«Гнездо индюка»

1784

Описание

Проскурин Вадим Геннадьевич Гнездо индюка http://zhurnal.lib.ru/p/proskurin_w_g/turkey2.shtml (следить)



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Проскурин Вадим Геннадьевич Гнездо индюка

ГЛАВА ПЕРВАЯ. БАЗАРНЫЙ ДЕНЬ В БАРНАРД-СИТИ

1

Тринадцатый дом по Эльм-Стрит был небольшим трехэтажным особнячком, сложенным из красного кирпича. Впрочем, фасад этого дома настолько оброс плющом, что определить цвет кирпича было затруднительно. А определить, что построен дом в стиле псевдоготической архитектуры, с башенками, статуями и декоративными колоннами, как бы утопленными в стенах — это было практически невозможно. Когда сэр Теренс Маунт еще был жив, его дом считался украшением улицы, но те времена прошли безвозвратно. Сэр Теренс стал кашлять кровью, худеть и умер, а леди Абигайль Маунт, оставшись без коримльца, уже не могла позволить себе содержать особняк в надлежащем порядке. Чтобы свести концы с концами, ей пришлось сдавать третий этаж временным жильцам, которые, впрочем, надолго у нее не задерживались. То ли леди Абигайль брала за постой слишком много, то ли, более вероятно, жильцы не выдерживали ее острого языка и сварливого характера.

Сейчас у леди Абигайль поселился рыцарь по имени Джон Росс. Это был очень странный рыцарь — низкорослый, тощий, плешивый, кривоногий, встретишь такого в сумерках — не сразу поймешь, что перед тобой представитель высшей расы. Звонкий Диск, старший из пяти рабов леди Абигайль, так и сказал ему при встрече:

— Эй, братан, хозяин твой где?

Сэр Джон обернулся и угостил Звонкого Диска ударом в челюсть снизу, профессиональные бойцы называют его древним словом «апперкот». Получив угощение, Звонкий Диск покачнулся и упал на землю, но не отлетел в сторону, как обычно бывает после сильного удара, а как бы осыпался на месте, будто неведомая магия извлекла из звероподобного орка весь скелет до последней косточки. Впрочем, Звонкий Диск быстро пришел в себя. Выпучил глаза, перекосил морду в злодейской гримасе и начал уже шипеть оскорбительное, как вдруг понял, что ни на лбу, ни на щеках плешивого заморыша не изображено зеленых жаб, положенных каждому орку. Тогда Звонкий Диск встал на карачки (хотел встать на колени, но закружилась голова) и сказал:

— Прошу простить меня, добрый господин. Не признал.

— Впредь признавай, — ответил ему рыцарь.

Сэр Джон пытался придать голосу подобающую суровость, но было видно, что происшествие не расстроило его, а только лишь позабавило. Звонкий Диск подумал, что сэра Джона, должно быть, не впервые принимают за орка, и понимающе улыбнулся. А потом Звонкий Диск подумал, что такая мысль слишком сложна для чистокровного орка, и придал лицу обычное тупое выражение. Рыцарь ничего не заметил.

Джона Росса сопровождали два орка — самец и самка. Самца звали Длинный Шест, он был высок, тощ, нескладен и, очевидно, очень глуп. Достаточно было понаблюдать за Длинным Шестом пару минут, и становилось понятно, что он не просто подчиняется своему хозяину, а прямо-таки боготворит его, как боготворит хозяина верный пес. Сразу видно, что этот орк не имеет собственного разумения и уж тем более нет у него того эфемерного чувства, что заменяет оркам человеческую честь.

Самку, приехавшую с сэром Джоном, звали Аленький Цветочек. По ней сразу было видно, что наложница, даже спрашивать не надо. Очень красивая наложница, и лицом, и телом прекрасная, рыночная цена — никак не меньше трехсот долларов. Только одно в ней нехорошо — говорит слишком складно, не приучилась, видать, нечистую кровь прятать, деревенщина. Но эту проблему пусть ее хозяин решает.

— Ненормальный он, этот рыцарь, дикий какой-то, — рассказывала потом леди Абигайль своей соседке, леди Розали. — Всю жизнь в Оркланде прожил, в столице только в академии учился, да, видать, все позабыл давно. Наглый, неотесаный, элементарных вещей не знает. Правильно говорят: с кем поведешься, от тех и наберешься. Даже на лицо стал больше на орка похож, чем на человека нормального.

— Что же его принесло сюда? — спросила леди Розали. — Сидел бы в своем лягушатнике…

— Я его так и спросила, — сказала леди Абигайль. — Но лучше бы не спрашивала. Он такую ахинею понес… Пришли, дескать, эльфы богомерзкие в силах неисчислимых, вырезали все стадо до последней жабы, а ему самому путь к спасению падающие звезды указали.

— Это как? — озадачилась Розали.

— Да понятно как, — махнула рукой Абигайль. — Сумасшедший он, по нему сразу видно. Повредился умом на службе своей. Померещилось ему, что средь бела дня звезда упала и огнем вспыхнула, и, дескать, понял он, что драпать пора. Бросил всё, прихватил казну да двух рабов, и на коней. Видела бы ты, как он это рассказывал… Аж мурашки по коже! Звезды падают, гранаты летят, а он, дескать, супергерой, то стрелы пуляет на полном скаку, то мечом рубится как Марсов аватар. Я поначалу считать начала, сколько он беложопых зарубил, потом сбилась.

— Я бы такого жильца ни за какие деньги в свой дом не пустила бы, — заявила Розали. — Померещится ему, что у тебя падающая звезда в ухе или, там, в носу…

— Типун тебе на язык, Роза! — воскликнула Абигайль. — Скажешь тоже! А ты посуди, как мне жить-то? Налог на землю заплати, подоходный заплати, за лошадей заплати, за благоустройство улицы заплати, рабов накорми… Слушай, Роза, не одолжишь сотню долларов на сто дней?

— Да я бы с радостью… — смущенно забормотала Розали. — Мне для тебя, Аби, ничего не жалко. Вот только мне бы кто одолжил…

— А ты тоже жильцов пусти, — посоветовала Абигайль. — Хлопот, конечно, с ними много…

— О да, хлопот-то сколько! — воскликнула Розали. — Ты такие ужасы рассказываешь… Рыцарь этот бешеный…

— Да разве ж это ужасы? — махнула рукой Абигайль. — Да и не такой уж он бешеный. Он один раз только взбесился, когда мой мажордом его за орка принял…

При этих словах Розали закашлялась и прикрыла рот рукой, чтобы ненароком не обидеть подругу неуместным смехом. Но когда она называет свою главную жабу мажордомом — это так смешно! Всего-то пять рабов в доме, а туда же — мажордом, лакеи… Понятно, что каждый имеет право на маленькие странности, но все равно, это так забавно!

— А вообще, он по жизни смирный, — продолжала Абигайль. — Только один раз мажордому в морду дал, да и то потом извинился.

— Перед рабом? — удивилась Розали.

— Да ты что! — изумилась Абигайль. — Передо мной, конечно. Он, вообще, вежливый и говорит складно. Дескать, понимаю, что не вправе чужих рабов наказывать, но не смог удержаться. Его в детстве дразнили, что на орка похож, он с тех пор приучился: как начнут дразнить — сразу в морду. И людям тоже сразу в морду, невзирая на звание. Так он говорил. А в остальном смирный. Сидит, газеты читает, стыдно, говорит, приличному рыцарю в политике не разбираться. Ты же знаешь, Терри мой, пока жив был, тоже этим делом увлекался и меня приучил газеты не выбрасывать, а в стопки складывать и подшивать. И вот Джон, ну, рыцарь этот, как узнал, что у меня подшивки за двадцать тысяч дней — обрадовался, будто его сам Морис Трисам аэдилом назначил. Сидит теперь, просвещается. Вообще, неплохой он человек, только странный очень и на рожу уродливый. А хочешь, я твою Лору с ним познакомлю?

— Нет, нет, не надо! — замахала руками Розали. — Упаси Афродита! Лора у меня девочка приличная, с кем попало не путается.

— Джон тоже приличный, — заявила Абигайль. — Это ничего, что на орка похож. Как поближе приглядишься — понимаешь, что человек умный, храбрый и решительный. Видела бы ты, как он моему мажордому в челюсть задвинул! А он его ниже на две головы и в плечах уже вдвое! А мажордом как подрубленный упал, чуть было сэра Джона не придавил. Настоящий воин!

— Приличные люди по съемным квартирам не шастают, — заявила Розали. — Ты меня извини, Аби, но вот если сумеет обустроиться в столице как следует — тогда посмотрим. А то понаехали тут… Да и то… Как представлю мою Лорочку с таким страхолюдиной… Хотя, надо еще посмотреть, как он обустроится…

— Умная ты женщина, Роза, — сказала Абигайль.

Розали улыбнулась и кивнула. На мгновение ей показалось, что Аби издевается над ней, но она отогнала эту мысль прочь. Аби все время так разговаривает, как будто по жизни не простодушная, а прикидывается. Но это только кажется. И вообще, если допустить, что Аби издевается, получится, что Аби издевается над ней всю жизнь, а это никак не может быть правдой. Они же подруги!

2

Если посмотреть на особняк леди Абигайль с птичьего полета или, скажем, со спутника, он похож на греческую букву П с короткими ножками и длинной перекладиной. Перекладина образует фасад, выходящий на Эльм-Стрит, а ножки обращены в противоположную сторону. Между ними размещается небольшой внутренний дворик с неработающим бассейном и беседкой, густо увитой плющом и одичавшим виноградом. Рыцарь Джон Росс сразу положил глаз на эту беседку. Не успели рабы доставить его небогатые пожитки наверх, а он уже вошел внутрь, осмотрел пыльный стол и грязные лавки, потыкал палочкой в давным-давно засохшее орочье дерьмо и неразборчиво пробормотал нечто неодобрительное. А потом, когда во дворике показалась леди Абигайль, Джон обратился к ней с вежливой просьбой, чтобы ее рабы расчистили беседку, выгребли мусор и дерьмо, все протерли, подмели и вымыли. Леди Абигайль закатила глаза и сказала:

— Ах, молодой человек! Знали бы вы, как трудно содержать дом одинокой женщине…

— Я восхищен вами, леди Абигайль, — прервал ее Джон. — Вы так хорошо вжились в роль добродушной и недалекой домохозяйки, что это не может не восхищать. Уверяю вас, леди, при первой же встрече с Германом я дам самую высокую оценку вашему актерскому мастерству. Но сейчас я прошу на минутку выйти из образа и отдать простое распоряжение, которое я почтительно прошу вас отдать. Леди Абигайль вышла из образа и сказала:

— Фигасе почтительно.

Джон рассмеялся, притянул пожилую леди к себе и поцеловал в морщинистую щеку.

— Вы восхитительная женщина, леди Абигайль, — сказал он. — Будь я старше — обязательно предложил бы вам руку и сердце.

— Говорить с женщиной о ее возрасте неприлично, — заявила леди Абигайль. Джон улыбнулся и сказал:

— Я не говорю, я намекаю.

— Намекать тем более неприлично, — заявила леди Абигайль. — Такие вещи должен понимать каждый молодой человек, в каких бы диких местах ни доводилось ему обитать.

— Спасибо за науку, леди Абигайль, — сказал Джон. — Так вы распорядитесь привести беседку в порядок?

За ужином сэр Джон изъявил желание ознакомиться с политическими новостями. Леди Абигайл дала ему сегодняшнюю газету и как бы невзначай упомянула о привычке ее покойного мужа. Узнав о газетной подшивке, рыцарь пришел в странное возбуждение и захотел ознакомиться с ней немедленно.

— Завтра ознакомишься, — сказала ему леди Абигайль. — Устал, небось, с дороги.

На следующее утро Джон приказал оркам доставить газеты в беседку, и просидел там до обеда, никуда не выходя. Если бы кто-нибудь видел рыцаря в это утро, этот кто-то очень удивился бы. Джон механически перелистывал пожелтевшие страницы, окидывал каждую внимательным взглядом и тут же переходил к следующей странице. Можно было бы подумать, что он не читает все подряд, а ищет в тексте нечто конкретное, но он листал страницы так быстро… И еще гипотетического наблюдателя мог удивить небольшой прямоугольный предмет, лежащий на краю стола. Даже самый наитупейший орк легко опознал бы в этом предмете древний артефакт. А если бы наблюдатель поднес к этому артефакту руку, то с удивлением обнаружил бы, что артефакт сильно нагрелся. Однако никакого наблюдателя в беседке не было, и странное занятие сэра Джона для окружающего мира осталось тайной.

Ближе к полудню в беседку вошла прибывшая вместе с рыцарем орчанка-наложница по имени Аленький Цветочек. Она уселась на лавку с потивоположной стороны стола и некоторое время с интересом разглядывала рыцаря. Джон не обращал на нее никакого внимания.

— Что это ты делаешь? — спросила Аленький Цветочек, когда ее терпение истощилось.

— Читаю, — ответил Джон и перелистнул очередную страницу.

— Обычно люди читают медленнее, — заметила Аленький Цветочек.

— Так то люди, — сказал Джон и ехидно усмехнулся.

Наверное, в словах рыцаря была какая-то шутка, но Аленький Цветочек не поняла ее. Впрочем, с Джоном так бывает сплошь и рядом — скажет что-нибудь непонятное и сам смеется над своими словами.

— О чем пишут? — спросила Аленький Цветочек.

— О разном, — ответил Джон. — В основном ерунду всякую.

— А зачем ты это читаешь? — удивилась Аленький Цветочек.

— Чтобы знать, — ответил Джон. Некоторое время Аленький Цветочек молчала, затем сказала:

— Ладно, не буду отвлекать.

— Ты меня не отвлекаешь, — сказал Джон. — Я могу просматривать текст и одновременно разговаривать с тобой. Я же не не осмысливаю, что прочитал, я эту информацию передаю на… гм… неважно, короче.

Джон не стал говорить ей, что его мозговой чип в данный момент непрерывно перегоняет оцифрованные снимки страниц в лежащий на столе спутниковый телефон, тот перенаправляет данные на спутник, а тот, в свою очередь — на антенну, незаметно высунутую из-под колпака силового поля, прикрывающего бывший загородный дом Джулиуса Каэссара. А там данные поступает в компьютер, который распознает текст, индексирует документы, создает парадигматическую модель… Но это все очень сложно даже для образованного человека, а что уж говорить о неграмотной орчанке…

— Я поняла, — сказала Аленький Цветочек. — Через эту штуку, — она указала на телефон, — ты мысленно разговариваешь с богами. А сейчас ты им пересказываешь содержимое газет, потому что им интересно, что происходит в Барнард-Сити. Правильно?

— Да, примерно так, — ответил Джон.

— А долго ты еще читать будешь? — спросила Аленький Цветочек.

— До обеда как минимум, — ответил Джон. — А скорее, до вечера. А что?

— Так, ничего, — сказала Аленький Цветочек и пожала плечами. — Скучно мне.

— Привыкай, — сказал Джон. — Всему свое время. В Оркланде было даже чересчур весело, теперь придется немного поскучать. Отдохни, расслабься. Здесь тебя, по крайней мере, никто убить не пытается.

— Все равно мне грустно, — сказала Аленький Цветочек. — Там, в Оркланде, страшно было, конечно, но… Ты ко мне так хорошо относился, как к человечихе, я уже привыкла… А теперь все на меня смотрят как на жабу поганую, а я отвыкла… Звонкий Диск приставал…

— А он как, чистокровный или полукровка? — неожиданно заинтересовался Джон.

— Не поняла еще, — ответила Аленький Цветочек. — Да какая разница? Они все противные, с жабами этими на мордах… Джон хмыкнул.

— Чего ты хмыкаешь?! — возмутилась Аленький Цветочек. — Сам же говорил, что я человек, на котором какой-то дурак орочих жаб нарисовал! И стереть обещал этих жаб через двести дней, я помню!

— Через пятьсот дней, — уточнил Джон. — И не кричи так, а то люди удивятся.

— Я не кричу, — сказала Аленький Цветочек, понизив голос. — Никто ничего не услышит, не бойся. А вообще, ты со мной очень жестоко поступаешь. Сначала говорил, что любишь…

— Я и сейчас так говорю, — перебил ее Джон. — Я тебя люблю. Можешь ныть дальше.

— Я не ною, а правду говорю, — заявила Аленький Цветочек. — Я для тебя как домашний зверек, полюбил и бросил.

— Но пока не бросил же, — возразил Джон. — Я не собираюсь тебя бросать, мы в ответе за тех, кого приручили.

— Ну вот, сам признался, — вздохнула Аленький Цветочек. — А я-то думала, ты меня по-настоящему любишь… Рассеянная улыбка пропала с лица Джона, резко, как будто ее стерли.

— Будешь такое повторять — так и станет, — заявил он. — Чего ноешь, дура? Забыла, как на Майка выпендривалась, чтобы легкую смерть найти? А как я тебя в штрафном балагане из-под каторжников вытаскивал, тоже забыла? Да ты счастлива должна быть! Ешь сытно, спишь мягко, господин добрый, чего еще надо? А насчет печати твоей орочьей я уже ясно сказал, и не один раз — уберу при первой возможности. Но менять из-за тебя планы, извини, не буду.

— А какие планы, кстати? — спросила Аленький Цветочек.

— Пока не знаю, — пожал плечами Джон. — Но уже начинаю догадываться. Ближайшее дело у нас с тобой будет, скорее всего, убить Рона Вильямса.

— А это еще кто такой? — удивилась Аленький Цветочек. — Ты про него в газетах прочел?

— В газетах, — кивнул Джон. — Это долгая история и сложная, сразу не расскажешь. К тому же, я сам еще не все понимаю… В общем, примерно так. До последнего времени основной политической силой в Барнарде были правительственные чиновники, примерно как в Китае первой эпохи.

— Ничего не поняла, — сказала Аленький Цветочек.

— В том-то и дело, — сказал Джон. — Ничего не понимаешь, а требуешь внимания и уважения. Иди, займи себя чем-нибудь, не мешай.

— Можно, я возьму долларов десять и на базар схожу? — спросила Аленький Цветочек. — Орки говорят, тут большой базар есть неподалеку. А то хожу как оборванка, пристают всякие… Я ему говорю: «Отвянь, я наложница», а он говорит: «Наложницы в рванье не ходят, они должны быть чистенькие, ухоженные, на пальцах кольца, в ушах серьги…»

— Так вот зачем ты ко мне пристаешь! — рассмеялся Джон. — А я-то думал… Хорошо, возьми десять долларов и приоденься, как подобает наложнице. И мне тоже что-нибудь прикупи рыцарю. А то тоже хожу как оборванец…

— Тогда десяти долларов не хватит, — заметила Аленький Цветочек.

— Пятьдесят возьми, — махнул рукой Джон. — Только не увлекайся слишком. И, это… помнишь, амулет такой, я его лошади в гриву заплетал? Повесь себе на шею. Если что случится нехорошее, нажмешь пальцем на камень в центре. Только нажимать надо сильно, он заедает.

— А что со мной может случиться? — удивилась Аленький Цветочек.

— Понятия не имею, — ответил Джон. — Но амулет возьми. А еще лучше — Длинного Шеста с собой возьми.

— Обязательно, — сказала Аленький Цветочек и сморщила носик в презрительной гримаске.

Если бы Джон сейчас смотрел на нее, он бы понял, что последнюю реплику она произнесла с сарказмом. Но Джон смотрел на очередной газетный лист и ничего не заметил.

Аленький Цветочек ушла, Джон остался один. Он по-прежнему сидел за столом, его пальцы перелистывали страницы, зрительный центр мозга передавал образы изображений в мозговой чип и далее на спутник, а основная часть мозга была занята отвлеченными мыслями. Он пытался построить в своем разуме хотя бы приблизительное представление о мире, в который попал Джулиус Каэссар спустя миллион дней противоестественного сна в памяти древнего компьютера.

Промышленная революция началась десять-двадцать тысяч дней тому назад. Жители Барнарда еще не вполне осознали это, но миллион дней безвременья окончательно остались позади, третья эпоха уже началась. Между Барнард-Сити и Лазурным Берегом протянута первая железная дорога, а инженеры из дома Рокки Адамса недавно подняли в воздух первый аэроплан. Но при этом орки на плантациях обрабатывают землю деревянными мотыгами, это никого не удивляет, и никто не собирается менять этот порядок вещей. Издержки рабовладельческого строя.

Очень похоже, что первоисточником революционных перемен стал орден жрецов-пилигримов. Что конкретно послужило первым толчком — по газетам не определить, но догадаться можно. Очередной искатель артефактов, раскапывая очередной древний курган, откопал там не ржавый бластер с разряженным аккумулятором, не игровой компьютер в рабочем состоянии и даже не набор нанотехнологических формул, а большую подборку технической информации, изложенной достаточно доступно для погрязшего в варварстве общества. Среди первых лиц ордена нашелся умный человек, и то, что раньше было одним из множества бесполезных ритуалов, стало прибыльным бизнесом. Хоть Джон и не вчитывался в газетные страницы, но рассказы о славных подвигах пилигримов то и дело мелькали перед глазами, их невозможно не заметить. Похоже, за прошедшие тысячи дней артефакты выгребли почти подчистую, иначе Питер Пейн не отправился бы в опасное путешествие к самым границам эльфийского Чернолесья.

Новые технологии пошли в дело. На задних дворах дворцов высших чиновников запыхтели паровые генераторы, а в самих дворцах свечи и факелы сменились электрическими лампочками. Некий чиновник по имени Джейкоб Адамс построил в Рокки Маунтс первый за миллион дней металлургический комбинат, и впервые за миллион дней стальные ножи перестали быть предметами роскоши. А самого Адамса стали с тех пор называть Рокки Адамс, и он стал первым олигархом Барнарда.

Первым, но не единственным. Виктор Пауэр основал текстильное производство, Стивен Тринити наладил промышленный выпуск синтетических удобрений для плантаций. Джордж Дюкейн, Фредди Лу, Пол Макдак и кое-кто еще тоже организовали какие-то полезные бизнесы. Мир начал преображаться.

Вот только не понимает никто в полной мере, насколько сильно преображается мир. И жрецы, и чиновники, да и сами олигархи пока продолжают жить и рассуждать в старых понятиях. Дескать, металлургия — это очень здорово, но хорошего раба ничто не заметит. Торговать сталью — дело прибыльное, но только дурак откажется прикарманить плохо лежащие государственные деньги. Вот и Рокки Адамс не удержался, наложил лапу на субсидии, выделенные округу Иден на оборону от эльфов, а теперь жалеет. А поздно уже жалеть, раньше надо было думать.

Жил-был в провинциальном городке Идене скромный чиновник по имени Рональд Вильямс. И так получилось, что именно ему прокуратор Джеральд Смит доверил текущую работу по распилу бюджетных средств. Поначалу Вильямс выполнял эту работу безупречно, а потом вдруг пропал неизвестно куда. А через двадцать дней появился в Барнард-Сити и подал жалобу на вопиющее беззаконие, столь вопиющее, что чиновники направили ее сразу в верховный суд, минуя все промежуточные инстанции. А копию жалобы Вильямс передал журналистам, и на следующий день о вопиющей коррупции узнала вся столица.

Мозговой чип отвлек Джона от мыслей. Маячок Аленького Цветочка подавал тревожный сигнал. Джон связался со спутником, спутник передал картинку того места, где сейчас находилась боевая подруга… Мда… Большой базар, однако. Проще пешком дойти, чем на спутниковой картинке высматривать нужную голову среди сотен похожих. Интересно, что с ней случилось? На снимке ничего особенного не видно, обычная рыночная толчея. Может, случайно кнопку нажала? Нет, случайно эту кнопку не нажмешь, там все продумано. А вот еще раз нажала… Надо сходить, разобраться.

3

Отправляясь на рынок, Аленький Цветочек не стала звать с собой Длинного Шеста. Потому что вчера вечером они поругались. Не сильно поругались, по мелочи, но обращаться за помощью к Длинному Шесту ей не хотелось. Тем более что когда они поругались, он был прав, а она нет.

Джон тоже был прав, когда говорил, что Аленький Цветочек привыкла к хорошей жизни, расслабилась и слишком много хочет. Сто дней назад она и мечтать не могла, что на ее пути встретится рыцарь, который скажет: «Я тебя люблю», и это будет не просто рыцарь, а божий аватар. И что этот аватар будет к ней относиться не как к орчанке, а как к человечихе, будет ласкать ее так, как люди никогда не ласкают орчанок, будет терпеливо сносить ее оскорбления, глядя на нее, как мать глядит на неразумного младенца. Но к хорошему быстро привыкаешь. Проходит немного времени, счастье перестает быть счастьем, становится обычной нормой жизни, и ты начинаешь мечтать о большем. И мелкая неприятность, которая еще вчера осталась бы незамеченной, ранит до самого сердца, и ты понимаешь, что неправа, но от этого только больнее.

Вчера она поднималась по узкой лестнице, впереди нее шел Звонкий Диск, он показывал дорогу, а сзади нее шел Длинный Шест, в одной руке он тащил мешок с консервами, в другой — сундучок с артефактами и деньгами. Звонкий Диск наклонил голову, чтобы не задеть притолоку, вошел в прихожую гостевых апартаментов, посторонился, давая дорогу, и сказал:

— Чулан тама. Туды барахло ставить. Вона лежанка, тута спать оба-два. Тама комната господская.

Аленький Цветочек посмотрела на лежанку, недовольно поморщилась и хотела было сказать, что спать она будет не «тута», а в господской кровати, но решила не сотрясать воздух понапрасну. Какое ей дело до того, что о ней думает этот жлоб?

Тем временем жлоб незаметно приблизился к Аленькому Цветочку и внезапно обхватил ее одной рукой за грудь, а другой за чресла.

— Цыпа, — сказал он ласково.

Аленький Цветочек задергалась, а вернее, попыталась задергаться — объятия могучего орка были поистине медвежьими, он, кажется, даже не почувствовал ее попыток освободиться. Звонкий Диск наклонился к голове девушки и поцеловал за ухом, это было неожиданно нежно для такого мужлана. И изо рта у него почему-то не воняло. Неужто зубы чистит?

Длинный Шест тем временем вылез из чулана, увидел, как Звонкий Диск лапает Аленького Цветочка, и засмеялся.

— Отпусти ее, братан, — посоветовал он. — Наложница она. Добрый сэр наваляет.

— Ха-ха, — сказал Звонкий Диск. — Цыпа драная, а не наложница. Наложница что? Чиста, опрятна, кольца, фигольца, серьги всякие…

В этот момент Аленький Цветочек поняла, что мужлан лапает ее уже с полминуты, а она так ничего и не сказала, как будто дара речи лишилась от удовольствия. И ее прорвало.

— Не тебе судить, драная я или нет! — рявкнула она. — А ну живо убрал грабли, свинья вонючая! Жаба безмозглая! Господину пожалуюсь, он тебе зубы пересчитает! И не смей судить меня никогда, я любимая наложница сэра Джона, а насчет того, что драная, посмотрела бы я на тебя, окажись ты там, где мы с добрым господином побывали! Пошел прочь, урод!

Она размахнулась, чтобы ударить, но Звонкий Диск легко перехватил ее руку и сказал:

— Извини, девочка. Затем перевел взгляд на Длинного Шеста и сказал ему:

— За речью цыпа не следит совсем. Ты, братан, приглядывай, а то как бы беду не накликать. Длинный Шест удивленно наморщил лоб, затем улыбнулся и сказал:

— Пригляжу обязательно. Спасибо, брат.

Аленький Цветочек не стала жаловаться Джону. Во-первых, ясно было, что Звонкий Диск добросовестно заблуждался, он просто не сразу уяснил статус новой рабыни. А во-вторых, ей было стыдно об этом рассказывать. Ее, первую красавицу Идена, сравнили с драной курицей! И кто сравнил? Жлоб поганый с кулаками больше головы! А самое обидное то, что он все сказал правильно.

Она решила поговорить с Джоном, когда он придет к ней спать, намекнуть как-нибудь потоньше, что у господина бывают не только права, но и обязанности. Например, обязанность поддерживать должный статус любимой наложницы. То, что над ней орк презренный насмехается — это полбеды, но ведь скоро люди начнут смеяться! И не только над ней, но и над господином. Понаехал, дескать, деревня, обычаев не соблюдает, за наложницей не следит…

Но она ничего не сказала Джону, потому что заснула. Девять ночей подряд спала не в нормальной постели, а бесы знают в чем, вот и отрубилась сразу. А утром Джон проснулся раньше ее, и они снова не поговорили. А когда она пришла в беседку, где Джон читал газеты, нормального разговора тоже не получилось. Джон слушал ее в пол-уха, думал о своем и ясно дал понять, что до ее забот ему нет никакого дела. Его не волнует, как она выглядит, и вообще, она ему только мешает. Возьми, цыпа, пятьдесят долларов и поди прочь, чтобы я тебя не видел. В другое время Аленький Цветочек не поверила бы своим ушам, по меркам Оркланда пятьдесят долларов — целое состояние, но сейчас этот царский подарок ее совсем не порадовал. Потому что в подарке важен не сам подарок, а внимание, которое он символизирует. А если самцу на самку наплевать, то хоть двести долларов подари, а удовольствия не будет. Зря он говорил, что любит ее, не возлюбленная она ему, а наложница и не более того. А она, дура, уши развесила!

Предаваясь этим невеселым мыслям, Аленький Цветочек вошла в их с Джоном комнату, и тут до нее дошло, что деньги и амулет хранятся в волшебном сундучке, который открыть может только Джон. А он об этом даже не подумал, когда говорил «возьми пятьдесят долларов». Вот мерзавец!

Следующие десять минут Аленький Цветочек плакала. А затем вытерла слезы наволочкой, высморкалась в занавеску (спускаться к умывальнику было лень), взяла сундучок с артефактами и пошла в беседку.

Джон сидел за столом в той же позе и все так же листал газеты. Аленький Цветочек поставила сундучок на стол, хотела поставить прямо на газету, но не дотянулась и поставила рядом.

— Что такое? — спросил Джон. — Ах да, он не открывается, совсем забыл.

— Зачем обо мне помнить? — риторически вопросила Аленький Цветочек.

Джон не ответил на ее вопрос, только поморщился. Откинул крышку, вытащил толстую пачку новеньких и хрустящих купюр (очень толстая пачка, две тысячи долларов, не меньше), отсчитал десять пятерок и вручил девушке. Затем надел ей на шею цепочку с амулетом, нажал пальцем на камень и сказал:

— Проверка связи. Работает. Ну, давай, удачно тебе прогуляться. Сундучок на место не забудь поставить. И Длинного Шеста возьми с собой обязательно, скажешь ему, что я приказал. И отвернулся от нее, и снова стал листать газеты.

— И тебе удачно почитать, — сказала Аленький Цветочек. Джон не удостоил ее ответом.

Она поднялась наверх (как же утомительно бегать по этой лестнице вверх-вниз!), поставила сундучок на место, снова спустилась и вышла за ворота. Длинного Шеста она не встретила, а специально искать, конечно же, не стала.

4

Забор, отмечающий внешние границы двора леди Абигайль, был поставлен в незапамятные времена, и, похоже, никогда не подновлялся. Теперь он представлял собой скорее символ забора, чем забор. Столбы покосились, половина штакетин бесследно исчезла, а оставшиеся торчали вкривь и вкось. Участок земли за забором принадлежал госпоже со странным именем Бардо Сиракх, про нее было достоверно известно только то, что она не смогла вступить во владение участком из-за каких-то нелепых препятствий юридического толка. Если бы участок был более ценным, она бы, конечно, дала взятку кому надо, но большой ценности в участке не было, и она махнула на него рукой. В результате эта земля заросла бурьяном и колючим кустарником, а в центре участка выкопал нору барсук.

Если бы кто-нибудь любопытный прогулялся вдоль забора, отделяющего землю леди Абигйль от бесхозной земли, то этот кто-то обязательно обратил бы внимание, что к одной из многочисленных дырок в заборе ведет хорошо утоптанная тропинка, которая продолжается и дальше, упираясь в заросли шиповника. Если бы этот любопытный надел на руку перчатку или сорвал лопух, и отодвинул бы колючую ветку, он с удивлением обнаружил бы, что эта ветка — единственная, преграждающая дорогу. И что шиповник и можжевельник растут не пятном, а кольцом, внутри которого разбит маленький аккуратный огородик с четырьмя грядками конопли и одной грядкой мака. И еще можно было заметить (хотя и с большим трудом), что к той самой ветке шиповника привязана веревка, дернув за которую, можно обойтись без перчатки и без лопуха.

В центре огорода росла молодая яблоня (как раз под ее корнями барсук вырыл свою нору), а рядом с яблоней, там, где через тысячу дней будет тень от ветвей, стояли две грубые скамейки, явно самодельные — просто доски на чурбачках. На одной скамейке сидел Звонкий Диск, на другой — Длинный Шест, они курили один косяк на двоих, поочередно затягиваясь, и беседовали.

— Полубоссом быть — не только почет, но и ответственность, — говорил Длинный Шест. — Если пастух толковый и незлой, типа моего Джона или твоей Аби, тогда от полубосса мало что зависит, раб и раб, один из многих. Но такие пастухи редко попадаются. Оркланд — такая дыра…

— Зато сколько открывается путей для познания и просветления… — мечтательно проговорил Звонкий Диск. — Ибо сказано, что неупражняемый орган слабеет и отмирает, а упражняемый крепнет. И мозг не относится к числу исключений из этого правила. Когда ты полубосс, тебе надо думать, принимать решения, разрешать споры… А мы здесь как псы живем, хозяин приказал — делаешь, а если долго не приказывает ничего — прямо-таки чувствуешь, как мозги жиром заплывают. Только книги спасают.

— Да ты грамотный?! — восхитился Длинный Шест. — Уважаю!

— Да ну, ерунда, — махнул рукой Звонкий Диск. — В грамоте ничего сложного нет, всего-то восемьдесят слогов в алфавите. Или восемьдесят два их… Да неважно, это легко постигается. Хочешь, научу? Вот это означает «ца», вот это «ла», а вот эти три знака вместе означают слово «люди». Видишь, как просто?

Длинный Шест глубоко затянулся, задержал дыхание, выпустил дым и передал косяк Звонкому Диску.

— Что-то я ничего не понимаю, — сказал Длинный Шест и стал хихикать. Звонкий Диск внимательно посмотрел на товарища.

— А тебе не хватит курить уже? — спросил Звонкий Диск. — А то хозяин прикажет что-нибудь, а ты хихикать начнешь…

— Сегодня хозяин ничего не прикажет, — сказал Длинный Шест. — Он говорил, что весь день будет газеты читать. Так что сегодня можно расслабиться.

— Понятно, — сказал Звонкий Диск. — Ну, смотри, мое дело предупредить. А вы с хозяином надолго к нам?

— Вроде да, — ответил Длинный Шест и пожал плечами. — Я точно не знаю, хозяин мне не все рассказывает. Но он, вроде, не собирается пока никуда съезжать.

— Понятно, — сказал Звонкий Диск. — Слушай, такой вопрос есть. Если не хочешь, не отвечай, только не обижайся, ладно?

— Да ты спрашивай, не бойся, — сказал Длинный Шест. — Если обижусь — бить не буду.

Закончив фразу, Длинный Шест засмеялся тем неестественным смехом, каким обычно смеются сильно накуренные люди. Звонкий Диск задумчиво потер подбородок — вспомнил, как сэр Джон Росс угостил его апперкотом. Место, куда врезался маленький кулачок рыцаря, почти не болело, но голова до сих пор отзывалась на резкие движения прострелами. И подташнивало время от времени. Вроде удар был не очень сильным, но какое сотрясение знатное… Настоящий мастер боя этот рыцарь. Поучиться бы…

— Чего спросить-то хотел? — поинтересовался Длинный Шест.

Звонкий Диск помотал головой, отгоняя непрошеные мысли, голову кольнуло болью, он поморщился.

— Насчет наложницы спросить хотел, — сказал Звонкий Диск. — Не пойму я никак, какие у них отношения с твоим хозяином.

— Сложные у них отношения, — сказал Длинный Шест. — Не буду я тебе ничего рассказывать, извини.

— Да чего извиняться, понятно все, — сказал Звонкий Диск. — Меня-то уже две тысячи дней как завербовали, все понимаю, можешь не объяснять.

— Завер… чего? — не понял Длинный Шест.

— Завербовали, — повторил Звонкий Диск. — Это когда орк выполняет тайные задания своего хозяина. Или когда человек выполняет тайные задания другого человека. Рокки Адамс завербовал Германа Пайка, Герман Пайк завербовал Аби Маунт, и твоего Джона Росса он тоже завербовал, а Джон Росс завербовал тебя и Аленького Цветочка. Он из нее помощницу ассасина готовит, правильно?

— Помощницу кого? — опять не понял Длинный Шест.

— Ассасина, — повторил Звонкий Диск. — Ассасин — это профессиональный убийца. Ими часто самок делают, особенно пригожих. Пригожей самке к жертве подобраться легко, да не ждут от нее беды обычно. Только она необученная совсем, это беда. Могу учителя хорошего посоветовать.

— Не надо ничего советовать, — заявил Длинный Шест. — Этими делами пусть хозяин занимается, не мое это дело.

— Зря ты так, — покачал головой Звонкий Диск. — Не зря сказано, что хороший раб — половина успеха. Хозяин своими делами занят, а ты — своими. Подойди к нему как-нибудь невзначай и скажи, дескать, узнал случайно, где Аленького Цветочка ассасинскому мастерству можно выучить. Хозяин благодарен будет.

— Да иди ты! — воскликнул Длинный Шест. — Ничего не понимаешь, а всюду лезешь, как подросток несмышленый! Звонкий Диск пожал плечами и сказал:

— Ну, как знаешь. Некоторое время они молчали, затем Длинный Шест сказал:

— Прости, что накричал. Не хотел обидеть, клянусь. Просто…

— Да я понял, что просто, — сказал Звонкий Диск. — Чего непонятного? Дело житейское. Я тоже, когда с опасного дела возвращаюсь, злой становлюсь и бешеный, аж сам себя боюсь. Но это быстро проходит, не волнуйся. Ты что-то спросить хотел?

Что хотел спросить Длинный Шест, так и осталось тайной. Потому что ветка шиповника, загораживающая вход в тайный садик, качнулась, и там появился Джон Росс.

— Длинный Шест, ко мне, — повелел он. — Звонкий Диск, я не могу тебе приказывать, но прошу тоже пойти со мной. Аленький Цветочек в беде.

5

Выйдя на улицу, Аленький Цветочек пребывала в расстроенных чувствах и почти не смотрела по сторонам. А чего смотреть, собственно? Улица как улица, дома как дома. Будь на ее месте Длинный Шест, он бы всю шею свернул себе, разглядывая большой город. Но она не деревенщина бестолковая, она в Идене выросла, ее большими домами не удивишь. Единственное, что ее удивило — что некоторые женщины одеты в бесформенные балахоны, скрывающие очертания фигуры, и с капюшоном, скрывающим лицо. Таких женщин было немного, где-то примерно одна из двадцати. Наверное, жрицы какие-то.

Если бы Аленький Цветочек была более внимательна, она заметила бы, что редкие прохожие смотрят на нее с удивлением, а некоторые даже протирают глаза, проверяя, не померещилось ли. Но Аленький Цветочек ничего не замечала, она была слишком занята тем, что злилась на Джона.

Короткая пешая прогулка несколько успокоила ее. А когда она ступила на землю базара, она уже не злилась, ею овладело то радостное предвкушение, какое всегда испытывает женщина, попав в место, где покупают и продают. А поскольку для Аленького Цветочка это чувство было новым (раньше она посещала базары только в сопровождении старших рабов), злость ушла бесследно. Впервые за последние дни Аленький Цветочек почувствовала, что счастлива.

Продовольственные ряды она собиралась пройти насквозь, не останавливаясь и ни к чему не прицениваясь. Но этому желанию не суждено было сбыться. Потому что сзади нее кто-то закричал:

— Посмотрите, какая она красивая!

Аленький Цветочек остановилась, на ее губах расцвела счастливая улыбка. Она обернулась.

— Глянь, цыпа, какая морковка красивая! — обратился к ней большой волосатый орк, стоящий за прилавком. — Всего-то пять центов за пучок, а тебе, красавица, за четыре уступлю! А порадуешь меня — бесплатно отдам!

Орк был высок, пузат и весь зарос густым черным волосом, жабьи татуировки на его щеках скорее угадывались, чем наблюдались. Сексуальной привлекательности в нем было не больше, чем в лишайном кобеле. Еще меньше ее стало, когда продавец улыбнулся, показав желтые кривые зубы в количестве примерно вдвое меньшем, чем положено от природы.

— Не журысь, цыпа! — провозгласил продавец. — Пойдем! Вона шалашик, а тама одеяльце, да такое мягкое! Чмоки-чмоки!

Он протянул через прилавок волосатую руку, Аленький Цветочек отпрянула. Орк загоготал, к этому гоготу присоединились другие продавцы.

— Не ходи к нему, ко мне ходи! — крикнул ей другой орк, с коротко стрижеными рыжими волосами и весь в пятнах какой-то кожной болезни. — Я тебе так вдую, два дня ходить не сможешь! Полведра яблок дам!

— А я ведро дам! — провозгласил бледный трясущийся старикашка, тоже продавец.

— Аукцион! — крикнул кто-то из-за спины. На него почему-то зашикали. Аленький Цветочек уперла руки в боки и завопила:

— Сейчас вы у меня дооретесь, петухи драные! Вот хозяина позову, он вам живо яйца пооткручивает!

После этих слов орки совсем развеселились, захохотали, заулюлюкали и захлопали в ладоши. Кто-то вопил, давясь от смеха:

— Девка жжет! Хотя никакого огня Аленький Цветочек не разводила.

— Да тебя надо в цирке показывать, дочка! — воскликнул старикашка.

— Дай сиську бесплатно поцелую! — завопил тот волосатый орк, с которого началось все это глумление.

— О боги и бесы, какая дура, — произнесла какая-то самка над самым ухом Аленького Цветочка.

Аленький Цветочек гневно обернулась и хотела сказать что-то совсем злое, но не сказала. Толстая пожилая самка, только что подошедшая к ней, ухватила ее за руку и поволокла куда-то между прилавками. Аленький Цветочек не упиралась, она была смущена и растеряна, и ей почему-то показалось, что от этой самки не стоит ждать беды. А вот от тех самцов — стоит. Потому что поднявшийся гвалт явно превосходит все пределы допустимого, и это пугает.

Старуха затолкала Аленького Цветочка в полутемный шалашик, на пороге Аленький Цветочек споткнулась обо что-то круглое и упала. Прямо в кучу капусты упала — вот что, оказывается, здесь хранится. Снаружи доносились вопли:

— Давай, лесбиянка старая! Вдуй ей как следует!

— Да ей нечем вдувать!

— Будто тебе есть чем! Покажи свой огрызок!

— Открывай рот, покажу!

— Ха-ха-ха!

Аленький Цветочек попыталась встать, но капустные кочаны под ее руками соскальзывали и рассыпались.

— Лежи, дура! — прошипела самка. — Ты чего творишь? Мозгов совсем нет?! Аленький Цветочек попыталась придать лицу серьезное выражение.

— Я ничего не творю, — заявила она. — Я пришла на рынок, чтобы купить одежду. Я не знаю, почему они все меня обижают. Я им ничего не сделала, просто шла мимо.

Самка вздохнула и присела на корточки рядом. Вначале Аленький Цветочек удивилась и чуть-чуть испугаась — ей показалось, что самка решила облегчиться прямо на капусту. Но самка присела на корточки просто так, наверное, ей так удобнее, чем стоять.

— Понаехали тут, — проворчала она. — Давно приехала-то?

— Вчера, — ответила Аленький Цветочек. — А что?

— То-то и видно, что вчера, — вздохнула самка. — Эх, молодежь… Своего разумения нет, а у старших спросить стесняются. И хозяин твой, небось, такой же дурной. Рыцарь, поди?

— Рыцарь, — согласилась Аленький Цветочек. — Но он не очень молодой.

— Еще хуже, — покачала головой толстая самка. — Седина в бороду — бес в ребро. Говорил, небось, что любит? Все они так говорят. Только и умеют, что говорить, а заботы ни в жизнь не дождешься. Лучше сбеги, пока не поздно, загубит ведь молодость твою.

— Как это сбеги? — изумилась Аленький Цветочек. — Нельзя же! Поймают! Да и… гм… люблю я его.

Произнеся эти слова, Аленький Цветочек вдруг осознала, что действительно любит Джона, а их размолвка возникла из-за такой незначительной ерунды, что даже и говорить об этом неловко. Любимый самец временно пренебрегает подругой, потому что занят важным делом — на что тут обижаться?

— Все равно сбеги, — решительно заявила самка. — Любят не так. Таких, как мы, рыцари никогда не любят, только похоть свою кобелиную радуют. Но тебе этого не понять, потому что ты молодая и глупая. А самое главное — кто любит, тот заботится. Не пускает на улицу в обносках, с открытым лицом и без охраны. Хотя откуда у него деньги на охрану, у рыцаря твоего? А сам сопроводить побрезговал, унизительно ему среди орков толкаться, надо полагать…

Аленький Цветочек неловко пошевелилась, пытаясь поудобнее устроиться на капустной куче. Луч света, пробившийся сквозь прореху в тряпичной крыше, упал на золотую цепочку, она сверкнула, и ее блеск показался в полутьме ослепительным.

— Ух ты! — воскликнула самка.

Протянула руку, попыталась вытащить амулет из-под рубахи Аленького Цветочке, но та не позволила. Ухватила за жирное и одновременно морщинистое запястье и зашипела злобно:

— Не трожь! Мелькнула мысль: может, эта самка и в самом деле лесбиянка?

— Ну ты и дура, — сказала самка. — Сбежала уже! Прихватила, что под руку подвернулось, и сбежала! Нет, такая дурость не лечится. Сама разбирайся. Она встала, повернулась к выходу, отодвинула полог и вдруг замерла.

— Тута она, — сказала она. — Тута, отец высокорожденных. Это… Утешение, вот! Утешение ей того… утешала, во, это самое, да. Не могу знать, отец высокорожденных. Не видела. Кобелей поганых видела, золото не видела. Старая, слепая. Да, бесполезная.

Она вывалилась наружу, как-то резко, будто ее выдернули. Но входной проем недолго оставался пустым. Кто-то ввалился внутрь, чьи-то сильные руки грубо ухватили Аленького Цветочка и вытолкали наружу. Ее глаза уже успели отвыкнуть от яркого света, она растерянно моргала, а чья-то рука полезла ей за пазуху, она почувствовала, как волшебный амулет скользит по коже груди…

Она успела перехватить амулет в последнюю секунду. Цапнула железную безделушку и с силой надавила на камень, который на самом деле не камень, а волшебный фрагмент волшебного артефакта.

Кто-то ударил ее в зубы, притом не раскрытой ладонью, как обычно бьют самок, а кулаком. Несильно ударил, почти не больно, так, символически. Но удар достиг цели — она испуганно отпрянула, расслабила руку, рывок — и цепочка порвалась.

К этому времени Аленький Цветочек наконец-то проморгалась и разглядела, кто перед ней стоит. Человек-мужчина среднего роста, очень тучный, с окладистой бородой, на лысеющем лбу вытатуированы четыре горизонтальные красные полоски. Четыре полоски?!

Аленький Цветочек опустилась на колени, склонила голову и пробормотала себе под нос что-то вроде:

— Благосло… И осеклась, не зная, как продолжить фразу.

Она пыталась припомнить, как правильно титулуется жрец четвертой ступени, и не смогла. То ли прист, то ли бишоп, то ли дьякон… Нет, дьякон — это вторая ступень… или третья…

— Забавная штучка, — прогудел жрец густым басом. — Ух ты! Да это же артефакт!

— Ого! — сказал орк-воин, стоящий рядом со жрецом. Тот самый орк-воин, который только что ударил юную самку в зубы.

— Гляди, свинья, — обратился к нему жрец. — Вот шпынек торчит. Я его пальцем вдавливаю, он входит. А отпускаю — выходит. Артефакт!

— Смысла не понял, — произнес орк-воин. — Убог и неразумен я потому что. Простите, отец высокорожденных.

— Да я и сам смысла не понял, — сказал жрец. — Эй ты, сука! Подымай морду наглую и говори, что за артефакт на шее таскаешь?

— Не могу знать, — сказала Аленький Цветочек. — Эта вещь принадлежит моему хозяину, сэру Джону Россу. Я надела ее по его приказу. А что за вещь — не могу знать.

— И где же проживает означенный Джон Росс? — спросил жрец.

Аленький Цветочек замялась. Орк-воин издевательски ухмыльнулся. «Да пошли они все!» подумала Аленький Цветочек и сказала:

— Эльм-Стрит, дом тринадцать. Дом леди Абигайль Маунт, третий этаж. Жрец ухмыльнулся и спросил:

— Из понаехавших, что ли?

Аленький Цветочек пожала плечами, дескать, не понимаю, о чем вы, отец высокорожденных.

— Джон Росс, значит, — задумчиво произнес жрец. — Придется поближе познакомиться с Джоном Россом этим. Закон об артефактах не чтит — раз. Закон о чистоте крови не чтит — два.

Неожиданно подала голос та самая пожилая самка, что несколько минут назад затащила Аленького Цветочка в шалашик с капустой. Она, оказывается, никуда не ушла, а тоже стояла на коленях, только поодаль.

— Цыпа-то беглая, — заявила самка.

— Хе, — сказал жрец. — А это мысль. Встань-ка, цыпа, да поворотись ко мне задом, а к шалашу передом.

Аленький Цветочек встала и поворотилась. Жрец больно ущипнул ее за седалище, она взвизгнула.

— Точно, беглая, — сказал жрец. — Приравнивается, стало быть, к бесхозному имуществу.

Толстые волосатые руки обхватили орчанку за бока, короткие пальцы облапили грудь, жирное брюхо уперлось в спину.

— И чего этот твой Джон Росс тебя в наложницы не взял? — спросил жрец. — Такую цыпу да приодеть… или наоборот, прираздеть…

— Я наложница! — воскликнула Аленький Цветочек. — Хозяин послал меня на рынок купить приличную одежду. А амулет сам мне собственноручно повесил, чтобы от беды оборонить!

— Дурак твой хозяин, — заявил жрец. — Если ума нет — никакой амулет не поможет. Молитва может помочь, да и то не факт. Такую цыпу — на рынок, без охраны и даже не в балахоне, во дурак-то! Ничего, не расстраивайся, цыпа, было ваше — стало наше. Я тебя сильно обижать не буду. Может, даже забуду речи твои неподобающие, нечистоту крови демонстрирующие наглядно. Если будешь доброй и ласковой. Ну как, цыпа? Пойдешь со мной по доброй воле?

— Никуда я с тобой не пойду, боров жирный! — рявкнула Аленький Цвнточек.

Попыталась пнуть жреца в пах, но орк-воин, не тот, что ударил ее раньше, а другой, ловко подставил сжатый кулак под ее голень, Аленький Цветочек согнулась, обхватила ушибленную ногу и завыла в полный голос.

— Сдается мне, в наложницы эта цыпа не годится, — произнес жрец. — Разве что для садизма… А что, может тряхнуть стариной? Давненько я в эти игры не играл…

— Разрешите приступить? — спросил кто-то из воинов, сопровождающих жреца, Аленький Цветочек не разглядела, кто именно.

— Цыц! — прикрикнул на воина жрец. — Вяжите ее и волоките сами знаете куда. Но не портить, пока не прикажу!

К этому времени вокруг них собралась целая толпа, привлеченная бесплатным зрелищем. В первом ряду зрителей орков не было, их уже давно оттеснили назад. Но лица зрителей первого ряда отличались от орочьих морд только отсутствием зеленых жабьих татуировок. Откуда среди людей столько уродов берется?..

По толпе пробежала волна, кто-то пробирался к ее центру, бесцеремонно расталкивая всех на своем пути. И этот кто-то быстро приближался.

— Куда прешь?! — рявкнул кто-то из охранников жреца.

А в следующую секунду Аленькому Цветочку почудилось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Потому что она услышала голос Джона.

— Следует говорить не «куда прешь», а «куда изволите шествовать, добрый сэр», — поправил Джон орка. — А лучше вообще ничего не говорить, а тихо убраться с дороги. Вот так.

Аленький Цветочек не видела, что там происходит, жирная туша жреца загородила ей обзор. Внезапно эта туша всколыхнулась, будто получила могучего пинка, с неожиданным проворством отпрыгнула в сторону, и одновременно из множества глоток вырвался слитный вздох. И Аленький Цветочек увидела Джона.

Он неподвижно стоял, широко расставив ноги и глядя перед собой пустым взглядом. Двумя руками он держал обнаженный меч, направленный острием в небо. Аленький Цветочек не владела искусством фехтования, но даже ей было понятно, что боевая стойка рыцаря безупречна. У ног Джона корчились два жреческих охранника, ни один из которых не успел достать оружия. Один катался по земле с пунцовым лицом, зажав руками пах, другой стоял в коленопреклоненной позе, обхватив руками ушибленную голову. Еще один воин стоял чуть в стороне и тупо глядел на собственное запястье, из которого толчками брызгала кровь. Отрубленная кисть лежала на земле, она все еще сжимала дубинку. Сзади Джона стоял Длинный Шест, в руках он держал деревянный дрын, явно выдернутый из какого-то забора. Длинный Шест выглядел растерянным и глупо улыбался, люди так улыбаются, когда накурены. А еще дальше стоял Звонкий Диск, он выглядел испуганным и, кажется, делал вид, что не имеет никакого отношения ни к Джону, ни к Длинному Шесту. Встретив взгляд Аленького Цветочка, он поморщился, отвернулся и пошел прочь

Немая сцена длилась секунды три, затем Джон мгновенным движением убрал меч в ножны и встал в обычную стойку, не боевую.

— Я Джон Росс, рыцарь, — заявил он. — Позвольте узнать ваше имя, святой отец.

— Ты не похож на рыцаря, — сказал жрец.

— Оригинальное имя, — сказал Джон. — А теперь позвольте осведомиться, почтенный Тынепохожнарыцаря, с какой целью вы держите в руках то, что принадлежит мне?

— А ты наглый, — сказал жрец.

— Это да, — кивнул Джон. — А также нетерпеливый, опасный и отмороженный на всю голову. Вы не ответили на мой вопрос, Тынепохожнарыцаря, я начинаю терять терпение.

— Я Вольдемар Марволо, — представился жрец. — В прошлом рыцарь, а ныне бишоп ордена хранителей. И не смей разговаривать со мной в таком тоне, а то мои воины тебя не пощадят! Джон поднял брови с деланным удивлением.

— Какие воины? — переспросил он. — Этот сброд, что ли? Бу!

Его движение было непонятным, ну, то есть, понятно было, что он прыгнул, но это произошло так стремительно, будто он не прыгнул, а волшебным образом переместился на шаг в сторону, не потратив на перемещение ни единого мгновения. Орк, на которого он напрыгнул, бестолково махнул дубинкой, отступил на шаг, оступился и упал на спину. Его дубинка оказалась в руках рыцаря, но ненадолго — Джон метнул ее в голову поверженного воина. Толстый конец дубинки звучно ударил в лоб, воин вздохнул и стал лежать неподвижно и расслабленно.

— Это не воины, а сброд, — повторил Джон. — По-моему, уважающему себя бишопу непристойно появляться в общественном месте в сопровождении подобных животных. Они компрометируют вас, святой отец. Если, конечно, вы на самом деле святой отец. Лысина святого отца стала приобретать пунцовый оттенок.

— Ты на что это намекаешь? — спросил жрец. В его интонации странно смешались гнев, испуг и недоумение.

— Я намекать не умею, — заявил Джон. — Я не намекатель, а воин. Если я что говорю, так говорю лаконично, по-военному, что думаю, то и говорю. А думаю я, что святому отцу не подобает присваивать чужое имущество, чем бы оно ни было: волшебным амулетом или пригожей рабыней.

Некоторое время на лице отца Вольдемара отражалась сложная борьба противоположных чувств. Но эта борьба была непродолжительной, гнев победил.

— Не тебе судить, что подобает святому отцу, а что не подобает! — взревел жрец. — Деревенщина! Понаехали тут! Знай, дебил, что вот это, — он высоко поднял амулет, чтобы все видели, — древний артефакт, который не положено никому…

— А моя рабыня — тоже древний артефакт?! — перебил его Джон. — Ты, святой отец, не на святого отца похож, а на презренного оркокрада! Много я слышал рассказов о житиях святых, но ни разу не говорилось, чтобы святой отец отнимал приглянувшуюся рабыню у законного владельца! Сдается мне, никакой ты не бишоп, а полоски налобные ты нарисовал акриловой краской, что делается на заводах Тринити!

— Какой краской? — удивился жрец.

В бешеном взгляде Джона промелькнуло смущение, но это было настолько быстро, что никто ничего не заметил. А если и заметил, то не придал этому значения. Потому что смущение немедленно сменилось торжеством.

— Стало быть, остальные обвинения ты признаешь?! — провозгласил Джон с зловещей улыбкой, не сулившей жрецу ничего хорошего.

— Ничего я не признаю! — заорал жрец. — А ну, псы, взять его, быстро!

К этому времени воин с отрубленной кистью уже не стоял, а лежал в луже собственной крови, вероятно, мертвый. Только четыре воина в свите отца Вольдемара Марволо сохраняли боеспособность, по крайней мере, на первый взгляд. Но когда прозвучал приказ, они вздрогнули, но не сдвинулись с места.

— Бу, — сказал Джон. Воины дружно, не сговариваясь, отступили на шаг. Джон рассмеялся.

— Ну так что? — обратился он к жрецу. — Помнится, ты говорил, что ты не только жрец, но и рыцарь! Так решим же наш спор по-рыцарски! Джон выхватил меч и отсалютовал.

— У меня нет меча, — сказал Вольдемар.

— Так возьми мой! — воскликнул Джон.

Неуловимым движением кисти подбросил меч, поймал за острие и протянул жрецу рукоятью вперед.

— Возьми мой меч, и сразимся, как подобает рыцарям! — заявил Джон. — Ты будешь с мечом, а я без меча, и посмотрим, кто из нас победит! Чего не берешь? Боишься?

Джон сделал шаг вперед, рукоять уткнулась в грудь жреца, отец Вольдемар испуганно отступил. Аленький Цветочек переместилась за его спину и присела на корточки. Джон улыбнулся.

— Джон, стой! — раздался чей-то голос, явно знакомый. — Отец Вольдемар, сэр Джон, прекратите! Это глупое недоразумение! Джон перехватил меч за рукоять, убрал в ножны и сказал:

— Здравствуй, Герман. Рад тебя видеть, дружище!

— Привет, Джон, — отозвался Герман. — Здравствуйте, отец Вольдемар. Я Герман Пайк, рыцарь. Вы меня вряд ли знаете в лицо, но наверняка слышали обо мне. Что тут происходит?

— Тот, кого ты называешь отцом Вольдемаром, попытался украсть у меня фамильный амулет и рабыню, — заявил Джон. — А когда я стал пресекать беззаконие — натравил на меня своих рабов.

Герман задумчиво оглядел поверженных орков, затем испытующе посмотрел на отца Вольдемара.

— Беззаконие действительно имело место, — заявил отец Вольдемар. — Но совсем не такое, о каком говорит этот… гм… рыцарь. Во-первых, сия драная курица… а где она, кстати?

Аленький Цветочек все еще сидела на корточках позади жреца, все еще ожидая, когда он сделает шаг назад, споткнется и упадет. Сейчас она попыталась незаметно встать и принять достойную позу, но незаметно не получилось. Появление орчанки из-под тучного жреца зрители встретили дружным хохотом. Жрец нахмурился и провозгласил.

— Сия драная курица является несомненной полукровкой — агрессивной, злокозненной и опасной. Я требую немедленной экстерминации!

Теперь настала очередь Германа хмуриться. А Джон сделал шаг вперед и громко сказал:

— В моем стаде я сам решаю, кто полукровка, а кто нет!

Это заявление не оставило зрителей равнодушными. Кто-то бешено зааплодировал, кто-то засвистел, люди и орки завопили на разные голоса:

— Молодец!

— Фу, мерзость какая!

— Ишь, еретик сраный!

— Так их, попов зажравшихся!

— Клянусь Афродитой, я бы ему дала! И так далее. Герман приблизился к Джону и тихо сказал ему:

— Твои слова войдут в легенды, но, прошу тебя, больше не надо так говорить. Стой смирно, молчи и не мешай мне тебя спасать.

— Зря ты вмешался, — ответил Джон так же тихо. — Я бы его зарубил, никто и не пикнул бы.

— Ну ты и отморозок, — хмыкнул Герман. — Скрываться-то как собирался?

— Что я, трупы расчленять не умею? — буркнул Джон. — Жир с боков срезать, никто и не догадается, что это бишоп, а не орчила позорный.

— Я тебя боюсь, — сказал Герман и глупо хихикнул.

— Чего вы там шепчетесь? — громко спросил Вольдемар.

— Позвольте, отец Вольдемар, я пошепчусь с вами, — ответил ему Герман.

Подошел к жрецу, взял за локоть и мягко увлек к входу в капустный шалашик, подальше от толпы. Но внутрь заталкивать не стал, они остановились на пороге и стали беседовать. О чем они говорили, никто не слышал, но по мимике отца Вольдемара было видно, что сэр Герман говорит ему нечто интересное и в целом приятное. А еще было видно, что отец Вольдемар немного побаивается сэра Германа. А говорили они вот о чем.

— Уверяю вас, святой отец, ни я, ни глава дома, которому я имею честь служить, не имеем никакого отношения к сему прискорбному инциденту, — начал Герман свою речь. — Это просто недоразумение. Сэр Джон — великий воин, вы сами успели убедиться, но он… гм… несколько неотесан. Но через триста дней он станет величайшим ассасином Барнарда. Отец Вольдемар вздрогнул.

— Как видите, я с вами откровенен, — продолжал Герман. — И я прошу вас понять, что дом Рокки Адамса не может позволить себе отдать вам этого рыцаря на растерз… гм… ну, то есть, для справедливого суда. Тем более что Джон не так давно спас мне жизнь, без его помощи мои останки гнили бы сейчас в Идене.

— Так то, что говорят про эльфийское нашествие — правда? — удивился отец Вольдемар.

— Не совсем, — сказал Герман. — То, что говорят — лишь малая часть правды. Там был настоящий ад, святой отец.

— Гм, — сказал отец Вольдемар.

— Как видите, я щедро плачу за жизнь и свободу сотрудника нашего дома. Вы можете передать эту информацию отцу Арману, можете даже сослаться на меня, я не возражаю. Думаю, эти сведения будут оценены очень высоко.

— Хорошо, рыцарь пусть уходит, — кивнул жрец. — А телку я заберу.

— Ваше право, — пожал плечами Герман. — Но я бы не советовал. Видите ли, Джон привык жить по рыцарским понятиям. Если вы отберете его рабыню, он воспримет это как оскорбление и будет мстить. А мстящий ассасин… сами понимаете… Отец Вольдемар поежился и сказал:

— Хорошо, пусть оба уходят.

— Амулет тоже отдайте, — попросил Герман.

Отец Вольдемар разжал ладонь и задумчиво оглядел загадочную железку на цепочке.

— Артефакт же… — пробормотал он.

— Это абсолютно бесполезный артефакт, — сказал Герман. — Пилигримы не дадут за него и доллара. Поверьте, отец Вольдемар, я знаю, о чем говорю. Но Джон очень дорожит этой безделушкой, он считает, что она спасает от беды. Решать, конечно, вам, святой отец… Святой отец колебался недолго.

— Забирай, — сказал он. — Но вира за попорченных рабов…

— Будет уплачена в двойном размере, — быстро сказал Герман, забирая артефакт. — И за попорченных рабов, и за моральный ущерб. И еще информация. Вам не на что обижаться, отец Вольдемар, вы от этого происшествия только выиграли. Отец Вольдемар улыбнулся и протянул Герману руку. Герман пожал ее.

— За мной, свиньи, — повелел отец Вольдемар и пошел прочь.

Трое орков-охранников последовали за ним, четвертый остался, чтобы привести в чувство оглушенных товарищей. Сразу выяснилось, что серьезно оглушен только тот, кому Джон залепил дубинкой в голову, остальные уже пришли в себя и просто притворялись бесчувственными. Герман крепко взял Аленького Цветочка за руку и потащил к Джону.

— Купи этой дуре ошейник с цепочкой, — негромко, но очень зло проговорил Герман. — А перед этим всыпь пару десятков больших прутняков, чтобы накрепко уразумела, что такое хорошо и что такое плохо. Пошли отсюда!

Длинный Шест глупо хихикнул, сделал неуверенный шаг, споткнулся о дрын, который держал в руках, и упал бы, если бы Герман его не поддержал. Герман нахмурился, принюхался и разразился длинной тирадой, в которой только одно слово было пристойным — «наркоман». Слова Германа были очень обидными, но Длинный Шест не обиделся, а стал смеяться во весь голос. Теперь всем вокруг было очевидно, что он накурен вусмерть.

— Джон, ты дебил, — сказал Герман. — И я тоже дебил. Потому что я думал, что ты знаешь о городе хотя бы чуть-чуть. А ты ни собачьего хера не знаешь, и знать не хочешь, деревенщина блядская! Зачем отпустил эту дуру на базар?

— А что такого? — удивился Джон. — Уличная преступность в Барнард-Сити побеждена, я в газетах читал.

— На заборе написано «жопа», а за забором дрова! — рявкнул Герман. — Не верь всему, что написано. Особенно в газетах. Надо не газеты читать, а по сторонам смотреть. Разуй глаза и скажи мне, ты хоть одну пригожую орчанку без балахона видишь?

— Так это самки! — воскликнула Аленький Цветочек. — А я думала, женщины, жрицы какие-то…

Внезапно Герман схватил Аленького Цветочка за волосы и принятул к себе, сильно дернув.

— Заткнись, сука, — прошипел он ей в ухо. — Учись фильтровать речь, дура. Не кричи на весь рынок, что ты полукровка.

— Ой, — сказала Аленький Цветочек. — Забыла.

— Ты с ней полегче, — сказал Джон. — Она все же моя рабыня, не твоя.

— Извини, — сказал Герман. — Но если эта тварь не научится держать язык за зубами, мне придется отмазывать тебя не только от церковников, но и от городской стражи. А меня уже достало тебя отмазывать. Я больше двух тысяч дней командую придурками вроде тебя, и за все это время так сильно, как ты сейчас, никто не залетал. Я по твоей милости на тысячу долларов попал!

— Извини, — сказал Джон. — А кстати, амулет у тебя?

— У меня, — буркнул Герман. — Ты в курсе, что это не амулет, а артефакт?

— Я считаю это вероятным, — сказал Джон. — Но он мне дорог не как артефакт, а как амулет. Верни его мне.

— Держи, деревенщина неотесаная, — сказал Герман и протянул Джону странную железку. — Цепочка потерялась. Она тебе тоже дорога?

— Я найду, — неожиданно сказал Длинный Шест и хихикнул.

— Заткнись и не дыши на людей! — прошипел Герман.

— Кстати, Длинный Шест, почему ты не сопровождал Аленького Цветочка? — спросил Джон.

— Откуда я знал, что она сюда попрется? — ответил Длинный Шест.

Джон посмотрел на Аленького Цветочка, и его взгляд не сулил ей ничего хорошего.

— Ага, вон он, наркоман! — послышалось справа.

— Ну вот, доигрались, — простонал Герман. — Локи Многоликий, ну за что мне такое наказание?

К ним приближался патруль городской стражи: молодой воин, чем-то неуловимо похожий на ныне покойного Майка Карпентера, и трое кряжистых орков с дубинками. Герман сильно толкнул Длинного Шеста в бок и прошипел ему в ухо:

— Бросай дрын и беги!

Длинный Шест хихикнул и выполнил команду буквально — поднял дрын над головой, раскрутил в горизонтальной плоскости и метнул в патруль, как городошную биту. Весело рассмеялся и побежал прочь.

— Выход не там! — крикнул Джон вслед ему.

— Ха-ха! — отозвался Длинный Шест и затерялся в базарной толпе.

— Шоу идиотов, — пробормотал Герман себе под нос. — Пойдемте отсюда быстрее.

Бросок Длинного Шеста получился редкостно удачным. Конец дрына угодил командиру патруля в лоб, от удара дрын резко изменил траекторию и другой его конец врезался под дых одному из патрульных орков. А затем дрын скатился под ноги второму орку, который споткнулся и упал. Третий орк мог бы преследовать Длинного Шеста, но не стал — вначале застыл ошеломленно, затем стал помогать командиру подняться.

— Надо же, убежал твой раб, — констатировал Герман. — Дуракам везет. Пойдемте уже остюда, хватит пялиться. Если что, он был не с нами.

До выхода с рынка они добрались без происшествий. Вероятно, высшие силы решили, что на сегодня приключений достаточно.

Толпа рассосалась, теперь они могли говорить свободно, не боясь, что кто-то услышит, о чем они говорят. Разговор начал Джон. Он спросил:

— Аленький Цветочек, почему ты не взяла с собой Длинного Шеста?

Аленький Цветочек пожала плечами и вдруг почувствовала, что сейчас разрыдается.

— Но-но! — прикрикнул на нее Джон. — Рыдать дома будешь. Иди спокойно, не привлекай внимание. Герман, извини. Я и раньше знал, что эта девка сообразительностью не отличается, но такого от не ожидал. А что она натворила, кстати?

— Она много чего натворила, — сказал Герман. — Видишь ли, Джон, в Барнард-Сити принято, что пригожие наложницы не появляются в общественных местах без сопровождения, этого нет в законе, но так принято. Потому что слишком много развелось человеческих отбросов, по недосмотру богов не получивших на чело орочью жабу. Понижение в расе законодатели жопоголовые отменили, права человека, видите ли, тьфу на них! Вот и развелось уродов. На пригожую телку без защиты они смотрят как на добычу. В лучшем случае изнасилуют на ближайшей мусорной куче, и бросят, а ты ее потом лечи. А то и продадут перекупщикам в рабском ряду, и тогда уже ничего не докажешь, у добросовестного приобретателя рабыню не отобрать. Ну, то есть, отобрать можно, если триста дней судиться, но проще новую купить. И стража ничего не может с этими шакалами поделать, даже если заловят с поличным. Скажут: показалось, что полукровка или что беглая, захотели закону помочь, проявили сознательность гражданскую. А если у такого урода четыре полоски на лбу — с ним вообще ничего не сделаешь.

— Ты что, забыла, как говорить надо? — спросил Джон Аленького Цветочка. — Прямо на базаре начала складно говорить? Аленький Цветочек ничего не ответила, только всхлипнула.

— И ты тоже хорош, — продолжал Герман. — На бишопа с мечом попер… Рассказать кому — не поверят! Не будь ты таким великим воином — замочили бы тебя на месте.

— Не будь я таким великим воином, я бы на бишопа не попер, — сказал Джон. — А что мне оставалось делать? Даже если высокие чувства отбросить, ее никак нельзя было жрецу отдавать. Слишком много знает.

Аленький Цветочек почувствовала, что по ее щеке побежала слеза. Вот, значит, какое у него к ней отношение на самом деле. Слишком много знает! А она-то думала, он ее любит!

— Гм, — сказал Герман. — Ты как бы намекаешь, что стал на него нападать не в исступлении, а сознательно?

— Ага, намекаю, — подтвердил Джон. — Я же деревенщина, отморозок, с меня взятки гладки. Законов и порядков не разумею, живу по рыцарским понятиям, будто не в той эпохе родился. Сначала голову срубаю, потом обвинение предъявляю. Если бы я начал по-хорошему договариваться, бишоп ее ни за что не отпустил бы. А так, глядишь, я бы и без твоей помощи ее отбил бы. Но тебе все равно спасибо. Некоторое время Герман молчал, обдумывая слова Джона, а потом сказал:

— Да, ты прав, по-другому эту ситуацию разрулить было бы трудно. Но такое вообще не должно происходить! И про полукровок ты загнул мощно…

— Да, кстати, насчет полукровок, — сказал Джон. — Не хочу ничего утверждать, но пока я шел по рынку, мне показалось, что полукровок в Барнард-Сити никак не меньше, чем чистокровных орков. А у леди Абигайль, по-моему, вообще все рабы — полукровки.

— Наблюдательный, — проворчал Герман. — Ты прав, все так и есть. Но говорить об этом не принято. Чистокровные орки хороши в стаде или на плантации, но в городе от них больше вреда, чем пользы. Поэтому закон о чистоте крови в Барнард-Сити фактически не действует. Все это знают, но все делают вид, что ничего не замечают. Так удобнее. Но вслух об этом говорить не надо, все подумают, что ты дурно воспитан и вообще глуп.

— Понял, — сказал Джон. — Стало быть, когда я задвинул про полукровок, я выразил общее мнение, которое вслух высказывать не принято. Именно это развеселило народ, верно?

— Верно, — кивнул Герман.

— А когда бишоп меня обвинил, что я полукровка, он просто глумился? — подала голос Аленький Цветочек.

— Не глумился, а воспользовался твоей глупостью, — ответил Герман. — Обращаясь к высокородным, всегда говори просто и односложно, как чистокровная орчанка. Станешь говорить нормально — собеседник подумает, что ты над ним насмехаешься. Дескать, я знаю, что нарушаю закон, но мне на тебя наплевать. Понятно? Аленький Цветочек промолчала.

— Интересно, куда Длинный Шест подевался? — спросил Джон, обращаясь непонятно к кому.

— Понятия не имею, — ответил Герман. — Либо убежал, либо поймали. Если убежал — придет домой. Если поймали — он уже мертв. Нападение на патруль ему ни за что не простят. Впредь дрессируй своих рабов лучше. И это не только к Длинному Шесту относится. Ты меня извини, Джон, но я попрошу Аби, чтобы ее рабы твою наложницу со двора больше не выпускали. А тебя я бы хотел попросить от нее избавиться, потому что она дура. Но ты ведь не согласишься, правда?

— Не соглашусь, — вздохнул Джон. — Знаю, что дура, но… Может, потом…

— Давай я тебе нормальную наложницу подберу, — предложил Герман. — Или сразу двух. А эту на мясо сдадим.

— На мясо — это как? — не понял Джон.

— Ну, в орочью столовку, — пояснил Герман. — Провинившихся рабов обычно туда отправляют. Она, правда, тощая, но на десять долларов должна потянуть. А если перед взвешиванием водой напоить — точно потянет. Некоторое время Джон размышлял, затем сказал:

— Нет, это преждевременно. Спасибо за предложение, Герман, но я считаю, надо дать ей еще один шанс.

— Как знаешь, — пожал плечами Герман. К этому времени они как раз подошли к воротам.

— Иди, дура, — сказал Герман и подтолкнул Аленького Цветочка кулаком в поясницу, не больно, но очень унизительно.

Она переступила порог, и тут силы ее оставили. Она привалилась спиной к стене, сползла по ней вниз, и зарыдала во весь голос.

— Оставь ее, пусть проплачется, — услышала она голос Германа. — Пойдем, Джон, побеседуем. Я, вообще-то, к тебе по делу пришел.

ГЛАВА ВТОРАЯ. АССАСИН ЗА РАБОТОЙ

1

Когда Герман и Джон пошли от ворот к крыльцу, Аленький Цветочек перестала плакать и увязалась за ними. Они поднялись на третий этаж, Аленький Цветочек хотела пройти вместе с ними в гостевые апартаменты, но Герман преградил ей путь.

— Сиди здесь и думай над своим поведением дурацким, — строго сказал он. — Будь я твоим хозяином, точно бы на мясо сдал, честное слово.

Аленький Цветочек ничего не ответила, только обиженно надула губки. Что-то подсказывало ей, что Герману сейчас лучше не перечить. Поэтому она послушно присела на край лежанки и отвернулась.

— Вот так и сиди, — резюмировал Герман. — Пойдем, Джон.

— Вообще-то, это я должен тебя приглашать, — заметил Джон. — Это же как бы мои апартаменты. Герман раздраженно махнул рукой, дескать, не придирайся к мелочам.

— Сиди тихо, никуда не ходи и не вздумывай подслушивать, — обратился Джон к Аленькому Цветочку. — Узнаю, что подслушивала — выпорю, по-настоящему, розгой. И любить перестану.

— Она не сможет подслушивать, — сказал Герман. — Дверь звуконепроницаемая.

— Ну надо же, — хмыкнул Джон.

Они вошли внутрь, щелкнул засов. Аленький Цветочек терпела очень долго, минуты три, если не дольше. Затем осторожно, на цыпочках подошла к двери, приложила ухо и убедилась, что Герман не врал, дверь действительно звуконепроницаемая. Тогда она легла на лежанку и стала плакать.

Тем временем в комнате двое мужчин сидели в креслах и молчали. Неловкое молчание прервал Джон, он предложил:

— Может, косяк раскурим?

— Нет, спаибо, — помотал головой Герман. — Ты можешь курить, если хочешь, а я не буду, мне думать надо.

— Ну, думай, — сказал Джон, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Несколько минут они молчали. Затем Джон открыл глаза и спросил:

— Ну как, надумал? Герман пожал плечами.

— Очень сложный вопрос, — сказал он.

— Еще бы, — кивнул Джон. — Я бы на твоем месте тоже долго думал бы.

— Ты так говоришь, как будто знаешь, о чем я думаю, — хмыкнул Герман.

— Мне кажется, знаю, — сказал Джон. — Когда ты шел ко мне, ты хотел предложить мне какое-то дело, а теперь посмотрел на то, что натворила Аленький Цветочек и думаешь: а стоит ли доверять такое важное дело бестолковому деревенскому дурню, который даже свою рабыню воспитать нормально не может? Не из каждого хорошего воина получается хороший ассасин. Получится ли из этого?

— И какой вывод я должен сделать, по-твоему? — спросил Герман.

— Все зависит от того, сколько осталось времени, — ответил Джон. — Вольдемар Марволо меня запалил, это, безусловно, плохо, но насколько плохо? Если наш противник — сам кардинал-первосвященник Всея Человеческой Общины, то это фатально, пользы от меня уже не будет, послезавтра мой портет будет у каждого боевого попа. А если нет… Джон замолчал, ожидая ответа.

— Продолжай, — сказал Герман. — Мне интересно, насколько много ты понял.

— Я не понял почти ничего, — сказал Джон. — Я могу только догадываться. В некоторых догадках я почти уверен, в некоторых — нет. Ты хочешь, чтобы я убил Рональда Вильямса, верно? Герман нервно хохотнул.

— Эко у тебя все просто выходит, — сказал он. — Думаешь, убить Вильямса легко?

— Думаю, нелегко, — сказал Джон. — Было бы легко — давно уже убили бы. Ты ведь это задание хотел мне поручить?

— Поручить — неподходящее слово, — сказал Герман. — Поручение — это, по сути, приказ, а я тебе обещал, что приказывать не буду. Но попросить хотел именно об этом, да. Потом передумал. А теперь не знаю, что и думать.

— Думать не надо, — сказал Джон. — Если я облажаюсь, ты ничем не рискуешь. Я тут почитал, что в газеты просочилось… Если Вильямс сможет обосновать хотя бы половину обвинений, дому Адамса придет конец. На этом фоне попытка покушения на ключевого свидетеля ни на что существенно не повлияет. А если я преуспею — Рокки в шоколаде, а враг рвет на себе волосы от злости. Но если наш враг — попы, я преуспеть никак не смогу, меня еще на подходах срисуют.

— Враг — не попы, — сказал Герман. — Остин не при делах, он пока выжидает.

— Тогда все отлично, — сказал Джон. — Мне нужно знать только одно — где прячется Вильямс.

— Да ты оптимист, — улыбнулся Герман. Джон тоже улыбнулся и сказал:

— Какой есть. Некоторое время Герман молчал, затем сказал:

— На восточной окраине города есть забытая богами гостиница, а вернее, вонючая дыра. «Рэдисон» называется. Сохо-Стрит, дом пять. Принадлежит дому Тринити, но об этом мало кто знает. Гостиница настоящая, человек с улицы там реально может поселиться. Но это ничего не даст. Вильямса поселили в отдельном флигеле, это как бы крепость внутри крепости. В основном корпусе половина жильцов — бойцы дома Тринити, вторая половина — случайные люди с улицы, но на принадлежность к враждебным домам охрана проверяет каждого. Проверяет хорошо, тщательно. Проникнуть на территорию гостиницы ты сможешь, двое наших там уже живут, но флигель с Вильямсом, похоже, неуязвим.

— Вильямс каждый день ездит в суд, — сказал Джон. — Маршрут определить смогли?

— Не смогли, — покачал головой Герман. — Маршрут каждый раз разный. Что интересно, начинается он не от гостиницы, а из какого-то другого места. Судя по всему, там подземный ход прорыт, причем не до соседнего дома, а намного дальше. Возможно, даже несколько ходов. Там же древние трущобы вокруг, такой лабиринт…

— А если Вильямса прямо суде атаковать? — предположил Джон. — Или на входе-выходе?

— Типун тебе на язык! — возмутился Герман. — Тогда Рокки точно конец придет. Раз и навсегда запомни, правительство и верховный суд — святое, никакие наши разборки этих мест касаться не должны. Даже не думай!

— Осознал, — сказал Джон. — Ну, так я попробую?

Этого вопроса Герман не ожидал. Некоторое время он недоуменно смотрел на Джона, затем нервно засмеялся и сказал:

— Ну, попробуй. Только…

— Спасибо за доверие, Герман, — сказал Джон. — Если ты не против, я бы хотел приступить прямо сейчас.

— Приступить к чему? — не понял Герман.

— К выполнению задания, — объяснил Джон. — Ну, то есть, просьбы. Лягу на кровать, войду в медитацию и буду думать.

— Ну, давай, медитируй, — хмыкнул Герман. — Не смею задерживать. Удачно тебе подумать.

Герман вышел из комнаты, закрыл за собой звуконепроницаемую дверь, бросил рассеянный взгляд на спящую Аленького Цветочка, подавил искушение пнуть ее ногой, и пошел к лестнице.

— Медитатор хренов, — пробормотал он себе под нос.

Спустившись на первый этаж, Герман направился не к парадному крыльцу, а на задний двор. Безошибочно нашел тропинку, ведущую в заросли шиповника, дернул за нужную веревку и вошел в тайный огород местных рабов. Впрочем, какие они рабы…

Звонкий Диск лежал под яблоней на шерстяном одеяле и читал книгу. Герман сел рядом. Звонкий Диск отложил книгу и стал докладывать:

— Рыцарь все утро сидел в беседке, газеты читал. Я с Длинным Шестом беседовал, ваш приказ выполнял, а потом что-то непонятное произошло. Джон Росс ворвался прямо сюда, глаза выпученные, безумные, кричит, типа, Длинный Шест со мной, а тебе я приказывать не могу, но прошу. Но он никак не мог узнать, что телка в беде, это все подстроено было, однозначно. Герман усмехнулся и сказал:

— Ты ошибаешься. Амулет Аленького Цветочка не разглядел? Звонкий Диск помотал головой.

— А я разглядел, — сказал Герман. — Это звонилка, модель мне незнакома, но это точно звонилка. Телка нажала кнопку, а у Джона зазвонила ответная часть.

— Далековато для звонилки, — сказал Звонкий Диск. — Да и не слышал я никаких особенных звуков.

— Приемную часть можно настроить на очень тихий звонок, — сказал Герман. — А сама звонилка может иметь повышенный радиус действия, какая-нибудь особенная модель. По-моему, это объяснение более правдоподобно, чем то, что Джон все подстроил.

— Да, пожалуй, — согласился Звонкий Диск. — Но есть еще одна вещь непонятная. Как он наш садик пропалил? Вчера и сегодня ребята сюда точно не ходили, я им заранее сказал, что буду Длинного Шеста вербовать, чтобы мне не мешали. А когда мы сюда входили, я проверился, рыцарь точно в беседке сидел, газеты читал. Он их читает, кстати, со страшной скоростью, быстрее, чем даже вы.

— Он их не читает, а бегло пролистывает, — сказал Герман. — Ты тоже так научишься через год-другой. Если человек обучен грамоте с детства, он может регулировать скорость чтения за счет качества усвоения текста, одно растет, другое падает. Ничего странного тут нет, не удивляйся. И в том, что он тебя пропалил, тоже нет ничего странного. Случайность. Услышал голоса, заинтересовался, выглянул в щелку… Звонкий Диск пожал плечами и ничего не сказал.

— Длинному Шесту ты зря позволил на базар идти, — сказал Герман. — Он же накурен был неимоверно.

— Виноват, — вздохнул Звонкий Диск. — Но его не сразу торкнуло, только когда мы на базар прибежали. Из-за того, что пешком бежали, скорее всего. Кстати! Рыцарь с самого начала знал, где наложница, он ведь сразу на базар побежал! А звонилка же место не сообщает, она только сигнал посылает.

— В прошлом существовали и другие звонилки, более продвинутые, — сказал Герман. — Я читал упоминания о них. Про детали устройства можешь не спрашивать, я их не знаю.

— Это очень ценное устройство, — заметил Звонкий Диск. — Надо бы его изучить как следует.

— Надо, — согласился Герман. — Но не сейчас. Сейчас Джон Росс важнее, чем все его артефакты, вместе взятые. Жаль, что ты не видел, как он дерется.

— Я видел в самом начале, — возразил Звонкий Диск. — Отличный боец, но… Вы ведь его как ассасина хотите использовать? Его же учить надо…

Перед тем, как произнести следующую фразу, Герман долго молчал, размышляя. А затем он сказал:

— Не знаю. Когда я с ним общаюсь, у меня иногда возникает странное впечатление. Иногда мне кажется, что он совсем не так прост, что его игра в деревенского дурачка — просто игра, а на самом деле он все понимает. И, может быть… Нет, это всё домыслы. Жалко, что Длинный Шест сгинул. Доспросить бы его как следует…

— Длинный Шест не сгинул, — возразил Звонкий Диск. — Ребята его поймали, скрутили и доставили к Большой Берте.

— Твою мать! — возмутился Герман. — Что ж ты раньше молчал? Я тут сижу, размышляю, мучаюсь… Молодец, Звонкий Диск, отлично поработал! Объявляю тебе благодарность от лица дома. Завтра с утра допрошу… или, может, прямо сейчас сходить…

— Сейчас не надо, — посоветовал Звонкий Диск. — Его грубо брали, он буйный был. Пришлось укол засадить, сейчас у него отходняк должен быть.

— Значит, завтра допрошу, — сказал Герман. — Заодно подготовлюсь как следует. А как он в боевом отношении?

— Никак, — пожал плечами Звонкий Диск. — Драться умеет, но на обычном уровне, ничего особенного. Специально его не тренировали.

— Понял, — сказал Герман. — Ладно, пойду я.

— Я еще про Аленького Цветочка спросить хотел, — сказал Звонкий Диск. — Думаю, ее тоже завербовать надо. Она на Джона Росса сильно обижена. Если к ней правильно подойти, с лаской… Герман задумался.

— Ну, не знаю, — сказал он после долгой паузы. — Завербовать ее было бы неплохо, в этом ты прав, но я боюсь, как бы Джона не обидеть. Он же в нее влюбился по-настоящему… Хотя дура она неимоверная… Короче, так. Соблазнять ее пока не надо, а подружиться попробуй. Косяком угости или еще чего… Только не так угости, как Длинного Шеста, а умеренно. И приглядывай, чтобы она опять не учудила чего. Распорядись, чтобы ее одну за ворота вообще не выпускали. Наблюдение за воротами организуй, а то расслабились совсем…

— Надо охрану усилить, — сказал Звонкий Диск. — А по-хорошему, эту точку вообще закрывать пора. Попы нас уже пропалили, а когда остальные пропалят — вопрос времени. Герман вздохнул.

— Да, закрывать придется, — сказал он. — Не хочется, а придется. Какая хорошая точка была… Но не будем торопиться, лошадей на переправе не меняют. Пока работайте в прежнем режиме.

— Слушаюсь, — кивнул Звонкий Диск. — Насчет Вильямса что-нибудь выработано? Герман еще раз вздохнул.

— Ничего не выработано, — сказал он. — Песец полный. Если до завтра никаких выходов не нарисуется, начнем резервный вариант реализовывать. Звонкий Диск удивленно присвистнул.

— Ладно, — сказал Герман, вставая. — Удачи тебе.

— И вам тоже удачи, — отозвался Звонкий Диск. — И, это… извините, что так получилось.

Герман раздраженно махнул рукой, дескать, хватит уже извиняться, и пошел прочь.

2

На заборе было написано следующее: Уважаемые окрестные жители! В вашем районе ведется строительство торгового комплекса «Тринити-Фестиваль». Компания «Тринити-Билдерз» приносит извинения за временно созданные неудобства.

Впервые за миллион дней! Дом Тринити раскрывает тайны древнейших нанотехнологий! Косметика и средства гигиены по рецептам первой эпохи! Фотографическая техника! Распродажи и скидки! Не пропустите открытие!

По вопросам аренды площадей обращаться в Дом Тринити на Эхо-Стрит, второй подъезд, бюро пропусков напротив.

Прораб строительства — господин Керк Даглас, прием в главном балагане ежедневно два часа после полудня по предварительной записи. Стол записи на ресепшене, двадцать шагов направо и в калитку.

Купим рабов, дорого. Обращаться двадцать шагов направо и в калитку, на ресепшен. По вопросам оптовых поставок обращаться в Дом Тринити на Эхо-Стрит, второй подъезд, бюро пропусков напротив.

Приглашаются погонщики рабов (три вакансии) и старший погонщик рабов (одна вакансия). Высокий стабильный заработок, увеличенный отпуск, надбавки за выслугу, хороший коллектив. Необходимые условия: опыт по специальности от двух лет, целеустремленность, коммуникабельность. Обращаться двадцать шагов направо и в калитку, на ресепшен. Обращения принимаются только от кандидатов лично! Агентствам и посредникам не беспокоить!

Некоторые из перечисленных надписей были нанесены непосредственно на забор замечательной водостойкой краской, которая продается во всех магазинах дома Тринити по два доллара за банку. Другие надписи красовались на больших плакатах, красиво отпечатанных в типографии, принадлежащей дому Дюкейна. Также на заборе в большом ассортименте присутствовали мелкие и незначительные надписи наподобие «молодая семья с ребенком и двумя рабами снимет квартиру, чистоту и порядок гарантируем» или «Моррет — дура!»

Забор выглядел новым и добротным, этим он разительно отличался от заборчиков, палисадников и штакетников, огораживающих противоположную сторону Сохо-Стрит. Надо сказать, что эта улица испокон веков была отрезком частью границы, отделяющей умеренно приличные районы столицы от грязных трущоб, в которых наркоманы, проститутки и беглые орки встречаются чаще, чем нормальные законопослушные граждане. Дома на восточной стороне Сохо-Стрит выглядели вполне сообразно своему расположению — грязные, покосившиеся, многие с выбитыми стеклами. Особенно мерзко выглядела заброшеная пятиэтажная инсула, стоящая в двадцати шагах от калитки, ведущей на ресепшен. От забора, когда-то огораживавшего ее, остались единичные покосившиеся столбы, во всем фасаде инсулы не сохранилось ни одного целого окна, дверь подъезда отсутствовала, а на ступенях было нагажено.

Шагах в десяти от загаженного подъезда стояли и кого-то ждали двое молодых мужчин, скорее всего рыцарей, хотя когда мужчина не носит меча, не всегда можно быстро определить, к какому сословию он относится. Это только в священных притчах рыцарь без меча во всем подобен рыцарю с мечом, в реальности же бывает всякое. Вот, например, конный рыцарь, остановивший лошадь на противоположной стороне улицы, чтобы прочесть объявление. Не торчи у него над плечом рукоять рыцарского меча, никто в здравом уме не посчитал бы его рыцарем. Мелкий, тощий, плешивый, на рубахе и штанах сплошные заплатки, а притороченный к седлу плащ — вообще орочьего покроя.

— Орчила натуральный, — охарактеризовал его один из молодых людей, ждущих у входа в инсулу. Товарищ ткнул его локтем в бок и прошипел:

— Тихо! Не дай боги, услышит. Эти феодалы сельские — дикие совсем, сначала стреляют, потом разговаривают.

Первый молодой человек посмотрел на здоровенный лук, притороченный к седлу с другой стороны, и поежился.

— Понаехали тут… — пробормотал он. — А телка у него достойная!

Телка, сопровождавшая рыцаря, действительно была достойная. Молодая, фигуристая и с лицом все в порядке, не как обычно у орчанок. Когда такую пользуешь, наволочку на голову можно не надевать. Очень дорогая телка, долларов триста, а то и все пятьсот. Повезет же кому-то, когда у этого оборванца деньги кончатся…

Рыцарь-оборванец тем временем изучил все объявления и стал крутить головой из стороны в сторону, что-то выискивая. Наткнулся взглядом на двух молодых людей, просветлел лицом и направил лошадь к ним.

— Мать его во второй позиции… — пробормотал первый молодой человек.

— Не паникуй, прорвемся, — отозвался второй. Рыцарь подъехал к ним и спешился.

— Мира и удачи вам, почтенные! — провозгласил он. — Я Джон Росс, рыцарь.

— Энтони Батлер, рыцарь, — представился первый молодой человек.

— Том Блаунт, рыцарь, — представился второй. Джон Росс неодобрительно цокнул языком.

— Ну, то есть, Томас Блаунт, — поправился Том.

— Рад знакомству, — сказал Джон. — Я к вам хочу за помощью обратиться как благородный муж к благородным мужам. Я, видите ли, впервые в столице, и немного растерян. Все говорят, что в Барнард-Сити много постоялых дворов, их здесь называют древним словом «отель». Но я скитаюсь по улицам уже третий час, и не смог найти ни одного. Много раз я обращался к случайным прохожим, но ни от кого не получил помощи. Все от меня почему-то шарахаются, хотя я обращаюсь к людям очень вежливо. А мне нужно срочно найти жилье и работу, потому что дело, по которому я прибыл в столицу, грозит затянуться надолго, и имеющихся у меня средств недостаточно. Я слышал, в столице не хватает опытных погонщиков рабов, это правда? Том глупо хихикнул и спросил:

— А вы читать умеете, сэр Джон?

Джон Росс нахмурился, его правая рука автоматически потянулась к мечу, но остановилась на полпути.

— Тебя извиняет только твоя молодость, Томас Блаунт! — грозно провозгласил Джон. — Знай же, что грамота входит в число неотъемлемых рыцарских добродетелей! У нас в Оркланде за такие намеки вызывают на смертельный поединок, и, клянусь Тором и Марсом, будь мы в Оркланде… Тони Батлер решил, что пора спасать положение.

— Осмелюсь заметить, сэр Джон, мы не в Оркланде, — сказал он. — Не хочу ни в коей мере вас оскорбить, но если бы вы прочли объявления на том заборе более внимательно, вы бы узнали, что прямо здесь, на этой самой стройке, требуется старший погонщик рабов с опытом работы. Вы, сэр Джон, надо полагать, просто не заметили этого объявления, потому что устали с дороги и были невнимательны. Сэр Джон смерил Тони Батлера тяжелым взглядом и мрачно произнес:

— Ты совершенно прав.

Том нервно кашлянул и пихнул Тони в бок. Тони посмотрел направо и увидел, что к ним приближаются два всадника, одетые в традиционные балахоны жрецов Джизеса Крайста. Как же невовремя здесь появился этот деревенщина с мечом! А деревещина с мечом между тем говорил следующее:

— Благодарю вас, почтенные сэры, что исправили мою невольную ошибку. Теперь я знаю, как обеспечить выполнение моей великой миссии. Не иначе, вас послали мне сами боги! Знайте же, почтенные сэры, что нашествие богомерзких эльфов вынудило меня оставить стадо, порученное моим заботам, и бежать. Прибыв в Иден, я нашел чиновников дистрикта деморализованными, и мне пришлось добиваться приема у самого прокуратора. И прокуратор сказал мне следующее: «Езжайте в столицу, почтенный рыцарь, и изложите ваши ценные сведения федеральным властям. Они будут счастливы узнать правду, а я слишком занят спасением людей, мне некогда сражаться с коррупцией». Поначалу меня неприятно покоробила такая откровенность, но потом я пришел к выводу, что сэр Джеральд абсолютно прав. Потому что когда все государство прогнило насквозь, могут помочь только решительные меры! Только сильная рука! Знали бы вы, почтенные сэры, в сколь плачевном состоянии находилась оборона округа Иден в дни нашествия! Сэр Джеральд прилагал героические усилия, чтобы хоть что-то противопоставить беложопой орде, но все было тщетно. Ужасные злоупотребления вскрылись, чудовищные! Больше ста тысяч долларов разворовано! Только представьте себе, во всем дистрикте вообще не нашлось боеспособной кавалерии, ни одного человека! Казнокрады подделывали документы, никто и не знал, что под видом рыцарей записывали жабоголовых орков! А они даже дубинки держать в руках толком не умеют! Но недолго осталось торжествовать преступным казнокрадам! Я добьюсь правды! До самого Самого Доброго Господина дойду, если надо будет!

После этих слов сэр Джон сделал паузу, чтобы перевести дыхание, Тони поспешил этим воспользоваться.

— Благодарю вас, сэр рыцарь, за прекрасную речь. Однако дела требуют…

— Разве вы куда-то торопитесь? — перебил его сэр Джон. — Мне казалось, вы кого-то ждете…

— Вам правильно показалось, — произнес кто-то за спиной гостя столицы.

Сэр Джон обернулся и обнаружил, что рядом с ним стоит лошадь, на которой сидит жрец Крайста в традицонном балахоне. Несмотря на полуденную жару, капюшон плаща не был откинут и скрывал лицо. Второй жрец-всадник, тоже в балахоне и с капюшоном, остановил свою лошадь поодаль. Сэр Джон нахмурился и заявил:

— Странные у вас в столице представления о приличиях. Я всегда полагал, что беседовать с пешим, сидя на коне, непристойно. Даже моя рабыня понимает такие элементарные вещи. И тем более непристойно заводить разговор с незнакомцем, не представившись. Надеюсь, у вас, святой отец, есть причины, чтобы нарушать правила вежливости. Надеюсь, вы не из тех оркоподобных церковников, о которых рассказывают всякие мерзкие истории.

Том странно хрюкнул, отступил на шаг и как бы невзначай положил руку на рукоять кинжала. Тони незаметно дернул рукой, чтобы метательный нож, закрепленный внутри рукава, упал в ладонь. Ох, сейчас начнется…

Не началось. Жрец спешился и откинул капюшон. Под капюшоном обнаружилось обычное, ничем не примечательное лицо мужчины средних лет. Коротко стриженые светлые волосы, длинный крючковатый нос, маленькие серые глаза, ничего особенного.

— Я Захария Харрисон, рыцарь, — представился жрец.

— А почему у вас нет на лбу предписанной законом татуировки? — осведомился сэр Джон. — Сдается мне, вы не поп. Ну, то есть, я имел в виду, не жрец.

— Да, я не жрец, — спокойно ответил сэр Захария. — Я прошу прощения, но вы говорили очень громко и я услышал вашу речь, ни в коей мере не желая подслушивать. Я правильно понял, что вы желаете предъявить новые обвинения по делу Адамса-Смита?

— Не знаю никакого Адамса, — заявил сэр Джон. — Хотя нет, знаю! Дасти Адамс, бармен в «Голубом карасе». А что, он тоже казнокрад?

Том непроизвольно хихикнул, Тони дернул его за рукав, дескать, держи себя в руках.

— Нет, почтенный сэр Джон, — сказал Захария. — Я говорю не о бармене Дасти Адамсе, а о Джейкобе Адамсе, также известном как Рокки Адамс.

— Такого не знаю, — заявил сэр Джон. — Он казнокрад?

Том закашлялся, а через секунду закашлялся и Тони. Даже рабыня-наложница хихикнула. Но сэр Захария сумел сохранить спокойствие.

— Да, он казнокрад, — сказал Захария. — Вы говорите очень интересные вещи, сэр Джон. Я бы хотел побеседовать с вами в более удобном месте, чем этот грязный переулок. Тони кое-как справился с кашлем и сумел выдавить из себя:

— Он отель ищет.

— Как замечательно! — воскликнул Захария. — Ребята, проводите почтенного сэра в «Рэдисон», на ресепшене скажете, что я распорядился найти ему номер. И чтобы номер достойный был!

— Во флигеле или в общем корпусе? — уточнил Тони.

— Пока в общем, а там подумаем, — ответил Захария. — Всё, удачи вам, ребята, и вам тоже удачи, почтенный сэр Джон. А мы с… гм… мы вынуждены вас оставить. Неотложное дело нас ждет.

— Благодарю вас, сэр Захария, — сказал сэр Джон, вежливо склонив голову. — Однако разве вы не знаете, что трущобы Барнард-Сити очень опасны? А ни у вас, ни у вашего товарища, скрывающего лицо, нет никакого оружия. Позвольте, я сопровожу вас! Я неплохо владею мечом, со мной вы будете в безопасности. Сэр Захария недовольно поморщился.

— Не стоит беспокоиться, сэр Джон, — сказал он. — Мы с… гм… товарищем не видим в этих трущобах никакой опасности. А если вдруг что, мы вполне сможем за себя постоять. Благодарю вас, но беспокоиться не о чем. Сэр Джон пожал плечами и сказал:

— Ну, как знаете.

— Рон, слезай с лошади, — приказал Захария.

Второй жрец слез с лошади. За все время беседы он не произнес ни слова и не открыл лицо.

— Удачи вам, — сказал Захария. — Пойдем, Рон.

Они скрылись в подъезде заброшенной инсулы. Сэр Джон проводил их задумчивым взглядом и спросил:

— Сэр Энтони, а сэр Захария — точно рыцарь? Удивительно, какие дела могут быть у рыцаря в таком месте? И почему сэр Захария и Рон оставили вам своих лошадей? Вы-то сами не казнокрады ли?

Тони вдохнул, выдохнул и ответил на все вопросы последовательно, в порядке поступления:

— Сэр Захария точно рыцарь. Про свои дела он сам вам расскажет, если пожелает. Лошадей нам оставили, потому что так надо. Мы не казнокрады. Вы удовлетворены ответами, сэр рыцарь?

— Вполне, — кивнул сэр Джон. — А теперь, с вашего позволения, я загляну вот в это почтенное заведение, — он указал на калитку в заборе напротив, — предложу свои услуги.

— В этом нет необходимости, сэр, — сказал Тони. Он хотел добавить что-то еще, но сэр Джон резко сказал:

— Позвольте, сэр, мне самому решать, в чем есть необходимость, а в чем нет.

Тони растерянно посмотрел на Тома, тот развел руками. Сэр Джон вскочил на лошадь и направил ее через дорогу, к калитке.

— Придется подождать, — сказал Тони. — Посторожи лошадей, а я пойду, понаблюдаю.

— Тогда Керку придется взять его на службу, — заметил Том. — Он подумает, что ты как бы намекаешь.

— И то верно, — согласился Тони. — Ладно, не будем подкладывать Керку свинью, он человек хороший, не заслужил. Здесь подождем. Эй, цыпа, чего такая грустная?

Цыпа зыркнула на рыцарей злобным взглядом и ответила, односложно, по-орочьи:

— Пожалуюсь. Сэр Джон убьет. Тони немного подумал и сказал:

— Да ну ее к бесам! И вправду убьет ведь… Пойдем лучше в теньке посидим.

3

Подвал был темным и в меру зловещим. Голые кирпичные стены, затхлый воздух, где-то в углу монотонно и размеренно капает вода. Если бы подвал был освещен нормальным электрическим светом, в этом углу можно было бы увидеть кран в стене, под который заботливо подставили миску. Но подвал был освещен лишь двумя чадящими факелами, поэтому природа падающих капель для гостей этого места оставалась тайной.

В центре помещения из потолка торчал ржавый крюк, с которого свисали ржавые цепи. Сейчас на этих цепях висел орк по имени Длинный Шест, подвешенный за запястья вывернутых назад рук. Судя по выражению его лица, ему было больно и страшно, но в целом терпимо.

Напротив орка стоял низкий столик, очень грязный, на нем были аккуратно разложены ржавые и зловещие металлические инструменты: пинцеты, пассатижи, ножницы, секаторы, кусачки, гаечные ключи и один штангенциркуль. Насчет последнего Герман в свое время высказал Бешеному Дятлу, что не следует доводить театр до абсурда, но тот улыбнулся своей ужасной улыбкой и ответил:

— Много железа мало не бывает. Герман поразмыслил над словами палача и согласился.

Сейчас, однако, Бешеного Дятла в подвале не было, за столиком сидел Говорящий Лист и неумело перебирал инструменты: брал очередную железку, переворачивал и клал обратно. При этом Говорящий Лист зловеще пыхтел, со стороны это выглядело забавно. Если, конечно, это не ты висишь в цепях в ожидании пытки.

— Где Бешеный Дятел? — спросил Герман, усаживаясь в простое деревянное кресло, стоящее прямо напротив дыбы.

— Отгул, добрый господин, — ответил Говорящий Лист.

— Ах да, — вспомнил Герман. — Его подруга недавно окотилась, верно? Звонкий Диск!

— Слушаю, добрый господин, — отозвался Звонкий Диск.

Он сейчас зловеще шевелил раскаленную кочергу в жаровне, тоже важное занятие.

— Организуй этой самке все как положено. Поздравление, подарок, пособие… И особенно проследи, чтобы с ветеринаром расплатились, чтобы не как в прошлый раз.

— Все сделаю, добрый господин, — кивнул Звонкий Диск. Только теперь Герман обратил внимание на Длинного Шеста.

— Ну что, жаба, допрыгалась? — обратился он к подвешенному орку. — Рассказывай.

— Что рассказывать? — переспросил Длинный Шест.

Герман перевел взгляд на Говорящего Листа. Тот по-прежнему перебирал инструменты и ничего не заметил. Звонкий Диск кашлянул, затем легонько пнул табуретку, на которой сидел Говорящий Лист. Только теперь тот обратил внимание, что господин пристально смотрит на него и чего-то ждет.

— Ась? Чего? — спросил Говорящий Лист.

— Вот урод же, — пробормотал Звонкий Диск, нагнулся, подобрал с края стола плетку и резко взмахнул ею. Плетка издала зловещий свист. Звонкий Диск зловеще посмотрел на Длинного Шеста и сказал:

— Впредь обращайся к сэру Герману «добрый господин».

— Вы, ребята, клоунами в цирке работать не пробовали? — спросил Длинный Шест. Бросил быстрый взгляд на Германа и поспешно добавил: — К доброму господину этот вопрос не относится.

Говорящий Лист зловеще засопел, схватил со стола штангециркуль, подскочил к связанному орку, выставил железку перед собой и замер, недоуменно глядя на неведомое орудие пытки в своих руках. Исполняющий обязанности палача явно не представлял, что полагается делать с этим устройством.

— В зад себе его засунь, — посоветовал Длинный Шест. — Сэр Герман, давайте перейдем к делу. Вы хотели меня напугать, считайте, что напугали. Вот, смотрите: боюсь, боюсь, боюсь! Или вам нужно, чтобы я заплакал?

— Мне нужно, чтобы ты начала рассказывать, — сказал Герман. — Не тяни кота за хвост, время дорого.

— А что мне за это будет? — спросил Длинный Шест. Герман печально вздохнул и поднялся с кресла.

— Пойдемте, ребята, — сказал он. — Торопиться нам некуда, пусть пока повисит, послезавтра проведаю.

— Эй, добрый господин, подождите! — воскликнул Длинный Шест. — Расскажу я все, только снимите меня с этой штуки. Неудобно же!

— Когда все расскажешь, тогда и снимем, — отрезал Герман. Длинный Шест вздохнул и начал говорить:

— Сэр Джон Росс — аватар какого-то бога. Какого бога — точно не знаю, знаю только, что это не Джизеса Крайст. Шива, может быть, или Кришна. Еще сэр Джон говорил, что был рожден орком, а когда в него вселился бог, этот бог стер с него орочью печать и поставил знак индюка.

— Вот циник-то… — пробормотал себе под нос Герман.

— Чего? — переспросил Длинный Шест. — Извините, добрый господин, не расслышал.

— Ничего, — сказал Герман. — Продолжай.

— Сэр Джон владеет магией, — продолжал Длинный Шест. — Когда он убил тех эльфов, он сначала оглушил их магией, а мечом рубил уже оглушенные тела. А всем сказал, что всех их победил в честном бою. И еще одного эльфа, самого главного…

— Погоди, — прервал его Герман. — Эта магия, которой он их оглушил… не сопровождалась ли она какими-нибудь вспышками? Или громкими звуками?

— Не было никаких вспышек, — помотал головой Длинный Шест. — Громких звуков тоже не было. Был звук, но тихий звук, такой примерно: чпок-чпок-чпок…

— Ого! — воскликнул Герман. — Интересно. А почему он не применил эту магию, когда мы удирали от эльфийской армии? Был настолько уверен в своих силах?

— Не могу знать, — ответил Длинный Шест.

— Понятно, — сказал Герман. — Тогда следующий вопрос. Какие у твоего хозяина есть артефакты, кроме очков ночного видения и неоткрываемого сундука?

— Не знаю, — ответил Длинный Шест. — Фонарик у него волшебный точно есть, я однажды видел, как он им светил в темноте. Есть еще какие-то артефакты, но немного. Когда он вам пустой сундук показывал, остальные артефакты он на Аленького Цветочка нацепил под одежду. Я распорядился, чтобы самки специальную сбрую сделали…

— Что это за артефакты были? — спросил Герман.

— Не знаю, — сказал Длинный Шест и сделал странное движение, как будто попытался развести руками, но смог только звякнуть цепями, и всё.

— И последний вопрос, — сказал Герман. — Когда я был в Идене, туда прибыл какой-то орк из вашего стада, не помню уже, как его звали…

— Голодный Хряк его звали, — сказал Длинный Шест. — Его сэр Джон послал с заданием. Распространить слух о подвиге сэра Джона, чтобы вы узнали и заинтересовались. Звонкий Диск странно крякнул и спросил:

— Так это что получается? Сэр Джон, получается, засланный? Получается, он на Тринити работает?

— Не дай боги, — отвтеил ему Герман. — Нет, я не думаю, что он работает именно на Тринити, в этом случае некоторые факты не поддаются объяснению… Но об этом я буду отдельно размышлять. Короче, так. Этого деятеля отцепить и подробно допросить в спокойной обстановке. Если станет что-то скрывать — можно выпороть, но без фанатизма. Потом пусть сидит в подвале, но в другой камере, которая с удобствами. Звонкий Диск, отвечаешь за него головой. Если сбежит или повесится — шкуру спущу. Понял?

— Понял, — кивнул Звонкий Диск. — Потом мне к леди Аби вернуться или лучше при нем быть?

— Лучше при нем побудь, — сказал Герман. — У Аби ничего важного сегодня-завтра происходить не должно. Пожалуй, я туда вечерком загляну, побеседую с Джоном еще раз. Короче, так. Если кто будет спрашивать, я на докладе у Рокки, а потом либо здесь появлюсь, либо у Аби. Осознал?

— Осознал, — кивнул Звонкий Диск.

— Тогда выполняй, — сказал Герман. — И, это… надо бы второго палача подготовить. Этот хрен правильно сказал, Говорящий Лист больше на клоуна похож, чем на палача. Ладно, удачи тебе.

4

Наняться старшим погонщиком в «Тринити-Фестиваль» Джону Россу не удалось. Почтенный Керк Даглас был вежлив и обходителен, но брать Джона на работу отказался наотрез. Дескать, извините, сэр, все вакансии заняты, а нерадивый раб, не снявший устаревшее объявление вовремя, будет наказан. Нет, сэр, при всем уважении к вашему благородию, вынужден отказать. У нас на стройке уже есть должность палача, наказывать рабов — его обязанность. Нет-нет, сэр, таков порядок. В трех кварталах западнее есть оптовый склад, принадлежащий дому Адамса. Может, уважаемый сэр попытает счастья там?

В конечном итоге почтенный рыцарь покинул балаган прораба, ничего не добившись. Он старался не показывать своей досады, но было видно, что он расстроен. Рыцарь Джон явно не относился к тем людям, которые умеют хорошо скрывать что бы то ни было.

По дороге к гостинице рыцарь развлекал Тони и Тома беседой. Время от времени Том отворачивался и начинал кашлять, сэр Джон даже посоветовал ему заварить травяной сбор, дескать, с бронхитом шутить нельзя, так и до воспаления легких недалеко. Тони не кашлял, ему даже как-то удавалось поддерживать на лице серьезное выражение. Этот рыцарь такой забавеный, будто из анекдотов явился!

Они прибыли в гостиницу, сэр Джон прошел к стойке регистрации и потребовал двухместный номер.

— Извините, но двухместные номера все заняты, — сказал ему портье. — Но подстилку для рабыни мы вам положим.

— Я люблю, когда наложница согревает меня всю ночь, — заявил рыцарь. — А если вы неспособны обеспечить гостю надлежащий сервис — так и скажите, я найду другую гостиницу.

Тони многозначительно кашлянул. Портье посмотрел на него, почесал в затылке и сказал:

— В принципе, из тридцать второго жильцы сегодня выписываются. Возможно…

— Том, сбегай, уточни, — приказал Тони.

Том сорвался с места и побежал уточнять. Сэр Джон проводил его задумчивым взглядом и заметил:

— У нас в Оркланде за такие слова вызывают на поединок. Или морду бьют.

— Мы друг другу морду не бьем, — сказал Том. — Мы друг другу как бы братья.

— Я бы такого обращения и от брата не потерпел, — заявил сэр Джон. — Правильно говорят, что падение нравов в столице достойно сожаления.

В вестибюле появился сэр Захария. Теперь он был одет не в жреческий балахон, а в обычный рыцарский камзол.

— Рад снова видеть вас, святой отец! — громко провозгласил сэр Джон.

Портье крякнул, вздрогнул и поставил кляксу на каком-то большом документе. Тони хмыкнул. Сэр Захария недовольно поморщился, но в целом сохранил невозмутимость.

— Позвольте предложить вам чашечку чая, сэр Джон, — сказал сэр Захария. — Ваше вселение займет некоторое время, его лучше скоротать с комфортом.

— С удовольствием приму ваше предложение, — сказал сэр Джон. — Я могу взять с собой наложницу или за ней присмотрят?

— Тони, присмотри, — распорядился сэр Захария.

— Я прошу вас, сэр Энтони, отнестись к этому делу со всем тщанием, — сказал сэр Джон. — Моя наложница весьма привлекательна, а в столице, к сожалению, хватает существ, недостойных называться людьми, которые относятся к праву собственности с прискорбной небрежностью. Я, конечно, знал о прискорбном падении столичных нравов, но когда вчера ее пытались похитить, это стало для меня неприятным сюрпризом. Поэтому, сэр Энтони, пожалуйста, не спускайте с нее глаз. Аленький Цветочек — самка красивая и умелая, но, к сожалению, мне не удалось ее воспитать должным образом. За ней нужен глаз да глаз. И, это… Сэр Энтони, я полагаю, вы не нуждаетесь в напоминании о недопустимости… гм…

— Не нуждается, — сказал сэр Захария. — Тони, я хочу, чтобы ты выполнил просьбу сэра Джона целиком и полностью. Понял?

— Понял, — мрачно кивнул Тони.

— Аленький Цветочек! — рявкнул вдруг сэр Джон. — Фу! Прекратить немедленно!

Тони обернулся и увидел, что пока сэр Джон высказывал свои многословные рекомендации, наложница отошла от хозяина и сейчас недвусмысленно заигрывала с охранником по имени Безрогий Бык. Он тянул руки к грудям и чреслам самки, она несильно хлопала его по рукам и вызывающе хихикала.

— Очень плохое воспитание, — сказал сэр Джон и осуждающе покачал головой. — Если бы не ее умения, давно бы уже от нее избавился. Знали бы вы, почтенные сэры, как трудно ее содержать! Может, продам…

— Рон Вильямс ее с удовольствием купит, и за ценой не постоит, — сказал сэр Захария. — Очень она ему приглянулась.

— Не имею чести быть представленным сэру Вильямсу, — заявил сэр Джон.

— Рон Вильямс — не рыцарь, — уточнил сэр Захария. — Он простой чиновник, ну, на самом деле не совсем простой… Вы газеты читаете, сэр Джон?

Тони неожиданно рассмеялся. Сэр Джон мрачно посмотрел на него, Тони смутился и сказал:

— Не берите в голову, господа, это я о своем. Сэр Джон покачал головой и сказал:

— Смех без причины не красит благородного мужа.

— Однако пойдемте, сэр Джон, — сказал сэр Захария. — Тони, помни, что я тебе говорил, за телку отвечаешь головой.

Сэр Джон направился к лестнице, ведущий вниз, но сэр Захария ловко подхватил его под локоть и сказал, указывая на неприметную дверь, ведущую, кажется, во внутренний двор:

— Нам туда, сэр Джон. Основной бар плохо подходит для беседы благородных мужей, слишком много отребья там собирается. Он распахнул дверь, сэр Джон остановился и сказал:

— Гм. Глубоко вдохнул и поморщился. Сэр Захария смущенно произнес:

— Да, дорога к внутреннему флигелю проходит через помойку. Такое неудобство, я понимаю…

Сэр Джон зажал нос и вышел во двор. Он шел медленно и осторожно, внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться на банановой кожуре или картофельных очистках. Слева и справа вздымались зловонные кучи, достигавшие половины человеческого роста, а тропинка между ними причудливо изгибалась и петляла, она была, в принципе, проходима, но даже при дневном свете идти по ней приходилось медленно и осторожно. А ночью даже в мифических очках ночного видения вряд ли возможно пройти ее из конца в конец, ни разу не упав.

— Хозяин этого отеля глуп, — заявил сэр Джон, когда горы мусора остались позади, и снова стало возможно нормально дышать. — Помойку надо устраивать не внутри, а снаружи. А если нельзя устроить снаружи, надо складывать мусор в большие мешки или ящики, и вывозить организованно. А то, что здесь — безобразие.

— Да, вы совершенно правы, это безобразие, — согласился сэр Захария. — Но хозяина отеля тоже можно понять. Эти здания построены очень давно, в те времена, когда централизованного вывоза мусора в Барнард-Сити еще не было. Обратите внимание: стены, выходящие на помойку, в обоих домах глухие, без окон. Жильцам не приходится обонять мусорную вонь постоянно.

— Все равно безобразие, — заявил сэр Джон. — Благородным мужам, идущим в номера, не подобает обонять эту вонь даже кратковременно. Сэр Захария ничего не ответил на эти слова, только печально вздохнул.

Они пересекли двор и взошли на крыльцо флигеля. Сэр Захария трижды дернул за веревочку, к которой, надо полагать, был приделан колокольчик, звонящий где-то внутри здания. Снаружи, однако, никакого звона слышно не было.

В черном стеклянном кругляшке посреди двери внезапно появился глаз, то ли человеческий, то ли орочий. Глаз был живой, он двигался туда-сюда, рассматривая гостей. Сэр Джон испуганно охнул. Сэр Захария улыбнулся и сказал:

— Это дверной глазок. Чтобы охранник мог видеть, кто перед дверью, не открывая ее.

— А… — сказал сэр Джон.

Защелкал замок, дверь распахнулась наружу. Впрочем, слово «распахнулась» не вполне уместно — дверь открывалась медленно и туго. Дверь была очень толстая и тяжелая, похоже, стальная на всю толщину.

— Как ворота в крепости, — прокомментировал сэр Джон.

— В этом отеле уделяется большое внимание безопасности флигеля для важных гостей, — сказал сэр Захария.

— Так, стало быть, мой номер будет в этом флигеле? — спросил сэр Джон.

— Полагаю, нет, — ответил сэр Захария. — В этом флигеле все номера обычно заняты. Но если вдруг что освободится, вы будете первым кандидатом на вселение. Они вошли внутрь. Сэр Джон покрутил головой и сказал:

— Как-то пустынно здесь. Даже не верится, что все номера заняты. Сэр Захария промолчал.

Они спустились по лестнице в подвал и оказались в баре. Сейчас бар был почти пуст, только за одним столиком сидел молодой мужчина и курил косяк. Увидев рыцарей, он встрепенулся и поднялся навстречу им. На его лице возникла улыбка, типичная для сильно накуренных людей.

— Сэр Джон! — воскликнул он. — Я хочу купить у вас рабыню! Сэр Джон неприязненно поморщился и сказал:

— Не имею честь быть с вами знакомым, почтенный.

— Ну как же! — воскликнул незнакомец. — Мы с вами встретились час назад, вас сопровождала прелестная наложница, а меня — сэр Захария!

— Это Рональд Вильямс, я вам о нем говорил, — сказал сэр Захария. Сэр Джон нахмурился.

— Почтенный Рональд, принадлежите ли вы к благородному сословию? — спросил он. Рональд удивленно вытаращил глаза и дважды моргнул. А затем произнес:

— Чего? А, это… Нет, не имею чести. И хихикнул.

— Оно и видно, что не имеешь, — тихо проговорил сэр Джон м положил руку на рукоять меча.

Сэр Захария выступил вперед, загораживая Рональда от вероятного рыцарского гнева, и сказал, обращаясь к рыцарю:

— Прошу вас не обижаться, сэр Джон. Видите ли, у нас в столице нравы более свободны, чем на окраинах империи.

— Это очень плохо, — сказал сэр Джон. — Падение нравов. Отвратительно.

— Давайте не будем спорить об этом, — предложил сэр Захария. — Рон, выйди, пожалуйста.

— С чего это вдруг? — удивился Рон. — Зак, ты чего раскомандовался?

Губы сэра Джона сжались в тонкую линию, а взгляд стал таким, что, наверное, мог резать стекло.

— Простолюдину непростительна подобная непочтительность, — отчеканил рыцарь. — Даже если простолюдин принадлежит к духовному сословию.

— Чего? — переспросил Рон. — Кто к духовному сословию принадлежит? Где поп?

— Рон, выйди вон! — приказал сэр Захария.

На этот раз в его голосе прозвучал металл, новая интонация резко контрастировало с обычно мягкой речью этого рыцаря. Рон немного помедлил, затем состроил обиженное лицо и вышел вон.

— Прошу садиться, — сказал сэр Захария. — Эй, бармен! Две чашки чаю и каких-нибудь печенек принеси.

— Странно, — сказал сэр Джон. — Сэр Захария, вы производите впечатление достойного здравомыслящего рыцаря. Почему вы позволяете этому смерду так обращаться с собой? И что за маскарад с переодеванием в жреческие балахоны? Сдается мне, вы ведете себя неподобающим образом.

— Жизнь сложна и многообразна, — пожал плечами сэр Захария. — Но давайте это обсудим как-нибудь в другой раз. Вы говорили кое-что интересное о коррупции в дистрикте Иден и недавнем эльфийском нашествии. Мне бы хотелось услышать подробности. Вы лично наблюдали вторжение богомерзких?

— О да! — воскликнул сэр Джон. — И, должен сказать, это был такой непредставимый ужас, что подобрать сообразные слова не в человеческих силах! Все началось с того, что одному орку явился во сне девятихвостый барсук. А другому орку явился во сне святой Бонифаций и стал совершать непристойные действия. А потом упала звезда средь бела дня! Не к добру это, подумал я, и вовремя! Потому что ночью пришли эльфы в количестве двадцати особей, напал я на них и изрубил мечом всех до единого! А потом снова упала звезда средь бела дня! И еще раз упала, сразу две! И пришли эльфы в силах неисчислимых, прямо как тараканы, все поле заполонили, Тором Воителем клянусь, нимало не преувеличиваю! И схватил я длинный лук и стал сражаться, и две гранаты сбил на лету, а третью не сбил, и тогда такое началось!

В это время бармен принес чай с печеньками, сэр Джон запнулся, и сэр Захария поспешил воспользоваться паузой в его речи.

— Ваш рассказ очень интересен и воистину изумителен, сэр Джон, — сказал он. — Но мне хотелось бы услышать не столько о нашествии, сколько о коррупции.

— О, про это я тоже могу рассказать! — заявил сэр Джон. — Сэр Джеральд Смит мне столько ужасов поведал! Сотни тысяч долларов разворовывались! Миллионы! Юных рыцарей злодейски убивали, выпивали их кровь и разбазаривали их жалованье! А какие жуткие обряды там творились! Орчанок-девственниц клали на специальный алтарь, они такие затейники, эти коррупционеры! Я когда узнал, сначала не поверил, подумал, шутка такая, но это не шутка была! Так вот, берет коррупционер орчанку, обязательно девственницу, это важно, кладет ее, значит, на алтарь…

На лестнице послышались шаги. Сэр Захария с надеждой устремил взгляд на дверь, и его надежда оправдалась. Том вошел в бар и провозгласил:

— Сэр Джон Росс! Ваш номер готов.

— Прекрасная новость! — воскликнул сэр Захария. — Не смею больше задерживать вас, почтенный рыцарь! Вы, наверное, устали с дороги… Бармен, запиши угощение на мой счет! Добро пожаловать в столицу сэр Джон, и желаю вам всяческих успехов в ваших делах! Сэр Джон попытался что-то сказать, но сэр Захария поспешно сказал:

— Нет-нет, не стоит благодарности! И быстро вышел из бара.

На лестнице он пробормотал себе под нос что-то вроде «содомит недоразвитый», но это, наверное, просто послышалось сэру Джону. Потому что очень трудно представить себе, чтобы благородный рыцарь мог позволить себе такие непочтительные слова в адрес другого благородного рыцаря.

Джон Росс съел последнюю печеньку, допил чай и вышел из бара. Преодолев первый пролет лестницы, он позволил себе ненадолго выйти из образа — встал лицом к стене и минуты две смеялся. А затем пошел дальше, снова придав лицу подобающее выражение.

5

Рокки Адамс принял Германа Пайка в рабочем кабинете. Здесь не было ни длинного стола, ни политически верных портретов на стенах, ни роскошных люстр, ни других атрибутов, подобающих богатейшему олигарху Барнарда. Рабочий кабинет был тесен и очень просто обставлен — письменный стол, чайный столик, пять стульев и всё. Стены и двери были звуконепроницаемы, а стекло в единственном окне густо замазано белилами.

Сейчас хозяин кабинета сидел на простом деревянном стуле, подложив одну ногу под себя, просматривал какие-то документы на столе и одновременно ковырял в носу. Когда Герман вошел в кабинет, Рокки разглядывал большую козявку, только что извлеченную из олигархической ноздри. Увидев Германа, Рокки быстро опустил руку и, кажется, повесил соплю на нижнюю поверхность столешницы. Затем встал, вышел из-за стола, протянул руку для рукопожатия и сказал:

— Здравствуй, Герман. Рад тебя видеть, дружище.

— Взаимно, — сказал Герман, пожимая руку и стараясь не думать о том, где она только что ковырялась. — К сожалению, я не вижу поводов для радости.

— С тем ассасином не вышло? — спросил Рокки.

— Похоже на то, — вздохнул Герман. — Я долго колебался и все же решил не вводить его в операцию. Как боец он великолепен, но в остальном… Пожалуй, не буду подробно излагать, с вашего позволения, а то долго рассказывать придется, а времени у нас мало.

— Не излагай, — махнул рукой Рокки. — Но тогда придется запускать резервный план. Ждать больше нельзя, я вчера говорил с одним человеком в правительстве… Короче, ждать больше нельзя. Напомни, сколько времени отводится резервный план?

— Четырнадцать, — ответил Герман.

Рокки поморщился и задумчиво подвигал челюстью, как будто жевал что-то невидимое.

— Плохо, — сказал он. — У нас в запасе только десять дней. Возможно, двенадцать, но это максимум.

— А чего так? — изумился Герман. — С чего они так всполошились?

— Мэйсон таки нашептал Трисаму, — объяснил Рокки. — Старый дурак возбудился, велел наказать виновных в кратчайшие сроки. Герман витиевато и непристойно выругался.

— Во-во, — согласился с ним Рокки. — Теперь, сам понимаешь, действовать надо быстро и решительно.

— Надо — значит, будем, — сказал Герман. — Но десять дней… Громко получится, очень громко.

— Громко — это плохо, — вздохнул Рокки. — Очень плохо. Может, ты этого супер-ассасина своего все-таки припряжешь? Даже если облажается — все равно хуже уже не будет.

— Опасаюсь я его припрягать, — покачал головой Герман. — Ребята глубокую проверку провели, вчера выяснилось, что он засланный. Ну, то есть, не совсем точно, что засланный, но раньше он точно на кого-то работал по специальности. Вряд ли на Тринити, скорее на один из двух исчезнувших домов, но… Слишком большая неопределенность. Особенно меня смущает, что в Оркланде он меня переиграл.

— Что значит переиграл? — нахмурился Рокки. — Ты на что это намекаешь?

— Пока ничего страшного не случилось, — сказал Герман. — Никаких секретов он не выведал, если не считать одного адреса, но это мелочь. Мы раскрыли его быстрее, чем он успел завершить внедрение. И мне кажется, что он реально хочет на нас работать. Знаешь, когда агент остается без связи…

— Не знаю и знать не хочу, — отрезал Рокки. — Избавь меня от своих шпионских премудростей, у меня и без того головной боли хватает. Короче, ты считаешь, что вводить его в дело опасно, правильно?

Герман ответил не сразу, он напряженно размышлял, кусая при этом губы — редкий случай, обычно он контролировал эмоции гораздо лучше. В покер ему сейчас лучше не садиться играть.

— С одной стороны, конечно, опасно, — произнес, наконец, Герман. — Но, с другой стороны, десять дней на все про все… Пожалуй, стоит рискнуть и раскрыть карты.

— Стоит — рискни, — сказал Рокки. — Давай уточним мою роль в плане. Насколько я помню, я вступаю в дело в день Д минус три, там, вроде, пресс-конференция запланирована, правильно? Типа, я долго не хотел выносить сор из избы…

— Я уточню, — сказал Герман. — Все сроки летят к бесам, план придется переписывать. Я сейчас прикинул, доставить все боевые группы в столицу мы вряд ли успеем. Придется либо сокращать множество целей, либо… Возможно, пресс-конференция вообще не имеет смысла… Тут думать надо…

— Думай, — сказал Рокки. — Как что надумаешь — обсудим. И не расстраивайся слишком сильно, жизнь — игра, а поражение — не повод для расстройства.

— Смотря какое поражение, — пробормотал Герман. — Ладно, придумаю что-нибудь. Да, чуть не забыл, тебе надо срочно семью вывозить! Рокки покачал головой и сказал:

— Семью вывозить не надо. Слишком многое поставлено на карту. Если мы проиграем, у наших детей нормальной жизни в любом случае не будет. Я предпочитаю рискнуть всем, отступать-то некуда. Ну, и фактор внезапности дополнительный, это тоже лишним не будет. Но это только мое решение, каким будет твое — тебе решать, я не настаиваю.

— Понял, — сказал Герман. — Ладно, подумаю и решу что-нибудь. Значит, запуск резервного плана ты одобряешь?

— Одобряю, — кивнул Рокки.

— Осознал, — сказал Герман. — Ладно, пойду претворять его в жизнь.

— Претворяй, — сказал Рокки. — Да пребудет с тобой сила. Герман нервно засмеялся.

— Да уж, волшебная сила нам с тобой сейчас не помешает, — сказал он. — Еще можно богам каким-нибудь помолиться…

— А я молюсь, — серьезно сказал Рокки. — Пять раз в день молюсь. Не знаю, какая от этого польза, но хотя бы самому спокойнее становится.

— Везет тебе, — хмыкнул Герман. — Спокойнее становится… Да и время находишь пять раз в день молиться, я тебе завидую. Ладно, пойду я.

— Давай, — сказал Рокки. — Удачи тебе.

6

В трех кварталах к западу от гостиницы «Рэдисон» есть пустырь, огороженный высоким забором. Официально считается, что это не пустырь, а оптовый склад металлических изделий, принадлежащий дому Адамса, но реально под склад занято не более четверти огороженной территории, а оставшиеся три четверти — пустырь. Еще там есть контрольно-пропускной пункт у входа, мини-казарма для восьми орков-сторожей, и домик начальника. Начальника этого зовут Винстон Райдер, он человек среднего роста, плотного телосложения и с большой головой. Голову, впрочем, он использует не столько для того, чтобы думать, сколько для того, чтобы орать. Господин Райдер славится громким голосом и великим талантом к сквернословию, об этом знают все окрестные жители кварталов на пять во все стороны, если не больше.

Однажды господин Райдер сидел в своем домике, который называл кабинетом, и предавался раздумьям, а точнее, дремал. И вдруг услышал он у ворот невнятный шум, кто-то вполголоса ругался с рабами-привратниками. Наверное, опять кто-то наниматься пришел. В последнее время на склад господина Райдера зачастили безумные личности, которые почему-то решили, что здесь открыта вакансия погонщика рабов, хотя любому дураку понятно, что двум погонщикам в таком маленьком коллективе делать нечего. Не иначе, какой-то урод в газетном объявлении неправильно адрес написал.

В этот раз посетитель попался особенно наглый. Сквозь успокаивающее бормотание привратника вдруг донеслось:

— А ну живо свернул варежку, жаба сифилитическая! Веди к начальнику по-хорошему, пока я меч не обнажил!

Винсент встряхнул головой, отгоняя остатки сна. Вот незадача! Рыцарь, кажется, наниматься приперся. И не простой рыцарь, а, судя по разговору, отмороженный на всю голову. Как бы беды не приключилось!

Винсент вскочил и засуетился, поспешно приводя в себя в порядок. Застегнуть рубаху, зашнуровать ботинки, как же долго это делается… А рыцарь тем временем разошелся не на шутку. Отвесил кому-то пощечину и рявкнул воинственно:

— За лошадью пригляди, тварь, вернусь — яйца отрежу!

Винсент выскочил на крыльцо и столкнулся с разъяренным рыцарем нос к носу.

— Ты, что ли, босс местный? — поинтересовался незваный гость.

Винсент замешкался, подбирая подходящий ответ. Очень уж необычный этот рыцарь, больше похож на орка ряженого, чем на благородного воина. Если бы не меч в ножнах, ни за что бы не поверил, что не простолюдин. А если лица не видеть, можно и за орка принять.

— Ты, больше некому, — сам себе ответил пришелец, ухватил Винсента за рукав и бесцеремонно затолкал внутрь домика.

Едва они оказались внутри, выражение бешеной ярости мгновенно исчезло с лица рыцаря, будто тряпкой стерли.

— Вот что, босс, — сказал рыцарь. — Надо отправить гонца к Герману Пайку. Знаешь такого? Вижу, что знаешь, эко затрясся-то! Бумагу и чернила давай! Шевелись, живо, время дорого! Винсент нервно сглотнул и с трудом выговорил:

— Нема бумаги, благородный сэр. Темный я.

— Тьфу на тебя, мерзость жабоподобная! — возмутился рыцарь. — Тогда отправляй гонца с устным сообщением. Джон Росс требует срочно встретиться, это очень важно. Понял? Выполняй! Винсент сглотнул еще раз и сказал:

— Благородный сэр, но сэр Герман, это… как бы сказать… Да вот же он! И показал в окно.

Джон Росс отступил на два шага, не отводя взгляда от Винсента, и только потом посмотрел в окно. И сразу расслабился.

— На ловца и зверь бежит, — прокомментировал ситуацию бешеный рыцарь. — Ступай прочь, дурень, и не вздумай подслушивать, о чем мы с Германом перетирать будем.

— Да нешто я без понятия… — забормотал Винсент. — С пониманием полным, чего тут непонятного. Сэр Герман, он часто…

— Прочь! — повторил рыцарь. Винсент удалился.

Через минуту в комнату вошел Герман Пайк. К этому времени Джон Росс уютно угнездился в кресле Винсента, положив ноги на стол.

— Привет, Герман! — поприветствовал он вошедшего. — Садись и слушай, я хвастаться буду. Короче, так. Я поселился в «Рэдисоне» вместе с Аленьким Цветочком, уже познакомился с Харрисоном и с Вильямсом. Легенда такая: придурочный борец за правду, приехал в столицу искать справедливости. Готов дать показания о злоупотреблениях в Идене. Уже начал давать показания, Харрисон минут пять терпел, потом сбежал, потому что бред неимоверный. Рот уже можно закрыть. Герман закрыл рот, челюсть звонко клацнула.

— Ты так больше не шути, — посоветовал он

— Больше не буду, — улыбнулся Джон. — Прости, не удержался. В общем, я живу в «Рэдисоне», в общем корпусе, правда, но это лучше, чем ничего. Внутренний флигель охраняется очень хорошо, но не идеально. Думаю, я смогу добраться до цели, но это будет очень шумно. У меня вот какая идея возникла. Вильямс на мою налодницу запал, хочет купить. Аленький Цветочек — дура, конечно, редкая, но простое задание, думаю, сможет выполнить. Если Вильямс вдруг помрет от сердечного приступа — это ведь будет хорошо?

Герман ответил не сразу. Очень долго и очень пристально он глядел в глаза Джону, а затем тихо ответил дрогнувшим голосом:

— Это будет замечательно.

— Вот и отлично, — сказал Джон. — Значит, так. Есть такая травка аборигенная, тройчатка называется. Могу подробное описание надиктовать, но оно вряд ли нужно, оно в любом справочнике должно быть.

— Я знаю эту травку, — сказал Герман. — Сильный яд, вызывает сердечный приступ, неотличимый от естественного. Перед этим наступает опьянение с галлюцинациями. Яд годный, но как ты собираешься скормить его Вильямсу?

— Никак, — заявил Джон и торжествующе улыбнулся. — Я скормлю тройчатку Аленькому Цветочку. Воцарилась тишина. Затем Герман сказал:

— Я тоже очень люблю драматические паузы в речи. Продолжай уже.

— Продолжаю, — сказал Джон. — Есть еще одна травка, менее известная, зонтик серебристый называется. Это на самом деле не совсем травка, она, бывает, в рост человека вымахивает.

— Знаю, — кивнул Герман. — Тоже ядовита, яд тоже вызывает сердечный приступ. Не помню насчет галлюцинаций…

— А теперь самое интересное, — сказал Джон. — Об этом мало кто знает, но тройчатка и зонтик серебристый являются взаимными противоядиями. И что особенно хорошо, оба этих яда — триггерные нейротоксины, знаешь, что это такое? Герман помотал головой из стороны в сторону.

— Я тоже не очень хорошо это понимаю, — сказал Джон. — Но главный принцип прост: триггерный нейротоксин отключает какой-то химический механизм в мозгу человекообразного. А другой триггерный нейротоксин отключает какой-то другой механизм. Если оба механизма работают — человек жив, здоров и нормален. Оба не работают — человек жив, здоров и слегка упорот. А если работает только один механизм — смерть. Такие вот древние биотехнологии.

— И что из этого следует? — спросил Герман.

— Следует отсюда вот что, — ответил Джон. — Если принять оба яда одновременно в смертельных дозах, они гарантированно скомпенсируют друг друга. Не нужно точно вымерять дозы, эти нейротоксины потому и называются триггерными, что у них только два положения: включено и выключено. Это как выключатель в электрической цепи: щелкнуло — ток пошел, щелкнуло еще раз — ток перестал идти. А в нашем случае: принял один яд — через час смерть, успел принять второй яд — почти ничего не почувствуешь.

— Кажется, я начинаю понимать, — сказал Герман. — Аленький Цветочек примет оба яда, а Вильямсу даст только один. Но как? Я уже думал об отравлении, но вся пища Вильямса проверяется…

— Пища пусть проверяется хоть десять раз, — заявил Джон. — Токсин тройчатки хорошо всасывается через слизистые оболочки. Смазка, Герман, смазка! Ядом будет сама Аленький Цветочек!

— Опаньки, — сказал Герман. — Теперь дошло. Гениально. Минуты две они молчали. Затем Джон спросил:

— В чем дело, Герман? Ты как будто не рад!

— Я рад, — мрачно произнес Герман. — Очень рад. Но я должен задать тебе один вопрос, Джон. Очень не хотел его задавать, Джон, но теперь придется. На кого работаешь, Джон?

— Хе! — сказал Джон. — Раскусил наконец-то. Я думал, ты меня намного раньше раскусишь. Не подумай, что я тебя в непрофессионализме обвиняю, в такой ситуации, как у тебя, сам Джулиус Каэссар имеет право затупить…

— На кого работаешь, Джон? — повторил Герман.

— На тебя, — ответил Джон. — Я не вру, Герман, клянусь тебе… чем лучше поклясться? Герман криво усмехнулся и сказал:

— Таким волкам, как мы с тобой, клясться бесполезно. Не клясться надо, а убеждать.

— Извини, убедить не получится, — сказал Джон и развел руками. — Вопрос так стоит: либо ты мне веришь, либо нет. Не буду скрывать, раньше я работал на другой дом. На какой конкретно, извини, не скажу, правило неразглашения для меня свято, я никогда его не нарушу, ни при каких обстоятельствах. Но ты и сам должен догадаться.

— Ты поэтому не хотел говорить о своем прошлом? — спросил Герман.

— Поэтому, — кивнул Джон. — У меня есть одна странная причуда, маленький тараканчик в голове. Я не люблю врать, Герман, а особенно не люблю врать друзьям. Если есть возможность, я предпочитаю умалчивать. И, пожалуйста, Герман, не заставляй меня нарушать это правило.

— Хорошо, — сказал Герман. — Допустим. Допустим, ты не одичавший рыцарь из Оркланда, а матерый волчара… В каком чине ты был, кстати? Джон не ответил.

— Это не будет неразглашением, — быстро сказал Герман. — Мне нет дела до того, какому дому ты служил и что для него делал. Мне просто нужно знать, кем ты был, какой пост занимал. Ты ведь не рядовой ассасин, это уже очевидно. А кто?

— Хорошо, убедил, — вздохнул Джон. — Это действительно важная информация, согласен. В моей прошлой жизни я был равен тебе, Герман.

— Спасибо за честность, — серьезно сказал Герман. — И за доверие. Я много слышал о Фоксхантере Неуловимом… Джон страдальчески поморщился и сказал:

— Не надо имен, пожалуйста. Очень прошу тебя, Герман, не надо никаких имен. Мне и так уже плохо.

Внезапно Джон издал жуткий стон, резко согнулся вперед и со всей дури впечатался лбом в столешницу. Примерно в середине разговора он убрал ноги со стола, принял более вежливую позу, а зря.

Джон забился в судорогах, стал заваливаться на бок, Герман подхватил его и осторожно уложил на грязную тряпку, которую Винни Соловей называет ковром. На лбу рыцаря наливалась крупная шишка, глаза закатились, лицо было искажено страданием. Герман стал судорожно срывать с себя ремень, он знал, что при судорожных припадках надо вставить ремень между челюстей, чтобы больной случайно не откусил собственный язык. Но как это сделать, если челюсти сжаты так, что зубы скрипят?

Припадок прекратился так же быстро, как начался. Джон вздрогнул последний раз и расслабился, теперь он выглядел спящим. Герман знал, что на этой стадии изо рта должна валить пена, но ее почему-то не было. То ли книги врут, то ли припадок после нарушения кода молчания происходит по-другому, чем у обычных душевнобольных.

Герман заправил ремень и застегнул штаны. Склонился над Джоном и осторожно потряс его за плечо. Джон тут же открыл глаза, его взгляд был ясным.

— Ну вот, — сказал Джон. — Теперь ты знаешь всё. Герман протянул Джону руку и помог подняться.

— Прости меня, друг, — сказал Герман. — Я дурак. Боги, какой я дурак! Разгадка все время была у меня перед глазами, а я… Кстати, Джон! Как так вышло, что ты совсем не знаешь столичных реалий? Отпустил рабыню на рынок без присмотра…

Джон страдальчески поморщился и покрепче ухватился за стул, чтобы не упасть.

— Прости, Джон! — еще раз воскликнул Герман. — Прости дурака! Не буду я больше задавать тебе никаких вопросов, бесы с ними, с этими тайнами! Что за дерьмо! Мог бы намекнуть, что закодирован…

— Я намекал, — тихо произнес Джон.

В уголке его глаза висела крупная слеза. Герман отвел взгляд. Он попытался представить себе, осмелился бы он сам, окажись на месте Джона… Ни за что бы не осмелился… А он нашел мужество…

— Последний вопрос, Джон, — сказал Герман. — На этот раз точно самый последний. Зачем ты это делаешь? Ты мог бы скрыться… да хоть в том же Оркланде…

— Я скрывался, — сказал Джон. — Но это не так просто, как кажется. Код молчания причиняет адскую боль, но бывает и другая боль, не телесная, а душевная. Она не очень сильная, ее можно терпеть, но она подтачивает тебя исподволь, и рано или поздно приходит время делать выбор. Либо окончательно стать дрожащей тварью, либо отстаивать свое право бросить вызов… Он замолчал.

— Ты решился… — начал Герман, но Джон внезапно прервал его.

— Не решился я ни на что! — завопил Джон. — К богам взывал по пять раз на дню, совета искал, извелся весь, гадание устроил идиотское… А что потом произошло, ты сам знаешь. До сих пор не могу понять, что это было: то ли дали боги знак, то ли мерещится мне… То ли я вообще с ума сошел… А что, Герман, может, ты моя иллюзия?

— Я не иллюзия, — сказал Герман. — И ты тоже не иллюзия. Делай, что должно, и свершится, что суждено. Ты придумал отличный план, Джон, и я верю, что он сработает. Он не может не сработать, мы не имеем права позволить ему не сработать. Давай, инструктируй рабыню и продавай.

— Надо сначала яды добыть, — заметил Джон.

— Это я возьму на себя, — отмахнулся Герман. — У меня есть агент в «Рэдисоне», через него все передам. Кстати! У нас же встреча назначена! Герман выскочил на крыльцо и закричал:

— Эй, Винни! Гость пришел? Так веди его сюда быстрее! Затем вернулся в комнату и сказал:

— Прямо сейчас и познакомитесь.

Следующие полчаса в домике Винни Соловья не происходило ничего интересного. Шпионы обсудили способы связи, выкурили по косяку, а затем разошлись по своим шпионским делам.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЮДИФЬ ТРЕТЬЕЙ ЭПОХИ

1

Аленький Цветочек сидела у окна и грустила. Джон весь день пропадал по каким-то таинственным делам, о которых он не сказал ей ни слова. Уходя, он запер дверь номера снаружи, замок, конечно, хлипкий, Аленький Цветочек выломала бы защелку без труда, но она боялась рассердить Джона. С тех пор, как они прибыли в Барнард-Сити, ее возлюбленный заметно изменился в худшую сторону. Задумчивый стал, нервный и злой. Курить запретил, грамоте учить отказался, дескать, не до тебя сейчас, даже выходить из номера запретил, дескать, вышла уже однажды. Обидно очень получилось с этим походом на базар, он теперь думает, что она дура, а ей и возразить нечего. Не объяснять же, дескать, я на самом деле умная, так случайно вышло… Не поверит он ей, будь она на его месте — точно не поверила бы. Или все же попробовать объяснить?..

И вот сидит она целый день одна в номере и пухнет со скуки. Делать нечего, поговорить не с кем, Джон даже сексом заниматься отказывается, говорит, что голова другим занята. И как теперь жить с таким самцом, то есть, мужчиной?

А вот и он, легок на помине. Едет по самой середине дороги на своей убогенькой лошадке, такой гордый весь… Спина прямая, взгляд суровый… Люди и орки оборачиваются вслед и смеются, а он ничего не замечает. Клоун он, а не рыцарь! Аленький Цветочек однажды пыталась ему намекнуть, как его поведение выглядит со стороны, а он посмотрел на нее снисходительно, потрепал по голове, как собаку, и сказал:

— Это театр, девочка. Знаешь, что такое театр? Она отрицательно покачала головой, он рассмеялся и сказал:

— Темень ты необразованая. Аленький Цветочек надула губки и сказала:

— Так научи меня грамоте, давно уж прошу.

— Позже, — сказал Джон. — Извини, не до тебя сейчас.

— Тебе всегда не до меня, — пробурчала Аленький Цветочек и отвернулась обиженно.

Джон тогда не заметил ее обиды. Снял плащ и сапоги, улегся на кровать и стал медитировать. Все время он либо бродит где-то, либо медитирует, а на нее внимания не обращает. Вот и сейчас придет, завалится на постель одетый и опять будет труп изображать. Она ошиблась, Джон не стал изображать труп.

— Здраствуй, милая! — сказал он. — Как, сильно скучала?

— Очень сильно, — ответила Аленький Цветочек и начала произносить давно заготовленную речь. — Джон, меня так достало твое невнимание! Я понимаю, что подвела тебя, но… Джон остановил ее повелительным жестом.

— Не надо об этом, милая, — сказал он. — У меня к тебе дело появилось. Ты человеком стать еще не передумала? Вот и замечательно. Слушай внимательно и запоминай. Помнишь, мы вчера встретили на улице двух жрецов в балахонах с капюшонами? Одного из них зовут Зак Харрисон, а второй тогда не представился, так и маячил все время в стороне, лицо капюшоном прикрыв. Этого второго зовут Рон Вильямс. Помнишь это имя? Аленький Цветочек покачала головой.

— Плохо, что не помнишь, — сказал Джон. — Я тебе о нем говорил. Ну да ладно. Рон Вильямс на самом деле не жрец, тогда он надел жреческий балахон только для маскировки. Он — очень плохой человек. Если он помрет, Герман будет очень доволен.

— Так ты для этого устроил все это лицедейство? — догадалась Аленький Цветочек. — А я-то думала…

— Ты правильно догадалась, — кивнул Джон. — И вот сегодня лицедейство наконец-то достигло цели.

— Ты его убил? — изумилась Аленький Цветочек.

— Нет, — покачал головой Джон. — Я его не убил, но я уже готов его убить. И я хочу, чтобы ты стала моим оружием.

— Это как? — не поняла Аленький Цветочек.

— Очень просто, — сказал Джон. — Ты понравилась Вильямсу, он хочет тебя купить. А сегодня так вышло, что у меня украли кошель с золотом, срезали на базаре, сволочи…

С этими словами Джон извлек из рукава метательный нож и перерезал ремешки, крепящие кошель к поясу. Открыл волшебный сундучок с артефактами, положил кошель внутрь и закрыл сундучок.

— Такая вот беда, — сказал Джон. — Всю казну уперли, мерзавцы оркоподобные. Я теперь нищий. Срочно нужны деньги. Так что завтра, а может и сегодня, я продам тебя Вильямсу. Если, конечно, ты согласна мне помочь.

— А если я несогласна? — спросила Аленький Цветочек.

— Тогда я попрошу Германа за тобой присмотреть, — сказал Джон. — Всем скажу, что ты убежала, и буду добираться до Вильямса другим способом. Пока не закончится эта операция, поживешь у Германа на конспиративной квартире, потом что-нибудь придумаем. Наверное, я попрошу Германа вывезти тебя куда-нибудь подальше и продать в хорошие руки. Он, конечно, будет на ликвидации настаивать, дескать, знает слишком много, но я на этого не допущу. У меня и так нервы расшатаны, а если еще муки совести добавятся… Но я думаю, ты согласишься. Тогда, в Оркланде, ты на меня смотрела с таким благоговением, типа, аватар, божественность… Думала, легко быть подругой божественного аватара? Нелегко. И то, что я предлагаю, можешь считать первым испытанием. Откажешься — извини, но дальше придется обходится без тебя.

— Я думала, ты меня любишь, — вздохнула Аленький Цветочек.

— Я тебя люблю, — подтвердил Джон. — Но любовь не мешает мне сохранять здравомыслие. Только у сопливых юнцов любовь выносит разум из головы, зрелый муж должен воспринимать свою любовь более-менее объективно. Бывает, конечно, когда бес в ребро ударяет, но у меня до этого не дойдет, я надеюсь. И вообще, даже странно как-то с тобой такие вещи обсуждать. Мне казалось, ты умнее, должна сама все понимать.

— Что понимать? — спросила Аленький Цветочек.

— Что иногда ради великой цели приходится творить зло. Помнится, мы обсуждали, что орочья раса должна перестать быть угнетенной, а человекообразные должны оценивать друг друга не по цвету татуировки, а по личным качествам. Ты хочешь, чтобы стало так? Тогда будь добра потрудиться.

— Что я должна сделать? — спросила Аленький Цветочек.

— Убить Рона Вильямса, — ответил Джон. — Когда я продам тебя Вильямсу, ты будешь как бы расстроена и забудешь взять с собой личные вещи. Потом я их как бы найду и через кого-нибудь тебе передам. Там будет отравленная смазка для секса и противоядие к ней, я пока не знаю, в каком оно виде будет: таблетки, микстура, порошок… Может, леденцы какие-нибудь… Съедаешь противоядие, намазываешься смазкой и соблазняешь Вильямса. Он вначале опьянеет, потом умрет от сердечного приступа. Ты тоже опьянеешь, но от сердечного приступа не умрешь — противоядие не даст. Когда Вильямс умрет, начнется большая суета, на тебя никто не будет обращать внимания, и ты сбежишь. Например, через подземный ход, он почти наверняка не охраняется. Ход предположительно начинается от каморки в цокольном этаже, то ли там уборщица швабры хранит, то ли что-то еще в том же роде. На улицу выйдешь у той инсулы, где мы Зака с Роном встретили. Пройдешь два квартала на запад, там будет оптовый склад металлоизделий. Охраннику скажешь на ушко имя Германа Пайка, он проведет тебя внутрь. Дальше либо я сам тебя заберу, либо пришлю кого-нибудь. Вопросы? Аленький Цветочек растерянно помотала головой.

— Это так неожиданно, — прошептала она.

— Привыкай, — усмехнулся Джон. — В жизни почти все неожиданно. Не хочу тебя торопить, но к завтрашнему утру ты должна принять решение. Думай, а я пока помедитирую, надо просмотреть кое-что на спутн… помедитирую, короче.

— Подожди, — попросила Аленький Цветочек. — А ты действительно меня любишь? Ты же меня не для того соблазнил, чтобы я для тебя… Джон рассмеялся.

— Нет, милая, не для того, — сказал он. — Если бы только для того… Думаешь, трудно подобрать подходящую наложницу?

— Тогда может, ты подберешь какую-нибудь другую наложницу? — предположила Аленький Цветочек. Джон нахмурился и покачал головой.

— Если ты откажешься наотрез, я так и сделаю, если успею, — сказал он. — Но это будет плохо. Потому что если мне придется так поступить, окажется, что ты для меня не боевая подруга, а всего лишь наложница, не пригодная ни к чему, кроме постели. А зачем мне такая подруга? И зачем мне делать человеком ту, в душе которой нет ничего человеческого? Да, я понимаю, тупой скотинкой быть проще, ответственности никакой, только знай, ноги раздвигай. Но тупую скотинку уважать не за что. И я очень сомневаюсь, что смогу любить девушку, которую не уважаю.

— Ты меня вынуждаешь, — вздохнула Аленький Цветочек. Джон пожал плечами и сказал:

— Ты можешь отказаться.

— Но ты хоть любишь меня? — спросила Аленький Цветочек.

— Люблю, — ответил Джон. Вдруг лукаво улыбнулся и спросил: — Доказать?

— Докажи, — потребовала Аленький Цветочек. — Я по тебе так соскучилась…

Они занимались любовью долго и исступленно. И когда Аленький Цветочек окончательно обессилела, она сказала:

— Я люблю тебя, Джон. Ради тебя я сделаю все, что угодно!

— Ловлю на слове, — пробормотал Джон. Нежно поцеловал девушку и сказал:

— Я тоже люблю тебя.

А потом Джон лег на кровать, закрыл глаза и стал медитировать. Аленький Цветочек печально смотрела на него и думала: «А все-таки я дура».

2

На следующее утро Джон спустился в холл отеля и подошел к регистрационной стойке. Рядом со стойкой сидел Том Блаунт, он чего-то ждал и скучал.

— Доброе утро, сэр Томас! — поприветствовал его Джон. — Как хорошо, что мы здесь встретились! Я хочу обратиться к вам как рыцарь к рыцарю, с просьбой.

Сохранить невозмутимое выражение лица было непросто, но Том справился — ни глаза не закатил, ни неподобающего вздоха не издал. Лишь вежливо улыбнулся и сказал:

— Всегда рад помочь вам, сэр Джон.

— Видите ли, сэр Томас, — начал Джон. — Вчера со мной приключилась крайне неприятная история. Даже не знаю, как это произошло. Когда я выходил из отеля по делам, я решил не оставлять в номере кошель со сбережениями, я подвесил его к поясу, и когда я выходил с базара, я обнаружил, что его кто-то срезал. Не представляю, как я мог не заметить этого, кошель был такой тяжелый…

— Искренне сочувствую вам, сэр Джон, — сказал Том. — В столице столько ворья развелось… Боюсь, ваши сбережения потеряны безвозвратно. Я бы с радостью ссудил вам…

— Нет-нет, об этом не может быть и речи! — возмутился Джон. — Я еще не настолько обнищал, чтобы просить милостыню! Я хотел попросить вас о другом. Я собираюсь продать рабыню, и, помнится, почтенный Рональд Вильямс упоминал однажды, что хотел ее купить за шестьсот долларов. Том непроизвольно присвистнул. Ну и запросы у этого деревенщины!

— Что-что? — переспросил Джон.

— Нет, ничего, извините, — сказал Том. — А, я понял! Вы хотите, чтобы я передал ему ваше предложение?

— Конечно, нет! — заявил Джон. — Рыцарю недопустимо быть на побегушках. Я хотел попросить вас отправить в тот флигель какого-нибудь орка с посланием.

— Да я сам схожу, — сказал Том. — Не вижу ничего унизительного в том, чтобы выполнить просьбу такого достойного рыцаря, как вы, сэр Джон. Прямо сейчас и схожу.

— Ну, мне прямо как-то неловко, — смущенно пробормотал Джон.

Том изумился — сэр Джон, оказывается, умеет смущаться! Но вслух ничего не сказал.

Через полчаса почтенный господин Рональд Вильямс постучался в дверь номера, который занимал рыцарь Джон Росс.

— Здравствуйте, уважаемый сэр, — почтительно произнес Рональд. — Мне передали, что вы продаете рабыню…

— Да-да! — воскликнул Джон. — Очень рад видеть вас, Рональд! Глядите, какая прекрасная наложница! От сердца отрываю. Аленький Цветочек, обнажись, покажи доброму господину свои достоинства. И не будь такой мрачной, улыбнись, моя радость. Вот так, молодец. Посмотрите, Рональд, какая грудь, какие бедра! Какие черты лица! Клянусь Афродитой, ее умения ничуть не уступают ее красоте! Всего шестьсот долларов. Рональд поперхнулся.

— Гм, — сказал он. — Ни в коей мере не пытаюсь оспорить вашу цену, сэр, но… А танцевать она умеет?

— Не знаю, — растерялся Джон. — Честно говоря, даже не пробовал, как-то в голову не приходило. Аленький Цветочек, ты танцевать умеешь?

— Только рок-н-ролл, — ответила Аленький Цветочек. Рональд хихикнул.

— Но вы же ее не для танцев покупаете! — сказал Джон. — Она же не танцовщица, а наложница. Прекрасная наложница, Афродитой клянусь! Само совершенство!

— А ветосмотр у нее есть? — спросил Рональд.

— Чего? — не понял Джон.

— Ветеринарный осмотр, — объяснил Рональд. — Бумажка такая цветная, в этом году голубого цвета должна быть. Ежегодно выдается уполномоченным ветеринаром, подтверждает, что наложница не страдает хроническими болезнями. Туберкулез, сифилис…

— Да ты что! — воскликнул Джон. — Какой туберкулез, какой сифилис? Посмотри на нее получше! Само совершенство, клянусь! Здоровье идеальное! Она же не в городе выросла, а в чистом воздухе, на экологически чистых продуктах! С плохим здоровьем в таких условиях не выживают. Какой еще туберкулез может быть, что-то я не понимаю.

— Стало быть, ветосмотра нет, — констатировал Рональд. — А ветпаспорт у нее есть? Она, вообще, зарегистрирована? Джон нахмурился.

— А лицензия рабовладельца у вас есть? — спросил Рональд. — Или вы владеете ей незаконно? Джон нахмурился еще сильнее.

— Странные вещи ты говоришь, Рональд, — сказал он. — Намеки делаешь нехорошие… Уж не оскорбить ли ты меня собираешься?

— Нет-нет, ни в коем разе, — поспешно произнес Рональд, покосившись на рыцарский меч, висящий на специальном крючке в прихожей. — Просто если у вас на нее никаких документов нет, она должна дешевле стоить. Ее же регистрировать надо, взятки платить…

— Твои предложения? — спросил Джон.

— Триста долларов, — ответил Рональд. Джон отрицательно покачал головой и сказал:

— Не пойдет. Такую рабыню за такие деньги продавать — себя не уважать.

— Зато все расходы по оформлению мои, — сказал Рональд. — С вас только генеральная доверенность. По генеральной доверенности рабыню без документов за три сотни вы ни в жизнь не продадите! Джон задумался. Через минуту он сказал:

— Ладно, боги с тобой. Четыреста.

Рональд хотел было возмутиться, но в этот момент Аленький Цветочек так на него посмотрела, что ему показалось…

— А она не полукровка ли часом? — спросил Рональд. Аленький Цветочек так вздрогнула, что стало очевидно, что он угадал.

— Да ты одурел! — рявкнул Джон. — Соображай что говоришь! Намекаешь, я орчанку от полукровки не отличу? Да я тебе за такие слова сейчас морду начищу… Я сам лично четырем десяткам полукровок кишки выпустил…

Когда Джон стал произносить последнюю фразу, прелестное личико рабыни исказилось в гримасе неподдельного отчаяния. И Рональд услышал, как его собственный голос прерывает жуткую тираду неотесанного рыцаря:

— Согласен на четыреста. Джон мгновенно успокоился и протянул руку, Рональд машинально пожал ее.

— Вот и договорились, — сказал Джон. — Деньги у тебя с собой?

— Ну, надо же документы оформить, — пробормотал Рональд.

— Надо — оформляй, — сказал Джон. — Деньги давай, рабыню забирай и делай что хочешь, хоть с ней, хоть с документами.

— Там вам тоже надо будет расписаться…

— Надо будет — распишусь, — заявил Джон. — Клянусь Тором, Тиной Минервой и честью рыцаря, что распишусь везде, где надо, по первому твоему требованию и без проволочек. А если нарушу эту клятву, пусть падет на меня презрение товарищей и… Как там дальше говорится?

— Не знаю, — пожал плечами Рональд. — Я же не рыцарь.

— Да, действительно, — сказал Джон. — Как деньги принесешь — забирай. А я пока позабавлюсь в последний раз. Вот что, жаба, принеси-ка мне наручники и большую плетку.

— Не смейте портить мою рабыню! — возмутился Рональд. — И вообще, вы не говорили, что занимаетесь с ней садизмом!

— Это не твоя рабыня, — заявил Джон. — Заплатишь четыреста долларов — будет твоя, а пока не твоя. А насчет садизма ты не спрашивал. Да и вообще, разве ж это садизм? Баловство одно, а не садизм. Хочешь, расскажу, как настоящий садизм делается? Вбиваешь в землю кол потолще, рядом разводишь костер…

— Не хочу ничего слышать! — воскликнул Рональд. — Через четверть часа я принесу деньги, и если на ней будет хоть одна царапина, сделка не состоится! Я не собираюсь покупать за такие деньги телку без документов, да еще порченую!

— Хорошо, жду четверть часа, — спокойно сказал Джон. Рональд вышел.

Некоторое время хозяин и рабыня сидели и молчали, не глядя друг на друга. Затем Джон сказал:

— А из меня хороший актер получился бы.

— Иногда мне кажется, что ты такой на самом деле, — тихо произнесла Аленький Цветочек в ответ.

— Это высшая похвала актерскому мастерству, — сказал Джон и невесело улыбнулся. — Прости меня, милая. Но это было реально необходимо. Если ты не справишься… нет, так нельзя говорить! Когда ты справишься! Ты должна справиться, что бы ни случилось.

— Скажи, что любишь меня, — попросила Аленький Цветочек.

— Я люблю тебя, — сказал Джон. — Одевайся. Хотя нет, не одевайся. Забейся в какой-нибудь уголок, вон в тот, например, и пугайся. Когда Рональд поближе подойдет, я снова стану жуткие вещи говорить, ты их всерьез не воспринимай, это только чтобы из коридора слышно было. Я так считаю, раз уж начал представление, надо до конца доводить. Не дай боги, заподозрят неладное…

Джон внезапно встал на колени перед обнаженной рабыней, прижался щекой к ее бедру и проникновенно произнес:

— Не подведи меня, милая, умоляю, не подведи.

— Не подведу, — тихо отзвалась Аленький Цветочек.

3

— Дора! — позвал Рон. — Иди сюда, посмотри, кого я привел!

Из спальни вышла обнаженная блондинка лет двадцати пяти, невысокая, спортивного телосложения, с небольшой грудью.

— Ух ты, какая красивая! — восхитилась блондинка. — Как ее зовут?

— Аленький Цветочек, — представилась самка. Рон недовольно поморщился.

— Ненавижу ваши отвратительные орочьи клички, — сказал он. — Выбери себе нормальное имя, человеческое.

— А ты уверен, что она из наших? — спросила Дора.

— Абсолютно, — кивнул Рон. — Ты бы видела, как она затряслась, когда я ее проверил! Точно полукровка.

— Давай, она будет Алиса, — предложила Дора. — Имя красивое и старому созвучно, путаться не будет.

— Хорошо, — согласился Рон. — Дора, займись подругой, разъясни ей, что к чему, а я вас покину, у меня интервью с «Крыльями Гермеса».

— Пойдем, спальню покажу, — сказала Дора. — А где твои вещи? Аленький Цветочек она же Алиса растерянно пожала плечами.

— Вот скупердяй! — воскликнула Дора. — Ладно, Алиса, не переживай, барахлом обзавестись успеешь. Рон — хозяин хороший, годный. Значит, так. Здесь спальня. Спать будем на этой постели, все вместе, втроем. Эта тумбочка моя, эта твоя. Пока можешь моим барахлом пользоваться. Салфетки, носовые платки, тампоны, полотенце вот это возьми и вот это еще. Что еще… Трусы тебе не понадобятся…

— А если придется в город выйти? — удивилась Алиса.

— Не придется, — покачала головой Дора. — Зак не позволяет. Вдруг тебя завербует кто-нибудь?

— Чего сделает? — не поняла Алиса.

— А, не бери в голову, — отмахнулась Дора. — Зак немного головой тронулся, ему всюду ассасины мерещатся.

— Кто мерещится? — спросила Алиса.

Дора посмотрела на нее с брезгливым сочувствием, покровительственно потрепала по щеке и сказала:

— Дура ты деревенская. Только не обижайся и не расстраивайся, это дело житейское, я тоже такая же была поначалу. А потом втянулась. Короче, так. Наш хозяин Рон — правозащитник. Знаешь, что это такое? Алиса отрицательно помотала головой.

— Правозащитник — это тот, кто пресекает беззакония властей, — объяснила Дора. — Допустим, какой-нибудь чиновник что-то украл или кого-то обидел или, скажем, кого-то изнасиловал незаконно. А какой-то другой человек об этом узнал и рассказал журналистам. В газетах написали про беззаконие, чиновник опозорен, справедливость торж… восторж… короче, все стало хорошо. А тот человек, который сделал, чтобы стало хорошо — это и есть правозашитник. Поняла?

— Не совсем, — ответила Алиса. — Что такое справедливость?

— Гм, — сказала Дора. — Ну, это когда все по справедливости. Ну, не воруют, не обижают без нужды, когда все поровну… Ну, что-то типа того. Короче, справедливость — это хорошо.

— Ага, поняла, — сказала Алиса. — Стало быть, добрый господин Рональд Вильямс…

— Не смей так его называть! — перебила ее Дора. — Злится жутко! Называй его просто Рон, он так любит. Я долго привыкнуть не могла, он сначала просто обижался, а потом лупить начал. Три дня с красной попой ходила, пока не приучилась именовать господина как положено. Он так звереет, когда его добрым господином называешь… так орет… Я тебя отучу пресмыкаться, жаба бестолковая! Я в тебе воспитаю чувство собственного достоинства! Алиса рассмеялась.

— Что, так прямо и говорит? — спросила она. — Чувство собственного достоинства? У рабыни?

— Да, так и говорит, — подтвердила Дора. — Не смешно на самом деле. Это только вначале кажется забавным — откликаться на человеческое имя, обращаться к хозяину без чинов… Даже чувство достоинства какое-то начинает просыпаться… А потом понимаешь, что это просто игра. Очень злая игра на самом деле.

— Представляю… — пробормотала Алиса.

— Ничего ты не представляешь! — заявила Дора. — Зак про твоего хозяина много рассказывал, он у тебя, конечно, отмороженный на всю голову, но с таким жить даже проще. Знаешь свое место, что можно, что нельзя… А с этим… Когда рабыня подчиняется хозяину — это нормально, а когда надо изображать свободную человечиху, которая все равно подчиняется — это извращение какое-то. Очень тяжело.

— Понятно, — сказала Алиса. — А у этого Рона, вообще, с головой все в порядке?

— Нет, конечно! — воскликнула Дора. — Но он неопасный, тихий такой безобидный дурачок. Если его задвиги духовные всерьез не воспринимать, жить с ним даже приятно. В постели не жестокий, временами ласковый. Потенция у него слабая, домогается не каждый день, где-то каждый четвертый день, а то и реже. Ну, теперь-то у него всплеск будет, потому что ты появилась. Слушай, Алиса, а как у тебя с лесбисом? Он ведь потребует наверняка…

— Ненавижу, — поморщилась Алиса. Дора нахмурилась.

— Плохо, — сказала она. — Надо себя заставить. Может, потренируемся, пока его нет? Это на самом деле даже приятно, когда привыкнешь.

— Да иди ты! — воскликнула Алиса. — Не хочу и не буду! Один козел меня уже пытался на это совратить, так я ему чуть яйца не оторвала. Джеральд Смит его звали, урод был редкий.

— Джеральд Смит?! — изумилась Дора. — Вот это да, мир тесен! Это же тот самый чиновник-казнокрад, которого Рон разоблачил!

— Так он еще и казнокрад! — сказала Алиса. — То-то он мне сразу не понравился.

Произнеся эти слова, Алиса кое-что поняла. Джон много раз говорил странные вещи с точно такой же интонацией, с какой она произнесла последнюю фразу, и потом улыбался такой же кривоватой нервной улыбкой. Это такой особый замаскированный сарказм, непонятный никому, кроме того, кто его высказывает. А ведь Джон очень часто говорит с такой интонацией… Как будто исподтишка глумится над всем миром сразу… Впрочем, почему «как будто?»

— Чего задумалась? — спросила Дора. Алиса пожала плечами и ничего не ответила. В гостиной послышался шум.

— Рон идет, — прокомментировала Дора. — Быстро он сегодня интервью провел.

— А интервью — это что такое? — спросила Алиса.

— Слово такое древнее, — ответила Дора. — Это когда что-то кому-то рассказываешь, а потом… Не знаю, если честно.

— Плохо, что не знаешь, — заявил Рон, входя в комнату. — Интервью — это когда что-то рассказываешь не кому попало, а журналистам, одному или нескольким. А потом твой рассказ печатается в газете. Поняла?

— Угу, — сказала Дора и кивнула.

— То-то же, — сказал Рон. — Это… как там тебя…

— Алиса ее теперь зовут, — подсказала Дора.

— Да, точно, Алиса! — вспомнил Рон. — Алиса, а почему ты одетая? Раздевайся, дай я тебя рассмотрю как следует. Алиса сняла рубаху, затем штаны и трусы.

— Фу… — прокомментировала Дора. — Тебя что, правильно раздеваться не учили? Ты сейчас двигаешься, как мифическая кукла-автомат. Ты же самка! Наложница! Не какая-нибудь доярка огородная…

— Огородных доярок не бывает, — перебил ее Рон. — Доярки работают на фермах, а в огородах работают… как они называются-то… Не скотницы, как-то иначе…

Внезапно Алиса ощутила новое, совершенно незнакомое чувство. Она вдруг поняла, как должна себя вести и что делать, чтобы произвести на нового хозяина должное впечатление. Правильно говорила старая Солнце Вниз, в незнакомом обществе как себя поставишь, так тебя и примет. Причем это относится, похоже, не только к обществу орков.

Алиса села на кровать, тяжело вздохнула и сгорбилась. Она смотрела прямо перед собой неподвижным взглядом, не выражающим ничего, кроме усталости и еще какого-то чувства, которое она не могла описать словами. Да и не нужно было его описывать.

Дора неодобрительно хмыкнула. Рон озадаченно потоптался на месте (Алиса не смотрела на него, но отслеживала перемещения хозяина боковым зрением) и вдруг сел рядом с ней и положил руку на ее обнаженное плечо. Она вздрогнула.

— Что с тобой, милая? — спросил ее Рон.

— Ничего, — ответила Алиса безжизненным тоном.

Рон взял ее голову за подбородок и повернул к себе. Алиса подчинилась его жесту, посмотрела в глаза хозяина и тут же опустила взгляд.

— Что с тобой, Алиса? — повторил Рон. — Что тебя огорчило?

— Извини, Рон, — сказала Алиса. — Я не хочу об этом говорить. Дора сдавленно охнула.

— Это только мои проблемы, — добавила Алиса. — Никому нет до них дела, и кто я, вообще, такая, чтобы тебя озадачивать своими переживаниями? Я просто рабыня. Приказывай, Рон. Рон нахмурился.

— Ты не просто рабыня, — сказал он. — Дора, ты разве ей не рассказала?

— Я только начала, — сказала Дора. — Ты так быстро вернулся…

Алиса подняла глаза, и посмотрела на хозяина в упор. Рон с удивлением обнаружил, что взгляд рабыни перестал быть вялым и безразличным. Теперь в нем читался… гнев?

— Она рассказала мне достаточно, — заявила Алиса. — Я все поняла, Рон, ты любишь воображать, что твои рабыни — человеческие женщины. Заставляешь нас отзываться на человеческие имена, называть тебя просто «Рон», ты делаешь вид, что любишь нас, заботишься о нас… А на самом деле ты через нас свои мечты воплощаешь, чтобы смазливой человечихе приказать и она по твоему приказу в стойку встала! Мы с Дорой для тебя такие же вещи, как любая телка! Знаешь, как это больно? Впрочем, что я говорю, откуда тебе знать… Я когда узнала, что ты к орчанкам относишься по-человечески, начала думать невесть что, сэра Джона уговорила продать меня тебе… Думаешь, легко было солдафона деревянного уговорить, да чтобы он не догадался, что эту мысль я ему подбросила? Я думала, ты по-настоящему добрый! Да, я знаю, я дура, не бывает добрых людей! Но я поверила, понимаешь?! Поверила!! Боги, какая я дура!

Она попыталась всхлипнуть, но не было ни слез, ни соплей, она была абсолютно спокойна и. Она управляла собственным лицом и телом, как кукловод управляет марионеткой, это было так просто и естественно… Наверное, это и есть актерское вдохновение, о котором рассказывал… кто же рассказывал-то… Впрочем, неважно.

— Вот, даже заплакать не получается, — продолжала Алиса. — Потому что дура. Зря ты меня купил, Рон. Я плохая наложница, злая и непослушная. Джеральд Смит меня к смерти приговорил, а Джон Росс от смерти спас. А я его предала. Потому что думала, что ты добрый. Я дура.

В воздухе повеяло ароматом конопли. В поле зрения Алисы появился большой косяк, уже раскуренный.

— На, покури, — сказал Рон.

Она протянула руку, взяла косяк, затянулась, закашлялась, выронила косяк, он упал прямо на ковер…

— Ты что творишь, деревня?! — возмутилась Дора и мгновенно цапнула косяк, пока он не прожег дырку в ковре.

— Не приучена, — констатировал Рон. — Дора, докури. А ты, Алиса, послушай меня. Ты не дура, ты все правильно поняла. Но не до конца. Ты зря говоришь, что я не понимаю твои чувства. Очень хорошо я их понимаю. Да и ты должна понимать, что я понимаю, ты же жила в Идене… слушай! Так ты та самая Аленький Цветочек?!

Алиса мрачно посмотрела на Рона и кивнула. Протянула руку к Доре и сказала:

— Дай, попробую еще раз затянуться. Затянулась. Подумала, не стоит ли закашляться, и решила, что не стоит.

— Ну это вообще! — воскликнул Рон. — Как мир тесен! А это правда, что ты пыталась сэру Джеральду яйца откусить?

— Неправда, — покачала головой Алиса. — Пыталась бы откусить — откусила бы. А я, дура, оторвать пыталась. Рон рассмеялся.

— А за что? — спросил он.

— К лесбису принуждал, — ответила Алиса. — А я это дело с детства ненавижу. Я и обычный-то секс не очень люблю.

— Как это? — удивился Рон. — Ты же наложница профессиональная!

— Ну да, наложница, — подтвердила Алиса. — Ненавижу эту работу. Конечно, кувыркаться в постели куда легче, чем полы драить или батат окучивать, но все равно противно. Потому что я дура. Мне все время чувства какого-то хочется, чтобы не только оргазм, но и… ну, не любовь, конечно, но какое-то чувство… Ну, не знаю, накуриться вместе, чтобы радостно было… нет, не то… Вот у Джона было ко мне чувство, но не такое, он говорил, что я ему как бы пантера, которую он приручил. И он действительно меня приручил, я сначала давала ему из благодарности, что от смерти спас, а потом…

— Фигасе наложница, — прокомментировала Дора. — Давала из благодарности… Это же твоя работа, дура!

— Цыц! — рявкнул на нее Рон. — Животное тупое! Не понимаешь, что умные люди говорят, так молчи.

— Она не человек, — заявила Дора.

— Она-то как раз человек, — сказал Рон. — А ты нет. Пошла прочь, тварь! Дора вышла. Рон набил второй косяк, раскурил, пыхнул.

— Интересно, — сказал он. — Я когда с Дорой начал в эту игру играть, подумал, что она вроде тебя, такая же человеческая женщина с орочьими татуировками. Потом увидел, что ошибся, и подумал, что таких не бывает, даже обоснование придумал. Воспитание, давление среды… А теперь гляжу на тебя, и не знаю, что и думать…

— Не надо ничего думать, — сказала Алиса. — Меня трахать надо, а не думать. Я же наложница. Извини, Рон, это минутная слабость была. Я на самом деле много умею, Джон тебе не врал. И лицом я неплохо владею, и другими мышцами, жестами якобы непроизвольными… Я хорошо играю, ты и не поймешь, что я на самом деле чувствую.

— Может, и не пойму, но знать буду, — сказал Рон. — Глупо получается. Я же только хорошего хотел… Знаешь, как меня достало быть у сэра Джеральда на побегушках? Вы, орки, нам, людям, завидуете, дескать, вы свободные, умные… Иллюзия все это! У тебя все даже честнее, ты свое тело продаешь за еду, а я… Знаешь, сколько я казенных денег растратил? И ладно бы на себя… Мы, простые люди, такие же рабы, по сути, только вкалываем не на плантациях, а в уютных кабинетах. Так вроде хорошо, комфортно, но как вдумаешься, какими гадостями занимаешься… Лучше педерастом в борделе быть, они хотя бы радость людям приносят… А я однажды решил — всё, достаточно! Собрал документы в котомку, и поехал в столицу. Потому что нельзя больше терпеть такой беспредел, должна же быть справедливость хоть какая-то! А если ее и в столице нет, то вообще жить не стоит.

— И как, есть в столице справедливость? — поинтересовалась Алиса.

— Пока еще сам не понял, — сказал Рон. — Что-то похожее тут есть, но иногда мне кажется, что лучше бы его не было. Сэр Джеральд то ли арестован, то ли в бега отправился, слухи противоречивы. Дело о казнокрадстве расследуется, по итогам казнят человек десять, наверное… Но не изменится же ничего! Вместо Джеральда Смита сядет прокуратором какой-нибудь менеджер из дома Тринити, и все будет как раньше. Только тот, кто ворует, будет делиться не с Адамсом, а с Тринити. Как же противно… А это правда, что там эльфийское нашествие было, а у прокуратора войск не нашлось, чтобы его остановить?

— Правда, — кивнула Алиса. — Там настоящий ад был. Разве об этом в газетах не писали? Рон печально хмыкнул и махнул рукой.

— В газетах о таком никогда не пишут, — сказал он. — Если газетам верить, у нас тишь да гладь да божья благодать, счастье и спокойствие. Страшно было, когда эльфы пришли?

— Очень, — поежилась Алиса. — Я до сих пор не понимаю, как Джон нас вывел. Он великий воин, Джон мой. Ну, теперь-то не мой уже… Он на днях мне говорил, что Заку рассказал, как мы из окружения прорывались, а Зак ему не поверил, за хвастуна принял и сбежал, не дослушав. А ведь он правду рассказывал. И про то, как из лука стрелял на полном скаку, и как они с еще одним рыцарем рубились спина к спине, и вал мертвых эльфов перед ними громоздился. И как бежали мы оттуда со всех ног, а он меня не бросил, тянул за руку до последнего… А я его предала… Я думала, ты добрый, умный, сильный, за справедливость сражаешься… А ты такой же, как я, только добрее, и человек, а не орк. Рон присел на корточки перед ней, и заглянул ей в глаза.

— А разве этого мало? — спросил он. — Если каждый человек станет чуть-чуть добрее… Алиса вздохнула.

— Каждый человек добрее не станет, — сказала она. — А без этого мир не изменится. В нем так много зла… Рон погладил ее по коленке. Она дернулась.

— Извини, Рон, — сказала она. — Что-то я расчувствовалась. Давай лучше я лягу или встану как-нибудь… Надо же тебе меня опробовать…

Алиса провела ладонью по лицу сверху вниз, как бы стирая злость и разочарование. И когда она убрала руку, на ее лице появилась профессиональная улыбка наложницы. Неискренняя, но веселая, задорная и в целом привлекательная.

— Не надо, — сказал Рон, вставая. — Ты не наложница, а женщина, и не важно, что нарисовано на твоем лбу. А женщин не опробуют, их приручают. Сэр Джон тебя приручил, значит, и у меня должно получиться. Я, правда, не рыцарь и не великий воин, но…

— Но ты добрый и борешься за правду, — подсказала ему Алиса. — Это тоже многого стоит. Я постараюсь полюбить тебя, Рон. Мне просто нужно время. Много времени это не займет, просто…

— Не торопись, — сказал Рон. — Полежи, отдохни. Я прикажу горничным, чтобы подготовили тебе отдельную спальню.

— Но это же… — растерялась Алиса. — Что люди подумают…

— А мне плевать, что они подумают! — неожиданно резко заявил Рон. — Они и так думают, что я наивный дурак. Да ну их к бесам!

Он вышел в гостиную, хлопнув дверью. Алиса услышала голос Доры, затем звучный шлепок (то ли по заду врезал, то ли оплеуху залепил, непонятно), затем послышалась какая-то неясная возня, которая перешла в характерный ритмичный скрип то ли кресла, то ли кушетки.

Алиса улыбнулась — она знала, о ком сейчас думает Рон. А из нее неплохая лицедейка получилась, не хуже, чем из Джона. Нет, хуже, конечно, но тоже удовлетворительно. Как она ловко устроилась! Когда она вернется к Джону, он будет доволен. Похвалит ее, скажет:

— Аленький Цветочек, милая, ты настоящий ассасин! Я тобой горжусь! А она ему ответит:

— Я не Аленький Цветочек, я Алиса. А он скажет:

— Я горжусь тобой, Алиса. Я люблю тебя.

И она скажет, что любит его, и всё будет прекрасно. Надо только выполнить задание. Она сама не заметила, как заснула.

4

— Вот, держи, — сказал Герман. — Всё как ты заказывал. Алхимик очень удивился твоему рецепту, что-то заподозрил, кажется. А эта штука точно подействует?

— Если алхимик ничего не напутал — подействует, — ответил Джон. Открыл тюбик со смазкой, понюхал.

— Ароматизированная, — констатировал он. — Эфирные масла совместимы с нейротоксином?

— Алхимик сказал, что совместимы, — сказал Герман. — Он про нейротоксин знает, только по-другому его называет. Не алкоголь, а…

— Алкалоид? — подсказал Джон.

— Да, точно, — кивнул Герман.

Джон тщательно закрыл тюбик и засунул в карман. Открыл коробку с леденцами, осмотрел, обнюхал.

— Слишком аппетитно, — сказал он. — Как бы Рон не сожрал втихаря. Герман развел руками и сказал:

— Извини, по-другому не получилось. Придется твоей наложнице их спрятать. По идее, не должен сожрать, они на вкус противные. Но даже если сожрет — ничего страшного, придется подождать немного дольше, и все. Но лучше чтобы не пришлось, время уже поджимает.

— Сколько у нас времени? — спросил Джон.

— Четыре дня, — ответил Герман. Джон протяжно свистнул.

— Не свисти, денег не будет, — машинально произнес Герман.

— Это сейчас не самая главная проблема, — сказал Джон. Помолчал задумчиво и добавил: — Стремно становится. Аленький Цветочек — девочка умненькая… Герман хмыкнул.

— Умненькая, — повторил Джон. — То, что она на базаре учудила — просто несчастный случай. В том случае я виноват, что отпустил ее одну, не проследил. Ей-то откуда знать, что в большом городе можно, а что нельзя?

— Ладно, проехали, — махнул рукой Герман. — Умненькая так умненькая. Ты лучше скажи, если она не сможет его отравить, запасной план у тебя есть?

— Есть, — кивнул Джон. — Но это очень плохой план. Я когда во внутреннем флигеле побывал, схему обороны срисовал, я смогу войти в охраняемую зону и даже выйти смогу, но это очень шумно будет, и запалюсь почти наверняка. Меня же в этом отеле каждая собака знает, я там достопримечательность. С улицы люди специально заходят на отмороженного рыцаря поглядеть.

— Ты отличный актер, Джон, — сказал Герман. — Я тебе тоже поначалу поверил.

— Так и было задумано, — улыбнулся Джон. — Ладно, давай к ближе к делу. Зови этого своего старшего тренера. Герман ненадолго задумался, затем спросил:

— Может, не надо этот спектакль устраивать? Часа два займет, не меньше, а время поджимает.

— Надо, Герман, надо, — сказал Джон. — Два часа большой роли не сыграют, а проколоться на такой мелочи можно запросто. Тебе ли не знать?

— Да, ты прав, — пробормотал Герман. — Извини, я просто нервничаю. Джон немного помолчал, затем спросил:

— Что, все так плохо?

— Еще хуже, — ответил Герман и криво усмехнулся. — Ладно, не будем о плохом. О! — Герман ткнул пальцем в окно. — Вон старший тренер идет. Иди, представься, а я вообще светиться не буду, свалю потихоньку.

— Давай, Герман, удачи тебе, — сказал Джон и вышел на улицу.

Догнал быстрым шагом здоровенного бородатого мужика, на которого указал Герман и заступил ему путь. Мужик смерил Джона недоуменным взглядом и спросил:

— Ты кто?

— Джон Росс, рыцарь, — представился Джон. — А вы, надо полагать…

— Дэниел Соло, рыцарь, — представился мужик. — Джон, ты в сортир тоже с мечом ходишь?

— Когда как, — ответил Джон. — Если при мне его нет, я его, конечно, специально не надеваю, но если меч уже на мне — не снимаю. Настоящему рыцарю меч никогда не мешает. А еще осмелюсь заметить, сэр Дэниел, что на такие подколки я перестал поддаваться, еще когда у меня борода не росла.

— У тебя и сейчас борода почти не растет, — заметил Дэниел. — Не борода, а волосня на жопе.

— Спасибо, сэр, — сказал Джон. — Центурион Обвиус вам не родственник случайно? Дэниел расхохотался, хлопнул Джона по плечу и сказал:

— Мы с тобой сработаемся. Где служил?

— В Оркланде, — ответил Джон. — Подробности службы, извините, не расскажу, они секретные. Легенду могу рассказать, она интересная.

— Потом расскажешь, — махнул рукой Дэниел. — Мне про тебя говорил… гм… сам знаешь кто…

— Неужто сам Сэйтэн? — деланно изумился Джон. Дэниел смерил его тяжелым взглядом и сказал:

— Ты речь фильтруй все-таки. При посторонних особенно. Я, конечно, понимаю, что ты крут, как вареное яйцо, особое задание и все такое…

— Буду фильтровать, — пообещал Джон. — Я бы попросить хотел об одной вещи. Можно сегодняшнее мероприятие побыстрее провести? Мой визит, конечно, надо залегендировать, но время поджимает и лучше без фанатизма.

— Хорошо, — сказал Дэниел. — А ты к нам устраиваешься только чтобы этот визит залегендировать или надолго?

— Как получится, — ответил Джон. — Скорее второе.

— Ладно, — сказал Дэниел. — Вон, гляди, твои орлы уже построились. Я тебя представлю, а дальше сам решай, сколько времени готов потратить. Но речь произнеси, как положено, не халтурь, чтобы все обязательные фразы прозвучали. Ты хоть знаешь, что говорить надо?

— Мускул свой, дыхание и тело тренируй с пользой для рабского дела, — процитировал Джон. — Красив в строю — силен в бою. Раб-воин — все рабам пример. Как возьмешь дубину, береги ее…

— Всё, всё, хватит, — остановил его Дэниел. — Верю, что знаешь. Ладно, приступаем. Равняйсь! Смирно! Отставить! Смирно! Отставить! Эй ты, обезьяна жабоголовая! Да-да, ты! Выйти из строя! Упор лежа принять! Двадцать отжиманий! Встать в строй! Равняйсь! Смирно! Здраствуйте, товарищи рабы!

— Здражлагосдинстарштренер! — нестройно отозвался строй.

— Представляю вам, обезьяны, нового тренера! — провозгласил Дэниел. — Остальное он сам скажет. Прошу вас, сэр Джон, приступайте.

— Равняйсь! — рявкнул Джон. — Смирно! Слушать внимательно, обезьяны! Я Джон Росс, рыцарь, а для вас, козлы — ваше благородие сэр тренер. Ясно? Не слышу!

— Так точно! — отозвался строй.

— Ты, тварь, чего лыбишься? — ткнул Джон пальцем в крупного орка на правом фланге. — Думаешь, самый сильный? Не слышу ответа!

— Так точно! — ответил орк и выпучил глаза еще сильнее, чем положено по команде «смирно». Строй отозвался негромким хихиканьем.

— Люблю дерзких, — прокомментировал Джон. — Ну что ж, нападай, сильный. Ты чего, не понял? Глухой или тупой? Нападай, я приказываю! Орк вышел из строя и принял боевую стойку.

— Ну?! — рявкнул Джон.

Орк атаковал, довольно умело, надо признать. Обманный удар ногой в пах, затем, видимо, должны были последовать два прямых в голову. Но не последовали, потому что Джон ухватил орка за пятку и сильно дернул вверх. Орк непроизвольно подпрыгнул, бестолково задергал всеми конечностями, но не упал, потому что Джон направил ступню противника вниз, помогая ему восстановить равновесие. А когда тот приземлился на обе ноги — ударил в грудь раскрытой ладонью, обманчиво безобидным, но реально жутким ударом. Орк отлетел на полтора шага, сел на землю и раскрыл рот.

— Мокрица неуклюжая, — констатировал Джон. — Кто еще самый сильный? Что, одни слабаки остались? Хряки жирные! Петухи кастрированные! Ты, ты и ты! Нападайте, все вместе!

Через минуту все три орка валялись на земле в живописных позах и стонали на разные голоса. А Джон прохаживался перед строем и вещал:

— Бабы! Пидоры! Зайцы необузданные! Чего хихикаешь, урод? Нападай!

Упомянутый урод перестал хихикать, проблеял нечто нечленораздельное, попытался вжаться во вторую шеренгу, но получил пинка от товарища и вылетел из строя. Джон уложил его простым хуком справа.

— Я вам сейчас похихикаю, бабуины недотраханные! — провозгласил Джон. — Ишь, расслабились, уроды! Легкая жизнь закончилась! Я из вас сделаю настоящих воинов! Чтобы мускул свой, дыхание и тело… чего дальше? Ты!

— Крепить с пользой для рабского дела! — испуганно выкрикнул худощавый орк, в которого Джон ткнул пальцем.

— То-то же, — улыбнулся Джон. — Короче, так. Мне сегодня недосуг с вами возиться, так что слушай приказ. Сидеть, молиться и бояться! Можно меня проклинать, это не возбраняется. Замкомвзвода кто?

Орк, которого Джон прибил первым, с трудом поднялся на ноги и промычал нечто неясное. Джон оглядел его с деланным презрением и заявил:

— Червяк ты кастрированный, а не замкомвзвода. Гони уродов в физгородок, и чтобы каждый к завтрашнему утру пятнадцать раз подтягивался. Кто не подтянется — на том буду удары отрабатывать. Ясно? Выполнять!

Замкомвзвода попытался что-то скомандовать, но из отбитой груди вырвалось только лишь неразборчивое кряканье. Тогда он махнул рукой, дескать, делай как я, и побежал к физкультурному городку, пошатываясь. Быстро побежал.

— В ногу бежать! — заорал Джон им вслед. — Стадо баранов! Раз! Раз! Раз-два-три!

Проводил их взглядом и пошел к коновязи. Легенда отработана, теперь можно и в отель ехать, делом заниматься.

5

Том Блаунт сидел в мягком кресле рядом с регистрационной стойкой в холле отеля. На столике перед ним остывал чай. Том решал кроссворд, а точнее, делал вид, что решает. Мозги совсем уже не варят, но дежурство подходит к концу, всего-то осталось часок потерпеть. Спокойное сегодня дежурство выдалось, тьфу-тьфу, не сглазить.

Сглазил. Из коридора, ведущего к задней двери, донесся неясный шум, в котором Том с ужасом распознал голос сэра Росса. Бешеный рыцарь явно чем-то разгневан, причем не на шутку. Как бы кровь не пролилась… а отвечать дежурному… Не дай боги!

Том отложил кроссворд, быстрым шагом направился к источнику шума, и чуть было не столкнулся с рабом по имени Тяжелый Танцор, который, согласно сегодняшней табели постам, занимал вторую позицию на посту номер четыре.

— Сэр Томас! — воскликнул Тяжелый Танцор. — Там сэр Джон Росс бесчинствует, быстрее, пожалуйста! Том перешел на бег.

— Сэр Джон! — крикнул он. — Не надо убивать эту жабу! Подождите, я все улажу!

Сэр Джон убрал руку с рукояти меча и отступил на шаг. Раб по имени Водяной Зверь, занимавший на четвертом посту позицию номер один, облегченно перевел дыхание.

— Я тебе сейчас повздыхаю! — обратился к нему сэр Джон. Затем повернулся к Тому и сказал: — Сэр Томас, прошу вас, всыпьте этому уроду двадцать плетей. Или, если позволите, я сам всыплю.

— Не утруждайтесь, лучше я сам, — быстро сказал Том. — А что случилось, сэр Джон?

— Этот урод не пускал меня во двор, — объяснил сэр Джон. — Служба, дескать… Какая к бесам служба? Будет всякая жаба…

— Простите, сэр Джон, — перебил его Том. — Могу я поинтересоваться, что заинтересовало вас во дворе? Там нет ничего, кроме мерзкой помойки.

— Там есть флигель, в котором живет рабыня, которую я продал Рональду Вильямсу, — заявил Джон. — Я сейчас прибирался в номере, ну, в смысле, собирал вещи к отъезду… Ты чего хмыкаешь, тварь?! Сейчас я тебе похмыкаю! Тяжелый Танцор нервно сглотнул и быстро отступил за спину Тома.

— Должен вам сообщить, сэр Томас, воспитание рабов в этом отеле никуда не годится, — заявил сэр Джон. — Очень не хватает этому отелю хорошего тренера. Очень советую, так и скажите сэру Захарии, очень пригодится здесь хороший тренер. Вы, должно быть, сами еще не понимаете, какие чудеса делает с рабами хороший тренер…

— Обязательно передам, — прервал его Том. — Однако я все еще не понял, какое отношение ваша рабыня…

— Самое прямое! — воскликнул сэр Джон. — Мне стыдно в этом признаваться, но так получилось, что я утаил от Рональда Вильямса часть имущества, неотъемлемо прилагающегося к рабыне. Вот эту кучу барахла, — продемонстрировал он маленькую брезентовую сумочку. Том улыбнулся.

— Позвольте, сэр Джон, я лично передам Рональду это имущество, — сказал Том. — Нет-нет, никакого труда это не составит. Чисто из уважения к вам, сэр рыцарь. Да, исключительно из уважения. А вы скоро съезжаете?

— Да прямо сейчас, — ответил сэр Джон. — Только вещи соберу. Прошу вас, сэр Томас, доставьте это… гм… эти вещи новому хозяину без промедления. И передайте, пожалуйста, мои извинения, что я так затянул с этим делом.

— Конечно, передам, — сказал Том. — Обязательно и всенепременно. Удачи вам, сэр рыцарь.

Когда Том вышел на вонючий двор, и Водяной Зверь захлопнул за ним дверь, Том рассмеялся и изобразил нечто похожее на фигуру неведомого варварского танца. А потом подумал, что уже привык к этому безбашенному рыцарю и что в отеле теперь будет его не хватать. Ну да ладно.

6

— Мама мыла раму, — прочитала Алиса. — Рама мы… Рама мыла маму? Что за бред? Рон смущенно пожал плечами.

— Это учебник для детей, — сказал он. — Не знаю, почему в детских книжках принято писать такую ерунду. Традиция такая.

— Мы не рабы, — прочитала Алиса ниже. — Рабы не мы. Гм.

— Это для человеческих детей учебник, — пояснил Рон.

— Понятно, — вздохнула Алиса. От входной двери номера донесся какой-то шум.

— Дора, открой дверь! — крикнул Рон.

Некоторое время они молча сидели, прислушиваясь к звукам, доносящимся из прихожей. Затем входная дверь захлопнулась, а через минуту Дора вошла в кабинет. В руке она держала маленькую брезентовую сумочку.

— Алиса, глянь, что у меня есть, — сказала она.

— Это еще что такое? — спросила Алиса. Дора удивленно приподняла брови.

— Да ты совсем заучилась, подруга, — сказала она. — Собственное барахло не признаешь.

— Ах да… — пробормотала Алиса и почему-то покраснела.

Протянула руку, взяла сумку, расстегнула застежку, неловко дернулась, сумка упала на пол, барахло рассыпалось.

— Ух ты! — воскликнула Дора. — Какая смазка интересная! Ароматизированная, что ли? Этот твой Джон, я гляжу, такой затейник!

— А ну оставь сейчас же! — рявкнула Алиса. — Убери лапы, не хапай! Дора хихикнула и сказала:

— Ути-пути, какие мы грозные. Тут еще конфетки есть…

Алиса отбросила букварь и вскочила с кровати. Дора быстро протянула ей сумку и сказала:

— На, держи, недотрога. Алиса выхватила сумку и уставилась на Дору разъяренным взглядом.

— Никогда не бери мои вещи, — тихо, но очень грозно произнесла она. — Никогда! Дора пожала плечами и сказала:

— Как моим полотенцем пользоваться, так всегда пожалуйста, а как конфеткой поделиться… Да не морщись так, я все понимаю, грамотная стала, благородная…

— Дора, поди прочь, — приказал Рон.

Дора удалилась лисьей походкой — ставя ноги на одну линию и виляя задом. Рон дождался, когда она закроет за собой дверь и обратился к Алисе:

— Алиса, ты неправа. Дора, конечно, не такая развитая, как ты, но это не повод ее обижать. Она отнеслась к тебе по-доброму и ты…

— Я понимаю, — перебила его Алиса. — Извини. Я сама знаю, что неправа, но… Она замялась, не зная, как продолжить, и Рон пришел ей на помощь.

— Ты жалеешь, что ушла от Джона, — сказал он. — Заморочила ему голову и заставила продать тебя мне. Наслушалась, что обо мне говорят глупые орки, вообразила невесть что, а я оказался не принц из сказки, а живой человек, такой же, как Джон, но другой. А теперь ты смотришь на меня, вспоминаешь его, сравниваешь… А он действительно пользовался ароматизированной смазкой?

Алиса заплакала. Это было неожиданно — раньше Рон никогда не видел, как она плачет. Это было удивительно, такой сильный характер не часто встречается даже у человеческих женщин, не то что у орчанок. Но, выходит, не слишком сильный у нее характер, раз предел сил так быстро достигается.

— Не могу поверить, — продолжал Рон. — На вид сэр Джон — такой солдафон, весь из себя уставной, а по жизни такой… гм… нежный… Алиса негодующе фыркнула.

— Как же, нежный, — пробормотала она. — Убийца он безжалостный по жизни, для него человека убить — как в носу поковырять. А в постели — да, нежный…

Алиса всхлипнула, попыталась утереть слезы рукой, но только размазала. Рон протянул ей носовой платок, она утерлась, высморкалась и протянула обратно. Рон брезгливо отстранился.

— Очень странное чувство у меня сейчас, — сказала Алиса. — Душа как бы мерцает из одного состояния в другое. То кажется, что счастье огромное свалилось, а то наткнешься на что-нибудь этакое — и как мордой в дерьмо. Я, наверное, непонятно говорю…

— Нет, все понятно, — сказал Рон. — Очень даже понятно. Вот что, Алиса. Посиди здесь, почитай букварь, потренируйся, а я пойду, пройдусь.

Алиса что-то сказала ему вслед, но он не услышал. Вышел из комнаты, коротко бросил Доре:

— Будешь Алису обижать — уши оторву.

Вышел из номера, наткнулся рассеянным взглядом на неприметную дверь, ведущую в подвал и далее в подземный ход, подумал: «И чего здесь Зак пост не поставит, дыра же в периметре охраны…», оборвал эту мысль и пошел вниз, в подвальный бар.

— Косяк? — предложил бармен.

— Пока не надо, — покачал головой Рон. — Чай и каких-нибудь пирожных… хотя нет, косяк тоже принеси, но попозже.

Уселся в мягкое кресло, откинулся на спинку и прикрыл глаза. Алиса не сказала ему ничего особенного, а изъяснялась она так косноязычно, что ее слова можно понять вообще как угодно, но… Почему-то ее бессвязное бормотание разбередило его душу. Да и не такое уж бессвязное, основную мысль она выразила очень точно. Душа мерцает из одного состояния в другое. Очень точно сказано. Рон тоже чувствовал нечто подобное, но не мог выразить словами. И кто из них, спрашивается, тупое животное?

Это началось около шестидесяти дней назад, когда примерно в таком же баре, разве что более обшарпанном, Рон познакомился с Заком Харрисоном. Поначалу Рон решил, что Зак — такой же менеджер среднего звена, как он сам. Зак держался с ним очень просто и свободно, на равных, невозможно было поверить, что он рыцарь, рыцари не такие — высокомерные, чванливые… Но Зак был совсем другой — умный, понимающий, честный, он так зажигательно говорил о правах, свободах, справедливости… В какой-то момент Рон сказал ему:

— Знаешь, Зак, не будет от твоих слов никакого толка. Менеджеры по барам могут болтать о чем угодно, но будь ты рыцарем или, скажем, аэдилом, ты бы не стал так говорить. Ты бы радовался, что тебе довелось быть угнетающим, а не угнетаемым, а о всяких правах и свободах даже и не думал бы! Зак загадочно улыбнулся и сказал:

— Вообще-то я рыцарь. Не веришь? Хочешь, в следующий раз меч принесу?

Рон смутился и стал бормотать что-то несвязное, дескать, приношу смиренные и искренние извинения, но Зак посмотрел на него печально и сказал:

— Я думал, ты смелый, а ты только языком болтать горазд.

И тогда душа Рона переключилась в другое состояние. Он увидел себя со стороны, каким он сейчас представляется Заку — очередной бестолковый болтун наподобие тех столичных придурков, что собираются в толпу, хором орут: «Не дадим вырубить Бомбадилов лес!», нескладно поют хором песни протеста, а как только на горизонте появляются первые орки городской стражи в форменных жемчужных браслетах — разбегаются в ужасе. А самое противное — все это правда, Рон действительно именно такой болтун. Или не такой?

— Я смелый, — заявил Рон. — Рыцарь ты или нет — мне плевать. Все люди созданы богами равными. Зак рассмеялся и хлопнул Рона по плечу. А Рона понесло дальше:

— Я смелый, — повторил он. — Я вообще ничего не боюсь, а когда покурю, как сейчас, я вобще любое могу! Ты не смотри, что я тихий и скромный, я прокуратора знаешь на чем вертел? Думаешь, я его уважаю?! Да он ворюга прожженный, тварь подколодная, чтоб его Калона с обоих концов поимел! Знаешь, сколько он ворует?

— Не знаю, — покачал головой Зак. — И ты тоже не знаешь.

— А вот и нет! — воскликнул Рон. — Думаешь, он все операции сам прорабатывает? Да у него мозга не хватит! Он тупой! Все казнокрадство через меня идет!

Зак воровато огляделся по сторонам, и Рон понял, что громкость следует убавить.

— Что-то я тебя не совсем понимаю, — сказал Зак. — Ты так говоришь, будто гордишься всей этой мерзостью.

— А что мне еще остается? — пожал плечами Рон. — Плетью томагавка не перешибешь. Там наверху все одной цепью скованы. Ну, допустим, подготовлю я компромат, отвезу в столицу, и что? Зарежут меня по-тихому, и всё.

— Может, и зарежут, — сказал Зак. — А может, и не зарежут. Видишь ли, Рон, в целом ты прав, но в одной мелочи ошибаешься. Те, кто наверху, скованы не одной цепью, а несколькими разными. Между олигархами есть противоречия.

— Да хватит тебе трындеть! — возмутился Рон. — Есть противоречия, нет противоречий, все равно до маленьких людей олигархам дела нет! Вот был бы ты сам олигархом — тогда еще можно было бы о чем-то говорить. Но ты же не олигарх! Зак не поддержал шутку Рона. Он сказал, совершенно серьезно:

— Я вхожу в число ближайших помощников Стивена Тринити. Я имею право отдавать приказы его именем. Мы с тобой можем стать плетью, которая реально перешибет этот томагавк. Рон почувствовал, что трезвеет.

— Ты серьезно? — спросил он. — Ты серьезно предлагаешь мне предать господина?

— Интересный ты человек, — улыбнулся Зак. — Когда разговоры разговариваешь, Джерри Смит для тебя ворюга прожженный и змея подколодная. А как до дела дошло — сразу господин. Хорошо еще, что хозяином его не называешь.

— Ты на что это намекаешь? — возмутился Рон. — Я не раб! То, что я делаю, я делаю по собственной воле.

— Однако твоей воли пока хватает только на гадости, — сказал Закю. — Да ты не расстраивайся, это обычное дело. Жаловаться на несправедливость люди любят, а исправлять ее своими руками — не любят. Потому что страшно. А потом удивляются: «Почему мир такое дерьмо?»

— Почему, почему… — проворчал Рон. — По жизни он дерьмо! Да ты и сам тоже хорош! Ты же не ради справедливости меня уговариваешь! Сейчас средства на оборону дистрикта распиливает Адамс, а ты хочешь, чтобы их распиливал Тринити. А справедливость тут ни при чем.

Выслушав эту отповедь, Зак довольно молчал, пристыженно, как показалось Рону. Но когда Рон открыл рот, чтобы сказать что-нибудь глумливое и закрепить победу в словесном споре, Зак его опередил.

— Клянусь Джизесом, Эпаменидом и Докинзом, что я тебе не лгал, — заявил он. — Когда я говорил о правах, свободах и справедливости, я не лгал ни в единой мелочи. Я действительно верю в то, о чем говорю. Большинство людей привыкли считать всех, кто стоит выше их, мерзавцами, но это не всегда верно. А когда это неверно, это так одиноко… Но ты все равно не поймешь.

Зак залпом допил чай и положил банкноту на край стола, явно намереваясь встать и уйти.

— Подожди, — попросил его Рон. — Поклянись тремя богами, что когда Смит будет разоблачен, ты не допустишь, чтобы вся эта бодяга началась по новой. Чтобы орков больше не записывали как рыцарей, чтобы…

— Не поклянусь, — покачал головой Зак. — Это не в моих силах, я не бог, чтобы сразу исправить всю несправедливость под солнцем. Я могу лишь чуть-чуть повернуть путь бытия в нужную сторону, но не более. И только если ты мне поможешь.

— Ты приехал сюда специально, чтобы меня завербовать, — сказал Рон. Он не спрашивал, он утверждал. Зак принял это утверждение как должное.

— А если я тебя сдам Смиту? — спросил Рон.

— Не сдашь, — сказал Зак. — Будешь долго колебаться, но не сдашь. Джерри Смит сдал бы, а ты не сдашь. Потому что ты не такая прожженная дрянь, у тебя еще сохранилось немного совести. Жаль, что ее сохранилось меньше, чем я полагал.

— Ну как ты не понимаешь! — воскликнул Рон. — Я не боюсь нагадить Смиту и Адамсу, мне на них плюнуть и растереть. Но чем Тринити лучше Адамса?

— Сейчас объясню, — сказал Зак. — Только мне придется раскрыть некоторые тайны. Я не стану брать с тебя подписку или, там, угрожать, но ты сам должен понимать…

Через полчаса Рон согласился сотрудничать с Заком. А через десять дней Рон и Зак двигались к столице в сопровождении двух рыцарей и полутора десятков орков. В двух седельных сумках ехали толстые пачки документов, которые должны были переродиться в смертный приговор для сэра Джеральда Смита.

Зак не врал, он действительно верил в добро, справедливость и права человека. Более того, он верил в права орков. Рон был потрясен, когда орк-воин по имени Тяжелый Танцор подошел к Заку со спины, хлопнул его по плечу и запросто сказал:

— Приколись, Зак, какой огромный мухомор я нашел, когда отливать ходил! Зак ничуть не обиделся, обернулся спокойно и сказал:

— Фигасе мухомор! Только не жри его до вечера, я тебя к седлу привязывать не собираюсь.

— Да что я, без понятия, что ли? — возмутился Тяжелый Танцор и пошел хвастаться мухомором дальше.

— Он назвал тебя кратким именем, — потрясенно произнес Рон.

— Да, конечно, — конечно Зак. — Видишь ли, у нас в команде особые отношения. Он однажды спас мою жизнь, а его жизнь я спасал дважды, так что нам с ним глупо придавать значение условностям.

— Но он орк! — воскликнул Рон.

— Не орк, полукровка, — уточнил Зак.

— Тем более!

— А чего тем более? — деланно удивился Зак. — Тяжелый Танцор — отличный боец, хороший друг, умный, надежный, порядочный, какое мне дело до того, какая у него татуировка на морде? Мы же с тобой говорили о правах и свободах…

— Мы говорили о правах человека! — заявил Рон. — А он орк!

— Не орк, полукровка, — уточнил Зак. — Да пусть даже орк. А чему ты удивляешься? Мы с тобой много говорили о правах и справедливости, ты со мной соглашался. А теперь выясняется, тут у тебя права, а тут не права… Понимаешь, Рон, нельзя отрицать особые права рыцарей и чиновников перед остальными людьми, и признавать особые права людей перед орками. Лицемерие получится.

— А так получается… — Рон не сразу смог подобрать слово. — Анархия какая-то получается…

— Никакой анархии, — возразил Зак. — Посмотри вокруг, какая тут анархия? Любой орк в команде отдаст жизнь за меня, потому что знает, что я тоже отдам жизнь за него, если будет нужно. Боевое братство не нуждается в табели чинов.

— Но не все человекообразные входят в боевое братство, — заметил Рон.

— Теперь ты понял, — улыбнулся Зак.

— Не уверен, что я понял, — сказал Рон. — Мне надо обдумать твои слова.

Рон обдумал эти слова. И когда они прибыли в Барнард-Сити и разместились в отеле, и Зак отправил рыцаря Энтони проводить Рона на базар купить наложницу, Рон купил полукровку в мясном ряду.

— Непросто будет ее зарегистрировать, — заметил Тони.

— Попроси Зака, он что-нибудь придумает, — посоветовал ему Рон.

Зак что-то придумал, и на следующий день Рон получил ветпаспорт и свидетельство о регистрации на рабыню Дверь В Полдень, которую Рон переименовал в Дору. Оба документа выглядели подлинными.

Покупая Дору, Рон хотел понять, что чувствует Зак, когда запросто общается с теми, кто ниже его, отказываясь от традиционных правил общественной иерархии. Зак говорил, что ему нет дела до расовой принадлежности других человекообразных, что он оценивает их не по татуировкам, а по характерам, что он достаточно силен и умен, чтобы самому решать, когда подчиняться общепринятым правилам, а когда устанавливать свои. Рон тоже хотел почувствовать себя Заком. Однажды Рон уже нарушил неразумное правило, но только потому что Зак его убедил, а теперь надо нарушить какое-нибудь правило по собственной инициативе. Чтобы доказать самому себе, что он способен делать решительные шаги не только под чужим давлением. Кроме того, интересно посмотреть, насколько реален порядок вещей, когда человекообразных оценивают не по татуировкам, а по внутренней сути. В боевом братстве Зака это работает, но сработает ли оно, скажем, с наложницей?

Эксперимент пошел странно. Дверь В Полдень быстро приучилась отзываться на имя Дора и называть хозяина просто Рон. Но это не отразились на ее поведении, она даже не пыталась пользоваться той небольшой долей свободы, которую Рон предоставил ей. Ей это не нужно. Для нее все высокие устремления Рона — не более чем идиотская блажь хозяина, в целом хорошего, но явно больного на голову. Ей не нужна свобода, даже в виде иллюзии, она умеет быть только рабыней, и рабская жизнь ее вполне устраивает. А Рона устраивает, что ее устраивает рабская жизнь, им вдвоем хорошо, комфортно, но если задуматься, чего Рон хотел, и что получилось, становится немного противно. Но к этому можно притерпеться.

А Алиса совсем другая. У нее есть внутренняя свобода, и ей не мешают орочьи печати на челе и ланитах. Для Доры иллюзия свободы — это слишком много, а для Алисы — слишком мало, ей нужна не иллюзия, а настоящая свобода. Но настоящей свободы ей не видать, она это понимает, и Рон понимает, что она понимает, и это ужасно. А особенно ужасно то, что Рон, кажется, уже влюбился в нее, не как в пригожую орчанку, а как в нормальную человеческую женщину, но между ними не может быть нормальной любви, потому что он человек, а она — орк. Если бы можно было увезти ее куда-нибудь далеко-далеко, где нет никого, кроме них двоих, и не от кого прятать собственное чувство, которое любому нормальному человеку кажется постыдным извращением… Впрочем, разве можно называть таких людей нормальными? Может, нормален как раз Рон, Зак да еще рыцарь Джон Росс, кем бы он ни был под своей солдафонской маской? А Алиса реально любит сэра Джона… А Рон любит Алису, а она его не любит, а неразделенная любовь человека к орчанке — не просто постыдное извращение, а что-то вообще запредельное. Можно сколько угодно убеждать себя, что тебе нет дела до того, что говорят другие люди, но это может стаить правдой только если ты сам станешь таким, как Зак Харрисон или, возможно, Джон Росс, но что делать, если ты понимаешь, что никогда не станешь таким? Покурить, что ли…

7

Когда сэр Джон впервые вошел в свою новую квартиру и обнаружил внутри Длинного Шеста, рыцарь, похоже, ничуть не удивился.

— Живой, — констатировал он.

Его голос прозвучал так, как если бы он произнес что-то вроде «дождя, пожалуй, сегодня не будет» или «что-то у меня нос чешется».

— Живой, — подтвердил Длинный Шест. — Я с Эльм-Стрит вещи привез, часть сюда сложил, и еще часть вот сюда…

— Хорошо, я разберусь, — кивнул сэр Джон. — Если что будет непонятно — спрошу.

Рыцарь прошел в умывальню и стал расставлять на полке зубную пасту, бритвенные принадлежности и все такое прочее. Длинный Шест некоторое время наблюдал за хозяином, затем сказал:

— Сэр Джон, я виноват.

— Угу, — отозвался сэр Джон.

Некоторое время они молчали. Сэр Джон закончил с туалетными принадлежностями и теперь раскладывал по полкам одежного шкафа трусы и носки, а Длинный Шест стоял по стойке смирно и ждал хоть какой-то реакции хозяина на свое возвращение. Наконец, Длинный Шест прервал затянувшееся молчание:

— Сэр Джон, я бы хотел доложить… Ну, насчет того, что произошло, когда я… гм…

— Обкурился как грязная свинья и чуть не попал к палачам по собственной дурости, — подсказал сэр Джон.

— Не чуть не попал, а реально попал, — уточнил Длинный Шест. — Только это был не от районной стражи палач, а другой, он на сэра Германа работает. Я когда с базара выбежал, увидел Звонкого Диска, побежал за ним, он зашел в какой-то переулок, я за ним, тут мне как дали по башке… Сэр Джон, я рассказал сэру Герману все, что знаю о вас. На лице рыцаря впервые отобразилось нечто похожее на удивление.

— Тебя лично Герман допрашивал? — спросил он.

— Да, лично он, — подтвердил Длинный Шест. — Я виноват, сэр Джон. Они меня даже не пытали, а я все рассказал. Я очень виноват. Я даже про вашу божественную сущность рассказал.

— И как, они поверили? — улыбнулся сэр Джон. Длинный Шест тоже улыбнулся, но очень неуверенно.

— Не поверили, — ответил он. — Сэр Герман сказал, что вы циник. Не знаю, что это значит. Так, выходит… сэр Джон, вы заранее знали, что сэр Герман будет меня допрашивать?

— Заранее не знал, — покачал головой сэр Джон. — Допускал такой вариант, но рассчитывал, что тебя завербуют по-хорошему, без шума. Но вышло даже лучше, эффектнее.

Чтобы произнести следующую фразу, Длинному Шесту пришлось долго собираться с духом. Это было не просто, но он справился.

— Сэр Джон, я вас предал, — сказал он. — Я должен понести наказание.

— Должен понести — неси, — безразлично произнес сэр Джон.

— Так вы намекаете… — начал Длинный Шест, но тут рыцарское терпение иссякло.

— Ни на что я не намекаю! — рявкнул сэр Джон. — Достал уже! Ничего ты никому не должен, кроме самого себя. Хочешь виноватиться — виноваться, а меня своими проблемами не доставай.

— Разве это не наши общие проблемы? — удивился Длинный Шест.

— Нет, — отрезал сэр Джон. — Я не настолько еще одурел, чтобы доверять реально важные тайны недостаточно проверенным людям. Твое признание никому не повредило, так что расслабься и не суетись. И не пропадай больше так надолго, ты мне скоро понадобишься.

— Так вы мне по-прежнему доверяете? — спросил Длинный Шест.

— Угу, — ответил сэр Джон.

— И я зря расстраивался? Сэр Джон ехидно улыбнулся и сказал:

— Нет, не зря. Если бы ты меня предал с радостью и энтузиазмом, я бы перестал тебе доверять, а раз виноватишься, значит, все нормально.

— Спасибо, сэр Джон! — сказал Длинный Шест. — У меня будто камень с души свалился. Я думал, в разведке такие вещи не прощают. Сэр Джон рассмеялся и спросил:

— А что, Герман и Звонкий Диск называют себя разведкой?

— Ну да, — подтвердил Длинный Шест. — А что?

— Лохи они подзаборные, а не разведка, — сказал сэр Джон. — Разведка — это я, а они лохи подзаборные.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЭКЗАМЕН ДЛЯ АССАСИНА

1

— Вот ведь бред! — воскликнула Алиса и отложила букварь.

Текст, который она читала последние полчаса, оказался не просто безумным, а прямо-таки упоротым. Во-первых, животные разговаривают как люди. Но это еще терпимо, в сказках они тоже разгноваривают как люди. Но все остальное… Волк, согласно этому букварю, животное глупое, а лисица — умное и хитрое, но каждый знает, что на самом деле все наоборот. На картинках, иллюстрирующих сказку, все звери ходят на задних лапах и одеты в карикатурные человеческие одежды, а у зайца на морде изображены три орочьи печати. Надо же было до такого додуматься — заяц-орк! Они бы еще беложопого эльфа-пеликана в сказку вставили. А окончательно добило Алису то, что ежик, согласно сказке, питается не червяками, личинками и дохлыми мышами, а грибами и упавшими яблоками. Ну, грибом закусить ежик еще может, если проголодается, но яблоками… Откуда в лесу возьмутся яблоки? И даже если возьмутся, не станет еж есть яблоко, он же хищник! Может, это упоротый еж? И все остальные звери тоже упоротые. Кстати… Рон свою траву наверняка в кабинете хранит…

Алиса помотала головой, отгоняя несвоевременную мысль. Очень хочется обкуриться и забыться, но это желание надо подавить. Потому что когда ты принимаешь самое важное решение во всей своей жизни, голова должна быть ясной и холодной, как говорит Джон. Он еще говорил, что руки должны быть чистыми, а сердце — горячим. Тоже бред…

Как же тяжело быть свободной! Правильно Джон говорил: «Свобода — не только воля, но и ответственность». Когда за тебя решают другие, это напрягает только по незнанию, а на самом деле так жить легко и приятно. А когда ты понимаешь, что должна самостоятельно определить, в каком направлении пойдет твоя дальнейшая жизнь, и никакой добрый господин ничем тебе не поможет, как же это тяжело…

Одно понятно — обратно в рабство ее не тянет. Что будет дальше, непонятно, но ясно одно — орчанки по имени Аленькй Цветочек больше нет, а есть человечиха Алиса. И неважно, что ее морда украшена орочьими жабами, душа у Алисы человечья, а кто считает иначе — пусть пьет яду. Кстати о яде…

Убить или не убить — вот в чем вопрос. Проще, конечно, убить. Нажраться конфеток… сколько их, кстати, съесть надо, чтобы яд нейтрализовался? Джон ничего конкретного не сказал. Видимо, лучше побольше съесть, чтобы наверняка подействовало. Так вот, нажраться конфеток, намазаться смазкой, да и соблазнить Рона Вильямса. Проблем это не составит, Рон на Алису с самого начала облизывается, но насиловать не хочет, хочет, чтобы по-человечески. Поманить его пальцем — сразу в постель запрыгнет. Потом сыграть испуганную дурочку… это тоже несложно. По сравнению с тем, что она уже сыграла — вообще ерунда.

А она хорошая лицемерка, есть у нее такой талант. Расскажи ей кто сто дней назад, как ловко она этого парня вокруг пальца обведет, какой богатый внутренний мир ему изобразит — ни в жизнь не поверила бы. То, что она умная, она всегда знала, но что до такой степени… И как только Джон сумел разглядеть в ней такой талант… И та глупая история на базаре его не смутила, он сразу понял, что это была нелепая случайность. Не побоялся доверить оплошавшей телке сложное задание, не прислушался к Герману, когда тот предлагал ее на мясо сдать. Ругался, конечно, ну а кто бы не ругался на его месте? Но чувствам не поддался, рассудил здраво и решил дать девушке еще один шанс. Но оправдает ли она доверие? То, что она может его оправдать — это понятно, но хочет ли она его оправдать?

Будь Алиса по-прежнему той наивной дурочкой, которая вечность назад чуть не оторвала яйца сэру Джеральду, она бы не сомневалась. Но теперь сомневается. Она стала совсем другая, она теперь как бабочка, вылупившаяся из куколки, или как личинка, вылупившаяся из яйца. Да, второе вернее, вряд ли последнее озарение станет в ее жизни реально последним. Джон указал ей путь к саморазвитию, и она знает, что способна на много большее, чем полагала раньше.

Надо рассудить здраво. Допустим, она выполнит задание. Рон умрет, она отыграет свою роль до конца и вернется к Джону. Джон будет доволен, доложит Герману, что задание выполнено, Герман тоже будет доволен. А что дальше? Джон будет делать свои таинственные дела, обращаться к богам, медитировать, а она по-прежнему будет при нем на побегушках. Будет выполнять несложные, но очень грязные задания, кого-нибудь еще отравит, потом еще кого-нибудь… А дальше что?

Джон говорил, что превратит ее в человечиху, но можно ли ему доверять? Он ведь по-настоящему великий лицемер, Алисе до него далеко. Как он ловко отыграл бестолкового рыцаря, не знай Алиса заранее, что он другой — ни на секунду не усомнилась бы. На что Герман умный мужчина, и тот поверил. А когда Джон решил, что образ пора менять — выдал Герману новую порцию лжи, и тот снова поверил. Джон — великий мастер лжи, чтобы его подловить, надо быть… даже непонятно кем… богом, наверное.

Нет, нельзя ему верить! Любому известно, что жабья метка вечна, ничем ее не свести, так специально задумано. Можно допустить, что Джону ведом тайный способ убрать эту метку, но точно так же можно допустить, что он обманывает Алису, чтобы она шла за ним, как осел идет за морковкой, подвешенной перед ослиной мордой. А перед ее мордой он другую морковку подвесил — слушайся меня, любимая, и станешь человеком. Но не сразу, а когда-нибудь потом, когда случай подходящий представится.

На самом деле не одну морковку он подвесил, а две. Вторая морковка — любовь так называемая. Но с этим все понятно, он ясно сказал: «Любовь не мешает мне сохранять здравомыслие». Но если то же самое выразить другими словами, получится: «Буду делать, что считаю нужным, а на любовь мне плевать». А нужна ли ей такая любовь?

В целом Джон сделал ей много хорошего. От смерти спас, потом еще раз спас, потом в третий раз спас, хотя перед этим сам же подставил. Сам подставил, сам спас — герой, мать его! А она как игрушка в его руках, вертит, как хочет, и болтает про любовь всякие глупости, чтобы не слишком задумывалась о своей судьбе. Хотя любовник он замечательный, этого у него не отнимешь.

Ладно, хватит о Джоне. Рон. Парень добрый, милый, и влюбился в нее по-настоящему. Глуповат, но это впечатление может быть ошибочным, Джон тоже любит дурачка изображать. Но непохоже, что Рон притворяется. Хотя кто его знает? Надо с ним поговорить при случае, порасспрашивать о планах на будущее. Вот подведет он Смита под виселицу, что он дальше делать собирается? Он об этом вообще задумывается?

В принципе, понятно, что с ним дальше будет. Зак его использует до конца и выбросит, как жвачку пережеванную. Денег даст, сколько не жалко, чтобы не расстраивался… А сколько, кстати? Тоже надо выяснить. Значит, даст ему Зак денег, купит Рон квартиру или домик небольшой, будет жить-поживать, устроится работать менеджером в какую-нибудь контору, будет у него две рабыни-наложницы… А две ли? Может, Дору лучше выжить? Это тоже надо обдумать.

Итак, пути два. Джон или Рон. Джон сильный, умный, за ним себя чувствуешь как за каменной стеной, но только до тех пор, пока ему в голову не взбредет что-нибудь эдакое и он скажет что-то типа: «Милая, мне нужна помощь. Сходи в кустики, как увидишь неожиданное — две минуты терпи, а потом кричи». А если бы эти орки ей сначала голову разбили, и только потом приставать начали? Огорчился бы, а потом забыл бы о ней начисто, потому что любовь любовью, а здравомыслие здравомыслием. Вот сволочь!

В гостиной послышался шум — Рон вернулся. Интересно, куда он в этот раз ходил, к следователю или к журналистам очередным? Да какая разница…

Рон вошел в кабинет, ласково улыбнулся, и сердце Алисы екнуло. Что бы она о нем ни думала, но любит он ее по-настоящему, для него она не игрушка, как для Джона. У Рона, правда, мозгов не хватит, чтобы вертеть ей, как игрушкой, но это даже хорошо. Когда ты не кукла, а кукловод, это приятнее. Хотя ответственности намного больше. Ну, ей-то по-любому придется привыкать, она уже не яйцо, она вылупилась.

— Привет, милая! — сказал Рон. — Я по тебе скучал.

— Привет, — отозвалась Алиса. Улыбка сползла с лица Рона.

— Что-то случилось? — спросил он. Алиса пожала плечами.

— Ничего особенного, — сказала она. — Но нам надо серьезно поговорить. Рон уселся в кресло для посетителей, улыбнулся и сказал:

— Давай, поговорим.

— Как ты видишь наше будущее? — спросила Алиса. — Сейчас все понятно, ты помогаешь Тринити свергнуть Смита, восстановить справедливость, выгнать Адамса из дистрикта Иден, все такое… А что потом? Ты по этому поводу с Заком говорил? Он обещал тебе что-нибудь конкретное?

— Ну, ты даешь! — изумился Рон. — А ты точно полукровка, ты этих жаб не в шутку нарисовала? Так, как ты, не каждый человек рассуждать сможет.

— Я серьезно спрашиваю, — сказала Алиса.

Рон встал, обошел стол, выдвинул ящик и извлек оттуда курительные принадлежности. Сел обратно в кресло, стал набивать косяк.

— Слишком серьезно ты спрашиваешь, — сказал он после паузы. — Я так далеко не загадываю. Я же не ради личных выгод это дело затеял. Справедливость, права… Ты лучше с Заком поговори, он эти вещи лучше объясняет.

— Все понятно, — вздохнула Алиса. — Я этого боялась. Ты даже не знаешь, зачем это дело затеял. Зак тебе мозги запудрил правами и свободами, а ты и рад стараться. Не боишься, что Зак тебя использует до конца и выбросит? Например, отдаст на растерзание бойцам Адамса. Ты-то ему уже не нужен будешь.

— Типун тебе на язык! — воскликнул Рон. — Зак никогда так не поступит! Ты его не знаешь, а я знаю, он не такой человек.

— Как знаешь, — пожала плечами Алиса. — Тебе виднее.

Вот, кажется, и сформировалось решение. Рон даже глупее, чем она думала, нет у него будущего, незачем связывать с ним свою судьбу. Теперь надо вежливо извиниться, перевести разговор на другую тему, а потом как бы невзначай затащить в постель и сделать свое преступное дело.

Внезапно Алиса поняла, почему так долго оттягивала решение. Она боится, просто боится. Противоядие может не подействовать. Зак может раскусить ее черный замысел, может не получиться сбежать из отеля, пока люди Тринити станут суетиться вокруг трупа Рона. Джону легко говорить «начнется суета, ты легко сбежишь», а вдруг не получится сбужать? Страшно.

Нет, на самом деле страшно не это. Страшно отнимать жизнь у ни в чем не повинного существа, не сделавшего ей ничего плохого. Как потом жить с таким грузом на душе? Что она скажет Никс, когда придет время переселиться в края удачной охоты? В принципе, можно сходить в храм Кали, передать свою душу богине смерти и мщения… А если Рон повадится во сне являться? Надо потом Джона расспросить, как он этой опасности противодействует.

Тем временем Рон раскурил косяк, пыхнул и перевел взгляд с косяка на Алису. Взгляд Рона заметно подобрел.

— Чего задумалась? — спросил Рон. Алиса вздрогнула.

— Так, ничего, — сказала она. — О своем.

— Врешь, — сказал Рон. — Ты думаешь, что когда дело закончится, Зак меня выбросит на улицу… — Рон внезапно рассмеялся. — А тебе-то чего бояться? Если такое вдруг случится, я тебя сразу продам, да хотя бы обратно Джону Россу, за те же четыреста долларов. Но такого не случится, Зак мне тремя богами поклялся.

Алиса еще раз вздрогнула. Хорошо, что она не начала претворять в жизнь только что принятое решение. Она-то думала, что Рон — дурачок, а он вовсе даже не дурачок, он меры предосторожности принял. А тогда…

— Вы с ним детали обсуждали? — спросила Алиса. — Ну, размер вознаграждения, систему защиты…

— Какой защиты? — не понял Рон.

— Твоей, — объяснила Алиса. — За тобой же весь дом Адамса охотится станет. Рон торжествующе улыбнулся и сказал:

— Не станет. Зак говорил, если меня за семь дней не убьют, дома Адамса больше не станет. Кстати, уже не за семь дней, а… сколько осталось-то… то ли два, то ли три… Да неважно! По-любому скоро все закончится. А сейчас меня так охраняют, как самого Мориса Трисама не охраняют. Ни один ассасин не проберется! Герман Пайк, наверное, все локти себе искусал. Алисе показалось, что она ослышалась.

— Кто? — переспросила она.

— Герман Пайк, — повторил Рон. — Он у Адамса безопасностью заведует, как Зак у Тринити. Страшный человек, говорят. А кстати, ты его видела наверняка! Зак говорил, он недавно Иден посещал, уже после того, как мы с ним в столицу приехали. Под эльфийское нашествие угодил, жалко, что беложопые его не взорвали своими гранатами богомерзкими. Не бойся, он со ничего не сделает, никак до меня не доберется! Этот отель — он только кажется обычным, на самом деле это крепость настоящая. Зак мне схему обороны показывал… Думаешь, помойка во внутреннем дворе просто так устроена, от разгильдяйста? Ничего подобного! Это чтобы по двору нельзя было ночью пройти, там и днем-то трудно пройти, не поскользнувшись. А какие под отелем катакомбы! Видела дверь на первом этаже, где уборщица тряпки держит? Там каморка такая маленькая, а в задней стене у нее дыра, оттуда подземный ход идет через весь квартал… Да ты же знаешь, где второй выход! Мы с Заком вас с Джоном в первый раз как раз около него встретили. Я тогда в жреческом балахоне был, я его всегда надеваю, когда в город выхожу, чтобы ассасины не опознали.

— А зачем им тебя опознавать? — спросила Алиса. — Подкараулить у входа в подземный ход, и дело с концом.

— Про подземный ход только в доме Тринити знают, — покачал головой Рон. — И не все, а только самые избранные люди, человек десять всего. Так что не бойся, ничего плохого с нами не случится.

— Да, наверное, — пробормотала Алиса. — А все-таки, что тебе Зак обещал, когда дома Адамса не станет? Единовременное вознаграждение, пожизненную пенсию, что-то еще? Рон растерялся.

— Ну… мы об этом не говорили… Придумает что-нибудь… Но я не из личной выгоды Смита предал, ради правого дела, а значит, не предал, а справедливость восстанавливаю… Да ты сама-то понимаешь, что говоришь?! Если бы я начал за вознаграждение торговаться, кто я был бы после этого? Я не Джудас, чтобы предавать господина за тридцать долларов!

— Понятно, — сказала Алиса. — Ты не Джудас, ты восстанавливаешь справедливость бесплатно. Горе ты мое! Давай, докуривай, в спальню пойдем.

— Зачем? — насторожился Рон. Алиса рассмеялась.

— Ну, должен же ты меня опробовать наконец-то, — сказала она. — А то убьют тебя, а я так и не узнаю, какой ты в постели. Рон нахмурился.

— Ты меня не трави, — произнес он, безуспешно стараясь придать голосу грозную интонацию. — Я уже начинаю думать, что слишком много тебе позволяю. Ведешь себя как…

— Сука? — подсказала Алиса.

Ее подхватила и понесла та же неведомая сила, которая руководила ее словами и жестами, когда она в первый раз встретилась с Роном. То же самое лицедейское вдохновение. Тогда она тоже не понимала, зачем говорит какие-то определенные слова, тогда ее тоже пугало свое собственное поведение. Но в тот раз все закончилось благополучно, значит, и в этот раз пронесет. Может, боги именно так и помогают людям? Не устраивают чудеса, а просто подсказывают, что делать?

Рон некоторое время разглядывал Алису с таким выражением лица, с каким обычно разглядывают дерьмо, в которое только что вляпался.

— Да, пожалуй, ты права, — сказал Рон. — Я только сейчас понял одну свою ошибку. Когда мы с Заком ехали из Идена в Барнард-Сити, меня очень удивило, какие отношения установились между Заком и его орками. Он относится к ним почти как к равным, они называют его просто по имени, шутят над ним, иногда зло шутят… Я спросил его: «Почему ты им позволяешь это?», а он ответил: «У нас боевое братство. Мы столько раз спасали жизнь друг другу, что не придаем значения условностям». И тогда я подумал, что по-настоящему сильный человек тем и отличается, что может не придавать значения условностям. Я решил попробовать быть сильным. Я купил Дору, она оказалась дурой. Я купил тебя, ты оказалась сукой. И теперь я понял, в чем ошибся. У нас с вами не боевое братство, и не будет его никогда, потому что Дора — дура, а ты — сука. Нельзя относиться к суке, как к брату по крови, сука не понимает, что такое братство, доверие, права, свободы, справедливость, наконец… К суке можно относиться только как к суке. Вот что я сегодня понял.

— Молодец, — сказала Алиса. — Трахаться пойдем?

Она поняла, что сейчас произойдет. Он уже разозлен, а теперь разозлится еще сильнее. Набросится на нее, изнасилует жестоко, с садизмом, но это можно потерпеть. А когда он натешится, она съест конфету с противоядием, а ему не даст. И когда он помрет и поднимется суета, она спустится на первый этаж, войдет в каморку, в которой уборщица хранит тряпки, и выйдет из отеля через подземный ход, и пусть потом Зак кусает себе локти. Зак, а не Герман.

Она ошиблась. Рон покраснел, напыжился и… ну, не то чтобы затрясся, но что-то вроде того. А потом Алисе показалось, что он сейчас заплачет.

— Дора тебе уже рассказала? — печально спросил Рон. — По глазам вижу, рассказала. Какая же ты тварь…

— Чего рассказала? — не поняла Алиса.

— Ничего, — резко сказал Рон.

Встал и вышел, оставив окурок косяка в пепельнице. Алиса докурила его в две затяжки, но в голове не прояснилось. Она понимала, что в чем-то ошиблась, но в чем именно — не понимала.

Когда Рон вошел в гостиную, Дора сидела на полу и строила очередной карточный домик. Рон злобно пнул его, карты рассыпались.

— Ой! — сказала Дора и вздрогнула. Подняла взгляд и вздрогнула еще раз.

— Что случилось? — спросила она. — Что Алиса с тобой сделала?

— Ничего! — рявкнул Рон и вышел вон.

Дора поднялась с пола и осторожно заглянула в открытую дверь кабинета. Алиса сидела в любимом кресле Рона и гасила окурок в пепельнице. Дора хотела было возмутиться, что гасить такой большой окурок — преступление, его еще курить и курить, за такое в приличном обществе сразу канделябром бьют…

— Что ты ему сказала? — спросила Дора.

— Ничего, — ответила Алиса, пожав плечами. — Мы слегка поругались, потом я ему предложила потрахаться, а он почему-то обиделся.

— Ну ты и сука, — сказала Дора. Алиса удивилась, кажется, искренне.

— Почему это? — спросила она. — Он то же самое сказал.

— Потому что ты дура бестолковая, — объяснила Дора. — Я же тебе говорила, у него потенция плохая, только с подсоса заводится. А ты сначала обругала его, а потом говоришь, типа, на, пользуйся! Он решил, ты глумишься.

— Ой, — сказала Алиса. — Плохо-то как… Я не хотела, честное слово… Что же теперь делать-то?

— С голой жопой бегать, — посоветовала Дора. — Спрячься куда-нибудь и не высовывайся, попробую его успокоить.

— Ой, спасибо тебе огромное! — обрадовалась Алиса. — Ты, это… можешь моей смазкой воспользоваться.

— Ой, спасибо! — передразнила ее Дора. — Да уж воспользуюсь обязательно, моя-то закончивается, на один раз осталось.

— Конфетки поешь, — предложила Алиса. — Они вкусные. Дора удивленно посмотрела на нее и сказала:

— Не понимаю я тебя. Вроде, соображаешь по жизни, а иногда как ляпнешь… Сама-то пробовала эту кислятину?

— Если честно, то нет, — смутилась Алиса. — Джон их как раз в тот день купил… Я думала, они вкусные…

— Надо не думать, а соображать, — заявила Дора. — Короче, сиди тихо и думай над своим поведением. И не выходи, пока я не позову, что бы ни случилось. Поняла?

— Поняла, — кивнула Алиса. — И, это… спасибо тебе.

2

По Сохо-Стрит шел жрец. Он был невысок, вроде бы худощав, и принадлежал к ордену монахов, поклоняющихся Джизесу Крайсту. Больше о нем сказать было нечего, потому что жрецы-монахи всегда носят длинные бесформенные балахоны с капюшонами, скрывающими от постороннего взгляда лицо и очертания фигуры. Похожие балахоны носят пригожие рабыни, чтобы не привлекать внимание гопников, но перепутать жреца и рабыню невозможно — покрой балахона совсем другой. Впрочем, если рабыня вдруг нацепит на себя жреческий балахон, распознать обман будет непросто. Но такого никогда не бывает.

Если бы на Сохо-Стрит завелся необычно внимательный наблюдатель, он, возможно, обратил бы внимание, что в последнее время по этой забытой богами улице то и дело шныряют монахи, хотя никаких храмов поблизости нет. Но такого наблюдателя здесь не было, Джон это тщательно проверил через спутник.

Великая вещь — разведывательные спутники, особенно если противник не принимает их во внимание. Когда о всевидящем небесном оке знает каждая собака, от спутников большой пользы нет, замаскироваться от наблюдения сверху несложно, а подсунуть спутнику дезинформацию и того проще. Но когда противник не маскируется, это совсем другое дело. Неадекватная модель нарушителя, так это называлось в прошлом.

Зак Харрисон до сих пор уверен, что их встреча на Сохо-Стрит была случайной. И будь Джон на месте Зака, он тоже был бы в этом уверен. С точки зрения Зака проследить путь человека, о котором ничего не знаешь, можно только одним способом — наружным наблюдением. А искусство уходить от наружки Зак освоил в совершенстве, в этом Джон тоже убедился. Тоже через спутник, естественно.

Монах шел по улице размеренным шагом, каким должен идти человек, идущий по делу, но никуда особо не торопящийся. Он не крутил головой и вообще не интересовался окружающим, он смотрел прямо перед собой сквозь узкую щель в капюшоне. На самом деле монах все прекрасно видит через спутник, но об этом никто не знает, кроме него самого. Ни меланхоличный орк-сторож, что пялится на него со стройки через щель в заборе, ни трое молодых гопников, провожающих его безразличным взглядом. Им монах неинтересен, взять с него нечего и даже пинать неинтересно, пусть себе идет. Будь эти парни полюбопытнее, они бы заинтересовались, почему монах свернул с улицы во дворы и направился к заброшенной инсуле, в которой нет ничего, кроме орочьего и человеческого дерьма, а также опиумного и конопляного пепла, оставленного наркоманами из обеих рас. Но эти парни нелюбопытны, то ли от природы, то ли другие монахи уже успели отучить их от излишнего любопытства.

Войдя в подъезд, монах откинул капюшон, расстегнул балахон, вытащил из-под него очки и надел. Поморгал, покрутил головой, приноравливаясь к новому зрению. Видно неплохо, можно без фонаря обойтись. Странно, что никаких ловушек не видно. То ли их нет, то ли слишком хорошо спрятаны. А где вход в катакомбы, кстати? Геодезическая программа обнаружила подземный проход… под лестницей, что ли? Нет, здесь прохода нет. Ну, то есть, проход-то есть, вот за этой стеной он начинается, но стена цельная, сквозь разве что мифический гхост пройти сможет. Но Зак и Рон здесь каждый день проходят туда и обратно… А где следы, кстати? Нет следов, заметают, очевидно. То-то пыли так мало. А всё ли они заметают? Если посмотреть, где пыли меньше… ага, вот, кажется, след вырисовывается…

Чтобы обнаружить вход в подземелье, Джону потребовалось полчаса. Ловко, однако, его спрятали, если заранее не знать, куда идти — ни за что не найдешь. Вначале надо подняться на второй этаж, зайти в одну из четырех квартир, залезть во встроенный стенной шкаф, нажать тайную кнопку, которую в оптическом диапазоне хрен увидишь, отодвинуть панель, прекрасно замаскированную под кирпичную кладку, по узкой винтовой лестнице, спрятанной внутри толстой стены, спуститься в подвал, и вот оно, подземелье. Это, кстати, не древняя канализация, а реальные пещеры. Странно, что Каэссар о них не знал, он в прошлой жизни такими местами очень интересовался. Ну да ладно.

Плохо, что катакомбы нерукотворные. Джон думал, тут один тоннель будет, а тут вон сколько боковых отнорков! Все, кроме одного, тупиковые, иначе геодезическая программа показала бы не один проход, а всю эту паутину. Но как определить, какой истинный? Легко — по следам. Здесь-то следы никто не заметал, и это правильно, правила безопасности не должны быть параноическими, где-то нужно провести границу, за которой офицер безопасности полагается только на волю высших сил.

Вот он, проход. Низковат, неудобно передвигаться, и потолок неровный, вот здесь, например, не один путник башкой приложился. Да, точно, вот следы крови засохшей. Нелегка работа у бойцов дома Тринити.

Что-то слишком длинный этот тоннель, пора бы ему уже заканчиваться. И извивается так… Надо скорость сбавить, а то как бы на сюрприз не нарваться. Сюрприз здесь точно должен быть, в таких делах на одну только общую секретность не полагаются. Живой часовой будет, скорее всего. Если бы схему охраны тоннеля планировал Джон, он бы не стал полагаться на автоматические ловушки — слишком велик риск самому невзначай в нее угодить. С другой стороны, часовой повышает вероятность утечки сведений… Может, и нет тут никакого сюрприза…

Точно, нет. Тоннель упирается в стену, к стене приставлена деревянная лестница, наверху маленький прямоугольный люк, не в потолке, а в стене. Не люк на самом деле, а дверца. Открывается наружу, то есть, если смотреть с другой стороны — внутрь. Странно, что никакого света сквозь щели не пробивается. Ну просто совсем никакого, даже инфракрасного. Чулан, что ли?

Джон вытащил из-под балахона бластер, проверил, что мощность заряда стоит на минимуме, и сдвинул предохранитель. Ну, попробуем. БАБАХ-ТРАХ-БУХ-БАБАМ-ТАРАРАМ!

Ну вот же твою мать! Вот какой тут сюрприз! Молодец, Зак, в сообразительности ему не откажешь. Теперь все зависит от того, насколько близко размещается живая охрана и насколько легко открывается внешняя дверь с той стороны.

Джон обдумывал эти мысли, сбегая вниз по лестнице. Поставить железные ведра перед охраняемой дверью — идея хорошая, но у нее есть существенный недостаток. Топот убегающего нарушителя совершенно теряется на фоне грохота и звона. А если учесть, что тоннель по всей длине истоптан разнообразными следами, а подошвы сапог Джона особых отличительных признаков не имеют, это он в первую очередь проверил, не дурак… Да еще помойка недалеко… Если повезет, весь тарарам на крыс спишут. А если не спишут… прямо сейчас охранники Джона не догонят, без очков это нереально. Срочно перевозить Рона на новое место Зак не станет, не тот повод. Охрану тоннеля может усилить, но против бластера это не поможет. Шума будет больше, но тут ничего не поделаешь, придется шуметь. Хотя, может, и не придется, не так уж велика вероятность, что охрана придаст значение этому грохоту. А если не придаст — операция должна пройти как по маслу, даже легче, чем Джон изначально рассчитывал. И еще есть шанс, что операция не потребуется, потому что Аленький Цветочек справится сама. Это, конечно, из области фантастики, но маленький шанс все же есть.

3

Бабах-трах-бух-бабам-тарарам! Дора дернулась, карточный домик рассыпался. Как же достали эти крысы! То и дело ведрами гремят. Рон тоже нервничает, в первый раз как услышал — вообще чуть дуба не дал, сердце прихватило — думал, ассасин по его душу крадется.

Дверь кабинета приоткрылось, в щель выглянул любопытный глаз сучки Алисы.

— Что там такое? — спросила сучка.

— Я тебе что говорила?! — рявкнула Дора. — Сиди внутри, пока не позову! А то вообще помогать не буду!

Алиса закрыла дверь с той стороны. Дора глубоко вдохнула и выдохнула, приводя нервы в порядок. Вроде лучше стало.

Как же надоела ей эта тварь! Правильно мама говорила: «Наглым счастье». А уж таким наглым, как Алиса — счастье втройне. И зачем Дора только согласилась ей помочь?

Нет, не надо себя обманывать, не ей помочь она согласилась, а Рона успокоить, чтобы эта сука его совсем в могилу не свела. Жалко его очень — такой молодой, а сердце такое больное…

А Алиса — сука. Типичная понаехавшая деревенская тварь. Когда впервые сюда вошла, такая скромная была, глазками хлоп-хлоп… А как освоилась, разобралась, что к чему — сразу чавку раззявила и самый большой кусок ухватила, да так крепко, что сразу и не разожмешь. Моментально слабину учуяла. Правильно говорят, что с рабами по-доброму нельзя — наглеют. Не каждая рабыня такая скромная и порядочная, как Дора, она, к сожалению, исключение, а правило — такие беззастенчивые суки, как Алиса.

Как ловко все провернула, лицемерка бесова! Выведала, что хотела, и устроила театр: ненавижу эту работу, в мире так много зла… Тьфу на тебя, сука! Ненавидишь — так не подмахивай, а бери мотыгу и топай в поле. А не хочешь горбатиться — подмахивай и не пищи. А эта тварь вон как ловко устроилась: и рыбку съесть, и сесть куда положено, и ведь почти сумела! Если бы не лопухнулась по мелочи, окрутила бы хозяина так, что мама не горюй. Он и так уже затеял грамоте ее учить, виданное ли дело?!

Ну ладно, училась бы своей грамоте, беседовала бы с хозяином беседы высокоморальные, да не трогала бы других. Так нет же! Алиса, видите ли, у нас настоящая женщина с орочью печатью, поставленной по божьему недомыслию, а Дора — примитивная тварь без чувства достоинства. Слишком много ей свободы, видите ли! Рон — тот еще психолог, в людях разбираться совсем не приучен, а эта тварь пользуется. Наложница, блин! Только мозги хозяину парит, а Дора за двоих отдувается. Впрочем, в этом проблемы как раз нет, Дора и не с такой нагрузкой справлялась, да и не в напряг ей, она свою работу любит, в отличие от этой твари. И то, что Рон очень резкий стал и нежность утратил — тоже не страшно, у нее всякие партнеры бывали, в том числе и такие, что как вспомнишь, так сразу мороз по коже. Проблема в другом. В том, что Дора влюбилась в Рона.

У наложниц это считается признаком профнепригодности, и не зря. С самых первых дней обучения будущим наложницам неустанно вдалбливают в голову словами и розгой: не влюбляйся в господина, не влюбляйся, дура! Ты не женщина, ты самка, тебе не положено высокие чувства испытывать. Приличный хозяин может изобразить нечто подобное из вежливости — так то вежливость, и не строй иллюзии, не строй, сука, больнее будет! А Дора не удержалась, построила. Но Рон так увлекательно говорил: свободы, права, орки тоже человекообразные… Она только потом поняла, что он не от сердца говорил, а от головы, он сам себя хотел убедить в том, что Зак ему не мозги запудрил, а правду говорил. Зак, кстати, змей еще тот, весь из себя такой вежливый, обходительный, слова грубого не скажет, здоровается первый, улыбается, о здоровье спрашивает… А как посмотришь на него подольше, начинаешь понимать, что в этой башке стриженой такое стадо демонов беснуется… Нет для него ничего святого, убить захочет — улыбнется, о здоровье спросит, попросит отвернуться, да и тюкнет по башке, и все спокойно так, с улыбочкой. А потом еще перед трупом извинится и заупокойную закажет, а то и сам жертву принесет. И будет объяснять младшим товарищам с той же улыбочкой, что совесть надо беречь, убил кого или замучил — сходи в храм, помолись, исповедуйся, жертву принеси, совесть-то — она не из эльфийской резины. Знать бы, из чего она у этого змея белобрысого… Совсем ее нет у него, скорее всего.

Что-то Рон давно не возвращается, не случилось ли чего? Хотя нет, если что-то случилось бы, Ленивый Ящер уже прибежал бы из бара с глазами по пол-доллара. Сидит, наверное, чай пьет и обкуривается. Как же эта тварь ему нервы треплет…

Тяжело жить в этом мире без наглости. Что, спрашивается, мешало Доре так же поставить себя, как Алиса? Только профессионализм и природная вежливость. Каждая наложница должна знать свое место. Удовлетворять потребности господина, а в душу не лезть, соблюдать дистанцию. Кто же знал, что этому господину хочется как раз, чтобы наложница эту дистанцию нарушила? Говорил-то он именно это, но профессиональная наложница все подобные слова воспринимает как игру, а что для него это не игра — это и в голову придти не могло. Когда господин говорит: «Надень на меня ошейник с кляпом и стегай по голой заднице», это может только игрой, и когда хозяин говорит: «Я воспитаю в тебе чувство собственного достоинства», любая нормальная наложница тоже воспринимает это как игру. Чтобы сообразить, что хозяин серьезно верит в этот бред, надо быть деревенской дурочкой и одновременно сукой, как Алиса. Правильно сказал Джизес Крайст: «Блаженны нищие духом», и кто-то из его аватаров правильно сказал: «Во многих знаниях многие печали». А как хорошо все начиналось…

Но хватит уже предаваться грустным размышлениям. Рон скоро вернется, надо будет его порядок приводить, а то совсем расстроила его дерзкая тварь. Не заслужил он такого отношения, он ведь хороший, добрый… А что Дору ни в грош не ставит — видимо, судьба такая. Нахалкам в этой жизни везет, а о посмертии они не задумываются. Ничего, будет еще божий суд!

Но это потом, а сейчас надо подготовиться к возвращению хозяина. В первую очередь отбросить мрачные мысли — наложница не имеет права грустить, когда господин нуждается в ласке. А сейчас он очень нуждается в ласке, потому что если такое хамство без ответа оставить, то и импотентом стать недолго. Вот сволочь понаехавшая! Вообще ничего святого!

Одним взмахом руки Дора смела карточный домик, который успела уже поднять на пять этажей. Собрала карты в колоду, убрала в ящик комода. Пошла в спальню, направилась было к своей тумбочке, а потом подумала: «А какого хрена? Сама разрешила, сама виновата». И решительно открыла тумбочку Алисы.

Вскрыла банку со смазкой, принюхалась. Приятно пахнет, и на вкус… нет, на вкус гадость, рот вяжет и губы становятся будто чужие, как после хурмы, только сильнее. Выходит, не такой уж затейник этот Джон Росс. Интересно, по прямому назначению эта смазка годится? Вроде годится, не жжет, не щиплет. Да, хорошая смазка, годная. Ух ты! С афродизиаком она, что ли? Точно! Лоно прямо на глазах кровью наливается, если, конечно, так можно про лоно говорить. Ух, как пробирает… Если Рон прямо сейчас не придет…

А что это за леденцы такие? Нет, не леденцы, во рту не рассасываются совсем. Наверное, раскусить надо. ФФФУУУУУ!!!

Находись сейчас Дора не в спальне на рабочем месте, а где-нибудь на природе или хотя бы в коридоре — выплюнула бы гадость немедленно. Но настоящая наложница на пол не плюет, это правило сразу в голову вдалбливают, в самом начале обучения.

Она согнулась в три погибели и побежала (или поковыляла?) к умывальнику, чтобы отплеваться как следует и прополоскать рот, но успела добежать только до гостиной. Входная дверь открылась, в номер вошел Рон, распространяя конопляный аромат. Рефлексы наложницы сработали мгновенно — она выпрямилась, проглотила гадость и попыталась обворожительно улыбнуться, но, кажется, неудачно. Рон недоуменно посмотрел на нее и спросил:

— С тобой все нормально? Дора сглотнула еще раз и сказала:

— Угу.

Внезапно она почувствовала, что жаркая волна, расходящаяся от лона, столкнулась с другой жаркой волной, идущей от головы, в которую она, в свою очередь, попала через воображаему, но одновременно реальную линию, соединяющую рот с желудком, которая сейчас закрутилась через… Если бы Дора знала слова «иное измерение», она смогла бы продолжить свою мысль, а так не смогла. Да и не нужно было ее продолжать.

Дора еще раз попыталась улыбнуться, на этот раз, несомненно, удачно. Все ее заботы и тревоги, вся ее злость, всё улетучилось под действием таблетки… Таблетки! Не конфета это, а таблетка с запрещенным наркотиком, замаскированная под конфетку!

— У-у, наркоманка адова, — изрекла Дора.

Вселенная покачнулась и стала слабо пульсировать, едва заметно, но ритмично. Рон нахмурился.

— Ты что это себе позволяешь? — строго спросил он.

— Это не я позволяю! — провозгласила Дора. — Это Алиса твоя разлюбезная позволяет, у нее полный пакетик таблеток с наркотой, на леденцы похожих!

Звуки собственного голоса зачаровали Дору. Раньше она не замечала, как прекрасен ее голос, как много в нем интонаций и этих… обертонов. Будто свирель звенит и колокольчики дудят.

Рон вздохнул и помрачнел. Сделал два шага, упал в кресло, приложил руки к вискам и пробормотал обессиленно:

— Как вы меня достали…

Дора подошла к нему, почти не шатаясь, и встала на колени рядом с креслом. Нежно взяла господина за руку и сказала:

— Позволь, я подарю тебе удовольствие.

Рон склонил голову и несколько секунд внимательно разглядывал Дору. Затем понимающе кивнул и спросил:

— С афродизиаком таблетка?

— Нет, — помотала головой Дора. — Таблетка — наркота голимая, с афродизиаком смазка. Я у Алисы смазку сперла!

Это ее заявление показалось ей очень смешным, и, произнеся его, она расхохоталась, а вернее, расхихикалась. Рон, однако, не поддержал веселья.

— Поди прочь, — велел он.

Не слишком решительно велел, наметанному глазу наложницы сразу видно, что вовсе не хочет он ее прогонять, что на самом деле готов он быть соблазненным, просто стесняется чего-то. Собственной наложницы стесняется, вот умора-то, ха-ха-ха!

Дора набросилась на Рона, попыталась раздеть его, порвала рубашку и расхохоталась.

— Это не смешно! — завопил Рон. — Дура упоротая! Я тебе сказал, поди прочь, подчиняйся же!

— О да! — воскликнула Дора. — Я люблю подчиняться! Накажи непутевую рабыню, мой сильный!

По жизни Дора мазохизм не любила, а зачет сдала с первого раза только потому, что очень не хотелось сдавать его повторно. Но сейчас она вдруг поняла, что вовсе не возражает подвергнуться унижению, порке и даже не очень жестокой пытке. Волна афродизиака и волна наркотика столкнулись, взаимно преломились (будь Дора более образована, ей бы пришло на ум слово «интерференция») и породили новое состояние души, не выражающееся в нормальных понятиях. Сама душа как бы растворилась, и прекрасное обнаженное тело Доры (сама бы себя трахнула!) отныне управлялось не разумом, а непосредственно богом, Кришной, кажется.

— Накажи меня, недостойную, — попросила Дора. — Позволь я поцелую твой ботинок.

Рон не позволил — пнул ее в плечо, стало больно, но это была сладкая боль. Впрочем, в таком состоянии любая боль сладкая.

— Упоролась — аж смотреть противно, — сказал Рон, встал и пнул наложницу еще раз.

Дора отозвалась счастливым стоном. Ей понравилось, и она стала ритмично стонать, как будто занималась любовью с мифическим человеком-невидимкой. Одновременно она каталась по полу как большая упоротая кошка.

— Хм, — сказал Рон.

Немного подумал и сел обратно в кресло. Протянул руку, придвинул пепельницу и прочие курительные принадлежности, забил очередной косяк и стал наблюдать. «Много я курить стал», подумал Рон. «Как бы сердце не посадить совсем».

Когда он докурил и затушил окурок в пепельнице, Дору немного отпустило. Она грациозно перекувыркнулась через голову, встала на колени, широко раскинула руки, выпятила грудь, и обворожительно улыбнулась.

— Ля-па-пам, — сказала она.

Рон зааплодировал, Дора шутливо раскланялась. Вскочила на ноги, летящей походкой подбежала к господину и присела на корточки рядом с креслом.

— Извини, Рон, — сказала она. — Что-то меня разобрало не по-детски.

— Я заметил, — хмыкнул Рон.

— Я люблю тебя, Рон, — сказала Дора. Рон ласково погладил ее по щеке.

— Я реально тебя люблю, — продолжала Дора. — Знаю, что так говорить неправильно, непрофессионально, но вот такая я дура. Я раньше не могла понять, а сейчас закинулась таблеткой и сразу все поняла. Я-то думала, ты просто играешь, ну, знаешь, строптивая рабыня, надо наказать, или, там, хвост лисий вставить… А у тебя все серьезно было, а я дура, не поняла. Я же профессионалка, не как эта, — она ткнула пальцем через плечо, — меня учили по госстандарту, мне до красного диплома только двух баллов не хватило. Я обученная, я не должна волю чувствам давать. А ты думал, что я кукла бесчувственная.

В лице Рона что-то дрогнуло. Теперь он смотрел на Дору так, словно видел ее впервые. И она поняла, что он действительно видит ее впервые, она сломала его шаблон, но не так топорно, как Алиса, а бережно и ласково, профессионально. Потому что высшая форма профессионализма — отринуть вдолбленные с детства правила, и действовать по собственным правилам, которые лучше. И неважно, каким конкретно делом ты занимаешься — хлеб выращиваешь, пирожки печешь, по постелям кувыркаешься или, скажем, заказное убийство организуешь.

— Ну ты даешь, Дора, — только и смог вымолвить Рон. — Вы, девчонки, меня с ума сведете.

— Рон, пожалуйста, — попросила Дора. — Я больше не могу терпеть, я афродизиаком закинулась…

Рон резко помрачнел, и Дора поняла, что последние слова были лишними. А еще она поняла, что когда ты отбрасываешь установленные правила, ты тем самым отбрасываешь опыт всех предшествующих поколений, и начинаешь действовать на свой страх и риск. И ответственность несешь сама, в полной мере. Что бы ты ни делала.

4

Они сидели в едальне для орков. Звонкий Диск на правах постоянного посетителя заказал отдельный столик в углу, где можно было вести тайные беседы, не опасаясь, что незваный гость внезапно подкрадется сзади и услышит что-то лишнее.

— Ну как хозяин твой? — спросил Звонкий Диск. — Я гляжу, не убил он тебя, зря ты боялся. Длинный Шест смущенно пожал плечами.

— Да он вообще не разозлился, и не наказал никак, — сказал он. — Так, отчитал маленько, и всё. Будто я чашку разбил какую или, там, доярку попользовал не в очередь.

— Ну а я что тебе говорил? — риторически вопросил Звонкий Диск. — Джон Росс — профессионал, а профессионалы не злятся. Либо отчитывают маленько, либо сразу насмерть мочат. Длинный Шест поежился.

— Герман тоже такой? — спросил он. — Сразу насмерть мочит?

— Наверное, — пожал плечами Звонкий Диск. — О таких делах не рассказывают, сам понимаешь… Думаю, мочит, без этого с нашим братом нельзя. Не все же такие преданные, как мы с тобой. То и дело продают родной дом с потрохами за банку варенья и корзину печенья.

— От варенья я бы не отказался, — заметил Длинный Шест. — А почему его в меню нет?

— Потому что это столица, а не шакалий угол, — заявил Звонкий Диск. — Хочешь, джем закажи, он на вкус такой же.

— Не такой, — покачал головой Длинный Шест. — Лучше настоящего варенья ничего не бывает. Вот, помнится, мама варила…

— Ну так, мама есть мама, — улыбнулся Звонкий Диск. — С маминой готовкой вообще ничто не сравнится. Ты лучше вот что скажи. Про допрос ты Джону рассказал?

— Конечно, нет! — воскликнул Длинный Шест. — Мы же договорились!

— Плохо врешь, — констатировал Звонкий Диск. — Слишком быстро ответил и слишком выразительно. Когда врешь, не надо переигрывать. Даже странно, что тебя этому учить приходится, ты же не первую сотню дней в разведке.

— Да разве ж это разведка… — махнул рукой Длинный Шест. — Там, в штрафном стаде, я не столько разведчиком был, сколько менеджером. Сэру Смиту докладывал обо всем, конечно… Звонкий Диск улыбнулся и сказал:

— Второй урок. Когда на тебя давят, стой на своем до конца. Чистосердечное признание — кратчайший путь на виселицу. Понял? Длинный Шест помрачнел.

— Понял, — кивнул он.

— Последнее ко мне не относится, — уточнил Длинный Шест. — Ни ко мне, ни к Герману, нам все рассказывай честно и сразу. А то смотри…

— А чего смотри? — возмутился Длинный Шест. — Что ты мне сделаешь? Замочишь насмерть? А кто будет за сэром Джоном приглядывать? Сэру Джону настучишь, что меня завербовал? Так он и сам всё знает.

— Молодец, сечешь фишку, — констатировал Звонкий Диск. — Приятно побеседовать с умным орком. Еще бы тебя врать научить как следует… Ничего, это с опытом само приходит. Ты лучше вот что скажи. Как, по-твоему, Джон вышел на Зака Харрисона? Только не надо говорить, что они случайно встретились на Сохо-Стрит.

— Не надо — не буду, — сказал Длинный Шест. — Понятия не имею, как он на Зака вышел. Боги подсказали, наверное. Сэр Джон каждый день с богами разговаривает по многу раз.

— Это как? — удивился Звонкий Диск.

— Как, как… Замирает на месте, взгляд стекленеет, а потом дергается так своеобразно и говорит: «Боги мне подсказали то-то и то-то». Только он редко так говорит, обычно свои планы в себе держит, ни с кем не делится. Звонкий Диск на минуту задумался, затем сказал:

— Нет, одной аналитикой его удачу не объяснить, агенты в Барнард-Сити у него точно есть. О своем прошлом он тебе не рассказывал? Длинный Шест отрицательно помотал головой и сказал:

— О прошлом он никому не рассказывает. Когда спрашивают — отшучивается, говорит, был рожден орком, а потом в него вселился дух Джулиуса Каэссара, сделал человеком, научил с богами говорить… В ту ночь, когда он тех эльфов замочил, он такую речь задвинул — заслушаешься. Аленький Цветочек поверила. Звонкий Диск рассмеялся.

— Эта — да, эта в любое поверит, — сказал он. — Ты, кстати, прикол дня знаешь? Аленький Цветочек теперь Алиса. У Рона Вильямса крыша совсем уехала, ему, видать, человеческие бабы не дают, он своих наложниц заставляет на человеческие имена откликаться.

— А что тут смешного? — не понял Длинный Шест.

— Смешно то, что Алиса ему не дает, — объяснил Звонкий Диск. — На любовь раскручивает, он ее уже грамоте учить начал.

— Дура, — констатировал Длинный Шест. — Лучше бы задание выполнила по-быстрому, да и валила бы оттуда. Зачем выпендриваться не по делу? Звонкий Диск вдруг резко посерьезнел.

— Как думаешь, справится она с заданием? — спросил он. — Время идет, а воз и ныне там. Надо уже решение принимать, то ли до конца на нее полагаться, то ли на запасной вариант переходить. Джон не говорил, какой запасной вариант он подготовил?

— Ничего он мне не говорил, — сказал Длинный Шест. — Он со мной вообще почти не разговаривает. То орков гоняет, то думает о чем-то своем. Вчера пачку бумаги купил, начал писать что-то большое.

— Ух ты! — заинтересовался Звонкий Диск. — А ты видел, что именно он пишет?

— Видеть-то видел, а толку-то? — пожал плечами Длинный Шест. — Я же неграмотный. Сколько уже прошу, пришли учителя или сам научи…

— Потом, — отмахнулся Звонкий Диск. — Не до тебя сейчас.

— Вот ты все время так говоришь, — пожаловался Длинный Шест.

— Может, картинки какие-нибудь рассмотрел? — предположил Звонкий Диск.

— Одна картинка там была, — кивнул Длинный Шест. — Большая такая, но непонятная. На карту похоже.

— Гм, — сказал Звонкий Диск. — Когда у Джона ближайшие занятия с орками?

— Завтра первая пара, — ответил Длинный Шест. — С самого утра.

— Тогда жди меня в гости, — сказал Звонкий Диск. — Придется мне самому почитать, что Джон пишет, раз ты неграмотный.

— Ну, почитай, если сумеешь, — хмыкнул Длинный Шест. — Он эти бумаги в волшебный сундучок прячет, тот, который только ему открывается.

— Интересно… — протянул Звонкий Диск. — А вот это уже по-настоящему интересно. На кого он еще работает, хотелось бы знать… Ладно, буду думать. А сундучок я все-таки осмотрю лично. Как будет момент подходящий, дай знать.

— Даю, — сказал Длинный Шест. — Час назад сэр Джон надел монашеский балахон и ушел через черный ход. Обещал вернуться до заката.

— Твою мать! — воскликнул Звонкий Диск. — Что ж ты раньше молчал? О таких вещах сразу сообщать надо! Ты что, специально саботируешь?

— Я древним словам не обучен, — сказал Длинный Шест. — Но что ты хочешь сказать, понимаю. И вот что я тебе отвечу. Сэр Джон мне одну умную вещь сказал. «Если бы ты предал меня с радостью, я бы перестал тебе доверять», вот что он сказал. Так вот, я его, конечно, предал, но не с радостью. А если хочешь, чтобы я предавал его с радостью — ищи себе другого агента. А от меня изобретательности не жди.

— Понял, — сказал Звонкий Диск. — Но это мы потом обсудим, сейчас времени нет. Надел балахон и ушел, значит… Если он ушел без очков и без бластера…

— С очками и с бластером он ушел, — уточнил Длинный Шест.

— Твою мать! — рявкнул Звонкий Диск. — Ты что, издеваешься надо мной?

— Никак нет, — ответил Длинный Шест. — Просто выполняю приказ господина. Он мне ясно сказал: «На вопросы отвечай честно, а энтузиазма не проявляй». Не вполне понимаю, что такое «энтузиазм»…

— Твою мать, — еще раз повторил Звонкий Диск. — Знаешь, как это называется?

— Знаю, — кивнул Длинный Шест. — Лохи подзаборные это называется. Сэр Джон так и сказал: «Разведка — это я, а они лохи подзаборные, а Герман среди них главный». Только я не понял, что такое «лохи», а переспрашивать постеснялся.

— Зато я понял, — буркнул Звонкий Диск. — Ладно, пойдем, чемоданчик осмотреть по-любому надо. Чтобы было что Герману доложить.

5

Входя в квартиру, Джон споткнулся о порог и громко выругался. Из комнаты Джона донесся шум, негромкий и неясный, кто-то тихо сказал «твою мать», Звонкий Диск, кажется.

Через минуту, когда Джон уже убрал жреческий балахон в шкаф, в прихожей появился Звонкий Диск. Он сделал вид, что смущен, потому что сэр Джон попалил его тайный визит к Длинному Шесту, а Джон сделал вид, что смущен, потому что Звонкий Диск попалил его бластер, наличие которого Джон как бы скрывал от Германа. При этом каждый понимал, что смущение другого наиграно, что на самом деле все всё понимают, но правила игры на то и правила игры, что их надо не обсуждать, а соблюдать. Впрочем, Джон не удержался от соблазна слегка поддеть Звонкого Диска.

— Здравствуй, Звонкий Диск, рад тебя видеть, — сказал он. — Чем обязан внезапному визиту? Герман послал?

— Здравствуйте, сэр Джон, — отозвался Звонкий Диск. — Да, Герман послал. А кто же еще? Он… гм… беспокоится.

— Передай ему, чтобы не беспокоился, — сказал Джон. — Я только что из разведки, проник внутрь флигеля без проблем, но дальше не пошел, вернулся. Если Аленький Цветочек не справится, Вильямса я сам завалю, это реально. До послезавтра он по-любому не доживет. Но сам ликвидировать его не хочу, боюсь, не смогу уйти без шума. Но если иначе не получится — схожу сам и все сделаю.

— Может, лучше сегодня ночью сходить? — предположил Звонкий Диск. — Время поджимает.

— Ночью плохо, — покачал головой Джон. — Монах на ночных улицах привлекает внимание, проследить могут. К тому же, если громко уходить, днем можно в толпе затеряться, а ночью толпу хрен найдешь.

— У вас очки есть, — заметил Звонкий Диск. — В охране «Рэдисона» очков нет ни у кого, у вас решающее преимущество. По-моему, лучше ночью дело делать.

— По-твоему или так тебе Герман сказал? — уточнил Джон.

— Пока по-моему, но Герман со мной точно согласится, — ответил Звонкий Диск.

— Вот когда согласится, тогда я и буду думать над этими словами, — заявил Джон. — Всё, не смею задерживать.

— Всего доброго, сэр Джон, — сказал Звонкий Диск. — Пока, Длинный Шест.

Джон вошел в свою комнату. Сундучок пытались вскрыть, но аккуратно, Звонкий Диск молодец, профессионал. Оба волоска приделал обратно на свои места, а что жирное пятнышко затерл, не заметив, так надо настоящим профессионалом быть, чтобы его заметить. Ладно, боги с ними, с сопляками этими.

Джон открыл сундучок, извлек оттуда пачку бумаги и разложил листы на столе: уже исписанные в одну стопку, чистые в другую. Отдельно положил грубо нарисованную карту. Жаль, что слишком грубо получилось, но тут уже ничего не поделаешь, ни Джулиус Каэссар, ни Серый Суслик художественными талантами не обладают. А если по клеточкам рисовать — много вопросов возникнет и получится еще хуже. Проще легенду придумать, почему карта такая убогая, чем нормальную карту делать.

Интересная вещь обнаружилась при анализе древних геоинформационных баз. В самом начале второй эпохи геологи тщательно изучили недра заселенного континента планеты Барнард, аккуратно занесли данные в базу и на этом успокоились, потому что развитая нанотехнологическая цивилизация ни в нефти, ни в газе не нуждается, а металлы удобнее добывать на астероидах. А когда случился бэпэ, примитивная геология снова стала актуальной, но древние базы уже были недоступны. Роксбургскую магнитную аномалию рудокопы третьей эпохи сумели обнаружить, а богатейший нефтеносный пласт, начинающийся в каких-то пятидесяти километрах от Барнард-Сити, до сих пор не нашли. И не найдут в обозримом будущем, потому что этот пласт аномален даже по меркам второй эпохи. Ископаемые углеводороды должны залегать под плоскими равнинами или океанским шельфом, но никак не в предгорьях средиземноморского климатического пояса. Что за неведомые процессы происходили в этом районе, когда планета Барнард была молода, так и осталось неизвестным. Будь это месторождение более ценным, этот вопрос был бы решен в считанные годы, но изучить происхождение такой никому не нужной ерунды, как нефть, никто не сподобился.

В нынешнюю эпоху молодая промышленность Барнарда испытывает острый дефицит энергоносителей. Вырубили практически подчистую остатки зеленых лесов, устроили экологическую катастрофу и едва не превратили единственный пригодный для жизни континент в сплошное эльфийское чернолесье. Но не превратили, пронесло. То ли нашелся среди верховных вождей достойный экземпляр, то ли боги не попустили безобразию, но земную биосферу удалось отстоять. Но дрова с тех пор в топках не жгут, вместо них жгут всякую дрянь наподобие торфа и горючих сланцев. В Рифейских горах на крайнем севере орки помаленьку копают уголь, но наладить за полярным кругом крупномасштабную угледобычу — задача не для текущего уровня развития промышленности. Вот и получается, что на одной половине заводов паровые котлы питаются всяким дерьмом, а на другой половине котлов вобще нет, а есть безнадежно устаревшие водяные колеса. И никто не знает, что прямо под ногами залегает нефть отличного качества в количестве, достаточном лет на сто даже с учетом экспоненциального роста добычи. И не так уж глубоко она залегает, пробурили бы артезианскую скважину, сразу удивились бы, что вместо воды нефть хлещет. Но местным инженерам слово «артезианский» пока неведомо. Но это ненадолго.

Таким образом, план дальнейших действий Джона Росса уточняется, детализируется и продлевается в будущее как бы сам собой. Молодой Джон Росс второй эпохи решил бы, что ему помогают боги, но нынешний Джон Росс достаточно опытен, чтобы так не думать. Он знает, что хороший план в какой-то момент обязательно начинает развиваться сам собой, это, собственно, и есть критерий хорошего плана.

Вначале ликвидировать тем или иным способом подлого предателя Рона Вильямса. Вне зависимости от реализованного способа в доме Адамса должны узнать, что Вильямса убила Аленький Цветочек, а в доме Тринити — что он помер сам, от естественных причин. Внезапный сердечный приступ, от этого ни один мужчина не застрахован, да еще нервы… Затем дождаться, когда Зак Харрисон доложит Стивену о естественной смерти ключевого свидетеля, рассказать ему всю правду, и спросить: «Как думаешь, Зак, Стивен Тринити поверит в эту невероятную историю? Или он предпочтет поверить, что ты уже завербован?»

Мозговой чип сообщил, что на спутниковой картинке появилось нечто заслуживающее внимания. Из подземного хода на Сохо-Стрит вышел человек в монашеском балахоне, стоит, суетливо осматривается, и, похоже, не знает, куда ему идти. Неужели Аленький Цветочек таки справилась?! Вот это да!

— Длинный Шест! — позвал Джон. — Я подумал над словами Звонкого Диска и решил, что эьтот парень прав. Я пойду сам знаешь куда прямо сейчас. Ты мне не потребуешься, оставайся здесь.

— Удачи вам, сэр Джон, — сказал Длинный Шест.

— Называй меня просто Джон и на ты, — потребовал Джон. — Германа орки называют просто по имени, а я чем хуже?

— Как скажете… как скажешь, Джон. Удачи тебе!

6

Это была самая большая профессиональная неудача в карьере Доры. Не только не смогла правильно исполнить обязанности, но вообще не захотела их исполнять. Махнула рукой на все правила и понятия, и вместо того, чтобы успокоить клиента и дать ему удовлетворение, уселась на ручку кресла и стала изливать душу. Долго изливала, всплакнула даже, и Рона тоже проняло, он, правда, не плакал, но был близок к тому, это наметанному глазу сразу видно. Пожалел наложницу, увидел в ней не куклу для утех, а живое человекообразное существо, проникся печалями и горестями… стыд-то какой! Но Дора стыда не чувствовала, знала, что должно быть стыдно, но реально не стыдилась. Наоборот, легко ей стало, оттого, что впервые за многие сотни дней может позволить себе быть не профессиональной наложницей, а просто самкой. Понятно, что причиной этому послужил нелегальный наркотик, но какая разница, что именно послужило причиной? Главное, что в душе Доры что-то сдвинулось, пробудилось, и впервые за… пожалуй, за всю свою жизнь она почувствовала себя свободной. Не в том смысле, что иди куда хочешь и делай что хочешь, а в том смысле, что говори что хочешь, и наплевать, что тебе за это будет. Может, как раз это имел в виду Рон, когда говорил: «Я в тебе, тварь, воспитаю чувство собственного достоинства»? Когда Дора выговорилась и замолчала, Рон долго думал. А потом он сказал:

— Знаешь, Дора, за эти дни я кое-что понял. Зря я пытался сделать из тебя свободную женщину, плохая это была идея, дурная и жестокая. Я не думал, что тебе станет так больно. Иегова не зря разделил человекообразных на людей и орков, раньше я думал, что это несправедливо, но теперь вижу, что был неправ. Правильно говорится в священном писании: «Есть место под солнцем для всякой твари и всякой вещи». Нельзя делать так, чтобы одно заняло место другого, ничего хорошего из этого не выйдет. Я, пожалуй, продам вас с Алисой в хорошие руки… Дора всхлипнула. Рон посмотрел на нее с удивлением и спросил:

— Неужели ты не хочешь вернуться к нормальной жизни? Ты так долго распиналась, как тебе со мной тяжело и больно…

— Извини, — сказала Дора и еще раз всхлипнула. — Я неправильно объяснила. Эта боль… не то чтобы сладкая… без тебя будет еще больнее… я, кажется… гм… влюбилась… Рон озадаченно хмыкнул. Затем улыбнулся и нежно обнял Дору за плечи.

— Милая ты моя… — сказал он.

Что он собирался сказать дальше, осталось тайной, потому что в этот момент дверь кабинета открылась и в гостиную вошла Алиса.

— Ого! — воскликнула она.

Сделала два шага, наклонилась и подняла с пола банку со смазкой. Заглянула внутрь, оценила оставшийся объем и прокомментировала:

— Да ты, подруга, не экономила, я гляжу.

— Да иди ты, — буркнула Дора. Рон ничего не сказал, но посмотрел на Алису осуждающе.

Алиса закрыла банку, поставила на комод и деловито направилась в спальню. Выражение лица у нее при этом было очень странное, как будто только что приняла наркотик и ее заглючило, что важным делом занята. Через минуту Алиса вернулась, в руках у нее был кулек с наркотическими капсулами, замаскированными под конфеты.

— Пробовала? — спросила она Дору.

— Гадость! — ответила Дора и сморщилась от отвращения. — Предупреждать надо… Она хотела сказать что-то еще, но Алиса ее перебила:

— Давно пробовала?

— Да только что, — ответила Дора. — Только-только отпустило.

— Вот и хорошо, — удовлетворенно констатировала Алиса. — Пойду, выброшу.

Так же деловито направилась в нужник, оттуда послышалось бульканье, затем плеск спускаемой воды.

— Что это с ней? — пробормотала Дора.

Рон пожал плечами. Поведение Алисы почему-то встревожило его, но почему — он не понимал.

— Всё, выбросила, — сообщила Алиса, вернувшись из нужника. — Давайте, ребята, развлекайтесь, я подожду.

— Чего подождешь? — спросил ее Рон. — Что с тобой, вообще, происходит?

Алиса склонила голову к плечу и несколько секунд рассматривала Рона с какой-то… нежностью, что ли…

— Что с тобой происходит? — повторил вопрос Рон. Алиса печально улыбнулась и ответила:

— Это уже неважно. Подожди немного, Рон, сам все поймешь. Ты был очень хорошим мужчиной, я могла бы тебя полюбить… при других обстоятелствах. Но, прости, не сложилось. И не держи на меня зла, когда будешь в краях удачной охоты. Она направилась было в кабинет, но Рон остановил ее гневным возгласом:

— Что все это значит?! Что ты себе позволяешь?! Почему ты говоришь, будто я уже умер?

Он попытался встать, но внезапно схватился за сердце и рухнул обратно в кресло. Алиса улыбнулась кривой и мрачной улыбкой.

— Сейчас ты умрешь, — сказала она. — Видишь ли, Рон, я ассасин, я работаю на дом Адамса. Смазка отравлена, а наркотик в капсулах — противоядие. Я хотела сама тебя убить, но не решилась. Мне говорили, ты подлец и предатель, но я познакомилась с тобой поближе, и поняла, что ты хороший человек. Я не смогла убить тебя, но отказаться от задания тоже не смогла. Не осмелилась. Я плохой ассасин. Но боги всё решили за меня. Мне жаль, что они так решили, но против божьей воли не попрешь. Такие дела, Рон.

— Да что ты несешь?! — воскликнула Дора. — Мы же не…

Она не договорила, потому что Рон вскрикнул, засипел, задергался, посинел, свалился с кресла, дернулся пару раз и затих. Дора грубо выругалась.

— Брр… — сказала Алиса. — Я не знала, что сердечный приступ так страшно выглядит.

— Это не сердечный приступ, — сказала Дора. — Это тромбоз легочной артерии. Ты что, зачет по первой помощи не сдавала, что ли? Ах да, ты же не настоящая наложница…

Дора встала, подошла к комоду, вытащила курительные принадлежности, стала набивать косяк.

— Мы не занимались сексом, — сказала Дора.

— Так он сам помер, что ли? — изумилась Алиса. Дора затянулась, выпустила дым и мрачно посмотрела на Алису.

— Нет, не сам, — сказала Дора. — Ты его убила. Только не смазкой своей дурацкой, а злыми словами. У него же сердце больное… Ты не знала?! Алиса растерянно помотала головой.

— Дерьмо ты бесполезное, а не ассасин, — заявила Дора. — И Джон Росс твой такое же дерьмо, раз тебя на это дело направил. Он тоже на дом Адамса работает?

— А тебе какое дело? — подозрительно спросила Алиса. — Сдать меня хочешь?

— Ты за дуру меня не держи! — возмутилась Дора. — Я, конечно, Рона любила, и дому Тринити верна, но доказывать Заку, что я не мифический верблюд… нет уж, забирай свое барахло и проваливай, я тебе покажу, как отсюда выйти незаметно.

— Подземный ход, что ли? — спросила Алиса.

— Откуда знаешь? — удивилась Дора.

— Ну так, — пожала плечами Алиса. — Я же не совсем дура.

— Сука ты, а не дура, — сказала Дора. — Какого мужика загубила…

— Извини, — сказала Алиса. — Я не нарочно, так случайно получилось. Я ведь не наврала ему, я действительно… ну, не то чтобы полюбила… Кто тебя просил эту смазку хватать?!

— А нечего яды по комнате разбрасывать! — рявкнула Дора. — Хорошо еще, что противоядие рядом лежало.

— Не надо было чужие вещи брать, — возразила Алиса. — Ладно, проехали. Извини.

— Извини, извини, — пробормотала Дора. — Знаешь анекдот про однозубого и одноглазогого?

— Анекдот — это что? — не поняла Алиса.

— Дура ты деревенская, — заявила Дора. — Анекдот — это смешная история. Короче, пошли на базар однозубый и одноглазый. Одноглазый неловко двинул локтем и случайно выбил однозубому последний зуб. И говорит: «Извини». А беззубый ему в ответ: «Извини, извини… Спокойной ночи!»

Произнося последние слова, Дора ткнула Алису пальцем в глаз. Дора рассчитывала, что Алиса увернется, но та не увернулась. Оказывается, когда тыкаешь пальцем в глаз, больно не только глазу, но и пальцу.

Следующие несколько секунд обе самки прыгали по комнате и скулили от боли, Алиса при этом зажимала глаз, а Дора трясла пальцем. Потом Дора споткнулась о тело Рона, упала и ушибла коленку об миску из-под фруктов, которая упала со стола, когда Рон умирал и бился в судорогах.

— Дурдом какой-то, — констатировала Дора.

Алиса тем временем усиленно моргала подбитым глазом. Он сильно болел, но, кажется, видел.

— Теперь тебе легче стало? — спросила Алиса.

— Офигеть как легко, — отозвалась Дора.

Встала на четвереньки и захихикала — кажется, конопля подействовала. Кстати о конопле…

— Косяк куда-то дела, — констатировала Дора. — А, вот он, потух, зараза! Дырку в ковре прожег…

Алиса к этому времени окончательно проморгалась и убедилась, что глаз цел.

— Пойду я, — сказала она. — Извини, что так получилось.

— Иди к бесам! — воскликнула Дора. — Чтоб я тебя больше не видела! Куда пошла?! Яд забери, дура! Не хватало еще, чтобы Зак его нашел!

— Да пусть хоть десять раз найдет, — пожала плечами Алиса, но банку со смазкой все же прибрала. — Джон говорил, это особый тайный яд, о нем никто не знает.

— Зак про яды всё знает, — заявила Дора. — Ну, куда ты опять собралась? Балахон жреческий возьми, дура! Как будешь по улице идти? В этих лохмотьях да с красным глазом, да еще в такое время только до первой гоп-команды дойдешь.

Закончив эти слова, Дора подумала, что так этой суке и надо, отличный выход был бы. Увидела, как Рон помирает, испугалась, побежала якобы за помощью, и пропала неизвестно куда. Откуда о подземном ходе узнала? Не могу знать, сэр Харрисон, а что, в этом доме на самом деле есть подземный ход? Ну надо же! Может, Рон рассказал? А что с ней случилось-то? Гопники убили? Ох, горе-то какое!

И кто, спрашивается, тянул Дору за язык? Ушла бы сука в чем есть, и не подумала бы о последствиях, по этой дуре сразу видно, что думать вообще неспособна. Ассасин, работаю на дом Адамса… тьфу! Дерьмо, а не ассасин. Этот Джон Росс лучше бы Дору в ученицы взял, и то толку больше было бы… Хотя нет, нельзя так думать, Крайст говорил, что это плохая карма, а Гаутама — что грех. Или наоборот?

Пока Дора предавалась мрачным раздумьям, Алиса нашла в стенном шкафу балахон, который Рон надевал, когда скрытно выходил в город, и натянула его на себя. Балахон был сильно велик, полы волочились по полу, а капюшон полностью скрывал лицо, так что из-под него почти ничего не было видно. Но ничего, до выхода на улицу как-нибудь добредет. Алиса покрутилась перед зеркалом и задумчиво произнесла:

— Обрезать бы да края подрубить…

— Времени нет, — оборвала ее Дора. — Хочешь уходить — уходи сейчас же, а то я докладывать пойду, что Рон помер. Алиса нахмурилась.

— А что ты собираешься докладывать? — спросила она.

— Что надо, то и собираюсь! — рявкнула Дора. — Пошла прочь, сука! Дорогу сама найдешь или проводить?

— Проводи, пожалуйста, — попросила Алиса.

Они вышли из номера и спустились по лестнице на первый этаж. Со стороны их парочка, надо полагать, выглядела колоритно: впереди идет красивая обнаженная блондинка, заплаканная и укуренная одновременно, а сзади ковыляет неясное существо, закутанное в балахон не по размеру.

— Теперь тихо, — прошептала Дора. — Там в конце коридора за углом пост охраны, нельзя, чтобы услышали.

Они подошли к неприметной деревянной двери, Дора отодвинула щеколду, распахнула дверь и внезапно получила ручкой швабры между глаз, настолько внезапно, что не успела ни перехватить палку, ни увернуться. И хорошо, что не смогла — швабра торчала из ведра, которое завалилось на бок и обязательно покатилось бы по коридору с адским грохотом, если бы Дора позволила швабре упасть.

— А ведь это не крысы тут грохотали… — пробормотала Дора.

— Джон! — воскликнула Алиса.

И тут же получила от Доры по губам, хорошо получила, от души, нормальная такая пощечина, только не по щеке, а по губам.

— Тихо! — прошипела Дора. — Если нас обоих попалят, я тебя выгораживать не стану. Лучше ведро нормально поставь, пока я швабру держу.

Алиса поставила ведро нормально и испуганно посмотрела вглубь подземного хода.

— Темно-то как… — прошептала она.

— Факел возьми, — посоветовала Дора. Алиса взяла факел, огляделась по сторонам и сказала:

— Огнива нет.

— Огнива… — передразнила ее Дора. — Дура ты необразованная, спичек никогда не видела! Учись, деревня. Дора взяла с полки с факелами спичечный коробок, зажгла факел и сказала:

— Всё, проваливай. Чтобы я тебя больше не видела.

Алиса шагнула в темноту, темнота отступила перед светом факела, и стало видно, что в дальней стене каморки есть узкий и низкий лаз, из которого торчит верхняя часть приставной лестницы, деревянной и очень грубо сделанной, ступеньки все в заусенцах. Маленькая дверца, прикрывающая лаз, распахнута настежь. Точно не крысы здесь шумели. Ну чего стоило Джону Россу не врезаться в это ведро, а пройти дальше и убить Рона своими руками? Тогда у Доры совесть была бы спокойна. Впрочем, в таком случае вряд ли Джон Росс оставил бы Дору в живых.

— Ой, — сказала Алиса. — Я же босиком.

— Иди как есть! — прошипела Дора. — Поздно уже возвращаться. Всё, пошла, пошла, живо!

Алиса неловко протиснулась в лаз, кое-как нашарила ногой ступеньку лестницы, страдальчески сморщилась, но вслух ничего не сказала. Дора не стала больше ждать, вышла из каморки, закрыла за собой дверь и задвинула щеколду. Больше она Алису никогда не видела.

ГЛАВА ПЯТАЯ. ГНЕЗДО СПЛЕТАЕТСЯ

1

Алиса сидела на ступеньках загаженного крыльца заброшенной инсулы и тупо пялилась в темноту. Четверть часа назад она плакала, затем слезы иссякли, осталось только отупение.

Сумерки опустились на город, столица утонула во тьме, небо затянуло облаками, даже звезд не видно. Улицы пусты, ни один здравомыслящий прохожий не отправится в такую ночь в рискованное путешествие, разве что дело очень важное. Не столько потому, что ночные улицы кишат преступниками, а потому, что в такой тьме легче легкого угодить ногой в яму, сломать кость и остаться калекой на всю оставшуюся жизнь. А преступники — что преступники… Страшно, конечно… Полчаса назад одна компания приблизилась к инсуле, кто-то воскликнул:

— Ой, глядите, монах сидит!

Но товарищи тут же зашикали на него, до Алисы донесся звук несильного тупого удара — кажется, затрещину отвесили. На короткое время в облаках появился просвет, и в звездном свете Алиса увидела, как гопники удаляются, очень осторожно и опасливо, стараясь не шуметь. Поначалу Алиса не поверила своим глазам, а потом сообразила, каких монахов чаще всего можно встретить в этом районе, и громко хихикнула. Гопники стали удаляться еще быстрее. А потом разрыв в облаках закрылся, и непроглядная тьма снова затопила все поле зрения.

Алиса понимала, что надо подниматься и уходить. Скоро ее начнут искать, и если она никуда не уйдет — найдут моментально. А когда найдут — живой не отпустят. Но как не хочется вставать и идти… Босые ноги изранены, ничего не видно, страшно, но это не самое главное. Главное то, что она никак не может решить, стоит ли ей жить дальше. Раньше она не воспринимала всерьез рассказы о том, как преступники сами сдаются полубоссам и принимают лютую смерть, потому что она кажется им более легким выходом, чем продолжать жить в аду душевных мук. Это только кажется, что разумное существо убить легко, пока сам не попробуешь. А когда попробуешь — поначалу тоже легко, но потом приходит отходняк и тебя начинает так колбасить, что наркоманская ломка по сравнению с этим — ничего не значащая мелкая неприятность. Понимать, что отняла жизнь у хорошего человека, и нет этому прощения… А если он еще во сне являться станет…

Во тьме послышались торопливые шаги, кто-то быстро шел, а скорее, бежал, прямо к ней бежал. Вот уже слышен не только стук сапог по засохшей глине, но и тяжелое дыхание бегущего. А вот в свете одинокой звезды, ухитрившейся пробить плотный занавес облаков одиноким лучом, на мгновение прорисовался силуэт… Монах. Ну да, а кого еще она ожидала увидеть? Быстро бежит, и не спотыкается совсем… В очках ночного видения, скорее всего.

Приблизившись к Алисе, монах перешел с бега на шаг, а затем и вовсе остановился, не дойдя до нее шагов десять. И негромко спросил голосом Джона Росса:

— Эй, товарищ, ты кто?

Алиса вспискнула нечто радостное, вскочила, наступила босой ногой на острый камень, вспискнула еще раз и едва не упала. Джон не бросился к ней, чтобы подхватить, он промедлил и подошел к ней только тогда, когда она уже восстановила равновесие.

— Мог бы поддержать слабую женщину, — упрекнула его Алиса.

Джон не придал значения тому, что она назвала себя не самкой и не телкой, а женщиной. Он просто сказал:

— Извини, задержался, бластер на предохранитель ставил. Ты с заданием справилась? Алиса пожала плечами.

— Рон мертв, — сказала она. — А справилась я или нет… даже не знаю…

— Если мертв — значит, справилась, — заявил Джон. — Пойдем отсюда быстрее. Держи меня за руку и не бойся, я ямы вижу и буду тебя вести безопасным путем.

— Я босиком, — сказала Алиса.

— Плохо, — сказал Джон. — Мои сапоги тебе не подойдут, так что придется потерпеть. Пойдем, время дорого.

— Нас уже ищут? — спросила Алиса.

— Понятия не имею, — ответил Джон. — А что, должны искать?

— Дора сказала, что поднимет тревогу, как только я уйду, — сказала Алиса. — Наверное, уже подняла.

— Как все сложно… — пробормотал Джон. — Ладно, пойдем, дома расскажешь.

— Я не дойду! — воскликнула Алиса. — У меня ноги уже все в крови!

— Придется дойти, — заявил Джон. — Тут недалеко, полторы тысячи шагов от силы. Хотя… Садись-ка ко мне на закорки.

— Но, это… неудобно же… — смутилась Алиса. — Ты же рыцарь…

— Неудобно трусы через голову надевать, — сказал Джон. — Забирайся.

Он повернулся к ней спиной и присел на корточки. Алиса испытала мгновенное искушение отвесить ему пендаля, но подавила его и стала взгромождаться на плечи рыцаря. Это было неудобно — сильно мешал балахон.

— Долго ты там еще? — проворчал Джон.

— Вроде всё уже, — ответила Алиса.

Джон распрямился и быстро зашагал куда-то прочь, в кромешной тьме Алиса не видела, куда именно он направляется. Алисе показалось, будто ее несет на спине не любимый (несмотря ни на что, все-таки любимый!) Джон, а мифический зверь дракон, и передвигаются они не по раздолбаной немощеной улице, а летят в небесах какой-нибудь мифической страны, например, Земли Изначальной, или не в небесах летят, а в волшебном океане, вода которого пригодна для дыхания не только рыбам, но и человекообразным.

— А я не верил в тебя, — произнес вдруг Джон. — Не верил, что справишься, что не дрогнешь. Прости дурака, недооценил.

— Ты меня правильно оценил, — возразила Алиса. — Я не смогла убить его, пожалела. Он сам умер, сердце подвело… Ну, то есть, не совсем сердце, что-то с легочной артерией связанное…

— Тромб? — подсказал Джон.

— Да, что-то похожее, — подтвердила Алиса. — Тромбоз, вроде, Дора это назвала… Я чуть не провалила твое задание. Не иначе, боги помогли. Джон скептически хмыкнул. Некоторое время они молчали, затем Алиса сказала:

— Я все же не понимаю. Если ты не верил в меня, то зачем меня Рону продал?

— Это был хитрый план, — сказал Джон, и по голосу было ясно, что он улыбается. — Я собирался войти во флигель через тайный подземный ход, застрелить Рона из бластера слабым зарядом, а потом намазать ему чресла отравленной смазкой. Чтобы Герман и еще кое-кто подумали, что его убила ты.

— А зачем так сложно? — удивилась Алиса. — Какая разница, кто именно его убил?

— Разница очень большая, — ответил Джон. — Если охраняемого субъекта убил суперассасин, это неприятно, но не позорно. А вот если его отравила обычная наложница, даже не ассасин… Джон вдруг остановился и сказал:

— Двести шагов придется пешком протопать, там впереди за забором орк-охранник. Услышит шаги, зажжет факел, увидит, как монахи в чехарду играют, удивится, начнет всем рассказывать, а нам этого не надо. Слезай, цветочек мой аленький.

— Я не Аленький Цветочек, я Алиса, — заявила Алиса.

— Осознал, — сказал Джон. — Но при посторонних я буду называть тебя по-прежнему, чтобы вопросов не вызывать. Впрочем… Нет, тут думать надо.

— Рон называл меня человеческим именем, — сказала Алиса. — Он относился ко мне как к человеку. А я его…

— Не думай сейчас об этом, — посоветовал Джон. — До дома доберемся, покурим, ты все расскажешь, поплачешь… А сейчас не надо, нельзя сейчас расклеиваться. Соберись, милая.

Он присел на корточки, Алиса слезла с него и поняла, что рана на подошве болит уже не так сильно. Видимо, успела уже подсохнуть и покрыться корочкой. Но это, к сожалению, ненадолго.

— Я собралась, — сказала Алиса. — Пойдем. И они пошли.

2

Дверь содрогнулась от могучего пинка, Зак аж вздрогнул. Но немедленно восстановил самообладание.

Доктор Алекс Мортимер вышел из комнаты, держа руки перед собой на весу. Руки были очень грязные, все в крови и еще в какой-то гадости, то ли в мозгах, то ли в поносе.

— Ну что? — спросил Зак.

— Нормально всё, — ответил Алекс. Зак хмыкнул.

— Ну, в смысле, никаких сюрпризов, — пояснил Алекс. — Причину смерти наложница правильно определила.

— Тромбоз легочной артерии? — уточнил Зак.

— Ага, он самый, — кивнул Алекс. — Тромб огромнейший, закупорил артерию у первой развилки, оба легких выключились немедленно. Состояние, несовместимое с жизнью.

— То есть, помощь оказывать было бессмысленно? — спросил Зак.

— Абсолютно, — кивнул Алекс. — Это хорошая смерть на самом деле, не мучительная, раз и всё. Я бы тоже так хотел, когда время придет. Слушай, Зак, можно, я буду руки мыть и по ходу рассказывать?

— Конечно, вымой, — согласился Зак. — А то ходишь как палач из сказки.

— Хороший палач с грязными руками не ходит, — возразил Алекс. — Грязные руки — прямой путь к сепсису, что у хирурга, что у палача.

— Так я и говорю, палач из сказки, — сказал Зак. — Не настоящий палач, а из сказки. Кстати, не знаешь, где толкового палача купить можно?

— А что с Бешеным Дятлом случилось? — удивился Алекс.

— Детеныша родил, — объяснил Зак. — Ну, не сам родил, конечно, подруга родила.

— А, понимаю, — сообразил Алекс. — Добреть стал? Зак кивнул.

— Это с палачами бывает, — сказал Алекс. — Жалко парня.

— Жалко, — согласился Зак. — У тебя есть кто-нибудь на примете?

— В оркомеде буду — поспрашиваю, — сказал Алекс. — Но это дорого будет, долларов пятьсот как минимум.

— Фигасе, — сказал Зак.

— А чего ты хотел? — пожал плечами Алекс. — Инфляция — она только в газетах семь процентов, а по жизни — сам знаешь. К этому времени они пришли в умывальню, Алекс стал мыть руки.

— А в целом у Рона с сердцем как было? — спросил Зак. — Ну, я имею ввиду, при тромбозе сопутствующие явления должны быть…

— С сердцем у него было еще куда ни шло, — ответил Алекс. — А с артериями полный швах, бляшка на бляшке. Он еще, по-моему, коноплей злоупотреблял в последнее время.

— А что, она на сосуды влияет? — удивился Зак.

— Нет, — улыбнулся Алекс. — От нее в комнате воняет. Посмеялись.

— Так, значит, у тебя нет сомнений, что смерть естественная? — спросил Зак.

— Никаких, — помотал головой Алекс. — А у тебя есть?

— Есть небольшое подозрение, — сказал Зак. — Одна наложница сбежала, а другая явно что-то скрывает.

— Забей, — махнул рукой Алекс. — Рон помер от естественных причин, зуб даю. А что наложницы скрывают… они всегда что-то скрывают. Тем более, Рон, он же, вроде, был башкой подвинут?

— Не то слово, — сказал Зак. — Невротик на грани клинических проявлений. Вбил себе в голову, что орки тоже как бы люди, заставил наложниц на человеческие имена откликаться…

— О, затейник какой! — хмыкнул Алекс. — Кого только в этом мире не встретишь… Ему, наверное, бабы не давали, вот он и сублимировал.

— Да наплевать, — сказал Зак. — Я ему в душу глубоко не лез, однажды слазил, когда вербовал, так исплевался весь. Права, свободы, справедливость… Тьфу на него!

— А что такого, нормальный стандартный бред, — сказал Алекс. — Гутта как-то говорила, по частоте встречаемости бред справедливости третье место занимает.

— А первые два? — поинтересовался Зак.

— Бред преследования и бред величия, — объяснил Алекс. — Короче, ничего особенного у Рона в башке не было, обычные тараканы, как у всех.

— Это не тараканы, это целый термитник был, — заметил Зак. — Я когда его вербовал, думал, сейчас с ума сойду. Мне же пришлось совместимый бред придумывать, как бы собственный… Алекс расхохотался.

— Поделишься? — спросил он.

— Да иди ты! — отмахнулся Зак. — Второй раз в эту клоаку я больше не полезу. Тут знаешь, что самое удивительное? Я в какой-то момент свой бред серьезно воспринимать начал. Сижу, думаю о чем-то своем, и вдруг понимаю, что на самом деле думаю о демократических выборах и додумался до того, что при любом из трех стандартных регламентов нарушается хотя бы одно из очевидных требований к справедливости процедуры.

— Хватит, хватит! — замахал руками Алекс. — А то еще меня заразишь, буду я мертвяков резать и размышлять о справедливых выборах, ужас-то какой!

— Ты граблями не особо размахивай, — сказал Зак, вытирая лицо.

— Да ладно тебе! — ухмыльнулся Алекс. — Это ж чистая вода, кровь и мясо я уже давно смыл. Ты просто умылся лишний раз, это полезно. Антисептика, все дела… Слушай, Зак, хочешь, я тебя к Гутте запишу? На тебя смотреть жалко. При твоей работе без психоаналитика…

— При моей работе психоаналитика придется менять каждые сто дней, — заявил Зак. — Знать будет слишком много. Ладно, Алекс, спасибо тебе огромное за консультацию. Давай чек выпишу.

— А что, наложницу пытать разве не будем? — уточнил Алекс. — Я могу помочь.

— Да ну ее, — махнул рукой Зак. — Раз смерть естественная, какой смысл пытать? Ну, расколется она, как у хозяина наркоту тырила или, не дай боги, с охранниками ему изменяла. Придется меры принимать… Ну ее, пусть живет.

— Как знаешь, — пожал плечами Алекс. Взял чек, прочел цифры и воскликнул: — Ого! Ты меня балуешь. Я бы и за пятьдесят долларов согласился.

— Инфляция, — сказал Зак. — Она только в газетах семь процентов. И вообще, я тебя очень ценю и как бы люблю.

— Ути противный! — пропищал Алекс, неестественно изобразив мерзкий педерастический голосок.

С большим ростом, тучной фигурой и волосатыми руками врача этот голосок сочетался особенно дико. Но это было смешно.

— Я тебя по-другому люблю, — улыбнулся Зак. — Но, если настаиваешь…

— Нет-нет, только не это! — шутливо завопил Алекс. — Моя бедный орка такая не уметь! Моя попа туда нельзя!

— На фиг иди, — сказал Зак. — Ладно, Алекс, спасибо тебе, помог, развеселил, все такое… Теперь надо делом заниматься.

— Давай, удачи тебе, — сказал Алекс. — Если что, зови еще.

Доктор удалился. Зак проводил его взглядом и подумал: «А может, наложницу все же допросить? Себе нервы успокоить, да и боссу показать, что делом занят…» И немедленно устыдился последней мысли. Пусть лузеры показывают боссам, что делом заняты, профессионалы никому ничего не показывают, они просто делают дело, на то они и профессионалы. Надо делать дело. А что делать-то?

Когда Зак был моложе, этот вечный вопрос регулярно ставил его в тупик. Но с течением дней Зак выработал универсальное решение. Не знаешь, что делать — сядь и подумай. Ничего не придумывается — не суетись, а переключись на другое дело, потом сам не заметишь, как к основному делу решение придумается. Пойти, поесть, что ли… Но не в гостиничный ресторан, а в какую-нибудь случайную едальню, чтобы знакомые стены и знакомые рожи не отвлекали от фоновых мыслей.

— На дело иду, — сообщил Зак Тони Батлеру, исполняющему сегодгня обязанности дежурного офицера. — Вернусь через час-другой. Если что, ты за старшего.

Вышел на улицу и пошел куда глаза глядят, куда-то на восток. Понял, что углубляется в трущобы, но возвращаться не стал, а свернул в боковую улочку, потом еще в одну… Зак не очень хорошо знал географию этих кварталов, но и не настолько плохо, чтобы заблудиться. Этот переулок должен вывести обратно на Сохо-Стрит, тут еще где-то неподалеку тренировочный центр для рабов-воинов. Вроде, дому Адамса принадлежит, но по хитрой схеме, через подставные фирмы, надо уточнить его статус при случае, когда этот геморрой с Вильямсом рассосется немного. Говорил же Стивену, что рискованное это дело, а он как заладил, дескать, кто не рискует, тот не пьет шампани… Ну, и будем сейчас пить мифическую шампань, пока не лопнем. Зато Пайку радость привалила… Хорошо, что на жесткие меры пока никто не пошел, а то как началась бы война домов… А точно ли никто не пошел, кстати? Может, все-таки пошел? Может, Рона все-таки убили? Нет, это паранойя получается, не настолько Герман Пайк крут, чтобы тромбоз легочной артерии организовать.

Ага, вот она, Сохо-Стрит. А вот и едальня, незнакомая, но на вид вроде приличная. Пахнет из дверей неплохо. Можно рискнуть.

Зак вошел внутрь и уселся за свободный столик в углу, не в дальнем, а почти у входа, но тоже сойдет. Подбежал орк-официант, стал кланяться и бормотать:

— Простите, добрый господин, столик занят, вона тама свободно, милостиво просим, добры извольте так… Вместо ответа Зак продемонстрировал орку перстень.

— Это чо? — поинтересовался орк.

— Перстень-печатка с гербом дома Тринити, — объяснил Зак.

— И чо? — не понял орк.

— Менеджера позови, — потребовал орк.

Подошел менеджер — очень молодой, но уже начавший лысеть парень-человек. Бросил цепкий взгляд на перстень, залепил официанту оплеуху, поклонился и сказал:

— Животное будет наказано. Вы, наверное, из банды?

— Чего? — изумился Зак. Менеджер понял, что сказал что-то не то, и немного смутился.

— Ну, это, безопасность, там, все такое, — сказал он.

— Отвали, — мягко посоветовал Зак. — Я жрать хочу.

Через минуту к столику подошел другой официант, по виду поумнее, почти наверняка полукровка. Ну, хоть тупить не будет.

Зак сделал заказ, официант удалился. Интересно, обед будет за счет заведения или менеджер все-таки решится выписать счет близкому другу знаменитого олигарха? Скорее второе — парень выглядит не пугливым, а в меру отмороженным, будто из боевого братства. Надо при случае Тони сюда направить, пусть приглядится к молодому человеку.

Принесли салат. Зак начал лениво ковырять его вилкой, и тут вдруг в дверях нарисовался… Мать-мать-мать, вот этого клоуна сейчас только и не хватало!

Зак быстро отвернулся и сделал вид, что разглядывает картину на стене. На картине два человекообразных существа женского пола и непонятной расовой принадлежности делали нечто неясное, но несомненно эротичное. По крайней мере, по замыслу художника это должно было выглядеть эротично.

Фокус не удался. Посетитель моментально срисовал Зака, улыбнулся до ушей и направился к его столику.

— Здравствуйте, сэр Захария! — провозгласил он. — Я и не знал, что вы здесь обедаете!

— И вам не болеть, сэр Джон, — мрачно отозвался Зак.

Не настолько мрачно, чтобы это прозвучало оскорбительно, но достаточно мрачно, чтобы высокородный деревенский клоун сообразил, что ему здесь не рады. Впрочем, куда ему… Так и вышло. Джон Росс плюхнулся на стул напротив и зычно завопил:

— Эй, жаба! А ну тащи быстро сюда это… как его…

— Меню, — подсказал Зак.

— Да-да, тебю тащи сюда! — закончил Джон свою мысль. Зак непроизвольно хихикнул.

— Мне тоже приятно встретить старого знакомого, — заявил Джон. — Я теперь орков тренирую, знаете, сэр Захария, тут в соседнем квартале большой тренировочный центр есть, дому Адамса принадлежит… Зак мысленно зафиксировал эту информацию.

— Очень хорошее место, — продолжал Джон. — Зарплата хорошая, работа интересная, коллектив замечательный, но столовая там — только Кецалькоатля кормить. Пообедал два раза, и такой понос пробрал, я уж думал, дизентерия началась или, там, сальмонеллез…

Зак мысленно зафиксировал, что Джон Росс знает два древних слова, которых, по идее, знать не должен. Точнее, знать он их может, но вероятность этого ничтожна.

— Очень хорошо, что я вас встретил, — продолжал Джон. — Тут у меня такая история приключилась нелепая, думаю, с кем бы посоветоваться, собирался уж к Тине Минерве с молитвой обратиться, она же богиня не только войны, но и мудрости. Обратился — ни хрена не вышло. Захожу в эту едальню — гляжу, сэр Захария сидит. Ну, думаю, удружила Тина, хорошая богиня, годная. Жертву принесу обязательно. Так вот, сэр Захария, что вы думаете о правах и свободах?

От неожиданности Зак поперхнулся и закашлялся. Джон заботливо постучал его по спине (несколько сильнее, чем следовало бы), Зак прокашлялся.

— Я тут кое с кем разговаривал намедни, — продолжал Джон. — И этот кое-кто меня спросил, дескать, что есть свобода? Что такое права человекообразных? А я не знаю, что отвечать. В невежестве признаваться не подобало по некоторым обстоятельствам, вы уж простите, сэр Захария, что не буду их подробно расписывать…

— Не надо подробно, — сказал Зак.

Посмотрел с тоской в сторону кухни. Горячее вряд ли скоро принесут, а это чудо сельское уже заказало себе жратву, пока Зак кашлял. Ладно, побеседуем пока.

— Что такое свобода, сэр Джон, просто так не объяснишь, — сказал Зак. — Это сложная философская концепция, ее надо разъяснять постепенно, плавно переходя от самого примитивного понимания к более продвинутому. Здесь обычно проводят аналогию с высокой башней и лестницей…

— Я понял, — прервал его Джон. — Давайте поднимемся на первую ступеньку.

В подсознании Зака звякнул предупреждающий звоночек, негромко и однократно. Что-то не так с этим рыцарем, он явно выходит за рамки шаблона, и чем дальше, тем больше. Случайно ли он здесь появился, и если не случайно, то зачем? Вербовать собрался? Нет, это уже совсем паранойя! Может, послушаться Алекса, сходить-таки к психоаналитику?

— В первом приближении понятие свободы формулируется очень просто, — сказал Зак. — Орки несвободны, люди свободны, и это всё.

— Это я знаю, — кивнул Джон. — Но что, кроме этого простого понятия, бывают и более глубокие… гм… приближения — это, честно признаюсь, для меня стало новостью.

— Дальнейшие приближения трудно разъяснить логическими определениями, — сказал Зак. — Поэтому я буду изъясняться притчами и примерами, как Джизес. Возьмем, к примеру, вас, сэр Джон. Вы свободны?

— Конечно, — кивнул Джон.

— А почему? — спросил Зак. И поспешно добавил, не дожидаясь, когда сэр Джон выдаст ответ, достойный центуриона Обвиуса. — Вы работаете тренером рабов, если я не ошибаюсь, выполняете обязанности, вы вынуждены просыпаться ни свет ни заря, всячески гонять этих тупых дуболомов, наказывать, поощрять, выполнять множество разнообразных ритуалов наподобие строевой подготовки… Короче говоря, ваша жизнь во многом состоит из однообразных, утомительных и обременительных обязанностей. А теперь возьмем, скажем, рабыню по имени Аленький Цветочек. Какие у нее были обязанности, когда она вам принадлежала? Согревать постель, развлекать беседой, ну, иногда горничной по хозяйству помочь или, там, кухарке… Но большую часть времени она делала что хотела. И кто, спрашивается, более свободен: вы или Аленький Цветочек?

— Ну вы и софист, сэр Захария, — сказал Джон.

Новый звоночек в подсознании: он знает слово «софист», это уже ни в какие ворота не лезет.

— Спасибо за притчу, сэр Захария, — продолжал сэр Джон. — Теперь я кое-что поянл. Права, свободы и справедливость — это как бы духовные яды, они проникают в сознание человека или, скажем, орка, и отравляют его до безумия. Знал бы, что Рональд Вильямс такой мерзостью балуется — ни за что бы не продал ему Алису. Я же ее люблю, эту телочку. Ну, не как женщину, конечно, вы должны понимать, хорошая орчанка — это, с одной стороны, как бы домашнее животное, а с другой стороны… Что с вами, сэр Захария?

— Как вы ее назвали? — спросил Зак. Еще оставалась небольшая вероятность, что ему послышалось.

— Алиса, — повторил Джон, и вероятности не стало, сколлапсировала она, как говорят пилигримы. — Тут вот какая история приключилась. Наложница моя вернулась ко мне этой ночью. Пока она у Вильямса была в собственности, что-то у нее в голове сдвинулось, очень странные вещи она рассказывала. Этот Рональд Вильячмс, Рон она его называла, оказался реальный сумасшедший, причем заразный. Вы не поверите, сэр Захария, она теперь на имя Аленький Цветочек не откликается, требует ее Алисой называть, как Рональд ее называл. Мне, в общем-то, все равно, если никто не видит, а если видит — конечно, нет, вы должны понимать, смеяться начнут, подумают, вот рыцарь вообще обабился, с телкой управиться не может… А если наедине, то какая разница, как называть… Так вот, она мне много всякого наговорила, но одна ерунда запала в голову особенно глубоко, я даже думать начал, а может, это не ерунда? Может, Рональд Вильямс вовсе не безумец был? Джизеса Крайста тоже многие безумцем сочли поначалу, дескать, суды запрещает, про добро и зло всякую ахинею вещает, будто Докинза не читал…

— Мне нужно поговорить с Алисой, — перебил рыцаря Зак. — Немедленно.

— Поговорите непременно, — кивнул Джон. — Только сначала покушать надо. Так вот, я не закончил. Алиса мне вот какую вещь рассказала. Будто Рональд Вильямс ей говорил, что в правильном обществе не должно быть ни взяточников, ни казнокрадов, ни эксплуатации человека человеком, и что у каждого человека должно быть не менее трех личных орков… ну, это понятно, это стандартные утопические мечты… Но меня другое задело. Он ей сказал, что в правильном обществе каждый должен думать об общем благе. И я подумал, а ведь в этом может быть правда! Я же не совсем неуч, когда я в стадо приехал, там от прошлого пастуха кое-какие книги остались, там житие святого Докинза было, не сама «Злая буква», конечно, только краткий пересказ, но его-то я от корки до корки прочел. Про эволюционно стабильные стратегии я знаю, и понимаю, что об общем благе каждый думать не станет. Там одно из двух выходит: или всегда твори зло, или око за око, как Иегова вещал через Мозеса. А если сделать синтез из тезиса и антитезиса, то получается, что всех надо делить на своих и чужих, и чужим творить зло, а своим око за око. Но ведь когда око за око — там зло только в вырожденном случае появляется! Если какой психомутант некультурный правильного поведения не разумеет — тогда, конечно, зло выползает на свет божий, но обычно-то среди своих зла нет! И получается, что каждый как бы думает об общем благе. А теперь посмотрим на наше общество. Кто у нас чужой?

— Эльфы, например, — сказал Зак.

— Вот именно! — воскликнул Джон. — Эльфы и только эльфы чужие, все остальные свои! Государство-то едино, мы же не устраиваем междоусобные войны, как на рассвете первой эпохи! Правильно я говорю?

— Угу, — сказал Зак.

— А почему тогда олигархи между собой собачатся? — спросил Джон. — Алиса мне пересказала кое-что из того, что Рон ей рассказывал…

«Двое на ликвидацию», щелкнуло в мозгу Зака. «Тома озадачить насчет Доры, но не сразу, а пусть сначала побеседует с палачом, как положено. И с Алисой надо на эту тему побеседовать. Может, попробовать захватить потом? Нет, стремно, про Джона Росса ребята говорили, что он дерется как Геракл мифический, и меч с собой повсюду таскает».

— И тогда я вот о чем подумал, — продолжал Джон. — В правильном обществе олигархи должны не строить козни друг другу, а совместно тропить тропу прогресса, потому что когда прогресс идет нормально, уже не очень важно, как конкретно делятся его блага между людьми. Есть такой миф про капитализм и коммунизм…

— Знаю, читал, — сказал Зак.

— Тогда вы должны понимать! — воскликнул Джон. — Вот представьте себе, если вдруг наш Адамс и ваш Тринити…

— Откуда вы знаете про Тринити? — перебил его Зак.

— Рон Алисе рассказывал, — сказал Джон. — Так вот, представьте себе, сэр Захария, что Рокки Адамс и Стивен Тринити помирились, подружились и стали совместно строить светлое будущее. Что они не подати государственные разворовывают, а реально работают на прогресс. Строят, например, электростанцию большую, чтобы столичные улицы стали освещены, как в первую эпоху…

— Про электростанцию откуда знаете? — спросил Зак. — Тоже Рон Алисе рассказывал? Джон недоуменно посмотрел на Зака, и тот понял, что проговорился.

— Так, стало быть, есть такие планы? — спросил Джон. — Вы мне вот что скажите, сэр Захария, вот лично вы хотели бы не выцарапывать для Тринити грязные доллары, а сделать что-нибудь реально полезное, чтобы в памяти потомства остаться… ну, не как Каэссар, конечно…

— Очень хотел бы, — серьезно сказал Зак. — Я об этом часто мечтаю. Но я четко понимаю, что мечты — одно, а реальность — другое. Знаешь притчу про червяков в навозе?

— Знаю, — кивнул Джон. — Очень печальная притча. Кстати, раз уж мы непроизвольно на ты перешли, может, узаконим это? Трубку мира выкурим? Зак немного помолчал, размышляя, затем предложил:

— Может, обойдемся без ритуалов? Мне сейчас нельзя голову туманить.

— Ну и ладно, — сказал Джон. — Называй меня просто Джон. И протянул руку для рукопожатия.

— А ты называй меня просто Зак, — сказал Зак и пожал руку.

В этот момент официант принес горячее, обе тарелки одновременно, и они стали есть. А потом они пошли беседовать с Аленьким Цветочком, которая теперь богопротивно откликается на человеческое имя Алиса.

3

На территорию тренировочного центра Джон провел Зака через заднюю калитку.

— Ты хороший человек, Зак, но ты из дома Тринити, а наши дома враждуют, — сказал Джон. — И ты там не последняя лягушка, если я правильно понимаю значение твоего перстня. Если тебя через ворота провести, мне потом такую клизму вставят… Зак рассмеялся и сказал:

— Удивительный ты человек, Джон. Ты не обижайся, но поначалу я подумал, что ты такой… гм…

— Недалекий? — предположил Джон. Зак смущенно кивнул.

— Я люблю казаться недалеким, — сказал Джон. — Так проще жить. Если перед каждым встречным раскрываться, душа грубеет, а так надел маску, и хорошо.

— Ты стихи случайно не пишешь? — спросил Зак.

— Нет, — покачал головой Джон. — Пробовал, но ничего дельного не получается. Нет у меня таланта к этому делу.

— Странно, — сказал Зак. — Тони мне говорил, что ты вообще неграмотный. Джон хихикнул.

— Я люблю так шутить, — сказал он. — Когда выставляешь себя неуправляемым дебилом, тебя никто не трогает и в душу не лезет, это приятно.

— Выставлять себя дебилом приятно? — уточнил Зак.

— Если чье-то мнение меня волнует, перед ним я себя дебилом не выставляю, — объяснил Джон.

Они поднялись на крыльцо и вошли в квартиру Джона. Квартира занимала половину одноэтажного домика, вторая половина, похоже, пустовала. Хотя нет, в окне промелькнуло какое-то движение. Джон провел Зака в гостиную, а там сидела и читала книгу…

— Здравствуй, Алиса, — сказал Зак.

— Здравствуй, Зак, — отозвалась Алиса. — Не ожидала, что ты так ко мне обратишься.

— Мы, боевое братство, правила соблюдать не приучены, — сказал Зак. — Как к кому хотим, так и обращаемся.

— Интересно, — сказала Алиса. — У Тринити бандиты называют себя боевым братством, а у Адамса честно говорят — бандиты мы…

— Откуда ты знаешь, как называют себя бандиты Адамса? — удивился Зак.

До него начало доходить, что происходит нечто ненормальное. Он бросил быстрый взгляд на Джона и затем на дверь. Нет, проход к двери свободен, Джон прошел вглубь комнаты и уселся прямо на ковер.

— Садись, — сказал он и указал Заку на второе и последнее кресло в этой комнате. — В ногах правды нет.

— Спасибо, я постою, — сказал Зак. Голос прозвучал нервно и неестественно.

— Алиса, будь вежливой, — сказал Джон. — Ответь на вопрос хорошему человеку.

— Я работаю на дом Адамса, — ответила Алиса. — На ассасина учусь. Первое задание выполнила в целом успешно, но плохо, на троечку.

Джон потянулся к мечу. «Это конец», подумал Зак. «Надо же было так глупо попасться…» Джон отцепил ножны от перевязи и отбросил меч в дальний угол.

— Это чтобы ты не волновался, — любезно пояснил Джон. — Милая, покажи вещдоки товарищу.

Алиса протянула руку, взяла со столика банку с каким-то кремом и протянула Заку. Зак демонстративно убрал руки за спину.

— Свой приговор в руки я не возьму, — заявил он. — Этой банке и без моих отпечатков хорошо.

— Твои отпечатки уже ни на что не повлияют, — улыбнулся Джон. — Продолжай, милая.

Алиса открыла банку, изнутри пахнуло чем-то ядреным, но в целом приятным.

— Смазка для секса, — объяснила Алиса. — С афродизиаком. При этих словах Джон хихикнул, Алиса злобно зыркнула на него и сказала:

— Мог бы предупредить, засранец.

— Извини, милая, сам не знал, честное слово, — развел руками Джон. — Алхимия — наука сложная, а древние нанотехнологические рецепты — еще сложнее, никогда толком не знаешь, что в результате получится.

— Смазка отравленная, — продолжала Алиса. — А вот это — конфеты. Так называемые конфеты.

— Еще один мой ляп, — прокомментировал Джон с деланным смущением. — У противоядия тоже обнаружился непредвиденный побочный эффект, даже два. Вкус отвратительный, и еще выраженный наркотический эффект, примерно как у бутирата. Есть такой наркотик запрещенный…

А вот теперь Заку стало по-настоящему страшно. Но не за себя, а за общее дело клана Тринити. Если агенты Адамса пробрались так глубоко… Бутират впервые синтезировали менее трехсот дней назад, все образцы уничтожили после первой серии испытаний, а документация хранится…

— Сделай лицо попроще, Зак, — посоветовал Джон. — Про бутират мы узнали не от агента в твоем доме, а из древних архивов. Но агент в твоем доме у нас тоже есть, причем не один. И вдруг Зак понял, с кем он сейчас говорит. Если это правда…

— Ты преемник Германа Пайка? — спросил Зак дрогнувшим голосом.

— Пока нет, — ответил Джон с улыбкой. — Герман по-прежнему руководит разведкой Адамса, я ему помогаю, но не более того. Однако вернемся к нашим баранам. Общую схему операции, я полагаю, ты уже понял. Яд снизу, противоядие сверху…

— Врешь! — перебил его Зак. — Рон умер от тромбоза легочной артерии, ваш яд ни при чем. Я лично присутствовал при вскрытии…

— Ты тоже врешь, — заметил Джон. — Присутствовать при вскрытии очень неприятно, а большого смысла в этом нет, все равно ничего не поймешь, если ты не доктор. Лучше не ври по мелочам.

— Наплевать, — отмахнулся Зак. — По-любому, Рон умер сам, ваша операция не удалась и никакого компромата…

— Это ты будешь господину Тринити объяснять, — перебил его Джон. — Рон умер от естественных причин, правильно? Зак кивнул.

— Нас с Алисой вы с Роном случайно на улице встретили, так? Зак еще раз кивнул.

— Рон сам захотел купить Алису, его никто не принуждал. Верно?

На этот раз Зак не стал кивать. Он уже понял, к чему ведет Джон свою речь. Джон тем временем продолжал:

— Яд и противоядие Том Блаунт передал Алисе не по твоему приказу, а просто по недомыслию, думал, что обычное рабское барахло передает. Про подземный ход Рон случайно проболтался Алисе, потому что дурак был. На крыльце той инсулы она целый час сидела и плакала, а ее никто не повязал не потому, что ты ее бегство прикрывал, а просто в голову не пришло, что она может так глупо подставиться. Со мной ты встретился в той едальне не чтобы доложить куратору об успехе операции, а просто случайно. И саму едальню ты выбрал случайно, брел куда глаза глядят, взял и зашел.

— Последнее ты не сможешь доказать, — заметил Зак.

— Конечно, не смогу, — согласился Джон. — Доказать не смогу, потому что это неправда, но обосновать смогу. Алиса, милая, сходи, пожалуйста, к Длинному Шесту, он уже, наверное, фотографии подготовил. Тащи их сюда.

Алиса вышла. Джон сел на ее место, указал Заку на свободное кресло и сказал:

— Садись, в ногах правды нет. Зак сел. Джон продолжал:

— Подумай, Зак, кому поверит господин Тринити, тебе или всем тем уликам, что я перечислил. Я бы на месте Стивена поверил бы не тебе. Зак молчал. Джон тоже помолчал немного, затем сказал:

— Я не просто так завел тот разговор в едальне. Я хотел заглянуть к тебе в душу и узнать, как ты на самом деле относишься к высоким идеалам, которыми пудрил мозги Рону. И я узнал, что хотел. Ты думаешь и чувствуешь примерно как я. Мы сработаемся. Зак скептически хмыкнул.

— Я еще раз повторю самое главное, — продолжал Джон. — В здоровом обществе все его члены, не исключая олигархов, совместно делают общее дело. Они тропят тропу прогресса. И когда прогресс набирает достаточную скорость, наступает изобилие, и плодов прогресса хватает всем. Несправедливость не исчезает совсем, но перестает напрягать, потому что всем всего хватает. Наступает золотой век, его нельзя назвать счастливым, средний уровень счастья равен константе, но жить в таком мире куда приятнее, чем в том, в котором мы живем. Тебя ведь тоже тяготит эта крысиная возня вокруг бюджетных распилов. Ту мегастройку в Ноддинг Донки вы со Стивеном не просто так затеяли. Не знаю, что конкретно присходит в голове у Стивена и что у тебя, но хотя бы у одного из вас в подсознании должно быть желание, хотя бы тайное: «Я сделаю хорошее дело, и наплевать, сколько именно долларов оно мне принесет». Я подозреваю, что вы на Адамса не просто так накинулись, была тому причина. Для электростанции нужна медь, а всю металлургию контролирует Адамс. Правильно я говорю? Зак пожал плечами и сказал:

— Ты продолжай, я еще послушаю, интересно.

— У вас со Стивеном был выбор, — продолжал Джон. — Либо договориться с Адамсом, либо уничтожить его. Вы выбрали второе, и я полагаю, у вас были к тому основания. Рокки Адамс — не образец добродетели, а такой же аморальный урод, как мы все, дружить с ним или воевать — вопрос спорный и неоднозначный. Я полагаю, в сложившихся обстоятельствах ваше решение было верным. Впрочем, я не знаю всех деталей и потому не могу судить уверенно.

— Тогда не ты должен меня вербовать, а я тебя, — заметил Зак. Джон улыбнулся и сказал:

— Истина посередине. Мы будем сотрудничать, причем не только мы с тобой лично, но и дома, к которым мы принадлежим. Ты скажешь Стивену, что завербовал меня, Герман скажет Рокки, что завербовал тебя, а истина будет посередине. Обстоятельства изменились, Зак, ваше со Стивеном решение перестало быть верным. Вы собирались перегородить Ноддинг Донки плотиной, верно?

— Почему собирались? — деланно удивился Зак. — Мы все еще собираемся это сделать. Пока я не услышал от тебя ничего, что могло бы заставить Стивена отказаться от этого плана. А откуда ты о нем узнал, кстати?

— Это неважно, — отмахнулся Джон. — А вас не смутило, что под водой окажутся два средних города и одиннадцать малых?

— Смутило, — сказал Зак. — Но плотина и водяные колеса — единственно возможный источник энергии для такой махины. Если бы можно было построить ядерный реактор, это было бы замечательно, но эта технология безвозвратно утрачена.

— А если построить паровой котел с топкой? — предположил Джон. — Вы такой вариант обдумывали?

— Конечно, — кивнул Зак. — В первую очередь обдумывали. Но чем его топить? Возить уголь из-за полярного круг нерентабельно, а сланцы будут засорять эти… ну, короче, куда зола ссыпается. Я даже поставил задачу яйцеголовым рассчитать показатели для выращивания леса на топливо.

— И как, рассчитали? — заинтересовался Джон.

— Рассчитали, — кивнул Зак. — Лучше бы не рассчитывали. Плотина — однозначно наименьшее зло.

— А нефть? — спросил Джон. — Нефть в качестве топлива вы не рассматривали?

— Нефть — это миф, — отрезал Зак. — Чтобы добывать нефть, надо пробить подпространственный тоннель на Землю Изначальную, которая тоже миф. И подпространственный тоннель — тоже миф. Миф на мифе сидит и мифом погоняет.

— Нефть — не миф, — заявил Джон. — На, прочти.

Джон взял со стола пачку исписанных листов бумаги, Зак увидел, что на верхнем листе изображена какая-то карта. Джон отложил ее в сторону, а остальные листы протянул Заку. Зак стал читать.

— Да, чуть не забыл, — сказал вдруг Джон. — Хотел сразу сказать, когда Алиса ушла, но как-то из головы вылетело. Я эту девчонку люблю, но если будет нужно для дела, сдам ее Стивену без колебаний. Любовь любовью, а дело делом.

— Мог бы не говорить, — хмыкнул Зак. — Это и так очевидно.

— После тех высоких слов, что я тебе наговорил, ты имеешь право засомневаться, — заметил Джон.

— После той операции, которую ты провернул, я не имею права сомневаться в твоем профессионализме, — возразил Зак.

— Ну вот и договорились, — сказал Джон и улыбнулся.

Зак вернулся к бумагам. Через пять минут он отложил листы в сторону и сказал:

— Надо специалистам показать.

— Совершенно верно, — согласился Джон. — Обязательно покажи, пусть они оценят достоверность.

— Там точное местонахождение пропущено, — заметил Зак.

— И тут ты прав, — кивнул Джон. — Но не будем торопиться, пусть сначала эксперты оценят правдоподобие документа. Если ты будешь знать местонахождение, у тебя появится соблазн решить проблему молниеносной войной. А это плохо.

— Хороший геолог определит местонахождение и так, — сказал Зак. — Насколько я понимаю, тех сведений, что есть в этих бумагах, вполне достаточно. Или это просто как бы образец, а в настоящих бумагах данные другие?

— Нет, это не образец, — покачал головой Джон. — Это точное описание нефтеносного пласта, эти данные списаны с терминала древней базы.

— Ты нашел терминал древней базы? — встрепенулся Зак.

— Угу, — сказал Джон. — А еще установил контроль над боевой орбитальной группировкой, разыскал затерянный дворец Каэссара, научился превращать орков в людей и штамповать бластеры по древней нанотехнологии. И теперь я порабощу мир.

— Глупая шутка, — сказал Зак.

— Тебе виднее, — пожал плечами Джон. — То, что я тебе даю — копия, у меня есть оригинал документа, там пропущенные цифры на месте, в остальном он ничем не отличается. А насчет экспертов — местонахождение этого пласта не сможет определить никто. Этот пласт н аномален, это написано в другом документе, который я тебе пока не дам, потому что на его основе определить местонахождение таки можно. Короче, так. Ты показываешь эту писульку экспертам, они оценивают правдоподобие, ты убеждаешься, что я тебе не лгу, и докладываешь Стивену. Говоришь ему, что завербовал человека в доме Адамса, который имеет доступ вот к этому. Дальнейшие выводы Стивен сделает сам. Вошла Алиса, притащила пачку бумаг.

— Осторожно, они пачкаются, — предупредила она. — Только что отпечатали.

— Почему так долго? — спросил Джон.

— С принтером что-то не в порядке, — сказала Алиса.

— Принтеры — артефакты очень ненадежные, — заметил Зак.

Зак бегло просмотрел фотографии. Вот они сидят в едальне за столом, мирно беседуют, улыбаются чему-то. Вот Джон распахнул калитку и вежливо пропускает Зака вперед. Вот Алиса сидит в кресле, а Зак стоит перед ней, как перед Стивеном на докладе.

— Камера в этой стене? — спросил Зак.

— Уже нет, — ответил Джон. — Запись прервалась, когда Алиса вышла из комнаты, это был сигнал. Продолжение нашего разговора Герману знать незачем.

— И то верно, — сказал Зак и вытащил из кармана зажигалку.

— Дурью не майся, пожар устроишь, — посоветовал Джон. — Сам подумай, среди всех улик эти фотографии — сущая мелочь. Ну, сожжешь ты их, так Длинный Шест еще распечатает. Возможно, конечно, что принтер сломается, но скорее все же не сломается. Если он триста тысяч дней проработал…

— Миллион дней, — уточнил Зак.

— Триста тысяч, — возразил Джон. — Межвременье было короче, чем принято считать.

— Не буду спорить, — сказал Зак. — Ну, так мы договорились? Тогда я пойду.

— Не торопись, — сказал Джон. — Надо договориться, как ты мне документы передашь.

— Какие документы? — спросил Зак.

— Насчет электростанции, — объяснил Джон. — Иначе получится, что ты меня завербовал, а я тебя нет, а это неправильно. Должен же я Герману что-то доложить. Да и мне самому будет интересно в деталях разобраться. И поторопись с этим, а то как бы ситуация из-под контроля не вышла. У Адамса бойцы в полной боевой готовности, у Тринити тоже, сцепятся сдуру…

— Хорошо, — сказал Зак. — Завтра не обещаю, но послезавтра точно сделаю. Передачу организуем так…

4

Бишоп Вольдемар Марволо считал себя человеком умным, решительным, целеустремленным и высокоморальным, отличным руководителем и достойным пастырем. А особенно он гордился своей памятью на лица. Стоило какому-нибудь человеку или орку привлечь его внимание, как лицо этого человекообразного навсегда откладывалось в памяти его святейшества, и при каждой следующей встрече отец Вольдемар моментально вспоминал, где, когда и при каких обстоятельсвах встречал этого человекообразного раньше. Бывало, идешь по базару, скользишь рассеянным взглядом по лицам и мордам, а в голове так и щелкает: этого орчилу кнутом били за то, что гнилую картошку продавал, эту самку сто дней назад уже продавали, только она ухоженнее была и зубы были целые, этот стражник на исповеди нечто важное сообщил… Ну и так далее. Древние называли такую память эйдетической и считали даром богов. Отец Вольдемар принимал этот дар как должное. В самом деле, почему бы богам не предоставить хороший, годный дар такому замечательному и талантливому человеку?

Вот и сейчас отец Вольдемар чинно шествовал по людной улице, благословлял просивших того прохожих, а иногда не благословлял, вот, например, одного чиновника не благословил, а пожурил отечески:

— Ты взятки так нагло не бери, попадешься.

— Какие взятки? — неестественно изумился чиновник. Отец Вольдемар остановился и стал считать, загибая пальцы.

— От Яна Чекерборда с Роуз-Стрит — раз. От Ричарда Глиттера с Акейша Авеню — два.

Чиновник взбледнул лицом и поспешил скрыться, не дожидаясь продолжения. Отец Вольдемар проводил его добродушным жизнерадостным смехом. Он любил пугать людей. Он знал, что многие втайне считают его колдуном, продавшим душу Сэйтену, и это ему льстило. Люди в своей массе глупы, почти как орки, им невдомек, что при наличии хорошей агентуры и отличной памяти продавать душу Сэйтену незачем, почти вся необходимая информация доступна и так.

Внимание бишопа привлек один долговязый орк. Как-то слишком резко он изменил направление движения, и в ближайшую подворотню направился не потому, что собирался зайти в нее изначально, и не потому, что внезапно отлить приспичило, а потому, что чего-то испугался. Отец Вольдемар пригляделся к орку и в голове щелкнуло. Да это же слуга-наркоман того самого деревенского рыцаря, который так унизил бишопа в тот раз на базаре! Джон Росс того рыцаря звали, а его рабыню наглую — Аленький Цветочек. А этот раб свою кличку не назвал, так и простоял тихо в сторонке, но не потому, что хорошо воспитанный, а потому, что упоротый был. Тогда отец Вольдемар не смог ни рыцаря, ни рабов, но теперь один из этих рабов, кажется, попался. Отец Вольдемар обернулся к оркам-охранникам и приказал:

— Вон того, что в подворотню сунулся — взять!

— Основание? — уточнил орк по кличке Болотный Опоссум.

— Наркоман, — объяснил отец Вольдемар. И негромко добавил: — Его хозяина зовут Джон Росс, он меня оскорбил на базаре, ты должен помнить.

Болотный Опоссум присвистнул и обернулся к двум подчиненным, шествовавшим сзади.

— Вон того орчилу длинного берем жестоко, — приказал он.

Орки расчехлили дубинки и ринулись вперед: Болотный Опоссум на острие клина, два других — по бокам. Прохожие так и прыснули в стороны. Когда слуги его святейшества вершат правосудие, надо отойти и не отсвечивать, потому что никто не будет смотреть, орк ты или человек. Попался под горячую руку — сам виноват. Только один орк не ушел с дороги. Улыбнулся до ушей и провозгласил:

— Кого я вижу! Болотный Опоссум! Как я рад тебя встретить, дружище! Ваше святейшество! Приветствую вас со всем почтением!

Этот орк был высок, широкоплеч и казался опасным, но дубинки при себе не имел, а имел небольшую холщовую сумку через плечо. В голове отца Вольдемара щелкнуло: Тяжелый Танцор, дом Тринити, боевое братство.

— Уйди с дороги, Тяжелый Танцор! — повелел бишоп. Тяжелый Танцор улыбнулся и сказал:

— Если дорога вашего святейшества не ведет вон к той испуганной обезьяне, я буду счастлив уступить ее вам. Не обезьяну, конечно, а дорогу.

— А если ведет? — спросил отец Вольдемар. Тяжелый Танцор виновато развел руками:

— Сей орк под защитой дома Тринити. Воспрепятствовать вашему преосвященству я не посмею, но Заку доложу обязательно.

— Не Заку, а доброму господину сэру Захарии Харрисону, — проворчал отец Вольдемар. — Болотный Опоссум, отставить! Тяжелый Танцор тихо-тихо пробормотал себе под нос:

— Кому добрый господин, а кому просто Зак. Этих непочтительных слов, кажется, никто не расслышал.

Процессия, состоящая из одного бишопа и трех орков, двинулась дальше. Проходя мимо Тяжелого Танцора, отец Вольдемар повернул голову и сказал:

— Его хозяин работает на дом Адамса.

— Да что вы говорите, святой отец! — деланно изумился Тяжелый Танцор.

Отец Вольдемар порадовался, что не стал устраивать скандал. Встреча с агентом, работающим во вражеском доме, да еще в день, когда война между двумя домами то ли вот-вот начнется, то ли нет… В такие дела лучше не лезть, будь ты хоть Самый Дорогой Господин. Богопротивные мерзопакостники, кощунственно называющие себя боевым братством, в подобных ситуациях сначала метают ножи, и только потом вспоминают о правилах благопристойного поведения.

Отец Вольдемар обернулся. Раб Джона Росса вышел из подворотни и уходил прочь, на его плече болталась та самая холщовая сумка, что раньше висела на плече Тяжелого Танцора. Интересно, что в этой сумке — яд, эльфийская бомба, что-то еще? Или, наоборот, не этот орк работает на Тринити, а наоборот, Тяжелый Танцор перевербован Адамсом? Да ну их к бесам, олигархов богопротивных, чтоб их Калона поимел! Чем больше и отчаяннее они грызутся между собой, тем святой церкви лучше.

5

— А ты взаправду хочешь выдать меня Тринити? — спросила Алиса.

— Нет, не взаправду, — ответил Джон. — Я его просто пугал. А ты разве не выключила запись, когда я велел?

— Выключила, — сказала Алиса. — Камера стояла на паузе, на карту ничего не писалось. Джон вздохнул.

— Попалился, — констатировала Алиса. — Я в тебе давно заметила одну черту — ты никогда не врешь. Если нельзя говорить правду, ты ее все равно говоришь, но так, чтобы собеседник подумал, что ты шутишь. Заку ты ведь тоже тогда правду сказал?

— Ага, — кивнул Джон. — Очень удобно — и тайну не выдал, и на душе спокойно, потому что не соврал.

— Гадкие вы существа, бандтьы-разведчики, — сказала Алиса. — Ничего святого для вас нет. Рон говорил, Зак ему тремя богами поклялся, что верит в свободу и справедливость, а на самом деле…

— Какими именно богами, он не говорил? — заинтересовался Джон.

— Говорил, — кивнула Алиса. — Я даже запомнила: Джизесом, Эпаменидом и Докинзом. Джон расхохотался.

— Что тут смешного? — ответила Алиса.

— Тут смешно все, — ответил Джон. — Джизес в одной из своих основных заповедей говорит ясно и недвусмыленно: «Не клянись». Эпаменид — не бог, а философ начала первой эпохи, он впервые сформулировал парадокс лжеца. Если я утверждаю: «Данное утверждение ложно», истину я говорю или ложь? Если я сказал истину, то утверждение ложно, следовательно, я сказал ложь. А если я сказал ложь, то утверждение, что я солгал, ложно, и значит, я сказал истину.

— А Докинз тоже великий лжец? — спросила Алиса.

— Нет, Докинз не лжец. Он, вроде, доказал, что богов нет, а есть только эволюция каких-то мемов. Но этот трактат потерян, так что прав он был или нет, непонятно. Но достоверно известно, что философ Докинз отрицал существование богов. Еще достоверно известно, что его начали почитать как бога еще при жизни. Вначале, вроде, в шутку.

— Что значит «в шутку»? — изумилась Алиса. — С верой шутить нельзя!

— С верой шутить можно и нужно, — возразил Джон. — Если ты боишься шутить над богами, ты перестаешь быть свободным человеком и становишься рабом божьим. И тогда начинается: священное писание в нужнике не читать, иконы и тотемы около телевизора не ставить…

— Около чего не ставить? — не поняла Алиса.

— Около телевизора, — повторил Джон. — Был такой артефакт в древности. Скоро, наверное, снова появится. Технология там несложная, единственное, чего не хватает — дешевой электроэнергии, но она скоро появится в избытке. Если с Заком все пойдет как надо.

Алиса ничего не ответила на эти слова. Некоторое время они молчали, затем Алиса хмыкнула и сказала:

— Ловко же умеешь переводить разговор на другую тему.

— Да, я хороший демагог, — кивнул Джон.

— Иногда ты меня пугаешь, — сказала Алиса. — На самом деле, почти все время пугаешь. С одной стороны, вроде нормальный человек…

— Я не нормальный человек, — перебил ее Джон. — Показать еще раз мою татуировку?

— Не надо, — покачала головой Алиса. — Да, я помню, ты то ли аватар, то ли вообще бог. Но ты так говоришь о богах… Иногда мне кажется, что твое аватарство — очередная шутка, а на самом деле… даже не знаю, что ты такое. Может, ты аватар Сэйтена?

— Нет, — серьезно сказал Джон. — Если бы я был аватаром Сэйтена, я бы творил зло и приближал конец света. А я делаю хорошие вещи. Алиса скептически хмыкнула.

— Эльфийское нашествие на Иден — хорошая вещь, по-твоему? — спросила она. — Смерть Рона — тоже хорошая вещь?

— Хорошо уела, молодец, — сказал Джон. — Видишь ли, полезность каждого действия можно рассматривать только в контексте, учитывая все предпосылки и последствия. Но учесть последствия обычно можно только после того, как действие уже состоялось. Если я правильно рассчитал, то всё, что я сделал, было не зря. Цель не всегда оправдывает средства, но часто. А если я ошибся — возможно, я войду в легенды как аватар Сэйтена, такого варианта нельзя исключать. Но скорее, я в этом случае в легенды вообще не войду. Люди придумают какую-нибудь более красивую историю, а про меня забудут.

— Ты так говоришь, как будто все легенды придуманы, — сказала Алиса.

— Не все, — покачал головой Джон. — В каждой легенде есть маленькое рациональное зерно. А может, и немаленькое, этого обычно никто точно не знает. Вот, например, легенда о моем предыдущем… гм… пришествии в этот мир, там так причудливо переплелась правда и выдумка…

— Какого бога ты аватар? — спросила Алиса.

— Это откроется в свое время, — ответил Джон. — Извини, милая, но сейчас об этом говорить еще рано. Но со временем ты обязательно узнаешь правду.

— Все обещаешь и обещаешь, — сказала Алиса. — В человека превратить уже обещал…

— Я не отказываюсь от этого обещания, — сказал Джон. — Ты станешь человеком и узнаешь правду обо мне, ждать осталось не очень долго. События развиваются быстрее, чем я рассчитывал, это хорошо. Будь я моложе, однозначно решил бы, что боги помогают.

— А сейчас что думаешь? — спросила Алиса.

— Просто благоприятное стечение обстоятельств, — пожал плечами Джон. — Но очень благоприятное. На первые два этапа плана я отводил триста дней, а уложился в шестьдесят. Если так и дальше пойдет, дней через сто уже можешь стать человеком. Но лучше губу не раскатывай, на двести-триста дней рассчитывать можно, а получится ли быстрее — это не от меня зависит.

6

Стивен Тринити был высок, худощав и плешив. Свою плешь он скрывал радикально — брил голову, а чтобы не походить безволосой головой на мифического гуманоида, отрастил окладистую бороду. Из-за этого он походил на мифического ваххабита, но это его не волновало, а даже забавляло. Одевался Стивен Тринити всегда одинаково — в грубые рабочие штаны и тонкий черный свитер из овечьей шерсти. Журналистам он говорил, что достаточно уверен в себе, чтобы не самоутверждаться, выряжаясь, как мифический павлин в брачный сезон. Зак Харрисон однажды сказал ему, что такое подчеркнутое пренебрежение правилами в отношении одежды — тоже форма извращенного самоутверждения. Стивен тогда рассмеялся и посоветовал Заку помолиться святому Фрейду.

В отличие от Рокки Адамса, Стивен Тринити не разделял деятельность публичную и деятельность тайную. Из донесений агентов Зак знал, что Адамс проводит важные совещания не в официальном кабинете, а в специальном закутке, где нет ни гобеленов, ни хрустальных люстр, а обстановка больше похожа не на кабинет олигарха, а на рабочее место старшего помощника младшего счетовода. Вероятно, Адамс чувствовал себя более комфортно в обстановке, к которой привык на заре своей карьеры.

Стивен не имел подобных психологических комплексов. Когда Зак рассказал ему о том, как делаются дела у Адамса, Стивен сказал ему:

— Я так делать не буду. Олигарх я или где?

Сейчас Стивен сидел за большим двухтумбовым «начальственным» столом в массивном «начальственном» кресле и просматривал какие-то бумаги. Простонародный облик олигарха резко контрастировал с роскошью кабинета, со стороны это выглядело, будто в кресле сидит не олигарх, а погонщик горничных, завербованный разведкой конкурента, будто он воспользовался временным отсуствием господина и быстро знакомится с его секретами. Но Зак к этому зрелищу давно привык.

— Я закончил расследование смерти Вильямса, — доложил Зак. — Причина смерти естественная, это не вызывает сомнений.

— Абсолютно уверен? — спросил Стивен.

— Абсолютно, — кивнул Зак. — Алекс провел вскрытие, обнаружил большой тромб в легочной артерии. Алекс говорит, ни яд, ни что-либо другое не может дать такой эффект, только хроническая болезнь.

— Там, вроде, какие-то еще странности были, — заметил Стивен. — Наложница сбежала… Я, ксати, вообще не понимаю, как она смогла сбежать с охраняемого объекта!

— Это моя вина, — сказал Зак. — Рон, как выяснилось, разболтал наложницам много лишнего. В том числе и про подземный ход.

— Зачем? — удивился Стивен.

— Хвастался, наверное, — пожал плечами Зак. — Он, вообще, сильно стукнут был на голову. Изображал, что его наложницы — человеческие женщины, заставлял их на человеческие имена отзываться, одну даже грамоте учить начал. Ту, которая сбежала, кстати. Наркотиками сильно злоупотреблял, это, похоже, ускорило конец.

— Понятно, — кивнул Стивен. — Наложницам он много успел разболтать?

— Много, — вздохнул Зак. — Та, которая не сбежала, уже ликвидирована. Второй, видимо, повезло. Можно объявить ее в розыск, но я не вижу смысла, только привлечет ненужное внимание.

— Ладно, проехали, — сказал Стивен. — Ругать тебя не буду, сам все понимаешь. Облом ты мне устроил эпический.

— Полностью признаю вину и ответственность, — произнес Зак, склонив голову. — Если вы считаете, что я более не могу исполнять обязанности…

— Заткнись, — остановил его Стивен. — Лучше тебя твои обязанности никто не исполнит, так что считай, что я тебя отругал, а ты проникся и сделал выводы. Выводы уже сделал, кстати?

— В процессе, — сказал Зак. — На данный момент я склонен считать, что провал операции — следствие череды несчастливых случайностей. Я не вижу, как можно было избежать такого развития событий, не зная заранее, что они будут развиваться именно так. Но это не окончательное мнение, его я еще не сформулировал.

— Что будем с Адамсом делать? — спросил Стивен. — Основной план не сработал, пора переходить к запасному. Согласен?

— Не согласен, — возразил Зак. — Выяснились новые обстоятельства, я прошу три дня на прояснение ситуации. Возможно, запасной план неадекватен.

— Да ну? — изумился Стивен. — Что за обстоятельства?

— Поступили сведения, что неподалеку от Барнард-Сити к поверхности планеты подходит большой нефтегазовый пласт, — сказал Зак. — Сведения нуждаются в проверке, это займет три дня.

— Откуда сведения? — спросил Стивен.

— Агент из дома Адамса передал, — ответил Зак. — Первоисточник информации — предположительно, одна из древних баз. Стивен нахмурился.

— Стало быть, жрецы тоже в курсе? — спросил он. Зак пожал плечами и сказал:

— Это тоже нуждается в уточнении. Я получил эту информацию только вчера, еще не успел сделать почти ничего.

— А что успел? — заинтересовался Стивен.

— Проконсультировался с геологами, — ответил Зак. — Показал им кое-какие второстепенные данные, ошибок и противоречий они не обнаружили, эти фрагменты текста могут быть частями древнего геологического отчета. Проконсультировался с однм лингвистом, он однозначно утверждает, что текст является переводом на современный диалект текста древней эпохи. Если это дезинформация, то выполнена она мастерски. Я склонен полагать, что источник заслуживает доверия. Подобные дела экспромтом не делаются, а если бы Герман Пайк реально готовил подобную дезу, я бы уже заметил косвенные признаки. Чтобы абсолютно все приготовления прошли мимо наших агентов — крайне маловероятно.

— Понял, — сказал Стивен. — Твои выводы?

— Только предварительные, — сказал Зак. — Если информация подтвердится, надо принимать решение, одно из двух: либо срочно уничтожать дом Адамса, либо заключать союз. Услышав последние слова, Стивен недовольно поморщился.

— Что за пораженческие настроения? — риторически вопросил он. — По-моему, решение однозначно — срочно уничтожать. Более того, я не вижу смысла тратить время на проверку информации. План войны уже подготовлен, надо только запустить процесс. Даже если мы ошиблись, и никакой нефти на самом деле нет, мы ничего не теряем.

— Я все же настаиваю на трех днях отсрочки, — сказал Зак. — Агент обещал передать более подробные сведения, с указанием точного расположения месторождения. Если мы начнем войну, не дожидаясь этого, мы, скорее всего, эти сведения никогда не получим.

— Гм, — сказал Стивен. — Да, пожалуй, ты прав, три дня подождать стоит. Но не больше. У тебя всё? Зак замялся.

— В целом да, — сказал он. — Но… Новое месторождение кардинально меняет расстановку сил в Барнарде. Такая информация очень быстро распространяется, о нем знают у Адамса, знаем мы, и вот-вот узнают жрецы, если еще не узнали. В игре будет не два игрока, а не менее трех, а скорее, пять-шесть. Если два самых сильных игрока с самого начала объединят свои силы…

— Нет, — отрезал Стивен. — Решения принимаю я, а не ты. Этого не будет, мы не будем объединять силы с Адамсом. Разве что в самом крайнем случае.

— Вы не правы, — сказал Зак. Стивен пожал плечами и сказал:

— Позволь мне самому судить об этом. Послезавтра жду твоего доклада: во-первых, по месторождению, во-вторых, по мобилизационной готовности. С обеими задачами справишься?

— Я бы предпочел поручить вторую задачу Тони Батлеру, — сказал Зак. — Но я ему скажу, что это мобилизационные учения. Чтобы не пугался и не нервничал.

— Согласен, — кивнул Стивен. — Выполняй.

7

Джон Росс и Дэн Соло шли мимо физкультурного городка, Джон направлялся в свою квартиру, Дэн — в штаб. Они беседовали.

— Ты неплохо справляешься, — говорил Дэн. — Даже жалко, что ты здесь временно. Не знаю, как ты справляешься с другими делами, но тренировать рабов — твое призвание, ты можешь сделать хорошую карьеру как тренер. Если ты останешься у нас и через тысячу дней не займешь мое место, я сильно удивлюсь. Джон улыбнулся и сказал:

— Тренировать рабов — не единственное мое призвание. Спасибо за добрые слова, Дэн, но я остаюсь при своем мнении. Не в обиду.

— Да я и не думал обижаться, — сказал Дэн. — О, гляди, твой раб бежит, меня увидел, застеснялся. Пойду я, пожалуй.

— Давай, Дэн, удачи, — сказал Джон. — И еще раз спасибо за добрые слова.

Дэн хмыкнул нечто неразборчивое и удалился. Длинный Шест дождался, когда тот удалится на достаточное расстояние и подбежал к господину.

— Герман пришел, — сообщил он. — Через заднюю дверь вошел, сидит в гостиной, злится сильно, но не показывает. Джон улыбнулся безмятежной счастливой улыбкой.

— Злится, но не показывает — это хорошо, — сказал он. — Тебя о чем-нибудь спрашивал?

— Только о том, где тебя демоны носят, — ответил Длинный Шест.

— Вот и хорошо, — сказал Джон. — Далеко не уходи, возможно, я тебя позову. Джон вошел в квартиру, прошел из прихожей в гостиную и сказал:

— Привет, Герман! Как дела? Герман поприветствовал его следующими словами:

— Джон, ты одурел! Ты, вообще, башкой думаешь? Джон улыбнулся и спросил:

— Запись просмотрел, я гляжу? Как, понравилось? Герман длинно и витиевато выругался.

— Ты зря так сгущаешь, — сказал Джон. — Наверное, просто завидуешь, что за много тысяч дней так и не сумел Зака завербовать, а я при первом же удобном случае его ухватил за жабры. Кстати, ты так и не сказал мне спасибо за Рона.

— Спасибо, — произнес Герман со злым сарказмом. Встал с кресла и глумливо поклонился.

— На колени можешь не становиться, — сказал Джон. — Не нужно унижаться перед товарищем, достаточно просто выразить благодарность, сдержанно и не теряя достоинства. Герман ничего не ответил на эти слова, только скрипнул зубами.

— Извини, — сказал Джон. — Я, кажется, переборщил с иронией. Подожди минутку, принесу кое-что.

Джон вышел в спальню и через минуту вернулся с двумя нетолстыми пачками бумаги, которые положил перед Германом на журнальный столик.

— Вот это, — он указал на первую пачку, — документация по большой гидроэлектростанции, которую Тринити собирался строить в Ноддинг Донки. Но теперь вряд ли станет строить, потому что вот это, — он указал на вторую пачку, — исчерпывающая информация о большом нефтеносном пласте, недавно обнаруженном геологами дома Тринити. Впрочем, есть сомнения, что его обнаружили именно геологи, возможно, информацию выкопали аналитики в древних базах.

— Чьи аналитики? — спросил Герман. — Дома Тринити или церковные?

— Не знаю, — пожал плечами Джон. — Думаю, это надо выяснить в первую очередь, займись. Если жрецы реально в игре, нам нужно срочно с кем-то договариваться: или со жрецами, или с Тринити. Я бы предпочел договориться с Тринити.

— Не пойдет, — покачал головой Герман. — Тринити ненавидит Адамса. Они поссорились очень давно, когда дома только-только формировались. Не знаю, какая кошка между ними пробежала, но Рокки чем-то очень сильно досадил Стивену.

— Да ну? — изумился Джон. — Странно, что я этого не знал.

— Об этом почти никто не знает, — сказал Герман. — Даже Зак Харрисон, думаю, не знает.

— А, вот в чем дело… — протянул Джон. — Тогда его оптимизм понятен.

— Какой еще оптимизм? — удивился Герман. — Погоди… Ты что, ту беседу не до конца записал?

— Извини, — сказал Джон. — Когда я отослал Алису из комнаты, она пошла к Длинному Шесту, а тот уже заскучал, стал ей зачем-то объяснять, как камерой управлять, случайно нажал на кнопку паузы, не заметил…

— Как это не заметил?! — возмутился Герман. — Это невозможно не заметить! Там такая мерцающая блямба появляется во весь экран…

— Не знаю я, как так получилось, — сказал Джон. — Извини. Короче, самого интересного ты не видел. Мы с Заком побеседовали по душам, он проникся идеей союза между домом Тринити и домом Адамса, мы предварительно договорились, что будем вместе строить буровые вышки, нефтеперегонный завод, электростанцию, затем Адамс построит сталелитейный завод по древним технологиям, Тринити построит алюминиевый завод, электроэнергия-то дешевая станет…

— Зря губу раскатал, — оборвал его Герман. — Чтобы Тринити на такое согласился, у него должны быть очень веские причины. Скорее, он с церковниками станет договариваться.

— Значит, мы должны договориться с церковниками раньше его, — сказал Джон. — Или уломать Тринити. Или сдать ему видео со мной и Заком, типа, твой главный бандит повелся на дезинформацию и предал хозяина. Но это плохо, тогда нормальное сотрудничество с домом Тринити уже не наладить, а их специалисты нам пригодятся, когда будем нефтеперегонный завод проектировать. Лучше все-таки уломать Тринити.

— Или начать с Тринити войну, — сказал Герман. — Срочно, прямо сейчас.

— А вот это очень плохая идея, — покачал головой Джон. — Тринити к войне готов, блицкриг вряд ли получится, мы только растратим силы, и тогда жрецы возьмут нас тепленькими, причем оба дома сразу. И поимеет новую технологию орден пилигримов или, хуже того, хранителей.

— Да, это плохой вариант, — согласился Герман. — Пойду-ка я к Рокки на доклад, прямо сейчас.

— Сходи, — кивнул Джон. — Можешь сказать ему, что Зака сам завербовал, я не обижусь, это сейчас самое разумное. Иначе тебе придется очень длинную историю ему излагать, а к длинным историям боссы относятся с подозрением.

— Да, так и сделаю, — согласился Герман. — Ладно, пойду, время дорого. Ты никуда не теряйся, будь на месте, жди указаний, они скоро последуют. Рабов своих тоже никуда не отпускай, особенно Аленького Цветочка.

— Ее зовут Алиса, — уточнил Джон. И тут Германа прорвало.

— Да иди ты! — рявкнул он. — Достал уже прикалываться, серьезные вещи обсуждаем! И не надо мне говорить, что безумие Вильямса, типа, заразно…

— Но оно действительно заразно, — улыбнулся Джон.

— Иди, Калону трахни! — заорал Герман и вышел, не попрощавшись. Джон проводил его довольной улыбкой, затем резко посерьезнел.

— Длинный Шест! — позвал он. — Я полежу в мсспальне, помедитирую, надо кое-что срочно обдумать. Никого ко мне не пускай, пусть подождут.

— Даже Германа? — уточнил Длинный Шест.

— Нет, Германа пускай, — разрешил Джон. — Только он сегодня больше не придет, ему не до меня сейчас. А Звонкого Диска не пускай, если придет.

Дав рабу эти инструкции, Джон прошел в спальню, лег на кровать, подключился через спутник к древней базе и запустил аналитическую программу. Информация, которую принес Герман, сильно меняет дело, план придется серьезно корректировать. Медитация будет долгой.

ГЛАВА ШЕСТАЯ. ОСОБАЯ МИРОТВОРЧЕСКАЯ МАГИЯ

1

Джон лежал на кровати и медитировал. Когда Алиса вошла в спальню, он открыл глаза, посмотрел на подругу, нахмурился и спросил:

— Что случилось?

— Нам надо серьезно поговорить, — сказала Алиса. — У тебя найдется несколько минут?

— Найдется, — сказал Джон и сел на кровати. — Присаживайся, поговорим. Как раз собирался обсудить с тобой кое-что.

— Что именно? — спросила Алиса. Джон улыбнулся и сказал:

— Давай сначала ты.

Алиса нахмурилась, отвела взгляд и некоторое время молчала, собираясь с мыслями.

— Я сейчас детскую энциклопедию читаю, — сказала она. — Помнишь, ты мне посоветовал…

— Помню, — кивнул Джон. — И что вычитала?

— Я про древние технологии читала сегодня, — сказала Алиса. — Узнала, что такое телефон. Джон хмыкнул.

— Тогда, в Оркланде ты свой волшебный фонарь однажды телефоном назвал, — продолжала Алиса. — Я тогда не обратила внимания, а теперь вспомнила. Это ведь спутниковый телефон, правда? Джон улыбнулся и спросил:

— С чего ты взяла?

— Телефоны бывают сотовые и спутниковые, — объяснила Алиса. — Сотовые телефоны используют какие-то артефакты, которые называются провайдерами. Я не очень поняла, что это такое, но это явно не компактные переносимые артефакты, а большие циклопические сооружения. И там ясно сказано, что телефон работает только тогда, когда хотя бы один провайдер размещается в прямой видимости от телефона. Когда мы были в Оркланде, ничего похожего на провайдеры я не видела, но твой телефон работал. Поэтому я думаю, что он спутниковый. Я права?

— Про провайдеров ты ничего не поняла, но основной вывод сделала правильно, — сказал Джон. — Мой телефон действительно спутниковый. Что ты еще поняла?

— Я нашла в энциклопедии статью про спутники, и узнала, что они бывают не только связные, но и боевые, — сказала Алиса. — Тогда я вспомнила миф про Джулиуса Каэссара и Красса Содомита, и еще вспомнила, как в Оркланде падали звезды. Это ведь ты сделал?

— Я, — кивнул Джон. — Я контролирую всю спутниковую группировку. Падающие звезды на самом деле микроядерные бомбы класса «Фебос», их сбрасывала орбитальная платформа «Грантчестер». Глаза Алисы тревожно расширились.

— Ты мог нас всех поубивать! — воскликнула она.

— Это было маловероятно, — улыбнулся Джон. — Я контролировал траекторию каждой бомбы до самого конца, все бомбы взрывались только по моим мысленным командам. Тот единственный раз, когда мы реально могли пострадать, нам угрожала не орбитальная бомба, а эльфийская граната, которую я вовремя не заметил. Некоторое время Алиса молчала, затем тихо спросила:

— Ты киборг?

— О, какая молодец, про это тоже прочитала! — восхитился Джон. — Нет, я не совсем киборг, мозговой чип у меня внедрен, но модифицировать остальное тело я не стал. Это долго, непросто и не очень-то нужно.

— А твои боги, к которым ты обращаешься? — спросила Алиса. — Это просто спутники?

— Точно, — кивнул Джон. — Я активизирую чип, он подключается к телефону по телепатическому интерфейсу, телефон связывается со спутником, а спутник делает то, что мне надо. Например, передает мне в мозг вид сверху на какое-нибудь место. Или предоставляет доступ к какому-нибудь древнему компьютеру. Алиса охнула.

— Надо не охать, а радоваться, — сказал Джон. — Я восстановил доступ почти ко всем знаниям древних. Мне подчиняется спутниковая группировка с суммарным залпом десять гигатонн в пересчете на эльфийскую взрывчатку. Мозговой чип делает меня лучшим бойцом планеты. Чем не бог?

Алиса ничего не ответила на этот вопрос, она смотрела на Джона расширенными глазами, и непонятно, чего в них было больше: восхищения или ужаса. Джон решил, что ответа на последний вопрос ждать не стоит.

— Нам нужно срочно решить кое-что, — сказал Джон. — Пришло время определиться, до какой степени ты мне предана. До этой минуты ты не знала ничего такого, что могло бы причинить серьезный ущерб, но теперь ты знаешь слишком много. То, что ты узнала из энциклопедии, не должен знать никто, кроме нас с тобой. Ни Герман, ни Зак, ни Длинный Шест, ни Звонкий Диск, вообще никто. С этого момента все, что происходит между нами, и все, чему ты становишься невольной свидетельницей, должно оставаться в тайне. Это понятно?

— Понятно, — кивнула Алиса.

— Вот и хорошо, — сказал Джон. — Мне сейчас одно срочное дело надо сделать, ты посиди, почитай, а когда я вернусь — не пугайся и не удивляйся.

Джон открыл волшебный сундучок и извлек из него очки, бластер и эльфийскую гранату. Очки сунул в карман, бластер положил в маленькую кожаную барсетку, а гранату, поколебавшись, сунул в ящик тумбочки в прихожей.

— Что ты задумал? — спросила Алиса.

— Потом увидишь, — ответил Джон. — Сейчас говорить не буду, но не потому, что не доверяю, просто рассказывать придется долго, а как увидишь — сразу все поймешь.

Выйдя из дома, Джон направился к задней калитке. Отпер замок, вышел наружу, прошел двадцать шагов вдоль стены тренировочного центра и полез в густые кусты, растущие между стеной и дорогой. Надел очки с биодетектором, вытащил бластер из барсетки и стал ждать. Спутник подсказывал, что ждать придется не очень долго, где-то примерно четверть часа.

В расчетное время в поле зрения появился Длинный Шест. Точнее, он появился бы в поле зрения, если бы Джон не сидел в кустах, а стоял посреди дороги и глазел по сторонам. Реально Джон видел Длинного Шеста только на спутниковой картинке, но эта картинка показывала, что он уже рядом.

За Длинным Шестом следовал какой-то орк. Сейчас он залег в придорожной канаве и осторожно выглядывал между кочками, пытаясь незаметно следить за Длинным Шестом. Длинный Шест, судя по всему, его видел, но старательно изображал, что ничего не замечает, что абсолютно уверен, что избавился от слежки, стряхнул хвост, как говорят местные подзаборные лохи, называющие себя разведкой. Вот Длинный Шест подошел к калитке, начал возиться с замком… уронил ключи в канаву… ненатурально, но для этого придурка сойдет… ругается… Ну, давай, орчила, решайся!

Орчила решился. Осторожно выбрался из канавы, прошмыгнул в узкое пространство между забором и кустами, и припустил вдоль забора к калитке. Ловко он передвигается, надо признать, ветки почти не колышутся, без биодетектора и не заметишь.

Когда орк приблизился к Джону на расстояние вытянутой руки, Джон нажал спусковую кнопку бластера. Раздался негромкий хлопок, миниатюрная пулька врезалась в бок орка, щелкнул электрический разряд, орочье тело дернулось в судороге и осело на землю. Джон проверил пульс — сердце бьется. Свистнул, не очень громко, но чтобы Длинный Шест точно услышал.

Длинный Шест перестал искать ключи от калитки (он их и не терял, собственно) и полез в кусты.

— Я здесь, — сказал Джон, когда Длинный Шест приблизился. — Молодец, отлично сработал. Слушай новую вводную. С того момента, как Алиса увидит этого типа, приглядывай за ней. О том, что мы его завалили, не должен знать никто: ни Герман, ни Зак, ни Звонкий Диск, вообще никто. Раньше все реально опасные тайны я от Алисы скрывал, но теперь это уже невозможно. Если, не дай боги, она проболтается, я должен узнать об этом немедленно. Понял?

— Понял, — кивнул Длинный Шест. — Благодарю за доверие.

— Потащили, — приказал Джон.

Длинный Шест ухватил оглушенного орка за руки, Джон — за ноги. Они втащили его в калитку и бросили прямо в грязь. Длинный Шест стал запирать замок, Джон проверил спутниковую картинку и сказал:

— Дальше сам потащишь. Там за сараями какие-то орки коноплю курят, пойду, шугану. Пока буду орать — жди, как замолкну — тащи. Положишь его в прихожей, если начнет шевелиться — оглуши, но осторожно, чтобы следов не осталось. Можно связать, но мягкой веревкой и не очень тугу. Но он, по идее, в сознание не скоро придти должен.

Следующие несколько минут Джон воспитывал орков, беззаконно потребляющих наркотик вместо того, чтобы учиться рабскому делу со всем возможным прилежанием. Когда воспитание закончилось, и перепуганные юноши со всех ног побежали к казарме, Джон проводил их взглядом и вернулся домой.

Орк лежал в прихожей, Длинный Шест и Алиса стояли рядом и разглядывали неподвижное тело.

— Я его узнала, — сказала Алиса. — Он там, на базаре, с тем бишопом был.

— Экая ты глазастая, — сказал Джон. — Молодец.

Выдвинул ящик тумбочки, взял эльфийскую гранату, вложил в руку пленного, сжал его пальцы. Повернул гранату другим боком, сжал пальцы еще раз. И еще раз. И убрал гранату обратно в тумбочку. Длинный Шест и Алиса недоуменно наблюдали за этими манипуляциями.

— Отпечатки пальцев, — пояснил им Джон. — Длинный Шест, отволоки тело в спальню. Молодец. Теперь садись сюда и бери бластер. Когда покажется, что этот козел обнаглел и собирается сделать глупость — стреляй. Направляешь ствол на туловище… на его туловище, не на свое! Да, вот так направляешь, и нажимаешь вот эту кнопку, только сейчас не нажимай. Мощность выстрела стоит минимальная, его не убьет, а снова оглушит. Понял?

— Понял, — кивнул Длинный Шест. — А зачем все это? Ой, он шевелится, кажется.

Орк зашевелился, открыл глаза и обвел комнату осовевшим взглядом. Увидел Джона и вздрогнул. Джон сел в кресло и повелел:

— Рассказывай.

— Чего рассказывать? — спросил орк.

— Тебе лучше знать, — ответил Джон. — Ты парень умный, сам догадаешься, что я хочу от тебя услышать. Если расскажешь мало или неинтересно — не обессудь, из этой квартиры выйдешь в расчлененном виде.

— Вы похитили меня незаконно! — воскликнул орк. — Я буду жаловаться! Джон вздохнул и встал с кресла. Орк напрягся и как-то сжался весь.

— Пойду, делом займусь каким-нибудь, — сказал Джон. — Порядок в казарме проверю, например. Если случится что-то непредвиденное, Алиса, выйди на крыльцо и помаши руками, я приду как только, как сразу.

Джон вышел из спальни, и едва он прикрыл за собой дверь, как внутри послышался шум, хлопок и звук падения орочьего тела. Джон заглянул внутрь и увидел, что пленный орк лежит на полу и слабо подергивается.

— Сразу на меня бросился, — пояснил Длинный Шест.

— Продолжай стеречь, — приказал Джон. — И поосторожнее, близко к нему не подходи, если бластер отнимет — мало не покажется.

— Да я понимаю, — пробормотал Длинный Шест. Джон вышел, Алиса последовала за ним.

— Кто это? — спросила она.

— Ассасин, — ответил Джон. — Мы с тобой и с Длинным Шестом сидели, никого не трогали, и тут внезапно появляется этот хмырь, а в руке у него граната. Хорошо, что я такой хороший воин, успел его завалить до того, как он гранату метнул. Алиса непонимающе уставилась на Джона. Он улыбнулся и добавил:

— Это еще не произошло пока, это ночью произойдет. Ассасины обычно ночью приходят.

— А, поняла, — кивнула Алиса. — Если кто спросит, я должна всем это рассказывать, правильно?

— Правильно, — кивнул Джон. — Возможно, Герман станет тебя жестко допрашивать, ну, не совсем жестко, пытать тебя он не станет, но на психику может начать давить. Ты в эти игры пока играть не умеешь, так что, когда он тебя к стенке припрет, признавайся, что сегодня вечером переспала с Длинным Шестом.

— Ты что несешь?! — изумилась Алиса. — Да я никогда…

— Я знаю, что никогда, — прервал ее Джон. — А Герман не знает. Если он станет допрашивать тебя всерьез — обязательно почувствует, что ты что-то скрываешь. А когда как бы узнает твою тайну — успокоится, расслабится и дальше копать не будет. Осознала?

— Гм, — сказала Алиса. Джон хлопнул ее по плечу и сказал:

— Привыкай. Ты, наверное, думала, легко в разведке работать? Хрен тебе. Ладно, пойду рабов построю, заодно нервы успокою чуть-чуть.

— Погоди, — сказала Алиса. — Я так и не поняла, зачем ты велел Длинному Шесту этого орка допрашивать? Если ты все равно собираешься его убить. Джон пожал плечами и сказал:

— Ну, мало ли, может, что интересное расскажет. Хотя вряд ли.

2

Когда Герман вошел в квартиру Джона, он не поверил своим глазам — Алиса мыла пол в прихожей.

— Привет, Алиса! — сказал Герман. — За что это Джон тебя так?

— Да пошел ты, — буркнула Алиса.

Она стала отжимать тряпку над ведром, и Герман заметил, что вода, стекающая с тряпки, не совсем прозрачная, а имеет розовый оттенок.

— Ого! — сказал Герман.

— Ого, — согласился Джон, выходя из гостиной в прихожую. — Пойдем, покажу, кто у меня завелся.

Они прошли в дальнюю комнату, которая использовалась как большой чулан. Посреди комнаты было постелено ветхое одеяло, на нем лежал обезглавленный орочий труп, голова лежала отдельно. Одеяло было густо заляпано бурыми пятнами.

— Кто такой? — спросил Герман.

— Алиса говорит, раб Вольдемара Марволо, — ответил Джон. — Вроде бы он был с бишопом в тот раз на базаре. Но я его не припоминаю.

Герман нагнулся, брезгливо взял голову за ухо двумя пальцами, поднял и повертел туда-сюда.

— Вроде знакомая харя, — сказал Герман. — Точно сказать не могу — сильно перекосило его.

— Я его с нормальной мордой видела чуть-чуть, пока Джон его не замочил, — подала голос Алиса. — Точно он.

— Допустим, — сказал Герман. — Как он здесь оказался?

— Через дверь вошел, — объяснил Джон. — Я тут расслабился совсем, привык, что территория охраняется, входную дверь даже на ночь не запираю, а видимо, зря.

— Зря, — согласился Герман. Джон продолжал:

— Короче, я услышал, что дверь открылась, кричу: «Кого там бесы несут?» и тут меня что-то будто под руку толкнуло… не могу объяснить…

— Я к тебе без стука больше заходить не буду, — сказал Герман. — А то станешь потом мою голову так же рассматривать и приговаривать: «Где-то я его уже видел». Джон саркастически хмыкнул и сказал:

— Да, без стука лучше не заходи теперь, а то мало ли что… Короче, метнул я нож, попал в руку, вот сюда, — Джон указал пальцем на глубокий разрез, — граната выпала…

— Граната? — перебил его Герман. — Какая граната, где?

— Сейчас принесу, — сказал Джон.

Вышел из комнаты и через минуту вернулся с гранатой. Он держал ее двумя пальцами за торцы, чтобы не стереть отпечатки.

— Отпечатки проверил? — спросил Герман.

— Умел бы — обязательно проверил, — ответил Джон. — Посмотрел, конечно, в меру своего разумения. По-моему, отпечатки только его, ну и мои еще, я ее тоже хватал.

— Странно, — сказал Герман. — Я думал, она термобарическая будет, а это обычная лимонка-хлопушка.

— Какая есть, — сказал Джон и странно усмехнулся. — Да и ее бы хватило с лихвой, если бы он успел кольцо выдернуть. В замкнутом помещении даже хлопушка контузит неслабо, заходи и бери голыми руками.

— Думаешь, живьем взять хотели? — заинтересовался Герман.

— Сомневаюсь, — покачал головой Джон. — Даже в самом лучшем случае времени у него оставалось только-только, чтобы чисто уйти. Думаю, планировалась акция устрашения — оглушить гранатой, порубить мечами и быстро уйти. Тонкий намек тебе и Рокки. Не удивлюсь, если бы потом в квартире нашлась какая-нибудь улика, изобличающая Зака Харрисона.

— Не понял, — сказал Герман. — Этот хмырь, он разве не один был?

— Их было трое или четверо, я точно не разглядел, сколько именно, — сказал Джон. — Когда поняли, что внезапность утеряна, сразу убежаличто. Я задержался, пока с этим разбирался, потом очки долго искал… Короче, ушли они, как ушли — не знаю, калитка не взломана, то ли у церковников есть ключи от нее, то ли у них агенты на территории.

— Зря ты его добил, — сказал Герман. — Допросить бы…

— Извини, — сказал Джон. — Напуган был сильно.

— Следы на земле какие-нибудь остались? — спросил Герман и тут же сам ответил на свой вопрос: — Да какие тут следы, дождя давно не было, земля как камень…

— Подозрительных следов я не заметил, — подтвердил Джон. — Мы с Длинным Шестом у калитки много натоптали, но у нас вся обувь обычного размера и без отличительных признаков, где чей след — совершенно непонятно. Наверное, они тоже следов добавили, но я ничего примечательного не заметил. Можно следопыта пригласить профессионального…

Герман махнул рукой, дескать, ну его к богам, все равно не поможет. Помолчал немного и спросил:

— Что думаешь по поводу всего этого?

— По-моему, все очевидно, — сказал Джон. — Ассасинов направил либо сам Марволо, либо кто-то из его окружения. Скорее, сам — после того случая на базаре он меня ненавидит. Его соглядатаи могли меня сто раз срисовать, я не прятался. С какой целью — не знаю. Либо личная месть, либо часть большого плана. Например, отвлекающий маневр. Не удивлюсь, если сегодня-завтра последуют атаки на другие объекты. На дворец Адамса, например.

— На дворец, — повторил Герман и страдальчески сморщился. — Что ж, будем ждать. Об усилении охраны распорядиться, что ли… Нет, это бессмысленно, охрана и так уже усилена по самое не могу.

— Охрана — это сейчас второстепенно, — сказал Джон. — Главное — что орден хранителей начал свою игру. Это, конечно, проверить надо…

— Вот именно, — кивнул Герман. — Вы с Длинным Шестом фотоаппарат и принтер не сломали пока еще?

— Не сломали, — сказал Джон. — А зачем тебе фотоаппарат и принтер? Возьми сразу голову. Алиса, найди мешок какой-нибудь! Герман ехидно хихикнул.

— Суровый ты мужик, Джон, — сказал он. — Как ты себе это представляешь? Встречаюсь я с агентом в едальне какой-нибудь, достаю из мешка орочью голову и спрашиваю: «Опознаешь?» Джон рассмеялся и сказал:

— Тогда тебе надо еще две головы с собой взять, чтобы опознание было корректным, по всей форме. Раскладываешь головы на столе и спрашиваешь: «Какая из этих голов вам знакома?» Посмеялись.

— Извини, — сказал Джон. — Нервы никуда не годятся, все время бред какой-то в голову лезет. Длинный Шест! Сфотографируй голову и распечатай фотографий штук… ну, штук пять, наверное.

— Зачем так много? — удивился Герман.

— Я тоже его попробую пробить по своим каналам, — сказал Джон.

— По каким каналам? — спросил Герман. Джон нахмурился и ответил вопросом на вопрос:

— Хочешь снова полюбоваться, как я в судорогах корячусь?

— Извини, — смутился Герман. — Все время забываю, что у тебя мозг заблокирован. Ладно, не будем об этом, а то точно в судорогах закорячишься. Эх, покурить бы, а нельзя, ясная голова нужна.

— Потом накуримся, — сказал Джон. — Вот как закончится эта катавасия, так накуримся, так накуримся…

Через четверть часа Длинный Шест принес фотографии мертвой головы, Герман забрал три штуки и ушел. Четвертую фотографию Джон положил в свой волшебный сундучок, а пятую взял с собой и тоже ушел, но в другом направлении.

3

Джон встретил Зака на улице. Шли два рыцаря навстречу друг другу, каждый по своим делам, встретились и разошлись, даже не узнав друг друга, потому что каждый смотрел в другую сторону. А то, что Джон, проходя мимо Зака, неожиданно закашлялся — это просто случайность, то ли слюной подавился, то ли муха в рот залетела, бывает. А может, тошнит человека, люди и орки часто кашляют перед тем, как блевать. Судя по тому, что Джон поспешно свернул с улицы в ближайшую подворотню, последняя версия показалась бы стороннему наблюдателю наиболее правдоподобной.

Зак прошел еще шагов двадцать, затем резко остановился, негромко выругался и хлопнул себя по лбу — очевидно, сообразил, что забыл что-то важное. Быстро зашагал в обратную сторону, остановился у подворотни, в которой скрылся Джон Росс, обвел окрестности рассеянным задумчивым взглядом, принял какое-то решение и вошел в подворотню. Наверное, отлить решил.

В подворотне было темно и мрачно, воняло нечистотами. Зак остановился на границе света и тени, и негромко позвал:

— Джон, ты здесь?

— Да, иди на голос, — отозвался Джон. — К стене близко не подходи, в дерьмо вляпаешься.

Зак сделал десять осторожных шагов, и вздрогнул, когда Джон схватил его за руку.

— Не бойся, это я, — сказал Джон. — Сейчас я тебя проведу кое-куда, а то ты без очков не видишь ничего. Иди, не бойся, я-то все вижу. Сейчас налево… направо… ну, здесь уже видно.

Они вышли во внутренний дворик какого-то дома, в прошлом явно богатого, но теперь полуразрушенного. Посреди дворика громоздились развалины не то бассейна, не то фонтана, Джон решительно направился к ним и сел на бортик. Зак сел рядом.

— Погоди! — воскликнул вдруг Зак. — Это же старый дворец Джорджа Дюкейна! А этот проход… Откуда ты про него знаешь?

— Откуда надо, оттуда и знаю, — ответил Джон, неожиданно и необъяснимо помрачнев. — Лучше сюда посмотри.

Он вытащил из-за пазухи сложенный лист бумаги и протянул Заку. Зак развернул бумагу и брезгливо поморщился.

— Кто такой? — спросил он.

— Орк какой-то, — ответил Джон. — Этой ночью он пытался установить у порога моей квартиры радиоуправляемую мину. Хорошо, что на боевой взвод поставить не успел, а то бы я с тобой сейчас не разговаривал. Пробей, пожалуйста, по своим каналам, кто такой.

— Что за мина? — заинтересовался Зак. — Глянуть на нее можно?

— Уже нет, — покачал головой Джон. — Ее Герман забрал, экспертам покажет. Здоровенная пластиковая дура, килограммов на десять-пятнадцать, фугасная или кумулятивная — я не понял. Точно не термобарическая.

— Что радиоуправляемая — уверен? — спросил Зак.

— Все признаки сходятся, — ответил Джон. — Из корпуса торчит длинная проволока, в походном положении смотанная в катушку, для нее специальный крючок предусмотрен. К корпусу липкой лентой примотано какое-то неведомое устройство в картонном корпусе, сквозь него проходит та самая проволока. Я заглянул внутрь корпуса…

— Колебательный контур там есть? — спросил Зак.

— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — ответил Джон. — Что там есть точно — электрическая батарейка, обычная, химическая, не сверхпроводящая, явно кустарного изготовления. Еще там внутри зеленая картонка, к ней приклеены такие своеобразные черные кирпичики типа спичечных коробков, но меньше. И еше лампочка моргала.

— Радиостанция на микросхемах, судя по всему, — сказал Зак.

— Ты такой умный, — сказал Джон. Зак нахмурился и сказал:

— Хватит подкалывать, дело серьезное.

— Серьезное, — кивнул Джон. — Особенно если учесть, что это не твоя работа. Зак недоуменно уставился на Джона.

— Поначалу это было основной версией, — пояснил Джон. — Но будь она верна, ты бы не полез за мной в темную подворотню.

— Я тут ни при чем, клянусь! — воскликнул Зак.

— Джизесом, Эпименидом и Докинзом? — уточнил Джон. Зак нахмурился. Примерно полминуты он молчал, затем сказал:

— Вряд ли я смогу тебе доказать, что я не при делах. Можешь мне верить, можешь не верить, дело твое. Этим типом, — он взмахнул фотографией, зажатой в руке, — я займусь немедленно, как что выясню — сразу тебе сообщу. Связь организауем так…

— Погоди, — перебил его Джон. — В доме Тринити пеленгаторы есть? Зак посмотрел на Джона с интересом.

— А говорил, в радио не разбираешься, — сказал он.

— В радио не разбираюсь, — сказал Джон. — Но я знаю, что бывают такие артефакты, которые называются пеленгаторами. Как они работают — я без понятия, но точно знаю, что они позволяют обнаруживать радиостанции.

— Тут все не так просто, — сказал Зак. — Пеленгатором можно обнаружить только включенную радиостанцию.

— А она и должна быть включенная, — сказал Джон. — Иначе как мина взорвется, если подрывное устройство выключить? К тому же на той картонке две лампочки горели, одна постоянно, а другая моргала два раза в минуту примерно, пока я батарейку не вытащил. Она точно включенная была.

— Странно, — сказал Зак. — Моргала, говоришь… Зачем так криво делать было? На радиуправляемую мину сигнал должен только в момент подрыва передаваться… Ладно, попробую с пеленгатором поработать. Ничего, скорее всего, не получится, но попробую, вдруг получится…

— Ты, главное, ассасина этого проверь, — сказал Джон. — Это сейчас самое важное. Если поставить мину приказал не ты, значит, в игру вступила третья сила. И тогда получается, что первоочерденая задача — выяснить, что это за сила, а второочередная — решить, что с ней делать: дружить или воевать. Мне это тоже интересно. Вдруг мне лучше от Германа к тебе переметнуться? Зак улыбнулся и воскликнул:

— Конечно, лучше переметнуться! Чего тут думать? Я тебе нормальную должность прикрытия организую, ты, небось, уже утомился рабов гонять. Хорошую квартиру предоставлю, туда ассасины шастать не будут…

— Ты сначала на мои вопросы ответь, — прервал Джон. — Потом уже все остальное обсуждать будем. Ладно, давай время больше тратить не будем, договориваемся о связи и расходимся.

4

Когда Зак включал пеленгатор, он не ожидал от этого мероприятия никаких особенных результатов. Во-первых, непонятно, в рабочем ли состоянии находится артефакт. Система самотестирования сообщает, что все в порядке, но насколько ей можно доверять — непонятно. Во-вторых, совершенно невероятно, что пеленгатор обнаружит какое-то излучение, кроме фона от спутников на орбитах.

Полторы тысячи дней назад, когда орден хранителей громил дом Дюкейна, Зак запустил слух, что некий мифический Фоксхантер, якобы возглавляющий разведку дома Дюкейна, раздобыл где-то в Оркланде радиоуправляемые микроядерные мины. Все эти сведения, включая виртуальную личность Фоксхантера, Зак выдумал от начала до конца, чтобы скрыть кое-какие свои неблаговидные дела. Слух этот распространился неожиданно широко, дошел до Стивена Тринити, и тот потребовал, чтобы Зак лично проверил состояние дел в радиоэфире. Раскрывать перед боссом дезинформацию было неразумно по оперативным соображениям, поэтому Зак честно включил пеленгатор и целый час сидел рядом с ним, ожидая, не запищит ли артефакт, сообщая о радиосигнале, удовлетворяющем условиям поиска. Артефакт не запищал. Зак позвал Водяного Зверя и велел ему следить за артефактом, никуда не отлучаясь, кроме как по нужде. На следующий день Водяной Зверь доложил, что артефакт не пищал ни разу. Тогда Зак выключил пеленгатор и доложил Стивену, что информация не подтвердилась.

Сейчас Зак ожидал чего-то подобного. Но его ожиданиям не суждено было сбыться.

Едва артефакт завершил самотестирование, и соответствующая лампочка изменила цвет с красного на зеленый, сразу раздался писк. На экранчике отобразились два длинных ряда цифр, Зак знал, что это точные координаты источника, но как их привязывать к местности — не помнил. Несколько секунд он судорожно искал бумагу и карандаш, затем стал вырезать цифры ножом прямо на деревянной полке, на которой хранился пеленгатор. Когда он закончил портить мебель, он сообразил, что можно было не торопиться — пеленгатор автоматически сохраняет все обнаруженные радиостанции в своей памяти, а Зак об этом забыл. К тому же, радиостанция вовсе не собиралась умолкать, она стабильно выдавала короткий импульс два раза в минуту. Когда Зак точно измерил этот интервал, получилось двадцать восемь секунд, но это, скорее всего, из-за погрешности песочных часов.

Привязка координат к местности заняла больше часа. Заку пришлось сходить в секретную библиотеку и разыскать там вначале техническую документацию по пеленгатору, затем учебник географии, потом Зак долго уяснял принципы глобального позиционирования, потом Зак долго искал древнюю карту Барнард-Сити, и еще дольше искал на этой карте точку с заданными координатами. К счастью, эту точку легко удалось привязать к современной застройке столицы, помогло то, что загадочная радиостанция обнаружилась на вершине холма, который за миллион дней почти не изменил свои очертания. Только почему-то стал выше на пять метров. Стоп.

Зак почувствовал, как по спине побежали мурашки. До него наконец-то дошло, откуда исходит сигнал, принятый пеленгатором. На этом холме стоит дворец Тринити, можно даже определить, из какого крыла идет сигнал… Да что там крыло! С точностью до комнаты можно определить, а если взять пеленгатор с собой — прямо на источник выведет.

Через полчаса Зак вошел в кабинет Тринити, секретарша пыталась его не пустить, но когда посмотрела ему в глаза — охнула и отвалила.

Босс сидел за столом и читал какую-то книгу с картинками. При виде Зака он быстро захлопнул книгу и перевернул обложкой вниз.

— Что случилось, Зак? — спросил он.

— Пока не знаю, — ответил Зак. — Но скоро разберусь. Вы занимайтесь своими делами, не обращайте на меня внимания.

В этот момент пеленгатор пискнул и выдал направление на источник сигнала. Оказывается, если источник близко, пеленгатор выдает информацию не цифрами, а в виде стрелки — очень удобно. Стрелка указывала на неприметную дверь в дальней стене, ведущую в личные покои главы дома.

Зак обошел начальственный стол и подошел к двери. На лице Стивена отразилось беспокойство.

— Что происходит, Зак? — спросил он еще раз.

— Из ваших апартаментов исходит радиосигнал, — объяснил Зак. — Через пару минут я определю, что является его источником, и доложу.

— Э-э-э… — сказал Стивен и покраснел. — Там… э-э-э… прибраться надо… Пару секунд Зак напряженно размышлял, затем принял решение.

— Не надо там прибираться, — сказал он. — Мне нет дела до ваших сексуальных пристрастий. Что бы я там ни увидел, никто третий об этом не узнает.

Пеленгатор пискнул в очередной раз. Зак решительно открыл дверь. Судя по всему, источник где-то в конце коридора, в одной из последних комнат с правой стороны. Вот здесь, например…

— Ой, — сказал Зак.

— Ой, — сказало то, что увидел Зак внутри.

— Гм… — смущенно хмыкнул Стивен, увязавшийся за Заком.

— Гм, — сказал Зак. — Мне, конечно, нет до этого дела, но… Неужели такое возможно технически? Ну, то есть, отчеты научников о воздействии на организм гормонов другого пола я читал, но… Мне казалось, это не столь радикально.

Стивен покраснел, промычал нечто нечленораздельное и развел руками. Зак с огромным трудом подавил желание истерически расхохотаться или хотя бы закашляться. Он давно догадался, что босс увлекается нетрадиционным сексом, но такого не ожидал. Интересно, как Стивен ухитрялся так долго сохранять такое в тайне. Ни одна горничная никому не проболталась… Хотя горничные тоже, наверное, из этих… Пеленгатор снова пискнул.

— Источник в этой комнате, — заявил Зак. — Вот на этой примерно линии, — он показал рукой. — Сейчас у окна померяю, и все окончательно станет ясно. Где-то здесь оно должно быть… Присел на корточки, заглянул под кровать и торжествующе воскликнул:

— Вот оно!

Схватил подвернувшийся под руку то ли хлыст, то ли членоимитатор, сунул под кровать, подцепил загадочный яйцеобразный предмет, который не мог быть ничем иным, кроме как источником радиосигнала…

Предмет выкатился из-под кровати. Это было тяжелое металлическое яйцо, похожее на гранату-лимонку, но больше и тяжелее, и без детонатора. И оболочка не пластиковая, а металлическая.

— Что это? — спросил Стивен.

— Не знаю, — ответил Зак. — Но радиоволны излучает оно.

Зак ткнул яйцо концом нелепого хлысточлена, оно перекатилось на другую сторону, стали видны буквы древнего алфавита, отчеканенные на металлической поверхности. «PHEBOS», гласила надпись. Зак почувстовал, как на лбу у него выступает холодный пот.

5

Вступив на освященную землю, Герман почувствовал, как нервное напряжение, скрутившее в тугой узел внутренние каналы праны, постепенно отступает. Такова природа любого храма — в каком бы душевном смятении ты сюда ни вошел, заботы и печали оставляют тебя, чакры очищаются, пути праны спрямляются и потом, когда ритуал, приведший тебя в храм, исполнен, ты выходишь в грешный и несовершенный мир с новыми душевными силами, твердый духом и готовый к дальнейшим испытаниям, какими бы они ни были. Это, кстати, неопровержимо свидетельствует о реальности существования богов, что бы ни думали по этому поводу поклонники Марскса и Докинза. Впрочем, секту атеистов уже давно никто не воспринимает всерьез.

Храм Будды Гаутамы размещался в самом дальнем углу храмового комплекса. Герман полагал, что это удачное решение — неспешная прогулка мимо святынь, посвященных иным богам, помогает настроить душу на нужный лад, проникнуться в полной мере многополярностью и многовариантностью современного мира и культуры, пробудить в огрубевшей душе высокое чувство толерантности.

Проходя мимо собора Джизеса, Герман поклонился и перекрестился. Минуя магометанскую мечеть, повстречался с муллой и поприветствовал его традиционным среди поклонников Мухаммеда жестом — указательный палец направлен в небо, как бы говоря: «Боги там, и один из них — Аллах». Синагога Джудаика и алтарь Сэйтена не предполагают от прохожего никаких особых ритуалов, и Герман просто прошел мимо них, молча любуясь изысканной архитектурой этих прекрасных храмов. А заодно тем, как затейливо джузы-хасиды празднуют свой шабат. Теперь осталось пройти между ритуальных костров у Большого Вигвама традиционалистов, и вот он, храм Будды, сразу за полем тотемных столбов.

В храме Будды царил прохладный полумрак. Пахло коноплей, ароматизированной какими-то травами — тщательно охраняемым секретом жрецов. Время от времени Герман испытывал искушение попробовать выведать этот секрет, но он гнал это искушение от себя. Потому что в жизни должно быть место тайне, и еще потому, что несанкционированное раскрытие чужих тайн несовместимо с чувством уважения к ним, а молиться тому, кого не уважаешь, не то чтобы бессмысленно, но очень глупо и немного унизительно. Кроме того, Герман приходил сюда не как разведчик, а как обычный человек, испытывающий обычную потребность в духовной поддержке на нелегком пути от вечного колеса сансары к духовному просветлению и далее к нирване, если получится. Впрочем, сегодня он пришел в храм как разведчик.

Герман прошел вдоль ряда молитвенных барабанов, не забывая однократно крутануть каждый. Барабаны отозвались шуршанием, постукиванием или мелодичным позвякиванием — каждый барабан на свой манер. Обычно эти звуки приводили душу Германа в состояние расслабленного покоя, но сейчас расслабляться нельзя, не за этим он сюда пришел.

Покрутив барабаны и постояв минуту в предписанном обычаем поклоне перед статуей Будды, Герман пересек основной зал и направился к маленькой двери в дальнем углу. Бритоголовый орк-монах, стерегущий эту дверь от непрошеных посетителей, узнал Германа и не стал ему препятствовать, а, наоборот, распахнул дверь с предупредительным поклоном и сказал:

— Отец высокорожденных у себя.

Герман прошел в дверь, поднялся на второй этаж по узкой винтовой лестнице и негромко стукнул в гонг, висящий перед занавеской, отделяющей личные покои жреца от остальной храмовой территории, хозяева которой — незримые духи будд и бодхисатв. Теперь надо внимательно впитывать информацию, очень многое зависит от того, как отец Константин встретит гостя.

Отец Константин сидел в позе лотоса перед низким столиком, украшенным искусно вырезанными цветами и птицами, и играл сам с собой в маджонг. Увидев Германа, он расплылся в искренней улыбке и воскликнул:

— Привет, Герман, рад тебя видеть! Эй, жаба! Кальян гостю тащи!

«Он ничего не знает», понял Герман. «Информация еще не успела дойти. Жаль». А вслух сказал:

— Нет, спасибо, Константин, не надо кальяна. Ты меня извини, старший брат, но я пришел к тебе не за утешением, а по делу. И сел напротив жреца, но не в лотос, а просто скрестив ноги.

— Заботы тебя гнетут, — продекламировал Константин, подражая Святому Йоде. — В сансаре ты погряз и от просветления удалился. Мантру же произнеси…

— Ом мани падме хум, — быстро произнес Герман.

— Девяносто девять раз еще надо, — закончил Константин свою мысль. Герман недовольно поморщился и сказал:

— Извини, брат, но на это нет времени. Мне печально и стыдно, но в сансаре я погряз так офигенно неимоверно, что аж самому страшно. Короче. Константин, ты этого орка знал? Константин развернул фотографию и вздрогнул.

— Кто его так? — спросил он.

— Один человек, — ответил Герман. — Говорит, за дело. Так ты этого орка узнаешь?

— Его звали Черный Пес, — сказал Константин. — Он был личным слугой его святейшества.

— Которого? — уточнил Герман.

— Вольдемара Марволо, — ответил Константин.

Герман вздохнул. Очень не хочется в это верить, но Джон Росс не ошибся и не соврал. В игру двух домов вмешался третий игрок, и как бы он не смахнул с доски все фигуры и не устроил бы великую китайскую ничью, как говорили древние.

— Кто его убил? — продолжал настаивать Константин.

— Мой человек, — ответил Герман. — Убил за дело. Черный Пес подрабатывал ассасином, за что и поплатился в конце концов.

Узкие, как у почти всех буддийских жрецов, глаза Констанина расширились и стали почти нормальными.

— Это невозможно! — воскликнул он. — Орден хранителей не воюет с домом Адамса!

— Боюсь, твоя информация, — вздохнул Герман. — Пойду-ка я отсюда, пожалуй. Чтобы тебе не пришлось меня убивать.

— Ты ничего не говорил про Черного Пса и войну, — заявил Константин. — Ты пришел за утешением, но я не смог утолить твои печали, потому что раздосадован был ты чрезмерно, а мастерство мое небеспредельно.

— На том и порешим, — кивнул Герман. — Я постараюсь не убивать тебя в этой войне.

— Я тебя тоже, — серьезно произнес Константин. — И, это… Может, не поздно еще помириться?

— Это уже не от меня зависит, — сказал Герман. — Помолись богам, вдруг поможет.

— Обязательно помолюсь, — сказал Константин. — Благословлять тебя не буду, ты уж извини, сам понимаешь…

— Понимаю и не обижаюсь, ибо иного не ждал, — сказал Герман. И направился к выходу.

6

Слово «дворец в сознании типичного человекообразного ассоциируется с чем-то очень большим, просторным, светлым и роскошным. Высокие потолки, красивая лепнина, гобелены, дорогая мебель, все позолочено, тут и там статуи расставлены… Но на самом деле представительская часть дворца никогда не занимает больше одной пятой всей его площади, а чаще занимает около одной десятой. Роскошные залы группируются около парадного входа, а остальную площадь типичного дворца занимают жилые, офисные и служебные помещения: кухни, конюшни, псарни, казармы для рабов… Когда очередной упоротый гость случайно покидает зал торжественного приема и начинает бесцельно блуждать по дворцовым коридорам, через несколько минут ему обычно приходит в голову мысль: «Где я нахожусь?», а правильный ответ: «Во дворце» — не приходит. Потому что незнающему человеку трудно поверить, что во дворцах роскошь от нищеты отделяют не десятки метров, как обычно, а метрв, а то и десятки сантиметров. Однажды в доме Адамса имел место совсем конфузный случай, тогда один уважаемый чиновник, приглашенный на торжественный прием, безобразно упоролся, пропал неизвестно куда, и позже был обнаружен на помойке дворцовой кухне, где целовался с местным псом, откликающимся на кличку Кабысдох. Вид у чиновника был совсем непотребный, вернуть уважаемого господина обратно на прием не было никакой возможности, но он упорно настаивал, и Герману Пайку пришлось проявить все свое дипломатическое мастерство, чтобы замять назревающий скандал.

Ровно в полночь на этой самой помойке появился человек. Судя по картофельной шелухе, мясным обрезкам и прочим помоям, густо облепившим его когда-то черный костюм, он вылез из ямы, расположенной в углу помойки и окруженной бруствером из неточно выброшенного мусора. В эту яму не только сливали жидкие помои, но выбрасывали все подряд. Про яму было известно, что она соединяется с ливневой канализацией, проложенной еще во вторую эпоху, и потому не нуждается в чистке — при каждом большом дожде прочищается сама.

Человек перелез через мусорный бруствер, поскользнулся, скатился обратно в яму, в последний момент ухитрился ухватиться за ее край, вылез, тихо, но витиевато выругался и снова полез на бруствер, теперь уже граздо осторожнее. Пес Кабысдох с интересом наблюдал за этим процессом. Но не лаял, а просто наблюдал. А чего, спрашивается, лаять, если незнакомец не делает ничего предосудительного, а тебя никогда не тренировали на защитно-караульную службу и, более того, специально приучали не тявкать по ночам? Нет никакого повода, чтобы тявкать.

Тем временем человек перелез-таки через бруствер, огляделся по сторонам, заметил Кабысдоха, улыбнулся и сказал:

— Хороший песик. Кабысдох вежливо повилял хвостом и продолжил наблюдение.

Человек подошел к невысокому каменному столбу, непонятно зачем вбитому в землю в этом месте, наклонился, подергал столб, убедился в его прочности и привязал к нему хитрым узлом длинную веревку, другой конец которой сбросил в яму. Если бы Кабысдох тоже был человеком, он, возможно, догадался бы, что этот человек готовит себе путь к отступлению, но Кабысдох был собакой и его не интересовали такие сложные вещи.

Закончив возиться с веревкой, черный человек некоторое время неподвижно стоял, то ли думая о чем-то, то ли просто тормозя. Затем стал принимать странные позы, вытягивать то руки, то ноги, нелепо изгибаясь при этом, будто ему внезапно захотелось рассмотреть себя со стороны. Свои движения человек сопровождал негромкими словами, из которых Кабысдох понял только «говно» и «Песец». Кабысдох хотел возразить, что человек оба раза неправ: конкретно говна среди мусора нет совсем, а мифического зверя Песца положено поминать, когда все очень плохо, а с этим человеком ничего плохого не случилось, наоборот, случилось хорошее — приятно пахнуть стал. Но пока Кабысдох формулировал в своем маленьком мозгу эту сложную мысль, человек сам сделал верные выводы. Перестал дергаться, пробормотал себе под нос:

— А может, так даже и лучше…

И направился к стене основного здания дворца, не пытась более стряхивать с себя кусочки мусора. В самом деле, зачем их стряхивать, если они сами отваливаются? Человек влез в открытое окно первого этаж, скрылся из виду и все, что он делал следующие полчаса, осталось для Кабысдоха тайной.

Проникнув в здание, человек поднялся по лестнице на третий этаж и неслышной тенью проскользнул мимо задремавшего орка, охраняющего личные покои Рокки Адамса. Орк при этом проснулся, шумно втянул носом воздух и косноязычно возмутился учуянным запахом, дескать, засрали весь дворец, который теперь уже не дворец, а одна огромная параша. И снова задремал. Грязных следов, оставленных черным человеком на полу, он не заметил, что неудивительно — в темноте человекообразные без специальных очков видят очень плохо.

Тем временем человек, с костюма уже осыпался почти весь мусор, достиг опочивальни олигарха, отворил дверь и бесшумно вошел внутрь. От двери потянуло сквозняком, Рокки Адамс перестал храпеть, закашлялся, открыл глаза, повертел головой и сказал:

— Надо же, какая ерунда приснилась, ниндзя вонючий, обалдеть. Затем перевернулся на другой бок и снова захрапел.

Черный человек бесшумно подошел к кровати, присел на корточки, вытащил из кармана нечто похожее на большое металлическое яйцо и закатил это нечто под кровать. Снял с собственного рукава особо крупный картофельный очисток, прилепил к свисающему краю одеяла, рядом прилепил нечто похожее на соплю, снятое с другого рукава, и удалился. Он улыбался, но этого никто не видел.

На обратном пути, когда человек проходил мимо дремлющего стража, этот страж внезапно проснулся. Черный человек молниеносно выхватил бластер и всадил пульку орку в грудь. Мощность заряда была установлена на минимум, поэтому незадачливый страж не разлетелся на куски, а всего лишь вздрогнул, уронил голову на стол и потерял сознание. Черный человек убедился, что орк повержен, залез под стол, подобрал пульку, сунул в карман и удалился тем же путем, каким пришел.

Когда он вернулся на помойный двор, Кабысдох улыбнулся и поприветствовал его взмахом хвоста. Человек тоже улыбнулся и помахал псу рукой. «Какой хороший человек», подумал Кабысдох. «Какой хороший песик», подумал человек.

Затем черный человек сделал нечто странное. Вытащил из-за пазухи маленький стеклянный пузырек, откупорил туго притертую пробку и вылил себе на мокасины несколько капель мутной жидкости.

— Это тебе понравится, песик, — обратился человек к Кабысдоху.

Кабысдох принюхался, его глаза расширились, хвост встал торчком, пасть сама собой раскрылась, и из нее вырвался оглушительный лай, которым Кабысдох оповестил окрестности о нежданной радости — запах течной суки, да какой насыщенный! Этот человек воистину прекрасен!

Через несколько секунд к лаю Кабысдоха присоединились обитатели псарни. А еще через несколько секунд со стороны караулки донеслась косноязычная брань, и чей-то командный голос приказал кому-то невидимому:

— Эй, Эхо Мечты, просыпайся! Сходи, проверь, чего там собаки растявкались!

Черный человек не стал ждать, что будет дальше. Ловко перемахнул мусорный бруствер, держась за веревку, и прыгнул в яму. Затем веревка как-то по-особому дернулась, узел сам собой развязался, и на помойке не осталось никаких следов черного человека, кроме тех, что оставили его мокасины в липкой грязи. Кабысдох огорчился — такой прекрасный был сучий запах и так внезапно исчез! От огорчения Кабысдох перестал лаять и стал выть, делясь своим разочарованием с товарищами с псарни. Товарищи охотно выразили сочувствие. А еще через минуту орк по имени Эхо Мечты обнаружил у сточной ямы свежие человеческие следы, и тогда начали галдеть не только собаки, но и люди.

7

На следующий день Джон Росс и Зак Харрисон встретились в условленном месте — там же, где и в прошлый раз, у бывшего фонтана бывшего дворца Джорджа Дюкейна. Оба выглядели уставшими, невыспавшимися и встревоженными.

— Плохие новости, — сказал Джон. — Ночью во дворце Адамса заметили ассасина. Он проник на территорию через древнюю канализацию, добрался до спальни Рокки и подложил под кровать микроядерную бомбу класса «Фебос». Попалился глупейшим образом — не учел, насколько грязно в канализации, весь перепачкался, оставил много следов, по ним его путь и восстановили. Не твоя работа? Эй, Зак, что с тобой?

Зак закрыл непроизвольно распахнувшийся рот, помолчал немного, собираясь с мыслями, и сказал:

— Боюсь, ты был прав, Джон.

— Чего тут бояться? — ухмыльнулся Джон. — Я почти всегда прав, привыкай. А в чем прав-то?

— Я вчера по твоему совету распаковал и запустил пеленгатор, — сказал Зак. — И знаешь, что обнаружил?

— Сейчас попробую угадать, — сказал Джон. — Учитывая твою неадекватную реакцию на мою новость… Неужели «Фебос» под кроватью Тринити? Зак мрачно кивнул.

— Фигасе, — сказал Джон. — А как ты ухитрился его пеленгатором обнаружить? Я вчера подумал над твоими словами, почитал книжки кое-какие… Ты был прав, радиоуправляемая мина не должна ничего передавать в эфир, она только принимает команду на подрыв. Может, в ту мину подслушивающее устройство было встроено?

— Гм, — сказал Зак. — Об этом я не подумал, надо будет проверить, спасибо, что подсказал. Да нет, непохоже. Бомба выдавала в эфир один и тот же сигнал каждые тридцать секунд. Радиомаяк, однозначно.

— Либо цифровое кодирование плюс пакетная передача, — сказал Джон. — С элементами стеганографии. Зак нервно хихикнул.

— Ну ты и знаток, — сказал он. — Как вспомню, под какое дерево маскировался — прямо не верится.

— Работа у меня такая — под дерево маскироваться, — сказал Джон. — Стало быть, сигнал через каждые тридцать секунд… а зачем, спрашивается? Может, конструктивная особенность артефакта?

— Да ладно, наплевать, — махнул рукой Зак. — Более интересно другое. Вчера ночью мину заложили к нам, сегодня ночью — к вам. Почему не одновременно?

— Это очевидно, — сказал Джон. — Работал один и тот же ассасин, самый лучший из всех доступных. А кстати, ту орочью морду на фотографии ты пробил? Кто такой, удалось выяснить?

— Удалось, — кивнул Зак. — Некто Черный Пес, личный слуга Вольдемара Марволо. Круг обязанностей не вполне ясен, но в ассасинстве раньше не был замечен.

— Значит, подтвердилась моя информация, — сказал Джон.

— Похоже на то, — кивнул Зак. — Насколько я понимаю, картина вырисовывается следующая. На основные две цели Марволо направил своего лучшего ассасина, которого мы пока еще не вычислили, а на второстепенную цель — Черного Пса, которого ты завалил. Поскольку лучший ассасин у Марволо только один, закладка мин растянулась на две ночи. А поскольку вторая операция провалилась…

— Возможно, Марволо не знает, что вторая операция провалилась, — перебил Зака Джон. — Ассасин ушел тихо, его самого никто не видел, видели только следы. Возможно, ассасин доложил Марволо, что все в порядке.

— Тогда… Слушай, а я понял, почему та мина излучала радиосигнал! — воскликнул Зак. — Чтобы Марволо знал, на месте ли она по-прежнему или уже обнаружена и обезврежена. Но все равно странно… Адамсу мину тоже под кровать подложили? Тогда получается, что обе мины закладывались на короткий срок, до первой уборки опочивальни как максимум. Дня два, самое большее, три. Допустим, Марволо почему-то решил провести обе диверсии одновременно… Все равно логично было бы обе мины взорвать этой ночью ближе к утру. Хотя…

— Возможно, он попытался их взорвать, — предположил Джон. — Ты же не оставил ту мину, которую нашел, так и лежать под кроватью босса?

— Не оставил, — согласился Зак. — Она сейчас лежит у меня в столе, упакованная в защитную сетку, не пропускающую радиоволны. Это, кстати, все объясняет. Перед тем, как отдать команду на подрыв, Марволо проверил сигнал от обеих мин, и обнаружил, что от первой мины сигнала нет. А тогда… Тогда все складывается! Всё. я понял, почему Марволо запрограммировал одновременный подрыв. Марволо заинтересован в том, чтобы уничтожить оба наших дома. Если Адамс ликвидирован, но Тринити жив, это для него еще худший вариант, чем если живы оба. Если живы оба, дома можно попробовать стравить между собой, а если Тринити подомнет под себя остатки дома Адамса…

— Или наоборот, — вставил Джон.

— Да, или наоборот, — кивнул Зак. — А ты не знаешь, что Герман сделал с найденной миной?

— Я не спрашивал, — сказал Джон. — Полагаю, то же, что и ты. Это очевидное решение.

— Допустим, — сказал Зак. — Вот, допустим, я — Вольдемар Марволо. Вот сижу я у пеленгатора, принимаю сигнал первой мины, жду, когда выйдет в эфир вторая…

— Не сходится, — перебил его Джон. — Первою мину обезвредили еще днем, правильно?

— Правильно, — согласился Зак. — Тогда так. Вот сижу я, жду доклада от ассасина, он приходит, докладывает, я включаю пеленгатор и вижу, что новый сигнал есть, а старого нет.

— На самом деле ни одного сигнала нет, — уточнил Джон. — Ассасина обнаружили буквально через минуту после отхода с места операции. Там почему-то собаки разгавкались, дежурный отправил какого-то орка проверить, тот обнаружил следы и поднял тревогу.

— Тогда ассасин должен был понять, что спалился, — сказал Зак. — Если он такой квалифицированный, должен был задержаться в канализации, послушать, что наверху происходит… А он реально квалифицированный, я у себя так и не смог никаких следов обнаружить.

— Со следами нам повезло, — сказал Джон. — Но ты прав, картина не совсем точно складывается, есть некоторые странности. Но их можно решить десятком разных способов. Например, ассасин понял, что спалился, но боссу не доложил, чтобы не наказали. Или, например, вонидло в канализации его так достало, что через трубы он бежал бегом. Как-то беседовал я с одним полубоссом ассенизаторов, он говорил, что бывают такие ямы, что от одного запаха можно сознание потерять, внутрь провалиться и утонуть на фиг. Вряд ли у этого ассасина был с собой артефакт-противогаз.

— Короче, понятно, что ничего не понятно, — констатировал Зак.

— А оно и не бывает никогда, чтобы все понятно было, — сказал Джон. — Но хотя бы понятно, что делать надо. Нашим боссам надо мириться, причем срочно.

— Это легче сказать, чем сделать, — вздохнул Зак.

— Я доложу Герману про мину во дворце Тринити, — сказал Джон. — А Герман доложит Рокки. Думаю, это уберет у него все сомнения.

— У Рокки-то уберет, — вздохнул Зак. — А у Стивена… Я-то ему доложу, конечно… Ладно, будем разбираться. Следующую встречу завтра проведем?

— Боюсь, завтра уже поздно будет, — покачал головой Джон. — Давай лучше сегодня за пару часов до заката. В этом же месте.

— Не уверен, что смогу еще раз сегодня вырваться, — сказал Зак. — Давай, я в таком случае Тяжелого Танцора пришлю или Водяного Зверя, ты их обоих знаешь.

— А они про наши доверительные отношения знают? — спросил Джон.

— Пока нет, — ответил Зак.

— Лучше, чтобы не знали, — сказал Джон. — Только если уж совсем никак не получится по-другому… Зак криво усмехнулся и сказал:

— Спасибо за совет, центурион Обвиус. Джон тоже улыбнулся, его улыбка тоже была невеселой.

— Ладно, не печалься, прорвемся как-нибудь, — сказал он. — Давай, Зак, работай, удачи тебе.

8

Около полудня Джон вошел в рабочий кабинет Германа во дворце Адамса. Это был его первый визит в этот кабинет.

— Привет, Герман! — сказал Джон. — Говорят, ты меня видеть хотел срочно?

Герман поднял голову от бумаг и смерил Джона мрачным взглядом. Глаза Германа были красные и опухшие, сразу видно, что ночь не спал.

— Я тебя уже с ночи хочу, — сказал Герман. — В кои-то веки ты мне нужен немедленно, а он, видите ли, в сауне изволит телок тискать. Аленький Цветочек надоела уже?

— Ее Алиса зовут, — поправил Джон начальника. — Нет, не надоела, просто достало все, расслабиться захотелось. Ну, и разнообразие…

— Хочешь разнообразия — Длинному Шесту вдуй, — посоветовал Герман. — А еще лучше — пусть он тебе вдует, так еще больше разнообразия. Предупреждать же надо…

— Я важную информацию принес, — перебил его Джон. — Час назад я встретился с Заком Харрисоном. Выражение лица Германа немного смягчилось.

— Мысли мои читаешь? — спросл он. — Только хотел попросить встречу провести, а ты уже. Джон сделал серьезное лицо и заявил:

— Хороший раб воспринимает намерение хозяина существенно раньше, чем оный его сформулировал, выступая, в некотором роде, аналогом мифической машины времени. Я, правда, не раб, но в данном контексте это несущественно. Короче. Вчера в опочивальне Тринити, прямо под кроватью, обнаружили радиоуправляемую мину. При каких обстоятельствах ее обнаружили, Зак не сказал. По косвенным данным можно предположить, что случайно. Насколько я понял, мина изготовлена кустарно, боевой частью является микроядерная бомба класса «Фебос».

— Что?! — изумился Герман.

— Микроядерная бомба класса «Фебос», — повторил Джон. — Во вторую эпоху эти боеприпасы рассматривались как основное тактическое оружие массового поражения. Состояли на вооружении спутниковой группировки…

— Я знаю, что такое «Фебос», — перебил его Герман.

— Тогда чего так глаза пучишь? — спросил Джон.

Герман встал из-за стола, обошел Джона, закрыл дверь кабинета, вернулся за стол и снова сел в начальственное кресло. Джон, не дожидаясь приглашения, уселся на стул для посетителей и закинул ногу на ногу.

— Этой ночью во дворец Адамса проник ассасин, — сообщил Герман. — Пробрался в опочивальню главы дома и установил там мину, предположительно радиоуправляемую. Тоже «Фебос».

— Опаньки, — сказал Джон. — Вчера Стивен, сегодня Рокки. Взорваться обе мины должны были, скорее всего, одновременно. Нам повезло, что Зак хорошо знает свое дело.

— Нам повезло, что ассасин по уши в дерьме измазался, — буркнул Герман. — И что пес кухонный его облаял непонятно почему.

— Боги помогают, — предположил Джон.

— Да иди ты! — отмахнулся Герман. — И так тошно, а ты еще травишь…

— Фотографию пробил, что я давал? — спросил Джон. — Удалось личность установить? Герман вздохнул и ответил:

— Некто Черный Пес, личный слуга Вольдемара Марволо. Ловко маскировался, сволочь, идеально, можно сказать. Если бы ты не взял его с поличным — ни за что бы не поверил, что ассасин. Думал, обычный подай-принеси, ну, наружка как максимум, но ассасин…

— Притом не самый крутой в ордене, — добавил Джон. — С «Фебосом» работать Вольдемар ему не доверил. Герман вздохнул еще раз и риторически вопросил:

— А Вольдемар ли? Не нравится мне эта версия, не слишком хорошо концы с концами сходятся. Через мейнфрейм бы проверить…

— Через что? — не понял Джон.

— Через мейнфрейм, — повторил Герман. — Древний компьютер большой вычислительной мощности. Чего глаза таращишь? Можно подумать, в первый раз это слово услышал.

— Нет, не в первый, — покачал головой Джон. — Старый я стал, дурею не по дням, а по часам. Совсем забыл про мегакомпьютер церковный. Слона-то и не приметил, как говорится.

— Ну, приметил бы ты его, — проворчал Герман. — Это тебе все равно ничего не даст. Там полуаппаратная виртуализация с гипервизором пятого уровня плюс монитор безопасности класса «Астра».

— Кто все эти люди? — спросил Джон.

— Какие люди? — не понял Герман.

— Ну, я это… пошутить пытался, — смущенно произнес Джон. — Есть такой анекдот древний, типа, разговаривают две тупые секретарши через артефакт-телефон…

— А, это… — сообразил Герман. — Как бы намекаешь, что характеристики системы защиты компьютера тебе ничего не говорят? Так мне они тоже ничего не говорят. Тут надо только одно понимать — даже во вторую эпоху защита «Астры» считалась непробиваемой. А искусство хакерства забыто окончательно и бесповоротно.

— Зато не забыто искусство вставлять в задний проход горячие металлические предметы, — заметил Джон. — Какой бы непробиваемой ни была защита компьютера, в ней всегда есть одно слабое звено, называется человек. Как же я мог об этом забыть… Совсем одичал в Оркланде… Слушай, Герман, я, пожалуй, пойду, поработаю.

Когда дверь кабинета закрылась за Джоном, Герман нервно передернул плечами и пробормотал:

— Фоксхантер начинает меня пугать. Если он реально взломает этот компьютер…

Выдвинул ящик стола, тоскливо посмотрел на пакет с коноплей, и задвинул ящик обратно. Очень хотелось накуриться и забыться, но он понимал, что сейчас нужно сохранять ясную голову.

9

— Ну как? — спросила Алиса Джона, когда тот вошел в гостиную. — Я хорошо поработала?

— Отлично, — ответил Джон. — Я тобой горжусь, из тебя получится прекрасная разведчица.

Подошел к ней, обнял, и следующие несколько минут они целовались. Затем Джон отстранился и сказал:

— Извини, милая, остальное как-нибудь в другой раз. Мне нужно помедитировать. Алиса подозрительно посмотрела на Джона и сказала:

— Иногда мне кажется, что ты надо мной издеваешься.

— Извини, милая, — повторил Джон. — Знаю за собой этот недостаток, но ничего поделать не могу, извини. Но сейчас я говорю в точности то, что думаю. Ты великолепно справилась с задачей, и Длинный Шест тоже отлично отработал. У нас складывается прекрасная команда. Еще чуть-чуть, и мы решим очень-очень сложную задачу, и это будет очень хорошо для нашей Родины и для нас самих в том числе.

— А что это за задача? — спросила Алиса. — Я все пытаюсь понять, чего ты хочешь добиться, но никак не могу. Что это за орк был, которого Длинный Шест привел, зачем ты сегодня посреди ночи в баню поперся… Безумие какое-то.

— Не безумие, а магия, — поправил ее Джон. — Особая миротворческая магия. Стивен Тринити ненавидит Рокки Адамса, а мне нужно, чтобы они договорились, объединили усилия и начали совместно строить светлое будущее нашего родного Барнарда. Вообще-то, стратегическую задачу ты и сама должна понимать, ты же видела документы, которые я как бы прячу. Алиса покраснела. Джон хихикнул.

— Не стесняйся, милая, — сказал он. — Это был экзамен, и ты его прошла, все три этапа. Во-первых, прочла документы, во-вторых, разобралась в том, что прочла, а в-третьих, ничем не показала, что ознакомилась с этой информацией. Был еще запланирован четвертый этап, но на него не хватило времени.

— Что еще за четвертый этап? — спросила Алиса.

— Легализовать полученную информацию, — ответил Джон. — Сделать подборку открытых источников, придать лицу умное выражение, подойти ко мне и сказать: «Знаешь, Джон, я тут случайно кое-что прочитала и вдруг поняла…» Алиса покраснела еще сильнее. Джон поцеловал ее и сказал:

— Не стесняйся, любимая, нечего тут стесняться. Ты мыслишь и действуешь абсолютно верно. Дней через триста тебе можно будет доверить первую самостоятельную операцию. Впрочем, к тому времени это уже вряд ли потребуется. Джон еще раз поцеловал ее и направился в спальню.

— А все-таки, что это был за орк? — спросила Алиса.

— Некто Черный Пес, личный слуга бишопа Марволо, — ответил Джон. — Несколько дней назад наш друг Вольдемар случайно увидел, как Длинный Шест получает документы от одного из орков Зака Харрисона. Очевидно, Вольдемар отдал какие-то распоряжения своим оркам. В один прекрасный день орк по имени Черный Пес якобы случайно встретил орка по имени Длинный Шест, который очень неумело проверялся на предмет хвоста.

— На предмет чего? — не поняла Алиса.

— Хвоста, — повторил Джон. — Наружного наблюдения, слежки. Длинный Шест как бы собирался заняться чем-то шпионским и предосудительным, и проверялся, не следит ли кто за ним. Черный Пес это заметил и решил последить. Длинный Шест заметил, что Черный Пес его заметил, но не подал вида, а привел его ко мне, а я его оглушил из бластера и изобразил, что Черный Пес — как бы ассасин, который пытался меня убить. Попросил Германа и Зака установить его личность, они установили и заволновались. А потом Зак нашел под кроватью Тринити микроядерную бомбу… Алиса рассмеялась.

— Ну ты даешь! — воскликнула она. — Такого размаха я от тебя не ожидала!

— Когда вбрасываешь дезинформацию, важно не ограничивать свою фантазию, — произнес Джон с интонацией лектора. — Лучше всего замутить что-нибудь настолько беспредельное, чтобы никому и в голову не пришло, что это всё устроено для достижения маленькой локальной цели. Мы это уже обсуждали однажды, когда говорили про эльфийское нашествие. Только в тот раз пришлось положить кучу народа, а в этот раз погиб только один глупый орк. А нечего было влезать в игру, в которую не умеешь играть.

— Я только одного понять не могу, — сказала Алиса. — Зачем ты ночью в баню пошел?

— Помыться, — ответил Джон. — Ты же помнишь, в каком виде я обратно приперся. Сейчас не вторая эпоха, нормальное мыло еще не изобрели, так что ту вонь, что от меня исходила, при нынешних технологиях за одну помывку не отмыть. Значит, запах надо замаскировать, например, женскими духами. Ты духами не пользуешься и правильно делаешь, ненавижу эти запахи… В общем, пришлось к шлюхам сходить. Я надеюсь, ты не ревнуешь? Алиса пожала плечами.

— Вот и хорошо, — сказал Джон.

— Я не сказала, что не ревную! — воскликнула Алиса.

— А зря, — сказал Джон и поцеловал ее в щечку.

— Гаденыш ты, — сказала Алиса.

— Работа такая, — сказал Джон. — Ну что, я на все твои вопросы ответил?

— Вроде да, — пожала плечами Алиса. — Погоди! Ты прошлой ночью не уходил никуда, как ты мог бомбу под кровать Тринити подложить?

— Элементарно, — улыбнулся Джон. — Каждый «Фебос» снабжен гравитационным двигателем для индивидуального наведения на цель. Необязательно устанавливать бомбу вручную, она сама умеет прилетать, куда надо. Если бы во дворце Адамса не нашлось дыры в периметре охраны, я бы туда тоже бомбу через верх закинул. А так одной стрелой двух кроликов убил: и у Зака снял вопросы, как к Тринити под кровать бомба попала, и защиту обоих дворцов усилил.

— Не понимаю, — сказала Алиса. — Герману ты показал брешь в защите дворца, а у Тринити ты как защиту дворца улучшил?

— Пока не знаю, — ответил Джон. — Но Зак теперь точно знает, что в защите дворца Тринити тоже есть брешь. Пока не найдет — не успокоится.

— А если не найдет? — спросила Алиса. Джон улыбнулся и ответил:

— Так не бывает. Алиса задумалась.

— Пойду делом займусь, — сказал Джон. — Не отвлекай меня, пожалуйста, часа два-три.

— Чем ты сейчас заниматься будешь, можно узнать? — спросила Алиса.

— Можно, — ответил Джон. — Буду фабриковать последнее и окончательное доказательство вины Марволо. Этот козел еще пожалеет, что тогда на меня наехал.

— Ты прямо как рыцарь из сказок, — сказала Алиса и поцеловала Джона.

— Мы рождены, чтобы сказку сделать былью, — сказал Джон. Поцеловал Алису, погладил по бедру и сказал:

— Всё, иди, мне работать надо.

Лег на кровать, подключился к ближайшему спутнику. Сканирующий запрос к жалким остаткам мировой сети, по идее, должен был уже отработать… да, отработал… Это, что ли, тот самый мейнфрейм? Похоже на то… Да, точно он. Насчет защиты Герман прав, она практически непробиваема даже по меркам ушедшей эпохи. Если не учитывать то, что Джулиус Каэссар запустил подбор паролей к этому компьютеру еще в предыдущую эпоху. Первый пароль подобрался только через пятьдесят тысяч дней непрерывных вычислений. Очень мощная защита была.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ЗАРОДЫШ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО

1

Парадное крыльцо любого дворца — место унылое и пустынное. Оживление здесь бывает лишь в редкие дни официальных приемов, а в остальное время здесь можно встретить разве что орков-охранников, следящих, чтобы никто не попортил дорогие статуи и не нагадил на ступенях, да еще орков-дворников, убирающих нагаженное и отчищающих попорченное.

Но на заднем крыльце, часто иронически именуемом задним проходом, наблюдается совсем иная картина. Секретари, менеджеры, курьеры и прочие человекообразные, собирательно именуемые древним словом «планктон», так и снуют туда-сюда. В девятом часу утра, когда у планктона начинается присутственное время, здесь особенно людно. А когда охрана дворца переходит на усиленный режим службы, и начинает проверять пропуска не как обычно, а как положено — начинается вообще столпотворение.

Вот и сейчас на крыльце собралась целая толпа. Стержнем ее стала очередь, состоящая из немногочисленных людей-планктонов, а оболочкой — толпа орков-планктонов, которые пока даже не пытались выстроить собственную очередь, потому что пока людская очередь не исчерпается, оркам внутрь никак не пройти.

— Что, брат, скучаешь? — обратился один орк к другому.

— Эльфийский скорпион тебе брат, — ответствовал второй орк. Помолчал немного и добавил: — В морду бы тебе дать, да лень.

— Прошу простить, добрый господин, — смутился первый орк. — Не признал, приношу смиренные извинения.

— Не добрый господин, а добрый сэр, — уточнил его собеседник.

— Ну, вообще, — сказал орк и отошел в сторону.

Человек, похожий на орка, вдруг встрепенулся и стал проталкиваться к краю толпы. Он не мог видеть, что к крыльцу приближается сэр Герман Пайк, но когда оркоподобный человек окончательно выбрался из толпы, они буквально столкнулись нос к носу.

— Привет, Герман! — сказал оркоподобный человек. — Я как раз к тебе иду, а тут такое столпотворение…

— Привет, Джон, — отозвался Герман. Недовольно оглядел толпу и мрачно произнес:

— Ничего не могут сделать нормально, все через задницу. Козлы.

— У меня к тебе дело срочное, — сказал Джон. — Давай отойдем в сторонку, я много времени не займу. Они отошли в сторонку.

— Мне надо паспорт с пропиской сделать, — сказал Джон. — Сможешь быстро организовать? Герман удивленно приподнял брови.

— Быстро — это насколько? — спросил он.

— К обеду, — ответил Джон. — На худой конец — к вечеру. Герман поперхнулся и закашлялся. Джон заботливо похлопал его по спине.

— На кой тебе паспорт так срочно потребовался? — спросил Герман, когда снова обрел дар речи. — Совесть замучила?

— И это тоже чуть-чуть, — кивнул Джон. — Паспорта нет, лицензии рабовладельца нет, живу как преступник. Но главное то, что без паспорта в Библиотеку Гуттенберга не пускают. Герман мрачно посмотрел на Джона и сказал:

— Кончай шутки шутить, дело рассказывай, у меня времени мало.

— Дело в следующем, — сказал Джон. — Я кое с кем повстречался, побеседовал и получил кое-какую информацию. Теперь ее надо перепроверить. А чтобы ее перепроверить, нужен доступ в библиотеку. А чтобы получить доступ в библиотеку, нужен паспорт с пропиской.

— Какая конкретно книга нужна? — спросил Герман.

— Никакая, — ответил Джон. — Нужен доступ к энциклопедическому терминалу. Знаешь, что это такое?

— Что-то смутно припоминаю, — сказал Герман.

— Это терминал древнего компьютера, — объяснил Джон. — Он установлен в одном из публичных помещений библиотеки, сам компьютер, наверное, где-то в подвале, но это неважно. В этот компьютер загружена древняя энциклопедия, терминал обеспечивает доступ к ней. Большой ценности в энциклопедии нет, она вся прочитана вдоль и поперек, и все ценное, что там нашлось, давно распечатано на бумаге. Пилигримы иногда в ней ковыряются, но без большого успеха.

— Короче, — сказал Герман.

— Есть информация, что через этот терминал можно получить доступ к главному компьютеру хранителей, — сказал Джон. — Вроде бы в прошлую эпоху эти два компьютера входили в какую-то локальную сеть, не знаю, что это такое, но, вроде, что-то важное. Источник сообщает, что связь между компьютерами полностью не разрушена, и это дает возможность получать доступ с терминала к церковным тайнам. Герман скептически хмыкнул.

— Что конкретно для этого нужно, источник сообщил? — спросил он.

Вместо ответа Джон вытащил из кармана вчетверо сложенный лист бумаги. Герман развернул его, пробежал глазами, перевел взгляд на Джона и спросил:

— Это что?

— Это инструкция, — ответил Джон. — Только я в ней не все понимаю. Что такое менеджер папок, например, ты знаешь?

— Понятия не имею, — пожал плечами Герман. — А что такое его меню — тем более. Менеджер — это человек или орк, а меню бывает в едальне. Какое отношение все это имеет к древним компьютерам — без косяка не разберешься. А это еще что за безумие? В чистописании тренировался?

— Насколько я понимаю, эти две строчки надо ввести в компьютер в точности так, как здесь приведено, — ответил Джон.

— Что такое логин? — спросил Герман. Джон развел руками и сказал:

— Я потому и прошу у тебя паспорт с пропиской, что мне надо спокойно посидеть и во всем разобраться. Несколько секунд Герман напряженно размышлял, затем принял решение.

— Иди, отдохни, — сказал он. — У тебя вид такой, будто всю ночь не спал. Глаза красные, как у мифического зверя пингвина.

— Так и есть, не спал, — кивнул Джон. — Бумажку отдай.

— Хрен тебе, а не бумажку, — сказал Герман и спрятал инструкцию в карман.

— Неужели сам проверять пойдешь? — удивился Джон.

— Пойду, — кивнул Герман. — Убью час-другой, если не получится — значит, не получится.

— Источник говорил, там все просто на самом деле, — сказал Джон.

— Вот я и проверю, насколько все просто, — сказал Герман. — Иди, отдыхай. Как тебе новая квартира, кстати?

— Нормально, — пожал плечами Джон. — Тесновато только и в умывальнике кран течет.

— Зато в настоящем дворце живешь, — улыбнулся Герман. — Как олигарх, под охраной, никакой ассасин не прорвется.

— Это еще проверить надо, — задумчиво произнес Джон. — Я, пожалуй, сейчас отдохну немного, а потом пройдусь вдоль периметра, посмотрю, как он охраняется.

— Пройдись, посмотри, — разрешил Герман. — Только осторожнее ходи — охрана в усиленном режиме работает, сначала стреляет, потом предупреждает.

— Учту, — сказал Джон. — Ладно, удачи тебе.

Джон направился к семейному общежитию, в котором Герман выделил ему временную квартиру, но не дошел до этого здания, повернул в другую сторону, пересек загаженный скверик, где дворцовые рабы любят заниматься недозволенными делами, и через дырку в заборе выбрался в город.

— В усиленном режиме, ага, — пробормотал он, возвращая на место хитро подпиленный металлический штырь.

Герман тоже вышел в город, но не через дырку в заборе, а через основную систему контрольно-пропускных пунктов. В дворцовой охране абсолютно все знали Германа в лицо, но ему все равно пришлось трижды предъявить пропуск. Что поделать, усиленный режим, сам сочинял эту инструкцию…

До главной церковной библиотеки Герман добрался без происшествий, а что на подходе к библиотеке ему встретился Том Блаунт — это вряд ли можно считать происшествием. Просто случайность. Том проводил вождя конкурирующей банды озадаченным взглядом, затем пошел дальше своей дорогой.

Энциклопедический терминал размещался не в главном читальном зале, а в одной из дальних комнат. Обычно эта комната пустовала, и сегодняшнее утро не стало исключением. Герман смахнул пыль с обшарпанного стола и шатающегося стула, уселся на стул, развернул бумагу и стал следовать инструкциям.

Сформировать клавиатуру. Нажать одновременно все три служебные клавиши. Ввести служебный пароль… странно, вместо букв на экране почему-то звездочки отображаются… наверное, так и надо…

Нарисованный лист энциклопедии чуть-чуть подпрыгнул и ужался, снизу выползла серая полоса, в левой части которой нарисовался мифический зверь пингвин. Ага, вот в какого пингвина надо «ткнуть». Интересно, «ткнуть» — это как? Пальцем, что ли? Да, действительно, пальцем. Пока все просто.

Когда Герман ткнул пальцем в улыбающуюся пингвинью морду, зверь хлопнул глазами и из серой полосы внезапно выскочила неясная табличка, состоящая из коротких надписей, снабженных малюсенькими картинками. Эти, картинки, наверное, и есть те самые иконы, перед которыми в первую эпоху молились поклонники Джизеса Крайста. Ну-ка, что тут написано мелким шрифтом… планктонное слово, вычислитель, рисовать, шахматы, ножницы, исследователь сети… гм… не та ли загадочная локальная сеть имеется в виду… Линия приказов, менеджер рисунков… может, менеджер здесь — не человекообразное существо, а какая-нибудь деталь компьютера? Тогда и менеджер папок… нет, ерунда получается.

А где, кстати, менеджер папок? Нет тут никакого менеджера папок. Инструкция подсказывает «возможно, в системных программах». А где системные программы? Надпись «программы» тут есть, но это просто программы, не системные, так и написано: «Программы». Ткнуть, что ли… Ага, вот они где, системные! Логично: большая куча программ, а внутри нее выделена маленькая куча системных программ, что бы эти слова ни значили. А все эти серые прямоугольники, надо полагать, и есть те самые меню. Так… Вот он, менеджер папок, синенький такой… Ну-ка… нет, ничего не происходит. Еще раз… опять ничего. А если несколько раз подряд ткнуть… Ага, что-то появилось.

На экране компьютера раскрылась большая и сложная синяя таблица, что-то вроде меню, но без икон, а надписи в ней были написаны эзотеричнским алфавитом и решительно непонятны даже для человека, понимающего древнюю тайнопись. Бин, либ, уср… Вообще не слова, а то ли сокращения, то ли заклинания магические. Вслух произнести, что ли… Нет, страшно.

Инструкция требовала выбрать в меню либо «Левая панель», либо «Правая панель», а затем «Привязаться к серверу». Что за сервер? На одном совсем эзотерическом языке первой эпохи слово «раб» звучало похоже… садомазохизм какой-то получается… И как к этому «серверу» привязаться, спрашивается? Меню, если это действительно меню, эзотерическими буквами все заполнено… Хотя нет, в верхней части… Да, вот оно! Узкая полоска другого цвета, более зеленого, а на ней нормальным языком написано «Левая панель», причем… а если ткнуть… Да, вот как можно привязаться! Ну-ка, ну-ка… О, еще одно непонятное место разъяснилось: логин надо писать вот сюда, а пароль вот сюда. Странно: когда логин пишешь, буквы отображаются как обычно, а когда пароль — опять одни звездочки. Наверное, так задумано. Ну-ка, попробуем…

Синее нечто, именуемое то ли «меню», то ли «панель», изменилось. Теперь там отображались не только короткие обрывки эзотерических символов, но и вполне понятные слова. Отчеты, планы, проекты, секреты… А если в секреты ткнуть… Агентура… Что??!! Гм, действительно, агентура. Только почему все имена орочьи? Человеческая агентура где-то в другом месте перечисляется?

Через несколько минут Герман понял, почему все имена орочьи. В агентурных делах церковники не доверяют даже самому себе. Каждому агенту присваивают кличку как у орка, и везде пишут ее, а настоящее имя не пишут. И это касается не только самих агентов, но вообще всех имен, какие встречаются в документах. Неудобно, наверное, с таким текстом работать. Хотя, с другой стороны, те, кому положено, все имена и клички помнят наизусть, а если до документа доберется кто-то посторонний — ничего не поймет. Вот, например, Герман, смотрит сейчас в чье-то донесение, и не понимает почти ничего. Пурпурная Рыба сообщает, что Кукольный Мальчик собирается присвоить не сто тысяч долларов, как предполагалось, а сто пятьдесят, из-за чего представляется целесообразным увеличить требуемый откат, а чтобы легализовать полученную информацию — организовать особое мероприятие согласно нижеследующему проекту… Обычное рутинное дело, Герману регулярно приходится обстряпывать нечто подобное. Знать бы, кто такой Кукольный Мальчик, а кто Пурпурная Рыба, можно было тоже небольшой откатик потребовать…

Ладно, оставим пока агентуру. Что дальше идет? Геморрой… гм… А, понятно, сюда всякую утомительную секретную текучку складывают. График совещаний, порядок повышения квалификации, контрольно-магические мероприятия по оценке уровня святости и иные… надо же так сформулировать… Проект кодекса чести жреца. Гм. Совершенствовать толерантность, не допускать проявлений подлости, цинизма и лицемерия, ха-ха-ха! Не допускать у жрецов цинизма и лицемерия — это хорошо сказано, будто сам мифический Кащенко писал. Ладно, проехали.

Ух ты, эта панель, оказывается, дальше вниз уходит, за край экрана! Как много интересного… Информационная война, нефть, распилы… надо же, распилы, так прямо и пишут, совсем обнаглели. Стоп… Нефть?! Нефть!

Карта. Точно, карта. Вот Барнард-Сити, вот горы, вот Ноддинг Донки, а вот нефтеносный пласт. Большой какой… А это что за точки отмечены? Понятно — места, наиболее удобные для бурения. Это срочно перерисовывать надо. Хорошо, что барсетку с собой взял, как знал!

Герман вытащил блокнот и карандаш, и стал перерисовывать карту. Это было непросто — художественный талант у Германа отсутствует начисто. А здесь надо не просто нарисовать нечто похожее, но сохранить привязку всех важных точек к ориентирам, а на карте эта привязка никак не отмечена… Может, лучше сначала документы просмотреть, которые тут рядом лежат? По идее, там то же самое должно быть текстом написано… Внезапно раздался голос:

— Привет, Герман!

Герман вздрогнул, на карте появилась жирная линия, перечеркнувшая окрестности очередной точки бурения, которые он так тщательно прорисовывал. Вся работа насмарку!

Герман поднял голову и вздрогнул еще раз, одновременно опустив под стол правую руку. Метательный нож скользнул из рукава в ладонь.

— Теряешь бдительность, Герман, — произнес с улыбкой Зак Харрисон. — Заходите, ребята.

Он отошел от двери и в дверном проеме показались Тяжелый Танцор, Водяной Зверь и, последним, Том Блаунт. Вот кто их сюда привел, сволочь!

— Не суетись, Герман, — посоветовал Зак. — Обе руки положи на стол, а то ребята нервничают. И не делай такое самоотверженное лицо. Четверых ты все равно не завалишь, ты не мифический Фоксхантер.

— Фоксхантер не мифический, — буркнул Герман и положил руки на стол. Метательный нож пришлось выложить.

— Так-то лучше, — констатировал Зак. — А теперь встань, пожалуйста, и отойди вон к той стенке. Вот так, молодец. А теперь лицом к стене повернись.

— Поди к бесам! — огрызнулся Герман. — Чтобы твои мордовороты меня лбом об стену приложили?

— И то верно, — улыбнулся Зак. — Ребята, приглядывайте за ним. У него нож в левом рукаве, и еще, возможно, в штанах один-два. Если он меня зарежет, Стивен расстроится, а я буду к вам являться в дурных снах и пить ваши мозги.

— От жажды сдохнешь, — прокомментировал Тяжелый Танцор. — Где ты у меня мозг найдешь? Голова — это кость.

— Что найду — все выпью, — заявил Зак. — А потом явлюсь к Стивену и попрошу вам инъекции гормонов сделать.

— Чего сделать? — не понял Тяжелый Танцор.

— Так это правду говорят про Стивена? — изумился Герман.

— Нам придется убить этого человека, — серьезно произнес Том Блаунт. — Он слишком много знает.

— Не убить, а убрать, — поправил его Зак. — Или, на худой конец, замочить. Не выходи из образа.

Герман сделал резкое движение рукой, нож просвистел в футе от головы Зака и вонзился в косяк, к которому прислонился Блаунт. Край воротника молодого рыцаря оказался пригвожден к деревяшке.

— За базаром следи, засранец, — посоветовал ему Герман.

— В натуре следи, Герман дело говорит, — подтвердил Зак. — Он хоть и враг, но человек серьезный, о нем надо уважительно отзываться. Вот прослужишь с мое, тогда и начнешь иронизировать.

— Враг, говоришь? — уточнил Герман. Зак посмотрел ему в глаза пытливым взглядом и сказал:

— Все, ребята, шутки кончились. Хватит травить парня, а то сейчас озвереет, начнет сражаться, как мифический гладиатор…

— Я ему сейчас посражаюсь, — пробормотал Том Блаунт, безуспешно пытаясь выдернуть нож из воротника.

— Бабочкам слова не давали, — подал голос Водяной Зверь. — Ишь, гербарий говорящий нашелся…

— Цыц, — сказал Зак. — Я серьезно говорю, шутки кончились. Сейчас штрафовать начну, вначале по хавальнику, потом долларами. Герман, успокойся, никто тебя убивать не собирается. Мы, вообще-то, на переговоры шли. Том сказал, ты в библиотеке один, думаю, экий удобный случай… А ты так подставился, что грех было не воспользоваться. Нет-нет, ты стой пока, где стоишь, я сначала посмотрю, что ты у церковников в компьютере нарыл, а потом по итогам… Опаньки!

— Что там такое? — заинтересовался Тяжелый Танцор.

— Стой спокойно, за этим следи, — зло и отрывисто скомандовал Зак.

Герман наклонился и почесал ногу. Когда он распрямился, оба орка стояли в боевых стойках, каждый с двумя ножами наперевес.

— Что-то вы нервные стали какие-то, — сказал Герман. — Может, вам валерьянки покушать?

Зак недовольно цокнул языком, но вслух ничего не сказал, всецело поглощенный созерцанием терминала. Воцарилась напряженная тишина. Затем Зак сказал:

— Художник из тебя, Герман, как из дерьма шарик для пращи. Короче так, ребята. Герман — мальчик хороший, мы его обижать не будем. Ножи в рукава. Вот так, молодцы. Том, иди сюда… Зверь, сдерни, наконец, с булавки это насекомое!

Орки неохотно попрятали ножи. Водяной Зверь подошел к Блаунту, поднатужился и выдернул нож из его воротника.

— А теперь отдай ножик Герману, — приказал Зак. — Герман, извини, не хотел тебя обижать. Том, иди сюда, хватай карандаш и перерисовывай вот это. Тщательно перерисовывай, тютелька в тютельку. Герман, это то самое месторождение?

— То самое, — кивнул Герман, пряча нож обратно в рукав. Зак протянул ему второй нож и сказал:

— Этот тоже возьми, нам чужого имущества не надо. Я правильно понимаю, что вот это — тот самый полумифический церковный компьютер?

— Вроде нет, — ответил Герман. — Тут локальная сеть.

— Чего? — не понял Зак. Герман пожал плечами и попытался объяснить:

— Насколько я понял, библиотечный терминал и церковный компьютер — артефакты разные, но они связаны какой-то мистической связью, через нее можно получить доступ от одного к другому.

— Стало быть, церковники знают, чем мы тут занимаемся? — спросил Зак.

— Понятия не имею, — сказал Герман и пожал плечами.

— Том, рисуй быстрее, — приказал Зак. — Уже закончил? Тогда отвали от терминала. Герман, что тут еще можно посмотреть?

— Всё, — сказал Герман. — Тут, по-моему, все церковные тайны собраны, какие только есть. Дай, сяду, покажу, как с этим артефактом управляться.

Герман ткнул пальцем в красный квадратик с косым крестом, карта схлопнулась в точку и исчезла. Снова открылась синяя «панель».

Следующий час Герман и Зак изучали секреты жрецов, Том сидел рядом и записывал под диктовку Зака некоторые наиболее важные вещи. Орков Зак отправил на шухер, чтобы успеть организовать прорыв, если, не дай боги, жрецы обнаружат незаконный доступ к их компьютеру. Что прорваться удастся, Зака не сомневался — перед входом в библиотеку скрытно рассредоточились два десятка бойцов при двух гранатометах, главное — не пропустить момент. Впрочем, сомнительно, что жрецы отреагируют достаточно быстро. Судя по всему, этот компьютерный взлом — чуть ли не первый за всю третью эпоху.

Похоже, Джон Росс был прав. Очень трудно поверить, что жирный боров Марволо задумал такую сложную и тонкую интригу, но поверить, что кто-то третий так способен так ловко подделать так много документов… нет, это решительно невозможно! Для этого надо быть настоящим хакером, а хакеры ушли в небытие вместе со второй эпохой. Да даже если быть хакером, столько текста быстро не сотворить, это не в человеческих силах. Чтобы такое сфальсифицировать, надо или богом быть, или мифическим искусственным интеллектом, что, по сути, одно и то же.

А Герман, однако, сдает, теряет хватку. Зачем он Джону рассказал, куда и зачем идет? Должен же понимать, что среди таких матерых волков, как Джон и Зак, невзаимные вербовки — исключение, а не правило. Куда чаще вербовка превращается во взаимовыгодное сотрудничество. А может, он не теряет хватку, а наоборот, все продумал, просчитал и принял единственно верное решение? Может, и так. Скажи он напрямую, какое невероятное чудо обнаружилось в библиотеке — Зак ни за что не поверил бы. Начал бы искать ловушку, и нашел бы, скорее всего. А сейчас нельзя терять время, надо, как говорится, ковать железо, пока горячо. Церковники не ожидали, что основной план провалился, срочно готовят запасной, не сегодня-завтра подготовят, а какой он будет — только богам известно. По крайней мере, в компьютере никакой информации по этому поводу не нашлось. Что неудивительно — жрецы сейчас тоже в цейтноте, у них тоже нет времени тщательно выверять каждый шаг, время красивых планов прошло, наступило время импровизации.

— Что это за Прометеус, хотел бы я знать? — задумчиво произнес Герман.

— Ассасин какой-то, недавно привезенный и хорошо замаскированный, — ответил Зак. — Что-то типа твоего Росса. Слушай, а может, это он поработал? Герман скептически хмыкнул.

— Джон бы так позорно в дерьмо не влез, — сказал он.

— Какое дерьмо? — не понял Зак. — В каком смысле?

— В самом прямом, — ответил Герман. — Он проник в наш дворец через канализацию. Испачкался как мифический цзыгу, его путь орки по запаху проследили, даже собаку приводить не стали. Зак рассмеялся.

— Не смешно, — сказал Герман. — Это он сейчас такой неопытный, еще два-три задания, и научится дурацких ошибок не допускать, тогда мы с тобой поплачем.

— Вычислить бы его… — сказал Зак. — Может, Пейн? Физическая подготовка у него прекрасная, а узкоспециальным навыкам научить можно быстро. К тому же, он недавно в Оркланд ездил…

— Кстати да, — согласился Герман. — Очень загадочное путешествие. Ты в курсе, что из всей экспедиции только двое в живых осталось — сам Пейн и Топорище Пополам?

— Не в курсе, — сказал Зак. — А как они это обстряпали? Я же помню, там целый караван вернулся, артефактов целую гору привезли.

— Все орки, кроме полубосса, ликвидированы, — сказал Герман. — В том числе и мой агент. Очень аккуратно ликвидированы, если специально не расследовать — вообще невозможно что-либо заподозрить. Не будь там моего агента — ни за что не заподозрил бы.

— Интересно, — сказал Зак. — Но на ускоренную подготовку ассасина это не похоже. Больше похоже, что они привезли из Оркланда какие-то особо тайные артефакты…

— «Фебосы», например, — вставил Герман.

— «Фебосы»… — повторил Зак.

— Вот что, Зак, — сказал Герман. — Сдается мне, нам пора договариваться. Угроза реальная, сам видишь.

— Вижу, — согласился Зак. — Вот сволочи-то! Такого цинизма я даже от Марволо не ожидал.

— Это не цинизм, а здравый смысл, — возразил Герман. — Представь себе, что ты — Марволо.

— Не попусти боги! — хихикнул Зак и сделал знак, отгоняющий нечистых духов.

— Ты не ерничай, ты серьезно думай, — сказал Герман. — Допустим, ты — Марволо. Сидишь на заднице, чешешь пузо, и размышляешь, как бы поаккуратнее разработать нефтяной пласт, чтобы ни ваш проект плотины делу не помешал, ни мы лапу не наложили бы. Ты, когда документы просматривал, на даты смотрел?

— Гм, — сказал Зак. — На даты я не смотрел. А если посмотреть… Слушай! Эта история… впрочем, ты не знаешь… Ты прав, Герман, все сходится! Они готовили операцию… гм… Как будто изначально рассчитывали, что Пейн из Оркланда «Фебосы» привезет. Откуда они могли быть уверены?

— Есть у меня одна идея, — сказал Герман. — Но… Так мы договорились?

— Договорились, — кивнул Зак. — Работаем совместно до… Даже не знаю, до какого момента.

— На наш век хватит, — сказал Герман. — Этот нефтяной проект — он не на одну тысячу дней растянется.

— Как технически взаимодействие организовывать будем? — спросил Зак. — Что-то типа корпорации, как в древности?

— Кстати, хорошая идея, — сказал Герман. — Мне почему-то в голову не пришло. Под это дело можно красивое обоснование подвести. Типа, жить стало лучше, веселее, уровень благосостояния ушедшей эпохи почти достигнут, возрождаются древние формы экономического взаимодействия…

— За такие заявления Рейнблад нас порвет, — заметил Зак.

— Без таких заявлений он нас порвет тем более, — возразил Герман. — Или ты думаешь, Марволо эту акцию сам по себе задумал, без него?

— Не знаю, — пожал плечами Зак. — В документах кардинал никак не упоминается, даже намеков нет. Хотя, в документы такие вещи обычно не вписывают… Может, ты и прав… Проверить бы надо, да как…

— Как проверить — подумаем, — сказал Герман. — Но по-любому, на Рейнблада оглядываться или на Трисама сейчас последнее дело. Либо нефть разрабатывают наши дома совместно, либо наших домов не станет, а останки приберут к рукам церковники. Сейчас наших боссов может спасти только решительность.

— Тебе легко говорить, — вздохнул Зак. — Стивен твоего босса ненавидит.

— Ненависть придется смирить, — сказал Герман. — Иначе конец. Кстати, тоже годный вариант…

— Но-но! — прикрикнул Зак. — Ты из меня Джудаса не делай. Только если совсем не останется другого выхода.

— А за что он Рокки так ненавидит, ты не знаешь? — спросил Герман. — Я в свое время пытался наводить справки…

— Я тоже долго не понимал, — вздохнул Зак. — Потом понял недавно. Это… гм… личная причина.

— Ого! — воскликнул Герман. — Так, значит, все слухи про эти извращения…

— Не трави, — прервал его Зак. — Я когда узнал, чуть не проблевался от омерзения. А потом подумал: какое мне дело, кому он чего и куда…

— И то верно, — согласился Герман. — Так что, поговоришь с ним?

— Лучше ты, — сказал Зак. — Поговори сначала с Рокки, получи полномочия, потом устроим твой официальный визит. Надо будет Стивену чуть большую долю пообещать, на пополам он не согласится. Герман покачал головой и сказал:

— На неравные доли Рокки не согласится. Так и скажет: «Слишком много чести этому пидору». Надо же, я думал, он просто ругается такими словами, а оказывается, вон оно как…

— Там все сложнее и затейливее, — вздохнул Зак. — Давай вот что сделаем. Ты когда будешь проект договора готовить, допусти маленькую ошибку. А я ее как бы найду, Стивену покажу, он порадуется, что Рокки обманул, может, и получится убедить…

— А может, ну его? — предложил Герман. — Рокки — мужик хороший, правильный, с ним работать — одно удовольствие. Да и удобнее управлять корпорацией из одного места. А у нас не просто корпорация получаеттся, а мегакорпорация.

— Не пойдет, — решительно заявил Зак. — Допустим, ты меня убедишь, что если я Стивена предам, это будет хорошее дело. А ребятам я как все это объясню? Вот Тому, например…

Герман обернулся и встретился взглядом с Томом Блаунтом. Взгляд Тома был испуганным.

— Может, я пойду отсюда? — предложил он. — А то услышу что-нибудь неположенное…

— Сиди уж, — сказал Зак. — И так уже наслушался… Короче, так. Готовь проект договора, согласуй с Рокки, вечером встретимся… Знаешь, где дворец Дюкейна был?

— Знаю, — кивнул Герман. — Предлагаешь там встречу провести? Так там все заминировано еще с тех времен. Зак вздрогнул. Герман рассмеялся.

— Большую Берту знаешь? — спроил Герман.

— Знаю, конечно, — кивнул Зак. — Погоди… Она что, твой агент?

— Агент — это мягко сказано, — улыбнулся Герман. — В шесть вечера прогуляйся по переулку за ее домом, там тебя мой орк встретит, проведет внутрь тайным ходом. Там все и обсудим.

— Окей, — произнес Зак древнее заклинание.

— Окей, — повторил Герман. Они встали и пожали друг другу руки.

— Том, пошли, — приказал Зак. — Герман, следы зачистишь?

— Зачищу, — кивнул Герман. — Удачи тебе. Зак и Том вышли из комнаты.

— Все спокойно, — доложил Водяной Зверь.

— Вот и отлично, — сказал Зак. — Иди вперед, как мы пройдем — скомандуешь отбой.

Зак дождался, когда Водяной Зверь удалится на достаточное расстояние, и крепко ухватил Тома за локоть.

— Будешь болтать — убью, — сказал Зак. — Это не угроза, а констатация. Знаешь, что такое констатация?

— Отпусти, больно! — вспискнул Том. — Догадываюсь.

— Красной Фиалке тоже ничего не говори, — сказал Зак.

— Не скажу, — кивнул Том и вдруг встрепенулся: — Погоди! А откуда ты…

— Работа у меня такая — все знать, — сказал Зак и зловеще улыбнулся.

Том помрачнел. Он думал о том, что еще начальник сумел разузнать о его тайных похождениях… Впрочем, какие они теперь тайные…

— Сильно не расстраивайся, — посоветовал ему Зак через минуту. — Все тайное рано или поздно становится явным, привыкай. Кому больше доверяют, с того больше спрашивают и за тем больше следят. И больше прощают. Ничего ужасного ты пока не натворил, но делай выводы.

— Обязательно сделаю! — воскликнул Том.

«Боги, с каким дерьмом приходится работать», подумал Зак, но вслух ничего не сказал.

2

Рокки Адамс принял Германа Пайка в саду, в беседке. Герман не стал спрашивать шефа о здоровье, комментировать погоду и вообще проявлять излишнюю вежливость. Герман сразу взял быка за рога.

— Есть важные новости, — сообщил он. — Я получил доступ к главному церковному компьютеру.

— Так этот мейнфрейм на самом деле существует? — изумился Рокки. — Я думал, он мифический.

— Он не мифический, — сказал Герман. — Это совершенно точно, я в нем полазил этими самыми руками и нашел много интересного. Основных новостей две: одна хорошая, другая плохая. Хорошая новость — я знаю, где находится нефтеносный пласт, о котором я тебе раньше говорил. Плохая новость — версия насчет Марволо подтвердилась. Ассасин, который вломился к тебе в спальню — предположительно дьякон Питер Пейн из ордена пилигримов.

— Плохо, — сказал Рокки. — Если хранители и пилигримы действуют заодно, значит, не обошлось без Рейнблада.

— Эту информацию еще проверить надо, — сказал Герман. — Но я полагаю, ты прав, без Рейнблада не обошлось. И он настроен решительно.

— Что предлагаешь? — спросил Рокки. — Что за бумажки принес?

— Проект договора, — ответил Герман и протянул боссу пачку бумаг. Рокки недовольно поморщился и пробормотал:

— Глаза бы мои не видели этого пидора…

Герман не удержался, хмыкнул. Рокки поднял глаза от бумаг и испытующе уставился на Германа. Герман хмыкнул еще раз и отвел глаза.

— Узнал, стало быть, — констатировал Рокки. — Что думаешь? Герман пожал плечами.

— Ничего не думаю, — сказал он. — Мне нет дела до того, кому и куда ты совал в молодости. Компромат нехороший, но учитывая сложившиеся обстоятельства… Да ну, это вообще ерунда, не стоящая внимания.

— Очень суровые меры ты предлагаешь, — сказал Рокки, глядя в бумаги. — Уверен, что другого выхода нет? Может, напрямую на Рейнблада выйти, договориться попробовать?

— Считаю нецелесообразным, — заявил Герман. — По-моему, после тех двух «Фебосов» возможности для переговоров исчерпаны.

— Ну да, ну да… — пробормотал Рокки. — А откуда те «Фебосы» взялись, не выяснил?

— Есть одна ниточка, — сказал Герман. — Но очень туманная, будет время — потяну, посмотрим, куда приведет. Странная очень ниточка, непонятная и скользкая.

— Подробнее, — потребовал Рокки. Герман вздохнул и сказал:

— Подробнее трудно, бред получается. Разве что если только исходные данные перечислить… Есть в оредене пилигримов дьякон Питер Пейн, он недавно вернулся из очередной экспедиции в Оркланд. Оба рыцаря, его сопровождавшие, не вернулись. Все орки экспедиции, кроме полубосса, уничтожены, каждая ликвидация тщательно легендировалась, будто не бестолочь жабоголовую убирали, а людей-чиновников, причем немаленьких. И еще одна вещь мне в голову пришла на днях. Помнишь, я про падающие звезды эльфийские рассказывал? По описанию они очень похожи на «Фебосы». Рокки присвистнул.

— Ты прав, безумие получается, — сказал он. — То ли пилигримы снюхались с эльфами, то ли они одновременно два древних склада нашли. Что так бред, что эдак.

— А если вдруг снюхались? — предположил Герман.

— Тогда все наши игры с нефтью на этом фоне — сущая ерунда, — сказал Рокки.

— Поэтому решительные меры являются единственно возможным выходом, — подытожил Герман. Рокки нервно хихикнул.

— Ты сейчас говоришь, как бишоп на проповеди, — заметил он. — Ты в том мейнфрейме ничего не подхватил? Знаешь легенду про древние вирусы?

— Знаю, — кивнул Герман. — Если подхватил, значит, скоро помру, не подхватил — не помру. Так что насчет договора? Прочитал уже? Рокки ткнул пальцем в одну строчку и сказал:

— Тут ошибка арифметическая, сумма не сходится. Если подойти формально, получается, что Стивен получает не половину, а две трети как минимум.

— Пятьдесят три процента на самом деле, — уточнил Герман. — Вот здесь есть другая ошибка, менее заметная, она почти компенсирует первую. Пусть этот педрила подавится, я так считаю. Рокки рассмеялся, хлопнул Германа по плечу и воскликнул:

— Олигарх растет! Молодец, правильно рассуждаешь, пусть педрила подавится. Какие дальнейшие действия предполагаешь?

— Так ты одобряешь? — спросил Герман. — Если одобряешь, распишись внизу. Рокки расписался.

— Давай сюда, — сказал Герман. — Теперь согласую проект с Заком, а он будет обрабатывать Стивена. Если обработает, завтра нанесу визит в его дворец.

— Зак — это Харрисон? — спросил Рокки. — Уже подружиться успели?

— Успели, — кивнул Герман. — Ничто не способствует дружбе лучше, чем общий враг. Рокки на секунду задумался и нерешительно произнес:

— А может… раз вы подружились… попробуешь уговорить…

— Не пойдет, — решительно возразил Герман. — У них в боевом братстве начнется разброд и шатания, Зака станут называть предателем, со временем все устаканится, конечно, но…

— Согласен, — оборвал его Рокки. — А жаль. Такой хороший момент от этого пидора избавиться…

Герман пожал плечами и ничего не сказал. Он подумал, что Рокки ненавидит Стивена, пожалуй, не меньше, чем Стивен ненавидит Рокки. Просто Рокки лучше владеет собой, лучше скрывает свои чувства, не позволяет им мешать бизнесу. Но иногда все же прорывает.

— Ладно, — сказал Герман. — Пойду строить светлое будущее любимой Родины.

— Экий ты оптимист, — улыбнулся Рокки. — Разве ж это светлое будущее? Это так, зародыш.

— Тогда пойду, оплодотворю Родину, чтобы зародыш появился, — заявил Герман.

— Экий ты циник, — сказал Рокки. — Ну давай, оплодотворяй, удачи тебе.

3

Герман вошел в кабинет Стивена Тринити в тесном кольце орков-охранников, примерно так осужденный преступник входит на эшафот. Единственное отличие — руки Германа не были связаны, в левой он держал папку с договором, а правую засунул в кармане и оттопырил указательный палец. На камзоле из-за этого создавалась многозначительная выпуклость, от которой не отрывал взгляд орк, конвоировавший Германа с правой стороны. Орк понимал, что гостя тщательно обыскали, отобрав все оружие, что в этом кармане никак не может быть бластера, но все равно нервничал. Германа это забавляло.

Процессия прошла внутрь и остановилась. Тринити сидел за столом, его лицо было сосредоточенным, он что-то писал в каких-то бумагах, дескать, разве не видите, занят очень сильно, не отвлекайте меня всякой ерундой.

Герман резким движением вытащил руку из кармана и вскинул на уровень глаз, так, как если бы в ней был бластер. Недоразвитый мозг орка-телохранителя не выдержал этого, орк швырнулся на Германа, но тот быстро отступил на шаг, а палец поднял вверх, как бы собираясь сказать что-то важное. А промахнувшемуся орку отвесил легкого пинка, чтобы тот потерял равновесие и с шумом рухнул на пол. Стивен Тринити вздрогнул и поднял взгляд от бумаг.

— Приветствую великого олигарха, пред коим низшие склоняются в страхе! — провозгласил Герман. — Почтенный господин Тринити» Я ослеплен вашим величием, и только лишь ответственность за порученную мне миссию поддерживает меня на ногах! В отличие от некоторых жабоголовых. Тринити недовольно крякнул и сказал:

— Иди сюда, не юродствуй.

Герман обошел падшего орка и неторопливым шагом, исполненным достоинства, направился к начальственному столу олигарха. Подковки на каблуках его сапог звучно цокали о паркет, вероятно, оставляя царапину при каждом шаге.

Приблизившись к столу, Герман склонился в галантном поклоне и протянул олигарху папку с документами. Стивен Тринити прнял папку и стал читать текст. Судя по выражению лица олигарха, он уже принял решение, а сейчас просто тянет время, наслаждаясь собственным величием. Типа, великий вождь думает важную думу, и пусть весь мир подождет.

Стульев для посетителей в кабинете не обнаружилось, поэтому Герман присел на краешек начальственного стола. Тринити оторвался от документа и посмотрел на Германа с неудовольствием.

— Наглый ты неимоверно, — констатировал олигарх. — Как только Адамс тебя терпит? Герман вежливо улыбнулся и сказал:

— Благодарю вас, почтенный господин Тринити. Я очень ценю ваше мнение о моей личности, оно очень полезно. Выражайте еще.

Зак, неслышно приблизившийся к столу, толкнул Германа локтем в бок, Герман пошатнулся и соскользнул со стола.

— Так-то лучше, — констатировал Стивен. — Стой смирно и жди.

— Сдается мне, вы кое-что не понимаете, господин олигарх, — сказал Герман. — Если вы сейчас же не подпишете этот документ, дом Тринити перестанет существовать. Дом Адамса тоже перестанет существовать, но это вас вряд ли утешит в краях удачной охоты или во что вы там верите. На развалинах наших домов жрецы учредят новый орден, назовут его как-нибудь красиво… инженеров и строителей, например…

— Масонов, — подсказал Зак.

— Да, масонов, например, — согласился Герман. — Научно-техническая революция продолжит идти своим путем, но нас с вами на этом пути уже не будет. По-моему, это очень плохой сценарий, недопустимый. Поэтому распишитесь, пожалуйста, на последней странице, и мы с Заком начнем спасать вашу величественную задницу. Если боги на нашей стороне, мы успеем, если нет — значит, нет. Но чем дольше вы смотрите в бумаги, как мудрый сыч, тем меньше становятся наши шансы. Я прошу вас, господин Тринити, отодвиньте сердце в сторону и подумайте головой.

Стивен Тринити открыл последнюю страницу папки и поставил размашистую подпись.

— Благодарю, господин Тринити, — сказал Герман. — Извините, что грубо разговаривал.

— Зак, когда пресс-конференция состоится? — спросил Стивен.

— Завтра в восемь утра будет, — ответил Зак. — Разрешите приступать к делу?

— Приступай, — кивнул Стивен.

— Разрешите идти? — спросил Герман.

Стивен недовольно поморщился, дескать, не подобает рыцарю изъясняться рабскими выражениями, но вслух ничего не сказал, просто кивнул. Зак подхватил папку со стола, и они направились к выходу. Когда они вышли в коридор, Зак вздохнул и сказал:

— Ну, ты засранец. Чуть не испортил все!

— Не испортил же, — отозвался Герман и пожал плечами. — Не понимаю, как ты только его терпишь? Зак еше раз вздохнул.

— Он, вообще, по жизни нормальный, — сказал Зак. — Отличный организатор, в экономических делах разбирается прекрасно, алхимию знает, в правительстве у него все схвачено… ну, почти все. Аналитик великолепный, дела планирует замечательно… Производственный процесс будто спинным мозгом чует, без участия головы. Иногда его клинит, конечно…

— Надо, что сейчас не переклинило, — сказал Герман. — А то останутся от нас рожки да ножки, как от мифического волка.

— Волк не мифический, — возразил Зак. — Волк — это дикая собака.

— Да что ты говоришь! — изумился Герман. — Дикие собаки мелкие и трусливые, как мифические шакалы, а волки — большие, сильные, храбрые и жестокие, как мы с тобой. Зак расхохотался.

— Сдается мне, интересно будет работать с тобой, — сказал он. — Весело.

— Поживем — увидим, — сказал Герман. — Пойду я, пожалуй, понесу шефу благую весть.

— Давай, до встречи, — сказал Зак. — Удачи тебе.

4

Стивен Тринити и Рокки Адамс вышли на сцену и заняли места в президиуме.

— Я собрал вас, чтобы сообщить радостное известие, — обратился к журналистам Стивен. — Геологическая разведка, проведенная домом Тринити, обнаружила на Барнарде богатое месторождение нефти.

При словах «я собрал вас» и «проведенная домом Тринити» Рокки Адамс поморщился, но вслух ничего не сказал, не стал перебивать докладчика.

— Я не буду долго распространяться, что такое нефть, и какая от нее польза, — продолжал Стивен. — Вы люди образованные, в школе учились, по мифологии зачет сдавали, должны сами все понимать. Скажу лишь, что алхимики дома Тринити провели полную серию экспериментов, и неопровержимо установили — все основные свойства подземной нефти, упомянутые в древних сказаниях, подтверждаются. Нефть — прекрасное топливо и бесценное сырье для химической промышленности дома Тринити. Обнаружение нефти — величайшее научное событие с тех пор, как Теодор Сетлер прочитал древние чертежи, построил механический ткацкий станок и положил начало третьей эпохе. Благодаря нефти и благодаря дому Тринити улицы Барнард-Сити скоро осветятся электрическим светом, а автомобили перестанут быть предметом роскоши и появятся в каждой семье, как во вторую эпоху.

— А самолеты? — донесся голос из зала.

— Самолеты — не в каждой семье, — заявил Стивен. — Но автомобили — в каждой. И не только автомобили. Жизнь народа Барнарда превратится в парадайз, который мы полагали навеки утраченным! И это сделает дом Тринити!

Рокки Адамс многозначительно кашлянул. Стивен бросил на него быстрый взгляд и продолжил:

— И я очень благодарен моему другу и товарищу Рокки Адамсу, который любезно согласился придти на помощь дому Тринити в час, когда каждый доллар и каждая пара рабочих рук принесет завтра неисчислимое благоденствие. Металлургический комбинат Адамса будет поставлять проволоку для электрических генераторов, а также другие изделия для великого проекта дома Тринити. Взамен мы будем снабжать Адамса дешевым горючим.

— Стало быть, разногласия между вашими домами остались в прошлом? — спросил какой-то журналист.

— Совершенно верно! — подтвердил Стивен. — Горько признавать это, но в прошлом между нами были случаи непонимания, были конфликты, раздоры… Но теперь, когда Родина стоит на пороге революционных изменений, когда перед всеми нами открываются новые светлые горизонты, у нас нет иного выбора, кроме как отвергнуть с негодованием все, что нашептывают нам бесы Калоны и демоны Сэйтена! Неправильно, когда каждый роет свое себе, и это верно не только в откровениях пророков древности, но всегда и везде! Например, здесь и сейчас! Нам суждено вместе тропить тропу прогресса, трудиться рука об руку, не жалея сил и самой жизни ради блага и процветания великой человеческой расы, ради будущего человеческих детей…

— Вошел в рабочий режим, — прошептал Зак Герману на ухо. — Что-то долго настраивался, наверное, Рокки его раздражает.

— Меня твой шеф раздражает куда сильнее, — ответил Герман. — Я все понимаю, ораторское искусство, народ хавает, но это все же перебор, по-моему…

— Все нормально, — возразил Зак. — Раньше срабатывало, значит, и в этот раз сработает. Тут, по сути, только одно важно — Тринити и Адамс обо всем договорились и совместно перегрызут глотку каждому, кто попытается оттереть их от общего пирога. Ну, и про нефть общие слова надо было сказать, чтобы было понятно, что за пирог. А остальное — просто ритуальное бла-бла, важно только то, что два олигарха сидят за одним столом и не дерутся. И что мы с тобой мирно беседуем, это тоже сенсация, покруче той, что на сцене. Герман улыбнулся и сказал:

— И напишут завтра во всех газетах: «Сэр Захария Харрисон и сэр Герман Пайк изволили мирно беседовать, не подравшись между собой и даже не убив никого третьего». Надо бы, кстати, трубку мира выкурить. Ритуалы не зря придуманы, умом понимаешь, что ерунда, но на душе как-то становится… понятнее, что ли…

— Давай покурим, — согласился Зак. — Только увлекаться не будем. Ритуал ритуалом, но с лошади падать рыцарю не подобает.

— Часть пути можно в повозке проехать, — заметил Герман. — Рыцарской чести не убудет, мы же с тобой не сопляки какие-нибудь, а уважаемые, матерые…

— Волки, — подсказал Зак.

— Да, точно, волки, — кивнул Герман. — Ну что, пойдем, покурим?

— Пойдем, — согласился Зак. — Трубка у тебя с собой?

— Да ну ее к бесам, — махнул рукой Герман. — Ритуал ритуалом, но обойдемся без фанатизма. Забьем косяк потолще, раскурим на двоих, и будем считать, что это трубка.

— Как скажешь, — сказал Зак.

Они встали и направились к выходу, стараясь не привлекать внимания. Последнее, впрочем, не удалось, журналисты сразу принялись громко шушукаться и тыкать друг друга локтями.

— Там внутри не только журналисты были, — сказал Зак, когда они вышли из зала. — Ты заметил, у самого выхода Дейв Макдугал сидел?

— Заметил, — кивнул Герман. — И еще один парень из дома Макдака, не глава разведки, а как бы зам и преемник, не помню, как зовут.

— У меня тоже из головы вылетело, — сказал Зак. — О, гляди, двое за нами увязались.

— Уже не двое, — констатировал Герман, обернувшись. — Может, зря мы до конца не досидели? А то придется твоему боссу заканчивать речь перед пустым залом, расстроится, конфуз выйдет.

— До такого, думаю, не дойдет, — сказал Зак. — От хвоста отрываться будем?

— Да ну его, пусть растет, — отмахнулся Герман. — Что нам скрывать? Пайк и Харрисон совместно курят трубку мира — чем не информационный повод? Сенсация! Дополнительный фактор, наглядно демонстрирующий единство и… это…

— Не напрягайся, — посоветовал Зак. — Ты еще не курил, а говоришь, будто уже.

— Это я-то говорю, будто покурил? — деланно возмутился Герман. — Если я будто покурил, то твой шеф вообще по жизни нарик упоротый!

— Нет, он не употребляет, — покачал головой Зак. — Хотя ведет себя, будто употребил. Что не мешает ему быть отличным организатором. Эта курильня тебя устроит или дальше пойдем?

— Устроит, — кивнул Герман. — Слушай! Может, у них трубка найдется? Ну, чтобы все церемонии до конца соблюсти. Зак нахмурился.

— Не люблю я эти общественные трубки, — сказал он. — Как представлю себе, кто ее до меня сосал…

— Ты еще скажи, что наложниц в губы не целуешь! — рассмеялся Герман. — Сейчас не первая эпоха, опасные инфекции — миф.

— Миф-то миф, но все равно брезгливо, — заявил Зак.

— Ну, брезгливо так брезгливо, — сказал Герман. — Ладно, косяк так косяк. Мной-то, я надеюсь, ты не брезгуешь?

Зак критически оглядел Германа, примерно так, как покупатель оглядывает выставленную на рынке рабыню, и сказал:

— Побрить бы тебя не мешало. Маникюр сделать, эпиляцию…

— Твой шеф на тебя дурно влияет, — заявил Герман. — А это точно правда про гормоны? Зак резко помрачнел.

— Об этом лучше со мной не говори, — произнес он после паузы. — Я все понимаю, ирония, там, сарказм… Но бесит ужасно.

— Извини, — серьезно сказал Герман. — Я не знал, что у вас так все серьезно. Блин! Не то хотел сказать, то есть, не в том смысле серьезно, извини…

— Не серьезно, но бесит, — сказал Зак. — Вроде нормальный человек, и тут вдруг такая хрень вылезает… Ладно, проехали. Пойдем лучше покурим.

Они вошли в курильню, которая одновременно оказалась едальней, заказали большой косяк на двоих и еще по салатику, чтобы не мучиться, когда на хавку пробьет. Раскурили, пыхнули по разу.

За соседний столик плюхнулся грузный лохматый мужчина, достал артефакт-фотоаппарат и стал прицеливаться. Если бы не отсутствие зеленых жаб на морде, мужика можно было бы принять за орка-полубосса. Герман пристально посмотрел на него и сурово произнес:

— Сейчас в глаз дам.

— Да ладно вам злобиться, — добродушно отозвался мужик. — Такой великий день, а вы ругаетесь. Вы, кстати, Харрисон или Пайк?

— А тебе какое дело, жаба перекрашенная? — поинтересовался Герман.

— Да не бесись ты, — сказал Зак. — Это Артур Мамут из «Вечернего Барнарда». Лучше пыхни, повеселеешь. Герман пыхнул.

— Да хоть Пиноккио, — проворчал он, выдохнув дым. — Чего он пристал? Он что, не понимает, к кому пристает? Артур, тебе жить надоело? Яйца ходит мешают? Так сейчас оторву.

Артур к этому времени уже убрал фотоаппарат — то ли сфотографировал, что хотел, то ли артефакт сломался. Эти фотоаппараты такие ненадежные…

— Жить мне не надоело и яйца ходить не мешают, — заявил Артур. — Вы, почтенные сэры, пока еще не осознали, насколько сильно ваша жизнь изменилась. Вы теперь не просто боевые братья-бандиты…

— Боевой брат — это он, — вмешался Герман. — А бандит — это я. Не путай.

— Да ну, какая теперь разница, — отмахнулся Артур. — Вы теперь знаменитости, звезды, можно сказать. Зак глупо хихикнул и попытался спеть древнюю наркоманскую песню:

— Гуляем, как звезды, туда-сюда, гуляем, как солнце, туда-сюда, ибтьую мэмэ, ибьтую мэмэ!

Герман ткнул его локтем в бок, чтобы прекратить непотребство. Зак заткнулся.

— Экая идиллия! — воскликнул Артур. — Бывшие враги помирились, курят трубку мира и вместе поют. Прекрасно!

— Мы не вместе поем, — поправил его Герман. — Поет только этот дебил, а я не пою.

— Сам ты дебил, — сказал Зак и передал косяк Герману.

— Это несущественно, — сказал Артур.

— Как это несущественно?! — возмутился Зак. — Этот козел безрогий меня дебилом обозвал, а ты говоришь, несущественно. Да я тебя…

— Приношу смиренные и искренние извинения, — сказал Артур. — Я имел в виду, несущественно то, вместе ли вы поете или каждый в отдельности. Когда враги становятся друзьями…

— Мы не враги! — заявил Зак. — И никогда не были врагами! Конкурентами мы были, а врагами — нет. Я Германа всегда уважал, и он меня… Герман, ты меня уважаешь?

— Уважаю, — подтвердил Герман. — Зря мы такой толстый косяк заказали.

— Да вовсе я не упорот! — воскликнул Зак. — Я нормально соображаю!

— Так, стало быть, то недоразумение с Рональдом Вильямсом уже исчерпано? — спросил Артур.

За столом воцарилась тишина. Герман и Зак настороженно и мрачно уставились на Артура, Зак при этом трезвел на глазах. Артур поежился.

— Я… не хотел оскорбить… — забормотал он. — Не хотите отвечать, так не надо…

— Может, принесем его в жертву кому-нибудь? — предложил Зак. — Кали, например? Типа, союз скрепить. Ну, знаешь, когда дом строить начинают, под порогом орка закапывают…

— Я не орк, — быстро сказал Артур.

— Ну, так и мы не обычный дом строим, — сказал Зак. — Здание, в которое мы сегодня заложили, так сказать, первый камень, станет… этим…

— Оплотом справедливости, — подсказал Герман.

— Во-во! — обрадовался Зак. — Хотя нет, погоди… какой еще справедливости? Хватит уже меня подкалывать! Неприлично так издеваться над упоротым рыцарем!

— Ты не упорот, ты все соображаешь, — напомнил Герман.

— Да иди ты, — сказал Зак. — Дай, что ли, затянусь в последний раз.

— Шел бы ты отсюда, Артур, — посоветовал Герман. — Утомлять начинаешь. Надоедливый ты какой-то. Артур добродушно улыбнулся и сказал:

— Мне по должности положено быть надоедливым. Я же журналист. Зак сурово сдвинул брови. Артур быстро сказал:

— Все-все, уже ухожу. И ушел.

— Зря ты с ним так, — сказал Герман. — Напишет в статье, что сэр Захария Харрисон после пресс-конференции был зол и агрессивен…

— Не напишет, — покачал головой Зак. — Я с ним плотно общался по делу… гм…

— Вильямса, что ли? — подсказал Герман. — Да говори уж, не стесняйся, дело прошлое. Кто старое помянет, тому глаз вон, и все такое.

— Ну да, — кивнул Зак. — Артур — нормальный мужик, вменяемый. Если вдруг понадобится кого-нибудь через газету грязью облить — обращайся, все сделает как надо, в лучшем виде. Мы с ним тогда такую операцию задумали… Если бы Вильямс не сдох так по-дурацки… Герман удивленно хмыкнул.

— Да-да, Вильямс сам сдох, ассасинша твоя не справилась, — заявил Зак. — И нечего тут хмыкать. Не успела она Вильямса замочить, он сам помер, от естественных причин.

— Так даже лучше получилось, — заметил Герман. Зак поморщился и сказал:

— Давай с этим разговором завязывать. А то поругаемся еще… Давай лучше о делах поговорим. Меня вроде уже отпускает.

— А чего сейчас о делах говорить? — удивился Герман. — Задача на ближайшие дни предельно ясна. Переправить шефов в Ноддинг Донки, обеспечить охрану периметра и оперативную безопасность. Марволо вряд ли быстро отреагирует. Насколько я понимаю, сегодняшнее мероприятие должно стать для него сюрпризом.

— По идее, да, — согласился Зак. — Предусмотреть все недавние случайности ни он, ни Рейнблад никак не могли. Только странно все это… Я вчера вечером сел за стол, выписал на листок бумаги все эти события… Очень странно…

— Будто боги помогают, — сказал Герман.

— Вот именно, — кивнул Зак. — Слишком много странных совпадений.

За столом воцарилось молчание. Бывшие конкуренты, а теперь партнеры выстраивали каждый в своей памяти цепочку невероятных случайностей, эти цепочки получались разными и не очень длинными. Рыцарь по имени Джон Росс присутствовал в обеих цепочках, но и у Германа, и у Зака играл второстепенную роль. Впрочем, второстепенную ли…

Довести эту мысль до конца ни удалось ни Герману, ни Заку. Потому что в курильню вошел…

— Фигасе глючит, — сказал Зак.

— Приветствую вашу божественность, — сказал Герман, почтительно вставая из-за стола. — Счастлив вас видеть, польщен нежданной честью, примите наилучшие пожелания.

Сэр Герхард Рейнблад, кардинал-первосвященник Всея Человеческой Общины на Барнарде, единственный человек на всем Барнарде, носящий пять полос на своем божественном челе, уселся за стол, не спрашивая разрешения. Герман тоже сел обратно.

Следующую минуту Рейнблад пристально разглядывал обоих рыцарей, а они старательно делали вид, что ничего особенного не происходит. Примерно так матерая сука оглядывает нашкодивших щенков перед тем, как принять решение: простить или поднадкусывать за загривки, чтобы больше так не делали.

— Почему не доложили как положено? — прервал Рейнблад затянувшееся молчание.

— О чем не доложили? — как бы не понял Зак. — Поясните, пожалуйста, ваша божественность. Герман пнул его под столом, Зак охнул и заткнулся.

— Почему не доложили — это не к нам вопрос, ваша божественность, — сказал Герман. — Когда Стивен Тринити говорил, что нефтяное месторождение нашли его геологи, он солгал. На самом деле информацию получил мой агент в ордене хранителей. Глаза Рейнблада чуть-чуть расширились.

— Да-да, агент в ордене хранителей, — повторил Герман. — Как видите, ваша божественность, я с вами откровенен. Мы с Заком сейчас подобны крысам, загнанным в угол, нам терять нечего, так что я буду с вами говорить без пиетета, от всего сердца, как говорится.

— Вы, ребята, кажется, не только коноплю курили, — сказал Рейнблад. — Кто конкретно вас в угол загнал?

— Вы, ваша божественность, — заявил Герман, глядя кардиналу в глаза. — Через своих агентов вы подвели Зака к Рональду Вильямсу и тем самым спровоцировали конфликт между домом Адамса и домом Тринити. Вы рассчитывали, что между нашими домами начнется война, и в этой войне атаки ваших ассасинов останутся незамеченными, их спишут на действия противника. А когда оба олигарха будут уничтожены, а деятельность обоих домов — полностью дезорганизована, вы возьмете власть в свои руки. Организуете новый орден, каких-нибудь техников-строителей…

— Масонов, — подсказал Зак.

— Да, масонов, например, — кивнул Герман. — Ни для кого не секрет, что вы, ваша божественность, давно хотите сосредоточить в одних руках контроль над всеми древними технологиями…

— Ты так говоришь, будто в этом есть что-то плохое, — перебил его Рейнблад. Герман пожал плечами.

— Смотря для кого, — сказал он. — Для вас жесткая вертикаль власти — дело хорошее, а для нас, приспешников олигархов-кровопийц, любое ограничение свободы предпринимательства — зло. А для нации в целом… По-моему, для нации в целом важны только три вещи: чтобы хватало жратвы, чтобы было нескучно, и чтобы эльфы не тревожили. А какими средствами эти цели будут достигаться — никому не интересно.

— Приятно поговорить с понимающим человеком, — сказал Рейнблад. — А почему ты решил, что это я к Вильямсу Зака подвел?

— Просто версия, — сказал Герман. — Возможно, впрямую и не подводили, а умело воспользовались подвернувшимся случаем. Очень умело, должен признать. Позавчерашняя атака не удалась только по чистейшей случайности. Я понимаю, трудно подобрать ассасина, которому можно доверить «Фебос», тут не только профессиональная подговтовка играет роль, но и личная преданность…

— Что доверить? — переспросил Рейнблад.

— «Фебос», — повторил Герман. — Древняя микроядерная бомба. Выглядит как большое металлическое яйцо, при взрыве на полную мощность полностью разрушает здание, даже большое. Кое-кто полагает, что «Фебос» способен стереть с лица земли целый квартал, но это, на мой взгляд, преувеличение. Позавчера я лично наблюдал одно такое яйцо под кроватью Рокки Адамса. Не стоило его прямо в спальню устанавливать, зря ассасин перестраховаться решил.

— А я нашел «Фебос» под кроватью Тринити, — подал голос Зак.

— Совсем одурели, — сказал Рейнблад. — Это я не про вас, сэры, это про кое-кого другого. Какие у вас доказательства?

— Загляните в компьютер хранителей, мейнфрейм так называемый, там много интересного найти можно, — посоветовал Герман. — И про нефть, и еще много про что…

— Загляну обязательно, — кивнул Рейнблад. — Так, стало быть… Кто, по вашему мнению, операцию организовывал?

— Вы, — заявил Герман.

Внешне он оставался спокойным и печальным, но внутри ликовал. Рейнблад не при делах! Наезд, с которым они столкнулись — личная инициатива Вольдемара Марволо, и скоро он за нее поплатится. Какой жучила, однако! Решил из бишопов в олигархи перепрыгнуть, а то и совместить оба кресла под одной толстой задницей. И ведь все получилось бы, если бы Герману досталось меньше удачи, а этому жирному борову — больше. Ох, устроит ему сейчас его божественность… Рейнблад воспринял обвинение спокойно, ничуть не изменившись в лице.

— Не угадал, — сказал он. — Марволо при делах?

— Я полагаю, он осуществлял непосредственное руководство, — сказал Герман. — А стратегическое планирование, думаю, ваше. Слишком хорошо подготовлена операция, Марволо сам не сумел бы так.

— Я не буду клясться тремя богами, — сказал Рейнблад. — Вы, ребята, циники известные, клятвам не верите, и правильно делаете. Короче, так.

Рейнблад высоко поднял руку и щелкнул пальцами. У столика немедленно появился, как бы из ниоткуда, невысокий и щуплый мужчина с неприметным и невыразительным лицом. Герману он почему-то сразу не понравился. А то, что у дверей замаячили незнакомые орки с дубинками — не понравилось еще больше. Будем надеяться, их с Заком объединенную охрану гвардейцы кардинала нейтрализовали без крови…

— Значит, так, — обратился Рейнблад к материализовавшемуся мужичку. — Этим двум орлам выдать карандаши и бумагу, и пусть пишут доносы на мое имя. И чтобы каждый по отдельности писал, чтобы не советовались и вообще не переговаривались. Донос писать по обычной форме: его божественности и все прочие регалии, почтительно доношу до вашего сведения, что тогда-то и тогда-то случилось то-то и то-то, это подтверждается тем-то и тем-то, исходя из полученных сведений, я предпринял такие-то действия, которые… Короче, сами должны понимать, не маленькие. Вопросы?

— Что потом? — спросил Герман. — Если наша информация подтвердится…

— Когда потвердится, тогда и будем думать, что потом, — отрезал Рейнблад. — Всё, действуйте. Писать подробно и без двусмысленностей. И разборчиво, а то пишут как курица лапой… Джек, их творчество сразу ко мне, понял?

— Понял, — кивнул мужичок.

— Так вот он какой, Скользкий Джек, — пробормотал Зак. Джек смерил его неприязненным взглядом.

— Надо ребят предупредить, — сказал Герман. — А то у нас запланировано кое-что на случай осложнений…

— Если ты мне не наврал, я сниму охрану не позже чем через два часа, — заявил Рейнблад. — Тогда и предупредишь. А если на более ранний срок запланировал — сам виноват, в следующий раз планируй лучше. Всё, не смею больше мешать. Рейнблад удалился.

— Чего расселись? — обратился Джек к бойцам невидимого фронта. — Вот бумага, вот карандаш. Забыли уже, что его божественность приказал? Наркоманы бесовы…

— Наркоман бесов твой папа, — пробормотал Зак. Взял карандаш и вывел на первом листе: «Его божественности…» Герман тоже взял карандаш.

5

В своей знаменитой речи Стивен Тринити обещал народу Барнарда большие перемены в ближайшем будущем. Он не соврал, перемены начались немедленно.

Менеджеры Тринити и Адамса в считанные дни очистили рабский рынок от неквалифицированной рабочей силы. Ряды, где выставлялись орки на продажу, стали больше походить на приют для престарелых и увечных орков, чем на нормальный рынок. Цены на рабов росли с каждым днем, но, как бы они ни взлетали, спрос на землекопов и каменщиков все равно превышал предложение. Раньше рыночные глашатаи любили привлекать покупателей воплями наподобие: «Купите наложницу и получите землекопа в подарок!», но эти времена ушли в прошлое, теперь в подарок могли предложить разве что увечную старуху, годную только свиньям на корм. В приличных районах на столбах стали появляться объявления «Куплю рабов дорого», а в трущобах хитроглазые зазывалы предлагали каждому встречному «долгосрочный контракт на льготных условиях». На Лобном Месте публично сожгли трех чиновников, они вступили в преступный сговор и незаконно продали дому Тринити чуть ли не всех государственных дворников и золотарей в своем дистрикте. Министр рабского труда сэр Александер Вайтмен публично объявил, что в Оркланд отправлены особые экспедиции для трудовой мобилизации, и что он взял это дело на особый контроль. Возможно, не соврал.

Его божественность кардинал-первосвященник Герхард Рейнблад зарезал девственницу в Храме Всех Богов и публично помолился о скорейшем приходе светлого будущего. Самый Дорогой Господин сэр Морис Трисам организовал в Самом Большом Вигваме торжественный прием, на котором произвел Стивена Тринити и Рокки Адамса в рыцарское сословие. При этом случился конфуз: старый наркоман забыл, что Адамса на самом деле зовут Джейкоб, а Рокки — это прозвище. Когда Трисам осознал свою ошибку, он помянул нескольких богов, а затем туманно выразился в том смысле, что имя человека большого значения не имеет, особенно если подойти к этому человеку сзади, какая, дескать, разница. Как бы то ни было, сэр Адамс в этот момент официально поменял имя, потому что монаршее слово нерушимо, что бы он ни ляпнул.

Еще на том приеме сэр Трисам порекомендовал депутатам Совета Нации побыстрее принять закон о корпорациях, потому что внезапно образовавшееся объединение Тринити, Адамса и пары сотен примкнувших к ним мелких предпринимателей должно регулироваться законом, а не произволом соответствующих чиновников. Говорят, что глава Совета Нации сэр Морис Байтер по прозвищу Андроид выбил под это дело из бюджета то ли жвести, то ли четыреста тысяч долларов. Но когда депутаты (на самом деле не сами депутаты, конечно, а нанятые специалисты) приступили к работе над законопроектом, обнаружилось, что слово «корпорация» в законах Барнарда уже присутствует, просто в обиходе корпорации привыкли называть не корпорациями, а домами. Так что закон придумывать не нужно, и это должно быть очевидно любому юристу, хоть чуть-чуть компетентному. Говорят, что когда Андроид это узнал, он долго молчал и шевелил усами, а потом спросил:

— Вы на что намекаете, я что-то не пойму?

Беседовавший с ним юрист (говорят, это был сам Пол Бонд) старательно изобразил смущение и раскаяние, а затем спросил как бы виновато:

— Так я пойду работу организовывать?

— Идите, — сказал ему сэр Байтер. — И чтобы тщательно все проработали, каждую буковку. И переплет сделайте приличный, не как в прошлый раз.

Как продолжалась работа над законопроектом, и что случилось с вышеупомянутыми бюджетными долларами, знают только сэр Байтер и господин Бонд, но они никому ничего не говорят об этом.

Внезапно скончался сэр Вольдемар Марволо — бишоп, долго возглавлявший орден хранителей. Причиной смерти в некрологе значился тромбоз легочной артерии. Когда сэр Герман Пайк прочел эти слова в вечерней газете, он восхищенно выругался и воскликнул:

— Хорошее, однако, чувство юмора у его божественности!

— Так, глядишь, новая поговорка появится, — заметил сэр Джон Росс, сидевший в соседнем кресле и куривший косяк.

— Интересно, Вильямса к Заку Марволо подвел или сам Рейнблад? — задумчиво спросил сам себя Герман. — Или само получилось?

— Да наплевать, — сказал Джон.

— И то верно, — согласился Герман.

Километрах в трех от северо-восточной окраины Барнард-Сити, рядом с дорогой, ведущей к Ноддинг Донки, вырос огромный палаточный лагерь. Целое поле было засеяно вигвамами, как в героических сказаниях первой эпохи. Правда, в тех сказаниях не говорилось, как их персонажи избавлялись от отходов жизнедеятельности, и были ли в древности промежутки между вигвамами так же жутко загажены, как теперь. Неизвестно, как решали эту проблему в древности, но Герман решил ее, закупив по дешевке оптовую партию старух и назначив их ассенизаторами. Некоторые коллеги говорили, что ничего хорошего из этого не получится, дескать, старухи не могут выполнять такую тяжелую работу чисто физически. Но когда Герман приказал несколько штук повесить, оказалось, что выполнять эту работу старухи физически могут, просто психически не хотят.

А потом, буквально через несколько дней, рядом с лагерем стал расти котлован, и еще через несколько дней он стал реально циклопическим. Это повлекло за собой визит сэра Трисама и серию восторженных статей в «Вечернем Барнарде», две из которых написал Артур Мамут. На самом деле в Ноддинг Донки велись куда более масштабные работы, но Ноддинг Донки далеко, а будущая электростанция близко, под боком. Когда трубы достроят — из любого места города будет видно.

Будущая электростанция получила собственное имя — Брювери. Какой-то журналист откопал в недавно открывшемся после ремонта энциклопедическом терминале картинку какого-то древнего циклопического сооружения, которое называлось именно так. Что означало это слово в древнем языке, никто не знал, но это никого не смутило. Только Джон Росс, впервые увидев в газете это название, почему-то рассмеялся.

Тренировочный центр, в котором работал Джон, закрылся, всех рабов отправили на великую стройку: выпускной курс — погонщиками, остальных — землекопами. Джон по-прежнему командовал орочьим отрядом, но теперь его должность называлась не «тренер», а «помощник прораба по воспитательной работе». Впрочем, на работе Джон почти не появлялся — пару раз удачно выступил на совещаниях, обратил на себя внимание самого Германа Пайка и с тех пор официально выполнял его особые поручения, а реально — то курил с шефом траву, то просто бездельничал. Дэн Соло вначале ругался, а потом махнул на рукой на нерадивого подчиненного, подобрал толкового полубосса и тот быстро восстановил в отряде пошатнувшуюся дисциплину. Светлое будущее приближалось.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ИНОГДА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ

1

Если выехать из Барнард-Сити на северо-восток, по тракту, ведущему через Ноддинг Донки на Нюбейбилон, приметы нового времени бросаются в глаза даже раньше, чем путник успевает миновать последний городской дом и выехать в чистое поле. Вдоль всей дороги через каждые пятьдесят шагов в землю вкопаны одинаковые столбы с крестообразными перекладинами у самой вершины. Если не знать, зачем они вкопаны, можно подумать, что здесь готовится массовая казнь рабов, как во времена Спартакуса и Джизеса. Но в наше просвещенное время рабов на крестах не распинают, от этого кожа портится, и мясо становится несъедобным. Причинить казнимому рабу подобающие страдания можно и другими способами, куда менее варварскими, чем распятие на кресте.

Приглядевшись, путник может заметить, что на некоторых крестовинах висят небольшие фарфоровые колокольчики, такие иногда встречаются в храмах Будды Гаутамы. По идее, они должны были висеть на всех крестовинах, но некоторое время назад среди жителей окрестных трущоб прошел слух, что эти колокольчики, правильно именуемые древним словом «изолятор», защищают от сглаза и приносят счастье. Половина изоляторов бесследно исчезла, и остальные тоже исчезли бы, если бы какой-то орк-наркоман не предложил однажды купить этот чудесный амулет самому сэру Герману Пайку. Сэр Герман возмутился и зарезал наркомана на месте, а вечером того же дня бандиты дома Адамса провели в трущобах облаву, поубивали кучу и после этого хищения прекратились. Инженер, предложивший развесить изоляторы на столбах заранее, узнал от сэра Германа много нового, и на этом инцидент был исчерпан.

Двигаясь дальше по Нюбейбилонскому тракту, путник обнаруживает и другие приметы нового времени. Например, большое вытоптанное поле, обсаженное по периметру колючей живой изгородью. Говорят, первоначально предполагалось огородить это поле колючей проволокой, но из-за дефицита железа пришлось выбрать более дешевое решение.

В первые дни стройки это поле было заставлено вигвамами, как в легендарные времена первой эпохи. Артур Мамут из «Вечернего Барнарда» даже сравнил лагерь третьей трудовой армии с лагерем легендарного древнего завоевателя Александера Грейта. Дескать, подобно тому, как воины Грейта распространяли просвещение в пространстве, так и рабы нынешних трудовых армий распространяют просвещение во времени, из темного прошлого Межвременья в грядущее светлое будущее, которое, можно сказать, уже на горизонте, и очевидно, что великие инновации перевернут жизнь уже нынешнего поколения.

Вскоре выяснилось, что разместить трудовую армию в вигвамах — идея не слишком толковая, слишком много дерева расходуется на каркасные жерди, а тканей — на пологи. Но если объединить пару десятков вигвамов в один длинный балаган, лишенный внутренних перегородок, расход стройматериалов сильно сокращается и становится вполне приемлемым. В результате лагерь трудовой армии стал подозрительно напоминать концентрационные лагеря мифического холокоста, но об этом сходстве в газетах не писали.

Дальше за лагерем располагалось то, что в газетах напышенно называли полем трудового сражения. Там громоздились недостроенные здания будущей электростанции. Кое-где, например, в будущем административном корпусе, уже шла внутренняя отделка, а в некоторых зданиях пока были готовы только фундаменты. В центральном корпусе возведение стен отставало от монтажа оборудования, из-за этого здание выглядело сюрреалистически — сверкающие яйца паровых котлов возвышались прямо посреди незаконченного, как бы обгрызенного прямоугольника кирпичных стен. Орки-строители и люди-инженеры, ползающие по металлическим конструкциям будущих котлов, выглядели издали точь-в-точь как муравьи на муравейнике. Это было истинно великолепное зрелище, настоящий триумф древних технологий, возвращающихся в мир Барнарда после миллиона дней Межвременья. А то ли еще будет, когда эти технологии вернутся окончательно, когда электростанция осветит столичные улицы чудесным электрическим светом, когда по круглосуточно освещенным дорогам забегают автомобили, самолеты расчертят небо инверсионными следами…

По дороге на Нюбейбилон ехали два всадника. Первый был человеком, рукоять меча над правым плечом однозначно указывала на его рыцарское происхождение, а три горизонтальные красные черты, вытатуированные на лбу, сообщали, что это не просто рыцарь, но жрец, а точнее, дьякон. Впрочем, издали эти полосы трудно было заметить — развеваемая ветром пышная шевелюра дьякона закрывала лоб, и головной обруч почти не помогал.

Второй всадник был орком-воином. Это было крупное и могучее человекообразное существо, с широкой грудью, крепкими мышцами и широким низколобым лицом с выступающей нижней челюстью и маленькими глазками, глубоко запавшими под кустистыми бровями. Настоящий орк-воин, эталонный, можно сказать, хоть в школьном учебнике изображай.

— Вон там проход, по-моему, — произнес орк, обращаясь к дьякону. — Вон, видите, трава утоптана.

Дьякон приставил ладонь ко лбу, будто совершая воинское приветствие, и вгляделся вдаль. Слишком связная речь орка однозначно изобличала в нем полукровку, но дьякон не обратил на это никакого внимания. Присутствуй здесь в этот момент какой-нибудь провинциальный рыцарь, он бы возмутился, дескать, падение нравов падением нравов, но должен же быть хоть какой-то предел! Впрочем, присутствуй здесь провинциальный рыцарь, орк не осмелился бы прямо выразить свои мысли, а промычал бы что-нибудь вроде:

— Тама вона, отец высокорожденных… эта… туда, кажися, ехати нада, не?

Но сейчас нежелательных свидетелей рядом не было, и орк говорил почтительно, но свободно, как воин-человек разговаривает с рыцарем-командиром.

— Ты прав, Топорище Пополам, — сказал жрец.

Орк, именуемый Топорище Пополам, нахмурился. С тех пор, как перед высокорожденным хозяином открылась тайна происхождения его вернейшего раба, жрец перестал именовать его презрительно-шутливыми прозвищами, типа, деревяшка бестолковая, чурка неразумная и так далее. Топорище Пополам понимал, что хозяин выказывает ему нечто вроде уважения (в той мере, в какой человек может уважать орка), но все равно чувствовал себя неуверенно — раньше их отношения были более простыми, понятными и в чем-то более близкими.

Всадники свернули с дороги и направили лошадей вдоль тропы, ведущей к проходу в колючей изгороди. Проход был перегорожен горизонтально расположенной оглоблей, которая в данном контексте обычно именуется древним словом «шлагбаум». За шлагбаумом стояла караульная будка, а рядом под навесом дремал дежурный — молодой и румяный человек-воин, явно только что из академии. Рядом изображали бдительность два орка с дубинками. При виде всадников один из них почтительно растолкал воина, и когда всадники приблизились к контрольно-пропускному пункту, тот был уже на ногах и выглядел почти бодрым.

— Приветствую почтенного сэра, — обратился он к рыцарю. — Разрешите поинтересоваться… Всадник откинул волосы со лба. Воин поперхнулся, смутился и забормотал:

— Ну, то есть, приветствую ваше преосвященство и приношу, это самое, искренние и смиренные извинения, ибо не разглядел сразу…

— Питер Пейн, по особому рапорту, — оборвал рыцарь-жрец его словоизлияние.

Дежурный недоуменно вытаращился на жреца, несколько секунд тормозил, затем просветлел лицом, воскликнул:

— А, рапорт!

Залез в караульную будку и стал копаться в каких-то бумагах. «Прямо как орк», неприязненно подумал Питер. Топорище Пополам хмыкнул, как бы соглашаясь с этой невысказанной мыслью.

— Что-то не нахожу вашу фамилию, ваше преосвященство, — смущенно произнес дежурный. — Пелленор, Пендергаст, Петигрю… Пейна нет. Топорище Пополам хмыкнул еще раз. Питер нахмурился и спросил:

— Ты алфавит, вообще, помнишь, чучело огородное?

Дежурный покраснел, поджал губы, весь напрягся и стал похож на индюка перед дракой.

— Дай посмотрю, — сказал Питер и протянул руку. Дежурный быстро спрятал список за спину и заявил:

— Не положено! Ездиют тут всякие… Здесь вам не тут!

Питер вздохнул и мысленно сосчитал до десяти. Очень хотелось выхватить меч и научить урода правилам вежливости, постучав лезвием плашмя по тощим ягодицам. Но нельзя, этот дебил правильно сказал, здесь вам не тут. Пока не тут. К сожалению.

— Фамилия Пейн идет перед Пелленором, — мягко произнес Питер. — Загляни еще раз в свой список.

— Ой, и вправду! — изумился дежурный. — Питер Пейн, дьякон ордена пингвинов… Топорище Пополам закашлялся, безуспешно пытаясь подавить смех.

— Пилигримов, — поправил дебила Питер.

— Да, точно, пилигримов, — согласился дежурный. — Дьякон ордена пилигримов с особой миссией, направляется к… гм…

— К сэру Герману Пайку, — подсказал Питер. — Там еще должно быть написано «с сопровождающими существами», «особо важная персона» и «оказывать всяческое содействие».

— Не знаю, что такое персона, но проезжайте, — сказал дежурный. И рявкнул на орков: — Эй, жабы! А ну пропустить его преосвященство, не спать, живо, живо!

Орки побросали дубинки и подняли шлагбаум. Питер и Топорище Пополам въехали внутрь.

— Где административный корпус? — спросил Питер у дежурного.

— Чего? — не понял тот.

— Ничего, — махнул рукой Питер. — Благословляю тебя на дальнейшую службу. Желаю тебе поумнеть, а вам, низкорожденные, желаю побольше терпения.

При последних словах один из двух орков, приставленных к шлагбауму, быстро отвернулся, но не настолько быстро, чтобы Питер не заметил его ехидную усмешку. И здесь полукровка… Совсем потеряли чистоту расы.

Раньше Питер Пейн не придавал большого значения расовой политике, даже в какой-то степени разделял распространенную ересь, что, дескать, человекообразного надо оценивать не по татуировке, а по состоянию души. Но последняя экспедиция в дикие пустоши Оркланда все расставила по своим местам. Низшая раса должна знать свое место, и исключения наподобие Топорища Пополам только подтверждают это правило. Нельзя доверять орку, они сразу чувствуют слабину, на словах радуются, а в душе только и ждут момента, чтобы ударить исподтишка, максимально подло и болезненно. Нельзя прощать того, кого обидел, и если обида нанесена не лично тобой, а всей высшей расой, это не смягчающее обстоятельство, а напротив, отягчающее. Ненависть к людям разъела орочье восприятие мира до самого основания, любые попытки проявить доброту рождают не ответную доброту, а агрессию. Взять, к примеру, Серого Суслика. Питер простил ему все преступления, отнесся как к человеку, фактически произвел в рыцари. И что из этого вышло? Мерзкий полукровка предал его при первом же удобном случае. Убил ни в чем не повинного Хайрама, бежал из лагеря, спровоцировал смерть своих товарищей-орков, поставил под угрозу судьбу всей экспедиции, и, в конце концов, принес самого себя в жертву какому-то богу, чтобы даже смертью посильнее нагадить Питеру. Правда, посмертное проклятие не достигло цели, но это скорее заслуга охранной магии Питера, чем недоработка Серого Суслика, да поимеет его душу Калона всеми доступными способами. Нет, не может орк быть человеку другом и товарищем. Иегова не зря предназначил оркам быть говорящим скотом, а что по этому поводу думают всякие разные еретики — их проблемы.

Предаваясь этим мрачным размышлениям, Питер пересек неширокое поле и достиг почти достроенного здания, которое, несомненно, являлось административным корпусом будущей электростанции. Ничего похожего на коновязь у крыльца не обнаружилось, поэтому Питер, спешившись, коротко бросил Топорищу Пополам:

— За лошадью присмотри. И прошел внутрь.

В холле ему преградил дорогу орк с красной повязкой на рукаве, явный полукровка.

— Приветстсвую ваше преосвященство, — сказал он. — Вы, надо полагать, сэр Питер Пейн? Герман предупреждал о вашем визите.

— Сэр Герман, — поправил его Питер. Полукровка ехидно улыбнулся и сказал:

— Кому как.

И быстро зашагал к лестнице, ведущей на второй этаж, не дожидась, пока дьякон решит, как лучше ответить на эту вопиющую наглость. У подножия лестницы орк остановился, обернулся и сказал:

— Извольте, отец высокорожденных, я вас провожу.

Следуя за орком, Питер поднялся на второй этаж и прошел по длинному коридору почти до конца. Орк постучался в предпоследнюю дверь и немедленно, не дожидаясь ответа, просунул голову внутрь и сказал:

— Привет, Джон! Герман, я привел этого самого дьякона.

— Спасибо, Звонкий Диск, — донеслось изнутри. — Пусть заходит.

Орк отступил на шаг, широко распахнул дверь, согнулся в почтительном поклоне и сказал:

— Прошу вас, ваше преосвященство.

Питер вошел в кабинет. Здесь пахло не только опилками и краской, как во всем здании, но и конопляным дымом. Хозяин кабинета сидел в кресле у чайного столика. При виде дьякона, он приподнялся и радостно воскликнул:

— Здравствуйте, отец Питер! Добро пожаловать! Прошу вас, присаживайтесь. Джон, подвинься.

Человек по имени Джон, от которого была видна только плешь на макушке, подвинулся и придвинул к чайному столику третье кресло. При этом он повернулся профилем, Питер разглядел его лицо и содрогнулся. В следующую секунду Джон разглядел лицо Питера и тоже содрогнулся. Но сразу пришел в себя, улыбнулся почти естественно и произнес почти спокойно:

— Счастлив познакомиться с вами, почтенный сэр Питер. Я Джон Росс, рыцарь.

Голос Джона Росса в точности совпадал с голосом покойного Серого Суслика, но интонации были другие — уверенные и даже наглые.

— Вы удивительно похожи на одного моего знакомого, сэр Джон, — сказал Питер. Джон улыбнулся и сказал:

— Все мы на кого-то похожи. Как говорил один древний философ, каждое место к чему-то обязательно близко, а от чего-то другого обязательно далеко. Прошу вас, сэр Питер, присаживайтесь. Косячок не желаете ли?

Питер удивленно посмотрел на Германа. Этот Джон Росс, видать, не простая лягушка в этом болоте, раз так свободно держится в кабинете босса, предлагает гостям его коноплю, не спрашивая разрешения. А Герман так и стреляет глазами туда-сюда, как будто только что узнал о своем сотруднике что-то важное.

— Косячок не желаю, — заявил Питер. — Раньше обеда предпочитаю не употреблять. Мне бы хотелось обсудить с вами, сэр Герман, порядок выполнения моей миссии.

— Сейчас обсудим, — кивнул Герман. — Давайте вот как поступим. Мой сотрудник проводит вас в гостиницу для важных персон, покажет ваш номер, вы там обустроитесь, вещи разложите…

— Я не собираюсь оставаться здесь на ночь, — сказал Питер. — Площадка номер три не настолько удалена от столицы, чтобы рассматривать мою миссию как командировку. К тому же, его божественность ждет первого доклада сегодня же.

— Как будет угодно вашему преосвященству, — склонил голову Герман. — Тогда не будем терять времени. Я хотел предоставить вам сэра Джона в качестве сопровождающего, но прежде нам с ним надо решить одно неотложное дело. Если первые полчаса вас будет сопровождать орк, это вас не оскорбит? Питер неопределенно пожал плечами.

— Вот и хорошо, — сказал Герман. — Звонкий Диск, проведи его преосвященство по стройке. Потом Джон тебя сменит.

Питер с отвращением посмотрел на Звонкого Диска, смиренно и почтительно стоявшего в углу в ожидании распоряжений, и, не произнеся ни слова, вышел из кабинета. Звонкий Диск вышел следом, Джон и Герман остались одни.

— Как это понимать? — спросил Герман. — Откуда ты его знаешь? Почему вы оба так задергались, когда друг друга увидели? Ты что это делаешь?

— На пол ложусь, — объяснил Джон. — Тут ковер мягкий, так что, когда судороги начнутся, сильно не пострадаю. Герман нахмурился.

— Так ты его по тем старым делам знаешь? Нет-нет, не отвечай, давай лучше вот как сделаем. Сначала дай его характеристику, ты ведь можешь это сделать, не тревожа мозговой блок?

Джон к этому времени уже разместился на ковре. Вытянул ноги, раскинул руки в стороны, как распятый Джизес, и начал говорить:

— Питер Пейн — мужик умный, толковый, образованный. Опыта оперативной работы не имеет, талант к этому делу у него есть, но неразвитый. По жизни занимается научным поиском на окраинах страны, переговорам и вербовкам не обучен. Физическая и боевая подготовка отличная. Мечом, метательными ножами и очками владеет в совершенстве. Бластером владеет неуверенно, теорию знает хорошо, но практического опыта недостаточно.

— У кого его достаточно, хотел бы я посмотреть, — хмыкнул Герман.

— Выносливость очень хорошая, — продолжал Джон. — Причем не только физическая, но и духовная. Тяготы, невзгоды и лишения переносит стоически. В экстремальных ситуациях действует быстро, решительно и в целом адекватно. Собственные ошибки замечает и устраняет вовремя, без лишних колебаний и самокопания.

— Экий герой получается, — прокомментировал Герман.

— В высокодуховном отношении характер не вполне сформирован, — продолжал Джон. — Я не успел разобраться в деталях, но есть явные признаки душевных терзаний. Любит доминировать, склонен к неоправданной жестокости.

— Сексуальный садист? — заинтересовался Герман.

— Не знаю, насколько сексуальный, но садист, — сказал Джон. — Однажды после оргии выдал телкам ножи и заставил сражаться до смерти, как гладиаторов в древности заставляли. Победительницу убил.

— Фигасе, — сказал Герман.

— Впрочем, я не уверен, что этот случай можно считать характерным, — продолжал Джон. — Тогда он был сильно упорот. Кстати, наркотиками злоупотребляет. Пока вроде еще не наркоман, но склонность есть. Склонен к мистицизму, как все жрецы, но умеренно, без фанатизма.

— Ладно, достаточно, — сказал Герман. — При каких обстоятельствах вы познакомились?

Джон закрыл глаза, и некоторое время молчал, затем начал медленно и осторожно говорить, тщательно подбирая каждое слово:

— Я сопровождал его в одной экспедиции в качестве проводника. Я был внедрен в одно орочье стадо под видом орка-разведчика. Имитация татуировок, простая легенда прикрытия… Внешность у меня подходящая, орочье поведение имитировать несложно, маскировка обычно не вызывает подозрений. Моей миссией был сбор информации об экспедиции, целью которой было…

Джон осекся на полуслове, его левая рука непроизвольно задергалась, лицо перекосило нервным тиком.

— Спокойно, спокойно, Джон, — быстро произнес Герман. — Цель экспедиции пока опустим. О чем еще можешь рассказать, не тревожа блок? Джон задумался, затем сказал:

— В этой миссии я допустил несколько ошибок. Пейн частично раскрыл меня, решил, что я полукровка. Убивать сразу не стал, решил сделать это на обратном пути. Фактически назначил меня своим помощником, стал поручать задания, какие обычно поручают людям, но под присмотром, меня все время конвоировали орки-охранники. Потом на экспедицию вышел эльфийский отряд, было боевое столкновение, поднялась суматоха, мне удалось сбежать. Пейн быстро расправился с эльфами, заметил, что я исчез, снарядил погоню. Мне пришлось имитировать собственную смерть.

— Это как? — удивился Герман. Джон улыбнулся.

— Замечательная операция получилась, хоть в учебник вставляй, — сказал он. — Я прибыл в то стадо, куда был ранее внедрен, и заявил, что я аватар бога Каэссара.

— Каэссар не бог, — поправил его Герман. — Это историческая личность, выдающаяся, конечно, но не бог. Есть у нас мода обожествлять великих людей, но…

— Я знаю, — прервал его Джон. — Но полубоссам я сказал именно так. И еще я сказал им, что Каэссар вернулся из небытия в бренный мир, чтобы вернуть справедливость, воздать каждому по заслугам, для избранных организовать парадайз, прочих низвергнуть в тартар… или хелл… Я уже не помню в точности, что конкретно вещал. Полубоссы доложили пастуху, что явился аватар Каэссара, он сначала удивился, потом возмутился, попытался меня убить, но я ему снес голову его же мечом. Потом сказал полубоссам, что поднимусь на гору совершить важный обряд, типа, побеседовать с богами с глазу на глаз, и чтобы никто меня не сопровождал и не подглядывал. Отправился на гору, взял с собой одного орка и заряд эльфийской взрывчатки… Герман рассмеялся.

— Ну ты даешь! — воскликнул он. — Ты его взорвал, вокруг создал имитацию чего-то мистического, и Пейн на это клюнул?

— Клюнул, — подтвердил Джон. — Я хорошо поработал, с фантазией. Такие декорации соорудил… Меч, кольчугу и очки оставил на месте мистического обряда. Пейну и в голову не пришло, что я все это бросил и сбежал. Он так и не понял, что я на чужую разведку работаю, он до сегодняшнего дня считал, что я просто полукровка.

— Понял, — сказал Герман. — Ладно, иди, сопровождай дьякона. Ты никакого компромата на него не нарыл по ходу?

— Кое-что нарыл, — кивнул Джон. — С ходу вербовать, пожалуй, не рискну, но в перспективе можно подумать.

— Подумай, — сказал Герман. — Если он сейчас не приврал, он докладывает непосредственно Рейнбладу. Такого агента трудно переоценить. Кроме того, его последняя экспедиция… нет, об этом потом поговорим. Иди, работай, не заставляй ждать его преосвященство.

2

Подозрения, высказанные его божественностью, подтвердились очень быстро. Питер еще не закончил осматривать первый котел, а всё было уже ясно. Действительно, применяются неучтенные технологии, и применяются куда шире, чем можно было ожидать априорно. Если экстраполировать обнаруженное здесь на всю сферу деятельности дома Адамса, получается, что в патентный репозиторий поступает никак не более половины древних технологий, восстановленных инженерами Адамса, а скорее, намного меньше. Олигархи обнаглели беспредельно, а Адамс — в особенности. Считает, видимо, что они с Тринити сорвали джекпот, и теперь победителей не судят. Зря он так считает, божьего суда не избежать никому, будь ты хоть десять раз победитель. От века заведено, что науку и технику контролируют жреческие ордена, и не Адамсу и не Тринити менять установленный порядок. Странно, что его божественность допустил такое безобразие, не поставил сразу на место злокозненных возмутителей спокойствия. Но эту свою ошибку он скоро исправит, и в этом деле Питер станет одним из орудий в руках его божественности.

— Что за металл? — спросил Питер, указывая на подозрительно блестящий то ли кран, то ли вентиль.

— Не могу знать, ваше преосвященство, — ответил Звонкий Диск. — Металл как металл. Железо, наверное.

— На железе ржавчина уже появилась бы, — сказал Питер. — А эта штука блестит, будто вчера поставлена.

— Не могу знать, когда ее поставили, — сказал Звонкий Диск. — Инженерные хитрости низкорожденным не уразуметь.

Питер смерил полукровку презрительным взглядом. Звонкий Диск смотрел в галза дьякону спокойно, ничуть не изменившись в лице, глумится, сволочь, знает, что Пайк его в обиду не даст. Он еще не знает, что это временно.

— О! — воскликнул вдруг Звонкий Диск. — Джон идет.

Питер хотел было сказать: «Не Джон, а сэр Джон», но подумал, что мерзкий орчила ответит: «Кому как», и ничего с ним не сделаешь, не резать же охальника прямо здесь. Мощная зверюга этот орк, рукопашному бою наверняка обучен. Сбросит с лесов, и никто не докажет потом, что дьякон не сам оступился, а ему помогли.

— Пойдем вниз, — сказал Питер. — Я уже осмотрел все, что хотел.

— Быстро вы управились, ваше преосвященство, — прокомментировал Звонкий Диск и стал спускаться. Джон Росс ждал их внизу.

— Спасибо, Звонкий Диск, — сказал он орку, когда они приблизились. — Ты свободен.

— Всегда рад услужить, — сказал Звонкий Диск и удалился.

— Я бы хотел взглянуть на вашу татуировку, сэр Джон, — заявил Питер. Джон ехидно улыбнулся и сказал:

— Раньше надо было смотреть.

Расстегнул рубаху и продемонстрировал красного индюка, искусно изображенного на груди рыцаря.

— Древний королевский род! — изумился Питер. — Никак не ожидал такое увидеть, учитывая ваше давешнее поведение.

— А то! — хохотнул Джон. — Мы, наследники славы древних, не мокасином похлебку хлебаем. Есть еще у нас гранаты в подсумках, не растеряли мы таланты и способности.

— Изображать орка — не талант, — заявил Питер.

— А вы сами попробуйте, — посоветовал Джон. — Это не так просто, как кажется. Жаб на морде нарисовать — дело нехитрое, рецепт несмываемой краски считается секретным, но реально его только ленивый не знает. А вот точно сымитировать поведение…

— В патентном репозитории нет рецепта краски, пригодной для имитации татуировки, — сказал Питер.

— В патентном репозитории много каких рецептов нет, — сказал Джон. — Нержавеющей стали, например.

— Я заметил, — кивнул Питер. — Это недопустимо.

— Да, пожалуй, — согласился Джон после минутного размышления. — Я поговорю с Германом, думаю, он согласится передать документы в репозиторий. Нержавеющая сталь — не настолько ценная технология, чтобы из-за нее ссориться с правительством.

— Это неправильное рассуждение, — заявил Питер. — Все технологии являются неотъемлемой собственностью святой церкви. Скрывать древние знания — преступление. Впрочем, что я говорю… Для вас, сэр Джон, преступать закон — дело привычное, как нормальному человеку высморкаться.

— Это смотря какой закон, — сказал Джон. — Есть закон внешний, также называемый моралью, и есть закон внутренний, также называемый нравственностью. Еще есть писаный закон, но его умные люди всерьез не рассматривают, это для орков и оркоподобных. Так вот…

— Избавьте меня от банальностей, — поморщился Питер. — Вы, возможно, не поверите, но любой достаточно образованный преступник, будучи доставлен на дыбу, начинает рассуждать именно так, как вы сейчас. Дескать, я-то все правильно делал, просто закон неправильный, а я как раз по правильным понятиям жил и действовал.

— Цель оправдывает средства, давай, убивай, насилуй, клевещи, предавай, — процитировал Джон древнего пророка.

— Вот именно, — кивнул Питер. — Но ирония здесь неуместна. Нельзя смеяться над тем, во что веришь.

— Глупое утверждение, — заявил Джон. — Смеяться над тем, во что веришь, можно и нужно. Только так можно сохранить целостность души, не поддаваясь фанатизму.

— Фанатизм тут ни при чем, — заявил Питер. — Следовать установленному порядку вещей — не фанатизм, а единственно достойное поведение. Что вам поведал компьютер Каэссара?

— Ух ты! — воскликнул Джон. — Так этот компьютер самому Каэссару принадлежал… А я-то думал…

Питер поморщился. Была у него версия, что Серый Суслик в той виртуальной реальности ничего существенного на самом деле не узнал, а был просто поражен эмоционально и случился с ним реактивный психоз, как говорили древние психиатры. Правда, эта версия не объясняла, как убогий орчила сумел провернуть то, что сумел, не получив никаких откровений, а полагаясь лишь на собственные силы. Но если признать, что Серый Суслик был не орком-полукровкой, а рыцарем, притом королевского рода… Джон рассмеялся.

— У вас на лице такое отвращение написано, сэр Питер, будто жука-навозника случайно сожрали, — сказал он. — Сразу видно, что вы не разведчик. Закостенел ваш мозг в церковных догмах, трудно ему постигать непознанное. Даже странно как-то, про вас ведь говорят, что вы хороший ученый…

— То, что про меня говорят, вас, сэр Джон, не касается, — заявил Питер. — Вас касается вот что. Вечером я буду докладывать его божественности, и только от меня зависит, упомяну ли я в своем докладе ваше имя, и, если да, то в каком контексте.

— О да, — кивнул Джон. — Путь бытия подобен дороге с развилками, и судьба каждого человекообразного подобна колесу, катящемуся по дороге. Малейший толчок на развилке, и колесо направляется не в один проезд, а в другой, и не всегда можно заранее предугадать, что несет каждый конкретный поворот. Пропасть там ждет путника или взлет, омут или брод…

— Не надо цитировать букварь, — оборвал его Питер. — Я тоже в школе учился, знаю, что там написано. И не надо забивать мой мозг древней философией. Вы лучше вот что уясните. Если я доложу его божественности о том, какую роль сыграл в той экспедиции орк по имени Серый Суслик…

— То неизбежно придется доложить обо всем остальном, — подхватил Джон. — В том числе и о том, о чем вы раньше умалчивали. Боги подсказывают мне, что в официальном отчете вы отразили те события не вполне точно.

— Не смей поминать божье имя всуе! — рявкнул Питер.

— Ути-пути, какие мы грозные, — ухмыльнулся Джон. — Я тебе вот что скажу, сэр Питер. Если его божественность начнет меня серьезно доспрашивать, я отвечу на все вопросы честно и откровенно. Ничего скрывать не стану, все расскажу, во всех подробностях. Начну с того, как ты орчанкам-танцовщицам ржавым ножом кишки выпускал.

— Ты лжешь! — крикнул Питер.

— Не кричи, на нас орки оглядываются, — сказал Джон. — Да, я лгу, не ты кишки выпускал, а Шон. Опровергнуть мою ложь очень просто, надо заглянуть в твой отчет и прочесть там что-то вроде: «Пребывая на ночлеге в стаде пастуха Стентона, рыцарь Шон упоролся до полной потери здравого смысла и устроил кровавую резню, в которой нанес означенному пастуху материалньый ущерб средней тяжести, уничтожив столько-то рабынь общей стоимостью столько-то долларов. А я, дурак, не пресек указанное непотребство, а наблюдал и глупо хихикал, потому что тоже упоролся, в чем каюсь». Однако боги мне подсказывают… ну ладно, ладно, не боги подсказывают… Короче, мне представляется вероятным, что в твоем отчете ничего подобного не написано. И про лошадей, способных войти под полог черного леса, не впадая в панический ужас, там тоже, думаю, не написано.

— А что за история с этими лошадьми? — спросил Питер.

— О, эта история очень занимательна и познавательна, — улыбнулся Джон. — Но тебя, мой милый дьякон, она не касается. Впрочем, так и быть, расскажу, сделаю жест доброй воли. Один орк-полукровка придумал, как научить лошадей не бояться запахов эльфийского чернолесья. Я тогда почти не врал, когда бормотал, дескать, новая инновационная методика, любую лошадь отпедагогить могу. Только в одном врал — что сам могу, сам-то я не знаю, как конкретно надо лошадей дрессировать, знаю только, что ничего умного в этой методике нет. Это не сложнее, чем собаку научить взрывчатку находить. Если, конечно, ты уже знаешь эту методику. А если не знаешь — тогда да, тогда это чудо.

— Если об этом узнают эльфы, это будет не чудо, а катастрофа, — сказал Питер.

— В этом ты прав, — согласился Джон. — Но эльфы об этом не узнают. Я, конечно, гнусный и аморальный старый хрен, но я не настолько безумен, чтобы сдавать такую информацию эльфам. А вот ты, должно быть, безумен, если не написал в отчете о тех двух лошадях. Это же угроза расовой безопасности! Его божественность будет очень недоволен.

— Его божественность будет недоволен тем, как ты напал на меня совместно с эльфами, — заявил Питер. — Это было предательство, а предательство не прощают. Что за дела у тебя с эльфами? Сделай еще один жест доброй воли, поделись информацией.

— Хорошо, поделюсь, — сказал Джон. — Тут все просто, никаких долговременных дел у меня с эльфами нет. Я когда удирал от твоих орков, был в очках, и поэтому заметил эльфийскую засаду издали, через биодетектор углядел. Подъехал к ним поближе, и обратился к их вождю по-человечески. Эльфы — не просто богомерзкие исчадия, они разумные богомерзкие исчадия. Дерьма у них в мозгах даже побольше, чем у тебя, но когда жареный индюк вот-вот клюнет, оно почти не мешает им нормально соображать. Когда они уяснили, что у тебя бластер, и что ты вот-вот спалишь их вместе со всем перелеском, сразу начали вменяемо разговаривать. И тогда мы договорились.

— С эльфами нельзя договариваться, — сказал Питер.

— Договариваться можно с кем угодно, даже с самим Сэйтеном, — сказал Джон. — Надеюсь, ты отразил в отчете ту жаркую перестрелку? Не отразил? Это ничего, это исправимо. Его божественность только рад будет узнать, как обстояли дела на самом деле. И когда он узнает, он задумается: «А что еще этот гадкий лицемер пытался от меня скрыть? Не наврал ли он и в других местах отчета, в тех, которые раньше не вызывали сомнений? Точно ли свихнувшийся орк зарезал сэра Хайрама?» Когда меня подвесят на дыбе и станут спрашивать, я изложу другую версию. «Ничего не знаю», скажу я. «Когда я обратился в бегство, сэр Хайрам был еще жив. Не могу знать, кто его зарезал, ваша божественность». Как думаешь, кому он поверит?

— Какая же ты мразь! — воскликнул Питер и сплюнул.

— Стало быть, разумных возражений у тебя нет, раз на личности переходишь, — сказал Джон. — Сейчас я попробую угадать, что ты дальше будешь говорить. Типа, ходи опасно, у ордена пилигримов руки длинные, правильно?

Питер ничего не ответил, просто посмотрел на Джона с ненавистью. Джон рассмеялся и хлопнул его по плечу.

— Не расстраивайся, парень, — сказал он. — Оперативная работа — это тебе не артефакты классифицировать, это искусство. Первую самостоятельную операцию почти все проваливают, не ты первый, не ты последний. Ты в этом не виноват, ты же не знал, что к тебе такого матерого опера подведут.

— А кстати! — воскликнул Питер. — Зачем ты тогда эльфов на нас навел? Если бы не навел, я бы тебя не попалил. Джон издевательски улыбнулся и сказал:

— А вот над этим ты сам подумай. Думать полезно, от этого кровообращение в мозгу улучшается. Хватит с меня жестов доброй воли, дальше сам выводы делай. Как додумаешься до чего-то определенного — обращайся, обсудим. Считай, что это твое первое задание.

— Ты чего несешь?! — возмутился Питер. — Какое еще задание? Ты так говоришь, будто меня завербовал!

— А ты говоришь, как Томас Недоверчивый с центурионом Обвиусом, — сказал Джон и улыбнулся широкой доброй улыбкой. — Ну, завербовал, ну и что? Не надо делать из этого трагедию, не ты первый, не ты последний. Будем вместе делать добрые дела, строить светлое будущее. Электростанция — дело хорошее, ты с этим спорить не будешь?

— Электростанция — дело хорошее, — согласился Питер. — Но все остальное…

— Все остальное никто не узнает, если ты не проболтаешься, — сказал Джон. — А если проболтаешься, я тоже молчать не буду. Никаких заданий я тебе пока давать не буду, мне сначала надо с Германом перетереть, обсужить, чем конкретно тебя озадачить. Насчет патентных злоупотреблений докладывай Рейнбладу правду, он не дурак, сам все знает, твой визит ему нужен не для чтобы информацию получить, а чтобы залегендировать ранее известное. Знаешь, что такое залегендировать? Питер кивнул.

— Вот и замечательно, — сказал Джон. — Сейчас обсудим способ связи, потом пойдем к Герману, спектакль отыгрывать. Знаешь, где дворец Дюкейна раньше был?

— Да пошел ты! — возмутился Питер. — Я никогда не буду тебе стучать на его божественность!

— Ты будешь работать не на меня, а на светлое будущее Родины, — сказал Джон. — Инновации, нанотехнологии, наследие древних предков, электричество в каждый дом, автомобиль в каждую семью…

— А самолет не в каждую, — автоматически продолжил Питер.

— Вот видишь! — воскликнул Джон. — Сам все понимаешь, а сопротивляешься. Ладно, пойдем к Герману, потом связь обсудим. Ругайся естественно, дескать, вы тут совсем обнаглели и зарвались, я за час насчитал семь нарушений патентного законодательства…

— Я только три насчитал, — сказал Питер. — А их всего семь?

— Я думал, ты внимательнее, — сказал Джон. — Ну, пусть будет три. Короче, ты адски возмущен….

— Не поминай ад всуе, — прервал его Питер.

— Экий ты зануда, — сказал Джон. — Короче, ты возмущен и требуешь, чтобы все исправили, а то иначе ты поставишь перед его божественностью вопрос о… Ну, дальше ты сам должен знать, что говорить, инструктаж-то у тебя был какой-никакой…

— Откуда ты об этом знаешь? — удивился Питер.

— Работа у меня такая — все знать, — улыбнулся Джон. — Да ты не расстраивайся, я тебя потом научу всем нашим премудростям. Отличный разведчик из тебя получится. Если вдуматься, наука и разведка мало чем различаются. В одном случае ты по прериям скачешь, артефакты ищешь, а в другом случае… Наша столица, по сути, те же дикие прерии, бдительность надо сохранять и там, и здесь. Ладно, пойдем Германа ругать, заодно лишний пар выпустишь.

3

В настоящее время на Барнарде существует пять олигархов: Адамс, Пауэр, Тринити, Лу и Макдак. Раньше их было шесть, шестым был Джордж Дюкейн. Дом Дюкейна всегда стоял особняком, у него не было ни огромных заводских комплексов, как у Адамса, Пауэра и Тринити, ни еще более огромных фермерских хозяйств, как у Макдака. Сила Дюкейна была в другом.

Джордж Дюкейн был высок, худощав, светловолос, нетороплив и добродушен. Он говорил тихим мягким голосом, а его глаза смотрели нна мир с любовью. В юности Джордж Дюкейн дружил со Стивеном Тринити, одно время ходили слухи, что они вроде бы состояли в содомической связи, но Тринити все отрицал, а потом обсуждать эти вещи стало опасно, и слух заглох сам собой. Также говорили, что именно Джордж Дюкейн добыл тот древний алхимический трактат, с которого началось возвышение дома Тринити. Но Тринити в этом трактате заинтересовали в первую очередь формулы синтетических удобрений, а Дюкейн увлекся той его частью, которая уже во вторую эпоху считалась эзотерической и крайне опасной.

Стивен Тринити добился приема у сэра Мориса Трисама, который в то время был еще нестарым и вменяемым. Стивен Тринити зарегистрировал инновационную программу, получил бюджетный кредит, и на эти деньги его рабы возвели в Фэритауне первый после бэпэ химический завод. Первый — если не считать тех нанотехнологических артефактов, с помощью которых богопротивные эльфы синтезируют взрывчатку и пластик. Вначале дом Тринити выпускал только удобрения в мешках, затем ассортимент расширился, к нему добавились краски, косметика, средства гигиены, а недавно инженеры Тринити восстановили и коммерциализировали древнюю технологию фотографии. Дом Тринити процветал, единственной неудачей, постигшей Стивена, стало отсутствие спроса на чистящие средства, массовое производство которых он пытался развернуть. Это была явная глупость, если бы Стивен не увлекся новой инновацией очертя голову, а дал бы себе время поразмыслить, он понял бы, что нормальному человеку нет никакого дела до того, сколько времени потратит раб на отчистку той или иной вещи. Но это была единственная серьезная ошибка Стивена, в остальном его дело процветало.

Джордж Дюкейн пошел другим путем. На деньги, добытые Стивеном, он организовал лабораторию и стал проводить эзотерические исследования на стыке алхимии и черной магии. Чем конкретно занимался Дюкейн и какие результаты он получил, в целом так и осталось тайной, но те крупицы сведений, что просочились наружу, вселяли ужас.

Как-то незаметно оказалось, что в списке инновационных корпораций, в просторечии именуемых домами, появился шестой элемент. Недавно образованному дому Дюкейна передавалось даже больше бюджетных средств, чем любому другому дому. На очередном заседании правительства Трисам потребовал объяснений от министра финансов, сэр Алекс Вивер открыл рот, чтобы ответить, и вдруг задергался, выпал из кресла и стал кататься по полу, издавая непотребные звуки и заливая ковер пеной изо рта. Когда министр пришел в себя, сэр Трисам снова спросил у него, как в список великих домов пролез Джордж Дюкейн, и приступ повторился. Тогда Самый Дорогой Господин приказал сэру Виверу отправиться в придворный госпиталь, а министру полиции сэру Роберту Крюгеру — провести тщательное расследование этого прискорбного инцидента. При этом разговоре присутствовал его божественность сэр Герхард Рейнблад, и он заявил:

— Сдается мне, не обошлось тут без козней Сэйтена. Не могу обосновать, но чую.

Сэр Трисам тогда отмахнулся от предчувствия мудрого кардинала, а зря. Потому что на следующий день сэр Крюгер скоропостижно скончался при загадочных обстоятельствах, позволяющих заподозрить отравление. Вскоре после этого дворец Дюкейна сгорел, а сам Джордж Дюкейн пропал без вести — предположительно погиб при пожаре, но идентифицировать его останки не удалось.

В течение следующих тридцати дней по Барнард-Сити прокатилась эпидемия странной болезни, поражавшей главным образом чиновников, занимавших ответственные посты в министерствах и ведомствах, непосредственно связанных с промышленностью, финансами и безопасностью. Признаки болезни были у всех одни и те же: пострадавший испытывал нервное возбуждение, боли во всем теле, как при запущенной наркомании, кашель, насморк, лихорадку и понос. У некоторых больных эти симптомы проходили сами собой, у других возбуждение нарастало, появлялась неукротимая агрессия, как при бешенстве, третьи выглядели нормальными, а потом вдруг совершали нечто необъяснимое, и сразу становилось ясно, что неведомая напасть задела своим крылом и этого несчастного тоже. Так, один столоначальник из министерства финансов вышел в обеденный перерыв в собственную приемную, сообщил посетителям:

— Дух Дюкейна вас найдет!

И стал резать себе горло перочинным ножом. Посетители преодолели первоначальное смущение и набросились на почтенного чиновника, скрутили его, отобрали нож, но было уже поздно, через час он скончался, не приходя в сознание. На его рабочем столе обнаружили лист бумаги со схематичным изображением осьминога и подписью «Ктулху фхтагн».

По Барнард-Сити ходили и другие подобные байки, некоторые были явной выдумкой, другие выглядели вполне правдоподобно. Ни одна из этих историй никогда не комментировалась официально, считалось, что ничего подобного как бы не было, просто несколько десятков чиновников вдруг стали жертвами некоей болезни. Интересно, что все до единого пострадавшие имели какие-то дела с домом Дюкейна. Сэр Огрид Бейлис, сменивший безвременно почившего сэра Роберта Крюгера на посту министра полиции, приказал провести по этому поводу расследование, но оно не пронесло никаких результатов. Ни один из переболевших не мог ничего рассказать о своих делах с домом Дюкейна даже под пыткой — когда допрашиваемому задавался соответствующий вопрос, он начинал биться в судорогах и терял сознание. А если вопрос повторялся несколько раз, допрашиваемый погибал от кровоизлияния в мозг. Нечто подобное описывалось в древних эзотерических трактатах под названием «мозговой блок».

Средства и методы, которые использовал Джордж Дюкейн в своей богопротивной деятельности, так и остались тайной. Его божественность сэр Рейнблад однажды, будучи сильно накурен, намекнул, что Дюкейн якобы обращался к сверхестественным силам, столь мрачным и угрожающим, что сам Сэйтен по сравнению с ними — безобидная овечка. Ходил и другой, еще более фантастический слух, дескать, Дюкейн синтезировал в своей лаборатории запрещенный наркотик, способный подавлять волю и превращать человека в послушную марионетку в руках кукловода, которым был Джордж Дюкейн. Некоторые говорили, что Дюкейн овладел древней черной магией, с помощью которой превращал чиновников в зомбей, подобно тому, как это делали жрецы культа вуду с мифическими неграми — дикими лесными людьми, чья кожа якобы покоричневела от богопротивной магии. Еще была версия, что большинство преступлений Дюкейна совершил не Дюкейн, а его ближайший помощник, некий Фоксхантер, а сам Дюкейн проводил все время в лаборатории, не интересуясь практическим применением древнего зла, которое он выпустил на свободу. Еще про Фоксхантера говорили, что он стал первой жертвой Дюкейна и творил свои злодеяния не по собственной воле, а под действием черной магии. Впрочем, живьем Фоксхантера никто не видел, и вообще, до разгрома дома Дюкейна это имя (или, скорее, прозвище) нигде не всплывало.

Только два человека во всем Барнарде знали правду о Фоксхантере. Сэр Захария Харрисон твердо знал, что никакого Фоксхантера никогда не существовало. Сэр Герман Пайк твердо знал, что Фоксхантер избежал расправы, потому что в момент разгрома дома Дюкейна находился в Оркланде, внедрялся под видом орка в свиту дьякона Питера Пейна, отправившегося искать в диких прериях древние микроядерные бомбы. Это задание Фоксхантер провалил, но остался жив и через некоторое время прибился к службе безопасности дома Адамса. Очень большая удача, что Фоксхантер оказался не злокозненным адским исчадием, а вполне приличным человеком. Жаль, что мозговой блок не дает ему детально рассказать о своем прошлом, но, с другой стороны это, может быть, даже хорошо — незачем извлекать древнее зло из небытия еще раз. Не всегда цель оправдывает средства, бывают такие средства, которые никакая цель не оправдывает.

Если бы сэр Пайк и сэр Харрисон откровенно обсудили между собой, что каждый из них думает о Фоксхантере, им открылось бы много нового и интересного. Но оба они предпочитали хранить знания в тайне, их противоположные точки зрения не столкнулись и не породили новое знание из тезиса и антитезиса собственной аннигиляции.

Сэр Джон Росс не знал о Фоксхантере Неуловимом почти ничего. Вроде был такой полумифический персонаж, возглавлял разведку некоего Дюкейна, который однажды не поделился откатами с кем надо, за что и поплатился. Мерзкий тип был этот Дюкейн — даже своему главному разведчику не доверял в полной мере, мозговой блок наложил. А если даже и не наложил на самом деле, все равно мерзкий тип, потому что Герман поверил в эту легенду сразу и безоговорочно, а это характеризует главу разгромленного дома не с лучшей стороны. Больше про Фоксхантера Джон Росс ничего не знал, и знать не хотел. Того, что он знал, было ему вполне достаточно.

4

Его божественность сэр Герхард Рейнблад любил принимать посетителей не в кабинете, а в саду. Намного приятнее проводить переговоры, когда ты не сидишь в душной комнате, а прогуливаешься по посыпанным гравием дорожкам мимо затейливо выстриженных деревьев и кустов, благоухающих цветочных клумб и радующих глаз статуй. А в траве так и шныряют мохнатые двузубцы — представители единственного аборигенного вида животных, получившего благословение человеческих богов. Сверчки стрекочут, двузубцы чпокают, птички щебечут, ручейки журчат… Вся эта благодать приводит собеседника в добродушно-расслабленное настроение, а сам Рейнблад давно к ней привык, не действует она на него, никакие птички и бабочки неспособны поколебать его душевное равновесие. Иногда, конечно, приходится принимать гостя в кабинете, например, когда надо к компьютеру обращаться по ходу беседы, но так бывает редко. Вот и сегодня не тот случай.

Сейчас кардинал-первосвященник Всея Человеческой Общины на Барнарде любовался цветущей раффлезией. Невозможно поверить, что на Земле Изначальной этот прекрасный цветок опылялся мухами и его лепестки мимикрировали под куски протухшего мяса. Но Служба Санитарного Контроля не допустила земных мух на благословенные земли Барнарда, и несколько экземпляров этой гигантской орхидеи, завезенных первопоселенцами в качестве дурной шутки, приспособились к опылению аборигенными микрострекозками, и направили свою эволюцию от мерзкого к прекрасному в полном соответствии с доктриной святого Дарвина. Зловонные выделения земной раффлезии превратились в благоуханный нектар, подобно тому, как заблудшая душа, будучи помещена в условия, благоприятствующие духовному развитию…

— Вы совсем не слушаете меня, ваша божественность, — неожиданно заявил Адамс.

Кардинал Рейнблад приподнял брови в деланном удивлении и медленно повернул голову. Его взгляд как бы говорил: «Я только что слышал, что это ничтожное существо сделало мне замечание. Уж не ослышался ли я?»

Олигарх выдержал взгляд кардинала, почти не изменившись в лице, только стал слегка подергивать челюстью, будто что-то жует. Рейнблад давно приметил, что этот тик часто проявляется у Адамса, когда тот нервничает.

— Ты не говоришь ничего существенного, вот я и не слушаю, — спокойно произнес Рейнблад. — Если хочешь привлечь мое внимание, скажи что-нибудь интересное. Например, огласи выводы, следующие из того унылого дерьма, что ты бормочешь битых полчаса. Адамс вздохнул и сказал:

— Боюсь, вам не понравятся эти выводы, ваша божественность.

— Позволь мне самому судить, что мне понравится, а что нет, — сказал Рейнблад. Адамс нервно сглотнул.

— Как вам будет угодно, — произнес он после долгой паузы. — Из всего, сказанного мною ранее, следует очевидный вывод. Ваша божественность по непонятным мне причинам препятствует движению нашей Родины к светлому будущему. Все те нелепые случайности, что я перечислил, нельзя объяснить иначе. Ну, разве что если предположить, что ваша божественность утрачивает контроль над…

— Моя божественность никогда не утрачивает контроль, — оборвал его Рейнблад. — Никогда и ни над чем, кроме того, что контролировать нецелесообразно. И я не понимаю, почему ваши с Тринити дела должны стать исключением из этого правила. Может, ты мне объяснишь? Адамс ничего не ответил. Рейнблад подождал минуту, затем сказал:

— Вот видишь, не можешь объяснить. И это неудивительно. Твою позицию нельзя объяснить разумно. Сейчас со мной говорил не твой разум, а только лишь гордыня и жадность. Ты говоришь, будто печешься о будущем Родины. Но ты лжешь, на самом деле ты печешься только о том, как ты будешь двигать Родину к светлому будущему. Это гордыня. А еще ты мечтаешь получить большой куш на движении к будущему. Это жадность.

— Что вы хотите? — спросил Адамс. Рейнблад улыбнулся и сказал:

— Ты неправильно спросил, надо спрашивать так: «Что угодно вашей божественности?» Моей божественности угодно, чтобы ты отринул гордыню и жадность, и чтобы твои поступки стали соответствовать твоим словам. Ты действительно стремишься к процветанию человеческой расы? Адамс кивнул.

— Тогда почему бы тебе не пожертвовать святой церкви контрольный пакет строящейся электростанции? — спросил Рейнблад.

Адамс скривился, будто случайно съел дольку лимона вместо дольки апельсина.

— Я так и знал, что все дело в деньгах, — сказал олигарх.

— Еще бы тебе не знать, — улыбнулся Рейнблад. — Деньги по сути своей есть универсальный символ полезности экономических сущностей, подчиняющихся законам сохранения, а также управляющих ими субъектов. А разве есть на Барнарде экономический субъект, более полезный обществу, чем святая церковь, которую я имею честь возглавлять? Не трудись отвечать, это был риторический вопрос, ответ на него подразумевается. И из этого ответа следует, что дело, затеянное Тринити и тобою, не вполне справедливо. Тринити уже признал свои ошибки, теперь твоя очередь.

Адамс вздрогнул, будто мифический человек-невидимка внезапно огрел его по затылку невидимой дубиной.

— Тринити уже подарил вам контрольный пакет? — спросил он.

— Слово «подарил» здесь неуместно, — мягко поправил его Рейнблад. — Правильно говорить «пожертвовал». И не мне, а святой церкви, которую я имею честь возглавлять. Такой поступок богоугоден. Последуй примеру своего компаньона, и сразу увидишь, что высшие силы перестанут насылать на твое дело неприятности.

— Стивен не говорил мне ни о каких неприятностях на его объектах, — сказал Адамс.

— А ты ему о своих говорил? — спросил Рейнблад и рассмеялся. И продолжил, не дожидаясь ответа: — Вы двое не доверяете даже друг другу, какое тут может быть светлое будущее? Перегрызетесь вы, как Каэссар с Крассом, только ни один из вас не будет стоять на стороне добра, оба станете тянуть на себя одеяло социальной справедливости, и порвете его, в конце концов, в мелкие лоскутки. Любому великому делу нужна руководящая и направляющая сила, единый координационный центр, четкая вертикаль власти. Подумай над этим, Адамс. Как что придумаешь — обращайся, буду рад тебя выслушать. Всё, чадо мое, благословляю тебя, иди с миром.

Адамс удалился, предварительно совершив все предписанные традицией почтительные поклоны. Рейнблад проводил его взглядом и вернулся к созерцанию раффлезии. Он был счастлив.

Но ему не довелось долго предаваться блаженному созерцанию. Не прошло и пяти минут, как на дорожке нарисовался орк-полубосс по имени Паучья Кисточка. Он неподвижно застыл, почтительно ожидая, когда высокорожденный хозяин обратит на него высочайшее внимание. Ждать ему пришлось недолго.

— Иди сюда, — приказал кардинал. — Что у тебя?

— Пейн вернулся, — доложил орк. — Говорит, принес важные сведения.

— Веди его сюда, — сказал Рейнблад.

Через несколько минут молодой дьякон стоял перед кардиналом. Рейнбладу хватило одного взгляда, чтобы понять, что посланец принес совсем не те вести, на которые каррдинал рассчитывал. Ишь как расстроен, аж дрожит весь…

— Докладывай, — приказал Рейнблад. Питер Пейн неожиданно опустился на колени.

— Нижайше прошу принять чистосердечное покаяние, ваша божественность, — заявил он. — Я лгал вашей божественности. Когда я писал отчет об экспедиции к загородному дворцу Каэссара, я утаил много существенных подробностей. Тогда я полагал, что они несущественны, но…

— Встань, — сказал Рейнблад. — А то простудишься, заболеешь и помрешь прежде, чем завершишь доклад. Что за подробности ты утаил?

— Я солгал, что никому не удалось подключиться к компьютеру Каэссара через терминал виртуальной реальности, — сказал Пейн. — Экспедицию сопровождал орк-проводник по кличке Серый Суслик, он был старшим разведчиком в стаде Стентона. Когда ни мне, ни Хайраму не удалось подключиться к терминалу, я решил попробовать провести эксперимент с этим орком. Я заставил его принять две дозы опиума, и после этого подключи к компьютеру. Я рассчитывал, что когда сознание оглушено наркотиком, психическая блокировка не сможет подействовать, а когда опьянение отступит, возможно, истечет тайм-аут блокировки… Я понимаю, это глупо звучит, но когда вообще ничего не получается…

— Это звучит не глупо, — прервал его Рейнблад. — Очень даже неглупо. Однако продолжай. Что произошло дальше с этим Серым Сусликом?

— Нечто непредвиденное и непонятное, — ответил Пейн. — Какой-то контакт орка с компьютером явно имел место, орк наблюдал странные галлюцинации, несомненно, навеянные компьютером. Судя по всему, психика орка не выдержала этого взаимодействия, он сошел с ума, повел себя агрессивно и погиб при очень странных обстоятельствах. То есть, это тогда я думал, что он погиб.

— Ты встретил его на стройке? — догадался Рейнблад. — Думаешь, он был подослан Пайком?

— Я не знаю, что думать, — сказал Пейн. — Дело в том, что это не орк. Сейчас его зовут Джоном Россом, он называет себя рыцарем. У него есть человеческая татуировка на груди, индюк красного цвета.

— Ого! — воскликнул Рейнблад. — Древний королевский род. Я и не знал, что сохранились живые представители. Может, подделка?

— Может, и подделка, — сказал Пейн. — Но он похож на Джулиуса Каэссара как две капли воды, такой же тщедушный, кривоногий и плешивый. Вы видели фотографии, которые я привез?

— Видел, — кивнул Рейнблад. — Интересно, очень интересно. Погоди! А куда у него делись орочьи отметины с морды?

— Он говорит, что это была водостойкая краска, — сказал Пейн. — Может, и не врет. Там, в Оркланде, я не проверял его тело на предмет других татуировок.

— Так он сам признает, что был тем орком? — изумился Рейнблад.

— Признает, — подтвердил Пейн. — Когда мы впервые встретились, он не смог скрыть своего потрясения. А когда я стал его расспрашивать, он все признал и даже объяснил, как именно меня дурачил. А потом… Понимаете, ваша божественность, в ходе экспедиции я допустил несколько грубых ошибок… очень грубых…

— Он тебя шантажировал? — спросил Рейнблад. — Погоди… Он тебя завербовал?!

Пейн опустил глаза и покраснел, как ребенок, застигнутый в кладовке за пожиранием варенья. Рейнблад расхохотался и хлопнул дьякона по плечу.

— Добро пожаловать в разведку! — провозгласил кардинал. — Поздравляю с потерей невинности. Какое первое задание он тебе поручил?

— Никакого, — ответил Пейн. — Он сказал, что ему надо сначала посоветоваться с Пайком.

— Ну да, при спонтанной вербовке так обычно и бывает, — кивнул Рейнблад. Пейн вздохнул и сказал:

— Я полностью признаю свою вину, ваша божественность. Я готов принять любое наказание. Мне очень стыдно, что я принял его предложение. Это была минута слабости, понимаете, ваша божественность…

— Все понимаю, не продолжай, — оборвал его Рейнблад. — Молодец, что сразу во всем сознался. Пойдем-ка в кабинет, пробьем этого твоего Росса по компьютеру.

— Что сделаем? — не понял Пейн.

— Не бери в голову, — отмахнулся Рейнблад. — Это наш особый жреческий жаргон, священная феня, так сказать. Пошли.

Через пять минут Рейнблад сидел за письменным столом в роскошном кресле, похожем на трон, и что-то делал с терминалом компьютера. Питер Пейн скромно притулился на краешке стула для посетителей и терпеливо ждал, пока его божественность закончит получать информацию. Это был долгий процесс, то и дело прерываемый высказываниями наподобие: «Ого!», «Как хорошо все сходится!», «Вот демонище-то!», «А вот тут-то мы ему анус паникадилом и заткнем», и тому подобными. Лицо кардинала при этом становилось все более озабоченным.

Спустя четверть часа его божественность откинулся на спинку кресла, закинул руки за голову и стал думать. Думал он минут пять, после чего открыл глаза и сказал:

— Мы с тобой, сэр Питер, сделаем вот что.

5

На территорию бывшего дворца Дюкейна Питер Пейн входил с опаской. Умом он понимал, что ничего страшного здесь, скорее всего, не осталось, но сердце колотилось сильнее, чем обычно, и при каждом сокращении как бы говорило: «Проклятое место! Проклятое место!»

Факел обнаружился в той самой нише, о которой говорил Росс, но Питер не стал им пользоваться. Коридор не слишком темный, очки ночного видения вполне справляются. Где-то здесь надо повернуть налево… Да, вот он, поворот. А это еще что такое?

Биодетектор, совмещенный с детектором вооружения, услужливо подсказал, что основной коридор заминирован. Если бы Питер не взял с собой очки, а шел при свете факела, и если бы он не заметил это узкое боковое ответвление… Брр…

В боковом тоннеле мин не было, а в конце его был виден дневной свет. Питер прошел по тоннелю, вышел на свет и оказался во внутреннем дворе бывшего дворца проклятого олигарха. В центре двора громоздились развалины фонтана (или бассейна?), на сохранившемся участке бортика сидел Джон Росс в таких же очках, как у Питера. Несмотря на дневную жару, он был в плаще, правая рука скрывалась под ним, и, как подсказал детектор вооружения, держала заряженный бластер, снятый с предохранителя. Впрочем, разглядев Питера, Росс немедленно поставил оружие на предохранитель и вытащил руку из-под плаща. Внезапно Питер понял, что за очки надеты сейчас на глаза Джона Росса.

— Это же очки Хайрама! — воскликнул Питер.

— Экий ты наблюдательный, — сказал Джон. — Но в целом разведчик из тебя как из дерьма пулька для бластера. На первую же встречу хвост привел, позорник!

— Чего? — не понял Питер. — Кого я привел?

— Хвост, — повторил Джон. — Наружное наблюдение. Три человека и пять орков, по-моему, из личной гвардии Рейнблада, хотя точно не уверен. Тебя так быстро раскололи?

Вместо ответа Питер сунул руку за пазуху и вытащил сложенный пополам лист бумаги. Это была особая бумага, так называемая гербовая, с водяными знаками, микрорисунком и прочими особенностями, затрудняющими подделку, дом Лу начал ее продавать около пятисот дней назад. Джон развернул документ и стал читать вслух:

— Сим удостоверяю, что все действия и бездействия, совершённые или несовершённые дьяконом Питером Пейном, совершены им или, соответственно, не совершены с моего ведома и благословения, и направлены на благо Святой Церкви и Великой Родины. Удостоверяю, что вышепоименованное существо обладает полным и ничем не ограниченным иммунитетом к любым преследованиям, законным или беззаконным, и не подлежит никакому суду, исключая Божий Суд, а также Святейший Суд Моей Божественности. Прикольно тут написано: «Существо». Неужели орки тоже бывают с ничем не ограниченным иммунитетом? Наверное, бывают. А Рейнблад — осторожный старый хрыч, не стал на предъявителя бумагу выписывать, читал, небось, древнюю сагу про трех рыцарей.

— Давай сюда бумагу, — потребовал Питер и требовательно протянул руку.

— Держи, — сказал Джон и отдал документ. — Стало быть, расколол тебя его божественность. Теперь ты меня вербовать будешь?

Питер досадливо крякнул. Он так тщательно готовился к этому разговору, шаг за шагом выстраивал аргументацию, заранее заготовил контраргументы на все возможные возражения… Джон улыбнулся и сказал:

— Ну, давай поиграем в вербовку, не буду лишать тебя удовольствия. Надеюсь, ты понимаешь, что от гнева Рейнблада эта филькина грамота тебя не защитит?

— Его божественность меня простил! — заявил Питер.

— Ну-ну, — сказал Джон. — Быстро же ты успел доложить ему о своих прегрешениях. Будь я кардиналом, я бы не стал выслушивать подробности, а приказал бы тебе составить подробный письменный отчет. За ночь ты его составить не мог, ты к моей вербовке готовился, учебники читал, все такое… Да если бы даже составил, Рейнблад его точно еще не прочел. Да даже если прочел, индульгенцию он тебе выписал раньше, не зная всех твоих подвигов. Так что не раскатывай губу, Питер, твоя судьба еще не решена. В ближайшие дни он тебя трогать не будет, но когда текущий кризис разрешится тем или иным образом… Я бы на твоем месте уже начал бы сухари сушить.

— Какие сухари? — не понял Питер. — Зачем их сушить?

— Чтобы с голоду не помереть, — объяснил Джон. — Хлебные сухари — самая подходящая пища для одинокого беглеца.

— Я не собираюсь никуда убегать! — воскликнул Питер, и голос его дрожал от возмущения. — Я вручил свою судьбу его божественности, и я не собираюсь нарушать данное ему слово!

— Дело твое, — пожал плечами Джон. — Мое дело предложить. Ну, давай, продолжай.

— Чего продолжать? — не понял Питер.

— Вербовочную беседу, — объяснил Джон. — Давай пропустим первую фазу для экономии времени. Просто скажи, что собираешься со мной делать: угрожать, подкупать или уговаривать? Питер нахмурился и сказал:

— Ты зря так ерничаешь. Я с тобой хотел по-хорошему договориться, предупредить о возможных последствиях, но, видать, не получится. Ну что ж, опустим первую фазу. Скажи мне, Фоксхантер, что ты знаешь о большом складе древнего оружия в Оркланде? На лице Фоксхантера отразилось изумление.

— Склад, — повторил он. — Большой склад. Действительно, почему бы не быть в Оркланде большому складу древнего оружия… Что-то вполне могло сохраниться…

В следующую секунду взгляд Фоксхантера затуманился, он задрожал, захрипел, забился в судорогах, сполз с бортика фонтана (или бассейна?) на землю, еще немного подергался и затих. Очки свалились, Питер подобрал их и сунул себе в карман. Затем, после некоторого колебания, засунул руку под плащ Фоксхантера, вытащил бластер и тоже сунул себе в карман. Уселся на бортик и стал ждать.

Ждать пришлось недолго, примерно минуты две. Фоксхантер застонал, открыл глаза и обвел окрестности недоумевающим взглядом. Наткнулся взглядом на Питера, хмыкнул. Вытер слюну, обильно натекшую из раскрытого рта, встал, отряхнулся и сказал:

— Бластер верни.

— Обойдешься, — сказал Питер. — Повторить упражнение или сам все уже понял?

— Понял, — вздохнул Фоксхантер. — Где я прокололся?

— Везде, — ответил Питер.

Фоксхантер пожал плечами и сел рядом с дьяконом, тот непроизвольно отодвинулся.

— Зачем ты меня завербовал? — спросил Фоксхантер. — Я не смогу рассказать тебе ничего важного про Дюкейна, чисто физически не смогу, мозговой блок — не шутка.

— Про Дюкейна можешь не рассказывать, — разрешил Питер. — Дюкейн — дело прошлое. Можешь вообще ничего не рассказывать, ты мне не для того нужен.

— А для чего тогда? — заинтересовался Фоксхантер.

— Придет время — узнаешь, — заявил Питер. — Сейчас мы с тобой обговорим способ связи, потом напишешь расписку о сотрудничестве…

— Фу, как пошло, — сказал Фоксхантер. — Разведчик, требующий от агента расписку, как бы сообщает ему: «Я лох и ничего в разведке не понимаю».

— При каких обстоятельствах ты познакомился с Джорджем Дюкейном? — спросил Питер.

Второй припадок продолжался намного дольше, чем первый, минут десять примерно. И когда Фоксхантер поднялся на ноги и стал отряхиваться, его руки заметно дрожали.

— Будешь упираться — мозговой блок тебя убьет, — сказал Питер. — Из всех сообщников Дюкейна больше десяти вопросов никто не выдержал.

— Давай бумагу, — потребовал Фоксхантер. — Напишу тебе твою долбаную расписку. Питер улыбнулся и сказал:

— Попроси как положено. Например, так: «Смиренно прошу ваше преосвященство любезно предоставить недостойной оркоподобной твари, забывшей лицо своего отца…» Ну, ты понял принцип.

— Может, мне перед тобой на колени встать? — поинтересовался Фоксхантер.

— На первый раз обойдемся, — сказал Питер. Фоксхантер вздохнул и начал говорить:

— Смиренно прошу ваше преосвященство…

6

— Привет, Рокки! — сказал Герман, входя в кабинет начальника. — Как там его божественность поживает? Я так понимаю, есть важные новости, раз ты меня вызвал?

Рокки поднял голову, Герман встретил его мрачный взгляд и тоже помрачнел.

— Все плохо? — спросил Герман.

— Хуже некуда, — ответил Рокки и вздохнул. — Рейнблад требует контрольный пакет электростанции.

— А в анальное отверстие ему дудку не вставить? — поинтересовался Герман. Рокки вздохнул еще раз.

— Он утверждает, что Тринити согласился на аналогичные условия, — сказал олигарх.

— Вот пидор, — сказал Герман. Рокки мрачно кивнул.

— Я поговорю с Заком, — сказал Герман. — Возможно, это просто блеф.

— Ты не сможешь ничего достоверно выяснить, — в третий раз вздохнул Рокки. — Зак в любом случае подтвердит, что это блеф.

— Дилемма заключенного в чистом виде, — сказал Герман.

— Она самая, — кивнул Рокки. — Вопрос только в том, можно ли считать ее многоходовой.

— Думаю, можно, — сказал Герман. — Даже если Тринити нас действительно предал, у нас все равно есть шансы выкрутиться.

— Да ну? — удивился Рокки. Герман немного поколебался и принял решение.

— На нас работает Фоксхантер, — сказал он.

Рокки поперхнулся и закашлялся. Герман вскочил, перегнулся через стол, попытался похлопать шефа по спине, но случайно отвесил подзатыльник. От неожиданности Рокки перестал кашлять.

— Извини, — смущенно пробормотал Герман. — Я по спине хотел.

— Убьешь ты меня когда-нибудь, — сказал Рокки. — Ну, давай, рассказывай про своего Фоксхантера.

— Сейчас он называет себя Джоном Россом, — сказал Герман. — Я встретил его в Оркланде, перед тем, как угодил под эльфийское нашествие. Он организовал ликвидацию Вильямса, завербовал Зака Харрисона и добыл самую первую информацию о нефти в Ноддинг Донки. Профессионал высочайшего класса.

— Почему раньше не доложил? — спросил Рокки. Герман замялся и ничего не ответил.

— Понятно, — вздохнул Рокки. — Почуял конкурента, потому и молчал. Спасибо, что сейчас не промолчал.

— Ну, я же не совсем… того… — смущенно пробормотал Герман. — Я же понимаю, когда можно, а когда… это…

— Хорошо, что понимаешь, — серьезно сказал Рокки. — А почему ты решил, что он Фоксхантер?

— У него мозговой блок, — сказал Герман. — Он ничего не рассказывает о своем прошлом, а если спросить — начинается судорожный припадок.

— Уверен, что не симулирует? — спросил Рокки.

— Думаю, не симулирует, — ответил Герман. — Тут дело не только в припадках, тут все в совокупности в единую картину складывается. У него столько агентуры… Все разведчики такого класса наперечет, если бы новый появился — я бы давно уже о нем знал. Да и не появляются такие специалисты в одночасье.

— Ладно, — резюмировал Рокки. — Допустим, у нас есть козырь в рукаве по имени Фоксхантер. Что это нам дает?

— Во-первых, агентура, — сказал Герман. — У него есть доступ к церковному компьютеру, к так называемому мейнфрейму. Во-вторых, он отличный ассасин. Если потребуются совсем радикальные меры…

— Суров ты, как я погляжу, — сказал Рокки. — Давай пока горячку пороть не будем. Мне тут одна мысль в голову пришла… Если Тринити реально лег под Рейнблада, это можно проверить по косвенным данным. Есть у меня один человечек в правительстве… Короче, бери своего Джона Росса, садитесь с ним за стол и придумывайте план. Только конопли много не курите.

— Стало быть, принципиальное решение можно считать принятым? — спросил Герман.

— Можно, — кивнул Рокки. — Нас, олигархов, называют кровопийцами народа, но чиновники и церковники — куда большие кровопийцы, по-моему. Мы, по крайней мере, полезные товары производим. В прошлом бывали времена, когда власть принадлежала капиталистам, и это, я полагаю, было справедливо.

— Ты не перед журналистами выступаешь, — заметил Герман. Рокки рассмеялся.

— Да ну тебя, вечно ты все опошляешь, — сказал он. — Итак, решение принято, Рубикон перейден, будем бороться за права честного бизнеса до последней капли крови. Лучше, конечно, обойтись без крови, но это уж как получится.

— И да будет так воистину! — воскликнул Герман.

— И да помогут нам боги, — добавил Рокки.

Герман вышел из кабинета. Рокки посмотрел ему вслед и подумал: «Надо бы при случае познакомиться с этим Джоном Россом. Если он действительно так хорош, как Герман его расписывает, то не Герман должен им командовать, а он Германом. А мозговой блок вроде снять можно, помнится, Вилли Пост говорил, что когда пилигримы обрабатывали последних прислужников Дюкейна, вроде, сумели подобрать какой-то препарат… или не сумели… Нет, торопиться не будем. Если вдруг всплывет, что Рокки Адамсу сам Фоксхантер прислуживает, это такой скандал будет…»

Рокки Адамс раскурил косяк и откинулся на спинку кресла. Сейчас надо расслабиться, успокоить нервы, а потом все тщательно обдумать. Но сначала расслабиться и успокоить нервы.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ИНДЮК РАСПРАВЛЯЕТ КРЫЛЬЯ

1

Герхард Рейнблад любовался цветущей раффлезией. Рядом с ним стоял Стивен Тринити и монотонно бубнил, дескать, чиновники ставят препоны, поставщики срывают сроки, светлое будущее откладывается на неопределенный срок, судьба великой стройки под угрозой…

— Вы совсем не слушаете меня, ваша божественность, — внезапно произнес Тринити.

Рейнблад улыбнулся. Адамс вчера точно так же говорил, слово в слово. У древних было особое слово для того чувства, которое он сейчас испытывал — дежавю. Философы любят говорить, что жизнь подобна стратегической игре, в которую играют боги на компьютере реальности. Это, конечно, метафора, но в каждой метафоре есть доля истины. Люди подобны внутренним порождениям виртуальной реальности — в сходных обстоятельствах разные субъекты ведут себя сходным образом. История повторяется сплошь и рядом, и в больших делах, и в мелочах.

— Ты не говоришь ничего существенного, вот я и не слушаю, — спокойно произнес Рейнблад. — Если хочешь привлечь мое внимание, скажи что-нибудь интересное. Например, расскажи про половые гормоны. Мне донесли, твои ученые сделали интересное открытие в этой области. Тринити покраснел, затем побледнел.

— Позвольте осведомиться, зачем вы спрашиваете, ваша божественность, — растерянно пробормотал он. Улыбка на лице Рейнблада стала шире.

— Ну как же! — воскликнул он. — Древнюю технологию восстановили, а в патентный репозиторий информацию не предоставили. Ты, наверное, не в курсе, какие интересные штуки можно делать с помощью этой технологии. Берем, скажем, орка-самца, и начинаем вкалывать ему самочьи гормоны два раза в день. Дней через двадцать такие странные вещи начинают происходить, такие затейливые…

— Я не знал, что вы интересуетесь подобными вещами, — сказал Тринити.

— А я и не интересуюсь, — сказал Рейнблад. — Я к педерастам ни с какой стороны не отношусь, я к ним нейтрален и толерантен. Единственное, что меня в этом деле поражает — твоя фантазия, Стивен. Не желаешь книгу написать о своих опытах? Можно назвать ее, например, «Древние технологии на службе прогресса». Хотя нет, такой лучше подзаголовок сделать, а основное название должно быть более интригующим. Например, «Свет в конце дыры». Я, пожалуй, поговорю с Фредди Лу, он ее большим тиражом издаст, с хорошей обложкой, рекламу проведет как положено, по полной программе… Отличная книга получится, популярностью будет пользоваться. Прославишься на весь мир…

— Что вам от меня нужно? — спросил Тринити. Было заметно, что он начал нервничать.

— Лично мне от тебя ничего не нужно, — ответил Рейнблад. — А вот святая церковь, которую я имею честь возглавлять, желает получить контрольный пакет нефтеперерабатывающего завода, который ты полагаешь своей собственностью.

— Вы так говорите, будто я полагаю это ошибочно, — хмыкнул Тринити.

— Почему как будто? — деланно удивился Рейнблад. — Планетарные недра являются всеобщим достоянием. В свое время ты приобрел в собственность некоторую территорию, предоставляющую физический доступ к природным богатствам Родины. Но это не дает тебе морального права пользоваться ими.

— Почему? — удивился Тринити.

— Потому что есть закон писаный, и есть закон божий, — объяснил Рейнблад. — За соблюдением писаного закона следит правительство во главе с Самым Дорогим Господином. А за соблюдением божьего закона высшие силы уполномочили следить меня. Вот я и слежу. Ты приобрел землю для строительства плотины, а собираешься строить буровые вышки и нефтеперерабатывающий завод.

— Все оформлено по закону, — заявил Тринити. — Если внимательно прочесть соглашение…

— Соглашение пусть юристы читают, — перебил его Рейнблад. — Будь я юристом, тоже почитал бы. Но я не юрист, я жрец. Поэтому я не читаю документы, а обращаюсь к богам с молитвой. Чтобы боги рассудили по справедливости.

— Что вы предлагаете? — спросил Тринити.

— Экий ты непонятливый, — улыбнулся Рейнблад. — Пожертвуй святой церкви контрольный пакет завода. Боги подсказали мне, что это будет справедливо. Буровые установки можешь оставить в своей собственности. Тринити молчал и думал. Рейнблад подождал немного и добавил:

— Если не хочешь сам книгу писать, я Мамута попрошу. Или Харрисона твоего, его боги тоже писательским талантом не обделили. Такие доносы пишет…

— Вы как бы намекаете, что Харрисон меня предал? — спросил Тринити.

— Пока нет, — ответил Рейнблад. — Но когда будет надо — предаст обязательно. Он сильно потрясен этими твоими… трансвеститами, так ты их, вроде, назвал? Дескать, я всегда знал, что работаю на педрилу, но что на такого педрилу — не знал. Очень сильно переживает. Да, кстати, Стивен, давно хотел спросить, ты с Адамсом в свое время из-за этого дела поругался? Говорят, у вас связь была…

— Говорят, что мокриц доят! — рявкнул Тринити и тут же сам смутился своей выходки.

Рейнблад отвернулся, пряча улыбку. Наконец-то проняло мужика. Еще немного поупирается для порядка, и согласится на все условия. Впрочем, какой он мужик…

— У меня есть дополнительное условие, — заявил Тринити. — Даже два. Во-первых, я должен сохранить контроль над проектом. Пусть объекты будут церковной собственностью, но управлять ими буду я.

— Разумно, — кивнул Рейнблад. — Да будет так.

— И второе, — продолжил Тринити. — Дом Адамса должен быть уничтожен. Электростанция и алюминиевый завод должны быть переданы под мое управление.

— Что еще за алюминиевый завод? — удивился Рейнблад.

— Вам должны были уже прислать проект третьей очереди строительства, — сказал Тринити.

— Возможно, уже прислали, — сказал Рейнблад. — Я сегодня входящие еще не просматривал. Ладно, посмотрю потом… Твое условие приемлемо, Стивен, пусть будет так. Только мне потребуется помощь Харрисона. Отдай ему официальный приказ, а завтра я пришлю к нему человека с инструкциями. Это было последнее условие? Тринити кивнул.

— Ну, значит, договорились, — резюмировал Рейнблад. — Целуй руку и проваливай.

Тринити поцеловал кардинальскую руку и провалил. Рейнблад проводил его взглядом, повернулся к раффлезии и улыбнулся.

— Вот дурак-то, — тихо произнес кардинал. — И чего, спрашивается, застеснялся? Великий человек на то и великий, чтобы иметь странности. Ну, посмеются люди… Лучше бы трансвеститов пялить стеснялся, раз такой стеснительный.

Краем глаза Рейнблад уловил какое-то движение. Обернулся и увидел, что по дорожке сада шествует Питер Пейн. На этот раз охрана пропустила его без проволочек.

— Приветствую вашу божественность, — сказал Питер и низко поклонился.

— Здравствуй, лжец и преступник, — поприветствовал его Рейнблад. — Докладывай.

При первых словах кардинала Пейн заметно вздрогнул. Но докладывать стал четко и уверенно, молодец, хорошо держится.

— Я встретился с Джоном Россом, — доложил Пейн. — Это действительно Фоксхантер, никаких сомнений, тест прошел точно так, как вы говорили. При первом воздействии на мозговой блок пытался упираться, продержался двадцать секунд, затем начался припадок. В бессознательном состоянии находился две минуты. При втором тесте припадок начался немедленно после осознания вопроса, длился десять минут. После тестов самочувствие заметно ухудшилось, появились признаки нервного расстройства. Похоже, припадки причиняют Фоксхантеру сильные мучения.

— Почему ты так решил? — спросил Рейнблад. Пейн улыбнулся и ответил:

— Я под конец приказал ему встать на колени и смиренно попросить у меня разрешения написать расписку о сотрудничестве. Рейнблад рассмеялся.

— Ну ты даешь! — воскликнул он. — И как, попросил?

— Попросил, — кивнул Пейн. — И расписку написал, она у меня с собой, могу показать.

— Не надо, верю, — махнул рукой Рейнблад. — Прибери куда-нибудь, потом к делу подошьешь. Впрочем, почему потом? Дело уже сейчас заводить можно. Возьми в секретариате папку посолиднее, и начинай потихоньку заполнять. Характеристика объекта вербовки, расписка о сотрудничестве, система связи… Ах да, тебя же не обучали… Ну, напиши пока как получится, потом переделаешь как надо.

— Разрешите выполнять? — спросил Пейн.

— Погоди, — остановил его Рейнблад. — Бумажками будешь заниматься по ходу дела, главная задача у тебя сейчас будет вот какая. Я уговорил Тринити, он согласился отдать святой церкви контрольный пакет нефтеперерабатывающего завода.

— Круто, — сказал Пейн.

— Я очень ценю твое мнение, — сказал Рейнблад. — Высказывай еще.

— Извините, — смущенно пробормотал Пейн.

— Так вот, — продолжил Рейнблад. — Тринити сдался с потрохами. Более того, он согласился сделать для нас грязную работу — ликвидировать дом Адамса. Непосредственно этим делом будет заниматься Харрисон, знаешь такого?

— Лично не знаком, но кто такой — знаю, — сказал Пейн. — Это самый главный бандит у Тринити.

— Бандиты у Адамса, а у Тринити боевое братство, — поправил его Рейнблад. — Но сути дела это не меняет. Так вот, Харрисон будет непосредственно заниматься войной, а твоя задача — оказывать ему содействие по мере необходимости и организовывать связь со мной. Сегодня уже поздно суетиться, а завтра с утра заявишься к нему на прием, покажешь ту бумажку, что я тебе давал, скажешь, что у тебя на связи есть агент в ближайшем окружении Адамса. Еще скажешь, чтобы без моего явного разрешения никаких активных действий не предпринимал. Пусть проведет разведку, подготовит план, я его скорректирую, дам добро, и тогда уже с божьей помощью приступим. Вопросы?

— Харрисон знает, что Джон Росс — это Фоксхантер? — спросил Пейн. Рейнблад задумался.

— Вряд ли, — ответил он после долгой паузы. — Хотя, может догадываться… Давай считать, что не знает. Имя Росса ему не называй, говори просто «агент». Когда Харрисон предложит поручить агенту что-то конкретное, изобрази сомнение, дескать, а сможет ли этот товарищ выполнить такое сложное задание… наверное, сможет. Как-то так.

— Понял, — сказал Пейн. — Разрешите личный вопрос? Рейнблад кивнул.

— Вы читали мой отчет о той экспедиции? — спросил Пейн.

— Читал, — ответил Рейнблад. — Дел ты там наворотил, конечно, безобразных, облажался по полной программе. Но наказывать тебя смысла не вижу. Ты, вроде, сам уже сделал все выводы. Еще вопросы есть? Пейн отрицательно помотал головой.

— Ну, иди, — сказал Рейнблад. — Благословляю тебя, чадо.

Благословленное чадо удалилось. Кардинал еще немного посозерцал раффлезию, затем направился в отдаленную часть сада, где размещался специальный уголок для медитации. План дальнейших действий, в принципе, готов, но никогда не помешает лишний раз прогнать его в голове от начала до конца, еще раз перебрать все основные варианты… Сколько раз уже бывало, когда в последний момент в идеально отлаженном плане вдруг обнаруживалась такая невообразимая неувязка, что просто диву даешься — как только ухитрился не заметить такой очевидный ляп? Поневоле в голову лезут абсурдные мысли, дескать, боги против. Хотя если вдуматься, как боги могут быть против того, что задумал кардинал-первосвященник Всея Человеческой Общины на Барнарде?

Кардинал вошел в сад камней, выбрал случайное место, сел в позу лотоса. Обвел окрестности цепким взглядом. Все верно — ровно один камень не виден. Вот и хорошо.

Итак. Пункт первый — нанести визит леди Патриции Трисам. Доложить об успехе предварительных мероприятий, попросить разрешения приступать к основной части плана. Выглядеть управляемым и покорным, как обычно, ни в коем случае не показывать истинных мыслей и чувств, временно изгнать их на время на периферию сознания. Бредовые распоряжения, которые поступят в ассортименте, не обсуждать и ни в коем случае не критиковать. Но все запомнить, а потом подумать, что проигнорировать, что выполнить формально, а если вдруг Патти изречет дельную мысль… Нет, нельзя считать такое развитие событий совсем уж невероятным, в жизни всегда есть место чуду.

Второй этап. Проповедь, затем пресс-конференция. Обе речи подготовлены и выучены, ответы на вероятные вопросы тоже подготовлены и выучены. Непосредственно перед выступлением еще раз освежить в памяти важнейшие тезисы, и вперед с божьей помощью. Одновременно дьякон Пейн настраивает на нужный лад Захарию Харрисона, а Скользкий Джек контролирует и страхует. При появлении серьезных проблем перейдем на резервный план, но лучше если боевое братство Тринити само вытащит из огня все каштаны, чем бы эти мифические плоды на самом деле ни были. Не исключено, впрочем, что ничего таскать не придется. Если Адамс получит точную информацию, что Тринити его предал, самая разумная линия поведения для Адамса — тоже сдаться. В этом случае возникает интересная интрига — кто именно из двух бывших олигархов станет руководить всем инновационным проектом в целом? Очевидно, тот из них, кто пойдет на большие уступки. Впрочем, не так уж это и очевидно. Слишком быстро Тринити сдался. Если знать заранее, что он так легко пойдет на сотрудничество, можно было не убивать столько времени на подготовку. Но это теперь уже все равно. А вот то, что Стивеном так легко манипулировать, зная подходящий компромат — очень плохо. И дело тут даже не в том, что кто-то другой сумеет проделать с ним такой же трюк, это как раз маловероятно, дело в другом. Если человек так сильно переживает из-за ерунды, если он готов поступаться жизненными интересами ради противоестественных утех, это говорит о том, что с головой у человека дело плохо. Разумно ли доверить ему предприятие, которое обещает вырасти в крупнейший сектор всей экономики Барнарда? Может, лучше назначить главным Адамса? Сначала выбить из обоих олигархов все возможные уступки, организовать между ними взаимную ненависть, сделать утечку информации, чтобы Харрисон точно знал, кто именно дал слабину, после которой все покатилось, и что это была за слабина… Если провести операцию достаточно грамотно, боевое братство возненавидит Тринити, и тогда можно будет ликвидировать его совсем, а Харрисона с бойцами передать под управление Адамса… Надо потом обдумать этот вариант поподробнее.

2

Леди Патриция Трисам возлежала у бассейна в шезлонге под зонтиком. День был не особенно жарким, но Патти все равно предпочла укрыться от солнечных лучей. Потому что от яркого солнца кожа меняет цвет и текстуру, теряет благородный красноватый оттенок, коричневеет, грубеет, трескается… Патти сного раз посещала плантации, насмотрелась, как выглядит кожа у местных женщин.

Рядом с Патти стоял дымящийся кальян, время от времени она припадала губами к мундштуку, но не слишком часто, чтобы не забалдеть сверх меры. Патти заметила, что если делать одну маленькую затяжку каждые три минуты, можно очень долго пребывать в расслабленно-блаженном состоянии, и не пробивает ни на хавку, ни на ха-ха, очень приятно.

За спиной раздалось деликатное покашливание. Очевидно, кто-то из рабынь намекает госпоже, что случилось нечто, заслуживающее ее внимания.

— Ну чего? — лениво спросила Патти, не поворачивая головы и не меняя позы.

— К вам его божественность с неофициальным визитом, — сообщила Бродячка.

Эта самка была главной срели двенадцати рабынь, непосредственно прислуживавших Патти. Бродячка была полукровкой, Патти знала об этом, и Бродячка знала, что госпожа знает. Поэтому, будучи наедине с госпожой, она разговаривала свободно, не заставляла госпожу разбирать невнятное орочье бормотание, не тратила время и нервы госпожи. В качестве ответной любезности Патти делала вид, что не замечает незаконности существования своей старшей рабыни.

— Разрешите принести одежду? — спросила Бродячка. Патти немного подумала, затем пыхнула и еще подумала.

— Не надо, — наконец ответила она. — Чего он у меня не видел?

Бродячка поняла, что вопрос госпожи риторический, и удалилась, ничего не ответив. А будь она чистокровной орчанкой, все нервы бы извела, переспрашивая. Все-таки чистота расы чистотой расы, но хотя бы одну полукровку в доме иметь нужно.

— Здравствуй, Патти, — донесся голос Герки Рейнблада. — Все хорошеешь и хорошеешь. Простудиться не опасаешься?

— Если что, ты меня согреешь, — сказала Патти. — Ты по делу пришел или поразвлекаться?

— Сначала по делу, потом, если можно, поразвлекаться, — ответил Герка. — Но я не настаиваю. Патти протянула руку и ощупала кардинальские чресла.

— И точно, не настаиваешь, — констатировала она. Герка сделал смущенное лицо и сказал:

— Ну, так я не пионер пятитысячедневный, чтобы всегда готовым быть. Патти сделал суровое лицо и спросила:

— Намекаешь, что я непривлекательна? Старая и толстая, да? Герка изобразил изумление, упал на колени и воскликнул:

— Как ты могла так подумать, Патти! Ты прекрасна и удивительна! Ты вечно молода и вовсе не толстая! И поцеловал ее пухлую коленку.

— То-то же, — пробормотала Патти и затянулась еще раз. — Ну, давай, рассказывай, зачем пришел. Опять унылая политика?

— Угу, — кивнул Герка. — Скоро мои люди опять начнут к твоему отцу приставать. Документы всякие таскать на подпись, может, пару речей сказать придется. Я тут собрался ликвидировать дом Адамса.

— Зачем? — удивилась Патти.

— Чтобы была четкая вертикаль власти, — объяснил Герка. — Олигархи по закону как бы независимы от правительства, а это несправедливо. Особенно с учетом последних инноваций.

— Да иди ты! — воскликнула Патти. — Тоже мне придумал — инновации! Дерьмо это, а не инновации. Никакой пользы нет от твоих инноваций, один только вред. Раньше у меня из окна красивый пейзаж был виден, луга, там, леса, все такое… А теперь какая-то хрень угловатая торчит и весь горизонт загораживает. Кстати! Это правда, что она потом дымить начнет, как печь Сэйтена?

— Неправда, — ответил Герка. — Она будет выпускать красивые кольца, улетающие по ветру далеко-далеко. Я специально распорядился поставить турбулизирующую насадку. Выхлопными газами пусть орки на плантациях дышат. Так и подумал: «Разве я могу допустить, чтобы милая Патти нюхала эту гадость?»

— Ты такой заботливый, — сказала Патти. — Можешь поцеловать мне ножку. Герка поцеловал ножку. Патти затянулась и выпустила кольцо.

— А что, красиво, — констатировала она. — Так что, Адамса убьют?

— Возможно, — сказал Герка. — Смотря как обстановка будет складываться. Если по доброй воле капитал отдаст — пусть живет.

— Капитал Адамса кому перейдет? — спросила Патти.

— Святой церкви, — ответил Герка. — Это справедливо. От века повелось, что именно святая церковь держит в своих руках весь научный потенциал…

— Хватит вешать унылую лапшу, — оборвала его Патти. — Будь проще, и люди к тебе потянутся. Стало быть, себе всё заберешь?

— Не себе, а святой церкви, которую я имею честь возглавлять, — сказал Герка. — И не всё, а только самые наукоемкие производства. Хочешь, тебе какой-нибудь заводик подарю?

— На кой бес мне твои заводики, — отмахнулась Патти. — Лучше подари поместье в Драй Крике. Девчонки говорят, там так здорово…

— Оно не Адамсу принадлежит, а Пауэру, — сказал Герка.

— Какая разница? — удивилась Патти.

— И то верно, никакой, — согласился Герка.

— То-то же, — констатировала Патти. — Давай, кончай Адамса, он противный и высокомерный. Слушай, Герка! А это правда, что Тринити… это… феромоны там какие-то…

— Гормоны, — уточнил Герка.

— Один хрен, — сказала Патти.

— Точно, — кивнул Герка. — Да, это правда, Тринити действительно научился искусственно синтезировать орочьи половые гормоны…

— Короче, — прервала его Патти.

— Короче, — кивнул Герка. — Делают орку уколы, через сколько-то дней дней он превращается в трансвестита, то есть, в орчанку с членом и яйцами. Сиськи вырастают, щетина на морде перестает расти, запах тела меняется…

— Ух ты, как прикольно! — воскликнула Патти. — Подаришь мне этих орчанок с яйцами штук пять?

— Подарю, но не сразу, — сказал Герка. — Считается, что это как бы тайна. Тринити думает, что про его трансвеститов никто не знает. Узнает, что это уже не тайна — расстроится, а это плохо, он на первом этапе на нашей стороне будет работать. А откуда ты узнала, кстати?

— Птичка на хвосте принесла, — улыбнулась Патти. — Кстати о хвосте. Почему бы тебе не поцеловать меня как следует?

— Может, сначала искупаемся? — предположил Герка.

— Ути-пути, какие мы брезгливые, — захихикала Патти. — Ладно, так и быть. Сначала искупаемся, а потом побалуемся.

— Так насчет олигархов мы договорились? — уточнил Герка. — Замолвишь перед отцом словечко, если что?

— Замолвлю, — кивнула Патти. — Погоди! Мы же только про одного олигарха говорили — про Адамса.

— Сначала Адамс, потом все остальные, — объяснил Герка. — Четкая вертикаль власти от твоего отца до самого последнего орка. Никаких вторых или, там, третьих сил, одна-единственная четкая вертикаль.

— Ух ты! — восхитилась Патти. — Здорово ты придумал! Пошли купаться!

Они искупались, а затем стали развлекаться прямо в шезлонге. Герка такой милый, такой послушный, покорный… Посмотришь, как он на церемониях орчанок-девственниц режет — весь из себя такой божественный, аж дрожь пробирает. А по жизни он добрый, милый и без комплексов, что попросишь — все сделает. Кайф!

3

Ни добрая леди Патриция, ни, тем более, его божественность сэр Герхард не заметили, как Бродячка ушла в дом. Высокородные господа были слишко заняты. Леди Патриция орала:

— Гадкий орчонок! Сейчас я тебе покажу, как воровать варенье!

Его божественность ничего не говорил в ответ, только повизгивал всякий раз, как добрая леди охаживала его плеткой по ягодицам. Плетка была сделана по специальному заказу, очень мягкая, даже следов почти не оставляет, но свистит так, что со страху обгадиться можно.

— Мне нужно отлучиться, — обратилась Бродячка к Хромой Лебедушке. — Пока меня не будет, ты старшая.

— Агась, — отозвалась Хромая Лебедушка.

— Чего агась? — уточнила Бродячка. — Повтори, чего поняла.

— Ты ушедши. Я всех главнее. Ты пришедши. Уже нет. Угу? — объяснила Хромая Лебедушка.

— Угу, — кивнула Бродячка и пошла прочь.

Через минуту она подумала, что стоило напомнить Хромой Лебедушке, чтобы вовремя подала фрукты и сладости. А то эта дура опять забудет, а наказывать госпожа будет Бродячку. Бить вряд ли станет, в последнее время она только Герку бьет, зачастил он к ней, кстати… Понятно, почему зачастил, сволочь… Божественность, мать его… Правильно боги устроили, что госпожа его избивает, унижает и насилует. Расплачивается, мерзавец, за свою божественность кажущуюся. Ибо боги не лохи, они все видят.

Бродячка вышла из дворца, прошла два квартала по Олимп-Булеварду, проверилась, нет ли слежки, и зашла в едальню «Прыгучий хамелеон». Сразу увидела нужный столик, подошла к нему, села.

— Что-то ты долго сегодня добиралась, — сказал ей Звонкий Диск. Бродячка поморщилась и махнула рукой.

— Герка снова приперся, — сказала она.

— Я так и знал, что он мазохист! — рассмеялся Звонкий Диск. — Распробовал!

— Ты его глаза не видел, когда он от нее выходит, — сказала Бродячка. — Первого встречного готов убить.

— Ну, тебя не убил же, — улыбнулся Звонкий Диск.

— Не смешно, — заявила Бродячка. — Ни капельки не смешно. Час назад Герка сказал, что будет вас ликвидировать. Вначале дом Адамса, потом остальные дома. Про Тринити он сказал, что на первом этот Джудас недотраханный будет работать на стороне церкви, а потом с ним тоже расправятся. Звонкий Диск резко посерьезнел.

— Как точно он сказал? — спросил он. — В каком контексте?

Бродячка наморщила лоб и сосредоточилась, вспоминая точные слова. Вспомнила и воспроизвела на два голоса. Вначале Звонкий Диск нахмурился, но после слов «кстати, о хвосте» развеселился.

— Непростая судьба у его божественности, — прокомментировал он. — Я бы не стал такое терпеть, если бы даже мне божественную власть пообещали.

— Ты, кажется, не понял, — сказала Бродячка. — Герка четко и ясно сказал, что будет уничтожать твой дом. Тринити вас предал. Что с нами будет?

— Что будет, то и будет, — сказал Звонкий Диск. — Все в руках божьих. Война будет, видимо. Большая война. Бродячка вздохнула.

— Я хотела ребенка от тебя, — сказала она.

— Я тоже, — сказал Звонкий Диск. — Хочешь, поговорю с Германом насчет тебя?

— А смысл? — пожала плечами Бродячка. — Сейчас агент в семье Трисамов нужен вам как никогда.

— Нужен, — согласился Звонкий Диск. — Но нам не нужен агент, работающий по принуждению. Я все же поговорю с Германом, попробую его убедить.

— В чем? — спросила Бродячка.

— Выполнишь последнее задание, и выйдешь за меня замуж.

Бродячка перегнулась через стол и постучала Звонкого Диска по лбу согнутым пальцем.

— Дома есть кто-нибудь? — задала она риторический вопрос. — Мы с тобой орки, а орки не женятся. Звонкий Диск довольно осклабился и сказал:

— У нас, бандитов, проще смотрят на вещи. Человек ты или орк — никому нет дела, лишь бы с работой справлялся хорошо и по жизни был адекватен. У меня квартира большая, хорошая, не у каждого человека такая есть. Соседи хорошие…

— Зачем я тебе? — спросила Бродячка. — Я же тощая, страшная… Намного старше тебя.

— А мне плевать, — сказал Звонкий Диск. — Я тебя все равно люблю. Что тощая и страшная — это ерунда. Ты умная, добрая, уравновешенная, детей любишь, хозяйственная… Да ну, что я говорю! Я тебя по жизни люблю. Скучаю без тебя, каждый день о тебе думаю. Когда трахаю кого-нибудь, ну, чтобы напряжение снять, почти всегда тебя представляю.

— Экий ты честный, — хихикнула Бродячка. — Слово «почти» мне особенно понравилось.

— У нас, бандитов, всё по-честному, — сказал Звонкий Диск. — Иначе нельзя. Переезжай ко мне жить. У нас дети получатся хорошие.

— Старовата я уже рожать, — пробормотала Бродячка.

— Все в руках божьих, — сказал Звонкий Диск. — Не волнуйся, нормально все будет. Алекс Мортимер — хороший врач, роды принимает отлично, за последние триста дней ни одна самка не померла. Короче, собери самые важные вещи в одну сумку и будь в готовности.

— А что делать надо будет? — спросила Бродячка. — Ну, ты говорил про последнее задание.

— Ассасина провести, — объяснил Звонкий Диск. — Я тут подумал, раз Герка к Патти так зачастил… А если еще журналистов пригласить… Ты прикинь, если Герку ассасин замочит, когда он это самое…

— Ничего не получится, — заявила Бродячка. — Все подумают, что это ассасин его так мучал.

— Блин, — сказал Звонкий Диск и помрачнел. Бродячка ласково потрепала его по руке и сказала:

— Не расстраивайся. Когда-нибудь мы обязательно будем жить вместе. И вообще, спасибо за красивые слова. Ты извини, я пойду, а то эти кролики похотливые скоро закончат, захотят чего-нибудь, а остальные рабыни все чистокровные, им пока объяснишь — семь потов сойдет. Пойду я.

4

Сэр Захария Харрисон был мрачен и зол. То ли наркоты вчера перебрал, то ли просто голова разболелась…

— Ты, что ли, тот самый Питер? — спросил он.

Последнее слово в его устах прозвучало не вполне отчетливо, это давало повод для двусмысленной интерпретации, весьма обидной. Питер сделал вид, что ничего не заметил.

— Дьякон Питер Пейн из ордена хранителей к вашим услугам, — сказал он. — И, осмелюсь заметить, сэр Захария, мы с вами свиней вместе не пасли.

Сэр Захария вытаращил глаза, будто у Питера внезапно рог на лбу вырос или, скажем, нос отвалился.

— Ну-ну, — произнес он после долгой паузы. — Герхард говорил, у тебя какая-то ксива есть важная. Покажи.

— Не Герхард, а его божественность сэр Герхард, — поправил невежу Питер. — Я настаиваю, сэр Захария, чтобы вы вели себя сообразно своему положению.

— Всё, песец, — пробормотал сэр Захария. И неожиданно завопил: — Эй, танцор! Иди сюда, тут один хрен пришел, шибко вежливый, ты с ним побеседуй, а то я так долго не выдержу.

— Сдается мне, кое-кто пытается меня оскорбить, — заметил Питер. — Так я могу удовлетворения потребовать.

— Можешь — требуй, — заявил сэр Захария. — Сортир вон там, дверь запирается, никто тебя не побеспокоит. Удовлетворяйся сколько желаешь…

Он не успел закончить фразу, потому что Питер ударил его кулаком в скулу. Сэр Захария ловко увернулся, попытался провести встречный удар… Следующие несколько секунд происходило нечто неясное, руки и ноги бойцов так и мелькали, и никто из них не понимал в полной мере, какое именно действие совершается в данный момент, потому что мозги не успевали осознавать происходящее. А потом сэр Захария отлетел вдруг к стене и получил ногой в живот, а затем раскрытой ладонью в лоб.

— Эко вы сильны драться, отец высокорожденных, — прокомментировал происходящее какой-то орк, явившийся на зов шефа.

— Жабам… слова… не давали, — тяжело выговорил Питер, переводя дыхание. Орк подошел к сэру Захарии и помог подняться.

— Зак, ты в порядке? — спросил он шефа. — Может, ребят кликнуть?

— Отвали, танцор, — пробормотал сэр Захария. — Проводи его… как его там… преосвященство, он уже уходит.

— Вы ошибаетесь, сэр Захария, — заявил Питер. — Я никуда не уйду, пока не выполню приказ его божественности.

— Так выполняй и уходи, — сказал сэр Захария. — Что за приказ, кстати? Питер вспомнил приказ и неожиданно смутился.

— Поступить в ваше распоряжение, — пробормотал он.

Сэр Захария и орк недоуменно переглянулись, затем снихронно расхохотались.

— Из этого парня выйдет толк, — заметил орк. — Ты бы, Зак, лучше выкурил с ним трубку мира… Зак подошел к столу, вытащил трубку, стал набивать коноплей.

— В следующий раз, как к Стивену на доклад пойду, тоже ему навешаю, — задумчиво произнес он. — А когда удивится и потребует объяснений, скажу, мы теперь вроде тоже как бы церковники, тоже должны традиции соблюдать и все такое.

Он прервался, чтобы раскурить трубку. Затянулся, выпустил дым, передал трубку Питеру. Дождался, когда тот тоже затянется, указал на кресло у чайного столика и сам уселся в кресло напротив.

— Теперь мы с тобой типа друзья, — сказал он Питеру. — И я тебя спрошу прямо, от всего сердца. На кой хрен ты мне сдался в моем распоряжении?

Питер решил, что больше не будет обижаться на этого невежливого сэра. После первой затяжки из трубки мира участники церемонии получают законное право разговаривать друг с другом, не стесняясь в выражениях. К тому же, сэр Захария уже получил за свою невежливость. Впрочем, какой он теперь сэр Захария, он теперь просто Зак. Питер многозначительно посмотрел на орка, все еще торчащего в комнате.

— Его зовут Тяжелый Танцор, — сказал сэр Захария. — Можешь говорить при нем свободно, у меня нет от него секретов. Тяжелый Танцор, это дьякон Питер Пейн.

— Очень приятно, — сказал Тяжелый Танцор и чуть-чуть наклонил голову, как если бы приветствовал равного. Питер не стал реагировать на это жест.

— Я завербовал человека в ближайшем окружении Адамса, — сообщил Питер. — Он готов участвовать в ликвидации Адамса. Зак и Тяжелый Танцор переглянулись еще раз.

— Как Рейнблад планирует организовать ликвидацию? — спросил Зак. — Кто будет ассасином?

— Ассасином будет тот самый человек, о котором я говорил, — ответил Питер. — Остальное его божественность оставляет на ваше усмотрение.

— Джон Росс, что ли? — спросил Тяжелый Танцор у Зака.

— Вряд ли, — покачал головой Зак. — Джон еще тот волчара, этому щенку его не завербовать.

— А кто еще может быть? — спросил Тяжелый Танцор. — Сам Герман? А тогда зачем Рейнбладу ты?

Зак ничего не ответил, только пожал плечами. Помолчал немного, затем обратился к Питеру:

— Этот твой агент, он что умеет? На какие способности можно рассчитывать?

Если бы его божественность не подготовил Питера к этому вопросу, Питер растерялся бы. А так ответил не задумываясь:

— Ты сначала план сформулируй, а я скажу, что нужно скорректировать.

— Не хочет агента сдавать, — прокомментировал Тяжелый Танцор.

— Что-то серьезное они там мутят, — сказал Зак. — Ну и ладно. Ты хотел план? Вот тебе план.

С этими словами Зак выдвинул ящик стола и извлек оттуда два предмета. Первый из них Питер узнал сразу — подслушивающий артефакт довольно распространенной модели. А второй предмет…

— Сетку можно снять? — спросил Питер. — Или это часть артефакта?

— Сетку снять можно и даже нужно, — сказал Зак. — Но не здесь. Это «Фебос». Питер вздрогнул.

— Откуда у вас ядерное оружие? — изумленно спросил он.

— Не ядерное, а микроядерное, ты хрен с редькой не путай, — поправил его Зак. — Давай информацией меняться. Ты мне называешь имя агента и рассказываешь, на чем его завербовал, а я тебе рассказываю, как эта дура ко мне попала. Идет?

— Не идет, — покачал головой Питер.

— Ну, как знаешь, — пожал плечами Зак. — Короче, берешь эти две штуки, приделываешь одну к другой, например, липкой лентой, и даешь своему агенту задание, чтобы установил эту конструкцию в кабинете Адамса. Защитную сетку сними только перед самой передачей агенту. По идее, кода доступа к этой бомбе ни у кого быть не должно, но береженого боги берегут.

— Спасибо, Зак, — сказал Питер и стал запихивать «Фебос» в сумку. — Пойду я.

— Иди ты, — кивнул Зак.

— Да, чуть не забыл, — сказал Питер. — Его божественность приказал передать, чтобы без его прямого приказа активных мер не предпринимали.

— Может, чтобы активных мероприятий не проводили? — уточнил Зак.

— Может, и так, — сказал Питер. — Я в вашем бандитском жаргоне пока еще не очень хорошо разбираюсь.

— Бандиты — это у Адамса, у нас — боевое братство, — заявил Зак. — Ну, иди, центурион Обвиус, ты вроде собирался куда-то. Питер попрощался и вышел.

— Неужели этот козел реально Джона завербовал? — спросил Тяжелый Танцор.

— Вряд ли, — ответил Зак. — Хотя кто его знает… Я не сильно удивлюсь, если на самом деле это Джон его завербовал.

— А почему так затейливо? — спросил Тяжелый Танцор. Зак ничего не ответил, только пожал плечами.

5

Под торжественные звуки гимна его божественность приближался к алтарю. Пахло свечами и ладаном, многочисленные святые лики прямо-таки источали благодать. Но когда певчие вытянули последние ноты гимна и умолкли, в наступившей тишине отчетливо прозвучало:

— Удачи нет! Удачи нет! Удачи нет!

Звуки доносились с алтаря, на котором распростерлось обнаженное тело девственницы. Перед жертвоприношением ее упороли опиумом, чтобы не нарушать принцип гуманизма, но то ли перестарались, то ли недостарались…

Рейнблад решил, что в сложившихся обстоятельствах целесообразно чуть-чуть отклониться от предписанного порядка церемонии. Вместо того чтобы остановиться и последовательно воззвать к десяти богам, Рейнблад подошел к алтарю и вонзил жертвенный нож под левую грудь орчанки. Не как положено — медленно, торжественно и с молитвой, а коротко и резко, будто в бою врага зарезал. Не стал выдергивать нож, а отступил на шаг и воскликнул:

— Вижу, вижу тебя, адский демон! Уходи! Нет тебе места в святом храме! Пошел прочь! Повернулся к недоумевающей пастве и провозгласил:

— Повторяйте за мной! Пошел прочь! Пошел прочь!

И начал подпрыгивать на месте, размахивая руками и как бы изгоняя демона. После секундного недоумения публика стала повторять действия пастыря. Сторонний наблюдатель, наверное, подумал бы, что вместо Пантеона попал в неведомый храм секты Панков, исполняющих священный танец Пого. Но в храме не было сторонних наблюдателей, храм — это не театр, здесь в представлении участвуют все. Утомившись прыгать, Рейнблад закричал:

— Вижу, вижу! Вот уже удаляется поганый демон, вот вылетает он через систему вентиляции, покидает святой храм навеки! Уходи, демон, нет тебе места в святом храме!

Публика бесновалась в священном экстазе. Людское море ревело, и в этом реве иногда различались отдельные выкрики, наподобие:

— Вон он, демон, вон куда полетел!

— А вон еще демон!

— Да тут их целая стая!

— А вон ангел!

«Пожалуй, достаточно», подумал его божественность и завопил во весь голос:

— А ну тихо! Все заткнулись! И подал соответствующий знак церковным приставам.

Приставы засвистели в свистки, кто-то угрожающе щелкнул кнутом. Публика стала затихать.

— Итак, чада мои! — провозгласил Рейнблад. — Поганый демон помешал исполнить должным образом сегодняшнее жертвоприношение. Однако разве есть в этом наша вина? Конечно, нет! Разве меньше мы стали любить богов? Разве меньше мы их стали почитать? Нет, нет и еще раз нет! Никакому демону не нарушить единство богов и народа! Воззовем же к богам, чада мои!

Снова невообразимый галдеж. Вон, у кого-то, кажется, эпилептический припадок начался от избытка чувств. Это ничего, это бывает. Сейчас приставы уберут… Рейнблад поднял руку, призывая к тишине. И обратился к народу:

— Чада мои! Что больше всего вам понравилось в сегодняшнем богослужении?

Публика неразборчиво завопила на разные голоса. Рейнблад сделал вид, что прислушивается, затем улыбнулся и сказал:

— Мне тоже. И еще мне очень понравилось изгнание демона. Переждал овацию и продолжил речь следующим образом:

— На этом основная часть богослужения закончена. Перейдем к проповеди. Текущий момент характеризуется неуклонным возрастанием напряженности в отношениях и взаимодействиях человеческого общества с силами зла. Наша великая Родина стоит на пороге великих перемен, и не всем сверхъестественным сущностям угодны эти перемены. Знакомы ли вам сии сущности, которым противны перемены к лучшему? Назовите их, чада мои!

— Сэйтен! Калона! Ктулху! Йог-Софот! Гитлер! — послушно отозвалась публика.

— Все правильно, чада мои, — торжественно кивнул Рейнблад. — Не забывайте, что силы зла хитры, лукавы и горазды на выдумку. Они захватывают мозги человекообразных и заставляют служить злу, подобно тому, как ланцетовидная двуустка заставляет зараженного муравья служить своим интересам. И чем дальше продвигаются силы добра по пути прогресса, тем яростнее сопротивляется зло. Кое-кто говорит, что после научно-технической революции классовая борьба между добром и злом ослабевает. Не верьте им! Борьба только обостряется! Внутри каждой души идет вечная священная война! Каждый из вас — поле боя! Весь Барнард — поле боя! Кто не с нами, тот против нас! Так с кем же вы, чада мои!

— Иегова! Джизес! Гаутама! Кришна! Шива! Афродита! — отозвалась публика.

— Кто из вас молится о пробуждении Ктулху? — вопросил Рейнблад. — Кто поклоняется Гитлеру? Кого соблазнил Калона? Кто уже сделал первые шаги по пути Сэйтена? Они молчат! Они боятся признаться! Но они среди нас! Бдительность, чада мои, бдительность, бдительность и еще раз бдительность! Новое время диктует новый уклад! Есть время разбрасывать камни и есть время собирать камни. Есть время расслабляться и время проходить испытания. Время свободы и время бдительности. Времена меняются, чада мои! Готовы ли вы капитулировать перед силами зла? Пробудить Ктулху? Сотворить новое воплощение Гитлера? Превратиться в анхуманов, как пророчили Варракс и Морген? Не слышу!

— Нет! Нет! Нет! — отозвалась публика.

— Я так и думал, — удовлетворенно констатировал Рейнблад. — Готовы ли вы служить силам добра до последней капли крови? Готовы ли отдать сердце, печень и душу ваши во имя торжества светлых идеалов? Не слышу ответа!

— Да! Да!

— Вот и прекрасно. А теперь послушайте, какие конкретные неотложные мероприятия будут реализованы в самом ближайшем будущем. Система инновационных корпораций, в просторечии именуемых великими домами, будет подвергнута коренным преобразованиям. Ибо когда инновации выходят из-под контроля церкви, время процветания прекращается и наступает время страданий. Желаете ли вы нового бэпэ, чада мои?

— Нет! Нет!

— Тогда слушайте приказ.

Рейнблад протянул руку, служка сунул в руку бумагу. Рейнблад поднес бумагу к глазам и стал читать:

— Во имя счастья и процветания Всея Человеческой Общины на Барнарде, во имя добра и справедливости, во имя всех добрых богов, упоминаемых и подразумеваемых, приказываю следующее…

Текст приказа был длинным и унылым, Рейнблад зачитывал его минут десять. Вряд ли в храме нашлось хотя бы двадцать человек, которые уловили хотя бы общий смысл объявляемых реформ. Но это неважно. Важно, что все эти болваны свято верят в то, что этот приказ важный и полезный, а все, кто не одобряют его — желают зла и молятся Гитлеру. Только это и важно в сегодняшнем мероприятии.

6

— Здравствуй, Питер! — сказал Джон. — Как дела, как самочувствие? Кто это тебе глаз подбил? С лестницы, небось, упал, да? Есть такой закон природы, я его давно подметил — кто впервые в разведку приходит, в первые дни обычно или фингал получает, или пару зубов теряет. Чаще всего с лестницы падают.

Эта тирада стала для Питера полной неожиданностью. От растерянности он потерял дар речи, глаза его вытаращились, рот приоткрылся, а лицо стало медленно наливаться кровью.

— Что с тобой, Питер? — изумился Джон. — Припадок начинается?

— Сейчас я тебе устрою припадок, тварь поганая! — рявкнул Питер. — А ну говори…

Питер не успел сформулировать вопрос, потому что Джон внезапно заорал во весь голос:

— МОЛЧАТЬ! Затем вежливо улыбнулся и продолжил обычным спокойным голосом:

— Извини, Питер, не хотел тебя обижать. Просто ты такой забавный… Всё, всё, больше не травлю. Лучше рассказывай, зачем пришел.

— Почто Родину предал, сволочь? — гневно вопросил Питер. — За сколько сребренников продал Дюкейну…

— Риторические вопросы на мозговой блок не действуют, — перебил его Джон. — Ты если хочешь посмотреть, как я в пыли корячусь, лучше попроси по-хорошему, так удобнее будет. А еще лучше — сразу говори свое желание. Представь себе, что я — мифическая Золотая Рыбка…

— Расскажи про свое сотрудничество с домом Дюкейна, — потребовал Питер.

— Так и знал, что без садизма в этот раз не обойдется, — пробормотал Джон, упал и стал биться в судорогах.

Бился он не долго, где-то минуты полторы примерно. Затем встал, отряхнулся и спросил, цитируя древнюю легенду:

— Чего надобно, старче?

Питер вздохнул. Этого урода, похоже, никогда не научить чинопочитанию. Ну и демоны с ним.

— Вот, держи, — сказал Питер и извлек из сумки металлическое яйцо.

— Ух ты! — воскликнул Джон. — Какая интересная штука! Это артефакт?

— Да, артефакт, — кивнул Питер. — Подслушивающее устройство с передачей информации по радиоканалу. Слышал про такие?

— Слышал, — кивнул Джон. — И слышал, и видел, и в руках держал. Необычный экземпляр тебе достался. Микрофон вижу, антенну вижу, а вот это, кажется, основная микросхема. Ого! Гляди, эта штука из двух соединена. Вот, видишь, липкая лента? Недавно ее собрали, лента на краях еще не успела липкость утратить. Сам собирал?

— Задавать вопросы приказа не было, — сурово произнес Питер.

Джон не отреагировал на последнюю фразу. Он ловко подцепил ногтем край липкой ленты, прищурил один глаз, заглянул другим в узкую щель и воскликнул:

— Тут буквы какие-то! Рн… или пх… пхе… или рне… или фе…

— Сейчас буду вопросы о прошлом задавать, — пригрозил Питер.

— Давай, начинай, — улыбнулся Джон. — Я уроню артефакт, он рассыплется в прах, а ты будешь объяснять Рейнбладу, почему провалил операцию. Впрочем, тебе не привыкать объяснять свои провалы. Ты в этом деле большого совершенства достиг. Питер глубоко вдохнул и резко выдохнул.

— Да, дыхательная гимнастика — дело хорошее, полезное, — прокомментировал Джон. — Нервы в порядок приводит…

— В общем, так, Джон, — сказал Питер. — Либо мы с тобой нормально сотрудничаем, либо я тебя убиваю прямо сейчас.

Джон замер и несколько секунд смотрел на Питера испытующим взглядом, явно прикидывая, не стоит ли рискнуть и решить проблему в честном бою, раз и навсегда. Но решил не рисковать.

— Хорошо, давай сотрудничать, — сказал Джон.

И внезапно подбросил артефакт высоко вверх, метра на два. Поймал и посмотрел на Питера с улыбкой.

— Ты так дернулся, будто это не подслушивающее устройство, а бомба, — сообщил Джон. — Ладно, давай ближе к делу. Что с этой штукой надо делать? Подложить Рокки Адамсу в спальню под кровать?

— В спальню-то зачем? — удивился Питер. — В кабинет надо подложить. Лучше всего под столешницу снизу прилепить, на одной стороне артефакта специальные присоски есть, сейчас они защитными колпачками прикрыты. Но можно в любое место засунуть, микрофон высокочувствительный, должен из любого места комнаты речь фиксировать. Только под подушки его не засовывай.

— Понял, — сказал Джон. — А в какой кабинет его закладывать, в большой или в маленький?

— А их два? — удивился Питер. И сразу понял, что это удивление стоило держать при себе. Джон улыбнулся и сказал:

— Что мне в тебе нравится, Питер, так это умение заранее планировать операции во всех деталях. Ладно, заложу в большой кабинет, там акустика лучше.

— В каком кабинете проходят у Адамса все важные совещания? — спросил Питер.

— А я-то откуда знаю? — пожал плечами Джон. — Меня на них не приглашают.

— Короче, — сказал Питер. — Заложишь устройство туда, где у Адамса проходят важные совещания. Если точно не знаешь — разведаешь дополнительно. Понял?

— Понял, — кивнул Джон и улыбнулся. — Приятно с тобой работать, Питер, ты настоящий профессионал. Такой же, как Рейнблад. Питер нахмурился и спросил:

— На что это ты намекаешь?

— Я намекаю, что в разведке ты подобен младенцу в подгузнике, — заявил Джон. — Ты только не обижайся, Питер, на правду не обижаются. А то, что Рейнблад поручает такую важную операцию именно тебе — это наводит на размышления. На нехорошие размышления. Возможно, Рейнблад — дебил. Возможно, он разыгрывает гамбит, в котором нам с тобой предназначена участь жертвенных фигур. Возможно, цель операции не в том, чтобы подслушивать тайные беседы Адамса и Пайка, а в том, чтобы охранники этот артефакт быстро нашли и сделали какие-то выводы. Возможно, твоя задача — довести меня до истерики, чтобы я признался Пайку, что ты меня завербовал, продемонстрировал ему артефакт, а в этот момент… Не знаю, очень много вариантов. Я уверен только в одном — тебя используют втемную. А как к этому относиться — это тебе решать, это твоя проблема.

— Признаешься Пайку — пожалеешь, — заявил Питер. — А в остальном я очень ценю твое мнение, высказывай еще. Джон неожиданно рассмеялся.

— Ты не совсем безнадежен, — сказал он. — Потренировать бы тебя тысячу-другую дней, такой оперативник получится… Ну что, я пойду или ты что-то еще хотел мне сказать?

— Иди, — сказал Питер. — И не дай боги тебе начать играть на две стороны…

— Не учи ученого, — улыбнулся Джон. — До встречи, Питер! Удачи желать не буду, ты уж извини.

— А я пожелаю тебе удачи, — сказал Питер. — Потому что без удачи жить тебе осталось совсем недолго.

— Это да, — кивнул Джон. — Ну, спасибо за пожелание.

7

На том месте, где Рокки Адамс построил свой дворец, раньше была большая дубовая роща. Большую часть деревьев срубили в ходе строительства, но одну аллею Рокки приказал оставить. Он использовал ее примерно так, как кардинал Рейнблад использовал свой знаменитый сад — ходил туда-сюда, любовался деревьями, размышлял о текущих делах, изредка медитировал… Правда, посетителей Рокки здесь не принимал — природа обычно настраивала его на романтический лад, в таком настроении удобно размышлять, но неудобно принимать решения.

Рокки ковырял в зубах сорваной травинкой и обдумывал последние новости. Агент, которого Герман внедрил в ближайшее окружение Рейнблада, подтверждает, что Тринити окончательно предал недавно заключенный союз. Предположительно, Рейнблад завербовал Стивена, угрожая распространить информацию о его нетрадиционных сексуальных пристрастиях. Надо же быть таким дураком… И еще эта последняя проповедь, на которой кардинал огласил приказ… Все сходится. Пожалуй, стоило сразу уступить требованиям Рейнблада. Нетрудно было догадаться, что дальше он станет разыгрывать одноходовую дилемму заключенного, это был вполне очевидный ход. Но что можно было противопоставить этому — непонятно…

Сзади раздалось деликатное покашливание. Рокки обернулся и обнаружил, что напротив него стоит невысокий, тощий, кривоногий и плешивый мужчина среднего возраста. В руке он держал простую холщовую сумку, с такими сумками орки ходят на базар. Если бы не отсутствие зеленых жаб на челе и ланитах, его можно было принять за орка. Рокки сразу понял, кто он такой — слова Германа исчерпывающе описывали внешность этого человека.

— Здравствуйте, сэр Адамс, — сказал мужчина. — Я Джон Росс, рыцарь. Можете называть меня просто Джон.

— Здраствуй, Джон, — кивнул Рокки. — Что сказать хотел?

— Много чего, — сказал Джон. — Я долго размышлял и пришел к выводу, что нам с вами пора откровенно побеседовать с глазу на глаз, пока вы не приняли ошибочное решение. Есть кое-какая информация, которую вам следует знать. Он сделал многозначительную паузу.

— Я слушаю тебя, Джон, — сказал Рокки. — Излагай информацию, я слушаю.

Джон открыл сумку и вытащил оттуда металлическое яйцо, в котором Рокки внезапно узнал… «Фебос»?!

— Не бойтесь, сэр Адамс, — сказал Джон. — Я полностью контролирую эту штуковину. Вот, глядите.

Он подбросил бомбу вверх, и она зависла в воздухе, медленно вращаясь вокруг своей оси. Повисела секунд десять и опустилась в подставленную ладонь Джона.

— Не хочу разряжать аккумулятор, — пояснил Джон. — У «Фебоса» маршевый двигатель не отбирает энергию у основного заряда, а приводится от специального аккумулятора, а его емкость ограничегна. Но если вы настаиваете, я могу показать и другие фокусы.

— Фокусов достаточно, — сказал Рокки. — Демонстрация вполне убедительна. Я только не понял, как именно ты управляешь бомбой. Неужели мозговой чип?

— Он самый, — кивнул Джон. — Сейчас о нем знают только два человека — вы и я. Полагаю, излишне явно говорить вам… Рокки перебил его, не дослушав:

— Абсолютно излишне, сэр Джон, совершенно с тобой согласен. Никто не узнает об этом чипе, даже Герман.

— Вот и замечательно, — сказал Джон. — Еще я контролирую орбитальную группировку.

Последние слова Джон произнес с такой интонацией, с какой обычно говорят «сегодня я ел на завтрак яичницу» или «у тебя вся спина белая».

— Чего? — переспросил Рокки.

— Я контролирую орбитальную группировку, — повторил Джон. — Разведывательные спутники, боевые спутники, «Грантчестер», вообще всё. Продемонстрировать?

Рокки представил себе, как может выглядеть такая демонстрация, и содрогнулся. Джон хихикнул вполголоса.

— Вот, смотрите, — сказал он и вытащил из-под рубахи маленький прямоугольный артефакт. — Это телефон. Приходилось пользоваться?

— Видеть приходилось, пользоваться — нет, — ответил Рокки. — А что у него на экране изображено?

— Так мы выглядим из космоса, — объяснил Джон. — Вот я, а вот вы. Или наоборот… Помашите рукой. Да, вот это — вы, а вот это — я. Если хотите, можно на Рейнблада посмотреть, он сейчас в саду камней медитирует.

Рокки перевел взгляд с телефона на лицо Джона Росса. Некоторое время молчал, собираясь с мыслями, затем сформулировал вопрос:

— Наверное, можно не только посмотреть? Эти… гм… бомбы…

— Можно, — кивнул Джон. — Но не нужно. Разве что в самом крайнем случае. Герхард Рейнблад — один из немногих адекватных людей на вершине власти. Представьте себе, что его место попытается занять, скажем, Патти Трисам. Рокки поежился.

— У меня есть кое-какой план, — продолжил Джон. — Я скоро его изложу, но прежде я должен объяснить вам одну простую вещь. Я не собираюсь конкурировать ни с Германом, ни с вами, ни с кем-либо еще. Я не стремлюсь к личной власти, меня не интересуют ни роскошные дворцы, ни легионы наложниц, ни всеобщее почтение, я хочу только одного — чтобы людям было хорошо. Чтобы научно-техническая революция окончательно поставила крест на эпохе Межвременья. Чтобы ночные улицы Барнард-Сити освещались электрическими фонарями, в каждой семье был автомобиль, чтобы эльфийская угроза не висела дамокловым мечом… Я, наверное, кажусь вам сумасшедшим.

— Я не Иегова, чтобы судить вас, сэр Джон, — сказал Рокки. — Информацию о нефтяном месторождении Герману вы подбросили? Джон молча кивнул.

— Немного обидно, — произнес Рокки после долгой паузы. — Мы с Германом все это время думали, что партией руководим мы, а теперь выясняется, что мы просто фигуры на доске…

— Жизнь — не шахматы, а люди — не фигуры, — сказал Джон. — Их не двигают, их просят подвинуться. Или убирают с доски, если фигура мешает. Я понимаю ваши чувства, сэр Адамс, но хочу, чтобы вы поняли две важные вещи. Первую я уже озвучил — я вам не конкурент. И второе. Если вы распорядитесь убрать меня с доски, я технически не смогу вам помешать. Я не могу вечно сохранять бдительность, я живой человек, мне спать надо, в конце концов. Но убирать меня не в ваших интересах. Ситуация складывается критическая, Тринити вас предал и теперь без моей помощи дому Адамса не выстоять.

— А с вашей помощью выстоять можно? — спросил Рокки.

— Думаю, да, — ответил Джон. — Я оцениваю шансы на победу примерно как четыре к одному. Вы готовы выслушать мой план?

— Готов, — кивнул Рокки. — Очень внимательно слушаю.

8

Северная граница территории дворца Адамса вплотную примыкает к трущобам. В этом месте стена дворца в полтора раза выше, чем обычно, и густо затянута поверху колючей проволокой. Изнутри стену патрулируют орки с собаками, а каждый десятый день землю под стеной проверяют специальным артефактом на предмет подкопов. Но большой необходимости в этом нет — обитатели трущоб давно уже не покушаются на частную собственность одного из пяти олигархов Барнарда. Одно время какие-то придурки завели моду перебрасывать через стену всякий мусор, Герман Пайк приказал провести облаву, после этого трущобы обезлюдели, а когда горелую пустошь заселила новая волна отбросов общества, недоразумений больше не было. С тех пор это место так и называется — Горелая Пустошь, и застроено оно теперь не убогими покосившимися деревянными домиками, как раньше, а совершенно невообразимыми хибарами, собранными главным образом из строительного мусора.

В единственной комнате одной из таких хибар стояла садовая скамейка, она изображала стол. Рядом стоял кривобокий табурет, собранный неведомым косоруким наркоманом из разномастных обрезков досок, на этом табурете сидел Зак Харрисон. Его голова была окольцована наушниками радиоприемника, а на столе-скамейке лежал радиопеленгатор. Оба артефакта были настроены на подслушку, которую бестолковый дьякон Питер Пейн должен был прицепить к «Фебосу», и какой-то загадочный агент, якобы завербованный этим придурком, скоро доставит это сооружение в кабинет Рокки Адамса. Вспомнив Пейна, Зак потер затылок и непроизвольно зашипел сквозь зубы — шишка сильно болела. Жуткий удар был — ладонью в лоб и по инерции затылком об стену. Странно, что сотрясения мозга не случилось. Впрочем, чему тут сотрясаться? Как любит говорить Тяжелый Танцор, голова — это кость, в ней болеть нечему.

Из наушников доносились только неразборчивые шумы. То ли агент ни разу не прошел мимо кого-либо разговаривающего, то ли микрофон вообще вышел из строя. Пеленгатор показывает, что устройство сейчас на территории дворца, но не в центральном здании, а в другом месте, где-то за хоздвором, Зак не знал, что за здания там стоят и как они используются.

Зак сильно нервничал. Впервые за все время, что он служил Стивену Тринити, он стал всерьез задумываться о предательстве. Зак всегда знал, что у Стивена не все в порядке с головой, но то, что он творит в последнее время — это уже конкретный психоз. Взрослый человек должен понимать, что за поступки надо отвечать. Любишь трансвеститов трахать — будь готов, что на тебя будут пальцами показывать и смеяться. Ничего ужасного в этом нет, общественное мнение переменчиво, Каэссар тоже в свое время нетрадиционным сексом увлекался, и что с того? В историю он вошел не как знаменитый педераст, а как последний великий правитель второй эпохи. А Стивен войдет в историю как позорный лошара, бросивший карты в одном шаге от выигрыша. А сам Зак прославится как ближайший помощник этого позорного лошары. И не объяснишь никому, что глава дома вышел из-под контроля, и единственное, что Заку оставалось — наблюдать, как все рушится, и мысленно плеваться. Надо было сразу Стивена предавать, еще тогда, в библиотеке. Впрочем, тогда еще хуже все получилось бы. Тогда рано, сейчас — поздно, что за жизнь…

Шумы в наушниках внезапно прекратились, зазвучала отчетливая речь. Зак увеличил громкость и услышал голос Адамса:

— Пеленгатором дворец проверь, — говорил олигарх. — Возможно, стоит пеленгатор круглосуточно держать включенным. Посади какого-нибудь орка потолковее…

— Ждешь сюрпризов? — послышался голос Германа Пайка. — Есть основания?

— Есть основания, — подтвердил Рокки. — Атака Марволо чудом не сработала. Если бы Харрисон не стуканул вовремя, был бы мой прах давно уже развеян над Родиной…

От неожиданности Зак поперхнулся и закашлялся. Что он несет?! Если бы Харрисон не стуканул… Никому он тогда ничего не говорил, он о той бомбе вообще не знал, охранники ее случайно обнаружили, из-за дурацкой ошибки церковного ассасина. И Рокки об этом прекрасно знает, и Герман тоже.

Зак все понял и рассмеялся. Они уже обнаружили бомбу, которую принес агент Пейна, и теперь легендируют ее предстоящее обезвреживание. А заодно подставляют своего бывшего союзника. Наверное, этот агент, которого Пейн якобы завербовал, все же Джон Росс. Да, все сходится! Никто никого не завербовал. Этот козел с тремя полосами на лбу подвалил дуриком к Джону с каким-нибудь тухлым компроматом, а Джон якобы поддался. Смеялся, небось, про себя над пилигримом-клоуном. Получил задание, тут же сдал Герману своего нового куратора, и еще, небось, помог оперативную игру спланировать. Единственное, в чем он прокололся — рассчитывал, что работать с прослушкой будет не Зак, а Питер.

Зак рассмеялся еще раз, наклонился и вытащил из-под стола корпус рации. Решительно сорвал пломбу с кнопки, включающей передатчик, нажал эту кнопку и заорал во весь голос:

— Герман! Герман! Герман, твою мать, это Зак говорит! Возьми эту хрень говорящую и поднеси к уху!

Кусок картона, изображающий дверь хибары, отодвинулся, внутрь сунулся Звонкий Диск.

— Чего орешь? — спросил он.

— Все в порядке, — ответил ему Зак. — Подробности потом объясню.

— Тихо! — послышался в наушниках голос Германа. — Рокки, я что-то слышу.

— Шум компьютерного диска? — спросил Рокки и хихикнул.

— ГЕРМАН!!! — заорал Зак.

— Зак, не ори, — громко и отчетливо прозвучало в наушниках. — Скажи что-нибудь нормальным голосом.

— Что-нибудь, — сказал Зак.

— Слышу тебя хорошо, — отозвался Герман. — А я думал, нас тот дятел церковный прослушивать будет. Ты извини, что мы тут… это…

— Ладно, проехали, — сказал Зак. — Помнишь, ты тогда в библиотеке кое-что предлагал?

— А что я тогда предлагал? — спросил Герман. — Что-то не припоминаю.

— Ты память напряги, — посоветовал Зак. — А еще лучше, иди ко мне прямо по пеленгу, все обсудим с глазу на глаз.

— Какой пеленг, окстись! — рассмеялся Герман. — Ты не всё, что слышишь, всерьез воспринимай. Есть такие умные слова «оперативная игра», слышал?

Нет у них пеленгатора, блефовал Герман, как и следовало ожидать. Или он как раз сейчас блефует? Нет, сейчас вряд ли.

— О! — воскликнул вдруг Герман. — Вспомнил. Зак, ты… серьезно?

— Серьезнее не бывает, — мрачно произнес Зак. — Подходи к Горелой Пустоши, к юго-западному углу. Там тебя Звонкий Диск встретит.

— Хорошо, иду, — сказал Герман. — Зак, ты… ты молодец!

— Да иди ты, — отозвался Зак. — В смысле, сюда иди, не к бесам в ад.

9

У Герхарда Рейнблада стало традицией принимать опальных олигархов около цветущей раффлезии. Его божественность любовался лепестками чудесного цветка, вдыхал чарующий аромат и ожидал прибытия Рокки Адамса. Ждать пришлось недолго.

— Приветствую вашу божественность, — сообщил олигарх и встал на одно колено. — Позвольте поцеловать вашу руку и испросить благословения.

— Руку целуй, — разрешил Рейнблад. — А благословения — это смотря на что.

— Я долго размышлял над словами вашей божественности, — сказал Адамс. — И пришел к выводу, что вы были совершенно правы. Четкая вертикаль власти жизненно необходима нашей Родине. Любому великому делу нужна руководящая и направляющая сила, единый координационный центр. Я был неправ, когда тянул на себя одеяло социальной справедливости. Прошу меня простить.

Это было неожиданно. Неожиданно и ненормально. Не мог так быстро сдаться этот гаденыш, не из той он породы. Прячет какой-то туз в рукаве… или думает, что прячет?

— Ты все-таки решил подарить мне контрольный пакет электростанции? — спросил Рейнблад. — Я правильно тебя понял?

— Неправильно, — ответил Адамс. — Во-первых, не вам лично, а святой церкви, которую ваша божественность имеет честь возглавлять. Во-вторых, слово «подарить» здесь неуместно, правильно надо говорить «пожертововать». А в-третьих, контрольный пакет электростанции ни при чем. Контрольный пакет — это что? Тьфу! Я решил полностью ликвидировать инновационную корпорацию, в просторечии называемую домом Адамса. Я пришел к выводу, эта форма организации изжила себя. Позвольте, я встану?

— Угу, — буркнул Рейнблад. Адамс встал и отряхнул колено от пыли.

— Что скажете, ваша божественность? — спросил он. — Святая церковь одномоментно получит более ста миллионов долларов. Такого подарка ей еще никто не делал.

— Мои аналитики оценивают твой дом намного дешевле, — заметил Рейнблад.

— Пробейте дырку в каждом аналитике и напишите «учебный», — посоветовал Адамс.

— Где подвох? — спросил Рейнблад.

— Нигде, — ответил Адамс.

Он очень старался, чтобы его лицо выглядело честным, но выражением лица он больше напоминал кота, сожравшего целую банку сметаны, чем олигарха, добровольно расстающегося с сотней… да пусть даже с десятком миллионов долларов!

— Передать такую махину с баланса на баланс будет непросто, — заметил Рейнблад. — А как не потерять управление в переходный период… особенно с учетом великой стройки…

— Все очень просто! — воскликнул Адамс. — Вашей божественности достаточно передать мой бывший дом под управление ордена хранителей. Это потребует одного росчерка пера, ну, может, двух.

— Это приведет к анархии, — заявил Рейнблад. — У ордена хранителей даже магистр не назначен, какое тут управление?

— А вы назначьте магистром меня, — посоветовал Адамс. — Быть частью церковной иерархии не так приятно, как быть полновластным хозяином собственной корпорации гораздо, но я готов пойти на эту жертву. Ради блага нашей великой Родины.

Некоторое время Рейнблад задумчиво глядел на олигарха, затем коротко бросил:

— Обоснуй. Адамс, казалось, только этого и ждал.

— Пойдемте, ваша божественность, — сказал он. — Где-то вон за тем поворотом должен быть сад камней, правильно?

— Неправильно, — сказал Рейнблад. — Сад камней за следующим поворотом.

— Да, действительно, — согласился Адамс. — Как же я так ошибся… Пойдемте, ваша божественность, покажу вам кое-что интересное.

Они вошли в сад камней. Адамс огляделся по сторонам и громко провозгласил:

— Мы пришли! И вытянул вперед руку.

Откуда ни возьмись в воздухе появилось металлическое яйцо, описало красивую дугу и приземлилось прямо на ладонь Рокки Адамса. Удар получился довольно сильным, олигарх пошатнулся, яйцо чуть было не упало на щебенку, но в последний момент Адамс как-то сумел ухватить его двумя руками.

— Тяжелая дура, — пробормотал он.

И протянул неведомый артефакт Рейнбладу. Впрочем, почему неведомый? О, боги… Кардинал отпрянул в ужасе. Адамс улыбнулся и сказал:

— Не суетитесь, ваша божественность. Она ядерная.

— Микроядерная, — поправил его Рейнблад. — Это ведь «Фебос»?

— «Фебос», — подтвердил Адамс. — Заводская маркировка, правда, липкой лентой замотана, но если ее размотать, можно будет прочесть и слово «Фебос», и серийный номер. Рекомендую пробить этот номер в вашей базе, должно найтись много интересного.

— А что это к ней приделано такое нелепое? — спросил Рейнблад. — Прослушка, что ли?

— Да, стандартная прослушка, — кивнул Адамс. — Ваш ученик Питер Пейн решил, что если к «Фебосу» прилепить на соплях это дерьмо, мои ребята не опознают микроядерную бомбу. Дебил, правда?

— Не понял, — сказал Рейнблад. — Ты намекаешь, что эту бомбу дал тебе Пейн?

— Не мне дал, Фоксхантеру, — уточнил Адамс. — Этот придурок пытался ему втереть, что это вовсе не бомба, а обычная прослушка. Невероятная глупость, по-моему. Самому Фоксхантеру такую пургу гнать… По-моему, таких деятелей, как ваш ученик, надо гнать из разведки обмоченными тряпками.

— Он мне не ученик, — сказал Рейнблад. — Пульт управления бомбой тоже он предоставил?

— Нет, — покачал головой Адамс и улыбнулся ехидной улыбкой победителя. — Пульт управления где-то добыл Фоксхантер. Где именно — не знаю, я пытался спрашивать, но это дело бесполезное, Фоксхантера как спросишь о чем-нибудь важном, он сразу брык наземь и слюни пускает. А потом встает и ругается. Очень неприятно. Такие дела, ваша божественность. Был у нас пульт, а бомбы не было, а потом пришел добрый мальчик Питер Пейн и принес бомбу. По-моему, это знак свыше. Богам угодно, чтобы я стал магистром ордена хранителей.

— Это ж сколько раз тебя рукополагать придется, — задумчиво произнес Рейнблад.

— Да справитесь как-нибудь, вам, небось, не впервой, — сказал Адамс. — Хотите, клятву верности принесу?

Некоторое время Рейнблад молчал, а затем подробно и обстоятельно объяснил Адамсу, куда он может направиться со своей клятвой.

— Экий вы оратор, ваша божественность, — сказал Адамс, когда поток красноречия кардинала иссяк. — Так мы договорились? Рейнблад помолчал еще немного и решительно кивнул:

— Договорились. Забирай свое яйцо и проваливай.

— Бомбу себе оставьте, — сказал Адамс. — При допросе Пейна пригодится. Заодно поспрашивайте его про две последние экспедиции в Оркланд. Я подозреваю, что он не всё вам рассказал.

— Откуда информация? — спросил Рейнблад.

— Не знаю, — пожал плечами Адамс. — Герман сказал, что не представляет, как этот источник можно залегендировать, а правду он не скажет даже мне. С этими бандитами так тяжело бывает временами… Да забирайте вы бомбу, не стесняйтесь, у нас еще есть.

— Твою мать, — только и смог вымолвить Рейнблад. — Вы что, древний склад оружия раскурочили?

— Не знаю, что там Пейн раскурочил, но тех крох, что досталось моему бывшему дому, вполне достаточно, — ответил Адамс. — Знаете, в первую эпоху у политиков была такая концепция, она называлась «политика сдерживания», или, по-другому «взаимное гарантированное уничтожение».

— Знаю, — кивнул Рейнблад. — Но чтобы ее реализовать, ты должен мне передать пульт управления «Фебосом».

— Нет, без этого мы обойдемся, — сказал Адамс. — Не хочу вводить в соблазн вашу бессмертную душу. Вы не бойтесь, я на ваше место не претендую, должность магистра хранителей меня вполне устраивает. А то еще Патти Трисам трахать придется… Да вы не делайте такие глаза, ваша божественность, я никому не расскажу. Я же понимаю, что вы не такой дурак, как Стивен Тринити… Кстати о Тринити. Боги мне подсказали, что с ним скоро произойдет несчастный случай. Я думаю, будет справедливо, если дом Тринити присоединится к ордену хранителей. Четкая вертикаль власти, все дела…

— Сдается мне, зря я загнал тебя в угол, — сказал Рейнблад.

— Не зря, — возразил Адамс. — Если бы вы не начали наезд, все бы так и шло, как шло. У хранителей одни секреты, у пилигримов другие, у меня третьи, у Тринити четвертые, у вас пятые… Никто никому не доверяет, все друг от друга всё скрывают… Вы были правы, единый координационный центр реально нужен. Я, кстати, на эту роль не претендую, я манией величия не страдаю, прекрасно понимаю, что в высокой политике я по сравнению с вами щенок. Мы сработаемся, ваша божественность. Что скажете? Рейнблад подумал и сказал:

— Давай сюда бомбу и вали осюда. Магистр хренов…

— Давайте, мы ее лучше к вам в кабинет закинем, — предложил Адамс. — Чтобы в руках не таскать, она тяжелая, неудобная…

Он подбросил бомбу вверх, она на мгновение застыла в верхней точке траектории и вдруг рванулась еще выше и исчезла за деревьями.

— Всего доброго, ваша божественность, — сказал Адамс.

И ушел. Рейнблад расстелил на земле плащ, уселся в лотос и долго медитировал. А когда он встал, он сказал:

— А ведь этот сукин сын был прав. Мы сработаемся.

Затем кардинал Рейнблад поднял плащ, отряхнул, сложил, повесил на руку и пошел по дорожке, ведущей к дворцу. А заодно и к светлому будущему.

КОНЕЦ ВТОРОЙ КНИГИ

Оглавление

  • ГЛАВА ПЕРВАЯ. БАЗАРНЫЙ ДЕНЬ В БАРНАРД-СИТИ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  • ГЛАВА ВТОРАЯ. АССАСИН ЗА РАБОТОЙ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ЮДИФЬ ТРЕТЬЕЙ ЭПОХИ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЭКЗАМЕН ДЛЯ АССАСИНА
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • ГЛАВА ПЯТАЯ. ГНЕЗДО СПЛЕТАЕТСЯ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  • ГЛАВА ШЕСТАЯ. ОСОБАЯ МИРОТВОРЧЕСКАЯ МАГИЯ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9
  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ЗАРОДЫШ СВЕТЛОГО БУДУЩЕГО
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  • ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ИНОГДА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ИНДЮК РАСПРАВЛЯЕТ КРЫЛЬЯ
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  •   9 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня
  • Регистрация
  • Забыли пароль?

    Комментарии к книге «Гнездо индюка», Вадим Геннадьевич Проскурин

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства