«Религер. Последний довод»

Денис Бурмистров Религер. Последний довод

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

* * *

Пролог

– Верю!

Человек хрипит, извиваясь в холодной осенней луже. Каблуки дорогих ботинок загребают грязь, оставляя неглубокие борозды. Бледное лицо с рваными дырами вместо глаз, перекошенный рот, сжатые до скрипа зубы.

Намокшее пальто придает человеку схожесть с раздавленной мухой: полы мятыми крыльями прилипли к асфальту узкого переулка.

Вокруг происходит действо. Вокруг прыгают тени и сверкает сталь. Воздух гудит от молитв и криков смерти, яркие вспышки обжигающего света проецируют на стены длинные, кривые силуэты.

– Верю!

Распростертый человек находится в эпицентре происходящего. Он не слышит ничего, кроме собственного клокочущего хрипа.

Разорванная шелковая повязка, некогда прикрывающая глаз мужчины, ленивой змеей оплетает рукоять красивого стилета, хищное лезвие тускло отражает в себе окружающий мир.

Человек слепо тянется к своему оружию, безошибочно определяя его местоположения. Тонкие, обескровленные пальцы стучат по зернистой поверхности асфальта в паре миллиметров от рифленой рукояти. Но не хватает как раз этих миллиметров, никак не достать.

Вспышка света озаряет лежащего, перевернутый бак помойки, серую молнию спасающейся бегством крысы. Раскатисто загрохотало, ударило звуком по окнам близлежащих домов, запахло грозой. Раздался чей-то пронзительный крик. Плеснула на стену дымящаяся кровь.

Пальцы лишенного глаз мужчины в последний раз дергаются, тщетно силясь достать такой близкий клинок. Обессилено замирают, так и не добившись своего.

Мужчина, распростертый в холодной осенней луже, умирает. Сегодня в этом он не одинок.

Рядом с ним расстается с жизнью еще один человек. Он, кашляя кровью, последним рывком дотягивается до безглазого, до своего бывшего врага, роняет на скрюченные пальцы свою, еще теплую, руку. Шепчет:

– Верь…

Обоих накрывает хлынувший с новой силой ноябрьский ливень.

Глава 1

«– Необходимо ли государству наличие института церкви? Я имею в виду некую общенациональную культуру единого вероисповедания.

– Я понял ваш вопрос. Отвечу следующее – ограничение граждан в возможностях выбора вероисповедания ведет к ущемлению свобод человека. Единый же институт церкви ограничит этот выбор рамками государственной диктатуры…»

Из интервью представителя комитета по правам человека телеканалу «Рубин», 1996 год

Некоторым временем ранее

Сигарета раскуривалась плохо. Слабый огонек лизал желтоватую промокшую бумагу с торчащими из нее палочками табака, отчаянно пытаясь разжечь кончик мятого цилиндрика. Наконец, нехотя, по бумаге побежали огненные трещинки, задымились.

Мужчина затянулся, убрал зажигалку в карман промокшего пальто. Багровый отсвет сигареты осветил запущенную щетину, немного на сторону нос и черную шелковую повязку через левый глаз. Второй, здоровый глаз, угрюмо щурился, внимательно рассматривая происходящее через дорогу.

Внимание одноглазого обращено на нервную суету у входа в ресторан с красной неоновой вывеской «Росинер». Несмотря на поздний час, в заведении сегодня много посетителей, их видно сквозь большие, подсвеченные синим, окна. Свет из этих окон падал на мокрые капоты припаркованных у обочины машин, отражался в лужицах на мраморной дорожке вдоль фасада.

Возле самой двери, у стеклянного турникета, замер блюститель порядка в промокшей форме. Еще двух полицейских видно в зале ресторана, они скорым шагом направились за распорядителем вглубь заведения. Там, за плотной гардиной цвета индиго, находились туалетные комнаты.

Спустя непродолжительное время к ресторану подъехала машина «Скорой помощи», монотонно мигая маячками. Деловитые люди в белых халатах, со свойственным им рабочим равнодушием, вытащили из кареты носилки и проследовали внутрь «Росинера». Под взволнованные взгляды гостей заведения, санитары пересекли зал и скрылись за гардиной.

Огонек сигареты мигнул у самого фильтра. Одноглазый уронил окурок в чугунный тюльпан урны и переступил с ноги на ногу. Скрипнула кожа черных перчаток – мужчина поправил тонкое кашне в развороте воротника пальто.

Ночное небо бомбило город дождем. Тяжелые капли залетали под железный грибок автобусной остановки, стоящий на противоположной от ресторана стороне дороги. Изогнутый навес не спасал от всепроникающей осенней сырости.

От воды ткань пальто промокла, неприятно холодила плечи. Становилось неуютно. Но уходить еще рано, мужчина должен убедиться, что все сделано до конца.

Шли минуты. С шелестом проносились мимо ресторана машины. Грузно прокатился скособоченный автобус с темным салоном и надписью «В парк» вместо номера. Редкие прохожие спешили домой, перепрыгивая лужи. Ветер донес пьяный женский смех со стороны близлежащей аллеи.

Наконец, гардина цвета индиго качнулась, волной отошла в сторону, пропуская двух санитаров с носилками. Следом за ними вышли распорядитель ресторана с красным лицом и полицейский. Их лица озабоченные и напряженные.

Вся процессия миновала турникет и понурого постового на входе. Через мгновение носилки с шумом въехали в утробу машины, двери «Скорой помощи» гулко захлопнулись. Автомобиль, не торопясь, вырулил на проезжую часть, пропустив наглое такси, и молчаливым призраком покатил в сторону больницы. Ни проблесковых маячков, ни сирены медики не включали – мертвецу быстрая доставка ни к чему.

Одноглазый чуть заметно кивнул, удовлетворенный увиденным, стряхнул ладонью воду с плеч, поднял воротник и прогулочным шагом направился в противоположную убывшей «Скорой помощи» сторону. Его рослая фигура еще раз мелькнула в конце улицы, попав в круг света от фонаря, но потом и вовсе растаяла в лабиринте ночного города.

Одноглазого мужчину зовут Егор Волков. Он – религер.

Нарастающая трель телефонного звонка, вырвала его из омута сна, требовательно и бескомпромиссно. Егор мученически застонал, простер руку в сторону тумбочки и зашарил пятерной в поисках мобильника. На пол полетели пустая пузатая бутылка из-под коньяка, зажигалка. С четвертого шлепка одноглазый накрыл-таки вибрирующий телефон, потащил к себе, практически уронил на подушку возле уха. Разомкнул слипшиеся губы и хриплым голосом выдохнул:

– Алло.

– Разбудил? – без тени сожаления поинтересовался бесцветный мужской голос.

Егор лишь замычал, ожесточенно массируя ладонями лицо.

– У меня плохие новости, – раздалось из динамика.

Волков насильно заставил себя сесть, ощущая в голове перекатывающийся свинцовый шар, тяжело бьющийся о стенки черепа. Облизал пересохшие губы шершавым языком. Прижал прохладный пластик телефона к щеке:

– Что случилось?

– Кирилла Сухнова полчаса назад нашли повешенным у себя дома.

– А-а, черт, – глухо выругался Егор. – Хреново. Кому еще звонил?

– Владу, Артему и Сергею. Подъедешь?

Егор, сощурившись, кинул взгляд на настенные часы.

– Дай мне минут сорок, в себя придти. К половине третьего буду.

– Быстрее никак?

– Не думаю. Но я приложу все усилия.

Экран телефона погас, Волков отложил его в сторону. Глубоко вздохнул, разминая шею ладонью. Привычно потянулся к пачке сигарет. Бросил проясняющийся взгляд в сторону холодильника. Там должно еще остаться пиво.

День обещал быть длинным.

Волков тяжело вылез из такси, поправил повязку на левом глазу. Сунул водителю мятую купюру, от сдачи отмахнулся. Нетерпеливо дернул головой, мол, уезжай уже. Закурил, наблюдая за удаляющейся легковушкой.

Когда машина скрылась за поворотом, зябко поежился, поднял воротник и быстрым шагом пошагал по дороге назад, старательно обходя лужи. Свернул к дому с высоким, бугрящимся серыми валунами, забору, поднялся по крыльцу к утопленной в камне входной двери с литой паутиной подпорок козырька. Над стеной виднелись окна второго этажа двухэтажный кирпичный дом бордового цвета. Узкие окна, покатая крыша. Не бросающийся в глаза, такой же, как и стоящие по соседству коттеджи.

Только мало кто из жителей района знает, что здесь располагается загородная резиденция религеров, оперативный штаб религиозной конфессии мистириан.

Волков еще раз огляделся, вдавил пальцем кнопку домофона. Поднял помятое после вчерашнего лицо к камере, угрюмо пыхнул дымом в сторону стеклянного глазка.

Раздалось гудение, щелкнул магнитный замок.

Мужчина толкнул дверь, переступил высокий порог и пошагал по посыпанной гравием дорожке по двору, мимо аккуратно ухоженного газона, мимо плетеной скамейки подле небольшого неработающего фонтана. Свернул за угол дома.

– Привет.

– И тебе не хворать, – Волков пожал протянутую руку.

На крыльце курил, привалившись поясницей к перилам, Влад Гаврилов, сорокалетний крепыш с пудовыми кулаками. На голову выше Егора, почти вдвое массивнее и шире в плечах, он взирал на мир открытым, немного наивным взглядом голубых глаз. Возраст несколько оплавил молодецкую фигуру Влада, но на пляже на него все еще поглядывали уважительно.

Против обыкновения Влад был одет не в спортивное, а в видавший виды твидовый костюм с широким галстуком-«селедкой». Бросалось в глаза, что Гаврилов не особенно умеет носить строгое.

– Чего вырядился? – спросил Егор, щелчком отправляя окурок в чугунный тюльпан урны.

– Да, встречался там, по делам, – туманно пробасил Влад. – Ты что-то не очень выглядишь. Опять пил?

– Нет, – без тени стыда соврал Волков. – Это все от занятий йогой. И от плохой экологии.

Он бесцеремонно вытащил сигарету изо рта здоровяка и отправил ее в урну. Прежде, чем Гаврилов успел что-то сказать, сказал:

– Идем, дела ждут.

Проходя через короткую прихожую, Волков поравнялся с искусно вышитым гобеленом. Снизу вверх черное переходит в золотое. В черном поле – тянущаяся к прекрасному небу человеческая фигурка, маленькая и беззащитная. Из груди и от ладоней ввысь тянутся алые нити, которые уходят в золотое, сливаются с лучами белоснежного солнца. В центре светила четкими черными нитями вышит знак Бога – вытянутый по вертикали ромб с кругом внутри.

Егор, не задерживаясь, привычным жестом коснулся пальцами спрятанного под рубашкой серебряного символа веры, потом губ и лба. Машинально прошептал заученные слова приветственной молитвы, входя во внутренние покои.

Практически весь первой этаж занимал зал для конференций. Два больших дивана друг напротив друга, рядом – три кресла с покатыми подлокотниками. Газетный столик, мохнатый ковер на полу, книжная полка. По-деловому, но уютно. Никаких резких цветов, лишь пастельные тона. Довершал картину аккуратный камин, в котором сейчас лениво потрескивали березовые полешки.

На диване, напротив входа, закинув ногу на ногу, сидел Сергей Ким. Жесткие, рубленные черты азиатского лица, тонкая линия губ. Длинный хвостик темных волос, перетянутый серебристым кольцом, сливался с безупречного вида черным костюмом. Уголок дорогого галстука, искорки запонок на рукавах белоснежных манжет, молния света на лакированных ботинках. Сергей любил и умел одеваться эффектно. Невысокого роста, он виделся антиподом тому же Владу, но по эффективности работы превосходил последнего в разы.

Ким встал, кивком приветствуя вошедших. Чуть поморщился, уловив остатки похмельного запаха от Волкова. Но ничего не спросил.

Влад сел в кресло рядом с окном. Егор прошел чуть дальше, к креслу возле камина. Повесил пальто на вешалку у стены, остался в джинсах и свитере грубой вязки. Мягко опустился в распростертые объятия дорогой кожи.

– А где Артем? – спросил у Кима Влад.

– Наверху, с Николаем. Они с Петербургом связываются.

– Есть необходимость?

– Видимо, есть.

Замолчали, лишь изредка хлюпал носом простывший Гаврилов. Егор повернул голову к камину, уставился на огонь. Тот плясал на полешках, словно усталый рыжий степист, сухо потрескивая своими суставами.

Хлопнула дверь на втором этаже, еле слышно заскрипели ступени лестницы. До сидящих в зале долетели приближающиеся мужские голоса.

Первым на верхнюю ступень лестницы ступил невысокий мужчина средних лет с полуоткрытой пластиковой папкой в руках. Он был во всех отношениях серым, безликим, являл собой предположительную оценку в абсолюте. Неопределенный возраст, обычное, чуть полноватое лицо, светло-рыжие волосы с проплешиной плохо скрываемой лысины, бледно-серые глаза, тихий, бесцветный голос, мешковатая одежда. Такие приметы соответствуют тысячам людей, которые ежедневно проходят мимо. Но таких, как они, невозможно запомнить, а тем более описать. Слишком уж они обычные. Стандартные. Неокрашенные.

Серого человека зовут Николай Иванов, он заместитель координатора звена. Именно он разбудил телефонным звонком Волкова.

Вслед за Ивановым показался его собеседник, Артем Колеров. Высокий, стройный, с русыми, густыми волосами ниже плеч. Эрудит с осанкой аристократа и холодным взглядом зеленых глаз. Изящный, надменный, опасный. Всегда подтянутый и в тонусе. Одетый в неброского стального цвета рубашку и строгие брюки с модными остроносыми полуботинками. Любитель дорогих часов и коллекционных вин.

Религеры в зале поднялись со своих мест, приветствуя Иванова. Колеров чуть отстал, чтобы подчеркнуть статус Николая.

Заместитель координатора быстрым взглядом окинул присутствующих, глядя на всех сразу и ни на кого конкретно. Профессиональная привычка.

– В безверии слепы, – лишенным эмоций голосом поприветствовал Николай присутствующих.

– Зрячи мы, – нестройным хором ответили религеры.

Иванов коротко кивнул, жестом предложил товарищам сесть на свои места. Сам опустился в соседнее с Волковым кресло у камина, положил папку на колени. Подождал, пока Колеров займет место на дальнем диване.

Теперь все в сборе, в молчании уставились на серого человека.

Иванов со свойственной ему неторопливостью и обманчивой вялостью копался в открытой папке, перекладывая какие-то листы. Егоров отметил, как напряжены лицевые мышцы заместителя координатора.

Наконец, Николай нашел то, что искал, быстро прочитал несколько предложений и захлопнул папку, положив сверху скрещенные пальцы. Его голос словно звук старого патефона разнесся по залу:

– Рад видеть вас, друзья и соратники. Так получилось, что очередную летучку приходится проводить сегодня. Не смогли подъехать Моторнов и Соловьева, а также Нечаев, который как раз занят в связи со случившимся, – Иванов вновь обежал взглядом сидящих мужчин, опустил глаза к папке. – Напомню, что Кирилл Сухнов, координатор нашего звена, был найден сегодня мертвым у себя в квартире. Влад, когда поступила информация?

Гаврилов тихо кашлянул, прочищая горло.

– Тимур Нечаев позвонил мне сегодня около десяти утра, – Влад нахмурился, рассказывая. – Сказал, что находится дома у Кирилла. Тимур должен был забрать у Сухнова какие-то вещи, пришел без предварительного звонка. Входная дверь оказалась открытой. В дальней комнате, в рабочем кабинете, он и нашел Кирилла висящим на крюке от люстры.

В воздухе повисла пауза, но никто не выглядел испуганным или сильно удивленным. Смерть – частый спутник их работы.

– Тимур сказал, – продолжил Влад, – Что следов насилия он не нашел, что квартира вроде бы в порядке. На столе, в коридоре под зеркалом, обнаружилась записка. Тимур узнал почерк Сухнова. Сейчас, он мне продиктовал, – Гаврилов полез во внутренний карман пиджака и выудил сложенный вчетверо тетрадный листок. – Вот. В записке было: «Слишком много лжи на дороге к правде».

– Оскар Леонэ, – тихо проговорил Артем, задумчиво крутя в пальцах монету, – Роман «Падение Рима».

– Каков контекст фразы? – поинтересовался Ким.

– Это из диалога Брута со Смертью. Собственно, книга построена на факте переосмысления жизни в момент раскаяния на смертном одре.

– Как записка может быть связана с причиной смерти? – попытался выяснить Николай.

Артем лишь пожал плечами.

– Делом Сухнова занялся Тимур, – продолжил доводить информацию заместитель. – Его контакты в МВД смогут прояснить сложившуюся ситуацию. От остальных я требую проверить все возможные контакты координатора, а также навести справки через собственных информаторов. С сегодняшнего дня и до особых указаний Храма я становлюсь временно исполняющим обязанности координатора, прошу с пониманием отнестись к ситуации. Если станет известно, что смерть Кирилла не была результатом самоубийства, то будут приняты соответствующие меры. Вопросы?

– Есть ли сведения о планируемых Кириллом Поединках? – спросил Егор.

Николай одарил Волкова мазком бесцветного взгляда. Если и заметил серость лица одноглазого, помятость и несвежий вид, то не придал значения. Или привычно предпочел не заострять внимания.

– Координатор не участвует в Поединках, – ответил за него Влад.

– Я знаю, – сухо бросил здоровяку Егор и вновь обратился к Иванову. – И все же, нет ли такой информации?

– Нет, – сухо ответил Николай, качнув лысиной. – Кирилл не вел Поединков.

– Еще вопросы? – серый человек поправил легкую прядь тонких волос, упавших на лоб. – Если вопросов нет, я перейду к насущным делам. Понимаю, что уход нашего брата по вере, нашего боевого товарища тяжелым бременем лег на наши души, но мы должны показать свою любовь и уважение плодотворной работой. Линии судьбы Кирилла распустились и уже сплетаются в новый орнамент. Продолжим же и мы свой путь.

Обычные слова, соответствующие ситуации. Религеры согласно кивнули, коснувшись символов веры на груди.

Иванов выдержал необходимую паузу, лицо его приобрело строгое выражение. Чуть ослабил бледно-зеленый галстук, провел сухими, похожими на ветки старого дерева пальцами по вороту рубашки. Повернулся к Гаврилову, спросил:

– Влад, у меня отмечено, что ты должен был провести рабочую встречу с…, – Иванов приоткрыл папку и пробежал глазами текст на верхнем листе, – С религером рамаи Новиковой. Каковы результаты?

Гаврилов неопределенно пожал плечами:

– Пока преждевременно говорить о каких-то результатах. Мы еще не все обсудили, – здоровяк замешкался, замялся, подбирая слова. – Есть некоторые положительные подвижки, но пока ничего конкретного.

– У меня записано, – настойчиво произнес Иванов и его голос неприятно царапнул слух, – Что состояние положительной неопределенности между тобой, Влад, и этой рамаи, длятся уже довольно долго. Почему такие сложности?

У Гаврилова на круглых щеках выступил легкий румянец. Он поспешно заговорил, стараясь не встречаться взглядом с Николаем:

– Как известно, рамаи не представляют угрозы для нашей конфессии, поэтому необходимость Поединка отсутствует. Приходится действовать более тактично. Координатор был в курсе…

– Хорошо, – чуть повысив голос, перебил отдувающегося здоровяка серый человек. – Пусть пока будет так. Но не стоит забывать, что в этой войне каждый союзник – лишь временно затихший враг. Поэтому будьте бдительны, братья. Не дайте себя обвести вокруг пальца. Не ставьте под удар нашу веру. Не будьте слепы.

– Зрячи мы, – глухо ответили религеры.

Иванов на мгновение закрыл глаза, коснулся узловатыми пальцами серебряного ромба на шее. Его примеру последовали присутствующие.

– Продолжу, – заместитель обвел комнату взглядом. – Как временно исполняющий обязанности, я прошу всех собравшихся своевременно оповещать меня обо всех своих шагах и планах. Покинувший нас Кирилл, безусловно, знал и мог анализировать их, но я не обладаю Даром истинного Координатора. Поэтому своевременная корректировка действий поможет вам избежать столкновения лбами во время работы. Действуйте в свободном полете, но я должен знать, куда именно вы летите.

Кто-то кивнул, кто-то молча принял к сведению.

Удовлетворенный тем, что его услышали, Иванов продолжил:

– Теперь ближайшие дела. Сергей, – взгляд в сторону выпрямившегося корейца, – Появилась информация о незваных гостях на нашей земле. Они называют себя люцианами, ведут себя осторожно, но настырно. Нужна исчерпывающая информация о численности и силе Искр, о руководстве и финансировании. В общем, все как обычно. Адреса и фотодокументы возьмешь в кабинете.

Ким коротко кивнул.

– Теперь ты, Егор, – обратился к одноглазому Иванов. – Сегодня, в районе обеда, езжай в детский дом, заберешь ребенка для ученичества. Документы готовы, машину возьмешь в гараже.

– Хорошо, – ответил Волков.

– Только переоденься и прими душ. И сделай дыхательные упражнения, у тебя нездоровый цвет лица.

– Всенепременно, – дежурно кивнул Волков.

– На этом у меня пока все, – Николай сложил руки на пластике папки, обвел взглядом собравшихся. – У кого-то есть что добавить?

Все промолчали.

– Тогда до свидания, – серый человек поднялся из кресла. – Артем, останешься. Есть для тебя сообщение из Собора.

Николай одернул пиджак, вышел из зала. Засопел Влад, пересаживаясь за газетный столик. Встал со своего места Колеров, направился к лестнице наверх.

Поднялся и Егор, закидывая в рот жевательную резинку.

– Тебя подвезти? – обратился к нему кореец.

– Нет, пройдусь, – Егор отмахнулся, – Чую, опять начинаются собачьи деньки. Надо проветриться, пораскинуть мыслишками.

– Как скажешь, – не стал настаивать Сергей.

Егор снял с вешалки пальто и вышел в холл. Методично пережевывая мятную жевачку, посмотрел на гобелен. Пробежался взглядом по тянущимся от маленького человека к недоступному Богу нитям судьбы. Наспех осенил себя ритуальным движением и вышел на улицу.

Глава 2

«Атеизм – это тоже религия»

Рустам Бойцов, Старший исилитов.

Первую официально зарегистрированную Искру звали Вероника Кахал. 12 марта 1999 года, во время утреннего служения в небольшой церкви Сан-Морено, сорокалетняя аргентинка вдруг воспарила над полом и, находясь в состоянии религиозного транса, левитировала на протяжении трех часов. По словам очевидцев, все это время глаза Вероники были широко распахнуты, с блаженно улыбающихся губ срывались слова молитвы.

Не прошло и часа после «вознесения Вероники», как в церковь прибыла группа репортеров местного телеканала. Расставили камеры, настроили свет, дежурно улыбнулись. И пустили прямой эфир.

Съемка шла прямо с места событий. Фоном служила парящая в разноцветных лучах светящихся витражей фигура скромно одетой женщины с раскинутыми в сторону руками. Плачущая, смеющаяся и поющая толпа благоговейно касалась ее ног.

Трансляция велась до самого конца, до того момента, как Вероника Кахал разом утратила способность висеть в воздухе и упала в заботливые руки новоиспеченных почитателей. На тот момент маленький зал церкви оказался забит под завязку, под сводами стоял оглушительный шум. Тем, кому не хватало места внутри, располагались во дворе, на подоконниках, в проемах открытых окон.

Священник срывающимся голосом объявил, что имело место Чудо. Божья Искра загорелась в истово верующей Веронике и Бог явил себя через нее.

Эта история могла остаться лишь достоянием маленького аргентинского городка. Могла затеряться среди статей на схожую тему, которыми с завидной регулярностью потчуют легковерных читателей со страниц «желтой прессы». Чудо могло предаться забвению, если бы не одно «но».

Через несколько дней Вероника Кахал повторила сеанс левитации прямо в студии телеканала, куда ее пригласили для интервью. Сюжет попал в Сеть.

Спустя сутки о Веронике узнал весь мир.

А спустя еще несколько дней подобное чудо проделал молодой человек в эфире британского ток-шоу. Пришедший вместе с ним араб силой молитвы крошил камень и расщеплял доски.

Уже через неделю практически каждая страна могла похвастаться открытыми дарованиями. Так началось время Искр.

Ученые сломали не одно копье в попытке объяснить причину возникновения аномальных способностей у никак не связанных друг с другом людей. Но единственным условием проявления Дара, которое удалось выявить, было обязательное обращение к Богу. Только верующие могли становиться Искрами. Только посредством молитвы могли сотворятся Чудеса.

Первыми о своей богоизбранности заговорили признанные мировые религии. Их представители, имеющие более широкий доступ к средствам массовой информации, объявляли о том, что именно их Чудеса – истинные. Призывали народ не верить шарлатанам и мошенникам. Громогласно заявляли и разоблачали. Потрясали кулаками и призывали к совести.

Но вскоре стало ясно, что Дар не делал разницы в каноне или ереси, в клире или язычестве. Не имело значения имя Бога и количество демиургов, различия обрядов и ритуалов, нюансы в трактовке и языке проповеди. Каждый верующий любой захудалой секты мог стать Искрой.

И этот факт породил новый виток религиозных отношений. Этот факт породил религеров.

«Городок в табакерке» – гласила надпись над потертой металлической двери входа. Егору подумалось, что чем чаще он сюда приезжает, тем больше название детского дома наполняет неким внутренним протестом его собственное миропонимание. Ну не мог комплекс из четырех полуразвалившихся строений именоваться столь мило-аристократичными словами как «городок» и «табакерка». Возможно, следовало просто принять во внимание приземистость и скученность построек, нагроможденных на небольшой территории детдома.

Это был один из нескольких детских домов, с которыми работали многие конфессии Города. Здесь, среди брошенных и забытых детей, набирались послушники и ревностные продолжатели традиций. А если повезет, то и потенциальные Искры.

Здание центрального корпуса «Городка», как и сотни ему подобных по всей стране, несло на себе печать обшарпанности и казенности. Покрашенные дешевой краской стены, неаккуратно залитая гудроном крыша, угрюмо-бордовые рамы окон с неизменно забеленными краской стеклами туалетных комнат.

Егор поправил жесткий ворот одетого по случаю пиджака, вошел внутрь. Привычно прошелся по коридору, соединяющему два крыла корпуса. Мимо поздравительной доски со свежими детскими фотографиями, мимо акварельных рисунков, мимо рядов синих шкафчиков для верхней одежды. Яркие творения воспитанников «Городка», помимо выставочной деятельности, служили еще и отвлекающим фактором от серых разводов на штукатурке и от потрескавшихся стен. Скрипели под ногами вздувшиеся от влаги половые доски.

Напротив двери с надписью «Директор» Волков остановился. Привычным жестом поправил повязку на глазу, прошелся ладонью по короткой прическе. Удобнее взял кожаную «старорежимную» папку с личным делом ребенка. Решительно постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь в кабинет.

– Доброго дня, Антонина Рудольфовна, – учтиво поклонившись, произнес Егор.

Тучная женщина средних лет, с высокой, закрученной спиралью прической свекольного цвета, оторвалась от чтения глянцевого журнала и, поверх очков, посмотрела на вошедшего. Водянистого цвета глаза, выглядывающие над холмиками напомаженных щек, пробежали по фигуре мужчины, остановились на лице. Строго-безразличный взгляд профессионального воспитателя, привыкшего давать оценку человеку еще задолго до того, как он откроет рот.

– Егорушка! Здравствуй, – Антонина Рудольфовна отложила чтиво в сторону, ее объемное тело в просторном цветастом платье качнулось вперед, когда женщина сделала приглашающий сесть жест.

Из породы идущих грудью напролом и никогда не снимающих в помещении лохматых зимних шапок, директор детского дома считала себя дамой целеустремленной и умудренной жизнью. Не привыкшая церемониться с воспитанниками подведомственного ей заведения, Антонина Рудольфовна и в жизни старалась давить авторитетом и не терпела мягкотелости. Особенно в мужчинах, к которым, впрочем, питала нескрываемый интерес.

– Присаживайся, Егорушка, – и эта ее привычка всех знакомых именовать уменьшительно-ласкательными именами. – А я только вот на днях тебя вспоминала, думала, почему не заходит? Богатым будешь.

Религер опустился на стул с резной спинкой, доброжелательно улыбнулся, кладя папку на стол.

– Да как-то дела все, Антонина Рудольфовна, некогда было…

– Да-да, у всех дела, – утвердительно кивнула женщина с ярко выраженной горестной интонацией в голосе. – Ко мне, видать, тоже не на чаек заскочил?

Одноглазый уклончиво кивнул, подтолкнул пальцами принесенные документы. Антонина Рудольфовна сразу посерьезнела, ее пухлая ручка с двумя массивными браслетами выпросталась вперед, холеные коготки царапнули красную фактуру кожаной папки. Толстые пальчики задумчиво постучали по толстому досье, вжикнула молния.

– Ну-ка, кто у нас тут? – директор без особого интереса достала листок биографии с маленьким черно-белым фото в уголке. Блеснула очками, вчитываясь в строчки.

Волков молча, ждал, разглядывая репродукцию Айвазовского над рабочим столом. Репродукция была пыльной и потускневшей, носила скорее образовательный характер для малолетних посетителей этого кабинета, чем указывала на художественный вкус Антонины Рудольфовны. На вкус Антонины Рудольфовны указывал настенный календарь с изображением участников популярного ток-шоу.

– Ну что ж, – женщина сняла очки и постучала дужками по листу, – Как всегда, хороший выбор. Мальчик здоровый, активный, сообразительный. Немного хулиганистый, но это возраст, – лист лег поверх папки. – Егор, как долго мы уже с тобой работаем?

– Пять с половиной лет, – Волков подался вперед и облокотился локтями о стол. Исходя из опыта, подобные слова из уст Антонины Рудольфовны можно услышать лишь в одном случае. И этот случай возникал раз в несколько месяцев.

– Вот, Егорушка, пять с половиной лет, – директор откинулась на спинку мягкого кресла и улыбнулась. – Время-то как летит, господи-боже-мой. Как один день. А я ведь старею, Егорушка. Вот, думаю, годик-два еще поработаю – и на покой.

– Ну что вы такое говорите!

– Ох, так и есть, – отмахнулась Антонина Рудольфовна. – Пора уже и собой заниматься, своей жизнью. А то все тут, всю красоту свою положила на этих вот питомцев, – дужка очков в очередной раз припечатала к столу листок с данными ребенка, – А жизнь какая, Егорушка, сам знаешь. Цены растут, кругом ворье, бандиты. Страшно жить. Это вы, рыцари без страха и упрека, божье воинство, а я – одинокая женщина. Обычная одинокая женщина.

Религер дежурно кивал, уставившись на свои сложенные на столе ладони. О, где-то край манжета испачкал.

– А я на юг хочу, Егорушка, – женщина мечтательно вздохнула, провела рукою по волосам, – К воде соленой, к белой пене прибоя. Отдохнуть, устала.

Она замолчала, словно текст дочитала. Егор еще раз понимающе кивнул, поднял взгляд.

– Как я вас понимаю, Антонина Рудольфовна, – наступил его черед сотрясать воздух, – Но вы не поверите – как раз на днях вопрос возник о том, что нужно хороших людей как-то отблагодарить за дела их добрые. А я сразу о вас вспомнил, – Волков многозначительно поднял бровь, – Так что, думаю, с морем проблем не возникнет. Более того, – быстро опередил готовый вопрос директора Егор, – Я думаю, что вам нужно счет в ячейке проверить. Что-то мне подсказывает, что там сумма несколько выше той, что вы ожидали увидеть.

– Ой, да что ты, Егорушка, – кокетливо хохотнула Антонина Рудольфовна. – Я про море то так, к слову.

– А почему к слову? Езжайте, отдохните, – одноглазый указал на принесенную папку. – Так с мальчиком-то что?

– А что с мальчиком? – удивленно переспросила женщина. – Документы все в порядке, разрешения на месте. Ребенку, опять же, все лучше у хороших людей, чем все детство в детдоме провести. Мы же обеспечить его будущим не сможем, практически на улицу выходят детишки. А у вас хоть человеком станет, не в голоде и холоде жить будет. И потом, организацию ты представляешь авторитетную, уважаемую, с устоявшейся репутацией, так что причин отказывать у меня нет.

Пухлая ладошка легла на стол, завершая разговор:

– Забирай мальчика, Егорушка. Я распоряжусь, его в течение получаса подготовят.

В ожидании мальчика Егор вышел на улицу, закурил. Выпустил вверх длинную струю дыма, некоторое время наблюдая сквозь сизую дымку кроны деревьев. Зажал в зубах сигарету, достал из внутреннего кармана телефон. Два нажатия кнопок, быстрый набор. На другом конце ответили почти сразу.

– Алло, Николай, – произнес Волков и медленно пошел по узкой дорожке вдоль детского дома, шурша опавшими листьями. – Рудольфовна опять прибавки просит… Да… Да… Нет, проблем не было… Хорошо, думаю, не помешает. Устрой ей поездку на море, как в прошлый раз… Да, в дом отдыха… Да… Хорошо. Увидимся.

Одноглазый отключил связь, вернул телефон в карман пиджака. Хмуро усмехнулся, разрешая внутренний спор с самим собой – как долго директор не будет просить прибавки к сумме взятки. Выходило, что желание получать все больше и больше приходило к Антонине Рудольфовне все чаще и чаще. И без того, ведя двойную бухгалтерию, «почетный педагог» отстроила себе неплохой коттедж в центре города за счет денег, отведенных на ремонт детского дома. Что уж говорить о махинациях с продуктами и имуществом в стенах «Городка». Все это Егор знал и нисколько не обвинял Антонину Рудольфовну – в конечном итоге, именно эта коррумпированность и позволяла религерам получать липовые разрешения на попечительство. А возможность забирать к себе детей в ученичество являлась для всех конфессий залогом уверенного будущего, необходимым условием выживания. Потому работа с детскими домами и интернатами продолжалась в том объеме, в котором потраченные деньги итогом окупались сторицей.

Потому и увеличивающиеся вливания в карман Антонины Рудольфовны не были чем-то из ряда вон выходящим. Конечно до тех пор, пока ее запросы находятся в пределах разумного. Но стоило опасаться того, что после первого же отказа женщина пойдет на шантаж. Зная характер директора, Егор не сомневался, что жадность победит здравый смысл.

Он бросил в один из стоящих у дорожки мусорных бачков окурок, взглянул на часы.

– Молодой человек, – окликнул одноглазого испуганный старушечий голос.

В дверях входа в детский дом стояла пожилая женщина в мятом белом халате, надетом поверх драпового пальто с торчащими из пол нитками. Вязаный платок на шее, седая копна кое-как уложенных волос. Тревожно-изучаюший взгляд выцветших глаз.

– Доброго вам дня, Зинаида Александровна, – Егор позволил себе улыбнуться. – Как здоровье?

Одна из нянечек детского дома, Зинаида Александровна дико боялась приходящих религеров. Считала себя очень набожной, часто причитала и охала. Обычная сердобольная старушка, истово заботящаяся о детдомовцах и стоически терпящая унижение от них же. Волков знал и ее – служение обязывало знать тех, с кем имеешь дело.

– Митенька одет, ждет вас в коридоре, – не обратив внимание на вопрос, еле слышно проговорила няня, отступая вглубь здания.

– Хорошо, – Егор протиснулся мимо старушки. – Не болейте.

И, уже удаляясь по коридору, услышал дрогнувший от нечаянной смелости голос Зинаиды Александровны:

– Вы хоть в бога верите, нелюди?

И лишь дверь захлопнулась, когда Волков обернулся.

Мальчик Дмитрий Беляков, одиннадцати лет от роду, оказался худ и как-то, по ощущениям, колюч. А так же взлохмаченный, злой и хамовитый.

Явно прошедшая через десятки рук, затертая до белесых пятен дутая куртка с надписью «Булз» на спине, висела на Митеньке пузырем. Спортивные штаны китайского пошива, с цветными вставками на голени, не вязались с осевшими гармошкой, грязными полусапожками с разошедшейся молнией. От мальчика пахло влажной тканью и прелостью.

На узком лице мальчика угрюмо горели крупные глаза, смотрящие на мир сквозь призму личной обиды. Митенька был одним из тех, от кого любое учебное учреждение старается избавиться в первую очередь – заядлый хулиган с бурной фантазией.

Ехали молча. Егор уверенно вел джип по скользкой от дождя трассе, изредка бросая взгляд в зеркало, на сидящего на заднем сиденье мальчика. Митенька заинтересованно пялился в окно, беззастенчиво ковыряясь пальцем в носу и вытирая его о кожаный салон.

– Ноздрю не порви, хулиган, – посоветовал ему Волков. Подросток поймал взгляд в зеркале, но даже не смутился. Палец от носа убрал, но с кривой ухмылкой парировал:

– А ты, дядя, вижу, даже мимо носа промахиваешься. Вон, глаз себе выбил.

Егор усмехнулся, утвердительно кивнул. Мальчик насупился и вновь уставился на пролетающий за окном пейзаж.

Джип следовал по дороге в аэропорт. Черным болидом пролетал автобусные полустанки с одинокими людьми. Шелестя шинами, обгонял длинные автопоезда с огромными колесами. Мимо деревенек, мимо заправок и придорожных кафе.

Не все претенденты на послушничество становились адептами. Не все послушники становились служителями. И уж совсем мало кто из служителей достигал высот религиозной иерархии. Но практика набора последователей веры из числа неблагополучных слоев населения пока оправдывала себя, давая наивысший процент результата. Сложно было сказать, кто выйдет из бывшего теперь уже детдомовца Белякова, но то, что спустя полгода парня будет не узнать, Волков знал точно – в Школах умели говорить так, чтобы донести смысл слов даже до самого трудного подростка. А потому воспитывать сейчас Митеньку, вступая с ним в перепалку, не входило в обязанности религера – он должен был просто доставить его наставнику.

– Дядя, а ты ждал, что я брошусь к тебе с криком «папа»? – скучающий мальчик вновь решил попробовать на толерантность своего сопровождающего. – Ведь ждал же?

Волков удостоил его лишь взглядом в зеркало.

– Ждал, – ответил за него Митенька и удовлетворенный откинулся на сиденье. – Музыку поставь, папанька. Я тебя это… люблю тебя я. И пожрать купи.

Одноглазый даже бровью не повел.

Свернули на дорогу к аэропорту. Мимо пронеслась стоящая на обочине фигура в желтом жилете патрульного постового. Проехали отметку «Аэропорт – 10 км».

– Я все равно сбегу, – вдруг угрюмо сказал парень. – Потому, что ты меня в секту везешь, для жертвы.

– Почему сразу для жертвы? – Егор вдруг поддержал разговор, почувствовав, что за словами мальчика что-то кроется. – Может, на органы сдам. Печень здоровая?

Митенька подался вперед:

– Вы нас своим богам приносите в жертву. Вон, Колька рассказывал, Маринка тоже. Увозите и заставляете на себя работать. Там нас таких много. Вечерами книжки всякие учить заставляете. Это…зомбируете. А потом кого-то уводят. И все, только его и видели. Вон, у Маринки даже наколка осталась на спине, ей в такой вот секте сделали…

– Какая наколка? – перебил поток информации Егор.

– Татуировка. Звездочка, типа как на картах рисуют, только лучей побольше.

Волков перестроился в правый ряд, сбросил скорость. Щелкая камушками гравия по днищу, джип прижался к обочине и встал.

– Дядя, ты чего, – испуганно проговорил мальчик, – Я…

– Ну-ка, босота, рисуй, – блокнот и карандаш, извлеченные из бардачка, упали на колени Белякова. – Рисуй пока есть чем.

Художественный талант у подростка присутствовал – через пару минут Волков разглядывал аккуратную звезду с девятью лучами и похожим на паука символом внутри.

Глава 3

«Религия является тем якорем, который не дает человечеству усомниться в собственном существовании».

Из лекции пастыря амонариев Ири студентам факультета теологии Городского Университета

Где-то над головой прогудел невидимый за тучами самолет, уносящий мальчика Белякова к его будущему – Школе-монастырю в небольшом провинциальном городке. Через несколько лет он вернется уже другим человеком. Или не вернется.

– И когда спросили они слепого юношу, что же именно он рисует, то ответил он им: «Я рисую Бога!»…

Волков миновал очередного уличного проповедника, расположившегося в специально отведенной зоне возле трамвайной остановки, свернул за угол, на проспект.

Для обеденного времени народу было много. Люди текли по проспекту как вода по желобу, сбивались в заторы на светофорах, сворачивали в проулки, просачивались в многочисленные кафе и магазины. Каждый из них, наверняка, мнил себя кораблем среди океана, но на самом деле являлся всего лишь одной из сотен серых капель для другого корабля.

Для того, чтобы затеряться в толпе, нужно считать себя именно каплей. Обычной каплей, любящей толпы, потоковое движение и общественный транспорт. Егор преуспел в искусстве «не быть кораблем» когда того требовала ситуация. Как, к примеру, сейчас.

Одетый неброско, впрыгивающий в закрывающиеся двери автобуса, не спешащий, но и не идущий слишком медленно, останавливающийся у витрин и газетных киосков, чтобы невзначай осмотреть окружающее пространство – Волков использовал все известные ему уловки. Человек, к которому религер шел на встречу, был слишком ценен, чтобы привести к нему возможную слежку.

Подобным образом Волков обставлял свои рандеву с информаторами уже более пяти лет. Опыт показывал, что не зря.

Егор поравнялся с ларьками, продающими дешевый «фаст-фуд». За круглыми столиками меланхолично пережевывали жесткое мясо, подцепляя его пластиковыми вилками с бумажных тарелок, маргинально вида личности с пропитыми лицами. Чуть в сторонке толстая тетка с огромной клетчатой сумкой, стоящей возле ног, мелкими, судорожными глотками пила горячий кофе. Рядом, чумазый, с занудным голосом, вился тощий цыганенок с протянутой ладонью.

Когда-то Волков любил этот город. Но с тех пор слишком многое изменилось в его жизни. Слишком сильно изменился сам город.

От былой любви остались лишь раздражение и чувство брезгливости. А еще стыд, будто Егор и сам приложил руку к этим отвратительным метаморфозам.

Впрочем, отчасти это предположение было правдой.

Ларьки остались позади. Егор остановился на светофоре, перешел на другую сторону улицы. Продолжил свой путь в тени длинной торговой галереи с огромными витринами и яркими разноцветными вывесками.

За последние годы Город приобрел вид усталый и фальшивый, словно продавец сетевого маркетинга. За улыбками рекламных персонажей, за сверкающими огнями, манящими к праздности и достатку, за мельтешащими картинками на электронных табло и зычными голосами зазывал всех мастей, скрываются обшарпанные, грустные фасады домов, грязный асфальт улиц и тяжелый запах большого мегаполиса.

– Сегодня день рождение Бога! – выступил за белый полукруг разрешенной зоны очередной уличный проповедник в ярком наряде. – Возьмите флаер, узнайте, какие вас ждут бесплатные подарки, если придете к нам на лекцию!

Егор решительно оттолкнул предложенный листок, не поворачивая головы прошел мимо. Смешался с толпой на пешеходном переходе, вновь пересек проспект. Вдали уже показалась вывеска искомого кафе, нужно еще раз проверить наличие нежелательных попутчиков.

– Вы хотите стать богатым, но не знаете как? – бородатый мужчина в ярко-зеленой тоге и с волосами, затянутыми в тугой пучок на затылке, протянул на встречу Волкову разрисованные хной руки, – Наши Боги помогут вам и вашей семье!

– Себе помоги, придурок, – произнес одноглазый, отталкивая пахнущие благоуханиями ладони. Чертыхнулся и в который уже раз за день пожелал всем богам мира сдохнуть.

Ведь что может быть лучше мира без богов?

Прохладный полумрак зала на цокольном этаже. Приятный запах кофе и выпечки. Тяжелая деревянная мебель с резным декором, создающая ощущение защищенности. Быстрые и незаметные официантки, вкусная еда и приоткрытая дверь кухни, за которой находился черный ход.

Волкову решительно нравилось в «Дубраве».

По другую от Егора сторону массивной столешницы сидел худой, с двухнедельной щетиной мужчина неопределенного возраста. Толстый свитер висел на его плечах как на вешалке, длинные узловатые пальцы то и дело поправляли круглые очки на остром носу. Серо-зеленые глаза, тонкие, поджатые губы, лихорадочный румянец на впалых щеках. И цепкий, пронзительный взгляд, все подмечающий и запоминающий, высокий лоб интеллектуала под неопрятной челкой. А еще, страшный шрам поперек шеи, старательно скрытый высоким воротом свитера.

Человека звали Роман Ильин, он называл Волкова своим другом.

Принесли горячее. Роман неторопливо достал завернутые в салфетку вилку и нож, деловито потыкал исходящий паром эскалоп. Принялся методично разрезать на тонкие дольки мясо, стуча лезвием ножа по тарелке.

Волков проводил взглядом официантку, пододвинул к себе глубокую тарелку и вооружился ложкой. Не обращая внимания на звучные позывы голодного желудка, со сдерживаемой жадностью стал поглощать наваристую солянку, периодически прикладываясь к запотевшему бокалу золотистого пива.

Некоторое время над столом раздавались лишь звон посуды да довольное урчание Волкова.

Когда же официантка унесла пустую посуду, а на столе появился пузатый чайник и еще один бокал пива, Роман откинулся на спинку кожаного кресла и, иронично улыбаясь, спросил:

– По какому поводу был праздник?

Егор сверкнул единственным глазом, неопределенно пожал плечами:

– Тебе соврать или сам повод выдумаешь?

Ильин усмехнулся:

– Да ладно, чего ты. Просто выглядишь хреново.

– Ленин в мавзолее тоже не очень выглядит, а еще нас с тобой переживет, – Волков склонил голову на бок. – И вообще, что за тон, что за ухмылочки? Ты мне это прекращай.

Он потянулся через стол, приоткрыл крышку чайника. Вдохнул влажный, густой пар, ароматным облаком поднявшийся вверх.

– Что за чай? – с подозрением покосился он на улыбающегося Романа.

– Пуэр.

– Кипяченым навозом воняет, – религер опустил крышку. – Ну, перейдем к разговорам серьезным да суровым. Как дела?

– Все в порядке, – утвердительно кивнул Роман. – Не переживай.

– Мне несвойственно переживать.

– За тобой слежки не было? – в свою очередь осведомился Ильин.

– Нет. Не думаю.

– А с помощью Искры?

– Я бы почувствовал, ты знаешь, – Волков склонил голову на бок, спросил в свою очередь пытливо. – А есть повод беспокоиться?

– Что-то у нас беседа по кругу пошла, – крякнул Ильин. – Повод беспокоиться есть всегда, Егор. Особенно нам. Новые религии плодятся как мокрицы под поленом. Видел сколько уличных проповедников? Проходу не дают! А сколько храмов и приходов строится? Я их уже различать перестаю, хотя повидал на своем веку превеликое множество.

– Зато без работы не останешься, – резонно заметил Егор. – Ты сейчас у кого?

– А, – отмахнулся Роман, наливая себе чай. От напитка, с тихим журчанием заполняющего белоснежную внутренность чашки, потянуло терпким травяным запахом. – У маринцев. Забавные ребята, но долго не протянут.

– Маринцы? Которые неоязычники?

– Они самые.

Роман ловко подцепил щипчиками два кусочка коричневого сахара, опустил в чашку. Спросил:

– Слышал, у вас с координатором несчастье?

– Повесился. Или повесили, – Волков облизал с губ пиво. – Пока не выяснили. Ничего не слышал про него в последнее время? Может быть, Поединки вел? Встречался с кем-то? Что-то необычное?

Ильин покачал головой:

– Нет, ничего не слышал. Но уточню, если нужно.

– Нужно.

Егор взглянул на часы. Похожие на осиные жала стрелки показывали двадцать минут четвертого. Прикинул оставленные на вечер дела. Не хотелось бы откладывать их на завтра. Вновь поднял взгляд на своего худого собеседника.

Роман Ильин являлся профессиональным сектантом, внедренным инсайдером. Он проникал в различные религиозные общины и коммуны, становился одним из верующих и раскапывал всю подноготную, до которой мог дотянуться. Источники финансирования, имена правящей верхушки, адреса Искр, планируемую сектами стратегию выживания и даже любимые приемы религеров – все это Роман вытаскивал на свет и нес Волкову. Некоторые конфессии выкладывали за голову этого информатора хорошие суммы. По следу Романа то и дело пытались идти наемные головорезы, ищейки конкурентов, обиженные религеры. Ильин, не без помощи Волкова, каждый раз выходил сухим из воды. И прятался на некоторое время, пережидая.

Пережидать Роман предпочитал в других сектах, мастерски меняя внешность.

А еще он когда-то был Искрой. И перестал быть таковым после Поединка с Егором.

Ильин подул на чай, пригубил. Блаженно зажмурился, причмокнул, ощущая вкус на языке.

Волков терпеливо отхлебнул пиво.

Наконец информатор открыл глаза, оценивающе причмокнул.

– Эй, эстет, – привлек его внимание щелчком пальцев Егор. – У меня время поджимает, давай уже к делу.

– Ну, – Роман подобрался, его лицо приобрело сосредоточенное выражение. – В прошлую пятницу видел религера тифонитов Язву возле храма бланцев. Сам знаешь, он из своего логова редко выползает, а тут средь бела дня нарисовался. Стоял, курил, бросался мусором в прихожан. Дал в морду вышедшему на крыльцо настоятелю храма. Приехали религеры бланцев и Язва поспешно скрылся.

– Язва в своем репертуаре, – усмехнулся Егор. – Секс, наркотики, рок-н-ролл?

Ильин пропустил мимо ушей риторический вопрос, продолжил:

– В основном, новости все больше по мелочам. Амонарии выкупили землю на Тенистой. Ходят слухи, что под новый филиал. Ордалианский священник сжег себя в знак протеста против закона об упрощенной регистрации сект исилитского толка.

– Это я слышал.

– Две Искры погибли в Поединках. Один мне неизвестный из гностиниан, вторую ты знал – Илия из бантийцев.

– Туда ей и дорога, бездушной стерве, – отсалютовал Волков. – Кто так постарался?

– В том-то и дело, что непонятно с кем были Поединки. Все молчат, никто не заявляет о победе.

– А какой смысл тогда был в Поединке?

Роман пожал плечами.

– Кабы знать. Кстати, о странном. Буквально вчера слышал от одного знакомого. Говорит, что в городе странная Искра завелась. Мол, видели возле городского сада парня, который силой Дара создавал сахарную вату и раздавал ее встречным детям.

Егор нахмурился и уставился на собеседника.

– Ты прикалываешься, я не пойму?

Ильин смутился, беспомощно развел руками.

– Ну, за что купил – за то продал. Сам просил собирать интересную информацию.

Волков пораженно вздернул брови.

– Но не детские же сказки, Рома!

Ильин промолчал, отпивая чай.

– Ладно, хрен с ним, не важно, – отмахнулся Егор. – Что-то еще?

– Собственно то, ради чего я тебя и позвал, – наконец перешел к цели разговора Ильин. – Ты в курсе, что Калина организовывает свою ячейку? Я, правда, пока не знаю, то ли она сама себя выставляет центральной Искрой, то ли где-то нашла человека со способностями, но факт фактом. Говорят, что регистрацию уже прошла. Для резиденции облюбовала себе место в старой школе на Лермонтова.

– Как она хочет с одной Искрой на ноги встать? – спросил Егор. – Ее кто-то под крыло берет?

– Да. Я так понял, что Калина после ухода от ордалиан долгое время крутилась среди ребят Князева.

– Возле Князева? – удивленно поднял бровь Волков, – Он же исилит! Он ордалиан на дух не переносит.

– Видимо, Калина предложила что-то довольно весомое, – уклончиво ответил Роман, усмехнувшись. – Я подозреваю, что она сдала новым покровителям казначея, перевозившего довольно крупную партию пожертвований из тайника.

Егор приложился к бокалу, ощущая губами пузырьки в пиве. Услышанная новость была интересной и действительно стоящей. Но что-то этот прощелыга все же недоговаривает.

– Выкладывай все, Рома, – он оставил бокал. – Переход религера из конфессии в конфессию, конечно, редкость, но Калина давно отличалась вольностью взглядов. Так в чем собака порылась?

Ильин щелкнул пальцами, в довольной улыбке оскалив зубы.

– Хватку не теряешь, да? Ты прав, Дело не только в Калине. Точнее, не только в ее поступке, – Роман подался вперед, облокотившись грудью о столешницу. – Я как у маринцев-то оказался? По городу поползли слухи о роспуске тройки мелких общин, которые даже толком начать работать не успели. В одной Искру исилиты потушили, в другой – амонарии, в третьей она сама пропала куда-то. Но вот в чем интерес – за некоторое время до этого к ним ко всем приходила Калина. И теперь она образовывает свою религию, в которую валом валят бывшие верующие из этих самых общин. Князев же Калину еще и прикрывает, заявляя о протекторате над ней. А не так давно она заходила и к маринцам. Теперь я жду развития событий. Ну, мне удалось тебя удивить?

Волков лишь опустил брови, которые поднималась на протяжении всего рассказа информатора. Действительно, ситуация была крайне странной и непонятной.

– Мда, – озадаченно сказал он, поглаживая подбородок. – Шутки шутками, но могут быть и дети.

Он одним движением допил пиво, грохнул бокалом о стол.

– Короче, тебе нужно попасть к Калине в общину. Я должен знать, что за игру она ведет.

– Не так быстро, – отъехал на стуле обескураженный Роман, поднимая руки. – Я только втерся в доверие к шаману маринцев. Если их постигнет участь предыдущих сект, то я, хотя бы, увижу ситуацию изнутри.

– Пусть так, – согласно кивнул Егор. – Но потом ты мне нужен подле Калины. Пока у нее немного народа ты успеешь занять места повыше.

– Ты так просто об этом говоришь! – восхитился Роман. – Как будто раз-два и в дамках! Я с Калиной связываться не хочу, я ее, без дураков, боюсь. Ты лучше отправь к Калине своего фанатика. Как его там?

– Феликс.

– Во-во. Отправь Феликса. Он ради веры хоть на костер.

Волков покачал головой.

– Я, конечно, верю в нашего святого воина, но Калина ему не по зубам. Эта хитрая бестия раскусит Феликса за один прием. И сожрет. А он мне еще нужен.

– А я не нужен, значит?

– Нужен, и я в ином случае не подставлял бы твою мягкую, розовую попку под острые коготки нашей прекрасной фурии. Но, сам понимаешь.

– Язык мой – враг мой, – пробубнил Ильин, сдаваясь. – Пусть будет по-твоему.

– Тогда вот еще что, – одноглазый поднял вверх палец, призывая к вниманию, запустил руку во внутренний карман висящей на спинке стула куртки, вытащил сложенный листок.

– Давно такое вот видел? – спросил он, разглаживая на столе картинку, сделанную Митенькой.

Роман перегнулся через стол, пододвинул листок к себе. Задумчиво протянул:

– Что-то знакомое, но не припомню что именно, – он повернул листок, посмотрел под другим углом.

– Я тебе подскажу. Эту татуировку сделали девочке. Судя по всему, потенциальной Искре.

– Точно! – обрадовано воскликнул Роман, хлопнув себя по лбу, – Звезда Талема!

Отодвинул лист, нахмурив одну бровь, спросил:

– А чего тебя на эту графическую чушь пробило?

– Дело в том, что не меня, – Волков убрал листок обратно в карман. – Кто-то практикует. Или пытается.

– Но это же ерунда! Никто в здравом уме подобными вещами заниматься не станет.

– Ну не скажи, – не согласился Егор. – Сам знаешь как у нас некоторые, кто в здравом уме, человеческими жертвоприношениями баловались.

– Я бы не сказал, что Ли был в здравом уме.

– Ну, вопрос спорный. Так что с этой «звездой»? Говорят, с ее помощью можно силу Искры форсировать?

– Слухи, – упорствовал Роман. – Мол, жертву в расход, а ее жизненная энергия переходит в Искру. Тем самым, усиливая ее. Только вот за подобные вещи Доминион по головке не погладит.

– Скажем так, – продолжил мысль собеседника Волков. – Если эти неизвестные нам ребята настолько остро и отчаянно нуждаются в усилении своих Искр, то им на Доминион уже плевать, верно? Осталось только понять кого же так прижало.

Роман тяжело вздохнул, понимая собственную участь, обреченно произнес.

– Я попробую разузнать.

– Вот и чудно, – хлопнул ладонью по столешнице улыбающийся Волков. – Мой единственный глаз радостно смотрит на тебя?

– Нет.

– Странно, потому что я не перестаю радоваться нашему знакомству.

Но шутка не удалась. От Егора не ускользнуло, как Ильин машинально поправил ворот на шее, закрывая шрам.

– Да, – ответил Роман, сдавленно кашлянув, – Я тоже рад.

Повисла неловкая пауза.

Что чувствует птица, которой сломали крылья?

Глава 4

«– Кто считал, сколько было убито людей из-за различных религиозных разногласий? Сколько их было за всю историю человечества?

– Ну, давайте не будем сгущать краски»

Ток-шоу «Две стороны», 1998 год

Зима в тот год затянулась, выдалась злой и холодной. Под ногами хрустел утоптанный снег, нестерпимо сияя белизной под скупым февральским солнцем. Где-то вдалеке одиноко кричала ворона.

Хороший день, чтобы умереть, как сказал координатор Сухнов, напутствуя религеров перед предстоящим боем. Так же думал и Волков, сжимая в карманах короткой куртки ручки выкидных ножей.

Трое на трое. Именно такую схему предложили им для Поединка за территорию.

Мистириане желали обосноваться в этом райцентре, расположенном в нескольких километрах от Города. Проблема заключалась в том, что здесь давно и прочно обосновалась секта Вельзы – не очень крупная конфессия, принадлежащая к ордалианская ереси. Впрочем, если верить добытым данным, сами же ордалиане эту секту и поддерживали. Вельзы являлись их марионеточной оппозицией, пугалом для прихожан. Однако в этом не было ничего неординарного, подобная практика являлась обычной для многих крупных религий.

Как обычно, после разведчиков в город прибыли Старшие. Он нанесли визиты всем руководителям самых влиятельных в районе религиозных течений. Результатом долгих и тяжелых переговоров стало согласие на предоставление места под строительства храма и резиденции мистириан.

Конечно, можно было не соблюдать весь этот этикет, попросту явиться и начать обустраиваться. Но Старшие предпочитали решать проблемы миром, осознавая все последствия необдуманных поступков.

Однако, неожиданно выяснилось, что на отведенное под строительство место претендуют вельзы, которых даже в расчет никто не принимал. На все призывы разойтись миром, они отвечали отказом, упорно настаивая на Поединке. Что заставляло задуматься, потому как влияния в городе они почти не имели и, по своей воле, не решились бы перечить более крупным конфессиям. Было сделано предположение, что их к такому «клацанью зубами» принудили ордалиане. Известные интриганы, видимо, решили посмотреть на мистириан в деле, подставить под удар слабую фигуру, чтобы оценить силу потенциального противника.

От Поединка отказаться невозможно, таков Закон. Исходя из обстоятельств, координатор Сухнов выбрал для боя троих – новичков Егора Волкова и Константина Ремезова, а также, в усиление, более опытного Кима.

Для Волкова и Ремезова этот Поединок – первый. Оба недавно вернулись из Школы, у каждого своя Искра. Два дня назад Ким попытался обыграть примерные сценарии Поединка, но дерганный и суетливый Костя постоянно что-то путал и забывал. Его Дар назывался «Щитом», позволял создавать вокруг определенных людей и объектов кратковременные, но практически непробиваемые невидимые коконы. Вот только Ремезов сильно нервничал, на тренировке его защита то не успевала прикрыть товарищей, то не прикрывала их до конца. В конечном итоге, Киму удалось добиться хоть какого-то результата, а Егору оставалось лишь поражаться безграничному терпению и хладнокровию корейца. На заданный Волковым вопрос о разумности выбора Ремезова в качестве третьего бойца для Поединка, Ким с абсолютной уверенностью сказал, что людей отбирал Сухнов, а Координаторы очень редко ошибаются.

Егор, конечно, поверил опытному товарищу. Но сейчас, глядя на трясущиеся губы Костика, в нем вновь заворочалось сомнение. Он перевел взгляд на корейца, который спокойно разглядывал окрестности, раздраженно сплюнул.

По ту сторону заснеженного пустыря топталась троица вельзы – женщина и двое мужчин. Егор прищурился, чтобы лучше рассмотреть их.

Один мужчина худой и высокий, с синей тенью щетины на впалых скулах. Глаза лихорадочно шарили по полю предстоящего боя, зажатая в зубах сигарета напряженно подергивалась. Поймав взгляд Егора, отвел глаза, ссутулился и, засунув руки в карманы куртки, отошел в сторону.

Нервничает. Боится. Это хорошо.

Женщина невысокого роста, на щеках нездоровый румянец. Осунувшееся лицо, тонкая линия бледных губ, темные запавшие глаза. Из рукавов короткого полушубка торчали тонкие пальцы с зажатыми деревянными четками.

Их что, морят голодом? И почему она что-то бормочет постоянно? Неужели она – «радио»?

А вот третий религер явно выделялся из своей команды. Похожий на бочонок, приземистый коротышка с бордовым лицом. Из-под низко надвинутой кепки смотрели цепкие, колючие глаза. От него буквально веяло заряженностью на победу. Сосредоточенный, уверенный в себе. Опасный. Среди своих собратьев он как питбуль в стае дворняг.

– Какие мысли? – спросил Егор, наклоняя голову к корейцу.

Ким выдохнул облако пара в морозный воздух, задумчиво ответил:

– Вон тот, худой, который курит, разменная монета. Если не упустить, то с ним проблем не будет. Женщина похожа на «радио», все время повторяет одно и то же.

– А тот, в кепке? – решил проверить свои опасения Волков. – Что о нем скажешь?

– Ордалианин, – кореец даже не сомневался. – Я его видел, когда вместе со Старшими ходил на прием. Должно быть хороший боец, сильная Искра. Костя, подойди!

Приблизился Ремезов. Волков уловил запах дешевой водки.

Почуял резкие спиртовые нотки в морозном воздухе и кореец. Его стройная фигура в шерстяном пальто одним плавным, еле уловимым движение оказалась вплотную подле трясущегося Ремезова. Палец в темно-бордовой кожаной перчатке железным прутом ткнул в грудь опешившему религеру.

– Ты пил?

Под пронзительным взглядом черных глаз Костя побелел.

– Я…, – он шумно сглотнул, отчего острый кадык, словно лифт, рванул верх-вниз. – Для храбрости…

Кореец раскрыл ладонь, требовательно качнул ею. Ремезов скособочился, залезая в свой глубокий карман, выудил на свет сплюснутую бутылку-шкалик.

Ким презрительно окинул взглядом спиртное, отвинтил золотистую крышку и вылил прозрачную жидкость на снег.

– Вера запрещает нам употреблять пьянящее, – спокойным голосом, от которого пошли мурашки по коже, произнес кореец. – Спиртное ослепляет тебя, застилает твой разум от истины. К тому же, неприемлемо выпивать перед Поединком, ты не сможешь сосредоточиться на своем Даре. Сколько ты выпил?

– Несколько глотков всего…

– Сделай дыхательные упражнения, заставь кровь живее бегать по венам. У тебя пять минут. Потом я повторю тактику предстоящего боя. Если мы все сделаем верно, победа останется за нами. Поторопись.

Кореец отступил в сторону и повернул голову на приближающийся гул. На пустырь, из-за серой коробки заброшенного склада, выкатывал серебристый микроавтобус.

– Судьи уже прибыли.

Волков не знал, кто придумал правила Поединка. Он мог только догадываться, чем руководствовались первые религеры, проводящие бои. По сути, правил почти и не было, весь регламент Поединка представлял собой набор ограничений и условностей.

В Поединке позволялось участвовать только Искрам.

Если Поединок предстоял принципиальный, то могли назначаться Судьи. Но чаще всего, особенно когда дело касалось обыденных, частных боев, обходились без них.

В Поединке запрещалось использовать любое оружие, кроме холодного, ударного или дробящего, а также с длинной рабочей части оружия более тридцати сантиметров.

В Поединке с обеих сторон должно участвовать равное количество бойцов, если иное количество не устроит обе стороны.

В идущий Поединок не может вмешиваться третья сторона.

Победа в Поединке присваивалась тому, кто смог поставить противника в ситуацию, при которой тот больше не может или не хочет продолжать бой.

В Поединках, случалось, гибли религеры. Это их работа.

Таковы общие правила. Остальные нюансы обговаривались по мере необходимости, на месте.

Пребывая в прекраснодушном заблуждении, Егор еще не знал тех грязных боев, которые ждали его впереди. В ту зиму он еще старался быть благородным к противнику. Он не видел необходимости быть жестоким или мстительным, не знал лично своих врагов и не испытывал к ним ненависти. Людям свойственно заблуждаться, особенно в сложных вопросах веры, стоит ли их винить в этом? Это не повод убивать.

Потому он решил, что лезвия выкидных ножей останутся внутри рукоятей до крайнего момента. Это не противоречило тактике, предложенной корейцем.

Киму говорить он ничего не стал. Ремезову тем более.

Когда они сшиблись, в воздух полетел чистый белый снег вперемежку с черными комьями мерзлой земли. Закружили на месте, изучая друг друга искрящимися от напряжения взглядами. Часто задышали, выбрасывая тепло густым паром на мороз.

Вельзы предприняли обычную и, в общем-то, предугаданную Координатором тактику. Ударным центром стал коренастый религер. Его багровое лицо ярким пятном выделялось на фоне сугробов, угрюмый взгляд из-под бровей сосредоточенный и вдумчивый.

Худой прикрывал своего товарища, оставаясь за спиной и изредка выпрыгивая для контратак.

На заднем плане, на границе пустыря, застыла женщина-«радио». От нее буквально исходила нагнетаемая молитвой сила.

Ким выбросил вперед руку, и в воздухе сверкнула металлическая дубинка-тонфа. Коренастый ордалианин ловко поднырнул под удар, его тяжелые кулаки, одетые в черные кастеты, рванулись к незащищенному боку корейца.

Этого Волков и ждал. Его задачей было ударить с фланга, как только ордалианин пойдет в атаку.

Егор прыгнул вперед и в сторону, одновременно ударяя жесткой рукоятью ножа в багровое лицо противника.

Удар наткнулся на неуверенный, но хорошо исполненный блок худого, который, в свою очередь, попытался достать Волкова. Блеснуло лезвие широкого армейского ножа.

Ого!

Острый клинок пропорол куртку и холодной, острой болью скользнул по ребрам. Волков чудом извернулся, чуть не упал, поскользнувшись. Возле самого лица просвистели кастеты крепыша, решившего внести и свою лепту. Но Ким вовремя оказался рядом, его фигура заслонила припавшего на колено Егора. Звонко стукнулось железо о железо, серебристой рыбкой мелькнула тонфа. На снег брызнуло красным.

Запоздало и совсем не к месту Егора накрыло прозрачным маревом. Это Ремезов зачем-то накинул на него защитный кокон.

Что он делает? Еще боя толком не было, а он расходует силы!

Волков спешно вскочил на ноги.

А сам-то хорош! Так подставиться! Но худой нож выхватил слишком неожиданно. Надо надеяться, что от испуга. И то ладно.

По левому боку разливалось тепло, одежда неприятно липла к телу. Да и черт с ним, царапина!

– Егор! – рявкнул кореец, на которого наседало двое.

«Радио» переместилась чуть ближе к Костику. Волков успел заметить это, прежде чем вновь ввязался в бой.

Вновь удар, блок, отскок. Они пытались рассеять защиту вельзы. Старались увести тощего от крепыша. Но момент был потерян, противники поняли намерения мистириан. Бой превращался в шахматный пат, когда ни одна из сторон не могла добиться результата.

Пора вводить новый фактор.

И словно все участники Поединка почувствовали этот момент. Картина резко изменила палитру.

Ордалианин, будто получив хороший заряд, яростно бросился на корейца. Его пудовые кулачища паровыми молотами обрушивались на хрупкую фигуру мистираинина. Вбивали, вколачивали, громили. Егор еле успел отскочить с дороги отступающего Кима, оказался нос к носу с худым. Тот походил на взъерошенную ворону, побитую и изрядно ощипанную. Изможденное лицо, круги под глазами, блестящие капли слюны на обвивающем шею шарфе. Бой давался ему тяжело, но рано было говорить о победе.

Из горла худого, выталкиваемые прыгающим кадыком, понеслись слова. Тягучий слог неизвестной молитвы задрожал, вибрируя, в морозном воздухе. На миг показалось, что за спиной вельзы поднимается алый рассвет.

Егор успел лишь сдавленно вскрикнуть, когда обжигающая волна пламени поглотила его фигуру.

Ремезов со своим коконом успел в последний момент. Жар опрокинул Волкова на спину, в клубы исходящего паром снега. Перед глазами плясали огненные протуберанцы, волосы и одежда буквально затрещали от температуры. Вызванный вельзы огонь чудом не испепелил его, весь удар принял на себя сотворенный Костиком щит.

И тут же воздух разорвал гортанный крик корейца. Егор почти поднялся, когда по земле словно ударили гигантским кулаком. Почва ушла из-под ног, в точке удара земля рваными комьями полетела в стороны, оставляя неглубокую воронку.

Крепыш и худой повалились на землю, отчаянно барахтаясь и силясь встать.

Волков и кореец почти одновременно рванули к ним, словно псы с цепи.

Добить! Надо успеть добить!

Навстречу бегущему Егору поднимался ощерившийся разбитым ртом худой, выставляя впереди себя нож. Он чуть-чуть не успевал, Егор видел это.

Слова, сорвавшиеся с языка стоящего на колене коренастого религера, были односложны и невыразительны. Древний язык, простые формы. Но для многих религеров именно эти звуки молитвы становились последними.

Сильнейшая боль взорвалась внутри головы. В глазах потемнело, ноги подкосились, желудок подкатил к горлу. Егора шатнуло в сторону. Плывущим сознанием он еще смог уследить, что кореец все же успел добежать и теперь дубинкой лупит по голове крепыша. Тонфа с металлическим звуком отлетает от черепа ордалианина, срывая кожу, но тот лишь улыбается, произнося и произнося молитву.

Запоздало возник защитный кокон, он чуть ослабил боль и позволил отбить атаку худого. Тот махал ножом неумело, тяжело. Было заметно, что работать тяжелым клинком для вельзы непривычно.

Чем ты тренировался, дружище? Картофелечисткой?

Волков изловчился, схватил худого за болтающийся конец длинного шарфа. Ну надо же, даже узел как на удавке!

Рванул, ударил носком ботинка в колено. Опять рванул, блокируя суетливую отмашку ножом. Потянул на себя, отступая назад. Дернул что есть мочи!

Боль в голове резко пропала. Значит, Киму удалось сладить со своим противником. Что ж, дело за малым.

Худой полетел вперед лицом, тщетно пытаясь освободиться. Шарф затянулся на тощей шее, врезался в бледную кожу. Лицо вельзы побагровело, он буквально на коленях полз за Егором, позабыв про оброненный нож.

Волков уже было нацелился победно вогнать каблук в нос задыхающемуся противнику, как вдруг краем глаза увидел в стороне что-то странное. Резко повернулся.

Крепыш лежал ничком, разбросав руки в стороны. Его голова представляла собой сплошное кровавое месиво. За ним виднелось то, что осталось от Ремезова, но большая часть тела оказалась разбросанной дымящимися ошметками по краю пустыря. Судя по всему, «радио» выплеснула на него всю свою накопившуюся энергию.

Рядом – Ким, добивал ногами корчащуюся на земле женщину. Из его плеча и бока торчали две длинные спицы. Лицо залито кровью, неестественно вывернутая правая рука беспомощно болталась вдоль тела.

В голове всплыли слова Сухнова: «Будьте жестче. Они должны видеть всю решимость мистириан».

Поединки только подросткам видятся романтичными и благородными. Про них красочно показывают в художественных фильмах про религеров, с упоением рассказывают друг другу мечтательные школьники. Но на самом деле, в поножовщине нет романтики. Настоящий бой никогда не бывает красивым и честным. Тем более, если нужно проявить жестокость.

Кореец обернулся, почувствовав взгляд Егора. Лицо Кима как обычно было беспристрастным и спокойным, но в глазах светилось такое животное безумие, от которого по спине Волкова пробежал холодок.

Тогда Егор повернулся к вцепившемуся в шарф противнику, наступил тому на грудь, припечатывая к земле. Щелчком извлек выкидное лезвие ножа, наклонился и, не думая, полоснул того по худой шее.

Пока вельзы булькал в собственной крови, зажимая рану руками, Волкова тошнило в стороне.

Поединок закончился. Судьи сдержанно поздравляли победителей. Ким произнес короткую речь, подготовленную заранее. После чего все участники разъехались, забрав павших.

А перед взглядом Егорова все маячила худая фигура, распахнутые в ужасе и мольбе глаза с длинными ресницами.

Каково же было удивление Егора, когда спустя месяцы он узнал, что худой вельзы выжил. Что, пройдя через клиническую смерть, пришел в сознание.

Удивляясь собственному порыву, Волков узнал адрес больницы, в которой лежал его первый врага. И в, один из дней, возник на пороге бывшего религера ныне не существующей секты вельзы.

Лишившегося Искры после тяжелого ранения.

Так Волков познакомился с Романом Ильиным…

Глава 5

«– Разнообразие путей и средств, ведущих к просвещению, всегда на пользу человеку. Но нельзя утверждать, что абсолютно любая религия ведет к просвещению».

Из письма ордалианских Старших в Министерство Образования, 2001 год

Звонок Иванова застал Егора на полпути домой. Исполняющий обязанности, в свойственной ему безапелляционной манере, приказал Волкову немедленно приехать в резиденцию. Егор досадливо поморщился, но не стал возражать. И уже через несколько минут, расплатившись с очередным таксистом, вошел в гостиную, осеняя себя ритуальным знамением.

В кресле, разложив на коленях ноутбук, сидела Таисия Соловьева, молодая Искра. Двадцать один год, обрела Дар в девятнадцать.

Соломенного цвета прямые волосы, чуть бледная кожа худого лица, не лишенного хрупкой, немного печальной, красоты. Прямой нос, крупные зеленые глаза, немного опущенные вниз уголки рта, что придавало образу вид утонченной грусти. Стройность фигуры подчеркивало приталенное платье цвета горького шоколада. Узкая ладонь поддерживает шелковый палантин, покрывающий острые плечи.

Недавно из Школы, Таисия номинально считалась религером, но обладала даром предвидения и потому не допускалась к Поединкам. Покойный Сухнов наставлял ее, помогал развивать способности. В перспективе, девушке отводилась роль Координатора одной из ячеек, но до тех пор она должна была набраться опыта. Ее Искра была еще очень слаба, способности нестабильны.

Говоря по чести, Соловьеву никто из матерых религеров не воспринимал всерьез. Не был исключением и Егор.

– Привет, Тая, – бросил он девушке, вешая на торчащий из стены крючок куртку.

Девушка, только сейчас заметившая появившегося мужчину, испуганно вздрогнула, поднимая большие глаза от экрана. Спешно отставила ноутбук на журнальный столик в порыве подняться для уважительного полупоклона.

– Здравствовать и тебе, брат…

– Сиди-сиди, – попытался остановить ее жестом Волков.

Но вбитые в Школе порядки и традиции взяли свое. Девушка все же поднялась, опустила в полупоклоне голову. Волосы соскользнули с плеч, легким занавесом закрывая лицо. Волков невольно залюбовался.

– Будь зрячей, – поспешно ответил он.

– Будь зрячим, – ответила девушка, и на этом традиционное приветствие закончилось.

Когда Таисия вновь заняла место в кресле, Егор спросил.

– Чего такая хмурая?

Девушка поправила паланкин, ее глаза влажно блеснули.

– Кирилл умер, вот я и…

– Тая…

– Я знаю, что смерть это лишь переход в иной мир, – поспешно закивала Соловьева, опережая слова Волкова. – И я знаю, что не должна впадать в скорбь и уныние. Но мне все равно тяжело, мне не хватает его доброго слова и мудрого совета.

Одноглазый вздохнул. Он давно уже забыл, как нужно успокаивать и сопереживать. Забыл и, говоря по чести, не очень хотел вспоминать. Поэтому он присел перед девушкой на корточки, накрыл своей, кажущейся огромной, ладонью ладоши девушки. Глядя в глаза, сказал:

– Тая, послушай. Кирилл был хорошим наставником и человеком, его уход огромная утрата для всех нас. Но он был религером, а значит, каждый миг был готов к подобному исходу. Как и каждый из нас. Когда-нибудь тебе предстоит стать Координатором, отправлять на Поединки своих братьев и сестер. И слабости человеческой души не должны одержать верх над задачами служения нашей вере. Это твоя плата за Дар, это твой тернистый путь к Истине. Поэтому отпусти тяжелые мысли, соберись и с новым упорством продолжай развивать и укреплять Искру. Мертвых не вернуть, а от силы твоего Дара будут зависеть живые.

Девушка поджала губы, но кивнула, соглашаясь со словами Волкова.

– Просто мне показалось, что все слишком быстро забыли его, – произнесла она полушепотом.

– Жизнь продолжается, – Егор поднялся. – Мой тебе совет – не привязывайся ни к кому. Будет легче терять. А терять придется, для всех нас смерть лишь дело времени.

– Егор! – раздался сверху голос Иванова. Он вышел из рабочего кабинета и стоял у перил второго этажа. – Я тебя жду.

– Иду, – откликнулся Волков. Повернулся к Таисии, сказал. – Если что – обращайся. Я всегда помогу, подскажу.

Девушка вновь кивнула, быстрым движением вытерла глаза тыльной стороной ладони.

– Спасибо.

Волков ободряюще улыбнулся ей, пересек зал и стал подниматься по лестнице, скользя рукой по перилам.

Николай терпеливо выждал, пока Волков окажется рядом, жестом пригласив следовать за собой.

Рабочий кабинет Координатора был просторен и светел. Скошенный в одну сторону потолок мансарды, бледно-зеленые обои, насыщенно-темный дубовый паркет. При входе в глаза бросалась небольшая картина, висящая над письменным столом – одинокий человек, бесстрашно шагающий навстречу поднимающейся над горизонтом волне цунами. Серые, черные и темно-зеленые тона разгневанной стихии резко контрастировали с золотистой фигурой человека, он ярким пятном выделялся на темном фоне.

Картину нарисовал Сухнов, на ней он изобразил известный сюжет из Книги Истин, главной книги мистириан.

Два больших смотровых окна, небольшой телескоп. Изящные книжные полки, под завязку забитые книгами, из большинства торчат разноцветные закладки. Камин из красного кирпича, пара глубоких кресел, столик с курительной трубкой в бронзовом держателе. Банкетка со спинкой, резными ножками и бархатным покрытием.

Сухнов умел создавать вокруг себя уют и спокойствие. Впрочем, в последние дни он заметно хандрил. Даже забросил свое любимое рисование.

Иванов выглядел чужеродным в этом кабинете, как чертополох среди ромашек.

Исполняющий обязанности Координатора жестом отослал сухую и деловитую женщину в платке, которая расставляла на столе чайник и чашки. В резиденции служило несколько человек из числа доверенный прихожан, они почитали такую работу за честь, наводили чистоту, готовили, выполняли мелкие поручения. Незаметные, тихие, бессловесные.

Когда за служкой закрылась дверь, Иванов сел за стол, привычно поправляя полы своего серого пиджака.

– Присаживайся, Егор, – сухой, без интонации голос. Насколько нужно быть спокойным и самоуверенным, чтобы иметь такой голос?

Волков прошел к банкетке, опустился на мягкие подушки. Пытливо уставился единственным глазом на собеседника, постукивая пальцем по теплому дереву подлокотника.

– Егор, – Иванов словно пытался поймать Волкова в фокус, но его взгляд то и дело соскальзывал в сторону, будто прятался. Этот взгляд невозможно было поймать, в глаза этого серого человека нельзя было заглянуть, прочитать. – Как твои дела… с проблемой?

– С какой? – нахмурил брови Егор.

– С твоей, которая мешала служить Истине. Знаю, ты поборол своего внутреннего врага, но насколько долго?

Волков откинулся на спинку, нехорошо хмыкнул. Ответил, сдерживая раздражение:

– Николай, свои проблемы я решаю сам, либо же обращаюсь к Отцу нашему с просьбой дать сил и мудрости. В крайнем случае, иду за поддержкой к тем, кто может меня поддержать. Ты к ним не относишься.

Егор внимательно следил за реакцией Иванова. Но на сером лице не дрогнул ни один мускул. Лишь легкая тень сожаления промелькнула, сорвалась с опущенных уголков рта. Когда Николай заговорил, в его голосе звучала неподдельная озабоченность:

– Извини меня, Егор, если вдруг тебя обидел. Право, вопрос мой не содержал скрытого подтекста, а лишь выказывал мою заботу о своем брате по вере, – Иванов развел руками, – Но меня действительно беспокоит состояние одного из лучших религеров нашей ячейки. В последнее время мы с тобой несколько разошлись…

– Года два как, – вставил Волков, криво улыбаясь, – Коля, что ты от меня хочешь?

– Я также заметил, что ты несколько неверно общаешься с нашим молодым пополнением, – невозмутимо продолжил свою линию Иванов. – Я стал невольным свидетелем твоей беседы с Таей. Похвально желание помочь и успокоить раненную душу нашей сестры, но, как мне кажется, ты мог бы для этого использовать цитаты из Книги, примеры из жития святых.

– Наверное, – пожал плечами Волков.

– Мне кажется, что ты не сделал это по причине того, что сам уже не веришь и не следуешь нашим догматам.

Голос Иванова звучал все также ровно и монотонно, но в конце фразы в нем проявилась сталь.

Волков шумно вздохнул, выдохнул носом, сжав зубы. Но ответил в тон собеседнику, спокойно и сдержано:

– Я в порядке, Коля. Спасибо за заботу. Зачем позвал?

И удостоился взгляда холодных, бесцветных глаз Иванова. Изучающих. Просчитывающих. Судящих.

– Рад, что у тебя все в порядке, – тонкие, сухие пальцы исполняющего обязанности пробежали по лацкану пиджака, привычно отвлекая внимание собеседника. – Просто, как старший товарищ, я обязан следить за тем, чтобы скорби и искушения светской жизни ни коим образом не влияли на моих братьев по оружию.

Он сделал паузу, после которой сказал, сменив тему:

– У меня небольшое, но важное дело для тебя, Егор. Как тебе известно, в городе сейчас ведется активная работа по пересмотру позиций некоторых конфессий по отношению друг к другу. Вынужденное сосуществование ведет к вынужденным союзам, не всегда понятным и приятным нам, религерам на местах. Но мы видим лишь верхушку айсберга, нам неведомы помыслы и стратегия Старших. Именно их решения приведут нас к победе, поэтому мы не должны сомневаться в них, как не может сомневаться в Истине, единственно верной, открывающей нам глаза, ибо зрячи мы.

– Зрячи, – эхом повторил Егор, не понимая к чему клонит Николай.

Тем временем Иванов запустил руку в один из ящиков письменного стола и достал небольшой конверт из плотной бумаги светло коричневого цвета. Положил перед собой на стол, автоматически выравнивая уголки по отношению к краю столешницы.

– Старшим потребовалось, чтобы мы доставили этот конверт в резиденцию бланцев. Я хочу, чтобы конверт доставил лично ты.

– Я похож на посыльного?

– Егор, это письмо слишком важно, чтобы доверять его технике или почтальону.

– Ты знаешь что там?

– Знаю.

– И что?

– Кое-какие взаимные соглашения. Остальное – это информация не твоего уровня, Егор. Тебе доверено лишь отнести письмо бланцам.

Одноглазый покачал головой:

– Отправь Влада, он с ними на короткой ноге. У меня с их бойцами старые счеты, можем сцепиться.

– Я не желаю обсуждать с тобой свои решения, – отрезал Иванов. – Письмо нужно доставить не позднее завтрашнего дня.

Он замолчал, показывая, что вопрос закрыт.

«Специально гнобит или проверяет? – подумал Волков, задумчиво переводя взгляд то с Николая на конверт, то обратно, – Мда, как не задалось у нас с тобой сразу, так и сейчас мало что изменилось. Хрен с тобой, посмотрим кто кого».

Одним движением Егор встал, в два шага оказался у стола и легко подхватил конверт. Демонстративно осмотрел.

Плотный, внутри – несколько сложенных листов. Без оттисков, печатей и подписей.

– Это все? – спросил Волков.

– Да, все, – ответил Иванов, не поднимая головы. – До свидания. Береги себя. Будь зрячим.

– Будь зрячим, – кинул через плечо одноглазый, выходя из кабинета.

Настроение у него испортилось окончательно.

Глава 6

«– Любая религия должна быть с кулаками.

– Вы пытаетесь сказать, что веру иной раз надо подтверждать силой?

– Нет, я говорю о том, что иной раз одной лишь веры бывает недостаточно».

Ток-шоу «Две стороны»,1998 год

Старенький трамвай загрохотал, преодолевая поворот, лязгнул колодками, затрясся. Выровнялся, пошел ровнее, набирая скорость.

Железная гусеница, натужно тянущая слабо светящееся тело по ночным окраинам.

В пустом вагоне с тусклым, мигающим на перекрестках освещением, чуть заметно пахло горелой проводкой и пылью. Время от времени по ржавым ступеням поднимались тихие люди, садились на холодный пластик сидений, ехали до своих остановок. Потом также тихо уходили, растворяясь в темноте.

Последний на сегодня трамвай шел в депо. Недалеко от депо жил Волков.

Егор сегодня не стал вызывать такси. Не стал ловить попутку, не поехал на маршрутке. В последнее время ему становилось все тоскливее и тоскливее возвращаться в пустую квартиру, поэтому нужен был самый долгий маршрут.

Наверное, это все осень.

Волков привалился лбом к холодному стеклу и, сквозь собственное призрачное отражение, провожал взглядом проплывающий мимо город.

Город вырывался из темноты бледными слайдами освещенных остановок, город превратился в декорации нищего театра.

Мимо проплывали улицы. Также неторопливо проплывали в голове мысли.

Трамвай прогремел мимо ордалианского храма с высокими белоснежными стенами, призванными олицетворять непорочность и духовную чистоту. Стрельчатые готические окна с разноцветными витражами, кованные лики святых на углах. Похожие на широкие острия копий маковки с чуть вытянутой по диагонали буквой Г – символом веры – на вершине.

Символом ордалиан была виселица.

Ордалиане являлись, пожалуй, самой влиятельной и многочисленной конфессией в Городе. Свыше десяти крупных храмов и часовен, величественная резиденция в деловом центре, три Собора. Единственная конфессия, имеющая монастырь в черте города. Тысячи верующих, три десятка религеров.

А также хорошие связи в политике и бизнесе.

Как ни странно, от соблазна тотального доминирования над всеми остальными религиями, ордалиан удерживали они сами. Именно противостояние делало их весомыми в глазах верующих, именно наличие врагов развязывало руки и оправдывало многие политические поступки, уходящие корнями в криминал.

Ордалианские Старшие очень хорошо знали, что все империи разваливались без внешней угрозы. Их попросту раздирали изнутри.

Серьезным противовесом ордалианам выступали исилиты, извечные противники и соперники. Один из их храмов как раз находился ниже по улице, в паре остановок.

В отличие от ордалиан, исилиты не строили высоких зданий. Приземистые, похожие на пузатые бочонки изумрудного цвета, с узкими вертикальными прорезями вместо окон, исилитские храмы отличались от оралианских как тяжелоатлет отличается от баскетболиста. Маковки с венчающим их золотым диском складывались из разноцветных элементов, напоминали лоскутное одеяло.

В Городе исилиты занимали второе место по численности после ордалиан. Несколько тысяч верующих, примерно равное с ордалианами количество религеров. Амбиции на постройку крупнейшего в регионе Собора.

Трамвай тряхнуло, Волков стукнулся лбом о стекло. Поежился, кутаясь в куртку, поправил повязку на глазу. Мельком бросил взгляд на часы. Еще минут пятнадцать ехать.

Помимо ордалиан и исилитов территорию Города делили еще несколько крупных игроков. Не таких крупных, но, тем не менее, довольно успешных. Эти конфессии, представляли «вторые силы», наиболее активно участвовавшие в переделе сфер влияния. Если ордалиан и исилитов, в целом, устраивало собственное положение, то для «вторых» всегда всего было мало. Желание войти в число «первых» служило нескончаемым поводом для противостояний и, как следствие, конфликтов и Поединков.

К числу «вторых» относились бантийцы, религия далекого юга. Исповедующие многобожие, сопряженное со своеобразной барабанной музыкой и курением легких наркотиков, бантийцы нашли свою нишу среди неформальной прослойки Города, в которую, в последнее время, стало скатываться все больше молодежи. Храмов они не строили, для своих нужд использовали обычные частные дома, в которых оборудовали молельные залы и курильни.

Полной противоположностью барабанно-наркотической конфессии бантийцев являлась религия бланцы. Бланцы были вегетарианцами, верили в единую созидательную сущность, в «ткань судеб» и «паутину перерождений». Жрецы в ярких, нарядных одеждах проводили молебны шумно, источая позитив и безудержное веселье. Впрочем, за ширмой радости и праздности скрывалась серьезная организация, которая держала за горло бизнес «домов терпимости».

Трамвай скрипнул тормозными колодками, остановился возле остановки. Громыхая ботинками, в вагон влезло несколько человек старшего студенческого возраста – пять парней и две девушки. Раскрасневшиеся лица, громкий смех, у троих открытые пивные банки в руках. Один, не скрываясь, курит.

Волков наблюдал за ними в отражение стекла. Одного взгляда хватило, чтобы досадливо вздохнуть.

Спокойной поездки не получилось. Может, выйти на следующей остановке?

Или поддаться настроению и положиться на удачу?

Егор профессиональным взглядом оценил незваных попутчиков. Все примерно одного возраста, одного социального положения. Ребята на вид крепкие, девушки – не застенчивые. Смотрят нагловато, ведут себя раскованно, движения широкие, размашистые, за приличиями в разговоре не следят.

Группа молодых недопесков, ворвавшаяся пошалить в курятник.

Хорошо еще, что кроме них и Волкова в вагоне больше никого нет. Не нужно будет думать за других в случае чего.

Егор отвел взгляд, вновь уставился за окно.

Ко «вторым силам» также относились амонарии, не так давно появившиеся в Городе. Поклоняющиеся богам со звериными головами, строящие храмы в виде пирамид, распространяющие дешевое золото с востока. С ними Егор встречался редко, по амонариям в основном работал Сухнов.

Были еще тифониты. Радикальное течение, вышедшее из ордалианской ереси. Очень спорная конфессия, сочетающая в себе поклонения так называемым «силам зла» и тягу к самосовершенствованию личности. Тут находили место и асоциальные типы и утонченные романтические натуры. Своим существованием тифониты стремились во всем быть противоположностью ордалианам – вместо белого цвета храмов у них был черный, вместо виселицы стрела с ярко выраженным наконечником. И очень колоритные религеры.

К слову, сами ордалиане не считали тифонитов своими главными соперниками, несмотря на смелые заявления последних. «Черные Стрельцы», как называли тифонитов в газетах, слишком мелко плавали, чтобы представлять серьезную опасность.

Мистириане, к которым относился Волков, также причислялись ко «вторым силам». Относительно молодая религия лишь набиралась сил, но довольно уверенно и твердо заявила о себе перед всеми остальными.

Вагон наполнился громким хохотом молодежи. Егор вновь перевел взгляд на их отражение, подмечая детали.

Раздухарились. Все чаще и чаще смотрят в его сторону, перебрасываясь остротами и шутками. Интересно, чьих будут? Ага, у одного из парней мелькнул крупный серебряный символ на шее – скрещенные кулаки, сжимающие лук. Значит, представитель боевого крыла конфессии свартов, мелкой языческой секты, популярной своими массовыми гуляниями с кострами и купанием голышом. Нынче пошла мода на седую древность и национальный колорит.

Также, у другого из парней одноглазый заметил на тыльной стороне ладони три шрама, словно оставленные когтями дикого животного. Еще одно новомодное веяние – ритуальное шрамирование. Это знак кого? Матери-рыси? Отца-медведя? Кто их разберет.

Сварты и еще множество других мелких сект-конфессий относились к «третьим силам». Каждую неделю приходили сводки о появившихся новых амбициозных течениях, но их догоняли известия о том, сколько таких исчезло за прошедший срок. Вспыхивали ярко, зачастую тут же и сгорали, иногда не насчитывали и двух десятков последователей. В основном являлись ублюдками от более сильных религий, иной раз отличаясь от них какой-нибудь принципиальной мелочью. Их обзывали ересью, сектами, но зачастую брали под крыло, лелеяли. Всегда лучше иметь контролируемого противника, чем неконтролируемого союзника.

Основателями подобных течений часто становились Искры, возомнившие себя новыми Мессиями. Иной раз, очень дерзкими и амбициозными. С такими разговор был короткий – их попросту давили непрекращающимися Поединками и другими санкциями, к примеру, запрещающими проповедовать в определенных районах Города. Потому те из сект, кто поумнее, предпочитали не орать о себе на всех углах сразу после образования, а ждали пока хотя бы двое-трое из прихожан не приобретут Дар. И вот тогда уже можно было искать себе место под солнцем. Тихо и не привлекая лишнего внимания.

А учитывая, что поток желающих организовать собственную веру и выдумать своего бога не иссякал, эти самые «третьи силы» становились разменной монетой в войне более крупных хищников.

Рядовые карты большой колоды, которые не считали за хорошую масть, но без них не сыграть удачной партии.

Как бы там ни было, яд религиозной войны давно выплеснулся на обычных людей. Прошли времена, когда горожане делились лишь на верующих и атеистов. Запутавшиеся в хитросплетениях обрядов и молитв, воспитанные телевизионными священниками, спорящие на досуге о преимуществах одной веры над другой, заваленные рекламными брошюрами и буклетами, обыватели уже не мыслили свою жизнь без подобной духовной жвачки, заполонившей все пространство словно нескончаемый популярный «мыльный» сериал.

В итоге, молодежь стала сколачиваться в банды по вере. Они по своему различали правду от лжи, кулаками решали вопросы богословия. Как когда-то ходили драться двор на двор, квартал на квартал, так теперь молодые ордалиане дрались с неверными исилитами, школьники-амонарии гоняли по двору мальчика-тифонита, а дети последователей бланца били стекла в квартирах сверстников-бантийцев.

Яростные, пылкие, не знающие сомнений и пощады. Ни разу не читавшие свои священные книги, путающиеся в деяниях святых и божественных заповедях.

Свое невежество они замазывали чужой кровью.

Представителей конфессий, несмотря на повсеместно декларируемое порицание подобных поступков, такое положение дел устраивало – подрастала достойная смена.

От группы подростков отделились двое. Держась за поручень раскачивающего вагона, они направились в сторону одноглазого.

Егор еще раз вздохнул, поднял воротник куртки и как бы невзначай сунул руки в карманы. Нащупал прохладные рукояти сложенных ножей.

Пахнуло дешевым пивом, когда двое парней остановились рядом. Один высокий, широкоплечий. Со сбитыми кулаками. Второй – жилистый, с узким лицом и брезгливо поднятой верхней губой. У обоих во взгляде неприкрытый вызов.

Пальцы с желтыми от никотина ногтями бестактно ткнули Волкова в плечо и он решил больше не притворятся безучастным.

– Вам чего, мальчики? – оскалился он, поворачиваясь к парням.

– Мальчики? – взвился жилистый, но его перебил голос крепкого.

– Ты в какого бога веруешь, дядя?

За стеклом водительской двери мелькнуло и отпрянуло испуганное лицо спрятавшейся кондукторши.

– Я, мальчики, в Азбуку верю.

– В кого? – вновь встрял жилистый, выглядывая из-за плеча товарища.

Оставшаяся в стороне группка замерла, развлекаясь представлением.

– В Азбуку, Теорию Эволюции и животворящую оглоблю, – Егор снизу вверх посмотрел в глаза парня. – Тебя Селезень не учил быть уважительным к старшим?

– Кто?

– Вы, мальчики, давно в свартах? Что ж, не знаете своего Старшего? Ай-ай, позабыли лицо Отца!

Волков деланно сокрушился. В его голове, как в картотеке, нашлась и раскрылась вся информация по неоязычникам Сварта-Солнце – кто руководить, основные каноны и характерные черты.

Работа обязывала знать подобные вещи.

– Ты чего такой борзый, м? – неуверенно выкрикнул из-за плеча здоровяка менее крепкий юноша. – За такие слова знаешь что бывает?

– Любите Отца своего, потому как свет он вам, – продекламировал Егор, поднимаясь с места. Кажется, даже вагон стал грохотать тише, внемля словам одноглазого. – И друзей любите, и будьте мирными между родами.

– Так ты чего, дядя, свой что ли? – опешил крепыш.

Буквально секунду Волков думал, разглядывая шайку свартов. Уважить ребят или не стоит?

К чему сантименты? Не оставлять же молодежь без ожидаемой драки!

– Нет, мальчики, – наконец ответил Егор. – Я все же за эволюцию. И, чего уж там, Отец ваш, этот Селезень, придурок тот еще.

– Сука! – взвизгнул жилистый.

Его друг резко, без замаха ударил одноглазого в лицо.

Точнее, попытался это сделать.

Не успел кулак крепыша проделать и половину пути, как растопыренная пятерня Егора уже врезалась ему в пах. Волков всем телом толкнул сгибающегося парня в сторону его товарища. Вдогонку пнул ногой.

На помощь неудачливым друзьям бросилась остальная мужская часть компании. Подбадриваемые хриплыми голосами девушек, они вступили в неравную схватку.

В узком проходе вагона разъяренной молодежи было негде развернуться, им никак не удавалось взять в клещи занявшего выгодную позицию Егора. А Волков короткими, точными, но не слишком сильными ударами, разил больно и обидно.

Мимо пролетела пивная банка, ударилась о стекло, из нее вырвался фонтан брызг и пены.

Волкова забавляла потасовка. После страшных Поединков вся эта возня казалась детской забавой, легким спаррингом. Он мог бы давно закончить эту возню, но азарт взял верх.

Удар, уход назад. Один из парней бросился прямо через сиденья, помогая себе руками. Егор ухватил его занесенную ногу, протянул на себя, отчего несчастный застрял среди двух пластиковых спинок. Второй, с кастетом, рубанул сверху кулаком. Отлично! Волков поймал руку, прокрутил по инерции дальше. Парень сам себя ударил железякой по колену. Неаккуратный.

Визжат и матерятся девушки, орут и матерятся юноши. Двое уже выбыли из строя, охают между сиденьями. Один трясет головой, уткнувшись спиной в двери. На полу валяются нож, шило и кастет.

Обезоружил, проучил. Развлекся.

Трамвай резко затормозил, отчего Егора бросило на последних двух парней. Пропустив удачный, но не сильный удар в подбородок, Волков дважды пнул одного в голень, второму отвесил звонкую пощечину, от которой у противника хлынули слезы. Чуть подсел, толкнул плечом, зацепил ногу. Потерявшие равновесие юные язычники пошатнулись, сбились, в панике ретировались в дальний конец вагона, к открывшейся двери.

В которую уже поднимались угрюмые мужчины в серой полицейской форме. Их встретила испуганная контролерша.

– Уважаемые, – пробасил один из блюстителей порядка, хватая ближайшего парня. – Хулиганим? Придется проехать в отделение.

– Я религер, – отозвался Волков, одергивая куртку. – Давайте я вам визитку покажу…

– Давайте без давайте, – пресек его жестом второй полицейский, устало постукивая дубинкой по ладони. – Проедемте с нами, а там Доминион разберется кто вы и откуда. А то много вас развелось таких.

Егор кинул взгляд на припаркованный у дверей трамвая полицейский внедорожник, досадливо чертыхнулся. Но послушно пошел на выход.

Со светской властью религерам конфликтовать запрещалось.

Глава 7

«– Богу больно смотреть на то, как вы заменяете свою жизнь иллюзией»

Уличный проповедник гностициан

Служителей Доминиона, в просторечье Законников, было двое. Один постарше, небрежно одетый мужчина за пятьдесят. Полы старого, мятого пиджака раздвигало внушительное пивное брюшко, на нем же лежал, оттеняя синевой несвежую рубашку, галстук. Законник поблескивал большими очками, венчик седых волос над ушами светился в свете настенной лампы.

Второй помладше, в растянутом пуловере сиреневого цвета и пыльных туфлях. Усталое лицо, морщинистый лоб и высокие залысины. Выражение его лица транслировало миру вселенскую душевную скорбь.

– Здравствуй, Егор, – остановился он напротив Волкова. – Опять начудил?

– Здравствуй, Леша, – одноглазый поднялся со скамейки, стоящей у стенки коридора полицейского участка. – Чего такой смурной?

Законник лишь отмахнулся.

Подошел его напарник, без интереса оглядел Волкова. Покрутил в толстых пальцах визитку, выжидающе поднял глаза. Егор вытащил за цепочку висящий на шее знак веры.

Старший Законник наклонил голову к товарищу:

– Знаешь его?

– Знаю, – ответил грустный Леша.

– Мистирианин? – теперь вопрос адресовался Егору.

– Угу, – промычал Волков. – Пусть ножи вернут. И конверт.

На улице моросил мелкий дождь, вываливаясь откуда-то из черных ночных вершин. Одинокий фонарь освещал мокрые ступени РОВД, небольшой плац перед зданием, будку постового у въездных ворот. Возле шлагбаума, неуклюже заехав одним колесом на тротуар, припарковалась приземистая машина с зубастым радиатором.

Егор задержался на крыльце, рассовывая по карманам конфискованную мелочевку. Седой доминионец, потерявший интерес к Волкову сразу после вызволения того из полицейского участка, шумно высморкался, поднял воротник и заторопился в сторону машины, топая по лужам. Законник Леша тоскливо посмотрел в невидимое небо, протяжно зевнул.

– Леша, у тебя авитаминоз? – Волков щелчком выбил из пачки сигарету, предложил служителю Доминиона. – Ты чего угрюмый такой?

Леша не отказался от предложения, прикурил от мечущегося огонька зажигали.

– День тяжелый, – наконец ответил он. – Да еще и ты с этими школьниками сцепился. Чего ты к ним полез-то?

– Да вот хрен знает, Леша, – Волков затянулся, его лицо осветил темно-бордовый огонек сигареты. – Не могу пройти мимо страждущих.

– А они страждали?

– Еще как!

– Ну, тогда ладно.

Молча затянулись, выпустили дым.

– Что-то напарник у тебя нелюдимый, – Егор кивнул в сторону машины.

– Ордалианин, – отмахнулся Леша. – Пьет как грузчик, потом болеет несколько дней.

– А где люцианин?

– Ты про Филю? Так все, спекся Филя, – Законник перехватил сигарету ближе к фильтру. – Их последнюю Искру на Поединке грохнули, не помню уж кто именно. По Правилам они должны были паству распустить, храмы и резиденцию оставить. Но сам знаешь, как бывает – все люди как люди, но как обычно нашелся один люцианский священник, который отказался свой приход оставлять. Мол, вера это не приз в игре, что верующим не обязательно лицезреть чудеса, чтобы верить в Бога. Короче, обычная история. Мы выехали упразднять сие непотребство. Ну и Филя увязался.

Леша замолчал, бросил окурок в урну, зябко поежился. Продолжил, глядя в сторону:

– Там мы его и положили. Когда из церкви народ начали выкидывать, у него что-то и переклинило. Схватился за ствол, принялся палить в наших. Двоих ранил, одного наглухо. Пришлось его…

Вновь замолчал, но через секунду добавил, кивнув сам себе:

– Но жаль, конечно. Хороший мужик был.

Волков сочувствующе посмотрел на Законника, спросил:

– Слушай, Леш, а ты сам-то давно уже под Доминионом ходишь?

– Да как тогда, пять лет назад, в аварию попал, так Искра и ушла. Клиническая смерть, почти три минуты. Какой из меня религер без Дара? Старшие предложили идти в Законники. Там как раз наш представитель застрелился. Рыжков, помнишь такого?

– Нет, не помню.

– Так с тех пор тут и торчу, – не стал заострять тему Леша. – Шестой год уже.

– Надоело?

– Нормально, – протянул Законник. – Еще бы не уроды всякие, так вообще проблем не было. Прикинь, только за неделю два зафиксированных применения Дара. В каждом случае по трупу, но никто победу не заявляет.

Егор задумчиво выпятил губу, переспросил:

– Два Поединка с проигравшими, но без победителя?

– Ну да.

– А это точно Поединки?

– Похоже на то, – Леша вдруг кинул быстрый взгляд в сторону машины, будто ордалианин мог их услышать. Понизив голос, сказал. – В одном случае вроде бы видели Калину.

Волков криво ухмыльнулся. Что-то частенько в последнее время это имя всплывать стало.

– Что-нибудь слышно по смерти Сухнова? – спросил он.

Законник покачал головой.

– Если честно, некогда нам этим заниматься. Официально признали самоубийство.

– Леша, ты же знал Кирилла!

– Это было давно, Егор. У меня от того времени осталась лишь способность ощущать места, на которых Дар использовали.

– Как и у всех Законников, – вставил Волков.

– Вот именно, что как у всех Законников, – кивнул Леша. – Только вот я помню, откуда я в Доминионе. А вы, кажется, обо мне забыли. Обо мне, о Ваське, о Близнеце. Я давно уже не ощущаю себя частью мистириан, Егор. Мы все как инвалиды, способные лишь вспоминать о былых силах и возможностях.

Волков хотел было возразить, но из оттопыренного кармана Законника затренькала нехитрая мелодия. Тот пальцами выудил из внутреннего кармана мобильный, ответил:

– Алло.

Ему в ухо коротко буркнули и служитель Доминиона посмотрел в сторону машину, кивнул. Убрал сотовый, сказал Егору:

– Напарник устал ждать. Поехали. Давай тебя домой довезу. Тебя куда подкинуть?

– До переулка Шмидта. У меня там квартира, – соврал Волков. Не в его привычках было светить свой адрес посторонним.

– Идем, – Леша жестом указал идти за собой, легко сбежал по ступеням вниз. Стараясь не отставать, за ним последовал Волков.

Через минуту машина Доминиона тяжело вырулила на проезжую часть и покатила в сторону окраины, шурша шинами по мокрому асфальту.

Привычно петляя по темным дворам, Волков добирался домой. Законники, как и обещали, высадили его в узком переулке, от которого до дома Егора было еще три остановки. На всякий случай, одноглазый забрел в первый попавшийся подъезд, немного постоял во влажном сумраке и, убедившись, что никто за ним не следит, пошагал в нужную сторону. Специально выбирая наиболее мрачные, неосвещенные тропинки, тенью скользил вдоль домов, палисадников, кустов сирени. В темноте было безопаснее всего – желающие легкой наживы все же предпочитали выслеживать своих жертв там, где хотя бы могли их увидеть.

Прошлепав по луже, Волков остановился, прислушиваясь. Шелест листьев на ветру, звонкий стук капель из водопроводной трубы, далекие гудки проезжающих машин.

Можно идти дальше.

Показалась знакомая вышка заброшенной водокачки. Старое здание с флигелем, обнесенное покосившимся забором, примыкало к гаражам напротив его дома. Если пройти дальше, то можно увидеть развалившиеся корпуса пустующей фабрики царской постройки.

Здесь нужно быть особенно осторожным. Всегда был шанс нарваться на кого-то именно у дома, когда почти дошел и расслабился.

В глубине неосвещенного двора, привалившись к резным перилам старой беседки, стоял человек с накинутым на голову капюшоном. Наметанный глаз Егора сразу вычленил эту фигуру из общего пейзажа, в голове промелькнули варианты возможных действий. Выбрав самый оптимальный, Волков ускорил шаг, сошел с мостовой на сырую землю двора и широким шагом, не таясь, направился к беседке.

Незнакомец в капюшоне понял, что его заметили, но лишь выступил вперед, не делая попыток скрыться.

Когда до него оставалось несколько шагов, и привыкший к темноте глаз Волкова уже начал различать детали, человек откинул капюшон, оголив коротко стриженую голову, произнес:

– Будь зрячим, Феникс.

– Будь зрячим, Феликс, – в тон ему ответил Волков, сдержав циничный комментарий. С этим человек нужно было себя вести по-особенному. – Позволю предположить, что ты тут не просто так мокнешь?

Человек, названный Феликсом, подался вперед, его лицо осветили отблески уличного фонаря.

Грубые, рубленые черты лица, сжатые челюсти, насупленные брови. Но ярче всего выделялись глаза – горящие изнутри, чистые, не знающие сомнений. Глаза человека, свято верящего в то, что он делал.

Глаза фанатика.

– Ты как всегда прав, Феникс, – уважительно кивнул Феликс. – Я читал перед сном Книгу Истин, проникаясь мудростью Отца. Но в какой-то момент я вдруг осознал, что недостаточно понимаю, недостаточно чувствую смысл священных слов. Ты говорил, что вера в сердце сама подскажет нужное толкование. Но их слишком много в моей голове, я боюсь выбрать неверное!

Последние слова Феликс буквально выкрикнул, а глаза вспыхнули неподдельным страхом.

Егор успокаивающе положил руку на плечо собеседника, почувствовал, как того трясет.

– Скажи, почему ты не пошел с этим вопросом в Храм? Учитель Богдан очень доброжелательно и доступно поясняет все вопросы, касающиеся нашей веры. Почему пришел ко мне?

Феликс сокрушенно покачал головой:

– Учитель Богдан хороший наставник и пастырь, но я не вижу в остальных людях, приходящих в Храм, огня веры. Мне кажется, что они лгут. Когда я стою в их окружении, я вижу, что они безразличны к символу Истины, что они отвлеченно болтают во время молитвы, смеются, ожидая свой очереди к мощам Отца. Во мне вскипает праведный гнев, когда я понимаю, что эти люди не делают разницы между нашей верой и ересью других религий! Мне хочется вышвырнуть их из Храма, покарать за такое вольное отношение к святыням! Так нельзя верить, так можно лишь делать вид! А учитель Богдан слишком мягок к ним, он уверен, что его слова падают на благодатную почву. Он сеет семена Истины в пустыне!

Пока Феликс изливало душу, Волков размышлял, что же ему ответить. Что быть религиозным стало модно? Что верить и знать во что именно веришь – это не одно и то же? Что большинству прихожан попросту промыли мозги умелые проповедники и специализированные телепередачи?

Сказать, в конце концов, что учитель Богдан все это знает, но вынужден привечать любого, желающего стать мистирианином, ради увеличения числа верующих?

– Позволь объяснить тебе простую вещь, – наконец начал отвечать Волков. – Во всех церквях и храмах, во всех религиях есть два типа верующих – это прихожане и захожане. Прихожане – это мы с тобой, исполняющие все заповеди, живущие по законам Книги, по вере, по учениям Отца и Старших. Для нас храмы и церкви – душевные обители, учителя – духовные наставники. Лишь там свет Истины нисходит на нас, освещая нашу жизнь.

Феликс не перебивал, слушал очень внимательно. Егор продолжил:

– Но также есть и захожане. Это те, кто еще не познал в полной мере все величие и благодать мистирианства. Они все еще блуждают во тьме, осеняют себя ритуальным знамением, но не знают заповедей, едят мясо во времена церковных праздников, путают деяния святых и даже не в полной мере верят в Истину и Отца.

Прежде, чем Феликс взорвался гневной тирадой, одноглазый поспешно вставил:

– Но они – такие же дети нашего Отца, заблудшие и потерявшиеся. Рано или поздно они уверуют. И будут благочестивыми прихожанами, как мы с тобой. Потому найди в себе силы пожалеть их, не корить и не гнать проч.

Волков замолчал, наблюдая за реакцией собеседника. По грубым чертам лица сложно было понять, что сейчас думает Феликс, но стыдливо опущенная голова была более чем красноречивой.

– Я понял, Феникс, спасибо. Мне стыдно за свои слова и мысли.

– Будь зрячим, друг мой, правда откроется сама. А что же касается верного толкования Киги Истин, то я могу ответить так – Книга каждый раз говорит с нами о том, что нам нужно в данный момент. И одни и те же тексты могут звучать по-разному в грусти или в радости, каждый раз давая нужные ответы. Поэтому для верного толкования Книги загляни в себя, Истина там.

Феликс вдруг схватил ладонь Волкова, крепко сжал ее в своих руках. Горячо зашептал:

– Спасибо, мой учитель, спасибо. Извини, что в этот поздний час отвлек тебя. Могу ли я чем-то загладить свою вину?

– Ты ни чем не провинился, Феликс, – успокоил собеседника Егор. – Но не пропадай, ты мне понадобишься вскоре. А пока ступай, я позвоню. Будь зрячим.

– Будь зрячим. Еще раз спасибо, – Феликс отпустил руку, отступил назад, накинул капюшон и быстрой походкой скрылся в темноте.

Волков провожал его фигуру взглядом до тех пор, пока она не растаяла на фоне чернеющих деревьев. Вздохнул, вытирая влажный от мороси лоб.

С каждым приходилось разговаривать на понятном ему языке. Иногда приходилось говорить то, что хотели услышать. Особенно это касалось нужных людей.

Именно таким нужным человеком был Феликс Гош, личный боевик Волкова, готовый абсолютно на все.

Именно этого человека Роман Ильин называл «личным фанатиком» Егора.

Фанатиком и убийцей.

Ключ на длинной ножке привычно вошел в замочную скважину и трижды щелкнул засовом. Металлическая дверь отворилась, пропуская хозяина внутрь. Пальцы уткнулись в выключатель, бледный свет слабенькой лампы проявил прихожую.

Волков закрыл входную дверь, накинул стальную цепочку. Бросил ключи на потертую глянцевую поверхность невысокого трюмо. Привалился плечом о прохладную стену, устало вздохнул.

Он ненавидел эту квартиру. Но только тут он мог быть самим собой.

Скинул ботинки, прошел в гостиную, минуя санузел и кухню.

Шифоньер с раздвижными дверьми, рабочий стол, заваленный мелким канцелярским хламом, тусклый монитор компьютера. Книжный шкаф с серьезными корешками солидных книг, журнальный столик с темным кругом от горячей чашки, продавленное кресло перед телевизором. На единственном стуле – мятая одежда «в стирку».

Все на своих местах. Даже предусмотрительно оставленная на двери в кухню сигарета – не скинута, не смещена. Есть шанс, что гостей не было.

С каждым шагом плечи Егора опускались все ниже и ниже, шаги становились медленнее и тяжелее. Наконец, он и вовсе остановился, переводя дух.

Устало не тело. Устало сердце.

Заставил себя переодеться в домашнее. Заставил себя поставить чайник и разогреть позавчерашний ужин. Заставил себя поесть, практически не ощущая вкуса.

Искра превратилась в обычного мужчину, сгорбленного над тарелкой макарон. Одинокого, немолодого.

Свет из кухни желтым прямоугольником ложился на пол темной гостиной. Он почти дотягивался до еще одной комнаты в квартире Волкова. До комнаты, в которую дверь была наглухо заперта.

До комнаты, перед которой стояла покрытая густым слоем пыли непочатая бутылка водки.

А потом пришел тревожный сон, который когда-то был явью.

Золотые нити медленно извивались, исходили, превращались в стремящийся вверх дым. Обволакивали своды массивной каменной арки, сверкающими облаками возносясь под крышу храма.

Нити исходили из тела. Из грязного, вонючего тела. Смердящего, дрожащего, жалкого тела. Липкий пот покрывал грязную кожу, исторгаемый легкими воздух пропитался парами спиртного, запахом табака.

Вместе с этим смрадом наружу вырывались слова молитвы, неловкие, неумелые, нарушающие все каноны обращения к Богу. Из темных, проваленных глаз лились слезы, капали с подбородка на кончик ножа.

Нож направлен в сердце. Стальное жало проткнуло тонкую ткань футболки, продавило, но пока не пробило податливую кожу.

Нож сжимали руки молящегося.

Золотые нити исходили из человека как пар от земли на рассвете. Они незримые, бесплотные. Их видел только человек с ножом. Он видел их, но не мог понять реальны ли они или лишь плод галлюцинации. В организме слишком много всего намешано. Особенно боли, тоски и отчаяния.

К нему бежали люди в одеянии священников. Они что-то кричали, махали руками. Их лица – смазанные пятна, голоса – звон в ушах.

Слова молитвы путались, голос слабел.

Слезы прекратились.

Золотые облака замерли в вышине.

Глаза закрылись.

Нож на удивление легко проникает в грудь, холодной льдинкой ныряет в агонизирующее сердце. Короткий хрип и падение.

Тьма. Пустота. Безмолвие. Смерть.

Впервые…

Глава 8

«Между нами разница лишь в том, что вы чтите пастыря стада, а мы – ту силу, что свела их вместе»

Ток-шоу «Две стороны», 1998 год

Егор плавным движением руля направил машину сквозь недовольно гудящий поток к обочине, свернул на широкую стоянку. Массивный внедорожник втерся между дорогими автомобилями представительского класса, по-хамски свернув одной из них боковое зеркало. Волков заглушил двигатель, затушил сигарету в пепельнице. Огляделся, снимая со спинки пассажирского кресла пиджак.

Он всегда с иронией относился к любви Старших к дорогой жизни, в частности к большим авто.

Автопарк мистириан ни чем не уступал автопарку иных крупных конфессий, также не отличался скромностью и дешевизной. Несколько относительно недорогих автомобилей служили для выезда верхушки в удаленные провинции, дабы не раздражать народ излишней роскошью. Для ежедневных поездок назначались машины повышенной комфортности, заставляющие относиться к себе уважительно на дороге. Для особенных, официальных, поездок выбирались автомобили штучной сборки, с усиленными системами безопасности, призванные поражать и восхищать.

Ячейке религеров принадлежало несколько машин – два огромных внедорожника, неброский «универсал» и один микроавтобус.

В отличие от большинства своих товарищей, Егор предпочитал передвигаться самостоятельно, пешком или на такси. Но иногда приходилось соблюдать официоз, в такие дни он любил «убивать» один из монструозных джипов. Благо внедорожники попались крепкие и «развалу по-волковски» упорно противились.

День с утра задался, наконец-то моросящий дождь сменился серой, но сухой хмарью. Изредка налетающий ветер моментами даже казался теплым, трепал волосы и край галстука.

Егор надел пиджак, во внутренний карман положил немного потрепанный конверт с письмом. Привычно огляделся. Поставил машину на сигнализацию и неторопливым шагом направился через стоянку.

По другую сторону асфальтированной площадки возвышалось пузатое, похожее на бочонок здание. Из белоснежного пластика, с большими зеркальными окнами, с желтыми и оранжевыми флагами, извивающимися подобно змеям на длинных флагштоках – центральный Храм бланцев являлся также и главной резиденцией конфессии в Городе. Из невидимых динамиков лилась ритмичная восточная музыка, прерываемая хоровым воззванием «Блаа-анца!», радостно разносящимся многоголосым эхом над улицей.

В Храме шла полуденная служба.

Волкова обогнали три девушки, одетые в ярко-рыжие сари. Они торопливо натягивали на головы золотистые косынки, позвякивая бамбуковыми браслетами. До слуха одноглазого донесся веселый смех и взволнованные голоса.

Девушки свернули на тротуар, прошли мимо цветника к главному входу – высоким распахнутым воротам, покрытым яркой хитроумной росписью. Было видно, как внутри кружат хороводы, поют, притопывая, осыпают друг друга лепестками и цветными полосками бумаги.

Бланцы предлагали в пику серым будням вечный праздник имени своего бога. Многие обыватели с удовольствием натягивали яркие одежды и пели веселые гимны, улыбаясь и веселясь. Дым из специальных курилен способствовал общему веселью – легкие наркотики в целях исполнения ритуала Правительство разрешило. Иначе это являлось бы ущемлением прав верующих.

Волков прошел мимо центрального входа, по узкой тропинке, проложенной среди ухоженных кустов, уперся в неприметную дверь с домофоном. Вдавил пальцем кнопку.

Ответили сразу:

– Доброго дня. Назовите себя и цель вашего визита.

– Почтальон Печкин, принес посылку для вашего мальчика, – доверительно отозвался Волков.

После секундного замешательства из домофона повторили:

– Не совсем понятно. Кто вы и к кому пришли?

– Передай старшему, что пришел злой одноглазый дядя, принес из мира боли и ненависти послание. Да побыстрее, я долго ждать не стану.

На другом конце глубокомысленно промолчали, повесили трубку. Волков отступил чуть назад, отмечая направленные на свою персону зрачки камер наблюдения. Демонстративно закурил, хищно сжимая фильтр в зубах.

Когда сигарета была выкурена больше, чем наполовину, замок звонко щелкнул, дверь распахнулась. На Егора уставился огромный бритый громила в аккуратном сером костюме. Под левой подмышкой, сквозь ткань, явственно выпирала рукоять пистолета.

– Следуйте за мной, уважаемый, – пробасил он, жестом приглашая войти.

Волков удовлетворенно кивнул, под возмущенным взглядом охранника выбросил в цветник окурок, привычным, незаметным движением проверил положение ножей в карманах. Широко улыбнувшись, переступил через порог.

В отличие от показных яркости и веселости, царящей в общих залах Храма, здесь доминировали строгость и умеренность. Никаких кричащих расцветок, никаких дымящихся кальянов, никаких прыгающих и поющих людей. Спокойного цвета стенные панели, прохладное освещение, тихо работающие кондиционеры.

За Волковым закрылась дверь и он подобрался, осматриваясь. Ему никогда не приходилось бывать в резиденции бланцев, да, собственно, не очень и хотелось.

Он стоял в довольно просторном холле, из которого наверх уходила покрытая красным ковром лестница с дорогими резными перилами. По левую руку располагалась еще одна дверь из молочного цвета стекла. Как только Егор вошел, из-за нее вышла девушка в длинном платье свободного кроя, за ней – пожилой мужчина в светло-бежевом халате.

Охранник учтиво опустил голову, шагнул назад. Девушка с таинственной улыбкой пропустила старика вперед, тот степенно подошел к Егору. Голос его силен и властен:

– Доброй вам жизни, молодой человек. Вы что-то имеете мне передать?

Нисколько не смутившись, Волков нагло окинул старика взглядом, посмотрел то на застывшего в полупоклоне охранника, то на наблюдающую за ним девушку, раздосадовано покачал головой. Его внимание вновь вернулось к терпеливо ожидающему ответа старику.

– Ты что за гриб? – спросил Егор.

Девушка ахнула, охранник шумно втянул ноздрями воздух, выпячивая грудь. Лишь старик выдержал паузу, с полуулыбкой произнес:

– Позвольте себе воздержаться…

– Послушай, – перебил его Волков, – Ты сейчас являешь собой пример того, что дураки тоже стареют. И благообразный облик не делает их мудрее. Ты прекрасно знаешь, кто я такой и к кому пришел. Так что хватит устраивать мне тут театральную постановку и позови Агнию.

Старик сделался пунцовым, даже поднялся на цыпочках, чтобы бросить нечто яростное в лицо мистирианину. Но девушка предостерегающе положила руку ему на плечо и седовласый сразу сник, потупился и отступил назад.

Стеклянная дверь распахнулась, в холл вошли еще двое. И вот тут Егор напрягся, оставил левую ногу чуть назад.

Это были религеры бланцев.

– Доброй жизни, Феникс, – статная, коротко стриженая женщина с ранними морщинами вокруг глаз холодно посмотрела в лицо Егора. – Расслабься, тебе здесь ничто не угрожает.

– Это ты своему пострелу скажи, – буркнул в ответ Волков. – Мне кажется, он не очень согласен с тобой, Агния.

Женщина бросила через плечо сердитый взгляд на своего спутника.

Молодой религер, белокурый, похожий на ангела юнец, пылал праведным гневом. Глаза лихорадочно блестели, прожигая Волкова насквозь, ноздри раздувались. В опущенной руке подрагивал длинный нож.

Он стоял напротив Егора как разъяренная болонка против бойцовского пса. И по глупости мог лишиться головы.

– Ты убил моего брата! – выпалил он. – Ты убил Равиля!

– В Поединке, – услужливо вставил Волков.

– Ах ты…!

– Илияс! – в голосе Агнии укрепились стальные ноты, – Убери оружие! Немедленно!

Паренек дернулся, разрываясь между желанием и приказом, но когда женщина еще чуть повернулась к нему, уже прятал нож в рукав, опуская голову.

– Извините меня, мать Агния, я был не сдержан, – чуть слышно проговорил он.

– Ступай, позже поговорим, – старший религер бланцев жестом отправила воспитанника с глаз. Паренек поспешил скрыться за дверью. Вместе с ним удалились и старик с девушкой.

– Горячий мальчик, – Волков позволил себе расслабиться.

– Это пройдет, – все так же холодно откликнулась Агния, – Надеюсь, он когда-нибудь убьет тебя.

– Не исключено, – не стал спорить Волков, – Я, собственно… вот.

Он извлек запечатанный конверт, протянул женщине. Агния миг изучала письмо, потом протянула руку. Длинные, изящные пальцы с ухоженными ногтями накрыли конверт, сухо зашуршали по бумаге, оглаживая плоский бок. Волков уловил осторожно использование Дара. С интересом уставился на Агнию.

Наконец, женщина удовлетворенно подняла подбородок, вытащила конверт из пальцев Егора.

– Спасибо. Это все? – спросила она.

– Ответ будет? – на всякий случай поинтересовался Волков. На самом деле ему было плевать.

– Это письмо Старшим, а не мне, – покачала головой женщина. – Если нужно будет, они ответят сами.

Волков лишь развел плечами.

– Просто спросил. Не часто меня используют в качестве почтальона, вот и не знаю как себя вести.

Агния не удостоила его ответом, терпеливо ждала, когда Егор уйдет. Но у Волков вдруг родилась мысль, поэтому на пороге он затормозил.

– Уж коль так сложилось, что я все равно зашел, – обернулся он к женщине, выглядывая из-за стоявшего между ними охранника. – Ничего не слышала про Калину? Что-то движение в Городе какое-то нездоровее назревает.

Женщина удостоила Волкова презрительным взглядом. Но губы ее разошлись, холодный голос произнес:

– Феникс, ты за прошлый месяц прервал жизни двух моих религеров. Ты правда думаешь, что я буду откровенничать с тобой?

– Ну, работа у нас такая, – пожал плечами Волков. – Чего дуться-то?

– Это служение, а не работа, – отрезала Агния. – Наши жизни не разменные монеты.

– Это ты вон им скажи, – Волков махнул рукой в сторону стены, за которым находился веселящийся Храм. – Многие из них даже не знают о твоем существовании. Для них мы как клубы по интересам. Надоело у одних – перешли к другим. Сегодня вязание, завтра макраме.

Волков сделал жест руками, будто плетет веревки. Агния молча слушала.

– Или для тебя секрет, что мы трудимся на благо Старших, а не на благо верующих? – не унимался Егор. – Мы уже давно знакомы, Агния. Многое повидали. И ты знаешь, что я прав. Так что твой пафос абсолютно неуместен. В нашей работе служением и не пахнет. Как и верой. Потому не нужно строить из себя обиженную курсистку. Я просто предложил обменяться информацией.

Агния внимательно разглядывала Волкова. Между ними по-прежнему стоял охранник, чувствующий себя не в своей тарелке.

Волков пытался заметить в глазах собеседницы отголоски того посыла, который он вложил в свои слова. Глупо, конечно, было надеяться, что таким дешевым трюком удалось пронять или смутить столь опытного религера как Агнию, но кто знает? Вдруг и в ее душе есть семена сомнений, тогда монолог может дать нужные всходы.

Еще до того, как женщина ответила, Егор понял, что не вышло.

– Ты жалок, Волков, – в голосе Агнии послышались ноты гадливости. – Твои слова полны яда и лжи. Слава богам, я вижу тебя насквозь. Или ты думал, что я соглашусь с тобой и стану смотреть на мир проще? Выложу тебе все, что знаю? Нет, Волков. Ты враг мне и моей вере. И тем людям за стеной. Ты и твоя лживая религия. Мы сметем вас. А теперь уходи. Мне противно говорить с тобой.

– Ну, попробовать стоило, – Егор поправил повязку, толкнул дверь и вышел наружу.

Когда за спиной щелкнул засов, Волков достал сигареты, зажигалку и закурил. Закашлялся, подавившись дымом, стукнул себя кулаком в грудь. Запоздало вспомнил, что когда-то бросал и не курил почти семь лет. Но после того, как…

После того, как все произошло, на здоровье стало плевать.

Без вкуса затянувшись, Егор сквозь дым посмотрел на стоянку. Машина была на месте, никто подозрительный рядом не крутился. Уже хорошо.

Ветер вновь принес звуки музыки и песнопений. Над головой с шумом взлетающей птицы захлопал развивающийся оранжевый стяг.

Егор кинул взгляд на часы. Пора ехать в резиденцию. Возможно, удастся поймать Артема Колерова. Быть может, через него получится узнать, кто забирал из интерната девочку и пытался сделать из нее ритуальную жертву.

Машина приветливо откликнулась на сигнал с брелка, пискнула, снимаясь с сигнализации. Через минуту Волков уже выруливал со стоянки на оживленную улицу, крутя головой по сторонам.

Автомобильные потоки в обеденное время превращались в вялотекущее болото, на светофорах то и дело образовывались пробки. Капризные гудки клаксонов, вонь выхлопных газов и горелого масла, стремительные рывки в образовавшиеся «окна» и терпеливое ожидание в очереди на поворот.

После получаса такой езды Егор больше всего хотел заиметь на джип щит-отбойник и мегафон. Чтобы орать и давить, орать и давить.

Преодолев половину пути, он изо всех сил боролся с желанием бросить машину, позвонить Иванову, сказать где именно оставлена собственность ячейки, и уйти пешком. Но все же вырулил на относительно пустую улицу, рванул вперед.

Отголосок используемого Дара был бледен, но свеж. Молодая Искра наверняка не заметила бы легкого покалывания в груди, но Волков был слишком хорошо натаскан на подобные вещи.

Машина вильнула, когда Егор прижался к обочине, изо всех сил пытаясь вычислить, в чем же дело. Обернулся, крутя головой.

На противоположной стороне улицы мужчина, в красно-желтой ветровке, садился в такси. Волков успел разглядеть лишь верх плеча, спину и капюшон, покрывающий голову. Он сел на заднее сиденье и такси тронулось, увозя пассажира проч.

Огромная тень надвигающего грузовика перекрыла обзор. Громадный рефрижератор подпер сзади машину Егора, протяжно загудел, требуя проезда. Джип Егора оказался слишком широким, чтобы они могли разъехаться.

Волков озадаченно хмыкнул. С сожалением завел двигатель, вырулил от тротуара и продолжил движение.

Нечего было даже и думать о том, чтобы догнать такси. Но кто это мог быть?

Кто мог тратить свой Дар на то, чтобы вызывать такси? Если только тот, кто достает для детей сахарную вату из воздуха – сказочный персонаж, о котором упоминал Ильин.

Никто не знал, не мог предугадать, что станет Искрой. Из тысяч верующих лишь один приобретал Дар. Такие люди тут же попадали под присмотр Доминиона, под крыло Старших. Они развивали свой Дар, использовали его лишь во благо своей веры.

У каждой Искры мог быть лишь один Дар, не больше. Кто-то воспламенял взглядом, кто-то лишал легкие воздуха, кто-то разверзал землю. Кто-то мог читать запечатанные письма, кто-то лечил прикосновением, кто-то левитировал. Наставники в Школах с помощью Дара усиливали переданные молодым религерам знания о боевых искусствах, улучшали навыки и реакцию.

А Волкова из-за его Дара некоторые называли Фениксом.

Сражаться одним лишь Даром, не прибегая к банальному оружию, было чрезвычайно трудно, хотя и возможно. Каждое применение забирало силы и здоровье. Чем значимее, сильнее была способность, тем реже она давала использовать себя. Кто-то был способен вызывать чудо несколько раз за бой, к примеру, некрупные, медленно летящие огненные шары или ветвистые молнии, с каждым разом теряя силы и эффективность. Кто-то умел аккумулировать Дар, накручивать его, копить, чтобы потом разом обрушить всю мощь на врага – таких называли «радио». А кто-то мог лишь раз в сутки явить миру милость своего бога – таких именовали «сольниками». Дар Егора был именно таким.

Применение Дара походило на стрельбу из древней пищали – шумно, дымно, но совсем без гарантии на точное попадание. Потому от незримых Хлыстов Гнева можно было увернуться, из Кокона Смерти успеть выпрыгнуть. И лишь очень опытные религеры, знающие все скрытые нюансы своих способностей, могли одним ударом уничтожить врага.

В любом случае, после каждого Поединка необходимо было восстанавливаться, как после хорошего марш-броска. Отдыхать, правильно питаться, отсыпаться. Молиться. В принципе, можно и пренебрегать восстановлением сил, но тогда рано или поздно наступал момент, когда Дар отказывался работать по требованию. Для религера подобный исход был сопоставим с потерей самого верного оружия.

Этим и пользовались сильные конфессии, когда натравливали десяток своих Искр на одного-двух религеров мелких верований. Последние не могли отказаться от Поединка, в итоге попросту растрачивали свои силы в драках со свежими противниками, сгорали и неминуемо погибали. Отказ же от Поединка приравнивался к проигрышу.

Как бы там ни было, Волков ни разу не слышал, чтобы Дар вот так запросто расходовали по мелочам. Тем более, он не слышал и о Даре, позволяющем останавливать такси или иной транспорт. К тому же, зачем это делать в такой час, когда стоит лишь поднять руку, как под нее подъедет несколько желающих заработать на извозе? А это значит, что незнакомец настолько привык использовать свой Дар, что уже не считает возможным обходиться без него. И пока другие воюют, грызут друг другу глотки, убивают и делят, он попросту ловит такси.

Сказки! Совпадение!

Волков скорее усомнился в своем профессионализме, чем в возможность подобного. Где-то применили Дар, а он не смог определить кто и какую именно способность. А парень в капюшоне… Да просто попался в поле зрения.

Отдыхать надо, дядя. Спать больше и нервы беречь.

Егор тряхнул головой, протяжно выдохнул.

Надо будет рассказать Роману, пусть поржет – он давно говорил, что у Волкова от работы когда-нибудь «крыша потечет».

Религер прибавил газу, зло обходя ползущий поток.

Глава 9

«– С тех пор, как государство приняло решение о, так называемой, «теокорректностьи», то есть о терпимости общества к любой гуманистической религии, резко снизилось количество межнациональных конфликтов. Это ли не результат?

– Подождите, скоро начнутся Крестовые Походы»

Аналитическая передача «Ночной взгляд», 2002 год

Звонок Влада Гаврилова застал Волкова на въезде в пригород. Скосив глаз, Егор ткнул пальцем в кнопку громкой связи.

– На связи.

– Будь зрячим, Егор, – раздался из динамика голос Гаврилова. – Ты сейчас где?

– Будь зрячим. В десяти минутах езды от резиденции. А в чем дело?

– Нужно твое присутствие. Иванов сообщил, что у амонариев сегодня открытие нового храма. Помнишь, как они нам подгадили в прошлый раз?

– Помню, – сухо ответил Егор.

– Спешно всех собираем на ответную акцию. Колеров массовку уже обеспечил, нужна накачка. Заберешь нас с Таисией у «Пингвинов»?

Волков поморщился как от зубной боли. Гаврилов будто почувствовал его раздражение.

– Егор, твое присутствие нужно и необходимо. Тем более, это распоряжение Иванова.

– Таисию зачем тащите?

– Ей этот опыт будет ценен.

– Не люблю я эти акции, – пробурчал Волков под нос. Гаврилов молчал, ожидая ответ. – Вы уже у «Пингвинов»?

– Да, подходим.

– Ждите, через минуту буду.

Волков отключил телефон, раздосадовано развернул машину. Закурил, меняя маршрут.

Джип перелетел через «лежащего полицейского», въехал во дворы, распугивая редких прохожих. Мимо домов, мимо запущенных детских площадок, мимо приземистых торговых палаток. Мягко перебрался через бордюр, по некошеной траве пересек закуток за высоткой. Поворот руля – и машина съезжает через тротуар на проезжую часть.

Минуя окольными путями автомобильные пробки, Егор притормозил возле черно-белого павильона кафе «Пингвины». У входной двери в виде раскрытого клюва топтался Влад Гаврилов в неприметной синей куртке. Рядом с ним, чувствуя себя неуютно, нервно теребила в тонких пальцах ремень сумочки Таисия.

Волков остановил джип перед ними, кивнул.

В салон ворвался холодный осенний воздух, а вместе с Гавриловым еще и запах дешевых сигарет. Здоровяк уселся рядом с Егором, Таисия опустилась на заднее сиденье, сложив руки на коленях.

– Пристегнитесь, – буркнул Волков трогаясь.

Гаврилов засопел, ворочаясь в поисках ремня безопасности. Когда щелкнул карабином, выдохнул, вытер наморщенный лоб.

– Почему так неожиданно? – обратился к нему Егор. – Амонарии храм давно уже достроили, можно было предугадать момент. Кто у нас ими занимался?

– Сухнов, – ответил Влад. – Его информаторы с нами не работают.

Волков промолчал. Остановился на светофоре.

– Иванов просил, чтобы ты ввел Таисию в курс дела, – сказал Гаврилов.

– Что-то меня вдруг стало слишком много повсюду, – недовольно ответил Егор. – Ты сам-то чего ж?

– Ты у нас специалист, – пожал плечами Влад. – Ты лучше все объяснишь.

– Братья, – вмешалась в диалог девушка. Голос ее чуть подрагивал и напряженно звенел. – Я не хочу быть обузой, но не стоит говорить обо мне в третьем лице. Не нужно за меня переживать, я сама все увижу и пойму.

Гаврилов осуждающе посмотрел на Волкова. Егор покачал головой, но заговорил:

– Ладно, Тая, проехали. Слушай сюда, – он машинально поправил повязку на глазу, ослабил галстук. – Как тебе известно, почти двадцать лет назад в нашей стране дали свет абсолютно всем религиям, тем предоставив людям право и свободу самоопределиться духовно. Тогда-то у всех конфессий появилась возможность строить свои храмы и монастыри, открывать свои телеканалы и всевозможные вспомогательные организации. Но поговорим сейчас о храмах. Как ты, безусловно, знаешь, храмы во многих религиях являются символом бога, его домом, святилищем с духовной энергией. Есть конфессии, которые обходятся без церквей и капищ, но им довольно сложно привлечь к себе простых обывателей, которые очень любят символы и внешнюю роскошь.

В зеркало заднего вида Егор заметил, как лицо Таисии дернулось от еле заметного омерзения. Он понял, в чем дело.

– Тая, ты слушай и запоминай. Тебе неприятно, что я говорю о храмах и о прихожанах как о неких безликих ресурсах? Но ты – религер, ты должна верно ставить акценты. Мы отличаемся от наших верующих. Они – простые люди, они приходят к нам за радостью божественной благодати и в поисках защиты для своей души. Они желают постичь Истину, стать зрячими в царстве лжи. Но они даже не знают, что за это их право мы, религеры, ежедневно ведет незримую войну. И здесь цель всегда оправдывает средства. Поэтому хочешь ты того или нет, но ты должна смотреть отстраненно на ход боев и знать настоящее положение вещей в этом мире. Это понятно?

Он дождался пока Соловьева понимающе кивнула, хотя и спрятала глаза, продолжил:

– Итак, храм это не только дом бога, но и символ. Когда мы отбиваем у врагов новую территорию, мы ставим на ней свой храм или хотя бы часовню. Чтобы новым прихожанам было где молиться, на что обращать полный надежды взгляд. То же самое делают и наши соперники – они показывают свое присутствие новыми религиозными строениями. Влад, ты рассказывал ей про выходку амонариев?

Гаврилов неопределенно покачал рукой, мол, так, по верхам. Волков опять обратился к внимательно слушающей девушке:

– Если храм – символ, то задача сделать так, чтобы он воздействовал на умы и души верующих так, как нужно. Если это свой храм – то звал, поражая безупречностью и красотой. Если это здание врага – то чтобы о нем шла дурная слава, чтобы сам его вид вызывал отрицательные эмоции. Для всего этого проводятся так называемые «акции». В последнее время мы не часто прибегаем к подобному рода действиям, потому как в Городе сложился некий паритет, который никто не хочет нарушать. Но вот в прошлом году амонарии устроили на открытии нашего нового храма безобразную драку, спровоцировали давку среди прихожан. Были жертвы. Сегодня наша задача – отплатить им той же монетой. Вот, если кратко, вся задача, – Волков перевел дух, сглотнул. – Я жуть как не люблю подобные развлечения, но почему-то у меня они получаются лучше всех. Потому будь рядом, смотри, слушай, запоминай. Сама никуда не лезь – может быть опасно. Усекла?

Вновь молчаливый кивок.

– Вот и ладненько, – удовлетворился ответом Егор. – Мы уже подъехали.

За окном высотный, похожий на корабль, дом закончился, в поле зрения появилась небольшую площадь с толпящимся народом. В конце площади, возвышаясь над толпой и фонарными столбами, виднелась массивная пирамида, облицованная мраморными плитами терракотового цвета. Самая ее верхушка накрыта темно-синей с серебристыми звездами тканью. Там, скрытый до времени от посторонних, находился позолоченный наконечник с изображением всевидящего ока бога Амо. Он должен узреть мир лишь после ритуала «приглашения богов в дом» и официального открытия храма.

Волков проехал площадь, за углом офисного здания свернул налево, въехал на территорию стоянки. Здесь, среди машин работников ближайших банков и страховых фирм, виднелись еще два автомобиля мистириан. Оба – личные, не засвеченные ранее.

К джипу широкой походкой подошел Артем Колеров. Как всегда аристократично подтянут, в дорогом пальто, перчатках из тонкой черной кожи, в дорогих туфлях. Он элегантно подал руку выходящей из машины Таисии, кивнул неуклюже выбирающемуся Владу.

– Привет, Дориан Грей, – саркастически бросил Артему Егор. – Нагнал свое воронье?

Колеров недовольно выпятил губу, но ответил:

– Да, Егор, нагнал. И лучше бы тебе поспешить, потому что сейчас начнется официальная часть.

– Где они?

– За углом.

– Их, поди, уже срисовали соглядатаи амонариев, – Волков сощурился, посмотрел на небо. – Ладно, поработаем.

Когда было нужно, он умел мобилизоваться и загонять свою внутреннюю усталость подальше. Впрочем, сарказм он предпочитал оставлять.

Егор поставил машину на сигнализацию, махнул Соловьевой, приказывая следовать за ним.

Практически возле самого угла Таисия догнала одноглазого, робко тронула его за мокрую ткань рукава. Не останавливаясь, Егор вопросительно обернулся.

– У вас с Артемом плохие отношения? – спросила девушка.

– Рабочие у нас с ним отношения, – отмахнулся Волков. – Просто мне не очень нравится его самолюбование. Тебе-то какое дело?

– Но вы же все братья по вере, – непонимающе произнесла Соловьева. – Вы общее дело делаете. А ведете себя так, словно друг друга…

Она замолчала.

– Ну, чего замолчала? – хмыкнул Волков. – Словно не доверяем друг другу? Увы, но так и есть. Не делай такие круглые глаза, не надо. Я знаю, что тебе говорили в Школе про бескорыстие, доверие, братство. Все это хорошо. Для прихожан. Мы же ведем игру на очень скользком поле, тут приходится быть осторожным и подозрительным. Слышала про ренегатов? Про религеров, предавших своих и переметнувшихся в стан противника? Поменявших веру и бога?

– Это же не часто…

– Чаще, чем тебе кажется, – уверил ее Волков. – Потому не сближайся ни с кем. Не доверяйся полностью никому. Не разбазаривай свою информацию и не свети информаторов. Тогда будет работа, будет дело. Это тебе так, небольшой урок. А теперь стой за мной и не мешай.

Они обошли угол здания, оказались в полутемной арке, уводящей мостовую во дворы. Когда из темноты им навстречу шагнули фигуры, Таисия испугано схватила Волкова за руку. Егор жестом указал ей не пугаться.

Перед ними стояли трое.

Молодой парень-студент. Неброско одетый, худой, с круглыми очками на носу. За спиной рюкзачок.

Маленькая старушка в вязаном платке. Добродушно сморщенное лицо, живые, хитрые глаза. Шуршащие в кармашке кофты конфеты.

Крепкого телосложения молодой мужчина, бритый, в короткой куртке. Сбитые кулаки, в зубах папироса.

– Доброго дня, румяные мои, – поприветствовал их Егор.

Студент и мужчина вразнобой ответили, старушка с улыбкой сказала:

– И вам не хворать, Егор Борисович. Давно не виделись. Хорошо выглядите.

– Вашими молитвами, Антонина Ивановна. Вы с подругами?

– А как же, – ощерилась несколькими оставшимися зубами старушка. – Все как всегда. Уже на площади стоят, ждут.

– Леша? Твои как?

– Семерых привел, – ответил студент. – Если нужно еще подъедут.

– Хватит, – кивнул Егор, повернулся к мужчине. – Твои, Ренат?

– Ребята на местах, – сухо откликнулся тот.

– Вот и отлично, – Волков сделал паузу, собираясь с мыслями. – Не первый год работаем, все свои задачи знают. Но, на всякий случай, напомню.

Он полуобернулся к девушке. Таисия с широко открытыми глазами впитывала каждое его слово. Волков вновь вернулся к «воронью» Колерова.

– Итак, Антонина Ивановна, начнем с вас.

Старушка приосанилась, подняла голову в сером платке.

– Ваша задача – слухи и сплетни. Пусть ваши кумушки ненавязчиво делятся ими со стоящими в толпе людьми. Мол, а храм-то на костях построили, на кладбище, не по-божески. Или то, что под ним земля проваливается, мол, подземные воды подмывают. Что одного из присутствующих сановников видели в суде, он там разводился, отбирал у жены ребенка, отсуживал у детского дома здание под коттедж. Короче, придумаете как лучше. Задавайте риторические вопросы. Откуда деньги на такую роскошь? Почему в храм не всех пустили? Почему так скупы на угощения? Когда вступят в дело студенты – уходите.

Старушка кивнула.

– Леша, – Егор повернулся к студенту. – Вы – вторая волна. Ваша задача – устроить давку, недовольство. В идеале – спровоцировать драку. Огрызайтесь, оттаптывайте ноги, сомневайтесь в религиозности присутствующих. Если удастся завязать потасовку, попытайтесь зацепить побольше людей – падайте на них, цепляйтесь за одежду. Сегодня много видео и фотокамер, работайте на картинку. Если разобьют нос – активно крутите головой, чтобы на записи было видно окровавленное лицо. Все понятно?

– Без проблем, – Леша поправил очки. – Мне кажется, мы немного засветились, когда сюда шли. Могут попытаться отжать в толпе.

– А вот это уже проблема Рената, – Волков кивнул на хмурого мужчину. – Его задача – обеспечить вашу безопасность и своевременную эвакуацию с места акции. Опыт у него большой, ребята надежные. Так что, все будет хорошо.

Он еще раз окинул собравшихся взглядом.

– По оплате как обычно, часть сейчас вам Колеров выдаст, часть после акции. Если вопросов нет, то приступим.

Он хлопнул в ладоши, и троица скрылась в подворотне. Волков закурил и повернулся к молчавшей все это время Соловьевой.

– Все поняла? Эй, а чего лицо такое кислое?

– Как это все мерзко, – лицо девушки было серым, в глазах застыло потрясение. – Нечестно.

– Это война, милая Таисия, – Волков сделал затяжку. – А война – путь обмана. Пойдем, я тебя Артему передам. Дальше уж сама решай как поступить. Для чистоты обучения, конечно, хорошо бы тебе понаблюдать за акцией. Но, в целом, банальное и некрасивое зрелище.

Он взял девушку за локоток, и они проделали весь путь обратно до стоянки. Здесь Егор передал задумчивую девушку мило улыбающемуся Колерову, проводил их взглядом до машины Артема. Отметил, что Влад уже куда-то запропастился.

Постоял еще немного. Докурил сигарету, размышляя. Полез в карман за ключами.

И практически выхватил один из ножей, резко разворачиваясь.

В нескольких метрах от него стоял незаметно подошедший мужчина в старомодной фетровой шляпе и с длинным зонтом.

– Здравствуй, Филипп, – криво улыбнулся Волков. – Ты на зонте что ли прилетел? Я и не заметил, как ты подошел.

– Здравствуй, Егор, – мужчина чуть тронул полы шляпы, приветствую Волкова. – К тебе все равно близко незаметно не подобраться. Не теряешь квалификацию.

– С вами ее потеряешь, – Егор в кармане разжал кулак, но руку с ножа не убрал. – Каким ветром религера ордалиан занесло в этот район? На открытие храма амонариев пришел полюбопытствовать?

– Я принес тебе вызов на Поединок, – с легкой улыбкой ответил Филипп. – Завтра в полдень возле старого коллектора.

– Это в конце Первомайской? – попытался вспомнить Волков.

– Да, там.

– Хорошо, – пожал плечами Егор, – Я буду. Кто вызывающий? Уж не ты ли?

– Нет, – шляпа чуть качнулась. – Тебя вызывает Челубей.

У Волкова дернулась щека, резкая боль прошила пустую глазницу под черной повязкой.

– Я очень рад, – прошипел Егор, плотоядно улыбаясь.

Глава 10

«– Иной раз божественное откровение ведет прямиком в могилу»

Из к/ф «Религер 2», 2001 год

Музыка, прекрасная, нежная, зовущая, разливалась вокруг, окутывала, обволакивала. С музыкой переплетался, следовал ей, женский голос, чистый, красивый, заставляющий все внутри дрожать, задыхаться от восторга. Глаза сами собой поднимались вверх, туда, где располагалось центральное мозаичное панно храма мистириан – символ Бога и человек, жаждущий познания. Взгляд недолго останавливался на черной кляксе человеческой фигуры, он притягивался, стремился выше, по тянущимся из груди нитям Судьбы и Истины туда, где в синей вышине небес золотом сияло солнце с вытянутым ромбом по центру. И там, в этих ярких божественных сияниях, верующий находил защиту, силы и крепость духа. А также любовь, утешение, совет и прощение.

Что еще нужно обычному смертному, несущемуся на своей хрупкой планете в пугающей черной бездне бесконечного космоса? Что еще нужно слабому существу, который даже не может представить себе что такое вечность?

Мистириане никогда не противились новому, сама концепция Истины Абсолюта подразумевала саморазвитие и работу над собой. Мистириане верили, что Бог – это непостижимая сущность, всезнающая, всемогущая, всевидящая. Постичь Бога означало стать равным ему, то есть познать абсолютно все, дойти до конечной точки познания всего вокруг и себя в том числе. В детских передачах приводился несколько утрированный, но максимально приближенный к трактовке образ – бесконечные ряды книжных полок с толстыми, пыльными томами в которых написано все обо всем. Верующий мистирианин должен был стремиться к тому, чтобы привнести в эту библиотеку что-то свое, новое, прочитав, к тому же, как можно больше. Считалось, что мистирианин после смерти будет вновь воплощаться в человека до тех пор, пока не познает всю эту библиотеку, то есть станет равным Богу. На вопрос же кто создал все эти знания, следовал ответ, что знания никто не создавал, они существовали всегда, сами по себе и независимо от нашего к ним отношения. Они – Истина, Бог-создатель, частью которого являются все люди.

Естественно, как и во всех религиях, эти утверждения были слишком спорными и иносказательными, чтобы трактоваться однозначно. Но разве настоящая вера обязана быть конкретной?

Несколько лет назад, когда Волков впервые переступил порог храма мистириан, он ничего этого не знал. Тогда ему нужно было просто божественное вмешательство. И, так уж вышло, что именно храм мистириан оказался на его пути. Тоже, отчасти, провидение.

Ныне, Егор стоял в тени колонны, положив руки на спинку скамейки. Единственный глаз из-под нахмуренной брови созерцал идущую службу.

Веритарий, мистирианский священник, в неброском ритуальном костюме строгого покроя, декламировал четверостишья из Книги Истин. Саму книгу, в хорошем кожаном переплете, он держал чуть на отлете, лишь мельком заглядывая в текст. Лицо этого уже немолодого, но на вид крепкого и уверенного в себе мужчины лучилось одухотворенностью и радостью. Насколько Волков знал, в миру он преподавал философию в одном из городских университетов.

Голос веритария разносился под сводами небольшого храма, немного перекрывая, но не заглушая льющуюся из скрытых колонок музыку. Хорошо поставленный голос, не дающий прихожанам задремать или отвлечься.

Помимо Волкова в храме было еще несколько верующих, нашедших время зайти на службу в разгар рабочего дня. Впрочем, один из них, пользуясь тем, что его скрывала спинка впереди стоящей скамьи, писал смс на телефоне, повторяя на автомате за веритарием «Зрячи мы!».

Типичный захожанин.

Когда-то в храме мистириан не было мест для сидения. Верующие должны были стоять всю службу, держа томики Книги в руках. Но времена изменились, за каждого прихожанина приходилось бороться, создавая комфортные условия и интересные службы. Поставили удобные скамьи с мягкими подушками, повесили кондиционеры, вешалки. Вроде бы даже шел разговор о небольшом кафе при храме – а то как если верующий проголодается во время службы? От голода может и к конкурентам уйти.

Но со своими стараниями мистириане все равно выглядели блекло, первенство удерживали ордалиане. У них давно в храмах практиковали различные визуальные ухищрения от «Полета по Блаженственным Небесам» в кабинках 5D до голографических постановок жития святых с привлечением живым оркестров и известных певцов.

Егор слушал голос веритария, внутренне вторя словам молитвы. Он вновь и вновь проходил взглядом путь от фигуры человека до яркого, прекрасного лика Бога в ослепительном Солнце.

Он изо всех сил пытался почувствовать присутствие Бога, нисходящие с небес ответы на нужные вопросы, ощутить вибрирующий словно струна нерв в груди, учащенно бьющееся сердце, восторг и радость от служения истинной вере!

Веритарий как раз подошел к апогею служения, его голос окреп, заполнил головы верующих, вытесняя из них сомнения и страх. Музыка очищала, дарила ощущение тепла и света. Прихожане буквально потянулись вверх, к сияющему золотому Богу.

Они вновь познали Истину! Они были счастливы!

Как когда-то и Волков. Давно, теперь этого нет.

Сейчас все больше в глаза бросалось другое, обыденное, душное, противное.

С небольшого столика продают свечи и благовония. Дешевые ритуальные товары расходятся бойко, этому способствует надпись о том, что только эти товары могут быть использованы в стенах данного храма.

Служка, который стоит за прилавком, имеет свой маленький бизнес – у него можно купить бывшие в употреблении свечи и благоухания, оставленные прихожанами после прошлой молитвы.

Позади храма, на пожертвования, построена автомобильная стоянка, сауна и ювелирный магазин.

Кстати, все покупки в храме называются «пожертвованиями», потому что в таком случае с них не нужно платить налоги.

Многое знал Волков. И он уже устал узнавать все новое и новое.

Из-за кулис всегда видны подпорки декораций.

Егор тяжело вздохнул, повернул голову налево. Тяжелый взгляд уперся в пустое место возле высокого подсвечника. Там, среди мелких пятен от застывшего воска, высыхал след чьего-то мокрого ботинка. Одиноко лежал принесенный в протекторе желтый листок с кусочком веточки.

Именно здесь Егор Волков стал Искрой.

Одноглазый заиграл желваками, во взгляде промелькнула смертельная тоска. Резко повернулся на каблуках и быстрым шагом пошел к выходу. Сбегая по ступеням на улицу, он так и не коснулся в ритуальном завершении молитвы символа веры на шее, лишь сильнее запахнул тонкое кашне.

Религер ордалиан уже ждал в указанном месте. Когда машина Волкова выехала из-за забора и проехала по краю бетонированной площадки возле заброшенного здания коллектора, он повернул голову и улыбнулся, словно завидел старого друга.

Невысокий мужчина средних лет с аккуратной бородой и ясными голубыми глазами. Одетый словно бард-семидесятник, в выцветшие джинсы, растянутый свитер с высоким горлом и стоптанные кеды. Длинные русые волосы стянуты на затылке в хвост.

Ордалианин помахал выходящему из машины Егору, все так же приветливо улыбаясь, сказал низким густым голосом:

– Здравствуй, Феникс.

– И тебе не кашлять, Челубей, – Волков скинул в салон куртку, захлопнул дверь. – Давно ждешь?

– Нет, недавно приехал, – ордалианин кивнул на прислоненный к кирпичной стене велосипед. – Никак не могу научиться рассчитывать время, вот и выезжаю пораньше. Как глаз?

От слов ордалианина веяло неподдельной заботой и участием. Впрочем, в этом был весь Челубей – он действительно любил всех, желал только добра.

И, вместе с тем, являлся одним из самых опасных религеров в Городе.

– Нету глаза, – грубовато откликнулся Егор. – Зато на очках теперь экономлю.

– Прошу простить, что так вышло, – сердечно извинился Челубей. – Я не хотел.

– Ну да, хотел-то вообще голову раскроить, – буркнул Егор.

Ордалианин промолчал.

Погода выдалась ветреная, холодные языки начинали пробираться под водолазку. Волков поежился, потер руки.

– Давай уже ближе к теме, – одноглазый положил ладони на рукояти ножей, висящий на поясе. – Боюсь простыть. Кстати, с чего это ты обо мне вспомнил? Вроде бы ордалиане пока не имеют притязаний на территории мистириан?

Челубей подошел к своему велосипеду, принялся распутывать узелок на багажнике. Не поворачивая головы, учтиво ответил:

– Ты знаешь, Феникс, я к тебе отношусь с должным уважением и почтением. Ты не враг мне, как не враги мне и остальные заблудшие. Но ты недавно погасил Искру наших добрых друзей и соратников, – религер ордалиан справился с узлом и откинул край ткани. – Погасил на их территории, прямо во время трапезы.

Волков вспомнил. Ресторан «Росинер», вип-комната. Откинутый рукой полог, удивленное лицо сидящего за столом. Требование немедленного Поединка. Самодовольный кивок лоснящегося лица. Скоротечный бой, легкая победа.

– Девяткин был предателем моей веры, – сказал Волков. – Он сдал своих агентов гностицианам, переметнулся к ним. Трое наших погибло, были потеряны ценные информаторы. Ты сам знаешь что такое, когда перебежчиком оказывается опытный религер, Челубей.

Ордалиане считали, что проливать кровь – это грех, поэтому не признавали колющее и режущее оружие. Зато в их арсенал плотно вошли «бескровные» кастеты, боевые молоты, дубинки и биты.

Челубей, к примеру, предпочитал кистень.

Волков, холодея не только от пронизывающего ветра, наблюдал, как тяжелый блестящий шар медленно вытягивает тонкую цепочку, пропущенную сквозь пальцы ордалианина. Вновь заныла пустая глазница, швы собранных хирургами лицевых костей.

– Я понимаю и не осуждаю тебя, друг мой, – ответил Челубей на слова Егора. – Ты поступил так, как того требовала твоя совесть. Сегодня позволь мне поступить так, как требуют от меня мои Старшие. Они хотят продемонстрировать нашим союзникам жест доброй воли. Я сам вызвался на Поединок с тобой, это честь для меня.

– Ох, высокопарная ты скотина, Челубей, – Волков потянул ножи, щелкнули клипсы. – Ты б еще хокку по-самурайски прочитал перед боем.

Резким кистевым движением он заставил лезвия выскочить из пазов и зафиксироваться в боевом положении. Рукояти удобно легли в ладонь, занимая годами притертое место. Острые жала ножей выглядели стальными листьями осоки, они были узкие и изящные. Полуторная заточка, идеальная длина в три кулака.

Волков улыбнулся противнику. Сегодня он не будет жалеть и щадить, не будет сдерживаться.

Нельзя использовать полумеры к человеку, пришедшему тебя убить.

В ответ улыбнулся Челубей. Он коснулся лба двумя пальцами, его губы принялись шептать молитву. Стальной шар кистеня описал полукруг, словно маятник часов.

Поединок начался.

Ордалианин был «радио» – его Дар обладал чрезвычайно мощным зарядом, но требовал довольно продолжительной подготовки перед применением. И чем дольше он взывал к Богу, тем сильнее становился эффект. Обычно «радио» начинали молиться еще до Поединка, накручивая свою Искру.

Но не Челубей. Его опыта и скорости чтения священных стихов с лихвой хватало на зарядку Дара прямо во время боя.

Впрочем, общение с высшими силами не отвлекали его от Поединка. Он не становился пассивным, как большинство «радио», не старался выждать до момента «выплеска». Челубей был активным бойцом, агрессивным религером. Сбить его «наводку» на Дар было очень трудно.

Но Егор не собирался играть по правилам противника. Он хорошо усвоил урок.

Сошлись жестко, с хрипом. Волков жался ближе к ордалианину, не давая тому преимущества в ударах длинным кистенем. Тот хорошо работал локтями и коленями, выбивая воздух из груди мистирианина, целясь в пах, в лицо, в горло. Коротко свистнули ножи Егора, одновременно ударяя в область печени и в шею. Челубей в последний момент извернулся, прокрутился, разорвал дистанцию одним текучим движением. Стальной шар с шумом рассерженного шмеля прогудел в паре сантиметров от головы Волкова, набрал скорость, превратился в стремительное колесо.

Для постороннего зрителя Поединок виделся сложным танцем, постоянным движением с уходами и нырками, объединенным общим рисунком боя.

Для Егора Поединок был пулеметной очередью из мыслей, команд и рефлексов. Все это с невероятной скоростью сменяло друг друга, подчиняя себя тело и разум.

Удар, еще удар. Длинный выпад вперед и сразу же назад, прочь от мощного контрудара. Успел, увернулся!

Стальной шар врезался в землю, высекая из бетона искры, сбился с траектории. Челубей рванул плечо назад, вытягивая цепь.

Скорее! Пока момент, пока есть шанс!

Прыжок вперед, ногой по колену. Два широких маха ножами, один короткий тычок в бедро. Еще. Еще! Выше, в живот и снова в бедро! Держать напор, держа…

Ордалианин отбил слившиеся в прыгающих серебристых рыбок лезвия рукоятью кистеня, чудом не повредив пальцы. Глаза горят, губы ускоряют речитатив. Уже начинает наливаться свинцом голова, уже сжимает виски!

Сейчас выпустит Дар!

Волков зарычал, бросился вперед, размахивая ножами. Кистень из невозможного положения ударил снизу вверх по косой, но не достаточно точно – цепь стегнула по ребрам, шар стукнул в спину. Но ордалианин не успел, лишь в последний момент ткнул растопыренной пятерней в лицо мистирианина.

Егор схватил зубами обдирающие губы худые пальцы, что есть сил сжал челюсти, ощущая во рту хруст и хлынувшую горячую жидкость вкуса крови.

Челубей от неожиданности вскрикнул, его колено врезалось Волкову в пах, вторая рука с зажатым в кулаке оружием отпихнула одноглазого прочь.

Егор упал на колено, унимая резкую боль внизу живота, кровожадно оскалился окровавленным ртом.

Удалось. Он сбил «наводку». Теперь ордалианину заново читать молитвы!

Челубей тряхнул разодранной рукой, кровь гранатовыми каплями разлетелась в стороны. Но, увидев коленопреклоненного врага, тут же кинулся в атаку.

И вновь веером удары, блеск стальных клинков, свист тяжелого шара. От земли летит пыль, в воздухе разносятся звон и шелест ног по бетону.

Волков пропускает удар в ключицу. Еще удар – в челюсть. Пока трясет головой отступая, его опрокидывают на землю мощным пинком.

Откатывается. Снизу, вслепую, тычет ножом, попадает ордалианину в икру. Сверху уже несется стальная смерть, Егор в последний миг успевает откатиться.

Кровь, сталь и молитва. Поединок в разгаре.

Егор чувствует, что начинает сдавать. Вроде как есть переломы. Голова уже не соображает. Не хватает воздуха в груди.

Сквозь застилающую глаза пелену видно Челубея. Волосы растрепаны, глаз заплыл, свитер и джинсы пропитались кровью. Но он все бормочет и бормочет. Бормочет и бормочет! И вот уже голова, словно в стальном обруче, горло сдавливает невидимая рука! Еще минута и все будет кончено!

Егор сделал последнее, что мог. Сделал то, что никогда не позволял себе делать в Поединках – он коротко замахнулся и метнул один из ножей во врага. Следом кинулся сам, расходуя последнее.

Клинок не подвел. Ордалианин неловко попытался уклониться, нож вместо груди вошел в плечо. Вошел глубоко, по самую рукоять. А рядом уже мистирианин! Перекошенный рот, потерявшее человеческий облик лицо. Слетевшая повязка и черный провал пустой глазницы!

И несущийся в голову ордалианина нож…

Что-то громыхнуло и Волков умер.

Тьма. Пустота. Безмолвие…

Но не конец.

Свет. Наполненность. Оглушающий шум.

Жизнь.

Егор открыл глаза, мгновение наблюдая, как из дыры в водолазке, куда попала пуля, выходит тонкой струйкой дым. А под дыркой – целое и невредимое тело.

Дар «феникса» сделал свое дело. Дар одного воскрешения в сутки.

Егор вскочил, ощущая неимоверный прилив сил. Будто не было боя, не было изнуряющих ран.

Но невидимый стрелок никуда не делся.

Не успел Волков подняться на ноги, а с момента его падения до момента воскрешения прошло не больше секунды, как по нему вновь открыли огонь. Пули засвистели возле уха, вгрызлись в бетон, выбивая острые осколки.

Стреляли с крыши коллектора.

Егор метнулся влево, вправо, удачно ушел от пары выстрелов. Бросился к машине.

Но тут дал о себе вспомнить тот, о ком все забыли. Лежащий с ножом в плече Челубей заорал, выпуская Дар. Его рот черным зевом раскрылся на бледном лице, глаза превратились в две узкие щели.

Но смотрел он не на Егора. Ордалианин смотрел в сторону стрелка.

На крыше коллектора захрипели, потом что-то смачно лопнуло, словно арбуз уронили на асфальт. С крыши брызнуло алым вперемешку с желтым. Грохоча железом, скатился короткоствольный автомат.

Когда Волков вернулся на площадку, ордалианин уже поднимался, с трудом отрываясь от земли.

– Закончим Поединок? – прохрипел он приближающемуся Егору.

Одноглазый долгим взглядом рассматривал шатающегося, но старающегося стоять прямо противника. Потом быстро сделал шаг вперед и, прежде чем ордалианин успел как-то отреагировать, вырвал свой нож из плеча Челубея.

Религер охнул, как подкошенный осел на бетон.

– Поединок закончил, – хмуро ответил Егор. – Я заявлю Доминиону о своей победе. Ты подтвердишь?

Челубей замотал головой, захрипел:

– Нет. Нас прервали. Кто-то вмешался в бой, нарушил Правила. Я не признаю твоей победы!

Он зашелся кашлем, из раны на плече толчками пошла кровь.

– Я и сам хочу узнать, кто пытался нас убить, – Егор бросил взгляд в сторону развалин. – Но ты понимаешь, что если не признаешь Победу, я убью тебя?

– Это… Честь для меня…, – выдавил ордалианин, криво улыбнувшись.

– Тьфу ты, придурок, – Волков присел перед ним на корточки. – По Правилам нужно, чтобы один из нас не смог продолжать Поединок. Так? Но из нас двоих вот так вот сделать получиться только у меня.

Он ткнул пальцем в рану Челубея. Религер дернулся, как от удара, током, заскрежетал зубами, бешено вращая глазами.

– Это тебе за глаз, – Волков вытер окровавленный палец о свитер ордалианина. – А это за то, что спас мне жизнь.

Он крякнул и хорошим апперкотом отправил раненого врага в глубокий нокаут.

– Phoenix win, – отсалютовал Егор, поднимаясь. – Очухаешься – еще спасибо скажешь.

Он торопливо направился к обезглавленному трупу на крыше коллектора. Его разбирало неподдельное любопытство.

Глава 11

«– Нет, позвольте! Давайте дадим возможность людям самим выбирать, во что верить! И пусть на их выбор ничто не влияет!»

Верховная Нить мистириан Аракчей

Палец мерно давил на прорезиненную кнопку пульта, переключая каналы. После каждого нажатия комната погружалась во тьму, через мгновение вновь заливалась неярким светом.

За неплотно зашторенным окном царила глубокая ночь. Где-то вдалеке, в конце улицы, покачивался одинокий фонарь, высвечивая пролетающие мимо капли дождя. Завораживающе шумели на ветру тополя, мокро хлопая остатками листвы.

Чужая квартира в чужом районе. Чужая кровать чужой женщины.

Егор переключал каналы, привалившись спиной к прохладной поверхности стены. Без зазрения совести курил, неаккуратно роняя пепел в широкое горлышко пустой бутылки из-под виски. С хрустом чесал голую грудь.

Волкову было нормально. Бывает такое состояние, когда не хорошо и не плохо. Ничего вроде не болит, но нельзя сказать, что вообще ничего не беспокоит. Такое состояние, когда никуда не надо спешить, ничего не хочется делать и абсолютно не хочется думать.

Особенно не хочется вспоминать.

Из-за закрытой двери ванной комнаты раздался звук включаемого душа. Егор, как старый кот, дернул ухом, но головы не повернул. Его взгляд был прикован к мерцающему экрану.

Очередное шоу взорвало воздух популярным мотивом. На экране юная Искра кружила над головами оживленно хлопающей публики несколько десятков бумажных журавликов. Умело сложенные листки бумаги, будто настоящие птицы, махали крыльями, выписывали пируэты, скользили по воздуху. Впрочем, Искра этим не ограничилась – времена просто фокусов уже давно прошли, теперь выступающему дарованию, помимо демонстрации приобретенных способностей, приходилось еще и танцевать.

Запах сигаретного дыма потихоньку вытеснял запах разгоряченных тел и аромат толстых свечей, тлеющих на прикроватной тумбочке. Егор сделал последнюю затяжку и уронил окурок в бутылку, где тот сердито зашипел, упав на остатки спиртного.

Зрители в телевизоре захлопали в ладоши, ободряюще засвистели.

Волков вновь переключил канал.

На экране рисованный ордалианский святой жизнерадостным голосом рассказывал юным зрителям о том, почему плохо лгать на исповеди. Мультяшный грешник потешно сучил ногами на костре и громко сокрушался о собственной недальновидности.

Егор помнил времена, когда на непопулярных кабельных каналах в распоряжение проповедников и священников выделяли час-два. Подобные передачи проходили в форме вопроса-ответа, статично, по сегодняшним меркам «без огонька». Служители культа плохо умели общаться с невидимой аудиторией, выглядели скованными и напряженными. Голоса, привыкшие вещать в толпе, глушили аппаратуру, звучали претензионно и натянуто. Эти унылые программы не могли привлечь никого, кроме небольшой группы особенно преданных верующих. Но вот вопрос о просвещении в рядах обывателя даже не стоял. Проповедникам не хватало хватки и харизмы, зрителям – достаточной заинтересованности к религиозной тематике.

А тут вдруг, как тузы из рукава шулера, стали появляться Искры.

После памятного выступления Вероники Кахал, которое увидели миллионы телезрителей, началось победоносное шествие людей с различными Дарами по каналам мира. Тогда еще никто не соотносил их с конкретными религиями, обывателя интересовало только развлечение, только шоу.

Первыми поняли открывшиеся перспективы ордалиане. Их священники стали сопровождать Искр на всех ток-шоу и передачах, разбавляя выступления религиозными ремарками и разъяснениями. Получалось очень достойно и, главное, объясняло как и где обычные люди у телеэкранов могут сами обзавестись личным Чудом.

Успех получился феноменальный, ошеломительный. Внезапно стало модно быть религиозным. Актеры, политики, столичная богема, а за ними и простые люди, тысячами потянулись в храмы и церкви. В глянцевых журналах обсуждались слухи кто из селебрити в какого бога верит, как часто молится и в каком костюме пришел на мессу. Еще вчера трендом было ходить в церковь ордалиан, а сегодня это уже «нафталин», сегодня в фаворе развеселые бланцы.

Очень скоро пример ордалиан подхватили и остальные религии. В студиях возникали жаркие споры между проповедниками – на потеху публике. Искры пытались перещеголять друг друга в чудесах – рейтинги телеканалов полезли вверх. Некоторые Искры стали любимцами зрителей, на их фоне вышли в свет и особенно речистые проповедники. Их чаще приглашали в эфир, охотнее показывали в прайм-тайм. Стали узнавать, любить, боготворить.

Увлечение чудесами превратилось в настоящую эпидемию. Единичные выпуски об Искрах сменились тематическими программами, выходящими еженедельно. Появились фильмы, журналы, книги.

Но духовенство не хотело останавливаться на популяризации только лишь чудотворников. Нужны были информационные потоки, призванные полностью поглотить сознание потенциальных верующих.

Появились целые конфессиональные телеканалы, вещающие круглые сутки. Появились конфессиональные блоггеры, развлекательные сайты, компьютерные игры, театры, модельные дома.

Религия вкусила возможности массового влияния.

Волков переключил канал.

Шел сериал про Искру-сыщика и его друга атеиста. Атеист неизменно влипал в неприятности, а Искра, скромный верующий бланцы, в каждой серии выручал незадачливого товарища из лап неминуемой гибели.

Егор переключил канал.

Нужны ли были эти хлынувшие людские массы духовным отцам, Старшим? Казалось бы, зачем им эти ненадежные захожане, из которых по-настоящему верит разве что один из сотни? Но наступили времена конкуренции. Наступили времена, когда на выборах именно голоса прихожан продавливали необходимый Старшим закон.

Скромные и тихие верования, прозябающие в рамках старых устоев и не рекламирующие себя на каждом углу, увядали, оставшись без верующих – боги не живут в пустых храмах. К тому же доказано – чем больше верующих в конфессии, тем чаще появляются Искры. Тем больше у обывателя шанс стать обладателем Чуда. Стать особенным.

Вот и приходилось религиям крутиться, создавая новые «пряники» для привлечения к себе народа, проводить акции, недели скидок и отпущения грехов всем новоприбывшим.

Палец нажал на кнопку.

На экране – сцены погромов сменялись картинками с плачущими детьми. Закадровый голос с надрывом вещал о нелегкой судьбе амонариев в одной африканской стране.

Егор переключил канал.

Вода в душе перестала стучать о кафельный пол. Звонко лязгнули кольца занавески. Волков повернул голову как раз в тот момент, когда дверь отворилась и в облаке пара в комнату впорхнула закутанная в одно лишь полотенце девушка.

– Фу, накурил, – она помахала перед лицом изящной ладонью с длинными, тонкими пальцами, смешно сморщила носик. – Хоть бы окно открыл, задохнуться можно.

Она остановилась перед большим стенным зеркалом, застыла, любуясь собой. Взъерошила длинные рыжие волосы, провела рукой по тонкой шее. Поймала в отражении взгляд Егора, с деланной строгостью сказала:

– Наш церковный отец Иеремия говорит, что все курящие и пьющие попадут в ад, – она погрозила пальцем. – Так что смотри.

– Не страшно, – буркнул Егор, отставляя в сторону пустую бутылку. – У мистириан нет ада.

– Да? – вскинула бровь девушка, поворачиваясь к нему. Ее глаза, с хитрым лисьим прищуром, задорно блеснули. – Хорошая религия. А у нас есть. Может, пойти в мистириане?

Волков пожал плечами. Ему было все равно.

– Что смотришь? – девушка скинула полотенце на пол, грациозно легла на кровать. Обнаженное тело светлым силуэтом выделялось на бордовой простыне.

– Ничего, – Волков задумчивым взглядом скользнул по привлекательным округлостям. Девушка заметила это, соблазнительно изогнулась, промурлыкала:

– Хочешь повторить?

Одноглазый устало покачал головой.

– Извини, Снежана, я хочу спать. Был трудный день.

Девушка нисколько не расстроилась, юркнула под одеяло, прижалась к боку мужчины.

– Хорошо, – сказала она, заглядывая в единственный глаз. – Пусть будет так. Завтра опять уйдешь рано?

– Да.

Они лежали так некоторое время. На лицах отражались тени от телевизора, монотонный голос диктора бубнил неразборчиво.

– Ты какой-то подавленный. Что-то случилось? – спросила Снежана.

– Да, по работе проблемы, – нехотя ответил Волков.

Девушка понимающе «угукнула», некоторое время наблюдала за мелькающими картинками на экране. Но потом вновь повернулась к Егору и задала вопрос:

– Можно у тебя спросить?

Волков покосился на нее:

– О чем?

– Ты никогда не рассказываешь мне о себе.

Егор не стал с ходу возражать, это придало девушке уверенность. Она перевернулась на живот, положила голову на согнутые в локтях руки, разглядывая мужчину. Продолжила:

– Ты ко мне уже больше полутора лет ходишь, а я даже не знаю, как тебя зовут.

– Почему не знаешь? – удивился Волков. – Меня зовут Емельян.

Девушка прыснула:

– Да ну тебя! Нет такого имени!

– Ну почему? Меня же так зовут.

– Не придумывай, – Снежана легонько стукнула Егора в плечо кулачком. – Тебя зовут по-другому. И в банке ты не работаешь, это точно!

– С чего такая уверенность?

– Знавала я нескольких банковских служащих. Рыхлые, занудные, противные. Ты другой.

Егор хмыкнул.

– Ну а кто же я, по-твоему?

– Не знаю, – девушка пожала плечами. – Военный. Телохранитель. А может быть секретный агент?

Волков лишь покачал головой.

– У тебя взгляд такой цепкий, пронзительный, – продолжила девушка вкрадчиво. – Аж мурашки по коже. Руки уверенные.

Она провела пальцем по груди Волкова. Подняла к нему лицо.

– Мне же интересно. Кто ты? Чем занимаешься? – она кокетливо улыбнулась. – Есть ли жена?

И натолкнулась на холодный взгляд Егора.

– Милая, давай расставим точки над «I», – тихо, но строго сказал он, – Мы оба знаем, зачем мы здесь и что нам нужно друг от друга. Ты мне нравишься, честное пионерское. Но не нужно задавать вопросы, на которые ответы лучше не знать. Договорились?

Девушка даже как-то съежилась, отстранилась.

Но быстро взяла себя в руки, надула губки, обиженно сказала в сторону:

– Ну вот, отчитал. А еще банковский служащий Емельян.

И показала язык.

Все-таки Снежана была хорошей, дорогой проституткой, умела уловить настроение клиента. И пусть она успела по-настоящему привязаться к этому угрюмому одноглазому мужчине, личное не должно мешать работе.

В этом Волков был бы с ней полностью согласен.

– Ладно, не бери в голову, – Егор сгреб в объятья сопротивляющуюся для вида девушку. – Меньше знаешь – крепче спишь. А я действительно поспал бы, сложный день задался. Уйду рано, дверь захлопну. Деньги на кухне, под сахарницей оставлю.

– Как всегда, – кивнула Снежана, улыбнувшись. – Спокойной ночи.

Волков последний раз нажал на кнопку, и экран окончательно потух.

Во сне девушка казалась еще прекраснее, чем наяву. Не такая, как Алина, погибшая жена. Не такая, как Снежана. И одновременно любая из них. Она словно создана быть той, которую невозможно не полюбить. Нет ни одной женщины, которой она не могла бы стать. Нет ни одного мужчины, которого она не смогла бы покорить.

Но об этом он узнал уже потом. А тогда он просто любил. Тянулся душой, чувствуя свет и тепло.

Так глубоководные рыбки идут на призрачный огонек, за которым, в темноте, скрывается раскрытая пасть хищника.

Она стояла над ним, и золотые искры играли на шелковой коже ее длинных ног. Она одета лишь в тени и яркий ореол длинных распущенных волос. Стройная, изящная, хрупкая.

С его ножом, зажатым в руке.

Он уже все это видел, не один раз. Он знал, что будет дальше. Знал, но каждый раз не верил.

Каждый раз улыбался ей, как улыбаются самому родному человеку.

И она улыбнулась в ответ. Сердце замерло от счастья. В горле сдавило от нежности.

А за ее спиной уже рубили тяжелым топором его друга. Душили прямо в постели ценного агента. Раскручивали столь долго и сложно готовящийся план.

Все это происходило в других местах. Он тогда не знал. Он улыбался своей любимой.

– Доброе утро, – прошептал он с чувством.

– Доброе утро, – прошептала она.

Ударила резко, профессионально. Холодная сталь вошла ему в горло, пробила шею насквозь и вспорола подушку. Он задергался в судорогах, задыхаясь от бурлящей крови.

И последняя мысль перед тем, как сердце сожрал пригретый на груди хищник.

– Калина, за что!

Волков вздрогнул, просыпаясь. По привычке не вскочил, оценивая ситуацию вокруг.

В окно залез солнечный луч, кажущийся янтарным сквозь призму занавески. Узкая полоска неба, белые хлопья облаков. Тишина, лишь тикают часы на кухне.

Егор сделал долгий вдох, стараясь прогнать неприятный сон. Повернул голову, посмотрел на безмятежно сопящую Снежану. Некоторое время разглядывал лицо девушки, ее разметавшиеся по подушке волосы, подрагивающие ресницы. Раздосадовано поморщился, отвел взгляд. Встал с кровати и начал одеваться.

На девушку он больше ни разу не посмотрел. Не хотел видеть разницу между настоящим и прошлым, которая становилась слишком заметной при дневном свете.

Глава 12

«– Какого Бога вы защищаете? Бог един!

– Ваш или мой?»

Ток-шоу «Две стороны», 1998 год

В последнее время у Егора всегда портилось настроение, когда он приезжал в резиденцию. Виной ли тому совпадение его визитов с нервной обстановкой в ячейке, или может быть сама атмосфера недоверия и наигранности давила на внутреннее восприятие, но и сам дом, и комнаты, и вечный паук-затворник Иванов в своем сером костюме, и память о погибших товарищах – все это заставляло Волкова как можно реже заезжать в обитель «братьев по оружию». Так ему было спокойнее. По-крайней мере, он хотел так думать.

За последнюю неделю он уже третий раз переступал порог резиденции, что для него являлось «чересчур». Однако, в этот раз его приход продиктован личной необходимостью.

– Ты куда пропал? – накинулся на него Влад, грузно нависнув немаленькой фигурой. – Иванов сказал, что в тебя стреляли!

– И тебе привет, – Волков пожал протянутую руку. – Стреляли.

– Не попали? – здоровяк отклонился назад и осмотрел Егора.

– Попали, – ответил Волков. – Водолазку любимую испортили. Они бы еще попробовали меня машиной задавить.

Шутка заезженная. Бытует стойкое мнение, что религера невозможно сбить машиной. В шутке содержалась немалая доля правды – готовые ежесекундно получить пулю в затылок, подозрительные и осторожные, религеры крайне редко становились жертвами наездов. Если религер не был способен вовремя заметить несущуюся на него многотонную махину, то грош цена всей его подготовке.

Но Гаврилов для приличия хохотнул.

– Опять, небось, очередной фанатик, мститель-одиночка, – предположил он. – Скорее всего, это после вчерашней акции. Не смотрел новости? До сих пор по многим каналам крутят сюжет. Массовая драка, срыв праздничных мероприятий. Парадный стяг сожгли.

– О как, – без интереса отреагировал Егор. – Воронье поработало на славу. Особенно со стягом эпично получилось.

– Умельцы, – поддакнул Гаврилов.

Они прошли в пустую гостиную. Сверху, из приоткрытых дверей зимнего сада, раздавалась приглушенная классическая музыка, что-то из Чайковского. Дверь в комнату Координатора была плотно закрыта, но Егор был уверен, что исполняющий обязанности на месте. Впрочем, ему сейчас нужен был другой человек.

– А ты здесь что делаешь? – спросил Волков, останавливаясь у пузатого шкафчика-бара. Потянул за резные ручки. Матово поблескивающие дверцы из красного дерева разошлись в стороны. Естественно, крепкого спиртного в резиденции не держали, но вот хорошее вино водилось.

Егор без раздумий цапнул за горлышко первую попавшуюся бутылку, лишь отметив, что вино красное, вытащил добычу на свет.

– Да по встрече с рамаи докладывал, – Влад отвел глаза. – Иванов настоял.

– А с чего бы ему не настаивать? – одноглазый достал с верхней полки бокал, звякнул ножкой о столешницу. – Ты хоть и религер с опытом, но такой простак, диву даюсь. На девчонку запал? На Новикову Свету, уроженку Украины тридцати трех лет отроду?

Хлопнула упругая пробка, облако розового аромата поплыло между мужчинами. Алая, как кровь, жидкость толчками полилась в бокал, оставляя на стенках тягучие капли.

Гаврилов молчал, обдумывая услышанное. Он не отличался особой хитростью, изворотливостью, тонкостью ума и силой мысли. Простоватый, не умеющий лгать, но верный и прямолинейный, бывший слесарь Гаврилов был симпатичен Егору. Они не были друзьями, но здесь само понятие дружбы не подразумевалось. Волков скорее подтрунивал над Владом, чем серьезно копал под него.

Егор поднял бокал, прищурившись посмотрел содержимое на свет. Понюхал. Пригубил. Со словами: «Один хрен ничего не понимаю», залпом выпил.

– Почему ты думаешь…, – начал было Влад, но Егор жестом остановил его. Шумно сглотнул, удовлетворенно крякнул. Налил еще.

– Дорогой мой, – он похлопал Гаврилова по плечу. – На твоем лице постоянно такая гамма чувств, что можно читать как с листа. К тому же, я немного знаю тебя. Немного знаю рамаи. Немного знаю тех, кто знает Новикову.

Влад напрягся, на лбу выступили капельки пота.

– У нас еще ничего…, – опять начал фразу он, но, сам же, и оборвал ее на полуслове. Тряхнул головой, раздосадовано взхдохнув.

– Не бойся, – ободряюще улыбнулся ему Егор. – Это тайна Полишинеля, о ней и так все знают. Ты думаешь, если бы это каким-то образом угрожало нашему положению, Сухнов или Иванов позволили бы тебе общаться с Новиковой? Рамаи, слава Отцу, ни на что не претендуют. Их представителя нет даже в Доминионе, а это о многом говорит. Так что, мой румяный друг, не переживай.

Влад, нахмурившись, рассматривал Волкова, стараясь понять, шутит тот или говорит серьезно. Потом, сдавшись, воровато огляделся и, понизив голос почти до шепота, горячо заговорил:

– Егор, Света – она очень хорошая, честное слово. Она к рамаи вообще случайно попала, ее подруга привела. У меня должен был быть с ней Поединок, но Сухнов на тот момент отложил его. А потом необходимость пропала. Мы со Светой встречаемся изредка, разговариваем. Она к нам хочет перейти. Я ее хотел с Сухновым свести, да не успел.

Он глазами проводил льющееся из бутылки вино – Егор вновь обновил себе порцию.

– Ты только не думай, что я как-то там чего-то, – на всякий случай уверил Гаврилов одноглазого.

Волков лишь утвердительно кивнул, пригубив вино. Этот бокал он пил уже рассудительно, с чувством.

– Рамаи под амонариями ходят? – спросил Егор с интонацией, будто бы уже знал ответ.

– Нет, они сами по себе.

– Надо же, – хмыкнул Егор. – Две Искры всего, а столько самостоятельности. А чего с Ивановым о переходе Новиковой не поговоришь?

Гаврилов неопределенно повел плечом.

– Не доверяешь? – быстро спросил Волков.

– Что ты! – у Влада округлились глаза, он испуганно замахал руками. – Конечно, доверяю! Он же наш Координатор!

– Исполняющий обязанности, – поправил товарища Егор. – Но дело твое, впрочем.

И к чему-то вспомнил.

– Влад, ты ничего не слышал про Искру, которая тратит Дар по мелочам?

Гаврилов непонимающе смотрел на него. Олег внутренне чертыхнулся, понимая нелепость вопроса. Но уточнил:

– Слышал историю, про парня, который с помощью Дара делал сладости. И, быть может, останавливал Даром такси.

– Зачем?

В иные моменты Влад мог быть настоящим тугодумом.

– Ладно, проехали, – поморщился Волков. – Ты мне лучше скажи, где Артур?

Гаврилов заметно повеселел, увидев, что Волков ушел от сколькой темы, живо ответил:

– Он с Таисией куда-то по распоряжению Иванова уехал, – и добавил, бросив взгляд на массивные напольные часы. – Час назад как.

Волков с сожалением цокнул языком, сделал еще один глоток терпкого напитка. Влад неодобрительно покосился на него, но промолчал.

– Но здесь Ким, если что, – на всякий случай сказал здоровяк, указывая большим пальцем через плечо. – В рабочем кабинете.

– О, – Егор приободрился, сунул в руки Гаврилова початую бутылку. – Пойду, пообщаюсь.

Не выпуская бокал с колыхнувшейся красной жидкостью, широким шагом направился в удаленную комнату, мягко ступая по толстому ковру. Растерянный Влад остался стоять у бара, озадачено разглядывая бутылку. Он чувствовал, что одноглазый как-то странно вел разговор, но не понимал в чем дело. Впрочем, за Волковым и так ходила слава религера, который «себе на уме», потому проще было не удивляться его поведению.

Гаврилов закрыл бутылку, вернул ее на полку.

Вино ударило в голову, легко нашло общий язык со вчерашним виски. В момент, когда Егор увидел корейца, задумчиво сидящего за кофейным столиком, мысли прояснились, настроение улучшилось.

Перед Кимом стоял раскрытый ноутбук, из маленьких колонок звучала тихая классическая музыка. Кореец являл собой образцового работника, восседал с абсолютно прямой спиной, белоснежные манжеты ярко выделялись на черном фоне безупречного костюма. Волосы в тугом пучке на затылке, лицо каменное. Двигаются лишь черные, как бездна, глаза и порхающие над клавиатурой пальцы.

Когда Волков вошел, Ким лишь взмахнул рукой, не отвлекаясь от своей работы. Произнес вежливо:

– Будь зрячим, Егор.

Волков приветливо кивнул, салютуя бокалом. Неторопливым шагом прошелся по комнате.

Рабочий кабинет ячейки был одновременно и библиотекой, и информационным центром. Несколько кресел с небольшими столиками, узкие и высокие книжные шкафы, независимые настенные лампы. Тут же – конторки архива, укомплектованный компьютерный стол, кофе-машина.

Егор остановился возле металлической коробки архива, облокотился, поигрывая вином в бокале.

– Не помешаю? – наконец осведомился он.

На сей раз, Ким поднял на него глаза.

– Не помешаешь, брат, – ответил кореец. – Зачем ты пьешь вино?

«Потому что хреново мне», – подумал Волков, но вслух сказал, удивленно уставившись на бокал в руке:

– Действительно вино. А я просил Гаврилова сока налить. Вон он, в соседней комнате, бутылку убирает.

Кореец автоматически кинул взгляд на проем двери, откуда пришел Волков, но тут же покачал головой, укоризненно сказал:

– Егор, ты знаешь, тебе нельзя пить. Нам не хочется повторения твоего прошлого срыва.

– Срыва не было, был загул, – неудачно попытался пошутить одноглазый, но вышло все равно как оправдание.

– Во время загула не пытаются несколько раз покончить с собой, – разбил все дальнейшие попытки продолжать шутить Ким. Его глаза точно дула пистолетов целились прямо в переносицу Волкову. Кореец не разговаривал – он диктовал.

Опытный и умный религер, он по праву всегда был первым помощником Координатора. Знал все и обо всех, но неохотно делился информацией. Очень любил выжидать удобного момента.

Как лисица над мышиной норой.

Волков неожиданно поймал себя на мысли, что раздумывает над шансами победить Кима в бою. Что ж, драка выдалась бы интересной.

– Позволь поздравить тебя с победой над ордалианином, – кореец сам сменил тему разговора, посчитав, что прошлая исчерпала себя. – Иванову уже позвонили из Доминиона. Спрашивали, какие будут пожелания.

– И что выбрал Иванов?

– Ордалиане отдают нам квартал между улицами Фестивальной и Герцена. Это даст нам возможность построить небольшой молельный дом практически возле центра.

– Да, неплохо, – ответил Волков, не скрывая своего безразличия.

Ким проигнорировал такое настроение.

– Говорят, во время Поединка была перестрелка?

– Не перестрелка. Стрелял один стрелок.

– В вас обоих?

– Не знаю. Попал в меня.

– Хм, – кореец склонил голову на бок, задумчиво опустил глаза. – Значит, стрелок не знал о твоем Даре. Его убил Челубей?

– Да, – ответил Егор. Добавил, чуть подумав, – По сути стрелок сорвал ему атаку.

– Любопытно.

Кореец прикрыл крышку ноутбука, сложил на нем пальцы.

– В любом случае, я рад, что все обошлось. Иванов послал ноту в Доминион с требованием разобраться. Подстрахуемся на случай провокации со стороны ордалиан. Так что будем ждать результатов. Ты осмотрел тело?

– Никаких зацепок, – Волков демонстративно сделал глоток вина. – Ни документов, ни знаков веры.

Кореец кивнул, слушая.

– Что слышно по делу Кирилла? – в свою очередь задал вопрос Егор.

– Ничего определенного. Полиция криминала не нашла. Мы подключали «законников», но и те следов Дара не обнаружили.

– То есть, все же сам?

Ким смахнул невидимые крошки с крышки ноутбука.

– Он в последние дни сильно сдал. Колеров говорил, что часто видел Кирилла в исповедальной комнате.

– Синдром совестливого религера, – пробормотал Волков.

Ким ничего не ответил, глядя в окно. Нить разговора прервалась, превратившись в неловкое молчание.

– Но я, собственно, чего зашел-то, – Егор сменил тон на деловой. – У тебя есть информация по детским домам и приютам, из которых набираются послушники?

– У Колерова есть.

– А ты можешь помочь? Не думаю, что я его дождусь, а по телефону не хочу такие вещи спрашивать.

Ким на миг задумался, постукивая пальцами по крышке ноутбука. Волков знал, что у корейца есть информаторы из отдела попечительства, которые периодически присылают ему списки «усыновленных» детей. Проблема заключалась лишь в том, что кореец мог и не делится информацией, если сам имел на нее виды.

– Что конкретно ты хотел узнать? – наконец спросил Ким. – Помогу всем, чем смогу.

Он принял позу внимательного слушателя.

Волков достал из кармана листок бумаги с рисунком, положил перед религером.

– Из «Табакерки» забирали девочку по имени Марина. Девочке удалось сбежать обратно в детдом, но прежде ей успели сделать вот такую татуировку, – он кивнул на рисунок.

– Звезда Талема, – сказал скорее утвердительно, чем удивленно кореец. – Серьезный символ.

– Мне нужно знать, кому выдавалась эта девочка, – подытожил Егор.

Повисла пауза. Кореец разглядывал рисунок, Волков разглядывал корейца.

– Относительно известная история, – Ким видимо решил, что информация ему не нужна. – Был небольшой скандал, когда попечителей обвинили в неподобающем обращении с ребенком. Девочка сбежала из так называемой «секты», где ей нанесли некую татуировку. Попечительский совет не смог найти приемных родителей, контролирующий проверку документов инспектор был наказан, агентство, через которое осуществлялось удочерение, оштрафовали.

– А конкретнее?

– Конкретнее? Некая ячейка религеров решила пойти на крайние меры. Как ты знаешь, человеческие жертвоприношения строжайше запрещены, но ходят слухи, что именно при подобном ритуале можно получить особенно сильную Искру. Потому некоторые негласно практикуют ритуальные убийства, используя наркоманов или бомжей.

– Почему тогда здесь не пойти по такому же пути? К чему эти сложности с агентствами, сбором бумаг и судами?

– Судя по всему, ребенок изначально планировался в ученики. Но в какой-то момент жертва понадобилась срочно, не осталось времени для поиска альтернативы. Взяли, так сказать, что под рукой лежало.

– Это кто же такой циничный у нас? – поразился Егор. – Уж не тифониты ли?

– Нет. Рамаи, – наконец открыл карты азиат.

– Рамаи? – как Волков ни сдерживался, но брови сами собой полезли вверх от удивления. – Эти хиппушки-лапушки?

Ким пожал плечами, мол, ну а я что могу сделать, если так и есть.

– Хорошо, спасибо, – Егор отсалютовал товарищу бокалом. – Действительно помог.

– А зачем тебе эта информация?

– Да так, предчувствие нехорошее, – уклончиво ответил одноглазый, уже размышляя о своем.

В кармане у Егора требовательно завибрировал телефон. Пришлось спешным шагом выйти из рабочего кабинета. Гаврилова там уже не было, поэтому Волков спокойно достал сотовый.

Неизвестный номер. Один из.

– Алло.

– Здравствуй, мой одноглазый друг.

– Привет и тебе, – узнал голос Романа Ильина Егор. – Чем обязан?

– Подарочек для тебя имеется, – судя по тону, Роман был очень доволен собой. – От нашей общей знакомой.

– Оперативно, – похвалил Егор. – Где, когда?

– Через час у «поплавка». Я буду с красной розой в лацкане.

– И журнал «Огонек» не забудь, – хмыкнул религер.

– Увидимся, – абонент отключился.

Волков уже направлялся к выходу, когда голос Кима окликнул его.

– Егор!

Одноглазый обернулся. Кореец стоял в дверях рабочего кабинета, облокотившись о косяк.

– Звонил Нечаев. Ромула застрелили, религера исилитов. Так что будь осторожен, брат.

– Спасибо, брат, – Волков почувствовал, как каике-то тревожные колокольчики требовательно зазвонили в голове. – И ты тоже.

– Будь зрячим, – откликнулся кореец, – И больше не пей.

Последние слова ударились о закрывшуюся за спиной одноглазого дверь.

Глава 13

«– Господин Соболев уверен, что его детям будет полезно верить в невидимого покровителя?

– Господин Соболев уверен, что его детям не помешает иметь невидимого покровителя»

Теледебаты о выборах на пост мэра Города, 2000 год

Из колонок, скрытых в высоких кронах многочисленных тополей городского сада, звонко звучала задорная песня из пионерских лет. Про новые открытия, про тех, кто борется и не сдается, про тех, кто ищет и находит. Песня эхом рассыпалась по пустынным дорожкам, по закрытым на зиму каруселям и аттракционам, сливалась со скрипом качающихся на ветру люлек колеса обозрения. До небольшого, еле заметного на свинцовых волнах реки плавучего кафе-«поплавка», долетали уже отголоски, обрывки и отзвуки, смешиваясь с ударами волн о бетонный пирс.

Кафе – маленький понтон с нехитрой крышей, тлеющим мангалом и несколькими пластиковыми столиками, носило гордое название «Виктория». До окончания рабочего сезона оставалось совсем ничего, поэтому персонал закономерно расслаблялся, обслуживая посетителей нехотя, с ленцой. Впрочем, любителей выпить под открытым небом в это время суток было мало, да и те завсегдатаи или праздношатающиеся выпивохи.

Волков поднял воротник пальто, закрывая шею от пронизывающего ветра. Мимо прошла усталая мамаша с коляской, осторожно переступая лужи. Чуть погодя, пробежал спортивного вида старик в шапке-«петушке» и красной ветровке. Сверкая подошвами кед, скрылся за поворотом, лишь шапка мелькнула над высокой кромкой кустов.

Городской сад уныл и пустынен, кроме дворников и редких прохожих никто не топтал выложенные тротуарной плиткой тропинки.

Не самое лучшее место для встречи с информатором. Но Ильин иной раз не мог себе отказать в удовольствии полакомиться местным шашлыком. Волкову было сложно его винить в этом – шашлык на «поплавке» действительно готовили восхитительный.

Роман появился с небольшим опозданием. Характерной, чуть прихрамывающей походкой вошел в арку ворот городского сада. Немного застенчиво, по краю дорожки, почти вплотную к кустам, направился в сторону Егора.

Длинная серая куртка, накинутый на голову капюшон, руки в карманах. Блуждающий взгляд, охватывающий все видимое пространство.

Как только худощавая фигура появилась вдалеке, Егор зябко тряхнул плечами, повернулся и спустился по ступенькам к понтону. Легко перепрыгнул небольшой зазор с булькающей водой, грохнул каблуками по металлическому покрытию палубы. Жестом показал поднявшемуся над стойкой бармену с сонными глазами, что выбрал столик с краю, возле лееров.

Пластиковый стул холодил даже сквозь плотную ткань пальто. Ветер с реки хлопал толстой пленкой навеса, стучался в прозрачную поверхность. Над головой уныло орали чайки.

В ожидании Ильина и официантки, Егор закурил, положив на столешницу зажигалку и пачку сигарет.

Помимо него, посетителей было еще трое. Один студент, с ноутбуком и банкой пива. На столе золотистыми осколками разбросаны чипсы из порванного пакета. Еще двое – угрюмые мужики в одинаковых темно-синих штанах рабочих спецовок, в замызганных побелкой куртках. У ног стоит открытая сумка с торчащими хвостами коммуникационных кабелей. Из кабелей, словно стеклянная башня в разноцветном лесу, матово выпирало горлышко бутылки. Трудяги то и дело незаметно, как им казалось, подливали в свои пивные кружки напиток покрепче. Не заметить их манипуляции сложно, но работникам кафе, судя по всему, плевать. Народу и так нет, так что пусть сидят.

Роман появился спустя несколько минут. Он тяжело спустился по ступеням, держась за поручни, неторопливо взошел на понтон, задумчиво окидывая взором пустые столики. Наконец сделал выбор, обошел сидящих монтажников, опустился за соседний с Волковым столик. Сел вполоборота, лицом к горсаду, спиной к работягам.

Теперь можно разговаривать, не привлекая к себе внимания. Главное, чтобы шум волн не сбивал слова.

– Чего без шапки? – насмешливо спросил Ильин, разворачивая перед собой газету. – Смотри, простудишься, дураком станешь.

– Поскорее бы уж, – откликнулся Волков, скучающим взором окидывая берег. – Так иногда хочется побыть дураком.

– Только иногда? – ехидно переспросил Роман.

– Не хами. Чего такой задорный?

– Настроение хорошее.

– А что случилось? Бабушкино наследство нашел?

– Почти, – Роман сложил журнал вдоль, сделал вид, что читает, повторяя слова. – Но не об этом. Хочешь чуток мистики в наш скучный мир?

– Валяй.

– Помнишь нашего сказочного эльфа с сахарной ватой?

Волков деланно застонал, но еле заметно кивнул.

– Так вот, я его видел, – Ильин позволил себе легкую улыбку. – Мельком, но видел. Он исцелил девушку, которую машина сбила.

– Что-то я мистического ничего не вижу. Исцелил, и что? Я тебе подобных Искр за час пучок достану.

– Экий вы скептик, уважаемый обладатель однодневного бессмертия.

– Не дразнись.

– Так вот. Я на трамвае ехал, по Ногина. Пробища скопилась громадная, еле ползли. Потом увидел – на пешеходном легковушка девушку сбила. Хорошо так сбила, с торчащими костями и прочей жестью. Потом Дар почувствовал – и к окну, смотрю во все глаза. А там паренек какой-то незнакомый, в курточке с капюшоном. Руками водит, лечит. Не часто такое увидишь на улице, но я привычный. В общем, не очень впечатлился. И мы, главное, мимо почти проехали, я уж думал на свое место вернуться. А он возьми и сотвори для девушки цветок. Какой-то банальный, ромашку или герберу – я не разглядел.

Волков задумчиво хмыкнул. Два разных Дара у одного человека – целительство и материализация предметов? Такого не бывает.

– А трамвай возьми и скорости прибавь, – сокрушенно продолжил Ильин. – Я пока на остановке выскочил, пока обратно добежал, парня уже и след простыл. Так что вот, не врут слухи.

– Как бы нам желаемое за действительное не принять, – все же с сомнением сказал Егор. – Может, он цветок из рукава достал? Банальный цирковой фокус или позерство. Бывают же такие эксцентричные ребята, особенно из молодых Искр.

– Все бы тебе чудеса в банальности превращать, – не стал спорить Роман. – Что я, материализацию от фокуса не отличу?

– Иногда и обезьяна падает с дерева, – весомо заметил Егор. – Но ты, все же, на карандаш возьми, узнай что к чему. Если этот наш фокусник действительно обладает двумя Дарами сразу, то нам лучше на него выйти первыми.

– Само собой, – Ильин перевернул журнал. – Есть информация про твою ненаглядную Калину.

– Интересно, – Егор стряхнул пепел с сигареты, поправил повязку на глазу. – Как там поживает наша болотная гадюка?

– В целом неплохо. Кует свою секту, обозвала ее Новым Поколением. Вместе с ней в Поколении еще три Искры, не очень сильные и пока еще даже не обкатанные.

– Она все еще под Князевым?

– Не гони лошадей, Феникс. Все по порядку.

– Ух, ты такой последовательный стал, обстоятельный. Небось, и пиво после водки не употребляешь?

– Неа, я против коктейлей.

– Продолжай.

– Как я сказал, у Калины есть Искры среднего пошиба. Но вот Калина, существо хоть и хитрое, но с чувством самосохранения, а тут вдруг подняла хвост на Князева. Практически послала его открытым текстом. Правда, вскоре извинилась, судя по слухам, но факт остается фактом.

– Щенок вырос и начал подавать голос?

– В точку. Поговаривают, что она сама стала невообразимо мощной Искрой. Говорят даже, что у нее несколько Даров, а не как у всех, по одному.

Он резко замолчал. К столику Егора подошла, холодно взирая на посетителя, полная девушка-официантка. Покуренным голосом спросила:

– Чего закажете?

– Пива разливного на ваш выбор.

– Разливного нет.

– Тогда сто водочки и сок.

– Апельсиновый сок?

– Что вы, как можно! Я же мужчина, – Волков поддельно возмутился. – Березового! Только березового! Апельсиновый пусть пьют геи и блондинки!

Официантка проигнорировала шутку, стеклянным взглядом продолжала смотреть сквозь Егора.

– Томатного принесите, – сдался религер. – Стакан томатного сока.

Женщина широкими росчерками записала заказ в блокнот, качнула бедрами, разворачиваясь. Все тем же отсутствующим тоном обратилась к Ильину.

– Чего закажете?

– Шашлык, чай с лимоном и пачку сигарет.

– Шашлык подождать придется.

– Я не спешу.

Когда официантка, словно большая туча, удалилась, Егор жарко спросил, глядя в сторону реки:

– Что за чушь про несколько Даров у одной Искры? Такое невозможно!

– Говорят, что Калина нашла какой-то способ усилить и размножить свои способности. Я пока точно не выяснил как.

– Если это правда, то недолго Калине осталось под крылом исилитов.

– Она почти уже и не под крылом. Вот еще что странно – в последнее время какое-то нездоровое волнение в городе. Незарегистрированные Поединки без заявленного победителя, стрельба.

Егор поморщился.

– Активно стали давить на слабые конфессии, уже многие вычеркнуты из игры, – продолжил Роман, переворачивая страницу газеты. – Помнишь, я говорил, что последнее время тусовал с маринцами? Все, нету их больше. Искру позавчера растерзали на Поединке.

– Кто?

– Доминион заявил, что победа поступила от гностициан.

– Интересно.

– Еще как. Что-то делается в городе, Феникс. Что-то нехорошее.

Волков промолчал, размышляя.

– А еще я слышал, что Старшие всех конфессий собираются на внеплановый Сход. Пока не выяснил зачем.

– Молодец, – похвалил информатора Егор. – Действительно, стоящие новости. Ты за Калиной внимание не ослабляй, чую, от нее волна пойдет.

К перилам набережной вышел крепкого телосложения мужчина в куртке-«бомбере». Долгим взглядом окинул спуск к воде, дорожку вдоль пирса, «поплавок». Несколько секунд разглядывал посетителей кафе, но с такого расстояния сложно определить кого именно. Отвернулся, отошел от перил, скрывшись из виду.

Волков не любил крепких ребят с внимательным взглядом. Обычно они и так уверены в себе, чтобы обращать на что-то внимание. Но уж если обращают, значит ой как неспроста.

– Эти пчелы делают неправильный мед, – хмуро сказал Волков. – Кажется, дождь собирается.

Он заметил, как напрягся Ильин, как чуть заметно дрогнула газета в его руке.

– Где? – переспросил он.

– На берегу. Может, показалось, но…

– Не показалось, – сокрушенно ответил Роман, досадливо цокая языком.

Из глубины сада появилось четверо похожих друг на друга коротко стриженых парней. Они молча, деловито, спустились по ступеням к пирсу. Целенаправленно взошли на понтон. Направились в сторону религера и Романа.

Религеров обучали драться при помощи Дара. Искры-наставники в закрытых Школах вкладывали знания в головы новоиспеченных воинов веры, эти знания срабатывали на уровне инстинктов, как программа. Но Дар не обеспечивал создание из обычного человека, иной раз далекого от спорта, супербойца. По-сути наставники просто передавали собственные знания новичку, они не могли обучить тому, чего не знали сами. Одно время ряды религеров массово полнились борцами и боксерами – сказывался контингент спортсменов, неожиданно обретших соответствующие способности. Со временем, самые сообразительные набрались опыта, стали более универсальными, «заточенными» под уличные бои и Поединки. Самых лучших наставников берегли, но также часто переманивали, одалживали.

Наставник Волкова, сухой мужичок в неизменной армейской «песчанке», всю свою жизнь посвятил ножам. Он, бесспорно, умел драться и без них, но ножи были страстью. К тому же, соответствовали задачам религеров – их можно носить скрытно, они доступны и более чем смертоносны. Но в обращении с ножами постоянно требовалось поддерживать себя в форме, быть максимально внимательным. Холодная сталь плевала на то, чью именно плоть пронзала, очень часто жертвами ножей становились их же хозяева.

Ножами легко убивать, легко калечить и угрожать. При настоящем ножевом бое кровь будет с обеих сторон, невзирая на опыт и подготовку – нож всегда возьмет свое. У безоружного человека ровным счетом нет ни единого шанса против обученного человека с ножом.

Именно поэтому Егор никогда не вытаскивал ножи без причины. Складные ножи с убранными лезвиями и без того удобно использовать, наносить ощутимые удары и тычки, болезненные, но не смертельные. Однако, в раскрытом состоянии ножи требовали крови.

Увидеть свет лезвиям Волков позволял только на Поединках. Он не любил убивать, калечить и угрожать.

Несмотря на то, что Роман Ильин утратил свой Дар, приобретенные при обучении знания никуда не делись, дополнились новыми приемами, необходимыми для выживания в среде подозрительных и фанатичных людей, готовых в любой момент убить тебя. Поэтому момент, когда из рукава Ильина волшебным образом возникнет шило, был вопросом времени. И этот момент нужно успеть использовать, потому что неизвестно что за гости такие пожаловали.

«Похоже, по мою душу, стервецы», – оценил варианты Волков. – «Это кто же вы такие?».

И был немного озадачен, когда гости остановились у стола Ильина, окружив того полукольцом.

– Ну что, стукачек, – один из парней положил руку на спинку стула Романа, нагнулся к нему. – Попался?

– Мужчины, вы меня с кем-то путаете, – хладнокровно ответил Ильин, выпрямляясь.

За что был награжден звонким щелчком по затылку.

– Пойдем-ка, потолкуем.

Перед Волковым неожиданно возникла официантка с подносом. Казалось, происходящее за соседним столиком ее вовсе не волнует.

На подносе стояли запотевшая стопка, полная до краев, и одноразовый стаканчик с темно-красным соком. В голове религера моментально возник план.

– Позвольте помочь! – воскликнул он, вставая.

От резкого удара пластиковый столик подскочил и боднул женщину в грудь. Та отпрянула, инстинктивно отводя руку с подносом назад. Его-то «неосторожным» движением и подправил Волков, легонько стукнув снизу.

Официантка сдавленно крякнула, пытаясь сохранить утерянное равновесие, попятилась. Водка, вперемешку с томатным соком выплеснулась на нагнувшегося к Роману парня, попала на голову и плечо.

– Твою ж мать! – громогласно рявкнула официантка.

– Какого хре… Ох! – начал было возмущаться облитый бугай, но тут выхваченное из рукава шило Ильина пробило его кожаную куртку и по рукоять погрузилось в живот.

– Ааа! – заголосил раненный, отступая назад.

– Сука! – его товарищ еле успел отскочить от сделавшего второй выпад Романа.

Егор длинным шагом обтек матерящуюся официантку. И, не дав неизвестным бойцам придти в себя после выходки «легкой жертвы», религер жестко ударил ближайшего носком ботинка в колено.

Промахнулся. Парень в последний момент каким-то образом смог отдернуть ногу, удар лишь мазнул штанину по касательной. Отскочил, качнувшись в боксерской стойке. Бешено уставился на нового противника.

Не давая опомнится, Волков ринулся в атаку, все еще не решаясь доставать ножи. Одно дело укол шилом, совсем другое – раны от хорошим клинков. Посему, пока что он надеялся решить вопрос «на кулачках».

Завязалась драка. Полетели столы и стулья, орала официантка. Работяги в комбинезонах поспешно покидали кафе, лишь студент остался сидеть, пялясь сквозь стекла очков на происходящее.

Парни оказались хорошими бойцами, держались уверено, били больно. Волкову удалось оттеснить двоих к краю понтона, но на этом все и застопорилось – ребята сдаваться явно не собирались.

У Романа дела оказались чуть хуже – он лишился шила и теперь, сцепившись, боролся со своим противником, катаясь по палубе.

Неожиданно, что-то схватило Егора поперек тела и с силой рвануло назад. Запоздало долетело эхо используемого Дара.

Религер со всей силы ударился спиной о хрустнувшую стойку. Воздух из легких буквально выбило, звонко клацнули зубы.

– Уф! – Егор завалился на бок, пытаясь придти в себя. Успел подняться на ноги, прежде чем на него налетели и сверху посыпались удары.

Вот это поворот!

За бьющими его парнями, в отдалении, стоял студент, поднявшийся из-за своего столика.

Искра! И явно не питающий симпатию к Волкову и Ильину.

Егор нырнул в сторону, пытаясь разорвать дистанцию. Одним движением выхватил ножи. Лязгнули фиксаторы, удерживая вылетевшие лезвия.

Теперь уже пошла иная игра.

Он короткими, скупыми ударами подрезал одному ногу, второму располосовал бок и проткнул плечо. Что есть силы саданул каждому рукоятью ножа по голове, срывая кожу – чтобы кровь залила глаза.

Все, эти не бойцы.

Нашел глазами Романа. Тот как раз вставал с поверженного парня, стряхивая капли крови с кулаков.

Хорошо. Остался еще один…

Егор сорвался с места и побежал к побледневшему студенту. Тот было зашептал слова молитвы, но сбился, начал по новой. Вот только слова не складывались в предложения от вида несущегося на него окровавленного мужика с зажатыми в кулаках длинными ножами. Искра начал отступать сначала спиной, а потом и вовсе развернулся и что есть мочи понесся в сторону берега.

Волковым овладел азарт охотника, он большими прыжками настигал свою жертву, радостно оскалился. Тот уж был на берегу, но запаниковал, не зная в какую сторону бежать…

Грохнуло так, что заложило уши. Понтон, словно живой, выгнулся, накренился. Одноглазый не устоял, упал, покатился обратно, пытаясь сообразить, что же произошло.

Жутко заскрипели доски палубы, полетели вверх тормашками столы и стулья, со звоном опрокинулся бар. «Поплавок» качало, словно он попал в шторм, людей бросало туда-сюда, сталкивая и сваливая в кучу вместе с мебелью.

Так продолжалось всего несколько секунд. Потом качка так же резко, как и началась, успокоилась.

Когда Егор смог подняться на ноги, понтон уже отдалялся от берега, сплавляясь по воле течения. Грохотали оторванные цепи, некогда прикрепляющие кафе к набережной, тянулся по воде шлейф из обломков гнилых досок, грязи и конфет, высыпающихся из перевернутого автомата.

Волков заметил две фигуры на удаляющемся берегу. В одной он узнал спасшегося студента. Рядом с ним стояла хрупкая, красивая девушка с чудесной фигурой, которую подчеркивало приталенное пальто бледно-синего цвета. Точеные черты лица, большие глаза, чувственные губы. Длинная коса, спадающая через плечо на грудь.

Тургеневская девушка, мечта романтически настроенных юношей и поэтов.

Она же Калина, ядовитая гадюка в ангельском обличии.

Волков демонстративно поклонился, зная, что она его видит. Девушка помахала рукой.

– Вот же сука, – выругался за спиной Ильин.

– Еще какая, – ответил Егор, злобно улыбаясь удаляющимся людям. – Хорошо она нас приложила. Теперь я вижу, что ты был прав.

– Я всегда прав, – поморщился Роман, потирая шею. – Идем, поищем в баре чего выпить.

– Идем. Все равно ждать пока к берегу прибьет. Заодно, побеседуем с молодчиками, которые хотели тебя отоварить.

Глава 14

«– Ваш бог воистину слеп, глух и, судя по всему, глуп. Зато аппетитом обладает отменным»

Профессор Городского Университета Неклюдов, 1998 год

Волков взял двумя пальцами бокал с коричневой, терпко пахнущей жидкостью, с удовольствием отпил глоток, слизывая с губ горькие капли. Коньяк горячим оловом потек по глотке и опустился остывать в желудке, распространяя во все стороны расслабленность и умиротворение.

Религер развалился в плетеном кресле крытой веранды дорогого ресторана, с ленцой наблюдал сквозь широкое смотровое окно за прохожими. Те одноцветными фигурами проплывали мимо, спасаясь под зонтами от холодного дождя.

Егор поддел пластиковой шпажкой оливку, положил в рот. Сделал еще один глоток спиртного. Задумчиво потер лоб.

Словом и шилом можно добиться много больше, чем просто словом. Это час назад доказал Ильин, деловито обработавший в камышах одного из нападавших.

После того, как Калина подняла волны и с их помощью оторвала кабак от причала, неуправляемую палубу на огромных бочках подхватило течение. Но дрейфовал понтон недолго – на первом же повороте крутящийся «поплавок» вынесло в заводь. Ломая камыш и пугая прибрежных уток, он зацепился за какую-то корягу и замер в нескольких метрах от берега.

Во время демонстрации Калиной Дара двоих из ее мордоворотов выбросило за борт, еще один прыгнул сам, заметив, что религер с другом остались на ногах. Схватить удалось последнего, раненого Ильиным в живот. Тот как раз пытался дотянуться до отлетевшего под стойку пистолета, которым так и не успел воспользоваться. Когда понтон «причалил», Егор с Романом прихватили его под связанные за спиной руки, вместе спрыгнули в воду и побрели к берегу, увязая в илистом дне.

И уже здесь, укрывшись в камышах от не имеющих интереса к чужим делам помятых бармена и официантки, устроили допрос с пристрастием.

Напавшие оказались из числа тех, кого не шибко заботил метод заработка. Они каким-то боком относились к городскому криминалу, каким-то – к спорту, где-то временами хулиганили, где-то – выполняли непыльную работенку, не задавая лишних вопросов. Так вышло и на сей раз – позвонил один уважаемый человек, попросил помочь хорошим людям. Дело не сложное – взять где укажут кого укажу, без лишней суеты отвести в указанное место. Там исполнителям выдадут оставшуюся сумму.

В целом, все шло по плану ровно до момента начала драки. Утром этого дня им позвонили, сказали быть готовыми. Ближе ко второй половине дня вновь вышли на связь, сообщили, что нужный человек двигается в сторону центра.

Выехали оперативно. По пути поступила информация, что цель находится в кафе «Виктория». Как раз были рядом, подскочили мигом. Встретил незнакомый человек, сказал, как одета и где сидит жертва. Указал, что клиента следует взять, отвести в укромное место за городом, там хорошенько обработать на вопрос сотрудничества и ждать приезда тех, кому он, собственно, был нужен.

А дальше случилось то, что случилось. О чем подранок искренне сожалел.

Оставив стонущего «хулигана» в камышах, Егор с Романом выбрались к дороге. Разъехались в разные стороны – Ильин «ложиться на дно», Егор – ужинать и размышлять.

Незаметно появившийся официант поставил перед Волковым глубокую тарелку с солянкой, фигурную тарелку с пюре и ростбифом. Обновил графин с коньяком.

Религер лишь повел бровью, не отвлекаясь от раздумий. Официант также незаметно испарился, учтиво кивнув.

Картина складывалась следующая. Ильина каким-то образом вычислили. В целом, это рано или поздно должно было случиться, Калина слишком хитра и подозрительна. Но все равно жаль, что это произошло так быстро.

Итак, Ильина вычислили. Установили его функцию – сбор информации. Скорее всего, не смогли понять, на кого именно работает Роман, но это планировалось вызнать в «укромном месте». Грубо. Или спешили, не было времени выжидать и осторожничать? Наняли левых ребят, чтобы отвести подозрения. Выследили его при помощи Искры. Роман хоть и говорил, что способен ощущать отголоски применения Дара, но знавал Егор Искр, способных следить с такого удаления, что никакое эхо их не выдавало. Главное, знать, куда и за кем смотреть. Но с чего бы им так таиться? Только если им известно, что Ильин – бывший религер, хоть и утративший способность, но очень опытный в вопросах слежки. А кто мог об этом знать? Да многие, в том числе и сама Калина.

Слежку прекратили в парке, потому использование Дара не почувствовал Волков. Но как тогда на месте встречи оказался тот студент с ноутбуком? Подслушали разговор Ильина? Или у Калины появился предсказатель? Но это уже совсем ни в какие ворота, предсказатели могут появиться лишь у сильных конфессий. Впрочем, если правда то, что о ней сказала Роман, про ее Дары, то…

Дальше все пошло кувырком. Драка, суета, студент использовал Дар. Естественно, находящаяся неподалеку Калина почувствовала применение способности и решила проверить, с чего бы это.

И увидела одним из действующих лиц его, Егора. И определенно сложила дважды два, связав стукача с давно знакомой одноглазой физиономией. Тем самым узнав то, что планировала выбить из информатора.

Что ж, слепой случай сегодня сыграл на стороне зла. А добру, в лице Волкова, остается лишь сушить на себе мокрую одежду, пить коньяк и думать о последствиях событий.

А жаль, как-то глупо спалились.

Волков отставил бокал, пододвинул ближе тарелку с солянкой. Густая бурая жижа с листочками зелени, лимоном и колечками маслин благоухала, отчего желудок требовательно заныл. Еще бы, в нем с самого утра одно лишь спиртное.

И ведь, зараза, опьянение так и не пришло. Хотя, может и к лучшему. Если опять сорвется, то может уже не выйти из пьяного штопора.

Перед глазами возник образ покрытой пылью запечатанной бутылки водки, отбрасывающую тень на запертую дверь. Немой упрек, постыдная памятка.

Если дело дойдет до нее, то это все, край. Дальше только в петлю.

Егор тряхнул головой, горько ухмыльнулся.

Хотя, чем не выход? Устал.

Солянку проглотил за один присест, даже ложку облизал. С мерзким, гаденьким чувством стыда, как старый алкоголик, который все еще считает себя умеренно пьющим, налил себе коньяка.

– Алкаш ты, Егорка, – сказал Волков бокалу. – И это проблема.

Взялся за вилку и нож. Мясо под серебристым лезвием разошлось в стороны, обнажив горячее, красное нутро. Томившийся внутри аромат вырвался наружу, достиг ноздрей.

Отрезав кусочек, религер чинно положил его в рот. Зажмурившись, принялся жевать сочный ломоть мяса.

Черт возьми, какая противоречивая жизнь! Тот, кто не стремится жить, ест того, кто жить, скорее всего, хотел.

Глухо зазвонил мобильный в кармане пальто. Егор протянул руку к вешалке и выудил из сырого кармана влажный телефон.

– Внимательно.

– Егор, у нас проблема, – отозвался взволнованный голос Колерова. – Гаврилов пропал. Разговаривал по телефону с Ивановым, потом связь резко прервалась. Последнее, что было слышно, это звуки борьбы.

Егор выпрямился, отбросив вилку.

– Давно?

– Минут пять назад. Иванов созывает всех наших…

Внезапно перед внутренним взором Волкова пронеслись девочка с татуировкой ритуальной жертвы, слова Влада о встречах с религером Новиковой, информация, полеченная утром от Кима. Одно сошлось с другим, прояснив общую картину.

– Я знаю где Влад, – прервал он Артема. – Румянцево, дом два.

На другом конце трубки повисла секундная пауза, потом Колеров спросил:

– Рамаи?

– Рамаи, – подтвердил Егор, вставая из-за стола. – Я уже еду.

– Будь зрячим, – раздалось из динамика, прежде чем религер кинул ее обратно в карман.

Неразговорчивый таксист посмотрел на сидящего сзади одноглазого мужчину с лицом усталого убийцы и полупустой бутылкой дорогого коньяка в рук, скучным голосом произнес:

– Приехали, командир.

– Я вижу, спасибо. Вот, – ладонь Егора припечатала к подголовнику мятую и, кажется, мокрую купюру. – Не задерживайся здесь дольше, чем нужно.

Не дожидаясь ответа, клиент вышел. Таксист, наконец, облегченно выдохнул, убрал левую руку от спрятанной под креслом монтажки.

Шоферу было чего опасаться – район между улицами Румянцево и Колодезной пользовался дурной славой. Здесь откровенно разбойничала шпана, торговали наркотиками цыгане, перебирали за высокими заборами угнанные машины.

Окраина города, одноэтажное гетто. Трухлявые бревенчатые дома, с каждым поколением уходящие все глубже и глубже в землю, темные улицы без фонарей, подозрительные личности, предпочитающие сбиваться в шайки. Маргинальный рай, матерящийся, бухающий, ворующий.

Именно здесь свили себе гнездо рамаи, поселившись в одном из домов.

Сама по себе религия этих «детей цветов» многим импонировала. Всегда улыбающиеся, сочувствующие, никого не осуждающие девушки тепло принимали каждого, кто приходил на бесплатные обеды. Пока шла трапеза, они пели красивые песни, танцевали, надев букеты из ромашек. Рамаи были против любого насилия, даже морального. Максимально открытые, доброжелательные, приветливые, проповедовали единение с чистой энергией, объединяющей все живые существа на планете. В них трудно было не влюбиться.

Но Волков знал и то, что через «Аптеки Чистоты», которые рамаи открывали при своих храмах, одна крупная фармакологическая компания отмывала огромные деньги. И держали эта компания верховную Матушку в ежовых рукавицах, фактически диктуя, куда послать своих лучезарных послушниц нести «добро и радость».

– А сегодня к вам добро вдруг приехало само, – буркнул под нос Волков, поводя плечами. Нахлынувшая в тепле машины усталость сковала лицо, будто глиняную маску, тянула вниз лоб и веки. Егор поднес к губам влажное горлышко бутылки, залпом вылил в горло остаток спиртного. Скривился, крякнув. Выбросил бутылку в кусты. Полной грудью вдохнул осенний воздух.

Опять напился, вот ведь как вышло. Не хотел, честное слово, как-то само собой. Какую-то зудящую дрянь в груди нужно было залить, крутящую и ноющую дрянь… Горькую, словно желчь и жгучую, словно изжога. Как там говорит Снежана? Это душа плачет? Да пошла нахер эта душа! Задолбала!

Через пару минут, шелестя резиной колес по мокрой земле, из-за поворота выкатился огромный джип. Егор махнул ему рукой.

Хлюпнув подошвами в грязь, из автомобиля вышли Иванов и Колеров.

Егор лишь кивнул им в сторону нужного дома, вытряхивая из мятой пачки последнюю сигарету. Закурил.

Дом-храм рамаи прекрасным замком возвышался над безликими сараюшками местных жителей. Высокий многогранник в три этажа, круглая крыша из алой черепицы контрастировала с белоснежными стенами. Большие арочные окна, занавешенные тюлем с разноцветным узором. Из окон второго и первого этажей на улицу лился теплый золотистый свет.

– Будь зрячим. Собак нет? – первым делом спросил подошедший Колеров. Он брезгливо осмотрел испачканные ботинки, тряхнул ногой, скидывая грязь. – Не знаешь, Егор?

Волков безразлично пожал плечами.

– Мне все равно.

– Рамаи не держат собак. Ты уверен, что Гаврилов здесь? – голос Иванова как обычно был сухой и раздраженный. Исполняющий выглядел как замерзшая ворона – втянутая в плечи голова, засунутые в карманы длинного серого пальто руки, сутулая спина.

– Все указывает на то, – лицо Егора осветил огонек сигареты. – И нам бы нужно поспешить.

– Надеюсь, что ты не ошибся, – Иванов выступил вперед, вгляделся в окна дома. – Иначе может случиться скандал.

Тут его ноздри раздулись, он шумно втянул воздух, осязая принесенный ветерком запах. Быстро повернулся к Волкову, гневно уставился на него.

– Ты опять пил? – жестко спросил он. – От тебя разит спиртным!

Егор лишь тяжело вздохнул.

– Стой здесь, – неожиданно рявкнул «серый человек». – Поговорим после.

– Он может быть полезен, – вмешался Колеров, но Исполняющий был непреклонен.

– Он позорит всех нас! Я не могу позволить, чтобы кто бы то ни было видел служителя веры, нарушающего запреты Отца нашего. Тем более, если это религер. Это недопустимо!

– Там будет драка, – как бы между делом вставил Егор.

– Это если ты ничего не напутал, – резко ответил ему Иванов. – В чем я уже сомневаюсь. Пойдет, Артем, время не ждет.

Волков, к собственному удивлению, не стал спорить. Усталость вкупе со спиртным брали свое – голова наполнилась гудящей ватой, тупая боль назойливо сверлила лоб и виски.

Религеры сошли на обочину дороги и скрылись в тени забора. До уха Егора донеслись еле слышные слова молитвы – Иванов готовил свой Дар.

Хлопнула калитка. Спустя несколько мгновений два черных силуэта пересекли поток света, льющийся из окна, друг за другом поднялись по ступеням крыльца. Остановились на фоне светло-серого прямоугольника двери. Из глубины дома донеслась мелодичная трель звонка.

Ждать пришлось недолго – дверь открылась, перед религерами выросла рослая фигура, загораживая проход. Грубый голос что-то буркнул, в ответ неразборчиво сказал Иванов. Еще вопрос. Еще ответ. Потом спросил Исполняющий. Колеров придвинулся плотнее.

Егор, облокотившись о теплый капот джипа, докуривал сигару и наблюдал за происходящим. Каким бы он ни был, но плохим религером назвать одноглазого не мог никто. Даже сейчас, несмотря на апатичное состояние и опьянение, Волков навострил уши, вслушиваясь. Нет, он не опасался ошибиться – даже если и так, то на все упреки ему плевать. Опасался он того, чего опасается охотничий пес, оставленный в резерве – что охота пройдет без него. А охота – это единственное, что у него осталось.

И все же вздрогнул, когда грянул выстрел. Резкий звук ударил по ушам, пронесся над домами и, кажется, был слышен в каждом закоулке этого темного царства затаившихся людей. Хрипло и остервенело залаяли собаки в соседних домах, неистово перебивая друг друга.

Фигуры в прямоугольнике дверного проема смешались в большой ком, протолкнулись внутрь. Что-то грохнуло, зазвенело. Прежде, чем дверь закрылась, из коридора раздался пронзительный женский крик.

Скользя по грязи плоскими подошвами дорогих ботинок, Волков прыжками несся к дому рамаи. Врезался в палисадник, почти сорвал с петель калитку.

Из дома донеслось еще три выстрела, страшный женский вопль, сорвавшийся на полуслове. Теплым дыханием донеслось эхо от примененного Дара – окна второго этажа взорвались, серебристыми рыбками наружу брызнули стекла.

Религеры действовали быстро, слаженно, умело.

Егор практически взлетел по ступеням вверх, плечом вынес дверь. Та, изогнувшись, распахнулась, с треском врезалась в стену.

Разбитый плафон с дребезжащей лампой, покосившаяся вешалка. Дальше – дверь в коридор, сразу за ней распростертое на полу тело мужчины в камуфлированных штанах и футболке. Бритый, крепкий, со сбитыми кулаками. То ли мертвый, то ли без сознания. В стороне, у плинтуса, пистолет.

Дальше!

Коридор. Сорванные со стен картины с прекрасными пейзажами и улыбающимися людьми. Комнаты по обе стороны, из темного зева одной торчали, подергиваясь в судорогах, ноги в высоких военных ботинках. Напротив, неуклюже привалившись к стене, сидела девушка в льняном платье. Круглые глаза с ужасом взирали на приближающегося мужчину. Волосы растрепаны, лицо заревано.

Наверху, на втором этаже, звуки борьбы, хлопки разбитой посуды. Егор перепрыгивает через ступени, ботинки давят осколки стекла.

Большой зал-пентагон. Сизая дымка от благовоний, тлеющих в кучке серого пепла под перевернутым блюдом. Большая, в полный рост, фотография Матушки – пожилой женщины с мягкими чертами лица и загадочной улыбкой. В руках – желтый сноп колосьев, у ног сидят овечка и щенок.

Перевернутый стол с чайными чашками, осколки фарфоровой посуды, разнесенный вдребезги секретер. Трое мужчин, одетые одинаково, как те, внизу. Здоровые, поджарые. Все – лежат не двигаясь, в разных позах. У одного в руке электрошокер.

Вдоль стен, под вздымающимся от сквозняка из выбитых окон тюлем, сбившись в стайки, сидели перепуганные девушки, человек десять. Молодые, длинноволосые. Жались друг к другу, отводили глаза, некоторые тихо плакали.

В дальнем конце зала, сквозь тонкий шелк занавески, просвечивались огоньки множества свечей. Там еще одна комната, судя по расположению, молельня настоятельницы.

Сама хозяйка дома тихо доходит в луже крови тут же, на пороге. Край занавески накрыл ее, словно саваном, хриплое дыхание с каждой секундой становится все тише и реже. Над ней, с хищно поблескивающей «финкой» в руке, стоял Иванов. Он не смотрел на умирающую, взор Исполняющего направлен вглубь молельни. Там, на красивой резном столе, лежало распростертое мужское тело с зияющей глубокой раной в груди. На плече виднелось грубо выжженное тавро в виде звезды с девятью лучами.

В мертвеце Волков без труда узнал Гаврилова.

Из глубины ритуальной комнаты раздался сдавленный хрип, потом злой голос Артема с нажимом спросил:

– Получилось что хотели? Ну! Говори!

– Не-ет, – проблеял сиплый мужской голос, после чего что-то грохнуло. Спустя мгновение на занавеску упала тень, полог откинулся. Появившийся Колеров перешагнул настоятельницу, бросил хмурый взгляд на Егора. Вытащил из кармана белоснежный платок, вытер им лезвие широкого куцего ножа. Раздраженно сказал:

– Не вышел у них ритуал. Настоятельница не хотела, но…

Его взгляд метнулся в сторону Егора, куда-то за спину. Волков только сейчас почувствовал, что кто-то поднимается по лестнице.

Черт! Раззява!

Он развернулся, шагнул в сторону. Звонко щелкнули высвобожденные клинки.

Сделав последний шаг, в зал бестелесным призраком вплыла бледная как мел девушка. Острое, худое лицо, тонкая черточка губ, потускневшие русые волосы, спутанные и взъерошенные. Белое платье с васильками по краю подола по самую грудь залеплено коростой грязи. На груди – серебряный медальон.

Этот медальон Егор видел как-то у Влада Гаврилова, тот рассматривал изящную вещичку тайком ото всех, пока курил за домом. Что ж, можно было догадаться, что подарок предназначался Светлане Новиковой, религеру рамаи.

Девушке, которая заманила Влада на заклание.

Волков посмотрел в глаза Светланы. Пропащие глаза. Выплаканные, выстраданные, отчаявшиеся. Что ж, по крайней мере, сдала Гаврилова она против своей воли.

Девушка смотрела вперед, в темноту молельни, на фигуру с вскрытой грудной клеткой. Волков физически почувствовал, как в Новиковой что-то ломается, рвется, умирает. Он сделал шаг вперед.

И застыл, отшатнувшись. По залу пронесся испуганный вздох.

Светлана медленно вытащила руку из-за спины, подняла перед собой. В хрупких девичьих пальцах, похожих сейчас на белые, замерзшие веточки, была зажата граната с выдернутой чекой.

– Как же я вас ненавижу, – Новикова заговорила, словно из могилы, глаза ее влажно заблестели. Девушка обвела присутствующих пустым взглядом. – Ненавижу всех… Вы лживые, омерзительные твари…Ради вас я пошла на это… Ради ваших гребанных богов… Будьте вы прокляты! Будьте прокляты вы все!

Голос Светланы сорвался, плечи дернулись в беззвучном рыдании. Егор хотел было воспользоваться моментом, сделать рывок, но рамаи заставила себя сдержаться, напряглась. Задрожала, как перетянутая пружина. От ее слов сквозило холодом:

– Но вам недолго осталось, – прошипела она сквозь сведенные зубы. – Появился настоящий верующий, с настоящим богом. А вы, все, сгинете со своими лживыми словами и поступками… Вы недостойны жить! Ненавижу!

Ее пальцы цветочными лепестками разошлись в стороны, она качнулась вперед, зажмурилась. Волков прыгнул спиной назад, к стене, подальше от взрыва, запоздало понимая глупость этого поступка – в пустом зале некуда было спрятаться.

Девушки завопили, заголосили, завизжали. Егор в воздухе развернулся, неудачно рухнул на грязный пол, больно стукнувшись коленями. Закрыл голову руками.

Прежде, чем бухнуло, глухо, отдаленно, будто из-под воды, до одноглазого докатилось эхо Дара. По ногам пробежался порыв ветра, голову засыпало мелкой пылью.

В зале воцарилась гробовая тишина. Волков приподнял голову, осмотрелся.

Среди немой картины застывших в предчувствии неминуемой смерти людей, единственным, кто остался стоять, был Иванов. Серый человечек, ссутулившись, смотрел на остатки таящего в воздухе защитного кокона, внутри которого взорвалась со своей гранатой Новикова, не причинив никому вреда. На останки самой Светланы Егор старался не смотреть.

Это активировал свой Дар Иванов. Он почувствовал взгляд Волкова. Повернул голову. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.

– Вставай, – тихо сказал Исполняющий. – Я хочу поговорить с тобой.

Направляясь к лестнице, кинул через плечо выходящему из молельни Артему:

– Дождись Доминион, разберись. Скажи, что рамаи можно вычеркнуть из списков.

Глава 15

«– Нелепо выглядят ваши потуги спорить о недоступных вам ценностях!

– У меня, в отличие от вас, есть хотя бы понятие о предмете спора»

Ток-шоу «Две стороны», 1998 год

Мотор джипа тихо урчал, словно огромный довольный кот. В салон, сквозь невидимые щели, сочилось отмеренное установками тепло, воздух наполнялся легким запахом лайма.

Но пока в салоне все равно пахло кровью и порохом.

В машине было темно, лишь блики уличных фонарей отражались от пластика панели и кожи сидений, превращали лицо сидящего внутри Волкова в восковую маску.

Одноглазый, откинувшись на спинку заднего сиденья, наблюдал за домом рамаи. Возле палисадника за последние полчаса скопилось три машины – приехали представители Доминиона и полиция. Последней подкатила, хрустя старыми рессорами, карета «скорой помощи». Среди неторопливо расхаживающих фигур то и дело угадывался Колеров, беседующий с законниками.

Водительская дверь щелкнула, в салон ворвался сырой холодный воздух и шум разговоров. Сиденье скрипнуло под фигурой севшего Николая, легкий хлопок вновь отрезал салон от внешнего мира.

Волков повернул голову и перевел взгляд на острый профиль Иванова, резкими линиями выделяющийся на фоне лобового стекла. Такой профиль хорошо высекать из гранита холодных, северных скал.

– Что с тобой происходит, Егор? – худая рука поправила зеркало заднего вида, в нем блеснули внимательные глаза. – Ты должен мне объяснить.

Волков привычно поправил повязку, опустил голову. Разговаривать не хотелось. Хотелось забиться в угол и остаться в одиночестве. Тело налилось тяжестью, каждый звук отдавался в голове тупой болью.

Исполняющий заиграл желваками, пальцы сильнее сжали руль. Но голос остался сухим, уставшим.

– Я вижу, как ты удаляешься от нас, Егор. Я вижу, что наши постулаты и законы становятся для тебя пустым звуком. Ты перестал молиться, больше не беседуешь с братьями об Отце. Ты перестал верить?

Волков тяжело вздохнул.

– Николай, давай поговорим завтра. Я…

– Молчать! – взвился Иванов, ударив ладонями по рулю. Он резко повернулся к Волкову, пришпиливая того гневным взглядом. Все спокойствие как рукой сняло – таким разъяренным Исполнителя не видел еще никто.

– Что ты о себе возомнил? – голос Иванова резал уши, пробирал до костей. – Как ты смеешь так себя вести? Ты не в игрушки играешь, религер!

Егор лишь отвернулся к окну. Спать хотелось ужасно.

Иванов втянул воздух раздутыми ноздрями, вновь сел в кресле прямо, одернул одежду.

– Я давно наблюдаю за тобой, заметил начинающую гнить душу. Ты все еще не отпустил погибших жену и дочь. Наша вера учит, что смерти нет, что смерть лишь переход на иной уровень бытия. Но ты так сильно погряз в собственном страдании, так упиваешься им, что просто не хочешь их отпускать.

Иванов бросил взгляд в зеркало. Волков смотрел в окно, сжав челюсти и насупившись.

– Трагедия, бесспорно, сильно изменила твою жизнь. Но все есть в плане Отца, в орнаменте его Нитей. Несчастье открыло тебе путь к вере, к Истине. Тебя выделили из иных верующих, наделили Искрой, дали силы и возможность продолжать жить. Но ты, вместо того, чтобы служением возвышать память о близких, предаешься пьянству, распутству и черной тоске. Тем самым оскорбляешь и их, и нашу веру и устои.

Иванов внимательно смотрел на отражение Волкова. Егор молчал.

– Ты совершаешь непростительные ошибки, которые стоят жизни нашим братьям. Я считаю, что в сегодняшней гибели Влада есть немалая доля и твоей вины. Владея информацией, ты не поделился ею ни с кем. Зная, что рамаи уже делали попытки принести человеческую жертву, ты мог бы предупредить Гаврилова, уведомить меня. Но ты не сделал этого. Ты как наркоман, упиваешься этой войной, позабыв обо всем. Словно это последнее, что тебя тревожит. Или единственное, что тревожит вообще.

Егор молчал, сжимая и разжимая кулаки. Слова Иванова сдвинули в голове, из которой еще не до конца вышел хмель, непрочную стену, из-за которой, словно слизни, поползли тяжелые мысли. Захотелось сдохнуть.

– Ты понимаешь, что, если не одумаешься, мне придется объявить о твоем отлучении? Ты осознаешь, что в тебе погасят Искру? Никто никогда не отпустит действующего религера на все четыре стороны.

– Да, тебе бы этого хотелось, – зло процедил Волков.

– Как ты смеешь!

– Вот давай не будем делать вид, что у нас с тобой все было ровно и раньше! – повысил голос Егор. – Я еще помню, как ты голосовал за то, чтобы погасить мою Искру. Тогда, после случая с Калиной.

– То совершил непростительную ошибку, – жестко сказал Иванов. – Мы тогда чудом не потеряли половину территорий. Почти год работы, пять информаторов, сорванные переговоры – все в один миг отправилось в тартарары. Мне нужно было голосовать за твое поощрение? Религер не должен и не может так ошибаться!

– А я и не оправдываюсь. Мне с этим приходится жить. Вот только ты с тех пор начал копать под меня. Копать упорно и целеустремленно. Даже пытался найти моего информатора, лишь бы подобраться поближе. Думаешь, я не в курсе, что на меня уже целое досье собрано?

Иванов стойко выдержал тираду. Ответил почти примирительно.

– Я так работаю, Егор. Я делаю выводы из ошибок и стараюсь обезопаситься впредь. Только в кино снаряд дважды не падает в одну воронку. В жизни как раз наоборот и ты знаешь об этом. Обжигаются те, кто играет с огнем. Тонут те, кто лезет в воду. Те, кто предал раз, предадут и второй. И если тобой однажды уже воспользовался враг, то я должен знать, когда он попытается сделать это вновь.

Волков промолчал, пряча взгляд под сдвинутыми бровями.

После короткой паузы голос Иванова сделался мягче, стал почти отеческим.

– Я не враг тебе, Егор, я действительно хочу понять, что с тобой происходит. Меня беспокоит твое состояние и образ жизни. Ты – хороший человек, умелый воин. Но я уже не знаю, как достучаться до тебя. Я каждый день молюсь о спасении твоей души, чтобы вера укрепила твой дух и дала сил бороться с тем червем, что грызет изнутри. Но прежде ты сам должен помочь себе. Пока этого не произойдет, пока я не увижу изменений в положительную сторону, я не могу позволить тебе представлять интересы нашей веры. Я снимаю тебя с работы в поле. Завтра придешь за новым назначением. Мера временная, но я не имею права рисковать.

Иванов хлопнул ладонью по ободу руля, давая понять, что его решение окончательно.

Егор склонил голову, пятерней пригладил волосы. Задумчиво пожевал губы, обдумывая услышанное. Наконец, решительно взялся за ручку двери, потянул. Дверь с легким щелчком раскрылась.

Иванов даже не повернулся.

Выставив одну ногу наружу и почти выйдя из машины, Волков вдруг остановился и мрачно произнес в сторону:

– Просто был ближе всех.

– Что? – переспросил Николай.

– Когда погибли жена и дочь, храм мистириан оказался просто ближе всех. Просто по пути. Всего лишь.

Он не стал дожидаться реплики Иванова, вылез из салона, поднял воротник и пошел в темноту, вниз по улице. Прочь от пыхтящих машин, от шумных людей, от разоренного дома рамаи.

Шел долго, минуя квартал за кварталом. Его никто не догнал, никто не позвонил. Прячущиеся в подворотнях хулиганы настороженным взглядом провожали высокую фигуру религера, своим чутьем определяя не жертву, но хищника. Предпочитали не связываться. Одинокие ночные прохожие, чуть завидев бредущего одноглазого мужчину с недобрым лицом, спешили перейти на другую сторону улицы.

Ботинки и низ брюк промокли, пятна грязи покрыли полы пальто. Один раз религера окатила грязной водой из лужи лихо пронесшаяся мимо машина, с ревом скрывшись за поворотом.

Но Волкову было плевать. Мыслями он был далеко от своего бренного тела.

Егор шел, мерно переставляя ноги, пустым взглядом смотрел перед собой. Стыд и отвращение к себе скользкими змеями переплетались с усталостью и тоской. Холодный клубок занимал всю сущность религера, превращал мысли в кашу из образов, воспоминаний и утраченных желаний…

…Ее звали Алина. Они познакомились в университете, на третьем курсе – стройная, кудрявая девушка с веснушками на задорно вздернутом носу появилась в группе в начале года, перевелась с другого факультета. Тогда Егор, не обратил на нее особенного внимания – девушка оказалась тихоней и не попадала в круг интересов бесшабашного заводилы с вечно смеющимися глазами. Студенческая жизнь неслась ярким болидом непохожих друг на друга дней и бессонных ночей, была полна мимолетных и ни к чему не обязывающих связей, пьяных вечеринок и авантюрных походов. Время от времени Егор замечал Алину то у друга на праздновании дня рождения, то в числе болельщиц за университетскую футбольную команду, где он играл. Рано познавший женское внимание и считающий себя экспертом в отношениях, он сразу понял, что нравится Алине, такое было сложно не заметить. Но считал непорядочным воспользоваться подвернувшейся ситуацией, благо и без нее было кому погреть постель. Да и, по сути, они почти никогда не разговаривали, ведь не считать же беседами дружный гогот в компании или песни под гитару у костра.

Все изменилось к середине пятого курса. Очередная безумная идея, теперь уже и не вспомнить, кого именно, обернулась для Волкова серьезной травмой – взятый напрокат дельтаплан не послушался руля и на полной скорости унес Егора в лесопосадки. Результатом падения стала травма позвоночника, переломы ног, руки и сотрясение мозга. Врачи сказали, что еще легко отделался.

Лежа в палате даже без возможности почесаться, сутками считая трещины на потолке, Волков впервые испытал разочарование в людях.

Он всегда считал себя душой компании. Всегда считал, что у него десяток друзей, верных и преданных. Которые всегда поддержат и будут рядом, что бы ни случилось.

Так и было первые две недели. Со свистом и апельсинами, веселою гурьбой заваливались они в палату. Травили анекдоты и со смехом убегали от выгоняющей их медсестры. Волков болезненно хихикал из-под гипса, охая от простреливающей спину боли.

Но потом посетителей становилось все меньше и меньше, им быстро надоедало сидеть у неподвижного Волкова. Надвигалось время диплома, да и собственная молодая жизнь не стояла на месте. К тому же, Егор больше не был шальным чертенком – бледный, не вкусно пахнущий медикаментами, в скучной пижаме и без новостей, он не вязался с привычным образом.

Молодость не любит больных. Особенно осатанелых от тоски и обиды друзей, на полгода прикованных к коридорам больницы.

Так Волков остался за бортом. И когда волна из шелухи схлынула, осталась лишь Алина.

Она всегда приходила одна, приносила фрукты и интересные книги. Она долго не засиживалась, не обременяла неловким молчанием. Ее не становилось слишком много, как иной раз друзей, она не пропадала на месяцы, как те же друзья. Она просто была рядом, и это длилось все те полгода, которые он провел в больнице.

Они стали по-настоящему близки. И теперь любовь была взаимной.

После окончания университета жизнь лихо закружила обоих, но им словно суждено было остаться вместе – они не разъехались по миру, не бросили друг друга в угоду новым знакомым. Они стали частью жизни друг друга, большой и важной частью. Поэтому никто не удивился, когда Егор и Алина съехались вместе и сыграли свадьбу. Вскоре на свет появилась дочь, Ксения.

Конечно, нельзя сказать, что все было сплошь радужно. Были и ссоры, и ругань. Но основной проблемой стало другое.

Работа у Волкова была хорошей. Отличный коллектив, повезло с начальником и зарплатой. Впереди маячил заманчивый карьерный рост. Вот только был один нюанс – частые командировки, рабочие встречи и, как следствие, обязательные посиделки со спонсорами и партнерами, включающие в себя обильное количества спиртного.

К последнему у Егора открылась нехорошая слабость. Пить он никогда не умел, а тут еще проявилось и другое свойство организма – ему было сложно остановиться. В итоге он чувствовал себя плохо практически после каждого застолья. Приходилось опохмеляться, но «лечение» зачастую перерастало в еще одну пьянку.

Алина была мудра – она никогда не закатывала истерик. Егору и самому было неудобно перед ней, он каждый раз зарекался больше не пить. Но в очередной раз приезжали новые нужные люди, которые «могли не понять», и все происходило вновь.

Однажды он застал Алину тихо плачущей на кухне. И повел себя неправильно – сначала успокаивал, оправдывался, а потом начал злиться и в итоге наорал. Ушел курить на улицу, хлопнул дверью так, что проснулась Ксения и долго плакала.

Потом были извинения, цветы, обещания. Недолгий период спокойной жизни.

Любовь никуда не делась, но теперь в ней поселилось недоверие.

Очередной срыв, уже из-за проблем на работе. Страну сотрясал кризис, бизнес разваливался, постоянный стресс давил на нервы. Участились ссоры дома, разговоры на повышенных тонах больше не казались чем-то ненормальным.

В какой-то день, после тяжелейших переговоров, завершившихся как обычно, Егор пришел домой посреди ночи в сильном подпитии. Вел себя как свинья, соображая плохо. Вновь ругань, детский плач. Волков пьяно взъярился, разломал шкаф. Сообщил, что пойдет за бутылкой водки. Алина ответила, что если он уйдет, то они с Ксенией уедут к маме. Навсегда. Егор пьяно хмыкнул и пошел в магазин, шатаясь и спотыкаясь о ступени.

Когда вернулся, квартира была пуста. Две бутылки весело позвякивали в кармане, и он продолжил начатое. Хватило лишь на одну бутылку – вырубился на полу кухни.

Утром не сразу понял, почему часто и много звонят телефоны, почему кто-то настойчиво стучит в дверь.

О гибели дочери и жены в автокатастрофе ему сообщила голосом, от которого крошится сталь, теща. Сказала, чтобы он никогда больше не показывался возле ее дома. Говорила еще много чего, но Егор уже не слушал. Он впал в ступор.

Что было потом он помнил плохо. Туман, тьма, отчаяние, боль. Бессонница, потеря чувства реальности и времени. Лютая, оглушающая ненависть к самому себе. Желание искупить хоть как-то, хоть чем-то.

Зашел в первый же храм, начал молиться. Пьяно, глупо, фальшиво. На крайней стадии отчаяния вогнал нож себе в грудь.

Умер.

И воскрес религером. Обрел веру в искупление. Не сразу, после курса реабилитации в психоневрологической клинике. Первое осознание того, что с Алиной и дочкой все действительно кончено, пришло именно там. Таблетки помогли выбраться из черной депрессии, куда норовил скатиться пациент Волков, но вот смысл к жизни дали беседы с навещающими братьями-мистирианами, которые взяли под свое крыло новую Искру. Они подарили Отца, надежду и войну.

Ради этого Егор остался жить. Верить. Надеяться. Драться и убивать.

Только вот эйфория имеет свойство проходить. Фальшивые идеалы рано или поздно покажут неокрашенный задник.

С тех самых пор его последней преградой пути к полному падению стоит так и не открытая вторая бутылка водки. Стоит на пороге детской, куда он не заглядывал уже очень давно. Как напоминание, как веха, как открытая могила.

Если дело дойдет до нее, то это будет конец…

Фигура религера появилась в конце улицы, заметно загребая еле передвигающимися ногами холодные лужи. Грязное пальто, черный росчерк повязки на глазу, заострившееся лицо с впалыми щеками. Мор, сошедший с картины Дюрера. Уже не воин, но все еще смерть.

Только вот сразу видно, что мыслями он где-то не здесь, далеко. Не заметит нападения из темноты, не успеет избежать выстрела.

Промокший человек в дождевике приподнялся на носках, стараясь разглядеть затаившегося напротив подъезда товарища. Тот должен был стоять в глубине беседки, на подстраховке.

Человек близоруко сощурился, но никого не смог разглядеть.

Что ж, скорее всего тоже заметил приближающегося религера, приготовился. С этими воинами веры ошибиться нельзя!

Человек сунул руку в карман и с внутренней дрожью обхватил рифленую рукоять пистолета. Поиграл предохранителем, тихо щелкая узким флажком.

Он не мог видеть выросшую сзади тень человека в низко надвинутом капюшоне. Вжикнула стальная струна, и человек в дождевике засипел, задергал ногами, пытаясь скрюченными пальцами оттянуть в сторону впившуюся в шею удавку. Недолгие секунды тихой борьбы – и еще теплый труп недавнего киллера присоединился к бездыханному телу своего товарища.

Волков прошел мимо кустов, в котором миг назад все и произошло, даже не повернув головы. Поднялся по ступенькам, открыл дверь подъезда и скрылся в полумраке.

Бритоголовый быстро помолился за него, огляделся, в поисках возможных ночных гуляк, и направился убирать за собой мертвецов.

Феникс не любил, когда Феликс оставлял следы возле его дома.

Глава 16

«– Истинная вера не знает компромиссов…»

Ведун сварты Селезень

Утром события минувшие казались далекими и нереальными, особенно, если детали подернуты алкогольной дымкой. Из памяти всплывали лишь отголоски переживаний и притупленные ноты эмоций, они уже не имели того значения, которое им присваивалось накануне.

И это было еще одной причиной, по которой Егор вновь начал пить – каждый новый день приносил лишь разочарования, о которых хотелось поскорее забыть. Особенно если причиной этих разочарований являлся он сам.

Вот и сейчас, Волков нагло игнорировал указание Исполняющего о запрете на «оперативную» работу. Что, в общем-то, было серьезным нарушением – ячейка не несла ответственности за действия такого религера, а значит, не обеспечивала прикрытием и защитой. Убранный в резерв, пусть и временно, он не имел права вызывать на Поединок, а все последствия своих действий расхлебывал лично.

Естественно, так полагалось. Но повсеместно эти правила попирались и нарушались – никто в здравом уме не откажется от своей Искры и не скажет слова против прошедшего в свою пользу Поединка. Хотя потом, приватно, сделает такое вливание, что мало не покажется – в боевых отрядах никогда не терпели неподчинения и демонстративного вольнодумства. Бывали случаи, когда религеры в наказание за ослушание на год-два уходили в монастыри и скиты, отмаливая прощение.

Но также Волков знал и то, что сильным, опытным религерам многое прощалось – кто же уберет, пусть и на короткий срок, одну из весомых фигур с игрового поля? Потому считал, что слова Иванова можно «не расслышать».

Тем более, что он просто физически не мог сидеть в резиденции, ему было душно под опекой Исполняющего.

Сокол чах без полета.

Одноглазый прильнул губами к пластиковому горлышку бутылки с кефиром, кадык туго заходил вверх-вниз, сопровождая кислую, густую жидкость. Сделав несколько длинных, смачных глотков, Волков оторвался от прохладного напитка, вытер рот тыльной стороной ладони. Сытно рыгнул.

Спешащий мимо прохожий сделал вид, что ничего не заметил. Впрочем, как обычно делают все при виде плохо одетого, несвеже выглядящего человека, курящего в кулак и пьющего из горлышка кефир, сидя на железном ограждении у дороги.

Ради дела Егор решил сегодня изображать хамло, тем более, что внутреннее состояние вполне соответствовало внешнему образу.

Напротив, по другую сторону широкого тротуара, за стеной из зевак преимущественно молодежного возраста, в кругу для уличных проповедников вещал эксцентрично одетый мужчина. В черном блестящем цилиндре, во фраке с длинными до самой земли фалдами, но вместе с тем в рваных джинсах, растянутой футболке галлюциногенного цвета, в высоких ботинках на толстой подошве и беспалых перчатках. С правильными чертами лица – такие нравятся девушкам, с целеустремленным взглядом разноцветных – серым и голубым – глаз, с сильным голосом, заставляющим слушать и ловить каждое слово. Это мог быть и рок-музыкант, и кинозвезда, но ни тем, ни другим не являлся – перед Волковым стоял, экспрессивно размахивая руками, религер тифонитов Язва.

Несмотря на яркую и даже аляповатую внешность, говорил тифонит красиво, душевно. Он обличал безликую Систему, говорил о личной свободе и о светлом духе бунтарства, об анархии и срывании покровов, о самопознании и саморазвитии. Вворачивал крылатые фразы модных авторов и слоганы, типа: «Не позволяйте им делать с собой это!». Он, словно актер на сцене в виде очерченного белой краской круга, устраивал представление для все больше и больше увязающих в его речах парней и девушек. Не забывая, впрочем, раздавать стильные черные с серебряным флаеры-приглашения в темпл – храм тифонитов. Видимо, там должен состояться концерт какой-то альтернативной группы.

Если ордалиане и исилиты являлись традициями и классикой, то тифониты были рок-н-роллом. По крайней мере, внешне.

Егор почти допил литровую бутылку кефира, когда Язва, наконец, сделал перерыв, подарил каждому из слушателей по скидочной карте на услуги темпла, и вышел из круга, закуривая длинную тонкую сигариллу. Заметил Егора, который ухмыляясь, пялился на эксцентричную фигуру.

– Здорово, Феникс, – Язва приблизился к нему, широко улыбнулся улыбкой телеведущего. От него донесся запах дорогого парфюма и аромат ванили, источаемый тлеющими листьями табака. – По мою черную душу?

– Здорово, Язва, – откликнулся Егор. – К тебе, но не за душой.

– А и верно, нет у меня ее, если верить ордалианам, – тифонит элегантно коснулся пальцами полы цилиндра, подмигивая проходящей мимо девушке. – Ух, горячая какая! Приходи на мою службу, милая, я покажу тебе небо в алмазах!

Девушка кокетливо засмеялась, активнее закачала бедрами, удаляясь.

– Ты подметки прямо на ходу режешь, – восхитился Егор.

– Ну а что ты хотел, Феникс, – Язва подпрыгнул и взгромоздился рядом с мистирианином на трубе ограждения. – С человечками общаться надо, а не как ваши крикуны, только пугать или нагонять скуку. Религия, батенька, это шоу-бизнес.

– Ой, вот только не начинай!

– А чего начинать-то? Вон, далеко за примером ходить не буду – что вы у амонариев устроили на открытии храма? Правильно, хороший скандал. Человечки это любят, у них от этого слюна вырабатывается. За сей гешефт поимели вы с них пару десятков новых сподвижников. Не абы что, но на хлебушек намазать можно.

– Ты тут, смотрю, тоже много накосил, – Волков кивнул в сторону нескольких юношей и девушек, которые, перешептываясь, смотрели на Язву жадными, блестящими глазами, ожидая продолжения проповеди.

– Дурень ты, Феникс, – без обиняков выдал тифонит, попыхивая сигариллой. – Пока вы бабулек окучиваете, да по «зомбоящику» проповеди домохозяйкам читаете, мы хватаем самое ценное – детей. За ними будущее, за ними. Даже если они у нас не задержатся надолго, даже если уйдут через неделю, те мысли, которые мы зароним в них, рано или поздно принесут свои плоды. И что тогда? Тогда пойдете вы с вашими догмами и иконами куда подальше. А знаешь, почему они к нам тянутся?

Волков безразлично пожал плечами.

– Потому что чувствуют – мы с ними на одном языке говорим. Мы даем им то, чего они хотят. Мы им не врем, как ваши церковники и шаманы. Вот у вас свечи в храме продают?

– Свечи бесплатные.

– Ой, не жужжи мне! Обзываете это пожертвованием, а все один хрен. И человечек знает, что вы его обманываете. Знает, но делает вид, что так и надо. Но в глубине, – Язва ткнул себя пальцем в грудь. – В глубине человечек начинает презирать себя и вас за то, что вы его развели как лоха.

– А у вас не так?

– Не так, – убежденно ответил тифонит. – У нас все честно – вот свечи, а вот цены на них. Человечек пришел, увидел ценник. Не стесняясь, с гордостью, достал свой лопатник и отслюнявил столько, сколько посчитал нужным. Понимаешь разницу? В голове человечков нашего времени хорошо срабатывает схема, что если за деньги ему что-то дают, значит, он это купил, а значит, смог себе позволить. И потому никакого диссонанса. Эпоха меняется, Феникс, вы уже не чувствуете толпу. Ваши священники пытаются мелькать то на ток-шоу, то в сериалах. Но при этом, не желают понимать тенденций шоу-бизнеса, остаются унылыми и никому непонятными. Человечки хотят праздника, чтобы бабахало и грохотало. Чтобы не думать, а лишь смотреть, раскрыв рты. Они готовы платить за то, чтобы праздник длился как можно дольше. И мы им это предоставляем. В полном объеме.

– Вы всех называете человечками? – перевел ход беседы Егор.

– А как их еще называть? – удивился Язва. – Чтобы из человечка стать человеком нужно над собой работать, развиваться. Мы им показываем путь, а дальше они сами. Хотят платить, называться человечками и пребывать в вечном карнавале – нам не жалко. Хотят учиться, самосовершенствоваться, подниматься над быдлом и становиться настоящими тифонитами – мы только этого и ждали. Нам угодны все, Феникс. И даже ты.

– Все, завязывай мне мозг выедать, – отмахнулся от усевшегося на любимого конька Язвы Егор. – Я к тебе по делу…

– Гражданин проповедник, вернитесь, пожалуйста, в обозначенный круг, – раздалось вдруг рядом.

Рядом с религерами, постукивая антенной рации по своей толстой шее, стоял тучный полицейский с профессионально-скучающим лицом. Невысокий чин, потертая форма, выпирающее вперед пузо. Из-за плеча выглядывает еще один, совсем молодой, с чистыми погонами и пока еще худой.

– Здравствуйте, патрульный, – неожиданно вежливо и вкрадчиво произнес Язва. – Сегодня снова ваша смена?

Но от внимания Волкова не ускользнуло, какой взгляд бросил тифонит на внимательно наблюдающих за происходящим подростков, как в глазах поборника анархической веры блеснул озорной огонек.

Не к добру.

– Гражданин проповедник, – заученно повторил полицейский. – Вы покинули специально указанную зону и мне придется оштрафовать вас.

– Что ж, видимо мои прошлые дары в вашу мошну оказались недостаточно долгосрочными, – тифонит делано нахмурился, чуть отступил назад. – Но, право, я не занимался просветительской деятельностью вне круга. Я лишь общался с товарищем.

Он широким жестом указал на Егора. Тот был хмур – меньше всего ему сейчас было нужно светиться таким образом.

– Все платят и ты плати, клоун, – вырвалось у молодого полицейского. Старший лишь шикнул.

– Ах, вот оно как, – повысил голос Язва, что его стали слышать и сочувствующие. – Что ж, какие могут быть ограничения для поистине свободного человека?

Он быстро наклонился к Волкову и жарко затараторил:

– Смотри и учись, как нужно привлекать публику.

Дальнейшее случилось так быстро, что даже Волков опешил.

Цилиндр полетел в одну сторону, фрак в другую. Одним отточенным движение профессионального стриптизера Язва сорвал с себя джинсы, оказавшиеся на липучках, футболку и остался в чем мать родила. Одежда полетела в ошеломленных полицейских, а тифонит, под изумленный вздох молодежи заорал:

– Бог свободен! Будь подобен богу!

И уже Егору:

– Если я еще нужен – беги!

И припустил вниз по улице, громко хохоча. Ему в следу хлопали и свистели.

– Лови второго! – рявкнул своему напарнику старший полицейский, выпутываясь из-под фрака, и молодой бросился на Волкова.

Егор легко увернулся и, в голос, матеря удаляющуюся голую фигуру, бросился вдогонку за тифонитом.

Язва, словно ледокол, рассекал шарахающуюся толпу надвое. Он бежал легко, судя по фигуре, пребывал в хорошей физической форме. Между лопаток ходуном ходила наколотая стрела – в нее и вперился взглядом Волков, стараясь не отстать. Нагнал религера он лишь через пару кварталов, когда уже из сил остались лишь вложенные наставниками способности. Сердце гулко колотилось, губы пересохли, в желудке неприятно подпрыгивал кефир.

Очередная женщина взвизгнула, когда голый мужик вынырнул из-за угла. Ее спутник попытался ударить шустрого нудиста. Тот ускорился и скрылся в проулке. Туда же, секунду спустя, забежал и Егор.

Тифонит, видимо, посчитал, что достаточно оторвался от возможного преследования, деловито одевался у припаркованного во дворе автомобиля – неброской серебристой иномарки. Вокруг – глухие стены нежилых домов, два ржавых помойных бака, пустая скамейка под унылым деревом. И ни одного человека.

– Так это чего, спектакль был? – спросил Волков, когда смог отдышаться. – Вы в сговоре что – ли?

– С патрульным Палкиным? Нет, конечно, – Язва запрыгал, застегивая джинсы. – Я просто знал, что он сегодня опять пойдет мзду собирать. Он обычно с лоточников в переходе налоги снимает, иной раз к проповедникам цепляется. Грозит Доминиону сдать за нарушение закона о публичной религиозной деятельности. А это каждый раз разбираться, ждать, унижаться. Так что я просто использовал ситуацию в своих целях. Впрочем, как всегда. Так чего хотел то, если не Поединка?

– Ага. Так хотел, что вспотел, – огрызнулся Волков. Вытащил пачку сигарет, жадно закурил. – Вы, я знаю, со знаками балуетесь, верно?

– С какими? – не понял Язва. Он, высунув язык, застегивал пуговицы на рубашке.

– С графической силой. Звезда Талема и прочее.

– А, это… Не, я не фанат подобного подхода. Это для нелюдимых шаманов и ненормальных человечков.

– Да ладно. Тифониты всегда славились подобными вещами.

– Ну, тифонит тифониту рознь, – Язва накинул легкую куртку, захлопнул дверь машины. Сейчас он совсем не походил на того шута, которым предстал меньше получаса назад, стал похож на преуспевающего молодого повесу.

– Ты все никак понять не можешь, – сказал он. – Что мы, последователи Тифы, мы – разные. Мы развиваемся каждый по собственному пути, кто как может. Не гнушаясь ничем, никакими знаниями, потому как все – опыт. Каждый опыт делает нас лучше и выше над остальными…

– Язва, я знаю, что у тебя степень по философии, поэтому не нужно меня грузить, – одноглазый вновь вынужден был пресечь спич словоохотливого религера. – У меня, правда, немного времени. Так пользовали графику или нет?

– Пользовали, – согласился тифонит. – Я сам несколько раз практиковал. Тебя конкретно-то что интересует?

– Конкретно? Ну, буду конкретно, – Волков перегнал сигарету в другой угол рта, сощурился от дыма. – Возможно ли с помощью этих графических знаков, допустим, приобрести Дар?

Тифонит задумался, озадаченно покусывая губы. Потом хитро сощурился и с улыбкой сказал:

– Э, какой хитрый мистирианин. Я тебе не справочная, если что. Мне, конечно, на все эти ваши детские игры в суровых крестоносцев класть с прибором, но правила игры я знаю. И помогать за даром тому, кто завтра может меня и ножичком по горлышку, как-то не горю желанием.

– Да ладно тебе, Язва, – отмахнулся Егор. – Нужен ты мне больно. Мне и моим ножичкам.

– Ага, это ты Зубру скажи, которого в прошлом году кормить червей отправил.

– Вы же его сожгли?

– Да какая разница!

– Он был плохим тифонитом. А ты – хороший. Сам же сказал, что вы каждый за себя.

– Короче, – остановил Волкова Язва, – Услуга за услугу.

– Я не хочу оказывать услугу тифониту! – возмутился Егор.

– Ну ты жук! – хохотнул религер. – Ладно, давай так – я тебе информацию, честно, без надувательства. А ты мне небольшую услугу.

– Небольшую?

– Я бы даже сказал незначительную. Дай подержать свои ножи.

Язва замолчал, криво ухмыляясь. Протянул вперед раскрытые ладони.

Волков внимательно смотрел на самодовольное лицо тифонита. А и правда – просьба то тьфу, пустяковая. Это если не брать в расчет то, что Егор останется безоружным. Пусть способный дать хороший отпор, но все же без своих любимых остро отточенных близнецов.

– Ну, – Язва нетерпеливо качнул ладонями. – Страшно?

Егор холодно улыбнулся, легким движением извлек ножи. Удовлетворенно заметил, как испуганно дернулось лицо тифонита, когда лезвия с щелчком раскрылись.

– Страшно? – спросил он хищно.

Язва сглотнул. Волков выждал еще секунду, покачивая лезвиями – пусть оценит красоту. Потом также, отработанным движением, сложил и убрал ножи.

– Будем считать, что я твою просьбу удовлетворил, – завершил он представление.

Тифонит наконец выдохнул, вытер испарину со лба. И широко заулыбался, облокачиваясь о капот машины.

– Ну ты позер, Феникс! Мог бы и просто отказать, я бы понял. Ладно. Ты про символы спрашивал? Про графику?

– Да. Возможно ли с помощью знаков приобрести Дар? – повторил вопрос Волков.

– Хм, ну, я о подобном не слышал, – протянул Язва, но тут же поправил себя, утвердительно мотнув головой. – Нет, такое точно невозможно. Все известные знаки лишь усиливают имеющийся Дар. Но без изначальной силы они – всего лишь геометрические фигуры. К тому же, все эти пентаграммы и прочие крестики-нолики до того нестабильны и восприимчивы к условностям, что нельзя говорить о постоянном эффекте. С той же, упомянутой тобой, звездой Талема стоит неверно выбрать температуру и ничего не получится.

– Это точно?

– Точнее некуда. Эти знаки и символы как спойлеры на машине – сколько не навешивай, а сами по себе не поедут.

– Вот оно как, – принял информацию к сведению Волков, – Хорошо, спасибо.

– А тебе это зачем? Примерился еще один Дар отхватить? – рассмеялся Язва.

– Да нет. Ходят тут слухи, что кое у кого с Дарами перебор, вот и решил узнать, как это можно вообще сделать.

– Точно не графикой. А что за слухи?

– Кстати, ты про Калину ничего странного не слышал в последнее время? – проигнорировал вопрос Егор.

– Что именно я должен был слышать?

– Ну, не знаю. Что-то необычное.

– Про Калину не слышал. Слышал про другого человека. Говорят, недавно в Городе, но уже успел засветиться кое-где. Говорят, что у него Дар какой-то непонятный, мол, он стоял в парке и из воздуха доставал детворе мороженное.

– А подробней можно?

– Нельзя, – цокнул языком Язва. – Я к тебе в информаторы не заделывался, Феникс. Так что копай сам.

– Еще раз ножики показать? – простодушно предложил мистирианин.

– Нет, у меня свои игрушки, – тифонит дернул плечом и из рукава в раскрытую ладонь выпала телескопическая дубинка со стальным шаром на кончике, угрожающе описала полукруг.

– Ну и на том спасибо, – одноглазый отступил на полшага, пряча руки в карманы. – Ты голышом поменьше бегай, холодно уже. А то еще колокольчик застудишь.

– Учту, – Язва отсалютовал дубинкой. – Колокольчик мне дорог.

Волков повернулся и зашагал прочь, к выходу из двора. Тифонит задумчиво смотрел ему вслед.

Телефонный звонок застал Егора на остановке в момент, когда он хотел сесть на автобус, идущий в сторону резиденции. Проигнорировав с утра требование Иванова явиться пред его светлые очи, Волков с каким-то мелким мстительным злорадство ждал звонка от Исполняющего или от кого-нибудь из религеров – чтобы не ответить. В итоге, после общения с Язвой, все же решил доехать до конторы, покрутиться среди народа, послушать новости. Тем самым он как бы самостоятельно принял решение о посещении резиденции, что тешило самолюбие, и одновременно не слишком сильно нагнетало обстановку.

Тем не менее, когда в кармане завибрировал сотовый, Егор не был готов общаться с соратниками. Достал мобильный, посмотрел на номер. И едко выругался – Иванов вновь проявил себя знатоком психологии подчиненных – звонила Таисия. Не ответить ей Волков не мог.

– Алло, – прижал телефон к уху Егор, постарался придать голосу менее ироничные нотки. – Слушаю.

– Будь зрячим, брат, – донесся из динамика осторожный голос девушки. Все же она побаивалась его, робела. Да, сложно ей будет становиться Координатором.

– Будь зрячей, Тая. Что случилось?

– Брат Николай попросил меня позвонить и передать сообщение.

– А чего брат Николай сам не сподобился позвонить? – не сдержал желчь Волков.

– Я… Я не знаю. Попросил меня.

– Ладно, не бери в голову, Тая. Что ты должна мне сказать?

– Он просил прежде уточнить все ли у тебя хорошо. Он сказал, что ты знаешь, о чем речь.

«Вот же старая лиса», – подумал про себя Егор, вслух ответил:

– Я в порядке.

– Тогда тебе следует одеться в официальное и прибыть к трем часам дня в распоряжение Кольцова.

– Хирурга?

Девушка стушевалась:

– Не знаю, – тон изменился, она принялась объяснять. – Брат Андрей Кольцов из охраны Старших.

– Ну, я и говорю, к Хирургу.

– Один из братьев-защитников заболел, тебе придется подменить его на пару дней.

– Вот как, – с досадой произнес Волков. Перспектива ему не нравилась. – Ясно, Тая, спасибо. Это все?

– Да, все.

– Спасибо, Тая. Передай брату Николаю, что я все услышал и все понял.

– Передам.

– Будь зрячей.

– Будь зрячим.

Егор убрал телефон обратно в карман и, ругаясь, пнул мусорное ведро у скамейки. На него оглянулось несколько человек, ни никто ничего не сказал.

Глава 17

«– Боги не живут в пустых храмах»

Религер исилитов Князев

Хирург, начальник личной охраны Старших, встретил Волкова неподалеку от Титульного Собора, главного религиозного здания мистириан в Городе. Невысокого роста, сухощавый, в аккуратных маленьких очках на тонком носу, он не был похож на своих рослых, широкоплечих подчиненных. Голос начальника охраны всегда и в любой обстановке звучал спокойно и уважительно. Даже к детям Хирург обращался на «вы». Из-за этого создавалось впечатление, будто он всех держит на расстоянии от себя, дистанцируется. Впрочем, впечатление было верным.

Хирург, он же Андрей Кольцов, был одной из двух Искр, служащих в охране Старших. Остальные ребята были простыми людьми, пусть и хорошо обученными профессионалами. Как Егор подозревал, такие условия диктовали сами Старшие, опасающиеся, что кому-то из телохранителей взбредет в голову при помощи Дара совершить покушение. Случаи, пусть и не у мистириан, имелись.

Поэтому, кроме Хирурга с его даром «щита», в службе безопасности имелся пророк, сидящий где-то в офисе. Впрочем, лично с ним Волков знаком не был и вообще ни разу не видел.

Егор со скрипом открыл дверь старенького такси, тяжело вылез из тесного салона, потянул за собой хвостом пальто. Поправил повязку, подтянул перчатки. Такси выпустило клуб вонючего дыма и, опасливо обогнув припаркованную у обочины черную «каравеллу» представительского класса, унеслась вниз по улице. Ее проводил взглядом хмурый верзила в строгом костюме, застывший у дорогой машины.

Сам Хирург, в осеннем темно-бежевом пальто, находился здесь же, терпеливо ожидая религера.

– Будьте зрячим, – поприветствовал он подошедшего Егора. – Спасибо что приехали.

– Будь зрячим, – откликнулся Волков, изучая Кольцова. – Что у вас случилось?

– Ничего страшного. У нас небольшое мероприятие, а ваш куратор, Иванов, сообщил, что есть свободный боец. Более того, именно вы, Егор, с которым мне уже приходилось работать и чей оперативный опыт я высоко ценю.

Волков закурил.

– Ситуация в последнее время неспокойная, – продолжил Хирург. – Потому я позволил себе небольшую перестраховку. Вы готовы работать?

– Как долго?

– Пока точно не могу сказать, но где-то около суток. Иванов более чем широко отозвался о вашем свободном времени, – Кольцов намекнул, что ему известно об отстранении. Егор лишь внутренне выругался.

– Не буду юлить, я не испытываю большой любви к подобным назначениям, – решил сразу разъяснить свою позицию Волков. – Более того, я плохой сторож…

– В прошлый раз вы доказали обратное, – не согласился Хирург. – Именно поэтому я и решил вновь воспользоваться подвернувшейся ситуацией, чтобы поработать со знаменитым Фениксом.

И прежде чем Егор успел что-то возразить, поставил конкретную точку:

– В любом случае, с Ивановым уже все решено и ваша служба на столь важном посту будет способствовать вашему скорейшему возвращению к основным обязанностям. Поэтому, давайте больше не будем попусту тратить время. По дороге я объясню задачу и план работы.

Кольцов скупым жестом указал на «каравеллу».

Одноглазый понял, что отбиться от работы не выйдет, потопал к машине. Здесь пришлось еще немного подождать – Хирург дал понять, что с сигаретой в салон не пустит. Егор не стал спорить. Он под терпеливыми взглядами Кольцова и водителя не спеша покурил, отнес окурок к урне возле входа в магазин и вернулся. С ходу залез в салон, заерзал на кожаных сиденьях. Рядом сел Хирург, легким движением коснулся плеча шофера.

Двигатель сыто заурчал, защелкал поворотник. Пропустив стартовавший со светофора поток, машина плавно вырулила от обочины и влилась в общую массу спешащих в сторону центра автомобилей.

У Кольцова затрезвонил мобильный и, пока он отвечал, Егор осмотрелся.

На этой машине ему еще не приходилось ездить. Новенькая, блестящая, с выдержанным в кофейных тонах салоном и мягким ворсом пузатых сидений. В подголовники передних кресел встроены экраны телевизоров, в подлокотниках – небольшие холодильники. Богато, респектабельно.

– Хорошие у нас нынче пожертвования, – пробормотал под нос Егор.

Хирург попрощался с собеседником, убрал телефон. Сел вполоборота к религеру, сложив руки на коленях.

– Егор, – начал он, – Слушайте задачу. На сегодня план следующий – сейчас мы прибываем на открытие новой Школы. Презентация, показательные выступления, небольшая неофициальная часть. Далее – в Администрацию Города, на рабочую встречу. Потом в Собор, оттуда везем Старшего домой. На сегодня все. По поводу завтра поставлю задачу утром.

– Кого охраняю?

– Старшую Нить Захария.

Волков удивленно поднял брови. Надо же, самого Захария, Старшего, стоявшего у основ создания нынешней политики мистириан в Городе!

Надо бы испытать восторг, да вот что-то нет его. Видимо потому, что, в отличие от обычных верующих, Волков знал и обратную сторону святости Захария. Был тому свидетелем. И это впервые забило клин в образовавшуюся в камне веры трещину.

– Что с оружием? – спросил Егор.

– Вам оно не понадобится, – Хирург бросил быстрый взгляд на карманы пальто, в которых, по его мнению, лежали стилеты Волкова. – Но можете оставить. Огнестрельное выдавать не стану, не понадобится сегодня.

– То есть я в первой линии? – понял Волков.

– Да, – кивнул Кольцов. – Находитесь на расстоянии, слушаете, наблюдаете. Вы мне важны как человек, умеющий работать в толпе.

Ну что ж, в первой линии, так в первой. Это значит, что не нужно маячить возле охраняемого, а находиться как бы в отдалении, стараясь увидеть угрозу прежде, чем кто-то что-то успеет понять. И принять удар на себя, пока вторая линия уводит из опасной зоны Старшего.

В прошлый раз именно Егор первый заметил в толпе паломников убийцу с пистолетом. Заметил и незаметно убрал, да так, что даже Хирург не сразу среагировал. Но, несмотря на похвалу, Волков относил произошедшее к случайности – его не учили быть телохранителем, он просто оказался в нужное время в нужном месте. Кольцов, впрочем, был иного мнения.

За тонированным окном машины промелькнули типовые блочные пятиэтажки, сменились длинным забором автопарка. Волкову хватило взгляда, чтобы определить, куда именно они едут.

– В «Дорожник» направляемся? – уточнил он.

– Да. В нем теперь новая Школа.

– Я так и подумал.

Небольшой микрорайон, возведенный в советскую эпоху для семей железнодорожников, являлся северной оконечностью Города, еще не самой окраиной, но конечной точкой маршрута общественного транспорта. Перпендикулярно-параллельные улицы, два десятка каркасно-панельных домов, выстроенные вдоль дорог. Все какое-то маленькое, ужатое. Неуютное. Небольшой рыночек, крохотная площадь с флагштоком и ларьками, приземистые школа и детсад.

И, конечно же, Дом Культуры работников железной дороги. Попросту – «Дорожник». Дизайном похожий на все подобные ДК – широкие ступени, скучные прямые колонны, подпирающие полукруглый козырек, высокий фасад без окон и выцветшая мозаика с осыпавшимися фрагментами.

Машина вырулила на прямую, ведущую к ДК. Егор наклонился вперед, разглядывая приближающееся здание через лобовое стекло.

Когда финансы работают это всегда видно. Особенно, когда специально стараются сделать красиво. После капитального ремонта и небольшой перестройки «Дорожник» стало не узнать, он превратился в яркую, зовущую конфетку.

На небольшой площадке, перед въездными воротами, толпился народ. Здесь были и приглашенные верующие, и просто местные зеваки, решившие поглазеть на нечастое для микрорайона событие. Отдельной группой расположились журналисты с растопыренными штативами, камерами и микрофонами, делающие «стендапы» на фоне.

На территорию Школы никого из присутствующих пока не допускали.

«Каравелла» невозмутимо прокатила мимо, свернула за угол, к черному входу. Водитель что-то буркнул в гарнитуру, металлические створки ворот начали расходиться в стороны, открывая въезд во двор.

Когда въехали на небольшую стоянку, на узкое крыльцо выскочил охранник в расстегнутом пиджаке, быстрым шагом пересек площадку и, прежде чем водитель заглушил двигатель, открыл дверь Хирургу.

– Идем, Егор, – позвал Волкова Кольцов. – Пора работать.

Стилизованный под глазастый олдмобиль лимузин, в сопровождении эскорта из двух черных внедорожников, царским поездом въехал в микрорайон, неторопливо подкатил к Школе. Выскочившая из внедорожников телохранители, с присоединившимися к ним товарищами из «Дорожника», оперативно организовали коридор сквозь возбужденно загалдевшую толпу от пассажирской двери лимузина прямо до входных ворот.

Под радостные крики, религиозные пения и цитирования Книги за здравие, из лимузина выбрался дородный мужчина в длинных золотистых одеждах. Прямое, волевое лицо, высокий лоб, благородная грива седых волос. В левой руке – толстый фолиант Книги Истин в переплете из красной кожи, в правой – золотой ромб на длинной цепочке. Светлым взором ясных синих глаз мужчина окинул собравшихся, словно видел каждого из них и был безмерно рад этому. Широко, по-отечески улыбнулся, приветствуя народ. Прижал Книгу к груди и благодарно поклонился присутствующим.

Толпа колыхнулась, запричитала, зарыдала от счастья. Казалось, даже тех, кто просто пришел посмотреть на торжество, тоже охватила религиозная эйфория.

Старший Захарий всегда умел произвести впечатление.

Не всем же дано знать, что толстый фолиант – «пустышка», лишь обложка и имитация страниц. Никто не заставит такого уважаемого человека таскать эдакую тяжесть, не к лицу столь весомому чину пыхтеть и потеть от натуги.

Мало кто из верующих видел носки дорогих ботинок, торчащие из-под мантии. Изготовленные на заказ, штучная работа.

И уж совсем мало кто, даже из окружения Старших, знал про связь Захария с алкогольным лобби, проводящим свои товары через фонды пожертвований.

Волков все это знал. Обладание таким знанием делало его опасным, но он не собирался как-то использовать эти факты. Они нужны были лишь для собственного пользования – как напоминание о реальном положении дел и о былой глупости, наивности. Так было проще находить оправдания для личного грехопадения.

Егор стоял последним в цепи охранников, на самых верхних ступеньках Школы. Отсюда открывался хороший вид на толпу. В ухо, из крошечного динамика, сухой голос Хирурга отдавал распоряжения, но его они пока не касались. Взгляд Волкова цепко выхватывал из общей картины детали, которые хоть как-нибудь могут показаться опасными или подозрительными.

Мужичок с неопрятной бородой слишком активно машет в сторону Старшего Книгой с торчащим ворохом закладок. По губам видно, что декламирует Истины. Пожилая женщина интеллигентного вида прижимает к груди нательный ромбик, не отрываясь, смотрит на Захария. Такие, как она, могут неожиданно кинуться, переполняемые бурлящим восторгом. Но не опасны, разве что расшибут колени в порыве припасть к полам мантии.

Глаза, руки, мимика, жесты – в толпе все движется в унисон, все подвластно единому сознанию. Кто-то может стоять, кто-то прыгать – но все равно чувствуется общее настроение, общее желание.

Тот же, чье сознание занято другим, двигается чуть иначе, в своем ритме. Пусть самую малость, но этого достаточно, чтобы выглядеть чужеродно.

Именно таких следовало высматривать в первую очередь. Тех, кто не разделял общей радости, общего восторга. Ситуация осложнялась тем, что условия были не идеальны – в толпе много «левых» зевак и журналистов, которые создавали «помехи», но тут уж все зависело от уровня охраны.

Захарий чинно прошествовал к Школе, важно кланяясь и благословляя, поднялся на ступени. На миг Волков поймал его взгляд, полный любви и понимания. Раньше бы этого хватило, чтобы ощущать на себе благодать долгие дни, проникаясь мудростью и добротой Старших Нитей. Но сейчас… Сейчас Егор просто отвел глаз и продолжил разглядывать толпу, прижимающуюся к витому забору.

На верху лестницы, возле распахнутых дверей Школы, Захария встречали, выстроившись рядком, причастные лица. Из-за их спин, из глубины холла, выглядывали любопытные послушники и их взволнованные родители.

Навстречу Старшему вышел директор, невысокого роста лысеющий мужчина со знаком веры, прикрепленным к лацкану пиджака. Он учтиво кивнул Захарию, коснулся пальцами лба и груди. Старший ответил тем же, произнес слова приветствия. Поздоровался с высокой, худой дамой в строгом черном платье, с туго стянутыми на затылке редкими волосами. Судя по всему, старшей воспитательницей, отвечающей за поведение и быт учеников. Третьим оказался подобострастно улыбающийся толстенький мужичок с замашками лакея. Должно быть финансист или администратор.

В ухе раздался голос Хирурга: «С ворот снимаемся, народ пока не пускаем. Номерам с третьего по пятый – внимание! Заходим в холл».

Егор буркнул: «Третий понял» и сделал несколько шагов в сторону двери, обгоняя официальную процессию.

Внутри дом культуры оказался менее помпезен, но более информативен – сразу при входе бросалось в глаза огромное панно во всю стену – человек, простирающий руки к небу, и идущие от него ввысь золотистые нити, которые переплетаются, тянутся к золотому ромбу с кругом внутри – символу Вечности, вписанному в грани Истинного Знания. Видно, что панно рисовал не профессиональный художник, а кто-то из талантливых учеников, но тем естественней и искренней виделось изображение.

На стенах коридора, справа и слева – стенды с фотографиями святых для мистириан мест, цитаты из Книги, портреты выдающихся мыслителей от веры, портреты Старших, среди которых находился и Захарий.

Прошли мимо ряда послушников-новичков – дюжины человек, замерших в благоговейном поклоне. Здесь были дети, взрослые женщины и мужчины, даже одна дама пенсионного возраста. Богу не важен возраст, он одаривает Искрой тех, кто достоин – так, по крайней мере, учила Книга.

Некогда на их месте стоял и Егор.

Когда Захарий в сопровождении директора и шлейфа из остальных официальных лиц, вошел в здание, женский хор, специально приглашенный из Собора, запел воззвание к радости. Красивые, звонкие голоса разносились по длинным коридорам, возвращались назад эхом.

Первым делом Старшего повели в центральное помещение Школы – в молельные покои. Они располагались на втором этаже, прямо возле кабинета директора. Когда-то тут был актовый зал с рядами драных кресел, небольшой сценой и задрапированными толстой тканью высокими окнами. Но сейчас, после ремонта, помещение преобразилось, по нему каждый мог сказать, что мистириане – не какие-то нищие рамаи или язычники-сварты. Они могут себе позволить молиться не абы где, а в красивом месте.

Пыльные шторы с окон убраны, вместо стекол – цветные витражи с изображением ликов святых. Кресла заменили мягкие циновки с продолговатыми подушками, чтобы класть под ягодицы. Высокий белый потолок с одной, но большой люстрой. Сцену разобрали и построили невысокий помост с ритуальными атрибутами и узкой кафедрой для веритария.

Здесь, возле позолоченного символа веры, свисающего на тонких серебристых цепях у дальней стены, за помостом, Захарий по праву Старшего, произнес первую в этой Школе молитву. Его голос уверенный и сильный, разнесся над головами собравшихся, призывая братьев и сестер присоединиться.

Волков воспользовался ситуацией, чтобы сходить в туалет и покурить там в окошко. Из головы не лезла ситуация с Калиной, но толком поразмышлять не получилось – в кармане завибрировал телефон. На экране светилась надпись «Номер не определен».

– Слушаю, – Егор приложил сотовый к уху.

– Будь зрячим, брат, – раздался в трубке тихий, вкрадчивый голос.

– Будь зрячим, Феликс. Что у тебя с номером телефона?

– Это не мой номер. Так получилось.

– Ладно, не важно. Что случилось? Я несколько занят.

– Брат, к тебе опять приходили. Ждали у подъезда. Я посчитал, что они могут причинить тебе неудобства.

Волков хмыкнул, привалился плечом к стене.

– Опять какой-нибудь фанатик?

– Возможно. Только он был не один.

– А сколько. Двое?

– Четверо, – спокойно ответил Феликс. И добавил. – Двое вчера и еще двое накануне.

Наступила короткая пауза, потом одноглазый осторожно уточнил:

– Четверо?

– Да. Я больше не могу складывать их за гаражами, это слишком заметно.

Егор схватился за голову, выдохнул, соображая. Наконец сказал, говоря быстрее обычного:

– Значит, домой мне нельзя, раз сразу столько гостей по адресу нарисовалось. Потому меня не жди. Позвони Ильину, скажи, что я просил помочь. Дождитесь темноты, раньше тела не вывозите. Дальше Роман знает что делать, доверься ему. И не смейте ругаться опять, как в прошлый раз!

– Он мне не нравится…

– Он – друг, Феликс. Это главное. А я, как смогу, попробую разобраться с этими ночными посетителями.

В динамике телефона засвистели помехи, и голос Хирурга в наушнике сообщил, что Старший заканчивает освещать молельню.

– Все, будь зрячим, – бросил напоследок Волков и поспешил к остальным.

Глава 18

«– Религия служит плохим поступкам по воле людей, а не богов»

Аналитическая передача «Ночной взгляд», 2002 год

После праздничного обеда в Школе, который затянулся из-за незапланированной фотосессии с послушниками и интервью Захария местной телекомпании, Хирург наконец отдал команду на выход. Согласно схеме охраны Волков и еще двое телохранителей первыми вышли на улицу, вежливо, но быстро убрали народ от ворот. Толпа, пусть поредевшая, но все еще довольно многочисленная, оживилась, потянулась в сторону созданного коридора. Егор старался не смотреть в лица верующих с зажегшимися глазами, излучающими надежду и радость. Еще бы – не каждый день увидишь духовного отца такого уровня, способного одним движением руки отпустить грехи, одним словом излечить духовную боль, одним взглядом подарить надежду. На их фоне Волков ощущал себя фальшивкой, пустышкой. Чужаком, носящим символ мистириан лишь как опознавательный знак «свой-чужой». Он, как и недавно, в храме, не чувствовал душевного подъема, искрящейся радости и абсолютной защищенности, которую испытывали верующие от близости человека, почитаемого как святого.

Ведь он знал, что тот человек совсем не святой.

Его так и подмывало закричать: «Люди! Да этот ваш Захарий – всего лишь Петька Захаров, он паленой водкой торгует! Он на ваши деньги, на пожертвования, коттедж себе отгрохал, дом за кордоном купил. У него любовниц больше, чем у шейха в гареме!»

Но Волков знал, что это не принесло бы никакой пользы, ничего бы не изменило. Его бы просто не стали слушать – и это в лучшем случае.

Вера не видит фактов, она всегда оправдывает предмет поклонения. Она – идеальное плацебо, даже если на губах привкус мышьяка.

Когда лимузин с машинами сопровождения стартовал от дверей черного входа, поспешно проехав за спинами ожидающих Захария, по толпе пронесся гул недоумения. Старческий голос из толпы произнес обиженно: «Что ж он, чурается нас?». Но второй, уверенный женский голос, произнес с придыханием: «Так у него дела, а мы бы тут его задержали, отвлекли». «И то верно, – ответила старушка, вздыхая. – Ох, бедный он, несчастный. Все дела-заботы, да за нас, грешников». И запричитала, временами вставляя слова молитвы и касаясь пальцами лба.

Волкову захотелось убраться отсюда подальше.

Их подобрал идущий последним в колонне джип. Егор и два молчаливых охранника забрались в салон, который был слишком мал для троих здоровых мужиков, захлопнули за собой двери. Машина с места устремилась догонять остальной кортеж, бесцеремонно срезая по цветникам углы.

В пути в кармане у одноглазого несколько раз вибрировал телефон, долго и требовательно. Егор догадывался, кто мог так настойчиво дозваниваться, но был не в том положении, чтобы ответить – он не хотел вести рабочие разговоры в присутствии посторонних. Пусть уставившиеся в окна ребята и были личной охраной Старшего, но это вовсе не означало, что Егор доверял им.

Ехали быстро, практически игнорируя правила дорожного движения. Джипы сопровождения перекрывали перекрестки на светофорах, блокируя движение и пропуская машину охраняемого. Под возмущенные гудки неслись по встречной полосе, холодно игнорировали пешеходные переходы. Несколько раз попадались постовые дорожной службы, но они, привыкшие к подобным проездам «вип-персон» разной степени крутизны, попросту самоустранялись, отворачивались или отходили с проезжей части на тротуар.

Захарий не любил длительных поездок, требовал, чтобы маршруты выбирались максимально короткие, не особенно взирая на нюансы. Впрочем, так делало большинство тех, кто мог себе безнаказанно позволить подобный стиль езды.

Миновав поднятый шлагбаум, подъехали к подковообразному зданию Администрации. Здесь Хирург отправил две машины с охраной «в контору» – выходов в массы больше не предвиделось, незачем было таскать с собой лишний народ. При Старшем остались лишь один из телохранителей, сам Хирург и двое водителей – лимузина и внедорожника. Ну а также Волков – видимо, отрабатывать повинность.

Впрочем, Кольцов не злоупотреблял ситуацией. В здание Администрации, вместе с Захарием, пошел только он – там своей охраны хватало. Остальные остались курить на стоянке, расслабляясь после проведенного мероприятия.

Волков, наконец, смог уединиться. Отошел от машины, вытащил телефон, прохаживаясь туда-сюда по влажно блестящему асфальту.

Неотвеченных вызовов оказалось три – два с номера, с которого звонил Феликс, один – закрытый антиопределителем. Скорее всего, это был Ильин. Волков представлял себе разгневанного Романа, недовольного внезапно свалившимся поручением по уборке трупов.

Поэтому Егор набрал номер того, кто мог ответить ему спокойно и без эмоций.

– Будь зрячим, – после первого же сигнала вызова откликнулся Феликс.

На заднем плане тарахтел мотор машины, донесся вскрик Ильина: «Это он? Ну-ка дай!». Звук возни, потом все такой же преданный голос вновь сказал:

– Я слушаю тебя, брат.

– Будь зрячим, Феликс. Как у вас дела?

– Все хорошо.

«Все у нас хреново!» – рявкнул Роман.

– Феликс, скажи, пожалуйста, Роману, чтобы он проверил всех на предмет опознания, перед тем, как вы их…

Волков не закончил фразу – и так все было понятно.

– Да, скажу.

«Егор, твою мать! Я на это не подписывался!»

– Как закончите – разъезжайтесь. Мне не звоните – я вас сам отыщу когда освобожусь.

– Конечно, брат. Будь зрячим, – лаконично закончил разговор Феликс.

– Будь зрячим.

«Дай мне эту скотину!» – последнее, что услышал Егор в трубке.

Спустя несколько секунд мобильник вновь завибрировал, на дисплее высветилось «Номер неопределен». Волков хмыкнул и сбросил звонок.

Конечно, использовать Романа таким способом – не самая лучшая идея. Но Егор ровным счетом не знал кому еще поручить это задание – своих товарищей по оружию он вмешивать не хотел. Неизвестно что там за люди поджидали его у подъезда. Неизвестно чьи именно интересы преследовали. Если очередные сумасшедшие, каким-то образом выследившие религера – это одно. Но если это опять происки Калины, которая, вполне может иметь свое влияние и внутри ячейки мистириан, что тогда? Один звонок в полицию – и Волков повязан с кучей трупов на руках. А так – вроде их и не было вовсе.

Что ж до Ильина, то с ним объясняться все равно придется. Да, Роман сам не дурак, все понимает. Но нужно же показать, что птица гордая и с помойки жрать не станет.

Хотя, по воле Егора, периодически жрет. И они оба об этом знают.

Захарий с Хирургом вышли через пару часов. Старший был заметно раскрасневшийся, глаза поблескивали. В лимузин забрался молодцевато, подтянув полу мантии чуть ли не до колена, открывая миру безупречные брюки и дорогие ботинки. До Волкова донесся аромат водки.

– В «Острог», – Кольцов жестом показал оставшемуся охраннику ехать в лимузине. Сам, вместе с Волковым, сел во внедорожник.

– Планы поменялись? – поинтересовался Волков. Казалось, никого, кроме него, этот вопрос не волновал.

– Да, – буднично откликнулся Хирург. – Сейчас будет еще одна встреча.

– В ресторане?

– Да.

– А потом?

– Егор, обо всех известных мне изменениях я вас обязательно поставлю в известность.

В переводе это звучало как: «Заткнись и не лезь не в свое дело». Волков все понял, уставился на свое отражение в стекле.

Ехать пришлось через центр, где дороги уже набухали от густеющего в час-пик трафика. Без дополнительных машин сопровождения прикрывать лимузин на светофорах и со свистом проноситься по полосам общественного движения уже не получалось. Не помогала даже «крякалка», от которой шарахались лишь самые пуганые автомобилисты. Остальные, в лучших традициях классовой ненависти, просто делали вид, что не обращают внимания, а то еще и специально притормаживали перед процессией, мешая движению.

От скуки наблюдающий за всей этой дорожной суетой, Волков не мог не поразиться сотрудникам безопасности – Хирург и водитель даже ни разу не ругнулись на очередного лихача, старающегося влезть между ними и идущим позади лимузином. Они с львиным спокойствием, даже с равнодушием, взирали на творящийся вокруг хаос, принимали ситуацию как данность.

Одной из причин, по которой Егор не любил назначение в охрану, была необходимость подолгу и терпеливо ждать. Ждать пока охраняемый ведет переговоры. Ждать, пока он ест, пока спит, пока ходит в туалет. Ждать в дороге, ждать пока стоят в «пробках». В сутки активная работа телохранителя иной раз укладывалась в час-два, в поездках «на работу-с работы». Иногда, во время мероприятий, приходилось потрудиться, но все же, большую часть собственной жизни сотрудник безопасности проводит в постоянном ожидании. И тут уж либо ты привыкаешь, либо меняешь работу. В противном случае мог произойти срыв.

Хирург и водитель были хорошими телохранителями. Спокойными, рассудительными, сдержанными. Волков же привык постоянно двигаться, действовать, его тяготила необходимость тратить время впустую.

Потому что когда голова не была занята работой, в нее лезли нехорошие и опасные мысли. И даже если Егору удавалось прогнать их прочь, после них, как след после улитки, оставался неприятный осадок, зудящий и напоминающий о себе еще долгое время. Заставляющий обращать на себя внимание.

Например, как сейчас, когда среди потока размышлений о Калине, знаках, странных Поединках, затесалась вполне конкретная и осязаемая мысль: «Насколько же противно служить картонным королям!».

Их машина отстала от основного кортежа, свернула на заправку. Пока Хирург давал по телефону указания, Егор спокойно перекурил на обочине. Спросил у скучающего водителя:

– В ресторане тоже массовка намечается?

– Вроде нет, – пожал плечами водитель. – Рабочая встреча.

– Ну-ну, – скептически усмехнулся Егор и полез в салон, повинуясь жесту Хирурга.

Ресторанный комплекс «Острог» находился на территории природного парка, расположенного на окружной дороге. С левой стороны остались пригородные коттеджи, с правой замелькали высокие, прямые как спицы ели, возвышающиеся над красным зубчатым забором. Через пару километров, когда Волков почти уже проиграл неравную схватку с дремой, водитель перестроился к обочине и, не снижая скорости, промчался под резной аркой въезда в парк.

Асфальтированная дорога со стилизованными под полосатые почтовые вешки столбиками делала плавный поворот, выгодно открывая сидящим в машинах вид на большое, похожее на зеркало, озеро. Возле кромки воды располагались небольшие бревенчатые домики для кемпинга и узкая пристань с лодочками и яхтой.

Дорога спускалась с пригорка и делала кольцо вокруг цветника, разбитого подле высокого крыльца замка из искусственно состаренного темно-зеленого камня. Трехэтажное строение с черепичным шпилем, увенчанным флюгелем в виде рыцаря с копьем, короткие, но массивные стены в обе стороны, упирающиеся в пузатые сторожевые башни.

Внедорожник первым подкатил к крыльцу, высаживая Хирурга и Егора, и тут же отъехал к стоянке. Религер и начальник безопасности остались на месте, встречая лимузин.

Пока Волков осматривал местность, примечая редких гуляющих по парку прохожих, взгляд его остановился на одной машине, скромно притулившейся чуть в стороне от остальных, словно стесняясь дорогих соседей. Это была старая, потертая жизнью отечественная марка, без претензий и изысков.

Иванов всегда довольствовался тем, что у него было.

Не успел Егор предположить, что Исполняющему делать в месте, подобных которому он чурался, как сзади тяжело скрипнула дубовая дверь с крестовиной кованых полос.

Из открывшегося проема вышла Таисия. Покрытые тонкой косынкой волосы, немного испуганный взгляд, который она неудачно старалась спрятать за маской отстраненности. Подергивающийся у шеи золотой ромбик, когда девушка нервно теребила пальцами тонкую цепочку.

За ней, деловито набивая что-то пальцем в мобильный, следовал мужчина с лицом клерка. Волков видел его несколько раз в Соборе – один из доверенных служек одного из Старших, не то адъютант, не то секретарь.

Последним вышел Иванов, как обычно сутулый, с руками, засунутыми в карманы серого пальто. Вид у него был раздраженный. Очень раздраженный. Егор даже предположил бы, что впервые увидел Николая по-настоящему злым.

И это было странно.

– Феникс! – окликнул Егора Хирург. – Надо работать.

Когда швейцар раскрыл перед ними двери, Волков понял, что пора удивлений еще не прошла – в зале, помимо Захария, присутствовали еще двое Старших.

Все пауки сползлись в одну банку.

Глава 19

«– Многие умудрялись зарабатывать даже на аутодафе, подсовывая в вязанку сухих дров охапку сырых веток».

Из лекции пастыря амонариев Ири студентам факультета теологии Городского Университета

Волков никогда не считал себя истово верующим. Даже в Школе, после обретения Дара, когда он полностью отрешился от мирского, с головой нырнул в служение и молитвы. Всегда казалось, что он верит недостаточно горячо. Боялся, что недостаточно искренен, что на фоне святых и Старших недостоин именовать себя настоящим верующим.

Но потом, став религером, он многое понял. И от осознания обретенного опыта ему стало невыносимо горько и тоскливо.

Он помнил имя – Иерон. Храмовые имена даются лишь высшему эшелону духовенства. Иерон находился в сане управляющего одного из крупнейших монастырей мистириан, находящегося в пределах Города. Был отцом для прихожан, наставником для послушников и духовным лидером для приближенных.

А еще он воровал деньги со строительства часовни, сожительствовал с одним из послушников и был слаб до алкоголя.

Об этом Егор узнал позже, а тогда, годовалым религером, очень удивился, когда узнал, что одного из важных мистириан задержала полиция, да еще и за драку в ночном клубе. Обычно светские органы правопорядка не трогали сановников такого уровня, передавая их Доминиону.

Но потом все встало на свои места. Координатор Сухнов позвонил Нечаеву, пожилому религеру, у которого Волков числился в стажерах, велел заехать в отделение полиции, забрать своего. Благо, они как раз находились неподалеку.

Когда невысокий прапорщик с заспанным лицом открыл камеру, перед религерами предстала отвратительная картина – пьяный до свинского состояния Иерон спал в луже собственной блевоты, грязно матерясь сквозь храп. Как объяснил прапорщик, мистирианин попросту не смог ничего объяснить при задержании, лишь бессвязно бормотал и ругался. По найденному при нем паспорту сотрудники «пробили» личность и сразу же сообщили куда следует – Законникам.

Волков помнил, как долго стоял на пороге камеры, ошарашено уставившись на развалившуюся на полу фигуру. В голове метались мысли, а в душе, казалось, что-то лопалось и трещало по швам.

Так он узнал, что настоящими, самим преданными верующими называют себя две категории людей – фанатики и лжецы.

С фанатиками Егор мог мириться. Они, зачастую, несчастные люди, загоняли себя в жесткие рамки следования букве религиозных догматов, но не всегда понимали духовную сущность учений. Они – как прущие напролом танки, не считающие необходимым понимать, что или кто ими движет.

По-другому обстояло дело с лжецами. Обманывали ли они других или сами себя, роли, в общем-то, не играло. Для них вера была игрой, заработком, положением в обществе, попыткой самовыразиться – чем угодно, но не частью самих себя.

Лжецов Егор терпеть не мог. Лжецов, притворяющихся святыми, открыто ненавидел.

И, уж так вышло, что с годами Волков понял одну простую вещь – зачастую именно лжецы составляют верхушку любой религии. Потому как проще всего лгать тем, кто тебе верит. Проще всего оправдываться перед теми, кто прощает.

Проще всего притворяться святым, когда тебя таковым считают.

Пышногрудая девушка с раскрасневшимся лицом и розовым, будто у молодого поросенка, обнаженным телом, с визгом прыгнула в бассейн. Поднявшаяся волна захлестнула ее подруг, вода перелилась через край бассейна, заливая мраморный пол бани. Подруги, отплевываясь, разразились звонким смехом, отпуская беззлобные шутки.

Чуть в стороне, из-за большого дубового стола, за резвящимися молодухами наблюдали двое мужчин, завернутые в простыни, словно римские патриции в тоги. Они вальяжно потягивали из запотевших стаканов пиво, со смачным хрустом чистили вареных раков.

Егор с плохо скрываемой брезгливостью смотрел за происходящим, стараясь просто выполнять свою работу и не поддаваться эмоциям.

Нельзя обманывать верующих! Нельзя! Пусть он и сам уже давно не в праве называть себя мистирианином, но он не предстает перед прихожанами в образе святости и непорочности! Он не учит, как жить и как умирать, не благословляет и не трактует Истины!

Волкова буквально распирало от возмущения, как каждый раз, когда он оказывался в похожей ситуации. Хорошо еще, что его не часто ставили в охрану подобных мероприятий, не вся его работа с верхушкой мистириан проходила подобным образом.

Когда Захарий сытно рыгнул и начал большими глотками пить пиво, Егор отвел взгляд и посмотрел на наручные часы. Время уже перевалило за полночь, а они по-прежнему торчали в «Остроге». И конца этому загулу не наблюдалось.

Религер вытер тыльной стороной ладони лоб, с трудом подавил желание закурить. Ему было жарко в костюме, он не понимал, зачем нужен телохранитель в предбаннике, пусть и величиной с небольшой зал. Баня закрыта на спецобслуживание, и чужие попасть в нее не могут. Хирург опасается, что какая-нибудь проститутка пырнет Захария вилкой?

Сам Кольцов со вторым охранником в соседней комнате – ужинали. Там же рубилась в нарды «личка» еще одного «випа» – депутата, который сейчас грел свои кости в парилке. Они, разумно сочтя, что их подопечному ничто не угрожает, чистой совестью ожидали окончания веселья.

Волков им честно завидовал.

Дверь парилки распахнулась. В клубах белого пара, словно паровоз из депо, в предбанник выбрался похожий на шар мужик с багровой от жара лысеющей макушкой. Он довольно хэкнул, поскреб дряблый живот и, переваливаясь словно утка, зашлепал босыми ногами по мрамору, в сторону стола со Старшими.

Мужичка звали Румынов Петр Сергеевич, и был он удачным приобретением для мистириан, поскольку за определенную плату лоббировал их интересы на политической арене Города. Лоббировал, надо отметить, успешно, за что и был ценен.

Депутат помахал пухлой рукой с пальцами-сосисками веселящимся девицам, тяжело плюхнулся на скамью возле Захария. Накинул на плечи простынку, расслабленно вздыхая.

Рядом, как из-под земли, возник банщик, предлагая меню.

Депутат обладал потрясающей способности болтать громко и помногу. Его присутствие Волков мог считать единственным плюсом в данной ситуации – все же произошедшее несколько часов назад в зале ресторана заставило даже Егора удивиться, не терпелось узнать, в чем же дело.

Егор мысленно перенесся на несколько часов назад…

Когда они прибыли, Захария уже ждали в ресторане, за огороженным бархатной лентой столом, в секторе «для самых-самых». Обычные посетители «Острога» туда не допускались, довольствовались менее помпезной стороной зала.

Религера оставили на входе, следить со стороны за обстановкой. Волков был не против – чем дальше он находился от старших сановников, тем ему было легче.

Мимо сновали официантки в красных передниках с серебристыми подносами, администратор в синей ливрее прохаживался вдоль рядов, наблюдая за работой персонала. Немногочисленные посетители ресторана бледными тенями терялись за белоснежными скатертями, незаметно приходили и незаметно уходили. Мало кто из них позволял себе пялиться на сидящих на возвышении господ – рано или поздно они натыкались на предупреждающие взгляды охраны и поспешно отворачивались.

Волков с усмешкой отметил, что в какой-то момент охраны в ресторане оказалось больше, чем посетителей. Что ж, Старшим было чего и кого опасаться.

Впрочем, сидящие за столом небожители знали себе цену и не позволяли по пустякам поддаваться панике. Из пяти Старших именно эта тройка по праву считалась самой значимой в решении глобальных вопросов.

По правую руку от Захария сидел, развалившись в кресле с высокой спинкой, седой мужчина с точеными чертами лица, благородный и величественный. Надменно поднятые брови, холодный взгляд расчетливых глаз, высокий лоб мыслителя. С таких лиц в античности рисовали богов.

Мужчину звали Марком, в конфессии он отвечал за внешнюю политику мистириан и борьбу с ересью. По сути, именно ему подчинялись Координаторы религеров.

Второй, сидящий напротив Захария, выглядел значительно мельче Марка, полноватый, но не толстый, с маслянистыми глазами и блуждающей по лицу полуулыбкой. Настоящий угорь, скользкий и хитрый, делающий вид, что готов услужить всем, но всегда играющий лишь свою партию. Имя этого Старшего – Ламий, он Высший Казначей.

Волкову приходилось присутствовать при встречах Старших – как друг с другом, так и со священнослужителями помладше. Практически всегда все сводилось к нейтральному обмену информацией, дежурным фразам и ритуальным действиям. Более конкретные и важные дела Старшие предпочитали решать без свидетелей, пусть даже и из числа охраны. Поэтому и от этого рандеву Егор не ожидал ничего особенного. Он уже внутренне приготовился к отупляющему ожиданию.

Звонкий хлопок подобно выстрелу разнесся по залу. Телохранители засуетились, вытягивая шеи и хватаясь за оружие.

Захария стоял, нависая над столом. Его ладонь, припечатавшая скатерть, все еще покоилась на столешнице, поблескивая крупным рубином перстня на указательном пальце. Лицо Старшего заметно раскраснелось, ноздри яростно раздувались. Он буквально сверлил взглядом откинувшегося на спинку стула Марка, смотревшего спокойно и внимательно. Притихший Ламий лишь таращил глаза то на одного, то на другого.

Физически ощущалось напряжение между Старшими. Еще чуть-чуть – и сверкнет искра.

Подобных выяснений отношений Егор ни разу не видел, тем более так открыто, на публике. Заинтересовался, силясь расслышать разговор.

Но беседа уже закончилась. Марк что-то произнес, еле разжимая побелевшие губы, с достоинством поднялся из-за стола и, не обращая внимание на Захария, который, казалось, вот-вот кинется на него с кулаками, направился на выход. За ним, подскочив со своих мест, последовала охрана.

Волков разумно посторонился, отвесил почтительный полупоклон. Успел уловить раздраженный скрежет из уст Марка: «Дурак…».

Но надежды на продолжение не оправдались – Ламий потянул за рукав Захария, тот нехотя сел. Спустя несколько минут они уже накачивались коньяком, а Казначей весело рассказывал какую-то историю, стараясь отвлечь товарища от нелицеприятного разговора.

Что же у них такого произошло, что Старшие позволили себя сцепиться у всех на виду?

Спустя еще несколько минут к паре мистириан присоединился подъехавший депутат Румынов, и сабантуй переместился в баню.

– Мне тут доложили, что в городе неспокойно стало, – депутат навалился волосатой грудью на столешницу, помахал в воздухе креветкой. – Говорят, опять стрельба, опять жертвы. Говорят, что религеров отстреливают. Целенаправленно.

– Ерунда, – уверенно протянул Ламий, разглядывая развалившихся в шезлонгах возле бассейна проституток. – Никто никого не отстреливает. Так, криминал балуется.

– То-то я смотрю, вы просто так себя охраной обставили, – не поверил Румынов, усмехаясь. – Раньше вам одного телохранителя хватало.

– Береженого бог бережет, – пробасил Захарий. – Я тоже подобные слухи слышал. Не переживай, Петя, тебя в любом случае не тронут.

– Да как знать, – не унимался депутат. – Я тут тоже свой интерес имею. Как-никак, в одной связке работаем. А то были тут предложения…

– Ой, Петя, не сочиняй, – перебил Румынова Захарий, отмахнувшись. – Знаем мы, какие тебе предложения были. От амонариев? От этого, как его… от Сэта?

Депутат расплывчато пожал плечами, но глаза отвел.

– Петя, мы уже много лет вместе работаем, и я тебя изучил как облупленного, – продолжил Захария тоном ментора. – Знаю, что к тебе то одни, то другие подходят с предложениями о сотрудничестве, но ты всех посылаешь. Мягко, недалеко, но посылаешь. Пока. Потому что понимаешь, что свой хлеб – он всегда свой. А чужой кусок может и в глотке застрять.

– Так хлеб-то этот у нас с вами общий, – вставил Румынов.

– Безусловно, общий. Как написано в Книге: «Единым столом братья сидят». Как мы сейчас сидим, – Захария обвел стол рукой. – Потому нам от тебя угрозу, будь она реальной, утаивать не с руки. Да, стреляют. Да, были жертвы среди служителей культа. Но так то, как обычно, народец балует, друг дружку режет почем зря. Фанатики, еретики, воинствующие радикалы. Ничего нового, просто очередной скачок активности.

– От бездуховности все, от безверия, – поддакнул Ламий.

– Так что не переживай, – Захарий панибратски улыбнулся депутату. – Ты лучше скажи вот что. Наши орлы на днях очередных иноверцев разорили под корень – рамаи. Слышал?

– Слышал, – кисло ответил Румынов.

– У них под резиденцию, говорят, домик хороший был, добротный. У меня уже добрые люди спрашивали, как бы этот домик и участок заполучить. Пока его в фонд Доминиона не передали, ты бы помог, застолбил место. А то желающих на бесхозное, сам знаешь, выше головы.

Депутат кивнул, впрочем, без энтузиазма.

– Да ты не обижайся, – Захарий громко рассмеялся, хлопнул Румынова по плечу. – У тебя когда выборы в мэры? В следующем году? Так я тебе такую явку обеспечу, мама не горюй! Прямо из храмов к предвыборным урнам пошагают, только успевай голоса считать!

Депутат, до этого прикидывающийся обиженным и грустным, заметно приободрился, в глаза вернулся былой блеск.

– Хорошо, посмотрю, что смогу сделать, – он шутливо погрозил Старшему. – Ну, Захарий, ты иной раз меня прямо пугаешь! Нельзя так со старыми друзьями.

– А что ты хочешь, Петя? Религии всегда строились на страхе. На страхе перед неминуемым наказанием, перед тем, что все твои поступки и помыслы кроме тебя знает еще кто-то – всемогущий и всезнающий. Который может в любой момент сделать с тобой все, что захочет. Религии строятся на человеческом страхе перед неизвестным будущим, перед силами природы, перед ничтожеством сущего. Страшно самому сделать судьбоносный выбор, который может стать роковым? Страшно остаться без правил, по которым можно было бы жить в уверенности в своей правоте? – Старший наклонился вперед, отчего длинная челка свесилась со лба, прикрыв прищуренные глаза. – А еще религии строятся на страхе смерти. На страхе того, что тебя ждет за последней чертой. Или, быть может, лучше бояться того, Петя, что после смерти нас не ждет ничего? Пустое, черное ничего?

Депутат, словно кролик перед удавом, слушал не моргая, неосознанно приоткрыв рот.

Но Захария выпрямился, откинулся назад, широко улыбнулся, довольным произведенным впечатлением:

– Это в молодости, мой дорогой, все подобные страхи кажутся мелочными. Но с возрастом все меняется. Мы оглядываемся на свою прошедшую жизнь и понимаем, что какими бы умными и сильными не казались сами себе, все равно так и остались глупыми и слабыми. И страхи, которые мы от себя гнали, никуда не делись. В такие моменты очень хочется посмотреть ввысь и увидеть одобрение и поддержку, – Старший поднял кружку пива, словно салютую своим словам. – Все рождаются атеистами, Петя. Но под занавес жизни даже самые упертые из них ломаются. Потому что страшно.

Когда Захарий замолчал, Румынов вздрогнул, схватил свою кружку и залпом допил пиво.

– Ну вас, – он попытался браво усмехнуться, но вышло жалко. – Напустили жути. Пойду, пока живой, плоть потешу.

Депутат поспешно поднялся, засеменил к девушкам, которые при его приближении призывно заголосили.

Старшие без интереса проводили его взглядами, словно назойливую муху. Как только их «ручной политик» удалился на достаточное расстояние, Ламий повернулся к Захарию.

– Ты уверен, что не хочешь принять предложение Марка?

– Уверен, – голос Захария сделался холодным и чуть подрагивающим от сдерживаемого недовольства. – Ламий, я не хочу еще раз обсуждать это.

– Но послушай, – Казначей явно не желал сдаваться, заговорил быстрее и жарче, – В словах Марка есть доля правды, ты сам это знаешь.

– Я лишь знаю, что по Городу ходят слухи о странной Искре, которая владеет разом всеми Дарами, о которых нам известно. Знаю, что этот человек открыто не выступал ни от какой конфессии, не участвовал в Поединках, не пересекался с нами интересами. А значит, нам незачем бояться его или заключать с ним какие-либо сделки. Тем более такие, о которых сегодня говорил Марк. Тем более посредством этой… как ее там… Калины.

Ламий успокаивающе положил свою пухлую ладонь поверх руки Захария.

– Я понимаю и разделяю твое недовольство. Но ты не знаешь всего. Этот человек, эта Искра, Верующий, как он сам себя называет, не только владеет всеми Дарами, но и способен делиться ими. Не учить навыкам, как наставники религеров, а именно передавать, преумножая уже имеющиеся. Представь себе, какие силы будут у нас в руках, имей мы такого союзника!

– Я не верю в это, – упрямо покачал головой Захарий. – С чего бы ему предлагать нам свои услуги? Почему именно сейчас, когда Город сотрясают непонятные катаклизмы? К тому же, почему никто из вас не задается вопросом, откуда он такой взялся и как вообще такое возможно? От какого бога эта Искра, брат Ламий?

Захария высвободил руку из-под ладони товарища, прямо посмотрел в глаза Казначею.

– Я вижу в этом угрозу. Угрозу нам, нашей вере, нашим принципам.

– Брат мой, – Ламий заговорил так тихо, что Волкову пришлось изрядно напрячь слух, чтобы расслышать слова. – Я хочу напомнить тебе, что главным принципом нашей веры, в складывающихся условиях, нужно считать принцип выживания. Уже есть информация о том, что мы у Верующего не первые. И не единственные. Ты представляешь себе, что будет, если в один прекрасный день против нас выдвинутся сотни религеров, вооруженные множеством Даров? Нам не выстоять в этой войне!

Захарий протяжно выдохнул, словно выпускающий пар чайник, процедил по слогам:

– Я не верю этому Верующему. Не верю малоизвестной мне Калине. Я считаю, что они, оба, – лжецы, мистификаторы. Я считаю, что это все – странная игра наших противников. Я не верю в невесть откуда свалившихся волшебников с дармовыми Дарами в рукаве, желающих вдруг помочь мистирианам. И я не дам своего согласия на предложение Марка. Я не для того долгие годы все это строил, чтобы ввязываться в какие-то авантюры. Я понятно выражаюсь, Ламий?

Они пару секунд изучали взглядами друг друга, словно стараясь без слов донести каждый свою правду. Наконец, Ламий сдался.

– Ну, может оно и к лучшему, – покладисто сказал он. – Давай не будем портить вечер.

Он подманил пальцем банщика, велел принести две порции пельменей и водку.

– Пора уже расслабиться. А то с этого пива только в туалет бегать чаще, – пояснил с улыбкой. – Кстати, брат мой, не пора ли поднять цены на пожертвования в храмах? Недвижимость дорожает, цены растут.

– Уже подняли, – Захарий отмахнулся. – Нужно что-то другое, чтобы народ привлечь.

– Запустить еще одно шоу на ТВ?

– Эти шоу уже всем надоели. Вон, у тифонитов на канале передачи голые бабы ведут, а так-то у остальных рейтинги падают. Информационный повод нужен. Скандал.

– Может, тоже голых баб на канал запустим? – хмыкнул Ламий, указывая большим пальцем на крутящихся вокруг развалившегося на краю бассейна Румынова проституток.

– Или голых депутатов, – засмеялся Захарий.

Они разразились громким хохотом, отчего Румынов обернулся. Но Ламий махнул рукой, мол, сиди, не о тебе.

– Нет, не наша тема. У меня вариант получше. Слышал об ордалианском священнике, устроившем самосожжение?

– Да, конечно.

– Вот нам бы что-то подобное. Проявление силы веры и духа, – Захарий ухватился за свою мысль, раскручивая идею. – Личный подвиг, яркий протест, радикальный поступок.

– Что, тоже самосожжение? – задумчиво протянул Ламий.

– Ну, как вариант. Если ничего лучше не найдем. Нас никто не обижал в СМИ за последнее время? А то можно было бы устроить нечто подобное прямо перед окнами какой-нибудь телекомпании…

Волков не смог больше слушать. Как только Старшие закончили разговор о Калине и о странном Верующем, заговорили о насущных делах, ему вновь стало нестерпимо противно и стыдно за то, что он когда-то был наивным последователем и почитателем. Чувство омерзения в нем было столь велико, столь долго Егор сдерживал его в себе за прошедшую смену, что спокойная беседа о необходимости самосожжения ради рейтинга стало последней каплей.

Религер, не особенно заботясь о приличиях, сплюнул на мраморный пол и пошагал на выход, гулко топая жесткими каблуками.

За спиной что-то резко сказал Ламий, вроде как окликнул шумного телохранителя. Но Егор даже не стал вслушиваться, выдрал из уха микрофон гарнитуры и бросил в угол. С силой пнул тяжелую дверь, которая, жалобно скрипнув петлями, распахнулась и звонко стукнулась обо что-то твердое.

Он вышел в небольшой холл с диванами и узким столом, за которым сидели охранники депутата – резались в нарды. Распахнувшаяся дверь ударила по углу стола и сбила к центру доски все фишки.

– Какого…! – один из охранников подскочил, но был тут же посажен на место сильным хлопком по плечу.

– Не дергайся, – прошипел ему в лицо одноглазый, – Завалю.

Телохранитель вытаращил глаза и громко сглотнул, вмиг забыв о пистолете на поясе и приемах рукопашного боя.

От религера веяло такой неприкрытой ненавистью и яростью, что было понятно без слов – ему нужен лишь повод.

Волков оттолкнул телохранителя от себя. Не обращая внимания на второго охранника, на спешащего к ним Хирурга, который строгим голосом велел ему остановиться, Егор пересек холл и вышел в прохладную ночь. Сбежал по ступенькам вниз и зашагал прочь от «Острога» по освещенной круглыми фонарями тропинке, ведущей на выход из парка.

Ему в спину смотрел Хирург, остановившийся в дверях. Он кому-то звонил, нетерпеливо постукивая указательным пальцем по пластику телефона.

Глава 20

«– Насилие и духовность несовместимы. Насилие и религия всегда идут рука об руку».

Миронов Сергей, профессор факультета истории Городского Университета

Сколько человек может злиться на себя самого? Кому-то хватит секунды, после чего злость превращается в снисходительное прощение. Кто-то несет в себе огонь недовольства и презрения всю жизнь, старательно поддерживая тлеющие угли в памяти.

И те, и другие знают одно – за злостью на самого себя всегда стоит проявленная слабость. А у любой слабости бывают последствия. Последствия, на которые уже мало влияют время и сила самобичевания – механизм уже запущен.

Это знал и Егор, шагающий по темному переулку в сторону дома.

Гнев давно утих, время от времени порыкивая в глубине души, словно старый пес из будки. Ему на смену пришли усталость и раздражающее сомнение, занудной мухой жужжащие на фоне остальных мыслей.

Верно ли он поступил? Да, наверное. Что будет дальше? Можно только предположить. Но ведь действительно, не было сил больше терпеть? Возможно, так и было.

Одни, черт возьми, предположения вместо четких ответов!

Что говорить, он опять сорвался. Так было уже не раз. Импульсивно, не думая, не предполагая. Раз – и сплеча саблей!

Как тогда, когда она просила остаться…

Егор тряхнул головой, отгоняя ненужные сравнения.

Но ничего не вышло – внутренний голос якорем уцепился за фразу, завертелся вокруг нее, нагоняя, нагнетая.

Ты сам все портишь. Сам. Всегда сам. Портишь и ломаешь. Сам.

Но ведь действительно обрыдло! Надоело жить одним днем. Надоело подниматься в атаку, когда сам бой важнее победы. Надоело врать другим и обманывать себя самого.

Надоело думать, что веришь и не вдумываться во что именно.

Религер вынырнул из густой тени, свернул на тускло освещенную дорогу с узкой полоской тротуара. Его высокая фигура одиноко вышагивала вдоль спящих домов.

Он выключил телефон сразу после ухода из «Острога». Конечно, ему звонили. Даже не так – ему трезвонили, надрывно и подолгу. Ему настойчиво хотели сказать или высказать – он примерно представлял что именно. Но слушать не хотел. По крайней мере, не сегодня. Не сейчас.

Попутка, окликнувшая на зажатую в пальцах купюру, довезла Егора до привычного перекрестка, хотя велико было желание доехать сразу до подъезда. Сработала привычка, и Волков указал водителю остановиться, где обычно. Теперь, подняв воротник дорогого пиджака и по-хулигански засунув руки в карманы брюк, брел домой, продуваемый холодный западным ветром.

Дома спиртного не было. Разве что бутылка на пороге спальни. Та самая, бутылка-маяк.

А, гори оно все огнем! Сегодня начнем именно с нее! Какая теперь разница?

На дорогу, из-за черной коробки гаража, выкатилась драная легковушка с треснувшим лобовым стеклом. Человек за рулем внимательно наблюдал за уходящим религером, стараясь держать лицо в тени. Мистирианин не мог его видеть, но так было спокойнее.

Когда религер отошел еще на десяток метров, рука в перчатке опустилась на рычаг коробки передач.

Машина мягко и бесшумно, несмотря на внешний вид, тронулась с места, нагоняя одинокого пешехода. Теперь, главное все сделать как надо.

Хлопнула дверь подъезда, и Волков поднял насупленные брови, всматриваясь в темноту двора, мимо которого проходил.

В желтом свете пыльной лампы, под козырьком подъезда, вырисовывалась невысокая женская фигура с забранными в хвост волосами. Девушка, лет двадцати пяти, с обиженно надутыми губами. Раздраженно запахивает короткую куртку, наброшенную второпях уже в подъезде.

Поругалась с парнем? С родителями? Решила прогуляться ночью?

Девушка воткнула в уши капельки плеера, решительно закинула назад упавшую на лицо длинную прядь и уверенно пошагала прочь от дома, в сторону проезжей части.

Волков немного сбавил шаг – не хотел пугать девушку, ведь, судя по всему, она его не заметила.

Может быть, предложить проводить? На улицах нынче небезопасно.

Егор едко хмыкнул собственным мыслям – ага, угрюмый одноглазый мужик, хриплым голосом предлагающий проводить одинокую девушку в два часа ночи – что может выглядеть подозрительней?

Девушка миновала цветник у дома, почти приблизилась к мостовой. Волков обратил внимание, что у нее очень знакомые черты лица, прическа, манера держать голову с высоко поднятым подбородком.

Как у его жены…

Стоп! С чего бы этой незнакомке появиться на его пути именно сейчас? Случайностей не бывает, верно? Что если это засада? Судя по походке, девушка в хорошей физической форме.

Девушка ступила на мостовую, но не свернула, а направилась на другую сторону дороги.

Их разделяло всего несколько метров, но она так и не повернулась в сторону Волкова.

Скособоченная тень одноглазого быстро начала удлиняться, вытягиваясь к ногам идущей незнакомки по светлеющему асфальту.

Свет фар! Сзади! Близко!

Егор прыгнул вправо, в сторону растущих вдоль дороги кустов. Обернулся, щурясь от яркого света.

Невесть откуда взявшаяся легковушка мчалась по мостовой, поднимая за собой опавшие листья. Фары били дальним – ни марки машины, ни водителя разглядеть невозможно.

Девушка сделала шаг на проезжую часть, не замечая ничего. Машина неминуемо сметет ее!

Волков предостерегающе закричал, понимая, что девушка в наушниках. Тщетно. Рванулся к ней со всех ног, позабыв про все опасения.

Мир стал практически белым от яркого света, когда религер прыжком настиг незнакомку, вытянутыми вперед руками выбил ее легкое тело с траектории движения автомобиля. Успел заметить, как дернулась голова девушки, как черными мухами отлетели наушники, как ее ноги в розовых кроссовках оторвались от земли.

Страшный удар наполнил мир болью и кровавыми брызгами. Что-то лопалось, рвалось и ломалось. Ноги и руки больше не слушались, в горле застрял беззвучный крик. Тело словно тряпичное, летит над асфальтом, падает, неестественно выгнувшись сломанной куклой.

И тут машина вновь настигает свою жертву, отчаянно свистя тормозами.

Мир погас. Тьма. Пустота. Безмолвие.

Смерть.

Свет. Наполненность. Жизнь.

И адская боль!

Волков разомкнул запекшиеся губы и заорал, разбрызгивая идущую горлом кровь. Подобные повреждения Дар восстанавливал дольше и болезненней, чем затягивал бы дыру от пули.

Его, изломанного и раздавленного, тащили к припаркованному за домом микроавтобусу с квадратным зевом распахнутой двери. Тащили двое, за руки – их Егор не видел.

Зато он отлично видел идущую следом девушку, которую он «спас». Девушка разглядывала раненого религера словно трофей, оценивающе. В кулаке она сжимала короткую дубинку с двумя искрами игл – электрошокер. Сейчас ее волосы были распущены и лицо можно разглядеть более подробно.

И как он смог найти в ней знакомые черты? Идиот!

Несмотря на боль, Волков захохотал, запрокинув голову.

Его, не церемонясь, подняли, грубо кинули на жесткий пол микроавтобуса, ногами забили под сидение. На голову накинули душный полотняный мешок, затянули на шее. Хлопнула дверь, машина дернулась и торопливо сорвалась с места, унося незадачливого религера прочь.

Кости, даже после Дара, срастаются хоть и быстро, но болезненно. Оживление не похоже на волшебство, как показывают в глупых фильмах. Каждый встающий на место сустав, каждую тянущуюся друг к другу жилу, каждый срастающийся раздробленный хрящ Волков ощущал в полной мере. Пусть не так остро, как обычные люди, но когда с ним случилось подобное впервые, он обмочился от боли. Сейчас, все же, уже было полегче.

Егор лежал на боку, лицом к стенке, забитый под сиденье. В салоне темно, сквозь ткань мешка ничего невозможно разглядеть. Удушливо пахло машинным маслом и каким-то растворителем.

Не самое удобное положение, надо отметить.

Пока в одноглазом, словно мыши в кожаном бурдюке, двигались смещенные органы и осколки костей, религер старался понять, в какую же дрянь он вновь вляпался.

Взяли его профессионально, красиво. Немного грязно, но быстро. Разработали план специально под него, каким-то образом просчитали или узнали маршрут, точно высчитали время и место. И – хоп – мышь в мышеловке.

Религера невозможно сбить машиной, если только он сам под нее не прыгнет.

А он прыгнул. Не мог не прыгнуть, уж очень приманку сделали удачно.

Что еще? Он не почувствовал применение Дара. Либо не стали расходовать, либо похитители не являлись носителями Искры. Тоже интересно. В любом случае, он – не случайная жертва, взятая специалистами своего дела, не убит на месте, а значит для чего-то нужен. Вопрос – для чего?

Как бы там ни было, убивать его не хотели. Пока. А значит, имел смысл попробовать сбежать – его будут останавливать не летально. Если удастся – хорошо, вычислим их позже. Если нет – проверим уровень охраны.

С сухим хрустом на место встала коленная чашечка. Волков дернулся, замычал, впившись зубами в губу. Заворочался, изгибаясь в пояснице.

Его тут же пнули ногой в спину, утрамбовывая глубже под сиденье. Не сильно, давая понять, чтобы не делал лишних движений.

– Может ему ноги отрубить, чтобы не дергался? Андрей говорил, что у «фениксов» отделенные части тела заново не появляются, – донесся до него хриплый мужской голос. Судя по всему, обладатель голоса сидел у правого борта микроавтобуса.

– Не нужно, – ответил женский голос. – Лучше смотри за ним внимательнее.

Скорее всего, это та самая девушка с шокером. Сидела у левого борта, возле двери. То есть противников минимум три – два в салоне и один за рулем. Впрочем, возможно их больше.

Автомобиль тряхнуло, будто он на полном ходу перелетел через «лежащего полицейского».

Водитель машину вел нервно, неосторожно. Слишком быстро ехал, не сбрасывал скорость на поворотах. Новичок? Или просто суетливый? Этим можно воспользоваться, нужно лишь выгадать момент.

Волков мысленно просканировал тело. Вроде бы все на своих местах, вот и боль начала уходить. Руки за спиной, но не связаны, придавлены ботинком к резиновому коврику. Ботинок небольшой, с плоской мягкой подошвой, скорее всего это кроссовок девушки.

Егор качнулся на боку, пытаясь ощутить стилеты в карманах.

Пусто.

Обидно, но предсказуемо. Что ж, попробуем без них. Главное, чтобы не подвел водитель.

Егор начал подстраивать покачивание своего тела под амплитуду покачивания машины. Он чуть сильнее отклонялся назад, когда машина набирала скорость, чуть сильнее проваливался вперед, когда тормозила. Спустя время он ощутил, как упирающаяся в спину нога похитителя поначалу сопротивлялась, напрягалась при каждом покачивании, но потом смирилась, перестала реагировать.

Пол дела сделано.

Религер как можно незаметнее подтянул свои ноги к животу, уперся коленями и носами ботинок в стенку. Несколько раз вдохнул и выдохнул, подготавливая горло.

В решающий момент голос не должен сорваться.

Еще раз прикинул в голове план. В нем было много «но» и «если», однако он вполне мог сработать. Теперь осталось только ждать.

Микроавтобус несся по ночным улицам города, с шелестом пересекая лужи. Волков лишь догадывался о направлении, но, судя по времени, они уже должны подъезжать к окраинам. За город везут?

До слуха донеслись щелчки рычага поворота – машина пошла на обгон. Судя по тяжелому давящему шуму, обгоняли что-то большегрузное.

Пора.

Егор набрал в грудь воздуха и своим самым страшным голосом заорал:

– Влево!

Машина резко дернулась в левую сторону, придавая оттолкнувшемуся со всей силы от стенки Волкову добавочный импульс. Упирающаяся в спину нога не успела среагировать и это дало религеру нужные мгновенья.

Раз – и он уже выехал из-под сиденья, хватая рукой тонкую женскую лодыжку.

Два – резко перевернулся на спину, брыкаясь и лягаясь. Попал во что-то мягкое, салон огласился злым матом.

Три – свободной рукой сорвал с головы мешок и бросил его в лицо похитительнице.

Главное не останавливаться! Главное – дожимать!

Но некогда даже оглядеться – на него посыпались удары. Сквозь мелькание ног и рук удалось увидеть, что салон довольно длинный и человек в машине не менее четырех.

Микроавтобус бросало из стороны в сторону, мимо окон проносились длинные лучи от фар встречных машин. Водитель пытался совладать с техникой и нервами, лишь бросал в зеркало заднего вида испуганные взгляды.

В салоне, в это время, завязалась потасовка.

Егор ударил раскрытой ладонью, метя в глаза. В темноте враги выглядели серыми тенями с бледными овалами лиц, которые непослушными мишенями мельтешили туда-сюда. Более того, эти мишени достойно отвечали, на каждый удар приходилась грамотная контратака. Религера несколько раз чуть не сбили с ног, хорошо приложили головой о железный поручень. Ему никак не удавалось разорвать дистанцию и открыть дверь, чтобы выпрыгнуть. Волков пару раз пробовал разбить стекло, находя миг между блоками и ударами, но тщетно, не хватало места для замаха.

Бой затягивался. Несмотря на всю подготовку, Волкову никак не получалось справиться с этими людьми, которые, судя по всему, не были религерами. Похитители наседали, словно охотничьи псы на медведя, с трудом, но зажимая Егора в угол.

Тогда он решился на глупый, но единственный возможный в такой ситуации шаг.

Ударом локтя он срубил одного похитителя, швырнул тело поперек салона. Развернулся и прыгнул в узкое окошко, отделяющее их от водителя. Словно змея принялся извиваться, стараясь быстро проскользнуть на пассажирское сиденье.

Но зацепился бляшкой ремня за край кресла, словно корабль якорем.

Черт возьми!

Водитель заорал, увидев рядом с собой окровавленного мужика с дырой вместо глаза, который как монстр из фильма ужасов лез к нему, хватаясь за руль.

– К обочине! – заревел Егор, – К обочине! А то завалю!

Водитель послушно принял вправо.

Волков почти влез в кабину, когда за ноги ухватились, потащили назад. Религер попробовал брыкаться, но хватка не ослабла. Он уже видел в свете фар песок на обочине, спасительную черную стену лесополосы. Рванулся в отчаянной попытке высвободиться…

В ногу словно воткнули две раскаленные спицы, и прежде, чем Егор смог сообразить что это, под сухой треск электрического разряда его тело забилось в судорогах.

Второй раз за ночь сознание покинуло Волкова.

Глава 21

«– Как можно утверждать, что вы верите в бога лучше, чем я?»

Ток-шоу «Две стороны», 1998 год

Хлесткая пощечина заставила голову безвольно мотнуться, приводя Егора в чувство. Он скривился, унимая звон в ушах, открыл глаз, прищурившись от бьющего в лицо света. Обвел окружение настороженным взглядом.

Он находился в подвальном помещении с земляным полом и кирпичными стенами. Под потолком, вдоль которого тянулись трубы с ржавыми кольцами крепежей, виднелись узкие окна, забранные решеткой.

Над головой гудели мерцающие трубки дневного света, но от них было бы мало проку, если бы подвал также не освещали два небольших мощных фонаря на треногах. Их холодный неприятный свет придавал всем присутствующим какой-то бледно-мертвенный оттенок.

Напротив Волкова стоял полноватый мужчина в простой одежде и сдвинутой на бок кепке. На его рыхлом небритом лице блуждала довольная улыбка, словно он разглядывал трофей.

За ним, в шаге, стояла уже знакомая Волкову девушка. Она уже успела уложить волосы обратно в хвост, лицо выражало надменность и даже брезгливость. Когда она двигалась, полы ее куртки расходились, и становилась видна рукоять пистолета, заткнутого за пояс.

Волков опустил взгляд, уставился на свои руки, скованные наручниками и продетые цепью сквозь стальную скобу, располагающуюся спереди, между ног. Сама скоба была частью сваренного из металлических уголков стула, чьи ножки накрепко привинчены к полу толстыми болтами.

А еще отчего-то нестерпимо чесалось плечо.

Сзади и слева кто-то заскулил, всхлипывая и причитая. Егору пришлось до хруста выкрутить шею, чтобы увидеть трясущегося человек с длинными грязными волосами, закрывающими лицо, в заляпанной кровью на груди рваной футболке и без ботинок. Несчастный сидел на точно таком же стуле, ссутулившись и раскачиваясь из стороны в сторону. Скрюченные пальцы, похожие на тощих шевелящихся пауков, беспрестанно шевелились, периодически вцепляясь в кольца браслетов.

– Это Ниволь, – пояснил спокойный, уверенный в себе голос, – Целитель свартов.

Волков повернулся, поднял взгляд.

Девушка и мужичок расступились, пропуская высокого, хорошо сложенного мужчину. Короткие волосы, интеллигентное лицо с прямым тонким носом, умные внимательные глаза за стеклами небольших очков. Одет неброско, в классическую голубую рубашку и джинсы с блестящей бляшкой ремня. На шее, из-под расстегнутого ворота, виднелась витая шелковая нить с простенькой серебряной Г-образной виселицей.

– Я тебя знаю, – сказал Егор и кашлянул, прочищая горло. – Ты тот самый ордалианский священник, отлученный от церкви пару лет назад.

– Зови меня Андрей, – кивнул мужчина, тем самым подтверждая слова религера. – И я все еще ордалианин по вере.

Не отводя глаз от Волкова, Андрей указал себе за спину. Повторил:

– Я – ордалианин. Ксения – исилитка, Володя – тифонит. А еще есть люциане, амонарии, гностициане и другие верующие.

– Отрадно, – хмыкнул Егор. – Ничего, что я не аплодирую?

Андрей никак не отреагировал на едкость мистирианина, прошел мимо него, за спину. Почти сразу вернулся, держа в руке пустой шприц. Продемонстрировал его Егору.

– Сейчас в твоей крови расщепляется «желтый жгут». Это кардиоблокатор, замедляющий сердечный ритм. Введенной тебе дозы хватит на то, чтобы полностью остановить сердце в течение часа. Ты пока не ощущаешь действие препарата, но скоро поймешь, что я не вру.

Андрей передал шприц девушке, вновь повернулся к религеру. Все такой же серьезный, внимательный. Как хороший учитель.

– От тебя требуется за это время вспомнить максимальное количество людей, обладающих особыми способностями, а также агентов и информаторов. С именами, адресами и особенностями. Если ты все сделаешь верно, я прикажу сделать тебе укол адреналина. И ты останешься жить. Если нет…

– Правила игры я понял, – бесцеремонно перебил Егор. – Не трать мое время, ордалианин. Лучше развей мои сомнения – вы подпольный клуб копрофилов?

Девушка побагровела и рванулась к религеру, но толстяк успел схватить ее за локоть. Он ухмылялся, мол, давай, шути пока можешь.

Ордалианский священник лишь склонил голову на бок, изучая пленника.

– Для милых дам поясню, – продолжил Егор. – Зачем вам, в ином случае, тратить время на такое дерьмо, как я. Верно? Я вспомнил, за что тебя отлучили, священник. Ты открыто выступал против Искр, называл их детьми искушений. Еще вы ни разу не назвали способности Даром, потому как не считаете их ниспосланными свыше. Я все верно сказал, да?

– Почти, – не стал юлить Андрей. Он жестом указал все еще гневно зыркающей глазами девушке отступить, гордо поднял подбородок. Заговорил, сдержано жестикулируя. – Вы, так называемые Искры, самим своим существованием опошлили понятие веры. Вы и ваши хозяева-богопреступники превратили наши религии в подобие балагана, в цирк, в фарс. Нам больно видеть, как верующие превращаются в алчущих скотов, идущих в храмы как в казино, где за ставку молитвой можно выиграть суперприз. Как их оболванивают феерическими шоу, как трясут из них последние сбережения, словно из золотоносных кур. Вы превратили наши духовные традиции в «фишку», в рекламный трюк.

Андрей опустил голову, заговорил тише. Но голос сделался четче, злее:

– Считается, что именно Искры – настоящие верующие. Что именно за силу веры этим избранным ниспосланы божественные Дары. Но разве те, кто живет по указанным свыше законам, кто блюдет дух и букву своей религии, трепетно передает ее из поколения в поколение, кто живет и дышит благодаря своему Создателю – эти люди, разве, ненастоящие верующие? Разве Бог любит их меньше, чем вас?

Егор почувствовал, что в руках появилась неприятная мелкая дрожь. В груди разрасталась неприятная прохлада, участилось дыхание.

Не врал, еретик, не врал.

– Я знаю друзей-священников из глухих деревень, которые до сих пор проводят службы в бедных часовеньках. Но это не гнетет их, они рады служить Создателю где угодно. Рады помогать страждущим. Рады нести свет и мир. Для этого им не требуется лазеры, поп-звезды и дорогие машины. Только вот отчего-то люди, под влиянием бесов в церковном облачении, считают их ненастоящими священниками. Говорят, что от них Бог отвернулся, раз они такие бедные и наивные.

– Так дело в зависти? – ехидно осведомился Егор и отметил, что онемели губы.

– Дело во лжи, религер. Мы, такие разные, верующие в разных богов, собрались вместе именно из-за тотальной лжи, потому, что не можем больше видеть, как умирает все то, что нам дорого.

Он наклонился, вытер платком холодный пот со лба Волкова. Сказал:

– Знаешь, почему Лев Толстой заставил Анну Каренину умереть именно под колесами поезда? На тот момент не было более страшной и ужасной смерти, чем под колесами стального, грохочущего чудовища, испускающего вонь и пар. В глазах читателя, который в большинстве своем никогда паровоза не видел, именно такая смерть, а не обыденное утопление или повешение, должна была показать всю степень раскаяния Анны. Девушка, самолично отдавшаяся на заклание чудовищу – что может быть сильнее и драматичнее?

Волков промолчал, исподлобья наблюдая за похитителями.

– Вы и есть этот самый паровоз. Инструмент для усиления эффекта, призма, сквозь которую лжесвященники транслируют свои желания. Если убрать вас, детей искушения, то у них не останется ничего, кроме ярких побрякушек, которые смогут привлечь лишь неразумного. Вы словно паразиты, изменяющие все под себя, ничего не создающие и способные лишь жить за чужой счет.

Самое обидно было то, что Егору совсем не хотелось спорить. Даже из чувства противоречия. Он не разделял мнение этих бунтующих борцов «за правду», но он понимал их куда больше, чем тех же Старших.

– Если убрать из романа поезд, Каренина все равно умрет, – сказал он.

– Возможно, – Андрей поправил очки. – Но я надеюсь, что мы сможем переубедить автора.

Дверь распахнулась, в помещение заглянул русоволосый парень, совсем молодой.

– Андрей, мы нашли его! Нужно спешить!

Ордалианин коротко кивнул, жестом отправил девушку на выход. Посмотрел на Егора, постучал ногтем по циферблату своих часов:

– У тебя полчаса, Феникс. Ты уже сегодня использовал способность, поэтому на сей раз яд убьет тебя окончательно. Так что подхлестни свою память, помоги нам и себе.

Он развернулся и быстрым шагом последовал за своими товарищами, вытаскивая из кармана телефон. Хлопнула дверь, лязгнув железой окантовкой о косяк.

Оставшийся похититель, Володя, демонстративно неторопливой походкой подошел к стенке, снял кепку и повесил ее на торчащий крючок.

– Ты вспоминай, Феникс, – протянул он, – Вспоминай. Как вспомнишь – мне скажи, я все запишу. А я пока продолжу начатое.

Он пригладил редкие волосы, забормотал что-то себе под нос.

Волков пока чувствовал себя вполне сносно, если не обращать внимание на легкий озноб и онемения лица и ног. Но нужно было что-то предпринимать, времени становилось все меньше и меньше.

Володя вытащил из внутреннего кармана куртки небольшой продолговатый сверток коричневой кожи, развернул. Что-то звякнуло, блеснуло в свете фонарей.

За спиной Егора отчаянно засопел привязанный сварт, задергался в нахлынувшем приступе истерики. Хватило сопоставить сверток и эту реакцию, чтобы понять, что за дело имел в виду Володя.

– Ты пытаешь его? – спросил Егор.

– Да, немного, – кивнул Володя, улыбнувшись. – У нас к каждому свои подходы, Феникс. Я заставляю его лечить себя, снова и снова, пока его не станет тошнить от собственного Дара.

В руках тифонита возник тонкий ланцет, изящный, обоюдоострый. Он выбрал его из ряда металлических крючков, игл и скальпелей, хранящихся в свертке. Подошел к сварту, который, при виде приближающегося мучителя, застонал протяжно, обреченно.

Володя улыбнулся язычнику и без прелюдий провел лезвием по руке жертвы.

Сварт засопел, крепясь, но он был на грани, это ощущалось. Волков ощутил толчок Дара. Тело Ниволя на миг засветилось зеленым, как фосфорная игрушка в темноте, рана затянулась.

– Я каждый раз делаю раны разной глубины, – прокомментировал свои действия улыбающийся Володя, неторопливо водя ланцетом у тела язычника, будто выбирая куда нанести следующий удар. – Я могу сделать один укол, а могу кромсать его плоть долгие часы. Но он не знает мой план. Он не знает, когда я остановлюсь…

Похититель вонзил блестящее лезвие в живот заходящемуся криком пленнику, ковыряясь и прокручивая ланцет.

– Он не знает какая рана будет следующая и хватит ли у него сил залечить и ее сразу. Ведь, в противном случае, придется мучиться от боли долгие часы, пока способности вернутся, – как ни в чем не бывало, закончил лекцию тифонит.

– Хорошее развлечение, – откликнулся Егор. – Пырни его за меня пару раз.

Он теперь не смотрел на издевательства, сконцентрировался на наручниках. Вся надежда на них, родимых.

За спиной Володя что-то вещал, поглощенный забавой, кричал и хрипел язычник. Волков почувствовал, не может двигать пальцами ног, а дыхание перехватывает судорожно сокращающаяся глотка. Но главное не паниковать и не отключаться. Вряд ли ему дадут умереть так просто, однако следует воспользоваться моментом, когда, судя по всему, основная часть этих «борцов за чистоту веры» в отъезде.

Егор свел руки в наручниках ближе друг к другу, не с первого раза, но вставил оба крепления цепей к браслетам в одно из звеньев. Толстые ушки вошли плотно, притершись друг к другу. Получился импровизированный рычаг, только воспользоваться им в полную силу мешало кольцо, сквозь которое наручники соединялись со стулом.

Дождавшись особенно громких криков, религер рванул руки в стороны и вниз, пытаясь ушками креплений разорвать звено цепи.

Браслеты лязгнули, лопнувшее звено немного разошлось в стороны.

– Эй! Чего ты там делаешь? – раздался окрик Володи.

Волков лишь скорее заработал содранными руками, вновь вставляя крепления в разошедшееся звено. Черт, как же оно скользит!

– Ах ты! – раздалось совсем рядом.

Егор рванул, ощущая дикую резь на запястьях. Ушки звена разошлись в разные стороны, высвобождая оставшиеся кольца цепи.

Свобода!

Волков попытался вскочить, в последний момент уклоняясь от удара окровавленным лезвием ланцета. Но ноги предательски подкосились и религер успел лишь направить падение тела в сторону от летящего лезвия. Рухнул на твердый пол, попытался ползти.

Сердце гулко бухало в груди, в ушах шумело. Перед единственным глазом все плыло и темнело. Яростный рывок только ускорил движение зараженной крови по телу!

В голову жестко пнули, сдирая кожу со лба тяжелым ботинком. Волков попытался схватить ногу, но не успел, получил еще один удар, от которого что-то хрустнуло в скуле.

– Ты похож на червяка! – раздалось сверху и в спину будто воткнули ледяную сосульку.

Егор лишь заскрипел зубами, глубоко вздохнул, пытаясь утихомирить убивающее себя сердце.

Ботинок Володи врезался в ребра. Религер успел кое-как сгруппироваться, смягчить удар. Изловчился, подмял под себя ступню. Словно бревно накатился всем телом на голень, выводя тифонита из равновесия.

Володя, ругаясь, начал пятиться, пытаясь вытащить ногу из объятий недавнего пленника. Он несколько раз ударил ланцетом в спину и в бок Фекниксу, погружая лезвие почти наполовину. Но Волков лишь хрипел, не желая отпускать ногу. И все подтягивался вверх, хватаясь пальцами за штанину, как жуткий мертвец из фильма ужасов. Володя уже устал бить этого страшного человека, он просто кромсал голову ланцетом, оставляя глубокие шрамы и полосы разошедшейся плоти. В какой-то момент Егор изловчился и подставил под удар лоб. Хирургический инструмент звякнул о кость, вылетел из окровавленных пальцев тифонита и упал на пол.

Волков захохотал, отчего Володе сделалось дурно. Лицо религера представляло собой маску смерти, мешанину из окровавленной плоти, среди которой яростно сверкали единственный глаз и белые зубы.

От увиденной картины тифонит, не привыкший к подобным дракам, дернулся назад, наткнулся на стул, на котором ранее сидел Егор и полетел спиной вперед, увлекая за собой полумертвого Волкова. Но успел оттолкнуть религера в сторону. Вскочил, отбежал, тяжело дыша.

Но мистирианин не двигался. Он лежал лицом вниз, неловко подогнув под себя левую руку, и медленно истекал кровью. Сомнений не было – он был мертв.

Тифонит некоторое время тупо стоял, остекленевшим от шока взглядом смотря перед собой. Потом подскочил к телу врага, принялся топтать его, выкрикивая слюнявым ртом проклятия. Упал на колени, перевернул мертвеца, чтобы выдавить ненавистный глаз…

Рука Егора коротким движение вогнала ланцет в горло Володи, пригвоздив к небу язык.

– Сегодня уже новый день, – прохрипел Волков. – Сегодня я еще не умирал.

Он оттолкнул булькающего толстяка, перевернулся на живот. Мутным взглядом нашел сидящего язычника, рыдающего и пытающегося вновь составить слова молитвы, чтобы залечить огромную рану на груди.

Пусть он вновь воскрес, но яд никуда не делся. Спустя время сердце вновь остановится.

Волков пополз к сварту, оставляя за собой широкую полосу красного цвета. Выбросил руку вперед – подтянулся, выбросил другую, цепляясь пальцами за землю – подтянулся. Еще, еще. Уже близко.

В какой-то момент мимо него, заплетаясь, прошли ноги в грязных ботинках – Володя, зажимающий рану руками, брел в том же направлении, что и Егор.

Волков ухватился за штанину врага, тот протащил его полметра, упал. Хватаясь друг за друга, отвешивая слабые удары и тычки, противники поползли к единственному спасению – начинающим слабо светиться рукам Ниволя.

Должно быть, со стороны, эта титаническая борьба казалась гонкой черепах.

Володя протянул руку вперед, пальцами почти касаясь язычника, но Волков ухватил тифонита за мясистое ухо, дернул на себя, под отчаянный сип рванулся вперед. Его ладонь, больше похожая на черно-красную кляксу, упала на колено сварта как раз в тот момент, когда Ниволь закончил шептать последние слова молитвы.

Сияние окутало фигуру мистирианина, будто теплой водой смывая раны и ссадины.

Рядом, еле подергиваясь в конвульсиях, отходил к своим богам тифонит.

Глава 22

«– Не хотел бы я оказаться на вашем месте после смерти!»

Теледебаты о выборах на пост мэра Города, 2000 год

Старый подержанный автомобиль с потускневшей игрушкой на зеркальце натужно скрипел и позвякивал, пробираясь «пьяными» дорогами в объезд центральных проспектов и больших площадей. Желтоватый свет слабых фар еле разгонял предрассветную дымку, болезненными кольцами отражался на стенах спящих домов.

Более хорошую машину искать было некогда. После убийства тифонита и короткой стычки с еще парой охранников на выходе, Волков смог сбежать, захватив с собой язычника. Оказалось, что их держали в подвале старой фабрики, закрытой несколько лет назад. Опасаясь приезда Андрея с подмогой, Егор, недолго думая, вскрыл первую попавшуюся машину – видавшую виды «классику» сторожа лесопилки, находящейся по соседству с фабрикой. Рванул прямо с места, чуть не влетев в канаву у дороги.

Некогда было искать свои вещи и документы. Некогда было искать ножи. Религер реально оценивал свои силы против похитителей, и ответ был очевиден: не сегодня. Нужно отдохнуть, обмозговать, собрать команду.

Егор свернул в переулок, но пришлось затормозить – какой-то «умник» оставил на ночь свою машину поперек узкого проезда, перегородив дорогу. Пришлось сдавать задом, искать объезд.

Несчастного Ниволя всю дорогу тошнило, он вздрагивал от любого прикосновения. Егор подозревал, что язычник тронулся умом. И Даром, скорее всего, больше никогда не будет пользоваться – это напоминало ему о пережитом, причиняло боль.

Волков оставил сварта на ступенях «Дома Рода», храма-общины язычников. Громко постучал в дверь и скрылся, прежде чем на пороге появился заспанный ведун.

И вот теперь одноглазый пытался добраться до безопасного места, опасливо минуя освещенные улицы. Конечно, вряд ли за ним устроили массовую погоню, но в одном Егор был уверен – встреченные им ребята настроены серьезно. А значит, могут пойти если не на все, то на многое. И, не зная их численность и возможности, нельзя просто взять и отмахнуться от возникшей угрозы.

Но как конфессии смогли проворонить такую силу, собравшуюся прямо под носом? Нет сомнений, это Андрей со своими боевиками стоят за похищениями Искр, за отстрелом религеров. И, учитывая, сколь открыто они стали действовать, можно предположить, что их уверенность в успехе имеет под собой некую почву.

Эти ребята не играли в честные Поединки, не соблюдали напыщенных законов и правил. Они просто объявили войну и начали убивать.

Егор проехал мимо заброшенной стройки, возле которой колыхалась на ветру драная рекламная растяжка, вновь свернул во дворы. На нейтралке подкатился к небольшому пандусу у запасного входа в продуктовый магазин. Прижался щекой к холодному стеклу, вглядываясь вверх, на отливающие медью поднимающегося солнца окна девятиэтажного дома.

У каждой уважающей себя ячеки религеров есть несколько разбросанных по городу квартир. Иногда в них ночевали иногородние братья по вере, иногда проходили неофициальные встречи. Иногда содержались ценные пленники.

А иногда в этих квартирах находили убежище те, за кем велась охота, и кому категорически не рекомендовалось появляться дома.

Одна из квартир-схронов располагалась в глубине жилого массива, в одной из похожих друг на друга, как доски в заборе, блочных девятиэтажек. В обилии корпусов и дробных числительных в номерах домов путались почтальоны и водители такси, незнакомый с местностью человек легко мог заблудиться среди выстроенных углами и зигзагами высоток.

Егор бросил машину, без сожаления оставив распахнутой дверь. Скорее всего, уже через час-другой ее повторно угонят, тем самым запутав следы. К этому времени Волков уже будет в безопасности.

Ключ от квартиры обнаружился на старом месте, под корнями старого тополя, растущего в глубине палисадника позади дома. Выковыривая грязными пальцами длинный желтый ключ, одноглазый угрюмо окидывал взором пустой двор и прилегающие гаражи. Люди потихоньку просыпались, редкие прохожие сонно спешили на работу. Где-то скрипнули ржавые петли ворот.

Егор зажал холодный металл в кулаке, быстрым шагом обогнул дом. Подъезд номер пять, трехзначный код «со звездочкой». Третий этаж, но не на лифте. Обычная дверь в темном закутке, заставленном ящиками с картошкой, старыми паласами и треснувшими от времени лыжами. Застыл, прислушался.

Где-то уже пробудилась жизнь – в подъезде пахло греющейся едой, у кого-то задорно играла из телевизора утренняя музыка. Наверх поехал лифт, щелкая аварийными стопорами.

Волков вставил ключ в личину, трижды провернул, высвобождая из пазов растопыренные стальные штифты. Простенькая с виду дверь – обитая по краям деревянными плинтусами, обтянутая уныло-бордовым кожзаменителем, на ней нет даже глазка – на самом деле была сделана под заказ и без проблем выдерживала штурмовой заряд взрывчатки. В подобных случаях говорили, что проще разломать стену, чем выбить дверь.

Потянул на себя ручку, шагнул в полумрак прихожей. Торопливо захлопнул дверь, щелкнув мощным засовом. Быстрым шагом прошелся по двум комнатам, заглянул на кухню, в ванну и туалет. Типовая «хрущовка» – узкие окна, маленький застекленный балкон, невысокие потолки. Вдоль стен – пара шкафов для одежды и белья, письменный стол и офисный стул на колесиках, глубокое кресло. Компьютера нет, но под столом валяется сетевой кабель.

В дальней комнате – спальня.

Егор удостоверился, что он в квартире один. Практически упал в кресло, которое жалобно скрипнуло пружинами, позволил себе чуть расслабиться. И тут же свинцовым одеялом навалилась усталость, сковала движения, вжала в мягкие подушки. В голове, тщетно продираясь сквозь затягивающий омут сна, вспыхнула и погасла мысль о том, что нужно позвонить. Еще немного и мозг попросту вырубится.

Религер мученически застонал, буквально силой вытащил себя из предательски удобного кресла. Отхлестал себя по щекам. Не помогло.

– Не спать!

Протопал на кухню, упираясь рукой о стену, выкрутил барашек с синим маркером и подставил затылок под ледяной струю. Зафыркал, принялся яростно растирать уши.

Вроде полегчало. Мысли прояснились и вновь стали напоминать связные предложения. Стянул с крючка дешевое вафельное полотенце, вытер лицо и голову. Пальцы наткнулись на пустую глазницу. Егор недовольно поморщился – он не любил, когда изуродованная часть лица оказывалась открытой посторонним взглядам, это вызывало чувство дискомфорта. Поэтому, первым делом религер покопался в шкафу, отыскал невесть кем оставленный женский халат с шелковым пояском. Вытащил длинную черную полоску ткани, отмерил нужную длину и кухонным ножом отрезал часть. Получилась не очень удобная, но все же повязка.

Приладив повязку на глазу, Егор вернулся на кухню. У окна встал на колени, запустил руку за ребристую батарею. Там, в пыли и паутине, нащупал завернутый в пакет пухлый сверток, вытащил наружу. Подойдя к столу, принялся выкладывать на цветастую скатерть содержимое тайника.

Мобильный телефон, самый обычный, с новой сим-картой. Зарядное устройство к телефону. Распотрошенная пачка тысячных купюр, в ней осталось чуть меньше половины.

Оставив телефон на зарядке, Егор распихал остальное по карманам. Вернулся в комнату, вытащил один из ящиков стола, самый нижний, выудил из образовавшейся ниши еще один сверток – продолговатый.

На кухне, усевшись за стол, развернул плотную ткань.

Перед ним легли два ножа-стилета. Бочкообразные, рифленые рукояти из мягкого пластика, S-образная гарда, узкие и длинные лезвия в форме листьев осоки. Практически копии его утраченных ножей, с той лишь разницей, что более качественная сталь отливала холодной синевой, а само тело ножей было не складным, цельным.

Что ж, для города складные ножи, конечно, удобнее. Их легче прятать, проще переносить.

Егор осторожно, словно хрупких мотыльков, взял стилеты в руки. Покачал на пальцах, ощущая баланс.

Зато эти ножи всегда готовы к бою. В свете последних событий, именно это качество станет приоритетным.

Волков убрал стилеты в ножны, попеременно прикрепил их ремнями к запястьям, рукоятями к ладоням.

Сунул руку в рукав – вытащил нож. Тряхнул посильнее – ухватил выехавшую рукоять. Несколько раз проделал эти упражнения, запоминая движения и регулируя силу прижатия фиксаторов. Что ж, сойдет на первое время.

Монохромная картинка на черном экране телефона показывала заполняющиеся песочные часы. Егор закурил, сморщился, вытирая слезу от попавшего в глаз едкого дыма, зажал кнопку включения мобильника. Когда отыграла приветственная мелодия, по памяти набрал номер.

Ждать пришлось не долго.

– Алло, – раздался в трубке голос Кима. – Кто это?

– Это я, Егор, – глухо сказал Волков, роняя пепел на стол. – Не потеряли?

В трубке воцарилась тишина, словно в склепе. Какое-то время Волков слушал собственное сопение в трубке, потом настороженно переспросил:

– Ты там не умер?

– Нет, – ответил Ким и его голос звучал как-то придушенно. – Ты где?

– Слушай, сейчас главное не это, – Егор пропустил странную реакцию товарища. – На меня было совершено нападение и меня похитили. Я сбежал и теперь знаю, кто стоит за отстрелом религеров. Ситуация более чем взрывоопасная.

– Да-да, это интересно, – голос Ким стал скорее взволнованным, чем заинтересованным, – Ты где, Егор?

Волков прикинул как ему лучше поступить и ответил:

– Я на квартире в Южном. Чего ты так разнервничался? Соскучился?

– Никуда не уходи, я сейчас приеду за тобой, – на сей раз голос Кима вновь стал привычно сухим и размеренным. – Удачи.

И повесил трубку.

Егор хмыкнул, уставившись на телефон. Что-то кореец не в настроении. И «быть зрячим» не пожелал.

Религер отъехал на табурете, поднялся из-за стола и выглянул в комнату. Настенные часы с крупными цифрами на белом фоне показывали без пятнадцати шесть.

Какая рань!

Может, вздремнуть? Киму от резиденции, если он там, добираться минут тридцать. Если же кореец поедет от дома, то и все сорок. Пусть немного, но удастся поспать.

Соблазн велик, Егор даже почти согласился.

Сейчас, еще один звонок и в койку. Коротенький звонок. Коротенький, но важный.

Он вновь подошел к столу, взял в руку телефон с тянущейся пуповиной зарядного шнура. Вспомнил номер, шевеля губами. Набрал, надавливая на клавиши. Приложил еще теплую трубку к уху.

Гудки шли долго, уныло завывая в динамике. На шестой или седьмой гудок, когда Волков уже хотел дать отбой, в трубке щелкнуло, и настороженный голос Ильина спросил:

– Это кто?

– Конь в пальто, – отозвался Волков. – Шифруешься?

– Сплю, – буркнул товарищ. – Чей это номер?

– Мой. Временный.

В трубке завозились, что-то приглушенно скрипнуло. Религер терпеливо ждал.

– Ты где? – наконец спросил Роман.

– Где надо. Надо встретиться, есть разговор.

– Да уж надо думать! – неожиданно зло воскликнул Ильин. – Мне к тебе сразу в гробу ехать? Или в пакете целлофановом? Какие у ваших нравы, я не в курсе?

Пришла пора Волкова удивленно хмыкать.

– Ты о чем?

– О ком! – резко поправил Егора Ильин. – Пока еще о ком. Но спустя время будет уже «о чем».

– В чем дело? – как можно тверже сказал религер. Ему надоели странные утренние разговоры, не нравился тон Романа.

Ильин замолчал, было слышно, как он сопит.

– Давай, рожай живее! – поторопил его одноглазый.

– Ты точно в безопасности? – нехотя спросил Ильин.

– Да.

– Где?

– Возле беседки, где мы твою машину обмывали.

– Дом, квартиру не скажешь?

Волков мешкался недолго.

– Нет. Извини.

– Дело твое, – секундная пауза. – Хорошо, я недалеко. Выходи минут через семь-десять. В беседке и встретимся.

– Да не к спеху…, – попытался выиграть хотя бы полчаса сна Волков.

– К спеху, – уверенно отрезал Роман. – Сейчас все к спеху.

И отключился.

Религер второй раз за утро почувствовал себя вне какого-то мира, проходящего мимо со всеми своими новостями и событиями. Что же случилось, что все так спешат его увидеть?

Он еще раз ополоснул голову под краном, теперь уже под теплой водой. Старательно растер лицо, протер глаз, прополоскал рот. Безрезультатно пошарил по пустым ящикам в поисках хоть какой-нибудь еды. Единственной наградой за труды стала консервная банка с морской капустой, невесть как завалившаяся за нижний ящик холодильника. Приладился было открыть, да уже не успевал – нужно спускаться, встречаться с Романом.

Прихватил консервы с собой, запихнул в карман грязного и мятого пиджака.

На улице моросило, мелко и противно. Как-то дежурно, бездушно хлопали двери подъездов, выпуская призрачные фигуры спешащих по делам людей. Кто-то раскрывал зонт, кто-то набрасывал на голову капюшон, кто-то лишь сильнее сутулился, засовывая руки глубже в карманы. Казалось, что всем без исключения не хотелось выходить из своих теплых квартир в этот однообразный, особенно по утрам, мир, но всех тащили наружу цепи обязательств и условностей. Не пойти нельзя. Опоздать нельзя. Нельзя остаться в комфорте и уюте, потому что иначе случится что-то. Причем это «что-то» у каждого свое, но непременно плохое, неприятное и нежелательное.

Стоя у подъездного окна и рассматривая прохожих внизу, Волков подумал, что именно такое чувство преследует его в последние дни. Предчувствие этого «что-то», которое неминуемо надвигалось с каждым днем. И виной тому было не его отношение к своему служению – Егор давно уже не испытывал долга к своей работе (да-да, работе). Он свою эту работу не любил, она тяготила его. Но он, как и идущие мимо люди, не мог не делать ее. Она, и те незримые цепи, что вытаскивали его в Город каждый день, были единственным, что у него осталось из настоящего. Все остальное, и он прекрасно понимал это, лишь образы, задники, декорации. Они в его жизни больше не были настоящими, не волновали и не вызывали эмоций. Лишь работа, монотонная, уже не такая интересная, как когда-то, но по-прежнему не отпускающая и заставляющая жить.

И вот даже отдаваясь ей полностью, выползая каждый день серой тенью на улицу, стараясь (или не стараясь) что-то изменить, Егор все явственней и явственней ощущал приближение неминуемого, а потому пугающего и непонятного «что-то». Грозящего чем-то плохим, необратимым.

Дрожание паутины перед тем, как ее рассечет холодное лезвие бритвы.

С каким-то отстраненным любопытством Волков осознал, что втайне ждет этого «что-то». Надеется, что лезвие все же перережет нити, разрушит хрупкий порядок, разорвет сложившийся рисунок настоящего.

Он поднял воротник пиджака, закурил последнюю оставшуюся в мятой пачке сигарету, засунул руки в карманы брюк. И, сгорбившись, сбежал по лестнице на первый этаж, толкнул дверь подъезда.

Угнанной машины уже не было, лишь угадывались в грязи следы стертых протекторов, двумя полосами уводящие в сторону дороги. Что ж, хорошо, хоть здесь все прошло по плану.

Религер, стараясь не привлекать к себе внимания, пересек большой двор, прошлепал мимо пустующей детской площадки. Если одинокий дворник и обратил внимание на здорового мужика в грязном, но дорогом костюме, покрытом подозрительными пятнами бурого цвета, и драной рубашке без галстука, то не подал виду, продолжая методично мести мокрый асфальт. Остальным прохожим было не до одноглазого – многие не до конца проснулись, чтобы смотреть по сторонам.

Беседка, о которой шла речь, располагалась в небольшом закутке между двумя домами и трансформаторной будкой, в пределах прямой видимости от дома с квартирой-схроном. Егор пока не решил показывать ли Ильину где именно он обосновался, но и терять из виду дом не хотел – мог проворонить Кима.

Ильин появился ровно через пятнадцать минут. Худая, нескладная фигура в болоньевой куртке и кепке вынырнула из темного прохода между палисадником и будкой, быстрой походкой направилась к беседке. Вид у Романа был сосредоточенный и серьезный, глаза мрачно смотрели из-под насупленных бровей.

– Привет, – он забрался в беседку, уселся на деревянные перила, взгромоздив ноги на грязную доску лавки. Окинул взглядом религера. – Ты из могилы вылез?

– Здравствуй. Почти оттуда. К чему такая спешка? Встретились бы днем, поговорили.

– Ты оптимист, – скептически произнес Ильин. – Ладно, не хочешь объясняться – дело твое.

– Ты по поводу Феликса? – попытался угадать Волков. – Ну, извини, мне обратиться больше не к кому было. Не оставлять же трупы прямо возле моего дома.

– А об этом пусть твой фанатик на будущее думает, – огрызнулся Ильин. – Ты когда-нибудь ехал по Городу в машине с четырьмя жмуриками? Когда кажется, что каждая нагоняющая машина – за тобой? Да еще этот, маньяк-душитель твой, у него же вообще хрен поймешь, что на уме!

– Он – милейшей души человек.

– Он – больной на всю голову. Он, прежде, чем закопать трупы, языки им вырезал!

– Он верит, что таким образом лишает души умерших возможности задавать вопросы Отцу и, тем самым, познать Истину, – усмехнулся религер.

Ильин лишь вздохнул, не поддержав саркастический тон товарища.

– Надоело мне это все, Егор, – еле слышно протянул он. – Я уже забыл, когда последний раз хорошо спал. Такое снится, врагу не пожелаешь. Я же по всем этим вашим сектам и конфессиям напрыгался, у меня в голове такая каша из философий и догм, что уже сам не понимаю что я и где я.

– Брось, это просто утро такое, хмурое. Сейчас разбежимся и ложись. Валерьяночки накапай – и спи спокойно.

Роман поднял на Егора усталые, ввалившееся глаза. При взгляде в них сразу пропало желание шутить и ерничать.

– Ты такой спокойный, – почему-то удивился Ильин. – Я поражаюсь тебе, честно. Я много кого знал в жизни, но ты – это что-то уникальное.

– Ну вот! – вновь заулыбался Волков. – Пользуйся, пока я жив.

– Если бы я мог что-то повернуть вспять, – продолжил тем же грустным голосов информатор. – Я сделал бы так, чтобы никогда не встречаться с тобой. Ты как вампир, пользуешься людьми, вытягиваешь из них тепло, а потом оставляешь позади, наедине с самими собой. Опустошенными и одинокими.

– Да что с тобой такое! – воскликнул Егор, сжимая в кармане банку консервов.

Ильин закрыл глаза сухой ладонью с выпуклой сеткой вен, проговорил:

– Извини, устал я что-то. Вымотался полностью.

Он убрал ладонь, поднял голову и криво улыбнулся, стараясь приободриться.

– Ты мне лучше скажи…

Договорить он не успел, потому что Волков резко шикнул на него и развернулся в сторону «схрона».

К подъезду подъехала машина, черный внедорожник. На улицу шустро выскочило четверо человек. Одетые как работники похоронного бюро, руки в перчатках. У одного в руках длинный зонт.

– Похоже, твои, – прокомментировал Ильин, близоруко прищурившись.

– Мои, – протянул Волков. – Из охраны Собора. Только где Ким?

Четверка религеров-мистириан разделилась – один легкой трусцой побежал за дом, трое слаженно влились в подъезд.

Егор напряженно ожидал продолжения, вцепившись пальцами во влажные доски беседки.

Когда до него докатилось эхо используемого Дара, а в окне третьего этажа со звоном вылетело стекло, он не удержался и спросил в пустоту:

– Не понимаю. Что они делают?

– Штурмуют, – просто отозвался Ильин. – Еще бы – ты же Старшего Захария убил.

Глава 23

«– Человек без Бога одинок. Человек без Бога – полчеловека»

Давелий, ордалианский священник

Ильин вел свой старенький универсал аккуратно, стараясь не выделяться из городского трафика. В салоне пахло дешевым освежителем – болтающейся на лобовом стекле «елочкой», и теплым воздухом из шумящей сквозь пластиковые заслонки печки. Жесткие сиденья не позволяли удобно развалиться, под ногами съежился протертый резиновый коврик.

Все это мало волновало Волкова, угрюмо сгорбившегося на заднем сиденье. Обхватив себя руками, он слушал голос товарища, который то и дело бросал на него взгляды в зеркало заднего вида.

– …Громыхнуло так, что обломки лимузина разметало по всей улице. Из машины, совершившей таран, выскочил человек, который чудом остался жив. Было зарегистрировано применение Дара – «феникса», – Ильин притормозил, пропустил пешехода. – Начальник охраны, ехавший в джипе сопровождения, подтвердил, что нападавший по всем приметам походил на тебя.

– Красиво, – качнул головой Егор. – Нападавшему, естественно, удалось скрыться?

– Естественно. А то с чего б тебя искали?

– Ну да, – Волков скорее размышлял вслух, уставившись в одну точку, чем беседовал. – А «фениксов» у нас в городе… Сколько?

– Было два, – не задумываясь, ответил Ильин. – На прошлой неделе Миллера нашли отравленным. Так что остался один – ты.

– Как удачно, – вновь кивнул одноглазый, зло оскалившись. – Как же все удачно у нее выходит.

– У кого?

– Да у кого, Рома! – не выдержал Егор, хлопнув ладонью по спинке кресла. – У Калины! Это все она, ее работа. Мы же знали, что она что-то замышляет. Знали же? Знали. Зря она, что ли, сталкивала лбами ордалиан и ислилитов, подмахивая то одним, то другим? Да еще и эти новые способности, невесть откуда взявшиеся Искры. Странный Дар самой Калины, которого у нее раньше не было. А теперь еще и эта подстава!

Ильин молчал, по его лицу нельзя было понять, что он думает по поводу сказанного. Впрочем, Волкову это было не очень важно, картинка в его голове начинала собираться сама собой.

– Она еще не все карты разыграла, – продолжил Егор, постукивая пальцем по ткани подголовника. – Сердцем чувствую, что-то грядет, Рома, что-то серьезное. К тому же, подозреваю я, как-то она связана с этими «борцами за чистые ряды» – очень уж в унисон они начали действовать, Калина и этот Андрей с группой палачей.

– Ты думаешь? – спросил информатор. – Насколько я понимаю, цели у них совсем противоположные.

– Ай, – отмахнулся религер. – Откуда мы знаем, какие цели у Калины? Это вполне в ее духе. Либо же, у нее есть сильный провидец, который сводит все будущие события и подгадывает удобный момент. Как тут, со смертью Миллера и, как следствие, обвинением в убийстве Захария единственного «феникса» в Городе – меня.

– Кстати, у мистириан нет провидца? – встрепенулся Ильин. – А то, может, я тебя тут катаю, а на нас уже выходят ваши гончие псы?

– Нету у нас провидца, – успокоил товарища Егор. – И Координатора толкового, судя по всему, тоже. Для того же покойного Сухнова не составило бы труда просчитать возможные варианты и перекрыть мне выходы из двора. У него сильный был Дар, толковый.

– А что эта ваша, Таня?

– Таня? – не сразу понял Волков. – А, Тая? Она еще зеленая. Кстати, я видел их с Ивановым, выходящих из «Острога», где Старшие заседали. Зачем-то она им понадобилась…

Ильин лишь пожал плечами, мол, даже не догадываюсь. Снял с панели плоскую коробку папирос, зубами вытащил овальный цилиндрик с торчащими обрезками табака. Волков подался вперед, угостился. Закурили, выдыхая тяжелый дым, заполнивший весь салон. Роман поспешно приоткрыл форточку.

– А знаешь, – сказал Ильин, – По поводу Сухнова… Склоняюсь я к мысли, что он сам с собой покончил.

– С чего ты так решил?

– Сам же сказал, что у него Дар координатора был сильный. Насколько я его помню, умный был мужик. Он, я так думаю, сопоставил какие-то факты, просчитал варианты развития ситуации. Оказалось, что будущее совсем безрадостное. Вот и полез в петлю.

– Не знаю, возможно, – неуверенно ответил Егор. – В среде религеров очень высок процент самоубийств. Сам понимаешь.

– Понимаю, – не стал спорить Роман.

Он свернул на стоянку крупного супермаркета, припарковался с краю. Двигатель глушить не стал, лишь убавил мощность печки.

Курили молча, разглядывая сквозь пыльное стекло спешащих на работу продавцов и грузчиков. Ветер трепал мокрые полотнища рекламных растяжек, влажно блестели пластиковые буквы на светло-коричневом фасаде.

Пара нищих проволокла с заднего двора черный пластиковый мешок с выпирающими бутылочными горлышками. Они проковыляли мимо бледного молодого человека в тонкой куртке, который в специально отведенной зоне распаковывал нехитрый скарб уличного проповедника. Нищие что-то крикнули ему, один из них длинно плюнул и они рассмеялись, ощерив гнилые зубы. Но их оппонент даже ухом не повел, расставляя ажурную конструкцию с брошюрами, упрятанными в целлофан.

Судя по всему, и эти нищие, и этот молодой бантиец, если верить обложкам книг, давно уже стали друг для друга частью общей системы, их общение обросло своими ритуалами и формальностями. И, кто знает, если в один из дней попрошайки не обнаружат проповедника на своем месте, быть может, они ощутят горечь утраты?

А если в какой-то момент исчезнет Волков, чью жизнь омрачит это событие?

– Скажи мне, Егор, – тихо произнес Ильин и в его голосе религер уловил нотки безрадостной задумчивости. – Только честно. Случись по-иному ваша встреча с этим Андреем, при других обстоятельствах и с другими тональностями, ты бы, недолго думая, присоединился к его бригаде, да?

Одноглазый лишь неуверенно пожал плечами. Он как-то и не размышлял над этим.

– Я думаю, – ответил за него Роман, – Что, присоединился бы. Причем, с радостью.

– Это с чего бы такая уверенность? – Егора немного задел утвердительный тон товарища.

– С того, что ты давно уже перестал верить в то, что делаешь, – информатор повернулся к нему вполоборота, положив локоть на руль. – Я думаю, что ты и в Бога больше не веришь. Ты бы и рад верить, но не в ту сущность, которую тебе предлагают мистираине, ордалиане или иные исилиты. А потому, ты совсем не прочь сорвать покровы и явить миру истинное лицо лжецов от религии. Пусть даже и путем террора. Я не прав?

– Отчасти прав, – не стал отпираться Егор. – Да только это не поможет. С тех пор, как стали появляться Искры, даже последним скептикам стало ясно, что Бог точно существует. Никого даже не удивило, что он заявляет о себе таким пошлым цирковым способом – раздачей подарков, этих Даров. Словно воскресная лотерея. Только вот и исилитам, и мистирианам, и самым завалящим свартам выпадают одинаковые подарки. Мы не делим способности по конфессиям – целитель везде целитель, тифонитский «феникс» также возродится из мертвых, как и «феникс» мистириан. Понимаешь мою мысль, Рома? Чтобы сорвать, как ты выразился, покровы, мало уничтожить одних лишь Искр. Необходимо уничтожить сам институт религии, низвергнуть суждения о Боге до самых базовых понятий. Доказать, что либо Бог – един для всех, либо что его нет! Такое не под силу никому!

Религер закончил пылкую тираду и сам поразился тому, насколько все эти слова застоялись в голове в ожидании подобного разговора.

Ильин отвел взгляд в сторону, обдумывая услышанное. Его худые пальцы коснулись страшного шрама на шее, пробежали по нему, словно по бусам. Будто напоминание об утерянном прошлом могли что-то решить в настоящем.

– Богоборец сам лицемер, – процитировал, наконец, информатор, криво улыбаясь. – Развенчать Бога может только другой Бог. Ладно, проехали. Ну, что думаешь делать дальше?

– Первым делом, – Волкову стоило труда переключиться с одной темы на другую. – Нужно найти место, где можно укрыться. Домой мне, понятное дело, путь заказан. Дальше, следует разобраться с Калиной. Знаешь, где ее найти?

Роман вскинул подбородок и издал гортанное «ха».

– После той истории на понтоне я к ней на пушечный выстрел не приближусь.

– Но узнать сможешь через свои связи?

– Попробую.

– То, что нужно. Потому что только так я смогу реабилитироваться перед товарищами.

– А надо ли? – с сомнением протянул Ильин. – Чтобы опять лезть в опостылевший хомут? Ты можешь уехать, сменить имя, внешность. С деньгами, если что, помогу. Если не будешь налево и направо пользоваться Даром, то никто тебя не найдет!

Волков грустно улыбнулся, покачал головой.

– Рома, нахрена я такой сам себе нужен на новом месте? Чем я там стану заниматься?

– Ну, не знаю. Работу нормальную найдешь. Хватит жить прошлым, отпусти его. У тебя все сможет получиться.

Волков так посмотрел в глаза Романа, что тот не выдержал, отвел взгляд.

– А я не хочу отпускать прошлое, – жестко, сквозь зубы процедил Егор. – Оно – единственное, что во мне осталось хорошего.

– Ты сам не знаешь, чего хочешь, – пробубнил Ильин, не поднимая лица.

– Сейчас я хочу разобраться с возникшей ситуацией. Дальше будет видно.

– Дело твое, – вздохнул Ильин и развел руками. – Я хотел как лучше.

– Я знаю, Рома. Но слово «лучше» здесь неуместно.

– Ладно, я все понял, – информатор пожевал губы, спросил. – Не думаешь, что стоит попробовать поговорить с тем же Кимом или Колеровым?

– Нет-нет, – замотал головой одноглазый. – Эти слушать не станут.

– Иванов?

– С ума сошел? Он спит и видит как бы от меня избавиться!

– Тая? – не сдавался Роман.

Тут Волков ответил не сразу, задумчиво закусил губу.

– А вот с Таисией, кстати, может получиться. Да и вопросы у меня к ней имеются.

– Ну, это уже похоже на план, – улыбнулся Ильин.

– Да, теперь главное, чтобы все получилось как надо, – Волков расслабленно выдохнул, взъерошил волосы. – По поводу жилья – у тебя можно прописаться временно?

– Нет, – неожиданно выпалил Ильин и стушевался. Уже тише, глядя в сторону:

– Нет, извини, у меня не получится. Обстоятельства…

– Да не извиняйся! – деланно отмахнулся Егор, пребывая в неприятном удивлении. – Ерунда. Обстоятельства – это такая вещь, что ж я не понимаю…

В салоне повисла неловкая пауза. Роман поспешил заполнить ее оправданием:

– Ты не подумай, это не из-за того, что тебя ищут!

– Все, проехали, – отрезал религер. – Я ничего такого не думаю. Все хорошо, Рома.

Информатор вяло кивнул.

– Так, ладно. В гостиницы мне нельзя, их мониторят. Съемная квартира тоже не вариант, – религер откинул голову на валик спинки, уперся взглядом в серую кожу потолка. – Тогда осталось только одно место. Отвезешь?

– Конечно!

– Тогда давай, поехали на Пионеров, к старому стадиону.

Роман сел прямо, положил ладонь на ручку коробки передач. На секунду застыл, прикидывая маршрут. Сказал с сомнением:

– Это, случаем, не адрес Снежаны? Которая проститутка?

Волков промолчал, закусив губу. Даже не стал спрашивать, откуда Ильин узнал о девушке. Это уже не имеет значения.

Тогда Ильин повернул в его сторону голову, скосил глаза и медленно проговорил:

– Это как же ты докатился до жизни такой, что из друзей у тебя остались лишь стукач да шлюха?

Религер отвернулся к окну. Ему нечего было ответить.

Эта квартира не имела звонка с лестничной площадки. Нужные люди попадали сюда либо вместе с хозяйкой, либо через бдительную тетку-консьержку, пытливо зыркающую на гостей из-за стойки проходной.

И входная дверь, и консьержка не были для Егора препятствием. Могучая женщина, всю жизнь проработавшая в исправительной колонии, довольно быстро сдалась под напором щедрых подарков и улыбок, а копию ключа от сложного замка входной двери Волков сделал после второго «свидания» со Снежаной. Просто так, на всякий случай.

Перед тем, как расстаться, Ильин раскошелился на недорогую одежду для религера и теперь одноглазый щеголял в дешевых темно-синих джинсах, тусклой толстовке с капюшоном, бейсболке и легкой нейлоновой ветровке. Туфли Волков предпочел оставить свои, лишь оттер их от грязи смоченной в бензине тряпкой.

Не сразу признавшая Егора консьержка сообщила, что у Снежаны гость. Для умудренной жизнью женщины не был секретом образ жизни девушки из квартиры № 7, впрочем, сей факт ее мало заботил – в этом элитном доме вообще жили довольно непростые люди. В связи с чем, основными требованиями к персоналу были умение держать язык за зубами и не лезть в чужие секреты.

Перед дверью Егор остановился. Некоторое время задумчиво сверлил взглядом черную кожу обивки, вслушивался в приглушенные звуки музыки.

Насколько он доверяет этой проститутке? Он изучил ее жизнь, ее прошлое, он всегда так делает с теми, с кем заводит длительные отношения. Как мог, навел справки, собрал информацию, сделал выводы. Ничего интересного, сплошные штампы и банальности. То, что нужно.

И все же, не проще уехать из города, затеряться в хостелах, на съемных квартирах? Чем меньше он будет появляться в привычных местах, тем безопаснее. Он старался изо всех сил, чтобы ни о Снежане, ни о ее местонахождении не знал никто. Тот же Ильин только что высадил Егора возле проходного подъезда, в святой уверенности, что проститутка живет в неприметной четырехэтажке.

Волков старался оберегать одних знакомых от других знакомых. Ради их же блага. И, естественно, собственной безопасности.

Но всегда оставалась опасность того, что тебя переиграют. Иногда даже обезьяна падает с дерева, как говорят китайцы. Поэтому верить в абсолютную безопасность глупо и самонадеянно. А в случае Волкова, еще и смертельно.

Только вот не хотел Егор убегать далеко. Не хотел оставаться один на один со своими сомнениями, переполняющими душу. Ему не нужен собеседник, нет. Ему нужен якорь, который не позволит уйти в себя, в общество внутренних демонов, разрушающих и без того зыбкий мир. Потому как там, в хостелах и на квартирах, он сорвется, начнет пить, забившись в самый темный угол.

Потому что слаб наедине с собой. Потому что сам себе не доверяет.

Он коротко вздохнул, сжал пальцы в кулак и требовательно постучал в дверь.

Ждать пришлось недолго – через несколько секунд звонко щелкнул засов, звякнула цепочка. Створка двери приоткрылась, ограниченная длиной серебристых звеньев, в проеме появилось раскрасневшееся лицо Снежаны с растрепанными волосами и обнаженное плечико.

– Ты? – удивленно воскликнула она.

– Привет, – как можно приветливее улыбнулся Егор. – Я к тебе.

Тонкие брови девушки вздернулись, она часто заморгала.

– Я немного занята…

«Милая, ты скоро?» – донесся из глубины квартиры лилейный мужской голос.

Снежана дернулась, отвела взгляд от Егора, ее рука инстинктивно прикрыла дверь.

– Я могу подождать на кухне! – подался вперед Волков, – Я не помешаю! Мне это действительно важно!

Девушка колебалась, но дверь не закрыла. Егор терпеливо ждал, ожидая ее решения.

Наконец, Снежана кивнула, прошептала: «Я сейчас!» и скрылась из виду. Ее голос что-то промурлыкал издалека, в ответ ее посетитель призывно рассмеялся. Спустя миг проститутка вновь появилась перед Волковым, откинула цепочку.

– Я дверь в комнату прикрыла, – пояснила она, пропуская Егора в квартиру.

– Спасибо тебе.

Егор шагнул внутрь, бросил мимолетный взгляд на прикрытую простыней фигуру девушки. Минуя комнаты, прошел длинным коридором на кухню. Стараясь не шуметь, опустился за стол.

В проеме появилась девушка, ее лицо выражало озабоченность.

– Спасибо тебе, – повторил Егор, – Я не помешаю…

– Ты уже помешал, – ответила Снежана, закусив губу и опуская взгляд.

Егор склонил голову на бок, протянул:

– Так зачем же ты впустила меня?

– Потому, что я знаю, кто ты на самом деле, – тихо ответила девушка.

Глава 24

«– Если бы я мог, то я многих, находящихся в студии, повесил бы на столбах»

Ток-шоу «Две стороны», 1998 год

– О других событиях, – телеведущий криминальных новостей отложил в сторону очередной лист. – Продолжаются поиски подозреваемого в покушении на лидера городской конфессии мистириан Захария. Как заявили источники, подозреваемым является служитель силового подразделения конфессии Волков Егор Алексеевич.

На экране появилось довольно старое фото Егора – он как-то делал снимок для карты-доступа в покои Старших.

Потом пошла видеонарезка с открытия Школы, где Волков мельком попал в кадр. Картинка замерла, его угрюмую личность обвели в красный кружок.

– Представитель Доминиона сообщил, что за сообщение о местонахождении подозреваемого назначена денежная премия. Однако предостерег от попыток задержать религера собственными силами – Волков чрезвычайно опасен и обладает навыками обращения с оружием.

Наступила пауза, после чего ведущий продолжил выпуск:

– На юго-востоке города неизвестные обстреляли автобус…

Одноглазый нажал на кнопку и большой экран телевизора погас. В наступившей тишине стало слышно, как за окном проезжают машины.

– Что собираешься делать? – Егор поднял глаза и посмотрел на отражение Снежаны в потемневшей поверхности экрана.

Девушка сидела за его спиной, у стены. Пока Волков смотрел записанные ею новости, Снежана вела себя очень тихо, испугано. Она забралась с ногами на кровать, прижала к груди колени и обхватила себя тонкими руками.

– Я не знаю, – тихо ответила проститутка. – Я очень удивилась, когда увидела тебя по телевизору. Подумала, что это ошибка…

– Это не ошибка. Я действительно не банковский служащий.

– Я знала, – улыбнулась девушка. Но улыбка медленно сползла с лица, как оплывающее мороженное. – Ты же не сделаешь мне ничего плохого?

Волков отложил пульт и повернулся к ней. Девушка спрятала лицо за коленями.

– Нет, не сделаю, – уверил ее религер. – Я не совершал того, в чем меня обвиняют. Меня подставили.

– Кто?

– Хороший вопрос, – Волков встал и прошелся по комнате. – Я думаю, что скоро выясню это.

Он остановился перед окном, бросил взгляд на улицу. Раздосадовано вздохнул:

– Только вот оставаться мне у тебя теперь нельзя. Эх, думал хотя бы пару дней…

– Почему нельзя? – с жаром воскликнула Снежана. – Я тебя не выдам! Обещаю!

Что-то в ее голосе послышалось такое, что Егор обернулся, внимательно посмотрел на девушку. Спросил:

– Почему?

Проститутка поднялась с кровати, повернулась к нему спиной, потянулась за одеждой. Легкий халат соскользнул с плеч, осел на пол. Егор не стал отводить взгляд, разглядывал ее плечи, спину, ягодицы и длинные ноги. Без похоти, любуясь.

– Почему ты меня не выдашь? – повторил свой вопрос Егор.

– Потому что…, – глухо ответила девушка, натягивая джинсы, – Будто сам не понимаешь.

– Ты ничем мне не обязана.

Девушка надела легкую клетчатую рубашку, повернулась, застегивая пуговицы. На ее лице играла гамма чувств, пальцы не слушались, отчего пуговицы ускользали.

– Снежана, – догадался Волков, с болью в голосе проговорил. – Не надо.

Проститутка остановилась в метре от него, опустила руки. Их взгляды встретились:

– Хорошо, – ее голос был еле слышен. – Не буду. Я понимаю.

– Не понимаешь, – Егор постарался говорить максимально убедительно. – Дело не в тебе. Дело во мне.

– Потому, что я…, – девушка указала на расстеленную постель. – В этом же дело?

– Дело в том, что тогда тебя, скорее всего, убьют, – прямо ответил Егор. – Или возьмут в заложницы. Или изуродуют. У меня очень много врагов, поверь.

– Ты слишком опасный, чтобы быть рядом, – закончила за него мысль Снежана. – Ты это хочешь сказать?

– А это не очевидно? – он махнул в сторону телевизора.

Девушка отошла к столику, вытащила из пачки тонкую сигарету. Прикурила от дрожащего огонька зажигалки.

Волков приблизился к ней, приобнял за плечи.

– Милая, ты слишком важна для меня, чтобы я так подставлял тебя под удар.

– Причем тут это? – в ее голосе проскользнула нотка раздражения, но ладони мужчины с плеч она не скинула. – Ты плохо знаешь, какая опасная жизнь у шлюхи…

– Зачем ты так?

– Извини, – она прикрыла ладонью глаза. – Я вдруг подумала… Ладно, давай забудем этот разговор? Я все понимаю, честно.

Волков посчитал за лучшее промолчать.

Снежана выпустила в потолок длинную струю дыма, вытерла тыльной стороной ладони глаза, пряча лицо от мужчины. Уже другим, бодрым голосом, сказала:

– Как бы там ни было, оставайся сколько нужно. Я позвоню, скажу, что заболела.

– Дело не в этом, – Егор погладил волосы девушки. – Если по телевизору официально объявили, что я вне закона, за мной пойдут те, кто давно хотел поквитаться. Я-то думал, что не дадут такой открытый ход, оставят ситуацию внутри конфессии. Ошибся.

– Да и пусть ищут! Никто же не знает, что ты здесь!

– Пока да. Но если я останусь тут хотя бы на несколько дней, то меня найдут провидцы. Увидят, что я на одном месте, и найдут.

– Провидцы – это такие же Искры, как ты?

– Да. У них такой Дар – видеть будущее. Но только это не так, как в кино показывают. Они не видят будущее, как оно есть, в деталях, они видят лишь образы, какие-то отрывки картинок, иногда ощущают запахи. Чем сильнее у провидца Дар, тем больше он этих фрагментов видит. И потом, складывая все вместе, сможет понять, что же именно он видел. Вот подумает такой провидец про меня, использует Дар и увидит, что я несколько дней в доме из красного кирпича, с адресом в котором есть слово «Малая» и цифрой дома начинающейся на 5, в квартире, в которой проживает одинокая девушка. Станет думать про этот дом и квартиру, собирая крупицы вместе. А там и остальные подключатся. И найдут нас с тобой.

– То есть, чтобы у них этих фрагментов было мало, тебе нужно двигаться?

– Мне нужно двигаться для того, чтобы при мысли обо мне у них было наоборот, очень много не связанных с собой фрагментов, которые невозможно собрать воедино. Это как с кусочками от разных пазлов, сваленными в одну коробку.

Девушка с серьезным видом кивнула. Затушила сигарету. Повернулась к религеру, прижалась к нему всем телом.

– А у тебя какой Дар? – спросила она, заглядывая в лицо.

– Не самый лучший, – ушел от ответа Егор. Девушка кивнула, не стала настаивать. Сказала, горько усмехнувшись.

– Я одно время тоже хотела стать Искрой. Через день в храм ходила, молилась. Думала, Бог услышит, поможет изменить жизнь. Потом ходила все реже, молилась по привычке. Как-то перегорела, наверное, – она вздохнула. – Теперь снова стану ходить. Теперь появился стимул.

Волков промолчал, проводя ладонью по изгибам ее спины.

– Ты же можешь остаться на одну ночь? – спросила Снежана.

– Мне хотелось бы.

– И потом заходить ненадолго сможешь?

– Конечно.

– Это хорошо, – девушка положила голову ему на грудь, но вдруг встрепенулась, выпрямилась. – Ты же голодный! А я тут заболтала! Идем, накормлю!

Стук в дверь заставил их замереть на пороге.

– Ты ждешь кого-то? – понизив голос, спросил Волков.

– Нет, – замотала головой девушка, – Никого.

И охнула:

– Это за тобой!

– Тихо! – религер закрыл ей рот ладонью.

В дверь загрохотали сильнее, настойчивее.

– Феникс! Я знаю, что ты здесь! – раздался знакомый женский голос. – Впусти, нужно поговорить!

Волков практически силой затолкал сопротивляющуюся Снежану в комнату. В приказном тоне сказал:

– Сиди тихо. Услышишь звуки потасовки – звони в полицию!

И закрыл дверь перед ее испуганным лицом.

– Феникс! Открывай! – в дверь вновь забарабанили.

Религер скользнул в прихожую, вытащил из рукава один из ножей. Окинул взглядом обстановку, отмечая, что можно использовать в драке. Пошатал рукой высокий стеллаж с перчатками и шарфиками. Если что можно будет опрокинуть, перегородив дорогу. Движением ноги смести в центр прихожей обувь, быть может, кто споткнется. В остальном – ничего полезного.

Егор встал сбоку от двери, поморщился, когда в нее вновь забарабанили.

– Чего ты хочешь, Агния! – наконец подал он голос.

На лестничной площадке затихло, потом громкий голос старшей религеров бланцы произнес:

– Нам важно поговорить, Феникс.

– Говори.

– Не в подъезде.

Мистирианин покачал головой, но спросил:

– С кем ты там?

– С Илиясом, – не стала юлить женщина. – Нас двое.

– Пусть он спустится на пролет ниже. Я впущу только тебя.

– Хорошо.

Егор услышал, как Агния властно приказала молодому религеру спуститься вниз. Тот не стал спорить, застучал каблуками по ступеням.

– Оружие, чтобы я видел, – подал новую команду Волков и накинул цепочку.

– Я без оружия.

– Не верю.

– Я действительно без оружия, Феникс, – упрямо отрезала бланца.

– Хорошо.

Он с силой отодвинул упругий засов, приоткрыл дверь, подставив под створку ногу – на всякий случай.

На пустой лестничной площадке, на безопасном удалении, в одиночестве стояла Агния. Женщина выглядела не очень хорошо – осунувшееся лицо, темные круги под глазами, бледные губы. Даже всегда идеально выглаженный и почищенный брючный костюм имел какой-то налет усталости, поношенности. На правом манжете жакета Егор заметил плохо отстиравшиеся пятна темного цвета.

– Пусть Илияс подаст голос, – сказал Егор Агнии. – Хочу убедиться, что он не стоит за стеной.

– Илияс, – женщина повернула голову к лестнице, – Который час?

– Без четверти четыре, – отозвался снизу голос парня.

Агния перевела взгляд на мистирианина.

– Удовлетворен?

– Вполне.

Волков скинул цепочку, толкнул дверь и быстро отступил вглубь коридора, держа перед собой нож.

Старшая бланцы с достоинством переступила порог квартиры. Не поворачиваясь к Егору спиной, захлопнула за собой дверь.

Внезапно, чуть не сбив Волкова с ног, из комнаты выскочила Снежана. Растрепанная, бледная как смерть, с трясущимися губами. Тонкие руки с трудом удерживали на весу тяжелый пистолет.

– Не трогай его, сука!

Пистолет ходил ходуном, голос девушки ломался от гнева и страха.

– Снежана! – выдохнул Егор.

– Тише, девочка, – хладнокровию бланцы можно было только поразиться, на ее лице не дрогнул ни один мускул. – Убери пистолет.

– Снежана, – Волков накрыл оружие ладонью, с трудом вытащил из пальцев девушки. – Все хорошо, мне ничего не угрожает. Вернись, пожалуйста, в комнату.

– Точно? Ты уверен? – проститутка подняла на него покрасневшие глаза.

– Уверен. Иди.

Когда дверь за девушкой закрылась, Агния поморщилась, потирая пальцем висок. Кивнула на оружие в руках Егора:

– Научи ее оружие хотя бы с предохранителя снимать. А то в следующий раз ей кто-нибудь из-за этого голову отрежет.

– Следующего раза, надеюсь, не будет, – Волков убрал пистолет за пояс, сделал приглашающий жест на кухню. – Ну, пойдем, поговорим.

Прошли на кухню. Агния с нескрываемой брезгливостью осмотрелась, села на край пуфика, сложив руки на коленях.

Волков сел напротив, демонстративно развалившись на мягком уголке.

– Как ты меня нашла? – не стал ходить вокруг да около он.

– Ты всегда нас недооценивал, Феникс, – ответила женщина.

– Консьержка? – догадался Егор.

– Консьержка, – кивнула Агния.

– То-то мне подозрительным показалась, как она быстро прониклась ко мне симпатией, – усмехнулся Волков. – Подумалось, что я такой неотразимый.

– Ты себе льстишь.

– Зачем ты здесь? – закончил с обменом любезностями одноглазый, сменив тон на деловой. – Не говори, что соскучилась. Если не по мою душу, то зачем?

Агния закинула ногу на ногу, прищурилась, разглядывая мистирианина. Было видно, что разговор дается ей нелегко – она то и дело порывалась начать говорить, но одергивала себя.

– Дело в том, – с усилием сказала она, – Что нам нужна твоя помощь.

Брови Егора удивленно поползли на лоб, он даже крякнул от неожиданности.

– Не знаю, насколько ты осведомлен, – продолжила бланца, не обращая внимания на реакцию Волкова. – Но в Городе творится хаос, вот уже около двух недель. Религеры режут друг друга как сумасшедшие. Появляются какие-то странные Искры, обладающие небывало высокими уровнями. Мы на днях уничтожили одну, у нее было сразу два Дара! Такого не может быть!

Егор внимательно слушал. Агния говорила, нервно перебирая пальцами янтарные четки.

– Какие-то люди средь бела дня отстреливают религеров и Искр-служителей, причем без разбора. Они хорошо подготовлены и знают о наших встречах и Поединках. Создается впечатление, словно кто-то специально нагнетает обстановку, стравливая нас.

– А то мы раньше не грызли друг другу глотки, – заметил Егор.

– Раньше были Правила, – не согласилась Агния. – Раньше это было по-рыцарски, достойно. Неспособного продолжать Поединок редко добивали, это считалось ненужным, грязным. Сейчас же, Феникс, Поединки практически всегда завершаются смертями. Режут упавших, тех, кто без сознания, кто сдается на милость. Даже Судьи не могут повлиять на ситуацию.

– Мы – религеры. Это наша судьба, – усмехнулся Волков, но бланцы не заметила сарказма.

– Не нужно громких слов, Феникс, – раздраженно ответила Агния. – Ты знаешь, о чем я говорю. Раньше был порядок. Были старшие религии, были младшие. Каждый знал свое место, свой уровень, свою землю. Сейчас какие-то младшие диктуют условия. Старшие, поджав хвосты, молчат и пережидают в тени. На улицах кровь, храмы жгут, от применяемых Даров голова идет кругом. Даже Доминион затих, не знает, за что хвататься. Не хватало еще, чтобы они светские власти привлекли. Мы похожи на бандитов и убийц, а не на пастырей верующих.

– Да мы всегда были бандами, – невесело засмеялся Волков. – Эти разделы территорий, сфер влияния, заказные убийства. Ты не заметила, Агния, как наши Старшие, вместо просвещения и помощи страждущим, поставили на первое место обогащение и власть? Или в ваших храмах не висят прайсы на услуги?

– Это временная мера…

– Да не рассказывай сказок!

– Я дала клятву, Феникс, – подняла подбородок Агния. – Я – служитель веры, защитник ее. Я не могу судить и решать.

– Как скажешь. Я тебе зачем? – повторил свой вопрос Егор. – Насколько ты видишь, у меня у самого проблем хватает.

– Вижу. И мне все равно, что ты сделал. Или не сделал, – Агния вдруг поморщилась, приложила ладонь ко лбу, массируя.

– Воды? – искренне предложил одноглазый.

– Не поможет. Я не сплю уже больше трех суток. Голова раскалывается.

– Таблетку?

Агния из-под руки тяжело посмотрела на Волкова, соображая, издевается он или нет.

– Бланцы не употребляют химические медикаменты, – сквозь зубы выдавила она.

– Забыл. Как хочешь, – пожал плечами религер.

– Так вот, – продолжила Агния, выпрямляясь и убирая ладонь от лица. – Мне без разницы виновен ты в смерти Старшего или нет. Если виновен – это не мое дело. Если не виновен – значит ты тоже жертва обстоятельств.

– Тоже? – быстро спросил Егор. – А кто еще?

– Я обращаюсь к тебе потому, что ты сможешь выполнить мою просьбу, – решила закончить фразу Агния. – Мне нужно, чтобы ты убил Калину.

Второй раз за последние несколько минут Волков сдержался от удивленного восклицания. Не хватало еще, чтобы Агния поняла, что они преследуют схожие цели.

Впрочем, хмыкнуть он себе позволил.

– Интересное предложение. Но тебе не кажется, что ты не по адресу? – подался он вперед, упершись локтями о столешницу.

Бланцы поджала губы, нахмурилась. Судя по всему, она не совсем была уверена, что хочет озвучить свои мысли. Но, тем не менее, не озвучить их она не могла.

– Сразу оговорюсь, – голос Агнии вновь приобрел сдержанную холодность. – Обратиться к тебе – это сугубо мое решение, за которое несу ответственность только я. Поэтому не думай, что твое возможное согласие чем-то обяжет конфессию бланцы. Это лишь наши с тобой дела, и при иных обстоятельствах, я бы смогла все решить сама.

– Агния, – почти ласково перебил ее религер. – Мы знакомы уже чертову уйму лет, поэтому хватит расшаркиваться и вести официоз. Давай-ка лучше я помогу преодолеть тебе неловкость момента и сразу расставлю, так сказать, твои анализы на столе…

– Да как ты…! – вспыхнула Агния.

– Ты, глава ячейки религеров, но не боевая Искра, заявляешься сюда в компании довольно посредственного бойца, – невозмутимо начал перечислять Егор. – Не ждала боя? Вряд ли, скорее всего лучшего телохранителя не нашлось. Далее, без зазрения совести сливаешь мне своего информатора – консьержку, вместо того, чтобы пустить по ложному следу. Зачем? Знаешь, что она больше не понадобится? Общаешься со мной тут, на кухне у презираемой тобой проститутки, на моих условиях. Что это, внезапно одолевшая тебя слабость? Или все же тиски обстоятельств? Так что, милая моя подруга, судя по всему, мы тут оба в довольно плачевном состоянии. А потому давай-ка без предисловий, на чистоту.

Агния сидела прямо, не мигая, буравила Волкова яростным взглядом. Весь ее вид выражал обиженное достоинство и аристократическую неприступность. Все же, ей действительно было сложно просить об услуге старого врага. Стыдно и тяжело. И Волков прекрасно это понимал.

– Пока ты пыхтишь и дуешься, поставлю как я чаек, – решил разрядить обстановку он. Поднялся, зажег огонь под чайником.

– Ее люди убили всех моих религеров. – заговорила Агния как только он отвернулся, – Они отлавливали их поодиночке и навязывали Поединки. Тех, кто побеждал их бойцов, спустя время попросту расстреливали в подворотнях, как бешеных собак.

Егор закурил и повернулся, внимательно слушая. Агния смотрела перед собой, она будто делала доклад.

– Мне удалось сохранить нескольких бойцов, но они слишком молоды и неопытны. Мы, трое, это все, что осталось от ячейки бланцы.

Волков про себя присвистнул. Трое религеров, всего трое! Да этого еле хватит на то, чтобы претендовать на один храм, о Соборе и Школах речи быть не может! И такое произошло с не самой слабой религией?

– Кто же сейчас в ваших храмах? – спросил он.

– В том и дело, что никто. Калина по праву Поединков заполучила территории, но не спешит вешать символы своей веры. И такое не только с храмами бланцы, ее религеры вырезали уже многих.

– А что же ордалиане и исилиты? Такой быстрый взлет недавней учительницы младших классов должен идти в разрез с политикой баланса.

– В том-то и дело, что они выжидают, не вмешиваются. Даже Доминион не усердствует по поводу спорных Поединков, как мы не требовали. Словно им приказали не влезать.

– То есть, в городе остаются лишь крупные религии, от малых спешно избавляются?

– Да.

– Но зачем?

– Несколько дней назад Калина встречалась со Старшими ряда конфессий, в частности с ордалианами, исилитами, тифонитамми и амонариями. Насколько я знаю, с вашими тоже. Беседы велись чрезвычайно приватно, о чем именно шел разговор, мне выяснить не удалось. Я потеряла двух информаторов, но узнала, что завтра произойдет внеплановый Сход Старших, на который приглашены все причастные. Там будет и Калина.

– Ты предлагаешь убить ее на глазах у сильнейших Искр?

– Я просто говорю, что там она будет точно. В другое время ее практически невозможно найти, сколько не старался мой провидец. Я не знаю, как этой детоубийце удалось из ордалианской подстилки вырасти в такую значимую фигуру, но, судя по всему, у нее очень сильный и непонятный Дар.

– И не только у нее одной, – задумчиво вставил Егор. – Это все?

– В общем да, – опустила веки Агния.

– Только ты так и не ответила на вопрос, – погрозил ей пальцем Волков. – Почему ты пришла именно ко мне?

Бланцы вздохнула – этот вопрос ей был особенно неприятен.

– Потому, что я знаю, как ты относишься к Калине, – с расстановкой ответила она. – Потому, что ты один из тех, кто справится. Потому, что мы знакомы уйму лет.

Она намерено повторила фразу Егора с похожей интонацией, даже повернула к нему голову, смотря исподлобья.

– Когда я узнала, что ты в опале, я поняла, что это шанс. Ты сейчас официально не принадлежишь ни к одной из религий, а я знаю, что ты и раньше не был слишком рьяным верующим. Именно на таком положении я могу помочь тебе, а ты – мне, не опасаясь нарушить Правила, которые для меня все еще не пустой звук. Более того, мой опыт подсказывает, что в Городе затевается что-то большое и опасное. Думаю, твою религию, которая не шибко сильнее моей, тоже не пощадят. Таким образом, ты сможешь играть на опережение.

– За мной охотятся, Агния. Меня ищут даже свои, не говоря уже о вашей братии. Подготовка к такому делу требует светиться в местах, где меня вмиг вычислят Координаторы и провидцы.

– Для этого я и привела Илияса. Он – один из лучших «куполов»…

– Да он зеленый, как весенний листок!

– Он справится, Феникс, – твердо сказала Агния, – Он – лучшее, что у меня осталось.

Тоненько засвистел чайник на плите, Волков выключил газ. Только чая что-то расхотелось.

– Ты понимаешь, Агния, что просишь у меня о слишком большой услуге? Твои мотивы мне более чем понятны, но вот моя выгода видится мне более чем расплывчато.

– Мы уйдем из Города, – казалось, эти слова безжалостными пальцами сдавили горло Агнии, она даже сглотнула. Но повторила, уже громче. – Наша конфессия уйдет из Города и не вернется сюда в течение десяти лет.

Аргумент был весомым. Когда-то, когда у бланцы было десяток церквей и два Собора.

– Ты же понимаешь, что сейчас это уже не актуально? – спросил Волков.

Агния вдруг поморщилась, схватилась за голову. Грубо, не стесняясь, выругалась, шипя от боли. Когда бланцы вновь открыла глаза, то в них плясал мрачный огонь.

– Дай нам уйти достойно! – прорычала она. – Не дай потерять лицо перед этой… Этой…

Она не могла подобрать подходящего слова.

– Ладно, успокойся, – Егор плеснул ей в стакан воды из графина, сунул в побелевшие пальцы, – Дай подумать.

Внезапное предложение Агнии могло сыграть службу его собственным планам. Более того, одним ударом он мог вырубить сразу двух слонов – освободить Город от коварной религии бланцы, то есть неким образом выполнить свою работу, и разобраться с Калиной, раз и навсегда. Да и «купол» не помешает, очень не помешает… Мда…

Так стоит ли дальше мучить Агнию? Хоть она и враг, но сейчас он к ней испытывал более теплые чувства, чем к некоторым товарищам по ячейке.

– Что ж, – решил он. – Зови своего Илияса. Только так легко не отделаешься, мне понадобится еще кое-что.

Впервые в жизни Егор увидел, как улыбается Агния. От этой улыбки по его спине пробежал неприятный холодок.

Глава 25

«– Насколько религиозность, набожность человека соотносится с его воспитанием?

– Я бы сказал, что набожный человек – это всегда воспитанный человек»

Аналитическая передача «Ночной взгляд», 2002 год

Впервые за несколько дней выспавшийся, а потому пребывающий в хорошем расположении духа, Волков вышел из подъезда и направился к ожидающему его автомобилю. Утро немного омрачило прощание со Снежаной, оставившее ощущение недосказанности. Вчера, после ухода Агнии, ему пришлось долго успокаивать девушку, врать и уходить от ответов. Хорошо, что хватило ума ничего не обещать и не загадывать на будущее. В конце концов, Снежана пришла в себя, даже повеселела. После ужина, когда Волков уже буквально валился с ног от усталости, они вместе приняли душ и, крепко обнявшись, уснули.

Однако утром, когда будильник разбудил их обоих, Снежана вновь пребывала в хмурой прострации, мало разговаривала и вымучено улыбалась шуткам религера. Волков не стал допытываться до очевидного, тем более что ничего нового он ей сказать не мог.

Как бы там ни было, возвращаться сюда он больше не планировал. Адрес засвечен, а Снежана могла в будущем создать проблемы из-за своих чувств к нему.

При мысли об этом Волков усмехнулся – довольно оптимистично в его положении думать о будущем.

Небольшой автомобиль, похожий на зеленого жука, прятался от утренней мороси под высоким тополем, почти уткнувшись носом в железобетонный блок, перегораживающий дорогу во дворы. В отличие от мистириан, оперативники бланцы предпочитали работать на небольших, но юрких машинах.

Это место Егор давно заприметил – его хорошо видно из окна квартиры Снежаны. Именно сюда, по его просьбе, и приехал утром Илияс.

Егор потянул на себя дверцу и втиснул тело в непривычно маленькое кресло. Огляделся, морщась.

В салоне играла религиозная музыка бланцы – незатейливая мелодии с постоянно повторяющимся в разных вариациях именем Бога, все это под аккомпанемент флейт, дудок и звонких цимбал. В воздухе витал сильный запах ароматических масел, в пепельнице тлела пахучая трава, призванная огородить от злых духов.

Сам Илияс, светловолосый молодой религер, сидел, вцепившись обеими руками в коричневую оплетку и угрюмо уставившись поверх руля. Всем своим видом он показывал плохо скрываемую злость и полное нежелание помогать проклятому мистирианину. Понятно, что лишь верность долгу удерживала его на месте и не давала вцепиться в глотку убийце брата.

Егор некоторое время изучал острый профиль парня, потом протянул руку и решительно выключил магнитолу. Спокойным голосом заговорил, размеренно выкладывая из слов мост к сознанию парня:

– Послушай меня, Илияс, – при звуке своего имени бланцы скорчил гримасу, но не повернулся. – Нам предстоит провернуть довольно опасное дельце и так уж вышло, что работать нам какое-то время придется вместе. Поэтому я не хочу, чтобы между нами остались недосказанности. Да, я действительно убил твоего брата.

Кожа оплетки под пальцами бланцы заскрипела, он засопел, сдерживая себя.

– Это был честный Поединок, и он не оставил мне выбора, – тем же голосом продолжил Волков. – Ты имеешь полное право ненавидеть меня и желать моей смерти. И я предоставлю тебе шанс отомстить, но для этого ты должен помочь мне пережить следующие несколько суток. Думаю, Агния объяснила, почему ты здесь и что от тебя требуется?

Илияс нехотя кивнул, закусив нижнюю губу.

– Парень, – Егор склонил голову на бок и ультимативно заявил. – Если у нас общение будет обстоять таким вот образом, то я уйду. Думаю, после этого Агния из тебя ремней нарежет. Мне не нужен горящий праведным гневом юнец, мне нужен рассудительный и хладнокровный религер, который сможет выполнить поставленную ему задачу! Если понял меня, то произнеси это вслух!

– Я понял, – хрипло отозвался бланцы, сглатывая горький комок в горле. – Я сделаю все, что мне велит служение.

– Другое дело, – одобрительно сказал Волков. – Сейчас поехали в одно местечко, кофе попьем. Ты рассеянный «купол» держать умеешь?

– Да, конечно.

– Вот время от времени и поднимай его, отрезай возможные взгляды провидцев. Но не усердствуй чересчур, нам твои силы еще понадобятся. А сейчас давай, из двора выезжай и по улице до конца.

Бланцы завел машину и начал сдавать задом, выезжая из тупика. Морщины гнева на его лице расправились, о сдерживаемых эмоциях говорили лишь покрасневшие глаза.

Волков откинулся на спинку и задумался, рассеянно наблюдая за меняющимся пейзажем.

Сегодня он, наконец, посмотрел новости. Агния была права – в городе начинало закипать что-то грандиозное и основательное. Обыватель вряд ли заметил в ежедневной хронике что-то особенное, кроме, разве что, выросшего числа сообщений о преступлениях на религиозной почве. И лишь знающие сразу видели ту мозаику, которая читалась между обычными, на первый взгляд, сводками событий.

В районе Южный произошла закладка нового Дворца Детства, в котором будет ряд детских студий и кружков. Строительство планируется на месте старого кинотеатра, переданного недавно в административный бюджет Города. В репортаже – улыбающиеся лица детей, воздушные шарики, умиляющиеся родители, розовощекий мэр в строительной каске.

Мало кто из них знает, что до недавнего времени в здании старого кинотеатра располагалась конфессия люциан, вдруг разом куда-то подевавшаяся.

В городском Гражданском Совете выдвинут проект закона о запрете держать в квартирах домашний скот. До недавнего времени эту инициативу сдерживали щедрые деньги немногочисленной, но богатой конфессии «Зеленая Богиня-Гея».

Начато традиционное ежегодное паломничество по святым местам ордалианских старцев. Верующие собираются возле Собора, откуда, в сопровождении машин полиции, последуют из Города в направлении Холма Покаяний. Впервые за многие годы Старшие ордалианской церкви не смогли присоединиться к радостному походу единоверцев, но они обещали молитвами сопровождать паломников и отводить от них беды.

В этих и других новостям Волков находил признаки идущих перемен. А надо знать характер любой религии – держаться от всяческих перемен подальше. Нет людей консервативнее, чем служители культа. Иной раз единственное, что удерживает превращение некоторых конфессий в общественное посмешище, это верность традициям и возможность потрясать перед критиками пыльными страницами истории, густо усеянными телами мучеников и пророков. Даже морально устаревшие догматы не убирались со страниц священных книг, им просто присваивался статус иносказательности.

А вот когда религии приходится менять собственные устои и порядки, то жди беды – полетят головы.

«И это я еще криминальные новости не смотрел», – закуривая, подумал Егор.

Он набрал номер Ильина. Быть может, он разузнал, где найти Калину?

В трубке приятный женский голос сообщил, что абонент находится вне зоны действия сети. Что ж, такое бывает, нужно будет позвонить позднее.

Немного поколебавшись, позвонил Феликсу, но после долгих и продолжительных гудков его подручный так и не ответил. А вот это уже странно, он всегда отвечал на звонки Волкова.

Что ж, разберемся позднее.

Из списка возникших вопросов выделялось два, которые заботили Егора чуть больше остальных. Во-первых, кто и зачем убил Захария? Тут дело не сколько в том, что обвинили его, Волкова, а в том, что слишком уж грубые методы. Грубые, торопливые и шумные. Если уж возникла крайняя необходимость убрать Старшего, то тот же снайпер обошелся бы дешевле и надежнее. И вся хваленая охрана не помогла бы.

Из своей практики Волков знал, что к подрыву приводят два пути – либо иные, более тихие и надежные виды покушений провалились, либо смерть должна привлечь максимально внимания.

Что ж, Захария не выглядел человеком, пережившим несколько покушений. Да и Волков бы знал о подобных происшествиях.

Значит, нужно было привлечь внимание. Либо отчего-то отвлечь. Только вот от чего? И почему умереть должен был именно Захарий?

Второй немаловажный вопрос звучал так – почему обвинили в покушении именно Егора? Да, убийца оказался «фениксом». Как уже выяснили, на тот момент официальных «фениксов», кроме Волкова, в городе не было. Но то официальных, в свете этой чехарды с невесть откуда появляющимися Искрами вполне мог возникнуть еще один обладатель аналогичного Дара. К тому же, Хирург видел, как Егор уходил прочь… Хотя, возможно, это как раз и не случайно!

Волков затянулся сигаретой, нервно перегоняя ее из одного угла рта в другой.

Если принять как данность, что его обвинили в убийстве лишь на основании того, что он был единственным «фениксом» в городе, то здесь еще можно разобраться и объясниться. Но вот если пойти дальше и предположить, что его умышленно подвели под это обвинение… О, здесь открываются совсем иные просторы! Во-первых, кто мог знать, что Волков вообще окажется рядом со Старшим в тот день? Для него назначение стало неожиданностью, но для кого это могло стать частью общей картины? Только для Иванова, который направил его к Хирургу, или же для самого Хирурга, который попросил на подмену именно Волкова.

Либо же кто-то еще, кто мог дать приказ или Иванову, или Хирургу, или сразу обоим.

Вот здесь и начинается путаница. Ну да ничего, размотаем этот клубок, докопаемся до сути. Сейчас главное найти того, кто знает о местонахождении Калины. Пара идей есть, но пока…

– Вон то кафе, видишь? – Егор прервал свои рассуждения, ткнул пальцами с зажатой в них сигаретой в лобовой стекло. – С торца подъезжай. Пойдем, подкрепимся перед долгим днем.

И добавил, заметив кислую мину «купола»:

– Это не обсуждается.

После завтрака Волков вновь попытался дозвониться до Романа, но информатор как сквозь землю провалился. У Егора была еще пара информаторов, которые сидели у него «на прикорме», только звонить им было опасно – ради награды они постараются сдать его Домининону. Или мистирианам. Или кому еще. Нет, придется ехать к тем, от кого и так добра ожидать не стоит, но которые, хотя бы, в спину не ударят.

– Илияс, – на всякий случай решил спросить Волков. – У тебя случайно нет информаторов у исилитов или ордалиан?

Бланцы, который после совместного завтрака немного оттаял, но продолжал держать дистанцию, еле заметно покачал головой.

– Нет, нету.

– А на Калину выходы есть? У нее, вроде бы, какая-то собственная община есть.

– Мать Агния, в свое время, запретила мне разрабатывать Калину, – впервые за все утро Илияс выдал столь длинную фразу. В его голосе чувствовалась легкая обида.

– Может и верно, – согласился со старшей бланцы Волков. – Не имея опыта к Калине лучше не лезть.

– А чем она так опасна? – жарко взвился Илияс. – По мне, так Князев или даже ваш Ким в разы опаснее! Только и слышу – осторожнее, это люди Калины! Осторожнее, это интерес Калины!

Егор снисходительно улыбнулся. Парень походил на молодую борзую, горячую и нетерпеливую. Готовую без опаски сунуть морду в барсучью нору, прыгнуть в ледяную воду, в одиночку набросится на кабана. Ради хозяина, ради высшей цели, во имя которой даются приказы.

Именно поэтому мудрая Агния близко не подпускала его к Калине. Та перекусывала подобных за один присест.

– Сила Калины не в ее Даре, – сказал Егор навострившему уши Илиясу. – Она в ее изменчивой сущности, в патологической лживости. Калина олицетворяет собой абсолютную аморальность, спрятанную под маской скромности и обаяния. Эта женщина готова на все ради достижения своей цели, причем, это не просто слова.

– Но я тоже готов на все ради величия Света Бланцы!

– Когда Калине понадобилась ритуальная жертва для вступления к диавилитам, если помнишь таких, она попросту похитила из ближайшего детского сада ребенка. Калина не стала размениваться на кошечек и собачек, как большинство адептов этого культа, она просто привела за руку мальчика, который шел с ней послушно, без страха, потому, что добрая тетя улыбалась ему и угощала конфетами. С той же улыбкой Калина спросила у шамана храма, какую часть мальчика она должна положить на алтарь. И, поверь мне, она не блефовала. Надо ли говорить, что через неделю Калина уже была любовницей Верховного?

Илияс побледнел, часто хлопая удивленными глазами.

– В другой раз, она втерлась в доверие к одному религеру, воспользовавшись его слабостью, – голос Волкова сделался глуше. – Она дала ему то, о чем он уже забыл и думать. Прожила в его доме полтора года, изображая любящую и понимающую жену. Полностью ушла от религии, перестала использовать Дар, преподавала в школе для младших классов. А потом, когда религер утратил бдительность и полностью доверился ей, она разом вскрыла все его наработки, засветила всех информаторов, сорвала тайные переговоры с другой конфессией. В итоге, погибло несколько человек, в том числе и друг религера, вся работа ячейки оказалась парализована и сведена на нет.

Волков щелчком выбил из пачки сигарету, закурил. Повернулся к Илиясу и бодро сказал:

– Вот такая вот женщина – Калина. И то, что я тебе рассказал, всего лишь два не самых ярких сюжета из ее насыщенной жизни.

Религер бланцы пораженно цокнул языком – он действительно был поражен. Немного наивно спросил:

– Почему же она все еще жива?

– Видать, ты ее не видел. Кто ж ее убьет-то? – засмеялся Егор. – Она же чистый ангел!

Илияс с сомнением посмотрел на Волкова, не понимая, шутит ли тот над ним или действительно так считает.

– Ладно, поехали, – махнул ему одноглазый – На Ногина, к «Черной вдове». Только проспектов избегай, не хватает нам еще хвост подцепить.

– А кто там, на Ногина? – спросил Илияс, заводя машину.

– Те, кто, возможно, смогут нам помочь.

Нож неприятно холодил кожу над кадыком, противно скрипел острой кромкой о щетину, заставляя Егора неестественно высоко задирать подбородок.

– Побрить, красавчик? – проворковала на ухо белокурая девушка в полупрозрачном топе и короткой клетчатой юбке-колокольчике. От нее исходил легкий запах синтетических наркотиков, глаза блестели.

– Если ты меня убьешь, я вернусь и вырву тебе ноги, – пригрозил Егор, скосив на нее глаза.

Вокруг играла громкая музыка, вокруг извивались под электронные ритмы танцующие тела. Опавшими тучами тут и там колыхались невесомые, свисающие до пола черные шелковые портьеры. Их много, они создавали призрачный лабиринт, зависший над ярко-алыми плитами пола. Сквозь полупрозрачные стены виднелись ломаные силуэты людей, танцующие по ту сторону. Там – разноцветные огни, вспышки стробоскопа, огромные музыкальные колонки, расставленные вокруг танцпола.

Язва любил заводить себе схроны в модных клубах, где заодно вербовал последователей своей веры.

Напротив Волкова, у вычурных перил витой лестницы, стоял затянутый в кожу парень с разноцветным ирокезом. Он самодовольно наблюдал за религером, то и дело «облизывал» взглядом крутящуюся вокруг Егора девушку. Его пальцы довольно умело щелкали опасной бритвой, то раскрывая, то закрывая ее.

Насколько смог понять Волков, за его спиной, на небольшом удалении, стоял еще кто-то из дружков Язвы, а то и двое.

– Где Язва, деточки? – нетерпеливо спросил одноглазый. – Я сейчас сам пойду его искать.

Парень с ирокезом нагло оскалился, по глазам было видно, что он только и ждет, чтобы проучить одноглазого.

– Ты его неправильно позвал, – заявил он с издевкой. – Полай! Только громче!

За спиной Егора хрипло заржали. Ага, все-таки двое.

– Ребята, – с любопытством поинтересовался Волков. – Вы меня действительно не знаете?

– А должны? – коснулась уха горячее дыхание девушки. Нож врезался в шею сильнее, острие натянуло кожу.

– Ну, тогда давайте знакомиться, – улыбнулся Егор.

Он резко откинулся назад, перехватил руку девушки, ударил ее головой в нос. Хрустнуло, хлюпнуло, девушка подрубленным деревом ухнула вниз. Ее нож, запущенный умелой рукой религера, блеснул в лучах прожекторов, тяжелой рукоятью врезался аккуратно промеж глаз парня с ирокезом.

Все произошло так стремительно, что стоящие за спиной Волкова, ничего не успели сообразить. А Егор уже прыгнул вперед, подхватил выпавшую бритву и вцепился пятерней в жесткие разноцветные волосы. Придавил коленом сопротивляющееся тело, дернул за ирокез и приставил отливающее хромом лезвие к нежному горлу тифонита.

Двое оставшихся противников – крепкого телосложения вышибала в майке с эмблемой клуба и сжимающий выкидной нож мужчина с внешностью фотомодели дернулись было на помощь товарищу, но Егор проревел:

– Стоять, а не то я ему башку отпилю!

Потом наклонил к боящемуся вдохнуть заложнику, который вытаращенными глазами воззрился на нависшего над ним мистирианина, прошептал доверительно:

– А теперь, полай, малыш. Только погромче, чтобы Язва услышал.

– Гав-гав! – покорно затявкал трясущийся от страха парень, но не выдержал, сорвался, заорал. – Язва-а!

Егор повернул голову и весело подмигнул матовому глазку видеокамеры, безучастно наблюдающей за происходящем из-под потолка.

На сей раз религер тифонитов не заставил себя долго ждать.

– Не надоело тебе детишек лупцевать? – раздалось сверху, и на лестнице показался Язва. Он с ленцой оперся о перила, окинул взглядом открывшуюся картину. Лицо тифонита покрывал белый грим, вокруг глаз и рта густо намазано черным, что придавало ему сходство с черепом. На голове – черная шляпа-котелок, сдвинутая на затылок. В руке – толстая трость с тяжелым шаром-набалдашником.

– Я не лупцую, я наставляю, – отозвался Егор, поднимаясь с колена и брезгливо отталкивая от себя взмокшего парня. С щелчком закрыл бритву, бросил в ближайшее мусорное ведро. – Распустил ты своих прихвостней, Язва. Никакого уважения к авторитетам.

– Ну, зато они своих Старших не взрывают, – парировал тифонит. – Ты чего заявился, Феникс?

При появлении Язвы пространство вокруг Егора сгустилось, наполнилось скрытым движением. За стенами из ткани появились темные фигуры, они замерли по другую сторону полога, не приближаясь ближе. Но Волков явственно ощущал их взгляды на себе, кожей чувствовал, как наэлектризовалась атмосфера.

Шакалы пришли, чтобы напасть стаей.

– А я думал, вы в библиотеках собираетесь, самосовершенствуетесь, – огляделся Егор. – А вы тут, значится, тантрический секс практикуете?

– Иногда нужно отдыхать от познаний мира, – Язва начал спускаться по лестнице, постукивая тростью по стойкам перил. – И самосовершенствоваться в удовольствиях.

– Ну да, ни дня без работы над собой, – ехидно сказал Егор. – Язва, я, собственно, по делу. Может, пройдем в более спокойное место? Посидим, посудачим. А то мне в твоем серпентарии неуютно.

Язва спрыгнул с последних ступеней лестницы, отвесил мистирианину шутовской поклон.

– Оп-ля! – воскликнул он, – А я то уж подумал, что беглый преступник-ренегат заявился ко мне в нору ради забавы. Или – а чем не шутка? – переметнуться на нашу сторону Силы, а?

Язва приложил ладонь к уху, словно прислушиваясь к возможному ответу Волкова. При этом, широко улыбался, но как-то неестественно, натянуто. Егор заметил, что тифонит выглядит неважно – даже из под слоя грима выступают глубокие морщины и мешки под глазами, лицо похудело и заострилось.

Язва, не дождавшись ответа, гулко стукнул тростью об пол, вытянул шею в сторону Волкова.

– Ты вторгся к нам, мы не звали тебя, – во рту Язвы мелькнул красный язык, словно моллюск в серых створках раковины. Слова с трудом складвывались в предложения. – К тому же, я не настроен вести с тобой беседы, я слишком занят.

Глаза тифонита масляно блеснули. Волков хорошо разглядел покрасневшие белки и суженные зрачки.

«Да он действительно под кайфом!», – сообразил Егор. Это осложняло задачу, но не делало ее невыполнимой.

– Ну, раз ты настаиваешь, – кивнул он, – Давай поговорим тут. Мне нужна Калина. Я знаю, что твои Старшие на днях встречаются с ней. У них общие дела, но до них мне дела нет. Мне нужна только Калина.

– Калина, – протянул Язва, закатывая глаза. – Калина всем нужна. Она очень нужная, эта Калина.

Он остановился и заводил плечами в ритм музыки, раскачиваясь из стороны в сторону. Трость совершала широкие обороты в его руках, то в одной, то в другой.

– Калина, – повторил Язва. – Славная девочка. Ты знал, что ее изнасиловал священник, когда ей было четырнадцать?

– Не знал, но не удивлен, – Волкову действительно было плевать, хотя этот факт многое объяснял.

– Да, такое милое тело вызывает много соблазнов, – Язва перестал танцевать и неторопливо пошел мимо Егора, закладывая широкий круг – Но главная сила Калины не тут.

Он указал пальцем на свой пах.

– Мы-то с тобой знаем, что основная сила здесь.

Тифонит грубо ткнул себя в лоб, отчего на белом гриме отчетливо образовалась темная точка.

– Знаешь, Феникс, мне симпатична Калина, мне нравятся ее методы, – продолжил Язва. – Так зачем же мне сдавать ее тебе? Ведь ты мне не друг.

Последние слова он произнес почти ласково, разводя руки в стороны, будто извиняясь за такую досаду.

Но Волков заметил, как качнулись вокруг фигуры, как заколыхались полотна шелка. Кольнуло в затылок эхо набирающего обороты Дара – среди окруживших религера фигур оказалось «радио», которое начинало активизировать свой Дар.

– Чувствуешь, да? – Язва склонил голову на бок. – Обрати внимание, вокруг тебя стоят человечки будущего, Феникс. Они совершенно другие, не такие, как мы. Они – новое поколение, свежая ветвь. Они не любят публичности, они редко выходят на свет. Им хорошо там, где не видно лиц. Не то, что мы, правда?

Егор внутренне напрягся, попытался оценить обстановку.

Вот ведь засада, здесь одним «радио» дело не обойдется. Здесь присутствуют еще минимум три-четыре Искры. И все незнакомые, молодые. Откуда?

Впрочем, ответ напрашивался сам собой.

– Помнишь, наши рыцарские ристалища? – Язва сделал выпад тростью. – Укол, уход. Туше! Упавшего не добиваем! Помнишь? Детский сад, правда?

Тифонит вновь зашагал вокруг Егора, тому пришлось поворачиваться вслед за ним.

– Это поколение другое. Продуктивное. Конкретное. Прагматичное, – отчеканил Язва. – По одиночке они слабее нас, бесспорно. Но только они не станут биться с тобой один на один, не станут играть в дуэлянтов и вызывать на Поединки. Нет больше старых Правил, нет канонов и традиций. Будущее стремительно ворвалось к нам, Феникс, оно сметает и меня, и тебя, и все наши устоявшиеся порядки. Пришло время теней, у них свои карты на руках…

Язва остановился, его голос приобрел угрожающие нотки.

– Они нападают стаей, Феникс, и рано или поздно пожрут меня. Но пока эта стая – моя! – воскликнул он. – И я не вижу причин, по которым не решить с их помощью наш давний спор!

Взметнулись полупрозрачные пологи, черная масса подалась вперед.

Рука Егора быстро нырнула под полог пиджака, рванулась обратно. Вспышка стробоскопа выхватила из темноты рубленые линии лица религера, прищуренный глаз и сжатые губы.

Все движение замерло разом, как вставший механизм.

– А может и хорошо, что прежних правил нет, верно? – голос Волкова звучал с фальшивым весельем. В вытянутой руке он держал пистолет Снежаны, направленный в голову Язве.

– Как ты смотришь на такой метод решения давних споров? – спросил он.

Язва не мигая уставился на оружие, будто оно загипнотизировало его. Из-под шляпы побежала капля пота, смывая за собой грим и оставляя длинную ломанную линию, которая разделила лицо пополам. Тифонит выронил трость и шагнул вперед, к Егору. Уперся глазницей прямо в ствол пистолета, как будто заглянул в подзорную трубу. Вторым глазом, плавающим в черном кругу теней, уставился на Волкова. Во взгляде были неподдельное безразличие и усталость.

– Знал бы ты, как мне обидно, Феникс, – громко прошептал тифонит, искренне и сокрушенно. – Как обидно осознавать себя последним единорогом. Песня еще такая есть, слышал?

– Тоже девственниц любишь? – хмыкнул Егор.

Но Язва шутку не принял. Он словно влился в поток собственных мыслей, невеселых и терзающих.

– Наше время подошло к концу, Феникс. Нам предстоит уйти, как когда-то колоссам, сферам и полубогам. Нам, избранным и исключительным, одаренным Дарами от сил высших. Мы пришли на смену героям и титанам, молодые колдуны, способные подмять мир под себя. Мы могли бы создать расу новых богов, сильных и мудрых. Но вместо этого… Что мы сделали вместо этого?

Язва скосил глаз и обвел взглядом окруживших двоих религеров людей, скрытых качающимися стенами из шелка.

– Мы так увлеченно воевали друг с другом, что не заметили, как человечки нас подвинули. Не заметили, как они стали нам ровней, как сравняли избранность Дара до разменной монеты. Еще немного, и они смогут купить Дар в магазине, подарить его, обменять. Богоизбранность превращается в модный гаджет, в стильный аксессуар. А мы свое время упустили, да. Мало покуражились! Просрали мы время свое, враг мой!

Язва разрывал рот яростным криком смертельно обиженного ребенка, разбрызгивая слюну. Он отскочил от Волкова, подпрыгнул и со злостью пнул свою трость. Та улетела в сторону, врезалась в ткань и скрылась в темноте.

– Ты вообще о чем? – Егор не опустил пистолет, но стрелять уже не собирался. – Как можно купить или обменять Дар?

– А вот в этом-то и фокус! – настроение Язвы вновь сменилось и он оскалился злобным клоуном, хлопая себя по шляпе. – В этом то и главная насмешка Вселенной! По какой-то непонятной мне причине, секреты распространения Дара открылись Калине! Ей и только ей, как бы мы не искали альтернатив! Понимаешь мою рефлексию? Ни напыщенным ордалианам, ни пафосным исилитам, ни лживым амонариям. Ни вам, хитрецам мистирианам. И ни нам, мать твою, копошащимся в своем раздутом эго тифонитам! Нет! Фокус открылся сраной шлюхе, которую трахнул в детстве престарелый церковник!

Егор опустил оружие. Автоматически похлопал себя по карманам в поисках сигарет.

Язва подошел к мистирианину почти вплотную, заговорил в лицо, выдыхая тяжелой сыростью.

– Но вот что я тебе скажу, Феникс. Я тебе скажу, что я не очень-то и против такого расклада. Я улавливаю в этой ситуации пусть извращенную, но все же эволюцию. Старина Дарвин поддержал бы меня, факт. А эволюция – это то, к чему должен стремиться любой тифонит.

– Но ты уверен, что это не очередная хитрая афера Калины? – с надеждой спросил Волков, сам зная ответ.

– Уверен. Как уверен и в том, что мне нравится эта саркастическая шутка Творца – раздать обезьянам по коробке динамита. Авось, выживут самые-самые. Чем не принцип естественного отбора? Только вот мы уж точно не выживем. Нас перемолотят первыми. Бывших фаворитов никто не любит.

Волков несильно оттолкнул Язву, но тот и не сопротивлялся – без ужимок и кривляний отошел к лестнице, сел на ступеньку. Снял шляпу и взъерошил мокрые волосы.

– Союз с Калиной в интересах нашей конфессии, – произнес он уже спокойнее, облокачиваясь на колени. – Поэтому я не стану помогать тебе, Феникс. Но в знак того, что мы слишком давно пытаемся укокошить друг друга, я дам тебе фору в десять минут, прежде чем отдам команду «фас» своим бандерлогам. Сколько там за тебя обещал Доминион? Будешь уходить – ствол на пол положи, а то вздумаешь вернуться, в героя поиграть. Знаю я тебя.

– Союз с Калиной вас до добра не доведет, – попытался поспорить Егор, понимая, что все уже напрасно.

– Для тифонита нет добра. Для тифонита нет зла. Это лишь стороны одной Личности, – ответил стандартной фразой Язва. – Уходи, Феникс. Боюсь, больше мы не увидимся.

Егор секунду помедлил, стараясь подобрать нужные слова, но Язва уже закрыл глаза, прислонил голову к перилам. Волков лишь раздосадовано сплюнул, убрал пистолет за пояс и пошагал к выходу, бесцеремонно срывая шелковые полотна.

Глава 26

«Внешний вид храмов всегда должен был соответствовать канонам. Но самыми лучшими из них и по сей день являются те, что выделяются из заданных схем»

Из лекции по истории архитектуры

Волков с ходу прыгнул в машину, нещадно хлопнул дверью и с чувством выругался. Илияс успел лишь подхватить упавший с приборной панели телефон, во все глаза пялясь на недовольного мистирианина.

– Поехали отсюда, – раздраженно кинул ему Волков. – Здесь нам не помогут. Прикрывай понемногу.

Бланцы счел умным не спрашивать, куда именно ехать, просто завел машину и вырулил на улицу.

У Егора прямо-таки чесались кулаки. Очень хотелось пойти на принцип и дождаться у машины обещанных тифонитских бандерлогов. Скорее всего, его бы одолели – он не рассчитывал на помощь неверного помощника, да и свои силы оценивал реально. Но в последние дни в нем клокотало глупое упрямство, иррациональное, а оттого необъяснимое. Он, словно лемминг в период миграции, упрямо несся навстречу пропасти, хотя еще издали заприметил обрыв. Физически не хотелось думать о благополучии, остро жаждалось выиграть у смерти.

Однако, разум все же возобладал. Разум и чувство «не доигранной партии».

Волков достал телефон и набрал номер Ильина.

Ничего. Абонент вне действия сети.

Набрал Фелиска.

Длинные гудки в никуда.

Это не нормально, так быть не должно.

Егор прокрутил в голове список имен, прикидывая варианты разговоров. Колебался некоторое время, потом указал Илиясу притормозить возле укрытого в глубине узкой улочки продуктового ларька. Буркнул: «Я скоро», вышел из машины. Ботинок зачерпнул холодной воды из неожиданно глубокой канавки, нога стала неприятно липнуть к стельке.

Егор дрыгнул ногой, в очередной раз выругался. Настроение окончательно испортилось.

Из машины бланцы вновь заиграла ритуальная музыка, потянуло благовониями. Молодой религер, упершись затылком о подголовник, закрыл глаза и самозабвенно шевелил губами. Все верно, по канону – имеешь время – общайся с богом.

Волков с трудом вспомнил номер, которым ни разу не пользовался. Вспомнив, более не мешкал – набрал цифры и приложил ухо к трубке.

Абонент недоступен.

Он набрал номер еще раз. Результат тот же.

Хмыкнул, подумал, где мог ошибиться. Да нет, все верно, номер именно тот. Набрал вновь, стараясь по ошибке не промахнуться мимо нужной клавиши.

Но телефон Таисии так и не ответил. Что шло в разрез с правилом религеров всегда находиться на связи, в любое время дня и ночи.

– Вот же засада, – Волков поправил съехавшую с глаза повязку, уставился на черную трубку сотового.

И что теперь? Кому звонить? Мелькнула шальная мысль выйти на Кима, но Егор сразу же отмел ее. Несмотря на довольно уважительные взаимоотношения, дающие шанс на то, что кореец хотя бы выслушает, прежде чем бросится в атаку, Волков не хотел сбрасывать со счетов один немаловажный фактор. А именно то, что Ким до мозга костей предан духу конфессии, слову Старших. Если на Егора официально объявлена охота, то, даже выслушав, Ким попросту не воспримет услышанное, лишь попробует воспользоваться моментом и уничтожить Волкова.

Кто еще остается? Нечаев? Иванов? Колеров? Ни с кем близких отношений не было и быть не могло, слишком разные мировоззрения, несмотря на то, что бились когда-то бок о бок.

Волков убрал телефон, привалился плечом к ларьку и неторопливо закурил, наблюдая сквозь дым за молящимся Илиясом. Когда огонек, с сухим треском поедающий табак, добрался до фильтра, мистирианин выплюнул окурок в мятую урну, вдохнул полной грудью холодный осенний воздух. Вернулся в салон, бесцеремонно выключив музыку.

– Поехали на Горбатку, к рынку. Переодеться нужно.

– А потом? – спросил бланцы. Ему явно надоело катать одноглазого по городу.

– Потом будет потом. Поехали, – Волков не собирался посвящать парня в свои планы. Все, что требовалось от Илияса – это держать над Егором «купол», прикрывающий от ненужного внимания. Все остальное – его, Феникса, дело.

В глубоких карманах потертой армейской куртки оливкового цвета скучно гремела оставшаяся после покупки одежды мелочь. Однотонные черные штаны свободного покроя непривычно трепыхались на ветру, шлепая по тяжелым осенним ботинкам с завышенным берцем. На голове, нависая козырьком над нахмуренными бровями, восседала серая кепка-хулиганка.

Волков походил на кого угодно, но только не на религера мистириан, обожающих костюмы и черные дорогие авто. Теперешняя одежда позволит попасть туда, куда приходилось лезть за неимением иных вариантов – в резиденцию небольшой ордалианской секты, организованной Калиной.

Егор, прогуливающийся возле продуктового магазина неподалеку от высотного дома, остановился и, засунув руки в карманы штанов, покачался на пятках.

Отсюда, сквозь голые ветви скривившейся сирени, было отлично видно неприметное двухэтажное здание, обнесенное забором из железных прутьев. Бывшая средняя школа, ныне – место, где может скрываться та, которая способна ответить на многие вопросы и произвести, наконец, расчет по накопившимся долгам.

Проблемой было то, что на первом этаже школы, ютились группы семейного досуга, разнообразные кружки и курсы. Это был излюбленный метод расположения резиденций у некоторых сект – в заселенном доме, в работающей школе или больнице, в здании, где много детей и женщин. Это давало какую-то гарантию, что враги не пойдут на открытый штурм, побоятся покрошить невинные души. К тому же, никто так не замечал странных людей, как матери и дети. По их поведению, как по поведению вспугнутых с веток птиц, можно понять многое из того, что творится вокруг.

Волков не собирался штурмовать старую школу. Не в его положении играть в крестоносца, взбирающегося на стены Иерусалима. Придется идти тихо, максимально долго стараться остаться неузнанным. Увы, подобных навыков не прививали старые Наставники в Школах, но с толикой мозгов все может получиться. Главное, рассчитать все верно.

Как ни странно, основную проблему для опытного религера представлял охранник, сидящий в стеклянной будке на входе у калитки. Несмотря на довольно условный забор, пусть и высотой в два метра, но удобный для того, чтобы перелезть, идти таким путем было нельзя. Школа располагалась в центре большого двора, сжатого с обеих сторон длинными высотками и отлично просматривалась гуляющими жильцами и случайными прохожими. К тому же, Волков заметил несколько камер, расположенных на углах здания. Нужно думать, что если их не просматривает охранник, то уж точно инспектируют члены секты. То есть, остается самый неудобный путь – через калитку, мимо сторожа. И только так.

Конечно, можно дождаться ночи, когда первый этаж опустеет и из двора уберутся по своим квартирам люди. Но время, судя по всему, не ждет, а лишних пяти-шести часов может и не быть. Город лихорадило, религер то и дело ощущал отголоски используемых Даров. Так что, до ночи может произойти что-то непоправимое. Он просто обязан если не найти Калину до Схода, то хотя бы узнать, где и когда собираются Старшие.

Илияс остался ждать в машине на стоянке за углом. Парень оказался действительно способным и без труда скрывал «куполом» Егора, даже не видя его. Впрочем, Волков не обольщался – иной помощи, в случае чего, от бланцы ждать не приходилось, он ни на мизинец не сделает больше, чем от него требовала договоренность с Агнией.

Егор подошел чуть ближе к забору, закурил. Некоторое время наблюдал то за охранником, то за безжизненно висящими плотными шторами на втором этаже, в вотчине Калины.

Охранником оказался маленький старичок со щеткой усов и живыми маленькими глазками. Типовой сторож, дотошный и памятливый.

Все входящие и выходящие через калитку пользовались электронными карточками-пропусками, которые открывали дверь на пружине. Те, у кого карточки не было, долго и продолжительно общались с охранником, ожидая, пока он позвонит по красному телефону к ожидающим визита хозяевам. Получив одобрение, сторож выписывал пропуск, который после забирал обратно.

В общем, на дурачка не проскочить.

Волков окинул взглядом местность. Обычный двор – качели, скамейки, стоянка.

Стоп. А вот это может сработать.

Буквально в нескольких шагах от будки стояла припаркованная иномарка с любовно протертыми дисками. Что, если незаметно вызвать срабатывание сигнализации? Быть может, охранник отвлечется? Выйдет из будки? И тогда появится шанс увязаться за кем-нибудь и прошмыгнуть внутрь?

Егор закрутил головой, высматривая идущих в здание школы людей. Главное не упустить момент!

Некоторое время, как назло, никто не собирался входить в калитку. Религер несколько раз менял позиции, стараясь не мозолить глаза возможным наблюдателям из окон. Нашел хороший булыжник, который теперь нервно гладил в кармане куртки.

Время шло, но никто не спешил в секции и кружки.

Но вот, когда одноглазый уже начал придумывать альтернативные пути проникновения, из-за угла вырулила дородная мамаша в необъятном плаще, держащая за руку упирающееся чадо. Пухлощекий мальчик, насупившись, стоически переносил скоростную гонку за мамой, был похож на попавшего в плен, но не сдавшего своих партизана.

Судя по вектору движения, их путь лежал как раз в школу.

«За этими не только я, но и еще два-три человека прошмыгнут», – заметил Егор, – «Теперь бы только не облажаться».

Мамаша приближалась со скоростью литерного поезда, отдувалась и рассерженно пыхтела, словно настоящий паровоз. Мальчик-прицеп цеплялся ботинками за асфальт и желал свободы.

Егор сжал камень в кармане, примериваясь взглядом к расстоянию броска.

Только бы сработало, а то ведь охранник может и не отвлечься.

Женщина поравнялась с ним, не обращая внимание на невзрачного мужчину с повязкой на глазу, протопала мимо.

Волков потащил камень из кармана, разворачиваясь в сторону машины…

– Милок, – раздался из-за спины дребезжащий старческий голос, и кто-то подергал его за рукав, мягко, но настойчиво. – Милок, подсоби.

Чертыхнувшись сквозь зубы, Егор оглянулся. Чтобы увидеть собеседника, ему пришлось опустить голову.

Перед ним стояла сухонькая старушка, низенькая, со сморщенным, как сушеная слива, лицом. Старая вязанная шапочка, затертая, но аккуратно залатанная куртка с подстежкой из искусственного меха, стоптанные ботинки с калошами. У ног – две огромные матерчатые сумки, битком набитые чем-то тяжелым, угловатым.

– Милок, – старушка положила руку на грудь и с присвистом выдохнула. – Уф, уморилась… Ты кого-то тут ждешь? Жану или рябенка?

– Жену, – Волков бросил быстрый взгляд на калитку, в которую уже заходили женщина с ребенком, с досадой покачал головой.

– А я тебя давно заприметила, еще когда в магазин шла, – старушка поправила под горлом завязки шапки, хитро прищурилась. – А чего так долго стоишь-то?

Волков пожал плечами, мысленно стараясь подобрать нужный ответ.

– Нашкодил что-ли? – старушка заговорчески подмигнула. – Мириться пришел?

– Типа того, – как можно виноватей улыбнулся религер, хватаясь за предложенную версию. – А тебе, бабуля, куда сумки-то донести?

– Дык туды и несу, – старушка указала пальцем в сторону школы. – Я уборщицей работаю.

– А чего так нагрузили?

– Так это ж, денег начальница дала, говорит: «Вот тебе, Митревна, на химию и на тряпки. Купи что нужно». А я говорю: «Как так тряпки покупать! Я свои принесу! Нечего делать еще, как на тряпки деньги тратить!».

– Угу, – с участием кивнул Егор, боковым зрением наблюдая за охранником.

– Дык я бы деньги могла себе взять, а тряпок вон, из дому принести. Но я воспитана не так, не могу чужое в карман класть. Вот, накупила на все. И чек есть. Тут и все, и порошок, и губки, и тряпки эти новые, модные. Только тяжело, устала. Поможешь донести? А и позвать то больше некого, все по делам спешат.

Волков заметил, что охранник смотрит в их сторону, хмурится. Этого еще не хватало!

– Конечно помогу! – он подхватил действительно увесистые сумки, подставил старушке локоть, за который она ухватилась. – Ох, как вы такие тяжести то таскаете!

– Я привычная, – заулыбалась старушка. – Кстати, у тебя жана то где? Я почти всех так-то знаю. Работает или на курсы пришла?

– На курсы, – улыбнулся в ответ Волков. – Вон, вроде бы их окна горят.

Он неопределенно мотнул в сторону школы.

– А, это эти, – старушка сморщилась, словно от зубной боли, вспоминая слово. – Которые косметику распространяют?

Волков закивал. Калитка приближалась, охранник смотрел пристально и, кажется, не мигая.

– Только вот меня охранник не пустит, – доверительно прошептал Егор. – У меня пропуска нет, а жена еще злится, видеть не хочет.

– Не боись, – успокоила его старушка и выпятила грудь. – Прорвемся. Что я, не понимаю – дело молодое, ссоритесь-миритесь. Тут промедлять нельзя, а то вся жизнь в обидах пролетит.

– Это точно, – поддакнул Егор.

Когда до решетчатой двери с массивной пластиной магнитного замка остались считанные шаги, охранник решительно поднялся со своего места и, отодвинув в сторону стеклянную форточку, спросил:

– Митривна, ты чего это тащишь?

– Чего надо тащу, – независимо ответила старушка. – Химию, порошки, мыло жидкое. По Валентины Ивановны заказу.

– Помочь?

– Да сиди уже, тебе ж уходить из твоей конуры нельзя. Я вон, племянничка попросила поднести.

Волков дружелюбно оскалился и кивнул охраннику. Тот смерил его взглядом, с подозрением спросил:

– А чего это твой племянник битый час тут ошивается? Я его давно заприметил.

– Так меня ждал! – резонно ответила старушка. – И вообще, Палыч, хватит тут в шпионов играть. Открывай ворота, у меня работа стоит.

– Проходите, – охранник ткнул пальцем в кнопку возле телефона. – Только не забудь сегодня ключи от раздевалки сдать. А то в прошлый раз ругались.

– Ладно, ладно, – отмахнулась старушка.

Егор еще раз улыбнулся Палычу, галантно пропустил вперед себя бабушку и протиснулся с сумками следом. Они пересекли небольшой двор, завернули за угол.

– Я с черного хода хожу, чтобы не топтать в холле, – пояснила старушка. – Я там покажу, как в коридор пройти.

«Возможно, вечер не так безнадежен», – мелькнуло у религера.

Несколько шагов – и они, минуя металлическую дверь, вошли в полумрак подсобного помещения.

– Вот, нам сюда, – пенсионерка толкнула неприметную дверь, за которой оказалась небольшая комната с метелками, ведрами и носилками. Пахнуло хлоркой и сырыми ветками.

– Ты ставь да иди, дальше я уж сама, – она хитро подмигнула. – Мирись, негоже такому хорошему мужику пропадать. Спасибо, что помог.

– Да не за что, бабуля, – улыбаясь, ответил Егор. – Как мне в коридор-то попасть.

– Так вона, прямо пройдешь, там двери двойные. Через них и попадешь в коридор. А там увидишь – вывеска большая, с цветочками. Туда тебе.

– Ага, ясненько, – Волков закивал, еще раз улыбнулся старушке. – Ну, до свидания.

– До свидания, – откликнулась пенсионерка, наклоняясь к сумкам. – Не заблудись.

Религер прошел темный участок короткого предбанника, мимо стендов с чьими-то пожелтевшими фотографиями, мимо рулоном сложенных стенгазет, мимо поломанных школьных стульев, поставленных друг на друга у стены. Потянул за небрежно покрашенную металлическую ручку старенькую деревянную дверь с пружиной, сощурился от ударившего в глаза света.

Он очутился в длинном коридоре, освещенном длинными колбами ламп дневного света. Они чуть заметно гудели и трещали под потолком, упакованные в пластмассовые плафоны.

По разные стороны коридора располагались двери кабинетов, украшенные поясняющими табличками и расписаниями. В воздухе витала негромкая какофония из множества звуков – медитативная музыка, неумелое бряцанье на пианино, густой женский голос, объясняющий что-то, детский смех. Но в самом коридоре людей практически не было – на расставленных тут и там креслах с откидными сиденьями сидело всего трое. Из них – две женщины, которые о чем-то негромко разговаривали, склонив друг к другу головы, а также рыхлого телосложения мужчина с потертой книжкой в руках. Когда Егор вошел в коридор, мужчина бросил на него безразличный взгляд поверх очков. Бросил – и тут же вновь уткнулся в чтиво. Женщины даже не повернулись.

Волков подобрался и пошел вперед, туда, где коридор делает поворот. Там должны быть холл, выход на улицу и лестница на второй этаж. Как раз наверх ему и нужно.

Ботинки простучали по квадратной металлической панели, закрывающей доступ к проходящим под полом коммуникациям. Мимо проплыл неработающий фонтанчик для питья. Латунный сосок свинчен, в неглубокой чаше скопилась пыль мелкий мусор. Над ним, видимо, оставшись с былых времен, потускневшее изображение улыбающегося солнца, под которым мальчики в широких шортах и девочки с огромными бантами водят хоровод. Крайний слева мальчик заклеен скучным листом формата А4 с надписью черным фломастером: «Родители! Не позволяйте детям бегать на второй этаж, это мешает работе религиозной организации!»

И подпись:

«Администрация»

Свернув за угол, Волков вышел в небольшой прямоугольный зал с несколькими люстрами по углам. Здесь, за деревянной перегородкой, располагалась раздевалка с длинными рядами увенчанных крюками трубчатых конструкций. За перегородкой, в полумраке, на табурете сидела объемная вахтерша, строго посматривая на проходящих мимо. Она на секунду поднимала голову, отрываясь от чтения журнала, и тут же снова утыкалась в яркие страницы, не заметив ничего достойного внимания. Вот и сейчас, ее усталые глаза мазнули выступившую из-за угла фигуру религера, смерили с головы до ног оценивающим взглядом и вернулись к историям об актерах и политиках.

Кроме нее, в холле также находилась стройная женщина в синем платье. Она увлеченно разговаривала по телефону, рассматривая себя в большое зеркало у двери со светящейся надписью «Выход». До Егора ей дела не было.

Волков пересек холл и остановился перед дощатой стеной, перегораживающей подъем на лестницу. Стена выглядела инородной, поставленной явно недавно, чтобы оградить второй этаж от посторонних взглядов. Ни вывески, ни таблички видно не было, лишь на металлической двери приклеен очередной листок с надписью все тем же фломастером: «Посторонним вход воспрещен».

Егор бросил быстрые, настороженные взгляды на читающую вахтершу и болтающую по мобильному женщину, убедился, что они заняты своими делами. Протянул руку, чтобы открыть дверь. Запоздало подумал, что будет делать, если она окажется запертой?

Дверь легко поддалась, и религер потянул створку на себя.

За дверью наверх уходила каменная лестница с широкими ступенями. Пролет оканчивался площадкой с полукругом окна, наглухо задрапированного плотной шторой. Неяркий свет, больше похожий на дежурное освещение, создавал легкий полумрак, размазывая контуры предметов.

В замочной скважине, изнутри, торчал длинный стержень ключа. Кто-то запирал дверь изнутри, но по какой-то причине не сделал этого сейчас.

Егор озадаченно смотрел на ключ, пытаясь сообразить как поступить. В иной раз он бы без промедления вошел на территорию врага, но сейчас… Сейчас за его спиной нет всей мощи братьев-религеров, нет уверенности, что это не ловушка. Нет права попасться или совершить ошибку.

Но и уходить из-за какого-то ключа было бы глупо.

– Вам помочь? – раздался усиленный эхом голос вахтерши.

Невидимый лимит удачи начинал подходить к концу, стоило поторопиться!

– Нет-нет, спасибо, – Егор замотал головой и торопливо переступил порог, прикрыв дверь за собой.

Пока он поднимался по ступеням, не переставал удивляться насколько тут тихо. Довольно странно для молодой и набирающей силы религии, которая, обычно, буквально живет запалом и энергией новоиспеченных неофитов.

А здесь – ничего. Как ночью на кладбище, лишь завывания ветра среди могил не хватает.

Ступая осторожно, Волков вытащил из рукавов стилеты. Оружие тяжело легло в ладони, на остриях лезвий заиграл бледный огонек от тусклой лампы.

Шаг за шагом, религер поднялся на второй этаж, прислушиваясь и присматриваясь. Он будто попал в иной мир, удалился от музыки и смеха первого этажа, поднялся в пустой и странный мир религиозной ячейки Калины.

И такое неприятное предчувствие!

На этаже также оказалось темно и пусто. Основное освещение выключено, редкие настенные лампы пунктиром размечали уходящие в разные стороны коридоры. Свет с улицы не проникал сквозь закрытые шторы, видимые двери кабинетов виделись запертыми.

И никого вокруг. Тихо и подозрительно.

Егор осторожно продвигался вдоль стенки по коридору, останавливаясь у дверей и пробуя их открыть. Некоторые были заперты, за некоторыми находились классы, переоборудованные то в столовые с длинным столом, то в спальни с рядами одинаковых кроватей.

И нигде не видно символики, ритуальных знаков или другой атрибутики, свойственной религиозному культу. Обычная, в общем-то, школа, переоборудованная в коммуну. В некоторых классах пахло благовониями, но и только.

А еще всюду прибрано, нет ни оставленной посуды, ни разобранной постели. Секта Калины навела порядок и разом покинула свое жилье? Неизвестно лишь, надолго ли.

Последняя дверь с еле читаемой вывеской «Актовый Зал» оказалась приоткрыта. Егор, мягко ступая, приблизился и аккуратно заглянул в щель.

Огромный зал с темными ликами картин, сдвинутые в кучу стулья, тяжелые подсвечники в половину человеческого роста. Большое, собранное волнами, полотно плотной ткани на полу, похожее на бархат. Горящие по периметру сцены лампы, освещающие лежащего на краю подмостков человека со связанными за спиной руками…

Дверь распахнулась от мощного пинка, с шумом пронеслась у самого лица Егора. Из проема выпрыгнула невысокая мужская фигура, длинным выпадом стараясь достать в последний момент уклонившегося религера. Обманный шаг, уход в сторону, стремительная атака. Волков метнулся вперед, работая на опережение. Краем глаза заметил, что оружие противника нацелилось ему в затылок…

Финка с узким, чуть изогнутым лезвием.

– Это я! – успел воскликнуть Волков, – Стой!

Финка дернулась и ушла в сторону, оставив длинную царапину на виске.

– Я не убивал Захария!

Невысокий серый человек отступил, опустив нож.

– Я знаю, – раздался лишенный эмоций голос.

Такой голос невозможно перепутать. Перед Егором, привычно скрываясь в тени, стоял Исполняющий Иванов.

Глава 27

«Блаженство в слепоте».

Неизвестный автор на стене храма мистириан

Илияс заметно нервничал, отчего машина то и дело взревывала и дергалась. Егор несколько раз делал ему замечание, чтобы смотрел на дорогу и выбросил из головы всякую ерунду. Но парень время от времени набирался храбрости и бросал быстрые, опасливые взгляды в зеркало заднего вида. Только кроме опасения, было в глазах молодого бланцы и такое, отчего Волков немного опасался, как бы Илияса не потянуло на подвиги. Еще бы – такое искушение, одним махом избавиться от двух легендарных врагов! Оставалось надеяться лишь на то, что Агния смогла должным образом заложить в ученика благоразумие и выдержку.

Также, Егора занимала мысль правильно ли они сделали, что оставили последователя Калины в живых. Тот человек, лежащий на сцене – добыча Иванова, жалкий охранник, оставленный сторожить пустую коммуну, он действительно мало знал, сколь бы убедителен не был Исполняющий. Религеры оставили его лежать связанным, запихав в большой ящике из-под реквизита, который нашли за сценой.

Тем временем, Иванов, в свойственной ему манере скучающего лектора, рассказывал Егору о событиях последних дней. Впрочем, Волков отмечал, что время от времени голос Николая немного менялся, словно кто-то внутри Исполняющего не выдерживал и нет-нет, да и дергал за ниточку, меняющую тональность – верный признак того, что Иванов находился на взводе.

– Четыре дня назад меня вызвал к себе Старший Ламий. Вызвал приватно, через Хирурга. Я, было, решил, что дело опять в каком-то нелегальном грузе, как несколько лет назад. Но разговор пошел о другом, – Иванов сдвинул брови, от чего бесцветные глаза накрыла пасмурная тень. – Ламий, как обычно, начал издалека. Предложил чаю. В конце концов, перешел к причине моего визита. Он спросил: «Мечтаешь ли ты о том, чтобы вера наша стала сильнее и могущественнее иных религий?». Я ответил, что конечно, это – цель моей жизни и суть служения. Тогда Ламий поинтересовался, кто из молодых религеров самый перспективный. Я указал на Таисию – она действительно подает устойчивую надежду на рост Дара.

Егор кивнул – все верно, из Таи получится сильная Искра.

– Старший Ламий велел привезти ее вечером в «Острог». На мой вопрос ответил, что Таисию ждет важнейшая миссия, что любой истинно верующий мечтал бы занять ее место.

Иванов замолчал, смотря перед собой. По его лицу невозможно было понять, обдумывает ли он следующую фразу, либо вовсе передумал продолжать рассказ.

Егор поймал себя на том, что отвык от вида Исполняющего, от его манеры говорить и двигаться. Неожиданно быстро отвык, словно и не было долгих лет бок о бок. Словно и не было духа боевого братства, веры в единое дело.

Впрочем, о каком духе может идти речь, если над религерами всегда витал незримый призрак паранойи, заставляющий лгать друг другу и расценивать любые неформальные отношения как возможное предательство?

О каком духе единства может идти речь, если единственное, что неизменно сопровождало Егора в последние годы, так это чувство одиночества?

– В «Остроге» нас встретил полный триумвират – Ламий, Марк и Захарий, – продолжил Иванов. – Я представил Таисию, они предложили сесть. Разговор начал Марк, он был прямолинеен. Он не спрашивал мнение, не уточнял и не заходил с фланга. Он сразу предложил Таисии стать вместилищем для еще одного Дара. Сказал, что она – самый достойный кандидат.

– Не сказал почему? – спросил Егор.

– Им было все равно, – убежденно ответил Николай. – Им нужен был тот, кто не откажется… Эй, юноша!

Он легонько постучал пальцем по подголовнику водительского кресла. Илияс неприязненно посмотрел на него в зеркало заднего вида, демонстрируя всем видом глубокое презрение.

– Юноша, – спокойно сказал Иванов, которому было плевать на потуги бланцы, – На Советской есть торговый центр, везите нас туда.

– Я вам не извозчик!

– Юноша, если мы с вами по нелепой случайности заодно, то делайте так, как я говорю, – холодно отрезал Николай и тут же потерял интерес к молодому религеру.

Илияс злобно зашипел себе под нос, но сменил маршрут, пусть и чрезмерно резко.

– Потом заговорил Ламий, – Исполняющий вновь сложил руки на коленях и уставился вперед. – Он сказал, что в Городе происходят перемены, которые испытывают силу нашей веры, ставят под удар само существование оной. Сказал, что жертвенность во имя Бога – свята, что именно с Таисии начнется новая эра величия мистирианства. Спросил, что она думает о такой возможности.

Волков уже понял, что ответит Таисия. Она попросту не могла отказать Старшим.

– Она согласилась? – все же спросил он.

– Да, – Иванов кивнул, – Но прежде, спросила, как это возможно – получить еще один Дар? Ведь наш Отец небесный не может одаривать своих чад сверх меры, это неминуемо приведет к зависти и искушениям. На что Ламий ответил, что Таисии Дар вручит другой бог.

У Егора перехватило дыхание. Вздрогнул Илияс, ошарашено вцепившись в руль. Потрясенно пробормотал:

– Какое кощунство…

Волков помассировал пальцами лоб, наблюдая за Ивановым. Судя по всему, Исполняющий до сих пор прибывал в шоковом состоянии от услышанного. По-настоящему живущий по законам и принципам своей веры, он не видел жизни без присутствия в ней Отца, подарившего Книгу Истин и неразрывно связанного со всеми мистирианами духовными Нитями. Он всегда был хорошим верующим, готовым пойти ради своих убеждений на все. Такой же была и Таисия, недавно покинувшая стены Школы и до сих пор тайком бегавшая за советом к своему старому Наставнику.

Каково же было им услышать от тех, кто являлся долгие годы символом непогрешимости и мудрости, что нужно принять Дар еще от кого-то, не от Отца?

– Ламий успокоил Таисию тем, что молиться другому богу не придется, – между тем продолжил рассказ Николай. – Сказал, что она даже ничего не почувствует. Таисия стояла, слушала, а я видел, как кровь отхлынула от ее лица, видел, что она еле стоит на ногах. Я и сам в какой-то момент потерял нить разговора, в моей голове попросту не укладывалось услышанное.

Волков лишь кивнул. Даже для такого опытного религера, как Иванов, прекрасно осведомленного о двуличии и истинной сути Старших, мысль о подобном духовной насилии была шокирующей. Мог ли он тогда отговорить Тасю? Мог возразить, хлопнуть кулаком по столу?

Конечно, нет. В мире Иванова перечить Старшим, пусть и таким гнилым, было немыслимо. Не позволяли воспитание, клятва религера и внушенное годами чувство повиновения и послушания.

Впрочем, неизвестно еще как бы поступил Егор в подобной ситуации.

– Но тут, наконец, подал голос Захарий, – голос Николая стал более твердым и громким. – Весь разговор он сидел недовольный и злой, но, видимо, не хотел говорить при мне. Судя по всему, не выдержал. Начал кричать на Ламия и Марка, стучать кулаком по столу. «Все это чушь и очередная уловка Калины! – кричал он. – Показала глупый фокус и два идиота, поджав хвосты, готовы трястись к ней на поклон!» Сказал, что категорически против подобных игр, что сделает все возможное, чтобы помешать Марку и Ламию. Они еще что-то говорили друг другу про власть, про союз избранных религий, про то, что если отказать Калине, то нас постигнет участь тех, кого она уничтожила. Но Захарий был непреклонен. Смеялся им в лицо.

Волков хмыкнул. Картинка начинала складываться в большое панно, куда вплетались все события последних дней.

– После такого мы поспешили уйти, – Иванов повернулся к окну. – Поехали в контору ячейки. По дороге Таисия не выдержала, заплакала. Я посчитал, что нам не помешает поддержка Отца. Свернули в Собор, молились вместе. Таисия успокоилась, однако было видно, что она в крайнем смятении.

– Бедная девочка, – не удержался от реплики Волков. – А что решил ты?

– Я сделал выводы, – слова давались Иванову тяжело, через силу. – Я многое повидал на своем веку, Егор. Я славно служил и служу своей вере, своему Отцу. И я уверен, что послать на подобное предательство собственное дитя ему было бы неугодно. А значит, эти обстоятельства создали Старшие. Они всего лишь люди, им свойственно заблуждаться. Я должен исправить их ошибку, не допустить такого страшного греха.

– Как?

– Я должен не дать им сделать это с Таисией. Тот охранник, которого мы допросили в школе, мало что знает, но он указал нам место и время внеочередного Схода. Я постараюсь проникнуть туда и, если не отговорить Ламия и Марка, то хотя бы забрать Таисию. Пусть даже силой.

– Это не решит проблему, – убежденно сказал Егор. – Насколько я понял, все будет развиваться совсем иначе, чем думают Старшие.

Иванов повернулся к нему, почти приказал:

– Говори!

– Ну а сам-то как думаешь? – одноглазый ехидно ухмыльнулся. – Калина предложила Старшим что-то такое, отчего сложно отказаться. Исходя из недавних событий и новостей, это что-то – сохранение власти, а то и умножение ее. Старшие не нуждаются ни в деньгах, ни в уважении, ни в популярности, у них все это и так уже есть. Единственное, что мешает им жить спокойно – это страх все потерять. И тут появляется Калина, которая, с одной стороны, демонстрирует нечто такое, отчего у Старших начинают трястись их холеные колени, а с другой, предлагает сделку, которая позволит сохранить установленный порядок, да еще и возвысить Старших над другими. И они, естественно, с радостью соглашаются!

– На каких условиях? – спросил Николай, догадываясь, к чему клонит Волков.

– Да какая разница! – Егор почувствовал, что на верном пути. – Может, Калина потребовала от них присягнуть своему богу, себе лично или еще хрен знает кому. Быть может, отдать часть территорий, храмов и прихожан.

– Но сделать такое…, – не очень уверенно начал говорить Иванов. Егор перебил его, сморщив кислую рожу.

– Да наши Старшие сделают все, что нужно ради себя любимых. И ты хорошо это знаешь, иначе не сидел бы сейчас рядом. Только вот одного они не учли.

Волков нахмурился. Дернул ухом Илияс, прислушиваясь.

– Чего именно? – спросил Исполняющий.

– Калина никогда и ни с кем не делилась властью.

Рев машины перекрыл его голос. Рядом завизжали тормоза, огромная тень накрыла маленькую машину бланцы. Егор успел увидеть, как схватился за кресло Иванов, как удивленно, по-детски, вскрикнул Илияс.

Похожая на крокодила, длинная машина с глухой тонировкой вылетела прямо перед капотом автомобиля бланцы, встала как вкопанная, преграждая дорогу. Илияс успел вдавить педаль тормоза в пол, отчего религеров швырнуло вперед.

– Наружу! – заорал Егор.

Сырая мостовая испачкала ладони маслянистой черной крошкой, в нос ударил горький запах стертых тормозных дисков.

Машины раскорячило посередине проезжей части, перегородив дорогу. Транспортный поток остановился, нервно сигналя. Застыли прохожие, взволнованно и с любопытством наблюдая за происходящим.

Из недр черного автомобиля выскочило трое. Один остался у машины, вытаскивая что-то из салона, двое бросились к религерам. У всех на одежде сверкали значки «законников».

– Илияс, осторожно! – крикнул Егор замешкавшемуся Илиясу, борющемуся с замком ремня безопасности.

– Оставаться на местах! Работает Доминион! – рявкнул подскочивший законник в куртке-«бомбере» и попытался схватить Волкова. Второй ударил Николая локтем, пытаясь прижать мистирианина к машине.

Только не сегодня!

Егор отбил протянутые руки, сверху вниз ударил кулаком в лицо. Его противник в последний момент убрал голову.

Кулак скользнул по скуле, пришелся на плечо. Егор без замаха ударил второй рукой, коротко, снизу в челюсть…

Вокруг улюлюкали и снимали на мобильные. В этом Городе любили, когда на их глазах кому-то делают больно.

Иванов, освободившись от захвата, дубасил законника ногой по лодыжке, метя в одно и то же место. Он вцепился охающей жертве в воротник и не давал отскочить.

Между тем, оставшийся у машины «законник» наконец вытащил из недр внедорожника тупорылое помповое ружье, поспешил на помощь товарищам.

Егор, тщетно пытающийся достать своего противника, изловчился и прыгнул на него, повалил всем весом на землю. Ударил головой в лицо, из неудобного положения попытался стукнуть коленом в пах. Доминионец, тяжело дыша, прижимал его к себе, не давая пространства для замаха. Удары религера выходили слабые, куцые.

Мимо колеса торопливо прошлепали высокие кроссовки – это обладатель ружья поспешно обогнул машину, выкрикивая угрозы и требования.

Волков отчаянно забарахтался, упираясь ладонями в перекошенное лицо «законника». Он знал, что сейчас произойдет – гулкий выстрел и нелетальный резиновый заряд вышибет из него дух и волю к борьбе.

Одноглазый зарычал, выкрутил ухо вцепившемуся в него противнику. Тот взвыл и ослабил хватку.

– Лежать или…! – хриплый голос оборвался на полуслове, что-то тяжелое рухнуло на поднимающегося религера. Брякнуло, откатываясь под машину, ружье.

Возле открытой дверцы стоял бледный и часто моргающий Илияс. Его рука, метнувшая баллонный ключ, все еще была вытянута в сторону поверженного противника, худые пальцы подрагивали.

Николай помог Волкову выбраться, последнему оставшемуся в сознании «законнику» пригрозил пальцем. Но тот больше и не думал дергаться, запечатлев взглядом лежащих и стонущих товарищей.

– Молодец, – Егор хлопнул по плечу бланцы.

– Я напал на Доминион…, – прошептал Илияс.

– Бывает и такое, – согласился Егор. – Но таковы обстоятельства. Сейчас есть более важные дела. Уходить надо.

– А машина?

– Некогда, к ним сейчас подмога подоспеет!

И они побежали, скрывшись под одобрительные крики зевак в подворотне.

Новый костюм жал в плечах, шерстяной воротник пальто неприятно натирал шею. Волков просунул палец между жесткой тканью и кожей, оттопырил ворот.

– Без этого никак нельзя было обойтись? – он повернул голову к расплачивающемуся с таксистом Иванову. – Только время потеряли.

Николай выпрямился, убрал в карман тощий бумажник. Желтый автомобиль с шашечками уважительно отъехал в сторону, шурша по луже, набрал скорость и устремился вниз по улице.

– Не обойтись, – отрезал Николай. – Ты должен выглядеть, как религер мистириан. Ты нужен мне внутри.

– Нужен внутри, – передразнил его интонацию Егор. – У меня на этот вечер свои планы, если что. Кстати, ты так и не ответил, как узнал, что не я Захария грохнул?

– Должно быть, ты плохо думаешь о моем профессионализме, – в голосе Исполняющего не было обиды, лишь констатация. – Я очень хорошо изучил вас всех, тебя в том числе. Это часть моей работы. Ты бы ни стал действовать таким сложным способом. К тому же, твое нигилистическое поведение последних дней никак не стыкуются со столь агрессивной деятельностью.

– Какое поведение?

– Более того, – Иванов пропустил вопрос мимо ушей. – Я не дурак и умею складывать дважды два. После услышанного в «Остроге» гибель Захария, который решил идти против остальных Старших, стала закономерным продолжением.

– Если честно, одни лишь предположения, – с сомнением покачал головой Волков.

– Для меня достаточно того, во что я верю, – не стал спорить Николай.

Егор лишь пожал плечами – пусть так. Повернулся к угрюмому бланцы, который за все это время не проронил ни слова, легонько толкнул его в плечо.

– Ты чего приуныл, суровый воин радости и веселья?

Парень, на удивление, не стал огрызаться и шипеть. Он сокрушенно отвел взгляд, глухо проговорил:

– Я расслабился на минуту, опустил купол. И тут… Доминион…

– Да ладно, не переживай! – попытался успокоить его Егор. – Мы не в обиде. Отбились же.

– Но я ударил представителя власти, – Илияса заботило совсем другое. – Это недопустимо! Я должен понести наказание!

– Вот после работы вернешься к Агнии, и пусть она тебя отшлепает, – отмахнулся от него Волков. – Сейчас о другом надо думать… Бр, дождя нам только не хватало.

Он поднял глаз к темно-серому, почти черному небу, с которого срывались тяжелые, холодные капли надвигающегося ливня.

– Пошли, – скомандовал Иванов и первым пошагал вперед.

Грязная дорога, заваленная мусором и гниющей листвой, вела сквозь заброшенный квартал, недобро пялившийся на людей слепыми пятнами окон. Там, над ребристыми крышами недостроенных домов, вырастал землянисто-черный купол пустующего ледового дворца.

Сегодня там должен будет кто-то умереть.

Глава 28

«– Когда-нибудь вы так далеко уйдете от Бога, что само ваше существование будет поставлено под вопрос»

Из лекции пастыря амонариев Ири студентам факультета теологии Городского Университета

Когда-то здесь планировалось построить современный микрорайон, полный спортивных сооружений, школ и детских садов. В невысокие, но просторные дома должны были селиться молодые семьи, которые растили бы своих детей в способствующей духовному и физическому развитию атмосфере. Волков помнил, какие были грандиозные планы, как жарко рассказывал, разводя руками над макетом, новоизбранный мэр, ублажая слух столичной комиссии. В стране как раз намечались Всемирные Игры, забота о спортивном будущем государства выгодно выделяла чиновников в глазах руководящих лиц.

Как обычно, все закончилось с потерей интереса к теме. Сразу же иссяк поток выделяемых средств, несколько управленцев уехало по тюрьмам, кто-то бежал за границу. Памятником их деятельности остались разрушающиеся со временем скелеты домов, пустая коробка детского сада и грандиозная замороженная стройка ледовой арены, успевшая почти дожить до финальной стадии. Увы, не дожила.

Религеры пробирались по темным улицам, которые никем и не думали освещаться. Все, что можно украсть, уже украдено. Даже выкопан электрический кабель, после него осталась узкая траншея, куда то и дело норовил свалиться Илияс. Под ногами хлюпала и предательская разъезжалась жирная грязь, тут и там торчали обломки бетонных плит с шипами ржавой арматуры. Еще и начавшийся дождь смазывал облик удаленных домов, раздражающе барабанил по валяющимся старым покрышкам.

– Главное, выйти ко входу не привлекая внимания, – наставлял между делом Иванов. – Пойдем через ворота, как все. Никто придраться не должен, там сейчас должно быть многолюдно. Тем более, наши лица некоторым знакомы, сойдем за приглашенных.

– Вот именно, что знакомы, – откликнулся Волков, поправляя намокший шелк повязки на глазу. – Особенно меня многие обрадуются увидеть.

– Не обольщайся, Егор, – ответил Иванов. – Религеров будет мало, да и не до тебя им. Главное, не попадаться нашим.

– А кто там от наших?

– Из нашей ячейки никого не будет.

– Уже хорошо, – облегченно выдохнул Егор. – Не хотелось бы с Кимом или с Нечаевым схватиться. Кстати, ты их не пробовал на свою сторону переманить?

– Какое слово мерзкое – «переманить», – поморщился Исполняющий. – Словно я предателей вербую.

– Ну, ты понял, о чем я.

– Понял. Нет, не говорил. Это моя забота и мой шаг. Им незачем нести ответственность за мои мысли и действия.

– Жаль, их помощь сейчас была бы не лишней, – цокнув языком, сказал Волков. Смахнул струйки воды, стекающие с волос на лоб, повернул голову к бредущему Илиясу. Парень что-то бормотал бледными губами, свесив мокрый чуб.

– Эй, – окликнул его Волков. – Ты чего скис?

Бланцы поежился, нехотя поднял глаза, полные затаенного страха и сомнений, на мистирианина.

– Я прошу Бога укрепить мой дух и дать сил в предстоящей схватке. Разве, вы не поступаете также? Не просите у своих богов покровительства и помощи?

– Мы не язычники, у нас один Бог, – назидательно сказал Николай, не оборачиваясь.

Илияс не стал поправляться – гордый сын своей религии.

– Я не думаю, что Бог, твой или наш, захочет иметь что-то общее с предстоящим мероприятием, – усмехнулся Егор, отвечая на вопрос бланцы.

– Почему? – удивленно вскинул брови парень, отчего лицо сделалось совсем детским. – Мы же идем делать благое дело!

– Ты знаешь основной постулат всех без исключения религий? Знаешь? Основной постулат, вокруг которого созданы все священные тексты и заповеди, звучит так, – Егор выдержал паузу, заставляя Илияса гадать и додумывать. Наконец ответил, чеканя каждое слово, – Основной постулат звучит так – Бог есть любовь.

– Но не во всех религиях! – возразил было парень, но Волков лишь дернул щекой.

– Абсолютно во всех. Иногда любовь не такая явная, порой она похожа на сдерживаемые чувства строгого отца, который порет ребенка для его же пользы. Но это именно любовь. Любовь, а не насилие. А мы, вообще-то, идем людей резать.

– Но это люди другого Бога! – воскликнул Илияс, не желающий принимать столь спорное мнение. – Убить врагов веры – благо!

– Мы идем резать людей, – снисходительно улыбнулся Волков. – Бог тут не причем.

Разговор прекратился сам собой – Илияс раздраженно мотнул головой и нарочно отстал от мистириан на пару шагов, уходя от темы, которая лишь подкрепляла собственные сомнения. Их молодой религер старательно гнал от себя. Гнал, но они как бумеранг, то и дело возвращались, чтобы терзать и смущать.

Волков поравнялся с безучастным Ивановым, зашагал рядом. Поднял голову, посмотрел вперед – в конце улицы виднелся покосившейся забор, за которым начиналась территория ледового дворца.

– Как далеко ты можешь зайти ради своих принципов? – спросил Волков Исполняющего, не поворачивая к нему головы. – Что, если ты не прав? Что, если этот план подсказан Старшим свыше?

Серый человек некоторое время молчал, как обычно, взвешивая будущую фразу. Потом устало спросил:

– Зачем ты это делаешь, Егор? Зачем ты сеешь в нас сомнения?

Одноглазый пожал плечами. Он и сам, действительно, не знал.

– Наверное, чтобы не чувствовать себя в одиночестве, – задумчиво ответил он. – Я так давно живу, сомневаясь и разочаровываясь, что противно думать, будто бы у остальных все просто и понятно. Я ведь даже не уверен, что смогу убить Калину. Я не уверен, что я именно тот, кто должен ее убить. На самом деле, мне сейчас очень хочется остановиться и подождать, пока они там сами друг друга перещелкают. Чтобы всех одной доской, и Старших, и Калину…

Волков осекся. Ишь, растекся как масло на сковороде! Распустил сопли, воин Истины, мать твою! Да еще и перед кем? Перед пацаном, да старым сухарем, которые тебя, все равно, не поймут?

Все! Взять себя в руки! Живи моментом – большего, все равно, не дано!

– Ты сломлен, – Иванов по-своему воспринял слова Волкова, даже впервые за все их знакомство положил ладонь ему на плечо. – Тебе нужно обратиться к Отцу, следовать его заветам!

– Потерял я своего Отца, – огрызнулся Егор, словно Иванов был причиной его приступа откровенности. – Давно уже потерял. Дырка на его месте. Глубокая и вонючая.

Николай убрал руку, на каменном лице не отразились ни досада, ни обида. Как обычно – вещь в себе.

Они миновали обвалившийся кирпичный остов, вышли на перекресток, если можно так назвать две пересекающиеся колеи, утопающие в холодной жиже. За серым забором, увенчанным тонкими, местами свалявшимися спиралями колючей проволоки, уходил к небу и терялся на фоне туч купол дворца. Чуть правее, в стороне, за неплотной стеной кустов, виднелся яркий свет от фар, слышались приглушенные голоса. Там – въездные ворота и пустырь, который сегодня послужит парковкой.

– Нам туда, – озвучил общие мысли Иванов, кивая в сторону огней.

– Я уж понял, – угрюмо ответил Егор. – Эй, Илияс! Ты чего?

Илияс застыл на месте как вкопанный, выпучив глаза и поводя ими из стороны в сторону, словно прислушиваясь к чему-то пугающему.

– Вы не чувствуете? – хрипло прошептал он.

Егор и Николай переглянулись. Волков пожал плечами.

– Нет, – ответил Иванов. – Что мы должны чувствовать?

– Я больше не могу держать «купол», – бланцы был не на шутку напуган. – Я больше не могу использовать свой Дар!

Егор озабоченно заглянул ему в лицо.

– Причина в тебе? Ты иссяк? Или…?

– Или! – воскликнул Илияс. – Я был полон сил! Я же все рассчитал!

«Как нужно мало для того, чтобы смертельно перепугать религера, – подумал Волков, – Всего-то отобрать божью искру».

– Успокойся, – жестко осадил парня Иванов. – Должно быть, это какая-то очередная выходка Калины. Она должна была обезопасить себя от Искр, это вполне логично.

– Но вдруг это только у меня! – не унимался парень. – Вдруг Бог покинул меня!

Иванов повернулся к Волкову, многозначительно посмотрел на него.

– Я убивать себя не дам, если ты об этом, – поднял руки Волков.

Николай лишь покачал головой – он имел в виду другое. Но Егор его прекрасно понял, просто не удержался. Хохмить в такой ситуации – это, наверное, нервное.

– Илияс, – как можно мягче сказал он, – Ты свою работу, в целом, выполнил. Возвращайся домой. Думаю, способности восстановятся. Ты молодец, хорошо справился, а теперь мы уж с дядей Колей сами.

Бланцы моргнул, перевел взгляд с одного мистирианина на другого. Казалось, что он вот-вот кивнет и, сорвавшись с места, убежит прочь. По крайней мере, по его лицу читалось, что он этого очень хочет!

Но он облизнул губы, опустил голову и вытер лицо ладонями. Когда бланцы выпрямился, это уже был другой человек – сдержанный, полный решимости и стойкости. Пусть глубоко в глазах и плескался загнанный страх.

– Нет, – твердо сказал Илияс. – Я обязан увидеть, что наша договоренность исполнена. Я не могу верить вам на слово. Агния дала четкие указания на этот счет.

Волков усмехнулся, посмотрел на молчавшего Иванова. Тот терпеливо ждал развязки – судя по всему, он сделал собственные выводы из ситуации и предоставил решать все Егору.

Егор прикинул в уме варианты, заметил, как напрягся парень, как поспешно полез в карманы – видать, за оружием. Такого просто не отошьешь, верный инструмент Агнии. Знала, кого посылать. А парень молодец, его даже перспектива лишится Дара не остановила! Что ж, так тому и быть.

– Хорошо, – согласно кивнул одноглазый. – Только не мешайся и не будь балластом. Я о твоих боевых качествах не осведомлен, потому будь на подхвате. Никакой самодеятельности. Усек?

Илияс хмуро кивнул.

– Вот и хорошо, – одноглазый повернулся в сторону огней, мелькающих среди кустов, с хрустом расправил плечи. – Пошли.

– Стой! – дернул его за рукав Иванов. – Надо ботинки почистить. Никто не поверит, что мы на машине приехали.

– Ну да, – задумчиво почесал затылок Егор. – Не хотелось бы погореть из-за грязный ботинок.

Николай вытащил из кармана огромный клетчатый носовой платок, со скрипом протер кожаную поверхность туфель. Передал влажную тряпку поморщившемуся Илиясу. Пояснил.

– Бери. Больше чистить нечем. Если ты, конечно, не взял с собой щетку.

Наконец, когда с внешним видом было покончено, Волков выбросил платок в кусты, стряхнул прилипший к ладоням песок. Произнес, разглядывая входные ворота:

– Что ж, господа, хватит разговоров. Пора немного поработать.

На стоянку они прошли незамеченными, дождавшись, когда свет фар очередной подъехавшей машины ослепит троих охранников в створе ворот. Вышли из темноты, словно только что оставили автомобиль на краю пустыря. Целеустремленно и независимо пошагали ко входу на территорию дворца.

– Люди на входе тебе знакомы? – вполголоса спросил Егор Николая.

– Нет, – сощурившись, Иванов присмотрелся. – Но они точно не религеры. Скорее всего, люди из ячейки Калины, отсеивают залетных.

Над П-образной рамой въездных ворот, у которых уже не осталось створок, на проводе висела яркая лампа, освещающая небольшой пятачок. Здесь, укрывшись от дождя под зонтами, стояли трое мужчин. Один, в возрасте, два других – примерно ровесники Волкова. В руках – фонарики, у одного из кармана длинной куртки торчит антенна радиостанции.

Лица у всех серьезные, строгие, отмеченные печатью важности доверенной им задачи. Прав Исполняющий, скорее всего люди Калины, типичные новообращенные.

– Добрый вечер, – выступил вперед пожилой, когда до религеров оставалось несколько метров. – Позвольте узнать цель вашего визита?

– Нам бы кирпича со стройки натырить…, – начал было Егор, то Иванов жестко ткнул его локтем в бок, учтиво ответил на вопрос.

– Мы сопровождаем Старших.

– Позволите узнать, от какой именно фракции?

«Фракция! – фыркнул про себя Егор, – Будто тут слет политических партий происходит!»

– Мистириане, – ответил Николай.

Пожилой мужчина оглянулся на своих товарищей, озадаченно произнес.

– Но ваши Старшие уже приехали и находятся внутри.

– Мы знаем, – кивнул Исполняющий. – Нас задержали дела.

Сподвижник Калины нахмурился, отступил к своим. Они быстро перекинулись парой фраз, слишком тихо, чтобы религеры смогли расслышать.

– Уважаемые, мы опаздываем, – повысил голос Волков.

– Мы не можем пропустить вас, – откликнулся другой охранник, с рацией в кармане. – Все ваши уже внутри.

– И что с того?

– Ну…

– Послушай, мужчина, – Егор вложил в свой голос, как можно, больше высокомерия и сдерживаемого раздражения, – Как ты думаешь, какой процент того, что мы – праздно шатающиеся люди, решившие просто заглянуть на огонек? Ты своими мозгами пораскинь и подумай хорошенько. Думаешь, мы в такое время мимо шли в таком прикиде?

Он жестом указал на новый костюм и галстук.

Охранник заколебался, посматривая на своих в поисках поддержки. Пока в его голове бродило сомнение, Егор дожал:

– К слову, мы можем сейчас забрать своих Старших и ехать. Потом Калине будете сами объяснять, что к чему.

Имя покровительницы произвело магический эффект – охранник нервно дернул плечом. Но не отступил, лишь учтиво склонил голову, глядя религерам под ноги:

– Прошу меня извинить, но я все же вынужден попросить вас подождать пока я свяжусь и уточню имена из списка приглашенных.

– Да как вы…! – начал было давить на него Егор, наступая всем телом, но Иванов остановил его, положил руку на плечо, сказал:

– Нет нужды. Мы все равно забыли в машине вещи. Сейчас вернемся тогда и проверите наши личности, хорошо?

Охранники нехотя кивнули, с подозрением наблюдая за Егором.

Религеры под их взглядами отошли в темноту, где Волков накинулся на Николая:

– Какого хрена? Я почти дожал их! Сейчас бы уже внутри были!

– Возможно, – кивнул Иванов. – Но они точно сообщили бы своим, и нами излишне заинтересовались бы.

– Что теперь? – терпеливо спросил Илияс.

Иванов поманил их за собой, и религеры вновь вышли с территории пустыря, забрались в редкие кусты, торчащие у забора. Здесь их никто не мог увидеть со стороны входа, как бы ни старался.

Николай, не задумываясь, снял пальто, размахнулся и набросил его на тихо звякнувшую спираль колючей проволоки, венчающей забор.

– Лезем, – кивнул он на серую панель. И первым, подпрыгнув, повис, подтянулся, упираясь ногами в торчащие металлические проушины.

– Вот же елки-палки, – забубнил Волков, следуя примеру товарища.

Спустя пару минут религеры оказались на территории стройки, темной и грязной. Попытались вызволить пальто Иванова, но оно плотно засело в цепких шипах колючки, к тому же, густо покрылось грязью и пятнами невесть откуда взявшегося солидола.

Огляделись. Ворота остались в стороне, посыпанная гравием дорожка, идущая от них, указывала путь к светлому пятну, возле которого маячили силуэты – входу во дворец.

– Через парадную дверь идти нельзя, – сказал Егор, когда они отошли на достаточное расстояние от забора. – Эти олухи как защита от дурака, но в самом здании, по-любому, дежурят более агрессивные. Плюс – телохранители Старших.

– Скорее всего, – согласился Иванов.

– Там должен быть подъезд для автобусов, – вмешался в разговор Илияс и ткнул рукой в темноту. – Их всегда делают в спортивных комплексах. Я знаю, я занимался хоккеем в детстве.

– Вот и занимался бы хоккеем, – не удержался Егор. – Ладно, не ерепенься, идея дельная. Пойдем, нечего мокнуть.

Идти пришлось почти на ощупь, ориентируясь на черный рельеф стройки на фоне менее темного неба. Несколько раз чуть не падали в выкопанные котлованы, придерживали друг друга и тихо чертыхались. Иванов лишь предостерег падать всем телом в грязь – чиститься будет негде, а в таком виде заявляться во дворец – это привлечь к себе всеобщее внимание. Которое им сейчас никак не нужно.

Наконец, обогнув высокий холм, похожий на погребальный курган, они увидели неяркий огонек в низине, под огромным массивом здания ледовой арены.

– Нам туда, – запоздало прошептал Илияс.

Они кое-как обогнули брошенные катушки из-под кабелей, опасаясь сломать ноги, прошли по груде битого кирпича. Удостоверившись, что впереди никого нет, спрыгнули с насыпи и направились к широкому пандусу, над которым одиноко моргала дешевая лампочка без плафона.

– У них электричество от генераторов что ли? – вслух подумал Волков. – Да, Калина основательно подготовилась.

– К чему стоило так усложнять? – удивленно спросил Илияс. – Почему не устроить Сход как обычно, в ресторане или закрытом клубе?

– Потому что отсюда трупы проще вывозить, – без интонации ответил Иванов. От его слов бланцы зябко поежился.

Широкий проем оказался заварен листами железа. Лишь невысокая дверь, такая же ржавая, сделанная на время, но, как оказалось, навсегда, криво висела на массивных петлях. К ней вели подсохшие грязные следы нескольких человек. На бетоне валялись раздавленные свежие окурки.

Егор указал Иванову на смятые фильтры, на следы, оставленные явно не рабочими ботинками. Николай кивнул, понимая все без слов. Илияс благоразумно молчал, покорно ожидая развития ситуации.

– Попробуем, а там как пойдет? – шепотом уточнил у Исполняющего одноглазый.

– Можно попытаться поискать окна или дыры в стенах, – без уверенности протянул Николай. – Но, боюсь, это займет много времени.

– Думаю, да, – Егор ладонью стянул с волос воду, тряхнул пятерней, разбрасывая капли. – Ладно, идем. Действуем по возможности тихо.

Исполняющий первым поднялся по грубым кирпичным ступеням, встал у двери. Одернул одежду, выпрямил торчащие из рукавов манжеты.

– Красавчик, – едко подметил Егор.

Николай бросил на Волкова холодный взгляд и взялся за массивную ручку.

Егор и Илияс замерли на ступенях.

Иванов дернул дверь, отчего та оглушительно грохнула запертым металлическим засовом. Не дожидаясь реакции изнутри, Николай требовательно постучал в грязный металл костяшкой пальца.

Из недр здания донеслись торопливые шаги, недовольный голос. Засов со скрежетом отодвинулся, дверь толкнули наружу.

Как только в проеме появилась голова и плечо возмущенного мужчины, Николай резко схватил его за нижнюю губу, потащил на себя, отчего охранник вытянул вперед шею и ошалело выпучил глаза, нечленораздельно мыча. Прежде, чем он успел что-то предпринять, Иванов второй рукой припечатал его голову к бетонной стене. Раздался звонкий удар, поверженное тело безвольно рухнуло к ногам серого человека.

Волков уже перепрыгивал противника, влетая в короткий предбанник. Но в небольшой комнатушке с маленьким черно-белым телевизором, грязным столом и тахтой из досок, больше никого не оказалось.

– Судя по всему, он здесь один дежурил, – Егор вернулся к товарищам, которые уже втащили бесчувственное тело охранника внутрь и теперь деловито вязали его собственным же ремнем. – Оружия при нем нет?

Бланцы молча толкнул по полу радиостанцию и автоматический пистолет старой модели.

Только сейчас, при свете старой настольной лампы с пыльным абажуром, Егор рассмотрел лицо сторожа.

– А я его знаю, – хмыкнул он. – Это один из ребят, которые отстреливают религеров! У них в главных некий Андрей. Они за чистую веру, без Даров и Искр.

– Я о них слышал, – кивнул бланцы. – Но что они делают здесь?

– Судя по всему, то же, что и Калина, – откликнулся Иванов.

Религеры затащили охранника в темный угол, накрыли прожженным солдатским одеялом из бытовки. Волков подхватил пистолет – оставлять оружие было бы глупо, но рацию пришлось выключить и спрятать – шумы от приема разносились по пустому зданию с пугающей громкостью.

От входа вел широкий коридор, больше похожий на бетонный туннель из военных бункеров – серый, мрачный, с черными прямоугольниками дверных проемов. Когда-нибудь здесь все облагородят, обошьют стены и покроют пол, но пока холодное исподнее здание вызывало неприятное впечатление.

В самом конце, под светом очередной облепленной хлопьями паутины дежурной лампы, коридор расходился в разные стороны.

Не задерживаясь, пошли вперед, прислушиваясь. Остановившись на перекрестке, Иванов указал на право – оттуда слышались искаженные эхом звуки и гул голосов.

Свернули. Миновали несколько пустых комнат с мятыми ведрами, заляпанными цементными наростами, с оставленными лопатами и обрывками стекловаты. Повсюду пыль, воздух затхлый и тяжелый. На полу следов не видно, впрочем, скудное освещение не позволяло толком что-то разглядеть. Но, судя по всему, вырубленный Николаем охранник на свой пост приходил извне, не блуждал по пустым коридорам недостроенного здания.

Наконец, религеры попали в прямоугольный зал, похожий на душевую – из стен торчали короткие сопла труб, в полу, под ними, зияли круглые отверстия сливов воды.

– Дальше должна быть раздевалка и выход под трибуны, – бланцы обошел кирпичную колонну, указал на соседнее помещение, задрапированное качающимися от сквозняка кусками непрозрачной целлофановой пленки.

– То, что нужно, – Волков подошел к пленке и отодвинул край, осторожно заглянув внутрь.

Узкая комната, такая же пустая и гулкая, как все предыдущие. Однако, выход из нее был ярко освещен, холодные лучи от галогеновых ламп острыми лучами проникали сквозь перегородки сваленных у проема элементов строительных лесов. Видимо, таким нехитрым образом устроители мероприятия решили уберечь гостей от походов в нежелательном направлении.

Дальше, по ту сторону хлипкого заграждения, открывался вид на широкий закругленный коридор. Видимо, он шел по всей окружности арены, чтобы зрители могли добраться до нужных секторов, не выходя на трибуны.

Коридор освещали расставленные через каждые пять-десять метров переносные лампы-башни на массивных треногах, свет от них шел неприятный, резкий, но хорошо разгоняющий тени по углам.

Здесь же, переговариваясь вполголоса, прохаживаясь туда-сюда и настороженно поглядывая друг на друга, находились бойцы из охраны Старших, представители эскорта и наблюдающие за ними люди Калины с неизменными рациями в руках.

Среди разношерстно одетого народа из разных конфессий, Егор приметил и несколько лиц их личной охраны Нитей мистириан. Их начальника – Хирурга – видно не было, должно быть, он лично находился с Ламиейм и Марком.

– Что дальше? – прошептал Илияс, с опаской выглядывая из-за плеча Волкова.

Егор отошел в тень комнаты, где его не могли заметить из коридора, посмотрел на Иванова.

– Я пойду искать Таисию, попробую вывести ее отсюда, – сказал Исполняющий.

– Ясно, – несколько раздосадовано сказал Егор – он рассчитывал, что Николай поможет ему с Калиной. – А то, смотри, идем вместе.

– Нет, – Иванов решительно мотнул головой. – Вместе мы слишком заметны, погорим все, если что-то пойдет не так.

– Логично, – не смог не согласиться, пусть и с неудовольствием, Волков. Вытащил из-за пояса пистолет сторожа, протянул Николаю. – Возьми. Нас двое, если что, а тебе лишний аргумент не помешает.

Иванов уставился на оружие, взвешивая необходимость. Потом аккуратно забрал пистолет, убрал его за спину, за брючной ремень. Прикрыл пиджаком.

– Спасибо. Надеюсь, не понадобится.

– Удачи, – сказал Егор.

– Будь зрячим, – ответил Николай.

Обращаться с пожеланиями к молодому бланцы он не стал. Впрочем, Илияс не сильно огорчился – здесь, где каждый из видимых людей угрожал его вере, он вновь вспомнил, кем является. Приосанился, в глазах появился дерзкий огонек.

– Смотри, не лопни от чувства собственной избранности, – бросил ему Егор. – Лучше помоги.

Втроем они как можно тише разобрали основную массу досок, не трогая внешней конструкции, прикрывающей выход. Потом несколько минут, кажущиеся мучительно долгими, ждали подходящего момента.

Наконец, рация одного из охранников громко зашипела, искаженный помехами голос проскрипел: «Она здесь». Вдалеке, у невидимого из укрытия главного входа, послышался нарастающий шум, словно приближалась большая волна. Большая часть присутствующих подалась туда, остальные повернулись на звук.

Воспользовавшись этим, тройка религеров выскользнула в коридор сквозь узкую щель. Без труда влились в редкую толпу одинаковых своей безликостью телохранителей, водителей и охранников. Где и разошлись в разные стороны – Иванов ушел искать Таисию, Егор с Илиясом – Калину.

Глава 29

«– Верующий – это более сложная фигура, чем человек, прыгнувший из самолета без парашюта»

Варг, ведун вейсы

Калины была прекрасна. Длинное небесно-голубое платье из легкой ткани, перетянутое серебристой тесьмой прямо под высокой, красивой грудью. Небольшое декольте, открывающее хрупкие плечи, переходящие в тонкую, точеную шею. Правильные, немного детские черты лица, большие, чуть раскосые глаза, приоткрытые чувственные губы. Неизменная туга коса через плечо с вплетенной алой лентой. В изящных руках с длинными пальцами, увенчанными розовыми ноготками – небольшая книга в черном кожаном переплете.

Девушка стояла в окружении плотного кольца охраны и мило, немного застенчиво улыбалась присутствующим.

В такую невозможно не влюбиться. Такую невозможно не желать.

– Это… Это Калина? – жарко выдохнул Илияс, не веря своим глазам.

– Да. Это Калина, – Егор сверлил взглядом бывшую любовницу. – Не обольщайся на счет ее внешнего вида. Каждый жест этой женщины, каждый поворот головы, каждая эмоция и улыбка на лице, все это сложнейшее орудие обмана, отточенное годами до совершенства. Она, как глубоководный хищник, манит глупую рыбешку на ложный огонек в собственной пасти.

– Но она действительная очень красивая! – в голосе бланцы слышалось неподдельное восхищение.

– Этого не отнять. Красивая, умная, хитрая. Только вот с ленточкой в косе переборщила, на мой взгляд… Ладно, что у нас дальше по плану?

Волков выглянул из ниши, в которой они стояли, скрываясь в тени гостей, осмотрелся.

Что ж, здесь действительно собрались руководители самых влиятельных конфессий Города. Из общей массы они выделялись так явно, как экзотические птицы с цветным оперением и пышными хвостами выделялись бы в стае сереньких воробьев. Кричащие наряды самых безумных фасонов, дорогие украшения, посохи, плащи и жезлы – что казалось естественным в церквях и храмах, здесь, в пустых стенах недостроенного здания, выглядело атрибутами клоунов и сумасшедших.

Впрочем, все верно – обыватели должны видеть, что их духовные пастыри отличаются от них даже внешне – так четче видны ориентиры и нет сомнений в личности лидера.

Интересно, Калина, подбирая место для Схода, учла давление контраста ярких одежд и грязных, холодных стен?

Обычно, общий Сход случался не чаще, чем пару раз за год. На Сходах обсуждались самые важные и насущные дела, достигались глобальные договоренности и решались спорные претензии. На памяти Егора, внеплановый Сход был лишь однажды, когда в Городе объявились бантийцы, заявившие о себе как о крупном и серьезном игроке. Решались важные вопросы, не терпящие отлагательств, нужно было сохранить порядок в Городе и обязать новеньких соблюдать установленные Правила.

Сегодня все эти напыщенные Старшие, выражающие своим видом брезгливость и презрение к сложившейся ситуации, явились сюда по одному лишь поводу – им поставила такие условия Калина.

В иной раз этот факт заставил бы Волкова восхищаться девушкой, только вот он очень хорошо знал – все победы Калины строятся на чьих-то костях. И он даже не хотел думать, скольких несчастных она угробила ради этого дня.

Однако, если их с Ивановым предположения верны, сбор душ еще не закончен.

Раздался зычный приглашающий голос, зовущий дорогих господ прошествовать на указанные ранее места.

Волков повернулся на звук, посмотрел поверх голов. И даже не очень удивился, увидев у входных ворот на трибуны улыбающегося Андрея, лидера ребят из «мира без Искр».

Вечер однозначно перестает быть томным.

С неохотой, вальяжно и лениво, Старшие потянулись к большому зеву ворот. Вместе с ними двинулись секретари и приближенная охрана. Вот только если Старших пропускали без проблем, то остальных просили оставить оружие на входе. Для большей важности, проверяли переносным металлодетектором. Говорили, что это для безопасности и во избежание инцидентов.

Естественно, телохранители не желали разоружаться и, вскоре, холл заполнился недовольными возгласами, грубыми репликами. Люди Калины (или Андрея, кто их теперь разберет) были непреклонны.

Егор хорошо понимал охрану Старших – в незнакомом здании, в окружении малоприятных людей, не желающих твоему подопечному ничего хорошего, без возможности использовать Дары – все выглядело как банальная ловушка. И это ощущение поедало охрану изнутри, оно кричало и заставляло нервно потеть ладони и лбы. Хорошие телохранители сильны интуицией и пресловутым «шестым чувством», а здесь собрались по-настоящему хорошие телохранители.

Только вот сделать они ничего не могли. И, матерясь, выкладывали оружие на длинные столы, тщетно пытаясь утаить хотя бы затаенные складные ножи.

– Это нам не подходит, – процедил Егор, наблюдая за происходящим. – Нам оружие необходимо.

Он позволил себе чуть больше выглянуть из ниши, поискал взглядом Ламия, Марка или Иванова. Но, то ли не заметил, то ли они уже были внутри. Тогда он толкнул в бок зазевавшегося Илияса, все еще не сводящего глаз с Калины, спросил:

– Слышь, неудавшийся хоккеист, есть еще способы пробраться на арену?

Бланцы неприязненно отодвинулся от него, но ответил.

– Там, откуда мы пришли, должен быть выход под трибуны. Но его могут охранять.

– Его будут охранять, – кивнул Егор. – Только иного пути нет. Пойдем, не спи.

Они быстро пересекли пустеющий коридор, незамеченными вновь нырнули под деревянную перегородку.

– Показывай куда, – в полголоса приказал он.

Быстрым шагом они вернулись в душевую, вышли в полумрак коридора. Со второй попытки попали в еще один закуток, где пришлось пробираться на ощупь – Г-образный проход без дверей и окон не освещался, под ногами предательски скрипели мелкие камни и шелестели обрывки упаковочного целлофана.

За поворотом оказалось низкое помещение с идущей через центр гофрированной трубой. Судя по всему, где-то рядом должны будут располагаться машины для намораживания льда.

– Здесь, наверное, – без уверенности в голосе сказал Илияс.

Впереди, еле различимый во тьме, виднелась узкий проем с ведущей вниз лесенкой. Оттуда слышалось эхо голосов.

Волков отодвинул бланцы и первым выглянул наружу.

Лесенка вела в техническое помещение под трибунами. Над головой, уступами, вверх уходили ряды металлических помостов, на которых располагались сиденья. Сквозь щели можно разглядеть большой овал будущего катка, людей, сидящих группками там и тут под лучами ярких направленных фонарей, открытые ворота входа на другой стороне, сквозь которые заходили последние гости Калины.

Но сколько бы Егор не всматривался в темноту, не заметил ни охранников, ни патрулей. Впрочем, это совсем не означает, что их нет.

Спустились по лестнице, замирая при каждом громком звуке. Крадучись прошли вглубь помещения, присели возле одной из колонн, подпирающих перегородки трибун над головой.

С этой точки открывался отличный обзор, словно из подземного бункера – сквозь длинные щели было видно как арену, так и места, занятые гостями. Здесь можно отлично выждать удобный момент, не опасаясь быть замеченным снаружи.

Впрочем, следует подстраховаться.

– Илияс, – Егор повернулся к бланцы. – Видишь небольшой уступ на той стороне комнаты? Там, должно быть, второй выход отсюда. Иди туда и спрячься. В случае чего, подашь мне знак.

– В случае чего именно? – было видно, что парень не хочет отходить от мистирианина слишком далеко.

– В случае, если кто-то пойдет. Я не думаю, что такие удобные места оставят без внимания. Я бы точно не оставил.

Бланцы колебался, разглядывая еле заметный в темноте выступ у дальней стены.

– Ты оттуда сможешь меня хорошо видеть и слышать, – успокоил его Волков. – Иди, давай. Начинается уже.

Илияс неохотно поднялся и быстрым шагом пошел в указанном направлении. Егор, в свою очередь, полностью переключился на происходящее по ту сторону арены.

Последние гости неторопливо расселись по своим местам. Егор насчитал всего пять групп от пяти разных конфессий, присутствующих на этом Сходе. Это против обычных двенадцати.

Как обычно, все расположились согласно внутреннему регламенту мероприятия. Двое Старших ордалиан со свитой, заняли места в центре трибуны А. Рядом с ними, но на достаточном расстоянии, говорящем о равенстве и взаимоуважении, сели исилиты. Среди них Егор заметил тучную фигуру Князева – главу службы безопасности. Чуть в сторонке, на отшибе, переговаривались друг с другом Старшие амонарии, прикрываемые со спины рослыми телохранителями. На противоположной стороне арены, на трибуне С, устроились оставшиеся две конфессии – мистириане и тифониты.

Волков разглядел знакомые фигуры – Марк и Ламий восседали чинно и важно, выслушивая какие-то комментарии от стоявшего рядом Хирурга. Таисии и Иванова с ними не было.

Входные ворота с тяжелым стуком закрылись. Со звонким щелчком включились прожектора, направленные на руководителей конфессий, а также в центр арены.

Все разговоры тут же прекратились, повисла тишина, ждущая и напряженная.

Мерно ступая по бетону, в центр арены вышла Калина. За ней, из темноты, появился знакомый Волкову человек – молодой парень, которого они с Ильиным приняли за студента там, на понтоне. У парня глаза горели слепым обожанием, в руках он нес портативную радиостанцию и пластмассовую бутылочку с водой.

Калина вошла в центр освещенного круга, словно актриса в свет софитов, гордо выпрямилась и обвела трибуны взглядом.

– Я приветствую наш мир, Старшие, – сказала девушка стандартной фразой начала Схода. Для ее места в иерархии подчиненности, Калина проявила неслыханную наглость. В ее голосе Егор не услышал ни подобострастия, ни коленопреклоненного уважения, ни заискивания – она говорила как равная с равными, если не больше.

Заметили это и Старшие. По залу разлетелся несдержанный гул возмущения.

Калина не обратила на это внимания. Она, как хладнокровный снайпер, переводила взгляд больших глаз с одного лица на другое.

– Я собрала вас для единственной цели, о которой вы уже уведомлены, – продолжила она. – Я собрала вас в этот день, чтобы навсегда прекратить многовековую вражду и помочь обрести единство.

Вновь недовольный гомон – она посмела сказать, что собрала Старших, а не они сами пришли к ней на встречу. Какая наглость!

Егор усмехнулся. Старшие, как обычно, слышали лишь то, что хотели услышать. Как же – речь ведь об их статусе.

– Милая Калина, – раздался уверенный голос Старшего ордалианина. – Мы все наслышаны о твоих новых способностях. Некоторые даже утверждают, что ты их демонстрировала. И этот факт слишком значителен, чтобы остаться незамеченным нами. Лишь поэтому мы пришли на эту встречу, пусть и в неподобающее место и время. Так стоит ли занимать нас праздными разговорами?

Ему вторили, его поддержали.

– Дорогой Вэндэр, – в тон ордалианину ответила Калина, позволив себе легкую снисходительную улыбку. – Вы как всегда держите руку на пульсе событий, но на этот раз вы неверно расставили акценты. Я не та юная девочка, которую вы помните. Впрочем, меня вы помните уже не девочкой, не так ли?

Зал ахнул. Вэндэр, седой старец с длинной бородой, покрылся багрянцем и вскочил со своего места. Его буквально распирало от ярости. Рядом поднялась со своих мест его охрана.

Однако, его соратники-Старшие остались сидеть на своих местах, ехидно улыбаясь. Вэндэр, в конце концов, лишь грязно выругался и сел обратно.

– Я не договорила, – голос Калины окреп, – Вы неверно расставили акценты, дорогой мой Вэндэр. Мы собрались здесь не ради того, чтобы обсуждать мой феномен, а потому, что вы желаете и дальше говорить с народом с высоты своего трона. Который я, при желании, могу у вас отнять.

Зал захлебнулся возмущенным штормом.

Калина терпеливо ждала, опустив глаза в пол и вглядываясь в лишь ей ведомую даль.

Когда эмоции пошли на спад, она кивнула своему помощнику, и тот что-то сказал в рацию.

Из темноты других ворот, не через которые заходили Старшие, появилось две фигуры – сухой, молодцеватый старик с ордалианским символом на шее и крепкого вида мужчина, который вежливо сопровождал старика, поддерживая под руку.

В воцарившейся тишине мужчина оставил ордалианина рядом с Калиной, а сам удалился обратно.

– Вам знаком этот человек? – спросила у зала Калина, указывая на старика.

– Знаком, – ответил второй Старший ордалиан, толстяк с добродушным лицом. – Это один из моих прихожан. Я лично попросил его явиться сюда.

– Хорошо, – кивнула Калина. – Вы можете сказать, достопочтимый Элдар, какой Дар у этого человека?

– Этот человек не обладает Даром, – откликнулся Старший. – Бог не подарил ему Искру.

Калина еще раз кивнула, жестом приказала старику приблизиться. Указала на место подле себя. Произнесла громко и четко:

– Можешь не молиться, теперь от этого ничего не зависит.

И подняла вверх ладонь…

Каким-то чудом Волков ощутил легкое движение воздуха, прежде чем его шею обвила стальная струна удавки. В последний миг он успел просунуть между тугой нитью и кадыком ладонь. Кожу тут же обожгло, металл нещадно врезался в пальцы, рассекая ее, сдирая клочками.

Религер засипел, попытался второй рукой достать душителя через голову. Пальцы скользили по короткой стрижке, тщетно стараясь зацепиться хоть за что-то. Ботинки отчаянно заскользили по полу, когда Волкова потащили прочь от трибуны. В голове мелькал калейдоскоп мыслей, прерываемый пулеметной очередью из одного лишь «Дыши! Дыши!»…

– Твой Бог не захотел дать тебе частицу себя, – ласково, как ребенку, сказала Калина старику. – Это сделаю я.

– Но я не хочу… от тебя, – еле слышно промямлил старик, однако его мнение никого не интересовало…

… Второй человек ухватил ноги Волкова, оторвал его от земли. Егор, оглушенный шумом в ушах и собственным хрипом, попытался оттолкнуться от него, опрокинуть, но не вышло…

– Для меня это не сложно, – Калина протянула раскрытую ладонь к старику, но тот попятился. Девушка недовольно посмотрела на сидящих Старших ордалиан. – И это ваш кандидат?

– Позволь мне, – поднялся Элдар, и привыкший вещать в высоких храмах голос зычно зазвучал под бетонными сводами. – Сын Тимофея, вспомни, о чем мы говорили? Это лишь испытание твоей веры!

…В глазах потемнело, глотку будто жгло огнем. Струна перетянула сонные артерии и от руки у горла толку больше не было. Силы начали покидать сведенные нехваткой кислорода конечности.

Где Илияс?!

…Старик покорно склонил голову, пальцы судорожно теребили символ веры – виселицу. Он сделал шаг навстречу Калине. Та довольно улыбнулась…

Егор выдернул руку из-под удавки, оставил на ней ошметки собственной плоти. Сталь врезалась в мягкое горло, вдавливаясь глубже и глубже, грозя отрезать голову.

Скрюченные пальцы с трудом нашли рукояти стилетов, выдернули их из рукавов…

Калина простерла ладонь над стариком, многозначительно обвела взглядом собравшихся. Опустила ладонь на редкие, седые волосы ордалианина. Теперь, кажется, что старик пришел к ней за покаянием. Видно, что девушка наслаждается моментом…

Пальцы бьет судорога, они не могут удержать ножи. Один стилет вылетел и упал на пол. Но второй нож все еще в деле – сознание, плывущее в рычащем и бурлящем кроваво-черном мареве, воспринимает его как обломок бревна, возникший рядом с утопающим. И все, все силы нужно направить на то, чтобы схватиться, чтобы удержать и удержаться…

– Я хочу, чтобы ты летал, – наконец говорит Калина и легонько толкает старика пальцем в центр лба. Отступает на шаг, удовлетворенно складывая руки.

Старик непонимающе открывает глаза, оглядывается в поисках подсказки – что делать дальше? Он – не Искра, он не знает как пользоваться Даром…

Пальцы вокруг рукояти ножа свело намертво. Нужны силы на последний рывок. Сейчас или уже никогда.

Этот мах больше похож не на удар, а на то, как поры ветра качает безвольные руки тряпичной куклы. Нож проносится возле самой головы Егора и уходит назад. Острая сталь протыкает что-то упругое, по пальцам течет обжигающая жидкость.

Удавка спадает! И тут же, по непонятной причине, освобождаются ноги…

– Представь, что тебе нужно подняться над полом, – словно заботливый тренер объясняет старику Калина. – Представь и возжелай это.

Старик часто-часто закивал, зажмурился и втянул голову в плечи. Секунда-другая – ничего не происходит. По зале прошелестел недоверчивый шепот. Калина строго поджала губы.

И вдруг старик медленно начал подниматься вверх, вот уже подошвы старомодных ботинок оторвались от пола…

Егор хватает широко открытым ртом кажущийся обжигающим воздух. Ужом переворачивается на живот, наваливается на своего душителя, который зажимает окровавленное лицо руками. Нож Волкова двигается прямолинейно и однообразно, как игла швейной машины, погружаясь по самую рукоять.

За спиной Егор тоже кто-то борется, слышны сдавленные возгласы…

Старик поднимается над бетонным полом на высоту своего роста, зависает на месте, чуть раскачиваясь, будто лебяжий пух на идущих от земли испарениях.

Калина победно указывает на старика рукой, высоко подняв подбородок, оглядывает зал.

В зале гробовая тишина. В зале ощущается ужас и ошеломление…

Волков сползает с испускающего дух противника, отпихивает тело ногой. Смотрит туда, где молодой бланцы поднимается над вторым, лежащим ничком врагом. У лежащего – остекленевший взгляд и большая лужа крови растекается под затылком.

На пороге комнаты, на том месте, откуда они, судя по всему, засекли зазевавшегося Волкова, лежит снайперская винтовка, высовываясь и расстегнутого чехла.

Как он их проморгал?

– Спасибо, – хрипит Егор, потирая шею.

– Ты – мой враг, – Илияс серьезен и горд собой, делает акцент на слове «мой». – Только у меня есть право убить тебя.

– Как мне повезло, – Волков пытается шутить, но больше для себя – он сконфужен, что дал себя поймать в удавку. Впрочем, его не учили сидеть в засадах и проводить диверсии.

Мистирианин, шатаясь, поднялся, подобрал стилет.

– Долго ты что-то спасал своего врага, – сварливо пробубнил он.

– Я такого никогда не видел! – Илияс шепчет слишком громко, тыкает в сторону узкой полоски света, сквозь которую они наблюдали за ареной. – Засмотрелся.

– Что там? – Егор, разминая шею, припадает плечом к грязному бетону выступа. Видит парящего старика, невозмутимую Калину, размахивающих руками и галдящих Старших.

– Она наделила его Даром, – жарко комментирует бланцы. – Как такое может быть?

Волков молчит, лишь задумчиво чешет подбородок.

Вот оно что! Вот в чем секрет Калины – владение Дарами! Теперь понятно, почему Старшие подчинились ее требованию. Еще бы – с человеком, который мановением руки творит чудеса и наделяет ими кого угодно по своему разумению, лучше быть в хороших отношениях.

Старик открыл глаза, посмотрел вниз и не сдержал удивленного вскрика. Он заболтал ногами, чем нарушил действие Дара, не удержался в воздухе и шмякнулся на пол. Но тут же поднялся, опираясь на дрожащие руки. Заплакал сквозь радостный смех переполняющего счастья. Тяжело передвигая узловатыми коленями, пополз к Калине, чтобы припасть губами к подолу платья.

– Довольно! – жестом остановила его девушка. – Уведите его!

Ей не нужен счастливый старик, она вложила в него Искру с другой целью.

Стоп!

Егор нахмурился, закусил нижнюю губу.

Стоп. Что-то тут не сходится. Если Калина вот так запросто может повелевать Дарами, что мешает ей просто создать армию религеров? Что мешает ей, в конце концов, попросту заставить врагов исчезнуть? Совершить самоубийство? Или все же рамки ее могущества не столь широки, как она хочет показать?

– Вы увидели, что я не лгу, – между тем обратилась к присутствующим Калина. – Теперь вы знаете, какие условия на кону.

– Бесплатный сыр только в мышеловке, – раздался голос с восточным акцентом из сектора исилитов. – Чего ты хочешь, Калина.

Имя прозвучало странно, с ударением на последнюю «а».

– Я уже говорила тебе, мой дорогой Князев, – улыбнулась Калина, но в ее улыбке не было тепла. – Я хочу, чтобы вы на этом Сходе присягнули мне в верности. Стали моими мудрецами, помощниками и советниками. Ваши посты останутся при вас, вместе со всеми правами и регалиями. Ваша власть преумножится и станет воистину безраздельной. Я обещаю вам все, что вы можете себе представить.

– А что будет с нашей верой? – голос Князев перекрыл начавшиеся было возгласы. – Что мы скажем нашим людям и нашим богам?

– Думаю, ваши люди будут рады узнать, что их бог обрел живое воплощение, – судя по уверенности в голосе, Калина готовилась к этому вопросу. – Что же до ваших богов, то, я думаю, что их дни сочтены. Они не смогли построить ничего, что дало бы будущее нам и нашим потомкам. Из-за них мир все еще разделен на части, он горит в огне непрекращающихся религиозных войн. И так вот уже несколько тысячелетий. Так что, думаю, ваши боги упустили свой шанс. Теперь время новой веры.

– Твоей? – вновь спросил исилит.

– Да, – просто ответила Калина. – Моей.

Зал ожидаемо взорвался.

Егор лишь покачал головой – с чего бы вдруг Калину заинтересовало будущее человечества? Да, она всегда, упорно, с фанатизмом шла к власти. Любой ценой, абсолютно любой. И филантропом никогда не была, если не сказать наоборот. Для нее люди – лишь ступени или препятствия на пути к мега-идее. Что ж, так высоко, как сейчас, она еще никогда не залетала. Только вот полет ее странен. Да еще и эта винтовка, которую несли неудачливые душители…

– Этого никогда не будет! – запальчиво выкрикнул один из амонариев, потрясая замысловатым посохом. – Это немыслимо! Кощунство! Чтобы мы променяли наших богов на тебя, профурсетка! Шлюха! Дочь гадюки!

– Ты сошла с ума! – вторили ему ордалиане.

– Свои дешевые фокусы показывай в цирке! – воскликнул Старший исилитов.

Лишь мистириане и тифониты молчали, склонив головы друг к другу и переговариваясь. Должно быть, всерьез обсуждают возможность стать равными, а то и переплюнуть Высшие конфессии. Главное, не прогадать со стороной.

Калина сделала знак своему помощнику и на арену вновь ввели сияющего от радости старика. Он, завидев девушку, расплылся в улыбке, поспешил к ней, прижимая к груди пальцы.

Калина лишь бросила на него взгляд и щелкнула пальцами.

Старик взорвался, словно новогодняя петарда. Ошметки разлетелись во все стороны, влажно падая на пустые трибуны. На полу, где еще миг назад стоял ордалианин, осталось красное пятно, напоминающее снежинку.

И ничего. Был человек – и не стало.

– Вы не поняли, – произнесла Калина, и ее слова эхом разнеслись по замолкшим рядам. – Я не торгуюсь. Я разъясняю вам новые правила игры. С вами или без вас, но она все равно начнется.

Илияс запричитал, путая слова молитвы. Парня обуял неподдельный ужас.

Волков же, казалось, утратил способность удивляться. Он лишь подгонял новые данные под известные ему факты. Наверное, перегорел со всеми этими чудесами.

Ясно – Калина хочет власти. В ее случае, власть может стать абсолютной. Вершиной карьеры. И ей не нужны толпы разъяренных людей, ведомые в бой обиженными религиозными гуру. Ей нужны те, кто будет контролировать народ. Хотя бы, первое время. А там уж она их потихоньку уберет с доски, за ненадобностью. Чем не план?

Только вот лжет, паскуда, говоря о судьбах людей и религиозных распрях. Власть ей нужна не ради этого, не ради чего-то подобного. Калина не планирует стать Черной Владычицей или всемирным миротворцем. Наверное, да, обдумывает открывшиеся возможности, но строить политические планы и тащить людей в будущее? Нет, это не по ней. Она – спортсмен-олимпиец от карьеры. Она не остановится, пока не завладеет главным призом, самым главным призом в своей жизни. А уж там можно будет подумать в кого поиграть – в злую или в добрую повелительницу мира.

Только что ее связывает с Андреем и его ребятами? Уж в их-то планы никак не входит такой поворот событий. Их идея в том, чтобы все вернуть к былому, а не отказываться от своих убеждений. То есть что, здесь опять второе дно? Опять обман?

И для чего тогда снайперская пара? Здесь и, скорее всего, еще на нескольких позициях на арене? Ну конечно! Ведь из темноты так удобно стрелять по освещенным прожекторами Старшим.

– Бог ты мой, я словно в сказку попал, – вслух пробубнил Волков. – В дурную и глупую сказку.

– Дорогая КалинА, – нужно отдать должное выдержке Князева, его голос звучал сдержано и неторопливо, будто на его глазах только что человек не превратился в облако кровавых брызг. – В твоих словах есть некая доля истины. Я даже сказал бы, что мы готовы рассмотреть и принять тебя как нашего духовного лидера. Но скажи, что мешает тебе сделать так…

Раздался звук щелчка пальцами, очень точно повторяющий жест Калины.

– …И покончить со всеми нами разом? – договорил Князев.

И прежде, чем Калина открыла рот, чей-то до боли знакомый голос насмешливо произнес:

– Потому, что она не может это сделать. У нее каждый Дар – одноразовый.

Из темноты, возле арены, материализовались двое, вышли в круг света возле Калины. Один – невысокого роста, в куртке с капюшоном, довольно молодой на вид, с улыбчивым большим ртом и простецким носом-картошкой. Егор вспомнил эту фигуру и одежду – именно этот парень ловил тогда такси при помощи Дара.

Второй незваный гость был Егору отлично знаком. И именно его появление заставило челюсть Волкова в изумлении поползти вниз.

Вторым человеком, неторопливо выходящим из темноты, был Роман Ильин.

Глава 30

«– Во всем всегда виноваты сами люди. И лишь потом – боги и стечение обстоятельств»

Егор Волков, религер мистириан

– Она, как обычно, выдает желаемое за действительное, – Ильин, улыбаясь, смотрел на замершую Калину. Казалось, что он рад видеть девушку, но Егор знал эту улыбку – Роман насторожен и зол.

Его спутник тоже улыбался, но по иному, широко и открыто. Волков отметил, что у парня слишком высокий лоб и широко посаженные глаза светло-голубого цвета. Во взгляде лишь наивность, какая-то детская непосредственность. Он словно попал на арену цирка – крутил головой, щурился от света и неловко прятал лицо под козырьком капюшона.

– Ты их знаешь? – от Илияса не ускользнула реакция Волкова.

Егор промолчал, не желая вступать в ненужный разговор. Он лишь максимально возможно приблизился к своему узкому окошку, вглядывался и вслушивался в происходящее.

– Что ты хочешь этим сказать? – поднялся со своего места Марк, поправляя стильные очки в круглой оправе.

– Вам – ничего, – отмахнулся от него, как от мухи, Роман. Егор восхищенно поднял брови – Ильин никогда не позволял себе такое дерзкое поведение. Он привык к своей незавидной роли информатора и профессионального «сектанта», жил одним днем и даже с Егором общался по причине того, что так и не смог наладить отношения ни с кем другим. А тут – он буквально преобразился! Уверен в себе, даже немного властен. Немыслимо!

– Идем, – Ильин шагнул к Калине и взял ее за руку, словно нашкодившую ученицу. – Вернешь, что взяла. Эх, невелика была трудность, у блаженного способности отнять, да?

Калина буквально вскипела. Она вскинула руки, стряхивая пальцы Романа, отступила. Коса сделал полукруг, ударила девушку по спине, словно хвост разъяренной тигрицы.

– Не трогай меня! – она топнула ногой, прожигая взглядом Ильина.

Но тот лишь насмешливо наблюдал за ее действиями. Спросил с издевкой:

– Что, не работает? Хватит, Калина. Отдай цацку хозяину.

– Что происходит?! Кто это?! – Старшие вскочили со своих мест.

Волков заметил, что некоторых из них телохранители силой волокли к выходу. Они, как никто другой, почуяли, что в воздухе запахло реальной опасностью.

– Что-то сейчас будет, – процедил Егор и повернул голову, посмотрел на винтовку. Озарения пришло ниоткуда, буквально подбросив его на месте!

Он понял, для кого Калина приготовила снайперов!

– Недолго этому уроду быть хозяином, – прошипела Калина. Указала длинным пальцем с острым коготком на все еще улыбающегося парня в капюшоне, закричала звонко, изо всех сил. – Андрей, это он!

Окончание ее фразы потонуло в оглушительном ружейном залпе. Вспышки выстрелов бенгальскими огнями пробежали по верхам трибун, воздух заволокло дымом и сметенной звуком пылью. Зал заполнился криком и визгом, несколько безвольных тел Старших и охранников покатились вниз, переваливаясь со скамеек-ступеней.

Последнее, что успел заметить Волков, это спешно исчезающую в темноте фигуру Калины, раскрытый рот незнакомца в капюшоне, которого за собой тащил пригнувшийся Роман. А вокруг них, как мотыльки вокруг костра, вспыхивали и сгорали пули, не причиняя людям вреда.

Свет полностью потух. Непроницаемая тьма поглотила арену, комнату под трибунами, людей, в панике ломящихся на выход и стрелков, которые открыли огонь «вслепую».

– Бежим! – гаркнул Илиясу Волков.

Он выпростал руку в сторону парня, цапнул бланцы за рукав и потащил за собой. Тот не сопротивлялся, лишь иногда налетал на мистирианина, спотыкаясь в темноте.

Егор выставив руку вперед, вспоминая дорогу. Поднимаясь по ступенькам, задели ногой лежащую винтовку. У Волкова на миг возникло желание схватить ее, но в последний момент передумал – в узких коридорах от длинного и неудобного самозарядного оружия будет больше неудобства, чем пользы. Тут уж ножами сподручнее будет.

Быстрым шагом пролетели комнаты и переходы. Каждый раз, упираясь ладонью в стену, Волков звонко хлопал по ней, чтобы Илияс успел остановиться. Вслух называл новое направление движения. Бланцы лишь согласно мычал, полностью положившись на одноглазого.

Не встретив никого, несмотря на опасения Волкова, вышли в душевую. И тут Егор дал команду достать оружие. Потому как за свернутой на сторону деревянной решеткой творилось страшное.

Сначала мелькнула мысль, что в широком коридоре, окольцовывающем зал арены, зачем-то вкрутили красные лампы. От этого все происходящее окрасилось одним алым цветом, перемешиваясь с багряными тенями, с бликующими лужами на полу. Воздух наполнен воплями ярости и криками о помощи, стонами и воззваниями к богам. Звякал металл о металл, плотоядно чавкала входящая в плоть сталь. То и дело звучали выстрелы, суетные и истеричные.

В коридоре шла настоящая резня. Пытающиеся сбежать с трибун Старшие с телохранителями наткнулись на преградивших им путь людей Калины. Те как раз расправлялись с оставшимися в холле охранниками.

Под ногами скользко от крови. Ее много, она повсюду. Кровь вытекала из раненых и убитых, разлеталась фонтанами из отрубленных конечностей и разорванных артерий, брызгала на стены от ударов и выстрелов навылет. На полу тут и там валялись тела, они отчего-то напомнили Волкову раздавленных тараканов. Тяжелораненые пытались скрыться от своих убийц, заползая на мертвых, прячась за ними. Оглушенные и умирающие вяло трепыхались возле стен. По этому всему хрипящим и орущим клубком катались сцепившиеся в смертельной схватке люди. Над ними свистели ножи, палки и пули. И не было различия в одеждах и статусах – в свете залапанных кровью прожекторов все выглядели одинаково.

Илияс выпучил глаза и отступил назад, сдерживая рвотные позывы. Тяжелый воздух скотобойни липкой пленкой затянул легкие, ужасно хотелось убежать, вырваться под ночное осеннее небо.

– Надо найти Иванова с Тасей, – сказал сам себе Егор.

– Ты поклялся убить Калину! – отдышавшись, воскликнул бланцы. – Ты обещал!

– Обещал, но не клялся, – пробормотал Волков. – Не паникуй, одно другому не мешает. Не отставай.

И выскочил в коридор, почти побежал вдоль стены, огибая дерущихся. Он не хотел без лишней надобности влезать в эту бойню, силы еще понадобятся.

Его целью было проскочить центральный выход и попасть на другую сторону арены, куда вывели Калину и откуда приводили старика-ордалианина. Должно быть, там у них что-то вроде убежища на подобный случай – он не верил, что Калина не предусмотрела такое развитие событий.

А из головы все не выходил Роман – откуда он здесь оказался?

Волков чуть не поплатился за то, что позволил себе на миг отвлечься – мимо головы пролетела пуля, врезалась в стену, обдав религера градом острых осколков, и с визгом ушла вверх.

– Зараза! – Егор судорожно втянул голову в плечи, отпихнул плечом какого-то поднимающегося мужика, припустил дальше. За ним, не отставая, двигался Илияс, нервно сжимая длинный складной нож.

И тут заметил в толпе знакомый профиль.

Андрей! Борец, мать твою, за чистоту веры! А если он здесь, значит и Калина рядом!

Одноглазый завертел головой, пытаясь разглядеть фигуру с ленточкой в косе.

Тщетно. Если она и была здесь, то ее уже вывели. Что ж, зато появился шанс вывести из игры этого циничного ублюдка.

Егор подал знак Илиясу, рванулся вперед, распихивая дерущихся.

Быстрее, пока бывший священник не заметил его!

Волков вывалился на свободный участок перед телохранителями Андрея как раз в тот момент, когда те отвлеклись на катающихся под ногами религеров.

– Опа! – не удержался от восклицания одноглазый, всаживая нож под челюсть одному. Краем глаза увидел, как сделал выпад Илиясь, целясь во второго охранника – к чести парня, он не стал раздумывать, просто поддержал Волкова.

Однако, соперник бланцы отклонился назад и отступил, закрывая собой Андрея.

Ордалианин только сейчас заметил мистирианина, когда один из телохранителей рухнул навзничь, зажимая фонтанирующую рану.

– Не ждал? – зло клацнул зубами Егор, сближаясь.

Но соратник Калины оказался не лыком шит. Грамотно увернулся от окровавленного лезвия, ударил ребром ладони по запястью религера. Нож выбить не смог, но сбил атаку.

Негде было лавировать и делать тактические уходы. Негде было обходить и размахиваться. Егор с досадой отпрыгнул назад, споткнулся о ползущего человека, чуть не упал. Где-то совсем рядом громыхнул выстрел, перед лицом пролетела гильза.

Андрей беспрепятственно уходил к выходу, скрываясь за спинами прибывающих через центральный вход вооруженных людей с белыми повязками. Он не спускал насмешливых глаз с мистирианина, словно знал все его ходы наперед и попросту играл.

По крайней мере, Егор воспринял это именно так. Насторожился и не прогадал – когда Андрей махнул в его сторону рукой, Волков успел оттащить Илияса от поверженного врага и нырнуть за спины дерущихся.

Вслед полетели пули, с хлопками врезаясь в живые тела.

– Черт с ним! – рявкнул сам себе Егор. – Еще свидимся!

Илияс лишь тряхнул челкой.

Запах крови опьянял. Он заставлял испытывать ту самую боевую эйфорию, из-за которой Егор и любил свою работу. Хотелось орать, хохотать в лицо врагам, ловко орудуя ножом. Вместе с тем, религера тревожило такое состояние, оно могло сыграть с ним злую шутку. Нельзя увлекаться, нельзя!

За спиной охнул Илияс. Религер успел обернуться и ткнуть ножом в грудь мужика с белой повязкой на руке, готового повторно ударить парня чем-то, напоминающим киянку. Бланцы сгреб выпавший нож, зажимая драную рану на голове, кивнул: «Я в порядке».

Отмахиваясь, они пробивали себе путь к центральному проходу. Егор невесело заметил, что драка перешла в ту фазу, когда уже не осознаешь рамок и границ, просто рубишь каждое незнакомое лицо. К тому же, судя по всему, присутствующие религеры сцепились друг с другом, вспоминая старые обиды. В плотной толпе резня шла особенно жестокая, лишенная всяких правил. Тут же мелькали люди Андрея с повязками, вооруженные битами, топорами и пистолетами. Менее подготовленные к побоищу последователи Калины почти все лежали бездыханно, путаясь у живых под ногами.

Холодная сталь мазнула по рукаву. Чье-то тело, отлетевшее от удара ноги, припечатало Егора к стене. Противник развернулся и Волков чудом перехватил руку с ножом, направленную в живот. Враг пыхтел в лицо кровавыми пузырями, сквозь разорванную рубаху виделось иссеченное тело.

Откинул, добавив вдогонку пару ударов. Перед глазами пронеслось лезвие топора – Егор лишь отшатнулся, ткнул стилетом в перекошенное лицо. Рванулся вперед…

И оказался перед Хирургом, вытирающим тонкое, длинное лезвие похожего на шпагу клинка о пробитое в нескольких местах тело лежащего ничком мужчины. Рядом с ним, с намотанным на левую руку грязно-серым пиджаком и с финкой в правой руке, стоял Иванов. Он выглядел так, словно только что выбрался из ямы с мясным фаршем.

За спиной Хирурга, трясясь и повизгивая от ужаса, сидел дрожащий Ламий, он не мигая взирал на скорчившегося в неестественной позе Марка – у того отсутствовала половина черепа.

А в сторонке, прислонившись к стене, всхлипывала Таисия. Из раны на плече сочилась кровь, но в остальном девушка была цела.

– Ты! – проревел Хирург. – Ты жив?

Иванов резко оглянулся, на всякий случай, делая шаг в сторону и разворачиваясь.

– Не твоими молитвами, – огрызнулся Волков. – У вас, я посмотрю, дела похуже, верно?

Хирург ничего не ответил, лишь принял стойку, выставив перед собой клинок.

– Подставить меня хотели, суки, – Егор перехватил удобнее стилеты и бросил испепеляющий взгляд на Ламия.

Старший заелозил ногами, силясь отползти дальше от свирепого религера. Его лицо, и без того бледное, вовсе превратилось в белое полотно с черными мазками перекошенного рта и распахнутых глаз.

Иванов чуть наклонился к Егору и сказал, извиняясь:

– Я не смог. Не могу лишить жизни Старшего, это сильнее меня.

– А у меня вот не осталось никаких моральных принципов в отношении этих, – губы Волкова разошлись в плотоядной улыбке. – Ну ка…

Религер резко качнулся вперед, топнув ногой. Глава охраны лишь прищурился, словно ловя Волкова в прицел. Он не стал отступать или стараться договориться – и так ясно, что все долги покроет смерть.

– Ааа! – противно завыл Ламий.

Егор атаковал стремительно, беспощадно. Быть может, Хирург был отличным телохранителем, однако одноглазый превзошел его в искусстве убивать.

Защитник Старшего выкинул вперед руку с клинком, делая ставку на длину лезвия, но Егор в последний момент сместился в сторону, волчком прошелся вдоль клинка и двумя хлесткими ударами погрузил ножи в горло Хирурга. Повернулся к Ламию, отталкивая тело телохранителя ногой. Пророкотал:

– Ты веришь в бога, слизняк?

Ламий выпучил глаза и обмочился. Неожиданно резво для своего веса вскочил и попытался на карачках уползти прочь.

Волков настиг Старшего и с каким-то пугающим удовлетворением сломал тому шею.

– Вот и все, – раздался сзади голос Иванова.

И тут же какой-то сдавленный звук, сдерживаемый стон.

Егор стремительно обернулся, успел поймать оседающего Иванова. Ладони окунулись в горячее и липкое, стремительно заливающее спину Исполняющего из глубокой раны между лопаток.

Из безвольно упавшей руки выпала финка.

Егор поднял сумасшедший взгляд на Илияса, отступившего с ножом в руке.

– Он хотел тебя зарезать, – пробормотал Илияс побледневшими губами.

– Прости, – выдохнул с кровью умирающий на руках Волкова Иванов.

– Зачем? – Егор тряхнул Николая. – Теперь-то зачем!

– Я не могу иначе… Ты слишком много знаешь о предательстве Старших… Ты стал опасен для веры…, – Иванов умоляюще посмотрел на Волкова. Впервые в жизни. – … Ты меня должен понять. Я не знал, что позор настолько велик…

– Старый цепной пес, – с горечью произнес Егор. – Никто не должен сомневаться в праведности Старших? Никто не должен знать, что на мне – их кровь?

Иванов еле заметно кивнул. Силы стремительно покидали его.

Но Волков не мог обещать ему того, что не мог выполнить. Поэтому он просто положил ладонь на холодный лоб Исполняющего и произнес:

– Будь зрячим, брат.

Опустил мертвое тело рядом с телом Хирурга. Поднялся, посмотрел на Илияса. Тот не знал готовиться к драке или принимать благодарности.

Ни того, ни другого Егор ему не дал. Он шагнул к отстраненно сидящей на корточках Таисии, заглянул в лицо.

– Живая?

Та всхлипнула.

– Все хорошо, девочка, все будет хорошо, – кроме этой банальщины в голову ничего не лезло. – Горевать будем потом, сейчас спасаться надо.

Егор почти силой заставил девушку встать на ноги, кинул Илиясу:

– Прикрывай!

И потащил Таисию с собой, продвигаясь вдоль стены.

– Она нам мешает! – закричал Илияс. – Калина может уйти!

– Не уйдет, – рявкнул Егор в ответ, повернул к Илиясу перекошенное гневом лицо. – А будешь возникать – я тебя убью!

Бланцы предпочел заткнуться.

Через несколько метров они уткнулись в тупик – коридор оказался перегорожен высокой деревянной переборкой. Ворота, через которые ушла Калина, были за ней.

– А, черт! – Егор оставил Таисию оседать у стены, загнанным зверем заходил взад-вперед перед преградой.

– Нужно назад, к выходу! – воскликнул Илияс.

– Да иди ты! – огрызнулся Волков и всем тело бросился на деревянный щит.

Перегородка гулко отозвалась эхом.

За спиной, со стороны выхода, раздались приглушенные автоматные очереди. Стреляли на улице.

– Помогай, чего встал! – заорал он на бланцы.

Они вместе разбежались и бросились на деревянный щит. И еще раз. И еще.

В какой-то момент Егору показалось, что перегородка поддалась. Но следующий таран результатов не дал. И следующий тоже.

– Бессмысленно, – сокрушенно сказал Илияс, потирая отбитое плечо. – Он не сдвинется.

– Да что б тебя! – Волков со злобы пнул кажущуюся монолитной перегородку.

И нога провалилась внутрь, пробив круглую дыру в неприметном листе фанеры.

– Обожаю отечественных строителей, – расхохотался одноглазый, выдирая ногу.

В несколько ударов они выбили хлипкую панель, нырнули в образовавшуюся дыру.

По сравнению с увиденным, эта часть коридора показалась настоящим островком тишины и спокойствия. Абсолютно пустое помещение, освещенное все теми же лампами-башнями. Колышущееся от сквозняка покрывало на створе ворот на арену. Несколько стульев вдоль стен.

Сюда почти не долетали звуки побоища, зато явственно слышался рокот автомобильных моторов.

– За мной! – Егор подхватил под локоть Таисию, которая покорно привалилась к его плечу, направился к дверному проему, самому светлому из всех.

Чутье его не обмануло. Миновав пару комнат, они выбежали к распахнутым настежь металлическим дверям черного хода.

В лицо ударил холодный ветер, пахнущий порохом. Ночь то и дело озаряли всполохи выстрелов, отбрасывая на далекий бетонный забор кривые тени. Ливень сменился косым дождем, холодным и злым.

А в стороне, возле оплывшей горы песка, буксовала легковая машина, тщетно перемешивая жидкую грязь.

– Калина там! – Илияс возбужденно ткнул ножом в сторону автомобиля. – Она сейчас уедет!

– Тася, – Волков спрыгнул с невысокого крыльца, помог спуститься девушке. Подтолкнул ее к черному провалу технической ниши, маленькой и узкой, словно вертикально стоящий гроб. Впихнул туда несчастную, не терпящим возращений голосом сказал:

– Сиди тут. Сиди тихо. Когда все кончится, я за тобой вернусь. Сиди и ничего не бойся, слышишь?

Девушка безвольно уронила голову на грудь, обняла исцарапанные коленки руками и зашептала слова молитвы-оберега. Волков еще раз бросил взгляд на рану Таисии – царапина. Погладил девушку по голове.

Девчонке, которая трупы то наверняка лишь на похоронах видела, разом окунуться в такое… Ничего, выкарабкается. Должна выкарабкаться.

– Извини, – прошептал он.

Выпрямился, расправил плечи, буравя взглядом ревущую машину. И с места бросился вперед, скользя непрактичными подошвами дорогих ботинок. За ним рванул бланцы, вопящий что-то на языке своего бога.

Их заметили. И среагировали молниеносно – машина перестала дергаться, двери одновременно распахнулись и наружу выскочили крепкие ребята. А также Калина, которую двое парней незамедлительно подхватили и почти на руках понесли к узкой калитке в заборе.

Оставшиеся трое пошли навстречу религерам.

Черт, как темно! Не видно чем они вооружены!

Когда расстояние между противниками сократилось, один из охранников Калины резко припал на колено и вскинул что-то к плечу.

– Берегись! – успел крикнуть Егор и бросился в сторону. Тут же раздался сухой стрекот пистолета-пулемета, пламя выстрелов вырвалось из прорезей компенсатора ослепительными лепестками.

Егор с брызгами влетел в грязь, проехался как по льду и тут же вскочил, не обращая внимание на сбитое дыхание и на острую боль в локте. Пригибаясь почти к самой земле, бросился к стрелку, сокращая дистанций. На его счастье, тот увлекся Илиясом, упавшим за перевернутый строительный чан.

Волков давно не был так близок к смерти, как сегодня. Дар «феникса» расслабляет, он дает ощущение «второго шанса» на случай фатальной оплошности.

Но сейчас Дары не действовали, приходилось держать в голове, что он не может позволить себе умереть. Потому что это будет насовсем.

Егору показалось, что он никогда еще не был таким быстрым и ловким. Желание выжить и победить мобилизовало в нем все силы, все рефлексы. Религер длинным прыжком ушел от летящей в голову монтировки, с хрустом вогнал стилет в грудь одному из врагов. Все еще находясь в движении, зачерпнул ладонью мокрый песок и метнул его в автоматчика. Сам прыгнул следом, занося над головой последний нож. Коленом опрокинул стрелка, который успел-таки сделать пару выстрелов в его сторону, отбил направляемый в живот ствол короткого оружия. Придавил брыкающегося противника к земле, ударил ножом – раз, другой…

И не успел увернуться от летящей в лицо бейсбольной биты, которая буквально опрокинула его на спину, сметая с поверженного врага. Над религером выросла черная фигура с занесенным над головой оружием, закрывающая собой небо. Егор успел лишь закрыть голову руками, когда на него обрушился град ударов.

Кажется, он кричал от боли. Пытался вывернуться, но тщетно.

Тогда он сделал единственное, что показалось ему верным в тот момент – он убрал одну руку и зашарил в поисках выроненного стилета.

Удары пробивали защиту из одной оставшейся руки, кажущаяся каменной дубина со стуком опускалась на голову и лицо. Вместе с хриплым воплем изо рта Егора вылетели осколки треснувших зубов.

Ладонь упала на продолговатый, прохладный предмет, имеющий форму вытянутого бочонка, с выпуклой резной поверхностью. С одной стороны этот предмет подбит металлической чашкой, с другой – имеется крестовина изящная крестовина, переходящая в узкое и тонкое лезвие острейшей стали.

Как иногда странно ведет себя время в моменты, когда тебя убивают. Странно и загадочно…

Волков вцепился в рукоять ножа и ткнул врага в пах.

А когда поднялся, то добивать не стал – плевать на него.

Сделал пару шагов и вновь повалился в грязь – голова закружилась, ноги отказывались слушаться. Сердце лапой бешеного кролика долбило в грудную клетку, в горле стоял ком.

– Сейчас… Надо встать…

Уперся руками в землю, смешивая кровь с черной жижей, кое-как выпрямился. Поднял лицо к небу, вздохнул полной грудью, пытаясь восстановить дыхание. И, шатаясь, направился искать бланцы. По пути наткнулся на отлетевший пистолет-пулемет. Оружие, на которое он надеялся, утонуло в черной жиже, пуская редкие пузыри.

Илияса нашелся там, куда он и прыгнул – за металлическим чаном, в котором валялись обломки давно застывшего бетона. Парень лежал в позе эмбриона, закрыв голову руками.

– Вставай, – прохрипел Волков, поморщился и сплюнул кровавый сгусток. – Пойдем убивать твою Калину.

Бланцы не сказал ни слова, начал тяжело вставать, держась за бок. Из-под пальцев сочилась кровь.

– Ранен? – поинтересовался Егор.

– Да… Ох как тебя…, – парень только сейчас увидел лицо мистирианина.

– Идти сможешь?

– Да, – твердо ответил Илияс и попытался выпрямиться. – Я…

В небе будто лопнула гигантская струна, отдавшись звенящим басом в головах. Тело Волкова конвульсивно встрепенулось, словно кто-то изнутри толкнул, выправил, подоткнул. Дернулся и бланцы, с опаской прислушиваясь к ощущениям.

– Это еще что такое? – спросил в пустоту Егор.

Со стороны главного входа в ледовый дворец что-то громыхнуло, ветвистые молнии уткнулись в черное небо.

Егор ощутил эхо используемого Дара.

– Купол упал, – понял Илияс.

– Хреново, – Егор петлями, словно пьяный, похромал в сторону калитки. – Давай, догоняй! Сейчас начнется кромешный ад.

За их спинами вспыхивали и опадали огненные шары, тряслась и разламывалась земля, разрывало на части людей. Длинные автоматные очереди захлебывались в реве боли и ужаса. Со всех сторон слышались возбужденные крики, сигналы машин. Мелькали бегущие к зданию дворца тени.

Оставшаяся снаружи, на стоянке, охрана и религеры, привезенные некоторыми Старшими «на всякий случай», спешили на помощь товарищам и руководителям. На ходу звонили своим, требовали поддержки. Вступали в бой не разбираясь, атакуя любого чужака.

Еще немного, и заброшенная стройка превратится в зону военных действий.

У калитки Егор неловко подвернул ногу, упал на металлический каркас выдранной с корнем решетки, некогда закрывающей проход. Из груди вылетел сдавленный всхлип, разбитые и поломанные руки тряслись в шоковом треморе.

Бланцы принялся помогать мистирианину подняться, поддерживая и подставляя плечо. Но за калиткой, не пройдя и пары шагов, Волков попросту вырубился, ничком рухнув на спину, на обломки кирпича.

Илияс присел возле одноглазого, не зная чем помочь. Егор выглядел плохо, если не сказать хуже. Бланцы не видел, как того метелили битой, но последствия ударов были более чем красноречивы и заметны. Также молодой религер заметил в районе живота и левой стороны груди две черные дырки от пуль – судя по всему, стрелок все же достал мистирианина.

Волков дернулся, приходя в сознание. Застонал, медленно открывая глаз, словно тяжелую свинцовую створку. Разбитые в два блина губы, за которыми виднелись острые края расколотых зубов, прошептали:

– Убей меня.

– Что? – Илиясу, показалось, что он ослышался.

– Убей меня, – повторил Егор, ворочая глазом в луже запекшейся крови. – Иначе я не дойду.

– Ага, понял, – парень опустился на колени прямо в податливую, холодную грязь, удобнее перехватил свой складник.

– Не этим, – Волков стремительно терял силы, язык еле ворочался. – Моим ножом.

Илияс поспешно кивнул, забрал из безвольных пальцев длинный стилет. Секунду примерялся, переводя взгляд с шеи на грудь и обратно.

– Не ссы, – по-своему понял его задержку Егор. – Часики тикают, Калина убегает.

Парень обиженно сжал губы, упер стилет острием в грудь Волкова, ощущая, как тяжелое оружие под собственным весом прокалывает одежду и кожу.

– Готов? – не зная почему, спросил он у одноглазого.

Но тот не стал отшучиваться и ругать его. Он лишь посмотрел на Илияса уставшим, выпитым до дня взглядом, тихо спросил:

– Скажи мне, нахрена я вообще всем этим занимаюсь?

Бланцы не нашелся что ответить, лишь пожал плечами.

– Бей, – казалось, Егор разочаровался ответом. Он отвернулся и, кажется, зажмурился.

Придерживая стилет одной рукой, Илияс поднял над головой вторую и, резко выдохнув, со всей силы опустил ее на рукоять. Нож неожиданно легко прошел между ребрами и уперся крестовиной в грудную клетку.

Тело Волкова выгнулось дугой, изо рта плеснула кровь, подгоняемая судорожным стоном.

Бланцы поспешно вытащил нож и отполз назад, во все глаза наблюдая за метаморфозами – он никогда раньше не видел Дар «фениксов» в действии.

Егор очнулся практически мгновенно, хватая ртом воздух. Провел ладонью по лицу, словно старую шелуху снимая обрывки кожи и кровавые сгустки. Сгорбился, поднимаясь, будто грязно чудовище. С него струями стекала холодная вода, шлепались комья грязи. Религер встал на колени, потом на ноги. Поднял съехавшую на шею повязку и натянул на глаз. Повернулся ко все еще сидящему бланцы.

Выглядел он так, словно с ним ничего не случилось. Лишь чуть бледнее обычного, да более утомленный.

– Впечатлился? – невесело спросил Егор и поморщился. Засунул грязный палец в рот и провел по зубам. Сплюнул, выругался:

– Черт, обломки зубов то улетели. Теперь придется протезы ставить. И крови я много потерял, ноги словно ватные. Ну, – он повернулся к Илиясу, – Пошли, чего расселся?

На улочках недостроенного квартала разыгрывалась трагедия в стиле «ночи длинных ножей». Пустынные дома, переходы и задворки превращались для одних в убежища, для других в засады. Не жалея сил и средств, не обращая внимания на пол и возраст – казалось, из служителей веры выплескивались вся ненависть и страхи, накопленные за века. То, что в другом случае обернулось бы лишь мелкой потасовкой с долгим разбором и поисков виноватых, здесь превратилось в полномасштабную войну – когда дело касалось религии полутона и полумеры не рассматриваются.

Впрочем, пока еще не все силы подтянулись, не все решились начать открытое наступление. Маленькие армии крупнейших конфессий, лишенные своих генералов, медлили, но передовые отряды уже докладывали – кровь пущена и течет рекой по мостовым. Кто-то против нас, но не важно, кто именно. Важно, что либо мы – либо они.

В эпицентре этой закручивающейся спиралью гигантской часовой мины двое религеров спешили по следу той, которая запустила этот снежный ком с горы. Где-то скрываясь в тенях, где-то успев проскользнуть, а где-то сцепившись в короткой кровавой потасовке. Тут и там слышались вопли и грозные кличи, от бьющих в полную силу Даров рушились бетонные коробки и вспыхивали строительные леса.

Казалось, что в этом хаосе невозможно найти кого-то конкретного, не умерев или не заблудившись. Но Волкова вело какое-то чутье охотника, он буквально угадывал, где сворачивать и куда идти. Видимо, в какие-то моменты нечто свыше подталкивает друг к другу две причины, чтобы получить нужное следствие в итоге.

Хлопки пистолетных выстрелов раздались совсем близко. Егор бросился вперед, разбрызгивая в стороны мелкие лужи. Илияс поспешил за ним и, завернув за угол, чуть не врезался в широкую спину мистирианина.

В узком переулке с глухими стенами домов, поднимающимися вверх, застыла немая сцена. Рядом с мусорным контейнером, заваленным строительным мусором, прислонившись к мокрому бетону, стоял Роман Ильин, зажимая рану на боку. Перед ним, раскинув руки, лежал один из охранников Калины. Кровь из разрезанного от уха до уха горла вытекала вяло, скапливалась в луже у стены.

В двух шагах от Романа, все еще сжимая в руке однозарядный «дамский» пистолет, из ствола которого шел дымок, прекрасной статуей застыла Калина. Девушка выглядела напряженной, если не сказать, напуганной.

Возле ее ног, вжавшись спиной в угол между домом и контейнером, обхватив себя руками, сидел тот самый незнакомый Виктору паренек в красном капюшоне.

Ему в голову упирался ствол большого автоматического пистолета, матово поблескивающего в руке Андрея.

Виктора и Илияса, появившихся в конце переулка, они пока что не заметили.

– Я просто хочу, чтобы он умер! – не в первый, видимо, раз, воскликнула Калина. – Это так сложно?

Ильин сполз по стене вниз, оставляя за собой кровавую полосу, ответил:

– Ты же не думаешь, что он отдал тебе всю свою силу?

– Если я убью его, то его Дар перейдет ко мне. Не будет этих дурачких ограничений!

– С чего ты взяла, что будет так? – Роман поднял насмешливые глаза на девушку. – С чего ты взяла, что у него Дар?

– Но он же Искра? – резонно заметила девушка, ткнув стволом пистолета в зажавшегося парня.

– Он не Искра, – покачал головой Ильин и рассмеялся. – Ты так ничего и не поняла. Он не Искра. Он пламя.

Калина поморщилась. Смех бывшего информатора, будто специально, многократно отразился от стен. Повернула голову к парню в капюшоне. Высокомерно произнесла:

– Какое он пламя, о чем ты? Он же дурак, неполноценный. У него как-то вышло уйти от пуль снайперов, но сейчас…, – она задумчиво погладила перекинутую на грудь косу, спокойным голосом сказала. – Не для того я все это выдумывала и устраивала, чтобы какой-то дегенерат в последний момент все испортил. Андрей, убей их. Начни с этого весельчака.

И прежде, чем Волков успел среагировать, мужчина направил на Ильина пистолет и выстрелил дважды.

А потом развернулся и, не поднимая пистолета, от пояса, выстрелил прямо в бегущего на него Егора.

«Как глупо вышло!» – успел подумать Волков, ощущая, как ноги сами собой подломились, в лицо прыгнул выщербленный, в трещинах асфальт.

Жесткий удар оземь. Он еще старался подняться, но живот будто пришили к груди, он отказывался распрямляться. Странное ощущение холода, зарождающегося в глубине жгущего изнутри огня, оно разрасталось, поглощая все тело и подбираясь к сердцу.

«Неужели вот так и умру?» – странно, но мысли текли размеренно и ясно, словно Егор не валялся с двумя пулями в животе на холодном асфальте заброшенного квартала, а сидел в шезлонге на берегу спокойного моря, – «Неужели меня вот так запросто убили?».

Где-то совсем рядом он слышал звуки борьбы, гневные вскрики Илияса и шумное дыхание Андрея, который оказался не так прост. Тут же, в паре шагов, тихонько всхлипывал неизвестный парень, пряча лицо под капюшоном.

В поле зрения вступила пара ярко-красных туфель, тонкими ремешками обвивавших изящные лодыжки.

Волков повернул голову вверх, фокусируя взгляд.

– Знаешь, ты мне всегда был симпатичен, – ласково сказала Калина, вкладывая пулю в отщелкнутый ствол пистолета. – Я спала с тобой не только потому, что так было нужно. Я действительно хотела тебя, ты умеешь давать женщинам то, что им нужно. Но вот эти твои провалы в прошлое…

Девушка отпустила патрон, и блестящий цилиндр въехал в ствол. Одним щелчком Калина привела пистолет в боевое положение.

– Эти все твои тайные стенания по дохлой жене, бутылка у порога спальни, постоянные самокопания и желание схлопотать под ребро на очередном Поединке, – Калина вздохнула и направила пистолет в лицо Волкову. – Все это меня так утомило, что я поняла: ты – всего лишь алкаш-неудачник, неспособный адекватно воспринимать реальность. А такой в моем мире не нужен.

Она взвела курок.

– Прощай, – без сожаления сказала девушка, и ее палец потянул спусковой крючок.

Егор вскинул руку, защищаясь. Легкая пуля прошила предплечье, раздробила кость и вылетела с обратной стороны, в рубиновых брызгах погрузившись в живой глаз религера.

Волков закричал, ударяясь головой с разметавшимися волосами об асфальт. Его пальцы, похожие на сведенных судорогой пауков, зависли над лицом, боясь опуститься ниже. Крику Егора вторил другой вопль боли – Андрей поймал руку Илияса в замок и теперь, сцепив зубы и набычившись, выворачивал локоть бланцы в обратную сторону, не взирая на беспорядочные удары по голове.

– Боже мой, ты даже умереть нормально не можешь, – разочарованно бросила Калина, откидывая бесполезный пистолет и нагибаясь к выпавшему стилету мистирианина.

В это время Роман, которого все посчитали мертвым, приподнял лицо и выбросил руку вперед, полоснул осколком бутылочного стекла ей по ноге, оцарапав кожу.

Калина испуганно охнула и подскочила от неожиданности. Отбила бессильную руку Ильина, яростно взвизгнула:

– Ах ты падаль подзаборная! Ну, сейчас я тебя!

Ее тонкая рука взвилась вверх, звякнув изящными браслетами. На кончиках пальцев заиграли искры готовящейся молнии…

Что-то большое, в грязном комбинезоне, ощетинившееся двумя кривыми ножами, рухнула на нее сверху, смяло, сломало словно тростинку…

Илияс зубами оторвал кусок уха у взвывшего Андрея, вцепился в нос, погружая пальцы в ноздри и оттягивая голову противника назад…

Парень в капюшоне, который все это время лишь тихо плакал, уткнувшись в колени, впервые поднял голову и из темноты своего угла посмотрел на творящееся в переулке…

Религер Волков, подставив под струи дождя изуродованное лицо, хохотал словно безумный, вперив в небеса рваные дыры глазниц…

Он стал слепым, но он был слеп задолго до этого дня. Он умирал, но он и так был мертвым. Позволив опуститься себе на дно, не попытался всплыть, а лишь закопался в ил, состоящий из отходов собственной судьбы.

«Допрыгался, Джо-попрыгун?» – всплыли слова из какого-то старого фильма, – «Допрыгался наконец-то! Туда тебе и дорога!»

Вросшая в пол бутылка, отбрасывающая пузатую тень на запертую дверь в прошлое. Он сам, думающий, что оставил прошлое за дверь, но заточивший по ту сторону себя самого. Сам себя охранял и запрещал покидать тюрьму. И, вместе с тем, гнал на виселицу, словно преступника.

Палач и жертва в одном лице. Мертвый и живой.

Зрячий слепец.

«Улетает туман в небеса, мне в ладони ложится роса…» – женский голос запел дурацкую песню. Запел, потом завыл ветром, захрипел, превратился в звериный рев, исторгнувший: «Ты даже умереть нормально не можешь!».

И маленькая, но упорная мысль, как открытый нерв в кровоточащей десне: «Все должно быть не так…»

Все должно быть не так!

Егор не мог видеть, как с того, что еще секунды назад было девушкой Калиной, спрыгнул лысый, похожий на завершившего страшную трапезу вурдалака мужчина, оскалился жуткой улыбкой и, потрясая ножами над головой, понесся вниз по улице, крича во все горло:

– Я убил их Бога! Феликс наконец убил их проклятого Бога!

Там, куда он убежал, раздались выстрелы, хрипы, вспышки пламени.

Егор не видел, как Илияс отпустил разбитую о камни голову Андрея, как поднялся, опираясь на стену. Долгим взглядом смотрел на лежащего ничком Волкова, решая внутреннюю дилемму. Наконец, поднял руку в груди и отсалютовал умирающему мистирианину. Развернулся, побрел в сторону Города, припадая на обе ноги.

Егор не увидел, как Ильин пополз к нему, подтягивая тело руками и харкая кровью через пару вздохов. Его худая фигура с завидным упорством сдвинула с места растерзанную Калину, освободив путь, подобралась к распластанному Волкову.

– Все можно исправить, – зашептал Ильин и на его губах лопались алые пузыри. – Все можно изменить, нужно только верить. Слышишь меня, Феникс? Нужно верить! Ни в какого-то конкретного бога, а просто верить! Верить!

Егор не видел, как поднялся парень в капюшоне, как удивленно огляделся, будто не понимал, где он и что происходит. Его ладони засветились теплым молочным светом, озаряя промозглый переулок.

Егор ничего этого не видел. Все это было больше не важным для него. Война, боги, прошлое и настоящее – все это лишь бутылка, вросшая в пол на пороге. Пришло время ее выбросить. И решить, наконец, по какую сторону двери стоит остаться.

Чтобы сделать, нужно решиться. Чтобы решиться, нужно верить. Иного в его положении уже не дано.

– Нужно верить, – донесся до него знакомый голос.

– Верю, – прохрипел Егор.

Тучи распахала жирная молния, похожая на ветку гигантского дерева. Ноябрьский ливень с новой силой хлынул вниз, заполняя собой маленький мирок между небом и землей.

Эпилог

Мягкий пуховый ковер декабрьского снега бросал нестерпимо яркие солнечные зайчики, с приятным хрустом проминался под фигурными подошвами женских сапог. Лунки следов вели от урчащей машины, в которой, наклонившись к приоткрытому окну, сидел мужчина, до узкой тропинки, уводящей в покрытый белыми шапками парк у озера. Чуть дальше, по шоссе, виднелся металлический щит указателя с перечеркнутой красной полосой надписью: «Город».

Рыжеволосая девушка в узких, облегающих стройные ноги брюках, в короткой приталенной куртке с меховым воротником и в больших солнечных очках неуверенно остановилась у края тропинки, задумчиво рассматривая заснеженные елки и черно-белые росчерки берез.

– Ольга, – окликнул ее мужчина, – Пора ехать.

Девушка встрепенулась, бросила через плечо:

– Сейчас, милый. Мне очень нужно завершить одно дело. Подожди меня здесь минут десять, ладно?

– Конечно, солнышко, – мужчина улыбнулся. – Я тебя готов всю жизнь ждать.

Девушка ответила на улыбку, но когда ступила на тропинку, ее лицо вновь сделалось серьезным, если не сказать грустным.

Тропинка уводила прочь от шелестящего шоссе, за снежные валы укрытых кочек и кустов, мимо тяжело держащих свою холодную ношу елок. Потом поднималась не небольшую горку, туда, где вокруг небольшого озера располагались широкие прогулочные дорожки, приземистые деревянные домики с горячими напитками, а также уютные беседки, в которых отдыхали пришедшие подышать морозным воздухом горожане.

Его она увидела сразу. Высокая, немного сгорбленная фигура, сразу бросалась в глаза, вызывая образ какого-то угрюмого, но доброго чудовища из старого мультфильма. Он сидел один, засунув руки в карманы пальто и спрятав подбородок в лохматый двуцветный шарф. Рядом, прислоненная к деревянному поручню беседки, стояла металлическая трость.

Она почти подошла к шатру из покрашенного дерева, когда он обернулся на звук шагов, улыбнувшись, поприветствовал:

– Добрый день, Снежана.

– Добрый день, Егор, – улыбнулась девушка, ловя себя на мысли, что ей все еще неловко смотреть в собственное отражение в его зеркальных очках и знать, что он ее не видит.

– Как ты понял, что это именно я?

– По шагам. По запаху, – продолжал улыбаться Волков. – У тебя очень хорошие духи, запоминающиеся.

– Это «Рабле», французские, – машинально ответила Снежана, но тут же одернула себя, поспешно сказала:

– Я выхожу замуж, Егор.

Мужчина кивнул в знак согласия, оптимистично произнес:

– Молодец! Кто счастливый избранник?

– Ты не знаешь. В банке работает.

– Не Емельяном кличут? – усмехнулся Волков.

– Нет, Костей, – рассмеялась девушка, но смех вышел грустный.

– Что ж, ему очень повезло, – продолжая улыбаться, Егор отвернулся и уставился перед собой, отражая очками солнечные лучи. – Такую, как ты, не каждый день встретишь.

И замолчал. Молчала и Снежана, переминаясь с ноги на ногу. Потом робко сказала:

– Знаешь, я всегда буду любить тебя. Где бы ни была.

Волков опустил голову. Боясь, что он возразит или скажет что-то неподходящее, Снежана поспешно выдохнула:

– Костик очень хороший, но он – не ты. И никогда таким не станет. Он – обычный.

– Я тоже, – прошептал Волков. – Тоже теперь обычный.

– Я понимаю, что мы не можем быть вместе. Я смирилась. И я буду любить Костика, – закончила свою фразу Снежана, нервно вздохнув. И застыла, отвернувшись в сторону озера, где по льду скользили фигуры.

Егор тоже вздохнул, выпустив облако пара. Улыбнулся, сказал со всей возможной теплотой:

– Ступай, Снежана. Я тоже тебя никогда не забуду. Будь счастлива. Со временем поймешь, что я – не лучший вариант.

Он повернул лицо в сторону девушки. Та, промешкав лишь мгновенье, подалась вперед и поцеловала его. В последний момент сдержалась – всего лишь в щеку. Нежно и предано.

– До свидания, Егор, – голос ее все-таки предательски дрогнул, и она была благодарна, что Волков не видит, как она утирает пальцем слезу. – Будь счастлив.

– Буду, Снежана. До свидания, – Волков еще раз улыбнулся.

Девушка несколько раз кивнула, отступая вперед спиной и не сводя взгляда с лица мужчины. Но, наконец, решительно повернулась и пошагала обратно в сторону машины. Не оглядываясь.

Когда шаги Снежаны слились с остальными звуками, раздающимися в парке, Волков закурил. Пальцами пересчитал сигареты в пачке, убрал в карман. И принялся ждать, вслушиваясь в далекие голоса с озера, в шум птиц в ветках, в падение снега с веток.

Худой нескладный человек появился в конце дорожки спустя пятнадцать минут. Прошагал мимо катающейся на качелях ребятни, приветливо кивнул сидящим на лавочке старушкам. Оббил снег с ботинок и поднялся в беседку к Егору, без приглашения сел.

– Здорово, слепой Пью, – толкнул он Волкова.

– Здорово, мой наверное румяный друг, – усмехнулся Егор.

– «Наверное друг» или «наверное румяный»?

– И так и так. Я ж слепой! – Волков ткнул пальцем в очки.

– И то верно, – Ильин откинулся на резную спинку, вытянул ноги и довольно развел руки в стороны, похрустывая позвонками. – Не переживай, это действительно я и я действительно румяный. Отличная погодка, да? На лыжах что ли махнуть завтра?

– Махни, – согласился Волков. – Тебе сейчас поломанные кости не страшны.

– А то! – поддакнул Ильин. – Таисия за тобой когда придет?

– Как позвоню.

– Как она?

– Уже хорошо. На работу устроилась, в медицинский центр. Заходит постоянно, помогает по дому. Вот, на прогулки водит. Я пока не очень хорошо ориентируюсь.

– Ну да, ну да, – задумчиво протянул Ильин, бросив взгляд на трость. – Но за тебя не переживаю. Новости хочешь? – сменил тему разговора Роман.

– Валяй.

– Короче, после известных тебе событий посыпались новые законы, сильно урезающие деятельность конфессий и мелких сект…

– Я радио слушаю, так что в курсе, – перебил товарища Егор.

– Теперь все как было до появления Искр. Конфессиям оставили только церкви и монастыри. Никаких Поединков, никаких шпионских игр, никаких жертвенных закланий. Доминион разогнали, теперь все под колпаком у светской власти. Оставшиеся Искры начали утрачивать Дары.

Волков пожал плечами.

– Это не новость. Ты мне лучше расскажи свою часть истории. Как вы с этим твоим Верующим познакомились?

Ильин хмыкнул:

– Экий ты бука. Ладно, слушай. Познакомились мы с Верующим банально – он прятался от ищеек Калины, колдовал себе еду. А я как раз мимо шел. На эхо Дара уже стервятники спешили, но я успел первым.

– Это когда было?

– Тебя как раз отправили Захария охранять.

– И ты ничего мне не сказал?

– А что я должен был тебе сказать? – искренне удивился Ильин. – «Егорка, я тут встретил невиданное чудо-юдо, которое Дары использует, что твои семечки лузгает»? Нет, я без толку языком молоть не хотел.

Волков повернул в сторону Ильина бесстрастное лицо. Тот не удержался, отвел взгляд от слепых зеркальных очков.

– Рома, ты мне сказки не заливай. Вокруг этого малого у нас не один разговор крутился. Я же знаю, почему ты его ото всех прятал? Для себя ты хотел его оставить, Ромка, для себя.

Ильин повел худым плечом, скрипнул перчатками. Потом спокойно ответил:

– Я, Егор, и не отрицаю, что для себя. Но ты поступил бы иначе, узнав, что обрел шанс изменить свою жизнь? Мы с тобой в этом похожи – изуродовали судьбу так, что уже не разогнуть, сами задыхаемся. А тут – такая возможность!

Роман говорил тихо, не повышая голоса. Волков не узнавал товарища. В другое время, Ильин уже сорвался бы, накричал, обиделся, сжираемый собственными комплексами и мнительностью. Но сейчас перед бывшим мистирианином сидел абсолютно иной человек, уверенный в себе, монолитный, усмиривший внутренних демонов.

– Извини, – сказал Егор. – Извини, что так все сложилось.

Роман хлопнул его по плечу, сказал добродушно:

– Да ладно, тебе спасибо. Я не говорил раньше… Я ведь, поначалу, тебя зарезать хотел. Отомстить за загубленный Дар. Да только потом, когда меня мои же за ненадобностью в больнице помирать бросили, отказались оплачивать лечение, ты один у меня и остался. Помнишь? Так что, считай квиты… Да ладно, ну его это темное прошлое! Кто старое помянет…

– Мне можно, – откликнулся Егор. – Ну, что там дальше было?

Ильин оперся локтями о колени, продолжил рассказ:

– То, что найденный мной парень не от мира сего, я понял сразу. Пробил по своим каналам, узнал кто да что. Биография мало интересная – эдакий деревенский дурачок, безобидный и незлобливый. Жил один с мамой, никого не трогал. А потом – бац! – и стал Верующим.

– Об это поподробнее.

– Всему свое время, – отмахнулся Ильин. – Так вот, потом на его пути повстречалась Калина. Которая сразу просекла, что парня облапошить ничего не стоит, на ней и более умные горели, а тут как ребенка обмануть. Я уж точно не знаю как, но выпросила она у него его способности попользовать. На время, само собой. А его заперла в надежном месте, у известного тебе Андрея, своего тогдашнего полюбовника.

– Эти «чистыми рядами» – тоже афера Калины? Я думал, они потом как-то спелись.

– Да нет, полностью ее инициатива. Вполне в стиле Калины – убирать конкурентов чужими руками. Так вот, парень свои силы ей отдал, да не все. Он немного посидел в заточении, а потом решил перенестись в город. Где я его и встретил. Дальше ты знаешь.

Волков нахмурился, переваривая услышанное.

– Как такое возможно – передать Дар?

– А как вообще все эти способности возможны? – парировал Роман. – Уж не думаю, что на самом деле от каких-то там богов. Возможно, некая сила решила, что с нами слишком накладно нянчится и пора бы уже отправлять в свободное плавание? Я пока не знаю. А что касается самого этого Дара…

Ильин спрыгнул со скамейки, прошелся по дощатому полу.

– Понимаешь, Егор нужно просто поверить.

И замолчал, давай Волкову прочувствовать его слова.

Егор непонимающе покачал головой:

– Что значит «просто поверить»?

– А вот то и значит. Просто поверить. Не просить чудес, не выгадывать и не вымерять. Просто верить. Понимаешь?

– Да что ты заладил «понимаешь, понимаешь»! – не выдержал Егор. – Не понимаю. Мы так устроены, что людям нужна конкретика, место приложение силы. Невозможно верит в ничто, Роман!

– Возможно, Егорка, – улыбнулся Ильин. – Возможно. Верить в чудеса, в собственные возможности. Безгранично и без оглядок. Это не так просто, как кажется. Мы полны сомнений, мы боимся раскрыть глаза и увидеть открывающуюся панораму. Мы – не верим, мы надеемся. А это не одно и то же, ты должен понимать.

– Это слова, софистика.

– Нет. Мир меняется. С каждым днем Верующих становится все больше и больше, я точно знаю. Егор, это становится реальностью.

– А потом что? Всесилие, без рамок и ограничений? – с сомнением спросил Волков.

– Ограничения есть, но они такие, – Ильин щелкнул пальцами, подбирая слово, – Своеобразные, что ли. Ну, типа того, как я не смогу создать камень, который сам же не смогу поднять. Понимаешь, после того, как ты становишься Верующим, для тебя словно открывается собственная версия Вселенной, в которой ты можешь сам строить свою жизнь. В которой ты волен запускать время вспять, возвращаться в прошлое и изменять все, что заблагорассудиться. Ты сможешь влиять на реальность, влиять на события. Ты можешь сам творить свою историю, сделать все так, как должно было быть.

При последней фразе Волков подался назад и сжал губы.

– Ты сможешь стать богом, Егор, – размеренно сказал Роман. – Богом своей судьбы.

Волков опустил голову и провел ладонью по жестким волосам. Потянулся было к пачке сигарет, но передумал.

Ильин остановился напротив, Егор слышал скрип досок под его телом. Слышал дыхание товарища, спокойное и размеренное.

– В конце концов, – усмехнулся Роман, – Ты сможешь вернуть себе оба глаза, а то я из-за этих очков не понимаю, уснул ты или все еще слушаешь меня.

Егор промолчал, улыбнувшись.

– Вот потому и сдружились мы с тобой, что умеешь ты выслушать и ни разу не перебить, – рассмеялся Ильин, хлопнул Егора по плечу. – Ладно, хватит слов. Ты и сам уже все понял. Пойду я, а то дел накопилось невпроворот, без меня не решатся. Бывай, увидимся еще.

Поправился, звонко хлопнул себя по лбу.

– «Увидимся», сказанул же, да? Услышимся, так, наверное, правильнее.

– До встречи, – отозвался Волков. – Спасибо, что пришел.

– Не за что.

Еле ощутимо качнулась старая беседка, когда Ильин сошел по ступенькам. Насвистывая что-то, пошагал прочь, вдоль озера.

Волков протянул руку и взял трость. Покачал тяжелую палку в пальцах, со стуком упер ее в пол.

Поднял голову, устремил взгляд слепых глаз вдаль, над озером с катающимися людьми, над редкими кронами деревьев, над шапками снегов.

Просто поверить? Как такое возможно! Просто поверить, отбросив сомнения и страх? Если бы так все было просто!

Конец трости зло ткнулся в замерзшие доски пола. Еще раз. Еще, сильнее.

Хочу верить! Хочу верить! Хочу видеть! Хочу видеть!

Если все было бы так просто! Сколько раньше он верил во что-то, но разве это как-то помогло? Разве сказки стали реальностью? Разве безответная любовь сделалась взаимной?

Хочу верить! Хочу видеть!

Пальцы до мелкой тряски сжали трость, на колючих скулах заиграли желваки. Казалось, еще немного, и от внутреннего напряжения сведет челюсть!

Ну же! Свет! Хочу видеть свет!

Егор зарычал, с силой швырнув трость в сторону. Та ударилась о подпорку крыши, улетела в сугроб.

Темнота! Полная и непрошибаемая!

– Что б тебя! – заорал Волков и топнул ногой. Потом сник, уронил голову на грудь, горько вздохнул.

Все напрасно. Все бесполезно. Нельзя стать Богом своей судьбы. Нельзя изменить совершенное.

Нельзя видеть без глаз!

Некоторое время Егор сидел, сняв очки и закрыв лицо ладонями. До его слуха доносились звонкие голоса веселящихся на катке людей, дробный стук дятла откуда-то из-за спины, шум ветра в ветвях деревьев. Лица коснулся холодный ветер, скользящий по снегу и крутящий маленькие смерчи вокруг озера.

Жизнь шла своим чередом, несмотря на богов, на прошлое и на то, что у кого-то не было сил ползти дальше. Этот стремительный поток энергии существовал за счет постоянно действующих процессов, бурлящих и изменяющих друг друга. В этом потоке времени и пространства нельзя останавливаться, это нарушит ту хрупкую связь, что отличает жизнь от смерти. Как только ты опустил руки, как только прекратил верить и делать то, во что веришь, ты тут же камнем падаешь на дно, в вязкий ил, где тебя уже поджидают слепые тела тебе подобных мертвецов.

Все течет, все изменяется. Кажущееся невозможным вчера может уже завтра оказаться обыденностью. Всегда есть возможность плыть вперед, дальше. Будущее начинается уже сейчас, с этой самой секунды.

Нужно лишь верить в то, что в будущем возможно все.

– Я вижу и верю в это, – тихо проговорил Егор, отнимая ладони от лица и поднимая голову.

На другом краю озера, на низенькой скамейке, утопающей в снегу, положив ногу на ногу, сидел Роман Ильин с дымящейся чашкой кофе в руке. Он широко улыбнулся и приветливо помахал рукой, сделал приглашающий жест.

Волков улыбнулся в ответ и согласно кивнул.

Ему всегда нравилось наблюдать, как медленно тонет кусочек сахара в густой кофейной пене.

31 декабря 2012

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg