«Архангелы: Битва за Землю»

Евгений Истомин Архангелы: Битва за Землю

1

Проблесковые маячки стали заметны еще издали. Вразнобой перемигиваясь, они оживляли мрачную дождливую ночь, словно пытались отпугнуть беду. Но беда была уже здесь, иначе не было бы их.

Серенький «опель» пробрался через колдобины, смачно расплескивая лужи, остановился около двух милицейских «уазиков» и микроавтобуса судмедэкспертов. Подошедшие мужчины недовольно прищурились от света фар, затем один из них обогнул машину и учтиво открыл дверь:

— Доброй ночи, Вера Георгиевна. А мы уж заждались. — Пожилой человек по фамилии Тоцкий в старомодных очках и шерстяном костюме-тройке под плащом больше походил на дореволюционного земского доктора, чем на современного медэксперта. Он кивнул в сторону второго: — Это местный участковый. Пройдемте.

Вышедшая из машины девушка поежилась под холодными каплями дождя, подняла воротник плаща и зашагала вслед за мужчинами.

— Рассказывайте, Сергей Сергеевич.

— Тут, знаете, у нас такое… — Медэксперт шмыгнул носом, покосился на участкового, но тот шел, опустив голову и не обращая ни на что внимания. — Уж скоро сорок лет, как я на вызовы мотаюсь, но такого…

— Особая жестокость? — приближаясь к месту происшествия, спросила девушка. Что-то странное творилось здесь сегодня.

— Да, но суть не в этом…

Наконец Веру осенило — слишком уж тихо. Нет обычной суеты, вокруг добрая дюжина людей, но никто не разговаривает, все молчаливы и… как-то подавлены.

Она остановилась. Чуть в стороне на корточках сидела женщина и, уронив лицо на руки, тихо всхлипывала.

— Свидетель или родственница? — поинтересовалась Вера у медэксперта.

— Работник наш…

— Первый раз, что ли? — Вера подняла взгляд на Тоцкого как раз в тот момент, когда его осветила вспышка фотоаппарата.

Глаза пожилого медэксперта были красными, в них до сих пор стояли слезы. Она посмотрела на участкового, но тот смущенно отвернулся.

— Что здесь происходит?

Поняв, что раскрыт, Тоцкий вздохнул, достал из кармана платок и шумно высморкался.

— Удивительные дела тут творятся. Пройдемте к телу, я все расскажу.

— Извините, но вы…

— Не обращайте внимания, прошу вас. Пройдемте.

Когда они подошли, Вера убедилась, что обостренной восприимчивостью сегодня отличались все присутствующие. Хмурые, смущенные члены следственной группы блуждали вокруг, пряча друг от друга заплаканные глаза. Перед ними на мокром асфальте темнело человеческое тело. Труп лежал лицом вниз, похожий на груду одежды, из которой пробивались светлые мокрые волосы.

— Кто обнаружил? — деловым тоном спросила Вера, стараясь держаться так, будто ничего не происходит.

— Патрульные, — отозвался Тоцкий. — Самое интересное, что, когда я приехал, он был еще жив…

— Перевернуть можно?

— Да, всё сфотографировали. Патруль-то его трогать не стал, и так же вроде все понятно, а я когда осматривать начал…

Девушка с усилием перевернула тело и отшатнулась: лицо, шея, живот, ноги — все было исполосовано длинными глубокими порезами, да так, что плоть развалилась и разошлась, шея была распорота до самых позвонков, лицо разрублено, и лишь небесно-голубые глаза взирали в пустоту так ясно, словно еще могли что-то видеть.

— Вы сказали, что он был еще жив?

— Да, и это спустя больше сорока минут после того, как его нашли. А сколько он еще до обнаружения пролежал…

— Не может быть. Одна рана на шее чего стоит.

— И все-таки. — В тоне медксперта появились жесткие нотки. — Извините, следователь, но я не первый день… В любом случае свидетелей здесь хватает.

Вера прикусила губу. Ну конечно, какая-то соплячка двадцати пяти лет от роду смеет сомневаться в словах дедушки-доктора, который работал судмедэкспертом уже тогда, когда ее еще и не планировали. За время работы в прокуратуре на возраст ей пеняли часто и с удовольствием. Она и сама не знала, радоваться, что ее считают молодой, или огорчаться.

— А когда он умер?

Медик глянул на часы, протер их от капель дождя.

— Восемнадцать минут назад. Через семь минут после того, как я приехал. Я распорядился «скорую» вызвать, но та опоздала, так что ее поменяли на труповозку. И вот, когда он преставился, тут что-то странное и приключилось…

Вера еще раз взглянула на тело. Ничего себе — странное. Умереть с такими ранами! Действительно очень странно.

— …Тоска какая-то накатила, знаете ли. Жуткая тоска. Беспросветная. Даже не жалость или нет, скорее жалость, но не к нему, а к себе. Словно близкий кто-то умер, такой близкий, что и самому на этом свете больше делать нечего. Слезы так и полезли. Я смахнул, думал — совсем старый стал, ан нет, смотрю, и остальные тоже… Все. И мужики-опера, которые на своем веку успели такое повидать… Все рыдали, как дети малые. Наваждение прям какое-то.

— Может быть, газ? — предположила Вера первое, что пришло на ум.

— Вряд ли, я бы почувствовал, наверное. Да и нет при нем ничего такого. Ни баллончика, ни еще чего. Документов, кстати, тоже нет.

— А может, излучение? Я что-то слышала про это.

— Все может быть, Вера Георгиевна. — Тоцкий закурил, прикрывая сигарету от дождя. — В этом мире все может быть…

2

Плохое место. Она была в морге уже не в первый раз и догадывалась, что с такой работой ей предстоит провести тут изрядный отрезок жизни. Это ненормально, здесь не место живым, так же как и на кладбище.

Вера замерла у зарешеченного окна в коридоре морга и смотрела на свое отражение. По стеклу хлестал ночной дождь, посвистывал ветер в щелях старой рассохшейся рамы. Стоял тяжелый запах химикатов и чего-то вроде мороженого заветренного мяса.

На кого же она похожа! Симпатичная девчушка, еще пять лет назад сводившая с ума однокурсников, превратилась в усталую, бледную, замученную женщину. Взгляд потух, хотя чего ожидать, если она не спала почти сутки? Волосы растрепались… Хм…

Вера поправила волосы и отвернулась от окна. Мимо прошагали двое работников, такие спокойные и беззаботные, словно они служили в музее, а не в морге. Вот ведь сила привычки! Скоро и она перестанет переживать, свыкнется и поплывет по течению. К пенсии.

— Ох, Вера Георгиевна, я уж думал, вы давно в постели! — Тоцкий осуждающе покачал головой, прикрыл за собой дверь и выложил на подоконник кипу бумаг. — Ладно я — старик, а вам бы себя пожалеть надо. Попомните мое слово: дел всегда будет предостаточно, и если из-за них не спать, то надолго вас не хватит. Хотя, надо признать, этот случай необычен. Мягко говоря. Если бы не ночь, я уже звонил бы в Москву коллегам. Наша жертва — это нечто невообразимое. Эх, лет пятнадцать-двадцать назад подвернулось бы мне такое, в академиках ходил бы уже. Да что там… Вот взгляните.

Он начал энергично копаться в бумагах.

— Сергей Сергеевич, расскажите пока своими словами, а бумагами я займусь завтра. Действительно, что-то устала немного за день.

— Да, конечно. — Медэксперт протер очки и присел на подоконник. — Припомните, что необычного вы заметили на месте преступления?

— Вы имеете в виду — кроме плачущей следственной группы? — не удержалась Вера. Решать задачки патологоанатома — последнее, чего ей хотелось в четвертом часу ночи.

Но Тоцкий был слишком возбужден, чтобы заметить иронию.

— Да. Что сразу бросалось в глаза?

— Мало крови, — сдалась Вера.

— Точно! Разве это не странно при таких ранах?

— Да уж, странновато. Считаете, что его бросили там уже мертвого?

— В том-то и дело, что нет! Я же застал его еще живым, помните. У него не шла кровь из ран, представляете! Но стоило ему только умереть, и кровотечение возобновилось. Впрочем, кровь тут же свернулась, так что… на месте практически сухо!

— И как вы это объясните?

Медик развел руками и глупо улыбнулся:

— Никак. Этому нет объяснения. Выглядит, словно он при жизни контролировал свое кровообращение. Скажете — бред? Я соглашусь. Но это еще не все. Представляете: ткани по краям раны еще при жизни начали регенерировать. Другими словами, при длине самой значительной раны в пятьдесят четыре сантиметра по три сантиметра с обеих сторон срослось. Задетые при этом легкое, селезенка и печень восстановились практически полностью, трахея затянулась. Если бы он прожил еще хотя бы час-полтора, то при таких темпах восстановил бы ткани полностью!

— Вы шутите?

Тоцкий покачал головой.

— Понимаю, сам бы не поверил, если бы услышал, но я видел все это своими глазами. Есть фотографии, есть описания! В конце концов, мы можем прямо сейчас пойти и посмотреть…

— Нет-нет. Я верю, просто… Продолжайте. Отчего же он тогда умер? — Вера вспомнила тело убитого. Разрубленная до позвоночника шея, страшные раны. Какой глупый вопрос.

— Ага, тут-то загвоздочка. Обескровливание трупа отсутствует, а значит, и падения артериального давления не произошло, внутренние органы восстановились, трахея срослась, так что асфиксии не наблюдается, более того, он каким-то чудом избежал попадания крови в дыхательные пути, то бишь асфиксия аспирированной кровью также исключается. Думаю, он умер от гипоксии. От нехватки кислорода в мозгу.

— Но вы сказали, что он дышал…

— Дышал! Однако из-за повреждений шеи кровь не поступала в мозг в достаточном количестве и не доставляла кислород. Несколько сосудов срослось, но этого оказалось мало. Ему просто не хватило времени. Представляете! При таких травмах еще бы чуть-чуть, и он выжил бы. Уму непостижимо!

Вера прикрыла глаза, пытаясь переварить услышанное.

— И кто же он такой? — проговорила она спустя минуту.

— Мы сняли отпечатки…

— Я хотела сказать, он — человек?

Тоцкий помолчал. Затем улыбнулся.

— Ну, на инопланетянина, какими я их себе представлял, не похож. Человек. Мужчина примерно тридцати пяти лет, с отменным здоровьем, надо сказать. Такому состоянию организма, как у него, позавидовал бы и пятнадцатилетний подросток. А что касается уникального восстановления… Я уже говорил вам, а теперь повторю словами классика: «Есть многое на свете, друг Горацио…» — Тоцкий поднял руки, словно останавливая сам себя. — Знаете что, отправляйтесь-ка вы домой, Вера Георгиевна, а завтра я вам передам все бумаги, тогда и протокол составите, и будете разбираться с этим «зеленым человечком» дальше.

Вера кивнула:

— Спокойной ночи, Сергей Сергеевич.

— Спокойной ночи, душенька.

Петляя по унылым коридорам морга к выходу, Вера пыталась понять, что же услышала от авторитетного и заслуженного доктора. Уже в дверях она столкнулась со странным ночным посетителем. Статный темноволосый мужчина придержал ей дверь, вежливо улыбнулся, и эта улыбка осветила грязный тамбур, словно прожектор. Заглянув в его глаза, Вера не смогла удержаться от улыбки в ответ.

На улице продолжал лить дождь. Подняв воротник плаща, девушка побежала к машине. Почему-то она была уверена, что этой ночью почувствует себя особенно одинокой.

3

Темная квартира встретила Веру обычной тишиной. Отбросив сумку, настолько большую, чтобы в нее влезали папки с документами, и настолько же неудобную, она прошла в комнату и по своей дурацкой привычке разулась уже там.

Двухкомнатная квартира недалеко от центра — вот, пожалуй, единственная причина, по которой Вера перебралась в этот город из родного Красноярска. Закончив юридический факультет, она задумалась о будущем, когда пришла печальная новость, что умерла ее двоюродная бабушка. Родственников, кроме Вериных родителей и ее самой, у бабушки не было, так что квартира досталась им. На семейном совете вынесли решение — квартира отныне Верина. Конечно, перебраться в небольшой городок вместо столицы, куда рвались все ее сверстники, для Веры не было пределом мечтаний, но, во всяком случае, это какое-никакое, а начало.

Подспудно Вера надеялась, что на новом месте не задержится. Накопит опыта с годок в местной прокуратуре, куда с ее образованием попасть оказалось намного легче, чем в родном городе, и двинет западнее. Но прошло три года, будни, словно болото, затягивали ее все глубже, а что-то кардинально менять она была по-прежнему не готова.

Переодевшись в домашний халат не слишком соблазнительного вида, зато теплый и уютный, Вера прошлепала на кухню. Как и большинство мебели в доме, кухонный гарнитур достался ей по наследству. Все эти допотопные комоды, неподъемные шкафы и серванты мало подходили молодой девушке, но на новую мебель денег не хватало. Вера постоянно чувствовала себя в гостях у бабушки, но никак не в собственном доме.

В холодильнике, как всегда, не было ничего из приличной еды, только творожки да йогурты. Вера каждый день давала себе зарок, что начнет питаться правильно, и не брала домой «тяжелой пищи». А потом на работе с голодухи перехватывала какую-нибудь гадость вроде подозрительных беляшей и пирожков. Вечером корила себя и снова вместо нормального завтрака покупала творожок.

Ну не готовить же сейчас, на ночь глядя, тем более что в голове уже привычно позвякивает мысль, что каждая минута бесцельных блужданий ворует у нее время сна, а завтра на работу с самого утра. И опять она будет усталой и разбитой, как всегда.

И все же спать не хотелось. Выхватив из холодильника тарелку с подсохшим творогом, она прошла в комнату, уселась на диван, подтянув под себя ноги, и включила телевизор.

Показывали рекламу кошачьего корма. Вера осмотрелась. Может, кошку завести? Будет хоть кто-то встречать с работы. Правда, с ее ненормированной службой в глазах кошки девушке куда чаще будет видеться ненависть, чем любовь. К тому же, реши она слинять во время отпуска на юга или, что куда вероятнее, к родителям, зверька оставить будет не с кем, а таскать с собой — мало удовольствия и для нее, и для кошки. Значит, нет.

После рекламы продолжилась какая-то мелодрама, каждой минутой изо всех сил старающаяся выдавить из зрителя слезу. Обычно такие фильмы Вере не нравились, но сейчас он уж очень подходил под настроение. Мужчина с большими влажными глазами рассыпал комплименты женщине, признавался ей в любви.

Вера попыталась вспомнить, когда ей последний раз признавались в любви. Наверное, еще в университете. Там же закончился и ее последний продолжительный роман. В новом городе за три года она так и не удосужилась наладить личную жизнь. Сначала пришлось с головой уйти в работу, чтобы вникнуть в профессию следователя, а потом… потом все как-то не удавалось. Наверное, виной тому было не только отсутствие времени, но и тяжелый характер, совладать с которым мог не каждый. И все же ей приятнее было думать, что все из-за ограниченного круга общения.

Поковырявшись ложкой в твороге, Вера отставила тарелку в сторону. По этому творогу уже давно плакала мусорка, и рисковать не стоило.

Спать. Нужно ложиться спать, чтобы завтра утром не корить себя за потерянное время. И все же из головы никак не шел странный труп. Если все, что рассказал Тоцкий, — правда… то это какая-то ерунда.

Она открыла ноутбук и попробовала порыться в Интернете, но на запросы насчет неестественно быстрой регенерации тканей поисковая система все больше выдавала отрывки из курсов биологии про земноводных и комиксы про супергероев.

Как же это понимать?

Вера решила покопаться среди сайтов, посвященных судебной медицине, но скоро отказалась от этого намерения: во-первых, бесполезно, во-вторых, картинки на таких сайтах не располагают к спокойному сну.

Девушка отложила ноутбук в сторону. Вот именно поэтому она все еще одна — вместо того чтобы выбросить работу из головы, сидит и пытается раскопать что-то на пустом месте. Нет улик. Пока нет. Все завтра. Тоцкий прав — всех преступников не поймаешь, всех дел не расследуешь, пора ей научиться относиться к работе спокойнее и выделять время для себя. Тогда все наладится.

Заснула Вера с мыслью, что в ближайшие выходные пошлет всех к чертям, даже если будут грозить выговором, и отправится в косметический салон, хотя прекрасно знала, что так не сделает.

4

Соловьев стремительно ворвался в кабинет и направился прямиком к тумбочке с электрическим чайником.

— Горячий?

— Холодный, — отозвалась Вера, не отрывая взгляда от документов.

Оперуполномоченный Александр Соловьев врывался так всегда. Стремительность была его второй натурой.

— Это хорошо. — Соловьев припал к чайнику, пока не высосал его досуха.

— С ночной?

— Ага. Еще не ложился. — Он расстегнул куртку и со вздохом облегчения плюхнулся на стул. — Ну рассказывай. Я тут краем уха слышал про ночной труп. Это правда, что там следственная группа прослезилась в полном составе?

— Что-то в этом роде.

— И Семченко?

— Кто это?

— Здоровый такой дядька. Капитан. Вроде как тоже там был.

— Не знаю, не запомнила.

Соловьев хохотнул:

— Эх, взглянуть бы на это хоть одним глазком! А забавная вообще история, жаль, меня там не было, а то можно было бы добавить в свою личную коллекцию ментовских баек.

— Ну так добавь.

— Нет, это не то. Одно дело, когда сам видел, а с чьих-то слов да такое… решат, что заливаю. Из-за чего разрыдались — не выяснили?

— Жалко человека стало.

— Ну да, ну да… — Соловьев снова хохотнул. — Газ, поди, какой-нибудь…

— Слушай, Саша, что ты делаешь у меня в кабинете? И вообще, что ты делаешь в прокуратуре, когда должен сейчас отдыхать после ночного дежурства?

— Покой нам только снится, — ничуть не смутившись, отозвался опер, разглядывая свежие повреждения на куртке.

— Опять тебя ко мне приставили?

— Конечно! Куда ж ты без меня. Приставлен в качестве личного телохранителя, ну и мальчика на побегушках немного. Заметь — немного, а то ты частенько об этом забываешь.

Вера улыбнулась — разумеется, он сам к ней напросился. В очередной раз.

— Телохранитель мне не нужен, а вот мальчик на побегушках пригодится, так и быть.

Она познакомилась с капитаном милиции Александром Соловьевым уже на третий день работы в прокуратуре, и с тех пор тот упорно продолжал нести бремя ее самопровозглашенного наставника. Сама девушка против такого внимания не возражала, хотя и догадывалась, что за ним стоит. Впрочем, несмотря на то что молодой бесстрашный опер слыл среди женского коллектива завидным женихом, Вера в этом качестве его не рассматривала, а Соловьев, надо отдать ему должное, особенно не навязывался.

— Взгляни вот. — Она протянула ему данные вскрытия. — Можешь занести это в свою «личную коллекцию баек». Правда, я бы на твоем месте особенно бы не распространялась, а то примут не только за вруна, но и за сумасшедшего.

Соловьев пробежал глазами листы, нахмурил брови, выпрямился на стуле.

— Что за бред? Это шутка что ли?

— Медицинский документ.

— Мутант какой-то… Во что ты вляпалась опять?

— Как обычно. — Девушка развела руками.

— Вот-вот. Начальство это видело?

— Еще нет. Скоро понесу.

Соловьев усмехнулся:

— Ох и влетит тебе!

— А мне-то за что?

— Когда начальство чего-то не понимает или у него что-то не сходится, — оно злится. У всех трупы как трупы, а у этой «людь Икс» какой-то. А ведь им потом вышестоящим объяснять…

— Да иди ты, Соловьев! — отмахнулась Вера.

— Ладно-ладно. Чем его располосовали-то?

— Колюще-режущим предметом. Длинным, острым.

— Личность, конечно же, не установили.

— Документов нет, о пропаже никто пока не заявлял, отпечатков пальцев в базе не найдено.

— Зацепки есть?

Вера покачала головой и достала сотовый телефон, разразившийся веселой песенкой из «Бременских музыкантов».

— Вера Георгиевна, — услышала она загробный голос Тоцкого. — У нас беда. Тот ночной труп, который необычный… Он пропал.

Только по прибытии в морг, вбежав в секционную, Вера поняла, что на самом деле имел в виду судмедэксперт. Труп лежал на столе, он никуда не исчез, но разложился так, словно ему уже лет пять… или сколько там нужно для этого. Скелет, чуть обтянутый ссохшейся кожей.

— Я ж его и раствором обработал, все как полагается, — лепетал неестественно бледный Тоцкий, блуждая вокруг стола и потирая глаза. — Да что там — раствор! И без всяких растворов за ночь… Вынутые внутренности тоже. Бесовщина какая-то. Всё — на пенсию завтра же! А ведь в Москву уже позвонил! И что теперь? Скажут — совсем старик сдурел.

— Бумаги же есть… — пробормотала Вера, не в состоянии оторвать взгляд от останков. Она прежде никогда не видела скелетов вот так — в непосредственной близости. «Из праха выходим и в прах обращаемся». — И фотографии…

— Фотографии? Фотографии?! А что с них толку-то? Сейчас даже мой внук на компьютере и не такое состряпает! Кто поверит одним фотографиям? Воочию-то, кроме меня, подробностей и не видел никто. Даже вы. Ну, был человек какое-то время жив со страшными ранами — чего не бывает, а сросшиеся ткани я обнаружил только во время вскрытия. Покрутят у виска, обвинят в подлоге, да еще и в уничтожении улик! Всё! Конец моей карьере!

— А что с телом-то случилось? — осторожно поинтересовался стоящий рядом Соловьев. — Может, кислота какая-то?

— Он разложился, — нервно усмехнулся Тоцкий. — Вот так, после обработки, в холоде, за одну ночь. А восстановившиеся внутренности, что я приберег, так вообще — в спирту. Одна взвесь осталась. Просто разложился.

Он отложил очки, растрепал узел галстука и сокрушенно опустился на стул.

Соловьев отвел Веру в сторонку:

— Все это очень занимательно, но, знаешь, мне легче поверить в то, что старику и впрямь привиделось. Возраст, все дела… Труп — да черт с ним, мало ли что могло произойти, но это куда правдоподобнее, чем тип, у которого распоротое брюхо затягивается за минуты.

— Я верю ему. Нужно было видеть его глаза ночью, когда он вышел из секционной…

— Понимаю. Я знаю Тоцкого не один год, он не из тех, кто станет придумывать сказки на потеху публике. Я про другое: тебе придется доложить о произошедшем начальству, показать результаты вскрытия, так вот, они охотнее примут правдоподобную версию, чем…

— Но Тоцкий…

— Его карьере действительно конец. Ему очень повезет, если просто на пенсию отправят без последствий. А вот у тебя все только начинается. К тому же сама ты ничего такого не видела, а судишь лишь по бумагам. Из всего этого бардака тебе еще предстоит выбраться, так что не осложняй себе жизнь.

Вера обреченно вздохнула.

— Трупа, считай, больше нет, результаты экспертизы неверные, а убийство было. И что теперь? — пробормотала она.

— Не забивай себе голову. Дело необычное, пусть руководство думает. Поехали отсюда.

Они направились к выходу, когда девушка вдруг вспомнила:

— Сергей Сергеевич, а вы не видели сего дня ночью здесь мужчину? Такого… видного, темново лосого, в синих джинсах и черной кожаной куртке.

Тоцкий оторвал голову от ладоней не сразу, Вера уже решила его больше не дергать и уйти, когда он наконец заговорил, и голос его сделался еще глуше, чем был:

— Вспомнил! Как я мог забыть? Странно. Но вот вы сейчас сказали, и я вспомнил. Был такой. Зашел ко мне сразу после вашего ухода, спрашивал про труп, попросил взглянуть…

— И что?

— Я, кажется, позволил…

— Что? — Соловьев даже задохнулся от возмущения. — Да что с вами такое? Среди ночи приходит какой-то мужик, просит глянуть свежий труп, и вы позволяете?!

— Да. И показал и рассказал. Он просто попросил, а я… не смог отказать почему-то. Он посмотрел мне в глаза, улыбнулся и… расположил к себе как-то так, что я… не смог отказать. А потом забыл. Почти сразу как он ушел. Господи, что же это, а? На пенсию, срочно! Или в тюрьму…

— Да уж, статьей попахивает тут у вас покрепче, чем мертвечиной. — Соловьев махнул рукой и направился к двери.

— Но он ничего не делал такого! — воскликнул Тоцкий. — Я все время рядом был! Он только посмотрел, послушал и ушел. Когда я труп упаковывал, с ним все было в порядке!

Немного постояв, Вера двинулась вслед за опером. Эта история нравилась ей все меньше.

— Вера Георгиевна! — оклик Тоцкого застал ее уже в коридоре. — Как бы там ни было, но мои результаты экспертизы верны! Вы уж имейте в виду, возможно, это поможет в расследовании! Хотя от души желаю вам поскорее избавиться от этого дела.

5

— Ну что, как прошло? — Соловьев под строгим взглядом Веры быстро затушил окурок, оставив его торчать из цветочного горшка.

— Чтобы больше в моем кабинете…

— Ладно, ладно, рассказывай, как с шефом пообщалась.

— А ты как думаешь? — Вера тяжело опустилась на стул. — В сказки верить надо меньше, а делом заниматься больше, мистику — прочь, расследуем обыкновенное убийство. Его слова. Договорились с Новосибирском, скоро либо оттуда приедут эксперты разбираться со странным телом, либо тело туда отправят. А там, в зависимости от выводов, может быть, Тоцкий еще и выкрутится.

— Да уж, начальство у нас тоже не совсем еще чокнулось, чтобы из-за одного косяка такими кадрами разбрасываться. Очередь из опытных экспертов у нас под дверями не стоит, а без Тоцкого станет совсем грустно. — Соловьев подошел к чайнику. — Кофе будешь? Правда, в пакетиках только.

— Это уж точно. Удивительно, что он и раньше отсюда не уехал куда-нибудь поцентрее. Кофе буду.

— То есть дело это тебе оставили?

— Ага. — Девушка приняла кружку из рук Соловьева. — К сожалению.

— Ну тогда — танцуй, следак. — Соловьев жестом опытного фокусника выудил из-за пазухи папку с бумагами и компакт-диск. — Нарыл я на нашего чудо-мертвеца кое-чего.

— Так-так, рассказывай, Пинкертон.

— Забавненькое дельце. Похоже, что не выйдет у тебя с мистикой-то завязать. Мужик этот подозреваемым был по делу об убийстве. Неделю назад в управление анонимка пришла, дескать, если хотите раскрыть дело маньяка, то пожалуйте по данному адресочку. А маньяк тот еще — больше года его, суку, искали. В Кемерово четырех девушек угрохал, в Новокузнецке — трех, а затем к нам заявился и одну приговорить уже успел. С чьей-то легкой руки Анакондой его прозвали, может, слышала? Питон, вроде как, уже когда-то был, а этот — тоже душит, значит, будет Анакондой. Кемеровская Анаконда… Вот придурки.

— Дальше давай.

— В управлении затылки почесали и отправили хлопчиков проверить. Те приходят по адресу — дверь в квартирку открыта, а внутри… ну логово, ей-богу, и ребенок поймет, что действительно маньячина какой-то обитает. И что ты думаешь? На кровати лежит мужик, прирезанный одним ловким ударом в сердце, а на столе полный набор доказательств, что покойничек этот был не кем иным, как Анакондой. Настоящее имя — Григорий Сагин. Лихо?

— Продолжай.

— Подъезд тот, в котором Анаконда квартиру снимал, на входе имеет камеру и консьержа, так Сагин умудрился к камере подключиться и следить за входом со своего ноутбука. Ну да не в этом суть. Когда записи просматривать начали, то обнаружили, что в примерное время убийства Сагина в подъезд вошел наш знакомый, ныне покойный уникум, а через двадцать минут он вышел как ни в чем не бывало. При этом консьерж впустил его без проблем, хотя среди жильцов слывет лютым цербером. На вопрос, почему так сделал, ответил, что сам не знает, расположил его к себе мужчина, околдовал прямо. Здесь все написано, — опер ткнул пальцем в бумаги, — и копия записи с камеры прилагается. Ну как тебе?

— А через день наш таинственный мститель гибнет от страшных ран. Да уж… И что ты думаешь? Он родственник одной из жертв?

— Проверили. Нет такого.

— Ну, или киллер, нанятый кем-то из родственников.

— Может быть. Опять же, обрубить концы путем убийства киллера — известный ход. Вот только если ты хочешь избавиться от парня, который по твоему заказу нашел и угрохал маньяка, истязавшего твоего близкого, то не станешь зверски полосовать его каким-то тесаком.

— А если это месть за маньяка? Кто-то из родственников Сагина.

— Не было у Сагина уже давно ни родственников, ни друзей. Его-то уж биографию изучили до мелочей.

— Мда… — Вера пробежала взглядом копии документов. Соловьев изложил все очень подробно. Но ее внимание привлек один нюанс. — А эта история с консьержем тебе ничего не напоминает?

— Ты о Тоцком и таинственном посетителе морга? Кстати, да, что-то есть…

— Тоцкий может врать?

— Смысл? Ты спросила его тогда, он ответил. А мог бы промолчать, ведь это только усугубляло его положение. Да и мы оба видели его глаза…

— Видели… — буркнула Вера, отпив кофе. — Два разных человека, обладающих чем-то вроде… гипноза что ли…

Раздался пронзительный и на редкость противный звонок старого дискового телефона. В очередной раз решив для себя, что не пожалеет личных денег и купит в кабинет нормальный телефон, Вера сняла трубку:

— Следователь Роднова слушает.

На том конце ответили не сразу, но после паузы все же прозвучал тихий, приятный, словно бархатный, мужской голос:

— Добрый день. Я хотел бы поговорить с вами по поводу недавнего убийства, которое вы расследуете.

Вера бросила на Соловьева пронзительный взгляд, и тот приник щекой к трубке телефона.

— Назовитесь, пожалуйста, — строго проговорила девушка.

— Позже. Когда вас устроит встреча со мной?

Вера посмотрела на часы. Половина первого.

— До шести я на работе, если вы сможете…

— Я буду у вас в час.

— Тогда запишите адрес…

Но в трубке уже раздались гудки.

— Что скажешь? — спросил Соловьев, возвращая трубку на место.

— Понятия не имею. А ты?

— Вечеринка набирает обороты.

6

Вера стояла у подоконника, прихлебывая кофе, и наблюдала, как трепещет тополь перед ее окном. На улице было ветрено, опять хлестал уже изрядно поднадоевший дождь. Весна в этом году выдалась тоскливая и больше напоминала осень. Впрочем, в такую погоду работалось легче, чем в солнечные летние деньки, когда так и хотелось бросить все к черту и махнуть куда-нибудь на море.

В дверь постучали, и в кабинет, не дожидаясь разрешения, вошел мужчина. Вера подспудно надеялась, что посетителем окажется тот самый брюнет, что встретился ей в морге, но это был не он. Высокий блондин в дорогом черном костюме и белой рубашке с узким галстуком, этот мужчина просто излучал здоровье и скрытую силу.

— Добрый день, следователь. — На красивом лице засияла улыбка, обнажая великолепные зубы, но голубые глаза остались холодными, прямо-таки ледяными. Он бросил взгляд на настенные часы: — надеюсь, я не опоздал.

— Нет, не опоздали. — Вера присела за стол, стараясь скрыть странную растерянность, отчего-то охватившую ее. Она ждала визита в четко установленное время — так и вышло, тогда в чем дело? Или ее смутил сам гость? — Присаживайтесь.

Блондин повиновался. Вера извлекла из стола лист бумаги и ручку, приготовилась записывать, при этом стараясь поменьше смотреть на мужчину. Что-то в его глазах было такое, что одновременно пугало и завораживало.

— Представьтесь, пожалуйста, — начала она. — И желательно, чтобы вы также показали свой паспорт.

— Мое имя ничего вам не скажет, разве что облегчит процесс общения. А паспорта у меня попросту нет.

— То есть как это — нет паспорта? Утерян?

— Нет и никогда не было. А сама идея существования этого документа мне изначально не нравилась. Но люди любят условности, это фундамент их общества. Называйте меня, скажем, Иван, ведь у вас это распространенное имя.

— Иван, значит… — Вера отложила ручку. — Вы хотите остаться инкогнито, это можно понять. Но учтите также и то, что в зависимости от информации, которую вы изложите, установление вашей личности может стать необходимостью.

Мужчина пожал плечами и снова улыбнулся лишь губами.

— Правильно ли я вас понимаю, — продолжила Вера, — что вы не являетесь гражданином России, хотя и неплохо говорите на русском языке?

— Правильно.

— А ваше гражданство — тоже секрет?

— Нет. Потому что у меня и его нет.

— Ну конечно. Нет паспорта — нет и гражданства. Но родились вы…

— Перейдем к делу.

Вера хмыкнула. Что-то в его манере разговора было такое… словно каждая фраза требовала немедленного повиновения, хотя и звучала не как приказ, а как предложение.

— Хорошо, давайте. Так что же такое вы хотите мне рассказать?

— Немного. Только то, что сочту нужным. А вы со своей стороны должны будете мне слегка помочь.

Вера снова отложила ручку. Его тон уже стал переходить границы. Если он думает, что, раз она молодая девушка, то разговаривать с ней можно не как со следователем, а как со своей подружкой, то сильно ошибается. Усилием воли заставив себя посмотреть в его ледяные глаза, она угрожающе проговорила:

— Вы, Иван Батькович, находитесь в моем кабинете. Здесь я никому ничего не должна. Зато могу решать, кто и что должен мне. Так вот, вы сейчас должны мне рассказать все, что знаете по моему делу и безо всяких условий, или выметайтесь отсюда к чертовой матери. Но как только установят вашу личность, я могу вас вызвать, так что далеко старайтесь не уезжать.

Лед в глазах гостя неожиданно подтаял, блеснул интерес. Он долго изучал ее, после чего улыбнулся, но теперь уже мягче и вроде бы даже искреннее.

— А ты молодец, — проговорил мужчина и продолжил, прежде чем она обратила внимание на его фамильярность. — Если хотите убить его, то я могу назвать вам адрес, по которому с большой вероятностью он появится сегодня ночью.

Теперь Вера действительно растерялась:

— Мы не хотим никого убивать. О чем вы?!

— Другого не дано. Он расправился с Лексом. Это не обычный человек, примите как данность.

Вера снова постаралась взять себя в руки и вернуть себе деловой тон.

— Лексом? Значит, жертву звали Лекс? Странное имя… Вы знали его? Необычный человек — это определение вполне подходит и к вашему знакомому. Кто он?

— Оставьте свои вопросы, я все равно не стану на них отвечать. Скажу только, что, если все-таки надумаете послушать меня, то посылайте по адресу не парочку ребят, а штурмовой отряд… или как там у вас это называется. Много обученных и хорошо вооруженных бойцов. Дайте им шанс выжить.

Девушка помолчала.

— Что за адрес, о котором вы говорите?

— Это квартира, где я остановился.

— То есть вы полагаете, что некий убийца придет за вами?

— У него еще много работы и мало времени. Думаю, эта ночь — то, что ему нужно.

Становилось все интересней.

— Кто он и за что должен убить вас? За что убил вашего знакомого?

— Я же сказал, что не стану отвечать на ваши вопросы. К тому же некоторые ответы я не знаю и сам. Вам нужен адрес, или мне уйти?

— Нет никаких доказательств, одни слова. Почему я должна вам верить? В конце концов, подключить к делу группу захвата просто потому, что мне так захотелось, я не могу. Мне нужно как-то объяснить это начальству. Помогите мне, и я помогу вам.

Мужчина притянул к себе листок, взял из стаканчика ручку и что-то написал.

— Вот адрес. Если сунетесь туда днем, то не найдете ничего для себя интересного, в том числе меня. В двенадцать ночи. Крепкий, хорошо вооруженный отряд. Или забудьте об этом, или сделайте так, как я сказал. Всего доброго вам и вашему напарнику.

Мужчина поднялся со стула, элегантно кивнул и вышел. А вместо него в кабинете тут же появился Соловьев, до этого притаившийся в клетушке с умывальником.

— Он запалил меня что ли? — возмущенно рявкнул опер. — Что это было за «и вашему напарнику»?!

— Понятия не имею, — пробормотала Вера, все еще находясь под впечатлением от разговора.

— Очень подозрительный тип. Ладно, я побежал, ребята уже ждут. На двух машинах мы его не упустим.

— О результатах слежки тут же доложишь мне!

— Есть, мэм!

Соловьев исчез за дверью.

Вера подошла к окну. Как раз в этот момент из здания вышел ее таинственный гость. Подняв воротник, он зашагал по тротуару, но вдруг остановился, поднял голову и посмотрел прямо ей в глаза. Грязное зарешеченное окно на втором этаже — одно из десятков других, но он даже не искал, просто взял и посмотрел. Вера инстинктивно подалась назад, но тут же одернула себя и снова выглянула. Гость шагал дальше.

Раздраженная, девушка вернулась за стол. Как глупо она себя вела, как же глупо. А еще следователь прокуратуры!

Перед глазами на столе лежал лист бумаги с неким адресом и именем, написанным его рукой.

Лекс. Даже в базе рыться не стоит, наверняка это кличка. Хотя проверить все же надо.

А адрес? Если группа захвата прокатится впустую, по головке ее не погладят. С другой стороны, этот мужчина совсем не похож на шутника. Ну вообще не похож. Надо попробовать.

Она сняла трубку телефона…

Соловьев вернулся через полчаса. В гневе.

— Упустили, — констатировала Вера, когда тот, несмотря на ее осуждающий взгляд, закурил.

— Джеймс Бонд какой-то, ядрена вошь! Ты бы видела! Ушел, как от детишек! Спалил сразу, да еще издевался. Глянь вот. — Он бросил на стол флешку. Вера вставила ее в компьютер. — Там два видео с двух машин. Посмотри оба.

Вера открыла первое. Подрагивающая картинка, редкие голоса на заднем плане, чихание рации.

Соловьев ткнул пальцем в монитор:

— Вот он идет, идет, а вот сейчас… Видела? Остановился и посмотрел на нас. Это в таком-то потоке машин! А сейчас, видишь, чуть вбок посмотрел? Это он на вторую нашу тачку пялится! Глянь другое видео. Ага, видишь, это он на ту… а это — на эту! Штирлиц, мать его… Ну и все, заходит за угол. Надо было задерживать.

— За что?

— До выяснения личности.

— Знаешь, помоги договориться по поводу группы захвата, и если уж не убийцу, так хотя бы нашего нового знакомого возьмем.

— На кой нам группа захвата? Да я его сам повяжу, и пикнуть не успеет! — Соловьев потянулся к листку с адресом.

Но Вера прикрыла его папкой, прижав сверху ладонями:

— Саша, не геройствуй, ты же не зеленый мальчишка. Ты видел, на что способен этот человек, ты знаешь, какая ерунда творилась с тем трупом. Все эти мужики связаны между собой, и никто не знает, что там еще за убийца новый нарисуется. Как он сказал: или группа захвата, или забудь об этом.

Соловьев молча затушил сигарету в земле многострадального фикуса, достал новую. Его лицо было настолько серьезным, что Вера предпочла не делать замечаний.

— Ладно, будет тебе группа захвата. Пиши санкцию. Но если мы на муху со слоном… огребем неприятностей оба.

7

Спецназовский «газик» погасил фары и подкатил к подъезду хрущевки. Семеро бойцов высыпали на мокрый асфальт, двое сразу же заняли позицию у двери.

— Значит так, — Соловьев, сидевший на пассажирском сиденье Вериного «опеля», достал пистолет, проверил обойму, затвор, — погаси фары тоже. Я пойду вслед за мужиками. Ты сидишь здесь и носа из машины не высовываешь, пока мы не вернемся, поняла?

— Ну надо же, а я наконец-то собиралась от души пострелять…

— Шутить будем потом. А вообще, знаешь что, шуруй-ка ты к ним в кабину. Там водила останется. Нечего тебе здесь одной сидеть.

— Да уж посижу. Идите, капитан Соловьев, и не действуйте мне на нервы.

Недовольно пробормотав что-то относительно зеленых следователей, опер вылез из машины и направился к группе захвата.

— Держитесь позади, — хриплым прокуренным голосом бросил командир спецов, здоровенный мужик с лапищами не меньше чем у медведя, когда Соловьев подошел к нему.

— Не первый год замужем, — огрызнулся тот. — Дверь заперта?

— Ага. Домофон.

Соловьев достал из кармана универсальный ключ, отдал командиру. Здоровяк приглушенно свистнул и пижонски перебросил ключ одному из своих людей. Дверь отворилась, спецназовцы один за другим исчезли во тьме проема.

— Ни пуха, — пожелал Соловьев, но командир лишь сплюнул, поправил автомат и пошел следом за своими бойцами.

Соловьев подпер дверь заботливо оставленным кем-то кирпичом, снял ПМ с предохранителя, досчитал до десяти. Пора.

Стал подниматься по лестнице. Где-то выше слышались легкие шаги, поскрипывание и бряцанье амуниции. Неожиданно все стихло.

— Здесь кто-то есть, — прошипел сверху молодой голос.

— Свет! — рыкнул капитан.

Разом вспыхнуло несколько фонариков на стволах автоматов. Сначала их лучи плавно блуждали в разные стороны, затем задергались интенсивнее.

— Там!

— Стоять! Милиция!

— Стой!

— Колян, слева!

— Епа…

— В сторону!

Сверху затопали, раздался странный звук и приглушенный вскрик. Тут же прозвучали выстрелы, так неожиданно и звонко, что на секунду заложило уши. А затем началась беспорядочная стрельба.

Соловьев прижался к стене и начал медленно подниматься, ступенька за ступенькой. Стрельба на секунду стихла, кто-то жутко закричал, как кричат только от чудовищной боли, затем снова начали стрелять, но уже, казалось, всего из двух автоматов. Соловьев опустил голову и увидел, что по ступенькам струйкой сбегает кровь, на площадке выше крови оказалось еще больше, а сверху карминовый водопад лился уже потоком. Кто-то снова вскрикнул, затих еще один автомат. Последний перешел на короткие очереди, но вот замолчал и он. Теперь наверху что-то лишь кряхтело и булькало.

Пытаясь дышать ровнее, Соловьев продолжал подниматься. Оставался один пролет. Он сунул пистолет под мышку, вытер ладонь о джинсы, снова ухватился за рукоять.

Послышался голос. Грубый, приглушенный, опасный. Ему ответил второй. Знакомый. Тот самый дневной визитер! Это была ловушка, и он в нее попался. Вера — молоденькая девчонка, но он-то!

Неожиданно сверху зазвенело, зашумело, послышались звуки борьбы, одиночные пистолетные выстрелы. Соловьев кинулся вверх по лестнице. Когда он поднялся, то увидел, как огромный, мощный лысый мужик с двумя ножами, похожими на большие когти, бился с уже знакомым блондином, голым по пояс и с пистолетом в руке.

Двигаясь невероятно быстро и ловко, как два мангуста, они сошлись в каком-то безумном танце на небольшой лестничной площадке, заваленной трупами спецназовцев. Блондин время от времени стрелял, практически в упор, казалось — наверняка, но лысый всякий раз каким-то чудом уходил с линии огня, блокировал руку с пистолетом, а сам то и дело резал врага «когтями», нанося страшные раны. Кровь плескалась у них под ногами, трупы мешали передвигаться, но враги ни разу не споткнулись, не наступили на тела, притом что совершенно не смотрели вниз.

Трясущимися руками Соловьев поднял пистолет.

— Стоять! Не двигаться!

В голове мелькнула мысль, что надо стрелять, сейчас же, к черту — «стоять». Но было уже поздно. Словно с самого начала зная о его присутствии, лысый сделал молниеносное движение рукой, один из ножей-когтей с шипением рассек воздух и влетел Соловьеву в живот. Резко выдохнув, опер выронил пистолет и покатился вниз по лестнице. Он уже не видел, как в тот же момент второй нож-коготь полоснул блондина по лицу, затем по шее, снова и снова, пока голова не соскочила с плеч и не полетела вслед за опером.

Скорчившись от боли, Соловьев умудрился сесть, уперевшись спиной в стену, достал из кармана мобильник. Нужно позвонить Вере, предупредить, сказать, чтобы немедленно уезжала! Однако телефон упорно выскальзывал из окровавленных и трясущихся рук.

Сверху послышались тяжелые шаги. Спускался лысый. Его скуластое породистое лицо перекосила страшная улыбка. Он не торопился, шагал медленно, стряхнул с ножа кровь, попробовал лезвие на ноготь. Соловьев заметил, что у лысого прострелена ключица, но тот, казалось, даже не чувствовал этого.

— Жалкие, — проговорил убийца на идеальном русском языке, — какие же вы все жалкие твари! Слабые. Беспомощные. Я покажу вам путь истинный, о да. Думаете, что сами себе хозяева, что можете копошиться тут вечно в свое удовольствие? Хватит.

Соловьев глядел на своего палача с мрачной обреченностью. Силы покидали милиционера вместе с кровью. Он попробовал напрячь мускулы, проверить, хватит ли его на последний бросок, когда убийца подойдет ближе. Пожалуй, хватит. Хотя после увиденного опер догадывался, что шансов нет. Но он бросится все равно…

Вдруг лысый остановился и насторожился, словно волк, почуявший добычу. Затем чему-то улыбнулся, кивнул и, перепрыгнув через раненого, побежал вниз по лестнице.

— Вера! — закричал Соловьев, пытаясь встать. — Вера, беги!!!

8

— Зря ты послушала его, — произнес мужской голос.

Вера резко повернулась. К приспущенному стеклу водительской двери склонился знакомый по встрече в морге брюнет в черной куртке. Девушка машинально проверила, закрыта ли дверь, попыталась прикрыть окно, но забыла про выключенное зажигание, так что попытка успехом не увенчалась.

— Не бойся меня, — мягко продолжил мужчина. — Все, кто поднялся туда, уже не вернутся. Уезжай.

— Кто вы и что вам нужно?

— Уезжай.

Мужчина пару раз шлепнул ладонью по капоту и направился в подъезд. На ходу он что-то извлек из-за пазухи. Вера не сразу поняла, и только включив фары, разглядела пистолеты в обеих его руках… Выскочив из машины, она кинулась в сторону спецназовского фургона.

В этот момент в подъезде раздались выстрелы. Мужчина с пистолетами остановился у двери, словно решая, стоит ли туда заходить.

— Эй ты! Стоять!

Водитель спецназовского фургона не стал дожидаться Веры и выпрыгнул из кабины. Широко расставив ноги, он целился в спину незнакомца из ПМ.

— У него оружие! — крикнула Вера, подбегая к водителю.

Тот бросил на нее растерянный взгляд.

— Брось оружие и ляг на землю! — приказал он брюнету.

Однако мужчина не отреагировал и шагнул во тьму проема.

Водитель снова посмотрел на Веру:

— Я пойду. Надо идти. А вы оставайтесь здесь.

Вера кивнула, отошла к кабине.

Стрельба продолжалась.

Водитель осторожно подобрался к двери, зашел… и тут же вывалился наружу.

Вера выругалась. Во что она опять вляпалась? И черт ее дернул послушать странного блондина.

Девушка оглянулась, нервно потирая ладони. У водителя хоть пистолет был, а ей с чем бежать в атаку? С сумочкой? Но ему надо помочь, а с брюнетом справится Соловьев, в подъезде-то ей делать совсем нечего. К тому же выстрелы стихли.

Она подбежала к водителю. Тот был жив, хотя и без чувств — брюнет просто саданул ему по лбу рукоятью. Подхватив водителя под руки, она поволокла его в сторону фургона. Но отойти от подъезда далеко не успела — в дверях снова появился брюнет. Пятясь, он глянул в ее сторону:

— Ты еще здесь, дуреха? Я опоздал, а один с ним могу не справиться. Убирайся отсюда.

Вера отпустила водителя и приподняла руки, не отрывая взгляда от пистолетов.

И тут услышала крик Соловьева:

— Вера! Вера, беги!

Недолго думая, она метнулась в подъезд. Там семь спецназовцев, там Соловьев, там она будет в безопасности!

На лысого здоровяка она налетела с ходу, однако тот, казалось, только ее и ждал. Ловко ухватив за запястье, он резко крутанул ее руку и прижал Веру спиной к себе. Девушка дернулась раз, два, но хватка оказалась стальной. Горла коснулось что-то холодное, девушка вскрикнула, по шее зазмеилась струйка крови.

— Здравствуйте, кого не видел, — зазвучал приглушенный голос у самого уха. Но говорил он не с ней. — Там остался лежать Нокс, верно? Так вы его звали? Лекс, Нокс… что-то вы особенно не задумывались над именами. А тебя, видимо, зовут Грассатор? Это уже что-то новенькое.

— Кто ты, я спрашивать не буду, это и так понятно, — отозвался брюнет, подняв оба пистолета и продолжая пятиться. — Спрошу: давно ли ты здесь и зачем убиваешь нас?

— Какая тебе уже разница? Никакой. — Лысый медленно надвигался на брюнета, не ослабляя хватку и не убирая ножа от горла Веры. — Вы не выполнили свою миссию и даже не попытались. Вы не ушли, как подобает. Вы остались, чтобы копошиться в грязи со всеми этими червями, словно вы и сами черви. Вы думали, что все кончено, что все забыто и заброшено. Но это не так. Я сделаю то, для чего мы существуем, я выполню задание, но прежде я накажу вас, как вы того заслуживаете.

— Кто ты такой, чтобы судить нас? Кто такой, чтобы карать?!

— Можешь называть меня Экзукатор, на манер ваших имен. Я тот, кто убьет тебя. Я тот, кто все сделает правильно. Я тот, кто я есть!

Мужчины пристально смотрели друг другу в глаза. Брюнет был серьезен до предела, лысый же, кажется, улыбался. Вера дернулась еще раз, и снова железная хватка удержала ее, а здоровяк словно вспомнил о существовании пленницы.

— Вас можно понять, — прошептал он, дыша ей в волосы, — это чудные зверушки, порой интересно позабавиться с ними. Ну, что ты будешь делать, Грассатор?! Твой приятель Нокс не пожалел их, попытался отвлечь меня горсткой червей, думал, что тогда сможет со мной совладать. Но он просчитался. А ты? Как к ним относишься ты? Сам ее застрелишь, прежде чем мы с тобой станцуем, или мне прирезать? Они такие хрупкие, право слово.

— Просто отпусти ее и иди сюда. Ты же у нас вроде предназначение решил исполнить…

— Да. И ее жизнь при этом не играет никакой роли.

Вера зажмурилась, приготовившись к тому, что нож вот-вот вонзится в ее горло и все кончится. В голове крутилась лишь одна дурацкая мысль: это, наверное, больно, очень больно…

Раздавшегося сзади выстрела она практически не слышала. Хватка ослабла, а инстинкт сработал без помощи заледеневшего от ужаса разума. Она рванулась вперед и побежала, не особенно соображая, куда бежит. Получилось так, что бежала к машине, к своей машине. Машина железная, безопасная, быстрая, она унесет отсюда.

Брюнет начал стрелять. Сразу с двух рук.

Вера с трудом открыла вдруг ставшую непослушной дверцу, запрыгнула внутрь и с ужасом поняла, что ее так трясет, что она не может ухватить торчащий из замка зажигания ключ, не то что повернуть его.

Она подняла глаза. У подъезда, прислонившись к двери, сидел Сашка Соловьев, весь окровавленный, с торчащей из живота рукоятью ножа, с пистолетом в руке. А над ним стоял лысый убийца, который резко выхватил из тела опера нож и, взмахнув теперь уже двумя крест-накрест, рассек парню шею.

Кровь хлестанула длинными бесформенными полосами.

Вера закричала.

Лысый обернулся.

Открылась пассажирская дверь, и в машину заскочил брюнет.

Вера закричала громче, стараясь отодвинуться от него подальше, но мешала ее дверца.

— Меня не бойся, — рявкнул брюнет и повернул ключ зажигания, затем рванул ручку коробки передач. — Ну же, едем!

Девушка выжала педаль газа до упора, «опель» грозно взревел и рванулся с места. Вера крутанула руль, автомобиль подпрыгнул на бордюре, но тут же вернулся на дорогу и стремглав полетел по узкой улочке прочь от страшного подъезда.

Она посмотрела в зеркало заднего вида.

Лысый стоял рядом с трупом Соловьева и смотрел им вслед, пока не исчез за поворотом.

9

Вера вывернула на большой освещенный проспект. Мимо проезжали машины, топали одинокие прохожие, город жил своей ночной жизнью, даже не подозревая, что творится за ближайшим углом.

Девушка до белых костяшек вцепилась в руль. На глаза просились слезы, но она старалась сдерживать эмоции. Истерика потом, сейчас нужно действовать.

Навстречу им пронеслись сразу три милицейские машины с сиреной и мигалками. Вера стала притормаживать, чтобы развернуться и поехать за ними, но брюнет придержал руль:

— Не надо. Его там уже нет, а тебе возвращаться и смотреть на все это еще раз не стоит.

— Он убил Сашку Соловьева!

— Да.

— А группа захвата? Где была она, черт побери?!

— Они все погибли.

— Как такое может быть?! Кто он такой? А ты! Ты стрелял в него!

— И пару раз вроде бы попал, как и твой друг. Но, видимо, не туда, куда нужно. Он очень быстр и крепок. Даже странно. Свежий.

— Что? Кто он такой? Кто ты такой? Кто вы все такие?!

— Тебе ни к чему это знать. Завтра я исчезну из города, и он исчезнет вслед за мной. Для тебя все кончится. Постарайся обо всем забыть.

— Забыть? Я — следователь прокуратуры! При расследовании порученного мне дела гибнет капитан милиции и семь сотрудников ОМОН! А я должна просто обо всем забыть?! Значит так: мы сейчас едем в прокуратуру и вы дадите мне подробные показания, а там уж решим, задерживать вас или нет. — Она покосилась на пистолеты, лежавшие у него на коленях. — И вам неплохо было бы приготовить объяснения по поводу оружия.

— А ты смелая девочка.

Брюнет улыбнулся. Его темные янтарные глаза были другими, не такими, как у блондина, глядя в них, она не натыкалась на ледяную стену, напротив, ей казалось, что она вязла в чем-то мягком и теплом. Бездонная глубина и обволакивающее тепло. Ему хотелось доверять, даже вопреки разуму.

— Нокс говорил мне о встрече с тобой и о том, как ты его осадила. Ты можешь гордиться: немногим удавалось перечить Ноксу.

— Что за Нокс? Что за имена у вас такие? Откуда вы?

— Nox — тьма, или тень, на латыни. Так же, как и Lex — свет. Имена мы дали друг другу очень давно, с тех пор и повелось. — Он отвернулся к окну, словно говорил сам с собой. — Свет и Тьма… Эти двое были действительно очень не похожи. Мне всегда казалось, что они серьезно не ладили друг с другом. Однако же, как только Лекс погиб, Нокс примчался сюда. Почему? Захотел узнать, что может угрожать ему, или же я так до конца и не узнал его? За столько лет. — Мужчина вновь повернулся к Вере. — Впрочем, то, что он сделал, вполне в его стиле. Он использовал тебя, отправил на закланье несколько человек, только чтобы получить фору… Нокс. Он был таким. А Лекс… Лекс был лучшим из нас. И погиб первым. Вот такая глупая ирония…

— Они были твоими друзьями?

— Друзьями? Вряд ли это слово подходит. Скорее уж братьями, с которыми могут сложиться и непростые отношения, но быть твоими братьями они при этом не перестают.

— На их брата ты не очень-то похож… Вы — группировка, что ли, какая-то?

— Ты так молода, а взгляды на жизнь уже закоснели в пределах круга интересов. Это скверно, но свойственно людям. Останови здесь, я выйду.

— Ну уж нет, я сказала, что мы едем в прокуратуру!

Он снова улыбнулся, чуть грустно и снисходительно. Глаза стали строже, мягкость и тепло пропали.

— Принимать доброту за слабость — тоже не самая лучшая черта людей, хотя и весьма распространенная. Я не поеду с тобой в прокуратуру, прими это как данность и просто высади меня.

Вера уставилась на дорогу. В его голосе не было тех повелительных ноток, что у блондина со странным именем Нокс, не было в нем и угрожающей стали, но она решила остановиться, и это было только ее решение. Колеса хлюпнули в придорожной грязи.

— Я не смогу, — проговорила Вера, уставившись на лениво шуршащие по стеклу дворники, — не смогу забыть. А ты — ответ на все вопросы. Если ты сейчас уйдешь, я так ничего и не узнаю. А я должна. Это моя работа.

Брюнет вновь смотрел в окно.

— И это очень хорошо, что не узнаешь. В первую очередь — для тебя.

Он открыл дверь.

— Подожди. Скажи хотя бы про того убийцу. Он тоже один из вас? Тоже ваш… «брат»?

— Нет. Он чужой. Я постараюсь сделать так, чтобы о нем никто больше не услышал. Удачи.

Он вышел из машины и зашагал в противоположном направлении.

Вера надавила на педаль газа.

Когда она подрулила к прокуратуре, та шумела, как лежбище тюленей. У крыльца в полном беспорядке стояли машины, среди которых попадались и дорогие экземпляры, а это означало, что пожаловало начальство.

Прокурор уже ждал в дверях.

— Валерий Федорович… — пробормотала Вера, выходя из машины.

— Ко мне в кабинет, — рявкнул Егоров, зашагав прочь.

Девушка побрела следом.

— Вы мне объясните… — бросил прокурор, оглянувшись, но тут же остановился. — Бог ты мой! Эй, кто-нибудь, бинты сюда и что там еще у нас есть! И «скорую» вызовите!

— Валерий Федорович? — не поняла Вера, но затем посмотрела на себя и только тут заметила, что ее джемпер на груди красен от крови. Она притронулась к ране на горле и вздрогнула от боли.

Прокурор подскочил к ней:

— Как ты себя чувствуешь?

— Не знаю… более-менее… Что там? Серьезное что-то?

— Не волнуйся. — Прокурор принял у кого-то бинт, смочил его перекисью водорода и осторожно промокнул рану. — Царапина. Но ты бледная совсем. Опять же — шея… Эй, ну чего там со «скорой»?!

— Сказали — ждите, — отозвался кто-то.

Егоров усадил Веру на скамейку в коридоре.

— Поедете в больницу, — не терпящим возражения тоном приказал он, снова перейдя на «вы», — и до обеда чтобы я вас не видел. А если врачи скажут, то дольше пробудете. Если отпустят, то поговорим обо всем завтра. Вы меня поняли, Вера Георгиевна?

— Да, Валерий Федорович. А там… в подъезде… там…

— Я знаю. Мне уже доложили. Бойня.

10

Паника оказалась преждевременной — рана была неглубокая и крови вылилось куда меньше, чем казалось с виду. В итоге, обработав рану доктор ограничился наложением пластыря и уколом, болезненным, правда, уколом.

Вера собиралась уже вызвать такси и ехать домой, но передумала: лишь только с ней закончили возиться, палата погрузилась в гнетущий мрак, зашевелились страшные воспоминания, и оказаться этой ночью одной в квартире расхотелось.

С рассветом, однако, она примчалась в прокуратуру. И тут же направилась в кабинет шефа.

— Отпустили? — пробормотал Егоров, поднимая красные от недосыпа глаза. — Ну, присаживайтесь.

Вера опустилась на стул, сам же прокурор поднялся, налил себе кофе.

— Не спал я сегодня. Чувствую себя паршиво. Но такие уж дела у нас творятся.

Он вернулся за стол, медленно помешивая кофе ложечкой. Второй рукой протянул ей папку.

— Возвращаю вам дело, но ненадолго. Скоро в областную уйдет. Там создается следственная группа.

Мужик тот, что к вам заявлялся и потом в подъезде погиб… труп его… разлагается, короче, в морге. Москва заинтересовалась, так что все серьезно.

— Понятно.

Вера кивнула. Пусть. Так даже лучше. Она наконец избавится от всего этого бреда раз и навсегда. Вот только от чувства вины так легко избавиться не выйдет. Если все это будет стоить ей работы, к черту работу. Наверное, даже если ее не попросят, она уйдет сама. И уедет из города. Куда угодно.

— Валерий Федорович, а что с Александром Соловьевым? Его нашли? Он… может быть, выкарабкается?

Шеф переложил с места на место какую-то бумажку.

— Нашли уже мертвым. Зарезан. Как и все остальные.

Встал, метнулся к чайнику, но затем вспомнил, что кофе себе уже налил, и вернулся за стол.

— Кровавая баня. Давно ничего подобного не видел. А если подумать, то и никогда.

— Это я настояла, чтобы мы поехали туда.

Вера опустила голову. На глаза наворачивались слезы, и она ничего не могла с этим поделать, как ни старалась. Следователь, плачущий перед начальством! Стыд и позор! Но нервная система настойчиво требовала выхода эмоций, и ей было глубоко плевать, что сейчас не время и не место.

— Я не думала, что так все получится, что можно вот так группу захвата… ножом…

Егоров уставился на свою чашку, стараясь не замечать слез девушки.

— Я тоже не думал. И никто не думал. Но все-таки нужно было поставить меня в известность, раз уж… Впрочем, ладно. Допрашивать я вас не буду, Вера Георгиевна. Во всяком случае, не сейчас. Напишите подробный рапорт и приложите к делу. Там в папку вложен диск. Один из жильцов подъезда рядом с домом периодически машину ставит и на подоконнике приладил видеокамеру. Компьютерную там какую-то, я в этом не разбираюсь. Так вот, на диске съемка с этой камеры. Видно немного, но кое-что есть. В рапорте, кроме прочего, прокомментируете съемку. Все ясно?

— Да.

— Вот и хорошо. А я — спать. Мне скоро придется много общаться с начальством, так что силы понадобятся. — Егоров грустно улыбнулся и махнул рукой в сторону двери.

Укрывшись в кабинете, Вера чуть было не расплакалась вновь, но затем твердо решила взять себя в руки и наконец заняться делом. В конце концов, она все еще следователь.

На диске интересного оказалось действительно не много — камера пялилась в одно конкретное место прямо перед окном и чуть в сторону от крыльца подъезда, к тому же обзору мешал козырек. Виднелась часть кабины спецназовского фургона, можно было разобрать, как вылез водитель. Лысый убийца мелькнул лишь раз, и при таком качестве съемки — ночью, да при свете одного лишь фонаря — комментировать здесь было практически нечего.

Вера снова передвинула бегунок на начало просмотра, снова поднесла ручку к чистому листу бума ги и снова отложила ее в сторону. Написать все, как было, без утайки? Глупо. Никто ей не поверит, да еще пришьют соучастие в побеге одного из подозреваемых. Но если выкинуть неоднозначные моменты, получалась совсем уж бредовая история…

В дверь постучали. Заглянула помощник следователя — полненькая розовощекая тетенька, обожающая, когда ее называют просто Леночкой, но только мужчины и только из начальства.

— Вера Георгиевна, к вам тут просятся. — Она просунула в кабинет еще немного себя и заговорщически прошептала: — Водитель той группы захвата. Марков. Грязный весь, странный…

Вера вскинула брови:

— Водитель? — Пролистав пару страниц дела, она действительно обнаружила, что среди убитых Марков не числится и объявлен в розыск. — Ну пусть войдет.

На пороге появился знакомый ей мужчина, и вид у него был, надо сказать, живописный: в грязной форме, с запекшейся кровью в волосах, он выглядел как человек, которому требуется срочная медицинская помощь.

— Следователь…

— Извините, но, может быть, вам сначала нужно в больницу, а поговорим позже?

— Нет.

Марков посмотрел на Веру. В его глазах читалась злоба, или ей показалось?

— Тогда расскажите, что с вами случилось после… всего этого.

— Я слышал, что дело сейчас у вас.

— О чем вы?

— Уголовное дело… Оно у вас?

Вера прищурилась. Странное поведение.

— А почему вы спрашиваете?

— Отдай его мне.

Марков резко встал. Вера также поднялась из-за стола.

— Не поняла…

Марков сверкнул глазами, лицо исказилось от напряжения.

— Он сказал, что все следы должны быть уничтожены. Вам рано знать. Это может помешать ему. Никто не должен ничего узнать. Не сейчас. Не здесь.

Вот теперь Вера испугалась. Марков не был похож на сумасшедшего, говорил внятно, но что-то истерическое было в его интонации и что-то угрожающее.

— Он еще не закончил с остальными, — продолжил Марков, — люди должны пока находиться в неведении. А из-за тебя слишком много шума. Так он сказал. Отдай мне все бумаги. Я не хочу тебя трогать и не трону, если отдашь. Ты все равно — никто. Не будет улик — не будет угрозы. Так он сказал. Так сказал тот, перед кем будут преклоняться все, и ты, и… все. Как преклоняюсь я. Отдай бумаги.

Вера глянула на дверь. Марков заметил это и тут же отреагировал. Он ударил ее через стол. Наотмашь. Не то чтобы очень сильно, возможно, даже ладонью, а не кулаком, но Вере и этого хватило. Она отлетела в сторону и сползла по стене. В глазах потемнело. Сквозь пелену она видела, как Марков у стола потрошит системный блок. Полетели платы, куски пластмассы. Добравшись до жесткого диска, Марков буквально разодрал его, не обращая внимания на изрезанные в кровь ладони и сорванные ногти. Пластинку из жесткого диска он бросил на стол.

Вера прикрыла глаза, тряхнула головой, пытаясь очухаться. Пахнуло гарью.

Когда она снова открыла глаза, то увидела папку, горящую в руках Маркова. Он подпалил ее зажигалкой с двух сторон, для верности, и бросил на стол.

Творческий беспорядок, который Вера так любовно поддерживала долгое время, вспыхнул мгновенно.

Марков отступил, с улыбкой наблюдая за огнем.

Собравшись с духом, Вера приподнялась и рванулась в угол, где хранились ведро и швабра. Крутанув черенок, она избавилась от тряпки и встала на изготовку. Красная пластмассовая палка практически ничего не весила, а потому и уверенности прибавила не много, но все-таки — не пустые руки.

Марков отошел к Вериной обеденной тумбочке и взял нож. Девушка сжала зубы. Ну и зачем она, спрашивается, притащила на работу такой тесак? Нет чтобы маленький ножичек! А все из-за того проклятого торта на день рождения!

— Эй, кто-нибудь! На помощь! — крикнула она в сторону двери. Тотчас же откликнулся противный сигнал пожарной тревоги. Неужели?! Еще даже стол догореть не успел!

Марков наблюдал за ней, выставив перед собой нож, но не двигался.

В дверь что-то мощно ухнуло. Вера выругалась: из замка торчал ключ и Марков запер кабинет. И когда она научится не оставлять ключ в замке?!

Ухнуло еще раз. Наверное, били ногой. Благо эта старушка долго не продержится.

Марков не реагировал.

Дверь поддалась после третьего удара, жалобно хрустнула и повисла на одной петле. В кабинет ввалил ся охранник с проходной, он взглянул на огонь, на мужика с ножом и окровавленными ладонями, да так и замер. Следом влетел молодой худенький следователь Димка Ермолаев и в точности повторил все действия охранника. И только толстушка Леночка, кто бы мог подумать, действовала по обстоятельствам: вбежала в кабинет с огнетушителем. Но и она, завидев нож в руках Маркова, позабыла про пожар и остолбенела.

— Я все сделал, — прохрипел Марков, криво усмехнувшись. — Вы не узнаете. Еще рано. А потом встанете на карачки перед ним!

Развернув нож острием к себе, он ухватился за рукоять обеими руками и с криком вогнал его в собственное сердце точным мощным ударом.

Охранник очнулся первым. Вырвав огнетушитель из рук Леночки, он начал заливать останки стола короткими очередями. Сама Леночка куда-то убежала. Ермолаев продолжал стоять, уставившись теперь уже на труп. Вера бросилась к окну и после непродолжительной борьбы с разбухшими деревянными ставнями распахнула его, выпустив вон клубы дыма. Высунувшись по грудь, она с облегчением вдохнула свежий дождливый воздух.

Где-то недалеко возбужденно выли пожарные сирены.

11

Вера не сразу заметила шефа, стоявшего около покореженной двери. Она склонилась над пепелищем, в которое превратилась столешница, и разгребала золу, в которую превратились документы. Иногда ей попадались почерневшие скрепки, комочки пластмассы, но от бумаг не осталось ни клочка. А ведь стоило убрать дело в ящик стола… но в ящике, как назло, сегодня оказалась лишь маловажная макулатура.

— Вы как, нормально? — спросил шеф тихо.

Вера посмотрела на него блестящими от слез глазами.

— Следственная группа из областной прокуратуры уже уехала? — не дождавшись ответа, поинтересовался он.

Девушка кивнула.

— А я все проспал. Мне звонили, а я — словно убитый. И жена на работе… В молодости мог по трое суток не спать, а сейчас… — Он пошевелил до сих пор валявшийся на полу пустой огнетушитель носком ботинка. — Подписал приказ. С сегодняшнего дня вы в отпуске. А там — разберемся.

Девушка снова не ответила, продолжая машинально ворошить золу.

— Вера, послушай, ты не переживай. Кто же мог знать? Некоторые по тридцать лет работают, и ни одного ЧП, а кому-то везет меньше. Что ты могла сделать? Жаль, конечно. Надо было забрать у тебя это дело сразу. Но… кто же мог знать? Все это еще предстоит разгрести. — Он посмотрел на пепел. — Я имею в виду не… Но с тебя уже хватит. Отдохни, девочка, отдохни.

Вера оставила в покое подпаленную ручку, которой ковырялась в пожарище, подняла глаза на Егорова, кивнула и, словно во сне, медленно отправилась прочь из кабинета.

— Только далеко не уезжай, — бросил ей вдогонку шеф. — Думаю, областная тебя еще подергает.

На улице было пасмурно. Тяжелые водянистые тучи ползли по небосклону, но дождем извергаться не торопились.

Вера открыла дверцу машины, не обратив внимания на то, что при этом не загорелась лампочка в салоне, швырнула сумочку на переднее пассажирское сиденье и плюхнулась за руль. Двигатель заворчал. Радиоприемник вторил ему веселой песенкой.

Но самой Вере было совсем не весело. За несколько дней она успела потерять друга, влезть по уши в какую-то мистику, ощутить нож у горла, стать свидетелем самоубийства какого-то фанатика в своем кабинете и лишиться будущего, в котором видела себя успешной женщиной-прокурором. И что думать? Как ко всему этому относиться? Ущемленное рациональное мышление требовало объяснений, перебирало их, примеряло к ситуации и злобно отбрасывало в сторону. Что она видела? Что это было? Ответов не находилось.

— Ты слишком беспечна для следователя, — раздался знакомый голос позади.

Вера вздрогнула и обернулась.

На заднем сиденье расположился знакомый брюнет с непроизносимым именем.

И кто-то еще. Из-за темноты разглядеть второго ей не удавалось, но главное — у него были волосы на голове.

— Вашу мать… какого… хрена!

— Не бойся. Мы — только поговорить.

— Козлы, черт вас побери, уроды! — Вера и сама не знала, откуда взялась у нее эта смелость. А скорее даже не смелость, наоборот, легкая истерика, нашедшая выход. — А другого способа не нашли? Обязательно вскрывать машину и прятаться на заднем сиденье? Пошли вы… отсюда!

— Успокойся, — чуть жестче произнес брюнет. — Нам просто не хотелось привлекать внимания.

— Идиотский способ. Я не собираюсь с вами ни о чем разговаривать. Уматывайте! Я хочу домой. И вообще хочу больше никого из вас, инопланетян чертовых, не видеть. Все, я больше с этим делом не работаю. Я вам не нужна!

Незнакомый мужчина хохотнул.

— Инопланетян, — проговорил он со странным говором, нет, не акцентом, но говором точно. — Надо же…

— Это мой… — попытался представить приятеля знакомый брюнет.

— Очередной брат? — перебила Вера. — Еще один? Я думала, что вас только трое.

— Нас шестеро.

— Значит, у того маньяка еще действительно много работы.

— Пожалуй…

— Мне не нравится русский язык, — скривился второй. — Я очень редко на нем говорил. Ну да ладно, буду вспоминать. Здравствуй, девочка. Меня зовут Сутеки.

— И давно тебя так скромно зовут? — буркнул знакомый брюнет. И пояснил: — На японском это что-то вроде «крутой», «великолепный». Он много времени провел в Японии.

Незнакомец хохотнул снова:

— Это точно. Ты даже не представляешь, девочка, как много. И кстати, братишка Грассатор, имя это я, в отличие от вас всех, не сам себе выбрал.

— Ладно-ладно, Сутеки так Сутеки.

— А ты? — спросила Вера знакомого брюнета. — Раз уж решил продолжать наше общение, хотя понятия не имею почему. Как называть тебя? Грассатор — это как-то не совсем… Кстати, что это значит?

— «Бродяга», — ответил за того Сутеки, — «разбойник», что-то в этом роде, насколько я помню. Не так звучит, как мое, а?

— Мда, — буркнула Вера.

Грассатор выпад товарища не прокомментировал. Склонился к Вере:

— Можешь сократить, если хочешь.

— Ну, имя Грасс — тоже не идеал, но хотя бы действительно короче.

— Я собирался покинуть город вчера, как и говорил, но прилетел Сутеки. Мы подумали, что вдвоем можем попробовать прекратить все еще здесь.

— Бред… Слушай, хватит, я не хочу ничего знать, мне уже безразлично, кто вы там на самом деле — инопланетяне, мутанты или беглецы из какой-нибудь сверхсекретной военной лаборатории. Я не хочу знать, почему вы такие живучие, как тараканы, и зачем режете людей. Я больше не веду дело об убийстве этого вашего Лекса, да и дела самого больше нет, потому что его сжег психопат, еще вчера бывший нормальным сотрудником милиции. Я просто хочу забыть все и вернуться к своей обычной жизни. То есть для начала уехать домой. А вместо этого зачем-то сижу в одной машине с незнакомыми странными мужиками, которые, надо заметить, незаконно в нее проникли. Еще немного, и мне начнет казаться, что я схожу с ума!

— Да уж, отличного союзника ты здесь нашел, дружище, — проворчал Сутеки. — Пойдем отсюда, я не для того прилетел, чтобы выслушивать истерики девиц.

— Подожди.

Грассатор вышел из машины, пересел на переднее сиденье, в упор посмотрел на Веру своим до дрожи пронизывающим взглядом. Она снова инстинктивно почувствовала, что может довериться ему.

— Мне нужно лишь узнать побольше о человеке, который приходил к тебе сегодня. О том психопате. Мы почувствовали его и приехали сюда. То, что с ним произошло, — ненормально.

— Ты мне это говоришь? — Вера нервно усмехнулась. — А я думала, что это в порядке вещей, когда в кабинет к следователю заваливается вчерашний мент, пропавший с места происшествия, весь грязный и с диким взглядом, бормочет всякую ерунду, как безумный проповедник, сжигает документы и втыкает себе кухонный нож в сердце! Надо же, а это, оказывается, ненормально!

— Ненормально, — как ни в чем не бывало продолжил Грассатор, — что мы его почувствовали, как… как своего. Почти как своего.

— Так, — не выдержала Вера, — мне надоели эти шарады. «Свой», «чужой», «чувствую», «не чувствую». Ты хочешь, чтобы я тебе что-то рассказала, а я даже не понимаю, о чем ты говоришь.

— Мы чувствуем друг друга на любом расстоянии, — пояснил Грасс. — Я всегда знаю, где находится любой из шести… теперь — из четырех. Кроме того, мы чувствуем людей, оказавшихся рядом. Я знаю, подкрадывается ли ко мне кто-то, стоит ли кто-то за углом или у меня за спиной. Не вижу, не слышу, а просто знаю. Это трудно объяснить. С Экзукатором же, как он сам себя назвал… ну, с тем лысым, связано несколько странных вещей. Его мы не чувствуем. Я не знаю, где он, пока не увижу или не услышу его. Как и ты, например. Это — во-первых. А во-вторых, мы можем влиять на людей, внушать им что-то…

— Лекс так прошел через вахтера, когда убил маньяка, — пробормотала Вера. — А ты внушил судмедэксперту…

— Да. Но это ненадолго, и всего лишь поверхностно. Экзукатор же обработал твоего милиционера так, что тот даже выделился для нас из общей массы людей. По ощущениям. Мы начали его чувствовать. Пусть и немного, пусть на небольшом расстоянии, но начали чувствовать.

Вера тряхнула головой:

— Вы точно сбежали из какой-то лаборатории. Я вроде бы даже что-то подобное слышала, про общение на расстоянии, про гипноз… Какие-то секретные правительственные делишки, я угадала?

Грассатор улыбнулся:

— Массмедиа — презабавнейшая штука. Чтобы вы делали, не будь у вас наготове такого количества «разумных» объяснений на все случаи жизни? Ты не совсем права. Точнее, даже…

— Перестань, Грассатор, — оборвал его Сутеки. — Хватит! И часто ты вот так рассказываешь направо и налево?…

— Да ладно. И что она поняла? Она хотела получить ответ, она его получила. Но кто ей поверит? Как будто ты у нас такой правильный…

— Давай оставим это. А ты, девочка, если хочешь задавать вопросы, то задавай по существу и не лезь куда не следует.

— Да кто вы такие, мать вашу?! — не выдержала Вера.

— Это вопрос не по существу.

Вера закусила губу, побарабанила пальцами по рулю. Внутри нее вели беспощадный бой два стремления: сохранить все же связь с реальностью, послать этих ребят ко всем чертям, посчитать их россказни бредом умалишенных — во-первых, и пойти на поводу у элементарного любопытства — во-вторых.

— Ладно, — решилась она после затянувшейся паузы, — если хотите поболтать, давайте поболтаем. Правда, не знаю, что я еще смогу вам рассказать, кроме того, что рассказала.

— Вот и я не знаю, — буркнул с заднего сиденья Сутеки, — но раз уж Грассатору так нравится твое общество, девочка…

— Только у меня два условия, — перебила его Вера. — Первое — мы поедем в какое-нибудь людное место, в кафе, например, и поговорим там, а не в темной машине. Второе — этот тип перестанет называть меня девочкой!

Сутеки расхохотался:

— Ты знаешь, дружище Грассатор, а она начинает мне нравиться.

— Да, у нее есть такое удивительное свойство.

12

Они остановились на парковке возле одного из ближайших ресторанчиков, судя по вывеске работающего почти до самого утра.

Вышли из машины.

Только тут Вера сумела как следует рассмотреть Сутеки. Тот оказался мужчиной восточной внешности, и она даже удивилась, что не поняла этого сразу: его имя, Япония… При этом определение «великолепный» вполне соответствовало его облику. Стать и мощь. Именно так она всегда представляла себе Аттилу, Чингисхана или Тамерлана, и никак иначе.

Заметив ее взгляд, Сутеки снисходительно улыбнулся, словно отлично знал, какое впечатление он производит на людей.

— Я оставлю это здесь? — уточнил он, показывая ей большой продолговатый сверток.

— Что это?

Сутеки развернул сверток и продемонстрировал ей самурайский меч в ножнах, такой знакомый по фильмам и такой экзотичный одновременно. Сталь со свистом покинула ножны, клинок весело крутанулся, шумно рассекая воздух и вернулся обратно.

— Господи, спрячь ты его! Совсем, что ли… — Вера опасливо оглянулась, но поблизости никого не было.

Сутеки улыбнулся, любовно погладил оружие, завернул в тряпицу.

— Говоришь, что Экзукатор здорово владеет кинжалами? — крикнул он Грассу. — Ну, тогда это будет интересно.

— Дальний Восток лишь недавно отказался от холодного оружия, — пояснил Грассатор Вере. — Во владении этим оружием Сутеки нет равных.

— То есть как это — недавно? — Вера даже остановилась.

Но Грасс больше не стал ничего объяснять.

Несмотря на поздний час и будний день, ресторанчик оказался полон посетителей. Вальяжный официант проводил новых клиентов к столику у стены, увешанной картинами сомнительного качества.

Вера с удовольствием отметила, какие взгляды на их компанию бросают от соседних столиков. Еще бы: симпатичная девушка в строгой рабочей одежде — черной юбке, белой блузе и черном приталенном жилете, статный японец (костюм оригинального кроя — классический с виду и наверняка удобный, словно спортивный) и привлекательный европеец в синих джинсах и обтягивающей футболке под курткой.

Девушка заказала себе безалкогольный коктейль, мужчины, переглянувшись, попросили принести бутылку хорошей водки и закуску, прокомментировав это тем, что — «Россия, как-никак».

— Давненько мы не сидели с тобой вот так — за бутылочкой горячительного, дружище, — медленно проговорил Сутеки, откинувшись на спинку стула.

— Давно, — согласился Грассатор.

— Помнишь, когда последний раз?

— Я приезжал в Токио сразу после войны.

— Точно. Тебе стоит заглянуть туда сейчас. Совсем другой город.

— Да уж, предполагаю.

Вера поболтала трубочкой в своем бокале, сделала глоток.

— Я даже спрашивать не буду, о какой войне вы тут говорите, — пробормотала она.

Мужчины не ответили, оба смотрели в пустоту, вспоминали.

Подали закуску.

Сутеки наполнил рюмки, поднял свою:

— У людей есть хорошая традиция — поминать погибших друзей. Не думал, что придется когда-то поминать своих, но раз уж… Давай, Грассатор, для начала выпьем за Лекса.

— Давай, — Грассатор поднял свою. — Он был лучшим из нас.

Мужчины приблизили рюмки.

— В России при этом не чокаются, — заметила Вера. Она уже решила для себя, что будет сидеть, слушать и ничему не удивляться. Ребятам захотелось поностальгировать, ну что же…

— Да? — Сутеки опустил рюмку. — В этом что-то есть. За Лекса, не чокаясь!

Выпили.

— Он сразу отличился, помнишь? — продолжил Сутеки после паузы. — Мы уже решили, что плюнем на все, уже договорились, что будем стоять в стороне, и сразу после этого Лекс поехал в Марсель. Я ему говорил: зачем тебе это, что ты можешь изменить? А он ответил, что менять ничего не собирается, просто хочет помочь им. В городе чума, город вымирал, полмира людей вымирало, потому что по уши сидели в своем дерьме и отходах, ну что он мог сделать? Ничего. И ничего не сделал.

— Но поехал все равно, — заметил Грасс.

— Да. Поехал все равно. Такой он был. Взять хотя бы Варфоломеевскую ночь. Провидение, не иначе, что я тогда из Венеции решил заглянуть к нему в Париж, а не двинулся сразу на Восток. Вот как сейчас, сидели, выпивали, и тут — на тебе, началось светопреставление. Я ему: поехали отсюда, а он — ни в какую. Метался, словно буйный, от одних к другим, все разнять хотел, да куда там — разошлись головорезы не на шутку. Его тогда надо было видеть — живого места не осталось, порубали гизармами знатно, всей толпой. Три часа я с ним на горбу из города выбирался, думал, что не прорваться нам. Ох и настырный был. Я на следующий день отчитал его, как полагается, да и уехал. Долго мы с ним потом не виделись.

Грассатор улыбнулся:

— Он рассказывал.

— А вот твой любимый Константинополь от турок защищать он, я слышал, отказался. Уехал. Оставил тебя.

— Он в войны не ввязывался. — Грассатор снова наполнил рюмки. — Говорил, что война — это иное, тут уж люди с обеих сторон сознательно друг друга убивают, по обоюдной глупости, знают, на что идут. Пока она не переходила границы, Лекс держался подальше. Да и что уж там вспоминать, все равно мы проиграли. Если бы я тогда сумел убедить генуэзцев остаться или уговорил бы Константина отправиться за подмогой… кто знает… Ай, даже не хочу вспоминать!

Помолчали.

— А Нокс, тот был другой. — Сутеки повернулся к Вере. Находясь в плену воспоминаний, он, казалось, и не задумывался, что для девушки их разговор — исповедь двух умалишенных. — Ох другой. Давайте и за Нокса, не чокаясь!

Мужчины выпили.

— Нокс у нас любил интриги. И виртуозом был в этом деле! Каждого мало-мальски значимого родственничка из всей этой прорвы европейских королевских семей знал лично, ведал о его темных делишках и мог перетряхнуть все его грязное бельишко.

— Ага, если учесть, что половину грязного бельишка он им сам подкидывал, то — не мудрено, — пробормотал Грассатор.

— Точно. — Сутеки усмехнулся. — Шустрый был. А как тосковал потом, ты помнишь?

— «Настоящие интриги ушли из Европы вместе с восемнадцатым веком» — его фраза, это верно. Даже боюсь представить, чем он потом занимался.

— Я, признаться, тоже не знаю. Мы с ним как-то не особенно поддерживали связь. Но давай, дружище Грассатор, выпьем все-таки за него еще разок, нам не жалко.

Выпили снова.

Вера отодвинула бокал, убрала со лба непослушную прядь, внимательно посмотрела на мужчин.

— Вы издеваетесь надо мной? — спокойно поинтересовалась она. — Это какая-то шутка или игра? Один боролся с Черной смертью в средневековых городах, второй оборонял Константинополь от турок, третий ворковал с европейскими королями.

Вы сами-то себя слышите? А ты, Сутеки, видимо, ниндзей скакал по крышам домов, я угадала?

— Нет, дорогая моя, — отозвался тот, не скрывая ухмылки, — до такого я не опускался. Эти оборванцы недостойны той славы, какую обрели в последнее время. Обычные бродяги и убийцы. Да и вообще в Японию первый раз я приехал только в начале семнадцатого века, из Китая, и сразу же примкнул к сёгуну Иэясу Токугаве. Мы собирали страну в единый кулак, тогда мне казалось это правильным и забавным. Однако спустя двести шестьдесят лет я же был в рядах тех, кто свергал сёгунат Токугава. Ирония, правда? Так бывает, девочка, так бывает…

Вера подхватила рюмку Грассатора и в один глоток осушила ее.

— У меня сейчас голова лопнет. Вы так все это рассказываете, с таким видом, что я начинаю вам верить. Это клиника. Давайте оставим ваши горские воспоминания хотя бы ненадолго.

— Какие? — уточнил Грассатор.

— Горские. Ну, там — Дункан Маклауд, «должен остаться только один» и все такое… Ах нет, конечно же, вы не смотрите телевизор, вам же нужно оборонять крепости и свергать сёгунаты!

— Вот, дружище, — с набитым ртом пробормотал Сутеки, — а ведь я тебя предупреждал, вот что происходит, когда открываешься людям. Я однажды сошелся с прекрасной женщиной, красивая была, ну прям богиня, такое надо видеть! Ну и после, как это по-русски… шуры-муры, в общем, разморило меня что-то, да и решил выложить все начистоту. Так потом с боем прорубаться пришлось, причем — голышом, представляете, когда меня поутру пришли арестовывать как колдуна, одержимого демонами…

или обычного сумасшедшего, уж не помню. Спроси уже у нее все, что хотел, и давай отпустим бедняжку.

— Ну, «бедняжку» отпускать не надо, — с металлом в голосе заметила Вера, — она, хотелось бы надеяться, сможет уйти сама в любой момент, когда захочет. И чем дольше она здесь сидит, тем сильнее у нее это желание.

— Ух! Характер! — Сутеки развел руками. — Да, Грассатор, тебе всегда нравились дамочки с характером. Вспомнить хотя бы твою византийку. У меня до сих пор начинает щека гореть от одного упоминания. Как она мне шлепнула тогда! Думал — голова отскочит.

— Заткнись, Сутеки, — проворчал Грассатор.

— Понял-понял, умолкаю. Ну, давай тогда за женщин, что ли, выпьем. Вот уж поистине удивительные существа!

Выпили.

— Вера, расскажи мне про того человека, который приходил к тебе сегодня, — произнес Грассатор, поставив пустую рюмку на стол. — Все, что можешь.

— Ну… это водитель, милиционер, фамилия — Марков. Кстати, тот самый, которого ты лично огрел по голове там… у чертова подъезда.

— Я ему жизнь спас.

— Ненадолго. Пришел ко мне, сказал, чтобы я отдала все улики. Что еще, дескать, чего-то там рано, что пока не должны все узнать. Нес какую-то ахинею про то, что скоро все склонятся, я так понимаю, перед тем лысым. Выглядел как безумец. Ударил меня, потом разломал компьютер, сжег дело и зарезался, когда охранник выбил дверь. С ухмылкой зарезался, и это было жутковато, знаешь ли.

Мужчины молчали долго, и теперь на их лицах не было и тени веселья.

— Как такое возможно? — не выдержал Сутеки. — Я могу убедить ночную музейную охрану отдать мне «Мону Лизу» на вечерок, могу убедить таможню не проверять мой багаж… Но чтобы убедить человека поклоняться мне, как божеству, убедить человека пойти и пожертвовать собой ради меня… Как такое возможно, дружище?

— Я не знаю. Он очень силен.

— И опасен. Мы должны покончить с ним.

— Должны, но… — Грассатор замолчал, заметив расширенные от ужаса глаза Веры. Повернул голову.

У входа в ресторан стоял мужчина с бритой головой, называющий себя Экзукатором, и улыбался.

13

— Нужно было меч взять с собой, — прошептал Сутеки, наблюдая за приближающимся врагом. — Но у меня есть кинжал, так что к машине, может, и пробьюсь.

Все трое поднялись со стульев. Грассатор сместился чуть вбок и прикрыл собой Веру.

— Дружеские посиделки? — иронически заметил Экзукатор, продолжая ухмыляться. — А меня за стол не пригласите? О, так-так, новые лица. Приветствую.

— Можно и пригласить, — отозвался Сутеки, — если ты соблаговолишь пояснить, что тебе нужно и каковы твои цели.

— Пустое сотрясание воздуха. Полагаю, что вы знаете, зачем я здесь. Да, правильно, чтобы убить вас. И отсюда у меня вопрос: приступим к делу прямо в этом хлеву или вы соблаговолите избрать иное место? Признаться, я выбрал бы второй вариант, и вы до сих пор живы только потому, что мне не хочется чрезмерно шуметь в этом задрипанном селении более того, чем я уже нашумел и нашумлю еще.

— Ты слишком самоуверен, — прорычал Сутеки.

— Выйдем, — быстро вставил Грассатор. — Я видел здесь недалеко футбольное поле. Там.

Экзукатор пожал плечами и стремительно удалился, не проронив больше ни слова.

— Что думаешь? — спросил Сутеки по дороге к машине.

— Нам нужно открытое пространство, чтобы я сумел эффективнее использовать пистолеты.

— Он может ждать вас где угодно! — воскликнула Вера. — Может подкараулить по дороге. Ты же сам говорил, что вы его не чувствуете, зато он вас отлично чувствует.

— Да, находит быстро, надо признать.

— Я довезу вас. Промчимся к самому полю, в середину, и тогда он не подберется незамеченным.

— Идея, — кивнул Сутеки.

— Нет, — отрезал Грассатор. — Ты сейчас прыгнешь в машину и исчезнешь отсюда, женщина.

— Исчезну потом. Сразу же, как только высажу вас. Он будет занят. Да и зачем я ему?

— Ты видела его в деле. Он может метнуть нож… да все что угодно может произойти.

— Я даже из машины выходить не буду!

— Стоящая мысль, дружище, — добавил Сутеки. — Десантирует нас и смоется. Какие проблемы?

Грассатор остановился. Посмотрел на Веру. Она выдержала ставший вдруг тяжелым, а не мягким и бархатным, как прежде, взгляд.

— Ладно. Едем.

Дорога не заняла много времени — поле действительно оказалось близко.

Ночь обещала быть куда светлее предыдущих: назойливые облака расступились, обнаружив за собой полный диск луны.

Вера преодолела невысокий бордюр и остановила машину прямо посреди поля.

Мужчины вышли. Сутеки обнажил меч. Грассатор проверил пистолеты.

— Уезжай, — бросил он через плечо.

Но Вера не торопилась. Мурашки табунами скакали по ее спине, но что-то заставляло девушку остаться. Какая-то нереальность происходящего. Словно это был сон, опасный, но интересный сон.

Приоткрыв дверцу, она наполовину высунулась из машины, всматриваясь в серость ночи.

Долго ждать врага не пришлось, спустя какие-то минуты луна обрисовала на кромке поля четкий силуэт могучего человека.

Вера поискала глазами путь к отступлению и, выбрав на будущее маршрут, стала через крышу наблюдать за мягкими кошачьими движениями приближающегося к ним убийцы.

Сутеки медленно двинулся в сторону.

Грасс стоял неподвижно.

Экзукатор был метрах в тридцати от противников. Как он собирался преодолеть такое расстояние и не оказаться нашпигованным пулями, Вера не совсем понимала. Пусть этот дьявол неестественно быстр, но не быстрее же пули, пусть несколько попаданий его не смущают, но с десяток-то остановить должны.

Экзукатор сделал еще шаг, а потом бросился вперед, стремительно сокращая дистанцию. Грасс выстрелил. Вера видела, что одна из пуль попала в цель, но тот лишь присел, дернул что-то у себя на плече и ответил очередью из АКСУ, скорее всего «позаимствованного» у убитых спецназовцев. Свинец с глухим металлическим звуком прошелся по машине. Вера вскрикнула и спряталась за дверцей.

К ней тут же присоединился Грасс, перемахнувший через капот.

— Я думал, что он нас за баранов на закланье держит и попытается опять одними ножами прирезать. Недооценил. — Грасс потрогал свой бок, и только сейчас Вера обнаружила на его куртке маленькую дырочку.

— Ты ранен?

— Ерунда. Пока что.

— Теперь доволен, что я осталась?

Мужчина хмуро посмотрел на девушку, высунулся и сделал несколько выстрелов, но практически не целясь. Сутеки тем временем укрылся за небольшой колонной из автомобильных покрышек на краю стадиона. Теперь его и машину, за которой прятались Вера и Грасс, разделяло приличное расстояние.

Их враг между тем выдал еще по очереди в машину и покрышки, а затем отбросил автомат. Свое дело он сделал — разделил союзников и сократил дистанцию с Сутеки до ближнего боя.

Сутеки не заставил себя ждать — лишь только автомат полетел в сторону, он выскочил из-за укрытия и прыгнул на Экзукатора с мечом над головой. Тот был готов, блеснули уже знакомые когти-ножи, полетели искры, мужчины закружились в вихре выпадов, блоков, подсечек и уходов. Их руки и ноги мелькали с такой скоростью, что глаз не успевал выхватить ни единого отдельного движения.

Грассатор перезарядил один пистолет, второй спрятал в кобуру, поднялся и стремительным шагом направился к дерущимся, держа оружие обеими руками и тщательно целясь.

Вера тоже поднялась на ноги, но решила остаться у машины. Она не отрывала взгляда от поединка.

Прежде ей приходилось наблюдать подобное только в голливудских фильмах. И все-таки, будучи полным дилетантом в вопросах боевых искусств, даже она видела, что лысый убийца быстрее своего противника. Не опытнее, не мастеровитее, а банально быстрее. Он полностью контролировал положение. Вера видела, как Грассатор то и дело вскидывает пистолет и опускает его, так как Экзукатор тут же уходит в сторону и скрывается за Сутеки, а тот не может этому помешать. Она видела, как вздрагивает тело Сутеки при удачных выпадах врага, как в сторону отлетают клочки одежды.

Грассатор, видимо, решил действовать радикально, потому что бросился вперед. До бьющихся оставалось метра три, но и теперь он не мог стрелять наверняка. Он пытался зайти то с одного бока, то с другого, однако вихрь человеческих тел тут же менял направление движения, удаляясь от него и сбивая с прицела.

Наконец он пальнул. Вера с такого расстояния не могла определить, попал Грасс или нет, но поединок продолжился и каких-то изменений в его ходе заметно не было.

Тогда Грасс что-то крикнул на незнакомом девушке языке. Сутеки мгновенно поднырнул под руку лысого. Грассатор выстрелил. Экзукатор дернулся. Сутеки рубанул его коротким движением снизу, рубанул лихо и точно. Но одновременно с этим Экзукатор успел метнуть один из ножей в Грасса. Тот как-то умудрился отбить нож-коготь пистолетом. Однако Экзукатор уже выхватил из-за пояса освободившейся рукой свой пистолет и сделал два выстрела — один в Грассатора, второй в Сутеки. Чуть ли не одновременно с пулей в Сутеки вонзился и второй кинжал, рванулся, разрывая плоть. Спустя секунду все трое разом рухнули навзничь.

Вера замерла, напряженно всматриваясь в силуэты лежащих людей, и не смогла сдержать стона, когда увидела, что первым встает лысый убийца. Чуть покачиваясь и прижимая одну руку к животу, он возвысился над распластавшимся Сутеки. Какое-то время стоял не двигаясь, смотрел, затем подобрал самурайский меч и сделал резкое неуловимое движение. На голове Сутеки взметнулись волосы, и она завалилась под неестественным углом к телу.

Вера шумно выдохнула, на глаза накатились слезы, где-то внутри, подобно губке, впитывающей влагу, набухла дикая горечь, горло сдавил спазм, и девушка разрыдалась в голос. Обаятельный, хоть и чрезмерно болтливый японец ей понравился, однако такой истерики от себя она не ожидала и все же поделать ничего не могла. Горе и безнадега обрушились с такой силой, что она сползла по лакированному боку автомобиля и уткнулась лицом в колени.

Экзукатор тем временем поковылял в сторону Грасса. Приблизившись, он ногой отшвырнул валявшийся рядом пистолет и выставил перед собой меч.

Грассатор шевельнулся, приподнял голову.

Экзукатор рубанул мечом, на этот раз широко, с замахом. Однако клинок зарылся в землю: Грасс молниеносно откатился в сторону, выхватил второй пистолет из наплечной кобуры и расстрелял оставшиеся в обойме четыре патрона точно в грудь напиравшему врагу, после чего рывком поднялся на ноги.

Услышав звук выстрелов, Вера вскочила. Она видела, как чуть отступил на шаг схлопотавший пули лысый громила. Но не упал. Лишь скривился в усмешке.

— Невозможно, — прохрипел Грасс, отступая в сторону.

— Эти тела хрупки, как стекло, — прорычал Экзукатор, неотвратимо надвигаясь. — Разве не обидно, что мы должны влезать в эту безобразную тонкую звериную шкуру, чтобы оказаться среди них? Вожак баранов — баран. Вы, эмиссары, были всего лишь вожаками. Но я — пастырь. Считаешь справедливым, что и мне пришлось воплотиться в кусок мяса? И все же — такова цена. Я заплатил ее. Но я другой. Сильнее, быстрее, крепче. Как думаешь, почему? Разве это не доказывает, что время уговоров ушло? Что отныне человечество должно подчиниться любой ценой?

Вера неотрывно наблюдала за отступающим Грассом.

— Твой приятель молодец, — продолжил говорить Экзукатор, принявшись теперь одновременно еще и покручивать трофейным самурайским мечом. — Но эти раны — пустяки. А ты? Давай посмотрим на тебя в деле.

Наконец он метнулся вперед. Грасс увернулся от одного выпада, другого. Третий напоролся на сталь — Грассатор успел-таки подобрать с земли пущенный в него кинжал Экзукатора.

Грасс отражал удары короткими экономными движениями в самый последний момент. Скорость Экзукатора была уже не той из-за ран, и все же он двигался чуть быстрее, а длина клинка давала ему дополнительные преимущества. Уже два следующих взмаха меча располосовали Грассатору правое плечо и левую руку. Затем сталь рассекла ногу. Грассатор припал на колено, но тут же поднялся. Любой следующий взмах мог рассечь ему шею.

Но тут позади Экзукатора раздалось несколько выстрелов.

Вера решила, что с нее хватит, что она не будет больше стоять в стороне. Девушка помнила слова Грассатора — они чувствуют человека поблизости, чувствуют, где он находится, так что не стала красться, а, собравшись с духом, бегом рванула к темнеющему телу Сутеки, обходя дерущихся мужчин по дуге. Оказавшись на месте, она подхватила оброненный кем-то (скорее всего самим Экзукатором) пистолет и, не раздумывая, расстреляла обойму в спину врагу.

Вера догадывалась, что не убьет, ну и пусть! Хотя бы что-то, хотя бы как-то… за Сашку Соловьева, за Сутеки, за семерых ребят из группы захвата, за Лекса, так бескорыстно помогающего людям, и черт с ним, пусть даже за Нокса — блондина-интригана с ледяным взглядом.

Экзукатора пулями толкнуло на Грасса, и тот, мгновенно сориентировавшись, сумел полоснуть врага по лицу и шее.

Экзукатор зарычал, дернулся в сторону, развернулся и метнул в Веру самурайский меч. Тот тяжело и даже как-то медленно, с громким шипением выписывая в воздухе широкие круги, устремился в сторону девушки. И все ж таки она не успела даже дернуться, как меч вонзился всего в какой-то паре сантиметров от нее.

Оставшийся без оружия, изрядно потрепанный, Экзукатор бегом бросился прочь.

Грасс попытался его преследовать, но тут же отказался — раненая нога дала о себе знать.

— В машину! — крикнул он.

Да Вере и не нужно было напоминать, она уже бежала к «опелю» что было силы.

Взревел мотор, машина подкатила к ковыляющему Грассу, тот без разговоров влез на заднее сиденье.

Вера на скорости перескочила бордюр, вырулила на дорогу. Она то и дело бросала взгляд на зеркало заднего вида, озиралась по сторонам, ей казалось, что вот-вот откуда-нибудь выпрыгнет лысый убийца и снова начнется ад. Но никто не выпрыгнул, и через несколько минут они уже неслись по магистрали.

— Спасибо, — пробурчал Грасс, полулежа на заднем сиденье. — Еще бы немного и… я, как Сутеки… Черт! Мне нужно было действовать расторопней, нужно было вмешаться раньше. Но он такой быстрый… такой быстрый… Мы почти достали его, и тут же…

— Я все видела, — отозвалась Вера. — Ты как? Ты же ранен.

— Да, попортил он меня изрядно.

— Но вы же так просто не умираете, верно? Я помню тело Лекса. Ты же не умрешь?

— Не должен. Но желательно стянуть края ран.

— Поедем сейчас ко мне домой. Больше не знаю куда. Он ведь не найдет нас там?

— Ему тоже нужно время, чтобы восстановиться. Мы его все же покромсали малость.

— Ты стрелял в упор… я всадила в него полобоймы… его раны… Это что-то невообразимое.

— Надо добраться до твоего дома поскорее. Чтобы полностью восстановиться, мне понадобится немного вздремнуть. А потом я тебе расскажу все…

14

Упругие колючие струи воды гуляли по телу, расслабляя и умиротворяя. Вера подставила под душ лицо, провела ладонью по мокрым волосам. Родная ванна, такая уютная, такая теплая, разгоняла тревожные мысли без остатка, словно ничего с девушкой и не происходило, словно жизнь шла своим чередом. И она была рада этой пустоте в голове. Во всяком случае, реветь она больше не могла да и не хотела.

Вера сладко потянулась, вдохнула горячий пар. Вокруг пахло чистотой, свежестью и жасминовым мылом.

— Послушай, я тут подумал… — вдруг услышала она голос от двери.

Не сразу сообразив, Вера сначала протерла глаза и только потом вспомнила, что не задернула штору и сейчас стоит перед Грассатором во всей красе.

— Ничего, что я тут слегка не одета? — буркнула она, юркнув за шторку.

— Ничего страшного.

— А, ну замечательно, а то я уж испугалась, мало ли…

— Я тут хотел…

— Выйди, черт побери!

Грасс криво усмехнулся:

— Как же вы любите носиться со всеми этими условностями.

— Знаешь что, я бы предпочла не показывать свои «условности» каждому встречному мужику, так что — будь любезен…

— Я подожду снаружи.

— Спасибо!

Закончив принимать душ, она накинула халат и вышла, при этом стараясь сохранять на лице злое выражение.

Грассатор лежал на диване в одних джинсах и листал какой-то журнальчик. Бинты, которыми она его обмотала, чтобы стянуть края ран, оставались по-прежнему белоснежными. Ни капли крови.

Вера отметила, насколько хорошо он сложен. Нет, не гора мышц а-ля «мужик с картинки», лишь здоровье и сила. Словно оживший Давид руки Микеланджело, разве что физиономия помужественнее.

— Ты как? — спросила она, присаживаясь на кресло с чашкой кофе в руках.

— Теперь уже лучше.

— И как вам такое удается? Вас чуть ли не потрошат, а через несколько часов — все в порядке.

Грассатор отложил журнал. Долго смотрел на Веру. Наконец заговорил. Быстро, словно хотел сбить ее с толку потоком информации:

— Человек может лишь незначительно управлять своим телом — в основном он полагается на рефлексы. Его тело — тело животного. У нас животного начала нет, потому нет и рефлексов. Тело находится под полным контролем разума, даже дыхание и биение сердца. А разум — наше естество, наше первоначальное состояние до воплощения. Если нужно двигаться очень быстро — мы поднимаем уровень адреналина, если получаем рану — направляем кровь в обход, если нужно восстановить ткани — ускоряем деление клеток, если не можем позволить себе сон — попеременно отключаем разные участки мозга, если приходится надолго отказаться от еды и воды — расщепляем любую полученную пищу без остатка.

Вера поставила кофе на журнальный столик, пальцами помассировала виски, глубоко вдохнула:

— Не удивлюсь, если ты сейчас скажешь, что вы еще можете молнии из пальцев метать и огонь из глаз.

Грассатор снисходительно улыбнулся. Заговорил медленнее, спокойнее:

— Человеческое тело не может метать молнии и пыхать огнем, что бы там вам ни болтали «желтые» газетенки. Это физически невозможно. А значит, и мы этого не можем. Все, что кажется тебе не обычным и сверхъестественным, — лишь побочный эффект отсутствия животного начала и полного контроля тела разумом. Ни больше ни меньше.

— А вот этот ваш дар убеждения или то, что ты мне рассказывал… ну, вроде как вы чувствуете, даже когда не видите и не слышите?

— Люди слишком мало знают о разуме…

— Да-да, я слышала, мы используем лишь десять процентов.

— Это чушь. Используете вы все сто. Но не в этом дело. Лишь немногие из вас умудряются случайно раскрыть потаенные возможности, да и то самые примитивные. К сожалению, пока большего вам не дано.

— Ясно… — Вера поднесла чашку к губам и только сейчас обнаружила, что она пуста. — Знаешь, я пойду и налью еще кофе. Тебе принести? Вы… пьете кофе? Или только водку?

Грасс чуть улыбнулся:

— Немного кофе было бы неплохо.

— Да, тогда пойду и налью два кофе… а лучше сразу четыре.

Она отправилась на кухню, остановилась, обернулась, словно хотела еще о чем-то спросить, но промолчала и исчезла за дверью. Через секунду появилась снова:

— Я… я сейчас немножко переварю, отдышусь и потом спрошу.

— Не торопись.

Вернувшись, Вера поставила перед Грассатором маленькую кофейную чашку, перед собой же — здоровенную кружку, из которой обычно пила чай. Сейчас от обеих посудин исходил крепкий запах кофе.

— Я не знала, как ты любишь. Если хочешь, я принесу сахар…

— Не нужно, мне все равно.

Они посидели молча. Вера уставилась в блестящую гладь напитка, чувствуя на себе внимательный взгляд Грасса. Она подняла глаза:

— Я готова. Я спрашиваю. Так… сейчас. И… кто же вы? Какое из моих предположений оказалось верным? Лично я все же склоняюсь к секретным лабораториям.

— Ни одно. Знаешь, я очень давно не рассказывал этого. Очень давно. И даже подзабыл, как это делается и с чего стоит начинать… Ну ладно. Итак. Земля — уникальная планета. Огромное количество факторов непостижимым образом сложилось так, что здесь зародилась жизнь. А ведь вероятность этого настолько мала, что приближается к понятию «невозможно». Именно тогда Земля привлекла внимание… как бы так выразиться… на твоем языке назовем это Великим Разумом или Архитектором Вселенной…

— Бог? — пробормотала Вера.

— Какого бога ты имеешь в виду? Египетского? Еврейского? Европейского? Азиатского? Может быть, русского? У вас их так много. Хотя вы все равно никак не можете их поделить. Архитектор Вселенной — это Разум в чистом виде, нечто абстрактное и в то же время конкретное… Он долгое время присматривал за Землей, выжидал момента, когда сможет одарить ее самым дорогим, что есть во Вселенной. Из огромного многообразия живых существ он выбрал единственное и наделил его искрой разума. Это — словно посадить семечко в плодородную почву. Избранный вид стал развиваться по особенному пути, не так, как другие животные на планете. Что-то вроде героев древней Эллады, полубогов, мать которых была земной женщиной, а отец — богом Олимпа, так и человек стал ребенком двух родителей: матери — Земли и отца — Великого Разума. С тех пор в нем сосуществуют и борются два начала — животное и разумное. В этом его сила, но в этом же и его слабость.

По задумке, человек должен взращивать в себе ростки разума, освобождаясь от животного наследия, пока не произойдет некий качественный скачок, и тогда он перейдет в новую стадию своего бытия, говоря простым и понятным языком — божественную стадию, и сможет воссоединиться с отцом, сделать его сильнее, распространять Разум по Вселенной. Но либо наследие матери оказалось столь уж сильным, либо люди способны так здорово приспосабливаться, однако, вместо того чтобы использовать разум для высших целей, человек заставил его работать на благо животного начала. Он использовал знания для создания комфортных условий телу, лишь изредка отвлекаясь на возвышенное.

Оставив урожай созревать, если уж продолжать метафору, Архитектор покинул Землю, а в качестве наблюдателей, учителей и помощников он создал вокруг живой планеты россыпь… как бы так сказать… сгустков разума, множество незримых бестелесных сущностей, посредников, старших братьев. Так же, как и человек, мы — двуедины, но у нас нет животного начала, одно из наших начал — человеческое в его «слитом» виде, второе же, так же, как и у вас, — от Великого Разума. Так же, как и вы, мы обладаем индивидуальностью, так же, как и вы, мы можем обладать телом.

— Ангелы, — еле слышно произнесла Вера.

Грассатор улыбнулся вновь:

— Ангелы, да, случалось, что нас так называли. Однако, как и сам Архитектор, в своем первоначальном состоянии мы не можем влиять на материальный мир. Мы не можем явиться в снах или наяву в образе лучезарного крылатого херувима, облаченного в белоснежную тогу, и загробным голосом раздавать указания, что бы вы там о нас ни думали. Чтобы встроиться в систему причинно-следственных связей, нам нужно воплотиться — стать телесными. Если схематично, то выглядит это примерно так: я принимаю осознанное решение, прохожу некие стадии, затем в определенном месте на поверхности планеты чистая энергия космоса, из которой мы состоим первоначально, создает материю. Что-то подобное происходило при рождении галактик, но я не смогу дать тебе научного объяснения этому, поскольку мы не участвуем в процессе, мы лишь провоцируем его начало. Теорий много — ответов нет. В любом случае я воплощаюсь — появляется сформировавшееся взрослое, на пике физического развития, человеческое тело с моей индивидуальностью.

— А внешность? Брюнет, блондин, европеоид, монголоид… может быть, негр?

— Негроидов среди нас нет, как и женщин. Внешность связана с местом, в котором воплощаешься и которое выбираешь заранее. Мы появлялись там, где миновал период познания окружающего мира людьми исключительно с помощью примитивных верований и зародились более-менее развитые цивилизации, и в те времена, когда такими местами не были места проживания чернокожих. Так уж сложилось исторически, и никаких расовых предрассудков у нас, разумеется, нет. Для нас человечество едино.

— А женщины чем вам не угодили?

— Это были патриархальные времена, а у нас была определенная задача, мы должны были добиться того, чтобы нас слушали, а тогда сделать это было проще в мужском образе. Здесь тоже не стоит искать никакой нарочитой дискриминации.

— Предположим. А все-таки зачем вы… как ты сказал… воплощались? Почему о вас ничего неизвестно? Чего вы добивались?

— Как я и говорил, человечество пошло не тем путем. Если в период античности у нас еще были какие-то надежды, то затем они начали таять. Мы решили действовать кардинально, воспользовавшись тем способом, которым одарил нас Архитектор. Первых эмиссаров было девять, они воплотились незадолго до новой эры, по вашему нынешнему летоисчислению, в различных уголках планеты, бывших в то время ключевыми. После нескольких лет или десятилетий наблюдения — кто-то раньше, кто-то позже — они начали действовать. Ты говоришь, что о них ничего неизвестно… тогда подумай, почему религии так похожи, почему повествуют об одном и том же, только разными словами. Вы знаете Первых эмиссаров. Кого-то вы называли пророками, кого-то — святыми, кого-то — чуть ли не самими богами. Они дали вам множество ответов, однако, исходя из своенравной природы человека, они не тыкали вас носом, а старались лишь подтолкнуть, направить, аккуратно упаковали эти ответы в близкие различным народам формы. А потом Первые эмиссары принесли себя в жертву ради людей. Дело в том, что, однажды воплотившись в теле, вернуться в наше естественное состояние мы больше не можем. Гибнет тело, а с ним гибнет и наша индивидуальность. Мы растворяемся в Великом Разуме так же, как и вы, тогда как в своем истинном обличии мы вечны. Первые сделали все так, как положено, решив, что миссия выполнена, они погубили тела во благо человечества, став мучениками, каждый по-своему.

Но ничего не вышло, вы перепутали форму с содержанием. То, что было лишь шелухой, призванной упростить понимание для определенной культуры, вы записали в постулаты. Вы все извратили, переврали, добавили отсебятины. Не видя очевидных ответов, вы придумали их сами. А затем, водрузив свои извращенные домыслы на стяги, вы погрязли в хаосе и междоусобице.

— Звучит не слишком лестно…

— Наблюдая все это, мы ужаснулись. Решили направить на Землю новых эмиссаров. Вторых.

Среди них оказался и я. Я думал, что не все еще потеряно, что мы сумеем исправить положение, я верил в вас. Мы пришли в начале четырнадцатого века по вашему летоисчислению. Теперь нас было шестеро.

Но мы опоздали. Здесь — среди людей — стало совершенно понятно, что увещевать человечество отныне бесполезно. Приняв это, остальные, те, что в истинном обличье, отвернулись от вас. Расписались в поражении и бросили.

А что оставалось нам? Найти свою мученическую смерть, как и положено? Но ради чего? Ради кого? Ради людей? Нужно ли им это? Изменит ли это что-нибудь? И мы решили — не дождетесь. Раз уж так сложилось, что мы оказались среди вас, раз уж сложилось, что контроль над телом позволял нам постоянно сохранять молодость и жить многие века, то отчего же не воспользоваться этим? Раз вам — младшим детям Архитектора — можно упиваться мирской жизнью, так и мы — старшие — имеем на это право. И мы разбрелись по миру. Каждый занялся тем, чем пожелал. Лишь изредка мы пересекались друг с другом, но никогда больше не упоминали о нашей миссии. Потому что ее больше нет.

Грассатор взял свою чашку, глотнул остывший кофе. Вера допивала вторую кружку. Оба молчали, оба смотрели куда-то в пол. Тишина висела долго, очень долго.

— Ты понимаешь, как трудно во все это поверить? — произнесла наконец Вера, не поднимая глаз.

— Догадываюсь.

— Я, может быть, и хотела бы. Я видела подтверждение твоим словам своими глазами. У всего этого должно было быть объяснение, и ты мне его дал. Наверное, так и есть. Но я просто не могу…

— Это нормально. Защитная реакция мозга. В конце концов, для тебя мало что меняет — знаешь ты все это или нет. Так зачем же мучиться? Я обещал рассказать и рассказал. Остальное — твое дело.

Вера кивнула, поднялась с кресла, собрала чашки.

— Знаешь, Грасс, думаю, что нужно поспать. На сегодня с меня хватит. К тому же до рассвета осталась всего пара часов, а у русских есть поговорка — «утро вечера мудренее». Вот только меня беспокоит… если восстановился ты, то…

— Вряд ли он решится напасть так скоро. Мы можем быстро срастить ткани, но на это тратится слишком много калорий. Организм измотан, чтобы восстановить тело полностью, нужно восстановить энергию, а на это требуется время. И все же ты права, я для него — как маячок, оставаться со мной опасно, и мне лучше уйти. Это не твоя война.

— Нет, — воскликнула Вера и тут же выругала себя за поспешность. Могла бы подержать паузу дольше. — Если не нападет, то и черт с ним, а мне будет спокойнее оттого, что… Тебе принести подушку или ты собираешься «отключать мозг частями»?

Грассатор улыбнулся:

— Еще не решил, но от подушки не откажусь.

15

Начальник безопасности Ярослав Баншеев, или, как его именовали в далекой молодости девяностых годов, Ярик, появился в комнате охраны, как всегда, неожиданно. Невысокий крепыш с бычьей шеей, в костюме он выглядел уже совершенно квадратным и неповоротливым, но оба охранника, заступившие на дежурство в эту ночь, знали — это лишь видимость.

— Здорово, шеф, — махнул рукой младший из двух охранников.

Ярик не ответил, прошел к столику, на котором, кроме недоеденных бутербродов, стояла кружка с чем-то пенистым.

— Это квас там у Борьки, — быстро пояснил второй охранник, постарше. — Чего мы, не знаем, что ли, что нельзя?

Ярик понюхал содержимое кружки, поставил ее на место.

— Увижу с пивом или травой… — пробасил он.

— Да ну ты что!

Схватив надкушенный бутерброд, Ярик подошел к четырем мониторам на просторном столе у окна с пуленепробиваемым стеклом. Один из них, как обычно, показывал здоровые кованые ворота в высоком кирпичном заборе, сверху защищенном красивыми фигурными, но оттого не менее острыми кольями. Второй демонстрировал пятачок перед воротами. Третий и четвертый выводили изображение роскошного особняка с разных углов.

— Все спокойно, — заметил молодой, тот, кого звали Борькой, — Семеныч только что просматривал.

Не обратив внимания на реплику подчиненного, Ярик откусил бутерброд и, роняя изо рта крошки, начал щелкать клавишами второго и третьего мониторов, переключая видеокамеры. Действительно все спокойно. Как всегда. Но Баншеев был из тех людей, бдительность которых не обманывают ни несколько тихих ночей, ни несколько сотен тихих ночей.

Ярик взглянул на часы. Половина третьего.

— Если что — сообщите, — велел он.

— Конечно, шеф, — отозвался Борька, пытаясь изобразить улыбку. Педантичность шефа его изрядно раздражала.

Баншеев доел бутерброд и уже повернулся к выходу, как вдруг его взгляд привлек второй монитор. Перед воротами стоял человек.

Ярик приблизился к экрану, пытаясь рассмотреть припозднившегося гостя. Внушительный рост, джинсы и матерчатая куртка с накинутым на голову капюшоном.

Начальник безопасности ощупью отыскал рычажок управления камерой, толкнул его вперед. Изображение приблизилось, но, несмотря на высокое разрешение и режим ночного видения, рассмотреть лицо не удавалось — мешал капюшон.

— Кто это? — пробормотал Семеныч из-за плеча шефа.

— Мужик какой-то, — ответил Борька.

— Да что ты?! А я думал — баба голая!

— Заткнитесь, — прошипел Ярик.

Камера была замаскирована под элемент декора на воротах так, что ее нельзя было обнаружить и днем, а на виду оставалась лишь пустышка в видеофоне. Это сделали для того, чтобы хорошенько рассмотреть любого посетителя, убедиться, один ли он, и при этом не раскрывать преимущества раньше времени.

Ярик увеличил изображение незнакомца еще немного, дождался, когда подстроится разрешение.

И тут мужчина посмотрел в камеру.

От неожиданности Ярик вздрогнул сам и услышал, как отшатнулись от монитора охранники.

Глаза мужчины страшно и неестественно горели в зеленоватом изображении ночного видения, что в принципе обычно, но сейчас отчего-то пробирало до костей. Губы скривились в усмешке и задвигались. Микрофона в камере не имелось, но все трое тут же поняли, что он произнес. «Откройте».

— Нужно открыть, — прошептал Борька.

Ярик посмотрел на него:

— Охренел? Идите и встаньте у ворот. Узнайте, чего ему надо.

Охранники подхватили автоматы с деревянной стойки и вышли. Ярик дождался, когда они появятся на первом мониторе, показывающем внутреннюю сторону ворот, и займут места у скрытых бойниц.

Незнакомец снова посмотрел в камеру, а затем… заговорил с охранниками за воротами, хотя не мог их видеть, ну никак не мог!

И тут неожиданно запищал сигнал, сообщающий, что ворота открываются.

Ярик бросил взгляд на первый монитор. Какого дьявола?! Оба охранника стояли с опущенным оружием, а Борька еще и жал кнопку открытия.

Ярик метнулся к пульту, но кнопка на воротах была приоритетной, так что ему оставалось лишь нестись на улицу.

— Эй вы! — Баншеев смачно выругался. — Отойдите от ворот! Закрывай, мать твою! Застрелю на хрен!

Но охранники не двигались. Борька продолжал жать на кнопку, а Семеныч тупо смотрел на приближающегося шефа отсутствующим взглядом.

Ярик оттолкнул его в сторону, встал на изготовку, направив пистолет на все увеличивающийся проем.

Наконец он увидел ночного посетителя. Тот стоял перед воротами как ни в чем не бывало, все с той же мерзкой ухмылкой на губах.

— Руки! Руки подними! — заревел Ярик. — И ложись на землю!

Незнакомец действительно поднял руки, но лишь для того, чтобы скинуть капюшон, под которым обнаружилась бритая черепушка. Он двинулся на Ярика, не сводя с него глаз.

Ярослав Баншеев повидал на своем веку многое, он участвовал в кровавых драках, пережил не одну перестрелку, выдержал суровый тюремный прессинг и допросы натасканных следаков. Он знал, как можно сбить спесь с человека парой фраз или заставить бояться до мокрых штанов парой движений. Он полагал, что давно уже не боится ни бога, ни черта. Но сейчас от этого взгляда, всего лишь от какого-то взгляда ему стало не по себе. Ярослав Баншеев струхнул. Да так, что вспотели ладони и затряслись колени, а кровь в висках долбила, словно набат.

— Опусти, — приказал незнакомец.

Ярик опустил пистолет, он не сумел отказать этому голосу, не рискнул отказать этому взгляду, ни за что не решился бы отказать этому человеку.

— Проводи к своему боссу, — приказал незнакомец.

Ярик кивнул и зашагал по брусчатке в сторону особняка…

…С тех пор прошло не меньше двух часов. Баншеев не видел, как ушел лысый мужчина. Ворота так и стояли открытыми, сам начальник безопасности вместе с Борькой и Семенычем сидел в комнате охраны спиной к мониторам. Все трое пили кофе, не разговаривали и не смотрели друг на друга. Когда у Ярика зазвонил телефон, на улице уже светало.

Очнувшись от раздумий, он поднес сотовый к уху, выслушал и поднялся на ноги.

— Я — к боссу, — пробормотал он. — Ворота прикройте.

Семеныч поднял на шефа смущенный взгляд и побрел к пульту управления. Судя по всему, он уже немного отошел от ночного происшествия. Борька продолжал смотреть в одну точку, лишь изредка прихлебывая из кружки.

Поднимаясь по широкой лестнице на второй этаж особняка, Баншеев только сейчас подумал: чудо, что босс жив. А ведь ночной посетитель с огромной долей вероятности мог быть киллером. И он — начальник безопасности — пропустил его, да что там, сам проводил его прямо к спальне, а потом развернулся и ушел только потому, что лысый так ему сказал… приказал ему. Что это было? Как такое могло произойти? Ему повезет, если его не закопают живьем в лесу сегодняшним же днем!

Босс сидел за своим рабочим столом и нервно постукивал золотым пером по дубовой столешнице. Морщинистое лицо пока не выражало ничего, но Ярик знал, насколько это обманчиво, — серьезный бизнесмен Дмитрий Федорович Басов всегда напоминал ему суровых таежных мужиков, которые с одинаковым выражением лица способны ошкурить и кролика, и человека.

— Дмитрий Федорович, я… — начал Баншеев, но босс остановил его поднятой рукой:

— Все это — ерунда…

— Что? — аккуратно переспросил Ярик.

— Все! Вся моя прежняя жизнь — чертово копание в песочнице. А ведь казалось, что… А я даже не знал! Ведь не знал даже, что он есть!

Ярик подождал, но босс не торопился с объяснениями.

— Дмитрий Федорович, сегодня ночью приходил фраер какой-то…

— Ты…

Басов выругался, а делать это он умел не хуже тех же суровых таежных мужиков. Затем вскочил из-за стола, метнулся к Баншееву и, ухватив его за загривок, с силой приложил головой об стол. Бычья шея Ярика с легкостью могла бы выдержать, даже если бы босс прыгнул на нее всем телом, однако в таком возбужденном состоянии начальник безопасности его не видел никогда, так что благоразумно предпочел пожертвовать лицом.

Басов вернулся за стол, снова схватил перо, принялся крутить его в пальцах.

Ярик стоял неподвижно, стараясь не обращать внимания на струйку крови, сочившуюся из левой ноздри.

— Ты, мразь, — процедил Басов сквозь зубы, — даже не смеешь упоминать о нем. Что ты знаешь вообще? Червь! Теперь все будет по-другому. Настали другие времена. Теперь я знаю, ради чего всё.

Ярик молчал.

— Значит так, собери людей. Человек семь-восемь. Надежных. Пушки возьмите. Вот адрес. — Он двинул на столе бумажку. — По адресу всех… Будет кто-то соваться — валить любого. Всех там на хрен… понял?

— Дмитрий Федорович, по беспределу как-то получается… меня знают… знают, что я на вас работаю. Может…

Басов поднял на подчиненного глаза. Бешеные глаза. И Ярик сразу все понял. Он пойдет и убьет там всех, пусть даже весь подъезд или дом. Он подох нет там от рук неизвестных врагов или от пуль ментов. И это наверняка будет лучше, чем то, что обещал этот взгляд…

16

Уже проснувшись, Вера долго лежала в постели и смотрела на изысканно подсвеченные восходом шторы. В голове лениво блуждали сонные мысли, одна за другой всплывали картинки минувшей ночи. Однако, как это часто бывает, они уже потеряли былую яркость, а все услышанное накануне не казалось такой уж очевидной правдой.

Вера прислушалась. В квартире стояла тишина, лишь слегка нарушаемая шумом города за окнами. Девушка поднялась с постели, накинула халатик и прошлепала в комнату, где вчера оставила на диване ангела.

К ее удивлению, ангел оказался на месте, и, к еще большему удивлению, он спал.

Вера смотрела на мужчину и не могла понять, что ей делать с той информацией, которую он вчера выложил. Мужик как мужик. Да, не урод, да, от одного его взгляда мурашки бегают по телу, ну мало ли…

Девушка присела, осмотрела тонкие белые рубцы на обнаженном торсе, на руке, на бедре. Еще вчера на их месте зияли страшные раны, каждая из которых без экстренного медицинского вмешательства убила бы человека за минуты. Она видела их своими глазами, черт побери!

Не сумев сдержаться, Вера прикоснулась к самому длинному шраму и тут же почувствовала странное щекочущее ощущение в кончиках пальцев. Чуть осмелев, она провела по торсу мужчины ладонью. Ощущение усилилось. Кожа Грассатора была приятной и теплой. Вполне человеческой.

Широкая грудь вздымалась размеренно, дыхание ровное, а ведь он говорил, что у них нет рефлексов. Но ведь дыхание — тоже рефлекс. Хотя, кто знает, возможно, он действительно его контролирует.

Проведя ладонью по щеке, Вера почувствовала шершавость щетины. И волосы у него растут, как у любого другого мужика… Мда, на ангела он действительно не очень похож. Где крылья, опять же?

Вера улыбнулась и в следующий момент отдернула руку — Грассатор открыл глаза.

— Ты не спал, — констатировала она.

— Не весь. — Грассатор улыбнулся в ответ. Сел на диване.

— Мог бы предупредить.

— Ну, если тебе захотелось меня потрогать — что с того? Люди редко верят глазам.

Вера присела рядом:

— Слушай, можешь списать это на чисто женское любопытство, но… Вы там, в кафе, упоминали некую девушку, дескать византийку. — Вера заметила грусть в его глазах и поспешила объяснить: — Извини, я не хочу лезть в чужие дела, просто интересно: если для вас человеческое тело — лишь камуфляж, то взаимоотношения полов вас вообще не должны интересовать, верно? Вам, вероятно, все равно, кто перед вами — мужчина или женщина, вы ничего не ощущаете такого…

— Заблуждаешься. Я воплотился в мужском теле, так уж получилось, и никогда не был в женском, и этим мало отличаюсь от обычных мужчин. При этом мужчина я уже многие века, так что в какой-то степени я даже более мужчина, чем другие. А гормоны — обязательное приложение к телу, тут никуда не денешься. Да, мы можем их контролировать, но иногда просто не хочется.

Вере показалось, что улыбка Грасса превратилась в ухмылочку… Нет, на ангела он определенно непохож.

— Не хочется, значит… — пробормотала она.

— Разве что детей у нас быть не может, — добавил Грассатор как-то даже чуть печально, хотя скорее всего девушке показалось.

— Ну, ничего удивительного…

От дальнейшей неловкости ее спас телефонный звонок. Вера поспешила к аппарату:

— Да?

— Здравствуй, дорогуша. Уверен, что ты меня узнала. Позволь выразить свое восхищение — для ничтожества у тебя на редкость острые зубки. А теперь позови, пожалуйста, нашего общего друга, я знаю, что он еще с тобой.

Вера не смогла вымолвить и слова, она просто застыла, но Грассатор понял все по ее лицу и отнял трубку.

— Экзукатор, — прошипел он.

— Мое почтение, Грассатор. А ты — молодец. Можешь записать себе в заслуги две вещи: первая — ты еще жив, вторая — ты несколько расстроил мои планы. Впрочем, не знаю, как нам будет правильнее разделить очки за этот раунд — троих-то я все-таки казнил.

— Казнил? Казнил?! Ах ты ублюдок!

— Ну, не заводись. Я оставлю тебя на время, ведь чего бы ты там себе ни надумал, а ваша смерть — далеко не главная моя цель. Это так — восстановление справедливости и устранение проблем в будущем. Понимаю, что с тобой нам договориться уже не удастся, ну да не беда, ты все равно на меня выскочишь, как зверь на ловца, и тогда мы закончим нашу потеху. Или ты продолжишь бегать от меня, как трусливая тварь? А? Выбор за тобой. Кстати, я приготовил прощальный подарок. Тебе и твоей ручной обезьянке. Надеюсь, вам понравится. Я не особенно рассчитываю на успех, однако мой подарок в очередной раз продемонстрирует, с кем тебе посчастливилось потягаться, покажет, что все вы — старые пердуны, достойные лишь казни или подчинения, и подтвердит, что будущее этого мирка за мной. До встречи.

Грассатор бросил трубку прежде, чем Экзукатор закончил свою тираду.

— Собирайся, — бросил он Вере. — Времени мало. Скорее всего, его «подарки» уже здесь, иначе он бы не позвонил.

— Что он сказал?!

— Ничего стоящего. Этот ублюдок так ненавидит людей, а тщеславия и мстительности у него — как у самых паскудных представителей человечества. В конце концов, мы все из одного теста. — Грассатор натянул футболку, накинул куртку.

— Я думала, что ангелы — совершенны, но глядя на поступки этого…

— Ангелы — всего лишь название. И если ангелы совершенны, то их не существует. Несовершенство — двигатель Вселенной. А мы наполовину люди, не забывай, и уж людей совершенными существами назвать совершенно невозможно.

— Да-да, конечно, я уже поняла. Так он идет?

— На этот раз не сам. Возьми документы, деньги, немного одежды, мелочи, которые тебе дороги, но не нагружайся сильно. — Грассатор исчез на кухне.

— А мы успеем убежать от них? Ты сказал, что они уже здесь.

— Мы бежим не от них. Ни от Экзукатора, ни от его прихвостней я больше бегать не собираюсь. Лекс, Нокс и Сутеки не побежали бы. — Грассатор вернулся с большим кухонным ножом в руке. — Надо было оружие вчера подобрать…

— Но зачем тогда вещи… документы?

— У властей к тебе накопилось уже столько вопросов, что объясниться ты вряд ли сумеешь. И через несколько минут вопросы добавятся. Мы покидаем город. У нас есть общий счет в швейцарском банке, я дам тебе столько денег, сколько понадобится для новой жизни.

— У вас счет в банке? Вы же вроде бы даже паспорта не признаете. Или, как это говорится — с волками жить — по-волчьи выть?

— Что-то вроде этого. Да, и ноутбук не забудь, он может нам пригодиться.

— Безумие какое-то!

— Делай как я сказал. А сейчас — закрой за мной…

17

Услышав, как за ним защелкнулся замок, Грассатор сконцентрировался. Он уже знал, что люди, пришедшие по их душу, здесь. Четверо в лифте поднялись наверх и теперь спускались по лестнице, еще четверо поднимались по лестнице снизу.

Он решил начать с верхних.

Вбросил в кровь порцию адреналина, затем еще и еще. По телу разлился знакомый жар, мышцы натянулись, словно струны, кровь принялась пульсировать в висках, зрение стало резче, контрастнее.

Сжав нож крепче, Грассатор широкими прыжками устремился вверх по лестнице.

Не сбавляя скорости, он перемахнул через перила на верхний пролет, сбив мужика, идущего первым. Тот саданулся о стену и начал сползать, выронив пистолет. Грассатор пригвоздил его ножом, подхватил пистолет и расстрелял идущего следом, так до конца и не понявшего, что же произошло.

Перекинув через себя завалившееся тело, Грассатор метнулся к третьему. Тот успел вскинуть оружие, но Грасс перехватил руку противника с пистолетом, сильно крутанул, а рукояткой своего пистолета заехал ему точно в переносицу. Брызнула кровь. Противник закряхтел, подался назад, споткнулся и шлепнулся на ступеньки. Грассатор застрелил его одним выстрелом в голову.

Четвертый был уже тут как тут. Улучив момент, он шмыгнул за угол на верхней площадке и, высунувшись оттуда, выстрелил.

Грассатор знал, что он там, но уйти с траектории уже не успевал — сказывалась теснота лестничного пролета. Пуля врезалась ему в правый бок спереди и вышла в районе почки. Резкая боль проводила ее по всему пулевому каналу и тут же исчезла, ведь свою задачу она выполнила — подсказала телу о ранении, указала, где именно и насколько серьезно, а затем могла лишь помешать. Грассатор мгновенно перенаправил кровоток в обход поврежденных тканей, так что ни капли не просочилось наружу либо внутрь. Прекратил работу поврежденной печени и почки. Бросил в бой легионы лейкоцитов, безжалостно расправляющихся с частичками одежды, пороха и другой заразы, занесенными в организм пулей, а также с погибшими в сражении собратьями, не давая образоваться гною. Следом за ними, закрывая бреши в рядах, активно плодились клетки. Организм действовал споро и грамотно, выполняя привычное дело, к тому же на этот раз работы оказалось немного. Бывало и хуже.

Не медля ни секунды, Грассатор метнулся в сторону, ухватился за перила верхнего пролета, перемахнул через него, оказавшись выше врага. Присел, вскинул оружие. Растерявшийся противник, полагавший, что уже разделался с объектом, успел лишь с ужасом взглянуть в смертельный мрак направленного на него пистолетного дула. Выстрел — и он скатился с лестницы.

Четверо других уже подбегали снизу.

Грассатор решил действовать стремительно, не теряя эффекта неожиданности. Пропустив двоих, он вновь перемахнул через перила, теперь уже вниз, оказавшись в середине четверки.

Одна рука откидывает оружие ближайшего противника, другая бьет в лицо рукоятью. Разворот. Тот же прием со вторым, тем, что чуть повыше на ступеньках. Выстрел. Самый верхний валится с дыркой в затылке. Выстрел. С пулей в сердце катится вниз замыкающий процессию враг. Два выстрела. Больше не поднимутся те, что с разбитыми носами. Звенящая тишина, и только кровь журчит по ступеням.

Ниже всех в неестественной позе лежал начальник безопасности при серьезном человеке Ярослав Баншеев, чудом выживавший в десятках стычек и перестрелок, а сейчас погибший так глупо и так быстро.

Грассатор вздохнул. Избавившись от адреналиновой подпитки, он почувствовал сильную усталость — сказывалось вчерашнее восстановление, а организму вновь предстояло латать себя, и как можно скорее.

Спустившись на свой этаж, Грасс позвонил в дверь:

— Это я! Уходим!

— Ты как?

Вера стояла на пороге в полной готовности и со спортивной сумкой на плече.

— Нормально. Быстрее, не хотелось бы встретиться с вашей полицией.

Однако когда они выскочили из подъезда, то сразу же наткнулись на милицейский «уазик» и двух молодых патрульных, топтавшихся у входа с автоматами в руках и не решавшихся войти без подмоги, тем более что где-то неподалеку уже слышались сирены.

— Стоять! — срывающимся голосом рявкнул один из ребят.

— Ну всё, — прошептала Вера, — попали мы…

— Держись рядом со мной, — отозвался Грассатор и решительно направился к замершим в позе оловянных солдатиков милиционерам.

— Стой, твою мать!

— Добрый день, господа, — с улыбкой произнес Грассатор, подходя к ближайшему парню вплотную. — Ну зачем же так кричать? Вы же видите, мы безоружны и никакие не бандиты, правда? Скажи своему другу, пусть подойдет поближе, думаю, он тоже захочет услышать наш с тобой разговор.

Патрульный не опустил автомат, но на его лице за какие-то секунды сменилась целая гамма чувств: злоба — удивление — замешательство.

— Колян, подойди, — неуверенным голосом позвал он.

— Чего? Зачем?

Второй парнишка стоял всего метрах в трех. Он тоже не опускал автомат, но также и не предпринимал никаких «действий к задержанию», а выражение его лица достигло пока лишь стадии удивления.

— Подойди, говорю. Видишь, человек просит, — снова подал голос первый.

Колян еще какое-то время помялся, но подошел.

Грассатор сделал резкий шаг вперед и теперь находился лицом к лицу с обоими.

Звук сирен приближался, времени становилось все меньше.

— Мы всего лишь семейная пара, которая вышла на прогулку. Разве не похоже?

— Ну, что-то есть… — пробубнил Колян, и лицо у него стало таким же глупым, как и у первого.

— Причем не имеем никакого отношения ни к вашему вызову, да и к подъезду этому тоже. Там — бандиты, а мы — обычные граждане, не заслуживающие вашего внимания. Логично?

Патрульные пожали плечами и опустили автоматы, но продолжали стоять и смотреть в глаза Грассатору.

Вера нетерпеливо оглянулась. Судя по звуку, милицейские машины уже петляли по соседнему двору.

— Так что мы пойдем… — с натянутой улыбкой заключила она, но Грассатор закрыл ей рот рукой:

— Чшшш, не мешай. Нужно дать время.

Еще через несколько секунд ребята-патрульные переглянулись и словно ожили.

— Ну, проходите уже, проходите, — рявкнул Колян, и оба направились к двери подъезда.

Грассатор удовлетворенно кивнул и подтолкнул Веру в сторону ближайшего угла, за который они свернули как раз в тот момент, когда во двор ворвались сразу три автомобиля с мигалками.

— Эффектно! — протянула Вера, позволяя Грассатору забрать у нее сумку и стараясь подстроиться под его быстрые шаги. — Со стороны — так обычный гипноз. Ну прямо Кашпировский.

— Понятия не имею, кто такой Кашпировский, а к тому, что ты подразумеваешь под гипнозом, это действительно имеет некоторое отношение, хотя и опосредованное. Но главное — не эффектно, а эффективно.

— Что-то я никак не могу припомнить, ты со мной проделывал такие фокусы?

— Пытался. И не только я. Нокс тоже пытался. Ты не поддаешься, во всяком случае нам. Так бывает, но очень редко.

— Ну и сволочное же вы племя, ребятки, хоть и «ангелами вас иногда зовут»! А этот лысый верзила, получается, таким же макаром уломал каких-то бандитов напасть на мою квартиру. Замечательно!

— Нет. Помнишь, я говорил, что напавший на тебя в кабинете фанатик для нас с Сутеки выделился из общей массы людей? Экзукатор своим внушением как бы пометил его, так что на определенном расстоянии мы можем его почувствовать. Среди нападавших не было меченых. Если он кому-то что-то из них и внушил, то лишь поверхностно, как я тем законникам, однако действовали они по собственной воле или, скорее всего, по приказу меченого. Сутеки был прав, это нечто непонятное, нечто иное, не такое, на что способны мы. Экзукатор по телефону сказал, что мы… стареем. Возможно, он прав и за сотни лет, проведенных здесь, мы стали слабее. Впрочем, таких вещей мы не могли творить и сразу после воплощения.

— Значит, они там… ну те, что витают в облаках… или где они там витают, становятся сильнее, — предположила Вера, в очередной раз поблагодарив свою прозорливость за то, что она надела кроссовки, а не туфли, иначе поспеть за Грассатором точно бы не сумела.

— Может, и так, а может, сам Экзукатор тщательно подготовился к воплощению и хорошенько изучил людей.

— Знаешь что, — обиженно заметила девушка. — Сверху не всегда виднее. Как ни банально звучит, но этот ваш Экзукатор людей ни черта не знает, по верхам проскочил, а глубже копнуть не соизволил. Изучил он, видите ли…

Грассатор резко остановился, посмотрел на Веру:

— Знаешь что? Может быть, банальность — заразная штука, но я с тобой согласен. А теперь напомни, где тут у вас аэропорт.

18

Вера покрутила в руках билеты. Она и Грассатор сидели в маленькой кафешке аэропорта, до вылета оставалось еще около часа, так что они успевали перекусить и выпить кофе.

На билете девушки в качестве имени значилось «Полина Грин», на билете Грассатора — «Соломон Грин». Когда Грассатор их покупал, она стояла чуть в стороне, так что не видела, как ему удалось обойтись без паспортов, но уже догадывалась.

— Вообще-то, в отличие от тебя, паспорт у меня есть, так что не стоило приписывать мне чужое имя, — проговорила она, глядя, как он жует сэндвич.

— Тебя могут разыскивать, — ответил он с набитым ртом, — лучше подстраховаться.

Вера вздохнула, прикрыла глаза.

— Чувствую себя преступницей какой-то. Скрываюсь от властей, бегу из города под чужим именем. Кошмар, а ведь еще позавчера я была следователем прокуратуры… Иногда мне кажется, что все это сон. Поэтому, наверное, я и не особенно задумываюсь.

Хотя стоило бы. Слушай, а почему ты выбрал именно это имя?

— Тебе или себе?

— Оба.

— Что касается твоего — имя взял из головы, что первое пришло на ум, а фамилия… ну, дескать, мы — супружеская чета. А меня этим именем называли когда-то очень давно в Византии, с тех пор я иногда им пользуюсь.

— Соломон… Не тот ли самый, который?…

— Нет, не тот, — усмехнулся Грассатор.

— Ах, ну да, ты же только в начале четырнадцатого века… Господи, ну и дела!

В графе «пункт назначения» значилась Москва, что не удивительно, ведь из родного города рейсы были ограничены всего несколькими направлениями.

— А дальше-то что мне делать? — поинтересовалась Вера, не поднимая головы.

— Прилетим в Москву, я дам тебе денег, съездишь куда-нибудь, переждешь. У тебя родители где? Здесь?

— Нет, в Красноярске. Здесь бабушка жила, а после смерти мне квартиру завещала, вот я и перебралась.

— К родителям не езди — могут проверить. Позвони, скажи, чтобы не верили никому, кто плохое наговорит, но и места своего не выдавай.

— Да знаю я. Шпионские фильмы смотрела.

— Из страны я тебя вывезу, чтобы паспортом не светить. А там уж…

Они помолчали. Вера за это время расправилась с яичницей. Грассатор взялся за второй сэндвич — вероятно, на аппетите сказывалось залечивание очередной раны.

Запивая яичницу кофе, девушка пыталась понять, как же ей лучше поступить. Сделать так, как сказал Грассатор — отправиться на курорт и сидеть там безвылазно? Но как быть с тем, что она знает? Мир для нее уже стал другим. Ей открылась некая тайна, и если ее принять за правду, хотя здравый смысл отказывается в это верить, то… трудно будет дальше.

С одной стороны — расстанься она с Грассатором, отвлекись, и через месяц-второй все это наверняка покажется ей далеким сном. Но, с другой стороны, она всегда будет знать, что мир не такой, каким она его себе представляла, одномерность и простота, в которых протекает быт людей, рассыпались, словно трухлявый пень.

Вера отдавала себе отчет, что правильнее было бы вернуться в обычный, нормальный человеческий мир. Но это означало расстаться с той невероятной историей, в которую она попала, как Алиса в Страну чудес, снова нырнуть в вялый и мутный поток рутины и быта, тогда как само Провидение выкинуло ее на берег, выделило среди других, доверило ей уникальное знание.

И, в конце концов, это означало расстаться с мужчиной, который… да, нравился ей, действительно нравился, и даже не потому, что он необычный, особенный, не потому, что симпатичный или бессмертный, не потому, что ангел какой-то, а потому, что он вот так говорит, вот так на нее смотрит, вот так улыбается.

Неужели она хочет продолжить этот путь? Неужели хочет остаться с ним и дальше, следовать за ним в эту кроличью нору все глубже и глубже? Разумно ли это? Нет, не разумно. Да, она хочет.

— Грасс, — произнесла Вера, поглядывая на него поверх поднесенной ко рту чашки, — а зачем тебе это?

— Что именно? — Грассатор разделался со вторым сэндвичем и теперь, откинувшись на спинку стула, с удовольствием потягивал кофе.

— Давать мне деньги, вывозить меня, носиться со мной. Ведь для вас люди — лишь серая масса, разве нет?

Грассатор улыбнулся:

— Провокация. Почему я ношусь с тобой? А почему ты со мной возилась, когда могла просто послать подальше, как русские умеют это делать? В конце концов, ты спасла мне жизнь, а я твою сломал. Я должен загладить вину хоть как-то. — В глазах Грассатора блеснули озорные огоньки. — И, если уж говорить начистоту… ты мне симпатична. Ты особенная. Все наши, кто общался с тобой, заметили это, а я заметил с самого начала, еще при встрече там, в морге. Итак, ты это хотела услышать?

Вера почувствовала, как у нее зарумянились щеки.

— Знаешь, чего вам всем не хватает? — проговорила она, возвращая чашку на стол. — Чувства такта. Столько лет прожили, а не обзавелись.

Грассатор расхохотался.

Допив кофе, он извлек из Вериной сумки ноутбук:

— Интернет есть?

— Если здесь есть Wi-Fi, а, судя по плакатикам, он здесь должен быть, — буркнула Вера, наблюдая, как шустро он обращается с техникой. — Интересно, каково это — наблюдать прогресс человечества?

— Занятно. Главное — не отстать. Проблема только с дистанционным общением. Мы не можем влиять на людей на расстоянии.

Вера пересела поближе к нему, так, чтобы видеть экран. Грассатор искал какой-то адрес.

— Можно твой телефон? — попросил он.

— И кому звоним? — поинтересовалась Вера, пока рылась в сумочке.

— Своим.

— Ах да, их же еще двое. А ты, кстати, ни разу о них не рассказывал. Интересно, как вы общались раньше, когда не было телефонов?

— Никак. И сейчас никак не общаемся, это первый раз. Я примерно чувствую их место расположения, и если оказываюсь рядом, то забегаю в гости. Что случается редко.

— А говорил, что словно братья. — Вера протянула телефон.

— Братья тоже, бывает, разбредаются по свету.

Грассатор набрал какой-то длиннющий номер, подождал, а затем заговорил, кажется на испанском. Затем набрал другой, а после этой беседы и третий. Наконец, вероятно, попал к нужному собеседнику, но разговор оказался недолгим, после чего сотовый он вернул.

— Лихо вы на разных языках болтаете, — удивилась вера. — Это в вас сразу же знание языков закладывается?

— Нет, учим. Правда, схватываем на лету — это один из способов конспирации, так что гордиться здесь нечем.

Запихивая телефон обратно в сумочку, Вера заметила в глазах Грассатора беспокойство.

— Что-то случилось?

— Пока еще нет. Видишь ли, как я и говорил, все мы шестеро — разные. У каждого с самого начала были свои интересы. Нокс мог показаться своеобразным, но не он беспокоил других больше всего. Один из нас… Мы зовем его Крез, как того царя Лидии, богатейшего человека своего времени. Хотя у него, разумеется, есть и несколько других имен, более стандартных. После воплощения и постигшей нас неудачи он решил, что найдет причину того, почему человечество не желает меняться. Он не отступился от идеи сделать вас лучше, как и Лекс, вот только пошел другим путем. Крез пора зился, насколько люди зависимы от такой, казалось бы, пустяковой условности, как деньги, поразился тому, на что они способны ради денег и с каким маниакальным упорством стремятся обладать деньгами. Он говорил, что деньги — символ животного начала у человека.

— Звучит парадоксально, — пробормотала Вера. — Насколько я знаю, у животных понятия денег нет.

Когда Грассатор начинал вот так говорить о человечестве, ей становилось не по себе.

— И тем не менее. Он говорил, что, насколько конкретный человек и человечество в целом зависит от денег, настолько это начало преобладает. Он думал, что раскроет природу этой привязанности, и тогда мы сможем решить, как с ней бороться. Однако чем дольше Крез носился со своей идеей, тем сильнее увязал в ней. Он научился с легкостью добывать деньги, научился их тратить, но разучился без них обходиться. Через какое-то время он стал для нас чужим и непонятным. Мы перестали видеться с ним, но никогда не пеняли ему ни на что, ведь, в конце концов, и сами временами пользовались его счетом, когда проще и безопаснее было за что-то заплатить, чтобы не вызывать лишних подозрений.

— Тот самый счет, о котором ты говорил?

— Да, у всех нас есть доступ к нему. Крез знает — что-то произошло, но ничего не предпринимает. Я должен встретиться с ним и все рассказать, предупредить.

— Ты опасаешься, что Экзукатор может убить и его?

— Да. Но еще меня беспокоит то, что они могут договориться. Слишком схожи их взгляды на людей. Чем более зависимым становится Крез, тем яростнее ненавидит он эту черту у других. Старая история. И обычная для людей.

— Договориться? Даже после того, что сделал этот убийца?

Грассатор пожал плечами:

— Подлость, как и добродетель, может объявиться даже с неожиданной стороны, что уж говорить, когда ее ожидаешь.

Вера глянула на монитор ноутбука. Среди испанских слов она узнала лишь одно название — Коста-Рика.

— Итак, ты направляешься в Коста-Рику, — констатировала девушка.

— Да. У Креза там особняк в бухте Дрейка. Уже лет триста. Он не любитель путешествий.

— Я с тобой.

Грассатор поднял на нее взгляд, лицо его было очень серьезным.

— Я догадывался, что ты это скажешь. Боялся и надеялся.

— Это мое решение. Обдуманное. Не рассказывай мне про опасности и все остальное. Если не хочешь меня брать с собой, если я буду мешать, то просто скажи — нет, но не изображай заботу о моей безопасности. Я знаю, на что иду.

— Ее и изображать не нужно. Это действительно опасно.

— Если кто-то и рискует, то только я сама и только собой. К тому же, если ты помнишь, вдвоем у нас лучше получается бороться с этим подонком. Мне бы еще немного подучиться стрельбе и…

Грассатор встал, закинул на плечо сумку, взял ноутбук под мышку.

— Наш самолет. Идем.

19

Африканская ночь, точно незримый оркестр, наигрывала свою коронную композицию, в которой заглавную партию, как всегда, выдавали неутомимые сверчки, однако здесь, в пригороде, к ней также примешивались чужеродные звуки цивилизации.

Гидеон Хабе обернулся к своим соратникам — из-за черной кожи их лица сейчас трудно было разглядеть, как, наверное, и его, лишь разноцветные одежды выдавали два десятка людей, медленно двигавшихся по улице. Столица Зимбабве город Хараре спал сном беспокойным, так что нужно было действовать осторожно.

Сон — одна из последних радостей, оставшихся у сограждан Гидеона в его стране, где цены вырастают в два раза за двадцать четыре часа. Впрочем, хотя бы и в три, денег-то все равно нет практически ни у кого. Ни денег, ни работы, ни будущего. Так было, и Гидеон думал, что так будет всегда.

Но теперь все изменилось. Небеса обратили взор на его измученный народ и послали Ангела. Гидеон видел Его, говорил с Ним, внимал Ему всей душой. Теперь он знал, что должен делать, знал, что беды его страны позади. Но путь к Свету и Благоденствию нелегок, он пролегает через толпы невежд и предателей, втоптавших его народ в грязь.

Их было около полусотни — тех, кто видел и говорил, они рассказывали людям правду, они поселяли в души надежду, которая теперь горела в их собственных сердцах. И вот их — тысячи. Сам Гидеон Хабе в столице направил к Свету не меньше двух тысяч соотечественников.

И теперь пришло время действовать, как он, Гидеон Хабе, лично обещал Ангелу, Посланнику Небес. Первое июня. Два часа ночи. Да, именно так, как и обещал. Гидеон разбил свою паству на множество маленьких групп и сам встал во главе одной из них. Он лично поведет людей в бой.

Остановившись перед выходом на широкую улицу, Гидеон переложил старенький АК-47 в левую руку, а правую вытер о штаны. Ладони потели — еще бы, в конце концов, полгода назад, прежде чем стать избранным Небесами, он был всего лишь рабочим ткацкой фабрики, которая, впрочем, прикрылась еще раньше, чем он с нее ушел. Из автомата стрелял всего пару раз, а людей так вообще никогда не убивал. Но это неважно, его руки укрепит и направит Провидение, в этом он не сомневался.

Первоначальная цель их группы — небольшой полицейский участок — располагалась на другом конце улицы, на первых двух этажах пятиэтажного здания. Некоторые окна были темны, в других горел свет, что и неудивительно для полицейского участка. Сколько там людей? Пять? Десять? В любом случае неожиданность и помощь Небес сделают свое дело.

Где-то вдалеке послышалась отчаянная автоматная стрельба. Гидеон выругался, глянул на часы — какая-то группа начала раньше времени, а это может всполошить полицию. Передернув затвор, он ринулся вперед, слыша за собой топот остальных.

Он уже подбегал к дверям, когда те распахнулись и в проеме появился полицейский, встревоженный далекой стрельбой. Не думая ни секунды, Гидеон нажал на спусковой крючок. Автомат трепыхнулся в его руках пойманной птицей. На светло-зеленой рубашке полицейского бутонами расцвели темные пятна, и он рухнул.

Заорав что-то нечленораздельное, Гидеон Хабе ворвался в участок, отчаянно всаживая короткие очереди по сторонам. Кто-то завизжал, взметнулись листы бумаги, громко лопнул экран компьютерного монитора, роняя стулья, повалилась на пол застреленная женщина. Наконец затвор автомата беспомощно щелкнул, подсказывая, что магазин пуст. Трясущимися руками Гидеон отстегнул рожок.

Теперь кричали все, отовсюду и одновременно. Замешкавшегося Гидеона то и дело толкали вбегающие в помещение соратники, но он не замечал этого, а лишь упорно пытался приладить к автомату новый магазин. В какой-то момент некая внутренняя тревога заставила Гидеона поднять глаза. В проеме приоткрытой двери туалета он увидел толстого полицейского с испуганным взглядом. И дуло пистолета. Отдельный выстрел потонул в общей вакханалии звуков.

Избранный Небесами Гидеон Хабе, последователь Света, упал с простреленной головой неподалеку от убитой им женщины, мертвой хваткой он по-прежнему сжимал так и не прицепленный рожок автомата.

* * *

Жаркое афганское солнце еще не успело выглянуть из-за скалистого горизонта, но уже подкрасило ночную мглу светлой бирюзой.

Абдул Кимар поднял руку вверх. Две сотни бойцов, следовавших за ним, разом остановились и присели. Он глянул на ручные часы — качественные, американские. Вообще полевому командиру Абдулу Кимару было свойственно не совсем подобающее истинному талибу пристрастие — он любил хорошие вещи, особенно западные. За спиной у Кимара висела французская штурмовая винтовка «famas», а не старый «калашников», как у большинства его бойцов, на поясе в кобуре покоилась итальянская «Beretta-92», камуфляжные штаны и ботинки — натовские, а на шее имелось ожерелье из личных жетонов ныне покойных солдат США. Если бы не борода и «душманка» на голове, Кимар, вероятно, вполне сошел бы за натовского вояку.

Перед отрядом Кимара стояла задача преодолеть невысокие скалы, за которыми, насколько он знал, располагался американский блокпост, прикрывающий подступы к городу Калат. Уже скоро блокпосту предстояло исчезнуть с лица земли во имя Истинного Пророка. И таких отрядов, готовых вцепиться в горло врага, сейчас замерло в тревожном ожидании по всей юго-восточной границе Афганистана не меньше дюжины.

Кимар прикрыл глаза и улыбнулся. Наконец-то они сделают то, ради чего появились на свет, наконец-то умрут ради Истинного Пророка, которого так долго ждали и который все же явился к своим детям, блуждавшим во тьме невежества, дабы направить их на верный путь. Он — Абдул Кимар — видел Его лично! Слышал Его речи! Наблюдал за божественными чудесами, которые Он творил! Нет никого больше, есть только Он. Истинный Пророк и Бог!

Впереди послышался шорох камней. Бойцы напряглись, послышались щелчки затворов и бряцанье амуниции. Но появился тот, кого ждали, — мальчишка-разведчик. Худощавый пацаненок кивнул — все в порядке.

Кимар снова глянул на часы. Ровно четыре часа утра первого летнего дня. Как и велено. Пора. Он встал, снял со спины «famas», повернулся к бойцам и, взметнув винтовку, громко, отчетливо прокричал: «Истинному Пророку и Богу нашему Акбар!!!»

«Акбар!!!» — вырвалось из сотен глоток, и бойцы устремились вперед.

Когда Кимар сам поднялся на пригорок, его солдаты уже неслись к блокпосту.

За забором из колючей проволоки мелькали фигурки американцев. Застрекотали автоматы. Пятеро афганцев разом присели на колено и дали залп из РПГ. На блокпосту рвануло. Загорелся «хаммер», стоявший ближе других к воротам. Новый залп из трех РПГ разнес какое-то строение, здоровенный грузовик песочного цвета с пулеметом сверху медленно завалился набок.

Бойцы Кимара уже достигли ворот, прячась за бетонными блоками, создающими помеху на въезде, и яростно перестреливаясь с немногочисленными часовыми.

Взметнулись гранаты, прочертили белые полосы очередные выстрелы РПГ, что-то оглушительно жахнуло, видимо взорвалась емкость с горючим. Еще минуту назад чистенький, аккуратненький и ухоженный клочок американской земли на афганской территории превратился в островок ада. Отбросив защитников от ворот, бойцы Кимара один за другим исчезали в дыму пожарища, развивая наступление.

Кимар довольно усмехнулся, вскинул винтовку на плечо и зашагал им вслед в искупляющее пламя.

* * *

Джунгли переливались влажной зеленью и дышали утренней свежестью.

Хенг Мок смахнул с мокрых от росы коротких штанов нахального паука и продолжил пробираться к кромке леса. Тощий и маленький даже для своих четырнадцати лет, он, тем не менее, уже имел приличный вес в их пусть и немногочисленном отряде «красных кхмеров», а также слыл одним из лучших разведчиков.

Поправив зацепившееся за ветку ружье, Хенг подкрался к границе леса и раздвинул листья. Небольшая деревенька, окруженная полями, уже давно проснулась, да это и не страшно — не первый раз отряду нападать на деревни, и очень редко, когда кто-то дает им отпор.

После того как много лет назад «красных кхмеров» разбили, а всех выживших лидеров арестовали, отдельным отрядам только и осталось, что заниматься грабежами да контрабандой в отдаленных провинциях Ратанакири и Стынгтраенг.

Хенгу до слез было обидно, что ему довелось родиться так поздно, когда от былой славы «красных кхмеров» не осталось и следа. Мальчик грезил не мелкими набегами, а крупномасштабными походами на столицу, представлял, как он, расплескивая блестящими ботинками, добытыми у какого-нибудь богача, кровь врагов, марширует сквозь дым пожарищ и плач бесхребетных крестьян. В одной руке он бы нес новенький промасленный автомат, а другой волочил бы за волосы ту девку, которую мельком видел в деревне, неудачно атакованной ими на позапрошлой неделе.

Хенг сжал старое ружье до белых костяшек, с ненавистью разглядывая человечков, блуждающих по полям. Но теперь-то все изменится. Отряды начали объединяться после того, как пришел Он. Настоящий лидер, величайший из великих, достойный славы героев из древних преданий, а может, и являющийся им и вернувшийся, чтобы повести за собой отчаянных и смелых. И пусть их сейчас немного, но любой, кто хотя бы услышит о Нем, а не то что увидит, как посчастливилось самому Хенгу, без раздумий вольется в их ряды. И тогда они станут брать уже не деревни, о нет, под их натиском содрогнутся города и даже страны! И Хенгу больше не придется горевать о прошедших днях, его ждут времена куда как блистательнее, чем даже у старших его товарищей!

Хенг взглянул на солнце. Нужный час приближался. Он сложил ладони трубочкой и на удивление точно имитировал крик птицы-носорога. Ему откликнулись. Пора.

Хенг проверил ружье. У него было всего три патрона, но, как он знал, этого вполне хватит для начала. Встал в полный рост и вышел из джунглей. Слева и справа от него, точно духи леса, из угрюмой зеленой стены появлялись все новые и новые люди.

Заметив незваных гостей, крестьяне бросились к деревне.

Хенг Мок совсем еще по-детски расхохотался. Они бегут, удирают от него! О да, скоро так же побегут все, кто попадется ему на пути!

20

Угрюмые ночные волны вздымались далеко на горизонте, закрывая нижнюю половину луны, лениво подползали и с неожиданной агрессией накидывались на песчаный берег.

Крез стоял на балконе, позволяя ветру трепать его светло-каштановые волосы и полы дорогого пиджака. В такие ночи океан ему не нравился — он выглядел чересчур угрожающе.

Впрочем, сейчас угроза шла не от океана. Полминуты назад Крез почувствовал, что с пожилым привратником Джоржи, чья комната располагалась на первом этаже особняка у самого парадного входа, что-то произошло. Нечто похожее на то, что происходило, когда сам Крез влиял на людское сознание. И он знал, что это значит — в особняке гости.

— Ну здравствуй, — послышался хрипловатый тихий голос позади.

Крез медленно обернулся, стараясь не выдавать волнения. Да, он такой, как описал его Грассатор, — здоровый, мощный и лысый. Удивительно, насколько он отличается от их шестерки, словно и не имеет с ними ничего общего. Экзукатор возвышался в темной комнате неясным силуэтом, но Крез чувствовал, что он улыбается.

— Полагаю, что прикончить меня тебе будет несложно, — спокойно проговорил Крез, облокотившись на перила. — Я не имел привычки размахивать клинком, когда было модно размахивать, и не имел привычки палить из всего стреляющего, когда стало модно палить. Ты убил Сутеки. Вряд ли я смогу с тобой совладать.

— Вряд ли, — согласился Экзукатор, прогулявшись к барному столику.

— И все же мне думается, пока что ты не собираешься меня убивать. А думается мне так потому, что два дня назад я получил письмо с твоей подписью, в котором был указан день и час. Поначалу я решил, что это время, когда ты придешь за мной, но ошибся — ты не пришел. Зато в новостях я увидел, что именно тогда одновременно в разных точках мира произошли некие события.

— Ты очень прозорлив, — отозвался Экзукатор, рассматривая этикетки на бутылках. Наконец он выбрал бренди, наполнил бокал и сделал глоток. — На редкость отвратительный вкус. Если учесть, что мы не пьянеем, так вдвойне странно, что все это здесь у тебя стоит.

Крез покинул балкон и присел на небольшой диванчик в комнате.

— Не знаю, как ты, а мы пьянеем, хотя и можем в любой момент избавиться от этого с помощью адреналина. Впрочем, стоит все это здесь не ради пьянства. Мне нравится вкус. К горечи можно привыкнуть, и тогда она лишь добавляет пикантности.

— Как это по-человечески — привыкать к горечи, — буркнул Экзукатор, вернув бокал на столик. — Я был прав, вы очень сильно изменились за все это время. Изменились настолько, что уже забыли, кто вы есть на самом деле.

Крез не ответил.

Экзукатор откупорил бутылку со сливочным ликером, наполнил новый бокал, попробовал и вроде бы остался доволен вкусом. С этим бокалом в руках он прошел через комнату и бухнулся в кресло неподалеку от Креза.

— Ну и? Что же ты видел в новостях касаемо этой даты и этого времени? — поинтересовался Экзукатор.

— Беспорядки, начавшиеся практически одновременно в разных точках планеты, а точнее в нескольких странах третьего мира.

— И чем там все закончилось?

— В Камбодже бандитов перебили без особых проблем и очень быстро. В Зимбабве уличные бои продолжались до вчерашнего вечера, много убитых и раненых, но и там все уже закончилось. С Афганистаном сложнее, там все, похоже, только начинается, но талибам не удалось захватить ни одного города, лишь несколько деревень.

— Не впечатляет? — поинтересовался Экзукатор без каких-либо эмоций.

— Не особенно. Конечно, то, что ты в принципе способен сотворить такое, — удивительно, но масштабы… Для покорения мира тебе понадобится нечто большее.

— Так и есть. И вот именно поэтому я сейчас мило разговариваю с тобой, вместо того чтобы начать сдирать шкуру. Эти инциденты — лишь демонстрация. Для тебя. И немного для дела. Вот что я тебе скажу: щенки, с которыми мне довелось повстречаться в России, — не просто дураки, но и предатели. Они предали нашу идею, снюхались со скотом, который обязаны были всего лишь выпасать. Но ты не таков.

— Может быть. Но я с ними в одной команде.

— Разве? Так и есть, или тебе так хочется думать?

Крез молча направился к барному столику, подхватил оставленный Экзукатором бокал, а также бутылку бренди и, немного подумав, бутылку ликера. Все это он установил на журнальный столик между собой и Экзукатором.

— Я долго наблюдал за людьми, — продолжил Экзукатор, — наблюдал даже тогда, когда все остальные уже отвернулись. Старался понять, зачем я здесь, зачем меня сделали частичкой этого мира, ради чего. Ради этих неугомонных животин? Не может быть. Мое существование все больше виделось мне бессмысленным. И если другие смирились с этим, то я — нет. Коль уж мы, посланники Архитектора, старшие братья, небожители, ангелы, обречены быть частью этого мира, то он должен принадлежать нам — лучшему, что у этого мира есть. Нам не пристало смиренно наблюдать, как суетятся людишки, как они плодятся, копошатся, упиваясь своей вседозволенностью, своей воображаемой властью. Человек — царь природы! Каково? Звучит, как «Свинья — царица хлева!». В таком случае мы должны стать мясниками, которые придут в этот хлев и вытащат свинью за рыло из теплого дерьма, так ею любимого, раз уж не получилось выманить ее оттуда желудем.

— А что потом? Резать на мясо?

— Может, и резать. В виде поджаристого стейка скотина смотрится куда лучше, верно? В любом случае для начала нужно сбить этих тварей в кучу. Так их будет гораздо легче гнать в нужном направлении, а уж куда — нам решать, хоть на скотобойню, хоть в райские кущи.

Крез долго молчал, так долго, что они успели выпить по бокалу и наполнить их еще раз.

— Предположим, — наконец проговорил он. — А чего же ты хочешь от меня? Ведь я тоже из них, из стариков. Чем я могу быть тебе полезен?

Экзукатор с ответом тоже не торопился, лишь смотрел на собеседника, точно пытался прощупать его взглядом. И Креза действительно начало пробирать. Не выдержав, он опустил глаза.

Экзукатор еле заметно улыбнулся, заговорил:

— Современный мир людей не так прост, как хочется думать. Если судить без эмоций, то люди сейчас действительно могущественны, самоуверенны, у них приличное самосознание, через край скепсиса и многовато индивидуализма. Чтобы завладеть их душами, нужно сначала выбить почву у них из-под ног, отобрать уют и чувство безопасности. С человеком испуганным и растерянным можно делать все, что угодно, только протяни ему руку, пообещай защиту и кое-какой порядок.

— Мысль ухватил, — отозвался Крез. — Но ты сам сказал — мир людей не так прост. Его не обрушить, лишь подув на него.

— Верно. И даже если хорошенько потрясти, он вполне может устоять. Да, я могу заставить президента какой-нибудь крупной державы отдать приказ о ядерном ударе. Но кто такой современный президент? Кто ему позволит сделать так, как он решил, если это расходится с чьими-то интересами? Нынешняя власть в крупной стране подобна раковой опухоли. Столько чиновников, столько корпораций, столько серых кардиналов и скрытых механизмов. При угрозе власть будет обороняться яростно, как загнанная в угол крыса, а если учесть, что размеры подобных крыс впечатляют, то это опасно втройне. Если возникнет серьезная ситуация, они не посчитаются с жертвами, но угрозу устранят, чего бы им это ни стоило.

— Тем более…

— Но у этого мира есть слабые места. — Экзукатор улыбнулся и сделал глоток ликера.

— Деньги, — констатировал Крез.

— Одно из. Твой конек, верно? Помоги мне с этим, ведь никто лучше тебя не разбирается в хитросплетениях их экономики. А затем я займусь остальными уязвимыми местечками. Их нужно лишь подтолкнуть, выпустить демона разрушения, сидящего в людях, и они доделают все сами. А тогда уже можно будет творить с растревоженным муравейником все, что нам вздумается. Мы подарим миру новую жизнь. Ведь многие устали верить клирикам на слово. Современный человек хочет не верить, а знать. И наша религия будет основана не на вере, а на доказательстве. Они получат того бога, о котором мечтали, того, в существовании которого не нужно сомневаться. Они хотят бога-звезду, бога-шоумена, творящего чудеса на потеху публике, — ну что же… В обмен на преклонение.

Экзукатор поднял бокал и приблизил его к бокалу Креза, ожидая решения.

21

До Коста-Рики добраться оказалось не так просто, как думала Вера. После Москвы им еще предстояло совершить пересадку в одном из городов Европы, но с таким опытным путешественником, как Грассатор, ей оставалось лишь следовать за ним да поглядывать по сторонам. Грасс решил выбрать маршрут через Франкфурт, и уже через три часа их самолет сел в германском аэропорту.

Однако на ближайшее время рейсов в столицу Коста-Рики, город Сан-Хосе, не было, так что, провернув очередные махинации с покупкой билетов, Полина Грин и Соломон Грин должны были провести ближайшие сутки во Франкфурте-на-Майне.

Нисколько не смутившись, Грассатор поймал такси, которое доставило их в небольшую гостиницу поблизости от аэропорта с претенциозным названием «Глобал».

Вера прошла в маленькую спаленку с белыми стенами, синим ковролином на полу, простенькой деревянной мебелью и двумя раздельными кроватями. Ничего сногсшибательного, все-таки это лишь отель у аэропорта, но уютно и по-немецки аккуратно.

Скинув куртку, Вера плюхнулась на бордовое покрывало, заложила руки под голову и уставилась в белоснежный потолок. Она никак не могла заставить себя осознать, что находится за тысячи километров от дома, на пути в Центральную Америку, с мужчиной, о котором еще пару дней назад ничего не знала, а теперь знает даже больше, чем нужно нормальному человеку. И ей это нравилось, черт побери!

Сам Грассатор куда-то запропастился, едва сбросив сумку, так что Вера решила пока принять душ и переодеться, после чего она, порывшись в Интернете и раздобыв телефонные коды, позвонила родителям.

Разговор вышел не особо приятный — оказывается, с ними уже связались бывшие Верины коллеги, и родители не находили себе места. Еще бы: гибель группы захвата, больница, нападение в кабинете и вдобавок — перестрелка и восемь трупов в ее подъезде. Вера не думала, что родителям рассказали все, но отчитала себя за то, что не предупредила их раньше. Она, как смогла, успокоила вырывающих друг у друга трубку мать и отца, заверила, что ей ничего не угрожает, что она просто уехала из города, чтобы немного отдохнуть и развеяться. А почему не поставила в известность прокуратуру? Не посчитала нужным, ведь она ни в чем не виновата. А теперь возвращаться уже поздно, но, когда вернется, все недоразумения разрешатся сами собой. Насколько родители поверили, судить трудно, но, во всяком случае, удостоверились, что сейчас с ней все в порядке.

Однако даже этот телефонный разговор не смог испортить ей приподнятого настроения. Вера чувствовала себя девчонкой, чья мечта о путешествиях в дальние страны на пиратских кораблях в качестве прославленной капитанши-воительницы начинает сбываться.

Девушка извлекла из сумки припасенную шоколадку, включила маленький телевизор и завалилась на кровать.

Показывали новости, разумеется на немецком языке, которым Вера не владела, так что ей оставалось лишь смотреть картинку. Представительный дяденька-диктор хмурил брови и явно вещал нечто такое, что должно был не понравиться общественности.

Затем показали сюжет, из подписи под которым можно было понять, что дело происходит в Афганистане. Там снова кто-то стрелял, на каменистой земле лежали накрытые покрывалами трупы, раненых солдат грузили в фургоны, а суровый натовский вояка потрясал кулаком.

В следующем сюжете, на этот раз из Камбоджи, горели деревянные домишки на фоне пальм, рыдали женщины, и с чувством выполненного долга расхаживали солдаты, попинывая трупы каких-то бедно одетых людей. Судя по поведению солдат, убитые были бандитами. Вера обратила внимание на тело совсем еще мальчишки, худого и долговязого, продолжавшего сжимать в мертвых руках допотопное ружье.

Далее следовал сюжет из Африки, где вновь что-то пылало и бегали люди с автоматами. Тут уж Вера не выдержала и переключила канал. На следующем шел старый голливудский фильм, который она помнила, так что можно было хоть как-то следить за сюжетом, не обращая внимания на немецкий язык.

Грассатор заявился, когда Вера уже начала дремать. Водрузив новую сумку на свою кровать, он, словно Дед Мороз, начал одну за другой извлекать оттуда коробочки.

— Стишки нужно будет рассказывать? — поинтересовалась Вера, взяв одну из коробок, оказавшуюся на удивление тяжелой, и, не дождавшись ответа, открыла ее.

Увидев содержимое, девушка не удержалась от возгласа удивления. В коробке лежал здоровенный блестящий новенький револьвер с черной прорезиненной рукояткой. На стволе явно различалась гравировка «Python-357». Вера осторожно извлекла его, оставив в коробке набор каких-то щеточек, видимо для чистки. Рядом лежала такая же коробка со вторым револьвером.

— Ого! Я смотрю ты разозлился.

Грассатор криво усмехнулся:

— Девять миллиметров его не берут, попробуем «магнумом».

— Что ж ты сразу пулемет не приобрел?

— Не завезли.

— Тогда понятно… Но не проще было бы вооружиться уже там, в Коста-Рике? Все-таки путь не близкий, две таможни, а у нас целый арсенал. Ты не переоцениваешь свои возможности случаем? Признаться, сидеть в тюрьме не входило в мои планы, пусть даже в немецкой.

— Насчет этого не беспокойся, Экзукатор куда опаснее таможни. А в Коста-Рике у нас может быть мало времени, да и вообще, осторожность не помешает, кто знает, где мы можем с ним встретиться.

Грассатор скинул куртку, отцепил спаренную кобуру с прежними пистолетами, позаимствованными у покойных бандитов, нацепил новую, также извлеченную из сумки, и засунул туда оба револьвера.

— Эти, — он указал на пистолеты, — теперь будут твоими, но пока пусть останутся в сумке. Там же будут патроны.

Грассатор поймал неуверенный взгляд девушки. Вид оружия немного вывел ее из равновесия.

— Ты понимаешь, куда мы направляемся? Понимаешь всю степень опасности? Еще раз — пока не поздно, ты можешь направиться в любую точку мира, куда пожелаешь. Сейчас же закажем билет и забронируем отель хоть на несколько лет проживания. Я помогу тебе вылететь.

Вера нахмурила брови.

— Я была рядом с тобой во время обоих его нападений и видела не меньше тебя. Он держал нож у моего горла. Я стреляла в него, видя, как по фигу ему мои пули. Да, Грассатор, я все понимаю. И еду с тобой.

Да, как просто и легко это говорить в симпатичном номере немецкой гостиницы.

Он какое-то время медлил, буравя ее взглядом и, наверное, понимая. Он мог уговорить, мог заставить или просто оставить ее здесь. Но он этого не сделал, сложил пистолеты в сумку и поднялся с кровати:

— Ну что же, раз уж мы застряли во Франкфурте до утра, хочешь, я покажу тебе кое-что?

— Кое-что?

— То, что поможет тебе окончательно поверить в мои слова.

— Да я уже вроде бы и так…

— Пойдем.

На улице они поймали такси. Грассатор по-немецки назвал некую «штрассе», а затем всю дорогу молчал, лишь таинственно улыбаясь.

Пунктом назначения оказался небольшой старинный особнячок на тихой улочке недалеко от центра. Невысокий кирпичный забор, витые кованые ворота, лепнина, узорчики, арабески. Особнячок словно материализовался с открытки.

Отпустив такси, Грассатор подвел Веру к воротам и нажал на кнопку звонка.

На крыльце долго никто не появлялся, так долго, что Вера подумала — уже никто и не появится. Однако дверь все же отворилась, и на пороге появилась очень старая женщина. Она какое-то время постояла, а затем зашаркала к воротам.

Когда она подошла ближе, Вера даже охнула. Совершенно белые волнистые волосы, лицо, испещренное такими глубокими морщинами, что напоминало сухофрукт, руки точно куриные лапки. О да, женщина была действительно старой, возможно, ей перевалило за сотню лет.

Старуха какое-то время близоруко щурилась, рассматривая гостей, а затем в ее выцветших бледно-голубых глазах появилось выражение радости. Она узнала Грассатора.

— Саймон, — проскрипела она, и это было единственное слово, которое Вера поняла, дальше они заговорили по-немецки.

Женщина открыла калитку, неловко обняла Грас сатора и зашаркала к дому.

— Это фрау Августа. Иди за мной, — подтолкнул Веру Грасс.

— Она тебя знает.

— Да. Причем очень давно.

— Я даже могу представить, как давно. Но откуда?

— Я и Лекс когда-то летали с ее отцом на одном из первых цеппелинов. В самом начале двадцатого века. Ей тогда было лет пять.

— И она тебя помнит? А ее не смущает, что ты по-прежнему молодой? Или… она знает?

— Нет, не знает. А помнит, потому что я потом частенько забегал к ней в гости, когда бывал во Франкфурте. Аэропорт Франкфурта — удобная развязка для путешествия практически в любую точку планеты. Ну а что касается возраста… мы никогда не говорили на эту тему. Августа меня и не спрашивала, просто как-то для себя это объяснила, вот и все…

— Полагаю, она думает, что ты ангел.

Грассатор улыбнулся, пропуская Веру в дом.

Внутри особняк выглядел таким же антикварным, как и снаружи, вот только смотрелось это несколько иначе, чем бабушкина мебель в квартире Веры. Здесь это выглядело уместно и очень красиво.

Фрау Августа проводила парочку в гостиную, а сама, не переставая щебетать, удалилась на кухню, где зазвенела посудой, наверняка такой же старинной, как и все вокруг.

Вера неторопливо прошлась вдоль стен, увешанных картинами, вдоль трюмо, заставленного статуэтками, вазами и подсвечниками, вдоль дивана с витиеватыми узорами на ручках и ножках.

— Как в музее, — пробормотала она.

— Пожалуй, — согласился Грассатор. — Подойди сюда.

Девушка приблизилась к комоду, у которого он стоял, и взглянула на большую фотографию в темной потертой рамке. С фотографии на нее смотрели четверо мужчин в одежде, напоминающей летную форму. Они стояли на фоне дирижабля, не вошедшего полностью в кадр, обнимали друг друга за плечи и улыбались светлыми счастливыми улыбками. Одного из мужчин Вера узнала тут же:

— Это же ты — слева!

— Ага. Собственной персоной. А рядом со мной Лекс.

— Так вот он какой… я видела его только мертвым. Жаль…

— Да, жаль. А следующий за ним — Ахим фон Ауэрбах. Отец Августы. Хороший был мужик. Ну и наш «юнга», как мы его тогда называли, Отто Толлер. Совсем молодой парнишка. Погиб в Первую мировую, через три года после того, как была сделана эта фотография.

Вера долго всматривалась в застывшие лица, затем взглянула на Грассатора и снова повернулась к фотографии. Провела по ней кончиками пальцев.

— Ты совсем не изменился. Уму непостижимо…

— Обычно мы старались не светиться, но иногда очень уж хочется оставить какую-нибудь весточку из прошлого. — Грассатор грустно улыбнулся, не отрывая взгляда от фотокарточки. — Чтобы помнить…

— Потрясающе.

— Ну что же, а теперь уважим хозяйку, наверняка она уже приготовила нам чай с чем-нибудь вкусненьким. Понимаю, что тебе будет скучновато без знания языка, но мы постараемся долго не задерживаться. Зато потом сможем пойти поужинать в ресторанчике. Как тебе?

— Отличный план!

22

Ресторанчик при отеле больше походил на пусть и весьма приличную, но все же столовую и тем не менее смотрелся очень даже мило. Белоснежные скатёрки, желтенькие цветочки в маленьких вазочках и пирамидки из салфеток на каждом столике — все чистенько и аккуратно. У дальней стены ненавязчиво наигрывали музыканты, приглушенный свет создавал уют, а небольшое количество посетителей позволяло добиться уединения, притом что столики стояли довольно тесно.

Вера и Грассатор молча утолили голод и, откинувшись на стульях с бокалами вина в руках, перешли к неторопливой беседе.

— Сутеки говорил, что твое имя переводится как «бродяга», — произнесла Вера. — Почему? Ты много где бывал?

— Бывал, — отозвался Грассатор. — Мне всегда было интересно вернуться в те места, которые я посещал прежде, и посмотреть, что там изменилось за годы и десятилетия.

— Я тут вспомнила про Византию. Почему она была тебе так важна, что ты даже решил защищать ее?

Грассатор смущенно улыбнулся. Насадил на вилку кусочек сыра.

— Я воплотился неподалеку, прожил там свои первые годы среди людей. После нашего съезда в Риме, а собрались мы примерно через десять лет после воплощения, на котором решили, что умываем руки, я ради интереса помотался по Европе, а потом вновь вернулся в Константинополь. Для меня Византия стала чем-то вроде родины… Ну а последняя оборона… — Грассатор прикрыл глаза. — Помню, как впервые испытал обстрел из пушек, как рушилась наша внешняя стена под ядрами. Помню морской бой в Золотой бухте… Треск дерева и крики тонущих доносились до нас отчетливо… Столько людей копошилось в воде… Помню, как поливали «греческим огнем» брешь во внутренней стене, как горели и кричали башибузуки… Помню, как с музыкой на нас двинулись янычары. Это было жутковато. Презрение к смерти. Сейчас такого не увидишь. Мы крепко стояли, но… — Грассатор печально улыбнулся. — Я ушел вместе с итальянцами, когда стало понятно, что все кончено, и потом около пяти лет прожил в Генуе, пока не перебрался в Рим.

— А она? — осторожно спросила Вера. — Та византийка, о которой говорил Сутеки. Она погибла тогда? Кстати, как ее звали?

— Мелания. Ее звали Мелания. Она умерла много раньше. От болезни.

— Кем она была для тебя?

Грассатор помолчал, отпил вина.

— Откровением. Новой гранью людского мира. До встречи с ней я, признаться, относился к людям не слишком хорошо. Конечно, не так фанатично, как Экзукатор, но что-то сродни взглядам Нокса. После встречи с ней многое изменилось.

— Вот мы и выяснили причину злобы того лысого монстра. — Вера решила уйти от скользкой темы. — Бабы ему не хватает.

Они посмеялись и решили, что это вполне сгодится в качестве тоста.

— И надолго ты обосновался в Риме? — продолжила расспросы Вера после короткого обсуждения, что им заказать на десерт.

— Да я не то чтобы обосновался. Пожил там какое-то время и вновь отправился путешествовать по Европе. Тогда этот кусочек мира был очень интересен. Мы частенько пересекались с Лексом, пока ему не захотелось помотаться по морям с португальцами. После этого я не видел его, наверное, лет пятьдесят, а в следующий раз, когда мы встретились, Лекс заявил, что на корабли он больше ни ногой. Бывало, что и с Ноксом шалили порой, если только он не задумывал чего-то такого, на что я был не готов.

— А этот ваш приятель, в гости к которому мы торопимся, что делал он?

— Когда чума отступила, он перебрался в Венецию. Вскоре начался расцвет Венецианской рес публики, и она стала на редкость богатеньким городишком. Не буду ничего утверждать, но так частенько происходило с местами проживания нашего Креза.

— Ну вот видишь, значит, и он не такой уж плохой.

— А я и не утверждал, что он плохой. Хотя ради справедливости добавлю, что обогащение кого-то еще для Креза всегда было последним делом, видимо так просто получалось.

— Ладно, рассказывай дальше про себя.

— А дальше мне надоело болтаться по Европе и я решил отправиться на Восток, в гости к Сутеки. Но увидеть мне его удалось только через тридцать лет, а в Европу вернуться — через сорок. На Востоке оказалось ничуть не скучнее, чем на Западе, так что я не торопился. Кстати, тогда я первый раз побывал у вас в России, тогда еще Московском княжестве. Вера оживилась:

— Ну-ка, ну-ка, здесь поподробней. Это какой год?

Грассатор задумался.

— Конец восьмидесятых где-то. Пятнадцатый век.

— Да? Я, честно говоря, не очень помню это место в учебниках… Стояние на Угре и Иван Третий — вот и все, что всплывает.

— Так и есть. Угру я уже, правда, не застал, но живенько у вас там было. Сразу видно, что матерела страна после долгой разрухи. Я даже думал присоединиться к походу дружин на Казанское ханство, они как раз при мне выступали в восемьдесят седьмом, насколько помню, но потом решил двинуться в Персию. Затем добрался до Индии, кстати, тогда же Васко да Гама открыл туда морской путь в обход Африки, но я находился далеко от побережья и этого еще не знал. В общем, чтобы не утомлять тебя рассказом, скажу, что побывал я затем на Тибете и добрался наконец до Сутеки. Он в Китае тогда обитал. Помахал вместе с ним саблей да и засобирался обратно.

— Неужели вот так вот просто через весь континент, да еще в то время? — Вино успело зашуметь у Веры в голове, и если прежде ей приходилось осаживать свой скепсис, то теперь она втягивалась в рассказ все сильнее.

— Почему же просто? Всякое бывало, но в целом не так страшно, как может показаться. Прорубаться сквозь орды разбойников не приходилось. Случалось порой отшить кое-кого, но хватало и тех, кто готов был подвезти, дорогу показать, пустить переночевать, в конце концов. Эти странствия помогли мне увидеть всю многогранность людской природы. Если до встречи с Меланией я видел только черное, а после — черное и белое, то потом для меня стали открываться все новые цвета и оттенки.

Вера улыбнулась:

— Звучит жизнеутверждающе.

Грассатор ответил ей улыбкой и вновь наполнил бокалы.

— Ну хорошо, — сделав глоток, продолжила она, — а дальше-то что? Вернулся в Европу?

— У нас до сегодняшнего дня еще пятьсот лет. Если я буду подробно тебе о них рассказывать, нам и ночи не хватит.

Вера вдруг стала серьезной.

— Господи, подумать только, а ведь тебе действительно семьсот лет!

— Ну, не совсем, до юбилея еще время есть. Хотя что такое несколько лет? Если хочешь, можем выпить за это сейчас. И, между прочим, я давно тебе сообщил возраст своего тела.

— Да, но я почему-то только сейчас осознала: я сижу, пью вино, называю на «ты» мужчину, которому семьсот лет… Хм, нет, не осознала.

— В любом случае я не против всего вышеперечисленного. Так что? За юбилей?

Они выпили.

Вера долго смотрела на Грассатора, наконец спросила:

— А каково это? Так долго, так много всего…

— Я не знаю, как по-другому, так что… Лишь в последние десятилетия стало скучновато. Появились самолеты, практически исчезли расстояния. Теперь, чтобы где-то побывать, нужно совсем немного времени. Да и мир стал другим. Одинаковым. Неинтересным.

Вера пожала плечами:

— Может быть. И все-таки столько событий, столько людей… Это же опыт и знания.

— Наверное. Знаешь, бывали, конечно, такие моменты… что-то вроде кризисов среднего возраста, когда начинаешь взирать на людей свысока. Все вокруг казались слишком примитивными, что ли… даже поговорить толком становилось не с кем. Ну представь, чтобы сорокалетний человек всерьез о чем-то беседовал с пятилетним ребенком.

— Да уж. Сравнение оценила. Спасибо.

Грассатор улыбнулся:

— Но такое завышенное самомнение быстро улетучивается, когда ты сам совершаешь удивительно глупые поступки или когда встречаешь человека, который оказывается мудрее тебя, хотя, судя по всему, он младше на сотню-другую лет. И вот теперь, чем больше мне кажется, что действительно есть вещи, о которых я знаю все, тем больше приходится удивляться, когда ошибаюсь.

Вера задумалась, затем кивнула.

— И все-таки, что было потом?

— Вернувшись в Европу, я снова немного пошатался по ней, посмотрел на перемены, а потом отправился в Америку. Там мне очень понравились индейцы, мне показалось, что в них еще было нечто такое, что могло направить их в верном направлении. Но было уже поздно — европейцы наступали, индейцы ломались. В Америке я прожил долго, изъездил вдоль и поперек оба континента и покинул ее с началом войны Севера с Югом — мне не хотелось участвовать в местных разборках. Затем снова была Европа, снова изменившаяся и интересная, а потом — Африка. В Африке я опять повстречал людей, которые были чистым листом, но уже знал, что это ненадолго. Чуть позже Австралия и снова Восток.

— Да уж, точно — бродяга…

— Историй много и всяких разных. Было смешное, было забавное, было и трагичное. Но вот так сразу все не упомню. А если начну, то нам действительно не хватит ночи.

Вера улыбнулась уголками губ.

— И на что же нам ее не хватит? — промурлыкала она.

Грассатор хмыкнул и потянулся за бутылкой вина.

— Не могу поверить! — воскликнула Вера. — Я смутила ангела!

— Ты думаешь, что такое возможно? — отозвался Грасс, усмехаясь.

— Действительно, куда уж мне со своей жалкой четвертью века против семи полноценных! Я даже боюсь представить, сколько у тебя было таких вот сопливых девчонок за это время. Хотя бы та же фрау Августа…

— Фрау Августу я знаю с детства. Она всегда оставалась для меня маленькой дочуркой моего друга, которую я увидел впервые сотню лет назад, когда мы сидели с ее отцом в гостиной того самого особняка за бокалом бургундского. Это совсем другое. А ты… такая, как ты, — впервые…

Теперь пришел черед Веры отводить взгляд.

— Понимаю, что врешь, — тихо произнесла она, — но почему-то очень хочется верить…

Грассатор протянул руку через стол и сжал ее ладонь.

— Тогда можешь верить смело. Потому что это правда.

Вера какое-то время молчала, затем подняла глаза и проговорила еще тише:

— Так для чего же ты так берег эту ночь?

Грассатор подмигнул ей, совсем по-человечески, и позвал официанта.

Когда они уже вошли в номер, Вера обняла Грассатора, при этом ей показалось, что она сделала самую естественную вещь на свете. Грасс прикоснулся к ее щеке и осторожно поцеловал. Его губы, так же как и остальная кожа, словно испускали слабые разряды тока, но на этот раз девушка испытала не щекотку, а удивительно сладостное ощущение.

Оторвавшись от его губ, Вера прошептала:

— Так ты говоришь, что вы можете в любое время направить свою кровь туда, куда нужно?

— И почему женщин всегда так интересует этот вопрос? — усмехнулся Грассатор, прикрывая дверь.

23

Вера видела подобные райские уголки только по телевизору и на картинках. Бесконечные пальмы самых разных видов, изумрудное море, бархатный песок, бунгало, ютящиеся среди зелени, и люди со счастливыми лицами, отлично сознающие, что живут в одном из прекраснейших уголков планеты. Хотелось плюхнуться в шезлонг, прикрыть глаза и остаться здесь навечно, позабыв обо всем.

Однако такси неумолимо проносило ее и Грассатора мимо этих райских уголков. Наконец они остановились рядом с воротами, за которыми возвышался впечатляющий размером и архитектурой особняк. Вера готова была биться об заклад, что другой стороной особняк обращен к морю, как и большинство зданий в бухте Дрейка. Истинно ангельское прибежище!

Чуть заметная дверца в воротах оказалась не заперта, так что они без труда проникли на территорию, прошагали по выложенной брусчаткой тропинке и остановились перед внушительными резными дверями.

— Оружие, — буркнул Грассатор, извлекая оба своих револьвера.

— Ты думаешь, что… — начала Вера, доставая пистолет.

— Кроме Креза внутри еще четыре человека. Может быть, Экзукатор тоже здесь. Помнишь, как мы договаривались? Ты держишься в стороне, если есть возможность — поможешь мне, если нет — не геройствуешь. Заметишь, что дело плохо, — немедленно уходишь, добираешься до аэропорта, забираешь из камеры хранения сумку с деньгами и…

— Я помню.

Грассатор кивнул, приоткрыл дверь и исчез в проеме. Вера двинулась следом.

За дверью им открылся приличных размеров холл с ковровой дорожкой на полу, картинами, светильниками и старинным оружием на стенах. Впереди виднелось несколько дверей и лестница на второй этаж.

Грассатор задвинул Веру за спину, сам же вытянул руки с револьверами в стороны и медленно пошел вперед.

— Крез, с каких это пор ты завел себе охрану?! Раньше, помнится, ограничивался только старичком-привратником! — Грасс заговорил неожиданно громко и по-английски, так что Вера вполне улавливала общий смысл фраз. — От кого обороняться решил? От меня или от Экзукатора?

— Если понадобится, то от обоих, — раздался голос с лестницы.

Крез на этот раз был одет в ослепительно-белый и наверняка чудовищно дорогой костюм, однако отсутствие галстука и цветастая рубаха, расстегнутая на груди, скрадывали ощущение официальности.

В целом он напоминал колумбийского наркобарона из голливудских фильмов.

Вера заметила, как из двух противоположных дверей, слева и справа, появились четверо мужчин серьезного вида с автоматами в руках. Грассатор даже головы не повернул, развел руки с револьверами в стороны и пробормотал девушке:

— Похоже, мои опасения подтвердились.

— И что теперь?

— Не переживай, он не отдаст приказа стрелять. Это же Крез, в конце концов. Не должен… — Затем он снова повысил голос: — Ты меня удивляешь, Крез! Двое из твоих ребят будут мертвы раньше, чем успеют спустить курок, да и двум другим после этого жить недолго!

— Может быть. А как у тебя получится увернуться от пулемета? — Крез поднял руку с каким-то пультом, нажал кнопку, и из потолка прямо напротив двери выдвинулся автоматический шестиствольный пулемет на кронштейне, тут же устремивший на Грассатора зловещий красный глаз-фонарь. — Шестьсот выстрелов в минуту.

— Многовато. Вот если бы пятьсот девяносто… — угрюмо сострил Грассатор. — Ловко придумано.

Еще бы, пока он отвлекается на охранников, его поливает свинцом автоматический пулемет, который не «учуешь» и не уболтаешь.

— Во всяком случае, ты попался. — Крез усмехнулся, нажал на кнопку пульта еще раз, и пулемет послушно скрылся в потолке, а охранники опустили автоматы. — Поднимайтесь ко мне.

Вера облегченно выдохнула и убрала в кобуру пистолет, казавшийся ей сейчас не опаснее воздушного шарика.

— И когда ты обзавелся всем этим добром? — поинтересовался Грассатор, оказавшись на одной ступеньке с Крезом.

— Сразу после ухода Экзукатора. На всякий случай.

— Тогда установи еще один пулемет, а лучше парочку.

Все трое поднялись на второй этаж и оказались в уютной гостиной, противоположную стену которой заменял балкон, выходивший, как и полагала Вера, на море.

— Это кто? — кивнул Крез на девушку, сам при этом суетясь у барного столика. — И на кой черт ты притащил ее сюда?

— Началось, — буркнула в ответ Вера, прогуливаясь по балкону.

Крез поднял на нее недоуменный взгляд.

— Он не говорит по-русски, — пояснил Грассатор, располагаясь в кресле. — Никогда не бывал в ваших краях.

— Ах да, как же я забыла, ведь мистер у нас — домосед.

— Она все знает и помогает мне, — объяснил Грасс теперь уже Крезу.

— Глупостями ты занимаешься, — произнес Крез, выставляя на столик перед Грассатором бокалы, бутылку бренди и фрукты, после чего сам опустился на диван.

— Я занимаюсь глупостями? И это заявляет мне тот, кто договорился с убийцей трех наших?

— А ты бы хотел, чтобы он и меня убил?

Грассатор выдержал напряженный взгляд собеседника и скептически усмехнулся:

— Так это был лишь тактический маневр, так что ли? Даже я вижу, когда ты врешь, что уж говорить о…

— Нет, мы действительно договорились, — Крез сделал глоток из бокала. — И не смотри на меня так: ох-ох-ох, ведь он убил Лекса, Нокса и Сутеки, какой злодей. Я, как и ты, никогда не прощу ему этого. Я, как и ты, очень желал бы зубами разорвать ему глотку. Но нужно быть умнее. Что за эмоции? Не уподобляйся им. — Крез покосился на Веру, стоявшую у перил балкона. Та обожгла его злобным взглядом. — Давай считать это небольшим перемирием в нашу пользу. А месть оставим на потом.

— И о какой же пользе ты толкуешь, хотелось бы узнать?

— О пользе нашему делу. О том, ради чего мы здесь. Или ты забыл, что мы воплотились не для того, чтобы лапать этих миленьких созданий? — Крез снова посмотрел на девушку, теперь уже явно враждебно.

Вера не выдержала: в конце концов, она молчит, не вмешивается в беседу и не дает никаких поводов оскорблять ее. Если у этого типчика проблемы с людьми, женщинами или кем-то еще, то это только его проблемы. Она ответила по-английски:

— Последите за языком, мистер! Это «милое создание», возможно, и не венец творения, каким вы себя считаете, но…

— Действительно, Крез, не нужно, — спокойно, однако с некоторой угрозой в голосе проговорил Грассатор.

Крез усмехнулся:

— Так-так-так. Ну что же, дружище, ты у нас всегда был недалек от Лекса с его гипертрофированной привязанностью к человечкам, но не ожидал, что все так запущено.

— И с чего же ты вдруг вспомнил про нашу миссию? — В голосе Грассатора появился лед.

— А я, в отличие от вас, никогда про нее не забывал. Я постоянно твердил вам, что их мир прогнил, что деньги окончательно превратили людей в животных. Посмотри на них! Они воюют и убивают за деньги, они возвели деньги на пьедестал, деньги дают им власть и силу. Их мир прогнил уже давно, и с этим давно пора что-то сделать.

— Старая песня, — не выдержала Вера. — Да, это хреновый мир, но это наш мир. Да, он не такой, каким бы мы хотели его видеть. И что? Разрушить все? Натравить друг на друга, чтобы люди убивали не ради денег, а ради куска хлеба или приглянувшейся соседки? Этого вы с Экзукатором хотите, разбрасываясь сказками про очищающее пламя и новый идеальный порядок на руинах старого? А может быть, вы хотите всего лишь власти, обычной такой, совершенно банальной и человеческой власти? Все это мы уже проходили. И в России — тем более.

— Я не собираюсь перед ней оправдываться, — огрызнулся Крез.

— И все же — вопрос задан, — отозвался Грассатор. — И мне тоже интересно.

— Хорошо, женщина, я отвечу. Если бы мне была нужна власть, я бы ее получил, как и любой из нас шестерых. Но мне этого не нужно. Я хочу освободить вас от цепей, которые вы на себя навесили. И речь не о людских выдумках типа коммунизма, анархизма и чего-то там еще…

— Ты действительно веришь, что можно взять и отменить деньги? — перебил его Грассатор. — Это бред. Нельзя повернуть историю вспять.

— Конечно бред. Они восстановят экономику по старому образцу рано или поздно, сколько ни разрушай.

— Тогда зачем все это?

— Чтобы расшевелить болото. Показать им, что деньги — пыль, недостойная поклонения. Сегодня есть — завтра нет. Показать на примере сегодняшних хозяев жизни, которые уже завтра окажутся на дне. Мы должны пробиться к ним в души, Грассатор, любой ценой.

— Откуда тебе знать, к чему приведет крах нынешней системы? И что дальше? Ты действительно полагаешь, что после этого люди дружно одумаются и потянутся к духовному, а не к куску хлеба с маслом?

— А иначе у них нет будущего. Но мы поможем им. Я смогу встать у руля новой возрождающейся финансовой системы, сделать ее другой, понимаешь. Но для этого нынешнюю нужно разрушить в любом случае. И вот тут-то Экзукатор пригодится нам, ох как пригодится! Сколько времени я потратил на то, чтобы придумать, как размотать этот гордиев узел на шее человечества, и все безрезультатно. Каждое неверное движение повлекло бы за собой реки крови, как в той же России в начале двадцатого века. Он же рассечет его одним хирургическим движением, потому что я покажу, где и как рубить. Те люди, что держат сейчас мир в руках, дергая за денежные ниточки, непросты, уж поверь мне. Попробуй ты или я прийти и внушить им что-то — получишь лишь усмешку в лицо. А он способен заставить их танцевать ча-ча-ча и лизать ему сапоги. Такого шанса упустить нельзя. Да, у него свои планы, скорее всего, он хочет избавиться от меня и от всех нас за ненадобностью. Но и нам он будет больше не нужен, мы остановим его на том этапе, который будет удобен, вот и все! Жертва Лекса, Нокса и Сутеки станут не напрасны.

— Подумай, Крез, — пробормотал Грассатор, — подумай! Создашь ли ты что-то действительно лучшее или окажешься убийцей дракона, который рано или поздно сам становится драконом. И почему так уверен, что нам легко удастся остановить самого Экзукатора, прежде чем тот натворит непоправимых бед? Ты хочешь открыть ящик пандоры.

— Оставь свои патетические сравнения. Я хотя бы попробую.

— Разумеется. Ведь тебе это ничем не грозит.

— Да, и поэтому я могу подойти к делу с холодной головой. В отличие от тебя.

Крез махнул рукой и снова наполнил себе бокал. Грассатор к своему даже не прикоснулся.

— Давай оставим это. В любом случае — дело сделано. Теперь все, что от тебя потребуется, — помочь в нужный момент расправиться с Экзукатором. Ведь в этом наши с тобой желания совпадают?

Крез извлек из-под столика ноутбук, раскрыл его.

— Так или иначе, Грассатор, а шоу начинается, и тебе с дамой повезло оказаться в первом ряду.

24

Экзукатор неторопливо прогуливался вдоль стен, покрытых бархатистыми обоями — пурпур с золотом, — и разглядывал небольшие картины в манере экспрессионизма, развешанные через равные промежутки по всему периметру. Тут же за длинным массивным столом из черного дерева со вставками красного, занимавшим всю центральную часть комнаты, восседали двадцать три человека — пожилые статные мужчины. Перед каждым на столе стоял ноутбук, причем ноутбуки они принесли с собой, так что различных размеров и марок здесь набралось прилично, но их объединяло то, что все они были дорогими. Впрочем, дорогим у этих людей было все — от носков до часов и запонок.

Экзукатор ожидал, что ему придется изрядно повозиться, чтобы исполнить задуманное, но оказалось достаточным найти одного, тут же, в Лондоне, а тот по неким секретным каналам связался с остальными, убедив их встретиться по весьма важным вопросам. Друг другу в таких делах эти люди доверяли, так что ждать себя не заставили. Собрались на удивление быстро и тихо — уже к вечеру в Лондоне были все, кто нужно, притом что об этом не прознал ни один журналист.

Вообще Экзукатору оставалось лишь восхищаться присутствующими — гении своего дела без страха и упрека, лишь профессионализм и точный расчет. Словно они уже переступили некую черту, отделяющую их от остального человечества.

Но тем не менее перед ним были всего лишь люди с их банальными целями и узким мышлением. Да и «обработать» их оказалось совсем не так сложно, как он думал. Вуаля — еще вчера «сильные мира сего», а теперь лишь рабы, обожающие своего хозяина и повелителя. Жалкое зрелище.

— И как у нас там дела? — поинтересовался он, нарушая тишину, которую прежде заполняла лишь энергичная дробь по клавиатурам.

Из-за стола поднялся самый старый и самый статный из всех:

— Мы делаем все, как вы сказали, господин.

— Хорошо. И побольше неразберихи. Включите фантазию. Мне нужен хаос.

— Да, конечно, господин, мы знаем, что это такое.

— Не сомневаюсь.

Экзукатор достал сотовый телефон и набрал номер Креза.

* * *

— Уже скоро. — Крез хищно улыбнулся, поглядывая в ноутбук.

— О чем ты? — Грассатор также не сводил глаз с монитора, однако во множестве окошек с таблицами не ориентировался.

— Что такое современная экономика, Грассатор? Товар — деньги — товар? Когда-то было так, но не теперь. Современная экономика витает в воздухе, как видения сумасшедшего, и с реальностью имеет столько же общего. Основная масса денежных средств сейчас — миф, мыльный пузырь, циферки на экране. Современная экономика держится не на товарах и стоимости, а на болтовне сексапильных дамочек или серьезных мужиков в галстуках с телевизионных экранов. Чувствуешь фальшь? О да, вот это она и есть — экономика.

— Не совсем понимаю, — по-английски заметила Вера, скептически приподняв бровь.

— Мировая финансовая система построена по принципу ограниченного хаоса, — с готовностью начал разъяснять Крез уже без сарказма. — Остается только снять ограничения, так чтобы хаос охватил пожаром все отрасли и долетел до рядового гражданина. Так вот, ограничения эти накладывают те самые люди, о которых я уже говорил. Элита, мозг, кукловоды системы. Четкими продуманными действиями на рынке и вне его они удерживают этот хаос от расползания. А что, если внести беспорядок в их собственные действия? Что, если они начнут совершать абсолютно нелогичные, неожиданные, бессмысленные поступки на рынке? Последний барьер рухнет, и хаос вырвется наружу. Те, кто способен хоть что-то сделать, даже не подумают исправлять ситуацию, альтруистов там нет, они лишь бросятся спасать свои денежки, что только усугубит положение. А сексапильные дамочки и серьезные мужики, сами не понимающие, что происходит, своими воплями с телевизионных экранов еще подкинут хворосту в разгорающийся пожар. Они попали в яму, которую так долго и усердно рыли для других! В дополнение я уничтожу информацию о новых владельцах активов, то есть о своих же фирмах, а значит, большая половина мирового финансового имущества теперь станет ничьей. Грядет страшный передел, во время которого оставшиеся безо львов шакалы пожрут друг друга. Им больше не выпутаться из всего этого. Ну что, ты по-прежнему недоволен, мой друг Грассатор?

— Пока причин для особой радости не вижу, — глухо отозвался тот.

Звонок мобильника застал Креза, когда тот уже собирался ответить что-то язвительное.

— Да.

— Итак, — прозвучал голос Экзукатора, — как у нас дела?

— Все отлично. Рынок вот-вот отреагирует.

— Замечательно. Мы здесь уже заканчиваем. А что думает наш общий друг об этом? Ему нравится?

Крез выразительно посмотрел на Грассатора. Тот развел руками — разумеется, мерзавец почувствовал, что он здесь.

— Он не вмешивается, — ответил наконец Крез.

— Передай ему добрые пожелания от меня, и что я с нетерпением жду новой встречи. С тобой же я свяжусь позже.

Крез спрятал телефон, помолчал.

* * *

— Господин, — старик прикрыл ноутбук и поднялся, на Экзукатора он не смотрел, смиренно склонив голову, — мы сделали все, что могли за такой короткий срок и на расстоянии.

Экзукатор отвлекся от созерцания картины, прошелся мимо сидевших мужчин.

— Отвечай, каких последствий теперь стоит ждать? Насколько они будут серьезными?

— Серьезными, господин, а насколько… зависит от множества факторов.

— Ну что же, о множестве факторов я позабочусь. Вы хорошо послужили мне.

На этот раз поднялись уже все присутствующие, но и теперь ни один не поднял глаз, мужчины сохраняли отрешенное выражение на лицах и молчали.

— Мы счастливы, господин, служить тебе.

— Вот и славно. — Экзукатор приоткрыл дверь, кивнул.

В комнату один за другим вошли четырнадцать крепких мужиков, еще недавно бывших личными телохранителями у десяти влиятельнейших людей планеты, а еще тринадцать влиятельнейших людей планеты, как оказалось, были настолько в себе уверены, что телохранителей с собой не таскали. Впрочем, имеющихся мордоворотов было вполне достаточно.

— Расстрелять, — бросил через плечо Экзукатор, выходя за дверь. — Особняк сжечь.

У замерших над столом седовласых мужчин в эксклюзивных костюмах на лице не дрогнул ни один мускул, когда их телохранители извлекли оружие, никто из них не поднял глаз, когда щелкали затворы, никто не проронил ни звука, когда раздались выстрелы.

* * *

Грассатор поднялся с кресла, прошелся по комнате.

— Хорошо, будем считать, что ты добился своего. И?… Каковы дальнейшие действия?

— Избавиться от Экзукатора.

— О да! Действительно, как же я не подумал. Избавиться от Экзукатора…

— Не суетись, дружище. Твой Экзукатор не вездесущ и собственных крыльев не имеет, ему нужно время, чтобы подготовить вторую фазу, так что не будем торопиться.

— Что ты предлагаешь? Просто сидеть и болтать ножками? Ждать у моря погоды?

— Нет, я предлагаю ждать Ареса.

— Что?

Крез ухмыльнулся, довольный произведенным эффектом:

— Мне удалось связаться с ним.

— По ощущениям, он был где-то в Африке, как всегда, черт знает в каких гнилых местах.

— Так и есть. Я нанял одного шустрого человечка, дал ему примерные координаты и мобильник. Тот нашел Ареса, мы созвонились и…

— И он приедет?

— Я обещал ему хорошую заварушку, так что — должен.

— Ну разумеется.

— На самом деле он очень сожалеет, что все так вышло. Говорит, что собирался лично заняться всем этим, да никак не мог вырваться. Мы дождемся Ареса, а уж втроем упокоим этого выскочку Экзукатора раз и навсегда.

Грассатор улыбнулся, взял Веру за руку и сжал ее.

— Вот теперь у нас действительно появился неплохой шанс покончить со всем, девочка.

Глядя на искреннюю радость Грасса, Вера не смогла сдержать ответной улыбки.

— Так или иначе, — произнес Крез, поднимаясь, — но я бы не отказался от хорошего ужина. Прошу.

25

Крез явно не предполагал, что в одной из спален его особняка, где большую часть комнаты занимала громадная постель, кто-то будет смотреть телевизор, а не заниматься чем-то более соответствующим интерьеру, так что после ужина он попросил одного из охранников перенести гостям небольшой телевизор из столовой.

Ну еще бы, его просто распирало от гордости, и он думать не желал, что кто-то пропустит последние новости.

Впрочем, ни Грасс, ни Вера не были против, что и говорить, им действительно хотелось знать, во что выльется вся эта авантюра. И они не разочаровались.

Новости выходили каждые полчаса, куда ни переключи. Чтобы Вере было легче ориентироваться, она настроила спутниковый российский канал и, устроившись рядом с Грассатором, наблюдала, как дикторша, испуганно хлопая глазками, вещает о панике на биржах, обвале рынков и лебединой песне доллара. Было заметно, что она еще и сама не до конца понимает, какого черта происходит, но общее настроение уловила. Зато ужас в глазах экспертов, время от времени мелькавших на экране, читался явно неподдельный, ужас и растерянность.

На этом фоне даже сенсационная новость промелькнула, словно какое-то заурядное происшествие: в Лондоне с трудом удалось потушить особняк, в котором были обнаружены обгоревшие трупы людей, погибших еще до пожара от огнестрельных ранений. Нескольких уже удалось опознать, и их фамилии заставляли глаза дикторши становиться все круглее и больше. Тут же озвучили свеженькую версию, дескать, это месть за крах экономики. Версию подхватили и начали мусолить со всей тщательностью.

Грассатор выключил телевизор.

— Вот так, — пробормотал он. — Экзукатор на полпути не тормозит и если уж действует, то до конца. Что думаешь?

Вера не знала, что думать. Она была далека от вопросов мировой экономики и до сих пор не верила, что очередной финансовый кризис может что-то кардинально изменить в жизни человечества. В жизни отдельных людей или даже слоев — возможно. Но многим будет плевать. Очередное шоу по телевизору и не больше.

А вообще — неправильно все это. Миллионы людей, честно зарабатывающие и копящие на хотя бы отрезочек приличной жизни, останутся ни с чем. В очередной раз. Потому что некий особо рьяный ангелочек, сотни лет проживший в богатых особняках, решил, что им пора обогащаться исключительно духовно.

— Родителей жалко, — ответила наконец девушка, — у них были какие-то сбережения в банке.

Грассатор кивнул, хотя наверняка не понимал, что действительно это значит для ее родителей.

— Может, нужно было как-то помешать… — неуверенно произнес он.

— И что бы ты сделал? Застрелил его? Да и вообще, этот засранец натворил дел еще до нашего прихода, указав Экзукатору нужное направление. Правильно он сказал — мы были лишь зрителями.

Грассатор опустил глаза:

— Прости.

— Тебя-то за что? — Вера повернулась к нему и поцеловала в щеку. — Тебя прощать не за что. Знаешь, я… мне трудно осознать всю глобальную угрозу этих ваших махинаций. Я не думаю, что у них что-то серьезное получится. Так что… я в порядке. И может, все не так уж плохо, да и этого вашего «бога войны» Крез опять же разыскал. Насколько я поняла, это хорошо, правда?

— Крез думает, что все предусмотрел, но самоуверенность может довести до беды.

— Давай не будем больше об этом. У меня голова идет кругом. Крез разыскал Ареса. Это хорошо. Кто бы они ни были, на том и остановимся.

Грассатор отвел глаза:

— Не спорю, в этом он молодец. Если не считать вашей экономики…

— Что я слышу? Неужели ревность к чужим успехам?

— Вот еще! — Грассатор зарычал и цапнул ее за выглядывающее из-под одеяла обнаженное плечо.

— Я так и знала, ты врал мне про отсутствие у вас животного начала.

— Ну, раз ты меня раскрыла, то я сейчас покажу тебе животное начало…

Спустя какое-то время Грассатор лежал с закрытыми глазами и тихонько поглаживал чуть влажное от пота бедро девушки. Вера прикрыла глаза и готова была вот-вот провалиться в сон.

— Грасс, — пробормотала она, — расскажи про вашего шестого.

— Ареса?

— Да. Кто он?

— Мы называем его в честь бога войны не просто так. Он — вояка до мозга костей. Сразу после воплощения Арес угодил в самую гущу какой-то местечковой заварушки, да и втянулся в это дело. Он считает войну искусством сродни музыке и живописи. Люди воевали всегда, говорит он, и, сколько бы ни лицемерили, что, дескать, ненавидят войну, они ее обожают. Видимо, он подразумевает какое-то общее понятие, потому что, когда я бывал в местах, по которым прокатилась война, особых восторгов по этому поводу не наблюдал. В любом случае уж он-то точно ее обожает. Так и кочует по миру в поисках великих битв. Сторона его не волнует — там, где воины лучше, там и он.

— А теперь с самого начала и по годам, пожалуйста, — с полусонной хрипотцой пробормотала Вера, — а я буду засыпать.

— Давай-ка ты лучше посчитаешь овец, — улыбнулся Грассатор.

— Грасс, я давно хотела спросить… Правильный путь. Вы воплотились, чтобы указать нам правильный путь. Так каков он?

— Это долгий разговор. И пустой.

— Да ладно. Хотя бы в общих чертах.

— В общих чертах… Понимаешь, борьба животного и возвышенного в человеке — это не главное. Она вечна, она заложена в вас, и никуда от этого не деться, в этой борьбе не победить, нужно лишь не проиграть. Основная битва разворачивается именно внутри разумной половины. Не с животным внутри себя, а с самим собой. Боясь проиграть «темной» стороне своей личности, человек придумывает награды за «светлые» поступки: рай, например, или кару за слабость в виде ада. А если не будет награды и кары, зачем тогда держать своего демона в узде? Ведь с ним жить проще. Настоящая сила и отвага в том, чтобы бороться с «демонами», не надеясь на награду и не боясь наказания. Ну… это если в общих чертах… — Грассатор замолчал, заметив, что девушка спит. — Вот. Типичная реакция человечества…

Он долго рассматривал старинную картину на противоположной стене, наверняка вывезенную из Венеции, и прислушивался к ровному дыханию уснувшей девушки. Он и сам уже решил было расслабиться и вздремнуть в эту ночь, доверившись пулемету Креза, когда внутри у него что-то перещелкнуло и опустело. Грассатор вскочил с кровати. Он знал, что произошло…

26

Четверо охранников Креза появились в гостиной без приглашения. Сам Крез сидел на диване и перебирал телеканалы с выключенным звуком, наслаждаясь неподдельной тревогой на лицах дикторов.

— Что-то случилось? — буркнул он.

Ему не ответили. И тогда Крезу все стало ясно.

В следующую секунду он оказался рядом с ближайшим охранником, как раз выхватывающим пистолет с глушителем. От неожиданности тот шлепнулся навзничь.

Впрыскивая в кровь все новые порции адреналина, Крез ухватил противника за волосы и чудовищным рывком свернул ему шею так, что голова развернулась в другую сторону.

Оттолкнувшись от трупа, Крез метнулся к следующему, когда сразу три пули прошили его тело. Не обращая на это внимания, он мощным ударом выбил пистолет из рук второго охранника, тут же всадил ему в живот колено так, что тот выдохнул кровью, а затем ребром ладони переломил шею и ему.

В следующий миг в голове что-то звякнуло и полутемная комната исчезла окончательно, сменившись лишь чернотой. «Попали в голову», — мелькнула мысль. Крез кинулся в сторону, ударив на память, однако угодил лишь в пустоту. Пули продолжали рвать тело, ему пробило легкое, печень, обе почки, селезенку, перебило артерию в бедре, чиркануло по шее, хотя пока было неясно, насколько серьезно.

Снова что-то хрустнуло и хлюпнуло одновременно, теперь уже в затылке. Тело отказалось повиноваться мгновенно, и Крез тряпичной куклой рухнул на пол.

Охранники продолжали расстреливать его в упор. Крез еще слышал, как один из них поменял обойму. Свинец распахивал его плоть, а разум все никак не хотел покидать тело, с которым провел без малого семьсот лет.

Наконец все кончилось.

Когда охранники прекратили стрельбу, перед ними лежало уже нечто, лишь отдаленно напоминающее человека. Они переглянулись. Посланник Небес говорил им, что этого демона будет трудно уничтожить, но чтобы настолько…

Впрочем, обсудить это они уже не успели — позади распахнулась дверь и прозвучали два мощных револьверных выстрела. Охранники легли как подкошенные.

— Крез! Твою мать! — Грассатор подскочил к телу, но одного взгляда хватило, чтобы все понять. — Да что же это, а?! Опять у меня под носом! Опять я ничего не сделал!

— Грасс! — В гостиную вбежала заспанная Вера. — О господи!

— Я опять опоздал, девочка, — сокрушенно пробормотал Грассатор, пиная труп одного из охранников-убийц. — И на кой черт мы улеглись в другом крыле, ведь я же чувствовал, чувствовал, что не может быть все гладко, что эта мразь придумает чего-нибудь!

— Пистолеты с глушителями, — констатировала Вера. — Наверное, потом хотели взяться за нас. Вряд ли Экзукатор пояснил им, что ты все равно почувствуешь.

— Я подвел Креза, — бормотал Грассатор.

Но в Вере проснулся следователь. Она помнила, как за ужином Грасс поинтересовался у Креза, насколько тот доверяет охранникам, и Крез заверил, что с этим охранным агентством он сотрудничает уже давно и не настолько дурак, чтобы светить охрану перед Экзукатором, а на расстоянии промывать мозги тот не может. Тогда как?

Вера перевернула тело одного из охранников, не обращая внимания на изрядно попорченную мощной револьверной пулей голову, — благо успела навидаться за время работы и не такого, — проверила его карманы. Удостоверение личности, еще одна обойма, бумажник… ничего особенного. Тогда она перешла к следующему.

Правда, кое-что интересное нашлось во внутреннем кармане трупа с неестественно вывернутой головой. Портативный компьютер-наладонник. Одно из первичных следственных мероприятий — изучить контакты жертвы либо подозреваемого. Что же, тут у них — два в одном. Усевшись на диван, Вера принялась скрупулезно изучать лэптоп.

Грассатор тем временем свалил трупы охранников в углу, а останки Креза накрыл сорванной занавеской. Все равно скоро он исчезнет.

— Грасс, в лэптопе последнее сообщение пришло около десяти минут назад от абонента Grande, и по-испански это означает…

Грассатор насторожился:

— Великий…

— Так. В сообщении одно слово: «funcionen».

— Действуйте…

— Так. С испанским меню непросто, но…

— Давай помогу.

— Секундочку… — Вера оторвалась от лэптопа, подняла голову. Ее глаза возбужденно блестели. — Грасс, давай-ка прикинем. Мы полагали, что Экзукатор воплотился совсем недавно и тут же принялся избавляться от вас. А то, что он так лихо размахивает ножами и шарит во всем, списывали только на его особенность. Ведь вы не воплощаетесь уже с этими навыками, верно? Вот и Крез погиб от рук всего четырех людей, хотя и прикончив двоих, тогда как тот же Сутеки наверняка без труда бы с ними разделался.

— Мысль улавливаю, но продолжай.

— Контакт Grande, дорогой мой, был создан на этом лэптопе… чуть больше двух лет назад. Хм, странно, что вы их не раскусили, ведь других «обработанных» ты чувствовал. Может быть, он их «обработал» как-то аккуратнее.

Грассатор прикрыл глаза ладонью.

— Он не такой уж безумный фанатик, как мы думали, — продолжила Вера, — он не кинулся тут же разыскивать и убивать вас. Он все продумал.

— Как только понял, что мы его не чувствуем, — проговорил Грассатор, — он решил воспользоваться этим неведением. Изучал людей, изучал нас. — Грасс горько усмехнулся. — У меня мелькнула такая мысль поначалу, но он так ловко пускал пыль в глаза своими речами, так усердно демонстрировал свое превосходство над нами, что я уже решил, будто и все остальное пришло к нему само собой.

— А теперь смотри, — принялась рассуждать Вера, — два года назад он находит Креза и многое о нем узнает. Тут же перевербовывает охрану, но оставляет ее на потом. Значит, некий план у него созрел. Затем где-то пропадает столько времени, а в один прекрасный момент — бах! — выслеживает и убивает Лекса, зная, что после начнется заварушка. Где он был эти два года?

— Готовил вторую часть своего плана. — Грассатор развел руками. — Вот так да. Ха! Не нужно ему сейчас никакого времени ни на какую подготовку. У него все готово.

27

— Контакт: Минск-контроль. Доброе утро.

— Аэрофлот семьсот двадцать три. И вам того же. Заняли эшелон триста девяносто.

— Понял, три, девять, ноль. Держите эшелон.

— Понял.

Командир воздушного судна Глеб Яковлевич снял наушники, откинулся в кресле. Под брюхом самолета упругим плотным ковром раскинулись серые тяжелые облака. Скоро в этой части мира начнется дождь, но для витающих над облаками это не очень-то важно…

— Ну и чего, Вань, — повернулся командир ко второму пилоту, — надумал чего-нибудь с переездом, в Германию-то?

— Уже надумал было, теперь не знаю, — отмахнулся тот. — С бардаком этим всем… не знаю.

— А что, зовут? — поинтересовался штурман, не отвлекаясь от приборов.

— У меня жена — сибирская немочка. Ее брат в пригород Берлина перебрался лет семь назад, следом за дедом с бабкой, немного на ноги встал и вот теперь нас зовет. Обещал мне местечко пробить в «Люфтганзе», есть там у него русак знакомый. Сами понимаете, какая разница в зарплатах. А сейчас — вон что в мире творится. Кризис опять начинается какой-то, так что кто его знает, что завтра будет…

— Да может еще обойдется, — отозвался штурман. — Говорят, пока не ясно ничего.

— А меня после девяносто восьмого года отсутствием денег уже не напугать, — заметил командир. — Вы молодые, наверное, и не помните толком.

— Нам других кризисов хватило, — усмехнулся второй пилот.

Резко пискнул прибор, сообщающий о сближении с посторонним объектом.

— Эй, что за ёпа-мать?… — Командир указал на окно слева от себя. — Вань, смотри!

Вынырнув из облака, с кабиной пилотов поравнялся истребитель.

— Ни фига себе! Военный, блин!

— Не пойму… что за значки у него на фюзеляже?

— Кружочки какие-то…

— Какие кружочки? — уточнил штурман, с его места истребитель не был виден.

— Сине-бело-красный круг, как мишень, — отозвался командир.

— Английский что ли? — предположил штурман. — Внутри какой?

— Синий.

— Значит, французский.

— Мы же над Белоруссией.

— Может, учения какие?

— Ваня, свяжись с диспетчером, — распорядился Глеб Яковлевич, рассматривая пилота истребителя. Тот повернул к ним голову, но лицо было скрыто кислородной маской. — Пялится на нас, гад.

— Минск-контроль, Аэрофлот семьсот двадцать три. Наблюдаем истребитель по левому борту, следующий параллельным курсом. Предположительно — французский.

— Минск-контроль. На радаре видим его, борт семьсот двадцать три, видим. На связь не выходит. Военных запросили. Перехватчиков подняли. Попробуйте связаться с ним сами.

— Значит, не учения, — пробурчал командир. — Перехватчиков подняли, ядрена вошь. Во что-то мы вляпались, мужики. Вань, вызывай его.

— Я французский не знаю.

— По-английски вызывай, ты лучше меня говоришь.

— А как к ним обращаться-то?

— Черт, — выругался командир и приблизился к стеклу. — Так, вижу цифры… сто… двенадцать… «эс»… «вэ»…

— Скорее всего «си», «би», — поправил штурман.

— Вызывай уже!

— Борт сто двенадцать СВ, это Аэрофлот семьсот двадцать три, направляемся по курсу Вена — Новосибирск…

Командир видел, как пилот истребителя повернул голову к приборам.

— Слышит, — прокомментировал он.

Затем истребитель завалился на левый борт, продемонстрировав им внушительный набор вооружения на брюхе, и снова выровнялся.

— А это что значит? — спросил второй пилот.

— Угрожает нам, — мрачно ответил командир.

— Так чего ему надо-то? Чтобы мы сели?

— Вызывай еще! Скажи, что мы российский пассажирский лайнер.

— А то он не видит…

— Вызывай!

— Борт сто двенадцать СВ, — снова забубнил второй пилот, — это пассажирский лайнер Российской Федерации, на борту сто двадцать пассажиров…

— Сто двадцать три, — поправил на русском языке штурман, любящий во всем точность.

— Заткнись, Саня, — отрезал командир.

— Следуем курсом на Новосибирск, — закончил второй пилот. — Как поняли меня?

По-прежнему сохраняя молчание, истребитель вильнул и ушел в облака.

— Ну и что это было? — процедил командир.

— Может, про перехватчики узнал? — предположил штурман.

— Нет, а вообще нормально вот так на истребителе к пассажирскому самолету подлетать?! — не выдержал второй пилот.

— Вызывай Минск, — распорядился командир, но тут же осекся: — Эй, глянь, вон он опять, справа!

— Что это? — пискнул второй пилот, видя, как от истребителя отделились две белые полосы.

— Ракеты! Твою мать…

Взрывы пришлись на самую середину «боинга» и в хвост, лайнер развалился на три части, затем рванул и посыпался на землю уже сотней мелких деталей.

Российский авиалайнер в этот день стал первым из семи пассажирских самолетов, сбитых в небе над Европой, Китаем, Мексикой, Атлантическим и Индийским океанами пятью истребителями пяти разных стран.

* * *

С океана шел грозовой фронт. Небо над Сиднеем затянуло серыми облаками, принялся накрапывать дождик. Набережная начала пустеть, люди забавно суетились в поисках укрытия.

Джеф Вуджерс вернулся доедать хот-дог в машину. Разделавшись с едой, он достал из бардачка влажные салфетки и тщательно вытер руки, меланхолично наблюдая, как здание сиднейского оперного театра затягивает дымка дождя.

Неожиданно проснулась рация: «Патрульным машинам, патрульным машинам. 199 Джорж-стрит. Отель „Четыре сезона“. Проверить обстановку».

Джеф щелкнул пальцами, соображая, стоит ли ему отозваться. Патрульным он уже давно не был, но уж очень близко находился, да и особо срочных дел не имелось. Решив все же вспомнить молодость, он поднял рацию.

— Это офицер Джеф Вуджерс, криминальная полиция. Проеду к месту, гляну, что там.

— Хорошо, офицер, — отозвался строгий женский голос, — туда выдвигаются еще две машины, ориентировочно пятнадцать и двадцать минут.

— Принято.

Ну-ну, Джеф помнил, как и сам когда-то занижал время прибытия на место. Пятнадцать-двадцать минут, значит, полчаса, не меньше. Самому Вуджерсу понадобилось минут пять.

Остановившись у роскошных стеклянных дверей главного входа, Джеф сразу же обратил внимание на черный фургон с надписью «Star Force» на боку.

— Если спецназ уже здесь, так какого черта проверять? — буркнул он в рацию.

— Никак нет, — по-прежнему беспристрастно отозвался голос, — спецназу еще не сообщалось. Никакой информации о происходящем не имеется.

Джеф бросил рацию и выбрался из машины. Странно, неужели они в ресторанчик решили заглянуть или номера снять на всех? Фургон стоял как попало, явно оставлен впопыхах.

Вытащив из наплечной кобуры пистолет, Вуджерс дернул затвор и снял его с предохранителя. Однажды ему уже приходилось участвовать в перестрелке, что для австралийских полицейских редкость, а пострелять два раза за карьеру — так вообще нонсенс, и все же он решил не рисковать.

Зайдя в холл отеля, Джеф сразу же понял — что-то неладно. Холл был пуст. Такой огромный отель, субботний вечер… так не бывает.

Осторожно продвигаясь вдоль лестницы, уходящей на второй этаж холла, Джеф неожиданно наткнулся на труп в форме портье и даже замер от неожиданности. Вот это да! А в городе-то ЧП!

Он поспешил к выходу, чтобы сообщить в диспетчерскую, когда приметил спецназовца, замершего у противоположной двери, ведущей куда-то в глубь гостиницы.

— Эй, что тут… — начал было Вуджерс, но спецназовец договорить ему не дал.

Развернувшись, тот, не думая, врезал по Джефу очередью. Джефа спасла реакция и пальма в большущем горшке у входа. Упав за горшок, он сжался, телом чувствуя, как с другой стороны пули выбивают керамическую стружку.

— Идиот! Ты что творишь?! Я офицер полиции! — Джеф вытащил из кармана жетон и высунул его из укрытия.

Новая очередь прошла в каких-то сантиметрах от его руки.

— Полиция, твою мать! — снова заорал Джеф. Вполне возможно, что это новичок какой-нибудь, перенервничал, вот и палит куда ни попадя.

Но в следующее мгновение из противоположной двери прямо на спецназовца выскочили три человека в гражданке, испуганные, потрепанные, в дорогих одеждах, с первого взгляда было понятно, что это постояльцы. И каково же было удивление Джефа, когда спецназовец расстрелял их тремя короткими очередями, расстрелял неторопливо, смакуя, одного за другим.

Сомнения отпали. Джеф выпрыгнул из своего укрытия, перекатился за изящный дорогой диванчик, затем за стойку регистрации, на карачках пробежался вдоль нее и резким движением смахнул со стойки внушительную настольную лампу. Та с грохотом рухнула на гранитный пол. Спецназовец выстрелил, еще, еще, и тут его затвор бесполезно щелкнул. Не теряя ни секунды, Джеф высунулся из-за стойки. Спецназовец оказался хорош — он не стал лихорадочно перезаряжать автомат, а тут же выхватил пистолет. Но ему не хватило мгновения. Джеф уложил его тремя пулями.

Вуджерс поднялся, перезарядил пистолет. За стойкой он обнаружил еще три трупа, ноги высовывались и из-за столика чуть в стороне. Что это? Нападение террористов в форме «Star Force»? Похоже, что так.

Он поднял трубку телефона на стойке, тот не работал. Достал сотовый — связь отключена, да-да, Джеф слышал, что у спецназовцев имеются «глушилки». Он решил вернуться к машине, когда раздалось несколько выстрелов на верхних этажах. Ну что же, скоро и так станет ясно, что отель захвачен террористами, а время дорого. Здесь черт знает сколько этажей и проживающих, если террористы закрепятся, выбить их будет очень сложно. Нужно хотя бы проверить, как высоко они уже забрались.

Взгляд Джефа упал на труп псевдоспецназовца. Недолго думая он подобрал автомат, перезарядил его, распихал по карманам дополнительные магазины, которых оказалось на удивление много, затем подумал и забрал у трупа форменную жилетку с кепкой. Теперь если мельком, то террористы его могут принять за своего.

Лишь только Джеф начал подниматься по лестнице, как ему тут же открылась вся чудовищность происходящего: повсюду валялись трупы — в коридорах, в номерах с выбитыми дверями, в ванных комнатах. Смерть заставала постояльцев в постели, за завтраком, за просмотром телевизора, как угодно. На этажах выше, судя по телам в коридорах, люди поняли, что творится неладное, и начали выбегать, а их расстреливали в спину. Еще выше были выбиты практически все двери, а в коридорах людей стало меньше — постояльцы пытались спрятаться, запереться. Но что такое гостиничная дверь…

Джеф все поднимался и поднимался, и ему становилось все дурнее и дурнее. На девятом этаже он перестал считать трупы, остановившись на цифре «семьдесят пять», а сколько комнат он пропустил, в сколькие не заглядывал!

Сверху вновь послышались выстрелы, и Джеф поспешил.

Первого террориста в спецназовской форме он встретил на двенадцатом этаже. Тот только что разделался с пожилым седым мужчиной в белом легком костюме, видимо до того где-то прятавшимся, а теперь рискнувшим пробраться к лестнице. Мужчина сполз по стене, оставляя кровавое размазанное пятно, и уткнулся лицом в пол. Джеф понял стратегию террористов — отключив электричество, телефоны, лифты, выстроились цепочкой с определенными промежутками, так, чтобы постояльцы, сумевшие избежать встречи с первыми, так или иначе наткнулись на следующих, ну а те, кто обладает нервами покрепче и высидит подольше, должны были все равно встретиться с тем гадом, что поджидал их в холле на первом этаже.

Услышав позади шаги, террорист обернулся, признал своего и тут же отвернулся. Но спустя секунду обернулся вновь и глянул внимательнее. Джеф поразился его глазам — злые, пустые, безумные. Он не стал дожидаться, пока тот определится, свой перед ним или чужой, — вскинул автомат и расстрелял негодяя на месте.

Ну вот, разок камуфляж сработал, одним мерзавцем меньше. Может быть, и дальше повезет.

Еще один террорист, которого Джеф догнал, также шлепал в гордом одиночестве. С этим Вуджерс в гляделки играть не стал и прикончил сразу же, как подвернулась возможность. Однако скоро лафа кончилась: звуки стрельбы нарастали, причем сразу из трех автоматов и уже на следующем этаже.

Осторожно поднявшись, Джеф миновал лестничную площадку и выглянул в коридор. Террористы шли один за другим. Первые двое мощными пинками выносили двери, каждый по своей стороне, и на несколько секунд исчезали в номерах; раздавались выстрелы, затем они появлялись вновь, а третий прогуливался по уже взломанным, обстрелянным помещениям крест-накрест по коридору и добивал раненых и тех, кто спрятался лучше. Все это походило на бесцельное тотальное уничтожение, и оттого становилось по-настоящему жутко. Что это за террористы, которые не выдвигают никаких требований, не берут заложников, а просто ходят и расстреливают людей?

Джеф прицелился, но затем опустил автомат. Застрелить сразу троих не получится, а затевать длительный бой не хотелось, в конце концов, он не солдат и не спецназовец. Джеф решил попробовать для начала разделаться с третьим в одном из номеров, так как тот задерживался в них дольше двух других. Улучив момент, когда по комнатам разошлись все трое, он шмыгнул в ближайшую дверь, затем повторил этот маневр еще пару раз. Следующий бросок должен был стать решающим.

Снова подгадав случай, он бросился вслед за террористом, только что зашедшим в один из номеров, и уже приготовился спустить курок, однако террорист оказался проворнее. Мгновенно сориентировавшись, он извернулся, освободил руки, оставив свое оружие болтаться на ремне, перехватил автомат Джефа левой, а кулак правой всадил ему под дых. Не успел Вуджерс скрючиться, как тут же получил апперкот в челюсть и рухнул на пол. Противник встал над ним, неторопливо придвинул автомат из-за спины, прицелился от бедра. Джеф мысленно дал себе слово, что будет смотреть в его глаза до конца, хотя ему ужасно хотелось зажмуриться.

Но в этот день удача явно решила присмотреть за ним. Один из окровавленных постояльцев, лежавших у кровати, — молодой парень с длинной светлой шевелюрой — вдруг дернулся и схватил террориста за ногу. Тот покачнулся, пнул раненого и добил его короткой очередью. Воспользовавшись моментом, Джеф кошкой бросился на врага, повалил его на тело своего спасителя, двинул локтем в переносицу, затем снова и снова.

Однако противник оказался крепким малым, невзирая на дикую боль в сломанном носу и кровь, заливающую лицо, террорист умудрился подтянуть ноги, упереться в грудь Джефу и что есть силы отпихнуть его. Вуджерс не успел ни за что схватиться и через дверь вылетел в коридор. Бандит потянулся к автомату, но Джеф оказался проворнее — лежа на спине, он выхватил пистолет и сделал два выстрела, один из которых угодил врагу точно в лоб.

Опустив пистолет, Джеф глянул в сторону. Оба оставшихся террориста смотрели на него. Вуджерс был еще в спецназовских кепке и куртке, так что с такого расстояния они могли принять его за третьего товарища, боровшегося с кем-то из постояльцев. Джеф уронил вправо руку с пистолетом и расстрелял обойму в их сторону.

Один упал, хотя и продолжал шевелиться, схватившись за бок, другой успел юркнуть за угол.

В этот момент большие окна с дальнего конца коридора рассыпались и оттуда на канатах появились ребята в черном. На этот раз — действительно «Star Force». Послышался топот с лестницы. Раненый террорист и тот, что спрятался, попытались отстреливаться, но погибли за секунды.

Откинув пистолет, Джеф с облегчением опустил голову на пол и раскинул руки. Ну вот, теперь Брюсу Уиллису придется потесниться на пьедестале героев. Эта мысль так его развеселила, что Джеф засмеялся в голос, выплескивая весь стресс, поднакопившийся за последние полчаса.

К нему подбежали сразу три спецназовца и, окружив его, лежащего в коридоре, вскинули оружие.

— Перевернись лицом в пол! — заорал один из них.

— Спокойно, ребята, я полицейский. — Джеф осторожно достал жетон.

— Лицом в пол! Они тоже были полицейскими!

— Что?!

Джеф перевернулся, поморщился, когда на запястьях сомкнулись наручники. Его подняли рывком и повели к лестнице. По поводу своего ареста Вуджерс не особенно переживал — это формальность, в участке быстро разберутся, зато известие, что спецназовцы оказались настоящими, его шокировало.

— Эй, — спросил он своего конвоира, — что за ерунду сказал тот парень? Они действительно из «Star Force»?

— Да, — глухо отозвался тот. — Сам поверить не могу. Они были одними из нас.

* * *

Небольшой двухместный вертолет спасательной службы Азорских островов под бортовым номером R-4 нудно шелестел лопастями, отсчитывая километры. Внизу темнел океан — куда ни глянь, лишь вода, вода и вода. Впрочем, пилоту Луишу Монтейро и спасателю Даниэлю Зеке, выросшим на одном из островов архипелага, а именно на маленьком острове с красивым названием Грасиоза, такой пейзаж был ох каким привычным.

— Шеф узнает — головы оторвет, — пожаловался пилот, сверяясь с приборами.

— Эй, вообще-то это была твоя идея, — отозвался Даниэль. — Сам говорил, что ничего страшного не будет, если мы вылетим на патрулирование пораньше.

— Ага, — буркнул Луиш, — немного пораньше, немного в другую сторону… Топливо казенное, между прочим.

— Слушай, ты меня сейчас переубеждать взялся? А двадцать минут назад кто плакался, что в кои-то веки такая штуковина мимо проходит, а мы даже не взглянем на нее? Вот и не ной теперь.

Пилот замолчал, при этом приняв страдальческий вид.

Даниэль хмыкнул и отвернулся — иногда друг его просто раздражал.

До цели, судя по добытым благодаря знакомству координатам, оставалось совсем немного. Даниэль поднял бинокль, пытаясь высмотреть вдалеке нечто большое и белоснежное.

Шутка ли, на Азорах сегодня побывал самый большой в мире круизный лайнер! Более двух тысяч членов экипажа, более шести тысяч пассажиров! Там народу почти в два раза больше, чем проживает на их острове! Вот уж точно — «Царица морей». Океанский лайнер направлялся из Ливерпуля на Карибы и по пути зашел в столичный порт Понта-Дельгады на острове Сан-Мигель.

Друзья узнали о стоянке «Царицы морей» слишком поздно — лайнер вышел в море, но отойти успел еще не так далеко, поэтому они решили воспользоваться служебным положением, а точнее, вертолетом, догнать судно и насладиться зрелищем. Правда, Даниэль поначалу идею друга не одобрил. Он не слишком боялся гнева начальника — местные спасатели частенько вытворяют нечто подобное, бывает даже, что катают на вертолетах приглянувшихся туристочек, просто глазеть на корабль, пусть и самый большой, казалось ему сомнительным удовольствием. Но раз уж намылились, то поворачивать обратно глупо.

— Вон он, — воскликнул Даниэль, опуская бинокль и указывая рукой. — Видишь?

— Ага, что-то вижу, — отозвался Луиш, прибавив скорости.

Чем ближе вертолет подлетал к океанскому лайнеру, тем более грандиозная картина открывалась спасателям. «Царица морей» была поистине огромна! Лайнер напоминал небоскреб, уложенный на огромную баржу горизонтально, да еще и с надстройками поверх.

— Это круто, — выдохнул Даниэль, про себя поблагодарив друга за то, что тот уговорил его на полет. — Действительно круто.

— Точно, дружище, я такой громадины в жизни не видел.

— Посмотри, сколько людей!

Люди сновали на носу вокруг вертолетной площадки, на многочисленных балконах многочисленных этажей вдоль бортов, под стеклянной крышей в передней части и особенно ближе к корме, где виднелись бассейны, какие-то спортивные сооружения, площадки и черт знает что еще. Толпы и толпы народа.

Заметив подлетающий вертолет, многие замахали руками, приветствуя их, ведь по окраске и надписи сразу становилось понятно, кто решил проводить их в дальний путь. Вероятно, гостей заметил и капитан, потому что лайнер издал низкий трубный звук, точно гигантский кит.

— Подберемся поближе, — весело воскликнул Луиш.

— Давай, — согласился Даниэль. У него тоже на лицо наползала улыбка при виде такого праздника жизни.

— Глянь, сколько девчонок в купальниках! — Пилот завис чуть в стороне от судна, чтобы не беспокоить пассажиров вихрями от винтов, а иначе многочисленные модные шляпки и кепи тут же устлали бы воду вокруг лайнера. — Клянусь, накоплю денег и куплю билет на эту штуку в следующий же рейс.

— Ха, да тебе за пять лет не накопить, не то что… — Даниэль не выдержал и помахал рукой в ответ веселящимся людям.

— Видел на носу вертолетную площадку? Может, сядем? — осторожно предложил Луиш.

— Ты сдурел что ли? Вот тогда нам точно влетит. Сначала от капитана, потом от шефа.

— Да уж, — погрустнел пилот.

Заговорила рация.

— Приветствую вас, — раздалась в шлемофонах английская речь. — Говорит капитан Вильгельм Грит. Что-то случилось, джентльмены?

Луиш глянул на друга, сам он по-английски говорил неважно.

— Нет-нет, сэр, — ответил Даниэль, — просто хотели взглянуть на вашу малышку.

В рации послышался смешок.

— Ну что же, любуйтесь, господа.

Получив добро от капитана, Луиш облетел судно и завис уже с другой стороны.

— Еще минут десять, и надо бы возвращаться, — грустно заметил Даниэль. — Топливо.

— Знаю, — кивнул пилот.

И тут произошло нечто. «Царицу морей» сильно тряхнуло, будто какая-то чудовищная сила ударила по днищу лайнера. Вода вокруг судна вскипела, пошла большими пузырями. Люди на верхней палубе попадали, кто-то сорвался с балкона и с пронзительным воплем полетел в пучину. А высота там — не дай бог.

Тряхнуло еще раз, уже в задней части, и тут же еще, но уже у самого носа. Судно накренилось чуть влево и зарылось носом в воду по самую палубу. Шум поднялся неимоверный. Сквозь крики тысяч глоток отчетливо послышался могучий треск. На белоснежном боку «Царицы морей» стала разрастаться зияющая чернотой трещина, куда неудержимым потоком хлынул океан. Теперь крен пошел в правую сторону, причем стремительный и сильный. Вертолетная площадка на носу уже скрылась под водой.

— Что происходит! — закричал Луиш так, словно у него не было шлемофона. — Что это было?! Какого черта?!

— Взрывы! — Даниэль орал не хуже. — Взорвалось внизу, ниже ватерлинии! Видел?!

— Ни черта я не видел! Боже ты мой!

— Сан-Мигель, Сан-Мигель! Как слышите?! — Даниэль решил вызывать не родной спасательный центр Грасиозы, а сразу центральный, столичный. — Это борт R-4, спасательной службы Грасиозы, как слышите?!

— Слышим, R-4, — отозвался вальяжный голос. Вероятно, капитан еще не успел подать сигнал помощи. — Чего орешь?

— Мы находимся рядом с «Царицей морей»! Она тонет! Как поняли меня?! Тонет! Очень быстро! Наблюдали четыре взрыва ниже ватерлинии! Тонет очень быстро, вы меня поняли?!

По другую сторону замолчали. Затем заговорили вновь, теперь уже тревожно:

— Понял вас, понял. Капитан связался с нами. Помощь идет. Что видите?

Даниэль не ответил. Он не отводил взгляда от палубы, по которой метались люди. Сильный крен вправо уже утопил шлюпки с правого борта и затруднил спуск с левого. Громадные шлюпы с желтой крышей, каждый из которых был размером с приличную яхту, тронулись вниз по левому борту на лебедках, но угол был слишком острым, и они цеплялись за обшивку корабля. В воду полетели многочисленные спасательные круги и еще какие-то хитроумные плавсредства. Кто-то из людей уже прыгал в океан — ведь все знают, что нужно успеть отплыть как можно дальше от тонущего судна, но решались на это далеко не все, большинство по-прежнему в панике носилось по кораблю.

Даниэль метнулся за сиденья, достал оттуда четыре спасательных жилета, круг и сложенную резиновую лодку, открыл дверь вертолета и вышвырнул все это за борт, предварительно сдернув с лодки клапан, чтобы та раскрылась уже в падении.

Трещина увеличивалась с катастрофической скоростью, пока «Царица морей» не переломилась надвое окончательно. После этого судно пошло на дно уже камнем.

Океан вспузырился, словно кастрюлька на огне, вместе с воздухом на поверхность выскакивали стулья, шезлонги, пляжные зонты и еще кучи какой-то утвари. И люди. Люди кишели в пенящейся воде, как макаронины в той кастрюле. Около восьми тысяч человек! Они кричали, махали руками, хватались за все, что подворачивалось под руку, в том числе друг за друга, и друг друга же топили.

— Господи Исусе, — пробормотал Луиш, чувствуя, как у него волосы поднимаются на голове.

Даниэль приметил в стороне, там, где была корма, дюжину барахтающихся детей. Вероятно, все они с какой-то детской площадки. Им пыталась помочь всего парочка взрослых, оказавшихся поблизости, но до спасательных средств было далеко.

Даниэль выругался — и зачем он швырнул лодку так бесцельно?! Повернулся к пилоту, указал на детей:

— Садимся. — Их вертолет был оснащен поплавками для посадки на воду, но…

— Утопят, — хмуро заметил Луиш.

— Может быть, а может, нет, но они до прихода помощи не продержатся. К тому же чуть в стороне от общей массы. Им хотя бы за поплавки уцепиться, а там и наши подойдут. Взрослых попробуем отгонять.

— Плохая идея, Дани, ох плохая…

Даниэль протянул кулак, и Луиш легонько стукнул по нему своим — друзья договорились.

Заложив небольшой вираж, вертолет стал осторожно спускаться к воде…

28

Вера и Грассатор покинули особняк Креза сразу же — желания оставаться в доме с покойниками не было, да и револьверные выстрелы могли услышать с улицы.

В ожидании Ареса парочка перебралась поближе к столице Коста-Рики, но в городе решили не останавливаться и обосновались на побережье, в небольшом уютном бунгало. Арес без труда найдет их здесь.

Вера решила не терять времени даром — война войной, а не искупаться в здешнем море просто преступление. Грассатор сидел неподалеку в шезлонге и просматривал на ноутбуке новости.

Новости, надо сказать, были не самые веселые. За день, прошедший с ночи убийства Креза, мир буквально сошел с ума. Не успели люди разобраться, насколько серьезные финансовые потрясения выпали на их долю, как по миру прокатилась серия таинственных терактов, причем в один день, все чудовищного масштаба и загадочного происхождения.

Экипаж французского истребителя, выполняющий плановый полет, вдруг плюнул на приказы командования, пересек воздушное пространство Белоруссии и атаковал российский пассажирский лайнер, после чего стремительно ушел к Скандинавии, где сбил шведский аэробус А-300. Уже там его нагнали белорусские истребители, и после короткого воздушного сражения он был уничтожен.

Не успели растерянные французские власти отреагировать на чрезвычайное происшествие, как истребитель ВВС Индии сбил над Индийским океаном уже австралийский пассажирский лайнер. А затем подобные инциденты пошли один за другим: американский истребитель уничтожает мексиканский лайнер при посадке, причем многочисленные жертвы оказались и на земле, японский истребитель сбивает южнокорейский «боинг» над Китаем, а британский — два принадлежащих американским компаниям пассажирских лайнера над Атлантикой.

Ни один взбунтовавшийся истребитель заставить сесть не удалось, все пришлось уничтожить. Военные тех стран, которым принадлежали машины, в один голос заявляли, что понятия не имеют, как такое могло случиться, и характеризовали пилотов как вполне адекватных людей, зарекомендовавших себя только с лучшей стороны.

Мир не успел опомниться, как тут же произошел еще ряд странных и ужасных событий — в различных городах мира отмечены нападения на крупные торговые центры, отели и офисные центры. Такое случилось в Сиднее, Амстердаме, Берлине, Санкт-Петербурге, Дублине, Вашингтоне, Праге, Париже, Шанхае, Анкаре, Оттаве, Алжире и Кейптауне. Нападавшими оказались спецподразделения полиции, отряды военных либо обыкновенные постовые. Они расстреливали людей без всякой причины, не захватывая заложников, не выдвигая требований и не выкрикивая лозунгов. Последствия в различных городах были самыми разными. Так, в Дублине полиция не носит табельного огнестрельного оружия, и четверо полицейских ворвались в супермаркет со своими охотничьими ружьями, из которых до прибытия спецгруппы успели убить только трех и ранить пятнадцать человек. Зато там, где действовали особые подразделения с автоматическим оружием, жертв оказалось куда больше. Самое кровавое нападение пришлось на Сидней, где погибло триста тридцать восемь постояльцев отеля и всего трое оказались ранеными, да и то очень тяжело, поскольку террористы методично добивали жертв. Если бы не героические действия одного офицера полиции, жертв могло оказаться гораздо больше.

Параллельно с этим в нескольких уголках планеты произошли подрывы шести судов с использованием мощных магнитных зарядов, какие стоят на вооружении боевых пловцов. Три судна уничтожили прямо в порту — теплоход в Марселе и два танкера в Касабланке и Тунисе, еще три — при выходе из портов, причем все, пассажирские лайнеры. Но если два — не очень большие, то третьим оказался самый крупный в мире океанский лайнер «Царица морей», подорванный недалеко от Азорских островов. Вместе с «Царицей» погибло три тысячи семьсот пять пассажиров и тысяча сто три члена экипажа, а спаслось лишь тысяча шестьдесят два члена экипажа и две тысячи шестьсот пятнадцать пассажиров. Эта трагедия стала крупнейшей на море за всю историю и по количеству жертв переплюнула все случившиеся в этот день события, вместе взятые.

Мир находился в оцепенении. Конечно, в истории случались происшествия куда кровавее, но чтобы так, чтобы сразу и везде, в разных местах разными людьми, да еще и солдатами, полицейскими! Что произойдет завтра, где это случится, от кого ожидать удара? Власти не могли дать вразумительных ответов. Никакой связи между людьми, пошедшими на эти чудовищные преступления, не наблюдалось. Ни одна из террористических группировок ответственность на себя не взяла, да по-другому и быть не могло, ведь даже легендарная Аль-Каида, если она даже и существовала, на такое способна не была — теракты совершали далеко не смертники и религиозные фанатики, а представители власти и вооруженных сил.

Все это усугублялось предсмертными конвульсиями международной финансовой системы. Опасаясь продолжения терактов или даже войн, а также стараясь расстаться со стремительно обесценивающимися деньгами, люди сметали с полок продукты и предметы первой необходимости, что только подстегивало инфляцию. Кое-где драки в очередях перерастали в массовые беспорядки. Те, кому не досталось продуктов, шли громить магазины, и если с продуктовых полок взять было нечего, тащили технику, одежду и вообще все, что попадалось под руку.

Все ждали, что же будет дальше.

Грассатор откинулся на спинку стула.

— Что-то произошло? — осторожно поинтересовалась Вера, заворачиваясь в полотенце.

— Да, — пробормотал Грассатор, не открывая глаз и повернув к ней ноутбук экраном. — Удивительно, какую работу он проделал, сколько людей подчинил своей воле. Просто не верится. Да, он действительно могуч, черт его побери! Сущий дьявол во плоти. И все же это не конец, далеко не конец. Люди могут выкарабкаться и даже, скорее всего, выкарабкаются. Мир не рухнет. И Экзукатор это знает. А значит, он придумает что-то еще.

Вера пробежала глазами заголовки новостей.

— Он убивает людей! — воскликнула она. — Вот так просто убивает невинных людей чужими руками, как обычный террористический главарь!

— К сожалению, не совсем обычный. Хотя методы схожи. — Грассатор достал трофейный наладонник, повертел его в руках и, решившись, набрал тот самый номер контакта Grande. — Интересно, он все еще таскает с собой гаджет, созданный столь ненавистными ему людьми?

Пошли гудки — уже хорошо. Затем сняли трубку, и Грассатор тут же узнал голос врага.

— Так и думал, что ты не выдержишь и позвонишь, — насмешливо отметил Экзукатор. — Я почувствовал, что мои ребятки мертвы. Боялся, что они окажутся чересчур глупы и нападут на вас обоих сразу, ведь если за двумя зайцами погонишься… Но было сработано на славу. Твой очередной дружок мертв, а ты, как обычно, выбрался из заварушки невредимым. Что это — трусость или везение?

— Что ты творишь? — прорычал Грассатор.

— Ничего такого, к чему бы людишки уже не привыкли. Бомбежки мирных городов сотнями самолетов и ядерными бомбами, уничтожение небоскребов, расстрелы в школах, массовые казни. Да брось ты! Все это они видели и видят каждый день, продолжая спокойно завтракать. Я им представил лишь сжатый конспект. О, дорогой Грассатор, посуди сам, да я просто детскими играми занимаюсь по сравнению с ними. Оторвет их от завтрака единственно осознание того, что это может произойти именно с каждым из них, а не с кем-то другим. Правда ведь, они на редкость эгоистичные существа? Цинизм как форма защиты в современном мире переизбытка информации. Страх за собственную шкуру — вот что может пробить эту оборону. К тому же открою тебе маленький секрет: оказывается, я не могу заставить человека сделать то, что кардинально расходится с его внутренним кредо. Для меня это стало неприятным открытием, а тебя должно порадовать. Несколько моих подопечных, когда дошло до дела, вышли из-под контроля. Но большинство не подвело. Я лишь помог им выпустить тех самых «демонов», а дальше уж они сами. И ведь с виду не убийцы и не головорезы, верно? Получается, что свободу воли я не нарушаю, как могло показаться вначале, а значит, наша миссия продолжается. Тем безосновательнее твои аргументы, дорогой мой. Вся ответственность за происходящее лежит на них, и только на них самих.

— Зачем, Экзукатор, зачем все это?

— Потому что могу. Устраивает такой ответ, если тебе никак не хочется поверить, что я лишь делаю то, что не удосужились сделать вы? Да, и вот еще что: мне не хочется гоняться за тобой по всему свету. Если желаешь нашей встречи, отправляйся в Вашингтон. Или же забейся в самую дальнюю щель и не путайся у меня под ногами, тогда проживешь чуть больше. Увидимся.

Судя по стуку и скрежету, Экзукатор бросил мобильник на землю и растоптал.

— Потому что может… — пробормотал Грассатор. — Просто потому что может… Желает поиграть одновременно в бога и дьявола.

— И все же он не всесилен, — заметила Вера, слышавшая весь разговор. — Люди способны противостоять ему. Хорошая новость, да?

— Да, что-то в этом есть. Значит, он может навести хаос только силовыми методами. Нашептать на ухо тем, кто жмет на ядерные кнопки, недостаточно, нужно быть уверенным, что они окажутся такими ублюдками, что, не задумываясь, повинуются. А если нет? Значит, он будет осторожнее, и это хорошо, это дает нам время.

— Но все же странно, — пробормотала Вера, — как легко он окрутил тех богачей в лондонском особняке. Все-таки Крез был прав — это не среднестатистические люди и расстаться со своими богатствами для них должно было быть морально неприемлемо.

— Да, но Крез еще и толково сказал, что они попали в свою же ловушку. Они не делали ничего для себя необычного, поскольку будоражили финансовую систему и раньше, только для своей пользы. Да и вообще люди у власти морально готовы к такому, что у обычного человека волосы зашевелятся. Властолюбцы — все, как один, клиенты Экзукатора. И при этом именно они могут натворить действительно серьезных дел.

— Возможно…

— Ну хотя бы на твои похороны не опоздал, — послышался в стороне сиплый голос, говорящий на латыни. — Не хотелось бы воевать с этим вашим дьяволом один на один.

Грассатор поднял голову. Из-за всех этих дум он умудрился не почувствовать его приближения.

Арес!

29

Вера с интересом рассматривала очередного ангела. На бога войны он похож не был, а вот на осколок войны — вполне. Одного роста с остальными, крепенький. Черты лица такие же правильные и привлекательные, как и у других, причем в них явно просматривалось нечто ближневосточное, однако все портила неряшливая уже не щетина, но еще и не борода и сальные растрепанные волосы, выбивающиеся из-под потертой бейсболки цвета хаки. Крепкий рельефный торс обтягивала на удивление чистая белая футболка, резко контрастирующая с песочного цвета полинявшими военными штанами с многочисленными карманами и военными же высокими стоптанными ботинками. В мускулистых волосатых руках он держал видавший виды вещмешок.

— Арес, мать твою! — воскликнул Грассатор, направляясь к нему.

— Здравствуй. — Арес чуть заметно кивнул. Приветствие прозвучало как-то уж очень сухо, да и улыбка на лице не появилась, но взгляд темных глаз смягчился, выдавая эмоции.

Мужчины обнялись.

— Перейдем на русский — так легче будет девушке. Знакомься, это Вера, она все знает и помогает нам, однажды даже спасла мне жизнь.

— На русский так на русский. Я люблю этот язык почти так же, как латынь и французский. Особенно ругательства. И солдаты у них — что надо.

Вера улыбнулась и благодарно кивнула.

— Выглядишь, как всегда, так, словно только что с передовой! — Грассатор осмотрел друга с ног до головы.

— Я и так, считай, с передовой.

— А эту отвратительно чистую футболку-то зачем натянул?

— Старая порвалась, сука, ну я и решил, что глупо новую сразу же марать, верно? — И снова ни тени улыбки.

— Где воюешь сейчас?

— Воюешь? Не пачкай это слово. Одни босоногие из джунглей выбежали, другие их обратно загнали. Детские игры. Чертова герилья — ни умения, ни тактики, ни желания, баловство да и только.

— Не то что раньше, верно?

— Верно. Не знал, куда податься, столько войн толковых и противников достойных, что боялся, как бы чего не пропустить. — Арес бросил вещмешок на шезлонг и подхватил стакан с коктейлем со складного столика.

— Ты говоришь так каждый раз, когда мы встречаемся, — усмехнулся Грассатор. — Пойдем под тент, там и столик есть, и напитки интереснее, чем коктейль этот.

Вся компания расположилась на трех плетеных креслах вокруг плетеного же столика.

— Рассказывай все и по порядку, — потребовал Арес, прикрыв глаза.

Когда Грассатор закончил, Арес еще долго сидел с закрытыми глазами, и в какой-то момент Вера даже подумала, что он уснул, однако ошиблась.

— Серьезный парень этот твой Экзукатор, — пробормотал наконец Арес. — Мне не нравится, что я услышал.

— Это точно, — кивнул Грасс.

— Жаль наших. Я знал, что рано или поздно что-то подобное с кем-нибудь из нас случится. Даже странно, что все мы пробыли здесь так долго. И все же в какой-то момент мне стало казаться, что мы будем жить вечно. Однако вечен лишь Архитектор. Даже те наши, что еще витают в пространстве, и они рано или поздно «погаснут»…

Помолчали.

Арес взял один из револьверов Грассатора, лежавших на столике.

— И что, даже «магнум три-пять-семь» его не берет? — поинтересовался он.

— Еще не пробовал, но уверен, что несколько выстрелов он переживет без проблем, — ответил Грасс, отправив в рот виноградинку.

— Возмужали братишки наши небесные, — задумчиво проговорил Арес, лихо, словно заправский ковбой, покручивая револьвер в руках. — Или мы с тобой стали уже не те? Я помню, как мне в основание черепа из снайперской винтовки прилетело во время Второй мировой. Думал, что все — конец, но очухался, хотя двигаться не мог около часа. Повезло, что не добил никто — за мертвого приняли.

— Как ты вообще умудрился выжить, если только и делаешь, что воюешь? — поинтересовалась Вера. Конечно, эти парни живучи, но ведь не бессмертны. Налет авиации, артиллерийский взрыв или прямое попадание в голову из мощного оружия — и привет.

Арес повернулся к ней, и Вера пожалела, что спросила. Что-то было в выражении его лица, во взгляде… что-то черствое, окаменевшее, словно мозолистая рука старого солдата, загрубевшая от рукояти сабли.

— Умение воевать, девочка, в том и заключается, чтобы избегать таких моментов, когда могут убить. — Он снова откинулся на спинку и прикрыл глаза. — Поначалу мне серьезно доставалось. Первое мое сражение было в самом начале Столетней войны. Я за французов пошел. Порубали меня знатно, долго восстанавливаться пришлось, причем я тогда еще и не умел этого делать толком. Но с каждым боем становилось все проще и интереснее. Я уже чувствовал настроения бойцов — потоки, которые есть в каждом крупном сражении, сродни течениям в морях, — преду гадывал действия врагов, последствия той или иной атаки и в какой-то момент понял, что способен читать баталию, как книгу. Это непередаваемое ощущение. Конечно, были ошибки, были ранения, и серьезные, но в те времена и тем оружием убить меня было сложно. А когда появилось оружие действительно опасное, я уже плавал во всем этом как рыба в воде. При должном опыте, поверь, можно предугадать, куда попадет бомба или снаряд. Засады мне, сама, наверное, понимаешь, не страшны, уж сколько я ребят уберег от них! Да и снайперы, вроде того что в голову мне угодил, попадаются лишь тогда, когда слишком расслаблюсь. За способность вылавливать снайперов меня всегда ценили.

— А за кого ты во время Второй мировой войны воевал, если не секрет?

Арес все же улыбнулся, пусть и самым краешком рта, и кивнул, понимая, почему интересуется девушка.

— Уж больно мне ваши солдатики по душе. Впервые с русскими я столкнулся во время Северной войны, когда со шведами пришел. Шведы тогда были хорошими солдатами, мне нравилось за них воевать. Но врезали вы нам знатно, и я взял русские войска на заметочку. А присоединился к вам только во время Семилетней войны. Поначалу думал, что зря — нужно было за Фридриха идти, популярный был тогда полководец, да и за пруссаков мне воевать уже приходилось, но потом не пожалел — дали мы Фридриху прикурить. С тех пор я часто с вашими плечом к плечу бился. Парни в бою храбрые, крепкие, а на биваках простые, непривередливые, веселые — все, что я люблю в солдатах. Изменил вам только с французами во время наполеоновских войн, так как во французскую армию под началом этого удивительного мужика влюбился сразу же и навсегда.

— Но все-таки «хобби» у тебя несколько… необычное, — аккуратно заметила Вера. — Приходится убивать людей, как-никак, а это…

Улыбка слетела с его лица мгновенно, и Вера закусила губу, проклиная себя за излишнюю болтливость.

— Может быть, но я всегда придерживался жестких правил. Не знаю, зачем мне это, но так есть. Я не перехожу на другую сторону. Я убиваю только солдат и только на поле боя, а значит, тех, кто пришел убивать или умереть, и когда правила игры всем понятны. Не собираюсь оправдываться, так как никогда в святые и не записывался, но я воюю не ради убийства, а ради азарта борьбы.

Вера кивнула и решила больше вопросов не задавать. Действительно, имеет ли она право упрекать его? Чем он обязан людям, что должен переживать за них больше, чем переживают друг за друга сами люди? Когда-то эти шестеро уже принесли в жертву свое бессмертие, ради того чтобы помочь человечеству. Человечество от помощи отказалось. Больше они никому ничего не должны.

— Война — такое же неоднозначное явление, как и все в нашем мире, — зачем-то продолжил Арес, смотря куда-то вдаль. — С одной стороны, отва га, честь, доблесть, характер, взаимовыручка, с другой — грязь, кровь, смерть, вонь от трупов и загнивающих ран, ребята с перекошенными лицами и обреченными взглядами, размазывающие кишки по полю боя. И так все в этом нашем гребаном мире, все…

Никто ему не ответил. Все трое меланхолично наблюдали за чайками, ссорившимися у линии прибоя по понятной только им причине.

— Итак, — все тем же загробным тоном произнес Арес, словно очнулся от тяжелых мыслей, — каковы наши дальнейшие действия?

— Я звонил ему перед самым твоим приходом, — сказал Грассатор.

— Что? Звонил? Куда?

— На сотовый по номеру телефона одного из убийц Креза. Но про этот номер уже можно забыть. Вообще, надо сказать, он довольно смело пользуется людскими вещицами.

— Как и мы все. Так где же он?

— Сказал, что завтра будет в Вашингтоне.

— Не очень-то это хорошо, когда принимаешь бой на территории, удобной противнику… не очень хорошо. Впрочем, Вашингтон — нормально. Я знаю там местечки, где можно раздобыть оружие. Кстати, если мы хотим туда добраться побыстрее, нам тоже стоит пошевеливаться — у американцев есть план на случай чрезвычайных ситуаций, и сдается мне, после недавних событий они вот-вот закроют небо для гражданской авиации. В аэропорт!

Арес оказался прав: пару часов назад Штаты перестали принимать коммерческие рейсы из-за рубежа. Внутренние маршруты еще совершались, но до ближайшего американского города, где имелся бы крупный аэропорт, а именно до Макаллена, что на юге Техаса, нужно было еще добраться. И главное — пересечь американскую границу. Впрочем, как это сделать, вопросов не возникало — конечно же, через Мексику.

Из Сан-Хосе до Мехико добрались обычным рейсом и без каких-либо проблем — власти Центральноамериканских государств были подвержены паранойе куда в меньшей степени, чем их могучий северный сосед. Билеты снова достались им задаром и без всяких документов. Вера уже начала привыкать к такому нахальному способу передвижения. Пассажиров было не густо, но половину мест в небольшом самолете все же разобрали.

В Мехико троица оказалась уже ближе к вечеру.

— Ну, — обвел рукой окрестности аэропорта Арес, — командуй, дружище Грассатор. Мексика — это по твоей части.

— Почему это? — поинтересовалась Вера.

— Наш Грассатор когда-то всласть повоевал здесь. Разве он не рассказывал?

— Не рассказывал, — буркнул Грасс.

— Американо-мексиканская война, то бишь «война сорок седьмого года», как ее здесь называют. Грассатор пару лет проходил в солдатах славного генерала Санта-Анны.

— Да уж, славнее некуда… Я к тому времени успел семь лет прожить в Калифорнии, — пояснил он Вере. — И мне нравилась тогдашняя Мексика.

А на американцев я был в обиде за индейцев, помнишь, рассказывал тебе…

— О да, — хмыкнул Арес, — и как только американцы пережили твою обиду…

Грассатор не обратил внимания на иронию друга.

— Вот и ввязался в заварушку, хотя уже тогда было понятно, что мексиканцам ничего не светит.

— А ты, Арес, судя по всему, эту войну проигнорировал, — уточнила Вера.

— Войну? Для середины девятнадцатого века и в сравнении с войнами в Европе это было небольшое приграничное недоразумение, а не война. Горстки людей решили пустить друг дружке немного крови, вот и все. Хм, война…

— Может быть, — согласился Грасс. — Я и сам надолго не задержался. Как только понял, что Санта-Анна не собирается складывать с себя полномочия правителя, да еще и опять лезет лично командовать войсками, так и плюнул на все. Его еще после войны с Техасом должны были турнуть пинком под зад. И политиком-то никудышным был, а уж полководец из него… как из болотной тины текила. Вот я и решил, что, раз уж он так по душе мексиканцам, пусть сами за него и отдуваются.

— Да уж, — вздохнула Вера. — А вам есть что вспомнить из своей немаленькой жизни, кроме войн?

— Вся история человечества — это история войн, — заявил Арес, причем с серьезной миной. — Не помню, кто сказал.

— Глупости, — отмахнулась девушка.

— Ну, если тебе интересно, — пожал плечами Грассатор, — то в Калифорнии до сих пор стоит особняк, в котором я жил те самые семь лет, а рядом с ним небольшая дубовая роща, посаженная лично мною. Сейчас она выглядит довольно внушительно. Пойдет?

— Ну, это уже кое-что, — кивнула Вера. — И кто там сейчас живет? Ну, в том особняке.

— Понятия не имею. Я был там около десяти лет назад, специально заглянул, но видел лишь издалека. Частная собственность.

— Все это хорошо, но вернемся к делу. Итак, Грассатор, куда держим путь?

— К границе, куда же еще? Доберемся до городка Рейноса, а там и до нужного нам аэропорта недалеко. Рейнос стоит прямо на границе, там несколько пропускных пунктов. Может быть, удастся пройти и без приключений.

От Мехико до Рейноса по прямой оказалось не меньше семисот километров. Не желая терять времени, троица тут же на месте договорилась с владельцем и по совместительству пилотом небольшого двухмоторного самолета. Пожилой невысокий мексиканец передал выплаченный ему задаток такой же пожилой женщине, видимо жене, и пригласил пассажиров в салон.

По пути пилот сообщил, что пересечь границу вот так вот запросто не получится, даже с американскими паспортами. Штаты отнеслись к последним событиям чрезвычайно серьезно, они не ограничились закрытием неба, но и перекрыли море, а также обе сухопутные границы — с Канадой и Мексикой.

Новости погрузили Грассатора и Ареса в задумчивость. Они бы могли уболтать пограничников во время проверки документов, например, но если пропускные пункты закрыты, то им просто не подобраться к объектам «обработки» так близко. Оставался способ, проверенный годами, десятилетиями и даже столетиями, — незаконное пересечение американо-мексиканской границы.

Самолет сел в маленьком аэропорту Рейноса с единственной взлетной полосой, способной принять воздушные суда максимум чуть больше, чем тот, на котором они прилетели. До границы, проходящей по знаменитой реке Рио-Гранде, отсюда действительно было недалеко — каких-то пять-семь километров, но места здесь оказались довольно людными, а значит, и охранялся рубеж хорошо.

Немного посовещавшись, мужчины решили, что правильнее будет довериться в этом деле профессионалам, а не пытаться действовать самостоятельно. Пограничники — люди суровые и хорошо вооруженные, а с ними все же Вера, которая к огнестрельным ранениям относится не столь спокойно, как Грассатор и Арес.

Чтобы найти подходящих людей, пришлось попотеть. Округа погрузилась в ночь, а ночью местные жители не склонны беседовать с первыми встречными чужаками о незаконных делишках. Грассатор и Арес оставили Веру с вещами в ресторанчике при аэропорте, а сами разбежались в разные концы города. Разумеется, им пришлось воспользоваться своим иррациональным даром убеждения, иначе затея была бы обречена на провал изначально.

Наконец около часу ночи Вера залезла в старенький пятиместный пикап, где сидели Грассатор, Арес и незнакомый мексиканец за рулем. Мексиканец имел необычайно приличные для своего народа габариты и поистине бандитскую физиономию. Для довершения образа ему не хватало лишь сомбреро и перекрещенных патронташей на груди. Волнистые волосы висели грязными сосульками, а густоте щетины мог позавидовать даже Арес. Одна мощная лапища вцепилась в руль, во второй он держал растрепанную сигару, выпуская дым через щель в передних зубах. Говорил мексиканец в основном с Аресом, видимо из-за внешнего вида приняв его за родственную душу, изредка косился в сторону Грассатора, выглядевшего куда интеллигентнее, а на Веру, усевшуюся сзади рядом с Грассом, он даже не взглянул, игнорируя ее полностью.

— Что он говорит? — тихонько поинтересовалась Вера у Грасса.

— Говорит, что мы выбрали немного не то место, — так же шепотом отозвался тот. — Обычно нелегалы пересекают границу северо-восточнее, в пустынных или горных районах.

— Значит, он нам не поможет?

— Поможет, но деньги просит зверские, да еще и вперед.

— И вы согласились, правильно?

— Да. Теперь Арес пытается популярно объяснить мексиканцу, что если тот нас сдаст, а вероятность этого имеется, особенно когда деньги уже в кармане, то ему не поздоровится. Короче, обычный криминальный диалог — обе стороны пытаются доказать, что они неимоверно круты и шутки с ними плохи.

Когда наконец мужчины закончили «мериться рогами и клыками», пикап двинулся к выезду из города. Взяв восточнее, автомобиль какое-то время несся по трассе и перед самым въездом в город Рио-Браво свернул на север, к границе, двигаясь вдоль кукурузных полей, раскинувшихся покуда хватало глаз. Затем пикап неожиданно свернул в поле, безжалостно сшибая стебли и давя початки, оставалось только удивляться, как водитель разбирается в этом дремучем кукурузном лесу, но уже скоро они выскочили на укатанную проселочную дорогу, начинающуюся из ниоткуда прямо посреди поля.

Мексиканец повернулся к Аресу и заговорил. Грассатор принялся толмачить для Веры:

— Он говорит, что подъезжает к этой дорожке всегда с разных сторон. Немного помятая единожды кукуруза восстанавливается, тем самым снаружи эта тропинка не видна, а среди самого поля хорошо укатана, что позволяет добираться до места ночью, когда он, собственно, обычно и добирается. Еще говорит, что людей они здесь не перевозят — слишком опасно. Довольствуются контрабандой, но система отработана, так что какая разница?

Со стороны Мексики никаких ограждений на границе не имелось, и подъезд к реке Рио-Гранде был свободен. Еще посреди кукурузного поля мексиканец погасил фары и снизил скорость, так что берега достигли в полной темноте и относительной тишине.

Оставив машину под прикрытием кукурузы, мексиканец вылез и повел нелегалов за собой через заросли ивы. Достигнув воды, он долго копался среди веток, пока не извлек на свет обычную деревянную лодку-плоскодонку с двумя веслами внутри и канатом, привязанным к корме. Другим концом канат уходил в сторону деревьев, а там обнаружилась лебедка. Мексиканец указал на лодку. Судя по всему, сам он плыть не собирался, а когда подопечные переберутся на тот берег, он просто подтянет лодку лебедкой обратно. Таким образом, мексиканец не нарушит границы и останется в безопасности даже в случае обнаружения.

Когда все трое сели в лодку, Грассатор взялся за весла, а мексиканец отпихнул суденышко от берега, что-то сказав на прощание.

— На той стороне надо будет держаться левее, — перевел Грасс для Веры, — здесь недалеко пограничный пост. Пойдем вдоль дороги, но не выходя из леса. Через полтора километра будет трасса, на которой нас подберет барражирующий там старенький форд. Это кузен нашего друга, он ему уже позвонил.

— Только платить кузену будем отдельно, — добавил Арес, махнув проводнику рукой, — и бьюсь об заклад, что цену чуть большую, чем таксистам.

Именно так и случилось. Кузен безымянного проводника оказался таким же могучим и при этом еще и безмерно толстым. Он без лишних слов остановился рядом с бредущими по трассе людьми так, словно решил подобрать обыкновенных попутчиков, и так же молча доставил их в город Идальго, находящийся совсем рядышком с уже знакомым Рейносом. А первыми и последними словами, которые они от него услышали, были: «Двести баксов». На просьбу отвезти их к аэропорту Макаллена кузен ответил резким движением головы. Пришлось искать другого перевозчика.

Таким образом, луна только-только взобралась на небосвод, а троица уже была в Соединенных Штатах. Миновать границу оказалось не так уж сложно, хотя Вера и осознавала, что главную роль при этом сыграли сверхспособности сопровождающих ее мужчин, а также их финансовые возможности.

Еще через час все трое были уже на борту «боинга», отбывающего в Вашингтон, и тут им повезло, поскольку это был единственный рейс в ближайшие сутки, а то и в несколько. И они успели.

Самолет оказался полупустым. Троица разместилась в задней части салона, подальше от чужих ушей, и продолжила обсуждение, но теперь, когда они начали непосредственно приближаться к цели, настрой стал более деловым, а лица — тревожными.

— Итак, друг мой Грассатор, — начал Арес, поглядев по сторонам, — нам нужно разработать план. Пока все, что я слышал, было чистой воды импровизацией, а она, может, где-то и хороша, но не в бою.

— Я не против. Предлагай.

— В первую очередь — оружие. Японские мечи — это, конечно, очень мило, да и против револьверов твоих я ничего не имею, но мы не домашнего воришку пытаемся поймать. Нам нужны хорошие мощные стволы, чтобы разнести его в пух и прах при первой же возможности и не играть в кошки-мышки. Хорошо бы при этом действовать от обороны. Но как выманить его в нужное место и в нужное время — вопрос. Что думаешь?

— Трудно сказать. Ноксу удалось схлестнуться с ним именно там, где он рассчитывал. Но тогда еще мы не предполагали, с кем связались. Теперь Экзукатор будет осторожнее.

— Нокс… Он — да, он мог… В любом случае нужно окопаться как можно быстрее. Итак, по прилете отправляемся добывать оружие, я покажу где. Потом оборудуем укрепленную позицию — квартиру, дом, сарай, не важно. Убежище, где сможем чувствовать себя уверенно и куда сможем в случае чего отступить. А уже опираясь на него, будем действовать дальше.

— Звучит неплохо. — Вера взглянула на Грассатора.

Тот кивнул:

— Во всяком случае, кое-что. Итак…

Мужчины начали обсуждать детали. Вера, убаюканная мерным гулом самолета, прикрыла глаза и только сейчас поняла, насколько устала. Налетала она за последние дни столько, сколько не налетала за все предыдущие годы. Да и вообще путешествие получилось впечатляющим. Веки стали тяжелыми, поднимать их совсем не хотелось. Она решила, что полежит немножечко с закрытыми глазами и все, но сама не заметила, как задремала.

Ей вдруг приснился странный сон. Она ощущала себя по-прежнему в кресле самолета, вокруг черная пустота, и в этой пустоте отчетливыми серыми силуэтами проступали люди. Два ангела, что тихонько беседовали рядом, светились яркой позолотой. А вот и пассажиры, сидящие чуть впереди. Стюардесса проходит мимо, еще две спрятались за ширмой и выставляют напитки на тележку. Пилоты в кабине. Впрочем, где же им еще быть… Все это рядышком, вот оно. Но есть что-то еще… или кто-то. Далеко… и тоже в небе. Оно приближается… или они приближаются… кучка силуэтов, что рядом с ней в этом самолете, и тот дальний… сближаются. Он тоже светится золотистым светом. Сейчас-сейчас, можно постараться и даже ухватить образ… знакомый образ… Экзукатор!

Вера мигом проснулась и даже, кажется, вскрикнула.

30

Роскошный белый самолет «Howker-400» уверенно коснулся земли и покатился по взлетной полосе Вашингтонского аэропорта имени Даллеса.

Экзукатор терпеливо дождался, когда самолет остановится, затем поднялся с бежевого кожаного кресла и направился в кабину пилотов.

Самолет этот он позаимствовал у высокопоставленного коста-риканского дипломата вместе с пилотом. Дипломатический статус позволил с легкостью приземлиться в Лондоне, но после того шума, что поднялся в мире, перебраться обратно в Америку оказалось уже не так просто. Однако подобное развитие событий Экзукатор, разумеется, учел: чем лучше пойдет его дело, тем больше проблем с мобильностью это принесет, а как же иначе. Во всяком случае, до тех пор, пока кто-то вообще будет наблюдать за небом. Коста-риканский дипломат заранее получил все разрешения, а когда обнаружат его тело, ни он, ни его самолет Экзукатору будут уже не нужны.

У выхода из самолета Экзукатора ожидали восемь здоровенных мужиков бандитского вида, который не скрывала даже пристойная одежда. Глазами, исполненными беззаветной, просто-таки щенячьей преданности, они пожирали хозяина. Экзукатор раздобыл здоровяков в полицейском участке английского городка Дартфорд для мелкого дельца, а затем оставил при себе на всякий случай. Он поморщился, вспомнив, как некий молоденький, даже по людским меркам, констебль прострелил ему бок — ничтожный червь, недостойный, казалось, даже внимания, не поддался внушению и очухался от наваждения на удивление быстро, а в конце концов умудрился выскочить в окно. Рана — пустяк, о ней и думать не стоит, но то, что этот крысеныш сбежал, бесило Экзукатора куда больше.

Освобожденных же заключенных «обработать» труда не составило, но от ярости Экзукатор немного перестарался — он промыл им мозги хорошенько, с чувством, с толком, с расстановкой, вычистив оттуда память, эмоции, реакции. По сути — выжег разумную составляющую, оставив лишь биологическую. Результат получился неплохой, однако фанатик, пусть даже сохранивший личность, но при этом боготворящий Экзукатора, все же предпочтительнее, в этом он успел убедиться — ярости и преданности у них тоже хватает, плюс к тому остается способность к импровизации, да и навыки, часто полезные, никуда не деваются.

Пилот при появлении Экзукатора закончил переговоры с диспетчером, снял шлемофон, поднялся и уставился на своего повелителя. В глазах парня не было той пустоты, что отмечалась у мордоворотов в салоне, но неизгладимый отпечаток некоторой бессознательности, разумеется, присутствовал.

— Какие будут приказания, Великий? — пробормотал он и тут же опустил голову, словно извиняясь, что посмел заговорить первым.

— Ты хорошо послужил мне, — отозвался Экзукатор, рассматривая через лобовое стекло улицу. — Теперь ты снова запросишь взлет, поднимешься как можно выше и обрушишься на этот аэропорт. — Он глянул на часы. — Но не ранее чем через полчаса. Понял?

Пилот молчал.

Экзукатор скривился — его начинали раздражать внутренние терзания людишек, они должны повиноваться, повиноваться слепо, безрассудно и беспрекословно. В любом случае Экзукатор разорвет пилота на части, если и это ничтожество посмеет ослушаться.

— Посмотри на меня, — зарычал он.

Пилот тут же поднял глаза.

— Понял?

Разум в глазах парня погас. Экзукатор победил.

— Выполняй.

Столица Штатов медленно погружалась в ночь, однако аэропорт Даллеса, как и любой другой, не должен знать покоя, хотя сегодня он был малолюдным, более того — практическим пустым. Американские власти замораживали гражданские воздушные перевозки. Замечательно, значит, они действительно напуганы. Но этого мало, сегодня столица Соединенных Штатов должна погрузиться в ужас и тьму настолько, чтобы ни о чем другом правительство и думать не могло. И Экзукатор позаботится, чтобы местные жители получили достаточную порцию ощущений…

Проводив взглядом взлетающий самолет с «камикадзе» у штурвала, Экзукатор снял с пояса спутниковый телефон, набрал номер и произнес лишь одно слово: «Действуй». Затем второй, третий, всего семь номеров и семь одинаковых слов. После чего, выбросив и этот телефон, повернулся к своим слугам… или рабам — он не определился, как их для себя обозначить — и приказал раздобыть машину, очень надеясь, что их мозгов еще хватит.

Не хватило. Все восемь уставились на него смущенным и непонимающим взглядом. Как раз в этот момент где-то что-то громко ухнуло (не взорвалось, нет, просто ухнуло) и свет в аэропорту погас. Остались гореть лишь окна в нескольких самолетах. Чуть позже к ним присоединились навигационные фонари и еще какие-то лампы, работающие от аварийных генераторов.

«Агенты» сработали на славу — саботаж на подстанциях удался. Во тьму погрузилось все Восточное побережье Штатов.

Экзукатор усмехнулся, он прямо-таки ощущал, как в людях растет напряжение. Ком страха, сорвавшийся три дня назад с верхушки горы, теперь потихоньку набирал скорость и вес. Одно за другим, одно за другим.

Встретив первый же автомобиль — большой голубой джип службы аэропорта, Экзукатор указал на него рукой. Все восемь мордоворотов за его спиной сорвались с места, точно стая спущенных с поводка демонов. В темноте, лишь слегка подсвеченной красным аварийным светом от ближайшего фонаря, водитель заметил их не сразу, а когда заметил, не успел даже закричать. Дверца распахнулась, его выволокли на асфальт и за доли секунды превратили в окровавленное месиво. Прекратили избиение только тогда, когда к ним приблизился Экзукатор.

— В машину, — коротко бросил он, перешагивая через тело, усаживаясь на водительское сидение и при этом раздумывая, не завести ли себе ребят по-сообразительнее.

Они успели отъехать на несколько километров, когда позади раздался страшный взрыв, тряхнувший асфальт под колесами автомобиля, затем последовала яркая вспышка, и наконец расцвел громадный огненный бутон. Потом взорвалось еще, и еще, и еще — вероятно, «камикадзе» все же умудрился попасть в какой-то самолет, автомобили на стоянке или резервуары с топливом. Пламя бушевало и ревело так, будто сам дьявол решил именно в этом месте выбраться из преисподней на грешную землю, заставив даже Экзукатора сильнее надавить на педаль газа.

Вскоре послышались разноголосые звуки сирен, по встречной полосе спешили на место происшествия полицейские, пожарные, кареты «скорой помощи» и даже несколько «хаммеров», скорее всего с военно-воздушной базы «Боллинг», находящейся неподалеку. Но стоило Экзукатору удалиться от аэропорта, как на смену этим сиренам пришли другие, теперь уже охранные сирены бутиков, супермаркетов, банковских филиалов, работающие от аварийного питания.

Экзукатор удовлетворенно кивнул. Его вашингтонская «ячейка» начала свое дело, показала пример, и местные жители с радостью подхватили почин. Ночная мгла, не тревожимая своим электрическим врагом, нашла дорогу к сердцам людей, окутала разум, потащила наружу потаенных демонов. Все так, как он и ожидал, — сотни воришек, разбойников, а вчера еще с виду приличных людей, решили воспользоваться ситуацией и всласть пограбить. Кое-где над жилыми кварталами, состоящими из многочисленных одноэтажных домиков вдоль трассы, ведущей от уничтоженного аэропорта к центру, уже виднелось зарево пожаров. А чудовищная катастрофа где-то там, на западной окраине города, и общий хаос лишь создавали ощущение нереальности происходящего, которое опьяняло людей, отрывало от действительности, словно утром они проснутся, и ничего этого не будет, а значит сейчас можно все.

Вскоре автомобиль вывернул на Кастис-Мемориал-Паркуэй, но только когда достиг районов Лайон Виллидж, стало ясно, что масштаб беспорядков в городе разрастается в геометрической прогрессии. Кое-где начались откровенные погромы, горели машины и магазины, дорогу перебегали тревожные люди с битами и монтировками в руках, а также те, что катили тележки из супермаркетов, наполненные самым разным добром.

Первый обнаруженный Экзукатором мост — имени Теодора Рузвельта — оказался перекрыт полицией. Впрочем, у въезда на второй — Арлингтонский — меж двух статуй с гордыми орлами также дежурил отряд спецназа при броне, щитах и резиновых дубинках, напоминающий римскую манипулу, прикрывающую подступы к крепости.

Экзукатор резко остановил машину. За мостом простирался громадный мемориальный комплекс с Капитолием, Белым домом и прочими американскими святынями. Экзукатор не собирался наведываться ни к одной из них — то, что он сказал когда-то Крезу насчет президентов, было абсолютной правдой, — однако ему нужно было в ту часть города. Там у него была назначена важная встреча, способная показать, придется ли ему и дальше полагаться лишь на «завербованных» лично, или же многие будут готовы сотрудничать и ради вполне стандартных форм оплаты, невзирая на то, кем является заказчик и как предстоит отрабатывать гонорар.

Вообще различных «завербованных» по всему миру у Экзукатора насчитывалось несколько сотен, ради чего было потрачено немало времени и сил. Лишь только он определился, чего хочет, и научился влиять на людей, как тут же с энтузиазмом принялся за дело. Оказалось, что куда проще овладеть душами, если не ломиться в запертые двери, а подобрать нужный ключик. В каждой стране имелись свои заморочки, существовали группы граждан, чем-то недовольных, чего-то фанатично желающих, готовых на многое и имевших некоторую организацию, а значит, и своих лидеров. Таким образом, не нужно было «обрабатывать» каждого, достаточно завербовать верхушку, а те уже, по мере своих способностей, подтянут и остальных. Такими ключиками стали: религиозный экстремизм, национализм, сепаратизм и другие «измы», не дающие многим душевного покоя.

Впрочем, на подобные «ячейки» Экзукатор особенно не рассчитывал — пушечное мясо, не более. Они могли помочь ему немного раскачать лодку, но, для того чтобы перевернуть ее, их бы не хватило ни при каких обстоятельствах. К тому же власти внимательно следили за такими ребятами, и, если те проявляли излишнюю активность, спецслужбы их накрывали. Несмотря на четкие инструкции и предупреждения, Экзукатор так потерял четырнадцать «ячеек» за два года. Да и о том, чтобы свести их в будущем в некое подобие единой армии, можно было даже и не мечтать — слишком разные взгляды, слишком разные цели, да и сам Экзукатор для них «другой».

Поэтому, формируя «ячейки» в массовом порядке, основной упор Экзукатор делал все-таки на точечную вербовку «агентов» в строгом соответствии с планом — эти помощники были единичны, не знали друг о друге и не высовывались до поры, а сейчас, за редким исключением тех, что «сорвались», подтверждали свою полезность.

Но ему по-прежнему нужна была массовая грубая сила. Универсальная армия, не замороченная какой-либо дополнительной идеей, кроме службы ему. Прибирая к рукам ближневосточных террористов и дальневосточных экстремистов, он мог надеяться, что запылают эти регионы, но только эти, ведь, как оказалось, вопреки его расчетам, на большее их силенок не хватит. С западными странами придется разбираться отдельно. И кое-какие мысли на этот счет у него имелись.

Первый удар — именно по финансовой системе — убил гораздо больше зайцев, чем полагал даже Крез. Это воистину ахиллесова пята нынешнего мироустройства. Помимо того что Экзукатор вывел из игры могущественных серых кардиналов и разрушил основу их могущества, помимо того, что выбил почву из-под ног у сотен миллионов обычных людей, зародил в них страх перед завтрашним днем, помимо того что приоткрыл банку для кучи мелких пауков, готовых сцепиться над тушками погибших тарантулов за ставшие вдруг ничьими лакомые кусочки, помимо того, что он завладел средствами, на которые пока еще можно было в массовом порядке скупать гнилые души — помимо всего этого он еще и лишил корпорации достаточных средств для того, чтобы иметь такую роскошь, как собственные вооруженные силы. Теперь, когда с деньгами напряженка и содержать столь дорогое удовольствие корпорации позволить себе уже не могут, карманные армии оказались предоставленными сами себе. А люди, готовые убивать за деньги, а не за какую-то идею, — словно пустые сосуды, которые он заполнит тем стимулом, какой посчитает нужным, либо просто золотом, для экономии времени. Идеальный вариант. Остается лишь подобрать то, что плохо лежит. Раз уж никто не способен угробить западную цивилизацию лучше, чем сами ее представители, так тому и быть.

Он долго искал человека, знающего всю эту кухню и способного предоставить ему армию, не обремененную принципами. Наконец нашел, еще год назад, побеседовал с ним и в результате решил не «обрабатывать», а сделать неким подобием партнера. Ведь если тот станет появляться перед командирами наемников с безумным блеском в глазах, то лишь отпугнет их. А так — солидный человек, бизнесмен. К тому же, если материальное вознаграждение действует на него так же, как «обработка», — зачем время терять?

Однако, как часто случалось с ним в последнее время, на пути у великих целей вновь стояла жалкая горстка людей, и эти полицейские на мосту иллюстрировали данную мысль чертовски точно.

Бросив взгляд на восьмерых попутчиков, чудом уместившихся на заднем сиденье и в багажном отсеке, Экзукатор вылез из машины. Кроме его голубого джипа перед мостом стояло еще с дюжину брошенных машин, половина из которых горела, да и народу хватало — центр города манил богатой добычей. Пока толпа ограничивалась лишь перебранкой с полицейскими в духе: «Не имеете права!», «Это свободная страна!» — разумеется, сдабривая все это ругательствами. Полицейские с помощью громкоговорителя строгим безликим голосом просили граждан разойтись по домам.

Экзукатор прикинул их количество. Полсотни, может, чуть больше. Взглянул на часы. Рассусоливать некогда, время встречи приближается. Южнее, насколько он помнил по предыдущим посещениям Вашингтона, через реку Потомак имеются сразу три автомобильных, а также железнодорожный и метромост, и все рядышком, однако они, скорее всего, тоже перекрыты и охраняются наверняка куда большим количеством полиции. Значит, здесь.

Экзукатор вернулся к машине, открыл дверцу:

— Ты — пересаживайся за руль. Ты — рядом с ним. Остальные располагайтесь удобнее. Когда я скажу, ты нажмешь на эту педаль и поедешь в ту сторону. Когда машина остановится, выскакивайте из нее и крушите всех, кто окажется рядом. До самого конца. Поняли меня?

Здоровяки что-то невнятно пробубнили и начали рассаживаться как было велено.

Экзукатор выровнял руль, установил передачу и скомандовал давить на газ. Тяжелый джип взревел и начал набирать скорость. Главное, чтобы придурок за рулем не промахнулся, не проехал мимо моста.

И тот не промахнулся. Под дружные вопли полицейских и толпы джип влетел в ряды полиции, раскидывая людей вокруг себя, но быстро увяз в телах и остановился. Разом открылись четыре дверцы, и оттуда с диким, нечеловеческим воем выскочили восемь бесноватых, вооруженные лишь пудовыми кулаками и лютой яростью. Но и этого хватило, чтобы привести в замешательство и без того расстроенные тараном полицейские ряды.

Экзукатор извлек из наплечных ножен кинжалы в форме когтей. У него имелось оружие и посерьезнее, но он опасался, что звуки выстрелов могут спугнуть толпу, а пробиться без их поддержки будет сложнее, чем с поддержкой, только и всего.

Ободряюще крикнув, Экзукатор бросился в атаку.

Его поддержали не все — вероятно, вид тяжелого внедорожника, врывающегося в группу людей, остудил иные горячие головы, и теперь кое-кто с ужасом смотрел на происходящее. Однако примерно сотня отморозков, вышедших сегодня на улицу с вполне определенной целью, все же нашлась. Метнулся один, размахивая над головой дубинкой, за ним второй, подняв кусок арматуры, словно меч, а дальше уже к драке присоединялись целыми шайками.

Сам Экзукатор особенно не увлекался: пырнул одного, пихнул второго, полоснул третьего — только тех, что мешались на пути. По дороге наткнулся на одного из восьмерых «берсерков», лежащего с пробитой головой, впрочем, они ему больше были не нужны, он в любом случае собирался их здесь оставить.

Вскоре полицейские уже помышляли не об обороне моста, а лишь о спасении своих жизней, так что прорваться не составило большого труда.

Полицейские, надо отдать им должное, бились отчаянно, но, вооруженные лишь дубинками и уступающие в численности, победить, конечно же, не могли. Прикрывшись щитами, они жались друг к дружке, образовав круговую оборону и отмахиваясь дубинками. Наверное, так же тысячу лет назад смыкались обреченные легионеры Квинтилия Вара под ударами германцев в Тевтобургском лесу.

Оставив сцепившихся в яростной схватке людей позади, Экзукатор спрятал кинжалы. Краешком разума он ощущал, что Грассатор и Арес приближаются. Замечательно, давно пора было разобраться с этой проблемой раз и навсегда.

Там, за мостом, вспыхнула и потихоньку начала разгораться верхушка одной из американских святынь — высокой белой стелы, мемориала Вашингтона. Еще один подарок «ячейки», он уж и не думал, что им такое удастся. Интересно, чем они ее облили? Такой факел будет видно со всего города. Ну чем не символ?

Криво усмехнувшись, Экзукатор двинулся через мост.

31

На подлете к Вашингтону Грассатор заметил, что стюардессы ведут себя как-то странно. После непродолжительной беседы с одной из них выяснилось: с диспетчерской поступило сообщение, что в столичном аэропорту имени Даллеса вроде бы произошел теракт и самолет направляют к Нью-Йорку вместо предполагаемого Национального вашингтонского аэропорта Рональда Рейгана. План грозил сорваться.

Мужчины начали действовать незамедлительно: сначала «уговорили» все ту же стюардессу впустить их в кабину пилотов, а потом взялись одновременно за командира экипажа и второго пилота. Так что уже через пять минут по салону объявили: самолет сядет там, где и предполагалось.

Теперь оставалась лишь одна проблема, ведь они прилетели туда и тогда, куда и когда хотел Экзукатор. Нужно было уберечься от возможной ловушки или внезапной атаки. Решили, что, лишь только выйдут из самолета, найдут машину и неза медлительно тронутся в путь. Движение — жизнь.

Уже при посадке Вера в иллюминатор могла рассмотреть — в городе творится что-то неладное. Неестественная темнота, разгоняемая не мириадами электрических лампочек, а многочисленными пожарами, пылающими тут и там. А венчало все это безумие пламя на самой верхушке стелы мемориала Вашингтона, напоминающее олимпийский огонь. Она часто видела ее в фильмах, бывало даже разрушенной, но вот так — в качестве факела… У подножия уже суетилось несколько пожарных машин, но пока справиться с огнем им не удавалась — уж больно высоко.

— Времени он зря не теряет, — пробормотал Грассатор, пробираясь к выходу из самолета.

— А этот парень неплох, — заметил Арес, как показалось Вере, даже с некоторым восхищением, — диверсант из него отменный.

Оказавшись на улице, троица остановилась в замешательстве. Аэропорт вымер, ни людей, ни такси. За пассажирами самолета прислали автобус в сопровождении полицейского автомобиля, но им-то с остальными было не по пути. Впрочем, проблема разрешилась довольно быстро — у выезда из аэропорта они обнаружили сразу несколько брошенных машин, некоторые даже с открытыми дверцами.

— Ну, — спросил Арес, заняв водительское место в здоровенном черном внедорожнике, — куда?

— Сколько нам понадобится времени на поиск оружия? — в свою очередь поинтересовался Грассатор.

— На поиски не много — я точно знаю где, но если нам нужно что-то особенное, то одним местом не ограничимся, и расстояние получится приличное. Всю ночь прокатаемся, это точно.

— Хорошо, пусть так. Поступим следующим образом: сейчас отвезем Веру в какой-нибудь отель. Да-да, не спорь, лучше дослушай. Ты отдохнешь до утра, а как только рассветет, найдешь нам помещение, которое станет укрепленным пунктом. Я и Арес должны узнать о его местонахождении в последний момент, чтобы приехать и быстро окопаться. Экзукатор, отслеживая нас, не должен выведать об убежище раньше времени, а наши постоянные передвижения ночью хоть немного собьют его с толку. Ну что?

— Годится, — кивнул Арес.

Вера промолчала. Что говорить, если они все и так решили.

— Тогда поехали.

С отелем решили особо не заморачиваться — рядом с аэропортом находилось местечко под названием «Кристалл-сити», при этом район аэропорта интенсивно патрулировался полицией, так что — от добра добра не ищут. Остановились в отдалении, опять же чтобы не выдавать место Экзукатору. Грассатор долго проверял, в порядке ли у Веры спутниковый телефон, один из двух, купленных еще в Коста-Рике на случай, если накроется сотовая связь, достаточно ли у нее наличности, в боевой ли готовности пистолеты.

— Будь осторожна и звони, если даже хоть что-то…

— Я все поняла. — Вера улыбнулась и поцеловала Грассатора в губы. — Вы тоже аккуратней.

— Давайте уже сделаем так, чтобы скоро все закончилось.

Внедорожник взвыл мотором — вероятно, этим Арес выплеснул раздражение — и метнулся в западную часть города.

Оставшись одна посреди темной улицы, Вера осмотрелась. Кое-где в окнах дрожал слабый свет газовых ламп или свечей, помигивали некоторые аварийные лампочки в стороне аэропорта. Тишину нарушали далекие завывания сирен, где-то басовито и натужно шелестел вертолет, но из-за эха понять, где именно, один он или их несколько, было совершенно невозможно.

Становилось немного жутковато: одна в огромном, чужом, да еще и сошедшем с ума городе. Она давно мечтала посетить Штаты, но представляла себе это несколько по-иному.

Чтобы хоть как-то взбодрить себя, Вера вытащила из рюкзачка пистолет и попыталась засунуть его за пояс, как показывали в фильмах, но джинсы с низкой талией для такого оказались не приспособлены, так что оружие пришлось положить обратно. Тогда она решила просто не застегивать рюкзак.

От долгого сидения у нее изрядно затекло тело, а это опасно, если придется бежать. Размяв шею, девушка потянулась, да так сладко, что аж уши заложило. И вдруг на мгновение к ней вернулся тот самый сон, что приснился в самолете. Только теперь в нем кое-что изменилось. Белых силуэтов она не видела вообще, зато два золотистых рядышком друг с другом быстро удалялись от нее, а третий… третий двигался неторопливо и уже явно не в воздухе, он был совсем рядом… силуэт Экзукатора.

Вера открыла глаза, тряхнула головой. Бред какой-то! Снова закрыла глаза, но ничего не увидела. Однако сейчас-то это был не сон! И не видение. Неужели… Да быть такого не может! С чего бы? Из-за того, что пару раз переспала с Грассатором?

Ерунда! Даже они не видят Экзукатора, а ей-то с чего он видится?

Девушка уже решила продолжить путь к гостинице, но затем остановилась, прикрыла глаза, сконцентрировалась. Ничего. Попыталась потянуться, зевнуть. Ничего. Да, похоже, что примерещилось. Она уже точно с ума сходит от всего этого.

Вывеска гостиницы не горела, в холле было темно, и то, что там внутри вообще кто-то есть, выдавали лишь отсветы в окнах и дрожащие огоньки свечей в холле.

— Добрый ночи, — произнес администратор, встречая ее не у стойки, а у самого входа, и по его лицу было видно, что ночь-то на самом деле не такая уж и добрая. — Знаете, вообще-то мы временно не принимаем новых гостей… но если вы готовы расплатиться наличностью, я смогу найти для вас помещение.

— Да, я плачу наличностью. Будьте добры…

— Подождите в холле, пожалуйста. Компьютеры не работают, мне нужно подняться и найти свободный номер.

— Конечно.

Вера плюхнулась на диванчик, положила рядом рюкзак и вытянула ноги. Боже, что она здесь делает? Столица Соединенных Штатов, погруженная во тьму и хаос, «падший ангел», блуждающий где-то там и затевающий новые козни, и два архангела, мотающихся по городу в поисках автоматов вместо сверкающих мечей. Сейчас здесь, в темном холле, освещенном дюжиной свечей, все это казалось каким-то наваждением, сном, бредом. Но лишь только она снова немного расслабилась, прикрыла глаза и прикорнула на бархатном диванчике, в ее мозг вторгся другой сон, другое наваждение. Золотистые силуэты. Два — рядышком друг с другом, уносящиеся все дальше на запад, и один недалеко на востоке. Ага, а вот и четвертый, серый силуэт приближается к ней…

— Э-э-э-э… мисс, я нашел комнату.

Открыв глаза, Вера вскочила. Может быть или не может, но она должна проверить! Это немыслимо, но она должна проверить.

— Извините, мне нужно идти, — бросила она администратору, подхватила рюкзак и направилась к выходу.

— Но, мисс, я нашел…

Выбежав на улицу, Вера прикинула, как располагался диванчик, в какую сторону ей направляться, и решительно двинулась по ночной улице.

А что, если и правда? Что, если она начала чувствовать их? Всех, и Экзукатора в том числе. Что она знает об их физиологии? Что знает об их способностях? Вот только… если она права, то сейчас направляется прямиком к самому Экзукатору…

«Он не чувствует тебя, он не чувствует тебя», — прошептала она, остановившись. Вера вспомнила, как легко уходил от слежки покойный Нокс. Главное — не подходить близко, не пялиться на него, не выдать себя, и тогда он не сможет ее обнаружить. Она просто посмотрит, действительно ли ее видения чего-то стоят, или это плод ее уставшего воображения.

Достав пистолет, она крепко сжала рукоять и продолжила путь.

Обойдя довольно внушительную территорию аэропорта с юга, Вера уперлась в набережную столичной реки под названием Потомак, насколько она помнила. Через узкий рукав прямо перед ней были перекинуты сразу три моста — автомобильный, железнодорожный и, вероятно, для метро. Все три — коротенькие и свободные. Остановившись посередине автомобильного моста, Вера попыталась всмотреться вдаль, но безрезультатно. Тогда она открыла карту города на трофейном лэптопе, который забрала у Грассатора. Так, если верить последнему «сну», ей нужно аж на другой берег, к тому же в том самом месте, где она сейчас стоит, ширина реки как раз будет поболе, чем в других местах. Зато дальше по шоссе имеется пристань, и, может быть, ей удастся договориться о переправе.

Карта не соврала — пристань была на месте, причем заполненная людьми. Насколько Вера сумела понять по крикам и гаму, здесь собирались те, кто хотел перебраться на другой берег, но не мог из-за перекрытых мостов. Значит, она по адресу. На темной грязной воде у причала бормотали моторами около дюжины разномастных суденышек: лодки, катерки, какой-то буксир, длинный узкий спортивный катер, старая потрепанная яхта и еще какие-то посудины. Был даже один скутер.

Особым спросом пользовался именно спортивный катер, хотя пассажиров он брал немного, а деньги за переправу хозяин требовал бешеные. И скоро Вера поняла почему — темноту ночи со стороны реки то и дело будоражили сине-красные вспышки мигалок, воздух прорезали короткие звуки сирен и нечленораздельный бубнеж в громкоговоритель. Полиция на патрульных катерах вылавливала суда-нарушители. Видимо, городские власти всерьез решили бороться с распространяющимися со скоростью лесного пожара беспорядками, для чего изолировали районы.

Вера тоже попытала счастья со спортивным катером, но тот был уже укомплектован и отчаливал. Не удалось сунуться и в моторку, которая выглядела порезвее других. А хозяин баркаса, где еще были места, заявил, что спускается далеко южнее и только там пересекает реку, виной тому малая скорость, но и деньги берет меньшие. Однако в таком случае Вере пришлось бы проделать еще немалый путь и опять же миновать водную преграду, чтобы добраться до мемориальной части города, куда тянули ее видения.

Когда Вера уже решила, что другого выхода нет, ее окликнул мужчина со скутера:

— Леди! Хей, леди! Пять сотен — и доставлю туда, куда пожелаете. Есть у вас пять сотен?

Пятьсот долларов у Веры были, и, несмотря на то что сумму для подобного расстояния можно было смело считать астрономической, она согласилась без разговоров и тут же направилась к покачивающемуся на волнах, поднятых отошедшими катерами, скутеру.

— Держитесь крепко! — крикнул мужчина, когда она расположилась позади него. — Могут преследовать, но мы уйдем, не переживайте. Джимбо зря денег не берет!

Джимбо сдержал обещание. По пути в непосредственной близости им попался лишь один патрульный катер. На них навели прожектор, включили мигалки и сирены, что-то там прокричали в рупор и даже начали разворачиваться, чтобы отправиться в погоню, но когда поняли, что, пока развернутся, от скутера уже и ряби на воде не останется, плюнули, погасили огни и продолжили охоту на более легкую добычу.

Скутер причалил к берегу, и Вера с облегчением ступила на твердую землю. Всю дорогу она переживала не столько за патрульные катера, сколько за то, чтобы не плюхнуться в воду и не испортить спутниковый телефон — единственную связь с ребятами. Достав из рюкзачка деньги, она протянула их мужчине, только сейчас, благодаря вышедшей из-за туч луне, сумев рассмотреть его. Новоявленным контрабандистом оказался молодой парнишка. Тот в свою очередь также разглядел пассажирку, маслено улыбнулся и попытался узнать, зачем же такой красавице понадобилось ночью шляться по беспокойному городу и не нужен ли ей защитник, но Вера уже шагала дальше.

Заметив в отдалении потухшую наконец стелу, она поняла, что находится уже совсем близко от того места, которое виделось ей в дреме. Но куда дальше? Переминаясь с ноги на ногу, Вера осмотрелась, затем присела прямо на газон. Нужно попробовать задремать. Улегшись на спину, она подложила под голову рюкзак, закрыла глаза.

Ага, не тут-то было. Далекие звуки сирены и вертолетов, холодная трава, пустой ночной город, а скорее всего просто жуткое волнение. Желание спать улетучилось, как утренний туман над рекой Потомак.

Открыв глаза и поднявшись на ноги, Вера в очередной раз решила плюнуть на все и вернуться в гостиницу. Она уже придумала, как будет объясняться с администратором, которого так беспардонно обманула, но вдруг поняла, что ей не дают покоя какие-то внутренние ощущения. Словно она слышит шорох в стороне, и ей очень хочется пойти и посмотреть, что там, вот только никакого шороха не было. Постепенно до Веры начало доходить, что она ощущает присутствие Экзукатора. Она знает, в какой он стороне. Она знает примерное расстояние. Он рядом. Метров… трудно… может быть… пятьсот.

Вера тряхнула головой, чтобы убедиться, что все же не заснула на травке, а действительно стоит и бодрствует. И пошла, ведомая своими ощущениями.

Чем дольше она шла, тем тяжелее ей давался каждый шаг, воздух становился плотным, как кисель, и сквозь него приходилось продираться. Так бывает именно во сне, но сейчас она не спала, она просто боялась, очень сильно боялась. Страх крутил живот, долбил виски, гудел в сердце. Но она шла вперед, потому что так решила, потому что так надо. Если это — правда, то пусть она станет оружием, радаром для ребят, тем, что поможет им найти и убить ублюдка.

Вера подошла к эстакаде, возвышающейся над широченной автомагистралью в дюжину полос. Машин не было. У подножия эстакады имелся небольшой круглый парк с фонтаном в центре, другая сторона уходила к улице, находящейся выше по уровню. Немного поразмыслив, Вера двинулась по эстакаде. Опасно, конечно, ведь если Экзукатор застанет ее там, то и деться некуда будет. Впрочем, девушка подозревала, что если он ее вообще заметит, то разницы уже не будет, где это случится.

В мемориальной части города было куда тише и спокойнее, чем в остальных районах, вероятно, блокпосты со своей задачей более-менее справились. Потому тяжелые шаги по асфальту Вера услышала заранее. В висках кольнуло, что-то словно заставляло ее поостеречься. Все нутро подсказывало: он там. Вера остановилась и присела на корточки.

Теперь в голове зашумело так, что она едва не потеряла сознание. Бежать или притаиться, бежать или притаиться?! Если он ее еще не обнаружил, то бегством она себя уж точно выдаст, а если обнаружил, то ничего уже не поможет. Значит, притаиться.

Девушка уставилась на другую сторону эстакады, ожидая, что там вот-вот появится знакомый силуэт. Шаги все приближались, но силуэт не появлялся. И только тогда до Веры дошло, что он внизу — под эстакадой. Он прошел по пешеходной дорожке, одной из двух, что резко спускались по обе стороны от эстакады сразу к трассе.

Вера продолжала сидеть не шевелясь, вспоминая слова Грассатора, что выдать ее способен даже пристальный взгляд, не то что шум. И тут она услышала приближающийся по той самой широченной трассе под ней автомобиль.

Машина остановилась, послышался голос Экзукатора, который она никогда не смогла бы забыть:

— Ты опоздал.

Хлопнула дверца. Голос мужчины зазвучал отчетливее — он вылез из машины.

— …стало трудно передвигаться. Да и место вы выбрали не очень подходящее.

Судя по голосу, компанию Экзукатору составил мужчина средних лет. Говорил он ровно, спокойно, с достоинством, без тени раболепства и неадекватности, которые присутствовали у «обработанных» Экзукатором людей. Общались по-английски, но интонации подсказывали, что неизвестный мужчина обращается к собеседнику скорее на «вы», тогда как Экзукатор «тыкает».

Экзукатор промолчал. Второй мужчина продолжил:

— То, что вы сделали, сэр, — потрясающе. Признаться, когда мы встречались впервые и вы сообщили, что собираетесь устроить заварушку, я не поверил, хотя вы не похожи на шутника, никак не похожи. Я подумал, будто речь опять идет о взрыве в районном супермаркете, угоне самолета или о чем-то в этом роде. И, разумеется, не торопился идти вам навстречу. Обычно такие вещи в исполнении независимых групп заканчиваются печально для всех, кто к этому причастен. А вы, насколько я смог убедиться, независимы, потому что я не нашел ни о вас, ни о некой мощной организации ни толики информации, хотя, поверьте, искал, и возможности для поиска у меня есть. Независимы и хороши. Удивительно. Я бы знал, если бы такая существовала, должен был знать, но вы заставили меня усомниться в моей компетентности. Впервые за долгие годы.

— Сочувствую, — буркнул Экзукатор. Его явно раздражала болтовня собеседника, но он (о чудо!) терпел.

Вера вскинула бровь. Значит, этот человек уже встречался с Экзукатором, более того, у них что-то вроде деловых отношений. Да, Грассатор был прав — Экзукатор не фанатичен в своих стремлениях, он расчетлив, действует так, как ему выгодно, а не как требуют эмоции.

— Мир третьи сутки стоит на ушах, а вы здесь — в столице Штатов — как ни в чем не бывало. Ну что же, во всяком случае, теперь я могу признать, что с вами можно работать. Вы не очередной бородатый тупица в розовых очках, думающий, будто способен перевернуть мир, а на деле… Вы серьезный человек, как и я.

— Тогда — к делу.

— Да, к делу. Я связался с пятью интересующими вас конторами. Три из них — вполне легальные, сформированы и управляются двумя британцами и американцем. К их услугам прибегало даже правительство США в Афганистане, Ираке, ну и так, по мелочи. Впрочем, пусть слово «легальные» вас не смущает. Это деловые люди, привыкшие выполнять требуемую работу при достойной оплате. И, поверьте моему опыту, я встречался с ними лично, об их национальности и патриотических бреднях вам тоже не стоит беспокоиться.

— Хорошо. Сколько людей?

— Несколько тысяч наберем. Профессионалы в различных областях, от стрелков до инженеров. Две другие конторы — китайцы и арабы. Работали на частных нанимателей и на страны третьего мира. У них похуже с узкими профи, но стрелков хватает. Это, разумеется, не все. Я скоро выйду еще на три конторы, и еще несколько у меня есть на примете. Так сказать, на будущее. Сами понимаете, разговаривать с ними нелегко, особенно если ты не из правительства. Такова специфика этого бизнеса — недоверие, перестраховка…

— Организуй мне встречу с главными, — перебил Экзукатор.

— Ну, это непросто. Они захотят убедиться в вашей платежеспособности.

— Сколько они хотят?

— Дело в том, что из-за последних событий деньги не в такой цене, как раньше…

— Что им нужно? Алмазы, золото, ракушки?

— Вечные ценности. Алмазы или золото их, полагаю, устроят.

— Будет. Но мне понадобится отряд в сто человек. К утру. Я позвоню и скажу, куда их привезти.

— Постараюсь, но какова будет плата этим ста?

— Обещай что хочешь, хоть звезды с неба. Главное — приведи их туда, куда я скажу. Но не позже утра. Завтрашний день идеально подходит для работы. Сегодня ночью я многое сделал для этого.

— Конечно-конечно. Я сделаю. Только… какова будет плата мне?

— Та сумка с деньгами тебя не устроила?

— Для того, что я уже сделал, — вполне. Но в будущем… мне куда интереснее светлое будущее в новом мире, если уж я помогаю разрушить старый. Ведь и в старом дела у меня шли неплохо, и если уж что-то менять, то…

— Если будешь и впредь полезен мне, будущее тебе обеспечено.

— Полезен? О да. Поверьте, я также умею быть и незаменимым.

— Тогда тебе не о чем переживать, верно?

— Не знаю почему, но мне иногда кажется, — голос мужчины стал тише, вкрадчивее и немного беспокойнее, — что никакой организации нет и в помине, что вы — один. Но я гоню от себя эту мысль, потому что тогда мне становится действительно жутковато.

Экзукатор не ответил.

— А что по поводу тех опасных людей, о которых вы говорили? — снова оживился собеседник. — Вы советовали мне быть осторожнее. Это спецслужбы какие-то, я так понял. Они нам не помешают?

— На этот счет можешь не беспокоиться. Я их встречу. — Экзукатор помолчал, а затем заговорил совсем уж хриплым голосом, словно сам с собой: — Тот, кто мог организовать их не только «против», но и «во имя», — умер первым. Тот, кто мог перехитрить меня, — умер вторым. Тот, кого я опасался в ближнем бою, — умер третьим. Тот, кто был полезен, — исполнил свою роль и умер четвертым. Осталось двое. Один из них — величайший солдат, какого только видел свет, но ему плевать на все, кроме доброй драки, и за ней он придет ко мне. А второй… второй несет в себе по частичке от каждого, плюс к тому в нем сильна человеческая составляющая, он — белая ворона, особенный, а потому и особо опасен. Я должен был убить его раньше, но… Делай свое дело, остальное оставь мне.

— Кто вы? — тихо спросил мужчина. — Почему у меня такое ощущение, будто я продаю душу дьяволу?

— А разве богатство и власть — недостаточная плата?

Мужчина помолчал.

— Всего хорошего. Я сообщу, когда будут результаты.

Ответа ни он, ни Вера не дождались.

Звук захлопнувшейся двери. Мужчина сел в машину. Завелся двигатель, и она тронулась. Из-за шума Вера не смогла услышать шагов. После того как автомобиль умолк вдали, внизу воцарилась тишина. Экзукатор ушел. Ну и славно.

Вера улыбнулась. Надо же! Вот парни удивятся, когда она им скажет. Конечно, есть некоторые проблемы, ведь ей придется дремать каждый раз, когда понадобится узнать местоположение Экзукатора, но это не самое утомительное занятие.

Воодушевленная, Вера осторожно, в полусогнутом состоянии прокралась до конца эстакады, перебралась на другую сторону улицы, завернула за угол и… нос к носу столкнулась с Экзукатором.

Выражение его лица было непривычно серьезным, без тени обычной усмешки. Темные глаза, казалось, заглядывали в душу. Пистолет в ее повисшей правой руке его не волновал совершенно, да и сама Вера понимала, что на таком расстоянии он оторвет ей руку раньше, чем она поднимет оружие. Чувство беды, страха и обреченности с опозданием вползало в разум девушки, как дым пожара под закрытую дверь.

— Не ожидал, — пророкотал он своим тяжелым грудным голосом. — Действительно не ожидал. Все думал: что же меня смущает, что настораживает? Вроде и человека, и одного из наших уже почувствовал бы… Как ты нашла меня? Что в тебе такого, что мешает видеть тебя? Жалкое отродье…

Он прищурился, посмотрел куда-то вниз и даже отступил на шаг. Вера не могла понять, что же она видит перед собой. Неужели удивление или даже растерянность?

— Невозможно, — пробормотал Экзукатор, и голос его, изменившийся до неузнаваемости, подтвердил догадку Веры. — Это невозможно! От кого? От Грассатора? Ты беременна от Грассатора?!

— Что? — настал черед удивиться и растеряться Вере.

— И кто же из вас оказался тем самым, способным пересечь границу меж нами? — Экзукатор взял себя в руки, натянул на лицо свою извечную ухмылку, однако глаза его выдавали, в них по-прежнему читались удивление и беспокойство. — Грассатор? Вряд ли. Не думаю, что за свое долгое пребывание здесь он отказывал себе в шалостях прежде. Значит, ты. А я ведь, оказывается, недооценивал тебя даже больше, чем полагал. Но как? Почему? — Он снова посмотрел на низ ее живота. — Девчонка… хм… полукровка. Велик случай в могуществе своем.

Вера просто стояла, смотрела и слушала, даже не пытаясь осознать происходящее. Этот подонок, наверное, шутит. Даже если такое и произошло, то все случилось каких-то пару-тройку дней назад, сейчас там зигота какая-нибудь, даже зародыша еще не сформировалось, а уж о половой принадлежности и говорить смешно. Однако чем дольше Вера наблюдала за Экзукатором, тем больше убеждалась, что ни черта он не шутит…

Тем временем в темных глазах Экзукатора появился злобный огонек. И девушке это не понравилось.

— Так или иначе, какая разница, верно? — проговорил он уже спокойнее. — Мы все равно не можем позволить ей родиться. Ну подумай сама, сколько бед может натворить дама с внешностью своей матери, помноженной на нашу внешность и силу. Это же настоящий суккуб, дьявол в женском обличии. Слишком опасно, слишком жестоко для мира людей.

— Ты так переживаешь за нас? — глухо спросила Вера, не скрывая злобы и отвращения.

— Нет, просто пытаюсь немного успокоить тебя, ведь ты же теперь почти одна из нас, так что и отношение к тебе должно быть иным, чем к остальным обезьянкам. — Экзукатор не отказал себе в удовольствии широко улыбнуться. — А вот о чем я действительно беспокоюсь, так это как бы Архитектор не вернулся, прознав, что у нас тут кое-что произошло, что болотце наше общее зашевелилось и результат кое-какой образовался. Не нужно нам лишнего внимания, мы и сами со своей планеткой разберемся, верно?

— Ты же вроде вещал, дескать, все остальные — предатели, а ты — единственный верный последователь Творца. А теперь боишься, что он придет и ткнет тебя носом в то дерьмо, что ты развел тут.

Вера полагала, что Экзукатор разозлится от ее слов, но он снова улыбнулся:

— Да что ты знаешь об Архитекторе и его целях, ничтожная блоха на теле планеты! Когда я соберу всех людишек в единый загон и научу уважать и поклоняться, вот тогда уже можно будет и показать вас ему. А сейчас еще рано. Что касается тебя, то со своим неестественным ублюдком ты только все испортишь. Смирись.

Краем уха Вера услышала шум автомобиля за углом. С того момента, как девушка поверила Экзукатору, что действительно беременна, она решила, что просто так не сдастся — удерет, застрелит, а если понадобится, то и глотку ему перегрызет, но не сдастся. Обреченность как рукой сняло. Теперь мозг лихорадочно соображал, пытаясь найти выход, а тело натянулось точно струна, готовое к любому решению.

Мелькнул свет фар, из-за угла появился полицейский автомобиль с выключенными проблесковыми маячками. Обычный патрульный. Он медленно проехал мимо беседующих людей. Экзукатор замолчал и следил за ним злым взглядом, ожидая, пока тот уберется. Конечно, пара полицейских ему не опаснее надоедливых оводов, но к чему лишний раз махать руками, когда те и сами сгинут.

Однако для Веры это был шанс, возможно — единственный. Она выстрелила из пистолета, который продолжала держать в руке. Не в Экзукатора, нет, просто нажала на спусковой крючок и пальнула в асфальт. Автомобиль резко остановился, одновременно врубились мигалка и сирена. Вера метнулась назад, в последний момент избежав хватки Экзукатора, сбитого с толку и замешкавшегося всего лишь на секунду. Хотела вскинуть пистолет, но передумала. Сейчас полицейские видят, что мужчина напал на женщину, а если она начнет стрелять, то…

И действительно, выскочившие из автомобиля копы присели на колено за дверцей, выставив оружие, и заорали в сторону Экзукатора свое обычное: «Не двигаться, руки за голову!»

Экзукатор стоял на месте, и не думая поднимать руки. Он продолжал смотреть на Веру, также замершую в нескольких метрах от него. И столько ненависти, столько злобы во взгляде, в выражении лица прежде ей видеть не доводилось!.. Если он доберется до нее, то порвет на куски — именно об этом говорил его взгляд, и она ему снова верила.

— Ты думаешь, что сбежишь от меня? — прорычал он так, что Вера, кажется, даже почувствовала вибрацию воздуха. — Лучше пусти себе сейчас пулю в висок, если хочешь быстрой смерти, потому что, когда я тебя поймаю…

Вера отступила на шаг, второй. Экзукатор двинулся следом. Она все ждала, что вот сейчас он бросится к ней, бросится с неимоверной скоростью, она может не успеть.

Еще шаг.

И он бросился. Блеснули ножи-когти.

Вера вскинула пистолет и стала стрелять быстро, истерично, со всей силы борясь с отдачей. Прозвучали выстрелы и со стороны полицейской машины.

Экзукатор легко ушел с линии огня, но пули копов все же достали его — три ствола сделали свое дело. Он дернулся, сбился с темпа, его чуть развернуло, пока наконец он не упал на одно колено.

Больше Вера ждать не стала, она бросилась прочь, в темные переулки. Позади все еще раздавалась стрельба. Значит, он там, значит, они еще стреляют в него. Девушка юркнула в одну подворотню, в другую. Он не чувствует ее, по-прежнему не чувствует, даже сейчас, а может быть, особенно сейчас, он ее не найдет, если удастся убежать подальше, спрятаться.

Сзади раздался душераздирающий крик, но Вера отметила это лишь краем сознания. Один из полицейских. Она обрекла их на смерть, когда привлекла их внимание. Можно было успокоить себя, сказать, что это их работа, она не виновата в том, что он оказался им не по зубам. Но сейчас ей было наплевать — она беременна, и не важно, от кого ребенок, от человека или от ангела, не важно, родится ли он обычным или небожителем. Она беременна, это ее ребенок, она должна его защитить во что бы то ни стало и чего бы это ни стоило ей или еще кому-то.

Добежав до того места, где ее высадил со скутера юный контрабандист, она немного перевела дух и двинулась вдоль берега реки к южной части города, куда указывал капитан баркаса, заявляя, что доставляет своих пассажиров только туда. Если ей повезет, она сможет переправиться обратно.

Ей повезло, второй раз за ночь. Баркас по-прежнему барражировал между берегами, притом что полицейские на катерах свою активность снизили, а попросту плюнули на это дело, ограничившись лишь перекрытыми мостами.

Взобравшись на борт и забившись в угол на корме, Вера опустила голову на руки и тихо заплакала, слезами вымывая из души страх, лютый страх, который ей пришлось пережить. Но слезы высохли быстро. Теперь она сможет поквитаться с ним, теперь она не пешка, теперь она — ферзь.

— Игра в прятки закончена, ублюдок, — прошептала девушка, поднимая опухшие глаза и зловеще улыбаясь. — Теперь будем играть по другим правилам.

32

За ночь Грассатор и Арес посетили уже два оружейных магазина. Причем магазинами их можно было назвать с натяжкой. Нет, конечно, бесплатно там никто ничего не давал, вот только выглядели они несколько иначе, чем обычные супермаркеты. Впрочем, Грассатору и самому не раз приходилось бывать в подобных местах.

В первом — подвале многоквартирного дома в не самом благополучном районе — Ареса знали лично по каким-то старым временам. Там мужчины прикупили два «узи» с патронами, «АК-74», старую «М-16» и дробовик «ремингтон», тоже с патронами. Как пояснил Арес, магазин был предназначен для местных дельцов, так что за чем-либо серьезнее пришлось ехать дальше.

Второй действительно выглядел серьезнее — особняк с несколькими роскошными автомобилями у входа. На пороге их ждал здоровенный негр, явно прячущий под безразмерной футболкой оружие и не стесняющийся этого. Чтобы чего-то добиться, пришлось сначала убеждать его, а затем и обитателей особняка. Чернокожие парни провели их в подвал, где Грассатор и Арес приобрели несколько ручных гранат, гранатомет и пулемет. Причем Грассатору пришлось буквально оттаскивать Ареса от оружия, поскольку тот готов был взять все. «Оружия много не бывает», — твердил он. Однако передвигаться по городу в авто, из окон которого торчат стволы пулеметов и пушек, было бы несколько глупо, так что Аресу все же пришлось успокоиться.

Третье место должно было стать особенным. Арес убеждал, что если они и найдут высокотехнологичные штучки с лазерным автоматическим наведением и стрельбой, видеокамерами, датчиками движения и прочими фишками, то именно там.

Однако уже в дороге их застал звонок спутникового телефона. Грассатор схватил внушительных размеров трубку, валявшуюся на заднем сиденье.

— Вера, что-то случилось?

— Случилось, — ответила та после некоторой паузы. — Я видела Экзукатора.

— Что?! Где?! Ты в порядке? Где ты сейчас?

— Со мной все нормально. Мне удалось сбежать. Он был в районе мемориального комплекса, но это неважно, вряд ли он там до сих пор. Он собирает армию из наемников, Грасс, хочет «обработать» командиров. Но для начала ему нужен задаток, причем не деньги. Экзукатор собирается к утру «обработать» сотню наемников и, скорее всего, с их помощью взять штурмом какой-нибудь «Форт Нокс». Я подслушала его разговор с одним…

— Подожди-подожди, но как? Он нашел тебя?

— Я его нашла, Грасс.

Грассатор посмотрел на Ареса, тот бросил на друга не менее удивленный взгляд.

— Как?

— Я стала чувствовать его. И вас. С недавних пор. На близком расстоянии очень хорошо, но на дальнем только в состоянии… полудремы что ли. Я все расскажу потом, Грасс, не сейчас. Сейчас нужно сделать дело и ни на что не отвлекаться. Я попытаюсь определить, где он, а вы найдете его и прикончите, — последние слова прозвучали удивительно жестко.

— Ерунда какая-то, — буркнул Арес. — Девчонка не в себе. Ты уверен, что ей можно доверять, что она не заведет нас в ловушку? Может быть, сейчас он держит нож у ее горла.

— Она бы так не поступила, — хмуро ответил Грассатор, зажав микрофон ладонью. Ему такая мысль тоже пришла в голову, но он тотчас отогнал ее. — Я верю ей.

— Я могу поехать с вами, Арес, — отозвалась Вера, услышав реплику Ареса. — Но мне нужно уснуть, чтобы нащупать его, а сейчас для меня это не так просто. Лучше мне остаться там, где есть койка. К тому же существует еще одна причина, по которой я хочу избежать нервотрепки, но… Позже. Все расскажу позже. Что решаете, Грасс?

— Говори куда, и мы едем, девочка.

— Я позвоню. Ждите. — Она положила трубку.

— Ну хорошо, — Арес остановил машину и повернулся к Грассатору, — если предположить, что она ничего не придумывает, то — как? Это из-за того, что вы?…

— Не думаю. Поверь, она не первая девушка, с которой я сплю, но ничего подобного прежде не происходило.

— В том-то и дело. Я, признаться, тоже хулиганил, но… как-то не замечал потом за девицами каких-либо прозрений.

— Она особенная. Я понял это сразу. И не только я.

— Ох, избавь меня от этих соплей, дружище. Девчонка как девчонка. Все они одинаковы.

— Да нет, без соплей, серьезно. Что-то в ней есть такое. Она не поддается внушению, в этом убедились Нокс, Сутеки да и я сам тоже.

— Такие люди попадаются. Действительно редко, но попадаются, и ничего сверхособенного здесь нет. Полагаю, что виной тому — большая сила воли. Крепкий внутренний стержень, если угодно. Да, в этом плане девочка хороша, но… это не позволило бы ей чувствовать нас, а тем более Экзукатора.

— Это понятно, но я не о том. В ней есть что-то еще… Нет, конечно, она вполне себе человек, но… Бывает же, когда поколение за поколением рождаются обычные тигры, а тут — раз, и откуда ни возьмись появляется белый тигренок.

— Белый тигренок, значит? Ну-ну. Знаешь, ты слишком сблизился с ней.

— Неужели?

— Нет, понять тебя можно — симпатичная, не дура, но все-таки… не стоит так близко подпускать их к себе. Это чистая химия. Поройся у себя внутри, найди источник и вытрави к чертям. Поможет делу. Да и мне поможет вспомнить, что передо мной старый добрый Грассатор, а не…

— Химия, говоришь? — Грассатор ехидно ухмыльнулся. — А что же ты не вытравил эту самую химию тогда, перед Ватерлоо? Решающий бой для твоего разлюбезного Наполеона, причем меня еще подсадил на это дело, и я лично в том бою участвовал. А ты? Сбежал в Париж к той певичке. Как ее звали?

— Сессиль, — ответил Арес, понял, что попался, и закрыл рот, аж зубы клацнули.

Грассатор улыбнулся, теперь уже не так ехидно.

— Мне просто нравилось, как она поет, — пробормотал Арес настолько явную ложь, что и сам это понял. — А вы тоже молодцы, просрали там без меня сражение вчистую, вояки, мать вашу!

— О да, великий тактик. Нападение — лучшая защита. Давай оставим это.

— Давай, — покорно согласился Арес. — Но если твой «белый тигренок» прав, если она чувствует его, то… что-то в ней действительно есть.

— Ну что, доверимся ей, Арес? Проверим?

— Черт с вами.

— Это сойдет за «да». А ты куда поворачиваешь?

— Искать тачку посерьезнее. Кто знает, что нас ждет, не на этом же драндулете на войну ехать! Кстати, Экзукатор может перебраться в другой город. Если ему нужно золотишко, то лучше подойдет Нью-Йорк. А это отсюда двести тридцать семь миль, то есть около четырехсот километров как-никак, уж поверь мне, я во время гражданской войны все их Восточное побережье вдоль и поперек исходил. Надеюсь, с тех пор города стоят там же…

Раздобыть черный, изрядно подержанный, но от этого не менее мощный, тяжелый и надежный «хаммер» труда не составило. Мужчины взяли его напрокат, правда по такой цене, по которой пару недель назад можно было арендовать лимузин. Нужен ли им был именно «хаммер», Грассатор сомневался, но для Ареса тачка привычная, а значит, пусть будет.

Вера позвонила только через пять часов. Смущенная, она извинилась за то, что немного перестаралась и вместо полудремы уснула по полной программе. Однако видение к ней вернулось, как по заказу, и все это время она непроизвольно отслеживала передвижение врага. За эти часы Экзукатор побывал на востоке столицы, там провел около четырех часов, а теперь перебрался обратно в центр. Вера еще не научилась пользоваться новыми ощущениями, так что ей было трудно точно определять местоположение, особенно когда объект двигался, и она просто полагалась на такие понятия, как «ближе», «дальше», «левее», «правее». Но выкрутилась из положения девушка изящно — раздобыв карту города, она для начала отметила себя и, уже отталкиваясь от этого, нашла и приблизительно выделила место пребывания Экзукатора.

Местом этим оказался район чуть западнее Белого дома.

— И что там? — буркнул Арес, заводя машину.

Грассатор пожал плечами:

— Экзукатор.

— Будем надеяться…

Расстояние им предстояло преодолеть приличное, так как они находились в западной части Вашингтона. Утренние улочки мегаполиса непривычно пустовали. Тут и там встречались следы ночного хаоса: сгоревшие машины, разбитые витрины, перевернутые тележки из супермаркетов, коробки, тряпки и целые вороха бумаг, таскаемые слабым ветерком по асфальту, словно перекати-поле. Предстоящая встреча, итог которой предсказать было невозможно, и без того теребила сердце, а угрюмый пейзаж только добавлял тревоги.

Оба молчали, и, когда молчать стало уже невмоготу, Грассатор решил хоть немного отвлечься и нарушить тишину.

— А ты после Ватерлоо был у Наполеона? — поинтересовался он, припомнив недавний разговор.

— Только раз, на Святой Елене, — с готовностью ответил Арес. Вероятно, его напряженная обстановка смущала не меньше. — Представился одним из его ветеранов. Встретил он меня тепло, поговорили. Но он тогда уже стал другим, и я решил побыстрее убраться, чтобы запомнить его прежним. Знаешь, Грасс, иногда я скучаю по тем временам. Помнишь, как мы гужбанили с гусарами, какие сумасбродные они были? Современные ребята не такие. Нет, попадаются ничуть не хуже, а бывает, что и лучше в плане подготовки, там, качеств боевых. Но что-то произошло с нынешними людьми. То ли они стали больше бояться смерти, то ли больше любить жизнь, в любом случае относятся они к этому серьезнее и… скучнее как-то. Хотя смерть все та же. Было у тех ребят понятие жизни и смерти тоньше, глубже и, наверное, интереснее…

— Давненько я не видел тебя таким, Арес.

— Извини. Иногда находит. В конце концов, мы, как видишь, тоже не вечны. Пора бы и нам задуматься. Особенно сейчас.

— Надеюсь, что у нас еще будет время. А пока… Слушай, я, кажется, знаю, что такого интересного в районе, который указала Вера. Штаб-квартира Международного валютного фонда. А ведь там хранится золотой запас этой конторки…

Арес глянул на друга, усмехнулся:

— Черт побери, а ведь действительно! Ну что, тогда мы уже почти приехали.

33

Одиннадцатиэтажное серое бетонное здание, по правде сказать, не самое красивое в городе, но и не без претензии на некоторое подобие архитектуры. Выглядит внушительно. У каждого входа — стальные столбики, чтобы не смог приблизиться транспорт, на трех въездах в подземную парковку и стоянку для инкассаторских машин — крепкие автоматические бордюры. Банк, что тут скажешь, и наверняка внутри — пуленепробиваемые стекла, сигнализация, сейфовые двери.

Обычную схему голливудских ограблений, когда несколько ребят в масках подъезжают на черном фургоне, потом забегают внутрь, грабят хранилище и уносятся прочь с обязательной лихой погоней на хвосте, здесь не провернешь. Но если ворвется отряд в сотню хорошо вооруженных и обученных наймитов с промытыми мозгами, не боящихся ни бога, ни черта и готовых умереть за своего «Великого», то кто знает… Особенно если возглавлять их будет сам Экзукатор.

— Видишь фургоны? — мрачно поинтересовался Арес, остановив машину чуть в отдалении.

— Не слепой, — отозвался Грассатор. У него настроение тоже было ни к черту.

— Здесь — три. Предположим, что и с остальных сторон по три. Итого — двенадцать. Да, сотню человек рассадить можно.

— Значит, они уже внутри. И каков план? Блесни опытом.

— Выпустить побольше свинца, желательно — в мясо, вот и весь план. Внутренняя охрана против наемников долго не продержится. Но, так или иначе, скоро сюда подтянется полиция. Потом, когда сообразят, с какой силой столкнулись, подскочит спецназ. Сотня — много, конечно, но против целого города ей не устоять. А ведь золотишко еще погрузить нужно, а потом еще и выбраться отсюда. Не знаю, на что этот твой Экзукатор надеется, но, чую, бойня здесь будет знатная.

— Не забывай, он в курсе, что мы здесь.

— Тем более. Поэтому предлагаю не рассусоливать и атаковать с ходу. Если мы для него как на ладони, то нужно двигаться, постоянно двигаться. Нигде подолгу не задерживаемся, меняем позиции. Доберемся до Экзукатора, прикончим его и уйдем отсюда, пусть полиция с наемниками сама разбирается.

Арес выбрался из машины, схватил с заднего сиденья «М-16» и передернул затвор. Теперь в его глазах не было ни капли волнения, он, точно выпущенная из аквариума в реку рыба, чувствовал себя в своей среде. Еще бы — настоящая боевая операция!

— Гранатомет, пулемет и гранаты оставим в машине. Кто знает, может, нам еще улепетывать доведется от всей вашингтонской рати, тогда и устроим светопреставление с помощью тяжелой артиллерии. Полиция к такому не привыкшая, отвяжутся быстро.

— Слушай, а ты, случаем, банки не грабил? — хмыкнул Грассатор.

— Не доводилось. Но с полицией разных стран дело иметь приходилось, а они все одинаковы. Бери в руки то, что нравится, остальное делим по рюкзакам, чтобы не мешало.

Грассатор взял «калашников».

— И все-таки не пойму, как они собираются вывезти золото, — пробурчал Арес, когда они уже шагали к зданию. — Экзукатор лезть на рожон вряд ли будет. Не в одиночку же ему фургоны с золотом прикрывать. Опасно.

— Козырь, — уверенно ответил Грасс. — У них есть какой-то козырь.

— И мы должны быть к этому готовы. Черти их раздери, как будто одного Экзукатора в качестве джокера мало.

В здании послышалась стрельба — мощные «бабахи» нескольких дробовиков и трескотня автоматов.

— Давненько я не участвовал в таких крупных заварушках, — проговорил Грассатор, снимая «калашников» с предохранителя и переключая на автоматическую стрельбу.

— Когда в последний раз?

— Ну… наверное, во время Второй мировой. Помнишь?

— И с тех пор ни-ни?!

— Только по мелочи.

— Тогда вспоминай скорее. Начинаем.

Они описали большую дугу, так, чтобы не попасть в область видимости с главного входа, имевшего застекленные прозрачные двери. Там захватчики однозначно оставили наблюдателей.

В боковых входах здание недостатка не испытывало — не крепость все-таки. Арес и Грассатор вошли с севера. И тут же столкнулись с одним из врагов — штурмующие, без сомнения, имели план здания и поставили по человеку на каждый вход. Однако оба «небожителя» уже заранее знали, что он там. Арес с невероятной скоростью метнулся к врагу, практически взбежал на стену узкого коридора, оттолкнулся, в полете ногой отбил пистолет-пулемет «хеклер-и-кох» в сторону, приземлился, схватил оружие врага и обмотал ремешок оружия вокруг шеи противника. Рывок и хруст позвонков. Мужчина осел на бетонный пол. Все это заняло пару мгновений.

— Эффектно, — присвистнул Грассатор.

Арес смущенно улыбнулся:

— Можно было и проще, но если ситуация позволяет, то почему бы не размяться. Порой только такие финты и спасают жизнь. — Он наклонился к трупу и сорвал с его пояса небольшой современный противогаз с большим обзорным стеклом вместо двух «иллюминаторов». — Глянь.

— Тот самый козырь? — Грассатор взял противогаз из рук Ареса. — Они собираются что-то распылить при отходе.

— Интересно, заразу какую-нибудь или обычный газ? При нем ничего такого нет.

— Доживем — увидим. Идем дальше.

В конце коридора они обнаружили дверь в какое-то помещение с тремя характерными дырочками от пуль. Арес вопросительно глянул на Грассатора, тот кивнул, показывая, что тоже ощущает присутствие нескольких человек за ней. Встав по обе стороны и вскинув оружие, они приготовились. Арес показал три пальца, загнул один, второй и ворвался внутрь. Грассатор следом. Он уже чуть было не выдал очередь, но Арес резким движением опустил его ствол.

В комнате, похожей на подсобку, у противоположной стены под полками с кучей барахла действительно сидели пять человек, прижавшихся друг к дружке.

— Гражданские, — пояснил он. — Эй вы! Вам ничего не угрожает, выходите в коридор и сразу же на улицу.

Те мигом покинули помещение, опасливо прошмыгнув мимо вооруженных людей.

— Им повезло. — Грассатор кивнул на дырки в двери. — Видать, тот парень ограничился контрольной стрельбой и не стал заходить.

— Ты поаккуратней. Чуть не угрохал бедолаг.

— Да уж. Я же говорил, что последний раз в войне участвовал, а не в контртеррористической операции. Буду смотреть.

Они двинулись дальше, покинули коридор и оказались в холле первого этажа. Там тоже были люди, и тоже заранее трудно было понять, кто враг, а кто жертва. Именно это и помешало продолжать действовать скрытно. Пока Грассатор и Арес разбирались в ситуации, один из шести ошивавшихся тут наемников, заметил их.

Поначалу его озадачил внешний вид незнакомцев. Один — суровый загорелый бородатый мужик в потертой кепке, белоснежной футболке и старых военных штанах с видавшей виды винтовкой «М-16» в руках и таким же вещмешком времен Второй мировой за плечами. Второй — с виду обычный парень, аккуратный, в синих джинсах и легкой черной куртке, с вполне современным небольшим рюкзаком за спиной, отчего только неожиданнее и нелепее в его руках смотрелся облезлый «АК-74». Эта парочка не походила на копов, и уж тем более на группу захвата, они вообще казались чем-то чуждым обстановке.

Но и наемник не был новичком в своем деле, так что успел подавить изумление и предупредить товарищей, прежде чем рухнул от короткой — в три выстрела — очереди «М-16».

И тут началось!

Грассатор никогда не любил войну и не искал случая поучаствовать в ней специально. Иногда он принимал приглашения Сутеки или Ареса разогнать кровь по жилам, когда встречался с ними, но чаще война сама находила его, потому что в долгой жизни воплощенного бывали моменты, когда избежать это было уже нельзя. Трудно сказать навскидку, сколько он повидал сражений, в памяти отчетливо всплывали, пожалуй, лишь войны двадцатого века, особенно если учесть, что на этот век выпали обе Мировые и в обеих он успел наследить. Однако сами сражения в памяти слились в одну общую кашу, потому что выглядели они примерно одинаково: беспорядочная стрельба, непонятно кто, непонятно откуда и непонятно в кого. Мало кто видит, куда конкретно он стреляет, где точно находится цель, большинство просто стреляют, лишь бы тоже стрелять. Это даже не ответный огонь, это выплеск эмоций, реакция вооруженного тела на стресс.

А потому, когда холл наполнился звуками яростной пальбы, Грассатор лишь пожал плечами в ответ на веселый взгляд Ареса и плотнее прижался к колонне, за которой прятался. Арес, ютившийся за другой колонной, судя по шевелящимся губам, напевал какую-то песенку. Оба просто ждали, пока противник немного очухается от неожиданной встречи с неизвестным врагом, напугавшей их.

Но лишь только стрельба притихла и защелкали крепления магазинов, Арес ответил. Выпуская по одной пуле, но с невероятной точностью, он быстро двинулся в сторону, от укрытия к укрытию, обходя противников сбоку. Его выстрелы не попадали в цель, так как цели все, разумеется, попрятались, но пули врезались ровно туда, где они могли заставить врага трижды подумать, прежде чем рискнуть высунуться. Пять выстрелов — и пять испуганно замерших противников, не мешающих Аресу менять позицию.

Грассатор тоже внес свою лепту, немного постреляв по вражеским укрытиям, но никуда двигаться не стал, оставшись в качестве основной цели для врагов, пока напарник заходит с фланга.

Когда наемники наконец-то осмелились выглянуть и с новыми силами принялись обстреливать колонну Грассатора, их участь была предрешена. Неожиданное появление Ареса, короткие очереди, смерть.

Обрушившуюся на холл тишину теперь нарушал только крик одного из раненных шальной пулей сотрудников у дальней стены. Так хорошо знакомый Грассатору крик тяжелораненого человека. Никаких слов, никакой ругани, только протяжное вымученное «а-а-а… а-а-а… а-а-а». Так кричат все, независимо от национальности и языка. Страшные звуки, способные передать боль точнее любых слов.

— Эй, помогите ему и убирайтесь отсюда поскорее! — прикрикнул Арес и подошел к Грассатору. — Дальше будет сложнее.

Грассатор только кивнул, посмотрел на широкую лестницу, ведущую на второй этаж.

И они пошли наверх. И тут же остановились. На втором этаже их поджидали пять наемников, высланных проверить, что творится в холле. Наемники не спешили, ведь миновать живыми лестницу под вражеским огнем нереально. Для людей. Но Грасс и Арес были людьми лишь наполовину. Они сделали ставку на сверхъестественную скорость и неожиданность своего поступка.

Наемники, блокирующие лестницу, сообразили, что те двое ненормальных все же ринулись в атаку, тогда, когда Грасс и Арес были уже на полпути к ним. Затрещали очереди, но нападающие, которым, казалось, уже некуда было деваться, начали выписывать невероятные зигзаги с такой скоростью, что глаза разбегались. И все же, будь лестница хоть немного уже, пять стволов сделали бы свое дело, но она по ширине лишь немногим уступала холлу, так что было где развернуться.

Один из безумных нападающих метнулся к тройке, прячущейся по одну сторону лестницы, другой — к двойке по другую. Несколько ударов прикладами, несколько коротких очередей в уже лежащих без чувств наемников. И снова лишь трупы.

— Ты как? — поинтересовался Арес, присаживаясь на ступеньки.

— Могло быть хуже. — Грассатор провел пальцами по рваной ране на шее. Пуля резанула по касательной, можно сказать, ему повезло.

— Хорошо. Тогда подожди меня минут пять.

Аресу сразу две пули угодили в левое бедро. Раны, конечно же, не кровоточили, но смотрелись не особо приятно. Присев, он достал из вещмешка специальные медицинские щипцы для извлечения пуль и начал не слишком аккуратно ковыряться в своей ноге.

— Вот, — показал он щипцы вместе с первой извлеченной пулей. — Еще с Первой мировой их пользую. Меня тогда под Верденом взрывом задело. Французский доктор тридцать семь осколков вытащил и так удивлялся моему состоянию, что подарил эти щипчики.

— Ты давай уже поскорее, байки после травить будем.

— Сейчас…

Достав вторую пулю, Арес помассировал места ранений, подвигал ногой, посидел еще минуту, чтобы дать тканям хоть немного восстановиться, и поднялся.

— Мои любимые штаны, мать их… вот ведь суки. Все, готов. Продолжим.

На втором этаже они встретили пятерых охранников в синей форме. Встреча получилась напряженной — те поверили, что Арес и Грасс не имеют отношения к нападающим, только тогда, когда их сначала обезоружили, а потом вернули им их револьверы. Двое охранников были темнокожими — огромные, как на подбор, один латинос и двое белых. Все вооружены лишь револьверами, все напуганы и сбиты с толку.

— Пригодятся они нам, — бросил Арес Грассатору, — все же вдвоем тяжеловато. Эй ты, здоровячок, сбегай к лестнице и притащи сюда оружие мертвых ребят, что там валяются. Вашими пукалками только детей пугать.

Грассатор ухмыльнулся, видя, как беспрекословно подчиняются Аресу новобранцы. Он не впервые наблюдал превращение Ареса — одинокого воина в Ареса — отца и командира. Порой в окружении или в какие-то иные критические моменты сражений его — обычного солдата, максимум низшего офицера (именно в этих званиях он предпочитал участвовать в войнах), — начинали слушаться даже полковники. Охранникам повезло оказаться под началом такого командира, ведь насколько Аресу плевать на всех вокруг, настолько же яростно он печется о тех, кто попал под его начало. Это уже принцип.

Сам Грассатор тем временем опросил оставшихся пареньков, какова обстановка. Поведали ему немного: захватчики быстро рассредоточились по зданию, в основном не теряя времени на сотрудников, но охранников расстреливая нещадно. На глазах у двоих из пятерки наемники убили тех охранников, что находились в холле, после чего эти двое спрятались, на ходу перехватив еще троих, которые спешили на звуки выстрелов. Так они и просидели в одной из каморок, пока не решили все же двигаться к выходу.

— А почему сигнализации нет? — поинтересовался Арес.

— Она есть, — ответил невысокий латинос. — Просто сирена не звучит, сигнал передается сразу в полицию.

— Вы видели среди атакующих здорового лысого белого мужика? — спросил Грассатор. — Он должен быть у них главным.

— Нет, сэр, извините.

— Стрелять из такого все умеете? — Арес уже раздавал оружие, которое честно притащил посланный за ним темнокожий охранник.

Те кивнули.

— А где же полиция? — проворчал латинос, проверяя количество патронов в обойме. — Где долбаная Национальная гвардия?

— Полиция, наверное, скоро подоспеет, а вот гвардию ждать не стоит. Думаю, она немного занята после этой ночи, — отозвался Грасс.

— В любом случае никого мы ждать не будем, верно? — рявкнул Арес. — Так что, считай, одни мы. Понял, солдат?!

— Да, сэр!

— Тогда вперед.

Настоящая заварушка началась в конференц-зале. На большом свободном пространстве с огромным столом посередине отряд Ареса и Грассатора столкнулся сразу с пятнадцатью наемниками. Бешеную стрельбу обе стороны начали одновременно, брызги стекла, осколки пластмассы, щепки, бумажные листки заполнили воздух, словно через зал проходил смерч.

— Рассредоточиться! — командовал Арес. — Ты и ты — левее! Ты и ты — правее! Вы — по центру! Экономить патроны! Экономить, я сказал! Одиночными! Куда полез?! Прячься! Вот так! А теперь по моей команде — огонь! Вперед! Эй, продолжайте обход с флангов! Аккуратно, мать вашу! Терпим, терпим! Огонь! Вперед!

И они прошли. Шаг за шагом, выстроившись в некое подобие подковы, поджимая и с флангов, и с центра. Оставшиеся в живых наемники не выдержали и отступили к лестнице, где удержать их уже не составляло труда.

— Хорошо, — сухо обронил Арес, поглядывая на ребят.

Те, целые и невредимые, круглыми от ужаса глазами смотрели друг на друга и глупо, чуть истерично улыбались. Они побывали в настоящей перестрелке, действовали грамотно и победили. Такое не забывается.

— Соберите оружие и патроны, — приказал Арес. — Останетесь здесь. Будете держать эту лестницу и лифт. Смотрите в оба и следите, в кого стреляете. Оттуда могут появиться сотрудники или мы. Но если полезут враги… бейте из укрытия, прикрывайте друг друга, организуйте перекрестный огонь.

— Эй, а мы-то куда? — поинтересовался Грассатор.

— Попробуем на лифте подняться. Хранилище, говорят, на пятом этаже. Здесь лестница узкая, и черт знает, сколько их там наверху топчется, можем не пройти.

— А если они лифты кроют? Расстреляют нас в будке, как куропаток в клетке.

— Постараемся, чтобы не расстреляли…

Всю поездку в лифте Арес и Грассатор жались к стенкам и прислушивались к ощущениям. Людей они чувствовали вокруг много, но таких подробностей, как выше те или ниже этажом, было уже не понять.

Лифт замер, двери отворились, но за ними, к счастью, никого не оказалось. Дальше вновь коридоры, коридоры. Благо имелись таблички, указывающие, что, где и куда.

Хранилище располагалось в дальнем конце этажа, хотя Грассатору и Аресу так и не удалось приметить огромной стальной двери с воротом. Подходы к хранилищу начинались с чего-то вроде стеклянных офисов, вот только стекло было пуленепробиваемым и оснащенным удобными бойницами.

За стеклом маячили наемники, которые мгновенно открыли огонь, простреливая каждый сантиметр подхода. Тут не могли помочь ни скорость, ни живучесть, ни опыт. Конечно, можно было попробовать прорваться, но тогда Арес и Грассатор рисковали насобирать столько пуль, что ни о каком продолжении боя речи бы уже не шло. Экзукатору осталось бы их просто добить.

Поначалу было не совсем понятно, куда наемники выносят золото, но затем мелькнула догадка: там есть грузовой лифт.

— Давай обратно — вниз! — крикнул Грассатор Аресу, перезаряжая автомат. — Они золото вниз спускают, попробуем там пробиться.

— К черту золото. Нам Экзукатор нужен!

— Он все равно спустится рано или поздно. Идем.

Но лифт, на котором они приехали, уже не работал — в здании вырубили электричество, а значит, полиция была уже на подходе. И действительно, по ощущениям, количество людей в помещениях увеличилось, нарастали звуки стрельбы.

Полиция ударила с нижних и верхних этажей разом, посерединке бандиты, а тоненькой прослойкой — Арес и Грассатор.

Лишившись грузового лифта, наемники стали переносить золото по грузовой лестнице, направив на ее зачистку серьезные силы. На узком пространстве мгновенно разгорелся бешеный бой. Грассатор и Арес в последний момент улизнули на второй этаж, чуть было не оказавшись между молотом и наковальней.

Но полицейские явно не ожидали такого напора и количества врагов. Наемники выдавили их на первый этаж, тем самым расчистив себе путь в цоколь, где располагалась стоянка инкассаторских машин и куда они уже начали спускать золотые слитки.

Арес и Грассатор попытались пробиться ко второй лестнице, туда, где они оставили охранников. Но знакомцев там уже не было, зато этаж кишел полицейскими.

— Задница, — рявкнул Арес, сделав предупредительный выстрел в сторону полицейских, чтобы те не особо рьяно ломились на них. — Какой уж тут Экзукатор, просто выбраться бы теперь.

— Пойдем обратно, к грузовой лестнице. Попробуем проскользнуть следом за спускающимися наемниками. Если не получится, придется немножко снизить численность местной полиции, другого выхода нет.

У них получилось: они вклинились в вереницу спускающихся наемников, перебили тех, что оказались поблизости, и продолжили спуск.

Однако проблемы не закончились — сверху непрерывно стреляли, а значит, наемников догнал спецназ, высадившийся на верхних этажах. Опять появился риск быть зажатыми между двумя врагами. Но их спасли сами же наемники: по лестничным пролетам снизу пополз плотный сизый дым. Тот самый козырь.

— Смесь фосгена с дымообразователями! Химия! — предупредил Арес. — Не дыши!

Окунувшись в сизое облако, Грассатор тут же наткнулся на трех корчившихся от удушья наемников, не успевших натянуть противогазы. Ни ему, ни Аресу противогазы были не нужны — грамотно распределив кислород в крови, они могли не дышать очень долго. Немного слезились глаза, но лишь настолько, чтобы предохранить их от повреждения.

Однако ниже им встретились четверо живых и здоровых наемников, решивших проверить, кто же идет по следу — свои или чужие. Все четверо были в противогазах, и удивительно, насколько зловещим, нечеловеческим делали они их облик. Само воплощение техногенной катастрофы. Смотришь на это безликое существо и думаешь — беда. Особенно когда у тебя-то противогаза нет.

Наемников погубило изумление: они настолько удивились, встретив в этом аду кого-то без защитных средств, что позабыли нажать на курки. А ведь у них был шанс расправиться с Аресом и Грассатором — те, занятые контролем своих организмов, не «прощупывали» местность, а из-за дыма выскочили прямо на наемников. Впрочем, сориентироваться противникам они уже не дали.

Наконец они добрались до цоколя. Он также был наполнен ядовитым дымом. Где-то впереди стреляли — видимо, наемники сошлись с полицейскими, прикрывающими группы захвата снаружи. Взревели двигатели — набитые золотом бронированные инкассаторские автомобили начали один за другим выскакивать за ворота.

— А ведь клиенты-то уходят! — крикнул Арес, указывая на светлеющее сквозь серую пелену пятно открытых ворот. — Похоже, мы с тобой облажались, старина!

— Похоже на то. Пора и нам убираться отсюда. Во всяком случае, мы живы. Экзукатора, видимо, в здании не было — не захотел рисковать. А ведь если бы он нас подловил сейчас в этом молоке…

— Да уж. Давай действительно уносить ноги, да поскорее!

34

Аресу и Грассатору удалось проскочить вслед за автомобилями наемников в тот момент, когда все полицейские у ворот были уже мертвы, а новые еще не подтянулись.

Они добрались до своего «хаммера», однако смываться на нем казалось слишком опасно, так что они забрали гранаты, дополнительные патроны и спутниковый телефон. Гранатомет с пулеметом пришлось оставить, не переть же их средь бела дня на горбу. Также были оставлены и автоматы, поскольку они не вмещались в рюкзак и вещмешок, но от них избавились с легким сердцем, все равно патронов осталось совсем немного.

Грассатор скинул провонявшую химией куртку и указал на непонятное здание через дорогу, что-то вроде небольшого склада, примыкающего к ресторану:

— Давай туда. Отсидимся немного и вернемся к Вере.

— Погано все получилось, дружище, — пожаловался Арес, оглядывая темное помещение, забитое строительным мусором: то ли хозяева собирались ремонтировать сам склад, то ли ресторан, которому он принадлежал.

— Нормально. Зато мы убедились, что Вера ничего не придумала. Она действительно чувствует Экзукатора. Никуда теперь он от нас не денется.

— Ты уж не обижайся за то, что я про нее говорил, — смущенно пробормотал Арес, присаживаясь на ступеньку металлической лестницы, ведущей к мостику под потолком. — Она и впрямь «белый тигренок». Уж не знаю, как такое получилось, но ты был прав. А то, что бой этот мы проиграли, так оно и не впервой. Бывает.

— Подожди. — Грассатор опустил голову, будто прислушиваясь. — Я его чувствую…

— Кого? — Арес закрыл глаза, сконцентрировался.

— Он здесь. Экзукатор здесь!

Арес непонимающе глянул на Грасса, но поднялся на ноги и достал из рюкзака «узи».

— Я ни черта не чувствую.

— Помолчи. Экзукатор! — громко позвал Грасс. — Наши встречи не прошли даром! Я тоже научился распознавать тебя, хотя бы вблизи!

— Похвально! — раздалось из темноты, с того самого металлического мостика, расположенного под потолком.

Теперь уже и Арес заметил, как там что-то шевельнулось и наконец вырисовался неясный человеческий силуэт.

— Это у вас семейное. Хотя, что касается тебя, то скорее всего действительно просто сказались наши частые встречи.

— Теперь напасть исподтишка не получится, придется биться открыто.

— Еще скажи — честно. Вас все же двое. Но я пришел не драться.

— То-то я смотрю, что это ты не появляешься так долго. Мы всё ждали и ждали. Мог бы посетить нашу заварушку в соседнем здании. А теперь знаю, в чем дело. Ты боишься.

— Опасаюсь, ты прав. Не хочу рисковать. Этот мир преподносит мне неприятные сюрпризы один за другим. А что касается заварушки, то посещать ее я не планировал с самого начала. Эй, Арес, мы еще не знакомы. Как тебе моя война?

— В качестве локального конфликта сойдет, — хмуро отозвался тот.

— Эх, жаль, что ты не на моей стороне. Только представь, какую глобальную войну мы могли бы устроить с твоими знаниями. У нас бы вообще все против всех воевали!

— Я сторон не меняю. Что поделать, таковы мои принципы.

— Ну да, разумеется. И все же, уверен, тебе было бы интересно посмотреть такое представление и оценить его взглядом знатока. Как думаете, можно, наверное, долбануть ядерной бомбой по чьей-нибудь столице, это бы их расшевелило, а? Но боюсь, что Архитектор не оценит, если кто-то из нас будет повинен в порче такой уникальной планеты. Да и, сами знаете, нам бежать некуда, мы тоже дети этого мира, и если они не на шутку разойдутся… Им можно, нам нельзя. Какая ирония. Им вообще все можно, во всяком случае они так ошибочно полагают. И эту ошибку мы должны исправить…

— Ты потрепаться пришел или все же приступим к делу? — прорычал Грассатор.

— Можно сказать, что потрепаться. Дела оставим на потом. С недавнего времени все, что происходило с нами на их территории, — возня больших дядек в детской песочнице детскими же лопатками.

От силуэта отделилось нечто и полетело вниз. На бетонный пол с грохотом приземлился автомат.

— У меня небольшое объявление. Я прекращаю наше с вами противостояние. Обстоятельства требуют, чтобы все мы вместе решали, как поступить с людьми дальше, я не претендую на главенство в последующих наших делах и приношу извинения за убитых мною собратьев.

Арес посмотрел на Грассатора, тот неотрывно следил за силуэтом прищуренным взглядом.

— Что он несет?

Грасс покачал головой.

— Вы еще не знаете. Она не сказала. Я так и думал. — Экзукатор появился из тени с разведенными в стороны руками, ладонями вперед, показывая, что безоружен. — Конечно, сейчас наша встреча не похожа на дружескую, и лучше пока разговаривать на расстоянии, потому что Грассатор может не сдержаться. Его ждут удивительные вести, и предстоит тяжелый выбор, но он мудр, он поступит правильно.

— Говори, что хотел, или спускайся, я с тобой готов и один на один «побеседовать».

— Ты проиграешь. Но боюсь, что Арес не позволит нам уединиться, так что исход неясен. В любом случае я больше не хочу драться с вами. Как я уже сказал, обстоятельства склоняют нас объединиться. Та женщина, Грассатор, что была с тобой, теперь носит твоего ребенка. Девочку-полукровку. — Он помолчал, давая переварить услышанное, затем продолжил: — Невозможно, непостижимо, немыслимо, но таков факт. Я видел это, увидите и вы, если будете внимательны. Ее новая способность чувствовать нас, о которой вы наверняка уже знаете и которая привела вас сюда, не случайна. Что произошло? Стечение обстоятельств? Аномалия? Эта планета когда-то стала обитаемой, что тоже было непостижимо и немыслимо, и все мы знаем, на какие чудеса горазд Его Величество Случай. Кем родится ребенок? Обычным человеком или одним из нас с вами? А может быть, он станет тем самым концентратом, воплощением всего живого, разумного, что возможно на этой планете? Никто не знает, да и к чему гадать, ведь задача наша в другом — уничтожить его.

Грассатор дернулся, как от удара. Револьвер, опущенный было к бедру, начал подниматься.

— Я догадывался, что это прозвучит не слишком хорошо, — кивнул Экзукатор, — но сначала дослушайте. Если ребенок родится и окажется не просто ошибкой природы, а чем-то большим, он может привлечь внимание Архитектора. Вы слышите меня? Архитектор вернется! — Вновь пауза, на этот раз гораздо длиннее. Экзукатор продолжил: — Мы не готовы. Никто не готов. Посмотрите на людей, посмотрите на себя с этим оружием в руках, посмотрите на тех, кто до сих пор витает где-то там, не желая даже знать, что тут происходит. Нынешний разум этой планеты не оправдал ожиданий. Мы будем уничтожены, а пустой огород вскопают и засадят заново. Или забросят окончательно.

— Ерунда, — буркнул Грассатор.

— Он прав, Грасс, — возразил Арес. — После неудачи Первых эмиссаров все уже стало ясно. Даже когда отправили нас, надежды почти не оставалось. Люди и мы не справились, не оправдали ожиданий.

— Все верно, — удовлетворенно отозвался Экзукатор. — Но выход есть. Более того, произошедшее может сыграть нам на руку и изменить мир раз и навсегда. Мы призовем воплотиться остальных. Всех. Прежде они не желали вмешиваться и вообще что либо знать, предпочитали блуждать в безмятежности, ни на что не влияя, ни за что не отвечая, ничем не рискуя. Однако теперь это касается всех нас. Перед лицом опасности они воплотятся, спустятся, никуда не денутся. Мы избавимся от ребенка, от этой ошибки природы, пока Архитектор не заметил. Но на всякий случай будем готовиться к его возвращению. Вместе мы сможем взять человечество под уздцы, докажем Архитектору, что способны и дальше приглядывать за планетой, пусть не сверху, так снизу, пусть не уговорами, так силой. Вот видишь, Грассатор. Ты не верил мне, но я говорил правду — мне не нужна личная власть, я готов потесниться ради общего дела.

Грассатор молчал, опустив глаза в пол, но затем резко тряхнул головой.

— Бред! — рявкнул он. — Ты хочешь продолжить то, что начал, только теперь разделить ответственность между всеми. Или просто боишься, что один не справишься. Твоя навязчивая идея переходит все границы. Ведь мы ничего не знаем. Мы полагаем, а из-за того, что виноваты, полагаем самое худшее. Перед лицом какой опасности все остальные должны воплотиться на Земле? Нет никакой опасности. Ничего еще не кончено, все можно исправить. И этот ребенок… он подтверждает, что не все потеряно, что шанс есть. Если воплотятся остальные, никто не знает, во что это выльется. Обратного пути не будет. Вот где опасность. Мы можем все погубить, и тогда Архитектор точно по головке не погладит, но пока… Пока именно этот ребенок — свет в конце тоннеля, наша надежда, наше будущее. Ну а если он родится обычным человеком, то тем более переживать не о чем. В любом случае ты не притронешься к нему, Экзукатор! Слышишь?! Даже если весь этот мир покатится к чертям, ты не притронешься к нему!

— Так и знал, что с тобой будет сложно, Грассатор. Тем не менее я сообщил вам свое решение и предоставил пищу для размышлений. А этот ребенок и девка скоро умрут, иного выхода нет. Остальные, когда воплотятся и будут готовы собраться вместе, меня поддержат. Никто не станет рисковать собой ради них, никто, кроме тебя, Грассатор. Но ты ничего не сможешь сделать. Неужели вы пойдете против всех? Арес? Подумай и решай. Скоро настанут иные времена, в которых мы с вами перестанем быть вершителями судеб, станем одними из многих, и к этому нужно привыкать. До встречи.

Экзукатор вновь растворился в тени.

— Э, не-е-ет, — зарычал Грасс, вскинув револьвер и стремительно шагнув вперед, — я чувствую тебя, тварь! Я чувствую тебя! Ты не уйдешь!

— Постой! — Арес попытался ухватить друга за рукав, но тот лишь отмахнулся. — Черт. Ладно, я слева зайду!

Однако Грассатор, вероятно, чувствовал Экзукатора уж совсем на небольшом расстоянии, потому что через полминуты того и след простыл. Дальнейшая погоня наугад могла обернуться бедой, в чем Арес, хоть и с трудом, смог убедить Грасса.

— Нужно ехать к Вере, — пробормотал тот, сидя на ступеньке у выхода из склада.

— Погоди немного…

Грасс поднял глаза на Ареса:

— Он ведь не убедил тебя? Он печется только о своей шкуре. Заметь, что делишки с золотом он все же довел до конца, хотя уже знал о ребенке. Хочет предстать перед остальными не с пустыми руками, хочет иметь за спиной верных людей, хочет выторговать себе положение. Хочет возглавить свежевоплощенных, которые еще толком осмотреться не успеют, как уже наслушаются глупых страшилок, придуманных на ровном месте.

— Не трать слов, Грасс.

— Он не убедил тебя? Если убедил, то… хотя бы… просто не вмешивайся… если сможешь…

— Замолчи, — ответил тот, присаживаясь рядом. — И подумай. Зачем он пришел сюда? Ведь догадывался же, чем закончится разговор.

— Хотел расколоть нас, поселить в тебе сомнения.

— Может быть. А еще?

Грассатор безразлично пожал плечами. Арес подсказал:

— Экзукатор знал, что ты тут же метнешься к Вере и выведешь его на нее. Он не знает, где она, он ее не чувствует. Зато она его чувствует, а значит, теперь представляет для него двойную опасность.

Грассатор поднял голову:

— Я должен увести ее отсюда. Спрятать. Ты поможешь мне?

— Ты и сам знаешь ответ. Я сторон не меняю.

35

Вера завернулась в толстую тяжелую шаль и подошла к широкому окну. Округлый живот уперся в подоконник. Девушка фыркнула и чуть подалась назад. Приближался уже восьмой месяц беременности, а она все никак не могла привыкнуть к постоянным изменениям своего тела. Наверное, к этому вообще невозможно привыкнуть.

За окном бушевал сибирский октябрь: ветер трепал последние желтые листочки на осинах перед домом, с неба хлестал дождь, переходящий в мокрый снег и обратно, тяжелые серые тучи дышали холодом. Но из-за дрянной погоды только уютнее становилось в двухэтажном особнячке, снятом Верой два месяца назад в коттеджном поселке под Красноярском. Тихонько и как-то даже нежно потрескивал огонь в камине, тускло горела люстра, несмотря на середину дня. Тепло, светло и спокойно.

Не так давно Вере показалось бы здесь скучно, но не в теперешнем положении. Чего еще желать беременной женщине? Частная клиника под боком, и это при том, что беременность протекает, по словам врачей, до неприличия идеально. Блюда из ресторанчика приносят на дом. Служащие беспокоятся о дровах, разжигают и чистят камин. До родителей три часа езды, хотя Вера в целях безопасности не злоупотребляет поездками. Красота! Остается только читать книги, смотреть телевизор и время от времени совершать пешие прогулки по сосновой роще.

Все бы хорошо, если бы не постоянное беспокойство за Грассатора и Ареса, а также вечно ноющий где-то под ложечкой страх быть найденной сверхъестественным убийцей раньше, чем парни найдут его.

Тогда, в Вашингтоне, Грасс позвонил ей заранее. Объяснять ничего не стал, но уже по голосу Вера поняла, что Экзукатор цел и невредим, а Грассатор в курсе произошедшего. Он велел ей собрать вещи и ехать в Национальный аэропорт имени Рональда Рейгана. Вера не представляла, как он собирается раздобыть самолет в таком потрепанном городе, но отправилась туда незамедлительно.

Он встретил ее в пустующем терминале, отшил хмурых и нервных охранников, поинтересовавшихся его документами, после чего долго смотрел то в глаза, то на живот. Конечно, он уже знал. А Вера все пыталась разгадать в его взгляде эмоции и боялась заметить что-нибудь такое… Ведь ее беременность ненормальна, она нарушила какие-то природные законы, какое-то равновесие, быть может. Кто знает, как отнесется к этому такое творение как ангел? Он не должен быть отцом, это не заложено в нем.

Но в его темных глазах она заметила лишь прежнее обволакивающее тепло, нежность и тревогу.

— Я… я не знаю, как такое могло произойти, — проговорила она, опустив голову, словно извиняясь.

— Я тоже, девочка моя, я тоже. Но это не важно. Главное, что случилось чудо. И это чудо мы должны сохранить. Экзукатор будет охотиться за тобой, мне нельзя долго находиться рядом. Он и сейчас наверняка уже мчится сюда. — Грассатор посмотрел куда-то вверх. — Там Арес со снайперской винтовкой. Если Экзукатор подойдет к нам, он меня прикроет, а ты должна будешь бежать. Если же Экзукатор сначала доберется до него… Арес даст нам время скрыться. Но отправиться с тобой я все равно не могу. Пойдем.

Они зашагали по полутемному пустому терминалу.

— Я его не чувствую рядом, Грасс, — проговорила Вера, поспешая за мужчиной. — Значит, время у нас есть.

— Это хорошо. На взлетной полосе ждет пассажирский самолет. Он доставит тебя в Новосибирск. Оттуда доберешься до родителей в Красноярске. Это хоть немного собьет его со следа. Но долго там не задерживайся. Найди хорошее жилье подальше от людей, но не забывай, чтобы рядом было все необходимое. Денег тебе хватит, надеюсь, что доллары еще проживут какое-то время, прежде чем станут бумагой.

— А ты?

— Мы с Аресом пока останемся здесь, будем поддерживать с тобой связь и попытаемся навязать Экзукатору бой. Если не выйдет, то в ближайшее время тоже переберемся в Россию, поближе к тебе, но не настолько, чтобы выдать место.

— Грасс, сегодня я еще раз попыталась вздремнуть и увидеть его, но у меня не получилось. Мне снился какой-то обычный сон.

Грассатор остановился, посмотрел на Веру:

— Не очень хорошо, но предсказуемо. В конце концов, это не твои способности, а ребенка, зарождающегося в твоем теле. Вероятно, в какие-то моменты внутри тебя происходит что-то такое, что дает возможность чувствовать нас, но… Да, это может затруднить наше дело, а значит, мы должны быть осторожны вдвойне. Во всяком случае, Экзукатор тоже не знает, как все это работает, так что и он будет осторожен. Скоро он может вообще пропасть на какое-то время. Экзукатор собирается поговорить с остальными и заставить их воплотиться. Всех.

— Поговорить? Подожди, как поговорить? Забраться на Эверест и орать оттуда? Как вы вообще разговариваете?

— Эмиссары уже проделывали это пару раз. От нашей компании докладывал Лекс. Для этого эмиссар должен уединиться в каком-то отдаленном и безлюдном месте, там он впадает в некое подобие комы на сорок дней и сорок ночей. В таком состоянии мы способны общаться с невоплощенными. В это время он пропадает с наших «радаров», да и вообще, по сути, исчезает для этого мира. Если Экзукатор начнет разговор раньше, чем мы его отыщем, то на этот период он станет для нас недосягаем и мы уже не сможем ему помешать.

— И что тогда? Ангелы спустятся на землю?

— Что-то вроде. Если послушаются его, конечно.

— И Апокалипсис?

— Ну, небеса не разверзнутся и четыре всадника оттуда не поскачут, это уж точно. Но что будут делать нововоплощенные и какие всех нас ждут последствия, я не представляю. Если один Экзукатор столько всего наворотил…

— Ну хорошо, четыре всадника Апокалипсиса не поскачут, а сколько вас там «поскачет»?

— Изначально нас было девяносто девять. Получается, что со мной, Аресом и Экзукатором осталось восемьдесят три.

— Хм, не так уж и много. А я-то думала, что вы «крылами своими закроете солнце и луну», как в дешевых ужастиках.

— Прости, что разочаровал. Мы уникальны, так же, как и вы, мы индивидуальны, так же, как и вы, в любом своем состоянии, воплощенном или невоплощенном, мы не плодимся… э-э-э, во всяком случае, прежде такого не наблюдалось. Нас не может быть слишком много, нас не нужно слишком много. Мы — наблюдатели и хранители.

— О да, немного пафоса…

— Прости. В любом случае, если они поверят Экзукатору, то нам с Аресом придется туго.

— Подожди, а вы-то здесь при чем?

— Я не хотел бы пугать тебя, но ты должна знать правду. Экзукатор хочет настроить их против ребенка, убедить, что он представляет угрозу.

— Твою мать… Это не очень хорошо, да? Они же будут такими же, как Экзукатор по силе? Вы ведь не сможете справиться с ними со всеми? Грасс?

— Мы убьем Экзукатора раньше. Ни о чем не волнуйся, просто улетай. Когда все закончится, я приду к тебе.

Они подошли к самолету. Белоснежный, изящный, остроносый, тот уже завел двигатели, и из-за шума разговаривать стало тяжело.

— Грасс! — Вера остановилась перед трапом. — Грасс, мне страшно!

— Я знаю, девочка! Но ты справишься! Ты должна справиться!

Они обнялись и долго-долго целовались. Наконец Грассатор отстранился, подозрительно осмотрел округу и прошептал, проведя ладонью по мокрым от слез щекам девушки:

— Я люблю тебя.

Эта фраза, произнесенная им впервые за полтысячелетия и на русском языке, показалась ему непривычной, даже немного чужой.

— Я тоже тебя люблю, — из последних сил ответила Вера, прежде чем разрыдаться окончательно.

— Нужно лететь.

— Да.

Она поднялась на борт.

Усевшись в первое понравившееся кресло совершенно пустого салона, Вера выглянула в иллюминатор. Самолет тронулся и стал медленно выруливать на взлетную полосу. К одиноко стоящему в ночи Грассатору подкатила машина. За рулем сидел Арес. Разглядев девушку в окошке, он поднял руку и кивнул. Сдержанное прощание. Вполне в его харак тере.

Грасс подождал, пока самолет наберет скорость и взмоет в воздух, и только тогда занял пассажирское сиденье.

Экзукатор взглянуть на трогательную сцену прощания так и не явился. Вера почувствовала его, когда задремала в самолете. Он какое-то время крутился неподалеку от аэропорта, однако так и не решился напасть. Вероятно, по-прежнему опасался сражения, особенно теперь, когда изменились его планы. Девушка все ждала, что он придумает какую-нибудь каверзу — собьет самолет с помощью истребителя, например. Она была почти уверена в этом, но — обошлось.

По прилете на родину Вера каждый день звонила Грассу и Аресу, сообщая, где сейчас находится Экзукатор. Но мерзавец, зная об опасности, выбрал ту же тактику, что чуть ранее и сами ребята, — он постоянно передвигался по штату, нигде не задерживаясь надолго, и если учесть, что информация о его местонахождении была не оперативна — все-таки Вере нужно было для начала проснуться, — застать его им не удавалось. А он тем временем завершал свои дела, прежде чем перейти к другим.

Через несколько дней после отъезда Вера навела ребят на одно из мест, где, судя по ее снам, находился Экзукатор. Там Грассатор и Арес нашли лишь трупы четырех наемников и следы колес на мягкой земле. Судя по всему, Экзукатор прятал краденое золото и при этом не намеревался делиться информацией о кладе со своими приспешниками.

Еще через день ребята по наводке Веры нашли место захоронения золота, Экзукатор был там всего лишь несколько часов назад и упрятал добро в старом полуразрушенном особняке неподалеку от Роквилла — города в предместьях Вашингтона. Но оказалось, что спрятана там лишь небольшая часть — хитрец не стал складывать все яйца в одну корзину. Ребята вывалили слитки в кучу посреди холла и вызвали полицию. Им самим таскаться с золотом было не с руки, а оставлять его Экзукатору они не собирались.

Таким образом, Экзукатор был вынужден уже не распихивать остальное золото собственноручно, а доверить это дело «обработанным» наймитам. Иначе он мог потерять львиную долю награбленного либо ему пришлось бы все-таки принять бой.

Покончив с золотом, Экзукатор перебрался в Россию, что серьезно насторожило как саму Веру, так и Грассатора с Аресом. Что он собирается предпринять? Не намерен ли выйти на Веру через родителей? Девушка потратила немало усилий, пытаясь убедить родителей перебраться в съемную квартиру в другой части города, при этом они не должны были никому об этом говорить, а Вера не могла им ничего толком объяснить. Отец хмурился, мама причитала, дескать, дочка вляпалась во что-то серьезное, не зря ею интересовались на бывшей работе. И все же она их убедила. Однако Экзукатор появляться в Красноярске не спешил, добрался сначала до Омска, а затем до Новосибирска и на этом остановился.

Грассатор и Арес устремились следом.

Но вот как-то ночью Вера увидела сон, самый обычный сон, не имеющий никакого отношения к ангелам. И в следующую ночь тоже. И потом. «Радар» давал сбои все чаще. Как предположила девушка, объяснением могло служить то обстоятельство, что плод внутри нее сформировался полностью и стал самостоятельным живым существом.

Грассатору и Аресу пришлось оставить попытки выследить Экзукатора по горячим следам. Теперь они действовали иначе — обзаведясь милицейской рацией, они колесили по городу и выезжали туда, где происходило нечто такое, что могло бы быть следствием деятельности Экзукатора. Но мерзавец лег на дно и если прокручивал в Новосибирске какие-то свои делишки, то в милицейских сводках это отражения не находило.

А время шло, и ребятам пришлось перейти ко второму плану — выяснить, куда он отправится для разговора с невоплощенными, и перехватить его там. По словам Грасса, это сложно, но не невозможно. Хотя Вера сомневалась, что им это удастся, — мало ли безлюдных мест в Сибири? — но им виднее.

Однако вскоре, вопреки предположениям Веры, ее опять посетило уже ставшее привычным видение, и в нем ангелов было только двое. Экзукатор исчез, и это могло означать, что его беседа с остальными началась. Однако следующей ночью она снова ничего не увидела, и девушка решила списать тот сон на усталость, в конце концов, она ведь только и делает, что думает об этом, а значит, ничего удивительного, что утомленный мозг подкидывает ей сюрпризы.

Так же Вера поступила и после сна, увиденного четыре ночи назад, когда ей приснилось, будто теперь ангелов не двое, не трое, а несколько десятков. Глупости. Всего лишь отголосок того разговора с Грассом. А ей сейчас нельзя переживать, так что лучше гнать всю эту чушь из головы.

Дождь продолжал яростно биться в стекло, а заботливо укрытый камином огонь с удовольствием лизал крупные поленья.

Вера отошла от окна и села в широкое кресло. Она редко сидела вот так, в тишине, — уж слишком тоскливо становилось в доме, — но порой устраивала подобные «медитативные минутки». Кроме треска камина еще ей нравилось, как тикают большие старинные или сделанные под старину часы в гостиной. Камин и часы… сразу вспоминался отечественный фильм про Шерлока Холмса и доктора Ватсона, который она обожала в детстве, да и здесь уже пересмотрела по два раза каждую серию, благо атмосфера соответствовала.

Но на сегодня тишины с нее было уже достаточно. Вера разыскала пульт и включила панель на стене, чтобы не пропустить выпуск новостей. Каждый раз она ждала каких-нибудь сообщений, которые можно увязать с действиями ангелов.

За последние месяцы те безумные события, в которых ей довелось принять участие, в новостях аука лись постоянно. Мир изменился, хотя и не так кардинально, как желал Экзукатор и предрекал покойный Крез. Может быть, цивилизация людей и впрямь оказалась крепче, может быть, человечество закалило его прошлое, ведь по сравнению с той же Второй мировой войной деяния Экзукатора — сущие пустяки. А может быть, людям просто повезло, что Экзукатор приостановил свою деятельность. В любом случае пожар миновал, хотя и оставил после себя немало темных от сажи пятен, а на Ближнем Востоке, кое-где в Африке и в Юго-Восточной Азии так и вовсе пепелища.

Вера помнила, как удивлялась, наблюдая за лицами выступающих с заявлениями чинуш-силовиков, еще тогда, когда все это только-только произошло. Она впервые видела их настолько растерянными и неуверенными, в кои-то веки те не потрясали кулаками, не делали громких заявлений, не грозились в кратчайшие сроки наказать каждого персонально. Это наводило на неприятные мысли, ведь даже после крупнейших и страшнейших терактов они выглядели так, словно им все уже давно известно. А тут — нате.

Впрочем, обычные граждане давно не ждали от них чего бы то ни было, люди готовились к обороне от неизвестного врага самостоятельно. В общении с людьми чувствовались напряжение, подозрительность, недоверие. Что-то подобное происходило в России после взрывов многоэтажных домов. Но от кого ждать угрозы теперь, если бойни устраивают пилоты-истребители, полицейские, спецназовцы и обыкновенные портовые служащие, как это выяснилось в случае с гибелью пассажирского лайнера?

Не внушало оптимизма и состояние экономики. Основные мировые валюты сумели пережить стресс, но в стоимости потеряли чудовищно. Золото снова набирало прежнюю историческую мощь, в международных финансовых операциях больше никто не хотел полагаться на доллар и евро, которые уже завтра могли стать обычной макулатурой и бессмысленными цифрами в счете. В конце концов, выжил даже рубль, которому было не впервой, он уже повидал всякое.

И конечно — пустые полки. Но если на Западе их вид шокировал, то в России люди лишь вздохнули, вспомнив старые времена, и достали с балконов большие мешки для припасов, которые собирались набить сахаром, мукой, крупами и макаронами. Потихоньку стал возобновляться торговый путь: деревня — город. Начали оживать подзабытые стихийные рынки на пустырях.

Из западных стран больше всего досталось США. Кроме сбитых самолетов, кровавых расправ в супермаркетах и офисных центрах, а также пустых полок, Америка в придачу получила еще и разрушенный аэропорт, испорченные электростанции, бунт в столице и ограбление, переросшее в уличный бой. Кадры пылающего, подобно факелу, монумента Вашингтона обошли весь мир. Обожающие символы американцы вынесли это изображение на флаг борьбы с мировым злом, а заодно и со своим правительством, позволившим случиться такому. Правительство отбивалось вяло, поскольку ответить что-либо вразумительное не могло, а списывать все на Бен Ладена было уже глупо. Через месяц оно в полном составе и во главе с президентом ушло в отставку. Американцы немного поликовали, а затем поняли, что разгребать головешки все же кому-то надо, да и выборы — дело дорогое и несвоевременное. В результате сформировалось некое подобие временного правительства из нескольких конгрессменов и сенаторов. Однако недовольных не убавилось, уж слишком дико американцам было видеть в своих супермаркетах пустые полки. Культура потребления, вошедшая в их плоть и кровь, отошла на неопределенный срок, а жить по-другому они не умели и не хотели, что вполне понятно и естественно. Все это выливалось в хронические акции протеста и даже периодические бунты. Больше, чем американцы, бунтовали только истинные дети революции — французы, ведь им серьезного повода придумывать не надо.

А в небольшом особнячке под Красноярском все так же трещал огонь в камине, все так же бил дождь в окно и тускло светила лампа.

Вера отставила кружку с чаем и прищурилась. Что-то не так. Спину стянуло болью, сильно заныло внизу живота и одновременно с этим стало вдруг немного легче дышать. За последнее время она достаточно начиталась и наслушалась о родах, чтобы понять — опустился живот. Скоро могут начаться схватки…

36

— Ничего страшного, — приятным успокаивающим голосом проговорила Лариса Федоровна, местный фельдшер. Лет пятидесяти, невысокая, миниатюрная, со строгим лицом и одновременно добрыми глазами, она располагала к себе с первого взгляда, как образчик настоящего врача — профессионального, умного, заботливого и небезучастного. — Ничего страшного. Даже если действительно начнутся роды, семь месяцев — вполне приемлемый срок. И времени у нас полно. Первые роды продлятся не менее двенадцати часов. Мы еще успеем не только до города доехать, но и заскучать в больнице.

— Как же, заскучаешь тут, — пробормотала Вера, нарезая круги по комнате и стараясь дышать ровно, как велели.

Лариса Федоровна улыбнулась:

— Я двойню родила, и это при моей-то комплекции. И ничего — справилась. Ты не первая и не последняя.

— Да знаю я. Ай, блин…

— Схватки? — Лицо доктора стало серьезным. Она взглянула на часы, чтобы установить промежутки. — Шустрая ты. Отпустило? Хорошо. Дыши, дыши. — Она набрала номер на сотовом: — Валера, подготовь машинку и сам будь готов. В город поедем, в роддом… Пока не ясно, может быть, через пару часов, может, чуть раньше. А ты, дорогая моя, отправляйся пока в ванну. Помнишь? Клизма, бритва…

— Ох, лучше бы не помнила.

Вера удалилась. Когда она вернулась, лицо у нее было бледным, а глаза — испуганными.

— У меня воды отошли.

Лариса Федоровна снова посмотрела на часы:

— Ох и шустрая. Точно первый ребенок?

— Я бы запомнила, — отозвалась Вера, натягивая рубашку.

— Ладно, надевай только чистые или новые вещи. Машина скоро будет. Мы пока пойдем в клинику и подождем там. И не дрейфь, девчушка, времени еще вагон.

Но до клиники Вера добраться уже не могла, разве что доктору пришлось бы ее нести.

— Где машина? — уже совсем тревожно спросила Лариса Федоровна по телефону, и эта тревога тут же передалась Вере.

— Валерка уже едет из гаража, — отрапортовала медсестра.

— Что, — простонала Вера, — совсем все плохо?

— Ничего плохого, но уж очень быстро ты… — ответила ей Лариса Федоровна и вернулась к телефонному разговору: — Так, Даша, собирай инструменты, пеленки, все, что нужно, и бегом в двенадцатый коттедж. Встретишь машину, пусть тоже сюда едет. Ох уж этот Валерка ваш! Днем машина должна стоять у клиники, сколько раз я говорила! Вера, раздевайся.

Вера в перерывах между схватками пыталась высмотреть выражение лица доктора, скрытого от нее белоснежной безразмерной рубахой.

— Лариса Федоровна, не молчите, — наконец сквозь зубы прошипела она.

— Дыши, дыши, девочка.

В дверях появилась пышная медсестра Дарья, нагруженная всякой всячиной, точно мул. Она умудрилась, помимо прочего, притащить даже две здоровые бадьи с водой.

— Раскрытие — десять сантиметров, — сообщила ей врач, не поворачиваясь.

Дарья без лишних разговоров принялась выкладывать на стол инструменты, какие-то пузыречки и колбочки, застилать диван чистым хрустящим покрывалом.

Следом в дверях появился здоровенный детина в пуховике, вероятно тот самый Валера.

— Куда прешь-то? — рявкнула доктор. — Брысь отсюда! Даша, ну ты поглядывай хоть немного! Похоже, что не поедем мы никуда уже. Вера, перебирайся на диван. Даша, помоги ей. Валера, жди в машине.

— Я что, здесь рожать буду? — пискнула Вера.

— А что такого? Я рядом, все, что нужно, у нас есть. Еще как родишь.

— Но ведь семь месяцев! Недоношенный… Лариса Федоровна ответила не сразу, и эта пауза, продлившаяся чуть больше, чем следовало бы, не слишком успокаивала.

— Все будет хорошо, дочка, — произнесла наконец докторша. — Ты у нас уникальная роженица, мне ли не знать, все-таки наблюдала тебя семь месяцев. Такого идеального протекания беременности мне встречать еще не приходилось. И сейчас ты за десять минут управилась с тем, что у других занимает больше десяти часов. Все будет хорошо. А теперь тужься, похоже, что пришло время. Тужься, дочка. Даша, тащи сюда стулья и ноги помоги забросить. Вот так. Тужься. Упрись ногами. Дыши ровно. Покричи, если хочешь.

Но Веру уже не надо было просить «покричать», уж она покричала от души. Ее бросало то в жар, то в холод, а в какой-то момент даже показалось, что она совершенно потеряла связь с реальностью и вернулась, только когда услышала плач младенца.

Лариса Федоровна положила ребенка ей на грудь.

Вера измученно улыбнулась.

Ей и прежде доводилось видеть новорожденных, и тогда они вызывали смешанные чувства — вроде бы положено умиляться, сюсюкать и причитать: «Какой красивый, весь в маму», а на самом деле сморщенный страшненький розовый комочек вызывает скорее брезгливость, отчего становится неловко. Но только не этот. Глядя на этот розовый комочек, хотелось именно улыбаться.

Когда роды завершились, Лариса Федоровна провела необходимые измерения и вернула младенца.

— Для семимесячного — удивительно полноценный и здоровый ребенок, — произнесла она, сочетая на лице одновременно удовлетворение и негодование. — Как запишем имя?

— Вероника, — произнесла молодая мамаша. Она и сама не знала, откуда у нее в голове взялось такое имя.

— Отец…

— Грассатор.

Докторша фыркнула:

— Иностранец… Намучаются те, кто будет называть ее по имени-отчеству.

Вера усмехнулась уже свободнее. Силы возвращались к ней, причем быстрее, чем она предполагала.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Лариса Федоровна, закончив заполнять бумаги.

— Нормально.

— Это хорошо, что нормально. В больницу съездить все же нужно.

— Конечно.

Спутниковый телефон запищал откуда-то из-под дивана, вероятно спихнутый туда в кутерьме. Докторша не без усилия нашла его и передала Вере.

Голос Грассатора прозвучал так, словно с ней разговаривала сама смерть:

— Вера, ты в опасности. Уезжай. Немедленно!

Ощущение беды тут же охватило девушку. Сейчас, когда ребенок лежал рядом с ней, она вдруг стала бояться за него еще больше, чем раньше.

— Лариса Федоровна, уходите, — жестко произнесла она, прикрыв трубку рукой.

— Что, простите?

— Уходите немедленно! Вместе с медсестрой! И машину уберите от дома. Все возвращайтесь в клинику и не показывайтесь оттуда какое-то время.

— Но…

— Делайте, как я говорю.

Вера поднялась с дивана и подошла к шкафу с одеждой. Теперь ей понадобится что-нибудь из старого. На ходу снова поднесла трубку к уху:

— Что случилось?

— Мы с Аресом почувствовали ребенка.

— Я родила, Грасс. Только что.

— Да, но почувствовали мы его еще полчаса назад. А значит, почувствовал и Экзукатор. Может быть, даже раньше нас.

— Господи! Но что мне делать? Я с новорожденным ребенком!

— Все будет хорошо. Направляйся к Красноярску, я и Арес уже летим туда, как только приземлимся, выдвинемся тебе навстречу. Все будет хорошо. А сейчас — беги!

Вера, одеваясь, повернулась к Ларисе Федоровне. Та, стоя на месте, не сводила глаз с Веры, затем вдруг ожила и отдала распоряжение сбитой с толку медсестре:

— Даша, собирай инструменты и вместе с Валерой отправляйтесь в клинику, я скоро подойду.

Дарья кивнула и засуетилась.

— Вы тоже, Лариса Федоровна, — сказала Вера, накидывая свитер.

— Нужно укутать ребенка. Я займусь. Об остальном спрашивать не буду.

Когда Вера накинула куртку, младенец уже был превращен врачом в некое подобие кокона из пеленок и шерстяного покрывала.

— И вот еще что, — чуть поколебавшись, Лариса Федоровна положила рядом с дверью пустую сумку, — знаю, что ты на машине, но если придется пешком, то лучше возьми. Ребенок в сумке — несколько дико, но будет удобнее. Прощай.

Накинув пуховик, докторша двинулась к двери.

— Лариса Федоровна! — окликнула ее Вера, поднимая сверток с ребенком на руки. Та обернулась. — Спасибо вам. За все. И — простите.

Та ничего не ответила, просто вышла из дома.

Подавив подступившие слезы, Вера уложила младенца в сумку, немного постояла над ним, стараясь внушить себе, что так нужно, что это необходимо и временно. Затем достала из тумбочки два пистолета, сунула их в карманы и взяла сумку за длинные ручки.

37

Старый российский автомобиль, натужно урча двигателем, медленно, но уверенно взбирался по горной дороге, что и неудивительно — других дорог за свое долгое существование он просто не знал. Милорад Велькович взглянул на часы: он ехал уже третий час, значит, скоро должен быть на месте. И ведь что удивительно, вчера внук показал ему на компьютере расстояние между городом Валево, куда Милорад перебрался два года назад, после смерти жены, к дочери и ее семье, и родной деревушкой Горка, а это всего пятьдесят километров, но петлять по серпантину предстояло не меньше трех часов. Впрочем, для человека, всю жизнь прожившего в горах, это нормально. Не пешком, и ладно.

Наконец впереди показалась табличка с названием поселка, а за поворотом и первое здание, когда-то бывшее почтой, а теперь заброшенное и полуразрушенное. Горка — не самое высокое селение этой гряды, но именно здесь заканчивалась дорога. Выше цивилизация не забралась, и там жили уже вовсе отшельники.

Милорад остановил машину, выбрался из нее и подошел к багажнику, стараясь при этом не смотреть в сторону своего бывшего дома. Он приехал не сюда, он приехал к старому другу, своему единственному другу Саве Эригу, которого знал с детства и по соседству с которым прожил без малого шесть десятков лет. Если бы не любовь к внукам, Милорад и не уехал бы отсюда. Старина Савик три года назад также стал вдовцом, так что двое одиноких мужчин вполне могли бы коротать здесь долгие вечера вместе, но…

Милорад извлек из багажника пакет с гостинцами, какое-то время постоял, уткнувшись взглядом в каменистую землю, после чего не удержался и посмотрел на свой старый дом.

Покосился, бедняга. Еще год-два, и начнет рушиться. Тяжелое зрелище, ведь он прожил там столько лет. Детство, юность… Милорад не хотел просто так бросать его, но оказалось, что дом с участком здесь даром никому не нужны, не то что за деньги. Понятно, деревня медленно вымирает, молодежь уходит на равнину, в большие города, здесь остаются только старики. Сава Эриг пытался какое-то время присматривать за домом, но у него и со своим хозяйством дел невпроворот, так что скоро он эту затею оставил, и Милорад не мог винить его в том.

— Эй, Милко, хватит на халупу свою пялиться, пойдем уже! — Савик стоял, облокотившись на плетеный заборчик, и улыбался, хотя в глазах у него легко можно было разглядеть грусть. Он понимал чувства друга.

— Иду, иду!

Мужчины пожали друг другу руки и двинулись к дому Савы. Встреча произошла буднично и непринужденно, словно они не виделись всего пару дней, а ведь Милорад не был в Горке больше шести месяцев.

— Коньяку тебе привез, — заявил Милорад, по-хозяйски открывая двери. — Литр настоящего французского. На прошедший день рождения подарила дочка.

— Мне привез, ага! Как будто сам не будешь.

— Нальешь — буду, — хитро прищурился Милорад.

Сава, как это обычно бывает, засуетился на маленькой кухоньке, брякая крышками, ложками и поварешками, звякая праздничным хрусталем.

— Да в кружки бы наливал, — пробормотал Милорад.

— Скажешь тоже! Это раньше мы с тобой из кружек пили, а теперь не так часто встречаемся, чтобы из кружек-то… На кухне будем или в комнату пойдем?

— Да давай уже на кухне, что ты кудахчешь тут, как квочка. Садись уже.

— Подожди немного.

— Как живешь-то вообще? Не скучно?

— Нормально. Две недели назад внук приезжал, Борька…

— Это тот, что сейчас в Белграде живет?

— Да. Так вон, тарелку спутниковую мне приволок. Видал во дворе?

— Не заметил.

— Покажу потом. И телевизор заодно. Мой старый-то столько каналов и не ловит. А там, ты бы видел, ну если пятьдесят скажу, то точно не совру. Правда, в основном не по-нашему болтают, но и сербских немного есть. И, знаешь, как-то повеселее стало с тарелкой-то.

— И кому ты рассказываешь? Ты хоть по хозяйству здесь крутишься, а я там у них в городе только и делаю, что телевизор смотрю.

Наконец Сава выставил на стол все, что хотел, и уселся за него сам. Мужчины налили, выпили, обменялись довольными взглядами, оценив французский коньяк, и, по своей традиции, молча, тут же наполнили и выпили по второй. Занялся разговор, сначала о детях-внуках, потом принялись вспоминать, прыгая по годам своей жизни то в детство, то в зрелость, то обратно.

Они уже изрядно захмелели, когда лицо Савы приняло очень уж серьезный вид и он, перегнувшись через стол, заговорщически прошептал:

— Хочешь покажу чего необычного?

— Давай, — ответил сбитый с толку Милорад.

— Пойдем. Тут минут пятнадцать в гору надо подниматься.

— Ты скажи, чего там, может быть, и не стоит оно того. Лениво как-то…

— Стоит-стоит. Пойдем.

Милорад неохотно поднялся и поплелся следом за другом.

— Два дня назад нашел, — пояснял Сава по дороге. — Пошел искать деревце ровненькое, чтобы забор подправить, и нашел.

Они вышли за деревню, чуть поднялись, свернули к рощице невысоких сосенок.

— Вон там, смотри.

Милорад остановился, пытаясь понять, что же он видит. Два небольших, серых, густых, продолговатых облака опустившихся на землю. Два кокона, свитых из плотного воздуха. Туман, из которого они состояли, находился в постоянном движении, он словно переливался в пределах невидимых границ, при этом, несмотря на ветерок, не развеивался и не передвигался. Внутри что-то слегка сверкало, как будто там разразилась миниатюрная гроза.

— Что это? — пробормотал Милорад, подходя ближе.

— Ты у меня спрашиваешь? Два дня вот так вот уже.

— А еще кому-нибудь показывал?

— Нет, не стал. Скажут, дескать, лакает там у себя в одно горло, а потом мерещится всякое.

Милорад подошел вплотную к одному из туманных коконов, не удержался и прикоснулся к нему. Внутри туман оказался очень густым, точно кисель, и очень влажным. Милорад пригляделся. Ему показалось, что он увидел что-то внутри… что-то… Он отшатнулся от кокона так резко, что аж поскользнулся и плюхнулся на задницу.

— Чего там? — тревожно спросил Сава.

— Человек, кажется. Лицо.

И тут движение тумана внутри кокона ускорилось, от него начали отрываться хлопья и уноситься ветерком. И от второго тоже. И наконец туман рассеялся, точно растворился в воздухе. Перед Милорадом и Савой на месте коконов предстали двое. Мужчина и женщина. Совершенно обнаженные и… безволосые. Волос не было ни на голове, ни на руках, ногах и других местах, где им положено быть, не было даже бровей и ресниц, отчего лица казались несколько странными, не человеческими. Но тела выглядели настолько идеальными, а черты — настолько правильными, что это не могло не восхищать. Особенно у девушки. Причем в ее чертах легко угадывалась восточноевропейская порода. Милорад готов был поклясться, что, если бы у нее были волосы, они бы были темными. Она — сербка. Как и парень — определенно серб. Что касается возраста, то девушка выглядела лет на тридцать, а парень — чуть за тридцать.

Милорад поднялся с земли и отступил, встав рядом с Савой. Все четверо молчали, рассматривая друг друга. Наконец парень взглянул на девушку и улыбнулся, причем довольно весело и по-доброму, что как-то сразу успокоило. Затем он поднял руки и как бы потрепал себя за грудки.

— Одежда? — спросил Милорад.

— Одежда, — ответил парень по-сербски, причем легко и совершенно без акцента.

— Накиньте пока, — Милорад снял ветровку, осторожно подошел и передал девушке. — Савик, и ты свою давай тоже. Мы вас огородами проведем. Савик, найдешь, чего им надеть?

— А?

— Да отомри ты уже. Найдешь у себя, чего им накинуть?

— А? Ну да, найду.

— Пойдем.

— Пойдем, — повторила девушка приятным голоском и тоже чисто, без акцента.

Они завели парочку в дом. Пока Сава рылся в шкафу, Милорад наполнил два бокала коньяком и передал гостям. Те посмотрели на жидкость с подозрением, но выпили. Оба поморщились и поставили бокалы на стол, давая понять, что больше не будут.

— А вы… хм… кто? — решился спросить Милорад, в свою очередь замахнув стаканчик.

Парень прищурился и покачал головой, как бы давая понять, что не нужно ничего спрашивать.

Появился Сава с ворохом шмоток.

— Вот, смотрите, выбирайте, что подойдет. Тут мое, немного от сына и от жены.

Парень и девушка выбрали. Причем довольно просто отделили женские вещи от мужских. С размером, конечно, не повезло, так что выглядели они как два оборвыша, да еще и без бровей…

— Вы… это, погодите, — крикнул Милорад, когда парень с девушкой уже двинулись к выходу. — Сава, у тебя осталась косметика какая-нибудь?

— Была где-то.

— Притащи.

Из принесенной коробушки Милорад извлек карандаш для подводки глаз, подошел к парню и поднес карандаш к его лицу, полагая, что тот сообразит, что к чему. Но парень одернул голову и резким движением перехватил руку с карандашом, при этом Милорад, сам сложения не хилого, ощутил, какая медвежья силища скрыта в этой хватке.

— Брови, — пояснил он, проведя свободной рукой по одной из своих. — Чтобы хоть как-то…

Парень медленно отпустил его руку, и Милорад, как мог аккуратнее, нарисовал сначала одну, потом другую.

Парень глянул на девушку. Та поджала губы, имея в виду что-то вроде: «Не очень, но лучше, чем ничего». Затем она приблизилась к Милораду, и тот нарисовал брови ей.

Да, действительно, не то чтобы очень, но хотя бы на расстоянии отсутствие бровей не так бросается в глаза.

Как только Милорад закончил, парень и девушка повернулись и вышли за дверь. Вот так — ни «спасибо», ни «до свидания».

Милорад присел за стол. Сава механическим движением разлил по бокалам коньяк.

— Что это было, Милко?

— Понятия не имею, Савик. И даже догадываться не хочу. А кто спросит, скажу, что ничего не видел.

— И я тоже, Милко, и я тоже.

Мужчины посмотрели на дверь и выпили.

* * *

Августовская ночь выдалась чудесной: теплая, освежаемая легким ветерком и освещаемая полной луной, своим светом состязающейся даже с уличными фонарями. Самара дремала. Не спала, как и большинство крупных городов мира, но дремала.

Лейтенант милиции Виталий Буравкин скинул фуражку и подставил лицо ветру, дующему в окно патрульной «девятки».

— А какой денек, наверное, будет, — пробормотал он, приглаживая растрепанные волосы. — Жалко, что все равно проспим его весь.

— Мне еще к теще на дачу ехать, будь оно неладно, — грустно отозвался его напарник Ванька Науменко, управляющий машиной.

— Сочувствую. — У самого Буравкина не было ни тещи, ни даже девушки, благодаря которой теща могла бы скоро появиться, но именно в этот момент он об этом не жалел. Закончится дежурство, он доползет до своей квартирки и будет спать, пока спится. И никто его не разбудит.

«Девятка» свернула на улицу Запорожскую. Справа стеной деревьев темнел парк Дружбы, из-за деревьев выглядывали изгибы американских горок.

— Минералочки бы взять, — предложил Ванька.

— Да, а я бы пожрать чего-нибудь не отказался. Как будет магазин, тормозни… — Виталий замолчал и привстал с сиденья, на котором до этого развалился, словно барин на подушках. — Эй, ты глянь!

— Чего там?

— Смотри!

По обочине дороги со стороны парка шел голый человек, причем шел довольно уверенно и ровно, походкой явно не напоминая пьяного.

— Может, его грабанул кто? — предположил Науменко, разворачивая машину так, чтобы подъехать к голому по правильной полосе.

— Смотри, крепыш какой. А прикинь, что это терминатор! Ему нужна твоя одежда и мотоцикл…

— Да какой там терминатор. Алкаш обычный.

Виталий укоризненно посмотрел на напарника:

— Знаешь, иногда трудновато с тобой.

— Да иди ты, юморист хренов. Сигналку врубать не буду, а то дернет в парк, замучаемся искать. Выходи давай, я за тобой.

Виталий дотянулся до заднего сиденья, взял фуражку и дубинку. Голый мужик выглядел хоть и не амбалом, но спортивным и подтянутым малым. Виталий вышел из машины:

— Эй ты! Стой на месте!

Мужчина остановился и повернулся к милиционеру. Из машины как раз выбрался Ванька.

— Твою мать! Ты глянь!

— Вот черт!

То, что мужик лысый, было видно сразу, но то, что он совершенно безволосый, даже без бровей и ресниц, смотрелось уже странновато.

— Инопланетянин долбаный! — не выдержал Виталий.

— Да наркоман он обычный, — возразил Ванька. — Ты кто такой?

— Документы у него поищи, — съязвил Виталий, но напрочь лишенный чувства юмора товарищ лишь фыркнул.

Мужчина молчал и безразлично смотрел на милиционеров, при этом нисколько не смущаясь наготы.

— Кто такой, спрашиваю?

Науменко ткнул мужика дубинкой в плечо. Тот плечо отдернул, а в глазах у него появилось раздражение.

— Ты мне подергайся еще! Отвечай на вопрос!

— Ладно тебе, — попытался угомонить напарника Виталий, — мало ли что у мужика случилось.

— А мне пофиг, нечего на меня так дерзко пялиться. Эй ты, понял меня?!

Ванька попытался пихнуть мужчину дубинкой снова и посильнее, но тот махнул рукой, причем так резко и быстро, что мозг осознал это движение уже постфактум, и дубинка полетела в сторону. Науменко захлопал глазами — сила, с которой ее вырвало, была такой, словно он сунул дубинку в промышленный вентилятор.

— Что за…

Хорошим драчуном Ванька никогда не был, особенно без дубинки, так что он не ударил обидчика, а попытался его как-то нелепо то ли схватить, то ли обнять, и сам до конца не понимая, что же за прием он собирается исполнить.

Впрочем, ни до каких приемов дело у него не дошло: голый мужик ловко извернулся, взметнулась его рука, и Ванька улетел метра на два в сторону патрульной машины вслед за своей дубинкой.

Все произошло мгновенно, так что Виталий не успел ничего сообразить. Он посмотрел на товарища. Тот не двигался, а лицо его превратилось в окровавленную маску. Затем посмотрел на неизвестного мужика. Мужик тоже повернулся к нему, взирая бесстрастно и даже с каким-то пренебрежением.

Рука Виталия дернулась к кобуре, но он не был ковбоем, кобуру еще нужно было расстегнуть. Мужик приблизился к нему за секунду. Затем мир крутанулся перед глазами, и Виталий уже лежал на асфальте с ужасной болью в спине, затылке и правой стороне лица.

Краем глаза он видел, как подошел и встал над ним голый мужик, почувствовал, как тот начал расстегивать его китель. В голове мелькнуло совсем уж непристойное предположение, что конкретно этот голый собирается с ним сделать. Оно укрепилось, когда мужик начал стаскивать с него штаны. Виталий попытался отпихнуть его, подняться, но получилось только застонать.

Лишившись рубашки, кителя, штанов и ботинок, Виталий слышал, как мужик шуршит одеждой, а затем звук шагов, усиленный трофейными ботинками, начал удаляться. И уже этого было достаточно, чтобы облегченно выдохнуть. Вот только безумно жалко было документов, покоившихся в левом кармане кителя, и пистолета в кобуре на поясе штанов. Черт, а ведь начальство не поймет…

* * *

Ночной полустанок под Екатеринбургом. На перроне две сонные старушки с беляшами и пирожками и тучная тетка с целым лотком, на котором царит хаос из лапши, чипсов, дешевой газировки и черт знает чего еще. Три фонаря, еле-еле освещающих перрон, звонкое постукивание молотка по колесам, вялые разговоры пассажиров, выбравшихся покурить.

Проводница Елена Михайлова поежилась и крепче запахнула незастегнутый китель — на Урале сегодня прохладно. В этом рейсе ей со сменщицей Тамаркой повезло — купейный вагон практически пустой, всего два купе заняты, и те наполовину, так что работы немного. Лена посмотрела на часы. Отправление через пять минут, а там можно будет и вздремнуть до Тюмени.

Она уже собиралась взобраться на подножку, когда почувствовала, что позади кто-то стоит. Резко обернулась, и точно: мужчина в довольно странном одеянии — потертые джинсы, футболка, элегантный дорогой пиджак, отливающий сталью, и бейсболка, глубоко натянутая на глаза. Вообще-то похож на бродягу, но гордая осанка, расправленные плечи и стать… При этом никаких чемоданов и сумок. И не протягивает ей билет и паспорт. Вряд ли пассажир.

Лена хотела уже поинтересоваться, что ему нужно, когда мужчина приподнял голову так, что стали видны его глаза. И в голове девушки зазвучало что-то неясное, что-то такое, что заставило ее молчать и вслушиваться, не отрывая взгляда от этих глаз. Ему нужно войти в вагон, ему нужно выделить купе и больше его не беспокоить. Конечно же, она так и сделает. И никому об этом не расскажет, даже Тамарке. А он выйдет там, где захочет. И больше ничего.

Лена отступила в сторону, пропуская мужчину внутрь, затем, словно в полусне, подняла подножку и закрыла дверь. Взглянула в коридор. Мужчины там уже не было, он скрылся в одном из купе, и ей совсем не обязательно знать в каком. Он не попросит ни белья, ни чаю, это точно. Он ее не побеспокоит. Именно это прозвучало у нее в голове, а значит, не о чем и переживать.

Вагон дернулся, заскрежетала сталь, поезд начал набирать ход.

По пути до Новосибирска в вагон проводницы Елены Михайловой село еще восемь подобных пассажиров. Среди них одна девушка в косынке. Никто из этих людей не проронил ни слова, никто не показал ни билета, ни паспорта, но она и ее сменщица Тамарка почему-то впустили их, позволили разместиться там, где те пожелали, и больше не видели их, потому что эти странные пассажиры не выходили из купе ни в туалет, ни за кипятком, ни проветриться на перроне. В Новосибирске все девять странных пассажиров сошли. А Лена и Тамарка больше об этом не вспоминали.

И откуда им было знать, что сейчас к Новосибирску таких странных пассажиров устремилось ровно восемьдесят. Они ехали из Сербии, Украины, Белоруссии, Китая, но в основном из городов России. Они воплотились в таких местах, чтобы оказаться не слишком далеко от места сбора, но при этом, дабы не выглядеть близнецами, немного отдалились друг от друга и тем самым внесли необходимое разнообразие во внешность.

Откуда Лене и Тамарке было знать, что некий Экзукатор выбрал город Новосибирск для собрания, чтобы быть поближе к Красноярску. Ведь он догадывался — девушка Вера, вынашивающая ребенка от одного из таких же странных созданий, спряталась где-то там, неподалеку от родителей, но при этом не решался использовать родителей в своих целях, дабы не скомпрометировать себя перед остальными.

Откуда проводницам-сменщицам было знать, что непонятный шепот, который они слышали в голове и который заставлял делать так, как им велят, — это что-то вроде умения плавать у только-только вылупившегося утенка. Лишь утенок подсохнет и расправит пушок, он тут же может лезть в воду, что является одним из способов выживания в новом и еще непонятном мире. Но со временем пушок уступит место перьям. Так и у таинственных пассажиров Транссибирской магистрали мысленное внушение и способность телепатического общения друг с другом скоро вытеснятся речью, одним из человеческих языков, поскольку мысленное общение неудобно, неточно. Кроме того, оно с трудом передает эмоции, а эти восемьдесят пассажиров не менее эмоциональны, чем те эмиссары, что посещали земную твердь до них.

Да и откуда этим молоденьким девочкам-практиканкам было знать, что они краешком захватили событие, которое вскоре изменит мир до неузнаваемости.

38

Джип Веры стоял на крытом парковочном месте справа от дома, чуть в отдалении виднелись ворота со сторожкой охранника. Вера выбрала самый крайний домик не случайно.

Уже подходя к машине, девушка заметила, что к воротам подъехал черный автомобиль. Оттуда вышел мужчина в черной же кожаной куртке. Ему навстречу подошел охранник. Они говорили о чем-то, пока мужчина не заметил Веру. Раздался хлопок, и охранник начал медленно оседать на мокрый асфальт, тогда как мужчина устремился к Вере.

Она какое-то время просто смотрела на него. В голове крутилось: вот и все, это один из новых ангелов, один из тех восьмидесяти, что явились убить ее. Но когда мужчина перешел на бег, паника отступила — тот бежал с вполне человеческой скоростью, без сумасшедшей, нереальной стремительности, какую она видела у Экзукатора. А когда он приблизился, Вера убедилась, что для ангела и рожей он тоже не вышел. Это просто наемник.

Наполовину скрытая за капотом джипа, Вера извлекла из кармана пистолет, большим пальцем сняла его с предохранителя, опустила сумку с ребенком на водительское сиденье. Наемник тоже держал в руке пистолет, но стрелять в нее пока не торопился. Хочет взять живой? Зачем? Экзукатор решил лично прикончить ее или желает продемонстрировать остальным в качестве доказательства своих слов?

— Не двигайся, сука! — Наемник остановился прямо перед ней и даже пистолет вскидывать не стал. Ну конечно, он такой лоб, а она всего лишь женщина.

Однако Вера двинулась. Широким движением подняла оружие и выстрелила ему прямо в лицо. Мужик рухнул на спину, словно ему прилетело бревном в голову.

Вера быстро передвинула сумку на пассажирское сиденье, затем, подумав, переставила ее на пол и запихала вперед как можно дальше, чтобы скрыть пластиком, сама уселась в джип и завела мотор. Краем глаза она видела, что из машины выскакивают еще трое. Ха, надеялись на легкую добычу и поленились сразу всей толпой накинуться. Не тут-то было. Теперь повоюем!

Мотор взревел, повинуясь выжатой педали газа. Путь через ворота заказан, и Вера решила ехать в другую сторону. Она не знала, куда заведет ее эта дорога и найдется ли там второй выезд, но что поделаешь. А ведь сколько раз прогуливалась тут, неужели не могла заранее разведать все пути отхода, вот кулема!

В зеркале заднего вида Вера заметила, что наемники, кинувшиеся было к ней, возвращаются к своей машине. Но им еще нужно открыть ворота! Один сразу сел за руль, второй дергал замок, третий принялся обыскивать труп охранника, четвертый устремился в сторожку. Слаженно действуют, гады.

Отчаянно сигналя, Вера устремилась по дороге вдоль мирно дремавших под дождем особнячков. Сердце в груди металось под стать лихорадочным дерганьям дворников. Поворот, еще поворот, небольшая площадка, окруженная магазинчиками, конечная автобусов, тупик. И как она сразу-то не вспомнила, ведь ходила в эти магазинчики. Что теперь? Только разворачиваться.

Заложив такой вираж, что ее вдавило в дверцу, она помчалась обратно. Как раз в этот момент на площадку выскочил черный автомобиль погони. Ей повезло: если бы они повстречались на узкой дороге, то могли бы перекрыть путь.

Позади взвизгнули тормоза, засвистели покрышки, но Вера уже летела к воротам. Они были теперь распахнуты, спасибо глупым ублюдкам. Джип проскочил между створками, чуть зацепив одну из них, и вылетел на трассу. Девушка вдавила педаль по полной, тяжелый автомобиль медленно, но уверенно набирал скорость.

Но что теперь? До Красноярска как до Шанхая. Вера не слишком разбиралась в марках автомобилей, но догадывалась, что роскошная иномарка преследователей без труда ее догонит. Так и есть: в зеркале заднего вида среди серой пелены дождя появилось черное пятно, которое увеличивалось в размерах.

Нужно попробовать добраться до какого-нибудь поста ДПС, но он ведь лишь на въезде в город. Далековато. Она посмотрела на спидометр — сто восемьдесят. Капли дождя вокруг машины неслись уже не наискосок, а параллельно трассе. Вера считала себя неплохим водителем, но никогда не ездила с такой скоростью, да еще и в дождь, как бы тут и без всяких преследователей не убиться. Черный автомобиль уже висел у нее на хвосте.

Мысли роились в голове, точно злые пчелы. Ее джип тяжелее, можно попробовать спихнуть их с дороги, как в фильмах! Но для этого необходимо сбросить скорость, ведь на мокрой дороге и на такой скорости даже один неловкий маневр угробит ее и ребенка, не то что столкновение. Хотя бы до сотни! И быть осторожной, когда машины поравняются, — они могут стрелять. Но и она может!

Вера достала пистолет из кармана, положила на соседнее сиденье и уверенно выжала тормоз. Автомобиль чуть повело, возмущенно затрещала антипробуксовочная система, исправляя положение.

Водитель преследователей такого маневра не ожидал, над черной машиной взвился туман из брызг, она вильнула в сторону, стараясь избежать столкновения, очутилась справа от джипа Веры. Девушка вскинула пистолет, одновременно выжимая газ. Их нельзя пускать вперед, иначе трое пассажиров смогут легко расстрелять ее через заднее стекло.

Она удостоверилась, что ребенок накрыт надежно, и прикрыла глаза, опасаясь осколков своего же стекла, ведь опускать его времени уже не было. Стекло разбилось только после третьего выстрела, до этого пули оставляли в нем лишь аккуратные дырочки. Такие же дырочки появились и в стекле вражеской машины, по две в передней и задней дверцах, но из-за тонировки она не могла понять, попала в кого-нибудь или нет. Во всяком случае, в кювет черное авто не торопилось.

Младенец заплакал. Второй раз после рождения. Этот плач, словно ножом, резал сердце Веры, хотелось прижать его, успокоить. Но не сейчас. Сейчас — погоня.

Ей ответили стрельбой. Из-за рева двигателей, завывания ветра и шуршания шин выстрелов не было слышно, но по задней правой дверце отчетливо шлепнуло несколько раз свинцом. Вера дернулась, чуть наклонилась, хотя и понимая, что если бы попали, то ее это движение уже бы не спасло, но — рефлекс, ничего не поделаешь.

И все же водитель наемников струсил. Оказавшись в самом уязвимом положении для огня девушки. Если бы он попробовал разогнаться вместе с джипом, ему бы пришлось дольше находиться рядом с ним и под выстрелами Веры. Теперь же водитель решил обойти джип сзади и зайти с левой стороны. Тогда Вере трудно будет одновременно вести машину и стрелять, зато для наемников-пассажиров цель окажется как на ладони.

Но Вера не позволила ему это сделать. Она переложила сумку с ребенком на колени и, лишь только автомобиль преследователей начал отставать, бросила машину вправо и ударила их авто задним крылом как раз в капот, сбивая с курса. Это оказалось не так уж сложно, вес джипа сделал свое дело, и девушка даже ни на секунду не потеряла управление.

Наемников спасло то, что теперь скорость была уже не та. Еще бы лишних километров десять-пятнадцать в час, и они бы рыбкой юркнули в кювет. А так их лишь затянуло и развернуло на грязной обочине.

Но Вера выиграла время — чтобы выбраться из вязкой размокшей глины, у них уйдет несколько минут. Она вновь вдавила педаль газа. Немного мешали мелкие брызги, летящие из разбитого пассажирского окна, но в целом джип шел уверенно и резво, а значит, колеса целы и все остальное тоже.

Вера уже подумала, что у нее получится уйти, когда по встречной полосе мимо нее пронеслось сразу три таких же черных автомобиля, как у преследователей. Через слабо тонированное лобовое стекло первого она заметила, как водитель указал на нее рукой. Глянула в зеркало: несущиеся на огромной скорости машины скрылись за пеленой дождя, но она уже не сомневалась, что сейчас они разворачиваются. От четырех ей не уйти, тут уже не джип, а танк нужен.

Не раздумывая долго, Вера затормозила и свернула на первом же повороте. Асфальт под колесами сменился хлюпающей грязью. Недалеко рощица. Если ей повезет, то преследователи вообще не заметят, что она сошла с трассы, а когда поймут, то поздно будет. Ну а если добраться до рощи она не успеет и ее все же заметят, то на узкой проселочной дороге, да еще и размытой дождем, оторваться у внедорожника шансов все равно больше, чем на трассе.

Вера оглянулась. Черные автомобили неслись по дороге. Увидят или нет? В любом случае проверять она не собиралась, переключилась на пониженную передачу, врубила полный привод и ринулась вперед.

Раздался писк спутникового телефона. Грассатор.

— Грасс, они гонятся за мной! — Вера проглотила всхлип. Ну вот, так хорошо и по-боевому держалась всю погоню, а тут стоило услышать его голос, и начала сопли распускать. Не годится.

— Ты в порядке?

— Пока да. Но уже чудом. Я свернула с дороги, сейчас среди лесов каких-то еду. Не знаю, преследуют они меня или нет.

— Мы уже в пути, девочка! Мы скоро, слышишь?! Мы знаем, где ты, и найдем тебя. Спрячься и дождись.

— Постараюсь.

Вера положила трубку. Переживание Грассатора передавалось ей, а сейчас лучше быть хладнокровной и полагаться только на себя, пока друзья действительно не будут рядом. Все эти «скоро», «потерпи», «немного подожди» ей сейчас не помогут.

Через пять минут езды в никуда она наткнулась на старую стелу, на которой красовалась потертая красная звезда и фанерное пламя, а надпись вещала: «Пионерский лагерь „Дельфин“». Судя по стеле, лагерь этот давно уже был заброшен. Ну что же, отчего бы и не принять как вариант. Бензина у нее после таких гонок осталось немного, другого столь удачного местечка может и не подвернуться. Обычно пионерские лагеря представляют собой множество зданий, пойди найди там кого-нибудь. Пока с наемниками нет Экзукатора, она в некоторой безопасности, вот только во что бы то ни стало нужно успокоить ребенка.

Заросшая дорога привела девушку к большим сварным воротам с названием лагеря над ними, обрамленным с двух сторон силуэтами прыгающих дельфинов. Ворота были заперты на рыжий от ржавчины замок, но в прутьях зияла приличная дыра. Вероятно, лагерь не раз посещался мародерами из числа местных жителей.

Вера выбралась из машины, извлекла сверток с дочкой и, как сумела, попыталась ее успокоить. Получилось. Вернув ее обратно в сумку, Вера направилась к воротам, держа в одной руке сумку, в другой — пистолет. Черт его знает, кого здесь можно встретить, но в любом случае, когда за тобой гонятся вооруженные бандиты, выбора особого нет.

Дождь поутих, превратившись в противную морось. Ветер гонял по аллее, выстланной каменной плиткой, из швов которой топорщилась трава, блестящие от влаги желтые листья. Шумели верхушки берез.

Девушка направилась по аллее к трехэтажному зданию впереди. Большое крыльцо, видимо, это главный корпус. Остановилась около гипсовой скульптуры пионера, кое-где сохранившей остатки краски. Синяя футболочка, красные шортики, галстук, только пилотки почему-то нет. И поза странная: ему бы салют отдавать, а он кому-то машет отколотой культей.

Главный корпус, сложенный из желтого кирпича, выглядел довольно сносно — ремонтируй и заезжай. Конечно, все окна выбиты, двери разворочены, бетонные лестницы сыплются, но…

Остановившись у крыльца, Вера осмотрелась. По бокам от главного располагались еще два двухэтажных корпуса, а сразу за ним — одноэтажное здание, возможно столовая. Имелась и парочка небольших строений, что-то вроде трансформаторной будки и котельной.

Сначала Вера хотела обследовать все помещения, чтобы поудачнее спрятаться, но потом решила просто выбрать главный корпус. Ведь там должно быть больше всего мелких кабинетов администрации и комнатушек. А блуждать по мрачным угнетающим владениям, да еще в такую погоду, было как-то страшновато.

Внутри здания оказалось так же уныло, как и снаружи: все ценное растащено, никому ненужный хлам раскидан. Классический пейзаж разрухи.

Девушка поднялась на третий этаж, прошлась по кабинетам, выглянула в окно и тут же заметила сквозь лысеющие осенние деревья несколько мелькающих за стволами черных машин…

Нашли!

Джип у ворот не оставлял сомнений, где ее искать. Покрутившись около него, мужчины в черных куртках миновали ворота и, выстроившись неровной цепочкой, направились в сторону главного корпуса.

Вера сжалась под подоконником, еще раз проверила пистолет. Тот был в порядке, но обстоятельство это нисколько не утешало: в руках наступающие наемники держали короткие автоматы, что она с этим пистолетиком против них сможет поделать?

Вера снова осторожно выглянула в окно. Наемники, а их было человек двадцать, остановились, уставившись на здание. И как они узнали, что она именно здесь спряталась? Надо было выбрать другое.

Но уже спустя минуту ей все стало ясно. Вслед за наемниками подошел крепкий человек с лысой головой.

Экзукатор!

На этот раз он выглядел вполне презентабельно — черный костюм, длинный бежевый плащ. Ну ей-богу, мафиозный главарь. Он смотрел точно на то окно, за которым пристроилась Вера, так что и прятаться теперь было глупо.

Девушка встала, но при этом чуть боком, готовая в любой момент укрыться за стеной. Она ожидала увидеть на лице врага его обычную противную ухмылочку, ведь он ее поймал, ей конец, теперь она уже никуда не денется. Однако тот сохранял серьезное выражение лица и не отдавал никаких команд своим цепным псам.

— Совсем немного опоздал! — произнес он громко. — Жаль! Я надеялся, что мы все-таки сможем избежать боя между нами!

— Зря надеялся! — раздался такой знакомый и такой любимый голос из окна, находившегося на втором этаже, прямо под Верой.

39

Позади Веры раздался шорох. Она обернулась. Это был Арес с большой и явно тяжелой сумкой в руках. Он без особых эмоций посмотрел на девушку, присел у соседнего с ней окна и начал разбирать сумку.

— Вы успели… — На глаза Веры наворачивались слезы, и она ничего не могла с этим поделать. — Успели. А я уж думала…

— Мы бы раньше пришли, — пробормотал Арес, немного смущенный ее слезами, — но как увидели, что они уже по дороге едут, решили сделать крюк и обойти сзади.

Арес достал из сумки автомат, два пистолета-пулемета, парочку гранат и обоймы, все это уложил рядом с собой.

— Ты неплохое место нашла, — отметил он, — в лесу тяжелее бы пришлось, а здесь и повоевать не грех.

Грассатор появился чуть позже. Он обнял Веру, не обращая внимания на висевший у него на шее и мешающий автомат. Поцеловал в губы. Затем повернулся к младенцу.

— Имя? — пробормотал он, не отрывая глаз.

— Вероника, — ответила Вера, присев на колено и приоткрыв сумку, так чтобы было видно личико.

— Вероника, — Грассатор улыбнулся.

Вера краем глаза заметила, что даже Арес заинтересованно поглядывает на малышку, хотя и пытается это скрыть. Но тот не был бы самим собой, если бы не вернул их на грешную землю:

— Потом будете сюсюкать. У нас еще много работы. Грассатор, оставайся здесь и охраняй их. Я пойду вниз, буду прикрывать подходы. — Вскинув на плечо автомат, Арес скрылся в дверях.

Грассатор взглянул на Веру:

— В соседней комнате нет окон. Бери ребенка и иди туда. Оружие есть?

— Пистолет.

— Хорошо. Если что — я рядом.

Вера повиновалась без лишних слов.

Грассатор чуть высунулся, оценил обстановку. Наемники рассредоточились, окружая здание. Действовали грамотно. Профессионалы. К тому же «обработаны» Экзукатором, а значит, биться будут самоотверженно, на грани безрассудства. Кстати, самого Экзукатора перед зданием уже не было.

— Экзукатора не вижу! — проорал он, предупреждая Ареса. — Будь готов!

— Всегда готов! — отозвался тот.

— Ну что же, — пробормотал Грасс себе под нос, затем взял одну из гранат, выдернул чеку, чмокнул гранату на прощание и швырнул за окно. — Понеслась.

Граната шмякнулась прямо перед одним из наемников, рванула, откинув ставшее вдруг безвольным, словно тряпичным, тело в сторону. Кто-то взвыл, задетый осколками. И тут же все разом начали стрелять.

Наемники старались как можно быстрее миновать простреливаемую зону и подобраться вплотную к зданию, чтобы затем идти на штурм. Грассатор короткой очередью скосил одного, второй, раненный, заполз за угол здания, но ему вслед отправилась граната. Остальные уже либо обогнули стену, либо прижались к ней, и Грасс теперь палил, стоя в полный рост, поставив ногу на край окна. Сумел зацепить еще одного врага, после чего отбросил «калашников», подхватил два «узи» в обе руки и выбежал в коридор.

Внизу, там, где засел Арес, тоже слышались выстрелы, хотя пока еще редкие — наемники прощупывали вход.

Проходя мимо, Грассатор заглянул к Вере. Та забилась в угол, накрыв собой сумку с ребенком. Рядом на полу лежал пистолет. Девушка что-то напевала, пытаясь успокоить испуганную дочурку, дочурка чуть слышно хныкала, но в данных обстоятельствах это можно было назвать истинно ангельским терпением. Грассатор кивнул заметившей его Вере и отправился на нижний этаж прикрыть спину друга. В таких зданиях с большими окнами войти можно не только в двери и есть большой риск оказаться окруженным.

Но Грассатор недооценил наемников. Лишь только он оказался в коридоре второго этажа, как в окнах с обеих сторон появились враги. Он чувствовал, что они где-то там, но не мог оценить высоту и полагал, что наемники топчутся снаружи здания, а те провернули стандартный маневр при штурме — одни подсадили других, и вот наемники уже на втором этаже.

Грасс вскинул руки с пистолетами-пулеметами в стороны, но эффект неожиданности сделал свое дело — наемники открыли огонь первыми. Пули вошли Грассатору в левое бедро, в правый бок и цапанули грудь. Перекувырнувшись, он влетел в первую попавшуюся комнатушку, перед этим все-таки успев подстрелить того, что был справа от него. Тут же высунулся снова. Нельзя было позволить врагам добраться до лестницы, ведущей на этаж, где осталась Вера с ребенком. Однако там уже никого из наемников не было.

Но не могли же они успеть заскочить в коридор! Значит, решили пока не входить внутрь. Грассатор услышал снаружи шуршание по кирпичным стенам — они лезут выше! Он сунулся в коридор, но оставшийся в живых наемник, притаившийся у левого окна, очередью загнал его обратно. Скверно, очень скверно!

Арес тем временем положил у двери двоих особо настырных и глупых, но затем давление на него ослабло. Он чувствовал, что за дверями скрылись еще двое, однако те не слишком торопились атаковать. Сверху также возобновилась стрельба — Грассатора все еще беспокоили.

И вдруг он ощутил присутствие Экзукатора. Впервые и прямо перед собой.

— Станешь драться автоматом? Не очень удобно, — спокойно произнес тот, появившись в проеме двери. — Мне с самого начала было интересно сразиться с тобой, Арес. Вот так — один на один. Я даже где-то рад, что ты не вздумал переметнуться на мою сторону.

Арес бросил быстрый взгляд на дверь. Там еще двое, могут зайти в любой момент, но выхода нет. Он отбросил автомат, достал из-за ремня пистолет и револьвер, позаимствованный у Грасса. В револьвере только шесть патронов, зато мощных, — он взял его в левую руку, так чтобы использовать редко, но метко. Пистолет с одиннадцатью патронами взял в правую. Поднялся и встал перед Экзукатором. Тот покручивал в руках ножи-когти, о которых Арес был уже наслышан.

Экзукатор мягкими шагами двинулся вправо.

— Где же все остальные? Не поверили тебе или послали подальше? — поинтересовался Арес, начав движение в другую сторону.

— Ты же знаешь наших, им нужно время, нужно все обдумать, взвесить. Трудно с ними будет, но я справлюсь. А пока все же избавлюсь от вас раз и навсегда. Думаю, меня простят. В конце концов, все равно ведь ничего уже не поделаешь. А девчонка станет доказательством моих слов.

— Ты так уверен, что справишься со мной?

— Я сильнее, Арес. Я расправился с Сутеки и чуть не убил Грассатора в едином бою, один против двоих.

— Я — не Сутеки и не Грассатор.

— Но ты один. Тебе не выстоять.

— Ну что же, давай проверим.

Экзукатор метнулся к Аресу мгновенно, ни жестом, ни взглядом не выдав этого за секунду до. Жадно блеснули кинжалы, с неимоверной скоростью рассекая воздух. Фффух, фффух! Прямо перед лицом Ареса.

От одного тот увернулся, другой встретил пистолетом, извернул ладонь так, чтобы связать оружие противника и при этом направить дуло в голову Экзукатора. Выстрел.

Экзукатор дернул головой. Расстояние от его лица до дула смешное, но он сумел избежать пули.

Избежал он и другой, когда Арес чуть подправил прицел и выстрелил снова.

Противники расцепились, разорвали дистанцию.

Арес, не давая передышки ни себе, ни врагу, вскинул руки и выстрелил с двух стволов разом. Экзукатору некуда было деваться, дистанция не позволяла отбить оружие, а увернуться на таком расстоянии от двух пуль нереально даже для него. И он сделал выбор в пользу пистолетной пули, уходя от револьверной. Словил ее ключицей и тут же перешел в атаку.

Арес попытался сохранить дистанцию, отпрянул назад, выстрелил еще раз, и снова удачно — теперь уже револьверная пуля вошла врагу в бедро. Но и это Экзукатора не остановило, он ворвался в ближний бой, вновь замелькали ножи, и вновь Аресу пришлось действовать стволами как щитами. Тем не менее Экзукатор больше не кривил рот в усмешке, он стал серьезным, очень серьезным и, возможно, даже чуть испуганным.

Под ногами сражающихся поскрипывала бетонная крошка, от ботинок отлетали осколки кирпичей, вокруг витала пыль, вихрями метавшаяся от нечеловечески быстрых движений и клубами вздымавшаяся, когда один из бьющихся в очередной раз припечатывал другого к стене.

Ни Арес, ни Экзукатор за время боя не издавали ни звука, лишь тяжелое дыхание, шуршание подошв и одежды, свист стали, взрезающей воздух, лязганье клинков о вороненую сталь пистолета и револьвера и редкие выстрелы, эхом разносившиеся по заброшенным помещениям.

Наконец и Экзукатор сумел зацепить Ареса — взметнулся окровавленный клочок футболки и кожи. Воспользовавшись секундным замешательством противника, Экзукатор чуть присел и нанес второй порез на бедре — серьезный, разваливающий плоть. Затем немного отстранился, приготовившись на развороте вонзить нож в отпрянувшего врага.

Однако Арес поменял тактику. Вместо того чтобы отступить, разрывая дистанцию для выстрела, как он делал раньше, Арес метнулся вперед, толкнув противника плечом, сбивая его с темпа и прекращая комбинацию. Затем, воспользовавшись тем, что Экзукатор следит, куда повернуто дуло револьвера и не опасается остальных его частей, он не стал выкручивать руку и нанес удар рукоятью в лицо врагу.

Экзукатор опешил, чуть подался назад, но при этом неловко зацепился ножом за руку Ареса, сжимавшую револьвер. Тому оставалось лишь спустить курок. Пуля вышла со спины Экзукатора, оставлив после себя приличную дыру в пиджаке. Он вздрогнул и отскочил, снова давая Аресу простор для стрельбы.

И Арес этим воспользовался. Он выпустил в Экзукатора последние два патрона из револьвера, попал раз, но очень удачно, раздробив тому колено. Отбросил револьвер, с трудом поднял руку с пистолетом — мешала рана у самого основания плеча.

Экзукатор смотрел на него, припав на раненое колено. Броситься на врага с прежней скоростью он уже не мог, так же, как и резко смещаться, уворачиваясь от пуль. А в пистолете у Ареса было еще семь патронов, и этого достаточно, чтобы разнести голову. Все кончено.

Целясь, Арес смотрел в глаза Экзукатору и вдруг заметил, что тот смотрит куда-то мимо него. Вспомнил, но слишком поздно!

Позади рявкнули сразу две очереди, прошивая тело Ареса крест-накрест. Он почувствовал, как перемалываются внутри ребра, как в двух местах перебило позвоночник, как сдулось правое легкое и захлебнулась кровью селезенка. Арес изогнулся дугой и упал на колени. Пистолет сделал два выстрела, но уже в никуда, и выпал из руки. Голова опустилась на грудь.

Приковылявший Экзукатор резко вскинул подбородок поверженного Ареса острием ножа, заглянул ему в глаза своим пустым ледяным взглядом. Ухмыльнулся. Затем крутанул ножи-когти в руках, чуть присел, вогнал лезвия Аресу под ребра и с их помощью поднял его на ноги. Посмотрел на свои руки, сжимавшие рукояти, по которым упругими струйками бежала кровь, посмотрел на то, как у Ареса сгустки крови пульсируют в уголках рта, стекают по щетине.

— Правильно, — заметил он удовлетворенно. — Ты все понимаешь правильно. Не держи кровь в себе, не пытайся ее остановить, это уже не поможет. Пусть себе течет. А ты был хорош. Лучший. Я действительно думал, что смогу разделаться с тобой в одиночку, докажу, что уж в честном поединке я сильнее любого из вас, но — не получилось. Ну что же, пусть так. В любом случае твоя война закончена. Впрочем, это уже не новость.

Он замолчал, видя, как Арес закашлялся кровью, изогнул бровь, как бы переспрашивая, что же тот хотел сказать, но Арес лишь улыбнулся, обнажив окровавленные зубы. Экзукатору это не понравилось.

И вдруг послышалось сразу два знакомых щелчка — так чека отскакивает от запала. Улыбка слетела с губ Экзукатора. Арес с некоторым усилием поднял обе руки и приблизил ладони к своему лицу и лицу врага. В каждой было зажато по гранате. Затем он разжал пальцы, освобождая спусковые скобы, и оставил гранаты лежать на ладонях. Заглянул в бешеные глаза Экзукатора и с улыбкой прохрипел:

— Пошел к черту…

Взрыв мгновенно затопил комнату непроглядной пылью. Ближайшая кирпичная стена не выдержала и обвалилась, упокоив под собой останки двух ангелов. Посеченные осколками тела обоих наемников, сыгравших роковую роль в поединке, отбросило к выходу.

Грассатор почувствовал, что внизу идет бой Ареса и Экзукатора, еще до взрыва. Глухо зарычав, он выскочил в коридор, не обратив внимания на пулю, тут же угодившую ему в плечо, метнулся к наемнику в левом окне, ухватил его за выглядывающую голову и крутанул, вложив в это движение все отчаяние, разрывающее ему грудь. Тело ухнуло вниз. Грасс бросился к лестнице. Посмотрел на ступени, ведущие вниз.

У него под носом Экзукатор убил Нокса, Сутеки, Креза. Грассатор был близко, но ничем не помог своим друзьям, своим братьям. Напротив, он выжил благодаря этим смертям. И теперь там внизу бьется Арес. Один. Защищая его, Грассатора, защищая совершенно чужую девушку и ребенка, в уникальность которого не верит. Он должен быть с Аресом. Биться плечом к плечу с ним. Грассатор сделал шаг, второй.

Сверху раздался женский крик и выстрел. Грассатор остановился. Посмотрел на лестницу, ведущую вверх. Проклятье! Нужно помочь ей, он не может бросить Веру, не может бросить ребенка. Арес способен победить, а девушка и ребенок — обречены. Его девушка, его ребенок.

Внизу рвануло. Здание заходило ходуном, точно кусочек желе. Грассатор не удержался, повалился на ступени. Вскочил. Сжал рукоятки «узи» до белых костяшек пальцев. И закричал. Глухо, пронзительно, чудовищно. Внизу ему делать больше нечего, он вновь опоздал, и осознание этого обрушилось на него, точно крыша здания.

Рывком поднявшись, он стиснул зубы в страшной гримасе и кинулся вверх по лестнице.

Веры не было в той комнате, где Грасс ее оставил. Он чувствовал, что сейчас ребенок переместился куда-то выше. Побежал. Наткнулся на труп наемника, из-за которого, судя по всему, Вера и решила уходить. Молодец, девчонка, молодец, держись!

— Вера! — крикнул Грассатор, услышав еще два выстрела. Наверху, она где-то наверху.

На лестнице, ведущей на крышу, он обнаружил мужской труп, еще сучащий ногами и пачкающий кровью серую бетонную пыль. Нет, она не «белый тигренок», как они с Аресом, покойным Аресом, думали раньше. Теперь она тигрица, взбешенная, загнанная в угол тигрица, защищающая свое потомство.

Снова выстрелы, пистолетные выстрелы и автоматные в ответ.

Грассатор взлетел по железной лестнице.

Крыша здания была ровной, без каких-либо надстроек, лишь одиноко торчали две заржавевшие антенны и рогатина с оборванными проводами. Вера сидела посередине, рядом стояла сумка. Пистолет девушка держала у живота одной рукой, другой прижимала к груди плачущего ребенка. Наемники уже переваливались через невысокий бордюр, двое сзади нее и один сбоку, но она их не видела, очередным выстрелом заставив спрятаться того, что укрылся прямо перед ней.

— Вера!!!

Грассатор кинулся к ней, на ходу открыв огонь. Наемник, забиравшийся сбоку от девушки, полетел вниз. Пистолет-пулемет в левой руке Грасса беспомощно щелкнул. Он отшвырнул его. Из второго уложил одного из двоих наймитов, что маячили позади Веры. Второй успел скрыться, и Грассатор расстрелял все патроны поверх его головы. Отбросил второй «узи», метнулся к спрятавшемуся врагу и мощным пинком отправил его вниз.

Рядом засвистели пули. Грасс обернулся. Стрелял тот наемник, который прежде укрывался от выстрелов Веры. Но почему она больше не стреляет? Может быть, патроны кончились? Бросив быстрый взгляд на скорчившуюся фигуру девушки, он увидел, что ее пистолет лежит рядом. Выпал из рук! Нет!

Наемник уже взобрался на крышу и теперь, вскинув автомат и широко расставив ноги, был готов прикончить Грассатора. Это хорошо, все правильно, пусть стреляет в него, только не в Веру, только не в ребенка!

Грассатор метнулся к врагу, выписывая зигзаги. Ныла рана в ноге, предупреждая, что там не все в порядке, ныло плечо, но он не обращал на это внимания, не снизил скорость.

Наемник отчаянно пытался попасть, выдавая короткие очереди, но тщетно. Затвор щелкнул. Магазин опустел. Глаза у наемника расширились, он успел увидеть, что враг не останавливается, что пантерой бросается на него, сбивает с ног в пустоту, за бордюр. Последнее, что он услышал, — страшный чавкающий хруст в затылке.

Грассатор приземлился сверху, скатился с трупа. Попытался вскочить, но сделать это быстро уже не получилось. И все же, покачиваясь, он, как мог, поспешил к зданию, к лестнице. Миновал первый этаж, все еще затянутый клубами пыли. Ожидал, что наткнется на трупы Ареса и Экзукатора, но тех засыпало обломками кирпичей так плотно, что не виднелось ни клочка одежды. Останавливаться он не стал.

Вернулся на крышу.

Вера сидела в том же положении, а ребенок молчал, и это говорило о многом, это говорило обо всем, но Грассатор не хотел слушать ни голос разума, ни интуицию. Он медленно пошел по крыше, боясь позвать Веру по имени, боясь, что ему не ответят. Подойдя еще ближе, он увидел кровь, но и тогда запретил себе думать плохое.

Девушка сидела сгорбившись, прикрывая собой младенца и опустив голову на грудь.

Грассатор присел рядом. Погладил ее по голове, легонько приподнял подбородок. По краешку девичьих губ текла тоненькая струйка крови. Пуля вошла под левую ключицу, наверняка перебила легкое и вышла рядом с лопаткой. Кровь пропитала куртку и свитер, испачкала ребенка, прижатого к самой ране. Хотя, может быть, на девочке была и ее собственная кровь, смешавшаяся с материнской. Глаза оставались чуть приоткрытыми. Грасс накрыл их ладонью.

И вдруг заметил легкое шевеление. Жив! Младенец был жив! Грассатор попытался разжать мертвые руки девушки и с удивлением отметил, что ребенок своими миниатюрными ручонками вцепился в одежду прямо над раной, нет, даже не в одежду, а именно в кожу вокруг раны. Он осторожно отодвинул ручонки, попытался отнять ребенка от матери, и тут же из раны Веры короткими толчками засочилась кровь.

Грассатор отпрянул, а младенец нелепыми, казалось бы, хаотичными движениями тела вернулся в прежнее положение, вцепившись в мать. Кровь тут же остановилась.

Грассатор поднял брови. Даже если ребенок действительно необычен, если он действительно один из них… Но воплощенные не умеют останавливать кровь в чужой ране, это неестественно, это противоречит законом природы. Они могут перенаправить кровь от раны, но только от своей раны! Однако если… рожденный несколько часов назад ребенок по-прежнему сохраняет тесную связь с матерью с помощью чего-то вроде фантомной пуповины. И теперь он бессознательно залечивает ее раны, как свои, так же, как до этого передавал матери возможность чувствовать других ангелов…

Грассатор протянул руку и проверил пульс у Веры на шее. Есть! Как он раньше его не заметил? И усиливается. Он поднял девушку на руки вместе с ребенком, который по-прежнему прижимал ручонки к ране, и осторожно зашагал к лестнице.

Путь до первого этажа оказался непростым — давали о себе знать повреждения, адреналин больше не действовал на забитые кислотой мышцы, кровь то и дело ослушивалась, возвращалась на привычные маршруты и короткими струйками выбивалась из ран.

Добравшись до ближайшего автомобиля, Грассатор уложил Веру с ребенком на заднее сиденье. К этому времени он уже не только чувствовал, но и слышал, как к нему приближаются трое. Но это не были наемники. Эти трое не были даже людьми…

40

Грассатор ждал их приближения, встав перед машиной. У него еще был пистолет с полной обоймой, заткнутый за пояс сзади, но пока он его не доставал. Тупо, без эмоций рассматривал троицу нововоплощенных.

Одеты они были очень хорошо — черные костюмы, блестящие ботинки, длинные пальто. Мелькнула мысль, что это Экзукатор, скорее всего, приодел их на собрании, которое организовывал и место проведения которого им с Аресом так и не удалось найти, хотя под конец они уже догадывались, что не зря Экзукатор суетился в Новосибирске.

Лица у всех правильные, породистые, как и должно быть, восточноевропейские. Все новички были практически лысыми, и если недавно пробившиеся брови уже выглядели вполне нормально, то на черепушках волосы все еще еле-еле виднелись. Подбородки были выбриты — ребята уже явно начали осваиваться. Быстро.

Мужчины остановились шагах в десяти от Грассатора. Тот, что шел посередине, чуть подался вперед. Пока они все выглядели одинаково, да еще и в одинаковой одежде, так что чем-то выделить именно этого мужчину Грассатору было сложно. Разве что — прямой аристократический нос да ростом чуть выше остальных. Заговорил он на русском языке, конечно же, без акцента, но пока еще довольно сухом и куцем:

— Приветствую. Имя?

— Грассатор.

— Экзукатор и Арес?

— Мертвы.

— Ты убил?

— Нет. Друг друга. Но мне жаль, что Экзукатора убил не я.

— Женщина?

Грассатор чуть замялся, но решение принял быстро:

— Мертва.

— Ребенок?

Он не ответил, ведь они наверняка и так чувствовали младенца. Он напрягся, готовый достать пистолет. Пусть их трое, пусть они «свеженькие», но у них еще не было времени ничему научиться. Он может справиться с ними в одиночку, если не подпустит близко.

— Жив, — не дождавшись ответа, констатировал «главный» и покосился на автомобиль. — То, что говорил Экзукатор, — правда?

— Я не знаю, что говорил вам этот ублюдок, но сомневаюсь…

Мужчина обернулся к своим спутникам, сначала к одному, потом к другому, снова уставился на Грассатора. Его зеленые глаза не выражали ничего, но Грасс знал, что это временно, эмоции будут все ярче, пропорционально тому, как будет исчезать и заменяться только языковым общением способность к телепатии.

— Мы чувствуем ребенка. Значит, Экзукатор был прав.

— В чем, если не секрет?

— У человеческой женщины от тебя родился ребенок.

— И что дальше?

— Он может быть опасен.

Грассатор медленно достал пистолет:

— Я — последний эмиссар! Я живу здесь вот уже семь веков. Сейчас именно я могу быть для вас опасен. Уходите. Ребенок останется со мной. Вы не тронете его.

— Не тронем, — легко согласился тот. — Совет еще не вынес решения. Ты должен привезти его на Совет.

— Совет? — Грассатор улыбнулся. Улыбка вышла паскудной.

Между невоплощенными тысячелетиями существовали неразрешенные разногласия, касающиеся видения будущего человечества. Договориться не получилось, а никакого другого способа разрешить конфликт у бесплотных существ не имелось, во всяком случае, способа, которого так жаждала человеческая составляющая их естества. В результате, как это бывает, остались недовольными и те и другие, и все они в конце концов просто махнули на человечество рукой. Но теперь они здесь, они во плоти, в теле, которое может убить и которое можно убить. Теперь столько времени лелеемая ненависть приобрела конкретную форму. О да, скоро это временное перемирие, державшееся только благодаря тому, что новички еще не освоились в этом мире, развеется в прах.

— Вы совершили ошибку, воплотившись.

Собеседник Грассатора опустил голову:

— Возможно. Но обратной дороги нет.

— В таком случае отправляйтесь куда угодно и найдите себе занятие по душе. А меня оставьте в покое.

— Тебя — может быть. Но не ребенка. Он — угроза всем нам. Обратной дороги нет. Мы нарушили заветы Архитектора.

— Знакомые слова.

— Выполнение плана Экзукатора может стать единственным, что спасет нас от гнева Архитектора.

— Беспокоитесь о своих шкурах? Это нормально. Теперь у вас есть о чем беспокоиться.

— Опасность есть. Если Архитектор вернется раньше, чем мы подготовим человечество к его приходу…

— И это тоже я слышал. Экзукатор, как я понимаю, прочел вам убедительную лекцию. Есть ли среди нововоплощенных кто-то, кто думает иначе?

— Есть. — Вперед шагнул мужчина с такими светло-серыми глазами, что радужка порой сливалась с белком, делая взгляд непривычным и даже пугающим. — Не все согласны с Экзукатором.

Тот, что говорил прежде, повернулся к спутнику:

— Не стоит при нем обсуждать наши разногласия.

— Это же эмиссар, — отозвался сероглазый, не поворачивая головы.

— Мы все теперь эмиссары.

— Но, когда воплощались они, ни ты, ни я не решились присоединиться. Он имеет право знать все.

Грассатор благодарно кивнул, проговорил:

— Значит, назревает раскол. Как всегда.

— Лишь констатация наших прежних разногласий, — заметил сероглазый. — Ты должен быть осторожен, Грассатор. Единого мнения не будет, как не будет и общих лидеров. Кто-то может начать охоту за ребенком по собственной инициативе.

Грассатор кивнул снова и уселся за руль.

— И если такое произойдет, — добавил высокий, — лучше будет сдаться сразу. Потому что тебя найдут.

Грассатор пристально посмотрел на него и выжал педаль газа.

41

Следователь ФСБ подполковник Лопахин сегодня был даже серьезнее, чем обычно. Он сидел за большим старым столом, на котором в совершеннейшем хаосе покоились фотографии, листы с протоколами допросов и заключения экспертов.

Подполковник в очередной раз поправил настольную лампу, взял одну из фотографий, повертел в руке и снова отбросил. Бойня в заброшенном пионерском лагере «Дельфин» никак не желала складываться в ясную картину, а дополняющие ее события так и вовсе выбивались из канвы.

Капитан Семшов, сидевший напротив, нервно постукивал по столу ручкой.

— Прекрати, — велел подполковник и потер виски. — Итак, еще раз. Кто все эти ребята в черном, расстрелянные в лагере, мы не знаем?

— Паспортов нет, отпечатков в базе нет, рожи их неизвестны, в группировках не состояли. Кстати, там не только расстрелянные. Одному шею свернули, одного с крыши скинули…

— Неважно. А кроме них…

— Нашли два скелета под завалом одной из стен. Любопытные скелетики. Успели и пуль нахватать перед смертью, и ножей, а в конце концов еще и взорвались. Вот только скелеты эти, по мнению экспертов, лежали там уже не один десяток лет и к нашим ребятам отношения не имеют. Хотя вот такая странность: осколки, убившие их, стали причиной смерти и двух свеженьких тоже.

— Как так? Может быть, взрыв гранат просто повредил уже мертвых. — Подполковник порылся в бардаке на столе и извлек нужную фотографию.

— В том-то и дело, что не сходится там чего-то у экспертов. Прямо взрыв из прошлого какой-то…

— Ерунда получается. Ладно, это пока оставим. Что еще? Автомобили, на которых они приехали…

— На учете не стоят, новенькие, будто только из салона, но сообщений об угоне нет. А вот джип принадлежит нашей девушке, бывшему следователю прокуратуры.

— Той самой Вере Георгиевне Родновой, тело которой привез родителям неизвестный мужчина, кстати, на заднем сиденье точно такого же «мерседеса», на которых прибыли к лагерю неизвестные ребята?

— Так точно.

— Ну, «мерседес» — не проблема, если вторая сторона конфликта приехала на джипе, то на чем-то же должна была уехать. Но с девушкой у вас, насколько я понял, возникли проблемы…

— Родители девушки вызвали доктора и милицию. Доктор констатировал смерть от огнестрельного ранения, двое патрульных присутствовали при этом. Есть их рапорты. Интересные, кстати, рапорты…

— Значит, она участвовала в перестрелке… — вслух размышлял подполковник. — Предположим. Но почему труп не забрали в морг для вскрытия? Смерть от огнестрела — это же повод для возбуждения уголовки. А они просто оставили тело родителям?

— То-то и оно. Этим рапорты патрульных и допрос врача как раз и интересны. Все они заявляют, что в квартире, кроме родителей, присутствовал тот самый неизвестный мужчина. Однако они его не запомнили. Вообще. Сделали все, что полагается, и уеха ли восвояси. Объяснить, почему не забрали труп, не могут. Дескать, наваждение какое-то… — Капитан смущенно посмотрел в глаза начальнику. — Вот и как с такими работать?

— Да уж, на брехню очень похоже.

— Отработали по ним плотненько. Если их и купили, то мы не докажем. Зато мы установили, откуда жертва приехала в пионерский лагерь. Из коттеджного поселка за пятьдесят километров от лагеря. И тут-то появляется еще одна интересная деталь… Роднова родила в тот же день, что и погибла.

— Кошмар. — Подполковник вновь помассировал виски.

— Нашли врача, который принимал роды. Забавные вещи врачиха рассказала. Вера Георгиевна Роднова поселилась в местном коттедже и прожила там почти семь месяцев. Девушка положительная, вежливая и все такое. Сама время от времени выезжала, но в гости никто не приходил. А на седьмом месяце вдруг… родила.

— Бывает.

— Причем как родила! Полчаса от первой схватки до рождения. Я в этом не особенно разбираюсь, но вроде как это быстро…

— Быстро? Это не просто быстро. Моя жена полдня рожала. А что ребенок?

— Для недоношенного оказался на удивление здоровеньким. Девочка. Назвала Вероникой. В отцы записан некто Грассатор.

— Грассатор?

— Да, только никаких грассаторов разыскать так и не удалось. Вообще нет такого имени! И кличек таких никто не слышал, во всяком случае в Красноярске.

— Значит, нашим таинственным мужчиной, что привез тело к родителям, может быть Грассатор, отец ее ребенка. Ну, тогда перейдем к самому интересному. Родители. Как они объяснили, что не отдали тело медикам, а вместо этого кремировали его в тот же день? Что они рассказали про этого Грассатора? Почему засобирались переезжать через пять дней после смерти дочери? Где новорожденная внучка?

— Молчат родители. В смысле, отговариваются, мол, так решили и все. А мужчину, дескать, не помнят. Привез тело дочери, и на том спасибо. Никакого младенца с ним не было.

— Ну ведь чушь же это все!

— Да понятно.

— Раскрутите мне их как хотите! Если они знают не все, то многое.

— Как же их раскрутишь? У людей дочь погибла, не садить же их…

— Не садить, — кивнул подполковник. — Но… Она вошла в кабинет без стука, нагло и буднично. На голове — бейсболка, скрывающая слишком короткие для женщины волосы, козырек наложил тень на неестественно зеленые большие глаза. Бежевая рубашка завязана на поясе и расстегнута на одну пуговку больше, чем бесстрастно мог бы выдержать мужской взгляд. Синие джинсы, обтягивающие крутые бедра, и полуботиночки на высоком каблуке. Лицо безумно красивое, правильное настолько, что кажется кукольным, а не человеческим.

Оба мужчины не проронили ни слова, просто смотрели, сбитые с толку внезапностью появления и внешностью посетительницы.

Элегантно вышагивая, она подошла к столу и облокотилась на него, еще более открывая взору упругие прелести под рубахой. Посмотрела на одного, на второго. Остановила взгляд на подполковнике.

Лопахин сглотнул, хотел было что-то сказать и не смог, понимая, что способен выдать лишь нечто нечленораздельное. Что-то странное творилось с ним. Будучи эффектным мужчиной, он, бывало, встречался с действительно роскошными дамами, пусть и несколько уступающими нежданной гостье внешними данными. Подполковник и не думал, что может потерять дар речи при виде женщины. Однако не только красота его смущала… Зеленые глаза под сенью козырька, казалось, светились сами по себе, заглядывали в душу и высасывали из головы все мысли, оставляя лишь пустоту.

— Добрый вечер, господа, — промурлыкала гостья. Голос нежный, обволакивающий.

— Как вы прошли? — пробормотал подполковник. — Кто вы?

— Не важно ни то ни другое. К тому же я еще не выбрала себе имя. Оставим условности.

Она улыбнулась, обнажив белоснежные зубки, и разум Лопахина погас окончательно, не в силах больше сопротивляться этим губкам, этим зубкам, упругим полушариям, выглядывающим из декольте, но главное — этим глазам и… голосу, конечно же, голосу.

Женщина повернулась к капитану. Тот давно уже не в состоянии был ничего спрашивать. Его взгляд, беспрерывно блуждающий по ней, потух, с губ не сходила блаженная ухмылка.

Она осмотрела стол, обратила внимание на фотографии, при этом на долю секунды выражение ее лица сделалось серьезным, но тут же вновь стало соблазнительно-вызывающим.

Девушка опять повернулась к подполковнику:

— Удалось что-нибудь узнать?

— Что? — лицо Лопахина уже приняло такое же идиотское выражение, как и у подчиненного.

— Удалось узнать что-нибудь по делу? Грассатор, ребенок, девушка Вера. Удалось что-нибудь выяснить? Есть еще какие-то документы по этому делу, кроме тех, что лежат здесь?

— Следствие идет, — бесцветным голосом отозвался подполковник так, как если бы докладывал начальству. — Сейчас мы выясняем, откуда…

— Избавь меня от подробностей, — женщина улыбнулась снова, но теперь уже не искусственно, а искренне и весело.

— Особых подвижек нет. Личность и местонахождение подозреваемого установить не удалось. Здесь все документы по этому делу.

— Так-то лучше. — Женщина раскрыла папку и начала складывать туда бумаги и фотографии. — Я забираю это. Ты ведь не против?

— Делай что хочешь…

Очистив стол, она сунула папку под мышку, подмигнула Лопахину и двинулась к двери.

— Постой! — отчаянно крикнул подполковник.

Женщина напряглась, обернулась.

— Я увижу тебя снова? Я хочу! Я должен!

— Это вряд ли, — кинула она через плечо и скрылась за дверью.

* * *

— Говори тише, — прошипел мужчина в сером костюме, отведя собеседника в сторону. — Мне и так непросто здесь, а если они еще и услышат русскую речь…

— Прости, но других языков я пока не знаю, — ответил второй мужчина, тоже в костюме, только черном, высокий, с острыми чертами лица. Тот самый новообращенный, что первым заговорил с Грассатором месяц назад в заброшенном пионерском лагере «Дельфин».

— И называй меня по имени. Пора привыкать.

— Как скажешь, Виктор. Кстати, почему Виктор?

— Решил поддержать традицию эмиссаров и воспользоваться латынью.

— Хм, значит «победитель»? Что же, оптимистично.

— А какое имя взял ты?

— Еще не думал об этом. Зови пока Густавом, раз уж я у тебя на подхвате оказался, а там — посмотрим.

— Густав?

— Что-то вроде «помощник» на древнескандинавском.

— А говоришь, что не знаешь языков, кроме русского.

— Там ухватишь, тут ухватишь… Итак, надеюсь, что твой китайский уже на высоте, Виктор?

— Не жалуюсь.

— И каковы результаты?

— Задавать такой вопрос после трех недель трудов не слишком-то корректно, если учесть, что одна неделя ушла только на язык. Добраться до председателя Цзян Цзэминя сложно, но выполнимо. Нужно больше времени. Как уж с ним заладятся отношения, я не знаю, ведь Экзукатор предупреждал, что люди на внушение реагируют по-разному. И тем не менее мы сейчас разговариваем в здании правительства Китайской Народной Республики, а через полчаса у меня назначена аудиенция с министром госбезопасности Китая Гэн Хуэйченом, и это что-то да значит…

— Пока трудно сказать, что это значит, даже если бы рядом сейчас стоял сам председатель. Общего плана нет. Грассатор оказался прав, когда сказал, что нам всем вместе не удастся договориться. Воплощенные расползлись по миру. У каждого свои планы, свои мысли, свои методы. Действовать кардинально — значит рисковать навлечь на себя гнев остальных, а…

— А не действовать вовсе — значит признать, что наше воплощение было ошибкой. Будем осторожными, тихими и незаметными. Будем подтягивать к себе остальных одного за другим. Убеждать. Доказывать свою правоту. Экзукатор был умен, не отнять, но слишком нетерпелив, слишком кардинален и непоследователен. Не стоит повторять его ошибок. — Виктор прищурился. — Ты заговорил о Грассаторе. Ну и?

— Ну и вот я здесь, — развел руками Густав. — За ним трудно приглядывать. Он знает этот мир лучше нас, знает, как быстро добраться из одного города в другой, знает все пути и закоулки. К тому же он обладает, пожалуй, неограниченными финансами, и, пока деньги все еще в ходу, мне сложно преследовать его только за счет внушения. Да и ощущать его… вероятно, эмиссарам было куда легче, ведь их было мало, они хорошо чувствовали друг друга, точно знали, кто и где находится. Когда же мы все здесь, ощущения путаются, в голове кавардак.

— Понимаю, о чем ты.

— Но даже тогда, когда получается отсеять его, вычислить, я все равно оказываюсь на шаг позади. Физически не поспеваю за ним. Это бессмысленно. Мы должны уже решить — разделаться с ним и ребенком или оставить их в покое.

— У нас нет права на такую роскошь, как «оставить в покое». А разделаться… что же, торопиться не стоит. Надо подумать над этим. Серьезно подумать…

К мужчинам подошел китайский чиновник, поприветствовал обоих легким поклоном, повел рукой в приглашающем жесте и двинулся вперед.

Прежде чем отправиться следом, Виктор подмигнул собеседнику и проговорил с препаршивенькой ухмылочкой на устах:

— Министр госбезопасности Китая ждет. Большая игра началась.

* * *

Поезд стремительно набирал ход, стук колес становился реже, вагон «СВ» мягко покачивался, словно пытался убаюкать своих пассажиров.

Грассатор оторвал взгляд от мелькающих за окном берез, посмотрел на младенца, уютно устроившегося в колыбели, организованной из многочисленных пеленок и больше похожей на гнездо куницы. Младенец спал, сжав малюсенькие пальчики в кулачки и отвернув головку вправо. Качка вагона усыпила его.

Грассатор специально выбрал поезд в качестве средства передвижения. Во-первых, он опасался, что грудничок плохо перенесет взлет и посадку самолета, а во-вторых, ему некуда было торопиться. К тому же экономическая ситуация в мире существенно повлияла на воздушный транспорт — у людей не было денег на полеты, многие авиакомпании обанкротились, а те, что еще держались, заметно ограничили количество маршрутов.

Рядом с колыбелью на постели лежали сумки с детским питанием, пеленки и подгузники. Грассатор сверился с часами. Скоро нужно было кормить ребенка.

Зазвонил мобильный телефон, лежавший на столике. Грассатор придвинул его к себе и долго смотрел на цветные переливы экрана. Сейчас ему может звонить только один человек, никто больше не знает этого номера. Он ответил.

— Грасс, — прозвучал в трубке тихий грустный голос.

— Вера…

— Я… я хотела спросить, как там Вероника.

— Нормально.

— Это хорошо, очень хорошо. А у нас тут вроде бы все получилось. Похоже, что мне удастся скрыться из города незаметно. К родителям перестали захаживать следователи, ты не в курсе, к чему бы это?

— Нет, я ничего больше не предпринимал. Возможно, новички решили прибраться за нами.

— Послушай, Грасс. Я все понимаю. Я не рассчитала своих сил. Все эти ваши разборки не для обычных людей, и безопаснее всего для меня выйти из игры, а ребенку безопаснее с тобой. Я все понимаю. Но, Грасс, пожалуйста, скажи мне, что ты не забудешь обо мне, что будешь время от времени связываться со мной и рассказывать про Веронику, будешь присылать мне ее фотографии. Пообещай мне, Грасс, что расскажешь ей про меня, про ее маму, — девушка всхлипнула.

Грассатор поджал губы.

— Обещай.

— Обещаю.

— Грасс.

— Слушаю.

— Обещай мне, что однажды я встречусь с ней, обниму ее, поцелую.

— Однажды…

Он отключил телефон и опустил голову на руки.

Неизвестно, сколько он так просидел, прежде чем снаружи постучали. Дверь отодвинулась, и в купе вошла проводница, невысокая полная женщина. Она растерянно посмотрела на Грассатора, словно пыталась что-то вспомнить, но никак не могла. Еще бы, ему пришлось два раза «обрабатывать» ее, сначала при посадке, потом при проверке билетов уже в вагоне. Нет, билеты у него были, но никаких документов ни на себя, ни на ребенка, разумеется, не имелось. Но Грасс не переживал — он достаточно над ней поработал.

— Желаете чего-нибудь? — поинтересовалась проводница. — Может быть, чаю?

— Да, чаю было бы неплохо.

Она скрылась за дверью и появилась снова через минуту. Поставила стакан на столик.

— Спасибо, — поблагодарил Грассатор.

— Ваш? — кивнула проводница на ребенка.

— Мой.

— Совсем малютка еще. Сколько ему?

— Мало. Еще очень мало.

— А зовут как?

— Вероника.

— Можно? — Не дожидаясь ответа, проводница наклонилась к ребенку. — Ути, девочка… Ути, маленькая. Проснулась? Проснулась, девочка… А какие у нас ручки, какие ножки, а какие глазки, ути-пути…

Она вдруг замолчала. Грассатор прищурился, поднялся. Проводница покачнулась и осела на пол. Грасс подскочил к ней, глянул на ребенка. Вероника шевелила ручками и ножками, поводила из стороны в сторону большими карими глазками и пускала пузыри.

Грассатор проверил пульс женщины. Жива, только вот… спит. Спит! Он переложил ее на свою постель, легонько похлопал по щекам:

— Эй! Э-э-эй! Проснитесь.

Проводница заворочалась, замотала головой и наконец открыла глаза:

— Где я?

— В купе. Вам нездоровится. Нужно поспать.

— Что? В купе? Что случилось? Я… глаза… и… что-то…

— Идите, — тихо, но жестко проговорил Грассатор. — Идите и отдохните. Ничего страшного. Просто переутомление.

Все еще как в тумане, женщина поднялась и медленно вышла за дверь. Грассатор щелкнул замком и подошел к ребенку:

— Эк ты ее, Ника. Ну даешь. Интересно, что бы твоя мама на это сказала. Может быть, Экзукатор и те остальные были и правы — ты у меня непроста, ох непроста. Что же, тем хуже для них…

Поезд отсчитывал километры по Транссибирской магистрали, летел вперед, расталкивая утренний туман, заставляя его виться позади беспокойными клубами. А впереди… впереди было белым-бело, и оставалось только догадываться, что скрывается за этим туманом.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?