«Дети дупликатора»

Владимир Васильев Дети дупликатора

Глава первая

Иван Сиверцев паковал образцы на предпоследней точке, когда невдалеке, скорее всего — в жидком перелеске, до которого было метров двести голого пустыря, вторично кто-то взвыл. Тоненько, чуть ли не ультразвуком. Но очень… как бы это сказать… Неуютно, вот.

Именно, что неуютно. Так взвыл, что сразу захотелось оказаться в километре отсюда, за высоченным забором полевого исследовательского поста в просторечии именуемого заимкой. Сиверцев оторвался от работы и с тревогой поглядел в сторону перелеска.

— Спокойно, Ваня, — без тени тревоги пробасил Филиппыч.

Филиппыч был старый вояка и Зону истоптал вдоль и поперек — разумеется, в тех секторах, куда был открыт официальный доступ и где велись легальные исследования. Однако по нескольким оброненным фразам Сиверцев понял, что в окрестностях Радара, к примеру, Филиппыч тоже бывал, причем совсем недавно, а всякий знает: официальных исследований там уже лет десять не ведется.

— Я спокоен, — проворчал Сиверцев. — Я совершенно спокоен! Как рыба в пирожке!

Слова его были неправдой. Не то чтобы Ваня чрезвычайно взволновался или серьезно струхнул — нет, этого точно не было. Но некое подспудное беспокойство этот необычный вой все-таки внушал. Во-первых, непонятно — кто ж это там голосит. Собаки так не воют, кабаны тем более. Сиверцев снова покопался в памяти, перебирая известных ему существ Зоны и вторично не сумел вспомнить никого, кто мог бы издавать подобные звуки.

— Филиппыч, — обратился Ваня к охраннику. — А это кто, а? Что-то я не пойму.

Сиверцев опять занялся упаковкой образцов; говорил он даже не обернувшись к Филиппычу. Демонстрировал спокойствие.

— Да хер его знает, — невозмутимо ответил вояка. — Полезет — выясним. А не полезет, так и хорошо.

Сиверцев против воли покосился на оружие Филиппыча— запредельно жуткого вида автоматище с какими-то навесками и подвесками на стволе, с оптическими стабилизаторами и модулями лазерного наведения. Этой штукой вроде бы можно было остановить тяжелый танк. Правда, Филиппыч при упоминании тяжелого танка всегда честно добавлял: «Если повезет». У самого Сиверцева имелся обыкновенный «калаш», который Ваня по старой памяти именовал «ружжом». Изначально ружжом был назван простенький дробовик, с которым Сиверцев впервые очутился в Зоне: с ним Ваня потом ходил, за периметр еще несколько раз. До первой пальбы. Палить тогда пришлось по собакам, Ваня вполне обоснованно подозревал, что все расстрелянные им патроны были потрачены впустую, поэтому переборол неприязнь ко всему огнестрельному и твердо решил регулярно захаживать в институтский тир. Однако Тараненко вскоре надолго упрятал Сиверцева в Зону и Ваня послушался совета охранников заимки, перешел на «Калашников». Простенько и надежно, то что и требуется ученому. Когда снова пришлось отстреливаться от собак, Ваня совершенно точно парочку уложил. А потом еще и взял за правило ежедневно практиковаться на заимке. Вояки над ним посмеивались, но беззлобно, скорее покровительственно. Сиверцев не обижался и уже через полгода совершенно обоснованно мог заявить, что с автоматом управляется сносно.

Упаковав последний картридж в контейнер, а контейнер в заплечник, Сиверцев влез в лямки, подтянул их, передернул плечами, устраивая ношу половчее, и подобрал с земли свой «калаш».

— Готово, Филиппыч! Можно двигать.

— Погоди двигать, — отозвался Филиппыч, неотрывно глядя на левый рукав комбеза, туда, где в одежду был встроен экранчик биосканера.

— Чё там? — полюбопытствовал Сиверцев, настораживаясь.

— Кажись, кого-то едят. — Филиппыч оставался леденяще-спокойным.

Сиверцев зябко поежился, хотя утро было не холоднее, чем обычно. Низкое серое небо давило на психику почти осязаемо, того и гляди колени начнут подгибаться. А тут еще этот вой, будь он неладен! Хотя, если Филиппыч спокоен — скорее всего ничего страшного.

А с другой стороны — Филиппыч всегда спокоен. Его самого есть станут, а он и бровью не шевельнет, просто прицелится из своей адской пушки и бабахнет. Так бабахнет, что и тяжелому танку мало не покажется.

— Уходим, — наконец произнес Филиппыч и оторвался от сканера. Ваню уговаривать не пришлось — тут же зашагал по проторенной с утра тропе.

Вообще у сталкеров есть примета: возвращаться той же дорогой, которой пришел — к беде. Но Сиверцев с Филиппычем не сталкеры. У них приказы да инструкции, а если инструкций не соблюдать — вылетишь из проекта вмиг, с этим и у вояк быстро, и у институтских. Поэтому хочешь не хочешь, а спозаранку вдоль оставленных следопытами вешек, топ-топ за образцами и пикнуть не смей. И обратно этой же дорогой. Можно не след в след, но вдоль вешек и никаких отклонений.

Тропа тропой, но под ноги Сиверцев глядел внимательно. Разумеется, ему далеко было до опытного ходока по Зоне, того же Филиппыча, к примеру. Но самые явные опасности Ваня давно научился примечать загодя. Около заимки опасностей было немного, аномалии возникали крайне редко даже после наиболее сильных выбросов. Наверное, это место потому под заимку и облюбовали. Филиппыч говорил, что лет десять назад эту пустошь именовали Тихой плешью и здесь частенько останавливались передохнуть и военные, и вольные сталкеры, и бандиты разные — все, кто блуждание по проклятой земле Зоны превратил в профессию и образ жизни.

Серая башенка заимки отчетливо виднелась на фоне чуть более светлого неба. Тонкой риской выделялся ствол пулемета на крыше. Ствол глядел на восток, в сторону трущоб и бара «100 рентген», откуда чаще всего являлись гости. Охранника у пулемета не было видно, но это совершенно не значило, что его там нет. Торчать на виду в Зоне — опасное занятие. Маскируются все, кто намерен выжить.

На полпути к заимке нужно было задержаться у последнего сенсора и сменить отработанный за ночь картридж на свежий. А потом доковылять до периметра и все, можно будет расслабиться, чайку попить, а после засесть в лаборатории и поглядеть, чего ночь минувшая интересного принесла. Не тут-то было…

— Стой-ка, — скомандовал Филиппыч и присел у чахлого, покрытого длинными шипами куста. Сиверцев на полном автомате остановился и тоже присел.

К сожалению, куст не мог служить сколько-нибудь надежным укрытием — ученого и охранника видно было издалека. Но и они видели всякого, кто рискнул бы к ним приблизиться, потому что вокруг расстилалась плоская пустошь, лишь кое-где поросшая жесткой травой и колючими кустами, подобными тому, у которого они задержались.

Филиппыч изготовился к стрельбе с колена. Сиверцев всмотрелся — от давешнего перелеска опрометью неслась какая-то четвероногая тварь. К счастью, только одна.

«Собака, что ли? — подумал Сиверцев, щурясь. — Не слепыш, это уже видно. Но и не чернобылец, этот вот так, дуром, не попрет, не тот темперамент… Псевдособака, наверное».

Тварь бежала сломя голову почти точно к Сиверцеву и Филиппычу. Вскоре сомнений не осталось — это псевдособака, дальний и сильно мутировавший родич обыкновенного волка. Псевдособаки в отличие от слепышей видят нормально, но эта перла не разбирая дороги и презрев осторожность.

«Что-то с ней не так». — Сиверцев обеспокоенно взялся за автомат и тоже изготовился к стрельбе.

— Готов? — с ленцой спросил Филиппыч.

— Готов, — подтвердил Ваня.

— Как скомандую — добивай, — вздохнул Филиппыч и выстрелил. Раз, другой и для верности третий. После первого псевдособака споткнулась и полетела кубарем, после второго чуть изменила направление, куда летела кубарем, а после третьего еще разок-другой кувыркнулась, шлепнулась на землю и застыла. Добивать не пришлось.

«Ну и к лучшему», — подумал Сиверцев с некоторым облегчением. Все-таки он не любил стрелять, особенно в живых существ, будь они хоть самыми распоследними монстрами Зоны. Пусть уж лучше Филиппыч, у него работа такая.

В перелеске снова кто-то заверещал — так же как и раньше, на пороге ультразвука; Сиверцева аж передернуло, до того звук был несовместим с человеческим восприятием.

— Наблюдай за леском, — буркнул Филиппыч, при встал и на полусогнутых, быстро-быстро засеменил к валяющейся собаке.

Ваня аж дышать забыл от удивления. Чтобы Филиппыч пошел глядеть на подстреленную шавку? Ну и ну! Сроду такого не бывало.

Тем не менее Филиппыч пошел. Осторожно приблизился, держа псевдособаку на мушке — куда ж без этого? Правильный боец мертвых боится пуще живых — от живых хоть знаешь чего ожидать…

Опомнившись, Сиверцев прекратил пялиться на Филиппыча и взглянул куда было сказано — на перелесок. Никто оттуда, вроде, больше не спешил пожаловать. И замечательно. Примерно через полминуты Филиппыч негромко по звал:

— Наука! Подь-ка сюды!

Сиверцев послушно встал с колена и приблизился, не забывая зыркать в сторону перелеска.

— Это чего за хрень? — поинтересовался Филиппыч. Ваня взглянул и сразу понял о чем спрашивает Филиппыч.

Псевдособака была самая обыкновенная — лохматая, грязная, желтозубая. Вот только в черепе ее виднелась дыра и из дыры этой высовывалось нечто вроде толстого, с тюрингскую колбаску, белесого червя. Дыра располагалась практически точно на темени; шерсть на макушке была влажной и испачканной то ли сукровицей, то ли слизью. Крови практически не было — так, легкие красноватые потеки и все. И если собака лежала неподвижно, то червь — это было хорошо заметно — шевелился, словно личинка в куче навоза. Он не пытался выбраться из собачьей черепушки или спрятаться внутрь — он просто бестолково подергивал из стороны в сторону головой (если, конечно, наружу торчала голова, а не задница) и ерзал вперед-назад. А если точнее, то даже не ерзал, а сокращался, что ли, истончая туловище и делаясь длиннее, а затем толстея и укорачиваясь.

Сиверцев не мог ответить охраннику — что это захрень. Он просто не знал. Очевидно, какой-нибудь паразит. Паразиту, конечно, уместнее обитать в кишечнике, но тут, извините, Зона, а не Диснейленд, всякое бывает.

— Не знаю, Филиппыч, — честно сознался Сиверцев. — Впервые вижу.

— Дрянь какая, — в сердцах бросил охранник. — Тьфу! Снимай, и двигаем от греха.

О том, чтобы изучить паразита поближе не могло быть и речи — сталкиваясь в Зоне с неизвестными формами жизни их по первости разрешалось только снять на видео. До выяснения — вдруг с таким уже сталкивались раньше. Никакого тактильного контакта. А то один легкомысленный неофит притащил на точно такую же заимку, южнее Милитари, неизвестное насекомое. В стандартном контейнере, задраенном по всем правилам! Девять человек погибло, только мумии остались, а спасся единственный следопыт, который с рассвета ушел тропить и ставить вешки, а на обратном пути заподозрил неладное, когда часовой на вышке не отсигналил ему обычное «заходи». И никто так и не понял что там произошло — только устный отчет неофита сохранился. Так, мол, и так, подобрал неизвестное насекомое, определил в контейнер, возвращаюсь на полевой пост, расчетное время прибытия надцать часов с минутами…

В общем, Ваня живенько снял короткий ролик, сделал несколько крупных, насколько позволял зум, кадров и быстро задиктовал сопроводительный текст.

— Все, Филиппич! — дал он знать, пряча камеру в на грудный чехол.

— Отползаем! — скомандовал тот.

Метров двадцать охранник пятился, потом двинулся боком, глядя то в направлении движения, то оборачиваясь к собаке с червем в башке, и лишь метров через полста решился повернуться к ней спиной. Да и то, продолжал оглядываться.

Последний сенсор Ваня обслужил как мог быстро. А полностью расслабился только когда часовой над воротами изобразил «заходи» и приоткрыл створку. А еще точнее — когда створка наглухо задраилась за их с Филиппычем спинами.

— Фу-у-у… — протянул Сиверцев облегченно и побрел через плац, к лабораториям. Филиппыч секундой раньше направился к дежурке при воротах, закрывать выход.

Плац Ваня пересекал быстрее, чем обычно ходят по Зоне, но на небо все равно поглядывал. Чисто автоматически. Вот и крылечко, вот и кодовый замок…

Замок был не только кодовым: каждый цифровой сенсор помимо всего прочего был снабжен папилляторным распознавателем и перепрограммировался при каждой смене вахты.

В предбаннике Сиверцев прошел быструю процедуру омовения и опрыскивания, сбросил верхнюю одежду и полумаску в комод, опустошив предварительно карманы. Образцы и снаряжение тоже омыл-опрыскал, ружжо сунул на место, в оружейный шкаф; патроны и гранаты оставил где были, чтоб впопыхах потом не рассовыватъ. Облегченно вздохнул и вошел в лабораторию.

В офисной части у терминала сидел Колюня и рассматривал какие-то ископаемые слайды. На свет, перед монитором.

— Здорово, Балтика, — буркнул ему Сиверцев и повернулся к сейфу, куда надлежало запереть образцы. — Связь была?

— Ага, — виновато ответил Колюня, отложил слайды и шмыгнул носом. Сиверцев замер. Потом медленно повернулся к коллеге.

— И как? — спросил он, заранее предполагая каким будет ответ.

— Сменяемся мы с Рахметяном, — все так же виновато сказал Колюня. — Ты и Белых остаетесь еще на месяц… «Господи, за что?» — тоскливо подумал Ваня.

Его оставляли и на четвертый срок. С момента, как Сиверцев заступил на первую вахту, Колюня Бортко, к примеру, успел оттрубить бок о бок с Сиверцевым положенные четыре недели, потом четыре недели провести в городке за периметром и снова четыре недели здесь. И сейчас поедет отдыхать. А Ваня останется. Сева Белых остается на второй срок — такое, в общем-то, не редкость, многие работают в режиме две вахты через одну. Реже, чем прежде, когда срок вахт еще был трехнедельным, но все же работают. Три вахты подряд как-то трубил пан Ховрин, но у него выбора не было: горел один проект, а заменить оказалось некем. В общем, Тараненко посулил солидную премию и Ховрин остался. Говорят, когда-то давно неизвестный Сиверцеву сорвиголова-биолог отсидел на заимке, восточнее Агропрома, те же три вахты, но в прежние времена на многие нарушения режима ооновские наблюдатели смотрели сквозь пальцы. Не то, что сейчас.

— Чемпионом будешь, — вздохнул Колюня, криво улыбаясь.

— Видал я такое чемпионство знаешь где? Мне уже ванна с пеной снится, елки зеленые! Почти каждую ночь! Ванна Сиверцеву действительно снилась. Не каждую ночь, но частенько.

О причинах собственного зависа в Зоне Ваня не знал, но догадывался. Тараненко отчего-то не желает, чтобы Сиверцев торчал в городке и институте, поэтому попросту убрал его в Зону да и все. Догадывался Ваня и о мотивах такого поведения шефа. Тараненко боялся, что Ваня разболтает кому-нибудь что-либо запретное. Например, все, что невольно увидел во время самого своего первого выхода в Зону, еще не на стандартную вахту, а в короткий трехдневный рейд. Как раз, когда закончилась история с монстром-псиоником, похищавшим сталкеров. Правда, относительно монстра Сиверцев ничего разболтать немог, потому что его изучением почти не занимался — так, делал однажды заключение по поводу одного материальчика — и все. Однако история монстра каким-то образом переплеталась с историей предмета, который сильные мира сего именовали дупликатором и явно намеревались захватить.

Провалилась их попытка: сталкер по кличке Псих каким-то образом умудрился обмануть всех и удрать в Зону, где, по-видимому, и пребывал до сих пор никем не пойманным, если только не погиб за неполные шесть месяцев. Дупликатор, насколько Сиверцев мог судить, тоже не нашли — Псих подсунул заинтересованным людям не то муляж, не то копию, которую так и не смогли привести в рабочее состояние. Как это Психу удалось — неведомо. Провести Тараненко — это из области фантастики, а уж Покатилова, даже пережившего несколько мощных официальных наездов, и подавно. Но Псих сумел. Недаром, видать, его так обозвали…

Самое обидное состояло в том, что Сиверцев толком ничего и не знал. И разболтать ничего особо не мог. Однако Тараненко по всей видимости боялся и тех крупиц, которые Сиверцеву были известны. Но все чаще неволь но вставал вопрос: что ж теперь Ване — сидеть на заимке до скончания веков? Рано или поздно ооновцы взвоют, потому что всем вахтовикам положена регулярная реабилитация, а с подобными вещами в Европе строго, это не Россия с Украиной и Белоруссией, который уже век не вылезающих из тотального разгильдяйства и наплевательства на все и вся. Узнают наблюдатели — даже Тараненко вздрючат, невзирая на его связи и регалии.

— Х-холера, — мрачно изрек Сиверцев и принялся загружать образцы в сейф-холодильник.

— Вань, — жалобно сказал Коля Бортко. — Я-то ни в чем не виноват… Это все Николаич комбинирует…

— Знаю, — буркнул Сиверцев. — Но все равно злюсь. Извини.

— Извиняю, — вздохнул Колюня с некоторым облег чением. — Как выход-то?

— Более-менее. — Сиверцев закончил с сейфом и образцами и захлопнул дверцу, после чего подсел ко второму свободному терминалу — надо было еще слить ролик о червяке и тут же попробовать отправить его в институтскую базу, раз уж связь с утра есть. — За вторым сенсором в рощице какая-то дрянь животная обосновалась, то и дело вопит. Аж уши закладывает. И псина оттуда прибежала реально невменяемая — Филиппыч ее пристрелил. Поглядели — а в голове у нее паразит какой-то неизвестный, червеобразный. У псины в черепе фистула, почти точно на темени, кровоотделения практически нет, только лимфа и, по-видимому, ликвор.

— Червеобразный? — Колюня брезгливо сморщил ся. — В голове? Тьфу, мерзость какая…

— Слыхал о таком? — поинтересовался Сиверцев, вынимая комп и налаживая передачу ролика.

— Нет, никогда.

— Я тоже.

— Сколько же здесь гадости всякой, мама дорогая! — Колюня покачал головой. — Никогда мы эту клоаку неразгребем. Так и будет нарывом поганым на теле матушки Земли. Сиверцев состроил скептическую гримасу:

— А что, кто-то пытается разгребать? Качают бабло нашими, Колюня, руками и живут красиво подальше от сюда. Без грязи, без радиации, без тварей мерзких с червями в голове. Сколько лет уже все это длится! И растет ведь Зона, растет непрерывно!

— Это да, — согласился Бортко. — Раньше от заимки до кордона за час-полтора добирались, а сейчас и за четыре не всегда…

Сиверцев слил ролик с переносного компа в память терминала, вяло потыкал иконку вызова базы, но связь если с утра и была, успела присохнуть. Индикатор трансфера еле-еле теплился желтеньким. Понятно было, что ролик сейчас не уйдет. «Ну и фиг с ним, — подумал Сиверцев ожесточенно. — Когда уйдет, тогда и уйдет».

Он встал, дернулся было в сторону лаборантской, но, не сделав и шагу, замер. Теоретически неплохо было бы посидеть над вечерними данными, систематизировать их, не торопясь по полочкам разложить, сравнить со средне взвешенными, попробовать понять по какой причине есть разница, а там и за утренние приниматься. Но желание работать начисто отпало.

О причинах нетрудно было догадаться — Сиверцев морально приготовился к окончанию вахты, к возвращению в городок, к отпуску, черт возьми! К визитам в «Ать-два» и «Вотрубу», к пиву, наконец, которого не пил уже три месяца. Спиртяга спиртягой, но и более благородным напиткам должно найтись место в жизни простого цитолога-исследователя. Но в итоге ему выпал не отпуск, а четвертая подряд вахта.

«Хрена вам, — подумал Сиверцев мрачно. — Не стану я работать! У меня этот… как его… выходной, вот! И гори оно все!»

Он быстро направился к предбаннику и дальше, к вы ходу. Колюня Бортко провел его понимающим сочувственным взглядом и вновь потянулся к слайдам. В отличие от Вани ему выходной не полагался. Выскочив на плац, Сиверцев подумал: «А куда, собственно, идти? Чем заняться? Как отдох нуть-то?»

И с некоторым замешательством понял, что на заимке, где не было выходных в принципе, отдохнуть и не полу чится. Охранники отдыхали просто: накатывали по полстакана разведенки и заваливались спать до следующего дежурства. Научники иногда собирались в курилке по болтать, но быстро скатывались на обсуждение профессиональных проблем, что трудно было счесть отдыхом. Да и ежеминутное ожидание какой-нибудь обычной для Зоны пакости не позволяло почувствовать себя вольготно и по-настоящему расслабленно. А без расслабухи какой отдых? Видимость одна.

Ноги сами привели Ваню к воротам. Наружу он, понятно, не собирался, для этого нужно окончательно выжить из ума, а он был всего лишь сильно расстроен. Да и не оделся он как подобает при выходе за ограду, только куртку накинул, чтоб не продуло. Безрадостное мышастое небо льнуло к земле; казалось — вот-вот оно опустится, подомнет, задушит, словно огромный ком пыльной ваты. Забьет ноздри, запорошит глаза и даже безутешные крики увязнут и умрут в этой необъятной грязно-серой толще.

На сторожевую вышку над воротами вела узкая крутая лесенка. Под четырехскатной кровлей от неба Зоны пряталась хорошо организованная огневая точка с двумя Т-образными наружными бойницами, двумя такими же, но обращенными в сторону плаца, обязательными мешками с песком и видеосистемой кругового обзора с внушительным зумом. Ваня, человек сугубо гражданский, не очень понимал зачем нужен круговой обзор — ровно половина обозреваемого горизонта приходилась на плац, башенку заимки и ограду, то есть, на обороняемую территорию. Но у вояк, без сомнения, имелись свои резоны.

«И, потом, — рассудил Ваня, как ему показалось вполне справедливо, — какая-нибудь тварь может перемахнуть через ограждение, через бетон и проволоку, и прорваться на плац. Вот тут-то и пригодятся бойницы, на правленные вовнутрь заимки».

Перед мониторами полулежал дежурный охранник. Сиверцева он, конечно же, давно заметил, но никак не прореагировал на его приближение. Вообще говоря тревожить дежурных было не положено, служба как никак, но на заимке если жить строго по уставу — рехнуться недолго. Кроме того, научникам всегда позволялось больше, чем воякам, поэтому за подобные нарушения режима обыкновенно не наказывали никого и никогда.

Дежурил долговязый тип откуда-то из белорусской глубинки по фамилии Деточка и по прозвищу Дед.

— Скучаем, наука? — осведомился он, не меняя позы, когда Сиверцев вторгся в его сертифицированные пенаты.

— Тоскуем, гвардия, — уныло сознался Сиверцев. — Меня на четвертую вахту оставляют.

Дед выразил все, что по этому поводу думает, коротким и живописным русским глаголом.

— Угу, — не смог не согласиться с ним Ваня.

Дед полез за пазуху и добыл маленькую фляжечку, каких полно в любом сувенирном магазине.

— На, глотни, — предложил он, свинчивая пробку.

— А чё это? — Сиверцев принял и опасливо понюхал горлышко — с вояк станется и неразведенку пить.

— Не боись, не спиртяга, — успокоил Дед. — Рябиновая на коньяке.

— Ух ты! — Сиверцев глотнул. Даже рукавом занюхивать, что уже практически вошло в привычку, не пришлось. — Амброзия, практически! Он приложился еще разок и вернул лекарство хозяину.

— Я, сам понимаешь, не сейчас, — сказал Дед, пряча фляжечку назад, за пазуху.

— Спасибо, — поблагодарил Сиверцев и вздохнул. — Не могу сказать, что ты безвозвратно развеял мою тоску, но…

Что «но» Ваня так и не сформулировал и начатая им немного театральная фраза так и осталась неоконченной. Дед уточнять не стал, он все понимал и без красивостей.

— Филиппич уже почивает? — поинтересовался Сиверцев.

— Вряд ли, он ночью отпочивал. Старики спят мало.

— Да какой он старик, — фыркнул Сиверцев. — Тридцать семь всего. Эдак ты и меня в старики запишешь.

— Тут не в возрасте дело, — философски заметил Дед. — В смысле — не в годах.

— Ну, в общем, да, — согласился Сиверцев.

Он уже набрал в грудь воздуха чтобы развить мысль, но тут заметил, что Дед неотрывно глядит на центральный монитор внешней стороны. Неотрывно и пристально. Взглянул и Сиверцев. К заимке приближались гости.

— Ваня, — деревянным голосом сказал Дед. — Давай ка ты к себе… И в рацию:

— «Гнездо»! Подвахта! Полундра, гости! Минимум четверо, идут открыто на ворота!

— «Гнездо» принял, — тут же отозвалась рация — Вижу их.

Соскальзывая по лесенке вниз, на плац, Сиверцев от метил хищно шевельнувшийся ствол пулемета на крыше башенки. От караулки уже неслись, дробно топоча по бетонным плитам, Филиппыч, Санечка и Потап, а от входа в башенку — Ткачук и Фалинский. В «Гнезде», то бишь основной огневой точке на крыше заимки, по обе стороны от пулемета торчало по каске, значит туда подкрепление к единственном дежурному уже прибыло. Одна из касок нависала над полевым биноклем.

«Кого ж это несет? — подумал Сиверцев, по-тараканьи ныряя в сумрачный предбанник. — И чего это вояки так всполошились? Может, просто сталкеры торгануть на ладились».

Сталкеры иногда наведывались на заимку слить простенькие артефакты, которые неохота таскать по Зоне и лучше сразу же продать по дешевке, но освободить рюкзаки для чего-нибудь более ценного. Скупкой подобного барахла в эту вахту заведовал Альберт Рахметян. Казенные фонды для покупок были, ясное дело, зело тощие, поэтому ничего серьезного сталкеры ученым не предлагали. Но даже каким-нибудь незатейливым каплям, медузам или бенгальскому огню ученые были рады — необычные свойства артефактов часто использовались в экспериментах и можно было без обиняков сказать, что являлись серьезным подспорьем официальной науке в деле изучения тайн Зоны Чернобыльской АЭС.

Колюня все возился со своими слайдами. При виде вломившегося в лабораторию взъерошенного Сиверцева он медленно выпрямился в кресле и вопросительно уставился на коллегу.

— Ты чё рацию не слушаешь? — кинул ему Сиверцев. — Гости! Вояки переполошились, словно на нас полк марширует. Бортко без слов потянулся к рации, торчащей из стакана-зарядника, и включил ее.

— …еще двое! Как понял, прием? — пролаяла рация голосом Филиппыча.

— Вас понял, наблюдаю! — отозвался то ли Ткачук, то ли Фалинский — Ваня не разобрал кто именно.

— Чего там? — испуганно справился Колюня. — Стрельба грядет?

— Да хрен его знает! Я к Деду на ворота влез. Он на мониторах и отследил, гостей-то. Говорит — четверо. Я не успел рассмотреть, велели прятаться.

Колюня неразборчиво выругался. Не любил он подобных сюрпризов, справедливо ожидая недоброго от любой мелочи. Зона есть Зона, чтоб ее, никогда она не бывает доброй. Рация долго молчала.

— А давай-ка на шестнадцатый! — осенило вдруг Сиверцева. — Хрен ли наших слушать-то…

Внутренним каналом военсталкеров и институтской охраны служил девятый, поэтому рации на заимке на него обыкновенно и настраивали.

Колюня сноровисто потыкал пальцем в кнопки; рация несколько раз пискнула. Спустя несколько секунд раздалось шипение — кто-то нажал на тангенту, но говорить почему-то не торопился. Раз, другой. Потом все же заговорил:

— Внимание! Группа, приближающаяся к полевому посту ноль-четыре, назовите себя! Говорит начальник охраны капитан Гурьев.

Капитан Гурьев, в обыденной жизни — Филиппыч, запрашивал гостей спокойно, несуетливо, но так, что без уточнений чувствовалось: командует он не бойскаутами и в руках у его людей не тросточки.

Филиппыч повторил обращение и добавил, что в случае неответа откроет огонь на поражение когда дистанция сократится до полуста метров. Тут ожила внутренняя трансляция, проводная. Фалин ский из «Гнезда» подсказал:

— Филиппыч, они рукой сигналят!

Трансляция душераздирающе зафонила, как будто включенный микрофон поднесли к громкоговорителю, и сквозь фон прорвался обнадеживающий голос Филиппыча:

— Вижу! Затем фон прервался; стало очень тихо, до звона в ушах.

«Сигналят — уже легче, — облегченно подумал Сиверцев. — Наверное, действительно сталкеры». Колюня Бортко тоже малость расслабился. Рация снова какое-то время молчала, довольно долго.

— Давай-ка опять на девятый! — Колюня шевельнул ся, переключая каналы, и едва он перелистнул настройку до девятого, лаборатория вновь наполнилась звуками.

— …будет распоряжение — пустим, — увесисто пообещал кому-то Филиппыч. — А так — не положено!

— Филиппыч, ну не дури ты, — ответил ему упомянутый кто-то, надо полагать — один из гостей. — Нам толь ко поговорить.

— Говорите так. — Филиппыча трудно было смутить. — Хочешь, я ему рацию сам отнесу.

— Перетрудишься, — хохотнул собеседник. — Тогда, может, пусть он к нам выйдет?

— А он выйдет? — уточнил Филиппыч.

— Выйдет, выйдет. А как услышит кто пожаловал — так и выбежит.

«О ком это они? — подумал Сиверцев со все возрастающей тревогой и столь же стремительно накатываю щим подозрением».

— Ну, ладно, ща спрошу. Только если откажется — не обессудь, я ему в таких делах не командир.

Грюкнула дверь и лабораторию вошел заспанный Рахметян; почти в тот же момент вторично зафонила трансляция и Филиппыч все так же невозмутимо объявил:

— Ваня! Сиверцев! Тут гости пожаловали. Тебя видеть хотят. Говорят, от Покатилова. «От Покатилова!» — Сиверцев даже дыхание задержал.

Он почти и думать забыл об этом человеке, сидя который месяц в Зоне. Фигурально, разумеется. Потому что по-настоящему забыть о подобных людях невозможно.

— Пойдешь? — спросил Филиппыч.

Ваня на негнущихся ногах побрел к пульту управления трансляцией. Подошел, коснулся кнопки указательным пальцем и склонился к микрофону:

— Пойду. Перевел дыхание и поинтересовался:

— А они точно от Покатилова? А то мало ли… Ответили Сиверцеву не по трансляции, а на девятом канале.

— Точно, Ваня, — послышался низкий мужской голос. — Выходи.

Сиверцев облизнул пересохшие губы, выпрямился и по очереди глянул на коллег, видимо неосознанно пытаясь найти поддержку.

Рахметян, стоя неподалеку, пристально смотрел на Ваню. На щеках его перекатывались крупные желваки.

— Это кто? — подозрительно спросил Рахметян. — Кто вот сейчас говорил?

— Покатилов, — спокойнее, чем можно было ожидать, объяснил Ваня. — Я пойду, Альберт… Сам понимаешь… Рахметян прекратил играть желваками на скулах и мелко закивал:

— Понимаю… Иди.

И Сиверцев пошел. В предбаннике накинул куртку, повесил на шею полумаску, а за спину автомат.

Коллеги наблюдали за ним в проем открытой двери. Наблюдали одобрительно: идешь за ворота — снарядись так, будто собрался на Агропром. Потому что Зона. У ворот поджидали Филиппыч и Санечка — при брониках и касках.

— Если получится, далеко не отходи, — предупредил Филиппыч. — Оно вроде и тихо, но сам знаешь… Не Парк культуры. Мы прикроем, если чего.

Сиверцев встретился глазами с начальником охраны— видимо, у Вани был очень жалобный и выразительный взгляд, потому что Филиппыч тут же поспешно уточнил:

— Я имею в виду — от зверья прикроем, если сунется. Ворота мы притворим, но запирать пока подождем, имей в виду. Если что — быстро проскочишь.

— Спасибо, Филиппыч, — искренне поблагодарил Сиверцев.

«А чего мне бояться-то? — подумал он чуть позже, подходя к щели между створками ворот. — Я у Покатилова в логове уже бывал. Вроде, он ко мне ровно отнесся, даже и не давил… Ну, да, с Тараненко у них непонятна вышла, ну так я, если разобраться, Тараненко и не указ. Делаю что велят, да и все…»

Мысли были меленькие и удобненькие; в следующее мгновение Сиверцев понял, что заранее оправдывается, а это было плохо. Во-первых, стратегически неверно, поскольку самостоятельно против Покатилова Ваня не совершил ни единого действия, стало быть, какие оправдания? А во-вторых, тактически неверно: в позу подчинения Ване встать, без сомнений, придется, но зачем же так сразу-то? С тем он и вышел за ворота.

Ветра не было совершенно, но пучки жесткой травы все равно слабо колыхались. Небо посерело до такой степени, что его уже хотелось назвать черным. «Дождь будет», — подумал Ваня, отвлекаясь.

Подумал, и приободрился. Если клиент отвлекается, значит клиент приходит в себя. А это замечательно.

Метрах в семидесяти от ворот поджидали охранники Покатилова. Двое. Ваня, не забывая внимательно глядеть под ноги и зыркать вправо-влево, приблизился. Зона за три месяца крепко запустила в него кривые и цепкие корни: он уже не мог просто идти, ни на что не обращая внимания. Он мог идти только по безопасному пути и все время в этой безопасности пытался удостовериться вновь и вновь.

Сиверцеву не сказали ни слова, один из встречающих просто едва заметно повел головой — за мной, мол — и направился прочь от заимки. Двигался он без суеты и спешки, но отнюдь не вальяжно.

— А нельзя тут? — рыпнулся было Ваня, но второй охранник его просто подтолкнул между лопаток. Кажется, стволом, причем Ваня даже не разглядел стволом чего.

«Хана прикрытию», — подумал он. Как ни странно — без особого волнения. Наверное, подспудно Сиверцев был готов именно к такому повороту событий.

Покатилов ожидал метрах в трехстах от заимки, около крошечной низинки. Тут же торчали очередные жид кие кустики — такие издалека и не разглядишь толком. Безлистые, как трава — одни стебли, и те в цвет окружающей местности. Вот между кустиками и низинкой Покатилов и расположился. Вместе еще с двумя охранниками. Один прятался в кустах — довольно удачно, комбинезон у него был что надо, Ваня не сразу его и заметил. Второй возился у огонька. Да, да, и огонек тут был— маленькая бездымная спиртовка, на которой в данный момент кипятилась вода в цилиндрической посудине с длинной ручкой. Отчетливо пахло свежезаваренным кофе.

— Ну, здравствуй, пропажа, — первым поздоровался Покатилов. — Присаживайся! Кофе будешь? И указал на раскладной стульчик напротив себя.

Один из охранников отобрал у Сиверцева автомат и ушел к коллеге в кусты. Второй просто убрел в сторону низинки. Тот, что возился у спиртовки, налил кофе в металлические кружки, но не банальные армейские, а термические, двухслойные, с надписью «Berghoff» на блестящих полированных боках. Налил, погасил спиртовку и тоже удалился.

Сиверцев отчего-то подумал, что впервые перед беседой с Покатиловым его не обыскали. Автомат забрали, да, но по бокам не хлопали и по карманам не шарили. А ну как у него за пазухой пистолет припрятан?

— Здравствуйте, — сдержанно поприветствовал Покатилова Ваня. — Кофе буду! Он присел на стульчик и потянулся к ближней кружке.

«Хоть кофейку хорошего попью, — подумал Сиверцев отстраненно. — А то на заимке такая пыльная гадость, зомби — и те побрезговали бы. А мы пьем, ети его в колготки…» Но реальность не замедлила напомнить о себе.

— Что ж ты, Ваня, от меня прячешься? — спросил Покатилов почти ласково.

В другое время Сиверцев от этого вопроса и от этого тона почувствовал бы себя крайне неуютно. Сейчас он тоже не обрадовался, но известие о четвертой подряд вахте его не то ожесточило, не то просто придало безрассудной отваги. Поэтому он даже кружку с кофе от лица не убрал.

— Я? Прячусь?

— Ну, не я же! — хмыкнул Покатилов. — Я тебя после первой вахты ждал-ждал на поговорить, а ты зайти почему то не соизволил. Нехорошо. Ая не люблю когда нехорошо. «Не знает, что ли? — подумал Сиверцев с недоумением. — Тогда расскажу…»

— После первой вахты у меня тут же вторая началась. Без паузы. А потом третья. И на днях, вот, четвертая начнется. Покатилов поглядел на него с подозрением.

— Не понял! Сиверцев пожал плечами:

— Я уже три месяца тут, на заимке, торчу. И дальше торчать придется, Тараненко распорядился. Думаете, мне самому не хочется пивка дернуть в «Вотрубе»? Или, допустим, в «Штях»?

— Погоди. Ты хочешь сказать, что весь апрель просидел тут, в Зоне?

— Ну, да! Конец февраля, март и апрель. И май досижу, и июня еще прихвачу, как пить дать.

— Опять не понял! — сказал Покатилов и сдержанно покачал головой. — Я смотрел институтский график. Там черным по белому сказано, что девятнадцатого марта ты благополучно сменился и отбыл с заимки в городок на реабилитацию. А шестнадцатого апреля опять заступил на вахту. Теперь удивился Сиверцев:

— Я? На реабилитацию? Вранье, я как в феврале на заимку приехал, так с тех пор тут и торчу. Самое дальнее, куда отлучался — с Рахметяном и Филиппычем недели две назад в «100 рентген» заходили. У Рахметяна день рождень был, решили коньяку прикупить, не все ж спиртягу жрать…

— Так-так-так, — пробормотал Покатилов глубоко мысленно. — Ай да Тараненко, ай да сукин сын! А мне сказал…

Тут Покатилов умолк, поэтому Ваня так и не узнал, что ему сказал Тараненко. Хотя было бы интересно.

Некоторое время Покатилов молча размышлял, уставившись на свою кружку с остатками кофе. Возможно, он думал о том, какой Тараненко ловкач. Возможно — ещё о чем-нибудь. Но это Ване тоже не суждено было узнать. Однако тот факт, что по институтским документам Сиверцев работал в нормальном режиме, через вахту, а в реальности ничего подобного — подряд, без реабилитации, совершенно однозначно что-то изменил в планах и намерениях Покатилова. Во всяком случае, разговор он решил завершить, причем немедленно.

— Что ж… Тогда на сегодня все, Ваня. Ступай, работай. Одна только будет к тебе просьбочка, уж не откажи. Когда на заимку Псих заявится, дай мне знать. Почту мою ты помнишь, надеюсь.

— Псих? — поразился Сиверцев. — Значит, он жив? Покатилов с интересом воззрился на Ваню.

— А что, была информация о его смерти?

— Нет, не было, — смутился Сиверцев. — Просто о нём с осени ни слуху, ни духу, я думал сгинул он где нибудь… Или вообще в бега подался.

Покатилов долго глядел Сиверцеву в глаза и тому стоило больших усилий, чтобы выдержать этот взгляд, не отвести глаза.

— Жив он, — наконец сообщил Покатилов. — И скоро объявится. Если ты заметил, я сказал «когда объявится», а не «если объявится». У меня есть основания говорить именно так, можешь не сомневаться.

— Я не сомневаюсь! — поспешно заверил Ваня.

— Вот и молодец. Сообщишь, значит. И очень будет хорошо, если сначала мне, а потом уж, чуть погодя — своему шефу. «Знает, — понял Сиверцев. — Конечно же, знает…»

Слегка уже подзабытое ощущение ходьбы по раскаленной сковородке вернулось к нему во всем своем нервном великолепии. А Ваня Сиверцев всегда, и, скажем прямо, не без оснований полагал, что шпион из него получится хреновый.

Да и какой он, по правде говоря, шпион? Так, марионетка, мелкий осведомитель, разве что. И с одной стороны официальный шеф, неофициально работающий на какую-то загадочную зарубежную силовую контору и Сиверцева вынудивший помогать ему в этом, а с другой— вновь набирающий силу после зимних государственных наездов бандюган Покатилов. А сам Ваня — очередная песчинка, угодившая в эти безжалостные жернова.

Зря он надеялся, что осенняя история завершилась. История продолжается, нет сомнений — потому что Покатилов сказал не «если Псих объявится», а «когда Псих объявится». Нынешний его собеседник не из тех людей, которые легкомысленно бросают слова на ветер.

— Так я пойду? — спросил Ваня у Покатилова.

— Иди. И не забудь уж. Дашь знать о Психе — точно не пожалеешь. Я ведь не Тараненко, я за информацию реально плачу, а не кидаю.

— Ага, — обтекаемо согласился Сиверцев, развернулся и быстренько пошел к заимке.

Когда он проходил мимо кустов, охранник без лишних слов протянул отобранный недавно автомат.

Глава вторая

Едва ботаник ушел, Антон Бондаренко по прозвищу Киргиз на всякий случай предстал перед боссом. Босс по обыкновению охранника вроде бы и не заметил — как сидел, уставившись в кружку, так и продолжал сидеть. Думает, значит. А когда босс думает, лучше не мешать. Киргиз, стараясь не очень маячить, терпеливо ждал. Долго, минут пять. Потом Покатилов все таки поднял взгляд на охранника.

— Зови всех, уходим, — объявил босс.

Киргиз коротко, без пальцев, свистнул. С пальцами было бы громче, но сейчас все находились совсем рядом, громкость ни к чему. Наоборот, лучше тихо собраться и тихо свалить, без помпы и рекламы. Иди знай что за твари вокруг научной заимки ошиваются! Да и сами научники те еще типы: вроде как мирные и насквозь яйцеголовые, а туда же — с «калашами» ходят! И, судя по тому как держал недавний ботаник свой «калаш», стреляет он нередко. Да и сам ствол явно не в пыльном шкафу неделями стоит, сразу видно.

В Зоне Киргиз себя чувствовал не очень уверенно, но тут было кому глядеть вперед и замечать ловушки, так что по этому поводу он не особенно переживал. Зато стрелял он, если нужно, дай бог каждому.

За то, наверное, и пригрел босс в свое время незадачливого сталкера Киргиза. Впрочем, сталкера — чересчур громко сказано, не успел Киргиз стать сталкером, даже плохоньким не успел. Четыре ходки, первые три пустые, а последняя кровавая, аж вспоминать не хочется.

Киргизу было немного стыдно за себя недавнего — самоуверенного и наивного, припёршегося несколько лет назад из родимых Чебоксар покорять Зону. Н-да… Едва-едва не допокорялся…

Сначала казалось, будто бы все просто — иди себе за периметр, гляди под ноги, дабы не влезть ни в какую дрянь, собирай артефакты, загоняй их потом разнообразным барыгам, торгуйся с ними до позеленения. Ничего особенного.

Насколько же все оказалось сложнее!!! Киргиз только на то, чтобы проникнуть за периметр, потратил почти все наличные деньги, а ведь собирался на них месяца три жить. В первый выход он решил далеко не забираться без спешки осмотреться сначала, притереться к снаряжению, понять что к чему.

Нихрена в итоге не понял! Походил по заросшему колючей травой полю, не нашел ровным счетом ничего интересного. Даже сомнения взяли — а это Зона вообще или где? Может, кинули его, как последнего лопуха, денег взяли, а запустили в какие-то абстрактные дебри, где, понятное дело, никаких артефактов нет и быть не может?

Но потом Киргиз набрел на труп в сталкерском прикиде — старый, высохший, словно мумия. В черепе дырка, карманы вывернуты, рюкзак рядом валяется, тоже выпотрошенный. И изучать Зону в одиночку Киргизу резко расхотелось. Кляня себя на чем свет стоит за неоправданные траты, вернулся в городок, на съемную квартирку и решил, что самодеятельности хватит. Надо искать стаю.

Следующая неделя ушла у Киргиза на поиск подельников. Терся он по барам, на рынке, бродил по городку, суя нос в каждую встречную забегаловку. Чуть не получил по шее от каких-то рыночных темнил, которые приняли его за мента в штатском. Нарвался на проверку документов от ментов настоящих, но как-то с грехом пополам отбрехался, благо квартиру снял официально, в риэлторской конторе, да и в миграционке зарегистрировался чин-чинарем, а то точно назад в Россию выдворили бы. Соврал напоследок, будто бы ищет бюро по трудоустройству. Вроде поверили.

Однако этим же вечером допрашивавший его мент, к тому времени сменивший форму на цивильное, отловил Киргиза в баре «Фокус» и после пятиминутной предварительной болтовни ни о чем вкрадчиво поинтересовался какого рода трудоустройство его, Бондаренко Антона, реально интересует. А то, мол, можно устроить работенку, связанную с местной спецификой. Небезопасно, конечно, зато оплачивается неплохо. Киргиз послушался внутреннего голоса и откровенничать с ментом не стал. Не клюнул, то есть, на его посулы, хотя вообще-то Киргизу отчаянно хотелось согласиться. Скорее всего, правильно сделал, что не клюнул.

Еще примерно через неделю вышел на него другой тип, назвавшийся Рудиком, и позвал в компанию. Мол, собирается команда в сторону Милитари, ждут навар обильный, руки и стволы нужны. Выход на днях, после ожидаемого выброса.

На мента Рудик совсем был не похож, внутренний голос на этот раз смолчал, поэтому Киргиз поломался для порядку и согласился. Назавтра назначили знакомство с подельниками.

Команда Киргизу не то чтобы не понравилась — в конце концов, он не в скаутский лагерь приехал, и рожи у местного сброда были соответствующие. Команда не производила впечатления команды, вот что смутило. Шесть человек, но как-то вроде каждый сам за себя. Даже выпивку во время разговора каждый выбирал сам и платил за нее сам. Но Киргиз решил рискнуть. Снаряжение его новичковое в принципе одобрили, посоветовали только антирада докупить, а то мало ли?

Выброс случился через два дня; на третий в ночь и вышли. Киргиз заранее изучил карту и довольно быстро понял, что идут на самом деле вовсе не к Милитари, а почти точно на запад, в Дикие Земли. Но возникать Киргиз не стал, поскольку долговязый проводник по кличке Фаза топал достаточно уверенно, да и остальные не выказывали ни малейшего беспокойства. Вместо этого он сосредоточился на самой Зоне. Поглядел, к счастью издали, на первые в своей жизни аномалии — карусель и жарку, на чьи-то неопрятные останки около каждой и мысленно похвалил себя за мудрое решение прекратить одиночное покорение Зоны.

Потом пришлось отстреливаться от стаи собак; это дело было привычное и знакомое (не собаки, конечно, а стрельба — собаки были как раз жутковатые, голые, слепые, все в ужасающих кровоточащих язвах, бр-р-р-р…), Киргиз показал себя с самой лучшей стороны. Если до того на его ствол молча косились, то теперь косились не как раньше, а с уважением.

В итоге притопали в окрестности бара «100 рентген»; Рудик с Фазой ушли вперед на какие-то переговоры, а Киргиз и еще трое новичков остались их дожидаться на окраине трущоб, в полуразвалившейся беседке, которую оплетали жутковатого вида колючие лианы. В лианах Киргиз после того как присмотрелся с изумлением опознал дикий виноград, но в Зоне все было так: живность и растения зачастую можно было опознать, но при взгляде на теперешний их вид внутри что-то переворачивалось и холодело.

Рудик с Фазой привели еще одного типа, похожего на шахтера — в нелепой каске с фонарем, в робе какой-то засаленной и чумазого донельзя. У Киргиза сразу возникли нехорошие подозрения, которые, увы, позже оправдались. Пошли не прочь от трущоб, а наоборот, в самое их средоточие, в сердце. Индустриальный пейзаж, придавленный сорока годами запустения, сильно действовал на нервы. Киргиз дергался на каждую крысу, бросающуюся наутек при их приближении. Фаза заметил это и поднял его на смех, Киргиз отмолчался, хотя было обидно. В итоге пришли к какому-то ангару, полному ржавого, сильно фонящего железа. Самый здравомыслящий из команды, Саня Храпко, все сильнее хмурился. Да и у Киргиза предчувствия были не из лучших.

В ангаре Рудик с шахтером полезли то ли в подвал, то ли в подземелья какие — подковырнули ржавый металлический люк в одном из углов и принялись спускаться по вмурованным в бетон ветхим скобам-ступенечкам. Фаза мрачно проводил их взглядом и сплюнул в сторону.

Храп улучил момент и шепнул Киргизу, что ему все сильно не нравится и предложил в случае чего держаться вместе. Киргиз, разумеется, согласился — Храп, то бишь Саня Храпко, производил наиболее выигрышное впечатление из всего этого сброда. Заводилы же гоп-команды наоборот — чем дальше, тем более мутными типами казались.

Вскоре шахтер и Рудик вылезли на поверхность — оба злые, то и дело один на другого щерясь. Собственно, их ругню было хорошо слышно еще до того, как оба выбрались из люка. Новичкам они ничего толком не объяснили, выцепили Фазу, отошли в сторону и принялись громко шептаться. Киргиз уловил одну единственную фразу: «Схрон пустой». Стало быть, кто-то кого-то кинул или обокрал. Дело окончательно перестало Киргизу нравиться, а тут еще Храп намекнул: валить, мол, надо по-тихому, пока можно. Ну, они бочком-бочком, да из ангара и сделали ноги. За ними увязался и третий из новичков — Олег Суслов, которого называли, ясен перец, Сусликом. Почему за ними не увязался четвертый, имени и прозвища которого Киргиз сейчас уже и не помнил, осталось загадкой. Когда они с Храпом и Сусликом отошли от ангара довольно далеко, позади сухо хлопнул одиночный пистолетный выстрел. Кому он достался выяснять никто не захотел.

Суслик предложил по дороге завернуть в бар в поисках оказии, но Храп с Киргизом были против: не зная местного народу и местных обычаев можно было легко нарваться на неприятности. Суслик принялся ныть, что раз уж они в Зоне нужно хотя бы попытаться окупить выход — снаряжение, там, патроны, но Храп с Киргизом были непреклонны: надо валить за периметр и искать нормальных сталкеров, а не шваль вроде Рудика или Фазы. Никаких артефактов в людных местах они не найдут, а сунешься с их опытом в безлюдные — там и останешься. Киргиз теперь понимал это весьма четко. Храп тоже.

А Суслик, видно, так и не понял, потому что на полпути к периметру вляпался в перелеске в какое-то свисающее с веток мочало. Орал он громко, но недолго. Киргиз в первую секунду сунулся было помочь, но Храп придержал его за шиворот. А еще через пару секунд стало понятно, что правильно придержал — вместо лица и груди у Суслика стала сплошная кровавая рана-язва и крик его сначала перешел в булькание, потом в тихое сипение, а потом и вовсе сошел на нет.

Киргиз с Храпом некоторое время тихо пятились — не вслепую, конечно, озираясь и выбирая куда ступить. Потом Храп долго блевал у кривой березки. Как оклемался — обошли гиблое место по широкой дуге, попутно выйдя к уже знакомой карусели, но и ее удалось миновать благополучно. Перед самым периметром схоронились в кустах до темноты, а уже ночью тихо пролезли в знакомую дырку и оказались вне Зоны. Ближе к городку, у самого КПП их чуть не взял натовский патруль, однако и тут Киргизу с Храпом повезло — солдаты отвлеклись на подъехавший институтский автобус, а горе-сталкеры сочли за благо юркнуть в придорожные кусты, где царила кромешная тьма. Натовцы посветили им вслед фонарями, но догонять почему-то не стали.

Более дурацкого выхода Киргиз представить себе не мог. Верить не хотелось, что он вляпался во все это дерьмо и утешало лишь одно: он сам и Храп вместе с ним вовремя соскочили. С новоявленным приятелем условились встретиться через день в закусочной у вокзала и Киргиз потащился отсыпаться.

А через день, когда встретились и дотопали к вечеру до сталкерского бара «Шти», узнали, что Рудик и Фаза накануне синхронно склеили ласты. Почему-то не в трущобах Диких Земель, а дальше — на Янтаре. Во всяком случае, сообщение-«похоронка» в сталкерской сети утверждало именно это.

Киргиза и Храпа сразу же взяла в оборот сталкерская братия — пришлось выложить все, как есть, без утайки и без намеков — прямым текстом. Их выслушали и, без комментариев, отстали, хотя Киргизу показалось, что и это еще не конец.

Правильно показалось. Пришлось еще разок вспомнить подслушанную фразу «Схрон пустой», потому что объявились хозяева того самого схрона. Рудик с Фазой, оказывается, затеяли ограбить ухоронку барыг-перекупщиков, для чего и наняли четверку салаг — добытое надо было вынести из Зоны, ну и защитить в случае чего по пути к периметру. Киргиза и Храпа живо сцапали за воротники и пришлось снова тащиться в Зону, показывать и место гибели Суслика, и беседку с виноградом-мутантом, и ангар, и люк в углу — все, что запомнилось в том злосчастном выходе. Одна польза: с хозяевами схрона заодно действовали настоящие матерые сталкеры и Киргиз многое подсмотрел лично для себя, на будущее. Он и спрашивать пытался, но проводники отвечали не очень охотно и Киргиз быстро отстал.

Перекупщики, по всей видимости, были людьми серьезными, потому что вскоре к ним доставили под чумазы рученьки того самого шахтера, сильно нервничающего. Его утащили в люк, а вылезли сопровождающие мордовороты уже без него. И вроде бы, пока все они находились в подземелье, что-то там такое прозвучало, похожее на выстрел.

После этого Киргизу и Храпу посоветовали получше выбирать нанимателей и велели проваливать. А в Зону их взяли, надо сказать, как они в «Шти» заявились — без оружия, без масок и комбезов, без антирада. Киргиз заикнулся было об этом, но босс перекупщиков так выразительно покосился на люк, куда совсем недавно провели шахтера, что пришлось живенько прикусить язык, брать ноги в руки и валить так быстро, как это вообще возможно.

Вариантов у них с Храпом, собственно, имелось только два: либо возвращаться к периметру уже знакомым путем, либо рискнуть и сунуться в бар, чтобы попытаться купить или занять хоть минимальное снаряжение. Насчет купить оба сомневались: за периметром цены задраны, а денег ни Киргиз, ни Храп с собой не прихватили, потому что в Зону попасть не планировали. И если в прошлый раз более выигрышным представлялся вариант ухода, то теперь оба сочли: лучше в бар. Без стволов не то что собаки — крысы могут сожрать, и фиг что сделаешь.

В «100 рентген» их пустили, хотя охрана при входе на их прикид сильно и неприкрыто удивилась. Но потом кто-то шепнул на ушко, и со словами: «А, это позавчерашние…» Киргиза и Храпа таки пропустили внутрь.

Внутренность бара производила впечатление. В том смысле, что зал «100 рентген» не слишком отличался от приснопамятного ангара — все такое же облезлое и покореженное, от столов до светильников под бетонным потолком. Киргиз даже не удивился бы, если бы в каком-нибудь углу обнаружился люк под ржавой металлической крышкой. Народу внутри было немного, но и пустым зал назвать было трудно. Естественно, что два горемыки в городской одежде приковали все взгляды. Ну, а раз нашлось кому шепнуть про «позавчерашних», значит и текущее их положение присутствующим в общих чертах было понятно. Бармен, во всяком случае, сразу предупредил: шары, мол, не будет, можете на жалость не давить. Храп набычился, вынул деньги и спросил водки. Бутылка казенки стоила по мнению Киргиза астрономических денег, но им, бесспорно, было необходимо пригладить нервы, поэтому Киргиз тоже достал гривны и спросил закуски. В свою очередь, надо понимать, недешевой.

Так и оказалось. Дернули с Храпом по полстакана, закусили каждый половинкой беляша. Киргиз мрачно прокомментировал — надеется, что мясо в беляше не крысиное. Храп заверил, что ему все равно и налил ещё по полстакана. Хлопнули, закусили вторым беляшом и тут Киргиз задал резонный вопрос — а что делать-то? Пропить остатки денег, ясен перец, не проблема, но как выбираться?

Едва вопрос был произнесен вслух, к их столику подсел один из местных и сообщил, что может помочь. Из бара к периметру периодически ходит караван. Вот их и решили нанять. Носильщиками. Как шерпов в Гималаях. Причем не за деньги, как обычно нанимали носильщиков, а просто за выход из Зоны. Зато гарантирована охрана и даже жрачка в случае задержки. Храп мрачно уточнил, а дадут ли пыльники и хотя бы по паре таблеток антирада. Тут местный заржал и доверительно сообщил, что по могильникам они лазить не собираются, а груз все равно в контейнерах, так что радиации можно не опасаться. Во всяком случае, от бара до периметра дорога хоженая и спокойная, при всем желании не схватишь такой дозы, чтобы жрать антирад.

В общем, они согласились. Караван выходил нынче же вечером, поэтому покемарив прямо за столом в баре, Киргиз с Храпом прошли в подсобку, напялили прямо поверх одежды необъятные комбезы с чужих плеч, от сапог отказались, навьючили тяжеленные рюкзаки, вышли наружу и пристроились в колонну таких же горемык, вынужденных подрабатывать носильщиками. На этом их злоключения и закончились — за периметр вышли без проблем, погрузили рюкзаки в ожидавший грузовичок, скинули и забросили туда же одежку, а водила великодушно подвез их до городка, причем бесплатно. Но на окраине остановился и велел вытряхиваться, ибо великодушие великодушием, а работа работой. Киргиз с Храпом вытряхнулись, поблагодарили и водила укатил, а они переглянулись и направились к ближайшей забегаловке, цены на водку в которой, тоже по обычным меркам не особо гуманные, после бара «100 рентген» показались сущим демпингом.

Ну а четвертый для Киргиза выход в Зону случился еще через две недели и вышел он ничем, поначалу не примечательным. Дошел в смешанной команде сталкеров, мало-мальски опытных и таких же неофитов, как и сам Киргиз, почти до Янтаря. Вроде как ожидали найти богатое поле артефактов, но не нашли. Зато стало понятно как правильно паковать артефакты в контейнеры — Киргиз и этого не знал. С собранной мелочевки особого навара не предполагалось, Киргиз уже решил было считать этот выход чисто учебным, но в последний день на их команду наскочила банда мародеров. Все произошло до того быстро и внезапно, что Киргиз и сообразить ничего толком не успел. Шарах, шарах — и вокруг одни трупы, а из какой-то ближней канавки ломятся шестеро до зубов вооруженных громил и рожи у них такие, что можно себя заранее записать в погибшие. Но у Киргиза упала планка, как это иногда бывало в тяжелые моменты, и он умудрился на голых рефлексах, без участия разума, положить всех шестерых прежде чем они до него добежали. Наверное, по нему тоже стреляли, но Киргиз этого не запомнил. Просто в какой-то момент обнаружил себя с полупустым магазином и воронке от взрыва. И никого живого вокруг.

Когда разум включился, Киргиз решил для профилактики затаиться и выждать. И в итоге оказался прав: через час из той же канавки вылезли еще двое. Этих Киргиз снял уже вполне осознанно, а после дослал в чертову канавку одну за другой пару гранат. Оказалось зря — в обнаруженной потом лежке больше никого не нашлось. Киргиз обшарил трупы на предмет ценностей, но нашел только патроны и немного денег, явно просто карманных. Тем не менее Киргиз их забрал. Кроме того, он забрал себе четыре ПДА и неплохой биосканер. Трофейные стволы Киргизу не понравились — либо слишком громоздки, либо под экзотический боеприпас, поэтому их Киргиз бросил.

Сложив все, что он счел ценным и что был в состоянии унести, в вещмешок, Киргиз двинул к окну в периметре и миновал его в полном соответствии с инструкциями погибших уже проводников. Грошевые артефакты у него выкупил поджидавший барыга, причем Киргиз не сомневался, что его сильно обули. Но это его заботило мало, потому что к тому моменту новоявленный сталкер впервые всерьез задумался о перспективах избранной стези. Он отоспался, посидел пару деньков в по барам, выбирая самые тихие, а потом в городок вернулся Храп, отлучившийся на родину по причине прохудившегося кошелька, и рассказал, что в большом мире грянула очередная арабская жопа, а значит цены абсолютно на все в ближайшее время удвоятся.

В общем, сидели они с Храпом в «Вотрубе» и мрачно прикидывали собственные шансы. И вдруг к ним подсел местный распорядитель и предложил пока еще не работу — смотрины. «Ты, — сказал он Киргизу, — вроде стреляешь мастерски. Надо бы взглянуть. А ты, — это уже Храпу, — вроде в саперном деле шаришь, да и на татами неплох…»

В другое время Киргиз удивился бы — Храп о собственных талантах за то время, что они провели вместе, ни разу не обмолвился. Но сейчас удивляться было некогда. В тире Киргиз выступил с блеском, даже лучше, чем сам ожидал, но расслабился лишь когда ему велели пойти прикупить себе приличный костюм, рубаху и штиблеты, на что выдали денег в конвертике. Киргиз вышел из «Вотрубы», но сразу никуда не поехал, дождался Храпа. «К портному?» — лаконично осведомился тот, когда тоже вышел. «Ага!» — весело сознался Киргиз.

Храп молча вызвал такси, а назавтра, в еще необмявшихся парах, оба знакомились с начальником охраны.

Босса, Виктора Павловича Покатилова, хозяина «Вотрубы» и много еще чего, Киргиз с Храпом впервые увидели только спустя два месяца.

Работать в охране оказалось не особо и сложно, но вообще говоря Киргиз вынужден был признать, что ранее представлял это дело совершенно иначе. К примеру, стрелять кроме как в тире, на тренировках, не приходилось вовсе, но с одной оговоркой: если только не приходилось идти в Зону. В первом же выходе, когда надо было сопроводить каких-то хмырей, то ли сталкеров, то ли туристов, постреляли вволю — у собак словно крыши посрывало, кидались на группу почти беспрерывно, стаями. Но кое-как отбились. Потом были еще выходы, уже без чрезмерной собачьей активности, но постреливать по мутантам все равно приходилось. Дело у Покатилова было поставлено толково: в каждой команде имелись специалист-проводник, несколько стрелков, связист, врач, иногда спецы-ученые. Некоторые умельцы совмещали по две-три специальности. Поэтому в Зоне Киргиз не отвлекался на то, чего делать не умел — не высматривал аномалии, к примеру. Его специальностью была стрельба и если возникала нужда, со своей задачей он справлялся отменно, всегда, за что потихоньку начал зарабатывать авторитет. У Храпа тоже появилась своя специальность, но он в Зону ходил редко, поскольку довольно быстро вошел в ближний к Покатилову круг подручных, который занимался непосредственно охраной босса. С Храпом Киргиз виделся не очень часто, но приятельские отношения между ними за время работы у Покатилова только окрепли.

Потом у босса возникли большие трудности, но среди уволенных ни Киргиза, ни Храпа не оказалось. Кое-как пережили тревожную зиму и у босса дела вроде бы пошли на лад — во всяком случае, прокуратура и менты перестали чуть ли не ежедневно наведываться в контору и принадлежащий Покатилову бар «Вотруба». Начальник охраны снова принялся организовывать прекратившиеся было вылазки в Зону. Нынешняя была второй после пустой и тревожной зимы. И примечательна она была тем, что в Зону во второй раз на памяти Киргиза пошел сам Покатилов.

Киргиз знал, что в прежние времена босс был авторитетным сталкером и, судя по всему, многих навыков за долгие годы не растерял. Но как и все люди возрастом около полтинника он успел пристраститься к комфорту, поэтому в команде с ним постоянно ходил Пашка-стюард. И палатку ребятам приходилось таскать модерновую, и тигелек, и даже джезву — в Зоне босс не менял укоренившихся привычек и кофе поглощал во впечатляющих количествах. Киргиз к этому относился ровно: в конце концов, босс за все это платит и всю шоблу вокруг себя неплохо кормит. Стало быть, имеет право.

Впрочем, если бы Киргиз думал иначе — вряд ли он задержался бы на месте охранника.

В общем, глядел Киргиз как Пашка споласкивает бергхоффоские кружки, как пакует тигелек, и ждал когда подтянутся остальные ребята. Не забывая поглядывать на заимку, в которой обосновались ученые. Чем-то они босса расстроили, Киргиз чувствовал это. Этот хлыщ, который приходил, больше некому.

Подтянулись Налим и Тучкин, потом Храп нарисовался, а последним, как всегда, маньяк-следопыт Оцеола. Стюард Пашка как раз закончил паковать свой скарб.

— В «100 рентген», — объявил Покатилов, вставая.

Охрана привычно выстроилась в походный ордер — впереди Оцеола, за ним Киргиз и Тучкин — Киргиз слева, ему удобнее было держать левый сектор, а левше Тучкину правый. За стрелками Пашка, потом босс, за боссом Храп с палаткой и замыкающим — Налим, худой и шустрый, как ртуть, парень-универсал, совмещающий роли стрелка, следопыта и врача.

До бара было часа полтора-два ходу, как получится. В Зоне время — величина очень уж относительная и с расстояниями связана отнюдь не линейно. В целом день выдался спокойный, в воздухе ничего такого не висело напряженно-тревожного, как бывает перед выбросами, и зверье не бесновалось, как сразу после выбросов. Ордер резво топал по заросшему травой и редкими кустиками полю, только не по тропе, а метрах в десяти правее. Оцеола не любил ходить по тропам и на то у него имелось немало оснований.

Это только кажется, будто бы по тропе быстрее. Сто раз оно, может, и получится быстрее. А в сто первый обязательно нарвешься на сюрприз. Там, где часто ходят, самое то устроить засаду, это даже твари-мутанты понимают. И неважно, что тут места миллион раз хоженые, чем спокойнее места, тем меньше внимания им уделяют дилетанты.

Вскоре впереди-слева замаячил перелесок, жиденький и полупрозрачный, старший брат окрестных продуваемых всеми ветрами кустов. Киргиз подобрался и сосредоточился — так, чтобы если кто оттуда неожиданно попрет, стрельбу открыть в ту же секунду.

В сам лесок они соваться не собирались, должны были оставить его по левую руку, а как минуют-вдали уже и окраинные трущобы должны были просматриваться.

Лесок как раз был на траверзе, никто оттуда вроде бы не собирался выскакивать и бросаться в атаку, но вдруг оттуда донесся жутковатый протяжный звук, тоненький и сверлящий.

Оцеола даже запнулся и встал. Тут же, совершенно автоматически, замерли и все остальные.

— Это что за? — тихо буркнул Тучкин.

Оцеола сделал знак рукой — заткнись, мол. Потом обернулся и вопросительно поглядел на босса. Тот отрицательно качнул головой — стало быть, не знает что это. А уж босс-то много такого повидал, о чем нынче только легенды ходят.

«Двинули», — отсигналил Оцеола и пошел дальше, но теперь он повернул голову на пол-оборота налево. Киргиз тоже не зевал — приглядывался и винтовку держал наизготовку. Они прошли метров сорок, и тут из леска таки кто-то выскочил.

— Собака, — объявил Оцеола.

Бежала тварь именно к группе, в этом не было сомнений. Что-то в ее беге показалось Киргизу неправильным, но он не понял что именно, а гадать просто не пришло ему в голову.

— Снимаю, — объявил он, выдержал паузу в пару секунд и, поскольку возражений со стороны босса не последовало, выстрелил. Собака упала и одновременно в леске снова завыли.

Тучкин поморщился. На лесок он не смотрел, его делом было держать правый сектор. Он и держал. «Двинули», — опять отсигналил Оцеола и ордер снова пришел в движение.

Неприятный звук повторялся еще дважды, прежде чем они миновали лесок и взяли курс на окраину трущоб. Больше из зарослей никто не показался, а звук, хоть и неприятный, сам по себе не страшен, поэтому охрана Покатилова не обращала на него внимания.

Никто также не собирался рассматривать убитую собаку — во-первых, она валялась в стороне от цели, а вовторых, на хрена дохлая собака охране и, тем более, боссу? Сама мысль подойти и рассмотреть ни у кого из группы не могла возникнуть по определению.

А зря. Потому что собака была не простая. Точнее, не совсем простая. Так-то это была совершенно обычная псина, не слепыш, а псевдособака, каких в Зоне без счету. Местами лохматая и с репьями, местами лысая, в меру грязная и все такое прочее. Но кроме всего прочего на темени псины имелось небольшое отверстие; шерсть вокруг него была перемазана засохшей кровью и сукровицей, а еще из отверстия высовывалось что-то вроде толстого белого червя.

Собака была мертва — пуля пробила ей грудь. Но червь в голове продолжал слабо шевелиться.

Охрана Покатилова всего этого, понятное дело, так и не увидела — ордер быстро уходил в направлении бара «100 рентген».

Глава третья

Тараненко приехал на следующий день, прямо с утра. Иван Сиверцев бессовестно дрых, хотя время уже перевалило за десять. Даже в расстроенных чувствах он не смог бездельничать, в ночь за работой засиделся, а обслуживать сенсоры на точках настала очередь Колюни Бортко. Звук вездеходных движков Сиверцева и разбудил.

Он приподнялся на койке и глянул на внутренний экран-обзорник — посреди плаца действительно раскорячился институтский вездеход, который в данный момент как раз разгружали бойцы из подвахты. Чуть в стороне общались Тараненко и Рахметян, кто-то незнакомый одиноко бродил по плацу и таращился то на башенку заимки, то на периметр, то на вездеход, а в курилке вообще собралось человек шесть.

В принципе, была бы возможность — Ваня еще поспал бы. Но сейчас решил, что надо уже и вставать. Он мог сколько угодно злиться на злую судьбу и самоуправство начальства, однако наглеть в открытую — себе дороже. Вылетишь вмиг, а таких денег как здесь в большом мире ни в жизнь не заработать.

Поэтому Сиверцев живо натянул штаны, выудил из тумбочки пакет зубной пастой, щеткой и прочими мыльнорыльными принадлежностями и пошел умываться. После окончательно оделся и направился из подвала вверх, под открытое небо Зоны.

Небо было обычное — низкое, пыльно-серое, давящее. Первые дни в Зоне Сиверцев тяготился им, а потом привык. Ко всему ведь привыкаешь. И к небу этому безрадостному привык, тем более, что само по себе небо даже здесь было вполне безобидным. Бояться надо того, кто по земле ходит, а в небо разве что поглядывать иногда. Сиверцев вышел из башенки на плац, не удержался и зевнул. Его заметили, сразу же.

— Ваня! Сиверцев! — крикнул Тараненко, прервав разговор с Рахметяном. — Ты собрался уже? Сиверцев замер.

— В смысле? — недоуменно отозвался он.

Разговаривать с шефом через полплаца было не очень удобно, но Ваня реально очень удивился и к месту словно прикипел.

— В прямом! Собирай шматьё, через полчаса уезжаем!

Несколько секунд Сиверцев переваривал новость. Потом у него возник законный вопрос: если он сам едет на реабилитацию, кто тогда остается в Зоне двигать науку? Колюня Бортко, что ли, на второй срок попал вопреки вчерашним новостям? Но в итоге Сиверцев решил, что вопрос замены — не его дело. Шеф скомандовал собираться, значит надо собираться, тем более он три подряд вахты оттрубил и имеет больше прав смениться, чем кто бы то ни было другой на заимке, включая и бойцов из охраны тоже. Поэтому он пулей ссыпался по лестнице в жилой отсек, выудил из-под кровати полупустую сумку, по-быстрому запихал туда немногочисленные вещи и в том же спринтерском темпе вернулся на плац с сумкой на плече.

— Шустро! — ухмыльнулся Рахметян, когда Ваня приблизился к вездеходу.

— Спешу на волю, — осклабился Сиверцев. И в сторону Тараненко: — Извините, Максим Николаич! Вместо ответа Тараненко повернулся к бродящему по плацу незнакомцу:

— Алексей!

Тот встрепенулся и рысцой приблизился. Сиверцев рассмотрел его получше — веснушчатый парень, не юнец, но заметно моложе Сиверцева, лет двадцать пять, вряд ли больше. И еще Ване показалось, что в Зоне он совсем новичок, как сам Сиверцев полгода назад.

— Знакомься, — представил Сиверцева Тараненко. — Это Ваня, твой предшественник. А это Алексей, твой сменщик. Сиверцев и Алексей пожали друг другу руки.

— Давай, сдавай дела и назад, долго тут сидеть никто не собирается. И в жилом место покажи, Алеша у нас дебютирует. Сиверцев уронил сумку у вездехода и требовательно качнул головой:

— Пойдем, Алексей…

Сдать дела и показать обиталище было делом десяти минут, к тому же Ваня не склонен был растекаться мыслию по древу и тянуть кота за хвост. Быстренько показал что где, коротко обрисовал чем занимался и уж совсем напоследок поинтересовался есть ли доступ в институтскую сеть. Доступ у Алексея был. Значит и к локальному зеркалу у сменщика будет доступ, а пароли вот они, в сейфе, только ими старший вахты заведует. Пока старший Альберт Рахметян, но он, по слухам, уезжает, значит выдаст уже его сменщик. С бытом и того проще: вот тут, внизу жилой отсек и пищеблок с хранилищами. Койка вот, тумбочка вот. Белье свежее у вояк возьми, а это я сейчас выкину, всё равно оно одноразовое…

Алексей часто кивал и помалкивал, за что Сиверцев был ему премного благодарен. Только с автоматом вышла небольшая заминка: Алексей оставил его в вездеходе и пришлось новичку немедленно бежать наверх. Сбегал, принес; Ваня заодно показал где находятся оружейные шкафы, где боеприпасы и прочее полевое снаряжение, вплоть до картриджей к сенсорам. Ну и свой «калаш» заодно на плечо повесил — неизвестно сколько еще предстоит по Зоне болтаться: вездеход обычно объезжает несколько заимок и предсказать его маршрут бывает довольно сложно. Даже Тараненко заранее не всегда способен точно и исчерпывающе заявить: вот сюда стопудово заедем, а сюда — нет. Чаще всего — как получится, по текущей обстановке.

Кстати, именно из-за вот такой непредсказуемости иногда и приходится кое-кому сидеть на заимке две вахты подряд. А что делать — Зона…

Словом, через четверть часа Ваня, приплясывая от нетерпения, глядел как в вездеход с кормы грузят последние контейнеры и тюки. Сумка его давно уже была в вездеходе, на привычном салажьем месте в конце салона.

Вот уже и военсталкеры грузятся, и Рахметян в салон забрался, только Тараненко где-то по обыкновению пропадает.

Но вот и шеф, наконец, быстрым шагом идет через плац, от караулки к вездеходу. А кто-то из вояк, кажется Фалинский, к воротам — отворять.

Сиверцев отметил, что из гражданских присутствовали только он сам, сменившийся Рахметян, да шеф — вообще говоря, маловато для дежурного институтского маршрута по заимкам. Обычно едут трое-четверо, а иногда и до восьми человек ученых: на каждой заимке когда один, когда двое остаются на вахту, а кто-то сменяется и грузится в вездеход вместо них, как сегодня Ваня вместо новичка Алексея или Альберт Рахметян вместо прибывшего на вахту пана Ховрина. Довольно часто весь маршрут проходят работники института из администрации — прямые коллеги Тараненко. Бывает, каких-то шишек в мундирах возят, но точно не имеющих прямого отношения к военсталкерам. Наверное, натовское начальство.

«Хорошо бы с нашей четвертой заимки больше никуда не совались, — подумал Сиверцев мечтательно. — Что-бы сразу к периметру, через КПП — и в городок. К барам, к пиву, к ванной, полной чистой и неактивной, насколько это возможно около Зоны, воды и обязательно с высокой горой пены, пахнущей, скажем, жасмином или еще какими ландышами. Бухнуться в нее, окунуться по шею, а потом протянуть руку, взять запотевшую бутылку, свернуть ей голову-пробку, сделать большой-пребольшой глоток и блаженно застонать…»

— Ты чего, наука? — пихнул его один из вояк. — Баба приснилась?

Ваня вернулся в реальный мир. Наверное, он до того замечтался, что застонал вслух.

— А? — Сиверцев ошалело глянул на военсталкера.

Ученый хорошо помнил его еще по первому выходу в зону — фамилия его была Кутний, а имя упорно не вспоминалось.

— Извини, брат, — вздохнул Сиверцев. — Замечтался. Пива хочется, спасу нет! И Зона эта уже вот где! — Ваня выразительно чиркнул ладонью по горлу. Военный хмыкнул:

— Ну, да, ты ж тут с зимы торчишь… Озвереть можно, согласен.

— Налейте уж парню, — не оборачиваясь велел с переднего ряда Тараненко. — Точно заслужил!

Второй военсталкер, сидящий чуть впереди Сиверцева, но позади Тараненко полез за пазуху и добыл традиционную фляжечку, но Тараненко, опять таки не оборачиваясь, остановил его:

— Этого добра у них и на заимке хватает. Коньяку налейте! Ну, и мне заодно. Альберт, ты будешь? Рахметян оторвался от планшета:

— Что? Коньяк? Да, налейте, если нетрудно… И опять уткнулся в планшет.

Кутний весело хмыкнул и сунулся в кормовой отсек, на камбуз, где располагался аварийный барчик. Тараненко тем временем поднялся, прошел к Ване и уселся рядом.

— Столик откинь, что ли, — проворчал он вполне дружелюбно.

Сиверцев с удовольствием повиновался — не на обзорный же экран ему пялиться? Хватит, двенадцать недель пялился на местные пейзажи чуть не ежедневно. Надоело такое кино.

Кутний, пятясь, вернулся в салон. Вездеход заметно качало, поэтому ему приходилось совершать чудеса эквилибристики, дабы удержать на подносе все, что там стояло. А стояли там три небьющихся вискарных стакана, наполненных до половины, блюдечко с нарезанным лимоном и второе с ма-а-ахонькими охотничьими колбасками «Пикколини», как раз на один укус. Однако военсталкеры взвода прикрытия были хорошими эквилибристами — если надо. С подноса ничего никуда не делось и не упало.

— Спасибо, — поблагодарил Тараненко.

Кутний, оставив поднос на столике, передал один стакан сидящему впереди Рахметяну и ушел к товарищам.

Двигатели вездехода равномерно гудели; Сиверцев не мог расслышать ни слова из разговоров вояк впереди. Они, стало быть, их с Тараненко беседу тоже не могли подслушать, тем более, что ближе к корме гул только усиливался.

— Ну, — Тараненко сцапал свой стакан и потянулся к Ване, — с завершением ударной вахты!

Рахметян, не отрываясь от планшета, что-то неразборчиво промычал и колыхнул приподнятым стаканом. Сиверцев тоже взялся за стакан, чокнулся с Тараненко и отпил примерно четверть. Коньяк был очень даже приличный.

Как-то комментировать ситуацию Ваня не стал — явно ведь неспроста шеф затеял этот разговор.

— Как Зона? Привык? — справился шеф через полминуты. Сиверцев неопределенно пожал плечами:

— Разве к этому привыкнешь? Скорее, смирился.

— Филиппыч говорил, ты многому научился за последнюю вахту. А знаешь почему? Потому что сидел на заимке без перерыва. Если б тебя после первого месяца в городок вернули, на следующую вахту ты бы как с нуля заступал. В городке быстро все выветривается, что не очень глубоко въелось. По хорошему тебе бы еще месяцок на заимке посидеть — как раз шестнадцать недель, переломный срок. Кто столько в Зоне отсидит — уже не забудет ничего и никогда. По родному сортиру с опаской ходить станет и дорогу в городке переходить полуприсев.

«Свисти-свисти, — подумал Ваня грустно. — Слыхал я эти песни венского леса уже, неоднократно слыхал».

Наверное, у него был достаточно выразительный взгляд, потому что развивать тему Тараненко не стал. Отпил коньяку, бросил в рот колбаску. И без обиняков сменил тему:

— Рассказывай, зачем Покатилов приходил.

— Этого я не знаю, — честно признался Сиверцев. — Мы с ним вообще ни о чем толком не поговорили. Он всего лишь поинтересовался — зачем я от него прячусь? А я-то и не думал прятаться! Так ему и объяснил.

— В каком смысле прячешься? — уточнил Тараненко. — На связь не выходишь, что ли? Ваня поднял по-прежнему грустный взгляд на шефа и объяснил:

— Покатилов сказал, будто бы видел институтские графики дежурств на заимках. И якобы там указано, что не сидел я на четверке подряд три вахты, а как и положено по трудовому законодательству после первых четырех недель работы в Зоне отбыл на такой же срок в институт, на реабилитацию и все такое. Покатилов, очевидно, ждал, что я за эти четыре недели заскочу к нему в «Вотрубу», потолковать и все такое. Но поскольку на самом деле я оставался на заимке, заскочить я никак не мог. Это я ему и объяснил. Покатилов удивился, подумал, и закончил разговор.

— Серьезно, что ли? — удивился Тараненко.

— Да. Задумался, помолчал и отправил меня назад, на заимку.

— И ни о чем больше не спрашивал? Сиверцев поколебался и решил, что молчать не стоит.

— Ещё попросил шепнуть, если Псих объявится, — сказал Ваня с неохотой.

О том, что сообщить это Покатилову он должен был раньше, чем Тараненко, Ваня пока умолчал. Факты скрывать чревато, а вот подробности до поры до времени можно и придержать в резерве, хуже точно не будет. Тараненко испытывающе глядел на Ваню и взгляд у него был на редкость тяжелый.

— Ну и как? — поинтересовался Тараненко. — Сообщишь? Ваня невольно отвел взгляд.

— А куда мне деваться? — глухо переспросил он. — Я ж между вами, как песчинка в жерновах.

— От некоторых песчинок и жернова портятся, — проворчал Тараненко уже мягче. — Ты закусывай, закусывай. Сиверцев с некоторым облегчением потянулся к лимончику.

Вездеход все переваливался с боку на бок — вроде, от заимки практически до самого бара колея была давным-давно накатанная и утрамбованная, а трясло все равно немилосердно. Тараненко между делом покосился на обзорник. Там уже и трущобы виднелись — низкие бетонные строения, издалека похожие на незавершенную стройку. Там, в одной из этих бетонных коробок, располагался бар «100 рентген», место в Зоне практически культовое.

— Стоп! — выдохнул в трансляцию старший маршрута, опять же знакомый по прошлым выходам офицер, которого Тараненко называл просто Петро. — Гвардия, на выход!

Вояки принялись застегиваться и напяливать шлемы. Сиверцев воспользовался неподвижностью вездехода, глотнул коньяку, сжевал колбаску и принялся ожидать дальнейших расспросов, поскольку не верил, что шеф ограничится уже сказанным.

Лязгнул люк, гвардия полезла наружу. Сиверцев знал, что сейчас будет: выстроятся перед вездеходом чуть изогнутой шеренгой и медленно пойдут вперед, а вездеход так же медленно поползет следом за ними.

— А вы на заимку не этой дорогой проскочили? — поинтересовался Ваня.

— Не. — Тараненко покачал головой. — Южнее, мимо свалки. Мы ж на двойку заезжали перед вами.

— А… — понял Ваня и вздохнул. Потом набрался смелости и спросил еще разок — А сейчас как, на выход или по Зоне таскаться будем?

Вообще-то он краем глаза видел, что свеженьких-чистеньких контейнеров в грузовом отсеке вездехода не осталось, под зажимами стояли только пыльные, с заимок. Но кто ж поручится за планы высокого начальства?

— Там видно будет, — уклончиво ответил Тараненко. — Сейчас в бар заглянем, все и прояснится. Но заимок по графику больше нет. «Ну, хоть…» — подумал Сиверцев со вздохом.

— Ты, небось, о пиве мечтаешь? Вот и глотнешь в баре, раз уж заедем.

— Ага… — уныло отозвался Ваня. — Там пиво стоит как эппловский комп. А у меня финансы еще с марта поют романсы. Зарплату ж мне никто не завез…

— Я угощу, — пообещал Тараненко.

«Хм! — подумал Сиверцев. — Ну что же, никто, как говорится, вас за язык не тянул, Максим Николаич…»

От халявного пива Ваня отказываться не собирался. Пусть без ванны с пеной и еще в Зоне — хрен с ним, переживет как-нибудь. Главное, что жизнь налаживается, прямо как в том анекдоте.

Вскоре вездеход дернулся и пополз на пониженной передаче. Со скоростью пешехода до бара он будет тащиться не менее получаса, а вернее всего минут сорок-сорок пять. Как раз — не торопясь, со смаком допить коньяк и дожевать колбаски.

Вопреки ожиданиям Тараненко расспросы прекратил, а почему — это Ваня понял уже в обшарпанном зале бара «100 рентген».

Вездеход припарковался метрах в сорока от массивных металлических дверей с иногда подновляемой надписью в стиле городских граффити. Прямо тут же, у ворот, валялись несколько баллончиков из-под краски. Военсталкеры в бар не собирались, да и еще вопрос — пустили бы их туда. Охрана в данный момент наверняка с неудовольствием зыркала на них, во всяком случае все четыре камеры наружного наблюдения развернулись на вездеход. Поэтому бойцы, имея вид бесшабашный и независимый, забрались на броню, кто-то добыл большой пакет турецких полосатых семечек и все шестеро принялись их напоказ лузгать.

Рахметян минут за пять до прибытия наконец соизволил оторваться от своего планшета, допил забытый коньяк и вернул пустой стакан на поднос. Тараненко ушел в кабину к офицеру, поэтому Ваня Сиверцев счел, что если посуду приберет он — будет уместно и правильно. Пока он споласкивал стаканы и блюдечки на камбузе и складывал их в шкафчик, как раз и прибыли.

— Альберт, пойдешь? — выглянулиз кабины Тараненко.

— Уже да, — вальяжно подтвердил Рахметян. — Хоть ноги разомну.

«И правда, — подумал Сиверцев не без ехидцы. — Засиделся ты, Альбертик, с дня рождения жопу от кресла отрывал только чтобы уйти в горизонталь и поспать!» Четвертым с ними отправился Петро.

Едва перед воротами появился Тараненко, моментально распахнулась дверца, которую, вероятно, не прошиб бы и прямой выстрел из гранатомета. В проеме возник здоровенный охранник с автоматиком на груди — автоматик казался игрушечным на этом громиле. Рядом топтался второй охранник, помельче, но тоже не малыш.

— Добро пожаловать, Максим Николаич! — не сказал даже, а пропел первый неожиданно высоким голосом.

— Здрасте, — коротко поздоровался Тараненко. — Нас четверо. Охранник с сомнением указал на старшего маршрута:

— А этому разве можно? — протянул он неуверенно.

— Офицеру везде можно, — отрезал Тараненко. — Тем более, он без оружия.

Кобура у Петра действительно была пустой и напоказ расстегнутой — он прекрасно знал местные нравы.

— Ладно, заходите, — буркнул охранник и посторонился.

При виде Рахметяна он добавил: «Привет, наука!», что в равной мере относилось, видимо, и к Ване Сиверцеву. Когда пару недель назад троица с заимки наведывалась сюда, этот же охранник точно так же кинул Рахметяну и Сиверцеву: «Привет, наука!» и обоих впустил, а Филиппыч остался дожидаться снаружи, только не здесь, не на площадке перед воротами, а гораздо дальше, на самой окраине трущоб. С оружием в бар его точно не впустили бы, а передавать в чужие руки свой смертоносный агрегат и многочисленные по карманам стволы-ножи было не в правилах Филиппыча.

В баре почти ничего не изменилось с прошлого раза, разве только рожи за столиками группировались в ином порядке. Именно рожи — бритьем в Зоне себя мало кто утруждал, ну а образ жизни позволял наиболее вольготно чувствовать себя здесь отнюдь не сливкам общества, а наоборот — элементам, весьма далеким от джентльменства и максимально близким к уголовщине. Нормальные сталкеры в бар захаживали, но сидели тут редко: какой смысл покупать вьпивку даже не втридорога, а в десять дорогов? Нормальные сталкеры в зону ходят за хабаром, а выручку проматывают снаружи, за периметром. Зато мародеров и грабителей «100 рентген» всегда приманивал, как мух навозная куча. Все слухи и сплетни стекались сюда: кто, куда и зачем отправился, где и что продают или готовы купить, кто где гробанулся — все эти сведения кочевали из уст в уста и, положа руку на сердце, именно здесь планировались большинство ограблений и разбоев, потому что для местного сброда обобрать идущих с добычей незадачливых сталкеров так же естественно и почетно, как футбольному «Зениту» купить очередное чемпионство за народные деньги. Все это знали, но все равно все дороги вокруг Диких Земель так или иначе вели в «100 рентген», потому что так устроена жизнь, и неважно где — внутри периметра или снаружи.

Максима Тараненко тут, естественно, знали. И знали, что он не просто «прохвессор из института», а кроме всего прочего человек, ведущий довольно большие дела, и что за ним стоит некая не вполне очевидная, но совершенно бесспорная сила. Сиверцев не сомневался, что с присущей ему бесцеремонностью шеф торгует здесь информацией, причем скорее всего покупает он больше, чем продает. И еще Ваня подозревал, что здесь у шефа сидит связник, потому что почти каждый выезд в Зону Тараненко заглядывал сюда и часто после этого сначала впадал в недолгую задумчивость, а потом начинал действовать, резко и решительно, словно получил здесь некую информацию, обмозговал ее и принялся за работу.

Единственное, чего Ваня не понимал — это почему его шефом не интересуются компетентные органы Украины, поскольку Тараненко почти не скрывал, что сотрудничает с разведкой какой-то мощной европейской страны калибра Британии, Франции или Германии. Однако, если подумать, и этому находился ответ: сам Сиверцев волей-неволей мыслил как россиянин, гражданин пусть и не особенно успешной, но большой и все еще сильной страны, которая была и будет безоговорочным антагонистом западноевропейским державам, а Украина насквозь продажна и сколько уже лет подряд пляшет под дудку Америки с Евросоюзом в наивной и тщетной надежде затесаться в эту компанию на равных правах. В России к Тараненко, скорее всего, уже бы присмотрелись. А тут разве только не козыряют…

Простые люди, конечно же, ко всем этим гнусностям отношения не имеют — продажны чиновники и правительство. Но кому от этого легче?

Едва Тараненко появился в зале, бармен выскочил ему навстречу, поручкался и тут же метнулся к лучшему столу, выпроваживать каких-то сомнительных личностей в камуфле. Те, вопреки опасениям Вани, без слов встали и пересели задругой столик, да не соседний, а аж через два, так, что вокруг освободившегося возник эдакий вакуум. Зона отчуждения.

«Недурно он местных халдеев вышколил», — с невольным уважением подумал Сиверцев о шефе.

Сам Ваня без затей умостился за столом, у стеночки. Рахметян присел напротив; лучшее место, с торца, естественно, досталось Тараненко, а вот капитан, видимо, не захотел садиться спиной к залу и к выходу. Подсел к Ване, бочком.

— Чего будем? — Тараненко вопросительно оглядел присутствующих. — Коньяк тут паршивый, сами знаете.

— Знаем, — вздохнул Рахметян, одновременно морщась. — Может, просто водочки?

— Водочка тут тоже не очень…

— Тогда по пивку. Пиво испортить трудно.

— В этой стране, — пожал плечами Тараненко, — почти всё пиво испорчено изначально, на уровне замысла.

— Так что ж теперь, совсем не пить? — всплеснул руками Рахметян. — Ваня! Скажи веское слово молодости!

— Мне пиво обещали, — индифферентно отозвался Сиверцев.

— А я вообще спиртного не хочу, — неожиданно заявил Петро.

— Чай и кофе тут, опять же, не высший сорт. — Тараненко ухмыльнулся. — Да уж, положеньице! Он обернулся к терпеливо ожидающему чуть поодаль бармену и осведомился:

— Мое еще осталось?

— Пол-ящика! — проинформировал бармен.

— По бутылочке, — велел Тараненко. — И орешки какие-нибудь, что ли.

— Сей момент! — кивнул бармен. — А Толика сразу звать или потом?

— Сразу зови.

— Ага, — уронил бармен и умчался.

Буквально через минуту он вернулся с четырьмя бутылками «Пльзеньского», причем чешского производства. У Рахметяна с Сиверцевым натурально глаза на лоб полезли.

— Фигассе! — оценил Сиверцев, заранее предвкушая. — Чешское! Тараненко небрежно пояснил:

— С точки зрения любого чеха бутылочное — тоже не пиво. Но мы ведь не чехи, так что…

В следующие несколько минут Ваня умирал, возрождался, снова умирал и снова возрождался — ровно по числу глотков. Он и представить не мог — насколько истосковался по простому, в общем-то, народному напитку и по атмосфере, сопутствующей его поглощению. Ему даже смешно стало — по дому в родимом Череповце он, как оказалось, не так скучал, как по хорошему пиву. Вот ведь закавыка какая…

Пришел упомянутый Толик — нечесаный и небритый мужичок достаточно затрапезного вида, чтобы даже в Зоне выглядеть неопрятным. Он сел рядом с Рахметяном и принялся что-то монотонно бубнить — слушали его только шеф с Альбертиком. Ваня не слушал, и Петро, похоже, тоже не слушал, а загибал Толик что-то насчет каких-то поставок чего-то и куда-то. Вникать чего и куда совершенно не хотелось; Ваня и не вникал. Зато Тараненко слушал внимательно, даже переспрашивал иногда.

«Вот ведь жизнь у человека, — неожиданно посочувствовал шефу Сиверцев. — Ни минуты покоя, круглые сутки кто-нибудь его одолевает. То рассказами, то расспросами, то просьбами. Я бы так не смог, озверел бы моментально».

Он в очередной раз глотнул пива, рассеянно шаря взглядом по залу и вдруг что-то словно бы заставило его поглядеть в сторону входа.

Ваня взглянул и обмер, чуть нe выронив из внезапно ослабевшей руки бутылку с остатками «Пльзеньского».

В арочке, еще не войдя в сторентгеновский зал, стоял и близоруко щурился сталкер Псих собственной персоной. Секундой позже его заметил и Тараненко.

Глава четвертая

Заночевали в «100 рентгенах», в обычной норе. Босс в своих апартаментах, а охрана — в обширном предбаннике. Киргиз не особо любил ночевать в Зоне, тем более в этом гадючнике. Не в том смысле, что тут грязно — нет, вполне терпимо, а по меркам Зоны — так и вовсе роскошно. Киргизу не нравились местные джигиты. Рыла у всех, словно у рецидивистов, и смотрят на тебя так, будто прикидывают как тебя половчее пристукнуть. Постоянное ожидание, образно говоря, ножа в спину не покидало Киргиза едва трущобы Диких Земель начинали маячить на горизонте и не проходило пока они за горизонтом не исчезали. Киргиз знал, что в Зоне прорва значительно более гиблых мест, но туда он, скорее всего, потопал бы охотнее, нежели в это бандитское логово. Чего уж говорить, если приходится тут ночевать?

Зато босс ничем подобным не заморачивался. Или просто не показывал виду — кто его разберет? Наверняка он помнил бар совсем другим, и его тут, стопудово, тоже периодически вспоминали. Возможно, что сталкер Лось, как раньше величали босса, имел перед баром какие-то давние заслуги, хотя скорее всего он просто хорошо платил хозяевам. Но так или иначе, у Покатилова имелись в одном здании с баром личные апартаменты, за которыми местные в его отсутствие приглядывали. Понятно, что никаких важных дел босс тут не вел, потому что здешние стены вполне предсказуемо имели бальшущие уши, да и глаза, скорее всего, тоже. Но отсидеться всегда было можно, чем босс с успехом и пользовался.

Ночь прошла спокойно, хотя выспался Киргиз традиционно плохо. Все мерещилась ему какая-нибудь фигня, грозящая перерасти в стрельбу или хотя бы в поножовщину. Однако и в этот раз обошлось, а наутро босс, даже кофе не испив, велел собираться и выходить к периметру.

Топали сегодня непривычно резво, видать, и Зона поднадоела за четыре дня, и по миру за периметром все соскучились. Маршрут был знакомый, никаких особых сюрпризов он не сулил, поэтому уже к полудню вышли в совсем уж спокойные места, по дороге отстрелив ноги всего-то парочке зомби.

Ну а как периметр миновали, вообще все расслабились. В леске, уже самом обычном, без всякой зоновской жути и без зловредного зверья их встретил Чига, проводил до своей японской таратайки и команда, воодушевленная и обмякшая, погрузилась. Босс уже прилип к мобильнику — минут десять не убирал руку с комом от уха и непохоже, чтобы собирался разговор прекратить. И разговоры у него, надо сказать, непростые: босс в основном слушает, редко когда вставляет фразу-другую.

Эх, высокая арифметика большого бизнеса… Киргиз о себе точно знал, что к ней категорически непригоден. Его дело — стрелять. Вот это он умеет здоровски, без ложной скромности можно отметить.

А самое главное — отчетливо понимает: чем меньше приходится стрелять, тем лучше для всех. Тир, понятно, не в счет…

Чигаловко гнал «ниссан» разбитым проселком, ребята внутри даже и не летали особо, хотя сидели-то плотно, потому как тесновато для шестерых в такой таратайке даже если все сидят прямо на полу. Потом трясти и вовсе почти перестало: выехали на щербатый асфальт. До городка оставалось всего ничего, минут пятнадцать — и то лишь потому, что асфальт, положа руку на сердце, говно: яма на яме. И ту ту «ниссана» рвануло колесо. Хорошо, хоть заднее… Правое заднее.

Сначала послышался легкий хлопок, потом «ниссан», припав, как хромая собака на больную ногу, назад и накренившись вправо, пошел юзом. Точнее, пошел юзом задний мост — корму стало заносить вправо. Неопытные водители в таких случаях рефлекторно крутят руль влево и притормаживают, и тогда всё — машину заносит окончательно и она летит кувырком, через крышу. Но Чига был опытный водила, вообще не стал тормозить, только газ, естественно, отпустил, а руль крутанул против заноса, как гонщик на повороте трека. Если бы дорога была ровнее и шире, скорее всего все обошлось бы убитым диском да умеренными повреждениями моста и рамы около правого заднего колеса.

Дорога, увы, была не очень, а главное — при заносе лопнувшее колесо начало сползать в кювет и тянуть за собой все остальное. Чига не удержал увечный микроавтобус на дороге — тот все-таки кувыркнулся в кювет, встал на крышу, потом опять на уцелевшие колеса и, уже погасив скорость и вращение, медленно повалился на правый бок.

Чига и сидевший впереди Покатилов были пристегнуты, поэтому остались в креслах, хотя верхний — Чига— косо повис на ремнях. А вот шестеро охранников сзади лежали вповалку.

Киргиз сначала сидел в середине по правому борту, прямо на полу, привалившись спиной прохладному металлу. Когда кувыркались он больно ушибся лицом о винтовку и ударился обо что-то локтем, не успел сообразить обо что. Когда «ниссан» перестал кувыркаться и замер, Киргиз лежал в общей куче ближе к верху — под ним оказались Тучкин, Оцеола и, кажется, Налим. Храп нашелся рядом, поперек Оцеолы с Тучкиным. Сверху, значит, венчал кучу-малу стюард Пашка.

— Босс! Вы целы? — просипел Храп первым делом.

— Пока да, — сварливо ответил Покатилов и по его тону Киргиз сразу понял, что босс зол, но действительно цел.

Киргиз шевельнулся и Пашка безвольно сполз с него под вертикально задранное днище, кажущееся сейчас бортом. Киргиз приподнялся, вынимая из-под себя винтовку. С разбитой губы капало красным, а во рту было солено. Шевельнулся и Храп; под ним пискнул на выдохе Оцеола.

— Ну-ка, отозвались все по очереди, — скомандовал Храп и принялся перечислять команду:

— Оцеола! Жив?

— Более чем, — пробасил следопыт.

— Тучкин?

— Жив, — ответил тот. — И цел, вроде, тоже.

— Киргиз!

— Губищу расквасил, — пожаловался Киргиз. — А так в норме. Упоминать о саднящем локте он счел излишним.

— Налим?

— Если с меня слезут, — сдавленно отозвался Налим откуда-то из самых недр кучи-малы, — я смогу ответить точнее.

— Понятно… Пашка! Пашка молчал.

— Пашка! Ответь! Пашка молчал.

— Он сбоку лежит, если встанем — не заденем! — сообщил Киргиз, изловчившись и глянув через плечо.

Когда народ лежит после большого бума вот такой кучей и неизвестно — насколько живы и насколько целы люди, сразу вставать нельзя. Кто-нибудь может быть с переломами и без сознания. Или с переломами, но в сознании. Нетрудно представить каково пришлось бы Тучкину, если, к примеру, у Тучкина была бы сломана нога или рука, а Налим стал бы выползать с самого низу.

После того, как Пашка с Киргиза сполз, Киргиз остался верхним. Поэтому он коротко сообщил:

— Встаю!

И отлип от кучи-малы. Освободившийся Храп (Киргиз до того сковывал его ноги) встал тоже.

— Чита! — закончил он перекличку. — Ты как?

— Висю, — флегматично доложил Чига.

Киргиз тем временем глянул на стюарда. У того все лицо было окровавленное и разбитое, не только губа. Но руки-ноги, вроде бы, выглядели естественно, нигде не сгибались в неположенных местах или в неположенные стороны.

Киргиз тронул его шею. Под пальцами отчетливо прощупывался пульс, учащенный, но равномерный.

— Жив, — объявил Киргиз. — Без сознания. Налим, глянь-ка.

Куча-мала тем временем раскопалась и восстала. Каждый занялся своим делом. Храп вышиб ногами задние двери и пошел вызволять из кабины босса с Читой, Оцеола вылез следом за ним, Налим занялся Пашкой, Тучкин вызвался ему помочь. Чтобы не мешать им Киргиз тоже вылез наружу и решил пока осмотреть чего там шарахнуло.

Если честно, ему вообще показалось, что «ниссан» подорвался на слабеньком взрывпакете и потому всего лишь опрокинулся. Про лопнувшее колесо Киргиз сразу и не подумал, тем более, само колесо в процессе автокатастрофы оторвало и оно улетело даже дальше кювета— нашли его несколько позднее.

Микроавтобус малость помяло, не без этого; была покорежена правая задняя полуось, сиротливо торчал погнутый тормозной диск, но в целом можно было сказать, что фатальных повреждений, какие бывают при взрыве, не случилось.

— Так тебя через это самое, — пробормотал Киргиз, глядя на место, где полагалось пребывать правому заднему колесу.

Пробормотал и скривился — снова закровила губа. Киргиз добыл из кармана носовой платок и приложил к ране.

Тем временем Храп с Оцеолой открыли водительскую дверь, совместными усилиями извлекли из кабины Чигу и готовились принять босса, который ворочался, отстегивая спасительные ремни. Покатилову нужно было выбираться вверх, чему заметно мешал торчащий поперек пути руль. Храп и Оцеола подхватили босса под локотки и не без труда вытащили из микроавтобуса — все-таки Покатилов был габаритный мужчина.

На землю он спрыгнул самостоятельно и сразу же взялся за ком. Подошедший Киргиз не сомневался, что звонит босс не кому иному, как начальнику охраны. Вскоре показались Налим с Тучкиным.

— Чё там Пашка? — справился заскучавший было Оцеола.

— Головой приложился, — ответил Налим спокойно. — Сотрясение, скорее всего. Очнулся, лежит. Пусть лежит, пока наши не приедут.

Босс вышел на дорогу, чтобы не месить грязь в кювете; туда же потянулись было и остальные, но Храп на всех прикрикнул:

— Куда со стволами? А если проедет кто? Тут вам не Сомали, давай к автобусу! «А и правда, — спохватился Киргиз. — Мы ж уже не в Зоне…»

Удивляться тому, что никто из команды даже во время кувыркания в «ниссане» не выпустил из рук оружия, Киргиз не собирался: ребята были ушлые. Один Пашка-стюард не профи, он в итоге и пострадал больше остальных.

Чига угрюмо пинал днище пострадавшей таратайки. Его можно было понять — шоферюги обычно привязываются к своей технике, тем более когда она хорошая. А у босса плохого не встретишь, любит он когда все по высшему разряду.

Подмога примчалась минут через десять. Первым, конечно же, кубический джип с начальником охраны и парой ребят из тех, что в Зону никогда не ходят. Босс немедленно сел внутрь, а еще минут через пять джип укатил. Храп, которому дали указания перед отъездом, вернулся к остальным.

— Ждем, — объявил он. — Ща доктора примчатся и за нами кто-нибудь.

Доктора примчались еще минут через десять и сразу же принялись грузить Пашку в реаниматор. Потом промыли и заклеили губу Киргизу, а Чиге вправили вывихнутый палец. А там и транспорт подоспел, везти пострадавшую команду на базу.

— Босс, — угрюмо произнес начальник охраны, когда Покатилов в очередной раз закончил разговаривать по мобильному.

— Ну? — отозвался Покатилов.

— Я вынужден снова вернуться к процедуре перехода периметра. Запрет на встречу и сопровождение надо снимать. Если бы мы сопровождали Чигу, половина вопросов снялась бы автоматически.

— Вопросы и так снялись.

— Если бы это был теракт, последствия могли быть фатальными. Покатилов некоторое время молчал; потом ровно, почти без интонаций произнес:

— Я не люблю слово «если». Будь это бомба — некого было бы спасать. А если нас хотели просто задержать или взять за воротник, так рядом со мной находилось пятеро твоих ребят при оружии. Что изменил бы ты со своим «Брабусом» и еще парой ребят?

— Те пятеро экипированы для работы в Зоне, а не вне ее. По эту сторону периметра автоматические винтовки запрещены законом, босс.

— Закон, — фыркнул Покатилов с неприкрытым презрением. — Кто тут о нем всерьез думает, а? Начальник охраны глубоко вздохнул:

— Не стоит давать прокуратуре ни единого шанса. Они ж только и ждут повода опять в нас вцепиться!

— Вот-вот! — подтвердил Покатилов. — Поэтому из Зоны надо выходить тихо, на Чиге, а не гнать к периметру эскорт с «Брабусами». Мы уже обсуждали это не раз, нет смысла возвращаться.

— Но сегодня… — начал было начальник охраны, но тут у босса тихо тренькнул вызов и он умолк. Покатилов мельком взглянул на экранчик кома и ответил:

— Слушаю. Пауза.

— Прямо сейчас? Пауза.

— Хорошо, сейчас буду. И нажал отбой.

— Скажи, чтобы завернул к беседочке, — велел он начальнику охраны и тот потянулся к пульту связи с водителем. У городка «Брабус» свернул на объездную.

В нужном месте еще никого не было. Джип остановился на обочине; из него вышли начальник охраны и один из его парней. Начальник остался у машины, а рядовой охранник неторопливо прошел к покосившейся беседочке, обошел ее по кругу, просканировал на предмет шпионской электроники, заглянул под ветхие скамейки и внимательно осмотрел свод изнутри. Потом походил вокруг, удалившись метров на десять. И вернулся.

— Чисто, — сказал он начальнику. Тот приоткрыл дверь, за которой сидел Покатилов.

— Чисто, Виктор Павлович.

Покатилов, решивший раз уж перед встречей выдалась пауза проверить почту, не отреагировал — он внимательно глядел на экран коммуникатора.

Первые два письма были дежурными, их он мельком проглядел и закрыл, решив, что разберется позже. А потом взглянул от кого третье и на миг напрягся. Подчеркнуто плавным движением коснулся экрана, открыл.

Письмо состояло всего из одного слова: «Пришел». Отправителем значился Иван Сиверцев, человек, которого с некоторой натяжкой можно было назвать казачком, засланным к Максиму Тараненко.

Натяжка была следствием простого факта: ни для кого, собственно, не секрет, что Сиверцев иногда захаживает к Покатилову и его якобы консультирует. Если бы Покатилов попытался приблизить Сиверцева уже после того, как тот перешел работать под начало Тараненко, да не открыто, а втихую — из этого могло бы случиться что-либо полезное. Но Покатилов выдернул Сиверцева к себе на несколько дней раньше, естественно, не особо скрываясь — зачем? — а уж потом состоялся перспективный, как ему показалось, альянс с хитрецом-Тараненко и переход Сиверцева к тому же Тараненко в отдел. Тараненко потом Покатилова не то чтобы кинул — просто оказался не тем, за кого его принимали. Временным союзом с Покатиловым Тараненко воспользовался весьма умело, но в конечном итоге оказалось, что и его самого ловко обманули. С тех пор Покатилов и Тараненко открытых военных действий не вели, хотя Покатилов подозревал, что к наезду из прокуратуры его конкурент все-таки причастен. Сиверцев продолжал трудиться у Тараненко в команде, а Покатилов в принципе не хотел упускать этого паренька и тот факт, что Тараненко его от Покатилова умело прятал, только укреплял Покатилова во мнении: Сиверцев окажется полезен. Не зря же его нынешний хитрый шеф так за него держится!

И вот этот засланный казачок информирует из Зоны: сталкер Псих, как и было предсказано, появился. Теперь следует срочно — СРОЧНО! — выяснить две вещи: где конкретно появился Псих? На четвертой институтской заимке, которую они навестили вчера или еще где-нибудь? И второе — осведомлен Ли об этом Тараненко, который, по имеющейся информации, прямо сейчас находится в Зоне, а значит-близко к событиям. Ближе Покатилова, который, как назло, только что покинул Зону.

Покатилов взглянул на время получения письма — оказывается, оно пришло почти два часа назад. Не отследил во время кутерьмы с пробитым колесом и опрокидыванием микроавтобуса в кювет. А жаль…

Все бы хорошо, но нельзя все бросить и рвануть в офис — карты спутала встреча в беседочке. Кстати, вопрос, а случайна ли она вообще? Или это еще один способ задержать его, Покатилова, заставить потерять темп и пропустить вперед более шустрых?

А вот хрен вам, давно двадцать первый век на дворе, физическое местоположение не так уж и важно, если под рукой коммуникатор и выход в сеть!

Покатилов быстро, насколько это было возможно на неудобном маленьком коммуникаторе, отыскал нужный шаблон, подредактировал и отправил одно за другим три письма.

Все. Нужные люди озадачены, теперь остается только ждать, да внимательно отслеживать входящую почту, чтобы снова не прозевать. Атем временем можно и встретиться с коллегой… который, кстати, вот подъезжает.

В некотором отдалении от «Брабуса» как раз притормозил другой джип, менее кубический. Оттуда точно так же сначала высыпала охрана, и один из охранников тоже наведался в беседку, причем охранники Покатилова внимательнейшим образом за ним наблюдали, а один подошел для этого практически вплотную. А затем из прибывшего джипа вышел человек, внешне очень похожий на Покатилова, только ростом пониже и одетый не в камуфляж и тупоносые ботинки, а в обычный деловой костюм и туфли. Покатилов тоже покинул машину.

Они молча пожали руки, а затем коротко обнялись. Молча — потому что нет смысла говорить при подчиненных, для таких разговоров незачем встречаться лично, можно и по телефону. Обнялись и неторопливо прошли в беседочку, где уселись на ту лавку, которая выглядела поцелее.

— Колесо? — поинтересовался мужчина в костюме.

— Девяносто пять процентов, — сдержанно ответил Покатилов. — Сам знаешь, случайности иногда… гм… случаются. Но уж очень иногда.

— Дай-то бог… Машину поэтому сменил?

— А ты не знаешь? Все мои «лендкрузеры» отобрали как вещественные доказательства, скоты… Якобы до выяснения. А на деле их уже под новыми номерами в Чернигове видели.

— Н-да… Измельчали прокурорские, уже бэушными машинами не брезгуют… Ладно, к делу, я вижу ты спешишь. Про Психа знаешь уже?

— Знаю, — насторожился Покатилов. — А что?

Насторожился Покатилов неспроста. Дело в том, что его собеседник никак не участвовал в истории с дупликатором и вообще никогда не произносил в беседах с ним этого слова. Покатилов не был наивным человеком и не считал, будто его коллега из северного сектора совсем уж ничего не знает. Но ни малейших свидетельств того, что коллега участвует в охоте на дупликатор, у Покатилова до сих пор не имелось. Собеседник медлил, словно собирался с мыслями или искал нужные слова.

— Извини, в последнее время тебе не везло с властями и бизнес у тебя сильно усох. При нынешних раскладах в противостоянии с Тараненко я бы ставил не на тебя.

— С прокуратурой я разобрался, — проворчал Покатилов. Фраза получилась почти спокойной и это стоило ему больших усилий.

— С прокуратурой в этой стране невозможно разобраться, покуда существует сама эта страна, — возразил собеседник. — Что им стоит вернуться? Покатилов молчал, приглашая собеседника продолжать.

— В общем… Мы тут с генералом посоветовались и решили предложить тебе союз. Втроем мы Тараненко должны нагнуть и заполучить дупликатор, который он, вдобавок, собирается вывезти за границу. По одиночке никто из нас с Тараненко и его крышей не справится, давай смотреть на вещи трезво. А вместе — шансы есть и неплохие. Мы с тобой всегда уживались без боданий, да и генерал, невзирая что военный, мужик в целом внятный. Если то, что известно о дупликаторе — правда, хватит его и на троих. Разделим сферы и будем шлепать каждый свой товар, чтоб не мешать друг другу. Меня, к примеру, ювелирка вполне устроит, генерал что-то нанотехническое уже наметил арабам поставлять… Ну и ты, думаю, выберешь себе… отрасль.

«Н-да, — подумал Покатилов с легкой горечью. — Информация просачивается быстрее, чем я опасался. Впрочем, полгода — большой срок». — Чего генерал-то не приехал?

— У него маневры какие-то с натовцами и наблюдателями из ОБСЕ. Вчера начались, ты еще в Зоне был, поэтому не знаешь.

— Где будем говорить детально? Если я соглашусь, конечно.

Собеседник хмыкнул; в этом звуке Покатилов уловил в общем-то справедливое, но невысказанное: «Куда ж ты денешься?».

— Говорить будем у тебя, даже генерал счел, что это справедливо. Все-таки ты первый начал копать в сторону дупликатора. Да и вообще ты был первым, кто им заинтересовался из больших людей.

— Когда?

— Когда скажешь, — развел руками собеседник. — Ты хозяин, тебе решать. Покатилов протяжно вздохнул.

Все, о чем говорилось выше, было чистой правдой. В одиночку Покатилов был обречен на поражение, однако продолжал трепыхаться и ловить свой шанс, потому что иначе не умел. А вот если объединить ресурсы и влияние с хозяевами соседних секторов, тут даже у европейских покровителей Тараненко кишка затрещит, атам, глядишь, и лопнет. На генерала, к примеру, прокуратура не сможет наехать при всем желании — куда там с голой жопой на танки! А у нынешнего собеседника, по слухам, большие связи в нынешней оппозиции, которая в скором времени неотвратимо станет правительством, потому что картина политической окраски официальной Украины давно напоминает чередование дня и ночи, только что день, а что ночь — хрен разберешь, и невзирая на окраску, оранжевую или синюю, меняются только карманы, куда текут народные денежки, да и то лишь на сравнительно невысоких уровнях. Маятниковая демократия — единственно возможная форма правления в банановых республиках, если не считать конкретный тоталитаризм, который просто не допустят большие дяди сверху.

В принципе, Покатилов предвидел будущий союз с соседями, не ожидал только, что с генералом северный коллега снюхается раньше, чем с ним самим. Ну и скорость его неприятно поразила — Псих объявился где-то в Зоне, скорее всего — на четвертой заимке всего несколько часов назад, а все уже произошло.

«Что ж, — подумал Покатилов смиренно. — Чему быть, того не миновать. Во всяком случае, многое развивается именно так, как я и предполагал».

К примеру, известная страсть северного коллеги к драгоценностям предопределила его будущие интересы в альянсе, да и вероятный бизнес генерала сам напрашивается — только Покатилов до сих пор был уверен, что тот примется торговать не электроникой, а чем-нибудь примитивным, типа патронов, но в количестве. Но если время доступа к дупликатору сократится втрое, достаточно патронов генералу не наштамповать, тут надо тиражировать что-либо заметно более дорогостоящее.

Итак, север, восток и юг против западного сектора, который давно и прочно подломили под себя натовцы. Пободаться будет даже интересно!

— Я сообщу когда будет удобно собраться, — сказал Покатилов, вставая. — Генерал все еще с удовольствием хлещет бурбон или перешел на более изысканные напитки?

— Сам у него спросишь, — уклонился от ответа собеседник и тоже встал.

Они снова обнялись, пожали руки и направились каждый к своей машине. А еще через минуту джипы разъехались — каждый в свою сторону.

Глава пятая

Тараненко, наверное, прикидывал — как Психа половчее стреножить, а то снова удерет ведь, ищи его потом свищи.

Однако Псих при виде человека, который давно на него охотился, поступил нетривиально: как только разглядел Тараненко в слабо освещенном зале, тут же направился к столику, за которым тот сидел.

— Добренький всем денечек, — поздоровался он. Псих выглядел спокойно и уверенно.

— И тебе не кашлять, — осторожно произнес Тараненко. — Какими судьбами?

— Поговорить надо.

— Поговорить? Как интересно! Я тут с ног сбиваюсь, полгода уже, а ему поговорить! Впрочем, давай поговорим. Тараненко на секунду отвлекся и обратился к офицеру:

— Петро! Сходи-ка к орлам и вели троим у задней калитки подежурить, Забирай знает где это. А остальные пусть парадный вход держат, а то Псих у нас парень шустрый, любит исчезать в самый неожиданный момент.

Сиверцев подозревал, что этим ходом шеф убил сразу двух зайцев: и Психу один из путей бегства перекрыл, и лишние уши из-за стола убрал. Изящно и толково, ничего не скажешь. Правда, остался Рахметян, но судя по тому как Альбертик иногда с Тараненко шепчется, не исключено, что он тоже в деле. Как только Петро ушел, Тараненко приглашающе развел ладони:

— Говори! Ты знаешь, что меня интересует в первую очередь.

Некоторое время Псих молча глядел шефу в глаза. Сиверцев при этом сидел ни жив, ни мертв — шелохнуться боялся.

— Я слышал, Покатилов откупился от прокуратуры, — сказал наконец Псих.

— Возможно, — пожал плечами Тараненко. — Меня это не очень интересует, уж прости.

— Вы ведь понимаете, долго жить между молотом и наковальней сложно. Я долго думал кому сдаться — вам или Покатилову? И выбрал вас.

— Что значит — сдаться? — поинтересовался Тараненко.

— То и значит. Отдать… эту штуку. В сборе.

— Ты уже один раз отдавал, — напомнил Тараненко довольно жестко. — Я из-за тебя такого огреб, мама дорогая!

— В тот раз вы действовали с позиции силы, а я этого не люблю. Так что мы квиты. А сейчас я пришел сознательно и добровольно. И, между прочим, не просить пришел, Максим Николаич, а сотрудничать. На равных.

— Ух, как ты весело запел! — оживился Тараненко. — Сотрудничать! Я тебя сейчас упакую, дорогой друг, привезу куда следует, вот там и посотрудничаем! И сразу станет понятно — квиты мы или же нет.

— Нe надо, — спокойно возразил Псих. — Во-первых, того, что вас интересует, у меня с собой все равно нет.

— Подумаешь, проблема! — фыркнул Тараненко. — Информацию мы из тебя вытрясем, можешь не сомневаться.

— Информация не заменит вам сам предмет. А без меня вы его не возьмете. Никак. Однако главное состоит в том, что я без вас его тоже не возьму, такая уж сложилась ситуация. Поэтому я и пришел.

— Не понял, — насторожился Тараненко. — Ну-ка, давай поподробнее!

— Я его спрятал, — рожал плечами Псих. — Тут, в Зоне, разумеется. Очень удачно спрятал, что называется на века. Однако после февральского выброса… Помните тот, двойной, который бешеным назвали? В общем, на месте тайника теперь действующая аномалия. И вокруг тоже— целое поле аномалий, каких угодно, от электры до плеши. Но это еще не самое плохое.

— А что самое плохое? Тараненко слушал хмурясь — то ли не верил Психу, то ли еще почему-то.

— У единственного прохода теперь лагерь Синоптиков. Так просто не сунешься, они надолго обосновались. На поле они и сами не суются, просто прикрылись с трех, практически, сторон, как в крепости. Что они затевают, я не интересовался. В общем, я там в одиночку не пройду, отловят, а чем это чревато— сами понимаете…

— Что ты не пройдешь — я понимаю, — с расстановкой произнес Тараненко. — Но мои-то ребята пройдут! Спрашивается — зачем мне ты? Повторяю, подробности мы из тебя вытрясем, на этот счет можешь не питать никаких иллюзий.

— Я и не питаю, — ответил Псих. — Синоптиков вы действительно пройдете без проблем. Да только чуть дальше, уже среди аномалий, гнездо химеры. С детенышем. Синоптики о нем могут и не знать, потому что в проход не лезут. А химера их не трогает именно потому, что они не лезут, а сам проход в свою очередь перекрывают. Химеру не пройти уже вам, Максим Николаевич, невзирая на всю вашу бронетехнику и жлобов в скафандрах. И теперь уже я вам не советую поддаваться иллюзиям: за четверть века никому и никогда не посчастливилось справиться с химерой.

— Ты так говоришь, словно тебе пройти химеру — раз плюнуть, — хмыкнул Тараненко.

— Не раз плюнуть, — уточнил Псих. — Но пройти — пройду. И она меня не тронет, разве только я сунусь к детенышу. Но я к нему соваться не собираюсь, да и вообще к гнезду приближаться не намерен. Мне надо пройти лагерь и потом вынуть сейф из нужной аномалии. Как именно — я расскажу. С вашим оборудованием это решаемая задача.

Тараненко какое-то время молчал, глядя в столешницу и постукивая по ней же пробкой от «Пльзеньского».

— Хорошо, допустим, — сказал он, обдумав услышанное. — Допустим, я тебе поверил и согласился организовать… операцию по выемке, скажем так. Но я пока не понимаю твой интерес. Просто хочешь, чтобы от тебя отстали? Вроде, меленько как-то…

— Разумеется, хочу, чтобы отстали, — подтвердил Псих. — Просто я уже использовал эту штуку… на перспективу. В сущности, она мне больше не нужна.

— Нашлепал кредиток? — ухмыльнулся Тараненко. — С запасиком?

— Что-то вроде этого, — подтвердил Псих. — Знаете, я недавно фильм посмотрел про мафию какую-то буржуйскую. Так вот, взяли тамошние дельцы одного парня вместе с его бизнесом в оборот. И спросили: сколько ты хочешь, чтобы сидеть в сторонке зиц-председателем и не чирикать лишнего, а бизнесом твоим мы теперь будем распоряжаться? Сколько? Двадцать процентов? Тридцать? А мужик был умный, поэтому он подумал и ответил: бизнес вы у меня все равно отберете, так что иные варианты не рассматриваем. Двадцать или тридцать процентов вам быстро надоест выплачивать и вы меня через какое-то время просто грохнете. Поэтому я попрошу всего пол-процента. Мне на жизнь хватит, чтобы никогда больше не работать, а вы ради такой суммы убийство затевать не станете — организация и отмазы дороже выйдут, я посчитал. В общем, мужика не убили.

— Я понял, — кивнул Тараненко. — Надеешься на свои полпроцента?

— Именно так.

— Что ж… Определенный резон в этом есть, хотя это логика пешек. Но ты хотя бы не корчишь из себя ферзя, а это само по себе очень здраво. Пожалуй, я соглашусь выслушать тебя более детально. Только, разумеется, не здесь. Поедешь с нами.

— Нет, — вздохнул Псих. — Не поеду. Тараненко посуровел.

— Что значит — не поеду?

— Мне лучше не покидать Зону. Хотя бы затем, чтобы не попасться на глаза людям Покатилова. Это не единственная причина, но довольно и ее.

— Не попадешься, — заверил Тараненко. — Уж это-то я организую. Псих вздохнул.

— Максим Николаич, мы сидим вобщем зале «100 рентген». Покатилов узнает о нашей встрече в ближайший же час, а вернее всего — о нашей встрече он уже знает.

— Ещё не знает. — Тараненко небрежно взглянул на хронограф. — В данный момент он, скорее всего, выходит из Зоны, а может уже и вышел.

— Ночевал-то он тут, в «Рентгенах».

— Ну и что?

— Покатилов не станет ночевать в месте, которое хотя бы частично не считает своим. Из бара я выйду с вами, но потом мне лучше отколоться. Я ведь уже сказал: я просчитал свои полпроцента, а если я стану от вас прятаться — мне их не видать. К тому же, всю жизнь прятаться все равно не получится. Найдут и отоварят.

Шеф напряженно глядел на сталкера Психа, словно прикидывая — верить ему или не верить. Сиверцеву показалось, что Псих все изложил очень складно. Его история выглядела лишенной провисов и противоречий и казалась вполне правдоподобной. И все равно — отчетливо было видно, что Тараненко боится поверить Психу. Боится его снова потерять.

— Хорошо, — наконец решился Тараненко. — Я тебя отпущу. Но не одного. Вот он пойдет с тобой, присмотрит, чтобы не шалил. И небрежно кивнул в сторону Сиверцева. У того внутри все будто оборвалось. Сходил, блин в отпуск! Тараненко тем временем продолжал:

— Но если что-нибудь повернется не так, как ты сейчас рассказывал, дорогуша, учти: второго шанса разойтись по-хорошему у тебя не будет, а насчет пряток ты сам недавно очень верно подметил: сколько не прячься, все равно найдут.

— Все будет так, Максим Николаевич. Я обещаю.

— Пойдем-ка со мной. — Тараненко поднялся. — Ато тут верно заметили: слишком многие считают это место чуточку своим… Да не дергайся ты, это недалеко: перед баром мой вездеход стоит. Там и потолкуем в спокойствии и, так сказать, неге… Ваня, а вы пока с Альбертиком повторите по пивку, вижу же, хорошо пошло. Бармену скажи — я велел.

Тараненко и Псих ушли к выходу. Сиверцев отметил, что завсегдатаи «100 рентген» проводили эту парочку цепкими взглядами. Прав был Псих: Покатилов узнает об этой встрече вот-вот, если еще не узнал.

Рахметян жестом подозвал бармена. А Сиверцев погрузился в некое подобие транса.

«Если не сообщить Покатилову о Психе — это может в итоге отлиться неприятностями, — рассуждал он. — Очень удачно, что Псих пришел к шефу сам. Не придется таиться от шефа, сначала сообщая Покатилову, потому что шеф о Психе все равно уже знает. Но и тормозить с письмом Покатилову тоже не след, хрен знает что у него в голове?»

Пока Рахметян заказывал «Пльзеньского», Ваня вынул ком и поглядел на индикатор связи. Сеть еле теплилась, но ком ее все же видел.

Сиверцев залез в почту, нашел нужное письмо в базе, ткнул в «Ответить», цитирование грохнул, а в поле письма набрал всего одно слово: «Пришел». И отправил.

Покатилов должен понять — что это значит. А не поймет — сам виноват, мало ли с каким трудом Ваня отправлял это послание…

Сиверцев проделал всё это так быстро, что Рахметян толком ничего и не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Поди угадай, его истинные мысли и устремления…

Запив свежеоткрытым «Пльзеньским» Ваня слегка приободрился, но через секунду вспомнил, что судьба ему задержаться в Зоне, если только Тараненко не передумает. А передумает он вряд ли. И Сиверцев невольно приуныл. Он уже настроился сегодня ночевать в общаге, предварительно отмокнув в ванной (и с горой пены, да, да!), но, похоже, не желает отпускать его Зона.

А у него даже снаряги толковой нет, только комбез легкий да полумаска — погулять около заимки, от сенсора до сенсора, не дальше. Ну, может, по вездеходному тракту до «100 рентген» дотопать. Но соваться в какие-нибудь дебри? Псих явно ведь не в людных местах отсиживается.

К середине бутылки Ваня вдруг обнаружил, что захмелел: в голове шумело, а перед глазами плыло. Видимо, доброе пивко удачно легло на недавний недурной коньяк. И с непривычки Ваню повело.

За каких-то десять минут он проскользил вдоль всего спектра настроений, от чернейшей тоски в стиле «хочу на волю, в городок», до полубезразличного «а и хрен с ним, посижу в Зоне ещё чуток». А потом вдоль всего спектра обратно. И тут как раз вернулся Петро, так что вторично потосковать Сиверцев не успел.

Офицер даже в зал толком входить не стал — поманил Рахметяна пальцем, а тот уже пихнул в плечо безутешного Сиверцева:

— Пойдем, Ваня, зовут! И поднялся.

Поскольку пиво уже было допито, Сиверцев без промедления встал и, механически переставляя ноги, двинулся за Рахметяном. Так же механически он вышел во дворик, миновал громилу у ворот и сами ворота, подошел к вездеходу и уже тут впал в ступор перед плотно закрытой дверью. Стоял, смотрел на нее, словно загипнотизировать хотел, и никак не мог сообразить — как же она, сволочь эдакая, открывается.

К счастью, дверь открылась сама: наружу выпрыгнул Сергей Забиран — один из вояк-сталкеров.

— Ага, ты тут уже, — удовлетворенно сказал он, чуть не сшибив Ваню. — Залазь, шеф ждет не дождется. Сиверцев молча шагнул на ступеньку, потом в чрево вездехода. «Так, — подумал он сердито. — Хватит тормозить, надо быстренько в себя придти!»

На секунду замер, потряс головой, провел по лицу ладонью и как мог бодро пошел по проходу. Тараненко, конечно же, сидел в тупичке перед дверью в грузовой отсек, и Псих, конечно же, сидел рядом с ним.

— Вот и он, — произнес Тараненко когда Ваня приблизился. — Ну, чего, Ваня, послужи науке еще с недельку! Обещаю: как закончится все — в Зону тебя больше совать не стану, пока сам не попросишься. Надо, Ваня! Сам знаешь, как надо.

— Догадываюсь, — буркнул Сиверцев, потом набрался храбрости и выпалил: — Но отдупляться за сверхурочные будете «Пльзеньским», Николаич!

— Та легко! — выдохнул Тараненко, потом поглядел на Психа, хмыкнул и, поведя бровью в сторону Сиверцева, пожаловался: — Каков наглец, а?

Но тот не поддержал его веселья и Тараненко поднялся с лавки, чтобы выпустить Психа.

В этом тоже был весь Тараненко: вроде бы встречает радушно — вон, стаканы на столе — но гость сидит у борта, а Тараненко — с краю. И блокирует единственный путь в проход. Через откинутый стол не больно-то выскочишь. Псих был надежно заперт в самом углу салона.

Едва Тараненко встал, у выхода напряглись Кутний и Середа — бойцы, прикрывавшие на всякий случай шефа.

— Постойте с гостем там, у вездехода, — велел им Тараненко и снова повернулся к Психу, уже выбравшемуся в проход: — А Ваня сейчас выйдет.

Псих кивнул и протиснулся мимо Сиверцева, который подался в сторону, пропуская будущего спутника по первому настоящему вояжу в Зоне. Вместе с бойцами он покинул вездеход и Сиверцев остался с шефом с глазу на глаз.

Тараненко сразу перестал улыбаться и строить из себя радушного хозяина — едва Псих вышел наружу, сразу же и перестал. И снова сделался самом собой — хищником на охоте, аж глаза азартно заблестели.

— Ну, чего, Ваня? Задание у тебя простое: смотреть и запоминать. «Ага, — подумал Сиверцев. — Ничего нового! Опять смотреть и опять запоминать!»

— Я не знаю куда поведет тебя Псих. Но ты должен запомнить все его лежки и нычки. Чтобы к любой мог провести, понял? Хочешь, рисуй кроки на карте, хочешь, модель в коме строй, дело твое, но когда я скажу провести меня тем путем, которым вы ходили с Психом, ты должен взять и провести, след в след, без ошибок и заблудежа. Ты — мои глаза и моя память. Даже если он попробует нас надуть, мы должны понять где он прячет дупликатор.

Последнее слово Тараненко произнес, понизив голос. Чуть ли не впервые с памятных прошлогодних событий.

— И прикинь себе. — Тараненко вдруг взял Ваню за уголок воротника и притянул к себе, так, что глаза их оказались на одном уровне и очень близко, сантиметрах в тридцати. — Возьмем дупликатор, и сразу же валим к чертовой матери из этих мест. В Европу, в какую-нибудь тихую Швейцарию или еще какой Люксембург. Мне нужен будет биолог, ты вполне подойдешь. Это тебе не покатиловские гроши, что он подручным своим отсыпает, это полноценная работа и жизнь в Евросоюзе, с гражданством и положением, без жалких пособий и иммигрантской волокиты. На востоке ловить нечего, жить по-людски можно только на западе. Уяснил?

Ошарашенный этим неожиданным заявлением и тараненковским напором Ваня торопливо кивнул.

— База Синоптиков где-то на Болоте, — глядя в сторону сообщил Тараненко напоследок. — Отметишь на карте, только без расшифровки, крестик поставь, да и все. Сейчас тебе Забиран легкий броник выдаст, антирада отсыпет, пайки на несколько дней, патронов и прочего. Если чего забудем, Псих сказал у себя нароет. Верь ему, но не доверяй, понял? То есть, всегда оставляй путь к отходу, в любой ситуации. Но так, чтобы это в глаза не лезло, люди не любят, когда им демонстративно не доверяют.

— Догадываюсь, — вздохнул Сиверцев. — В общем, улыбаться с фигой в кармане. Дело привычное.

Тараненко поморщился: должно быть, ему не понравилась формулировка, но возражать или поправлять Ваню он не стал.

— Мы отсюда прямиком в институт. Выписать новый скафандр-это дня два не меньше согласовать новый рейс — примерно столько же. В общем, рассчитывай, что мы вернемся через четыре-пять, быстрее вряд ли управимся. С Психом мы договорились встретиться вот здесь. — Тараненко вынул планшет, высветил карту участка Зоны между Агропромом и Болотом и указал где именно.

— Будете выползать сюда каждый день, начиная… сегодня у нас что? Пятница? Значит… Черт, выходные на носу, в хозотделе не будет никого… В общем, начиная со вторника. Хотя вряд ли до вторника успею согласовать… Эх, если б не выходные!

«Ага, — подумал Сиверцев невесело. — Вот так вот пять дней в зоне нечувствительно трансформировались практически в неделю. Надо думать, это только начало целой вереницы отсрочек…»

— Хорошо, — сказал Сиверцев. — Начиная со вторника будем выглядывать вездеход в указанном месте.

— Экипируйся, — выдохнул Тараненко и направился к выходу.

Через минуту в салон вездехода деловито влез Забиран и прямиком отправился в грузовой отсек, по пути поманив Ваню за собой.

В новом, еще необмятом комбезе на размер больше чем нужно (зато броник не мешает), с вещмешком в одной руке и автоматом в другой, в модерновом легком шлеме, но в старых привычных ботинках (только полуперетертые шнурки пришлось сменить на новые) Сиверцев вывалился из вездехода минут через пять. Псих и бойцы стояли поодаль, о чем-то мирно беседуя. Тараненко толковал у приоткрытой дверцы бара с охранниками.

В голове у Сиверцева воцарилась сущая каша — легкий хмель бесследно выветрился, отчего сумбур в мыслях стал только заметнее. Что ждало его в ближайшие дни — не получалось даже представить. Впервые предстояло ходить по Зоне, без вездехода с военсталкерами, без надежного Филиппыча или других бойцов с заимки. Со сталкером по весьма обнадеживающему прозвищу Псих, который не так давно умудрился кинуть сразу нескольких околозоновских воротил, а теперь перед одним из них пытался загладить вину.

Однако прежнего судорожного страха перед Зоной Ваня уже не испытывал. Двенадцать недель на заимке быстро вышибли первичную романтическую дурь и научили азам выживания: смотри, замечай, не лезь, не трогай. Стреляй, если что, первым. А главное — Ваня своими глазами убедился: тут живут люди, месяцами и годами живут. Значит, не такое уж архисложное это дело, уцелеть в Зоне. Главное — не расслабляться.

— Готов, Ваня? — участливо спросил Тараненко, быстрым шагом приблизившись к вездеходу.

— Надеюсь, — вздохнул Сиверцев.

— Надеяться не надо, — проворчал Тараненко. — Надо знать точно: готов или нет.

— У меня дебют. — Ваня пожал плечами. — Нет богатейшего опыта, на который следует полагаться. Так что я, Николаич, пока только надеюсь.

— Воды взял? — поинтересовался Псих, которого интересовали вещи поприземленнее.

— Две полторашки, — доложил Сиверцев, обернувшись. — Без газа. Псих удовлетворенно кивнул:

— Хватит. Остальное снаряжение спутника его, по-видимому, не заинтересовало.

— Все, живо на борт! Гвардия — на броню!

Водила, покуривавший у носового кенгурятника, затоптал бычок и направился в кабину. Старший маршрута выразительно поглядел на бойцов и те по очереди взбирались на вездеход по лесенке.

— Может, мы так? — с сомнением протянул Псих, обращаясь к Тараненко. — Ножками?

— Не надо ножками, — тихо буркнул тот. — А то недалеко уйдете. Вот отъедем подальше от бара, тогда шуруйте, а сейчас марш в салон.

Псих вздохнул и повиновался. За ним в салон влез Сиверцев. Далеко они решили не проходить — все равно бойцы остались снаружи, вот и уселись прямо у выхода, на места, где обычно сидели военсталкеры. Тараненко устроился напротив, через проход. Завелись двигатели, вездеход развернулся на месте и пополз прочь от бара.

— Мы сейчас на юго-восток пойдем, — объявил Тараненко. — Где-нибудь на полпути к Темной долине вас высадим.

— Ладно, — кивнул Псих с видом человека, которому все это смертельно надоело и он ждет не дождется когда можно будет сойти с гусеничного монстра на больную землю Зоны и отправиться в путь, где он будет сам себе полным хозяином, пусть и под присмотром чужака.

А пока вездеход не спеша полз на юго-запад и сидящие внутри люди мерно покачивались в такт неровностям под гусеницами.

Глава шестая

Только на базе, освободившись от экипировки и отмякнув в душе, Киргиз почувствовал, что выход в Зону закончился. Самое время было насухо вытереться, облачиться в чистое и выйти в общий зал «Вотрубы» дабы принять чего-нибудь крепкого и лекарственного.

Храп с Налимом уже сидели за служебным столиком; там же, поблескивая очками, цедил темное пиво Соломон — нечастый гость в общедоступной половине «Вотрубы». Соломон был особой, приближенной к боссу, тактиком и организатором — точнее не выразишься. Сталкеров, работающих на босса, перед целевыми выходами в Зону инструктировал именно Соломон и никто другой.

— Здрасте вам! — поздоровался Киргиз и присел рядом с Храпом. Бармену он махнул рукой еще на подходе.

— И как, уже известно что это было? — поинтересовался Киргиз, не без оснований подозревая в Соломоне самого информированного человека.

— А ви таки сомневаетесь, молодой человек? — удивился Соломон. — Это было лопнувшее колесо. По крайней мере, так говорит Сирожа, а кто Сироже не верит — сам виноват.

Сирожей Соломон называл Сергея Усминского, который в хозяйстве Покатилова заведовал автопарком.

«Вообще верно, — решил Киргиз немного поразмыслив. — Если бы хотели взорвать — взорвали бы, какой смысл закладывать настолько слабый заряд, что „ниссан“ даже перевернулся только от того, что сполз на скорости кормой в кювет? А если умышленно коцнули покрышку на колесе, то почему на заднем? Лишиться на полном ходу переднего колеса куда страшнее, тут сотрясением да разбитой губой точно не обошлось бы…»

Соломон вскоре управился со своим бокалом темного и отбыл по таинственным хознадобностям, а возможно и просто домой — время-то уже к вечеру. Зато появился Оцеола.

— А Тучкин где? — лениво поинтересовался Храп.

— Да к бабе своей сразу навострился, — сообщил Налим и зевнул. Храп с подвыванием вздохнул.

— А ты не завидуй, — хмыкнул Налим.

— Было бы чему, — с ленцой ответил Храп. — Видел я его бабу… Лучше б не видел…

— Да ладно, фигура ничего, — тоном знатока возразил Оцеола. — А в темноте чё еще надо-то?

— В человеке все должно быть прекрасно! — серьезно возразил Храп. — И фигура, и лицо. И мысли.

— Я сейчас как раз мечтаю, чтобы во мне оказалась прекрасная водка, — встрял Киргиз. — Когда в человеке прекрасная водка, да вдобавок немного прекрасного пива, все на свете сразу становится такое прекрасное, слов нет, чтобы передать! Где ж бармена, блин, носит? Но тот уже шествовал к служебному столику с полным подносом.

С этого момента начался обычный вечер свободных от работы охранников в «Вотрубе» — ничем особым не примечательные мужские посиделки под водочку, с разговорами за жизнь, за футбол-хоккей, за мужские игрушки, дорогие, очень дорогие и просто капец какие дорогие, а также все такое прочее. Киргиз полагал, что вечер закончится как обычно — примут на грудь, потрындят и расползутся отсьшаться. Однако в достаточно необычное время, а именно — в пол второго ночи, когда мужички уже и думать забыли о работе, у столика призраком возник Хома.

Киргиз знал, что это был Хома-второй, хотя сам он первого Хому не знал и никогда невидел, потому что Хома-первый погиб в Зоне примерно полгода назад, во время истории с псиоником и исчезновением нескольких опытных сталкеров. Киргиз в это время только-только осматривался в городке и мало что понимал в происходящем.

Хома-второй был неприметным человечком среднего роста, невыдающейся внешности и лишенный какой бы то ни было визуальной индивидуальности. Его внешним данным люто позавидовал был любой серьезный разведчик — на Хому все и всегда смотрели как в первый раз, потому что удержать в памяти этот облик было хронически невозможно, он истаивал в памяти ровно в тот момент, когда ты поворачивался к Хоме спиной.

— Храп! — негромко произнес Хома. За столиком озадаченно притихли.

— Зайди к боссу. Храп несказанно удивился:

— А босс разве еще здесь?

Все полагали, что Покатилов давно почивает. Ну, или предается расслабленности в хорошо, гораздо лучше общего зала «Вотрубы» обустроенной комнате отдыха рядом с рабочим кабинетом. Ночью Покатилов крайне редко беспокоил своих людей, это был один из его жизненных принципов, за которые окружение уважало босса еще сильнее.

Хома не ответил, просто молча развернулся и пошел в сторону арочки, занавешенной плотной занавесью — входу в офисную часть, куда посетителей бара не допускали. Храп вздохнул, бросил в пасть пару орешков и встал.

— Не расходитесь пока, — велел он, потому что сержантским своим чутьем уловил: вызывают не просто так. Да и когда босс вызывает просто так? Не его стиль.

— Оп-паньки, — многозначительно протянул Налим, когда Храп скрылся за занавесью в арочке. — Гадом буду: что-то наклевывается.

— Из-за сегодняшнего гембеля? — поинтересовался простодушный Оцеола, обычно во всем полагавшийся на более сообразительных приятелей.

— Не обязательно. — Налим качнул головой. — Я думаю, у Чиги просто колесо гавкнулось, да и все, никакой там злой воли не было. А связано это с тем, за чем мы в Зону перлись. С тем ботаником, с которым босс толковал у заимки.

— Вообще глупый какой-то получился выход, — заметил Оцеола. — Пришли, пять минут поговорили, заночевали и назад. Нельзя было, что ли…

— Так, умничать прекратили! — вмешался Киргиз. — Нам велят, мы охраняем, остальное шлак!

— Да, действительно, — спохватился Оцеола. — Чего это я…

Отсутствовал Храп минут двадцать. За это время троица за столом пропустила всего по рюмке, да и то в полном молчании. Сидели, помалкивали, изредка только косились на занавесь в арочке. И вот она, наконец, колыхнулась; из офиса вышел Храп, а Хома только выглянул и тут же спрятался обратно.

Подсев к столу, Храп первым делом сцапал налитую рюмку и молодецки махнул ее, догоняя товарищей. Крякнул, утерся тыльной стороной ладони и деловито объявил:

— В Зону идем. Все пятеро. Прямо с утра. Так что допиваем, и баиньки. Причем тут, в кубрике, по хатам — ни-ни!

— А Тучкин как же? — Оцеола по-девичьи хлопнул ресницами.

— За ним уже выехали… Налим мрачно вздохнул и потянулся к бутылке:

— Всегда так!

Завершить посиделки было делом пяти минут. К тому же, поспать было действительно нелишне — прошлую ночь в «100 рентгенах» никто толком не отдохнул. Поэтому допили и поднялись, хотя бар еще не закрывался.

В кубрике кто-то уже молодецки похрапывал. Оказалось это работающие на босса сталкеры, с которыми, собственно, завтра и предстояло идти. С тем и отбились.

А наутро, хмурые и невыспавшиеся, потому что поспать удалось неполных шесть часов, принялись готовиться к выходу. Самым хмурым выглядел Тучкин — еще бы, его вчера фактически с бабы сняли. Оцеола принялся было коллегу по этому поводу подначивать, но Тучкин только скорбно вздыхал в ответ — пришлось отстать. Киргиз с утра долго рассматривал распухшую губищу перед зеркалом. Идти в таком состоянии в Зону — однозначно не верх мечтаний. На внешний вид Киргизу было в полной мере наплевать; хуже то, что незажившая ранка с большой охотой собирает всякие мутировавшие инфекции и прочую заразную дрянь. Однако оказалось, что босс даже эту мелочь предусмотрел: в умывальню при кубрике заявился медик с чемоданчиком и в первую очередь занялся именно Киргизом. Не скажешь, что Киргиз после его вмешательства стал как новенький, но опухоль уменьшилась вдвое да и саднить губа перестала совсем. Напоследок медик выдал блистер с таблетками, специальный биопластырь и велел менять его раз в сутки, а таблетки глотать дважды — по одной утром и вечером.

— Спасибо, Сан Борисыч! — от души поблагодарил Киргиз. — Чтоб мы без вас делали?

— Сдохли бы от триппера, — меланхолично ответил медик и занялся Оцеолой, у которого после вчерашнего на плече проступил изрядный синячище.

Команда реплике медика не без удовольствия поржала, а Тучкин почему-то густо покраснел.

Потом быстро перекусили в баре, естественно — насухую, потому как время уже считалось рабочим. Остался инструктаж, экипировка и собственно выезд. Обычно выезд происходил ночью, когда на периметре и офицеров нет, и служаки спят, и вообще меньше ненужных свидетелей. Но иногда у босса вдруг возникала надобность ломиться в Зону немедленно, белым днем. Наверное, это стоило дороже — Киргиз не знал, но подозревал. Самому ему еще ни разу не приходилось уходить в Зону днем — да и вообще Покатилов чаще туда засылал сталкеров, а не собственных охранников. Однако приказ есть приказ: нанялся на такую работу — исполняй и не выпендривайся.

Как выяснилось, настоящий сталкер с ними шел только один — Грек. Невысокий, чернявый, верткий и шустрый. До недавнего времени он числился в отмычках у завязавшего Кекса. Киргиз слышал, что этот пройдоха несколько раз норовил от Кекса отколоться и зажить своим умом, но Кекс его всякий раз отговаривал, а потом случилась та самая история с пси-монстром и Кекс отчего-то решил со сталкерством завязать. Категорически и бесповоротно. Правда, ходили слухи, что его поставили перед выбором: или брось все и уезжай, или сядешь, причем надолго. Если так, то понятно почему Кекс решил свалить. И свалил; правда, нельзя сказать, что бросил все. Кекс по-быстрому продал, что имел, поставил приятелям отходную и укатил к себе на родину, в Крым. Квартиру, кстати, он продал именно Греку, да и не только квартиру — многое из снаряжения тоже, и вроде как в сталкерской среде объявил Грека своим преемником. Это значило, что если какие висячие выплаты вдруг всплывут, их получит уже Грек. Но если всплывут какие-нибудь долги, платить тоже Греку. Но тот был парень ушлый и подобные перспективы его не пугали. После отъезда Кекса Грек несколько раз ходил в Зону и довольно удачно, потому что Покатилов, до того к нему всего лишь присматривавшийся, в итоге купил его с потрохами, как несколькими годами раньше самого Кекса.

Почему не шел напарник Грека по прозвищу Паня — неизвестно, но у босса свои резоны, Киргиз это понимал. Не идет, значит так надо.

На инструктаже Соломон показался Киргизу подозрительно немногословным, даже ни одной байки своей еврейской не рассказал, от каких покатиловские ребята обычно со смеху выпадали из кресел.

А еще Киргиз отметил, что Грека на инструктаже не было — его, вроде бы, вразумлял лично Покатилов.

Задание показалось Киргизу странноватым, но любое, в общем-то, задание может показаться странноватым, если озвучить только действия, не раскрывая мотивов.

К периметру отвез Чита — с перебинтованной рукой и на новеньком, еще пахнущем автосалоном микроавтобусе, все той же привычной марки «ниссан». Ехал Чита подчеркнуто аккуратно, так, что народ даже не валился друг на друга на выбоинах или при входе в поворот. Приметный лесок, в котором часто приходилось отлеживаться перед броском за колючку, сегодня проскочили — входить предстояло гораздо севернее, на тропу, убегающую далеко вглубь Зоны и там продолжающуюся примерно посредине между Милитари и Радаром.

На границе в этом месте тоже имелся блок-пост, но там хозяйничали не натовцы, а некие хмурые типы в камуфле без единого знака различия. Никто из них не проронил ни слова когда Храп продемонстрировал какой-то жетон. И не двинулся с места. Только взглядами проводили. Когда блок-пост остался далеко позади, Киргиза догнал Налим и пошел рядом.

— Ты чего-нибудь понимаешь? — тихо спросил он.

— Не-а, — честно признался Киргиз. Потом подумал, и поправился: — Хотя, нет, вру. Одно я точно понимаю: меньше знаешь — крепче спишь.

— И дольше живешь, — пробурчал, не оборачиваясь, Храп, шагавший метрах в пяти впереди. — Отставить базары!

— Ну и слух у тебя, старшой, — хохотнул Налим. — Как у шпиёна!

— Не жалуюсь, — ответил Храп. — Но вы и правда болтайте поменьше. Зона уже. Идущий первым Грек как раз замер и предостерегающе поднял руку.

— Чего там? — насторожился Налим.

Грек долго переминался с ноги на ногу и, вытягивая шею, вглядывался куда-то вперед. Оцеола не выдержал и очень медленно приблизился к нему, остановившись чуть позади, за левым плечом.

— Там кто-то есть, — тихо произнее Грек. — Глянь-ка на сканер. Метрах в семидесяти прямо.

Оцеола оживил детектор жизненных форм и некоторое время внимательно изучал расположение красных и зеленых точек на экранчике. Зеленых точек было шесть, точно по числу их команды. Красных чуть поболее и все далеко — несколько штук в густом леске далеко справа, а остальные поодиночке прямо по курсу, но любая гораздо дальше, чем место, которое не понравилось Греку.

— На сканере чисто. Прямо кто-то есть на четыреста метров, ближе никого. Грек принялся вертеть головой, оценивая местность.

— Кто-нибудь, по одному — справа-слева в обход метров на тридцать! — скомандовал он наконец.

— Налим, Киргиз! — шепотом повторил Храп, потому что формально все охранники подчинялись ему, а не Греку.

Киргиз без лишних слов взял винтовку наизготовку и ушел влево, не сомневаясь, что Налим точно так же двинул в противоположную сторону.

Сам Грек тоже приподнял ствол «калаша» и медленно, словно ступал по минному полю, двинулся вперед.

Киргизу довольно быстро стало понятно, что прямо на пути Грека расположена то ли воронка, то ли небольшой окопчик. Сам он видел это углубление в грунте с иной точки, нежели Грек и его позиция для наблюдения была более удобна — не мешал небольшой бугорок, вероятно — вынутая из углубления и сваленная в виде конического курганчика земля.

Примерно на половине пути, когда до воронки осталось метров тридцать-сорок, Киргизу тоже показалось, что кто-то там шевельнулся. Он даже остановился, а секундной позже замерли и Грек с Налимом, скорее всего просто заметив остановившегося Киргиза.

— Что там? — с тревогой справился Грек.

— Хрен знает, вроде шевельнулся кто-то, — напряженно произнес Киргиз.

— Во, и мне тоже показалось. — Грек нерешительно покосился на Налима. Тот просто стоял и ждал, держа, впрочем, оружие наизготовку.

Ситуация сложилась дурацкая — ну что опасное могло встретиться так близко от периметра? Умом Киргиз это понимал, но на душе было до странности тревожно, причем тревога эта была какая-то иррациональная, будто в детстве в пионерлагере ночью, после хорошей порции дежурных страшилок.

Грек долго топтался на месте, жалобно глядя то на Киргиза, то на Налима. Но никому совершенно не хотелось приближаться к странному окопчику.

— Слышь, Грек! — вмешался Храп, которому странности уже надоели. — Хрен с ним, давай обойдем!

Оцеола, державшийся метрах в десяти от Грека с готовностью повернул на девяносто градусов вправо и двинул почти точно на север.

Киргиз прислушался к себе и понял, что против такого маневра его естество ничуть не возражает, особенно если своих догонять не по прямой, а по дуге, подальше от окопчика. Так он и сделал, пошел по дуге. Грек, насколько было видно, поступил так же.

Неприятное чувство тревоги жило в душе Киргиза ровно до момента, пока между воронкой и людьми не стало больше ста метров. Приблизительно, конечно, но полноценное футбольное поле в этот промежуток точно влезло бы. После этого Налим пропустил вперед Грека и Оцеолу и группа забрала влево, вставая на прежний курс.

— Хрень какая-то! — пожаловался Налим, поравнявшись с Киргизом. — Еле заставил себя подойти к этой яме! Киргиз хмуро сознался:

— Таже фигня. Встал метрах на тридцати пяти, и дальше ну никак!

— Это пси-щиток, — тоном знатока подсказал более опытный Тучкин. — Точно говорю!

«Пси! — запоздало прозрел Киргиз. — А ведь верно! Кто-то запудрил нам мозги, придавил на психику!»

— Как-то близковато к периметру, — засомневался Налим. — Но вообще похоже на то…

На первом километре после воронки Киргиз оборачивался раз двадцать. Никто группу и не думал преследовать, неуютное чувство бесследно пропало. Киргиз хотел было сказать, что как назад пойдут — надо будет обойти это место для вящего спокойствия, но вовремя вспомнил, что в Зоне загадывать на будущее не принято, и смолчал. Но саму мысль постарался запомнить.

Так они топали часа два с лишком. Начали попадаться аномалии и Грек периодически вынюхивал безопасный путь. Киргиз невольно сравнивал его действия с действиями Оцеолы, когда тот водил группу. В общем-то трудно было сказать кто лучше, оба справлялись, но Киргиз чем дальше, тем сильнее чувствовал разницу в подходах: Оцеола больше полагался на чутье и интуицию, а Грек — скорее на голову, на интеллект и знание Зоны.

Еще через часок, когда уже и до полудня было недалеко, Храп коротко перемолвился с Греком и объявил привал. Ребята не возражали: после достаточно интенсивного марша пора было и ногам дать отдых, да и в желудки чего-нибудь закинуть, потому что война войной, а обед по распорядку!

Пашка со своей спиртовой горелкой в этом выходе отсутствовал, поэтому пришлось соображать банальный костерок. Рационы у всех были одинаковые, разве только наполнитель отличался — свинина, говядина, курятина… Только Тучкин почему-то предпочел креветок.

— Губа не дура! — оценил Налим, когда Тучкин добыл рацион с розовой надписью и нарисованным рачком на упаковке.

— Ты чё, не знаешь? — с серьезной миной встрял Налим. — Креветки — это ж чистый белок, протеин! От них по ночам стоит знаешь как? Тучкину актуально!

— Вот как дам ща по рогам! — беззлобно огрызнулся Тучкин. — Привыкли дрочить по углам, уроды! А я так не могу.

— Ты, брат Тучкин, не подумавши с креветками-то! — продолжать стебаться Налим. — Сейчас наешься, а ночью ноги замерзнут!

— Почему замерзнут? — изумился Тучкин.

— Ну, как? — радостно принялся объяснять Налим, явно ждавший вопроса и самой возможности донести до коллег столь ценное знание. — Наешься креветок, ночью шняга твоя встанет, одеяло приподнимет, ноги оголятся и замерзнут! Оцеола обидно захихикал, а Грек так просто заржал в голос.

— Дану тебя, — отмахнулся Тучкин. — Херню какую-то порешь… Какое, к бесу, в Зоне одеяло, а?

— Байковое, — со вздохом сказал Киргиз. — Зеленое. Как дома… У родителей дома, в смысле. Налим опасливо покосился на Киргиза:

— Чё, ностальгия одолевает?

— Да как-то так вспомнилось, — пояснил Киргиз. — Я родителей лет пять уже не видел. А они не молодеют, понимаешь ли…

— Никто не молодеет, — пожал плечами Налим. — Мы тоже.

Храп в общем разговоре не участвовал, с самого начала присел чуть поодаль от костра и уткнулся в ком. А сейчас ком убрал и подошел, причем лицо у него было задумчивое и сосредоточенное.

— Почта? — догадался Грек, глядя на него.

— Угу, — промычал Храп. — Босс пишет, что на заимку идти бессмысленно: ботаник наш вчера таки сменился.

— И куда же нам теперь идти? — поинтересовался Грек, прекрасно сознававший, что выход на этом вовсе не заканчивается, просто меняется маршрут, вот и все.

— Похоже, что на Болото. — Храп тяжело вздохнул. — Босс велел следить за почтой, будут уточнения.

— Час от часу не легче, — пробурчал Оцеола. — На Болоте такое водится, мама дорогая!

— Грек, Оцеола, давайте-ка маршрутик наметим, пока вода греется. Где там наша карта?

Через минуту не только Храп с Греком и Оцеолой стукались лбами над крохотным экранчиком следопытского кома, но и Киргиз с Налимом тоже. И лишь любитель креветок Тучкин остался шевелить время от времени сучья в костре да приглядывать за котелком.

Глава седьмая

Вездеход, утробно взрыкнув, газанул и уполз дальше, уменьшаясь с каждой секундой. Сиверцев тоскливо поглядел ему вослед. «Угораздило же меня», — подумал Ваня грустно.

Он уже начал склоняться к мысли, что лучше было бы остаться на четвертую вахту — там хотя бы все знакомо и привычно. Ребята правильные, внятные, начальник — пан Ховрин — даже получше Рахметяна будет, чем не жизнь? А тут — идешь туда, не знаю куда, с каким-то, прости господи, Психом! Сиверцев вздохнул, протяжно и скорбно.

— Грустим? — осторожно поинтересовался Псих.

Ваня поглядел на новоявленного напарника, стараясь не думать о нем как о виновнике всех свалившихся на голову перемен.

— Видишь ли, друг! — проникновенно начал объяснять Сиверцев. — Нормальная институтская вахта на заимке длится четыре недели.

— Я знаю, — кивнул Псих.

— Ага. Иногда приходится сидеть в Зоне две подряд. Не очень часто, но случается. Я просидел три и вчера мне сообщили, что грядет четвертая.

— Ну, это ж не вахта, — возразил было Псих, но Ваня его перебил.

— Ты дослушай. Так вот: я уже начал привыкать к мыслям о четвертой вахте подряд, но тут приехал Тараненко и сообщил, что я все-таки уезжаю в городок на реабилитацию. Туда я и поехал бы, если бы в «Рентгенах» не появился ты. Псих хмыкнул:

— Я безвылазно сижу в Зоне дольше. Полгода. И ничего.

— Ты тут по своей воле!

— А тебя, — ехидно парировал Псих, — вероятно, сослали за грехи и плохое поведение в общественных местах.

— Про грехи, небось, правда, — буркнул Сиверцев. — Четыре года в лаборатории сидел, в микроскоп глядел, пока полгородка с ума не сошло и не начало гоняться за твоей гребаной шарманкой. Вот тут-то мне масть, как говорится в определенной среде, и поперла! Видишь — «калаш» вместо микроскопа, а вместо лаборатории — радиоактивные просторы. Век бы их не видать! Ваня вздохнул и закруглился:

— Впрочем, это лирика, мало кому интересная. Давай завязывать с душеспасительными беседами и потопали куда там ты меня поведешь, а то торчим тут…

— Вот это по-мужски! — с уважением произнес Псих. — Я оценил!

— Безмерно рад этому! — проворчал Ваня уже теплее.

— Зовут тебя, если правильно помню, Ваней? — уточнил Псих.

— Правильно помнишь.

— А меня Саней. Держи краба, что ли… Они степенно поручкались.

— Меня чаще Психом зовут, — добавил Псих. — Если хочешь, зови так, я не против.

— Саней как-то оптимистичнее. — Сиверцев беззлобно ухмыльнулся.

— Как знать, как знать… — вздохнул Псих. — Байки обо мне, ты, конечно же, слышал, раз три вахты в Зоне отсидел.

— Слышал, не буду врать. Болтают, будто бы тебя не берут аномалии, боятся монстры и еще ты якобы провалился в наше время из прошлого.

— Про аномалии — вранье, — хладнокровно поправил Псих. — А остальное почти правда.

— Почему почти? — заинтересовался Сиверцев.

— Монстры меня не боятся, а просто не трогают. Подозреваю, принимают за своего и отчего-то не считают добычей. Хотя вообще-то друг друга трескают за милую душу. Ну и про провал из прошлого, скорее всего, тоже неправда, если разобраться. Раньше я думал, что меня бросили в Припяти в больнице при эвакуации и я почему-то провалялся в коме около сорока лет. А потом очнулся. И не постарел при этом. Но потом я понял, что это невозможно, по целому ряду причин. Хотя бы по тому, как проходила в восемьдесят шестом эвакуация — мне рассказали знающие люди. Человека в больнице не могли бросить, вот просто не могли — и все, и я в это верю. Страна была чуток другая, и люди, соответственно, тоже. И теперь я думаю, что память и личность Сани Солодухина, угодившего за день до взрыва на АЭС под грузовик и впавшего в кому, каким-то образом была перенесена в это вот тело, скорее всего созданное в секретных лабораториях «О-Сознания». Я не Саня, я его копия, улучшенная и доработанная.

В Сиверцеве еще в начале этого монолога проснулся нормальный ученый, наделенный здоровым скептицизмом, но обижать спутника не хотелось и он прокомментировал все это очень сдержанно:

— Смело, — сказал Сиверцев со вздохом. — Смело!

— Не веришь? — хмуро спросил Псих.

— Извени… но я ученый. Биолог. Поэтому всерьез относиться к искусственным телам и пересадкам сознания не могу. Извини еще раз. Псих вздохнул.

— Я понимаю, — сказал он через полминуты, все так же вышагивая рядом с Сиверцевым, потому что они давно уже не стояли на месте, а довольно резво шли через обширную пустошь и вдалеке справа даже начала вырисовываться Свалка и столбики колючей изгороди, опоясывающий ее. — Знаешь, Ваня, почему я не боюсь радиации, практически не болею и, похоже, не старею?

— И почему? — с неприкрытым интересом спросил Ваня.

— Сейчас попробую объяснить. Ты извини, я-то не биолог, поэтому говорю как понял и что запомнил. У обычного человека от радиации повреждаются некоторые гены, отчего нарушается синтез белка. Так?

— Ну, в общем и это тоже, — подтвердил Сиверцев. — И что?

— Вот! В организме человека некоторые гены как бы свернуты — отвечающие за всякие рога-хвосты-жабры и прочие пережитки, и они никогда не разворачиваются.

— Гены, отвечающие за жабры, положим, разворачиваются, на эмбриональной стадии, — поправил Сиверцев. — Но потом действительно остаются свёрнутыми. Псих продолжил:

— Радиация повреждает только развернутые гены, правильно?

— Правильно, — подтвердил Сиверцев, теперь уже глядя на собеседника с невольным уважением — для рядового человека Зоны Псих знал подозрительно много. — И еще со временем повреждаются краевые части хромосом… Это, кстати, одна из теорий старения — хромосомы становятся сильно короткими… Ты продолжай, продолжай.

— Так вот. — Псих наконец-то перешел к сути. — У меня двойной хромосомный набор.

— Хромосомный набор у всех двойной, — хмыкнул Сиверцев. — В соматических клетках. Диплоидный называется. А в половых — одинарный, гаплоидный.

— У меня двойной по сравнению с остальными людьми, — поправился Псих. — Четверной, стало быть, или как там по ученому?

— Ну, скажем, э-э-э… полиплоидный. Да, пусть так.

— Ага, во! Так вот, значит, один набор у меня обычный, как у всех — в нем основные гены развернуты, как и положено, а хвосты с жабрами свернуты. А во втором свернуто вообще все. Соответственно, радиация этот второй набор и не берет. Когда в основном наборе что-нибудь повреждается, организм каким-то образом вынимает нужные гены из архива и обновляет развернутый набор. И все, я как новенький!

— Смело! — оценил Сиверцев. — Очень смело! Остается только придумать — как свернутые гены могут участвовать в текущем синтезе белков… Ну и как они вообще остаются свернутыми при делении клетки, когда активируется практически весь геном. Но смело, черт побери, смело! Кто это все тебе внушил?

— Синоптики, — угрюмо сообщил Псих. — Они мне геном и расшифровали. Провели это… сиквестирование.

— Секвенирование? — Сиверцев удивился еще сильнее. Вот этого он точно не ожидал.

— Да, секвенирование! Забываю все время. У меня, извини, образование десять классов, а в бурсе мы биологию вообще не изучали.

Сиверцев точно знал, что у Синоптиков соответствующая аппаратура имеется — осталась в наследство от Чистого Неба, когда их разгромили. А возможно и позже купили, поскольку времени со времен разгрома прошло предостаточно и аппаратура 2013 года сегодня выглядела бы, мягко говоря, архаичненькой.

— Не убедил я тебя? — с явно видимым огорчением спросил Псих.

— Как тебе сказать. — Сиверцев решил быть предельно честным. — Как у биолога у меня, разумеется, возникает масса вопросов, но ты вряд ли на них ответишь. Все это выглядит, безусловно, очень фантастичным… но, признаю в принципе это не кажется совсем уж невозможным. Я пока не вижу фактов, которые поставили бы на подобном объяснении безусловный крест. Хотя, поверить трудно, да. Но, с другой стороны, тут в Зоне много такого, во что поверить трудно, а я это изучаю уже пять лет! И вижу собственными глазами. Так что… мне было бы очень любопытно взглянуть на результаты секвенирования, а еще лучше взять твой, как ты выражаешься, организм под белы рученьки, свести в институт и там провести соответствующие исследования.

— В институт — это вряд ли, — сказал Псих. — Слишком многие меня ищут, в том числе и в институте. А вот на результаты взглянуть не проблема — я их храню как раз там, куда мы направляемся. В схроне, мы там ночевать будем. Думаю, до самого вторника.

— Ух ты! — Сиверцев даже обрадовался. — Погляжу с интересом!

Это могло показаться странным, но ни ежедневная рутина исследований, ни длительный завис в Зоне, случившийся в последнее время, не убили в Ване ученого-энтузиаста. Он продолжал любить свою работу даже вышагивая с «калашом» на плече по одному из самых опасных мест старушки-Земли.

Путники как раз напоролись на череду аномалий; Псих принялся тропить безопасный маршрут и поэтому отвлекся, а Ванино внимание приковала стая ворон, с карканьем кружившаяся над чем-то немного впереди. И, похоже, не только вороны там кучковались — в траве тоже угадывалось бойкое шевеление. Но сначала предстояло пройти мимо аномалий.

Эти адские ловушки почему-то редко встречались поодиночке — все больше россыпями. Как будто исполинский художник, то и дело обмакивая кисть в жидкую краску, затем энергично тряс ее над бескрайним холстом, то здесь, то там. В результате с кисти срывались десятки капель и покрывали холст эдакими «грибными семейками», между которыми всегда оставалось довольно неиспачканного пространства.

«Между прочим, богатая модель, — подумал Сиверцев мимоходом. — Надо будет физикам предложить, пусть посмеются».

Ваня вспомнил институтское время — приятеля и коллегу Пашку, шефа своего вислоусого, Федор Витальича Баженова, физиков из соседнего корпуса, очень любивших в курилке набросать им, биологам, свежих идей, над которыми биологи не стеснялись тут же, в курилке, громко похихикать…

— Ваня! — позвал вдруг Псих и Сиверцев моментально отвлекся.

— Что? Псих укоризненно глядел на нега.

— Ты внимательнее, вообще-то. Гляди куда ступаешь. Тут шаг влево, шаг вправо — и нет тебя!

Сиверцев виновато хлопнул глазами. Ну вот, пожалуйста, его неопытность всплыла в очень неудобный момент. Как он мог настолько отвлечься? Наваждение просто!

— Виноват, — пробормотал он с досадой. — Задумался! Больше не буду!

— Уж не будь, — вздохнул Псих. — А то мне Тараненко точно голову открутит!

«Кстати! — опять не к месту вспомнил Сиверцев. — А мне ведь еще кроки малевать! Шеф велел!»

Но он усилием воли отогнал мысли и сосредоточился на том, чтобы след в след ступать за Психом, держась в нескольких шагах позади него.

На несколько минут для Сиверцева перестало существовать все, кроме ботинок Психа. И едва он втянулся настолько, что начал следить за шагами проводника лишь периферийным зрением, поле аномалий закончилось. Псих остановился.

— Все, — сказал он буднично. Потом покосился на Сиверцева и глубокомысленно произнес:

— Я гляжу, ты не великий ходок по Зоне…

— Да вообще никакой, — признался Сиверцев. А что? Молчать ему Тараненко, между прочим, не предписывал.

— Я ж на заимке сидел, а оттуда только под конвоем вдоль сенсоров и назад. Ну, до трущоб вокруг «Рентгенов» разок дотопали, опять же под конвоем. Так там дорога — чистый проспект, Филиппыч, охранник наш, знай себе в зубах ковырялся.

— Да, там спокойно, — вздохнул Псих. — Как же ты за мной присматривать будешь? Тут скорее мне за тобой нужно! Не понимаю я Тараненко.

— Да я его и сам особенно не понимаю, — честно признался Сиверцев. — То заберет с заимки вроде как на реабилитацию, то опять оставит в Зоне! Ваня произнес это и запнулся.

Вот ведь оно, объяснение! На поверхности, практически. На заимке убеждены, что Сиверцев сменился. А в институте, надо понимать, полагают, что остался на заимке. Правда известна только Рахметяну, который довольно мутный тип и явно гораздо ближе к шефу, чем Ване всегда казалось, да бравые тараненковские гвардейцы под началом Петра, к которым, кстати, так просто не подкатишься — мигом с говном смешают. И с другой стороны — Психа оставь одного, так он растворится в Зоне, как сахар в кипятке. Он здесь дома. Но с таким спутником как Сиверцев — совершенно иное дело. Ваня Психу как гиря с цепью на ноге: и бежать мешает, и не никак бросишь.

Эти незамысловатые логические выводы Сиверцева сначала ошеломили, а потом вдобавок поразили простотой, даже элементарностью. Он в очередной раз подивился хитрости и изворотливости шефа, а также быстроте, с которой тот ухватывался за мельчайшие возможности улучшить собственную позицию в некоей малопонятной игре со множеством противников. Конкретно сейчас — скорее всего, с Покатиловым.

Кстати, вот еще что: затея шефа заодно является и проверкой чистоты помыслов Психа. Если Псих действительно пришел сдаваться, тогда он Ваню точно не бросит.

Но все равно Сиверцев не понимал почему Тараненко решил Психа от пуститъ чуть ли не на целую неделю. Может быть, просто не видел никакой возможности удержать его? Да вряд ли, гвардейцы бы скрутили на раз, никакая полиплоидность тут не помогла бы. А вывезти его в вездеходе в виде продолговатого куля, как горскую, завернутую в ковер невесту для Тараненко вообще не проблема. Что-то же заставило его рискнуть?

Свалка была уже совсем рядом — Сиверцев отчетливо наблюдал ограждение из колючей проволоки, местами продранное. Ряды брошенной автомашинерии сиротливо и безысходно торчали в диком поле, словно узники перед расстрелом. Совсем как на фотографиях, коих Ваня насмотрелся немало. Фотографий Свалки вообще почему-то было очень много, больше, чем всей остальной Зоны. Наверное потому, что сюда было сравнительно несложно попасть, даже новичкам, ну и еще оттого, что когда-то давно, после второй катастрофы, именно отсюда началось изучение Зоны — со Свалки.

— Напрямик, конечно, ближе, — сказал Псих и в голосе его Ваня уловил недовольство, — но я через Свалку ходить не люблю. Поэтому пойдем по дуге, вдоль ограды.

— Как скажешь! — поспешил согласиться Сиверцев.

— Ну и чудненько, — кивнул Псих. — Потопали!

Вдоль ограды угадывалось некое подобие тропинки — даже такой горе-следопыт, как Сиверцев заметил это без труда. По ней Псих и направился.

Ржавая колючка ограды тянулась от столбика к столбику метрах в пятнадцати справа от них. А воронья стая теперь была совсем близко — сотня метров, вряд ли больше. Впереди и чуть-чуть левее тропы, то есть дальше от колючки. Псих по ее поводу, вроде бы, не беспокоился — иначе зачем пошел в ту сторону? А вот Ваня почувствовал себя неуютно. Вороны-то — бог с ними, максимум нагадят сверху, хотя и это не восторг, безусловно. Ваню нервировало шевеление в траве. В Зоне предостаточно тварей небольшого размера, способных не оставить от двух взрослых мужичков мокрого места. А тех, кто способен только мокрое место и оставить — еще больше, причем намного. Не любил Ваня бросать вызовы капризной судьбе, не любил и все.

— Слышь, Саня! — опасливо поинтересовался он. — А чего там воронье кружит?

— А там корова дохлая валяется, — охотно пояснил Псих. — Собачня пожаловала доедать, ворон и вспугнула. Вот и кружат.

Сиверцев потянул носом сырой и нездоровый воздух Зоны — вроде, неприятных запахов не чувствовалось. Пахло влажной землей, травой, ржавым железом, но не гнилью.

— Давно валяется?

— Я ей что, летописец? — Псих пожал плечами. — Вчера вечером уже валялась. Ты не дрейфь, там сейчас никого опасного нет, да и собак немного. Пройдем. «Хорошо, если так», — подумал Сиверцев не очень уверенно.

Полгода назад Псих считался новичком-одиночкой, но если его история хоть сколько-нибудь правдива — он способен дать изрядную фору тертым сталкерюгам из «Штей», «Ать-два», «Вотрубы» и любого другого бара в окрестностях Зоны. Оставалось надеяться только на это.

И действительно, прошли. Воронье продолжало с карканьем кружиться над округой, в траве кто-то все так же шевелился и сопел, но никто так и не показался. Сиверцев совершенно не возражал, чтобы аналогичным образом вели себя все окрестные монстры ближайшую неделю. Это сильно сберегло бы ему нервы, да и не ему одному, наверняка.

«А все-таки интересно, — думал Сиверцев, — правдива ли на самом деле история Психа? Говорит, сознание парня, практически погибшего сорок лет назад в Припяти пересадили в искусственное тело. Надо же, несуразица какая!»

— Сань! — опять окликнул он поводыря. — А ты реально жизнь в Советском Союзе помнишь?

— Помню, — отозвался Псих, на взгляд Сиверцева— мрачновато. — Отчего ж не помнить?

— И как там… жилось?

— Жилось как-то, — вздохнул Псих. — Я уже замаялся об этом рассказывать. Ни о чем другом и не спрашивают.

— Извини, — смутился Сиверцев. — Не подумавши спросил. Но мне и правда интересно.

— Другая это была страна, совсем другая, — словно не услышав его заговорил вдруг Псих. — И люди другие. Не такие злые, как теперь. Доверяли друг другу, помогали… Даже незнакомым. Я как-то в детстве, года три мне было, наверное, ночью в туалет захотел. По маленькому. А темно дома, глаз выколи. И стра-ашно! Сестра дрыхнет, родители на работе в ночную, выключатели все высоко… Так я входную дверь квартирную открыл — замки-то ниже выключателей! И вышел. В подъезде красота, свет горит, и на улице перед подъездом тоже светло, фонарь же на столбе. Ну я и выскочил в палисадник — мы на первом этаже жили, в пятиэтажке. Оросил кустики, и назад. И тут опа! В квартире-то темно! Побоялся заходить, в общем. Так на коврике перед квартирой и уснул, калачиком свернувшись. Хорошо меня соседка заметила. Видит — дверь открыта, в квартире темно, ребенок спит. Ну и вызвала милицию на всякий случай. Участковый тут же примчался, вошли, убедились, что все вроде на месте, сестра проснулась, глазами лупает… В общем, уложили меня спать, дверь захлопнули и ушли. Меня даже и не ругал потом никто.

— Н-да, — протянул Сиверцев задумчиво. — И двери в подъезд, говорят, не запирались…

— У нас не то что не запиралась дверь, — сказал Псих, — а и не закрывалась в принципе. К столбу на крылечке за ручку проволокой была прикручена.

— И что, не ссал никто? — полюбопытствовал Сиверцев.

— Ну, не так чтобы совсем уж никто, — признался Псих. — Но очень редко. Да и если словят — свои же так потом вломят, мама не горюй. А сейчас если и застукают — голову в плечи и бегом вверх по лестнице. И ведь реально правильно, что бегом, потому что пулю в ответ получить можно на раз. Псих помолчал немного, а потом неожиданно признался:

— Знаешь, меня так часто в последнее время спрашивали о жизни в Союзе, что я на манер попки отвечал, привычными блоками: как мужики вытаскивали телевизор под окно на табуреточку, а сами за столом выпивали-закусывали под футбол… Про вот эти запоры на подъездах, мол, не было их. Как дети гуляли допоздна — и ничего. Про то, что мобильников не было и никто не умирал от этого. Стереотипы, одним словом. А сейчас почему-то вспомнил эту историю из детства… Я, честно говоря, ее и не запомнил по малолетству, мне родители потом рассказали, когда постарше стал.

— Ачто, действительно многие про Союз расспрашивают?

— Да практически все. Как пошли по Зоне слухи гулять, что припятьский пацан из 86-го очнулся, так и начали. И, главное, спорят потом до хрипоты — одни считают, что Союз был тоталитарным адом, другие — что могучей империей.

— А на самом деле?

— А на самом деле — и тем, и другим. Сейчас, говорят, за бугор съездить — раз плюнуть. А мне до сих пор не верится. Как это — взял и поехал в Америку или в Европу?

— А чего сложного? — недоуменно переспросил Сиверцев. — Делай загран, получай визу — и вперед! А то, может, и отменят визы скоро. Хотя, их уже лет тридцать обещают отменить — и никак. Европа-то к нам давно без всяких виз катается, а мы, видать, рылом не вышли без виз. Псих сокрушенно вздохнул:

— Все равно не могу поверить. Хотя лично мне это до лампочки: загран мне никак не получить, потому что у меня паспорта вообще нет.

— Думаю, можно восстановить, — предположил Сиверцев осторожно.

— Ага, — скептически возразил Псих. — Как скажу дату рождения, так меня в дурдом сразу и свезут.

— Ну, соври, какие проблемы?

— Так надо ж какие-то данные о себе сообщать — где родился, где учился…

— Подбери паспорт с трупа, — неожиданно нашелся Сиверцев. — Сталкеры часто документы с собой таскают. Трупу паспорт не нужен, а ты при документе будешь. Правда, имя придется сменить.

— Ты не первый предлагаешь, — хмуро сообщил Псих. — Тоже, кстати, отличие: мне такое никогда в голову не пришло бы. А сегодняшние люди не видят в этом ничего страшного.

— А ты видишь, что ли?

— Вижу. Только не спрашивай что, я не умею объяснить. А и умел бы — боюсь, никто бы не понял.

Псих внезапно умолк, хотя по интонации напрашивалось продолжение. Кажется, он насторожился. Сиверцев насторожился тоже, поглядел вперед, в стороны, назад обернулся, но сколько он не вглядывался, ничего тревожного не заметил.

— Что такое? — шепотом спросил он спутника.

— Сейчас, — тихо ответил тот. — Не врублюсь никак… Вроде вон там, у ограды кто-то живой. Только… не совсем. «Как это — не совсем?» — тоже не понял Сиверцев.

Сам он ничего особенного не ощущал — вокруг было все так же серо и тихо, только карканье ворон слабо доносилось оттуда, где они с Психом только что прошли.

Псих, до сих пор вообще не прикасавшийся к автомату, перевесил его на грудь. Глядя на него и Сиверцев взялся за оружие, хотя толком не понимал даже в какую сторону целиться.

Медленно и осторожно Псих сошел с тропки вправо, миновал низкий колючий сферический куст, который в Зоне именовали перекати-полем, но в отличие от настоящего перекати-поля эти кустики прочно держались за почву и с места даже не думали сдвигаться. И остановился.

Он неотрывно глядел на что-то, скрытое от взгляда Сиверцева кустом перекати-поля, что-то у самой проволочной ограды Свалки.

Набравшись храбрости Ваня тоже обошел куст, едва не уткнулся Психу в спину и опасливо выглянул у того из-за плеча.

Привалившись спиной к столбику ограды сидел мутант, в котором Сиверцев с удивлением опознал кровососа, только совсем маленького — вероятно, молодого, подростка. Мутанту было явно нехорошо. На висках его кровоточили язвы, щупальца около рта безвольно висели, поза была одновременно и напряженная, и словно бы бессильная и, вдобавок, пахло от него как в гнойном отделении хирургии, только без запаха медикаментов. Болезнью и погибелью.

Мутант, с трудом повернул голову в их сторону. Голова нетвердо покачивалась, похоже, кровососу стоило больших трудов держать ее. Взгляд был мутный.

— Опа, — едва слышно произнес Сиверцев.

В следующую секунду кровосос слабо всхрапнул, тело его слегка дернулось, словно от внезапной судороги, а потом он уронил голову на грудь и умер. Во всяком случае, Сиверцеву так показалось.

А еще секундой позже Ваня заметил на темени кровососа небольшое отверстие. Такое же, как у слепой собаки, подстреленной Филиппычем во время последнего обхода сенсоров. Только белесого червя не хватало. Псих внезапно сцапал Ваню за рукав, отчего тот вздрогнул.

— Пойдем! Скорее! — процедил Псих сквозь зубы и потащил Сиверцева прочь, к тропе, а потом и по тропе, в прежнем направлении.

— Да иду я, иду, — пробормотал Ваня, придерживая рукой автомат и прилагая немало усилий, чтобы устоять на ногах — Псих тащил его железной рукой и довольно быстро. И беспрестанно твердил при этом:

— Скорее! Скорее!

Ограда бывшего НИИ «Агропром» была посолиднее, чем вокруг Свалки — не легкомысленная местами ржавая колючка, а монолитные бетонные плиты. Однако время и запустение коснулось и их: когда-то плотно пригнанные к массивным столбикам и выставленные по ниточке, теперь они где покосились, где накренились, где просели, где выщербились, а в нескольких местах и вовсе упали. Правда, упавших было совсем мало — большая часть сохранила вертикальное или близкое к вертикальному положение.

Здание института хорошо просматривалось, невзирая на множество деревьев, обросших после зимы новыми листиками, но была это не свежая зелень здорового леса или парка, а мелкие темно-зеленые листочки с зазубренными краями, жесткие, будто наждачная бумага. И такие же шершавые. Тиранешься — кожу до крови стешет, а одежду может и продырявить. Даже неопытный Ваня Сиверцев знал, что от деревьев нужно держаться подальше, потому что они и сами не подарок, да плюс в кронах обитало много неприятной мелочи.

Псих вместо того, чтобы искать убежище в зданиях (Сиверцев знал от бойцов и знакомых сталкеров — убежища там есть, и неплохие), зачем-то отклонился к полю аномалий между Агропромом и Свалкой, а потом и вовсе пошел вглубь поля, аккуратно огибая опасные места. Ваня в который уже раз за сегодня напрягся и сосредоточился на том, чтобы и не вляпаться никуда, и от Психа не отстать, а это было не так уж и легко.

В итоге Псих вывел к небольшому холмику, оказавшемуся присыпанной черноземом кровлей схрона.

Вход в схрон располагался с северо-западной стороны — площадка из нескольких бетонных плит, короткий тупичок под бетонным же козырьком и в торце тупичка запертая на висячий замок массивная, как в уважающем себя бомбоубежище, дверь. Висячий замок на такой двери выглядел примерно как лодочный двигатель на самокате, но оказалось, что он больше для бутафории, чем для охраны. Основной замок (точнее — кодовый модуль основного замка) прятался сбоку, между плитами облицовки, а ключ к нему выглядел как пластиковая банковская карта.

И еще Сиверцеву показалось, что на бетонной плите перед дверью угадывается силуэт лежащего человека— бетон тут был чуть другого оттенка, чем в остальных местах.

За дверью располагался небольшой тамбур, лестница вниз в два пролета, снова небольшой тамбур и очередная дверь, опять с хитрыми замками. Псих то цифровой код набирал, то палец к папиллятору прикладывал — отпирал, в общем. Ваня вертел головой, осматриваясь.

Изнутри схрон оказался куда больше, чем ожидалось. Сиверцев полагал, что там клетушка размером как раз с навершие холмика. Ага, сейчас! Сначала они с Психом вошли в достаточно просторное и высокое помещение — примерно пять на пять метров и минимум два семьдесят и высоту, из которого пара дверей вела в смежные, поменьше размером и с потолком на добрых полметра ниже. Одни двери вели в спальню и к санузлу, вторые в кладовую. В спальне были расставлены двухъярусные армейские койки, заправленные синими одеялами, так что тут вполне могла вольготно разместиться компания в десять человек; в кладовой один угол занимал оружейный шкаф, правда вместо оружия он был полон пластиковых бутылок с водой, а напротив шкафа стояли штабеля картонных коробок, судя по маркировке — с чем-то съедобным.

Пока Сиверцев осматривался, Псих сходил запер наружные двери, а потом и внутренние.

— Ну, как пенаты? — поинтересовался он.

— Хоромы! — с уважением оценил Сиверцев. — Я-то боялся, придется в подвале в обнимку с крысами спать.

— С крысами пусть враги наши спят, — вздохнул Псих. — Вещи во-он там можно кинуть. Ща пожрать сообразим, чайку попьем…

Сиверцев примостил вещмешок в ветхое проваленное кресло и принялся разглядывать плакаты на стенах. Все они были старые, во всяком случае ни одной даты позже 1984 года Ваня не заметил.

На одном на фоне звездного неба были изображены две руки в крепком рукопожатии; над ними тянулась надпись: «СОЮЗ — АПОЛЛОН», подними — она же, но уже латиницей.

Второй плакат был просто календарем на 1984 год; помимо собственно календаря на нем неведомый художник изобразил букет гвоздик, перехваченный разноцветной полосатой лентой наподобие орденской.

С третьего на Сиверцева глядела и таинственно улыбалась симпатичная, но определенно холодноватая внешне девушка, а надпись гласила: «Зелена Гура, 1982».

Завершал галерею разворот какого-то журнала на тему «Футбольный клуб „Динамо“ Киев перед сезоном 1983». Сиверцев узнал только Блохина и слегка озадачился, не обнаружив на плакате легендарного Лобановского.

— Это Анне Вески, — сообщил из противоположного угла Псих.

Сиверцев удивленно обернулся — Псих стоял к нему спиной и несуетливо рылся в картонном ящике, водруженном на кухонный стол. Казалось, он может перебирать содержимое и неделю, и две, и дольше.

— Где? — на всякий случай уточнил Сиверцев.

— На плакате, — ответил Псих и наконец соизволил покоситься на Сиверцева. — Все спрашивают — кто это? Я и отвечаю: Анне Вески, певица. А Зелена Гура — это городок в Польше, там в восемьдесят втором проходил музыкальный фестиваль, где она и прославилась. Сиверцев перевел взгляд с футболистов на холодноватую девушку.

— А что она пела? — полюбопытствовал Ваня.

— Песни, — фыркнул из угла Псих и вдруг достаточно музыкально пропел: «По-за-ди крутой поворот, По-за-ди обманчивый лед».

— Не слышал? — спросил он уже нормальным образом.

— Не-а, — признался Сиверцев. — Никогда. А должен был слышать?

— Не знаю, — вздохнул Псих. — В мое время Вески очень популярная была. Не так, конечно, как Пугачева…

— Пугачева? — Сиверцев удивленно вскинул брови. — А что, в твое время она уже пела?

— Ха! — осклабился Псих. — Пугачева уже пела, когда я еще в школу бегал, в семидесятые!

— Фигассе, бабка дает! Это сколько ж она лет на эстраде?

— Много, Ваня. Много. Знаешь, я когда впервые после… пробуждения увидел телевизор и в нем Пугачеву— чуть не прослезился, веришь? Как первое письмо от родителей на службу. Ниточка к дому…

Сиверцев не служил, и, тем более, не выходил из комы в совершенно незнакомом и чужом мире будущего, поэтому сердцем понять Психа ему было трудно, но умом он догадывался каково это — отыскать что-либо знакомое в подобной ситуации.

А в следующую секунду Сиверцев вспомнил недавнюю смерть молодого кровососа у ограды свалки и все плакаты с гвоздиками, футболистами и певичками разом вылетели у него из головы.

— Да, Саня, — серьезно произнес он. — Всю дорогу хотел спросить: а чего ты так подохшего кровососа испугался?

Псих, до того возившийся по кухонным надобностям, на несколько секунд замер. Потом вновь шевельнулся, размешивая что-то в стальной нержавеющей армейской миске времен недоразвитого социализма. С полминуты Сиверцев слышал только металлическое позвякивание ложки о миску.

— Ты на голову его смотрел? — наконец спросил он.

— Ты фистулу имеешь в виду? — уточнил Сиверцев, потому что больше Психу бояться было, вроде бы, нечего.

— Что?

— Фистулу. Отверстие, — пояснил Сиверцев. — На темени.

Псих опять умолк; в наступившей вновь тишине отчетливо зашумел маленький чайник на маленькой спиртовке.

— В общем, да, — глухо подтвердил Псих. — Я имею в виду именно эту дырку.

— Вообще я уже такое видел, — брякнул зачем-то Сиверцев, прикидывая — отправился все-таки ролик с заимки в институт или так и завис в локальном сегменте? По идее должен был уже уйти, даже невзирая на отвратительную связь.

Псих неожиданно прекратил звякать посудой, поставил миску на стол и повернулся к Сиверцеву.

— Видел? — спросил он недоверчиво. — Где?

— Около заимки, — растерянно принялся рассказывать Ваня. Недоверие Психа его озадачило. — Только там не кровосос был, а слепая собака. Сунулась прямо к нам, в одиночку, ну и пришлось пристрелить. Глянули — а на темени у нее такая же фистула, как и у кровососа. И паразит какой-то вроде червя в ней прячется.

— Белый такой? — хмуро уточнил Псих.

— Ага, белый или скорее светло-серый. Но светлый, да.

— Холера, — выругался Псих и лицо у него сделалось озабоченным.

Он отошел к столу и полкам, пошарил на одной из них и принес распечатанную карту Зоны. Точнее, не всей.

Зоны, а самой старой ее части, от АЭС на севере до бывшего первого южного кордона.

— Ну-ка, покажи — где это случилось, — велел он Ване. Тот отыскал нужное место и довольно уверенно чиркнул ногтем по бумаге:

— Вот тут! Около жиденького такого леска, примерно в километре от заимки. В леске еще все время верещал кто-то, противно так, аж мороз по спине.

— Вот дьявол, — пробурчал Псих. — Плохо! А с кем ты тогда был? Не сам ведь?

— С Филиппычем, начальником охраны, — честно сознался Сиверцев. — Ачто?

— Пытаюсь понять — кого он выслеживает. Скорее всего тебя, Ваня.

— Кто выслеживает? — нахмурился Сиверцев. — Ты о чем вообще?

— Кто-кто… Суперконтролер, пси-монстр, как хочешь называй. Тот, кто выманивал и уводил сталкеров прошлой осенью. Ты — то должен помнить! И тот, кто охотится на всех, знающих о дупликаторе. Не делай невинную рожу, Ваня, о дупликаторе ты кое-что слышал, мне Тараненко сказал. Так что все мы под колпаком.

Сиверцев ошарашенно глядел на Психа и пытался осознать — в какой очередной переплет его угораздило вляпаться.

Глава восьмая

Киргиз заглотил свою пайку чисто механически, даже вкуса толком не почувствовав. Как обычно сначала показалось, что еды недостаточно и Киргиз легко слопал бы еще столько же, однако минут через десять чувство остаточного голода притупилось и появился даже некий намек на сытость. Еще минут через пять Киргиз уже твердо знал: теперь со второй пайкой однозначно не справится.

Чаю или кофе не хотелось совершенно; Киргиз нарыл в запасах пакетик витаминизированного мультифрут-напитка и с удовольствием выцедил его через прилагаемую трубочку.

— Ну, чего? — как раз вопросил Храп. — Все пожрали? Будем двигать? Команда хором прогудела, что да, мол, пора бы и двигать.

В принципе, Киргиз с удовольствием посидел бы с полчасика, а то и повалялся бы, но потом неизбежно пришлось бы напрягаться — искать убежище в нарождающихся сумерках, спешить и все такое. Кому оно надо? Лучше пораньше выйти, а поваляться с известным комфортом и перед ночевкой можно. Поскольку перворазников в команде не было, эту простую истину прекрасно сознавали все охранники, а Грек — и подавно.

Во время изучения карты сошлись во мнении, что дальше Агропрома сегодня ходить не стоит. Во-первых, никак не успеть: к Болоту лучше выходить засветло и в первой половине дня. Во-вторых, на Агропроме у Покатилова имелась отменная лежка и ключи от нее у Храпа были с собой — глупо не воспользоваться.

Теоретически можно было заночевать и в «Рентгенах», но охрана там ночевать очень не любила, особенно без босса, да и бар, в принципе, уже близко, зачем время терять, если сегодня можно продвинуться гораздо дальше? Больше времени останется на выполнение основной задачи, это ж очевидно.

А задача у группы была на первый взгляд простая: сесть на хвост одному хитрому сталкеру про прозвищу Псих и тому самому ботанику с заимки, с которым босс не далее как позавчера изволил беседовать.

Где-то эта сладкая парочка должна поблизости ошиваться, возможно даже что они точно так же идут к Болоту — скорее всего от бара «100 рентген», но не исключено что от абстрактной точки где-то в округе, потому что из «Рентгенов» они укатили на институтском вездеходе когда тот направился к периметру, а где-нибудь по дороге сошли. На поиски босс отвел три дня; если за это время означенные типы не найдутся (босс был реалистом, а подобный сценарий представлялся более чем вероятным), ко вторнику придет новая вводная и команде Храпа придется корректировать поведение.

Не зря Киргизу этот ботаник еще у заимки не понравился. Видать, крутил-мудрил что-то: не успел босс выйти из Зоны, а тот уже с заимки слинял и со сталкером каким-то снюхался. Да и вообще Киргизу не нравились. институтские, что военсталкеры, что ученые. Борзые больно: по Зоне расхаживают где хотят, как у себя дома, а то и разъезжают на броневиках; никто их на кордонах не останавливает, наоборот — чуть увидят, сразу под козырек. Простым сталкерам и служивым людям вроде покатиловской охраны приходилось куда хуже: они числились нелегалами Зоны, поэтому благосклонность натовцев с периметра боссу приходилось покупать за немаленькие деньги, да и действовать совсем уж в открытую они не могли, ни в Зоне, ни в городке. Вот и тягайся с официалыциной в таких условиях!

Но в любом случае Киргиз теперь радовался, что у него хватило ума не упорствовать в намерениях стать обыкновенным сталкером. Он уже понял: чтобы более-менее уверенно чувствовать себя в этих гиблых местах обязательно нужен могущественный покровитель. НАТО, научный институт, деловой человек вроде босса — неважно. Время героических одиночек в районе фронтира всегда проходит очень быстро и на первых ролях обязательно воцаряются мощные организации. Системы. Тучкин затоптал кострище; Оцеола помог ему нацепить рюкзак за плечи. Все. Привал можно объявлять законченным. И они двинули.

Предстояло еще какое-то время тянуть на запад, чуть ли не до самого Рыжего леса, но едва тот забрезжит на горизонте — следовало отворачивать влево, к югу, чтобы выйти в окрестности трущоб вокруг бара. Слишком рано сворачивать было опасно: около Милитари водилось много достаточно неприятных монстров, всегда было полнымполно аномалий и вообще места слыли неприветливыми. Но и к Рыжему лесу близко подходить не стоило, тоже тот еще зоопарк. Держаться надо было примерно посередке. Дальше возникало два варианта: пройти сквозь трущобы или же обойти их. Сошлись на том, чтобы обойти — пусть дольше, зато спокойнее. В плане обойти тоже имелось два варианта: с запада или с востока. С запада логичнее чисто географически, потому что огибать трущобы с востока — значит немного вернуться, дать крюка. Но западнее трущоб — Янтарь, а Янтарь — это зомби, причем в очень неслабом количестве, даже если к Янтарю не приближаться. В общем, склонились к восточному варианту: лучше нагрузить ноги, но сохранить голову и боеприпасы. А как трущобы обойдут, останется топать между ними и Свалкой опять же к западу, как раз на Агропром в итоге и притопают. И по времени все сходилось довольно удачно — если не ловить ворон и не задерживаться, до Агропрома должны были дойти за час-полтора до сумерек.

Но это все в теории. А разница между теорией и практикой на практике всегда больше, чем в теории.

— Далеко вошли, — брюзжал за спиной Налим. — От первого кордона к Болоту насколько ближе…

— Так мы не на Болото и собирались, — пробурчал Киргиз через плечо. — Кто ж знал, что ботаник наш такой шустрый?

— Один хрен, от первого до Агропрома снова таки ближе, чем от Милитари!

— Да не нуди ты, — рассердился Киргиз. — Не нашего ума дело, где входить. Может, на первом смена была какая-нибудь уродская, не подмажешь?

Налим еще долго что-то бубнил и пришептывал, но Киргиз перестал его слушать. Тем более, близились те самые веселые места северо-западнее Милитари — вон уже корпуса разбомбленные виднеются за низиной.

Ведущий — Грек — пошел медленнее, потому что теперь приходилось внимательнее выбирать дорогу. Тропа, и так еле заметная, начала сильно вилять, а периодически и вовсе пропадать.

Оцеола, как и положено следопыту, ступал точно за Греком. Храп и Киргиз тоже старались идти след в след. А вот Налима почему-то заносило — периодически он отклонялся на метр-другой то влево, то вправо. Даже замыкающий Тучкин вышел из маршевого оцепенения и принялся по этом поводу ворчать.

Однако как следует наворчаться Тучкин попросту не успел. Во время очередного схода с тропы Налим вдруг сдавленно охнул и исчез. Натурально исчез — когда Киргиз обернулся на звук рядом уже никого не было, пустое место. Трава, кустики даже какие-то несчастные, и чуть поодаль стоит с круглыми глазами замыкающий Тучкин.

Встали все. Греку и Оцеоле, как самым дальним, ничего толком не было видно. Храп моментально оказался рядом с Киргизом, но дальше благоразумно не полез. Стоял на месте и Тучкин — человек, возможно, и мечтательный, но далеко не беспечный. Храп вопросительно уставился на него.

— Кажется, провалился, — сообщил Тучкин. — Левее тропы, метрах в трех.

Храп с Киргизом синхронно глянули вправо. Именно вправо — потому что лево-право всегда отсчитываются по ходу основного движения, а все, кроме Тучкина, только что развернулись на сто восемьдесят, поэтому направления лево-право для них сменились на прямо противоположные.

— Оцеола! — коротко позвал Храп.

Через несколько секунд следопыт уже стоял рядом с Храпом. По идее старшой должен был приказать ему что-нибудь вроде: «Глянь!», но Оцеола и без команды все понимал. Мелкими шажками, тщательно пробуя надежность опоры для ног, он двинулся туда, куда указал Тучкин.

Остановился следопыт, правда, не в трех метрах от едва заметной тропы, а не менее чем в пяти. Присел, поглядел перед собой. И отсигналил: «Все сюда!»

Команда, включая и не совсем своего Грека, мигом собралась у ловушки, потому что Налим угодил именно в ловушку.

В земле была устроена вертикальная узкая дыра, замаскированная «ресничками» — упругими гибкими прутиками, похоже сделанными из плотной резины. Они обрамляли вход в дыру, как лепестки обрамляют цветок ромашки, только у цветка лепестки растут из центра наружу, а тут наоборот — от внешней окружности к центру. В лепестках запутались мелкие веточки, листья, труха какая-то древесная — неудивительно, что ловушку можно было увидеть только подойдя к ней вплотную и внимательно приглядевшись, да и то с трудом.

Налим приглядеться не догадался и поэтому сейчас пребывал у дна ловушки в полувертикальном положении, насаженным на торчащий из дна заточенный деревянный кол. Спиной он привалился к стенке ловушки-трубы, рюкзак съехал практически на бок, на правый, а кол торчал у Налима примерно из паха — отчетливо виделись проткнутые насквозь камуфлированные штаны и клочки разошедшейся ткани в месте, откуда вышел кол.

Киргиз невольно содрогнулся, однако в следующую секунду сообразил, что не видит крови — кол был совершенно чистый, желтенький, да и штаны Налима выглядели хоть и поврежденными, но сухими — Киргиз прекрасно знал как темнеет пропитанная кровью ткань.

А еще несколькими секундами позже Налим обратил голову вверх и жалобно поглядел на склонившихся товарищей.

— Пацаны! — сказал он не очень твердо. — Помогите! Я двинуться не могу!

Оцеола положил автомат на землю, сбросил рюкзак, поясную сумку и лег грудью на край ловушки. Храп и Тучкин с двух сторон взяли его каждый одной рукой за поясной ремень, второй за ногу и Оцеола больше чем по пояс погрузился в дыру. Там он вытянул руки и они с Налимом сообразили крепкий кистевой хват.

— Тяните! — донеслось из ямы. Храп с Тучкиным потянули. Киргиз с Греком тоже пристроились как могли, каждый одной рукой цапнули Оцеолу за одежду и подсобили.

Через полминуты Налим был наверху. Крови на его штанах не нашлось и сзади, но все равно он первым делом расстегнул ширинку, запустил руку внутрь и сразу же выдернул обратно. Поглядел на ладонь. Не было крови. Ничего не было — в смысле, худого. Налим опять полез рукой в штаны.

— Мацай-мацай, — мстительно прокомментировал Тучкин. — Рано или поздно найдешь. Никто даже не заржал.

— Хорошо, что у камуфлы мотня такая просторная, — вздохнул Грек. — Были бы джинсы в обтяжечку — мог бы и наколоться. Налим прекратил изыскания, застегнул ширинку и чернейше выматерился.

— Повезло, — рассудительно заметил Оцеола. — Даже яйца не поцарапал! Слышь, Налим, да ты везунчик, оказывается!

— Мудила он, а не везунчик, — свирепо подытожил Храп. — Налим, мать твою, ты какого хрена с тропы сошел? Первый раз в Зоне, что ли? Налим потупился — ему было невыносимо стыдно.

— Виноват, мужики… Реально я мудила… Признаю…

— Ещё б ты не признавал! — фыркнул Храп уже чуток спокойнее. — Я твои штаны с дыркой в раздевалке к стене гвоздями прибью, чтоб никому неповадно было!

— А и правда, Налим, — как мог спокойно и дружелюбно поинтересовался Киргиз. — Чего тебя в сторону понесло-то?

Налим, без сомнения, и сам не рад был собственной выходке, да и, говоря откровенно, до конца не понимал — чего ему заблажило вильнуть в сторону от тропы.

— Не знаю, — ответил он честно. — Наваждение какое-то.

— Кто-нибудь еще ощутил желание уйти с тропы? — внезапно забеспокоился Грек. — Мужики, это серьезный вопрос, могут заманивать. Вон, в Припяти чертово колесо тоже заманивает. Чуть расслабился — глаза стеклянные и на посадку, сам видел! Был сталкер — нет сталкера… Охранники беспокойно переглянулись.

— Да, вроде, ничего такого не было, — озадаченно произнес Оцеола. — А у тебя, Тучкин?

— Не было, — хмуро ответил тот. — Я еще удивился— куда это Налима шатнуло?

— Я ничего не почувствовал, — признался Киргиз. — То есть, совсем ничего.

— Знаете, что? — забеспокоился вдруг Храп. — Давайте-ка валить отсюда подобру-поздорову. Разговоры разговаривать потом будем. Давай, Грек, веди дальше. А вы, орлы, чтоб без фокусов мне! А то дырявыми штанами не отделаетесь. И они двинули дальше, прежним порядком и с прежней скоростью.

Киргиз на ходу ломал голову — что за несуразная такая ловушка? И почему не на тропе, а рядом? Хотя, тропа там не вековая, да и изгиб как раз в этом месте примерно. Может, ловушка раньше аккурат на тропе и находилась, да только заметили ее и стали обходить; старая тропа мало-помалу сошла на нет, прикинулась целиной, а новую натоптали малёхо. Правда, кол в яме уж больно свежий, не успел даже потемнеть. Какие ж это любители мясца устроили подобную западню?

Очень обидно умереть в Зоне не от какой-нибудь хитрой необъяснимой аномалии, а от заурядного кола, вкопанного в дно ямы. Хотя, с другой стороны — какая разница от чего помирать? Лучше жить и обходить стороной и подобные ямы, и всякие аномалии, но для этого нужно внимательно глядеть куда лезешь и не зевать, как балбес- Налим.

К слову говоря, обычно Налим вел себя в Зоне, да и вообще на работе вполне разумно. Киргиз и не смог припомнить никаких его выходок, эта первая. Предупреждает его судьба, что ли? На волосок ведь от смерти был! Или от серьезных повреждений.

Ближайшие часы Налим был тише воды, ниже травы. Да и остальные как-то собрались и присмирели — ни тебе болтовни обычной на марше, ни шуточек-подколок, ничего. Не тот настрой. Зато до трущоб дотопали без происшествий, хотя с Грека семь потов сошло — аномалий обошли без счета. Единственный в команде настоящий сталкер больше половины гаек своих дурацких раскидал, но зато никто никуда не влип.

При виде трущоб начали отклоняться влево, чтобы обойти окрестности бара на приличном расстоянии, но сегодня, видать, у местных бандюков был день кормежки. Не успели выйти на траверз военных складов на юге Милитари, как откуда-то сбоку, вернее всего — из остова ржавого автобуса ЛАЗ, навсегда застрявшего мордой в кустах, показались четверо.

— Ну, ща начнется цирк с конями… — проворчал Храп с легкой досадой. — Эй, Грек, давай-ка ты в гущу, я вперед пойду, а то эти бараны человеческого языка не понимают.

Сталкер охотно уступил передовую позицию Храпу, а за Храпом пристроился Тучкин. Эти двое могли при желании десяток немаленьких мужиков раскидать, если только в стане противника никого не найдется со спецподготовкой. Киргиз потихоньку проверил обойму и снял винтовку с предохранителя. Насчет «раскидать» лично на него обычно не рассчитывали, но зато он мог перестрелять половину того же десятка мужиков прежде чем противник вообще поймет, что по нему стреляют. Налим с Оцеолой в свою очередь подобрались и настроились.

Теоретически на людей Покатилова не должны были наезжать, но отморозков везде хватает, а уж в Зоне — и подавно.

Храп, конечно же, для начала попробует отболтаться, и горе глупцам, которые с ним не захотят согласиться…

От внимания бандитов не ускользнула заминка при перестроении, но истолковали они ее, увы им, неправильно. Они решили, что неизвестные им люди испугались. Сближение заняло минуты две. Бандиты ждали, Храп и остальные просто шли вперед.

Киргизу показалось, что эти небритые рожи он уже видел раньше. Не исключено, что в «Рентгенах». Но тогда охрану Покатилова тоже должны были помнить в лицо.

— Куда бредем, сталкеры? — развязно справился самый молодой из четверых — щуплый парнишка с отсутствующим передним зубом. — Чего несем?

— Хрен с маслом несем, — неприветливо ответил Храп и остановился перед главарем, пока молчавшим. — Два ящика. Хочешь попробовать?

Храп был на полголовы выше главаря и в полтора раза шире. Правда, за плечом у бандита стоял малчик не уступающий габаритами Храпу, поэтому Киргиз сразу же встал так, чтобы первым делом прострелить этому малчику колено.

— Вот так сразу и попробовать? — тихо переспросил главарь.

— А чего тянуть? — пожал плечами Храп и срубил его своим коронным.

Главарь без звука рухнул на спину, потому что малчик за его плечом от неожиданности чуть подался в сторону. Глаза главаря были закачены, а из носа и изо рта хлестала кровь. Храп умел бить и так, чтобы крови совсем не было, но когда приходилось осаживать наиболее ретивых и гонористых окружающих, фонтан очень способствовал.

Здоровяк, вопреки ожиданиям, в драку не полез, просто бестолково вылупился на валяющегося главаря. Беззубый невольно попятился, а четвертый, мрачный чернявый тип, похожий на кавказца, суетливо вскинул «калаш».

Киргиз моментально отстрелил ему указательный палец. Чернявый душераздирающе заорал.

— Вы чего? — беззубый еще попятился, но теперь он был совершенно белый от страха. — Я просто спросил! Я просто!

— Папу будешь просто спрашивать, — сказал Храп и легонько отодвинул с дороги здоровяка. Тот подчинился, сразу и без глупостей.

— Грек, давай вперед, — шепотом сказал Оцеола. Сталкер скользнул мимо здоровяка, Оцеола за ним.

Тучкин между делом сунул в рожу орущему чернявому, отчего тот не только замолчал, но и отключился, выпустив «калаш», тут же отброшенный пинком Тучкина далеко в сторону.

— Слева в кустах, — тихо подсказал Налим Киргизу.

Но Киргиз и сам видел, что в кустах у автобуса сидит стрелок и в данный момент целится в Храпа. Если совсем точно, то самого стрелка Киргиз не видел, видел только ствол.

Он выстрелил дважды, потому что не знал — правша в кустах или же левша. От этого зависело точное местоположение головы.

Ствол, торчащий из кустов, задрался к небу одновременно с первым выстрелом Киргиза.

«Правша, — подумал Киргиз, без всякого, впрочем, сожаления. — Второй патрон впустую…»

Храп тем временем отобрал у здоровяка ПМ, а Тучкин — автомат у беззубого. Оба расстались с оружием безропотно.

— Не убивайте! — тоненько взмолился беззубый. — Только не убивайте!

— Да кому ты нужен, — презрительно обронил Храп и качнул головой своим, что означало — идем. Налим двинул за Оцеолой и Греком. Следом Тучкин.

— Эй, — подал вдруг голос чернявый, который, оказывается, отключился всего на несколько секунд. Храп с Киргизом синхронно глянули на него.

Раненый бандит держался за покалеченную ладонь, зажимая рану здоровой рукой. Орать он усилиями Тучкина прекратил чуть раньше, а теперь просто стоял на коленях и смотрел на Храпа снизу вверх. Киргиз отметил — в глазах его не было страха, как, например, у беззубого. Да и после удара Тучкина он вернулся в сознание подозрительно быстро.

— Вы кто вообще? Что я своим скажу?

— Скажи, что бугор твой рамцы попутал, — буркнул Храп до крайности неприветливо. Чернявому хватило.

Отступали с оглядкой, но никто из бандитов не решился двинуться пока команда не отдалилась на добрые двести метров. А главарь, скорее всего, и при всем желании не смог бы.

Киргизу показалось, что Грек и после этого еще долго шел, будто по иголкам. И действительно — когда через полчасика объявили перекур Грек задумчиво обратился к Храпу:

— Слышь, Храп… Может, не сгоило так вот сразу, буром?

— Стоило-стоило, — проворчал Храп. — Мы — охрана Покатилова. А они кто? Шелупонь расходная. Кто нас уважать станет, если с такими разговаривать? Сразу в дыню и до свидания.

— Вы-то охрана. — Грек скривился, словно лимон надкусил. — А я-то нет! Мне по Зоне без вас ходить в основном.

— Так ты ничего и не делал, — удивился Храп. — Мы с Тучкиным — в дыню, Киргиз стрелял. Ты-то при чем?

— Так я ж с вами был? — встречно удивился Грек.

— Ну и что? По понятиям с тебя никакого спросу, ты молчал и смотрел. Расслабься.

Грек насупился. Видно было, что Храп его успокоил, по лишь самую малость — тревога все равно осталась.

Киргиз вполне поддерживал Храпа — лично Греку предъявлять было нечего. А за себя Киргиз не боялся — работа такая.

— Меня другое беспокоит, — подал вдруг голос тихоня Тучкин. — Чего они вообще полезли?

— Думали, что сталкеры, — пожал плечами Оцеола. — Около бара сталкеров часто трясут, особенно тех, кто с севера топает. Храп досадливо поморщился:

— Да не пори ты ерунду, ей-право! Нас можно спутать со сталкерами?

— Ну… — замялся Оцеола. — Я бы не спутал, конечно. А шкет тот беззубый — вполне мог, думаю. Тем более, впереди сначала Грек шел, а Грек у нас кто?

— Грек у нас сталкер, спору нет. — Храп был неумолим. — Однако он не просто сталкер, а сталкер Покатилова! Зря, что ли, мы с боссом в «Рентгенах» светились всю зиму? Тучкин прав, нас тут каждый пес уже знать обязан! И знает, не сомневайся!

— Оно-то так, — на ходу скривился Оцеола. — Знать может и знает, да только за тем самым сталкером Психом сейчас только ленивый не охотится. А наши рожи под полумасками не больно-то разглядишь.

— Кстати, да, — поддакнул Киргиз. — Вполне могут Психа пасти. Ходит же он где-то? Может и тут пройти. Вот и полезли в личико взглянуть. Не, я тебя, Храп, только поддерживаю, раз полезли — туда им и дорога. Но Оцеола тоже прав: не одни мы Психа разыскиваем.

Тучкин, чей единственный вопрос вызвал довольно оживленную дискуссию, громко вздохнул.

— А раз так, — Храп сделал неожиданный вывод, — хорош курить и потопали! А то смоется наш Псих пока мы тут болтуна заправляем.

И они ринулись дальше, благо снова пошли хоженые и достаточно безопасные места. Нет, аномалии, конечно же, встречались и тут, да и живность вокруг кишмя кишела, стоило только глянуть на биосканер и это становилось очевидным. Однако живность тут водилась путаная и ученая, привыкшая людей избегать. А ту, что потупей или поагрессивней давно выбили. Правда, и народу при этом полегло немало — крестов или просто колышков с надетыми сверху противогазами, шлемами и полумасками в округе тоже хватало. Но если сравнивать с действительно опасными местами Зоны — команда сейчас шла просто по проспекту. Вон уже и Свалка виднеется.

«Хорошо идем, — думал Киргиз. — Тьфу-тьфу, конечно, но все равно хорошо. В поле ночевать страсть как неохота…»

Трущобы постепенно растаяли за спинами, Свалка очутилась слева, а впереди уже вставали мертвые корпуса НИИ Агропром и ниточка забора вокруг него стала хорошо различима. Темные прямоугольники окон отчетливо выделялись на фоне унылых серых стен.

Грек бодро топал по касательной к забору — где-то там располагалась одна упавшая секция и, соответственно, проход на территорию — не тащиться же до самых ворот… Все уже были в предвкушении скорого привала. Поэтому когда Оцеола покосился на ничем особо не примечательный холмик чуть в стороне, а затем и встал, остальных поначалу разобрала досада.

— Чего там? — спросил Храп; потом на секунду отвлекся: глянул на продолжающего шагать Грека и крикнул ему:

— Грек! Стой! Тот рефлекторно замер и только через пару секунд осторожно обернулся.

— Ух ты! — Киргиз понял что заинтересовало Оцеолу.

Холмик был не просто холмик, а, похоже, вход в какое-то подземелье. Во всяком случае, бетонированная площадка, портик и дверь в тупичке там имелись. Один в один как у военных бункеров под Чебоксарами, которых Киргиз в свое время вдоволь насмотрелся.

— Чего вылупились-то? — недовольно поинтересовался Налим. — Не видели никогда этот схрон, что ли?

— Видели, — многозначительно произнес Оцеола и добавил — Даже как-то вскрыть пытались. Только раньше там всегда замок висел — дурацкий такой, амбарный. Чисто для бутафории. А сейчас его нету.

— Хм… — промычал Налим недоуменно. — Ну и что?

— А ты штаны залатать спешишь, что ли? — Тучкин к вечеру стал разговорчивее, чем обычно.

— Иди ты! — огрызнулся Налим.

Киргиз просто взял да и пошел ко входу в бункер. Издали он уже видел и этот бетонный тупичок, и эту неприступную дверь, похожую на те, что стоят в старых бомбоубежищах, но подходить поближе ему как-то не приходило в голову. Да и редко прежде бывали в Зоне без босса, а при нем, ясное дело, ни на что особо не отвлечешься. Подошли и остальные.

— Точно, кто-то внутри! — заявил Оцеола. — Раньше тут мертвяк валялся. Вот тут, даже контур на бетоне видно, хоть мелом обводи!

Храп с сомнением осмотрел двери — те были пригнаны так плотно и тщательно, что щели едва просматривались. Ну и железо было качественное, советское, монолитное — не чета нынешней китайской фольге… Тучкин поглядел на дверь только мельком.

— Зверь, а не дверь, — сокрушенно вздохнул он. — Во всей Зоне динамита не хватит, чтоб подорвать. Небо рухнет, а она устоит, точно говорю.

— Похоже на то… — согласился Храп, который по саперной части тоже был неплохо подкован. — Слышь, Оцеола, а на хрена нам этот схрон? У нас вон в том корпусе свой имеется.

— Да так, — пожал плечами Оцеола. — Интересно. Кто-то же там отдыхает?

— Фиг ты их оттуда выковыряешь, — опять вздохнул Тучкин. — Они сейчас, небось, сидят, глядят на нас в мониторчик, да посмеиваются.

— А что, камеры есть? — Оцеола повертел головой. — Не вижу. Храп поглядел на часы и властью командира прекратил экскурсию:

— Так, хорош пялиться! Скоро смеркаться начнет, потопали!

Он подтянул лямки рюкзака на плечах и выразительно взглянул на Грека. Тот без слов развернулся и направился прочь. Остальные потянулись за сталкером-проводником, хотя видно было, что Оцеоле уходить жалко, еще бы тут с удовольствием послонялся, повынюхивал спрятанные тайны.

Уже на самом финише, у нужного корпуса вышла небольшая заминка — сначала пришлось пристрелить тощую псевдособаку, почему-то не желавшую убраться с дороги, а потом отгонять сразу трех оголодавших плотей. Еле отмахались от них, а едва отмахались и взошли на крыльцо — плоти дружно накинулись на мертвую псевдособаку.

— Вот же никчемные твари, — пожаловался Грек, ни к кому конкретно не обращаясь. — Стрелять неохота, патронов жалко, а они как чувствуют!

— Никчемные они, конечно, никчемные, а одному нашему такая никчемная как-то во сне полноги отъела, — вспомнил Налим с невыразимой грустью. Грек поглядел на него недоверчиво:

— Это как? Он что, не чувствовал ничего?

— Не чувствовал. Нога у него простреленная была, ну я его и уколол с вечера, чтоб не маялся попусту. Просыпаемся — а у него того-с… Ниже колена, почитай, ничего и не осталось.

— Бр-р-р… — Грека аж передернуло. — Врагу не пожелаешь!

— И не говори…

Осторожно спустились в подвал, и правильно что осторожно: практически на входе обнаружилась хорошая порция холодца, которого прежде не было. Обошли ее по всем правилам и наконец оказались у входа в покатиловскую лежку, оборудованную еще в те времена, когда босс сам был сталкером. Дверь в ней была похлипче, чем в бункере у забора, но чужих внутрь не пускала уже сколько лет.

Шестерым внутри было тесновато, но никто не жаловался: наоборот, близкий отдых поднял настроение. Быстренько раскатали спальники, сообразили ужин, Грек со словами: «Ну, что, за втягивающий день?» добыл из рюкзака бутылку «Немирова с перцем» ноль-семь и Киргиз наконец-то почувствовал, что день действительно почти прошел.

Снаружи, наверное, еще не успело как следует стемнеть, а охранники и Грек, приняв по сто с небольшим на грудь и закусив походными рационами, вытянулись на спальниках и безмятежно захрапели. Впрочем, датчик движения у входа Оцеола все-таки поставил.

Глава девятая

— Слышь, Саня, — решился на вопрос Сиверцев. — Я вот чего думаю… Меня тебе Тараненко навязал, типа присматривать. А ты ко мне как-то уж слишком тепло отнесся. Просто как к попутчику, как будто мы из одной команды.

— А мы и есть из одной команды, — неожиданно признался Псих. — Ну сам подумай, что значит — присматривать? Чтоб я не сбежал? Так от тебя сбежать — раз плюнуть, ты же не сталкер, да и вообще человек не больно боевой, уж прости. Странно, что стрелять умеешь. Ты ведь и сам не понимаешь — зачем тебя Тараненко послал. Верно?

— Ну, — смутился Ваня. — По большому счету — да. В смысле — нет. Не понимаю.

— И какой резон мне в таком случае на тебя крыситься? Мужик ты, я заметил, нормальный, мне ни помочь, ни помешать не в состоянии, да и желания мешать у тебя что-то не просматривается. Так я хоть не в одиночку, хоть поболтать есть с кем. Тем более, ты человек образованный, не то что большинство в этих местах… Из рефлексов только глотательный и хватательный. Я, честно говоря, от недостатка общения тут шизею уже. Так что когда Тараненко тебя ко мне приставил — я только обрадовался. Ей-богу не вру. Сиверцев вздохнул — получилось не очень весело.

— Ты, наверное, не понял, — продолжил Псих. — Мы когда в баре беседовали, Тараненко еще считал, что меня надо ловить и мочить, в смысле выдавливать из меня дупликатор. Но я поговорил с ним с глазу на глаз и сумел убедить в том, что сам хочу отдать ему эту шайтан-машинку. И, кажется, Тараненко мне поверил. Во всяком случае, многое говорит за то.

Сиверцев опять вздохнул. Он определенно устал быть ничего толком не понимающим участником сложной и, черт бы ее побрал, бесконечной игры, правила которой неизвестны, а исход плохо предсказуем.

Еще с вечера они с Психом договорились наутро «лениться». Иными словами — дрыхнуть сколько получится, потому что спешить все равно некуда, а до вторника еще целых три дня. Долгих и пустых. Завтра наступило, вот и следовали теперь договору. Дрыхли долго, а потом долго валялись, лениво переговариваясь каждый из своего угла.

Псих вчера посоветовал на верхние койки не лезть— душновато, мол, да и головой о потолок спросонья треснуться немудрено. Внизу лучше. Поэтому Сиверцев чувствовал себя примерно как в поезде — сбоку стена, сверху полка. То есть, сетка с матрасом. Правда, в проходе вместо столика стоит еще одна двухъярусная кровать, пустая, ну и попутчик заметно дальше, чем обычно в купе. И окна нет. А в остальном — похоже.

— Слышь, Саня. — Сиверцев окончательно осмелел и решил воспользоваться тем, что Псих готов откровенничать. — А чего это за дупликатор-то? Что он делает? А то я толком и не знаю из-за чего весь сыр-бор. Псих загадочно хмыкнул:

— А из названия разве непонятно?

— Копирует что-нибудь? — осторожно предположил Ваня самое простое.

— Естественно! Только не что-нибудь, а все. Реально все. Хочешь, пачку денег, а хочешь — бутылку водки.

— И что, никаких ограничений? — не мог поверить Сиверцев.

— Ну… практически. Только по размерам — что в сейф не влезет, то никак не скопируешь. И еще живое не копирует, живых существ, в смысле. Бутерброд с колбасой — пожалуйста, а птичку, там, мыша или таракана — никак. Только впустую разряжается.

«Сейф! — подумал Сиверцев. — Помнится, команду Кардана в мой первый выход с сейфом в Зоне и прихватили! Да и потом к шефу несколько раз таскали эти ящики железные… Живое, значит, не копирует… Интересно..»

— А мертвого таракана, например, скопирует? Тапком прибитого?

— Не! — покачал головой Псих. — Не скопирует. Не знаю почему.

Сиверцев крепко задумался. В общем, его незамысловатые подозрения подтвердились: больно уж говорящее название. Дупликатор. Для бандитов и дельцов — золотое дно! Буквально золотое. Деньги, конечно, плодить не очень умно — кому нужны горы бумажек, среди которых множество с одинаковыми номерами? Даже если копировать сразу десяток-другой пачек. А вот какой-нибудь завалящий брильянтик-изумрудик, слиток золотой или, допустим, кило героина — дело совсем другое. Тут можно деньги делать в прямом смысле из пустоты.

Потом Сиверцев подумал, что для настолько ценного приза какая-то пока вяловатая свалка происходит. Из претендентов — только Тараненко да Покатилов. Люди, бесспорно, не из последних, но тут вроде как и более крупной рыбе должно быть интересно. Или информация пока еще просто не просочилась? Варианты, варианты, сотни вариантов…

— Эк у тебя глазки-то забегали, — ухмыльнулся в противоположном углу Псих. — Мечтаешь? Правильно, я поначалу тоже мечтал. И даже одно время верил в то, что выдумывал.

— А теперь уже не веришь? — хмуро поинтересовался Сиверцев. Ему стало немного неприятно от того, как легко собеседник угадал его мысли. Но, если разобраться, какие тут еще могут мысли возникнуть? Банальные и предсказуемые.

— А теперь я с нетерпением жду момента, когда навеки избавлюсь от этой штуковины, — со вздохом признался Псих. — Потому что бабло баблом, но есть вещи и поважнее бабла.

— Например?

— Например — жизнь, Ваня. Обладать куском мяса в своре злых и голодных волков крайне небезопасно. Особенно если ты маленький и не слишком сильный волк. Я свое уже отмечал. И все для себя уже решил… Если у тебя прямо сейчас есть что-нибудь ценное — можем шлепнуть пару экземпляров, это без проблем. Но на большее замахиваться не советую. Я, кстати, и Тараненко эти слова озвучил, есть, мол, волки и покруче него.

— И что Тараненко? — Сиверцев даже привстал на локте от любопытства.

— А ничего, — вздохнул Псих. — Рассмеялся.

— М-да… Сиверцев взглянул на часы — Шел четвертый час дня.

— Ого! Начало четвертого! Вот это я поспал, за все три месяца в Зоне разом.

— Да, пожалуй хватит валяться. — Псих потянулся и зевнул.

— Может, в бар сходим? — задумчиво предложил Сиверцев. — Пивка, там… Или чего покрепче. Все равно делать нечего.

— Нет, Ваня, — грустно возразил Псих. — Мне наружу нельзя, мигом возьмут за кадык.

— Вчера же не взяли?

— Вчера я рисковал. Осознанно. Потому что мне позарез надо было переговорить с Тараненко. Ну и время я хорошо подгадал, да. Один раз такое могло пройти, тем более, что пока я с твоим шефом общался ни одна сука ко мне не рискнула сунуться. Но сегодня-то все не так. Тараненко нету. До бара мы, может, и дойдем. Может быть, даже пива попить сможем и даже благополучно выйти. Но потом нас возьмут. Точнее, возьмут меня, тебя-то вряд ли кто ищет. Хотя под шумок могут и тебя шлепнуть, тут с этим просто, сам знаешь. Нет, Ваня, сидим тихо, как мыши под веником. И во вторник выглядывать вездеход к Болоту, скорее всего, ты сам пойдешь, без меня.

— Сам? — заволновался Сиверцев. — Слушай, я сам по Зоне еще не ходил… И не рвусь, если честно. Псих немного поразмыслил.

— Ладно, там поглядим, — неопределенно сказал он. — Время еще есть, все взвесим как следует. Давай уже подкрепимся, что ли. И, кстати, чтобы принять на грудь вовсе не обязательно тащиться в «Рентгены». Пива у меня, правда, нет. Зато кое-что другое найдется. Псих отбросил одеяло и встал. Поддернул трусы и пошел в санузел, умываться.

Умываться, кстати, приходилось водой из бутылок, хотя из крана в санузле что-то такое жидкое капало. Но Псих этим пользоваться отсоветовал. А Сиверцев, ясное дело, не возражал.

«Эх, жаль я зубную щетку забыл прихватить, — досадливо подумал Сиверцев. — И „Лакалут“ свой родимый…»

Без традиционной чистки зубов Ваня чувствовал себя препаскудно, а голым пальцем сколько во рту не елозь, сильно лучше от этого вовсе не становится. И еще как минимум пять дней так… Псих уже некоторое время возился на кухне, и тут Сиверцева вдруг озарило.

— Саня! — проорал он прямо из санузла. — А зубной пасты у тебя случайно нет?

— Случайно есть. А что?

— Какая?

— Да хер его знает, не помню! Ваша какая-то, новомодная. Мой «Фтородент» из заначки, извини, давно кончился. Дать?

— Давай!

Сиверцев прошел через спальню и очутился в центральной комнате. Псих как раз копался в своем рюкзачке у стола.

— Да где ж она, блин! — в сердцах выдохнул Псих, терзая содержимое внутреннего кармашка. Наконец оттуда был извлечен тюбик «Roсs».

— Во! Держи. — Псих протянул пасту Сиверцеву. — Щетка есть?

— Нету. А что, у тебя и щетка найдется?

— Ха! У меня все найдется, — похвастался Псих и снова полез в рюкзак.

Когда он вынимал оттуда шелестючий пакет с какими-то своими причиндалами, из рюкзака вывалилась блестящий металлический предмет, который Сиверцев принял сначала за хирургический инструмент типа зажима или пинцета, но потом усомнился и решил, что это скорее двухлучевая телескопическая мини-антенна к кому или компу, в сложенном состоянии. Псих неожиданно напрягся. По крайней мере. Сиверцеву так показалось.

— Где-то тут! — прежним тоном сказал сталкер, еще пошелестел пакетом и наконец вынул продолговатую синюю пластиковую штуковину размером примерно с большой палец человеческой руки, только угловатую, прямоугольного сечения. Один торец этой штуковины, вроде бы, был прикрыт алой пробкой-затычкой.

Сиверцев с некоторым недоумением принял таинственную вещицу, пытаясь понять за каким хреном Псих ее выудил, поскольку речь недавно шла о совершенно определенном предмете — а именно о зубной щетке. Потом Ваня догадался вынуть затычку.

Так и есть: алая пробка была перевертышем, а синяя часть пластмасски — полым внешним чехлом, внутри которого пряталась головка зубной щетки. Ворс щетки был убогонький, без массажных вставок, и добавок невероятно грубый и жесткий.

— Мама дорогая, — впечатлился Сиверцев. — Это что за девайс такой убойный? Китайцы, что ли, строгают?

— Реликт, — ностальгически вздохнул Псих. — Мейд ин Советский Союз. Из моих личных запасов. Нулевая, между прочим, ни разу не пользованная. Владей, дарю.

— Спасибо. — Сиверцев иронически приложил руку с зубной пастой к сердцу и сдержанно поклонился. — Буду хранить!

От внимания Сиверцева не ускользнул тот факт, что на выпавшую из рюкзака железяку Псих в процессе вручения ретро-щетки ненавязчиво наступил, да так и остался стоять на этом месте. Об этом Ваня вскользь подумал по пути назад, в санузел.

Щетка и впрямь была жесткая — дальше некуда, а паста, похоже, оказалась детской, поскольку была ароматизирована какой-то карамелью. Однако воспользоваться этим все равно было несравненно приятнее, чем со скрипом елозить по зубам указательным пальцем. В основную комнату-холл Сиверцев вернулся повеселевший и посвежевший.

— Ну как? — поинтересовался Псих.

— Как будто клубники налопался! — бодро отрапортовал Сиверцев.

— Сейчас другого налопаемся, — сообщил Псих и хитро подмигнул. — Гляди, что у меня есть! И он выставил перед собой винную бутылку, бело-зеленой этикеткой вперед.

«Массандра», — было написано сверху на этикетке. И чуть ниже — «Портвейн белый крымский».

И еще картинка — восточного вида домик с башенкой, кипарисы перед ним и внизу — четыре стилизованных медали.

— От это да-а-а!!! — восхитился Сиверцев вполне искренне.

— Напиток молодости, — сообщил Псих. — Я вообще-то хотел двадцать пятое апреля отметить. Второй свой день рождения, когда меня грузовик переехал, но таки не совсем насмерть. В этом году сорок лет как раз. Но все не с кем было.

Он разлил вино по металлическим кружкам; у Сиверцева против воли затрепетали ноздри — до того оно было ароматное.

— Моя старшая сестра в серванте такую же бутылку прятала, — продолжал вспоминать Псих. — Мне лет десять, наверное, было, ну и я решил попробовать. Даже понравилось!

— Сильно взгрели? — поинтересовался Сиверцев со знанием дела, потому что у каждого русского мужчины найдутся воспоминания подобного рода.

— Вообще не взгрели! — гордо поведал Псих. — Думаю, никто и не заметил. Я ж не все выдул, отлил в стаканчик на палец, а что осталось — на место. Зато потом как свои деньги начали появляться, в старших классах уже, только такую Массандру и пил. Ну, красный еще портвейн в магазинах иногда бывал, его тоже. Будем здоровы!

— Ой, будем! Кружки встретились с металлическим лязгом.

Наверное, Сиверцев давно не пил приличного вина— белый крымский из железной кружки показался ему сущей амброзией.

— Хорошая у тебя сестра! С понятием! — заметил Сиверцев и осекся, осознав собственную ошибку.

— Если жива, ей уже под семьдесят, — сказал Псих, вроде бы без нервов.

— Не пробовал искать? — со всем возможным тактом спросил Ваня.

— А как? — Псих пожал плечами. — В квартире нашей никаких намеков куда все уехали. Да и из Зоны я в последнее время почти не выходил.

— Ну, может, у родственников каких-нибудь. Не может же быть, чтобы у вас не было родственников?

— Родственники, скорее всего, давно умерли. Сорок лет прошло, не забывай!

— Ну, дети их живут! Родовые гнезда обычно не пустуют, кто-то же должен в них жить! Псих вздохнул и не очень весело махнул рукой:

— Вот здыхаюсь дупликатора этого, тогда, может, и поищу родичей. Представлюсь собственным сыном, наверное, чтоб не пугать попусту. В общем, хватит об этом, собирались же за второе рождение пить. Вот и давай за рождение!

— Давай! — поспешил согласиться Сиверцев, поскольку тема была действительно скользковатая.

Чокнулись, выпили. Сиверцев чувствовал себя невероятно хорошо, чуть ли не впервые с зимы. Отдыхал душой и телом.

В общем, они с Психом позавтракали и не торопясь, со смаком, прикончили портвейн. Смешно было надеяться, что два русских мужика, которым некуда спешить, ограничатся одной бутылкой спиртного. Одно жаль: «Массандры» у Психа больше не нашлось.

Конечно же за выпивкой разговаривали о разном — однако Сиверцев размяк и никаких важных или рискованных тем больше не затрагивал.

Несколько часов прошли незаметно. За разговорами не особенно обращали внимание на время. Негромкий писк откуда-то из угла с рабочим (не кухонным) столом и полками со всяким мелким скарбом Сиверцев поначалу и не заметил, а вот Псих сразу насторожился.

— Тихо! — произнес он, вытянув в сторону Сиверцева открытую ладонь. Ваня умолк на полуслове и наконец-то обратил внимание на зуммер.

— Что это?

— Кто-то рядом шарится, — сквозь зубы объяснил Псих.

Он достаточно твердо встал и переместился к столу. Ваня направился за ним — не сидеть же на прежнем месте?

Освободив стул от вещмешка Сиверцева, Псих уселся и вынул из ящика стола старенький ноутбук. Воткнулся в розетку, подключил еще какой-то провод и оживил ветерана.

Ноутбук грузился очень долго, минуты две. Но едва на экране появилось изображение, отличное от логотипа операционки, Ваня сразу сообразил, что оно заведено с камер наружного наблюдения.

— Ух ты! Тут и такое есть? — заценил он.

— Есть, как не быть, — отозвался Псих, управляясь с допотопным тачпедом — экран ноутбука был совсем древний, не сенсорный. — Эту ухоронку военные строили, а потом то ли Долг оккупировал, то ли еще кто. Слежение — вещь полезная, вот и пользовались да следили-чинили.

Псих раздробил экран на несколько частей, по числу наружных камер, выяснил которая транслирует наиболее интересное изображение и целиком переключился на нее. Ко входу в бункер Приближались люди. Шестеро.

— Опаньки! — Сиверцев напрягся, но потом вспомнил внешние мегадвери немного успокоился. Гаубицы или миномета при гостях, вроде бы, не имелось.

Одеты они были стандартно — пятнистые комбинезоны, легкие шлемы, только один предпочел сталкерскую полумаску. И именно его Сиверцев узнал первым.

— Это Грек! — воскликнул он. — Нормальный сталкер! Раньше под Кексом ходил.

Упоминание о Кексе разбередило память, а Псих как раз отзумил лица гостей, одно за одним, по очереди. Физиономии тоже были смутно знакомые.

— А это охрана Покатилова, — уверенно сообщил Псих.

И точно: не далее как позавчера двоих из этих орлов Сиверцев имел удовольствие довольно близко лицезреть — они провожали его от заимки к месту беседы с Покатиловым. И, между прочим, ту делегацию Ваня тоже сначала лицезрел на экранах наблюдения, только вояки его быстро прогнали с поста.

Некоторое время гости шарились у входа, видимо, разглядывали двери. Коротко переговорили, жаль — непонятно о чем, звук почему-то не транслировался. В конце концов оставшийся позади всех Грек развернулся и пошел прочь. А за ним и остальные потянулись. Ушли они куда-то влево, стало быть к корпусам Агропрома.

— Ночевать двинули, не иначе, — задумчиво произнес Псих. — Как бы они не про наши души явились, Ваня…

— С чего ты вдруг решил, что про наши? — усомнился Сиверцев.

— А ты сам подумай. Тараненко вернулся из Зоны без меня, хотя в баре со мной встречался. И сразу затеял подготовку к новому визиту в Зону. Могу на что угодно спорить: Покатилов обо всем этом прекрасно осведомлен. И он знает, что мы с тобой прячемся в Зоне. Вот и думай — пошлет он своих ребят на поиски или не пошлет. Как думаешь?

— Пошлет, разумеется, — грустно согласился Сиверцев. — Но как они могли нас выследить? Или об этом схроне вся Зона знает?

— Вся, думаю, не знает, но кое-кто точно в курсах. Хорошо, что нам аж до вторника наружу не нужно. Авось, отсидимся…

«Да уж, авось», — подумал Сиверцев и вдруг с ужасом представил — а вдруг от Покатилова по почте придет какая-нибудь директива? Например, выйти наружу и привести в схрон вот этих ребят, которые недавно толклись у входа. Что тогда? Попробуй не выполни! До сих пор на Сиверцева, вроде бы, и не давили особенно, но с такой публикой это надо считать редким везением. Которое, естественно, довольно скоро заканчивается.

«Вырублю ком нафиг», — решил Сиверцев и шагнул в сторону, к вешалке, где висела его куртка.

Видимо, Ваню хранил какой-нибудь второстепенненький ангел. У кома некоторое время назад села батарея и он благополучно вырубился сам. Правильно, Ваня еще вчера рассчитывал покинуть Зону и о подзарядке просто не задумался, а с той поры прошло уже более суток.

«Вот и чудно!» — подумал Сиверцев с воодушевлением, а потом сообразил, что он и саму зарядку забыл прихватить, точно так же, как зубную пасту.

Интересно, он первый идиот, который радуется, что остался в Зоне без кома и без связи?

— Что там у тебя? — поинтересовался Псих, искоса поглядывая на Ваню.

— Ком сел, — сообщил Сиверцев со вздохом. — А зарядное я тоже в сумке оставил…

— А какой у тебя? У меня тут валяется пару зарядок.

— Да фиг с ним, — отмахнулся Сиверцев. — Все равно ничего важного я ниоткуда не жду. Ленимся дальше.

— Ну, смотри, — не стал настаивать Псих. — Свалили, ребятки. Интересно, завтра проявятся?

— Завтра и узнаем. Пойдем, налито.

Все время в продолжение посиделок Псих то и дело косился в сторону оставленного на столе ноутбука. Сиверцев это, естественно, замечал и в какой-то момент решил поинтересоваться:

— Слушай, Саня! А откуда ты ноутом пользоваться умеешь? Они, насколько я себе представляю, только лет через десять после чернобыльского бабаха в обиход вошли, уже в свободной, шоб она была здорова, России! Ты все это время, извиняй, провалялся в бессознательном состоянии. Или уже потом обучился?

— Потом, конечно, — пожал плечами Псих. — Я ж по Зоне больше двух лет шастаю. Да и было кому обучить… Давай помянем, кстати.

— Давай… А я его знал?

— Вряд ли. Хотя, все возможно. Зулусом его звали. Жил хорошо, но погиб плохо… как и многие здесь.

Сиверцев молча приподнял кружку и выпил. Псих поступил чуть иначе и это, признаться, Сиверцева немного удивило: чуть наклонил кружку и плеснул самую малость водки на бетонный пол схрона, а потом уж выпил.

— Вообще я о нем, вроде бы слышал, — осторожно предположил Сиверцев. — Долговец бывший да?

— Наверное. Я его узнал уже когда он был одиночкой.

— А как сошлись? Псих немного помолчал.

— Скорее не сошлись, скорее он меня подобрал. Думаю, пожалел другого одиночку, желторотого и несмышленого. Он мне эти хоромы и завещал в итоге.

— Что ж… Пусть ему там… куда там все попадают? Пусть ему там будет хорошо. Псих вздохнул и налил еще.

— А возвращаясь к вашим электронным штучкам, — заговорил Псих немного погодя. — Уж я млел вначале от восторга! От этого ноутбука, к примеру. Теперь-то я знаю, что это немыслимое старье для каждого из вас. Вот знаю, вроде бы, мозгами, всеми, что остались. А поверить все равно не могу. Плоский, блин, экран!!! И цветной!!! У нас в семье телек был всегда только черно-белый.

— Неужели цветных не было? — удивился Псих. — Вроде, уже должны были!

— Быть-то были, — не стал возражать Псих. — Да только стоили семьсот целковых — полгода впахивать надо, если не знаешь. И при этом ни хрена не кушать, разумеется, потому что если таки кушать — то впахивать уже три года.

— Это и сейчас так, — философски вздохнул Сиверцев. — Если вещь нужная, то впахивай и с голоду пухни, иначе не купишь. Так они и болтали о том о сем, а спать отползли глубоко заполночь.

Глава десятая

— Я вот что предлагаю, — заговорил Грек, оторвавшись от созерцания карты. — До места, что вы показали, отсюда довольно близко. Ночевать на Болоте или рядом та еще радость. Давайте просто здесь, на Агропроме сделаем базу, а наблюдать будем бегать налегке. Можно даже не всей толпой. Заодно и шороху меньше.

— Хм… — задумался Храп. — А ведь верно! Сколько тут до Болота-то? Километров десять?

— Чуть меньше, — уверенно сказал Грек. — Восемь… Ну восемь с половиной. С учетом, что нам еще немножко по самому Агропрому топать — не меньше девяти.

— Значит, от десяти до двенадцати, лучше переберем. За сколько туда реально дойти? Грек виновато развел руками:

— Ну, Храп, ты спросил! Бывало, я за два часа добегал. А Кексу как-то и шести не хватило. Зона все-таки… Храп уставился на часы.

— Сейчас почти восемь, — объявил он. — Даже если шесть туда и шесть обратно — примерно к темноте и возвратимся. Будем считать первый выход разведкой. И я поддерживаю мысль, что всем можно и не ходить. Тебе, Грек, по-любому идти. Оцеоле аналогично, понюхать местность для первого раза, а потом будете по очереди остальных водить, вразнобой. Я бы сегодня тоже сходил, осмотреться. И Киргиза бы взял… Черт, и Налима со своими шприцами-таблетками тоже хотелось бы поближе… Получается, оставаться одному Тучкину.

— Ну и останусь, — ничуть не смутившись пожал плечами Тучкин. — Какие проблемы? Пожрать приготовлю к вечеру. Мне не в лом.

— Одного как-то неправильно оставлять, — с сомнением протянул Оцеола. — Если уж делиться, так либо три на три, либо четыре на два.

— Да что с вами без меня сделается? — фыркнул Налим. — Первую помощь прямо на месте любой умеет, а от остального вылечим, как назад притащитесь. Грек поглядел на Налима укоризненно.

— Ладно тебе, я ж не сталкер. — Налим махнул в его сторону ладонью.

— Зоне похрен кто ты, — тихо сказал Грек. — Не надо, ладно?

— Хорошо, не буду, — сдался Налим.

— Значит, Налим с Тучкиным на хозяйстве, а мы потопали. Чего и куда — на ходу обсудим, а то до обеда так досидим! — подытожил Храп.

— Тогда перепаковаться надо, — озабоченно вставил Оцеола. — Фигли весь рюкзак-то тащить?

— Давайте, причем быстро! С собой — оружие, боеприпасы, воду, жратву на два заглота и пару аптечек. Что еще?

— Антирад, — напомнил Грек.

— Антирад прямо сейчас заглотить! Причем всем, даже вам. — Храп поглядел на Тучкина и Налима. — Ну и с собой по блистеру. Хватит, пан сталкер?

— Хватит, — кивнул Грек. — И нечего бухтеть, запас карман не тянет.

Команда зашевелилась и четверка сегодняшних разведчиков сочла себя готовой к выходу минут через пять-шесть. Киргиз кроме всего прочего еще сменил пластырь на губе и проглотил очередную таблетку.

— По округе не шляйтесь, — посоветовал уже с порога Храп. — А то схроны тут разные интересные без запоров и тому подобная экзотика.

— По схронам у нас Оцеола специализируется, — оскалился Налим. — А мне оно и вчера было фиолетово, и сегодня. Не пыли, старшой, куда мы денемся с этой подводной лодки?

— Вчера, к примеру, некоторые делись с тропы и чуть жопой на кол не нанизались, — ядовито напомнил Храп.

Налим сразу поскучнел, но Храп не собирался его долго поучать. Однако последняя фраза совершенно точно убила всякую тягу к прогулкам не только у Налима, но заодно и у Тучкина.

Между Агропромом и Болотом лежала обширная влажная пустошь, которая от Болота отличалась лишь отсутствием большого количества воды. А говоря проще— в которой суши гораздо больше, чем всего остального, и лужи максимум в ладонь глубиной. На Болоте же почти сплошь малопроходимые топи да стоячие, подернутые ряской озера, в которых стадо слонов легко может сгинуть малейшего без следа. В сторону Болота от старого южного кордона, давно, понятное дело, недействующего, даже остатки дороги сохранились — поросшая по краям мутировавшей осокой колея доходила до железнодорожной ветки, которая тянулась вдоль северной кромки Болота и упиралась в разрушенный мост через реку. Когда-то и сама дорога продолжалась вдоль железки туда же, к мосту, но поскольку от кордона до встречи с железкой по ней до сих пор иногда ездили, а дальше, к мосту — нет, то эту часть быстро размыли дожди и сожрала растительность. По железке, с которой дождям справиться было неизмеримо труднее, к мосту и, вроде бы, даже за реку иногда шастали редкие отчаянные энтузиасты; те же, кто приходил или приезжал от кордона, обычно пересекали рельсы и направлялись дальше на север, в направлении Свалки или Агропрома. Кордон и южная часть Болота когда-то считались южной границей Зоны, но Зона постепенно расползалась, захватывала новые территории и до ныне действующего южного кордона от заброшенного старого теперь было километров пятнадцать.

Место, где Псих с ботаником должны были ожидать институтский вездеход, находилось неподалеку от пересечения железки с упомянутой колеей, ближе к Болоту. Вездеход, в этом не было никаких сомнений, войдет в Зону через южный кордон, который еще иногда именовали первым. Институтские всегда ходят либо через первый, южный, либо через четвертый, восточный. На Болота им в разы сподручнее через южный, это и младенцу очевидно. Поэтому Храп решил дойти от Агропрома до железки, следуя строго на юг, потом по железке до перекрестка и оттуда возвращаться по дороге в сторону Свалки и там уж отклоняться западнее и выходить к Агропрому. По всем прикидкам Храпу, Оцеоле, Киргизу и Греку сегодня предстояло отмахать километров двадцать-двадцать пять, а возможно и все тридцать. Самой безопасной представлялась последняя часть пути. Самой неприятной — вторая, вдоль железки и Болота. Оттуда на рельсы иногда такое выползало, что старожилы Зоны изумлялись, хотя многие для себя давно решили, что разучились изумляться. Одно хорошо: если и выползал из Болота какой-нибудь спрут и добирался до железки, то там он и подыхал, потому что об активной охоте болотной живности за пределами Болота разговоров никогда не возникало.

Вчерашние настырные плоти к утру от места трапезы убрались, причем от пристреленной накануне псевдособаки не осталось ничего — даже костей, только едва различимое темное пятно на растрескавшемся асфальте.

Грек привычно занял место в голове колонны, Оцеола за ним, потом Киргиз и замыкающим встал сам Храп. Едва обошли корпус, в котором ночевали, наткнулись на группу зомби — те, пошатываясь, брели по дороге к бывшему выезду с территории. Когда-то там стояли прочные металлические ворота, но во время войны группировок их начисто вынесли управляемыми ракетами. Там и будочка при воротах сохранилась лишь частично, и забор больше напоминал челюсть без множества зубов — вместо плит рядком торчащие из земли выщербленные осколки бетона. Зомби покатиловскую охрану, к счастью, не заметили — брели себе и брели.

— Переждем, — шепнул Грек и присел у самого угла корпуса.

— Вот елки зеленые, — тихо выругался Храп. — Как времени мало, так всегда пережидать приходится!

— Ты не этого бойся, — угрюмо ответил Грек. — Хуже, что мы у самой стены сидим.

Налим наверняка упомянул бы какую-нибудь пакость, способную свалиться из окон или с крыши прямехонько им на головы, но Грек к сталкерским суевериям относился серьезно и ни о чем плохом старался вслух не говорить. Удивительно что он вообще заговорил. Но в принципе.

Грек был прав, долго находиться вплотную к стенам строений в Зоне, мягко говоря, не рекомендовалось. Ко многим зданиям вообще не рекомендовалось приближаться — если жизнь дорога.

К счастью, зомби ковыляли очень целенаправленно, поэтому достаточно быстро прошли ворота, так что очередная мини-дискуссия иссякла сама собой и команда в свою очередь двинулась к воротам.

Процессия мертвяков очень удачно пошуровала по заросшей дороге в сторону Свалки, поэтому четверка быстренько покинула территорию НИИ и свернула направо — вдоль заборчика, вдоль заборчика, точно на юг. Замыкающий — Храп — периодически оглядывался, но все было в порядке: зомби продолжали себе ковылять к Свалке и расстояние между ними и командой быстро росло. Вскоре Храп и оглядываться стал пореже, только в смысле общей бдительности, а не из-за мертвяков.

Минут пятнадцать шли как по маслу, потом задержались: Грек высмотрел здоровущий разлом, рядом с которым было толком и не пройти. Предпочли вильнуть к востоку — общую дистанцию это, в отличии от отклонения к западу, хотя бы не увеличивало.

Фокусы начались километре на пятом примерно. К тому времени вошли в ритм, бодренько отрабатывали аномалии, сравнительно редкие, и это были, по большому счету, все невзгоды первого часа марша. Остальное подразумевалось: глядеть под ноги, даже если в близи и нет аномалий, глядеть по курсу и по сторонам дабы никто на четверых людей не поохотился, и поглядывать назад с той же совершенно целью. На небо в чистом поле глядеть было, в общем-то, незачем, но поглядывали и туда. Чисто для порядку. Движение далеко справа первым отследил Оцеола.

— Так! — выдохнул он и встал, повернув туда голову.

— Черт! — ругнулся Грек.

— Это то, что я думаю? — мрачно осведомился Храп. — Киргиз, ты у нас глазастый…

— Псевдогигант, — спокойно прокомментировал Киргиз и сбросил рюкзак на землю. С пояса он быстро, но без ненужной спешки снял прозрачный пластиковый магазин и заменил на него изначально примкнутый к винтовке. Новый магазин был вдвое короче прежнего.

— Разбегаемся в стороны, — неожиданно тонко пискнул Грек. — Тогда трое, глядишь, и выживут!

— Ты чего, служивый? — удивился Храп. — Стой где стоишь!

— Так гигант же! — не унимался Грек.

— Стой говорю!

Киргиз тем временем откинул неожиданно длинные для такой винтовки сошки и пристроился для стрельбы с колена. Псевдогигант приближался.

— Вы что, ребята, это же не пулемет! — совсем уж отчаявшись, всхлипнул Грек.

Он, видимо, окончательно достал Храпа своим скулежом и старшой просто рявкнул ему:

— Заткнись! Грек заткнулся — во всяком случае, скулить прекратил.

— Готовьтесь тоже, — спокойно, даже где-то скучновато произнес Киргиз. Он нарочно говорил потише и поспокойнее, чтобы беречь дыхание.

Храп с Оцеолой тотчас залегли и припали к автоматам. Глядя на них залег и изготовился к стрельбе и Грек, хотя вид у него был все еще растерянный.

— Левая нога, сгиб, — объявил Киргиз прежним тоном. — Реально левая, для нас она справа. Начинайте после моего пятого выстрела.

«Хоть одно попадание — уже плюс», — отел добавить он, но решил, что и сказанного хватит. Прикрыл на несколько секунд глаза и задышал равномерно и глубоко.

— Яволь, после пятого! — выдохнул и Храп.

До монстра оставалось метров сто, не больше. Если бы Киргиз хоть раз до сегодняшнего дня видел живого псевдогиганта, он мог бы отметить, что встречаются в Зоне экземпляры и покрупнее. Этот в холке тянул метра на два, вряд ли выше. Но Киргиз видел псевдогиганта впервые в жизни поэтому сравнивать ему было не с чем.

Однако это вовсе не означало, что Киргиз не знает как поступить в сложившей ситуации. Восемьдесят метров. «Поехали!» — подумал Киргиз и припал к прицелу. Выстрелил раз. Почувствовал, что попал, но на гиганте это никак не отразилось. Второй. Третий. Четвертый.

Пятый — тут же одновременно грянули три автомата и псевдогигант впервые сбился с равномерного шага. Теперь паузы между выстрелами Киргиза стали чуть длиннее. Автоматы почти одновременно захлебнулись, спутники лихорадочно переворачивали магазины и втыкали на место парные. Но выстрелить никому из троих автоматчиков больше не довелось, потому что после седьмого выстрела Киргиза нога псевдогиганта переломилась в колене; он тяжело, так что слабо дрогнула земля, впечатался в редкую траву и пошел юзом, как соскочивший с тележки железнодорожный вагон. Поднялся даже слабенький столбик брызг.

— Блеск! — прокомментировал Храп, вскакивая и подхватывая рюкзачок Киргиза. — Уходим!

Помощь была очень кстати — Киргиз цапнул винтовку как есть, с откинутыми сошками и резво потрусил за остальными.

— Грек! Ты скулить перестал? Вести можешь? — справился Храп на бегу.

— Уже веду! — зло отозвался тот. — Извини, сорвался!

— Это потом! Веди!

Гигант тяжело ворочался в большой луже. Он не добежал до огневой точки метров, наверное, тридцать и сейчас даже без одной ноги умудрялся довольно быстро ползти за людьми. Но ползти — это не бежать, к счастью. Люди от ползущего и раненого псевдогиганта ушли без труда.

Когда уже снова можно было просто идти, а не бежать, Киргиз чуть замедлился, вернул сошки в походное положение, отобрал рюкзак у Храпа и на ходу принялся добивать почти расстрелянный магазин до полного из поясного накопителя. Прежний магазин уже был примкнут к винтовке.

То, что они часть пути пробежали, имело и свои плюсы: уже через полчаса вокруг стали появляться кусты и деревья, а потом в разрывах листвы впереди показалась железнодорожная линия.

— Так! — скомандовал Храп и все невольно обернулись к нему. — Вроде спокойное место? Привал десять минут.

Оцеола с готовностью уселся на травянистый холмик, пнув его предварительно ногой — на всякий случай. Храп с Киргизом тоже присели. А Грек остался стоять.

— Мужики! — виновато начал Грек. — Я — урод! Но мне бы и в голову не пришло стрелять по псевдогиганту из автоматов! Если гранатомета нет — учили, что надо разбегаться, тогда он только одного подомнет, а остальные свалят. Я вообще такого не видел никогда — по гиганту из пукалок! Меня другому учили!

— Ладно, проехали, — с легким снисхождением сказал Храп. — Вот если б ты и вправду побежал, тогда, извиняй, разговор совсем другой состоялся бы. Атак нормально— упал, стрельнул, группу увел штатно, как и положено. Проехали, в общем.

— Я правда не видел такого, — вздохнул Грек. Было видно, что он страшно досадует на себя за промах и стыдится, что его рефлекс примут за банальную трусость, а попытку побежать — за малодушие.

— Грек! — с по-индейски непроницаемым лицом обратился к нему Оцеола. — Тебе сказали: «Проехали!», значит проехали! Сталкер опять вздохнул и уже не с досадой, а с интересом покосился на Киргиза.

— А хоть что за пушка у тебя, можно узнать? Или и это проехали?

— Отчего же нельзя? — усмехнулся Киргиз. — Четыреста девятнадцатый Хеклер, как вон и у них, только слегка доработанный напильником.

— То-то я смотрю… — Грек с завистью глядел на винтовку Киргиза. — Ствол, вижу, снайперский, полтинник. Сошки, вижу необычные. А что еще доработано, а?

— Рукоятка и цевье, — честно признался Киргиз. — Индивидуальные, под мои бесценные лапки. А в остальном — штатная модель. Храп, дай водички, лень опять рюкзак скидывать.

— Держи! — немедленно протянул бутылочку Храп. — Заслужил, старик! И довольно ухмыльнулся. Грек и сам полез в рюкзачок за водой.

— Ребятам рассказать — не поверят, — пожаловался он. — Гиганта… Из штатного Хеклер-Коха, пусть и с полтинником… Сколько ты раз выстрелил? Восемь?

— Семь, — насчет стрельбы Киргиз старался никогда не врать и до сих пор это у него в целом получалось. — Причем, был один промах. Но зато кто-то из вас точно попал несколько раз, я видел.

— И сколько таких цыплят на твоем счету? — спросил Грек с грустной завистью середняка к профессионалу. Киргиз рассмеялся, запрокинув голову:

— Этот первый! Пожалуй, надо где-нибудь звезду нарисовать. Грек, как Киргизу показалось, несказанно удивился:

— Первый? А у вас, ребята?

— Аналогично. — Храп солидно покивал, как академик на научном диспуте. — Честно сказать, мы гиганта вживую и видим-то впервые. Я — так точно.

— Я тоже, — подтвердил Киргиз.

— А я как-то видел издалека, даже двух. Но издалека, — гордо сообщил Оцеола. — Так что среди вас я корифей, о! И довольно захихикал.

— Н-да. — Грек сжал губы и склонил голову. — Железные у вас, ребята, нервы.

— Работа такая, — сказалХрап и встал на ноги. — Привыкай, сталкер! У босса иначе нельзя. Поднялись и остальные.

Они продрались через не слишком густой лесок, дошли до насыпи и поднялись на железнодорожные пути.

Рельсы были старые и ржавые до такой степени. что стали отчетливо-ноздреватыми. Шпалы не сгнили только благодаря креозотной пропитке. Кое-где между рельсами встречались лужицы темно-коричневой воды, кое-где росла осока и какие-то жесткие ломкие кустики, названия которых Киргиз не знал.

За насыпью и путями открывалась обширная низина, постепенно переходящая в то самое жутковатое Болото с камышами-хвощами, топями-трясинами и большею частью безымянной фауной, поскольку любой, кто удостаивался чести оную фауну лицезреть, как правило внезапно утаскивался в грязь или под воду и навсегда там исчезал, поэтому ничего и никому рассказать уже не мог.

Вдалеке, особенно в самых низких местах, стлался зеленоватый туман в котором, казалось, мечутся неясные тени и от этого мурашки начинали ходить по спине, а в груди холодело и что-то обрывалось.

— Отвратительное место, — брезгливо сказал Киргиз. — Нам, надеюсь, туда не надо? И искоса поглядел на Храпа.

— Пока нет, — ответил тот. — И я этому рад.

— Лучше сказать: «И я этому пока рад», — встрял Оцеола. — Но вообще удивительно: неужели находятся люди, которые лезут туда добровольно? Грек издал странный звук, нечто среднее между фырканием и хрюканием:

— Пхр… Представь себе, находятся люди, которые там живут!

— Психи, — покачал головой Оцеола. — Реально психи!

— Кстати, братцы-кролики, — оживился Храп и поглядел на часы. — Десять двадцать семь. А вышли мы примерно в восемь десять. Итого в пути примерно два двадцать. Чудесно!

— Но это ж только до железки, — заметил Грек. — К перекрестку мы еще не дотопали.

— Ну и потопали тогда, раз так.

— Потопали. — Грек поглядел еще разок на Болото, потом вдоль рельсов, на восток.

Со стороны Агропрома местность выглядела более лесистой и высоких деревьев там было больше. Еще там проходила линия электропередачи — высокие ажурные вышки с горизонтальными отростками наверху. Они выглядели вполне сносно, и провода все так же провисали от отростка к отростку, по два на каждую вышку. По обе стороны от колеи попарно вставали бетонные столбики и на каждой паре покоилась горизонтальная сварная металлическая балка, к которой крепился контактный провод для электровозов. Метрах в ста впереди перпендикулярно рельсам и насыпи тянулось проволочное ограждение, слева оно терялось в подлеске, справа спускалось в низину, к Болоту. В районе насыпи и путей в ограждении были обустроены ворота, как и балки на столбах сваренные из металлических прутьев. Ворота были приоткрыты.

С противоположной, западной стороны, в полукилометре виднелся поезд на рельсах. Лучше всего просматривался ближний к людям вагон — торец пузатой железнодорожной цистерны.

— Знаете, что я скажу, — заговорилГрек. — Не пойдем мы по рельсам. Тут нас видно за версту, да и аномалий на рельсах обычно полно. Вон, ворота проскочим, и левее, вдоль вышек.

— А то под электровышками аномалии редкость! — пробурчал Оцеола. — Их там как бы не больше!

— Значит, еще левее заберем. Леском.

— Лес, — неприязненно произнес Храп. — Не люблю я лес. Там всякое.

— Что предлагаете? — спросил Грек терпеливо.

— Ничего. — Храп пожал плечами. — Ты ведущий, тебе решать.

— Так лес же вам не нравится!

— Ну, а что делать? Не нравится, — подтвердил Храп. — Но если ты скажешь идти лесом — пойдем. С огорченным видом, но пойдем. Разве я говорил, что мы не пойдем? Грек сквозь зубы матюкнулся и зашагал к воротам.

— Шевелитесь, дипломаты, — бросил он через плечо. Оцеола послушно двинулся за ним.

Когда Киргиз проходил мимо Храпа, тот придержал его за рукав, глянул в глаза, потом указал взглядом на Грека и тихо сообщил:

— Быстро оправился, сталкер. Молодец.

— Босс выбирал, — пожал плечами Киргиз.

— Ладно, топай. — Храп хлопнул приятеля по плечу, заодно придавая легкое ускорение, а секундой позже зашагал и сам.

Они благополучно просочились в ворота и действительно ушли с железнодорожного полотна, но пока недалеко. Грек повел их как раз между насыпью и линией электропередачи, но для верности включил ПДА и часто с ним сверялся. От перекрестка с автоколеей их отделяло километра полтора-два.

После пустошей, практически лишенных высокой растительности, идти перелесками было не очень приятно: казалось, что за каждым кустом, каждым древесным стволом кто-нибудь прячется. Покатиловская охрана вообще крайне редко бывала в лесистых районах Зоны, потому что босса в Зоне интересовали люди, а не деревья. А подавляющее большинство людей здешних лесов старались избегать. В них действительно водилось… всякое. Киргиз до сих пор вспоминал паутинные джунгли Рыжего леса, куда однажды занесла нелегкая. Хорошо хоть ненадолго и неглубоко, несколько шагов от опушки. Ступишь, и все вокруг меняется по сравнению с открытой местностью — освещение, звуки, запахи… И холод противный вдоль хребта продирает, потому что возникает навязчивое чувство пристального взгляда в спину. Спятить недолго.

К счастью, полоска леса вдоль железки в этом смысле оказалась куда спокойнее. Какая-то живность тут, конечно, водилась — натыкались и на кабаньи следы, и на собачьи, а мелкого тушкана даже увидели живьем — тот поспешил убраться в заросли едва люди приблизились. С Болота налетали порывы удушливого, отдающего аммиаком ветра, шевелили кроны деревьев, запутывались в них и обессиленно затихали.

Вскоре, как и предсказывал Оцеола, пришлось уйти еще левее, потому что под опорами действительно целыми россыпями встречались электры, а чуть в стороне их уже не было. Провода на опорах их притягивали, что ли? Но неужели линия электропередачи еще подтоком? Как, откуда? Нет ответов…

Храп периодически поглядывал на часы — одной из сегодняшних задач был дежурный хронометраж. До перекрестка они добрались за час с четвертью — в без пятнадцати минут полдень.

Лесок в этом месте редел; туманная равнина Болота отдалилась от железки, а после граница топей и вовсе завернулась к югу. Правее и впереди вставали очередные пустоши, за которыми виднелся уже откровенный лес, бывшее приграничье. На фоне пустошей чуть более светлая полоска дороги просматривалась достаточно хорошо, особенно в бинокль или в прицел Киргиза. Дорога была практически прямая — то есть, резко не виляла, но как и все накатанные дороги без асфальта заметно «рыскала» на целинном грунте — метр вправо, метр влево. Правильно, пустоши же не идеально плоские, когда идешь, а тем более едешь, поневоле станешь выбирать где ровнее и удобнее. Так и накатали-натоптали за много лет. В месте, где дорога взбиралась на насыпь, рельсы были утоплены между вкопанных бетонных плит, так что все выглядело почти как настоящий железнодорожный переезд, только не было ни шлагбаумов, ни будочки смотрителя, ни самого смотрителя в непременной форменной фуражке, оранжевой железнодорожной тужурке и с желтым флажком в руке.

Перебравшись через рельсы, дорога чуть отклонялась вправо и уходила к горизонту, к невидимой отсюда Свалке. Храп в который раз сверился с картой.

— Грек, поди-ка сюда! — позвал он. Подошел не только Грек, но и остальные.

— Синоптики тут гнездятся? — спросил Храп и ногтем отметил точку на экране.

— Примерно, — ответил сталкер. — У них лагерь мобильный, они в зависимости от погоды и уровня вод в Болоте перемещаются. Могут вообще от своих метеобудок на километр уйти.

— Далеко они от края Болота?

— Не очень, их, сразу видно, когда от дороги идешь.

— Угу — буркнул Храп и снова принялся разглядывать местность в бинокль. — Эх, чертов туман, не видно ничего!

Он еще раз поглядел на карту, потом на местность уже без бинокля и, ни к кому конкретно не обращаясь, зло произнес:

— Ну и где они придумают встречаться? В письме оно, вроде, все понятно, где-нибудь неподалеку от перекрестка колеи и железки. А конкретно-то где? Вот жеж, м-мать… Храп еще раз приложился к биноклю.

— Кира, а ты что думаешь?

Киргиз неопределенно промычал, потом собрался с мыслями и попробовал внести ясность:

— Сначала надо расписать все по пунктам. Что делают они, что делаем мы. А уж от этого плясать в смысле расстановки.

— Ну, они понятно что делают, встречаются, садятся в вездеход и едут к Синоптикам. В смысле, Псих с ботаником садятся в вездеход.

— Ага. А нам их как брать велено — на подходе или на возврате?

— На возврате? — иронически хмыкнул Храп. — Там солдатня и броневик, как ты их возьмешь на возврате?

— А на подходе солдатни и броневика не будет, что ли? — пожал плечами Киргиз. — Вот и вырисовывается первый пунктик: брать надо Психа и ботаника, причем на подходе, раньше, чем они до вездехода добегут. Идти они будут откуда-то с севера и неминуемо сначала придут к этому перекрестку. И, зуб даю, точно так же будут где-нибудь тут стоять, пялиться на карту и в бинокль и высматривать Синоптиков.

— Молодца, дядьку, все логично! — оценил Храп. — Полностью с тобой согласен. Тогда следующий пункт: где заседать нам? И во время первых дежурств, пока ждать их будем, и потом, когда мы их засечем и брать приготовимся.

— Авот это пойдем смотреть. — Киргиз обернулся и пошарил глазами по редколесью вблизи перекрестка. — Вон, туда, например. Оттуда и дорога от Свалки просматривается, и перекресток. И укрыться, вроде, есть где, вон дубрава какая.

— Добро! — согласился Храп и, не глядя, пристегнул бинокль на место — к лямке рюкзака.

— Мне с вами? — справился Грек. — Или тут посидеть?

— С нами, конечно! Хрен его знает, что в тех кустах, может аномалия какая. Да и сюда мы уже вряд ли вернемся, сразу до дому почешем, я так думаю. Веди.

Грек первым спустился с насыпи и зашагал к означенным кустикам. Остальные гуськом потянулись за ним в привычном уже порядке.

От перекрестка они отошли метров на четыреста; тут разделились, Храп с Оцеолой принялись искать место для наблюдательного пункта, а Киргиз с Греком — под огневую точку. Вернее, искал Киргиз, а Грек присматривал, чтобы он никуда не вляпался.

Почти сразу приглянулся Киргизу эдакий бравый пригорочек — холм высотой метров в восемь. Со стороны дороги, то есть с востока и северо-востока его склоны были довольно крутыми, с севера примыкал небольшой овражек с ручьем понизу, так что тут склон вообще был практически отвесный, с остальных сторон — достаточно пологий, можно спокойно взобраться.

— Как насчет во-он туда выйти? — на всякий случай спросил Киргиз у сталкера, указывая на пригорочек. Грек присмотрелся, поводил носом, словно принюхивался и велел:

— Давай за мной! Метрах в десяти.

Он по широкой дуге обошел группу деревьев, причудливо сплетшихся стволами, немного постоял, вслушиваясь, и наконец решился выйти на сам пригорок. Там росли высокие, выше человека кусты, в которых при определенной фантазии можно было узнать мутировавшую лещину. Только орешки у нее были покрупнее, с яблоко примерно, и не гладкие, а пупырчатые, и не коричневые, а грязно-серые.

Киргиз долго глядел как Грек приближается к этим кустам, а потом вполголоса спросил:

— Орехи весной? Однако Грек ничуть не смутился:

— Да они, небось, с прошлого сезона тут висят. А, может, и с позапрошлого. Фигня, оно везде так. Что деревьям зима, когда на станции то выброс, то радиация, то еще какое непотребство? Бесплатная печка. Давай сюда, тут вроде чисто.

Киргиз присоединился к сталкеру. Вид с пригорка и действительно был изумительный — на горизонте хоть и смутно, но все же проступали корпуса Агропрома и даже Свалка маячила, но вообще видно было неважно из-за густой дымки. Зато прекрасно было видно, что от дороги, которая совершенно однозначно тянулась к Свалке, в полукилометре от пригорка ответвлялась тропа, в свою очередь убегающая левее, к Агропрому.

— Вот и путь домой, — пробормотал Грек. А потом вдруг добавил: — Хорошая точка, далеко видать! И никакой, вроде, пакости пока не заметно. Овраг мне только не нравится. Что-то там внизу есть, как бы не мясорубка вообще.

— Я вниз и не собирался, — сказал Киргиз. — А теперь так стопудово не полезу.

— Правильно, — поддержал Грек, в очередной раз осматриваясь. — Ты как, залечь хочешь?

— Не обязательно. Главное, чтобы меня с дороги не было видно.

— Ну, можешь вон у стволов, а можешь в орешник заползти.

— Неохота в орешник. Там жучки… Ну их.

— Смотри сам.

Киргиз еще походил, поприседал, прикинул как минимум четыре удобных позиции, в зависимости от того, где обнаружатся Псих с ботаником — на тропе, на дороге, между дорогой и тропой или еще где-нибудь. С этим можно было считать, что все.

Дальше Киргиз наметил пути отхода, задумчиво попинал упавшее дерево поперек одного из них — не сгнило ли. Не сгнило, твердое, как камень.

Минут через двадцать Киргиз решил, что больше тут ловить нечего и свистнул Греку, присевшему на склоне, дабы лишний раз не маячить.

— Я все!

Грек встал и молча повел к дороге, где условились встретиться с Храпом и Оцеолой. Те поджидали у крайних деревьев.

— Ну как? — издалека поинтересовался Храп.

— Порядок, точка путевая, — сообщил Киргиз.

— А мы аж три наметили. И снова Храп глянул на часы.

— Ну, что? Пожрать, и до дому?

— Самое время, — оскалился Киргиз.

— Вон, там полянка ничего так себе, — подал голос Грек. — И дорогу видно, и жопа прикрыта.

— А чего ты той дороги так боишься? — поинтересовался Храп.

— Потому что самые волки ходят по дорогам, — грустно объяснил Грек. — На двух ногах. И со стволами.

— Ничо, — пообещал Храп. — Ты главное местную живность вовремя отслеживай, а от двуногих волчар как-нибудь отмахаемся, обещаю. Ну, чего? Садимся? Оцеола, давай самобранку.

Следопыт молча вынул из уже сброшенного с плеч рюкзака клеенчатую скатерть и расстелил прямо на лишайниках, потому что трава на полянке не росла, только сизые, как черноморские медузы, лишайники.

Команда быстро сжевала по рациону, каждый запил водичкой, прибрались, упаковались и — сначала по дороге, потом по той самой тропе, которую Киргиз видел с пригорка, потопали к Агропрому.

Видать, запас приключений они исчерпали утром, потому что дошли на удивление ровно и быстро, и на Агропроме были задолго до заката. Поскреблись в дверь лежки. Открыл Тучкин — мрачнее тучи.

— Что такое? — изменился в лице Храп, уже было решивший, что и второй день в Зоне завершился благополучно.

— Налим пропал, — угрюмо сообщил Тучкин. — Вышел погадить, и не вернулся.

В ладони Храпа громко хрустнул и развалился на части один из двух пластиковых шариков, которые он вертел попеременно то в правой, то в левой руке.

Глава одиннадцатая

— Слушай, Саня, — поинтересовался Сиверцев. — А почему ты Покатилова явно опасаешься, а с Тараненко решил договориться?

— Покатилов — бандит, — пожал плечами Псих. — С бандитами договариваться себе дороже, им твоя правда — начхать и растереть. Один раз уступишь, и все, больше не слезут. Нет уж, лучше я Тараненко сдамся, этот хоть человек науки, да и официальные полномочия у него какие-то есть — не зря же осенью он вертолетами командовал.

— Думаешь, он сильно отличается от бандитов? — хмуро поинтересовался Ваня. Псих печально вздохнул:

— К сожалению, не сильно. Но больше мне выбирать но из кого. Твой шеф — меньшее из зол.

Второй день они с Психом пили и разговаривали. Обо всем понемножку. Но разговор то и дело возвращался к странной и манящей вещи под названием дупликатор. Вообще говоря, Сиверцева больше разбирало профессионально любопытство, чем мечты о гипотетической наживе. Как реализована способность копировать предметы? Насколько копия получается похожа на оригинал? Да любой физик за подобную машинку отдал бы полжизни и правую руку впридачу! Это ж гарантированная Нобелевка, если все правильно обставить и если дупликатор реально работает! А у Сиверцева не было причин не верить Психу.

В целом дупликатор работал так: необходим был сейф определенной модели, на два отделения — с другими сейфами почему-то ничего не получалось. Еще нужно было два редких артефакта, название которых Сиверцев слышал впервые. Эти два артефакта помещались в верхнее отделение сейфа; туда же клался предмет, копию которого предполагалось получить. Сейф закрывался на какое-то время — не меньше часа, насколько понял Сиверцев. В конце концов оказывалось, что в верхнем отделении сейфа все попрежнему — пара артефактов и предмет. А в нижнем, доселе пустом, появляется копия предмета. После дупликации артефактам обязательно надо «зарядиться» — примерно сутки просто полежать в сейфе, на прежнем месте. Без этого дупликация не происходит, нижнее отделение остается пустым. Даже если оставить сейф закрытым на время, превышающее время «зарядки». Но если артефакты зарядятся, то стоит просто открыть и закрыть дверь, а потом часок подождать — и готово, дупликатор срабатывает. Наличие или отсутствие любых предметов в верхнем отделении вместе с артефактами никак не влияет на процесс зарядки, но Псих почему-то считал, что без посторонних предметов зарядка происходит немного быстрее, хотя, насколько понял Сиверцев, никаких исследований и измерений никто никогда не проводил.

После некоторых раздумий и очередной дозы спиртного Псих сдался и рассказал Сиверцеву как нужные артефакты, сам сейф и информация как всем этим пользоваться к нему попали.

Все началось примерно через полгода после пробуждения Психа в пустой больнице. Он уже пережил первый шок, первые депрессии и первое отчаяние, но поскольку человеческую природу не переиначить, мало-помалу стал ощущать новый вкус к жизни, даже если это жизнь начинающего сталкера-одиночки. Тем более, что вскрылась очевидная его, Психа, исключительность: Зона считала его своим. Открытие это Псих проверял и перепроверял, но невзирая на стопроцентно положительный результат проверок так и не стал безалаберным и беспечным. Его не трогали самые опаснейшие существа Зоны — словно не замечали, но это однозначно было не так: к примеру, Психа часто обнюхивали собаки, а когда он впервые столкнулся с химерой, та заинтересованно обошла вокруг него, словно разглядывала, а потом развернулась и канула по своим загадочным химерьим делам. Если бы Психа не замечали — он не мог бы общаться со странным зомби по имени Бенито, приятелем Болотного Доктора. Зона не пускала Психа в действительно опасные места и к аномалиям — он словно на стену натыкался, упругую, но неподатливую. Шагнешь — тут же отбросит. Сами аномалии он и чувствовал, и видел; чувствовал раньше и с большего расстояния. Псих помнил первый серьезный испуг, когда увязался с какими-то ребятами собирать артефакты в глухом месте Темной долины, а те, как выяснилось, использовали его как «лошадь» — переносчика смертельно радиоактивного хабара. Они даже контейнера Психу не дали, а сам Псих антирадом тогда толком еще и пользоваться не умел. Так вот: антирада ему в том выходе не давали вовсе и по идее он схватил смертельную дозу облучения и все были уверены, что через несколько месяцев он просто умрет. Однако Псих вообще ничего не заметил. Когда через год Псих столкнулся с одним из этих хитромудрых ребят в «Штях», у того рожа натурально позеленела. К этому времени у Психа завелись кое-какие нормальные приятели, и едва выяснилось, что лошадью в той знаменитой на всю Зону афере сработал именно Псих, они силком погнали его на медобследование.

Псих оказался вполне здоров — во всяком случае, ничего фатального у него не выявили. Влияние радиации заметно, но не более, чем у жителей окрестных городков, которые в Зону вообще никогда не ходят.

До необычных хромосом врачи тогда, по всей видимости, не докопались, иначе вряд ли прошли бы мимо такого феномена и вряд ли позволили бы Психу просто уйти.

Псих свои способности особо не афишировал, а его новые приятели спустя недолгое время очень неудачно сходили на Радар. Даже неизвестно дошли ли, поскольку не вернулся никто. Опять Псих остался один на один с миром, причем с миром, который о нем самом ничего не знал.

Кстати, команда, которая обманула Психа, в тот год гробанулась тоже, под ноль, без выживших.

Однако ни природа, ни человеческие отношения не терпят пустоты, и у Психа начали заводиться новые знакомства, а поскольку история с лошадиной работой вышла весьма поучительной, теперь Псих стал до крайности недоверчивым, даже применительно к людям, работа с которыми вроде бы доказала их надежность и честность! И правильно делал, потому что следующая команда сталкеров, с которой он связался, лично Психу ничего плохого не делала, просто беззастенчиво пользовалась его чутьем на артефакты и беспардонно обманывала при дележе выручки.

Когда это вскрылось, Псих просто ушел, без скандалов и претензий. В следующий же выход эта компания полегла на Болоте и в который уже раз Псих остался один, как перст. Он стал реже бывать вне Зоны, большею частью слонялся в одиночку по таким гиблым местам, что расскажи он об этом в каком-нибудь баре, бывалые сталкеры сочли бы его врунишкой.

Собственно, так однажды и случилось: когда за соседним столиком в «Вотрубе» зашел разговор о редких артефактах, Псих вставил пару слов. В том смысле, что широко известные артефакты Зоны, вплоть до самых ценных — это так, голимый ширпотреб, а реально редкие и мощные по большому счету вообще еще неизвестны ни сталкерам, ни, тем более, науке.

В общем, закончилось тем, что Психа снова утащили в Зону, ответить, так сказать, за слова. Он, естественно, ответил, причем вполне адекватно, потому что не врал, а говорил лишь о том, что реально видел. Народ тихо млел и громко изумлялся.

И тогда человек по имени Илья на словах описал Психу некий артефакт — чисто внешне, ничего не упоминая о свойствах — и спросил, не встречалась ли ему такая вещица. Психу она не встречалась, в чем он честно и сознался, но затем Псих легкомысленно добавил, что может поискать. Илья вцепился в Психа как клещ, описав еще один артефакт. Псих обещал поискать и этот.

Через четыре недели Псих нашел Илью в научном лагере вблизи Милитари и вручил второй из описанных артефактов — сероватый эластичный комочек, похожий на прожеванную и выплюнутую жвачку, с тем лишь отличием, что этот комочек лип не ко всему попало, а только к некоторым металлам. Естественно, что Илья снова вцепился в Психа, словно клещ и не отстал, пока Псих не отвел его на место, где этот комочек был найден. Псих полагал, что дальше Илья займется этим сам, но не тут-то было: Илья заставил Психа взять эту жвачку в руку и взмолился: «Ищи! Тут рядом должно быть!»

Что именно искать — Псих толком не понял, а дело происходило в Лиманске, в какой-то бывшей государственной конторе, в бывшем кабинете директора.

Ноги сами привели Психа в комнатку, когда-то служившую бухгалтерией, к маленькому сейфу в углу. Псих, не понимая толком что делает, указал на этот сейф. Ключ отыскался в ящике ближайшего стола, а в самом сейфе Илья нашел второй артефакт, похожий не то на чертежный циркуль, не то на пару крючков для вязания, скрепленных хвостиками между собой.

Илья возликовал, Псих удивился. До сих пор неизвестно — как и почему он выбрал именно этот сейф.

Поскольку договор Псих вроде как выполнил — привел на место, да еще второй артефакт отыскал, он решил стребовать плату и уходить, а Илья уж пусть сам со своими артефактами и сейфами разбирается. Договаривались они на пять тысяч деньгами плюс две упаковки батарей для фонаря — у Психа как раз закончились. Деньги Илья отдал, а батарей при себе оказалась только одна упаковка, вторую он где-то продолбал пока шли. Псих уже было вознамерился махнуть рукой, сказать: «Будешь должен!» и уйти, но Илья поймал его за рукав. «Не спешишь? — спросил. — Обожди часик, будут тебе все батареи, заодно и проверим как оно работает». Псих ничего не понял, но подождать согласился.

А Илья полез в сейф. Прилепил в верхнем отделении сейфа комочек, похожий на жвачку, то ли к стене, то ли к «потолку». Псих не разглядел. Долго пристраивал там же второй артефакт, похожий на циркуль или спицы. Сунул туда же, в верхнее отделение единственную упаковку батарей. Потом закрыл сейф и засек время.

Они успели перекусить и немного поболтать — в основном о том, что если Психу когда-нибудь встретятся такие же артефакты, он их подберет и принесет Илье. Псих ничего железно не обеща — это стало его обыденным правилом — но заверил, что «если вдруг, то непременно», и все такое прочее.

А потом Илья полез в сейф вторично и вынул по одной упаковке батарей из каждого отделения сейфа — одну из верхнего, ту, которую клал час назад, и вторую из нижнего, хотя Псих мог побожиться: в момент закрытия сейфа нижнее отделение было вообще пустым. «Работает!» — глупо улыбаясь сообщил ему Илья и вручил должок.

У Психа все окончательно смешалось в голове, он забрал свои батареи и отправился в «Вотрубу», в свою очередь отдавать должок бармену, пока заработанные деньги не разлетелись без следа.

Через два месяца Илью убили какие-то залетные бандиты, и не просто убили, а перед этим пытали. Псих на всякий случай насторожился и ушел поглубже в Зону. Насторожился он не зря: четверо неизвестных типов пытались его схватить в родной Припяти, но Псих там был свой, а они чужие. Трое преследователей в итоге сгинули в подвалах у кинотеатра, а один, кажется, еще и сейчас в парке на чертовом колесе катается…

На этом все, вроде бы, затихло, но Психа, естественно, нещадно глодало любопытство. Держался он долго, однако в итоге не выдержал и наведался в Лиманск, в уже знакомую контору и уже знакомую бухгалтерию. Сейф был на месте. Ключ нашелся в столе.

Открывая сейф, Псих был уверен, что ничего не найдет, что сейф пуст. К его изумлению — нет, сейф был совсем не пуст, там обнаружилось много ветхих бухгалтерских бумаг, бутылка коньяку, подшивка диковинных журналов «Ukrainian Wireless News» за 1913 год, а также оба артефакта-«жвачка», прилепленная к «потолку» вверхнем левом углу, и «циркуль-спицы», стоящие вертикально у задней стеночки вправом нижнем. Псих подумал-подумал, выгреб из нижнего отделения вообще все, а из верхнего — все, кроме артефактов, коньяка и журналов. Подумал немного и добавил в верхнее отделение последний снаряженный рожок к своему «калашу». Закрыл дверцу, засек время и пошел погулять.

Через час с небольшим он вернулся и отпер сейф. Поглядел, и понял, что теперь он обладатель двух рожков к «калашу», двух бутылок коньяку и двух подшивок «Ukrainian Wireless News».

Одну из бутылок (из верхнего отделения) он опорожнил прямо тут, в процессе размышлений. Коньяк как коньяк, пивал Псих и получше, но и не отрава.

Вторую бутылку и одну из подшивок Псих сунул в рюкзак. Бухгалтерские документы запер в сейф. Ключ вернул в ящик стола. А к артефактам так и не прикоснулся.

С этого момента он практически не покупал патронов, батарей к фонарю, носков и носовых платков, жетонов к кофейным автоматам — словом, всякого мелкого сменного снаряжения и бытовых мелочей. Однажды пришлось скопировать себе воду, нужда заставила. Пил Псих с опаской, но, вроде бы никаких сюрпризов не случилось, а на вкус скопированная вода была просто водой и ничем особенным не отличалась от оригинала. И все равно Псих решил, что ни воду, ни пищу больше размножать не станет — разве только если совсем уж припечет.

Потом Псих случайно встретил точно такой же сейф в уцелевшем здании на Милитари. Очень удивился, но не нашел ключа чтобы проверить содержимое, а вскрывать или ломать замки он не умел.

А еще через пару месяцев сталкерский телеграф донес, что какие-то ребята ищут в Зоне какой-то дупликатор, а потом они вдруг исчезли прямо из бара «Шти» и вскоре нашлись в Зоне мертвее мертвых. Ну и сталкеры начали пропадать, причем, как удалось понять Психу по крупицам информации, намекам и расспросам — именно те, кто интересовался все тем же дупликатором.

Завершение этой истории Сиверцев знал, поскольку сам в нем поучаствовал. Ваня выслушал Психа молча, не перебивая, хотя с каждой минутой нарастало чувство, что он глубже и глубже погружается в смертельно опасный водоворот, и что после определенного момента вынырнуть попросту не успеет.

— Такие дела, Ваня, — грустно сообщил Псих и налил по сотке. — Давай, что ли, еще по одной… Чтоб все получилось. Они чокнулись и выпили.

— Сейф я потом из Лиманска утащил, — закруглился Псих. — Слишком уж там людно стало, прям как в мои времена. Даже зомбей пораспугали, которых не выкосили.

— Он же тяжелый, зараза, — задумчиво произнес Сиверцев.

— А я рыбок набрал, грави, звезд ночных — сколько нашлось. Не поверишь — сейф чуть не улетел, хорошо успел поймать за ножку! В итоге я его за собой на веревочке тянул, словно воздушный шарик. Со мной Бенито тогда увязался, есть такой необычный зомби, у Доктора на Болоте обретается. Идем себе, болтаем, только рассвело, нет никого, благодать и вдруг туристов каких-то целая толпа выруливает, около Свалки. Чего, думаю, делать, и спрятаться-то некуда! А Бенито, молодчина, как заорет: «Куда идем мы с Пятачком большой-большой секрет!» Ну и я поддержал как смог, хотя петь не умею. Так эти туристы, по-моему, до кордона наперегонки чесали…

Сиверцев представил эту картину и невольно расхохотался — идет зомби, понятно какой наружности, рядом мужик с веревочкой в руках, а к веревочке привязан конторский сейф, который свободно парит в воздухе. И вдобавок зомби с мужиком песенку поют. Про большой-большой секрет. Неудивительно, что туристов как ветром сдуло…

— Слышь, Саня, — задумчиво спросил Сиверцев, отсмеявшись. — А зачем ты мне все это рассказал, а? Псих неопределенно пожал плечами.

— Тебя Тараненко зачем со мной послал? — спросил он и сам же ответил: — Затем, чтобы ты узнал о дупликаторе как можно больше. А я хочу все эти чудеса сдать и уйти. Спокойно уйти, причем живым. Раз ты во все эти дела встрял, твоя очередь.

— Встрял, — скривился Сиверцев. — Я не собирался никуда встревать. Я просто биолог, лет пять уже около Зоны местные чудеса препарирую. А в Зону впервые только прошлой осенью попал, как раз когда ловили пси-монстра, а поймали тебя. И знать я не знал ни о каких дупликаторах, да только Тараненко отчего-то вечно меня сует в первые ряды, едва о нем речь заходит. Мне оно и самому не больно надо. И все равно постоянно оказываюсь в центре событий. Прям, мистика какая-то!

Сиверцев тяжко вздохнул, однако любопытство снова взыграло в нем и ничего он со своей пытливостью ученого поделать не смог:

— Слышь, Саня, а как ты осенью от всей этой братии сумел улизнуть? Тебя ж держали чуть ли не на поводке. Псих скривил уголки рта:

— Рисковал, конечно. Я знал, что меня все равно возьмут, поэтому когда монстра схватили… кстати, на самом деле то был никакой не монстр, а только псионик-ретранслятор, эдакая ходячая антенна. Монстр и посейчас в Зоне и за событиями он следит очень пристально. Так что знай это, Ваня, и будь осторожен. Ага. Так, значит, когда я осенью пошел сдаваться, настоящих артефактов у меня при себе, конечно же, не было — прикопал. Взял пару железяк сходного вида. Заранее озаботился, купил две совершенно одинаковые пепельницы, одну из которых при осмотре сейфа перед демонстрацией загодя прилепил в нижнем отделении, но не намертво, а чтобы она через минут двадцать-тридцать отвалилась. Самым трудным было удержать зрителей, чтобы не насовали какой-нибудь экзотики для дупликации. И совали ведь, однако я убедил ограничиться для первого раза одной пепельницей. В середине эксперимента пепельница в нижнем отделении отклеилась и упала, но снаружи этого никто, конечно же, не услышал. В общем, сжульничал я тогда. А когда «дупликатор» во второй раз не сработал, я сделал умное лицо и предположил, что вне Зоны он просто не в состоянии зарядиться. Естественно, что Тараненко загорелся повторить эксперимент в Зоне. Приехали на какой-то полевой пост. Проверили. Не сработал, ясен перец. Тут я уже и сам удивление разыграл. Короче, в конечном итоге повел я Тараненко с группой в Лиманск, к истокам, так сказать. Да и сбежал под выброс, когда всех сильнее всего корежило. А настоящие спицы и жвачку потом выкопал, да и все.

— Н-да. — Сиверцев покачал головой. — Рисковый ты, Саня, человечище.

— Жить захочешь, еще не то провернешь, — грустно заметил Псих.

— А что ты про пси-монстра говорил? Помнится, ты его поминал, когда мы кровососа издохшего у ограды свалки видели. И когда я тебе о собаке с червем в голове рассказывал, ты тогда сказал, что он за всеми нами следит.

— Следит, — подтвердил, Псих. — Поскольку его единственного ретранслятора еще осенью пристрелили, монстр вынужден был строить новую пси-сеть, чтобы знать о творящемся в Зоне и за ее пределами. Твари с червем в башке — элементы его сети. Если встречаешь таких, значит за тобой наблюдают, Ваня. За тобой, и за всем, что ты думаешь. И это серьезнее, чем может тебе показаться.

Сиверцев ощутил новый прилив беспокойства, замешанного на страхе и тоске. Как ученый он терпеть не мог непонятного, а как любой другой человек — опасного.

На сегодняшний день чувства простого человека и чувства ученого в нем, к великому сожалению, совпадали.

Глава двенадцатая

— Давай по порядку, — хмуро, но на этот раз рабочим тоном велел Храп. Осколки шарика он уже подобрал и в сердцах забросил в угол лежки.

— Как вы ушли, мы с Налимом опять спать завалились, — начал рассказывать Тучкин. — Продрыхли часов примерно до одиннадцати, потом то се, автоматы почистили, я наладился воды нагреть на обед. А Налим говорит, пойду, задумаюсь о смысле бытия — и туалетной бумаги отмотал.

— Почему не в лежке? — жестко спросил Храп. — Гальюн же есть!

— Гальюн-то есть, да воды нету. Какой смысл хату дерьмом прованивать? Ну он и пошел. Это уже около полудня было, но я точно время не засекал. Ну, копаюсь я, рациончики залил, раз зачерпнул из своего второй, так помалу все до дна и выхлебал. Пью чай, журнал читаю, потом спохватился — где, блин его носит, еда остыла уже! На часы — а уже второй час дня. В общем, стреманулся я, автомат взял — и на крылечко. Позвал раз, второй. Глухо. Долго думал: пойти поискать или не стоит. Не пошел, вернулся. Так вот и сидел пока вы не вернулись…

— Говорил же, из лежки ни шагу! — зло бросил Храп. — Ну что ж вы за ур-роды, а? Он встал, зло швырнул рюкзачок на спальники и посмотрел на часы.

— Грек, Оцеола, со мной. Киргиз — на крыльцо, прикроешь если что. Тучкин, сидишь здесь ждешь. Ключи где?

— Вот.

— Запрешься. Открываешь по условному-два. Даже если там моим голосом петь будут, без двойки — Нихт, уразумел?

— Ай-ай, сэр, — мрачно подтвердил Тучкин. Остальные тоже побросали рюкзаки. Храп плечом толкнул дверь, а секундой позже замер.

Отчетливые шаги звучали в холле. Кто-то, не скрываясь, направлялся к лежке, надо понимать, снаружи, от крыльца, и при этом даже беззаботно насвистывал.

Храп поднес палец к губам и жестом велел рассредоточиться, чтобы снаружи никто не был виден через дверной проем.

Команда быстро и умело отпрянула к стенам, даже Грек все выполнил достойно и тихо. Шаги приближались, они звучали уже на лестнице, ведущей в подвал. «Хоть бы это оказался Налим», — подумал Киргиз с надеждой.

Через несколько секунд в лежку ввалился он самый, живой и невредимый, ни чуточки не смущенный, веселый и бестревожный.

— Тучкин, хряп тебя по башне, ты чего не запираешься? — сварливо выкрикнул Налим и тут же заметил, остальных.

— Опа! — лицо его стало удивленным. — А чего это вы так рано?

— В каком смысле рано? — тихо переспросил Храп. Тихо, но с тщательно сдержанным бешенством — Киргиз это почувствовал.

— Как это, в каком? — Налим неловко дернул свободной от автомата рукой. — Говорили же, только к вечеру вернетесь.

— А сейчас что? Налим озадаченно захлопал глазами.

— Сейчас обед, мы с Тучкиным как раз пожрать наладились…

— У тебя часы есть? — перебил Храп. — Наручные?

— Часы? Нету, на кой они мне?

— Время, глядеть, на кой же еще? — заорал Храп, уже не скрывая бешенства.

— Время и на коме глянуть можно, — ответил Налим уже с тревогой, потому что отчетливо понял: что-то не так.

— Ну так глянь!!! — рявкнул Храп.

Налим послушно запустил руку под куртку, выудил откуда-то маленький ком и разблокировал клавиши. Глянул на экран, потом на Храпа, пожал плечами.

— Ну и? — недоуменно сказал он, протягивая ком старшому.

Храп с хлопком сграбастал ком и уставился на экран. Долго смотрел. Лицо его оставалось каменным.

— Ты и часы перевел, козлина? — осведомился Храп с угрозой.

— Да какие часы, на хер они мне сдались? — возмущенно заорал Налим в ответ. — Ты чего несешь, Храп? Можешь сказать — чё тебе не нравится?

Храп молча сунул свой хронограф на запястье под нос Налиму. Тот поглядел. Понимания на его лице не добавилось. Тут, видимо решив, что хватит орать, вмешался Тучкин:

— Олежа, вообще-то уже вечер. Ты срал больше шести часов.

— Как вечер? — растерянно протянул Налим.

— Обыкновенно. Видишь, уже и ребята вернулись. Налим жалобно поглядел на Храпа, потом на остальных.

— И снаружи темновато как-то для полудня… — глухо произнес он.

— Так, стоп, самый полный стоп! — вмешался на этот раз Грек. — То есть, ты пошел погадить в обед, правильно?

— Да, — подтвердил Налим.

— И что?

— Ну, а что? — Налим снова всплеснул свободной рукой. — Погадил, руки вымыл, да и вернулся.

— И все? — уточнил Грек с выражением сыщика, взявшего след.

— Ну, если тебе так интересно, между тем и тем еще жопу вытер и штаны подтянул! — поведал Налим ядовито.

— А дальше?

— А дальше в корпус вернулся — а тут вы мне по ушам ездите! — сердито добавил Налим.

— Скажи спасибо, что по ушам, а не по роже с размаху, — буркнул Храп, но прежнего желания закатать Налима под асфальт в его голосе уже не чувствовалось.

Киргиз протянул руку и взял у Храпа ком Налима. Взглянул на время. Ком показывал 12:09.

— Кажется, я знаю в чем дело. — Грек довольно спокойно обратился ко всем сразу, но главным образом к Храпу. После чего снова повернулся к Налиму: —Пойдем-ка, глянем на… результаты твоей… э-э-э… жизнедеятельности.

— Чё, все пойдем? — озадаченно поинтересовался Налим.

— Я не пойду, — фыркнул Тучкин. — От мне надо на твое говно пялиться!

— Только идем тихо, спокойно и молча, — приказал Храп. — А то ваши выверты у меня вот уже где! Судя по жесту, Храп по шею сидел в вывертах.

Вышли из лежки, поднялись из подвала в холл, пересекли его, спустились по широченной лесенке, миновали лишенные стекол двери и оказались на институтском крыльце. На крыльце Грек обернулся к Налиму:

— Ну, где?

— За углом, — мрачно ответил тот. — Через дорогу, там будочка такая и кусты.

— Веди… сруль, — хмыкнул Грек, пропуская Налима вперед.

Налим повел; едва свернули за угол он тоскливо поглядел на светлое пятно в небе, в том месте, где валилось к горизонту закатное солнце. Налиму трудно было поверить, но все действительно выглядело так, словно он из полудня каким-то непостижимым образом переместился в вечер.

Не доходя метров десяти до упомянутой будочки, и в самом деле обрамленной пышными кустиками, Грек всех задержал и полез в поясной чехол за ПДА. Поглядел. И победоносно обернулся:

— Так я и думал! Глядите!

ПДА, он же портативный детектор аномалий, показывал, что будочка расположена как раз в центре небольшой аномальной зоны, опознанной как «хроно» отрицательной полярности.

— Хроно? — Храп прочел название вслух. — Это что захрень?

— Хроно яма, зона локального нарушения течения времени. Отрицательное хроно — значит замедленное. Налим не виноват, для него действительно прошло минут десять-пятнадцать или сколько там. И часы в его коме никто не переводил. Просто за то время, пока они сидели в хронояме, снаружи прошло больше шести часов.

— Кто — они? — переспросил Храп, шалея от переизбытка информации.

— Ну, Налим и ком, — объяснил Грек. — Это единственная аномалия, которая не вредит в физическим смысле, она просто ворует время. Ну, или дарит, если положительная.

— Охренеть! — подытожил Оцеола. — Веселая у вас жизнь, господа сталкеры!

У Грека сделалась кислая рожа — по всей видимости, опасных аномалий сталкерам встречалось неизмеримо больше, чем безобидных.

— Так, — примирительно пробурчал Храп. — Все понятно, экскурсия окончена. Живо все в хату, на разбор полетов. А ты, Налим, не воображай, будто легко отделался. Вчера просто в яму, сегодня в хронояму — я даже боюсь предположить куда ты провалишься завтра. Получишь свое, не переживай.

— Я и не переживаю, — уныло сказал Налим, но вышло у него не очень убедительно. Когда они уже вошли в лежку и Храп запирал дверь, Грек задумчиво изрек:

— Я не знаю кто устроил и эту Зону, и эти аномалии. Но он уже может на нас, людей пожаловаться: в каждой хронояме насрано!

Народ захихикал, но Налима трудно было смутить подобными словами. Гораздо больше его беспокоила ожидаемая выволочка от Храпа. До ужина Храп людей беспокоить не стал. Но едва потребили чай с галетами и джемом, он начал:

— Мужики! — сказал Храп тоном дачного активиста. — В последние пару дней меня сильно беспокоит поведение некоторых из нас. Думаю, все понимают: конкретно меня беспокоит Налим, потому что какие претензии могут возникнуть, например, к Киргизу или Оцеоле? Абсолютно никаких. Тебе, Тучкин, тоже кое-что можно поставить на вид. А именно — ты отпустил этого охламона наружу, хотя я запретил туда ходить. Что, блин, за бардак, а? Пока я вами командую, вы будете делать то, что сказано, иначе мне босс жопу оторвет. Поэтому пока этого не произошло, я буду отрывать жопу вам. Ты понял, Налим? Ну что мне, в рыло тебе настучать, чтоб мозги прочистились?

— Не надо в рыло, — промычал нахохлившийся Налим. — Храп, ну виноват я, конечно, но кто ж знал про эту долбаную хронояму?

— А детектор аномалий тебе на что? — со значением вопросил Храп. — В тетрис играть? Детский сад, блин! А если бы там не яма эта паршивая, а что похуже поджидало? Трамплин какой-нибудь или карусель?

— Карусель глазами видать, безо всяких детекторов, — продолжал оправдываться Налим. — Не полез бы я в опасную аномалию, Храп, ну чего ты?

— А того! Как босс с нами — так все путем, все шелковые, а как сами в Зону пойдем — так только блекджека и шлюх не хватает, а в остальном натуральный балаган!

Тучкин вздохнул, покосился на несчастного Налима, и доверительно обратился к Храпу:

— Слышь, старшой, таки да, накосячили мы. Расслабились. Но уже осознали и прониклись, хватит уже грузить, мы тоже не дети. Считай, что вливание пошло впрок. Так, Налим?

— Однозначно, — пробурчал тот.

— Смотри, ты сказал! — развел руками Храп. — Накосячишь еще разок — минус премия и подумай мне только шипеть по этому поводу.

— Не будет третьего раза, — зло заявил Налим. — По правде говоря, и одного было много. Но что-то тут… не так. Вы, мужики, не чувствуете такого… давления, что ли, на мозги? Как будто нашептывает кто-то, и где-то далеко-далеко что-то все время тоненько звенит? Я ночью два раза просыпался, казалось, что в лежке кто-то посторонний есть.

— Ты поэтому фонариком клацал? — спросил Храп подозрительно.

— Поэтому. И как-то неуютно, блин, аж мороз по коже. Второй день я так себя чувствую.

Храп, прищурясь, глядел на Налима, и прикидывал— правду тот говорит, или же сочиняет, чтобы как-то загладить свои фокусы. Но вообще в окружении Покатилова сочинять было как-то не принято, потому что сегодня сочинишь, а завтра непременно аукнется.

— Кто-нибудь еще подобное чувствует? — требовательно спросил Храп и обвел своих людей внимательным взглядом.

— Вообще я ночью тоже просыпался, — признался наконец Тучкин. — Наверное, снилось что-то.

Храп задержал взгляд на Греке — тот поднял руку, сигнализируя, что хочет высказаться.

— Оглашай! — велел ему Храп.

— Вообще говоря, то, что описывает Налим, очень похоже на пси-атаку. Точнее даже, не на атаку, а на прощупывание. Правда, я сам ничего не чувствовал, но Кекс… это мой вожак бывший. Так вот, Кекс говорил, что у меня заниженный порог пси-восприятия. Наверное, я и не должен этого чувствовать. А Налим, очень может быть, пси-чувствительный, вот по нему и долбит в первую голову.

— А кто может долбить? — нахмурился Храп. — Мутант какой-нибудь? Контролер?

— Может, и контролер, — сказал Грек. — А может, и нет. В Зоне много пси-восприимчивых тварей. В любом случае надо вести себя осторожнее.

— Я об этом второй день толкую, — буркнул Храп. — Не курорт жеж, Зона! Старшой гулко, в голос вздохнул и обратился к Греку:

— Что посоветуешь, сталкер? Грек немного подумал, поскреб отросшую щетину на подбородке.

— Очевидно, — заговорил он, — не следует оставлять Налима одного. И не ставить его в хвост колонны. Да почаще на детекторы глядеть, в смысле — биодетекторы. Кем бы ни был псионик, на детекторе жизненных форм он будет виден. А видимого врага одолеть легче будь он хоть сто раз псионик. Даже сильный контролер никого не может взять на поводок мгновенно — нужно хотя бы несколько секунд, а то и до минуты. К тому же, нас шестеро, взять всех одновременно он опять же не сможет.

— А эту… Пси-чувствительность как-нибудь измерить можно? — поинтересовался Храп.

— Увы — только установить опытным путем.

— Хреново, — вздохнул Храп. — Это что же получается? Могут кого-нибудь из нас подстеречь и того? Мозги выесть и себе подчинить?

— Получается, так, — подтвердил Грек. — Такое уже бывало. Говорят, если пробыть под контролем больше десяти минут, мозг повреждается необратимо. То есть, тушка может и выжить, но тебя у нее в голове уже не будет. Будет зомби, ходячее растение без разума и личности.

Храп задумался. Лицо у него стало сосредоточенное, как у студента перед экзаменом.

— И часто такое случается? — спросил он хмуро.

— Случается, — неопределенно качнул головой Грек, — Но вообще запугал я вас, кажется. Сам посуди, Храп: люди сотнями ходят в Зону, но лишь с единицами происходила подобная мозголомка. Умные осторожничают, а если никуда безоглядно не ломиться — вполне можно годами сохранять и мозги, и тушку. Контролера бояться — по хабар не ходить.

— Налим! — позвал Храп с чувствующимся беспокойством. — Ты слышал? Ну тебя в баню, как только почувствуешь, что у тебя в мозгах копаются — ори тут же, авось отобьем. Налим только фыркнул в ответ. Поразмыслив еще немного, Храп сменил тему:

— Ладно, страшилки страшилками, а надо и завтрашний день спланировать. Знач, так: завтра к перекрестку пойдут Оцеола, Тучкин и… — Храп задумался. — От дьявол, тебя, Налим, теперь и посылать-то боязно!

— Да ладно тебе, — досадливо отмахнулся тот, — Сегодня вы ноги били, завтра моя очередь.

— Вообще я бы лучше Киргиза послал, — признался Храп. — Кира, ты как?

— Как скажешь, так и я, — меланхолично заметил разомлевший после чая Киргиз. — Скажешь сходить — схожу, скажешь остаться — останусь.

— Тогда пойдешь, — решился Храп. — А Налиму я завтра воспитательный день устрою.

Налим сердито засопел, но вряд ли он особенно расстроился по этому поводу или убоялся воспитательного дня. То есть, Храпа он уважал и самую-самую малость побаивался (начальство все-таки), но совершенно не трепетал перед возможными начальственными санкциями. Велит Храп траншею завтра копать — станет копать, велит вокруг Агропрома трусцой бегать — будет бегать, велит все оружие перечистить — будет чистить как миленький. Работы Налим не боялся.

Расстраивала его репутация слабачка, пусть даже это касается малопонятной и в общем-то иллюзорной пси-устойчивости. Не любил Налим быть обузой товарищам, очень не любил.

— Подъем в семь, старт в восемь, — объявил Храп. — Шуруйте по тропе, прямо к перекрестку. До шестнадцати тридцати — наблюдение. И чтоб даже жрали по очереди — все время кто-нибудь должен глядеть на перекресток. В шестнадцать тридцать ноги в руки и по той же тропе назад. Старший Оцеола. Вопросы?

— Нету, — с ленцой отозвался Оцеола и зевнул. Храп это заметил и отреагировал соответственно:

— А раз нету — отбой. И если кому приспичит — никаких походов наружу, только в гальюн, пусть там хоть сто раз вода отсутствует. И поставьте кто-нибудь датчик снаружи!

— Прикрой, — обратился Оцеола к Киргизу и встал. Киргиз молча взял винтовку и тоже встал.

Через пять минут датчик движения стоял где ему и положено, дверь была надежно задраена, а команда полегла на спальники. Кое-кто уже начал похрапывать. И правильно: чего попусту время терять? Воскресенье закончилось.

Глава тринадцатая

Два дня Псих и Сиверцев «ленились» и пьянствовали. На третий Сиверцев решил: хватит. Тем более Псих как раз нарыл в захламленном столе результаты секвенирования, на которые Ване очень хотелось взглянуть. Да и перед завтрашним выходом неплохо бы прочистить мозги и организм. Скорее всего Тараненко появится не завтра, а только послезавтра, но все равно следующим утром придется тащиться в условленное место и выглядывать вездеход. Поэтому Сиверцев вплотную принялся за результаты, пока Псих досыпал.

Во-первых, Ваня немного удивился: Синоптики проанализировали Психу только ядерную ДНК, а митохондриальную почему-то не стали, хотя эта процедура считается более простой. Вот был бы фокус, если бы м-ДНК у Психа восходили не к условной митохондриальной Еве, как у всех людей, а куда-нибудь в сторону! Сиверцев проглядывал голографические изображения хромосом, непривычно многохвостые, с картированием всех генов. В общем и целом Псих, объясняя свою необычную природу на словах, говорил все верно. Но кто, как и зачем настолько тонко и сильно вмешался в его геном? Безусловно, Психу это давало бездну преимуществ перед обычными людьми. И, скорее всего, он был прав, когда задумывался — а не копия ли он настоящего человека Александра Солодухина? Скорее всего, этот человек давно умер, а его сознание каким-то образом было перенесено в новое, практически суперменское тело, которому нипочем радиация и болезни, которое либо не стареет вообще, либо стареет настолько медленно, что это практически незаметно, которое монстры Зоны не считают добычей и потому не трогают… Естественно, Сиверцев не мог знать как именно все это реализовано. Но если принять основное фантастическое допущение как данность, все остальное легко объяснялось в рамках сегодняшней науки и здравого смысла. Зона еще и не такое вытворяла.

В общем, когда часам к одиннадцати утра Псих проснулся, Ваня так ему и объявил: мол, я, цитолог Иван Сиверцев, склонен считать все, что ты мне по пути сюда наговорил, правдой.

Сиверцев, наверное, долго еще трепался бы на милую его душе тему, однако Псих, едва выполз из спальни в центральный зал, первым делом запустил ноутбук и поглядел чего кажут наружные камеры. И трепаться Сиверцеву резко расхотелось.

Прямо напротив входа в схрон, метрах примерно в полуста от него, у относительно целого и вертикального фрагмента агропромовского забора загорали трое парней. Загорали в переносном, разумеется, смысле. На деле они развели костерок, подвесили над ним закопченный чайник и сейчас сидели спинами к забору в ожидании пока закипит вода. Даже при максимальном увеличении подробности были неважно различимы, но вообще Сиверцеву показалось, что снаряжение у них разномастное и не слишком годное для Зоны. К примеру, рюкзаку одного из них был кричащего ярко-оранжевого цвета, второй был облачен в не менее кричащую ядовито-зеленую куртку-дутыш.

— Это что еще за зоопарк? — удивился Псих, глядя на экран.

— Наверное, прохожие, — осторожно предположил Сиверцев. — Присели на пенек в надежде сожрать пирожок…

— С таким прикидом скорее их самих сожрут, — неодобрительно процедил Псих. — Новички, что ли? Чечако?

Сиверцев про себя отметил, что Джека Лондона его нынешний напарник, по крайней мере, читал.

— Уж на что я новичок, — вздохнул Сиверцев, — но эти, видать, еще хлеще!

Некоторое время Псих глядел на них молча и насупившись. Потом кашлянул и сказал:

— Турнуть их надо бы. Только внимание к нам привлекут.

Сиверцев удивился: вход в схрон показался ему неприступным, о чем он и сообщил Психу, но тот имел в виду совершенно иное. Тишины и скрытности хотел Псих, а три балбеса способны были приманить кого угодно, от своры зомби до бандитов из трущоб. И поди еще угадай — кто лучше. В любой момент Психу с Ваней может понадобиться срочно покинуть схрон. А выходить при посторонних Псих не желал категорически.

— Придется турнуть их, — ворчал Псих. — Соберут они тут толпень, ой соберут…

— Ну, хорошо, — согласился Сиверцев. — Давай турнем. Только как? Выйти и сказать, что это частная территория?

— Да какая тут, к бесу, территория! Пугнуть их надо, да и все. Ладно, сиди, я сейчас. Псих встал и застыл — задумался.

— Знаешь, нет, — сказал он чуть погодя. — Давай-ка ты тоже собирайся. Совсем собирайся, словно мы уходим. Так оно вернее.

Поскольку сидеть в схроне без дела Сиверцеву давно надоело, упрашивать его не пришлось: сгреб голограммы с генами Психа в стопку и спрятал в ящик стола. Оделся. Обулся. Навьючил вещмешок. Повесил на шею автомат.

Псих деловито совал в свой рюкзачок плоские натовские рационы в зеленых упаковках. Минут через пять Псих обернулся к Сиверцеву:

— Ну, что? Готов?

— Вроде, да.

Псих поморщился — наверное, ему не понравилось это неопределенное «вроде», но вслух выговаривать Сиверцеву он не стал. Вместо этого сходил отключил и спрятал ноутбук.

У внутренней двери на притолоке висел маленький колокольчик в виде черепашьего панциря. Перед тем как открыть дверь, Псих потянулся к веревочке и коротко дилинькнул. Сиверцев вспомнил этот звук — когда входили, тоже дилинькало. Вероятно это был какой-то ритуал, типа, на счастье. Псих запирал двери тщательно и без суеты. Что внешние, что внутренние.

Когда они вышли из схрона, стало видно, что троица у забора хлопочет у костра и Психа с Сиверцевым попросту не замечает. Псих выразительно приложил палец к губам, сунул ключ-карту в считыватель меж плитами, блокируя замки в закрытом состоянии, а потом сцапал Сиверцева за рукав и потащил прочь от внешних мегадверей.

Они спрятались за холмиком, под которым располагался схрон, а парни у забора так ничего и не заметили— уселись пить чай. Или что они там пили? Сиверцев пошевелил ноздрями и к немалому изумлению уловил слабый аромат кофе.

«Ну и ну! — изумился он. — С такого расстояния унюхать кофе? Вот это я даю! Может, ветер удачный?»

Но ветра, похоже, не было совсем — дым от костра поднимался в серое небо практически отвесно.

Вообще после почти трех суток взаперти все чувства обострились. Помимо аромата кофе Сиверцев улавливал отчетливые запахи травы, земли, слышал множество звуков, да и на взгляд сама Зона, обычно тусклая и невыразительная, сейчас выглядела чуть ли не празднично. Особенно если взглянуть на оранжевый рюкзак и ультразеленую куртку.

— Ну, чего? — вопросительно прошептал Сиверцев. — Будешь пугать?

— Погоди-ка, — так же тихо отозвался Псих. — Кажется, эти орлы не только нас заинтересовали! Сиверцев глянул — и обомлел.

Точно над кофеманами над забором показалась чья-то голова. Человеческая, не монстр какой-нибудь. Кто-то по ту сторону забора уцепился за край, подтянулся и сейчас разглядывал отдыхающую троицу сверху.

— Знаешь, кто это? — прошептал Псих. — Покатиловский охранник! Мы их во второй день у входа в схрон видели.

— Значит они никуда не ушли, здесь сидят, — отозвался Сиверцев. — Ждут чего-то!

— Нас они ждут, Ваня, не тешь себя напрасными надеждами! Точнее, не нас ждут, а меня.

— Так что, зря вылазили?

— Не зря! Если нас никто не заметил — самое время убраться отсюда подобру-поздорову. А заметили нас или нет мы сейчас и выясним.

Человек с забора исчез. Наверное, увидел все, что хотел и сейчас готовился либо обрушиться на кофеманов сверху, либо обойти забор и приблизиться вдоль него снаружи, либо просто тихо слинять, так и не обозначив собственного присутствия.

Холмик очень удачно скрывал Психа с Сиверцевым от всего Агропрома, но стоит им просто отойти от холмика — оба будут видны всем, это понимал даже ученый — цитолог, не шибко искушенный во всяческих казаках-разбойниках для взрослых. Тем интереснее было поглядеть — что же придумает хитрюга Псих.

А тут как раз и события начали развиваться: слева из старого пролома в ограде вышел один из покатиловских — худощавый, а справа через забор перемахнул тот, который недавно выглядывал — крепыш. Поскольку теперь охранники не крылись, их заметили даже беспечные кофеманы. Засуетились, побросали кружки, попытались схватиться за оружие, но было уже поздно: худощавый и крепыш моментально оказались даже не рядом, а просто среди них и незадачливая троица мигом была приперта к забору с поднятыми руками. Худощавый держал их на стволе, крепыш принялся рыться в вещах, предварительно отбросив трофейное оружие чуть в сторону. Параллельно он что-то старательно внушал застигнутым врасплох кофеманам, но Сиверцев разбирал только отдельные, громче всего произносимые слова.

По всей видимости, ничего ценного крепыш не обнаружил — либо, если его целью не был банальный грабеж, не нашел ничего такого, что встревожило бы или хотя бы насторожило покатиловскую охрану. Незадачливые ходоки в Зону, скорее всего, были именно теми, кем и выглядели — чечако, как удачно выразился Псих. То есть, новичками-простофилями. Оранжевый рюкзак и зеленая куртка посреди окружающей серости выглядели призывными фонариками во тьме. Вероятнее всего, именно это и не нравилось покатиловской охране — тем тоже ни к чему была лишняя реклама, как и Психу с Сиверцевым, а если долго и настойчиво мигать в ночи фонариком, непременно явится кто-нибудь голодный и неприятный. Так оно, наверняка, и обстояло, поскольку после очередной фразы крепыша троица чечако вдруг одновременно опустила руки и засуетилась у вещей и у костра — торопливо подбирали вынутое, как попало запихивали в поклажу, а потом похватали оружие и трусцой ломанулись в сторону Свалки. Последним бежал обладатель зеленой куртки — на одном плече неловко накинутый и постоянно сползающий рюкзак, в этой же руке то ли автомат, то ли винтовка без магазина, в другой — чайник. Зрелище было довольно комичное, но Сиверцеву почему-то было совсем не смешно.

— Не высовывайся, — еле слышно прошептал Псих, сползая чуть ниже по склону. Сиверцев тоже по-рачьи попятился и старательно вжался лицом в траву.

Крепыш тем временем переговаривался с худощавым, но Сиверцев все так же не мог разобрать ни слова — на этот раз потому, что предательски заколотилось сердце и в ушах отдавался главным образом пульс.

Пролежали они, по ощущениям Сиверцева, меньше минуты. Разговор охранников в какой-то момент стих и Ваня уже было подумал, что они убрались в свою ухоронку, но тут в его голову сверху уперлось что-то твердое и кто-то громко и отчетливо произнес:

— Ку-ку!

Сиверцев рефлекторно попытался поднять голову, но ему не позволили — ствол (а в затылок ему упирался именно ствол), прижал Ваню к грунту. Мгновением позже правая рука Сиверцева перестала осязать «калаш» — его отобрали.

Давление на затылок исчезло. Сиверцев поспешил приподнять голову: над ними с Психом стоял охранник-крепыш. В руках он держал незнакомый Сиверцеву модерновый автомат, но не такой пугающий и навороченный, как у Филиппыча — попроще, без всяких подствольников и лазерных целеуказателей, а оба «калаша» висели у крепыша на сгибе локтя. Стало быть, Псих тоже безоружен.

— Ме-е-едленно встаем! Сиверцев повиновался: с четверенек сначала встал на колени, потом в рост.

— И ручки, ручки держим на виду! — продолжал командовать крепыш.

Второй охранник, который худощавый, с точно таким же автоматом стоял чуть поодаль, у подножия холма.

Псих, разведя полусогнутые руки в стороны и удерживая их на уровне плеч, медленно пошел к худощавому. Сиверцев, скопировав положение рук, направился следом, а крепыш выдержал дистанцию метра в четыре и только потом начал спускаться.

— От они, голубцы, видал, Налим? — обратился крепыш к худощавому. — Не зря Оцеола схроном интересовался: в нем они и сидели!

Худощавый Налим что-то неопределенно промурчал в ответ. Псих подошел к нему почти вплотную, разве только животом в ствол автомата не уперся.

А потом произошло нечто странное. Очень быстро, почти мгновенно. Сознание Сиверцева попросту не успело за событиями.

Сначала Ваню пихнули в грудь — кажется, это сделал Псих, но до конца Сиверцев не мог быть в этом уверен, потому что в этот самый момент повернул голову и покосился на крепыша. А полусекундой позже Ваня обрушился на крепыша всем весом. Тот довольно легко сбил Ваню на землю, но при этом уронил оба трофейных «калаша». Сиверцев рухнул на траву, почти плашмя; позади гулко грянул выстрел, а потом кто-то сдавленно охнул, словно ему от души засадили под дых на вдохе. Кажется, охал худощавый.

Ваня как мог быстро перевернулся и пригляделся: действительно, худощавый валялся на траве, и как раз в этот момент Псих ногой отшвыривал его автомат подальше. Практически одновременно с этим крепыш сделал молниеносный выпад и зацепил Психа своим автоматом, но, видимо, в последнее мгновение Псих чуть сместился, поэтому крепыш не устоял и неловко повалился набок. Однако он словно бы собрался в комок, легко и пружинисто, и в следующий момент, на обратном ходе вскочил. Автомат по-прежнему был при нем, но теперь в неудобном положении — крепыш держал оружие левой рукой за цевье и чтобы выстрелить ему требовалось перехватить его второй рукой.

Перед крепышом стоял Псих, безоружный — он тоже моментально вскочил на обе ноги, хотя совсем недавно стоял на одном колене.

Псих сделал выпад — крепыш увернулся. Второй — крепыш снова увернулся, а потом молниеносно ответил, но Псих в свою очередь ловко отскочил.

Тут Ваня сообразил, что должен как-то помочь Психу. Но как? Взгляд сам собой зацепился за валяющиеся «калаши». Оба были без магазинов — крепыш их в самом начале предусмотрительно отсоединил и отбросил куда-то в сторону. Сердце у Сиверцева колотилось, словно у марафонца перед финишем. Он подобрался, как был, в горизонтали, чуть сместился к автоматам и, схватив ближний из них за ствол, прямо из положения на корточках распрямился, одновременно замахиваясь, а затем с воплем обрушил автомат на голову крепышу.

В последний момент тот отследил движение и дернулся чуть в сторону, но Ваня все равно угодил ему оттопыренным штырем затвора прямо в висок. Он специально не целился — просто так получилось и так лег в руки ствол «калаша». Секундой позже крепышу добавил Псих — в шею, что ли, Сиверцев толком не рассмотрел. Крепыш обмяк и мешком осел на траву, так и не выпустив из рук цевье своего автомата.

Псих тотчас метнулся к худощавому, который тяжело ворочался на земле, пытаясь встать. Короткий тычок — и худощавый перестал ворочаться.

— Бегом, Ваня! — рявкнул Псих, в движении поправляя лямки рюкзака, а через пару шагов нагибаясь за своим автоматом. — Ходу!

У Сиверцева автомат был уже в руках, поэтому он его только перехватил поудобнее и на плохо гнущихся ногах последовал за Психом.

Через несколько шагов он увидел магазин от «калаша», почему-то один, и рискнул потерять секунду, но подобрал его.

Псих обежал холмик справа и рванул вдоль агропромовского забора на север, а когда забор завернулся к западу, направился туда же. Сиверцев изо всех сил старался не отставать.

Территорию Агропрома они обогнули с севера. Псих продолжал бежать на запад, к невидимой отсюда реке, феноменальным своим чутьем выбирая безопасную дорогу. Сиверцев быстро запыхался, но сцепил зубы и зациклился на одной единственной мысли: «Не отставать! Не отставать!»

Так они неслись минут десять. Псих иногда оглядывался, но от Агропрома за ними никто гнался, поэтому помимо воли бег их начал замедляться. А когда Псих с Ваней нырнули в перелесок, первый из многих, и вовсе перешли на шаг.

Вдоль реки растительность была не в пример пышнее, чем на пустошах вокруг Агропрома. И этому факту оба сейчас очень радовались.

Однако радость Сиверцева была с горьким привкусом: только сейчас он сообразил, что охранники-то покатиловские. А Покатилов, в общем-то, считает его своим человеком. Стало быть, подчинившись звериным инстинктам (напали — надо обороняться) Сиверцев выступил против Покатилова. И что теперь делать? Покатилов точно не погладит за такое по головке.

— И куда мы дальше? — угрюмо поинтересовался он у Психа.

— Обойдем Болото, — ответил Псих, — и выйдем к старому кордону. Там и заночуем. А с утра уже и вездеход выглядывать можно.

— А разве с этой стороны можно обойти Болото? — усомнился Сиверцев.

— Можно. Если переправиться через реку. За рекой нас искать точно не будут. А если и будут — в чистом виде концы в воду, никаких следов… Стоп, Ваня!

Сиверцев машинально встал. Раньше, чем сообразил мозгами — на рефлексе. Вопросительно поглядел на Психа.

— Ничего впереди не видишь? — поинтересовался тот.

Сиверцев пригляделся. Прямо по ходу меж деревьев действительно угадывалось что-то такое эфемерное, словно прогретый воздух дрожал над землей в жаркий день. Но день был обычный, апрельский, а в Зоне даже летом не бывает настоящей жары.

— Аномалия? — спросил Сиверцев, практически не сомневаясь в ответе.

— Угу. Трамплинчик. Уже на издыхании, но еще вполне живой. Земля около аномалии в нескольких местах была отчетливо-бурая.

— Обходим! — Псих отклонился вправо и принялся обходить трамплин прямо через кусты.

«Что бы я без него делал? — подумал Сиверцев с легкой грустью. — Ведь вляпался бы сослепу прямо туда, в это еле заметное дрожание, точно вляпался бы!»

Только с некоторым запозданием Сиверцев внезапно сообразил, что не встреться Псих команде Тараненко в «Рентгенах», сам Ваня сейчас благополучно пребывал бы в городке, на реабилитации, скорее всего потягивал бы пиво в каком-нибудь баре и знать не знал бы ни о каких трамплинах посреди мрачного леса.

Тот факт, что подсознательно он уже не мыслил себя отдельно от Зоны, Сиверцева огорчил и немного насторожил.

«Вот так она людей и сжирает, — философски подумал Сиверцев, старательно вышагивая за Психом, след в след. — По крупинке каждый день. Через месяц-другой глядь — а ты уже не себе принадлежишь, а ей…»

Один перелесок, второй. Псих уверенно выбирал дорогу, правда сейчас сильно отклонился к северу, хотя Болото вообще-то лежало в противоположной стороне, на юге. Но Сиверцев не удивлялся: раз идет туда — значит так надо.

А потом с очередного лесистого пригорочка открылась влажно поблескивающая лента реки. Вода в ней казалась почти черной, но это, наверное, только сверху и издалека. Сиверцев подозревал, что стоит подойти ближе, как тут же все в очередной раз изменится.

Псих действительно знал куда вел: чуть правее пригорочка река завивалась петлей, в этой излучине притаился небольшой песчаный пляжик, перед которым на воде желтели два бревенчатых плота, почему-то с мачтами.

— Гляди-ка! — приободрился Псих. — Живы еще плотики! Почитай, год, как я в этих местах не появлялся, а они все такие же! И он принялся спускаться с пригорочка к пляжу.

Противоположный берег напротив пляжа был довольно высокий — наверное, метра два от уровня воды, как это обычно и бывает с внешним берегом речной излучины. Но присмотреть место и взобраться туда, несомненно, можно, даже с плота и даже если у берега глубоко. А по идее там и должно быть глубоко.

На последних метрах перед водой Псих замедлился и принялся разглядывать пятачок пляжа. Вообще он совсем не был похож на настоящие морские песчаные пляжи, и к тому же при ближайшем рассмотрении оказался вообще не песчаным, а земляным, только земля была не черно-серая, как везде вокруг, а желтоватая, похожая на глину. И трава на этом пятачке совсем не росла, хотя вокруг пляжика ее было предостаточно, да и в воде у берега торчали высокие, в рост человека, стебли камыша. Сиверцев тоже пригляделся: ему стало интересно — что же там высматривает Псих.

Сейчас глина у воды была совершенно сухой, но, ясное дело, иногда случалось и обратное. После дождей, к примеру. И у воды, что естественно, Отпечатывались следы местных обитателей. По краю пляжика отчетливо просматривались несколько цепочек собачьих следов; поверх них виднелись конические ямки, словно кто-то вонзал в глину тонкие деревянные колышки. Сначала Сиверцев не мог понять — кто оставил эти странные следы? Потом догадался: псевдоплоть. Копытцами своими крабьими. Видимо, зверушки часто наведывались к этому пляжику на водопой.

А вот в правой части пляжика следы были посерьезнее. Словно из воды выволокли бревно, или даже лодку. Только по бокам от бревна или лодки виднелись четкие отпечатки лап, да вдобавок в нескольких местах словно расческой по грязи провели — Сиверцев разглядел перед каждым отпечатком по семь узких параллельных борозд. Вероятнее всего, это были следы когтей. А что их семь, а не пять — так Чернобыль же…

— Ого! — не сдержался Ваня и присвистнул. — Тут и крокодилы водятся?

— Крокодилы, не крокодилы, — вздохнул Псих, — а сволочи преизрядные. Много в свое время народу перекушали.

Крокодилов Сиверцев помянул, безусловно, зря: ярко выраженных когтей у этих рептилий точно нет. Однако остальные следы соответствуют — брюхом по земле, лапы сбоку…

Псих понаблюдал еще немного и что-то тихо и неразборчиво пробормотал. А потом обратился к Сиверцеву:

— Слушай сюда, Ваня, и запоминай. Эти сволочи больше активны ночью, но, бывает, и днем выныривают. Поэтому шуметь и плескать по воде не рекомендуется. Отходим вообще по-тихому — оттолкнемся посильнее, и дрейфуем по инерции. Тем более, приставать нам все равно ниже по течению, там берег не такой высокий. В общем, садимся в центр плота, шест в руки, и никаких телодвижений. Не только резких, вообще никаких. Только в самом крайнем случае я шестом подгребу малёхо.

— Шестом? — удивился Сиверцев. — Подгребешь?

— А что тут такого? — в свою очередь удивился Псих. Сиверцев пожал плечами:

— Гребут обычно веслом.

— Ты видишь тут весло?

Ваня огляделся — действительно, весел в округе не наблюдалось, но, с другой стороны, ничего похожего на шесты он тоже не увидел.

— Короче, сиди и не дергайся, а что жопа будет мокрая — так это терпимо, — подытожил Псих. — Главное, что целая! Все, пошли!

Он решительно вошел в воду, причем сделал это почти бесшумно, без плеска, и взобрался на дальний плот. Сиверцев тоже вошел в воду — она оказалась пронзительно-холодной, ноги заломило даже сквозь обувь и одежду. Хорошо хоть глубоко заходить не понадобилось — вода дошла Сиверцеву лишь до середины икр, а потом он ступил коленом на бревна, выдернул вторую ногу из вязкого ила и оказался на плоту.

Плот, если описывать очень грубо, был пятиугольным: центральные бревна были самими длинными, соседние с ними покороче, дальше еще короче — словом, у плота имелось некое подобие острого носа, в то время как корма была ровная. То, что Сиверцев сначала принял за мачту, на деле оказалось шестом, вогнанным в илистое дно через небольшое рубленное отверстие почти в центре плота — чуть ближе к носу. Одновременно и якорь, и швартов.

— Садись! — скомандовал Псих. Сиверцев послушно уселся по-турецки. Задница действительно мгновенно намокла.

Псих тем временем в несколько приемов выдернул шест, уперся им в дно правее плота и сильно оттолкнулся. Плот ощутимо колыхнуло и плавание началось.

Псих тоже уселся, положив шест себе на бедра. Сиверцев с опаской обернулся и поглядел на пляжик, который неожиданно быстро отдалялся. Плот дрейфовал не поперек реки, а в большей степени вдоль ее, по течению. Но и до покинутой суши расстояние все увеличивалось и увеличивалось. Постепенно плот закрутило и Сиверцев оказался обращен лицом к берегу, от которого они недавно отвалили — вон и поросший лесом пригорочек замечательно виден, откуда они с Психом совсем недавно любовались видом на реку. Еще пару минут — и плот уже движется кормой вперед. Но нужный берег, вроде бы, приближается.

— Ваня, — тихо произнес Псих. — Сиди не вставай! Что бы не случилось! «Ладно, — недоуменно подумал Сиверцев. — Не буду вставать. Я и не собирался…»

И тут плот вздрогнул. Сначала Сиверцеву показалось, что бревна просто чиркнули по дну, но вода оставалась темной и никакого дна сквозь ее толщу не просматривалось. А у берега дно, цока воду не замутили, было видно вполне отчетливо — Сиверцев запомнил.

Псих, неподвижно, словно изваяние, сидел чуть впереди Сиверцева. А плот вздрогнул вторично.

Кто-то там, под водой касался бревен. Тыкался в них тупой и несомненно зубастой мордой. Тот самый обладатель лап с семью огромными когтями — кто ж еще?

Плот продолжал плыть по течению, только перестал закручиваться в прежнюю сторону, шел почти точно носом вперед.

Вроде бы тычки снизу прекратились. Но спустя некоторое время чуть правее плота из воды ненадолго показалась спина какого-то крупного существа. Точно так же из воды выныривали продышаться самые обычные дельфины — Сиверцев когда-то видел их с теплохода в Черном море. Только нынешнее существо не имело спинного плавника, было минимум раз в десять крупнее любого из черноморских дельфинов и спину выставило совершенно беззвучно, без характерного дельфиньего выдоха. Спина была широкая, лоснящаяся, темная с прозеленью, словно ил в стоячем пруду. Вода скатывалась с нее крупными округлыми каплями.

Неизвестная зверюга мелькнула у поверхности — и снова ушла под воду. Сиверцев сидел ни жив, ни мертв — способность двигаться временно оставила его, но это было, пожалуй, и к лучшему.

Минут пять-семь они сидели наподобие памятников самим себе. До западного берега реки оставалось метров пятьдесят, река начала изгибаться в другую сторону, а течение несло плот мимо удобного и низкого места, чем-то неуловимо напоминающего пляжик, с которого они отправились. Вон, и плоты приколотые шестами ко дну виднеются, целых три.

Псих наконец решился, шевельнул шестом и действительно принялся осторожненько подгребать слева от плота. Веслом, разумеется, было бы удобнее, но и так результат не замедлил сказаться: плот заметно отклонился к нужному месту. Псих старался грести тихонько, без плеска, и это у него неплохо получалось.

Когда до суши осталось метров десять, а скорость ощутимо упала, поскольку плот выбрался из основного течения, Псих осторожно встал на ноги и немного постоял на плоту во весь рост. Потом вертикально окунул шест в воду, пытаясь нащупать дно. Не нащупал, поэтому погреб еще немного и попробовал снова — на этот раз удачно. Уперся в дно, пару раз толкнулся и наконец-то вывел плот на настоящее мелководье — теперь дно прекрасно просматривалось, не то что на стремнине.

— Финита, — объявил Псих деревянным голосом и с силой вогнал шест в дырку у центра плота.

Сиверцев, сам не свой, с трудом поднялся на задеревеневшие ноги — для этого ему сначала пришлось встать на четвереньки. Уже на берегу, осипшим голосом он обратился к Психу:

— Саня! Кто это был? Тот бесстрастно ответил:

— Вообще-то ты уже интересовался, еще на том берегу. И я тебе ответил. Зверь какой-то местный. Монстр. Их тут порядочно расплодилось, оттого и переправой давно уже никто не пользуется. Странно, что плоты не сгнили.

— И ты, зная обо всем, потащил меня через реку? — устало поинтересовался Сиверцев.

— А что нам оставалось? И, потом, я-то переправой иногда все-таки пользуюсь, и меня они никогда не трогают. Видишь, ты вел себя смирно — и тебя не тронули. Но вообще-то без меня повторять переправу не советую. Если днем всплывет хоть один — стопудово перевернет плот и схрупает тебя за милую душу.

Сиверцеву хотелось грязно и длинно выругаться, но не осталось душевных сил — слишком уж даванула на психику гигантская зверюга в реке.

А Псих как ни в чем не бывало снял ботинки, вытряхнул из них просочившуюся воду, отжал носки и снова обулся. Он взглянул на Сиверцева снизу вверх и призывно качнул головой:

— Давай тоже, чего стоишь? Отойдем от реки, сделаем привал, с костерком, как положено. Обсохнем и все такое. Здесь не резон — с того берега засекут в момент Покатиловская охрана давно очухалась и, ручаюсь, рвет и мечет. А вернее всего — уже вовсю спешит по следу сюда же, к реке. Так что давай, наука, сливай воду, обувайся и потопали.

Сиверцев последовал его примеру: снял ботинки, потряс их и отставил; отжал, а затем с отвращением натянул мокрые носки, поверх — мокрые ботинки и встал. Чтобы двинуться с места ему потребовалось собрать в кулак всю волю — всю, сколько было.

«Ну, что? — подумал он зло. — Кажется, Ваня, ты начал нюхать Зону всерьез, а не из-за забора заимки».

От реки они отошли недалеко, не больше полукилометра. Этот берег был повыше противоположного, поэтому болот здесь не было. Холмистая, поросшая кустарником местность. Пока идешь — видно тебя далеко, чуть присел — и все, никто не заметит. В таких вот кустах Псих и решил сделать привал.

Развели костерок, принялись сушиться. От штанов и подвешенных на веточке носков быстро пошел пар. Сиверцев, хлюпая носом, держал у костра ботинки, чтоб внутренность быстрее высохла. Псих над ним посмеивался — сам-то он сначала вырубил два колышка, забил их в землю у костра и уже на них надел сами ботинки — подошвами вверх, понятное дело. Ваня похлопал глазами, пробурчал: «Умно!» и сделал так же. Заодно и остатки воды вытекут.

— Побыстрее бы носки высохли, — вздохнул Сиверцев, отгоняя от босых ног комарье.

— А у тебя смены нет, что ли? — отозвался Псих. Он уже с полминуты целеустремленно копался в рюкзаке. — Как же ты собирался?

— Хм! — задумался Сиверцев. Откровенно говоря, он не особо и рассматривал то, что ему вручил Забиран перед выходом. Броник, комбез и шлем он надел в первые же минуты, а вот содержимое вещмешка, выданное вояками, так и лежало в пакете без движения.

Ваня глянул и сразу нашел то, что нужно — носков нашлось аж три пары. Кроме того, обнаружилась смена нательного белья, мыло, зубная щетка и паста и три одноразовых станочка для бритья.

— Ну, ё-моё! — выдохнул Сиверцев с легкой досадой. — Зря я тебя на раритет ограбил. Оказывается, есть у меня зубная щетка! И паста есть. Псих только головой покачал:

— Ну ты даешь, хлопче! Сам не знаешь, что за плечами таскаешь?

— Да мне вояки что-то выдали, а что — я и поглядеть не успел. Сверху сухпай и вода, а глубже я не рылся. Как-то не до того было.

— Мы же два дня в схроне сиднем сидели! — не успокаивался Псих. — Времени было — вагон!

— Да отвлек ты меня своей «Массандрой», — признался и покаялся Сиверцев. — А как первая бутылка ушла, я обо всем и думать забыл. Блин, как алкаш какой-нибудь, стыдно признаться. Вроде бы и не особо долго в Зоне сидел, да и не на сухую… Правда, на заимке народ спиртягу в основном хлещет, причем не всегда разведенку.

— А тут «Массандра»! — хохотнул Псих. — понимаю. Но ты бы все-таки сделал ревизию припасам, а то будешь помирать и ни сном, ни духом, что за плечами спасение имеется. Псих натянул сухие носки и слегка пошевелил пальцами ног.

— Эх, — сокрушенно вздохнул он. — Сапоги с портянками лучше, честное слово! Ноги не так устают.

Сиверцев недоверчиво покосился на Психа. Сам он сапоги в последний раз надевал в глубоком детстве — резиновые, по лужам бродить. И, понятное дело, не с портянками. Портянок Ваня не то что никогда не носил — даже и не видел ни разу. И вообще, этот давно вышедший из обихода предмет туалета для Сиверцева был чем-то сродни лыковым лаптям или ветхозаветному кокошнику. Что-то такое русское, но принадлежащее ко временам бояр, смуты и крепостного права.

— Как-то слабо верится, что лучше, — усомнился Сиверцев. — Небось, ноги натереть — минутное дело.

— Да щаз! — возразил Псих. — Как раз наоборот. Я за два года по жарище ни единой мозоли не заработал! А были олухи, кто пытался носки носить — мозоли за два часа, грибок за неделю. Правда, у меня почти все время сапоги хорошие были, яловые, но и в кирзачах я первые полгода не помер.

Сиверцев подумал и не стал спорить. Мало ли? Вдруг и правда. Не зря же эти самые портянки народ несколько столетий носил и не жаловался. Да и Псих за время, проведенное рядом, не показался любителем приврать. Обычно все, что он говорил, оказывалось правдой и быстро подтверждалось.

Пока ботинки окончательно подсыхали, Псих выудил из рюкзачка банку гречневой каши с мясом, вскрыл ее, зачерпнул пару ложек и протянул Сиверцеву.

— Держи! Чего-то пузо подвело. Сейчас в два жала баночку схомячим, и до вечера жить можно.

Возражать или отказываться было глупо. Да и после пережитых треволнений не на шутку разыгрался аппетит — Сиверцев подозревал, что одной банкой дело не ограничится, но он к счастью уже знал, что в своем вещмешке тоже имеются какие-то консервы. Покажется мало — достанет, вскроет и вот оно, продолжение банкета. Псих, видимо, принялся вспоминать сегодняшние приключения.

— Вовремя ты того детину у схрона по башке треснул, — произнес он задумчиво. — В одиночку я бы с ним, думаю, не справился, сильный, черт.

— Ну, а что ты хотел, Покатилов слабаков вряд ли будет при себе держать.

И снова Ваня вспомнил, что вроде как выступил против Покатилова. Видимо, судьба ему окончательно принять сторону Тараненко и держаться к шефу поближе — вдруг и правда в Европу с собой прихватит? Хотя, такие люди обещают много, а чуть становишься не нужен — все обещания мгновенно забывают и под зад коленом…

Долгое балансирование между молотом и наковальней невозможно, думал Ваня. Рано или поздно прилипаешь к чему-нибудь одному, либо к молоту, либо к наковальне. Но вообще глупо получилось, даже и подумать не успел ни о чем таком — хрясь человека автоматом по башке и баста! И ведь кого — здоровенного мужика, телохранителя, ходячую машину для убийства. Наверное, Псих тоже не промах, раз охранник так на нем сосредоточился, что об олухе-ученом и думать забыл. И, как пить дать, никакого подвоха охранник от Сиверцева не ждал, иначе ничего бы у Вани не вышло.

Потом Ваня сообразил, что охранник наверняка считал его своим, потому и развернулся спиной. А его по башке… Было от чего загрустить.

Банка с гречкой быстро опустела, пришлось вынуть сайру в масле и пару сухарей, поэтому Сиверцев малость отвлекся от невеселых мыслей. Против добавки Псих не возражал и в итоге закусили плотнее, чем рассчитывали с самого начала. А как запили водичкой (с чаем решили не возиться), Псих потрогал ботинки и сказал, что отдыхать хватит. Надо собираться и идти, иначе ночевать придется в прямом смысле под кустом, А в Зоне это чревато.

И они двинули на юг, параллельно реке, но не рядом с ней, а в некотором удалении. Пейзажи здесь все так же отличались от тех, к которым Сиверцев привык около заимки. Когда избирались на холм и если слева случалась низина — вдалеке можно было рассмотреть реку. С такого расстояния вода казалась вообще черной, как смола. Сиверцев при ее виде невольно передергивал плечами, потому что перед глазами опять мелькала спина неведомого речного зверя.

«Проклятое воображение! — сетовал сам на себя Сиверцев. — Видел же несчастный фрагмент холки, а рисуется, черт бы его побрал, настоящий супераллигатор, в подробностях!»

И еще Ваня вынужден был отметить сильный сумбур в душе и мыслях. Вероятно, сегодняшний день выдался чересчур богатым на события и нервная система не выдержала, начала сбоить. По хорошему ему сейчас следовало забросить все дела, в особенности работу, и умотать куда-нибудь на природу, на дачу. Закутаться в плед, умоститься в кресле качалке и потягивать глинтвейн, стакан за стаканом. И бесцельно любоваться садиком. И чтобы вишня цвела. И прудик, обязательно прудик…

Едва подумав о прудике, Сиверцев опять вспомнил о звере из реки и окончательно расстроился. Никак у него не получалось «не думать о белой обезьяне», хотя, казалось бы — человек науки, должен быть хозяином своих мыслей. Ан нет: чуть прижало — и полезли из подсознания атавистические первобытные страхи, а вся интеллектуальная дисциплина полетела кувырком. Слаб все-таки человек, даже если вооружен автоматом.

Очень непоследовательно Сиверцев в очередной раз перескочил мыслями на стычку у схрона. Видимо, так и суждено ему сегодня мысленно метаться между дракой и переправой. А Психу, кстати, хоть бы хны — идет себе, разве только не посвистывает на ходу. Надо думать, еще и дорогу умудряется выбирать, чтоб никакой пакости на ней не оказалось. Уникум, человек с двойным геномом, владелец дупликатора… И тут Ваня вдруг сопоставил два факта. У Психа двойной хромосомный набор.

Дупликатор — по сути тот же удвоитель. Правда, он работает иначе и не копирует живое. Но не имеют ли странности Саниного генома и свойства дупликатора общей природы? Конкретно этот дупликатор — составной. Два редких артефакта и сейф определенной модели. Может быть, если добавить еще какой-нибудь артефакт, или, скажем, взять другой сейф, побольше, или и то, и другое вместе — может быть тогда получится дупликатор с расширенными возможностями? Например, способный работать с живыми тканями? Кто-то же нашел способ удвоить Психу хромосомный набор, причем один комплект запрограммировать на эталонность и свернуть от греха подальше, чтоб не повреждался радиацией.

Сиверцев обдумывал свою неожиданную догадку долго, минут двадцать. Пытался мыслить холодно и академично, но получалось, честно говоря, не очень. Собственно, кроме самого факта дупликации необычный геном Психа с небанальным составным прибором дупликатором ничего и не связывало. К тому же, дупликатор отказывался копировать органику и это казалось самым сильным контрдоводом.

Однако если внимательнее покопаться в принципе работы… Он, разумеется, неизвестен, но если опять же пытаться мыслить системно и спросить себя: а что происходит в момент дупликации? Несомненно, читается молекулярная структура копируемого предмета. Именно молекулярная, а не атомная: на атомном уровне разницы между органикой и неорганикой нет, а вот на молекулярном есть, и существенная. Стало быть, либо один, либо оба артефакта генерируют некое поле (а что еще, если не поле?) и сканируют образец. Далее — данные сканирования где-то хранятся, в некой «оперативной памяти». А потом собирается молекулярная копия по этим самым данным. Вроде бы все просто.

Но сразу же возникает закономерный вопрос: из чего собирается? Где дупликатор берет субстрат, из которого лепит нужные молекулы? В прямой доступности — только воздух. Ну, еще металл, из которого сделан сейф, но поскольку сейф при дупликации не повреждается, стало быть из него вещество не тянут. Остается исключительно воздух. Однако воздух — это в основном азот и кислород, ну примеси еще, но в мизерном количестве. Спрашивается: как дупликатор копирует золотые слитки? В воздухе золота нет. Стало быть — синтез. Ядерный синтез при нормальных условиях? Без запредельных температур и давлений? Без побочных эффектов в виде различного излучения?

М-да. Ученый в Сиверцеве скептически поджимал губы. А ведь ты, обращался к мечтателю-Сиверцеву ученый-Сиверцев, работу дупликатора воочию не наблюдал. Судишь о ней только со слов Психа. О какой достоверности может идти речь?

Однако, далее: не менее важный вопрос — энергия. Дупликатор где-то должен черпать энергию для синтеза (затраты на сканирование и на поддержку оперативной памяти в сравнении с синтезом ничтожны, смело можно ими пренебречь). Однако тут имелась вполне правдоподобная версия: аномальная энергия Зоны. Во время выбросов ее изливается очень много. Если она способна подпитывать существ Зоны, значит и синтез обеспечить в состоянии. В пользу этого говорила и необходимость зарядки артефактов — зарядка и есть накопление нужного объема аномальной энергии. Бездоказательно, но в целом хотя бы правдоподобно.

В конечном итоге Сиверцев вынужден был признать, что попытки грамотно обосновать работу дупликатора порождают больше вопросов, чем непротиворечивых догадок.

— Ваня! Не спи! — отвлек его Псих.

— Я не сплю, — уныло отозвался Сиверцев. — Я думаю!

— Думать будешь, как на ночлег устроимся. А пока не отвлекайся!

Очередной перелесок неожиданно оборвался и впереди открылась железнодорожная ветка, тянущаяся перпендикулярно вектору движения Психа с Сиверцевым. Псих указал влево:

— Вон там когда-то был мост через реку. Сейчас он обрушен, только быки сохранились. Там тоже можно переправиться, но туда мы сейчас не пойдем. Нам еще южнее.

Они взобрались на насыпь, переступили через рельсы и двинулись дальше. Сиверцев быстро ощутил изменения: воздух стал более влажным, а еще явственно стали чувствоваться смрадные испарения, поднимающиеся с Болота. Вроде и ветра не было, а миазмы нос недвусмысленно улавливалдаже здесь. Странно — поту сторону железнодорожной ветки Сиверцев не чувствовал ровным счетом ничего. Нетипичная граница для запахов, вообще-то!

Если не брать в расчет запахи, о близости Болота Сиверцев за добрые два часа вспомнил лишь однажды: далеко слева кто-то жалобно заверещал. Раз, другой, а потом звук резко оборвался. Легко было представить— почему. Кому-то финиш жизненного пути, а кому-то всего-навсего очередной обед…

С некоторой тревогой Сиверцев задумывался о второй переправе, и чем дальше, тем чаще. Опять плот, опять мокрые ноги и, что хуже всего, спина речного чудища рядом с плотом? От подобных мыслей неприятно холодело вдоль позвоночника.

Однако все оказалось еще неожиданнее: Псих вывел Ваню к довольно странному месту — грубой бревенчатой плотине в одном из узких мест ниже по течению. Плотина держала воду не очень — щелей в ней было предостаточно и струило оттуда будь-будь, но это и Психа, и Сиверцева интересовало мало. Главное, что по кромке плотины можно было пройти практически не замочив ног.

— Ты, главное, осторожнее, — предупредил Сиверцева Псих. — Особенно, когда ступаешь. Помни: все, что слева, легко может оказаться не плотиной, а просто плавником. Ступишь на бревнышко и тут же окунешься вместе с ним. К плотине много всякого дерьма сплывается. Ну а справа сам видишь…

Справа около плотины уровень воды был примерно на метр ниже и сверзиться туда с бревенчатой кромки не больно улыбалось. К тому же неизвестно — глубоко там или нет. Но даже если и неглубоко, мало ли — торчит какой-нибудь кол или арматурина. Нанизаешься, словно дичь на вертел. Будет крокодилам шашлык.

— А кто ее построил-то? — поинтересовался Сиверцев, с сомнением глядя на замшелые бревна, торчком вбитые в дно реки.

— Не знаю, — пожал плечами Псих. — Какая разница? Давай за мной.

Следующие минут пятнадцать Ваня ни на что не отвлекался, почти не смотрел по сторонам и малость взмок. Но по истечении указанного времени они с Психом стояли на сухом и река теперь была позади.

— По-за-ди крутой поворот, по-за-ди обманчивый лед, — тихо пропел Псих, вздохнул и добавил: — И еще холод в груди, тоже позади.

Они стояли на изначальной границе Зоны — после второй катастрофы именно здесь она проходила. Все, что севернее, а севернее располагалось Болото, уже тогда было Зоной. Все, что южнее, Зоной стало несколько позже, после первой волны расширений. Где-то там, впереди, километрах в четырех-пяти к востоку возвышалось неказистое зданьице старого кордона.

— Вторая переправа мне понравился больше, — признался Сиверцев с нескрываемым облегчением. Псих состроил виноватую рожу и неожиданно признался:

— Я вообще-то не хотел тебя пугать, поэтому не сказал… В общем, бывали случаи, когда людей снимали прямо с плотины. Сиверцев невольно напрягся.

— Кто? — уточнил он, заранее уверенный в ответе.

— Да эти самые, зубастые-когтистые… Сволочи, одним словом.

Фраза, в сердцах произнесенная Сиверцевым, была категорически непечатной, но удержаться он не смог, да и не пытался. Псих, выслушав, понимающе кивнул и заверил, что совершенно со всем вышесказанным согласен.

А еще примерно через час они дотопали до кордона. Откровенно говоря, от солидного слова «кордон» Сиверцев ожидал большего. А оказалось, что это одноэтажное здание в несколько комнат, с плоской крышей и без единого целого стекла. Кое-где и рамы были из оконных проемов безжалостно выворочены. А еще стены белого кирпича были щербатыми от пуль, ни дать, ни взять — Рейхстаг в сорок пятом.

— Не хилая тут война когда-то шла… — задумчиво протянул Сиверцев, глядя на отметины.

— Говорят, да, — согласился Псих. — Ну, пошли под крышу. Там никого, я чувствую.

«Чувствует он, — недовольно подумал Сиверцев. — Хорошо ему чувствовать! А тут идешь и на лужи уже с опаской смотришь — вдруг кто вынырнет…»

Тем не менее на ночлег они устроились с относительным комфортом. Погрелись у костра (кстати, вот он, плюс выбитых окон: можно жечь огонь прямо в помещении без риска угореть), еще раз перекусили, на этот раз с чаем и даже какими-то сладкими печенюшками, Псих надул спальник и предложил Сиверцеву отдыхать, а сам вызвался подежурить. Ваня не возражал. За два дня они с Психом отоспались капитально, но сегодняшний день Сиверцева преизрядно вымотал, причем больше морально, чем физически. Поэтому Ваня отрубился быстро, даже сам не заметил когда это произошло. Вроде бы только прилег, поерзал, прикидывая насколько удобно будет почивать на модерновом надувном спальнике, и вдруг разом провалился в кромешную черноту. Даже внутрь спальника не забрался — так и уснул поверх.

Тяжелый выдался день. А ведь собирались — всего-то! турнуть беспечных чужаков-чечако от схрона. Молодец Псих, велел экипироваться как на реальный выход. Каково бы сейчас им было, выскочи оба налегке? Воистину: идешь на час, припасов бери не меньше чем дня на три.

Глава четырнадцатая

Очнувшись, Храп долгонемогсообразитьгдеонизачем он. В поле зрения наблюдалась в основном жесткая коричневая трава, в которой Храп лежал физиономией. В висках молотками стучал пульс; особенно сильно — в левом.

Храп приподнялся на руках и сел. Левой части лица сразу стало щекотно. Храп машинально провел в этом месте ладонью, а когда отнял — тупо уставился на нее. Ладонь была сплошь в кровище.

И тут в голове словно что-то щелкнуло: Храп все вспомнил. Не частями, не постепенно — все разом. И как Тучкин засек каких-то олухов у агропромовского забора, и как сам он дружеским пинком поднял со спальника Налима и велел подсобить, и как глядел на олухов сверху, с забора, и как они с Налимом олухов построили и прогнали, и как заметили за холмиком чьи-то любопытные рожи и пошли на них поглядеть, и изумление оттого, что это оказались сталкер Псих и ботаник с заимки, которых команде Храпа надлежало выглядывать у перекрестка, и как Псих одним движением срубил Налима, и как сам Храп дважды думал, что срубил Психа, и оба раза ошибся, и смутное движение позади, где валялся ботаник, а потом ослепительная вспышка перед глазами и за ней чернота.

Голову знакомо ломило — здравствуй, сотрясение! Мысли не то чтобы путались — были противно вялыми, да и тело слушалось словно бы с неохотой.

«Хреново, — озабоченно подумал Храп. — Вот как раз сотрясения мне сейчас и не хватает, когда нужна ясная голова и хорошая реакция…»

Он осторожно подобрал под себя ноги, принимая положение «на корточках», а потом медленно, с опаской выпрямился. Как и ожидал — в глазах слегка потемнело. Но поскольку на ноги встал медленно, а не рывком — лишь слегка. Кровь продолжала струить по левой щеке — на куртку уже капало.

«Какого рожна мы с Налимом не надели шлемы? — подумал Храп с досадой. — Вот, дьявол, в первый раз за хрен знает какое время оказался под открытым небом без шлема, и привет. Моментально огреб по полной».

Храпу стало нестерпимо стыдно. Вчера только плющил Налима, учил уму-разуму, а уже на следующий день сам лоханулся во сто крат позорнее. Что ж такое творится-то? Кстати, а где Налим?

Храп выудил из кармана носовой платок (долго выцарапывал его, руки не слушались), провел по мокрой щеке снизу вверх, а потом прижал к ране. Сейчас он стоял у подножия холмика над схроном и холмик был слева от него. Значит, Налим должен быть позади. По крайней мере, в последний раз Храп его видел именно в той стороне.

Обернулся, старательно избегая резких движений — теперь какое-то время лучше все делать плавно и размеренно. Так и есть, вон он Налим, валяется шагах в восьмидесяти.

Храп приблизился. Первый же шаг болезненно отдался в голове, особенно в ударенном виске, но уже второй принес меньше боли, третий еще меньше, а примерно шага с пятого-шестого боль окончательно притупилась и стала в общем терпимой.

Первоначально Храп оценил расстояние до Налима в нормальных шагах здорового человека. В теперешнем состоянии ему пришлось сделать целых четырнадцать шагов.

Храп присел над Налимом и перевернул его на спину — до этого Налим лежал на боку. Легонько похлопал по щекам.

Налим тотчас захрапел, дернулся и с натугой открыл глаза. Взгляд его был мутноватый, но вроде бы постепенно прояснялся.

Примерно через минуту Налим очухался до такой степени, что рискнул встать. Встал, качнулся, но устоял.

— Эпическая сила! — хрипло произнес он. — Храп, у тебя вся рожа в кровище!

— Догадываюсь, — буркнул тот.

— Это что же, нас этот сталкер зачуханный так уделал? — недоуменно спросил Налим. — Я и не помню ни хрена, если честно! Вроде бы шел ко мне с поднятыми руками и вдруг шарах! Тушите свет.

— Тебя хоть сталкер, — зло признался Храп. — А меня, признаться стыдно, ботаник!

— Чё… Чего? — у Налима вытянулось лицо. — Как ботаник?

— А так… Я с Психом сцепился. Два раза уже был уверен, что все, положил. Хрена, оба раза он ушел. Сам потом еле увернулся от его захода, ну и того… Ботаник меня сзади «калашом» по башне поздравил. С размаху. Висок пробил, что ли — видишь как льет. Храп на пару секунд отнял окровавленный платок от головы. Тут в Налиме проснулся медик.

— Хренассе! — оценил он и профессиональным жестом чуть повернул голову Храпа так, чтобы удобнее было осмотреть рану. — Слышь, дядька, а он тебя точно автоматом? А то такое впечатление, что киркой.

— По-моему, скобой затвора как раз, — мрачно предположил Храп. — Больше нечем.

— Кстати, очень похоже. Садись-ка, обработаю!

Храп послушно присел на склон, а Налим, хоть и сам явно чувствовал себя не блестяще, полез в поясную сумочку, где всегда таскал с собой простейшую аптечку.

Он возился несколько минут, но за это время умудрился и промыть рану, и кровь остановить, и продезинфицировать, и пластырь наложить.

— Слышь, Храп, тебя не мутит, а? Сотрясение у тебя, однозначно сотрясение!

— Да не то чтобы мутит… В голове пусто. Легкое таки есть. Вот жеж ушлепки, зла не хватает!

— А был бы в шлеме… — вздохнул Налим.

— Не трави душу, — мрачно перебил его Храп. — Пойдем-ка в лежку, хрен ли тут торчать.

— И верно, — согласился Налим и пошел подбирать винтовку. Храп подобрал свою.

«Могли ведь и без оружия оставить», — подумал он и отчаяние снова нахлынуло, будто волна.

Около пролома в заборе наткнулись на озабоченного Грека.

— Фух! А я думаю — где застряли? — с облегчением выдохнул сталкер. — Вышли на пять минут, а меж тем полтора часа минуло!

— Грек! — с отвращением сказал Храп. — Не говори красиво, без тебя тошно!

— Шо это у тебя на голове? — осведомился Грек подозрительно.

— Пластырь! — процедил Храп. — Не видно, что ли? Грек несколько секунд молчал, внимательно разглядывая пострадавших.

— У вас такой вид, как будто вам слегонца наваляли, — сообщил он с некоторым сомнением. — А ушли, помнится, гопоту шугнуть.

— Гопоту-то шугнули, — мрачно произнес Храп. — Да только там кроме гопоты кое-кто нашелся. Ни в жизнь не поверишь кто. Грек опять сделался подозрительным.

— Так-так-так… Бандюки, что ли, из «Рентгенов» с ответкой пожаловали? Храп поморщился:

— Да если бы… Психа мы с ботаником зацепили. Представляешь?

— О как! — несказанно изумился Грек.

— Ага! В схроне они сидели, больше негде. Видно, тоже вылезли гопоту шугнуть. А тут мы, понимаешь. Ну, они за холмиком и залегли от греха подальше. Если бы не выглядывали, хрен бы их кто заметил. Думал, упакуем их с Налимом в лучшем виде. Однако облом вышел: Налима Псих положил, а меня ботаник автоматом долбанул, чуть башку на пробил, а Псих, не будь дурак, добавил.

— Шо-то я не понимаю, — засомневался Грек. — Вы с Налимом их два в два не упаковали? Вы ж, вроде, охрана, должны их поодиночке без проблем класть…

— Должны-то должны, — угрюмо отозвался Храп. — Да только Псих не больно то спешил ложиться. Я его так и не достал ни разу. По секрету скажу: Псих покруче любого из нас будет. Есть у меня такое подозрение.

— Даже круче тебя? — еще сильнее засомневался Грек.

— Похоже на то. — Храп печально вздохнул. — Холера, третий раз в жизни нарываюсь на мастера и понимаю это уже когда свет погас. Хотя, если б не ботаник, козлина, может еще и пободался бы с Психом, кто знает?

— Блин, — искренне огорчился Грек. — Шо-то мы косячим с каждым днем все сильнее.

Храп взглянул на него с благодарностью: в основном за это «мы». Косячили не все: впервые два дня в основном Налим, а сегодня в лидеры по косякам вырвался сам Храп. И ведь началось все с мелочи: вышли из лежки налегке, без шлемов, только стволы прихватили. Хорошо хоть броники никто и не снимал, а то в жизни все происходит назло: вышли бы без броников, точно кто-нибудь пулю схлопотал бы. По закону подлости. Ну а поскольку оба были в брониках, но без шлемов, получите по голове и распишитесь, когда сознание вернется. Все законно. Пока переговаривались, как раз дошли до крыльца, а там и до входа в лежку.

— Ты не видел этих орлов? — поинтересовался Храп, выуживая из рюкзака бутылку с водой.

— Которых? Тех, с оранжевым шмотником?

— Нет, — поморщился Храп. — Психа с ботаником. Он присосался к бутылке, но продолжал глядеть на Грека.

— Не, этих вообще не видел. Напившись, Храп протянул бутылку Налиму, утерся рукавом и задумчиво протянул:

— Интересно, куда они лыжи навострили? Не к перекрестку ли? Если туда — как бы они наших не повстречали.

— Ну, там Киргиз с Тучкиным, эти любому живо яйца отстрелят.

— Я уже отстрелил, — буркнул Храп неодобрительно. — Самого чуть не кастрировали. Надо будет Оцеолу на место сводить, может, следы какие остались.

— Вернутся — сводишь, — пожал плечами Грек. — Скоро уже должны, через два часа они снимутся и назад потопают.

— Будем надеяться, — вздохнул Храп. — А ты сам не глянешь?

— Да нет смысла, — виновато пожал плечами Грек. — Я ж не следопыт, просто сталкер. По Зоне ходить умею, а следы читать — увы. Сталкерам это ни к чему, вот и не учился.

— Жаль. — Храп поморщился и повернулся к Налиму:

— Слышь, доктор, может таблеток каких дашь? Таки начало мутить.

— Это от водички, — авторитетно пояснил Налим. — Так и должно быть. Ща баралгина какого-нибудь накопаю.

Налим и сам выглядел не блестяще, но у него по крайней мере не было сотрясения. Болела шея и кадык — куда-то в эту область Налима и стукнули.

Он пошарил в большой аптечке, нашел подходящий анальгетик и выдал Храпу сразу две таблетки.

— Ты бы полежал пару часиков, — сказал Налим ему. — Если легкое сотрясение, к вечеру должно полегчать. В крайнем случае — к утру. А вот если ушиб, к утру вряд ли пройдет. Но вроде не с чего ушибу-то случиться, подумаешь, «калашом» отоварили… Не под грузовик же попал!

— Умеешь ты утешить, — пробурчал Храп. — Если отрублюсь, вы хоть не суйтесь никуда больше. И наши как вернутся — всем отдыхать. Надо из черной полосы вырулить, и больше не косячить. И так уже перебор, не знаю как боссу докладываться буду. Как подумаю, что все придется рассказать как есть, аж селезенку в штопор скручивает. И ведь не соврешь, не промолчишь… Налим понимающе закивал:

— Это да… И моя яма с колом теперь уже выглядит цветочками. Извини, Храп, но так оно на сегодняшний день и есть.

— А я что, спорю? Все, отставить разговоры, я в горизонталь.

Храп ушел в угол и улегся на спальник. Голову он опускал нарочито медленно. Налим с одобрением на это поглядел и перевел взгляд на Грека.

— Давай-ка, пан сталкер, по стописят для успокоения нервов. Храпу лишнее, а нам с тобой самое то. Это я как доктор велю, если чё.

— Слушаюсь, доктор! — Грек пожал плечами и полез в рюкзак. — Доктора велено слушаться!

Киргизу, Тучкину и Оцеоле сегодня выпало куда меньше приключений, нежели оставшимся на Агропроме товарищам. Единственное, что хоть сколько-нибудь могло обеспокоить их в рейде, это недельный след химеры, на который неожиданно напоролся Оцеола рядом с одной из бесчисленных луж. След отдаленно напоминал отпечатки лап крупных кошек, однако форма и расположение пальцев, как уверял Оцеола, отличались, ну и с когтями там тоже какая-то своя хитрость имелась — Киргизу лень было вникать, он и не вникал, слушал что вещает Оцеола вполуха.

Как добрались до места, рассредоточились и принялись наблюдать. Киргиз на деле убедился, что выбранная им точка вполне подходит и для наблюдений, и для стрельбы, хотя второе пока не опробовал. Опыта вполне хватало, чтобы говорить наверняка.

Наблюдали в основном Киргиз и Тучкин, Оцеола периодически шастал от одного к другому. Нажелезке было практически безлюдно: всего один бродяга возник откуда-то из Болота, взошел на насыпь и ушел по шпалам на запад. А вот на дороге происходила довольно оживленная движуха.

Сначала от южной кромки Темной долины показалась группа хорошо экипированных ребят. Шли они уверенно и экономно — сразу видно, сталкеры из ушлых. Перед дорогой свернули и пошли параллельно ей в сторону Свалки. Киргиз ни секунды не сомневался: просто обходят Темную долину по безопасной трассе.

Потом в обратном направлении прошли двое, судя по оружию — военные. Может, военсталкеры, может просто бойцы, кто их разберет.

Когда Киргиз жевал бутерброды из сухпая, по дороге быстрым шагом не прошли даже, а прошествовали какие-то придурки, снаряженные кое-как — у одного был ярко-оранжевый рюкзак, у другого куртка такого кричащего салатового оттенка, что даже если отвести взгляд в сторону перед глазами продолжали стоять цветные пятна. Все у них было какое-то разномастное, от противогазов до обуви, Киргиз специально рассмотрел в оптику. Эти свернули на тропу в сторону Агропрома, так что и у оставшихся в лежке оставался шанс похихикать при их виде.

Потом случилась пауза; как раз пожаловал Оцеола. Возник, словно призрак, между двумя деревцами и прилег рядом с пенкой Киргиза, чтоб не маячить.

— Видал? — прошептал он. — Команда «Сделай мир ярче», блин! Странно, что у третьего не нашлось цветных штанов, как-то он на фоне остальных двоих бледновато смотрелся.

— Идиотов в мире много, — сдержанно отозвался Киргиз. — И, потом, что мы о них знаем? Может, они с кем-нибудь поспорили на миллион, что пройдут в этих попугайских нарядах через всю Зону и нигде не нарвутся.

— Так нарвутся же, к бабке не ходи! — напророчил Оцеола.

— Это их проблемы, — хмыкнул Киргиз. — Тебе-то что?

— Да так, — вздохнул Киргиз. — Просто удивляюсь, неужели совсем котелок у людей не варит? Зачем-то же изобрели камуфляж, разве нет?

— Что там брат Тучкин? — сменил тему Киргиз.

— Лежит, — сообщил Оцеола. — Тоскует. Часто глядит на часы.

— То есть, все нормально, — усмехнулся Киргиз. — Спасибо, успокоил!

— Всегда пожалуйста. А сколько времени, кстати?

— Ты часы по примеру Налима не носишь?

— Почему не ношу? — возразил Оцеола, демонстрируя запястье, на котором красовались незатейливые, зато надежные «Swiss Military». — Просто такое впечатление, что они или отстают, или вообще стоят.

— Нет хуже ждать да догонять, — понимающе кивнул Киргиз. — В порядке твои часы, на моих тоже без четверти два. Оцеола, органически не переносивший пауз и безделья, сокрушенно вздохнул.

— Посижу тут с тобой до двух, — сообщил он. — И к Тучкину пойду.

— Ты же лежишь. — Киргиз с хитрецой покосился на следопыта.

— Да какая разница… О, хочешь анекдот расскажу?

— Давай. Только не ори так, мы ж в засаде! — трагическим голосом напомнил Киргиз. Оцеола снизил громкость до еле слышного шепота и начал:

— Разговаривают два компа на тумбочке, один стоит в кредле, заряжается, второй просто лежит. Первый спрашивает, слушай, брат-компьютер, а что такое относительность? Второй ему отвечает: о, брат, это сложная штука! Вот гляди, я стою в кредле. Ты лежишь на тумбочке. Но ведь на самом деле мы оба висим! Киргиз усмехнулся:

— Забавно. Только это, по-моему, перефраз. В оригинале было про зеков. Мол, ты по камере ходишь, я на нарах лежу, но на самом-то деле мы оба сидим!

— А, — отмахнулся Оцеола. — Все придумано до нас. Ничего нового выдумать уже невозможно. Даже наши жизни, брат-Киргиз, перефраз многих жизней каких-нибудь древних египтян или, того хуже, питекантропов. Киргиз покосился на Оцеолу с уважением: надо же, каких слов знает!

— Ты, Оцеола, случайно с нашим ботаником за одной партой не сидел? — поинтересовался Киргиз с иронией.

— Нет, — ответил Оцеола с неожиданной грустью. — Я как в школу пошел все время с девчушкой одной сидел, Наташей звали. В четвертом классе она умерла, порок сердца. Я ее все эти годы защищал от уродов всяких. А потом всегда сам сидел, не мог больше ни с кем другим…

Киргиз решил не комментировать — у каждого человека, даже у самого заскорузлого боевика есть в душе уголок, где чисто и честно, и над этим нельзя ни шутить, ни подтрунивать. Потому что станет нечисто и нечестно, а это неправильно. Киргиз даже не слишком удивился, единственное что — он не ожидал, что Оцеола приоткроется здесь и сейчас. Как это было внезапно, без предупреждения и особого повода. Они долго молчали. Потом Оцеола поглядел на часы и сказал:

— Ну, я пошел к Тучкину. Через часик к тебе вернусь.

— Привет Тучкину, — миролюбиво проворчал Киргиз. Оцеола встал и вскоре пропал за деревьями.

За час по дороге протопал только бородатый дедок (Киргиз опять же в оптику рассмотрел), влача за собой довольно-таки несуразного виду арбу — эдакий дощатый поддон на велосипедных колесах, да с двумя оглоблями, за которые дед и тянул свою поклажу. В поддоне громоздились то ли мешки, то ли что-то подобное, даже в оптику было плохо видно.

«Вообще странно, — отметил Киргиз. — Вчера мы прошли в этом же месте, да и тут провели не меньше часа, и не видели ровным счетом никого. А сегодня прямо не почти заросшая травой колея, а чистый тебе проспект! Может быть, вчера было безлюдно по случаю воскресенья? Бред ведь, Зона не знает ни выходных, ни праздников, ни будней. Точнее, у нее любой день — будни. И тем не менее странно!»

До шестнадцати тридцати Оцеола еще раз появился и еще раз исчез. Ровно в полпятого Киргиз, как и уславливались, встал, скатал пенку в рулон и упрятал в рюкзак, отсоединил оптику и поместил в чехол, а потом спустился с холмика. Тучкин с Оцеолой уже ждали в густом кустарнике метрах в шестидесяти от дороги.

На обратном пути не случилось вообще ничего: просто шли, словно дачники в соседнюю деревню за водкой. И дорога, и тропа волшебным образом опустели.

«А, может, нас просто видят, боятся и прячутся? — подумал Киргиз с некоторым сомнением. — Выглядим мы, в общем-то, чистой гвардией. Ничего лишнего, сплошная сталь и сплошные мускулы. Да и на рожах написано, что местные артефакты нам глубочайше побоку, у нас тут конкретное дело к конкретным людям. А что, будь я ботаником или сталкером, или тем же дедом с арбой, точно счел бы за благо отсидеться в кустах при виде подобного нам народу…»

Мысль, возможно, была сформулирована несколько расплывчато, но сама по себе наверняка была резонной.

В ворота Агропрома вошли в без пятнадцати шесть. Никто из коллег их не встретил, поэтому тихонько просочились в здание, к лежке. Оцеола сбросил датчик движения, чтоб не переполошить своих, и постучал условным-два. Открыл насупленный Грек. Вошли, заперлись.

— Не галдите, Храп отдыхает, — предупредил Грек. — Ему сегодня по голове прилетело, Налим сказал — сотрясение. Спит теперь.

Киргиз удивленно взглянул на Налима — тот выглядел тоже неважно, словно по нему сегодня отара овец потопталась. А у спящего Храпа — рукопашника, каких мало— пол-лица было заклеено пластырем, даже у лежащего видно.

— Чё тут у вас происходит, а? — спросил он, даже слегка теряясь.

И Налим рассказал. О том, как вышли шугнуть неких клоунов, в которых Киргиз без особого удивления опознал хозяев цветных рюкзака и куртки, как этих шугнули, а потом засекли на холмике любопытствующих, как этими любопытствующими оказались не кто-нибудь, а Псих с ботаником, и как потом Псих без видимого труда уронил Налима, а при посильной помощи ботаника — и Храпа тоже.

Налим, разумеется, повествовал об удивительных вещах, но Киргиз давно привык, что других в жизни и не происходит. Хрен придумаешь таких чудес, какие сплошь и рядом случаются в реальности. Поэтому он не стал цокать языком и заламывать руки, не в его это было привычках. Он просто поинтересовался когда и где это произошло. Налим ответил. На Оцеолу даже глядеть не пришлось — тот встал сам. Киргиз тоже.

— Я с вами! — заявил Тучкин; было видно — возражений он не примет. В общем, как втроем только что вошли, так вскоре и вышли.

До холмика над схроном рукой было подать. Оцеола пошел смотреть, а Киргиз с Тучкиным задержались поодаль, чтобы не топтать следы почем зря. Их там и так, небось, не вагон.

Оцеола приглядывался и обнюхивался минут семь, то и дело приседая на корточки и трогая землю рукой. Потом встал, повертел головой и призывно махнул ладонью. Он обогнул холмик справа и направился вдоль забора на север, в сторону Янтаря. На углу, где забор поворачивал, он некоторое время бродил туда-сюда, потом опять-таки двинулся вдоль забора, но уже на запад.

И снова угол; агропромовский забор теперь тянется на юг, однако тут Оцеола решил с ним расстаться, повел дальше на запад.

— К реке пошуровали, — уверенно сообщил он. — Бегом улепетывали, правда, не наобум — аномалии аккуратненько огибали.

— За четыре с лишним часа они уже, поди, и за реку убрались, — мрачно предположил Киргиз. — Без толку сейчас за ними гнаться.

— Согласен, — кивнул Оцеола. — Только время потеряем. Тем более, Храпу по-любому с утра докладываться боссу. Так что потопали назад, граждане. Тучкин тяжко вздохнул, глянул на запад и перевесил автомат за спину.

Когда они вернулись, Храп сидел, привалившись спиной к стене, и пил чай из кружки, которую держал обеими руками.

— И куда они? — спросил он почти без интереса.

— На запад, — доложил Оцеола. — Я так думаю, за реку, больше некуда. Южнее — Болото, севернее — озеро за Янтарем. Гиблые места. А за рекой нам их выследить практически нереально — и они это прекрасно понимают.

— Садитесь, — велел Храп. — Совет будем держать. Грек, поставь еще воды греться, хлопцы, поди, тоже от чайку не откажутся.

— Не откажемся, — вздохнул Тучкин и сбросил рюкзак с плеч на спальник. Храп тем временем вынул ком и полез проверить — ушла ли утренняя почта.

Не ушла. И, соответственно, новых входящих писем тоже не появилось. Связи не было со вчерашнего дня, а такое обычно происходило перед сильными выбросами.

Глава пятнадцатая

Покатилов хмуро глядел на экран, куда была заведена картинка с камеры наблюдения в баре. Нет, в баре ничего особенного не происходило — то же, что и всегда — кто-то пьет, кто-то закусывает, кто-то с кем-то беседует, бармен и официанты при деле, охрана разруливает скользкие моменты и если нужно выводит особо ретивых посетителей наружу. Рутина, в общем.

Хмурился Покатилов по другому поводу. Он ждал информацию, из нескольких мест, а ее все не было. И если задержка с институтским осведомителем в общем-то неудивительна, то откомандированная в Зону группа молчала уже почти два полных дня, и вот это было против всех правил. Храп — не разгильдяй, Покатилов это прекрасно знал. Если молчит, значит на то есть веские причины. Но какие? Не предвиделось никаких веских причин для молчания.

Покатилов вместе с креслом подался вперед и коснулся пальцами экрана планшета. Проверил почту. Почты не было. Немного поразмыслил и вынул карманный ком. Не спеша выбрал имя в записной книжке и коснулся зеленого сенсора. Пошел вызов.

— Слушаю! — отозвался Флэш — покатиловский спец по связи и компьютерностям.

— Погляди, моя утренняя почта для Храпа ушла с сервера или нет. От меня-то ушла, а вот дальше?

— Секунду, босс! — отозвался Флэш и ненадолго умолк. Секунд через двадцать он ответил:

— Нет, не ушла. Висит в аутбаунде. Похоже, что в Зоне просто присохла связь.

— Понятно, — буркнул Покатилов. — Спасибо, отбой. Он спрятал ком и в этот самый момент в кабинет наконец-то заглянул Хома-второй.

— Босс! — объявил он. — Пришел!

— Зови, — велел Покатилов и подумал:

«Всегда так: битый час таращишься на экран и все зря. А чуть отвлекся позвонить — осведомитель тут же и появился».

Вон он, как раз в фокусе камеры. Сидит перед стойкой на табурете, цедит пиво и одновременно о чем-то болтает с барменом. Вон и Хома влез в кадр; подошел, шепнул.

Осведомитель залпом допил пиво и съехал с табурета, как с горки. Минуты через две он возник в дверях.

— Проходи, садись, — пригласил Покатилов.

Стул с высокой спинкой давно уже был выставлен в центр кабинета, точно напротив хозяйского стола. Посетитель уселся и нервно кашлянул.

— Ну, что у нас? — поторопил его Покатилов.

— За сегодня Тараненко все формальности уладил, — сообщил осведомитель. — Выезжает завтра на рассвете, входят через первый южный кордон.

— Успел все-таки, — нахмурился Покатилов. — Может, когда хочет, иуда. Мне разрешение две недели выбивал, а тут за один понедельник справился. Он вздохнул и снова обратился к осведомителю:

— С ним обычная команда?

— Да, офицер и шестеро вояк. Плюс водитель, разумеется. Ученых на этот раз не берут, поскольку объезд заимок не запланирован. Рейдовый выезд, класс важности «А».

— Ну-ну, — буркнул Покатилов. — Что еще?

— По информации аналитического центра этой ночью ожидается сильный выброс, даже сильнее февральского. Предполагают, что вообще сильнейший за последние три года. Достоверность около семидесяти процентов.

«Ну, вот и объяснение почему нет связи с Зоной, — подумал Покатилов. — Перед выбросами электроника вечно сбоит и тухнет».

— Понятно, что еще?

— Собственно, все. Как вы и велели, я не стал передавать информацию по телефону, пришел лично.

— Это ты правильно, — похвалил Покатилов. — Это зачтется. Хома! Подручный тотчас заглянул в дверь.

— Проводи в кассу.

— Хорошо, босс!

Посетитель с готовностью вскочил — любой вскочит, услышав милое сердцу слово «касса».

Хома с осведомителем вышли, а Покатилов оцепенел в кресле, обдумывая ситуацию. Тараненко о близком выбросе, безусловно знал. И из кожи вон вылез, чтобы отправиться в Зону сразу после выброса. Это правильно, это логично. Но это сильно путает карты команде Покатилова. Во-первых, с ними нет связи и никак им не сбросишь свежие вводные. Во-вторых…

Покатилов не успел додумать — что во-вторых. На экране с камеры у запасного выхода он заметил высокого человека, закутанного в глухой длиннополый плащ. На голове человека красовалась шляпа, надетая так, что лица видно не было. «Ну, вот, просто косяком пошли!» — подумал Покатилов и потянулся к селектору:

— Второй! Пропусти.

— Принято, пропускаю, — тотчас отозвался охранник второго поста.

Покатилов мысленно провожал нового посетителя. Вот он входит через заднюю дверь, минует рамку. Уже внутри его обыскивает охрана, на это уходит примерно полминуты. Потом один из охранников провожает посетителя по длинному и почти темному коридору. И — вот сейчас должна приоткрыться дверь. Дверь приоткрылась, заглянул охранник.

— Впускай, — велел ему Покатилов.

Поскольку этот посетитель входил не через бар, то и в кабинет Покатилова он пожаловал через другую дверь — не ту, что напротив стола, а ту, что справа от него. С точки зрения Покатилова справа.

Человек вошел. Шляпу он, конечно же, не снял — он вообще ее никогда не снимал на людях. Охрана иногда зубоскалила по этому поводу: мол, шляпа к голове этого типа прибита гвоздями. Знали бы ребята из охраны по поводу какого количества людей говорили точно так же!

— Здравствуй, — поздоровался Покатилов.

— Приветствую, — отозвался человек в плаще и шляпе.

— Присаживайся.

Посетитель обогнул стол и присел. Ему не требовалось приглашение, как предыдущему осведомителю: этот был вольный охотник и не заказы выполнял, а сам приносил информацию, которую считал уместной. Покатилов несколько раз пытался подцепить этого человека на какой-нибудь интерес, чтобы в итоге вынудить работать на себя, но ничего так и не получилось. Человек оставался свободным охотником и ни единого рычага, на который можно было бы давить, Покатилов так, к великому сожалению, и не нащупал.

— Сегодня Храп и Налим контактировали с Психом и Сиверцевым, — бесстрастно сообщил человек в шляпе. — Контакт был чисто случайный, половина группы находилась у перекрестка, половина отсиживалась на Агропроме. Результат: у Храпа проломлена голова, Налим просто слегка помят. Псих с Сиверцевым снялись с нагретого места — кстати, совсем рядом с Агропромом, почти у забора с восточной стороны — и ушли за реку. Предполагаю, что завтра с утра они объявятся у перекрестка и будут ждать Тараненко.

— У Храпа проломлена голова? — изумился Покатилов. — Это вообще возможно?

— Как видите, — хмыкнул посетитель. — Впрочем, ничего серьезного, я полагаю, поскольку он самостоятельно вернулся в агропромовский корпус, тряпочку к голове приложил да и все. Максимум — сотрясение мозга. Завтра будет дееспособен.

Покатилов все еще не мог поверить. Храп, непобедимый Храп, которого он случайно обнаружил среди начинающих сталкеров и очень удачно, легко и быстро переманил в свою команду, чем, вероятно, спас от дурацкой смерти в Зоне, спасовал перед неуловимым Психом. Не Ваня Сиверцев же его отоварил, в самом-то деле! Начальник охраны, помнится, когда поглядел на Храпа в спортзале, проникновенно шепнул: «Босс! Этот парень стоит любых денег. Покупайте его». А через месяц тот же начальник охраны, когда познакомился с Храпом поближе и убедился, что под черепушкой у того вовсе не монолит, как у многих крепких ребят, а живой и острый ум, зашел к Покатилову и без обиняков заявил: «Босс! Держите этого парня крепко. Я думаю вырастить из него своего преемника».

Начальнику охраны Покатилов доверял — не на все сто, разумеется, на все сто Покатилов даже себе не доверял. Во всяком случае, слова начальника охраны были для Покатилова вовсе не пустым звуком. К тому времени Храп как-то очень просто и естественно стал исполнять сержантские обязанности и рядовые охранники его слушались беспрекословно — волки всегда слушаются вожака, на уровне инстинктов.

И вот такого ценного человека, не допустившего за почти полный год ни единого прокола на службе и не потерпевший ни одного поражения на ринге в спортзале, уделал все тот же Псих за компанию с биологом Сиверцевым.

«Этот Псих у меня уже как заноза в заднице, — подумал Покатилов с неудовольствием. — Осенью обманул всех, главным образом, конечно, Тараненко и косвенно — генерала. Подсунул муляж дупликатора, а во время демонстрации каким-то образом убедил зрителей в его работоспособности. Гудини долбаный! И ведь поверили, никто не заподозрил, что им продемонстрировали просто фокус, ловкий эстрадный номер. Потом натурально исчез на четыре месяца — ни слуху, ни духу, даже этот вот, с прибитой шляпой найти его не мог. Да что его самого — даже следов Психа найти не сумел! И вот Псих выскакивает как чертик из табакерки, заявляет, что настоящий дупликатор где-то на Болоте, около лагеря Синоптиков и обещает отдать его Тараненко! И самое поразительное — он как-то сумел уделать Храпа, наградить его сотрясением, если конечно шляпа не врет, а сам ушел с Сиверцевым целехонький…» Из раздумий Покатилова вывел посетитель:

— После ночного выброса активизируется пси-монстр. Зараженные мутанты уже сегодня кишмя кишели у лагеря Синоптиков, те даже затеяли распылять какую-то дрянь с воздуха.

— С воздуха? — удивился Покатилов. — Это как?

— Метеозонды, баллоны с химией, распылители, таймер, — пожал плечами человек в шляпе.

— А, зонды, — дошло до Покатилова. — Не подумал сразу. Зациклился на вертолетах — откуда, думаю, у Синоптиков вертушка взялась? Они, кбнечно, люди не бедные, но кто ж им продаст? Посетитель промолчал — такие вещи он обычно не комментировал.

— Ну и что, помогла им химия?

— Не берусь судить. Но часть зараженного зверья они таки отогнали.

— И что, по-твоему, произойдет завтра?

— Мой прогноз таков: Псих встретится с Тараненко и дупликатор они вытащат. В этот момент пси-монстр попытается атаковать и если ему удастся взять под контроль хотя бы двоих-троих, шансы его возрастут.

— То есть, в мою команду ты не веришь?

— Нет, — холодно подтвердил посетитель. — Но не потому, что твоя команда плоха. Просто Псих лучше. Он их уже дважды обыграл, и на дистанции, и в контакте. По-моему, вывод очевиден: твои могут изменить течение событий, но на конечный результат это не повлияет. Ну, постреляют, ну побегают. После того, как Псих уйдет за спины бойцов Тараненко, он для Храпа станет недосягаем даже теоретически. А если дупликатор получится упрятать в вездеход, он станет недосягаем для пси-монстра тоже.

Покатилов ссутулился в кресле и долго размышлял, глядя в столешницу. Посетитель терпеливо ждал.

— Я должен быть завтра там, — жестко заявил Покатилов. — Ты ведь рассчитываешь там быть?

— Конечно! Пропустить такое?

— Значит, пойдем вместе.

Посетитель поднес руку к лицу — кажется он поглаживал подбородок. Ладони и пальцев Покатилов не видел, они тонули в тени, которую шляпа отбрасывала на лицо посетителя.

— Вместе — это как?

— Очень просто. Ты и я.

— И охрана? — уточнил посетитель. Покатилов подумал, и вдруг, неожиданно даже для себя, сказал:

— Никакой охраны. Пойдем вдвоем. Ты и я.

— Хм, — посетитель, кажется, удивился. — Забавно. Вообще я думал отказаться, поскольку Покатилов никогда не ходит в Зону без охраны. Но если вдвоем, пожалуй, соглашусь. Но это будет стоить.

— Я понимаю. И еще одно: в Зону пойдет не Покатилов. В Зону пойдет сталкер Лось. Слыхал о таком?

— Как же не слыхать? Слыхал.

— Значит, за час до рассвета у южного кордона.

— Нет, — неожиданно возразил человек в шляпе. — Через кордоны я не ходок. Встретимся уже в Зоне, у старого южного кордона. Тараненко пройдет там часов в семь утра. Значит, встречать надо будет не позже, чем в полшестого.

— Ладно. Старый южный кордон, полшестого. В кассу тебя провожать сегодня? Или уже потом, все вместе?

— Провожать. Не люблю работать в кредит.

— Хорошо. Хома!

Подручный увел и второго посетителя — Покатилов всегда хорошо платил за ценную информацию, а человек в шляпе, лица которого он и не помнил уже, был лучшим информатором. Именно информатором, а не осведомителем. Кто не понимает разницы — тому и не объяснишь…

Покатилов некоторое время задумчиво сидел, чуть слышно постукивая пальцами по столешнице.

«И чего я этим добьюсь? — думал он о своем импульсивном решении. — Я ведь никогда не любил ограничиваться ролью зрителя».

Он думал минут пятнадцать, строил цепочки, сам же их разрушал, прикидывал варианты и так, и эдак, и постепенно у него выкристаллизовался рабочий план. Возможно, не идеальный, поскольку не хватало времени, да и информации тоже. Но Покатилов надеялся, что шансы на успех имеются.

«Значит так, — размышлял Покатилов. — Кто мне понадобится? Пяток ребят со стволами. Флэш с аппаратурой на подхвате. И два пилота. Именно два, потому что одного могут того… если не убить, то взять под контроль.»

В отличие от Синоптиков, вертолет в распоряжении Покатилова теперь имелся — правда, предварительно следовало позвонить генералу и обо всем договориться. Покатилов вынул ком и отыскал в записной книжке номер генерала.

Глава шестнадцатая

Спал Сиверцев плохо. Точнее, сначала-то нормально, но в середине ночи внезапно начали грезиться разнообразные кошмары, из-за чего Ваня несколько раз просыпался весь в поту и испуге. Кошмаров он не запомнил, осталось только ощущение бесконечного ужаса и отчаяния пополам с безнадегой. Убедить себя, что это был всего лишь сон, всякий раз оказывалось не так уж просто, и только окончательно проснувшись Сиверцеву удавалось наконец-то придти в себя.

В четвертый раз вскинувшись на спальнике с колотящимся сердцем, Сиверцев не выдержал, нашарил фонарик, подсветил, огляделся. Психа в комнате не было Тогда Ваня встал и направился к выходу из здания.

Псих нашелся на ступеньках крылечка — сидел, глядел в ночь. На Сиверцева он только молча покосился, а потом чуть сдвинулся влево. Ваня воспринял это как приглашение сесть рядом. И сел.

— Фонарик погаси, — тихо сказал Псих.

Сиверцев подчинился — действительно, зачем афишировать собственное присутствие?

Несколько минут глаза привыкали к темноте и Ваня провел их в мире звуков. Ночь полнилась шорохами, далеким воем, даже чьи-то крики были слышны, но кричали не от страха или боли. Если бы не Зона, Сиверцев решил бы, что это пьяная вдрызг компания галдит на шашлыках. А потом глаза привыкли и оказалось, что вокруг не так уж и темно. Над Зоной висела вечная облачность, но от облаков словно бы исходило слабое свечение, как от ночника или светодиодов в коридоре перед кабинетом Покатилова — ровно столько, чтобы кое-что различать и не биться лбом о стены.

Определенно, в созерцании ночной Зоны была своя мрачноватая прелесть, это даже неофит Сиверцев ощутил. Что ж говорить о Психе, который неделями и месяцами отсюда не вылезал? К тому же, он и сам уже, похоже, смирился с фактом, что является порождением Зоны. И как Психу ее не любить?

Ваня хотел выразить то, что почувствовал — сказать что-то хорошее о ней, о Зоне, но никак не мог найти подходящие слова. Биолога, конечно, трудно назвать технарем, но все равно Ваня человек достаточно точной науки. А тут нужен гуманитарий, чистый лирик. Поэт, например. В итоге высказался Псих:

— Ты чего вскочил-то? — поинтересовался он.

— Да муть какая-то снится, — признался Сиверцев. — Все время просыпаюсь в поту…

— То-то ты стонал…

— Стонал? — смутился Сиверцев. Может быть. Что снилось — хоть убей не помню, помню только, что-то страшное.

— Значит, точно будет, — непонятно о чем сказал Псих. — Посидим еще немного и пойдем в подвал, прятаться.

— От кого? — насторожился Сиверцев.

— Не от кого, а от чего, — поправил его Псих. — Выброс будет. И, по-моему, сильный, у меня вся кожа зудит, и под кожей тоже зудит.

— А! — понял Сиверцев. — Вот почему меня кошмары душат! Перед выбросом всегда так. Только раньше не так сильно плющило, честно говоря. Но раз говоришь, сильный будет выброс, тогда понятно.

— По-моему, сильный, — подтвердил Псих. — Тихо сегодня, даже мутанты попрятались.

— Кстати, Саня, — полюбопытствовал Сиверцев. — А тебе-то чего прятаться? Чисто за компанию?

— Не только. Выброс мне не вредит. Но это не значит, что я во время выброса кайфую. Неприятная это хрень и боль во время выброса адская. Даже если спрятаться. А наверху так вообще сознание потерять можно.

— Сознание, — вздохнул Сиверцев. — Там, где ты только сознание потеряешь, остальные просто умрут.

— С этим не спорю, — вздохнул Псих. — Но прятаться буду все равно. Пойдем, скоро уже.

И Псих встал. Сиверцеву ничего не оставалось, как подняться на ноги тоже. По ходу он мучительно вспоминал — видел ли лаз в подвал во время вечернего обхода всего здания. Кажется, не видел.

Оказалось, что попасть в подвал можно только снаружи, а внутрь Псих пошел просто чтобы собрать вещи. Действительно, не оставлять же их сверху, пока сами они будут пережидать выброс!

С противоположной от крыльца стороны здания, на самом углу, в землю вдоль стены заглублялась лесенка на восемь ступенек. Над лесенкой, похоже, собирались соорудить козырек из труб и листового железа, но то ли не успели, то ли сделали, но козырек со временем разрушился — целой осталась только одна секция, непосредственно над дверью. А над лесенкой выжил только каркас из гнутых труб, похожих на водопроводные.

Подвал был заперт, но у Психа имелось дежурное заклинание: из растрескавшейся кладки справа от двери он вынул полкирпича, а внутри, в щели между двумя другими кирпичами, откуда за долгие годы вылущился раствор, нашелся ржавый ключ. Замок тоже был ржавый и скрипучий, но пока работал.

— Сам понимаешь, — прокомментировал свои действия Псих. — Замок этот только от безмозглых мутантов. От большинства людей не поможет.

Подвал был добротный — собственно, его строили именно для защиты от выбросов, чтобы дежурная смена в любой момент могла укрыться, когда кордон еще служил кордоном и разделял Зону от ближайших окрестностей. Стены подвала были раза в четыре толще, чем надземные, да еще, как рассказал Псих, проложенные меж кирпичами просвинцованной тканью в несколько слоев.

— Ну, — пригласил Сиверцева Псих, — располагайся!

В подвале был сухой бетонный пол; такое впечатление, что его постоянно мели — ни пылинки, ни соринки нигде, разве только в углах немного припорошено. А вот в центре — чисто. Практически весь объем подвала занимало одно помещение, только в дальнем углу виднелся отгороженный пятачок с дверью — на вид безусловный сортир. Сиверцев из любопытства взглянул — сортир и оказался. Даже унитаз сохранился, правда от времени пожелтевший и совершенно сухой. В углу за унитазом один на другой были сложены пяток кирпичей, а рядом стояла синяя пластиковая швабра и такое же синее ведро. В свете фонаря все это выглядело достаточно сюрреалистично.

— Лучше устраиваться подальше от стен, — посоветовал Псих, расстилая надутый спальник. Именно расстилая: состоял спальник из отдельных надувных сегментов, чтобы в случае пробоины он не сдулся весь.

Сиверцев таки произвел с утра ревизию в вещмешке и знал, что там имеется пенка, которую он сначала принял за полужесткий каркас самого мешка. Вынул, тоже расстелил, улегся и крякнул с чувством: на надутом спальнике лежалось, определенно удобнее.

Возились и устраивались они еще минут десять. Потом Псих погасил фонарь. Ваня еще некоторое время поудобнее умащивал голову на вещмешке и половчее укрывался курткой. А потом накрыло.

Ощущения были омерзительные — Сиверцева словно выворачивало наизнанку. Туда-сюда, туда-сюда. Как с жуткого перепою, только сильнее, когда одновременно хочется поблевать, погадить и сдохнуть. Наверное, ломка у законченных наркоманов тоже происходит в этом же стиле. Невзирая на самочувствие, Сиверцев умудрялся и на Психа поглядывать — того тоже корежило, плющило и колбасило и со стороны это выглядело довольно неприглядно. Однако Сиверцев не сомневался, что сам выглядит не лучше. В конце концов он свернулся калачиком, сжался, крепко зажмурил глаза и застыл, тихо поскуливая. А потом все закончилось, так же внезапно, как и началось.

Довольно долго оба валялись, блаженствуя. Избавление от мук всегда воспринимается как блаженство, ничего удивительного в этом нет. Отдышавшись, Псих зажег фонарь и поглядел на часы.

— Угадай, сколько длился выброс, — хрипло спросил он.

— Минут десять? — предположил Сиверцев.

— Четыре минуты двадцать шесть секунд.

— Всего-то? — удивился Сиверцев. — Мне казалось, дольше. Псих прокашлялся и уже более-менее нормальным тоном сказал:

— Да оно всегда так. Что-нибудь хорошее — пролетает. Все неприятное — длится и длится, тянется и тянется…

— Согласен. — Сиверцев даже сподобился на метафору. — Десять минут в обнимку с девчушкой и десять минут в кресле у дантиста — это такие разные десять минут, что словами и не передашь…

Ближайшие полчаса ушли на то, чтобы привести мысли в норму и обрести что-то сходное с самочувствием. Псих то и дело поглядывал на старомодные наручные часы, сработанные, наверное, даже не при Брежневе, а еще при Сталине.

— Вот-вот светать начнет, — сообщил Псих зачем-то, словно рассвет в Зоне был вовсе не обязательным явлением. — Надо, наверное, назад перебраться, наверх.

— Зачем? — поинтересовался Сиверцев. — Там все открыто, припрется еще тварь какая-нибудь. Выброс всех перебудил, поди, как раз на охоту повылазят.

— В подвале можем вездеход зевнуть, — объяснил Псих. — А наверху и слышно, и видно.

— Думаешь, так рано явятся? — усомнился Сиверцев. — Тараненко вообще говорил, что в среду приедут, скорее всего. А сейчас только вторник начался.

— Тараненко спешит, — убежденно сказал Псих. — Он из кожи вон вылезет, чтобы провернуть все пораньше. Поэтому я практически не сомневаюсь, что вездеход появится в ближайшие два часа. И в наших интересах его не проворонить. Так что давай, Ваня, собирай манатки. Спать больше не будем.

Делать нечего, пришлось скатывать пенку и пихать ее в вещмешок. Пенка упиралась, ей не хотелось снова в душную неволю; Сиверцев боролся с ней, как Геракл с гидрой, но все-таки поборол. Затянув горловину мешка Сиверцев встал и надел куртку. Псих тоже уже собрался.

Подвал, как уже говорилось, был довольно просторный, и Псих с Сиверцевым пережидали выброс в самом его центре. От дверей их отделяло добрых метров пятнадцать. И в подвале царила тьма кромешная, а тот факт, что собираясь оба подсвечивали себе фонариками, тьму за пределами освещенного пространства делал только гуще и плотнее.

Сиверцев не ожидал ничего худого, он просто направился ко входной двери, направив луч фонарика на саму дверь, примерно на уровне пояса. Поэтому когда Псих вдруг рявкнул: «Стоп! Замри!», Ваня вздрогнул, но автоматически повиновался — застыл на одной ноге, словно аист в гнезде. Месяцы на заимке, а также частые выходы наружу, за ограждение, многому его научили. Во всяком случае, научили беспрекословно повиноваться более опытным и главное — сначала повиноваться, а потом уж думать и глядеть, что там и как там.

Псих уже стоял рядом с Ваней и зачем-то освещал пол перед дверью. Ване показалось, что свет его фонарика почему-то имеет странный зеленоватый оттенок.

— Что такое? — настороженно справился Сиверцев.

— Холодец, — коротко ответил Псих.

Ваня присмотрелся и наконец-то понял, что это не фонарик Психа светит зеленоватым. Это пол перед выходом сплошь затянут студенистой массой, в которой, как говорили сведущие люди, растворяется даже титан. Холодца было много — наверное, и не перепрыгнуть. К тому же дверь была закрыта на замок и ее сначала нужно было отпереть.

— Во блин! — с досадой произнес Сиверцев. — И как мы теперь? Вброд нельзя же?

— Нельзя. Ботинки сожрет. Не сразу, но минут за пять разлезутся. Зараза, пол тут ровный, никаких углублений, вот он и растекся, не обойдешь!

— Слушай, я в сортире кирпичи видел! — осенило вдруг Сиверцева. — Раз тут ровно, то слой этой дряни совсем тонкий. Перейдем по кирпичам! Псих оживился:

— Дело! Айда!

Они бросили оружие и поклажу посреди подвала и метнулись к дверям сортира. Сиверцев сунулся внутрь, отодвинул швабру с ведром и передал кирпичи Психу, оставшемуся в дверях — два, потом еще два и последний, пятый.

— Швабру тоже бери! — велел Псих. — Не швырять же их, в самом деле? Или разобьются, или, не дай бог, брызнет на нас. Лучше шваброй задвинем куда надо.

— Пластик… — с сомнением протянул Сиверцев. — Съест ее холодец!

— Да и хрен с ней, — фыркнул Псих. — Тоже мне, ценность!

— Может, она для того тут и оставлена, людей выручать!

— Вот и выручит.

— Нас-то выручит, — сказал Сиверцев. — А что после нас? Хоть потоп?

— После нас останутся готовые кирпичи, — усмехнулся Псих. — Не о том ты, Ваня, заботишься. Давай, бери швабру и пошли, время идет. И кирпичи оставшиеся подбери.

Сиверцев вздохнул, покорно взял швабру, два оставшихся кирпича и поспешил за Психом.

— Свети! — велел Псих, отдавая Ване свой фонарик. И Сиверцев стал светить, двумя фонарями с двух рук.

Все пять кирпичей Псих положил на пол за полметра до холодца. Отобрал у Вани швабру и крайний слева аккуратно выдвинул примерно на шаг вперед, в зеленую лужу. Туда же пододвинул и остальные — даже чуть дальше первого. Перекладинка швабры, краем макнувшаяся в холодец, начала покрываться сине-зеленой пеной, поэтому Псих торопился.

Шагнул на первый кирпич и пододвинул остальные четыре. Потом на второй и пододвинул три. При этом он предусмотрительно целился не точно к двери, а чуть правее — дверь открывалась вовнутрь и нужно было оставить ей место, чтобы не уперлась в кирпичи в процессе открывания.

С третьего кирпича Псих уже мог дотянуться до замка — дотянулся, открыл, дернул дверь на себя. Сиверцев опасался, что металл двери коснется холодца и дверь снизу частично будет «съедена», но небольшой зазор между нижней кромкой двери и слоем холодца вроде бы остался. Во всяком случае, пены, как от швабры, видно не было.

Псих, вероятно, ожидал, что холодец разлит и за порогом, потому и взял все кирпичи, сколько было. Так оно и оказалось: вся площадка снаружи перед дверью была залита все той же зеленой массой, вплоть до первой ступеньки.

Кое-как вытолкав один из кирпичей за порог, Псих вернулся в подвал на сухое и бросил швабру прямо на пол. Перекладина к этому моменту уменьшилась в размерах вдвое и кислота продолжала пожирать пластик, превращая его в неопрятную пену с резким химическим запахом.

— Не стой, Ваня, хватаем вещи и ходу! Подвалу все равно каюк, двери и порог выест, а незапирающейся ухоронке грош цена.

Сиверцева не нужно было упрашивать: он вернул фонарик Психу, живо навьючил вещмешок на плечи и схватил автомат.

— Давай вперед! — скомандовал Псих.

Сиверцев повиновался. Чуть раскинув руки в стороны для равновесия он прошел по кирпичам и перепрыгнул на ступеньки. Псих подпирал сзади. Однако, невзирая на спешку и разлитый холодец, он все же закрыл и запер дверь и спрятал ключ в тайник. Сиверцев дожидался его вверху, у начала лесенки.

Под открытым небом уже чувствовалось близкое утро, во всяком случае, фонари смело можно было выключить и прятать, видно было и без них. Псих поднялся по лестнице и поравнялся с Ваней.

— Правильно, что дальше не пошел, — похвалил он. — После выброса сейчас веселуха будет — новых аномалий без счета, в самых неожиданных местах. Холодец нас уже поприветствовал.

— Куда дальше-то? — Ваня попытался вернуть разговор в практическое русло.

— Можно доспать, — пожал плечами Псих. — Только лучше этого не делать. А то зевнем еще вездеход.

— Да куда спать, окстись. — Сиверцев совершенно точно знал, что в ближайшее время все равно не уснет, даже если и заляжет на пенку.

— Правильно. — кивнул Псих. — Тогда можно просто посидеть на крылечке. Или в курилке. Тебе где больше нравится?

— Честно говоря, мне бы больше понравилось в «Ать-два» или в «Вотрубе». Если учесть время — то и родная койка в общаге устроила бы, — мечтательно сказал Сиверцев. — Вот там бы я вопреки всему отрубился!

— Ну, потерпи немного. Сегодня твоя командировочка скорее всего закончится. Сядешь в тараненковский танк — и расслабишься. «А ведь действительно, — сообразил наконец Сиверцев. — Неужели правда?»

Он до того привык к Зоне и к постоянному ощущению близкой опасности, что уже и поверить не мог в реальность возврата к беспечному существованию за ее пределами.

— Это если Тараненко приедет сегодня, — проворчал он вслух. — Что не есть непреложный факт.

— Приедет, никуда не денется, — убежденно сказал Псих. — Помянешь мои слова!

Они прошли к шестиугольной беседочке, в которой когда-то располагалась курилка. Теперь у беседочки заметно просела крыша, а одна из пяти закрытых сторон была проломлена, словно какой-нибудь тупой псевдогигант решил попасть внутрь не со стороны входа, а где придется. В остальных местах даже лавочка уцелела и не сгнила — на ней до сих пор можно было безбоязненно сидеть. Там Псих с Сиверцевым и обосновались.

Сидели они не то чтобы очень долго — минут пятнадцать. Небо на востоке начинало помалу светлеть, далеко в лесу тявкали и перекликались собаки перед утренней охотой. Если бы Сиверцев отчетливо не понимал, что находится в полной опасностей Зоне, утро можно было бы назвать идиллическим.

Псих развалился на лавочке — руки в стороны, на бортик беседки. Расслабленная его поза выглядела обманчиво: Сиверцев знал, что этот товарищ умеет мгновенно переходить из расслабленного состояния в рабочее или боевое. Видели-с…

Вот и сейчас он сидел-сидел, а потом вдруг подобрался, шевельнул головой и приобрел такой вид, словно старательно во что-то вслушивался.

Сиверцев конечно же насторожился, но благоразумно не подавал голоса, просто внимательно следил за Психом.

— Кто-то идет! — прошептал тот. — Оттуда! Он указал на юг, в сторону границы.

— Что делаем? — тихо отозвался Сиверцев.

— Давай-ка в здание. — Псих уже подхватывал свой рюкзак.

Они вернулись к крыльцу и поднялись. Псих выбрал комнату, из которой была видна и беседка, и дорога за ней. Причем в этой комнате было сразу два окна в двух стенах — одно на беседку, частично даже застекленное, второе в сторону Свалки, без рамы, просто пустой проем.

— Кого ж это черти несут? — риторически вопросил Псих. — Тараненко должен на вездеходе, а эти пешком…

Через несколько минут из-за крайних деревьев, загораживающих дорогу на юге, показались двое. Оба высокие, но один еще и широкий — здоровенный детина, одетый обычным для Зоны образом — камуфляж, легкий шлем, полумаска, ботинки. На шее висит что-то огнестрельное, руки сложены на этом огнестрельном, походный вариант. Второй худощавый, в бесформенном плаще и нахлобученной широкополой шляпе — лицо, небось, и вплотную не разглядишь. Оружия не видно.

Они дошли до места, где от колеи к зданию старого кордона, в котором сейчас прятались Псих с Сиверцевым, отворачивала тропинка. Ненадолго задержались, словно переговаривались и решали — свернуть, не свернуть. И все-таки свернули.

— Ваня, — шепотом произнес Псих. — Будь готов по команде сигать в окно! Сиверцев скрипнул зубами и кивнул.

«Начинается! — с досадой подумал он. — Нет чтобы Тараненко на вездеходе приехал! Тогда точно все приключения завершились бы, сиди себе в вездеходе, дуй хозяйский коньяк…» Но приключения только начинались.

Псих вдруг сделал круглые глаза, словно прислушивался к чему-то внутри себя. А в следующий момент лицо у него сделалось непонимающее и испуганное.

— Что такое? — испуганно спросил Сиверцев.

— Мутанты, — прошептал Псих чуть ли не обреченно. — Много! Идут сюда. Только что никого не было — и тут р-раз!

— Откуда идут? — Сиверцев пытался мыслить рационально. Раз идут, надо понять откуда и драпать в противоположном направлении, что тут думать?

— Отовсюду! Кольцом!

— Саня! — Сиверцев схватил Психа за плечи. — Нука встряхнись! Что за мандраж? Тикать надо! Давай, включай чутье, куда бечь?

Псих грустно взглянул сначала на Сиверцева, потом на оконный проем, который без рамы.

— Поздно, — выдохнул он почти обреченно.

Ваня рывком обернулся. Снаружи в оконный проем заглядывал долговязый жлобина с вытянутой, как дыня, головой, а около рта болталась неприятного вида борода из толстых кальмарьих щупалец. И это был не полудохлый кровосос-подросток, какого они с Психом встретили в первый день у забора Свалки. Это был крупный взрослый кровосос, сильный и злой.

Зато над высоченным лбом кровососа, примерно на полпути к темени, отчетливо виднелось небольшое, только палец просунуть, отверстие, темное от запекшейся вокруг него крови. А еще боковым зрением Сиверцев засек кого-то в дверном проеме.

«Вот тебе и хваленое чутье, — неожиданно спокойно подумал Сиверцев о способностях Психа. — Подвело таки».

— Эй, вы, внутри! — донеслось с улицы. — Выходите! И без фокусов!

Сиверцев в последней надежде взглянул на Психа, надеясь, что тот, как обычно, что-нибудь придумает и тут же учудит. Но тот покорно встал и грустно произнес:

— Пойдем, Ваня! Кажется, отбегали мы свое.

«Как же так? — Сиверцев все не мог поверить, что Псих просто так, без боя, будет сдаваться. — Что значит — отбегали?» Но делать нечего — встал и направился за Психом.

В коридорчике поджидали два типа — с виду сталкеры, но почему-то без шлемов, неопрятные какие-то и очень уж пахучие. И вдобавок — застывшие, без выражений на лицах, с пустыми глазами и, кажется, все с теми же фистулами в головах — насчет последнего Ваня только предполагал, потому что внимательнее разглядеть ему не хватало роста.

Двое пришлых поджидали в беседке. Вокруг беседки тоже было не пусто, Сиверцев даже испугался сначала. Еще несколько типов с разномастной огнестрелкой и без, пара псевдогигантов, три кровососа, целая свора слепышей, несколько чернобыльцев, несколько мерзейшего вида карликов, кабан и пяток тварей, которых Сиверцев опознать не смог. И у всех, просто у всех в головах дыры разной степени окровавленности.

И у Психа, и у Сиверцева почему-то не стали отбирать автоматы, так что теоретически оба могли открыть пальбу, но вряд ли это облегчило бы их участь — противник просто задавил бы числом.

Псих шел к беседке. Сиверцев за ним. Из-за спины Психа Ваня толком не мог разглядеть тех, кто сидел в беседке, да и зоопарк вокруг нее волей-неволей отвлекал, притягивал взгляд. Поэтому только внутри, когда Псих оказался не впереди, а рядом, Сиверцев сумел рассмотреть хозяев зоопарка.

Об одном сказать было нечего — плащ, да шляпа, лица, как Сиверцев и предполагал, не видно. Зато второго Ваня узнал без труда. И реально офигел. Это был Покатилов.

Глава семнадцатая

Ночью шарахнуло по полной. Киргиз проснулся, словно пьяный, его ощутимо мутило, хотелось вскочить и опрометью метнуться в туалет, и пофиг, что там смыв не работает.

Киргиз кое-как сел. А через секунду понял, что его опередили: из сортира пробивался слабый свет и кто-то там уже маялся.

Рядом на спальнике по-турецки сидел Храп с перекошенным лицом. Пластырь с его виска наполовину отклеился и неопрятно свисал, словно кожура с полуочищенного банана.

— Выброс, чтоб его, — прохрипел Храп. — То-то вчера почты не было…

В вертикали Киргизу, как всегда, стало получше, тошнота отступила, только в голове размеренно бумкали несуществующие молоты.

С другой стороны от Киргиза спиной к стене сидел Тучкин. Он то и дело морщился и кряхтел, но в целом выглядел живым. Еще дальше, запрокинув голову, лежал Оцеола, а у дальней стены — Грек, который, похоже, просто спал. Значит, в сортире маялся Налим.

Пока Киргиз осматривался, выброс прошел. Молоты в голове ослабли, Тучкин с Храпом приобрели более-менее годный вид, а Оцеола открыл глаза и сел. Судя по звукам, Налим тоже приходил в норму, и только Грек, зараза эдакая, безмятежно похрапывал.

— Вот гад! — беззлобно сказал Тучкин. — Дрыхнет! Сталкер, ети его, и выбросы ему нипочем!

— Говорят, по статистике выбросов не боится каждый десятый, — авторитетно заявил Налим, явившийся со стороны сортира. — Я, вот, тоже — как проблююсь, так сразу оживаю!

Минут десять все приходили в себя, вяло переговариваясь. Потом в поклаже Храпа тихо тилинькнул ком. Храп сразу же его схватил и полез смотреть что там. По всей видимости, пришла почта. Еще толком не дочитав до конца, Храп громко объявил:

— Всем подъем! Пришла вводная, стартуем немедленно! И глянул на часы.

— Черт, времени даже не в обрез, времени просто нет! Быстро мужики, босса встречаем!

Мужики зашевелились: аргумент прозвучал — увесистее некуда. Тучкин злорадно пнул нечувствительного к выбросам Грека.

Когда нужно, команда умела уплотнять время. Собрались и изготовились к маршу за несколько минут.

— Грек, Оцеола — ведущие, — объявил Храп громко. — Тучкин замыкающий. Цель — старый южный кордон! Шуруем по дороге, приоритет — скорость!

И они пошуровали. Невзирая на еле-еле начавшую отступать ночную темень. Недавний выброс, конечно, изменил Зону: уже на выходе с Агропрома пришлось с дороги на какое-то время сойти — иначе надолго завязли бы в свежем аномальном поле. Детекторы пылали алым — аномалии большею частью были бодренькие, заряженные, в самой-самой силе. Но как только стало возможно вернуться на дорогу — вернулись. Все не по целине идти — там то кочка, то кусты, то лужа, а то и чего пострашнее. А на дороге даже аномалии лучше видны. Тем более, что все свежие, еще не успевшие поубивать разнообразных птичек-зверушек, по останкам которых многие аномалии проще всего заметить. Грек с Оцеолой потели и злились, потому что на такой скорости толком рассмотреть дорогу не удавалось, но сзади их подпирал Храп и безжалостно гнал вперед.

До перекрестка домчались в рекордном темпе, как раз развиднелось после ночи. Небо на востоке было совсем светлым. До кордона оставалось совсем немного — дальнозоркий Оцеола уже различал на фоне леса заброшенное здание, в котором раньше гнездилась солдатня. Он-то первым и почуял неладное.

— Грек, стой-ка!

— Что такое? — немедленно вмешался Храп. — Чего встали?

— Чего-то там… не в порядке, — тихо сказал Оцеола. — Что-то там происходит.

Киргиз без слов скинул с плеча винтовку, отстегнул сошку и вынул из заплечника оптический прицел. Приладил, встал на колено и принялся разглядывать — что там такого могло всполошить Оцеолу. Он наблюдал с полминуты, иногда еле-еле заметно смещаясь.

— Вижу босса, — сказал он вскоре.

Храпу сразу не понравился его тон. Однако он даже спросить ничего не успел: Киргиз внезапно матюкнулся, отстегнул и уронил прямо на землю (видимо, не хотел тратить лишнюю секунду) магазин с обычными патронами, сорвал с пояса укороченный, со снайперскими и с хрустом вставил на штатное место.

— Все вперед! — рявкнул Храп, уже понимая, что дело плохо. — Правее кордона, не закрываем Киргизу линию огня! И первым ломанулся спасать босса.

— Куда! — Оцеола сцапал его за лямку рюкзака. — Влетишь куда-нибудь, не лезь поперед батьки в пекло! И сталкеру:

— Грек! Давай, вперед! Правее! Еще правее, не то Киргиз жопу отстрелит! Киргиз как раз выстрелил. Потом снова.

— Я догоню! — крикнул он, не отрываясь от прицела, и выстрелил в третий раз.

Грек сообразил что от него требуется и повел. Он твердо усвоил: не закрывать Киргизу видимость, поэтому все препятствия обходил только справа.

Киргиз расстрелял весь магазин и сменил его на другой, точно такой же. После двенадцатого выстрела он подобрал с земли полный большой магазин, двадцатизарядный, а затем только что отстрелянный, вдвое меньшего объема и размера, схватил винтовку обеими руками, придержал сошку и поспешил за остальными. Пробежав метров сто он ушел чуть левее, так, чтобы товарищи снова оказались не на линии стрельбы, и поглядел — как там, у кордона, в беседке.

Там было не очень, поэтому он снова принялся стрелять. Когда магазин опустел, Храп с остальными пробежали уже половину расстояния до беседки, а значит вот-вот сами откроют огонь. Можно было просто следовать за ними. Так Киргиз и поступил.

Когда он добежал до беседки там уже все закончилось. Главное — босс был жив, хотя взмылен и, кажется, зол. Кроме босса в беседке нашлись Псих и ботаник, но Киргиз этому ничуть не удивился, потому что видел обоих в оптику еще несколько минут назад. Остальные как попало валялись в беседке и около, и происходил тут некоторое время назад сущий паноптикум, потому что среди валяющейся вокруг подстреленной нечисти даже два псевдогиганта присутствовали. Оба без ног, а один еще и без большей части правого бока — гранатой его, не иначе.

Храп как раз орал на Психа с ботаником перед тем как отобрать у них оружие. Как ни странно, оба оставались достаточно спокойными, сидели себе в беседке на лавочке неподалеку от босса и разоружаться определенно не спешили. У беседки была сворочена на сторону крыша, под которой угадывались туши нескольких собак.

— Стволы сюда! — надрывался Храп, стоя в трех метрах от Психа и держа того на мушке.

— Ага, счас, спешу, аж штаны падают, — издевательски отвечал ему Псих.

— Ты меня не зли, мудила, пристрелю ведь! — Храп с каждой секундой свирепел все сильнее и сильнее.

— Ну, пристрели, — неожиданно согласился Псих. — Только следом тебя папочка пристрелит. Потому что кто ж кроме меня полезет на болото за одной ценной вещицей? Правильно я излагаю, а папочка?

— Я тебе не папочка, — зло, но довольно сдержанно ответил Покатилов. — Но если хочешь — стану. Так что не больно хами.

— Да я бы вообще не хамил, если б этот долдон, — хмыкнул Псих. — Уймите его, что ли?

— Храп! — еще спокойнее и сдержаннее велел Покатилов. — Уймись. Тот убавил громкость, но недоуменно протянул:

— Так стволы же!

— Если бы они хотели пустить их в ход, — веско произнес Покатилов, — уже пустили бы. А раз не пустили, значит хотят договариваться. Так ведь, бродяги?

— Именно так, — подтвердил Псих. — Между прочим, кое-кого из банды этого вот… шляпника подстрелил именно я. Вон того кровососа так точно.

— А чего у них у всех дыры в бошках? — со смесью удивления и отвращения в голосе поинтересовался Налим. — Это ж не пули? Ему никто не ответил.

Покатилов тем временем приблизился к своему недавнему спутнику — человеку в плаще и шляпе, подстреленному одним из первых. Пуля пробила шляпу, но не сорвала ее с головы, поэтому лица этого человека попрежнему не было видно. Он лежал спиной вверх, а шляпа, чуть сдвинувшись, прикрывала ему всю голову. Покатилов отбросил ее стволом автомата.

Трудно сказать — чего он ожидал. Больше всего, наверное, такой же небольшой дырочки в черепе, как и у остальных слуг пси-монстра, белого червя, бестолково шевелящегося в ней. Допускал Покатилов и вариант, при котором никаких дырочек в голове человека не окажется вовсе и тогда не исключено, что это пси-монстр собственной персоной, но откровенно говоря в это Покатилов верил слабо — зачем пси-монстру так рисковать и подставляться? Зачем ходить за пределы Зоны и вести босса одной из местных группировок в Зону? Зачем, в конце концов, пси-монстру деньги? Хотя черт его знает, деньги нужны всем мыслящим существам, даже тут, в Зоне. А пси-монстр мало того, что мыслит — это, бесспорно, хитрая и очень умная тварь, умнее большинства людей. Поэтому Покатилов не особенно верил, что человек в шляпе — пси-монстр.

Действительность оказалась куда необычнее. А еще стало понятно зачем этот человек (если это существо можно назвать человеком) постоянно носил шляпу. У него отсутствовала верхняя часть черепа. Фактически, он был оскальпирован, как жертва какого-нибудь краснокожего Чингачгука на диком Западе. А в голове, в омерзительном месиве из сукровицы и слизи, сидел белый червь, но не мелкий, как в остальных тварях, а огромный и толстый, размером во всю черепную коробку.

— Тьфу гадость какая, — прошептал Налим, отступая на шаг назад.

— Ваня! Сиверцев! — не оборачиваясь позвал Покатилов.

— Да? — испуганно отозвался тот.

— Что ты об этом думаешь, а? Ты ж вроде как консультант. Давай, консультируй! Сиверцев нервно переступил с ноги на ногу.

— В каком смысле? — переспросил он.

— В прямом! Если монстры с мелким червем в головах ретрансляторы, то кто тогда вот он?

— Да откуда ж я знаю? — взмолился Сиверцев. — Я и про ретрансляторы-то второй раз в жизни слышу. Псионика — не моя область, увы…

Покатилов на это ничего не сказал, поглядел немного на скальпированного шляпника, брезгливо сплюнул и отошел в сторону.

— Ладно, хрен с ней, с падалью, — сказал он. — Займемся живыми. Он присел на лавочку и в упор поглядел на Психа.

— Почему ты решил сдаться Тараненко, а не мне? Неужели он посулил тебе больше? Псих подчеркнуто спокойно пояснил:

— Нет, он предложил меньше. Но я пытаюсь остаться в рамках закона.

— Закона? — Покатилов усмехнулся. — Да какой тут, в Зоне, может быть закон? Только закон силы.

— И тем не менее, — гнул свою линию Псих. — Тараненко представляет структуры, изучающие Зону и ее наполнение на законных основаниях, поддержанных международным сообществом… и все такое.

— И ты веришь, что Тараненко действует исключительно в рамках закона? — поинтересовался Покатилов с иронией. Псих пожал плечами:

— Нет, конечно! Зачем тут верить — я точно знаю, что он часто нарушает закон.

— Ну и? — всплеснул руками Покатилов.

— Я уже сказал «А», — пояснил Псих. — Стало быть, надо этого и держаться. Покатилов несколько раз задумчиво качнул головой:

— Что ж, похвальное постоянство. Однако, как легко догадаться, такое положение вещей меня не устраивает. Я собирался получить оба артефакта из сейфа и я их получу. Хоть это-то ты осознаешь, Псих?

— Без Тараненко до сейфа не добраться, — сказал тот. — Вы об этом знаете?

— Неверная информация, — хладнокровно ответил Покатилов и уточнил. — Не без Тараненко, а без его спец-костюма.

— Один хрен, — хмыкнул Псих.

— Ну, зачем же. Костюм уже едет сюда. Точнее даже летит. Слышишь гул? Это вертолет. Все невольно прислушались.

— Босс! — подал голос Оцеола. — Я слышу звук движков, но я бы сказал, что это какая-то наземная машина, а не вертолет.

— Правда? — Покатилов приподнял брови и взглянул на часы. — Хм, возможно. Ладно, подождем минут пять. Гляньте-ка, раз так, кого там сюда несет.

— Я вам и так скажу, — произнес Псих. — Это институтский вездеход.

Покатиловская охрана преданно, по-песьи уставилась на босса в ожидании приказа. Любого приказа — уходить в лес, занимать оборону, бежать к дороге и мочить всех, кого увидят. Действительно любого. Единственный кто чувствовал себя немного потерянным — это Грек. Вот он просто не представлял что ему сейчас делать, а лезть к Покатилову в такой момент с расспросами попросту нерешался. Поэтому он тихонько стоял позади всех и помалкивал. До беседки как раз добежал отставший Киргиз.

— Доброе утро, босс! — жизнерадостно поприветствовал он Покатилова. — Кажется, мы вовремя?

— Вовремя, вовремя, — буркнул Покатилов. — Давайка ты на позицию. И за руками моими следи, понял?

— Понял, босс! — кивнул Киргиз и принялся вертеть головой, выбирая местечко. — Из окна, пожалуй, будет самое то!

— Смотри сам, — сказал Покатилов. — И без команды — ни-ни!

— Конечно, босс!

Киргиз рысью потрусил к крыльцу, поднялся по ступеням и скрылся в домике. Задание у него было простое: держать на прицеле того, с кем босс будет беседовать и следить за знаками, которые босс станет подавать. На кого укажет, того и класть без промедления. Сигналы, понятное дело, неявные, их поймет только свой. Начальник охраны в свое время неплохо натаскал бойцов — на сигналы они реагировали рефлекторно, раньше чем успевали их обдумать.

Гул тем временем мало-помалу нарастал и вскоре из-за леса показался бодро ползущий по дороге институтский вездеход. Сиверцеву при виде его аж всплакнуть захотелось.

«Господи, — подумал он. — Неужели сейчас все закончится? Скорей бы туда, в спасительное чрево вездехода, а эти гиены пусть грызутся снаружи за свой дупликатор хоть до посинения!»

— Ну, чего, Псих? Пошли встречать дядю Макса. Давай, вперед!

Псих послушно двинулся к дороге, за ним Покатилов и четверка охранников, рассыпавшихся веером, двое справа, двое слева от босса. Сиверцев и Грек пристроились в арьергарде. Грек на биолога то и дело косился — ему было интересно, что за тип не побоялся стукнуть по голове самого Храпа. Сиверцев впечатления сорвиголовы не производил и от этого Греку стало еще интереснее.

Псих вышел на центр дороги и остановился. Вездеход как раз подползал, сбросив скорость, а потом и вовсе встал, не доехав до Психа метров десяти. Дверь открылась и наружу высыпали гвардейцы во главе с офицером. Выглядели они повнушительнее охраны Покатилова, но того сей прискорбный факт нимало не смущал. Следом из вездехода выпорхнул Тараненко.

— Фу-ты, ну-ты! — сказал он, глядя то на Психа, то на Покатилова. — Вот и комитет по встрече! Как там дела в прокуратуре, Виктор Палыч?

— Все пучком, Максим Николаич, — холодно ответил Покатилов.

— Чудесно, чудесно! А тут какими судьбами?

— А то ты не догадываешься! — хмыкнул Покатилов. — Пришел рассказать тебе, что с хорошими людьми надо делиться. Тараненко демонстративно поглядел на покатиловскую охрану.

— Что-то аргументов у тебя, Виктор Палыч, немного. И какие-то они… не веские.

— Во-первых, не у меня, а у нас, только не у нас с тобой, а просто — у нас. А во-вторых, слышишь, в небе тарахтит?

Действительно, сквозь негромкое урчание двигателей вездехода пробивался еще один характерный звук.

— Знаешь, что это? — спросил Покатилов.

— Полагаю, вертолеты, — осторожно сказал Тараненко. — Ты с генералом, что ли, снюхался?

— Снюхивается шваль всякая подзаборная. А мы договорились. И с генералом, и с севером. Так что ты своими натовцами не больно-то козыряй, тут тебе не Европа сраная. Пару залпов и до свидания.

На лице Тараненко отразилась целая гамма эмоций, и скрывать их он не счел нужным. Следовало быстро принимать решение.

Из-за леса как раз показалось, звено «Черных акул». Даже снизу было видно, что всякого ракетно-бронебойного добра на них было понавешено по полной программе! Покатилов вообще-то просил генерала только об одном вертолете, но тот фыркнул и заявил, что когда надо бряцнуть оружием скупиться нельзя.

— Н-да, — протянул Тараненко. — Не ожидал я. Ладно, ваши предложения?

— Совместный доступ к объекту. Суточный, в порядке круговой очередности. И, разумеется, установлен он будет не в институте.

— А где?

— Пока не знаю, решим, чтобы всех устраивало.

— Кто еще в деле?

— Я уже сказал, север, юг, восток, ну и ты, выходит, вроде как запад. Хотя нам все равно будешь ли ты представлять институт, западный сектор, свою европейскую крышу или же себя лично.

Тараненко повернулся к офицеру, взглянул на него вопросительно. Тот все понял правильно и тихо ответил:

— Генералу я обязан подчиняться. Извини, Макс, но тут трибунал и срок светят. Тараненко глубоко вздохнул:

— Эх, Петро, Петро…

Один из вертолетов завис над дорогой метрах в ста от вездехода. Оттуда потянуло упругой воздушной волной. Рокот двигателя и свист винтов звучали не особенно и громко, во всяком случае Сиверцев ожидал больших децибел.

— Что ж… — еще раз вздохнул Тараненко. — Дополнительные аргументы показались мне убедительными. Я согласен.

Они с Покатиловым пожали руки; Покатилов казался невозмутимым, но те, кто хорошо его знал, без труда заметили: он доволен.

— Прекрасно, — сказал Покатилов и вынул из внутреннего кармана ракетницу. Из бокового несколько ракет. Выбрал одну, навинтил, прицелился в небо и выпустил. Ракета была зеленая. Вертолет тотчас качнулся и принялся набирать высоту.

— Генерал дождется нас у лагеря Синоптиков. Надеюсь, подвезешь?

— Какой разговор, коллега! — Тараненко был сама вежливость. — Кто поедет? Понятно, Псих, мой сотрудник… привет, кстати, Ваня! Сиверцев торопливо кивнул из второго ряда.

— Ты, — продолжал Тараненко. — А вот ребята твои все не влезут. Предлагаю, по двое твоих и моих бойцов в салоне, а остальные пусть на броне едут. Как?

— Нормально, — не стал возражать Покатилов. — Храп, Тучкин! Со мной. Остальные сверху. Тараненко повернулся к своим:

— Забиран, Кутний! В салон. Остальные — ну, вы слышали.

Четверка гвардейцев Тараненко, а также Налим и Оцеола полезли на вездеход. От здания кордона трусил Киргиз с винтовкой наперевес — видимо, Покатилов некоторое время назад незаметно подал ему соответствующий знак.

Тут наконец-то решился напомнить о себе Грек. Вышел из-за спин охраны и спросил:

— А мне чего, Виктор Павлович? Покатилов поглядел на Грека, словно видел его впервые в жизни.

— Максим! — обратился он к Тараненко.

— Да? — задержался тот в дверях.

— Нам сталкер лишний не помешает?

— Когда ж в Зоне сталкеры мешали? Давай, Грек, залазь вместе со всеми.

— Спасибо, — с серьезным видом поблагодарил Покатилов.

Сиверцев, ощущая в душе невероятный подъем, шагнул на ступеньку следом за Психом, прошел к любимому заднему ряду лавочек и застыл. На полу стояла сумка с его вещами. Стояла. Ждала.

«Ура!» — подумал Сиверцев, задвинул ее под лавку и, улыбаясь во всю физиономию, уселся.

Глава восемнадцатая

Лагерь Синоптиков оказался совсем рядом, надо было только проехать чуть вперед по дороге, а потом перевалить через невысокий гребень, отделяющий Болото от пустошей южнее Свалки.

За гребнем стлался густой туман. В этом тумане прятались несколько смешных невысоких будочек на ножках. У будочек были гофрированные цветные бока. Чуть в стороне на ровном и совершенно лишенном растительности пятачке как попало в смысле ориентации по сторонам света притулились шесть домиков-вагончиков на полозьях, а сбоку от них под трогательным навесом дремал старенький колесный трактор «Беларусь», выкрашенный ярко-синей краской. За жилым пятачком простиралось, собственно. Болото — озерца, топи, кочки, мхи и прочая обязательная болотная прелесть. Где-то тут, как утверждал Псих, начиналась одна из нескольких троп, по которым теоретически можно было попасть в самое сердце болот, например, к логову Болотного Доктора, но конкретно эта тропа с некоторых пор считалась смертельно опасной и непроходимой.

Рядом с гребнем, но не со стороны Болота, а со стороны пустошей стоял на грунте вертолет, и это был не двухместный боевой КА-52, а побольше, явно транспортный. Рядом с ним поджидало три человека, двое с оружием, один без. «Черные акулы» кружили где-то неподалеку — их было хорошо слышно. Едва вездеход перевалил через гребень, эти трое направились за ним.

Покатилов во время поездки размышлял, что с вертолетами дело обернулось совсем иначе, чем он предполагал изначально, еще до звонка генералу, но так вышло, пожалуй, даже лучше. Надежнее.

Синоптики отреагировали на визит своеобразно — попрятались в домики и выставили стволы в бойницы под окнами. Тараненко проорал в громкую связь, дескать, нужно поговорить, пусть кто-нибудь выйдет и тут же покинул вездеход сам, хотя, откровенно говоря, по нему вполне могли и пальнуть, Синоптики — народ тот еще. Но палить они благоразумно не стали, видимо, севший невдалеке вертолет, весь обвешанный ракетами и орудийными стволами, не особенно располагал к грубостям. Из одного домика показался мужик в телогрейке и лыжных штанах в сапоги. Спасибо, что без шапки ушанки. Зато при автомате. Он боязливо приблизился к углу крайнего домика и воровато выглянул. У вездехода к тому моменту стояло уже порядочно народу — Тараненко, Покатилов, генерал с охраной, Псих, Храп с Киргизом, офицер Петро, несколько гвардейцев, да и Грек с Сиверцевым вылезли наружу — не пропускать же такое кино? К тому же, пяток человек продолжали восседать на броне.

Тараненко прошел вперед, продемонстрировал мужику институтское удостоверение и какие-то официальные бумаги на гербовых бланках, а потом объяснил, что пара человек со спецоборудованием должны пройти через их лагерь на Болото, а спустя часик-другой вернуться.

Мужик поскреб в затылке и сообщил, что оно-то, конечно, с виду все замечательно, да только если кто по тропе пойдет, назад точно не вернется. Тараненко в свою очередь сообщил, что они в курсе и соображают, что делают. Мужик немного поразмыслил и сказал — надо посоветоваться с остальными, после чего вернулся в ближайший домик.

Минут через пять из разных домиков вышли поговорить настоящие главари Синоптиков. Тараненко принялся снова демонстрировать удостоверение и бумаги. Синоптики некоторое время молча внимали, потом один, долговязый и совершенно лысый, осведомился: не Псих ли собирается на Болото? Тараненко подтвердил его догадки. Психу — можно, заявил лысый. Но остальные пусть ждут за гребнем и вездеход пусть туда же уберется. И хорошо бы Психу провернуть свои дела поскорее, шум тут не любят.

Тараненко переглянулся с Покатиловым, Покатилов с генералом. Решили уступить требованию и переместиться за гребень, к вертолету. Кто полез назад в вездеход, кто на броню, кто отправился пешком. Синоптики тем временем развернулись и снова попрятались по своим домикам.

За гребнем бойцы Тараненко выволокли из грузового отсека ящик со скафандром. А двое людей генерала к величайшему изумлению Тараненко принесли точно такой же из вертолета.

— Ничего себе! — Тараненко аж присвистнул. — Откуда у вас это?

Генерал только плечами пожал: мол, не все же вам, шпакам, пользоваться благами научно-технического прогресса? Армия тоже имеет кое-какие возможности, причем немаленькие.

— Я, блин, весь понедельник техническое обоснование подавал, а потом в первом отделе регистрировал, из начальника складов душу вынул, думал, кроме меня в такие сроки это никто достать не сумеет. И нате вам! — пожаловался Тараненко неизвестно кому.

— А я в полвторого ночи звякнул прапорщику Пташному, а потом подписал два приказа, — ехидно сообщил генерал. — Всего и делов! Тараненко только головой покачал.

— Ладно, к делу. Итак, у нас даже два спецкостюма. Тебе помощник нужен? — спросил он у Психа.

— Помощник? — Псих задумался. — В принципе, не помешал бы, но там, вообще-то, сидит химера с детенышем. Я-то мимо нее надеюсь пройти. А за второго, откровенно говоря, не ручаюсь.

— Не хочется мне тебя отпускать в одиночку, — пробурчал Покатилов. — Опять смоешься — ищи тебя потом…

— То есть, — с иронией произнес Псих, — я затеял всю эту явку с повинной исключительно с целью поднять бучу, собрать толпу народу и снова удрать, чем окончательно всех разозлить. Конгениально, как сказал бы один великий комбинатор!

— Откуда я знаю, может и так? — ничуть не смутился Покатилов. — Раньше-то у тебя костюмчика не было. А теперь есть. Надел и в кусты.

— Хм, — озадачился Псих. — А ведь верно, про костюмчик я как-то не подумал! Спасибо, что подсказали. Но вообще-то больше всего я хочу, чтобы меня оставили впокое. К тому же, вам лучше прочих известно, что самый дальний островок, на который можно пройти по этой тропе, второй год окружают сплошные непролазные топи. Поставьте здесь пост, и я оттуда никогда не выйду незамеченным. Что ж я, дурак какой — провести остаток жизни на этом островке?

Покатилов действительно внимательно проштудировал наисвежейшую карту Болота и переговорил с несколькими авторитетными сталкерами. Псих не врал, ни насчет топей вокруг островка, ни насчет аномалии на самом островке, ни даже насчет химеры с детенышем по пути к островку. А насчет бегства в костюме неожиданно успокоил Тараненко: оно невозможно, во-первых, ресурс по дыхательной смеси очень невелик, а во-вторых, герметизацию и разгерметизацию костюма в одиночку не сделаешь, нужна помощь снаружи, причем помощь специалиста. В общем, о бегстве забыли и стали прикидывать — кого послать вместе с Психом?

— Да что тут думать? — вмешался вдруг генерал. — Пошлите с ним вот этого, — он указал на Грека. — Два сталкера лучше, чем один сталкер. Почти всегда..

— Меня? — опешил Грек и жалобно уставился на Покатилова.

Тот, судя по всему, готов был отдать приказ, и Грек не смог бы отказаться без последствий для себя. Однако его спас Псих:

— Нет, Грек не подходит, — заявил Псих. — Сталкера химера точно не пропустит, будь он хоть в спецкостюме, хоть без.

— А кого пропустит? — спросил Покатилов подозрительно.

— Ученого, например, может. Не трогает же она Синоптиков, хотя они тут сиднем сидят, безвылазно?

Тараненко, Покатилов и генерал одновременно поглядели на Ваню Сиверцева. А у того внутри все разом оборвалось. «А я, дурак, решил, что все закончилось…»

— Ну, что Ваня? — с фальшивым оживлением заговорил Тараненко. — Послужи в очередной раз науке, а? Сиверцев набрался храбрости и во всеуслышание заявил:

— Да какой науке, о чем вы? Говорите уж прямо — послужи нашим карманам!

Тараненко от такой наглости, вероятно обалдел, но по сути-то Сиверцев был прав и это все вокруг, в общем-то, понимали.

— Ваня! — веско заявил Покатилов. — Ты меня знаешь. Не обижу. И другим не позволю скупердяйничать. Считай, что это твоя последняя работенка в Зоне. Уже завтра смело сможешь ехать куда захочешь и жить в свое удовольствие, а об институте своем забыть навеки.

— Все вы так говорите, — пробурчал Сиверцев, выступая из-за спин бойцов и приближаясь к ящикам со спецкостюмами.

«Что я, дурак, делаю?» — вертелось у него в голове, но он уже не мог остановиться.

— Показывайте ваш костюмчик, примерим!

Псих поглядел на него с непонятным выражением на лице. Ваня так и не понял — одобрительно, или же с осуждением.

— Значит, так! — начал Тараненко, вскрывая первый ящик. — Эта спецкостюм защитный, устойчив к агрессивным щелочным и кислотным средам, высоким температурам, а также…

Тараненко чесал как по писаному, видимо, заранее зазубрил текст, чтобы не брать с собой лишнего свидетеля в лице специалиста по скафандрам. Ваня слушал шефа вполуха, больше смотрел. Костюм имел два независимых слоя — первый в обтяжку, очень похожий на прикид конькобежцев, второй, наружный, более свободный, с хитроумной горловиной для герметичного крепления шлема. Плюс сам шлем и сапоги. Материальчик костюма был напичкан датчиками и электроникой, пронизан металлизированными каналами тепло и влагоотвода, которые заодно служили электродинамическим экраном. Вся передняя часть шлема на самом деле являлась интерактивным дисплеем и управлялась сенсорами на предплечьях. Аккумуляторы и модуль жизнеобеспечения были выполнены в виде тоненького, в два пальца всего, несъемного ранца. Вообще костюмчик имел достаточно футуристический дизайн и больше напоминал облачение космонавтов недалекого будущего, хотя Ваня до последнего момента был уверен, что придется напяливать нечто вроде водолазного комплекта для глубинных работ, каковые не особенно изменились с середины прошлого века. Псих уже сбросил одежду и ботинки и в данный момент просачивался во внутренний слой — сначала вделся в штанины, потом в рукава и плюс еще капюшон натянул на голову. Непокрытыми у него остались только лицо и кисти рук.

Ваня тоже принялся облачаться. Материал внутреннего слоя очень хорошо тянулся, поэтому надевать его было легко, и сидел он как влитой, причем совершенно не давил и не причинял никаких неудобств.

Потом Ваня влез в штанины внешнего слоя и дело малость застопорилось — Тараненко был занят тем, что подключал разъемы системы жизнеобеспечения Психу. Закончив, он метнулся к Сиверцеву и занялся тем же. Разъемов было около дюжины; большинство из них располагалось в районе плеч и шеи, плюс несколько в области поясницы.

Теперь можно было окончательно влезать во внешнюю оболочку и подгонять застежки; отдаленно похожие на обыкновенные змейки-молнии.

Насколько Сиверцев понял, вообще эти костюмчики обладали солидным запасом автономности, но сейчас их с Психом облачали по упрощенному варианту, без развертывания физиологического модуля, с которым можно и напиться, и подкрепиться, и малую нужду справить, и большую, и все это не снимая костюмчика.

Наконец дошло дело до шлемов и сапог. С сапогами понятно — надели их и залепили обрез каждого голенища специальной шлейкой на штанинах, чтоб ничего внутрь не попадало, да и все. Шлемы герметизировались посложнее, но и тут Тараненко возился не более минуты с каждым. Наконец он нацепил себе на ухо гарнитуру и оживил электронику обоих спецкостюмов.

Перед Сиверцевым раскрылся виртуальный экран — похоже, он проецировался с нескольких точек лицевого стекла прямо на сетчатку. Центр поля зрения оставался свободным, Ваня просто видел все, что находилось перед ним, а на периферии возникли вспомогательные поля информации — к примеру, Ваня мог глянуть который сейчас час, видел температуру снаружи и даже пеленг на второй спецкостюм — зеленую стрелочку, указывающую на Психа.

— Слышите меня? — спросил Тараненко.

Ваня утвердительно кивнул. Кроме Тараненко он никого пока не слышал, видимо, тот обращался через свою гарнитуру.

— А друг друга?

— Саня! — позвал Сиверцев.

— Я тут, Ваня! — отозвался Псих. — Слышу тебя нормально.

— Я тебя тоже.

— Отлично! — вмешался Тараненко. Включайте внешнюю акустику. Сенсор с динамиком на левом предплечье.

Сиверцев поглядел куда сказано, На пульте действительно имелся сенсор с динамиком, сейчас не подсвеченный. Ваня ткнул в него пальцем и вернулся в мир звуков.

— Готово! — доложил он.

— И у меня — присоединился Псих.

— Собственно, все! — развел руками Тараненко. — Дыхательной смеси у вас часа на два. Хватит с запасом. Все, что вы видите и слышите, увидим и услышим и мы тоже.

— А это отключается? — поинтересовался Псих.

Тараненко замялся. Сразу стало понятно, что да, трансляция отключается, но Тараненко не очень хочет в этом признаваться. Наконец, он решился:

— Да, отключается. Левый пульт, пиктограмма в виде буквы «Т».

Сиверцев глянул — действительно, имелась такая пиктограмма, сейчас подсвеченная.

— Отключай, Ваня! — потребовал Псих, сам касаясь сенсора. Сиверцев повиновался.

— Голосовая связь все еще работает, это другой канал, — сообщил Тараненко, видимо, решив для разнообразия сыграть в открытую. — Но я слышу только ваши голоса, внешние звуки не слышу.

— Вот и чудненько, — сказал Псих. — Простите, Максим Николаич, но с химерой лучше не шутить.

— Я не в претензии, — сухо отозвался Тараненко, однако было понятно, что на самом деле он предпочел бы все видеть и слышать.

— Ну, что, Ваня? — обратился к Сиверцеву Псих. — Двинули?

— Автомат брать? — поинтересовался Сиверцев.

— Ни в коем случае!

«Ну, — подумал Ваня отчаянно и, что удивительно — в общем-то весело. — Надеюсь на грудь в крестах! С шумом и грохотом к чертям в зубы! Поехали!»

И направился следом за Психом через гребень, а потом между домиков, к первым лужам в обрамлении осоки и камышей.

Синоптики, не скрываясь, глядели на парочку в скафандрах изо всех окон. Псих на всякий случай приветственно помахал им рукой. Тот факт, что он отправился на Болото не в одиночестве, неприятных последствий пока не возымел — никто не стал выбегать и протестовать, хотя опасения такие были.

Там, где Псих с хлюпаньем вошел в воду, Сиверцев не усмотрел никакой тропы. Однако Псих заходил все дальше, а вода выше чем до середины голенищ так и не поднялась. Ваня глубоко вздохнул и храбро направился следом за Психом.

Шли они не особенно долго, минут десять. Домики Синоптиков давно скрылись в тумане. Сиверцеву вообще показалось, что их с Психом накрыли молочно-белым полусферическим колпаком. Они словно застыли в центре не слишком большой окружности, посреди мхов, корявых кустиков и камышей. Под ногами хлюпало, из-под воды то и дело всплывали пузыри болотного газа, но запахи, понятное дело, до Психа с Сиверцевым не доносились — спецкостюмы герметичны, дыхательный контур автономен. Зато видели и слышали они все. Вокруг не чувствовалось ничего живого, даже гигантские лягушки Зоны ни разу не попались им на глаза. И вскоре Сиверцев понял почему.

— Ваня! — шепотом произнес Псих. — Стой где стоишь! Она здесь.

Сиверцева не нужно было уговаривать — встал, как вкопанный, по колено в очередной луже. Лужа не доставляла никаких неудобств — внутри костюма было сухо и чисто, Ваня даже холода не чувствовал, хотя вода и грязь Болота по идее были по-апрельски холодными.

Псих очень медленно направился вперед и чуть вправо. Прошел метров пятнадцать, а потом зачем-то уселся на кочку и стал ждать.

А секунд через десять Сиверцев заметил чуть дальше Психа силуэт химеры. Он не понял откуда она взялась и как подобралась незамеченной. Только что ее не было, и вот стоит, чуть припав на все четыре лапы, перед Психом. Очень близко.

В облике химеры, безусловно, имелось что-то кошачье, но в то же время сразу было понятно — это не кошка. Химера могла напугать просто собственным видом, и успешно пугала, хотя ничего демонического или просто страшного в ней не было. Пугала она невыразимым, запредельным совершенством каждой линии, каждого изгиба тела, и во всем этом сквозила сила, смертельная, молниеносная и неодолимая. Так она, вероятно, и задумывалась неведомыми биоконструкторами — чтобы при виде их детища потенциальный противник обмирал от страха и даже не мыслил сопротивляться. По собственной реакции Сиверцев понял, что конструкторам это удалось в полной мере.

Вместе с тем он разглядывал химеру с жадным любопытством биолога. Какой же биолог не заинтересуется искусственным существом, да еще таким совершенным?

— Ваня! — шепнул вдруг Псих. — Прекрати пялиться, она злится! Сядь и гляди в сторону!

Сиверцев поспешно приземлился на задницу, одновременно совершив пол-оборота влево. Теперь он сидел к химере боком и мог на нее в лучшем случае коситься. Но не осмеливался сделать и этого.

Псих что-то тихо говорил, но Ваня никак не мог разобрать слов — заглушал стук собственного сердца да сопутствующий шум в ушах. Не вспотел он только потому, что внутренний слой спецкостюма мгновенно впитывал выступающую влагу.

Псих шептался с химерой не меньше пяти минут. Сиверцев все это время старательно таращился на клубы тумана, медленно проползающие над топями.

— Ваня, — наконец окликнул его Псих. — Все, можешь вставать. Она нас пропустила.

Сиверцев поднялся на малость подрагивающие ноги и очень пожалел, что не может хлебнуть какой-нибудь водички — в горле совершенно пересохло. Оставалось только всухую сглатывать. Кое-как Сиверцев доковылял до Психа, вернувшегося на тропу.

— Вправо даже не смотри, — предупредил тот. — Из-за детеныша она просто дурная стала, думалка практически отказала.

«Что-то намудрили все-таки биоконструкторы, — подумал Сиверцев мимоходом. — Инстинкты прототипа им так и не удалось задавить, раз химера так себя ведет».

Они двинулись дальше, в прежнем темпе. В какой-то момент Псих, не оборачиваясь, указал пальцем влево от тропы — там метрах в двадцати пяти чуть подрагивало над приветливой мшистой лужайкой темное полупрозрачное пятно. И вокруг него воздух словно бы уплотнился, стал вязким и почти осязаемым.

— Воронка? — шепотом справился Сиверцев.

— Она самая! Хорошо, что далеко от тропы.

«Расту! — подумал Сиверцев. — Аномалии если сам не замечаю, то хотя бы начал опознавать!»

Вскоре они пришли. Псих остановился перед крошечным, наверное метров сорока в поперечнике, не больше, островком. Он заметно возвышался над топями, не меньше чем на средний человеческий рост. Дерево на нем росло только одно, в самом центре, зато какое!!! Африканские баобабы позавидовали бы этому стволу! Корявые сучья возносились к небу на высоту доброй трехэтажки, причем, как показалось Сиверцеву, на одних росли листья, а на других почему-то хвоя. И листья, и иголки, понятное дело, были сильно изменены Зоной, но все равно подобное сочетание выглядело на редкость странно.

Псих тем временем выбрался на сухое и принялся обходить дерево по самому краешку островка. Сиверцев последовал за ним и быстро сообразил, что тут растет даже не одно дерево, а два, ели даже три, практически сросшихся стволами. У самой земли в стволе виднелось то ли низкое дупло, то ли эдакая своеобразная пещера — в нее, пожалуй, без проблем въехал бы трехтонный грузовик, и нигде ничего не задел бы.

— Извольте, пан биолог! — Псих неожиданно перешел на «вы». — Аномальное образование биологической природы под невероятно ор-ригинальным названием «соснодуб». Небось, какой-нибудь сталкер, выросший из оболтуса-двоечника придумал. Однако прижилось!

— Экая орясина, — зацепил Сиверцев, разглядывая крону упомянутого соснодуба. — Чем опасно?

— Если зайти под купол без скафандра, — объяснил Псих, — оросит кислотным дождичком. Химические ожоги, болевой шок, остановка дыхания, почти мгновенная смерть. Самое смешное, что это и все. Идеальная ухоронка, но без такого вот спецкостюмчика соваться туда бесполезно. И никакая сталкерская самодеятельность на коленке не спасет, ни химкомплекты, ни противогазы, ни дыхательные маски. Вон, видишь хрень какая-то зеленеет? Это как раз химкомплект сталкера Фагота, а от самого Фагота не осталось ни единой органической молекулы. Если тут застрянет кто-нибудь в таком как у нас спецкостюме, я не удивлюсь, что по истечении некоторого времени соснодуб проест и его. И полакомится мертвой тушкой, поскольку человек внутри задохнется раньше.

— Веселенькая перспектива! Ладно, Саня, вынимай давай свой клад, дыхалки осталось семьдесят семь процентов. Время идет, домой охота. Чем помочь?

— Пока ничем, — ответил Псих. — Если позову, тогда подойди, подсобишь.

Псих не спеша приблизился ко входу в «пещеру», заглянул, постоял рядом. Потом осторожно шагнул внутрь. Раз шагнул, другой.

И вдруг сверху на него упало белесое облако — то, что Псих назвал кислотным дождичком, скорее было крупнодисперсной коллоидной взвесью. Фигура Психа на несколько секунд стала невидимой, утонула в белесом тумане.

— Вроде ничего, держит костюмчик-то! — подал он голос. — Сейчас, развиднеется, продолжу.

Взвесь медленно оседала; примерно минуты через три стала видна голова Психа. То есть, шлем. Потом плечи и грудь. Обратив лицо кверху сталкер что-то рассматривал под сводом «пещеры». Потом двинулся к «стене» и неожиданно полез вверх, как скалолаз, цепляясь за неровности древесины и трещины.

— Ваня! — позвал он. — Иди сюда!

Голос Психа звучал так же звонко и отчетливо, как и раньше, хотя инстинктивно ожидалось, что изнутри дупла он должен доноситься приглушеннее и тише.

Сиверцев приблизился и ступил под свод соснодуба. Взвесь уже почти осела, только под ногами еще шевелились маленькие белесые облачка, словно Сиверцев ступал по мельчайшей невесомой пыли. Внутри он тоже задрал голову и поглядел наверх. Там, в переплетении то ли сучьев, то ли корней, то ли вообще лиан, метрах в пяти над почвой сидел Псих, придерживая что-то большое и массивное рядом с собой.

— Лови! — сказал он и вдруг обеими руками толкнул это вот, на вид большое и тяжелое, в сторону Сиверцева, словно мяч при игре в баскетбол отпасовал.

Сиверцев даже дернулся было в сторону, но это большое и тяжелое летело медленно и плавно, будто воздушный шарик. Да к нему снизу и веревка была привязана — сейчас она болталась, как хвост воздушного змея. За нее Сиверцев и ухватился, когда смог дотянуться.

— Держу! — объявил он.

Псих ловко соскользнул со своего насеста, повис на руках, покачался пару секунд и мягко спрыгнул вниз. Выпрямился, зачем-то отряхнул ладони, а потом взял веревочку из рук Сиверцева.

— Ну, что? Куда идем мы с Пятачком, вторая серия? — спросил он, улыбаясь от уха до уха. И жизнерадостно заржал.

У Вани в целом на душе тоже полегчало — если не считать некоторого мандража о время общения с химерой, все остальное теперь выглядело нетрудным делом. Даже соснодуб оказался довольно банальной аномалией, Сиверцев вообще-то ожидал чего-то гораздо более смертоносного. Впрочем, это из спецкостюма он кажется банальным, сталкер Фагот, когда умирал, наверняка придерживался совершенно противоположного мнения.

Сиверцев с Психом сошли с островка в жижу и, не сговариваясь, обернулись. Мощные стволы соснодуба отсюда казались монолитом.

— Вообще они обычно гораздо мельче, — сообщил Псих задумчиво. — И свод у них не сплошной, как здесь, а дырчатый, ажурный практически. А этот вымахал — все срослось и склеилось! Могучее растение! Тут, небось, на Болоте какой-нибудь благоприятный минеральный источник, не иначе. Сиверцев только вздохнул и поглядел на парящий в воздухе сейф.

Если это был сейф, то он был явно обтянут какими-то сероватыми лохмотьями — вон, что-то очень похожее на рукав свисает.

«А-а-а! — осенило наконец Сиверцева. — Да это просто плащ химзащиты! Вообще, правильно, кислота с металлами реагирует, черт его знает, что сделается с сейфом, если бросить его надолго?»

Парил сейф не слишком активно, во всяком случае ввысь не особо стремился и веревочку не натягивал. Он скорее плавал в толще воздуха в более-менее равновесном состоянии, как медуза в воде. Выпусти Псих веревочку из рук, вряд ли он вознесся бы в стратосферу, скорее просто носился бы над Зоной с ветрами. Но взлети он хотя бы на несколько метров — и как его с земли достанешь? Никак. Кстати, а веревочку-то Псих не просто в руке держит! Она длинная, Псих ее вокруг пояса захлестнул, а рукой просто придерживает. Правильно! Воздушный шарик лучше привязывать, а то непременно улетит…

— Надо, наверное, плащ с него содрать, он же в кислоте весь! — задумчиво произнес Псих и потянул за веревочку.

Освободить сейф от импровизированного чехла было делом пары минут. Вскоре плащ, булькнув, упокоился на дне ближайшей лужи, а парочка в спецкостюмах поспешила на восток, к близкому краю Болота.

— Теперь, Ваня, влево не смотрим! — напомнил Псих перед местом беседы с химерой.

Сиверцев демонстративно отвернулся вправо, а под ноги только косился, чтоб не ступить куда не следует.

Тихо чвякали шаги, да булькал, извергаясь, болотный газ. Ну, растительность иногда шелестела на легком ветерке — вот и все, что Псих с Сиверцевым слышали, не считая собственного дыхания. Вдобавок далекие звуки вязли в густом тумане. Тем не менее Сиверцеву показалось, что вдали что-то глухо бухнуло. Раз, другой. И затихло. Псих на это внимания не обратил. А раз так — чего Ване обращать?

Миновали окрестности гнезда химеры, вот-вот из тумана должны были выступить домики Синоптиков. Судя по навигации шлема до них оставалось метров двести.

Навигация не врала — вскоре домики стали действительно видны. Синоптики попрежнему прятались — снаружи никого не было видно, но в окна на этот раз на Психа с Сиверцевым никто почему-то не пялился. Прошли меж домиков, взобрались на гребень. И тут Псих, идущий первым, озадаченно встал.

— Оп-паньки! — произнес он нараспев. Сиверцев тоже взобрался на гребень, остановился рядом с ним и глянул вокруг.

Никого. Ни вездехода, ни вертолета. Ни даже ящиков от спецкостюмов. А туман, кстати, стал заметно гуще, видимо наполз с Болота, перевалил через гребень и стал растекаться по пустошам.

— Не понял! — ошарашенно сказал Сиверцев. — А где комитет по встрече?

Они несколько минут в растерянности переминались с ноги на ногу. Ни малейших признаков жизни в лагере Синоптиков. Никого в зоне видимости к востоку от гребня. Мистика какая-то!

Неизвестно что бы они додумались предпринять, если бы откуда-то из тумана не начал потихоньку наползать гул приближающегося вертолета. Сиверцев облегченно вздохнул. Псих, задрав голову, всматривался в небо.

Одинокий КА-52 вывалился из тумана над Болотом на северо-северо-западе. Первое, что бросалось в глаза — ракет у него под брюхом и под пилонами существенно поубавилось. Он стремительно терял высоту, одновременно приближаясь к стоящим на гребне Психу и Сиверцеву, но в конечном итоге не сел — просто пронесся над головами. Сейф на веревочке задергался, облизанный порывом ветра.

Когда «Акула» отдалилась и звук ее сделался приглушенным, Сиверцев понял, что к ним идет еще один вертолет. Вот он, тянет с юга, опять же снижаясь. И на сей раз это уже транспортник.

Он сел рядом с гребнем через минуту-другую. Изнутри отчаянно махали руками. Ничего не оставалось как бежать туда. Ну они и побежали.

Едва Сиверцев с Психом (ну и сейф, разумеется) оказались внутри, вертолет косо взмыл. С хрустом захлопнулся люк. Сиверцев повалился на пол, потому что вертолет сильно накренился, вписываясь в плавный вираж.

В тесном салоне присутствовали Тараненко, Покатилов, генерал и один его лоб-охранник. Только один. Кроме того, задвинутый вплотную к пилотской кабине, в салоне находился один из ящиков из-под спецкостюма. Тараненко уже занимался шлемом Психа, попутно отключая сервисы с пультов на обеих его предплечьях.

Сиверцев дождался, когда очередь дойдет до него. Дошла, освободился от шлема и не утерпел, тут же поинтересовался:

— Что тут у вас происходит? Где вездеход? Тараненко косо взглянулна Ваню и смолчал, а ответил почему-то Покатилов:

— Пси-монстр не дремлет, чтоб его! Такая атака накатила — я не знаю где он столько мутантов с червями в башке набрал! Впрочем, это лирика. Самое время продемонстрировать товар. Не находишь, Псих?

— Один момент! — отозвался Псих. — Освобожусь от казенного имущества — и сразу же. Тем более, артефакты заряжены, ждать не нужно.

«Пси, — подумал Сиверцев отстраненно. — А мы на Болоте ничего и не почувствовали. Неужели костюмы и от пси защищают? Или все дело в расстоянии — мощность-то излучений обычно падает пропорционально кубу расстояния. А мы на полкилометра в Болото углубились точно. С полукилометра ни один контролер человека взять не способен, если я правильно помню сталкерские байки».

— Слушайте! — ошарашенно спросил Псих, сидя на узкой лавочке вертолета в трусах, майке и носках. — А одежда-то наша где?

— Может, в ящике? — предположил генеральский охранник.

— Действительно! — оживился Тараненко. — Вон ящик, глянь! Псих глянул и расцвел: его одежда и ботинки действительно нашлись в ящике.

— А второй ящик где? — осторожно поинтересовался Сиверцев.

— В вездеходе, — тветил Тараненко. — Я видел, успели погрузить.

— Н-да, — обреченно вздохнул Сиверцев, но тут охранник заглянул к пилотам, выволок оттуда легкую куртку и протянул Сиверцеву.

— Держи хоть это! — сказал он.

Сиверцев хмуро закутался. Как легко догадаться, он не очень любил присутствовать в людных местах без штанов. Поэтому Ваня тихо присел в уголке и постарался не отсвечивать.

— Давай, не тяни, время дорого! — поторопил Покатилов Психа. — И чтобы на этот раз без фокусов с пепельницами!

— И так, господа! — ничуть не смутился Псих. — Демонстрирую дупликатор в действии.

Псих откуда-то добыл ключ — обыкновенный железный сейфовый ключ — отомкнул замок и открыл толстую металлическую дверцу. Вынул из сейфа стопку журналов, еще какие-то бумаги, а потом показал присутствующим небольшой серый комочек, похожий на грязный грецкий орех, и уже знакомую металлическую штуковину наподобие циркуля.

— Сейф, как изволите убедиться, пуст.

— Сейчас убедимся, не сомневайся! — проворчал Покатилов.

Он сам, Тараненко и генерал по очереди заглянули в сейф. Видимо, результаты их удовлетворили.

— Теперь я устанавливаю артефакты. — Псих склонился к сейфу и поманипулировал в верхнем отделении. — Готово. Ну, а теперь давайте то, что хотите скопировать. Заостряю ваше внимание: я не знаю заранее что это будет, поэтому повторить фокус с пепельницей заведомо не смогу.

— Да вот часы хотя бы! — нашелся Покатилов, снимая с руки какой-то из «Улисс Нардинов». — А у вас, генерал Что?

— «Омега», — ответил генерал.

— Я думал, «Командирские», — ухмыльнулся Покатилов. — Рискнете?

— А почему нет? — пожал плечами генерал и отдал свою «Омегу» Психу.

— Увы, не могу к вам присоединиться. — Тараненко скорбно вздохнул. — Часы у меня, конечно же, есть, но в Зону я их обычно не надеваю.

— Может, коммуникатор? — предложил генерал.

— Нет! — решительно воспротивился Тараненко. — Зачем мне два устройства с одинаковыми номерами, логинами-паролями и сетевыми идентами? Спасибо, это лишнее. Хватит и часов.

— Разумно, — согласился Покатилов. — Давай, Псих, заводи шарманку! Тот положил «Нардин» и «Омегу» на верхнюю полочку сейфа и запер дверцу.

— Засекаем час, — объявил он и уселся на лавку. — Кстати, что мы все это время будем делать? Летать?.

— Сядем за южным кордоном, — сообщил генерал. — Хрен ли тут, в Зоне делать? Покатилов вынул свой ком и выставил таймер.

— Из салона, ясное дело, никто и никуда. Сидим, ждем.

Минут через пятнадцать вертолет начал снижаться, а еще минут через десять сел. Все продолжали сидеть на своих местах, а когда из кабины высунулся пилот, генерал велел и ему сидеть на месте, а заодно и техников наземных пока отогнать, если сунутся.

Аэродром жил своей жизнью — Сиверцев видел в иллюминатор ряды самолетов и вертолетов вдалеке. Было слышно как пилот в кабине с кем-то негромко переговаривается по радио. Шевелилась трава на летном поле — обычная зеленая молоденькая травка, а не то, что заменяет траву в Зоне.

«А ведь я уже не в Зоне, — подумал Сиверцев отстраненно. — Как я этого ждал! И сижу, вот, в генеральском вертолете, причем без штанов и босиком…» Видимо, у него был такой несчастный вид, что даже генерал сжалился:

— Фарид! — велел он своему громиле. — Сходи, принеси какую-нибудь одежку, что ли! И ботинки. Мерзнет ведь боец! Охранник вскинулся:

— Есть! И уже Ване:

— У тебя размер обуви какой?

— Сороквторой, — сообщил Сиверцев. — А одежды…

— И так вижу, сорок восемь-три, в самый раз будет, — прервал его охранник. — Я мигом, товарищ генерал! Может еще чего?

— Ну… протянул генерал вопросительно покосившись на Покатилова и Тараненко. — Коньяку, разве?

— Коньяк у пилотов есть, товарищ генерал!

— Ладно, ступай тогда!

Охранник сдвинул люк, выпрыгнул на летное поле и с хрустом вернул люк на место. Сиверцев провожал его взглядом, пока охранник не вышел за пределы видимости.

— Может и пилотов выпустить? — негромко спросил Тараненко. Со значением так.

— Вообще, неплохо бы, — присоединился Покатилов. — Все равно сидим, ждем.

Генерал самолично встал и шагнул к дверям в пилотскую кабину. Повернул рукоятку, заглянул вовнутрь:

— Хлопцы, Фарид сказал у вас коньяк есть, — справился Генерал таким тоном, что прозвучало это все равно как приказ.

— Как не быть, тыщ генерал! — весело отозвался один из пилотов. — Только стаканов, извините, нету!

— Не маленькие, — буркнул генерал. — Можете идти, а мы тут еще посидим.

В салоне началось шевеление: генерал с бутылкой «Дойны» в руках посторонился от дверей. Из кабины по очереди мимо него протиснулись пилоты — в ладных комбезах, в шлемофонах со свисающими и болтающимися застежками — молодые, довольные жизнью ребята, одинаково сильно любящие и небо, и грешную землю. Они глядели на штатских, главным образом на Психа и Сиверцева с нескрываемым, но совершенно необидным и дружелюбным снисхождением. Особенно на Ваню — человеку без штанов любой мужик посочувствует, если он не скотина и не сумасшедший.

Когда пилоты покинули вертолет и закрыли двери, а генерал свинтил крышку у «Дойны», Псих решил не терять время зря и провести короткий ликбез:

— Пока посторонних нет, расскажу вам как хозяевам пару вещей, — заговорил он.

Все уставились на Психа с интересом, даже генерал, который уже было наладился хорошенько отхлебнуть.

— Во-первых, я не уверен, что артефакты смогут быстро заряжаться далеко от Зоны. В Лиманске они без проблем заряжались за сутки, а чаще, чем раз в сутки я дупликатором никогда не пользовался. Поэтому что бы вы там не затевали, я рекомендую размещать сейф в Зоне. Наверняка у вас там полно укромных и хорошо охраняемых мест.

Генерал наконец собрался с духом и приложился к бутылке. Молодецки ухнул и протянул коньяк Покатилову. Тот тоже приложился и передал дальше, Тараненко.

Ванин шеф с сомнением воззрился на «Дойну», но, подумавши, все же взял и пригубил — совсем немного, Сиверцев это заметил.

— Будешь? — спросил он у Психа.

— Что ж я, рыжий? — Псих тоже причастился, шагнул и отдал практически пустую бутылку Сиверцеву — там осталось максимум на два глотка, причем основные дозы приняли генерал и Покатилов. «Ну, — подумал Ваня, — за окончание вахты!»

И допил все, что оставалось. Горло слегка обожгло, и только, зато голым ногам определенно стало теплее.

— Во-вторых, — продолжил Псих свой ликбез, — я также не уверен, что даже с полностью заряженными артефактами дупликатор станет работать вне Зоны. Вспомните — за ее пределами любой артефакт постепенно утрачивает все необычные свойства. Не хотелось бы, чтобы естественное угасание этих свойств повесили на меня. В Зоне дупликатор работает, это все, что я знаю наверняка. Такие дела, господа!

— Что, — насмешливо спросил Покатилов. — Стелешь соломку, если сейчас ничего не получится?

— Сейчас, думаю, все получится. — Псих нимало не смутился. — Сколько там времени?

— Еще одиннадцать минут, — подсказал генерал.

— Подождем, — сказал Покатилов. — Чтобы наверняка. Вон, кстати и ординарец твой топает. Оставь его, наверное, снаружи, а?

— Ладно, — буркнул генерал. Как только дверь открылась, генерал зычно скомандовал:

— Фарид! Форму оставь, а сам погуляй снаружи, пригляди, чтобы никто сюда не совался.

— Есть, товарищ генерал! — с готовностью выдохнул охранник, метнул камуфлированный ком в сторону Сиверцева, поставил у входа высокие армейские ботинки и захлопнул дверцу.

Сиверцев покопался и отделил брюки от куртки. Встал, стащил пилотскую, влез в военную форму — подошла, кстати, вполне нормально — и тут сообразил, что носков у него по-прежнему нет, а надевать ботинки на босу ногу совершенно не хотелось.

— Секунду, Ваня! — вскинулся догадливый Псих и снова полез в ящик от спецкостюма. Отрыл свой рюкзак, который, как выяснилось, находился вместе с его одеждой, пошарил там и выдал Сиверцеву пару носков. — Совсем как после переправы! И подмигнул.

— Спасибо, — поблагодарил Сиверцев. И подумал: «Как же надоело быть бедным родственником, кто бы знал…»

Ботинки оказались примерно на размер больше; Ваня их долго перешнуровывал, поэтому когда он как раз заканчивал возиться со вторым, у Покатилова сработал таймер.

— Ну, Псих, молись, — хмуро бросил он сталкеру, унимая пиликание кома. — Давай, демонстрируй, что получилось.

Псих достаточно спокойно присел на корточки и отпер сейф; даже по его плечам и спине Сиверцев сразу понял: все получилось. Псих по локти запустил руки внутрь, а затем встал во весь рост.

— Вот, глядите, — сказал он победно. — Это оригиналы, — и вытянул одну руку с часами на ладони. — А это копии, — он вытянул вторую.

Покатилов взял свой «Улисс Нардин» и его копию и принялся разглядывать, поворачивая и оригинал, и копию то так, то эдак. «Омегой» завладел генерал, копией опять же он, а Тараненко по очереди заглядывал Покатилову и генералу через плечо.

— Надо же! — с некоторым удивлением произнес генерал. — Никаких отличий! Даже царапина на браслете такая же!

— Эй, Ваня, — неожиданно обратился к Сиверцеву Покатилов. — Тебе часы не нужны? Могу подарить. Правда, не оригинал, реплику. Зато не китайскую! И Покатилов вдруг в голос заржал.

— Спасибо, — отозвался Сиверцев без энтузиазма. — Я не люблю кожаные ремешки.

— Ну и ладно, — вздохнул Покатилов, отсмеявшись. — Оно и к лучшему, наверное, хоть погляжу — не рассыпется ли эта реплика в ближайшие же дни.

И он нацепил копию на правую руку, точно так же, как перед этим оригинал на левую.

— Ну, что. — Псих вопросительно поглядел на присутствующих. — Сейф вот, артефакты вот. Все работает. Удачного бизнеса, господа! Троица заправил в который раз уже за сегодня переглянулась.

— Что ж, уговор ты выполнил, — объявил Покатилов. — Так что можешь гулять. Но учти, если у нас в обозримом настоящем возникнут к тебе вопросы или, не дай бог, претензии, все равно найдем, ты это знаешь.

— Знаю, — не стал трепыхаться Псих. — С аэродрома меня выпустят?

— Выпустят, — заверил генерал. — Если что, на меня ссылайся.

— Спасибо.

Тараненко, видимо сообразивший, что в ближайшие часы его ждет много приватных разговоров с партнерами по корпорации «Дупликатор», взглянул на Сиверцева и довольно быстро решил его судьбу:

— Ваня! А ты ступай к первому южному кордону и жди вездеход, ребята подбросят тебя до городка. Завтра поутру отметься в институте, денежку получи и отдыхай себе! Я потом тебя найду.

— И в «Вотрубу» загляни на днях, — добавил Покатилов. Генерал поглядел на все это, послушал, и неожиданно тоже высказался:

— Какой-то он у вас двойной агент получается, причем все им довольны. А говорили — биолог, биолог…

— Пойдем, Ваня! — позвал Псих. — До кордона нам по пути. Завершим достойно нашу одиссею!

Сиверцев встал, громко сказал: «До свидания!» и, не дожидаясь ответа, выпрыгнул из вертолета вслед за Психом.

«Все! — подумал он, почему-то без особенной радости. — Сегодня все точно буде — и ванна с пеной, и пиво, и что еще душа пожелает».

Охранник Фарид при их виде насторожился, даже встал на цыпочки и заглянул в иллюминатор вертолета, но убедившись, что генерал жив-здоров и беседует с оставшимися, а следовательно Псих с Сиверцевым покинули вертолет явно не против его воли, тут же расслабился и даже махнул рукой в нужную сторону:

— КПП там!

— Будь здрав, военный! — попрощался с ним Псих, а Сиверцев просто кивнул.

Через КПП их действительно выпустили даже ничего не спросив — так, хмуро глянули и отвернулись. И пошли они прочь от аэродрома по непривычно хорошей асфальтовой дороге.

На самом деле дорога, как и все дороги в этой части Европы, была дрянная и битая. Но если сравнивать с дорогами Зоны…

Непривычно было идти среди нормальной — почти нормальной — растительности. И твердо знать, что никакой смертельно опасной пакости ни на дороге, ни вон за теми кустами не отыщется, и никакая жуткая тварь не выскочит из леса и не нападет. Ощущение было странное и непривычное, но Сиверцев точно знал: это быстро пройдет. К хорошему всегда привыкаешь моментально.

— Ты с кордона в Зону? — спросил Сиверцев у Психа, почти уверенный в ответе.

— А куда мне еще? — риторически спросил тот, — Там мой дом.

Сиверцев вздохнул и ничего не ответил. Его подмывало предложить Психу отправиться с ним, в городок, зайти в «Шти» или «Ать-два», расслабиться, все такое. Но Сиверцев чувствовал: Псих откажется. Невольная близость, возникшая между ними во время совместных приключений в Зоне, быстро таяла, как только стало ясно, что их пути расходятся. Не доходя до кордона Псих вдруг встал.

— Ну, все, — сказал он. — Мое окно тут, в леске, не ломиться же мне в наглую мимо солдат.

— Удачи, Саня, — вздохнул Сиверцев. — Найди себя. И родственников обязательно найди.

— Найду, — усмехнулся Псих. — Всех найду. И тебе удачи. Попадешь в Зону — заходи в гости, если застанешь.

— Да завязывать надо, откровенно говоря, — признался Сиверцев. — Всех денег все равно не заработаешь. Если эти воротилы чего заплатят, уволюсь.

— И правильно, — кивнул Псих. — Ну, будь здрав.

— И ты.

Они коротко обнялись и отправились каждый навстречу судьбе, один в Зону, а второй прочь от нее.

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?