«Четвертое измерение. Книга 1-я»

Владимир Поселягин Четвертое измерение

Пролог

Все. Баста. Финита. Закончил, завершил, все сделал. Я зевнул, и устало протер глаза – спать охота невмоготу. Покосившись на мобилу, только печально вздохнул, 3 часа ночи. С отвращением, посмотрев на курсовую, лежащую на столе, которую наконец-то переписал, отложив черновик в сторону, зашарил по столу в поисках ручки, нужно поставить число и подпись. Блин, только же в руках держал! Посмотрев под столом и приподняв курсовую, ручку я так и не обнаружил. Вообще-то, со мной такое происходит регулярно, причем от меня это никак не зависит, пропадают вещи, оказавшиеся у меня в руках, или на небольшом от меня расстоянии. И это у меня с детства, с грудного возраста, с первой пустышки, так и происходит, по сей день. Пропадает все от мелкой вещи до крупной в несколько тонн. Причем все происходит, когда я один, или на меня никто не смотрит. Вершиной всего стала пропажа экскаватора соседа дяди Паши, когда он отошел обедать, вышел после обеда, а трактора то и нет, только соседский мальчишка, семилетний Мишка, в песочнице играет. Сам я это не помню, отец рассказал, когда я подрос. Кроме меня об этом знают только родители, и думаю о чем-то, подозревает младшая сестренка Ленка. По крайней мере, когда пропал новенький уазик военкома, около которого я крутился, она пару раз на меня покосилась. Папа говорит, что я "черная дыра", в меня все затягивает, да я и сам такого же мнения, особенно когда начал почитывать фантастику.

Еще раз сладко зевнув и потянувшись, открыл пенал и взял запасную, расписавшись и поставив дату убрал курсовую в папку. Встав из-за стола, с трудом разогнулся, сделав пару разминочных движений, пошел умываться, прихватив зубную щетку и полотенце, вернувшись, покосился на пустую кровать соседа-одногруппника, благо он завис у какой-то девчонки у нас в общаге, а то изворчался бы, что я ему спать не даю. Взяв мобильник, поставил будильник на восемь утра, в девять надо сдать курсовую, завтра крайний срок. Дотянулся, в один день и курсовую сдаю, и экзамен.

Утром меня разбудил не будильник, а сосед Леха Шерстнев эта рыжая сволочь, ворвавшись в комнату, с ходу врезав ногой по моей кровати, заорал:

— Миха, вставай! Мы на экзамен опаздываем! — И стал судорожно переодеваться. Приоткрыв один глаз, я простонал:

— Сколько?

— Что сколько?

— Время.

— Десять, до экзамена полчаса осталось.

— Б..я!

Вскочив, будто подброшенный пружиной, начал одеваться. Черт, почему будильник не сработал? Бросив взгляд на стол, мне все стало ясно, мобилы не было!

— Чертова дыра! Блин, четвертый мобильник!

— Ты это о чем?

— Да так мысли вслух!

И схватив полотенце, побежал умываться.

— Место займи! — Крикнул вслед Леха.

…

— Шерстнев, хорошо!

— Валиев, удовлетворительно!

— Солнцев, хорошо!..

Забрав зачетку я вышел из класса, около окна кучковались мои одногруппники, решали, куда пойдем отмечать сдачу,

— Мишка, идем в Икею. Там новую кафешку открыли и цены небольшие…

— Не, я сестре обещал. Ей стрельнуло сегодня ноут покупать, обещал помочь, может позже подойду.

— Ну, мы допоздна будем, если что. Освободишься, присоединяйся!

— Лады!

Зайдя в общагу, я взял записную книжку и пошел в ближайший салон сотовой связи, купил бэушную мобилу и симку, без телефона как без рук. Вставив симку и активировав ее, пошел в сторону ближайшей автобусной остановки, на ходу забивая номера в адресную книгу. Подойдя к остановке, спросил у стоящего с банным веником и тазиком в руках дедка:

— Извините, не подскажите, тридцать пятый давно был?

— Да только что, минуту не успел. Следующий минут через двадцать будет.

— Спасибо.

Дождавшись автобуса я поехал до тк Кольцо, где мы с Ленкой договорились встретится. Подойдя к автоматическим дверям, около которых стояла пара электриков, я услышал как один из них говорил в рацию,

— Все, включай, сейчас проверим.

Обойдя их, я подошел к обычному входу и взялся за рукоять двери… Это было последним, что я помню.

…

Очнулся я сразу, просто открыл глаза и сперва ничего не понял, где я нахожусь. Почему я вижу небо, ветки деревьев, двух парней в танкистской форме с карабинами. То, что они танкисты, я определил очень просто – они были в танковых шлемофонах. Приподняв чуть голову, я огляделся: вокруг по лесу шла толпа красноармейцев, вперемешку с танкистами. Некоторые несли раненых, некоторые оружие. Тут в голове что-то щелкнуло, и появился звук, бряканье оружия и амуниции, стоны раненых, где-то слышны матюги. Оглядев себя, я обнаружил, что одет в точно такой же комбинезон, как и у танкистов. То, что я очнулся, похоже, заметили бойцы, которые меня несли.

— Товарищ капитан, вы очнулись! — вскричал танкист, который нес меня со стороны ног.

"Чего?? Какой еще капитан? Это он кому?" — озадачился я.

— В чем дело, Карпов?

— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, товарищ капитан очнулся!

— Да? Ну-ка опустите капитана на землю. Товарищ капитан? Капитан Михайлов? — Носилки аккуратно положили на землю. Перед глазами появился парень лет 30–35, в старинной форме военной форме до 43-го года с тремя кубарями в петлицах. Что мне не понравилось сразу, так это то, что у него была фуражка с васильковым околышком, и взгляд был, ну уж очень подозрительным.

"Михайлов? Какой еще Михайлов? Я Солнцев Михаил Геннадьевич, двадцати трех лет от роду," — — изумленно подумал я.

В голове был сумбур, какие-то чужие воспоминания. То всплывет, как я стреляю в спину красноармейцам, отступающих в пригороде Луцка, то нахожусь на каком-то стрельбище, (Квенцгут, тут же подсказала вторая память), где фельдфебель в форме Вермахта и взглядом профессионального убийцы показывал, как разбирать и собирать русский ППД. То парашютирование семерых диверсантов в форме командиров Красной Армии, в район действий 20-й танковой дивизии, посланных для диверсий и уничтожения командного состава.

— Товарищ капитан? — прервал воспоминания лейтенант. Я вспомнил всю память, того конченого ублюдка, в тело которого я попал. Литовец по национальности Вацлав Швед с детства ненавидел русских, из-за родителей, погибших в застенках ОГПУ. По крайней мере об этом рассказал его родной дядя, нашедший Шведа в харьковском детдоме и взявший его на поруки. Что не помешало отслужить ему в Красной Армии в танковых войсках, демобилизовавшись сержантом, командиром танка. Швед был завербован в 38-м немецкой разведкой, с помощью ее активного члена, своего дяди. И до 40-го участвовал в акциях устрашения, или проще резал мирное население. Я на секунду заглянул в эти воспоминания и тут же заблокировал их. Такое не выдержит и подготовленный человек, а не такой домашний мальчик как я. Да я даже в армии не служил, судорожно вздохнув, гарантированно закрыл их. Настоящая фамилия Шведа, была Швядас, но когда записывали в документах, писарь толи не расслышал, толи неправильно записал. Так Швядас и стал Шведом.

— Товарищ капитан? — уже с напором спросил НКВДшник,

— Да, да. Я Михайлов Александр Сергеевич, капитан, командир танкового батальона девятнадцатой танковой дивизии,

— И как же вы, товарищ капитан, попали в плен, из которого мы вас освободили? — требовательно глядя мне в глаза, спросил лейтенант.

И тут к нам подбежал старшина пограничник лет 30, и тихо сказал то ли младшему лейтенанту, то ли старшему лейтенанту, я пока не разобрался в местных знаках различия:

— Товарищ младший лейтенант госбезопасности, там дорога и наши, — после чего замолчал, покосившись на меня.

— Что наши? Какая дорога? — повернулся лейтенант к старшине, оставив меня пока в покое.

— Дорога проселочная, за дорогой лес, нужно пересечь двести пятьдесят метров открытой местности, но там наших окруженцев несколько сотен. Товарищ полковник велел вас позвать.

— За мной! — приказал НКВДшник и, подхватив, хорошо мне знакомый по любимой стрелялке, немецкий карабин Маузер Kar.98k, который я до этого не заметил, скрылся в месте со старшиной.

— Как вы, товарищ капитан? Хотите воды? — спросил у меня Карпов, и отстегнув фляжку, подал мне. Взяв фляжку, я никак не мог открутить крышку. Руки дрожали как с похмелья, хотя я чувствовал себя более или менее нормально, сказывалось нервное перенапряжение.

— Давайте помогу, товарищ капитан, — забрав у меня фляжку, боец открутил крышку, поднес фляжку к моим губам. Выбивая дробь зубами, я сделал несколько судорожных глотков. Шумно вздохнув, я спросил у Карпова, разглядев у него треугольники:

"Старший сержант", — тут же подсказала память Шведа.

— Сержант, где мы? — спросил я, оглядываясь, хотя прекрасно знал, где мы – опять память Шведа подсказала.

— Где-то в районе Смоленска, товарищ капитан,

— Помоги подняться. — Карпов и второй танкист, оставшийся неизвестным, помогли мне подняться. Поддерживая меня, довели до ближайшего дерева, на которое я оперся спиной. И сделал вид, что пережидаю, когда пройдет головокружение, но на самом деле дело было в том, что тело Шведа мне плохо подчинялось. Швед был невысокого роста с хорошо тренированным телом, где-то около метра семидесяти, тогда как мой рост, к которому я привык, метр восемьдесят четыре и сто шесть моих килограммов против семидесяти двух Шведа. Моторика движений совсем другая, поэтому, встав, я стал двигать конечностями, крутить головой, телом, и делать другие разминочные движения. Проведя рукой по животу, я нащупал мощный пресс. Ого! И небольшого животика нет, к которому я привык. И вообще отличий много, с моим родным рыхлым не натренированным телом. Чувствуя небывалый подъем и ни на кого, не обращая внимания, стал делать приседания. 10 – нормально, 20… Ого, даже одышки нет, 30 – ну ничего себе! После 40-ка в голове начало шуметь, перед глазами двоится, и я стал заваливаться на бок, делая вид, что вот-вот потеряю сознание. Подобное поведение объясняется просто, задание Шведа было под видом капитана Михайлова попасть в одну из групп окруженцев, обнаруженной воздушной разведкой, втереться в доверие к старшему комсоставу и с их помощью занять штабную должность. Делая вид, что из-за тяжелой контузии не может служить в боевых частях, выйти из окружения, пройти фильтр НКВД, затаится и вести обычную службу штабиста, ничем не выделяясь, пока с ним не свяжутся. Пароль и отзыв были вбиты в голову Шведа намертво. Попасть к окруженцам оказалось просто, Шведа немного побив, чтоб были синяки, а потом профессионально вырубили.

На одном из хуторов остановился немецкий грузовик, из которого с грохотом посыпались немцы, и стали разбегаться по хутору, четверо вломились в дом, остальные стали обыскивать хозяйственные постройки. Из кабины грузовика вылез молодой офицер и махнув рукой трем солдатам, оставшихся у кузова грузовика, направился к дому. Один из немцев залез в кузов и стал сбрасывать под смех остальных немцев связанные тела, одетые в форму командиров Красной Армии. Один из них был в комбинезоне танкиста. Внедрение разрабатывали аналитики Абвера. Когда было выявлено, где находятся окруженцы из 20-й танковой, был разыгран небольшой спектакль.

Нужно торопиться! Пошарив по поясу, я не обнаружил ни ремня, ни кобуры. Блин! Меня же из плена освободили, какое оружие? Шведа я уже считал собой, наши личности полностью слились, только заблокировал память с его развлечениями, оставив те воспоминания, что могут пригодиться. Службу в армии оставил почти всю. До этого я танки только в инете видел, когда читал про попаданцев, да технику на площади Победы, а тут в воспоминаниях вживую прокрутив память, я узнал, что знаю все "бэтэшки". Т-26, Т-28 и не много трофейный польский 7ТР. Уже неплохо. Вот ведь никогда бы не подумал, что это произойдет, именно со мной. Сколько ни читал про это, а все равно ни как не могу поверить, в перемещение.

— Товарищ капитан, ну нельзя же так, вы же контужены, — запричитал боец с санитарной сумкой, перевязывающий до этого раненого в голову сержанта-зенитчика, и сунул мне под нос ватку. В голове сразу же просветлело, и я судорожно пытаясь вздохнуть, попытался разглядеть сквозь слезы, брызнувшие из глаз, где этот гадский медик, чтобы порвать его как тузик грелку, но ловко увернувшийся санитар уже подавал мне небольшую тряпочку.

— Вот, вытритесь, товарищ капитан, — протерев лицо и зажав нос, я попытался унять пожар, полыхающий у меня в носу. Наверное, все волосы там сгорели! Вытирая продолжающие течь слезы, слушал жужжание санитара, что делать контуженым можно, а что нет. Уф! Вернув тряпицу санитару, отправил его осматривать других раненых. Вдалеке была слышна канонада, я и раньше ее слышал, но как-то не обращал внимания. С востока послышался гул авиационных моторов. Девятка "Юнкерсов" неторопливо шла на километровой высоте. За последним тянулся шлейф дыма, но не видно было, что он отставал. Проводив "Юнкерсы" взглядом, один из бойцов сказал:

— Вот и нас такие же бомбили, от всего полка едва батальон наберется, — в голосе невысокого, с ранней сединой бойца, слышалась неприкрытая ненависть.

Интересно, а сколько времени? Судя по солнцу около десяти утра, что я не замедлил спросить у сидящих вокруг бойцов и командиров. У бойцов часов не оказалось.

— Десять часов, тридцать семь минут, товарищ капитан, — сказал круглолицей младший лейтенант-минометчик, баюкая раненую руку. И тут я кое-что узнал из памяти Шведа.

— Карпов, мне нужно оружие, НЕМЕДЛЕННО! — от моего тихого крика оба танкиста и сидящие рядом красноармейцы вздрогнули.

"Ого, наследство Шведа проснулось! У меня никогда командного голоса не было".

— Товарищ капитан, товарищ младший лейтенант приказал оружие вам не давать, пока он не разрешит, — сказал Карпов, не отводя взгляда, и покосился в сторону. Обернувшись, я увидел курносого пограничника, лет девятнадцати с ППД, внимательно за мной наблюдающего.

"М-да, пока не пройду проверки, буду под наблюдением".

Присев и облокотившись о дерево, стал вспоминать, как Шведа освобождали из плена. Воспоминания Шведа я уже стал считать своими. Было даже как-то странно, такое впечатление как будто мою душу внедрили в его сознание, то есть я остался со своими воспоминаниями но приобрел еще при "перемещении" и память Шведа. Она как-то легко соединилась со мной став вроде симбиота.

Двое из пяти красных командиров были настоящими командирами. Где их захватили, мне не известно. Их нам сунули для правдоподобности. Остальные были профессиональные диверсанты из полка "Бранденбург", причем с обер-ефрейтером Клаусом Шнитке, Швед был хорошо знаком. План состоял в том, чтоб на виду у русской разведки сделать вид, что озверевшие от потерь немецкие солдаты, собрались казнить захваченных русских командиров на одном из хуторов. Первыми должны были уничтожить настоящих командиров, и русская разведка, увидев эти зверства над военнопленными, атакует и отбивает пленных. Немцы же при атаке организованно отходят, оставив планшет с удостоверениями, и отстреливаясь, уходят с минимальными потерями. Но наши, и тут преподнесли неприятный сюрприз. Оказалось, что несколько пограничников сумели скрытно попасть в одну из хозяйственных построек. Причем, снайперская группа обер-лейтенанта Гауэрта, обеспечивающая огневое прикрытие их не засекла, и это сыграло решающую роль в освобождении пленных. Пара немцев, осматривающие постройки, из этой так и не вышла, поэтому, когда одного из пленных, старшего лейтенанта-артиллериста облили бензином, пограничники неожиданно атаковали. Так что внедрение, можно сказать, прошло успешно, если бы не большие потери среди личного состава солдат СС, обеспечивающих спектакль.

— Голиков, дай винтовку посмотреть, — услышал я справа. Повернув голову, я увидел здоровенного бойца, со шрамом на подбородке, протирающего немецкую снайперку.

— Мал еще, — сказал шрамолицый молодому танкисту в изорванном комбинезоне. Не узнать эту винтовку я не мог – наградная обер-лейтенанта Гауэрта, которой он хвастался. Значит и эта сволочь от наказания не ушла! Шведу он хвастал, что подстрелил более 25-и советских командиров, и даже одного генерала. Так, кроме меня тут еще два диверсанта, и их надо уничтожить, только как?

— Приготовится к движению, — негромко передавали командиры. Бойцы вставали, оправляли гимнастерки, проверяли оружие, поднимали носилки с ранеными. Тут и там раздавались позвякивания и стоны.

— Тихо, не шуметь, выдвигаемся.

— Товарищ капитан, ложитесь на носилки, — попросил Карпов.

— Нет, сержант. Я в норме, только голова немного кружится. Ты лучше положи того бойца с простреленным плечом, у него лицо бледное вот-вот свалится. Боец, как тебя?

— Красноармеец Кульков, товарищ капитан.

— Ложись на носилки, это приказ.

— Хорошо, товарищ капитан.

Со стороны дороги, куда убежали НКВДшник и пограничник, вдруг началась стрельба, бухали "мосинки", трещали немецкие МП, где-то бил "максим", ему вторили несколько МГ, хлопали немецкие карабины, но все меньше и меньше. Вот несколько раз отметился ППД. Ну, понятное дело, в окружении патронов не найдешь, вот и приходится экономить и пользоваться трофейным оружием. Забухали ручные гранаты, и тут передали приказ.

— Вперед, вперед, не задерживаемся, — разноголосо закричали командиры, и вся масса войск пришла в движение. Интересно их тут сколько? Я стал вертеть головой. На глазок прикинув, только на виду никак не меньше двух сотен, и это только тех, кого я видел. Вот интересно, у этого козла Шведа оказался прекрасный слух, по крайней мере, я в той стрельбе, что была у дороги, прекрасно различал любой вид оружия.

"Большой опыт в использовании", — тут же подсказывала память Шведа. Карпов со своим бойцом понесли носилки с Кульковым, а я пристроился за ними пошел, следом крутя головой на 360 градусов. Мне стало интересно ВСЕ! Когда еще такое у видишь? Тело Шведа слушалось все лучше и лучше, и становилось все более управляемым. Пограничник с ППД шел недалеко, не теряя меня из виду.

"Любопытно, а других так же охраняют? И вообще где они?" — однако ответов на это пока у меня не было.

Вот показался просвет среди деревьев, выстрелы уже минуту как прекратились. Мы вышли на дорогу.

— Быстрее, быстрее, — махал рукой с ТТ по ходу движения, какой-то майор со стрелковыми эмблемами. Я огляделся, лежащий на боку немецкий грузовик, похожий на полуторку, разбитые и горящие машины, несколько бойцов толкали в лес мотоцикл. Везде, а где и вповалку лежали тела в немецкой и в советской форме. Вот лежат в смертельных объятиях сержант-грузин, сдавив руками горло немецкого унтер-офицера и кинжал, в боку сержанта зажатый в руке унтера. В некоторых местах ходили бойцы в защитной форме и склонялись, то над немцем, то над нашим.

"Документы собирают и оружие, — подумал я, — раненых, похоже, уже унесли".

Заметив, что отстаю от Карпова, я ускорил шаг. И тут в стороне увидел убитого немецкого офицера, с перерубленным из пулемета почти пополам телом. Повернувшись, я поспешил к офицеру. Пистолет на ремне – вот что мне было нужно. Подойдя к телу, мне в нос ударил тяжелый запах крови и разорванных внутренностей. Нисколько не смущаясь, я наклонился и расстегнул ремень с орлом на пряжке, правда, орла не было видно из-за крови, но я знал, что он там есть. Перевернув тело, я освободил ремень. Встав, я наткнулся на взгляд погранца.

Этот взгляд говорил "даже не думай!".

Тряхнув головой, я открыл кобуру и достал парабеллум. С кобуры капала кровь, но пистолет был чистым. Сунув его в карман комбинезона, я стал искать запасной магазин. В кармашке кобуры его не было. Я, наклонившись, спокойно зашарил по карманам офицера, и таки нашел магазины в карманах галифе, причем два, оба снаряженные.

— Товарищ капитан, — позвал погранец. — Уходить надо, замыкающие уже идут.

— Да, идем, — и мы бросились догонять наших, пока, наконец, не догнали Карпова.

— Карпов, воды не одолжишь? Кровь с кобуры надо смыть, — мне уже надоело ремень на вытянутых руках нести. К сожалению, водоемы на пути не попадались, да и руки помыть надо.

— Вот товарищ капитан, возьмите мою, — протянул мне бледный Кульков, — почти полная.

— Спасибо, боец, — взяв фляжку, я отошел в сторону. Закончив отмываться, протер сначала руки, потом кобуру платком, найденным у меня в кармане гимнастерки, и застегнул ремень на поясе. Вложив парабеллум в кобуру, поспешил догонять Карпова. Он для меня уже стал как родной, погранец шел за мной как привязанный. Да, с оружием сразу ощущаешь себя другим человеком. Правду говорят, что человек с оружием становится увереннее. Догнав мои носилки, я вернул пустую фляжку Кулькову,

— Спасибо боец. Извини, вода закончилась.

— Ничего, товарищ капитан, — слабо улыбнулся боец.

Идя вслед за бойцами, задумался. Я спокойно обшаривал немецкого лейтенанта, не обращая внимания на кровь и остальное. Мне было безразлично. Я как будто смотрел сквозь призму эмоций Шведа, а не своих. Но я то не такой, меня всегда от одного вида и запаха крови мутило, а тут… Странно это все! Может наследие Шведа? Он-то настоящий мясник. Ладно, нечего заморачиваться, увидим, что будет дальше. Пройдя еще около пяти километров, объявили привал. Бойцы опускали носилки, и падали кто, где стоял. Этот бросок вымотал и раненых, и бойцов, что их несли, некоторые отходили до ветру. Я же, отойдя в сторону, стянул сапоги и размотал портянки.

"У-у-у! О-о-о! Как хорошо!" — Шевеля пальцами ног кайфовал. Расстелив портянки, я оставил их сохнуть. Некоторые бойцы последовали моему примеру. Привалившись спиной к пеньку и прикрыв глаза, я стал делать вид, что подремываю. Сидя, я усиленно размышлял. Черт его знает, что делать. Решил, пусть пока все идет своим чередом, а дальше видно будет.

Тут, из ниоткуда проявился тот старшина-пограничник, уже с МП на плече.

— Товарищ капитан, вас товарищ майор госбезопасности видеть хочет. Следуйте за мной.

Я, подтянув портянки, которые почти высохли, быстро их намотал и одел сапоги. Тоже странно, раньше портянки в глаза не видел, не то что намотать, а и как это сделать не знал, а тут… руки сами все сделали без меня! Хорошо иметь чужую память! По крайней мере в некоторых ее проявлениях. Минут через десять подошли к группе командиров. Я быстро пробежал по ним взглядом. 11 человек: полковник, подполковник, 3 майора, 2 капитана, старший политрук и три командира НКВД, полковник и два старших лейтенанта. Один из них, знакомый мне, бросив задумчивый взгляд на кобуру с пистолетом, покосился на погранца, следовавшего за мной, как хвост. Козырнув, я сказал:

— Товарищ майор государственной безопасности, капитан Михайлов по вашему приказу явился,

— Это хорошо, что явился. У меня есть к вам несколько вопросов, — мы пошли за майором у которого были шпалы полковника, мы это я и знакомый лейтенант, второй остался.

— Садитесь, капитан, — приказал мне майор, указав на ящик из-под 76-миллиметровых снарядов. С трудом сдержав шутку, что лучше постою, но подумав, что меня не поймут, сел на ящик и глядя на главного майора, вопросительно приподнял правую бровь. Вертя в руках командирское удостоверение, майор представился:

— Майор госбезопасности, Савельев Игнат Всеволодович. Начальник особого отдела двадцать второго механизированного корпуса. За спиной у вас младший лейтенант Никаненков Александр Юрьевич, из особого отдела двадцатой танковой, ну а вы?

— Капитан Михайлов. Командир батальона девятнадцатой танковой дивизии.

— Как попали в плен? Где ваша часть?

Отвечал я, как меня учили. Было даже так – психолог, одетый в форму НКВД, кричал, бил, задавал каверзные вопросы, пытаясь поймать на несоответствии. Эти работали, похоже, разве что не били. Я отвечал на вопросы, а сам обдумывал, как бы мне сдать тех двоих.

— Ладно, капитан пока все. Но как выйдем из окружения, снова поговорим, — и протянул мне мое удостоверение. Взяв его в руки, раскрыл. Так, углы потертые, а вот следа от ржавой скрепки нет. Лажа, плохо Абвер работает! Кстати, когда снимал сапоги на привале, портянки просушить, забыл посмотреть какие у меня гвозди. Если еще и гвозди квадратные, то тогда можно смело вешать табличку на грудь "Я немец!".

"Ладно, потом посмотрю", — подумал я, и положил удостоверение в грудной карман формы.

— Можно идти? — спросил я майора.

— Да можете идти. Вас ждет полковник Соколов, — ответил майор. Развернувшись и обойдя лейтенанта, я пошел в сторону сборного штаба. Удалившись метров на двадцать, я обернулся, лейтенант, наклонившись, что-то тихо говорил майору не спускавшего с меня взгляда. Пожав плечами, подошел к полковнику. Тот, расстелив карту на траве, сидя на корточках что-то объяснял тому майору с общевойсковыми эмблемами,

— …возьми у Сонева два отделения саперов, и все обнюхай, тут и тут. Здесь должны мины быть… Должны… Не могли они брод не заминировать. Если там поста нет, значит мины. Все, выполнять. — Майор, молча кивнув, направился к группе командиров, тусующихся и что-то обсуждающих около двух полуторок и одного ЗИСа с зенитным пулеметом, стоящих под деревьями без всякой маскировки, что заставило меня осуждающе покачать головой. Непрофессионально! Если уж тебе платят, то работай с полной отдачей, ведь у военных тут самая большая зарплата. У нас всегда так, чуть что, не я виноват, кто-нибудь другой, но не я! Ну что им стоит машины замаскировать?! Приказал бойцам, они все сделают. Так нет, прилети какой-нибудь "птенчик Люфтваффе" разбомбит, так это он виноват, а не мы. Что ему стоило мимо пролететь? Полковник указал рукой перед собой:

— Садитесь, капитан. Комбат? — спросил он у меня, когда я сел перед расстеленной картой.

— Да.

— Т-34, КВ знаешь?

— Нет, служил на Т-26, — ответил я. Кивнув, полковник химическим карандашом показал на карте;

— Вот здесь, нашей разведкой обнаружен танк, наш танк. Хорошо замаскированный, так что его не видно с воздуха. Красноармейцы не смогли опознать этот тип танка, но по описанию похож на Т-34. Я видел их, когда перегоняли с железнодорожной станции. Так что, по описанию узнать смог. Осмотрев его, один из бойцов, бывший тракторист, доложил, что у него кончилось горючее. Танк нужно забрать, капитан. В одной из полуторок две бочки с соляркой. Возьми танкистов, сколько нужно и ступай. Новейший танк нужно вывезти. Вот здесь брод. В пять часов утра мы его перейдем. В это время ты должен быть тут. Если не сможешь вывезти, уничтожь его. В общем, бери одну полуторку и поезжай.

— Товарищ полковник, разрешите кроки срисовать? — вырвав листок из блокнота, полковник дал карандаш и листок. Аккуратно срисовывая, я задумался, что делала разведка так далеко от нас, почти 25 километров. Ближайшая деревенька в 7-ми километрах, если только… Да, точно брод, около деревни брод.

— Товарищ полковник, а что этот брод у Озерков, — спросил я, стукнув карандашом по карте. — Занят противником?

Хмуро кивнув, полковник сказал:

— Да. Разведчики доложили, что там стоит до батальона пехоты, пушки, еще и танковая рота, на дороге патрули на мотоциклах. Да, и спросите лейтенанта Крылова, как найти танк, он был там за старшего. Выполняйте.

— Разрешите идти? — возвращая карандаш, спросил я,

— Да, свободны.

Развернувшись, я пошел к Карпову. Подойдя, спросил:

— Сержант, сколько тут танкистов?

— Не знаю, товарищ капитан. Где-то около тридцати, — сказал сержант, торопливо пережевывая сухарь. Вокруг стоял хруст сухарей. Бойцы обедали. Я невольно сглотнул – все-таки не ел с утра.

— Собери всех танкистов, кто сможет пройти двадцать пять-тридцать километров. Раненых не бери. Да, и опроси, кто на чем служил, мне нужны кто знает Т-34. Сбор около машин, через полчаса. Выполнять.

— Товарищ капитан, возьмите, поснедайте, — протянул мне три сухаря старшина пехотинец.

— Спасибо, старшина, — взяв сухари и на ходу жуя, я стал искать Крылова. После недолгих поисков нашел. Подробно расспросив, собиравшегося в очередной поиск лейтенанта, я потопал к машинам. Пройдя через небольшой, но глубокий овраг вышел к машинам со стороны ЗИСа. У пулемета дежурил невысокий красноармеец азиатской наружности. Обойдя ЗИС, я подошел, дожевывая последний сухарь, к крайней полуторке с бочками в кузове. У открытого капота, нагнувшись и опершись о колени, стоял красноармеец, что-то разглядывая внутри. Хмыкнув, я несильно пнул бойца по седалищу:

— Жопа-жопа, повернись ко мне передом, а к машине задом.

Немедленно вытянувшийся боец повернулся ко мне лицом. Было интересно наблюдать, как меняется его лицо: от возмущенно-злого до невозмутимо-философского. Торопливо достав пилотку из-под ремня и нахлобучив ее на голову, он доложил:

— Товарищ капитан, машина к выезду готова. Бак полон, машина загружена двумя бочками солярки, двумя бочками с бензином и одной с машинным маслом, — доложил ефрейтор Журов.

— Сколько людей можем посадить в кузов, ефрейтор? — спросил я разглядывая этого ефрейтора. Невысокий, коренастый, светловолосый парень, лет 22–25. Типичный водила, во всем их проявлении: засаленная форма, въевшееся в кожу рук масло, и кусок ветоши в руках. Правда у ефрейтора руки были пусты, но все равно водила – он и в Африке водила.

— Человек семь-восемь, не больше, товарищ капитан.

— Через двадцать минут выезжаем. Да, и кстати! Откуда машины взялись? У нас же их не было?

— Разведчики нашли разбомбленную автоколонну тут недалеко, и пригнали то, что уцелело к нам. Минут пятнадцать назад к колонне ушли бойцы из хозвзвода, может еще, что полезное найдут, разведка ее бегло осмотрела.

— Товарищ капитан! — повернувшись направо, я увидел подходящего капитана-интенданта с вещмешком в руках.

— Мне полковник Соколов приказал забрать у вас две бочки с горючим, и вот, сухпай с собой дать.

— Хорошо. Забирайте бочку с бензином и бочку с соляркой, — сказал я, убрав вещмешок в кабину.

— Но мне приказали забрать и бочку с маслом тоже.

— Нет, масло мне нужно.

Интендант задумался, потом спросил:

— Капитан, а двадцати литров масла вам хватит?

— Вполне хватит.

— Отлично, у меня есть двадцатилитровая канистра, мы вам в нее отольем.

— Хорошо. Журов, проследи, — хлопнув по плечу ефрейтора, я пошел встречать танкистов подходящих к машинам. Вперед вышел Карпов и, козырнув, доложил:

— В строю двадцать семь бойцов, раненых нет. Вот список, на каких машинах они служили, — и протянул мне список. Так-так… Четырнадцать человек служили на Т-26, есть полный экипаж БТ-7М, двое на Т-40, шесть на Т-28, один на КВ-1 и один на Т-34. Механиков-водителей девять, один из них с КВ-1, семь башнеров, шесть командиров танков, два стрелка-радиста, один из них с Т-34 и два пулеметчика с Т-28. Боец с тридцатьчетверки был в звании младшего сержанта по фамилии Молчунов, механик-водитель с КВ старшина Суриков. Сложив листок, я приказал:

— Постройте бойцов, сержант.

Карпов тут же скомандовал:

— В одну шеренгу становись, — танкисты сразу же пришли в движение. Несколько секунд, и передо мной стоит стройная шеренга. Некоторые были в комбинезонах, некоторые в обычных гимнастерках, но все с оружием

— Сержант Молчунов!

— Я!

— Старшина Суриков!

— Я!

— Ко мне!

Из строя вышли два танкиста, и подошли ко мне. Посмотрев на старшину с кобурой пистолета на поясе и немецким карабином, я спросил:

— Старшина, насколько хорошо вы знаете Т-34? Сможете вести?

— Хорошо знаю, товарищ капитан. Я сперва на тридцатьчетверках начинал. Перегонял их с железнодорожных станций к местам консервации. Пока меня как опытного мехвода на КВ не пересадили, — сказал старшина.

— Встать в строй, — скомандовал я. Отдав честь, старшина вернулся в строй, я же повернулся к Молчунову. Им оказался тот самый танкист в изодранном комбинезоне, что спрашивал снайперку посмотреть. Он был в том же комбезе, сквозь прорехи было видно кожу тела.

— Сержант, почему вы не в форме?

— Товарищ капитан, мы ее сняли перед боем, в танке было жарко. Ну а когда нас подбили, я выскочил, а форма в танке сгорела, — Молчунов пожал плечами, видя, как я смотрю на него изодранный комбез

— Мы с тобой вроде одной комплекции, — сказал я, расстегивая свой комбез. Скинув сапоги, я снял комбез и протянул его Молчунову.

— Возьми, переоденься. А не то твой, сейчас вообще развалится.

Взяв комбинезон, Молчунов быстро переоделся и вернулся в строй.

— Товарищ капитан, мы закончили, — ко мне подошел Журов, вытирая на ходу руки.

— Сколько мест освободилось?

— Можно пятнадцать человек посадить, товарищ капитан.

Быстро отобрав бойцов, я приказал грузиться, отпустив остальных. Стоя около кабины полуторки, я смотрел, как споро грузятся бойцы. Назначил старшим Карпова, приказав распределить сектор стрельбы, в случае, если встретим немцев, и внимательно следить за небом, и если что стучать по крыше кабины. Сев в кабину, я стал ждать, когда Журов заведет машину. Тот, взяв, кривой стартер и несколько раз крутанув его, завел машину. Затарахтев и задрожав как трактор, полуторка, сминая кусты, выехала на дорогу, которая оказалась неожиданно близко. Подпрыгивая на каждой кочке, мы неторопливо поехали в сторону далекой артиллерийской канонады. Минут через десять, перевалив через небольшой распадок, мы увидели уничтоженную автоколонну: разбитые и сгоревшие машины, воронки от бомб, перевернутый БА-10, загнанную в кусты эмку с выбитыми стеклами и изорванным боком. Убитых не было видно. Похоже, их уже убрали бойцы хозвзвода, копошащиеся тут и там. Проехав мимо ЗИСа, уткнувшегося капотом в лежащую на боку полевую кухню, мимо полного лейтенанта, что-то записывающего в блокнот, мимо лежащей вверх колесами полуторки. Объехав последнюю машину, через пару километров проехав по небольшому броду через маленькую речушку, мы въехали в лес. Сразу стало как-то темно, и видимость упала до двадцати метров. Вечер. Быстро темнело. Приказав остановиться, я вышел из машины. Оглядевшись, подозвал Карпова:

— Сержант, скоро стемнеет, а нам еще километров шесть осталось. Значит, сделаем так: не хочется попасть в засаду, поэтому три бойца в головном дозоре на расстоянии метров семьдесят-сто, двое в арьергарде, ДП на кабину. Если что, можете открыть огонь по ходу движения. Пистолет-пулемет у нас один?

— Да, у рядового Хусаинова, товарищ капитан.

— Его в головной дозор, если что хоть какая-то помощь. Все, командуй!

— Голиков, Хусаинов, Иванов – в головной дозор. Голиков – старший. Двигаться на расстоянии ста метров. Манков, пулемет на кабину, сектор стрельбы по ходу движения. Вон того рыжего возьми вторым номером. Ты и ты – арьергард. Расстояние пятьдесят метров, ты старший. — Названые бойцы разбежались согласно приказу, остальные сели в кузов.

Через двадцать минут стремительно стемнело, пришлось послать бойца с фонариком, чтобы показывал дорогу. Фары у машины не работали. Еще через час мы прибыли на место.

Выйдя из машины, я подозвал Голикова. Дозор остановился на краю опушки, наблюдая за шоссе.

— Что там? — спросил я Голикова.

— Пусто, товарищ капитан. Только разбитая техника стоит, движения нет. С востока было слышно перестрелку, но быстро стихло! — ответил он, закинув Мосинский карабин на плечо.

— Да немцы ночью спят, воюют по часам, мать их. Ладно, бери еще пятерых бойцов и выстави секреты, а мы пока танк поищем. Здесь он рядом.

Голиков убежал отбирать себе бойцов.

— Черт, не видно ни хрена, — ругнулся сержант. Ко мне подошел Карпов:

— Ничего, скоро луна выйдет, посветит. Так, сержант, мы прибыли на место. По рассказам разведки, до танка от развилки четыреста метров. Его загнали на пятьдесят метров вглубь леса. Там приметное дерево – дуб с горевшей верхушкой. Поэтому, разбей бойцов на пары. Ищите!

Раздав ЦэУ и выгнав водилу из кабины, я лег "поразмышлять", укрывшись курткой водителя. Через пару минут меня разбудили:

— Товарищ капитан, нашли, — тряс меня за плечо Карпов. Сон мигом слетел. Зевая на ходу, я пошел за Карповым, слушая рассказ сержанта, как нашли танк:

— Вот он, Суриков его уже осматривает. В темноте показалась громада танка. В открытый люк мехвода были видны отсветы фонарика.

— Суриков, ну что там? — спросил Карпов, заглядывая в люк.

— Норма, Санек. Правда, аккумуляторы сдохли. Придется сжатым воздухом заводить. Заправить только и масло надо, — не заметив меня, сказал старшина, вытирая руки ветошью.

— Старшина, что это за танк? — спросил я.

— Извините, товарищ капитан, не заметил вас. Да это тридцатьчетверка, — в голосе старшины слышалась радость обладания любимой игрушкой.

— Боекомплект полный, замок и прицел на месте. Снят только курсовой пулемет. По танку не заметно, чтобы он в бою побывал. Кстати, он командирский. Сейчас я вам башенный люк открою.

Внутри что-то звякнуло, и с легким скрипом открылся люк. Встав на гусеницу и держась за скобу, я легко взлетел на башню танка. Старшина, подсвечивая фонариком, показывал мне машину. Башня танка мне как-то не понравилась сразу. Как будто ребенок вырезал из бумаги, она была маленькая, неудобная. Не то, что я видел на постаменте у танкового училища. Тот сразу внушал уважение своей мощью и соразмерностью. В общем, тот был красив и грациозен, а тут… Эх!

Слушая пояснения старшины, я осматривал внутренности танка. Казенник пушки, магазины со снарядами. Осмотрел место командира. Повернувшись к Карпову, я велел подогнать полуторку и приступить к заправке, потом залез в танк. Сев на командирское место, покрутил штурвал наводки. Привыкая к командирскому месту, и задумался:

"Надо подобрать экипаж. Ну, Суриков с Молчуновым – это понятно. Командиром я, а вот заряжающим Манкова поставлю. Он был заряжающим на Т-28".

Я вылез из танка и подозвал экипаж. Объявил о своем решении, велел Молчунову проверить рацию и внутреннюю связь, найти и подобрать шлемофоны. Манкову проверить орудие, снаряды и башенный пулемет. Сурикову руководить заправкой машины, а Журову достать вещмешок с сухпаем и разделить на порции.

Несмотря на темноту и опасения застрять на броде около так и оставшейся неизвестной нам речушки, мы благополучно вернулись обратно. Загнав, ревущий дизелем и лязгающий траками, танк под деревья, я велел экипажу замаскировать его ветками и отдыхать. До пяти утра осталось три часа.

"Хоть немного отдохнут", — подумал я, а сам последовал за лейтенантом, который встретил нас.

— Докладывайте, — сказал полковник, протирая глаза. Похоже, он так и не ложился. Козырнув, я доложился:

— Танк в полном порядке. Бэка полный, экипаж подобран, рация исправна. Танк к бою готов.

Сделав жест рукой, чтоб я устроился напротив него, полковник сказал:

— Конев, посвети, — давешний лейтенант, который привел меня, сюда достал фонарик.

"Ого! У них даже стол появился, сколоченный досками из-под ящиков!"

Он посветил на карту, лежащую на столе. Полковник, тыкая карандашом в карту, стал объяснять, что нужно делать:

— Слушай сюда, капитан. Твоя задача такая: брод наши саперы облазили весь и утверждают, что мин нет. Передовой дозор был на том берегу – немцев там тоже нет, но посты я приказал выставить. Выдвигаемся в пять утра. Ты в передовом дозоре с ротой капитана Савельева. Переправитесь, займете оборону вот на этом холме. Будете прикрывать нас. При пересечении брода, вас прикроет взвод сорокапяток. Два орудия. Все ясно? — и в ответ на мое согласие, что я все понял, отправил меня спать.

— Эх, если б не раненые, мы бы уже к своим вышли, — услышал я за спиной тихий вздох полковника.

Дойдя до танка, я залез на свое место, и привалившись к спинке спокойно уснул.

— Товарищ капитан, пора! — тряс меня за плечо Манков. Я вылез из танка и спустился на землю. Солнце еще не взошло, но видно было все прекрасно. К танку подбежал Молчунов с пачкой галет в руках:

— Вот, товарищ капитан, сухпай дали, немного, правда…

— Все нормально, сержант. Все продовольствие раненым. Так, быстро завтракаем и готовим танк к бою!

Через десять минут подбежал связной, пора!

Тридцатьчетверка, рыча двигателем на высоких оборотах, забиралась на бугор. Впереди шли красноармейцы роты, с которой мы будем прикрывать переправу. Их командир стоял на броне рядом с башней, в шлемофоне заряжающего, показывал, как лучше взобраться на холм.

— Там на холме большая яма. Мои бойцы расширили ее, получился отличный капонир с круговым обзором. У меня там сейчас дозор с пулеметом находится, — кричал капитан. Мы непроизвольно морщились. Ну сколько раз объясняли ему, что кричать в ларингофон не нужно, что мы его и так прекрасно слышим. Все равно, капитан непроизвольно повышал голос, пытаясь, докричатся до нас сквозь рев двигателя. Следуя указаниям выскочившего из небольшого окопчика бойца, мы въехали в окоп. Я огляделся, из капонира торчала только башня.

— Глуши!.. Манков. Проверь сектор обстрела, — скомандовал я. Танк, напоследок рыкнув дизелем, заглох. Наступила тишина, нарушаемая только скрипом, лязгом и матюгами. Рота окапывалась. Сделав круговое вращение башни, Манков доложился:

— Норма, товарищ капитан. Но склоны холма в мертвой зоне.

— Ну, тут мы вас прикроем, ни один немец не подберется, — сказал капитан, слезая с башни, на которую он запрыгнул, когда башня вдруг начала вращаться. Вернув шлемофон башнеру, он спрыгнул на землю, и пошел к своим бойцам придерживая на ходу планшет. Достав бинокль, я уселся на край люка и стал вести наблюдение. От брода, на котором уже показались разведчики на полуторке, проселочная дорога, огибая холм, пробегала мимо небольшой рощи, пересекала поле, засеянное рожью, и уходила прямо в лес, видневшегося в полутора километрах от нас. Я, опустив бинокль, огляделся. Полуторка пропылила мимо нас и скрылась за рощей.

— Манков, возьми бинокль и веди наблюдение, — и, согнав с места радиста, я сел за рацию. Крутя настройки, я пытался что-нибудь услышать и вдруг что-то уловил:

— ..едка прошла на хол…, — и снова помехи. Говорили на немецком. Я немецкий не знал, но его прекрасно знал Швед. Крутя настойку, дальше я снова уловил голоса немцев:

— На холме русский тяжелый танк и до взвода пехоты. Даю наводку: квадр…

"Черт, черт! Немцы не ждали нас у брода, а просто отошли на два-три километра, оставив разведку и корректировщиков с рацией, которых я сейчас только что слышал. Как только наши втянутся в ловушку, меня накроют тяжелые орудия. От прямого попадания никакая броня не спасет! Черт, черт. Черт!!!"

Я вылез из танка и побежал к капитану.

— Капитан! — капитан, отчитывающий своего бойца за плохой обзор из окопной ячейки, обернулся ко мне. Я быстро рассказал ему, что слышал.

— Уходить надо. Как наши пойдут, нас тут же накроет артиллерия, — сделал предложение я, но капитан отрицательно покачал головой:

— У меня приказ, обеспечить проход. Без приказа не уйду, — и тут же крикнул:

— Тухватуллин, ко мне! Беги к нашим, передай, что немцы устроили засаду. Скажи, что танкисты уловили по рации разговор корректировщиков. Брод не переходить, ты слышал? Брод не переходить! Передай, что жду приказов, — и взмахом отпустив бойца, повернулся ко мне:

— Что делать думаешь? — спросил меня капитан. Покачав головой, я сказал:

— Погибать под снарядами, за просто так, не собираюсь! Рвану вперед. Этого они от меня точно не ждут. Может, прихвачу сколько-нибудь немцев.

Капитан подумав, спросил:

— Может, успеем к нашим отойти? После получения приказа?

Я отрицательно покачал головой:

— Не дадут нам отойти! Единственный шанс – это вперед!

Внимательно посмотрев на меня, капитан протянул руку. Пожал ее, потом мы обнялись.

— Не погибай зря, и помни, мы победим, — сказав это, капитан вытянулся и приложил руку к фуражке. Развернувшись, я рванул к танку, крикнув на ходу, чтоб заводили, запрыгнул в него и сел на свое место. Подключив шлемофон, я рассказал все что слышал и что решил. Суриков только выругался, но, кивнув, сказал:

— Приказывай, командир, — остальные его вразнобой поддержали.

— Значит так. Спускаемся по правому склону. Он крут, но спуститься сможем. Потом обходим рощу до тех стогов. Очень уж они для наблюдения стоят удобно. Дальше по полю за полуторкой слева от дороги. Ну, а там дальше видно будет. Все, вперед, поехали! — скомандовал я, и, выглянув из люка, стал руководить выездом из капонира. Притормозив перед спуском, мы стали на медленной скорости скатываться с холма. Прежде чем закрыть крышку люка я, оглянувшись, увидел стоящего капитана, продолжавшего отдавать нам честь. Стоящие рядом бойцы смотрели нам вслед. Эту картину я запомнил надолго.

Рыча двигателем, мы спустились с холма и, набирая скорость, рванули к роще. Манков лязгнув затвором, зарядил осколочным. Объехав рощу, мы рванули к стогам и стали их давить один за другим. В четвертом вдруг брызнули в стороны люди в форме мышиного цвета. Коротко протрещал пулемет радиста. Развернув башню, дал очередь из башенного пулемета.

"Три – ноль, наши ведут!" — подумал я.

Один за радистом, два за мной, сколько за мехводом не знаю. Развернув танк, мы погнали прямо по полю в сторону леса. Подъезжая к лесу, я открыл люк и выглянул. В приборы наблюдения ни хрена не видно, поэтому приходится выглядывать, чтобы оценить обстановку. Оглядевшись, заметил маленькую противотанковую пушку, направленную на дорогу, около которой суетились немцы, и, упав на свое место, заорав:

— Пушка справа! — стал быстро наводить прицел на пушку, крутя штурвал наводки, но не успел. Танк подпрыгнул, вминая пушку в землю и, скрежеща металлом об днище, мы рванули дальше. Развернув башню, длинной очередью полоснул по артиллеристам. Вряд ли попал, хотя нервы им наверняка попортил, после чего повернул ее обратно. Я снова выглянул из башни, чтобы оглядеться, Мы приближались к опушке леса. В метрах трехстах от нас дорога ныряла в лес, и сквозь рев двигателя я отчетливо различил перестрелку.

— Давай к дороге, там наших прижали, — и, захлопнув люк, накинул на него кожаный ремень, стал наблюдать в перископ. Выскочив на дорогу, мы увидели полуторку, уткнувшуюся капотом в куст неподалеку от опушки.

Были отчетливо видны огни бьющих пулеметов. От полуторки отлетали куски кузова и появлялись новые пробоины. Около кузова лежали тела погибших. Из открытой кабины свешивалось тело убитого водителя.

— Стоп! — заорал я и, наведя перекрестья прицела под правый пулемет, нажал на педаль пуска. На месте пулемета вырос куст разрыва, второй тоже замолк.

— Осколочный.

— Готово, — дав три выстрела вслед отходящим немцам и выпустив по диску вслед из пулеметов, я приказал прекратить огонь и сдать назад. Похоже, противотанковая пушка тут была одна, но на всякий случай заехали за кусты, в которые въехала полуторка. Я откинул ремень и чуть приоткрыл люк, осторожно выглянул. Не хотелось бы получить пулю от какого-нибудь немца. Осмотрелся, со стороны кювета к нам перебежкой направлялись два бойца в пограничных фуражках, один с МП, другой с ППД в руках. Уже смелее открыв люк, выскользнул на землю, оставив шлемофон на сиденье.

— Вовремя вы, товарищ капитан. Спасибо. Еще бы немного и нас гранатами забросали, — сказал тот самый старшина-пограничник, которого я видел, когда очнулся и меня НКВДшник допрашивал.

— Еще живые есть? — спросил я его, но старшина только головой покачал:

— Только мы, товарищ капитан. Остальных наповал, почти в упор били. Хорошо еще, что Журов их заметил и успел руль вывернуть, — и добавил – Разрешите документы у наших забрать.

Кивнув, я задумался, что делать. Но долго думать мне не дали. Километрах в трех вдруг залпом ударили пушки. 105-миллиметровые орудия узнал я с помощью Шведа.

"Черт! Да они же наших перемалывают!"

Подбежавшим погранцам, я указал на танк и сказал, чтоб лезли на него. От полуторки погранцы притащили две Токаревские самозарядки и еще один МП. Отдав их Манкову и следом запасные обоймы в кожаных чехлах. МП я тут же отжал себе, снял ремень, быстро накинул немецкую разгрузку и полез в танк. Переехав дорогу, мы рванули на максимальной скорости вдоль опушки в сторону бьющих орудий. Через два километра нам попался овраг, идущий поперек движения. Спрыгнув с танка, погранцы подбежали к оврагу, я подошел за ними следом.

"Так с нашей стороны пологий овраг пройти можно, но с противоположной стороны был слишком крут"" — подумал я прикидывая маршрут движения. Оглядев овраг в разные стороны, я заметил, что дальше склон вроде проходящий. Сбегав за биноклем, посмотрел уже в него. Точно, можно, и орудия как раз где-то там бьют. Махнув рукой, я приказал погранцам спустится в овраг, и прикрыть нас, а сам залез в танк. Тридцатьчетверка осторожно съехала в овраг. Посадив пограничников, мы поехали в сторону стреляющих немецких батарей. Через километр-полтора, овраг стал мельче, а орудия били как будто над головой. Приказав остановить танк, я отправил погранцов в разведку. Дойдя до края оврага, они осторожно выглянули. Старшина, обернувшись, активно замахал руками. Позвав с собой Суркова и прихватив автомат, мы подползли к погранцам.

На небольшом поле стояло две батареи 105-миллиметровых орудий. Вдали под деревьями стояли грузовые машины, пара заправщиков и легковая машина. В середине поляны стояло две зенитные автоматические пушки. Разглядывая в бинокль немецкий дивизион, я увидел, как к крайней батарее подъехал грузовик со снарядами, и немцы стали быстро разгружать его. Оглядевшись, я стал говорить Сурикову:

— Здесь мы легко поднимемся. Как поднимешься, сразу остановишься. Я два раза выстрелю по зениткам, потом по тем заправщикам и тем грузовикам со снарядами. После этого бьем по орудиям. У них нет ничего легкого, противотанкового, так что можно безнаказанно их расстреливать. А орудия попробуй разверни, тем более под огнем. — Приказав погранцам оставаться тут, и посмотрев на их пистолет-пулеметы, я сказал:

— Возьмите у Молчунова и Манкова винтовки и прикрывайте нас. В первую очередь отстреливайте офицеров и наводчиков. Ну все, выполнять! — дойдя до танка, отдали винтовки, погранцы вернулись и стали наблюдать за немцами, сжимая в руках винтовки и положив рядом автоматы.

Взревев двигателем, тридцатьчетверка мощным рывком взлетела на склон оврага. Оставив погранцов в двадцати метрах слева, мы выехали наверх и сразу же остановились. Я навел прицел на крайнюю зенитку. Расчет замер, в изумлении глядя на нас. Выстрел. Черт! Разрыв снаряда вспух слева! Выстрел. Есть! Наведя прицел на второе орудие, расчет которого быстро разворачивал стволы спаренных орудий, я выстрелил. Еще одно готово! Пулемет радиста бил короткими очередями по расчетам ближайших орудий, благо корпус танка был повернут в нужную сторону. Наведя прицел на грузовики и не обращая внимания, что пара расчетов пытаются развернуть орудия в нашу сторону, я открыл огонь по грузовикам. Выпустив одиннадцать осколочных снарядов и фактически уничтожив автомашины, я стал стрелять по орудиям. Начав с ближайших, расчеты тех орудий, что пытались развернуть их на нас, лежали в пыли. Молодцы погранцы! Выстрелив пару раз, я понял, что толку от этого не будет и скомандовал:

— Вперед! Дави орудия, тарань их!

Как будто ждавший этого, старшина втопил педаль газа. Подскочив к орудию и развернув башню, мы наехали на него. Раздался скрежет, и танк изрядно тряхнуло. Вдруг тридцатьчетверка дернулась и заглохла. В наступившей тишине послышался мат старшины. Нажав пуск, старшина вновь завел танк и опять все повторилось. Танк заглох.

— Гусеница застряла, товарищ капитан, — сказал мне очевидную вещь, старшина. Покрутив перископом, я сказал:

— Последние немцы ушли в лес, это те, кто выжил. Суриков, остаешься в машине. Манков – тоже. Будешь нас прикрывать. Молчунов, покинуть машину.

Мы, выпрыгнув из танка, осмотрелись. К нам подбегали пограничники:

— Отлично вы их побили, товарищ капитан!

"Да уж!" – подумал я, глядя на горящие машины и бензовозы. Вдруг один из горящих грузовиков взорвался. До тридцатьчетверки долетел кусок кузова и, воткнувшись в землю в шагах двадцати от танка, заставил нас вздрогнуть.

— Молчунов, что там? — спросил я сержанта, осматривающего танк. Из-за корпуса показался радист:

— Кусок щита попал в гусеницу, но если сдать назад, то освободимся, — сказал сержант. Запрыгнув на танк, я объяснил Суркову, что сказал радист. Руководя с помощью радиста, назад, влево, направо, мы освободили гусеницу. В это время пограничники нас прикрывали. Освободив танк, я задумался. Немцы убежали. Сейчас нажалуются большому папе, что их тут обидели и нам придется кисло. Но орудия надо уничтожить и тут мне пришла мысль как это сделать, что я тут же объяснил старшине:

— Значит так, старшина. Чтоб подобного не случилось, делаем вот что: подъезжаешь к орудию, роняешь корпусом и наезжаешь гусеницами на ствол, — но старшина покачал головой:

— Гусеницы порвем товарищ капитан. И так чудом не разулись.

Я задумался. Старшина прав. Нужно, что-то делать. Объяснив пограничникам, как можно уничтожить орудия. Приказал им приступить, дав в помощь радиста. План был прост. Нужно было зарядить орудие, и забив ствол, дернуть пуск на длинной веревке. Правда, приходилось прикрывать их корпусом танка. Быстро покончив с этим делом и забрав погранцов, осматривающих разбитые машины. Особенно их заинтересовал грузовик, к которому была прицеплена кухня. Закинув немецкие вещмешки чем-то набитые в танк, мы вернулись в овраг и поехали дальше по нему. Но проехав не более ста метров, наткнулись на немцев, мертвых немцев. Остановив танк, я велел старшине осмотреть их. Взяв в прикрытие второго бойца, старшина подбежал и осмотрел немцев. Вернувшись, сказал:

— Наши их, товарищ капитан. Ножами сняли. Ни документов, ни оружия нет, — а я все думал, что должен же быть пост, а он вот где.

Ну и ладно! Махнув рукой, чтоб старшина садился, мы двинулись дальше.

Разглядывая деревню в бинокль, я думал, как обойти ее. Слева река, справа пруд, переходящий в болото, дальше лес. Проехать можно только через деревню. Выход только один – на полном ходу проскочить ее. Погранцы ушли в обход деревни, час назад, и должны встречать нас за деревней. Еще раз осмотрев деревню, пост с противотанковой пушкой, станковым пулеметом и почти взводом пехоты, увидел, что из-за крайней хаты выглядывал ствол танковой пушки. Опустив бинокль и передав его Сурикову, сказал:

— Видишь, за хатой ствол танковый торчит? Как бы не напороться. Старшина минут пять разглядывал деревню, и опустив бинокль, сказал:

— Не танк это, самоходка. На штуку похоже… как ее… StuG III вроде.

Развернувшись, мы поползли обратно. Как только небольшой бугор скрыл нас от немцев, мы встали и пошли обратно к танку. Закинув МП на плечо, я сказал:

— Как только выскочим на прямую видимость, остановишься. Я уничтожу пушку. Потом жарь в вовсю железку. Жаль не видно, что там дальше в деревне, — сокрушался я. Подойдя к танку, и сев в него мы минуту помолчали.

— Ну, пора. Манков, осколочный!

Танк, медленно набирая скорость, выехал на дорогу из леса, где мы прятались. Выскочив к деревне, тридцатьчетверка замерла. Выстрел. Около пушки появился цветок разрыва. Добавив второй снаряд, мы рванули вперед, проскочив пост. Влетели на полной скорости в деревню. Повернув заранее башню, где мы видели самоходку, загнал ей в бок бронебойный, когда мы проскочили мимо. После чего развернул башню обратно, и всадил в ближайшую машину осколочный снаряд. По всей улице стояли грузовики, бронетранспортеры, мотоциклы, легковые машины. Радио и штабные машины сгрудились около здания похожего на сельсовет. Из-за угла с соседней улицы на большой скорости вырулили два грузовика набитых солдатами. Увидев все эти машины, не помня себя, я заорал:

— ДАВИ-И-И-И!!! Дави сук, дави тварей!!!

Танк, подпрыгивая и качаясь, вминал, плющил технику и людей. Посылая снаряд за снарядом в скопление штабных машин и по сельсовету, зачастую безбожно мажа. Мы выскочили из деревни. Вдавив вместе с артиллеристами противотанковую пушку другого поста, танк рванул по дороге дальше, не обращая внимание на хлопки пуль по броне, Объехав край леса, где-то здесь должны быть погранцы. Мы выехали на развилку дороги и то, что я там увидел, мне очень не понравилось.

— Стой, бронебойным заряжай!!!

Но было поздно, нас ждали. Удар, еще удар. Танк трясся под ударами снарядов четырех немецких танков. Двигатель заглох, появился дым.

— Экипаж, из машины, — приказал я, наводя прицел на ближайший танк под башню. Смахивая кровь, текущую на глаза, я нажал на педаль пуска. На месте Т-III появился огненный шар. Явно рванул боезапас.

Тридцатьчетверку изрядно тряхнуло. Из последних сил, перевалившись через край люка, я свалился на землю и пополз в канаву за танком. Перед глазами все плыло. Вдруг меня кто-то подхватил под локти и потащил в лес. По лицу били ветки. Старался помочь пограничникам, чьи фуражки я разглядел, но ноги меня не слушались. Пытаясь взмахнуть рукой, обнаружил, что держу МП. Тут деревья закружились, и я потерял сознание.

Мы уходили все дальше и дальше. С момента, когда немцы сожгли тридцатьчетверку, прошло меньше суток. Очнулся я как-то внезапно, ночью. В шагах пяти-семи неярко горел костер, над которым висел котелок, источающий приятный мясной запах. Около костра спали незнакомые красноармейцы. Один из них оперся рукой на ствол "максима" без щитка, но на станине, и что-то негромко говорил, шевеля в такт свободной рукой бойцу в фуражке. Еще раз осмотревшись, я заметил человеческое тело, завернутое в плащ-палатку лежащее рядом со мной, издающее легкое похрапывание. Я попробовал приподняться, но сразу закружилась голова, начало подташнивать. Это заставило меня со стоном рухнуть обратно. Храп сразу же прекратился, и на меня уставились обрадованные глаза Молчунова.

— Товарищ капитан, вы очнулись! — вскочив на ноги, радист рванул, куда-то вправо. Бойцы, разговаривающие у "максима", обернулись на шум. В бойце с фуражкой я узнал старшину, который, легко вскочив и хлопнув по плечу собеседника, направился ко мне, но подойти не успел. Радист притащил за руку зевающую девушку в форме военфельдшера, с двумя кубарями в петлицах блеснувших при свете костра. Присев около меня, и явив мне, свои восхитительные коленки, девушка начала опрос-осмотр. Не обращая внимания на старшину, топчущегося рядом, она, осмотрев меня, затараторила:

— Товарищ капитан, у вас контузия и легкие множественные осколочные ранения. Некоторые из осколков, я удалила, когда вы были еще без сознания. Но несколько, осталось – слишком мелкие.

Ну понятно. Это же осколки от брони, которые откололись при попадании бронебойной болванки в танк, когда в нас попали. Я вообще не понимаю, как мы тогда выжили?! Нас в упор расстреливали четыре танка, и первые выстрелы попали рикошетом. Только это нас и спасло. Последующие выстрелы были, когда экипаж уже покинул танк. Посмотрев на девушку, и стараясь не косится на ее колени, что создавало мне определенные неудобство, я сказал, старательно прокашлявшись:

— Вода есть? Пить хочется! — Девушка сразу же достала из санитарной сумки фляжку, и не давая в руки старательно напоила меня. Напившись, я попросил помочь подняться. Подхватив под мышки радист и старшина подняли меня. Подождав, когда поляна со спящими бойцами перестанет кружиться, обнаружил, что стою в одних кальсонах и с перевязанной грудью. Я попросил своих бойцов отвести меня в ближайшие кусты, и побыстрее. Сделав мои дела, мы вернулись на поляну. Девушка уже спала, завернувшись в плащ-палатку радиста. Сев и прислонившись к стволу дерева, велел рассказать, что произошло, пока я был без сознания. Рассказывал старшина:

— Мы с Полиповым расстались с вами там, у деревни. Обошли мы ее спокойно. Было правда два парных патруля, но мы их обошли по краю болота. Когда вышли к дороге, где договорились встретиться, обнаружили моторизованную колонну, стоящую на отдыхе. Хотели вернуться и перехватить вас на дороге из деревни, но не успели. Немцы услышавшие бой в деревне успели приготовится. Пригнали танки, следовавшие во главе колонны. Вы выскочили из поворота на развилку прямо под их пушки. Как только вас подбили, мы подбежали к вашим бойцам, покинувших танк. Потом к вам, когда вы подожгли тот крайний танк и успели выскочить из своего, прежде чем он загорелся. Мы открыли огонь по пехоте, прижимая ее к земле. Вас под руки подхватили ваши бойцы и потащили в лес. Повезло, что подбили на опушке и мы смогли оторваться от преследования,… — замолчав, он наклонил голову. Я понял, что кто-то не вернулся.

— Кто?

— Полипова на опушке, когда он нас прикрывал, скосило из танкового пулемета, а Манкова еще около танка в живот ранило. Он остался нас прикрывать. Минуты две слышали его СВТ, а потом разрыв гранаты. У него была одна. Отошли на два километра и сделали вам носилки и несли уже на них. Немцы нас не преследовали. Я пробежался вокруг и к месту боя, немцы там еще были, но в лес не заходили. К обеду встретили бойцов сто шестнадцатого стрелкового полка. Одиннадцать человек под командованием старшего лейтенанта Косолапова. Позвать его, товарищ капитан?

— Почему он сам не подошел, не представился? — старшина пожал плечами и сказал:

— Мы не пустили, товарищ капитан. Вы не в том еще состоянии были. Сейчас позову, — вскочив, старшина подошел к бойцу, с которым разговаривал у "максима" и что-то ему сказал наклонившись. Мне вдруг как-то сразу захотелось есть. Я даже застонал от доносившихся от костра запахов. Радист, начавший клевать носом, встрепенулся:

— Что-то болит, товарищ капитан? — отрицательно покачав головой, я велел ему ложиться спать. Завтра может быть тяжелый день. Согласно кивнув, радист тут же пристроился около одного из спящих красноармейцев и быстро уснул. Скрипнув сапогами, подошел незнакомый командир, плохо различимый в темноте, и вытянувшись представился:

— Старший лейтенант Косолапов. Командир комендантской роты сто одиннадцатой стрелковой дивизии.

— Доложите старший лейтенант, как оказались в окружении.

— В боях под Смоленском дивизия попала в окружение. Командир дивизии приказал идти на прорыв. Собрав всех вокруг, мы пошли в атаку. Но вырвались единицы. Я сам не понимаю, как уцелел в той бойне. Через сутки я встретил группу бойцов из сто шестнадцатого стрелкового полка под командованием старшины Егорова, после чего принял командование на себя.

Старшина, обойдя Косолапова, подошел ко мне и подал миску с кашей с торчащей из нее ложкой. Взяв миску в руки и не обращая внимание что она обжигающая, я стал быстро ее поедать, невольно вспоминая, когда последний раз ел. Последний раз сегодня утром, перед тем, как заняли брод. Да и то немного – сколько было, столько и дали. Чувствуя, что сейчас вырублюсь, сытое тело вдруг бросило в сон, я велел озаботиться часовыми и отдыхать, успев заметить напоследок, как старшина покрывает меня какой-то тканью.

Утро встретило меня прохладой и матерком раздавшимся откуда-то слева. Скинув влажную от росы ткань, оказавшейся в несколько раз сложенной маскировочной сетью, и поеживаясь от утренней прохлады, я поднялся и огляделся. Несколько красноармейцев продолжали спать. Мехвод и радист, накрывшись одной шинелью, спали рядом. Над давно прогоревшим костром продолжал висеть котелок. Старшины не было видно. Ощутив острую необходимость посетить туалет, повернулся, и чуть не споткнулся о девушку-военфельдшера, продолжающую спать около меня. При этом я обнаружил, что все еще одет в одни кальсоны, причем несвежие кальсоны.

"М-да, наверное, пахнет от меня… Надо организовать банно-прачечный день!" — решил я.

Только выходя из кустов, я заметил, что голова практически не болит. Так, небольшой звон в ушах, плюс зуд по всему телу и под повязкой на груди. Обойдя девушку, я подошел к своей одежде и амуниции, на которой лежал мой МП.

"Да, мою форму спасет только костер", — подумал я, разглядывая дырки и сгустки крови на моей гимнастерке. Нательной рубахи не было. Видно ее всю пустили на перевязку. Подняв галифе и встряхнув их, одел, накинув на себя ремни с подсумками и кобурой с пистолетом. Забрав из нагрудного кармана гимнастерки свое командирское удостоверение, положил его в карман галифе и направился в сторону ругающегося бойца. Обойдя небольшой малинник, я обнаружил незнакомого старшину и двух бойцов, разбирающих "максим". Махнув рукой вскочившим бойцам, чтобы продолжали сидеть, подошел к ним и велел представиться, кто такие, и откуда:

— Старшина Егоров, сто шестнадцатый полк, товарищ капитан.

— Красноармеец Истомин, сто шестнадцатый полк. Заряжающий второго орудия, второго взвода, усиленной противотанковой батареи.

— Красноармеец Вихров, сто шестнадцатый полк, наводчик второго орудия, второго взвода, усиленной противотанковой батареи.

— Ну а я – капитан Михайлов, — представился. — Командир танкового батальона, о чем вы, наверное, уже знаете.

Старшина, тут же кивнув, ответил:

— Да, товарищ капитан, ваши бойцы рассказали.

— Где старшина Васин?

— Ушел на разведку, часа полтора тому назад. — Васин, это тот старшина пограничник.

— Старшина, расскажите, что за люди собрались. Остальные продолжайте заниматься тем, чем занимались.

— Есть, — бойцы вернулись к своему занятию. Они, оказывается, изучали пулемет. Мы со старшиной отошли в сторону одинокой березы, и я велел начинать.

— Да там бойцы все наши, кроме товарища военфельдшера и товарища старшего лейтенанта. Мы с ними встретились два дня назад около какой-то деревни и с товарищем военфельдшером, и с товарищем старшим лейтенантом.

Кивнув, я задумался, что делать. Надо сначала узнать, что за бойцы мне достались. Про троих я уже знаю. Спросив у старшины, я получил полный список воинских специальностей, что здесь собрались.

— Катков, Серов и Газеев из автороты. Они к нам на батарею боеприпасы подвозили. Сомин и Уральский – ездовые. Иванов, исполняющий обязанности командира орудия, и Стасов – повар. — По рассказам старшины их полк был разбит на марше. Сначала авиация отметилась, потом и пехота с танками добила. Куда шел полк старшина не знал, но двигались они в сторону Днепра. Велев старшине доложить о вооружении, боеприпасах, есть ли раненые и обо всем, что они смогли унести с собой.

— Мало чего мы унесли. Как танки появились, комбат приказал разворачивать орудия, но не успели, орудия подавили танками. Кто успел спастись, разбежались по полю. Их расстреливали из пулеметов. Много там наших во ржи осталось. Раненых нет. "Максим", масксеть и немного продовольствия мы нашли вчера в небольшом брошенном артиллерийском доте километров в восьми отсюда, на перекрестке дорог. Очень удобное место и хорошо замаскированное. Немцы, которые непрерывным потоком шли мимо, его даже не заметили. Он очень хорошо замаскирован.

— Артиллерийский?

— Да, там стоит семидесятишестимиллиметровое орудие и полный погреб боеприпасов. Скважина с водой, продовольствие, под землей подведено электричество. Кубрик на десять человек.

— Почему не заняли дот, а ушли оттуда? — спросил я, на что старшина зло сплюнул:

— Товарищ старший лейтенант не разрешил! Приказал собрать продовольствие и уходить. Я просил остаться, врезать немцам, но он накричал на меня и сказал, что должен вывести людей из окружения целыми. Мне кажется, что он струсил. Ну, а вечером в сумерках, нас нашел ваш старшина Васин и привел нас к вам на стоянку.

— Когда Васин вернется, немедленно отправьте его ко мне,

— Хорошо, — ответил старшина, и козырнув, направился к своим бойцам. Проводив его взглядом, я задумался, о том, что в любой группе окруженцев, возможно может оказаться немецкий диверсант. Швед тому пример. То, что старлей может оказаться подсадной уткой, вероятность есть. При этом, владея памятью Шведа, я знаю немалое количество лиц, проходящую подготовку и переподготовку в частях, как Абвера, так и СД. И может так оказаться, что я смогу опознать его, если Швед видел его хоть раз. Думая о диверсантах, мне пришла в голову мысль, как сдать нашим тех диверсантов, что были со мной.

Вернувшись на поляну, я объявил побудку. Народ зевая начал подниматься, и приводить себя в порядок. Те, кто успел оправится, пошли умываться в ближайший ручей, о котором я не знал. Сходив вместе с бойцами до ручья и приведя себя в порядок, я объявил построение. Откуда-то вынырнувший Косолапов построил людей, и отбив три уставных шага доложился:

— Товарищ капитан, группа бойцов построена. Двое отсутствуют, стоят на посту.

Я смотрел на этого подтянутого командира и думал:

"А здесь вообще русские есть?" — то, что он меня тоже опознал, я не сомневался. Вынырнувший из-за малинника старшина Васин, отвлек мое внимание. Махнув рукой, чтоб подошел и доложился, я снова повернулся к Косолапову. Его фамилию и имя я не знал. Так, сошлись пару раз в спарринге со Шведом. То, что его нужно валить, было понятно. Похоже, он тоже только сейчас меня опознал, в сумерках не успел меня рассмотреть и много наслушался рассказов о моих подвигах. Сейчас он составил свое мнение, что так диверсанты себя не ведут и не убивают десятками солдат вермахта. Поэтому, мы пристально глядя глаза в глаза, отслеживали движения друг за другом. Напрягшись, я молниеносно пробежал по своему вооружению. Пистолет отпадает, попробуй его из жесткой кобуры достать. Пистолет-пулемет снять с предохранителя, взвести затвор и пожалуйста, стреляй, если Косолапов даст на это время. То, что он волчара тертый, было видно по его движениям. У Косолапова кроме кобуры с табельным ТТ, другого вооружения видно не было, но то что оно есть я знал точно, должен быть второй пистолет и два ножа, один из которых метательный. Подходивший Васин насторожился, и остановившись, начал пристально нас разглядывать, при этом, сдвинув ствол ППД висящего на плече для стрельбы от груди, направив ствол оружия на Косолапова. В строю началось недоуменное шевеление. Все решил громко щелкнувший сучок под ногами одного из бойцов. Косолапов среагировал мгновенно. Перекатившись в бок так, чтоб если я стрелял, на линии огня оказалась шеренга бойцов, выхватив при перекате короткий клинок, метнул его в меня:

— Не вмешиваться! — закричал я. Отбросив висящий на плече МП, ушел в сторону и выхватил свой клинок, вернее кинжал с длиной лезвия не менее тридцати сантиметров. Пролетевший рядом с моей грудью нож, с легким свистом улетел в кусты. Крепко сжав клинок, метнулся навстречу поднимающемуся Косолапову, уже достающего свой второй нож, который оказался стандартной финкой. Отбив удар направленный снизу вверх, я мощно ударил стопой ноги по опорной ноге Косолапова. Раздался хруст кости и Косолапов, продолжая крепко сжимать финку, начал заваливаться набок. Напоследок, в отчаянной атаке, он попытался вбить мне в бок финку. Крутнувшись, увел удар в сторону и открывшемуся для удара Косолапова, спокойно полоснул кинжалом по горлу. Ударил фонтан крови. Черт! Я не успел увернуться. Захрипев и забулькав, Косолапов несколько раз дернувшись, затих. Представляю, как я выгляжу со стороны: стоит мужик в одних галифе и сапогах, с перевязанной грудью, с ремнями сбруи пересекающие грудь, на боку кобура с пистолетом и подсумками с магазинами для МП и изрядно забрызганный кровью. Повернувшись к бойцам, сказал:

— Это – немецкий диверсант. Их специально подсылают в группы окруженцев, для уничтожения и ликвидации подобных групп! — потом, повернувшись к старшине Егорову, приказал:

— Немца раздеть, внимательно осмотреть все швы, подкладки, подошвы. У него должен быть отличительный знак с опознавательным штампом или кодом. Все что найдете, покажите мне. Я буду у ручья. Все старшина, командуй! Васин, Молчунов, Суриков, за мной!

Прихватив автомат с земли и дойдя до ручья в молчаливом сопровождении старшины и бойцов, я быстро разделся и стал отмываться.

— Доложитесь, где были, что видели, — приказал я.

Старшина, будто стряхнувшись, спокойно заговорил:

— Я попросил одного из часовых разбудить меня перед рассветом. Пробежавшись на семь километров в сторону отступающего фронта, обнаружил лесную заброшенную дорогу. По крайней мере, телега последний раз проезжала по ней пару суток назад. Пройдя параллельно дороге еще два километра, обнаружил небольшую деревушку на семнадцать дворов. Деревня находится на краю леса в стороне от главных дорог, дальше начинаются засеянные поля, и нет никаких укрытий. Я залез на самое высокое дерево на опушке и в ваш бинокль осмотрелся. Только поля. Леса дальше нет. Когда сидел на дереве, осмотрел также и деревню. Там стоит небольшой немецкий гарнизон, примерно около двадцати солдат. Видел одного офицера, живущего в самой большой хате. У них посты на въездах в деревню. Около хаты, где живут солдаты, стоят грузовик и мотоцикл с пулеметом. С краю деревни стоит большой амбар. Его охраняют два часовых и туда носили еду в большом котле. Мне кажется, там наши военнопленные. Ну а когда вернулся, увидел это представление. Помолчав, старшина спросил:

Почему вы не стреляли? — в ответ, я объяснил:

— Не дал бы он. Да и стоял на линии огня так, что если бы я воспользовался автоматом, то зацепил своих.

Одевшись и вооружившись, велел обеспечить Молчунову и Сурикову нам спокойный разговор, чтоб никто не мешал. Потом сел вместе со старшиной в тени небольшого дуба, разбирая пистолет-пулемет, чтобы почистить, повел с Васиным разговор о случившемся:

— Косолапов был агентом Абвера. Задачи у них были выводить группы окруженцев на засады, или как в моем случае выход из окружения и внедрение в какую-нибудь часть на штабную должность, — заметив, как старшина невольно дернул плечом, спросил:

— Что-то хочешь спросить?

— В вашем случае?

— Да, ты не ослышался. Я один из-подобных агентов, — старшина нахмурился и покосившись на уже разобранный МП. Я в это время разряжая магазины, спросил:

— Так вы немец, товарищ капитан? — в голосе старшины было недоверие.

— Нет, конечно, нет. Я из первого отделения ГУГБ НКВД, в звании старшего лейтенанта. Еще в тысяча девятьсот тридцать девятом был внедрен в немецкую разведку. Фамилию свою, я уж извини не скажу, да и незачем тебе, но разговор не об этом. Вместе со мной было освобождено несколько командиров на одном из хуторов, — старшина кивнул и сказал:

— Я там был, товарищ капитан, и участвовал в бою с теми солдатами. Мы освободили вас и еще четырех командиров, — на что я ответил:

— Да, двое из них, как и я, из полка "Бранденбург-восемьсот". Это капитан-пехотинец и старший лейтенант-мотострелок. Остальные двое возможно не диверсанты. Но оберст-лейтенант Шмайес, руководитель и организатор того спектакля, что был разыгран, гений многоходовых операций. Возможно, что это мы прикрытие для тех якобы невиновных командиров. Поэтому, старшина, слушай приказ. Тебе с самой возможной скоростью двигаться на соединение с нашими, и передать то, что я сказал. Пусть их возьмут под самое плотное наблюдение. Да не мне их учить, сами разберутся. В общем, скажешь, что получил информацию от агента Сверчок. Это мой оперативный псевдоним. Отправишься вечером после захвата той деревни. Я решил освободить наших пленных, заодно продовольствия добудем побольше, чтоб не отвлекаться на проблему питания.

Раздавшийся неподалёку шум, предупредил нас о приближении постороннего. Из-за деревьев показался старшина Егоров. Махнув рукой радисту, чтоб пропустил Егорова, стал ждать, когда старшина подойдет. Не торопясь под нашими взглядами, старшина подошел и козырнул:

— Товарищ капитан, тело осмотрено и обнаружены некоторые вещи. Они сложены около трупа. — Ощутимо напрягшийся Васин расслабился. Быстро собравшись, мы последовали за старшиной Егоровым. Выйдя на поляну и не обращая внимания на бойцов, суетящихся вокруг, мы подошли к трупу. Да, старшина подошел к обыску со всей тщательностью. Перед нами лежало, совершено голое тело, рядом с ним кучка вещей.

— Я, товарищ капитан, его гимнастерку отдал Светочке, то есть военфельдшеру Беляевой. Она постирает ее и пришьет фурнитуру в соответствии с вашим званием. Вы вроде одной комплекции. Так вот, в гимнастерке мы нашли только удостоверение на имя Косолапова, в галифе в правом шве кармана нашли вот эту тряпочку, — и протянул мне небольшую серую тряпочку, на которой был небольшой штамп с орлом, и по-немецки было написано, что обладатель сего является агентом разведки. За номером таким-то и что по получении немедленно сообщать в ближайший отдел Абвера. Хмыкнув, я объяснил, что там написано и положил эту тряпочку себе в карман и спросил.

— Еще что было?

— Да в сапогах, в специальных кармашках мы нашли еще два удостоверения, на разные имена и звания.

Кивнув, я приказал снова построить людей.

— Ну что ж, давайте снова познакомимся. Я капитан Михайлов, из девятнадцатой танковой дивизии. Как старший по званию, я принимаю командование на себя. Старшина Васин будет отвечать за разведку, старшина Егоров – по хозяйственной части, старшина Сурков формирует два отделения стрелков. Первым отделением будет командовать он сам, туда войдут все водители. Младший сержант Молчунов командует вторым отделением, пока не появятся нормальные сержанты. Командиры отделений, выполняйте приказ! Да, и Сурков! Позаботьтесь о трупе, и приготовиться к выдвижению через час. Васин, Егоров – за мной.

Обойдя тело немца, мы подошли к Беляевой, сидящей на масксети, которой я укрывался ночью. Велев сесть старшинам рядом, я узнал, кто хорошо обращается с пулеметом. Оказалось, что оба его хорошо знают. Из бойцов его никто не знает. Ну не было у артиллеристов "максима", не изучали они его! Велев Егорову подобрать расчет, я назначил пока его командиром расчета. Велев Васину разработать маршрут движения для скрытого занимания позиций, и где мы рассредоточим бойцов. Кто пойдет на штурм, где установим пулемет и другое. Отпустив старшин, я повернулся к медику, занимающейся моей в скором будущем гимнастеркой, попросил девушку рассказать о себе. Девушка подняла голову от гимнастерки. Она в это время пришивала снятые с моей старой формы шпалы и начала рассказ:

— Я, товарищ капитан, из отдельного медсанбата, входящий в состав девятого мехкорпуса. Была на должности второго хирурга. Четыре дня назад в село, где находился наш медсанбат, ворвались немцы, — девушка опустила голову и заплакала. После рыданий, судорожно вздыхая, она продолжила:

— Когда немцы захватили медсанбат, я была в хате, где стояла на постое еще с двумя девушками. Переодевалась после тяжелого дня и дежурства. Было очень много раненых. Они убили всех раненых. Всех! А с женщинами сделали такое… Меня спрятала тетя Дуся, у которой мы жили. Вечером, когда стемнело, она помогла мне выбраться из села, дала еды на дорогу. Потом на следующий день я встретила товарища старшего лейтенанта Косолапова.

Я уточнил:

— Сама встретила или он вас первый увидел?

— Он первый подошел, я его сразу не заметила. Он на меня еще так странно смотрел.

Еще бы. Странно, что он ее еще там не трахнул. Свидетелей нет, делай что хочешь. Немецкие солдаты так и делали с нашими девушками-военнослужащими. Тряхнув головой, я велел рассказать подробно их встречу, и встречу с бойцами старшины Егорова, что делал и как вел себя Косолапов.

— Встретились мы на дороге.

— Вы что, по дороге шли?!!! — спросил я. Девушка недоуменно на меня посмотрела:

— Конечно, так же удобней!

Да, странно, что она раньше немецким патрулям не попалась.

— Я пряталась, если что-нибудь слышала.

Вздохнув, я велел ей продолжать.

— Так вот, я шла по дороге, которая проходила через поле. Когда услышала мотоцикл и увидела пыль, спряталась во ржи. Мотоцикл проехал недалеко, потом остановился и поехал дальше, а через некоторое время я встала и пошла дальше. Потом меня окликнули, и ко мне подошел Косолапов. Представившись, он сказал, что тоже прятался от немцев и предложил идти дальше вместе. Вечером мы встретились с группой старшины Егорова. Мне кажется, что Косолапов сперва был расстроен, а потом ничего. Даже рад. Сразу командовать начал.

Все, товарищ капитан. Я закончила. Вот, оденьте, — и протянула мне еще сырую гимнастерку. Но я сперва одел нижнюю рубаху, сохнущую на ветке, а потом натянул и гимнастерку. Одевшись и накинув всю амуницию, я пошевелил плечами и подвигал туловищем. Немного жала в плечах, но в принципе нормально. Велев Беляевой собираться, я пошел к уже собравшимся бойцам. Лагерь был уже свернут, и бойцы поправляли обмундирование и амуницию. Подойдя к кучке обмундирования, оставшегося от Косолапова, я взял фуражку. Вот теперь я в полной форме. Ко мне подбежал Сурков и доложился:

— Товарищ капитан, отряд к выходу готов.

Козырнув в ответ старшине, я велел выступать, назначив головной дозор во главе Васина.

Наблюдая в бинокль за немцами, я слышал пощелкивания справа. Там один из бойцов снаряжал обоймы к моему пистолет-пулемету. Я изрядно лоханулся, забыв их снарядить. Благо вспомнил вовремя, и сейчас один из артиллеристов их снаряжал. Взяв полный магазин, отсоединил полупустой и присоединил свежеснаряженый. Бросив тот бойцу для доснаряжения, забрал полные магазины и убрав их в чехлы, снова приложился к биноклю, наблюдая за деревней. Вот ватага мальчишек и девчонок с удочками куда-то направилась. Атаковать я решил в полдень, после обеда, когда немцы расслабленные переваривают пищу. Расчет "максима" сейчас должен устанавливаться на въезде в деревню, чтобы держать все подступы и перекрыть возможные пути отхода немцев. В штурме деревни, решил, что будут участвовать те, у кого есть пистолет-пулеметы. Их у нас было всего три: у Васина, у Сурикова ППД и у меня. Но так как мехвод в штурме не участвует, то его оружие отдали бойцу поопытнее, остальные из винтовок и карабинов будут нас прикрывать. Посмотрев на часы, которые я тоже забрал у Косолапова, и сказав бойцам, моим напарникам, что пора, мы поползли к посту, что был на въезде в деревню. Из-за плетня показалась голова Васина и одного из его напарников. Характерным жестом он показал, что с часовым покончено. Подумав, я отдал одного из своих гранатометчиков старшине. Мне он фактически не понадобится. Мы разделились, и огородами двинулись к намеченным целям. Мой план был прост. Разбились мы на две группы по трое бойцов. Один в прикрытии с пистолет-пулеметом и два с десятком гранат (благо гранат было много). Почти три десятка увел старшина из брошенного дота. Одному из своих гранатометчиков я отдал свой парабеллум. Бойцу старшины достался ТТ Косолапова для личной защиты. Карабины они повесили на спину, освободив руки для метания. Так вот, задача старшины была забросать гранатами хату, где немцы устроили казарму и по возможности уничтожить их, захватив при этом целыми транспортные средства, (мне, что-то не охота было ходить пешком). Моей же задачей был захват офицера и освобождение пленных.

Чтоб добраться до дома, где находился офицер, нужно было пересечь улицу, пересекающую наш путь. Пробежав сквозь один из сеновалов, мы с бойцом вышли к забору из плетня. Спрятавшись за ним стали наблюдать за двором, где находился толстый немец и резал курицу. Отрубив ей голову, фриц отдал ее хозяйке. Жестом показав, что курицу надо ощипать, довольно дородная женщина лет пятидесяти взяла курицу и ушла с ней за дом. Немец последовал за ней следом. Вдруг я услышал звук шагов сзади. Обернувшись, я увидел старушку, удивленно-обрадовано на нас глядящую. Быстро прикинув возможности, я тихо к ней обратился:

— Здравствуйте, бабушка. Не бойтесь, мы свои, советские. Не поможете ли вы нам пересечь улицу к дому напротив?

Старушка, судорожно закивав, сказала:

— Сыночки, как я рада вас видеть! Тут немцы такое творят, такое! Конечно, я вам помогу. — Выйдя на улицу, бабушка огляделась и подала знак, что никого нет. Быстро перебежав улицу, мы затаились в тени плетня и показали бабушке, чтобы она спряталась в доме. Старушка кивнув, шустро скрылась с глаз. Перебравшись через забор и прячась за хозяйственными постройками, мы добрались до дома. Прижавшись к срубу, я выглянул за угол. Женщина сидела на скамейке и ощипывала курицу, немца не было видно. Черт, пока он где-то ходит, я не могу пойти на захват офицера, а он мне нужен живым.

Услышав звук шагов, я снова выглянул из-за угла. Немец вышел из постройки, где похоже находился погреб. В руках он держал запотевшую крынку, в которых обычно держат молоко. Увидев его, я подкинул рукой метательный нож Косолапова, который бойцы по моей просьбе, отыскали в кустах, куда он отлетел. Примерившись, метнул его. С тихим бульканьем немец мягко повалился, выронив крынку. Крынка, не разбившись, упала и покатилась, разбрызгивая молоко. Обернувшаяся на шум хозяйка охнула и начала крестится. Быстро добежав до немца, под прикрытием напарника, я добил бьющегося на земле фрица. Осмотревшись, приложил палец к губам, показав, чтоб женщина молчала. Закивав, хозяйка закрыла рот рукой, глядя на нас выпученными глазами. Подойдя к хозяйке, шепотом спросил, где офицер. Оказалось, что он "почивать изволит". Хозяйка хотела еще что-то добавить, но я спешил. Время подходило. Скоро старшина начнет атаку. Подкравшись к крыльцу, я тихонечко открыл дверь вошел в сени, оставив бойца на улице в прикрытии. Потянув ближайшую дверь, я оказался на кухне. Пройдя дальше, стал осматривать комнаты. К первой же, закрытой на ключ снаружи, я даже не стал подходить. Подойдя ко второй, открыл ее. На кровати развалился спящий человек. Лежащая рядом сложенная форма подтвердила мне, что это тот, кого я искал. Подойдя к форме, я достал пистолет из кобуры, свисающей со спинки стула. Ха, такой же парабеллум, как и у меня. Сунув его в свою пустую кобуру и забрав запасные магазины, я повернулся к немцу. Подойдя к офицеру, нанес удар по голове, чтобы вырубить его. Проверив пульс, перевернув офицера на живот, связал руки его же ремнем.

Вдруг вдали началась стрельба, и были слышны разрывы гранат. Похоже, старшина начал. Выскочив из дома мы с Ивановым, с моим напарником, рванули к амбару. Пробежав огородами к месту, где находился амбар, выглянули из-за ближайшей постройки, которая, судя по запаху, оказался свинарником. Там были двое часовых, тревожно прислушавшихся к звукам из деревни. Из-за поворота вдруг выбежали три немца с карабинами в руках и со всей возможной скоростью рванули к амбару, крича на ходу, что на них напали русские. Я велел Иванову валить часовых, а сам занялся бегущей тройкой. Дав несколько коротких очередей по три патрона, свалил двоих бегущих рядом. Потом экономной очередью покончил с третьим отставшим немцем, свалившимся в пыль при звуках стрельбы. Посмотрев как там дела у Иванова, довольно кивнул. Оба часовых лежали, и не шевелились. Сказав Иванову, что нужно выполнить контроль, то есть добить, если есть раненые, мы вышли на дорогу. Контроль я заставил делать Иванова. Ничего, пусть учится. Я же его прикрывал. Иванов справился нормально, только слегка бледное лицо выдавало, что ему не по себе.

— Товарищи, товарищи, мы здесь, — вдруг раздалось из амбара. Мне это, сразу не понравилось. Предчувствуя неприятности, я подбежал к амбару, и сбив замок, распахнул ворота.

Черт! Мои предчувствия оправдались. Там не было наших бойцов, на которых я так рассчитывал. Голос, окликнувший меня, был женским. В амбаре находились девушки, одетые и в форму Красной Армии разных родов войск, и девушки в гражданке, причем все как на подбор – красавицы. Я быстро пересчитал девушек, когда они наконец перестали обнимать и целовать нас с Ивановым. Их оказалось девятнадцать. Велев вооружиться оружием убитых немцев, приказал Иванову принять командование по обороне амбара, отчего тот радостно закивал. Блин, я бы тоже так радовался в окружении таких красавиц! Вдруг одна из них, в форме сержанта связи, уже вооружившаяся карабином, подошла ко мне и сказала:

— Товарищ капитан, а где Аня? То есть, старший сержант Светикова. Ее забрали вчера немцы.

Пообещав сержанту, что обязательно найду Светикову, побежал к старшине, махнув на прощанье, чтобы Иванов занял оборону и выставил наблюдателей. Стрельба вот уже минуту стихла. Добежав до поворота, встретился с одним из бойцов Васина, бегущего на встречу. Встретившись, боец доложил, что все немцы уничтожены. Убит один из гранатометчиков и двое раненых, остался только пост немцев на въезде в деревню со стороны поля. Прихватив этого бойца, направился к последнему посту, но наша помощь не требовалась, на посту уже хозяйничал Егоров. Послав бойца охранять офицера, я подошел к старшине и велел доложить, что здесь произошло:

— Так, товарищ капитан, как только начался бой, я оставил одного, красноармейца Вихрова, за пулеметом, а сам с Истомином по-пластунски подобрался к посту и уничтожил его гранатами. Убиты оба часовых, захвачено два карабина, пулемет МГ-34 и также четыре гранаты.

— Ладно, оставьте тут пост, и займитесь трофеями, что мы захватили. А также позаботьтесь о пленных, которых мы освободили. Через час жду вас в доме, где жил офицер с полным списком. Там будет мой штаб.

Развернувшись, я направился к Васину. Нашел я его во дворе разгромленной казармы. Выбитые окна, свежая щепа в множестве отколовшейся от сруба, показала, что тут шел ожесточенный бой. Васин сидел на завалинке, подставив руку, которую бинтовала Беляева, Кстати, откуда она здесь взялась?! Я же ей строго-настрого приказал оставаться в лагере, который мы разбили в полукилометре от деревни. Махнув рукой, я подозвал Сурикова, приближавшегося со стороны леса со своими бойцами. Я велел ему выставить посты и заняться прочесыванием деревни. Наверняка же кто-нибудь остался в живых и прячется.

— Узнать у местных, точное количество гарнизона, и пересчитать погибших немцев. — Отдав приказы Сурикову, я повернулся к Васину и спросил Беляеву:

— Какого вы, товарищ военврач, не слушаетесь приказов?! Вам что, устав не писан?!!! — крикнул я. Беляева втянула голову в плечи и виновато смотрела на меня.

— Товарищ капитан, — пришел Беляевой на помощь Васин. — Товарищ военфельдшер очень нам помогла, она перевязала всех раненых, отчего они не истекли кровью и еще…" — начал он, но я его перебил:

— Так, хватит защищать! Что сделано, то сделано. Что с рукой? — в моем голосе явно чувствовалась тревога. Старшина виновато сказал:

— Извините, товарищ капитан. Случайно пулю словил, но ничего серьезного. Так, кожу содрало!

Кивнув, я сказал Беляевой:

— Хорошенько перебинтуйте старшину и принимайте командование над санвзводом. Сформируете его из пленных девушек, которых мы освободили…

На меня уставились две пары удивленных глаз.

— Да-да! Мы освободили пленных, которые оказались девушками. Почему их тут собрали я, кажется, догадываюсь, но все-таки уточню у офицера при допросе.

Развернувшись, я вернулся в хату с офицером. Зайдя в дом, обнаружил, что дверь бывшая закрытой на ключ открыта, а из спальни, где находится офицер, доносятся голоса:

— …пусти же, я его все рано убью! Пусти! — В голосе просившей девушки была слышна лютая ненависть. Зайдя в комнату, увидел следующую картину. Боец, которого я отправил сюда, с трудом удерживал бьющуюся в его руках девушку в форме старшего сержанта с эмблемами войск связи. Увидев меня, боец обрадовано доложил:

— Товарищ капитан, ваше задание выполнено. Немец цел и невредим.

Обернувшаяся девушка, оказавшаяся удивительно красивой светловолосой особой с припухлыми губами и дорожками слез на лице, бросилась ко мне, и схватив за гимнастерку начала кричать, чтобы мы убили немца. После чего не выдержав, расплакалась. Прижав ее к себе, я дал выплакаться. Подождав, когда она успокоится, сказал:

— Как только он мне будет не нужен, отдам его тебе, и делай с ним, что хочешь.

Всхлипывающая девушка, кивнула. Бросив на бессознательного немца полный ненависти взгляд, она вышла из комнаты. Проводив ее взглядом, мы с бойцом молча подошли к немцу.

…

— Боец, принеси воды, холодной, да побольше, — приказал я.

Боец быстро вышел из спальни. Подойдя к кровати, я разглядывал веревки, оставшиеся привязанными к спинке кровати. Зачем они, догадаться было не сложно. Поэтому судьба этого офицерика мне безразлична. Освободив руки немца от ремня, я привязал его руки теми же веревками к спинке кровати. Вернувшийся боец с ведром воды, по моему знаку вылил его на немца. Дернувшись и застонав, офицер очнулся. Оглядевшись мутным взглядом, он заметил меня, и в его глазах появилось непонимание – как здесь очутился советский капитан. Но по мере понимания его лицо бледнело все больше и больше. Взяв в руки удостоверение лейтенанта, я открыл его.

— Ну что, лейтенант Миллер, поговорим?

Через полчаса я вышел из спальни, оставив за спиной воющего немца. М-да, перестарался я. Теперь это сто процентный псих, но по крайней мере, о многом офицер успел мне сообщить, и одно из них меня очень заинтересовало. Выйдя на крыльцо, увидел, что во дворе собрались почти все, кроме часовых, и прислушивались к происходящему в доме. Осмотревшись, я нашел взглядом Светикову. Та стояла обнявшись с той сержантшей из амбара, и о чем-то беседовали. Глядя на обернувшуюся Светикову, я молча кивнул и, сойдя с крыльца, направился к старшинам, собравшихся кучкой. Подойдя, я велел доложиться. Не обращая внимания на Светикову, которая сняв с плеча трофейный карабин, и передернув затвор, с полным решимости лицом направилась в дом.

— Товарищ капитан,… — начал Егоров и замолк, услышав звук выстрела из дома. Показав Васину, чтобы проверил, я велел Егорову продолжать, начав с техники:

— Мы взяли трофеями два грузовика, один из которых наша полуторка. Она стояла вон за тем сеновалом, поэтому мы ее сразу не заметили. Оба грузовика целые и на ходу, заправленные под пробку. Еще один мотоцикл с пулеметом. Захвачено три автомата, два пулемета и двадцать один карабин, два пистолета и сорок семь гранат, боеприпасы тоже есть. Трофейным оружием вооружили пленниц, тех кто просился к нам, числом в четырнадцать человек. Остальные местные уже разошлись по домам. Взято пять целых комплекта обмундирования немецких солдат.

— Отлично, в комнате офицера заберите его форму, тоже пригодится. Выдвигаемся через полчаса. Старшина, вы подобрали водителей для машин и мотоцикла?

— Да, товарищ капитан. Серова на трофейный "Опель", Каткова на полуторку, а Газеева на мотоцикл. Он оказывается на гражданке участвовал в мотогонках, — и посмотрел мне за спину. Обернувшись, я увидел выходящую Светикову с застывшим лицом. За ней следом вышел Васин и посмотрев вслед девушке направился к нам. Велев подошедшей Беляевой присмотреть за Светиковой, вернулся к разговору:

— Старшина, вы узнали, все ли немцы присутствуют в деревне?

— Нет, товарищ капитан. Мы так и не нашли трех солдат!

— Можете не искать! Они на посту в четырех километрах отсюда. Я допросил офицера, и он рассказал о бронетехнике, брошенной нашими войсками из-за нехватки горючего неподалеку. Эту бронетехнику уже три дня как должны были забрать немецкие трофейщики, но у них нет времени. Слишком много трофеев, поэтому там и находится охрана. В общем, собираемся и едем туда. Старшина, грузовики с тентом или без?

— Опель с тентом, полуторка нет.

— Ясно, сколько у нас запаса горючего?

— Две двухсотлитровые бочки. Одной мы воспользовались, так что где то около трехсот пятидесяти литров.

— Маловато конечно, но что есть. Егоров, у нас ведь пять комплектов немецкой формы?

— Да, товарищ капитан,

— Значит, сделаем так! Всех водителей одеть в немецкую форму. Значит понадобится три комплекта. Впереди едет мотоцикл с пулеметчиком. Я поеду в офицерской форме, на Опеле с девушками, им дадим МГ с расчетом для охраны на всякий случай, за мной полуторка с бойцами одетыми в немецкую форму. Пусть на кабину поставят последний МГ. Кто в красноармейской, тот пусть лежит на дне кузова и не высовывается. Выдвигаемся через десять минут. Васин, командуй погрузкой.

Но бойцы не торопились выполнять приказ.

— Товарищ капитан, а что немцы хотели сделать с нашими девушками? — негромко спросил Васин. Покосившись на стоящих в стороне девушек, я также негромко ответил:

— Бордель они хотели сделать, офицерский бордель.

Старшины возмущено зашумели:

— Да как такое возможно, товарищ капитан? — внес свою реплику Егоров.

— План "Ост", старшина. Все народы славянского происхождения являются для немцев недочеловеками без прав. А они же сверхлюди, и мы для них рабы не более. Так что никто согласия девушек спрашивать и не собирался, они для них рабыни. План "Ост" был подписан лично Гитлером и некоторыми важными чиновниками из правления страны. Ладно, некогда сейчас об этом. Потом напомните, я подробнее расскажу, — по мере того как я говорил, бойцы и старшины, внимательно слушающие мой рассказ, придвигались все ближе и ближе и лица их были, ну очень недобрыми. Взяв с меня крепкое обещание, рассказать про план "Ост" во всех подробностях, бойцы начали готовиться к выдвижению.

Неторопливо пыля по полевой дороге, мы направлялись к брошенной колонне. В душе я надеялся, что трофейщики еще не прибыли, хотя немецкий лейтенант сказал, что они вот-вот должны быть. Следуя за мотоциклом, мелькавшим впереди и почти на сто метров нас опередившим, мы ехали среди моря пшеницы, вымахавшей почти на метр. Вдруг краем глаза я что-то заметил. Велев Серову остановится, попытался осмыслить увиденное. Скрипнув тормозами, грузовики встали. Прикрыв глаза, восстановил картинку. Точно, это была голова человека. В середине поля нас кто-то рассматривал. Открыв дверцу "Опель-Блица" я спрыгнул на землю и, сделав пару разминочных движений, со скучающим видом подошел к полуторке, в которой на дне кузова лежал Васин, и негромко сказал ему:

— Старшина, в поле метрах в двухсот от нас я заметил прячущегося человека. Немцы прятаться не будут, у них тут уже глубокий тыл, так что, это точно наш. Ты в нашей форме, сходи узнай. Мне бойцы нужны, а не юбочное войско.

Старшина, мягко выпрыгнув из кузова, широким, пружинистым шагом направился туда, куда я ему указал. Удалившись метров на сто пятьдесят, он остановился и после небольшой заминки взял левее. Бойцы с пулеметом его прикрывали, внимательно наблюдая, один из бойцов следил за противоположной стороной. Мотоциклисты заметившие, что мы остановились, развернулись и направились к нам. Старшина остановился, и минуты две стоял, похоже, с кем-то разговаривая. Рядом со старшиной вдруг встал человек в форме командира. Поправив фуражку, он со старшиной направились ко мне. Когда командиры подошли ближе, я по шпалам определил, что передо мной майор-пехотинец. По уставу я должен приветствовать его первым. Поэтому, вскинув руку отдавая честь, сказал:

— Здравия желаю, товарищ майор. Капитан Михайлов, командир группы окруженцев, — майор в ответ отдав честь, спокойно глядя на меня, ответил:

— Исполняющий обязанности начальника штаба отдельной стрелковой дивизии, майор Даниличев, — при дальнейшем разговоре выяснилось, что группа майора бродит по тылам уже почти неделю. Договорившись действовать вместе, мы познакомились более тесно. Я рассказал свою историю, а он свою. Сходив в поле, майор вернулся с почти тремя десятками бойцов и командиров.

Двое из командиров меня порадовали. Это были лейтенанты-танкисты в новенькой подогнанной форме, правда уже слегка грязной. Но после ползаний по немецким тылам и не таким станешь. Третий был летчик-капитан. Я повернулся к старшине и отрицательно покачал головой – никого из них Швед не знал. Старшина, державший их на прицеле расслабился и опустил ствол ППД. Но все равно пристально за ними наблюдал. Мои бойцы за спиной также за ними внимательно следили. Первым представился летчик:

— Капитан Крылов, комэск, бомбардировочный полк.

— Лейтенант Садков, следовал по направлению к месту службы. Не доехал, началась война.

— Лейтенант Серов, мы вместе с Садковым из одного училища.

Посмотрев на машины, майор спросил куда мы направляемся. Я объяснил. Потом предложил оставить девушек здесь, под охраной, и на двух грузовиках съездить к колонне. Кивнув, майор согласился. С трудом высадив девушек – они почему-то не хотели с нами расставаться – и, подобрав бойцов для захвата техники, мы сели в грузовики и поехали в сторону колонны. Я снова с Серовым в "Блитце". Оставшийся километр мы преодолели за пару минут. Выехав из-за небольшого поворота, увидели колонну и, что странно, следов налета авиации на нее явно не было. Все машины были целые, при этом аккуратно стояли на обочине. Я приказал Серову остановится. Что-то было не так. Не было часовых. Я достал бинокль и стал внимательно осматривать колонну. Кое-что привлекло мое внимание, присмотревшись, я увидел в тени Т-28 тело человека, одетого в форму Вермахта, причем мертвое тело. Майор сказал, что колонну они не видели, левее прошли. Похоже, кто-то из наших отметился и не успел уйти. Я заметил, как танковая пушка немного сдвинулась. Да, если у них есть артиллеристы, нам придется несладко. Я вылез из машины и, достав из нагрудного кармана белый носовой платок, приподнял его над головой и помахал им, явно за мной наблюдающим невидимкам. Пошел к колонне, дав своим бойцам знак оставаться на месте. Пройдя мимо трех полуторок с ящиками со снарядами, мимо БА-10 с грозно задранной пушкой, мимо ЗИСа с счетверенным зенитным пулеметом. За ЗИСом лежал немецкий унтер-офицер с перерезанным горлом. Причем профессионально перерезанным. Раздавшийся сбоку шорох не стал для меня неожиданным. Повернувшись, я увидел ствол потертого ППД направленный на меня, а над ним ярко-голубые глаза под выцветшей пограничной фуражкой. На петлицах пограничника были треугольники, значит сержант. Спокойно поглядев в пылающие ненавистью глаза, я спокойно представился:

— Капитан Михайлов, комбат, девятнадцатая танковая. Старшего позови, — в глазах сержанта мелькнуло удивление, что холеный немецкий офицер вдруг заговорил на чистейшем русском. Спокойно развернувшись, я стал ждать, рассматривая технику. Т-28 явно с рембазы, в машинном отделение видна заплатка. Один бронеавтомобиль БА-10 с сорокапятимиллиметровой пушкой и восемь грузовиков. От разглядывания меня отвлек силуэт, мелькнувший рядом. Прикрываясь бортом ЗИСа, чтобы не заметили мои бойцы, на меня смотрел лейтенант-пограничник. Опять пограничник! Как будто других войск нет! Встречаются они мне постоянно. Посмотрев на него, сказал:

— Чужое брать нехорошо, товарищ лейтенант, — и пристально посмотрел на лейтенанта. Тот нахмурился и ответил:

— Вы, товарищ-герр лейтенант, сначала удостоверение покажите, а потом командуйте! — достав удостоверение, я отдал его лейтенанту. За удостоверение я был спокоен. След ржавой скрепки на моем удостоверение был виден четко – успел подсуетиться. Вернув удостоверение, лейтенант сказал:

— Все в порядке, товарищ капитан, — и козырнув, спросил. — Вы за техникой?

— Ну а за чем же еще?! Конечно за техникой. Я пешком ходить не люблю, — и, повернувшись к моей колонне, несколько раз махнул рукой. Колонна подъехала, и мои бойцы стали выпрыгивать. Увидев бойцов в красноармейской форме, лейтенант ощутимо расслабился. Я сразу же стал отдавать приказы:

— Садков, принимай бронеавтомобиль, Серов, на Т-28 наводчиком пойдешь. Сурков и Молчунов, туда же, и подберите остальных для экипажа. Серов – старший. Егоров, осмотреть машины, что там за груз и доложить. Васин, выставить наблюдателей, чтобы нас врасплох не застали, — повернувшись к летчику, я велел ему взять освободившиеся грузовики и съездить за оставленными девушками. Наблюдая за суетящимися бойцами, как раз шла заправка танка с "Опеля", я разговаривал с майором и лейтенантом. Мимо нас пропылили две полуторки, направляясь за девушками и оставленной охраной. Лейтенант-пограничник оказался командиром заставы по фамилии Соколов. Спросив его, как он решил – с нами или нет. Получили ответ, что с нами:

— Доложите, лейтенант, сколько вас и чем вооружены, — начал разговор майор, достав блокнот и остро заточенный карандаш из планшета.

— Семнадцать бойцов, товарищ майор. Из них шесть моих бойцов, с моей заставы. Остальные бойцы из мотострелкового полка, что должны были нас усиливать в случае беспорядков на границе.

Слушая, лейтенанта я спросил:

— Новенькие были? Бойцы, которых вы не знаете, — лейтенант посмотрел на меня и с небольшой заминкой сказал:

— Был один, дней шесть назад подобрали мы одного бойца, из БАО. Так он на следующий день исчез, а на нас немцы вышли. Два дня не могли от них оторваться. Семерых потеряли, но уйти смогли.

Майор продолжал задавать вопросы, а меня отвлек звук запускаемого двигателя. Оставив беседующих командиров, я направился к танку, который выбросив мощный выхлоп, работал на холостых оборотах. Подойдя к люку механика водителя, шлепнул рукой по макушке Суркова:

— Давай, старшина, обрадуй меня. Что с танком? То, что двигатель в норме, я слышу, — чтоб быть услышанным, мне приходилось кричать.

— Норма, товарищ капитан. Похоже, он только что из рембата, а как он на ходу, в дороге увидим! — Кивнув, что понял, я подошел к приваренным скобам и взобрался на башню танка. Заглянув во внутрь, я увидел Серова, сидящего на командирском месте. Заметив тень сверху, Серов поднял голову. Увидев, что он меня заметил, я жестом показал ему покинуть танк. Спрыгнув на землю, я велел Сурикову наконец заглушить танк, чтобы можно было спокойно говорить. Взвыв, двигатель стих. Сразу же появились звуки, вместе с ними и родной мат. Велев Серову доложить о состоянии вооружения, я обернулся к подошедшему Егорову, жестом велев ему подождать.

— Все в порядке, товарищ капитан. Замки на месте, все согласно штату на танке присутствует, — доложился Серов. Велев ему продолжать заниматься танком, я повернулся к старшине:

— Егоров, подожди немного, — развернувшись, я направился к майору. Подойдя, я попросил Соколова отойти на минуту. Проводив лейтенанта взглядом, повернулся к майору, с интересом за мной наблюдающим.

— Товарищ майор, пора решить, кто из нас будет командовать этим табором, вы или я, — секунд десять майор пристально смотрел на меня, потом вздохнув, сказал:

— Я штабист и всегда им был. Ты, капитан, будешь командовать этим, как ты сказал табором, я же возложу на себя привычные обязанности начальника штаба.

— Хорошо. Значит так, сейчас быстро собираемся и двигаемся в противоположную от леса сторону. Немцы нас будут искать в той стороне, где лес. Нужно сформировать подразделения и назначить командиров, а то в самом деле табор. Ладно, вы поторопите с заправкой и поговорите со старшиной Егоровым насчет груза машин. Мы забираем всю исправную технику, а я поговорю с лейтенантом. — Крикнув ждущему лейтенанту, чтобы он подошел, сказал:

— Лейтенант, назначаю вас начальником разведки нашей моторизованной группы. Сформируйте разведподразделение из своих и других способных бойцов. Васина не трогайте, у него свое задание. — Сказав, что понял, Соколов побежал к головной машине, где стояла группа бойцов в фуражках. Около меня со скрипом тормозов остановился броневичок. Открылась дверца и оттуда вылез улыбающийся Садков:

— Товарищ капитан, машина в полном порядке, к бою готова. Готов к выполнению задания.

— Слушай задание, лейтенант. Назначаю тебя командиром передового дозора, в который входят твой броневик и мотоцикл с тремя бойцами. Одеть их в форму Вермахта. Удаление от колонны, не более полукилометра. Выступаем через полчаса, готовьтесь к выходу.

— Есть следовать в головном дозоре.

Отпустив лейтенанта, я подошел к майору, формирующему боевые подразделения. Получалось пока сформировать только три неполных отделения с пулеметными расчетами. Велев ему назначить в передовой дозор бойцов, одетых в трофейную форму, я пошел встречать "бабские грузовики", как окрестили их бойцы. Обдав меня облаком пыли, грузовики остановились. Я велел вышедшему капитану сформировать из девушек два медико-санитарных отделения с Беляевой в качестве заместителя. Выдав капитану задачи теперь уже его подразделений, пошел искать старшину Егорова. Нашел его около ЗИСа с зенитным пулеметом, около которого уже стоял расчет, и в бинокль наблюдал за небом. Отозвав его в сторону, велел доложить о грузе.

— Так я уже товарищу майору все о грузе рассказал!

— Я не товарищ майор, повтори.

— В четырех машинах снаряды к семидесятишестимиллимитровым орудиям, в одной – к сорокапяткам, в остальных всякое вещевое довольствие: гимнастерки, галифе, ремни и так далее. Судя по следам, машин было на две больше. Похоже, слили бензин с оставшихся машин, сколько осталось, и уехали.

— Странно, что они охрану не оставили.

Старшина вздохнул:

— Оставили. Бойцы по запаху нашли, в кювете лежит. Совсем молодой пацан. Да и в одной из машин мы нашли пять ящиков с тушенкой. Похоже, один из интендантов для себя припрятал под гимнастерками. Удивительно, что их немцы не обнаружили.

Я посмотрел на часы:

— Через восемь минут выезжаем, а мне еще нужно дать Садкову маршрут движения. — Отпустив старшину, я пошел в голову колонны к броневику, прихватив по пути начальника штаба. Достав из планшета карту того офицера раскрыл ее. Разложив карту на капоте БА-10, я сказал:

— Слушайте вводную. Вот в этом районе находиться база МТС. Деревня от нее на расстоянии два километра. В этой деревне находится гарнизон. Нужно будет оставить заслон на дороге в деревню. Нам нужно горючее. С тем, что есть, хватит максимум на двадцать пять-тридцать километров, учитывая сколько жрет вся техника. А на базе должно быть горючее. По рассказам пленного, там сейчас расположена техническая рота неполного состава. Также туда свозят всю брошенную и подбитую технику, они должны были забрать и эту технику. По рассказам допрошенного офицера, в этих местах сейчас мало войск. Все брошены в прорыв нашего фронта в стороне от нас, и у немцев здесь, кроме охранного батальона, раскиданного по деревням в качестве гарнизонов и всяких тыловых и ремонтных баз, практически никого нет, кроме пары пехотных дивизий держащих фронт. Все, в дорогу! Лейтенант, выезжайте!

Козырнув, Садков начал залезать в броневик, но не успел. От поста бегом приближался боец. Добежав до нас, он доложил, что к нам приближаются немцы.

— Сколько?

— Немного, товарищ капитан. Пыль мешает, но вроде один тягач и два грузовика.

— Оп-па! Мышки сами в капкан едут. ВСЕ! ВНИМАНИЕ! Делаем вид, что колонна брошена. Все, кто в трофейной форме, стоять на виду и вести себя естественно. Остальные прячутся и готовятся к бою. И главное, по машинам не стрелять, они мне нужны целые. — И повернувшись к майору, сказал:

— В машинах наверняка есть горючее, а оно нам нужно как воздух. Все в укрытие!

Над колонной стало тихо. Вдали показалась колонна техники и, густо пыля, стала приближаться к нам. Я вышел на середину дороги и подошел к мотоциклу, в котором делая вид, что что-то ремонтирует, возился Газеев. Скинув с плеча МП, я взвел затвор. Сбросив скорость, машины остановились около меня. Из кабины первого грузовика выскочил немец в форме фельдфебеля и поправляя на ходу пилотку подбежал ко мне. Вытянувшись, он отрапортовал:

— Герр лейтенант, фельдфебель Леманн прибыл для эвакуации трофейной техники. Согласно приказу командира технической роты капитана Кляйна.

Лениво козырнув в ответ, представился:

— Лейтенант Хофманн, командир взвода. Фельдфебель, постройте солдат. Я хочу обратится с речью, — фельдфебель построил солдат, их оказалось всего шестнадцать. Я подошел к Леманну и ударом кулака в висок вырубил немца, после чего быстро упал на дорогу. Раздался залп. Надо мной засвистели пули. Перекатившись в бок вскинул МП, но стрелять было уже не в кого. Тела немцев лежали в разных позах. Увидев подбегающих красноармейцев, я сразу стал раздавать приказы:

— Немцев проверить, раненых добить, — шесть бойцов бросились к телам немцев, мне не нужны были подранки.

— Вы двое и вы трое, проверьте технику. Остальные в оборону. Столпились как стадо баранов, одной очередью срезать можно! — тут же закричали, отдавая приказы, младшие командиры.

…

Громко рыча двигателем, заправленный под пробку, броневик Садкова преодолевал очередной подъем дороги. Я стоял на холме и слушал доклад Соколова:

— Вот здесь, товарищ капитан, находится сборный пункт разной техники. Там танки, броневики, грузовики, пушки и трактора. Вот тут и тут посты, вот здесь секрет, — показывая мне на карте, Соколов косился одним глазом в сторону девушек, собравшихся около остановившихся машин. — Вот тут казарма, вот здесь столовая и рядом склад с запчастями. Вот здесь справа, как фельдфебель и говорил, находится сарай с нашими пленными. Если вот тут установить два пулемета, то весь двор будет под огнем.

Всматриваясь в карту, я спросил:

— Часовых снять сможете?

— Да, товарищ капитан, снимем.

— Всех немцев успели разглядеть?

— Нет, товарищ капитан. Восьмерых не досчитались. Наверное они в большом ангаре, где ремонт идет, там и работают. Им туда и обед носят.

— Слушай приказ. Снять часовых, проникнуть на территорию и гранатами забросать казарму. Огнем из личного оружия уничтожить немцев, использовать только своих бойцов. Под свое командование я забираю второе отделение, возьму штурмом ангар. Майор Даниличев возьмет первое отделение и займется освобождением пленных. Лейтенант Садков с третьим отделением становится в засаду, будет отбивать атаки гарнизона Малахово. Начинаем за два часа до заката. Через полчаса у машины начальника штаба снова по схеме переиграем все, от начала до конца.

Отпустив лейтенанта, я подошел к танку, около которого стоял Серов и что-то говорил Сурикову. После того как отдал ему под командование танк, Серов прям расцвел. Предупредив, что Суриков и Молчунов – мой экипаж, и я их сразу заберу, как только найду себе подходящую технику. Ну не лежала у меня душа к Т-28! Мало того, что экипажа требовалось аж шесть человек, так еще и тащиться с скоростью черепахи! Нет, конечно Суриков выжимал из него двадцать километров в час, но не то, не то! Привык я к тридцатьчетверке!

— Серов, мы где-то через час уходим, на тебе остается наш тыл и женщины. Пехоты у тебя фактически не будет, так что смотри в оба глаза.

— Так у меня же танк, товарищ капитан!

— Танк танком, а о соблюдении маскировки помнить стоит. Загони его под вон то дерево и накрой масксетью. Выстави наблюдателей. За женщин головой отвечаешь. Понял? — виновато кивнув головой, Серов спросил:

— А меня возьмете? — на что я молча показал лейтенанту кулак, и велев выполнять приказ по маскировке техники, пошел к штабной полуторке.

После уничтожения трофейщиков, мы по возможности быстро дозаправили технику трофейным бензином. В одном из грузовиков оказалось четыре полных бочки с горючим. В один только танк влили две бочки, увеличив его дальность еще на семьдесят-сто километров. И это еще не считая БА-10, который тоже ест немало. В общем, я подумывал о том, чтобы оставить несколько машин, но жаба задушила. Спасло то, что очнулся связанный фельдфебель, оказавшийся очень разговорчивым парнем, и сообщил, что он с базы МТС, где расположена его рота. Находится она недалеко от деревни Малахово, в которой расположен гарнизон и ждавшие свою отремонтированную технику танкисты. Допрашивая фельдфебеля, меня заинтересовал один момент. Немецкие ремонтники срочно восстанавливают два русских танка, для майора Майера, и которые майор выбирал сам. Больно уж Майеру нравились тридцатьчетверки. Я спросил у фельдфебеля время окончания ремонта, но он не знал, просто не интересовался. Выдоил немца до конца и места всех деревень, в которых есть гарнизоны, и в которых еще нет, фельдфебель знал все дороги и броды через речки. Он успел немало помотаться по окрестностям, собирая разбитую технику. Закончив с немцем и сложив карту с метками гарнизонов и бродов, я велел двум бойцам убрать труп фельдфебеля. Меня немного смутил тот факт, что я как-то спокойно прирезал этого немца, как-то на автомате. Закончил с допросом, тюк ножом и все. Только посмотрев на уносящих немца бойцов я понял, что это не я убил немца, а Швед, то есть это его рефлексы сработали. Покачал головой, с этим надо было что-то делать, как-то контролировать себя, по крайней мере, при своих. Не знаю почему, но мне нравится пользоваться эмоциями Шведа. Никаких рефлексий, ни переживаний, ничего.

Собравшись и дозаправившись, наша колонна двинулась в сторону местоположения МТС. Проехав на Т-28 четыре километра, я громко обозначив, что я думаю об этом танке, моментально перевел стрелки на Серова, отдав этот танк ему под командование и велев подобрать себе экипаж. Не доехав до МТС три километра, мы свернули в сторону небольшой лесопосадки, отправив дальше разведку. Маскируя технику под деревьями, и не обращая внимания, что лесопосадка просматривается насквозь, просто закрывали машины ветками. Главное, чтобы с воздуха не заметили. Выставив наблюдателей, я велел Егорову позаботиться об обеде, который мы пропустили. Вернувшиеся через два часа разведчики подтвердили все, что рассказал при допросе фельдфебель.

…

— Готово, товарищ капитан, — прошептал невысокий красноармеец-татарин, приподняв, чтобы петли не скрипнули, створку дверей, встроенных в ворота ангара. Держа в одной руке нож, с которого стекала кровь, в другой пистолет, я вошел в ангар. В открытые под потолком окна струился свет заходящего солнца, освещая помещение. За мной в дверь тихо проникали бойцы отделения, рассредоточиваясь по ангару и беря на прицел немцев. Около двери спиной к нам стоял немецкий солдат с карабином на плече. Обернуться на шум он не успел. Нож легко вошел под ребра, достав до сердца. Аккуратно положив часового на бетонный пол ангара, я осмотрелся. В дальнем углу стоял КВ-1, вокруг которого возились несколько ремонтников в замасленных комбинезонах. Танк был уже окрашен в серый немецкий камуфляж и громко урчал двигателем на холостых оборотах. Как раз один из ремонтников закончил рисовать крест, убирая трафарет, но не КВ приковал мой взгляд, а тридцатьчетверка, стоящая в углу. Но что это была за тридцатьчетверка! На танке виднелась высокая радиоантенна, стояла командирская башенка, и на боку был приварен ящик для инструментов. На КВ было так же. И это еще не зная, что немцы сделали внутри. Не сводя с танка изучающего взгляда, я направился к ремонтникам, контролируя их боковым взглядом. Первым меня заметил ремонтник исхудавшего и изнуренного вида, в замаранном комбинезоне. Увидев его расширенные, изумленные глаза я поворотом головы велел ему уйти с дороги, и только подойдя ближе, разглядел у него под комбинезоном командирскую гимнастерку с знаками различия военинженера 1-го ранга с тремя эмалевыми прямоугольниками в петлицах. Молча кивнув головой, подполковник отошел в сторону, прихватив с собой еще одного ремонтника. На шевеление по ангару обернулся немец со знаками различия обер-лейтенанта, с привлекающим внимание огромным носом. Я даже отвлекся от созерцания тридцатьчетверки, чтобы поизумляться величиной шнобеля немца. Взвыв дизелем, КВ смолк. Из люка механика водителя появилась голова еще одного немца. Опередив обер-лейтенанта, уже открывающего рот, чтобы поднять тревогу, я громко – в ушах до сих пор звенело от шума двигателя – сказал:

— Внимание! Никому не двигаться! Вы захвачены солдатами Красной Армии. Попытки нападения или другие способы помешать нам, расцениваются как способ самоубийства при использовании моих бойцов. Всем отойти в этот угол и построится в шеренгу.

Ремонтники в изумлении разглядывали меня. До сих пор одетого в мундир лейтенанта Вермахта, со стороны я смотрелся наверное странно. В форме офицера Вермахта, с ножом в руке, с до сих пор капающей с него кровью и пистолетом в опущенной руке. Следуя взмаху моей руки, ремонтники двинулись к указанному углу. По моему приказу трое бойцов побежали к танкам. Через минуту осмотрев технику доложили, что все чисто – в танках пусто. Невозмутимо ожидая, пока бойцы проверят технику, я разглядывал двух ремонтников, одетых в наши гимнастерки. Взмахом руки, остановив подполковника, попытавшегося подойти ко мне, я после доклада бойцов повернулся к немцам:

— Кто старший?

— Гауптман Кляйн, но его нет в ангаре. Он вышел час назад, его заместитель, это я, — сказал тот самый обер-лейтенант с огромным носом. Капитан Кляйн уехал с базы полчаса назад, прихватив с собой три грузовика, солдат и бронетранспортер. Поэтому захват МТС прошел без единого выстрела – разведка сработала чисто. Сейчас каждая группа работает по своему плану. Повернувшись к нему, я сказал:

— Доложите, что за модернизацию вы провели с танками. Начните с Т-34.

— Полная замена двигателя на новый, установка дополнительных запасных баков, замена всех прицелов на более совершенные. Установка командирской башенки, установка ящика для инструментов, замена масла КПП, установка дополнительных воздушных фильтров, замена масляных фильтров, установка новейшей рации и много мелких деталей… — Я кивал в такт его словам, в душе ликуя. Хрен я эту тридцатьчетверку кому отдам. Мой танк!

— Теперь о КВ, — сказал я. Посмотрев через плечо на танк, обер-лейтенант сказал:

— Фактически все то же, только мы не успели прицелы установить, они на складе.

Скрипнув дверью, в ангар зашел майор Даниличев. Оборвав наш с немцем разговор, я спросил у майора:

— Сколько?

— Двадцать шесть, все ремонтники, значит, технику знают хорошо. Сейчас с ними люди Соколова разговаривают, — от цифры мне хотелось подпрыгнуть от радости, это фактически несколько экипажей, хоть и неопытных, но все же. Плюс можно сформировать ремонтный взвод.

— Отлично, за нашими послали?

— За женщинами? Да, послал – должны уже подъезжать. Часовых выставили, секреты с пулеметами – тоже, заслон со стороны деревни оставил на месте.

— Я сейчас интересуюсь техникой, что нам досталась. А вы поговорите пока с товарищем подполковником до Соколова.

Соколова я назначил еще и начальником особого отдела. Раз относится к органам НКВД, то пускай и работает по их профилю, совмещает должности. Повернувшись снова к обер-лейтенанту, я спросил, как его зовут,

— Обер-лейтенант Бауэр, заместитель командира сто первой ремонтной роты, — ответил он.

Велев бойцам забрать остальных немцев и посадить их в строение, где до этого сидели наши пленные, мы с Бауэром отошли в сторону. Постаравшись пожестче глядеть в его глаза, я велел перечислить все технику, что есть на сборном пункте и степень ее готовности.

— Какая техника вас интересует, господин… эээ..?

— Капитан, — подсказал я Бауэру. — Расскажите про русскую технику, — попросил я.

Бауэр задумчиво почесал подбородок:

— У нас шесть танков Т-26, из них два на ходу, четыре Т-34, на ходу этот, который в ангаре и танк капитана Клейна. Он себе присмотрел один. Правда мы его еще не переделывали. Кляйн хотел сперва попробовать на танке майора Майера. Остальные танки использованы для запчастей. Еще есть семь БТ разных модификаций. Из тяжелых только КВ, который в ангаре, из БТ на ходу четыре танка, это три БТ-7 и один БТ-2.

Внимательно слушая Бауэра, я спросил про немецкую технику.

— Шесть Т-I, на ходу нет ни одного. Четыре Т-III, один на ходу, но нет башни, она была снята. С двух разбитых, не подлежащих ремонту Т-III, сняты командирские башенки. Один Т-IV, не на ходу, было попадание в двигательный отсек. Есть два R-35, у них требуется замена двигателей, кончился ресурс. Есть еще три самоходки StuG III, ремонт у них закончен, завтра их должны забрать.

— Отлично, пройдемте. Покажите всю технику.

Осмотрев танки, штурмовые орудия и два бензовоза на базе МАN с полными цистернами, мы вернулись к ангару. Вокруг туда-сюда бегали бойцы, перенося разные вещи. Командовал ими старшина Егоров. Стоя в воротах большого склада, он орал на кого-то в глубине склада. Отдав немца пробегающему мимо бойцу и велев отвести его к остальным пленным, я направился к старшине.

— Старшина, чем порадуешь?

— Склад полон, товарищ капитан. Видно немцы недавно въехали на базу и ничего вывезти не смогли. Только немного с крайних стеллажей разгребли, а так все есть.

— Полный список мне через час.

— Есть, — козырнув, старшина убежал вовнутрь склада, а я пошел встречать Т-28. въезжающий во двор базы. Вслед за ним заехали грузовики с женщинами и вещевым имуществом. Подойдя к заглушенному танку, я постучал по броне и велел выглянувшему Серову покинуть вместе с экипажем машину, объяснив это тем, что захвачено много танков, поэтому будут формироваться танковые взвода из освобожденных пленных. В данный момент лейтенант Серов назначается командиром первого взвода. Какие танки туда войдут, я объявлю позже. Повернувшись к своим бойцам, Сурикову и Молчунову, я рассказал о модернизированной тридцатьчетверке. Велел осмотреть ее, выгнать из ангара и подобрать заряжающего к полному экипажу. Схватив личные вещи из Т-28 радостные бойцы убежали в ангар. Развернувшись, я направился к военинженеру 1-го ранга, с которым беседовал Соколов. Отозвав лейтенанта в сторону, я спросил:

— Что скажешь о пленных?

— Немцы внезапно прорвались и захватили рембат. Они не были предупреждены, поэтому не оказали сопротивления, кроме одного бойца, тот успел закрыться в танке, но боеприпасов в нем не было. Двигатель снят, поэтому через час сам вылез, а вот в соседней деревне почти час шел бой. Там стояли какие-то тыловые части и дивизион тридцатисемимиллиметровых зениток. Вчера еще привезли лейтенанта.

— Понятно, а что за лейтенант?

— А, так вчера вечером привезли младшего лейтенанта-артиллериста. Только странный он какой-то…

— В чем странность?

— Молод слишком, лет шестнадцать на вид, хотя на вопросы отвечает уверенно. И еще у него глаза… Глаза много повидавшего человека. Как-то не вяжутся они с молодым возрастом. Да и ошарашенный он какой-то.

— Ясно. Ладно, пошли знакомить меня с бойцами.

— Построиться! — закричал Соколов. Мы подошли к подполковнику- и капитану-воентехникам.

— Командир сборной моторизованной группы капитан Михайлов, — вытянувшись и отдав честь, представился я,

— Зам по тылу пятой армии, военинженер первого ранга Титов Савелий Петрович. Находился здесь с инспекцией. Был захвачен в плен семь дней назад вместе с остальными бойцами рембата. Вынужден был не по своей воле помогать немцам.

— Они, товарищ капитан, обещали расстреливать наших пленных бойцов, если мы не будем им помогать. Наших раненых бойцов, из госпиталя, — вступился за подполковника капитан. Я махнул рукой, прерывая его.

— Особый отдел разберется, это их дело. Главное, чтобы вы были согласны воевать за советскую власть.

Капитан прижал руки к груди и срывающим голосом сказал:

— Да я их… да мы их… рвать будем, сук! — и сдавленно захрипел. Только через несколько секунд я понял, что капитан плачет. Да уж, довели человека!

— У него старший брат в том госпитале лежит, — сказал подполковник и добавил, — Приехал офицер СС и сказал, чтобы мы помогали им осваивать наши новейшие танки, а иначе будут убивать наших раненых. За попытку саботажа будут расстреливать каждого пятого.

Уже успокоившийся капитан представился:

— Командир первой роты, отдельного рембата, капитан Скворцов.

— Уже лучше?

— Да, я в норме.

— Отлично, мне нужно сформировать несколько экипажей для танков и трофейных САУ. Сформировать ремонтный взвод и подобрать водителей к грузовикам. Займитесь этим, капитан.

Скворцов ушел формировать экипажи, а я повернулся к полковнику:

— Товарищ подполковник, я бы хотел выяснить, как МЫ будем командовать мехгруппой? — Титов поднял руки ладонями ко мне, как будто защищаясь:

— Нет-нет, капитан! Командование группой я на себя не возьму. Я мало понимаю в военных делах. Мне бы больше с железками возиться.

— Тогда, товарищ подполковник, формируйте и принимайте под свое командование все технические части группы. Будете моим замом по тылу.

Отправив подполковника вслед за капитаном, я направился к тридцатьчетверке, выехавшей из ангара, но меня отвлек звук мотора. Закрутив головой, я обнаружил источник звука. На километровой высоте кружился серебристый самолет.

— Наш СБ. Интересно, что он тут делает? — сказал подошедший майор Даниличев. Вдруг самолет резко пошел вниз и пропал из вида. Проводив его взглядом, я повернулся к майору.

— Ну что?

— С горючим проблем теперь у нас нет, два бензовоза полных бензина. Правда, дизельное топливо только в бочках, но его много – около сорока бочек. Их сейчас уже грузят на грузовики. Вот только со снарядами для КВ и Т-34 проблемы, на складе их нет. Только те снаряды, что у нас в грузовиках. Масло тоже в достатке.

Кивая в ответ на слова майора, мы подошли к заглушенному танку, из которого доносились восторженные матерки. Отправив Даниличева формировать колонну, я заглянул в тридцатьчетверку.

— Ну что там, Суриков? Давай докладывай, обрадуй меня.

— Товарищ капитан, это не танк, это шедевр! Мы с Сашкой все проверили, все отлично. Только снарядов нет.

— Ясно. Я сейчас пришлю грузовики со снарядами. Выгоните из ангара КВ и из-за вон того строения, там еще одна тридцатьчетверка стоит, и загрузите снаряды в танки. Все, выполняете!

— Есть, — козырнув, Суриков убежал в ангар. Из люка мехвода появилась голова радиста:

— Товарищ капитан, тут немцы что-то говорят. Я случайно на них вышел, когда проверял рацию.

Велев Молчунову дать мне шлемофон, я прислушался к звукам из динамиков:

— …ители деревни говорят, что это были русские солдаты!

— Принять все меры по их поиску, предупредить все гарнизоны, выставить посты на дорогах. Выслать мотопатрули и, лейтенант узнайте точно, сколько их было, а не сказки, что вы мне сейчас говорили.

— Есть. Разрешите выполнять, герр майор?…

Вернув шлемофон Молчунову, после того как дослушал все до конца, я сказал:

— Ну все, на нас началась охота.

Велев готовить танк к походу, я рванул на поиски майора Даниличева. Найдя его у выстроенных в ряд танков БТ, около которых уже суетились подобранные капитаном Скворцовым экипажи.

— Товарищ майор, Павел Степанович, — окликнул я Даниличева. Подойдя ближе, сказал:

— Молчунов, мой радист, перехватил немецкие переговоры о нападении на гарнизон Тетюшей. Так называется та деревня, в которой мы покуролесили. В общем, зона поисков двадцать пять-тридцать километров. Как только обнаружат нападение на базу ремонтников, сразу увеличат зону до пятидесяти-ста километров. Могут привлечь авиаразведку. Значит нужно срочно, с наступлением темноты совершить бросок, не менее ста километров, чтобы выйти из зоны поисков. Выходим через час. Да, и Егоров должен подойти со списком вкусняшек, находящихся на складе. Согласуйте с Титовым что брать, а что уничтожить вместе с базой.

Подобрав экипажи для танков и мехводов для САУ, экипажей для них у меня не было, я стал назначать взводных. Капитана Скворцова – командиром тяжелого взвода, отдав ему Т-28 Садкова, КВ и Т-34 Клейна. Сам капитан выбрал себе под командирский танк КВ. Садкову отдал под командование три БТ-7. Подъехавшему Серову один БТ-2 и два Т-26. БА-10 забрал себе подполковник. Найденной на складе взрывчаткой, я распоряжался сам. Заминировав все, что можно: склад, с оставшимся имуществом, остатки горючего, которые мы не смогли увезти, более-менее целую технику. Так как детонаторов не было, пришлось использовать взрыватели гранат, хотя Егоров перерыл весь склад в поисках взрывателей. Но дело сделано и мы тронулись в путь. Отъехав от базы всего на полкилометра в сторону деревни, до перекрестка дороги нам навстречу попалась легковая машина М-1, советского производства. Из остановившейся машины с переднего пассажирского места выскочил невысокий немецкий майор танковых войск в натертых до блеска сапогах и начал что-то кричать Скворцову, ехавшему на своем КВ впереди колонны. Идущая после КВ тридцатьчетверка вдруг дала газу и выскочив из-за КВ подмяла под себя эмку. Майора застрелил Скворцов из пистолета. Через минуту колонна двинулась дальше. Проезжая мимо майора, я подумал, что это видимо тот майор Майер, для которого модернизировали мой танк. Видно судьба: хотел иметь тридцатьчетверку и умер из-за нее. Да, кстати перед выездом мой экипаж, в который включили заряжающего из артиллеристов красноармейца Истомина, я с ним познакомился одновременно со старшиной Егоровым, когда они изучали пулемет "максим", в общем, подарили они мне новенький комбинезон и шлемофон. Было приятно.

…

Проснулся я от того, что над головой зачирикала птичка. Откинув брезент, которым укрывался, я встал и опершись локтем о крыло тридцатьчетверки осмотрелся. Солнце почти в зените. Стоявшая под деревьями техника и люди, спавшие в кузовах, или как я, и мой экипаж на земле около танков. На стоянке стояла тишина, спокойствие и умиротворение. Повернув голову на звук позвякивания, я увидел прицепленную к грузовому "опелю" походную кухню, около которой тихо возились две девушки из-подразделения капитана Крылова. Из-за грузовика вышел старшина Егоров. Подойдя к слегка дымящей кухне, старшина знаками что-то показал. Одна из девушек подала старшине миску с торчащей из нее ложкой. Взяв тарелку, старшина с задумчивым видом съел пару ложек, потом кивнул. Оглядевшись еще раз, я сделал пару разминочных движений, одел сапоги, и застегнувшись толкнул Истомина, спавшего рядом с со мной. Велев ничего не понимающему и лупающему глазами заряжающему поднимать экипаж, сам направился к Егорову, продолжающего стоять и есть кашу. Подойдя, я потребовал себе тоже каши. Девушки, оказались теми сержантами-связистками Светиковой и сержантшей, что про нее спрашивала у амбара. Быстро накидав мне каши с тушенкой и налив кружку чаю, девушки продолжили заниматься у кухни. Сейчас они мыли в ведре тарелки и ложки. Поедая кашу, я вспоминал прошедшие два дня гонок. Это были просто сумасшедшие деньки, но главное, мы смогли уйти практически без потерь, да еще с прибытком.

Тогда, объехав деревню стороной, я приказал колонне остановится. Спрыгнув с танка, я подошел к полуторке, стоявшей в центре колонны. Около машины уже стоял старшина Васин в полной готовности, с полным продовольствия и боеприпасами вещмешком, с ППД на груди и пистолетом на боку. Подойдя к нему, я сказал:

— Пора старшина, пора! Все запомнил? Главное – не высовываться, у тебя задание! Понял?

— Не волнуйтесь, товарищ капитан. Все сделаю, все передам.

Я взял старшину под локоток и отвел его в сторону от лишних ушей. Некоторые бойцы пользовались остановкой и оправлялись, бегали до ветру.

— Перейдешь линию фронта, сразу требуй старшего в особом отделе не ниже майора. Аргументируй это тем, что имеешь особо важную информацию. Доложишь только ему, остальных посылай подальше, говоря, что это не их уровень. Ну, вроде все, — обнявшись на прощание, старшина развернулся и исчез в надвигающихся сумерках.

— Ни пуха, ни пера, — тихо сказал я вслед, и развернувшись, пошел к танку. Скомандовав продолжить движение, мы двинулись дальше. Сев на свое командирское место, я достал карту и фонарик. Посмотрев на карту, я велел радисту связаться с Соколовым, находящимся в передовом дозоре, и имеющим такую же карту и походную рацию, установленной на одной из машин с зенитным пулеметом, которую я закрепил за разведкой. Напомнив ему, что скоро поворот к броду, велел усилить внимание. Двигались мы медленно, не на всех машинах были фары, да и сам путь был извилист. Мы то возвращались по параллельной дороге, то пересекая какой-нибудь брод, делали крюк. Все это по одной причине: оставаться незамеченными для местных жителей и патрулей немцев. Хотя слово майора Даниличева "незаметно", меня изрядно позабавило. Это тихо в ночи двигалась танковая колонна и очень тихо лязгала гусеницами и рычала дизелями. Один только КВ шумел так, что было слышно за несколько километров. В первую ночь мы удалились, где-то на сорок километров. Встав на стоянку в довольно большом лесном массиве, отмеченном на карте как небольшой лес. Разведка ночью с трудом нашла какую-то малоезженую, лесную дорогу. Встав на ней под прикрытием деревьев и выставив заслоны и часовых, велел всем спать, несмотря на поднимающееся солнце. Следующий бросок я собирался совершить тоже ночью. Приказав дежурному по группе разбудить меня в двенадцать часов дня, спокойно уснул.

Дежурный с трудом разбудил меня. Пока не умылся в близлежащим ручье, чувствовал себя квелым и невыспавшимся. Подобрав группу в десять бойцов, приказал заправится тушенкой с сухарями. И взять сухпай с собой. Я решил расширить немцам зону поисков, взяв пару грузовиков, десяток бойцов и вооружив их немецкими пистолет-пулеметами и карабинами. Приказал отъехать на три десятка километров и устроить небольшой шухер, чтобы направить поиски моей мехгруппы в противоположную сторону. Пообедав и переодевшись в трофейную форму, благо на ремонтной базе нам ее досталось много и неповрежденной. Оставив за старшего майора Даниличева, мы поехали навстречу приключениям на свою "пятую точку".

Сидя в кабине рядом с водителем, я думал, где бы взять бойцов. Насколько я помню историю, в начале войны немцы взяли в плен много наших бойцов и командиров. Значит, их где-то содержат, в каких-нибудь лагерях для военнопленных. Но, по крайней мере, нам пока такие не попадались. Да и колонны пленных тоже, может из-за того, что основные бои проходят дальше от нас по фронту. Где-то через полчаса, мы подъехали к небольшому мосту, длиной эдак метров пятьдесят, на котором была охрана. Приказав водителю остановиться перед опущенным шлагбаумом, я постарался сделать надменное лицо и повернулся к подошедшему рядовому.

— В чем дело? Я очень спешу, — сказал я. Благо рядовой был с нашивками охранного батальона, а не из фельджандармерии, как я опасался.

— Извините, герр лейтенант, но у нас приказ. Проверять все транспортные средства.

— Да слышал я уже, вроде какой-то гарнизон русские разгромили?

— Так точно, герр лейтенант. В Тетюшах, охранный взвод лейтенанта Миллера был полностью уничтожен, — сказал подошедший ефрейтор. Вытянувшись и отдав честь, ефрейтор представился:

— Старший поста ефрейтор Шварцкопф. Попрошу проездные документы, герр лейтенант, — протянув ефрейтору документы, удостоверяющие, что мы из 12-й танковой дивизии едем за вещевым довольствием и запчастями (почти час над ними работал, пока не получилось что-то путное). Осмотрев внимательно документы, ефрейтор вернул их и пожелал приятного пути. Рядовой поднял шлагбаум, и чуть дернувшись, мы въехали на мост.

— У-фф, товарищ капитан! Как вы их! Я думал все, уже и гранату приготовил.

— В германской армии, боец, все делается по порядку. К тому же нас проверяли обычные солдаты, а не фельджандармы. Эти бы мою липу на раз раскусили. Кстати, наш поворот следующий, налево.

Повернув на проселочную дорогу, мы попылили в сторону небольшого городка, находящегося у нас на пути. Въехав на небольшой взгорок, я приказал остановить машину. Прихватив бинокль, вышел из машины и взобрался на кабину. Осматривая окрестности, услышал приближающиеся шаги. Оторвавшись от бинокля, посмотрел на подошедшего бойца. Им оказался заместитель Соколова, тот сержант, который держал меня на мушке, когда мы ехали прибрать колонну до приезда немецких трофейщиков. Сейчас глянув на сержанта, я не сдержал невольного смешка. Он был как будто с немецкого плаката: белокурая бестия в форме, с закатанными рукавами и МП-38 на груди. Подойдя, сержант вопросительно поднял бровь. Сдержав, готовый снова вырваться смешок, я сказал сержанту:

— Васильков, чуть правее вон той посадки клубится пыль. Похоже, по параллельной дороге кто-то едет. Если их немного, попробуем перехватить их у перекрестка. Будьте наготове.

Козырнув, сержант убежал в свою машину. Обернувшись к своим бойцам, сидящим в кузове, повторил:

— Перехватываем машину, если солдат немного. Старайтесь хоть одного пленного взять, — я изрядно опасался, что бойцы не выдержат и полностью уничтожат немцев, после моего рассказа о плане "Ост". Вчера перед отбоем ко мне подошли все командиры, во главе с майором, и попросили рассказать, что обещал. Похоже, старшины не держали языки за зубами, и командиры заинтересовались. Ну, я и рассказал все что помнил, хотя я помнил и немного, но впечатление этот рассказ произвел огромный. Слушая несмолкаемые пересуды, я понял, что они будут бить немца до последней капли крови и сдаваться не будут. Эти разговоры еще долго звучали в ночи, пока я своим криком не заставил их замолчать.

— Возьмем, товарищ капитан, — сказал один из бойцов, погладив ствол МГ.

— Не сомневайтесь, товарищ капитан, точно возьмем этих сверхлюдей.

Подъезжая к перекрестку, всмотрелся в облако пыли, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь. Похоже, машина притормозила перед перекрестком, и облако пыли следующий за ней, накрыл ее. Наконец показался капот точно такого же "Опель-Блица" как и у нас. Велев водиле остановится, я вышел из машины и махнул рукой приказывая остановится. Скрипнув тормозами, грузовик впритирочку остановился около меня. Стараясь выглядеть беспечно-спокойным, я стал, обходя спереди машину, подходить к пассажиру в кабине и, как бы без интереса окинул взглядом "Опель". Это были солдаты СС. Молнии в их петлицах были отчетливо видны, несмотря на пыль покрывшую их. Унтерштурмфюрер СС сидящий в кабине как раз открывал дверцу с недовольным видом спросил:

— В чем дело, лейтенант, мы спешим.

Козырнув, я сказал:

— Извините, герр унтерштурмфюрер, но дальше русскими окруженцами сожжен мост. Сейчас рота нашего батальона прочесывает все вокруг. Пока их не поймали. Вот и поставили меня тут на перекрестке всех предупреждать.

Офицер спрыгнул с подножки на дорогу, и доставая сигареты подошел ко мне:

— Лейтенант, мне срочно туда надо, понимаешь? Срочно, — предложив мне сигарету, унтерштурмфюрер продолжил, в ответ на мое пожимание плечами. — Ну и когда вы их поймаете?

— А чего нас ловить, мы уже здесь, — и мощным ударом коленом между ног я свалил немца. Загрохотали автоматы с обоих грузовиков. Вскинув свой автомат, дал очередь по кабине, но этого уже не требовалось. Сияя свежими сколами и дырами в кузове, "Опель" стоял, накренившись на бок на простреленных шинах. Из кузова тонкой струйкой текла кровь.

— Контроль! — заорал я и ударом ноги в голову оглушил офицера, который уже начал приходить в себя. Спрыгнув с кузовов несколько бойцов, кинулись к расстрелянной машине. Пулеметчики с машин их прикрывали. Стоя наготове, около тела офицера, я дождался, когда проверяющие кузов бойцы доложатся о зачистке. Прозвучало два выстрела из "вальтера". Обойдя грузовик, ко мне подошел, засовывая пистолет в кобуру Васильков:

— Все в порядке, товарищ капитан. Этих ублюдков живых нет. Бойцы собирают трофеи, — махнув рукой, прерывая сержанта, велел связать офицера и закинуть его в кузов моей машины. Подойдя к своей машине, я спросил водителя, сможет ли он утащить расстрелянный грузовик подальше и спрятать.

— Да, товарищ капитан. Силенок хватит, утащим.

Прицепив грузовик к нашей машине, мы бодро покатили в сторону, куда направлялись эсэсовцы. Проехав около двух километров, скинули грузовик в глубокий овраг, попавшийся по дороге.

Шлепнув несколько раз по щекам офицера, Васильков успеха не добился:

— Слишком сильно вы его, товарищ капитан, приласкали, — сказал сержант, вытирая пот со лба. Отодвинув его в сторону, я подошел к лежащему немцу. Присев, взялся за палец офицера и хладнокровно сломал его. Немец дернулся и застонал, после второго попытался лягнуть меня ногами, но я был начеку и ушел в сторону от удара. Через полчаса, стоивших немцу трех пальцев, он все-таки сломался и, пуская кровавые пузыри разбитыми губами, начал говорить. Сержант аккуратно записывал, а я вел допрос:

— Куда вы направлялись?

— Деревня Выселки!

— Что вам там было нужно?

— По приказу гауптштурмфюрера Зорге, мы должны были задержать прятавшихся у родственников семью одного из командующих ваших армий!

— Как вы их должны были найти?

— Второй дом слева от начала улицы!

— По какой именно улице?

— Там одна улица!

— Как их узнать?

— Женщина лет сорока пяти, трое детей, восьми, одиннадцати и четырнадцати лет, все девочки! Больше я о них не знаю!

— Как вы о них узнали?

— Был взят в плен русский офицер, капитан, адъютант этого генерала. Он сам рассказал о них. Он должен был их вывезти, но занимался какими-то своими делами и не успел, наши победоносные войска пришли раньше!

Задав еще несколько десятков интересующих нас вопросов, я велел сержанту добить немца и спокойно пошел к машинам, около которых нас ждали бойцы. Сзади сухо щелкнул выстрел.

— По машинам! — скомандовал я, увидев подбегающего Василькова. Завывая двигателями, мы выехали из леса на дорогу. Пропустив на перекрестке автоколонну, повернули к деревне Выселки. Отдавать семью советского генерала мясникам из СС я не собирался, поэтому мы и направлялись в Выселки. Не доехав до деревни, приказал остановиться. Собрав вокруг бойцов, объяснил им ситуацию и распределил роль каждого. Хотя некоторые бойцы были недовольны своими ролями. Объехав небольшой пруд и сгоревший на окраине Т-II, мы въехали в деревню.

— Похоже, вот этот дом, товарищ капитан. Второй слева. Остановиться?

Кивнув, я вылез на подножку машины и осмотрелся. Это была обычная деревушка на окраине небольшого леска. Нужный нам дом как раз упирался огородом в опушку леса. Окинув взглядом деревушку, понял, что немцев здесь нет, хотя их присутствие было отчетливо видно. Поваленные заборы, следы гусениц и колес на улице, показали, что здесь останавливались немецкие войска на ночевку. Испуганная бабка, косясь на нас, прятала в сарай брехливого кобелька. Еще раз осмотревшись, я заметил, что улицы в деревне стремительно пустели, похоже, что крестьяне уже отведали немецкого порядка. Хотя насколько помню, они в начале войны вели себя более-менее прилично. Спрыгнув на землю, я негромко сказал подошедшему Василькову:

— Действуем по плану! Занимай со своими оборону!

Вскинув руку в нацистском приветствии, Васильков вернулся к своей машине. Работаем по плану: два бойца сержанта, спрыгнув с машины, разбежались в разные стороны по улице. Встав на одно колено, они вскинули к плечу МП-38, пулеметчик установил на кабине МГ-34 и стал контролировать улицу по ходу движения. Оставшиеся в кузове бойцы тоже внимательно следили за обстановкой.

Убедившись, что бойцы Василькова заняли оборону, скомандовал своим, чтобы выгружались. Спрыгнув с машины, мои бойцы, распределившись, и прикрывая друг друга, направились к дому, в котором кто-то был. Я видел, как дернулась занавеска в окне. Такой спектакль объяснялся просто: мы уйдем, а хозяева останутся, и не хотелось бы их подставлять перед немцами. Подождав около крыльца, пока мои бойцы осмотрят все помещения, я, сделав надменное выражения лица, вошел в дом. В хате около печи сидел крепкий мужик с цепким взглядом, костыль рядом с ним, пустая штанина и георгиевский крест на груди показывали, что мужик успел где-то отметиться на просторах нашей Родины. Причем награду он не прятал, хотя насколько я помню, носить их было не принято. Окинув взглядом комнату, служащую и кухней, и спальней, и залом, я заметил за занавеской трех девочек, сидевших на кровати и прижавшихся друг к другу. Их контролировал один из моих бойцов красноармеец Вяткин, присоединившийся ко мне с группой майора Даниличева. Матери не было видно. Сзади в дверь из сеней просунулась голова одного из бойцов, и молча показал бинт со следами крови. Ясно, хозяйственные постройки пусты. Бойцы их осмотрели, нашли только этот бинт. Молча наблюдающий за нами хозяин помрачнел, и бросил свирепый взгляд на занавеску. Вздохнув, я сел на лавку и закинув ногу на ногу, сказал:

— Если вы еще где-нибудь и пулемет прячете, кроме семьи советского генерала и раненого, то… — я покрутил кистью руки в воздухе, — …вообще расстрельная статья. Можно сразу к стенке ставить.

— Вы кто? — сказал бледный хозяин и, достав платок, вытер крупные капли пота на лбу.

— Сын своей родины! Ну, а если серьезно, то мы перехватили солдат СС, которые ехали к вам, и любезно с ними пообщавшись, так и узнали про семью генерала…

— …Соколовского, — сказал усмехнувшийся хозяин.

— Вы это так спокойно признали. Удивительно, а если бы мы действительно были немцами? — спросил я.

Насмешливо улыбнувшийся хозяин сказал:

— То, что вы не немцы, я понял сразу.

Черт, где я прокололся? Что я и поспешил узнать у хозяина:

— Где мы прокололись?

— Глаза, они у вас другие. Немцы смотрят на нас как на мясо, безразлично. А вы нет, так и мелькнет, что-нибудь сострадательное. Особенно ваш боец вас подвел – слишком добрый взгляд.

Хмыкнув, я подумал:

"Ну ничего себе, это у меня-то добрый взгляд?"

Покачав головой встал, и вскинув руку к фуражке и представился:

— Командир механизированной группы капитан Михайлов. Готов вывезти семью советского военачальника за линию фронта. Не сразу, но вывезу.

Хозяин взял костыли и встав сказал:

— Документы покажи.

Достав свое удостоверение, я протянул его хозяину. Придирчиво поизучав его, хозяин вернул удостоверение со словами:

— Сейчас можно все подделать, — повернувшись к детям, сказал. — Ольга, молоко принеси из погреба.

Средняя из девочек, шустро выскочила из хаты. Проводив ее взглядом, я сказал:

— Нам некогда, времени совсем нет. Нужно поторапливаться.

Подробно расспросив о последних днях в деревне, мы попили холодного молока, и я вытер губы рукавом. Внимательно наблюдающий за мной хозяин улыбнулся, и сказал:

— Немец бы платком губы вытер.

Улыбнувшись в ответ, спросил:

— Что с раненым?

— Перелом ноги и сквозное ранение в руку. Он летчик, неудачно приземлился после боя. Софья сейчас за ним ухаживает.

Поговорив с хозяином о своей задумке и получив его полное согласие на спектакль, я узнал, что Софья – это жена генерала Соколовского. При этом выяснил, как зовут других детей. Старшую дочку зовут Машей, младшую Тоней. Послав Ольгу предупредить о нас в небольшую землянку, где находился летчик, остальные девочки начали собираться. Я велел бойцу помочь им, пока разговариваю с хозяином:

— Да, забыл сказать. У солдат СС мы взяли трофеями оружие. Вам оно может пригодится, если будете создавать партизанский отряд.

— Вы думаете, немцы здесь надолго?

— Я не гений тактики и стратегии, но тут даже я вижу, что немцы у вас задержатся не на месяц и даже не на год. Два, а то и три. Больше вряд ли, там мы уже и силенок накопим да и воевать научимся. Немцы по-любому свой порядок наводить будут. Мало кто рад будет этому порядку, поэтому партизаны точно будут.

В дверь заглянул один из бойцов и сообщил, что все готово. Обговорив, где мы оставим оружие, я дал десяток советов по организации партизанского отряда. Все, что помнил из мемуаров ветеранов, после чего сказал:

— Ладно, Савелий Кузьмич пора прощаться, — мы обнялись, как старые знакомые.

— Вы уж побыстрей возвращайтесь, — сказал хозяин, вытирая слезы. В дверь вошла моложавая женщина лет сорока. Вслед за ней проскользнула средняя из дочек Ольга. Повторив специально для Софьи Владимировны наш план, мы приступили к его выполнению.

Для жителей деревни этот день запомнился надолго. В деревню вдруг приехали немецкие солдаты и ворвались в дом уважаемого жителя деревни, ветерана войны Савелия Кузьмича Потапова. Некоторые из жителей, подсматривающие за немцами видели, как из хаты вытолкали прикладами племянниц хозяина дома и вывели связанную и бьющуюся женщину. С хохотом закинув женщину и детей в кузов одной из машин, немецкие солдаты уехали из деревни. Правда, одному из деревенских послышалось, что за деревней машины остановились ненадолго, а потом снова поехали. Приехавшие на следующий день солдаты с молниями в петлицах, разыскивающих своих пропавших товарищей, услышали именно такую версию событий. И только приехавший к вечеру опытный следователь разобрался в происшедшем. Направленные за Потаповым солдаты вернулись ни с чем, дом был пуст.

…

Выезжая из деревни, я приказал остановиться у приметного дерева и выгрузить все лишнее оружие, захваченное у немцев. Подождал, когда бойцы закончат маскировать оружие ветками и вернутся в машины. После чего, забрав раненого летчика, велел возвращаться на базу. Поехали мы другой дорогой, дав небольшой крюк в двадцать километров. Проехав неохраняемый мостик, перекинутый через небольшую речушку с крутыми берегами и въехав в глубокий овраг, пересекающий дорогу, мы увидели огромное количество сидящих на земле людей, одетых в нашу красноармейскую форму. Повертев головой в притормозившей машине, увидел и охрану, несколько пулеметов установленных на склоне оврага и направленных стволами вниз. Шесть парных патрулей ходили по склону оврага, около дороги стояла полевая кухня. Рядом в тени небольшого деревца отдыхали несколько немецких солдат.

— Да что же это такое? А? Товарищ капитан? — водитель стиснул руль так, что побелели кисти рук, на лице заиграли желваки, лицо приняло зверское выражение. Выбив из рук автомат, за который тот схватился, мне пришлось рявкнуть на бойца:

— Замри, сиди смирно и не мешай мне думать, как их вытащить из того г…а, в которое они попали.

Вспомнив про бойцов в кузове, быстро открыв дверцу и не обращая внимания на унтер-офицера, который к нам направлялся от кухни, быстро сказал:

— Замерли все!

Здоровенный боец, с фамилией Капустин, с легкостью вертящий в руках МГ-34, словно это ивовый прутик, за что и стал пулеметчиком, уже устанавливал на кабину пулемет с таким выражением лица, что даже я испугался:

— Тихо, боец, тихо! Убери оружие, — медленно показывая рукой, чтобы Капустин убрал пулемет, я тихо попросил бойцов убрать оружие и сделать спокойно-безразличные лица.

— Сейчас мы им помочь ничем не сможем. Положат нас из этих пулеметов. Отъедем, тогда подумаем.

Я окинул взглядом кузов. Семья генерала лежала на дне кузова, прикрывшись какой-то материей, из-под края материи похожей на простыню была видна маленькая детская ножка, одетая в синюю туфлю. Проследив за моим взглядом, Вяткин нагнулся и закрыл ногу простыней. Во второй машине было какое-то шевеление, но оно быстро стихло. Похоже, Васильков навел у своих порядок. Я спрыгнул на землю и повернулся лицом к унтер-офицеру. Тот остановился передо мной, и вскинув руку в отдал честь, после чего представился:

— Унтер-офицер Берг, начальник охраны сопровождения колонны русских военнопленных.

Быстро окинув взглядом унтера, слышал ли он наш шепот с бойцами или нет, но унтер был совершено спокоен. Козырнув, я представился:

— Лейтенант Хофманн, почему вы остановились? Пленные устали?

Унтер удивленно на меня посмотрел:

— Да кого это интересует, герр лейтенант, устали эти свиньи или нет. Просто пришло время обеда, вот и остановились, обед-то готов.

Окинув сидящих на самом солнцепеке военнопленных взглядом, я ничего различить не смог. До них было около двухсот метров. Издалека они просто казались большой зеленой массой. В некоторых местах белели пятна бинтов.

— Это хорошо, что вы кормите русских обедом, — сказал я, за что удостоился еще одного изумленного взгляда:

— Но мы их не кормим, это не наше дело. Нам дан приказ доставить их до временного лагеря в Кузьминке.

Я представил перед собой карту.

"Ну ни хрена себе! Это же почти сорок километров, без еды, без воды, без лечения, без отдыха!!! На одной силе воли!"

С трудом подавив в себе черную злобу, поднимающуюся со дна моей души, я с видимым спокойствием попросил Берга показать мне пленных. Подавляя желание свернуть унтеру шею и дать нашим сигнал на открытие огня.

— Конечно, господин лейтенант, прошу сюда.

Следуя за унтером, я обошел кухню, мимо солдат, вытянувшихся когда я проходил мимо, ответив на их отдание чести, стал быстро их пересчитывать. Семнадцать около кухни считая повара и унтера, пять пулеметов, расчет каждого два солдата. Это еще десять солдат, плюс шесть парных патрулей. Еще двенадцать солдат. Всего значит тридцать девять человек. Странно, что нет старшим офицера, что вместо него какой-то унтер. Это я сразу и спросил у Берга, подходя к сидящим пленным. Остановившись, не доходя до них десятка метров и слушая унтера, я стал внимательно их разглядывать.

— Командиром у нас был лейтенант Шток, и он должен был вести эту колонну, но попал в госпиталь. И по приказу гауптмана Шлоссе мне пришлось, как его заместителю, принять охрану на себя, — унтер достал из нагрудного кармана платок и стал вытирать пот на лбу и шее.

— Что-то серьезное? — спросил я рассеянно, разглядывая пленных. Кто-то прятал стыдливо глаза, кто-то смело, со злостью смотрел на нас. Не опуская взгляда, я смотрел на эти глаза. Там было все: и злоба, и стыд, и безразличие, и радость, и боль, и… удивление?

— Да, господин лейтенант, пьяные танкисты наехали ему на ногу. Врачи говорят, что он теперь будет не пригоден к службе.

Разыграв удивление, я спросил, как это случилось. Стараясь не слишком пристально разглядывать пленных, я спокойно глядел в глаза Никаненкова, того младшего лейтенанта-нквдшника из особого отдела, с которым мы расстались всего два дня назад. А такое впечатление было, как будто прошла целая вечность. Никаненков сидел в окружении группы бойцов, сплотившихся вокруг него. Некоторые из них были мне смутно знакомы.

— Так господин лейтенант тоже немного выпил, но в отличие от танкистов, стоять мог. Вот выпивши, и стал командовать, как выгонять из сарая танк, который они туда загнали. Ну и когда водитель сдавал назад, то и наехал на ногу герра лейтенанта. Я сам не видел, но солдаты, которые видели, говорили, что нога лейтенанта была похожа на лепешку.

"Совсем как мы, русские!" — подумал я с усмешкой. Унтер продолжал рассказывать про службу, я же не сводил взгляда от Никаненкова. Тот сидел в простой форме красноармейца, и чуть наклонив голову на бок, разглядывал меня исподлобья. В его глазах я заметил появившееся презрение и ярость. Напружинившись, как будто перед прыжком, он не сводил с меня взгляда. Бойцы вокруг также по его жесту стали готовиться. Внимательно окинув взглядом красноармейцев, нет ли еще знакомых. Нет, все лица вокруг были мне незнакомы, и я снова посмотрел на Никаненкова. Незаметно ему подмигнув, и повернувшись к Бергу, рассказывающего про свою семью, (похоже было, что у него был словесный понос), сказал прервав его:

— Я хочу обратиться к русским солдатам с речью. Я немного знаю русский язык.

Унтер пожал плечами, похоже ему было пофиг. Повернувшись к пленным бойцам, я начал говорить, страшно коверкая слова. На всякий случай, вдруг унтер знал русский:

— Луские солгаты! Я хак официер хошу сказадь, што вы двались хак навстояшие воины и мне осень приядно идеть вас в насем плену. В плену с вани бутут обршаться по шеловецески и вам оказут медицинзкую помось и помось к вам придет, — последнее слово я сказал чисто, не коверкая язык, небрежно глянув при этом на Никоненкова. Чуть опустив веки, тот показал мне что понял, и будет наготове. Повернувшись к Бергу, сказал, что мне пора, мол, и так опаздываю. Дойдя до машины, распрощался с унтером и, сев в машину велел ехать дальше. Объехав пленных и провожаемые их взглядами, мы снова выехали на дорогу.

— Нужно хорошее место для засады, — сказал я вслух, думая о том, что делать дальше. Понемногу план начал формироваться в голове, но меня отвлек водитель:

— Вот здесь, товарищ капитан, отличное место для засады.

Бросив взгляд вперед, я понял, что водила предлагает действительно отличное место. Даже есть, где можно машины спрятать. По крайней мере, с дороги их не будет видно. Приказав остановится, открыл дверь и встав на подножку, осмотрелся. Ехавшая и так с небольшой скоростью машина, скрипнув тормозами, остановилась. Повернувшись к подошедшему Василькову, я показал на два танка Т-26, подбитых рядом с дорогой. Я велел осмотреть их на предмет возможной засады, как на нас, так и нами на немцев, при этом качнув головой в сторону, откуда мы приехали. Радостно улыбнувшись, сержант, крикнув двоих бойцов, направился к танкам. Остальные внимательно наблюдали за дорогой. Место для засады действительно было отличным. Ровное поле, нигде не спрячешься. Два танка в ста метрах от дороги: один на вид целый, другой сгоревший. Судя по лежащей рядом башне, он взорвался от детонации боекомплекта. Еще и до леса почти полкилометра. В случае чего, можно отойти туда. Выбирая места для бойцов, где они залягут, я бросил взгляд вслед сержанту с бойцами, которые прошли уже наполовину и тут же заорал:

— Всем из машины!

Спрыгивая с подножки и укрываясь в небольшом на полметра кювете. Рядом был слышен топот бойцов и стук женских туфель. Мой приказ объяснялся просто: башня целого Т-26 медленно поворачивалась на нас.

Выглянув из кювета, я смотрел, как сержант с бойцами зигзагами бегут к танку. Неожиданно грохнул винтовочный выстрел и один из бойцов упал. Васильков понимая, что в немцев могут стрелять только свои, огня не открывал. Крича что-то на бегу, он достиг танка и взбежав на броню дал в небо короткую очередь. Привстав, я наблюдал, как сержант в открытый башенный люк что-то говорил сидящему внутри. Потом, повернувшись в нашу сторону, замахал руками, призывая. Второй боец, держа в руках "мосинку", отобранную у кого-то позади танка, бегом направлялся к упавшему бойцу. Встав и велев бойцам усилить внимание за окружающей обстановкой, отдав Вяткину свой бинокль, направился к танку.

Глядя на этих детей, одетых в форму учащихся артиллерийской спецшколы – на вид им было около шестнадцати-семнадцати лет – я думал, что вот именно такие характеры выиграли и победили в той войне, в которой я сейчас участвовал. Именно они защищали Москву, именно они выжили в бойне Сталинграда, именно они брали Рейхстаг. Глядя в эти глаза, я представлял себя на их месте. Смог ли я вот так, с одной винтовкой, пойти против вооруженного противника с одним патроном, с танком без снарядов и без замка на орудии? Что-что, а характер у них есть. И я в лепешку расшибусь, но выведу их за линию фронта, чтобы они доучились и били немцев, как встали плечом к плечу против моих бойцов. Вздохнув, я сказал:

— Представьтесь, товарищи курсанты!

Все трое встали в шеренгу и вытянувшись, начали:

— Курсант Суслов, курсант второй учебной батареи. Выходим из окружения после бомбардировки поезда во время эвакуации нашей школы с летнего лагеря, — отрапортовал невысокий брюнет, крепыш с волевым лицом. Вторым представился высокий худой паренек со скуластым лицом:

— Курсант Белов, курсант второй учебной батареи,

— Курсант Ищенко, курсант второй учебной батареи, — представился последний из курсантов с удивительно длинными ресницами.

— Товарищ капитан, разрешите вопрос? — поднял руку Суслов. Похоже, у этой троицы именно он был за командира, да и движения выдавали в нем лидера.

— Да, можно, курсант. Задавай свой вопрос, — разрешил я. Суслов немного замялся:

— Товарищ капитан, а вы нас возьмете с собой? — судя по тому, как беспокойно закрутили головами курсанты, их этот вопрос волновал очень сильно.

— Конечно возьму. Не брошу же я вас здесь!

Курсанты радостно заулыбались. Похоже, ходить одним по тылам противника им уже изрядно надоело.

— Так, ну а теперь рассказывайте, как вы тут очутились.

Курсанты хором загомонили. Велев им замолчать, я приказал Суслову начинать. Подошедший к началу рассказа Васильков, успокаивающе махнул рукой. Курсанты, увидев этот жест, облегченно вздохнули. Быть убийцами своего, они не хотели.

Да уж! Натерпелись курсанты за две недели блужданий по немецким тылам. Слушая с сержантом рассказ, я как в живую представлял, как они убегали от бомбардировщиков, как раненый комбатр приказал им выходить к своим, разбившись на мелкие группы, чтобы не привлекать авиацию, как их в поле расстреливали немецкие истребители, как убегали от немецких патрулей, чудом не попав под облаву. Глядя на эти исхудавшие лица, я представлял, как они собирал зерна в полях и ели их, как нашли одну винтовку с одним патроном в полузасыпанной стрелковой ячейке на месте боя. Где лежали десятки не захороненных красноармейцев и командиров. Как вышли на этот луг, где обнаружили два подбитых танка. Как спрятались в одном из них, и увидев подходящих от остановившихся машин трех немцев, решили драться до конца, до смерти.

— Хорошо, что все хорошо кончается. Так курсанты?

— Да, товарищ капитан.

— Ладно, бойцы. Молодцы, что вышли к своим, не потеряв силу духа и человеческое лицо. Идите в головную машину и примите под охрану женщин находящихся там.

Повернувшись через плечо, курсанты строем чеканя шаг по неровному полю, направились к машине. Проводив их взглядом, обернулся к сержанту:

— Что с бойцом?

— Жить будет. Санитар сказал, что пуля прошла навылет плечо, не застряв в нем, сейчас его отнесут в мою машину, пускай там рядом с летчиком полежит.

— Хорошо, то есть ничего хорошего. Конечно, мы лишились боеспособного бойца. Значит так, отдашь его МП старшему из курсантов и научишь их, как с ним обращаться. Вот в такие минуты сильно жалеешь, что отдал будущим партизанам все трофейное оружие. Сейчас бы оно нам, ой, как пригодилось.

Отправив Василькова проверить, как маскируются бойцы для засады, я направился к машинам. Подойдя к грузовику и встав на колесо, заглянул в кузов. Я велел курсантам получить у сержанта пистолет-пулемет и обучится владением им, после чего крикнул водителя, ковыряющегося под капотом, и велел подошедшему бойцу отогнать с напарником обе машины под прикрытие деревьев и стоять наготове. Сразу после боя, по моему знаку вернуться назад, курсанты с автоматом будут охранять машины. Подойдя к курсантам, сидящих перед разобранным МП, который им показывали, как собирать и разбирать один из бойцов, велел, как закончат, садиться в машины, и брать их под свою охрану.

— Товарищ капитан, — я обернулся, к окликнувшему меня Вяткину, стоящему с биноклем в кузове и активно машущему руками. Подбежав к нему, я выслушал все, что он увидел.

— Они показались, товарищ капитан. Вон там появилась колонна пленных. Минут через десять они нас увидят, как только выйдут из низины,

— Все, внимание! Они идут! Немедленно укрыться по своим местам.

Велев машинам уезжать я, посмотрев как курсанты на ходу запрыгивают в один из грузовиков, повернулся к стоящему рядом Вяткину, и сказал:

— Давай на место. Не забудь, что ты должен делать.

Проводив Вяткина взглядом, я осмотрелся. Бойцы хорошо спрятались, хотя в некоторых местах внимательный взгляд мог заметить, что тут кто-то недавно побывал. Сделав несколько замечаний укрывшимся бойцам, направился к своей, вырытой бойцами ячейке. Так как времени было мало, то ячейка получилась для стрельбы лежа, как и у всех бойцов. Устроившись поудобней в окопчике, разложил перед собой пару запасных магазинов и немецкую гранату с длинной ручкой. Сняв фуражку, я надел немецкую каску – хоть какая-то, но защита. Приготовившись ждать, мысленно прокрутил все в голове, не забыл ли чего. У каждого бойца был свой сектор стрельбы, как и у пулеметчиков. Немцев всего тридцать девять при пяти пулеметах, четырех пистолет-пулеметах и тридцати пяти карабинах против наших двух МГ-34 и семи МП-38, собранных по всей мехгруппе, двух ППД и четырех немецких карабинов. Так как пленные идут по дороге, а конвойные сопровождают их по обочине, то пулеметы, установленные в кювете и направленные вдоль дороги должны были изрядно проредить конвой. Довершить же дело должны были пистолет-пулеметы и карабины. Лишь бы пленные под пулеметные очереди не бросились от неожиданности. Взяв в руки бинокль, лежащий около магазинов к автомату, стал внимательно рассматривать в него колонну, показавшуюся на пригорке. Благо солнце светило со спины и стекла бликов не давали. Немцев было не тридцать девять человек, их было больше. Во время осмотра пленных я пересчитал конвой, но не учел, что полевую кухню кто-то должен возить. Сейчас впереди колонны шел битюг, таща за собой кухню. Им управлял немолодой ездовой. За кухней следовала телега, запряженная в такого же битюга, на козлах которого сидел еще один ездовой. Сзади на телеге вольготно устроились два пулеметчика, направив стволы пулеметов на пленных, следующих за ними на расстоянии метров тридцати и вынужденных вдыхать запахи кухни. Я видел, как многие сглатывали и принюхивались к запахам. Рассматривая ездовых, думал, а какая разница? Больше их вдвое или меньше, результат будет один. Пленные подходили все ближе и ближе. Увидев, что передняя лошадь пересекла черту, определяющую жить или умереть, я заорал:

— Огонь!

Тут же заработали пулеметы. Направив ствол МП на пулеметчиков, которые от неожиданности соскочили со второй телеги. И с расстояния в пятьдесят метров, крепко прижимая приклад автомата к плечу, я двумя короткими очередями перечеркнул тела пулеметчиков. Благо, из наших на линии стрельбы никого не было. Наши пулеметы, выпустив по полленте, дав несколько очередей, замокли. Случилось то, чего я так опасался. Волна пленных захлестнула конвой, и пулеметчики были вынуждены прекратить вести огонь. Увидев, как здоровенный немецкий солдат ударом приклада отбил атаку безоружного пленного и готовится выстрелить, мне пришлось из неудобного положения дать очередь на три патрона. Две прошли мимо, но одна попала в плечо, заставив немца крутанутся на месте. Через секунду его захлестнуло волной пленных. Закончив стрелять, ни я, ни мои бойцы не торопились показываться из ячеек. Пленные сейчас под адреналином и могут стрельнуть на появившихся людей, одетых в немецкую форму, Поэтому мы ждали, пока они успокоятся.

— Эй, товарищи, вы где? — крикнул немолодой капитан с синими петлицами и перевязанной кистью руки. Потом повторил, — отзовитесь!

Поднявшись на колени и встав на ноги, я вызвал небольшую волну. Все бывшие пленные рефлекторно сделали шаг назад. Некоторые, у кого было оружие, тотчас вскинули его.

— Не стрелять!!! — из задних рядов выбрался Никаненков в сопровождении пары бойцов вооруженных карабинами. У самого старлея, висел на плече ремень с кобурой.

— Ну, привет, капитан Михайлов! — сказал он.

…

Демонстративно отряхнув форму и собрав в разгрузку использованные и не использованные магазины к пистолет-пулемету, я не спеша, направился к Никаненкову, идущего к ко мне на встречу. Мои бойцы продолжали находиться в ячейках, отслеживая движение бывших пленных.

— Вот уж кого не ожидал здесь встретить, так это вас, товарищ младший лейтенант госбезопасности!

И я сразу же задал интересующий меня вопрос:

— Наши прорвались? Вышли?

Молча кивнув, Никаненков сбросил с плеча ремень и, застегнув его, провел ладонями по боку, сгоняя складки гимнастерки назад. Также молча, щелкнув пальцем по кобуре, старлей сказал:

— И что это все значит?

— У нас что, освобождение из плена советских бойцов, граждан СССР, это уже преступление?

Никаненков поморщился:

— Я не об этом, что ВЫ тут делаете? Господин Вацлав Швед!

"Оп-па! Ну ни фига себе! Как же это он узнал?".

— НО КАК?!!!..

Никаненков улыбнулся и сказал, что меня опознал один из стрелков роты капитана Савельева, с которым Швед проходил срочную службу. Правда они узнали обо мне только после того, как разбитая и имеющая после артналета огромные потери рота вернулась на свой берег. Благо, тот свидетель выжил, так как капитан Савельев его использовал как связного. Задумавшись, я просканировал память Шведа и вспомнил. Точно, красноармеец Тухватуллин проходил службу вместе со Шведом, только в мотострелковом батальоне. Тот самый, которого Савельев послал при мне предупредить наших о засаде. Глядя на меня с улыбкой, лейтенант сказал:

— Ну что, Швед, спета твоя песенка, хоть твои люди и держат нас на прицеле, но нас больше и шансов уцелеть в перестрелке ничтожно мало, — спокойно сказал Никаненков, но это меня интересовало мало:

— Откуда Тухватуллин узнал, что я работаю на противника?

— Сотрудники НКВД опрашивали сослуживцев, что тебя помнили после той акции, что ты провел во Львове. Им попался Тухватуллин, один из немногих, что остался в дивизии на сверхсрочную, и помнящий тебя. Ну а там, имеющий уши да услышит.

— Давай отойдем, — я подхватил лейтенанта под локоть и отвел его метров на сорок в сторону, за нами наблюдали как пленные, так и мои бойцы.

— Во-первых, мы с тобой в разных званиях, так что твое тыканье мне режет слух, мы же с тобой на брудершафт не выпивали? А насчет Шведа, то он был убит еще осенью сорокового года при захвате их базы сотрудниками МУРа. Мы тогда подсуетились, и по всем сводкам он сумел прорваться, убив несколько сотрудников милиции. Их действительно тогда погибло несколько.

— Вы КТО?

— Старший лейтенант Солнцев Михаил Геннадьевич из первого отделения ГУГБ НКВД. Был внедрен под видом Шведа в немецкую разведку, благо мы очень похожи. Сейчас командую механизированной группой. Да, кстати! Со мной было еще два диверсанта… — и я в сжатой форме рассказал, все, что было, и что я насочинял за это время. Вряд ли я сейчас спалюсь, но к нашим мне путь заказан. Уж лучше я здесь партизанить начну, чем попаду в застенки НКВД. То, что меня проверят и расколют быстро, я не сомневался. Никаненков повернулся к своим бойцам и успокаивающе махнул рукой. Напряжение, висящее в воздухе, заметно спало. Махнув рукой своим бойцам, что можно выходить я снова повернулся к Никаненкову.

Посмотрев мне в глаза, лейтенант сказал:

— Мне ничего не остается, как тебе поверить на слово.

Улыбнувшись, я протянул руку и сказал:

— Давай снова знакомится. Михаил, можно просто Миха, — представился я. Продолжая глядеть мне в глаза, Никаненков сказал:

— Александр, можно просто Саша. Теперь уже не тезки. Что думаешь делать?

— Уходить надо. И быстро.

— Да, надо уходить к лесу, — Сашка приложил ладонь козырьком и посмотрел в сторону леса. От леса уже пылили к нам мои грузовики. Посмотрев на машины, я обратил внимание на выехавшую из леса колонну немцев. Быстро вскинув бинокль, я стал считать их. Одиннадцать. И плюс бронетранспортер впереди колонны. Плохо, что все машины с тентом и невозможно разглядеть численность немцев. Не гут. Быстро отдав бинокль в загребущие руки Сашки, я стал командовать. Было не до выяснения, у кого тут член больше, выяснять есть ли в колонне командиры старше меня по званию я не стал, обстановка не позволяла.

— Всем бывшим пленным строиться в колонну, и делать вид, что на отдыхе. Все, кто в форме Вермахта, изображать из себя конвой. Все пленные, кто с оружием занимают позиции внутри строя и готовятся к бою. Внимание всем, мне нужны герои на поле боя, а не сейчас. Кидаться с голыми руками на стволы противника, как только что вы сделали не нужно. Поэтому, все у кого нет оружия, при начале стрельбы падают на землю, чтобы не перекрывать сектор стрельбы. Ясно? Раненых и убитых убрать за спины пленных, чтобы их не было видно с дороги. Васильков, ко мне! — приказав подбежавшему Василькову занять позиции вначале колонны, со стороны подъезжающих немцев, и в случае, если машины набиты солдатами, то мы их пропускаем, если же они с грузом, что подтверждает наличие брони, то мы их берем. Машины были нужны как воздух.

Обговорили с сержантом, какими знаками будем общаться. Проследив на ходу, как бойцы быстро рассредоточились, мы с Никаненковым направились в конец колонны. Встав около дороги и пропустив наши грузовики, сделав водителю на первой машине, незаметный знак, чтобы они продолжили движение дальше, не останавливаясь. Я стал наблюдать за подъезжающей колонной противника. Следовавший во главе бронетранспортер, похожий на гроб имел гусеницы и колеса спереди. Махнув рукой подъезжавшей броне, велел остановиться. Из первой машины вылез тучный майор-интендант, и обойдя бронетранспортер с сидящими в нем солдатами, с любопытством глазеющих на русских пленных, направился к ко мне. Его красное лицо, стремительно белело от гнева:

— Лейтенант, что все это значит? — Васильков делая безразличный вид, заглянул в кузов. Заметив, что он отрицательно покачал головой кому-то в кузове, и отойдя в сторону, сделал мне знак. Опасность. Нужно было, что-то быстро решать. Захватить на шару грузовики явно не получалось. Лихо козырнув, и вытянувшись, я сказал злому майору:

— Извините, герр майор, но там, откуда мы идем, была слышна перестрелка. И я хотел вас предупредить.

Глаза майора продолжали метать молнии. Со свистом втянув воздух, майор сказал:

— Хорошо, спасибо, лейтенант. Для русских окруженцев у нас есть неприятный сюрприз, так что, лейтенант, ваша тревога о нас беспочвенна.

Еще раз поблагодарив меня, майор вернулся в машину, проходя мимо пленных бросил на них безразличный взгляд. Похоже, майор повидал много подобных колонн. Проводив взглядом последний проезжающий мимо грузовик, повернулся к подошедшим. Василькову и присоединившемуся Никаненкову:

— Что там было? — спросил я у Василькова.

— Зенитки, автоматические пушки, вроде на двадцать миллиметров. В остальных машинах солдаты. Сидят наготове. Внезапного боя не получилось бы.

Хмуро слушавший Никаненков спросил:

— Может, успели бы их внезапно взять? — предложил он, на что сержант так же хмуро покачал головой:

— Нет, товарищ младший лейтенант госбезопасности. Там егеря сидели. Настоящие волчары. У многих автоматическое оружие, пулеметы. Да и про зенитки забывать не нужно. У них быстро сбрасываемый тент и складывающиеся дуги. Несколько секунд и готовы к стрельбе, — на что Никоненков в ответ сказал:

— Стрельба в упор, им вряд ли помогла бы. Мои бойцы их расчеты быстро бы свели на нет, пока они готовились к стрельбе.

Сделав знак, открывшему рот Василькову молчать, и обернувшись на наши подъезжающие машины, я ответил:

— Свели, не свели, сейчас уже поздно говорить. Убираться надо отсюда. Стоим тут на виду, как три тополя на Плющихе. Грузите раненых и убитых на машины. К лесу двигаемся в том же порядке. Впереди кухня с телегой, конвоиры из моих бойцов. Дойдем до леса, там тщательно перевяжем раненых, а не как сейчас небрежно. Похороним убитых. Пообедаем и двинем к нашим…. Черт, все-таки транспорт нужен. Так мы бы мобильней были, а не как сейчас. Ни от какой погони не уйдешь. Ладно. Сань, командуй своим бойцам построение и двигаемся, — скомандовал я. Проводив взглядом убежавшего Никаненкова, повернулся к подошедшей семье генерала и разведя руками сказал,

— Извините, Софья Владимировна, придется пешком идти, хотя бы до леса. В машины раненых погрузили.

— О, не беспокойтесь капитан, мы привычные, пройдем. Я хотела спросить, вам помощь в перевязки и ухаживания за ранеными не нужна?

— Нужна Софья Владимировна, но не от вас. У вас дети, заботьтесь о них, а о раненых как мне доложили, присматривают два медика из бывших пленных. Так что раненых, погрузили. Вы лучше возьмите на себя командование кухней. А, все. Сигнал, пора идти.

Не спеша, колонна двинулась по дороге в сторону леса. Курсанты и женщины спрятались в глубине колонны, как и остальные вооруженные пленные. Догнав неторопливо ехавшую телегу с двумя бойцами, одетыми в трофейную форму, я сел рядом с возницей, оперся спиной о какие-то мешки, судя по форме, с картошкой. Пройдя большую часть пути, пропустили возвращающиеся назад наши порожние грузовики. Места для всех, в первом рейсе не хватило. Вот я и приказал сделать несколько рейсов, забрав также и убитых конвойных. Чем дольше их будут искать, тем лучше. Так я объяснил остальным командирам. Подумав, те пришли к мнению, что я прав. Поэтому шесть бойцов из пленных одели форму убитых конвойных, что поцелее. Первым рейсом они увезли раненых на пару километров в глубину леса, и с помощью медиков выгрузили их на нарубленный лапник. После чего вывезли наших убитых, которых оказались восемь человек. Последним рейсом вывезли тела оставшихся конвойных. Их мы не хоронили, просто скинули в первый попавшийся овраг, что поглубже. Для своих же убитых вырыли братскую могилу, на опушке леса в стороне от дороги. Бойцы сами нашли это живописное место, для своих павших товарищей. Пересчитав и покормив голодных бойцов, мне подали список. Освобожденных пленных оказалось двести сорок два бойца, раненых двадцать один. После того как Васильков их опросил, как заместитель Соколова по Особому отделу в моей мехгруппе, он имел на это право. Выяснилось, что в плен командиры и красноармейцы попали сегодня рано утром при прорыве немецкой группировкой нашего фронта чуть западнее Смоленска. На беду, незадолго до этого, там вышли окруженцы, под командованием полковника Соколова. Самих окруженцев отправили на фильтр, а вот Никаненков со своими бойцами задержались. Оказалось, что они, при проверке пути следования группы, случайно напоролись на легковую машину, следовавшую в сопровождении бронетранспортера. Встреча была внезапной, как для разведчиков, так и для немцев. В тут же завязавшейся перестрелке был уничтожен гранатами бронетранспортер и перебиты почти все немцы. Неожиданностью для разведчиков оказались небольшие потери и лежащий на полу в изрешеченной легковушке полковник артиллерии, причем без единой царапины, не считая испачканных штанов. Охреневшие от такого сюрприза, бойцы выцарапали полкана из машины и сделали все, чтобы немец оказался у наших. При прорыве немецких укреплений, даже закрывали его своими телами, чтобы не дай Бог, шальная пуля  не задела ценного пленного. Так Никаненков, который первым допрашивал полковника, еще когда они шастали по тылам противника и задержался в расположении штаба дивизии, пока общался с контрразведкой. А утром должен был отбыть на сборный пункт, но прорыв немцев оказался неожиданным. Никаненков, когда рассказывал эту историю, постоянно морщился:

— И пришлось надеть форму убитого красноармейца. Немцы сотрудников НКВД расстреливают, об этом все знают. Осуждаешь?

— На хрена? Выжил, это главное. Ты, Александр, больше пользы принесешь живым, чем мертвым.

— Так-то оно так, — вздохнул Сашка и добавил. — Но все равно, гложет. Понимаешь?

— О, никак совесть проснулась?! Не обижайся, Сань, просто у меня шутки такие. Ладно, пошутили и хватит. Меня, как мне кажется, командиром назначили? Что-то с вопросами все ко мне бегут. Тут надо решать, кто командиром будет.

— Что тут решать. Ты как командир мехгруппы и командуй. Мы уже так решили, пока ты обедал.

— Ясно. Зови всех командиров.

Наблюдая за собиравшимися командирами, я усиленно размышлял. Проблемы накатывались на меня просто лавиной. Сперва семья генерала, потом освобожденные пленные. План большого бума откладывался, надо вывести их до стоянки мехгруппы. То, что группу не обнаружат, я не сомневался. Слишком хорошо были они замаскированы. Вот только проблема с охранением стояла остро, людей не хватало. Дошло до того, что пришлось ставить на посты девушек из медперсонала. Пехота была нужна, просто, ОЧЕНЬ НУЖНА. Собравшиеся вокруг меня командиры, терпеливо ждали, когда я очнусь от размышлений. Встряхнувшись, встал с поваленного дерева, на котором сидел, и, осмотрев всех командиров, спросил, повернувшись к Василькову, стоящим рядом и державшим в руках листок бумаги:

— Это список собравшихся здесь?

— Да, товарищ капитан. Вот возьмите, — и он протянул мне листок. Взяв в руки листок, я стал вчитываться в мелко написанный текст.

Так кто у нас тут? Двадцать восемь командиров. Начиная от капитана и заканчивая младшим сержантом. В основном пехота, уже хорошо. Есть авиатехник, артиллеристы, медики, сапер, минометчик, командир пулеметной роты, интендант и два зенитчика. Танкистов не было. Познакомившись с командирами, я всматривался в лица. Благодать, ни одного знакомого лица. Я раскидал их по подразделениям, кроме зенитчиков и сапера. Не пронимаю, почему их гнали вместе с рядовыми. Ведь бойцов и командиров должны были сортировать. Но никто не знал почему. Приказав построить всех бойцов, прошел около строя, разглядывая лица. Тоже мимо, ни одного знакомого лица. Никаненков сопровождавший меня, за все время осмотра был напряжен как струна. Когда повернулся, и сказал ему, что ни одного знакомого лица не обнаружил. Было забавно наблюдать, как он воспрял духом. Несмотря на все проблемы связанные с такой толпой, я решил идти таким же макаром. То есть, колонна пленных в сопровождении конвойных. Проблема была в том, что пройти нужно было по прямой, тридцать два километра. Однако пленные уже отмахали почти сорок километров и это без остановки, без отдыха, бегом или быстрым шагом. Все слабые и легко раненые, остались лежать на обочине дороги. Конвойные с ними не церемонились, стреляли в упор. Некоторые со смехом. Никаненков, когда мы сидели и прорабатывали маршрут пути до стоянки мехгруппы, рассказал, как их вели. Даже меня мороз пробрал по коже. Теперь было понятно, почему пленные бросались прямо на пулеметы. Был шанс, и они его использовали. Выходить мы решили за два часа до заката, используя время для отдыха бойцов.

— Слушай, Сань. Я решил, возьму раненых, пяток бойцов в трофейной форме и мотнусь до наших. Выгружу раненых, возьму свободные грузовики и сразу к вам. Один рейс точно сделать успею.

— А что, план хорош. Кого возьмешь?

— Семью генерала, это понятно. А больше места нет. Два же грузовика всего.

— Когда выезжать думаешь?

— Да прямо сейчас и поеду. Чего тянуть?

— Ладно. Я буду готовить раненых к поездке.

— Подожди, Сань. Я вот чего подумал, мы можем и не успеть к сроку. Так что все пулеметы оставляем с вами. Выстави максимальное количество постов. Лады?

Машины медленно переваливались через колдобины, небольшая ямка или кочка и сразу бешеный стук в кабину. То, что раненых нужно вести медленно, чтобы не растрясти, я не учел и сейчас пожинал плоды. Когда везли раненого летчика, проблем не было, он постоянно был без сознания, а тут… К сроку мы теперь не успеем по-любому.

Ехали мы теперь по другой дороге. Нужно сказать большое спасибо немцам за тщательную проработку карт. Тут были даже проселочные и лесные дороги.

Медленно двигавшиеся машины подъехали к глубокому оврагу. Дорога спускалась вниз и терялась во мгле. Высоченные сосны давали мало тени, и сверху казалось, что внизу царство тьмы. Водитель остановил машину прямо перед пропастью так, что капот нависал над обрывом и, открыв дверцу, выпрыгнул на дорогу. Сзади к нему подошел водитель второй машины. Уже вместе они подошли к краю дороги и стали о чем-то совещаться.

— Архипов, в чем дело? — открыв дверцу, спросил я у своего водителя.

— Опасно тут спускаться, товарищ капитан. Нужно бы осмотреться, спустится вниз.

— Ясно, что ничего не ясно. Ладно, сейчас возьмем пару бойцов и спустимся вниз. Я тоже прогуляюсь. А то на этой дороге все кишки растряс.

Построив бойцов, я двоих забирал с собой, троих оставил в охранении.

— Товарищ капитан, — окликнул меня слабый голос, из кузова второй машины. Подойдя к ней, я увидел через откинутый сбоку тент раненого летчика, которого мы забрали вместе с генеральской семьей. Летчик сидел, привалившись спиной к кузову, и смотрел на меня. Лицо его было перекошено от боли,

— Слушаю вас, младший лейтенант, — когда его грузили в машину, мне дали его документы и из них я узнал, что летчик является, штурманом дальней бомбардировочной эскадрильи, младшим лейтенантом Чубайсовым. Допросить его не получилось, он был постоянно без сознания. Только раз он пришел в себя, и я смог с ним поговорить. Выяснилось, что их сбили при возвращении с задания. И что когда весь экипаж выпрыгнул, немецкие летчики-истребители их расстреливали в воздухе. Лейтенанту повезло, что парашют он открыл с опозданием, почти у самой земли. Но немцы не оставили его без внимания. Результат – перелом ноги и сквозное ранение. Сам он с трудом смог перевязаться. Повезло ему еще в том, что его быстро нашли крестьяне и успели спрятать и доперевязать.

— Боец справа от меня, похоже, умер, — сказал он.

Встав на колесо, заглянул в кузов. Прикрытый грязной шинелью боец смотрел в небо стеклянными глазами. Приложив руку к холодной шее, я с надеждой пытался уловить пульс. Его не было. Вздохнув, я провел рукой по лицу мертвого бойца, закрывая веки. Спрыгнув на землю, сказал лейтенанту:

— Хоронить его будем, когда приедем на базу. Со всеми воинскими почестями, — но лейтенанту, похоже было все равно, закатив глаза, он уронил голову на грудь. Приложив руку к шее, я услышал слабый пульс. Вздохнув свободней, крикнул медика из первой машины. Нам пришлось из-за малого количества мест взять одного военврача. Я объяснил, что раненый летчик потерял сознание, нужно посмотреть его. Занимавшийся, кем-то в кузове, медик оторвался от работы и, кивнув, продолжил.

Поправив ремень автомата на плече, я стал спускаться вслед за бойцами, державших оружие наизготовку. Оба водителя топали за мной, негромко переговариваясь. Идя рядом с глубокой колеей, я стал разглядывать трактор, увязший в воде поверх гусениц в середине огромной лужи. Подойдя ближе, увидел, что проезжавшие ранее водители просто объехали лужу по краю, набив там даже новою колею. Разглядывая трактор, размышлял. Трактор наш, застрял, бросили, но не это привлекло мое внимание. Хмыкнув, громко сказал на русском:

— Можете выходить, мы свои, русские. Просто одеты в трофейную форму.

Бойцы, слушая мою речь, сразу же закрутили головой. У обоих на лице отразилась досада. Из-под трактора высунулась грязная голова в советской пилотке. Внимательно поглядев на нас, боец вылез весь. Даже сквозь грязь, стекающую по нему, было видно насколько он худ,

— Вы кто? — хрипло выдохнул неизвестный, держась за трактор. Я вдруг понял, что он от голода еле-еле на ногах стоит. И что в лужу он залез в надежде найти что-нибудь съедобное в тракторе.

— Капитан Михайлов. Боец, тебе нужна помощь? — спросил я. Неизвестный вдруг пошатнулся и стал падать лицом в лужу. Бойцы синхронно прыгнули в лужу и, разбрызгивая грязь, подбежали к упавшему. Подхватив его под мышки, потащили на берег.

— Архипов. Давай медика сюда. Живо, — крикнул я. Сорвавшийся с места водила рванул наверх. Мы вчетвером вынесли высушенное тело на сухое место. Парень был в сознании. Редкая бородка и осунувшееся лицо говорило о многом. Закашлявшись, он попросил:

— Есть, дайте поесть, пожалуйста, — сзади раздался топот двух человек. Обернувшись, я сказал подбежавшему военврачу,

— Похоже на дистрофию. Он крайне истощен, — военврач оттер меня в сторону. Открыв трофейную медицинскую сумку, он стал в ней ковыряться, потом, повернувшись, спросил:

— Вы его не кормили? — на мой отрицательный поворот головы, он улыбнулся и сказал:

— Молодцы. Вы ему, считай, жизнь спасли.

Обойдя врача, я подошел к незнакомцу с другой стороны:

— Ты меня понимаешь? — парень чуть слышно прошептал:

— Да.

— Ты один? — незнакомец отрицательно покачал головой.

— Сколько вас?

— Ээтро.

— Что? — незнакомец закашлялся:

— Семеро, — повторил он.

— Из лагеря сбежали? — незнакомец согласно опустил веки. Похоже, у него окончательно кончились силы. Я задал последний вопрос.

— Где они? — из последних сил незнакомец приподнял руку и указал:

—  ..ам.

— Я понял боец, мы их найдем. Ты слышишь меня? Мы их найдем, — но меня оттолкнул в сторону медик. Оставив с ним обоих шоферов, мы с остальными бойцами, направились, куда указал незнакомый боец.

Нашли мы их быстро. Похоже, что как бежали, так и упали. Двое были в сознании. Увидев трех немцев, оба пытались бежать. Но силы покинули их, лежа они с ненавистью смотрели на нас и молчали. Я поднял руки и повернув ладони в их сторону, спокойно размеренно сказал,

— Успокойтесь. Мы свои. Советские. Просто одеты в трофейную форму. Все. Спокойно. Успокойтесь, — я заговаривал их, чтобы они не наделали глупостей. На которые они были способны в отчаянной ситуации. Убедившись, что оба успокоились, я велел бойцам не трогать их, не кормить, особенно не кормить. Спокойно подойдя к тяжело дышащему бойцу. По виду похожего на командира. И присев, на корточки спокойно глядя ему в глаза, спросил,

— Говорить можешь?

— Д-да, — откашлявшись, повторил,

— Да, могу,

— Хорошо. Рассказывайте,

Возвращаясь к машинам, я усиленно размышлял. Крупный лагерь военнопленных, про который рассказал сержант Герасимов, не давал мне покоя. Как освободить пленных из лагеря, я решил обсудить со своим штабом, вернувшись в мехгруппу. Оставлять же истощенных бойцов бежавших из плена, я не собирался. Мне это даже в голову не пришло. Поэтому, выгрузили раненых в неприметном лесочке в полукилометре от дороги. Отвезя на одной из свободных машин истощенных, бежавших из плена бойцов, оставили с ними одну машину с водителем для охраны и медика. Посадив всех бойцов в кузов, отправились на свободную охоту. Я решил устроить подвижную засаду. Про которую вычитал в мемуарах офицера-афганца. Идея была проста. Группа бойцов на автотранспорте едет по дороге. И в случае встречи с противником атакует его. Но тут есть свои подводные камни.

Во-первых, нужно вести разведку по маршруту, чтобы обнаружить противника первыми и определить можно ли его атаковать.

Во-вторых, сходу массированным огнем, уничтожить, как можно больше противника. На случай продолжительного боя.

В-третьих, в случае если противника больше, чем определила разведка и группа вступила в бой, то по возможности оторваться от него, по проверенным путям отхода.

…

— Ну что там? — спросил я взмыленного бойца, подбегавшего от поста на противоположной опушке леса, к машине.

— Много. Уф-ф. Семь машин и мотоцикл, — боец никак не мог отдышаться.

— Ясно. Пропускаем. Давай отъезжай, — сказал я своему водиле. Взрыкнув двигателем "Опель" заехал за кусты. Проследив, за грузовиком, повернулся к бойцу,

— Иди отдыхай. Пусть Минаев тебя сменит.

— Есть, — приложил руку к немецкой пилотке боец. Вздохнув, я стал взбираться на дерево. Поднявшись на восьмиметровую высоту, достал из чехла бинокль. В окуляры была видна небольшая речушка и следовавшая параллельно ей дорога. Выехавшая из за края леса колонна, проследовала именно по этой дороге. Я с сожалением проводил ее взглядом. Слишком крупная дичь. Как бы не стать самим добычей. Проследив, как последний грузовик скрылся за поворотом дороги, стал спускать вниз.

— Товарищ капитан. Грузовик едет, — подбежавший Минаев дышал на удивление ровно. Я бросил свирепый взгляд на прошлого бойца. Физподготовка у него явно страдает. Ну ничего, вернемся на базу, будет отрабатывать по полной. Устрою ему марш-бросок.

— Один грузовик. Торопится. Видать от этих отстал, — я тут же заорал,

— В машину. Приготовится к бою!

Спустившись на землю и взведя затвор автомата, я с разбегу запрыгнул в машину.

Мы встретились внезапно для них и поэтому они не успели отреагировать. Встреча произошла на повороте дороги с краю леса. Я видел орущего водителя "Блица", выкручивающего руль в сторону и пассажира сидящего рядом с выпученными глазами. Били автоматы над кабиной. Но от тряски, очереди шли в сторону.

— Стой!!! — заорал я на Архипова. Машина встала как вкопанная. В кузове послышался грохот и хор мата.

— Из машины. Живо. К бою, — выскочив из кабины, я открыл огонь по двум немцам, видневшимся в глубине кузова,

— Проверить кузов, — приказал я бойцам, спрыгивающим с машины. Сам же в это время, стал оббегать "Блиц" сбоку со стороны водителя. Держа на прицеле кабину машины. Встав так, чтобы из кабины нельзя было меня поразить, крикнул.

— Внимание в кабине. Выйти из машины держа руки на виду. В случае неповиновения открываю огонь, — щелкнув замком, чуть приоткрылась дверь. Мне пришлось заорать:

— Граната!!! — и рывком уйдя в сторону, открыть огонь по кабине. Подбежав к машине ближе, пинком, отправил гранату в кусты. Упав на землю, прикрыл голову руками. Взрыв произошел спустя две секунды. Быстро вскочив, обернулся к бойцам. Вроде все живы, но что странно у всех были очень злые лица. Повернувшись я несколькими быстрыми шагами подошел к двери и держа автомат наготове, рывком распахнул изрешеченную дверь. Из кабины свесилось тело убитого водителя. Наведя на него ствол автомата, дал короткую очередь, в три патрона, в грудь водителя. Дернувшись, тело выпало из машины. Поставив ногу на убитого, я заглянул в кабину. На пассажирском месте, сидел, привалившись к двери, мертвый ефрейтор. В виске было отчетливо видно пулевое отверстие. Но мой автомат, все равно выдал короткую очередь по ефрейтору, просто для контроля.

— Что там Вяткин? Архипов проверь машину, что с ней, — я подошел к заднему борту машины, где молча стояли злые бойцы. Мне, это резко не понравилось.

— Что за смотрины? Двое в охранение, живо. Остальным отойти от машины, — подойдя к борту я взялся за тент, чтобы откинуть его. Но он сам отлетел в сторону. В кузове стоял Вяткин. Лицо его было каким-то мертвым, застывшим. Сзади протопал к кабине Архипов.

— Что? — спросил я. Вяткин скрипнув зубами, молча мотнул головой в глубь кузова.

Приказав откинуть тент, я взобрался в кузов. То, что увидел, мне, как и бойцам, очень не понравилось. Теперь было понятно, почему водитель с пассажиром не сдались. За такое убивают о-о-очень медленно. На дне кузова лежали две девочки, можно сказать девушки, лет по четырнадцать-пятнадцать. Мертвые девушки. Рассматривая их, лежащих голышом рядом друг с другом. Видел, что это не мои пули поразили их. Я стрелял поверх борта по телам встающих солдат, и задеть их не мог. Был третий немец. Почему он решил ножом убрать свидетельниц, не знаю, но он это сделал. Глянув на фарш мяса, оставшийся от третьего солдата, повернулся к бойцам и спросил,

— Почему не взяли его живым? — но бойцы, только мрачно посмотрели на меня. Слово взял только Вяткин,

— Это план "Ост"? — ничего не ответив, я кивнул. Сказать было нечего. Бойцы теперь еще злее станут.

— Товарищ капитан. Машина в порядке. Целая она, — отвлек меня от размышлений Архипов. Девушек, вместе с умершим от ран бойцом, мы похоронили рядом со стоянкой раненых. А немцев повесили на деревьях с кусками материи на груди и надписью на немецком.

"Так будет с каждым, кто покусится на честь наших женщин".

Захваченную машину, вести пришлось мне. В лагерь стоянки мехгруппы мы въехали в сгущающейся темноте.

…

Тихий вопрос старшины Егорова, вернул меня в реальность, от воспоминаний двух дневных гонок. Я переспросил:

— Что, старшина?

— Я говорю, товарищ капитан, что прокормить такое количество бойцов одной кухней очень трудно. Нужна еще одна. Да и продовольствия, что мы взяли на складе МТС, хватит только на неделю.

— Будет тебе кухня. Будет, — отмахнулся я от Егорова. Вернув тарелку с ложкой Светиковой, неторопливо начал обходить лагерь. Да, лагерь напоминает побоище. Везде разбросаны тела, кажущие издалека на погибших в бою. И только легкий храп возвращает в реальность, что это все-таки, армейский лагерь на отдыхе. Из-за громады КВ, вышел зевающий Никаненков. Повернувшись к подошедшему дежурному, вернувшемуся с обхода постов, велел объявлять подъем и собрать командиров у моего танка. Махнув рукой Никаненкову, мы пошли к небольшой речушке, шириной метров восемь, но удивительно глубокой. Раздевшись, с разбегу кинулся в воду. Следом с шумом нырнул Сашка. Неторопливо плывя на одном месте против течения, мы молчали. Я вспомнил те сумасшедшие часы, последовавшие за моим приездом на место стоянки мехгруппы. Ночью вся группа снялась с места и двинулась навстречу колонне бывших пленных бойцов. Была еще одна причина срочно уходить. Младший лейтенант, освобожденный на базе МТС, исчез за два часа до моего приезда. Как доложил Соколов, двух бойцов приставленных к нему, они нашли спустя пятнадцать минут после того как их последний раз видели вместе. Со слов приведенных в сознание бойцов, они ничего не помнили. Все делали, как их инструктировал лейтенант Соколов, не приближались более чем на пять метров к нему. Один из бойцов запомнил только, что младший лейтенант идущий впереди вдруг исчез, после чего заметил смазанную тень справа, потом все померкло. Второй боец не помнил и этого. Жаль, я не успел посмотреть на этого лейтенанта. Очень жаль.

Встретились мы с группой Никаненкова, где-то через два часа. Васильков хорошо знавший, что немцы без особой причины ночью не ездят, в трофейной форме вышел на дорогу, когда услышал гул двигателей и лязг гусениц. Остальные все попрятались на всякий случай. Потом бойцов начали сажать на машины. На всех места, понятное дело, не хватило. Поэтому их сажали на бочки с горючим, на танки, на самоходки, даже кухню прицепили к "Опелю" и то пару человек на нее посадили. Мест не хватало просто дико. Даже у меня в тридцатьчетверке сидело пара бойцов. Телеги, освободив их от лошадей, привязали тросами к машинам, добавив еще посадочных мест. Так что, как ни странно, на семнадцать грузовых машин и тринадцать танков с самоходками мы смогли усадить ВСЕХ. Даже на бензовозы верхом уселась пара десятков бойцов. Но, при движении, несколько красноармейцев из бывших пленных, заснули на броне танков и скатились, под гусеницы и колеса следующей техники. Ночью, водители не всегда успевали среагировать. Поэтому и случилось несколько трагедий.

На берегу, стали группками в сопровождении командиров появляться полусонные бойцы. Закончив купаться, мы вышли на берег. Подхватив, взятую из танка материю, используемую, как полотенце, стал вытирать лицо. Отойдя от прибывающих к речке бойцов, мы разлеглись на берегу. Наблюдая за купающимися, я спросил Сашку:

— Надо разбить бойцов по подразделениям. Все-таки плохо, что оружия на всех не хватает. Мы можем вооружить только сотню бойцов.

— Да, оружия мало. Я интересовался у Егорова. У него только полсотни единиц наберется. Да и то, только немецкое оружие. Плюс еще оружие убитых конвоиров. Как раз сотня наберется, — Никаненков потянулся и со стоном сказал:

— Черт, не выспался совсем.

— Много дел на сегодня. Не отдохнешь. Ладно, хватит прохлаждаться. Нужно собирать штаб. Устроим мозговой штурм.

— Все-таки решил освобождать этот концентрационный лагерь? Хотя да, я с тобой согласен, там же почти десять тысяч пленных. По словам бежавшего бойца их фактически не кормят. Смертность более сотни человек в сутки, — я посмотрел на Сашку. Он не дрейфил, это было видно. Он действительно переживал, что мы с ними будем делать.

— А тебя, Саш, куда вели? — Сашка замолчал. Находиться на месте тех бойцов в лагере ему не хотелось. Наш разговор прервал появившийся дежурный:

— Товарищ капитан, командиры собраны!

Встав и потянувшись, я отпустил дежурного. Одеваясь, сказал Сашке:

— Пойдем. Сегодня будет тяжелый день.

Я стоял и смотрел на уезжающую автоколонну. Взвод Садкова, следовавший в головном дозоре, скрылся из вида уже минут десять назад. Взвод Серова шел арьергарде. Как раз, замыкающий Т-26, скрылся в глубине леса. Достав из кармана комбинезона платок, вытер мокрое от пота лицо. Рядом послышались шаги. Повернувшись, увидел подходящего Соколова вытирающим на ходу испачканные в грязи руки. Посмотрев в сторону ушедшей колонны, он перевел взгляд на меня, и сказал:

— Пора, товарищ капитан, — ему, как и Никаненкову пришлось рассказать о "моем задании" в рядах немецкой разведки. До проверки, они не должны были называть меня, старшим лейтенантом госбезопасности, или товарищем майором. Они так и делали, продолжая обзывать меня капитаном. Вспомнилась Беляева. Как она плакала, прощаясь у грузовика. Вздохнув, я повернулся и направился к своей тридцатьчетверке, слушая на ходу Соколова, о разведке предстоящего движения.

О разделе мехгруппы на две части, решил я. Мне не нужен был балласт в операции по освобождению пленных. Группа была разделена на две неравные группы. Все грузовики, кроме одного, я отдал второй группе под командованием майора Даниличева. Мне достался взвод капитана Скворцова с его танками и батарея из трех САУ. Ее я сформировал из пленных артиллеристов. Командиром назначил старшего лейтенанта Суслова. Бывшего командира гаубичной батареи. Расчеты были подобраны из расчетов его бывшей батареи, которые попали в плен вместе с ним, когда немецкие солдаты ворвались на позиции батареи с тыла. Что было не нужно майору Даниличеву, на время пути мы выгрузили и замаскировали в лесу.

Подойдя к танку, приказал Скворцову построить бойцов. Смотря на эти лица, я чувствовал гордость за свой народ. Именно они не дали взять Москву. Именно они бросались под танки, прижав к груди противотанковую гранату. Именно они, горя заживо в танках, таранили противника. Именно они как один встали на защиту своей Родины. Добровольцы. Именно добровольцы, собрались на этой поляне. Медленно стянув шлемофон с головы, я сказал:

— Спасибо бойцы, спасибо. Через три часа, мы достигнем лагеря военнопленных. И каждый из вас должен выложиться полностью в предстоящем бою. Помните, там, в заточении находится более десяти тысяч наших товарищей. И мы спасем их. Мы. Так спасибо, вам, добровольцам. Спасибо. — Три десятка красноармейцев и столько же бойцов из экипажей танков, закричали, что "погибнем, но своих спасем".

— По машинам! Приготовиться к движению! — экипажи бронетехники, быстро скрылись внутри своих машин. Наблюдая, как красноармейцы устраиваются на броне, осмотрелся – на поляне царило оживление. Вот по моему сигналу тронулась с места полуторка разведчиков. Установленный в кузове зенитный ДШК грозно смотрел в небо своим тонким стволом. Рыкнув дизелем, темной глыбой сдвинулся с места КВ Скворцова. Вслед последовал Т-28, за ним пристроился я. Последними шли САУ. Замыкающей шла тридцатьчетверка сержанта Гурова.

…

Новости были странными. Я посмотрел на Соколова и сказал:

— Повтори. Не понял, — это или я кретин, или немцы. Соколов сам был ошарашен. Озадаченно почесав лоб, он повторил:

— Лагеря нет. Он полностью уничтожен. Мы, правда, издалека смотрели. Там сейчас судя по всему, немецкие криминалисты работают. Много охраны, очень много. Не меньше двух батальонов. Близко мы подобраться не смогли, но рассмотрели отчетливо. Все палатки, где спали немецкие солдаты охранявшие лагерь, уничтожены. Вышки, колючая проволока, техника, сама охрана тоже. Видел длинный ров, который копала похоронная команда. И приготовленные березовые кресты. Убитых в нашей форме не видел. Только в немецкой, — все страннее и страннее. Задумчиво глядя на Соколова, сказал:

— Делай, что хочешь, но языка мне добудь. Лучше из полицейских. Они больше знают, — лейтенант, озадаченно спросил в ответ:

— Кого добыть? — что заставило меня, досадливо сморщиться. Блин, забыл, что общепринятое потом название пленных, для добывания информации, сейчас еще не известно. Посмотрев на лейтенанта, объяснил:

— Язык – это солдат противника, взятый в плен разведкой, для добычи информации, — лейтенант козырнув, ответил:

— Понял, товарищ капитан. Разрешите выполнять? — отпустив Соколова, повернулся к Скворцову. Который стоял рядом, и внимательно слушал доклад лейтенанта.

— Ну, что скажешь? — Скворцов задумчиво потер подбородок.

— По словам лейтенанта. Уничтожен и лагерь стоянки крупной моторизованной части, стоявшей рядом. Даже не знаю, что сказать. Кроме нас, тут вроде ни кого не должно быть. Но кто бы это ни сделал, я пожму ему руку.

— Не ты один. Я бы его вообще расцеловал. Но кое-что ты опустил, — капитан задумался. Видя, как у него мрачнеет лицо, понял, он сообразил, что мы в большой заднице. Свои чувства, он выразил одним словом:

— Б.я!!!

— Не то слово!

— Что делать будем? Со слов Соколова, бой был сегодня утром, значит пять часов назад. Они уже должны начать прочесывать местность вокруг. Если мы попадем под их гребенку, будет плохо.

— Наша безопасность меня волнует меньше всего! Ты не учел одно! Забыл про группу майора Даниличева. Это раз. Также тех молодцов, что разгромили оба лагеря. Это два. Также и пленные из лагеря, не забывай, что там было десять тысяч пленных. Это три. Они тоже где-то должны быть. Судя по рассказам сержанта Герасимова, их фактически не кормили, и физическое состояние пленных остается желать лучшего. Так что вряд ли за это время они ушли далеко. Если немцы поднимут в воздух авиаразведку и вышлют мотопатрули, то время обнаружения сведется к минимуму. Это четыре. И времени у нас практически не осталось. Это пять, — после каждого моего слова Скворцов мрачнел все больше и больше. В это время подошел командир батареи САУ, до этого занимающийся тренировкой своих расчетов в освоении трофейной техники. Так как времени на это было очень мало, то он использовал для учебы каждую свободную секунду. Уважаю профессионалов, и нетрудно в этом старшем лейтенанте, заметить такого. Подошедшему Суслову объяснили наше положение. Реакция была такая же, как и у Скворцова. После чего я сказал:

— Времени у нас не так много. Тут нас сверху не обнаружат, если только моторизованным патрулем. По словам Соколова, у немцев в охранении пехотные батальоны. И техники не так много, хотя противотанковых пушек он наблюдал по штату. Нужно дождаться захвата пленного и после допроса определиться. А пока усилить посты, остальным отдыхать, — проследив, как удаляются командиры, стал усиленно размышлять. Мне сильно не понравилось сообщение Соколова, что уничтожена моторизованная часть, стоявшая на отдыхе вблизи концентрационного лагеря. Не знаю, насколько велика была эта часть, но даже на нее уйдет много времени и нужна большая сила. Не меньше стрелкового полка, усиленного танковым батальоном. Меня отвлек Мочунов, позвавший обедать. Соколов вернулся только через два часа. За это время в небе наметилось заметное оживление. На высоте теперь постоянно висел "хенкель". Добычей лейтенанта, стал немецкий полицейский, отошедший в кустики, где и был прихвачен за яйца разведчиками.

О возвращении разведки с пленным мне сообщил вестовой, прибежавший с одного из постов. Быстро вскочив с кормы тридцатьчетверки, на которой я сидел, привалившись к задней части башни и рассматривал карту расположения немецкой артиллерии, нанесенную на нее внимательным Соколовым. Особенно меня заинтересовала батарея "ахт-ахт", стоявшая уж больно для нас неудобно. Убрав сложенную карту за голенище сапога, быстро подошел к матерящимся разведчикам, волоком тащившим мычащий куль. Выдернул из плащ-палатки немца одетого в форму СС, замотанного веревками и с большим кляпом во рту. Приказав выдернуть кляп у немца, я взял протянутые Соколовым документы. И не обращая внимание, на надрывно кашлявшего немца, стал с интересом изучать их. Прочитав удостоверение до конца, после чего сделал это еще раз. Повернувшись к гестаповцу, в это время отплевывающийся от кусков ткани, оставшихся во рту, сказал Соколову:

— Вот, Соколов, тебе повезло. Взял не просто полицейского, а из самого гестапо. Правда, чин невысокий, всего лишь криминальассистент-кандидат. Это вроде как, унтерфельдфебель в Вермахте. Но и мелкая сошка может много знать, — приказав подошедшим командирам готовить технику, занялся гестаповцем. Его держали с боков два дюжих разведчика. Подойдя вплотную, и смотря ему прямо в глаза, спросил на немецком:

— Что произошло утром, — но немец решил поиграть в героя. Видно близость своих, придало ему храбрости. Посмотрев презрительно на меня, начал говорить, медленно цедя слова через зубы:

— У вас нет шансов уйти от наших войск. По приказу штурмбаннфюрера СС и криминальдиректора Франца Шульца, район начала перекрывать танковая дивизия, следовавшая к фронту вместе с двумя пехотными дивизиями. Так что у вас шанс только почетно сдаться, — он попытался гордо расправить плечи, но крепко державшие его бойцы помешали. После чего добавил, злобно глянув на бойцов и озадаченно на меня. Видно моя улыбка его нервировала:

— Я готов принять вашу капитуляцию! — тут уж не выдержав, я захохотал во все горло. Отсмеявшись и вытерев слезы, объяснил стоящим рядом бойцам и командирам, причину смеха. Не все меня поддержали. Были попытки побить немца за такое щедрое предложение. Посмеиваясь, велел отвести немца вслед за мной, после чего вместе с Соколовым направился вглубь леса. Отойдя от места стоянки метров на сто. Приказал привязать языка к дереву. Выгнув руки назад, стоял и морщился от боли, видно бойцы слишком крепко затянули узлы. Подойдя к гестаповцу, и взяв его за волосы, поднял голову. Глядя со всем возможным презрением, сказал:

— Ну что Клаус Штаге, будем говорить?

После допроса гестаповца кое-что прояснилось. Оба лагеря были уничтожены в пять утра. Но немцы узнали об этом, только три часа назад. После того как в одно из сел вышло два десятка красноармейцев и сдались патрулю. Они в основном были перебежчиками и предателями. Начальство лагеря держали их за осведомителей в среде пленных. Так вот Штаге не знает, что рассказали эти ублюдки лейтенанту Шамбахеру. Командиру гарнизона, стоящему в этом селе. Но он им не поверил и послал на проверку своего зама на мотоцикле. Тот, по рассказам солдат, через полчаса прилетел на огромной скорости назад и сразу побежал на доклад к Шамбахеру. Штаге не знает, кому звонил лейтенант, но по приказу из Минска задержанных изолировали. Туда немедленно последовали все доступные следователи и криминалисты. Включая и Штаге, работающего под командованием гауптштурмфюрера СС Курта Ранга. Они прибыли только два часа назад и не во всем разобрались. Но кое-что Штаге мне поведал. Странные отверстия в броне уничтоженных танков. Слишком изувеченная техника, как будто ее расстреливали из двухсотмиллиметровых орудий. Сожженные заживо немецкие солдаты. Пропало много легкого оружия и немало автотехники, судя по всему их забрали пленные. Никто из охраны лагеря не выжил, как и моторизованного полка стоящего рядом на отдыхе и пополнении. Убиты были только немецкие солдаты. Среди убитых было и несколько русских, но медики утверждают, что они умерли от старых ранений и истощения. Около леса было обнаружено несколько советских бойцов, мертвых бойцов. По словам осмотревших их медиков, они умерли от разрыва сердца. Один из врачей стал утверждать, что бойцы умерли от испуга. Следов не было. Нет не так. Следов нападающих не было, совсем не было. Только множество убегающих из лагеря пленных. Нападавшие же, не оставили ни-че-го. По словам Штаге, в лагере находился сейчас штурмбаннфюрер СС и криминальдиректор Франц Шульц командующий управлением IV A 4. Больше Штаге ничего не знал, так как пробыл на месте "бойни", как он выразился, совсем недолго.

Задав еще несколько десятков вопросов по размещению прибывших частей. Которые Соколов также старательно записал в блокнот, огрызком карандаша, как и прошлый ответы пленного. После чего я спокойно достав нож, вогнал его под ребра заоравшего гестаповца. Немец мне, больше был не нужен. Вернувшись на место стоянки в сопровождении бойцов и лейтенанта, велел собрать бойцов и командиров.

Осматривая строй, стоящий передо мной, и сглотнув комок в горле, сказал:

— У нас совсем нет времени. Поэтому мы идем в этот бой, чтобы отвлечь немцев от поисков, хоть на какое-то время. Предстоящий бой будет танковым, поэтому пехота остается в прикрытии наших тылов. Чтобы нам было куда возвращаться. Все, готовиться к бою. Разойдись, — говоря это, я понимал, что никто не вернется. Поэтому отозвав в сторону Соколова, приказал уводить людей, как только начнется бой. Проработка плана предстоящего боя со слов гестаповца и разведки, заняла около получаса. Надевая шлемофон, махнул рукой Скворцову. Выдав мощный выхлоп, КВ двинулся в перед. За ним пристроилась моя тридцатьчетверка. Стоя рядом с Соколовым, внимательно смотрел на проезжающую технику. Увидев подъезжающие САУ, хлопнул по плечу лейтенанта и побежал догонять свою машину. Взобравшись на движущийся танк и плюхнувшись на свое место, присоединил штекер разъема. После чего положив ладони на штурвал доводки, сказал:

— Я в эфире.

Спрыгнув с танка, бегом направился за разведчиком, который показывал маршрут движения к предстоящему месту боя. Сзади шумно топали Скворцов и Суслов. Подразделение остановилось в полукилометре от опушки. Я опасался, что немцы услышат наши машины, и поэтому подстраховался. Аккуратно отодвинув ветку куста, стал осматривать лежащее впереди пространство. Передо мной открылось огромное поле, с большим холмом, находящимся чуть в стороне. Именно на холме и располагался лагерь военнопленных, там до сих пор была видна колючая проволока, остатки столбов от вышек, и огромные кляксы гари на месте казарм охраны, как будто использовали огнеметы. Внизу, в стороне от лагеря находилось множество сожженной и разбитой техники. Только в парке автотехники я насчитал больше трех десятков уничтоженных грузовиков. Разбитые, уничтоженные, сожженные танки и бронетранспортеры казались просто кусками перекореженного металла. В бинокль было плохо видно, но на пределе дальности я рассмотрел небольшое село, где остановились прибывшие полицейские из гестапо, которые сейчас бродили среди остатков обоих лагерей. Охрана располагалась немного в стороне, там было больше двух батальонов. М-да, с соблюдением тишины я мог и не париться. К немцам только что прибыло усиление. Тщательно пересчитывая серые коробки танков, тех, которые мне были видны, насчитал восемнадцать. Да, все веселей и веселей. Не поворачиваясь к Скворцову, спросил:

— Что скажешь? — реального, командного танкового опыта у меня не было, и я не считал зазорным посоветоваться с другими. Почесав переносицу, ответил Суслов:

— Если вылезем, сожгут. Точно сожгут! — кивнул в ответ, я считал так же, после чего сказал:

— У нас мало времени. Нужно их как-то отвлечь. — Скворцов опустив бинокль, в который рассматривал позиции противотанковой артиллерии, ответил:

— Мы давали присягу, лейтенант! Раз так нужно, то погибнем с честью.

Осматривая окрестности, и опушку леса, я сказал:

— Погибать напрасно может не потребуется. Посмотрите налево, видите там склон оврага. Если проехать по дну оврага и приблизиться к позициям немцев, выставить наружу только башню и стрелять, не более трех с одного места, постоянно перемещаясь, то можем изрядно их пощипать. Как идея?

— А что? Может вполне получится! — ответил Скворцов. Суслов согласно кивнул. Еще минуты три мы обсуждали предстоящий бой, слегка измененный в связи с обстановкой. Я подозвал одного из трех разведчиков, сопровождающих нас. Поправив на голове пилотку, боец по-пластунски подполз ко мне:

— Доложитесь, сержант! — боец, показав направо и налево, ответил:

— Посты уничтожены. Там было всего по два солдата. Не знаю, товарищ капитан, когда у них смена постов, но нужно торопиться. — Понятно. Скворцов и Суслов продолжавшие наблюдать в бинокли, синхронно обернулись, на мое:

— Пора! Все всё помнят? — услышав, что помнят, велел возвращаться. Мы вернулись к технике, оставив за спиной разведку, она двинулась к оврагу проверять его на возможные посты и охранение.

Чтобы попасть в овраг, нам пришлось вернуться немного назад, и, съехав с некрутого склона, двинулись по оврагу в сторону немцев. Батарея Суслова осталась на месте, они начнут после нас. Позиции для батареи уже были осмотрены. Задача старшего лейтенанта была, прицельно выпустив полный боекомплект, сматываться на полной скорости, прихватив разведку.

Я двигался на своей тридцатьчетверке во главе колонны техники. Высунувшись из командирской башенки, осматривал окрестности и помогал Сурикову вести машину. Танк въехал в заросли кустарника и мехвод ничего не видел. Оглянувшись, на следующую за мной тридцатьчетверку сержанта Гурова, улыбнулся. Вся техника была замаскирована ветками, и со стороны казалось, что часть леса двигается, дымя, ревя дизелями и лязгая гусеницами. Колонна хранила радиомолчание, из опасения быть обнаруженными немецкими радистами. Поэтому разговаривали знаками. Наконец, овраг стал мельчать, и мы выехали на небольшой луг с густой травой, находящийся на дне оврага.

Дав газу, тридцатьчетверка рванула вперед, уступая место другим. Дно оврага было довольно сухое, но мехводы все равно старались двигаться мимо следов впереди идущих машин оставлявших глубокие колеи. Оглянувшись, на широченную просеку в кустарнике и выезжающий последним Т-28, махнул рукой, показывая на склон оврага. Тот действительно был удобен для стрельбы.

Суриков, виртуозно подвел танк к позиции. Спрыгнув с него, я взбежал на склон и осторожно выглянув, осмотрелся, узнать что творится впереди.

— Б..я. Су.и, услышали все-таки, — несмотря на то, что до немцев было около километра и работающую у них технику, они услышали нас. Я это определил по разбегавшимся фигуркам и суетящейся прислуге 88-миллиметровых зениток. И только услышав, выстрелы справа, понял, что разведчики, сплоховали. Посты уничтожены не были. Убрав бинокль от глаз и прикусив губу, задумался. Что бы дальше ни случилось, пора воевать, но и уничтожение как большего числа противника остро не стояла. Главное – шумнуть погромче. Убрав бинокль в чехол, побежал к танку, махая руками, показывая, что можно начать бой. Запрыгивая вовнутрь танка, услышал выстрел справа. Тридцатьчетверка Гурова первой произвела выстрел, дав газу и выскочив наверх.

Захлопнув крышку люка и присоединив штекер шлемофона, сказал:

— Пора, Федя. Истомин, осколочный. — Суриков дав газ, кинул многотонную машину вверх по склону. Выскочив наверх, я стал быстро наводить на батарею 88-мых. Они самые опасные и их надо уничтожить в первую очередь. Соблюдать радиомолчание сейчас уже не требовалось, поэтому в эфире стоял сплошной мат и раздавались команды. Из казенника с лязгом вылетела пустая гильза. Истомин тут же вбил следующий осколочный снаряд. Наведя перекрестье чуть левее батареи, снова нажал на педаль пуска. Около крайнего орудия вспухло облако взрыва, разметав расчет. Рядом показалось еще один разрыв, похоже, что кто-то добавил поэтому же орудию. Зная по книгам, как опасны эти орудия, приказал сперва, подавить эту батарею. Поэтому все танки стреляли именно по ней.

Осмотрев в прицел перевернутые орудия в разрывах снарядов, дал отбой. Теперь батарея ахт-ахт, опасности не представляла. Наведя прицел уже на лагерь разбегавшихся немцев, дал три выстрела осколочными, и приказал сдавать назад опять в овраг. Вокруг техники начали врезаться, вспахивая землю, болванки немецких противотанкистов. Хотя они и стреляли почти на предельной дальности, но повредить ту же гусеницу могли. Спускаясь задом в овраг, все-таки словили болванку по маске пушки.

Дальше мы разбивались на пары. Пока батарея Суслова вела огонь, мы, быстро разделившись, рванули по своим сторонам. КВ Скворцова в паре с Т-28, должны были идти в лоб, отвлекая на себя внимание. Я же с напарником, обойдя, должен ударить с тыла. Не знаю, выгорит ли этот совместно выработанный план, но приложу к этому все силы. Тридцатьчетверка покачивалась и подпрыгивала на особо больших кочках. Стукнувшись, очередной раз о броню, стал громко материться. Посмотрев, в щели обзора на командирской башенке увидел, что мы выскочили на проселочную дорогу, которую пересекал овраг. Дорогу забитую машинами . Суриков, перед обзором которого, перестали мелькать ветки кустарника и небольших деревьев, увидел окрашенный в камуфляж борт немецкого бронетранспортера с двадцатимиллиметровой зенитной пушкой на турели. После чего матерно заорав, втопил педаль газа:

— А-а-а, су.и, н-на, — тут же раздался, скрежет метала, и танк, вминая борт с сидящими внутри солдатами в землю, стал наклоняться на бок. Проскочившая левее тридцатьчетверка сержанта Гурова, подмяла под себя штабную легковушку и, развернув башню, длинной очередью прошлась по остановившейся технике противника. Сдав назад, мы съехали с бронетранспортера, и, развернувшись, двинулись по ходу движения колонны, как раз в нужную нам сторону. Гуров, продолжая расстреливать боекомплект башенного пулемета, последовал за мной, после того, как я рявкнул на него по рации. Сминая и сбрасывая технику с дороги, мы двигались по дороге и напоролись на два немецких танка, ждавших нас. Так как я учел прошлый урок, то двигались мы с бронебойным снарядом в стволе пушки, стреляя только из пулеметов. Я всего на несколько секунд опередил немцев, успев, почти не целясь, беря их на испуг, произвести выстрел по правой "трешке". Ответный выстрел заставил на миг замереть мою тридцатьчетверку. Гуров, прикрывшись корпусом моего танка, выстрелил во второго. Тут же я добавил в первого, и из него начал валить черный дым. По внутренней связи, я спросил:

— Все целы?

В ответ, раздался хор голосов:

— Нормалек, командир!

— В порядке, товарищ капитан!

— Со мной в порядке, товарищ капитан! Что с танком не знаю, пока снаружи не посмотрю, — отметился Суриков.

В ответ радист тут же вставил слово:

— Ага, немцы прям ждут, что ты вылезешь! Двигатель же не заглох, значит можно двигаться дальше.

— Уймись, балаболка. Может в ходовую попали!

Пришлось, рявкнуть уже мне:

— Уймитесь оба. Старшина давай вперед помалу. Дальше видно будет, — вздрогнув танк, стал набирать скорость. Вдруг, по рации заматерились голосом Гурова. Посмотрев в смотровые щели, увидел, что тридцатьчетверка Гурова вся облеплена немецкими солдатами, закрывшими все смотровые щели. Заорав, чтобы Истомин зарядил осколочный, стал быстро крутить штурвал, поворачивая башню. По броне сверху загрохотали ботинки и в крышку верхнего люка заколотили прикладами. И прежде, чем прицел закрыла какая-то серая ткань, успел навести ствол орудия на танк Гурова и нажать на пуск. Что произошло дальше не знаю, помешала ткань закрывшая обзор, внизу заматерились и мехвод и радист. Выпустив в ту же сторону полдиска из пулемета, приказал старшине гнать в лес. Я надеялся ветками стряхнуть немецких солдат. Вдруг по броне забарабанили пули. Приказав старшине крутиться на одном месте, чтобы Гуров мог достать немцев и с другой стороны, стал смотреть в одну из освободившихся смотровых щелей. Снова забарабанили пули по броне и сверху раздался крик, услышанный даже за грохотом работы дизеля. Осмотревшись в уже полностью свободные щели, стегнул очередью по подбиравшимся по кювету нескольким немецким солдатам, которые несли противотанковые мины. Приказав Гурову продолжать следовать за мной, велел Сурикову, и дальше двигаться по дороге, давя брошенную из-за затора впереди, авто-технику. Немцы за это время успели отступить в ближайшие заросли кустарника. Некоторые автомашины объезжали затор, по вспаханному полю справа, слева был слишком глубокий кювет. Вот в этот затор мы врезались на полной скорости, Гуров проскочивший справа, начал уничтожать тех, кто не успел объехать затор.

Нос тридцатьчетверки, стал задираться вверх, когда мы наехали на пустой грузовик, вминая его в дорогу. Я заорал Сурикову, пытаясь перебить мат радиста:

— Давай назад, — сдавший назад танк, позволил мне навести все-таки прицел на скопление техники. Четырьмя осколочными снарядами я неплохо прошелся по ней.

— Объезжай справа, — тридцатьчетверка, объехав начавший разгораться затор, и ревя на полных оборотах, последовала за танком Гурова, успевшим заметно удалиться вперед и въехать на косогор небольшого холма мешавшего видеть, что творится впереди.

— Догоняй его! — наведя прицел на уматывающий на полной скорости грузовик, проложивший во ржи просеку, приказал:

— Стоп! — довернув прицел, выстрелил. На месте грузовика появилось облако взрыва. Не знаю, что за снаряды он вез, но даже нас тряхнуло изрядно. Огненные обломки раскидало на сотню метров вокруг и сухая рожь стала быстро разгораться. То, что тридцатьчетверка Гурова выскочила далеко вперед, спасло нас. Вдруг в эфире послышалась ругань, и приказ сдавать назад. Я увидел, что Гуров, стал уходить в сторону. Вокруг его машины вставали фонтанчики от врезавшихся в землю болванок. Несколько снарядов попало в его танк, на броне показались снопы искр. Я закричал по рации Гурову:

— Сдавай назад. Быстрее сдавай! — но было поздно. Дернувшись, тридцатьчетверка Гурова повернулась боком, расстелив на земле порванную гусеницу.

— Гуров, немедленно покинуть машину!!! — но этого не потребовалось. Открылись люк сверху и вместе с дымом оттуда выскочили два танкиста в синих комбинезонах. Под кормой показались две головы в танкошлемах выбравшихся через аварийный люк в днище. Вскочив, они рванули вслед за двумя первыми, бежавшими к моей машине. Но тут вдруг танкисты стали падать один за другим, до меня не добежал ни один. Я совсем забыл про немецких солдат, укрывшихся во ржи и они напомнили о себе.

— Су.и, тв.ри, что творят гни.ы, — орали внизу мехвод с радистом. Мне пришлось крикнуть на них:

— Хватит, им уже не поможешь, остается только отомстить.

— Что будем делать товарищ капитан? Немцы, подбившие Гурова наверняка двигаются сюда! — спросил старшина.

— Ничего не будем делать. Мы сейчас в мертвой зоне. Как только немцы появятся на верхушке, мы можем спокойно расстреливать их, оставаясь в мертвой зоне. Нужно только следить за немецкими солдатами, чтобы не подобрались к нам, и гранатами не закидали.

— О, черт, — воскликнул радист. Я спросил:

— Что там?

— Один из парней Гурова ранен, и ползет к нам, — посмотрев в смотровую щель, увидел его, медленно ползущего к нам.

— Старшина, сдай вперед так, чтобы он оказался под нами, затащим его через люк в днище.

— Понял командир, сделаем. — Чуть дернувшись, тридцатьчетверка медленно поползла вперед. Я же приказав зарядить бронебойным, внимательно наблюдал за верхушкой холма. Танк встал, Молчунов с Истомином втянули раненого вовнутрь танка, и положили его на днище.

— Истомин на место!!! — заорал я, увидев башни показавшихся на верхушке холма немецких танков. Радист продолжал заниматься раненым, разорвав упаковку индивидуального медпакета, начал делать перевязку.

Наведя прицел башню на головного Т-IV, нажал на педаль пуска. Истомин успевший занять свое место вогнал следующий снаряд. Первая болванка отрикошетив от брони четверки, отлетела в сторону. Зато вторая впилась в маску пушки, через секунду четверка исчезла во взрыве сдетонировавшего боезапаса. Быстро пока они не успели въехать на вершину холма, стал как автомат, посылать снаряд за снарядом в танки противника. Гильзы сыпались на раненого, лежащего на днище, но на это уже никто не обращал внимание. Из восьми немецких танков выйти на дальность выстрела смогли лишь два. Остальные, кто медленно разгорался, кто взорвался от детонации боезапаса, кто застыл, мертвым куском метала, размотав гусеницу и получив подарок в борт от попадания снаряда.

— Давай вперед помалу, — приказал старшине. Тридцатьчетверка, работавшая на холостых оборотах, стронулась с места и медленно двинулась вперед, ведя на ходу огонь по оставшейся бронетехнике противника.

— Уф-ф, все, этот был последним, — сказал я, подбив последнюю тройку.

— Давай двигай вокруг холма, чувствую, ждут нас на верхушке. Хотя подожди, — наведя прицел на подбитую тридцатьчетверку, послал бронебойный снаряд в борт. Не хочу, чтобы она опять досталась немцам. Посмотрев на медленно разгоравшийся танк Гурова, приказал двигаться вперед на полной скорости. Вдруг на башне послышался какой-то звон, как будто на нее что-то бросили.

— Гранаты, всем открыть рот! — с громким звоном, на танке разорвались несколько гранат. Нас спасло то, что крышку люка я закрывал не на замок, а на кожаный ремень. Я еще в свое время часто читал, что бывало, танкисты погибали от обычной гранаты, разорвавшейся на броне танка, от кинетического удара. Поэтому и подстраховался с ремнем. Развернув башню, длинной очередью прошелся по ближайшей ржи. Где скрывались немцы рассмотреть так и не смог, слишком высокая выросла рожь. Пытаясь вытряхнуть звон в ушах, приказал двигаться дальше. Пока объезжали холм, выкинули все гильзы от использованных зарядов через нижний аварийный выход.

— Сержант, что там с раненым? — радист, сразу ответил:

— В плечо товарищ капитан, сквозное. Я перевязал, но нужен врач.

— Кто он, я не рассмотрел?

— Заряжающий, красноармеец Осокин.

— Ясно. Всем внимание, выезжаем на открытое пространство. Странно, что нам на встречу никто не попался. Должны же были послать дополнительные силы в обход холма. К бою, — перевалив через еще одну дорогу, на этот раз пустую, мы выехали на другую сторону холма. Там действительно стояло три танка, направив стволы пушек вверх. Очень похоже, как только что действовал я. На мое счастье это были Т-II, к тому же стоящие ко мне боком. Со своими двадцатимиллиметровыми пушечками они были мне не страшны. Видимо, немецкий командир не рискнул послать их в бой под наши снаряды.

— Стоп! — приказал я. После чего стал быстро наводить прицел на крайний танк. И только после того, как он загорелся, остальные меня заметили. Но было поздно, мои снаряды легко дырявили их слабую бортовую броню. Оставив слева три железных костра, на полной скорости рванул в сторону села. Соваться к тем батальонам, что охраняли уничтоженные лагеря, было опасно, мигом сожгут. А вот штаб и их машины, находящиеся в селе, были для меня лакомым кусочком. Я не сомневался, что их охраняют так же жестко, как и те лагеря. Но атаковать село по дороге я и не собирался.

Двигаясь прямо к постройкам, увидел, как тройка бомбардировщиков что-то бомбила примерно там, где находилась батарея Суслова. После того как они отбомбились, в том районе к небу потянулся черный дым, какой бывает при сожжении техники. Похожих дымов в том районе было довольно много. Это показывало, что ребята работали хорошо, но все поднимающиеся дымы были заметно в стороне. Надеюсь, парни успели покинуть машины. Продолжая следить за обстановкой по сторонам и по ходу движения танка, увидел у приближавшегося села батарею мелкокалиберных зенитных пушек, находящихся в полукилометре от нас. Расчеты зениток уже навели стволы на нас и терпеливо ждали, когда мы приблизимся.

— Стой, — заорал я, быстро поворачивая башню в ту сторону.

— Истомин, осколочный!

— Товарищ капитан, в стволе бронебойный!

— Ах ты, черт! — крикнул, нажимая на педаль пуска. Болванка, безрезультативно зарылась в землю между двух пушек, осыпав расчеты землей. Истомин забил осколочный снаряд. Его я послал под звонкие оглушающие удары по броне, расчеты все-таки открыли огонь. Судя по всему, били разрывными, не бронебойными. Снаряд разорвался примерно там же где и первый, только результат был другой – обе пушки замолчали. Послав еще три осколочных снаряда, полностью подавил батарею. Просветление сверху показалось мне подозрительным, подняв голову, увидел исковерканную командирскую башенку. Теперь через нее машину было не покинуть. Люк заклинило. Не знаю, как теперь тридцатьчетверка выглядит со стороны, но похоже, мы отделались легко.

— Давай вперед, на полном газу! — приказал старшине.

— Истомин, боезапас? — заряжающий поднял голову, и ответил:

— Семнадцать бронебойных, четыре осколочных и три диска для пулемета, товарищ капитан.

— Понятно. Пока не заряжай ничего. Там видно будет.

— Товарищ капитан куда дальше? Тут огороды начались, — влез в разговор старшина.

— Давай я показывать буду, — высунув голову, в полуповрежденную башенку, стал смотреть в исковерканные смотровые щели.

— Давай левее, через огород той хаты, — тридцатьчетверка, ревя и пугая живность, промчалась по огороду, давя картошку, выскочила во двор. Снеся ворота, и задев столб, выскочила на улицу, заставленную машинами и другой техникой.

— Давай старшина, действуй!!! — приказа я.

Дав полный газ, Суриков налетел на ближайший грузовик с Кунгом, полностью утыканного антеннами. Со скрежетом грузовик исчез под танком. Я почти не участвовал в дальнейшем, только внимательно наблюдал за обстановкой вокруг, пока старшина развлекался. Проскочив до конца улицы, мы развернулись и, набирая скорость, помчались обратно, тараня технику с другой стороны улицы. Увидев подбегавших слева двух солдат со связками гранат в руках, немного довернул башню и короткой очередью успел срезать одного. Второй пытался убежать, но получив в спину вторую очередь, свалился в пыль. Разрывов гранат, оставшихся у первого убитого солдата в руках, я уже не видел. По моим расчетам, мы уничтожили уже более тридцати автомашин и мотоциклов. Село было довольно большое, встречались даже трехэтажные здания. И вот когда мы опять вылетели на площадь, на одной из машин у нас лопнула гусеница. Множество таранов не прошло даром. Размотав ее до конца, и крутанувшись, вокруг оси на голых катках, старшина заглушил двигатель, и громко сказал:

— Все! Приехали, — я в ответ, быстро сказал:

— Суриков, Молчунов, покинуть танк с личным оружием. Ребята, попробуйте захватить целую машину, мы с Истоминым вас прикроем, пока немцы не пришли в себя.

Старшина с радистом со всей возможной скоростью покинули танк через нижний аварийный люк. И броском под свист пуль, преодолели расстояние до штабного бронетранспортера, стоящего недалеко.

— Бронебойный! — крикнул Истомину. И наведя на бронетранспортер с зенитным пулеметом, выстрелил.

— Осколочные. Все. Подряд, — посылая снаряд за снарядом в уцелевшие штабные машины, я вызвал пожар на одной из них. После чего развернув башню, открыл огонь из пулемета по мелькавшим между техникой солдатам противника. Вдруг один из грузовиков с натянутым на кузов тентом, отлетел в сторону, и предо мной оказался немецкий танк со своей короткой пушкой.

— Бронебойный! — тут же заорал я, чуть повернув башню, благо она была повернута в нужную сторону. Мой выстрел был первый, немец не успел довернуть пушку в мою сторону, что и решило исход схватки. От удара болванки почти в упор, башня тройки сползла на корму, после чего свалилась на землю. Продолжая поливать немецкую пехоту из пулемета, я приказал Истомину готовится к эвакуации из машины, вместе с раненым.

— Понял, командир. В стволе бронебойный.

— Знаю. Всем покинуть машину, — справа от танка, тихо урчал на малых оборотах, подогнанный Сурковым бронетранспортер. Выпустив по немцам последний диск, и выстрелив болванкой по двигателю стоящей без башни тройки, быстро покинул машину через нижний люк, и, стреляя из автомата по пехотинцам, запрыгнул через боковую дверцу внутрь бронетранспортера. Истомин вместе с раненым Осокиным уже находился там. Не дожидаясь, пока я закрою дверцу, Суриков дав газу, рванул вперед. Рыча и подпрыгивая от кочек и ям, бронетранспортер мчался на максимальной скорости к выезду из села. Посмотрев на перекошенное от боли лицо Осокина, тряска не так полезна для раненых, как мягкая койка, я высунувшись над бортом, открыл огонь по мелькавшим по сторонам немцам. Вдруг Суриков заорал:

— А-а-а-а, су.и, — после чего под нашей машиной раздался взрыв, и бронетранспортер перевернулся. При кувыркании меня выкинуло из кузова. Так и не выпустив автомат, я оглушенный перекувыркнулся через голову, распластавшись на земле, попытался справиться с головокружением. Наставив автомат на мелькавшие перед глазами человеческие фигурки, открыл огонь. Автомат, выдав короткую очередь на три патрона, заткнулся. Потянулся за последним магазином, чтобы перезарядить оружие, но кто-то выбил его у меня. Последнее, что помню – опускавшийся на лицо, окованный металлом приклад немецкого карабина.

…

Пробуждение было тяжелым. С трудом смог открыть только один склеенный чем-то глаз, после чего посмотрел вверх. Судя по всему, я лежал на спине в каком-то сарае, перед глазами была балка и стропила, обшитые досками. Чувствовал я себя весьма хреново, как и любой человек получивший контузию. Попытка глубоко вздохнуть, привела к тому, что я закашлялся и после щелчка стал слышать звуки. Справа раздалось шуршание соломы, и я понял, что сам лежу на ней. Перед глазами показалась голова Молчунова, перевязанная разорванной нижней рубахой.

— Товарищ капитан, вы очнулись! — он попытался улыбнуться разбитыми губами. Два синяка под глазами, симметрично смотрелись на его избитом лице.

— Помоги подняться, — прохрипел я пересохшим ртом. Подхватив меня под мышки, Молчунов с трудом помог мне усесться, привалившись спиной к стенке сарая. Дотронувшись до головы понял что у меня такая же повязка, как и у радиста. Похоже удар прикладом не прошел даром.

— Дывы, Фома Ильич, командыр проснулысь.

— Ну и что, Мыкола? Все равно немцы нас за комуняк(большевиков) принимают, несмотря на добровольную сдачу.. — Справа сидело двое в форме красноармейцев, и криво улыбались, смотря на меня. Посмотрев на радиста, спросил:

— Что за чмошники?

— Кто товарищ капитан? Извините, не понял!

— Эти двое, кто такие?

— А, предатели – к немцам переметнулись. Сдались, а те их в сарае заперли, вот и злобствуют. Один вроде украинец, другой наш русский, по говору из Рязани, — так как мы оба были контужены, то говорили громко. Предатели, с интересом прислушивавшиеся к нашему разговору, недовольно заворчали.

— Ниче, и на нашей улице будет праздник. У немцев порядок. Попили нашей кровушки, хватит. Поступим к ним на службу, мы сами возьмем свое. Все, что у отца советы забрали, все вернем, — слушать этот бред мне надоело, и я спросил у Молчунова:

— Остальные где? — радист, молча, показал глазами в угол. Повернув голову, увидел двоих в комбинезонах. Лиц различить не смог, поэтому спросил:

— Кто?

— Истомин. Его придавило кузовом, когда перевернулся бронетранспортер.

— Жаль парня. С остальными что?

— Немцы злыми были. Осокину еще и руку сломали, когда ногами били. Старшина до сих пор в сознание не пришел. Врач, когда нас осматривал, сказал, что у него контузия, когда старшина очнется, он не знает.

— Что за врач? Из наших?

— Да, товарищ капитан, военнопленный.

— Эти давно здесь?

— Когда нас принесли, они уже были.

Похоже, наши громкие переговоры, были услышаны часовым. Дверь со скрипом открылась, и в сарай вошли три немца. Один из них был офицером СС в звании штандартенфюрера. Ого, целый полковник нас посетил. Интересом, осмотрев меня, он сказал солдатам на немецком языке:

— Офицера ко мне в кабинет, — после чего вышел наружу. Послышался звук запускаемого двигателя и, шурша покрышками, машина удалилась. Странно, что я не расслышал шум двигателя подъехавшей машины, наверное на заглушенном моторе прикатились, вот и не слышал.

— Вставай, русская свинья.

Меня подхватили под локти и волоком вытащили наружу. Как ни странно обращались со мной довольно неплохо. Держа за плечи, терпеливо ждали, когда у меня закончится головокружение. Откуда-то справа подошел невысокий худощавый мужчина лет сорока, в нашей форме и грязном когда-то белом халате с чемоданчиком. Чуть сзади его сопровождал немецкий солдат.

— Ну что же они вас так резко подняли. Осторожно нужно. Осторожно, — открыв чемоданчик, он достал пузырек с прозрачной жидкостью, и, смочив марлю, ткнул ей мне поднос. От запаха нашатыря меня чуть не стошнило, но голова просветлела. Убедившись, что я более-менее в порядке, врач кивнул немцам. Те осторожно повели меня по улице, направляясь в сторону площади, где меня подбили. Идя по улице, удовлетворительно смотрел на раздавленную и уничтоженную технику. Немцы, почувствовав мое настроение, больно сжали руки. По улице ходили солдаты и местные жители. Вдруг откуда-то справа выскочила старуха со злым лицом, и заорала, что я уничтожил ее огород, и разнес весь двор. Нагнувшись, она зачерпнула свежую коровью лепешку, и швырнула ее в меня. Попала. Коровьи экскременты стали стекать по лицу. Немецким солдатам, державшим меня, это не понравилось, им тоже досталось. Поэтому они стали гнать ее от меня, не отпуская рук. Сразу обнаружилось, что конвоиров больше, чем я думал. Со спины показалось еще два солдата и стали шугать старуху. Но та, вывернувшись, успела подбежать ко мне и плюнуть в лицо. Увернуться я не смог из-за державших меня солдат. Похоже, что это им понравилось, но старуху они все-таки отогнали. Постаравшись вытереть лицо о плечи, я продолжал идти вместе с конвоирами к площади. Бабка двигалась в отдалении, продолжая выкрикивать угрозы и оскорбления, посмотрев на нее, постарался запомнить, после чего продолжал осматривать проделанную нами работу.

Из-за кунга "Опель-блица" показался корпус моего танка. Уже не моего. Около него суетились несколько ремонтников, восстанавливая гусеницу. Черт, надо было хоть гранату кинуть вовнутрь, чтобы он никому не достался. Хотя там оставалось очень мало снарядов для детонации. Подходя к дверям трехэтажного здания, в окна которого я выпустил несколько бронебойных снарядов, обернулся, бросив последний взгляд на мой бывший танк.

В кабинет я так и зашел испачканным коровьим г…м лицом. Штандартенфюрер с улыбкой смотрел, пока меня сажали на стул. Конвоиры вышли из кабинета. Достав, из великолепного портсигара папиросу, штандартенфюрер закурил. После чего спросил, на плохом русском:

— Ну как вам гостеприимство местных жителей?

— Так себе. Остается желать лучшего, — ответил я на немецком языке, что заставило немца удивленно приподнять брови.

— О, ваше произношение великолепно. Для русского просто отлично!

— О, герр штандартенфюрер, вы мне льстите. Позвольте представиться. Вацлав Швед, служу в полку "Бранденбург". Во шве моих галифе вы найдете мой опознавательный знак. В эту группу окруженцев попал совершенно случайно. Позвольте рассказать вам после того, как ваши солдаты достанут код. Сам, извините, не могу, все тело болит.

Разговор со штандартенфюрером затянулся почти на час, после того, как его адъютант ушел пробивать опознавательный код. Мне даже принесли воды в тазике и полотенце, чтобы я мог умыться. Врать мне было привычно. Только сложно было накладывать на недавние события. Не думаю, что он поверил мне, но слушал внимательно.

Поверил он мне или нет, показали дальнейшие события. Меня отвели обратно в сарай.

Пройдя в угол, где находились мои бойцы, сел рядом с радистом. Улыбнувшись, глядя на его синюшнее лицо, тихо спросил, наклонившись к уху:

— Как у вас тут?

— Пока все хорошо, сказал индюк, направляясь за хозяйкой к колоде, — кивнув на угол, криво улыбнувшись, сказал. — Когда вы ушли, эти двое пытались права качать, но я их послал.

— Старшина не очнулся?

— Нет, но Осокин пришел в себя!

— Да? Потом подойду. Есть возможность уйти отсюда. Будь наготове.

— Понял, — так же тихо сказал радист, его глаза радостно блеснули.

Пройдя к Осокину, спросил у бойца:

— Как себя чувствуешь, боец?

— Рука болит, товарищ капитан. Невезучая она у меня. То пуля, то перелом.

— Ничего, выберемся, сдадим тебя на руки красавицам-медсестрам, будешь спать на простыне и кушать кашу.

— Хорошо бы, товарищ капитан.

— Спи, сон полезен.

Еще почти час мы с Молчуновым общались склонив головы друг к другу, под подозрительными взглядами соседей. Вот что странно, я точно получил контузию, а сейчас ее почти нет. Так, легкий шум в ушах, что не скажешь про радиста. Речь его изредка начинала заплетаться и нормальный слух так и не вернулся. Я еще тогда заметил, когда сожгли мой первый танк, что пришел в себя после контузии довольно быстро. Странно все это… Отправив радиста отсыпаться, сам лег рядом и прикрыв веки, начал прокручивать в памяти наш разговор с штандартенфюрером.

…

"Я буду вас называть вашим настоящим званием, гауптман. Кстати, какое у вас звание в разведке?

— Лейтенант Абвера, герр штандартенфюрер.

— Хорошо, лейтенант. Расскажите, что произошло с вами за последние два дня?"

Мой так называемый рассказ длился почти час, хотя я и старался врать правдоподобнее, вставляя ключевые моменты, происшедшие за это время. Например, командиром моей тридцатьчетверки был рядовой Истомин, являющийся в действительности сотрудником НКВД. Повезло, что в танке на четыре человека экипажа, нас оказалось пятеро. Я же за все время боя пролежал на днище танка, притворяясь сильно контуженным. Потому как являюсь честным солдатом Рейха и в своих стрелять не желал. Офицер, проглотил эту ложь, не моргнув и глазом. Поняв, что о нападении на оба лагеря я ничего не знаю, сразу потерял ко мне интерес. Дальше допрос быстро закончился.

…

Нас так и не накормили. Хмуро вздохнув, стал устраиваться спать. Я сейчас самый боеспособный из нас четверых. Еще через полчаса очнулся старшина.

— Ну что, Федя, как себя чувствуешь?

— Непонятно, товарищ капитан, — ответил старшина и начал ощупывать себя руками.

— О, слышишь уже хорошо.

Как ни странно, старшина был в более приличной форме, чем я думал. Походив по сараю туда-сюда, он лег рядом с нами, и мы с радистом начали посвящать его в наш план. Получивший его полное одобрение. Закрыв со старшиной радиста своими телами, от взглядов предателей, лежавших в противоположном углу, мы позволили ему и дальше раскачивать длинный гвоздь, забитый в стену сарая.

Толчок в плечо разбудил меня. Открыв глаза увидел темный силуэт склонившегося надо мной человека. Определив по торчавшим вихрам, что это был старшина, спросил свистящим шепотом:

— Что? Рано же еще, — действительно было еще рано. Сквозь щель было видно встающую луну.

— Товарищ капитан, там за стенкой кто-то шебуршится.

Мне в руку лег стержень из холодного метала. Ощупав его, понял, что это гвоздь-двухсотка, все-таки вытащенный радистом из доски. Хозяева использовали его как крючок для упряжи. Вставая, я зашуршал соломой, замерев на миг, прислушался. Со стороны двух предателей продолжал раздаваться храп. Выйдя на середину сарая, стал прислушиваться, слева встал старшина. Было тихо, только слышны шаги часового ходившего около двери. Вдруг снаружи послышалось поскуливание.

— Чертова собака, пшла вон! — послышался крик часового на немецком. Послышался удар, и громкий визг обиженной собаки стал удаляться. В углу зашевелился один из предателей, и, привстав стал прислушиваться к смеху часового. Подбежав, я футбольным ударом в голову, оглушил первого. После чего навалившись на второго, спавшего рядом, сжал его гортань и с силой вдавил ее. Послышался сип и бульканье из поврежденного горла. Сжав кулак, ударил его в висок. Предатель замер, только из горла продолжало доноситься бульканье. Повернувшись к первому, понял, что добивание уже не требовалось. Старшина закончил за меня. Быстро подойдя к двери, встал рядом со старшиной и тоже стал прислушиваться к происходящему снаружи. Похоже, часовой так ничего и не услышал и продолжал ходить недалеко от двери. Найдя довольно большую щель, размером в пару сантиметров, я смог разглядеть охранника. Хорошо освещаемый луной часовой повернулся к нам боком и, остановившись, прислушался. Постояв так минуту, продолжил хождение от одного угла сарая, до другого. Проблема что расстояние для броска было нормальное, только вот просунуть руку наружу и метнуть гвоздь не получиться, из-за малого размера щели. Знаками показав старшине ложится отдыхать я вернулся на свое место и прижав губы к уху старшины, тихо сказал:

— Уходим на рассвете, — кивком показав что понял, старшина отодвинулся, и замерев, стал издавать легкое похрапывание. Восхитившись мастерством старшины так подделывать звуки спящего человека, стал обдумывать, как мне суметь уложить часового. Ладно, как говорится "утро вечера мудренее".

Старшина разбудил меня за час до рассвета. Тихо сказав мне на ухо, что караул только что сменился, тенью скользнул к двери и замер, прислушиваясь.

Встав и потянувшись, я подошел к щели и посмотрел на нового часового. В отличие от прошлого, этот был вооружен карабином. Чтобы его завалить у меня был только один выход. Отойдя от щели на пару метров, я встал, и стал разрабатывать кисти рук и пальцы. Был только один шанс из тысячи, что у меня получится. Проснувшиеся бойцы с надеждой смотрели на мои приготовления. Достав гвоздь, осмотрел его. Нормально, остро заточен – уже хорошо. Подкинул его на ладони, примериваясь к броску. Сделав несколько тренировочных движений рукой, стал ждать. Сердце в груди вдруг стало громко бухать, странно я раньше бы совершенно спокоен, а тут напал мандраж. Несколько раз глубоко вздохнув, смог успокоиться. Снова приготовившись, я внимательно смотрел на часового обрисованного луной сквозь многочисленные щели. И как только появился его силуэт в нужной мне щели, метнул гвоздь. Остро заточенный стержень, пролетев сквозь дыру, вылетел наружу и пролетев три метра воткнулся острием в висок часовому. Стихом стуком и бряканьем амуниции тело караульного упало.

— Давай начинай, — прошипел я в сторону бойцов. Старшина с радистом стали отрывать плохо прибитую доску обнаруженную радистом в процессе осмотра сарая. Плохо было в том, что находилась прямо у дверей, а значит под наблюдением часового. Стоящий рядом с ними Осокин, сквозь щели наблюдал за улицей.

— Готово, товарищ капитан, отошла, — услышал я тихий шепот старшины. Отодвинув его в сторону, с трудом протиснулся наружу.

Я быстро подбежал к часовому, и подхватил его карабин, соскользнувший с плеча во время падения. Открыв затвор, проверил, есть ли патрон в стволе. Держа оружие наготове, стал осматриваться, было тихо, село спало. Посмотрев в сторону леса, увидел едва заметное просветление на горизонте.

— Федя, сними с него амуницию, быстро, — стоя рядом со старшиной, возящимся с застежками ремней, слушал тихую ругань радиста, помогавшего Осокину протиснуться сквозь проделанную щель.

— Товарищ капитан, он живой, — тихо воскликнул старшина. Наклонившись над часовым, понял, что гвоздь вошел в висок всего на сантиметр, и ударом оглушил его. Достав из чехла штык-нож, и спокойно вогнал его под ребра часового. Теперь уж точно труп.

— Держите, товарищ капитан, — сказал старшина, протягивая мне немецкую разгрузку. Отдав карабин радисту, стал быстро надевать ее на себя, при этом скомандовав старшине еще и снять с убитого сапоги. У радиста сапоги давно каши просили, да и у старшины были не лучше. Застегнув ремень на поясе, стал накидывать на плечи, только отрегулировать их под себя в темноте у меня не получилось. Отдал бойцам две обнаруженные гранаты, так называемые "колотушки", и тихо двинулся к окраине села, держась тени заборов. Осторожно проскользнув мимо еще двух часовых, мы попали на площадь, которую охраняло аж трое фрицев. Крепко сжимая цевье карабина, я тихо перемещался, прячась в тени раздавленных и уцелевших машин. Видно немцы не все успели эвакуировать из села. Стоящая особняком легковушка, привлекла мое внимание. Судя по обводам, это был плавающий вездеход. Кивком, указав на него Сурикову, знаками показал, что хочу забрать его. Не обращая внимания на заметно округлившиеся глаза бойцов, уже хорошо различимых в рассеивающейся темноте, снова, уже сердитым жестом, показал на машину. С одной стороны от часовых, ее прикрывал здоровенный трейлер, зачем-то оказавшийся на улицах села. С другой – борт грузовика с раздавленной нами кабиной. Показав жестами, что ее надо толкать, посадил за руль Осокина. Ничего и с одной рукой можно баранку крутить. Сняв машину с ручника и поставив на нейтралку, с трудом сдвинули ее с места. Тихо шелестя покрышками, машина под управлением Осокина въехала в узкий проулок. Дотолкав ее сколько хватало сил, остановились в тени большой яблони, склонившей свои ветви над проулком. Приказав Сурикову осмотреть машину, можно ли ее использовать или нет, велел остальным отдыхать. Осокина поставил следить за обстановкой, как самого не уставшего.

— Товарищ капитан, не заводится, придется напрямую соединять, — голос старшины вывел меня из раздумий. Кивнув ему, сказал:

— Работай, только быстро. Молчунов, помоги ему.

— Есть, товарищ капитан.

Во блин, даже в плену не забывали о субординации. Рассвело, но старшина с радистом продолжали возиться под капотом машины. Начали раздаваться звуки проснувшегося поселения, невдалеке мычали коровы, были слышны щелканья кнутов.

Вдруг раздался звук запускаемого стартера, захлопнув капот, с закрепленной на нем запаской, старшина прыгнул за руль машины. Радист с Осокиным сели на заднее сидень, я же расселся на переднем.

— Давай неторопливо езжай. Как будто мы свои, а вот если начнут стрелять, то дави педаль газа до предела. Понял?

— Да, товарищ капитан. Понял.

— Ну тогда трогай!

Тихо работающий на малых оборотах двигатель, негромко взвыл, когда старшина дал газу. Проехав проулок до конца, выехали на луг с пасущимися на нем коровами. Из села крестьяне все вели и вели новых коров. Наблюдая эту картину, удивлялся все больше и больше. Какого хрена немцы их не отобрали, не реквизировали. Вдруг сзади взлетели две ракеты, определив по месту взлета то, где находился наш тюремный сарай, понял – побег обнаружили. Приказав старшине прибавить немного газу, попросил Осокина, стонавшего от болей в руке, при каждом подпрыгивании машины, потерпеть.

Скачущая на кочках машина, выскочила на дорогу, и довернув старшина попылил по ней, что заставило меня заорать:

— Куда!!! Там посты, давай напрямик, по полю!

Сползая юзом в неглубокий кювет, машина, громко ревя на больших оборотах, рванула дальше по полю со сгоревшим урожаем. Мы держали путь на далекий лес, видневшийся в километрах пяти от нас. Воспользовавшись тем, что уже рассвело, стал нормально застегивать немецкую разгрузку. Как только закончил, мне вдруг в лицо попала пригоршня земли. Старшина с матом стал крутить баранку, заставляя машину делать зигзаги. Пристав я закрутил головой, и заметил на горизонте башню танка. Судя по покачиванию, он двигался на нас и стрелял на ходу. Присмотревшись узнал Т-II, ну-ну попробуй на ходу попасть в движущуюся машину. Видимо немецкий командир-танкист это понял, потому я увидел, как башня танка замерла, и на конце тоненького ствола появился огоньки.

— Стой!!! — заорал я старшине. Наводчик наверняка целился по ходу движения машины, но разрывы снарядов прошли метрах в семидесяти от нас. Видимо искривление поля в этом месте, не позволявшее полностью видеть нас спасло и на этот раз. Из-за этого искривления, мы ехали как бы в низине, и немецкие танкисты видели только наши головы, как и мы только их башню танка, выделявшуюся на фоне сгоревшего поля. Но было понятно, что как только они поднимутся повыше на этот мелкий холм, то ехать нам недолго. Пригнувшись под пролетевшей над головой пулеметной очередью, я сказал старшине, который уже набрал приличную скорость машины.

— Федя, до леса надо доехать на максимальной скорости. Через минуту мы будем на его прицеле. Так что гони. Гони!!!

После чего повернувшись к сидящим сзади сказал Осокину, уже закатывающему глаза на бледном лице:

— Терпи, Осокин. Терпи!!! Будем гнать на полную.

Уловив слабый кивок. Посмотрел на шлейф пыли и пепла, тянувшийся за нами. Теперь понятно, как немцы засекли нас. Я повернулся к старшине, который похоже уже выжал из машины все что смог. Еще минуты три, и мы уйдем из зоны прямого выстрела.

Обернувшись к преследующему нас танку, стал всматриваться на заметно отставшего немца. Его уже было видно полностью. И только сейчас, я заметил десант сидящий на его броне, и как раз спрыгивающий с остановившегося танка. Заметив его остановку, тут же заорал:

— Уходи в сторону!!!

От стрелявшего в нас танка, до нас было уже километра два. Что затрудняло стрельбу, но врезающиеся в землю снаряды заметно нервировали нас. Машина вырвалась из сплошных разрывов и скрылась с вида немецких танкистов за деревьями леса. Приказав старшине сбросить скорость и внимательно смотреть за дорогой, прокладываемой по опушке леса. Стал вспоминать стрельбу немцев. Странно, такое впечатление, что по нам стрелял не танк, а мелкокалиберная зенитная пушка. Вроде тех, что мы расстреляли на въезде в село. То, что немецкие танкисты из пушки Т-II, смогут стрелять таким темпом я не верил. У Т-II в обойме только по десять снарядов, а по нам прошлись очередью не меньше тридцати. Видно были еще подобные танки, которые я не заметил.

С хрустом продираясь через заросли мелкого кустарника, машина, ревя двигателем выехала на небольшую поляну. Приказав старшине остановиться, приказал:

— Пятиминутный передых. Федя, насколько мы удалились от села?

— Километров двадцать будет, товарищ капитан!

Да, если считать что тот лесок мы проскочили насквозь за пять минут. И по новому полю минут через двадцать въехали уже в настоящий лес, то где-то так и выходило.

— Осмотри машину на повреждения. После того ада из которого мы вырвались, наверняка появились пробоины.

Повернувшись к пассажирам сзади, спросил:

— Как вы?

— Осокин сознание потерял минут десять назад, товарищ капитан. Почти сразу, как въехали в лес.

— Ясно, осмотри его. А я вокруг пробегусь.

Сделав круг по лесу, и обнаружив заросшую лесную дорогу, которой давно никто не пользовался, вернулся к машине.

Старшина с радистом возились с Осокиным. Оказывается езда под огнем не прошла даром, довольно крупный осколок впился рядовому в бок и сейчас мои бойцы пытались помочь раненому. Старшина как раз разрывал белую ткань, обнаруженную в багажнике отделения, и стал обматывать Осокина этим импровизированным бинтом.

Держа карабин наготове отслеживал обстановку вокруг, слушая бормотания старшины обследовавшего ранение Осокина. Не знаю, как он смог с такой раной доехать с нами сюда, но мы помочь ничем не могли, кроме как наложить повязку. Слишком много крови потерял Осокин. Через несколько минут, так и не приходя в сознание, он умер. Закрыв Осокину глаза, услышал всхлипывающие звуки сбоку. Повернувшись к радисту, закрывшему лицо ладонями, мягко сказал, положив руку на сотрясавшиеся в рыданиях плечо:

— Он умер, Саша. Его уже не вернешь. Но мы отомстим за него немцам. Ты слышишь, Саш? Отомстим! — мой голос по мере разговора все повышался и повышался.

— Немцы запомнят этот день на всю жизнь.

После чего повернувшись к стоящему рядом старшине, сказал:

— Пора ехать. Погоня может быть близко. Парня похороним позже. Кстати, как машина?

— Да что ей будет, железке! — махнул рукой старшина.

— Радиатор пробит. Я залепил его смолой обнаруженной в багажнике и долил из канистры с водой. Удивительно, но колеса целые, ни одно не пробито. Еще есть полная канистра с бензином. Эх, таких парней потеряли. Истомин, Осокин, а я ведь даже не знал, откуда они.

— Федя, пора ехать!

— Да, товарищ капитан, сейчас, — сказал старшина опустив голову, как будто прощался. Встряхнувшись, он сел за руль и спросил куда ехать.

Радист снова сел рядом с Осокиным. Крепко держа карабин, я показывал старшине, как выехать на заброшенную дорогу.

Теперь было понятно, почему дорога была заброшена. Видно ремонтировать разрушенный старенький деревянный мостик никто не стал. И дорога умерла. Обойдя молоденькую березу растущую прямо на дороге, подошел к обрыву и посмотрел вниз на небольшую речушку, несущую свои воды мимо нас.

— Не объехать, товарищ капитан, — сказал подошедший от вездехода старшина.

— У нас плавающая машина. Не забыл?

— Забыл, — кивнул старшина, — только у нас весь корпус в дырках, потонем ведь.

— Тут восемнадцать метров, успеем! Но это потом. У тебя смола осталась? Которой ты чуть не каждый километр радиатор чинишь?

— Да, товарищ капитан, осталась. Только не понимаю, зачем она была нужна немцам.

— Забей. Ладно, ты дыры заделай в корпусе, а мы с Молчуновым пока Осокина похороним. Лопата в багажнике?

— Да, товарищ капитан, сейчас дам.

Получив от старшины лопату, я стал выбирать место для могилы. Подошедший радист показал на небольшой склон у речушки с красивыми берегами.

— Осокину тут бы понравилось, товарищ капитан.

Кивнув в ответ, направился к понравившемуся месту. Лопата легко входила в мягкий песчаный грунт. И то, что поблизости не росло деревьев, сильно помогало нам.

Пыхтя, бойцы принесли тело Осокина. Накрыв его голову найденной старой курткой водителя, сказали несколько слов прощания. После чего бросив по горсти земли, стали по очереди засыпать могилу. Радист приготовил крест, сделанный им пока я копал яму. Похоронив, я разрядив карабин, и передергивая затвор, три раза нажал на спусковой крючок, отдавая дань уважения погибшему танкисту. После чего оставили одинокий холмик с крестом, на котором радист вырезал штык-ножом.

"Красноармеец Осокин, танкист, погиб смертью храбрых, при штурме села Высокое. 19.07.1941."

Речушка была маленькая, но удивительно глубокая, колеса потеряли сцепление с дном почти сразу же, как только въехали в воду. Посмотрев на дно машины, заметил прибывавшую воду. Хотя я бы не сказал, что она быстро прибывала. На середине речки двигатель стал работать с перебоями, и когда осталось меньше трех метров, окончательно заглох.

— Быстро покидаем машину, — крикнул я, вскакивая и перебираясь на капот.

М-да об устойчивости машины я и забыл. Поэтому с трудом удержав равновесие, прыгнул на берег, все-таки черпнув сапогами воду. Выбравшись, обернулся, и смотрел, как умные бойцы подгребли руками к берегу и спокойно выбрались на берег. Хмыкнув, сказал, что они молодцы. Прихватив из полузатонувшей машины то, что могло пригодиться, определившись по солнцу, направились к Днепру.

Услышав снова бурчание желудка, только выругался. Последний раз ели мы вчера, перед боем.

Вдруг я услышал шум справа по ходу нашего движения. Повернувшись к старшине, тоже прислушивающегося к звукам, приподнял бровь в недоумении. На радиста я даже не посмотрел, с контузией он плохо слышал, и поэтому тихие звуки, раздающиеся не вдалеке, просто не мог услышать.

— Плачет кто-то товарищ капитан, — тихо сказал старшина. Мне тоже так показалось, поэтому показав знаками, чтобы следовали за мной, направился в сторону источника шума. Обернувшись, улыбнулся – воины в походе. Старшина сжимает в руках мой штык-нож и держит в руках гранату. Радист, крепко держа черенок лопаты, следовал замыкающим, последняя граната была у него за пазухой. Отодвинув мешающую ветку в сторону, прислушался. Действительно плач. Определив по звуку направился в ту сторону, держа наготове карабин. Последние метры мы преодолели ползком, выглянув из-за дерева, я увидел двух девушек в нашей форме.

Внимательно осмотревшись, увидел и того, о ком они плакали. Лежал он боком и звания я его не видел, но то что командир – точно. Немногочисленные бинты, которыми он был перевязан, показывали о ранении, полученном этим командиром. Встав, еще раз осмотрелся, больше никого на полянке не было. Отдав карабин старшине, вышел на открытое пространство из-под деревьев, и был, наконец, замечен девушками.

— Ой, вы кто? — воскликнула одна из них, заметив меня.

Подойдя поближе, представился, глядя на лежащего полковника с петлицами летчика:

— Капитан Михайлов, бывший командир механизированной группы. Умер? — спросил я, кивнув на полковника.

— Да. Ой, не смотрите на нас!!! — тактично отвернувшись, все равно бойцы страхуют, терпеливо ждал, пока девушки не приведут себя в порядок. Дождавшись, когда они наконец закончат, спросил:

— Вы кто и как здесь оказались? А сначала представьтесь!

— Сержант Марьина, операционная медсестра двести шестого медсанбата.

— Рядовая Иванова, сестра-сиделка двести шестого медсанбата.

Рассказ их был не такой уж и долгий. Позвав бойцов, мы вместе стали слушать их злоключения.

Выяснилось, что этот район немцы захватили дней пять назад и стремительно двинулись дальше. Медсанбат был эвакуирован фактически полностью, остались только безнадежные. И как раз когда немцы ворвались в расположение медсанбата, там шла погрузка последних раненых. В общем, из-под огня смогли вырваться только две машины. Санитарный автобус, в котором и находились обе девушки и полуторка из автобата, присланная в помощь. Полуторка, дав газу, смогла оторваться от автобуса, не обращая внимания на сигналы. Автобус же довольно скоро встал, получив повреждение во время бегства. Водитель и два пожилых санитара находившихся с ними, вынесли раненых, и по очереди унесли вглубь леса. На пять человек у них было три винтовки и наган у военфельдшера, старшего машины, плюс пара вещмешков с продовольствием. У девушек оружия не было. К вечеру на них набрел этот полковник с ранением в плечо. В общем, они провели в лесу все это время.

Страшное началось вчера рано утром. Прибежал один из санитаров, следивший за дорогой и сказал, что только что на большой скорости пролетели три немецких грузовика полностью облепленных советскими бойцами. И что один из них на глазах санитара сорвался с машины и упал на дорогу, остальные даже не остановились. Когда санитар подбежал к неподвижно лежащему бойцу, первое что бросилось в глаза это невероятная худоба и вонь немытого тела. Перевернув тело, он понял, что боец мертв. После чего сразу же бросился бежать в лагерь. Военфельдшер приказал принести его в лагерь, что и сделали санитары. Через несколько часов приехали несколько грузовиков и остановившись примерно в том месте, где сорвался боец, начали выгружать солдат. Выстроившись в цепь, стали прочесывать лес. Военфельдшер приказал им уходить, оставшись с санитарами оборонять лагерь с ранеными. Полковник повел их в сторону фронта, чутко прислушивающиеся к перестрелке у лагеря, девушки поняли, когда наступила тишина, что все кончено. Перестрелка длилась всего пару минут.

— А что с полковником случилось?

— Остановка сердца. Похоже, у него были проблемы с сердцем.

— Ясно. У вас покушать есть? А то мы только что из плена сбежали, голодные, со вчерашнего дня ничего не ели.

— Нет, товарищ капитан, как стрельба началась, мы побежали и ничего с собой не взяли.

— Ну и ладно. Посмотрите что с моими бойцами. Нас, правда, врач уже осмотрел, но вы все-таки тоже посмотрите.

После быстрого медосмотра и похорон полковника, документов у него не было, и мы со слов девушек вырезали на деревце, под которым выкопали могилу.

"Полковник Иванцов 19.07.1941".

Через час мы отправились дальше уже бóльшим составом.

К полудню мы остановились на привал, радист из-за контузии стал совсем плох, и пока шли его с боков придерживали обе девушки.

Вдруг раздался топот бегущего человека. Встрепенувшись, я взял наизготовку карабин и прислушался.

— Товарищ капитан, там дорога, — крикнул подбежавший старшина, которого я отправил осмотреться.

— Оставайтесь здесь, мы скоро, — сказал я девушкам и радисту. Подхватив карабин, рванул вслед за старшиной, к обнаруженной дороге.

— Вот, товарищ капитан. Я посмотрел следы, грузовики недавно проезжали, — сказал старшина, отведя ветку в сторону для лучшего обзора. Вдруг послышался звук мотора.

— Если один будем брать. Приготовь гранату, кинешь по ходу движения.

— Понял, товарищ капитан. Сделаем, — ответил старшина, доставая из за пазухи гранату и отвинчивая колпачок.

Решение на захват пришло мне, как-то спонтанно, под давлением обстоятельств. Тут и оружие нужно и продовольствие. Через несколько секунд определил, что едет мотоцикл, по звуку вроде один. Напомнив старшине, что замедлитель на этой гранате девять секунд, посоветовал дергать за веревочку заранее. После чего подполз поближе к дороге. Через просветы между деревьев было видно движущуюся технику, с двумя седоками. Держа на прицеле пулеметчика в люльке, ждал разрыва гранаты.

— Хальт! — вдруг заорал один из немцев, видимо заметивший старшину. Мой выстрел заставил поникнуть голову пулеметчика. Тут грохнул разрыв гранаты, и передернув затвор, я послал пулю в грудь привставшего в седле второго немца. После чего перезарядив карабин, осторожно направился к мотоциклу, держа оружие наготове. Приблизившись шагов на двадцать к мотоциклу, произвел два прицельных выстрела в грудь каждого немца. После чего, махнув рукой настороженно наблюдавшему за мной старшине, и мы вместе подошли к мотоциклу. Оказывается, я мог и не стрелять в водителя, один из осколков разорвал его горло. То-то он привстал в седле, держась за горло.

Нашими трофеями стали два карабина, ТТ, без запасного магазина в кармане пулеметчика. Пулемет МГ-34 с двумя запасными лентами. Боеприпасы, четыре гранаты, и ранец одного из немцев набитый продовольствием. К сожалению, мотоцикл пришел в полную негодность, осколки разорвали покрышку переднего колеса и оставили несколько рваных дыр в бензобаке.

Прихватив трофеи, мы направились к нашей стоянке. Успокоив испуганных стрельбой девушек, и подхватив под руки радиста и распределив груз между всеми, быстро покинули это место. Марш бросок на пять километров полностью вымотал нас. После небольшого отдыха попросил девушек приготовить ужин из трофеев.

После ужина, состоящего из свежего хлеба и сала с луком, стало значительно лучше. Есть хотелось еще, но девчата не дали, став вдруг серьезными медиками. Сказали, что много есть после голодания опасно. На мое ворчание, что мы провели в плену меньше суток, они не обратили внимание. После ужина, Молчунову стало заметно лучше.

— Федя, проверь оружие, я пробегусь пока вокруг, — старшина, успевший уже натянуть трофейную разгрузку, кивнул, подтянув карабин радиста. Свой он уже проверил. ТТ я отдал сержанту Марьиной.

Отойдя от лагеря километра на полтора, ощутил свежесть, которую принес ветерок. Направившись навстречу ветерку, вышел на довольно широкую речку, метров так на сто пятьдесят. Подойдя к воде и положив рядом карабин, набрал горсть воды, после чего плеснул ее себе в лицо. Тщательно умывшись, я потянулся за карабином, и тут что-то привлекло мое внимание. Присмотревшись к кустам, растущим прямо из воды, понял что там, что-то скрыто. Подхватив оружие, я аккуратно раздвигая ветки, и убирая паутину, направился к заинтересовавшему меня месту. Обойдя кусты, растущие у берега, я обнаружил, что тут недавно кто-то проходил. Дойдя по следам до берега, увидел то, что скрывали маскирующие кусты.

Бронекатер, стоящий у самого берега завораживал своей красотой. Присмотревшись к артиллерийской башне стоявшей впереди, опознал в ней прототип башни танка Т-34. Хмыкнув, по доскам используемым как трап, поднялся на палубу катера.

— Есть кто живой? Выходи, свои!

Вдруг услышал, что где-то внизу заколотили чем-то железным, и раздались крики о помощи. Быстро нашел крышку люка, в которую кто-то долбил снизу. Откинув ломик, которым она была заклинена, открыл люк и отскочил в сторону, держа карабин наготове. Из люка сипло кашляя и матерясь, вылезли три моряка в тельняшках, с обмотанными какими-то тряпками лицами.

— Там еще двое, вылезти не могут, — хрипло выдохнул один из них, срывая повязку, лет под сорок пять с седыми усами. Подойдя к люку, увидел еще двоих лежащих внизу и не подающих признаков жизни. Закинув карабин за плечо, быстро спустился вниз. В нос сразу ударил запах выхлопных газов и бензина. Подхватив одного из матросов, подал его наверх. Чьи-то руки подхватили матроса и вытянули наверх. Подав последнего, вылез на палубу, и откашлявшись, спросил:

— Что здесь произошло?

— Вы кто? — хмуро спросил усатый.

— Капитан Михайлов, бывший командир танковой группы, — козырять не стал из-за отсутствия головного убора.

— Главстаршина… Михайлов. Боцман.

— Так что тут произошло?

— Никитин, сукин сын, матрос-рулевой, запер нас в машинном отсеке, когда мы ремонтировали дизель и пошел сдаваться к немцам. Кулак недобитый.

— Давно? — спросил я, посмотрев на часы.

— Да где-то минут сорок назад!

— Дизеля целы? Двигаться можете?

— Да, норма. В порядке.

— Я за своими, и к вам. Дождетесь?

— Дождемся, товарищ командир, — упоминание о командире натолкнуло меня спросить:

— А где ваш командир?

— Погиб. Утром, внезапно налетел мессер, и пулеметами… — главстаршина махнул рукой.

— И лейтенанта и полэкипажа, как корова языком слизнула.

— Ладно, потом дорасскажешь! Готовьтесь к выходу.

Сбоку закашлялись, посмотрев на одного из очнувшихся матросов, которого только что полили забортной водой, громко топая по трапу, побежал за своими.

До нашей стоянки было где-то километра полтора. И поэтому я немного заплутал, пропустив лагерь левее. Сориентировавшись, я все-таки попал куда надо. Отозвавшись на окрик старшины, подошел к стоянке. Окинув всех взглядом, сказал, прищурившись от солнечных лучей, падавших на лицо.

— Нашел наших, — посмотрев на спавшего радиста, добавил:

— Там у берега бронекатер стоит, нужно торопиться. Вот-вот подойдут немцы. Так что, бегом!

Быстро собравшись, и разбудив Молчунова, мы со всей возможной поспешностью направились к катеру.

— Вещи сюда складывайте, — показывал главстаршина, остальные матросы готовили катер к выходу.

— Товарищ капитан, матрос Газелин не отошел от отравления, надо бы посмотреть, — сказал боцман, кивнув на медработников.

— Сержант, — окликнул я Марьину, помогавшей спуститься внутрь катера Молчунову. Радист стал совсем плох, похоже до этого он держался на одной силе воли и, очутившись в более-менее спокойной обстановке, расклеился.

— Тут пострадавшего матроса надо посмотреть.

— Иду, — подав стоявшему внизу бойцу радиста, она, схватив одну на двоих с Ивановой санитарную сумку побежала на нос катера, где лежал пострадавший от угарного газа моряк. Другой матрос, хлопотавший около пострадавшего от отравления, оставив его на попечении Марьиной, бросился помогать остальному экипажу.

— Боцман!

— Да, товарищ капитан!

— Значит так, командование над катером я на себя не возьму. Я в вашей кухне плохо разбираюсь, командуй ты, а пока пристрой меня куда-нибудь. Вон хотя бы командиром орудия, я воевал на таком, пушку знаю.

— Хорошо, товарищ капитан. У нас как раз расчет побило вместе с командиром.

— Ладно, разберемся. Пойду осваивать орудие. Старшина, ко мне!

Вынырнувший из люка старшина вопросительно посмотрел на меня.

— Значит так, старшина, мы теперь расчет этого орудия. Принимай хозяйство.

Осмотрев пушку, никаких различий практически не нашли. Пушка оказалась той же ф-34, как и на моих обоих танках, тут даже шлемофоны были. Пока мы с Суриковым осматривали боевую башню, катер, потихоньку порыкивая двигателем, отошел от места стоянки.

— Рулевой, возьми левее, — скомандовал боцман не отрываясь от бинокля.

— Есть взять левее, — отозвался щупленький рулевой.

Откинув крышку башни, я сидя с интересом крутил головой, следя за оживленной возней матросов. Для чего нужна половина из проделанных ими работ, я не понимал. В это время мы на малом ходу вышли из протоки на большую воду Днепра.

— Справа большой катер, — крикнул матрос, находившийся на носу бронекатера.

— К бою, — громко скомандовал, боцман. Плюхнувшись на место наводчика, я захлопнул крышку люка и стал крутить штурвал наводки, направляя ствол орудия на цель, обнаруженную сигнальщиком. Выход на крупные волны Днепра дал мне оценить профессионализм наводчиков бронекатеров. Попасть в цель при пляшущем прицеле очень трудно. То вода в прицеле, то небо, и в этом промежутке иногда мелькала цель.

Через минуту я приноровился. На танках тоже приходилось стрелять на ходу, что ж мне и здесь сплоховать, что ли.

— Стрельба по готовности, — услышал я голос боцмана в наушниках шлемофона.

— Готов! — откликнулся я в ответ. — Суриков, осколочный!

— Готов осколочный! — ответил старшина после лязга затора.

— Огонь, — скомандовал боцман.

Чуть опущенное орудие смотрело в сторону уже начавшей разворачиваться посудины противника. Ветер, дувший им в корму, наконец развернул их знамя, укрепленное на небольшой мачте, что дало мне рассмотреть свастику. Поймав момент, когда наш катер замрет на мгновение, прежде чем опять качнуться в бок, произвел выстрел по катеру противника.

— Рядом легла, — услышал я боцмана.

— Давай еще!

Только после четвертого выстрела, я смог попасть в корму, улепетывающего от нас катера.

— Ах ты бисов сын! — вдруг в динамиках воскликнул боцман.

— Что там? — отозвался я, на матерную тираду боцмана.

— Никитин, су.а. Вот кто их сюда привел. Бейте их, товарищ капитан. Бейте.

— Суриков, осколочный!

— Готово! — после выстрела, услышал радостный вопль боцмана:

— А, молодцы, добили. Они хода лишились. Рулевой, поворот влево. Щас мы их бортовым залпом накроем, — дослушивал я, быстро крутя ручки поворота башни, поворачивая ее вслед за поворотом катера. По остановившемуся катеру, где суетились фигурки людей, ударила пулеметная башня ДШКМ-2Б, установленная на корме. Посмотрев на ее работу, спокойно откинув крышку люка, снова уселся на башне, с интересом глядя на приближающийся, полузатопленный большой катер. Пара матросов вооружившись моим трофейным МГ, держали на прицеле выживших немцев.

— О, смотрите и Никитин живой! — воскликнул из рубки, радостный боцман.

Немцев, после шквального огня двуствольного зенитного ДШК, выжило около десятка, плавающих сейчас вокруг посудины. Самого Никитина я опознал, по матросской куртке. Испуганно оглядываясь на нас, он держась за спасательный круг, судорожно греб к берегу.

— Сдавайтесь. Это, как его? А, хенде хох, — крикнул немцам боцман.

— Боцман, а они тебе нужны? — спросил я однофамильца.

— Да нет вообще-то. Информация разве что!

— Да на хрена они тогда нам сдались!!! Вон офицерик плавает, его и возьмем. Остальных в расход, — после чего достав трофейный карабин, я скомандовал:

— По немецко-фашистским захватчикам! А-агонь!

Матросы с трофейным пулеметом короткими очередями пересекли несколько плавающих голов рядом. Корма подбитого катера полностью ушла под воду. На поверхности остался только нос, за который держалось пара немцев, прося у нас пощады. Прицелившись в крайнего, я выстрелил ему в грудь, второй, тот офицер, смотревший на нас с круглыми от испуга глазами, ждал выстрела. Крикнув, чтобы плыл к нам, и пообещав, что я пальцем его не трону, стал ждать. Матросы подняли из воды мокрого немецкого лейтенанта, связав, оставили на палубе.

— Боцман. Этого, сам не хочешь снять? — кивнул я на Никитина, удалившегося от нас на сотню метров.

— Давай! — отдав ему свой карабин, с интересом, и комментариями, стал следить за отстрелом предателя.

— Мимо. О, почти рядом. Мазила, — дождавшись когда у боцмана кончатся патроны, дал ему запасную обойму.

— На полную. Может все-таки, поближе подойдем, уже сто пятьдесят метров, да и качка еще.

— Томилин. Давай малый вперед!

Жалеть предателя никто не стал. Подойдя к нему поближе, боцман почти в упор всадил в скулящего от страха подонка оставшиеся в карабине три пули.

— Бойцы, пленного на нос катера, — крикнул я матросам, стоящим рядом с пленным офицером. После чего последовал за ними, сказав боцману, что пока допрошу его.

— Ну что он рассказал? — спросил у меня боцман, вытирая лоб грязной тряпкой. Услышав за спиной шум сброшенного в воду тела, я спокойно сказал:

— Смоленск они взяли. Могилев еще держится, но не сегодня-завтра их вышибут. Как смотришь на то чтобы помочь? Да и наш берег еще не весь занят, хотя попытки переправиться были.

— До Смоленска идти часа три. До Могилева ближе. Горючки только полбака, до города хватит, а там встанем, и придем мы туда, когда стемнеет. Вечер же уже. Да и боеприпасов с гулькин нос.

— Старшина..!

— Главстаршина, товарищ капитан!

— Пусть так! — я согласно кивнул головой, продолжив:

— Идем в Могилев. По пути может чем прибарахлимся. Командуй.

— Товарищ капитан, но Могилев же глубоко в тылу у немцев!

— Главстаршина, там в окружении бьются три наши дивизии. Не знаю как ты, а я себе не прощу, если не помогу им. Понял?

— Да, товарищ капитан, понял.

— Нужно избавиться от раненых. Да не смотри ты так на меня. Я в переносном смысле. В Могилев же их не возьмешь. Ладно, идем на наш берег, только осторожно, а то еще наши подстрелят.

Встав на корме около зенитного пулемета, я смотрел на струю воды вырывающуюся из-под кормы нашего бронекатера. Слева была видна удаляющаяся спина мертвого немецкого офицера, плавающая в воде лицом вниз. Я выполнил свое обещание, даже пальцем его не тронул. За меня все сделал здоровенный матрос с симпатичной фамилией Красавчик. Когда он мне представился, я сперва подумал, что он надо мной издевается, однако, спросив боцмана, выяснил, что нет, действительно Красавчик Вадим Вячеславович, старший матрос.

— Товарищ капитан, на берегу видны машины, — услышал я крик боцмана.

— К бою.

От места боя мы успели отдалиться на пару сотню метров, когда боцман в морской бинокль узрел несколько грузовиков на берегу. Противоположный берег, к которому мы так стремились, скрывался вдали за небольшим туманом. Взяв у боцмана бинокль, я всмотрелся в грузовики, которые сразу определил как немецкие. Что-то в них мне сразу не понравилось. Всмотревшись, крикнул, не отрываясь от бинокля:

— Сержанта Марьину ко мне! — мой приказ сразу же предали по цепочке вовнутрь катера.

— Боцман, катер тормози!

— Томилин, стоп машина, — спокойно сказал боцман.

— Товарищ капитан, по ваше…

— Сержант, — прервал я ее. — Напомните мне рассказ вашего санитара, который видел грузовики набитые нашими солдатами.

— Он сказал, что видел три машины полные бойцов в советской форме.

— Три?

— Да, товарищ капитан. Он говорил три.

— Хм, хорошо. Вернитесь на свое место.

Слушая удаляющийся перестук каблуков, я смотрел на три грузовика накренившихся в разные стороны у самой кромки воды. Они стояли без колес и со снятыми тентами. Разбортированные колеса я обнаружил рядом.

— Похоже, что они использовали камеры для плотов. Жаль, противоположного берега не видим. Уверен, они лежат на берегу.

— Кто лежат, товарищ капитан?

— Плоты. Давай-ка ты потихонечку к берегу, хочу осмотреть машины. Сдается мне, что у крайней машины лежит человек.

Дождавшись пока боцман раздаст команды, сжато рассказал ему последние два дня наших приключений. Включив сюда и рассказ девушек.

— Так кто все-таки напал на лагерь, товарищ капитан? — с интересом спросил у меня боцман. Опустив бинокль и протерев заслезившиеся глаза, спокойно сказал:

— Не знаю, боцман. Свидетелей я еще не встречал.

Катер ткнулся носом к берегу, метрах в ста от машин. Он показался боцману нормальным для причаливания. Скинув сапоги, я с шумом обрушился в воду, держа карабин над головой. Следующим прыгнул в воду матрос Красавчик, с пулеметом Дегтярева наперевес. Внимательно осматривая ближайшие заросли, я направился к машинам, под прикрытием пушки, с сидящим на месте наводчика, оставшимся на катере Сурковым. Перешагнув покрышку, подошел к крайнему "Опелю". Я не ошибся, у заднего борта действительно лежал боец, и он умирал. Даже я понял, что жить ему осталось недолго, максимум пара минут. Быстро подойдя к нему и упав на колени громко, спросил:

— Боец. Ты меня слышишь?

С трудом сфокусировав на мне блуждающий взгляд, красноармеец, с хорошо различимыми следами треугольников на петлицах, что-то просипел:

— Что? — переспросил я его.

— ..о..ды.

— Красавчик, воды, живо!

Поднеся ко рту раненого в живот сержанта, бескозырку с водой, стал потихонечку вливать ее в открытый рот. Сделав несколько судорожных глотков, он в устало прикрыл глаза. Дрожь пробегающая по его телу, казалось усилилась. Да я знаю, что раненому в живот нельзя давать пить, но мне надо было его расспросить.

— Сержант, ты слышишь меня? — Повторил я свой вопрос.

— Да-а-а, слы-ышу-у-у.

— Кто вас освободил из лагеря? Кто напал на немцев?

— Демоны, это были демоны, — вдруг закричал раненный, после небольших судорог он застыл, его глаза, медленно стекленея, безразлично смотрели на небо. Вздохнув, я рукой провел по лицу, закрывая веки. В вороте гимнастерки была видна засаленная бечевка, потянув ее я вытащил на свет маленький деревянный крестик, и вздохнув убрал на место.

— Красавчик, что в машинах? — спросил я матроса с интересом заглядывающего в машины.

— Тут несколько убитых бойцов, товарищ капитан. И пулевые отверстия в бортах.

— Наверное налетели на какой-нибудь патруль или пост.

— А почему раненого оставили, товарищ капитан?

— Может сам не захотел. Или еще чего, не жилец он был. Ладно, возвращаемся.

Глядя на удалявшийся берег, слушал Суркова, рассказывающего о наших похождениях по тылам немцев.

— Может, там нет никого, товарищ капитан? — спросил меня боцман.

— Должны быть, продолжайте махать!

С остановившегося в ста метрах от берега катера мы внимательно смотрели на как будто вымерший берег. В метрах трехстах от нас были видны вытащенные и разобранные остатки плотов, и плотиков. Посмотрев на Красавчика, махавшего белым полотнищем, стал ждать ответных действий от берега. Вдруг в наступающей темноте, на фоне белого песка появилось две фигуры, и послышался голос, окликнувший нас:

— Эй, на катере, кто такие?

— Свои! — откликнулся боцман. Остальные матросы радостно его поддержали.

Я внимательно вглядывался в стоящих на берегу бойцов. Каски, плащ-палатки, винтовки в руках, обмотки. Все это указывало что встречающие нас бойцы, все-таки наши. Бронекатер ткнулся в дно не дойдя до берега метра три. Разбежавшись и оттолкнувшись, я взлетел в воздух, песок смягчил удар поверхности берега по ногам. Выпрямившись после прыжка, я быстрым шагом направился к стоящим бойцам. Лишь подойдя ближе, в одном из них опознал командира в звании младшего лейтенанта. Что-то в них было не так. Проанализировав, понял – они необстрелянные. Похоже, подошли свежие дивизии третьего эшелона.

— Лейтенант, представьтесь! — я говорил командирским голосом.

— Командир разведвзвода, младший лейтенант Гаврилов, — кинул руку к голове лейтенант. Мне ответить было нечем, фуражка осталась в танке, а шлемофон где-то на улице села. Поэтому представившись, я приказал:

— Отведите меня к командиру. И позаботьтесь о раненых на катере.

Отдав несколько приказов стоящему рядом бойцу, лейтенант повел меня в расположение своего полка. С трудом поднявшись по песчаному осыпающемуся склону, мы направились к видневшейся рядом темной массе – ночь вступила в свои права и было плохо видно. Пройдя мимо часовых, спустились в небольшой блиндаж, расположенный рядом с мелкокалиберной зениткой 61к, накрытой масксетью. Сдав по просьбе дежурного оружие, и спустившись по свежевырытым ступенькам, я вслед за лейтенантом попал в довольно большой блиндаж с двумя накатами. Осмотревшись в свете керосинки, опознал в ужинающем майоре командира полка. Да и лейтенант подтвердил это, подойдя к майору, он сказал:

— Товарищ майор, часовыми обнаружен советский катер, подошедший к нашему берегу, — и наклонившись к уху, что-то зашептал ему. Пока они переговаривались, быстро осмотрелся. В блиндаже присутствовало восемь человек, связисты, командиры и политработник, в звании политрука. Спокойно отойдя от входной двери, подошел к майору. Вытянувшись, сказал:

— Капитан Михайлов, личный порученец генерала армии Жукова.

Судя по вытянувшимся лицам майора и других командиров, такого, от неизвестного оборванного капитана, они не ожидали.

— Майор Гаранин, командир сто четвертого стрелкового полка, восьмой дивизии, — озадаченно представился майор. Вслед за ним представились остальные.

— Политрук Волгин, исполняющий обязанности замполита полка.

— Капитан Романов, начальник штаба.

— Старший лейтенант Карасев, командир второго батальона.

— Лейтенант Сусанин, командир взвода связи, — представился последним щупленький лейтенант, с очками на покрытом веснушками лице.

— Товарищ капитан, а что с вами случилось?

Удивление майора было понятно, порученцы в таком виде не ходили. Комбинезон я скинул еще пред встречей с девушками, и хождение в форме по лесу не способствовало его виду, так как оно и так было не в лучшем состоянии.

Назваться порученцем генерала меня заставило ощущение, что если на них не надавить, то ничего я не добьюсь. Поэтому, сделав властное лицо и уверенно окинув взглядом помещение блиндажа. Я присел за стол, сколоченный из досок, и сказал, повернувшись к начштабу:

— Бумагу и карандаш, капитан, — взяв протянутый листок и новенький химический карандаш, стал составлять донесение. Но тут вышел из оцепенения молчащий политрук, и спросил, вкрадчивым голосом:

— Товарищ капитан, а можно ваши документы посмотреть?

Бросив на него жесткий взгляд, я сказал, тяжело роняя слова:

— У меня их нет, политрук. Выполняя задание Георгия Константиновича, я попал в окружение в районе Борисова…

Судя по виду политработника он уже представлял у себя на груди новенький орден за пойманного шпиона.

В это время дверца входа отворилась, и в блиндаж вошел командир, с малиновыми петлицами. Стряхнув снятую фуражку, он повернулся к нам. Понятно, особист. Судя по лейтенантским кубрикам, сержант госбезопасности.

— О, у нас гости?

Что-то знакомое было в этом особисте. Быстро прокрутив память Шведа, я узнал в нем Андрея Серебровского, сына белого генерала, также немецкого диверсанта. Глядя на него, я прокручивал в голове свои действия. Андрей в это время, с улыбкой окинув взглядом помещение, подошел к майору, и сев рядом, с интересом посмотрел на меня.

— Привет, — кивнул я ему, и добавил:

— Давно не виделись. Товарищ майор, мы тут с лейтенантом пошепчемся. Не возражаете?

— Нет, не возражаю! — похоже, связываться с всесильным НКВД майор побоялся. Остальные тоже промолчали. Мы с Андреем вышли из блиндажа и отойдя на сотню метров тихо заговорили:

— Каким ветром тебя занесло сюда, Вацлав?

— Попутным, Андрей, попутным, — мы говорили очень тихо, стоя близко друг к другу, чтобы никто не услышал.

Пришлось немало потрудиться головой, чтобы объясниться с Серебровским. Он легко съел информацию, что я иду в виде пятой колонны на Могилев, помогать немецким дивизиям, захватить город. И также мне легко удалось договориться о подтверждении им моего статуса порученца Жукова, якобы мы встречались раньше в штабе фронта. Вернувшись в блиндаж, Андрей веско сказал свое слово о том, что я действительно порученец генерала, и более геройского командира ему встречать еще не приходилось. После Серебровского взял слово я. Сначала сообщил о тяжелом положении окруженных в Могилеве советских дивизий. После чего, объяснив присутствующим командирам о том, что мой катер идет в город, попросил помочь некоторыми необходимыми окруженным дивизиям боеприпасами, продовольствием, медикаментами и прочим имуществом, выложив полный список перед майором.

…

— Осторожно грузи. Да тихо ты, — слышался громкий шепот боцмана, когда таскавшие ящики бойцы, гремели чем-нибудь тяжелым. Подойдя к орудийной башне, я заглянул внутрь, и спросил у Суркова, хорошо видного из-за света включенных плафонов внутреннего освещения башни:

— Сколько снарядов загрузили на катер, старшина?

— Два полных БК – один в трюме, другим дополняю использованный боезапас, товарищ капитан.

— Хорошо, работай.

Подойдя к тихо матерящемуся боцману, сказал:

— Через десять минут отходим. Готовьтесь.

— Да нас так нагрузили, товарищ капитан, что мы днищем будем везде дно цеплять.

— Не ворчи, боцман, а готовься.

— Хорошо, товарищ капитан.

Сбежав по сделанным саперами мостикам на берег, я подошел к группе командиров, тихо переговаривающихся между собой. Отведя в сторону Андрея, спросил его:

— Плоты эти, откуда они?

— А, тут переправилась группа бойцов, бежавших из лагеря, так это их плоты.

— Где они?

— Да по законам военного времени, за сдачу врагу в плен, поставили к стенке. Хе-хе, сам командовал расстрельной командой.

Сжав крепко челюсти, я тихо спросил, стараясь, чтобы мой голос звучал естественно:

— Всех расстреляли?

— Почти всех. Как ни возражал майор, я быстро подвел всех под измену.

— Почти всех? Кто-то выжил?

— Нет, никто не выжил. Нескольких не успели расстрелять, сами сдохли. А чего это ты так ими заинтересовался?

— Надо было выяснить, как они сбежали из плена, — ответил я честно. И, попрощавшись с ним, я по мосткам взбежал на катер.

— Отходим, — скомандовал я.

С трудом сдвинув с места тяжело нагруженный катер, мы отошли от берега, и, набирая скорость, пошли в сторону Могилева. Все-таки склады полка, мы подчистили изрядно. Обойдя стоящие на корме бочки с горючим, подошел к зенитке, и, наблюдая за удалявшимся берегом, думал: воспользуется ли политрук запиской, сунутой мной незаметно ему в руку…

Незаметно пройдя мимо деревушек, находящихся на берегу Днепра, мы шли дальше. Как утверждал главстаршина, он знает местные воды, как свои пять пальцев, и с завязанными глазами может пройти в любом месте реки. В три часа ночи, в стороне Могилева стало заметно зарево пожаров, еще через полчаса мы услышали орудийную перестрелку.

— Полный назад, — вдруг закричал боцман, крутя штурвал, и добавил:

— К бою. Впереди понтонная переправа.

Вскочив на башню, я скользнул на свое место и, шлепнув по шлемофону спавшего Сурикова, крикнул, присоединяя штекер разъема:

— К бою. Осколочный!

— Готово, товарищ капитан, — услышал я после характерного лязга казенника.

Выверив прицел, я нажал на педаль пуска. Грузовик, выезжавший на берег с наведенной переправы, стал моей целью. Следующим попаданием подбил машину, которая только что въехала на понтон. После этого на пределе скорострельности пушки стал быстро расстреливать машины и бронетранспортеры по всей переправе, надеясь, что в одной из машин будут боеприпасы, детонация которых вызовет повреждение пролета и позволит нам прорваться дальше. Мне повезло на четвертом транспорте. После детонации боеприпасов, освещаемый горящими на понтонах машинами, катер стал разгоняться, чтобы прорваться дальше между повреждёнными соединениями понтонов. Целый кусок наплавного моста стал отходить в сторону, открывая уже широкую брешь. Развернув башню, я успел еще не прицельно послать десяток снарядов по скопившейся на берегу немецкой технике, вызвав и там пожары. Но немцы – вояки крепкие, и все усиливающие хлопки пуль по катеру вызвали возгорание одной из бочек с горючим, предоставив немцам шанс сквитаться с нами. Похоже, что никакого серьезного вооружения у немцев на берегу не было, и, кроме пары пулеметов, по нам никто не стрелял, хотя освещаемый горящей бочкой, катер представлял прекрасную мишень. Высунув голову из башни, я осмотрелся. Вдруг мое внимание привлекла фигура матроса, скользнувшего к горящей бочке. В матросе я узнал Красавчика. Тот подбежал к горящей бочке и, ухватив ее голыми руками с хэканьем зашвырнул ее за борт. Выскочив из башни, я помог ему потушить одежду и погасить открытое пламя разлившегося горючего на палубе. Отпустив рукоятку брандспойта, я устало вытер вспотевший лоб, и спросил Красавчика:

— Не обжегся, герой?

— Немного, товарищ капитан.

— Иди вниз, пусть тебя посмотрят.

— Хорошо, товарищ капитан! — проводив взглядом матроса, я оперся плечом о стволы зенитки. И тут же с матом отскочил в сторону – оказывается зенитка тоже вела огонь по противнику, что я в бою, сидя в своей башне не расслышал. Проверил другие емкости на предмет повреждений, проще говоря, не пробиты ли они пулями, и не протекает ли горючее. Нашёл еще две дырки и приказал пробегавшему мимо матросу принести затычки, пока заткнув их пальцами. Закончив, вернулся к башне, поговорив со старшиной, пополняющим боезапас, отправился на мостик к боцману.

— Скоро уже? — спросил я его, подойдя вплотную.

— Через час будем, товарищ капитан. Журов, что там? — Крикнул боцман стоящему на носу сигнальщику, который внимательно всматривался в темень по курсу катера.

— Чисто, товарищ главстаршина. Ни топляков, ни мусора.

— Хорошо, смотри внимательно!

— Понял, товарищ главстаршина.

Дослушав, я сказал:

— Нужно будет как-то определиться, где наши, где немцы. Ты знаешь, где там причалы?

— Конечно знаю, товарищ капитан! Столько лет туда на своем буксире ходил.

— Хорошо. Подойдем тихой сапой и выясним, кто где. Ясно?

— Да ясно, товарищ капитан! Город уже видно!

Достав из специального ящика бинокль, я стал всматриваться в приближающиеся предместья Могилева.

— Там, где горит то пятиэтажное здание – немцы, дальше пока не вижу, пожары слепят. Возьми правее, а не то нас пламя осветит.

Снова приложив к глазам бинокль, я смотрел на развалины города.

— Боцман, мне кажется, или вон там что-то похожее на пристань?

— Да товарищ капитан, это действительно пристань речного вокзала, там речные трамвайчики швартуются.

— И похоже на ней никого нет! Подойди туда и высади меня!

— Хорошо, товарищ капитан, приготовьтесь!

Несмотря на то, что в принципе было достаточно светло, чтобы нас рассмотреть, мы были как невидимки – похоже, этому способствовала отличная маскировка катера. Со стороны мы были похожи на огромный плавучий куст. Оттолкнувшись от палубы катера, я запрыгнул на берег. Держа карабин наготове, медленно перебирая ногами, настороженно двинулся в сторону ближайших развалин. С собой я решил никого не брать из-за малого количества экипажа, и потому в одиночку шел по разрушенному городу в сторону ближайшей перестрелки.

Как меня взяли, я честно говоря, прощелкал. Шуршание справа, и удар в затылок, когда я развернулся на звук. То, что меня взяли спецы, я не сомневался, и когда сознание пришло в норму, стал вслушиваться в разговор стоящих рядом людей:

— Ты где его взял Генрих? — разговор шел на немецком, что меня честно говоря не удивило, и не больно-то расстроило.

— В развалинах магазина, герр лейтенант. Шел в сторону, обороняющихся русских частей справа от нас. Вооружен нашим карабином, похоже трофей, герр лейтенант.

— Вот как? Хорошо. Проверьте, не очнулся ли он!

Сильный удар носком под ребра, вывел меня из себя и я заорал на немецком, не глядя на немцев:

— Какая сволочь, это сделала! — открыв глаза, сердито посмотрел на стоящего рядом громилу фельдфебеля.

— Что тут происходит? — добавил я, играя роль немецкого диверсанта. Встав на ноги, и потирая ушибленный бок, я посмотрел на стоящего рядом лейтенанта пехотинца.

— В чем дело лейтенант? Почему вы мешаете операции Абвера?

— Извините вы кто?

— Лейтенант Швед, полк "Бранденбург". Это что-нибудь вам говорит?

— Да, лейтенант, говорит. Я сейчас свяжусь со своим начальством и мы выясним, кто вы.

— Лейтенант, связывайтесь быстрее. За срыв операции разработанной самим… — я поднял глаза в потолок разрушенного дома, и добавил, — ответите головой.

Проследив за моим взглядом, лейтенант опустил глаза от потолка и задумался. Я осмотрелся, в большой комнате, стоял стол с картами и мягкий диван на который я тут же плюхнулся с интересом наблюдая за мимикой офицера. Повернувшись к телефонисту, лейтенант сказал:

— Свяжись с капитаном Грейсом, — после чего развернув голову в мою сторону, извиняюще сказал мне:

— Я должен сообщить начальнику разведки полка! — после чего спросил у зачуханного связиста:

— Что там?

— Связи нет, герр лейтенант. Обрыв на линии!

— Так исправь немедленно!!! — выскочивший из здания связист прихватив двух пехотинцев, скрылся в ночи. Повернувшийся в мою сторону, офицер открыл было рот, но его отвлекла ругань, как на немецком, так и на русском. В комнату, где мы находились, ввалилась целая толпа немецких солдат, окружив кого-то, кого я не смог разглядеть под телами солдат. Вдруг с матом они разлетелись в разные стороны, и моему взору предстал командир Красной Армии в звании майора-артиллериста. Глядя на этого здоровяка с легкостью раскидавшего немцев и с рычанием пнувшего подвернувшегося под удар пехотинца, он вдруг заметил меня вольготно развалившегося на диване.

— Гнида! Немцем продался? — заорал он с пеной у рта, бешено вращая глазами. С легкостью вскочив с диванчика, я отряхнул свою форму и не спеша направился к майору, небрежно улыбаясь.

— Я что, по-твоему, должен воевать за коммуняк? Хрен вам, хватит, попили нашей кровушки!

Пока я говорил взбешенному майору, двигался к нему. Пройдя мимо улыбающегося лейтенанта, который похоже русский знал, и схватив со стола МП, давно присмотренный для подобного случая, открыл огонь. В комнате было десять человек, сам офицер, фельдфебель и восемь солдат которые привели связанного майора. Стегнув экономной очередью по встающим солдатам, двумя короткими очередями по три патрона дал по командирам немцев, после чего до конца магазина бил по солдатам. Отстегнув пустой магазин, я вытащил у лейтенанта три полных, одним из них перезарядил автомат, остальные сунул за голенища сапог.

— Меня развяжи! — вдруг сказал с интересом следящий за мной майор.

— А где "пожалуйста"? — спросил я, разрезая стягивающие его веревки трофейным кинжалом. Взяв пистолет лейтенанта, пробежался по комнате, добивая немцев. Майор в это время, вооружившись подобранным автоматом фельдфебеля, спросил:

— Ты кто?

— А тебе не все равно? Свой я, свой! Пробирался к нашим окруженным дивизиям, но попался немцам. Так что твое появление для меня было спасением.

— Подожди, так ты что – не из городских бойцов. Пришел от наших? В город прорвался?

В это время мы осторожно пробирались по груде кирпичей разбитого бомбежкой жилого дома, и его громкий шепот мог привлечь к нам ненужное внимание. Поэтому я тихо попросил его замолчать:

— Слушай, майор, все потом, лады?

— Хорошо!

— Блин, и где здесь наши? Всюду стреляют, не разберешься! Товарищ майор, может все-таки выведите меня к нашим частям?

— Давай, следуй за мной!

…

Стукнувшись головой о низкую балку, так я и вошел громко в подвал, где находился штаб 172-й стрелковой дивизии:

— Сразу видно – наш, — восхищенно сказал кто-то. Закончив чесать место ушиба, я повернулся на голос. В это же время почувствовал, что меня освобождают от оружия. Говорил седоусый полковник, стоящий у стола, заваленного картами. Майор, мой попутчик тут же положил перед ним карту, захваченную мной у немцев. В это время из-за занавески вышел генерал с красными от недосыпа глазами. Увидев его, я, вытянувшись, представился:

— Товарищ генерал-майор, по приказу штаба фронта доставил в обороняющийся город Могилев боеприпасы и продовольствие. Командир танкового батальона капитан Михайлов.

— И как же ты их доставил, на спине принес?

— Нет, товарищ генерал-майор, на бронекатере доставили. Он пришвартован в районе речного вокзала и замаскирован.

— Андрей Васильевич, проверьте! — сказал Романов, полковнику. То, что это генерал Романов, я понял сразу, узнал его по фотографии которую видел в газете. Посмотрев на полковника, сказал:

— У экипажа катера приказ – в случае обнаружения, огонь на поражение и отход от берега.

— Есть пароль? — спросил у меня полковник. Кивнув, я назвал его. После чего несколько командиров вышло из-подвала. Повернувшись к генералу, изучавшего трофейную карту, сказал:

— Товарищ генерал, разрешите поговорить с вами наедине! Один на один!

Обернувшийся ко мне генерал, несколько секунд изучал меня. После чего кивнув на занавеску, из-за которой вышел, продолжил ознакомление с картой. Зайдя в следующее помещение, вход которого был закрыт плащ-палаткой, я понял, что попал в личные апартаменты генерала. Присев за стол на кривоногий табурет, стал ждать. Шуршание у входа привлекло мое внимание. Повернувшись к входившему в комнату генералу, я сразу же вскочил на ноги.

— Ну и о чем вы, капитан, хотели со мной поговорить?

— Знаете, товарищ генерал, ваш прорыв через шесть дней ни к чему не приведет. Вы попадете в плен.

— Что это значит? Вы кто?

— Вы верите в перемещение из будущего в прошлое?

На несколько секунд генерал задумался. Он на самом деле оказался гением, и не только тактики и стратегии, поэтому его вопрос прозвучал достаточно быстро:

— Ты из будущего?

— Да! Две тысячи одиннадцатый год!

— Хм. Не верю я тебе, нет, не верю!

— Верю, не верю. Спросили бы что-то действительно важное.

— Мы победим?

— Да, в мае сорок пятого! Сорок первый и сорок второй, это время громких поражений Красной Армии и побед Вермахта. Воевать мы еще не умеем. К сорок третьему научимся.

— Хорошая новость. Много народу погибнет?

— По последним данным, около тридцати миллионов человек.

— Много, очень много, — покачал головой генерал, и серьезно посмотрев на меня, повторил вопрос:

— Так, кто же все-таки ты?

— Солнцев Михаил Геннадьевич, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года рождения. Студент. Не знаю как, но я оказался в этом теле, — похлопал я себя по груди.

Мой рассказ длился до самого рассвета, генерал с полковником слушали очень внимательно. Когда я начал говорить, Романов попросил меня остановиться и, выйдя за занавеску, вернулся вместе с седоусым полковником, оказавшимся заместителем командира дивизии. Я так думаю, он его позвал, как свидетеля, на всякий случай. Мне пришлось повторить все, что я сказал генералу, однако, полковник мне не поверил, хотя и дальше слушал, правда, с недоверчивым выражением лица. Рассказ про подход немцев к окраинам Москвы и окружение Ленинграда был воспринят, как плохая шутка. Закончив свое повествование на взятии рейхстага, я остановился, и замолчал.

— Значит, Гитлер отравился, а его приспешники скажут, что он застрелился?

— Так точно, товарищ генерал-майор!

— Почему вы обращаетесь к товарищу генералу, по старорежимному, капитан? — подозрительно спросил меня полковник.

— В начале сорок третьего введут погоны и старорежимные выражения. Командиров будут называть офицерами, а бойцов – солдатами. Ну что мне еще сделать, чтобы вы мне поверили?

— Ты, капитан, сам подумай, ну как такому верить? Это же нелепо!!!

— Все, что мог, я сказал и сделал. Дальше вы сами поймете, что я прав! А сейчас мне пора возвращаться на катер! — но меня остановил полковник:

— Подожди, капитан. Нет твоего катера. Ушел он, раненых забрал и ушел.

— Ясно. На катере старшина остался, боец мой.

— Не остался, как только узнал, что катер с ранеными уйдет без тебя, так сошел на берег. Сейчас у особиста, про тебя рассказывает. Больно уж это странно, что в окруженный город вы смогли прорваться.

— Я надеюсь, ничего с ним не случится, товарищ генерал?

— Даю слово, капитан!

— Хорошо. Я посплю, если вы позволите, вторые сутки на ногах.

Мне досталась койка полковника, тот сразу вышел, как только мы закончили разговор. Но генерал не уходил. Внимательно следя, как я, скинув форму, укладываюсь на лежак, спросил:

— Как страна переживет войну?

— Плохо. Пока страна не перейдет на мирные рельсы, будет все – и голод, и бедность!

— Главное пережить эту войну. Ладно, ты спи… хм, попаданец!

Выходя из помещения, генерал обернулся и спросил:

— Значит, Киев возьмут в сентябре, и в окружение попадет более шестисот тысяч наших бойцов и командиров?

— Да!

Генерал не переспрашивал, он, как мне кажется, запоминал. Кивнув, он резко откинул занавеску и вышел из комнаты.

Как всегда, я проснулся не сам, меня разбудили. Честно говоря, незнакомому бойцу с трудом удалось это сделать.

— Товарищ капитан! Товарищ капитан, вас зовут. Товарищ капитан!

Наконец сообразив, что это не глюки, и меня действительно будят, я, открыв глаза, сладко зевнул.

— Ну, товарищ капитан!

— Боец, завянь! Лучше принеси мне воды умыться!

— Не могу, товарищ капитан, немцы днем внезапно атаковали и отрезали нас от реки. Нет воды, товарищ капитан, вот есть влажное полотенце.

— Давай.

Закончив приводить себя в порядок, я оделся, вышел из комнаты и подошел к полковнику, генерала видно не было.

— Товарищ полковник, капитан Михай…

— Оставим пока устав, капитан. Ты ведь танкист? Тут твой старшина такие сказки рассказывал про ваши похождения.

— Какие? Атака МТС или попытка освобождения лагеря военнопленных?

— И про колонну наших пленных тоже. Ладно, сейчас не об этом! Наша разведка приволокла немецкого полковника с такими бумагами, что их немедленно надо доставить в штаб фронта. Единственный шанс прорваться, это воспользоваться трофейным немецким танком. Вы ведь немецкий язык знаете в совершенстве?

— Так точно, — сказал я, на что полковник поморщился.

— В общем, берешь своего старшину, бойца из разведвзвода, и уходите из города, трофейную форму получишь у старшины Филлипова из нашей дивизионной разведки. Сейчас с тобой генерал поговорит, жди.

Зайдя вслед за разбудившим меня бойцом в соседнее помещение, где пахло кашей, я обнаружил Суркова, с аппетитом уплетающего кашу. Увидев меня старшина, вскочив на ноги, радостно сказал:

— Здравствуйте товарищ капитан, вот тут я…, я вот… — и смущенно умолк. Я с изумлением понял, что старшина готов расплакаться.

— Да, старшина, жаль Молчунова нет, тогда бы был полный экипаж.

Обнявшись, мы сели на лавку и получив свою миску, я стал слушать старшину, рассказывающего, что было после моего ухода.

— Товарищ капитан, вас товарищ генерал-майор вызывает! — сказал мне незнакомый сержант. Вскочив и оправив гимнастерку, я вышел вслед за ним в помещение, где находился штаб дивизии.

— Товарищ генерал…!

— Капитан, подойдите сюда! — оборвал меня генерал, склонившись над картой, хмуря лоб он о чем-то думал. По штабу туда-сюда шныряли бойцы и командиры, выносящие вещи. Похоже, что штаб переезжал в другое место. Подойдя к столу и поздоровавшись с командирами, я тоже склонился над картой.

— Несмеянов уже рассказал тебе суть задания?

Наверное Несмеянов – это полковник, как-то не было возможности выяснить это. Поэтому я и ответил нейтрально:

— Товарищ полковник мне все объяснил, товарищ генерал-майор!

— У тебя осталось меньше часа, чтобы вырваться из города. Через некоторое время наша часть начнет наступление на вот этом направлении. В суматохе может получиться выехать без особых проблем. И запомни, капитан. Эти документы должны быть доставлены в штаб фронта. Я могу на тебя положиться?

— Да, товарищ генерал-майор! Можете!

Меня не оставляло чувство какой-то нереальности. Странно все же что именно меня выставляли из города. И это после такой инфы, что я на него скинул. Очень странно. Обдумывая это, я направлялся вместе со старшиной к разведчикам за новой формой, и техникой. При дележе формы, мне досталась фельдфебеля-танкиста, которая была моей комплекции. Критически осмотрев нас, старшина Филиппов, оказавшийся вопреки фамилии чистокровным казахом, сказал:

— Непохожи. Ой, непохожи!

— Ты еще "ой, халтура" скажи. Пародист, блин, — хмыкнул я.

— Товарищ капитан, к вам у меня претензий нет, даже пистолет правильно повесили, на животе. Но старшина-то, ну куда он штык нож повесил? Не так, дай-ка… вот…так как-то.

— Филиппов, тебе не кажется странным, что механик-водитель будет в форме пехотинца.

— А он что в бою из танка вылезать будет?

— М-да, уел! Ладно, пусть будет. Другой формы точно нет?

— Танкиста, только та, что на вас. А пехотинцев, целыми достались только два комплекта.

— Товарищ капитан, вас вызывают к товарищу генералу, — окликнул меня младший лейтенант с повязкой дежурного на рукаве.

Оправляя трофейную форму на животе, чтобы пакет не выпирал, я вместе с Сурковым двигались вслед за старшиной Филипповым, осторожно пробиравшимся между развалин зданий. Хоть здесь и был тыл дивизии, но и тут можно было схлопотать пулю от немецких снайперов. Как их горько называли наши бойцы, "охотники за головами". Зайдя в большой двор и пройдя арку, мы вышли к небольшому домику стоящего как-то особняком. Филиппов, вытянув руку, показал нам на что-то:

— Вон ваша техника и боец, который с вами едет!

Присмотревшись, мы одновременно повернулись к Филиппову, и сказали:

— Ты где здесь танк видишь?

— И эта танкетка – танк?

Но старшина Филиппов махнул рукой, и ответил:

— При захвате этого "не танка", семь наших парней полегло.

Мы смутились действительно предлагают исправную машину, а мы рожи кривим. Смущенно хмыкнув, я извинился.

— Ладно, Сурков проверь технику, а я пока с пополнением познакомлюсь!

— Хорошо, товарищ капитан!

Поднырнув под маскировочную сеть, Сурков на ходу поздоровавшись с новичком, нырнул в трофейный легкий танк Т-II, стоявший в плотную к стене. Снова поправив складку на животе, стараясь, чтобы пакет с документами не выпирал, я подошел к бойцу. Похоже, мои тело движения не укрылись от него, и бросив мельком взгляд на мой живот, он вытянувшись представился:

— Красноармеец Суворов, по приказу майора Василевского назначен к вам в экипаж заряжающим.

Скептически осмотрев его, я спросил:

— Боец, ты хоть снаряд в руках держал?

— Товарищ капитан, я служил в противотанковом дивизионе, заряжающим!

Боец честно смотрел мне в глаза, и внаглую врал. Судя по его чистым рукам, самое тяжелое, что он держал это карандаш или стопку бумаги. Взгляд, которым он прошелся по мне, и удаляющемуся старшине Филиппову, тоже доверия не внушал. Это были глаза сторожевого пса. Неужели они меня за лоха держат, и я не пойму кто это такой? Все-таки я был о генерале более высокого мнения или это инициатива полковника? Ладно, потом узнаю. Повернувшись к вылезшему из танка Суркову, спросил:

— Ну что Федя далеко мы на нем уедем?

— Далеко-недалеко, но за город точно!

— Докладывай точнее!

— Горючего полбака, на сто километров хватит, боезапас четыре полных обоймы с половиной. Четыре ленты к пулемету и есть запасные, не снаряженные.

— Хорошо, через семь минут начало, — сказал я, посмотрев на наручные часы, подарок генерала, после чего добавил, первым двинувшись к танку:

— В машину.

Забравшись через боковой люк в танк, взял протянутые Сурковым наушники, надел их и, проверив, велел изучить танк, пока было время. Покрутив штурвал поворота башни, и осмотрев прицел пушки, повернулся к заряжающему, с чем-то возившемуся.

— Боец, что у тебя там? — наконец не выдержал я.

— Ленты перекладываю, товарищ капитан! Неудобно лежат.

— Ясно. Сурков заводи, сейчас начнется. А, вон и проводник бежит!

Взобравшийся на танк боец, в пропыленном обмундировании отдав честь, представился:

— Сержант Потапов, прислан к вам командиром разведроты, чтобы помочь с ориентированием по городу.

Задать ему вопрос помешала небольшая канонада, начавшаяся рядом с нами. Показав бойцу рукой, чтобы держался крепче, и приказав Суркову двигаться вперед, я снял с головы заряжающего наушники и надел их на голову Потапову.

— Так лучше? — спросил я его в микрофон. Громкий вопль согласия заставил меня поморщиться, танк вильнуть в сторону, а старшину разразится таким отборным матом, что боец покраснел как спелый помидор.

— Говори тихо, боец, тебя все прекрасно слышат!

— Хорошо, товарищ капитан! Вот тут налево вокруг того дома и мимо сгоревшей полуторки, выйдете к красному трехэтажному дому, там наши. Вот, а за ним начинается площадь, там на противоположной стороне немцы, и у них много противотанковых пушек. Они вас там быстро сожгут, поэтому мы туда не поедем…

— Боец, так какого хр…а ты нам об этом рассказывал!!! — опередил меня на мгновение старшина.

— Чтобы вы товарищи были в курсе происходящего в городе. Вот тут опять налево. Дальше прямо.

— Так, юморист, показывай точно и без воплей, куда ехать. Понял, боец?

— Да, товарищ капитан, понял! Вон где подбитый "мессер" лежит, направо. Так, ага… влево, тут прямо, ага-ага этот сгоревший танк лучше объехать справа, левая сторона заминирована. Все, товарищ капитан, дальше немцы, там уже сами.

— Понял, не впервой! Спасибо боец, возвращайся к своим.

— Хорошо, товарищ капитан, я побежал!

Забрав наушники и проследив как боец метнулся в дом, откуда нас с подозрением разглядывали красноармейцы и командиры, велел Суркову двигаться дальше. Бойцы засевшие в доме открыли бешеную стрельбу в сторону противника и я приказал дать газу. Пролетев по небольшому проулку и объехав перевернутую санитарную полуторку с лежащими вокруг телами мертвых бойцов, которых никто не удосужился убрать, я, следуя рассказу Потапова приказал повернуть направо объехав полевую кухню около которой скопилось около взвода немецких солдат, мы рванули дальше.

— Товарищ капитан, — умоляюще посмотрел на меня заряжающий, рассматривающий в перископы немцев.

— Дыши спокойно, боец, мне тоже хочется перестрелять эту падаль, но я же терплю и ты терпи, сожми челюсти и терпи. Так, старшина?

— Да, товарищ капитан, так и хочется их снова на гусеницы намотать, но задание превыше всего. Так, товарищ капитан? Ах ты бисов сын, куда лезешь! — обругал старшина нерасторопного водителя грузовика, выскочившего из-за угла дома, чудом увернувшись от лобового столкновения, мы помчались дальше под удивленными взглядами немцев, мол почему это боеспособная техника уезжает от передовой.

— Старшина, впереди патруль и шлагбаум, языки я им вряд ли сумею заговорить, так что гони сразу, как подъедем к шлагбауму. Понял?

— Да, товарищ капитан, понял!

— Боец, заряжай разрывными.

— Готово, товарищ капитан, зарядил, — услышал я в наушниках радостный возглас бойца, который не смог заглушить смешок старшины.

— Ага, заряжающий, одиннадцать секунд заряжал. Нас за это время одиннадцать раз бы успели поджечь. Быстрее работай парень. Быстрее!

— Ладно, старшина не ори на парня. Он ведь в первый раз в танке воюет. Так, боец?

— Да, товарищ капитан, так!

— Ну вот видишь, новичок он. Готовьтесь, пост. Давай, жми, газу-газу-газу!!!

Повернув башню, я сходу, кроткими очередями выпустил первую обойму по стоящим рядом грузовикам с солдатами, которые, судя по их виду, или пополнение или новая часть пришла на смену. Брезенты двух машины разлетелись лохмотьями и никто из кузова не вылез, только несколько струй красной жидкости полилась на городскую брусчатку. Да, в упор по кузовам набитыми солдатами – это верная смерть, потихоньку расстреливая вторую обойму, мы на полной скорости вырвались на окраины Могилева.

— Здесь сверни в проулок, и дальше идем по берегу Днепра! Понял!

— Понял, только там немцы.

— Обозники это, гони.

Раскидав телеги, и пройдясь по не успевшим разбежаться немцам из пулемета, свернув, мы помчались дальше вдоль берега, стараясь не попасться в силки немецких постов, которые наверняка уже были предупреждены.

— Старшина, ты почему так странно таранил обоз?

— Так лошади-то причем? Я давил только телеги…

— Да видел я, что и как ты давил, время, старшина, время, не забывай о нем!

Подпрыгивая и покачиваясь, мы мчались на полной скорости, выжимая аж целых тридцать пять километров в час по бездорожью. В отличие от тридцатьчетверки, в немецкой двойке было куда как комфортнее и удобнее. Поэтому с удовольствием откинувшись на спинку мягкого командирского сиденья, изучал обстановку в перископы.

"Блин, даже обзор из двойки лучше, чем из нашей тридцатьчетверки!" — вздохнув подумал я, и продолжил наблюдение.

К моему удивлению я бы не сказал, что немецких войск у Могилева было так уж много. Думаю, что вторая линия состояла всего из одной, может быть даже двух пехотных дивизий. Поэтому, когда мы выскочили на позиции тяжелой артиллерии со стопятидесятидвухмиллиметровыми орудиями, то приказав остановится, открыл огонь по орудийным расчетам. По самим орудиям я считал стрелять бесполезно, починят, а вот прислугу попробуй, почини. Пройдясь пушечным огнем по артиллеристам и зацепив ящики с боезапасом, что вызвало неслабый взрыв, разметавший немцев, уронивший несколько ближайших орудий, докатившийся и до нас. Взрыв не прошел для нас без последствий, танк заглох, старшина прикусил язык, я разбил стекло на часах, а боец держался за голову, на лбу у него стремительно росла шишка.

— Старшина, что с машиной?

— Фе фнаю, фоварив капифан, сейфас попфобую завесфи!

Было слышно как работает стартер, но двигатель поработав несколько секунд снова заглох. Внимательно наблюдая за немцами, я с помощью пулемета держал их на расстоянии, чтобы не было мыслей поджечь нас.

— Старшина?

— Фсе, фовариф капифан, фе заводифься жефезка фемефкая!

— Попробуй еще раз!

— Ховошо!

И, о чудо, взревев от перегазовки, танк рванул дальше, объехав скопление грузовиков, по которым я дал несколько коротких очередей, стараясь попасть по двигателям, но вряд ли я попал стреляя с двигавшегося танка, мы выскочили на проселочную дорогу и помчались дальше по ней, забирая дальше в сторону встающего солнца.

— Старшина, нужно менять технику, эта уже засвечена. Немцы уже наверняка связались по рации со всеми ближайшими постами. Так что смотри, вдруг что путное попадется.

Сам я так же, внимательно смотрел в перископы, глядя на проносящуюся мимо технику.

— Товариф капитан, вон вроде танк стоит!

— Не, старшина это наша техника, брошенная. Нам немецкая требуется.

Проехав мимо двух "бэтешек" стоящих с открытыми люками, мы помчались дальше. Свернув на перекрестке вправо. И столкнулись на следующем с немецкой бронеколонной, двигавшейся в сторону фронта.

— Старшина пристройся к ним в хвост, среди немецкой техники мы затеряемся!

— Хорошо, товарищ капитан. Вот за этим бронетранспортером поеду.

— Как язык, старшина? Я заметил, что ты стал говорить все лучше и лучше!?

— Проходит, товарищ капитан, только опух немного!

— Это ничего, это нормально. Блин, старшина, дистанцию соблюдай, куда ты к нему приближаешься? Все держат дистанцию сорок метров и ты так же держи. Во, ща нормально. Так, а ты боец что там притих?

— А о чем говорить-то, товарищ капитан?

— О себе расскажи! Кто, откуда и кто тебя с нами отправил!?

— Так я же вам, товарищ капитан, рассказывал, меня с вами приказал отправится ротный.

— Ты эту фигню будешь другим говорить, а мне говори правду. Кто тебя с нами послал и с каким заданием. Старшину я не спрашиваю, и так понятно, что его местные чекисты завербовать пробовали, меня ты интересуешь.

— Товарищ капи…

— Боец, твою мать. То, что ты никакой не боец, было видно сразу, лейтенант не меньше. Я прав? — после некоторого колебания, боец ответил:

— Правы, младший лейтенант госбезопасности Гаврилов, задание – охранять пакет.

— Да вы меня что, совсем за идиота держите? Ясно же, пакет – это липа

— Липа? Как липа? — заголосили в один голос старшина и гэбешник.

— А вот так. Не посылают, не пойми кого, с важными сведениями. Факт? Факт! Вот тебя, лейтенант, кто инструктировал? Генерал? Или полковник!?

— Генерал, товарищ капитан.

— Ну, я в принципе так и думал. И приказали небось, в случае моего возможного попадания в плен не допустить этого, путем…?

— Любыми возможными средствами.

— Интересная формулировка,… но продолжим. Я, как вы уже поняли, носитель сверхважной наступательной операции немцев, их задача окружить наши войска под Киевом, с последующим их уничтожением.

— Товарищ капитан, впереди мост через Днепр. Что делать? — прервал меня старшина.

— Продолжай следовать в том же порядке, так мы небось вместе с немцами на передний край выйдем.

— Там регулировщик. А у нас опознавательные знаки другой дивизии, вдруг остановят!

— Старшина, ты что забыл про русское авось?! Прорвемся!

К счастью регулировщик только проводил нас подозрительным взглядом, но не остановил, громыхая досками на понтонном мосту, мы вслед за колонной выехали на берег, сзади к нам пристроилась чья-то полевая кухня, прицепленная к опелевскому грузовику. Регулировщик на этом берегу, тоже проводил нас странным взглядом:

— Старшина, по возможности сворачивай на любую проселочную дорогу. Похоже, этот регулировщик нас в чем-то заподозрил. Как бы не перехватили нас впереди. Эх, жаль, что рация разбита, послушали бы их переговоры.

— Товарищ капитан, впереди развилка!

— Да вижу я. Так колонна идет прямо, ну а мы, как все нормальные герои, как всегда идем в обход, давай налево.

Танк, урча двигателем, повернул налево и, набирая скорость, мы поехали в сторону лесного массива, видневшегося вдалеке, и что странно, грузовик с кухней направился вслед за нами.

— Старшина за нами хвост, как бы не напал, — сказал я с улыбкой.

— Сильный? Отобьемся? — в голосе старшины не было паники, лишь деловой расчет бывалого солдата.

— Ну я не сказал бы что сильный, скорее горячий. А отбиться будет трудно! С нашей пушкой и с его поварешкой, мы равны. — Не выдержав, я засмеялся. Гаврилов, выглянув в один из смотровых перископов, сказал:

— Кухня сзади едет, старшина.

— Да я уже понял, товарищ младший лейтенант госбезопасности.

— Ага, кухня, жаль пыль мешает, может еще кто едет!? Не видно не черта! — сказал я, подавив смех. После чего присмотревшись к пыли сзади, добавил:

— Никто за нами не едет кроме этой кухни. Пусто на дороге. Давай не торопясь до лесу, а там и поговорим с этими пиявками.

Через полчаса неспешной езды, въехали под кроны деревьев, лесная дорога была сверху прикрыта ветками и листвой. И поэтому мы ехали как в туннеле. Заметно стемнело.

— Старшина, если тут где-то по лесу ходят наши окруженцы, то как бы не нарваться. Да и кухня неплохой трофей, уже есть охота.

— Понял, товарищ капитан, надо какой-то опознавательный знак повесить.

— Да думал я уже. А если немцы встретятся? Кстати лейтенант, а ты машину водишь?

— Да, товарищ капитан, вожу.

— Это хорошо, будет кого за баранку посадить. О, старшина, вот поворот, давай направо, метров через триста остановишься, я с хвостом сам разберусь.

Дождавшись остановки танка я, откинув крышку верхнего люка, выбрался на броню, и стоя на башне демонстративно потянулся, подвигав туда-сюда руками, спрыгнул на моторный отсек, после чего на землю, и направился к кабине грузовика, из которого уже выбирался немец в таком же звании, как и я, фельдфебель. Отдав друг другу честь, мы поздоровались, после чего хвост представился:

— Фельдфебель Ранке, направлялись вслед нашей части, как проткнули колесо, когда починились, сунулись в разные стороны, наших, нет. А тут как раз вы из нашей дивизии…

Поняв, что немцев всего трое. Сам фельдфебель, водила и еще один солдат в кузове, который выглядывал из-за брезента, я решил не тянуть время, и достав из кобуры пистолет, несколько раз выстрелил. И если с фельдфебелем (падающего с удивленным лицом) и водилой проблем не было, то солдат успел нырнуть вовнутрь кузова, готовя карабин к стрельбе. Крикнув Гаврилову, голова которого торчала из люка и с интересом за мной наблюдала:

— Лейтенант, давай в кабину, пока я с этим фрицем разбираюсь.

Не успел я подбежать к кузову, как из придорожных кустов раздался винтовочный залп по кузову, и послышалась команда на русском, чтобы мы не двигались. Деться нам действительно было некуда, до танка метров пять и до грузовика столько же, поэтому я смирно поднял руки, оставив пистолет висеть дулом вниз, и стал с интересом следить за дальнейшим.

Из кустов выбралось десяток красноармейцев с одним командиром в звании сержанта. То, что они давно находятся в окружении, было видно с первого взгляда. Стать такими затрапезными, нужно, ну очень постараться, при этом ни один из них не был одет в трофейную форму, вместо своей пришедшей в негодность, как мне встречалось в других группах окруженцев. Я невольно с уважением посмотрел на сержанта, похоже своих бойцов он держит в кулаке.

— Кто такие? — спросил у меня подошедший сержант. Внимательно осмотрев его, я ответил:

— Спецгруппа, вырвались из окружения в городе Могилев. Я командир группы, капитан Михайлов, и два моих бойца, младший лейтенант госбезопасности Гаврилов и старшина Сурков. А теперь, сержант, представьтесь вы.

— Командир отделения сержант Волдухин. Двадцать второго июня находились на лесозаготовках, без оружия. Сунулись в разные стороны, везде немцы, ну а… — горестно махнул рукой сержант.

— Ладно, сержант. Потом расскажешь, мы как раз остановку сделать хотели, заодно и пообедаем, я смотрю обед там уже готов! — Кивнул я на бойца, инспектирующего котлы, после чего приказал:

— По машинам, на ближайшем скрытном месте, встанем на обед.

Гаврилов вернулся в танк, среди окруженцев оказался водитель. Поэтому собрав оружие и документы убитых немецких солдат, мы поехали дальше. Как только я заметил небольшой просвет среди деревьев, приказал поворачивать туда. Просвет оказался сильно заросшей дорогой, по которой, судя по колеям, ездили только на телегах. Танк ломая корпусом небольшие деревца успевшие вырасти на дороге, и снося упавшие, двигался вперед, сзади чуть отстав пробирался грузовик.

— Вот, смотри старшина, отличная поляна для стоянки! Давай загоняй танк под те деревья, там кроны густые.

Спрыгнув из остановившегося на присмотренном месте танка, я махнул рукой подъезжающему грузовику, чтобы встал рядом.

— Все, сержант, обед. Командуй раздачей, а то уже кишки поют.

Отдыхая после сытного обеда, оказавшегося из двух блюд, горохового супа из концентрата и пшенной каши с подливой. В двух бидонах мы нашли чуть теплый чай, который тоже пошел на ура. Собрав вокруг себя бойцов, я велел рассказать, как они скитались по немецким тылам. Гаврилов сел рядом и навострив уши, внимательно слушал бойцов.

Рассказ был прост и незамысловат. Получили приказ на лесозаготовки, работали два дня пока не загрохотала граница, от которой они были в километрах двадцати. Прыгнули в полуторку, бывшую с ними и направились в сторону расположения части. При переезде через небольшой мост, были обстреляны с самолета, с перепугу не заметив с какого. В результате двое убитых, двое раненых. Раненых донесли до ближайшей деревушки, и отдав их на руки местному правлению, отправились дальше. Тут на них посыпался десант. Оружия нет, что делать, пришлось бежать за помощью. Сунулись в разные стороны, везде немцы. К вечеру набрели на остатки пехотной колонны, которую судя по всему подавили танками, раздобыли немного оружия и продовольствия. Так и шли по тылам в течение месяца, отстреливая понемногу немцев, пока не встретили нас.

Через час я приказал двигаться дальше, но меня остановил старшина, который сказал, что горючего на танке хватит минимум на десяток километров. После проверки кузова грузовика, бойцы нашли две полные канистры с бензином. Не зная, подойдет ли он к двигателю танка мы залили все-таки бензин в бак. В самом грузовике было еще больше половины бака, поэтому на него запас не оставляли, вылив все до капли в танк.

— По машинам! — Скомандовал я, и повелительно махнув рукой, показав, куда надо двигаться.

Ломая молодую поросль, "двойка", вслед за разведчиками, выбралась на езженную лесную дорогу. Рыча двигателем, следом появилась морда "Опеля", с натугой таща по стволам кухню.

Спрыгнув на дорогу, я внимательно осмотрелся. Дорога явно езженная и, судя по свежей колее, тут кто-то недавно проехал.

— Полуторка была, товарищ капитан, ее след.

— Да? Ладно, проедем дальше там посмотрим, кто это тут катается. Немцы только вчера на этом направлении в прорыв пошли. Мы уже далеко отмахали, километров на пятьдесят будет, так что это скорее всего действительно наши. Поехали.

Дорога вывела нас в поле и проехав на остатках горючего еще около двух километров уперлись в деревянный забор опутанный сверху колючей проволокой. На вышке у ворот нас кто-то азартно поливал из пулемета. Грузовик остался на месте, а мы под непрекращающимся обстрелом, направились к воротам, из-за которых на нас испуганно смотрел парень, в форме НКВД держа технику на прицеле винтовки, стрелка на вышке не было видно из-за слепящего света прожектора, который кто-то догадался направить на нас. Откинув крышку люка, я не выглядывая наружу, крикнул:

— Боец, командира позови и живее, тебе капитан приказывает!

Убедившись, что он явно стрелять пока не собирается, я выскользнул наружу, и спрыгнув на землю стал разминаться. Послышавшийся скрип ворот отвлек меня. Из-за створки кто-то быстро выглянул в фуражке и скрылся обратно. Хмыкнув, я крикнул:

— Свои, на трофейной технике. Выходите!

Из-за дверей действительно выкатился колобок в звании капитана госбезопасности. Что мне сразу не понравилось, так это рыбьи глаза, по которым я сразу сделал вывод, спиной к нему лучше не поворачиваться.

— Уф, мы уж думали, что это немцы, — капитан явно обрадовался, что мы русские, правда его бойцы продолжали держать нас на прицеле. Однако капитана я разочаровал:

— Немцы действительно рядом. Мы видели их мотопатруль, километрах в десяти отсюда. Так что ваши опасения, товарищ капитан госбезопасности, не беспочвенны.

— Но у меня тут почти три десятка заключенных. Мне не хватает транспорта. А их нужно вывезти. Я… я… воспользуюсь вашей техникой, капитан.

— В принципе, я не возражаю, только горючего у нас нет, на последних каплях доехали.

— Невелика беда, у нас есть бензин.

…

Провожая взглядом шлейф пыли, стелющийся за удаляющейся техникой, состоящей из четырех единиц – у охраны лагеря оказалось две полуторки – я повернулся к своим бойцам. И внимательно осмотрев их, сказал.

— Так, парни, мне на ваши лохмотья смотреть уже надоело. Местные бойцы вряд ли все забрали, так что пошуруйте-ка по помещениям, может что найдете. А вы двое – в охранение, — сказал я своему экипажу, и показал на вышки. Сам же, не торопясь направился к зданию, где был кабинет начальника.

Отъезд бывших хозяев, если честно, меня порадовал, этот капитан нас как окруженцев быстро бы к стенке поставил, вон как глазами стрелял. Только испуг скорого нападения немцев его остановил, да и ограбил он нас изрядно, всю технику забрал, даже кухню. Хорошо, что мне удалось у него записку выбить, что трофейная техника в количестве трех штук была сдана капитану госбезопасности Олигофренову. Кстати, когда я прочитал фамилию капитана, под его прищуренным взглядом, то действительно чуть не рассмеялся, похоже не любит капитан смеха над собой, уж больно недобрые были у него глаза.

Открыв чуть слышно скрипнувшую дверь, я заглянул кабинет. По коридору прогрохотали сапоги двух бойцов, что-то выносящих наружу, проводив их взглядом, я вошел в помещение. Стол, стулья, все как обычно дверь в соседнюю комнату привлекла мое внимание, открыв ее я провел рукой по лицу стараясь унять дрожь от увиденного. Там висела форма командиров Красной Армии разных званий и войск, вся она была тщательно выстирана и развешена на плечиках. Коллекционер, блин попался. Проведя рукой по форме еще раз, я снял с плечиков форму майора-танкиста. Почему его? Во-первых, идеально мой размер. Во-вторых, танкистов больше не было, кроме одного лейтенанта, не понижать же себя в звании. В-третьих, никакой другой мне было не надо. Поэтому, кинув форму на стол, я стал снимать лишние шпалы с петлиц, после чего скинув с себя немецкую, одел нашу. Подойдя к зеркалу, висящему на стене, которое капитан почему-то не забрал, и осмотрел себя. Орел, видна армейская выправка, даже я видел, что форма мне очень шла. На груди остались дырочки от орденов прошлого хозяина, они немного портили общую картину, но я посчитал, что с формой мне повезло. Накинув ремень с кобурой и застегиваясь на ходу, я вышел во двор. А во дворе царил бедлам, бойцы во главе с сержантом натащили целую кучу всякого барахла и, одетые в свежую форму, готовились его поджечь.

— Что вы решили устроить? — спросил я, примеривая фуражку, которую подгонял под себя, разминая, она была мне несколько маловата.

— Не хотим немцам оставлять, товарищ капитан? — сказал сержант, осмотрев меня с ног до головы.

— Подобрал что было, сержант! — ответил я на его осмотр. После чего спросил:

— Как обновка?

— Нормально, товарищ капитан, правда, новой нет. Зато вся стираная, по сравнению, что было раньше –небо и земля.

— Не боишься, сержант, немцев на дым вывести, мы ведь за это время вряд ли далеко уйдем.

— Отбоялся я уже, товарищ капитан.

Посмотрев в глаза смертельно уставшего человека, я махнул рукой, и крикнул бойцам:

— Поджигай и уходим! Сурков, Гаврилов, что у вас там?

— В той стороне, куда ушла колонна была перестрелка, даже пушки стреляли. Сейчас там что-то горит, товарищ капитан. Как бы наших не побило, что уехали отсюда.

— Ясно, спускайтесь, уходим, — поправив ремень планшета, куда я убрал пакет генерала, который так и не выбросил, после чего, оглядевшись, направился к воротам.

Продираясь через кусты вслед за бойцами, я все с большей тревогой прислушивался к стрельбе, что шла вокруг. Похоже, что фронт опять рассыпался и немецкие дивизии рванули вперед. Велев устраиваться на перекур, я собрал командиров, и сказал:

— Похоже, что наши опять не смогли остановить немцев и сейчас в эту брешь устремляется все больше немецких частей. И что там сейчас у немцев?

— Неразбериха, товарищ капитан? — озадаченно спросил Гаврилов.

— Ну, в принципе тоже, хотя у них везде порядок. Нет у них сейчас тут много техники, и было бы неплохо ею с нами поделиться. Как вам такое предложение?

— А они дадут? — спросил сержант Волдухин. Посмотрев на него и криво усмехнувшись, я ответил:

— А мы попросим. Вежливо. Все, после отдыха идем к дороге. Я уже устал идти пешком. Что я, пехота какая-нибудь?

В ответ на мои слова были улыбки бойцов, причем у старшины она была гордая.

Место для засады я выбирал сам. Маленькое озеро с чистой родниковой водой и растущими по берегу ивами, на краю лесного массива. Окруженное со всех сторон деревьями, что давало защиту этому уютному месту от ветра, мне показалась идеальной приманкой, к тому же находилось не на виду с дороги.

Рассадив бойцов по камышам, я спрятался за большим валуном, незнамо каким ветром принесенным сюда. Первая группа купальщиков, была мною отвергнута – полный взвод на трех машинах был нам не по зубам. Следующим спустился гробообразный бронетранспортер с солдатами, а следом легковая машина с какими-то шишками. Очень вкусно. Подав сигнал рукой, что это наши жертвы, я приготовился. Сигналом было то, что как только они начнут купаться, снимаем часового и валим остальных. Пленные нам были не нужны, но не в данном случае.

Все прошло как по маслу, хотя и раздалось несколько выстрелов из винтовок, а то бы не обошлось без жертв с нашей стороны, больно уж шустрого немцы оставили часового. Спокойно встав, я подошел к срезу воды и посмотрел на немцев, стоящих в воде с поднятыми руками и сказал одному из них, имеющего блестящую лысину и находящегося несколько в стороне:

— Добрый день, герр генерал. Не составит ли вам труда выйти на берег?

После чего повернулся и, заложив руки за спину, неторопливо направился к машине, пройдя мимо бронетранспортера, в котором уже хозяйничали бойцы Волдухина, собирающие в кучу оружие и форму немцев, один из бойцов уже встал за пулемет и грозно поводил дулом туда-сюда. Осмотр машины, кроме офицерской формы, дал мне в руки новенький "вальтер" в желтой кобуре, два планшета с подробными картами и портфель, закрытый на замок и опечатанный сургучом с оттиском виде свастики. Услышав шуршание травы сзади, я сказал, повернувшись к подходящему в сопровождении бойца, генералу:

— Можете одеться, только вот оружие уберу, чтобы у вас не было искушения стрелять в нас.

Мрачно посмотрев на меня, генерал, бросив молниеносный взгляд на портфель, лежащий на капоте вместе с оружием и планшетами, чуть помедлив, стал одеваться. Отдав ему ремень с пустой кобурой, для того чтобы с виду казалось, что с ним все нормально, и повернувшись к бойцу, я сказал:

— Боец, адъютанта тоже сюда. А остальные мне не нужны.

— А что с ними делать, товарищ капитан? Выстрелы же могут немцы на дороге услышать.

— Штыками, боец, что мне вас всему учить, что ли? Выполнять приказ.

Генерал отвернулся от бойни, развернувшейся в этом несколько минут назад прекрасном месте. Я внимательно наблюдал за уничтожением купальщиков, практически никто не захотел выйти, и как только первый из немцев, стоящий близко к берегу получил штыком в грудь, остальные бросились в глубину, стараясь побыстрее, доплыть до другого берега. Поняв, что несколько немцев могут уйти, Волдухин, махнул рукой пулеметчику в бронетранспортере. Несколько прицельных коротких очередей, закончили с этой драмой, и крики умирающих немецких солдат стихли.

— Грязновато как-то поработали! Что скажешь, сержант?

— Да как-то не привычно, товарищ капитан, расстреливать безоружных немцев.

— Сержант, ты помнится рассказывал мне как видел несколько пленных колонн, которые вели немцы. Напомни, как конвоиры расправлялись с нашими отставшими бойцами?

Это сразу вернуло привычный блеск глаз сержанту, и он расправив плечи, спросил:

— Хороший пленный, этот генерал?

— Пока еще не знаю, не допрашивал. Валить надо отсюда.

— Что делать?

— Уезжать. И побыстрее. Я одену форму адъютанта, самого его закроем в багажнике, и в трофейной форме, поедем внаглую по дороге.

— Товарищ капитан, смотрите, что я нашел! — окликнул меня старшина, показывая походный кожаный чемоданчик с богатым выбором бритвенных принадлежностей. Проведя рукой по колющейся щеке, я посчитал, что нашли мы его вовремя, да и обросшие, давно не бритые бойцы поддержали меня одобрительными возгласами.

Перед дорогой, расстановку в машине я немного переиграл, пока бойцы переодевались, сержант аккуратно брился, вытирая опасную бритву о висящее на плече полотенце. Я решил одеть его в форму унтер-офицера и посадить старшим в бронетранспортер, одного из его бойцов одеть в форму офицера, а Гаврилова – в форму адъютанта, он сейчас как раз стоял на очереди бриться. Я же еду в форме советского капитана, со связанными руками, на случай если попадемся на глаза нашим окруженцам, это может дать хоть какой-то шанс выйти с минимальными потерями.

Взяв помазок, уже привычно намылил не свое лицо, и глядя на него, гадал. Вот вроде совершенно русское, с располагающими к себе серыми глазами и приятными чертами, а принадлежит противнику, врагу.

Через полчаса, полевой "мерседес" генерала, управляемый старшиной выезжал на дорогу, по которой непрерывно шли наступающие немецкие войска. Сжатый с обоих сторон бойцами, одетыми в офицерскую форму, сидя на заднем сиденье, осмотрелся, после чего сказал старшине:

— Сурков, ты с генералом будь понаглее.

Старшина, непрерывно сигналя, внаглую вклинился между движущихся машин, и поехал следом, не оборачиваясь, я спросил у бойца слева:

— Наши не отстали?

— Нормально, товарищ капитан, едут! — ответил боец, после того как оглянулся.

Генерал, сидевший впереди, обернулся и сказал с недовольством:

— Наши генералы так не ездят! Вы позорите мою честь!

— Ваша честь, генерал? Да какая может быть честь у грабителей и насильников? Нету ее у вас, с тех пор как вы пришли на нашу землю!!!

В это время мы выехали на небольшую речку с перекинутым через нее мостом, с крепким деревянным мостом. Медленно, по очереди, мы въезжали на мост, я мрачно наблюдал, как немецкая похоронная команда носит тела в защитных гимнастерках, похоже, что бой за мост только недавно прекратился. В это время наша машина съехала с моста и, покачиваясь на недавно засыпанных воронках, покатилась дальше.

— Старшина, ищи какую-нибудь второстепенную дорогу. Пора прощаться с этой гостеприимной колонной.

— Понял, товарищ капитан.

— Капитан, что вы собираетесь с нами делать? — спросил генерал, не оборачиваясь. Несколько секунд подумав, я ответил:

— Насчет вашего адъютанта еще не решил, а вас – за линию фронта, в Генштаб. Вы, как я прочитал в ваших документах, являетесь главным инспектором германских войск. Так что вам будет что рассказать. Да и карты с портфелем могут пригодиться.

— Товарищ капитан, а что этому борову еще надо? Бормочет да бормочет! — Спросил Гаврилов сидящий справа.

— Беспокоится за себя, жить хочет.

— А, это понятно, жить все хотят.

Над головой послышался звук авиационных моторов и появились шесть двухмоторных самолетов, которые я определил как СБ, в сопровождении одного маленького истребителя. Ни я, ни Швед, не больно-то разбирались в силуэтах современных истребителей, но то, что это не И-16, точно.

— Мост бомбить полетели! — сказал Гаврилов, проследив взглядом за удаляющимися бомбардировщиками.

Через десяток километров, когда мы ехали в середине колонны, нас вдруг накрыл артналет из десятка орудий.

— Давай в поле напрямки, к тому холму, — крикнул я через грохот разрывов. Бронетранспортер, не отставая, следовал за нами. Генерал в этом хаосе даже не пытался выпрыгнуть или сделать еще одну глупость. При посадке, умный капитан Михайлов, приказал связать его ноги и привязать их к сиденью, так что генералу просто ничего не оставалось, как молится богу, чтобы нас не накрыло, что он и делал.

Не знаю, где сидел корректировщик, но снаряды он клал классно, за несколько минут, дорога покрылась горящими и разъезжающимися в разные стороны машинами.

— Давай туда, — показал я связанными руками направление. Мы уже мчались, не жалея подвески, по полю, объехав холм немного стороной. За холмом оказалась неплохая накатанная полевая дорога, и дальше мы уже поехали по ней, оставив разгромленную колонну в стороне.

— Сейчас наши парни сравняют вашу артиллерию с землей, — со злостью сказал генерал, показав на точки в небе.

Присмотревшись к быстро приближающимся самолетам, в которых я узнал лаптежники, понял, что они не к нам, а действительно были вызваны на помощь командиром обстрелянной колонны.

— Старшина, остановись, перекур. Сержант, остановка на пять минут, — крикнул я подъехавшему на бронетранспортере Волдухину.

Выпрыгнув из машины, скинул веревки с рук и, взяв протянутую фляжку, отпил, наблюдая за обстановкой как в небе так и на земле.

— Орудия бомбят, — сказал, опустив бинокль сержант.

Мы продолжали наблюдать за выстроившимися в круг пикировщиками.

— Да, похоже отойти они не успели! Хотя и им может попасть! — сказал я, показав рукой в сторону. Там возвращались с бомбежки наши самолеты и, бросив охранять строй бомбардировщиков, истребитель устремился к немецким лаптежникам. Проследив взглядом маршрут нашего истребителя, я подняв бинокль посмотрел туда, откуда они возвращались. В той стороне, где находился мост, все было затянуто дымом пожаров, похоже советские летчики недаром ели свой хлеб. Заметив, что путь советских самолетов пролегал почти над нами, сказал со смешком:

— Надеюсь что они пустые, а то не хотелось бы получить подарочек от своих!

В это время немецкие пилоты заметили, что к ним приближается советский истребитель, деловито выстроились в круг, и стали, прикрывая друг друга, медленно удаляться в сторону своих позиций. Но истребитель быстро их настиг. Приложив к глазам бинокль, я стал сопереживать за нашего летчика. Но тут меня отвлек испуганный возглас одного из бойцов, Волдухина, посмотрев, куда он показывал, только грязно выругался. Со стороны солнца на строй наших бомберов, сверху падала пара "мессершмиттов". Я с болью в сердце наблюдал, как один за другим, огненными комками упали два наших самолета, в это время наш истребитель, бросив немцев, на полной скорости мчался к своим, но успел он как раз когда немцы подожгли третий бомбардировщик. В воздухе закрутилась боевая карусель, с треском пулеметов и ревом моторов, пользуясь моментом оставшаяся тройка СБ, уходила все дальше.

— Бойцы, по машинам, надо подобрать наших летчиков, — показал я на четыре парашюта, опускавшихся невдалеке от нас. Запрыгнув в машины, мы на полной скорости рванули к парашютистам, и только через несколько секунд до меня дошло что-что-то не так.

— Стой! — заорал я, и сказал бойцам.

— Вы все в немецкой форме, выметайтесь, я один съезжу. И генерала не забудьте.

Бойцы шустро попрыгали из машины и отвязав генерала отвели его в сторону. Заняв место водителя, я спокойно попылил к опускающимся парашютам. Первый мне попался в полукилометре от наших. Подъехав к настороженному летчику, выйдя из машины, представился:

— Капитан Михайлов, спецгруппа. Вы, товарищ летчик, как – с нами или пешедралом?

Держа меня на прицеле ТТ, он обошел машину по кругу, и сказал:

— Документы!

— Ты что, дурак? Мы по немецким тылам ходим, какие документы? У меня вся группа одета в трофейную форму, поэтому и пришлось ехать мне одному. Так ты едешь? Сматываться надо!

— Поехали, наших надо подобрать, — ответил наконец летчик, и опустил пистолет. Показав ему место рядом с собой, но авиатор, собрав парашют, сказал:

— Казенное имущество, заберу.

— В багажник его тогда!

При открытии багажника, я выругался, а летчик отпрыгнул. На нас смотрели выпученные глаза адъютанта, и он что-то мычал сквозь кляп.

— Совсем забыл про него. Это немецкий офицер, мы его в плен взяли пару часов назад. Вот место свободное.

Я помог уложить парашют, мы сели в машину и отправились к остальным, так как было чистое ровное поле, нас они отчетливо видели и терпеливо ждали там, где приземлились. Летчик, сидящий рядом, отстегнул ворот летного комбинезона, и на солнце сверкнули три шпалы подполковника.

— Извините, товарищ подполковник, если что-то не то сказал.

— Да ничего, капитан, все нормально.

— Твою мать…!!! — заорал я, увидев машины появившиеся на холме. Немцы из обстрелянной колонны ехали за летчиками. Дав полный газ, мы помчались к ближайшему. Тот тоже заметивший немцев с ходу запрыгнул на заднее сиденье машины, жаль, что она была без съемного верха, парням было бы легче. Так мы достигли следующего и помчались к последнему, который бежал нам навстречу, подхватили его под самым носом у немцев, и я, почти на месте развернувшись, погнал обратно.

Мои парни у бронетранспортера внимательно за нами наблюдали, и как только мы подъехали поближе, стали отсекать немцев из пулемета. Первая пара на мотоциклах с коляской была уничтожена точным огнем. Остальные остановились и стали за нами недоуменно наблюдать, но так как брони у них не было, то первые же выстрелы заставили их убраться. Запрыгнув на свое место, старшина дал газу, остальные оставшиеся набились в бронетранспортер, и мы на полном газу погнали по дороге.

— Там слева должен быть аэродром соседнего полка! — громко сказал подполковник. Приказав старшине поворачивать туда, куда указал летчик, я осмотрелся. В кабине, помимо летчиков, еще оказался и один из бойцов сержанта. Заметив мой взгляд, он пояснил:

— В бронетранспортере места не хватило. Генерал уж больно толстый.

— Генерал? Какой генерал!? — удивился подполковник, я досадливо поморщился, и ответил:

— Совсем забыл сказать, мы взяли в плен генерал-лейтенанта Моера, главного инспектора армии. Тот немец в багажнике, его адъютант.

— Ну, вы пехота, даете!!! — изумился какой-то летчик сзади, остальные его поддержали.

— Не пехота, по крайней мере, мы со старшиной танкисты, а вот остальные – пехота.

— Вы для нас сверху, все пехота! — отозвался тот же голос.

— Слушай пернатый, у меня такой вопрос. Почему вас бросил тот, на истребителе?

— Не бросал он, это я дал разрешение помочь нашим, никто же не знал, что немцы сюда новые части перебросили, да и воздух был чист! — ответил мне подполковник.

— Так-так-так, вот об этом поподробнее, пожалуйста.

— О чем именно?

— О новых частях! У немцев, что авиация кончилась?

Подполковник хмыкнул, остальные летчики сзади зашумели:

— Кончится у них, как же! Держи карман шире!

— Два дня небо чистое было. Ни одного немца!

— Мы вон переправу бомбили, так по нам только зенитки лупили!

Среди этого галдежа, я старался получить информацию. То-то мне странным казалось, сколько уже едем, а ни одного немца над головой, хотя до этого чуть ли не каждый час звук авиационных моторов.

— А ну, тихо все! — рявкнул у меня над ухом подполковник. После чего продолжил:

— Тут такое дело, не совсем, хм, понятное. В общем, пропала авиация у немцев, на нашем участке совершенно перестала летать. Ну и командование направило на разведку самолет. Так как разведчика у нас не было, единственно, что мы могли, послали СБ лейтенанта Караулова, вон он сзади сидит, тот что левее. Расскажи-ка ты нам лейтенант, что ты там увидел!

— Да все я видел. Не было у немцев авиации! Уничтожены были все аэродромы у них. Я над одним, минут десять крутился, фотографировал, так по мне ни одна зенитка не выстрелила. Спустился ниже, а там, одни трупы, живых не было. И вот что странно, если почти на всех аэродромах вместе с самолетами и людьми были уничтожены и взлетные полосы, то на одном аэродроме, она была цела.

— А самолеты? — спросил любопытный Сурков, как и я с интересом слушавший рассказ.

— Нет, там также все было уничтожено. Только взлетная полоса цела, такое впечатление, что ею кто-то воспользовался.

Я задумался. Освобожденный неизвестной силой лагерь пленных, и аэродромы, может все это звенья одной сети? А может еще что у немцев случилось. То чего мы не знаем. Мне остро захотелось поговорить с генералом, уж он-то должен знать.

— Что знать? — спросил подполковник. Похоже что я в мыслях заговорил в слух. Подумав, я сжато рассказал свою эпопею. И подробно, о неизвестной силе освободившей лагерь. Летчики с интересом слушали мой рассказ, после чего задумавшийся старший лейтенант Караулов, сказал:

— Да действительно, очень похоже на то что я видел!

— И впрямь, нужно допросить этого генерала, — сказал такой же задумчивый подполковник.

Кивнув, я приказал старшине:

— Остановись вон у того озера с деревьями.

Озеро было окружено полем и вытекало в небольшой овраг. Такой же трюк как мы провернули с генералом с нами не получится, но я приказал на всякий случай поставить часовых у пулемета и у оврага.

Вскрыв трофейным кинжалом, трофейную же банку с тушенкой, я стал есть ее вприкуску с опять-таки трофейными галетами. Ели мы с подполковником по очереди, и за это время познакомились. Он оказался командиром бомбардировочного полка, подполковником Летягой Александром Дмитриевичем и этот полет был очень важен для наших войск, так как мост взорвать не успели. Так слушая его мы добили банку и вытерев кинжал я отдал его обратно старшине. Встав, мы направились к генералу, который сидел связанный около машины, и только кляп не давал ему высказать все, что он о нас думает. Сверкая голодными глазами, он злобно глядел на нас.

— Как думаешь, капитан, он скажет что-нибудь?

— Конечно скажет, товарищ подполковник! Жить захочет, все расскажет!

— Он же генерал?! Надо как-то поаккуратней!

— Это мое дело. Вы, товарищ подполковник, посидите где-нибудь в стороне, а как допрос начнем так я вас и позову. Хорошо?

Проводив взглядом, отошедшего к своим летчикам подполковника, я кликнул Волдухина и пару его бойцов. Генерал боли боялся, хоть и не хотел сперва говорить, но заговорил, и поэтому выдернув из его ноги шомпол я велел перевязать ногу одному из бойцов и позвать подполковника. Подошедший Летяга стал с интересом слушать, бросив мимолетный взгляд на забинтованную ногу.

— Расскажите, герр генерал, все, что произошло необычного в последнее время с войсками Вермахта и Люфтваффе, — сидящий на подножке "мерседеса" Гаврилов торопливо записывал в планшет мой перевод с немецкого.

— Что именно вас интересует? — морщась, спросил генерал.

— Все необычное!

Допрос длился почти полтора часа и этот толстоватый генерал нам успел многое поведать, несмотря на то, что был прислан сюда из Берлина всего несколько дней назад. Двумя словами, с тылами происходило что-то странное. Первым был уничтожен моторизованный полк полного штата, находящийся на отдыхе, при этом был освобожден и лагерь военнопленных рядом. Про повторное нападение генерал упомянул мельком, что меня расстроило. Второй случай – уничтожение следовавшей к передовой танковой колонны состоящей из трехсот единиц разной техники, но на этот раз было несколько свидетелей из солдат Вермахта, по их словам были сделаны несколько рисунков, которые кстати находились в опечатанном портфеле. Третий случай – полное уничтожение всей авиации на четырех ближайших аэродрома. Причем на том, на котором уцелела взлетная полоса, исчез один из дальних разведчиков. И сегодня прошла информация, что над Киевом русскими был сбит немецкий самолет-разведчик, который не проходил ни по каким бумагам, сопоставив некоторый фаты, генерал понял, что это тот самый угнанный разведчик. Далее были только общие вопросы и факты по подобным или похожим действиям. Закончив, я приказал накормить Моера, и выставить рядом часового. Втроем, я, Летяга и Гаврилов, склонились над открытым портфелем, и стали доставать от туда кожаные папки с орлом наверху, и с надписями на немецком языке, "секретно". Открыв одну, я увидел листочки с рисунками. Взяв всю пачку, я стал быстро их просматривать. От изумления у меня вырвалось:

— Так это же боевые роботы, твою…!!!

Отдав стоящему рядом и подпрыгивающему от нетерпения Гаврилову всю пачку, сел на подножку "мерседеса" и озадаченно задумался. Картинки были, как будто перерисованы с Диснеевских мультиков. Капле видные и с разным вооружением, некоторые летали на антигравах, или что у них там еще, другие с опорами похожими на куриные ноги.

"Блин, это куда же я попал?" — невольно мысль билась в моей черепушке.

То, что этот мир мне не родной я стал подозревать после нападения на лагерь, но чтобы настолько? Кто же это все-таки такие? Я еще не подозревал, что найду ответ только много-много лет спустя. В это время через мои мысли смог пробиться голос Гаврилова:

— Товарищ капитан, товарищ капитан, вы что знаете что это такое? Товарищ капит…

Отмахнувшись от него и попросив, отойти и не доставать меня, стал обдумывать ситуацию. Это что же такое творится, получается, что эти неизвестные пришельцы на стороне русских – я судил по освобожденному лагерю пленных. Значит, возможен контакт, нужно торопиться, эти бумаги и генерал должны быть доставлены в Москву немедленно, чтобы власть успела подготовиться. Вскочив на ноги, я стал громко отдавать распоряжения, несмотря на то, что обещал отдохнуть еще пару часов. Бойцы споро стали готовится к выдвижению. Отобрав у изучающих рисунки Летяги и Гаврилова бумаги, я запихнул их обратно в портфель, лишь мельком пробежавшись глазами по документам. Сами они прочитать слова на немецком не смогли, языка не знали. Прочитанное убедило в меня в правильности моего решения, нужно торопиться. Выспросив у подполковника точное местоположение ближайшего аэродрома, мы на полной скорости рванули туда.

Не повезло нам в самом начале, при переезде через маленький деревянный мостик, переброшенный через небольшую речку, какой-то отчаянный боец кинул под следующий впереди бронетранспортер гранату. Поджечь он его не смог, но гусеницу от разрыва сорвало. И тут из нашей легковушки вылез подполковник Летяга и так обматерил бойца, за порчу трофейной техники, что тот немедленно скрылся за спину вышедшего на дорогу командира. При разговоре с этим молоденьким лейтенантом, оставленного командиром прошедшей здесь дивизии в заслоне с семью бойцами, удалось узнать, что наши части продолжают отступать, и мы смогли бы их догнать если бы была целой техника. Выйдя из машины, оставив охранять генерала Гаврилова и Суркова, я подошел к лейтенанту, который от ора Летяги стал красный как помидор.

— Товарищ подполковник, лейтенант, я считаю, поступил правильно. И это не его вина, что в немецкой технике ехали мы! — после чего, не обращая внимания на изумленно повернувшегося ко мне Летягу, я сказал летехе:

— Лейтенант, у вас есть какой-нибудь транспорт? Меняюсь на почти целый бронетранспортер!

Лейтенант задумчиво окинул взглядом подбитую технику. После чего поколебавшись, ответил:

— У меня стоит полуторка под деревьями, — махнул он куда-то рукой: — Но отдать я вам ее не могу, она на мне числится!

— Да не вопрос, лейтенант! Мы ее берем вместе с водителем, он нас довезет до пункта назначения, тут всего-то восемь километров осталось, потом вернется!

В общем, через десять минут мы пылили дальше. Перед отъездом я задал лейтенанту, интересующий меня вопрос:

— Почему вы не стреляли?

Смущенно потупивший глаза лейтенант, ответил:

— Хотел технику целой захватить! У нас в полку командир стрелкового взвода танк неповрежденный у немцев отбил, его к ордену представили!

Хмыкнув, я его приободрил, сказав, что и на его улице будет праздник.

Полевая дорога, тянувшаяся перед нами, петляла из стороны в сторону, из-за чего замедлялся наш путь, увеличивая время прибытия. Но как всякая дорога, которая всегда где-нибудь заканчивается, закончилась и она. Приказав остановиться, я стал всматриваться в бинокль на полевой аэродром и бой, идущий рядом с ним мне очень не понравился.

— Давай, старшина, гони, может успеем! — крикнул я Суркову и запрыгнув обратно в машину, мы погнали к аэродрому вслед за полуторкой. В "мерседесе" нас сидело пятеро – я и старшина спереди, Летяга, Гаврилов и генерал сзади, остальные уместились в полуторке.

Все-таки мы успели, пока зенитки, немногочисленная охрана и бойцы БАО, сдерживали немецкие части, мы подскочили на полном ходу к штабу полка, который охранял одинокий часовой. Из штаба и прилегающих землянок несколько бойцов и командиров таскали какие-то папки в одиноко стоящую полуторку. На самом аэродроме горело несколько самолетов, и не похоже, что от повреждений, похоже сами подожгли.

Выпрыгнув из еще полностью не остановившейся машины, я сразу заорал во все горло:

— Командира ко мне, ЖИВО!!!

Из здания штаба выскочил капитан с летными петлицами, и подбежав к подполковнику, который не скрывал свои петлицы, стал рапортовать, но Летяга, молча показал капитану на меня:

— Он здесь командир, к нему иди.

Подошедшему капитану, представившемуся начальником штаба капитаном Овсовым, спроси:

— Есть целый аппарат, который сможет улететь отсюда?

Растерянный капитан, ответил:

— Готовится к взлету транспортный "Дуглас", но на нем улетают особисты нашей дивизии.

— Ну, с особистами мы разберемся, где самолет?

Запрыгнув обратно в машину, я показал куда править. Объехав зенитку, куда-то бьющую в сторону немцев, мы под начавшимся минометным обстрелом немцев, подъехали к самолету, находящемуся под прикрытием деревьев. Из эмки, стоявшей рядом с самолетом, два типа в форме НКВД быстро носили какие-то свертки, рядом со входом курил один из летчиков, похоже гебисты не доверяли ему и таскали явно тяжелые свертки сами. Под взглядом находящихся у самолета людей, я вылез из машины и быстро подошел к старшему из них, со шпалами капитана в васильковых петлицах. Отдав честь, прокричал, стараясь перебороть шум работающих двигателей и боя:

— Товарищ подполковник госбезопасности, нами был захвачен в плен немецкий генерал с особо важными сведеньями, нужно срочно его доставить в Москву!

Внимательно слушавший меня капитан кивнул, и вместе мы подошли к "мерседесу". Налюбовавшись на связанного генерала, капитан крикнул:

— Самолет перегружен, нам придется часть архива оставить здесь, иначе не взлетим.

Кивнув, что понял, я приказал вывести из машины генерала и вытащить его адъютанта. Гебисты, так же споро, стали разгружать самолет обратно, потроша свертки на листки и кидая их в кучу. Один из них облил кучу бензином и поджег ее. Пока особисты составляли акт на уничтожение, я посадил с немцами и Гаврилова. Все-таки оказывается и в НКВД нормальные люди служат, а я уж собирался на отрицательный ответ приказать арестовать их и ссадить с самолета.

Транспортник, взревев двигателями начал взлет, и оторвавшись от взлетной полосы, стал медленно подниматься, через несколько секунд, самолет скрылся за деревьями. Проводив его взглядом, я крикнул:

— Уходим! — и запрыгнул на место водителя в брошенную эмку. Несмотря на плотный огонь двух бронетранспортеров и прорвавшихся на взлетную полосу немецких солдат, мы смогли вырваться. Отчаянное сопротивление зенитчиков дало свои плоды, три танка застыли темными глыбами у кромки леса, а вот остановить обошедших по флангу противника уже никто не смог, и мы уезжали под бешеную стрельбу на аэродроме. Я старательно давил на газ, крепко сжимая руль, постоянно пытавшийся вырваться из рук на плохой дороге, в редкие минуты поглядывал назад, не отстали ли машины, но они крепко держались за мной. На очередном ухабе еще раз приложившись макушкой о крышу эмки, я стал материться и вспоминать конструкторов. Сидящий рядом Летяга только похохатовал, правда осторожно, при таких скачках нетрудно прикусить язык. Спустившись в глубокий овраг, я загнал машину в кусты, и вышел из эмки к подъехавшим бойцам.

— Волдухин, пару бойцов в разведку по курсу движения, и часовых не забудь. Остальным отдыхать, — козырнувший сержант убежал к своим бойцам, на ходу отдавая команды. К моему удивлению в полуторке было два лишних красноармейца, которые откуда-то взялись в кузове. Мое любопытство удовлетворил подошедший Волдухин. Оказывается бойцы были с уничтоженной зенитки, единственные оставшиеся в живых, они запрыгнули в притормозившую полуторку, когда мы пролетали мимо них, сматываясь от немцев.

— Ладно, лишними не будут. Вооружены?

— У одного карабин, другой без оружия. Правда есть две гранаты, — немедленно ответил сержант. Кивнув, что принял информацию к сведению, прилег под кустом и достав карту стал изучать ее. После чего позвал летчиков, они тут облетали все, местность должны знать. И вот четыре головы склонились над километровкой.

— Смотри-ка, у них даже зенитный дивизион указан, который недалеко от нашего аэродрома в соседней деревне стоит, — удивился Караулов, с интересом изучавший трофейную карту.

— Да, и мосты и броды есть, — продолжил Летяга, с таким же интересом склонившийся над трофеем.

Подождав, пока летчики выговорятся, я задал интересующий меня вопрос:

— Как нам быстрее и проще прорваться к своим?

Обсуждение заняло почти полчаса, вернувшиеся к этому времени разведчики доложили, что немцев они не видели, но стрельбу в разных местах слышали.

— По машинам! — крикнул я и сел в эмку, за рулем которой уже сидел Сурков, на заднем сиденье с удобством развалился Летяга. На "мерседесе" поехали летчики, старший лейтенант Караулов с удовольствием сел за руль. Подъехав к опушке леса, по которому мы ехали уже минут двадцать, остановился и взяв бинокль направился к открытому пространству вслед за боевым охранением, посланным со мной Волдухиным. Найдя удобное место для наблюдения, я осмотрелся. Дорога выбегавшая из леса змеилась по полю и скрывалась в небольшом распадке, который я осмотреть не мог, но вроде пустой, и выходя из оврага дорога уходила в даль. Осмотрев поле, границ его я не обнаружил. Честно говоря не хотелось бы мне выезжать на открытое пространство, было какое-то предчувствие. Помедлив мгновение и бросив пристальный взгляд на небо, я вернулся к машинам.

— Сержант, сколько у нас горючего?

— Водители говорят по трети бака в каждой! Запаса нет!

— Понятно, надолго не хватит. Опять становимся безлошадными. По машинам!

Мы осторожно выехали из леса и пропылили к оврагу. Я ошибся, овраг был занят. Остановившись, из-за перегородившей дорогу телеги, осмотрел два десятка беженцев сидящих на земле. Мне надолго запомнился их взгляды на нас. Они ничего не сказали, но даже я не смотрел им в глаза, мне было стыдно, что мы, взрослые здоровые мужики драпаем от передовой. Аккуратно объехав телегу, мы выехали из оврага и поехали дальше. И если до этого мы спокойно разговаривали в машине на разные темы, то теперь молчали, вспоминая беженцев. Когда лобовое стекло пошло трещинами и капот вспучился разорванной жестью, я сперва не понял что случилось. И только когда мимо пронеслись две быстрые тени, оглушая нас ревом моторов и треском пулеметов, понял, что предчувствие меня не подвело.

— Из машин, укрыться. Огонь по противнику, — стал орать я, выпрыгивая из машины. Отбежав метров на тридцать, залег в густой траве, рядом плюхнулся старшина и через секунду понял, что немцы меня все равно видят. Привстав на колени и достав "вальтер", стал целиться в истребители, начавшие новый заход. Рядом стоял на коленях один из бойцов, и положив ствол МГ на плечо Волдухина, тщательно выцеливал немцев, но огня пока не открывал. В поле мы были как на ладони, и деться нам было просто некуда. На дороге медленно разгоралась полуторка, из кузова свешивалось тело убитого бойца. "Мерседес" стоял ко мне боком с открытыми дверцами, летчиков видно не было. И тут боец открыл огонь из пулемета.

— Вроде попал! Товарищ капитан, точно попал!!! — закричал боец с пулеметом. Я же с удовольствием провожал взглядом уходящие истребители. Никакого дыма я за мессерами не заметил, они просто улетали.

— Похоже, горючее кончилось, вот и ушли! — сказал я и повернувшись к расстроенному бойцу внезапно гаркнул: — Сержанту Волдухину и красноармейцу Тетюшину выношу благодарность от лица командования.

— Служу трудовому народу, — ответил, вытянувшись боец, после сержанта. Поблагодарив их и пожав руки, приказал сержанту выяснить наши потери. Сам же пошел к своей машине, около которой стояли летчики со снятыми шлемофонами. На заднем сиденье, уткнувшись лбом в стекло двери, привалился подполковник Летяга. Развороченная крупнокалиберными пулями спина, ясно давала знать, что с такими ранами не живут.

— Вытащите подполковника из машины! — скомандовал я летчикам. Смотря на тело убитого, я осознал, что за короткое военное время мы успели немного сдружиться, и я был расстроен смертью этого сильного командира. Но долго переживать мне не дали, отвлек подбежавший сержант. Посмотрев на тело Летяги, лежащее на траве, чуть помедлив, стал докладывать:

— Трое раненых, их перевязывают, четверо убито. Две машины повреждены, одна вроде целая, — кивнул он на "мерседес". Посмотрев на уцелевшую легковушку, сказал:

— Раненых в машину, убитых похоронить. Выполнять!

Через час мы продолжили движение. Пройдя поле, на этот раз без происшествий, мы вошли в небольшое село, раскинутое на берегу маленькой речушки. В селе были наши части, я это сразу услышал на околице, когда где-то с другой стороны села взревел двигатель танка, судя по звуку Т-26. Тут же меня отвлек окрик на русском:

— Стой, кто идет!

Приказав своей колонне остановиться, я направился к посту, окликнувшему меня. Увиденное меня разочаровало, никакого орудия для защиты или чего другого. Небольшой окопчик для пулемета, стоявшего на сошках тут же, и всего пара бойцов во главе с младшим сержантом.

— Старший ко мне! — скомандовал я. Но к моему удивлению сержант не сдвинулся с места, а с подозрением окинув взглядом, ответил:

— Сейчас старший подойдет, — и, подняв винтовку, выстрелил в воздух. Похоже, это у них вроде как сигнал. Через минуту прибежал старший лейтенант в сопровождении отделения бойцов. Козырнув мне, представился:

— Старший лейтенант Конев, командир роты.

Так и не дождавшись продолжения, я тоже козырнул и ответил:

— Капитан Михайлов, командир танкового батальона. Пробились из окружения, с потерями, срочно нужны медики.

Окинув взглядом сидевших на обочине бойцов и замершую тушу "мерседеса", ответил:

— У нас тут во второй хате санвзвод стоит, давайте туда, а вас, товарищ капитан, прошу пройти к нашему особисту.

Проводив раненых до медиков, я направился вслед за старлеем, который неотступно следовал за мной. Моих бойцов, разоружив, увели куда-то в сторону, а меня и летчиков повели по улице дальше. Пройдя мимо трех танков, стоявших на улице без всякой маскировки, мы вошли во двор довольно большой хаты-пятистенки, во дворе которой стоял на посту боец с васильковыми петлицами и карабином на плече. Попросив нас подождать во дворе, лейтенант заскочил вовнутрь. Через минуту он вышел в сопровождении невысокого крепыша в звании лейтенанта НКВД. Осмотрев нас, он что-то брезгливо сказал, услужливо наклонившемуся старлею. Мне это нравилось все меньше и меньше. Как чувствовал, что влипну во что-нибудь. Показав на меня пальцем, особист приказал вводить меня первым. В большой довольно прохладной комнате, в которую меня ввели, при этом сняв ремень с кобурой и с "вальтером". Меня, по знаку особиста, посадили на стул, стоящий перед хозяйским столом, с противоположной стороны сел лейтенант. Окинув меня взглядом, сквозь зубы спросил:

— Кто такой? Документы!

Посмотрев на него внимательным взглядом, ответил, стараясь сохранить спокойный тон:

— Нету документов. У немцев они!

Лейтенант понимающе кивнул головой:

— В окружение попали и уничтожили их, я такое каждый раз слышу от выходящих к нам.

И тут же заорал, брызгая слюной:

— Правду, сволочь! Мне нужна правда.

На своих плечах я ощутил чьи-то руки, легшие мне на плечо, когда я начал привставать. Резко скинув руки, я не глядя съехал локтем назад, оттолкнувшись ногами от стола, упал на спину и перекатившись вскочил на ноги. Лейтенант с выпученными глазами дергал клапан кобуры, а сбоку стоял держась за живот сержант НКВД. Быстро подскочив к нему вырубил его одним ударом по затылку, после чего переметнувшись через стол выбил "наган" из рук лейтенанта и с удовольствием съездил ему в челюсть. Быстро подобрав револьвер, я подбежал к двери и накинул крючок, после чего вернувшись, подошел к державшемуся за челюсть лейтенанту и спросил, глядя в пылающие ненавистью глаза:

— Телефон, связаться со штабом, где он?

— У меня нет! Только у командира дивизиона телефон стоит.

— Пошли, проводишь!

Взяв его в охапку я открыв дверь и прикрываясь лейтенантом вышел во двор. О происходящем в хате, похоже никто не знал и не догадывался, судя по тому, как меня встретили с ошарашенными и удивленными лицами. Летчики озадаченно переглянулись. Боец с карабином, быстро отойдя от шока скинул оружие с плеча и стал целиться в нас. Держа ствол "нагана" у виска особиста, я крикнул:

— Оружие на землю, не то пристрелю его как собаку, — и нажав стволом на висок, сказал спокойно:

— Прикажи ему.

— Косухин, оружие на землю, — тут же отреагировал лейтенант. Так, мы дошагали под взглядами несколько десятков бойцов до дома, где находился телефон. В дверях я встретил капитана с эмблемами артиллериста, который с удовольствием полюбовавшись на нас, пропустил в хату. На столе стоял телефон, зашедший следом капитан быстро сложил и убрал карты и приказы со стола, после чего так же молча вышел. Оттолкнув лейтенанта в угол, и велев постоять там, снял трубку и покрутил ручку.

Этот дивизион имел связь только со штабом полка, поэтому связавшись с начальником штаба, попросил его связаться и доложить представителям контрразведки о моем выходе из окружения. То, что обо мне нужные люди уже осведомлены, я не сомневался, поэтому поглядывая на летеху, стоящего ко мне спиной в углу и иногда бросавшего злобные взгляды на меня, ждал звонка. Раздавшийся стук в дверь отвлек меня от размышлений, а лейтенанта от придумывания мести.

— Войдите!

После моего разрешения, в комнату прошел тот самый молчаливый капитан. Бросив насмешливый взгляд на лейтенанта, нахохлившегося в углу и похожего на мальчишку, которого отец поставил в угол за разбитое школьное окно, он посмотрел на меня, сказал:

— Что все-таки произошло? А то сержант Жмых ничего толком объяснить не может, ходит да за живот держится!

— Да лейтенант немного обознался! Вот и не разобрались сразу, кто есть кто!

И доверительно улыбнувшись капитану, сказал:

— Не люблю, когда меня бьют или пытаются убить, ответ бывает адекватным, бью или убиваю уже я. Я не представился. Капитан Михайлов, командир танкового батальона.

Кивнувший в ответ капитан, ответил:

— Капитан Новик, командир зенитного дивизиона. Может, лейтенанта отпустим?

— Не, пусть стоит пока. Я его в угол на час поставил, еще сорок минут ждать. Кстати, у вас поужинать ничего нету? А то с утра не ел.

— Есть, как не быть. Самохвалов! — крикнул кого-то капитан и добавил: — Поесть два котелка принеси!

— Как там мои бойцы, не обижаете?

— Нормально все с ними, правда сидят пока под охраной, приказал накормить.

После чего, усевшись за стол, с любопытством спросил:

— Твои бойцы рассказали, что вы в плен генерала немецкого взяли. Расскажи!

Летеха в углу насторожился и навострил уши. Мой рассказ занял почти полчаса. За это время мы поели каши с тушенкой, которую принес усатый старшина, и выпить по стакану горячего чаю. На предложение капитана остограммиться, сказал твердое "нет" – спиртные напитки кроме пива я не жаловал. Заключение рассказа прервал зуммер звонка, заставив нас всех вздрогнуть.

— Тьфу ты, чертяка, на самом интересном месте, — недовольно сказал капитан.

— Алло, капитан Михайлов у аппарата! — сказал я, подняв трубку. На том конце провода раздался командный бас, различимый даже через шорох помех:

— Командир танкового батальона девятнадцатой танковой?

— Да!

— Позывной Никаненкова!

— Хм, Хохол!

— Что вы сказали ему при расставании?

— Что сказал? Сказал "Ну, с богом"!

— Хорошо. Ваш позывной?

— Сверчок!

— Ваше точное место расположения.

— Деревня Крюково!

— Ясно, мы будем у вас в течение суток. Ждите!

Аккуратно опустив трубку, я повернувшись к капитану, сказал:

— За мной подъехать должны. На ночлег устроишь?

— Да вот лавка, устраивайся! — поблагодарив его, я повернувшись к летехе, совершил самую большую глупость на сегодня:

— Лейтенант, вы можете идти! — и опустошив барабан нагана, вернул его и патроны подошедшему владельцу. Проводив взглядом лейтенанта, вышедшего из дома, я повернулся к капитану, спросившего меня:

— Так что там дальше-то? Вы приехали на аэродром и..?

Дорассказав полностью эпопею с немецким генералом, сказал вставая:

— Пойдем моих проведаем!

Выйдя на уже темнеющее крыльцо, услышал какой-то шорох справа и мощный удар в корпус. Раздавшийся после этого знакомый голос все прояснил.

— Вяжите его! — нет, как все-таки лопухнулся с этим недомерком, думал я, перекидывая через бедро второго нападающего. Меня просто завалили телами, после того как получил пару раз в челюсть, сознание у меня стало уплывать, из последних сил освободив левую руку, кому-то с хрустом ее впечатал. На границе сознания слышал где-то вдалеке мат капитана, после чего ничего не помню.

Открыв глаза, я посмотрел на стропила, видные сквозь рассеивающуюся темноту. Очнулся я опять в каком-то сарайчике, похоже, ни немцы ни наши разнообразием в содержании пленных так ничем и не отличались. С трудом приподняв свое избитое тело, и оперевшись спиной о стену сарайчика, осмотрелся. Шея гнулась плохо, но оглядеться я все-таки смог. Судя по темным кочкам с противоположной стороны и храпу, я тут не один. Аккуратно проверив свое тело, путем ощупывания, понял, что кроме синяков ничего серьезного у меня нет. Я с благодарностью подумал о Шведе. предоставившем мне такое замечательное тело и о бойцах, которые его избивали. Устало прикрыв глаза, задумался. Судя по начавшей рассеиваться мгле, начинается рассвет, и с момента моего звонка прошел уже не один час, но представители контрразведки так и не прибыли и это начинало меня беспокоить. Еще раз прогнав наш разговор с неизвестным, я с теплотой в душе подумал о Сашке Никаненкове. Вышел. А раз вышел он, то и остальные ребята тоже, и это была хорошая новость. Задумался о том, что меня ждет, если контрразведчики опоздают. Нет, надо было все-таки поговорить с летехой, успокоить его, прежде чем отпускать, да что уж теперь виниться, если уже сижу в арестантской. Прикрытые глаза сделали свое дело, и под хруст земли под сапогами часового, я незаметно уснул.

Скрип открывающейся двери вывел меня из странного забытья, стряхнувшись, с интересом посмотрел в сторону часового открывшего дверь, позади него маячили еще две фигуры.

— Шнайдер, на выход!

В углу зашуршала сеном одна из фигур, к моему удивлению одетая в комбинезон танкиста, сверкнув тремя кубиками в петлицах, видных через расстегнутый воротник, встала на ноги. Посмотрев на конвой, танкист сказал разбитыми губами и щуря заплывший фиолетовым синяком глаз:

— Что, опять? Когда же ваш лейтенант уймется?

— Поговори мне еще! На выход!

Зло сверкнув глазами, танкист направился к выходу, при этом проходя мимо меня, с интересом пробежался по мне взглядом, на секунду задержавшись на петлицах. Признав во мне тоже танкиста, кивнул приветствуя, после чего вышел из сарая. Проснувшиеся фигуры еще шести арестованных, провожали вышедшего командира взглядами, один из них встал и направился ко мне.

— Доброе утро, товарищ капитан! — сказал арестант, присаживаясь рядом. Я с интересом глянул на него – младший лейтенант-артиллерист с таким же избитым лицом, как и у вышедшего старшего лейтенанта, правда у танкиста синяки были свежие, а у артиллериста уже начали желтеть.

— Было бы оно доброе, я бы тут не сидел! — ответил я лейтенанту. Вздохнув, он спросил:

— Товарищ капитан, это вы Шкета в плен взяли, и наганом угрожали?

— Было такое! — ответил я и попытался приподняться. Несмотря на то, что голова немного кружилась и тело начало стрелять болью, я все-таки смог встать, хотя и с помощью артиллериста.

— А почему вы его взяли в плен?

— Надо было! — ответил я назойливому летехе. Дождавшись, пока наконец стены не перестанут кружиться, держась за стены стал ходить туда-сюда. Отбиваясь от летехи, старавшегося мне помочь, стал осторожно разрабатывать мышцы. За полчаса я закончил тренировочный комплекс, взяв его из памяти прошлого хозяина. За это время с помощью артиллериста познакомился с остальными арестантами, которые сами подходили ко мне и здоровались. Выше меня по званию никого не было. Было трое лейтенантов-пехотинцев, вышедших, как и я вчера из окружения, только эти лейтенанты вышли вместе со своими бойцами, с теми, что остались. Еще был старший лейтенант-авиатор, оказавшийся технарем с того самого аэродрома, где я посадил в транспортник генерала, с ним был младший лейтенант командир радиовзвода с того же полка. После моих вопросов, оказалось, что они сумели вырваться еще когда немцы только подходили к аэродрому, запрыгнув в полуторку на которой уезжал политрук полка. А дальше, так же как и у нас, заход истребителя на машину и выжившие вышли на это село, в гостеприимные объятия местного особиста, которого уже окрестили Шкетом.

Младший лейтенант-артиллерист, вышел на окраину села только с двумя бойцами, оставшимися в живых после того, как в расположение их гаубичного дивизиона прорвались немцы. К моему удивлению, всем им шили дело как дезертирам, но еще больший шок я испытал после того как рассказали про танкиста. Старший лейтенант Шнайдер, оказавшийся из поволжских немцев, вышел из окружения на трех танках, оставшихся от его роты и сразу же был арестован как немец.

Шкет шил Шнайдеру целый букет преступлений, от дезертирства с места боя до работы на немецкую разведку. И это при том, что Шнайдера наградили медалью "За отвагу" после уничтожения восемнадцати танков, которые прорвались в тыл его части, при этом не потеряв ни одного своего. От таких новостей я только покачал головой – ну особист, ну тв.рь. Вернувшись после разминки на свое место я прилег на солому, и не обращая внимание на ноющее тело, прикрыл глаза, меня сильно тянуло в сон.

Скрип открывшейся створки, вывел меня из дремоты. Двое бойцов с закатанными рукавами гимнастерок, внесли бесчувственное тело танкиста. Грубо бросив его на солому, спокойно вышли под нашими злыми взглядами. Часовой в это время вынес пустое ведро из-под воды, и занес полное, со свежей колодезной водой. Подойдя к ведру, и под скрип закрывающейся двери, первым отпил из нее. После того как попили остальные я приказал осмотреть Шнайдера, и вытереть мокрой тряпочкой его окровавленное лицо. Два командира из пехотинцев склонились над танкистом, постояв немного я пошатываясь вернулся на место.

Через полчаса створка ворот снова открылась, и конвой забрал старшего лейтенанта-авиатора. Вернулся он минут через двадцать сам, на своих ногах, держась за бок и постоянно морщась, прошел на свое место. Мне показалось, что его движения и мимика какие-то нарочитые, быстро пробежав возможные варианты, понял, что они со Шкетом похоже спелись, и уверился, что я буду следующим.

Еще через час, когда солнце почти поднялось на небосклон, створка снова скрипнула, и раздавшийся голос сменившегося часового, произнес:

— Михайлов, на выход!

Сплевывая тягучую окровавленную слюну на пол, я снова провел языком по осколкам передних зубов, после чего пошевелив связанными за спинной руками, посмотрел на Шкета, продолжавшего брызгать слюной.

— …подписывай, тварь, все равно шлепну! Или ты думаешь, твои дружки немцы успеют сюда прорваться и спасти тебя? Не будет такого, подписывай па…ль!

С кривой усмешкой посмотрев на него, я ответил:

— Помнишь, что я в хате говорил? "Бьют или убивают меня, бить или убивать начинаю уже я"! Твой сержантик, — я кивнул на сержанта, стоявшего сбоку и потиравшего кулаки, — уже считай труп, а вот насчет тебя я еще думаю!

— Ах ты су.а! Жмых, давай еще!

На меня снова посыпались удары, и я опять свалился с табуретки, но в какой-то момент сумел несвязанными ногами сделать подсечку и сержант с грохотом рухнул на пол. Своего шанса я не упустил, мощный, насколько было сил, удар пришелся в грудь Жмыха, до головы мне было не дотянуться.

— Охрана, ко мне! — сразу же завопил летеха. Ворваться в дом им помешал тесный для двоих бойцов косяк двери и слишком широкие плечи. Потолкавшись, оба бойца наконец смогли ворваться в комнату. Сжавшись в позу эмбриона я старательно уворачивался от беспорядочных ударов, плохо что руки связанны, нельзя прикрыть живот. Наконец бойцы устали и остановились отдышаться. Пока они отдыхали, я мысленно пробежался по избитому телу, хоть оно и превратилось в комок боли, но вроде ничего серьезного нет.

Один из бойцов поднял хрипло дышавшего и державшегося за грудь сержанта и довел его до скамейки, сплюнув скопившуюся во рту кровь на грязный окровавленный пол, сказал, кивнув на сержанта:

— Сил маловато осталось, слабо вдарил!

— Вот су.а! — возмутился стоящий рядом боец и замахнулся.

— Отставить, Скрябин. Посади его обратно на табурет! — боец ухватив меня за расстегнутый ворот гимнастерки попытался поднять. С треском воротник оторвался и остался в руках парня вместе с петлицами и знаками различия, я же снова грохнулся на пол. Отшвырнув воротник в сторону, и подхватив под мышки, он снова поднял меня и усадил на табурет.

— Оба пока свободны! — сказал летеха, злобно щуря глазки.

— Не боишься со мной один на один оставаться? — спросил я, проводив выходящих бойцов взглядом, после чего снова сплюнул тягучую красную слюну.

— Ты сейчас ни на что не годен. Ха, да с тобой сейчас любая бабка справится..!

— …кроме тебя!

— Вот су.а! Ты ур.д мало получил? Лучше подпиши, а то ведь еще хуже будет!!

— Да пошел ты!

Вставший сержант, хоть и скособоченный на один бок, подошел ближе, и сказал:

— Товарищ лейтенант, давайте его как с тем майором, никто и не узнает!!!

В это время сквозь шум в голове снаружи послышался гул моторов от нескольких машин, скрип тормозов и несколько командных голосов, в котором первую роль играл знакомый бас. Бросив насмешливый взгляд на Шкета, я сказал:

— Тебе, товарищ Шкет, лучше бы выйти, там кажется начальство приехало!

Сбледнувший с лица летеха, поправил ремень, и надев фуражку быстро вышел на улицу.

— Ну что болезный, вот мы и одни остались! — сказал сержант положив мне на плечо руку!

— Точно, и теперь к тебе никто на помощь не придет! — после чего последовал мощный удар головой в живот, сержант согнулся, я резко наклонившись назад со всей силы врезал ногами по туловищу Жмыха, отчего он улетел к столу и отскочив от него упал на пол, а я свалился на пол вместе с табуретом. Как только я хотел подняться и добить его, открылась дверь и в комнату ввалились целая толпа народу. Первое что они увидели – это меня, лежавшего на полу и бьющегося в агонии.

А что я сделал когда услышал топот сапог? Конечно остался лежать на полу и делать предсмертный вид, благо сильно стараться не надо, отделали меня знатно, и многочисленные синяки покрывали как лицо так и все тело.

Двое сразу же бросились ко мне и стали приводить в чувство, но я не приводился, закрытыми глазами мне ничего было не видно, но при этом я внимательно слушал происходящее, на сержанта, кстати, никто не обращал внимания.

— Лейтенант, ты что охренел? Да я тебя… и… урод! — последнее слово было мне понятно, насчет остальных сомневался, что правильно понял.

В это время мне сунули какую-то тряпочку под нос и вдохнув знакомый запах я мгновенно очнулся и сквозь зубы застонал, делая вид что сейчас снова свалюсь в беспамятство.

Все-таки меня привели в более-менее нормальное состояние, по крайней мере, делал вид что понимаю, о чем меня спрашивают. Мне развязали руки. Стараясь незаметно разрабатывать их, я отвечал на вопросы командира в форме майора. Только хрена он был майором, видя, как перед ним тянется подполковник, я всерьез подумал, не генерал ли он.

—…итан ты слышишь меня? Капитан Михайлов? Все правильно?

— Да, товарищ полковник, я капитан Михайлов, это я звонил! — раздумывая над званием стоящего передо мной майора, я невольно назвал его полковником, которое определил как самый вероятный вариант. И судя по тому, что майор не поправил меня, я попал в точку.

— Хорошо, как ты себя чувствуешь? Сможешь выдержать дорогу?

Кивнув, я посмотрел на вставшего сержанта Жмыха, стоявшего ко мне в полоборота. Прикинув все шансы, я позволил двум приехавшим с майором-полковником бойцам подхватить меня под руки и повести к двери. Но мне пока этого было не надо, резким рывком стряхнув их руки и оттолкнув в стороны, я успел сдернуть у одного из бойцов карабин, висящий на плече. Остальные только начали поворачиваться на шум, майор только-только подошел со злым лицом к отдельно стоящему Шкету, а я уже со всей силы впечатал ствол карабина в горло Жмыха, пробив его и изувечив. Резко выдернул ствол из горла и под хрип и бульканье сержанта, подскочил к Шкету, увернувшись от одного из командиров в звании старшего лейтенанта, который попробовал перехватить меня и широким полукругом съездил прикладом в губы летехи, при этом буквально вбив зубы в горло не успевшему увернуться палачу, сломав при этом ему челюсть.

— Квиты! — выдохнул я. На все это у меня ушли те немногие крупицы силы что были, и уже теряя сознание, упал на пол, при этом никто не успел меня подхватить,… гады.

…

Первое, что я увидел когда очнулся, это потолок самолета и маленькие иллюминаторы. И только через некоторое время стал доносится звук авиационных моторов. Скосив глазами, увидел, что салон набит людьми, отвлекло меня лицо непонятного майора, склонившегося надомной, которое что-то произнесло;

—…нулся, …лезный? Как себя чувствуешь?

Не знаю, известен сейчас этот знак, но я поднял руку и сжав кулак, показал вверх большой палец.

Фальшивому майору я не соврал. Свое состояние я действительно оценил как хорошее, не отличное, а хорошее. Я еще раньше заметил, что после ранений и контузий прихожу в себя очень быстро, хорошенько выспался и готово. Нет, кое-какие последствия остаются, которые потом быстро сходят на нет, но все-таки остаются. Вот и сейчас я кроме слабости чувствовал остающуюся боль. Лежал я на полу, и вроде как на носилках, приподнявшись с помощью того лейтенанта который попытался помешать мне поквитаться со Шкетом сел на лавку рядом с фальш-майором.

Подождав пока салон транспортника перестанет крутиться, осмотрелся, под любопытными взглядами остальных пассажиров, которых кроме меня оказалось около десятка.

Судя по покачиваниям, воздушным ямам и болтавшимся перед моим лицом ногами стрелка-радиста, находящегося в стрелковой люльке и наблюдающим за небом, мы все-таки летим.

За спиной здоровенного старшины с ППД в руках, я заметил смутно знакомую фигурку, с замотанной челюстью.

"Смотри-ка, и Шкета прихватили" — мысленно удивился я и наклонившись к фальш-майору, спросил, кивнув на летеху:

— Товарищ майор, а этого зачем взяли?

Несмотря на мое шепелявие, из-за выбитых передних зубов, фальш-майор меня понял:

— Приказ из Москвы! Он сынок члена Военного совета, и его художествами решил заняться САМ.

— Сколько я был без сознания?

Фальш-майор показал руками.

"Вот это ни фига себе!!! Семь дней!!! Однако!"

Кивнув, что понял, попросил чего-нибудь поесть. Желудок, когда о нем вспомнили начал резко крутить голодные спазмы. Взяв протянутое мягкое печенье и фляжку запить, стал осторожно жевать, отпив из фляжки в которой оказался холодный и подслащенный чай, я машинально пробежался по остаткам зубов и замер. Пройдясь языком еще раз, понял, что над ними кто-то поработал, нет острых торчащих обломков. Когда это успели меня так подлечить, что я не замедлил спросить у фальш-майора.

— Да над тобой целая бригада врачей работала, — он приподнял и показал портфель лежащий рядом.

— Так они такого понаписали. И регенерация повышенная, и анализы странные, чего только в тебе нет! Зубы? А зубы, и над ними поработали. Дантист еще удивился, что у тебя начали отрастать новые.

Пройдясь по зубам еще раз, понял, что фальш-майор прав, те осколки которые я принял за пеньки, были новой порослью зубов.

Осмысливая новую информацию я, машинально отхлебывая из фляжки, посмотрел в ближайший иллюминатор, недалеко висела тройка истребителей сопровождения. Повернувшись к соседу, с другой стороны, спросил:

— Мы давно взлетели?

Тот, глянув на наручные командирские часы, ответил:

— Минут двадцать пять уже. Вы как раз очнулись при взлете.

— Понятно!

Устраиваясь на жесткой лавке поудобней, я жадно посмотрел на вещмешок стоящий у ног соседа, все-таки три печенья мне маловато, хотя я и понимал что много есть мне нельзя. Печально вздохнув, осмотрел себя, синяки фактически исчезли, одет я был в новенькую командирскую форму без знаков различия и ботинки вместо сапог. Пошевелив пальцами ног, проверил не жмут ли они, не жали.

Мои размышления прервал странный треск и крики в салоне. Подняв голову от изучения обуви, с изумлением увидел ровную строчку дырок, которые пресекали борт. Оглушая нас стрельбой бил куда-то стрелок-радист. Я осмотрел повреждения, несколько человек попало под эти отверстия и сейчас сползали на пол пачкая его темной кровью, среди них я заметил и Шкета. Быстро подсчитав убитых и раненых, определил, убитых трое, считая Шкета, и двое раненых, одному из них оторвало руку, и сейчас сосед накладывал ему жгут.

Появилась новая строчка пулевых отверстий и появились новые раненые и убитые, стрелок-радист повис в своей люльке и удерживаемый ремнями стал покачиваться вслед за маневрами самолета, который уходил от немецких истребителей из стороны в сторону.

Выглянув в окно, я увидел в стороне как четверка мессеров, схлестнулась с нашим прикрытием, от которого осталось два ишачка, третьего не было видно. Еще одна пара заходила на нас, пилот резко увел в сторону, но это не избавило нас от новых пробоин. К тому же когда самолет резко лег набок, меня отшвырнуло в сторону и накрыло телами. Когда через некоторое время я смог выбраться, мы уже летели в нормальном режиме, без всяких выкрутасов. Плюхнувшись рядом с фальш-майором, спросил стараясь перекричать шум ветра врывавшегося в пробоины, и рев моторов:

— Что, оторвались?

Сидевший рядом на скамье майор, открыл закрытые глаза, и ответил зло:

— Ушли как же. В клещи они нас взяли, на свой аэродром ведут!

Быстро выглянув в разбитое окно, признал правоту фальш-майора, увидев всего метрах сорока немецкий истребитель, который уровняв скорость с нашим транспортником летел рядом. Уверен, с другой стороны такой же конвоир.

— Нужно что-то делать! — крикнул я фальш-майору. Тот кивнув, ответил:

— Знаю, думаю пока!

— Да что тут думать, занять место стрелка-радиста, в немца пальнуть, тут камнем докинуть можно, и уйти в сторону со снижением.

— Хорошо, поговори с пилотом, а мы пока снимем стрелка!

Фальш-майор, не чураясь, с помощью еще двух бойцов, стал освобождать место стрелка, я же покачиваясь двинулся к пилотам.

Посмотрев на убитого пилота, повернулся ко второму, который держал штурвал и наклонившись к нему прокричал прямо в ухо:

— Уйти сможем?

Тот молча показал на верх. Присмотревшись сквозь слезы, которые выбивал ветер, влетавший в разбитое окно, и увидел что над нами барражируют две пары немецких истребителей. Несколько секунд поразмышляв, я снова склонившись к уху летчика быстро изложил свой план, при этом спросив, где мы находимся.

— Линию фронта пролетели, уже немецкая территория.

— Черт. Ладно, будь наготове.

Вернувшись в салон я изложил доработанный план, который состоял в том, чтобы шугнуть немца, и уйдя в его сторону, резко сесть на землю. Место стрелка уже занял один из командиров, натянув летные очки, и сейчас осторожно выглядывал примериваясь. Договорившись как будем действовать я вернулся в пилотскую кабину, и похлопав по плечу, сказал что сейчас начнем.

Выглянув в одно из окон, я увидел дальше по курсу довольно большое озеро, в глубине леса. Поэтому быстро наклонившись к уху летчика, спросил, ткнув в озеро пальцем:

— Там на озере сесть сможешь?

— Да, смогу.

— Хорошо, крикнешь, когда будет пора!

Кивнув, летчик продолжил вести транспортник, который медленно приближался к спасительному озеру. Заметив знак рукой, который подал летчик, я махнул стрелку, внимательно за мной наблюдающему.

Прогрохотала очередь, и наш транспортник резко свалившись на правое крыло, пошел вниз. Хорошо, что я держался за скобу, и меня в отличие от остальных, при жесткой посадке, не мотало по салону, раздался треск и удар о деревья, от которого я улетел со скобой в руке, на переборку, которая отделяла пассажирский салон от пилотской кабины. Отбросив от переборки, меня кинуло на пол. Сверху навалился кто-то еще. Крутанувшись я вылез из-под безвольного тела, присмотрелся к трупу и понял что на меня свалился труп Шкета, отшвырнув его в сторону, я вскочил и крикнул начавшим шевелиться фигурам:

— Быстрее на выход. Слышите? На выход!

Сам же бросился к кабине, и сразу остановился. Кабины не было, от удара о дерево ее сплющило и вмяло, посмотрев на тонкую струйку крови, стекающую из искореженного дюраля, только расстроено махнул рукой. После чего подошел к телу старшины, и подобрав с пола ППД, начал снимать ремень с запасным диском и кобурой пистолета, прихватил чей-то "сидор" и надел его. Пока двое парней боролись с заклинившей от жесткой посадки дверью, я быстро привел себя в порядок, и накинув ремень автомата на плечо, стал помогать открыть дверь. С жутким скрипом дверь немного приоткрылась, и снова встала, но пролезть было можно. Я первым впрыгнул на берег озера, в который врезался самолет, в двух метрах плескалась вода, остатки хвоста были в воде. Подав руку я помог спуститься раненому, фальш-майору и еще двум командирам, в звании капитана и старшего лейтенанта, у всех были общевойсковые эмблемы.

Над нами пронеслись быстрые тени. Поняв, что истребители идут на второй заход, мы все месте, придерживая раненого, побежали вглубь леса.

— Как мы так быстро пересекли линию фронта? Да и вообще расскажите, что было, пока я был в отключке! — задал я волнующий меня вопрос, когда мы удалились от самолета, километра на три и сели отдохнуть. После того, как немцы улетели, мы вернулись к самолету, надеясь прибарахлиться, но нас ждало разочарование в виде густого дыма и начавшего разгораться транспортника. Махнув рукой, и подхватив раненого, который совсем сомлел, мы двинулись вглубь леса. Из оружия на всех пять человек, считая раненого, у нас был один ППД, три ТТ, и два "нагана". Проверив свою кобуру, я обнаружил там револьвер марки "наган", вместо привычного ТТ. И сейчас сидя в тени деревьев, которые своей широкой листвой защищали нас от слепящего солнца, слушал фальш-майора, при этом разобрал автомат, и тщательно его чистил, найденной в "сидоре" тряпочкой.

Пока я прохлаждался под присмотром врачей в Киевском военном госпитале, куда меня доставили со всей возможной скоростью, местные опера НКВД, провели проверку деятельности этого Шкета и за два дня такого накопали, что ему светила вышка. После того как врачи дали добро на мое перемещение, из пункта А в пункт Б, прошло семь дней, маршрут самолета был проложен недалеко от линии фронта, летели рядом всего минут десять, а в зубы к немцам попасть успели.

— Понятно! Кстати как там Никаненков и остальные? Нормально прорвались?

Фальш-майор вздохнув, сказал:

— Никаненков вышел с двумя бойцами, разрозненные группки выходили еще в течение суток. В общем, недалеко от передовой, они напоролись на немцев, начался бой в который втянулись все наличные танки, а тут им ударили в спину моторизованные части немцев, началась бойня. Со слов выживших, машины с раненными давили танками, в общем прорваться сумели немногие, общим числом где-то человек двадцать…!

На меня тяжелым грузом свалилось это известие. Это же я их отпустил, чтобы под ногами не путались, пока я штурмую лагерь. Немного погоревав о бойцах, я стал слушать дальше:

— …взяли под колпак, все сведения подтвердились! Правда, двоих мы взяли, а остальных ждем когда выйдут на них сообщники.

А это он о диверсантах, про которых я наболтал Сашке. Понятно.

— Товарищ майор, мы забыли представиться друг другу! — сказал я с улыбкой. Удивленно посмотрев на меня, майор усмехнулся и представился.

— Старший майор Мезенцев Анатолий Михайлович. Представитель Ставки.

— О как, ну а я капитан Михайлов. Он же старший лейтенант Солнцев…

— …он же попаданец из будущего! Генерал Романов вышел из окружения, смог пробиться!

— Понятно. Эпопея с захватом немецкого генерала, я так думаю вам тоже известна?

— Практически нам известно все!

Отойдя от отдыхающих подальше, мы разговорились. Мезенцева интересовало все, что я помнил и знал.

Но разговор довольно быстро прервался, минут через двадцать. К нам подошел капитан, и хмуро сказал:

— Корольков умер! Уходить надо, как бы немцы не нагрянули.

Мы быстро собрались, завалили тело умершего листвой, и забрав документы направились дальше. Через три часа я уловил запах дыма, и принюхавшись уверенно направился в ту сторону.

Через полчаса осторожно вышел на опушку леса и осмотрел в бинокль, забранный у капитана, небольшой хутор.

— Там немцы, — сказал я, опустив бинокль. После чего передав его Мезенцеву, добавил: — Но немного!

— Почему ты так решил?

— Вон за сараем торчит мотоциклетное колесо, даже отсюда видно номер на крыле. Да и часовых не видно, кроме того, у колодца.

— Где? А, вижу.

После некоторого осмотра хутора, майор объявил:

— Обходим и идем дальше.

— Товарищ старший майор, вон же транспорт есть, чего пехом-то шлепать. Заберем и дальше поедем.

— Опасно, рисковать я не буду.

И ведь действительно не дал, несмотря на все мои просьбы. Даже не послушал обещания, что я один там справлюсь. Не пустил, так мы и пошли дальше пешком. Отмахиваясь от паутины, которая так и старалась попасть на лицо, я шел вторым после старшего лейтенанта, по фамилии Санычев. Капитан оказался татарином, его земляком, с фамилией Сафиуллин, хотя по лицу русак русаком.

— Хальт!

От неожиданности я присел, это меня и спасло, очередь прошла над головой, скосив Санычева и Мезенцева, дав длинную очередь, патронов на двадцать, я ломанулся в сторону, капитан бежал за мной, стреляя на ходу из ТТ.

Отбежали мы недалеко, заметив рядом старое поваленное дерево, перепрыгнули через него и затаились. Капитан торопливо менял магазин, а я постаравшись унять бешенный стук сердца, сделал пару глубоких вздохов-выдохов, все-таки семь дней в больничной койке не остались без последствий, мне было тяжело. Прикрываясь стволом я по-пластунски заполз в яму от упавшего дерева, и выглянув осмотрелся, меня же прикрывали торчащие корневища.

То, что я увидел метрах в двадцати от нас в просвете между деревьев, мне показалось лысой головой, и как только она зашевелилась, понял что ошибся, приняв жо.у за голову. В поле зрения были также видны лежащие Мезенцев с Санычевым. Посмотрев на немца, который похоже сел с бумажкой поразмышлять о былом, правда при этом не забыв прихватить автомат, и которому помешали мы, наткнувшись на засранца, прицелившись, я дал очередь в три патрона. Сразу же раздался громкий вопль боли, и немец схватился за остатки задницы, которую разворотили мощные тэтэшные пули, и стал кататься по земле. Второй очередью я прервал его мучения и резко развернувшись полоснул очередью по двум немцам, вывалившимся из-за кустарника, после чего дал длинную очередь по кустам в которых еще кто-то шебуршился.

Вдалеке началась стрельба, в которой ведущее слово взяли, в основном, немецкие карабины, автоматов практически не было слышно, были слышны крики, причем в основном на русском, с редкими вкраплениями на немецком. Мы с капитаном озадаченно переглянулись, я пожал плечами в недоумении на его вопросительно приподнятую бровь, после чего снова прислушался.

Вдруг раздался треск сучьев под чьими-то шагами, хотя нет бегом, причем беглец хрипло дышал. Перезарядившись, взял на прицел то место, где слышался шум, и приготовился, в промежутках между деревьев замелькала бегущая фигура, в такой знакомой и родной советской форме красноармейца. Шум приближался, и теперь вместо одного бойца, мимо нас стали пробегать одиночки и группы бойцов, и их вид дал мне понять, что тут происходит.

Повернувшись к капитану, лежащему в двух метрах от меня и стерегущему тыл, сказал с сомнением:

— Похоже на побег пленных. Наверное этот засранец из охраны военнопленных, и не из последних раз имеет автомат. Мы на него наткнулись, и вот результат.

Мое внимание привлекла группа бойцов бегущих компактной группой, у одного из них был немецкий карабин, пристально разглядывая группу, я с сомнением произнес:

— Старшина?

— Что? Какой старшина? — так же тихо спросил меня капитан, но я уже крикнул:

— Старшина! Егоров! Ко мне! — и встав на ноги махнул рукой привлекая внимание к себе, за что тут же чуть не поплатился жизнью. Хлестко ударил выстрел, и один из корней отлетел в сторону в брызгах щепок. Быстро присев, я полоснул из автомата по немцу торопливо передергивающему затвор карабина метрах в сорока от нас. Не попал, прыткий Ганс успел спрятаться за дерево, и через секунду вывалился из-за него борясь с одним из наших бойцов, к которому быстро пришла помощь. Повернувшись к старшине, подбегающему в окружении красноармейцев, в которых я узнал своих бойцов, услышал от него:

— Товарищ капитан, это вы? Но как вы…

— Старшина, все потом! Там два наших погибших командира лежит, заберите оружие, документы, и особенно портфель. Ясно? И вот там подстреленный немец-засранец, с автоматом. Быстро-быстро, не задерживаемся, нужно уходить.

"Эх, жаль двух убитых немцев, уже обобрали другие пленные" — подумал я.

Бойцы мгновенно разбежались, и скоро вернулись назад. Махнув рукой, чтобы следовали за мной, мы компактной группой уходили вглубь леса.

Передвигаясь за головной группой из двух бойцов вооруженных одним карабином, мы со старшиной беседовали. В основном рассказывал старшина, а я его внимательно слушал.

— …и когда мы приблизились к фронту, передовой дозор наткнулся на немцев, их там много шныряло, но нам пока везло, не попадались. По команде майора Даниличева, танки Садкова атаковали немцев и сшибли их с дороги. Нам был приказ двигаться по параллельной дороге, впереди шел взвод Серова они же первыми и напоролись на немецких танкистов на отдыхе. Немцы бой услышали и успели сесть в танки. Сперва танк Гордеева сожгли, а потом и остальных. Серов на горящей машине таранил немецкий танк и взорвался вместе с ним, но это дало нам время, которое нам не помогло, мы успели развернуться и поехать обратно, но на следующей развилке снова были немцы. Дальше плохо помню, контузило меня, помню обрывками. Помню горящие грузовики, и машины с ранеными разъезжающиеся по полю, которые давили немецкие панцеры и бегущие по полю наши бойцы и как они падали под пулеметами, и как они сдавались…

Слушая Егорова, я как наяву видел и слышал, горящие машины, свистящие мимо пули, убитые и раненые на полевой дороге. Как начали поднимать руки сдаваясь солдатам в форме мышиного цвета, как злые немцы били их за большие потери, которые они понесли от танкистов…

— …и нас разделили, больше я Беляеву не видел! — привлек меня голос старшины.

— Подожди-ка, я прослушал! Беляева что, тоже в плену?

— Ну да, километрах в тридцати отсюда, в промежуточном лагере. У женщин там своя казарма, она отделена от нас колючей проволокой. Немцы этот барак частенько навещают, су.и.

— Всем внимание, отдых. Еремин, выстави часовых!

Скомандовал я сержанту-крепышу из моих бойцов. Козырнув, тот побежал выполнять приказ. Я же, прихватив Егорова за локоть и в сопровождении капитана, который теперь охранял портфель, отошли в сторону.

— Давай старшина, рассказывай про этот лагерь!

— Вы что, капитан, собираетесь освобождать его!!! — изумился Сафиуллин, мгновенно поняв, зачем я интересуюсь. Посмотрев на него, я сказал со сталью в голосе:

— Беляева мой боец, а своих я не бросаю. Понял, капитан?

— А остальные пленные в лагере к вашим относятся?

— Относятся, но не как МОИ бойцы!

После чего повернувшись к старшине, сказал:

— Начинай, старшина!

Поправив ремень с кобурой, ранее принадлежавший погибшему Мезенцеву, Егоров начал рассказ.

"Кисло. Судя по рассказу старшины, отбить Беляеву будет трудно, тем более остальных. Освободить только одну Свету не получится, бойцы не поймут!" — размышлял я, лежа на спине и покусывая травинку.

— Товарищ капитан, идут! — сказал сидящий недалеко от меня Егоров.

Встав, осмотрелся. Уже довольно большой лагерь, если кроме группы старшины, ко мне прибилось через несколько минут еще десяток бойцов, то за пару часов блужданий по лесу мы собрали еще три десятка бойцов, причем семеро из них, были окруженцами с оружием. Как раз их командир в звании старшего сержанта, в это время дежурный по лагерю, возвращался с двумя красноармейцами, в них я узнал бойцов, которых сам инструктировал и отправил на восток.

— Товарищ капитан, группа разведчиков под командованием красноармейца Свиридова вернулась с задания! — откозырял мне старший сержант Волков. Командир он хороший, нечего сказать, но уж больно уставник. Откозыряв в ответ, сказал:

— Докладывайте! — после чего показал рукой, чтобы они присели. Судя по виду, бойцы заметно устали, да и кормежка в лагере не дает оставаться в силе, поэтому и выглядели мои бойцы, как после длительного голодания. Волков на мой жест заметно поморщился, но после того как я его отпустил, удалился проверять посты.

— Так я слушаю. Можно не по уставу, своими словами! — сказал я, посмотрев, как мнутся бойцы.

— Хорошо, товарищ капитан. Мы с красноармейцем Никулиным после того как удалились от нашей стоянки взяли путь на восток, через три километра обнаружили…! — слушая рассказывающего Свиридова, понял что это не то. Этот путь мне не подходит.

Хорошую новость принесла третья вернувшаяся разведгруппа. Дорога. Малоезженая дорога – то, что мне нужно. Воспользуемся опытом немецких диверсантов, которые за день до начала войны, в виде советских патрулей, останавливали машины и уничтожая водителей и сопровождающих, забирали машины и форму с оружием, которая в скорости очень помогла остальным и сделав их мобильными.

Быстро собравшись, хотя нищему только подпоясаться, велел построиться.

Проходя мимо бойцов, я считал вооруженных.

"М-да, четырнадцать вооруженных на сорок три человека. Хорошо, хоть есть пулемет у бойцов Волкова, правда с одним диском, но есть".

Поправив кобуру с "наганом", я отдал свой ППД одному из бойцов, который до плена тоже был автоматчиком, сказал:

— В семи километрах от нас находится дорога обнаруженная разведкой. Наша задача оседлать ее и организовать захват транспорта и оружия противника для последующего задания. Всем все ясно? Тогда в путь! Волков, командуй?

Егорова я, как и в прошлый раз, поставил по хозчасти, отдав под его командование всех семерых пожилых бойцов, которые у нас были.

— Товарищ капитан, звук мотора слышно!

Выплюнув уже надоевшую травинку, я повернулся на живот и посмотрел в просвет, где была видна дорога. Пока никого не было видно, но я терпеливо ждал.

Вдруг из-за поворота дороги выбежала пара бойцов и, сделав определенный знак, метнулась и затерялась в зарослях невысоких кустов, растущих возле обочины.

— Приготовились, едут две машины и мотоцикл! Если машины с солдатами, то пропускаем. Если их мало, то огонь на поражение по солдатам, по машинам не стрелять!

Сбоку защелкали затворы и курки пистолетов. Взведя курок на "нагане", я приготовился.

Вот показался передний грузовик, за ним второй, мотоцикл следовал почему-то последним. Проследив за кабиной и кузовами, крикнул:

— Огонь!

Судя по тому, что в кузове было только по паре немецких солдат в сопровождении, они или за чем-то ехали, или что-то везли, посмотрим что.

Стрелять с такого расстояния, в сорок пять метров из револьвера я посчитал опрометчивым и прикрываясь деревьями стал приближаться к вставшим из-за убитых водителей грузовикам.

Тщательно прицелился, и выстрелил в видневшуюся ногу одного из немцев успевшего выскочить из кузова. От попадания пули немец подскочил, и его голова показалась над капотом, дав мне уйму времени прицелиться и спустить курок. Пулеметчик в коляске был убит одним из первых выстрелов, поэтому бойцы перебежками приближались к машинам, стреляя на ходу. Доснарядив патронами барабан, я резко выбежав на дорогу и забежав за машину стал расстреливать оставшихся в живых немцев, только два из них могли оказать мне сопротивление, поэтому я их застрелил первыми, остальные же были тяжело ранены и опасности не представляли, но я на всякий случай добил и их. Подбежавшим бойцам, велел собрать оружие и раздать его безоружным, которые терпеливо дожидались нас неподалеку.

Нашими трофеями стали грузовик и мотоцикл, у одной машины было неудачное попадание в двигатель, и он вышел из строя. Велев отбуксировать поврежденный грузовик подальше в лес и замаскировать, стал подсчитывать и трофеи и потери, к сожалению был убит один из бойцов. Нашими трофеями стали один пулемет с боезапасом, один автомат, принадлежавший унтеру, девять карабинов и четырнадцать гранат, в самих машинах было пусто, только в одной завалялся под лавкой цинк с патронами к карабинам. К сожалению, продовольствия кроме солдатских пайков не было, но хоть это.

— Машину и мотоцикл отогнать и оставить неподалеку, выставить около них охрану, остальным ждать следующих немцев! — скомандовал я Волкову, глядя как недавно безоружные бойцы, примеривают на себя трофейную амуницию.

К вечеру у нас скопилось три грузовика, два мотоцикла, легковушка и немецкая форма. Оружия хватило на всех.

Самое ценное, как я считал, был захват легкового "опеля" с капитаном СС внутри, ехавшего в сопровождении всего одного мотоцикла.

Форма мне пришлась в пору, хотя были видны пулевые дырки в спине.

"Вот гад, не мог просто сдаться, так нет, ему приспичило отстреливаться, а у меня теперь его форма с дырками", — мысленно ворчал я оглаживая складки.

Старшина, уже одетый в форму фельдфебеля, стоял рядом, держа в руках немецкий карабин.

— Уходить надо, товарищ капитан, как бы немцы не прочухали где пропадают их машины.

— Да, старшина, пора, командуй посадку на машины, как договорились! — ответил я ему, поправляя нарукавный знак со свастикой, после чего подошел к легковушке и, сев на заднее сиденье, скомандовал бойцу в форме рядового Вермахта:

— Поехали, следуй за мотоциклами!

Состав движения колонны я определил так. Впереди, в головном дозоре следуют два мотоцикла с пулеметами, после чего моя легковушка и грузовики с бойцами. На последнем, пулемет установили так, чтобы он мог отсечь огнем, если нас будут преследовать сзади.

Движение вперед было медленным и, в основном, из-за плохой дороги. Жуя на ходу галеты и запивая их кофе из фляжки офицера, я размышлял о дальнейшем.

— Слушай, Рамиль, как ты думаешь, как отреагирует охрана лагеря, если мы вот так спокойно подъедем к воротам?

Капитан Сафиуллин сидящий на переднем сиденье и изображавший моего ординарца в такой же форме СС, только рядового, повернулся и придерживая портфель Мезенцева с которым не расставался, с недоумением ответил:

— Не знаю, подъедем, там видно будет.

— Рамиль, ты же татарин, откуда в тебе это русское авось, а?

— От вас и набрался. За службу я с кем только не общался, так что прилипло.

— Понятно. О, вот и опушка.

Мы выехали из леса и, прибавив скорость, двинулись дальше, оставляя за собой столб пыли заметный издалека.

— Вот, товарищ капитан, развилка, после нее еще километров шесть и будет лагерь, — встрепенулся водитель, поворачивая на развилке направо.

— Понятно, готовимся.

Отстегнув магазин на автомате, я проверил патроны и, защелкнув его обратно, взвел затвор. После чего, положив МП на колени, стал ждать.

— Вот и лагерь! — сказал водитель.

— Давай к воротам!

— Понял!

Последний грузовик, как и договаривались несколько раз дернувшись заглох, не доехав до ворот метров двести, оттуда открывался прекрасный вид на три вышки, которые уже брали на прицел через дыры в прорезанном тенте сидящие в кузове бойцы.

— Начинаем! — приказал я. Капитан Сафиуллин, выскочив из машины и услужливо согнувшись, открыл мою дверь, придерживая локтем свой МП. Я вылез из машины и щелчком сбив несуществующую пылинку со своего черного рукава и, не обращая внимания на вплотную вставшего рядом со мной Рамиля, неспешной походкой направился к воротам, у которых стоял старший поста в звании унтера.

— Герр гауптштурмфюрер, начальник лагеря сейчас подойдет. Пожалуйста проходите.

"Ни фига себе, он даже документы у меня не проверил!" — ошарашенно подумал я.

Пройдя через открытую калитку на территорию лагеря, я осмотрелся.

"Да, Егоров был прав, это скотный двор с хозпостройками и коровниками которые превратили в бараки. А, вот и начальник лагеря бежит".

— Герр гауптштурмфюрер, добрый день. Что вас привело к нам, очередная проверка?

Как ни странно, но мою форму и меня он явно не опасался и вел себя как со своим знакомым офицером, хотя и был в звании майора.

— Да, проверка! Вы знаете о побеге военнопленных случившемся сегодня?

— Да, конечно, герр гауптштурмфюрер. Эти свиньи убили семерых наших солдат, сопровождающих их до железнодорожной станции. Сейчас их ищет охранный батальон майора Вилке.

— Вот поэтому я и приехал с инспекцией и с дополнительными солдатами для усиления охраны. Постройте всех свободных солдат, майор.

Майор дал несколько команд стоявшему рядом офицеру в звании обер-лейтенанта, после чего предложил пройтись по лагерю в виде экскурсии, пока солдаты приводят себя в порядок и строятся.

Но мне это было не нужно. Рамиль, стоящий сзади вплотную, закрывал своим телом дыры в форме и мне бы не хотелось, чтобы их заметили, последствия могли быть самыми непредсказуемыми.

— Нет, я дождусь ваших солдат!

Которые, кстати, уже бегом бежали к нам. Дождавшись, как только они встанут в строй по две шеренги, крикнул во все легкие:

— Огонь! — после чего мы с Рамилем упали на землю закрывая головы руками. А в это время над нами уже свистели пули и слышно как оглушающе били пулеметы на мотоциклах и грузовиках. Приподняв голову, я осмотрелся. От полторы сотни немцев осталось человек тридцать, метавшихся под непрерывной стрельбой по двору. С вышками было все кончено, определил я не видя часовых и по отсутствию пулеметного огня по нам. Взяв автомат наизготовку, я открыл огонь по остаткам немцев, присоединяясь к Рамилю, вставлявшему уже второй магазин.

Дав очередь по двум улепетывающем немцам, я свалил обоих, после чего стрелять стало не по кому.

— Досмотровая группа, вперед! — опять заорал я, прогоняя звон в ушах.

Под прикрытием пулеметов два десятка бойцов стали врываться через ворота во двор. Подождав, пока они закончат с этим неприятным делом и добьют всех раненых, встал и вслед за ними направился к казармам немцев и зданию администрации.

— Смотри, Рамиль, какой местный начальник был барином! — развел я рукой по обстановке кабинета.

— Сейчас не об этом нужно думать. А взять архив, там наверняка указанны все предатели, которые сейчас работают на немцев.

— Ну, в этом ты специалист, а не я. Так что работай. Я тебе в охрану дам пять бойцов, хватит?

— Хватит, и еще грузовик под архив не забудь.

— Ну ты, хомяк.

— Какой есть, все, не мешай!

Хмыкнув, я вышел из здания администрации, и направился к баракам, около которых скопились мои бойцы. Грузовики в это время въезжали на территорию лагеря.

— Волков, почему пленные заперты в барках не выяснили?

— Да товарищ капитан, выяснили. Их после побега вообще не выпускают.

— Ясно. Ведите меня к женскому бараку.

— А эти?

— Пока не интересуют, пусть посидят.

В ближайшем бараке услышав меня, заорали и стали долбить в дверь, на что я громко сказал:

— Сейчас архив проверяется на сотрудничество пленных с немцами. Так что выйти хотят в основном они, и если не перестанете, я отдам приказ на открытие огня. Волков, командуй тут, а я с Егоровым до баб прогуляюсь. И запомни, никого не выпускать, это приказ. Понял?

— Да, товарищ капитан! — ответил Волков, каменея лицом, и повернувшись к бойцам, стал отдавать приказы, на охрану бараков. На вышках уже маячили наши пулеметчики, проверяя оружие.

— Ну что старшина, пошли освобождать нашу красавицу? — повернулся я к подошедшему Егорову.

Девичье тело, содрогалось у меня в объятиях, осторожно прижимая Беляеву к себе, я нежно гладил ее по спине и бормотал успокоительные слова. Гимнастерка стремительно намокала на груди. Скривившись, я обвел бешеным взглядом окружающее пространство, они посмели тронуть моего человека, черная злоба просто переполняла меня. Рыдания стали тише и глуше, отступив от меня, Беляева отвернулась в сторону, чтобы я не видел ее опухшие глаза.

— Все в порядке?

— Да, товарищ капитан, все хорошо! — с трудом улыбнулась наш медик. С сомнением посмотрев на нее, я перевел взгляд на других узниц.

"М-да, похоже немцы реально использовали пленниц как бесплатный бордель, судя по состоянию Светы, и ее не обошла эта участь. Вот черт!".

— Старшина, что там с пленными? — девушки немедленно оживились, услышав о пленных немцах.

Одна из них, которая была, просто королевой среди придворных, сделала ко мне пару плавных шагов и вкрадчивым голосом спросила:

— Товарищ капитан, а у вас что, пленные немцы есть?

Я сразу понял, как снять этот стресс с женщин и девушек.

— Да, есть и они ваши, если хотите, но только после того как мы их допросим!

И совершил ошибку, махнув рукой в сторону, где Рамиль допрашивал немцев.

— Девки, за мной! — тут же взвизгнув, рванула девица в показанную сторону. Беляева одна осталась рядом со мной.

— Уж лучше их, чем нас. Мне так как-то поспокойней! — ответил я на удивленную приподнятую бровь старшины. Кивком тот согласился со мной, после чего спросил:

— А с остальными пленными что делать? Выпускать?

— Сейчас у капитана Сафиуллина спросим, закончил он или нет, да и валить отсюда уже пора, и так тут уже полчаса глаза мозолим. Ты вот что, старшина проверь автопарк и назначь водителей.

— Так я уже осмотрел машины, товарищ капитан. Там два немецких грузовика и три наших полуторки, одна не на ходу, движка нет. А вот насчет водителя не знаю, вроде водителей больше нет.

— Старшина, у нас целый лагерь военнопленных, уж среди них-то будут водители. Тем более там, в основном тыловики, реально повоевавших наверняка немного.

Разговаривая, мы шли в сторону шумевшей толпы женщин. Молчавшая до этого Беляева, вдруг заговорила:

— А я ведь им говорила, что вы придете и спасете нас, говорила, а они не верили, смеялись.

Приобняв ее, я медленно шел к зданию администрации. Неподалеку стоял Рамиль, и смотрел бумаги, изредка поднимая голову и бросая взгляды на женщин, рядом топтались бойцы. Видно он тоже понял, что остановить взбешенных женщин не удастся и просто отошел в сторону от пятерых захваченных немцев. Я посмотрел на то, что когда-то было немецкими солдатами, а сейчас были просто кусками мяса.

"М-да, взбешенная женщина – это страшная сила".

— Рамиль, как успехи? Пора уходить, а у нас пленные до сих пор закрыты, есть хоть какие-нибудь продвижки?

— Все-все заканчиваю, сейчас иду, давай к первому бараку, там встретимся.

— Хорошо!

Повернувшись к старшине, сказал:

— Принимай под командование все юбочное войско, и готовь к погрузке на транспорт. Трех машин вам хватит?

Окинув женщин взглядом, он утвердительно кивнул, и откозыряв пошел к женщинам, на ходу раздавая приказы громовым голосом.

— Свет, иди тоже с ним, я скоро подойду! — обратился я к Беляевой. Провожая ее покачивающуюся фигуру, я покачал головой.

"Ну немцы, ну су.и. Еще повстречаетесь вы мне".

Вздохнув, я повернулся и быстрым шагом направился к баракам.

— Волков, приготовиться, сейчас будем фильтровать наших на не наших. А, вон уже и капитан Сафиуллин идет.

…

— И р-раз, и р-раз! — слышал я, сквозь ревущий на полных оборотах двигатель. Показав, где рубить ветки и как укладывать их в настил, побежал к застрявшей машине.

— Ну что тут, Скрябин? — обратился я к старшине-артиллеристу из вновь освобожденных, которого назначил командиром взвода, сформированного из бывших пленных. К моему удивлению их набралось едва четыреста человек, хотя бараки могли вместить в три раза больше, но потом вспомнил про побег Егорова и понял, что уже не одна колонна ушла оттуда.

— Хорошо, продолжайте!

Отойдя в сторону, я осмотрелся.

"Да уж, загнали нас немцы. Прямо в болото, ладно хоть авиации нет, где-то в другом месте она крутится, а то было бы еще хуже, чем сейчас. И как только этот охранный батальон на нас вышел? И ведь, главное, в полном составе!".

Покачав мысленно головой, я подумал, что если бы мы не успели уйти из лагеря, предварительно разбив пленных по подразделениям и вооружив их, то нам бы было совсем кисло.

Два взвода из вновь сформированных, которые были вооружены полностью остались прикрывать нас на опушке, и стрельба слышна до сих пор, хотя уже заметно стала стихать. Похоже, то что мы отдали им все гранаты и патроны, оставив себе по минимуму, изрядно им помогло. Погладив планшет, где в блокноте были записаны фамилии всех, кто нас прикрывал, я вновь прислушался.

"Похоже, что все, кончились наши. Ладно хоть, молодцы, держали их почти час".

— Товарищ капитан, все, гать проложена, разведка докладывает, что тот берег пуст, можно начать движение! — отрапортовал мне грязный как черт Волков.

— Тогда двигаемся, и отправьте гонца, к заслону, что можно отходить. Может хоть кто-то уцелел! — сказал я, прислушиваясь к смолкшей стрельбе.

Я стоял и провожал последних бойцов, уходящих на тот берег, рядом топтался боец, назначенный Егоровым моим ординарцем.

— Ну все, Саш, я на тот берег, поторопись за нами! — отвлек меня подошедший Рамиль. Ординарец мой был из недавно освобожденных, и машинально шарахнулся в сторону от капитана. Похоже, что грубая зачистка лагеря от предателей и агентов среди пленных, произвела на бойца большое впечатление. Хотя лично Рамиль не убил ни одного, за него это делали бойцы, когда он объявил кто это, так что мы оставили в лагере, около двух десятков тел, где заколотых штыками взбешенными бойцами, где просто застреленных.

— Хорошо, я следом за вами! — кивнул я и всмотрелся в перелесок, среди которого появились человеческие фигурки.

— Вроде идут! — сказал я, и стал отстегивать клапан на чехле с биноклем, рядом со мной присел скрываясь за кустами Рамиль, и махнул руками чтобы приданные ему бойцы следовали дальше, не дожидаясь его.

Отодвинув ветку в сторону, я чуть привстал с колен и всмотрелся в приближающихся бойцов, которых отличная оптика ощутимо приблизила ко мне.

Это были остатки заслона, впереди двигался мой гонец и, придерживая одного из раненых бойцов двигался к нам, за ним следовали еще шестеро, и каждый из них или нес раненого или помогал идти

В это время гонец остановился, и с отчаяньем всмотрелся в пустой берег болота. Наших он не видел из-за деревьев закрывающих гать, поэтому решил, что мы все ушли.

— Наши, нужно им помочь, вперед! — сказал я бойцу, и повернувшись, добавил Рамилю.

— Ты сиди здесь, прикрывай нас, на всякий случай! — кивнул я на его МП, после чего последовал за бойцом, который уже преодолел половину расстояния.

— Товарищ капитан ваше задание выполнено, враг был задержан на час! — сказал мне один из раненых, в котором я узнал старшину Власова, до плена командовавшего разведвзводом. Самое плохое, в обоих взводах что я оставил в заслоне, были подобраны самые опытные из пленных, кто действительно успел повоевать, и сейчас на все что я мог рассчитывать, это на сорок человек, из всей толпы бывших пленных, большинство которых было тыловиками.

— Молодцы, бойцы. Выйдем к своим, я вас к наградам представлю! — приободрил я их. После чего помог дойти до гати и велел следовать дальше, а сам остался дожидаться двух бойцов, которые прикрывали пленных.

Через несколько минут показались и они. Увидев среди деревьев бегущих вместе бойцов, я привстал и махнул рукой показывая куда следовать.

— За мной, бегом! — скомандовал я и мы побежали по гати на тот берег.

— Все, Ефремов, давай!

Сержант Ефремов, был из саперов, и вовсю использовал тот небольшой запас тола, что мы захватили в одной из немецких машин.

Ряд небольших гейзеров пробежал от нас к тому берегу, полностью уничтожив с таким трудом проложенную гать.

— Все, уходим!

— О, разведка идет! — кивнул на подходящих бойцов, Рамиль. Подошедший красноармеец, бросив взгляд на портфель, с которым Рамиль практически не расставался, доложился:

— Товарищ капитан, разре…!

— Докладывай и побыстрее! — прервал я его, нетерпеливо постукивая карандашом по расстеленной на капоте полуторки карте.

— Немцев в деревне мы не обнаружили, как и местных жителей. Пустая деревня.

— Странно, здесь ведь глубинка, почему нет местных? Немцы-то ладно, но местные?

— Не могу знать, товарищ капитан, но мы там все осмотрели, такое впечатление, как будто деревенские ушли перед нашим приходом.

Я задумался:

"Про что-то похожее, я как-то читал. Может и здесь так же? Проверим!".

— Волкова ко мне!

Подбежавшего через минуту сержанта я напряг на выполнение ответственного задания, после чего, кряхтя, стал взбираться на дерево с которого открывался отличный вид на деревню, приказав остальным при этом занять круговую оборону. Назначенные на должности командиров сержанты и красноармейцы, тихо, стараясь не шуметь, стали распределять бойцов по позициям.

"Эх, жаль что оружия мало, где-то одна винтовка на четверых!" — подумал я, наблюдая за стоянкой внизу. Около машин, где находились раненые, я заметил Беляеву, бодро отдававшую приказы девушкам-подчиненным.

— О, наши появились! — отвлек меня Рамиль, взобравшийся на соседнюю ветку.

Поднеся бинокль к глазам, я стал пристально наблюдать, и в меньшей степени за бойцами, чем за деревней. Как только выглянула из-за новенького банного сруба чья-то голова, мне все стало ясно.

— Рамиль, это деревня-ловушка, для ловли таких вот окруженцев, которыми притворяются бойцы Волкова.

— Что будем делать? — спросил он, не отрываясь от окуляров.

— Да пока ничего. Волков – командир тертый, тем более я рассказал ему о своих подозрениях, так что его врасплох не возьмешь! Подождем пока!

— О, я кажется понял, как они действуют! — воскликнул Рамиль продолжая наблюдать за деревней.

— Как?

— Да все просто! Как только их наблюдатели замечают отряд окруженцев, они уводят деревенских, а сами прячутся в тайниках, после чего берут их голыми руками, пока они обыскивают избы.

— Как понял? Тайники засек?

— Да, вон у того сеновала, земля покрытая соломой пошевелилась, видно крышку схрона приподнимали. И во-он у того дома-пятистенника было тоже самое.

— Понятно! Ладно, ты наблюдай, а я соберу всех боеспособных и окружу эту деревню, тебе оставлю трех бойцов, используй их как вестовых.

— Хорошо! Мне вот только непонятно, почему они не взяли нашу разведку?!

— Вот и выясним! — ответил я, и начал спускаться вниз.

Собрав командиров отделений, я поставил задачу по окружению деревни и помощи нашим. Четыре сержанта, внимательно выслушали меня, и разбежались по своим подразделениям, я же пошел за младшим сержантом Ковалевым, который со своими бойцами занимал позиции около дороги ведущей в деревню.

Мы едва успели занять позиции, как в деревне началась стрельба, и послышались разрывы гранат.

— Весело там у них! — сказал Ковалев, и придерживая карабин положил рядом с собой гранату. Из-за малочисленности оружия я оставил в лагере только четыре карабина у часовых. Еще было несколько пистолетов у командиров, вот и все чем они располагали.

— Приготовиться! — скомандовал я, и вытащив из кобуры парабеллум, который я сразу сменил на наган, приготовил его к стрельбе.

— Пошли! Всем внимание, бандиты могли выставить охранение!

Но, к моему удивлению, никакого охранения не было. Прокравшись вдоль плетня, мы стали перелезать через него и попали во двор чей-то хаты.

— Ковалев, у тебя кто хорошо стреляет?

— Не знаю, товарищ капитан, я своих бойцов мало знаю, но красноармеец Слепцов говорил, что он ворошиловский стрелок.

— Хорошо, пусть твой стрелок залезет на сеновал, и через дверцу нас прикроет! — благо сеновал был высокий, и дверца выходила на улицу.

Не дожидаясь пока снайпер займет свою позицию, мы двинулись дальше. Сам понимаю, что мой штурм – дилетантство, но никто штурмам меня и не учил, так что, как выйдет, так выйдет.

Выглянув из-за угла следующего дома, я увидел полицаев. Плохо было то, что они были рассредоточены, и скоротечного боя не получилось бы.

Внимательно осмотревшись, я спрятался обратно, дав доступ к углу Ковалеву, и пока он рассматривал позиции полицаев, усиленно думал.

"Так, атакой тут не решить, тем более судя по всему, полицаев не меньше, чем нас. Выход только один – это занять позиции для стрельбы и начать бой на уничтожение с непредсказуемым результатом, но есть одно НО. Остальные три отделения не извещены о моем решении, и послать гонца не представляется возможным. Вывод? Только один – атаковать!".

— Приготовиться! — скомандовал я и, вынув из ремня немецкую гранату-колотушку, отвинтил колпачок.

— Значит так, выбегаем, кидаем гранаты, пережидаем разрывы и разлет осколков и атакуем. Как работать прикладами в рукопашке еще не забыли? Советую вспомнить!

Если с оружием у нас были некоторые проблемы, то вот с гранатами – нет, на каждого вооруженного бойца было по две колотушки, благо один из захваченных грузовиков вез именно их.

— Ну, бойцы… — я медленно обвел их глазами и скомандовал, — начали!

Выскочили мы из-за угла целой толпой и если бы полицаи ждали нас, то дело кончилось бы плохо, однако на тыл они не обращали внимания, азартно паля по дому, где скрылся Волков со своими бойцами, что упростило нам работу.

Упав на землю я переждал разрывы и, вскочив, махнул рукой вперед, и заорал:

— В атаку, за Сталина!!! За Родину!!! Вперед!

Бойцы вскочив, с ревом в котором с трудом можно узнать русское УРА, от которого даже меня бросило в дрожь, побежали вперед, стреляя на ходу по противнику. По всей деревне резко началась усиленная стрельба, перемешанная с разрывами гранат.

Бойцы добивали последних полицаев, не обращая внимания на то, что некоторые из них подняли руки вверх сдаваясь.

Вдруг из-за большого дома, в котором раньше явно был сельсовет, выскочила группа из двух десятков полицаев и рванула в нашу сторону, лишь некоторые из них отстреливались, остальные только бежали, многие бросили оружие, чтобы было легче бежать.

— Занять позиции! — уже орал Ковалев, но бойцов осталось мало. Шестеро красноармейцев лежали там, где их застали пули врага, и только одного из них перевязывали, остальным не повезло.

Подхватив карабин одного из погибших бойцов, я лег у колодезного сруба и, прицелившись, нажал на спуск. Мордатый мужик в ермолке споткнулся и покатился по земле, рядом звонко били карабины бойцов. Вдруг из-за того же здания сельсовета выскочила целая толпа красноармейцев, на первый взгляд не меньше тридцати и, остановившись стала целиться, повинуясь командам невысокого командира.

— Укрыться! — тут же крикнул я откатившись за сруб, так как мы тоже были на линии стрельбы.

Раздался залп, и несколько пуль глухо впились в верхний венец, дождавшись второго залпа я осторожно выглянул, стоявших на ногах полицаев не увидел, поэтому осторожно встав помахал приближающимся красноармейцам. Глядя, как подходящие к раненым и убитым полицаям бойцы ведут себя, подумал:

"Опытные, однако! Сразу видно, не первый раз в такой ситуации!".

Подождав, когда было собрано все оружие, и велев продолжавшим лежать на позициях своим бойцам подниматься, спокойно вспрыгнул, встав на ноги пошел к приближающему ко мне командиру в звании старшего лейтенанта.

— Старший лейтенант Карапузов, командир батальона сто седьмого полка! — представился он, глядя на меня снизу вверх.

Так же бросив руку к фуражке, представился и я.

— Командир танкового батальона, капитан Михайлов.

После мы довольно быстро разговорились.

Оказывается, полк с остатками штаба дивизии выходил из окружения к своим, как дозор наткнулся на наш лагерь, из которого мы вышли всего пять минут назад. Переговорив со старшиной Егоровым, которого я оставил в лагере старшим, они быстро собрали боевую группу и отправили ее к нам на помощь, к тому же продолжавший сидеть на дереве Рамиль уже подсчитал примерное количество полицаев.

— Как только ваш капитан слез с дерева, и показал свое удостоверение нашим особистам, так те перед ним буквально на цыпочках ходят! — продолжил рассказывать Карапузов, наблюдая как его бойцы зачищают деревню.

Ко мне быстрым шагом шел Волков. Подойдя, доложился, что он со своими бойцами взял в плен старшего полицая.

— Хорошо, молодцы, сейчас пойдем его и допросим, он хоть целый?

— Вроде того, товарищ капитан.

— Та-ак, его еще допросить можно?

Волков виновато опустил голову. Рассказ Волкова мог бы вызвать у меня улыбку, но мне было не до смеха, поглядев, как из леса цепью выходят бойцы, мы пошли к дому, где находился пленный.

Главарю полицаев сломали челюсть, нет не так, когда его пытались скрутить, он смог вырваться, но один из бойцов успел поставить подножку и этот кабан со всего огромного роста треснулся челюстью о порог двери.

Оставив Карапузова разбираться с зачисткой деревни, я прошел к дому с многочисленными следами пуль в стенах. Войдя, я пригнулся перед низким косяком, вошел в большую комнату и, пройдя мимо беленой известью печки, сел на лавку напротив главаря.

— Ну и кто ж ты такой!? — спросил я вслух, ни к кому особенно-то не обращаясь. Взяв со стола книжечку и полистав, стал читать вслух:

— Старший полицай Федор Бондарчук, хм, смешно. Что ж ты гни.а такую фамилию позоришь?

Посмотрев внимательно, на опутанного веревками полицая кивнул на челюсть, по которой текла розовая ниточка слюны.

— Как болезный, не болит?

Поймав свирепый взгляд, я обратился к стоящему рядом Волкову.

— Ты смотри, сержант, не уважает он нас, брезгует говорить с советскими командирами.

Посмотрев на полицая немигающим взглядом, представляя что передо мной просто кусок мяса, предельно жестким голосом сказал:

— Ты никто и звать тебя никак. У тебя есть два выбора – умереть легкой смертью, рассказав все, что мы спросим, или долгой и тяжелой, если будешь молчать. И не вращай глазами, знаю что со сломанной челюстью можно говорить, да, больно, но терпимо.

Все-таки мы сломали его, правда в переносном смысле, до крайности дойти еще не успели, видно полицай понял, что мы пойдем на все.

В принципе этот полицай знал не так много, как мне хотелось бы.

В этой деревушке они находились уже более десяти дней, и составляли один из узлов по отлову окруженцев, и кстати, работали довольно продуктивно, так как за это время взяли и уничтожили, около двухсот окруженцев. Сами группы бойцов выходили на деревушку довольно часто, бывали даже одиночки. Хорошо поставленная группа дозорных неплохо справлялась со своим делом, вот только с нами у них вышел прокол. Часовые, заметив нашу группу разведки, подумав что это все, что есть, спокойно пропустили их в деревню, сопровождая со стороны. А вот когда они, вместо того, чтобы искать еду, стали просто обыскивать хаты, ввело главного в удивление, и он приказал отпустить разведку обратно, проследив ее путь. А когда узнал что там целая толпа русских, да еще практически невооруженная, да еще и с бабами, то вообще пребывал в эйфории от такой удачи.

А вот захват Волковым Федора, стал роковым для полицаев. О плане главного знал только его зам, которого закололи ножом, когда дрались в сенях и наша атака стала для полицаев неожиданной.

— Слушай, сержант, зачем они вообще к вам приперлись, да еще сами, не послав подручных?

— Так, товарищ капитан, это не они к нам, а мы к ним. У них тут в подполе целый бункер с бойницами, вот мы и зашли в этот дом, кто же знал что тут главные прячутся.

В это время дверь отворилась и к нам зашли несколько незнакомых командиров. Один из них был в звании полковника, а перевязанный левый глаз делал его похожим на Кутузова.

Вскочив с лавки, я кинул руку к фуражке, и отрапортовал:

— Товарищ полковник, капитан Михайлов, проводим допрос захваченного в плен вражеского пособника.

— Много сообщить успел?

— Сколько знал, все рассказал.

— Хорошо! Повесить! — неожиданно жестко приказал полковник. Я не палач, поэтому отошел в сторону, когда двое бойцов подхватили мычащего предателя и поволокли его к выходу.

— Удивляешься, капитан, что я приказал его повесить! — с любопытством спросил меня полковник, присаживаясь на лавку и кладя руки на стол.

— Да нет, товарищ полковник, не особо!

— А я все-таки скажу. Там в лесу в трех километрах от деревни мои разведчики наткнулись на овраг, который был почти доверху заполнен убитыми бойцами. Нашими бойцами, капитан, понимаешь?

Я кивнул и как наяву представил себе этот овраг.

"Да уж за подобное не только линчевать надо, а и похуже!"

— Там дорога телегами накатана была, вот мы и пошли по следам. Там с вашими встретились, остальное ты знаешь. Что скажешь, капитан?

— Да, вы были правы, товарищ полковник, что предателя надо повесить!

— Да я не об этом, что собираешься делать?

— Так под ваше командование, товарищ полковник, как старшего по званию.

— Хорошо, пока пойдешь в подчинение к майору Говорухину, а там дальше видно будет. Твоих бойцов распределим по ротам.

Я с интересом посмотрел, на стоящего справа от полковника майора Говорухина.

"Что-то день какой-то странный, уже второй артист или режиссер, еще Михалкова встретить, так вообще хоть фильм снимай!" — подумал я.

Познакомившись с майором и остальными присутствующими командирами мы вышли с Говорухиным из дома. В деревне было столпотворение от сотен бойцов и командиров, вот мимо забора проехала артиллерийская упряжка с сорокапятимиллиметровой пушкой. Проводив ее взглядом, спросил у майора:

— Какие будут приказы, товарищ майор?

— Расскажи о себе, капитан. Мне надо знать, кем я буду командовать!

Мы подошли к завалинке дома, и сев на нее, повели неспешный разговор. Рассказывал я сжато, если Говорухина интересовал какой-то момент, то я уже более подробно. Нас постоянно прерывали, подходили разные командиры, которых майор сразу представлял мне. После того как я закончил, Говорухин докуривая восьмую трофейную папиросу, спросил:

— И как этот генерал себя вел? Страха не показывал?

— Нет, пока я ему пару пальцев не сломал, все пыжился, а после сразу словесный понос пошел!

— Хорошо, хватит только им наших генералов в плен брать!

— Еще немало возьмут, пока воевать не научимся.

— Слушай, капитан, ты мне эти пораженческие разговоры брось. Бойцы и командиры и так не в себе от того, что отступаем, еще ты тут! — жестко сказал майор и потушив папиросу о завалинку поднявшись, спросил:

— Раз ты такой умный, скажи, чья будет победа?

Встав, я хлопнул его по плечу и с улыбкой сказал:

— Наша, чья же еще. Стоит только посмотреть, на карту нашей страны, и карту немецкой, тогда сразу становится понятно, чья сила возьмет. К тому же неудачи наших войск довольно легко объяснить, я интересовался этим вопросом.

— Ну ладно..! — майор задумался, после чего, посмотрев на меня, спросил: — А ты политинформацию среди бойцов не проведешь? Надо, чтобы они знали, почему мы отступаем.

— Да не проблема, мне есть чего рассказать!

— Хорошо, я к полковнику Лузгину, попробую получить разрешение!

Тут я кое-что вспомнил, и торопливо сказал:

— Совсем забыл, мне на этот счет надо посоветоваться с капитаном Сафиуллиным, получить разрешение уже у него.

— Хорошо, встретимся здесь через полчаса.

Кивнув я потопал к особистам, спросив на ходу в каком доме они находятся, подошел к нему.

Около двери караулил красноармеец, обернувшись на шум наших машин въезжающих в деревню, я велел бойцу позвать капитана Сафиуллина.

Рамиль вышел из хаты с закатанными рукавами, вытирая на ходу полотенцем мокрые руки.

— Что случилось, Сань? — вслед за ним вышли еще трое командиров, в которых я сразу определил особистов. Представив меня им, а их мне, он переспросил:

— Так что случилось?

— Давай отойдем! — куда бы мы не отходили, везде находились бойцы, шныряя туда-сюда.

Наконец найдя лавочку, и облокотившись о забор, спросил Рамиля:

— Ты ведь в курсе, откуда я? — за время нашего знакомства этой темы мы не касались, поэтому внутренне напрягшись, я и задал этот вопрос.

— О том, что ты из будущего? В курсе, конечно, я был ближайшим помощником Мезенцева, так что спрашивай!

— Хорошо, тут такое дело…! — я сжато рассказал о просьбе майора.

— Дело хорошее, но сначала потренируйся на нас, мне честно говоря, тоже очень хочется знать что нас ждет. Пошли в хату, будешь рассказывать всему особому отделу дивизии, только о себе молчок! Понял?

— Хорошо. Да я все спросить хотел, выяснили, что случилось с жителями деревни?

— Пока нет, выясняем. Но судя по тому, что все личные вещи лежат на месте, то это навевает на нехорошие мысли.

— Да уж… навевает.

Попив колодезной воды, я поставил звякнувшее цепью ведро на сруб колодца и отошел в сторону, мое место сразу занял боец с десятилитровым термосом и, бросив ведро в колодец, стал быстро крутить ворот. Посмотрев на него я неспешной походкой направился к хате, где через пару минут я должен был выложиться весь, объясняя первые поражения Красной Армии и кто как говорится в этом виновен.

Зайдя в хату, я к своему удивлению, понял что комната просто набита командирами, на переднем месте сидел полковник и старший особист, Рамиль притулился у окна, стараясь казаться незаметным. Среди командиров были преимущественно политработники.

— Давай капитан, руби правду-матку! — глухо сказал полковник, исподлобья глядя на меня, похоже идея о политинформации не вызвала у него особой радости.

Собравшись с мыслями, я встал у стены, и под десятками глаз, стал рассказывать с чего все началось.

— М-да, слишком ты много знаешь для простого капитана! — задумчиво сказал полковник, остановившись около меня. Допив кружку с водой, горло было совершенно сухое, и поставив его рядом с ведром повернулся к полковнику и пожав плечами, просто сказал, мельком глянув на Рамиля стоящего неподалеку и небрежно наблюдающего за нами:

— Простая аналитика и хороший сбор информации. Ничего сложного.

— Ну-ну, ладно, отдыхай пока.

— Товарищ полковник, вам доложили уже, что у нас на хвосте висел батальон немцев?

— Да я в курсе, этим вопросом занимается капитан Столбов, посты вокруг деревни усилены, и высланы парные патрули.

После чего полковник, в окружении своей немногочисленной свиты, удалился. Посмотрев ему вслед, я обернулся к подошедшему Рамилю.

— Язык у тебя подвешен, этого не отнять, даже меня пробрала дрожь, когда ты рассказал об этом плане "Ост", теперь понятно почему немцы так себя ведут. А вот англичан ты зря приплел, то, что в нападении на нас замешаны их длинные руки.

— Рамиль, то что я выложил, это только вершина айсберга, многого я просто не знаю, ну не интересовался я Второй Мировой, а сейчас от этого локти кусаю. Мне только известен обычный школьный курс, а там все шиворот-навыворот, всю историю обос.али. Так что не требуйте от меня много.

— Ладно, да забыл сказать, ночевать будешь с нами.

— Ладно!

Узнав, где находится медсанбат, я направился туда, пора проведать Свету.

После того, как я проведал Свету, что заняло почти три часа, я возвращался к хате особистов, покусывая на ходу травинку и вспоминая девушку.

Война меняет характеры людей, и Беляева не исключение, в мирное время она даже не подумала бы затащить меня на сеновал, но не сейчас.

Ей, как и мне, была нужна физическая разрядка, что мы делали и до темноты и после. Вспоминая ее поведение и отчаянно-испуганные глаза, я не стал отказывать и последовал за ней на сеновал, куда она повела меня за рукав. И если первой начала действовать она, то дальше главенство перехватил уже я. После чего проводил девушку до здания, где был медсанбат и, крепко поцеловав ее, отпустил спать.

Пнув попавшуюся под ноги пустую банку, что вызвало недовольство прохаживающего неподалеку часового, я последовал дальше.

— Чего так быстро? — послышался заспанный голос Рамиля. Тихо пробравшись через спящих, я подошел к лавке, где лежал капитан и, сбросив с печки на пол старый полушубок, улегся на него, предварительно сняв ремни и положив их рядом с головой, причем расстегнутая кобура была повернута в мою сторону.

— В смысле? — таким же шепотом спросил я.

— Я думал, ты со своей знакомой останешься!

— А, нет, дежурит она, по крайней мере так она мне сказала!

— Ну-ну.

Лежа стянув гимнастерку и скинув сапоги, я разложил портянки на полу, чтобы они немного просушились, среди того запаха что стоял в хате, мои портянки были почти незаметны. Устроившись поудобней, я закрыл глаза, чтобы провалиться в царство Морфея, как голос Рамиля вернул меня к действительности.

— Знаешь, со мной такое в первый раз!

— Что именно?

— Эти два дня. Утром взлетели, оказались сбиты, целый день скитались по лесу, утром освободили пленных, правда случайно, но все же. Потом штурм концентрационного лагеря и бегство от немецкого батальона, штурм деревни и встреча с нашими окруженными частями. Вот! Вот такое у меня в первый раз.

— Хм… у меня такое каждый день! — ответил я, и провалился во тьму.

Проснулся я, когда чей-то сапог ощутимо постучался мне в печень. Спросонья крутанувшись, я подмял пинавшего и выхваченным из ножен штык-ножом попытался ударить нападающего по горлу. Однако его у меня моментально выбили, и оттащили в сторону, матерясь по-русски. Продрав глаза, я осмотрелся.

"Черт, Рамиль! Это что, я его так?"

Около полушубка лежал Рамиль и стонал, держась за живот.

"Точно, я его же коленом в солнечное сплетение приложил!" — подумал я, и уже вслух сказал: — И что это здесь происходит? — обратился я к заполнившему комнату народу.

— Да отпустите вы меня! — это я уже скомандовал двум командирам державшим меня. Они тут же отпустили меня и отошли в сторону, над Рамилем склонился военврач и стал его осматривать, после чего помог встать и усадил на лавку, однако было видно, что капитан практически пришел в норму и только бледность выдавала его состояние.

— Я жду! — повторил я, оглядывая народ. Кого тут только не было, но больше всего врачей, позади них мелькнуло бледное лицо Беляевой, и у них всех было одинаковое выражение лица, озадаченное. Вперед вышел мой новый командир, майор Говорухин и, осмотревшись, слегка удивленно ответил:

— Как бы тебе, капитан, сказать? В общем, не просыпался ты! Совсем не просыпался!

— Это как!!! — изумился я, и добавил: — Я же отчетливо помню, как заснул и проснулся, все нормально было, ну устал немного, так со всеми бывает, что тут такого! — не понял я.

— Да не в этом дело. Тебя никак разбудить не могли, вот даже врачей позвали!

— Это как это?

— Капитан, не сейчас, ладно? Полк уже ушел и мы последние, арьергард, в общем, так что собирайся, уходим! — после чего вышел из хаты, с улицы сразу же послышались команды.

Оглядев до сих пор молчавший народ, я попросил у Рамиля прощения.

— Да ладно, и не такое бывало. Хотя когда перед глазами мелькнул клинок, было страшно.

На меня тут же налетели врачи и стали расспрашивать, о самочувствии. Как ни странно, Светы среди них не было. Ответив на все их вопросы, я вышел вместе с Рамилем из дома и мы направились вслед за бойцами, численностью примерно с роту. Пятеро медиков уже обогнали их и проследовали дальше.

— Может, все-таки ты мне расскажешь, что произошло? — обратился я к идущему рядом капитану.

Рассказ Рамиля много времени не занял.

Оказывается, когда начали вставать то меня не смогли разбудить, испробовали все способы, даже водой поливали. Я пощупал гимнастерку, действительно, влажная. После чего вызвали врачей, они тоже все испробовали, додумались даже иглами колоть нервные точки, но ничего не получалось.

— …я рядом стоял, и тут меня такая злость взяла, пнул тебя и заорал "Рота, подъем", как оказался на полу и перед глазами клинок мелькает! — рассказывал на ходу Рамиль. Прибавив скорость, скоро мы догнали наших бойцов и, обогнав их, заняли свои места впереди. Все машины были отданы для раненых, и теперь даже полковник был вынужден ходить пешком, чего уж тогда говорить о нас.

Шагая рядом с Говорухиным, я выяснил интересный момент, оказывается все бойцы в арьергарде были из недавно присоединившихся, как и мы. Мельком осмотрев бойцов, своих я не заметил.

— Идем дальше, надо догнать основную группу! — сказал Рамиль, и мы в сопровождении трех бойцов быстрым шагом направились в сторону встающего солнца, вслед за группой врачей.

…

Полк отрывался от немцев уже третий день, и полковник постоянно оставлял заслоны, как только я заметил в одной из таких групп своих, то зайдя к Говорухину, попросил поставить командовать ими меня вместо незнакомого лейтенанта железнодорожных войск.

— Не могу, приказ из особого отдела – тебя не трогать!

— Блин, да ложил я на их приказ. Там мои, понимаешь?

— Иди сам к ним, я отпустить тебя не могу, без приказа не могу.

— Ладно, будет приказ.

Рамиля я нашел сидящим под деревом, что-то записывающим в планшет. Подойдя, объяснил свою просьбу.

— Саш, ты как ребенок чесслово. Сам подумай, кто отпустит носителя ценной информации? Сам ведь знаешь что арьергард – это смертники. Что сказал пленный, которого разведка притащила? Он сказал, что по нашему следу пустили моторизованный батальон, после того как мы уничтожили прошлых преследователей. Так что сам понимаешь, что их ждет!

— Понимаю, но бросать не буду! У меня еще осталась честь командира, и своих я не брошу.

— Саш, ты пойми, — поморщился Рамиль, — если ты останешься, то я разверну весь полк чтобы тебя вернуть, ты сам понимаешь, что будет?

— Рамиль, ты же знаешь, что я везучий и из любой задницы вылезаю, так что давай бумажку, что я добровольно остался с арьергардом и ты пытался меня остановить.

Капитан покачал головой и открыл планшет, я опустился рядом с ним и также сел на сухую выгоревшую траву.

— Рамиль, понимаешь, тут какое дело…! — я задумался под взглядом Рамиля, как попроще сказать ту новость что мучает меня с тех пор, как меня пытались разбудить.

— …знаешь, мне кажется скоро я вернусь в свое тело!

— Не понял, как это вернешься?

— Да чувство у меня, что недолго мне осталось ходить в этом теле. Вернусь я. Но не это главное… Ты представляешь, что будет, если вернется Швед и сможет воспользоваться моей памятью?

— Да, будет как ты говоришь "кисло".

— Вот и я об этом, так что у меня единственный шанс не дать воспользоваться Шведу такой возможностью – это погибнуть в бою. И не смотри на меня так, я это уже три дня обдумываю, другого предложения не будет. Мне кажется… нет, я просто уверен, что в случае смерти этого тела, мое сознание вернется обратно, так что сам понимаешь.

— Но почему? Ведь мы смогли бы…!

— Нет, не смогли бы! Если он воспользуется памятью, то сможет водить вас за нос, я его хорошо знаю, опытный зверюга, и такой шанс непременно использует, вычислить вы его вряд ли сможете.

Рамиль, яростно зачесал затылок, обдумывая мои слова, после чего достал блокнот и стал записывать все мои предположения. После чего сказал:

— Одного я тебя не отпущу. С тобой пойдет лейтенант Райкин, он проконтролирует, сам я не могу, сам понимаешь почему! — кивнул он на портфель, с которым не расставался. Услышав фамилию, я только вздохнул, уже не удивляясь.

— Знаешь Рамиль, меня не это пугает…" — вздохнув, я привалился спиной к стволу дерева.

— Что?

— …как бы тебе объяснить… Понимаешь характер Шведа,… мы как бы слились,… в общем, я боюсь что когда вернусь он останется со мной. То есть я все так же смогу убивать, не моргнув глазом, это меня и беспокоит, — выложил я.

— Ты хочешь сказать что что-то от Шведа останется с тобой? — нахмурившись спросил Рамиль перестав писать.

— Нет… как бы объяснить? В общем он изменил меня… мой характер. Теперь я не тот маменькин сынок что был, я стал другим и уже не изменюсь… это меня и беспокоит, — ответил я, задумчиво покусывая травинку.

— Дела, — озадаченно ответил Рамиль, почесав лоб.

Окопы были полного профиля, хорошо, что остатки саперной роты помогли нам в копании траншей. Когда начали намечать будущие ячейки, я быстро пресек это, приказав копать полнопрофильные окопы.

За то короткое время, не всё успели выкопать, и некоторый бойцы еще возились с землей, выбрасывая ее на бруствер. Осмотревшись со своего командного пункта, я недовольно обернулся, поглядев на обустраивающуюся в небольшом окопчике Беляеву, которую так и не смог уговорить уходить с полком, даже приказы на нее не действовали.

— Товарищ капитан, пыль видна. Похоже разведка идет! — сказал мне стоящий рядом лейтенант-пограничник, которого оставил со мной Рамиль.

Достав из футляра бинокль, я всмотрелся.

"Действительно, разведка. Два мотоцикла впереди и бронетранспортер в прикрытии!".

Замаскировать окопы мы попросту не успели, хотя работы уже начались, так что с остановившегося бронетранспортера, нас кто-то стал разглядывать в бинокль. После чего разведка развернулась и попылила обратно.

— Скоро начнется! — сказал я, опуская бинокль, и осматриваясь.

Окопы были закончены не полностью, в некоторых местах глубина была около восьмидесяти сантиметров, а то и меньше, но стрелковые ячейки были вырыты полностью, так что небольшой шанс был. Я посмотрел в сторону леса за нашей спиной, это был наш шанс, там, в сотне метров от опушки обустраивался Егоров, готовясь к эвакуации раненых и выживших после боя.

— Свет, иди к Егорову, мы все равно будем туда отходить! — обратился я к Беляевой, однако та только поджала губы и отрицательно покачала головой.

"Ну и что я буду с ней делать?".

— Свет, ты пойми, шансов уцелеть у раненых будет больше, если ты будешь помогать им именно там, а не здесь.

Все-таки я смог ее уговорить и, собрав свои вещи, она удалилась к Егорову в сопровождении одного бойца.

Вздохнув, я проводил ее взглядом и, повернувшись к лейтенанту, спросил:

— Повтори численный состав подразделения! — не то чтобы я не знал, но хотелось бы еще раз услышать и обдумать.

— В составе числится восемьдесят три бойца, из них двенадцать из железнодорожных войск, под командованием лейтенанта Желязны. Остальные также окруженцы, как малые группы, так и одиночки что вышли на нас в течении последних пяти дней. По вооружению, у нас одно трофейное противотанковое орудие с боезапасом и шестнадцать немецких пулеметов, хотя боезапаса на них не так много, как хотелось бы.

— Хорошо, хоть есть чем их встретить. О, идут!

Я стал смотреть в клубы пыли появившейся на дороге. Впереди шли три танка и закрывали своими корпусами остальных.

"Еще немного, еще… еще… Есть!!!" — мысленно заорал я от восторга, когда под гусеницей передового танка вспух разрыв противотанковой мины, заложенной саперами. Посмотрев на горящий танк, громко скомандовал:

— К бою.

…

Воздух с хрипом вырывался из легких, остановившись, я прижался спиной к стволу огромного дерева и, пытаясь отдышаться, осмотрелся. Рядом падали или останавливались бойцы, у многих были свежие раны, зная об опасности кровопотери я показал на них Беляевой, тяжело дышащей рядом и державшейся за бок и, велев взять пару бойцов в помощь, осмотреть и перевязать раненых. Кивнув, Света с трудом встала и с отобранными Егоровым бойцами стала ходить между лежащими красноармейцами.

— Посчитай, сколько нас осталось… и вооружение тоже! — в два приема выдохнул я Райкину, сидящему на корточках, уткнувшись в колени.

— Есть! — махнул он устало рукой, изображая отдание чести, после чего стал прохаживаться и склоняться над бойцами, что-то спрашивая у них.

Прижимаясь спиной к дереву, я устало сполз на землю сев на задницу, и прикрыв глаза стал вспоминать прошедший бой.

Честно говоря, те два часа мы продержались чудом, и этим чудом были артиллеристы. Воспользовавшись моим советом менять позицию каждые два выстрела, благо наготовлено их было саперами довольно прилично, они за это время успели подбить четыре танка, пока их не подловили на уходе с позиции. Дальше уже была агония.

Немецкая пехота смогла обойти нас и по лесу подойти вплотную, но к несчастью наткнулись на лагерь Егорова с десятком раненых. Старшина с Беляевой успели занять позицию у вывороченной с корнем сосны, но было поздно, шалаши с тяжелоранеными красноармейцами немцы забросали гранатами. На передовой как раз в это время было небольшое затишье и поэтому, услыхав стрельбу в тылу, я послал на помощь Желязны с тремя десятками бойцов, немцев они уничтожили почти всех, но и сами полегли до одного.

Когда началась третья атака, я понял, что это конец, поэтому крикнул, чтобы передали остальным, что отходим в лес, если не сможем отбить следующую атаку. Что мы и сделали, так как отбиваться было уже нечем, не помог даже сбор трофеев с убитых возле окопов немцев.

— Товарищ капитан! — отвлек меня от воспоминаний прошедшего боя Райкин. Повернувшись к подошедшему лейтенанту, я вопросительно поднял бровь.

— Уцелело восемнадцать красноармейцев и три командира, не считая нас. Вооружение – шестнадцать винтовок, преимущественно немецких, два автомата тоже немецкие, пулеметов нет, боеприпасов очень мало, у некоторых бойцов вообще нет патронов.

Кивком я дал понять, что принял информацию к сведению, и велел Райкину выставить посты, а то как бы нас врасплох не взяли, после чего объявил часовой отдых.

Глядя, как старшина достает из вещмешка медпакеты, которые сборщики собрали с немецких солдат, убитых у наших позиций, и отдает их Светочке, перевязывающей очередного бойца, вспомнил как мы ворвались в лес и нас преследовали, отстав метров на сто пятьдесят, немецкие солдаты. Мы выбежали на небольшую полянку, на которой вповалку лежали как наши, так и немецкие солдаты, тут и полег в рукопашной схватке отряд лейтенанта Желязны. Среди них бродили два уцелевших немца и штыками добивали выживших наших, мы их моментально смели и, прихватив укрывшихся без единого патрона старшину с Беляевой, рванули дальше, придерживая на ходу раненых, а остановились только сейчас.

Встав, я стал прохаживаться по нашему временному лагерю. Мы здесь всего около получаса, а лагерь стал выглядеть уже обустроенным. Несколько бойцов единственным топором рубили набольшие деревца и делали из них носилки для тех бойцов, которые вложили все силы в бег и сейчас идти уже не могли, таких набралось четыре человека.

Когда сборы были закончены, я объявил подъем и, назначив дозоры по одному бойцу, так как нести и вести раненых тоже был кто-то должен.

Лес казался нескончаемым и, выйдя на довольно большую поляну с пересекающей ее дорогой, я объявил привал уставшим бойцам, а сам стал осматривать поляну, чем-то она мне не понравилось, что-то в ней было не так.

— Что-то случилось, товарищ капитан?

— Что-то тут не так на этой поляне! — ответил я, не отрываясь от бинокля. Райкин тоже приложился к своему, но в отличие от моего у него был послабее и хорошо рассмотреть противоположный край у него не получилось.

— Ничего особенного не вижу. Ну, полуторка разбитая на боку лежит, вон там вроде орудийный передок и все…!

— Нет, не все, на той стороне, на опушке что-то замаскировано, и давненько, листья уже стали высыхать! — сказал я и отдал свой бинокль лейтенанту, чтобы он убедился.

— Точно, что-то есть и вроде… танк, товарищ капитан!

— Ну-ка дай-ка… нет, я не вижу, у тебя зрение получше будет. Пошли пару бойцов, пусть тут все осмотрят и доложат, но выходят не от нас, а сбоку метрах в двухстах. Ясно?

— Да, товарищ капитан, ясно! Разрешите выполнять?

— Выполняй!

Я с интересом следил за двумя красноармейцами, которые хоронясь, по-пластунски подобрались к разбитой полуторке, и осмотрев ее, броском достигли орудийного передка, после чего скрывшись в высокой траве исчезли из виду, и только через несколько минут спина одного из них мелькнула на противоположной опушке. После нескольких минут ожидания, один из них вышел из леса и подал знак, что все чисто.

— Пусть раненые пока останутся здесь, а мы прогуляемся и посмотрим, что там есть! — сказал я и, прихватив пяток бойцов, мы с лейтенантом направились к противоположной опушке.

Путь до разведчиков занял гораздо меньше времени самой разведки, проделавший этот путь на пузе. Подходя к стоящим на опушке разведчикам я спросил, вглядываясь в смутный силуэт громады танка:

— Что там?

— Т-26, товарищ капитан, и вроде как подбитый.

— Сейчас посмотрим! — сказал я и, обойдя небольшие полувысохшие деревца, которые танкисты использовали для маскировки я подошел к танку со стороны кормы.

— Точно, Т-26! — сказал следующий за мной Райкин.

— Причем командирский! — подтвердил я разглядывая машину, особенно развороченную взрывом корму. После чего вздохнув, по поручням легко взлетел наверх, и посмотрел в открытый люк.

"Пусто, хотя прицел и замок на месте, да и боекомплект полный, а вот пулемета нет, сняли. Хотя, что это там? Не разгляжу!"

Приказав Райкину, осмотреться вокруг танка, я быстро залез в боевое отделение и огляделся.

"Патроны к пулемету подойдут к трем нашим "мосинкам", уже хорошо, больше вроде ничего интересного!" — подумал я и стал подавать залезшим на танк бойцам то, что могло пригодиться. В первую очередь патроны, затем десяток снарядов, пополам осколочных и бронебойных, замок с прицелом тоже забрал. Больше ничего интересного в танке не было, я конечно попробовал воспользоваться рацией, но она оказалась разбита. Спрыгнув с бронемашины на землю и, вытирая выпачканные машинным маслом руки найденной в танке тряпочкой, я обернулся к подходящему лейтенанту.

— Товарищ капитан, судя по всему, бронеколонна попала под удар авиации, во-о-он там, после чего танкисты с помощью другого танка отбуксировали подбитый сюда, и замаскировали, надеясь вернуться. Судя по пожухлым листьям, было это дней шесть-семь назад, были и погибшие, около того дерева могила со звездой, правда надписи с именем нет.

— Ну, погибшие это понятно, вон на этой жестянке, почему-то именуемой броней, сколько отверстий от осколков, так что там лежит экипаж именно этой машины, не сомневайся! — после чего добавил, немного оглядевшись.

— Все, уходим, только по пути заглянем, что везли на той полуторке и вернемся к своим.

А вот полуторка принесла нам немало сюрпризов, оказалось, машина принадлежала саперам, о чем свидетельствовали ящики с характерными надписями.

— Как только это все не взорвалось? — ошарашенно пробормотал лейтенант, снимая фуражку и втирая пот.

Я тоже был удивлен, однако сразу же проверил содержимое всех ящиков.

— А вот и детонаторы. Лейтенант, короче мы забираем это все!

— Товарищ капитан, но кто это все понесет!!! — возмутился Райкин. Я удивленно посмотрел на него, и спросил:

— Вы что лейтенант, будете обсуждать приказы старшего по званию? — приподнял я брови в изумлении.

— Лейтенант, груз понесут ВСЕ – и вы и я в том числе! Это вам понятно?

Смутившийся Райкин кивнул, после чего, набрав те ящички, которые я приказал забирать в первую очередь, мы тяжело нагруженные вернулись к нашим, за остальным послал старшину, уж этот точно ничего там не оставит кроме голого корпуса.

Распределив всю взрывчатку среди бойцов, благо пару вещмешков я нашел в машине, и было куда положить детонаторы и бикфордов шнур.

— Лейтенант, отдых закончен, идем дальше, командуйте! — после чего поправив лямки рюкзака, я подошел к Беляевой и, улыбнувшись ей спокойной, чуть усталой улыбкой, сказал, под команды Райкина:

— Потерпи, Свет, немного осталось. Можно сказать последний бросок.

— Выдержим, мы крепкие! — ответила она, кивнув на раненых. Я хоть и не их имел ввиду, но тоже кивнул и потопал в голову строившейся колонны, за два часа мы должны были пройти не меньше пяти километров, если раненые не будут нас тормозить.

Вперед уже ушла передовая группа и все ждали меня, когда я подошел, то скомандовал начать движение.

— Ну что там? — спросил я нетерпеливо. Райкин оторвался от бинокля, и ответил:

— Плохо видно, товарищ капитан, деревья мешают, но вроде все чисто!

— Хорошо! Разведка – вперед! — скомандовал я, повернувшись к лежащим неподалеку от нас бойцам.

Три красноармейца, шустро двигая конечностями, поползли к дороге. После того как они вернулись, и доложили, что обнаружены следы трех телег, оставленные еще утром, я достал карту и стал ее изучать.

— Тут неподалеку деревня, похоже кто-то проехал туда. Подождем и посмотрим, все равно раненым нужен отдых. Лейтенант, выставите пост со стороны деревни, вместе с каким-нибудь бойцом из тех кто хорошо бегает, остальным отдых.

Козырнув, Райкин убежал выполнять приказ, а я с бойцами вернулся в лагерь, разбитый в трехстах метрах от опушки. Отстегнув флягу с пояса я закинув голову стал жадно пить, невольно разглядывая небо.

"Солнце заходит, скоро совсем стемнеет, пора бы уже кому-нибудь показаться на дороге. Может повезет, и мы разживемся чем съестным?".

Убрав фляжку обратно, я сел около дуба в два обхвата и прикрыл глаза.

— Товарищ капитан, идут! — этот тихий окрик вывел меня из дремоты.

Посмотрев на стоящего рядом молодого бойца, явно первогодка переспросил с раздражением:

— Кто идет? Вас, боец, что, не учили как докладывать командирам?

— Так телеги едут, три, а в них вооруженные люди в гражданском. Полицаи вроде, у этих тоже повязки белые, как и у тех, что в деревне были.

— Уже хорошо! — обрадовался я, и велел поднимать людей.

Боя как такового не было, от предложения сдаться полицаи отказались, попрыгав с телег и стреляя на бегу рванули к нам, даже не пытаясь укрыться, однако залп в упор быстро их остановил. Приказав добить двух уцелевших, спрятавшихся за одной из повозок мы вышли на дорогу и стали осматривать убитых.

— Вот, товарищ капитан, у старшего нашел! — я переступил через труп одного из убитых полицаев, подошел к бойцу обыскивающего старшего полицая и взял фотографию из рук.

На еще довоенном снимке была семья: на стуле сидела миловидная женщина и улыбалась в объектив, сзади стоял командир в форме капитана милиции и положив руку на плечо женщины, строго смотрел в объектив.

Я опустился на колени у полицая и сравнил лица, после чего вздохнув, встал и подошел к Райкину исполняющего обязанности особиста у нас в отряде.

— Лейтенант, смотрите, что нашли у убитого предводителя! Приобщите также к рапорту.

— Вот сволочь, скурвился! — возмутился лейтенант, он тоже сразу уловил сходство и возмущался от души.

Я повернулся к подошедшему старшине и спросил:

— Ну что там?

— Не выживет скотина, ее бы к коновалу, а так…эх! — огорченно махнул рукой старшина. Я мельком глянув как двое бойцов возятся у тяжелораненой лошади, приказал:

— Распрягайте ее, вторую телегу прицепите к этому битюгу, уж он-то выдержит, если что, бойцы помогут, раненых грузить именно туда, а на отдельную телегу взрывчатку и трофеи.

— Есть! — козырнул старшина и убежал выполнять приказ.

— Собираем трофеи и уходим! Лейтенант, трупы утащить в лес, место боя замаскировать. Ясно?

— Да, товарищ капитан, ясно.

— Выполнять! — приказал я, и направился к появившимся из-за поворота разведчикам.

— Железная дорога впереди, товарищ капитан! — сразу же доложился один из них, заметив мой нетерпеливый жест.

— Заметили кого?

— Никого не было, товарищ капитан, мы не видели. Пусто на дороге.

Развернувшись, я подошел к стоящему около одной из телег в окружении жующих что-то бойцов лейтенанту Райкину, откусывающему кусок от бутерброда сооружаемым одним из бойцов из захваченных продуктов, мой желудок сразу же голодно забурчал. Подумав, я объявил получасовой отдых на обед.

После обеда приказал выдвигаться к обнаруженной железке, оставив за старшего лейтенанта Райкина, а сам в сопровождении разведчиков направился к дороге.

— Раненых везут! — вслух сказал один из лежащих рядом бойцов. Я молча кивнул, продолжая наблюдать за движением.

С перестуком колес на стыках поезд удалился, оставив медленно рассеивающееся облако дыма. Я быстро осмотрел оба направления и махнул рукой. Трое бойцов, пригибаясь побежали к железке, я отставал от них не намного, но насыпи мы достигли вместе.

Отдышавшись от бега, мы стали взбираться наверх.

"Эх, жаль не успели изучить примерное расписание, как бы не вляпаться!".

Однако, вопреки моим опасениям, мы все успели, и сейчас отходили, быстро разматывая катушку с проводом, боец позади, его старательно маскировал.

Плюхнувшись рядом с Райкиным, я достал подрывную машинку и зачистив концы, подсоединил один из них, после чего стал терпеливо ждать подходящего поезда.

— Товарищ капитан, слышен гудок! — вывел меня из дремоты голос наблюдающего за дорогой бойца. Рядом со мной шевелились, просыпаясь остальные бойцы, мельком глянув на наручные часы, я понял, что проспал около часа, с момента закладки заряда прошло около трех часов.

Взяв в руки подрывную машинку, я накрутил второй провод и приготовился, наблюдая за движением.

— С фронта идет, товарищ капитан. Наверное, там опять раненые! — сказал наблюдающий в бинокль Райкин. Однако через некоторое время я понял, что он ошибся. Мимо нас шел товарняк с грузовыми платформами, на которых стояла подбитая техника. Несмотря на такое радостное зрелище, никаких воплей и других проявлений радости, кроме дружеских тычков не было, все помнили мой приказ о соблюдении полной маскировки.

— Лейтенант, ты видел, на второй и третьей платформе техника была закрыта брезентом?

— Да, товарищ капитан, правда, так, мельком!

— Я тоже, но мне показалось что везли наши танки. Тридцатьчетверки, если я не ошибаюсь. Запиши это на всякий случай, мало ли что.

Отсоединив провод, я снова завалился спать, приказав дозорному сразу меня будить, как что-нибудь услышит.

— Хорошо, товарищ капитан! — ответил рябой боец лет двадцати пяти.

— Товарищ капитан, идет. Товарищ капитан, поезд идет в сторону фронта! — пытался пробиться в мое в сознание голос бойца. Наконец, я смог понять, чтó мне говорят и длинно зевнув, приготовился. Вдали показался дым, наконец стал виден и состав.

— Похоже, наш клиент! — сказал я, разглядывая в бинокль то, что было видно на платформах.

— Вроде какая-то артиллерийская часть, товарищ капитан! — отозвался Райкин, наблюдая за поездом.

— Будем рвать его! Наверняка в тех теплушках боеприпасы, так что рвем, другого более жирного клиента ждать не будем. Всем приготовиться! — скомандовал я, и приготовил машинку, бойцы продолжали жадно наблюдать, даже не пытаясь укрыться.

— Товарищ капитан, он почти наехал! — азартным голосом сказал лейтенант.

С прищуром наблюдая за составом я, подождав пока заложенная взрывчатка окажется под паровозом, крутанул ручку, инициируя заряд.

От взрыва меня подбросило на полметра и откинуло в сторону. Зажав руками уши я открывал и закрывал рот, оглушен я был изрядно. Насколько я успел понять плавающим сознанием, остальные делали тоже самое. В это время сверху посыпался всякий железный мусор, создавая реальную опасность. Прижавшись к стволу дерева, я ждал, когда обломки поезда перестанут падать на нас сверху.

Через несколько минут я опасливо вышел на опушку и посмотрел на кратер, появившийся на том месте, где была дорога. Послышался хруст веток и рядом встал Райкин.

— Ого, как бабахнула, товарищ капитан, от поезда почти ничего не осталось. Во, как мы их! — громко кричал лейтенант, явно оглохнув от взрыва.

С разворота я хлестко дал ему затрещину и заорал:

— Взрывчатки маловато? Я тебе что говорил мудаку, что слишком много, а ты что говорил специалист доморощенный?

Вместо ответа, я услышал от удивленного лейтенанта:

— О, звук вернулся, вон я даже слышу как горит тот вагон.

— А-а-а! — махнул я на него рукой, и приказал собираться, мы уходили.

— Если бы я знал пропорции заложения взрывчатки, то не получилось бы такого конфуза. Если не знаешь, чего было советовать? — ворчал я, идя рядом с лейтенантом.

— Зато, товарищ капитан, вон как бабахнуло! — оправдывался смущенный Райкин.

— Бабахнуло? Да этот взрыв в Берлине наверное слышно было, на нас сейчас таких собак спустят, что только держись, а у нас раненые!

— Так, товарищ капитан, где взрыв, а где наши, до них же еще двадцать километров топать!

— Все равно опасность есть. Теперь, по крайней мере я знаю, что закладывать надо меньше семидесяти килограмм, и укрываться, не на ста пятидесяти метрах, а дальше. Повезло, что у нас никто не пострадал, а то бы еще и раненых тащить. Как ты там говорил, лейтенант? "Кладите больше, товарищ капитан, кашу маслом не испортишь"? Как бы нам это масло боком не вышло.

До нашего обоза с ранеными мы добрались без особых проблем, прячась от ставшей активно летать над нами немецкой авиации.

— Во разлетались, похоже кому-то хвост накрутили за поезд, раз столько налетело! А вы как думаете, товарищ капитан? — обратился ко мне Райкин, наблюдая за несколькими разведчиками, крутившими в разных районах воздушные пируэты в прямой видимости с того места, где он стоял.

— Похоже, что так! — рассеянно ответил я, продолжая изучать карту.

От одной из телег, укрытых в тени, как от жаркого солнца, так и от наблюдательных немецких асов, ко мне направилась Света, жуя высохший хлеб с салом. У раненых только что закончился ужин, и сейчас остатками ужинали остальные бойцы, проблема с продовольствием вставала уже остро, то продовольствие, что мы захватили у полицаев вместе с телегами за два дня у нас подошло к концу, и сейчас я как раз об этом думал, и ничего другого кроме того, как затрофеиваться на дороге, мне не пришло в голову.

"Конечно, можно заходить в деревни, но там как раз ждут таких окруженцев. Как полицаи, так и сами немцы, уж я-то теперь знаю!"

Подошедшая Беляева села рядом на охапку срезанной травы, и поджав ноги, обняла их руками. Поглядев на нее, я, повернувшись к Райкину приказал:

— Лейтенант, соберите всех командиров!

— Есть! — козырнул он, и побежал к заканчивающим ужинать бойцам.

Поглядев на собранных командиров, я озвучил свое решение:

— Наша задача – дойти до своих, но идти ,прячась по кустам и болотам я не намерен. МЫ будем бить, вы слышите? Бить немцев! Опыт, хоть и не совсем удачный, хотя некоторые думают по-другому… — я посмотрел на лейтенанта, — …у нас есть! Однако, у нас обоз, поэтому половина бойцов остается с обозом, остальные будут воевать и бить немцев. Так бить, чтобы у них земля горела под ногами! Но первым делом, это конечно, продовольствие!

— Товарищ капитан, — спросил у меня один из сержантов, — а кто останется? Мой вопрос к тому, что оставшиеся обидятся, что им не доверяют в бою.

— А вам, Васютов, не кажется, что защищать своих раненых товарищей и есть их долг на данный момент? — спросил я у сержанта.

— Так-то оно так, но……

— Все будут воевать. Разделимся на две группы, одна в охранении, другая устраивает диверсии, потом меняются. Еще вопросы есть?

— У меня, товарищ капитан, — поднялся старшина Егоров, и спросил:

— Кто будет командовать второй группой?

— Я буду обеими, не переживай, выдержу!

В течение часа мы еще разрабатывали наши планы. Постоянным старшим над обозом я подтвердил старшину Егорова.

Когда почти стемнело, нам удачно попалась машина с тремя немцами, спешившая куда-то из одной из деревень, и проблемы с продовольствием теперь на ближайшее время меня перестали беспокоить.

Земля и в самом деле стала гореть у немцев под ногами, особенно это наглядно было видно, когда облитый бензином деревянный мостик вспыхнул, c въехавшими на него двумя грузовиками с немецкими солдатами. Водитель первого то ли с испугу, то ли от неожиданности, дернул рулем в сторону и сбив хиленькое ограждение, повис кабиной над стремительной речкой. Что стало со вторым, я не увидел из-за стены огня и дыма, но вроде он начал сдавать задом и тоже застрял. Добив тех немцев, которые факелами смогли спрыгнуть в речку, мы по-быстренькому свалили.

Эта, не останавливающаяся карусель боев, подрывов, и обстрелов, за прошедшие три недели надорвала бы любого, но у меня накопилась только усталость. Как только я стал заметно тупить, объявил отдых на два-три дня, благо раненых у нас не было, мы отдали их попавшемуся нам неделю назад санбату, шедшему в сопровождении стрелкового полка почти полного штата. Они с радостью ухватились за шесть наших телег, которые накопились за это время, даже в виде довеска из раненых, которых и у самих хватало. Вместе с ранеными, я избавился и от тех бойцов, которые мне были не нужны. Ну кому в тылу противника, могут пригодиться бойцы хлебопекарни или бухгалтера. Вот кого я не смог заставить остаться, так это Беляеву. Она вместе с Егоровым настояла на том, что пойдет с нами. Я тогда был сильно задолбанным, так что просто махнул рукой.

И сейчас, скинув сапоги и размотав портянки, просто отдыхал, ни о чем не думая, зная, что меня никто беспокоить не будет, если только рядом не окажется немцев. Все вопросы по лагерю я взвалил на Егорова еще в первый день наших метаний по немецким тылам, так что с этой стороны от житейских проблем я был освобожден. Так, незаметно я и провалился в сон.

Разбудили меня голоса. Пошевелившись, я сел, протирая глаза. Как ни странно, но чувствовал я себя достаточно бодро, только заметная пустота в животе давала о себе знать.

Широко зевнув, я осмотрелся. Судя по всему, меня уснувшего положили на небольшой стог свежесрубленной травы, и укрыли шинелью, положив под голову вещмешок. Хмыкнув, я встал и потянувшись, обнаружил что стою в одном исподнем.

"Похоже, еще и раздели, вот это дал я храпака, раз не заметил!"

— Товарищ капитан проснулся! — воскликнул кто-то невидимый голосом моего бойца, виртуоза-пулеметчика красноармейца Тонина, из недавно присоединившихся.

Из-за стены кустарника вышло несколько человек, и в одном из них в невысоком крепыше идущим рядом с Егоровым и Беляевой я с изумлением узнал знакомое лицо, и от удивления воскликнул:

— Молчунов, ты-то здесь откуда?

— Пешком пришел, товарищ капитан! — ответил он, улыбаясь. Сграбастав его, я крепко обнял своего радиста.

Отстранившись, снова обнял.

— Как здесь оказался, попозже расскажешь! — сказал я радисту, и повернувшись к Егорову, спросил:

— Старшина, где моя форма, что-то я ее не вижу!

— Товарищ военфельдшер ее постирала, сушится она! — пожав плечами, ответил он.

— Подожди, тут что, рядом вода есть?

— Да, товарищ капитан, бойцы обнаружили неподалеку небольшое лесное озеро, у них как раз сейчас банно-прачечный день, там и постирали.

— Отлично, нужно помыться, а то я уже пóтом пропах! — обрадовался я, и плюхнувшись на пятую точку сказал:

— Давай сейчас рассказывай! Ты один или нет?

Вздохнув Молчунов начал:

— Шестеро нас, все из танкистов. Собрались понемногу, вот и идем к нашим!

— Рассказывай сначала! — велел я, устраиваясь поудобнее, но тут же встрепенулся, не увидев Райкина:

— А лейтенант где? — спросил я у старшины, присевшего неподалеку на старый трухлявый тополиный ствол, похоже давно поваленный непогодой.

— Так он допрашивает остальных бойцов, с теми с кем пришел Сашка! — ответил он.

— Блин! Сашка, ты их хорошо знаешь? Поручиться сможешь?

— Да, товарищ капитан! Я с ними многого натерпелся, гуляя по немецким тылам.

— Я сейчас! Старшина, проводи меня к Райкину! — вскочил я на ноги, и в сопровождении Егорова дошел до небольшой полянки, где заседал лейтенант.

Однако подойдя ничего особенного не обнаружил, кроме того, что пришлые бойцы сидели и жадно ели тушенку из нашего НЗ. Сам лейтенант в это время разговаривал с одним из пришлых, со знаками различия старшего лейтенанта и танчиками в петлицах.

Окинув их быстрым взглядом, никого из знакомых опознать не смог.

"Ладно, хоть среди этих диверсантов вроде нет!".

Пройдя мимо бойцов как моих, так и пришлых, я подошел к Райкину. Как и остальные мои бойцы, он не вскочил при приближении старшего по званию, так как я отменил это приветствие, как только была возможность, чем сразу облегчил жизнь бойцов, так как шастал я туда-сюда по лагерю, довольно регулярно.

— Что у вас? — спросил я лейтенанта.

— Окруженцы на нас вышли, товарищ капитан! — ответил он, продолжая сидеть. Старлей, как только услышал мое звание, вскочил, вытягиваясь, и с недоумением пройдясь по остальным.

— Расслабься, старшой, на отдыхе мы! — отмахнулся я, и спросил лейтенанта:

— Докладывай!

— Час назад наш патруль, обходящий дозором лагерь, обнаружил неподалеку дым костра, и сообщили об этом дежурному, который и выслал разведку, обнаружив семерых человек в советской форме…

Дослушав Райкина, я велел продолжить опрос пришлых бойцов и вернулся к обратно своим.

— Доел? — спросил я радиста, наблюдая как он ест, жадно заглатывая куски мяса, и заедая их сухарями.

— Да, товарищ капитан! — ответил он дожевывая.

— Ну так рассказывай, что дальше было, когда мы расстались! — с интересом спросил я.

— Как мы с вами расстались я не помню, все как в тумане от этой контузии. Очнулся я уже в корпусном госпитале, на койке. Ох, как там было хорошо! — улыбнулся воспоминаниям сержант. — Белая постель, каша манная, медсестры, ух, как хорошо…, а тут новый прорыв, тяжелых сразу эвакуировали, а нам сказали добираться своим ходом, так и закончился мой восьмидневный отдых. Мы даже до станции, где стоял санитарный эшелон, дойти не успели, как налетели "штуки"… разбомбили они все что могли, даже по нам из пулеметов прошлись… я сам видел, как горит эшелон и из него выпрыгивают раненые, объятые пламенем. Тут кто-то крикнул что надо уходить в леса и все кинулись в ближайшие заросли, а я остался на дороге.

— Зачем? Почему с остальными не пошел? — удивился старшина.

— Товарищ капитан меня так учил: "сперва обмозгуй все, а потом действуй!". Я так и сделал, осмотрелся и подошел к разбитой полуторке, где нашел винтовку, лежавшую рядом с убитым бойцом. Так я и обогатился оружием, боеприпасами и гранатой. Чистой формы не нашел, так и ходил в больничной пижаме, а она светлая, демаскирует, вот и пришлось ее испачкать. Потом потопал к нашим, и встретил Ивана из разведбата, там я уже плохо помню, снова вырубился из-за усталости и контузии. Еще через два дня нам повстречались остатки моторизованного батальона, сорок семь человек, там и познакомился с нашим братом-танкистом и дальше старался держаться рядом с ними.

— Понятно, что дальше было? — спросил я, покачав задумчиво головой.

— Там старшим лейтенант был, из этих, идейных, они все спорили с нашим старшиной Долгих, командиром танкистов, о том, что надо везде бить немцев, мол "даже в тылу".

— И вы били? — спросил Егоров.

— Сперва не так чтобы очень, а вот после, когда немного научились, мы их стали бить, пока не обнаружили на окраине леса, наш полевой госпиталь…

…в госпитале живых не оказалось, судя по рассказу сержанта, раненые были вырезаны полностью, причем ножами, огнестрел применялся остаточно редко. Ужаснувшись видом убитых товарищей, изнасилованных и зверски замученных медсестер, они озверели не хуже немцев совершивших такое. И начали мстить…

Я с удивлением слушал рассказ сержанта:

"М-да, они наверное даже меня обошли по количеству хоть и мелких, но диверсий!".

Я только качал головой, слушая глухой голос сержанта, рассказывающего, как они искали тех, кто порезвился в госпитале.

— Нашли мы их только на вторые сутки, жители села рядом с госпиталем рассказали, что от него отъехали несколько новеньких ЗИСов, набитых советскими бойцами… — после моих рассказов, радист прекрасно представлял что такое "Бранденбург" и "Нахтигаль", и сложить все кусочки мозаики труда ему не составило.

Преследуя их пешком и у всех встречных узнавая, куда подевались новенькие машины, они наконец вышли на довольно большое село, в центре которого стояли шесть грузовиков с охранением в форме советских бойцов.

— …план был прост, атаковать при первой возможности. Нас за время преследования набралось больше сотни бойцов, командиром стал майор Кравченко, из саперов он вроде…, как только стемнело, мы тихо сняли часовых, там Иван поспособствовал, он в этом асом оказался, а потом мы рванули… в атаку… просто побежали, крича "ура", а они твари нас из окон расстреливали. Успели су.и подготовится.

— Дальше что было? — хмуро спросил я.

— Добежали мы, у кого гранаты были стали их кидать в окна, те в ответ… бойня была. Самая настоящая бойня, товарищ капитан! — сказал срывающимся голосом радист.

— Хреновый вам командир попался, Санек, хреновый. Он что вообще не знает что такое бой? Он бы вас еще на танки с кулаками бросил!!! И что с ним?

— Убили почти сразу! — ответил радист хмуро. Я поглядев на слушателей, которые так же мрачно слушали рассказ Молчунова, сказал:

— Давай дальше!

— Дальше они контратаковали и выбили нас! Гнали до самого леса, в живых осталось едва десяток, остальные там остались, кто в селе, кто в поле. Я за товарищем старшим лейтенантом бежал, мы как-то оторвались от остальных и дальше шли уже вместе.

— Кто он такой?

— Товарищ старший лейтенант Маленький?

— Да!

— А, он командир танковой роты, отдельного тяжелого полка. Так он говорил, я его документов не видел!

— Хорошо, что было дальше?

— Дальше? — задумался сержант, но потом, встряхнувшись, продолжил:

— Дальше мы понемногу стали собирать бойцов, из окруженцев, их там много бродило, некоторые нас матом посылали, грозились пристрелить, а… одну мы уничтожили, они совсем потеряли человеческий облик, стали позорить форму советского бойца…

Рассказ Молчунова закончился почти через час на том, как их группа наткнулась на охранные подразделения, прочесывающие местность. Выяснив где, я только ругнулся, это было неподалеку от нашей последней диверсии, минирования дороги и подрыва ремонтной роты одного из танковых подразделений. После почти двухчасового преследования, они смогли оторваться, теряя по пути и людей и оружие. Только компактная группа из шести танкистов с командиром смогла выйти к вечеру в лес, где через некоторое время и повстречались с нами.

Дослушав до конца, я встав велел старшине организовать обед, и после него привести ко мне старшего лейтенанта Маленького. Мне хотелось с ним побеседовать.

Отдав приказы, я в сопровождении Светы направился к озеру, повстречав по пути своих бойцов, возвращавшихся с водных процедур. Пропустив мимо себя почти четыре десятка крепких парней, я последовал дальше, непринужденно болтая с девушкой.

Ответив на окрик часового, мы через десять минут вышли к озеру.

— Хорошо-то как! — сказал я, потянувшись, и с удовольствием оглядываясь. Посмотреть было на что, вокруг озера, устремив верхушки в небо, росли стройными рядами сосны. Берега озера заросли камышами, и это придавало ему уютный вид. Спустившись к берегу, где бойцами был очищен от камыша берег, и раздевшись, не обращая внимание на Свету, голышом вошел в воду и нырнув в неожиданно ледяную воду, поплыл под водой.

— Хорошо-о-о! — крикнул я выныривая и на спине широко загребая поплыл к противоположному берегу.

Поплавав туда-сюда, я вылез на берег, где в это время Света вешала на камыш мое белье, только что ею постиранное.

Показав кулак, мелькнувшей на опушке фигуре часового я привлек к себе девушку, и мы выбыли из реальности на некоторое время.

Маленький согласился со своими бойцами войти в мою группу, про радиста я даже не спрашивал, и так ясно, что он мой боец.

Отдых в этом чудном лесу, окруженном со всех сторон буреломом и кустарником, как будто кто-то специально готовил непроходимые заросли себе для укрытия, оставив несколько тропок, занял у нас почти пять дней, и продолжился бы и дальше, но стало заканчиваться продовольствие.

— Попрыгали! — приказал я, прыгая вместе с бойцами. К тем у кого что-то гремело тут же устремились их сержанты. В большинстве шумели пришлые, пришедшие с Молчуновым, однако скоро все было готово и мы, пустив вперед головной дозор, потопали за ними по маршруту, который вдоль и поперек проползали мои разведчики.

— Товарищ капитан, разведка вернулась, докладывают, что гаубичная батарея идет и без охранения!

— Ну да? Они что, совсем страх потеряли? Тут же до передовой километров двадцать будет! Может позиции меняют? — озадачился я.

— Может быть, товарищ капитан! — ответил мне сержант Евнухов, бывший у меня командиром разведчиков.

— Ну, гаубицы, танки, какая разница, будем уничтожать. Эх, жаль только взрывчатка последняя! — посетовал я на то, что вся взрывчатка у нас закончилась, и сейчас мы в основном пользовались найденными снарядами, закопав их на дороге, используя для подрыва крохотные остатки взрывчатки.

— О, идут! — сказал сержант и стал опасливо отползать от меня подальше в тыл. Евнухов был из тех немногих оставшихся, кто был при первом подрыве, и впечатление от этого у него сохранилось на всю жизнь, как и лозунг: "пусть взрывают, только я отойду подальше".

Проводив его насмешливым взглядом, я стал слушать близкий шум двигателей. Вот показался мотоцикл-вездеход с двумя немцами, который проследовал дальше, не заметив закладок, следом за ними из леса показался тупоносый тягач, тащивший стопятидесятимиллиметровую гаубицу.

Подождав, когда из леса выедут грузовики с боезапасом, тыловыми службами, и убедившись что первый тягач достиг первой закладки, крутанул ручку подрыв-машинки.

"Эх, жаль только двести метров заминировали, на задних не хватило, хотя то, что попало под разрывы перекорежило основательно, теперь только на переплавку, как орудия, так и технику!".

Дождавшись, пока пулеметчики основательно пройдутся по замыкающим машинам, вызвав на них пожары, и саперы смотают провод, который я использовал для подрыва, дал приказ к отходу.

Я в последний раз бросил взгляд на чадно горевшую разгромленную колонну и рванул за своими бойцами. Обогнать мне их труда не составило, так как я бежал налегке, а бойцы, несли вооружение и боеприпасы. Заняв свое место в начале колонны, я приказал повернуть на север, где согласно докладам разведки, было чисто от немецких отрядов.

"Что-то в последнее время немцы довольно резко стали реагировать на наши шутки", — думал я, наблюдая за авиа-разведчиком, барражирующим над нами уже второй час. То, что он нас не успел засечь, я был уверен на все сто, благо наблюдатели за небом не сплоховали на марше, и мы успели нырнуть в это крошечные заросли, которые с трудом вместили пять десятков бойцов, однако беспокойство все ровно свербило меня.

Неподалеку был слышен отчетливый храп, бойцы слишком прямо исполнили мой приказ, отдыхать, пока самолет не уберется. Наблюдатели расположенные с разных сторон этой непонятной рощи, раскинувшейся на огромном поле, где нас застал разведчик, передавали что все чисто.

Растолкав посапывающего неподалеку Маленького, я, оставив его дежурным, завалился спать, пользуясь своим правом командира.

Разбудили меня под вечер, когда наконец этот гадский наблюдатель убрался на свой аэродром.

— Что-то долго он у нас над головой висел! — озадачился я, потягиваясь.

— Так двое их было товарищ капитан, один улетел, а тут же сразу второй показался! — ответил мне Райкин, который оказался дежурным, когда я проснулся.

— Теперь понятно, почему у него горючка не кончилась.

Привстав, я высунул голову из кустарника, настолько он был маленьким и осмотрелся.

"Еще полчаса и стемнеет, надо убираться отсюда как можно дальше!" — думал я.

"А то как бы не нарваться, не успели мы далеко уйти, хоть и использовали табак и перец для отбития нюха у собак!" — размышлял я, отдавая приказ к выдвижению.

Тихими тенями скользили впереди дозоры, разведка ушла еще пять минут назад, после чего мы последовали за ними.

Когда уже совсем стемнело, разведчики привели ко мне человека, в котором я с трудом опознал в уже полной темноте судя по планшету и кобуре на боку, советского командира.

— Вот, товарищ капитан, обнаружили наших артиллеристов, в составе одиннадцати бойцов при одном орудии! — доложился старший.

— Представьтесь! — приказал я командиру.

— Сержант Сенин, командир орудия второго взвода, третьей батареи, отдельного противотанкового дивизиона.

— Орудие – сорокапятка? — спросил я сержанта.

— Да, товарищ капитан!

— Сколько у вас боеприпасов, и продовольствия?

— Семь снарядов на орудие. Продовольствия нет… голодаем мы, товарищ капитан, с трудом орудие сюда прикатили, уже сил не осталось идти дальше.

— Ну, уж с продовольствие мы вам поможем. Мы тут утром удачно поохотились, и кое-что осталось, вам хватит, только сперва вас осмотрит наш медик, можно вам есть, или нет!

Проводил глазами сержанта, уходящего в сопровождении Светы, Егорова с тремя бойцами и Райкина, исполняющего обязанности особиста.

Лагерь мы разбили неподалеку от артиллеристов, что облегчило работу Светы, и Егорова, изрядно опустошившему свои запасы провизии.

Утро снова встретило меня ярким солнцем и кружкой горячего чая, заваренного дежурными. Дуя на кипяток, я осмотрелся, окинув проснувшийся лагерь быстрым взглядом.

Все было как обычно, дежурные стояли и наливали, кому в котелки, кому из тех счастливчиков, обладателей кружек, чай. Допив, и объявив о выходе через полчаса, я отлив из фляги на ладонь, с шумом и отфыркиванием умылся.

Вытираясь серым полотенцем, я увидел приближавшегося дежурного одного из командиров групп.

— Что там, Васютин?

— Разведка вернулась, я их два часа назад послал, как только заступил на дежурство, они доложили, что обнаружили полевую дорогу, идущую в сторону фронта, и довольно наезженную.

— Ну что ж, надо посмотреть, может, что опять немцам сделать сможем.

Дорога был действительно хорошо наезжена, были видны даже следы ремонта.

Посмотрев в сторону передовой, откуда был слышен далекий рокот артиллерии, спросил Райкина, устроившегося рядом:

— Разведка вернулась?

— Пока нет, товарищ капитан! Рано еще!

Я только вздохнул, еще раз окинув взглядом поле без каких-либо признаков растительности, и дорогу на ней, идущую мимо нас.

— Судя по этому сгоревшему танку, долбили его с воздуха! — сказал я, ткнув пальцем в закопченный остов БТ-5.

— Да, товарищ капитан, воронки видны и засыпанные и свежие… О, кажется разведка идет, что скажешь, Евнухов? — вдруг сказал лейтенант, повернувшись к группе бойцов, появившихся сзади.

По рассказу я понял, что подальше, километрах в трех от нас находится разбитая бронеколонна, в которой можно было устроить засаду.

— Засаду, говоришь? — спросил я, и вытащив листок с бумагой, велел нарисовать как стоят разбитые машины и возможные пути отхода.

Еще через час я сам разглядывал это скопление разбитой техники.

Впереди колонны шел Т-40, который первым и подбили, отчего он перегородил дорогу. Из-за глубоких канав, изображающих кюветы, остальные машины, в основном полуторки, не смогли его объехать, и сгорели от огня из засады. БТ, стоявший в середине строя, чуть в стороне, с двумя пробоинами в корпусе в районе моторного отделения, как ни странно был на вид цел.

Немцы, что ремонтировали дорогу, оттащили или просто сбросили в кювет, перегородившую технику освободив проезд.

— Лейтенант, что там? — крикнул я в сторону танка, около которого возились несколько танкистов.

Из люка показалась голова Маленького и он наполовину высунувшись крикнул:

— Боекомплект полный, товарищ капитан, но нет прицела и затвора.

Я задумался, припоминая, после чего заорал:

— Егорова ко мне!

Через пять минут прибежал запыхавшийся старшина, устраивающий в глубине близкого леса лагерь, где сейчас под присмотром Светы лежали три раненых бойца.

— Товарищ капитан по ваше…! — начал доклад старшина.

— Отставить! Федя, напомни мне, куда делись прицел и замок, с того танка, что мы разоружили?

— Так куда они денутся, в вещмешке они были, сейчас принесу! — сказал он, и быстро убежал.

— А снаряды? — спросил я принимая замок и прицел.

— Вы что, товарищ капитан не помните, мы же их еще на той полевой дороге использовали, когда на саперов напали!

— А, да, точно! Ну да ладно, снаряды есть!

— Товарищ капитан, немцы едут! — крикнул мне в люк какой-то боец, когда я наконец закончил устанавливать прицел, замок уже стоял, проверив их, я вылез из танка и достав бинокль, всмотрелся в приближающуюся пыль.

— Мотоциклы впереди… три танка… два грузовика, один вроде с пушкой! — говорил я, разглядывая приближающуюся колонну немцев.

— К бою! — крикнул я, запрыгивая в танк. Бойцы уже не первый раз устраивали подобное, так что готовились неспешно, уверенно.

Сидящий на месте заряжающего Молчунов, загнал в ствол первый снаряд. Улыбнувшись злой усмешкой, я стал крутить штурвал, держа на прицеле головной танк.

…

— Сашка, снаряд!

— Готово! — и хлопок по плечу. Наведя перекрестья прицела под башню Т-IV проезжающего мимо подбитого Т-40, выстрелил. На месте четверки вспух огненный шар, и нашу БТ-шку изрядно тряхнуло, по броне замолотили осколки брони, от сдетонировавшего боекомплекта. Башня Т-IV кувыркнувшись отлетела на несколько метров. М-да, стрельба в упор это "не есть гуд".

— Снаряд!

— Готово!

Картина боя на мгновение остановилась. Вот два грузовых "опеля" с немецкой пехотой, к заднему прицеплена противотанковая пушка Раk.35/36, расстреливаемые нашей пехотой и безлошадными танкистами почти в упор. Вот выскочившая из-за "опелей" "тройка" получает бронебойный снаряд в борт от замаскированной сорокапятки сержанта Сенина. Вот последний немецкий танк, спрятавшись за подбитой "тройкой", выстрелил в мою "бэтэшку", раздался громкий удар, в ушах зазвенело, и время толчком пошло в реальном времени.

— Рикошетом попали, товарищ капитан, — сквозь шум в ушах услышал я крик заряжающего, быстро наводя на башню второй "тройки" выстрел, тут же добавили артиллеристы, танк стал медленно разгораться, никто из немецких танкистов не смог выбраться. Дым от горящих "троек" застилал дорогу, и не был виден последний грузовик, замыкающий колонну. Дав несколько очередей из башенного пулемета в ту сторону, я приказал покинуть машину. Прихватив оружие, мы выскочили, и залегли в кювет рядом с двумя танкистами с МГ. Оглядевшись, я заорал:

— Осмотреться, есть живые немцы?

Мой приказ передали по цепочке.

— Под последним грузовиком залегли пяток немцев, тащ капитан, — крикнул старший лейтенант-танкист.

— Пулеметчики, прикрывающий огонь, гранатометчики – вперед!

Заранее разбитые на группы, по два бойца с гранатами и один в прикрытии с нашим или трофейным автоматом, поползли к машине. Через мгновение прозвучали несколько разрывов.

— Прекратить огонь! Досмотровая группа – вперед! — Скомандовал я.

Десяток бойцов, вооруженные автоматами и пистолетами, двинулись к расстрелянной колонне. Подходя к трупам немцев, начали делать контрольные выстрелы. После зачистки колонны я приказал доложить о потерях, собрать трофейное вооружение и амуницию.

— Товарищ капитан, потери: один человек погиб, красноармеец Тухватуллин, трое ранено, ими сейчас товарищ военфельдшер занимается. Трофеи: один мотоцикл, целый, из передового дозора, четыре пулемета и два МП, одно орудие со снарядами, карабины подсчитываются, — доложился мне старшина Егоров, и показал в сторону разбитой полуторки, около которой складывали трофеи.

— Ясно. Так, забираем оружие и боеприпасы, остальное уничтожить, собрать носилки, забираем раненых и уходим, и быстрее, а то сейчас у этих "троек" бэка рванет.

— Есть, — козырнул старшина, и побежал торопить бойцов, раненых уже уносили в лес. Ко мне подошла военфельдшер Беляева, вытирая окровавленные руки.

— Что с ранеными, Светочка?

— Двое транспортабельны, я их перевязала, но нужна операция, один тяжелый, младший сержант Семенов дорогу не переживет,

— Товарищ капитан, товарищ капитан, немцы!

Ко мне подбегал запыхавшийся боец из легкораненых, которых я отправил в дозор, откуда пришла колонна.

— Сколько?

— Шесть танков впереди, два бронетранспортера и пехота на грузовиках, дальше не видно, пыль мешает, впереди два мотоцикла с пулеметами.

— Все внимание! Уходим, уходим!

Следуя за своими бойцами, замыкающим добежал до леса.

Остановившись и зайдя за дерево, достал бинокль. В полукилометре из-за холма выскочила пара мотоциклистов, и понеслась к расстрелянной колонне. Мой дозор успел скрыться, маскируясь складками местности, ушел в сторону. Эх, жаль заминировать ничего не успели, да и не из чего было, последнюю взрывчатку мы использовали вчера, когда заминировали дорогу и уничтожили гаубичную батарею на марше, подорвали орудия и после этого расстреляли уцелевших артиллеристов огнем из засады. Когда они перлись одни и без охраны, грех было не воспользоваться.

На дороге показался передовой танк. Посмотрев в бинокль, я узнал французский R35. Башня танка повернулась в мою сторону.

"Блин, валить надо!" — подумал я.

Развернувшись, я рванул за своими ребятами, около дуба устроились два танкиста с пулеметом Дегтярева, меня прикрывали. Сзади со стороны немцев, чуть громко хлопнуло, и земля вдруг ударила меня в лицо.

…

Очнулся я как-то внезапно, просто открыл глаза и уставился в потолок. Блин, как глупо! Выстрел же явно был слепым, просто выстрелили туда, куда мы могли уйти, прикрывая мотоциклистов или опасаясь засады. Вздохнув, огляделся, пытаясь понять где я. Явно не у немцев, те бы меня просто шлепнули. Скорее всего, мои танкисты вынесли. Однако, оглядевшись, понял, что в 41-м радиоприемников Akai и оконных стеклопакетов нет. Я вернулся в свое время. Судя по всему, я в больнице. Четыре койки, две пустые. Одна заправлена, но хозяина нет. Сев на кровати, что вызвало довольно сильное головокружение, опустил ноги на пол, что-то при этом задев. Переждав пока перестанет кружиться комната, посмотрел под кровать.

"М-да, утка. Это же сколько я без сознания был?" — подумал я.

— Надеюсь, Райкин сделает то, что должен был сделать! — глухо сказал я, задумчиво глядя в окно, вспомнив о теле Шведа.

Если судить, что в 41-й я попал на полтора месяца, то здесь, судя по головокружению и мышцам, прошло не более пары дней. Почувствовав некоторое давление внизу живота, я понял, что срочно нужно посетить туалет. Встав и подождав, когда пройдет головокружение, надел тапочки, обнаруженные под кроватью. Не обращая внимание на то, что одет в одни трусы, рванул в туалет. Вернувшись в палату, обнаружил соседа, плотного мужика лет 50, с интересом на меня глядящего,

— Э-э-э, здрасте. Вы не подскажете, где моя одежда?

Мужик молча показал на шкаф, не сводя с меня заинтересованного взгляда. Открыв шкаф, я обнаружил мою сумку с вещами, которая была в общаге. Достав сумку из шкафа, и одеваясь, познакомился с соседом. Найдя в ней мыльно-рыльные принадлежности, пошел приводить себя в порядок. Вернувшись, обнаружил в палате медсестру, мужик опять куда-то пропал. Обернувшись на шум открываемой мною двери, молоденькая медсестричка всплеснула руками:

— Больной, кто вам разрешил вставать?

— Так я себя нормально чувствую.

— Нормально – не нормально! Это доктору решать. Вот Эдуард Викторович осмотрит вас, только тогда и узнаете, можно вам вставать или нет. И вообще, ложитесь немедленно, сейчас обход будет! Вот нельзя на 5 минут оставить без присмотра, уже больные пропадают! Хорошо, что Петр Семенович сказал, что вы встали.

Эта "трындычиха" не замолкая отобрала у меня полотенце, пасту с щеткой, и начала сдирать с меня одежду. Уложив меня в кровать, выглянула из палаты.

— Пока никого нет, — обернувшись, сказала: — Сейчас обход будет, ждите.

И попыталась выскользнуть из палаты, но не тут-то было, у меня накопилось множество вопросов:

— Стойте, я хочу спросить. Сколько я здесь уже нахожусь и что со мной?

— Вас позавчера привезли, где-то к обеду. С вами сестра была, она и вещи привезла. У вас поражение электрическим током, так в больничном листе написано.

— Ага, ясно, она сейчас здесь?

— Нет, она домой поехала, себя в порядок привести, а меня попросила за вами присмотреть, пока не вернется.

И тут же выскользнула за дверь, пока я раздумывал. Так, надо привести мысли в порядок.

— Ну-с, больной, очнулись? — донеслось до меня, как сквозь вату. С трудом открыв глаза, я увидел перед собой доктора.

— Что, простите? — хрипло выдохнул я.

— Как себя чувствуете, больной? — спросил доктор, взяв мою руку стал слушать пульс.

— Нормально я себя чувствую, — из-за спины доктора выглянула давешняя медсестра и сказала:

— Он сам очнулся, Эдуард Викторович. И встал! — сразу наябедничала медсестра, и добавила, — я еле его уложила.

Доктор, отпустив мою руку, сказал:

— Больной, встаньте. Только осторожно. Головокружения нет? — и, придерживая меня за локоть, помог подняться.

— Да нет, нормально я себя чувствую. А когда меня выпишут?

— О, какой торопыга! Обследуем, и если все нормально, то завтра выпишем. Галочка, через час больного ко мне в смотровую, — и он вышел из палаты.

— Больной… — начала Галочка, но я ее перебил:

— Почему сразу больной? Меня Михаилом зовут, можно просто Миха, и, кстати, когда кормить будут? — медичка только фыркнула.

— Обед уже был, ужин будет только через два часа. Там к вам сестра пришла, сейчас позову, — и выскочила из палаты. Я оглянулся, молчаливого соседа снова не было. И тут, отворив дверь, ворвалась Ленка, сходу спросив:

— Как ты? — она ощупала меня взглядом.

— Да нормально все, нормально, — и тут же задал волнующий меня вопрос, — У тебя поесть есть? А то есть охота, сил нет!

— Есть, есть. Знала, как очнешься, есть захочешь. Вот, принесла, — и она стала выкладывать продукты на стол. Я схватил банан, почистил и стал с урчанием его поедать. Сестренка с улыбкой за мной наблюдала. И вдруг я понял, что родителям она ничего не сообщала, боясь их потревожить. У отца слабое сердце. Не знаю, откуда взялись эти знания, но я это знал точно.

— Спасибо, что родителям не звонила, — Ленка с удивлением посмотрела на меня.

— А ты откуда знаешь, догадался?

Не в силах говорить я только кивнул, и взял второй банан.

— Афкафи со сега выло, — спросил я,

— Что? Ты сначала прожуй, а потом говори.

Я быстро пережевал.

— Расскажи, что вчера было, — повторил я. Ленка помрачнела

— Все у меня на глазах произошло, я тебя еще в маршрутке увидела, ты к Кольцу подходил….

Лежа после обследования на кровати я обдумывал сегодняшний день. Завтра выписывают, сестренка ушла домой. После этого я позвонил родителям, успокоил их, почему не звонил, почему номер недоступен. Сказал только одно – "Черная Дыра". Вопросы сразу отпали. Сказал, что сессия закончилась и что я, погостив пару дней у сестры, приеду домой. Мама к моему приезду обещала сделать отбивные. Сглатывая слюну и подавив желание рвануть домой немедленно, я прикрыл глаза.

Начиная подремывать, я вдруг увидел себя со стороны. Вот я лежу на кровати, в палату заглядывает Галочка и говорит:

— Больной, время ужина. Столовая на втором этаже направо, — и улыбнувшись, удалилась. Вот я сажусь на кровати и, свесив ноги, пытаюсь нащупать тапки, и тут раздается стук за окном. Повернув голову, я увидел голубя. Балансируя на небольшом сугробе, он требовательно стучал в окно. Тут отворилась дверь, и в палату вошел Петр Семеныч, увидев голубя, улыбаясь, сказал:

— А, Михайло Викторович, прилетел! Вот я тебе припас, — и открыв окно, впустил голубя на подоконник. И тут я открыл глаза и сел, опустив ноги на пол, после чего огляделся, в палате кроме меня никого не было.

"Уф! Просто глюки!"

Бесшумно открылась дверь и в палату вошла Галочка.

— Больной, время ужина. Столовая на втором этаже направо, — и развернувшись, удалилась. Проводив ее выпученными глазами, стал усиленно чесать затылок.

— Что за…? — но договорить не успел, в окно застучали. Посмотрев в окно, я уже знал, что там увижу. Голубь смотрел на меня и стучал в раму. Тут в палату вошел Петр Семеныч и улыбнувшись сказал:

— А, Михайло Викторович, прилетел! Вот я тебе припас, — и открыв окно, впустил голубя в комнату. Перебравшись на подоконник, голубь, вопросительно наклонив голову, посмотрел на соседа.

— Сейчас. На вот… Тут печенье, крошки хлеба, все как ты любишь, — он достал из тумбочки небольшую тарелку со сколом на боку и стакан с водой, поставил перед голубем, умилённо наблюдая, как голубь склевывает корм. Обернувшись ко мне и увидев мои ошалевшие глаза, поспешил объяснить:

— Да это Михайло Викторович, талисман нашей палаты. Кто-то из прошлых жильцов этой палаты приманил его, прикормил, теперь каждый день прилетает поклевать, и вот… — как будто мне интересен этот голубь.

"Ну, ни фигасе! Это что? Я будущее вижу?".

Не слушая соседа, я лихорадочно обдумывал ситуацию.

"Так, так, так! Надо проверить, что это было", — прикрыв глаза, я мысленно скользнул в себя и стал глядеть, что я из будущего делаю. Посмотрев сколько смог, черт, не больше пяти минут. Дальше не получается. Встав с кровати, подошел радиоприемнику, включил. Послышался молодой бодрый голос диктора:

— …забавный случай произошел в США, в пригороде Чикаго. Грабители, покидающие место преступления одного из домов в деревеньке Арлингтон-Хайтс, решили убить немых свидетелей: аквариумных рыбок, внимательно за ними наблюдающих. Грабители налили в аквариум с тремя рыбками острый соус, горчицу и кетчуп, а также засыпали специй. Грабителей, пойманных по горячим следам, обвиняют в ограблении и жестоком обращении с животными…

"Класс! Прям точь-в-точь как я увидел и услышал в будущем!".

Обдумывая все, что только что случилось, мы вместе с Петром Семенычем сходили в столовую, где нас удивительно хорошо покормили. Вернувшись в палату, сосед накинув на плечо полотенце, вышел.

Хмыкнув, я задумался, что мне было нужно. Ну, это понятное дело деньги, потом… деньги и тоже деньги. Денег надо много. Ленке квартиру купить, а то она на съемных мается. Брать у простых граждан, это… это вообще конченым козлом надо быть! У кого можно и не жалко? Так первые – это всякие чиновники, коррупционеры, бандиты, ну и банки-грабители. Начнем, пожалуй, с коррупционеров, и бандитов как с легкой добычи. Банки мне пока не по зубам. Я лег на кровать, расслабился и стал перебирать, что мне надо сделать в первую очередь.

После полутора месяцев войны я стал ощущать себя по-другому. Я оказался прав, когда говорил Рамилю, что я стал другим, и мой характер не изменится, когда я вернусь обратно в свое тело и свой мир.

"Блин! Вот он – привет с войны!" — подумал я, без особой злости.

Также не было привычной уверенности, когда рядом нет оружия, да и на окружающее я стал смотреть как-то не так, совершенно не так. Когда заходил сосед, я напрягался. Внимательно просеивал взглядом его пижаму на наличие оружия и намечал точки ударов в том положении, в котором находился.

Ладно, утро вечера мудренее, тем более время уже было двенадцать часов ночи. Взяв банные принадлежности, я пошел в душ. В больнице оказалась первоклассная душевая кабина с гидромассажем. Намылив голову, стоял под струйками воды, которые действительно неплохо массируют тело. Так, стоя и балдея, обдумывал свою проблему. Или массаж помог, или холодная вода, внезапно хлынувшая на меня, принесла неплохую идею. Выскочив из душа, я стал энергично растираться, обдумывая ее. Вернувшись в палату, я обнаружил, что соседа так и нет. Ну, мне же лучше, никто не будет храпеть над ухом, пока я засыпаю.

— Ну и горазд же ты, спать! Уже девять утра, — сказал сосед, улыбнувшись. Потянувшись, я ответил:

— У человека с чистой совестью и сон хороший, — на что сосед только хохотнул.

Открылась дверь. Не оглядываясь, я поздоровался:

— Здравствуй, Галочка,

— Ой, а как вы догадались, что это я?

— Учуял запах ваших духов, Галочка, — не объяснять же ей, что я знаю, что со мной произойдет на пять-десять минут вперед.

— Михаил Геннадьевич, вас выписывают, так что пройдемте за мной, — строго сказала Галочка. Быстро одевшись и потирая глаза, я спросил:

— Умыться-то можно?

— Конечно. Я жду вас у стойки дежурной медсестры, — сказав это, Галочка вышла в коридор.

Приехал на съемную квартиру сестры, сама она была на работе, и закинув сумку в шкаф, я лег на кровать. Задумался. Идея, что пришла мне в дýше – это разговаривать с собой, находящимся в будущем, не языком (пробовал – не получается). То есть, для меня его речь была невнятная, а с помощью ручки и бумаги можно, потому как вижу все, что видит он, его глазами. Когда я ехал на маршрутке к сестре, я постоянно смотрел в будущее и знал, кто и на какой остановке выйдет, кто войдет. Так что бы мне хотелось узнать? Залез в сумку, достал бумагу, ручку и задумался. ЧТО? Немного подумав, я, для проверки, решил узнать лекарство от СПИДа. Заглядывая в будущее, я быстро переписывал, что мне пишет… Блин, а как мне его называть? Может Миха? Нет, Миха – это я. Может Михась? Точно, пусть будет Михась. Так вот, записав за Михасем полтетрадки, каких-то формул, графиков и уравнений, в чем я совсем не разбираюсь, я опять задумался. Может еще про рак узнать? Точно, еще про рак перепишу.

Переписав за Михасем половину тетрадки, я остановился и задумался, не обращая внимания на то, что Михась продолжает строчить и дальше. Если что потом перепишу. А что если спросить у Михася про Черную дыру? Почему пропадают вещи вокруг меня и можно ли от этого избавится? Взяв чистую тетрадь, я стал быстро за ним записывать. И по мере записи мои глаза открывались все шире и шире. Никогда, повторяю, никогда я от Черной дыры не избавлюсь. Это же, это…

Никак я не могу от волнения выразить свою радость обладания подобным умением! Как бы объяснить, что это такое? Вот представьте себе межпространственную щель, в которую можно запихнуть что угодно, даже круизный лайнер, только без людей. Живую материю он не принимает. Или танк, или еду. Причем, засунешь, например, горячий пирог, через двадцать лет достанешь, а он будет такой же горячий и вкусный, и это без веса. То есть, можно что угодно, с каким угодно весом, для меня все равно! Проще говоря, на мне закреплен только вход-выход. Веса на мне нет. Продолжая записывать, довольно мурлыкал любимую песенку "Бременских музыкантов", про то, как хорошо жить на свете. Закончив писать, пытаюсь осмыслить написанное.

М-да… Пользоваться щелью мне еще учиться и учиться. И если положить в щель я смогу без особого труда, то вот вытащить!!! Найдя у сестры коробок спичек, разложил их перед собой. Взяв тетрадку в руки, несколько раз перечитал, как втягивать вещи. Получилось! У меня получилось! Я радостно засмеялся: два часа мучений, литр пота и – вуаля! Все спички исчезли. Причем после каждой спички мне было все легче и легче. Отложив тетрадку с формулами лекарств, я написал на титульном листе, что там и для чего. Потом убрал тетрадку в сумку. Вдруг Михась встал и начал одеваться. Быстро вскочив, последовал его примеру, и выйдя на улицу, мы дошли до ближайшей остановки и сели в третий автобус. Доехав до остановки, мы вышли и пройдя пару кварталов, зашли в хозяйственный магазин. Михась, достав из внутреннего кармана куртки блокнот, написал несколько строк. Прочтя, что там написано я, повернувшись и подойдя к продавщице, попросил принести внутренние входные замки. Из десятка коробок с замками выбрал себе один ничем не примечательный замок. Оплатив покупку, (блин, дорого! денег почти не осталось), вышел из магазина. Зайдя в какой-то подъезд, достал из кармана коробку с замком и вытащил связку ключей. Отсоединив один ключ, я убрал коробку с замком За Пазуху, (так я решил назвать щель. А что, удобно! Убрал За Пазуху, достал из-За Пазухи). Выйдя из подъезда, прошел вслед за Михасем шесть кварталов. Блин, замерз! Не май месяц, зима все-таки. Я зашел в ничем не примечательную, самую обычную пятиэтажку. Поднявшись на четвертый этаж, достал ключ. Подойдя к самой обычной, обтянутой в черный изрезанный дерматин двери, вставил ключ и повернул его. С громко бухающем сердцем толкнул дверь. Скрипнув, дверь, отворилась.

Зайдя в квартиру, закрыл дверь на замок. Потом уже спокойно вошел в комнату, прекрасно зная, что там увижу. Михась в это время доставал из зеленого армейского ящика АКМ в заводской смазке. Обычная однокомнатная квартира была заставлена зелеными ящиками. Последовав примеру Михася, я отодрал подоконник и обнаружил там тайник с деньгами. Достав деньги, быстро пересчитал пачки. Семьдесят тысяч евро, сто десять тысяч долларов и шесть миллионов рублей. Оставив одну пачку рублей и одну с валютой, остальные деньги сунул За Пазуху.

Повернувшись к ящикам с оружием, быстро их осмотрев и пересчитав, тоже сунул За Пазуху, кроме одного пистолета ТТ с резьбой на стволе, с двумя запасными магазинами и с патронами россыпью. Поискав, нашел и глушитель. Нашел с помощью Михася в одном ящике поясную кобуру, быстро ее одел. Я сунул магазины в специальные кармашки, а патроны высыпал в карман куртки. Оглядевшись и проверяя, ничего ли не забыл, вслед за Михасем я покинул квартиру. Заперев ее, я пошел за Михасем поскакал вниз по ступенькам.

Выйдя на улицу, почему-то мы пошли не на ближайшую автобусную остановку, а пройдя дворами несколько кварталов, зашли в подъезд девятиэтажки. Уже зная, что я там увижу, я рванул подвальную дверь и быстро спустился вниз. Из плохо освещенного тусклой лампочкой угла доносилось мычание, хрипы и громкое сопение. Подбежав к углу, я увидел молодого паренька студенческого вида навалившегося на девочку лет двенадцати и, зажимая ей рот левой рукой, пытался стянуть с девочки трусики с чулками правой рукой. Подбежав к ничего не замечавшему насильнику, мощным футбольным ударом в бок сбил его с девочки. Уже спокойно подойдя к насильнику скорчившегося в позе эмбриона, ногой перевернул его на спину, сделав вид, что не замечаю как девочка судорожно приводит себя в порядок. Спокойно наступил насильнику на горло и резко нажал. Раздался хруст. Медленно стекленеющие глаза парня уставились в потолок, а по телу пробежала небольшая судорога. Повернувшись к девочке, поправляющей юбку, я спросил:

— Ты как? Домой проводить или сама дойдешь?

Испуганно глядя на меня большими глазами, она стала то утвердительно, то отрицательно трясти головой.

— Понятно. Ладно, пошли, провожу.

Девочка испуганно глядя на тело насильника бочком-бочком отошла и, подобрав школьный розовый рюкзак, подошла к ко мне не сводя с тела взгляда.

— Не беспокойся, я его надолго вырубил, часа два проваляется. Пойдем, провожу.

Черт, не знаю как себя с детьми вести, тем более в подобной ситуации. Про то, что произошло с ней, нельзя говорить, это точно. Нужно про школу, про дом, про что-нибудь приятное. Девочка шла рядом, опустив голову и невпопад отвечала на мои вопросы. По крайней мере, я узнал, что ее дом следующий, что ее зовут Даша и что ей тринадцать лет, и что она учится в музыкальной школе. Рассказывая про школу, Даша подняла голову и быстрой скороговоркой: про учительницу, про других девочек, и о своей новой подружке.

Рассказывая, Даша начала размахивать руками, смеяться, глаза у нее заблестели. Доведя девочку до двери квартиры и попрощавшись, я начал спускаться вниз. Выйдя из-подъезда и немного отойдя от дома, я поймал такси, сказав остановку, от которой уехал от дома сестры. Показывать таксисту, где я живу я не собирался. Береженого бог бережет. Выйдя из такси, я зашел в небольшой продуктовой магазинчик, где набрав полные сумки всяких вкусняшек, потопал к дому. Зайдя в квартиру, быстро раскидав продукты по холодильнику и полкам, прошел в комнату и достав мобильник из кармана пытался связаться с сестрой, но не смог – она была вне доступа. Связавшись с родителями, полчаса поболтал с мамой. Достав из кобуры ТТ, разрядив, стал быстро разбирать его. Память Шведа осталась там, во сне. Но все, что с со мной происходило в 41-м, в памяти сохранилось. Руки делают то, что тогда я делал не раз. Сходив на кухню, я поискал ненужные тряпки. Не найдя, вернулся и достав сумку, взял самую нелюбимую футболку. Накрутив обрывок футболки на шомпол стал тщательно чистить ствол. Не спеша почистив пистолет, убрал его обратно в кобуру. Заиграв мелодию, включился мобильник. Потянувшись, я взял его в руки. Звонила Ленка:

— Чего звонил? У меня тут сообщение вылезло, что ты звонил! — послышался в динамике ее голос, на заднем фоне была слышна музыка и крики.

— Доброе утро!!! Ты что, с самым любимым братом даже поздороваться не хочешь?

— Ну, привет. А чего это с самым любимым братом? Ты у меня, слава богу, один. Мне и одного вот так хватает! — послышался звук удара по горлу.

— Не любишь ты меня! — пытался сделать несчастный голос я.

— Любишь, не любишь, хватит прикалываться! Чего звонил-то? — с любопытством спросила сестра.

— Ресторан!!! — трагическим шепотом простонал я.

— Что ресторан? — тревожно спросила Ленка. Попалась! И уже нормальным голосом я сказал:

— Как ты смотришь на то, чтобы вечером сходить в ресторан, отметить сдачу сессии? Я плачу за все!

Ленка сказала, что только "за". Быстро договорившись, где и во сколько мы должны встретиться, я нажал отбой.

— Ты стал другим, — Ленка задумчиво крутила бокал с вином в руке. Потом, приподняв, стала разглядывать меня сквозь стекло. Озадаченно я спросил:

— В смысле? Я себя нормально чувствую!!!

Сестренка нахмурилась:

— У тебя взгляд изменился. Я еще в больнице заметила. Думала это последствия от удара током. Раньше ты часто смеялся над любой шуткой, а сейчас даже не улыбаешься и взгляд всегда серьезный. И смотришь как-то вот холодно… Нет, не на меня, на других. Но все равно по-другому.

М-да, озадачила меня сестра, озадачила. В ответ на ее слова я только пожал плечами. Объяснений для нее у меня не было. Развлекаясь до полуночи, я часто ловил на себе задумчивый взгляд сестренки.

— У-у-у! Я устала как Снегурочка в Новый Год, — сказала Ленка, когда мы зашли в ее квартиру. Сняв обувь и верхнюю одежду, мы прошли в комнату.

— Сейчас я постелю тебе на диване, иди пока в ванную.

Умывшись, я лег на скрипучий диван, и подождав, когда Ленка легла на свою кровать, сказал:

— Знаешь, я наверное в Москву уеду. Хочу там квартиру снять. В общем, есть чем заняться. Уволюсь с работы и рвану в Москву.

Скрипнула кровать, и насмешливый голос спросил:

— Интересно, а что мама скажет? Она тебя не отпустит. Нет, точно не отпустит! Помнишь, как я уезжала?

М-да, проблема. Мама у нас матриарх семьи и без ее согласия ничего не решается. Но я уже не мальчик, что сестре и заявил.

— Ну-ну. Слова не мальчика, а мужа! Ладно, спать пора. Спи, давай! Ха, в Москву он уедет! Так тебя и отпустят… Спокойной ночи, — сказала она, когда, наконец, наворчалась.

— Просыпайся, соня! — сказал кто-то, тормоша меня. Я открыл глаза и тупо осмотрелся, не понимая где я.

— О, проснулся наконец! А то я тебя бужу-бужу, а ты не реагируешь! — весело сказала сестренка, отходя к настенному зеркалу.

— Да все в порядке, просто отсыпался! — ответил я, поняв, что нахожусь в квартире сестры.

Я до сих пор был там, в том времени и слова сестры доходили до меня как сквозь вату. Сообразив, что она ожидает от меня ответа, нетерпеливо постукивая расческой по ладони, я ответил первым, что пришло в голову:

— Да так мысли вслух, странный сон мне приснился!

— Расскажешь? — спросила она, повернувшись обратно к зеркалу.

— Да ничего интересного, так про войну, воевал я!

— Ты-ы!!! Воевал? Ой, держите меня семеро. Да ты извинения просил у петуха, когда ему голову отрубал, уж я-то помню, сама слышала.

— Не смешно, это был просто сон! — ответил я, сделав обидчивый голос, хотя мне было глубоко фиолетово, хотелось просто лечь на кровать и ни о чем не думать.

От сестренки я услышал тихий смешок и чуть презрительное "вояка".

— Ладно, нечего разлеживаться, мне на работу пора, да и тебе домой. Или ты останешься? — спросила меня Ленка, пнув босой пяткой мою ногу.

— Не, я домой, есть некоторые планы! — ответил я, вставая с кровати. Меня заметно повело в сторону.

"Ни фигасе, это что, я уже отвык от своего родного тела? В больничке же такого вроде не было!" — задумался я, и обойдя сестренку направился в санузел. После возвращения я понял, что все рефлексы снова в норме, как и моторика движений.

Упав на пол, я стал делать отжимания, не обращая внимания на стоящую рядом Ленку, смотрящую на меня с отвисшей от удивления челюстью.

На семнадцати я "сдох" и упав на пол, старался отдышатся.

— Ты чего это? Ты что не в себе? Ты же никогда не занимался спортом, решил от живота избавиться? — засыпала меня вопросами сестренка, отойдя от шока.

— Нет, это я хотел посмотреть на твое лицо, когда ты меня увидела отжимающегося! — ответил я, поднимаясь с пола, так как отдышка уже прошла.

— Тебе током не только сознание вышибло, но и мозги! — проворчала она, наливая чай в стаканы.

— А что плохо, что я буду стройным и красивым? — спросил я, усаживаясь на табурет и беря самый большой бутерброд.

— Да нет, как хочешь, это твое дело! — ответила она, отпивая кипятка, которое она называла чаем.

Закончив завтрак, мы стали собираться, достав сумку, я уложил выложенные вещи и застегнул молнию.

Попрощавшись у автобусной остановке, мы разъехались в разные стороны. Она на работу, а я на ЖД-вокзал, где собирались маршрутные автобусы.

Найдя своего, который шел в Алексеевское, и узнав, что до отправления еще почти час, положил сумку на сиденье, заняв место, и направился на рынок, который был неподалеку, в двух шагах.

Набрав покупок, благо в деньгах стеснен я не был, даже сестренке оставил под матрасом, сама бы не взяла, проявляя самостоятельность, направился обратно, благо время отъезда уже подходило.

Заняв свое место, я откинулся на спинку и воткнув в уши наушники плеера, закрыл глаза.

— Парень приехали, Советская улица, пора на выход! — тормошил меня сосед.

Сладко зевнув, я поблагодарил его, и забрал сумку, после чего расплатившись с водилой, направился к дому родителей, перейдя через шоссе.

— Ну что ты не позвонил, я хотя бы салатики наделала, а так одно мясо с хлебом ешь! — причитала мама, крутясь около плиты.

— Мам, я всеядное, а не какое-нибудь жвачное животное, мясо вкуснее и сытнее! — пробормотал я, впиваясь в сахарные ребрышки, захрустевшие на зубах как хворост.

— Ну, все равно, салаты это витамины! — ответила мама, подняв палец. Я в ответ только вздохнул.

— Ух, какой ты худющий! — сказала она, обняв меня со спины, при этом ее пальцы щупали мой живот, проверяя, как сильно я похудел.

— Ну мам, хватит, дай поесть! — взвыл наконец я.

После обеда, я немного отдохнув, взял лопату и стал расчищать двор от снега, который за мое отсутствие успели изрядно запустить. Отец просто не понимал, зачем чистить, если весной все равно все растает. Однако чистил двор я не для этого, а просто для зарядки, и чтобы подышать свежим воздухом.

Двор я очистил примерно наполовину, и решил что на сегодня хватит.

Вернувшись в дом, я зашел в свою комнату и плюхнувшись на стул перед компьютером, включил стрелялку, просто чтобы разгрузить мозг, однако никакого былого кайфа это не принесло, настрелялся, поэтому выключив игру я стал лазить во всемирной паутине интернета.

Утро воскресенья встретило меня воплями соседской детворы, катавшихся с ледяной горки, которая была неподалеку от моего окна.

День, я решил начинать с зарядки, поэтому натянув теплый спортивный комбинезон, в котором я изредка ездил на лыжную базу, выбежав во двор, взял низкий старт.

Пятикилометровый марш-бросок высосал из меня все силы, и домой я не пришел, а приполз. Отмахнувшись от матери начавшей ругаться, что я гроблю свое здоровье, взял лопату и стал снова таскать снег со двора.

Похоже, что мама поняла что со мной что-то не так, и поняла еще вчера, судя по ее взглядам, но не вмешивалась и ни о чем не спрашивала, просто наблюдала.

Вечером я застал ее за разговором с сестрой по телефону, и судя по ее лицу, Ленка пока не выдала что меня шандарахнуло током, как я опасался.

Разговора о том, что я еду в Москву даже не заводил, понимая, что попытаются отговорить.

На следующий день я вышел на работу и первым делом написал заявление об уходе по собственному желанию, однако, несмотря на все мои просьбы, начальник меня без отработки не отпустил.

"Что ж, эти две недели я пущу на физические тренировки и тренировки с За Пазухой".

Мать узнала о том, что я увольняюсь через семь дней, от знакомых, и устроила мне форменный допрос. Который я с трудом, но выдержал, получив ее согласие, сказав, что хочу получить второе образование.

Но самое тяжелое было с отцом, глядя на сгорбленную фигуру, я с тяжестью на сердце, попытался объяснить, почему я уезжаю, стараясь найти убедительные доводы.

— Сынок, как же мы одни-то будем? — спросил он надтреснутым голосом.

В общем уезжал я с тяжелым сердцем, и болью в душе.

Дальше было просто, железнодорожный вокзал, билет, несколько часов в купе, и вот она столица, принимай еще одну, "дярёвню".

…

Прижавшись к стене из красных кирпичей, в одной из-подворотен в старом районе Москвы, я старался остановить кровь, текущую из простреленного плеча. Достав из-За Пазухи, чемоданчик с красным крестом, и открыв его я стал перебинтовываться, при этом анализируя то, что случилось со мной.

"Блин, три с половиной года я в этой Москве, и первый раз меня так зацепили!"

Подстрелили меня, когда я уходил с лежки, с которой полчаса назад послал пулю из снайперки в одного депутата, последнего в моем списке, но был он слишком охраняемым. У меня был выбор или убрать его и получить пулю, или уйти, и я сделал свой выбор.

Убивал я не просто людей, а тех, кто привел к развалу мою страну, тех, кто активно дергал за ниточки, управляя этим хаосом называемый перестройкой в те далекие девяностые.

Ведь с помощью Михася я знал ВСЕХ самых активных, тех кто люто ненавидел Россию, всех кто в этом участвовал, все сто двадцать восемь человек. И сегодня умер последний.

Закончив, я убрал чемоданчик обратно, и достав чистую не испачканную кровью одежду, морщась от боли, переоделся.

Пользуясь Михасем, я обошел все посты, и вышел на проезжую часть, где мне удачно попалась пустое такси.

— Куда? — спросил меня водитель.

— Домой! — ответил я, стараясь не потерять сознание от потери крови, после чего назвал адрес.

Глядя на проносящиеся мимо припаркованные машины, деревья и дома я пытался осмыслить свою жизнь, как я дошел до жизни такой.

Сразу вспомнилось первый день в Москве, честно говоря, помнился он смутно, переполненный впечатлениями я быстро с помощью Михася нашел бабульку, сдающую квартиру и договорился о съеме "двушки "на пару месяцев, в центре города.

Квартира мне понравилась, к тому же метро было в двух шагах. Заплатив сразу за три месяца, я стал устраиваться.

Первым делом сбегал в магазин, накупил продуктов и пожарив яичницу, достал тетрадку и стал записывать за Михасем то, что я должен буду сделать в ближайшее время.

Тут хотелось бы сказать о том, что со мной произойдет в ближайшее время, в течение примерно получаса не знал и Михась, все из-за долбаного "эффекта бабочки". Нет, конечно он мог посмотреть что происходит впереди, но вариантов будущего было множество, и каждый накладывался на другого, из-за чего будущее дальше десяти минут было для меня просто серой мутью с мелькавшими обрывками картинок.

Так что Михась мог еще предсказать будущее других людей, но не мое. Я записывал то, что должен сделать, а не то, что сделаю, все зависит от только меня.

Чем больше я записывал, тем больше у меня становились глаза.

"Ну ни хрена себе у него… то есть у меня планы." — озадаченно подумал я, продолжая записывать. И как только тетрадь закончилась, Михась остановился.

Быстро пробежавшись по списку и фамилиям, кто обеспечит меня выполнением этих планов, я задумался.

"Так, что мы имеем? Михась предлагает закупить продовольствие, это ладно, это пусть! НО количество? Тут только соли больше двух сотен тонн. Ладно, продовольствие на первом месте, но сперва это покупка фальшивых документов у некоего дельца, благо Михась написал где и у кого. И все это почему-то в течение трех месяцев!" — я задумчиво прочитав список третий раз, пошел готовиться ко сну, уже был вечер, решив выполнение планов оставить на завтра.

Утром я, вызвонив такси, поехал по первому адресу, где некий Саша изготавливал фальшивые паспорта и права.

Заранее созвонившись с ним и сказав пароль, мы договорились о встрече. Встреча тогда прошла нормально, выяснив, что я хочу и сколько, взяв предоплату, он стал творить.

К обеду я стал обладателем шести паспортов и стольких же прав.

Забрав и расплатившись, я сразу поехал в регистрационную палату и подал заявку на регистрацию небольшой фирмы-перекупщика продовольствия, обозвав ее "Арефа" переставив вторую и четвертую буквы.

К вечеру я договорился о съеме комплекса складов, пустующих на бывшей территории воинской части в пригороде Москвы. Снял я их также на три месяца.

На следующий день решил заняться финансами, те деньги что я прихватил с оружием уже подходили к концу, так как достать из За Пазухи не мог, пока не умел. Сделал я так же просто – с помощью Михася пробежался по заначкам, спрятанным в разных местах, хотя честно говоря, брал я только ворованное, честно заработанное не брал, хотя мне таких схронок и не попадалось, не было у наших людей подобных честно заработанных сумм.

К вечеру я сидел у себя в квартире и пересчитывал, оказалось около трех миллионов долларов, в разных купюрах, как в рублях так и в долларах, попадались и евро.

Пока регистрировалась моя фирма, я решил затариваться пока теми продуктами, которые по бумагам никак не проведешь. Да, я решил закупиться у военного ворья.

Полковник Смирнов, смотрел на меня с открытым ртом, когда спросив, сколько машин тушенки мне надо, получил ответ:

— Мне машинами не надо, мне эшелонами надо.

Договорились мы быстро, и оставив аванс, двести тысяч долларов и список того что мне нужно, написал адрес складов куда это надо доставить. За доставку платил также я, просто не хотелось заморачиваться этим, оставив проблемы с доставкой полковнику.

А через пять дней был звонок от полковника, что склады забиты под завязку. Запрыгнув в девятку, которую я купил по поддельному паспорту, поехал к складам.

Я мельком, для вида осмотрел то, что мне привезли, так как знал просроченного нет, это я заранее обговорил с полковником пригрозив оборвать наше соглашение, если обнаружу подобное.

Поглядев на маркировку на мешке с гречкой, я сказал терпеливо ходившему со мной, человеку полковника, представившемуся Сергеем, то, что он тоже вояка было видно сразу, по выправке:

— Ну что ж, все в порядке! Склады будут освобождены к завтрашнему утру, когда будет следующий завоз?

В общем с помощью своей фирмы и ворья в погонах, я заполнял склады восемнадцать раз и после чего убирал За Пазуху, зачем это, я не понимал, но Михась говорил "надо".

Живя в Москве, я попытался разыскать своих парней, с которыми воевал в чужом теле, но на все мои запросы был один ответ: "пропал без вести в июле сорок первого". Спросив об своих бойцах Михася, я получил краткий ответ: "Ты был в параллельном мире, там время течет по-другому, забудь", но забывать я не хотел, и мне улыбнулась удача, я нашел потомка старшины Егорова, живущего в Воронеже. Однако поездка ни к чему ни привела, так как никаких фотографий деда не сохранилось, и внук, пятидесятилетний мужик, который на старшину ни на грамм похож не был, извиняюще сказал:

— При переезде затерялась! — но мне уже было все равно, похоже я ухватил ложный след, вряд ли это родственники старшины, так и закончились мои поиски двойников моих бойцов.

За время пополнения запасов я стал все лучше и лучше чувствовать Пазуху, дошло до того что я стал сортировать то, что уже успел туда засунуть, разделив их по разделам не соприкасающимися друг с другом. В каждом разделе, я мысленно управляя, сделал как бы полки, куда аккуратно укладывал закупленное. И за месяц полностью разложил те вещи и предметы, которые успел запустить туда. Была проблема только с мусором, накопленным за долгие годы, когда неуправляемая За Пазуха затягивала в себя все что могла, но теперь такого не было я твердо ей управлял, сожалея что до сих пор ничего не мог взять из нее, так как мне это пока было недоступно.

После того, как закончил с продовольствием, я занялся оружием, и за два месяца изрядно пополнил свои запасы, было даже несколько Т-62 и МИ-24, не говоря уже про бронетранспортеры разных модификаций, все после капремонта. Понятное дело, зип и боеприпасы для них я не забыл.

Проблемы были только с горючим, ну не продавалось оно теми количествами, что мне нужно, поэтому я пошел на хитрость.

Своих грабить мне не хотелось но вот Америка…, я изрядно прошелся по их резервуарам, изрядно пополнив свои запасы. Правда, когда они утроили охрану пришлось закруглятся, я понятное дело, не платил, просто воровал, используя все возможности. Также я связался с местным оружейным бароном, и изрядно пополнил его счет за немалые покупки списанной техники.

Вернувшись в Россию, я продолжил пополнять свои запасы согласно списку. Кстати горючее я просто заливал в За Пазуху, полностью изолировав этот раздел.

После того как список закончился – уложился я чуть больше за год – решил отдохнуть. Отпуск я провел с родителями, взяв путевку на кругосветное путешествие, которое продлилось около двух месяцев. Вернувшись, я задумался, что делать?

Однако вопрос не стоял, у Михея уже был список, переписав его я задумался:

"— Ладно, схроны чеченов пощипать и всяких террористов, но воровать на военных складах!!!" — однако приписка пояснила что на складах уже все уворовано и это собираются скрыть путем пожара, так почему бы нам на этом не поживиться?

Так что следующий месяц у меня также был занят и я успел изрядно пройтись по схронам и складам, заполучив немалые трофеи.

Закончив с ограблением боевиков и военных, я решил поступить так, как никак от себя не ожидал, решил сам, без Михася. Я решил идти в армию, что и сделал.

Поступил просто, нашел генерала, и объяснив ему что мне нужно, я заплатил требуемую сумму.

Дело в том, что я никак не смог прийти в нормальную форму, несмотря ни на какие тренировки, которые я зачастую из-за загруженности пропускал.

Поэтому и было такое решение, уж в армии-то научат. Генерал был не армейский, а из внутренних войск. Глядя на обрюзгшее лицо, которое сейчас говорило по телефону, я старался не думать о нем плохого, а то еще больше осложню отношение с ним.

Я сидел за столом, когда после стука вошел майор в краповом берете.

— Майор, у меня для вас специальное задание. Вот этому молодому человеку нужна полная подготовка, преимущественно одиночки. Вам ясно?

В отличие от меня майор не больно-то скрывал своего отношения к генералу, но говорил он нейтрально:

— Так точно, товарищ генерал. Понял

— Хорошо, держите! — это уже мне.

Поймав удостоверение которое генерал толкнул в моем направление по столу, я открыл его.

На меня смотрела моя физиономия и надпись "рядовой", с моей фамилией.

"Быстро генерал работает, за неделю и с военкомом договорился, где я купил квартиру и все подготовил!" — подумал я.

Это год был просто адским, особенно первое время. Скрашивали время только ежемесячные приезды родителей, которым я, понятное дело сказал, что меня забрали в армию, и то что у меня стали проявляться бойцовские способности Шведа, что сильно продвинуло меня в обучении, я даже неожиданно заговорил по-немецки, из-за чего инструкторы только удивленно качали головами. Но время в армии я провел не зря, так как меня прогоняли не только по стрелковому делу, но и по бронетехнике, я конечно асом не стал, но теперь хоть знал, что и как.

Свой краповый берет, я так и не заработал, хотя и надеялся. Но я все-таки получил то, что хотел, и это знания.

Вместе с родителями, ожидающими меня на КПП, мы заехали в ближайший ресторан, где хорошенько отметили мой дембель.

Дальше был просто отдых, я катался по курортам, ничего не делая, просто отдыхая и развлекаясь, но все когда-нибудь кончается, вернувшись в Москву я стал анализировать свои дальнейшие планы, и понял, что их у меня просто нет. Раздумывая о дальнейшем, я продолжал накапливать запасы и деньги на этот раз брал в банках. Оказывается, что в некоторых иностранных банках есть такие счета, где можно получить деньги, просто сказав код, тот кто его знает конечно, личность получателя значения не имела.

Но случилась беда, я влюбился и влюбился серьезно, с признанием, надписями "люблю" на асфальте во дворе дома любимой и другими странностями, которые отличают влюбленных от нормальных людей.

Мою избранницу звали Юлия Арианова, студентка одного из университетов, где она училась на актрису. Была она младше меня на четыре года, в свои двадцать пять Юля мне казалось совсем молодой и неоперившейся.

Потом была свадьба, знакомство с родителями и полгода семейного счастья, которое продлилось так недолго. Все решила небольшая бумажка из женской консультации случайно обнаруженная мною, и то что я там прочитал просто убило меня.

Я по характеру очень трудно прощаю, а после войны и армии уже просто не умел, и убийства своего ребенка я не простил, и не прощу никогда.

Серьезного разговора не получилось, Юля просто не понимала, чего я от нее хочу.

— Миша, ну ты пойми, у меня карьера, ну какой ребенок? — спрашивала она озадаченно.

Тут хотелось бы рассказать о том, что Юлю заметили, ее броская фигура и красивая утонченное лицо стали мелькать в сериалах, сперва на вторых ролях, а месяц назад начался сериал, где у Юли была главная роль. Это решило все, я заметил что у жены началась так называемая звездная болезнь, но не придал значения, так как дома она была сама собой, хотя значения теперь это для меня не имело никакого.

— Юль, ты же знаешь, что я хотел ребенка!!! — я не говорил, хрипел. Грудь сжимало от боли, было тяжело дышать, то что это мой ребенок узнал от Михася. На мои нападки узнать, почему он не предупредил меня, был дан философский ответ:

"Эффект бабочки, кто знал, что ей внезапно стрельнет в голову зайти в консультацию, мимо которой она проезжала, и сделать аборт".

Хотя мне кажется, что Михась намеренно не сообщил мне об этом.

Общего языка мы с женой не нашли, а я даже не пытался, она для меня умерла и выход был только один – развод.

Родители, как мои, так и ее не понимали почему расходится такая замечательная пара. Не обращая внимание на ее умоляющие взгляды, я молча показал справку, сразу оборвав вопросы, внуков они тоже ждали.

Чтобы развеяться, я уехал в Америку и прожил там три месяца, покупая нужное оборудование и отходя от последствий развода, наделавшего столько шума в прессе.

Возвращение обратно в Москву я не назвал бы приятным, мелкий осенний дождик навевал черную меланхолию. Сидя в теплом нутре такси, которое медленно рывками передвигалось в очередной пробке, я бездумно смотрел на тротуар по которому непрерывным потоком двигались прохожие, и тут мое внимание привлекла фигура невысокой сухонькой старушки в мокром аккуратно заштопанном пальто и с протянутой рукой. Посмотрев на нее, я увидел как стекают капли дождя по ее лицу и понял, что это не дождь, а слезы – ей было стыдно стоять и просить деньги.

Посмотрев в будущее я увидел, как Михась, выйдя из машины подошел к бабушке и недолго поговорив с ней, посадил ее в такси.

"А, черт, хватит только о себе думать!" — выматерил я себя мысленно, и велев таксисту ждать меня, вылез из машины под мелкий уже стихающий дождь.

Подойдя к бабке я спросил у нее, как она тут оказалась и что случилось. Разговорить Антонину Анатольевну оказалось проще некуда и послушав ее короткий рассказ как у нее отобрали квартиру, я предложил пока пожить у меня. И несмотря на попытки отказа, я все-таки уговорил ее пожить у меня пока я разберусь чтó же с ней случилось и как такое произошло.

Мы поехали в мою новую квартиру – старую я оставил своей бывшей – и закупив по пути продуктов, мы зашли в квартиру за которой пока меня не было присматривала соседка.

Антонина Анатольевна была тружеником тыла, и в свои семьдесят шесть была довольно подвижной старушкой, как только вскипел чай мы стали есть бутерброды, запивая из чаем. И посмотрев, как она жадно ест, я с жалостью понял:

"Господи, да она же голодная!".

Расспрос, много времени не занял, и с помощью Михася проанализировав все, что она мне сообщила и что этому поспособствовало, я решил ей помочь, у меня появилась хоть и временная, но цель.

Честно говоря разобраться с теми ублюдками, что выкинули на улицу три десятка владельцев квартир, мне труда не составило. Сперва я составил, аналитическую схему, изумившись простоте и наглости по обдуриванию народа, после чего составил план, и действуя по нему, прошелся по верхушке черных риэлторов.

К моему удивлению главным у них был сынок мэра района, где я жил, и с помощью папаши, он немало поработал по обдуриванию народа.

"Хорошо, что я не забросил тренировки, а то хрен бы по этой стене поднялся!" — думал я, вися на одной руке на высоте пятнадцати метров. Раскачавшись я забросил ногу на крышу роскошного особняка принадлежащего жене мера, и подтянувшись, взобрался на крышу.

"Уф, так, где это окно?" — вспомнил наконец, зачем забирался на дом, и тихо ступая кроссовками на мягкой подошве по железной крыше, подошел к полуоткрытому для проветривания окну.

Это была спальня, и она была пустая, о чем я был прекрасно осведомлен.

Тихо ступая по ковру, я спускался вниз, мне был нужен кабинет где находился сейф хозяина, первую заначку в гараже и вторую закопанную в лесу я уже нашел в течение ночи, и прибрал, осталась последняя.

Я решил действовать так же, как и они, не привлекая внимания просто забрать, не своровать, а именно забрать, ворованное у воров, что я и сделал, полностью лишив верхушку награбленного.

"Жаль, что они квартиру Антонины Анатольевны продать успели, мог бы вернуть, хотя…!" — думал я, отключив сигнализацию набрав код на пульте, и встав у сейфа, стал крутить ручку, набирая шифр. С тихим щелчком дверь немного приоткрылась, и взявшись за ручку я отворил дверь.

То, что было внутри конечно могло ввести меня в ступор, если бы Михась не написал, что и сколько там лежит.

Открыв висящую на плече сумку, я стал складывать туда деньги, вместе с драгоценностями жены мэра обнаруженными на одной из полок.

"Это хорошо, что они не успели увезти их в банк, вот опоздай на два дня и все, облом!" — весело думал я закрывая сумку, сейф и включив сигнализацию обратно. К машине я вернулся уже через дверь, открыв ее изнутри.

Мэр был последним, кого я посетил за эту ночь, лишив всех их сбережений, кроме тех, что были в банке.

"Все, пора закругляться, а то уже рассветает, да и вечером у меня работа!" — думал я подходя к машине. Закинув сумку в машину, я сел и поехал домой отсыпаться.

"Блин, да где же он? Вон, эти уже волнуются!" — думал я глядя в оптический прицел за стоящими у своих машин парнями из группировки черных риэлторов, дожидающихся своей "крыши" в лице мэра.

Наконец на той стороне поляны послышался тихий рокот двигателя и показалась тупая морда джипа, на котором мэр ездил в нерабочее время.

Дождавшись, пока он выйдет к ждавшим его парням, я стал нажимать на спусковой крючок, переводя ствол ВАЛа с одного на другого.

"Хорошо, шесть выстрелов, пять трупов, но нужна зачистка!" — думал я, глядя на лежащие тут и там тела убитых мной парней и мэра. Однако выходить я не собирался, а сделал просто, всадил еще несколько пуль в лежащие тела, и убедившись что все лежат неподвижно, встал и двинулся к оставленной в двух километрах отсюда машине, на ходу убирая комбинезон, оружие, и остальную оснастку За Пазуху, переодевшись в обычную гражданку, взятую мной из сумки оставленной в полукилометре от засады.

"Операция проведена успешно и меня никто не сведет с трупами, а вот квартиру Антонины Анатольевны я выкуплю обратно или, если она пожелает, куплю другую, получше!"

За пару дней я решил жилищный вопрос, и перевез Антонину Анатольевну в новую квартиру.

Те деньги, что я взял с черных дилеров, я потратил на покупку нужного мне оборудования и вещей. Закончив с этой задачей, что я поставил перед собой я задумался чем заняться, а заняться было нечем.

Уничтожением тех кто развалил страну и продолжает разваливать я решил после случайно просмотренной передачи, где один индивид, рассказывал "правду" о Второй Мировой войне и о том как нам теперь хорошо живется после того как мы сбросили сталинский режим. Меня просто переклинило от его речей, и я чуть не разнес кафе, где обедал, и лениво слушал бормочущий рядом телевизор. Замяв скандал за разбитый в приступе злобы стакан и заплатив за него, я понесся домой, у меня появилась цель, уничтожить тех кто привел страну к тому что творилось сейчас. Я честно скажу, что это было не только от обиды за родину или чего-то подобного, а больше из справедливости, да и просто чем-то заняться тоже не стоило сбрасывать со счетов, к тому же я помнил тот приток адреналина, когда уничтожал ту мразь, что грабила одиноких стариков.

При планировании я выяснил, что те кто привел к развалу страны в основном живут в России, но четыре десятка жили в Америке и были коренными американцами, с них-то я и решил начать.

За три месяца я выполнил свой план, пришлось даже одного профессора-пендоса расстреливать из танкового орудия, добраться до него через охрану я не смог, слишком хорошая она была, даже несмотря на помощь Михася.

Танк я достал из За Пазухи, к тому времени я научился ею пользоваться, причем научился как-то сразу, от неожиданности, во время памятного возвращения из кафе, а дело было так:

Я тогда шел по тротуару придерживая полы плаща и тихо ругался, вспоминая политика из телевизора, и мельком глянув на зеленый свет светофора стал по "зебре" переходить дорогу, как внезапно, буквально в нескольких сантиметрах, оттолкнув меня потоком воздуха, пронеслась спортивная машина с явно неположенной скоростью.

Я тогда сообразить ничего не успел, как у меня в руках загрохотал АКМ, посылая пулю за пулей вслед машине. Я успел сделать четыре одиночно-прицельных выстрела как спорткар, успевший отъехать метров на триста занесло и кинуло на припаркованные машины. Взрыва, как их показывают в фильмах, не было, просто искореженная груда железа. Посмотрев прыгающее на дороге оторванное колесо, я мельком глянув на прохожих которые с интересом смотрели на меня, я прикрыл автомат полой плаща убрав его обратно в За Пазуху, и надвинув кепку на глаза, двинулся дальше по пешеходному переходу, под взглядами дисциплинированно остановившихся водителей.

…

Свою первую цель я запомнил надолго, так как она была женщиной, моложавой, когда-то ослепительно красивой и с восхитительной фигурой, которую не испортили года.

После того как Михась, составил список я задумался с кого начать, мое внимание сразу привлек отдельный столбик с данными. Внимательно прочитав, я решил начать именно с него, в списке были только иностранцы.

Мэри Джоанн Кэмпбелл была специалистом в психологии народов, то есть те волнения в начале девяностых в кавказских регионах, были пробой ее сил, и только после того, как Мэри набралась опыта и создала команду, они и принялись за Союз, хотя быстрота развала поразила даже их.

Из Москвы в Сан-Франциско я вылетел вечером, время прилета было утром, так что в самолете я рассчитывал выспаться.

— Мистер… мистер, мы приземлились! — донесся до меня чей-то женский голос, и только через несколько секунд я сообразил, что говорят на английском, который я более-менее знал. Продрав глаза и широко зевнув, протирая глаза, я смущенно улыбнулся стюардессе, сказав:

— Что-то я хорошо уснул, ну никак не могу проснутся!

Улыбнувшись в ответ, симпатичная стюардесса ответила:

— Вам еще повезло, некоторые пассажиры не могут и этого из-за боязни высоты.

— Да, наверное! — ответил я, и встав обвел взглядом полупустое помещение из которого уже выходили последние пассажиры.

Вытащив из багажного отделения багажную сумку которую оформил как ручную кладь, хотя все что там лежит мне не особо нужно, так как я начал вовсю эксплуатировать За Пазуху, но для вида занятого человека, она была необходима.

Пройдя таможенный досмотр, я вышел из кондиционерного рая аэропорта в жаркие городские тропики.

Такси, как всегда, не было, пассажиры вышедшие до меня уехали на всех свободных машинах, оставив меня и еще нескольких невезунчиков под палящим солнцем.

Однако ждать я не собирался, вернувшись в здание аэропорта, я подошел к стойке, где сдавали напрокат автомашины и попросил представить мне транспорт. Однако, смущенно улыбнувшись, девушка стоящая за стойкой ответила, что свободных машин практически не осталось, есть одна, но никто ее не берет. А я взял.

"Подумаешь, я ездил на том, что выдает наш автопром, что нельзя даже с натяжкой назвать машиной, а тут им не нравится что кондиционера нет, жлобы!" — думал я разглядывая небольшой семейный мини-вэн.

Вздохнув, я достал ключи и открыл дверцу, на меня изнутри дохнуло таким жаром, что у меня волосы начали потрескивать на груди.

"Ну и кто додумался поставить ее на самом солнцепеке? Блин, надо было заранее заказать машину, не додумал!"

Открыв все дверцы, я закинул сумку на переднее сиденье рядом с водителем и сев в горячее нутро, тронулся с места. С выезда парковки я предъявил талон охраннику и спокойно выехал на улицу.

Когда я немного разогнался и ветер стал обдувать меня, что хорошо помогло от закипавших мозгов, стал смотреть на названия улиц. Нужная мне попалась через полчаса, свернув, я поехал по ней, и через час выехал на окраину, где был недавно отстроенный частный сектор. Проехав мимо дома номер одиннадцать, я с интересом изучил его, именно там жила моя цель.

Ждать долго я не собирался, и припарковавшись неподалеку у небольшого кафе, пообедал, оставил машину на парковке у кафе, а сам направился к дому.

Подцепив крючком язычок замка бокового окна, так как эта сторона дома была с одной стороны огорожена высоким забором из кустарника дающим тень, а с другой гаражом, то делал я это спокойно, зная что меня никто не обнаружит.

С щелчком язычок ушел в сторону, к моему удивлению дом был без сигнализации, похоже что дамочка никак не беспокоилась за свою жизнь, и жила спокойной жизнью пенсионерки.

Запрыгнув в комнату, я достал из За Пазухи пистолет с глушителем, специально выбрав американский кольт, который купил здесь же в Америке, и стал осматривать дом. Десятиминутный осмотр показал, что в доме пусто, но хозяйка ушла недавно, чайник на электрической плите был горячий.

Вернувшись к окну, я закрыл его и пройдя в гостиную, спокойно уселся на диван и стал терпеливо ждать.

Миссис Кэмпбелл вернулась домой с… пробежки, чего я никак не ожидал от подобной старушенции.

"Они тут все зациклились на здоровой жизни, даже старики спортом занимаются!" — думал я, удивленно покачивая головой.

Глядя, как хозяйка, не заметив меня пронеслась мимо, что меня изрядно удивило, так как не заметить меня было просто невозможно, я находился в трех метрах от парадного входа. Вздохнув, я последовал за хозяйкой, передернув затвор. Хозяйка была на кухне и стоя у открытого холодильника пила воду из запотевшей бутылочки.

Я не стал что-то говорить, за что и почему, как это делают в фильмах, что было глупо, так как считал сделанного не воротишь. Похоже, что хозяйка что-то почувствовала и начала оборачиваться, но не успела. Глушитель кашлянул два раза, и моя первая цель медленно сползла на пол, уронив одну из полок холодильника.

Я стоял в каком-то оцепенении, это было первое убийство в этом теле, которое я сделал лицом к лицу, теперь эмоции Шведа мне не помогали. Встряхнувшись и убрав ногу в сторону от текущей струйки молока, задумался. После чего ухмыльнувшись, взял губную помаду и нарисовал на дверце холодильника красную звезду. Кому надо, поймут.

Бросив последний взгляд на тело хозяйки, я вышел из дома так же, как и вошел, то есть незаметно.

Проснувшись утром в номер гостиницы, взял в фойе свежую газету и поинтересовался криминальными новостями. К моему удивлению, никаких новостей об убийстве Кемпбелл я не нашел.

"Похоже, заинтересовались спецслужбы, ведь она была не последним человеком в их организации!".

За полтора месяца я огнем и свинцом прошелся по Америке, и ЦРУ на первом десятке вычислившее, кого я убираю, организовало на меня настоящую охоту, которую я обходил играючи так как знал все их планы, и вот наконец остался последний, руководитель. Им был некто профессор экономики Майкл Гулинич, который и разработал в действительности план развала, и первым толкнувший камешек, впоследствии вызвавший лавину.

И сейчас, разглядывая в бинокль виллу, где под охраной взвода спецназа и находился профессор с семьей, я задумчиво покусывая травинку, разглядывал один из амбаров, где в полной готовности стоял бронетранспортер.

Вызов по рации отвлек меня от наблюдения, взяв рацию одного из убитых бойцов, которые занимали тут позицию дальнего поста наблюдения, вслушался в шум помех.

Была перекличка постов, я ответил так же как отвечал и до этого, зная все пароли.

Как только я отложил рацию в сторону, то со стороны гор уловил приближение вертолета, и шустро накрылся специальной накидкой, на вертолете был тепловизор. Дождавшись пока вертолет сделает круг, и вернется обратно я скинул накидку и с подозрением посмотрел  след вертолету, что-то было не так, слишком быстро он улетел.

"Черт, я же про солдат с поста забыл – они же остыли уже, вот пилот их и не увидел, наверняка дал сигнал, раз так быстро улетел!".

Решение пришло молниеносно, как только я увидел выползающую из амбара тушу бронетранспортера набитого десантниками.

"Сейчас посмотрим, кто кого!" — подумал я, насмешливо глянув на бронемашину. Скатившись с холма, где был пост, и в мертвой зоне от наблюдения, как со стороны виллы так и других постов, на песчано-галечной почве появился Т-62М, вскочив на башню я взобрался внутрь и закрыв люк, пролез на место мехвода.

— Сейчас посмотрим чья возьмет! — смеясь сказал я вслух, представив лица экипажа вражеской машины когда они увидят этого монстра.

Двигатель сразу схватился, как только я нажал на кнопку стартера, к тому же двигатель не остыл, так как я требовал демонстрации и проверки.

Включив вторую передачу я, рвя сцепление, выскочил из-за холма и не обращая внимания на то, что после резкой остановки танк стал покачиваться с носа на корму, шустро перебрался на место наводчика.

Бронетранспортер, к тому времени как я навел на него прицел, уже шустро улепетывал, пыля по дороге и довольно профессионально уходя рваными зигзагами – экипаж явно принимал участие в боевых действиях. Опытный попался.

Заранее заряженная фугасным снарядом пушка медленно шевельнулась, отслеживая пылящую машину, и как только я понял что они вот-вот свернут, чуть довернул и нажал на педаль пуска.

Танк содрогнулся от выстрела, а на месте бронемашины уже чадило разорванное месиво из металла. Закинув следующий тяжеленный снаряд, включив систему очистки воздуха, все-таки надымило изрядно, и наведя прицел на то место где должна быть комната профессора снова нажал на пуск. Дав еще четыре выстрела по совету Михася, и только тогда когда он дал отбой, прекратил стрельбу, и вернувшись на место мехвода за рычаги, развернул танк и на максимальной скорости попылил в сторону ближайшего холма где был небольшой лесок, пора было сваливать.

Как только я сунул танк обратно, в стороне послышался звук вертолета и над верхушками появился уже знакомая машина.

— Вот разлетались! — возмутился я, доставая "Иглу". Ракета после пуска, прошла в окно между ветками и оставляя дымный выхлоп, устремилась к вертолету, я с интересом следил за ее полетом и попаданием. Огненный шар в окружении обломков упал на землю, от чего было заметное содрогание почвы.

"Класс, специально бы целился в бак, фиг бы попал, а тут… случайность!".

Что ни говори, меня все-таки ждали, и то, что я уничтожил последнюю цель в Америке, меня не спасало, ловушка захлопнулась.

Я шустро двигал конечностями стараясь оторваться от погони, и вот наконец впереди в просвете леса заблестела вода, мимо пробегала довольно глубокая и быстрая речушка. Остановившись у кромки воды я стал быстро раздеваться убирая маскхалат в За Пазуху доставая оттуда же гидрокостюм. Вставив в рот загубник и повернув вентиль подачи воздуха я вошел в воду и нырнув, поплыл по течению, благо из-за груза который я догадался одеть, наверх меня не поднимало.

Это был самый запоминающийся день в моей жизни, под водой я пробыл почти девять часов, меняя только баллоны, из-за чего мне приходилось под прикрытием растущих на берегу деревьев вылезать на берег, удалившись от места, где я вошел в воду километров примерно на тридцать.

Вынырнул я у самого берега под прикрытием веток и внимательно осмотревшись я понял, что вертолетов не видно, так как при прошлых всплытиях они в множестве летали над головой.

"Ну наконец-то, а то уже терпеть мочи нет!" — подумал я с трудом вылезая на берег скинув все с себя я отбежал в кустики, избавившись от излишков которые поднакопились за это время. Вернувшись к брошенным вещам я убрал все За Пазуху, как только гидрокостюм высох, и достав цивильную одежду прогулочным шагом двинулся по полевой дороге в сторону шоссе.

Однако прошел я не так много. Как оказалось, правительство ввело военное положение и мне повстречалось одно из подразделений национальной гвардии, прочесывающее небольшой лесок до которого я не успел дойти. Прячась в высоких зарослях кукурузы, которая была вышел моего роста, я думал поглядывая на оставленные грузовики и стоящих кучкой водителей.

"Зажали. Судя по пыли слева там тоже гвардия, а как можно спрятаться от охотников? Только если стать самому охотником, в смысле такими же, как и они!".

Мне оставалось только ждать, и ожидание не продлилось долго. Надо мной пролетел вертолет и сел неподалеку от грузовиков, из него вылез грузный офицер и подошел к вытянувшимся водителям, после чего один из них рванул в лес.

"Это еще что за шишка?" — сам у себя спрашивал я, с интересом разглядывая в бинокль офицера, на его погонах я разглядел знаки различия полковника.

Через минуту водитель вернулся с капитаном в плащ-палатке и с каской. Автомат, уже довольно устаревший Томпсон, не знаю с каких складов попал в руки этому капитану, висел у него на плече.

Откозыряв, они о чем-то поговорили, после чего полковник отошел к грузовикам, а вертолет, завывая двигателем поднялся и немного наклонившись набок унесся куда-то к горизонту. Под шум удаляющегося вертолета из леса стали появляться группами и поодиночке гвардейцы.

"М-да с дисциплиной у них не очень, раз такой разброд, и это хорошо, это облегчает мою задачу!".

Построившись в шеренгу по двое, гвардейцы слушали полковника о чем-то толкавшего им речь. И если первая шеренга хоть немного делала вид что слушала, то задняя откровенно развлекалась. Я видел как мелькала бутылка, кочующая из рук в руки, и каждый уже успел к ней приложиться.

"Вот обалдуи, они же опасного преступника ищут, а им все развлечение, одно слово, мобилизованные!".

После того как полковник закончил, они не стали садиться в машины как я надеялся, а построившись в цепь направились в мою сторону.

"Вот блин, делать им что ли нечего?" — думал я, отползая от края поля. После чего, вскочил на ноги и перебежками стал удаляться в глубь поля, забирая вправо. Через некоторое время, пропустив мимо двух гвардейцев, из пистолета с глушителем снял обоих. После чего подскочив, стал снимать одежду, один из солдат застонал и мне пришлось добить его, никаких проблем я не испытал так как они были для меня врагами. Надев на себя форму одного из гвардейцев, и оттащив тела в сторону, накрыл их специальным покрывалом, имитирующим земляное покрытие, которое очень хорошо маскировало, по крайней мере, когда я лежал под ним, убитые проходя мимо ничего не заметили.

Выйдя вместе со всеми из кукурузы, я так же залез в грузовик, стараясь не подставлять лицо под взгляды, да и не было никому до меня дела, в кузове звучал смех и шутки.

К моему удивлению, никакой переклички или еще чего, не было, мы просто сели в машины и поехали в другое место, где снова стали прочесывать довольно большой лес, правда не одни, там уже стояли машины с гвардейцами. И во время прочесывания я отошел в сторону и спокойно ушел, где смог переодеться и выйдя на шоссе, сел на попутку. Еще через двое суток, я выходил в Варшавском аэропорту, такие сложности были из-за того, что в Америке я работал под чужим именем реально существующего человека, мы с ним были действительно похожи, тем более если подкорректировать с гримом, так что никаких проблем я не испытывал представляясь Яном Ковальским. Угрызений совести у меня тоже не было, так как он был ярым патриотом Польши и русофобом, чего не скрывал и демонстрировал, особенно проявил себя Ковальский в деле с Катынским вопросом, подняв изрядный вой. Так что проблемы ему были гарантированы, я оставил пару зацепок для спецслужб Штатов, и в будущем гражданина Ковальского ждали большие проблемы.

Сменив имидж, я на поезде прибыл в Россию, где и залег на некоторое время, отдыхая от того бешеного темпа, что провел в Америке, так как по-другому было просто нельзя. Они меня почти вычислили, так что я свалил из страны, можно сказать на последней волне, промедлил бы и все.

Пользуясь интернетом, я с улыбкой читал о своих похождениях, так как СМИ и не думали скрывать от зрителей и слушателей такое, один из маститых репортеров даже дал мне имя, которое теперь все используют – "Стрелок". Самой животрепещущей темой в новостях, стало откуда взялся старый советский танк и куда он потом делся. К моему удивлению, были фотографии моего танка, правда смазанные, но звезду на башне было хорошо видно.

"Это, судя по ракурсу, сняли с соседнего поста. А вот и видео, посмотрим!".

Съемка была непрофессиональная, объектив постоянно дергался, но видно в принципе было хорошо. Дождавшись пока видео загрузится я включив пуск, и откинувшись на спинку кресла заложил руки за затылок с интересом уставившись в экран.

Сперва показали, как из амбара выехал бронетранспортер и в него на ходу запрыгнули восемь бойцов в спецназовском горном камуфляже.

"Смотри, Билл, сейчас парни Хенкса возьмут его, спорим что… О, боже мой… там танк!" — послышался голос за кадром, перешедший в панический вопль.

В это время объектив стал дергаться и было непонятно что происходит, но вот оператор справился с волнением и показал мою шестидесятку, которая только что, качнувшись, остановилась. В тот же момент ствол пушки –  оператор навел объектив на нее, показывая чудовищный калибр – стал как будто принюхиваться немного поворачивая, и в это момент грянул выстрел. Под непрерывные ругательства одного, и молитвы другого, показали пылающие остатки бронетранспортера, чуть в стороне я заметил дымящиеся остатки члена экипажа, похоже оператор тоже их заметил и приблизил останки ближе.

"Хм, а я вот их не видел, корпус бронетранспортера мешал, и судя по виду, тело просто выбросило из машины вырвав люк из крепления!".

Досмотрев как после четвертого выстрела вилла скрылась под огромным облаком пыли, и как мой танк блестя траками развернулся и скрылся в дымовой завесе который шел из дымшашок, я перешел на другой сайт, где шло обсуждение, кто такой "стрелок" и что ему надо, чего он добивается. То, что стрелок – одиночка, уже было озвучено, но в это пока никто не верил, мои подвиги попытались было присвоить несколько террористических групп, но были довольно быстро отловлены спецами из ЦРУ, которые довольно болезненно реагировали на эти заявления, и уничтожены при захвате, так что больше таких попыток не было кроме пары сумасшедших.

Я изрядно посмеялся над предположениями всяких говорунов, и тут задумался:

"А ведь действительно, я их валю, а ни они, ни народ, да просто никто не знает, за что! Надо подумать!".

После часовых раздумий, которые я провел в модном молодежном кафе, не потому что люблю тут бывать, а потому что оно самое близкое к моему дому, решил создать свой собственный сайт, где буду выкладывать, почему и за что. Но проблема была в том, что создать сайт я не мог, не умел, и значит мне нужен специалист. Вот поисками его я и начну следующим утром, взяв адрес который мне написал Михась.

При выходе из кафе мне попалась на глаза заставка экрана телевизора, где было лицо изрядно удивленного Ковальского с двумя семеричными синяками под глазами. Его лицо выражало столько эмоций, от "как же так, я к вам всей душой, а вы меня международным преступником объявили", до "ну попадитесь вы мне". Диктор, с нескрываемой радостью сообщила, что пойманного "стрелка" по приказу польского президента уже передали в руки сотрудникам полиции США. Из кафе я выходил с улыбкой на все лицо.

Специалист по программам был асом в прямом смысле этого слова, и задачу что я ему задал, была ему на один зуб, и делал он ее с удовольствием, так как был очень сильно обижен чиновниками.

Алексей Сарычев был из чеченцев, и не по национальности, а по месту службы, где и получил повреждение позвоночника. Так что все мытарства и те палки в колеса его инвалидного кресла, он запомнил надолго и ненавидел чиновников нового правительства просто лютой любовью, особенно за то, что группу инвалидности Алексей так и не получил. Сперва я попытался просто купить программу, но по совету Михася, просто пришел к нему и поговорил по душам, и теперь более верного союзника у меня не было. Алексей обещал составить программу для сайта всего за три дня, убрав в сторону все срочные заказы.

— Готово, можешь забирать! — протянул Алексей мне дискету.

— Тут все плюс инструкция для использования! — протянул он также пару листков, исписанных мелким почерком.

— Спасибо, Лех, век не забуду, и… вот тебе на пропитание! — я попробовал протянуть ему деньги, но рука была немедленно отбита в сторону и на меня уставились бешеные глаза.

— Я… тебе… не… за деньги… делал!! Засунь ты их себе знаешь куда? — он не кричал, а хрипел, я успокаивающе положил ему руку на плечо и сказал спокойным тоном, кляня себя за случившееся, ведь понятно что такие парни у своих не берут, но замотался, вот и допустил такую оплошность.

— Все, ладно не кипятись, я понял. У тебя с едой как?

— Нормально, не бедствую, программы составляю, на жизнь хватает! — ответил он хмуро, заметно успокаиваясь.

— Спасибо тебе. Большое спасибо!

— Да ладно, у меня только небольшая просьба, хлопни пару нелюдей и за меня, лады?

— Не вопрос, конечно!

Что и говорить, мой сайт, который я назвал "Стрелок", вызвал натуральный шок, и по популярности и по посещаемости превзошел все знаменитые сайты.

Там было практически все – от первого уничтоженного мной человека до последнего, когда я работал в Америке. На сайте был описан каждый, и за что он получил пулю или нож, и как это произошло.

Сайт я создал не для того чтобы информировать, о своих планах, и действиях, а для того чтобы те кто жил в России и соседних республиках, знали что возмездие придет, ведь ожидание смерти, страшнее самой смерти. Понятное дело полный список я не выкладывал, и не для того чтобы не напороться на засаду, а для того чтобы они не успели смыться.

К моему удивлению, после того как я сидя в полупустом трамвае отправил через ноут информацию на сайт, что займусь теми кто вредил Союзу уже в России, то в аэропортах началось настоящее столпотворение. Репортеры просто уписывались от восторга, описывая это бегство, а вот президент был в бешенстве, лишившись нескольких министров, которые срочно заболели, и большей части их замов, улетевших на тропические острова лечить нервы. Жить хотелось всем.

Первым, кого я отработал в России, был заслуженным деятелем России в свете информации и общественного мнения. Матвеев Павел Борисович был из тех, кого простой народ называл "болтунами из телевизора" и другими нелицеприятными словами. Именно по приказу Матвеева и помощи его друзей замалчивался геноцид русского населения в Чечне. И на все попытки этих несчастных получить компенсацию, которую в полной мере получают чеченцы, называя ее "контрибуцией", было полное молчание. Матвееву не нужны были "нахлебники" из русского населения Чечни, свой гешефт он делал именно с чеченцами.

Тщательно изучив свою цель, я немедленно приступил к ее исполнению, почему-то в последнее время Михась изрядно торопил меня, ничего не объясняя.

— Я второй, все чисто, можно выходить! — пискнул голосами сканер рядом со мной.

— Понял, выходим! — эти слова заставили меня приготовиться.

Включив подсветку прицела, я всмотрелся к выходу казино, где стоял высокий крепкий парень в костюме возле легко бронированного джипа. Заметив, что он приложил пальцы к уху, прислушался:

— …внимание, выходим! — сказал динамик сканера.

Потирая подушечку указательного пальца, для большей чувствительности, я ждал.

И когда входная дверь открылась и оттуда вышел Матвеев в окружении пяти телохранителей, то приложившись щекой к ложу винтовки Barrett M82A1 с ночным прицелом, которую купил у американских оружейников, навел прицел на живот цели.

"Пора!" — понял я, заметив, что никто кроме Матвеева под выстрел не подставляется.

Спуск был мягким и таким же противоположным был мощный удар в плечо, все-таки винтовка лягалась изрядно.

Посмотрев снова в прицел, Матвеева я не заметил, только легкую красную пыль где он стоял, и ошарашенные фигуры телохранителей, застывших рядом. Только присмотревшись, я понял, что две кучки и были останками "правозащитника". Месть свершилась.

Быстро собрав и убрав винтовку в За Пазуху, я скользя по веревке, стал спускаться вниз с той высотки, где сидел ожидая цель. Ушел я чисто и посчитал это хорошим предзнаменованием.

Вечером, выложил за что и почему "Стрелок" уничтожил Матвеева. Какой тут поднялся вой "правозащитников", из-за убийства их сотоварища, но после того как я объявил кто еще остался из их кодлы в моем списке, как вопли сразу стихли.

И в течении полутора месяца я отработал еще шестьдесят фамилий, уничтожая порой до трех человек в сутки, так как активно пользовался помощью Михася, и после такой моей деятельности уже никто не заикался о том что "Стрелок" это одиночка.

После того как до конца списка осталось всего одиннадцать фамилий, я решил устроить себе небольшой недельный отпуск, отдыхая от той беготни, что устроил по России и соседним республикам. Кстати, когда я в столице Грузии нашел одного из своих спрятавшихся клиентов, то мне на глаза совершенно случайно попался кортеж президента Грузии, проезжающий в двух кварталах от меня.

И после возвращения из этой мятежной республики где начались похороны и выборы нового президента, мне на сайте задали вопрос зачем я это сделал. Мой ответ был прост: "За Цхинвал".

Все эти дни я провалялся в постели, отдыхая и душой и телом, делая только небольшие пробежки по утрам и вечерам. Глядя в экран огромного плазменного телевизора, я с интересом слушал одного депутата из оппозиции, который опасливо поглядывая в объектив, что заставляло меня улыбаться, говорил что в России настали новые времена, и нет такой уже свободы слова как раньше, и простой народ поднял голову.

— Были зафиксированы несколько нападений простыми гражданами на сотрудников Думы! — возмущенно говорил он. — На попытки утихомирить их, были слышны вопли что: "Стрелок вам еще покажет…" — продолжая уже нелицеприятно! — продолжил он.

— М-да, а ведь народ стал вспоминать все, что сделали с ними за последнее время, и пытаются напомнить уже политикам.

Посмеявшись, я задумался, как бы все это не привело к гражданской войне, а что, вполне может быть. Вздохнув, я решил, что пусть все идет своим чередом, ведь в правительстве сидят думающие люди и не допустят подобного, по крайней мере, я на это надеялся.

До конца назначенного мне самим собой отдыха оставалась еще пара дней, и посмотрев на настенные часы, я стал одеваться на вечернюю пробежку, на которую уже опаздывал – надо держать себя в форме.

Прыгая по ступенькам, я скакал вниз, проигнорировав лифт. Да и вообще, в последние месяцы я им и не пользовался, тренируя икры, хоть и жил на двадцать шестом этаже элитного дома.

— Добрый день, Таисия Викентьевна! — поздоровался я с консьержкой, пробегая мимо.

— И вам доброго здоровья, Кирюша! — раздалось в ответ, когда я уже подбегал к дверям. Дальнейшего разговора она не заводила, так как знала, что я сам остановлюсь с ней поболтать, когда буду возвращаться, чтобы отдохнуть перед подъемом в квартиру.

Выскочив на улицу и вздохнув морозный воздух, я поправил лямки рюкзака с песком для утяжеления и поскрипывая настом врезаясь в него своими шипами на горных ботинках, побежал в сторону парка. Ночную мглу рассеивали только редкие фонари и ночная пробежка была моим любимым занятием именно в это время, из-за того что было не так многолюдно как утром, когда пробежками занимался не я один.

— Ух, хорошо-то как! — громко сказал я остановившись. После чего, крутнувшись на пятке, побежал по маленькой тропке, которую пробил сам к спортивному городку, и которым пользовался только я один.

Подбежав, я с ходу вцепился в перекладину и стал подтягиваться. С небольшими паузами отдыха я скакал по железным перекладинам, разминая и тренируя свое тело.

После чего, закончив отжиматься, выбежал на дорожку и побежал к ларьку, в котором всегда покупал воду, для восстановления баланса своего тела после тренировок.

— Здравствуйте, Кирилл, что-то вы сегодня запаздываете! — сказала приветливо улыбаясь Татьяна, протягивая мне маленькую бутылочку с жидкостью.

— Да как-то задержался, вот и немного запоздал! — ответил я расплатившись, после чего взяв бутылочку и отпив, спросил:

— Ну что, больше проблем не было?

Спрашивал я из-за того что пару недель назад трое подвыпивших подростков, угрожая ножиком напали на нее, пытаясь изнасиловать и ограбить. Мои ботинки тогда хорошенько прошлись по их ребрам, показывая что я такого не одобряю. Так что теперь наши отношения перешли к легким дружеским, дав мне возможность отдохнуть тут и поболтать с Татьяной, узнавая местные новости.

Почесав немного языком, я с удивлением узнал что в соседнем районе снова было изнасилование, на этот раз это была пятнадцатилетняя девушка.

— Как жалко-то ее, совсем же еще маленькая! — печально вздыхала продавщица, отдавая бутылку пива пареньку.

— Что-то я об этом не слышал. Это когда начало происходить?

— Дык четыре дня уже, последняя третьей была.

Поклявшись себе, что займусь этим ублюдком завтра же, я распрощался с Татьяной до завтра и побежал дальше скрипя плотно, до состояния льда, утоптанным снегом.

И когда я пробегал по одной из дальних тропинок, уже собираясь домой, как услышал тихий крик в глубине кустарника и возню.

"Неужели?" — спросил я себя, и рванул туда.

Сбивая снег с веток, я перевалил через кустарник, и увидел темные фигуры бьющиеся на земле. И если мне сперва показалось что у них все по согласию, то Михасю так не показалось. Подскочив к парочке он сбил насильника с девушки и стал пинать его ногами.

Встряхнувшись, я вернулся в настоящее время и подбежав к парочке, зеркально повторил его движения, сбив парня с жертвы.

Поглядев на скрюченное тело, я повернулся и загребая снег ногами подошел к рыдающей девушке. Встав рядом с ней на одно колено, я встряхнув ее спросил:

— Как ты? Все нормально? — и сразу же получил по рукам.

Хмыкнув я встал, и не глядя на девчушку заправляющую легкую меховую дубленку подошел к насильнику. Парень был самым обычный, каких много можно встретить на улице, проще говоря неприметная серая личность. Даже немаленький нос не привлекал внимания к нему. Схватив его за ворот куртки и резко подняв я изо всех сил швырнул его в сторону где находилось дерево. Они встретились со сдвоенным стуком. Подойдя, достал из За Пазухи веревку и тщательно связал скрутив руки сзади за деревом.

Повернувшись к подошедшей девушке я только сейчас заметил что она держит в руках кофр с каким-то музыкальным инструментом. Присмотревшись к ее лицу почти невидному в свете показавшейся луны, я спросил:

— Слушай, а мы не встречались? Где-то я тебя видел!

— Не знаю, вроде нет! — ответила она, продолжая пристально изучать меня. И тут я вспомнил эти глаза. Усмехнувшись, сказал:

— А, вспомнил. Знаешь, знакомые ассоциации помогли. Насильник, девочка, и я, только вместо розового рюкзака, кофр.

— Ой, так это вы? Я папе рассказала. Он вас искал-искал, но так и не нашел.

— Не будем ворошить прошлое, тебя проводить… Даша, кажется?

— Да, не забыли! Я вон в том доме живу! — показала она рукой.

— Я так и думал, что ты именно так и скажешь, все знакомо! — сказал я вздохнув.

— Ой, а я что тогда так говорила? — спросила девушка, когда мы выбрались на тропинку, я только кивнул в ответ. Отобрав у нее кофр, я шел слегка помахивая им и разглядывая Дашу.

"Однако судя по одеянию, ее папаша не стеснен в средствах, одна дубленка тянет штуки на три евро!".

— А вы зайдете к нам? Я вас с папой познакомлю! — спросила девушка и даже приостановилась в ожидании ответа.

— Нет. У меня нет времени.

К моему удивлению, шли мы болтая на разные темы к тому дому, где я снимал по поддельному паспорту квартиру. Распрощавшись с девушкой у парадной, я не стал заходить в подъезд, чтобы не светить перед Дашей то, что здесь живу, так как Таисия Викентьевна обязательно бы со мной заговорила.

Помахав ей рукой вслед, я направился обратно, у меня еще были дела. Узнав с помощью Михася, что вырубленный парень и есть насильник который уже четыре дня терроризирует район, поставив на уши не только полицию, но и всех родителей, имеющих детей подобного возраста, я стал интересоваться им.

Найдя скамейку я плюхнулся на нее, и достав один из чистых телефонов, активировал его и набрал написанный на листочке номер.

— Алло, слушаю! — ответил чуть хриплый мужской голос.

— Андреевы? Это у вас изнасиловали дочку.

— Кто вы такой? Что вам нужно? — вопросом на вопрос спросил мужчина.

— Насильник пойман, он привязан к дереву в таком-то месте… Найдете его там, делайте с ним что хотите! — после чего, созвонившись с остальными пострадавшими, я объяснил то же самое, что и первому, и отключив мобильник я убрал его обратно в За Пазуху.

— Да свершится месть! — сказал я себе, и запрокинув голову, стал смотреть на звезды. Минуты через три, встряхнувшись от этого гипнотически-завораживающего зрелища, вскочил и побежал домой.

При выходе из парка я чуть было не столкнулся с резко остановившейся машиной, из которой выскочили три парня с битами, и побежали вглубь леса. Остановившись, я проводил их взглядом, поняв что это родственники одной из девочек, после чего перебежав дорогу потрусил к дому по тротуару, как услышал еще один звук мотора и обернувшись увидел еще одну остановившуюся машину, из которой на этот раз выскочило четверо, и тоже побежали вглубь парка.

"А народу-то прибывает, такими темпами скоро тут и полиция объявится, пора делать ноги не только отсюда, но и из квартиры, она теперь засвечена, а жаль!".

Перепрыгивая через сугробы, я бежал по тропинке, где пропуская, а где обгоняя пешеходов и просто гуляющих парочек, пока не достиг своего дома. Быстро перебирая ногами я взбежал по лестнице к двери и открыв ее, забежал в фойе.

— Что-то ты сегодня задержался, Кирюша, обычно пораньше прибегаешь… что-то случилось? — спросила консьержка.

— Да что вы, Таисия Викентьевна, просто встретил знакомого и мы пообщались. Как внучка? — спросил я, чтобы увести тему в сторону, что у меня прекрасно получилось. Консьержка тепло улыбнулась и ответила:

— Да что, все нормально, скачет егоза. Ох, Кирюша если бы не твоя помощь, не знаю что бы мы с дочкой делали…. спасибо тебе за лекарство и врачей, спасибо.

Заметив, что она вот-вот заплачет, я торопливо сказал:

— Да все в порядке Таисия Викентьевна, для меня это не проблема, обращайтесь еще. Я к себе, сообщите мне, если кто придет ко мне!

— Конечно Кирюша, как и договаривались, сразу позвоню! — кивнула она вытирая глаза платком.

"Уф, всегда теряюсь когда вижу женские слезы!" — подумал я, подходя к двери, за которой находилась лестничная площадка, и как только я взялся за ручку двери послышался шум подъехавшего лифта, из которого выпорхнула моя знакомая Даша в сопровождении трех мужчин, один из которых точно был ее отцом – было заметно семейное сходство.

— Ой, папа, это он! — немедленно ткнула в меня пальцем девушка.

Бежать было глупо, поэтому отпустив ручку двери я стоял и терпеливо ждал когда они подойдут.

— Добрый день, это вы помогли моей дочери спастись от насильника?

— Не понимаю, о чем вы! — сделал я недоуменный вид, не обратив внимание на озадаченное лицо девушки.

— Но ведь это вы!!! — крикнула она. Таисия Викентьевна, активно греющая уши, приподняла брови, но промолчала, продолжая с интересом слушать.

— Девушка, на улице ночь, вы просто ошиблись! — посмотрел я на нее как на несмышленого ребенка, отчего она прикусила губу, и только сейчас я разглядел какая она красавица. У Даши была неяркая внешность фотомодели, прекрасно дополняющим штрихом были яркие чувственные губы, которые она сейчас покусывала.

— Но, ваш белый комбинезон… ботинки… рюкзак, это были вы!! — крикнула она возмущенно.

— Извините, я тороплюсь, и продолжать глупые споры не намерен! — сказал я коротко ее отцу, который с интересом изучал меня. После чего, чуть заметно кивнув Даше, открыл дверь и стал подниматься по лестнице до своего этажа. Девушку с отцом я отшил не от того, что мне не нужны их благодарности, а потому что я торопился, нужно освободить квартиру как можно быстрее, предчувствуя скорые неприятности.

Звонок в дверь отвлек меня от протирания холодильника, подчищая свои отпечатки, в тех местах где я касался руками. Положив пропитанную спиртом тряпку на кухонный стол, я неторопливо шагая направился к входной двери, осматривая на ходу квартиру.

"Вроде все забрал, ничего не забыл!" — подумал я шаря глазами по комнатам. Посмотрев с помощью Михася кто за дверью, я со вздохом открыл дверь.

— Проходите! — сказал я отцу Даши, сделав широкий жест приглашая войти.

Молча кивнув, он держа в руках черный полиэтиленовый пакет, зашел в прихожую и звякнув стеклом в пакете, представился:

— Извините, что вот так врываюсь, я как вы поняли, отец Даши, Эдуард Константинович, и хотя мне непонятны ваши мотивы в отказе, но я пришел лично выразить свою благодарность! — сказал он приподняв пакет. Кивнув, я пригласил его на кухню, где мы с удобствами устроились на мягких стульях.

— Ну, как вы понимаете, в благодарностях я не нуждаюсь! — сказал я, положив локти на край стола и глядя на гостя.

— Я это прекрасно понимаю, но дочка настаивает чтобы я пригласил вас к нам на ужин, а ей я отказать не могу, слишком люблю свою крошку! — сказал он с улыбкой.

— Тогда почему она оказалась одна в парке? — спросил я лениво наблюдая как из пакета появляются фрукты, балык, и пара бутылок из темного стекла, в которых я с изумлением узнал элитный коньяк.

— Да что уж говорить, глупо получилось. Даша должна была закончить попозже, а мой шофер заехать за ней в клуб, но стечение обстоятельств – и машина сломалась и дочка раньше закончила! — ответил он, протирая бутылку от пыли.

Встав, я достал два бокала на высоких ножках, и поставив их рядом с гостем, спросил садясь на место:

— А в Казани? Знаете два раза и рядом случайно оказываюсь я, это ладно, но что будет в третий раз? Меня просто может не оказаться рядом!!

— Вот за этим я и пришел, что вы скажете о работе телохранителя? Насколько я успел разузнать, квартира не ваша и вы ее снимаете, а я могу предложить хорошую сумму за ваши услуги! — спросил он, пристально глядя на меня. Несколько секунд я с недоумением смотрел на него, а потом захохотал. Отсмеявшись, спросил насупившегося гостя:

— Эдуард Константинович, вы польский фильм смотрели? "Сара" кажется, так там очень похожая ситуация. Это я к тому, что по любому пересплю с ней, нравится она мне, что уж тут говорить. Так что мой ответ – нет.

— Ну и хорошо! — ответил он посветлевшим лицом, похоже этот разговор тяготил его. Встав, он довольно прохладно распрощался со мной. Проводив его до двери и закрыв за ним, с улыбкой вспоминая прошедший разговор, продолжил прерванное занятие.

— Ну, вроде все! — сказал я оглядываясь, после чего проверив все еще раз, оделся и открыв дверь, вышел на лестничный пролет. Закрыв дверь, поскакал по ступенькам вниз, насвистывая на ходу песню велосипедистов.

— Кирюша, ты надолго? — спросила меня Таисия Викентьевна, оторвавшись от газеты.

— Да вот вызвали. В командировку отправляют в соседний город. Так что скоро не ждите.

Под пожелание легкого пути я вышел на улицу, и укутав шарфом подбородок от пронзительного морозного ветра, спокойно пошел в сторону супермаркета, посверкивающего вывеской, где дождавшись попутки доехал до одной из своих резервных квартир.

Доработал остальных я в течение двух недель, оставив самого жирного напоследок.

Моей последней целью был депутат Верховного Совета Российской Федерации, послушная собачка в руках штатовцев.

Полная проработка операции заняла у меня почти пять дней в попытках найти хоть малейшую лазейку в его охране, но охраняли его ФСОшники, усиленные спецами из антитеррористических подразделений. Охрана была усилена по одной причине – они знали, что депутат Маркелов был моей следующей целью, так как я сам сообщил об этом, написав в сайте "Стрелка".

Это не была блажь или что-нибудь подобное, нет. Они должны не только знать за что я их уничтожаю, но и ощутить все прелести загнанного зверя на которого ведет охоту. Именно такими и стали пятеро последних в моем списке.

Я сам решил так, и первую цель я уничтожил играючи, так как спецслужбы не особо старались охранять этого "правозащитника".

А вот охрана следующих уже была проблемой, так как учла все возможные мои ходы, но я находил лазейки, пока не дошел до Маркелова, и вот здесь споткнулся – его охрана была просто великолепна.

— Товарищ майор, у нас вызов, спрашивают вас! — окликнул майора Васильева растерянный сотрудник из отдела связи.

— Кто вызывает? — остановившись, безразличным тоном спросил майор. Так как голова Васильева была забита мыслями о "Стрелке", то и ответ оказался неожиданным.

— Он представился "Стрелком"! — последовал такой же растерянный ответ.

— Что-о-о-о. Немедленно в аппаратную! — майор ринулся в спецотдел, как окрик сотрудника остановил его.

— Товарищ майор… он звонит с вашего номера!

— Не понял? — остановился в недоумении Васильев, взявшись за ручку двери в аппаратную.

- "Стрелок" звонит, пользуясь номером вашего мобильника.

Достав из кармана телефон, майор активировал его и послушав ровное гудение ответа станции отдал мобильник сотруднику со словами:

— Капитан, проверь! — после чего вошел в аппаратную.

Зайдя, он вместе с капитаном подошел к помаргивающими лампочками аппаратуре, за которой сидело четверо парней.

Чуть помедлив, майор взял трубку и хорошо поставленным голосом сказал:

— Майор Васильев у аппарата!

Орех никак не желал разгрызаться, мучаясь и перекидывая его с зуба на зуб, я слушал пощелкивания на линии.

Наконец после очередного сжатия что-то хрустнуло, правда я сперва не понял, то ли зуб, то ли орех. Выплюнув осколки ореха, я вытащил ядрышко и закинув его в рот, стал его пережевывать, а скорлупу убрал в вазочку, как наконец услышал:

— Майор Васильев у аппарата.

— У какого именно? У телефона или вашего спецоборудования, что вам привезли из Германии? — полюбопытствовал я доставая из фарфоровой розочки очередной орех.

— Хм, вам это так интересно?

— Да не особо. Я к чему звоню-то, у меня очень много информации которая может вам помочь! — на этот раз орех я раздавил щипцами.

— Какая информация? Может, она нам не нужна? — спросил майор.

— Ну, смотрите сами, я перечислю, а вы выберете… и кстати меня вы вычислить не сможете, для этого вам просто не хватит времени, мои спецы утверждают что на это вам понадобиться месяцы и другая аппаратура, ваша уже устарела! — сказал я, любовно проведя рукой по открытой крышке небольшого чемоданчика, куда вели провода моей трубки.

— Я вас слушаю! — ответил майор.

— У меня очень много информированных агентов, так что я знаю практически все. Маньяки, террористы,…!

Я быстро пробежался по всем данным, что записал с Михасем и сейчас закончив перечислять их с экрана ноутбука, щелкнул мышкой отправляя файлы на номер ФСБ, пользуясь также номером телефона майора.

Васильев сидя в кресле, быстро пролистал файлы которые только что пришли, и испросил:

— Это все?

— А вам что, мало!!! — возмутился "Стрелок".

— Ну-у-у…

— А, понятно. Да не вычислите вы меня, я же говорил, и кстати голос, который вы записываете тоже не мой!

Майор с изумлением услышал, как взрослый мужской голос с легкой хрипотцой сполз до детского мальчишеского.

Я прокрутил колесиком обратно, возвращая свой голос на место, и спросил майора:

— Так вы будете спрашивать, зачем я убиваю этих ублю.ков?

— А зачем, на вашем сайте все подробно прописано. У меня приказ поймать вас, а не обсуждать ваши дела! — ответил майор.

— Ну нет, так нет. Пока, и счастливо меня поймать! — после чего положил трубку на место.

"Хоть немного, но я увел их внимание в сторону, им волей-неволей придется часть сотрудников отрядить заниматься моей информацией, и мне же будет легче заняться последней целью, хотя и ненамного легче!".

Васильев повернулся к капитану, застывшему у одного из приборов.

— Вася, только попробуй мне сказать, что вы его не засекли.

Капитан встал, и виновато развел руками, сказав:

— У него оборудование на несколько поколений лучше нашего!

Васильев только выругался на эти слова.

Приподняв край плаща я, опасливо выглянув, осмотрелся – пока все было чисто. Натянув ткань, скрывающую тепло моего тела, обратно на голову, я немного сдвинулся с места, стараясь не привлекать к себе внимания.

Снайпера на соседних высотках очень внимательно наблюдали за обстановкой и быстрые и резкие движения легко привлекали их внимание.

Ткань была белого цвета, так что я был практически невидим на слежавшемся снегу. Медленно доползши до парапета крыши, где была мертвая зона со всех постов, я стал ждать, слегка подмерзая в комбинезоне, так как он был совершенно мокрым от пропитавшего его пота.

Посмотрев на часы, я стал делать разминочные движения, поглядывая по сторонам. Наконец часы показали нужное время и достав из За Пазухи винтовку, приготовился. У меня был только один шанс, только один выстрел.

Игра со спецами-охотниками изрядно вымотала меня, но добить список я решил по-любому и как можно быстрее. К тому же, Михась постоянно советует заканчивать побыстрее, мол "нас ждут великие дела".

Осторожно выглянув из-за парапета, я быстро окинул взглядом улицу, старясь не больно-то высовываться.

Хотя я и был в мертвой зоне, но и стрелять отсюда было невозможно, я не видел цели. Поэтому был только один шанс, это выскочить из мертвой зоны и произвести выстрел навскидку, надеясь, что пуля долетит куда надо.

"Все, пора!" — подумал я, заметив, что стрелка сдвинулась к нужному делению. Сделав пару глубоких вдохов, вскочив на ноги, быстро приложил приклад к плечу и, прицелившись в окно, где были приклеены вырезанные из салфеток снежинки, нажал на спуск.

После чего, падая под прикрытие парапета, под визг пролетевшей мимо пули, молниеносно закинул винтовку обратно в За Пазуху.

Перед моими глазами как будто я сам на острие пули, мелькали картинки. Вот я влетаю в окно с приклеенными снежинками, пролетаю комнату насквозь, коридор, следующую комнату, снова окно с детскими красочными шторами, улицу, снова окно и в кухне на барном табурете сидит моя последняя цель, которую крупнокалиберная пуля разрывает на две части.

Шустро двигая конечностями и чувствуя, что время стремительно утекает, я полз под прикрытием парапета к нужному мне месту. Снайперы не стреляли, так как не видели меня, но это не значит что они не следят за крышей, так что я благоразумно прикрывался этой импровизированной защитой.

Наконец, достигнув крепко завязанного троса, я накинул на него ролик и оттолкнувшись, заскользил вниз, рядом со мной впритирочку прошла пуля, не задев меня, и обдав бетонной крошкой.

"Похоже, этот стрелок за нас, вон как чуть ли не в упор мажет!".

Достигнув земли под непрекращающимся обстрелом, который никаких проблем мне не доставил, я отстегнул альпинистскую сбрую и побежал вглубь дворов, пора было уходить, как вышел под прицел второго снайпера и от удара в плечо полетел на землю, но быстро вскочив, я метнулся под защиту стены дома, после чего скрылся во дворе.

…

Раздавшийся треск рации отвлек меня от воспоминаний:

— Двести первый, ответьте, прием! — хрипел женский голос в динамике. Таксист лениво потянувшись, взял в правую руку микрофон, закрепленный на приборной панели и нажав тангетку, ответил:

— Двести первый на связи!

— Двести первый, где вы находитесь? — этот вопрос заставил меня насторожиться.

— Я нахожусь на улице Карла Маркса…! — и замолчал, когда ему в затылок уткнулся холодный цилиндр глушителя.

— Положи микрофон на место! — тихо попросил я его, чуть наклонившись к нему.

Таксист резко вспотел, и чуть помедлив умоляюще заговорил повышая голос:

— Не убивайте меня пожалуйста, у меня трое детей…!

Я громко хмыкнул, и чуть нажав на затылок пистолетом, сказал:

— Неплохая попытка. Я тоже фильмы смотрю, так что оценил, можешь отпустить тангетку, хватит нашим слушателям и того что ты тут наговорил, хотя..!

Я забрал микрофон, и растянув провод до заднего сиденья, удобно устроился, откинувшись на спинку сиденья, и спросил в микрофон, нажав тангетку:

— Майор, можешь ответить, я знаю что ты там!

Ответом мне был только шум помех, и далекие голоса в эфире.

— Поверни здесь направо и через ту арку езжай на соседнюю улицу! — велел я водителю, обратив внимание, что он снизил скорость и едва плетется.

— Майор, я знаю кто убил твою семью! — это была опасная попытка, но я ее использовал.

— Кто-о-о!!! — немедленно я услышал вопль в динамике.

— Майор, ну ты же профессионал, неужто ты думаешь, что я это скажу в открытом эфире. Просто имей в виду, на случай, если будешь меня брать! — сказал я, и вернул микрофон на место, не дожидаясь ответа майора.

Откинувшись обратно на спинку сиденья, я вытер лоб ладонью руки, и посмотрев на нее увидел слой крема который я наносил для изменения внешности. Быстро достав из За Пазухи карманное зеркальце, посмотрел на свое лицо.

"Блин, грим потек. Хорошо же меня в пот бросило из-за ранения!" — подумал и убрав зеркальце, достал омоновскую шапочку-маску, положил ее в карман, так, на всякий случай.

— Здесь останови! — сказал я водителю, заметив знакомый просвет между домами, который имел разветвленную сеть проходов через дворы и подъезды, так что уйти от полицейских не проблема, а вот от ФСБ, это да, проблема. К моему сожалению, именно ФСБ шло по моему следу, слишком многим стал поперек горла неуловимый "Стрелок", что на его поимку пустили лучших ищеек.

Аккуратно отсоединив штекер крепления микрофона, я сунул его в карман и сказал насупившемуся таксисту:

— Найдешь его в ближайшем мусорном баке, а пока извини! — кинув на сиденье пару купюр, я вылез из машины и пошатываясь, направился во двор дома, где через проходную и черный ход можно было попасть на соседнюю улицу.

Шатало меня все сильнее и сильнее, к тому же боль в руке все нарастала, похоже, болеутоляющее, что я вколол в плечо перестало действовать.

Мне надо было уйти как можно дальше и поймав попутку уехать подальше, поэтому наплевав на здоровье, я вколол второй тюбик в плечо.

Боль довольно быстро сошла на нет, оставив в плече некоторую слабость, но я все равно не пользовался рукой, убрав ее за ремень. Быстро шагая я на ходу достал телефон и набрав номер сестры, быстро заговорил:

— Лен, привет! Слушай я тут уеду на некоторое время… нет, не знаю, может на год может на два, точно не скажу, так что ты родителям передай, хорошо? — отключив телефон я вытащил из него симку и подошел к бочке в котором жгли мусор, и сейчас он усиленно дымил, выбрасывая в "чистый" городской воздух дым сгорающей пластмассы, туда я и кинул разобранные части телефона и симку.

"Так им меня будет труднее найти, хотя и возможно!" — думал я, шагая к выходу со двора, и прикрывая лицо длинным козырьком кепки, чтобы идущие на встречу прохожие не увидели мое поплывшее лицо.

Выйдя на улицу я огляделся, сразу же нырнул обратно и развернувшись, побежал возвращаясь во двор.

"Наверняка это работа таксиста, быстро они меня вычислили!" — думал я на бегу.

На улице я увидел майора и пару парней неприметной наружности, наверняка его оперá. Стоящие радом микроавтобусы ясно давали понять, что у майора с собой крепкая поддержка в виде группы захвата.

Через некоторое время за моей спиной послышался множественный топот ботинок по разбитому асфальту.

"Заметили таки, надо было все-таки одежду поменять, явно по ней узнали!" — в легких клокотало, но бежать я не прекращал, хотя на ногах, как будто висели свинцовые гири.

Понятное дело, что от спецназа я убежать не мог, поэтому забежав в первый же попавшийся дворик и заметив тени за спиной, едва успел нырнуть в небольшую нишу между домами, и вытащив из За Пазухи автомат, дал очередь по арке, так чтобы пули отрикошетили от стены.

"Надеюсь я там в никого не попал!" — с надеждой прислушался я. Однако в арке было тихо, но я тоже был не лыком шит и прекрасно понимал что выход из ниши на прицеле, хотя я и находился в мертвой зоне, но выйти мне теперь было невозможно. Мелькнула мысль воспользоваться бронетехникой, но после некоторого размышления я от нее отказался, из-за того что я находился в нише, а вытащить технику и поставить ее можно только под прицелами спецназовцев, которые точно не дадут мне в нее забраться.

Мне было реально плохо, не знаю чтó пуля задела, силы уходили довольно быстро. Сунув к повязке другую руку, я нащупал текущую кровь.

"Черт, я так кровью истеку, еще до того как меня будут брать!" — подумал я, глянув на окровавленную ладонь.

— Стрелок, это я майор Васильев…! — услышав голос, я достал маску и натянул ее на голову, что одной рукой было, ой как непросто.

— …так ты позволишь мне подойти? — спросил майор, закончив монолог, что деться мне некуда и лучше сдаться.

— Подходи! — крикнул я в ответ.

Через пару секунд появилась фигура с поднятыми руками, и стала медленно приближаться ко мне под дулом автомата висящем на неповрежденном плече.

Прижавшись к стене, чтобы не упасть, я внимательно отслеживал все его движения.

— Ближе чем на десять метров не подходи, уровень твоей подготовки я прекрасно знаю, так что так пообщаемся, на расстоянии! — выдохнул я.

Майор остановился и повернувшись вокруг себя, чтобы показать что оружия у него нет, стал жадно меня рассматривать запоминая речь, фигуру и овал головы.

"Профессионал, блин!" — подумал я, посмотрев на него.

— Что ты знаешь о том кто убил моих? — похоже этот вопрос волновал майора, особенно, что было неудивительно, я бы на его месте тоже все силы пустил на это.

У майора два года назад зверски, прямо в квартире, убили жену и двух дочерей, он не знает кто и за что, но искал их изо всех сил, однако никаких следов за это время не обнаружил даже он, один из лучших оперативников ФСБ.

— Да, знаю!

— Кто!!! — в его голосе было столько чувств, от застарелой боли до жадного интереса.

— Я, конечно дурак, но не настолько. Это мой шанс и я хотел бы его использовать!

В это время Михась зашевелился, и на секунду отвлекшись, чтобы проследить за его движениями, я сказал:

— Не морщись, я тоже понимаю, что отпустить меня ты не можешь. Просто дай приказ не стрелять в меня, пока я иду к середине двора.

В его глазах был вопрос, однако он что-то быстро сказал в рацию, гарнитуру которой он достал из кармана.

— Можешь идти! — кивнул он и зашагал рядом, требовательно смотря на меня. В его фигуре прямо было написан вопрос, мучивший его.

Чувствуя спиной множество глаз, я нетвердой походкой шагал по дворику, убрав перед этим автомат за спину, чтобы майор не видел как я убираю его в За Пазуху.

Когда до моей цели осталось меньше пяти шагов, я остановился и чуть помедлив, повернулся к майору.

— Тебе все, или только общее? — спросил я его.

— Давай все! — велел он, внимательно смотря на меня. Глянув на его напряженную фигуру, я пожав плечами ответил:

— На полную времени нет, но я напечатал и оставил тебе в одном месте, ты его быстро найдешь, я тебе подробно объясню, а вот поверхностно, то это твой начальник, хоть и бывший. Ты слишком близко подобрался к делишкам, которые крутил его сын, вот он, зная твою хватку и бескомпромиссность, и решил таким способом отвлечь тебя.

— Полковник Горюнов?

— Да! — ответил я, и объяснив, где оставил пакет с информацией, повернулся и начал разбегаться.

Дело было в том, что в десятиминутном будущем Михась, вышел в середину двора и разбежавшись, подпрыгнул на полметра, исчезнув у всех на глазах.

"Не знаю куда он делся, но это лучше, как мне кажется, чем в кутузку!" — подумал я подпрыгивая.

Через мгновение меня накрыла темнота, жуткий холод, и перекрутила жгучая боль, которая в основном сконцентрировалась в плече. Не выдержав я заорал, и через некоторое время потерял сознание.

Очнулся я как-то сразу, посмотрев на ярко-голубое небо над головой, неожиданно легко подняв голову, осмотрелся.

Вокруг была зеленая трава по пояс, в которой я лежал голышом, и чтобы разглядеть что дальше, мне нужно было подняться выше, что я и сделал. Встав на ноги, я осмотрелся.

"М-да, на прерию похоже, одна трава вокруг и горы вдали с белоснежными шапками ледников на вершине. Черт, куда же я попал!!!" — спросил я себя озадаченно.

Проведя рукой по плечу я изумленно замер, мало того что на мне не было одежды, так и раны тоже у меня не было, посмотрев на плечо я заметил только едва заметный шрам который исчезал на глазах.

"Вот, блин, хорошо-то как!" — обрадованно подумал я, и поведя плечом легко подпрыгнул от радости, меня переполняла какая-то веселость, хотелось прыгать и плясать.

Присмотревшись к своему телу, я только сейчас понял что оно стало моложе, у меня практически исчезли те рельефные мускулы которые я накачал, и я снова стал голенастым подростком.

Попытавшись из За Пазухи достать зеркальце, я этого сделать не смог, я ее просто не чувствовал.

"Ни фигасе, это сколько я копил запасы, и все пошло прахом!" — меня переполняла просто злоба от такой подставы. Попытка связаться с Михасем тоже не увенчалась успехом.

"Зашибись, мало того, что оказался непонятно где, так еще без снаряжения,… да вообще без всего!!!" — к очередным неприятностям, меня скрутил жуткий голод, нет не так, а ГОЛОД, я до жути хотел есть. Держась за живот, где требовательный желудок-сосун, явно давал понять что без еды я долго не протяну, направился в сторону гор, ойкая если наступал голой ногой на колючки.

Через полтора часа пройдя примерно около пяти километров, я присел в тени одинокого дерева и поведя начавшими обгорать плечами, стал выдергивать колючки из ступней.

Остановиться на часовой отдых несмотря на жажду и голод я решил именно под деревом, пользуясь тенью.

Лежа на уже надоевшей траве, я размышлял, что делать и как выжить, но тут мое внимание привлекли птицы, кружившие вдалеке над одним местом, километрах примерно в трех от меня.

— Надо дойти посмотреть, вдруг что интересное, может там вода? — с надеждой вслух сказал я, и со стоном встав на исколотые ноги, направился в ту сторону.

При приближении я смог разглядеть какую-то темную массу, которая при приближении оказалась пасущейся лошадью, или конем, честно говоря не разбираюсь в этом.

При моем приближении она подняла голову, и настороженно посмотрев на меня, заржала.

— Тихо, спокойно, спокойно! — бормотал я, медленно приближаясь. Подойдя ближе, я понял, почему она не отходила, ее поводья были намотаны за кисть руки крепкого мужчины в смутно знакомой одежде, похожей на форму.

Судя по виду, убит он был недавно, так как запаха я еще не ощущал, несмотря на жаркое солнце. Первым делом я поднял и надел на голову шляпу с широкими полями, в которых обычно ходили ковбои в старинных фильмах-вестернах.

Подойдя к дернувшейся от меня лошади, и сняв флягу с седла, я стал пить мелкими глотками.

— Ну-с, посмотрим что мне перепало! — сказал я, и склонившись над убитым, стал осматривать его.

Первым мое внимание привлекла закрытая кобура на поясе. Перевернув труп на спину, чтобы было удобней расстегнуть ремень, я снял ее и расстегнув кобуру, осмотрел оружие.

К моему удивлению это был "Кольт Драгун", о чем гласила надпись на револьвере. Открыв барабан, я озадаченно стал рассматривать его – патронов там не было. Потянув за капсюль я вытащил его из каморы, и осмотрел барабан более внимательно.

"М-да, раритет, тут что, еще патроны не изобрели? Все по старинке заряжают, как кремневые ружья, шомполом?".

Барабан был съемным и заряжался отдельно, вытащив его я вытряхнул бумажный кулек с порохом из каморы, и посмотрел на оставшуюся пулю, после чего снова зарядив его, стал искать сменный барабан, но не нашел, наверное он был в чересседельных сумках. Дальше я стал снимать одежду, и обнажил раны на теле, которые меня заинтересовали.

"Так, судя по всему в него попали трижды, и все в спину, но вот четвертая рана, точнее огрызок стрелы торчащий из нее, наводит на определенные размышления!".

Покачав головой, я собрал одежду в куль и повесил ее на седло рядом с сапогами, одеваться я пока не стал, решив сперва где-нибудь постираться. То, что неподалеку должен быть какой-нибудь водоем, я не сомневался, глядя на зеленое море травы, явно не знавшей проблем с влагой.

Закончив с трупом, я занялся лошадью, а точнее сумками, перекинутыми через седло. К сожалению, ружейная кобура была пуста, а вот в сумках было много чего интересного – это и запасная рубашка, которую я сразу натянул на себя, штанов, к моему сожалению не было, как и запасных зарядов для "Кольта", а вот в бумажных пачках я обнаружил несколько десятков патронов, явно от винтовки, хотя они и были небольшими вроде пистолетных, отдельно лежали три снаряженных барабана, и главное там была еда.

Я с жадностью накинулся на вяленое мясо, запивая его водой, но быстро взяв себя в руки, съел немного, убрав остальное обратно, подумав.

"Надо, поменьше есть, а то мало ли что!".

Перекинув ремень с кобурой через плечо так, чтобы кобура оказалась под мышкой и было удобно доставать оружие, я отвязав поводья от руки, подошел к седлу и встал рядом в замешательстве. Нет, я конечно видел как на них садятся и ездят, но смотреть это одно, а вот самому… поди попробуй.

Лошадь, насмешливо наблюдала за мной, чуть всхрапывая.

С подозрением поглядев ей прямо в глаза, я взялся за луку седла и вставив ногу в стремя легко закинул свое тело в седло.

Что было дальше нетрудно описать:

Во-первых, я плюхнулся голым задом на раскалившееся на солнце седло, что заставило меня вскрикнуть и привстать.

Во-вторых, лошадь не зря смотрела на меня как на жертву, так как мгновенно подпрыгнула задом, от чего я полетел через ее голову на землю.

Подождав пока небо перестанет крутиться я встал, и продолжая крепко сжимать поводья снова подошел к седлу, зло глянув на лошадку, которая продолжала насмешничать, заржав.

— Так, тушенка ходящая, если я еще раз упаду, будешь кормом для вон тех добреньких птичек, которые ждут пока мы не уедем, чтобы полакомиться твоим бывшим хозяином!

Не знаю поняла она или нет, но снова вскочив в седло, предварительно постелив на него плащ убитого, и крепко стукнув кулаком между ушей, тронул поводья и ударил пятками по бокам коня, как это делали бойцы.

"Кстати, а ведь птички – это ведь грифы, я что, в Америке? Кстати форма, что-то подобное я видел в книжках по истории, да и в фильмах было похожее, и если я не ошибаюсь. в такой ходили солдаты, которые воевали из-за негров. Очень интересно!".

Мы спокойно стали удаляться от убитого, которого хоронить я даже не думал, так как не посчитал это нужным, главное выжить, а то без воды это будет проблемно, в фляге, воды оставалось совсем немного.

Тяжело поводя боками конь, которого я назвал Черныш, так как он был абсолютно черным, медленно шел в сторону заходящего солнца.

— А ведь ты пить хочешь! Так давай вези меня к воде. вместе и попьем,… хотя, может из фляги тебе налить там осталось чуток! — сказал я похлопав его по холке.

Остановившись я спрыгнул на землю и достав флягу и налил воду в шляпу протянув ее Чернышу, она была достаточно плотная, так что вытечь не успела, только слегка намокнуть. Конь одним хлюпом втяну всю влагу в шляпе, и ткнулся мордой мне в плечо, прося еще.

— Ша, и так все тебе отдал не оставив себе, так ты еще просишь, ищи воду, ищи! — ласково бормотал я, гладя голову Черныша и надел влажную шляпу обратно на голову. Запрыгнув обратно, мы снова потрусили по прерии в сторону гор, там должна быть вода, просто обязана быть.

Конец первой книги

Оглавление

Пролог

Конец первой книги X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?