, то может не приезжать вообще. Алёша ответил, что хорошо… С тех пор у меня и ночует.

— Вот те и вся любовь! — зачесал в затылке Топорков. — Быстро.

— Они всего пару дней вместе прожили, Семен Александрович. Мало ли размолвка какая случилась? У молодых такое бывает. Поссорятся, помирятся.

— Ничего себе, размолвочка! — недовольно буркнул миллионер. — Я семь тысяч евро за психологические портреты и анализ оптимальной совместимости заплатил! Они должны были друг в друга как пиявки вцепиться и ни на секунду больше не отпускать! Я всей этой профессуре бошки пооткручиваю за такую аналитику! Они у меня эти семь тысяч в коровнике будут отрабатывать и тантрический массаж на быках практиковать!

— Это же люди, а не формулы, Семен Александрович! Всякое бывает.

— Вот именно, что «всякое». Не хочу, чтобы оное «всякое» неожиданно повторилось с ведущим спецом… Вот у некоторых, между прочим, и даже близко ничего похожего не случается!

Из гостевого домика выскочила Аривжа в наброшенном на плечи пальто, подбежала к Денису и утонула в его объятиях.

— Вы прекрасно выглядите, милая леди! — улыбнулся ей миллионер. — Надеюсь, чувствуете себя еще лучше?

Девушка кивнула, прижимаясь к груди Тумарина, и тихо сказала:

— Вы меня простите, пожалуйста, за то, что я сделала. Не могу выразить, как мне жаль.

— Ничего страшного, милая леди. Меня постоянно желает убить огромное количество народа. Как ни странно, большинство из них — мои хорошие партнеры и близкие люди. Давайте считать, что таким образом вы вступили в круг моих друзей?

— Хорошо, — улыбнулась Аривжа.

— Тогда не стану больше задерживать вашего молодого человека. Очень рад был увидеть, — качнул головой Топорков, одновременно отступая на пару шагов. — Денис, сегодня вечером я улетаю в Италию, у меня там будет очень напряженный график. Я на тебя полагаюсь.

— Не беспокойтесь, Семен Александрович. Я справлюсь.

— Удачи! — Олигарх пошел по дорожке обратно.

— Ну как, любимая? — шепотом спросил девушку Денис.

— Хочешь знать, не рвусь ли я убить его еще раз? Есть немного. Но скорее из ревности. Ты проводишь с ним больше времени, нежели со мной.

— Управлюсь с контрактами — улетим на базу в Никарагуа. Там будет проще.

— Ты знаешь, что самое страшное, Денис? — еще плотнее вжалась в Тумарина его половинка. — Я не испытываю к ним вражды. К тем, кто учил меня убивать. Совсем. Они мне все еще нравятся. Я боюсь, если они придут снова, я опять стану их слушаться.

— Не придут, моя единственная. Никогда. Не бойся. И лучше жить с любовью, чем с ненавистью. Пусть даже с любовью к тем, кто ее недостоин.

Большой контракт

Джеби Дантрелл был удачливым пареньком. Прежде всего потому, что его родители имели работу. Оба. Мать работала посудомойкой в ресторане на Кирни-авеню, а отец — маляром на судоверфи Тодда. Это означало, что у них в семье была машина, просторная квартира на Кинг-стрит,[3] а у него — свой собственный, карманный, сотовый телефон. И уж конечно, в школу он ходил не за бесплатным обедом, а ради получения аттестата об образовании.

Не меньше ему повезло и с соседом — старым Барни Крайзом, вечно морщинистым и лохматым, в сплошь заляпанном краской, длинном свитере. Именно этот насквозь прокуренный старик перед смертью научил его пользоваться баллончиками с краской и ловить момент для раскрашивания вагонов метро, опускающихся магазинных ставней или остановившихся под разгрузку фургонов.

Наверное, несколько приключений с веселым от кайфа стариком не принесли бы ему пользы, если бы у Джеби не обнаружился талант превращать вылетающие из баллончиков струи в выпуклые буквы, устрашающие оскалы или веселые карикатуры.

Третьей удачей стало то, что отец не жмотился и время от времени подкидывал ему десяток долларов на покупку краски. Хотя, конечно, родителя можно было понять. Пусть уж лучше молодой отпрыск раскрашивает подворотни, нежели толкает кокс, ширяется или угоняет автомобили.

И, наконец, самое главное — среди учеников муниципальной школы умение создавать граффити ценилось ничуть не меньше, нежели способность поставить прохожего на перо, продать кирпич или разжиться хорошей наркотой. А потому Джеби не просто не задирали — с ним здоровались самые авторитетные ребята, охотно дружили девчонки, уважали одноклассники, и даже нашлась пара учеников из третьего класса, с готовностью бродивших с ним по станциям и глухим переулкам, таскавших рюкзак и готовивших фон для рисунков, когда возникала такая необходимость.

В Сохо[4] Джеби Дантрелл наведывался не часто, всего пару раз в месяц. Как он говорил друзьям: «Подразнить сурков». Но где-то в глубине души он всегда надеялся, что кто-то из здешних богатеев, тратящих кучу денег на всякую мазню, обратит внимание и на его рисунки и пожелает познакомиться с их автором. А дальше — кто знает?..

Именно поэтому Джеби, в отличие от обоих малявок, не бросился тикать, когда в проулке, в котором они разрисовывали унылую кирпичную стену под пролетом пожарной лестницы, неожиданно остановился потрепанный коричневый «форд-скорпио» с белым капотом — низкий, как черепаха, и длинный, словно селедка. На пассажирской дверце медленно опустилось стекло, открывая розовую харю какого-то заплывшего жиром толстяка.

— Ты чего, заблудился, снежок? Или по кирпичам соскучился? — весело поинтересовался у незнакомца Джеби, на всякий случай собирая в лежащий на асфальте рюкзак раскатившиеся баллончики.

— Твое художество? — Толстяк ткнул пальцем в развалившуюся буквой «W» эмблему «Крипе».

— Хочешь, снежок, капот так же раскрашу? — предложил паренек и хорошенько растряс баллончик.

— А крест ты нарисовать можешь? — поинтересовался незнакомец. — И с надписью: «Вернем Америку Иисусу!»

— Я мусульманин! — гордо ответил Джеби.

— То есть, доллары ты не признаешь? — Толстяк развернул и зажал между указательным и безымянным пальцами банкноту в пятьдесят баксов.

Паренек заколебался.

Малевать христианский символ ему очень не хотелось. Но… Но это был первый в его жизни заказ! Отказываться от подобного поворота судьбы — плохая примета. К тому же, пятьдесят долларов были половиной дневного заработка его матери. Плюнуть на них было тоже не так просто.

— Чего написать? — все еще колеблясь, спросил он.

— «Вернем Америке Иисуса», — повторил толстяк. — Или наоборот. Мне без разницы.

— Большую?

— Как эта, — указал белый на граффити с названием банды.

— Ну, смотри…

Джеби подтолкнул рюкзак ближе к стене, присел, разворошил баллончики, прикидывая, каких осталось больше всего, достал синий и голубой, быстро, сразу обеими руками нанес полуовалы, более темный понизу и светлый сверху, потом взялся за коричневый. Прикрывая заготовленным листом картона часть стены, провел струей чуть выше, затем чуть ниже, черной линией подчеркнул прямую грань, провел от нее тень, поверх тени и голубых овалов «налил» вертикальный столб, пририсовал грани для выпуклости, взялся за белый баллончик, напшикав из него череду идущих полукругом пятен, и остатками пурпурной краски нанес надпись — по букве в каждое пятно.

— Да ты просто художник, — вылез из машины толстяк и привалился спиной к дверце.

Следом наружу выбрались двое громил — один из-за руля, а другой с заднего сиденья. Они тоже были в теле, а поскольку паренек отлично знал, что солидная масса нередко способна заменить любые мышцы, то ощутил на спине неприятный холодок. Однако незнакомец отдал ему обещанный полтинник, подошел ближе к рисунку, принюхался, склонил набок голову:

— Очень даже хорошо. Как тебя зовут-то, Рафаэль?

— Джеби. — Паренек спрятал честно заработанную купюру в карман. — Джеби Дантрелл. Вам зачем?

— Можешь звать меня Рене. — Толстяк полез во внутренний карман пиджака, достал бумажник, приоткрыл достаточно, чтобы паренек смог разглядеть толстую пачку банкнот. — Ты настоящий талант, Джеби. А таланту нужно тренироваться. Я хочу, чтобы ты нарисовал еще крестов. Таких, как эти, либо похожих, с аналогичной надписью. Не здесь, вдоль стены, а в разных местах. На других улицах, на других домах, заборах или стенах, в других районах.

— Зачем?

— Чтобы получить пятьдесят баксов за каждую.

— Нет, тебе это зачем нужно, снежок? — не удержался от презрительного прозвища паренек.

— Я грешен, мой юный друг, — пожал плечами толстяк, — и хочу заслужить прощение. Двадцать тысяч таких крестов — и я в раю.

— Двадцать тысяч! — присвистнул Джеби. — Это же, наверное, всю жизнь рисовать придется!

— Двадцать тысяч крестов — это миллион долларов. Я могу себе позволить такую мелочь. — Толстяк вытянул из кармана сигару, скусил кончик, раскурил. — И, кстати, если ты будешь рисовать всего по десять крестов в день, мы управимся за пять лет. А если по двадцать пять — то всего за год. И при этом ты будешь получать тысячу двести пятьдесят долларов в день. Неплохой приработок для негритенка твоего возраста.

— Тысячу двести в день? — Джеби настолько ошеломила эта сумма, что он даже пропустил мимо ушей расовый намек собеседника.

— Только имей в виду, что мне нужна не халтура из пары черточек и надписи фломастером, а качественное граффити высокого уровня. Лучше, чем это. Хотя на первое время, так и быть, сойдет и подобное.

— Ты мне не врешь, Рене? — переспросил паренек.

— А ты что, хочешь заключить договор через адвоката? — хмыкнул толстяк. — Нет, мы поступим иначе. Ты будешь рисовать, а сегодня вечером, в девять, я приеду сюда, заберу тебя с собой, и ты покажешь все, что успел сделать. Расчет на месте. Если будешь работать хорошо, малевать красивые и броские картинки, то через пару дней обменяемся телефонами, чтобы встречаться в более удобном месте или проверять твою работу по ходу дня. Нет — поищу другого исполнителя.

Он снова подошел к стене, провел ладонью над самой поверхностью, почти касаясь свежей краски.

— Это действительно хорошо, Джеби. Ты молодец. Ладно, до вечера.

Белые сели в «форд» и укатили дальше по проулку.

Юный художник остался на месте, смотря им вслед.

Все услышанное казалось слишком невероятным, чтобы в это можно было поверить. Тысяча долларов в день за настенные рисунки! Выходит, он за неделю сможет получать больше, чем отец зарабатывает в месяц?

Может, это была шутка?

Однако хрустящая в кармане купюра доказывала, что все не так просто. И случившаяся встреча очень может оказаться тем самым, крупным шансом, о котором он мечтал не первый год.

— Знаю, что нужно делать! — неожиданно понял он. — Если обманут, будет не так обидно. Все же пятьдесят зеленых уже есть. А если нет — не окажусь дураком…

Толстяк не обманул — вечером его машина и вправду вернулась в проулок. Причем он приехал даже на десять минут раньше условленного времени. Джеби дожидался их, сидя на пустом рюкзаке возле первого рисунка. Бугай открыл заднюю дверцу, паренек перебрался в машину — отказываться теперь было уже и вовсе глупо.

— Едем прямо и налево, — сходу скомандовал он. — Первый крест вот там, возле входа в булочную. Нарисовал, пока хозяйка ходила обедать. Второй — за перекрестком, в проеме над мусорными бочками… Видите? Не нужно туда заезжать, поворачивайте налево еще раз. Видите вывеску студии «Лайт»? Третий крест — на два этажа ниже. С лестницы пришлось рисовать. Четвертый напротив. Вот…

— И все? — удивился Рени. — Только четыре?

— Краска кончилась, — пожал плечами художник. — Чесать пешком до Гарлема в строймагазин отсюда далековато. Если договор в силе, запасусь завтра побольше.

— В силе, в силе, — кивнул толстяк, извлек из бумажника две сотни и передал через плечо пареньку. — Ты только не забывай, что Сохо маленький, а Нью-Йорк большой. В нем есть еще и Бронкс, и Бруклин, Квинс, Статен-Айленд… Хорошо бы им тоже услышать о слове божием.

— Не везде можно спокойно рисовать, снежок, — получив деньги, воспрянул духом Джеби. — Местами народ носится толпами с утра до вечера.

— Ты, наверное, никогда раньше не работал, приятель? — оглянулся на него толстяк. — Ты исполнитель, я заказчик. Я плачу за результат — а как ты его добьешься, меня не касается. Тебя ведь не беспокоит, насколько трудно достаются мне деньги, которыми я плачу? Ты получаешь доллары за то, чтобы кресты были видны. Вон тот, на уровне третьего этажа, особенно хорош.

— Ночью можно попробовать, — неуверенно предложил паренек. — В разных районах люди живут по-разному.

— Да, пожалуй. Об этом забывать не стоит. Нью-Йорк большой… — Толстяк зашарил по карманам, нашел какую-то квитанцию, написал на ней номер: — Вот, держи. Когда нарисуешь десять крестов, звони. Приеду на место, проверю и заплачу. Только давай договоримся сразу. Один звонок в день. Десять, двадцать, тридцать крестов в день — плачу разом. Можно платить раз в два дня. Или даже в три. Когда ты будешь рисовать: утром, ночью, днем — меня не касается. Но если у тебя не получится делать хотя бы десять штук в день, договор расторгается. Это выйдет слишком медленно. Такие черепашьи темпы мне не интересны. Договорились? Вот и славно. Тогда гуляй, Айвазовский. Жду звонка.

— Пока! — с трудом сдерживая восторг, Джеби выскочил на свежий воздух и захлопнул дверцу. Его карман обжигали первые в его жизни заработанные деньги. И как заработанные! Умением рисовать, баллончиками, мастерством!

Целых двести пятьдесят долларов! Никто у них в классе не способен срубить столько даже на коксе! А он — с легкостью получил их, просто попшикав из аэрозольного баллончика на стену.

И это только начало! Джеби знал, он был уверен, что сможет выдоить этого белокожего толстяка до дна, выудит из него весь его миллион до последнего цента. Даже если ради этого придется мотаться по городу все ночи подряд.

* * *

Соседка, как всегда, вломилась к ней в комнату, даже не постучав, и плюхнулась на постель:

— Привет, подруга! Говорят, твой от тебя смылся?

— Пришла порадоваться? — Света искала в дебрях интернета информацию о реальном производстве в США, но ссылки почему-то вываливались только на Китай, Россию и Бразилию. Отвлекаться на бесцеремонную гостью ей не хотелось.

— Нет, Лана, все как раз наоборот! Мне путевка в дом отдыха обломилась, на Селигер. Поехали со мной. Познакомимся с кем-нибудь, отдохнем.

— Чего это ты такая добрая вдруг стала? — удивилась Светлана.

— Да я и так к тебе всегда хорошо относилась, дружить пыталась, — поднявшись, отошла к окну Татьяна. — Это ты вечно, как дикобраз, колючки во все стороны расставляешь. К тому же у Лены и Фариды хахали есть, Зумра ногу вывихнула, Томка работает. Это только у тебя график свободный. Ты свои статейки хоть из Непала можешь кропать, тебе без разницы. Поехали, а? Три дня свежего воздуха, лыжи, лес, озеро. Парней каких-нибудь склеим. Они ведь туда расслабляться едут, так что клюют, как тарань после нереста. И не шелупень всякая, а здоровые, спортивные и богатые. Нищете путевки не по карману.

— Не хочу. Работы много. Мне завтра еще и модером на форуме сидеть, старые долги отрабатывать.

— Ой, только не надо меня грузить! — уселась на подоконник гостья. — Вот уж посты на форуме читать ты точно из любого угла страны можешь. А то тебе со своего ноута в сеть будет не войти! Давай, подруга, не кисни, как клуша старая. Прокатимся, повеселимся, с мужиками покувыркаемся.

— Не знаю… — заколебалась девушка.

Татьяна была совершенно права сразу в двух вещах: сидеть модератором на форуме можно из любой точки планеты, тем более, что при этом Прокопыч никакой другой работой не нагружает и новых статей не требует. И после ухода Алексея настроение у девушки действительно было хуже некуда.

— Давай, Лана, не сомневайся! Собирайся, и поехали.

— Чего, прямо сейчас?

— А ты думала? Лана, если бы путевки не «горели» — чижика пушистого мне бы их задаром отдали! Впарили бы кому со скидкой, и люди еще бы и рады были! Да и я, высунув язык, по общаге бы с ними не бегала, заранее с кем-нибудь сговорилась. Давай, вставай. Хватай трусы, зубную щетку — и поехали, время тикает.

Добираться до базы отдыха пришлось двумя автобусами. Первым от автовокзала до Осташкова, вторым — от города до самого дома отдыха, что оказался на берегу уже замерзшего Селигера, посреди заснеженного соснового бора.

Расположившись в просторном двухместном номере с единственной двуспальной кроватью и переодевшись, подруги сходили в ресторан, к «шведскому столу», после чего еще успели прокатиться на «ватрушках» по специально выстроенному склону из множества трамплинов, взгорков и расставленных в шахматном порядке кочек.

Надышавшись свежим воздухом допьяна, девушки переоделись еще раз, снова отправились в ресторан — но там было уже пусто. Зал стоял темным, кухня не работала, для постояльцев продолжал светиться только бар, но и там у стойки сидела всего одна парочка. Впрочем, по два бокала красного вина Света с Таней все-таки пропустили, а потом отправились к себе.

Проснулись они в объятиях друг друга — и испуганно шарахнулись в стороны, едва открыв глаза.

— У нас ведь ничего не было, а? — сипло поинтересовалась Татьяна.

— Провалов в памяти тоже, — согласилась Света, зевнула и кинулась к ноутбуку.

Девушка отметилась в сети, проверила утренние посты, после чего они с подругой сходили на завтрак, потом взяли напрокат лыжи и отправились на склон.

Такой способ работы девушке очень понравился: поставив свой ноутбук на столик обзорной площадки, она скатывалась вниз, поднималась на карусельном буксировщике, «прочесывала» темы по поводу новых комментариев, опять неслась на лед озера по слаломной трассе, потом опять на десять минут становилась комментатором.

Танечка времени даром тоже не теряла — к обеду привела двух розовощеких круглолицых молодых людей, похожих как близнецы.

— Это Витя, это Паша! — радостно представила их девушка. — Они предлагают после обеда сходить на острова. Там дикие склоны, они куда круче этих! И лыжня по красивым местам проходит. Ага?

— В пределах полутора часов, — сразу предупредила Света.

— Как получится, — пожал плечами один из парней. Витя или Паша. Кто из них кто, Лана так не поняла.

Прогулка оказалась и вправду замечательной — лыжня шла через совершенно девственные рощи, распушившие свои кроны на множестве больших и мелких островов, и давала возможность с ветерком прокатиться по длинным пологим склонам, свернуть к крутым обрывам. Это было так романтично, что вполне могло бы завершиться ударным аккордом прямо здесь, среди рябинников и бузины — вот только снег и мороз, ясное дело, интим не особо поощряли.

Зато связь здесь оставалась отличной. Раз в полчаса Светлана открывала свой компьютер, входила в сеть, проверяла сообщения, после чего катилась дальше. И батареи, к ее удивлению, в таком режиме хватило на целых три часа. А потом, увы, пришлось бросать подругу и новых знакомых и возвращаться к розетке в номере.

Впрочем, Таня припозднилась всего часа на полтора:

— Ну, ты как, все сделала? — сунула она нос в экран. — Давай, пошли, ребята нас на ужин приглашают. Тебе как, который больше нравится? Я на Пашу глаз положила. И он тоже, вроде, не против… Ага? Я сейчас, душ приму… Так ты что, идешь?

— Иду, конечно! Дай, еще раз пролистну. Ты тоже не забывай, я ведь на работе.

— Классная у тебя работа! Клеишь себе парней на ночь, а тебе в это время еще и зарплата капает!

Это было не совсем правдой. Именно из-за работы ужин для Светланы не задался. Ведь как раз вечером на форум приходит основное количество посетителей, комментарии сыплются непрерывным потоком, только успевай смотреть. Вот девушка и сидела, словно хамелеон: одним глазом — в экране, другим — в тарелке. И мыслями точно так же — напополам.

Впрочем, остальная компания от ее занятости сильно не страдала. Попивая холодную водку — стопки аж изморозью покрывались, — и теплое полусладкое вино, молодые люди обсуждали преимущество искусственных склонов перед естественными, хвалили девушек за спортивные навыки и красоту, обещали на завтра еще более интересный и долгий поход. Татьяна буквально купалась в их внимании, так что занятости подружки только радовалась.

После первой бутылки водки они с Пашей уже целовались, после второй бутылки вина — сбежали, взявшись за руки. Таня прихватила ключи от номера, потрясла ими, привлекая внимание, и, сделав страшные глаза, пару раз кивнула в сторону оставшегося за столом молодого человека.

— Чем же это вы тут все время заняты? — наконец обратил на нее внимание Виктор.

— Работаю, — развела руками девушка. — До двух ночи мое время, а утром Прокопыч кого-нибудь другого посадит.

— До двух — это долго, — заметил молодой человек.

— Ну, я же не на привязи, — уточнила Света. — На полчасика-час вполне могу и отвлечься.

— Тогда легче, — согласился Витя и махнул рукой официанту: — Еще двести водочки. Ты чего-нибудь будешь?

— Нет, спасибо.

— Значит, только водки…

Намека он явно не понял. Да и разговор тоже не заладился. Девушка занималась просмотром и правкой постов. Отвесила три «бана» излишне разошедшимся спорщикам, вычистила несколько сообщений с рекламой, заблокировала доступ порнушному «ай-пи», влепила предупреждение гостю, зазывавшему посетителей на конкурирующий сайт. Молодой человек, не желая ей мешать, опрокидывал потихонечку стопку за стопкой.

Между тем, ресторан пустел. Официант уже с явным нетерпением подходил пару раз с предложением заказать что-нибудь еще.

— Да все уже, хватит, — отказался, поднимаясь, Виктор. — Запишите счет на наш номер.

Его качало. Как кавалер он, похоже, сегодня точно ни на что не годился — но общий с Таней номер был занят, и Лана смиренно отправилась с Витей, придерживая его под локоть, дабы ухажер не завалился в коридоре.

Номер парней ничем не отличался от их собственного. Разве только окна выходили на другую сторону. Виктор сразу завалился на постель. Света, отвернувшись, воткнула ноутбук в розетку и вернулась на форум.

Все-таки, у ее работы была масса преимуществ.

Примерно через полчаса кавалер внезапно подпрыгнул, забежал в санузел и стал издавать такие звуки, что журналистка предпочла достать наушники и запустить в компьютере «Дидюля». Под него девушка и провела остаток своего дня — лишь в два часа ночи наконец-то опустив крышку ноута и выдернув его из сети. Виктор к этому времени так и не вернулся. Из ванной комнаты изредка доносились звуки, доказывающие, что парень жив, но одновременно отбивающие желание его проведать.

Сняв свитер и штаны, Света сдернула с постели покрывало, упала поверх одеяла, закинув его широкий край себе на спину, и вскоре провалилась в сладкую дремоту, в ходе которой она купалась в теплом, соленом море…

Татьяна, холодная, розовощекая и веселая, обсыпанная снежной пудрой, ввалилась в номер около полудня. Сзади такой же промороженный, но довольный Павел волок лыжи.

— Ты как, подруга? — поинтересовалась она. — Мы заметили, вы так разнежились, что даже к завтраку не пошли?

— Ага. У нас такой роман — просто обалдеть! — Лана зевнула, выкрутилась из одеяла, взглянула на телефон и стала быстро одеваться: — Чего раньше не разбудила?

— Ой-ё… — Павел заглянул в санузел. — Девочки, вы не могли бы немного погулять? То есть, давайте за обедом встретимся? Лыжи я сам сдам.

— Ага, договорились, — кивнула Таня, сцапала подругу за локоть и повела за собой: — У вас что, так ничего и не было?

— Не знаю, Танюша, — пожала плечами Светлана. — Я спала. Но по-моему этот типтус бы занят, и преизрядно.

— Вот, блин, обидно как! А нам после обеда номер уже сдавать. Теперь ничего и не успеем. Выходит, зря я тебя таскала?

— Почему зря? — удивилась Света. — На лыжах покатались славно. И на «ватрушках» мне тоже понравилось. С сексом больше из-за работы облом получился. Если бы не форум, я бы этому клоуну так расслабиться не дала. Так что не бери в голову. Хорошо освежились, от города отдохнули.

— А может, того? — оживилась Таня. — Может, после обеда еще на ватрушках покатаемся? Куда нам спешить? Дети с мужьями Москве ложками по кастрюлям не стучат, на работу с утра нестись не надо. Уедем чуть попозже, только и всего…

На обед они снова почти собрались за общим столом. «Почти» — потому что Виктор в ресторане так и не появился. Таня же с Пашей постоянно перебрасывались такими бесовскими взглядами, что Лана ничуть не удивилась, когда подруга попросилась на полчасика отлучиться, а парень быстро ушел следом. Хорошо хоть, не обманула и через полчаса действительно вернулась. Вместе они перенесли вещи в номер молодых людей, после чего отправились на горки и прокатались на «ватрушках» до первых сумерек.

Склон, разумеется, имел хорошее искусственное освещение — но часы неумолимо отсчитывали приближение ночи, и, хочешь не хочешь, девушкам все же пришлось переодеваться, забирать свои вещи и топать на автобусную остановку. Паша помог отнести чемодан и рюкзак, подождал транспорта вместе с ними. Лана старательно смотрела на дорогу, пока эта парочка обжималась и целовалась, о чем-то страстно шепчась. Таня попискивала, иногда тихо смеясь, и постоянно отнекивалась… Пока вдруг не сказала:

— Свет, мы тут отойдем ненадолго. Ты это… Если автобус будет, ты меня не жди, поезжай!

— Ладно, не буду, — вздохнула Лана.

— Света, Светочка, Светлячок… — подскочила к ней девушка, схватила за руки. — Не сердись на меня, ладно? Не сердись на меня, дурочку такую… — Она наклонилась вперед, упершись лбом ей в лоб: — А вдруг это судьба?

— Да беги уж, все с тобой понятно, — отмахнулась девушка.

— Я люблю тебя, Лана! — громко крикнула Таня, чмокнула ее в щеку и перебежала к молодому человеку.

Павел поставил на колесики ее чемодан, и парочка быстрым шагом скрылась в направлении ярко освещенного корпуса.

На остановке же было темно. Подмораживало, снег все громче и злее хрустел под ногами, поземка забиралась под куртку и заметала автобусное кольцо с высокими, ребристыми следами колес — а дорога по-прежнему оставалась темной и мрачной.

— Что за проклятье? — Девушка полезла за телефоном. Тот показал уже восемь часов вечера. А ведь ей еще нужно было пересесть на московский автобус! Или, может, лучше попытаться уехать на поезде? В Осташкове ведь должен быть вокзал!

Из темноты на дороге проступили три медленно бредущие фигуры. Мужики, одетые в одинаковые синие спецовки и ушанки со смотанными на затылках завязками направлялись мимо спортивной базы к темным хозяйственным зданиям за автобусным кольцом и явно были на работе — один даже нес на плече пластиковую снегоуборочную лопату. Так что девушка особого внимания на них не обратила. Работники тоже почти пробрели мимо, когда один вдруг окликнул:

— Э, женщина, чего тут мерзнешь? Пошли с нами, в котельной погреемся!

Лана отвернулась, чем неожиданно вызвала недовольство мужиков:

— Чё, и поговорить брезгуешь? Нормальные мужики тебе не по нраву?

— Ишь, прошмондовка. Без конины она и рта не откроет!

Светлана не обернулась и не ответила, дабы не нарываться на лишнее хамство. Мужики тоже, вроде, утратили к ней интерес… Наверное…

Девушке вдруг послышалось, что вместо оскорбительных криков те отчего-то перешли на шепот. Это показалось Лане подозрительным, она резко обернулась. Тут-то рабочие, воняющие куревом и мазутом, на нее и кинулись, опрокинули вбок. Один сгреб ноги, второй навалился на голову и грудь, обхватил, больно взяв наискосок под мышку, другой рукой зажимая рот толстой брезентовой рукавицей.

— Вещи, вещи ее забирай! — громким шепотом скомандовал ее пленитель кому-то невидимому. — Никто и не хватится.

— Побалуемся сегодня досыта! — тихо хихикнул мужик ему в ответ.

Лана забилась, пытаясь вырваться из сильных рук, закрутила головой, вцепилась зубами в рукавицу — но та оказалась слишком толстой, и мужик, похоже, боли не почувствовал. Ее быстро понесли с дороги в темноту зарослей, к дальним неосвещенным строениям, и девушка поняла, что речь уже идет не просто об оскорблениях и насилии, но о самой жизни. Она напряглась, извернулась, дернула головой, на миг избавившись от перчатки, и завопила, сколько было сил:

— Помогите-е!!!

— Ах ты, сука! — Мужик попытался перехватить пленницу и зажать ей рот, но получилось только хуже: вторая рука поползла вверх, соскользнула с куртки, и Света грохнулась на утоптанный снег, дернула ногами, отпихивая второго, снова закричала:

— Лю-у-уди-и! Спаси-ите-е!!! Помогите!

— Вот тварь! — Мужик прыгнул на нее, опрокидывая и наваливаясь животом на голову, заглушая крики и не давая сбежать. Однако Лана не сдавалась, брыкаясь и крича.

И вдруг неожиданно все прекратилось: мужик поднялся, дав ей шанс вздохнуть и вскочить на ноги.

— Что здесь происходит?! — сухо поинтересовался молодой человек в армейской куртке с меховым воротником и кепке из плащовки, с длинной палкой в руках. Света тут же, взвизгнув, кинулась к нему, спряталась за спину, крикнула:

— Они хотят меня изнасиловать! — И запоздало сообразила: — Лёша? Это ты?

— Значит так, — сурово ответил мужик. — Бабу свою оставь и проваливай. Не то все кости переломаем.

— Уже можно идти? — нехорошим тоном поинтересовался Сизарь.

— Вали!

— Валю…

И он пошел. Но не назад, а вперед, взмахнул палкой. Мужик вскинул руки, защищая голову, но моторист с размаху ударил не сверху, а по ногам, чуть выше колена. Мужик взвыл и рухнул на снег, неуклюже барахтаясь и завывая. Второй напрыгнул слева, пытаясь ударить кулаком в челюсть, но Сизарь резко отмахнулся и с сухим треском попал ему по рукаву. Тот заорал, отбежал назад:

— Ты чего делаешь, козел?! Ты мне руку сломал!

— Мы ведь тебя найдем, тварь! — пообещал с земли первый. — Найдем — хуже будет.

— Сюда, сюда иди! — подпрыгивал третий на тропинке, держа лопату наготове. Сизарь направился к нему, но мужик вдруг отбежал и стал подпрыгивать в отдалении, продолжая требовать: — Иди сюда!!! Давай, давай, подойди.

Однако Алексей лишь подобрал со снега знакомый рюкзак, оглянулся на Лану:

— Твой?

— Угу, — кивнула девушка.

— Хорошо. — Сизарь закинул рюкзак за плечо. — Пошли.

Осторожно косясь на выжидающих в отдалении мужиков, он широким шагом отправился по дороге — и тоже в сторону темных строений.

— Надо же куда-нибудь сообщить… — семеня следом, сказала Света. — В полицию… Или хотя бы администратору!

— Ты совсем умом тронулась?! — зло оглянулся на нее Сизарь. — Хочешь, чтобы меня в тюрьму упекли?

— За что?!

— Я одному, похоже, руку сломал. А другому ногу.

— Но ведь ты за меня заступился!

— Вот именно, — свернул с дороги на узкую тропинку молодой человек. — У нас в стране даже за самооборону сроки только так лепят. А уж за другого заступиться — это тюряга без вариантов, никакой адвокат не вытащит. Ты лучше скажи, откуда ты тут взялась?

— Я на базе отдыхала. Как раз собиралась в Москву возвращаться. А ты тут откуда?

— У нас переговоры с «Маяком» о поставке топливных капсул…

Тропинка свернула за угол, и по глазам девушки ударили ярким светом окна еще одного, более высокого, чем на берегу, корпуса. К нему Сизарь и направился:

— Пока я на одной «Касатке» летал, мы эти капсулы поштучно считали и в Гатчине, в ПИЯФе собирали. А теперь челноков уже семь, и полеты в новом году будут интенсивные. Нам теперь топливных капсул не десятки штук, а тонны требуются. Промышленное производство. Вот Тумарин с «Маяком» переговоры об этом производстве и ведет. Цены, циклы, мощность линии, размеры заказа, гарантии закупок…

— А почему здесь?! — трусцой обогнала его девушка.

— А почему нет? Все равно кому-то куда-то пришлось бы ехать. Или нам в Челябинск, или им в Москву. Или и нам, и им — на нейтральную территорию. Здесь комфортно, удобно, лишних глаз нема. Конференц-зал большой, для отдыха тоже все на месте. Вот здесь и торгуемся.

Он поднялся по ступенькам крыльца, толкнул дверь, пропустил девушку вперед, вошел в холл следом, повернул к стойке. Портье без напоминаний выдал ему ключ.

— Тем более, сейчас тут не сезон, — добавил Сизарь. — Половина базы пустует. На Селигер люди летом предпочитают ездить. Озера, рыбалка, байдарки, комары… То есть, палатки.

Он поднялся на второй этаж, открыл дверь номера, но на этот раз вошел первым, что-то торопливо убрал, что-то кинул в баул и задвинул его в шкаф.

— Ни фига себе! У тебя люкс? — изумилась гостья, заглянула из прихожей в соседнюю комнату. — Однако, знатный сексодром! А телевизор — с мою постель размером.

— Извини, упарился. — Алексей ушел в душевую. Вскоре оттуда послышался шум струящейся воды.

Лана, покрутившись, нажала ручку двери санузла, но там оказалось заперто.

— Чего? — спросил из-за двери Сизарь.

— Да вот… — пожала плечами девушка. — Спрашиваю, как переговоры?

— Без понятия. Я технарь, а не финансист. Проверяю, что за технология в договорах прописана, какие материалы, давление, оптическая плотность… В общем, чтобы все до буквы и запятой было прописано. На случай рекламации. «Маяку» ведь хочется, чтобы попроще и дешевле. А мне — чтобы срабатывали без осечек, и массовая отдача излучения была максимальной. «Маяковцы», кстати, хотят вместо вольфрама уран в спецификацию вписать. У него отдача теоретически выйдет даже выше, и материал бросовый — отходы обогащения. Цена сразу вдвое упадет. Вроде, разумно, но сперва нужно протестировать…

Он вышел в свежих тренировочных штанах и футболке, гладко бритая голова блестела, как сувенирный слоник, и пахла гвоздиками.

— Так ты здесь один или с делегацией?

— Тумарин к жене умчался, он без нее, похоже, даже дышать не в состоянии, «маяковцы» все в главном корпусе, наши здесь. Но они раньше ускакали, чтобы на горку успеть. А я правительственную награду получал.

— Какую награду?

— Золотой стопор. — Алексей приоткрыл шкаф, вынул из баула и показал гостье длинный стержень из желтого металла, которым полчаса назад отбивался от нападавших мужиков. — Мы примерно такими блоки «Радиоастрона» на орбите скрепляли. Академия наук наградила им Топоркова, Топорков наградил Тумарина, Тумарин наградил меня. Я, вестимо, останусь крайним. Одно приятно: «золото» академики из бронзы сделали, а не из пластмассы. Иначе нам с тобой пришлось бы хреново.

— Лёша! — встрепенулась Света. — Алёша, милый! А ведь правда… Ты мне только что жизнь спас. Теперь можешь просить с меня все, что хочешь! Совершенно все! Я, как честная девушка, исполню любое твое желание… — Она подступила ближе. — Ну, давай, чего ты задумался? Мы же оба знаем, что это будет за требование…

— Я подумаю, — кивнул Сизарь, прошел в спальню, включил телевизор.

— А это номер двухместный считается или одноместный? Или четырех? — Светлана прошла по первой комнате еще раз. Отодвинув занавеску, выглянула наружу, не заметила ничего, кроме падающего снега, задернула обратно, открыла холодильник и громко расхохоталась: в нем стояли половинка торта и две бутылки лимонада.

— Что там? — спросил растянувшийся на постели Алексей.

— Ты в своем репертуаре! Лёша, ты в курсе, что здесь существуют рестораны и бары?

— Идти далеко и лениво, — ответил он. — Я туда только на завтрак заглядываю. Чтобы поесть — и к Тумарину, очередные графики и таблицы распределения проверять. Ну, и обед, само собой. Два больших стола, и каждый за своим шепчемся…

— Между прочим, умник, — прошествовала Света в соседнюю комнату, — здесь можно сделать заказ по телефону, и любое угощение тебе принесут прямо в номер. Вот, смотри. У тебя на столе рядом с аппаратом даже меню валяется.

— Я всю эту рекламу никогда не смотрю, — пожал плечами Сизарь. — Вечно набросают всяких фантиков. Половина скидки там, половина скидки тут, при покупке двух кроссовок один ботинок бесплатно… Неинтересно.

— Вот, смотри: «пельмени по-боярски», «баранина тушеная в пиве», «вареники из картофеля с капустой», «отбивная Гурман», «паста Бомоньзо», «пельмени домашние»… Может быть, закажем баранину в пиве и пасту Бомоньзо с бутылочкой Мерло? Поужинаем, как белые люди, а потом займемся сексом?

— Ты знаешь, Лана, — спокойно ответил Сизарь, продолжая пролистывать каналы. — Там же, по телефону, можно заказать и секс. Всего за пять тыщ хороший профессионал качественно удовлетворит любые возникшие потребности.

Девушка вздрогнула, как от удара. Да и ощутила себя она точно так же, как если бы на голову вдруг выплеснули ведро ледяной воды.

— Что? — не веря своим ушам, переспросила она.

— Я говорю, Лана, — Сизарь наконец-то перевел взгляд с телевизора на нее, — что при всем моем интересе к британским ученым, различные человеческие запросы всегда намного лучше исполняются обученными для этой профессии специалистами. А когда ты предпочитаешь проводить ночи с любителем, то это значит, что у любителя должно быть что-то, чего не способен дать ни один профессионал.

— Ты говоришь про любовь?

— Любовь — это слишком громко, — снова вернулся к просмотру телевизора Алексей. — Хотя бы просто отношение.

— Ладно, если тебе не нравится мое отношение, я могу уйти, — пожала Светлана плечами, прикрыла дверь в спальню, дошла до входной. Остановилась, оглянулась. Бежать за ней Лёша явно не собирался.

Ну да, разумеется. Он не для того смылся от нее неделю назад, чтобы теперь кидаться на шею при первой возможности. Девушка вытянула из кармана телефон. Время двигалось к десяти вечера, шансов выбраться с базы теперь уж точно не оставалось. В кошельке было не то чтобы пусто — но и не густо. Еще неизвестно, есть ли сейчас на базе свободные дешевые номера? Люкса она не потянет точно… Лана вздохнула, повернула назад и решительно потребовала ответа:

— А почему ты решил, что у меня не было к тебе никакого отношения?

— Я помню своих родителей, — ответил Сизарь. — Сколько они были вместе, всегда стремились сделать друг другу что-то хорошее. Помочь, уступить, подарить, поддержать. Им никогда не приходило в голову доказывать друг другу, кто больше работает, кто меньше получает, кто где чего намусорил и отчего не прибрал? Каждый из них хотел сделать жизнь другого лучше, а не отстоять свое личное право на равенство или достоинство. И мне, Лана, всегда казалось… Да и сейчас кажется, что, когда двое вместе, то он и она должны тянуться друг к другу и поддерживать, а не доказывать свое лидерство и свободу.

— Ага, да! — фыркнула девушка. — То есть я должна убирать, стирать, готовить, обхаживать тебя и ласкать, а ты будешь иногда снисходительно мне помогать?

— Ты ничего мне не должна, разве ты не заметила? — вздохнул Сизарь. — Я тебе ничего не доказываю, ничего не опровергаю, не принуждаю. Это ты ведешь постоянную войну. Мне же война не нужна. Мы просто разные. Ты можешь жить так, как хочется тебе, а я буду жить так, как считаю нужным я. И, к счастью, нам вовсе не нужно жить таким образом вместе.

— То есть, ты сбежал от меня потому, что я вела с тобой войну?

— Какая теперь разница?

— И все, больше ничего?

— Странные ты затеяла разговоры, Лана… — покачал головой молодой человек. — Ну, хорошо, давай подойдем к этому с другой стороны. Вот мы с тобой сейчас в люксе. На всем готовом. Здесь есть прачечная, ресторан, горничные… Ничего не нужно готовить, убирать, гладить и стирать. И даже секс легко заказывается по телефону. Вот и скажи мне, Лана, что такого ты можешь мне предложить, чего нет в прайсах и услугах?

— А ты? Что можешь предложить ты?! — моментально окрысилась журналистка.

— Правильно, — легко согласился Сизарь. — Ничего. Ты мне ничего, я тебе ничего. Вот поэтому мы и живем врозь.

— Поэтому теперь все врозь живут, — ответила Светлана. — Никто не женится, никто не съезжается, никто детей не рожает. Всем и так хорошо, никому ничего не надо.

— Да, — согласился молодой человек и сделал телевизор погромче.

— Лёша… — помявшись, окликнула его девушка. — Тут, понимаешь… Такая глупая ситуация вышла… В общем, получается, мне сейчас и пойти некуда, и уехать никак, и… Ну, это… Можно я останусь у тебя до утра? Я здесь, в этой комнате на диване переночую.

— Хорошо, оставайся, — кивнул Сизарь.

— Спасибо… — Хоть с одной проблемой ей удалось успешно разобраться. Света расстегнула рюкзак, достала ноутбук, положила на столик возле дивана, расправила, достала чистую футболку и трусики… — А в душ сходить можно?

— Конечно, иди.

Сполоснувшись, она вышла освежившейся и куда более бодрой, натянула легкие парусиновые штаны. В дверь постучали.

— Кто? — весело поинтересовалась Света.

— Обслуживание номеров.

Девушка открыла — и тут же шустрый официант с подносом скользнул внутрь, быстро расставил тарелки и фужеры, поместил в середину накрытое крышкой блюдо, пристроил рядом счет и так же быстро шмыгнул обратно.

— Что это, Лёш? — громко спросила она.

— Я подумал, что, если тебе негде остановиться, то ты, наверняка, еще и голодная.

— Это верно… — Светлана скользнула глазами по счету: «баранина в пиве, паста Бомоньзо, Мерло», и внутри ее словно защебетала мелкая веселая канарейка: — Вот черт! Ты запомнил, что я хотела заказать!

— Нет.

— Ты запомнил!

— Ну, хорошо, я запомнил. Что из того?

— Ты хотел сделать мне приятное? Почему?

— Просто так.

— Значит, я тебе не безразлична?

— Лана, не бери в голову. Это самое обычное отношение мужчины к женщине. Я сделал бы то же самое для любой девушки, попавшей в сложную ситуацию.

— Ты должен сесть со мной за стол!

— Лана, я не хочу.

— Но ведь кто-то должен налить даме вина? Это самое обычное поведение мужчины рядом с женщиной. Уверена, ты сделал бы это для любой девушки.

Сизарь сделал телевизор потише, подумал, но все же оторвался от постели, перебрался на стул, сев у столика через угол от нее, наполнил фужеры, принюхался:

— Букет… Как-то я совсем не увлекался красным вином.

— Да, это чудесный напиток. — Девушка посмотрела на него сквозь бокал и улыбнулась. Вечер неожиданно становился все лучше и лучше. — Алёша, а ты можешь выполнить еще одну мою просьбу?

— Смотря какую.

— Ты не поверишь, но мне чертовски хочется сэкономить для тебя пять тысяч рублей.

— Ты ничего даже не попробовала.

— А я не из-за еды.

— Тогда почему?

— Трудно ответить, — слегка пожала плечами Светлана. — Наверное, я слишком доверчива к британским ученым.

* * *

Алексей ушел на переговоры, пока девушка еще спала, а когда вернулся — она сидела на стуле возле журнального столика и бодро стучала по клавишам ноутбука, негромко напевая что-то себе под нос.

— Ты не уехала? — удивился он.

— Я собиралась, — кивнула Света. — Честное слово, собиралась. А потом я подумала, что так и осталась должна тебе желание. А потом позвонил Прокопыч и опять посадил меня на сегодня в модераторы. А потом я сообразила, что не записана у тебя в номере, и съела твой торт. И твой лимонад. То есть, нет! Лимонад я выпила. Но торт все-таки съела. А потом подумала, что теперь должна сводить тебя в ресторан. Чтобы ты не остался голодным. А еще я решила сводить тебя на горки, чтобы ты покатался на «ватрушках». Зуб даю, ты провалялся тут в постели все свободные дни. А склон, между прочим, всего в двух шагах!

— На тортик я рассчитывал, — вздохнул Сизарь.

— Нет, конечно… Конечно… Конечно… — Она что-то дописала, отправила и повернулась к нему: — Нет, если ты против, я уеду. Только скажи.

— А сколько сейчас времени? — поинтересовался молодой человек.

— Ноут показывает половину восьмого. Автобусы уже не ходят, зато ресторан и горки работают. И торта это уже не вернет… — хитро прищурилась Света.

— Если честно, на горки я и вправду ни разу не сходил, — признался Сизарь.

— Есть! — обрадовалась она. — Давай, надевай что-нибудь страшное — и айда на «ватрушки»!

— Зачем страшное?

— Так ведь порвем и перепачкаем!

Последнее утверждение оказалось изрядным преувеличением. Десяток раз слетев на спаренной «ватрушке» по склону, они хорошенько вывалялись в снегу, но ничего не испачкали и не порвали. Правда, переодеваться все равно пришлось — чтобы не сидеть в ресторане мокрыми и пухлыми. К тому же, девушка не могла упустить возможности надеть полупрозрачную тунику с лосинами. Сизарю она выбрала шелковую немнущуюся гавайку и вытертые почти до дыр джинсы — сам бы он, наверняка, вышел за стол в «трениках».

— Ты здесь какой день живешь? — поинтересовалась Света, вновь глядя на него через бокал. На этот раз сквозь светло-желтый «Токай».

— Неделю уже переговоры идут, — прикинул Сизарь.

— И ты ни разу так и не выбрался на склон? Ни разу не посидел вечером здесь?

— Вообще-то, я тут по работе.

— Обалдеть! Хочу себе такую же.

— Так это элементарно, — пожал Алексей плечами. — Заканчиваешь факультет плазменных технологий лучшим по курсу, потом берешь сразу три темы в аспирантуре, потом получаешь грант на одну из тем, а остальные тянешь сам из интереса, а потом приходит какой-нибудь Тумарин с деньгами и наивной фантазией — и тут вдруг обнаруживается, что у тебя есть готовая разработка под его проект.

— Это ты хвастаешься или жалуешься?

— Это я объясняю, отчего не имею привычки ходить по ресторанам и кататься с горок. Сколько себя помню, никогда не имел для этого времени.

— Хочешь сказать, напрасно потерял всю молодость из-за этих всех игрушек-финтифлюшек?

— Не уверен, что это было напрасно, — тихо ответил Сизарь.

— Да ты посмотри на себя, Алексей! Тебе скоро тридцать — и что? Чего ты добился?! Машины у тебя нет, квартиры нет, дачи нет, блога своего нет. Из девочек, похоже, кроме меня и проституток, у тебя никогда никого не было. Веселиться не умеешь, никогда в жизни от души не напивался, на «колесах» не катался, травку не курил, «пудры» не нюхал, голышом в фонтанах не купался, на белых митингах против Путина не орал. Жизнь ведь проходит, Лёша! Мимо тебя проходит, а ты ее даже не замечаешь! Вот представь, станешь ты стареньким, оглянешься назад — и что ты вспомнишь? О чем внукам сможешь рассказать?

— Даже и не знаю, — пожал плечами Сизарь. — Выходы в космос, запущенные мною межпланетные корабли, собранные орбитальные станции считать?

Светлану резко зазнобило. Она облизнула губы, припала наконец-то к своему токайскому, осушила фужер до дна и только после этого спросила:

— Как ты считаешь, Лёш… Если девушка дура — это очень страшно? Давай будем считать, что я крашеная блондинка?

— Ты просто не знаешь, Лана, как лихо нарезались мы разведенным спиртом в студенческие годы, — усмехнулся Сизарь, — и как однажды чуть не подрались с Тумариным по поводу практической ценности его дурацкого «космического лифта». Думаю, только поэтому он обо мне и вспомнил, когда на Венеру приспичило.

— Интересно, здесь в баре разведенный спирт подают? — наклонившись вперед, шепотом спросила девушка.

— Если закажешь, наверняка принесут, — так же шепотом ответил Алексей. — Но зуб даю, вместо спирта наверняка какой-нибудь «Абсолют» разбодяжат и ценник, как за «Белугу», выкатят.

— Тогда неинтересно, — откинулась на спинку стула девушка и покрутила перед собой пустой фужер. — Надо чего-нибудь придумать?

— Увы, Лана, — долил ей вина молодой человек, — но ближайший доступный мне спирт находится на другом континенте. На монтажно-строительной базе «Молибдена» в Никарагуа. И то не уверен, доживет ли он до моего возвращения. Эта жидкость всегда испаряется с такой невероятной скоростью…

— Обидно… — Девушка поставила бокал, протянула руку и накрыла ладонью его пальцы. — Чего нам тогда тут делать? Может, пойдем к себе?

— Ладно, пошли, — согласился Сизарь.

В номере он сразу завернул в санузел, девушка же бросилась к компьютеру, проверяя последние сообщения форума и одновременно раздеваясь. Видели бы комментаторы интернет-газеты, в каком виде выносит суд их посланиям дежурный модератор!

К счастью, вечер выдался спокойный, и уже минут через пять Светлана управилась с работой, развесила одежду на спинке стула возле батареи и нырнула в душевую.

— Лёш, ты здесь? Ты даже не представляешь, как я выпачкалась сегодня на «ватрушках»! Без твоей помощи пропаду. Ты не мог бы потереть мне спинку?

Спустя час, все еще влажные, усталые и обнаженные, но вполне довольные здешним комфортом, они уже лежали на постели, обнимая друг друга, освещаемые только панелью телевизора, по которому трое мушкетеров в очередной раз отправлялись за подвесками королевы.

— Я так не могу, нервничаю, — потянулась за пультом девушка. — У меня такое ощущение, что они за мной подглядывают. Особенно Боярский. У него такой взгляд, что сразу чувствуешь себя голой. И пить очень хочется. Мы ведь кофе так и не дождались.

— А ты весь лимонад выпила? Там же два литра было! — Пока Света перещелкивала каналы, Сизарь поднялся и пошел к холодильнику.

За дверцей оказалось пусто — девушка и вправду извела все, до чего добралась. Похоже, нужно было одеваться и идти в бар или… Или заказать в номер второй ужин.

— А-а-а! Лёша, Лёша!

— Что?! — перемахнув комнату одним прыжком, влетел в спальню молодой человек.

— Смотри, смотри! — Усевшись по-турецки и глубоко заправив под себя ноги, девушка указывала на телевизор: — Смотри, как ваш Топорков в Америке отжигает! У него там пресс-конференция по поводу открытия новых отделений вашей конторы! Подожди, я сейчас погромче сделаю…

Миллионер, словно соглашаясь со Светланой, кивнул и заговорил в полный голос:

— Вывод рабочих модулей на орбиту начнется как раз перед православным Рождеством. За январь мы предполагаем из готовых модулей, аналогичных российскому сегменту МКС, собрать на орбите Луны рабочую станцию, в которой будут проживать монтажники. Они и начнут изготавливать плавучие острова из забрасываемых электромагнитной катапультой узлов. Я могу твердо обещать, что первый из них опустится в атмосферу Венеры осенью будущего года.

— Во как врет-то! — Лана пихнула локтем в бок севшего рядом Сизаря. — И глазом не моргнет!

— Вы только что упомянули про Рождество, мистер Топорков, — задали новый вопрос олигарху. — А в своем интервью в школе космонавтов вы упомянули, что пилотам преподают закон божий. Как вы увязываете свои самые передовые технологии освоения Вселенной и средневековую дикость христианской религии?

— Я увязываю их самым простым и прямолинейным образом, уважаемый. Вы все прекрасно знаете, что основой современной науки и техники, всей нашей цивилизации является христианская вера. Освоение Венеры предполагает собой сообщество людей образованных, развитых, технически и научно грамотных, которые способны комфортно жить, полагаясь на свое знание, а не на природные случайности. Необразованность может угрожать самой судьбе «Планеты белой расы». Основой для продвинутого техногенного общества может быть христианская вера, и только она…

Толпа корреспондентов переваривала его ответ довольно долго, после чего буквально взорвалась негодованием и лавиной вопросов. Миллионер сел, вместо него очередного вопрошающего выбрал потный паренек в галстуке и синем костюме, всем своим видом демонстрирующий должность помощника адвоката.

— Вы же знаете, мистер Топорков, — вскочил тощий и высокий курчавый мужчина в клетчатом свитере, — вы знаете, что на протяжении всей своей истории христианская церковь была ярым врагом науки и любого прогресса, уничтожала ученых, жгла их на кострах, препятствовала научным изысканиям, запрещала их, устраивала гонения против исследователей. Как вы можете допустить в космос это безумное мракобесие?

— Я бы согласился с вами, уважаемый, — приветливо улыбнулся Топорков, — если бы энциклопедия «Британика» не утверждала прямо противоположное. Она указывает, что создателями всех существующих на сегодня наук являются христианские священники и монахи, святые и церковные иерархи. Именно они в целях развития христианской теологии создали в своей религиозной доктрине целое ответвление, названное «естествознанием», которое и используется светскими специалистами в прикладных технических целях…

— Это ложь! Lies! Nonsense! Lie! — закричали журналисты в разных концах зала.

— Разве? — невозмутимо вскинул брови Топорков. — Подождите, вот у меня тут завалялась бумажка с именами самых известных ученых в истории человечества, основателей главных научных дисциплин и направлений развития естествознания…

Он придвинул к себе уже лежащую на столе распечатку, сосредоточенно сморщился, словно не очень понимая, что именно ему там подсунули.

— Читаю, да? Итак, кто создавал нашу науку и нашу цивилизацию?.. Ну, если верить «Британике», генетика началась с работ аббата Менделя, европейская история — с трудов святого Беды Достопочтенного, античная история родилась стараниями монаха де Монфокона, геология — трудами монаха Ристоро д’Ареццо, астрономия суть дитя известнейшего ученого папы Сильвестра Второго, наиболее известного благодаря изобретению астролябии и первому использованию арабских цифр. А в дальнейшем она развивалась отцом Коперником, автором гелиоцентрической модели солнечной системы, и аббатом Леметром, создавшим теорию «большого взрыва», основу современной космогонии. Знаменитый естествоиспытатель, вошедший в десятку лучших теологов Кембриджской духовной академии, отец Чарльз Дарвин создал теорию естественного отбора, отец Мальтус породил науку о демографии, монах Пачоли придумал «золотое сечение». Труды монаха Бэкона лежат в основе неорганической химии, в которую русский монах Василий ввел понятие осадка. Русский же священник отец Иакинф создал востоковедение, отец Первушин разработал теорию простых чисел, за которую получил премии по математике Петербургской и Неаполитанской академий наук и поощрение на сто девяносто рублей от Священного Синода. Его последователем был небезызвестный отец Флоренский, философ, химик и математик, автор знаменитого труда «Мнимости в геометрии». Монах Мауро стал одним из первых картографов, отец Пристли открыл фотосинтез, епископ Гален придумал первые разрывные снаряды… Э-э-э… — Миллионер красноречиво приподнял плотно заполненную текстом ленту факса. — Не, если тут всех читать, нам этого списка на неделю хватит. Поэтому лекцию давайте завершим, а подробности все желающие могут скачать сами с сайта нашей компании. Однако, думаю, всем и так понятно, что христианский священник и ученый — это слова-синонимы, и только искренняя вера в Иисуса способна обеспечить развитие техногенной цивилизации…

Конец его выступления опять утонул в возмущенном вое журналистов. Светлана тоже нервно запрыгала на постели:

— Ты это слышал, Лёша? Слышал?! Ваш Топорков умом тронулся! Это он после Ватикана такой! У него все мозги промыты! Стой, тихо! Отвечает!

— Да, я слышу ваш вопрос! — вытянул к кому-то руку олигарх. — Пифагор и Эвклид не были христианинами, христианами не были ни Авиценна, ни Абу Юсуф, автор книги о податях, ни Абдаллах Баттани, изобретатель тригонометрии, ни великий Аль Хорезми, создатель алгебры как науки, научивший людей алгоритмам. Да, спасибо, я понял вашу мысль. Вы хотите сказать, что до возникновения христианства все были равными. На Руси ковали булат и записывали Русскую правду, в Риме изобретали Римское право, в арабском мире развивали математику, в Индии открыли арабские цифры, в Китае — шелк и бумагу, в Египте построили пирамиды, в Эфиопии — стелы невероятной высоты, а в Юго-Восточной Азии — множество величественных храмов. Да, все народы оказались абсолютно равны в своем творческом потенциале, пусть и проявили изобретательность в совершенно разных областях знания.

По залу прокатился одобрительный гул — общего равенства народов никто из присутствующих оспорить не рискнул.

— И вот в мире равных среди равных, всего лишь в одном маленьком уголке планеты не без труда добилась полного доминирования христианская религия, — продолжил Топорков. — Та самая, где каждый священник или монах считает для себя святой обязанностью изучать законы природы. И всего за несколько веков на этом географически крохотном пятачке земли были изобретены огнестрельное оружие и пилорамы, токарные станки и паровозы, доменные печи и автомобили, электрический свет и телефоны, самолеты и танки, трактора и пневмопочта, подводные лодки и радиосвязь, космические ракеты и компьютеры, телевизоры и лазеры — в общем, все! Все, абсолютно все, чем пользуются люди в нашем мире, все, что составляет суть, смысл и основу нашей цивилизации изобретено строго и исключительно в пределах доминирования христианской религии! Там, где нет христианства — нет и науки с техникой. Как вы все прекрасно понимаете, подобной ситуации в техногенном мире космоса мы допустить не можем. Нам нужна наука, а ее без веры Христовой не существует. И эта вера безусловно отправляется с нами на Венеру!

— Вот это обалдеть! — охнув, откинулась на спину Светлана. — Нет, ты слышал, Лёш? Ты слышал?! Мракобесие на марше! Ваш Топорков, похоже, решил костры инквизиции на орбите разводить! Сжигать всех несогласных! Ой-ё-о, время-то почти двенадцать. Прокопыч мог упустить, он рано ложится. Ч-черт! — Она на четвереньках пробежала по постели, спрыгнула на пол, метнулась в соседнюю комнату, открыла крышку ноутбука, застучала пальцем по кнопке включения:

— Ну, давай же, давай! Сейчас напишу, утром выложим — это будет бомба!!! Миллионер Топорков собирается осваивать Венеру с помощью молитв! На орбиту помелом и кадилом! Ученым вход в космос запрещен! Наш рейтинг прыгнет втрое!

— Двенадцать? — переспросил Сизарь. — Бар, наверное, еще открыт. Схожу, возьму чего-нибудь. Сока, наверное?

— А ты чего, так ничего и не скажешь? — повернулась к нему девушка.

— О чем?

— Ну, об этой дикости! Ваш Топорков после поездки в Ватикан собирается возрождать инквизицию! Средневековое мракобесие! Теперь вам запретят читать интернет и спецификации. Вместо них Библию учить будете! Все тома на память.

— Какую инквизицию? Какую Библию? — поморщился молодой человек. — Семен Александрович там и близко ничего похожего не говорил.

— Как не говорил?! — возмутилась журналистка. — Он же сказал, что намерен внедрять на Венере христианство!

— Так ведь он подробно объяснил, что и почему делает. Последние пятьсот лет прогресс развивается только в зоне влияния христианства. Если система надежно работает уже пять веков, зачем ее менять? Космос не место для бессмысленного риска.

— Да он же врет! В Ватикане ему промыли мозги!

— Тогда назови мне крупные открытия или изобретения, совершенные за пределами христианского мира.

— Бумагу изобрели египтяне!

— Пускай, — согласился Сизарь. — Вот только папирус свой они делали три тысячи лет назад. А для научного анализа положено сравнивать системы, находящиеся в равных условиях. Пятьсот лет Европы и пятьсот лет любой другой местности по твоему выбору. Вот, скажем, в России триста лет назад изобрели токарный станок, двести пятьдесят лет тому Ломоносов открыл атмосферу Венеры, двести лет назад сделали гальваническую батарею, сто пятьдесят лет назад изобрели лампочку, сто лет назад открыли радио, давление света, таблицу Менделеева, построили ледокол… С чем сравниваем?

— Лёша, ты чего, церковник? — округлились глаза девушки. — Ты христанутый? Ты за попов? Ты же изобретатель, ты космонавт!

— Ну да, я технарь. Мне нужны факты и цифры. Так что было изобретено в других местах планеты за последние пятьсот лет? Ты вспоминай, а я за соком схожу.

Когда он вернулся, девушка, хищно согнувшись над ноутбуком, с невероятной скоростью стучала по клавишам. Алексей поколебался, но отвлекать ее не стал, налил в стакан персикового нектара, поставил рядом.

— Неужели тебе не противно, если придется летать в космос на ракете, которую поп святой водой спрыскивал? — не поднимая головы, спросила журналистка.

— На скорость не влияет. — Сизарь отправился в постель. — А коли кому-то в экипаже спокойней станет, так оно и всей команде лучше.

— А еще они ученых жгли на кострах! — крикнула девушка. — Коперника! Галилео! Джордано Бруно!

— Во-первых, сожгли только одного, — попив прямо из пакета, вытянулся поверх одеяла Сизарь. — А во-вторых, все эти люди тоже были священниками. Так что это были какие-то чисто внутрицерковные разборки. Какое тебе до них дело?

— Галилей не был священником!

— Не верю. — Алексей выключил телевизор, накрылся одеялом и сомкнул глаза.

Спать долго Светлана ему не дала. Растолкала около четырех утра и потащила к ноутбуку:

— Ты посмотри, ты смотри, что в американском сегменте творится! У них же там вся сеть просто взорвалась! Вот, смотри. Это в Нью-Йорке какой-то пастор за нашего Топоркова, а это в Калифорнии преподобный Генри Вильямс о важности христианства заливает.

— Что заливает? — сонно спросил Сизарь.

— Ну, про то, что вместе с христианством в западном мире умирает и наука, и технологии. Говорит, что десять лет назад в мире только три страны умели строить атомные электростанции: Франция, Россия и США. А теперь только Россия и Китай. Что раньше только две страны умели летать в космос, а сейчас только одна, что последнюю новую ракету их страна разработала сорок лет назад, а последний ядерный боезаряд изготовили тридцать лет назад, и теперь якобы вместе с христианской верой утрачены и эти технологии.

— Для тебя что, большая тайна, что еще с одиннадцатого года американских космонавтов возят на орбиту только русские ракеты? — поинтересовался Алексей. — У них в НАСА русский язык еще с девятого года второй официальный.

— Это все фигня! Ты смотри, как его ловко срезали! Вот, здесь: «…хватит великую Америку тянуть в гнилое мракобесие! Нам не нужна вторая Нигерия. Ученые уезжают, инженеров нет, а мракобес рассуждает, куда у него там душонка попадет после смерти. Да начхать всем жителям Америки на вашу душонку, нам нужна сильная страна, и это главная забота! А ваши тонкодушевные переживания для народа на миллионном месте — рассказывайте о них старушкам на скамеечке!»

— Ты меня ради этого будила?

— Нет, я совсем другое хотела показать. — Она пролистнула несколько страниц на экране: — Вот, смотри! Прямой, четкий ответ твоему Топоркову, опровержение всего его бреда: «Да, признаю, свою роль религия сыграла. Но, вот, например большую роль играли крепостные, давайте их вернем, а? А еще от болезней в Европе избавлялись сожжением ведьм — тоже надо вернуть! Пока верующие занимаются своими эгоистичными потребностями по спасению своей бесценной души, то какая от этого польза для государства? Пусть они сидят тихо и не лезут в науку с криком „без нас тут всё развалится“, не занимаются шаманскими ритуалами с поливаниями спутников и лодок водою. Забота о душе — это монашество. А наука — не место ритуалам. Без ученых можно, без инженеров — пожалуйста. Правильно помолимся — и ракета полетит».

— Где?

— Что?

— Я технарь, Лана, мне в этом словоблудии ничего не понять, — покачал головой Сизарь. — Я обойдусь фактами и цифрами. Где и сколько было совершено открытий за пределами христианского доминирования? Какие изобретения сделаны и что построено?

— Да вот же, вот, тебе ясно сказано, что от христианства ничего не зависит! — возмутилась журналистка.

— «Ясно сказано» — это не цифра, — зевнул молодой человек. — Давай договоримся, что, пока не появится статистическая выборка, ты меня больше не трогаешь? Все, удачи. Я — спать.

— Подожди, ты куда?! — возмутилась девушка. — Здесь вон еще сколько ответов. Ты должен понять, что любая религия — это миф!

— Я верую только в Морфея, и моя душа сейчас принадлежит ему, — провозгласил Сизарь и завернулся в одеяло.

— Подожди, тут интернет-трансляция еще какого-то святоши началась! Ты представляешь, какая наглость: клерикалы используют современные электронные технологии для распространения дикарских верований! Лёш, ты чего, спишь? Ну ладно, я тогда тоже смотреть не стану. Комментарии появятся, тогда и пролистну…

* * *

Сандра и Фрэнк Моррисон, в отличие от Светланы, выступление пастора Джима Стейли посмотрели почти целиком — оно пришлось как раз на ту пору, когда супруги перед выходом на работу завтракали у себя на кухне жутко канцерогенной, но зато вкусной яичницей с беконом, запивая ее не менее вредной «Кока-колой». Выступающий по маленькому ЖК-телевизору седовласый и седобородый мужчина в сутане казался просто собеседником, сидящим на табурете напротив.

— Мы часто слышим, — вещал им священник, время от времени заглядывая в бумажку, — что христианская вера отнюдь не приносила в мир человеческий норм морали и нравственности, что все эти понятия существовали и раньше. Однако вспомним, что это была за мораль. Эта мораль разрешала бросать в пропасть слабых детей или оставлять новорожденных в лесу на съедение зверям, эта норма разрешала содомию, скотоложество и свальный грех, разрешала блуд, многоженство, кражу и даже убийство, ежели жертвой оказывался случайный, чужой человек. Это ли тот мир, в котором достойно жить цивилизованному обществу? Разумеется, запреты приживались и приживаются с трудом, ибо путь в гору всегда труднее скатывания вниз. Самоограничение тяжело дается даже духовно развитой личности. Но именно духовного роста, саморазвития, восхождения на уровень Создателя и требуют от нас заповеди и вера Христова. Хорошо быть кошкою, хорошо собакою: можно пить из луж, спать под заборами, спариваться с любыми встречными животными. Жить так, без забот и труда, легко и просто. Когда мы стелим постель, вместо того, чтобы упасть у столба, когда готовим кофе вместо того, чтобы похлебать дождевой воды, — мы тоже накладываем на себя бессмысленные, с точки зрения пса, ограничения. Но разве именно они, эти моральные запреты, и не отличают нас от животных?

— Фу, — поморщилась Сандра. — К столу-то этого говорить не стоило. Разве он не знает, что люди сейчас завтракают?

— Про содомитов он тоже зря помянул, — кивнул Фрэнк. — Теперь по судам затаскают, пока не разорится.

— Есть путь наверх, есть путь вниз, — невозмутимо продолжал пастор. — Мы часто слышим крики про ханжество, про сексуальную революцию, свободу самовыражения и отмену бессмысленных запретов. Разумеется, желающих совокупляться с кем попало и как попало можно понять, равно как можно понять любителей улетать в наркотические грезы. Их существование куда легче и проще, нежели жизнь убежденного христианина, и целомудренный семейный человек, посвятивший себя единственной супруге и воспитанию детей, кажется скучнее разгульного жиголо. Однако нужно понимать и то, что смертный, всецело посвятивший себя возможностям беспорядочного спаривания, никогда не найдет достаточно времени, чтобы составить каталог океанских водорослей или разработать теорию холодного синтеза. Или вы полагаете, что разгул вседозволенности и кропотливое изучение тонкостей мироздания могут легко сосуществовать в одном и том же обществе, соприкасаться на улицах, на общественных приемах, в школах — и не оказывать друг на друга никакого влияния? Вы ошибаетесь…

— Чего ты так на меня смотришь, Фрэнк? — забеспокоилась Сандра.

— Нет, ничего, — потянулся за соком молодой человек.

— Нет, ты смотришь!

— Я слушаю… — Ее муж взялся за пульт и сделал звук немного громче.

— Посмотрите на наши школы! — предложил пастор. — Проволочные заграждения, тесты на наркотики, металлодетекторы на входах, охранники с электрошокерами. Вы полагаете, это прогресс? Думаете, по сравнению с прошлым веком, когда дети занимались только учебой, образование продвинулось вперед? Вы всерьез считаете, что подростки стали лучше усваивать знания, разрываясь между тестированием противозачаточных средств и сортов героина, гадая, есть ли у соседа пистолет или нож, и скольких тому удалось соблазнить в негласном соревновании? Вот это они и есть — плоды вседозволенности. Апологеты сексуальной революции вели войну с ханжеством, сражались с христианскими заповедями, а победили образование, науку, искусство…

— Нет, ты смотришь! — выхватила у него пульт Сандра и выключила телевизор совсем. — Давай, говори!

— Ты самая красивая на всем белом свете, моя дорогая. У тебя чудесные голубые глаза, длинные золотые локоны, у тебя высокая грудь, широкие бедра, осиная талия… Каждый раз, когда ты собираешься пойти в свой фитнес-клуб, я начинаю умирать от ревности!

Девушка расхохоталась и пересела к нему на колени, потрепала коротко стриженные волосы, легонько коснулась губами губ:

— Не бойся. Я люблю только тебя и никогда ни на кого больше даже не посмотрю.

— Я знаю… Но всякий раз, как представлю тебя в трико, ведущую занятия среди мужчин… Ты в этой одежде все равно что голая!

— Не преувеличивай, — чмокнула она мужа снова. — Женщина в короткой юбке и блузке с рюшечками выглядит еще соблазнительнее. Но это не значит, что она изменит своему избраннику при первой же возможности. Кстати, такие секретарши у вас в офисе наверняка есть. Я же тебе сцены ревности не устраиваю?

— И я не устраиваю. Ты сама спросила.

— Ты должен был ответить что-нибудь вроде: я беспокоюсь за будущее наших детей в этом ужасном мире… — вскинув голову к потолку, мечтательно произнесла Сандра. — Что за дурацкая привычка всегда отвечать правду? Мог бы придумать версию поромантичнее.

— Ну, я и вправду беспокоюсь, — пожал плечами Фрэнк. — У Пита на прошлой неделе задержали ребенка в школе — за сексуальные домогательства. Директор вызвал полицию, пришлось туда ехать, оформлять признание.

— Подожди, но ведь его сыну всего восемь лет! Какое признание, какое домогательство?

— Шесть, милая. Не восемь, а шесть. Но без признания полиция не отпускала ребенка, грозила отправить в приют. Ну, а там, сама знаешь: штраф, лишение прав, усыновление в другую семью.

— Ужас! И что он сделал? Что советовал адвокат?

— Он подписал признание, теперь малышу придется полтора года ходить к психиатру. В общем, обошлось. Плохо то, что у его брата в Массачусетсе тоже сына арестовали — за то, что в школе он нарисовал на кресте Иисуса. Ему пришлось проходить психиатрическую экспертизу, а потом — курс психотерапии. Если это всплывет, суд может признать заболевание наследственным, страховка тут же подорожает вдвое, а кредитная история окажется загубленной на всю жизнь. Кстати, это именно ему восемь лет, а не сыну Пита. Наверное, я тебе про этот случай уже рассказывал?

— Читала в интернете. Так что страховые фирмы наверняка уже все знают.

— Наверное, — молодой человек поднялся. — Сандра, мне пора на работу.

— Когда я буду в положении, — спрыгнув с его колен, сообщила девушка, — то преподавать фитнес уже точно не смогу.

— Милая, мы ведь все обсудили, — поймал ее за руку Фрэнк. — Я хочу ребенка, но эта квартира для нас троих слишком мала. Как только я получу прибавку, то сразу…

— Смотри… — стукнула его пальчиком супруга. — Тогда я пошла преподавать. Переоденусь в трехцветное трико — с синей попочкой, бирюзовой грудью и желтыми рукавами, — и буду в таком виде показывать упражнения всяким похотливым самцам.

— Ты меня убиваешь! — взмолился молодой человек. — Хорошо, хорошо, я позвоню отцу. Может, он все же чего-нибудь подкинет. Он тоже при каждой встрече спрашивает о внуках.

— Что значит «тоже»?! — влепила ему легкую, шутливую пощечину Сандра. — Ты назвал меня бабушкой?!

— Милая… — Фрэнк поймал ее за руку и поцеловал в ладонь. — Я побежал.

Квартира, которую они снимали, находилась в Хобокене, а офис компании «Эйрспейс корпорэйшн» — на Монтгомери-стрит. Всего полчаса спокойного шага, так что на работу Моррисон всегда ходил пешком. Когда ветер дул с океана, эти прогулки его даже освежали. Если с запада — весь свой путь он мечтал о противогазе.

«Эйрспейс корпорэйшн» занимала три этажа в западном крыле кирпичной девятиэтажки на углу Монтгомери- и Флоренс-стрит. Построен дом был еще в пятидесятые, кондиционеры в него ставились в семидесятые и ни разу не ремонтировались, а потому внутри конторы было хронически душно. Особенно, когда работали все компьютеры. Пытаясь добиться хоть какой-то свежести, Моррисон повесил над головой настенную подставку на четыре цветочных горшка, в которых мужественно боролись за жизнь три бледных аспарагуса и полужелтый папоротник, и каждое утро опрыскивал их из пульверизатора. Однако на этот раз растениям не повезло. Едва только кресло скрипнуло под опустившимся на него инженером, как приоткрылась дверь напротив, и его поманил к себе Гарри Ситнер, начальник отдела:

— Иди сюда, Фрэнк, у меня есть к тебе серьезный разговор.

— Да, шеф, — поднялся со своего места молодой человек и через полминуты опустился на стул перед начальником.

— Пожалуй, даже не один, а два разговора, Фрэнк. — Ситнер был полноват и, когда волновался, всегда сильно потел, постоянно промакивая обширную лысину синим платком. Только синим, другими он почему-то не пользовался. — Прежде всего, Фрэнк, тебе нужно снять свою цветочную подставку. Она сделана в виде креста и всех раздражает.

— Кого, Гарри? — не понял Моррисон. — Ты — баптист, Пит — баптист, Леон — так и вовсе мормон. Мы же всегда вместе пьем на общие праздники! Да и вообще, это не крест, а крепеж под цветочные горшки.

— Не спорь, Фрэнк, не спорь! — отмахнулся Ситнер, тиская платок. — Бесполезно. Сними — и все. С этим русским все словно помешались! Им мерещится христианство в каждом перекрестке. Они сняли крест с монумента погибшим одиннадцатого сентября, они убрали крест воинского мемориала на горе Соледад, они запретили кресты в школах и наружные кресты церквей — а ты цепляешься за какую-то дурацкую подставку? Это без разговоров, мне тут скандалы и штрафы не нужны. Теперь более важный вопрос. Ты знаешь, у нас в стране кризис, денег ни у кого нет. Фирма решила радикально сократить расходы.

От такого начала Моррисон не просто забыл про кресты и христианство вместе взятые — он весь покрылся потом почище своего начальника.

— Со следующего года договор аренды этого здания заканчивается, и продлевать его «Эйрспейс корпорэйшн» не намерена. — Гарри сделал паузу, чтобы еще раз промакнуть голову, и продолжил: — Ты хороший парень, Фрэнк, ты хорошо чувствуешь объем, находишь интересные условия. Поэтому «Эйрспейс корпорэйшн» в моем лице предполагает продолжить наше сотрудничество в несколько ином варианте. Ты будешь делать ту же самую работу, что и сейчас, но не за оклад, а по подрядному договору. В принципе, изменится только то, что ты будешь сидеть за компьютером не здесь, а у себя дома, точно так же готовя спецификации и чертежи для макетного производства. А поскольку на аренде фирма сэкономит дикую кучу денег, то тебе, полагаю, даже получится повысить зарплату.

— Да, Гарри! — облегченно выпрямился молодой человек.

— Никому о нашем разговоре ни слова! — тут же предупредил Ситнер, вскидывая палец. — Не каждому повезет так же, как тебе. И сними со стены эту проклятую подставку! Если ее вид оскорбит чьи-то религиозные чувства, я вычту штраф из твоей зарплаты.

— Понял, шеф!

— Иди, снимай, — разрешил Ситнер.

После такого вступления Фрэнк, разумеется, исполнил предписание начальника со скоростью света, сунув злополучную подставку под стол, а цветы, благо не разросшиеся, расставив возле монитора. Затем рьяно взялся за работу, старательно ни на что не отвлекаясь. Даже обед заказал себе с доставкой — пиццу с грибами и анчоусами. Правда, после работы задерживаться не стал: уж очень хотелось поделиться с женой хорошей новостью.

По дороге домой он неожиданно заметил на стене красивое граффити — большой коричневый крест на синем фоне с надписью: «Вернем Америку Иисусу», замедлил шаг, но останавливаться не стал. К удивлению Фрэнка, напротив его дома, на стене кирпичной двухэтажки, в которой жили с семьями крикливые итальянские водопроводчики, красовался крест, очень похожий на тот, что встретился по дороге — только черный на бежевом, а сама надпись — синяя по красному. В этот раз он все же остановился, оглянулся на окна второго этажа. Да, из кухни смотреться будет неплохо, нужно показать Сандре.

Он повернул на свою сторону улицы, поднялся наверх, открыл дверь:

— Ты уже дома, милая?

— Извини, у меня руки в креме! — Выскочив из спальни, она быстро поцеловала его в губы. — Я сейчас!

Она метнулась обратно и спросила уже оттуда:

— Как дела на работе?

— Похоже, с нового года ходить туда мне больше не понадобится. — Сандра выскочила обратно. Увидев ее округлившиеся глаза и разом посеревшее лицо, Фрэнк торопливо успокоил жену: — Все хорошо, я буду работать дома. Мне даже повысили зарплату.

— Ф-фу, слава богу, — перевела дух девушка. — А я уж было подумала… — Она опять ушла, но тут же выскочила снова: — Повтори!

— Ты видела, какой красивый крест кто-то нарисовал напротив нас? — отступил к окну Фрэнк.

— Повтори, что ты сказал?! — еще раз потребовала Сандра, подступая с воинственным видом. Из ее растопыренных пальцев грозно выступали длинные белые ногти, неразмазанный крем топорщился во все стороны, словно лохмотья линяющей кожи, глаза горели огнем.

— Я получил повышение, — смиренно сложив руки на груди, склонил голову Фрэнк.

— То есть, мне пора уходить с работы? — вкрадчиво уточнила она.

— Тебе пора об этом подумать, — уклончиво ответил молодой человек.

— Как-то ты неуверенно об этом говоришь.

— Мне еще нужно получить новую зарплату, нам нужно найти новую квартиру. На эту у нас аренда проплачена на месяц, а предупреждать о съезде по договору нужно за три месяца.

— Ох, ох, ох, какой он деловой и важный!

— Короче, увольняйся! — вдруг решился Фрэнк. — Ну его, этот фитнес. Если поднимут мало, проживем и здесь. Зато ты никуда не будешь уходить.

— А может, мне нравится, как ты меня ревнуешь? — улыбнулась она, посмотрела себе на руки и снова повернула к спальне.

— Так ты видела крест?

— Он тут с самого утра, милый, — ответила из-за двери она. — Ты разве не заметил? У нас с самого утра весь клуб гудел. Говорят, в стране появилась тайная организация христиан, которая будет бороться за наши права.

— Сегодня, что ли?

— Нет, уже давно. Просто из-за русского только сейчас на них внимание обратили. В новостях весь день кресты показывают — символ их братства. Они по всей стране, и многие уже давно нарисованы.

— Что за русский? Сегодня второй раз уже слышу.

— Какой-то тамошний миллионер предлагает всем переехать на Венеру. Но брать обещал якобы только христиан.

— Неужели правда?

— Сходи в интернет да посмотри! — разумно посоветовала жена.

Он сел за компьютер, настучал запрос про русских и христианство, и почти сразу ему выпала видеозапись интервью некоего русского миллионера Топоркова с журналисткой Эмми Гудман из «Кинг Фичерз Синдикат»:

— Скажите, Семен, вам не кажется, что название вашего проекта «Планета белой расы» звучит оскорбительно для представителей других национальностей? — с первого же вопроса напористо начала разговор журналистка.

— Нет, не кажется. — Холеный и моложавый русский откинулся в кресле, демонстрируя камере дорогой костюм и драгоценную заколку на галстуке. — Ведь никого не шокируют наименования «исламский банк», «негритянский джаз», «ирландское виски», «шотланский кильт», «русская баня», «финская сауна». Отчего тогда людей должно тревожить упоминание «белой расы»?

— Но ведь оно подразумевает, что всем, кроме белых, вход на эту планету будет запрещен?

— Уверяю вас, Эмми, — широко улыбнулся русский, — запрета на посещение «финской сауны», ношение «шотланского кильта» и употребление «ирландского виски» лицам других рас и национальностей никогда в истории не существовало.

— Почему бы тогда не упомянуть об этом в названии вашего проекта?

— Вы представляете, как ужасающе звучало бы название юбки, произноси мы что-то вроде «шотландский кильт, ношение которого позволительно так же представителям всех других национальностей и женщинам, если они вдруг того захотят»?

— Почему вы все время сворачиваете с названия своего проекта на другие национальные бренды, мистер Топорков? — ехидно прищурилась журналистка. — Вы все-таки чувствуете в названии «Планета белой расы» что-то нехорошее?

— Напротив, Эмми. В силу природной скромности я не желаю выделять свой бренд из многих сотен других подобных наименований.

— Хорошо, допустим. Однако в своем первом интервью по приезду в США вы сказали, что христианство является основой современной науки. Вам не кажется, что такое утверждение оскорбительно для многих тысяч разумных людей?

— Насколько мне известно, Эмми, восемьдесят процентов населения США — триста пятьдесят миллионов человек — являются христианами. Каким образом их способно обидеть уважительное отношение к их религии?

— Но, помимо христиан, у нас проживают и представители других мировых конфессий, других убеждений, атеисты, наконец! Ваши слова о ведущей роли христиан являются для них оскорбительными!

— Простите, — забеспокоился миллионер и даже выпрямился в кресле. — У меня, наверное, проблемы с пониманием английского. Мне только что показалось, будто вы сказали, что у вас в США — в стране, известной всему миру своей толерантностью, терпимостью к чужим убеждениям, свободой слова и мысли, — кто-то может счесть для себя оскорбительным уважение, высказанное в отношении абсолютного большинства населения? Наверное, мне нужен переводчик. Я не улавливаю смысл ваших утверждений.

В студии возникло замешательство. Журналистка, покрутив головой, сняла микрофон, к русскому, пригнувшись, кто-то побежал. Моррисон, не дожидаясь продолжения, пролистнул «ветку». Ниже шли обычные для любой христианской темы комментарии:

«Махровое мракобесие. Русский — толоконный лоб».

«Осиновый кол ему в пасть!»

«Гвоздями надо прибивать, чтобы помучились побольше. Ибо на кресте нательном еврей гвоздями прибит».

«Сейчас опять начнут опровергать эволюцию!»

«У русских ныне ученые со своей, прости господи, наукой, только мешают развитию космонавтики! У них аппараты только силой молитвы возносятся! Я так думаю, „Планету белой расы“ они построят в лучшем мире, когда все попадают сразу после взлета».

«Потому что глупые ученые еще только ищут истину, а этим крестобрюхим она уже дана. Готовая и перевязанная ленточкой…»

Дальше Фрэнк читать не стал — нужное наименование он уже нашел. Через поисковик вышел на проект «Планеты белой расы», почитал об их плане строительства в средних слоях атмосферы Венеры плавучих островов, защищенных от любых житейских невзгод, почесал в затылке.

Все это походило на фантастику, на кадры из очередного голливудского космического боевика — однако схема строительства, строение жилых модулей и общих помещений, расчеты плавучести, описание схемы двигателей межпланетных пассажирских челноков ему, как инженеру-авиатехнику, показались вполне убедительными. К тому же, русский орбитальный корабль, построенный для проекта, уже не просто летал, но и вполне успешно выполнял наверху какие-то работы.

Получалось, теперь он мог с легкостью воплотить мечту детства о полетах по Вселенной и даже переселиться на соседнюю планету? Жить на острове, плывущем сквозь атмосферу Венеры, видеть через окно облака совершенно чужого мира?

Еще на откровенно рекламном сайте указывалось на участившиеся на Земле катастрофы, многочисленные землетрясения и извержения вулканов, на перемену климата. Ссылались на теорию сэра Фреда Хойла и профессора Ларина, предлагая перейти на сайты отделений геологии ведущих университетов мира, в зависимости от языковых предпочтений, либо почитать научно-популярные статьи, объясняющие причины расширения планеты, его ход и возможные последствия. Скромно, мимоходом, упомянулось о невозможности на венерианских дирижаблях воровства, грабежей и убийств, о гарантированном невмешательстве персонала во внутрисемейные дела и убеждения пассажиров.

Впрочем, Моррисона интересовало совсем другое… Не найдя нужного раздела, он отослал запрос и, на удивление, получил ответ почти сразу. Громко чертыхнулся.

— Что у тебя там, Фрэнк? — подошла ближе переодевшаяся жена.

— Они пишут, что при перелете на Венеру возможны перегрузки силой до пяти земных, а также длительная невесомость. Поэтому беременным женщинам космические путешествия крайне не рекомендуются.

— Ты чего, Фрэнк, задумал переселиться на Венеру? — Сандра легонько щелкнула его пальцем по затылку. — На Земле уже тесно, локтями с соседями толкаешься?

— Да просто… Подумалось… В детстве мы думали, что лет через десять вместе с джедаями будем на звездолетах между вселенскими мирами носиться, а в реальности даже «шатлы» — и те в мусор пошли.

— Ты хоть знаешь, сколько эта «экскурсия» может стоить? — Девушка наклонилась ему через плечо, повела «мышкой» к верхнему углу с отметкой «прайс», ткнула. Провела стрелкой по открывшемуся списку. — Два с половиной миллиона долларов. Пять — если собираешься путешествовать со мной. Или ты собираешься смыться один?

— Куда же я без тебя? — Фрэнк закрыл «окошко». — Только с тобой.

— Если со мной, тогда пошли ужинать, — застучали пальчики жены по его плечу. — Я уже готова.

— Я тоже, — задумчиво ответил молодой человек и выключил компьютер.

Моррисоны всегда ужинали в уютном кафе «Фугу», через два квартала от дома в сторону океана. Заведение обильно украшала всякого рода китайская атрибутика, поваром здесь работал веселый лопоухий негр, подозрительно стройный для своей профессии, обслуживанием занималась итальянская семья Монтерсино, а все блюда носили японские названия. Однако при всем том кормили тут вкусно и недорого.

Заняв столик у окна, Фрэнк почесал в затылке:

— Если продать отцовские акции и свою долю в лесопилке, то пять миллионов, наверное, можно было бы и набрать, — вслух подумал он.

— Ты с ума сошел? — уже без всякой улыбки ответила Сандра. — Профукать все наши сбережения только из-за твоего детского «хочется»? А если вдруг что-нибудь случится? На что мы будем жить? Мы, вроде бы, собрались родить ребенка? Или я ошибаюсь? А его, между прочим, тоже нужно вырастить, оплатить образование, пристроить на работу.

— Тут тоже непонятно, где найдешь, где потеряешь, — пожал плечами Фрэнк. — Акции могут упасть в цене, лесопилка не приносит никакого дохода. А купленную на Венере каюту потом можно будет точно так же продать.

— Милый, ты меня путаешь…

— Нет, прости. Я совершенно о другом подумал, — покачал головой молодой человек, переложив вилку с одной стороны тарелки на другую. — Гарри предложил мне работать на дому. У нас и так вся документация и все данные обрабатываются в электронном виде и между отделениями по электронной почте пересылаются. Выходит, я могу с таким же успехом работать в «Эйрспейс корпорэйшн», сидя у окошка каюты на Венере, — как и сидя в своем офисе на Монтгомери-стрит. В забавное время мы живем, правда? Нет никакой разницы, находишься ты на другой планете или в соседней комнате — работа будет продвигаться точно так же. А так, конечно, да — глупость полная. Чего мы там забыли?

— Привет, Фрэнк, привет, Сандра, — подошла к ним хозяйка заведения. — Чего желаете? Очень советую «Бифун-но итамэмоно» или «Карэй-но ницукэ». Томми только-только сделал, с пылу с жару!

— А что это такое, Софи?

— Как что?! — гордо вскинув голову, хмыкнула женщина. — Макароны с жареным цыпленком и тушеная треска с морковью и кукурузой. Ой, откуда он взялся? Днем, вроде, не было…

Посетители следом за хозяйкой посмотрели в окно. Напротив них, на опущенных ставнях магазина лазерных дисков, за медленно проезжающим «фордом-скорпио» внезапно нарисовался красно-синий христианский крест с подписью «Вернем Америке Иисуса».

* * *

— Двенадцатый, — сделал отметку на карте толстяк. — Все?

— На сегодня все, — признал Джеби.

— Ладно. Паш, тормози… — Рене полез за бумажником, отсчитал шестьсот долларов, отдал мальчишке. — Чего-то мало ты на этот раз.

— Я себе скутер купил, — похвастался паренек. — Пока выбрал, пока оформил… А еще школа!

— Скутер — это хорошо, — кивнул толстяк. — С ним ты будешь управляться быстрее и в разных краях города отмечаться. Однако у меня для тебя на ближайшие дни есть отдельное поручение. На доме восемьдесят по Чамберс-стрит завтра нужно нанести надпись: «Дом честных христиан».

— Зачем?

— Потому, что я заплачу за это триста долларов.

— Пятьсот.

— За что пятьсот, Джеби? — усмехнулся Рене. — Я ведь тебя не кокаином торговать посылаю, и даже не с призывом жечь и убивать. Ты рисуешь символ веры большинства здешних жителей. Вполне себе достойный поступок. Тебе, как мусульманину, он даже на мелкую «хулиганку» не потянет. Никто просто не поверит. И на доме ты напишешь не призывы к насилию, а приличные сведения о достойных людях.

— Ну, так сам бы слазил и надписал! — Дантрелл решил стоять до конца. Он был уверен, что белый согласится. Ведь не так просто тому будет найти художника, уговорить его на такой странный рисунок, да еще и к указанному сроку.

— Почему слазил? — не понял толстяк.

— Я помню этот дом. Красный, кирпичный, жилой, в пять этажей, внизу магазин. Значит, придется залезать на соседнюю двухэтажку и малевать на боковой стене.

— Решим иначе. Надпись ты делаешь на указанном доме, а еще в паре мест, где сам захочешь и где тебе будет удобно, напишешь: «Улица честных христиан». За все вместе — тысяча долларов.

— Мало.

— Художественное граффити не требуется. Надпись должна выглядеть солидным объявлением о праведности и казаться предметом гордости.

— Полторы!

— Я накину еще сотню в качестве расходов на бензин к скутеру, и все.

— Полторы, — упрямо повторил паренек. — Я не дешевка! Я сделаю хорошее, красивое граффити, которым будут гордиться все местные жители. Но за полторы!

— Вот, черт, — покачал головой Рене. — Похоже, тебе нравятся деньги.

— А тебе нравится Иисус, — ехидно рассмеялся уже понимающий свою цену Джеби и снисходительно поинтересовался: — Скажи мне, снежок. Если вы так любите свою веру — отчего вы ее не защищаете? Совсем? Вот мне вчера рассказали, как отморозки из «Бэк-ярд скептикс»[5] при всех вырвали страницы из вашей Библии, порвали их в клочья, сняли все это на видео и выложили в сеть. Сказали, что наказывают Библию за аморальность и неэтичность. Если бы они сделали такое с «Кораном», мы бы и их самих, и их родителей, и членов их семей, и друзей и даже домашних клопов — всех бы повыловили и самих на куски порвали! А вы утерлись и даже слова не вякнули.

— Христианство учит добру и умению прощать, — ответил толстяк.

— Вот поэтому об вас все, кому не лень, ноги и вытирают!

— Вижу, ты начал интересоваться событиями? — погладил подбородок Рене.

— И отлично знаю, кто точно входит в братство «Возвращения Иисуса», — осклабился паренек.

— Это братство не занимается ничем противозаконным, — напомнил толстяк. — Ладно, поощрю твою тягу к знаниям. Будут тебе полторы.

Коспирологи

Обед был общим. Или, точнее — банкет. Представители объединения «Маяк» и «Агентства межпланетных перелетов» праздновали подписание долговременного контракта на производство топливных капсул для двигателей «АС» орбитальных челноков «Касатка». Соглашение далось нелегко. Тумарину пришлось сильно умерить аппетиты по поводу объемов капсул на первые четыре месяца нового года: «Маяк» просто не успевал развернуть к этому времени конвейер. В свою очередь, производители согласились с единой ценой на весь будущий год — а значит, первые партии, собранные фактически в лабораторных условиях, они были вынуждены продавать почти вчетверо ниже себестоимости. И расходы на эксперименты по сравнению эффективности вольфрамовых капсул и урановых ложились тоже на их плечи.

Однако при согласованных на год объемах закупок, челябинцы все равно оставались в хорошем плюсе. А вполне ожидаемая пролонгация договора и вовсе позволяла им стабильно работать с прогнозируемой прибылью.

Теперь, после подписания договора руководителями и торжественного приложения печатей, все могли наконец-то расслабиться — рассказывать анекдоты вместо норм отчислений, пить шампанское и водку вместо минералки, обнимать недавних оппонентов и никуда, никуда не спешить.

Правда, общее веселье разделяли не все. Тумарин, собираясь за руль, вместо водки употреблял гранатовый сок, Сизарь из чувства товарищества, тоже опрокинул не больше трех рюмок, а приглашенная вместе с ним Светлана уделяла ноутбуку так много внимания, что тоже пила через раз, и только вино.

Примерно к четырем большинство переговорщиков «отдохнули» так, что на начальство внимания уже не обращали. Денис понял, что ему пора.

— Я сваливаю, — шепнул он товарищу. — А у тебя еще два свободных дня. Отрывайся.

— Надоело, — поморщился Сизарь. — И выбираться отсюда своим ходом тоскливо. Может, прихватишь?

— Как хочешь. Тогда собирайся. Полчаса тебе хватит?

— За глаза.

— Тогда жду в машине.

Спустя час «патриот» Тумарина уже мчался по заснеженной трассе в сторону Твери, пугая попутные машины решительными обгонами. Полный привод «УАЗика» и высокие шипованные колеса позволяли Денису чувствовать себя уверенно на любых наледях или накатах и решительно пробивать низкие снежные наносы.

Забравшаяся на переднее сиденье Светлана воткнула в прикуриватель инвертор и продолжила рыться в сети, время от времени оглашая салон радостными восклицаниями:

— О, классный пост! «Надо укомплектовывать русские освященные челноки парашютами для экипажа с надписью: „Спасу и сохраню“. А перед вылетом сразу заполнять список „великомучеников, упавших за веру“». Или вот, тоже забавный: «Вообще, надо компанию мистера Топоркова ликвидировать, а работников лишить допусков. Поскольку на бога можно надеяться и без них. Вышел на взлетную полосу, истово поверил — и очутился на Венере, с семьей и чемоданами. На кой хрен ему научная и инженерная обвеска в виде людей и машин?»

— Это ты к чему? — не понял Тумарин.

— Да ваш олигарх в США выступил, как полный маразматик. Сказал, что наука создана христианами и что весь технический прогресс за последние пятьсот лет развивался только в христианском мире!

— И что?

— А это его интервью на сайте телеканала зрители комментируют. Во, еще одно: «В новейшей русской инструкции по пилотированию теперь говорится: „В случае, если шатл почему-то начинает терять высоту, всему экипажу немедленно следует трижды громко прокричать: „Господи, спаси и сохрани!“ и громко, отчётливо запеть „Алилуйя“, а если это не помогло — смириться и ждать встречи с Господом“», — рассмеялась девушка. — Или вот: «Кто молиться перестанет, у того реактор встанет!»

Тумарин посмотрел в зеркало заднего вида на Лёшу. Тот завалился набок, к дверце, и вроде как дремал.

Путь до Москвы занял немногим больше четырех часов. Однако на улицах столицы даже в девять вечера было тесно, и потому, свернув на МКАД, Тумарин вскоре притормозил возле метро «Волоколамская», повернулся назад:

— Извини, дружище, но дальше я не ездец. Пробки. Жена уже заждалась.

— Ничего, тут уже с транспортом без проблем, — зевнул Сизарь.

Он выскочил на холод, обежал машину, помог девушке выйти наружу, аккуратно уложил в рюкзак ее ноутбук, после чего вежливо вручил котомку Свете:

— Лана, милая, ты прекрасный человек. С тобой было очень хорошо. Как-нибудь увидимся. Счастливо!

— Подожди… — опешила девушка. — Разве ты не поедешь со мной? Разве мы теперь не вместе?

— Лана, отдыхать с тобой здорово. Некоторое время. Ты веселая, жизнерадостная, отзывчивая, легкая на подъем. Некоторое время. Но жить с тобой — это уже перебор. Так что давай договоримся: если у тебя вдруг появится свободное время, если тебе захочется с кем-нибудь отдохнуть, покуролесить, повеселиться, и ты вдруг вспомнишь обо мне… — Он чуть запнулся, подбирая слова и, наконец, закончил: — Ты мне не звони.

Тумарин резко отвернулся, делая вид, что изучает состояние индикатора давления масла.

— Денис, — окликнул его Сизарь. — Ты не одолжишь мне ключи от своей квартиры? А то моя общага… Короче, не только она меня, но уже, похоже, и я ее не узнаю. А за квартиру я отработаю. Натурой. В смысле, макетированием.

— Залезай, — махнул ему рукой Тумарин. — Раз уж так, поживешь в нашем домике.

— А я вам с Аривжой не помешаю?

— Не успеешь. Я твою судьбу лучше тебя самого знаю. Отправишься завтра под Муром, в центр подготовки, экзамены принимать.

— Так ведь рано!

— Я знаю. Выберешь самого лучшего, с ним полетишь в Комсомольск-на-Амуре, примешь первый из готовых челноков новой партии, с ним отправишься в Никарагуа, подготовишь к вылету — и через две недели снимешь экипаж МКС. Новичка, разумеется, с собой все время таскай. Пусть входит в курс дела и облётывается. Потом самого инструктором назначим.

— Может, на старом подняться?

— Нет уж, так дело не пойдет, — покачал головой Тумарин. — Ты проектировщик, ты лучше всех все знаешь. Раз у тебя есть время, то хоть неделю потрать, все до винтика обнюхай, душу из авиаторов вынь — но в исправности новой машины мы должны быть уверены. И им полезно, на будущее, о недочетах знать, и нам спокойнее.

— Понятно, — забравшись в салон, захлопнул дверцу Сизарь. — Коли так — вези, барин. У тебя там, в домике, водка есть? Хоть раз в году выпить с тобой получится?

— Когда мы с тобой не находили чего выпить? — рассмеялся Тумарин, выруливая на Новотушинский проезд. — А с девицей-то ты чего так сурово? Разве только пинка не дал!

— А тебе никогда на протяжении двух суток не рассказывали о том, что любая религия — это сказка, выдумка? Что дети искренне верят в Деда Мороза, а взрослые верующие — в Бога? И что, поверив раз, они тянутся к этой сказке и не хотят слышать правду. Что христиане жгут библиотекарей и уничтожают библиотеки. Что Библию слушать можно, только гороху объевшись, и что она всякого фашизма насоветует. Что у боярыни Морозовой, хорошо всем известной по картине Сурикова, православные сожгли на костре четырнадцать ее слуг, отказавшихся перейти в христианскую веру, а саму ее голодом заморили до смерти. Что в средние века умных, нормальных людей инквизиторы кидали на костер именно потому что они умные, и таких жертв было очень много, а ведь кто-нибудь из них мог оказаться первооткрывателем чего-нибудь, и, следовательно, христианская религия жутко замедлила развитие прогресса.

— Ну, надо было спросить, кого именно из умных нормальных людей положили на костер? — усмехнулся Денис. — Фамилии, имена, область исследований?

— А этот твой вопрос означает, что у тебя тоже религиозность головного мозга, крестобрюхость и исключительная потакательность своим атавистическим инстинктам, — устало ответил Сизарь. — Причем чаще всего она проявляется в два, три и в четыре часа ночи. И еще в пять и шесть утра.

— Она же журналистка, увлекающийся человек, — уже в голос рассмеялся Тумарин. — Ее можно понять. Такая животрепещущая тема!

— Денис, ты же видишь: я ее не убил, — ответил Алексей с гордостью за свое невероятное самообладание.

— А как ты сам относишься к христианству? — полюбопытствовал Тумарин.

— Да никак, — пожал плечами Сизарь. — Но теперь обязательно нарисую икону над входным люком всех «Касаток». Из принципа. Чтобы бесы не проникли. Или нет. Повешу иконку Светланы-великомученицы. У нас ведь наверняка есть какая-нибудь Светлана, замученная язычниками? Честное слово, я бы непременно замучил!

От МКАД до дома они добрались всего за полчаса. Обнявшись с Аривжой и отпустив ее собирать ужин, Денис отправил друга обживать нижнюю комнату с диваном и столом, которую обычно использовал как кабинет, сам поднялся на второй этаж и позвонил хозяину поместья:

— Сергей Иммануилович? Это Тумарин. Надеюсь, я не поздно?

— Нет-нет, Денис, рад тебя слышать.

— Я вам сейчас забавную историю расскажу. Только что собственными глазами наблюдал, как Сизарь исключительно вежливо, но чуть ли не пинками спровадил нашу протеже в метро, а сам уехал со мной отпиваться водкой.

— Много не пей, а то завтра за ворота не выпущу. Что, эти архаровцы опять поссорились?

— Не то слово! Леша мне признался, что дико хотел ее убить. Причем не в порыве любовной страсти, а из-за непереносимого занудства.

— Странно, — крякнул Сергей Иммануилович. — Любви меж ними, конечно, никто не обещал, но стойкая привязанность должна была возникнуть. И почему?

— Она и правда жуткая зануда. Я вез их от самого Селигера, и к концу пути мне тоже захотелось ее убить. Так что завтра за руль я и сам не сяду.

— Странно. Хорошо, Денис, я понял твою мысль. Попробую разобраться в этой теме. Ну, и насчет Сизаря…

— Раньше, чем через две недели он в Москву не вернется. Будет выполнять пробный заказ Роскосмоса на снабжение МКС.

— Тогда ладно, не бери в голову. Мы сами.

* * *

— Опять этот будильник! — Сандра повернулась к мужу, поцеловала в щеку: — Вставай, мой хороший. Тебе пора. Когда же ты, наконец, станешь работать дома? Я уже заждалась этого счастливого времени.

— Наверное, тогда же, когда ты перестанешь ходить в свой фитнес-клуб.

— Тогда, когда ты, наконец, сделаешь мне ребенка.

— Когда мы, наконец, переедем в более просторную квартиру.

— Когда ты, наконец, получишь повышенную зарплату.

— Все, сдаюсь, — сел в постели Фрэнк. — Во всем виноват я. А сколько там сейчас времени?

— Не успеем.

Сандра встала и, быстро добежав до двери туалета, моментально за ней скрылась. Это означало, что мужу пришлось первым отправляться в душ. А поскольку он первым стал чистым — то и жарить на завтрак неизменную яичницу с беконом досталось тоже ему. Сандра, благоухающая шампунем и накрашенная, присела к столу, когда снедь была уже разложена по тарелкам, включила телевизор. Там показывали цветастое шествие, размахивающее плакатами с перечеркнутыми крестами, которые чем-то напоминали глазки оптических прицелов. Девушка покачала головой:

— Что, опять?

— Митинг протеста проходит сегодня в христианском университете Вандербильта, — сообщил женский голос за кадром. — Волнения, начатые союзом геев и поддержанные кружками атеистов и всеми честными студентами университета, спровоцированы братством «Возвращения Иисуса», потребовавшим от руководства христианского университета разрешить христианские молитвы в стенах данного учебного заведения и тем самым уравнять христиан в правах с кришнаитами, сатанистами и буддистами, которым молитвы и религиозные обряды разрешены. Напомню, что все христианские группы университета Вандербильта были запрещены учащимся в конце две тысячи одиннадцатого года из-за жалобы студента-гея, которого оскорбило существование религиозных объединений, не признающих права гомосексуалистов на свободную сексуальную жизнь. Когда студентам университета стало известно, что данный запрет может быть отменен, они все как один вышли к главному корпусу, чтобы не допустить возвращения мракобесия в стены уважаемого двухсотлетнего учреждения.

Камера откатилась назад, показывая многие десятки молодых людей, размахивающих плакатами и многоцветными флагами и скандирующих:

— Нет инквизиции! Горите сами на кострах!

Отрезав себе ломтик яичницы, Сандра пожала плечами:

— Странно. Мне казалось, что все это творится в каком-то другом университете.

— А это во многих одно и то же, — отпил немного сока Фрэнк. — С десятого по двенадцатый год почти во всех христианских университетах и колледжах была запрещена христианская символика и христианские группы. У меня такое ощущение, будто геи специально поступают именно в католические и баптистские учебные заведения, чтобы потом «оскорбиться». Это невесть откуда взявшееся братство «наехало» сразу на все, обещая всякие гадости и напасти руководству. Те жалуются в полицию, студенты-геи с атеистами устраивают протесты и забастовки… Ну, ты видишь. Там везде одно и то же.

— Сегодня утром странные угрозы поступили губернатору Аризоны, — словно опровергая его слова, сообщил телевизор. — Братство «Возвращения Иисуса» обещало распять его на дверях больницы, если он не отменит запрет христиан на медицинскую деятельность. Остается непонятно, почему террором угрожают именно жителям Аризоны, поскольку запрет христианам на медицинскую практику был введен не местным губернатором, а президентом Бараком Обамой для всей страны при вступлении в силу нового закона о защите здоровья в две тысячи одиннадцатом году. Разумеется, закон не имеет антихристианской направленности и связан с тем, что некоторые медики-католики отказывались производить аборты без медицинских на то показаний. При подписании врачом отречения от христианской веры он мог продолжать медицинскую практику без всяких ограничений.

— Ну да. Обратиться за абортом к другому врачу им, конечно же, невозможно. — Фрэнк уже доедал свою яичницу.

— Продолжаются уличные беспорядки в городе Гильберт, связанные с возможностью снятия запрета на домашнее чтение Библии. Сюда съехались атеисты со всех ближайших округов Аризоны, чтобы отстоять самый свободный город планеты, как они называют Гильберт. Здесь не допускается читать Библию ни дома, ни вне его, ни вслух, ни молча с марта две тысячи десятого года. Власти города мотивируют запрет жалобами граждан, но ни одной таковой предъявить так и не смогли. Их позицию активно поддерживают участники атеистических объединений, собравшиеся у здания администрации с плакатами: «Нет мракобесию!» и «Загоним пасторов в ад!»

— Весь мир сошел с ума. — Моррисон торопливо допил сок, чмокнул жену в щеку и вскочил: — Все, я побежал!

После тех кошмаров, что транслировали по телевизору, улицы Нью-Йорка казались на удивление тихими, мирными и приветливыми, и молодой человек очень обрадовался, что волна бунтов до них не докатилась. Ему не интересно было разбираться, кто прав в разгоревшейся вражде — братство христиан или сражающиеся за свои права геи. Ему хотелось переехать в трехкомнатную квартиру из однокомнатной, и чтобы выплат за сделанные разработки хватало еще и на малыша, которого они с Сандрой смогли бы родить при всех хороших обстоятельствах к концу следующего года. Фрэнк очень надеялся, что «обстоятельства» не обманут надежд, и потому старался за своим монитором пуще прежнего, заслужив от начальника еще одну похвалу.

— Ты молодец, грамотно использовал объем. — Гарри, покусывая карандаш, оценил в разных проекциях путь стопорного вентиля из раскрытого положения в запертое в разных ракурсах.

— Если его не закрыть полностью, крышка тоже не закроется, — на всякий случай уточнил Моррисон. — Это будет дополнительной мерой безопасности при герметизации отсека.

— Я понял, — кивнул Гарри и откатился на своем кресле к задней стене. — Ты молодец. Интересно было бы знать, для кого ты стараешься? Для бразильцев, канадцев — или этого русского, который соблазняет нас полетами на Венеру? Я даже и не знаю. Может, и вправду, выйти на пенсию и рвануть туда? Покой, безопасность, уют…

— Думаете, мы работаем на них?

— Кто знает, кто знает? — пожал плечами шеф. — Последние два десятилетия все окончательно переплелось, все конторы сузились на своих специальностях. Итальянцы делают для всех авионику, «Боинг» — механизацию крыла, «Ависма» — силовой каркас, немцы — топливную аппаратуру, англичане — двигатели. В каждом новом выпущенном самолете, будь то хоть «Туполев», хоть «Боинг», хоть «Эйрбас» — четверть деталей американских, четверть английских, четверть русских и четверть европейских. Откуда при всем этом возникает конкуренция, я уже давно не способен понять. Самолеты различаются разве что цветом белья у стюардесс, и то я не дам полной гарантии.

— Хотите предложить им свои услуги, Гарри? — сообразил молодой человек.

— Стар я уже, — покачал головой начальник. — Мои знания давно стали бесполезной трухой. А вот ты, молодой, горячий, вполне можешь и пробиться в эту мастерскую. Хотя, скорее всего, их заказ спустится к тебе самым обычным путем. Короче, молодец. Твою работу я отправлю для согласования и утверждения. А ты сегодня гуляй!

На удачу, этот день был выходным и у Сандры, которая работала в фитнес-клубе по скользящему графику. Еще с половины дороги Фрэнк позвонил домой и поинтересовался:

— Ты уже покушала, милая моя?

— Нет, только собираюсь.

— Тогда делай это быстрее. Я хочу обнять тебя у нашего порога и угостить бокалом красного вина.

Так оно и случилось: когда он поднялся на ступени крылечка, дверь распахнулась, и жена с готовностью рухнула в его объятия. Фрэнк покрутил ее немного, оторвав от земли, после чего поставил на асфальт. Как назло, он оказался спиной к дому, лицом к кресту. Тот был часто-часто зачиркан черной краской, и поверх всего шла яркая белая надпись: «Чтоб вы сдохли!».

— Ладно, идем. — Моррисон поторопился взять жену за руку, потянул за собой. Но на витрине и дверях кафе молодая пара обнаружила черную трафаретную надпись: «Собакам и христианам вход запрещен!».

— Что это, Софи?! — громко крикнула внутрь Сандра.

— А пес их разберет, — зло буркнула женщина из-за стойки бара. — Геи, лесбиянки, атеисты, исламисты… Вы знаете, я сама католичка! Но когда Тиффани с улицы Гарфилда вчера попыталась смыть такую же надпись со своей витрины, ей разбили стекло. Вы знаете, сколько стоит установка стекла в такую витрину? А в страховку вписано только оно одно. Во, смотрите! И в телевизоре тоже они!

По экрану бежала реклама открытого диспута корнуэльской паствы и атеистического союза на тему: «Убийство христианства — убийство человечества?». Канал «Фокс Ньюс» обещал показать спор защитников религии и их противников завтра в «прайм-тайм» и заманивал возможных зрителей сочными фрагментами. На одном девушка в платке предлагала найти силу, которая стремится зачистить планету от цивилизации, нанося удар в основу основ менталитета инженеров и ученых — в христианскую веру. На другом молодой человек в сутане упрямо требовал назвать хоть какие-то достижения человечества, осуществленные противниками Иисуса, в то время как оппоненты его освистывали и кидали в него стаканчики из-под кофе и какие-то объедки.

— Вот почему не живется спокойно людям? — переключила панель на музыкальный канал хозяйка заведения. — Почему не позволить каждому жить по его вере и желанию? Кому какое дело, молится сосед Иисусу или обезьяне в рамочке? А больше всего я не понимаю, когда они запрещают праздники. Что может быть плохого в том, что кто-то радуется, веселится, дарит подарки и пьет шампанское? Что за странное желание обязательно нагадить соседу в торт? — Софи вздохнула. — Я думаю, дорогие мои, пророчество святого апостола Иоанна уже сбылось. Сатана пришел на Землю, и мы давно в его власти. А потому как имя ему Отец Лжи, то миром и начала править ложь. Она в газетах, она в телевизорах, она в интернете. Мы, точно сетью, давно окутаны паутиной Сатаны, бьемся в его липкой лжи, проникшей в каждый уголок Америки, и ничего не в силах изменить… Так чего будете заказывать, хорошие мои?

Разумеется, Фрэнк, как и собирался, заказал для своей жены бокал вина, а себе — кружку ирландского пива, попросил большую порцию жареной рыбы с непонятным японским названием — но настроение у обоих все равно оказалось безнадежно испорчено.

* * *

К моменту взлета Алексей Сизарь успел узнать, что великомученица Светлана действительно существует. Но вот раздобыть ее иконы не смог, а потому и угроза осталась неосуществленной: «Касатка-три» взлетела как есть, без благословения.

За штурвалом сидел Никита Мишкин: двадцать три года, пятьсот пятьдесят часов налета, образование высшее, мастер спорта по классической борьбе. Что, впрочем, для работы в космосе особого значения не имело. Парень заметно нервничал, хотя и сидел на месте пилота. Сизарь нервничал тоже. Но не потому, что сомневался в своих возможностях или исправности челнока, а потому что все пространство у задней стены было завалено бесформенными мешками в полиэтиленовой вакуумной упаковке. «Касатка» по планам «Агентства межпланетных перелетов» никогда не предназначалась для перевозки грузов, и соответствующего отсека не имела. Пришлось складывать вещи так, навалом.

— Прямо как барыги рыночные, — недовольно бурчал Сизарь, оглядываясь назад. — Мы не шерпы, мы натуральные космические ишаки. Навалили барахла на спину — и пинка. Ох, чует мое сердце, намучимся мы со всем этим хламом, когда он в невесомости по отсеку порхать начнет.

— Он же закреплен, Алексей, — осторожно вступился за груз пилот.

— Это он для нашей силы тяжести закреплен. А каков для космоса, мы еще узнаем. Давай, отчитывайся о готовности к взлету. У нас кто за штурвалом, тот и главный.

— Понял, Алексей, — кивнул Никита, нацепил гарнитуру, включил блок связи и отчитался: — «Берег», я «Касатка-три». К взлету готов.

— Принято, «Касатка». Взлет через десять минут.

— Теперь отдыхаем, — посоветовал Сизарь. — У нас еще почти час безмятежного круиза.

Полет на трехсоткилометровую высоту прошел просто и обыденно: «Руслан» вытащил их на двенадцать тысяч метров над Тихим океаном, отцепился, оставив порхать на планере, сбежал на безопасные сто километров.

— Чего-то я не подумал, что воздушный носитель тоже нужно оборудовать защитой от электромагнитного импульса, — еще хмыкнул в этот момент Алексей. — Чтобы хотя бы через пару минут после сброса можно было стартовать. Тогда, может статься, и планер не понадобится. Ну что, товарищ Мишкин? Поехали!

Парень толкнул вперед сектор запуска двигателя, и перегрузка привычно вдавила Сизаря в кресло. Уже через полчаса они очутились в черноте космоса, и наступила блаженная легкость.

— Ты делаешь, я молча смотрю, — сразу предупредил Сизарь. — Сработаешь без ошибок — в следующий полет сам пойдешь инструктором.

— Понял, Алексей, — послушно кивнул почти состоявшийся пилот. — Снимаю экранирующие панели мониторов… Снимаю экранировку средств связи… Вытягиваю шток подачи питания на внешние датчики, вытягиваю шток подачи питания на внутреннее оборудование. Подаю питание на двигатели ориентации. Замыкаю цепь маршевых двигателей Холла. Все?

— Ты бы знал, как много мы мучились, чтобы добиться этой простоты! — Сизарь закинул руки за голову, поднял глаза к потолку… и увидел там величаво проплывающий серый пластиковый мешок: — Ну вот, я же говорил!

— Теперь связываюсь с Землей?

— Ты делаешь, я молчу, — повторил Алексей. — Считай, ты один. Штатный рабочий вылет. Действуй!

— «Берег», я «Касатка-три». Нахожусь на орбите, сбоев в аппаратуре не наблюдаю.

— Принято, «Касатка». Телеметрия прошла. Готовьтесь к коррекции орбиты. Команда на коррекцию прошла.

Челнок повернулся, легонько пошел вперед — порхающие мешки умчались к задней стенке и ощутимо в нее впечатались.

— Как они быстро все просчитали, — удивился Никита.

— Космонавтике уже полста лет. Опыт, — ответил Сизарь. — Однако, чего-то долго они нас сегодня на маршевых движках гоняют. Совсем совесть потеряли!

Он потянулся к монитору, вывел данные по емкости батареи питания.

— Так и есть! Аккумуляторы уже сожрали, теперь висят на одном генераторе. Напряжение просадили на полтора вольта!

— Может, орбиту поднимают? Это, наверное, много энергии требует?

— Все может быть… Не проще было еще одним импульсом разогнаться? Спроси, может, у них там чего-то заклинило?

Но в этот момент разгон прекратился, мешки радостно помчались в нос салона, а рация сухо сообщила:

— «Касатка», коррекция завершена. До сближения со станцией полтора витка.

— Пусть не забудут манипулятор поднять! — предупредил Сизарь.

— Инструкция передана, — ответили с Земли.

— Ну, тогда ждем, — кивнул Алексей. — Полтора витка — это часа два, не меньше. Надо было книжку взять, что ли?

Курсант мнение моториста не разделял. Отстегнувшись от кресла, он прилип к боковому иллюминатору, за которым медленно вращалась Земля, потом перепорхнул на «звездную» сторону, вернулся обратно.

— Хватит летать, — наконец перехватил его Сизарь. — Иди, одевайся. Скоро сближение. Будешь ловить МКС. Главное — вовремя их заметить!

Однако не заметить махину длиной в пять туристских автобусов и такого же диаметра, да еще и растопырившую во все стороны огромные поля солнечных батарей, было невозможно.

«Касатку» здесь уже ждали. Космонавт в точно таком же «орлане», как и у Мишкина, ожидал момента контакта у манипулятора и подсветил его захват лазером, дав курсанту возможность совершить точный трехсотметровый полет между орбитальными кораблями. Затем лебедка рюкзака почти два часа стаскивала челнок и станцию вместе, пока манипуляторы, наконец-то, не смогли сцепиться в дружеском рукопожатии, крепко держа друг друга «под локоток».

Дальше все происходило долго и нудно: Сизарь перетаскивал груз из салона в шлюз, откачивал воздух, Никита открывал люк снаружи, забирал раздувшийся от внутреннего давления мешок, цеплял к тросику и толкал в сторону МКС. Шлюз «Касатки» был маленьким, много груза не вмещал, и процедуру пришлось повторять пять раз.

Увы, отсека для стыковки со станцией на челноке не имелось, и провести разгрузку разумно, по-человечески, из рук в руки не представлялось возможным.

После восьми часов работы космонавты разошлись по своим кораблям, поели и сделали перерыв на сон. Набравшись сил, трое членов экипажа МКС перебрались на «Касатку» и заняли места в освободившемся втором ряду. Их скафандры Сизарь прежним образом — через Никиту — переслал обратно, после чего курсант отцепил связывающий космические аппараты трос и разжал хватку своего манипулятора. Космонавт с МКС поступил точно так же.

— Счастливого полета, «Касатка»! — услышал Сизарь его пожелание.

— Счастливого полета! — ответил за всех отбывающих Мишкин. — Работу завершил!

— Как манипулятор, Никита? — уточнил Сизарь.

— Визуально убран полностью.

— Тогда возвращайся.

На это действо ушло еще полчаса: забраться в шлюз, загерметизироваться, поднять давление, снять «орлан», убрать в транспортное положение, заэкранировать, проверить экранирование остальные приборных отсеков, задраить внутренний люк…

Наконец курсант перелетел на свое место и тяжело бухнулся в кресло, пристегнул ремни.

— Что теперь?

— Теперь я опять молчу, — улыбнулся Сизарь.

— Да-да, я понял… — На миг курсант замер, вскинув руки над монитором, потом решительно схватил гарнитуру, переключил рацию на режим дальней связи: — «Берег», я «Касатка-три»! Работу завершил, прошу посадки.

— «Касатка», ваш борт отказывается принимать команды коррекции.

— Что?

— Не проходят команды коррекции орбиты! Мы не можем отвести вас от станции!

— А почему?

— Ваш борт отказывается принимать команды! — уже раздраженно ответили с Земли.

— Не работает? — ошалело повернулся Никита к конструктору челнока.

— Не работает, — развел руками тот.

— Э, ребята, что случилось? — забеспокоились космонавты с МКС. — Станция рядом! Можно перейти на нее…

— Спокойнее, граждане пассажиры! — громко объявил Сизарь. — Наш ослик создавался для жизни в космосе, и чтобы его испортить, нужно очень сильно постараться. Дайте курсанту время разобраться с ситуацией.

— Нет связи? — с надеждой спросил Мишкин.

Алексей демонстративно отвернулся в сторону и принялся невозмутимо насвистывать.

— Так… Нет связи… Тест узла… Обмен телеметрией прошел. Связь есть. Общий тест систем… Навигация, система ориентации, топливо, маршевые двигатели… Все системы исправны!

— Все системы исправны, но корабль не работает. Теперь панику устраивать можно? — ехидно поинтересовались сзади.

— Все исправно… Все исправно… Все… Есть, нашел! «Берег», я «Касатка-три»! Остаток заряда батарей три процента! Этой мощности недостаточно для запуска маршевых двигателей.

— Вас поняли. Оцениваем ситуацию.

— Никаких подсказок! — громко предупредил Сизарь. — Пусть разбирается сам.

— Так, сейчас… — Курсант уже увереннее заработал пальцами на мониторе, проверяя состояние челнока. — Тепловой аккумулятор практически остыл. Для запуска генератора его нужно разогреть, а греется он от плиты термоядерного двигателя. Значит, после его использования у нас опять появится питание и зарядка!

— С ума сошел! — опять не утерпел второй ряд. — Ты нам всю станцию разнесешь!

— Я же просил не подсказывать! — разозлился Сизарь.

— Какие подсказки, он ведь нас спалит к чертям первым же импульсом!

— Он еще даже не попытался!

— «Берег», я «Касатка-три», — не вступая в спор, спокойно произнес в микрофон курсант. — Включаю носовые двигатели ориентации для обеспечения расхождения со станцией.

— Принято, «Касатка».

— В связи с нехваткой питания на борту сход с орбиты предполагаю производить визуально.

— Принято, «Касатка». До связи.

— Ты, Никита, не ухмыляйся, словно кот, урвавший печенки. Пятерку получишь только после успешной посадки, — не утерпев, предупредил Сизарь. Но все же добавил: — Ладно, ты молодец. Справился. Экранируй борт.

— А вы двигатель без питания заведете? — спросили сзади.

— У нас механика, коллеги, — усмехнулся Сизарь. — Термоядерная реакция запускается вручную.

Расхождения со станцией на безопасное расстояние они ждали два витка — все же, безопасность МКС была превыше всего. Челнок парил на орбите, медленно вращаясь сразу в двух плоскостях, но Никита Мишкин, окончательно обретший уверенность в своих силах, даже не попытался выровнять «Касатку». Во время пролета над Тихим океаном он дождался момента, пока корабль повернется кормой к восходу, и резко толкнул вперед сектор управления двигателем. Челнок словно уперся в мягкую, податливую стену, и спустя три минуты вращение континентов за иллюминаторами прекратилось.

Курсант уверенно снял панели с мониторов, подключил питание аппаратуры, открыл графические индикаторы:

— Температура солевого аккумулятора шестьсот пятьдесят, генератор работает на полную мощность, давление гидравлики в норме. «Берег», я «Касатка-три», сошел с орбиты в южном полушарии на востоке Тихого океана, ориентировочно в районе острова Пасхи. Борт полностью исправен. Жду подтверждения координат.

— Вас поняли, «Касатка». Есть подтверждение службы наблюдения. Ваше удаление тысяча триста пятьдесят, курс двадцать пять. Расчетное время до посадки пятьдесят пять минут.

— Понял, выполняю…

Примерно через час орбитальный челнок, выпустив кургузое шасси, мягко коснулся бетонки авиабазы Панхито и, прокатившись почти до конца взлетки, остановился возле дальней рулежной дорожки.

— Классно с вами, ребята, — облегченно выдохнул кто-то из пассажиров. — Прямо как на такси. Вызвали, забрались в салон — через пару часов на месте. Москву не всегда так быстро пересечешь. Спасибо.

— Всегда пожалуйста! — вскинул руку Сизарь. — Будет нужно — вызывайте! После каждых трех поездок тюбик джема бесплатно.

Путешественники рассмеялись и пожали друг другу ладони.

Как всегда, новоприбывших встречали цветы, радостные друзья, родственники и журналисты. Космонавтов, натурально, подхватили на руки, понесли к зданию аэропорта. Сизарь же, приотстав, повернул к автомобильной парковке.

— Алексей, вы куда? — не понял курсант.

— Домой, — пожал плечами моторист. — Нам там делать нечего. Там сейчас пресс-конференция начнется, охи-ахи, шум и гам. Чего там делать?

— А-а… А мы?

— Нам-то там чего делать, Никита? — рассмеялся Сизарь. — Космонавты — они герои. Они поднимались на орбиту в крохотной обитаемой капсуле на гигантской химической ракете, они несколько месяцев жили в скорлупке со стенками из тончайшей фольги среди безжизненной бесконечности, они ставили научные опыты, они теряли мышечную массу и навыки жизни без гравитации. А кто мы? Мы просто шерпы. В любое место в любую минуту. Поэтому им за полеты полагаются ордена, а тебе — моя подпись в зачетке. Давай ее сюда.

— Она… Она в гостинице с документами.

Алексей склонил голову набок, глядя на сникшего курсанта, одобрительно хлопнул его по плечу:

— Не грусти, парень. Сто лет назад каждый полет на аэроплане тоже за подвиг считался. А к середине века за это уже зарплату платили и страховка шла на общем уровне. Эти храбрые ребята, которых мы привезли, относятся как раз к первому поколению. А мы — ко второму. Подумай лучше о том, что у нас много челноков и мало пилотов. Ты только выпустился, а в новом году уже полетишь инструктором. Хороший шанс для карьеры!

* * *

В то самое время, когда выпивший для поднятия настроения две банки пива Алексей Сизарь уже благополучно спал в своей широкой постели просторного никарагуанского бунгало, в трех тысячах километрах на север от него, на тихой и темной ночной Чамберс-стрит, возле восьмидесятого дома, остановился «форд-скорпио» с белым капотом. Из него вышли трое хорошо упитанных мужчин. Один пересек улицу, довольно ловко для своей комплекции забрался по урне на узкий козырек над парадной и пристроил там маленькую камеру, закрепив ее быстротвердеющим клеем из тюбика. Двое других споро выволокли из багажника и салона два десятка покрышек, набитых изнутри всяким тряпьем, выложили рядком вдоль фасада и витрины. Когда первый уже возвращался за руль, остальные выдернули из салона пластиковые канистры, прошли навстречу друг другу, поливая покрышки и тряпье. На улице ощутимо пахнуло керосином. Толстяки одновременно чиркнули спичками, кинули их в лужу, тут же бросились в салон — и «форд», сорвавшись с места, на перекрестке свернул вправо на Бродвей.

Алексей Сизарь об этом событии не узнал вовсе, а вот Сандра и Фрэнк Моррисон услышали утром из новостей. Местный канал на весь экран показал им картинку того, как вдоль всего кирпичного фасада, заливая наружные пожарные лестницы, валит густой, черный и сальный дым.

— Вы видите запись, выложенную в сеть одним из очевидцев, — пояснил невидимый диктор. — Напомню, что группа атеистов, протестующих против воинственного экстремизма баптистской общины, подожгла сегодня ночью дом, провозгласивший себя обителью христиан. Стихийные выступления людей, возмущенных опасностью возвращения Америки в дикое средневековье, к кострам инквизиции, к охоте на ведьм, к запрету науки и прочему мракобесию, продолжаются по всей стране. В Спрингфилде, штат Иллинойс, протестующими была сожжена библиотека, в которой выдавались для чтения Библии, в Понка-Сити, Оклахома, на пороге храма противники клериканства застрелили двух пасторов, в Оуэнсбурно, Кентукки, застрелен прихожанин-католик, а в Бисмарке, Северная Дакота, убит казначей католического прихода. В Бойсе, штат Айдахо, возмущенные унижениями геи сожгли центральный католический храм…

На этот раз картинка сменилась, и на экране появилась пылающая церковь, обшитая крашеной вагонкой.

— Несколько католиков застрелены сегодня, по данным полиции, и в штате Калифорния. А в Солт-Лейк-сити, штат Юта, антиклерикалы сожгли дом в католическом квартале. Между тем, противостояние нарастает. В той же Калифорнии братство «Возвращения Иисуса» опубликовало в интернете угрозу устроить массовое шествие в Сакраменто с требованием убрать из обязательного курса школьной программы предмет «История гомосексуализма», вводимый с две тысячи тринадцатого года решением сената штата. Под данным обращением подписались уже семьдесят тысяч жителей штата, готовых принять участие в выступлении. Власти штата объявили, что прибегнут к помощи подразделений национальной гвардии, чтобы обеспечить гарантированную конституцией США свободу вероисповедания, и не допустят глумления над демократией горстки террористов. В Висконсине аналогичные выступления готовятся под лозунгом восстановления Дня молитвы, запрещенного в две тысячи десятом году. Власти также не исключают обращения за помощью к национальной гвардии. В качестве ответа атеистические организации размещают тысячи рекламных плакатов со слоганами: «Религия — ложь», «Бог и правительство — опасный коктейль» и «Мы верим в логику», а также карикатурами на Иисуса на автобусах и самолетах. Правда, здесь они столкнулись с неожиданной проблемой. Как сообщает новостное агентство «Ю-Эс Тудэй», шестьдесят восемь из восьмидесяти пяти пилотов авиакомпании, разместившей на бортах самолетов атеистические лозунги, категорически отказались подниматься в воздух на этих машинах… Если ситуация не изменится, летать в небе вскоре смогут только русские. Как только что сообщил наш источник из Роскосмоса, орбитальные челноки мистера Топоркова совершили успешный полет к международной космической станции, доставили на нее большое количество необходимых для работы грузов и забрали участников экспедиции, завершивших свою вахту. Как уточняет представитель концерна «Молибден», это те самые корабли, которые будут строить венерианские обитаемые острова и возить пассажиров на соседнюю планету…

Фрэнк подтянул пульт, сделал погромче:

— Ты смотри. Выходит, они и вправду строятся?

— Однако и у корпорации «Молибден» дела идут неважно, — опроверг его надежду пожилой комментатор, появившийся на фоне плывущей над Землей МКС. — Как стало известно, сенат США начал сегодня слушания по поводу нарушения свободы вероисповедания данной организацией. Сенаторы полагают, что объявление мистером Топорковым христианства единственной религией его проекта «Планета белой расы» глубоко оскорбляет представителей других конфессий. И за ответом на этот вопрос наш канал решил обратиться к самому русскому миллионеру.

Картинка сменилась, на экране появился такой же холеный, как и прежде, организатор межпланетного проекта.

— Вы знаете, мистер Топорков, что сенат США открыл слушания по поводу нарушения вами одного из основных человеческих прав: свободы религиозных убеждений сотрудников вашей корпорации. Это очень серьезное нарушение. Существует вполне реальная опасность того, что Центральным банком США будет введен полный запрет на любые переводы, связанные со счетами вашей корпорации. Для вашей финансовой империи это грозит катастрофой, полным разорением. Курс ваших акций на бирже уже упал на двенадцать пунктов. Что вы можете ответить сенату США?

— Я отвечу, мистер Рид, что Россия является христианской страной, в которой уже много столетий проживают миллионы мусульман, буддистов, индуистов, представители других верований, — на правильном английском ответил русский. — Но тем не менее, на протяжении минувших веков у нас никогда не случалось вражды на религиозной или расовой почве. Это значит, что для общего блага наших клиентов намного безопаснее взять модель и менталитет русского общества и целиком сохранить его на просторах Венеры. Любые эксперименты в этой области грозят разрухой и кровопролитием, а потому ставить их мы не будем. Именно христианство будет основой сосуществования обитателей «Планеты белой расы» и технического прогресса нового общества.

— Не уверен, что сенат с вами согласится.

— Жизнь и покой людей стоят для меня на первом месте, мистер Рид. Я не стану жертвовать ими ради политической профанации.

— Между тем, власти США тоже принимают меры для снижения накала противостояния в обществе, — повернулся к зрителям диктор. — Как только что сообщил наш корреспондент, суд города Нью-Йорка только что удовлетворил ходатайство атеистического объединения «Мудрость», потребовавшего запретить демонстрацию диспута между христианами и его представителями. После этого решения руководитель объединения Виктор Хамисад ответил на некоторые вопросы журналистов…

На экране появились залитые солнцем ступени перед колоннадой, на которых широко расставил ноги бритый наголо парень лет двадцати в кожаных штанах и кожаной клепаной куртке:

— Мы проявили добрую волю, — растягивая буквы, громко объявил он, — и добились того, чтобы христиане не позорились своей дремучей дикостью перед миллионами американцев…

— Так почему все-таки все открытия и изобретения последних столетий все же сделаны в христианских странах? — перебил его кто-то из журналистов.

— Это простая случайность! Все понимают, что верующие люди не могут быть учеными, поскольку неспособны на рациональное мышление…

— А как же такие всемирно известные гении физики и биологии как Леметр, Тейяр, Алистер Харди? — опять перебил наглый журналюга. — Они были не просто учеными, но и священниками!

— Да, мы знаем, эти исследователи числились верующими и очень страдали из-за того, что вынуждены называть себя христианами…

— Это же был двадцатый век! Кто мог принудить их к христианству?

— Христианская церковь — это средоточие мракобесия! — покраснел Хамисад. — Под напором науки она вынуждена сдаваться и признавать нашу правоту! Все, пропустите, мне нужно идти…

— А как же генетические и астрофизические исследования, которые финансируются церковью?! — крикнул ему вслед журналист.

— Пошлое, лживое клериканство! — отмахнулся парень, усаживаясь в поджидающий у ступеней «ягуар». — Ведьмы и инквизиция!

— Мистер Топорков намного лучше владеет английским, — отметил Фрэнк.

— Боюсь, что на «Планете белой расы» все равно придется учить русский, — пожала плечами Сандра. — На их сайте прямо на это не указывается, однако есть оговорки, что жители обитаемых островов всегда смогут получить консультации на своем языке: на английском, китайском, французском, немецком. В общем, подстраиваться под нас они не собираются. Дают возможность подстроиться нам.

— Ты заглядывала на их сайт? — удивился молодой человек. По телевизору опять рассказывали о скандале по поводу запрета на упоминание в проповедях имени Иисуса, из-за чего кто-то что-то забросал камнями, и Фрэнк его выключил. — Зачем?

— Ну, мы ведь собираемся завести маленького? — напомнила Сандра. — Я вот, чтобы заранее подготовиться, получить советы более опытных мам, на нескольких родительских сайтах зарегистрировалась. Ты даже не представляешь, что там пишут…

Фрэнк промолчал. Его жена пожала плечами, перешла к письменному столу, включила компьютер, открыла закладки браузера. Стала листать переписку какого-то форума и зачитывать вслух отдельные фрагменты:

— Суд Нью-Гемпшира постановил отдать в приют десятилетнюю девочку, которая попыталась в школе защитить свою христианскую веру. Назначенный ей опекун должен привить подопечной более широкие религиозные и сексуальные взгляды… В одной из государственных школ Техаса двенадцатилетняя Сара Бастамантес арестована за опрыскивание себя духами… В Альбукерке учителя заставили догола раздеться ученика, у которого в кармане нашли двести долларов. Представляешь? В Калифорнии охранник школы сломал руку девочке за то, потому что она стряхнула с себя на пол крошки от съеденного пирожного. Жуть какая! Во Флориде шестилетнюю девочку в наручниках отправили в психиатрическую лечебницу за то, что она плакала на уроке… В Аллентауне, штат Пенсильвания, сотрудник службы безопасности школы пытал девочку электрошокером, потому что она показалась ему подозрительной. В Сан-Матео, Калифорния, полиция распылила в лицо семилетнего мальчика перцовый аэрозоль за то, что он залез на шкаф. Во Флориде полиция арестовала девятилетнюю девочку за то, что она поцеловала мальчика в спортзале.

— Ничего себе! Это что, правда?

— Я посмотрела по инету некоторые случаи. Вроде, правда…

— Ну, не знаю, — почесал в затылке Фрэнк. — Это, ведь, наверное, со всей страны собрали? В других-то школах не так жестко.

— А как? Ты нашу муниципальную видел? С решетками на окнах, аркой металлоискателя, учителями с расширенными зрачками? Нет, я понимаю, что ребенка можно отправить и в закрытый колледж, оплатить это нам по силам. Но ведь и там творится то же самое, хоть и не так безумно. Верить запрещено везде, за молитвы сразу отчисляют. Парней заставляют становиться геями, девочек — лесбиянками.

— Ты преувеличиваешь!

— Пускай! Пускай половина остается людьми, им удается устоять, сохранить веру и нормальность. Но только… Зачем?! — всхлипнула она.

— Я не понимаю тебя, Сандра. — Муж обнял молодую супругу и крепко прижал к себе.

— Мне страшно, Фрэнк. Пока я была одна, никогда не боялась. Теперь мне страшно тебя потерять.

— Я тебя никогда не оставлю, милая, что ты?

— Я не о том, — мотнула головой девушка. — Если у нас появится маленький — то что? Каково ему будет во всем этом? Уцелеть в этом безумии, остаться нормальным человеком можно только чудом. А мы сможем создать ему это чудо?

— Но ведь люди все же рожают… Как-то выкручиваются…

— Но ведь это будет наш ребенок! Не чей-то, а твой и мой… — Она вцепилась пальцами в ворот его рубашки.

— Так что делать, Сандра?

— Я подумала… Может, пока он растет, нам переехать? Туда, где безопасно, где ничего подобного не происходит? А потом решим. Со взрослым ребенком будет уже не так страшно.

— Где ты нашла такое место?

— Ты же сам говорил, Фрэнк! Ты сможешь там работать. Тебе все равно где работать — хоть тут, хоть там. Была бы связь и компьютер. А пять миллионов, вложенные в жилье, потом можно вернуть, его продав.

— Ты… про Венеру? — не поверил своим ушам Моррисон.

— Я задала им вопрос про школу. Они сказали, что у них запланированы широкополосные каналы доступа, и мы сможем получить через сеть любую образовательную программу на свой выбор и обучать ребенка самостоятельно, либо отдать его в школу для подготовки будущих научных или технических работников корпорации. Или собрать общие группы, где дети смогут обучаться вместе под присмотром кого-то из родителей тому, чему мы сочтем нужным.

— А ты уверена, что это законно?

— Они говорят: «Ваш ребенок — ваш выбор. Ваше право».

— За пять миллионов? Они бы еще спорили!

— Это значит… Да?

Вместо ответа Фрэнк обнял жену еще крепче и поцеловал ее в макушку.

В углу монитора в это самое время пульсировала красным квадратиком надпись: «Узнай последние новости! В Оклахоме сносят лютеранский храм!»

* * *

По странному стечению обстоятельств, в это же время и именно такая же надпись высветилась на экране монитора в отделанном карельской березой кабинете Сергея Иммануиловича. Здесь, учитывая ветреную и морозную погоду, мужчины собрались, чтобы старику не пришлось отправляться на заседание в небоскреб корпорации — в последнее время он не очень хорошо себя чувствовал и даже несколько раз лежал под капельницами, восстанавливая какие-то проблемы с соляным балансом крови.

На хозяйском месте, за тяжелым дубовым столом, восседал Денис Тумарин. Просто потому, что именно он лучше всех управлялся с компьютером. Олигарх сидел напротив в глубоком, обитом кожей кресле и использовал для своей работы айфон. С виду все это казалось мирно и чинно, хотя именно в этот момент и в этом кабинете менялись судьбы тысяч людей и целых стран. Денис отслеживал движение курса ряда акций на рынках различных стран и в динамике пересказывал их миллионеру. Тот кивал и стучал пальцем по экрану.

К концу строительства катапульты у Топоркова накопилось немало предприятий, купленных на подставные фирмы, и теперь, когда продукция заводов и рудников была больше не нужна, миллионер, по его собственному выражению, деньги «хомячил», закупая какие-то акции у других таких же подставных трастов, потом продавал их после падения курса, снова что-то покупая и продавая. В результате таких операций заводы стремительно проваливались в безнадежные долги, а трасты купались в запредельной прибыли. Со стороны все выглядело обычной игрой, удачными и неудачными вложениями на бирже — хотя в реальности огромные деньги легально уходили из одних стран в другие без уплаты каких-либо налогов и отчислений, а целые отрасли из доходного бизнеса превращались в безнадежных банкротов.

Разумеется, посторонних лиц к таким тайнам олигарх не подпускал — но Тумарин крепко сидел у него на крючке и за лояльность Дениса он ничуть не опасался.

— В Оклахоме сносят лютеранский храм, — прочитал выскочившую новость Тумарин. — Ну вот, Семен Александрович, можете радоваться. Теперь у меня тоже руки по локоть в крови. Если мои работники узнают, из каких денег я плачу их зарплаты, думаю, они перестанут со мной здороваться и станут плевать мне вслед.

— Но ведь работать не перестанут? — рассмеялся олигарх. — А чего тебе еще надо?

— Я бы хотел иметь чистую совесть.

— У тебя новый приступ мании уничижительства, Денис? Успокойся, на этот раз мы практически ни при чем. — Мультимиллионер положил смартфон на стол и сладко потянулся. — Это они все сами, сами. Мы только чуток сбоку притерлись.

— Сами поджигали свои храмы?

— Денис, мне, конечно, приятно, что ты считаешь меня всемогущим полубогом, — рассмеялся Топорков, — но поверь, даже мне не по силам принять для Америки закон, запрещающий десять заповедей. А вот атеисты из «Американского союза за гражданские свободы» пробить этот закон смогли. Шестой окружной апелляционный суд штата Кентукки в две тысячи десятом году иск о запрете десяти заповедей удовлетворил. И это не я, Денис, постановил снести четырнадцать поминальных крестов, установленных в штате Юта вдоль шоссе в знак уважения к погибшим сотрудникам дорожного патруля — это сделал окружной апелляционный суд США в Денвере. Это не я принял закон, запрещающий автомобильные номера с христианской символикой, не я запрещал молитвы в городе Лейкленд в Центральной Флориде, не я потребовал убрать слова «да поможет мне Бог» из президентской присяги, не я требую называть пасхальные яйца «весенними шариками», а Рождественские праздники — «зимними». Ты мне веришь, Денис?

— Вы помните все это наизусть?

— А то! — вскинулся Семен Александрович. — Мы хорошо готовились. Больше года планировали, искали подступы к местным каналам и политикам, полгода прорабатывали сценарии и искали исполнителей. Но мы не ломали этой страны. Она совершает самоубийство самостоятельно.

Миллионер цыкнул зубом и закинул руки за голову:

— Вообще, если честно, я не знаю, кто и зачем это делает. Возможно, это какие-то инопланетяне хотят завоевать Землю. Они заметили то же самое, что и я, и гробят христианство, дабы уничтожить науку и прогресс, которые разгораются на этой вере, словно природный газ на платиновом катализаторе. Может быть, спецслужбы других стран гасят христианство, чтобы Штаты лишились интеллектуального лидерства. А может быть, кто-то из крупных бизнесменов — куда более крупных, чем я, — списывает США в утиль и захомячивает полученную прибыль, оставляя туземцам свои долги, точно так же, как я поступил с ненужными заводами. Не знаю. Но факт тот, что свое самоубийство они совершают сами, своими собственными руками. Мы их даже чуточку не подтолкнули. Помнишь, что я говорил тебе в прошлый раз? Собрать кучу хвороста, нужную для пожара, нам не по силам. Это слишком дорого. Но если куча уже есть и хорошенько полита бензином — то почему бы ее и не подпалить?

— И черт с ними, пасторами, священниками и простыми католиками, которых ради вашего «огонька» убивают на улицах?

— Юноша, дорогой мой, — закряхтел Сергей Иммануилович, — ты совершенно не умеешь оценивать поступающую информацию. Это плохо. Тебе никогда не приходило в голову, что каждый год в США убивают двадцать тысяч человек? Учитывая то, что восемьдесят процентов населения христиане, это означает, что сорок христиан в день случаются жертвами ножа и пистолета. С высокой степенью вероятности кто-то из них может оказаться священником. И почти наверняка хоть один служитель культа погибает каждую неделю. При доступе к базам данных ты легко можешь сообщать в прессу не лаконичное: «застрелен Джон Смит», а: «застрелен достопочтенный и уважаемый прихожанин такой-то общины Джон Смит» с приложением фотографии. И вполне можешь кричать исключительно о погибших баптистах или мормонах, игнорируя всех прочих пострадавших. А знаешь ли ты, Денис, что каждый год в США случается полтора миллиона пожаров? Ты подумай: каждые двадцать секунд в стране горит какой-то дом. Каждый день загорается хоть одно культовое строение. Каждую неделю — нечто очень ценное и почитаемое. Зачем нам что-то поджигать, если все происходит и так, само собой? Вполне достаточно вбрасывать известия про огонь в молельных домах и библиотеках и не напоминать обо всем остальном.

— То есть, вы ничего не делали? — не поверил Тумарин. — Просто фильтровали поток новостей?

— Мы живем в информационном мире, Денис, — улыбнулся старик. — Он чем-то напоминает времена каменного века. Пятьдесят тысяч лет назад дикарь сидел в своей пещере, совершенно не представляя, что происходит за ближайшим лесом или болотом, но верил в богов, которые оберегают его мир. Сегодня точно такие же дикари точно так же мало что знают о происходящем за пределами своей улицы или квартала, и в беспредельной своей наивности верят выпускам новостей и глобальным сетям, которые показывают им мир. Иногда меня даже пугает, когда люди больше доверяют форумной ленте интернета, нежели собственным глазам, — но для меня большой грех не воспользоваться такой возможностью.

— То есть, все это от начала и до конца было полным враньем? — указал двумя пальцами в монитор Тумарин. — Просто подтасовка случайных событий?

— Ну, это ты перегнул, — покачал головой олигарх. — Законы США самые настоящие и очень кусачие, тамошние христиане их хорошо чувствуют. Кое-что пришлось сделать ручками — ради хорошей картинки и акцента. Понадобилось много графики на стенах. Иначе никто бы не поверил в реальность таинственного «братства». Понадобилось в нескольких местах хорошо подразнить атеистов, чтобы вызвать ответную реакцию.

— А все эти митинги, бунты, нападения на церкви?

— Среди геев и атеистов довольно много нахрапистых и злобных маньяков с комплексом неполноценности. Эти боевики собираются в крайне агрессивные секты, — недовольно простонал, ворочаясь на диване в углу, Сергей Иммануилович. — Им достаточно было просто показать красную тряпку — дальше они завелись сами. Все эти: «христианам и собакам вход запрещен», «пасторов на ведьмины костры», «крестопузых на кресты» — это уже их фантазии. Надо сказать, что поддалась на раскачку всего примерно треть университетов и колледжей. Технари, как всегда, пропускают эмоции мимо ушей. Но для телеканалов хватило и этого, «картинка» получилась. Закон информационной атаки: один процент броских реальных фактов с «картинками», процентов тридцать новостного мусора, подходящего по теме, и семьдесят процентов вранья, которое все равно никто не проверит.

— Так что нет на тебе крови, Денис, можешь не каяться, — закончил лекцию Топорков. — Семь миллионов долларов: два — на картинки, два — на «подмазку» редакторов и владельцев сайтов и два — на три сотни китайских блогеров, что злобно хаяли друг друга на американских форумах, сайтах и в твиттерах, изображая многотысячную местную толпу. Ну, и еще один «лимон» на мелкие накладные расходы. И как результат — наши отделения «Планеты белой расы» всего за месяц собрали заявок аж на тридцать шесть тысяч мест. Из них пять тысяч уже проплачены. Соображаешь, Кулибин? У тебя теперь работы на всю оставшуюся жизнь! Причем с гарантированным финансированием. Ты понял? Ну, что такое, Денис?! Другой бы радовался, а ты сидишь с таким видом, словно тухлый финик проглотил!

— Я должен радоваться тому, что удалось обдурить тридцать шесть тысяч человек?

— Однако, ты умеешь быть занудой, Денис, — покачал головой миллионер. — Даже не понимаю, за что я тебя так люблю? Тумарин, ты когда-нибудь слышал про лягушек, которых варят на медленном огне? И они не выпрыгивают, варятся заживо потому, что не чувствуют, когда становится слишком горячо. На самом деле, мы не сделали ничего плохого. Мы просто хорошенько встряхнули кастрюльку. Водичка колыхнулась туда-сюда, омывая тушки, и лягушки вдруг поняли, что уже давно сидят в кипятке. Вот они резко и запрыгали. В том числе и к нам. Мы ведь не против десяти заповедей, Денис? Сегодня одно это уже кажется им невероятным чудом.

— А вы уверены, что они допрыгают, Семен Александрович? Вроде как конгресс США собирается ввести запрет на любые сделки с вашей корпорацией. А поскольку в ныне существующей платежной системе все переводы всего мира в конечном итоге проходят через американские банки, для наших фирм это будет означать полный паралич любой деятельности.

— Спасибо, что напомнил, — встрепенулся миллионер. — Мне тут недавно Сергей Иммануилович пересказал твой разговор с Сизарем. Там был забавный момент, который в нашем деле очень даже может пригодиться…

* * *

Девушки прокрались к парадному входу гостиницы по проезжей части, скрываясь между кустарником и припаркованными машинами.

— Вон он, лимузин, — указала вперед Татьяна. — На лимузине космонавтов возят, Жорик точно говорил, что на лимузине. А он тут один. Давай, Лана, когда еще такой шанс выпадет!

— Ну, не знаю…

На самом деле девушка, конечно же, знала. Азарт журналистки, подогретый двумя стаканами глинтвейна, и желание выделиться из прочей массы корреспондентов возбуждали в ней ощущения, близкие к сексуальной страсти. Кинуться вперед, урвать свое, стать лучшей и первой. Она наскоро поправила одолженную ради такого случая стильную замшевую куртку, проверила волосы и толкнула соседку локтем:

— Ну, не поминай лихом. Пошла!

Быстро, не давая охране времени опомниться, она метнулась вперед к лимузину, дернула дверцу, нырнула внутрь, низко пригнув голову, и бухнулась на диван:

— Добрый вечер! Я журналистка из интернет-газеты «Тамерлан» Светлана Бирнаева, хотела бы задать вам несколько вопросов…

— Хорошо, задавай.

— Лёша? — изумилась девушка, увидев рядом с собой Сизаря со стопкой виски в руке. — А ты тут откуда взялся?

— Да вот, обещали отвезти на торжественную церемонию в Роскосмос. Сижу, жду. А ты тут откуда?

— Мне сказали, что в этой машине поедут космонавты. Хотела взять эксклюзивное интервью. Черт, неужели Танька обманула?

— Лана, милая… У тебя склероз? — сочувственно поинтересовался Сизарь.

— Почему? А-а… Черт, да… Нет… Совсем забыла. Ну, да, ты же космонавт… — Она вздохнула и попыталась дернуть ручку двери.

— Напрасно стараешься, — сделал еще глоток Алексей. — Снаружи открывается, а изнутри нет. Заблокировано с водительского места.

— Почему?

— Понятия не имею. Меня посадили и обещали вот-вот с почетом отвезти на церемонию. Полчаса уже кукую. Хотел выйти — не открывается. — Он опрокинул стопарик. — Кстати, тут обнаружился хороший бар. Виски хочешь? Пива нет, вина тоже. Только водка, виски и коньяк.

— Чего же ты не предупредил?

— Да я только обрадовался, когда ты в машину запрыгивала. Думал, наконец-то поедем! Если этого не случится в ближайшие десять минут, я нарежусь. Сами виноваты будут… Так тебе налить?

Света еще раз подергала дверцу и смирилась:

— Ладно… Только чуть-чуть.

Однако тут у Сизаря зазвонил телефон. Он закрыл и опустил в зеркальный бар бутылку, небрежным тычком пальца включил в трубке «громкую связь»:

— Привет, Денис. Вы меня не потеряли?

— Мне сказали, ты в трех минутах езды.

— Найди того, кто сказал, дай в лоб и скажи, что если через пять минут не пришлет водителя, будет получать медальку вместо меня. Мне тут, если честно, нравится. Но вот понравлюсь ли я вручалкиным после ноль пяти шотландского виски?

— Вот, черт! Ладно, это мы сейчас решим. Ты это, вот что… Помнишь, ты говорил, что в честь своей девушки хочешь назвать свой новый корабль «Святой Светланой»?

— Да, было. Я даже иконку святой великомученицы Светланы в инете подобрал, но там доставки не было, а в реале на лотках не нашел.

— Ты не мог бы об этом при получении награды упомянуть? Ну, что ты так и сделал? Что назвал челнок именем святой. Топорков просил. Ему для бизнеса это в жилу получится.

— Ему-то нафига?!

— Я даже и не спрашивал. Надо и надо — нам какое дело? Это ведь он для нас денежку в клювике носит. Раз попросил — чего не сказать?

— Ладно, скажу. Только ты это… Про водилу не забудь!

— Сейчас, решим.

Сизарь еще не успел отключиться, когда Лана уже кинулась ему на шею и принялась целовать:

— Лёша, миленький, хороший мой, ты самый-самый лучший! Ты правда назвал в мою честь космический корабль?!

— Вообще-то, да… — честно признал Алексей.

— Лёшенька, ты самый-самый лучший! Я всегда знала, что лучше тебя никого нет!

— Ты тоже ничего бываешь… Первые пару дней… — осторожно выбрался из ее объятий молодой человек, дотянулся до бутылки и сделал несколько глотков прямо из горла.

— Я и не подозревала, что ты так ко мне относишься! Я просто не представляла!

— Святой Светлане император Нерон сперва раздробил руки, потом с нее с живой содрали кожу, потом бросили в колодец, — сладострастно рассказал Сизарь, — потом, после колодца, за веру в Христа посадили на пятнадцать суток в тюрьму, а после тюрьмы бросили обратно в колодец, где она и лежит до сих пор.

— Да, я понимаю. Ты верующий православный человек, а я тебе наговорила всяких глупостей, вот ты и обиделся.

— С какого бодуна ты решила, что я верующий? — возмутился Сизарь.

— Ну, ты же обиделся за христиан?

— Да мне просто противно, когда людей ни за что ни про что грязью поливают!

— Они ведьм сжигали! И Джордано Бруно!

— У них хоть убеждения какие-то есть! А у вас вся философия — это жрать и трахаться, как кролики!

— Вот видишь, ты все-таки христанутый! — торжествующе подпрыгнула на своем месте Светлана. — Ты выступаешь против основных прав человека!

— Жрать и трахаться?!

— Сексуальная жизнь человека — это его личное дело!

— Если это его личное дело, какого хрена орать о ней на улице?

— Ты мракобес!

— Да иди ты! — Сизарь дернулся в дверцу лимузина. Но она, разумеется, все еще была закрыта. — Вот, проклятье! Кажется, сегодня я кого-нибудь убью.

Молодые люди помолчали. Первой не выдержала Света:

— Лёша, — тихо спросила она. — Но ведь ты назвал космический корабль в мою честь?

Сизарь нервно расхохотался:

— Господи, откуда ты только постоянно берешься у меня на пути?

— Мне, между прочим, гадалка нагадала, что ты моим мужем будешь. На всю оставшуюся жизнь.

— Ксерокопию паспорта показывала?

— Почти… — повернула к нему лицо Света. — Сказала имя, цвет глаз, и что голова бритая. Вообще, конечно, интересно… Сперва мне сказали, как ты выглядишь, и что ты мой суженый. Конечно же, мне стало любопытно! И приходила ко мне с гадалкой Таня с верхнего этажа.

Впереди хлопнула дверца, и почти сразу машина тронулась с места.

— Наконец-то! — облегченно вздохнул Сизарь и снова потянулся за бутылкой.

— Подожди! Значит, потом мы поссорились, но уже через несколько дней она пригласила меня на Селигер, и там оставила на остановке, на которой мы и столкнулись.

— Не иначе, она агент ЦРУ. И проводит тайную спецоперацию по подкладыванию тебя ко мне в постель, — хмыкнул Сизарь. — Чушь все это! Обычная случайность.

— Ага. Полчаса назад она подначила меня на эксклюзив с космонавтами — и теперь мы заперты наедине с тобой в лимузине. Тоже случайность?

— В теорию заговора я верю еще меньше, — после недолгого раздумья ответил Сизарь. — Кому все это нафиг надо?

— Наверное, ее кто-то попросил, — блеснула глазками Света, потупила взор и продолжила: — Я думаю, ты в меня влюбился и попросил Таню нас познакомить.

— Бред собачий!

— И каждый раз, когда мы ссорились, ты через нее устраивал нам новые, якобы случайные встречи.

— Собачий бред!

— Но ведь ты назвал корабль моим именем! — положила девушка ладонь ему на запястье. — За такой поступок можно простить что угодно…

Света повернулась, потянулась к Алексею и попыталась его поцеловать. Молодой человек шарахнулся, но уперся головой в боковое стекло и получил-таки лобызание в губы, прежде чем успел перехватить девушку за плечи и отстранить:

— Стоп! Давай ты не будешь целоваться, и тогда я не скажу, почему назвал корабль твоим именем.

— А почему? — удивилась девушка его предложению. Или обоим сразу.

— В общем, так, — решил Сизарь. — Целоваться мы больше не будем. Улыбаться можно. Сейчас приедем на место, выйдем под ручку, вытерпим всю эту процедуру, как положено, чтобы не портить малину Тумарину и всему нашему проекту. А потом свалим, и ты покажешь мне эту хитрую прохиндейскую Татьяну. Чем черт не шутит, может, я ее и правда знаю? И она исподтишка мне за что-то мстит. Ее фотка у тебя, надеюсь, есть?

— Нет. Но можно посмотреть на странице в «контакте».

Лимузин затормозил, они оба повернули головы к окошку. Кто-то подошел снаружи, и дверца распахнулась.

Торжественный прием оказался долгим. Как выяснилось, награждению предшествовал светский раут, на котором все толкались в нескольких залах, разговаривая про жизнь, погоду и монокулярную структуру кристаллов в приложении к финслеровой геометрии. Очень скоро Сизарь увидел Ольгу Косакину в длинном золотистом платье и, обрадовавшись знакомому лицу, повернул к ней. Увы, молодая исследовательница ходила под руку с внимательным и еще более молодым человеком, а потому побеседовать довелось только о работе радиотелескопа, преодолевшего уже половину пути к расчетной точке солнечной системы, и о надежности изотопных источников при импульсных нагрузках.

Светлана, под курткой оказавшаяся в вызывающе лаконичном синем платье, тоже цепко держалась за его локоток, хотя откровенно скучала и с готовностью прихватывала с подносов бокалы шампанского для себя и Алексея.

После приезда главы «Агентства межпланетных перелетов» наконец-то началась церемония. Памятными знаками Роскосмоса сперва наградили нескольких пожилых ученых, потом, за «общий вклад» — Дениса Тумарина, отчего-то названного Семеном Топорковым. Возможно, потому, что в ходе всех этих нежданно-негаданных событий Сизарь успел постепенно принять внутрь больше полубутылки виски и трех фужеров шипучего вина. Зато у Алексея внезапно проявилось вдохновение, и, выйдя за своим нагрудным значком, он толкнул прочувственную речь об исключительных удачах уходящего года, за время которого Россия и он лично совершили два потрясающих прорыва в космос, а также встретили не менее потрясающих девушек: невероятно талантливую и храбрую Ольгу, собравшую «Радиоастрон», и прекрасную нежную Лану, в честь которой он и назвал последний из кораблей агентства «Святой Светланой»…

Свету от такой речи бросило в краску, Тумарин показал большой палец, и гордый собой Сизарь снова отправился к шампанскому, уже издалека слушая ответную и не менее прочувствованную речь награжденной после него Ольги Косакиной.

А потом был банкет…

После застолья Тумарин отвез Алексея с девушкой в гостиницу, где парочка после столь тяжкого, насыщенного дня провалялась в постели до самого полудня. Возможно, они спали бы и дальше — но на сотовый позвонил Денис и передал особую благодарность за вчерашнюю речь:

— Про девушку пришлось особенно в жилу, Лёш! Все в восторге. Говорят, что речь на миллион.

— А проценты с «лимона» капнут? — сонно поинтересовался Сизарь.

— Учтутся в годовых премиальных, — пообещал Тумарин. — Отдыхай.

Но ложиться обратно молодой человек, разумеется, не стал. Отправился в душ. А когда вышел, Света в его гостиничном халате уже разгуливала по номеру.

— Привет! — обрадовалась она. — А я думала, ты уже убежал за тортом и лимонадом.

— Лениво, — отказался Леша. — Проще заказать что-нибудь в номер.

— Ура! Мне морской салат, топленое молоко и чашку кофе. — Лана чмокнула Сизаря в щеку и пробежала в ванную, из которой вышла, когда стол был уже накрыт.

— Прошу, — указал ей на стул Алексей.

— Благодарю, дорогой, — с улыбкой поклонилась она и заняла отведенное место. — Скажи мне, Лёш, отчего ты жалуешься на недоступную тебе койку в общежитии, если сам при этом всегда проживаешь в люксах?

— Наверное, не могу отделаться от привычек нищего студента, — пожал плечами Сизарь, перемешивая вилкой оливье. — Когда заселяет агентство — живу в люксе. Когда нужно платить самому — заказывать номер рука не поднимается. Считай, неделя аспирантского оклада в день при самом дешевом варианте.

— А сколько тебе сейчас платят?

— Не знаю, — опять пожал плечами Алексей. — Тумарин базу так организовал, что там в соцпакет по факту входит все, что надо, от жилья до кормежки. Только работай. Платить не приходится, так что в последние месяцы на «приходники» не смотрел.

— Так они, может, у тебя все это из зарплаты вычитают! — чуть не подавилась мидией девушка. — Ты же знаешь, как это делается? Всю жизнь будешь вкалывать, а потом еще и должен останешься! Это же закон капитала: высосать из работника все соки, а потом выбросить на помойку. Все твои изобретения, небось, Тумарин на агентство патентовал, лицензии тоже все на себя делал, сам ты в договоре ни на что никаких прав не имеешь!

— Все может быть, — согласился Сизарь и поднялся из-за стола. — Однако ты обещала показать мне таинственную Татьяну. Сейчас достану ноутбук.

Светлана некоторое время сосредоточенно жевала салат. Потом резко вскочила и потрусила следом:

— Постой, Лёша! Лёш, а что такого? Ты на что обиделся?

— Ни на что.

— Подожди! Я же чувствую! Я все чувствую…

Сизарь открыл ноутбук, включил и развернул к девушке:

— Давай, показывай.

— Остановись! — Света отодвинула компьютер и села на стол перед ним, лицом к молодому человеку. — Алексей, что опять происходит? Подожди, не отворачивайся! Лёша, ты мне нравишься. Реально на душу ложишься. Правда. Мне хочется, чтобы мы вместе были. Я все для этого делаю. Вон, и к себе тебя звала, когда жить было негде, и секс, и развеселить старалась, и вообще… Что между нами постоянно происходит, ты можешь мне объяснить? Вот на что ты сейчас обиделся? Почему?

— Лана, ты знаешь, чем занимаемся мы с Денисом?

— Знаю. Вы новые космические корабли придумали. И один их них ты назвал моим именем.

— Мы пытаемся сделать человечество космической расой. Прямо сейчас, сегодня, на наших глазах. Построить обитаемые острова на Венере, дать шанс сотням и тысячам людей поселиться на другой планете, в новом мире. Это будет наш Новый Свет. Такой же, каким стала Америка для Европы в шестнадцатом веке. Поначалу это будет казаться далеко. Но ведь тут главное — это открыть дорогу, научиться строить каравеллы, привыкнуть к этой мысли. Потом будут новые полеты, откроются новые тропы. Будут станции по добыче гелия-три на Юпитере и Сатурне, будут поселения на Европе и Ганимеде, будут рудники на астероидах и орбитальные заводы, будут плавильные цеха на Меркурии и сверхпроводимые реакторы на Плутоне. Тут главное — сделать первый шаг. И мы уже почти занесли для этого ногу.

— Это для тебя космос — мечта! А Топоркову главное — денег заработать. Он на вашей мечте тупо кормится, ваши таланты в бабки превращает, а из ваших мозгов себе яхты и вертолеты делает. Паразитирует он на вас, понимаешь?! Это неправильно, несправедливо. Это эксплуатация человека человеком. С этим нужно бороться, обрубать олигархам все возможности для тунеядства и безумной роскоши. Выводить этого зажравшегося хорька на чистую воду!

— Покажи лучше свою подружку, — попросил Сизарь.

— Разве я что-то говорю неправильно, Лёша?

— Правильно, — признал молодой человек.

— Тогда почему ты такой снулый?

— Все нормально.

— Лёш, Лёшенька… Прости меня, пожалуйста. Не знаю за что, но прости. Не знаю, чем я тебя обидела, но я этого не хотела. Простишь?

— Я и не сердился.

— Тогда поцелуй меня!

— Зачем?

— Я хочу знать, ты говоришь правду или нет?

Алексей наклонился вперед, коснулся ее губ губами.

— Неправда, — шепнула она. — Это не поцелуй.

Сизарь поцеловал ее еще раз, постаравшись сделать это по-настоящему.

— Ты на меня все еще сердишься, — сделала вывод девушка. — Прости меня, Лёша. Я не хотела.

Алексей подумал, наклонился к ней и поцеловал в третий раз. Лана закинула руки ему за голову, удержала рядом с собой:

— Мир?

— Мир, — так же тихо согласился Сизарь. — Ладно, показывай сводницу.

Девушка спрыгнула со стола, подтянула ноутбук, вошла в социальную сеть, пролистала подружек, потерла виски, забралась в фотоальбом, открыла один из снимков, на котором смеялись пять девушек, ткнула пальцем:

— Кого-нибудь узнаешь?

— Тебя.

— Может, мелко? Ну да отсюда и на ее страницу можно прыгнуть… — Света ненадолго зависла над новооткрывшимся «контактом», затем решительно влезла в альбом: — А теперь?

Кареглазая девица, обвешанная множеством «африканских» косичек, никаких ассоциаций у молодого человека не вызвала.

— Давай попробуем другие фотки глянуть… — стала пролистывать альбом Лана. — Вот, вот, вот… Другая прическа. Вот она в купальнике… Ты смотри, чуть не на каждом снимке разные парни! Вот шалава… Кстати, а может, ты кого из ее хахалей знаешь? Вдруг, это они удружили?

— Без понятия…

За десять минут парочка достаточно внимательно просмотрела больше шестисот фотографий, но Сизарь не нашел ни единого знакомого лица.

— Может, и правда случайность? — наконец предположил он. — Или кто-то другой руку приложил? Ты говорила, там еще гадалка какая-то крутилась?

— Первый раз — гадалка, второй — парень, на третий мы и вовсе вдвоем все затеяли. Так что на ней все сходится совершенно точно.

— Тогда не знаю, — развел руками молодой человек. — И главное, непонятно, в чем смысл? Если ни я, ни ты таких знакомств не заказывали, тогда нафига вообще ей могло понадобиться все это тайное сватовство?

— А может, она и вправду работает на ЦРУ? — предположила девушка. — Она хотела сделать меня твоей любовницей, чтобы потом через меня качать из тебя секретную информацию?

— Ты сама-то в это веришь? — поинтересовался Сизарь.

Лана вздохнула и с надеждой поправилась:

— А может, конкуренты?

Леша только улыбнулся.

— Да, обидно. А я уже месть придумала. Такую, что пробьет навылет!

— Любопытно.

— Мы же с ней на Селигере в одном номере жили, — оживилась журналистка. — И я знаю, как она предохраняется. Специальные такие свечи есть, если ты не в курсе. Можно купить точно такие же, через шприц аккуратненько ввести внутрь вытяжку из едкого перца и ей в комнату подсунуть. У нас в общаге все замки отвертками открываются. Когда к ней очередной хахаль придет, она воспользуется… А свеча ведь расходится не сразу… В общем, как сработает, то мужик, я думаю, спиной двери выбьет, а она сама неделю ракету будет изображать!

— Ты в прошлой жизни в гестапо не работала? — высказал свое мнение Сизарь.

— Я же только подумала. Гипотетически, — скромно потупила глазки девушка.

— Да уж. Гипотезы у тебя убийственные. Эйнштейн отдыхает. — Молодой человек рассмеялся и обнял Свету. — Выброси ты это из головы. Если эта Танечка как-то и связана с нашими встречами, рано или поздно эта тайна всплывет. И потом, ты ведь на нее за наше знакомство не обижена?

— Нет.

— Тогда за что мстить?

— Из принципа, — теперь улыбнулась и Светлана.

— Забудь. — Сизарь вернулся к обеденному столу. — Кофе совсем остыл. Интересно, что делают в люксах в таких случаях? Кипятильников тут вроде нет.

— Пьют холодным, аристократически оттопыривая пальчик.

Они закончили завтрак, и Света спросила:

— Ты не обидишься, если я отвлекусь и напишу три статьи? Коротких, по полторы страницы. По вчерашнему награждению.

— Ладно. Я тоже поработаю. «Маяк» чего-то затихарился, а должны уже давно данные по испытаниям прислать.

— Алёшенька… — вкрадчиво начала девушка.

— Давай сразу к сути, — предложил Сизарь.

— Мой ноут дома остался. Я хотела на твоем все сделать.

— Эхе-хе-х… Ну, ладно, садись. — Алексей допил кофе и стал переодеваться.

— А ты что будешь делать?

— Схожу пока в бассейн. Тут есть два разных для постояльцев. Верхний, говорят, открытый, теплый, со стеклянной наружной стеной и видом на Москву. Хоть раз воспользуюсь.

— Мяу-у… — жалобно округлились глаза девушки.

— Ты так смотришь, как будто я тебя на цепь посадил. Ты же сама работать хотела?

— Мяу-у…

— Ладно, пошли.

Для тех, кто выбирается из постели ближе к часу, время бежит быстро. Алексей и Лана поплавали в бассейне, сходили в зеркальное кафе, превращенное в лабиринт из отдельных кабинок, посетили зимний сад — и вдруг оказалось, что день уже закончился. Скромный ужин в ресторане — и в номер молодые люди вернулись после девяти.

Девушка тут же прилипла к компьютеру — отрабатывать долги, Сизарь засел в кресле у телевизора, посмотрел новости, фильм об очередном астероиде, чуть было не уничтожившем Землю, но в самый последний миг храбро расстрелянном из двух «стингеров» непокорным мавром, который отказался выполнять приказ белого самодура-офицера о смирении и молитве. Куда при этом исчезла инерционная масса примерно в двести тысяч тонн льда и камня, создатели шедевра предпочли скромно умолчать.

Ближе к одиннадцати удивление Алексея стало нарастать. Он выключил панель, разобрал постель, разделся и отправился к гостье, что-то рычащей себе под нос и воинственно бьющей по клавишам.

— Лана, ты не слишком заработалась? Может, закончишь утром?

— Зачем утром? У меня времени много, — подняла она голову и весело ему подмигнула. — Я тут подумала, что раз ты христианин, то внебрачный блуд тебе запрещен. И своими наглыми предложениями о сексе я оскорбляю твои религиозные предра-а-а-сс… утки… Сутки… А-а-а! — Вернувшись к работе, журналистка поняла, что запуталась в клавишах и принялась править слова последнего предложения. — Утки, сутки… В общем, британских ученых побоку, буду беречь целомудрие. Все ради тебя, милый. Все ради… «Радиоастрон» или «радиа…»?

— «О», — ответил Сизарь. — Может, сделаешь перерыв?

— Не веришь? — усмехнулась журналистка. — Все вы такие. Говорите одно, делаете другое, хотите третьего. А кто честен, тот для вас сразу «кролик»… Где тут буква «ё»?

— В слове «кролик» нет буквы «ё».

— Зато она есть в слове «ёлки»… Они ведь обещали ее для всех отличников по физике.

— Лана, ты когда-нибудь играла в карты? — Сизарь зарылся носом в ее волосы.

— Кто же в них не играл? — сохранила текст девушка.

— Тогда ты должна знать, милая, что, чем сложнее правила, тем интереснее игра. И в каждой есть обязательные запреты. И запреты очень, очень обязательные… — Он наклонился ниже, дыша в волосы, прошел губами по ее горячему розовому ушку, двинулся дальше, шепча губами в шею: — А также имеются козыри, джокеры… — Теперь его руки могли коснуться упругой груди гостьи. — Есть разные масти… — Правая рука скользнула ниже, к бедрам, левая проникла в вырез платья, в то время как губы целовали подбородок. — …масти старшие и младшие…

Он запечатал рот девушки поцелуем, пальцы правой руки заставили выгнуться ее тело. Лана, дернулась, пнув ногой столешницу, стул повалился назад, и молодой человек без труда смог перехватить ее на руки, перенести на постель.

— Нет, нельзя, — зашептала она в перерывах между поцелуями. — Тебе придется страдать и каяться.

— Ради тебя хоть на костер. — Он скинул с ее плеч лямочки платья, вместе с ними отпрянул вниз и начал новое восхождение, целуя ее пальчики и ступни, щиколотки и колени, заставляя Лану жалобно стонать и скрести пальцами простыню…

Алексей добился своего только к полуночи, оставив несчастную жертву в бессилии лежать головой между подушек, с запутавшимися в одеяле ногами. После победы он мужественно поднялся, дошел до ноутбука, еще раз сохранил текст поверженной журналистки и перевел компьютер в спящий режим.

— Хорошо, я сдаюсь, — неожиданно прошептала девушка. — Я согласна стать твоею навсегда. И будь все что будет.

— Ты прекрасна, Лана. Созерцать тебя — одно удовольствие.

— Это все равно, что не ответить вообще, — приподнялась она на локте. — Почему ты молчишь?

— Опыт предыдущих контактов подсказывает, моя милая, что первые двое суток у нас все идет хорошо. И только к третьему дню ситуация меняется так, что у нас возникает желание друг друга убить.

— Господи, тебе только геометрию в школе преподавать, — упав на подушку, схватилась за голову Светлана. — Ты говоришь о любви так, словно о задачке с двумя бассейнами.

— Уж кто бы попрекал! Как насчет секса три раза в сутки по рекомендациям британских ученых?

— Намекаешь, что пробил третий день, и мы начинаем ссориться? — снова приподнялась она. — Не дождешься. Я с тобой согласна, дорогой!

— С чем?

— Со всем, дорогой! Все, что хочешь, дорогой! Будь по-твоему, дорогой! Кто бы мог подумать, что в обычной колоде всего тридцать четыре карты?

— Тридцать шесть, — машинально поправил Сизарь.

— Может быть, пересчитаем, дорогой? — заговорщицки ухмыльнувшись, отвалилась обратно в подушки девушка.

Ночь была долгой и сладкой, но завершилась резко и грубо. Утром, когда Алексей еще благостно дремал под торопливый перестук клавиш, Света вдруг метнулась через весь номер и яростно затрясла его сквозь одеяло:

— Вставай, Лёша! Ваш концерн накрылся! Все, хана, его закрывают!

— Что?! — сел он в постели.

— Американский конгресс запретил банкам проводить платежи корпорации «Молибден»! Все, это хана! За пределами России вам теперь ни одного цента не получить! Да и в России половина денег через американские платежные системы двигаются.

— Не может быть… — Сизарь выбрался из постели, подошел к ноутбуку, увидел заголовок статьи. — От, ёжкин кот!

— Теперь Тумарин убьет сначала тебя, — пообещала девушка, — а потом меня. Или наоборот. А потом ваш Топорков убьет нас обоих!

— Подожди, я ничего не понимаю. — Усвоить содержание статьи за несколько секунд молодой человек, естественно, не успел.

— Здесь написано, что конгресс счел оскорбительным демонстративный жест компании «Молибден», которая назвала один из своих новых космических кораблей «Святой Светланой» в то самое время, когда идет расследование признаков религиозной нетерпимости в ее деятельности. А назвал ее так ты! Из-за меня! Господи, нас застрелят… Нам нужно спрятаться. Мы угробили одну из крупнейших корпораций России!

— Подожди, не суетись… — Сизарь нашел свой телефон, вызвал Тумарина: — Денис, последние новости слышал? Конгресс запретил переводы корпорации «Молибден». Что теперь делать?

— Тебе? Садиться в автобус и ехать в Муром. — В трубке было слышно, что Тумарин зевает. — Там сейчас экзамены. Пилотов выпускаем. А я приеду дня через четыре, на вручение дипломов.

— А что с запретом на платежи?

— Без понятия, я только проснулся. Но мы пока еще числимся «Агентством межпланетных перелетов». Может, нас это и не касается?

— Ага! А челнок «Святая Светлана» чей?

— Я позвоню начальству. А ты собирайся, у тебя своя работа. К Новому году нам нужен новый прорыв. Концентрируйся на этом. Готовим первый пуск катапульты. Так что расслабься и просто работай. Хорошо?

— Да, Денис, понял, — кивнул Сизарь и отключился.

— Что там? — с тревогой спросила Света.

— Мне в очередной раз напомнили, что я бомж. И мне пора бросать эту гостиницу и чесать в центр подготовки космонавтов — принимать пополнение.

— А я?

— Тебя-то это точно никаким боком не касается. Можешь не волноваться.

— Ты меня оставляешь?

— Лана, милая моя, — взял ее за руки Сизарь. — С тобой очень хорошо. Отдыхать, проводить дни и ночи, посвящать тебе всего себя целиком. Но ты отлично знаешь, чем заканчиваются наши совместные будни. Я не хочу, чтобы мы опять поссорились и расстались. Я хочу, чтобы мы встречались снова и снова. Я сейчас уеду, решу навалившиеся вопросы, а как только освобожусь — сразу позвоню. Мы с тобой встретимся. Что-нибудь придумаем, или хоть устроим свидание просто так.

— Ты меня бросаешь?

— Нет, я тебя сберегаю. И, кстати, можешь сказать этой своей Татьяне, что мы опять поссорились. Если она затеет новую «случайность», тут мы ее с поличным и возьмем, не отвертится.

— И насуем свечей… — сквозь зубы буркнула недовольная девушка.

— Нет, подарим охапку алых роз. За то, что подарила нам много дней счастья. — Он привлек девушку к себе и крепко обнял. — Разве это плохо?

— Я буду ждать, — ответила Лана и подставила губы для поцелуя.

* * *

Тумарин в эти самые минуты набирал номер самого старого сотрудника концерна. Сергей Иммануилович ответил сразу:

— Что-то ты сегодня рано, Денис. Думал, ты еще спишь.

— Вы слышали, что конгресс запретил наши банковские переводы?

— Какая разница, юноша? — ничуть не обеспокоился старик. — Без подписи президента это решение законом не является. Давай я тебе лучше расскажу другую, куда более занятную историю.

— Да, Сергей Иммануилович, слушаю. — Тумарин разговаривал, спускаясь по лестнице. Аривжа еще спала, и тревожить жену он не хотел.

— После той интересной беседы… Ну, после переговоров с «Маяком»… Так вот, я попросил нескольких сотрудников внимательнее присмотреться к анкете журналистки и происхождению данных. Наши сотрудники нашли даму, которая проводила опрос, оценили еще несколько сданных ею опросных листов, нашли некоторые несуразности и противоречия, провели допрос в рамках факта расхищения средств, слегка нажали… Ну, в общем, призналась дамочка, что денежек очень хотелось, а сидеть и опрашивать людей было лень, да и долго, а потому примерно полторы сотни анкет, включая опросник Светланы Бирнаевой, она заполняла от балды, используя имена, фамилии и адреса из базы данных, а все остальное высасывая из пальца.

— Вот, черт, — остановился перед холодильником Денис.

— Вот именно! — согласился Сергей Иммануилович. — Мы теперь собираем всех этих недоделанных парамедиков и прогоняем через полиграф. Дорого, конечно, а куда денешься? На сегодня так выходит, что процентов двадцать нашей базы данных — это просто мусор, напрасно занятые мегабайты жестких дисков и пущенные на ветер деньги.

— Получается, мы оказались ребятами, которые из самых добрых побуждений раз за разом Лёшке втыкали шило в задницу? — тихо рассмеялся Денис. — Как хорошо, что он об этом никогда не узнает.

— Очень на это надеюсь. Как он, кстати?

— Ну, в лимузине они вроде как немного подрались, но вышли вместе. Потом я их очень тепленьких отвез в гостиницу, а дальше не знаю. Со свечкой не стоял. На базе под Муромом узнаю. Если поехал без нее — значит, опять погрызлись.

— Исходя из того, что ты рассказывал раньше, шансы на продолжение их знакомства держатся сильно ниже нуля. Ладно, пока он катается, подготовим ему нормальную партнершу с предельно оптимальным психологическим портретом. Сделаем легенду, познакомим… И на этом, надеюсь, весь этот глупый фарс будет исчерпан.

— Неужели не наигрались, Сергей Иммануилович? Может, оставим Сизаря в покое?

— Как раз наоборот, Денис. Я чувствую себя виноватым и хочу загладить перед молодым человеком свою вину. Что-то я к старости стал совершать все больше и больше ошибок. Видимо, пора на покой.

— Кто же вас отпустит, Сергей Иммануилович?

— Я имею в виду тот покой, который разрешения не спрашивает. У меня ныне, кроме головы, больше никакие органы и не работают. Если и мозги откажут — меня, считай, и нет.

— Вы и сейчас умнее всех нас вместе взятых, Сергей Иммануилович, — польстил старику Тумарин.

— Это, Денис, не мое достоинство, а ваш недостаток! Хотя за добрые слова, конечно, спасибо. Ладно, занимайся своим делом, а я займусь своим.

— Всего доброго, Сергей Иммануилович.

— Постараюсь…

Идеальный брак

Выпускные экзамены и церемония вручения дипломов на учебной базе «Агентства межпланетных перелетов» закончились банкетом. Продолжительным, но безалкогольным. По этой причине вечером того же дня Тумарин смог спокойно сесть за руль своего «патриота» и вместе с Сизарем умчаться в сторону Москвы. Выпускники полным составом остались на базе. Им, вместе с еще шестьюдесятью новобранцами, предстояло прослушать двухнедельные лекции инженеров ГКНПЦ им. М. В. Хруничева по технологии сборки рабочей окололунной орбитальной станции.

— Не могу отделаться от ощущения, — признал Алексей, — что эти мальчишки не поняли и половины того, что я им рассказал о принципе работы двигателя и его узлов. Управлять научились — а что к чему, соображают не очень.

— Не бери в голову, — махнул рукой Денис. — Топорков, конечно, жмотился, но мы все-таки договорились, что на орбите «Касатки» будут работать парами. При неразрешимой аварийной ситуации один челнок всегда сможет принять на борт экипаж другого. К тому же, связь на околоземных орбитах сегодня надежная, упасть оттуда по глупой оплошности физически невозможно, чай не в самолете. У тебя в кармане тоже трубка всегда лежит. Если что, всегда можно связаться с тобой или бригадой технического обслуживания, определить проблему и устранить неполадки. О-о, кажись очередные вариации на тему…

Денис полез в карман, вытянул телефон:

— Это «Маяк». Лёш, возьми в бардачке гарнитуру, воткни сбоку в разъем. — Он дождался, пока друг подключит наушники, сунул один в ухо: — Слушаю, Тумарин… Он сейчас рядом со мной, но мы оба в машине. Давайте решим это завтра с утра? Записывайте адрес…

Закончив разговор, Денис выдернул наушник:

— Загородный домик отменяется, едем на мою квартиру в Москве. Это Филипп Федорович из московского представительства, они закончили испытания урановых капсул, хотят подписать с тобой согласительный протокол.

— Ага, уже разбежался! — хмыкнул Сизарь. — А данные испытаний?

— Завтра утром пришлют курьером ко мне домой.

— Они про такое понятие, как «электронная почта», никогда не слышали?

— Не только слышали, но и пытались объяснить про нее бумажному протоколу, — ухмыльнулся Тумарин. — Но документы все равно отказались влезать в розетку. К тому же, там данных на сорок семь гигабайт, и большая часть считается закрытой информацией. Так что пусть лучше принесут на флешке. Нужно жену предупредить, чтобы не волновалась…

В столицу они примчались только в два часа ночи и сразу легли спать. Поднялись в девять. Тумарин заказал пиццу, оправился в душ, но тут в дверь решительно позвонили. Сизарь отправился открывать… и вздрогнул от неожиданности:

— Лана? Откуда ты?

— Лена, — поправила девушка. — А мы разве знакомы?

— Извините, — посторонился Алексей. — Просто вы невероятно похожи на одну журналистку. Вы с пиццей?

— Я с договором и флешкой, — ответила гостья. — Филипп Федорович просил подписать протокол и немедленно привезти в представительство. Без него невозможно начинать юстировку оборудования.

У нее были те же голубые глаза, те же волосы, губы, нос, плечи и фигура. Даже ростом она ничем не отличалась от Светланы! Разве только вместо пухлой куртки девушка носила элегантное синее драповое пальто, из-под которого вместо привычных Светиных джинсов виднелись глянцевые сапоги.

— Доброе утро, — выглянул из ванной завернувшийся в полотенце Тумарин. — Какими судьбами в наших краях?

— Я из представительства «Маяка», — повернулась к нему девушка. — С протоколом и данными испытаний.

— Понятно. Лёша, дай мне одежду.

Через минуту он уже включал свою компьютерную систему.

— А у кого мне подписывать документы? — достав из плоской сумочки папку, спросила гостья.

— Прошу любить и жаловать, Алексей Сизарь, — указал на друга Денис. — Изобретатель, разработчик и создатель термоядерного двигателя для космических кораблей. Капсулы делаются для его системы, он протоколы и утвердит.

Девушка повернулась к Лёше, протянула папку ему, но моторист «Агентства межпланетных перелетов» отрицательно покачал головой:

— Сперва давайте посмотрим результаты и сверим данные с техническими требованиями и вольфрамовым вариантом. А уже потом подумаем, подписывать соглашение или нет.

— Мне сказали, чтобы я без протокола не возвращалась, — опустила папочку гостья.

— Что я могу сказать, Леночка, — развел руками Тумарин. — Тогда раздевайтесь, присаживайтесь, вешалка возле двери. Если данных и правда на сорок семь гигабайт, то просмотреть их быстро не получится.

В дверь опять позвонили, на этот раз с пиццей.

Пока Сизарь освобождал место на столе, раскладывал еду и набирал в стаканы воду, Тумарин загрузил на «винт» информацию с флешки, нашел библиотеки с нужными для сравнения данными и старыми протоколами, тоже подошел к столу, взялся за пиццу, кивнул девушке:

— Вы извините, Лена, мы прямо с дороги. Ничего сегодня и вчера вечером не ели. Не хотите составить компанию?

— Вы же так себе желудок испортите, мужчины! — В своей белой полупрозрачной блузке с вышивкой у плеч и в строгой черной юбке с золоченым пояском гостья выглядела от силы на двадцать пять, но разговаривала нравоучительно. — Если не того хуже. Как можно пить некипяченую воду? Откуда вы знаете, что напихали пекари в эту ватрушку, в каком месте ее делали и правильно ли готовили? Вон, я вижу, тесто пересушено.

— Очень кушать хочется, Леночка, — засмеялся в ответ Сизарь. — Если что, водкой продезинфицируем.

— Вот только водки в доме нет, — посетовал Тумарин. — Вы не пугайтесь, девушка. Просто эта квартира у нас уже давно стала чем-то вроде рабочего кабинета. Обо мне жена дома заботится, Лёша в Москве только наездами бывает. Так что здесь ничего съедобного уже давно нет. А все эти чайники, плиты, сковородки, холодильники и посуда — это рудименты прежней холостяцкой жизни. Считайте их декоративными украшениями. Хотя вру. Если засиживаемся за компьютером, постель используем по прямому назначению. Нужно, кстати, постельное белье поменять, — поднялся он. — Лёш, ты если здесь останешься, чистые простыни и наволочки из шкафа возьми.

— Угу… — Сизарь, еще дожевывая пиццу, уже бродил возле экрана, сравнивая графики теплопередачи старых капсул и «маяковских». — Смотри, тут всплеск на линии раскрытия!

— Там миллионные доли секунды учитываются, — напомнил ему Денис. — Начальные и конечные температуры совпадают. Так что на результат вспышки разница развития режима никак не повлияет.

— Но ведь откуда-то она берется? Может, развитие реакции синтеза по другому сценарию идет? Нужно плотность нейтронного потока смотреть. Вероятно, уран дает лишние частицы.

— Их же там поштучно считать приходится! Это синтез, а не деление. Каскада нет и быть не может.

— Ага, счас… — Запихав остатки пиццы в рот, Сизарь полез в базу данных. — Мы делаем оболочку из урана и игнорируем возможность реакции деления? Тумарин, ты как был двоечником, так и остался. У нас во вспышке скачки до плюс пятнадцать по мощности могут возникнуть. Тебе этого надо?

— Прирост мощности?

— Выработка амортизаторов! — Алексей торопливо пролистал страницы. — Ага, есть! Они эту возможность оценили. Не то что некоторые. Молодцы, уважаю.

— Не обращайте внимания, — повернувшись к девушке, развел руками Тумарин. — Он сам не соображает, что несет. Когда Лёша работает, это у него равносильно потере сознания. Полное отключение от реальности.

— Сам ты Гендальф, — кратко бросил через плечо Сизарь.

— Вот, слышали? — только улыбнулся Денис, отошел к постели, снял с нее белье, взял тюк под мышку: — Я выйду на минуту. Кину в багажник.

Когда он вернулся, Сизарь напряженно метался между экранами, что-то сравнивая, выписывая на коробке из-под пиццы интегралы, и недовольно бурчал себе под нос.

— Чего-нибудь получается, Алексей? — громко спросил Тумарин.

— В общем и целом может пойти, — пробормотал Сизарь. — Но плотность нейтронов все равно выходит завышенной. Плюс два процента.

— Почему?

— В третьей папке «прим-н» полный анализ, — ткнул пальцем в угол верхнего правого монитора моторист.

— Ага, — согласно кивнул Тумарин, даже не пытаясь туда заглядывать. — Это сильно повлияет на мощность вспышки?

— Практически нет. Но вот дополнительный нагрев опорный плиты мы огребем однозначно.

— Насколько? — встревожился Денис, хорошо зная, что в космосе проблема охлаждения всегда была, есть и будет основной головной болью.

— Считаю… — буркнул Сизарь.

— Это у тебя надолго?

— Слушай, ты, начальник, — все же обратил на него внимание моторист. — Отстань! Не видишь, я занят?

— Минимум полдня, — сделал вывод Тумарин.

— Простите, Денис, — поднялась с подоконника гостья. — У вас фартук есть?

— В шкафу должен быть. А что?

— Да запылились совсем ваши «декорации». Хоть займусь чем-нибудь, пока Алексей работает.

— Так, может, вы просто потом подъедете? Это явно надолго.

— Мне Филипп Федорович категорически приказал без протокола не уходить, — стоически вздохнула девушка. — И сразу звонить, если что-то пойдет не так.

— А мы ему не скажем, — пообещал Тумарин.

— Не, так нельзя, — отказалась Лена. — Раз поручили, нужно выполнять до конца.

— Тоже правильно, — признал Денис. — Тогда я со своей стороны тоже хочу обратиться к вам с просьбой. — Он полез в карман. — Это ключи от квартиры. Мне к жене очень нужно съездить, она беспокоится. Когда Лёша закончит, отдайте ему и предупредите, чтобы перед отъездом вернул. Ему сейчас это говорить бесполезно, запросто мимо ушей пропустит. Вы его не бойтесь, он в данный момент существо эфемерное. Если что-то начнет говорить — не обращайте внимания. Это все про работу и по работе. В общем, отдайте ему ключи в обмен на подписанный протокол, хорошо?

— Вы же меня совсем не знаете, Денис… — удивилась гостья.

— Неправда, — улыбнулся Тумарин. — Вы секретарь Филиппа Федоровича, правильно? Вот видите! Вы наш коллега, а вовсе не человек с улицы. К тому же, это помещение практически служебное, денег и драгоценностей, и даже ценных документов здесь нет. И оставляю я в нем Сизаря, а не вас. Вы просто передадите ключи. Причем очень мне этим поможете. Хорошо?

— Если так, то да, передам, — согласилась девушка.

— Большое спасибо… — Тумарин обернулся на мурлыкающего над очередным графиком друга и улыбнулся: — В общем, оставляю вас за старшую.

Сизарь шутки не оценил и даже не заметил. Однако его тоже можно было понять: когда в голове нужно одновременно удерживать плотность и энергоемкость уже отработанной реакции синтеза, сравнивать ее с экспериментальной, одновременно учитывая время инициации, массовые показатели превратившегося в плазму вещества, его теплоемкость по степени воздействия на плиту, как по показателям давления, так и по нагреву, причем переменному в зависимости от потока частиц при разном составе… Тут уже не до поддержания светских бесед. Даже учитывая то, что половина показателей выводилась, сохранялась и интегрировалась на экранах — голова все равно пухла от избытка информации.

— Общий выброс совпадает, скорость плазмы прямо коррелирует с массой капсулы, а проникающая радиация к температуре дает всего «сотки». — Он и сам не замечал, то ли говорит вслух, то ли думает про себя. — Графит, конечно, съест все. Но вот за пределами экрана может случиться облучение. Это у нас фоновые три шестерки выходят… При квадрате расстояния… Пять тысяч метров. Да, безопасная зона получается, как у рентгеновского аппарата.

— Алексей, вас можно ненадолго отвлечь?

— На что? — Прямое обращение он все-таки услышал.

— Вы уже шесть часов из угла в угол бегаете. Может, все же пообедаете? Я пельменей поджарила и кетчуп купила. Вы едите кетчуп?

— Жареные пельмени? — изумился Сизарь.

— Отец говорил, что пельмени — это главная пища холостяка. Вот я и подумала, что варить не стоит. Вареные вам наверняка надоели. А другого обеда тут не приготовишь. Ничего нет. В лавочке у дома продают пельмени и кетчуп, а уходить дальше я не рискнула. Будете?

— Спасибо, Лена. Никогда в жизни не пробовал жареных пельменей.

Девушка положила угощение ему в тарелку, капнула на край кетчуп. Молодой человек кивнул, наколол вилкой пару пельмешек — но тут его взгляд уполз обратно к мониторам и моментально посоловел. Что, впрочем, не мешало Сизарю задумчиво отправлять в рот одну пельменину за другой. Посмотрев за происходящим, Лена переложила ему со сковороды остатки еды. Алексей умял все до конца, еще немного пошарил вилкой и пересел к клавиатуре.

Гостья вздохнула, заварила чай, помыла посуду, после чего отнесла чашку Алексею:

— Вы с сахаром или без?

— Да, спасибо. — Тот осушил чашку, поставил ее на полку с системными блоками и потянул «мышкой» график, накладывая его один на другой: — Здесь тоже совпадает до трех десятых. А данных по плотности нет совсем.

— Еще заварить? — забрала чашку Лена.

— Заварить… — потусторонним голосом ответил Сизарь.

— Или нет?

— Или нет, — согласился Алексей.

Гостья подумала, и все-таки заварила. Поднесла к руке. Алексей принял и выпил.

— Не очень сладко?

— Угу.

— Сама бы не видела — ни за что бы не поверила!

— Что? — обернулся на нее Сизарь.

— Вы работайте, не буду отвлекать, — кивнула девушка.

— Ага, спасибо… — Он пролистал вниз таблички сперва на левом, потом на правом экране. — Здесь все корректно. Смотри, они даже температуру вылета померили! Или это они так скорость вычисляли? Масса на температуру будет равно энергии…

Сломался он около семи вечера, закрыв экраны и решительно вскинув руки:

— Д-да! Мы сделали это!

— Что сделали, Алексей? — спросила скучающая на подоконнике гостья.

— Мы обосновали возможность замены вольфрамовой оболочки капсулы на урановую! Правда, давление поджигающих лучей у нас при этом падает к нижней черте. Но мощность лазеров увеличить не проблема, причем даже самые первые, из кустарного «клипера» все равно должны срабатывать достаточно уверенно. В девятьсот девяносто четырех случаях из тысячи. И последние шесть тысячных устраняются повышением мощности на пятнадцать процентов. Хотя лучше, конечно, добавить все пятьдесят.

— Это значит, что вы подпишете протокол?

— Ой, простите, Леночка, я совсем про него забыл! — Сизарь убрал с лица довольную улыбку. — Я ведь вас, наверное, вконец умучил?

— Нет, ничего. Просто я ничего не поняла. Ради чего вы так старались, что сравнивали?

— Урановая капсула будет стоить раз в семь-восемь дешевле. Сиречь, цену на билет до Венеры можно срезать сразу втрое. А «Маяк» практически даром избавится от изрядной груды отходов переработки урановой руды. Что тоже есть очень большой плюс.

— Но ведь тогда он станет засорять Солнечную систему?

— Не станет, Лена, ни капельки. Это будет плазма. Можно считать — искусственный солнечный ветер. Его постепенно снесет к порогу гелиопаузы, где он и останется на семь-восемь миллиардов лет дожидаться нового перерождения Солнечной системы вместе со всей остальной термоядерной отработкой. На фоне миллиардов тонн, которые теряет Солнце, даже самые рьяные наши старания можно вовсе не учитывать, как пренебрежительно малые. Это будет меньше земной океанской песчинки на фоне Юпитера.

— А что такое «гелиопауза»?

— По факту, это граница Солнечной системы, этакая огромная сфера диаметром в пятьсот астрономических единиц, — раскинул руки Сизарь. — Место, где солнечная гравитация уравновешивает инерцию солнечного ветра, выбрасываемого с поверхности звезды. Все, что выброшено отсюда, остается там навечно. Огромный темный мир потерянных частиц… Настоящий Аид, только реальный, а не вымышленный.

— Как вы интересно рассказываете, Алексей!

— Мы не только рассказываем, мы еще и делаем. Но я ваш должник, милая леди. Я помню, что вы кормили меня обедом. Не позволите пригласить вас на ужин?

— К сожалению, я должна отвезти протокол. Его ждут. А вы должны его подписать.

— Позвольте, я вас хотя бы провожу? На улице уже темно!

— Сначала хотя бы подпишите! — подойдя ближе, постучала по папке с бумагами гостья.

— Однако, вы целеустремленная девушка, — вытряхнул бумаги на стол Сизарь. — Это очень хорошая черта.

Он просмотрел листы, расписался на каждой странице, а также в реквизитах «Агентства межпланетных перелетов» на последней, оставил один экземпляр себе, а долю «Маяка» сложил стопочкой, опустил обратно в папку и передал гостье.

— Спасибо.

— Приятно было познакомиться. Или мне все-таки можно вас проводить?

— Буду только рада, — кивнула Лена. — Одной так поздно и вправду неуютно.

— Вот именно… Вы уверены, что вам нужно возвращаться на работу? Там, наверное, все уже разошлись.

— Нет, ждут. Они несколько раз звонили, пока вы работали. Просто, когда вы заняты, то ничего не замечаете. Я даже хотела положить вам в чай немного соли. Проверить — заметите или нет?

— А разве я пил чай?

Оба рассмеялись.

— В Челябинске через десять часов начинается рабочий день, — уточнила девушка. — Так что ждать до московского «завтра» им некогда.

— Да, об этом я как-то не подумал, — признал Алексей. — Тогда поехали?

Разбираться с общественным транспортом он не стал — просто поймал такси, которое всего за полчаса почти без пробок доставило их на Нахимовский проспект. Там девушка, поблагодарив, скрылась в двери кирпичной двухэтажки, больше похожей на доисторическую телефонную станцию, нежели на строение для офисов. Даже вывесок возле двери ни одной не оказалось, только кодовый замок, маленькая видеокамера — и все.

Вышла обратно Лена только через полчаса, удивленно остановилась, удерживая сумочку перед собой обеими руками:

— Вы еще здесь, Алексей? Я думала, вы уже уехали.

— Я ведь обещал вас проводить!

— Я думала, — оглянулась на здание девушка, — только досюда.

— Досюда — это была работа. А мне хотелось проводить именно вас. К тому же, я ваш должник. Может, заглянем куда-нибудь в кафе?

— Нет, родители волноваться будут. Я уже предупредила, что иду домой.

— Можно перезвонить.

— Если я скажу, что ушла в кафе, они будут волноваться еще сильнее. Может, мы просто прогуляемся? Мне здесь недалеко, до Новочеремушенской улицы.

— Хорошо, давайте просто погуляем, — согласился Сизарь.

Лена улыбнулась, подошла ближе, взяла его под Руку:

— А вы мне еще что-нибудь расскажете про космос?

— Если говорить о Вселенной, то начинать нужно с того, что она очень крохотная, всего семьдесят четыре миллиарда световых лет в диаметре.

— Это много или мало?

— Если в парсеках, то всего-навсего двадцать четыре на десять в девятой степени.

Девушка рассмеялась:

— В миллиардах было проще.

— Ну, чтобы было нагляднее, — поправился Сизарь, — скажу, что до ближайшей галактики два миллиона световых лет. Вселенная больше в тридцать тысяч раз.

— А как же бесконечные миллионы галактик, о которых нам говорили в школе?

— Все очень просто, Леночка, — заговорщицки прошептал Сизарь, обнял девушку за плечо и почти прижался щекой к щеке. — Посмотри налево, посмотри направо. Представь себе, что фонари — это галактики, а окна — это звезды. Видишь, как их много? А вон в тех и тех окнах, — показал он рукой, — звезды и галактики кажутся совсем тусклыми и далекими.

— Это отражение.

— Именно, — согласно кивнул молодой человек, отпуская ее плечо, но удерживая руку. — Мы живем в большой зеркальной комнате, где постоянно видим тысячи и тысячи отражений. Вон, видишь парочку в стекле джипа? Нам кажется, что это просто гуляют влюбленные, а на самом деле это мы и есть. А в другом зеркале — еще парочка. И в машине впереди еще одна. Тебе кажется, что вокруг невероятно много красивейших миров, миров с такими чудесными голубыми глазами, соболиными бровями, зовущими губами. А на самом деле это всего лишь мираж! И во всей Вселенной столь прекрасна лишь ты одна.

— Если бы наша физичка рассказывала об астрономии так же восторженно, как ты, я ни за что бы не пошла на химфак, — ответила спутница. — Стала бы астрономом.

— Путь к звездам извилист и непредсказуем, Леночка, — обнадежил ее Алексей. — Без химии на нем не обойтись. Это и топливо, и корпус, и дыхательные смеси. Кстати, а как ты попала на «Маяк»?

— По распределению. Я москвичка, поэтому и оставили здесь, в представительстве. Так это что, получается, стенки Вселенной сделаны из зеркал?

— Нет, она работает немного иначе. Из-за искривления пространства свет возвращается назад в ту же самую точку, из которой вышел. Видишь, впереди двое за руки взялись? Это можем быть мы. Просто из-за искривления пространства видим собственные спины.

— А ничего, что я в пальто и юбке, а эта девушка — в замшевой куртке и джинсах?

— Да, Леночка, да, — грустно вздохнул Сизарь. — Вселенная полна загадок, все еще неподвластных нашему слабому разуму.

Девушка рассмеялась и ткнулась лбом ему в плечо.

Так, под разговоры о квазарах и метеоритах они и дошли до девятиэтажки на широком бульваре.

— Спасибо, сегодня за вечер я узнала больше, чем за оба старших класса, — остановилась возле дорожки к дверям Лена. — Очень рада нашему знакомству. Я думала, вы старый угрюмый сыч, который, согнувшись, корпит с формулами над тетрадкой в клеточку. А вы — молодой и веселый. И очень забавный, когда работаете.

— А ведь я ваш должник, — снова припомнил Сизарь. — С меня ужин.

— Я обычно дома ужинаю. Моя мама очень вкусно готовит.

— Ну, хорошо, тогда обед, — поправился Алексей. — У вас когда обед в представительстве?

— Неудобно, — покачала головой девушка. — Я и так отняла у вас очень много времени.

— Не отняли, а подарили. Так во сколько мне вас завтра ждать?

— В половину первого… — Она развернулась и убежала к парадной.

Разумеется, после полудня Сизарь уже мерз возле кирпичной двухэтажки с букетом роз, спрятанных в три слоя оберточной бумаги. В назначенный час заветная дверь распахнулась, из нее выскочила стройная Лена в знакомом длинном пальто и кокетливом берете, лихо сбитом набок. Следом солидно вышел упитанный Филипп Федорович в кожаной кепочке и черной дутой куртке.

— Привет, Леночка, — вручил букет девушке Алексей. — В дневном свете ты просто великолепна.

— Спасибо, Лёша, — приняла она подношение.

— О, приветствую, товарищ Сизарь, — протянул Алексею руку глава представительства. — Очень хорошо, что вы здесь. Мучает меня одна мысль. Что, если оболочку капсул заниженной мощности сделать алюминиевой? При той же мощности заряда и тех же рабочих габаритах они за счет меньшей массы рабочего вещества дадут в пять-шесть раз меньшее давление на плиту.

— Меньше масса — выше скорость, — сходу отмел Алексей. — Результирующая сила окажется равной.

— А вот не факт, — покачал головой Филипп Федорович. — На максимальную скорость у нас есть эйнштейновское ограничение.

— Вальтер Ритц обычно дает лучший результат.

— Перестаньте, молодой человек, — отмахнулся глава представительства. — Все формулы, кроме высокоэнергетических, у них одинаковы, просто объяснения разные. В нашем случае это не имеет никакого значения.

— Я цветы в воду поставлю… — тихо попросилась девушка. — А то замерзнут.

— Да, Леночка, да, — согласился Филипп Федорович. — Мы тоже поднимемся. Я покажу товарищу прекрасную статью профессора Варотанова, посвященную как раз этому вопросу.

— Хватит обычной ссылки… — сказал Сизарь.

— Ссылку тоже дам, — развернулся к двери Филипп Федорович, и молодой человек волей-неволей пошел следом.

Внутри помещение представительства выглядело еще более скромно, нежели снаружи: три комнаты, выходящие в общую прихожую, где и стоял стол секретаря с двумя мониторами, телефоном и ксероксом. Филипп Федорович, сняв куртку и шляпу, вошел в кабинет с табличкой «Генеральный представитель», позвал оттуда гостя:

— Заходите, Сизарь! Сейчас, компьютер загрузится… А я знаю, что сделаю. Я попрошу Леночку эту статью для вас распечатать.

— Спасибо, очень красивые цветы. — Девушка как раз расправляла розы в высокой пластиковой канистре.

— Я сейчас… — виновато развел руками Алексей, прошел в кабинет, глянул Филиппу Федоровичу через плечо, тут же кивнул: — Знаю я эту статью. Чисто теоретические изыски. Практическими исследованиями не подтверждены.

— Не скажите, Сизарь… — Мужчина, словно вживаясь в кресло, покрутил седалищем, надежно обосновываясь между высокими подлокотниками, подтянул к себе клавиатуру: — Вы знаете, какие результаты выдал гатчинский ПИК при обстреле фольги медленными нейтронами? Сейчас, я открою вам график потока…

— Мы хотели сходить пообедать, Филипп Федорович.

— Ничего страшного. Я скажу Леночке, она все организует.

— Но мы с нею… В смысле… Обед… — Сизарь растерялся, не зная, можно ли сказать главе представительства «Маяка», что пригласил его секретаршу на свидание?

— Не беспокойтесь, она у меня умница, способна творить настоящие чудеса, — поднял голову Филипп Федорович: — Леночка, зайди, пожалуйста. А вы, Сизарь, смотрите на данные эксперимента. Там на графики кликать нужно, чтобы открылись.

— Лена, я сейчас… Я быстро… — пообещал Алексей…

* * *

…И спустя три часа заметил, что пьет приторно-соленый чай.

— О-о, черт, проклятье! — отпрянул он от монитора и поставил чашку. — Да, я все понял, Филипп Федорович. Вариант получается неплохой. Но это чисто теоретические выкладки. Без практических измерений говорить не о чем.

— Да, я понимаю. Но мне кажется, мы имеем достаточные основания для проведения опытов? Может быть, я приготовлю обоснования и пришлю вам на утверждение?

— Стоп, Филипп Федорович! — вскинул руки Сизарь. — У нас возникла большая сложность. Вчера по моей вине ваша сотрудница лишних полдня провела на работе, сегодня мы оставили ее без обеда. Это просто бесчестно с нашей стороны. Я настаиваю, чтобы завтра вы отпустили ее на полный день отдохнуть от служебных хлопот.

— Э-э-э… — поколебался «генеральный представитель», глядя то на экран, то на гостя, и в конце концов махнул рукой: — Да, вы правы. Леночка заслужила отдых. Так я приготовлю обоснование?

— Конечно… — не стал спорить Сизарь и, выскочив в соседнюю комнату, тут же упал на колено: — О прекрасная Елена! Твой рыцарь жутко виноват. Он пришел к тебе, но вместо битвы за твое сердце устроил сражение с чернотой космоса за дорогу к звездам. Зато он отвоевал еще одну ступеньку на дороге вверх. Примерно вот столько… — Алексей развел пальцы на пару сантиметров. — Так прости же его за этот подвиг и позволь загладить свою вину! — Не дожидаясь ответа, он поднялся и предупредил: — Завтра утром я заеду за тобой, и мы пойдем в аквапарк.

— Я завтра работаю.

— Нет, — мотнул головой молодой человек. — Не работаешь. Я тебя отпросил. Так ты пойдешь?

— Аквапарк, конечно, лучше работы, — улыбнулась девушка. — А что туда нужно? Полотенце, справку от врача?

— Купальник и тапочки. — Алексей поднял ее руку вместе с «мышкой» и поцеловал: — Завтра в десять? Вот и здорово. Пойду к Филиппу Федоровичу. Он хочет переложить на Тумарина связанные с экспериментами расходы, но заговорить об этом еще не решился. Не будем лишать твоего шефа такой возможности.

Идея с аквапарком оказалась великолепной. Попав из слякотной и холодной, серой, зимней Москвы в светлый и теплый, влажный тропический рай с пальмами и бассейнами, водяными горками, трамплинами и зелеными лабиринтами, Лена из строгой деловой дамы тут же превратилась в беззаботную девчонку: веселилась, шутила, играла с Алексеем в прятки и скидывала его в воду, ныряла на время — причем постоянно выигрывала — и каталась с горок наперегонки.

Уставшие и довольные после аквапарка, они зашли-таки в итальянский ресторан, где девушка безмятежно отпивалась шампанским, продолжая улыбаться — явно своим воспоминаниям. Однако, когда Сизарь предложил заглянуть к нему посмотреть снимки «Хабла», с той же улыбкой отрицательно покачала головой:

— Мы знакомы всего третий день, Алексей. Неужели ты уже готов разделить со мной жизнь? Или нет? Или что ты тогда предлагаешь?

— Просто продолжить вечер, — пожал он плечами.

— Я знаю, сейчас уже не модно относиться к этому всерьез, — все-таки перестала улыбаться она, крутя перед собой опустевший бокал до боли знакомым жестом, — но я так не могу. Если уж отдаваться, то как в омут, безоглядно и навсегда. А если этого безумия нет, то… Ты мне очень нравишься, Лёша. Но я тоже знаю тебя всего третий день. И сходить с ума мне все еще страшно. Ты меня проводишь?

— Разумеется. Но у тебя влажные волосы. Лучше заказать сюда такси.

Теплый уютный «форд», вызванный по телефону, довез их обоих до самой парадной, где жила девушка, и они торопливо нырнули в сумрачное тепло лестницы. Лена нажала кнопку лифта.

— Вот видишь, даже вечером я совсем не кусаюсь, — тихо сказал ей Сизарь. — Может, завтра все же поужинаем вместе?

— Ты меня приглашаешь? Все равно? — так же тихо ответила она.

— Ты о чем?

— Обо всем… — улыбнулась Лена.

— Мне приятно видеть тебя рядом, — шепнул Сизарь. — Слышать твой смех, касаться твоих волос…

Он наклонился и крепко поцеловал ее в губы. И она ответила. Так жадно, словно ждала этой возможности всю свою жизнь. А потом звякнули, раздвигаясь, створки лифта, и она быстро отступила в глубину кабинки.

— До завтра…

* * *

Соседку сверху Светлана встретила на третий день после отъезда Сизаря на базу подготовки космонавтов. Случайно, на лестнице. Радостно всплеснула руками и даже обняла:

— Привет, подруга! Ты как?

— Ничего, Светик, все путем, — пожала та плечами. — Пыхтим помаленьку.

— Как парень твой? Помнишь, как меня ради него в лесу на Селигере бросила?

— А-а, Пашка? — вздохнула Таня. — Смылся, козел. А ведь так ластился, так ластился… Думала, все, спалился. Теперь мой навеки. И поди же ты, полный обломиссиус! Как вернулись, пошел на работу — больше его и не видела.

— Все они такие, — кивнула Светлана. — Мой тоже смылся. С концами. Даже не звонит.

— Похотливые самцы, — отмахнулась Татьяна. — Живи днем сегодняшним, подруга. Завтра ничего нынешнего уже не останется.

Соседка поморщилась и отправилась к себе.

После этой встречи Света честно ждала ее появления дня три. Но Таня не подавала никаких признаков своего существования, и девушка поняла, что предыдущие подозрения оказались беспочвенными — встречи с Сизарем, которыми заканчивались их с Татьяной приключения, похоже, и вправду были случайными.

Была, правда, вероятность того, что Алексей все еще оставался в отъезде — но сайт «Агентства межпланетных перелетов» любезно подсказал, что выпуск пилотов в учебном центре корпорации «Молибден» уже состоялся, и что у агентства с корпорацией «Маяк» заключено соглашение о производстве новых, более эффективных капсул для космических кораблей. И не просто заключено — а подписано в Москве. И даже указано, кто именно его подписал.

После этого Светлана стала поглядывать на свой сотовый куда чаще, чем раньше. Она понимала, что у одного из ведущих конструкторов такого проекта, как освоение Венеры, не может быть много свободного времени. Но никогда в жизни она не стала бы звонить своему парню первой.

Однако уж Сизарь-то обязан это сделать при первой возможности!

Между тем, на два дня позднее «Агентства» своим успехом похвастался и «Маяк», мимоходом упомянув на своем сайте, что новый договор подписан в московском представительстве фирмы, и там же ведутся переговоры о новых, перспективных разработках.

Журналистке это показалось интересным. Мало ли что удастся разведать относительно контактов государственного предприятия и частной корпорации? Наверняка ведь воруют казенные средства, списывая на научные разработки!

Найти адрес представительства труда не составляло, и утром нового дня корреспондентка интернет-газеты «Тамерлан» заняла позицию возле жилого дома через сквер от кирпичной двухэтажки, на всякий случай запасясь двенадцатикратным туристским биноклем.

Практически весь день ничего не происходило, однако около четырех перед дверьми двухэтажки внезапно появился сверкающий бритой головой, несмотря на мороз, Сизарь. И не просто так, а с букетом цветов. Пока Светлана хваталась за бинокль, его уже впустили внутрь, и разглядеть подробностей она не смогла. Впрочем, примерно через полчаса молодой человек снова оказался на улице. Причем не один. Его вела под руку тощая смазливая студентка-переросток в голубом пальто и аляповатом берете.

Журналистка быстро сгребла манатки, вкруг дома метнулась на улицу, перебежала дорогу и привстала на цыпочки, прячась за припаркованный, заснеженный джип.

Ее подозрения оправдались в полной мере: парочка, медленно добредя до проспекта, остановилась на краю тротуара, и Сизарь начал ловить такси. Но делал он это крайне лениво: выходил между машинами, взмахивал рукой, возвращался обратно к своей старлетке, о чем-то говорил, снова выходил, взмахивал, возвращался.

А потом они стали целоваться. Жадно, взасос, словно не видевшиеся лет пять любовники, ничуть не стесняясь частых прохожих.

Светлана шарахнулась от джипа, резко присела, прижавшись спиной к грязному высокому колесу. Машина недовольно крякнула сигнализацией и замолчала, а вот сердце девушки продолжало стучать, как бешеное. На улице почему-то стало жарко, а вся душа Ланы буквально заледенела от лютой ненависти.

Немного придя в себя, она выпрямилась снова — но лишь для того, чтобы увидеть, как Сизарь и его спутница садятся в такси.

— Вот тварь!

Света услышала хруст, опустила глаза и увидела, что зажатый в ладони телефон разломан на две половинки.

Второй раз она появилась возле представительства «Маяка» через день, ближе к вечеру. Предатель не подвел — явился точно в четыре, опять с букетом. Нырнул внутрь, вышел под локоток с подружкой.

Светлана уже знакомой дорогой выскочила на проспект, вскинула руку. Почти сразу рядом с ней притормозила «Лада-Калина»:

— Тебе куда, красавица?

— Медленно вперед. — Она нырнула за заднее сиденье, вскинула удостоверение: — Я журналистка, веду расследование о расхищении государственных средств! Нужно проследить за одним из жуликов.

— У меня всего час свободного времени, — предупредил «бомбила».

— Уложимся.

— Тогда «пятерка», — ухмыльнулся он.

— Будет. — Светлана села, высунула голову над правым подголовником. — Видишь лысого уголовника с бабой? Это он, с любовницей. Тачку ловят. Запаркуйся чуть подальше, а как сядут — следом езжай.

— Шпионские страсти, — хмыкнул водитель, но послушался.

И опять Светлана оказалась права. Далеко подружку Сизарь не повез. Уже через четыре квартала они высадились у китайского ресторана. Журналистка расплатилась, немного выждала, чтобы не попасться на глаза, вошла в двери, возле порога стрельнула глазами по заведению, засекла голубков, уже изучающих меню, и повернула в их сторону.

Как обычно, вешалки для одежды посетителей стояли по углам зала. Знакомую куртку Лана увидела на правой, свернула к ней, сняла свою, повесила рядом. Потом смотала шарф и принялась неторопливо запихивать его в рукав. Как бы невзначай повернувшись и заслонив собой вешалку, она быстро скользнула пальцами в верхний Лёшин карман и тут же отошла к свободному столику, что стоял в стороне и за спиной Сизаря.

Подскочившая китаянка поставила перед ней чашку с горячим зеленым чаем.

— Пятьдесят водки, кальмаров в кляре и счет, — тихо заказала журналистка. — Где у вас туалет?

Официантка показала. Лана сходила туда, сделала в кабинке все необходимое, помыла руки, вернулась назад, свернула к вешалке за шарфом, замотала шею и села за стол.

Совсем рядом Сизарь мурлыкал о чем-то с девушкой, удерживая ее руки в своих. Выносить это было невероятно мучительно. Поэтому кальмаров Света запихала в рот горстями, запила их пахнущей одеколоном, китайской водкой, потом так же быстро заглотила чай, оставила на столе тысячу, прижав ее стопариком, поднялась, прихватила куртку и ушла прочь.

* * *

Тумарин бегом взбежал по лестнице, застучал в дверь кулаком:

— Лёх! Сизарь, это я! Открывай!

Щелкнул замок, Алексей отскочил назад, приседая и приплясывая:

— Чего орешь?

— Ничего себе! — зарычал Денис, заходя и оглядываясь. — Звонишь среди ночи, вопишь: «Срочно приезжай!» — бросаешь трубку и больше не снимаешь. Что я должен подумать? Выбор между «убивают» или «сам убился»…

— Я сейчас! — Сизарь кинулся в ванную комнату, оттуда послышался шум льющейся воды, сопровождаемый комментариями: «Сволочь! Тварь подколодная! Убью заразу!».

Убедившись, что с аппаратурой и квартирой все в порядке, Тумарин облегченно уселся в рабочее кресло, с интересом ожидая объяснений. Его друг, отдуваясь, вскоре вернулся и упал на постель с жалобным выдохом:

— У тебя выпить есть?!

— Нет, — покачал головой Денис.

— Вот, проклятье! И у меня тоже.

— Я знаю. Это моя квартира, — ухмыльнулся Тумарин. — Так что случилось? Ты какого рожна меня из семейной постели выдернул?

— Ты не поверишь… — сел на постели Алексей. — Я с девушкой познакомился.

— Обалдеть! — округлил глаза Денис. — Воистину катастрофа! Нужно звонить всем подряд в три часа ночи и орать, что сейчас сдохнешь!

— Да подожди ты! — Сизарь вскочил и забегал из угла в угол. — Вот зараза! То есть, это я про другое. В общем, познакомился с девушкой. Не снял на ночь, а реально познакомился! С нормальной! Натурально невинная девочка. Не знаю, как насчет всего, двадцать пять лет все-таки, но не курва клубная, это точно. Живет с родителями, жмется всячески, скромная вся из себя, при том понимающая, хозяйственная… Заботливая. Когда я свободен, я перед ней, как мог, стелился — это да. Но когда работаю… В общем, психов с ней из-за этого не случается. Ну, что не о ней, а о чем-то другом думаю. Черт! Короче, спокойно рядом с ней и хорошо, как у мамки на коленях. Все понимает, многое прощает.

— Я ее знаю?

— А ведь точно, знаешь! — затормозил Сизарь. — Она к нам из «Маяка» с протоколами приходила, когда ты меня с базы привез! Помнишь? Лена, Леночка?

— Имени не помню, — покачал головой Тумарин. — Но сама посыльная точно была. Я ей ключи оставлял. Она тут еще при мне всю пыль повытирала.

— Так я тебе про то и говорю! Маменькина дочка. Этакий оранжерейный цветок. И готовит, и убирает, и все помнит. Но к себе не подпускает. Целомудрие на марше.

— Так оно, Лёш, обычно одно на другое и завязано, — кивнул Денис. — Если баба лярва, то и нора будет, будто крысами погрызена. А если гнездышко на пряничный домик похоже, то и хозяйка, как хрустальная ваза, окажется. Мимоходом не полапаешь.

— Я сейчас… — опять сбегал в ванную поругаться Сизарь, вернулся и рухнул на постель лицом вниз.

— Так что с твоей лилией оранжерейной вышло? — поинтересовался Тумарин.

— У меня до нее оторва была, — простонал в одеяло Алексей. — Та завсегда навроде гранаты без чеки. Эта по сравнению со Светкой — просто ангел, даже не верится. В общем, неделя знакомства, а мы с ней только целовались. И ничего более, пока с родителями, типа, не познакомлюсь. И я, Денис, честно говоря, почти дозрел. Будет, думаю, жена красивая и ласковая. Дом, как у всех. Чисто, уютно, вкусно. Семейные обеды, супружеский долг. Ну, как у тебя.

— Я свою жену, Лёш, больше жизни люблю, — спокойно ответил Тумарин. — Душу за нее без колебаний продал. А случится что — и еще раз продам. Ты же, получается, за уют и обеды хочешь сдаться?

— Да говорю же, — перекатился на бок Сизарь. — С ней хорошо. И когда она льнет к тебе, к плечу жмется, мужчиной себя настоящим чувствуешь, на подвиги рвешься, кулаками в грудь стучать, как орангутангу, хочется. И прощать умеет. А что такое любовь? Вот, что? Может, это она самая и есть? Я за эту неделю ни с кем более и не спал ни разу, только о ней думал.

— Это аргумент, — с улыбкой признал Денис. — Так тебя, стало быть, из-за любви колбасит?

— Ой, не напоминай, — поморщился Сизарь и сел, подтянув под себя ноги. — Давай с самого начала все расскажу.

— А разве это было не с начала?

— Все, не перебивай! — вскинул он руки.

— Молчу.

— Итак, сегодня вторая неделя нашего знакомства. Эта милая, хрупкая и невинная орхидея сидит со мной в китайском ресторане… — Сизарь перевел дух. — Мы беседуем, друг к другу тянемся. Но прилюдно целоваться как-то неудобно все-таки. В темном параднике тискаться тоже пошло в нашем возрасте. Взрослые люди как-никак. Леночка себя как бы блюдет. Я пару раз подкатывал, но бывал послан. А тут я это все осторожно в чертах общих и словах обтекаемых излагаю. Что, типа, последний ряд в кино — это терпимо. Но если уж за ради целоваться — то у меня кино найдется, а экраны здесь такие, что не во всяком кинотеатре найдешь. Отчего бы нам просто наедине все же не остаться? Ну, и что я, типа, не насильник и лишнего не допущу.

— И?

— А она вдруг взяла и согласилась, — откинулся на спину Сизарь. — «Да, — говорит, — пусть будет». Как в омут, в общем, очертя голову и на весь мир наплевав.

— Счастливчик, — кивнул Тумарин. — Когда женщина идет не переспать, а чтобы отдаться, это многого стоит.

— Я знаю, знаю, знаю!!! — ударил кулаками в постель Алексей. — Я был счастлив! Да, я был счастлив. А уж чего я предвкушал — ты и представить себе не можешь!

— А что, история только начинается? — удивился Денис.

— И вот представь себе, — с легким подвыванием продолжил Лёша. — Я привожу ее сюда. У нас поет душа, и мы кидаемся друг на друга с такой страстью, что о каждом мгновении можно написать целый роман. Я изучаю губами ее тело, она с каждым поцелуем тает, как свеча, и теряет что-то из своей одежды. Огонь желания разгорается, будто факел разгонного блока, от жара вот-вот шторы тлеть начнут. Последний рубеж падает, и потому я быстренько добываю из кармана вполне понятное защитное приспособление, использую по назначению, продолжаю ластиться, добираюсь до цели. Она моя, она уже согласна на все… И тут вдруг я ощущаю, что в одном из мест становится слишком горячо. Причем уже не в переносном, а в самом прямом и натуральным смысле. Пока я колеблюсь, отвлекшись на эту загадку, становится уже не горячо, а типа как костер. А потом уже и вовсе, как паяльная лампа. А потом мне становится и вовсе ни до чего…

— И чего?

— Да ничего! — рявкнул Сизарь. — Картина маслом! Моя милая невинная хризантема лежит, прекрасная и обнаженная, в разобранной постели, а я ношусь, как ракета, матерясь во все горло, поминая всех святых и бесов и чертову бабу во всех ее многосложных окончаниях.

— Надо было снять! И помыться!

— А то ты один такой умный! — во все горло заорал Сизарь. — И снял, и мыл, и с мылом, и мочалкой тер! Знаешь, как больно?! Да чтоб я сдох, оно только хуже становится! Въедается еще глубже и жжет термитной смесью!

— Без подробностей, — попросил Тумарин. — А то мне от одного рассказа уже не по себе стало.

— Во-во! — ткнул в его сторону пальцем Алексей. — Короче, когда я начал немного соображать, моей нежной оранжерейной лилии уже и след простыл. И надо сказать, я ее вполне понимаю. После того, что она от меня услышала по поводу небес, прежних знакомых и женщин вообще, я бы сам с собой никогда в жизни больше не разговаривал. Светка, сволочь, добилась-таки своего!

— Почему Света? — уточнил Тумарин.

— А вот почему… — Молодой человек скатился с постели, подошел к куртке, выдернул из нагрудного кармана два презерватива, кинул Денису. — Посмотри, видишь у каждого в центре махонькую дырочку? След от шприца. Эта зараза вколола мне во все три вытяжку из красного перца.

— Дырочку вижу. Светиной подписи — нет.

— Во-первых, я ее знаю, — загнул палец Алексей. — Во-вторых, больше некому. А в третьих, это ее почерк. Я слышал, как она точно так же хотела отомстить своей подруге. Вся технология один в один. И шприц, и вытяжка, и место, в которое метилась. Это она, Светка. Можешь не сомневаться. Все совпадает четко.

— Хорошо, верю, — пожал плечами Тумарин. Теперь скажи, какого хрена ты мне звонил в три часа ночи и требовал немедленно приехать?

— А ты вот попробуй, натяни такую резиночку, — предложил Алексей.

— Э-э-э… — вскинул брови Денис. — Это нужно понимать как то, что ты дико извиняешься, поскольку находился в состоянии болевого шока?

— Ну, типа того, — вздохнул Сизарь. — Был маленько не в себе.

— Но почему мне, а не ей? — все-таки не понял Тумарин.

— Я знаю, как ей отомстить. — Алексей сел напротив Дениса на край постели. — У меня пару месяцев назад такая история случилась… Впрочем, нет, неважно. Просто хорошая идея. Короче, заходим на ее страницу в «контакт», берем крупные фотки, потом открываем любой порносайт, качаем оттуда «порево», делаем в фотошопе картинку, а потом выкладываем на ее страничку, на сайт ее газеты, на страницы, куда ведут ссылки с ее газеты, суем в ее интернет-резюме, на сайт общаги…

— Ты с ума сошел? — покрутил пальцем у виска Тумарин. — Мыслимое дело — девку так жестоко подставлять?

— А красный перец в гондон капать — это дело нормальное?! — заорал Лёша. — Ты хоть примерно представляешь, что мне пришлось перенести?!

— Ну… Может, она тебя приревновала?

— Я ей кто? Муж? Любовник? Сват, брат, отец? Какого хрена?!

— А может, вы эти свои родственные отношения как-нибудь проще выясните?

— Это война! Это хуже войны! — вскочил Сизарь. — Какие тут выяснения?! Ей нужно ответить так, чтобы всякие подлянки навсегда из головы вылетели! Чтобы и в мыслях даже не имела ко мне в дела влезать!

— Давай в полицию сообщим, и все.

— Ты хочешь меня выставить клоуном на всеобщее обозрение?

Тумарин недовольно замычал, понимая, что попал в безвыходную ситуацию.

— Ну, раз тебе так хочется отомстить, то вперед, — пожал он плечами. — Фотошоп я тебе открою, а порноресурсов в инете даже искать не надо. Сами постоянно вываливаются.

— Денис, ты мне друг? Ну, Тумарин?! Ты на чей стороне, на моей — или этой гадины? Вот никогда я тебя ни о чем не просил. Ни разу в жизни. На твои просьбы всегда откликался, а сам ни о чем не просил…

— Ладно, ладно! — вскинул руки Денис. — Я взломаю сайты, которые тебе нужны, и закачаю на них всю твою порнуху! Но только чтобы никогда в жизни ты даже близко с этим делом моего имени не упоминал. Я ничего не знаю, не знал и даже близко не проходил! Понял?

— Могила!

— Ё-моё, во что я из-за вас… — покачал головой Тумарин. — Дурдом. Короче, с фотошопом развлекайся сам. И сайты нужные тоже сам выбирай. Пять-шесть, не больше. Имей чувство меры. Будешь готов — разбудишь.

Денис разделся и забрался в освободившуюся постель, накрыв голову подушкой.

* * *

К католическому Рождеству Москву, после долгой оттепели, внезапно накрыло жестоким двадцатиградусным морозом. Под ясным небом дороги высохли, словно в летний зной, и оказались выбелены холодом до боли в глазах. Столбы, деревья, провода, рекламные растяжки покрылись толстой искрящейся шубой из изморози, а островерхий небоскреб корпорации «Молибден» и вовсе походил на огромную праздничную елку, накрытую белым покрывалом с разноцветными блесками.

Тумаринский «патриот» влетел в подземный гараж, не снижая скорости, со зловещим шелестом шипов по чистому асфальту. Денис остановился на своем парковочном месте возле лифта, прямо из дверцы вошел в кабину, поднялся наверх.

В кабинете мультимиллионера ухоженный Топорков и потертый жизнью Сергей Иммануилович сидели бок о бок на диване и внимательно смотрели канал «Американ Бродкастинг Кампани», по которому, на удивление, показывали памятную церемонию награждения в Роскосмосе. У микрофона как раз стоял порозовевший от выпитого Сизарь и торжественно вещал о своих отношениях с женщинами в уходящем году.

— В честь чего бенефис? — не удержался от вопроса Тумарин.

— Привет, Денис, — вскинул руку олигарх. — Ты когда-нибудь слышал фразу ценою в полтора миллиарда евро? Сейчас она будет… От, есть! Этак запросто «щелк» — и бюджет средней африканской страны перепрыгнул из одного кармана в другой.

Тумарин намеков миллионера не понял, да и вникать особо не стремился.

— У нас заседание правления? Ирина Владимировна придет?

— Нет, Денис, ее не будет, — покачал головой Топорков. — У нас сегодня состоится банальная хозяйственная планерка. А Ирина Владимировна женщина крайне занятая. Не будем отвлекать ее по пустякам. Не говоря уже о том, что сегодня у нее крайне, крайне напряженный день. Конница в седлах, полки под знаменами. Все только ждут команды к атаке. Кстати, моторист-то твой как к награде отнесся? Носит — или уже забыл?

— Нет, не носит, — покачал головой Тумарин. — Он сейчас в Никарагуа. Там жарко, а на майки медали не надевают.

— И как он? — сипло поинтересовался старик.

— Прекрасно. На нашей базе у него есть испытательный полигон, лаборатория, два технических центра. К тому же, туда переброшены уже три новых челнока, и они проходят предполетную подготовку. Центр «Макеева» обещает к марту второй носитель для воздушного старта подготовить. С глубокой защитой от воздействия ЭМИ. Тогда заживем.

— Посторонние к нему больше не подкатываются?

— Думаю, нет. Лёша сказал, что теперь у него на женщин аллергия.

Миллионер и Сергей Иммануилович рассмеялись. Знали они что-нибудь или просто понравилась шутка, Денис уточнять не стал. Они тоже в подробности углубляться не пожелали.

— А как Аривжа? Пришла в себя, успокоилась? Как себя чувствует?

— Все хорошо, Семен Александрович. Теперь она просто скучает. Работы у нее здесь нет, а я…

— Тихо, начинается! — вскинул палец олигарх.

— Сёма, сделай погромче, — попросил Сергей Иммануилович.

— Что там? — подошел к дивану Денис.

— Пресс-конференция американского президента, — нетерпеливо ответил Топорков. — Молчи и слушай!

— На английском?

— Я переведу, — тихо пообещал Сергей Иммануилович. — Только обойди с этой стороны, чтобы не кричать.

Миллионер, подняв пульт, сделал еще громче, и на трибуну, украшенную орлом-падальщиком, поднялся розовый одутловатый толстяк. Пошевелил бумажками, заговорил.

— Всякая фигня, — шепотом пояснил старик. — Фигня, фигня, фигня… и очень важное значение для США имеет религиозная свобода всех граждан мира. Президент знает про инцидент с русским орбитальным челноком. Как стало ему известно из достоверных источников, решение назвать челнок «Святой Светланой» возникло у русских вовсе не из желания оскорбить стремление конгресса к свободе, а является частной инициативой одного из пилотов, который нарек свой корабль «Светланой» из любви к невесте, которая в данном случае оказалась женщиной. Мы преклоняемся перед этими мужественными людьми, покоряющими космос, и должны быть снисходительны к их отдельным слабостям.

Сергей Иммануилович кашлянул в кулак и уточнил:

— «Мы» — это в смысле они. Еще немного трепа, опять треп… Вчера утром он имел личный разговор с Сёмой, и тот уверил американский народ, что по желанию астронавтов для полетов к МКС им будут предоставлены корабли, которые не освящались представителями ни одной из христианских конфессий и не имеют оскорбительных для людей чистой воли названий. Учитывая то, что именно челноки нашей корпорации производят замену экипажей орбитальной станции, выводят на высокие орбиты аппаратуру, важную для научных исследований университетов Америки, и ведут ценные исследования, то для сохранения ведущей роли США в освоении Солнечной системы и ближнего космоса эти контакты необходимо поддерживать и развивать. Таким образом, он, то есть президент, считает, что запрет на деятельность корпорации «Молибден» не отвечает интересам американского государства. Аминь!

Телевизор продолжал вещать что-то еще, но Сергей Иммануилович уже безразлично откинулся на спинку дивана.

— Вы знали! — выдохнул Тумарин. — Вы знали, что президент наложит вето на этот закон. Вы скинули акции, когда начали скандал с христианством, дождались заседания конгресса, закона о запрете на банковские операции, а когда бумажки упали до мусорного уровня, скупили их обратно. Теперь все поняли, что корпорация жива, и завтра ценники вернутся на летний уровень.

— Выше, юноша, — мягко уточнил старик. — На волне оптимизма будет скачок заметно выше средневзвешенного курса, а потом откат.

— И благодаря этому примерно полтора миллиона держателей ваших бумаг потеряют деньги, — кивнул Тумарин. — Точнее, отдадут их вам.

— Денис, — рассмеялся миллионер. — Соединенные Штаты уже десять лет летают в космос только на русских ракетах. Нужно быть вконец отмороженным хомяком, чтобы поверить, будто президент США подпишет закон, запрещающий его стране доступ на орбиту. А отмороженным хомякам не следует играть с акциями на бирже. Для них это слишком дорого. Полтора миллиарда евро! Теперь ты можешь хоть завтра удвоить мощность своей катапульты и прикупить для нее пару лишних реакторов. Хочешь?

— Хомяки платят всегда… — пробормотал Тумарин. — А что, Семен Александрович, зарабатывать деньги честно в наше время уже не принято?

— Ох, Денис, Денис, — весело покачал головой олигарх. — Я знаю, Денис, ты хочешь осчастливить этот мир. Так вперед, твои пути открыты! Твой паровоз пыхтит всеми парами, заправленный под горловину, и готов нести тебя к счастливому будущему! Но только не забывай: ты делаешь мир счастливее и чище, а я хочу заработать на этом деле немного денег. Давай договоримся, что ты не будешь считать мою коммерческую жилку признаком черного демонизма. А я взамен не стану обзывать тебя чокнутым светлым эльфом. — Топорков рассмеялся и предложил: — Бокал шампанского в честь удачной сделки?

— Я за рулем.

— Тогда буду праздновать с женой, — решил миллионер. — А мы вернемся к вопросу денег. На сегодня мы все отработали свои роли на твердую пятерку. Наш проект вернулся на гребень волны. Это позитивные новости для наших клиентов. Сейчас у них начнутся праздники, в которые они входят с хорошим настроением, и им примерно две недели будет не до нас. А затем случится «отходняк». Снова на работу, голова болит, деньги кончились. Атеисты и исламисты, как всегда, попытаются всякую радость населению испортить, украшения опротестовать, поздравления замазать, кресты поломать. И особо это попортит людям кровь как раз через две недели, когда веселье останется позади, а пакости запомнятся и сохранятся на глазах везде и всюду. Вот на этом фоне нам очень важно дать сильный позитивный сигнал. В контрасте он покажется вдвое ярче обычного и привлечет больше внимания. Ты готов, Денис?

— Монтаж катапульты закончен месяц назад, сейчас идет отладка цепей и аппаратуры. Снаряд тоже уже на месте. Это одна из секций рабочей станции с грузом кислорода и продовольствия. Так что, по идее, испытательный выстрел можно совершить в любой момент.

— Может, для пробы сначала запустить простую дешевую «чушку»? — предложил старик.

— Была такая мысль, Сергей Иммануилович, — повернулся к нему Тумарин. — Однако выстрел из орбитальной катапульты — это настолько дорогое удовольствие, что потерять груз при поломке будет куда менее обидно, нежели потратить двадцать гигаватт энергии на успешное пуляние бесполезной железякой.

— К тому же: «Первая секция космического проекта заброшена к звездам» — будет звучать намного лучше, нежели просто: «Испытание катапульты прошло удачно», — поддержал Дениса олигарх. — Так что, порадуешь нас на старый Новый год?

— Легко! — мотнул головой Тумарин.

— Тогда удачи, — приободрил его Топорков. — Космос заждался своих новых героев.

* * *

Сердцем космической катапульты был крытый аквапарк. Самый настоящий — с горками, музыкой, дайвингом и бесплатным безалкогольным баром. Не то чтобы это задумывалось изначально — но когда питерские инженеры «Пириконда» начали проектировать конденсаторный стартовый каскад, они столкнулись с тем известным фактом, что коэффициент полезного действия не может быть равным ста. В циклах зарядки-разрядки ионисторов происходит некоторая потеря энергии. В общем-то, этот показатель оказался совсем крохотным, даже уникально малым — всего полтора процента. В обычных условиях на него можно вовсе не обращать внимания. Но когда дело идет о мощности в двадцать гигаватт — полуторапроцентных потерь, неизменно превращающихся в тепло, вполне хватает, чтобы вскипятить спортивный плавательный бассейн среднего размера.

Самым простым решением для охлаждения системы стал именно бассейн. А поскольку кипятить его никто не собирался — диапазон температуры для наиболее эффективной работы ионисторов находится между плюс двадцатью и плюс шестьюдесятью градусами, — то для полной гарантии необходимый объем увеличили сразу в три раза, утопив оборудование на глубину пяти метров.

Бассейн, естественно, следовало охлаждать. Поэтому мощные насосы качали воду с поверхности у одного угла, прогоняли через фильтры и сливали тонким слоем с длинной пологой горки в другой угол. Учитывая стабильную наружную температуру воздуха выше двадцати пяти — в энергокомплексе моментально нашлись желающие покататься на таком аттракционе, благо над утопленными стойками с аппаратурой покачивалось три метра чистой воды.

Тумарин смотрел на такие развлечения сквозь пальцы. Он полагал, что купание техников — лучшая гарантия качества герметизации электрооборудования и контроля за его исправностью. В результате сотрудники поступили так, как всегда действуют люди при попустительстве начальства: смонтировали дополнительные горки — спиральные, с трамплинами и круговые, притащили пластиковые пальмы и цветы, поставили холодильники с напитками, кресла и шезлонги…

— А здесь находится наш энергоблок на двадцать один и семь десятых гигаватта в импульсе, — жестом заправского экскурсовода указал на пляжную площадку Сергей Юрьевич Шильцев — невысокий, кругленький, но гордо откинувшийся всем телом назад, благодаря чему постоянно смотрел на всех свысока. Одной рукой он опирался на трость, в другой крутил сигарету, закурить которую ему запрещали строжайшие требования к чистоте воздуха. — Емкость, в которую только что нырнула по каналу охлаждения Людмила Черевкова, содержит восемьсот двадцать тонн высокоэффективных конденсаторов производства Санкт-Петербургского завода «Пириконд». Это делает данный бассейн самой мощной энергетической станцией в мире.

— А током вода, случайно, не бьет? — поинтересовалась Арина Шарапова с канала ОРТ в то время, как ее оператор снимал общую панораму ангара. — Купаться не страшно?

— Ну, что вы! — Сергей Юрьевич спрятал сигарету обратно в портсигар. — По сравнению с риском свариться при старте метаемой капсулы это сущие пустяки.

В ведущем инженере Калининградского Института машиностроения явно умер великий актер. Впрочем, обилие приехавших на первый пуск тележурналистов, фотоблоггеров и просто корреспондентов еще оставляли его таланту шанс развернуться в полную силу.

— Теперь прошу вас перейти к стартовому комплексу, — оперся на трость инженер. — Он находится как раз между системой энергоснабжения и центральным контрольно-диспетчерским постом.

Слегка прихрамывая, заложив руку за ворот пиджака и гордо откинув голову, Сергей Юрьевич прошествовал из ворот ангара на улицу и остановился посередине обширной клумбы, засеянной разноцветными астрами. Среди цветов были выложены узкими бетонными плитами дорожки, сходящиеся к центру многолучевой звездой.

— А где катапульта? — недоуменно спросил кто-то из молодых блоггеров.

— Это она и есть, — торжественно постучал тростью в бетонные плиты толстяк, после чего указал на восток, куда и уходила до горизонта широкая цветочная полоса. — Она под нами, на глубине десяти метров, закреплена в шахте на упругой резино-металлической подвеске. Вынужденная мера на случай землетрясения. Здесь, увы, такое не редкость. К тому же, нам следует думать о комфорте работников и жителей ближайших селений. На поверхность катапульта выходит в ста километрах отсюда, над джунглями Москитового берега. До сверхзвуковой скорости снаряд разгоняется уже через пять километров, так что грохоту могло быть очень много.

— А на чем вы его разгоняете? — поинтересовался тот же блоггер. — По рельсам?

— Хороший вопрос, — обрадовался Сергей Юрьевич. — Да, решение этой проблемы стало крайне интересной задачей с удивительно простым ответом. Первые полтора километра капсула катится по вмонтированным в стены катапульты роликам, но уже на скорости шестьсот метров в секунду давление воздуха, раздвигаемого остроконечным снарядом к стенкам тоннеля, становится столь велико, что оно препятствует касанию капсулой рабочих элементов, и дальше она разгоняется на слое «воздушной смазки». Больше того, с тринадцатого километра в стенах катапульты даже пришлось делать прорези для сброса излишнего давления. Под углом сорок пять градусов вверх катапульта заворачивается только на последнем километре пути. Благодаря сплошному ложу и скорости четырнадцать километров в секунду воздушная подушка оказывается достаточно плотной для противодействия инерции снаряда.

— А можно увидеть, как готовится к запуску этот снаряд? — вытянула микрофон Арина Шарапова.

— Конечно, можно, — широко улыбнулся толстяк. — Но только вам придется снять все металлические предметы, вплоть до заклепок и супинаторов в ботинках. Не забывайте, наша катапульта по сути является гигантской пушкой Гаусса, и в ней гуляют такие мощные магнитные поля, что металлы рвет и плавит. Про аппаратуру я лучше вообще помолчу.

Тумарин, что скромно стоял в задних рядах толпы журналистов, тоже ухмыльнулся. Сергей Юрьевич врал. Не было на стартовом столе никаких магнитных полей. Но там сейчас шла сложная и ответственная работа. Допускать в святая святых посторонних калининградцы не собирались.

Гости комплекса переглянулись. Они еще могли снять кольца или цепочки — но вот избавиться от молний, застежек и крючков на белье были, разумеется, не в силах.

— Шахта под нами, — стукнул палочкой толстяк, — имеет по одной катушке на каждые полметра пути. В момент старта питание подается на первые восемнадцать, затем включается девятнадцатая, а первая выключается, следом двадцатая, двадцать первая… Возникающая электромагнитная волна подхватывает намагниченную капсулу и увлекает ее вперед с нужной нам скоростью.

— А вы уверены, что только за счет инерции снаряду удастся пробить плотные слои атмосферы толщиной во много километров? — опять выступила вперед Шарапова.

— Ну, у немцев же в тысяча девятьсот восемнадцатом году это получалось, — развел руками Сергей Юрьевич. — Они стреляли по Парижу снарядами массой сто четыре килограмма, которые, потеряв в скорости всего «один звук», достигали в верхней точке траектории высоты в сорок тысяч метров. А это уже верхние слои стратосферы. Наш снаряд имеет вес ровно в сто раз больше. Прошьет воздух, словно игла зефиринку, — даже не сомневайтесь.

— А не расплавится? — поинтересовался уже блоггер.

— Не успеет, — мотнул головой толстяк. — Всего секунда полета. А теперь прошу пожаловать в нашу святая святых — в центр управления этой уникальной и совершеннейшей системой, самым сложным изделием в истории человечества.

Журналисты заторопились следом в обшитую сайдингом коробку размером пять на пять метров, с единственным окном, выходящим на клумбу. Внутри стоял стол с большой красной кнопкой, а по углам висели два динамика.

— И это все? — удивилась Шарапова.

— А чего вы ждали? — прямо-таки обиделся Сергей Юрьевич. — Больших экранов с засветками, громадных железных вентилей и микрофона для обратного отсчета? Если для звонка домой, девушка, я беру крохотную трубочку и говорю: «Соедини», а не кручу рукоятку огромного деревянного ящика и не ору в ракушку: «Барышня, дайте Смольный!» — это еще не значит, что сотовый телефон менее совершенен, нежели агрегат старикашки Белла! Человеческий разум все равно не способен уследить за скоростью, которая необходима для управления катапультой. Все, что от нас требуется — это дать команду «Пуск!». После этого вычислительная система проведет тест, выберет оптимальный момент для старта и подаст питание на обмотки.

Тумарин вытянул свой сотовый и посмотрел на часы. Стартовое время было назначено на пятнадцать ноль семь. Именно к этому моменту орбиты висящих с утра в космосе «Касаток» сойдутся к расчетной точке прибытия. И он знал, что система выстрелит в нужную секунду даже в том случае, если кнопка так и не будет нажата. Поэтому — нужно успеть исполнить свою театральную роль вовремя.

— Дорогие друзья! — выставив перед собой трость, высоко вскинул голову Сергей Юрьевич. — Вы присутствуете при самом невероятном событии в истории человечества. Оно равносильно первому взгляду на небо, первому полету в космос и первому шагу по Луне одновременно. Ведь первый пуск нашего комплекса сделает межпланетные перелеты доступными для любого желающего, сделает их столь же простыми, как поездки на рыбалку. Долгие годы такое чудо казалось невозможным, однако нашелся человек, который сумел столкнуть дело с мертвой точки, собрать вместе многие тысячи людей и заинтересовать их в достижении великой цели. Именно ему человечество и доверит совершить этот символический жест. Денису Тумарину!

Сергей Юрьевич прижал трость к животу и захлопал. Его поддержали только блоггеры — у телеоператоров и журналистов руки были заняты.

— Спасибо за доверие, — вышел к столу Денис и посмотрел на кнопку. Задумчиво почесал нос. Вздохнул: — Ну что, открываем ворота в космос? С богом!

Он поднял правую руку и большим пальцем вдавил кнопку глубоко в корпус… И ничего, разумеется, не произошло.

— И-и-и… Это все? — развела руками Шарапова.

Тумарин повернулся к окну, подошел ближе к стеклу. За спиной столпились журналисты. И вдруг… Вдруг все цветы на клумбах разом распрямились, вспыхнули серебристой аурой, с кончиков листьев, с лепестков бутонов сорвались крохотные молнии, сплетаясь и громко треща. В тот же миг это искрящееся сияющее пятно сдернулось с места и умчалось к горизонту, оставляя цветы широко качаться из стороны в сторону.

— Вау-у-у!!! — взвыл женский голос. — Степка, ты это снял?! Скажи, что ты это снял!

— Десять секунд прошло, — загробным голосом произнес Сергей Юрьевич, сложив ладони на трости. — Капсула покинула срез катапульты. Двадцать. Она покинула мезосферу. Тридцать — она на орбите.

Настала долгая пауза. Секунда, другая, третья… Динамики громко зарычали и наконец-то разрешились долгожданной фразой:

— Я «Касатка-пять». Вижу строительную секцию станции. Приступаю к стыковке.

— Поздравляю вас, судари и сударыни, — торжественно стукнул тростью о пол толстяк. — Человечество поднялось на новую ступень своего развития.

И тут самые молодые из блоггеров, не утерпев, во всю глотку закричали:

— Ур-ра-а-а-а!!!

* * *

— В общем, зря ты не пошел, — подвел итог Тумарин. — Нажали бы на кнопку вместе, поорали бы за компанию, выпили шампанского.

— Неохота. — Сизарь залпом опрокинул в себя стакан, грохнул им об стол и откинулся на спинку стула. Кабы не знать, что в стакане сок, можно было подумать, что он напивается из-за душевных мук. — Да и потом, я моторист. Катапульта — это твое детище.

— Однако же на лунную орбиту первый блок поволокли твои «Касатки».

Алексей безразлично пожал плечами.

— Что, даже на банкет в столовую не пойдешь? Работать все равно сегодня никто не будет. В честь праздника я объявил выходной всему составу базы.

— Я в курсе, — потер бритую голову молодой человек. — У меня с обеда все сбежали. Даже вольнонаемные.

— Ну, так давай? Аривжа вот про тебя спрашивала. Говорит, смурной ходишь и в столовой не узнаешь.

— Она тоже пойдет? — прищурился Сизарь.

— Разумеется!

— Тогда уж точно, нафига я тебе нужен? Ты рядом с женой все равно только о ней думать и способен.

— Ведущий конструктор межпланетных кораблей игнорирует все торжественные мероприятия проекта! Там ведь толпа журналистов. Знаешь, чего они насочиняют? На первый пуск не пришел, на банкет не пришел. Сидит, как сыч, в своем бунгало и фруктовыми нектарами в сосиску нарезается! Решат, что мы поссорились и освоение планет накрылось медным тазом.

— А давай, Дениска, выпьем! За дружбу!

— Сока?

— Ананасового. Ну, не водку же нам пить в такую жару?

— Ладно, давай хоть сока, — согласился Тумарин.

— Не дам, — ответил Алексей. — Ты это… Пожалуй, лучше прячься.

— Почему? — не понял Денис.

— Какая же ты все-таки сволочь… — с чувством прозвучал над его головой женский голос. — Какая гнусная, законченная сволочь!

Тумарин скосил глаза и расслабился. Обращались не к нему.

— Уж кто бы говорил! — осклабился Сизарь. — Ты хоть представляешь, что пришлось испытать мне?

— Обычная воспитательная процедура, — ответила Светлана, бросив на пол объемистый мягкий баул. — Побегал чуток поджаренным, и все. Типа горчичника. И мозги хорошо чистит, и кровообращение стимулирует. Чисто личное удовольствие. А что натворил ты?!

Подойдя ближе, она занесла над Алексеем руки, несколько раз скребнула его череп:

— Волосы бы все повыдирать, да и так уже лысый!

— Вот и подумай в следующий раз хорошенько, прежде чем пакости другим делать!

— Это ты лучше подумай, милый, что тебя ждет, если опять захочешь мне в душу наплевать, — прорычала она.

— Чего прилетела? Опять Таня на экскурсию позвала?

— Ты, Лёша, кажется, не понял, чего натворил от полноты чувств. — Девушка уселась перед ним на край стола. — После твоих фоток подруги, теперь бывшие, в меня пальцами тычут, все знакомые разбежались, мать отвернулась, с работы уволили, с общаги самой пришлось свалить. Так что теперь я вся бездомная, безработная, да еще и с позорным клеймом на половину интернета.

— И что?

— А то, милый, — наклонилась Света вперед, — что раз ты во всем этом виноват, то и жить я теперь буду у тебя, за твой счет, и моих несбывшихся бойфрендов придется заменять тебе — всех сразу и каждую ночь!

Она качнулась еще ближе и неожиданно для Тумарина крепко поцеловала Сизаря в губы.

— Ты кое-чего не знаешь, Лана. — Алексей уперся лбом в ее лоб. — Здесь тебе не Москва, здесь дикие земли. У нас закон джунглей. На цепь тебя посажу и служить заставлю.

— Это ты не понял, дурашка, — клацнула зубами девушка. — Из моей квартиры ты сбежать еще мог. А вот из своего дома теперь уж точно никуда не денешься.

Они опять злобно поцеловались.

— У меня пять космолетов в ангаре, — прошептал ей в глаза Сизарь. — Будешь плохо себя вести — оставлю на цепи дом сторожить и сдерну. Только ты меня и видела.

— Ты свой выбор сделал, гаденыш. — Лана, зажмурясь, подставляла лицо под поцелуи. — Я тебя вместе с будкой хоть на Солнце, хоть на Юпитере достану. И на подстилку рядом пристегну.

Под изумленным взглядом Тумарина молодые люди снова стали жарко целоваться.

— Н-н-да, — почесал он в затылке и поднялся из-за стола. — На всякий случай: банкет через полтора часа. Меня кто-нибудь слышит? Нет, не слышит? Ну и ладно.

Тумарин помахал другу рукой, сбежал по ступеням веранды. Спохватился:

— Надо бы Сергею Иммануиловичу позвонить, чтобы расслабился. Не знаю, какая у этой парочки может быть семейная жизнь… Но то, что никаких случайных связей у Сизаря больше не будет, это уж совершенно точно.

Примечания

1

Штурмовая винтовка «Хеклер-Кох» (Heckler&Koch). Используется спецназом США с 2004 года по причине малой надежности карабинов «М4».

(обратно)

2

На вооружении армии США с 2003 года, свое прозвище получил в Афганистане.

(обратно)

3

Кинг-Стрит, она же 125-ая улица — центральная улица района Гарлем, Нью-Йорк.

(обратно)

4

Престижный район Нью-Йорка, который считается одним из центров изобразительного искусства.

(обратно)

5

«Backyard Skeptics» — атеистическая организация округа Орендж Каунти, Калифорния.

(обратно)

Оглавление

Москитовый берег

Орбитальный тест

Возвращение

Пророчество

Большой контракт

Коспирологи

Идеальный брак Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg