«Стажер»

4346

Описание

В АТРИ все не то, чем кажется. На то она и Аномальная Территория Радиоактивного Излучения, прослойка между нашим миром и параллельным. Мирная таежная поляна может обернуться аномалией, которая разорвет тебя на куски. Обрывок шланга на земле вдруг окажется хищным растением-залипалой. Напарник внезапно может ударить в спину, враг заслонить собой от пули. Да и Артем Павлов только на первый взгляд оказался в АТРИ случайно (его призвали на службу в Отдельную бригаду военных егерей). И кто на самом деле, тоже еще вопрос… Первое боевое задание. Всего-то и надо: подобрать людей с вертолета, совершившего вынужденную посадку в тайге, и сопроводить их в город по относительно спокойным местам. По меркам АТРИ – не задание, а легкая прогулка. Потому и посылают отряд стажеров. Однако здесь все не то, чем кажется. И простое задание может обернуться тяжелейшим испытанием, в которое окажутся вовлечены многие силы вплоть до неизвестного ранее клана изгоев и существ из параллельного мира. И, возможно, удастся наконец-то разгадать одну из самых таинственных загадок АТРИ…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Дмитрий Дашко Стажер

Автор выражает огромную благодарность Вадиму Филоненко за созданный им мир АТРИ и за любезное разрешение «поселить» в нем моих героев! Это было здорово!

Большое спасибо:

Александру Логачеву за веру в меня, помощь и советы;

автору по-настоящему брутальных фантастических боевиков Дмитрию Матяшу за справедливую критику;

начинающему фантасту Олегу Волкову (Череповец) за пищу для размышлений.

И, конечно, всем, кто из тысяч книг, выставленных на полках магазинов, выбрал мою.

Вступление

Один из пригородов Санкт-Петербурга,

Ленинградский военный округ

2010 год, март

Крепкий белобрысый мужичок в штатском, отзывавшийся на Ивана Ивановича, нарочито долго копался в стопке личных дел, выложенных перед ним начальником строевой части. Имя и отчество у штатского были простыми, а вот корочки – нет. С такими открыть любую дверь все равно что раз плюнуть. Даже если речь идет о дверях, ведущих в кабинет командира учебного мотострелкового полка.

Если верить документам, был этот товарищ из СВР – Службы внешней разведки. Насчет него с требованиями всяческого содействия звонили из штаба округа, а потом еще и продублировали из дивизии, причем дважды.

Полковник Бацун, невысокий, по-южному смуглый и черноволосый, с интересом наблюдал за действиями эсвээровца. Похоже, тот отбирал людей только по одному ему ведомому принципу: равнодушно скользил взглядом по личным делам отличников боевой и, как говорили раньше, «политической» подготовки. Некоторым бумагам уделял чуть больше времени, но интерес длился недолго – секунду-другую.

Не то, не то, снова не то! Наконец он отложил в сторону две папки, а остальные все с тем же равнодушием вернул.

Бацун успел заметить фамилии «счастливчиков»: Павлов и Денисов. И того и другого полковник знал мало, его лишь недавно перевели с повышением в учебный полк. До этого Бацун командовал дисциплинарным батальоном, и командовал довольно неплохо, коли начальство отметило и решило продвинуть по карьерной лестнице. Теперь в его подчинении был целый полк. Звездочек стало больше, но и ответственности прибавилось. Со срочниками спокойной жизни не будет.

Скрыть любопытство от Ивана Ивановича не удалось. Эсвээровец повернулся к Бацуну и спросил:

– Что вы можете сказать о сержантах Павлове и Денисове?

Полковник пожал плечами:

– Да, собственно, немного. Служат командирами учебных отделений, нареканий нет. У обоих дембель на носу, но в неуставных отношениях не замечены. У нас с этим строго, майор.

– Строго – это хорошо. Насчет контракта с ними не разговаривали?

– Может, командир взвода и вел с ними такие беседы, но я – нет. Было бы желание, сами бы просились, а силком тащить кого-то я не намерен.

– Даже если поступит приказ свыше? – Брови Ивана Ивановича сложились «домиком».

– Ну, если так… – вздохнул полковник. – Приказ – другое дело. Это армия, приказы надо выполнять.

Бацун вздохнул неспроста. Было что вспомнить. В середине девяностых, когда начальство спускало план на контрактников, ему не раз и не два приходилось надавливать на толковых срочников, шантажируя отправкой на Кавказ, аккурат в самое пекло. Противно, конечно, но что делать.

Иван Иванович облек приказ в форму вежливой просьбы:

– Пригласите, пожалуйста, сержантов Павлова и Денисова.

– Сейчас вызову, – кивнул Бацун. – Будут еще пожелания?

– Будут, – подтвердил эсвээровец. – Я вас попрошу на время беседы с сержантами покинуть кабинет. Уж извините, дело конфиденциальное. Не для посторонних ушей.

– Разумеется, – вслух согласился Бацун, а про себя изощренно и грязно выругался.

Не нравился ему этот майор, очень не нравился. И еще больше Бацуну не нравились игры с подчиненными за его спиной.

Новое пополнение, прибывшее в учебку с последнего призыва, умудрилось провалить проверку, поэтому уже третью неделю шли сплошные сержантские караулы. И Павлов, и Денисов сполна ощутили смысл солдатской поговорки о службе «через день на ремень». Не высыпались они хронически, но разве можно терять драгоценное время на сон, когда под боком манящий соблазнами Питер с общительными девушками и прочими радостями бытия? Благо свое начальство закрывает глаза на «самоходы», а в каптерке лежит большой запас «гражданки», с которой не страшен никакой патруль. Главное – пробраться обратно в часть, минуя зоркое око дежурного по полку.

Сегодня им это удалось. Успели как раз к разводу. Быстро переоделись и на плац.

Взводный – лейтеха-двухгодичник – лишь фыркал, глядя на их сонные, но довольные, как у мартовских котов, физиономии.

– Чтоб не вздумали на посту дрыхнуть, – предупредил он. – К тебе, Денисов, относится вдвойне.

Друзья потупились, зная за собой такой грех. «Давили на массу» при любой подходящей возможности, в том числе и на дежурстве. К проспавшему все на свете Денисову однажды по тревоге прибежал весь караул во главе с проверяющим из штаба дивизии. Хорошо хоть обошлось нарядами вне очереди, а не губой, на которой зверствовали такие же сержанты, но уже из других учебок.

Антагонизм между частями был жутчайший. Артиллеристы недолюбливали связистов и медиков, десантура ненавидела танкистов, а мотострелки бодались со всеми, у кого эмблема была без общевойсковых «кустов».

После развода начинались этапы подготовки к караулу, можно было слегка покемарить, но появление вестового из штаба смешало все планы.

– Денисов, Павлов, к командиру полка, – приказал взводный.

Друзья недоуменно переглянулись. Вызов к Бацуну не предвещал ничего хорошего, неужели до него дошли слухи о «самоходах»? Репутация полковника, перекочевавшая вместе с ним из дисбата, положительных эмоций не вызывала.

– Как думаешь, отымеют? – тихо спросил Павлов, плотный светловолосый крепыш с широким располагающим лицом.

– По полной программе, – вздохнул его приятель.

Он был гораздо выше ростом, ладно сложен и красив. Слегка картавил, но этот дефект речи почему-то добавлял ему обаяния, как и маленькая родинка над верхней губой.

Пару месяцев назад Денисов разместил свою фотографию в рубрике «Знакомства» популярной питерской газеты и теперь пожинал плоды богатого урожая. Его буквально засыпало шквалом писем от представительниц прекрасной половины человечества. Девичьи сердца бередил не только лишенный кольца безымянный палец, но и почти голливудский внешний вид девятнадцатилетнего дембеля. Правда, нос молодой человек не задирал, более того – заботился о своем закадычном, но не столь сногсшибательном, на женский взгляд, друге и, когда это удавалось, устраивал свидания и для него.

Девчата с удовольствием угощали двух симпатичных парней, одаривали ласками, но до серьезных отношений не доходило и дойти не могло. О женитьбе приятели даже не помышляли. Посидеть в хорошей компании, поесть на халяву (откуда у иногороднего солдата-срочника взяться деньгам?), предаться танцам-шманцам-обжиманцам с последующим развитием событий, переходящих в горизонтальную плоскость. А потом снова в часть, где все та же скучная армейская рутина и один день похож на другой как две капли воды.

Тщательно осмотрев друг друга, чтобы полковник не смог придраться к нарушениям в форме, сержанты зашагали к большому кирпичному зданию штаба.

Как раз в этот момент Бацун, пролистав их личные дела, понял, почему именно эти двое привлекли внимание Ивана Ивановича.

Ларчик открывался просто: Павлов был из детдома, мать Денисова лишили родительских прав, воспитывала мальчика бабушка, которая умерла четыре месяца назад. Полковник лично отправлял его в отпуск по семейным обстоятельствам. Вот и выходит, что и того и другого ждать из армии некому. И случись с ними что – интересоваться тоже никто ими не будет.

Но почему СВР? Или корочки майора такое же прикрытие, как и его явно выдуманные имя и отчество?

– Товарищ майор, а что за часть такая – «отдельная бригада военных егерей»? Это, случаем, не в Чечне?

Человек в штатском внимательно посмотрел на задавшего вопрос Павлова.

– О части вы узнаете позже, а что касается места дислокации, могу вас заверить – Чечня там и близко не стояла. Конкретного местоположения назвать вам не могу. Это вне моей компетенции. Подробности узнаете потом. Могу заверить в главном – служба будет насыщенной и интересной, к тому же высокооплачиваемой. Денег забашляете по самое нехочу, – неожиданно перешел на жаргон Иван Иванович.

Парни заулыбались. С деньгами у них всегда было неважно, и они знали цену каждой копейке. К тому же, в отличие от сослуживцев, дембель не представлялся им манной небесной. Павлова ждала комната в общаге и работа на дышавшем на ладан заводике, у его приятеля осталась только квартирка, перешедшая по завещанию, да очередь на бирже труда.

А тут – свалившийся непонятно откуда аттракцион невиданной щедрости. Названная майором в штатском сумма подъемных будоражила воображение, вырисовывающиеся перспективы ласкали взор.

То, что служба будет и опасна и трудна, приятели догадывались, но те, кому терять нечего, легки на подъем. Они подписали кучу бумаг, не больно-то вдаваясь в смысл содержимого: захотят обмануть – обманут при любом раскладе; положили в нагрудные карманы «афганок» наличные из аванса, выданного майором.

Жизнь хороша!

– А что будет, если мы вдруг передумаем? – вынырнул из мира грез Павлов.

– Ничего, – спокойно произнес Иван Иванович и добавил: – Хорошего. Всего-навсего маленькая командировка в очень горячую точку и какая-нибудь операция с непременными боевыми потерями.

– Ясно, – вздохнули сержанты.

Они прекрасно поняли, на что намекал человек в штатском.

Через два дня, проведенных в кутежах и гулянках, молодые люди уже летели на рейсовом самолете в Красноярск. Потом была пересадка до сибирского поселка Ванавара, а там их уже ждали.

Военный вертолет взял на борт двух одуревших после пьянки и длительных перелетов друзей и сразу взлетел. Надвигался буран, встречавший их человек в штатском по фамилии Иванов очень спешил и потому нервничал.

– По кофейку? – предложил он.

Парни дружно закивали. Их мучил дикий сушняк, жутко болела голова, и хороший кофе был бы как нельзя кстати.

– Между прочим, кофе у меня с коньячком: настоящим, армянским, – зачем-то расхвастался Иванов. – В магазинах такого не купишь. Знакомые привезли, можно сказать, по большому блату. На полках ведь что стоит – сплошь подделка. В лучшем случае – не отравишься.

Но оценить благородство напитка Павлов и Денисов не сумели. Обоих разморил сон, да такой крепкий, что никто из них не почувствовал, как вертолет сначала изменил направление, а через час приземлился. Почти сразу к нему подкатил облепленный грязью армейский «уазик» с тентом. Одурманенных наркотиком сержантов быстро посадили на автомобиль, следом бросили их немудреный скарб. Было видно, что проделывалось это не впервой. Слишком слаженно действовали все участники операции, так ведут себя детали давно притертого механизма.

Ничего не соображавшие сержанты автоматически выполняли команды Иванова. Не сопротивлялись, не спорили и не задавали ненужных вопросов.

– Нашего полку прибыло, – сказал Иванов, склоняясь над Павловым с одноразовым шприц-тюбиком и быстрым движением делая инъекцию в шею. Аналогичную манипуляцию он проделал и со вторым подопечным.

– Только не обижайтесь, парни, – добавил человек в штатском в конце.

Хотя работа была знакомой и привычной, чувствовал он себя паршиво. Что-то отдаленно напоминающее совесть проснулось глубоко в его душе и стало ворочаться, как разбуженный посреди зимней спячки медведь.

– Трогай, – приказал Иванов шоферу и залпом допил оставшийся коньяк.

Легче на душе не стало.

Полковник Нефедов, командир отдельной бригады военных егерей, задумчиво глядел в окно и курил. По стеклу расползались мутные потоки воды, перемешанной с грязью. Шел дождь. Из-за нахлынувшего ливня был плохо виден даже Останкинский Шпиль.

– Дерьмовая погода, – сказал сидевший в кабинете полковника седой мужчина в толстом свитере, непромокаемых штанах и сапогах-бродах.

Он походил на обычного рыбака, забывшего где-то поблизости свои удочки и прочие снасти, выглядел простачком-недотепой, но Нефедов знал, сколько генеральских звезд у седого на погонах и сколько орденских планок на кителе. Более того, полковнику было хорошо известно, каково влияние этого «рыбака» там, в высших коридорах власти.

– Хорошей здесь и не бывает, товарищ… – заговорил Нефедов, но мужчина в свитере прервал его:

– Мы же договорились: я тут нахожусь абсолютно инкогнито. Так что давайте без официоза.

Полковник хмыкнул. Начальство есть начальство, и хотя пребывание шишки с Большой земли здесь, на территории Ванавары-3, давно уже стало секретом Полишинеля, потрафить его капризам все же придется.

– Вас понял, Альберт Петрович. Погода и впрямь дерьмовая. Вечный сентябрь, чтоб ему пусто было. Дожди, грозы, северное сияние и кое-что похуже.

– Хуже вашего северного сияния не бывает, – пробурчал Альберт Петрович.

Он был не в духе. Молодость, а вместе с ней и здоровье остались далеко позади, в славном прошлом. Вновь дали о себе знать старые раны, напомнили о существовании многочисленные болячки. При иных обстоятельствах он бы сюда не сунулся, но даже у генералов есть свои начальники. Приказали – надо лететь, благо на него действие «Протокола А» не распространялось. Если не доверять боевому генералу, на кого же тогда положиться?

Альберт Петрович был кадром проверенным, еще старой закалки. Но оставаться мальчиком на побегушках ему не хотелось. Смену бы надо готовить, да нет пока на примете подходящей кандидатуры. Вот и приходится брать дела на себя.

Однако из всего можно извлечь пользу, и Альберт Петрович понимал, что вернется в Москву не с пустыми руками. Будет обязательный презент от егерей, в котором найдется место для парочки «погремушек», способных придать жизненных сил дряхлеющему генеральскому организму.

Природные аномалии рождали массу полезных и дорогих вещей, «погремушки», служившие великолепным и абсолютно безопасным допингом, входили в их число.

А еще один хороший знакомый намекал, что есть возможность сорвать более чем приличный куш. Он что-то надыбал, причем редкое и весьма дорогое. Не то чтобы Альберт Петрович нуждался в деньгах, но коли длинный зеленый американский рубль сам лезет в руки – чего лениться и не поднять то, что плохо лежит? Себе на старость хватит, и детишкам с внуками пригодится.

Если бы АТРИ не существовало, ее обязательно следовало бы придумать. Хотя бы ради этого.

– Основные вопросы мы с вами обсудили. Будут еще пожелания? – спросил генерал исключительно ради проформы.

Альберт Петрович хотел как можно быстрее покончить с делами. Тут ему никогда не нравилось. Слишком чуждо, непривычно. Нормальный человек бежал бы отсюда без оглядки так, что пятки сверкали.

Увы, полковник не сумел правильно оценить настроение московского гостя. Не хватало у комбрига столичного такта и лоска, умения без слов догадываться о желаниях вышестоящих. Потому, наверное, и трубил здесь уже который год без всякой надежды на штаны с широкими красными лампасами.

Недотепа Нефедов сказал:

– Разумеется, будут. Хотелось бы поговорить насчет пополнения. У меня в бригаде сейчас большой недоштат. Не хватает офицеров, прапорщиков некомплект, а с рядовыми и сержантами просто беда. Кое-что мы покрываем из состава внутренних войск, но, по сути, всего лишь латаем дырки. Тут и естественная убыль, и потери.

– Потери. – Собеседник нахмурил брови. – Потерь надо избегать. Помните, что вы в ответе за каждую человеческую жизнь.

Нефедова покоробило. Можно подумать, он егерей колоннами под пулеметы водит. Но Альберт Петрович, не замечая реакции собеседника, продолжал разглагольствовать:

– Проблемы твои я знаю и понимаю, но пойми и ты. Сейчас не так, как раньше. Попросил бы ты меня лет двадцать назад, я бы тебе нагнал столько войск, что они всю твою территорию сапожищами бы истоптали. Но времена меняются. Мы в штабе исходим из имеющихся возможностей. Будет тебе пополнение, но не такое, на какое ты рассчитывал.

Полковник расстроился, однако нашел в себе силы поинтересоваться:

– Кого мне пришлют, Альберт Петрович? Нужны люди с боевым опытом, чтобы все знали, умели.

И тут его жестко приземлили.

– Насчет опыта ты не прав, Нефедов. Это дело наживное. Иной раз проще с белого листа научить, чем переучивать, – назидательно произнес генерал.

У изумленного Нефедова даже рот приоткрылся.

– Как же так? Неужели салаг пришлете? Они же совсем зеленые, будут только под ногами путаться.

Альберт Петрович разозлился:

– Ты, Нефедов, не забывайся. Забыл, с кем говоришь?

Полковник мотнул головой.

Генерал оседлал любимого конька. Ему нравилось ставить подчиненных на место, тем более непонятливых.

– Решение наверху принято и обсуждению не подлежит. Поэтому расслабься, Нефедов. Не надо дергаться! Мы не с бухты-барахты так порешали. Но, чтобы до тебя дошло, поясню. Во-первых, вспомни себя, свою молодость курсантскую. Ты, когда в училище поступил, помнишь, что тебе преподаватели на занятиях говорили? Наверняка ведь: «Забудьте, чему учили в школе». Было дело, полковник?

– Было, – кивнул он.

– А когда в часть попал, что тебе командир сказал? Ну, Нефедов, вспоминай.

– Забудь, чему учили в училище, – обреченно произнес полковник.

– То-то и оно! – довольно рассмеялся генерал. – Поэтому выпестуешь своих салаг так, чтобы они у тебя не хуже заправских рэксов были. Но это – во-первых. А во-вторых, ты не хуже меня знаешь, что война с психикой делает, сколько парней, прошедших через горячие точки, потом с мозгами набекрень остаются. Это же ходячие мины замедленного действия. У тебя самого один «чеченец» на днях сдуру караул вэвэшный расстрелял, просто так, безо всякой причины. Тебе повторение такого ЧП надо, Нефедов?

– Никак нет, не надо, – кивнул полковник.

– Значит, логика решений тебе понятна, – утвердительно протянул Альберт Петрович.

– Теперь да, – согласился Нефедов.

– Вот видишь, а небось меня за дурака старого держал.

– Даже не думал, Альберт Петрович.

– Рад за тебя, Нефедов. Тем более я ж тебе не пацанов с гражданки пришлю. Будут нормальные бойцы Российской армии. Необстрелянные, ну да это легко исправимо в ваших условиях.

– Бойцы так бойцы. Надеюсь, хоть из подходящих родов войск: ВДВ или морской пехоты? Чтоб начальная подготовка соответствовала.

Генерал не сумел сдержать улыбки:

– Зачем тебе десантура с морпехами? Их ведь чему учат – гонору, как у польской шляхты. Чтобы кирпич об башку разбить, стекло сожрать, дверь плевком выбить, без парашюта из самолета прыгнуть. Нет уж, полковник, все и всегда решает пехота – царица полей. Пришлю тебе мотострелков, с ними и занимайся. Вэвэшников к себе пока не переманивай. У них тоже с людьми напряженка. – Он посмотрел на часы. – Засиделся я у тебя. Пора и честь знать. Хочу до перехода поскорее добраться. Удачи тебе, полковник.

– Спасибо, Альберт Петрович.

Тут генерал вспомнил еще один момент, на который хотел обратить внимание командира бригады:

– Чуть не забыл, Нефедов. Надо бы тебе бродягами заняться. Под самым носом шастают, наглеют не по дням, а по часам. Прищеми им хвост, пока совсем не распоясались.

Кабак «Козья морда» был переполнен, однако это не помешало юркому бармену Сене Хорьку сходу вычленить нужного посетителя – мужчину, одетого, как большинство из кутящих тут вольных бродяг, в невообразимую смесь из военных и гражданских вещей, – и, дождавшись, когда тот подойдет к стойке сделать заказ, что-то тихо шепнуть ему на ухо. Вошедший внешне не выказал никаких чувств, лишь сдержанно кивнул и шагнул к укрытой за портьерами стальной пуленепробиваемой двери, больше смахивающей на дверцу сейфа.

Стоявший возле нее здоровенный охранник вопросительно поднял глаза на Хорька. В ответ бармен сделал особый знак – дескать, все в порядке, можно пропустить. Здоровяк отошел в сторонку и жестом пригласил мужчину пройти.

Ход вел в подвал, где по соседству размещались личный кабинет неофициального мэра Муторая Петровича и маленькая комнатушка, служившая местом встреч для проведения особо конфиденциальных переговоров. Хозяин «Козьей морды» гарантировал отсутствие в ней средств прослушки. Короче говоря, тут не «сифонило». Считалось, что ни одна из тайн никогда не перейдет порог маленького помещения, заставленного скромной мебелью еще советского производства.

Наверху играла музыка, слышались крики и смех. Охранники окидывали цепкими взглядами наиболее шумные компашки и, если градус веселья подымался выше, чем дозволялось, тут же вмешивались. Сначала возмутителя спокойствия просто предупреждали, если тот не проникался, в ход шли уже другие меры более жестокого порядка. В лучшем случае виновника могли отмутузить до потери сознания, в худшем – скормить панцирным псам.

В подвале же было тихо. Сюда не проникали посторонние звуки: только шелест ковровой дорожки под ногами.

Посетитель завертел головой, пытаясь понять, куда же его позвали – в комнату для переговоров или в кабинет Петровича. Хорек был чересчур лаконичен, сообщив лишь короткую фразу о том, что весьма важные люди просят спуститься, без указания конкретного места.

Но мужчину уже ждали. Гостеприимно распахнулась дверь, и он зашел в переговорную.

За прямоугольным столом, накрытым белоснежной скатертью, сидел большой человек. Большой не только в смысле габаритов (полтора на два метра), но и по статусу в АТРИ. В драном свитере и потертых джинсах, он выглядел добродушным здоровяком, что и мухи не обидит, однако вошедший знал, что перед ним человек, для которого чужая жизнь не стоила и ломаного гроша. Там, где он появлялся, редко обходилось без горы трупов.

– Присаживайся.

Посетитель кочевряжиться не стал, поместился на деревянном стуле с жесткой спинкой, оглядел пустой стол. Что ж, Петрович делал все, чтобы переговоры не затягивались. Убогая даже по меркам АТРИ обстановка в комнате немало тому способствовала.

– Прости, угощать тебя не буду, да и некогда.

– Зачем звали? – спросил посетитель.

Вместо ответа здоровяк положил перед ним пухлую папку с завязками. Мужчина открыл ее, бегло пролистал и отодвинул.

– Хотелось бы знать, при чем тут я?

– Это примерно десятая часть того, что нам удалось накопать, – пояснил здоровяк. – Но картинка неполная. Слишком много белых пятен, а ты знаешь, как я их не люблю.

– Мне придется закрасить эти пятна в нужный цвет? – с кривой ухмылкой поинтересовался его собеседник.

– Разумеется, – усмехнулся здоровяк. – А как ты думал, для чего мы тебя внедряли? Дорогое удовольствие, даже для нас. Во всей АТРИ только двое знают, кто ты на самом деле.

– Двое?

– Именно. Двое: ты да я. И я пока не могу ввести официальные власти в курс дела. Потому тебе придется действовать на свой страх и риск. Я не хочу никого спугнуть. Ты меня понял?

– Понял, – кивнул вошедший.

– Тогда можешь идти. Времени на подготовку у тебя пара месяцев, не больше. За провал операции…

– Погоны снимете? – с прищуром спросил вошедший.

– Погоны – это перебор. Яйца отрежу, – ответил здоровяк.

Глава 1

Пробуждение было из таких, что врагу не пожелаешь. Башка раскалывается на части, кружится. Во рту сухо, и привкус такой, будто птичка нагадила. Какая там птичка! Бегемот – здоровенный, толстый. Вонючий!

Плохо мне, ой плохо! Как с жуткого бодуна.

С чего бы? Не маленький, не в первый раз бухал. Вроде пил грамотно, не смешивая. Может, коньячок, предложенный товарищем Ивановым, был не того-с? Из той же бочки, как и прочая магазинная и палаточная отрава. Еще хвастался: «Настоящий, армянский!» Чтоб он подавился своим «армянским»! Или грешу на человека?

А еще полный провал в памяти. Иванов, вертолет… Но что было после?

И, кстати, где я?

Лежу. Справа и слева койки, заправленные казенными синими одеялами. Прикроватная тумбочка из дерева, покрытого морилкой. Казарма? Но почему вокруг люди в белых халатах?

Светлый пластик, какие-то компьютеры, трубки, микроскопы. Разговоры ученые, непонятные.

– Температура?

– В норме.

– Давление?

– Сто десять на восемьдесят.

Госпиталь, больница. Что-то произошло?

– Доктор, он глаза открыл, очнулся.

– Давно пора.

Что пора?

– Павлов Артем Николаевич, девяностого года рождения? – чей-то надтреснутый голос.

Ага, вот и его обладатель.

Рефлекторно отзываюсь:

– Так точно!

Господи, как хочется пить! Жизнь бы отдал за глоток холодненькой минералки. Или кваса. Выдул бы бочку в один присест. У нас в городе на пивзаводе вкусный квас делают. В областной центр возят. Народ в жаркий день в очереди встает.

– Вы меня отчетливо видите?

– Так точно, вижу хорошо. Мне бы попить…

– Сестра, дайте ему воды.

Хватаю стакан, пью. Господи, благодать-то какая!

– Утолили жажду, Павлов?

– Да. Спасибо.

Мысли снова далеко отсюда. Лихорадочно размышляю на тему, что стряслось, и где Леха Денисов. В поле зрения он не попадает. Кругом незнакомые лица. Абсолютно равнодушные, как у настоящих врачей. Госпиталь?

Леха, где Леха? И что это со мной приключилось?

– Сколько я вам показываю пальцев?

– Два… то есть три.

– Хорошо.

Мужчина, очевидно врач, склоняется надо мной. У него опухшее лицо алкоголика, полные мясистые губы, из ноздрей торчат пучки волос. И запах типичный медицинский: спирт, лекарства. Сквозь белый халат просвечивают погоны. Значит, военврач. Госпиталь. Сто пудов – госпиталь.

Я машинально подношу к глазам руки, потом сгибаю и разгибаю ноги.

Военврач смеется:

– Не беспокойтесь, Павлов! С вами все в порядке.

– Где я, товарищ…

– Капитан. Капитан медицинской службы Северянин. Был когда-то такой известный поэт. Вы о нем слышали?

– В школе проходил, но деталей уже не помню, товарищ капитан.

– А что, ничего, кроме школьного курса литературы, больше не читали?

– Так точно, не читал. Хотя нет: газеты, сканворды.

– Жаль, – вздохнул Северянин. – Начни я сейчас цитировать вам Данте, ведь не оцените. Я правильно говорю?

– Так точно.

А кто такой этот Данте? Тоже военврач?

Капитан махнул рукой:

– С вами все ясно, Павлов. Ладно, частично ввожу вас в курс дела. Добро пожаловать в Аномальную Территорию Радиоактивного Излучения, или, сокращенно, АТРИ.

– Почему «три», товарищ капитан?

– Что? – Вопрос сбил военврача с выбранного курса.

– Вы сказали, что А-три. Значит, где-то есть А-один и два.

– Не тупите, Павлов. Я же сказал: АТРИ – это аббревиатура. Дошла до нас еще со сталинских времен. Говорят, Берия придумал. Он вообще был человеком с большой фантазией.

Фраза о радиации меня насторожила.

– Товарищ капитан, разрешите спросить?

– Разрешаю.

– Вы сказали о радиоактивном излучении. Мы, случайно, не в Чернобыле?

– Нет, боец, мы не в Чернобыле. Там, по сравнению со здешними местами, просто курорт.

Я нервно сглотнул. Куда же меня занесло?

– Поджилки не затряслись, сержант?

– Пока не знаю.

– Да ты не дрейфь, Павлов. На Ванаваре с радиационным фоном все нормально. Получишь оборудование, сам проверишь. Про счетчик Гейгера слышал, наверное?

– Слышал.

– У тебя будет такой, только еще круче. Его встраивают в КИП – портативный компьютер, внешне похож на часики, только размером больше. Штука полезная. Без него мы и в сортир не ходим.

Доктор показал левую руку, к которой и впрямь кожаным ремешком крепился прибор с жидкокристаллическим экраном.

– Классная вещь, одна из последних моделей. Прибамбасов сюда напихано – море. Она и уровень радиации показывает, и прочую дрянь. Не всю, конечно, но это ведь лучше, чем ничего.

– Так точно, лучше.

– Радиации ты не бойся. Яйца засветятся, только если сдуру не туда сунешься, но ты слушай старших, смотри показания на КИПе и не лезь, куда не просят. Особенно на урановые рудники.

– Тут есть урановые рудники?!

Доктор хохотнул:

– В АТРИ много чего есть! Больше, чем в Греции! Твое счастье, что в егеря попал: их на рудники не отправляют. Там свой контингент работает, специфический: урки-уголовники, которым пожизненное впаяли. В советские времена, пока «вышка» существовала, были все больше смертнички. Ну, и «вованы», то бишь вэвэшники, они их охраняют.

– Чтобы не сбежали, – понимающе кивнул я.

– Не-а, – ухмыльнулся доктор. – Чтобы не сожрали. Знаешь, сколько в АТРИ охотничков за человеческим мясом? Вагон и маленькая тележка. Беда в том, что радиация – не самая большая из здешних проблем. Короче, влип ты, сержант. Влез в самое дерьмо по уши.

– Не привыкать, товарищ капитан.

Не знаю почему, но в тот момент я воспринял его слова как шутку. Мало ли что спьяну наболтаешь, а доктор впечатление трезвого не производил. А может, и вообще – умом тронулся.

На всякий случай я отодвинулся от него подальше. Он мои маневры не заметил и продолжил развивать свою тему.

– Оно и видно, – хмыкнул военврач. – Не привыкать. С медицинской точки зрения ты в полном ажуре, так что выписываю. Нечего место в стационаре занимать. Сейчас тебе принесут одежду, а я пока звякну в часть, скоро за тобой придут.

– А еще что-нибудь про АТРИ расскажете, товарищ капитан?

– Лучше один раз увидеть, Павлов. Фильм учебный посмотришь и просветишься.

Военврач оставил меня одного.

Не, наверное, это со мной не все в порядке. Мерещится с бодуна всякое. Да и как можно принять всерьез все, что мне наговорили. Чушь собачья! Радиация, урановые рудники, зэки, людоеды…

Да муть все это!

Я сел на койке. Ощущения были такие, будто сплю и вижу сон. Даже ущипнул себя за ухо, но не проснулся.

Сестричка принесла одежду, уложила ровной стопочкой на табурете и сразу вышла. Деликатная. Гран мерси, мадемуазель.

Неторопливо переоделся.

Выданная форма не сильно отличалась от привычной: нижнее белье; плотная камуфлированная куртка с кучей карманов и клапанов; пошитые из той же ткани штаны; утепленное кепи; кожаная портупея (в учебном полку похожую носили только офицеры); пара носков и берцы – высокие ботинки со шнуровкой. Разве что эмблемы странные: вместо привычных общевойсковых – с белыми надписями на синем, как у миротворцев. Больше никаких художественных изысков. Российского флага и того не имелось.

Будто служу в другой стране или того круче – на другой планете.

В коридоре загромыхало, дверь резко распахнулась. Здоровенный рыжий прапорщик с конопатой мордой вошел в палату и, поглядев на меня, как воспитанная дама на таракана, презрительно произнес:

– Едрит-гидроперит! Кого же это нам опять наприсылали!

За его спиной замаячила физиономия Лехи Денисова. Я облегченно вздохнул: жив, курилка. Леха подмигнул: дескать, все в норме.

Прапорщик представился:

– Здорово, пополнение! Я прапорщик Галунзе. А ты у нас, выходит, сержант Павлов?

– Он самый, – подтвердил я.

– Я за тобой, Павлов. Забирай манатки и потопали.

– Куда, товарищ прапорщик?

– На кудыкину гору! В расположение двигаем, надо же тебя устроить на первое время. Шевели булками, солдат.

Прапорщик расписался в толстой амбарной книге, получил в кладовой наши вещмешки, и мы покинули госпиталь.

Путь пролегал по асфальтовой дорожке с бордюром из покрашенного в белый цвет кирпича. Асфальт местами полопался, сквозь трещины торчала пожухлая травка. Солнышка бы ей, глядишь, и воспрянула бы. Но солнца нет. Пасмурно, мрачно, паршиво. Тут всегда так?

Над ухом зудела мошкара, прапорщик отгонял ее рукой.

Деревья попадались знакомые: лиственницы, березки, возле них густо лежал мох.

Я завертел головой, рассматривая окрестности.

Вдалеке высокая бетонная стена, обнесенная колючей проволокой. Вышки с часовыми. По всему чувствуется, что бойцы не просто тащат службу, а настороженно мониторят округу. И явно не потому, что боятся разгона от отцов-командиров. Ведут себя, как американцы в Ираке: всегда на стреме.

Как сказал этот доктор с известной фамилией: в дерьмо вляпались. Очень похоже. Войнушкой тут пахнет, причем не из разряда шутейных.

Может, обманул нас Иван Иванович, в Чечню отправил? Впрочем, вряд ли. На Кавказ не похоже. Природа не та, климат, флора с фауной. Мох, к примеру. Бывал я перед армией в Прохладном, в Нальчике и в Минеральных Водах – совсем не то. Да и летели мы в Сибирь.

Но точка явно горячая, вон как часовые башкой крутят, да и вдоль периметра уже несколько патрульных групп протопало в каких-то непонятных костюмах, делающих солдат похожими на роботов. Я такой боевой прикид даже в кино не видел.

– Эскады, – пояснил Галунзе. – Энергетические костюмы, адаптированные для аномалий. Комбриг страхуется. Мы на большинство операций в «Скатах» ходим. Вам тоже выдадут.

Ого! Я удивился, услышав незнакомые названия. Явно не всю оборонку у нас на мирные рельсы поставили: кастрюльки со сковородками паять. Что-то еще мастерят, и не только для продажи за границу.

– Круто! – восхитился мой приятель. – Прямо как трансформеры.

Я продолжил размышления. Наличие патрулей означает, что на вышки тут не полагаются. Видимо, кто-то пытается прорваться сюда с нехорошими намерениями и неоднократно.

Неужто и в Сибири заварушка началась: какие-нибудь тунгусы с эвенками друг дружку режут, а мы успокаиваем?

И эти эскады вместо стандартных касок с брониками. Эх, зачем я этого Иван Ивановича послушался!

Небо было пасмурным, затянутым тучами. Моросил холодный дождь. На асфальте растеклись лужи.

– Слякоти не бойтесь, – вдруг произнес прапорщик. – Не замочит. Тем более на вас форма с особой влагоотталкивающей пропиткой.

– Да? – скептически протянул Леха, пощупав ткань камуфлированной куртки. – А на вид не похоже. Обычное п/ш.

– Не обычное, а специально разработанное для данных климатических условий, – возразил прапорщик. – С необычным вы еще столкнетесь. Его тут хоть жопой ешь. А спорить со мной, едрит-гидроперит, не советую. Я вам теперь за папку и мамку буду и по-родительски могу таких лещей навалять, что котелок отвалится.

– Виноват, товарищ прапорщик, исправлюсь, – заверил Леха, но в глазах его заплясали смешинки.

Кажется, он еще не отошел и не воспринимает окружающее всерьез. Или это я нафантазировал себе невесть что?

– Товарищ прапорщик, а как называется место, в котором мы служим? – спросил Леха.

– Официальное название поселка Ванавара-3, но мы зовем его просто Ванавара, без всяких цифр. Здесь стоит отдельная бригада егерей, есть и гражданские, в частности ученые. Одна из наших задач: охранять и сопровождать научные экспедиции, едрит-гидроперит их за ногу!

Известие об ученых подействовало успокаивающе. Не сочетаются яйцеголовые у меня в мозгу с опасностями и приключениями. Прошли времена Жюля Верна и всяких профессоров Паганелей, которые мотаются по всему свету и ищут неприятностей на пятую точку. Компьютеры, пробирки, графики, схемы… Короче, сплошная кабинетная жизнь.

Теперь Ванавара показалась мне типичным военным городком – в меру вылизанным, чистым. Уставным, но без фанатизма: листья к деревьям не приклеивают, траву зеленым не красят.

Полоса препятствий. Спортплощадка с турниками, беговой дорожкой, футбольными воротами и баскетбольными кольцами. Вспомнилось крылатое: «Что ни отдых, то активный; что ни праздник, то спортивный».

Обязательный плац, почему-то пустующий. Непривычно, у нас в учебке всегда кого-то на нем гоняли. Пехота без занятий строевой – не пехота.

Кирпичный штаб в два этажа, пара зданий – общежития для офицеров, на застекленных балконах сушится выстиранное белье – лифчики, трусики. Маленькие фрагменты иной, штатской жизни.

Но есть одна странность – нет техпарка в классическом понимании. Обычно он чуть ли не половину территории занимает, а тут пара гаражных боксов да внутреннее КПП со шлагбаумом.

Столовка – от нее потянуло готовящейся пищей. Я, хоть и не был голодным, невольно сглотнул, а у Лехи заурчало в животе.

– Потом перекусите, – бросил на ходу Галунзе. – Теперь посмотрите на нашу достопримечательность. Видите, во-о-он там торчит горушка?

Мы вгляделись. На дальнем расстоянии торчал высоченный горный пик.

– Да это ж мечта альпиниста! – восхитился Леха.

Прапорщик усмехнулся:

– Ничего не напоминает?

Мы пожали плечами:

– Вроде нет, товарищ прапорщик.

– Эх вы, пехтура, – протянул он. – Это Останкинский Шпиль, его так в честь знаменитой телебашни назвали. Похож?

– Похож, – кивнул я.

Действительно, теперь сходство бросалось в глаза.

– Шпиль этот, – продолжил прапорщик, – виден на расстоянии в сотни километров, причем практически в любую погоду. С вопросами почему да как обращайтесь к ученым, а я скажу вам самое главное: если увидите возле Шпиля его двойник, ну, такой, вроде призрака из тумана или облаков, по форме точь-в-точь одинаковый, спешите забиться в ближайшую нору и не вылезайте оттуда, пока все не закончится.

– А что именно должно закончиться? – заинтересовался Леха.

– Северное сияние, – пояснил прапорщик.

– Подумаешь, северное сияние, – хмыкнул приятель. – Чего в нем особенного?

– Да ничего, гидроперит твою мать! – разозлился Галунзе. – Попадешь под него и всего-навсего ослепнешь, сдуреешь или козленочком станешь. Насчет последнего – это шутка.

– А насчет ослепнешь или сдуреешь? – спросил я.

– Тут уж никаких шуток, – пообещал прапорщик. – И «козленочком» тоже стать можно, но это только если под ка-волны угодишь. Не переживайте, ребятки, все еще хуже, чем кажется. – В голосе его уже не было прежней бравурности.

Получается, разговор с доктором мне не померещился. Прав военврач, влипли мы с Лехой в самое что ни на есть дерьмо. Теперь бы отсюда выкарабкаться.

Глава 2

Казарма мне понравилась. Собственно, это была общага с комнатами на двоих. Довольно цивильно: две кровати, занавесочки на окнах, встроенный в стену шкаф-купе, раскладной столик, прямоугольное зеркало, засиженное мухами.

Я посмотрел на свое отражение и, не обнаружив ничего выдающегося, продолжил изучать помещение.

Белоснежный потолок без разводов, люстра на три лампочки, старенький советский холодильник «ЗИЛ». Допотопный телевизор, причем черно-белый. На обоях картинки с голыми красотками, календари. Должно быть, остались от тех, кто жил здесь раньше.

Нас с Лехой заселили вместе. Комендант – добродушный толстяк – выдал постельное белье, электрический чайник на полтора литра.

– Воду у нас в поселке фильтруют, так что чайком балуйтесь смело. А вот ежели вздумается зачерпнуть из ручья или реки, обязательно киньте спецтаблетку, иначе рентген хватанете, – предупредил комендант.

Леха опасливо покосился на чайник. Думаю, первое время приятель вообще не будет пить, пока жажда не доконает.

– Пошли смотреть учебный фильм, – сказал прапорщик. – Его всем новичкам крутят. Хавальником не щелкать, не дремать, смотреть внимательно.

Нас посадили перед монитором компьютера. Галунзе, не забывая прибавлять через слово свой «едрит-гидроперит», пощелкал мышкой, отыскивая нужный файл, наконец нашел его и запустил.

Весь киносеанс мы просидели с открытым ртом. Увиденное потрясало и пугало одновременно. По всему выходило, что занесло нас не в Чечню и не в Чернобыль, а в самый настоящий параллельный мир.

Мы были в шоке.

Сто лет назад в тунгусскую тайгу упал знаменитый метеорит. Так думали все, так было принято думать, однако в действительности здесь случилось вот что: загадочным образом в Сибири произошло столкновение двух миров, был энергетический выброс страшной силы, что-то нарушилось во Вселенной и в сложившемся миропорядке. В результате образовалось место, по сути не принадлежащее ни тому ни другому миру, тоненькая прослойка, причудливо сочетавшая земные и чужие черты. Обнаружили ее по чистой случайности в тридцатых годах и сразу засекретили.

Образовавшиеся территории получили звучную аббревиатуру АТРИ. К ним вело узенькое ущелье, тщательно замаскированное от посторонних глаз и не менее тщательно охраняемое. Началось постепенное исследование и освоение новых земель.

Немного погодя обнаружилось, что на АТРИ находятся богатейшие залежи урана. Поскольку Советский Союз интенсивно занимался атомной энергетикой и оружием, новость оценили по достоинству. Сталин дал команду, Берия с энтузиазмом засучил рукава. Механизм ГУЛАГа провернулся. Началась интенсивная разработка.

На урановых копях работали зэки, приговоренные к смертной казни. Возникли рабочие поселки, колхозы, животноводческие фермы, даже завод «имени 30-летия Октября».

Кроме урана, имелось и золотишко, и прочие полезные ископаемые, но добыча их оказалась задачкой не из простых. АТРИ буквально изобиловала неприятными сюрпризами. В первую очередь это были аномалии, в подавляющем большинстве опасные для жизни и здоровья.

Сияние ослепляет и сводит с ума, портит тонкое электрооборудование. Воздушные «Крылья» затрудняют полеты вертолетов. Гадость вроде «Поцелуй Борю в Зад» (на сленге обитателей АТРИ) рвет человека на куски, «Огненный гейзер» оставит от него только пепел, а «Морозка» превратит в ледяную скульптуру.

Есть еще и ка-волны, названные так в честь обнаружившего их ученого Тимофея Караваева. Стоит угодить под действие этого излучения, и с большой вероятностью медленно, но верно человеческий или животный организм подвергнется мутациям. Вот и бродят нынче по АТРИ весьма причудливые создания-мутанты: упыри, зомби, меченосцы и иже с ними.

А чтобы было совсем не скучно, почти вся местная фауна обожает охотиться на людскую породу. Панцирные псы, собирающиеся в большую свору, от которых можно отбиться только с автоматом; рыси-секаланы, умеющие контролировать других диких хищников; живоглоты размером с медведя и с повадками росомахи, подстерегающие в засадах; огромные и свирепые хуги – настоящие терминаторы, видимо выходцы из другого мира. Это далеко не полный список.

К более-менее безобидным существам можно отнести мутировавших двухголовых оленей. Местные называют их рогачами, в АТРИ это основной тягловый скот.

Машин тут мало, слишком велик риск угодить в аномалию. Вертолеты могут летать далеко не везде, с железнодорожным транспортом тоже не сложилось, вот и возят большинство грузов на покладистых рогачах.

Воду, предварительно не обеззаразив, пить нельзя, убитых животных есть невозможно – отрава в чистом виде. Химия, конечно, не стоит на месте: ученые придумали массу реагентов против радиации, ядов и так далее, но обработанное ими мясо на вкус не лучше подошвы.

Погодка в АТРИ не фонтан, вечная ранняя осень с постоянными дождями и грозами. Температура от плюс пяти до пятнадцати. Тут даже названия месяцев иные: первый, второй и так по порядку.

– Обалдеть! – только и сказал Леха после сеанса.

А я обалдел еще сильнее, когда узнал, на что именно мы подписались. Путь на Большую землю из АТРИ для нас, простых смертных, был один – через частичное стирание памяти.

– Неужто до такого додумались? – восхитился мой приятель. – Я думал, это фантастика.

Галунзе кивнул:

– Яйцеголовые, их заслуга. Научились в мозгах отверткой ковыряться. Чего хотят, то и творят. Только вот в чем закавыка – процентов так двадцать народа после этих процедур рискует навсегда остаться идиотами. Гарантий на благополучный исход никому не дадено. А для тебя, Павлов (ты, парень, присядь), у меня новости не из приятных.

– Что за новости, товарищ прапорщик?

Я послушался совета Галунзе, присел.

– Томограмма твоего мозга показала, что ты даже идиотом не станешь. Исчезнешь как личность, и всех делов. А может, и совсем того… Нельзя тебе память стирать. Кажется, ты прописался тут навсегда, сержант.

Я нервно сглотнул. В глазах потемнело. Оставаться в АТРИ до конца своих дней мне не хотелось. ОЧЕНЬ!

– А ошибки никакой нет, товарищ прапорщик? – спросил Леха, участливо поглядев в мою сторону.

– Никакой, Денисов, – подтвердил Галунзе. – Все четко, как в аптеке.

– А когда нас успели под томограф засунуть? – продолжил Леха.

– Ясно когда – пока вы в отключке валялись. Не думайте, что одним сканированием обошлись, было комплексное медицинское исследование. Сняли все ваши параметры жизнедеятельности и в компьютер заложили. Тут на каждого из нас своя биокарточка есть.

Галунзе повернулся ко мне:

– Да ты не переживай, Павлов. Наука развивается, яйцеголовые шуршат, как электровеники. Не сегодня, так завтра что-то придумают. Что скажешь, сержант?

– Ничего, – еле шевеля губами, прошептал я. – Безвыходных положений не бывает.

– Ну да, – подтвердил прапорщик. – Выход всегда есть. Как у жратвы: либо через рот, либо через жопу. В АТРИ чаще всего второй вариант.

После обеда нам разрешили побыть в комнате до следующего утра: пережить шок, привести мысли в порядок. Галунзе покинул нас, сказав, что займется мной и Лехой по особой программе и обязательно возьмет «в ежовые рукавицы».

– Ужин с шести до восьми, – предупредил он.

Я сидел на койке и нервно крутил в руках сигарету. Никогда раньше не курил, а тут вдруг надумал. Леха, у которого я стрельнул пачку дорогого курева, купленного еще на Большой земле, сочувственно молчал.

Но тут в комнату бесцеремонно ввалился долговязый черноволосый парень чуть постарше нас. У него был большой рот, делавший его похожим на лягушку. В руках парень держал бутылку водки.

– Привет, зеленые! – осклабившись, сказал он. – Будем знакомиться. Старший сержант Марченко, позывной – Марчелло. Череповецкие или, на худой конец, вологодские есть?

Услышав, что нет, он ни капельки не расстроился:

– Ладно, может, еще и пришлют зему. Побазарим?

Он без спроса уселся на мою кровать, развалился, вытянув длинные, как у журавля, ноги в светло-коричневых казенных тапочках. Бутылку поставил на стол.

Парнем Марчелло оказался словоохотливым:

– Сигареткой не поделитесь? Я как в коридор вышел, носом покрутил – чую, табачком хорошим потянуло. Здорово, думаю. У нас с этим делом неважно. В лучшем случае выдадут болгарский «Дукат», от него горло дерет. А обычно «Розочку» вьетнамскую. С девяностых еще на складе валяется, никому на… короче, совсем не нужная. Ваще непонятно, что эти узкоглазые вместо табака напихали, наверное, бамбук нарубленный. Кислятина, брр! – Он поморщился.

Леха придвинул ему початую пачку. Марчелло взял сигарету, прикурил и, затянувшись, заговорил:

– Не ссыте, пацаны. Жить можно везде, особенно если ты шаристый боец, а, как стать таким, я научу. – Он перевел взгляд на водку и сказал: – Стаканы доставайте. Я, в конце концов, в гости пришел или как?

В качестве закуски использовали тушенку. Марчелло покрутил жестяную банку в руках:

– Ишь ты, по госту сделано. Хоть и верится с трудом, но всяко лучше здешней убоинки. У вас много с собой? Может, продадите? Заплачу по сто пятьдесят за каждую.

Я порылся в вещмешке, вынул оттуда пару банок:

– Держи.

– Сколько с меня?

– Нисколько. Подарок. Ты же нас водкой угощаешь.

Марчелло усмехнулся:

– Спасибо. Дернем за знакомство.

Мы выпили, закусили.

Гость снова заговорил. Похоже, он мог трепаться непрерывно, но нам его словесный понос еще не приелся, и мы слушали с удовольствием, благо рассказчиком Марчелло был первостатейным. Он открыл нам глаза на многое, в частности, рассказал о стороне, не затронутой в учебном фильме.

– Как думаете, что представляет главный интерес в АТРИ? – самодовольно улыбаясь, спросил большеротый.

– Уран, – предположил я, вспомнив о копях.

– Уран – это так, – отмахнулся Марченко. – Не про нашу душу. Цацки – вот истинное сокровище АТРИ и нигде, поверьте – нигде, ничего такого вы не найдете.

– Что за цацки? – не понял я.

Леха тоже не мог взять в толк, о чем говорит Марченко. В нашем представлении это всякие никчемные вещи, безделушки. Ну, может, какие-нибудь украшения и прочие дорогие, но практически бесполезные предметы.

– Цацки?! – Марчелло мечтательно задрал подбородок. – Цацки, братаны, это все: и смех, и слезы, и любовь. Будут цацки – будут и бабки, а без бабла в АТРИ делать нечего. Здесь все этим промышляют, только в открытую не говорят. На словах объяснить сложно, не поверите, надо бы вам пример показать.

Марченко потрогал бутылку, отметил:

– Теплая! Непорядок. Вот и повод для демонстрации.

– А мы ее в холодильник засунем. – Леха потянулся к «ЗИЛу». – В морозилку.

– Отставить, – приказал Марченко. – Ждите, буду через минуту.

Он вышел к себе и вернулся с предметом, очень похожим на яйцо, только оно было как будто из стекла, а внутри «играла» цветомузыка – переливающиеся из синего в зеленое всполохи. Дал нам по очереди подержать, пояснил:

– Это леденец. Довольно распространенная цацка, а потому недорогая – цена ей три рубля ведро и то в базарный день. Но дешево не значит плохо. Леденец – штука полезная. Сейчас я покажу вам принцип работы атрийского переносного холодильника. Можно?

Не дожидаясь ответа, он вытряхнул мой вещмешок, засунул в него бутылку водки с наглухо завернутой пробкой и леденец, потом взглянул на КИП:

– Через пять минут проверим результаты.

Результаты нас впечатлили. Чем бы ни было это «яйцо», но водку оно охладило до нужной температуры.

– И это, братаны, лишь маленькая часть здешних сокровищ, – довольно улыбаясь, сказал Марчелло. – Есть, к примеру, перышко. Кинул такое в рюкзак, и можно смело переть в нем полтонны. А паутинка – это, братаны, все равно что шапка-невидимка. Короче, я вам тут до вечера буду перечислять.

– Да этим цацкам цены нет! – восхищенно сказал я.

– Цена, братан, на все есть, – поправил меня Марченко. – Только загнать их не так просто. Скажем, перышко на Большой земле туеву хучу баксов стоит, но тут ты его толкнешь в десятки раз дешевле. Дороже у тебя никто не купит. И то – места знать надо. Есть такие, где тебе башлять не станут. Раскусят, что ты новичок, грохнут, цацки заберут и всех делов. Поэтому мой вам совет – если найдете хабар, сдайте мне. Я заплачу, не обижу.

– Мы подумаем, – кивнул я. – А где вы берете эти цацки?

– Долгая тема, – посерьезнел Марчелло. – Одно скажу – иной раз жопа кверху мехом вывернется, покуда ты это перышко или погремушку достанешь. А то можно и коньки отбросить. Здесь с этим запросто. Ладно, пацаны, башку не забивайте. Вы бы лучше погоняла себе придумали, а то другие перекрестят, надоест отмазываться.

– Зачем погоняла? – спросил я. – Что тут, зона что ли?

– В точку! – поднял большой палец правой руки Марченко. – Так и есть. Пусть аномальная, но зона. А погоняла нужны всем. Случись с тобой или, скажем, с прапорщиком Галунзе беда, когда счет на секунды идет, ты что в эфир кидать будешь? Спасите, помогите, с товарищем прапорщиком Галунзе неприятность случилась… Да тут половина даже не вспомнит его фамилию. А если дашь объяву, что с Гидроперитом ЧП, все сразу поймут. И время, опять же, сэкономишь. Ну так что насчет кликух?

– У меня фамилия Денисов, в школе Дэном звали, – задумчиво произнес Леха.

– Дэн – нормально, – одобрил Марченко. – Он посмотрел на меня: – А ты кем будешь?

– Я Артем, а буду… – я задумался. – Арчи!

– Тоже ничего, – согласился собеседник. – Дэн и Арчи. Звучит. Комбрига нашего зовут Батей, с прапорщиком тоже разобрались. Соседа моего по комнате Компотом кличут. Он до компота из сухофруктов сам не свой. Потом и про остальных узнаете.

Гость зевнул.

– Засиделся я у вас, пора и баиньки. Пока, пацаны! Держите хвост пистолетом. Завтра вам Галунзе покажет гидроперитную мать.

Марченко ушел, оставив на столе недопитую бутылку, однако леденец забрал с собой.

– Нормальный мужик вроде, – сказал я, когда мы с Лехой остались вдвоем. – Без понтов. Пришел, все рассказал.

– Нормальный, – откликнулся Леха, убирая бутылку в холодильник. – Только одно «но»… Ты помнишь, сколько он за тушенку предлагал?

– Помню. Полторы сотни за банку.

– Угу, – кивнул Леха. – Полторы. А ко мне до него другие мужики подваливали и предлагали пять сотен. Как думаешь, если мы ему хабар сдавать начнем, во сколько раз он нас наколет?

Глава 3

Спал я на удивление хорошо. Видимо, дал о себе знать стресс, а сон, как известно, лучшее от него лекарство. После водки.

Но пить мне уже не хотелось.

Утро началось с физзарядки под проливным дождем. Было еще двое новеньких – Филя и Кокос. Они прибыли с Большой земли на неделю раньше и тоже оказались в учебном центре. Надо сказать, там было немноголюдно: пополнения прибывали нечасто. Кроме нас стажировку проходили еще несколько офицеров из внутренних войск, но у них была особая программа, на занятиях мы не пересекались.

Росту Филя был богатырского, темные волосы зачесывал назад, отращивал пижонистые усики, ходил пружинисто и легко. Мощная грудная клетка выдавала в нем любителя потаскать в свободное время железо. Не удивлюсь, если он был большим любителем покрасоваться, попозировать перед зеркалом. Культуризм – еще та зараза, способная из нормального человека сделать самовлюбленного нарцисса.

Кокос тоже увлекался спортом, был он поджарый и подтянутый. Из таких выходят хорошие пловцы и бегуны на короткие дистанции. Носил небольшую челку, брился до зеркального блеска и отличался тяжелым характером. Я редко видел улыбку на его лице.

Парни постоянно держались вместе. Ощущалась в них какая-то первобытная злоба и… растерянность. Им, как и прочим новичкам, было трудно свыкнуться с новыми обстоятельствами.

Я спросил, где они служили.

– В сорок пятой дивизии, миротворческой, – пояснил угрюмый Кокос.

– И как, приходилось «миротворить»?

– Не-а, – признался он. – Не успели. Только собирались, но сюда быстрей законопатили.

Тут появился Гидроперит и потащил всех на спортплощадку.

Егеря, курившие под козырьком подъезда, проводили нас сочувственными взглядами.

Ливень косыми струями хлестал землю. «Непромокаемая» форма быстро потяжелела и прилипла к телу.

Я мчался, перепрыгивая лужи. Следом, пряча глаза от летящей с подошв грязи, цепочкой бежали остальные. Гидроперит выныривал то спереди, то сзади, носился кругами. Казалось, он не знает усталости. Нам же приходилось не в пример тяжко.

– Этот безумный прапорщик меня доконает, – пробормотал Леха. Он хрипло дышал. Бег никогда не был его коньком.

– Говори тише, – не оборачиваясь, предупредил я. – Не ровен час, услышит. Со света сживет.

– Плевать. Я раньше помру от разрыва легких.

– Думаешь, мне легко?

Не скажу, что я какой-то там задохлик. Большинство армейских упражнений сдавал на «отлично», но егерские нормативы были просто запредельными. Слабым утешением служило то, что и Дэн, и Филя, и Кокос тоже успехами не блистали.

Кросс закончился на песчаной площадке. Здесь было меньше грязи, вода впитывалась сквозь песок и уходила. Не вся, разумеется.

– Мы зовем это место пляжем, – сообщил Гидроперит.

Я бросил взгляд на пузырящиеся лужи и невольно хмыкнул. Здешнему «пляжу» я бы сейчас с удовольствием предпочел наш городской, заросший бурьяном «гадюшник» возле реки с говорящим названием Вонявка, на берегах которой прошла немалая толика моего бурного детства.

– Я тут провожу занятия рукопашным боем. Кто из вас занимался боевыми искусствами?

– Я, – отозвался Филя. – У меня первый разряд по боксу.

– Неплохо. Еще есть? – Прапорщик обвел нас взглядом. – Смелее, бойцы. Ну, стажер Дэн?

– Только в шашки играл, товарищ прапорщик, – с серьезным лицом заявил приятель. – В «Чапаева».

Я в школе пару лет помахал ногами в секции таэквондо, но больших результатов не добился, поэтому щеголять остатками навыков не стал. Что-то в моем поведении все же не понравилось прапорщику, и Гидроперит решил, что я могу послужить идеальной боксерской грушей.

– Стажер Арчи, ко мне, – приказал он.

Пришлось подчиниться.

– Даю вам установку: сбейте меня с ног. Разрешаю применять все подручные средства и все приемы, которые вам известны.

– Изматывание противника бегом пойдет?

– Не пойдет, стажер. Сдохнете раньше меня, – заверил прапорщик. – Чего ждете, Арчи? Приступайте.

– Так точно. Сейчас приступлю.

Я знал, что ничего хорошего меня не ждет. В десятках пересмотренных боевиков крутой инструктор подначивает какого-нибудь тупого и самоуверенного новичка. Тот, преисполнившись наглости, выходит из строя и после короткой схватки падает в грязь лицом. В данном случае упасть можно не только в фигуральном смысле. Пусть не в грязь, а в мокрый песок, но легче от этого не будет.

Наверняка в арсенале Гидроперита имеется миллион всяких трюков, с помощью которых он будет делать из меня мальчика для битья. Стать всеобщим посмешищем мне не улыбалось.

Нет, приемчиками Гидроперита не уделаешь. Вот он меня – да. Заломает, как медведь косулю. Может, даже одной левой.

Раскинем серым веществом или тем, что у меня вместо него. Должны же быть хоть какие-то варианты! Думай, голова, думай.

Что там говорилось насчет подручных средств? Стоп! Кое-что проклюнулось. Я заприметил в стороне деревяшку приличных размеров. Мысленно прикинул на вес. Сгодится в качестве палицы.

Эх, раззудись рука, разойдись плечо! Хотя нет, так не пойдет. Этого от меня только и ждут. Гидроперит наверняка раскусил мои намерения и уж точно не упустил из внимания взгляд, направленный на подручное средство, сиречь палку продолговатой формы.

А вот и нет, товарищ прапорщик. Ошибаетесь. Мы, как говорил великий ниспровергатель основ, пойдем другой дорогой. Палочка, безусловно, пригодится, чего ей зря валяться, но вот применю я ее в качестве метательного снаряда. А что, драться так с безопасного расстояния. Дубинами пусть другие машут.

В детдоме мне частенько приходилось играть в городки, так что замах и удар у меня поставлены. Я молниеносным движением подхватил подручное средство и запулил в Гидроперита, не думая о последствиях. Даже глаза закрыл.

Понятия не имею, чего от меня ожидал товарищ прапорщик, каким способом он собирался продемонстрировать владение боевыми искусствами, но, как справедливо указано в народной мудрости, против лома нет приема. Дубинка угодила ему в лоб, послышался глухой удар, как в игре в кегли. Я открыл глаза и увидел, как Гидроперит беззвучно заваливается на песочек.

Мать моя женщина! Только сейчас до меня дошло, что я натворил.

– Ты это… самое… Убил его что ли? – с содроганием спросил Кокос.

– Не знаю, – прохрипел я. – Я не хотел.

Ясен перец – не хотел.

Горло от волнения сдавило удавкой. Стало нечем дышать.

Приехали! Если и в самом деле убил, что со мной будет? Отправят на урановые рудники к зэкам? Бросят на съедение голодному панцирному псу? Посадят голой задницей на муравейник?

Мы кинулись к распростертому телу прапорщика, но он опередил нас, присел на корточки и начал тереть покрасневший лоб.

– Отставить! Арчи, гадская муха…

– Виноват, товарищ прапорщик, – произнес я, гадая, какие кары обрушит на меня внешне дико разъяренный Гидроперит.

Похоже, я набил ему здоровенную шишку.

– …объявляю благодарность…

– За что, товарищ прапорщик? – опешил я.

– За проявленные ум и сообразительность, – сообщил Гидроперит. – И еще: с тебя пузырь, парень. Для компресса. Надо же мне в чем-то боевое ранение сегодня отмачивать.

Он беззлобно рассмеялся, а меня окончательно отпустило.

Правда, легче мне после этой благодарности не стало. Гидроперит все же провел показательные выступления на «пляже», расшвыривая нас по сторонам, как цуциков.

Тир находился глубоко под землей. Здесь пахло сыростью, крашенные в синий цвет стены покрывала липкая влага. С шумом и лязгом работала механическая система мишеней.

– Это ваш инструктор по стрельбе. Погоняло – Круз, – Гидроперит представил мужчину в камуфлированных штанах, серой футболке и бейсбольной кепке, надвинутой так низко, что мы не могли разглядеть его лица – только тщательно выскобленный подбородок.

– Почему Круз? – заинтересовался Леха. – Латинос что ли?

– Нет, – мотнул головой Гидроперит. – Русский. А погоняло у него такое, потому что он до оружия сам не свой. Настоящий маньяк.

Ответ прапорщика ситуацию не прояснил, но на инструктора мы посмотрели с уважением. Как и положено специалисту, стрелять он умел из всего, в том числе и из пальца.

Обучение Круз начал с вводной лекции.

– В качестве штатного оружия егерям полагается стрелково-гранатометный комплекс «Гроза», – сказал он, держа в руках необычного вида автомат. – Прошу любить и жаловать. Разработки «Грозы» начались в девяностых и делались под девятимиллиметровый патрон. Специально для войск особого назначения была создана модификация под стандартный патрон семь шестьдесят два. Именно она поступила на вооружение воинских частей АТРИ. Благодаря модульной конструкции «Гроза» может выступать сразу в нескольких качествах: штурмовой автомат, штурмовой автомат «специальный» с прибором бесшумной стрельбы, снайперская винтовка, подствольный гранатомет. Все модули пакуются в спецчемодан. Стрелок собирает нужный вариант в зависимости от обстоятельств. Оружие это легкое, скорострельное, компактное и удобное. Прицельная дальность стрельбы – шестьсот метров, начальная скорость пули – семьсот двадцать метров в секунду, темп стрельбы – семьсот пятьдесят выстрелов в секунду. Вместимость магазина – тридцать патронов. Примерно столько нужно потратить на то, чтобы остановить атакующего хуги, поэтому боеприпасами надо загружаться по максимуму.

Круз похлопал по прикладу:

– Впечатляет, салабоны?

– Так точно, – откликнулись мы.

Круз продолжил лекцию:

– Увы, как это часто бывает, в погоне за одним упустили другое. Конструкторы «Грозы» слегка не расчитали. Универсальность универсальностью, но… Есть у «Грозы» существенный недостаток: окно для выброса стреляных гильз находится вблизи от лица, что делает опасной стрельбу с левого плеча. Поэтому мой вам совет, салаги: при случае обзаведитесь «калашом» сотой серии и на операции ходите только с ним, а «Грозу» оставьте в оружейке.

– Где же мы их раздобудем? – удивился Леха.

– Не волнуйтесь, боец. Случаев будет предостаточно, – заверил Круз. – Пойдете на операцию против мутантов или вольных бродяг, обязательно заимеете трофеи.

– А кто такие вольные бродяги, товарищ инструктор? – спросил я.

Обычно все, включая Гидроперита, предпочитали не затрагивать эту тему. Однако Круз ответил:

– Официально они считаются преступниками. Фактически так и есть: большинство бродяг – беглые уголовники, дернувшие из лагерей. Отбросы, так сказать, общества. Есть, конечно, и бывшие наши – егеря или «вованы», которые ушли в отставку и занялись сбором хабара, но в процентном отношении таких немного. Живут бродяги тем, что добывают или перепродают цацки. У них даже столица есть – Муторай. Соваться туда я вам не советую. Егерей там не очень любят. Нет, в самом Муторае проблем у вас не будет. Петрович, тамошний мэр, поддерживает в Муторае железный порядок: разборки и мочилово в поселке запрещены. Но вот на подступах к нему может случиться всякое.

– А зачистить Муторай не пытались? – спросил я.

– Зачем? – удивился инструктор. – Муторай, наверное, самое спокойное место во всей АТРИ, не считая Ванавары. Иной раз, когда начальство насядет, приходится шерстить поселения поменьше, но владения Петровича мы не трогаем, а он не трогает нас. К тому же все понимают: мало ли как жизнь повернется? Глядишь, придется самим податься в бродяги и осесть в Муторае. Но вам, парни, это не грозит.

– Почему, товарищ инструктор?

– Не доживете. Уж больно вид у вас салабонистый. Готов поставить пузырь, что ни один из вас, цуцики, ни разу не был в горячей точке. Я прав?

Мы угрюмо промолчали. Из общения с егерями выяснилось, что им, в отличие от нас, довелось понюхать пороху еще за пределами АТРИ. Они истребили на Большой земле не один десяток боевиков-террористов, и уцелевшие главари банд вели за ними настоящую охоту. Перевод в АТРИ стал для этих егерей палочкой-выручалочкой.

– Теперь опробуйте «Грозу» в действии, – сказал инструктор.

В тире каждый извел по нескольку рожков, благо патронов на обучение не жалели. Что бы ни говорили о «Грозе», мне этот автомат показался достаточно удобным. К тому же, со слов Круза, в надежности он не уступал армейским «калашам».

После тира меня вызвали к штатному психологу. Парни отправились на занятия в теоретический класс, а я поплелся в комнату психологической разгрузки.

Идти не хотелось. Нас в детдоме таскали к психологам чуть ли не каждый день. Эти нудные очкастые тетки надоели мне хуже горькой редьки.

Нарисуй картинку. Что ты видишь на этой фотографии? Какие у тебя ассоциации вызывает слово «семья»?

Возились они с нами постольку-поскольку. Настоящая работа у них начиналась вечером в какой-нибудь частной шарашкиной конторе, куда приходили за консультациями пьяницы, неудачники или вконец заездившие себя «манагеры» – управленцы.

Там были деньги, а чего взять с малолетних сопляков, вдобавок находящихся на казенном коште?

Впускать нас к себе в сердце они не хотели. Кому нужны чужие проблемы, когда своих по горло?

Шел я на вызов без особой радости, потому что догадывался, о чем пойдет речь. Не надо быть профессором, чтобы сделать элементарные выводы.

Причина, по которой я понадобился военному психологу, лежала на поверхности: буквально вчера меня оглоушили известием о том, что я вроде как имею все шансы зависнуть в АТРИ всерьез и надолго. Теперь будут снимать стресс. Проведут умиротворяющую беседу, чтобы крыша осталась на положенном месте, чтобы перспективы не рисовались в черном цвете, а тоска по тому, что потеряно, причем навсегда, не заставила свести счеты с жизнью.

Логика предполагаемых действий была столь очевидной, что я почувствовал дикую скуку еще на подступах к комнате психологической разгрузки.

В коридоре пришлось разуться, сменив сырые ботинки на шлепанцы. Я машинально отметил их домашний вид. Подумав, стянул мокрые носки и надел тапки на босу ногу.

Постучал в обитую кожей дверь и, не дожидаясь ответа, потянул за ручку.

Внутри было уютно: квадратный пушистый палас на полу, картины в деревянных рамочках на стене, огромный подсвеченный аквариум, в котором сонно трепыхали плавниками разноцветные рыбки. Стайка совсем малюток кружила возле пластиковой имитации затопленного замка. Эти были пошустрее. Они гонялись друг за другом по галереям.

На дне, усыпанном галькой, среди качающихся водорослей покоилась усатая рыбина приличных размеров. Ей не было дела до резвившейся мелюзги. Она открывала и закрывала рот, поглядывая на пузырьки воздуха, поднимавшиеся к поверхности.

Не понимая зачем, я вдруг показал ей язык.

– Шарман, – раздался вдруг женский голос. – Это вы со мной так поздоровались? Оригинально.

Ну надо же так опростоволоситься! Я не сразу заметил, что за аквариумом находится еще кто-то, и что этот «кто-то» является обладателем красивых голубых глаз, вздернутого носика и чуть пухленьких щечек.

По ванаварским понятиям – красотка, не хуже Джулии Робертс. На Большой земле она не поднялась бы выше второго места на конкурсе «Мисс Вселенная», но в наших координатах ее внешность разила наповал.

– Простите, не хотел… – начал я.

Уши при этом пылали, как у нашкодившего мальчишки. Я физически ощущал исходивший от них жар.

Кто из нас любит оправдываться, тем более перед красивой женщиной? Вот и я тоже не испытывал большого восторга.

И, как это ни странно, она же мне и помогла.

– Вижу, что не хотели, – перебила меня женщина. – Давайте теперь познакомимся нормальным способом. Я – Ирина Эдуардовна, штатный военный психолог.

На ней был строгий деловой костюм, который как нельзя лучше подчеркивал линии стройной фигуры. Как водится, все выпуклости и округлости находились в идеальной форме и на нужных местах.

Пропал. Честное слово, пропал. Втрескался с первого взгляда.

У нее были такие глаза! Голубые как море и манящие как бездна. Я растерялся, забыл, где нахожусь и что служу в армии. Не задумываясь, выдал:

– Тема.

Женщина вопросительно подняла глаза.

– Тема? – удивилась она.

– То есть Артем.

– Вот как, – протянула она.

Я совсем смутился и представился уже официально:

– Сержант Павлов. Явился по вашему…

Я запнулся, не найдя подходящей формулировки. Не по приказу же?

– Вызову, – помогла она.

– Так точно. По вызову.

– Садитесь. – Ирина Эдуардовна улыбнулась и указала рукой на одно из кресел.

Она была если и старше меня, то ненамного. Двадцать с маленьким хвостиком. Интересно, замужем? Я поискал взглядом кольцо на ее руке и, не найдя, облегченно вздохнул.

Просто потрясающая женщина, обалденная… Или это профессиоальные навыки? Им, психологам, ведь надо уметь расположить к себе клиента.

Хотя какой из меня клиент? Смех на палочке.

– Вы, наверное, уже догадались, по какому поводу я вас вызвала? – спросила она.

– Думаю, из-за томограммы моего мозга.

Красавица кивнула:

– Верно. Рада, что не ошиблась в вас. Причина действительно кроется в показаниях томографа. Ситуация не из приятных. В силу некоторых физиологических особенностей вашего мозга мы не можем провести процедуру стирания памяти. Фактически попытка вмешательства в мозг вызовет необратимую реакцию с плачевными последствиями. Остановиться на этом подробнее?

– Лучше не надо, – попросил я.

Меньше знаешь – крепче спишь.

– Хорошо, не буду грузить вас избыточной информацией. Факты говорят, что в настоящее время вы не можете покинуть АТРИ предусмотренным образом.

– «Протокол А»?

– Да, тот самый пресловутый «Протокол А». Без стирания памяти простой смертный АТРИ покинуть не сможет.

– А непростой?

– Это уже, простите, вне моей компетенции. Давайте смотреть на вещи реально.

– Давайте, – согласился я.

– Вернемся к нашим баранам. Все, конечно, рано или поздно изменится, но пока – я подчеркиваю, пока – вам придется с этим смириться. В конце концов, все не так уж и плохо. Вы живы, здоровы, у вас интересная и хорошо оплачиваемая работа, есть служебные перспективы.

– Какие еще перспективы? – удивился я.

– Например, стать офицером. В АТРИ с этим намного проще. Необязательно заканчивать военное училище. Достаточно прослужить необходимый минимум, потом написать рапорт и отучиться на краткосрочных курсах при Учебном центре. Годика через два вы сможете получить лейтенанта, и тогда все в ваших руках. Генерала не обещаю, но капитанские звездочки вполне досягаемы.

– Спасибо, конечно, – сдержанно поблагодарил я. – Меня вот что интересует: неужто нельзя было сделать эту томограмму еще на Большой земле? Сколько бы проблем сразу решили.

– Если бы все было так просто, – вздохнула психолог. – Боюсь, ни один медицинский центр на Большой земле не имеет такой аппаратуры, как у нас. Дело в том, что некоторые технологии невозможно вывезти за пределы АТРИ. Они перестают там работать. А наш томограф как раз из таких. На Большой земле толку от него будет немного. Вот почему мы смогли провести качественное исследование вашего головного мозга только в АТРИ.

– И что мне теперь делать?

– Жить как прежде. Поверьте, здесь не так уж и плохо.

– Но это же будет какая-то видимость жизни. Фикция что ли. Я никогда не вырвусь в привычный мир, не побываю за границей, не заведу жену и детей.

– Вы вздыхаете по Большой земле? – поразилась она. – Переживаете, что не вернетесь в обычный мир, в то время как судьба подарила вам шанс оказаться в параллельном. Да об этом можно было только мечтать!

– Видимо, у меня мечты слишком приземленные. Но волнуйтесь, пускать пулю себе в лоб, травиться или резать вены не собираюсь. Буду надеяться на лучшее.

– Прекрасно, – помолчав, сказала она. – Я считаю, что наша беседа удалась. Вы – сильная натура, стажер Арчи. Не падаете духом даже при столь тяжких обстоятельствах. Мне импонирует это качество. Могу дать вам профессиональный совет.

– Какой? – вяло спросил я.

Что она может мне предложить: напиться, набить кому-нибудь морду? Выбор развлечений в Ванаваре небольшой. Я только что перечислил приблизительно две трети.

– Заведите дневник. Описывайте в нем свои чувства, мысли, планы, делитесь самым сокровенным, тем, что вы никогда бы не доверили другому. Очень помогает.

– С чего вы так решили?

Признаться, совет меня огорошил. В школе за сочинения мне в лучшем случае ставили четверку, да и то с минусом. Книги открывал по большим праздникам, а тут… Дневник. Скажет тоже!

– Знаю по опыту, – сказала она, задумчиво разглядывая обои за моей спиной. – Думаете, один вы такой?

– А что, есть и другие? – заинтересовался я.

– Есть, – кивнула Ирина Эдуардовна.

– И я могу с ними познакомиться?

– Мы с вами уже знакомы, сержант Павлов, – печально сказала она. – Будут еще вопросы?

– Будут, – уверенно заявил я. – Сразу два. Чем вы занимаетесь сегодня вечером и могу ли я называть вас Ирой?

– Что, прям так и спросил? – восхищенно присвистнул Дэн.

– Угу, – коротко подтвердил я.

– А что она? Ну, не тяни! – взмолился приятель.

– А ты угадай, – сказал я и отвернулся к стене.

– Понятно, – протянул он. – Поскольку сегодня вечером ты со мной – психичка дала тебе от ворот поворот.

– У нас все еще впереди, – мрачно произнес я.

– Щаз! – хмыкнул Дэн. – У нее, наверное, шуры-муры с каким-нибудь капитаном или майором. Зачем ей салабон с сержантскими лычками?

– Заткнись, Дэн. И без тебя тошно, – попросил я.

– Уже затыкаюсь. Вот только… – Приятель задумался.

– Что только? – раздраженно прорычал я.

– Если она тебе отказала, может, мне к ней подкатить?

– Только попробуй! – угрожающе просипел я. – Зарэжу! Ночью дождусь, когда заснешь, и зарэжу.

– А еще друг называется, – огорченно заметил Дэн.

– Я тебя, как друга, нэ больно зарэжу.

– Ясно! – улыбнулся приятель. – Спи, джигит. Желаю тебе эротических снов с участием психички и… – он захихикал, – …меня.

Вот паразит! Я потянулся за штык-ножом, но Леха захохотал как сумасшедший и выскочил из комнаты как был – в трусах и майке.

Ладно, еще попадется, покажу, где раки зимуют.

Дневник, дневник. Посмотрим, что из этого получится. Я положил перед собой толстую тетрадку в клеточку, купленную в Военторге, и на первой странице написал нехорошее слово. Только так я мог охарактеризовать свое отношение к происходящему.

Немного подумал, покусал кончик авторучки и вернул тетрадь в планшетку.

Словесный протест выразился в шести буквах. На большее меня сегодня не хватило.

Глава 4

– Кончится контракт, грохну Гидроперита к такой-то матери! – простонал Леха, заползая на кровать.

Вид у него был жалкий: глаза ввалились и потускнели, черты лица заострились, накопленный за время службы на Большой земле жирок исчез без следа.

Брошенный мимолетом взгляд в зеркало констатировал факт, что я выгляжу не лучше, но мне все же удалось найти немного сил для ответа:

– Ага, как же! Грохнешь ты его! Это он сначала в тебя со всех стволов всадит, а что останется – завяжет узлом и выкинет к ядрене фене.

Прапорщик был нереально крут, и его крутизну мы быстро ощутили.

Леха схватился за голову и в сердцах запустил в меня подушку. Крыть ему было нечем.

Я успел увернуться. Лехин «снаряд», пролетев в опасной близости от люстры, врезался в стену и сполз.

– Ты мне еще лампочки расколоти, гранатометчик недоделанный!

Вот уже полтора месяца, как мы здесь. Примерно столько длится КМЕ – курс молодого егеря, включающий в себя море всяких дисциплин.

Гоняют нас как сидоровых коз. Я забыл, что такое полноценный восьмичасовой сон, давно уже сплю урывками. Схватил минут тридцать и счастлив до потери пульса.

Каждое утро кросс с полной выкладкой, потом тренажерный зал, теоретические занятия, пальба в тире из всего, что стреляет, рукопашка с приемчиками, не имеющими ничего общего с традиционными боевыми искусствами. До полного изнеможения, сухого пота и обморока. После такой нагрузочки добираешься до койки с языком на плече, падаешь в полуобморочном состоянии и мечтаешь только об одном: лишь бы обошлось без внезапного подъема по учебной тревоге и очередной карусели с бегом, стрельбой и маханием конечностями.

А если учесть, что впереди самое трудное – полевые занятия, становится жутковато. Не раз ловил себя на мысли, что готов забить на все и застрелиться.

Но и это не выход. Наш опекун и инструктор – Гидроперит – достанет и на том свете.

Прапорщик – тип, который тратит на нас двадцать пять часов в сутки. Садист и маньяк, по мнению Лехи. И просто садист, на мой взгляд. С него бы кино снимать – «Обыкновенный фашизм». Эсэсовцы в концлагерях по сравнению с Гидроперитом – невинные дети.

Все его зверства подаются под соусом «вам же потом лучше будет».

Готов принять это умом, но не сердцем. При виде прапорщика не могу удержаться от нервной дрожи и с огромным трудом подавляю нарастающее желание грохнуть его при первой возможности. Дэн разделяет мое мнение, но если я человек себе на уме и редко озвучиваю мысли, то приятель не может похвастаться такой выдержкой. В результате проблем у Дэна намного больше, чем у меня. И спит он, соответственно, значительно меньше.

Ничто так не сближает, как совместные трудности и злющее начальство. У нас был полный комплект. Но Филя и Кокос держались наособицу. Дружбы не сложилось.

Вымотанные после тренировок, мы расползались по своим углам, как тараканы. В свободное время не встречались, разговоры не разговаривали, водку вместе не пили.

Так продолжалось долго, но этот день внес свои коррективы.

Все шло хорошо. Занятия закончились, вот она – расправленная постель. Осталось только упасть лицом на подушку и спать, спать, спать…

– Подъем, бойцы.

Голосе Гидроперита вырвал меня из сладких объятий Морфея.

– В чем дело, товарищ пра…

– Одевайтесь и бегом в оружейку. ЧП у нас, бойцы. Боевая тревога!

Чрезвычайные происшествия в Ванаваре не редкость, но вот чтобы по настоящей тревоге поднимали еще зеленых стажеров – такого на моей памяти не случалось.

Так, брюки, куртка… Я собрался намного быстрее положенных сорока секунд. Чему-чему, а этой премудрости меня выдрессировали еще в учебке.

Возле оружейной комнаты стоял офицер. Увидев на наших рукавах белые повязки с надписью «стажер», он удивился:

– Что, больше некого послать?

– Так точно, – откозырял Гидроперит. – Из свободных остались только стажеры.

– Понятно. – Офицер мрачно поскреб подбородок. – Докатились! Смотри, Галунзе, не положи новичков!

– Не волнуйтесь, тащ капитан. Я с них глаз не сведу. Да и им наука лишней не будет.

Офицер кивнул.

Старшина отомкнул стальные двери, ведущие в оружейку:

– Налетай, гаврики.

«Гавриками» называли егерей-стажеров.

Повторять старшине не пришлось. Мы быстро кинулись к пирамидам, разбирая табельное оружие и боеприпасы.

– Быстрее, – торопил Галунзе, пока мы облачались в неуклюжие «Скаты» и обвешивались оружием с ног до головы.

Я распихал автоматные рожки по карманам. Ничего, своя ноша не тянет. Никто не может предсказать, сколько понадобится патронов.

Как было хорошо на прежнем месте службы! Мы даже в караулы выходили в «облегченном варианте» – втихаря от начкара вытаскивали из броников тяжелые пластины.

В АТРИ егерей навьючивают как верблюдов. Одних патронов несколько кэгэ. Эх, были бы перышки, о которых рассказывал Марчелло. Но чего нет, того нет, мы же гаврики – с цацками у нас просто беда, и никто не спешит поделиться. Разве что за деньги, но с ними у нас тоже далеко не фонтан. Никто не предупреждал, что задержка получки в АТРИ – обычное дело. Мы с Лехой быстро остались без гроша в кармане. Вот если бы найти какую-нибудь дорогую цацку да загнать!

– Чего задумался, Павлов? Хавчик бери.

– Уже беру, товарищ прапорщик.

В качестве сухпая выдали спецтаблетки и пищевые кубики. Разведенные обеззараженной водой, концентраты были практически несъедобными, но в условиях зоны не до жиру. Голод, как известно, не тетка. Сойдет и клейкое пюре из обезвоженного картофеля, приправленное гадким для всех органов чувств «соусом» – на вкус, на цвет и на запах.

Ну и заначенная банка тушенки. Как без нее? У шаристого бойца всегда есть НЗ на все случаи жизни.

– Проверьте работу КИП, – приказал Галунзе.

Циферблат моего светился зеленым. Индикация свидетельствовала, что с прибором все нормально.

– Порядок, товарищ прапорщик.

На мониторы службы техподдержки поступают устойчивые сигналы, в которых вся информация о нашем самочувствии и местонахождении. Приятно знать, что кому-то есть дело до твоего пульса, давления и содержания сахара в крови.

Вспомнился старенький американский фильм «Чужие», в котором показывали навороченный транспорт космодесантников будущего. Там офицеры наблюдения получали даже визуальную картинку от бойцов. Но в АТРИ с этим проблемы. «Толстых» каналов, способных справиться с видеопотоком, не хватает, да и не везде имеется возможность их прокладки, поэтому приходится довольствоваться немногим. Зато практически отовсюду можно отправить нечто вроде СМС любому из егерей, надо лишь знать его позывные, чем я и не преминул воспользоваться.

«Дэн дурак».

«Сам такой».

«Прекратите балаган!»

Третье сообщение пришло уже от Гидроперита, причем нам с Лехой одновременно. Так, понятно: КИП товарища прапорщика поставлен в режим перехвата. Нехорошо читать чужие письма, а ведь наши коротенькие сообщения – почти письма. Ну да кто в армии с этим особенно церемонится?

Гидроперит раздал всем маркеры – нарезанные из тонкой арматуры цилиндрики, покрытые светящейся краской. Ими егеря обозначают аномалии. Одна, кстати, образовалась даже на территории части: «Пивная кружка» в виде белого налета на листьях кустарника. После «общения» с ней жутко болит голова и начинаются ломки, как у наркомана. Мы обходим ее стороной. Батя перепробовал все способы уничтожения, разве что атомную бомбу не бросал, но «кружка» – зараза из стойких. Ничего не помогло. Даже ящик водки, подогнанный яйцеголовым.

Впятером мы дошли до КПП. Ворота автоматически распахнулись.

– С богом! – крикнул пулеметчик с вышки. – Удачи, мужики!

Это было не по уставу, но Гидроперит поднял правую руку в ответ.

Створки пневмоворот с шипением схлопнулись за нашей спиной, отрезая обратный путь.

Вот она, АТРИ. Я был здесь впервые и очень не хотел, чтобы этот раз оказался последним.

«Ни пуха ни пера, Арчи!»

Интересно, куда нас и зачем погнали? Что за ЧП такое?

«Спасибо, Дэн! Тебе того же!»

Дождь, проклятый дождь. Мелкий, противный. Я люблю смотреть на такой, сидя под крышей или навесом. Когда ты дома, тебе хорошо. На улице все по-другому.

Дорога, выложенная из бетонных плит, привела к развилке. Бетон во многих местах раскрошился, то тут, то там торчала проржавевшая арматура.

– Направо, – скомандовал Галунзе.

Здесь «цивильное» шоссе заканчивалось. Мы свернули на грунтовку. В нее впечатались следы от командирского «уазика», на котором изредка и недалеко разъезжало большое начальство.

Колея, наполненная водой, уходила в густую «зеленку» и терялась под кронами деревьев.

– Плохо без транспорта, – печально протянул Филя.

– На своих дошлепаете, – грозно прервал его реплику Гидроперит.

– Знать бы, куда шлепать, – продолжал вздыхать стажер.

– Недалече, – заверил Гидроперит. – Километров сорок всего.

– Сорок?! – расстроился Филя. – Долго.

– Есть способ добраться быстрее! Бегом м-а-арш!

Мы рванули, кляня на чем свет стоит несдержанного Филю, по милости которого нам устроили внеплановый марафонский забег.

«Козел ты, Филя!»

– Прибавить темп! Благодарите Арчи.

«Урою гада!»

Это уже от Кокоса, причем мне. Жаль без конкретизации, кого он собрался урыть – меня или Филю.

Раньше я думал, что никогда в жизни не отожмусь сотню раз и не пробегу больше трех километров, да и то с перекурами. Гидроперит изменил мое мировоззрение.

– Слушаем внимательно, бойцы. Формально территория, на которой мы находимся, считается безопасной. Вокруг радиусом в тридцать километров стоят блокпосты. Наши постоянно патрулируют, все текущие аномалии выявлены и обозначены, – заговорил он, не сбиваясь с дыхания. – Но это ничего не значит. Расслабляться нельзя. – И тут же пояснил: – Всякое бывает. Запросто могут забрести хуги, особенно если они в режиме невидимки. Их в таком случае никакой датчик не почует. Вроде уже пуганые твари, знают, что такое егеря и с чем нас едят в буквальном смысле, но когда им от голода крышу сносит, начинают охотиться где угодно. Пару раз проникали горлумы. Тоже не подарочки. Носятся как угорелые. Нормальному человеку за ними не угнаться. Ну и не убежать, соответственно. К тому же аномалии. Сегодня ее нет, а завтра уже красуется, сволочь, причем аккурат в самом неудобном месте. Ни обойти, ни объехать. Вот почему не теряем бдительности, стажеры. Смотрим под ноги и на все триста шестьдесят градусов.

– Это как? – заинтересовался Дэн.

– Да так, – коротко пояснил Гидроперит. – Схватит за задницу какой-нибудь живоглот, поймешь.

Истинный смысл его слов доходил до нас в искаженном виде, слишком неопытными мы еще были. Все-таки мирок Ванавары не сильно отличался от обычного военного поселка. Ни хуги, ни горлумов там не водилось. А то, чего не видишь, не существует. Пока не столкнешься с этим лицом к лицу.

Большинство здешних диковин мы знали только по фотографиям и учебным фильмам, не считая аномалии «пивной кружки» и Бобика – прирученного егерями панцирного пса, которого держали в третьем взводе, опровергая расхожее мнение, что собаки-мутанты не поддаются дрессировке и слушаются только вожаков стаи или телепатов-секаланов. У мэра Муторая, говорят, есть целая стая. Если кто-то из бродяг нарушит законы поселка, люди Петровича могут скормить бедолагу собачкам.

Бобик был уродливым, но послушным. Солдаты его баловали, кормили как на убой. Он охотно давал погладить себя по пластинкам природной брони, особенно после угощения сахаром. Один я скормил Бобику полкило, не меньше.

Еще он любил, когда его чешут по незащищенному броней животу. Прямо тащился, потешно жмурился и довольно скулил.

Со временем песик стал гурманом, предпочитая вместо рафинада редкий даже на Большой земле кусковой сахар. Чтобы расколоть такой, человеку приходилось брать в руки щипчики и хорошенько тужиться. Челюсти Бобика перемалывали куски, не уступающие по твердости граниту, за милую душу. Кости рогачей крошили в порошок.

– Перекур, – объявил Галунзе.

Усталые бойцы попадали на травку. Я с удовольствием вытянул ноги. Рядом распластался Дэн.

Прапорщик окинул нас критическим взором:

– Мда, гонять вас надо и гонять. Быстро же вы сдохли.

– Так мы ж не кони, товарищ прапорщик, – заметил кто-то.

Ага, это бурчит Филя. Сегодня он явно не в духе. Да и остальные тоже. Марш-бросок на радостные мысли не наводит. Серьезное испытание для организма, даже молодого.

Но прапорщик выглядит молодцом. Будто и не было позади изнурительных километров. Двужильный что ли?

– Начальство скажет, будете конями. Хоть арабскими, хоть педальными, – объявил Галунзе.

– Товарищ прапорщик, а что за задание? – спросил Кокос.

Гидроперит решил, что теперь мы созрели для военной тайны, и, угрюмо хмыкнув, сообщил:

– Задание у нас, бойцы, простое: спасти людей. Вертушка до Ванавары не дотянула, села в сорока кэмэ… вернее, уже меньше, отсюда. Места, как я уже говорил, хоть и безопасные, но все на свете относительно. К тому же, кроме летунов, в вертушке несколько гражданских, причем ценных гражданских. Все сплошь очкарики и с научными степенями, что автоматически придает операции особый статус. Запоминайте, бойцы: яйцеголовые в АТРИ в большом авторитете. За одного научника десять гавриков вроде вас дают.

– А другую вертушку за ними чего не отправили? – заворчал Дэн.

– Думаешь, ты один такой умный? Отправили бы и вертушку, вот только все подлеты к этому квадрату «Крыльями» занесло. Туда сейчас даже баба на помеле не проскочит. Наша задача – обеспечение благополучной эвакуации людей и доставка их в Ванавару. За сутки-двое управимся. Заодно первое крещение получите. Из гавриков в настоящие егеря перейдете.

– А перевод – ремнем по заднице? – ехидно поинтересовался Дэн.

Прапорщик усмехнулся:

– Вы эти замашки на Большой земле оставьте. Даже «вованы» такой дурью не маются, хотя они почти все срочники. В АТРИ крещения боевые и обязательно со стрельбой. Если повезет – останешься целым и невредимым, а мне надо, чтобы вы все до одного вернулись с полным комплектом рук, ног и голов. Потому что я за вас отвечаю. Ясно?

– Так точно, – ответил Дэн.

А мне вдруг вспомнились пустующие комнаты в нашей общаге. Буквально на прошлой неделе их количество увеличилось.

Так же, как и мы, пятеро парней ушли на задание и не вернулись. Совсем.

Банальное патрулирование вдоль периметра. «Безопасная территория», – с грустью подумал я.

Глава 5

Мощные порывы ветра качали высокую траву и кроны деревьев. Дождь лил как из ведра. Видимость была отвратительной.

Угораздило же меня влипнуть. Польстился на посулы, купился на повышенный оклад и прочие обещания. Жаль, ничего назад уже не воротишь.

Не подписывался бы под контрактом, был бы уже на дембеле, шлялся по городским улицам, пил с пацанами пиво у ларьков, девчонок в кино водил. Жизнь как-нибудь наладилась бы. Не то что в АТРИ, где все, включая природу, против нас.

Нет, я еще могу понять научников. Их, наверное, прикалывает возиться с тайнами и загадками, которые подкидывает этот странный мир, но лично для себя ничего интересного я здесь пока не обнаружил. Постоянные дожди, аномалии, мутанты, ка-излучение и прочая мерзопакость не вызывают энтузиазма. Короче, у меня одно желание – проснуться и забыть это как ночной кошмар.

Мы шли цепочкой, стараясь идти шаг в шаг. Ведущим был Гидроперит. Он постоянно вертел башкой по сторонам и прислушивался, умудряясь при этом еще и присматривать за нами.

Дэн плелся замыкающим. Он сильно нервничал, не без оснований считая, что если мы угодим в засаду, то с вероятностью в сто процентов ударят либо по тому, кто в авангарде, либо по тому, кто прикрывает с тыла.

Так-так, надо ободрить товарища, а то совсем закиснет. Я отправил ему через КИП сообщение: «Не надо дрейфить!» В ответ мне в нецензурных выражениях предложили следовать популярным маршрутом. Дэн приободрился и сделал вид, что Рэмбо ему и в подметки не годится.

Я ухмыльнулся: порядок в танковых войсках. Теперь приятель будет ходить гоголем до первой серьезной заварушки. Нет, трусом его назвать сложно, но в бой он особо не рвется. Если прижмет, тогда да, а в обычное время Дэн предпочитает мир и спокойствие.

Вряд ли прапорщик пропустил нашу шутливую пикировку, однако встревать не стал.

Я задумался, каково сейчас гражданским, на выручку к которым мы спешим. Сидят ли они в своем вертолете, ожидая подмогу, или нашли другое укрытие? И самое главное – есть ли среди них женщины?

В Ванаваре с противоположным полом негусто. В части в основном мужской контингент. Медсестрички в госпитале, несколько телефонисток и писарей в штабе, офицерские жены, но мы с ними почти не пересекаемся. Это не считая Иришки (так я про себя окрестил неприступную Ирину Эдуардовну). Интересно, каким ветром ее в АТРИ занесло? Неужто, как и мы с Лехой, сунулась из-за денег?

Ладно, это ее личное дело. Значит, были причины.

Я вернулся к прежним размышлениям.

Среди яйцеголовых, говорят, женщин больше. Некоторые ничего – фигуристые и симпатичные. Но в научный городок попасть трудно. Егерей туда пускают редко, что уж говорить про зеленых стажеров. Нас разве что метлой не гоняют.

Запищал зуммер вызова. Гидроперит поднес ко рту рацию, нажал на кнопку, что-то сказал. Из динамиков донесся протяжный хрип, потом сразу стихло. Сообщение было важным, прапорщик нахмурился и знаком приказал остановиться.

– Что-то случилось? – догадался Дэн.

Гидроперит сплюнул:

– Случилось. Плохо дело, бойцы, очень плохо. С Ванавары передают: боевая задача изменилась. Перехватила наших ученых группировочка одна шибко вредная. Не знаю – случайно наткнулись или навел кто, но теперь научники у нее в плену.

– А что за группировка, товарищ прапорщик?

– Официального названия у них нет, но мы зовем их дикими. Состоит из мутантов, по разным причинам не вошедших в клан изгоев: кого-то выгнали, кто-то сам не вступил. Есть у этой братвы один пунктик: считают, что именно ученые виноваты во всех бедах. Дескать, если бы не яйцеголовые, никто бы об АТРИ и знать не знал, ну и, соответственно, сюда бы не попал и в мутанта не превратился. Такая вот извращенная логическая цепочка.

– Нам о них ничего не рассказывали, – заметил я.

– Вам много еще чего не рассказывали, – угрюмо ответил Гидроперит. – Только ситуация от этого легче не становится. Ученые, которые попадали в лапы диких, исчезали без следа. Никому не известно, живы они или мертвы. Но в АТРИ из всех возможных вариантов обычно выбирается худший.

– А если мы их догоним? У них же груз, ученые, которых надо конвоировать. Вряд ли эти психи далеко оторвались, – предположил я.

– Ошибаешься, стажер. Оторвались, причем сильно. – Прапорщик покачал головой. – Вплавь по реке пошли, на моторках. Тактика известная. База у них где-то возле Мирюги, но без вертушек ее не найдешь, а вертолетам сейчас вход заказан. И народу свободного, как на грех, кот наплакал. Прочесывания не устроить.

– А нам-то что делать? Назад в Ванавару возвращаться? – недоуменно спросил Филя.

– Вот уж нет, – угрожающе повел плечами прапорщик. – Будем преследовать по горячим следам.

– Так они же того – на лодке плывут! – хлопнул себя по ляжкам Филя.

– Вот и мы тоже того, – авторитетно заметил Гидроперит. – Поплывем.

– На чем?

– Скоро узнаете. Есть у меня знакомый. Он поможет с плавсредством.

«Знакомый» оказался длинным как жердь мужиком лет пятидесяти. Его избушка, почерневшая от времени, стояла примерно в часе ходьбы. Неподалеку быстро несла свои воды Подкаменная Тунгуска.

Жил он отшельником. Завидев нас, большой радости не проявил.

– Привет, Спай! – поздоровался с ним Гидроперит.

«Спай», если не ошибаюсь, английское слово. Я напрягся, вспоминая то немногое, что отложилось в памяти от уроков иностранного языка. Спай, спай, что-то смутно знакомое. Ну конечно! Как я сразу не догадался! Спай – шпион. Даже звучит похоже. В голове промелькнула старая детская шутка: все вы шпионы, один я разведчик.

Вот только откуда столь «говорящее» погоняло у этого нелюдимого человека, с которым завел короткую беседу наш товарищ прапорщик? Я не преминул поделиться мыслями с Дэном.

Отшельник обладал чутким слухом.

– А я и есть шпион, – ухмыльнулся он.

– Что, взаправдашний? – изумился Дэн.

– Самый что ни на есть настоящий американский шпион, – подтвердил Гидроперит. – Только давным-давно раскрытый и расконспирированный.

– Ага, если бы я сам не пришел и не повинился вашим органам, никакой КГБ никогда бы обо мне не догадался, – снова заулыбался Спай.

Его словно подменили. Только что стоял насупленный, будто сыч, а теперь, вон, ухмылка шире, чем автомобильный радиатор.

Мужик явно упивался произведенным впечатлением. Я до этого американских шпионов только в кино да по телевизору видел, когда показывали репортажи с заседаний правительства.

– Его к нам в семидесятых закинули. А в Союз он внедрился вообще чуть ли не с пеленок. Как когда-то говорил Задорнов: «Родился по заданию ЦРУ», – продолжил пояснения Гидроперит. – До целого майора Советской армии дослужился, в Афгане воевал. Медали, ордена. Добился, чтобы в АТРИ перевели, а тут облом вышел. Никто из хозяев и ведать не ведал, что дорога отсюда только через стирание памяти, а оперативные материалы передать просто невозможно.

– Ну, теперь-то полегче стало. – Улыбка Спая обнажила все его тридцать два здоровых зуба. – Он добавил с нарочитым акцентом: – Гласность, перестройка. Знай я, до чего Горби страну доведет, не стал бы с повинной идти. Полежал бы пару лет на дне, а потом вынырнул.

Мы переглянулись. Откровения шпиона шокировали нас.

– Теперь поздно, – заметил Филя.

– Это точно, – подтвердил Спай. – Все течет, все изменяется.

Немного погодя он продолжил:

– Некое подобие порядка в стране вроде навели, но это только подобие. За каких-то несколько лет в России успели многое поставить с ног на голову. Все, что было своего хорошего, развалили, а из-за бугра понатаскали всякой гадости. Как малые дети, право слово. На яркие фантики повелись. – А затем изрек с видом всезнающего мудреца: – Не все, что в красивой обертке, полезно для здоровья.

Пока я обдумывал его слова, Леха спросил:

– Это что же получается? Выходит, Америка уже давно знает о существовании АТРИ?

– Конечно, – кивнул Спай. – И не только Америка. Неужто появление всех этих цацек могло пройти мимо спецслужб? Разумеется, нет. Просто ведущие мировые державы договорились закрывать глаза на кое-какие вещи, которые творятся у соседей. У всех имеются скелеты в шкафу и грязное белье, которым не хочется трясти перед посторонними. У России есть АТРИ, у меня на родине – Роквэл, Ангар-18 и все такое. Штаты больше не суют свой нос в нашу зону. Русские не спрашивают, что наболтали зеленые человечки на операционном столе НАСА и на каком принципе основаны двигатели летающих тарелок. Взаимный паритет. А я его жертва.

– Ладно, хватит языком трепать, – сердито произнес прапорщик. – Ты нам главное скажи: сам дашь лодку или придется реквизировать?

– Реквизировать, – передразнил его Спай. – Не при военном коммунизме живем. Лодку я тебе, конечно, дам. Как не дать-то?! И даже не лодку – я тебе катер свой отдам. Но и ты не забудь, какими цацками я интересуюсь. Возьму по хорошему курсу. О’кей?

– Договорились, – кивнул Гидроперит. – Давай катер. А насчет остального не беспокойся. Потом расплачусь. Ты ж меня знаешь.

Личность Спая представляла собой пищу для размышлений. Интересно, как ему удается выживать в одиночестве среди аномалий, злобного зверья, кровожадных мутантов, да и обычных моральных уродов, коих тут наверняка немало? Может, он потому и один, что так привлекает к себе гораздо меньше внимания? Эдакая военная, а вернее, житейская хитрость.

Через десять минут мы уже неслись по голубым просторам. Острый нос катера рассекал гребни волн, обдавая нас брызгами. Пятеро здоровенных мужиков кое-как разместились на небольшом суденышке. Было тесновато, но Дэн философски заметил, что плыть все же куда лучше, чем сбивать ноги и натирать мозоли.

Всю жизнь я был существом сухопутным. Лодка покачивалась на волнах, и с непривычки меня мутило. Предательски болела голова, слегка поташнивало. Остальные переносили поездку на катере лучше.

Гидроперит сидел за штурвалом и правил в одному ему известном направлении. Было ли у прапорщика хотя бы слабое подобие плана, он не говорил. Вероятно, действовал, доверившись интуиции, или полагался на большой опыт.

Ветер свистел в ушах, летели брызги. Дождь закончился, но суше от этого мы не стали. Солнце спряталось за тучами и не спешило явить нам свой лучезарный лик. Греться приходилось за счет внутреннего тепла.

От скуки я начал поглядывать по сторонам. Берега у реки были высокими, почти отвесными. Чтобы вскарабкаться наверх, пришлось бы проявить немало сноровки. Альпинистская подготовка, несомненно, была бы кстати, но нас в учебном центре дрючили другому: бегать, стрелять, драться.

В расщелинах между скалами торчали раскидистые деревья. Вообще растительности тут хватало. Зеленый цвет ласкал взор и настраивал на успокаивающий лад. Но я никак не мог отделаться от тревожных мыслей. Если кому-то вздумалось устроить засаду, лучше места не найти. Естественным укрытием могли послужить как нагромождения валунов, так и густые заросли.

Ни одного человеческого жилища. Люди не рисковали оседать возле большой воды, и Спай был своего рода исключением.

Еще я думал, что будет, если катер перевернется, и мы окажемся в холодной воде. «Скаты», конечно, намного легче эскад, однако на дно утащат не хуже русалки. Хотя мне лично все равно: даже в облегченном варианте (в трусах и каске) я плаваю как топор.

Вдруг с ближайшей скалы посыпались камни. Я задрал голову и увидел стаю панцирных псов. Они провожали нас голодными взорами и отчаянно скулили. Их жалобные звуки отдаленно напоминали плач ребенка.

– Чтоб им пусто было, – сказал Кокос, выбрасывая окурок за борт. – Воют, сволочи, надрываются! И без того на душе тяжко.

– Псов что-то слишком много, – заметил Гидроперит. – Значит, где-то поблизости бродит и секалан.

– Товарищ прапорщик, а секалан человека под контроль взять может? – настороженно поглядывая на псов, спросил Дэн.

– Мне о таких случаях неизвестно, но в АТРИ можно ожидать любой подлянки. Главное, не нарваться на кого-нибудь похуже. Самые поганые – это шептуны. Так башку заморочат, что не поймешь, где верх, где низ, где перед и зад.

– Так вы бы нам о них больше рассказали, товарищ прапорщик. Пока катаемся, – попросил Кокос.

– С шептунами лучше никогда не встречаться. Только сказать куда проще, чем сделать. С виду они от людей ничем не отличаются. Одеваются как мы, разве что лица почему-то предпочитают прятать под капюшонами. Не знаю, зачем они это делают, потому что фейс у них абсолютно нормальный. Человек как человек. А вот глаза – змеиные, страшные. Посмотришь, и будто в омут упал. Но чтобы сделать из тебя марионетку, шептунам совсем необязательно ловить твой взгляд. Гипнотизируют даже на расстоянии. Сначала услышишь в башке тихий, непонятно откуда идущий шепот. Это их первый ментальный удар, прощупывание. Если не сумел из-под него выскочить – пиши пропало. Все, ты кукла.

Мы поежились. Я и в обычной жизни к экстрасенсам отношусь настороженно, а уж как спастись от столь мощного гипнотизера, способного внушить тебе все, что угодно, даже представить не могу.

– А с рыбой здесь как?

Дэн, большой поклонник рыбалки, решил сменить тему. Не только меня доконало.

– С рыбой все в полном ажуре. Ее тут полно, разве что на берег не выпрыгивает. Причем всякой-разной. Есть и такая, что на Большой земле отродясь не водилась. Только есть любую, что в сыром, что в вареном или жареном виде, я бы не советовал. Без спецтаблеток это отрава в чистом виде. Мутантам проще, жрут что попало, а вот нам о себе заботиться нужно, – пояснил командир.

Гидроперита вызвали по рации, он перекинулся парой слов с невидимым собеседником и сообщил:

– Нам повезло. На базе засекли случайное срабатывание КИПа, принадлежавшего одному из ученых. Правда, прибор быстро вырубился, но примерные координаты все же удалось получить. Есть все шансы догнать диких, если это, конечно, не был отвлекающий маневр.

– Товарищ прапорщик, а подмога будет? – спросил сидевший на корточках Кокос.

– Не будет, – мотнул головой Гидроперит. – Придется рассчитывать только на себя.

Он сокрушенно вздохнул и выложил то, что мучило его всю дорогу:

– Одно плохо – зеленые вы. Будь со мной хотя бы двое опытных егерей, мы бы устроили этим уродам веселую жизнь, стерли бы их лагерь к такой-то матери, а с вами можно только молиться, что успеем перехватить ту партию, которая яйцеголовых в плен взяла.

– А если не успеем? – резонно спросил я.

Прапорщик неопределенно пожал плечами:

– Тогда труба. Если уроды успеют скрыться в лагере, сразу вертаем обратно. Впятером нам со всем кланом не совладать. Может, они и психи, но соображать и драться умеют. Ясно, бойцы?

– Так точно, – нестройно ответили мы.

Никогда раньше не убивал человека. Пускай впереди нас ждет схватка с мутантами, которых в АТРИ многие за людей не считают, зовут изгоями и всячески третируют, но для меня они все равно остались хомо сапиенсами, человеками, такими же, как я. И убивать, если честно, ни капли не хочется. Даже в целях самозащиты.

Надо гнать эти мысли прочь. Объяснять самому себе на пальцах, как маленькому.

Увы, в АТРИ действует иной закон – закон джунглей, если можно так выразиться. Если не ты, то тебя. Придется смириться и играть по чужим правилам, а остатки гуманизма навсегда вычеркнуть из памяти. Конечно, если хочу снова оказаться на Большой земле. А я дико хочу вернуться, и это еще слабо сказано!

Расслабиться и получать удовольствие не выходит. Может, кто-то и способен ловить здесь кайф, но только не я.

Мы свернули в один из притоков реки и проплыли еще пару километров. Пейзаж по-прежнему не радовал разнообразием – скалы, деревья, нагромождения камней на берегу.

– Немного срежем путь, – пояснил прапорщик. – Рискованно, но, если мои предположения верны, небольшую фору мы все же заимеем. Эх, знать бы точно, куда они топают.

Он взял бинокль и стал высматривать подходящее место. Наконец оно нашлось.

– Вроде ничего, – сказал Гидроперит. – Вон там, метров через триста. Высоко карабкаться не придется. Там и пристанем. Держитесь, гаврики.

Он крутанул штурвал.

Вода у берега цвела и казалась салатно-зеленой. Подул ветер, запахло чем-то отвратительным.

– Гнилью воняет, – принюхавшись, сказал Филя.

– Чем-чем? Гнилью? – с нервной дрожью спросил прапорщик и попытался отвернуть в сторону.

Благополучно проскочить не удалось. Катер не успел завершить маневр. Прибережная вода вспучилась и забурлила, словно на дне врубили кипятильник невероятной мощности. Загрохотала артиллерийская канонада. Это начали с барабанным грохотом лопаться пузырьки, устремлявшиеся к поверхности. Я моментально оглох.

Лежавшая на реке прозрачная пленка с хлопком оторвалась, стремительно приподнялась и развернулась на девяносто градусов, превратившись в широкое, пляшущее на ветру полотнище. Не будь оно зеленым, можно было бы подумать, что перед нами экран кинотеатра.

Включился невидимый проектор. Зрелище было грандиозным. Загадочная пленка заискрилась, будто по ней пробежал заряд. Возможно, так оно и было.

Я скорее почувствовал, чем услышал характерный для статического электричества щелчок. Волосы под шлемом попытались встать дыбом. Не удивлюсь, если они при этом еще и искрились.

Сними я каску, и прическа моя походила бы на торчащие во все стороны эйнштейновские космы полубезумного профессора из «Назад в будущее».

Перефразировав известный рекламный слоган: «Имидж – ничто, главное – вовремя смыться», я тут же позабыл о своей внешности. Какой бы неказистой она ни стала, стоило задуматься о более важных вещах.

«Экран» с самого начала показался опасным. Следовало убраться подобру-поздорову, пока между ним и катером сохранилась приличная дистанция. Можно даже по-английски, не прощаясь. Однако прапорщик медлил.

Я обернулся и понял почему. Не может быть! Позади возникла точно такая же пульсирующая стена, справа и слева тоже. Медленно, но верно они сужались, и было в этом неторопливом сближении нечто ужасающее.

Мы были окружены. Тихая заводь оказалась ловушкой. Немного погодя на наших глазах случилась демонстрация ее возможностей.

Белая птица в бреющем полете врезалась в одну из стен. Миг, и размазанная птаха потекла, будто по стеклу. Заработали «дворники»: поднялись языки воды и слизнули окровавленные остатки. Они упали в реку и тут же пошли на дно, утянутые неведомой силой. Глубина плотоядно зачавкала.

С ума сойти!

Не каждый раз выпадает возможность оказаться в эпицентре таинственного явления. Но как-то не хочется расплачиваться за просмотр собственной жизнью, даже если увиденная фантасмагория потрясает воображение.

Снова запахло тухлыми яйцами: отвратительное амбре усилилось в разы. Стало невозможно дышать. Атмосфера загустела, превратилось в плотную, почти осязаемую субстанцию. Воздух, наверное, можно было резать ножом. Я хватал его ртом, но не мог сделать ни единого вдоха. Это было ужасно, однако я не мог оценить весь кошмар своего положения. Удушливый газ сам забился в легкие, как в баллоны.

Бум! Бум! В ушах стоял сплошной гул от бухающих пузырей. Голова закружилась еще сильнее, не знаю, почему я сразу не потерял сознания.

В глазах двоилось и троилось. Меня повело. Я упал на колени, обхватил руками раскалывающийся на мелкие осколки череп и попытался застонать, однако из горла вырвалось только змеиное шипение.

Кто-то схватил меня за плечо, сильно сдавил, едва не сломав кости.

Я повернул окостеневшую шею, увидел Гидроперита. Он что-то кричал, пытался мне объяснить, но его не было слышно. Взрывающиеся пузырьки заглушали все.

Губы Гидроперита поднимались и опускались, я прочитал по ним:

– Противогазы! Быстрее!

Я толкнул Дэна, знаками показал, что к чему. Он кивнул и повернулся к Кокосу.

Гидроперит первым натянул на себя маску, умудрившись при этом не выпустить штурвал.

Мы находились в сердцевине ловушки, и только благодаря умелым действиям рулевого не впечатались в одну из прозрачных стен. Однако долго так продолжаться не могло. Еще немного, и они нас расплющат.

Я, как учили, задержал дыхание, закрыл глаза, вытащил противогаз и надел. Уф, намного легче. Разве что стекла моментально запотели. Я протер их рукавом.

Зеленая вспышка озарила катер, неуклонно приближающийся к аномалии.

Недолго думая, Дэн полоснул по ней из автомата. Пули вспарывали колышущуюся пелену, пробивали насквозь и падали, не долетев до скал. Пробоины тут же затягивались тонким зеленоватым студнем.

КИП завибрировал, привлекая мое внимание. Я с досадой посмотрел на запястье. Поняв, что иного способа передать неискаженную информацию не будет, Гидроперит разослал сообщение:

«Стреляем из подствольника по моей команде. Выбираем общую цель и идем на прорыв»

«Что это за аномалия?»

«Потом объясню. Выполняйте, стажер Арчи».

Я быстро перевел «Грозу» в режим подствольного гранатомета. Прапорщик развернул катер к берегу и несколькими трассирующими пулями из пистолета Ярыгина обозначил цель для массированного обстрела.

Теперь все зависело от слаженности наших действий.

Первым открыл огонь Дэн. Граната пробила в мерзком студне брешь, но ее размеры были недостаточны для габаритов катера. Сразу за приятелем стрелял я. Моя граната расширила «ворота», но они стремительно затягивались. Катер набрал скорость. Филя, Кокос и Гидроперит влупили практически одновременно. Пробоина увеличилась. Кажется, наши акции пошли на повышение.

Мы попáдали на днище. Лишь Гидроперит остался сидеть, правя штурвалом. В правой руке он держал «Грозу» и стрелял до тех пор, пока в рожке не закончились патроны. Потом прапорщик распластался над нами.

Не было ни удара, ни треска во время прохождения аномалии. Мы проскочили в пробоину, как шайба между ног у вратаря. Разочарованная стена гулко опустилась, обдав все вокруг мириадами брызг. К счастью, это была обычная вода.

А потом случилось кораблекрушение. Неуправляемый катер вылетел на берег, пропахал носом несколько метров и перевернулся. Нас швырнуло, потом крепко приложило об камни. Шарахнуло будь здоров, но я не почувствовал боли. Может, все еще находился в состоянии аффекта или просто повезло. Такое иногда бывает.

Над головой нависла «крыша» перевернутого катера. Под ней я ощутил себя сардиной в банке.

Лихорадочно работая руками и ногами, мы выползли из-под катера и отбежали в безопасное место. Взрыва не было, но меры предосторожности оказались не напрасны. Спустя несколько секунд наше плавающее средство передвижения загорелось. Жаркое пламя охватило его со всех сторон.

– Вот и покатались, – сплюнув на песок, сказал Дэн.

– «Водяная шкатулка», – сказал прапорщик, играя желваками.

– Что вы сказали, товарищ прапорщик? – не сообразил я.

– Я сказал, что это была аномалия «Водяная шкатулка». Причем довольно редкая.

– Ага, редкая, – ядовито ухмыльнулся Дэн. – В первый раз отправились по речке и сразу наткнулись на эту самую шкатулку.

– Новичкам везет, – хмуро бросил прапорщик.

– Скажете тоже, – покачал головой приятель. – Очень оно нам было надо. Больше на закон подлости похоже.

– Все верно, – кивнул Гидроперит. – В АТРИ закон подлости – главный из всех законов. Ладно, потопали, гаврики. Нам, если не забыли, еще диких перехватить нужно.

Глава 6

Пусть ненамного, но нашей пятерке все же удалось опередить отряд диких. По мнению Гидроперита, в запасе у нас имелось не меньше получаса. Темп был задан приличный, самая пора перевести дух. Не один я пришел к такому выводу.

– Привал, – объявил прапорщик.

Он сел на мокрый валун и с наслаждением потянулся.

Кокос вытряхнул из посеребренного портсигара папиросу, но Гидроперит жестом приказал ее убрать.

– В чем дело, товарищ прапорщик? – обиженно засопел Кокос.

– Я сказал: привал, а не перекур. Запах табака может насторожить диких. Ведите себя аккуратней, бойцы.

– Перекусить можно? – поинтересовался Филя.

– Можно Машку за ляжку, стажер. В армии говорят «разрешите».

– Да бросьте, товарищ прапорщик! Чего придрались, как к сопливому новобранцу! – пришла пора обижаться Филе.

Он часто заморгал, будто ему в глаз попала соринка. Замечание прапорщика задело его не на шутку.

Гидроперит смачно зевнул и нарочито медленно произнес:

– Рановато вам права качать, стажер. Опыта у вас с гулькин нос. По атрийским меркам вы и впрямь сопливый новобранец.

Слушать их дальнейший разговор не хотелось. Я закрыл глаза и представил себе пустоту. Абсолютную, всеобъемлющую. Наверное, это то, что в итоге ждет всех нас.

Где-то шагают мутанты-изгои, пинками и прикладами подгоняя пленных. Моросит дождь, делая почву под ногами скользкой и ненадежной. Они там, мы тут.

Школьная задачка: поезд из точки А вышел в точку Б. Навстречу двинулся другой поезд. Вопрос: что будет, когда они встретятся, и кто в живых останется?

– Завязывай дрыхнуть, соня. Лучше пошамай.

Леха протянул мне галету из сухпайка. Я отказался.

– Аппетит не нагулял? – усмехнулся приятель.

– Не тянет, – признался я. – Как только подумаю, что нас ждет, в животе сразу холодно становится.

– Это ты брось. – Дэн с видимым удовольствием сунул печенье в рот, прожевал и добавил: – Война войной, а обед по расписанию.

Он посмотрел в небо:

– У, зараза! Опять началось, – и надвинул капюшон маскхалата.

Снова пошел вредный дождь. Мелкий, сеющий. Нудный в своей безнадежной бесконечности. Ветер, завывая, трепал листву. Капли воды вперемешку с потом заструились по лицу. Пробежка получилась знатной. Пока мчались, установили, наверное, парочку мировых, а может, и олимпийских рекордов.

Прапорщик тем временем подбирал место для засады.

– Справа и слева на многие километры болото, – пояснял он, водя острым кончиком карандаша по разложенной на планшетке карте. – Мало того, что практически непроходимое, так там еще и аномалии на каждом шагу. Дикие не дураки, в болото не полезут. Ждем их тут.

Карандаш ткнулся в схематически обозначенную ложбинку между двумя не то холмами, не то сопками.

Мы еле взобрались на них. Ноги разъезжались в грязи, как у коровы на льду. Тайга пугала нас шорохами, скрипами качающихся деревьев, звоном капель, дробным стуком падающей камней, чавканьем грязи и мягкого шуршания листьев. Не верилось, что мы находимся в другом мире. Все до боли знакомо и безмятежно.

– Самые слабые места у нас – это фланги, – сказал Гидроперит, осмотрев окрестности. – Но проблема решаема: поставим растяжки. Только вы, гаврики, смотрите не подорвитесь. И друг друга не перестреляйте.

– Не волнуйтесь, товарищ прапорщик. Мы хоть и зеленые, но не тупые, – заверил Дэн.

– На это и надеюсь, – кивнул тот. – Ученых надо отбить в первом же бою, второго раза у нас не будет: дикие перестреляют пленных и уйдут налегке. Тогда преследовать их бессмысленно. Разве что из мести. Занимайте позиции, орлы.

Моя «Гроза» была собрана в снайперском варианте. Я посмотрел в окуляр прицела. Никого. Ни малейшей живности. Деревья, кустарники, мирно колыхающаяся трава, цветы.

По всем прикидкам, полчаса истекли. Гидроперит мог ошибиться. Что, если дикие рванули другой тропой, пошли через болото, да мало ли у них никому не известных, исхоженных ими вдоль и поперек маршрутов? Вынужденные проводить в тайге год за годом, сумевшие выжить в условиях, которые поименовать экстремальными – все равно что девятый вал назвать штилем, они знают в АТРИ каждую травинку. И не только травинку, но и шерстинку.

Вон, смешно прыгая, как кенгуру, проскакал косач – атрийский заяц, в отличие от земного собрата, питающийся отнюдь не капустой с морковкой.

Почему вся эта прорва мутаций не привела к появлению дружелюбных пушистых созданий, призванных удовлетворять человеческий ласкопоглаживающий и заухомчесательный инстинкты? Что ни мутант, так плотоядная тварь или вообще людоед. Где, спрашивается, справедливость? Или кому-то очень хочется, чтобы мы не скучали?

Эх, попадись мне этот безумный «криэйтор»!

Доберусь до общаги, напьюсь и запишу в дневник все, что об этом думаю. А то непорядок – до сих пор ничего в нем нет, кроме одного-единственного матерного слова. Зря, выходит, на тетрадь тратился. Вернусь (обязательно вернусь) – жаба душить начнет.

Немного погодя до меня дошло. Тот косач, он ведь неспроста прыгал. Кто-то его вспугнул, и этот кто-то… А ну-ка. Я прильнул к автомату.

Так-так. Сначала это были серые размытые силуэты. Потом я увидел цели.

Радиус действия тепловизора составляет около трехсот метров. Дикие находились гораздо дальше, поэтому прибор никого не зафиксировал. Лишь внутреннее чутье помогло их обнаружить.

Итак, я увидел высокого мужчину в сером плаще-дождевике с автоматом наперевес. Время от времени он бросал по сторонам пронзительные взгляды, будто прочесывал тропу и ее окрестности. Ноздри у него хищно раздувались, походка была уверенной, демонстрировала несомненное лидерство. Ясно, кто тут главный. Шел он налегке, выпрямившись во весь рост.

Следом, буквально в паре шагов от высокого, сгибаясь под тяжестью поклажи, двигались шестеро чем-то неуловимым похожих друг на друга. Сначала я не понял, что их роднит, но, присмотревшись, догадался. Характерное тупое выражение лица, пустые глаза, механические движения. Несомненно, это были зомби, чья мутация еще не зашла слишком далеко. Ничего, даже отдаленно напоминающего оружие, при них я не заметил. Похоже, бедолаг использовали как тягловую силу.

Чтобы «носильщики» не превратились в опасную обузу, за ними следовал совсем молодой парнишка в форме внутренних войск, почему-то с охотничьей двустволкой в руках. Он замыкал авангард.

Дальше начиналась основная процессия – люди в голубых защитных комбинезонах со связанными руками. Это были ученые, я насчитал пятерых. Судьба летчиков и охраны не вызывала сомнений. Диким они были не нужны. Их ограбили и убили.

Пятерку ученых конвоировало столько же изгоев. Все с автоматами различных модификаций – от «Грозы» до короткоствольного «Кедра».

Потом шли рядовые бойцы количеством не менее десятка – грязные, оборванные. Многовато. Отряд изгоев оказался больше, чем предполагалось. По атрийским меркам, тянул уже на маленькую армию, тем более, не стоит забывать, что это всего лишь часть клана и явно не самая крупная.

Выходит, дикие могли поставить под ружье сотню, а то и больше «пехоты». А если учесть и другие кланы, то официальные формирования – отдельная бригада военных егерей, численностью меньше развернутого мотострелкового полка, да несколько рот «вованов» – были на их фоне всего лишь песчинкой. Добавим еще вольных бродяг да всякого рода неформалов. Мда! Как все запущено.

Проблема явно разрослась и принимала угрожающие масштабы.

Замыкающим шел тип, который мне сразу не понравился. На первый взгляд он казался совершенно невзрачным – плюгавенький мужичонка в кепке, армейской плащ-палатке поверх зэковской телогрейки, в ватных штанах и болотных сапогах. Походка бесшабашная, вразвалочку. Допотопный АК-47 беспечно закинут за плечо. Словно не по АТРИ идет, а дефилирует по Невскому или по Крещатику.

Однако от типа явственно исходили флюиды опасности. И еще – я никогда не видел такого лица. От его взгляда у меня мурашки по спине забегали. Да, это был зверь в человеческом обличье. Гораздо опаснее высокого, но почему-то державшийся на вторых ролях. Чем-то его это устраивало. Однако, начнись в стае битва за власть, «плюгавый» разорвал бы на клочки любого конкурента. Зуб даю!

Дистанция сокращалась. Я затаил дыхание. Еще чуть-чуть – и начнется.

Радиосвязь не работала. В АТРИ полно участков, в которых радиосигналы глушатся скрытыми аномалиями, однако наш внутренний Интернет просто «летал». Парадокс да и только! Прапорщик разослал по КИПам сообщение с указанием целей. Сдается мне, что по клавишам он лупил быстрее любой секретарши.

Я усмехнулся, представив себе Гидроперита за допотопной черной пишущей машинкой, с высокой прической, боевым раскрасом на физиономии, облаченного в белую блузку и мини-юбку. Позади – толстая, обитая кожей дверь большого начальника.

Звонок по селектору:

– Нам бы по кофейку. Сообрази побыстрее, пожалуйста.

– Слушаюсь, Пал Палыч. Сейчас будет.

Получилось комично. Идиотская фантазия помогла поднять дух и снять напряжение. Я аккуратно положил палец на спусковой крючок.

Час «икс» наступал. И, как водится, с его приближением на душе становилось неспокойно. Как оно еще сложится, в чью пользу? Нет такой страховой компании, что даст гарантию на благоприятный исход дела. Хочется жить и не хочется убивать. Вот такой я банально предсказуемый человек.

Эх, любимый, заезженный до дырок пласт «Сплина»! «Скоро рассвет, выхода нет». Правда, в песне предлагается «крылья расправь и полетели», а мне придется убивать. Нажму на спусковой крючок, вылетит пуля, найдет мишень и все. Что-то изменится в мире Останкинского Шпиля. Где-то качнутся весы, но в мою ли пользу?

Но, чем философствовать, лучше займусь делом. Итак, стажер Арчи, ты давал присягу. Твой долг – защищать беззащитных. Там пятеро ученых, гражданских, ни в чем не повинных людей. Дикие не просто тащат их в плен, они хотят оторваться на несчастных за собственную боль и унижение, за то, что стали не такими, как все, причем оторваться на всю катушку – с муками, издевательствами, с насильственной смертью. Как поступить: терзаться достоевщиной до последнего момента или принять решение и успокоиться? Ответ прост: займитесь делом, стажер. Чистоплюйство обождет. Сейчас вы нужны другим людям, сэр.

Как снайперку «Грозу» можно использовать на расстоянии, не превышающем двести метров. Если у изгоев есть тепловые сканеры, нас засекут гораздо раньше. Однако ничего похожего на КИПы и прочее оборудование у мутантов не наблюдалось. Что ж, обстоятельства складываются в нашу пользу. Если сумеем положить максимальное количество врагов с первого залпа, будет проще освобождать пленных. Лишь бы не вмешались посторонние силы.

Гидроперит не зря предупреждал: «В АТРИ закон подлости – главный из всех законов». Именно он и сработал. Еще немного, и я бы открыл огонь на поражение, но тут высокий внезапно поднял правую руку. Это был знак: процессия послушно остановилась. Даже зомби перестали тупо следовать шаг в шаг, а дружно сбились в общую кучку.

«Плюгавый» мигом потерял былую беззаботность, в несколько прыжков подскочил к высокому. Тот что-то сказал. Мужичок в кепке кивнул и исчез. Мне показалось, что он нырнул в маленькую расщелину между камнями, но стопроцентной гарантии у меня не было. Внешне это выглядело так: только что «плюгавый» стоял возле высокого, потом неуловимое для глаз движение, и все. Был человек, а потом пропал. Как корова слизнула.

Вот тогда мы и открыли пальбу.

Я метил в одного из конвоиров. Понятие не имею, какого рода мутациям он подвергся, но хватило одного выстрела, чтобы отправить его к праотцам. В ответ застучали автоматные очереди. Дикие еще не сообразили, откуда ведется огонь, потому палили наугад. Оставалось только молиться, чтобы при этом они случайно не перебили пленных.

Спустя пару секунд изгои рассеялись, заняв ближайшие укрытия, и начали интенсивно огрызаться. Ученых бросили прямо посреди тропы. К чести яйцеголовых, они повели себя правильно. Быстренько заползли в какую-то нору и не отсвечивали. Я мысленно одобрил их действия. Глядишь, и уцелеют. Все верно, нечего штатским под ногами путаться.

Перестрелка была ожесточенной. Обе стороны даже не заикались о переговорах. Бой шел на истребление, до последней крови. Кто уцелеет, того и тапки. Вернее, яйцеголовые.

Ситуацию можно было бы сразу переломить в нашу пользу, но прапорщик категорически запретил использовать подствольники, опасаясь, что ученых посечет осколками. Дикие тоже гранат не использовали. Чувствовалось, что их экипировка уступала нашей. Даже завалящих броников и тех не имелось. Зато боеприпасов – в избытке.

У нас не хватало опыта, чтобы развить успех, а застигнутые врасплох изгои и впрямь оказались крепким орешком. У меня никак не выходил из головы «плюгавый». Куда-то он запропастился и стал неучтенным фактором. Оставалось надеяться, что Гидроперит тоже пришел к соответствующим выводам и принял меры.

С непривычки от напряжения заныли шея и левое плечо.

Неподалеку в снайперской позе лежал Дэн. Приятель переключил «Грозу» в режим штурмовой винтовки и деловито окучивал изгоев, благо дистанция позволяла.

Немного погодя те разобрались в ситуации и сконцентрировали огонь по нашему укрытию. Стало жарко. Патронов дикие не жалели и щедро кропили свинцом пространство вокруг нас. Еще немного, и наши потомки откроют в этих краях богатое искусственное месторождение.

Пришлось менять дислокацию. Я отполз чуть подальше. Видимость ухудшилась, но это не помешало мне грохнуть еще одного изгоя.

Возникла дурная мыслишка, назойливая что комар. Она настойчиво внедрялась мне в голову, норовила залезть поглубже и остаться. Начать, что ли, делать зарубки на прикладе? Уже две можно поставить точно. Я, сжав зубы, выругался. Ну что за скотство! В кого же я постепенно превращаюсь? Повел счет боевым «победам», вместо того чтобы прочесть по убиенным молитву за упокой. Неважно, христианская то была душа или нет.

На небесах разберутся.

А то, что не я один такой, – сомнительное оправдание.

Гидроперит сражался на противоположной скале. Его очереди были короткими и меткими. Он один уничтожил изгоев больше, чем мы все, вместе взятые.

Куда подевался Филя, я так и не понял, но его огневая точка молчала, наводя на нехорошие предчувствия. Хоть и не было между нами взаимной симпатии, но я бы предпочел, чтобы он остался в живых.

С другими бойцами все было в порядке. С некоторыми даже чересчур.

Взять, к примеру, Кокоса, который изгалялся над беззащитными зомби. Вместо того чтобы сразу пустить им пулю в лоб, он сначала бил по ногам, заставлял жертву принимать коленопреклоненную позу, и лишь затем ставил финальную точку.

Процесс доставлял ему массу удовольствия. Кокос весило щерился, отмечая каждое удачное попадание звонким щелчком пальцев, напоминая вошедшего в раж плясовой цыгана.

Рядом с ним не хватало разве что смуглолицей цыганочки в пышных юбках, с монисто на шее, цветастым платком на плечах и с бубенцом в руках, ну и медведя.

Зомби расставались с псевдожизнью спокойно. Встречали смерть без криков, воплей. Не посылали убийцам проклятий, не вымаливали пощады. Было в этом нечто дзен-буддистское.

Чтобы умертвить зомби, надо разнести его мозг. Классика в чистом виде. Мне почему-то было жалко этих созданий. Они и впрямь относились к числу самых безобидных мутантов. По сравнению с остальными, конечно.

Все бы ничего, но вот «плюгавый»… Его исчезновение по-прежнему действовало мне на нервы. В одном месте убудет, в другом обязательно прибудет. Так нам рассказывала физичка на уроках. И у меня нет оснований ей не верить. Закон сохранения энергии, мать его в душу!

Стоило вспомнить о «плюгавом», и тревожный холодок пробежал по позвоночнику. Что-то изменилось, пошло не так. Я обернулся и едва не онемел. Сзади стоял улыбавшийся «плюгавый». Его рот растянулся как резиновый, словно в преддверии невероятного наслаждения.

И запах, запах свежевырытой могилы. Он окружал его плотным облаком. Я поморщился, ощутив зловоние. Нет, тип вонял не в переносном смысле, а фигурально. Его будто недавно выкопали из сырой земли, еще не разложившегося.

Было в «плюгавом» и еще что-то непонятное, я не сразу понял, что именно. Причиной этого была необычность его внешнего вида, она сбивала с толку. Вместо правой руки из плеча росла плеть, сверкающая, как лазерный меч джедаев. Она походила на причудливо извивающуюся лиану из тропического леса. Только вокруг была атрийская тайга.

– Вот и все, – сказал он мне. – Отвоевался, голубчик.

Рано радуешься, сволочь. Дуло моего автомата развернулось, поползло вверх, метя в центр отвратительной хари. Я надавил на спусковой крючок и не успел.

Плеть просвистела в воздухе, обвилась вокруг моей шеи. Последовал страшный толчок, будто я сунул два пальца в розетку. Глаза едва не полезли из орбит. Мышцы разом сжались, закостенели. Суставы заломило. Тело вмиг стало непослушным, только испуганный мозг пытался подавать команды, но он был отрезан, лишен связи. Такие чувства, наверное, испытывают неосторожные пловцы, когда их жалит поднимающийся из глубины электрический скат.

Я захрипел и упал, забившись в конвульсиях.

– Я же сказал, отвоевался, – захохотал тип.

Наступила гробовая тишина. Для меня, для всех – не знаю. В тот момент мне было уже все равно.

Глава 7

После гибели зомби – основных носильщиков отряда – немалую часть груза пришлось тащить мне. Так случилось, что я угодил в плен. Итоги недавней схватки оказались плачевными для егерей. Изгои не без помощи «плюгавого» типа с его электроплеткой вместо руки одержали победу. Гидроперит и те, кто выжил, отступили, а меня, потерявшего сознание, дикие убивать не стали. Предстоял далекий путь, тяжелых вещей хватало, и только по этой причине я все еще коптил атрийский воздух.

С меня содрали «Скат», отобрали оружие, сухпай, КИП и вручили тяжеленный рюкзак. Высокий, носивший прозвище Туз (он явно был из беглых уголовников), распускать руки не стал, но предупредил, что, если я попробую сбежать, церемониться со мной не будут.

– Выпустим кишки и оставим на съедение панцирным псам, – сказал он. – Ясно?

Я кивнул. Угроза не была пустой. Дикие нарвались на двух вольных бродяг, после перестрелки один погиб, а второго взяли раненым. Мне довелось наблюдать сцену расправы с ним. С кричавшего нечеловеческим голосом мужчины живьем содрали кожу. После увиденного меня долго рвало зеленой желчью, а его вопли до сих пор звенели в ушах.

В основном орудовал Фишка – тот самый «плюгавый». Палаческое ремесло было ему по душе. Фишка был настоящим садистом и упивался каждой секундой чужих мучений. Остальные дикие, включая Туза, старались держаться от него в стороне, хотя и сами отнюдь не были учащимися воскресной школы. Тем не менее факт остается фактом – «плюгавого» сторонились. Даже среди мутантов он казался другим, и в его странности крылась загадка.

Ночью выяснилось, что он совершенно не спит. Дикие не стали выставлять караулов, доверив охрану Фишке, а он добросовестно бродил вокруг нас, разговаривая сам с собой и время от времени завывая дурным голосом. Некоторые его повадки напоминали звериные. Утром Фишка был самым бодрым и по-прежнему передвигался своей непринужденной походкой, вразвалочку. Нормальный человек в его ситуации вряд ли бы так хорошо держался.

После скорого завтрака движение продолжилось. Рюкзак натирал спину, давил к земле, привалы мутанты делали нечасто. Очевидно, их лагерь находился достаточно далеко. Мы топали уже вторые сутки, но конца и края путешествию было не видно. Одно время мне стало казаться, что дикие заплутали и сами не знают, куда идти, но потом, из случайно подслушанного разговора, стало ясно, что это не так. Мои нынешние хозяева пытались сбить с толку возможных преследователей и петляли, а Туз уверенно вел отряд к лагерю кружными путями.

Другое дело, что, зажатые между нескольких огней, дикие старались забраться в такую глушь, куда бы до них не дотянулись ни егеря, ни мутанты, точившие на них зуб. Будда, стоявший во главе клана изгоев, давно грозился стереть «неформалов» с лица земли, а уж про чувства полковника Нефедова можно было и не упоминать. Ему научники уже давно проели плешь жалобами на действия отмороженных диких.

Места вокруг лежали потрясающие по красоте. При иных обстоятельствах я бы не преминул ими полюбоваться, но, когда в спину тебе тычут стволом автомата, мысли становятся примитивными: дойти, поесть, поспать. И, разумеется, главное – дожить хотя бы до следующего рассвета.

Мне было плевать на величественные сосны, сухой даже в ненастье игольчатый ковер под ногами, краски увядающего леса. На пение птиц, на разносящийся на многие километры стук дятла, на рыжих муравьев, неторопливо спешащих к своей цели. На затянутое облаками причудливой формы небо, на редкое и потому особенно ценное тепло солнца. Роскошно красные закаты – отрада влюбленных и поэтов – волновали меня куда меньше сегодняшней скромной пайки: пары сухих печений и нескольких глотков обеззараженной воды.

Дикие разрешали нам пользоваться спецтаблетками. Видимо, не желали, чтобы мы начали фонить раньше времени. Смотрели на нас как на пустое место, в разговоры не вступали, но и не запрещали торопливого общения украдкой.

С одним из яйцеголовых у меня возникло нечто вроде приятельства. Сошлись мы как-то само собой, словно некая сила подтолкнула нас друг к другу. Стоило перекинуться парой слов, и я почувствовал к этому добродушному парню большую симпатию. У него были темно-русые волосы с рыжеватым отливом, короткая челка и редкие конопушки на лице.

Вячеслав был лет на двадцать старше меня, все называли его Жуком. Сначала я думал, что это прозвище, но он объяснил, что Жук – его настоящая фамилия.

– А вот до отчества я еще не дорос, – засмеялся научник, намекая на невысокую, по сравнению с остальными, ученую степень.

Больше всего регалий имел академик Баталов. Он был руководителем научного центра, развернутого в одном из поселений. Угодившие в плен ученые составляли его немногочисленную «свиту». Внешностью академик напоминал обезьяну – лысоватый, кривоногий, сгорбленный, с непропорционально длинными руками и низким выпуклым лбом. Мне казалось, что именно с ним дикие в первую очередь начнут сводить счеты, но, к немалому моему удивлению, мутанты относились к Баталову довольно снисходительно, груз на его плечах был легким, пайку он получал больше нашей, я ни разу не видел, чтобы его пытались ударить, хотя остальным неоднократно перепадало.

На последнем привале Туз приказал всем пленникам закатать рукава. Мы удивились, но ослушаться не посмели.

Ночь выдалась прохладной. На небе блекло светили чужие звезды.

Туз по очереди обошел всех с пистолетом для инъекций. На Большой земле, после того как началась эпидемия СПИДа, они были запрещены. Но мутанты чихали на все запреты. После ка-волн распространенные людские болячки пугали изгоев не больше пуховой подушки.

Инъектор зашипел, впрыскивая красноватую жидкость. На руке вздулась «пуговка», словно от манту.

– Что это было? – спросил я.

– Не ссы, не сдохнешь, – бросил Туз, переходя к следующему «пациенту».

Инъекция подействовала странным образом. Меня сразу потянуло в сон.

Я проспал до самого утра как убитый, не обращая внимания на стылую землю под собой. Замерз страшно. Другие пленники – тоже. На рассвете все клацали зубами.

Видимо, все шло по плану. Туз довольно кивнул.

Я осторожно потрогал рукой вздувшуюся «пуговицу». Она заметно затвердела и слегка уменьшилась в размерах. Болезненных ощущений не было, приятных тоже. Просто инородное вещество под кожей. Я решил, что нам ввели какой-нибудь антирадиационный препарат. Лишь бы не было побочных эффектов, а то сам не заметишь, как хвост вырастет.

Вполне возможно, впереди радиационный очаг, от которого не спасают традиционные таблетки из егерской снаряги. Их в шутку называли виагрой.

Вместо завтрака нас напоили мутной жидкостью, напоминавшей растопленный жир. Густая жижа с трудом вползала в пищевод, но, после того как мне удалось сделать пару глотков, организм моментально согрелся. Я даже ощутил прилив сил.

Под действием этой жидкой дряни мы отмахали еще с десяток километров, прежде чем увидели вдалеке тянущиеся к небу струйки дыма. Значит, лагерь диких уже близко. Сначала я почувствовал облегчение: ну как же, долгий путь позади, скоро избавлюсь от опостылевшего рюкзака. Потом меня начали терзать нехорошие предчувствия. Вряд ли пленник вроде меня представлял хотя бы мало-мальскую ценность. Попользовались, теперь можно и списать со счетов, способ зависит исключительно от фантазии. Самый простой вариант – пристрелить и бросить в лесу. Через полчаса от меня даже косточек не останется. Кому обглодать, найдется.

Есть и другие способы, гораздо хуже – отдать, скажем, Фишке, потешить его нездоровые наклонности. Я опасливо покосился в его сторону. Он в ответ улыбнулся, обнажив желтые гнилые зубы.

– Вот мы и дома, – довольно произнес один из конвоиров.

Я его радости не разделял.

Накатила такая волна отчаяния, что я едва не бухнулся лицом в землю. Выручило чувство достоинства, вернее, его остатки. Упасть и тем самым приблизить конец я всегда сумею. Пока человек дышит, он обязательно надеется. Вот и я надеялся, сам не зная на что.

Скоро представился случай разглядеть поселение диких в деталях.

Сначала мы уткнулись в высокий бревенчатый частокол. Строители, не удовлетворившись заостренными концами бревен, пустили поверху еще и колючую проволоку. Благодаря заброшенным лагерям ее всегда хватало в избытке. Вместо классических сторожевых вышек стояли деревянные башни с узкими бойницами, сложенные по всем правилам фортификации. Это была настоящая крепость, и как ее не разглядели сверху, осталось для меня загадкой. Возможно, из-за большого количества воздушных аномалий сюда практически не залетали вертолеты или эти края было принято считать безлюдными.

Дикие позаботились, чтобы никто не смог подобраться незамеченным. Вся трава в округе была тщательно скошена, а петляющий маршрут, по которому нас вели до огромных, окованных железом ворот, недвусмысленно свидетельствовал о наличии минных полей с единственным безопасным коридором. Хотелось верить, что никто в отсутствие Туза не сделал «перепланировку», иначе у нас появился бы шанс неприятно поразить птиц высотой полета.

Ширина бурых от времени ворот была рассчитана как минимум на грузовик, но автомобили в АТРИ применялись редко, пешеходы проникали через калитку. Ее любезно распахнули перед нами два мордоворота, увешанных оружием, как революционные матросы. Они радостно улыбались нашим конвоирам, пожимали им руки.

Туз отдал два или три коротких распоряжения и ушел, нас погнали дальше.

За частоколом обнаружилось несколько вагончиков-бытовок, в каких обычно живут строители, с десяток почерневших деревянных домов, окруженных внушительными поленницами, пара металлических ангаров, покрытых облупившейся краской, сквозь которую проступали пятна ржавчины. И много землянок, топившихся по-черному.

Было холодно. Руки и ноги закоченели, стали деревянными и непослушными. Изо рта вырывался пар. Я тяжело и хрипло дышал, меся ногами густую грязь. Сил прыгать через лужи, словно сайгак, уже не осталось.

Но всего сильнее угнетала обреченность. Место было мрачным и отчужденным, нагоняло беспросветную тоску. Даже зеленая трава казалась серой. Краски поблекли, воздух протух. Здесь не хотелось жить и, тем более, умирать. Но обитатели деревушки жили тут, умирали сами и заставляли умирать других.

Нас вывели на просеку, которую условно можно было назвать центральной улицей. Она упиралась в открытый ангар.

Минута ходьбы, еще одна и еще. В проеме ворот появился бородач в серой телогрейке, с охотничьим ружьем за спиной. Ни дать ни взять колхозный сторож из старого кино. И как-то по-киношному он жевал бутерброд, аккуратно смахивая с бороды крошки. Взгляд этого типа не выражал ничего, кроме скуки.

– Принимай гостей, Калистратыч, – крикнул один из охранявших нас бойцов.

– Ох-хо-хонюшки, – по-стариковски проскрипел бородач. – За что мне такое наказание? Даже стопарик из-за вас, окаянных, пропустить не успел.

Он осмотрел нас хозяйским взором, так в восемнадцатом веке барин оглядывал новых крепостных.

– Давай, заводи. Оформлять будем.

Последняя вырвавшаяся из уст Калистратыча фраза сбивала с толку. Неужели сейчас на меня заведут какие-то бумаги, внесут данные в бланк, подошьют в дело? Словно я не в плену, а в ЖЭКе, куда явился за справкой.

Внутри ангар больше походил на склад. Вдоль стен аккуратными рядами стояли ящики. Тут было все, начиная с тушенки, сгущенки и прочих консервов и заканчивая оружием, преимущественно стрелковым, еще советского времени. Никто на это добро не покушался, разворовать не спешил. Видимо, крысятничать среди диких было не принято.

Заметив мой интерес к оружию, Калистратыч слегка поцокал языком и прибавил:

– Не балуй, малый. Худо будет.

Я поспешно отвел взгляд. Как говорится, и хочется, и колется, причем колется ощутимо.

В ангаре был вмонтирован в землю металлический люк. Калистратыч ловко покрутил штурвал. Перед нашими глазами открылся глубокий черный зев и уводящие вниз металлические скобы.

– Чичас свет включу, и можно спускаться, – предупредил Калистратыч. – Только погодьте, не лезьте. Тут шею свернуть – плевое дело.

Я так и не понял, куда был вмонтирован выключатель. Как по щучьему велению внизу тускло загорелись лампы.

– Таперича можно, – изрек Калистратыч. – Не сигаем, аккуратненько спускаемся. Ну! – Он повернулся ко мне. – Особое приглашение надо?

Я полез первым, цепляясь за холодные скобы. Следом, норовя раздавить мне пальцы, спускался Жук.

В подземном коридоре пахло кондиционированным воздухом. Моргая, горели лампы дневного света. Многие нуждались в замене, туннель был, как зебра, испещрен светлыми и черными полосами. Некоторые темные участки тянулись метров на пять, если не больше.

– Потолки высокие, бошки не порасшибаете, – заверил Калистратыч. – Шлепайте вперед, пока я не скажу, где остановиться.

На бетонном полу блестели лужи, откуда-то доносилось гудение работающих установок. Наши шаги эхом отражались от сырых стен. Мы еле передвигали ноги. Нависший свод давил, заставлял невольно вжимать голову в плечи. Казалось, вот-вот он рухнет и погребет нас под собой.

Мне вспомнилась читанная еще в школе книжка «Дети подземелья». Неужели Калистратычу приходится изо дня в день находиться в этих мрачных холодных коридорах? А вдруг и меня ждет та же участь?

– Крыс у нас нет. Тут ни одна крыса бы не выдержала, – зачем-то сказал Калистратыч, и я вдруг понял, что ему страшновато в этой полосатой кишке.

Вне зависимости от того, сколько бородач провел здесь дней и ночей, он по-прежнему боялся. Было ли в этом страхе что-то рациональное или так действовала на него окружающая обстановка, я спрашивать не стал. Редкий человек распишется в собственной трусоватости.

– Стой, – объявил Калистратыч.

Процессия послушно замерла возле огромной стальной двери. Можно было подумать, что там, за ней, собраны величайшие сокровища планеты: миллиарды золотом, драгоценными камнями и украшениями.

Калистратыч потянул себя за кончик бороды, прямо как Хоттабыч перед тем, как произнести заклинание. Только если у известного сказочного персонажа бороденка была клинышком, то Калистратыч напоминал купчину-старовера из кино. Его борода была окладистой и густой.

Он распахнул дверь, махнул рукой, приглашая. Даже поторопил, дескать, чего застряли, раззявы. Мы послушным стадом баранов зашли. Стоило последнему переступить порог, как за его спиной гулко захлопнулась дверь. От удара завибрировали голые стены.

Помещение было размером четыре на пять метров. Раньше здесь уже жили, о чем недвусмысленно свидетельствовали брошенные на пол грязные тюфяки и одеяла, вонючая параша в углу и въевшийся в каждый квадратный сантиметр пространства запах давно не мытого тела, вернее, многих немытых тел. Теперь ясно, где дикие держали своих пленников. О судьбе тех, кто жил здесь до нас, я старался не думать.

Мы повалились на импровизированные постели. Какой-никакой, а все же отдых. Он мог продлиться долго, а мог закончиться в любой момент, поэтому никто не хотел терять ни секунды.

Послышался скрип. Все обернулись. В распахнутую дверь влетел холщовый мешок и грузно упал.

– Жрите.

В мешке была еда. Впрочем, еда – это громко сказано. Коричневые от старости сухари и пластиковая двухлитровая бутылка с водой. Все это богатство предстояло разделить на пятерых. По всем прикидкам, выходило негусто. Да уж, смерть от ожирения нам не грозила.

Я усмехнулся:

– Что скажете, господа: делить будем поровну или по справедливости?

– Для начала я предлагаю обсудить ситуацию, в которой мы оказались, – выступил академик Баталов. – Еда никуда не денется.

– Не уверен, – пробурчал я, но ученые меня не услышали. Даже в плену академик продолжал оставаться авторитетом.

– Мы захвачены дикими. Чего обсуждать? – удивился Жук.

– Для начала я предлагаю собрать и обсудить всю информацию об этом клане, дабы на ее основе продумать тактику и стратегию наших действий, – пояснил академик. – К сожалению, администрация АТРИ уделяла слишком мало внимания местным группировкам. По возвращении я предложу рассмотреть этот вопрос на самом высоком уровне.

Баталов сказал это на полном серьезе, будто от свободы его отделяли каких-то два шага. Не зря говорят, что мозги ученых устроены особенным образом. Мне вот казалось, что у диких мы застряли надолго и освобождение придется вырывать зубами.

– Дикие – изгои среди изгоев, – тоном профессионального лектора произнес Водолаз.

Этот яйцеголовый то ли изучал подводных обитателей АТРИ, то ли стал жертвой детской дразнилки: «У кого четыре глаза, тот похож на водолаза», ибо ни на секунду не расставался с роговыми очками, в которые были вставлены линзы толщиной с мизинец.

– Численный состав клана неизвестен. Истинные цели тоже являются загадкой, – продолжил Водолаз. – Информация обрывочна и неточна. Понятно только одно – дикие испытывают прямо-таки болезненное пристрастие к ученым и неоднократно были уличены в нападениях на научные городки и похищениях. Существует мнение, что таким образом они мстят за то, что с ними произошло. Маразм, разумеется, полнейший, но чего остается ждать от этих мутантов?

Ничего нового для себя я пока не вынес, поэтому слушал вполуха.

– У них напряженные отношения с кланом Будды. Можно сказать, война, которая идет с переменным успехом.

– А знаете почему? – встрял Жук. – Дикие украли правую руку Будды – Хвоща и затребовали за него выкуп, причем сумму заломили просто астрономическую. Будда рвал и метал. Но ничего поделать не смог, так и расстался с денежками. С той поры он точит зубы на диких. Правда, безрезультатно.

Вот это уже было интересно, но вряд ли кто-то из нас сумел бы воспользоваться информацией Жука.

– Чистильщики их почему-то не трогают, хотя остальных разносят в пух и перья. Думаю, дикие от них откупились. Не удивлюсь, что на это как раз и пошли деньги, вырученные от Будды, – дополнил Водолаз.

– Ну да, – хмыкнул я. – Взамен получили кучу проблем с его кланом. Овчинка выделки не стоит. Думаю, диким срочно понадобились бабки на что-то другое, очень важное. Вот они и рискнули.

– Все может быть, – кивнул Водолаз. – Еще дикие замечены в интенсивном сборе образцов аномальной активности. Пытались поставить сбор хабара на поток, но пока без особого результата.

– Это не вышло даже при Сталине, хотя тогда были задействованы огромные ресурсы, не получится и у них, – саркастически заметил академик.

Я тоже внес свои пять копеек:

– Дикие занимаются активным поиском цацек и при этом похищают ученых. Заметьте, похищают, а не убивают, значит, у них на вас есть какие-то виды. Возможно, эти вещи взаимосвязаны.

– Никто еще не придумал безопасной и масштабной технологии сбора образцов аномальной активности, молодой человек, – покачал головой Баталов. – А над этой проблемой бились лучшие умы.

– Может, дикие пошли по пути бериевских «шарашек»? – предположил Жук. – Собирают в одном месте специалистов, ставят перед ними задачи, от решения которых зависит подчас все, в том числе жизнь.

– Неплохо! – донесся чей-то каркающий голос.

Я мог поклясться чем угодно – никому из нас он не принадлежал. Говорил кто-то снаружи.

Глава 8

Ну конечно. Я быстро обнаружил источник звука: хитро вмонтированный в стену динамик. Камера обладала глазами и ушами. Кто-то следил за нами и почему-то решил афишировать это.

– Если не возражаете, я к вам присоединюсь, – продолжил голос.

– Разве в наших силах отказать? – развел руками академик. – Милости просим.

Я тут же размечтался: не представится ли сейчас шанс провести что-то вроде спецоперации по самоосвобождению? Обезоружить охрану, взять заложника, под его прикрытием вырваться на свободу. Но потом понял, что голос был слишком уверенным. Ведь не дурак же он, стопудово просчитал все варианты и наверняка каким-то макаром страхуется, гад. На мякине его точно не проведешь. Одному не справиться, а на ученых рассчитывать не придется. Мужики они не хлипкие, но нужной сноровкой не обладают. Не столько помогут, сколько напортачат. Бьюсь об заклад, что мысли у Жука были схожими, он явно просчитывал варианты.

Немного погодя мы увидели того, кто общался с нами через микрофон. Его вкатили на кресле-каталке два угрюмых типа в одинаковых серых телогрейках, как у Калистратыча. Короткие ноги калеки, судя по размерам – обрубки, были укрыты шерстяным пледом.

– Аркадий Иванович, не верю своим глазам – это вы! – всплеснул руками Баталов.

– Увы, это я, – потупившись, произнес гость. – Представлюсь для тех, кто со мной не знаком. Аркадий Иванович Симбирцев, бывший руководитель научного центра по комплексному исследованию области аномальной активности. Вы у меня в гостях.

У него была совершенно седая голова, резко контрастировавшая с темными, будто окрашенными углем, бровями восточного типа. Вид у Аркадия Ивановича был как у британского джентльмена викторианской поры.

Время от времени он притрагивался к мундштуку длинной лакированной трубки и пускал кольца дыма.

– Вот уж кого я не ожидал тут увидеть, так это вас, – признался Баталов. – Да я вообще не рассчитывал с вами встретиться.

– Знаю, знаю. Официально я уже несколько лет числюсь покойником, – усмехнулся гость. – Похоже, в эту версию поверили все, не только официальные власти.

– Конечно поверили. Даже могилу вашу показывают желающим.

– Даже так? Надеюсь, за ней ухаживают.

– Выходит, вы теперь один из них. – Академик нервно сглотнул. – Дикий.

– Все верно. Я, если можно так выразиться, мозг этого клана. Человек по прозвищу Туз, с которым вы имели счастье познакомиться, мой заместитель по… Как бы это выразиться? Ну, скажем, по некоторым деликатным вопросам. Без него я как без рук. Без ног я уже научился обходиться, а вот руки нужны.

– Но ведь дикие – это изгои, мутанты. Как же вы, ученый, могли оказаться среди них?

– Вы задаете странные вопросы. Разумеется, я прошел то же самое, что и они. Ка-волны, мой дорогой друг. Они одинаково безжалостны к егерям, вольным бродягам или ученым. Я слишком увлекся серией перспективных опытов. В результате попал под мощное излучение и стал таким.

– Каким? – удивился Баталов.

– Мягко говоря, несколько отличающимся от обычных хомо сапиенсов. Впрочем, лучше один раз увидеть.

Он вдруг закатил глаза, напрягся, и тут произошло чудо. Тело ученого приподнялось над креслом, взмыло вверх. Челюсти у окружающих непроизвольно отвисли. Не каждый день увидишь такое. Аркадий Иванович, не меняя позы, плавно проплыл по комнате и затем очень аккуратно опустился.

– Левитация! – в один голос ахнули Баталов и Жук.

– Всего-навсего демонстрация моих новоприобретенных возможностей, – скромно сказал калека. – АТРИ наградила меня даром летать, но она же лишила меня возможности передвигаться нормальным способом. Подарив одно, Зона всегда требует что-то взамен. Она словно капризная жена. – Ученый горько усмехнулся. – С той поры, как я стал «феноменом», мне пришлось инсценировать собственную смерть и лечь на дно. Клан диких был когда-то задуман в качестве моей подушки безопасности. Как видите, расчеты были верны: она пригодилась.

– Рад за вас, – пробурчал Жук.

Симбирцев его услышал.

– В ваших словах столько иронии! Поберегите ее для другого случая.

Он выпустил очередное колечко табачного дыма.

– Я предлагаю обсудить самое главное. Ваше появление здесь отнюдь не случайно. Мне нужна ваша помощь, коллеги.

В ученых будто молния ударила. Давно не видел сразу столько ошарашенных лиц.

– Простите, я совершенно не понимаю вас, – тускло произнес Баталов. – Неужели вы хотите сказать, что несчастный случай с вертолетом и наше пленение были организованы вами?

– Совершенно верно. И то и другое – моих рук дело, – сказал Симбирцев. – Вернее, тех, кому я плачу большие деньги. Но прошу не осуждать меня заранее. Виной всему обстоятельства. Они вынудили меня поступить с вами столь неделикатным способом. Мне очень нужны помощники, господа. Я хочу только одного: чтобы вы славно потрудились во благо науки. Цель того стоит. Нас ждет настоящий прорыв. На Большой земле за него вручили бы Нобелевскую премию, и не одну, но мы с вами прекрасно понимаем, что в официальных научных центрах АТРИ наши труды сразу получают гриф «секретно». Наши прежние работы закрыты для мировой научной общественности, никто не узнает о том, сколько мы сделали для науки. По-моему, это несправедливо, коллеги. Я перестал быть нормальным человеком, но мои амбиции остались прежними. Если я открыл новый физический закон, почему бы ему не носить мое имя?

– Вы правы, – кивнул Баталов. – Нас тоже посещали подобные мысли. Хотя сама по себе возможность изучать столь необычный мир АТРИ едва ли не высшая награда для ученого.

– Бросьте, уважаемый академик, – засмеялся Аркадий Иванович. – Невозможно добиться высот без честолюбия, а вы, мой ученик, всегда были целеустремленной и весьма честолюбивой натурой. И даже в чем-то превзошли учителя. Я с гордостью наблюдал за вашими успехами.

– Мне пришлось возглавить центр после вашей смерти… простите, после вашего ухода, – поправился Баталов. – Особого прорыва в исследованиях пока не произошло. Все больше рутина, из коей на девяносто девять процентов обычно и состоит труд ученого.

Симбирцев поморщился, будто кто-то заставил его надкусить лимон.

– Скромность, уважаемый коллега, к лицу барышням на выданье, а не талантливому ученому. Так получилось, что многие из ваших разработок попадали и на мой стол.

Научники переглянулись. Для них сегодняшний день состоял из сплошных новостей.

Аркадий Иванович уже не говорил, он вещал:

– Даже будучи не у дел в центре, я по-прежнему держу руку на пульсе. Вы на верном пути. Здесь, под моим крылом, у вас будет возможность продолжить начатое. Все необходимые условия будут вам создадут. Разумеется, придется ограничить вашу свободу, но цель оправдывает средства, тут я полностью солидарен с иезуитами. Тем более, что в случае успеха вы будете вознаграждены сполна, – пообещал Симбирцев.

– Цель? – Баталов нахмурился. – Могу я узнать подробнее, какую цель вы перед собой поставили?

– Не только перед собой. Перед всеми нами. Давайте условимся сразу. Я не чокнутый ученый из американских комиксов. Я отдал науке всю жизнь, а вместо благодарности вынужден скрываться. Но я не собираюсь опускать руки. АТРИ – уникальное явление. С ее помощью я надеюсь подобрать ключик к другим мирам и измерениям. Более того, я рассчитываю найти еще один выход отсюда на Большую землю. Я просто не верю, что пресловутое ущелье экстремального перехода – единственная калитка, которая соединяет АТРИ с остальным миром. Там, где есть одна дверь, обязательно найдется вторая. Мы распахнем ее и вырвемся отсюда, плюнув на долбаный «Протокол А». Мне вовсе не улыбается потерять половину воспоминаний и, возможно, превратиться в растение. Да что я говорю! – Аркадий Иванович всплеснул руками. – Какой «Протокол А»! Мутанта отсюда ни за что не выпустят. Ни за какие деньги!

В этот момент у меня возникло чувство солидарности с ученым. У нас было много общего. Как и он, я неоднократно размышлял о несправедливости, случившейся со мной, и мечтал найти способ вырваться отсюда. Симбирцев вдруг стал мне симпатичен. Я даже забыл о его специфическом окружении, состоявшем из садистов вроде Фишки. В конце концов, в семье не без урода. Во вполне официальных государственных службах водятся орлы и похлеще.

– Я даю вам сутки в распоряжение. Вы обдумаете мои слова. Если появится желание влиться в мою команду – милости прошу. Обещаю массу интересной работы, сносные условия жизни, приличную зарплату в у. е. и огромные премиальные после успеха, в котором я не сомневаюсь.

Аркадий Иванович подал знак телохранителям, и они послушно повезли кресло к выходу.

– Постойте, – вдруг воскликнул Жук. – А что будет в случае, если кто-то из нас не согласится?

– Ну вот! – с сожалением произнес Симбирцев. – Не хотел говорить о неприятном, но придется. В биологической лаборатории крайняя нехватка человеческого материала для экспериментов. Отказникам тоже придется послужить науке, но только в ином качестве. В общем, «думайте сами, решайте сами, иметь или не иметь», – пропел он строчку из известной песни.

После его ухода в камере наступила долгая и гнетущая тишина. Все были очень подавлены случившимся.

Первым нарушил «режим молчания» академик.

– Боюсь, нам все же придется принять приглашение Аркадия Ивановича и поработать на него, – сказал Баталов. – Я знаю его много лет. Слов на ветер он не бросает и ни перед чем не остановится.

Мне стало еще неуютней, хотя раньше казалось, что хуже некуда. У ученых хоть имелся выбор, но, в отличие от них, мне выбирать было не из чего. Я – всего-навсего военный егерь, даже не егерь, а стажер. Готовый кандидат в биологическую лабораторию. Вот и картина маслом: залитые кровью операционные столы, колбы с бурлящей жидкостью, таинственные препараты, действие которых будут испытывать на мне. Я вздрогнул.

Ну уж нет! Как-нибудь пободаюсь. Главное, чтобы ученые ненароком не выдали меня. Если делать умное лицо, глядишь, сойду за какого-нибудь МНС или аспиранта, кофе, там, буду приносить или тапочки настоящим ученым. Вот только как бы втолковать это соседям по камере, избежав прослушки извне?

Пришлось разыграть классическую пантомиму. Слава богу, клинических идиотов, не считая меня, тут больше не было. Товарищи по несчастью быстро сообразили, о чем их просят, и сразу закивали. Выдавать меня никто не собирался. Кажется, на какой-то период проблема была решена. Единственное, что бросалось в глаза, – моя военная форма, но за время пути она порядком изгваздалась. Сошлюсь на то, что комбез пришел в негодность и я вынужденно переоделся.

Оставалось одно препятствие. Те, кто доставил нас сюда, прекрасно знали, что я военный. Можно только удивляться, с какой стати они меня еще не отсортировали от других пленных. Самым удобным казался вариант, что обо мне элементарно забыли. Да будет так! Преисполненный надежд, я лег спать.

Однако, как это часто бывает в жизни, проскочить «на дурака» не удалось. Ранним утром за мной пришли, заломили руки и поволокли по гулким коридорам.

Судьба снова расставила все на свои места.

Ученых держали в подземных бункерах, меня ждал путь наружу. Снова пришлось лезть по ледяным скобам, покидать ангар.

Охрана потащила меня куда-то в глубь поселка. Недавно прошел дождь, превратив немногочисленные дороги в кисель. Это отнюдь не улучшило моего настроения. Паршивая погода угнетала еще сильнее рабского состояния. Я вдруг подумал, что отдал бы все за возможность сбежать отсюда навсегда, за обычное солнышко Большой земли, которое и светит, и греет.

За сутки пленных прибавилось. Это были преимущественно зэки или вольные бродяги – испуганные, потерявшие уверенность в завтрашнем дне люди. Дикие заводили их в огороженный колючкой загон и оставляли под присмотром пары автоматчиков.

Люди порядком устали и без сил падали в грязную хлюпающую жижу, словно свиньи. Наверное, держа нас здесь, дикие хотели подчеркнуть, что для них мы не более чем скот. Было противно сознавать это, но у меня не осталось ни капли энергии даже на внутренний протест. Да, тут мерзко, грязно, условия на редкость ублюдочные, но ведь я дышу, а значит, живу. И, следовательно, есть пусть ничтожная, но надежда продлить этот важный процесс.

Как бы ни складывались обстоятельства, человек всегда пытается себя успокоить.

К моему удивлению, скоро к нам присоединился еще один товарищ по несчастью, с которым я ночевал в подземной камере. Это был Жук. Его безжалостно втолкнули в загон, для скорости добавив сапогом в мягкое место.

Яйцеголовый, проехав животом по луже, примостился поблизости, прищурил глаза:

– Как ты?

– Паршиво.

Я подал ему руку, помог встать. С минуту мы постояли молча. Говорить не хотелось. Я тоскливо сплюнул в грязное месиво под ногами.

Жук, интерпретировав мой поступок по-своему, с нарочитой бодростью произнес:

– Э, да ты никак совсем расклеился?

– Ошибаешься. Я не расклеился. Я всего лишь не хочу склеить ласты.

– Тут ты, брат, не одинок. У меня аналогичные планы.

– Как бы тебе их не скорректировали. – Внезапный приступ обиды на себя, дурного, подписавшегося на эту каторгу, на Гидроперита, на приятеля Леху, дернувшего вместе со всеми, на идиотов-научников, которых угораздило угодить в лапы диких, заставил меня заскрежетать зубами.

Ученый понимающе кивнул.

– Каким бы длинным и черным ни был туннель, в конце всегда будет свет, – неожиданно сказал он.

– От паровоза? – буркнул я, вспомнив старую шутку.

– Может, и от паровоза, – пожал плечами Жук.

Продолжать пикировку было бессмысленно. Чтобы скоротать время, я принялся созерцать окрестности. Зрелище отнюдь не было отрадным, но выбирать не приходилось. Паскудно все это, мерзко и паскудно. Я старательно гнал мысли о биологической лаборатории. Обидно в двадцать лет становиться лабораторным кроликом. Чтобы окончательно не впасть в уныние, я спросил у Жука:

– Слушай, а кто ты по профессии? В смысле, какой наукой занимаешься?

– Я? – удивился он вопросу. – Биолог.

– Ботаник что ли?

– Почти, – хмыкнул он.

– Оно и видно, – резюмировал я.

– Слушай, а сам-то ты кто? – спросил задетый за живое Жук. – Чего ерепенишься? Я понимаю, ты не в себе: свои бросили, на выручку не пришли. Любому будет обидно. Но у ваших выбора не было.

– Выбор всегда есть, – буркнул я. Ученый снова разбередил больное место.

– Кстати, начет ботаников, – заговорил Жук, – я, между прочим, раньше в роте биологической разведки служил. Нас там дрессировали не хуже вашего.

– Да ты не обижайся, – попросил я. – Это я просто пар выпускаю. Скажи, ты что – отказался на них работать?

– Если бы. Симбирцев посчитал, что в моих услугах не нуждается. Слишком неквалифицированный специалист.

– Ничего себе! – присвистнул я. – Сколько же на него народу пашет, если он позволяет себе разбрасываться кадрами?

– Хороший вопрос, – согласился Жук.

Мы полежали еще немного.

– Всем встать! – прогремел чей-то голос.

Калитка распахнулась, в загон вошли трое: Туз, Фишка и неизвестный человек. Сразу бросилось в глаза его лицо – непривычно узкое, с острым подбородком, монголоидными глазами-щелочками, выступающими калмыцкими скулами, тонкими, будто выщипанными белесыми бровями, орлиным носом. Держался он прямо, будто аршин проглотил, передвигался широкими шагами, и низенький Фишка был вынужден за ним поспешать. Фигуру незнакомца скрывал длинный, почти до земли кожаный балахон, но мне почему-то показалось, что сложением он напоминал Кащея Бессмертного. Во всем его облике сквозила болезненная худоба. Насупленный взгляд исподлобья пугал. На память пришло фото Гришка Распутина: правда, тот был чернявый, осанистый, могутный, но вот взгляд точно такой же – тяжелый, нехороший, от которого бросает в дрожь.

– Выбирай любого, Жрец, – осклабился Туз.

– Построй их, – велел незнакомец Фишке.

Тот кивнул и, пустив в ход руку-плеть, хотя никто и не подумывал о сопротивлении, выстроил нас в одну шеренгу.

– Готово, – доложил он.

Губы Жреца зашевелились, он тихо пробормотал не то молитву, не то заклинание. Я понял: что-то должно произойти. Вряд ли это было пустым сотрясением воздуха. Наслышанный о чудесах, которые творят в АТРИ шаманы-идолопоклонники, я бы ничему не удивился. Марчелло, к примеру, рассказывал, что его, тяжело раненного и практически списанного медиками со счетов, выходили и подняли на ноги в одном из стойбищ. Само же лечение было сродни магии. Во всяком случае, ничего общего с обычной медициной не имело. Что ж, в мире АТРИ много необычного.

Жрец прошелся вдоль нашей шеренги, пристально оглядывая каждого. Под его пронизывающим взором я чувствовал себя совершенно голым. Сколько длилась эта мука, не берусь сказать. На мой взгляд, она растянулась на целую вечность. Может, показалось, но меня дикий рассматривал дольше других. Не могу сказать, что я был этим польщен. Скорее обратное. Во мне проснулось что-то мальчишеское, и я гордо вскинул подбородок. Поступок был вызывающим и дурацким, но Жрец не выказал никаких эмоций. Он просто проигнорировал мою попытку вести себя, как партизан на допросе. Я сразу сник.

– Они не подходят, – сказал Жрец.

– Что, ни один? – рассеянно поинтересовался Туз.

– Я же сказал: не подходят! – затряс головой тот. – Слишком слабы. Я проверил – они не выдержат. Толку от них никакого.

Жрец повернулся и зашагал к выходу.

– Как скажешь, – усмехнулся Туз. – Тебе не нужны, так и мне без надобности.

Он вынул из кобуры многозарядный пистолет Ярыгина – табельное оружие офицеров отдельной бригады военных егерей – и коротким движением послал патрон в патронник.

Шеренга пошатнулась, рассыпалась. Люди в ужасе бросились кто куда, а я остался.

Колоколом загудели мысли. Неужели Туз решил расстрелять нас? Вот так запросто грохнуть посреди огромной вонючей лужи, лишить жизни?..

Не знаю, что за помутнение нашло на меня в тот момент. Я не последовал примеру остальных, не бросился врассыпную, не стал на коленях вымаливать пощаду. Злость на диких и конкретно на их главаря заставила меня сжать кулаки и подступить к Тузу вплотную. Во мне все заклокотало как вулкан. Ненависть окончательно снесла крышу. Я с яростью посмотрел на Туза и замахнулся.

Кому-то мой поступок мог показаться нелепым и смешным, но дикий вдруг испугался. Он отшатнулся, стал бледным как мел, нелепо дернул пистолетом перед моим носом, словно забыл, что находится у него в руке. Случилось невозможное. Я нагнал на главаря изгоев страху, хотя вряд ли на свете существовало много вещей, способных напугать его до такой степени. И уж меньше всего на эту роль годился двадцатилетний сопливый юнец. Тем не менее мне удалось найти в нем невидимый стержень, надавить на него, и если не сломать, так погнуть.

Но что произошло, то произошло. Главарь диких проиграл в этой короткой схватке. Проиграл с позором, ведь я в сравнении с ним был щенком, который в отчаянии бросился на матерого волчищу и, к всеобщему удивлению, его загрыз.

Пистолет перекочевал ко мне, не понадобилось даже прилагать усилий. Я просто забрал его из ослабевших рук Туза. Однако сполна насладиться триумфом не удалось. Случилось то, что должно было случиться. Я забыл, что, кроме Туза, существуют и другие дикие. Победа оказалась скоротечной. Электрическая плеть Фишки обожгла предплечье. Я застонал и уронил оружие. Оно с глухим шлепком упало в лужу и утонуло. Второй удар бросил меня на четвереньки. Я поднял тяжелую как чугунный котел голову, увидел, что Фишка снова занес плеть. На этот раз для третьего, наверняка смертельного удара. Сил на сопротивление не осталось. Я был слаб как ребенок.

Вот и все. Еще немного, и наступит неотвратимое. Я решил встретить смерть с открытыми глазами. Никто не посмеет упрекнуть меня в трусости.

Тугая лоза понеслась к моей голове, зловеще разрезая воздух. Сейчас…

– Прекрати, Фишка!

Плеть остановилась в миллиметре от носа. Она шипела и искрилась, как бенгальский огонь.

Жрец вернулся. Он подошел ко мне и рывком поднял на ноги.

– Этот подойдет. Я беру его, Туз.

– А остальные? – спросил оправившийся от испуга главарь диких.

Он должен был ненавидеть меня: ведь его позор случился на глазах у многих зрителей! Такое смывается только кровью. Но вместо этого Туз смотрел на меня с чем-то похожим на уважение.

– Не убивай. Найдем и им применение, – ответил Жрец.

И, взвалив меня на спину, куда-то потащил.

Глава 9

Жил Жрец почему-то в землянке. То ли не мог позволить себе чего-то более приличного, то ли ему хватало и этого. Я не знал, какие у него вкусы и амбиции. Возможно, его вполне все устраивало. Землянка была хоть и маленькой, но персональной. В нос сразу шибануло спертым воздухом, плесенью и табаком. Не было видно ни зги.

Мутант положил меня на деревянную лавку, застеленную солдатской шинелью (характерный ворс определялся на ощупь), зажег лампу. Я приподнял голову и стал осматриваться.

– Оклемался? – поинтересовался Жрец.

Самое интересное: в этот момент он стоял спиной и не мог ничего видеть, а двигался я бесшумно.

– Есть маленько.

Изгой повернулся.

– Значит, не так уж сильно Фишка тебя приложил, – констатировал он. – Голодный?

– Как волк, – сознался я.

– Жри. – Дикий протянул мне миску с едой.

Что же, и на том спасибо. Глупо ожидать обхождения как в дорогом ресторане, да и не в гостях. Я втянул аромат ноздрями. Мясная похлебка. Холодная, заплывшая коркой жира. Выглядела пища крайне неаппетитно, но желудок предательски заурчал.

Как поступить – заартачиться и остаться голодным или?..

– Ешь, а то передумаю, – предупредил Жрец.

– От нее, наверное, счетчик Гейгера зашкаливает? – опасливо спросил я, покосившись на миску.

– Не дрейфь, – хмыкнул Жрец. – Вода у нас чище, чем в Ванаваре. Тут бьет замечательный ключ. На удивление безопасный, никаких фильтров и таблеток не нужно.

Его тон был убедительным. Аномалий в АТРИ видимо-невидимо, почему бы не существовать очищающей воду?

– Понятно. А мясо?

– И мясо нормальное. Вон, смотри. – Жрец мотнул головой, я посмотрел в указанном направлении и увидел картонные упаковки с консервами. – Мы чем попало не питаемся.

Снабжение у них было на уровне, что наводило на определенные размышления.

– Внушительный запас. – Я запустил ложку в миску.

Вместо хлеба Жрец швырнул мне холщовый мешок, набитый коричневыми от старости сухарями. Опять! Как я соскучился по нормальному хлебу! Не говорю о всяких там булках да баранках, за обычную буханку ржаного отдал бы бешеные деньги. Правда, у меня их нет, ну да и хлеба не наблюдается.

Слава богу, на зубы я не жаловался и потому сгрыз сухари за милую душу.

После сытного обеда полагается поспать, тем более что мой спаситель вышел из землянки, но сна не было ни в одном глазу.

Лампу Жрец не выключил, в землянке, как и в башке, царил полумрак. Понятно, что никакого оружия мне не оставили, и я выбросил из головы мысль о попытке вырваться из плена. С этим следовало повременить.

Не убили – и то хорошо. Я попытался оценить ущерб, нанесенный здоровью. Краткий осмотр показал, что готовность к труду и обороне у меня процентов так на восемьдесят. Остальные двадцать пришлись на незначительные ссадины и болячки, ну и на общую слабость. Видимо, сказывались последствия экзекуции, устроенной Фишкой. В целом Жрец был прав: я еще легко отделался, и помирать мне было точно рановато, ибо дел впереди набралось невпроворот. Во-первых, следовало оценить обстановку, во-вторых, узнать о судьбе ученых и особенно Жука (не распилили ли его на части?), в-третьих, дать отсюда деру.

Выяснить удалось лишь одно – Жрец обратил на меня внимание неспроста. Моя скромная персона чем-то его заинтересовала. И спас он меня отнюдь не из чувства симпатии. Нет, Жрецом определенно двигали какие-то меркантильные интересы, в которых мне было отведено какое-то место, но вот какое именно – большой вопрос. Оставалось надеяться, что я нужен диким не в качестве ягненка, которого поведут на заклание.

Жаль, не позаботился разузнать заранее о религиозном культе мутантов, но искренне рассчитывал на то, что они не каннибалы и как-то перебиваются консервами и тушенкой.

Дикий пропадал долго. Часы у меня отобрали вместе с оружием и КИПом, поэтому время для меня было исключительно субъективным понятием. Жрец мог отсутствовать как сорок минут, так и полдня, но я почему-то успел по нему соскучиться и встретил его появление с затаенной радостью. Был ли это пресловутый стокгольмский синдром, или я относился к происходящему несколько безалаберно, кто его знает. Психолог Иришка, та бы разобралась, но ее тут не было, а сам я ленился копаться в мотивах.

– Какое у тебя погоняло? – спросил Жрец.

Вопрос был совершенно невинный, и я не стал скрывать, представился. КИП настроен исключительно на меня, кто-то другой воспользоваться им не сумеет. Того, кто попытается выдать себя за стажера Арчи, раскусят быстро.

– Что с моими друзьями? – спросил я в порядке алаверды.

– Ничего плохого с ними не произошло, – ледяным тоном уведомил Жрец. – Академик Баталов и те, с кем Симбирцев подписал контракт, с сегодняшнего дня приступили к работе.

Контракт? Вот даже как! Слово это казалось настолько неуместным, что я невольно улыбнулся.

– Напрасно смеешься. Можно сказать, они снова встали к любимому станку.

Жрец видел, что я почти восстановился, но совершенно не опасался меня. Ходил без оружия, преспокойно поворачивался ко мне спиной. В общем, демонстрировал абсолютную беспечность. Я даже обиделся. Поджилки, конечно, порой тряслись, но праздновать труса я не собирался. Дерну отсюда при первой же оказии.

– Хочешь убежать? – вдруг произнес Жрец. Он будто прочитал мои мысли.

Я от неожиданности растерялся, но тотчас взял себя в руки. Психологию пленника легко просчитать. Схожие идеи бродят в голове у каждого, кто оказался в аналогичной ситуации, и нечего Жрецу строить из себя телепата.

Лучшим ответом на его вопрос было молчание, поэтому я лишь сглотнул комок вязкой слюны и не проронил ни слова. Ему надо, пусть сам и догадывается, Алан Чумак недоделанный.

Жрец вдруг приоткрыл дверцу, отошел с прохода.

– Беги.

Я недоверчиво посмотрел на него. Дикий выглядел невозмутимым и говорил совершенно серьезно.

– Беги, – повторил он. – Тебя никто не держит.

Я пожал плечами, встал и потопал на выход. Почти у самых дверей обернулся и снова взглянул на Жреца. Тот стоял в позе каменного истукана, скрестив руки на груди.

– Ступай, никто из наших не причинит тебе вреда.

– Тогда прощевайте, – сказал я и вышел из землянки.

Мимо шли двое диких, но они посмотрели сквозь меня, словно я был пустое место. Вот и ладушки, мне же легче.

Умом понимая, что в АТРИ без еды, оружия и боеприпасов долго продержаться невозможно; что обратного пути самостоятельно мне не найти; что я знать не знаю, какие опасности могут подстерегать меня за пределами лагеря, все равно я исключительно из врожденного упрямства прошагал до частокола, охраняемого невозмутимым дедком в шапке-треухе и плаще. Других диких не было.

– Мне надо выйти, – сказал я.

– Иди!

Он даже одергивать меня не стал, лишь выпустил изо рта клуб табачного дыма, смачно сплюнул и отвернулся.

Ни окриков, ни выстрелов в спину, ни топота погони. Зашибись! Полная беспечность, абсолютная. Или что-то еще, то, о чем никто не поставил меня в известность.

Как бы то ни было, сдаваться я не хотел. Упрямство гнало вперед.

– Пока, дедуля! – бросил я на ходу.

– До скорой встречи… внучок, – прошамкал старик-охранник.

Его слова не показались мне странными, не заставили задуматься.

Итак, я был на свободе. Ноги сами повели меня по утоптанной тропе. В душе зародилась надежда, что она выведет к нормальным людям, которые предоставят пищу и кров, вызовут наших с базы. Прилетит вертолет или приедет повозка с рогачами. Неважно, согласен на любой транспорт. Лишь бы побыстрее. Усядусь, свалю отсюда к такой-то матери, чтобы никогда не возвращаться.

В эту минуту я был готов простить и Гидроперита, и закадычного дружка Леху, бросивших меня на поле боя. Кто знает, может, и сам бы поступил так, оказавшись на их месте. Видимо, суворовское «сам погибай, а товарища выручай» плохо прижилось в нашем веке. Ничего не поделаешь, прогресс. Теперь в моде другое – каждый сам за себя. Так и живем. На проблемы соседа внимания не обращаем, а когда у самого загорится, запылает – кричим «караул» и надеемся на подмогу. А откуда ж ей взяться?

Дорога уводила меня все дальше и дальше. Вершины деревьев заслонили лагерь диких, я поднялся на холм и не увидел характерных столбиков дыма. Все хорошо, прекрасная маркиза, за исключеньем… Но что это?.. Я был готов отдать руку на отсеченье, что шел только прямо, никуда не сворачивал, но по непонятной причине снова вышел из леса прямиком к частоколу вокруг поселения изгоев. Я сразу узнал его, и сердце тревожно сжалось.

Вот и дедок, он смотрел на меня с усмешкой. Приветственно поднял руку и пригласил внутрь:

– Заходи, милай!

Как и все дикие, старик был мутантом, причем изменения сказались на его внешности. Понятно, почему такие, как он, имели свои счеты с АТРИ. Теперь у меня было больше времени, чтобы разглядеть охранника. Я вздрогнул. Наверняка его тип уродства имел научное название, описывался в литературе. Дедок был человеком-крысой. Его лицо, покрытое мерзкой серой шерсткой, вытянулось вперед, под кнопкой носа пучком торчали усы-антенны. Сними он штаны, я бы не удивился, увидев длинный тонкий хвост.

До сей поры большинство виденных мною изгоев выглядели почти нормально, во всяком случае, на первый взгляд. И у Туза, и у Жреца внешность вполне укладывалась в определенные рамки. Не красавцы, но и не уроды. Даже Фишка при некоторой конспирации мог сойти в обычном обществе за своего. А вот внешность дедка отталкивала и даже пугала, хотя я почему-то был уверен, что среди диких он самый безобидный. Такое бывает: верзила с мордой головореза на поверку может оказаться добродушным малым, готовым отдать первому встречному последнюю рубаху.

Из упрямства я снова направился в лес. На этот раз сошел с привычной тропинки и ступил на мягкий зеленый ковер травы. Немного погодя пришлось продираться сквозь густую чащу, ветки чуть не выкололи мне глаза, но все обошлось, за исключением одного – я вновь вернулся в исходную точку маршрута.

– Убедился? – ехидно спросил дедок. – Отсюда не сбегешь.

Я не удостоил его ответом и побрел к землянке Жреца. Он ждал у порога, снисходительно улыбаясь.

– Что это значит? – спросил я.

– Это АТРИ, здесь может быть все, что угодно, – туманно пояснил он. – Можешь еще попытаться, я не возражаю. Но результат будет тот же самый.

– Какая-то аномалия, да? – начал догадываться я.

– А ты ожидал чего-то другого? – усмехнулся Жрец. – Сюда трудно попасть и еще труднее отсюда выбраться.

– Допустим, – кивнул я. – Но как же остальные? Ваши ведь устраивают вылазки, аномалия отпускает их.

– Для нас выйти не проблема. А вот у тебя ничего не получится. Объяснять почему, я не буду. Можешь ломать себе голову сколько угодно, но лучше не сегодня. Давай заходи. – Он открыл дверь пошире. – И ложись спать. Тебе нужно как следует отдохнуть.

– Опекаешь меня, как нянька. Может, будешь выносить за мной горшок? – съязвил я.

Лицо Жреца осталось каменным. Он ответил скучным голосом:

– Завтра тебя ждет испытание. Я хочу, чтобы ты его выдержал. И поверь, это в твоих интересах.

– А что со мной будет, если я не выдержу?

– Ты умрешь, – сухо пояснил Жрец.

– Успокоил, – вдохнул я. – Ладно, спать так спать. Только заруби себе на носу: я упрямый и за просто так подыхать не собираюсь.

– Я очень на это надеюсь, – еле слышно прошептал он. – Иногда приходится ставить на темную лошадку. Не разочаруй меня.

Мне было плевать на Жреца и на его надежды. Я хотел спать. Сволочная аномалия порядком вымотала меня. Что касается завтрашнего испытания, то, как говорили наши предки, утро вечера мудренее.

Сначала высплюсь, а там разберемся. В последнее время я привык смотреть смерти в лицо, не испугаюсь сделать это еще раз. Лишь бы выкрутиться.

Я плюхнулся на лежанку, вытянулся во весь рост и закрыл глаза. Веки потяжелели, налились свинцом. Спокойной ночи, Арчи! Сладких снов!

Но перед тем, как вырубиться, я вспомнил: за все время моего пребывания в лагере мне ни разу не попался на глаза Останкинский Шпиль, а значит, место, куда меня занесло, уже не было АТРИ.

Глава 10

За мной пришли утром два изгоя, прятавших лица за бурнусами наподобие арабских. Можно было разглядеть только глаза – внимательные и настороженные. Что же такое с ними произошло, как же сильно их изуродовало, если даже в кругу соплеменников они скрывают свои физиономии?

– Тебя ждут, – сказал один.

Я спустил ноги на пол, нащупал ботинки, кое-как надел и зашнуровал, причем не с первой попытки. Мешала начавшаяся нервная дрожь. Руки тряслись, как у больного старика.

– Чего кота за хвост тянешь? Быстрее давай! – пригрозили мне.

– Я думаю, минута задержки никого не убьет, – вяло пошутил я.

Жрец ушел еще на рассвете, спрашивать, что меня ждет, было не у кого. Я, конечно, попытал счастья, но безуспешно: явившиеся по мою душу делиться секретами не стали. Хотя какие секреты? Скоро все выяснится, вот только, не зная характер надвигающейся угрозы, трудно заранее подготовиться, а постоянно быть начеку невозможно. Я не железный.

Как обычно, погода теплом не радовала. Хотя дождика не было – и то хлеб. Умирать в слякотный день неприятно. Впрочем, и в ясный тоже.

Мутанты конвоировали меня как на расстрел. Один сзади, другой спереди. Могли бы не стараться, дергаться я не собирался.

Мы подошли к толпе диких, собравшейся в сотне метров от жилища Жреца. Мутанты были крайне возбуждены и, завидев меня, зашумели. Тут гадать было нечего: намечалось важное мероприятие, в котором я играл не последнюю роль. Знать бы какую.

Понятно, что присутствовали и Туз, и Жрец. А вот Симбирцева не было. Не посчитал нужным удостоить присутствием или наблюдает откуда-нибудь через видеокамеры. С него станется натыкать в каждый квадратный сантиметр по жучку, а потом балдеть перед стеной мониторов.

Туз и Жрец обменивались односложными репликами. Я навострил уши в надежде вынести из их разговора хотя бы малую толику информации.

– Ты уверен, что его нужно испытать?

– Уверен, – кивнул Жрец. – Там будет хуже. Он должен выдержать.

Мне эти его слова не понравились. Занятная вытанцовывается перспектива: если я пройду обещанное испытание, дальше меня ждет что-то похлеще. Стоит ли дергаться? Да нет, пожалуй, попотеть все же придется. Вчера меня уже попугали смертью. Сегодня от слов могут перейти к делу.

Меня втолкнули в круг. Я пробежал взглядом по собравшимся и ничего хорошего для себя не вынес. Сплошь жуткие хари и ни одного сочувствующего лица. Все ясно, товарищи мутанты. Собрались поглазеть на представление.

А вот Туз и Жрец явно преследовали какие-то цели и стояли здесь отнюдь не из праздного любопытства. И еще Фишка. Он смотрел на меня как обиженный ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Видимо, тоже имел на мой счет планы. Учитывая сферу его интересов, было бы неплохо, если бы он напрочь забыл о моем существовании.

Туз поднял руку. Круг раздвинулся, я оказался в середине. Стоит ли говорить, что настроение у меня не улучшилось. Не люблю быть в центре внимания, и все тут.

– Я драться не буду, – предупредил я, догадываясь, чем были вызваны недавние маневры.

Дикие решили устроить турнир гладиаторов, и я невольно вошел в число этих «спортсменов». Неужто хотят выпустить против меня кого-нибудь из ученых? Так у него шансов ноль целых и еще столько же в периоде. Зашибу. Не хочется, но зашибу. Есть еще и вольные бродяги, но те, кого держали в загоне, не производили впечатления опытных бойцов. Так, случайные искатели приключений и хабара.

– У тебя нет выбора, – невозмутимо бросил Туз. – Дерись или сдохни.

Он демонстративно кивнул стоявшему позади Фишке. Тот слегка повел рукой-хлыстом и улыбнулся, ощерив гнилые зубы. Мне стало тошно. Не о таком бесславном конце я мечтал.

– Ладно, как скажешь. Буду драться.

Фишка обескураженно воззрился на меня. Такого исхода он не ожидал. Моя реакция на его расстройство вполне укладывалась в рамки логики: назло соседу отморожу уши.

Не теряя времени, я начал разминаться: попрыгал с ноги на ногу, похрустел косточками. Гидроперит (его мать!) все же поднатаскал меня в рукопашной, следовательно, противнику придется повозиться.

– Ты должен победить! – напутственно произнес Жрец.

Я посмотрел на него с недоумением.

Такое чувство, будто он на меня в заклад побился и в случае моей победы получит как минимум корову. Я бы отдал ему ее и так, бесплатно. Да что там корову – получку за год вместе с продпайком, лишь бы отпустил на все четыре стороны. С аномалией, не выпускавшей меня наружу, я бы как-нибудь разобрался. Не мытьем, так катаньем.

По резко возросшему шуму стало ясно: количество зрителей увеличилось. Сбежались и стар и млад. Совсем маленьких не было, но двух-трех подростков я приметил. Под конвоем привели пленников. Дикие решили, что и им не помешает развлечься. Жук был целым и невредимым (синяки под глазами – такая мелочь, что и упоминать о них не стоило). Он поприветствовал меня коротким кивком. Я в ответ тоже слегка наклонил голову.

Не было барабанной дроби и оркестра, игравшего туш. Только перебранка изгоев, прерываемая грозными окриками и звуками, похожими на заточку ножей. По-моему, дикие даже делали ставки. Интересно, на кого. Я бы себя не выбрал. Не мой сегодня день, это точно.

За спинами зрителей послышалось рычание. Кого-то сюда вели. Я напрягся. Кажется, противник не из простых. Изгои приготовили мне сюрприз. И это явно будет не плюшевый мишка.

Круг раздвинулся, пропуская нечто огромное, как Джомолунгма, и свирепое, как кондуктор трамвая, завидевший «зайца».

Кое-какие традиции тут соблюдались. На живой горе, как на заправском боксере, был халат с капюшоном. Морды лица я не видел, но звуки, доносившиеся из-под капюшона, определенно свидетельствовали либо о плохом настроении моего будущего соперника, либо о его не вполне человеческом происхождении. Халат упал на землю. Лапа в кирзаче пятьдесят пятого размера наступила на мягкую ткань, оставив грязный отпечаток. Я поднял голову. Мать честная! Во влип!

Я нервно сглотнул, и было отчего. Напротив стояло существо, некогда бывшее человеком, но превратившееся в зомби. Точно такие же безропотно тащили на себе поклажу, пока их не перестрелял Кокос. Но этот не тянул на пай-мальчика. Он зловеще скалил зубы, и я отчетливо чувствовал, чего ему нужно.

Зомби был голодным и агрессивным. Ему втолковали, что надо сделать, чтобы заслужить пайку, а украшением сегодняшнего рациона был я.

Рано или поздно многие мутанты сходят с ума и превращаются в тварей. Все, конечно, зависит от степени облучения. Чем больше хватанешь ка-волн, чем выше была их интенсивность, тем скорее превратишься в мерзкое отродье. Те, кому повезло, становятся изгоями, а вот остальные пополняют ряды неприкаянных существ – зомби, упырей, меченосцев.

Интеллект у этой твари полностью не угас. Она еще соображала, взгляд не был безжизненно тусклым. Но красные угольки глаз горели недобрым огнем. Раньше я бы испугался, но тут в голове щелкнул невидимый тумблер. Я понял, что не сдамся и не пойду на прокорм зомби, каких бы жертв это мне ни стоило. Буду драться до конца, пусть даже голыми руками – никто из диких не предложил мне оружия. Оставим это на вашей совести, господа. Вы жаждали зрелищ, я обеспечу их по полной программе.

Единственный способ остановить тварь – раздавить ее мозги, как грецкий орех. Зомби практически неуязвимы, не ведают боли и жалости. Особенно на последней стадии, когда рвутся ниточки, которые держат на плаву разум. И тогда остаются лишь кровожадные инстинкты.

Противник не стал терять время впустую. Еще бы, у него не было моральных комплексов, он не заморачивался всякой ерундой, а действовал так, как ему подсказывала его извращенная природа.

Зомби резко выбросил вперед правую руку. Что-то огромное, похожее на клешню краба мелькнуло у меня перед глазами, я даже охнуть не успел. Его пальцы с неимоверной силой сомкнулись на моем горле, начали давить. Я захрипел, почувствовал, что отрываюсь от земли: у противника хватило мощи, чтобы одной рукой приподнять меня на несколько сантиметров. Белая пелена встала перед глазами. Я извернулся и пнул зомби в область голени, обеспечив любому другому противнику болевой шок, но только не этому. Бесполезно! С тем же успехом я мог врезать ногой по кирпичной стене. Зомби даже не моргнул, продолжая душить меня столь экзотическим способом. Видимо, внутри безобразной туши доживала последние часы артистическая душа, которая хотела преподнести акт умерщвления жертвы максимально эффектным способом.

Поняв, что еще немного, и от меня даже мокрого места не останется, я повторил попытку. Тупой носок армейского «берца» смачно впечатался в пах твари. Да, зомби не знают чувства боли, но у моего сохранился нормальный мужской рефлекс. Удар по «хозяйству» заставил его разжать руку, и я свалился на землю, словно мешок с картошкой.

Промедление смерти подобно: пока зомби не исправил оплошность, я сделал обратный кувырок и пружиной встал на ноги.

Зрители одобрительно зашумели. Кажется, я оправдал чьи-то надежды. С каким бы удовольствием я махнулся бы с любым из них местами, но дураков не находилось.

Зомби смотрел на меня так, будто упрекал за неспортивное поведение. Согласен, по пацанским меркам я поступил подло, но вряд ли схватку с этой тварью можно было назвать честным поединком, где все должны вести себя как истинные джентльмены.

Тварь открыла рот, из горла вырвался клокочущий звук, похожий на бульканье. Расценив это как аналог человеческого ругательства, я не остался в долгу: сплюнул и трехэтажно выматерился. Зомби будто всю жизнь ждал этого момента, кинулся на меня с рычанием и удвоенной силой. Говорят, реакция у них так себе, намного слабее человеческой, но я бы с удовольствием забил эти слова в глотку тем, кто мне это рассказывал. Когда надо, зомби орудуют руками и ногами не хуже заправского бойца. Меня буквально засыпало градом ударов. Я вспомнил, чему учился, и, где мог, применял приемчики Гидроперита: уходил с траектории, подныривал под занесенную руку, ставил блоки.

Мне удалось провести удачный захват, использовать энергию удара противника и бросить его на землю. Зомби пропахал носом каменистую почву, забрызгав кровью всех, кто стоял поблизости. Разбитый «рубильник» поливал не хуже фонтана. Тварюга пыталась подняться, но я не позволил ей осуществить это намерение. Разогнался и так наподдал по обтянутому брезентовыми штанами заду, что противника перевернуло и опрокинуло на спину. Это был подарок судьбы, и следовало им воспользоваться.

Я мог бы пинать зомби, словно футбольный мяч, до скончания века, не давая ему встать и веселя улюлюкающих изгоев. Он окончательно потерял координацию движений и смешно дрыгал руками и ногами, как перевернутая черепашка. Убить его было проще пареной репы: кто-то из зрителей подкатил ко мне увесистый валун. Судя по реакции остальных, правилами это не возбранялось. Победителю дозволено все, а до победы было рукой подать. Одним ударом я бы гарантированно размозжил зомби башку вместе с ее содержимым.

Время замедлило свой бег. Я обвел взглядом почтеннейшую публику. Изгои громко кричали, свистели, размахивали оружием. Туз одобрительно улыбался. Он будто подначивал: ну же, отбрось сомненья, бери камень, опусти его на голову твари!

Фишка буравил меня взглядом, словно пытался определить, как много у нас с ним общего. Сколько еще осталось между мной и зверем? Какова дистанция и как быстро я ее преодолею?

А вот Жрец отвернулся. Не похоже, чтобы убийство вызывало у него отвращение. Он убивал много раз, привык ко всему. Что ему до какого-то окончательно слетевшего с катушек зомби! Тут что-то другое. Через секунду до меня дошло: он ничего не хотел мне советовать. Решение должен был принять я.

И я его принял.

Булыжник был увесистый. Я мог проломить им череп, сквозь раздробленные кости серой кашицей вытек бы мозг или то, что в данном случае его заменяло. Зомби сдохнет, я выиграю гладиаторский бой. Достаточно лишь взять камень и бросить.

В тишине, ставшей оглушительной, зомби скулил и стонал. Я поднял булыжник, покрутил в руках и бросил. Камень впечатался в землю возле ботинок Туза. Главарь диких остолбенел, его взгляд из одобрительного стал жестоким, лишенным даже намека на милосердие. Я шагнул к дикому и плечом оттер его с места. Туз отшатнулся от меня, как от прокаженного. История повторилась.

– Не стой у меня на пути, – сквозь зубы сказал я.

Это была бравада отчаявшегося человека, который сумел победить и остаться самим собой. А вот что будет дальше, зависело уже не от меня.

За спиной грохнул выстрел. Жалобно скуливший зомби затих навсегда. Вот и все, леди и джентльмены. Кто-то справился без меня. Я же предпочел не брать грех на душу.

Жрец догнал меня, положил руку на плечо и властным жестом заставил развернуться.

– Что тебе нужно? – прорычал я.

Горячая кровь прихлынула к лицу. Я был зол и страшен, как тысяча индейцев.

Жрец выглядел озабоченным. Что-то его снедало, рвалось наружу.

– Пойдем со мной, Андрей! Мне нужно многое тебе рассказать, – вдруг произнес он.

– Я не Андрей, ты ошибаешься, – сказал я, сбрасывая с плеча его руку.

Слова Жреца показались мне бредом.

– Нет, тебя зовут Андрей. – Он упрямо вздернул подбородок. – Андрей Белоголовцев, сын моего коллеги и друга профессора Белоголовцева. Это ты ошибаешься. Пойдем, я тебе все объясню.

Глава 11

Мы вернулись в землянку Жреца, и ни одна зараза не посмела нам помешать. Разговор предстоял тяжелый. Я постепенно «заводился» и, как только оказался в подземном жилище дикого, мгновенно перешел к агрессивному наскоку:

– Давай расставим все точки над «ё». Я – Артем Павлов. И, сколько себя помню, меня всегда звали так.

– А сколько ты себя помнишь? – взвился Жрец. – Десять лет, пятнадцать?

Хороший вопрос. Я закусил губу, размышляя.

– Более-менее отчетливо лет с четырех. Как все.

Жрец кивнул:

– Вот именно, что с четырех. А что было до этого, ты не знаешь и знать не можешь.

Я разозлился:

– Можно подумать, ты знаешь!

– Знаю, – горько произнес он. – Думаешь, я всегда был изгоем? Мутантом, которого не принято считать человеком…

В АТРИ и впрямь отношение к изгоям скверное, если не сказать хуже. Их ненавидят, норовят унизить, а то и убить при удобном случае. Вольные бродяги так и поступают.

Да что бродяги! Эта заразная привычка глубоко укоренилась даже среди военных егерей, а ребята там тертые, но и они подцепили бациллу ненависти.

Не раз и не два происходили стычки егерских пикетов с изгоями. С ранениями, трупами. По возвращении начинался разбор полетов. Командир бригады полковник Нефедов и главный «дипломат» клана Хвощ усаживались за стол переговоров и вели продолжительный торг.

И как обычно: баш на баш, жизнь на жизнь. Или на какую-то адекватную замену. Да-да, в АТРИ была и такая система расчетов. Оружие, медикаменты, продовольствие. Их количество определялось ценностью того или иного изгоя.

Мое отношение к мутантам было нейтральным. Они ни хорошего ничего мне не сделали, ни плохого. За исключением диких, но это особый случай. В клан изгоев они не входили, власть Будды на них не распространялась, за диких он не отвечал.

– Мне все равно: мутант ты или нет, – сказал я. – Предпочитаю судить о людях по их поступкам.

Его брови удивленно взлетели. Похоже, нечасто ему доводилось слышать такой ответ. Потом он сообразил.

– Ты исключение, – кивнул Жрец. – Сразу видно новичка, еще ничем не испорченного, не нюхавшего пороха и дыма.

Он закусил нижнюю губу:

– Хотя нет: ты не новичок. Ты уже был в АТРИ, но твои прошлые воспоминания стерты. «Протокол А». Стандартная процедура.

– Что за чушь?! – вскинулся я.

– Не спорь, лучше выслушай факты. Тебе уже наверняка сказали, что вернуться на Большую землю ты не можешь: твою память нельзя стереть без фатальных последствий для мозга. Я прав?

– Допустим.

– Значит, я прав, – покачал головой Жрец. – Тебя не обманули, так оно и есть. Но всей правды не сказали. Видимо, не захотели сказать. Есть еще вариант – они сами не в курсе.

– И в чем же заключается вся правда?

– Технология стирания памяти долго была несовершенной. Одноразовой, как бумажное полотенце. Повторно проделать эту процедуру было невозможно. Мозг необратимо менялся. Несколько лет назад методы усовершенствовали, теперь с человеческой памятью можно творить то же, что с компьютерным диском: многократно стирать и записывать. Но на «старичков» это не распространяется. С вами такие штуки не проделаешь. Ты покинул АТРИ в девяносто пятом году, совсем еще ребенком. Тебя под чужой фамилией пристроили в другую семью или отдали в детдом.

– Я детдомовский, – подтвердил я.

– Так я и думал. Следить за тобой не имело смысла, тем более в девяностые. Тогда творились вещи куда круче. Тебя потеряли. И, похоже, совершенно случайно ты вновь попал в их поле зрения. АТРИ понадобилась свежая кровь. Молодой человек с детдомовским прошлым – идеальная кандидатура. Никто из вербовщиков не связал Артема Павлова с Андреем Белоголовцевым.

– Хорошо, – задумчиво проговорил я. – Предположим, я на самом деле когда-то жил, а может, даже и родился в АТРИ. Чисто теоретически. Но почему ты решил, что Андрей Белоголовцев – это я?

– Потому что мои глаза меня не обманули. Ты очень похож на отца, – усмехнулся Жрец. – Вылитая копия. Хочешь взглянуть на его фото?

Я кивнул.

Жрец протянул мне пожелтевшую от времени фотокарточку. На ней были изображены двое: в первом я без труда опознал Жреца, только он был помоложе и поупитанней, а вот второй… Сердце екнуло. На меня в упор глядело мое изображение. Вылитая копия, как сказал собеседник.

– Убедился? – спросил Жрец.

– Да, – выдавил я. – Это не фотомонтаж?

– Да ты мозгами раскинь! Кому нужно заниматься такой ерундой?!

Я взял фотокарточку и принялся рассматривать. Она была черно-белой, пожелтевшей от времени. Но лица… Неизвестный фотограф с помощью хорошо подобранного ракурса и освещения смог идеально передать внешность снятых людей. Был ли он профессионалом или ему просто повезло, но снимок оказался изумительного качества. Даже современная цифровая техника не смогла бы так передать мельчайшие нюансы.

Я пристальнее всмотрелся в изображение второго мужчины.

– Это действительно мой отец?

– Не сомневайся, это он. Профессор Белоголовцев.

– Расскажи о нем, – попросил я.

– Хорошо, – согласился Жрец. – Четверть века назад я был ассистентом твоего отца. На Большой земле мы работали в закрытом научном центре, занимались физикой пространств. В девяностых властям стало не до науки. Советский Союз развалился, местные князьки принялись делить табуретки. Сначала срезали финансирование, а потом вообще закрыли наш центр, как и десятки других. Мы фактически оказались на улице. Идти по стопам тех, кто вынужденно эмигрировал, твой отец не захотел. Он надеялся, что его знания пригодятся на родине, и не ошибся. Нам предложили заняться исследованиями в АТРИ. С научной точки зрения эти места настоящее Эльдорадо. Нет ничего удивительного в том, что профессор сразу согласился. Его не смутили ни пресловутый «Протокол А», ни вечный гриф секретности.

– Почему?

– Твой отец никогда не был честолюбивым человеком. Его интересовало новое, неизведанное. Но он был женат. Его супруга работала с нами, и она последовала в АТРИ за мужем. Через год родился ты, Андрей. К несчастью, роды были тяжелыми, у твоей матери не выдержало сердце.

Жрец замолчал, словно набираясь сил. Я слушал его, опустив голову и продолжая разглядывать фотокарточку.

Дикий продолжил:

– Отец души в тебе не чаял. Любил тебя, баловал. Заказывал с Большой земли дорогие игрушки, детскую одежду. Нашел нянечку, чтобы она ухаживала за тобой, когда он уезжал в командировки. Но судьба преподнесла ему новые испытания. Мы экспериментировали, работая над установкой, которая способна искривлять пространство. Исследования натолкнули нас на идею использовать в опытах образцы аномальной активности.

– Цацки? – спросил я.

– Точно, цацки, – подтвердил Жрец. – Дурацкое жаргонное название, но оно почему-то прижилось, в отличие от научного термина. Цацки здорово продвинули некоторые технологии. Жаль, что лишь часть из них можно использовать на Большой земле. У нас была нехватка энергии, установка работала из рук вон плохо – цацки разряжались почти моментально. Мы знали, что находимся на правильном пути, но эту проблему нужно было решать. Твой отец выдвинул гипотезу о существовании природных «генераторов», заряжающих образцы аномальной активности. Немного погодя мы нашли этому подтверждение. Так называемая «батарейка Белоголовцева» существует на самом деле. Однако во время поисков мы попали под ка-волны и облучились.

– Кем же вы с отцом стали после мутаций? – спросил я. – На меченосца, зомби или упыря ты не похож.

– Для коллег, теперь уже бывших, – он усмехнулся, – мы стали мясом, лабораторными крысами. Наверное, со многим можно было бы примириться, но только не с этим. С нами сотворили массу отвратительных вещей, на которые только способен пытливый ум ученого. Не знаю, почему я сразу не наложил на себя руки. Наверное, проклятый инстинкт самосохранения не позволил.

Немного погодя бывшие коллеги посчитали нас опасными и решили убрать, пока не поздно. Нам удалось бежать: без теплой одежды, оружия и еды. У твоего отца открылись кое-какие способности, поэтому мы благополучно миновали охранные посты, но потом… Потом тайга разлучила нас. С тех пор мы не встречались.

– Если я правильно понял, мой отец мог выжить? – с волнением спросил я.

– Не знаю, – покачал головой Жрец. – Больше о нем я никогда не слышал.

– Но почему ты подался к диким? Почему не к изгоям?

– Думаешь, от меня что-то зависело? В тот день, когда мы удрали из лаборатории, я чувствовал себя загнанной лошадью. Мир в одночасье рухнул, я стал вечно гонимой тварью и искал укрытие. В тайге у нас была небольшая полевая лаборатория. Мы сейчас в ней и находимся. Здесь же был и прототип установки. Никто его не тронул: ни звери, ни люди. Мне удалось доработать установку, обошелся даже без помощи цацек. Порой, человек, оказавшийся в экстремальных условиях, способен на чудо. Я сотворил его: моя установка создала пространственный пузырь. Здесь я и собирался скоротать остаток своих дней. Одинокий и никому не нужный.

Неожиданно я уловил в его голосе фальшивые нотки. Он чего-то недоговаривал, но я не стал давить на него. Каждому есть что скрывать.

Жрец продолжил:

– Но тут пришли дикие. Тогда еще без Симбирцева. Просто отморозки, которым было плевать на все. Сначала они хотели убить меня, но я показал им созданную аномалию и купил себе жизнь. Дикие отнюдь не дураки, они сообразили, какая может быть польза от моего изобретения. За ними всегда шла охота, а пространственный пузырь делал их логово невидимым и безопасным. Поэтому они смирились с моим существованием и даже приняли в клан, ведь, чтобы входить и выходить отсюда, нужны инъекция особого препарата. Я создал эту аномалию, отдал ей частицу себя и… оживил.

Все ясно, я печально вздохнул. Еще одна жертва АТРИ, чей мозг в итоге не выдержал перегрузки. Печально, но обстоятельствам надо смотреть в лицо.

Но тут Жрец не выдержал, скинул маску невозмутимости и почти прокричал:

– Да, молодой человек! Она живая и реагирует только на то, что связано со мной. И не смотри на меня так!

Я смущенно опустил глаза.

– Разве ты не убедился в том, что не можешь уйти отсюда? – Его зрачки расширись, превратившись в два медных пятака.

– Убедился, – кивнул я. – Выйти не смог, но ведь каким-то образом попал.

– Элементарно, Андрей. – Жрец успокоился. – Тебе сделали инъекцию моего препарата. Совсем маленькую дозу. Ее хватает ненадолго.

Точно, я вспомнил пресловутую «пуговку» на руке. Вот, значит, что это такое – пропуск в аномалию.

– Мне была нужна страховка, и я ее получил. Даже Симбирцеву приходится со мной считаться. Еще бы! Для препарата необходима моя кровь. Время от времени он выдыхается, нужно делать новую инъекцию. Симбирцев пытался синтезировать ее, но у него пока ничего не получилось.

– Зачем ты мне все это рассказываешь? – задал я главный вопрос.

Жрец помедлил.

– Мне нужен надежный партнер, – наконец ответил он. – Стать им в твоих интересах, парень.

– Извини, но я тебя не понимаю. О каком партнерстве речь?

– Самом обычном. Помнишь, я расказывал тебе о батарейках?

Я кивнул.

– Так вот, Андрей…

– Зови меня Арчи, – прервал его я.

– Как скажешь, – согласился Жрец. – Если мы раздобудем такую батарейку, то заработаем на этом просто астрономическую сумму. Даже страшно представить, на сколько килобаксов она потянет. Возможно, речь пойдет о миллионах. – Он повысил голос: – Короче, это будут бешеные бабки! Такие тебе даже не снились.

– И что я буду с ними делать? – тихо спросил я. – Здесь… Набью подушку, которой у меня нет?

В землянку вошел Туз. Судя по всему, он подслушивал наш разговор.

– Купишь себе свободу, егерь.

Я обернулся к нему:

– В каком смысле?

– В прямом. Принесешь батарейку, и я тебя отпущу. По-моему, это равноценный обмен. – Он криво усмехнулся.

– А ты не обманешь?

Туз побагровел.

– Не меряй меня по своей мерке, егерь. Я обещаний не нарушаю. Принесешь хабар, отпущу тебя на все четыре стороны.

– А Симбирцев? Он меня отпустит?

– Симбирцев… Ему ведь необязательно знать о нашем уговоре, – ухмыльнулся Туз. – У нас распределение обязанностей. Он занимается наукой, а контроль за рациональным использованием «мяса» лежит на мне. Так что не сомневайся, парень: этот вопрос я как-нибудь улажу.

Последние несколько фраз говорили о многом. Что-то прогнило в Датском королевстве. Второй лидер диких – Туз – постепенно тянул одеяло на себя. Интересно, подозревает ли Симбирцев о делах, творящихся за его спиной? Или каждый ведет свою игру? Из пауков, оказавшихся в одной банке, выживет только один. Сейчас я бы поставил на Туза. Грубый и наглый в жизни имеет больше шансов, что бы ни говорили. Интеллект часто пасует перед грубой силой.

Интуитивно я понимал, что дело, на которое меня подписывали, пахло даже не керосином. Тем не менее это был шанс, не следовало его упускать. Но, хоть мы и не на базаре, стоило поторговаться. Заодно убью и второго «зайца» – определю длину цепочки, на которую меня посадят.

– Не пойдет, – заявил я.

Дикие опешили. Туз не выдержал первым:

– Что значит «не пойдет»?

– То и значит, – произнес я с независимым видом. – Я не согласен с условиями.

– Ты вконец оборзел, щенок, – разъярился Туз.

Он испытывал огромное желание съездить мне по морде, но что-то его удерживало.

– Спокойно, – вмешался Жрец. – Быть может, мы неправильно друг друга поняли. Давай разберемся.

– Нечего разбираться, – рубанул Туз. – Вертел я эти разборки сам понимаешь на чем. Сопляк зарвался, но я знаю, как поставить его на место.

– Хорош кипятиться, – примирительно сказал Жрец. – Он повернулся ко мне: – Чем тебе не понравилось это предложение, Арчи?

– Практически всем. Будет несправедливо, если свободу получу только я. Отпусти и других пленников, Туз. За всех не прошу, но дай свободу хотя бы тем, кого ты захватил в последний раз.

– Вот оно что, – враз успокоился главарь диких. – Ты у нас, выходит, правильный, как пионер. Не только о себе печешься. Похвально, похвально.

Он задумчиво потер подбородок.

– А знаешь, я ведь не против. Забирай их, егерь.

Я не сумел сдержать довольной улыбки, однако дальнейшие слова Туза разом испортили мне настроение.

– Так и быть: я отпущу рабов, но за это ты принесешь мне две, а еще лучше три батарейки, – сказал он и, не дожидаясь моего ответа, вышел.

Жрец покачал головой:

– Не надо больше так делать, Арчи. Ты был на волосок от смерти.

– Зачем Тузу батарейки? – проигнорировав нотацию, спросил я.

– Продаст и огребет кучу бабок, – пояснил дикий. – Туз давно мечтает приподняться. Ему надоело ходить в мальчиках для битья. Купит оружие и власть, станет тягаться на равных с Симбирцевым. Может, вообще сотрет его с лица земли. У Туза наполеоновские замашки.

– Что мешает ему сделать это сейчас?

– Мы все зависим от Симбирцева. В его руках наши жизни. Все очень сложно, Арчи. Под действием ка-излучения я стал мутантом. Мое нынешнее состояние не стабилизировалось. Медленно, но верно мой организм меняется. Если бы не Симбирцев, я мог бы сделаться упырем… зомби… кем-то еще. Я работаю на Аркадия Ивановича, а он не позволяет мне превратиться в отродье.

– А Туз?

– Ему повезло больше. Он перестал меняться. Вот только Симбирцев еще об этом не знает. А самое главное – Туз не собирается возвращаться на Большую землю. Ему плевать на планы Аркадия Ивановича. Туз мечтает о власти и предпочитает быть первым в Галлии, а не вторым в Риме.

– Как Цезарь? – спросил я, вспомнив школьный учебник истории.

– Верно. Как Цезарь.

Я задумался:

– Будет много крови?

Дикий засмеялся:

– А ты как думал?! Туз обязательно устроит резню. Сначала уберет Симбирцева, потом Будду и вырежет клан изгоев. Покончив с ними, возьмется за остальных конкурентов, а там, глядишь, и до официальных властей доберется. Иначе нельзя: в стране волков волчьи законы.

– Кто же ему отвалит столько денег?

– Можешь не волноваться, покупатель найдется. Ходить далеко не надо. Стоит только шепнуть, и с Муторая толпа жохов-перекупщиков подвалит. Еще и умолять будут, чтобы им продал.

– Почему?

Жрец пояснил:

– Цацек больше, чем добывается сейчас, не станет. АТРИ неохотно прощается со своими игрушками, поэтому предложение всегда будет ограниченным. Зато спрос возрастет, потому что цацки можно будет заряжать снова и снова. Теперь они будут представлять интерес не только для научных институтов и чокнутых богачей. Цацки начнут приносить настоящую пользу, ну, и доходы, соответственно. Перышки, леденцы и погремушки будут служить годами, а то и десятилетиями.

Он вдруг посветлел лицом и шепотом произнес:

– Впрочем, мы можем порушить Тузу все планы.

– Хочешь его кинуть? – догадался я.

– Точно, – с неприкрытым наслаждением подтвердил Жрец. – Знаешь, как он достал меня за все эти годы, сколько я от него натерпелся!

По его виду было ясно: да, бывший ученый просто-таки мечтает обмануть вождя своего клана, давно вынашивает такие мысли и дожидается звездного часа. Не скажу, чтобы я имел что-то против, но на кону стояла моя жизнь, да и не только моя.

– То есть за батарейкой мы не пойдем, – предположил я.

Мутант отрицательно мотнул головой:

– Типун тебе на язык. Не пойдем, а побежим. Только никаких бабок Туз не увидит. Я сам продам батарейку, а деньги мы поделим. Я куплю себе безопасность, а ты – свободу.

Я не верил своим ушам.

– Повтори, что ты сказал, Жрец. Я не ослышался?

– Не ослышался. Ты купишь себе свободу! Настоящую свободу! Бабла хватит на обратный билет до Большой земли. – Жрец улыбнулся: – Ты сможешь удрать отсюда навсегда, Арчи.

Предложение выглядело заманчивым. Мысли покинуть АТРИ посещали меня многократно. Теперь вроде подворачивался шанс. Может, призрачный, может, нет, но я был готов ухватиться за любую соломинку.

– А как же «Протокол А», разрушение мозга? – опомнился я.

Дикий отмахнулся:

– Миллиона хватит на все, в том числе и на то, чтобы вырваться отсюда, минуя все положенные процедуры. Мы живем в эпоху дикого капитализма, сынок. Все продается и покупается. Были бы деньги, а они у нас будут. Ты будешь купаться в них, как в море.

Насчет Туза мне было ясно. Но тот, кто с легкостью кинет одного, точно так же может кинуть и другого. Возможно, Жрец действительно был старым другом отца, но много ли теперь значила для него эта дружба?

– Можно оставить ее себе? – спросил я, вертя в руках фотокарточку.

– Бери. Она по праву твоя. Жаль, что ты никогда его не вспомнишь. Он был классным мужиком, твой отец, – нервно улыбнулся Жрец.

Он на секунду прикрыл глаза.

– Так ты согласен с моим предложением?

– Да, – сказал я. – Согласен. Только ответь на один вопрос: почему я? Неужели в память о моем отце?

– Он тут ни при чем. Дело в тебе. Ты упрямый и храбрый. Это то, что мне надо. И еще: ты мой козырь в схватке с шептуном. Я очень рассчитываю на твою светлую голову, Арчи.

Упоминание о шептунах подействовало на меня отрезвляюще. Минуту назад я строил помпезные планы, но теперь они рассыпались, словно карточный домик.

– Знаешь, Жрец, охотник на шептунов из меня неважный. Тебе стоит поискать другую кандидатуру.

– Не мели чушь, Арчи. Во-первых, ты будешь не один, во-вторых, у тебя не такой уж большой выбор. Начнешь упираться, и Туз тебе, – Жрец закурил, сделал глубокую затяжку и стряхнул пепел в консервную банку, – башку снесет. Так что подумай, хорошо подумай.

Фантазия услужливо нарисовала в голове яркую картинку расправы. Меня прошиб озноб.

– Короче, это можно расценить как окончательное согласие, – глядя на меня, констатировал Жрец.

– Точно, – кивнул я. – Может, и ты тогда вместе со мной на Большую землю отправишься? Денег, говоришь, много будет, еще и останется.

Жрец сокрушенно покачал головой:

– Поздно. Возраст уже не тот. Буду свой век в АТРИ доживать. С баблосами и тут можно хорошо устроиться. Даже мутанту. – Он горько усмехнулся.

– Думаешь, Туз тебе позволит?

– С такими деньгами я буду ему не по зубам. Отгрохаю себе дворец, найму роту автоматчиков для охраны, и Туз ко мне не сунется. В конце концов, кто помешает мне открыть пространственный пузырь в другом месте?

– Логично, – согласился я. – Ну, и где же мы эту суперцацку искать станем?

– Ты про Золотой голец слышал? – вместо ответа спросил он.

Разумеется, я знал эту атрийскую легенду, переходившую из уст в уста. Будто бы существует гора, на вершине которой россыпи золотых самородков. Еще говорят, что там настоящие россыпи редких и дорогих цацек. Вот только добраться до них еще никому не удалось. Те, кто пытался взять гору штурмом, погибали или исчезали навсегда.

– Слишком опасно. Смертельно опасно, – сказал я.

– А кто сказал, что будет легко? Батарейка может оказаться только в таком или… – он усмехнулся, – в другом очень похожем месте.

– Я не ослышался?

– Да, – кивнул он. – У Золотого гольца существуют, как бы правильно их назвать… филиалы, добраться до которых чуточку проще. И один такой мне известен. Он находится под хорошей охраной. Аномалий, зверья, разных тварей там по горло, но не это представляет главную проблему.

Он наклонил лицо к моему, посмотрел зрачок в зрачок и многозначительно произнес:

– Шептуны. Понятия не имею сколько, но они там есть, и я знаю это наверняка.

– Откуда?

– От Фишки. Раньше он был вольным бродягой, это шептун сделал его таким. Фишка каким-то чудом набрел на поляну, там были мириады цацек. Мужик чуть с ума от счастья не сошел, до сих пор, вспоминая, плачет, но тут его нашел шептун. Он и смастерил из него это.

– То есть Фишка…

– Верно, он не обычный мутант, попавший под ка-излучение. Фишка – искусственное создание.

От его слов у меня прошел мороз по коже. Если шептун сумел сотворить такое с одним человеком, что помешает ему проделать подобное и с другими? Например, со мной.

Я уже жалел, что ввязался в эту авантюру.

– Каким же образом я смогу справиться с шептуном?

– Скажи спасибо тем, кто тебя обрабатывал перед отправкой на Большую землю. Теперь твою голову не так просто заморочить. Ты сможешь устоять против шептуна. Я в это верю.

– А я нет, – сказал я чистую правду.

Мне казалось, что Жрец порядком переоценил мои возможности. Ну не наблюдал я за собой никакой такой сверхустойчивости. Упертым был всю жизнь, не спорю. Но одно дело – ослиное упрямство и совсем другое – схватка с врагом, в чьих руках могучее и непонятное оружие. Я откровенно пасовал.

– Вот этого мне не надо! – погрозил мне пальцем Жрец. – Не вздумай скисать, Арчи. Шансы не такие уж плохие. А если дело выгорит, будем в шоколаде. Ты махнешь на Большую землю, я тут как-нибудь устроюсь, но все у нас будет зашибись, и за это я предлагаю выпить.

В его руках неожиданно появилась бутылка «Столичной».

Жрец поставил на стол две мутные стопки, открыл банку консервов и высыпал в железную миску горсть сухарей.

– Угощайся, парень. Жахнем по-нашему, по сто рентген за удачу!

Старожилы АТРИ рассказывали мне, что означает этот тост. Кем бы ни был Жрец, вне зависимости от того, что с ним сотворила Зона, я выпил эту стопку до дна.

Глава 12

Болото заросло карликовой березой и тонкими, как лианы, осинами. Почему-то Жрец выбрал именно этот путь, хотя его рукотворная аномалия могла открыться в другом, не столь сложном с точки зрения маршрута месте.

Как и предполагалось, Туз не отпустил нас без сопровождения, в которое, помимо Фишки, вошли еще трое диких.

Но это не все. Буквально перед самым выходом к нам присоединился Жук: в прорезиненном плащике, старинном комплекте п/ш со стоячим воротником, в кирзачах и при пилотке. Такого рода обмундирование носили полвека назад, если не больше. Кто-то хорошо нажился, толкнув со склада старые запасы военной формы. За спиной ученого висел АКМ с обшарпанным прикладом.

На мой немой вопрос Жук спокойно ответил:

– Я по основной профессии биолог, Симбирцеву пока без надобности. Вот Туз и решил, что я могу вам пригодиться.

– И он не боится, что ты сбежишь?

Вместо ответа ученый ткнул в себя пальцем:

– У меня тут пояс шахида. Управление дистанционное, у кого кнопка, мне не сказали, но если решу дернуть – гарантированно взлечу на воздух.

Я знаком подозвал Жреца и указал на ученого:

– Слушай, я не подряжался тащить с собой гору динамита. Из этой идиотской затеи ничего путного не выйдет. Разминируйте его и оставьте в лагере.

Вместо Жреца ответил Фишка:

– Это не твое собачье дело, егерь. Твое собачье дело топать с нами за хабаром. Так что заткнись и больше не выступай.

Он выразительно похлопал по руке-хлысту. Я отвернулся и пошагал.

Немного погодя ко мне подошел Жрец:

– Не гони волну, Арчи. Там не динамит. Взрывчатка срабатывает только от сигнала. Если парень будет вести себя нормально, с ним ничего не случится.

– Извини, не верю, – сказал я и взвалил свой рюкзак на плечи, прикидывая на вес.

Кроме медикаментов, провианта и боеприпасов в нем находился некий важный предмет, о назначении которого дикие не соизволили поставить меня в известность. Жрец трясся над этой штуковиной, как над слитком золота. Все бы ничего, но дрянь, засунутая именно в мой вещмешок, весила не меньше пуда.

Армейскую снарягу мне не вернули. Вместо штатной «Грозы» выдали АК-«сотку» и пять рожков с патронами, предупредив, что, если вздумаю шутить с оружием, меня тут же отправят в распыл.

– Буду пасти тебя все дорогу, – заверил Чугунок – дикий, выделенный в сопровождение.

Он поднял свой автомат дулом верх и положил указательный палец на спусковой крючок.

– Ба-бах! – со смешком произнес он.

– Очень весело, – сказал я и надолго заткнулся.

Желания общаться с подобными типами не возникало, но я украдкой наблюдал за остальными участниками нашего похода. Не знаю, как Чугунок, но его напарники Тыква и Кот вряд ли были опытными следопытами. Они относились к самой распространенной категории искателей приключений – «бычкам», или, по-другому, «пробникам». Такие мало что знают и еще меньше умеют, хотя понтов у каждого с лихвой хватит на вольного бродягу, полжизни проведшего в поисках хабара. Новичков всегда отправляли в самое пекло, ибо ценность их была прямо пропорциональна накопленному опыту. Им долгое время светила судьба «живых маркеров».

Из коротких разговоров я понял, что Тыква и Кот раньше служили во внутренних войсках и охраняли один из рудников. Парням не повезло: ка-излучение застало их на боевом посту, и они, прекрасно сознавая мрачные перспективы на будущее, дружно дезертировали, пока собственные товарищи не выдали их на расправу людям в белых халатах.

Большинство мутантов, сохранивших в себе хоть что-то человеческое, примыкало к клану Будды, но приятели проявили себя столь выдающимся образом, что изгои предпочли с ними распрощаться. В результате парочка нашла пристанище в лагере Туза.

Чугунок раньше был зэком. За грабеж, разбойные нападения и убийства, совершенные с особой жестокостью, огреб пожизненное и угодил в АТРИ. Он был тертым калачом и дал деру в тайгу, пока работа на урановом руднике не успела подорвать его здоровье. Несколько лет побыл в вольных бродягах, но впечатляющих результатов при поисках цацек не добился. Потом его приметил кто-то из местных князьков, взял в телохранители, и все бы ничего, но ка-излучение – штука коварная, подстерегает, где его не ждешь. Вот Чугунок на него и нарвался.

Босс тут же прогнал профнепригодного работника. Чугунок перекинулся к диким и явно не жалел об этом.

Мне всегда казалось, что урки изъясняются исключительно по фене, но за долгое время я практически не слышал от него блатных словечек. Чугунок был исключением.

И к двум бывшим «вованам» он относился вполне терпимо. Традиционной ненависти к тем, кто стерег его когда-то в зоне, не испытывал. Наверное, потому, что атрийские зэки видели в солдатах внутренних войск точно таких же заключенных, разве что с погонами.

Внешне эти дикие выглядели как обычные люди. Никаких признаков мутаций. Возможные уродства прятались под одеждой, необычные способности тщательно скрывались.

В принципе, наличие мутаций достаточно легко определялось лабораторными тестами, но я понятия не имел, как это делается, да и не собирался окунаться в эти дела с головой. Пусть уж она болит у тех, кто за это деньги получает.

Все трое были ярко выраженными славянами, то есть в их облике имелась широкая палитра генотипов – от татарского до скандинавского. К примеру, Чугунок был высоким рыжим блондином, место которому на рекламном плакате «Шведская семья: третий не лишний», если бы не кривые ноги и узкие глаза.

Специфический говор легко выдавал в Тыкве уроженца Южной России, черные как смола волосы и густые брови, сросшиеся на переносице, подтверждали этот вывод.

Налегавший на «а» Кот был типичным представителем сообщества «мацквичей», иногда в его манере общения мелькало столичное превосходство над провинциальными лохами. Тыква в такие моменты задорно над ним потешался и передразнивал.

Перед выходом Жрец обновил всем «прививки», чтобы его пространственный пузырь позволил нам выйти. Я опасался, что Туз не отпустит бывшего ученого, но, видимо, ценность батарейки превышала все возможные риски.

Троица сопровождения была в какой-то степени универсальной командой. То есть стрелять, взрывать и драться парни умели. У Чугунка было богатое прошлое вольного бродяги, и в аномалиях он разбирался не хуже Гидроперита.

Кстати, о последнем. Я до сих пор на него злился. Обида засела глубоко в сердце и заставляла скрежетать зубами. Я понимал, что после драки кулаками не машут, но не мог ничего с собой поделать: давился выступавшими от гнева и тоски слезами и мечтал хоть как-то отомстить. Такое не прощается, даже если обстоятельства были против нас.

А больше всего было обидно за Дэна. Я искренне считал его другом.

Болото протянулось в бесконечность. Мы двигались черепашьими темпами. Чугунок вел нас через опасную топь, внимательно осматривал чуть ли не каждую кочку, тревожно заглядывал за чахлые березы и постоянно принюхивался, как ищейка. Он полагался исключительно на себя и свои органы чувств, обходясь даже без бинокля. Самым технологичным оборудованием, которое он использовал, был автономный, то есть не встроенный в КИП, тепловой сканер. Штука бесполезная, если придется столкнуться с кем-нибудь вроде хуги.

Мы продолжали продвигаться в глубь смертельно опасной территории. Чугунок порой задирал голову и пытался разглядеть сквозь завесу туч летающие объекты. Но вертолеты барражировали в других местах. Небо оставалось чистым.

Жрец тщательно скрывал от всех информацию о том, где находится конечная точка маршрута и сколько до нее нужно идти. Я догадывался, что он не говорит нам всей правды, мне это не нравилось, но свое мнение приходилось держать при себе. Лишь бы со мной игра велась честно. Первую партию мы по взаимной договоренности решили разыграть по плану Туза. Дальнейшее зависело от результата.

Лишь к вечеру нам удалось выбраться на сухое место. Сразу за болотом начинался покрытый осенней позолотой лес.

– Ночуем здесь, – сказал Чугунок.

Он устало опустил обтянутый суконными штанами тощий зад на упавшее дерево.

Тыква и Кот разом повеселели и стали разбивать лагерь.

Вскоре мы мы с комфортом расположились вокруг весело потрескивавшего костра. В походном котле забулькала каша из горохового концентрата. Мы вдыхали вкуснейшие ароматы, мы блаженно щурились. Разве что Фишка хмуро косился то на меня, то на Жука, давая понять, что мы у него на примете.

Ночью на открытом воздухе в АТРИ страшновато, но голод и усталость заставили забыть об опасностях. Никто не спешил атаковать нас под пологом ночи, разве что мелкий гнус, для спасения от которого Жрец опрыскал всех репеллентом. Только Фишка отрицательно помотал головой. Его тело насекомых не привлекало.

Каша сварилась, каждый набрал себе по котелку. Водичка хоть и была взята недалеко от болота, но ничем не отдавала. Видимо, я настолько оголодал, что не чувствовал даже привкус обеззараживающих таблеток.

Фишка наблюдал за нами с брезгливостью. Его организм не нуждался в еде. Энергию мутант добывал другим, неведомым мне способом.

На десерт было солдатское пирожное – хлеб из вакуумных упаковок, щедро обсыпанный сахарным песком. На полный желудок хотелось только одного – спать.

Никому не требовалось напоминать об осторожности. Ночь – это ночь. Какой бы тихой и мирной она ни казалась. Надо только позаботиться о дежурстве, но мы слишком устали.

Взгляды всех остановились на неутомимом Фишке, он правильно их истолковал и во всеуслышание объявил, что будет охранять наш покой до утра. При всей моей ненависти к нему в тот момент я испытал нечто вроде благодарности.

А потом был сон, короткий и тревожный.

Тревожный, потому что снилась всякая дрянь: восставшие мертвецы, ухающие филином призраки и прочая мистическая чепуха, а вот короткими объятия Морфея случились по одной простой причине: на нас напали.

Атрийская ночь оправдала свою дурную репутацию. Со всех сторон послышался треск – слева, справа, спереди, сзади: кто-то ломился в нашем направлении.

К счастью, Фишка не собирался исполнять устав караульной службы. Дикий поступил как любой нормальный человек со здоровой логикой. Не закричал: «Стой, кто идет?» – а сразу полоснул очередью по ближайшему источнику шума. Кто бы там ни был, но намерения рвущихся сюда отнюдь не походили на дружественные. Застучали автоматы и других мутантов. Это Кот и Тыква лупили на звук. Очереди слились в одну. Трассирующие пули оставляли за собой яркий след. Вообще ночной бой представляет собой феерическое зрелище, вот только оценить его красоту по достоинству можно, лишь оставаясь наблюдателем. В эпицентре все смотрится по-другому. Мелькают сумбурные мысли, тело при этом действует на полном автоматизме. Меня этому долго натаскивали.

Не было паники, испуганных воплей и криков. Разбуженные люди схватились за оружие и ответили шквалом огня.

Невидимый противник, однако, не поливал нас свинцовым дождем. Видимо, нападавшие не принадлежали к человеческому роду-племени. Впрочем, напора им было не занимать. Кольцо вокруг нас не распалось.

Я стрелял короткими очередями. Я не видел противника, просто доверялся интуиции и бил туда, где мелькали быстрые тени, где улавливал какое-то движение. Жаль, не было приборов ночного видения, без них я не мог определить, кто пожаловал к нам в гости.

Шестым чувством я ощутил что-то неладное, увидел пикирующую прямо с неба здоровенную тень, размахивающую прозрачными крылышками, сквозь которые было видно звезды. Не пытаясь понять, что это за тварюга, я перенес огонь на нее. Крылатое существо задергалось, как кукла на веревочке. Пули с чавканьем исполосовали летуна, брызнула пахучая до одурения жидкость, щедро оросив все вокруг. Несколько капель попали мне на лицо. Сначала я не оценил степени опасности, но, когда кожу обожгло, будто кто-то хлестнул меня по носу пучком ядреной крапивы, я едва не взвыл от боли. Подбитая тварь бухнулась в отдалении, ломая мелкие деревца, но мне было не до нее. Лицо пылало. Чтобы смыть едкую жидкость, пришлось экстренно сполоснуться водой из походной фляжки. На удивление, помогло.

Адреналин заглушил боль, хотя было ясно, что самое противное начнется после схватки, когда схлынет азарт. Это если мы выживем. Но подыхать никто не собирался.

Еще одного крылана завалили прямо на взлете. Его отбросило метров на двадцать. Больше желающих устроить воздушную атаку не нашлось, а увиденное укрепило меня в мысли, что нападавшие не имеют ни малейшего отношения к людям.

Фишка вдруг взмахнул рукой-плетью. Она вытянулась на несколько метров, превратилась в молнию и ударила в сухую сосну. Дерево вспыхнуло как порох. Никогда бы не подумал, что этот дикий способен на такое. По-моему, он был просто переполнен сюрпризами.

Языки пламени устремились вверх. Нас обдало жаркой волной. Огонь перекинулся на соседнее дерево, не менее высохшее. Вот уж полыхнуло так полыхнуло! До настоящего лесного пожара, бича любой тайги, было, разумеется, далеко, но пламя пылало не на шутку. Огненный круг разросся.

Сразу стало светло как днем. В сумерках послышались душераздирающие крики, от которых кровь стыла в жилах. Запахло жареным. Кого-то, видимо, хорошо прихватило.

Атака прекратилась так же внезапно, как и началась. Нападавшие явно побаивались света, предпочитая орудовать в темноте. В ней же они и исчезли.

– Чугунок, что это было? – недоуменно спросил Тыква.

– А я откуда знаю, – разозлился тот. – Яйцеголовый, ты же вроде биолог, что скажешь?

Плащ на Жуке развевался, превращая силуэт ученого в гигантскую летучую мышь. Напряженно всматриваясь во тьму, он произнес:

– Пока неясно. Хоть бы на трупы посмотреть.

– Еще насмотришься, – буркнул Чугунок.

От него тоже не укрылось сходство биолога с летучей мышью. Дикий ухмыльнулся и спросил:

– Что, Бэтмен, в штанишки не наложил?

– Нет, – с достоинством ответил Жук. – Хочешь, пойдем со мной, взглянем поближе?

– Ну-ну, – сквозь зубы процедил Чугунок. – Любопытный какой!

– Так пойдешь или нет? – вскинулся ученый.

– Щаз, шнурки поглажу, – огрызнулся дикий.

Ветер сменил направление, подул в нашу сторону. Дым начал есть глаза.

– Как бы тайгу не спалить, – с опаской заметил Кот. – Самих же живьем поджарит. Потушить надо бы, да?

Он испуганно оглядел нас. В его глазах читалась такая надежда, как будто каждый держал в карманах как минимум по пожарному шлангу с гидрантом.

– Не боись, обойдется, – сказал Фишка. – Смотри, что сейчас будет. Держитесь, мужики.

Пламя медленно, но верно подбиралось к густому лесному массиву. Вот оно осторожно лизнуло травяной ковер возле него и вдруг… Я так и не понял, что произошло. Вух! Наверное, так работает аэродинамическая труба, испытывающая самолеты. Потоки воздуха, бешено ревя, понеслись вперед, срывая листья, вздымая мох и мелкий мусор. Я моментально оглох, с трудом устоял на месте. Это стоило мне больших усилий. Огонь спрыгнул с деревьев, и полетел, его будто засосало в огромную воронку.

– Барическая аномалия, – пояснил Фишка. – Почти как «Поцелуй Борю в Зад», но гораздо круче. Я ее сразу заприметил.

– А нам чего не сказал? – возмутился Кот.

Фишка нахмурился:

– Я тебе нянька, чтобы задницу подтирать? Если в аномалиях не разбираешься, то это твои проблемы, а не мои.

– А ты знал о ней? – Кот перевел взгляд на Чугунка.

Тот спокойно кивнул:

– Конечно. Не в первый раз замужем.

– Бляха муха, и нам не говорил! – возмутился Кот.

– Можешь не бздеть. Она разрядилась, причем надолго, – заверил Чугунок. – Все, лясы не точим, а дружной толпой идем смотреть, с кем воевали.

Держа автоматы на взводе, мы подобрались к ближайшим трупам. Жук присел возле первого, ногой развернул продолговатое тело, похожее на восьмерку, с непропорционально большой башкой. Оно с хрустом перевернулось на спину. В глаза бросились мощные, почти бульдожьи челюсти, гладкое хитиновое покрытие, длинные усики-антенны.

– Я могу ошибаться, но, по-моему, это насекомые, – сказал Жук.

– Если есть животные-мутанты, почему бы не быть и насекомым. Я слышал о комарах, которые умудряются хоботками просверливать дырки в танковой броне, – произнес Чугунок.

– Все может быть. Я тоже слышал о чем-то подобном. Мы даже экспедицию на поиски снаряжали, но она вернулась ни с чем. А эти… не комары на все сто процентов. Скорее всего муравьи, только гигантского размера. Так, проверим. Коленчатые усики. Это, очевидно, метаплевральная железа. Все как по учебнику. Ну да, муравей, только размерчик необычный. Крыльев у него нет. Значит, это рабочая особь.

– А те, что с крыльями? – спросил я.

– Это самцы. Выполняют функции офицеров нижнего и среднего звена. Героям-победителям достается все, включая самку.

Он присел на корточки, потрогал муравья рукой:

– Мда, мандибулы впечатляют.

– Манда что? – вскинулся Чугунок.

– Мандибулы. В смысле, жвала. Такими руку запросто перекусить можно. Вон, полюбуйся, какая хватка.

Он схватился за челюсти, попытался их раздвинуть, но у него ничего не вышло.

– Феноменально. У кого-нибудь фотоаппарат есть? Хочу запечатлеть этот экземпляр для науки.

– Х… с твоей наукой, – ругнулся Чугунок. – Тут таких феноменов тыщи.

– Что верно, то верно, – легко согласился Жук. – И если я хоть что-то смыслю в биологии, поблизости должен находиться муравейник, и там подобных зверюшек туева хуча.

– Уходим отсюда, – приказал Чугунок и перекинул автомат на плечо. – По-быстрому. Не нравится мне тут что-то.

Глава 13

Шедший впереди Кот вдруг остановился. Все тоже замерли, готовясь к худшему. В АТРИ приходится полагаться на все органы чувств. Если что-то внутри даже самым тихим шепотом твердит об опасности, значит, так оно и есть.

– Справа, – еле слышно произнес он.

– Что справа? – не сразу сообразил его напарник.

– Да гуси, целая стая. Вон, видишь… Чешут, заразы, крыльями машут. Скоро над нами будут.

В небе с характерным гоготом летело несколько крупных птиц. Мы завороженно провожали их взглядом.

– Гуменники, – обрадовался Чугунок. – В каждом килограмма три мяса. Сейчас настреляем на ужин. Будет у нас дичь.

Птицы и змеи – то немногое из животного мира, что не подверглось в АТРИ мутациям и годится в пищу обычным людям. Мы оживились. Свежая убоинка была бы кстати. Никакие консервы не заменят нормального мяса.

– Ну, помоги нам Бог! – Чугунок прицелился.

Я тоже сдернул с плеча «сотку».

«Калаши» нельзя назвать идеальным охотничьим оружием, но нам удалось подбить из «сотки» сразу двух птиц, прежде чем стая скрылась за деревьями. Кот вызвался принести их тушки. С виду гуменники мало чем отличались от обычных гусей – довольно упитанные, серо-буроватые, с красными лапами и двухцветным клювом.

– Ощиплем и сварим! – довольно произнес Тыква. – Консервация уже забодала, а тут мяско… свежее. – Он облизнулся.

– Зря шумели, – сказал Жук.

– Это почему?

– Опасно это. Могли привлечь кого не надо.

– Ты жрать хочешь? – спросил его Чугунок.

– Спрашиваешь!

– Так не гундось! Кто не рискует, тот не ест.

Резон в его словах имелся, и ученый замолчал.

– Слушай, расскажи, какие тут еще птицы водятся, – попросил я, чтобы развеять плохое настроение Жука.

Он сразу оживился:

– Да полно всяких. Здесь тебе, конечно, не Мадагаскар и не джунгли, но пернатых хватает, причем самых разнообразных. Кроме гуменников, имеются еще и пискульки. Они, правда, раза в два поменьше, но зато встречаются гораздо чаще. Очень неприхотливые. Гнезда даже в голой тундре вьют. К реке подойдем – увидим турпанов, это такие утки нырковые. У них голос интересный, на воронье карканье похож. Касатки – у этих на голове длинный хохолок и на крыльях будто косицы. В лесу гоголь живет. Гнезда в дуплах устраивает. До двенадцати штук яиц в гнезде доходит. Черныш водится, этот все больше по болотам. Чайки, крачки. Да всего не перечислишь.

– И все это добро можно варить и жарить, – встрял в разговор Кот. – А из яиц гоголя знатную яичницу можно приготовить. Я пробовал: пальчики оближешь.

Его интересы к флоре и фауне лежали исключительно в гастрономической плоскости.

– Ну да, – кивнул Жук.

С ночлегом нам подфартило. Я меньше всего ожидал встретить в таком медвежьем углу человеческое поселение, и тем не менее к вечеру мы вышли к так называемой охотничьей фактории.

Место для нее было выбрано удачно. Пара жилых построек стояла под небольшой сопкой, взобравшись на которую можно было видеть округу как на ладони. Рядом протекал ручей, решавший проблему с питьем. В плане радиации все было чисто. Обеззараживающих таблеток хватало надолго.

Я опустился на колени у ручья, набрал полную пригоршню студеной воды и умыл лицо. Наверное, правы сказочники. Бывает на свете вода мертвая и живая. Этот ручей мог взбодрить даже покойника.

Дверь в бревенчатую избу не была заперта, но сразу заходить мы не решились. Жизнь в Зоне приучила всех, что опасность может подстерегать везде. Не от дикого зверя, так от человека.

– Надеюсь, тут нет растяжек, – сказал Жрец. – А то некоторые ими балуются.

– Вроде все чисто, – ответил Чугунок, осмотревшись. – Тут правильные охотники жили. Наверное, наш брат мутант.

Это было логично. Охотиться за зверьем могли разве что изгои. Им отравленная ка-излучением звериная плоть не причиняла вреда. Впрочем, зимовку могли построить и промышлявшие в этих краях сбором цацек вольные бродяги. Они порой были вынуждены уходить на большие расстояния. Такие домики, известные узкому кругу посвященных, облегчали суровое существование в атрийской тайге.

Мы подошли к бревенчатой избе, ее крыша была покрыта толем.

Чугунок убрал колышек, подпиравший дверь, навешенную на крепкую еловую палку (о металлических петлях речи даже не шло), осторожно распахнул, посветил фонариком по углам и, убедившись, что дом пуст, шагнул через порог, едва не ударившись головой о притолоку. Единственная комнатушка оказалась тесноватой для нашего отряда. Изначально она предназначалась для двух-трех обитателей, но, там, где есть место для одного, найдется приют и остальным.

Избушка была относительно «молодой», срубили ее года два назад, не больше. Внутри, в центре короба, сделанного из толстых плах, на фундаменте из песка и камней стояла железная печь-мансейка (ее смастерили из канистры, приделав над дверцей дымоход) с запасом сухих дров, аккуратно сложенных на тесаном полу. Дровяник побольше прислонился к глухой стене. Для этого пришлось свалить здоровую ель, притащить сюда, распилить на чурки, а потом расколоть.

Хозяева зимовья продумали все: добротный стол, нары для отдыха. На полке нашлась старинная, наверное, еще дореволюционная керосиновая лампа, заправленная доверху. Те, кто бывал здесь до нас, позаботились даже о досочках для разделки рыбы, не говоря о запасах соли, спичек, рисовой крупы, инструментах вроде пилы и топора, рыболовецких снастей.

Пахло деревом и смолой. В печке весело пылал огонь. Сухие поленья быстро отдавали тепло. Избушка прогревалась.

Неподалеку была река. Слышался плеск воды, треск ломавшихся кустов, пронзительные крики птиц.

– Да тут еще и баня есть, – радостно возвестил ввалившийся в избушку Кот. – С вениками. Живем, мужики!

– Еще бы самогонки найти, – мечтательно произнес его напарник.

– Закатай губы обратно, – хихикнул Кот.

– А чего? Для пищеварения самое то!

Фишку наши радости не волновали. В баню он не пошел. Завалился, как был, в грязной одежде на нары и закрыл глаза. В таком состоянии он очень походил на покойника.

Зато мы попарились на славу. Заминированный Жук с тоской взирал на наши раскрасневшиеся морды. Мне даже стало совестно.

– Хоть бы птицу ощипал, – недовольно рявкнул на него Чугунок. – Не будем же мы ее варить с перьями.

– А я бы и неощипанную сожрал, – вдруг признался Кот. – С голодухи и не такое схарчишь.

– Ты меня пугаешь, брателло, – хмыкнул Тыква. – За тобой раньше такого вроде не наблюдалось.

А я вдруг вспомнил слова Жреца о том, что у многих диких мутации не стабилизировались. Настроение мое от этого не улучшилось. Вряд ли Кот сейчас превратится в упыря или другую бестию, но кто знает, кто знает. Я бы в этот момент предпочел оказаться где-то подальше.

В избушке стало тепло. Добротно сложенные стены не сифонили. Печка пыхала жаром. Я подбросил еще дровишек.

– Эх, лепота, – пробасил Чугунок, глядя в огонь. – Иногда нет-нет, да и подумаешь: а на кой ляд вся эта суета? Жить бы себе в тишине да покое, бабу найти нелядащую, чтобы она шамовку готовила, стирала, штопала да по ночам грела. Ну, чем не счастье? – Похоже, бывшего зэка пробило на философию. – Надоело мне все хуже горькой редьки! Задолбало! Я ведь после этой ходки с Тузом хочу поговорить, чтобы отпустил на вольные хлеба. Сам на себя работать буду: хабар начну собирать да жохам сплавлять.

– Туз тебя не отпустит, – заметил Жук. – Не в его это интересах. Разве что удерешь, но тогда у тебя положение будет не сахар. С одной стороны, Туз начнет искать, с другой – изгои, которым ты насолил. Добавь еще егерей. Пару дней ты, может, и продержишься, а на третий сам повесишься или другие вздернут. А желающих, я так думаю, много будет.

– Это ты прав, много наберется, – вздохнул дикий. – Наследил я, густо отметился, что по Большой земле, что по АТРИ. А, ладно! Чего уж там! Схожу до ветру. Кот, пошли со мной.

– Член держать? – гоготнул Тыква. – Гляди, Котяра, какое тебе доверие оказывают.

Кот зло сверкнул глазами. Обстановка разом наэлектризовалась. Еще немного, и могла начаться драка. Попахивало нешуточным оскорблением.

Тыква и сам понял, что сморозил лишнее. Он опустил голову в плечи и виновато улыбнулся, словно говоря традиционное в подобных случаях оправдание: «Я что? Я ничего…» Жрец напрягся, готовый в любую секунду вмешаться.

Чугунок стукнул шутника костяшками пальцев по голове:

– Охранять, дурья твоя башка! Смотри, какой туманище. Подкрадется кто-то, и не заметишь! Остальным тоже советую поодиночке не ходить.

Взяв автоматы, они вышли.

Чугунок предупреждал не зря. К вечеру воздух начал охлаждаться. От реки поднялся густой туман, постепенно расползаясь по округе. Вскоре за окнами не было видно ничего, кроме молочно-белого киселя. Немного погодя он сменился чернильной темнотой.

Чугунок затушил лампу, отвернулся к стене и захрапел. Я сначала всматривался в низкий потолок, потом зевнул и закрыл глаза. Уставшие и сытые, мы проспали всю ночь. Чтобы нас разбудить, нужно было стрелять из пушки.

Утром был холодный завтрак, поспешные сборы и долгий изматывающий путь. Мы ушли в сторону от главного русла реки, сбивая ноги о россыпи курумника (проклятые камни, никогда вас не забуду!), и поднялись на плоское плато, уходящее вперед на многие километры.

Вдали послышались раскаты грома, подобные артиллерийской канонаде. Я поднял голову, увидел огненный росчерк молнии, потом еще один.

– Ититская сила! – выругался Жрец. – Только грозы нам не хватало.

Он обернулся, чтобы проверить, не появился ли у Шпиля призрачный двойник. Иногда при похожих обстоятельствах могло начаться и сияние. Но нет, это была гроза.

Рядовое событие на Большой земле и далеко не самая приятная вещь в АТРИ, хотя с точки зрения метеорологии – некоторое погодное разнообразие.

Всполохов становилось все больше, они приближались. С содроганием вслушиваясь в небесную какофонию, я ощутил себя крохотной букашкой, ползущей по земле. С детства недолюбливал грозы. Недаром так хорошо рифмуется «грозы – угрозы». Ничего хорошего от них не ждешь.

Атрийский Зевс вовсю метал свои молнии. Там, где они ударялись о землю, кучей валились деревья, крошились на мелкие осколки гигантские валуны. Раньше мне не приходилось наблюдать столь необычной мощи у этого природного явления. Пожалуй, здешняя гроза дала бы сто очков форы любой другой. Это было сравнимо с авиационной бомбежкой.

Тут же начал хлестать дождь. Капли больно лупили по телу. Свежий воздух озонировал, но вдыхать его полной грудью не хотелось. Одна мысль колотилась в голове: спрятаться. Да хоть как страус, лишь бы ничего не видеть.

Мокрые, избитые ливнем люди заметались в поисках укрытия. Такую грозу лучше пережидать в надежном схроне, желательно глубоко под землей, чтобы не достало. И, разумеется, путевого укрытия найти не удалось. Закон подлости продолжал действовать. Оставалось молиться, чтобы грозовой фронт ушел в другую сторону. На открытом месте имелись все шансы превратиться в аппетитный (с точки зрения хуги), хорошо прожаренный шашлык. А то и просто в угольки.

Крики, громыхание грозы, бурление вскипающих луж, треск падающих деревьев. Творилось нечто ужасное. Усилившийся ветер сделал наше продвижение еще более трудным. Проще всего было упасть и не дергаться.

Ближайший редкий лесок не выглядел островком спасения. Скорее всего, это была еще одна потенциальная жертва молнии. Но оставаться на открытом пространстве было еще хуже.

– Туда, – замахал руками Жрец. – Может, пронесет!

Он схватился за грудь и закашлялся. Похоже, дикий успел подхватить простуду. Немудрено при такой «курортной» жизни. Никакие витамины не помогут.

– Непохоже, – буркнул Чугунок. – Как бы не зацепило.

И – накаркал. Гроза, хоть и шла в отдалении, сподобилась преподнести нам «подарок». Впереди мячиком запрыгала шаровая молния. Она искрилась, как бенгальский огонь. Расстояние до нее было приличное, но я почему-то не сомневался – этот энергетический сгусток скачет в нашу сторону.

Мы осторожно выглядывали из-за деревьев. Я попросил у Туза бинокль, поднес его к глазам. Яркий клубок переплетенных искрящихся линий недурно смотрелся на темном фоне. Далекая угроза кажется неопасной, но внутри у меня все просто вопило от «предвкушения» грядущих заморочек.

– Красиво, – оценил Кот. – Красиво, говорю, прыгает. Как мячик футбольный.

– Если этот «мячик» окажется рядом с тобой, нам даже хоронить тебя не придется, – холодно произнес Жрец. – Нечего будет земле предавать.

– Хоть режьте меня, но он и в самом деле к нам прыгает, – воскликнул Тыква. Его можно было смело переименовывать в Верблюда. До парня явно доходило не сразу. – Это, случаем, не призрак?

О призраках мне доводилось слышать. Будучи существами из параллельного мира, в наш они отбрасывали тень в виде шаровой молнии.

– Не призрак, – утешил Жрец.

– Слава богу, – перекрестился Тыква. – А то я испугался.

Однако лицо у Жреца оставалось мрачным. Сдается, он полагал, что эта штука ничем не лучше призрака, но пока молчал.

Мы двинулись чуть правее, уходя в глубь леска, и в ту же секунду шаровая молния изменила траекторию, явно избрав нас в качестве мишени.

– Привязалась, зараза! – в сердцах сказал я. – И чего ей надо?

Ответа не последовало. Все обдумывали ситуацию.

– Может, врассыпную? – предложил Кот.

– Бесполезно, – вздохнул Жрец. – Найдет и расправится поодиночке. Я о таких слышал. Короче, парни, нам не свезло. Это никакая не шаровая молния и отнюдь не призрак, это аномалия «Охотница». Дальний родственник «Егозы». Будет прыгать за нами, пока всех не изжарит. Что самое смешное, на зверей, там, или птиц каких – ноль внимания. А вот к людям неравнодушна.

– Да плевать! Сейчас я ее сниму.

Тыква поднял автомат, прицелился, хотя сделать это было непросто. На одном месте «охотница» не оставалась ни секунды и прыгала по довольно сложной траектории, тем не менее неуклонно сокращая расстояние между нами. Щелчок. Дикий отправил патрон в патронник.

– Все зря. Во-первых, попасть сложно, а во-вторых, пули и гранаты ее не берут, – предупредил Жрец.

Тыква раздраженно сплюнул.

– Твою мать! Жрец, ты же у нас ученый. Физик. Придумай что-нибудь, – взмолился он. – А то после твоих слов хочется застрелиться. Зря я, что ли, патрон заслал?

Чугунок и Жрец переглянулись. Состоялся короткий диалог:

– Что будем делать?

– А что остается? Попробуем «остудить» леденцом.

– А если не поможет?

– Значит, не поможет.

– Логично, – согласился Чугунок.

– А при чем тут леденец? – несвоевременно заинтересовался я, но Жрец охотно пояснил:

– А у него интересное взаимодействие с «охотницей». Леденец из нее, как насос, выкачивает энергию. Если повезет, сдуем этот «шарик», а не повезет… – Он не стал договаривать.

Повисла невыносимая пауза. Леденец, скорее всего, у кого-нибудь найдется, просто обязан найтись. Его таскают с собой почти все, кто собирается в дальнюю дорогу. Ну разве что кроме олухов царя небесного вроде меня. Но остается самое главное, от чего и зависит успех или неуспех: кто-то должен взять все на себя. То есть выйти и сразиться с аномалией.

Взгляды, которыми обменивались мои спутники, красноречиво говорили о том, что рисковать они не собираются. Естественно: в сторонке оно как-то безопасней.

В таких случаях положено тянуть жребий, если не находится человек с повышенным чувством ответственности. И это отнюдь не обязательно какой-то вожак или лидер. Просто есть люди, которые осознанно идут на риск, понимая, что проблему надо решать. Сама собой она не рассосется.

Знаете, как в анекдоте про свадьбу: гуляет народ, веселится, а за столом тщедушный мужичонка закатывает рукава и говорит: «Ну, сиди – не сиди, а начинать кому-то надо».

Я почему-то всегда выступал в похожей роли, причем с детства. Будучи совсем не богатырского телосложения, в детдоме и школе защищал сверстников от забияк постарше, постоянно выбирался во всевозможные старосты. Короче, затыкал собой все возникавшие дыры. Остальные это как будто чувствовали. Мне уже казалось, что карма у меня такая. И, что самое забавное – начни мы сейчас тянуть жребий, короткая спичка обязательно досталась бы мне.

– Если у кого-то есть леденец, дайте его мне, – сипло сказал я.

– Ты? – Взгляды окружающих обратились на меня.

Я кивнул:

– Только быстрее, пока не передумал.

Жрец покосился на Фишку. Тот стоял, криво ухмыляясь. Я замотал головой:

– Мне давайте. Попробую.

– Так ты реальный пацан. – Чугунок улыбнулся. – Ладно, попробуй. Кому-то надо попробовать. Герой…

Он вручил мне хрупкое «яйцо» леденца. Оно и впрямь смахивало на гнавшуюся за нами шаровую молнию, разве что размером поменьше. Приятно холодило ладонь. Внутри что-то пульсировало, подобно сердцу, билось с моим в такт, словно подстроилось под ритм человека, которому доверило свою судьбу.

– Тебе придется подойти к «Охотнице» на максимально близкое расстояние. Метр-полтора, не дальше. Потом брось эту штуковину. Постарайся угодить в самый центр – так она срабатывает быстрее, – мокрый от дождя и пота Жрец инструктировал меня.

Я рассеянно перебил:

– А почему так близко?

– Чтобы не уклонилась. У нее бешеная реакция, – пояснил он.

Понятно. Затея с самого начала не казалась мне блестящей, а тут еще и усложнялась в разы. Но разве не может человек победить в схватке с аномалией? Кто из нас, в конце концов, венец природы – я или этот дурацкий кусок плазмы (ну, или какой-то другой субстанции).

Вблизи «Охотница» впечатляла еще больше. Красивая, опасная и жутко притягательная. Я подбросил леденец на ладони и стал дожидаться, когда же между нами будут те самые полтора метра. Шаровую молнию явно смутило мое поведение. Была она разумной или действовала, подчиняясь некоей заложенной программе, но какой-то защитный механизм у нее имелся. Неадекватная выходка потенциальной жертвы жутко не понравилась «Охотнице». Она остановилась, заискрила еще сильнее. Видимо, это заменяло ей мыслительный процесс. Меня как бы оценивали на предмет угрозы. Я терпеливо выжидал, не собираясь торопить события. Раз уж решился, надо доделать начатое до конца, каким бы он ни оказался.

Надо же, Арчи, что с тобой сотворилось за каких-то несколько месяцев! Вместо законного дембеля попал в иную реальность, с мутантами повстречался, за цацками отправился. Сейчас вот с аномалией воюю. Жизнь все интересатей и интересатей выходит. Ну, лишь бы не короче отпущенного.

Подумалось об Иришке, военном психологе. Все ли с ней ладно? Знает ли, что сержант Арчи не вернулся с задания? Пропал без вести, будто на войне. Вспоминает ли, может, всплакнула, узнав о том, что со мной случилось? Хотя жизнь в АТРИ лишним сентиментам не способствует, с тоски зачахнешь. Танцует, наверное, моя Ирочка в офицерском клубе, кружится в танце с каким-нибудь уверенным в себе офицериком, шампанское на брудершафт пьет. За большие деньги шампанское всегда заказать можно. Мужикам оно так… без радости, а женщинам нравится. И что хорошего они находят в этом подслащенном виноградном соке с пузырьками?

«Охотница» резко дернулась в мою сторону. Ну все, началось. Я без замаха бросил, вернее, практически засунул пульсирующий леденец в самую сердцевину аномалии, едва успел отдернуть руку. Шаровая молния сразу перестала быть одним целым, рассыпалась на мириады сияющих жгутиков. Леденец раскалился, стал походить на «выпавший» сляб из нагревательной печи прокатного стана: красный, покрытый корочкой стремительно образующейся «окалины». «Охотнице» стало еще хуже. Жгутики заметались, задергались, беспорядочно заплясали. Некоторые отваливались, прикасаясь к земле, оседая на лишенных листьев ветках деревьев, загорались огоньками святого Эльма.

Шла борьба двух близких, наверное, даже родных стихий за место под атрийским солнцем. Шаровая молния неистовствовала, билась, отчаянно сражалась, не давая лишить себя единственного сокровища – электрической псевдожизни. В тот момент я отчетливо понял, что эта аномалия хоть и впрямь абсолютно чужое и инородное существо, но все равно живое. Убивая людей, она продлевала свое существование, как мы, умерщвляя и поедая животных, получаем их энергию. Но с леденцом ей было не справиться. Он был сильнее, он с наслаждением впитывал в себя все, что забирал у «Охотницы». И это была отнюдь не живая цацка. Всего лишь вещь. Полезная такая штука, предмет.

И леденец победил. Выжав аномалию досуха, умиротворенный, свалился в грязную и вонючую лужу, зашипев, подняв небольшое облачко пара. А потом все закончилось. Развеялось как утренний туман.

Мы победили. Выиграли, как и положено нашему биологическому виду. Однако впереди был еще не один раунд с самыми разнообразными существами. Некоторые из них не без оснований полагали, что могут тягаться с человеком.

– Есть, – шепнул я, и мои губы скривились в слабом подобии улыбки, которая принадлежала победителю.

Или идиоту. Смотря с какой точки зрения поглядеть.

Глава 14

До таинственного плато мы добрались на следующий день. Обошлось без особых приключений, не считая залипалы, прикинувшейся корнями огромного старого дуба. Маскироваться эта зараза умеет просто мастерски, и распознать ее проблематично. Сидит себе в засаде и не отсвечивает. Стоило только Коту и Жуку оказаться в зоне досягаемости, как растение-мутант лихо выпростало из-под земли длинные отростки и спеленало обоих, словно младенцев. Те даже пикнуть не успели. Эта залипала выказала повадки заправского удава и принялась душить своих жертв, хотя обычно все ограничивается фиксацией с последующим вонзанием в тело пленника специальных отростков, впрыскивающих в организм человека особый пищеварительный «бульончик». Если бы не своевременная помощь (мы перерезали ножами гибкие извивающиеся «корни»), мужикам пришлось бы туго. В АТРИ частенько можно встретить в самых неожиданных местах бугорки серой слизи – это все, что залипала оставляет от несчастных, которым не повезло оказаться в ее смертоносных объятиях. Дальнейшее передвижение пришлось прервать на пару часов, чтобы Кот и Жук пришли в норму.

А в остальном все складывалось как никогда удачно. Больше не случилось никаких неприятных встреч. Но расслабляться не следовало. Закон подлости. Как же без него! Если все идет слишком тихо и спокойно, жди беды. Но пока было неясно, с какой стороны она нагрянет.

Погода наладилась, то есть дождь прекратился, температура поднялась градусов до десяти-двенадцати выше нуля, лужи слегка подсохли. Ветерок и тот дул вполсилы. Я избежал острых сучков, не провалился в болото, не пропорол подошв. Под ногами мягко пружинил краснотал. Благодаря этому походка наша слегка напоминала подпрыгивающую птичью.

Почти курорт, подумалось мне. Однако скоро мнение пришлось переменить. Показалось плато, которое тянулось на многие десятки, если не сотни километров в длину и в ширину. Но на него еще нужно было как-то взобраться, а пока мы стояли в низине и перед нами взмывала в небо отвесная каменная стена.

Чтобы увидеть вершину плато, приходилось задирать голову чуть ли не до шейного хруста. Подъем представлял собой вызов альпинисту, коих среди нас не имелось.

Небо постепенно набухало влагой. Так и есть, тучки тут как тут. АТРИ, дери ее за ногу. Все хорошее заканчивается быстро.

– Делайте со мной что хотите, но я наверх не полезу, – сказал Тыква. – Пошли в обход. Вдруг найдем пологий подъем?

– Не найдете, – впервые за долгое время подал голос Фишка. – Не тешь себя понапрасну. Надо забираться.

– Ты-то откуда знаешь? – покосился на него Тыква.

– Я тут бывал.

– Ладно, пятиминутный перекур на полчаса, – объявил Чугунок.

Сгорбленные в три погибели мужики сбросили груз, достали сигареты. Жук вынул пачку вьетнамской «Розочки», зачем-то покрутил ее в руках и убрал обратно.

– Правильно, – одобрил Кот. – Эту дрянь только силком можно курить заставить.

Жук усмехнулся:

– Ваши ее у меня даже отбирать не стали.

– Да кому она нужна! – заявил Кот. – Отрава в чистом виде. Неужели у вас чего получше не было?

– Было, но закончилось. Думал, в Ванаваре куплю, – виновато пояснил ученый.

Кот протянул ученому свою пачку «Дуката»:

– На, бери, пока не передумал. Смоли, наука.

– Спасибо!

Эти места облюбовали рогачи, и пройти пару шагов, не вляпавшись в их помет, представлялось непростым делом. На «ароматные» лепешки слетались миллионы жужжащих и пищащих тварей. Воздух кишмя кишел ими. Они норовили забиться в нос, рот и уши. Пришлось накинуть москитные сетки, иначе мы рисковали набить желудки килограммом-двумя гнуса.

Табачный дым отгонял насекомых, но ненадолго. Стоило потухнуть последней цигарке, и снова воздух представлял собой живую массу.

Я ожесточенно тер спину. Проклятый рюкзак словно прирос к спине, зато без него я казался себе легким как перышко. Возможно, это сравнение и натолкнуло меня на одну идею, связанную с увиденной в низине флорой.

Речь не шла о простой траве, которой тут было в изобилии. Она произрастала буквально из всего, включая растрескавшиеся валуны. Еще одним украшением были цветы: синевато-лиловые астры и обычные одуванчики с яично-желтыми головками. Но опять же не они привлекли мое внимание.

Я увидел странные, похожие на пушистые зонтики растения, которые, будучи подхвачены неведомой силой, устремлялись вверх практически по прямой и исчезали где-то в облаках. Что, если… Кажется, о похожем способе я где-то раньше читал, а может, и видел в кино. Мысль если и была дурацкой, то не на все сто процентов. Попробовать стоило.

– Полетаем?

Остальные ухмыльнулись и как один отвергли предложение.

– Они много веса не поднимут. На одного здорового мужика нужно штук сорок, – пояснил Жук.

– Все-таки я попробую, – упрямо сказал я.

Закинул мешок за спину, ремень автомата – на шею и отправился собирать зонтики.

Они стояли, покачиваясь на толстой ножке, так и норовя взмыть в небеса. Я для интереса срезал ножом один. Зонтик тут же встрепенулся и приступил к плавному подъему. Я схватил его, ощутил, как он пытается вырваться. Схожие впечатления можно испытать, когда идешь с раскрытым зонтом во время сильного ветра. Казалось, некая сила выворачивала мою кисть. Но силы подъема и впрямь не хватало.

Я приступил к сбору букета. Немного погодя выяснилось, что зонтики испытывали желание тянуть меня в разные стороны, в зависимости от угла наклона. Результирующей силы было пока недостаточно, но, если срезать еще несколько растений, а потом правильно их распределить, то можно обойтись достаточно скромным количеством. Я привязал пяток к рюкзаку. Он сразу приподнялся и стал походить на воздушный шарик за спиной. Подошел поближе к отвесной стене, взял еще три зонтика. Так, этот сюда, эти сюда. К автомату, плечам, к ногам, поясу. И очень скоро убедился, что я лечу, причем неспешно, поднимаясь по вертикали на метр-два за полминуты. Благодаря столь неспешному продвижению, процесс не казался пугающим. Более того, я быстро освоился и научился управлять полетом. Это оказалось нетрудно, а может, у меня обнаружились задатки воздухоплавателя.

Мужики снизу одобрительно закричали, начали размахивать руками. Тыква даже засвистел, сунув в рот два пальца. Его оглушительный свист сорвал с насиженных мест нескольких пичуг, которые пролетели мимо меня, лишь случайно не задев и не нарушив порядок в моем летательном «аппарате».

Подъем длился долго, у меня даже начали возникать сомнения – вдруг энергии зонтиков не хватит? В таком случае я имел все шансы сорваться в крутое пике без всякой надежды на благополучное приземление.

Чем ближе к верху, тем сильнее чувствовался ветер. Он дул чуть сбоку, норовя впечатать меня в каменную стену. Не раз и не два приходилось отталкиваться ногами и корректировать траекторию полета. Правда, после этого начиналась легкая болтанка, и меня мутило не хуже, чем на катере Спая. Вот что значит иметь плохой вестибулярный аппарат. С другой стороны, я ведь все же лечу и наизнанку меня до сих пор не вывернуло. Видимо, пациент не так уж и плох.

Увидев приближающуюся вершину плато, я сконцентрировался. Я должен был как можно быстрее избавиться от зонтиков, пока они и впрямь не утащили мое бренное тело в заоблачную высь. Следовало определить, какие из них нужно отбросить в первую очередь, какие оставить на потом. С расчетами я не ошибся и вполне благополучно приземлился на травяной ковер, которым было выстлано все плато. Деревьев тут тоже хватало, но они росли в удалении от обрыва. Где-то среди них мог затаиться пугающий до нервной дрожи шептун. Я мысленно скрестил пальцы на удачу. Если он действительно там обитает, пусть сейчас у него найдутся другие дела: ну, скажем, нападет жуткий понос (если его физиология сходна с человеческой), короче, пусть шептуну будет не до меня. Хотя бы какое-то время.

Фортуна не подвела. Никто из кустов на меня не прыгнул. Я подошел к обрыву и посмотрел вниз. Ободренные моим успехом напарники уже вовсю занимались заготовкой зонтов. Интересно, какие из них получатся аэронавты. Выяснилось, что если хуже, то ненамного. Подняться смогли все. Правда, Фишку хорошенько приложило ветром, причем до крови. Она у него была подозрительно коричневой. Это заметили все, но никто ничего не сказал вслух. В конце концов, пока что он с нами, и более того – на двух относительно «нормальных» людей приходилось аж пять мутантов. Так что чему тут удивляться.

– Никто ничего не сломал? – стал спрашивать каждого Чугунок, как только все оказались наверху. – Руки-ноги целы?

Как будто бы обошлось. Зонтики, сыграв свою роль, унеслись в небеса. Снизу иногда поднимались их собратья, но уже без дополнительного груза. Они медленно и печально пролетали мимо.

Поделившись впечатлениями (благо их хватило не на один рассказ), мы перекурили и продолжили путь, но теперь уже по плоскогорью. До этого мне приходилось видеть лишь легендарное плато Плуторана с потрясающим водопадом, низвергавшимся с высоты более ста метров.

И снова трава, мох, камни. Ручьи, глухие промоины, вековые завалы. Вверх-вниз, вниз-вверх.

Трава была по пояс. Иногда ноги скользили на влажном грунте. Мы падали, но поднимались и продолжали поход. Постепенно мне это надоело. Чувствовалось, что мы почти на месте, но сколько еще в этом «почти» долгих изнурительных километров? Честное слово, мне вдруг до одурения захотелось встретиться с шептуном, быстренько завалить его, найти батарейку и уматывать в обратном направлении.

И тут мы увидели зомби, причем сразу трех. И не то удивительно, что это были именно зомби, причем плохо сохранившиеся – полусгнившие, с объеденными лицами и конечностями (все эти пикантные подробности мы разглядели через бинокль). В АТРИ восставшие из могил мертвецы не редкость. Нет, дело в другом. Эти зомби сидели возле костра и… переговаривались.

На мертвецах была истлевшая форменная одежда. По нашивкам я понял, что все они раньше служили в ОБВЕ. Это были военные егеря, не вэвэшники. Вдобавок одного из них я знал лично. Сталкивался в столовке и душевой, угощал тушенкой. Это был один из наших соседей по общаге. Его пятерка ушла на патрулирование и не вернулась. Как раз перед моим первым выходом на боевое задание.

Мертвецов можно было обойти стороной, но для этого пришлось бы углубиться в «зеленку», а у Чугунка имелись опасения, что зомби могли нас учуять и организовать погоню. Грохнуть троих в одном месте куда проще, чем ждать, пока они будут надоедать тебе по очереди. Правда, в отличие от киношных штампов, укус этих созданий не превращал тебя в подобную им тварь, но вполне мог занести в кровь массу опасных токсинов, от которых не спасала даже походная аптечка со всякими там универсальными инъекциями в шприц-тюбиках.

– Чего это они такие странные? – прошептал Тыква. – Как живые.

Жрец объяснил:

– На них ментальный поводок от шептуна. Тело может разрушаться, а мозг остается. Более того, работает как у нормального человека.

– Неужели они не осознают, что того… Ну, в смысле – мертвые?

Жрец не успел ответить: Чугунок скинул свой «калаш», поудобней пристроил цевье, взял на мушку ближайшего зомби и, дослав патрон в патронник, объявил:

– Сейчас я помогу им умереть окончательно.

Словно услышав его, зомби приподнялись и колченого потопали в нашу сторону. Почуяли, гады.

Чугунок снял их как в тире: три выстрела, три аккуратные дырочки в голове, три тела, свалившихся в кусты и больше не вставших. Я за их избиением наблюдал в бинокль. Показалось мне это или нет, но глаза у этих тварей напоследок стали какими-то… это сложно описать. Умиротворенными что ли. Будто мертвецов наконец отпустило и души их прямиком отправились в райские кущи. Я невольно перекрестился. Не каждый день такое увидишь.

– Ладно, с этими справиться все равно что два пальца об асфальт, – сказал Чугунок. – Если и дальше пойдет в том же духе, можно устроить тут сафари.

– И кто будет охотником? – вскинулся Жрец.

– Мы, конечно.

– Даже не надейся. Это лишь начало. Нас пощупали, проверили на вшивость. Главное будет впереди.

– Будет так будет, – пожал плечами Чугунок. – Делов-то. Что-то я и бояться перестал. Эти были ну прямо как дети малые. Даже вспотеть не успел.

Глава 15

Псина была потрепанной и голодной. Ей изрядно досталось в схватке с живоглотом, лишь чудом она осталась жива. Кровь на рваных ранах запеклась, но боль никуда не исчезла, притупилась, но не ушла.

Панцирный пес долго зализывал разорванный бок. Иногда это помогало. Снимало болезненные ощущения, успокаивало. Но не сейчас. Мешал привкус собственной крови. Прилепившийся к спине желудок реагировал судорогами. Приступы становились все сильней. Только инстинкт самосохранения не позволял животному впиться в собственную же плоть и выгрызть из самого себя кусок мяса. Собака впала в отчаянье.

Она была наказана страшным голодом и болью за то, что оставила хозяина, кинувшись в погоню за детенышем косача.

Родители бросили его. Несмотря на мутации, у косачей сохранились некоторые заячьи повадки. Выживет – его счастье. Детеныш выглядел беспомощным и беззащитным, панцирная собака считала, что расправится с ним в два счета.

Стае давно не попадалась приличная добыча. Прежние охотничьи территории пришлось уступить более грозным созданиям. Они выжили псов со старых угодий. Новые земли отнюдь не изобиловали добычей, а та, что встречалась на пути, могла при случае постоять за себя. Те жалкие крохи, что они могли добыть благодаря хозяину, только распаляли аппетит панцирных псов. Чувство голода притупило все остальные. Вот почему, завидев косача, одна из особей женского пола рванула за ним, позабыв все на свете. Не подействовал даже грозный окрик того, кому она подчинялась беспрекословно. Натянулась и лопнула тонкая струна между ними.

Собака стремглав помчалась за зайцем. Но случилось то, что должно было случиться. Косач удрал. В несколько прыжков заскочил на выступ скалы и скрылся.

Собака покрутила головой. В угаре погони она слишком увлеклась. Отстала от стаи и не услышала телепатический зов хозяина. А когда вернулась, поджав хвост, хозяин разозлился и прогнал непослушное животное. Целый день она бежала за стаей, тихо скулила, вымаливала прощение. Кончилось тем, что остальные псы вдруг с лаем набросились на нее и едва не разорвали в клочья.

Потом была встреча с живоглотом. Панцирная собака слишком поздно почуяла засаду, пути отступления были отрезаны. К тому же из-за голода она сильно ослабела. Схватка была короткой и яростной. Живоглот пытался прижать ее к холму, но псина извернулась и убежала. На прощание живоглот зацепил ее мощным ударом когтистой лапы.

И вот она осталась одна, без стаи и хозяина. Сородичи прогнали ее. Это было так обидно, что панцирная псина тоскливо завыла. Она немного повыла, а потом вдруг почуяла запах.

Ей уже приходилось встречаться с подобными существами. Они в большом количестве слонялись по округе. Панцирные псы обходили двуногих стороной. Обычно от них несло мертвечиной, но эти пахли так, как и должны пахнуть живые существа. Мгновенно дал о себе знать желудок. Спазмы! Собака даже глаза зажмурила от боли. Нет, это невозможно. Еще немного, и она не выдержит. У нее не осталось сил сопротивляться. Приступ, второй. А теперь к рези в животе добавились и странные команды. Кто-то такой же властный, как хозяин, гнал ее прямо на этих – теплых, живых, вкусных. Этого панцирная псина вынести уже не могла. Тонкая грань между разумом и безумием оказалась стертой.

Она распахнула пасть, с острых как бритва клыков закапала тягучая слюна. Люди были все ближе и ближе. Вот они уже в зоне досягаемости, только лапу протяни. Псина присела, а затем, как распрямившаяся пружина, прыгнула на того, кто шел последним.

Не люблю, когда на меня бросаются собаки, тем более покрытые панцирной броней и размером с хорошего теленка. От подобной когда-то отбросил коньки сэр Баскервиль, большой любитель овсянки. Правда, у него при себе не было верного «калаша» или на худой конец револьвера, с которым не расставался инспектор Лестрейд. В общем, я разнес собачке башку, когда она, злобно скалясь, выскочила навстречу нам из осиновой рощи. Просто удивительно, что мои реакции оказались на высоте. Я не потратил на рассуждения ни доли секунды, действовал на автомате.

Сдохла она моментально. Кулем грохнулась у моих ног и больше не встала.

Крови и мозгов было много. Зрелище явно не относилось к разряду аппетитных. Будь на месте панцирного пса другая животина – скажем, эскимосская лайка или овчарка, мне было бы ее жалко. А так я увидел еще одного хищника и отнюдь не лучшего друга человека.

Чугунок посмотрел на труп собаки с равнодушием мясника, готового к разделу туши.

– Сучка. Ловко ты ее ухайдакал. С одного выстрела. Уважаю.

– Да как-то само собой получилось, – почему-то оправдывающимся тоном произнес я.

Тут он задумался:

– Странно, почему она на тебя кинулась? Да еще и одна. Для панцирных псов это нетипично.

– Напала, потому что жрать хотела. А одна… Скорее всего, ее выгнал секалан, – сказал Жук. – Такое случается иногда.

– А зачем?

– Зачем выгнал?

– Ага. На кой ему понадобилось?

– Да у него выбора не было. Ментальный поводок оборвался. Разумеется, все зависит от конкретной особи, но в некоторых экстремальных ситуациях панцирные псы выходят из подчинения секалана.

– Например? – теперь уже заинтересовался я.

– Я пускаюсь в область предположений. Пока все видится примерно так: эта тварь была жутко голодной. Вон, взгляните, какие впалые бока. Она не ела, наверное, неделю, а то и больше. Хоть ее воля и была подавлена секаланом, но, когда возникла нешуточная угроза сдохнуть от голода, подсознание запротестовало. Потом был какой-то подстегивающий фактор. Катализатор, я бы сказал. Под его воздействием «плотину» прорвало. Секалан потерял над ней свою власть. Вот почему он предпочел избавиться от «паршивой овцы». А еще, – тут голос ученого дрогнул, – сдается мне, что раньше она живых людей не встречала, иначе бы так сдуру не прыгнула. И это плохо.

– Чего тут плохого? – полюбопытствовал Тыква.

– А ты подумай: одно дело, когда стая знает, что с человеком связываться опасно и лишний раз обойдет его стороной, и совсем другое – если посчитает легкой добычей. Мы, конечно, отобьемся, но вот какой ценой? По мне, пусть держатся от нас подальше. И они живы останутся, и у нас неприятностей будет меньше, а патронов больше.

– Ох, епт! – вынужденно согласился Тыква. – Твоя правда. Ладно, хорошо, что хорошо кончается. Во всяком случае, для нас.

– Да все путем, – вдруг заулыбался Чугунок. – Я до самого главного дотумкал: если местные твари, кроме мертвяков, с другими людьми не сталкивались, значит, шмалять по нам из кустов никто не будет. Пуля дура, но словить ее не хотелось бы. А теперь, после этого известия, можно чуток расслабиться.

– Однако зомби откуда-то же тут появились, – резонно заметил я.

– А это уже шептун шутки шутит, – сказал Жрец. – Тащит сюда зомби со всей округи. И зачем они ему понадобились?

– Да кто ж его знает! – пожал плечами Чугунок.

Мы оставили мертвую собаку прямо на тропинке. Шептун наверняка уже знал о нашем приходе. Смысла скрываться не было. Пусть принимает «гостинец».

По дороге меня занимал еще один вопрос. Судя по всему, мы находились почти у финиша, но обещанного края, в котором цацки на нас посыплются как из рога изобилия, не наблюдалось. С аномалиями (а куда ж без них, если речь идет о всяких полезных и дорогих подарках АТРИ) тоже был непорядок. У КПП Ванавары они встречались гораздо чаще, а тут всего-то и нашлось, что «Сорокапятка», вовремя обнаруженная Чугунком, да «Морозка». Ну, с последней особо заморачиваться не пришлось. Только слепой не заметил бы заледеневшую композицию из нескольких елей и кустиков. Они так промерзли, что даже прозрачными стали. И, что самое интересное, вокруг лес как лес, осенний, а тут картина маслом: «Зима пришла». Чтобы влететь в эту аномалию, надо быть особо одаренным, ну, или топать ночью без фонарика. Там я и обзавелся первым в жизни самостоятельно найденным леденцом. Не стал гадать, нужен он мне или нет, просто закинул переливающееся всеми цветами радуги прозрачное яйцо в рюкзак и попер дальше. Даже вспотел, кстати.

Чугунок задал хороший темп. Он явно знал, куда надо идти. Похоже, на последнем привале Жрец поделился с ним информацией. Но я был не в обиде. Чем меньше знаешь, тем больше есть возможностей проснуться.

Мы шагали в открытую, не таясь. Семеро смелых, вооруженных до зубов и наивных, как дети. От шептуна спрятаться невозможно. Тому, кто читает наш мозг как открытую книгу, не составит большого труда нас обнаружить. Но не слишком ли Жрец положился на мою псевдоневосприимчивость? Его ошибка могла выйти нам боком.

Мне вдруг захотелось плюнуть на все, сесть на ближайший камень, скурить полпачки, а потом развернуться и попилить обратно. Бог с ним, с возвращением на Большую землю. Живут в АТРИ люди, значит, и я как-то проживу. Не нужны мне все эти цацки, батарейки и охраняющие все это добро шептуны. Не видел их двадцать лет и еще пять раз по столько не увижу. И ничего не потеряю.

Вертись оно конем! Да хоть в яблоках!

Я улыбнулся улыбкой невозмутимого типа, которому море по колено, а стая панцирных псов по плечо. И зашагал. Просто зашагал, уже без всяких дурных мыслей в голове. Так ведет себя пешка в чьей-то чужой игре. Но в этой партии я был намерен выбиться в «дамки». Или это уже из шашек? Да плевать! Я ни в то ни в другое играть не собираюсь. Я – пешка, которая гуляет сама по себе и ищет проблемы на свою задницу.

Дальше был привал, короткий перекус. Жаль, в ногах не было встроенного счетчика. Он бы показал, сколько мы километров отмахали.

Я пристроил натруженную пятую точку на поваленное дерево, снял сапоги и пропахшие потом носки, пошевелил пальцами ног. Свежий прохладный ветерок обдул их. Приятно. И идти никуда не хочется. Спасибо армейской закалке: мозоли мне давно не страшны, однако ноги гудели со страшной силой. Наверняка за время пути «стоптался» на пару сантиметров. Хоть мой образ жизни и трудно назвать малоподвижным, но ведь всему есть предел. Тем более человеческим возможностям.

Жрец присел рядом со мной, держа котелок с разбавленным горячей водой концентратом из стандартного егерского набора нз. Второй с точно таким же содержимым протянул мне. Я сдержанно поблагодарил, зачерпнул сероватую кащицу ложкой, стараясь не вдыхать аромат, и заставил себя съесть. После гусятины синтетическая еда не лезла в рот. Вкусом она смахивала на плохо перетертую целлюлозу с массой комочков. Я глотал их, не жуя. Еще пища отдавала обеззараживающими таблетками. К этому можно притерпеться, но спустя некоторое время возникает дикое желание найти того, кто их придумал, и набить ему морду.

Очень скоро каша стала «мясной»: десятки насекомых, привлеченных ароматами, падали в котелок. Но чувства брезгливости во мне давно уже не было, я просто отбрасывал их черные тельца в сторону. На миг захотелось попасть в ресторан, где чистые накрахмаленные скатерти и вежливые официанты. Уж там-то я бы показал кузькину мать за случайно обнаруженную муху в супе. А тут… Ну подумаешь – насекомые в каше. Нормально. Их тут столько, что они сами норовят в рот забраться.

Покончив с едой, Жрец аккуратно вытер свою ложку. Я почувствовал, что он не случайно оказался возле меня. Наверняка готовился к какому-то разговору. И не ошибся.

– Держи, это тебе. – Дикий протянул мне тяжелый предмет, завернутый в тряпицу.

Я развернул ее и увидел явно самодельный кинжал с костяной ручкой и остро заточенным узким лезвием. Что-то похожее мастерили втихаря от надсмотрщиков зэки. Красиво, но кустарно.

– Спасибо, у меня уже есть. – Я похлопал по ножнам, болтавшимся на моем поясе.

– Такого у тебя точно нет.

– А чего в нем особенного? – не понял я.

– Ничего, кроме металла, из которого он изготовлен. Это метеоритное железо, очень чистое. В старину из него делали дорогое оружие и доспехи. А в Индии в каком-то городе стоит огромный столб, выкованный из такого железа. Индусы считают, что тот, кто сумеет обхватить этот столб руками, может загадать желание.

Я усмехнулся:

– Знакомая история. У нас в детдоме директор, здоровый такой мужик, три метра ростом, ездил в Индию в командировку. Он и рассказывал: нашел, говорит, этот столб, загадал желание «остаться в Индии до конца жизни» – уж больно ему там понравилось, взял и в два обхвата захомутал эту железяку. В итоге вернулся обратно в Рассею, по-прежнему детдомом рулит. Короче, все эти индусские поверья – сплошной развод.

– Может быть, – кивнул Жрец. – Но я могу тебе пообещать одно: шептуна ты этим кинжалом завалишь с одного удара. И никакие это не поверья, а научно установленный факт. Почему-то эти твари ужас как боятся железа. Так что бери и владей, а главное – не оплошай и вовремя пусти в ход. На тебя вся надежда.

Мы обменялись кинжалами. Я еще раз хорошенько оглядел подарок со всех сторон, решительно не нашел в нем ничего необычного и сунул в ножны. Хоть и слабый на вид аргумент в неизбежной стычке с шептуном, но надо быть стопроцентным идиотом, чтобы отказаться. Вдруг действительно пригодится? Хотя схлестнуться с шептуном я бы предпочел на дистанции не ближе автоматного выстрела.

Дальше был подъем, тяжелый, почти на грани изнеможения. Руки-ноги не слушались, голова соображала туго, глаза слезились и предательски норовили закрыться. Иногда короткий отдых не идет на пользу. По-хорошему, нам бы день-другой поспать и отлежаться, а уж потом двигаться в путь, но Жрец и Чугунок считали иначе. Оставалось только завидовать Фишке. Ему было все равно. Он пер как робот, не уставая и не нуждаясь в привалах, хотя меняться с ним местами я бы не стал ни за какие коврижки. Лучше быть усталым человеком, чем полным энергии существом непонятного происхождения.

По пути мы забрели в долину «гейзеров». По чистой случайности. Сначала я не понял, с какой стати обливаюсь потом, как в бане. В АТРИ не бывает такой жары, да и разогреться до такой степени за время движения я бы не смог. Тем не менее пот лил с меня градом. Совсем скоро одежду было хоть выжимай, а в ботинках хлюпало по литру жижи, хотя местность отнюдь не напоминала болото. Скорее наоборот – пустыня с пожухлой травой и тонкими деревцами. Потом Жрец обратил внимание на искаженные очертания ближайшей сопки. Нам как раз предстояло перемахнуть через нее. Путь к сопке лежал через каменистое плоскогорье с редкими деревцами, настолько сухими, что казалось – тронь их, и они превратятся в труху.

Парило здесь, как на улице южного города в разгар солнцепека, хотя небо оставалось хмурым.

– Не нравится мне все это, – сказал Жрец.

– Мне тоже, – закусив губу, произнес Чугунок. – Странное какое-то марево. «Гейзер» или не «гейзер», но я предлагаю его обойти. И нечего на меня лупать глазами, я не девка сисястая.

– Чугунок прав. Лучше с этой штукой не связываться, – поддержал Жук. – И уж от чего точно надо держаться подальше, так это от вон тех черных камней.

Действительно, вдали виднелись темно-серая сердцевина. Скорее всего, это был пепел.

Какая-то блестящая, словно осколок разбитой бутылки, вещица привлекла мое внимание. Я поднял ее и покрутил в руках. Она была теплой и светилась. Рассмотрев получше, я пришел к выводу, что она похожа на прозрачную ракушку, внутри которой свободно перемещалась некая излучающая яркий свет субстанция.

– Светлячок, – пояснил Жрец. – Порождение «гейзеров». Полезная, кстати, цацка. Ночью можно пользоваться вместо фонарика. Правда, свет слишком рассеивается, но с пивом потянет.

Моя находка окончательно убедила нас в том, что впереди аномалия и самое лучшее, что мы можем сделать в этом случае – несколько отклониться от маршрута, оставив «гейзеры» в стороне. Так мы и намеревались поступить, но тут земля в двух шагах от меня вспучилась фонтанчиками. К внезапному пробуждению аномалии это не имело ни малейшего отношения. Долина «гейзеров» тут была ни при чем. Комки высохшей земли, перемешанной с песком, полетели мне в лицо. Это произошло настолько неожиданно, что никто не успел ничего сообразить.

Между мной и Жуком вдруг пролегла зигзагообразная бороздка, будто кто-то провел по земле росчерк невидимым пером. Впрочем, у меня хватило ума сообразить, что «писал» неизвестный отнюдь не чернилами. По нам лупили из автомата, снабженного глушителем. И что самое обидное – стрелок предпочитал оставаться вне зоны видимости. Мы попадали, заняв оборону, и стали огрызаться в ответ из всего, что при нас было, однако без особого результата. Огневая точка противника продолжала действовать, а наши выстрелы летели в божий свет как в копеечку. Очередь сбрила верхушки ближайших одиночных деревьев. Они были слишком редкими, чтобы их можно было использовать в качестве укрытия. Сверху посыпалась мелкая труха, куски коры и листья, больше похожие на иголки. Еще очередь.

Неизвестный снайпер словно насмехался над нами. Почему-то никто из нас не был ранен, хотя пулевые дорожки проходили буквально в нескольких сантиметрах.

Фишка попробовал руку-плеть, но тоже безуспешно. Стрелок вынудил мутанта отпрыгнуть в сторону. Не знаю, боялся ли в этот момент дикий или совершенно спокойно относился к любому из вариантов исхода. Лицо его по-прежнему оставалось безмятежным, но это могла быть маска.

Пот из теплого превратился в холодный. Это был реальный попадос. Нас прижали к аномалии без всякой возможности маневра: ни вправо, ни влево, ни, тем более, вперед. Разве что назад, но за спиной – «гейзеры».

Обстрел продолжался. Пули щелкали не меньше минуты. От поднявшейся пыли стало трудно дышать. Глушитель свое отслужил, теперь мы слышали характерный автоматный треск. Это была «Гроза» в снайперском исполнении, мощное оружие в умелых руках, а тот, кто сейчас целился в нас, несомненно, знал, с какой стороны надо брать стрелковый комплекс в руки. Дело было швах.

– Тут кто-то болтал, что нам можно не бояться выстрелов из кустов. – Кот ехидно посмотрел на Чугунка.

Тот, ничего не говоря в оправдание, выпустил длинную очередь в предполагаемого противника. Тотчас же у самой головы дикого выросло несколько пыльных облачков. Снайпер не заставил себя долго ждать.

– Мать твою! Гребаный снайпер! – выругался Чугунок и отполз назад.

Следующая борозда пролегла на том месте, где он только что лежал. Я задумался. Затем наступила короткая пауза. Она позволила мне собраться с мыслями. Стрелок демонстрировал нам чудеса меткости, но явно не желал убивать. Было похоже, что…

– Эта сволочь играет с нами! – вдруг высказал Жук то, что вертелось у меня на кончике языка. – Он не дает нам обойти аномалию и гонит в самое пекло.

– Слушай, я даже не знаю, что хуже: сгореть в «гейзере» или быть нафаршированным пулями, – заметил Чугунок.

– Судя по тому, как этот крендель расходует боеприпасы, патронов у него вагон, – тихо произнес Жук. – Рассчитывать на то, что он первым опустошит магазины, я бы не стал. Скоро ему надоест забавляться. Тогда каждый из нас получит свою порцию «горячих». Я лично поражаюсь его терпению.

– Да мудак он! – зло бросил Тыква.

– Ясен перец, – согласился Жук. – Только этот мудак прекрасно нас видит, а мы лишь можем догадываться, где он сидит и что собирается с нами делать.

– А если принять его правила? – спросил я.

Несколько пар удивленных глаз уставились на меня. Я счел необходимым продолжить, благо стрелок временно прекратил демонстрацию своих талантов. То ли перезаряжался, то ли нарочно дал нам время подумать.

– Если впереди на самом деле «гейзеры»…

– Парень, не сомневайся. Там «гейзеры», и они сделают из тебя шашлык за секунду, – перебил меня Чугунок.

Я упрямо продолжил:

– Хорошо, пускай это «гейзеры». Но как они срабатывают? Сразу уничтожают того, кто туда сунулся, или есть какой-то принцип?

– Не пори горячку. Какие в жопу принципы? Заняться тебе нечем? Так я сейчас обеспечу занятием на всю жизнь.

– Чугунок, тебе в падлу ответить?

Дикий опустил голову.

– А, бог с тобой! Не в падлу. Обычно «гейзер» активируется, когда в него что-то попадает. Выплеск огня, пламя бушует пару секунд, затем все. На какое-то время он разряжается и начинает копить энергию. И так до следующего раза. Полегчало?

– Да, – совершенно искренне ответил я. – И еще. Не хочу вас огорчать, ребята, но мне понадобится шахидский пояс Жука.

– С ума сошел? – вскинулся Чугунок.

В этот момент снова застучали выстрелы, и уже так близко, что всем стало ясно: придется отползать к аномалии. Так мы и поступили. В качестве «похвалы» за наши действия автоматчик снова взял небольшой тайм-аут.

– Надеюсь, ты задумал что-то путевое, – зло сказал Чугунок.

Он вынул из кармана серебряный портсигар, отвернулся, проделал какие-то манипуляции, затем произнес:

– Все, теперь пояс можно снимать.

– Что, так просто? – вскинулся Жук.

Мысль о том, что по чьей-то команде он может разом взлететь на воздух, совсем не грела его душу.

– Да, вот так вот просто снимай, – огрызнулся Чугунок. – Снимешь, отдашь ему. – Он указал кивком на меня.

– Еще мне нужен взрыватель, – твердо сказал я.

– На кой ляд?

– С трех раз догадайся.

– На, держи. – Чугунок кинул мне портсигар. – Пользоваться умеешь?

– Не умею, но ты мне расскажешь.

– Короче…

Его слова утонули в очередном грохоте выстрелов. Мы подобрались к аномалии на метр ближе. Еще немного, и черта будет пересечена.

– В общем, надави на эту кнопку, – быстро пояснил Чугунок принцип работы взрывателя.

– Понял, – сказал я и встал во весь рост.

В руках у меня был пояс с взрывчаткой, взрыватель. В кармане – несколько патронов, выщелканных из магазина автомата. Других, более подходящих маркеров, как назло, не оказалось. Будем исходить из того, что имеется.

– Дурак, – воскликнул Жук и попытался сбить меня с ног, но очередь, выпущенная снайпером, не позволила ученому осуществить задуманное.

Я продолжал оставаться целым и невредимым. Стрелок каким-то образом умудрился не зацепить меня даже случайной пулей.

– Брось, не надо! – взмолился ученый.

– А что мне еще остается делать?

Жук замолчал. Действительно, дело было вечером, делать было нечего. Любой расклад был против нас. Снайпера мы не отследили, подавить не смогли. Удрать не выйдет. Положит тут как миленьких.

– Ты этого хочешь, да? – закричал я и повернулся в сторону «гейзеров». – Хорошо, я иду. Смотри. Только не стреляй.

Я осторожно подошел к ближайшей полоске темно-серых камней. Они и впрямь были покрыты пеплом. Кто или что здесь сгорело до нас? Да не все ли равно!

Стрелок выжидал. От нервного напряжения заломило в висках, в глазах двоилось, ноги норовили подкоситься, но я постарался собрать в кулак всю волю. Сейчас все зависело от меня. Автоматчик живыми нас не выпустит, но, если он решил поиграться, почему бы не попробовать сделать так, чтобы эта игра вышла ему боком?

Первый маркер упал в десяти шагах от меня. Аномалия среагировала мгновенно. В месте падения патрона вырвался огненный язык, пыхнуло жаром. Хоть расстояние было приличным, я чуть не закричал от боли. Нестерпимый жар едва не опалил волосы на голове и брови. Я хватанул горячего воздуха и зашелся в приступе кашля. Хотелось надеяться, что с легкими все в порядке и их не сожгло.

Снайпер не подавал признаков жизни. Гад считал, что я и в самом деле играю по его правилам. Не буду его разочаровывать.

Я продолжил эксперименты. Попытка номер два. Следующий маркер-патрон угодил в то место, где секунд тридцать назад нашел последнее пристанище его собрат. Я сжался, приготовившись к чему угодно. И ничего! Абсолютно никакой реакции. Маркер просто лежал на камне. Ясно, на этом участке аномалия разрядилась. Сейчас идет накопление энергии, и длится оно минимум полминуты. Это дает нам малюсенький шанс. Но мне нужно разрядить не этот локальный кусочек аномалии, а всю долину «гейзеров». Она тянется на добрых двести метров, а то и больше. Необходимо эффективное и максимально безопасное решение. И вроде оно у меня есть. Я сжал в руках портсигар, нащупал подушечкой пальца кнопку взрывателя. Была не была. Хорошенько размахнулся и бросил взрывчатку, стараясь попасть как можно ближе к центру аномалии. Почти одновременно упал ничком и, услышав удар от падения портсигара, нажал кнопку.

О, шарахнуло так, словно в аномалию угодила ракета с атомной боеголовкой! Земля пошла ходуном. Это был, наверное, двадцатый балл по шкале Рихтера. Пламя пронеслось надо мной, лизнув одежду. Кажется, плащ-палатка, которой я накрыл голову, начала плавиться. А затем наступила тишина. Благословенная и желанная.

Крутанувшись волчком, чтобы сбить очаги огня на одежде, я вскочил на ноги. Теперь счет шел на секунды.

– За мной! – закричал я и кинулся в аномалию.

Первый шаг был самым безрассудным и страшным, но я подавил в себе страх. Иногда, чтобы выжить, приходится рисковать. Камни внизу раскалились и шипели, когда на них наступали подошвы. Но я мчался как угорелый. Такую скорость не развивал ни один спринтер на Олимпийских играх. Я поставил абсолютный рекорд.

Видя, что со мной все в порядке, остальные тоже бросились в разряженную аномалию. Я молился, чтобы «гейзеры» не сработали сейчас, когда до нормальной суши рукой подать. Чуть-чуть, осталось всего ничего. Пять метров, четыре, три… Я подпрыгнул и буквально перелетел оставшееся расстояние. По инерции пробежал еще несколько шагов и свалился в кустах. Спустя пару секунд рядом попадали и остальные.

Лишь глаза выделялись на черных от копоти лицах. Все судорожно дышали. У Тыквы началось что-то вроде астмы, его грудная клетка поднималась и опускалась в бешеном ритме, он пытался вздохнуть, но не мог. Еще немного, и он вдруг захрипел, а потом смолк. Навсегда, понял я.

– Смотрите, – вдруг закричал Жук, указывая пальцем за спину.

Мы обернулись. Лучше бы я этого не делал. Зрелище было еще то. Снайпер впервые показал себя. Из воздуха материализовалась высокая худая фигура в маскхалате с откинутым капюшоном. Примерно так из режима «стелс» выходят хуги. То есть буквально из ничего вдруг появляются контуры тела. Сначала смазанные, потом более рельефные и отчетливые.

Этот тип тоже владел секретом невидимости. Вот почему мы не могли его засечь. Невидимка мог спокойно менять позиции у нас на глазах, не беспокоясь о том, что его засекут.

Но это были еще не все сюрпризы на сегодня.

Стрелок стоял достаточно близко. Я напряг зрение и понял: он не был человеком. Правильнее сказать – больше не был. Чья-то зловещая воля подняла из могилы мертвеца, от которого сохранился лишь скелет, и отправила нам навстречу. Я видел зловещий оскал черепа, пустые провалы глазниц, две впадины-дырки на месте носа.

Но это был не просто мешок костей. Снайпер представлял собой едва ли не идеальную машину для убийства.

Чтобы упокоить обычного зомби, нужно разнести его мозг. Задача непростая, но выполнимая. У этого же порождения чьей-то буйной фантазии мозга не было. Более того – прямо в середине черепа зияла дырка неправильной формы. Эту тварь уже пытались вернуть в преисподнюю, но без успеха. Надеяться на огнестрельное оружие не имело смысла.

Скелет хищно улыбнулся, поднял вверх свою «Грозу», угрожающе потряс ею и пошел к нам. Неторопливо, с железной уверенностью в том, что от него никто не уйдет. В самом деле, мы были настолько измотаны, что на сопротивление не оставалось сил. Скелет подошел к аномалии, осторожно поставил правую ногу на пепельные бугорки. Так проверяют воду, прежде чем с разбега в нее нырнуть. Убедившись, что все в порядке, шагнул в аномалию, клацая нижней челюстью. Пройти ему удалось всего ничего. Долина «гейзеров» успела зарядиться и обрушила всю накопленную энергию на непрошеного визитера. Слава богу, мы давно уже были в безопасном отдалении. Снайпер исчез в вихре пламени. Взметнувшийся высоко в небо огненный столб принялся пожирать тварь. Горела она с жутким треском.

Скелеты не должны кричать. Им просто нечем. Но, клянусь всем, что у меня есть, этот вопил как грешник на сковородке. И его отчаянные вопли раздирали барабанные перепонки, столько в них было ужаса и нечеловеческой боли.

Потом они прекратились.

Мы переглянулись. До самого последнего момента казалось, что снайпер-невидимка благополучно пересечет долину «гейзеров» и продолжит охоту на нас уже здесь. Но аномалия решила иначе. Что ж, он получил свое.

Мы облегченно вздохнули. Кажется, опасность миновала. Мертвец сгорел. Его гибель обошлась нам ценой погибшего Тыквы. Я не испытывал к этому дикому симпатии, но мне было его жалко. Так уж устроен человек. Прощает зло обидчику, жалеет тех, кто не достоин жалости.

Тут что-то резануло меня по глазам. Я заметил чье-то движение там, где двигаться было нечему. Физически нечему. Аномалия только что закончила бушевать, столб пламени уже опал. Однако было видно, как по пустоши ползет черное обуглившееся существо. Идти оно, видимо, уже не могло, но это его не останавливало. Существо выдвигало вперед костяные руки-грабли, цеплялось за выступы камней, подтягивало тело и упорно преодолевало сантиметр за сантиметром, оставляя в пепельном покрытии след. Мне стало жутко.

Разрази меня гром! Тварь, охотившаяся за нами, выжила в пекле. Это было невероятно. Во рту пересохло, сердце бешено застучало в грудной клетке. Я попытался нащупать автомат. Не найдя его, подался назад, упал на спину и, толкая пятками рыхлую землю, тоже стал отползать. Жук ахнул, вскинул автомат, но почему-то не спешил нажать на спусковой крючок. Что-то удерживало его.

Обугленная тварь, почуяв, что привлекла наше внимание, сделала попытку встать на одно колено. Не сразу, но ей это удалось. Черный как смертный грех скелет распрямился, шагнул и… порыв ветра развеял его на мириады частиц.

Глава 16

Мы завалили тело Тыквы камнями, водрузили импровизированный крест из нескольких срезанных и связанных бечевкой веток, немного постояли с непокрытыми головами и пошагали дальше. Там, куда отправился Тыква, у него больше не было никаких проблем, зато нам в поисках батарейки предстояло зайти гораздо дальше, чем хотелось бы.

– Я долго ждал, когда же размен начнется, – тихо сказал Жук.

Я непонимающе уставился на него:

– Чего ты ждал? Повтори.

– Ждал, когда первый умрет. Рано или поздно это должно было произойти. Не поверишь, даже волновался. А теперь успокоился. Отсчет смертям начался. Вопрос – кто следующий?

– А без этого никак?

Жук помотал головой:

– Никак. Нас долго не трогали, но за все надо платить. С Тыквы все только началось. Он первый, но не последний.

– Перестань каркать, – разозлился я.

– Просто предчувствия, – пожал плечами он.

– Ну так засунь их в одно место!

– Ругайся – не ругайся, все равно не поможет. А Тыква… Знаешь, я, еще когда первый раз его увидел, подумал, что не жилец он.

– С чего ты решил, что он был не жилец?

– Да как тебе сказать. Просто почувствовал. А еще я почувствовал, что на нем не остановится. Тут как в футболе – стоит только счет «размочить», и понеслось.

– Здесь тебе не футбол!

Еще немного, и я бы психанул. Жук сообразил, что дальнейшие разговоры приведут только к нервному срыву, и замолчал. А я стал приводить себя в порядок.

Привычные способы не помогали. Жрец протянул мне сигарету. Я машинально сделал затяжку и тут же отбросил окурок, не получив ни капли удовольствия.

– Плюнь, – посоветовал Жрец. – В голову не бери.

– Не буду.

– Молодец. Смерть – штука паскудная, но встреча с костлявой ждет всех нас. Так что забей на все и думай о себе. Оно полезней будет.

– Почему шептун насылает на нас свои порождения и не идет сам? – спросил я Жреца.

– А он такой же, как мы. Точно так же опасается за собственную шкуру и предпочитает загребать жар чужими руками. Хотя, если говорить о драке, я бы предпочел иметь дело с его порождениями, а не с ним. Шептун – коварная сволочь. Никогда не знаешь, в какой момент ему удастся залезть в твою голову. И еще. Мне кажется, он подозревает о твоем присутствии и потому будет держаться в стороне, пока точно не выяснит.

– Ты все еще веришь, что у меня иммунитет на его штучки?

– Иначе я бы не ввязался в эту авантюру.

В это время на базе диких академик Симбирцев мрачно рассматривал свои ладони. И чем дольше он на них глядел, тем суровей становился его взгляд.

Нет, не зря он напичкал всю базу «жучками». Вернее, часть их уже была тут с самого начала. Все же первыми хозяевами были военные, а они обустраивались как положено, с соблюдением всех мер предосторожности. Особенно расстарались особисты. Бюджет позволил им нафаршировать практически все помещения скрытыми микрофонами. Потом база попала под блуждающую пространственно-временную аномалию и едва не рассыпалась на части. Находиться здесь стало опасно. Военные законсервировали базу и убрались, а Симбирцев спустя год совершенно случайно выяснил, что действие аномалии прекратилось. Естественно, разрушений хватало, но количество их не превысило критическую отметку.

Такой козырь всегда полезно иметь в рукаве. О том, что база может функционировать в прежнем качестве, не знал никто. Уже тогда академик Симбирцев умел прятать следы и убирать свидетелей. И совсем не обязательно было их убивать самолично. В АТРИ хватало смертельно опасных мест. Оставалось лишь подстроить обстоятельства так, чтобы неугодный свидетель по служебным надобностям оказывался там, где вовсю орудовали хуги, на каждом шагу попадались «огненные гейзеры», а в случае сияния не нашлось подходящего убежища.

Пароль к системе ему помог подобрать инженер-электронщик (царствие ему небесное), который занимался отладкой оборудования для КИПов. Специалист был ценный, и Симбирцеву пришлось организовать его похищение прямиком из Муторая, куда инженер заглядывал по коммерческим делам: толкнуть дефицитную микросхемку, взять заказ на ремонт спецоборудования, да просто «погудеть» в кабаке «Козья морда». Операция была сработана на совесть. Никто, включая мэра Муторая Петровича, даже не догадался, как и при каких обстоятельствах исчез несчастный электронщик.

Уязвленный по самое «не хочу» инженер долго ломался и не хотел работать на Симбирцева. Пришлось зазнавшемуся спецу сделать инъекцию препарата, который раньше вводили зэкам. Если через двадцать четыре часа не ввести антидот – человек погибал мучительной смертью. Инженера проняло, он уложился даже раньше срока, но обещанного антидота не получил. Симбирцев с самого начала не собирался оставлять его в живых.

Благодаря хитроумной системе, снабженной мощной аналитической программой, академику не приходилось прослушивать все разговоры, которые велись на базе. Компьютер сам находил для него то, на что стоило обратить внимание. Диким академик не доверял. А больше всего Симбирцев не верил Тузу, от которого в любой момент можно было ожидать пакости.

Сегодня подозрения подтвердились. Туз намеревался взять власть в свои руки, набрав достаточное количество сообщников, несмотря на то что Симбирцев держал диких в узде. С самого начала он отбирал в клан тех, чьи мутации оставались нестабильными. Никто не мог предсказать, до какой точки дойдет тот или иной человек, организм которого перестраивался под воздействием ка-излучения. Не существовало методик, однозначно определяющих, кто перед нами – без пяти минут зомби или потенциальный изгой с некими новоприобретенными способностями. Для таких бедолаг и существовала установка Симбирцева. Через определенные промежутки времени все участники клана проходили через нее и получали гарантию, что их мозг не превратится в труху, а вместо руки не вырастет костяной меч. Процедуру эту надо было периодически повторять.

Но вот с Тузом вышла промашка. Его мутация стабилизировалась. Теперь он не нуждался в установке, а значит, был независим. Независимость вела к бунту и последующему переделу власти. Иногда Симбирцеву казалось, что даже в Судный день люди будут выяснять, кто из них главный.

Туз затеял свою игру. Детали ее выяснить пока не удалось, но многое зависело от успеха экспедиции, самовольно отправленной конкурентом в борьбе за власть. Симбирцев решил ударить на опережение.

Приняв решение, он всегда выкуривал любимую трубку. Это была одна из немногих его слабостей. Намечалась операция по выявлению и зачистке недовольных. Без крови тут не обойтись. Туза и его основных соратников однозначно придется ликвидировать. Но одному не справиться. Нужен помощник, причем такой, на которого можно положиться хотя бы на первых порах. Дальше будут варианты, вплоть до физического устранения. С Тузом вышла промашка, повторять которую Симбирцев не намеревался. Двух вожаков в стае не бывает. Но ситуацию надо исправлять, иначе она, подобно снежному кому, сорвавшемуся с вершины горы, устроит настоящую лавину. Этого-то Симбирцев и опасался.

Он давно искал Тузу замену и, кажется, нашел. Его звали Арапом. На Большой земле он был киллером высокого класса, убивал крупных бизнесменов и политиков. Когда следствие напало на его след, Арапу, чтобы избежать гарантированной смерти от родственников и друзей его жертв, пришлось спрятаться в АТРИ. Пригодилась полученная еще в ПТУ специальность сварщика, причем высокого разряда. Если Арап за что-то брался, то отшлифовывал до блеска.

АТРИ всегда испытывала дефицит квалифицированных кадров, и вопрос с трудоустройством решился за один день. Так он попал в один из рабочих поселков. Вкалывать за гроши быстро надоело, он подался в вольные бродяги, потом, оценив все за и против, сколотил небольшую банду, которая охотилась за удачливыми добытчиками хабара. Целый год Арап и двое его дружков занимались разбоем, прежде чем их вычислили. Разъяренные вольные бродяги устроили самосуд. Убивать не стали – подстроили более извращенное наказание, отправив связанных бандитов под мощный источник ка-излучение. Дружки-подельники погибли, но Арап выжил, став мутантом. Затем его приняли в клан диких.

Прозвище родилось не на пустом месте. Кожа Арапа под воздействием ка-лучей стала вырабатывать темный пигмент, а волосы завились в кудри и перекрасились в черный цвет. Теперь, пожалуй, его бы и родная мать, будь она живой, не узнала. Не скажешь, что раньше он был бледным как полотно, с рыжими прямыми волосами. А самое главное – Арап начал представлять собой нешуточную угрозу для клана. Мутации зашли слишком далеко, уже проявились каннибальские наклонности. Однажды его застигли в клетке, в которой держали более-менее спокойных зомби. Они еще могли приносить клану пользу: были носильщиками и просто рабочими, делая то, что не требовало особых навыков.

Арап под прикрытием ночи забрался в клетку, убил одного зомби и стал пожирать. За этим занятием его и застукала охрана. Об инциденте доложили Симбирцеву. Тот взял Арапа на карандаш. Лишь установка спасала дикого от незавидной участи перевоплощения. И, конечно, Арап был по гроб благодарен Симбирцеву. Хорошо, теперь ему выпал шанс доказать это на практике.

Симбирцев повернулся к одному из охранников и твердым голосом произнес:

– Вызовите Арапа. Передайте ему, пусть поспешит.

Обстановка накалялась. Каждый пройденный километр приходилось брать с боем. Сначала дюжина упырей свалились на нас как снег на голову. До этого они долго и неподвижно сидели на верхушках высоких деревьев, а когда мы оказались в пределах досягаемости – разом сиганули вниз.

Мы, если честно, атаку прозевали. В оправдание могу сказать одно: даже тепловой сканер не позволил бы нам заранее обнаружить засаду.

Упыри, холоднокровные существа, умеют впадать в особое состояние, когда температура их тел равна окружающей. Кажется, будто эти твари пребывают в спячке, но на самом деле они чутко мониторят местность в поисках добычи. А завидев – долго не думают.

Они тупые, но справиться с ними сложно. Во-первых, они редко нападают поодиночке. Во-вторых, их атака всегда внезапна. В-третьих, движения упырей столь стремительны, что обычный человек просто не успевает среагировать. Остается уповать на удачу и на то, что товарищи успеют снять монстра-кровопийцу до того, как он вцепится огромными клыками тебе в вену и присосется языком-трубочкой.

Упыри летели к земле как молнии. Темно-коричневые, абсолютно лишенные волосяного покрова, гладкокожие, лоснящиеся. Уродливые и страшные. Быстрые и опасные.

Разумеется, мы не успели снять их на подлете. Автоматы загрохотали тогда, когда кровопийцы завалили Чугунка и Жука. Вокруг упавших диких сразу образовалась натуральная куча-мала. Фишка щелкнул своей рукой-плетью. Удар разнес одного упыря в клочки. Кровавые ошметки разлетелись по сторонам. Сразу три сородича погибшей твари, злобно шипя и хлопая крыльями, пошли на Фишку. Из открытых пастей угрожающе торчали длинные, как у саблезубых тигров, клыки.

Мутант снова взмахнул рукой, и тотчас же ему на спину спланировал еще один кровосос. Не ожидавший такого Фишка полетел на землю.

Я же сражался с шипящим, как рассерженный гусь, упырем, который кожистым крылом выбил у меня из рук автомат. Он был выше ростом и гораздо сильнее. Под гладкой кожей легко угадывались пузырящиеся мышцы. Мне удалось схватить его за крыло. Из-за мутаций вес упырей уменьшался, а кости становились полыми и хрупкими. Этим я и воспользовался. Сначала раскрутил упыря против часовой стрелки, а потом впечатал в ствол старого дуба. Удар был что надо. Рука-крыло сломалась с треском. Упырь взвыл. Тогда я вцепился ему в горло и не отпускал хватку до тех пор, пока глаза кровососа не закатились, а язык не выпал из пасти и не свесился набок.

В горячке совершенно вылетело из головы, что, кроме автомата, у меня еще и подаренный Жрецом кинжал. Он так и остался в чехле. Я по-прежнему дрался руками и ногами. С кровососами можно справиться в рукопашной, особенно если они лишены пространства для маневрирования. Тогда их достоинства превращаются в недостатки.

Мне удалось повалить еще одного кровососа и раздавить его башку сапогом. Хрустнул череп, оросив бурой кровью траву. Его содержимое превратилось в кашицу, я с трудом подавил рвотный позыв.

Еще с одним удалось справиться старым дедовским способом. Физиология упырей в некоторых отношениях осталась человеческой, и классический удар по причиндалам причинял им дикую боль. Все-таки разница в весе дала о себе знать. Отчаянно верещащего кровопийцу подбросило, пролетев пару метров, он грохнулся на землю и стал корчиться от боли.

Мне удалось снова завладеть автоматом. С «калашом» дело пошло веселей. Стараясь не зацепить никого из своих (странно, когда они стали мне своими?), я в упор расстрелял широко распростершего крылья упыря, потом кинулся к груде тел. На дне ее, весь в чужой и своей крови, барахтался Жук. В этой ситуации автомат пришлось использовать по-другому. Положившись на крепость изделия ижевских оружейников, я принялся лупить тварей прикладом, словно бейсбольной битой. Хоть кости черепа и считаются самыми прочными, но я с легкостью размозжил башку сразу двум упырям. С моей помощью Жук сумел подняться, вдвоем мы бросились на выручку Чугунку. Фишка справился самостоятельно. Его энергетическая плеть рассекала воздух, как бич пастуха. И каждый раз какая-то из тварей заходилась в вопле.

Немного погодя распрямился и Жрец, стряхнув с себя двух рассерженно шипящих на уровне ультразвука летунов. По глухим хлопкам можно было догадаться, что дикий пустил в ход пистолет.

Пока что наша маленькая экспедиция не несла потерь. Но выглядели мы неважно. Почти все были ранены в той или иной степени. Лично у меня зацепило ногу. Подыхавшая тварь, которая только казалась мертвой, достала меня с земли. Я сначала не сообразил, откуда взялась жгучая боль в лодыжке. Опустил глаза и увидел вцепившегося в ногу упыря. Похоже, они, как и летучие мыши-вампиры, умеют вырабатывать обезболивающие ферменты. Жертва не сразу понимает, что из нее вовсю выкачивают кровь. Мне повезло, что силенок у сволочи осталось мало. Цапнуть как следует здоровенными клыками у нее не получилось. В принципе я легко отделался, могло быть и хуже. Да и среагировал своевременно, иначе за считанные секунды потерял бы много крови. Когда надо, упыри могут высасывать жертву практически моментально. Но – повезло. Я врезал твари прикладом, а когда кровопийца оказался на достаточном удалении, не пожалел патронов, превратив его в решето.

Кровопийц было больше, чем я думал. Видимо, к дюжине нападавших прибыло подкрепление. Десятка полтора жутких созданий вились вокруг нас, собираясь вступить в схватку.

Встав спиной к спине, мы открыли кинжальный огонь. Пули косили упырей как траву. Кровососы будто налетали на невидимую стену и валились, словно снопы. Скоро с ними было покончено. Раненых особей добили, и отнюдь не потому, что хотели облегчить их мучения. Кто знает, насколько живучи эти сволочи? Вдруг заваленная, но недобитая тварь уже завтра начнет за тобой охоту?

Это АТРИ, тут всегда есть чему удивляться.

Обработав и перевязав раны, мы двинулись дальше, надеясь, что больше у шептуна не осталось резервов и он лично выйдет навстречу.

Глава 17

Хватив адреналина по самое горло, мы долго не верили, что смогли покрошить два с лишним десятка упырей. Соотношение и впрямь было фантастическое. Зачастую размен бывал один к одному. Кое-какая соображалка у кровососов имелась, и они редко нападали на группы вооруженных людей, предпочитая одиночных жертв. Но тут им пришлось действовать по приказу шептуна. Иного объяснения той атаке не было.

Потрепали они нас прилично. Все, включая меня, прибегли к шприц-тюбику с обезболивающим. Впрыснутые в наши тела ферменты, вырабатываемые упырями, действовать перестали. Да и горячка боя, во время которой забываешь обо всем на свете, прошла. Только спустя сутки я перестал чувствовать себя дряхлой развалиной, непрестанно жалующейся на болячки.

Хуже всего пришлось Коту. Ему досталось сразу от трех кровососов. Парень страдал неимоверно. Сначала он еще как-то держался на инъекциях, но потом окончательно сдал. Руки и ноги опухли, мучили непрекращающиеся боли. Самым паршивым было то, что помочь ему мы не могли. Лекарства из походной аптечки больше на него не действовали. Муки становились все невыносимей, но сознания он не терял.

Пришлось сделать внеплановый привал. Пока Кот стонал, закусив губы, мы собрались на короткое совещание. Выхода у нас не было. Идти самостоятельно Кот не мог. Вариант с носилками не годился. Во-первых, далеко мы бы не ушли, во-вторых, боеспособность отряда резко понижалась. Надо было что-то решать. И единственный вариант не нравился никому. Разве что Фишке, которому было на все наплевать. Он сразу предложил свои услуги.

Сложно передать, что чувствовал в тот момент каждый из нас. Я не мог себе представить, как это – убить своего же, пусть даже совершив этим акт милосердия. Все внутри меня кричало, что так нельзя. Однако разум понимал необходимость поступка. Даже если эту грязную работу Фишка проделает за нас, от моральной ответственности все равно никуда не деться. И совесть будет грызть меня всю жизнь.

И тут Кот решил проблему сам. Очевидно, его разум тоже искал выход. И он нашелся поблизости.

Мы были слишком удручены ситуацией и не обратили внимания на кустарник по соседству, покрытый легким белым налетом. Аномалия «пивная кружка» была в двух шагах, парень подполз к ней и затих. На губах его появилась дурацкая ухмылка.

«Пивная кружка» славится мощным психотропным действием. Человеку, который в нее попал, сначала становится хорошо. Он не чувствует боли, блаженно улыбается и хихикает как слабоумный. А потом наступает расплата. Раскалывается голова, в горле пересыхает, мышцы сводит, начинается рвота, спазмы в желудке, сердце колотится в бешеном темпе. Последнее и сыграло главную роль в судьбе несчастного Кота, поставив жирную финальную точку. Похоже, у него были проблемы с «мотором». Дикий умер от сердечного приступа. Однако умер, улыбаясь. Пожалуй, это была не худшая из смертей.

Первым неладное почувствовал Жрец. Он обернулся и увидел тело Кота, распростертое на земле.

Мы за ноги выволокли парня из зоны действия аномалии. Жук проверил пульс, дыхание и констатировал его смерть.

– Отмучился, слава тебе господи! – сказал ученый и снял с головы пилотку.

Знаю, что покажусь черствым, но в тот момент это известие сняло тяжесть с моей души. Мы больше не были скованы по рукам и ногам.

Чтобы немного разрядить обстановку, Чугунок заставил нас почистить автоматы. Признаюсь, он был полностью прав. Когда ты занят делом, голова меньше отвлекается на постороннее.

Потом начался дождь. С небес низвергся Ниагарский водопад. Мы смастерили примитивный навес и оттуда наблюдали, как на наших глазах возникает море разливанное. Еще немного, и передвигаться придется вплавь.

Жук задумчиво курил и, как обычно в последнее время, сигареты исключительно одной марки – чужие. Никто на его «Розочку» не польстился. На вопрос, какого хрена он не выкинет эту дрянь, Жук ответил:

– Мало ли как дела повернутся. Вдруг пригодится?

Я, вспомнив рассказы мужиков постарше о том, как в конце восьмидесятых – начале девяностых ситуация с куревом в полуразрушенном Советском Союзе обстояла настолько плохо, что многие курильщики не гнушались поднимать чужие бычки, понимающе кивнул. Боюсь, на вершине плато сигаретами будет не разжиться.

Дождь лил и лил. Если бы не градусов десять тепла и не родные березки с осинками, можно было бы подумать, что начался тропический ливень, а сами мы находимся где-то в джунглях Амазонии.

– Кажись, это надолго, – произнес Чугунок, высовывая голову из-под навеса.

Лучше бы он этого не делал.

Скажу сразу – я не видел и не слышал ничего подозрительного. Интуиция, мое шестое чувство, не вопило об опасности. И не только мое. Все были спокойны и безмятежны. Как выяснилось, зря.

Сейчас легко говорить об этом, можно проанализировать события, сделать выводы на будущее и зарубки на памяти. А вот тогда…

Не знаю почему, но в тот момент нам казалось, что сейчас мы в безопасности, что дождь даст нам передышку, что шептун, после недавней неудачи с упырями, оставит нас в покое. Пусть ненадолго, но отлипнет. Какой-никакой – повод. Холод, дождь, мокрые ноги, стучащие зубы. Ну что у него, других дел нет, что ли?

Короче, мы потеряли бдительность.

Это не было преступной халатностью. Просто на всех вдруг накатила какая-то волна расслабления. Хотелось забыть ненадолго о проблемах, взять тайм-аут, как в спорте.

Теперь мне ясно, откуда взялось это состояние легкой эйфории и беспечности. Причина – отнюдь не наша физическая и моральная усталость, не монотонный стук тяжелых дождевых капель. Разумеется, но не это было главным. Шептуны – не единственные существа, которые умеют контролировать и подчинять своей воле людей.

Когда прямо на моих глазах из сплошной водяной струи появилось нечто, с виду похожее на человека и на первый взгляд совершенно безоружное, и неуловимым движением снесло Чугунку голову, я оцепенел.

Меченосец, а это был он, расправился с диким в мгновение ока. Хватило всего одного выверенного до математической точности удара. Никогда бы не подумал, что человеческая кость способна перерубить шею. Но это свершилось при мне. Чугунок лишился головы. Атаковавший нас мутант, чья правая рука наполовину представляла собой выросший из лучевой кости острый и прочный меч, отделил башку дикого от туловища с грацией самурая.

Оцепенение быстро прошло. Все же меченосец был слабым гипнотизером. Вдобавок ему приходилось управляться с целой группой людей. Не так-то это просто. Рано или поздно кто-то обязательно выйдет из-под контроля. Первым был я, вторым – Фишка. Именно он и спас нас.

Два опаснейших существа схватились в быстротечной схватке. Разглядеть ее детали можно было бы разве что при замедленном просмотре кинопленки. Человеческому глазу их смертоносный поединок казался мельтешением нескольких пятен – настолько быстрыми были движения.

Жук направил на них автомат, но я положил руку на ствол:

– Обожди.

Что-то сверкнуло: Фишка пытался пустить в ход свое оружие. Но меченосец с легкостью отбил удар энергоплети. Эти двое стоили друг друга. Драка шла на равных. Победитель так и не определился. Оба давно уже перестали быть людьми, зато их способности превосходили человеческие в разы. Мы завороженно следили за схваткой, понимая, что если меченосец победит Фишку, то сразу же примется за остальных. Он пришел сюда убивать и не уйдет, пока не насытится.

Противники из вертикального перешли в горизонтальное положение. Вцепившись в друг друга, покатились по траве. Перед глазами мелькала то исполосованная энергоплетью спина меченосца, то, вся в крови от порезов, – Фишки.

– Мне надоело стоять и пялиться, – со злостью произнес Жрец.

Я был готов ко всему, но только не к этому. Жрец всю дорогу казался мне кабинетным ученым, которого злая прихоть фортуны вырвала из привычной среды и бросила в самое пекло. Ему не раз и не два приходилось творить черные дела, но такое просто не укладывалось у меня в голове. Жрец хладнокровно открыл огонь по клубку переплетенных тел. Ему было абсолютно все равно, в кого он попадет – в меченосца или в Фишку.

Ему пришлось израсходовать весь рожок, прежде чем поединщики замерли. Фишка в последний момент попытался заслониться меченосцем и сейчас лежал, погребенный под его телом. Но остекленевший взгляд дикого недвусмысленно говорил о том, что это не помогло. Фишка погиб.

Меченосец принял на себя большинство пуль, он лежал неподвижно, как полагается трупу.

– Все, хана, – вытерев пот со лба, сказал Жук.

Он столкнул ногой меченосца, тот опрокинулся на спину и остался лежать с широко раскинутыми руками. Глаза его были закрыты. Костяной меч привлек мое внимание. Я присел, стараясь не глядеть на лицо мертвеца, принялся разглядывать его оружие.

– Не каждый может похвастаться, что завалил меченосца. Можно отрубить эту ерундовину и потом загнать за хорошие деньги. В АТРИ такие трофеи в цене, – произнес Жрец.

– Зачем ты его убил? – вскинулся Жук. – Ты что – псих?

Хоть он не назвал имени, было ясно, что речь идет о Фишке.

– А что еще оставалось делать? – зло прищурился Жрец. – Тупо смотреть, как меченосец сперва порвет его, а потом переключится на нас? Только тогда у нас бы даже шанса на победу не осталось. А мне моя шкура дорога.

Теперь я смотрел на Жреца другими глазами и видел то, чего раньше не видел. И это мне не понравилось. АТРИ способна превратить нормального человека в хищника. А вот обратного пока не наблюдалось.

Жук тоже глядел на Жреца исподлобья. Тот правильно истолковал его взгляд.

– Неужто за этого уродца переживаешь? Был бы повод, он бы с тебя живого три шкуры снял. Нашел кого жалеть!

Жук врезал дикому прикладом по лицу. Врезал не со всей силы, но чувствительно. Жрец отвернулся, выплюнул сгусток крови и выбитый зуб и, криво ухмыльнувшись, спросил:

– Все?! Отвел душу? Ну и ладушки. На этом заканчиваем выяснять отношения. Мы еще дело не сделали.

– Пошло оно, твое дело! – выругался Жук. – Как хотите, а я возвращаюсь. Арчи, ты со мной?

Я отрицательно покачал головой:

– Прости, но мне обязательно надо добраться до батарейки.

– Плюнь, Арчи! Всех денег все равно не заработаешь. Не стоит эта цацка твоей жизни.

– И что с того? – мрачно спросил я.

– А, бог с тобой! – махнул рукой Жук.

Он развернулся и пошел в обратном направлении. Жрец встал у него на пути. Жук попытался сдвинуть его плечом, но дикий устоял.

– Не спеши. Даже если ты найдешь обратную дорогу, в чем я искренне сомневаюсь, подумай о своих товарищах. Если мы не принесем цацку, Туз их грохнет.

– Не грохнет. Они нужны Симбирцеву.

– Симбирцеву, может, и нужны, – согласился Жрец. – Только все течет, все меняется. Сегодня на коне Симбирцев, завтра – Туз. А Тузу на товарищей твоих плевать.

– Ага, а если мы ему принесем батарейку, то он умилится и сразу же вернет всем свободу, – с сарказмом воскликнул Жук.

Жрец всплеснул руками:

– А кто тебе сказал, что мы сразу ему ее отдадим? Держи карман шире! Нешто мы на идиотов похожи? Не знаю, как насчет тебя, парень, а я себя за умного держу. Будет батарейка, будет и торг. Если грамотно все продумать, можно у Туза много чего выпросить. Поэтому перестань заниматься самоедством. Сдох Фишка – туда ему и дорога. Я, можно сказать, полезное дело сделал, и на том свете с меня пару грехов за это спишут.

– Сковородку там тебя заставят лизать раскаленную, – буркнул Жук. – На что угодно готов поспорить, окажись я на его месте, ты бы и меня пулями нафаршировал.

– А как же! Тебя бы в особенности, – улыбнулся дикий. – Все, хватит спорить. Надо нам друг за дружку держаться. Мало нас осталось.

– Так ведь твоими стараниями на одного меньше, – снова не удержался Жук.

– Что было, того назад не воротишь, – вздохнул тот. – Чугунка похороним, мир его праху, и в путь-дорогу. Немного нам еще топать осталось. Совсем чуток.

И только я заметил, как лежавший трупом меченосец приоткрыл глаза.

Арап выглядел осунувшимся сильнее, чем обычно. Немудрено при его ускоренном метаболизме, не зря мужика на мясо потянуло. Перестройка организма требует массу энергии, а где ее возьмешь, как не в мясе? Особенно в человеческом. Это Симбирцев знал по своему опыту. Помнил жуткое состояние вечного голода, неимоверную боль в желудке и желание есть, рвать пищу на части, жрать, жрать, жрать. Тут как раз и установочка его, на скорую руку сляпанная, но рабочая, пригодилась. Притормозила процессы, некоторые вообще вспять повернула, правда, не основные, не главные. Знай об этом его изобретении шишки с Большой земли, те, что АТРИ курируют, – с руками бы оторвали. Но не для того он ног своих лишился, чтобы делиться с кем-то.

А вот Арапу совсем плохо. Плющит мужика. Хорошо хоть пока зомби питается. Есть, значит, какой-то барьер, но долго он не продержится. Когда прижмет по-настоящему, забудет Арап обо всех моральных комплексах, будет ему все равно, вцепится в горло ближнему своему, как вцепился когда-то Симбирцев в молоденького ассистента, только тот, скотина, успел, обороняясь, по ногам ему из пистолета шмальнуть. Так что железо надо ковать, пока горячо. Потом поздно будет. Превратится Арап в нелюдь, а с нелюдью уже не поговоришь вот так, с глазу на глаз, доверительно. И проблемы свои с чужой помощью не порешать.

– Подойди поближе, – приказал Симбирцев. – Не бойся, не укушу.

Он усмехнулся, вспомнив того, молоденького. Ну что поделать, подвернулся тот под руку не вовремя. Кто ж знал, что оно так выйдет? А потом установка помогла. Больше не нужно было Симбирцеву мяса человеческого. Но, чего греха таить, хотелось иногда. Как вспомнит сладковатый привкус на губах, так невольно от удовольствия зажмурится. Но держать себя надо в рамках, и обязательно!

Арап вздрогнул, медленно, на несгибающихся ногах подошел и встал рядом.

Понятно, отметил про себя Симбирцев, опасается, что дошли до меня вести о его похождениях. Решил, что наказывать буду. Вот и боится – а это хорошо. Страх – оружие полезное, если применять его с умом. Только не все же на кнут опираться. Еще и пряник нужен.

Симбирцев поманил его к себе, заставил склонить голову и прошептал на ухо:

– Человечек мне нужен надежный. По важному делу нужен. Справишься?

Арап распрямился с готовностью, почти по-военному (хотя почему «почти»? – был он раньше офицером, служил во внутренних войсках) чеканя каждый слог, сказал:

– Так точно, справлюсь.

Симбирцев знаками прогнал охрану. Нечего их посвящать в такие тонкости. Не для того он их при себе держит.

– Тогда сделай так, чтобы Туз заснул и не проснулся. Сделаешь?

На смуглом лице Арапа не отразилось ничего.

– Сделаю, – кивнул он.

Взгляд меченосца был осмысленным и жестоким. Так смотрит тигр на жертву, готовясь разорвать ее на части. Я вспомнил, что слышал о меченосцах, о том, что они живучи и вдобавок обладают способностью к быстрой регенерации. Очевидно, ранения оказались не смертельными, вот он и хочет посчитаться. Тем более есть за что.

Паршиво, что, кроме меня, этого никто не видит. Оба моих компаньона записали меченосца в покойники.

Чтобы вскочить на ноги, меченосцу понадобилось меньше секунды. Он с легкостью отбросил от себя Жука, который даже за автомат схватиться не успел. Свалил с ног и оглушил Жреца. Мгновенно оказался рядом со мной, всего в паре сантиметров от моего носа, хищно ощерился и…

Такого не бывает, такого просто не может быть. Вероятность совпадения была слишком мала. И, тем не менее, я стоял лицом к лицу с человеком, которого видел на фотографии. С тем, кого Жрец называл моим отцом. Я испытал настоящий шок.

Люди, стиравшие мою память, постарались на славу. Даже если я действительно провел четыре года детства в АТРИ, у меня о том периоде никаких воспоминаний не осталось. Но все же природа человеческая так и не изучена до конца. Что-то сработало на генетическом или ином, неведомом мне уровне. Сейчас, вперив взгляд в меченосца, я всеми фибрами души ощутил – это действительно мой отец. Папа, папка! В детдоме мы все мечтали о родителях, воображали себя потерянными принцами и принцессами, видели в грезах, как нас находят, забирают домой. Были готовы простить все на свете. Пусть будет пьяницей, самым пропащим человеком – лишь бы приехал и забрал. Только за это я был готов любить его всю жизнь. Но даже в страшном сне мне не могло присниться то, во что превратился мой отец.

Я потерял очень важное и не знал, где его найти. Не знал, как исправить, и понимал, что исправить точно невозможно.

Проклятая АТРИ разлучила нас. И, даже сведя вместе, сделала смертельными врагами. Путь к моей жизни лежал через его смерть, как это ни больно признавать. А его жизнь целиком зависела от того, как он со мной поступит и сколько человеческого в нем осталось.

Я очень не хотел его убивать. Страстно не желал этого делать. Молил, чтобы это было наваждением и дурным сном. Ну почему, почему именно ты, папка?!

Если перед смертью человек вспоминают всю свою жизнь, почему я не мог вспомнить те четыре года, проведенные с отцом?! Меня лишили даже такой ничтожной вещи.

Меченосец отвел руку назад для короткого колющего удара. Он знал, куда надо бить. Плоть так непрочна и слаба. В ней так много уязвимых мест. Он умел убивать и убивал. И я сейчас захлебнусь собственной кровью и умру, как умирали те, другие, которые уже встречались на его пути. Осталось чуть-чуть. Одно короткое движение. Раз и все.

Он хотел убить, но не смог. Что-то остановило его меч. Странно, такого с ним раньше не случалось. Потом он почувствовал запах. Его ноздри широко распахнулись, уловили тончайшие ароматы, и среди них было нечто знакомое, теплое, то, от чего кровь в жилах сначала закипела, а потом превратилась в лед. Зверь, сидевший в меченосце, исчез, напоследок сообщив нечто очень важное. Спала пелена с глаз, но взамен пришла лютая тоска. Он едва не убил частицу себя. Это было так страшно, что меченосец обхватил голову и завыл. В этом вое смешалось все. А потом он убежал.

Глава 18

Я долго приходил в себя, жадно пил из воду из фляжки, курил. Хмурый и злой Жрец ходил вокруг меня, у него жутко болела голова. А Жук в который раз с удивлением спрашивал:

– Почему? Почему он убежал?

Я не стал посвящать их в детали, отделался коротким путаным рассказом. Пусть эта тайна останется со мной. Показалось мне или нет, но меченосец сумел меня опознать, иного объяснения столь странному поведению я найти не мог. Этот вой, в котором было столько тоски и боли! И взгляд, брошенный напоследок. Это уже не был взгляд зверя.

Папа, папа. Ты почуял родную кровь, потому и ушел, пощадив всех нас. Отцовское чувство оказалось сильнее… Человек победил зверя внутри себя. И потерял все, ничего не приобретя взамен.

Лучше мне так и не стало. Если меченосец пришел сюда по приказу, значит, он появится снова. И тогда мы опять окажемся перед проблемой выбора. Кому жить, кому умереть, и кому захочется жить после этого. Ужасное уравнение с ужасными неизвестными.

Я не трусил, не прятал голову в песок, подобно страусу, но мне так хотелось, чтобы неизбежное случилось как можно позже. Не со мной и не с отцом.

Туз жил один, без охраны, не без оснований считая, что если сам не сможешь постоять за себя, другие тебе не помогут. К тому же телохранителей всегда можно подкупить или перевербовать. Засланный казачок тем и опасен, что может пригреться, как та змея. Нет, одному проще. Знаешь, когда и в чем на себя можно положиться.

Туз людям не доверял. Неподкупные ему не попадались. Всякая вещь имеет свою цену. Кто-то продастся за три копейки, кто-то – за три «лимона», но продаются все. Этому его научил горький опыт.

Статус позволял ему иметь персональные «хоромы» – обыкновенную деревенскую избу. Он ненавидел подземелье, в котором прятался Симбирцев, предпочитал поверхность и простор. Но сейчас ждал гонца из бункера. Тот появился в назначенный срок.

Угодливый суетливый мужичонка, юркий и незаметный, прошмыгнул в сени, тихой сапой проник в светлицу. Остался стоять, комкая в руках серую зэковскую ушанку.

– Говори! – велел Туз.

– Завтра, – выдохнул мужичонка.

Туз встал. Когда на него находило, он начинал метаться как тигр в клетке. Бешеная энергия требовала выхода. Но он не имел права расходовать ее впустую. Мало времени осталось, слишком мало.

– Кто?

Туз привык к коротким рубленым фразам, предпочитал речь, в которой каждое слово несло максимум информации.

– Арап. Ему было велено вас убрать. Прикажете того? Чик?

Мужичонка провел по горлу ребром ладони.

Значит, Симбирцев пронюхал, старый лис. Что ж, этого следовало ожидать. До открытого противостояния пока не дошло, стороны прощупывали друг друга, продумывали тактические ходы, но развязка была не за горами. Кто-то должен был начать первым.

– Так что нам с Арапом-то делать? Грохнуть к чертям собачьим?

– Пока не надо. Успеется.

Туз присел на лавку. Ценная информация прямиком из логова заклятого врага получена. Убрать Арапа он всегда успеет. Кто предупрежден, тот вооружен. Всему свое время. Король умрет, здравицу будут кричать новому. Дальше начнется главное, то, ради чего он все это затеял. Пора брать быка за рога. Клан еще заявит о себе. Будда раз и навсегда заткнется, получив по мордасам, военные тоже смирятся. Кто будет против – пожалеет. Кто примкнет – получит по заслугам.

– Я буду карать. – Туз рубанул рукой воздух. – Карать и миловать! Миловать и карать!

Еще в лесу мы услышали бульканье и шелест воды.

– Речка, – сказал Жрец. – Нам туда.

Мы пошли на звук. Действительно, за деревьями показалась речушка метров пятнадцать шириной. Берега у нее были болотистыми, поросли тонкими осинами и высокой травой, очень похожей на осоку.

– На ту сторону как перебираться будем? – спросил я.

– В брод махнем. Тут неглубоко. Не утонем.

После гибели половины нашего и без того не очень большого отряда для каждого из оставшихся в живых поклажи прибавилось. Помимо той тяжеленной штуковины, которую я пер с момента выхода из лагеря, пришлось тащить еще и вещи Чугунка. Мы резонно решили, что боеприпасов и оружия слишком много не бывает, поэтому захватили все, что смогли унести. Привалы теперь случались чаще и длились дольше.

Под ногами захлюпало – мы ступили на берег. Воды было по щиколотку, но с каждым шагом ее уровень повышался. Еще немного, и я зачерпнул в сапоги.

– Все нормально, – предупредил Жрец. – Максимум по пояс будет. На том берегу костер разведем и согреемся.

Ветер шевелил кусты и деревья, серые перья облаков нависали над головами. Перейдя реку вброд, мы поднялись на холм, лишенный растительности. Тут мы были видны как на ладони, однако никто не смог бы пробраться незамеченным мимо нас. Разве что хуги. О них я и спросил.

Жрец ответил:

– Насчет этого можешь не переживать. Давно замечено: если где-то водятся хуги, шептунов там не будет, и наоборот. Недолюбливают они друг дружку.

– Понятно, – кивнул я. – И долго нам еще до твоего царя горы плестись, чтобы цацку забрать?

– Малехо осталось. Завтра, наверное, там будем.

– Значит, завтра у нас тяжелый день, – решил я.

– Лишь бы тяжелой ночи не вышло, – криво усмехнулся Жук.

Развели костер, сварили кашу из концентрата. После еды меня разморило, глаза слипались, я зевал и валился с ног от усталости. Но, вот засада, нести караул первым выпало мне.

Жрец с Жуком улеглись спать, а я остался сидеть возле костра.

Обступившая со всех сторон ночь пугала странными звуками, непонятным шорохом, скользящими в полутьме тенями. Не верилось, что завтра все может закончиться, что цацка окажется в наших руках. А шептун… С его порождениями мы справились. Справимся и с ним самим.

Что-то насторожило меня, будто кольнуло острым шилом в спину. Я привстал, медленно развернулся на сто восемьдесят градусов. Палец послушно лег на спусковой крючок автомата.

За границей светового пятна, отбрасываемого костром, стоял он. Меченосец, мой отец. Зрелище было жутковатое.

Поднимать остальных по тревоге, будить Жреца и Жука, вспороть тишину автоматной очередью? Я бы так и поступил, если бы меченосец проявил агрессию, но он просто стоял, качаясь, как призрак, и молчал.

Взгляд его был направлен в одну точку, даже не на меня. Чего он хотел, что собирался сделать?

– Отец, – чуть шевеля губами, произнес я.

Он услышал, едва уловимо дернулся, потом снова застыл в ступоре. Я вдруг почувствовал себя смертельно уставшим.

– Отец, это ты. Я узнал тебя. Давай поговорим.

Меченосец вздрогнул, сделал шаг в световой круг.

Я вздохнул с облегчением. Контакт состоялся. Выходит, не все настолько плохо под атрийской луной.

И тут над моим ухом оглушительно грохнул выстрел.

Проснувшийся Жук первым делом схватился за автомат. И, конечно, промазал. Меченосец отпрыгнул, обернулся, бросил на меня пронзительный взгляд и растворился в темноте.

Жук схватил меня за грудки:

– Ты с ума сошел! Он бы нас в два счета оприходовал!

– Отпусти, а не то в табло заеду, – предупредил я.

– Придурок, малолетка! Да что ты себе позволяешь?

– Отпусти. Если бы он хотел нас убить, давно бы убил.

Жрец попытался растащить нас, ударил по рукам вспылившего не на шутку ученого.

– Все, хватит. Разборки оставим на потом.

– Да из-за него нас чуть-чуть не покоцали! – взъярился Жук.

– Да знаю я, знаю, – отмахнулся дикий. – Прости пацана несмышленого. Ему меченосец, видать, совсем башку заморочил.

Я упрямо произнес:

– Гипноз тут ни при чем.

– Ни при чем, говоришь? А чего не среагировал? Нас не поднял?

– Потому что этот меченосец – мой отец, – твердо сказал я.

Смысла скрывать уже не было.

Жук непонимающе заморгал. Думаю, он решил, что у меня мозги совсем набекрень съехали, а дикий недовольно покрутил головой.

– Ты говори, да не заговаривайся.

– Это мой отец.

– Да хоть дед с бабкой! Если твой отец стал меченосцем, то ему уже все равно. Мы для него лишь добыча.

– Не все так просто в этом мире.

Жрец вздохнул:

– Все, проехали. Отбой. Ты, малый, несешь свою смену как положено, потом я, за мной Жук. Никого к костру не подпускать, стрелять во все, что шевелится.

Я вскинулся:

– Зря не веришь. Это был мой отец. Я правду говорю.

– Да плевать, кто он! Хоть кум, хоть сват. Ему сейчас все по одному месту. Его по-настоящему заботит только жратва. Это зверь, животное, которое способно слопать даже своих детенышей. Так вышло, понимаешь?

Его лицо стало злым.

– Я тебя Христом-богом заклинаю, выкинь эту дурь из башки, иначе сам сдохнешь и нас за собой потянешь. Ну, договорились?

Я кивнул.

– Тогда мы на покой, а ты сторожи. Тебе всего-то час остался, – напоследок сказал Жрец.

От нечего делать я достал светящуюся ракушку, подобранную возле долины «гейзеров». Какой-никакой, а трофей. Мы ту долину, можно сказать, с боем взяли.

Свет от ракушки исходил какой-то успокаивающий. Может, кого и привлечет, но одно я знал совершенно точно: отец этой ночью больше не явится. Интересно, зачем он приходил? Хотел поговорить или на что-то решиться? Эх, знать бы точно.

Через час меня сменили. Я положил вещмешок под голову, закрыл глаза и ненадолго забылся. Плохо все, очень плохо.

Утром Жрец сварил кофе, не пожалев драгоценный пакетик, припрятанный к особому случаю. Видимо, час «икс» наступил.

Кофе оказался дрянным. Хоть я никогда не был ценителем этого напитка, даже мне было ясно, что вкус у него не очень. Озвучивать свое мнение я не стал. Ни к чему оно, тем более сегодня.

Жук тоже пил молча, отхлебывая горячую жидкость жадными глотками. Кадык его ходил вверх-вниз, как скоростной лифт в многоэтажке.

– Не забудь кинжал, который я тебе подарил, – вдруг сказал Жрец.

Я выразительно похлопал себя по бедру:

– При мне твой ножик, никуда не делся.

– Хорошо. – Жрец заметно расслабился.

– Чего хорошего? Ты помнишь наш первый разговор, когда уговаривал за батарейкой сходить?

– Конечно, – усмехнулся он.

– Ты говорил, что Фишка нашел в этих местах мириады цацек. Про аномалии и мутантов опять же рассказывал. Действительно, и того, и другого здесь выше крыши. Но вот цацки. За все время нашли парочку. Вот и весь улов.

Жрец засмеялся:

– Арчи, ты меня удивляешь. Нельзя же верить каждому слову. Я этим рассказом на жадность твою давил. Чтобы ты думал – не на батарейке, так на других цацках поднимусь. Элементарная психология.

– А про батарейку тоже, выходит, соврал?

Дикий сделался серьезным.

– Про батарейку – чистая правда. Ради нее мы в поход пошли и не вернемся, пока не добудем.

Ученый, внимательно прислушивавшийся к нашему разговору, щелчком отправил окурок в траву.

– Так чего рассиживаемся? Двинули!

– Двинули, – согласился я.

Мы пересекли по диагонали небольшой лесок, снова вышли на открытое пространство, про себя я окрестил это место «плешью». Здесь только ветер гонял пожухлую листву да похрустывал мох под ногами. Правда, немного погодя появился рогач. Он бросил в нашу сторону оценивающий взгляд, пришел к выводу, что хоть мы ему и не конкуренты и по всем признакам не собираемся столбить за собой территорию, но от нас все равно стоит держаться подальше, и скрылся в кустах. Мы непроизвольно усмехнулись, поскольку валить его не собирались – мясо рогача наверняка радиоактивное.

Мы вытянулись цепочкой. Жрец шагал посредине, он был единственным, кто знал дорогу, и о его безопасности стоило позаботиться в первую очередь. Если он погибнет, можно смело поворачивать обратно. Я шел впереди, пытаясь не столько засечь возможную опасность, сколько почувствовать.

Пока вроде все было нормально, взгляд ни за что не цеплялся, сердце не сжималось в предчувствии неприятностей. Но это-то и заставляло меня быть максимально осторожным. По всем атрийским приметам, если все идет хорошо, значит, в конце обязательно подстерегает полная задница, да такая, что последствий не оберешься.

Мы перебрались через небольшой ручей, аккуратно ступая по покрытым зеленоватым мохом камушкам. Они были скользкими, я едва не навернулся. Жрец успел в нужный момент подхватить меня под руку.

Чтобы скоротать путь, люди обычно ведут беседу. Мы в основном молчали. Не берусь сказать за остальных, но я старался сосредоточиться на окружающем. Потому время и тянулось бесконечно долго. По всем прикидкам, топали мы не больше двух часов, однако мне они показались сутками.

Немного погодя Жрец стал вести себя как-то странно. Пару раз наступил мне на пятки, потом толкнул в спину. Это было на него не похоже. Я на ходу обернулся – взгляд у Жреца стал стеклянным, движения – автоматическими. Шел не разбирая дороги, будто превратился в робота, который, ни на что не реагируя, выполняет заложенную программу.

В памяти всплыл случай из детства. Один из моих приятелей страдал легкой формой эпилепсии. Перед припадками он вел себя аналогично. Топал по прямой и очнулся лишь тогда, когда я, порядком напуганный, окликнул его. Он встряхнулся, взгляд его стал осмысленным, а немного погодя он упал на траву и начал биться в конвульсиях.

Жрец на эпилептика не походил. То есть мне ни разу не приходилось видеть его в припадке. Но это еще ничего не значило. Он мог скрывать болезнь от других. Многие эпилептики так делают.

Осталось прибегнуть к старому способу. Я попытался остановить его, схватил за плечи и встряхнул. Реакция была нулевой. Он не обратил на меня ни капли внимания и, когда я его отпустил, продолжил двигаться как сомнамбула. Странно, что он ни разу не споткнулся о камень или корни деревьев.

Нужно было что-то срочно предпринимать, но у меня не хватало опыта. В голову пришло только одно – сбить Жреца с ног и удерживать в лежачем положении, пока не очухается.

Вскоре выяснилось, что и с Жуком дело неладно. Он тоже впал в загадочное состояние и был абсолютно глух ко всему внешнему. Тут я встревожился не на шутку. Один скрытый эпилептик – еще туда-сюда, но чтобы два сразу? Это даже не перебор. Что-то зазомбировало их, и ответ напрашивался вполне естественный. Я вздрогнул от страшного предчувствия.

Сначала это был шепот. Тихий, монотонный, как у гипнотизера, который вводит пациента в состояние транса. Шепот проникал в голову. Казалось, он повсюду и от него невозможно избавиться. Я пытался бороться, переключить внимание на что-то другое, очистить мысли, но все мои попытки разбивались как волны о гранитную твердь. Чужая воля была гораздо сильнее. Сначала я потерял контроль над руками и ногами, потом с ужасом с ужасом почувствовал, что стоит шептуну только захотеть, и мое сердце перестанет биться и я умру. Но он почему-то не хотел убивать меня, я был нужен ему живым. Но зачем, ради чего? Какие он вынашивал планы на мой счет?

Была ли это игра кошки с пойманной мышкой, или процесс подавления доставлял ему столько удовольствия, что он, словно наркоман, пытался продлить его до бесконечности, потому и не убивал? А может, ему просто не хватало силы поработить меня? Я мог строить версии до бесконечности, но у меня не было времени. Шептун ломал мою волю грубо, как палку об колено. Лишь мое «я», зажатое в тесной коробочке мозга, все еще сражалось, но с каждой секундой это начинало все больше походить на беспомощное трепыхание рыбы, выброшенной на сушу. Надежда быстро умирала. Я растворялся в безбрежном океане, терял самого себя.

А потом я услышал голоса. Да-да, я отчетливо различал слова, мог понять, о чем идет речь. Кто-то невидимый плакал, жаловался, ругался почем зря. Эмоции были самые разнообразные, и принадлежали они разным людям. Десятки голосов, десятки чужих жизней. И все они существовали в параллельных плоскостях, не пересекаясь друг с другом.

Наверное, я попал в некое информационное поле, невольно став его звеном. Я прожил короткую жизнь вольного бродяги, который в поисках хабара забыл обо всем и попал в расставленные сети шептуна. Узнал историю бывшего председателя совхоза, который еще в шестидесятых сначала угодил под сияние, а затем набрел на логово нынешнего своего повелителя, трагический рассказ солдата-зомби, печальный отчет бывшего вертолетчика, потерявшего сознания при облете плато.

Сколько судеб каруселью пронеслось передо мною. Сколько горечи выплеснулось на меня. Как священник на исповеди, я выслушивал чужие грехи и давал отпущение. Потом все прекратилось, но перед этим я вдруг проник в тайну двух находившихся поблизости людей.

Один из них оказался не тем, за кого себя выдавал, а душа второго была чернее тьмы.

Глава 19

Арап резко выкинул руку вперед. Заточка, любимое оружие зэков всех времен, вошла в яремную ямку противника. Не ожидавший такой прыти могучий детина, который решил, что добился своего, зажав Арапа в угол, захрипел и упал на колени. Второй боец, не до конца осознавший, что же произошло с напарником, ринулся к нему на помощь и был встречен эффектным приемом, после которого его кости хрустнули, а тело будто развалилось на части. Арап не просто дрался, он убивал, причем старался делать это так, как когда-то учили – с одного удара. Второй удар был бы непозволительной роскошью, тем более сейчас, когда его со всех сторон обложили, как медведя. Но тот, кому терять нечего, опасен втройне. Нападавшие забыли это и теперь платили самую высокую цену.

Арап схватил ближайшего бойца за шкварник, подтащил к себе и всадил заточку ему в грудь. Этот же маневр он намеревался проделать и со следующим, но тут все пошло наперекосяк. Враги тоже не зря ели свой хлеб. Оставшиеся в живых сменили тактику и, навалившись разом, сбили его на землю, заломив руки. Заточка так и осталась в трупе. Арап пустил в ход природное оружие, принялся кусаться и лягаться, будто осел, но после внушительного апперкота в челюсть отрубился.

Очнулся он оттого, что его окатили из ведра ледяной водой. Пробуждение было не из приятных. В голове шумело, и она раскалывалась на части. В глазах двоилось. Разбитые губы саднили.

Он обнаружил, что сидит связанный на стуле, а напротив, ухмыляясь, стоит тот, за чьей жизнью его послали. Вышло глупо. Охотник сам угодил в засаду. Это был первый провал в его карьере киллера, но Арап ни капельки не переживал. Пусть это покажется странным, но он даже обрадовался, что все так получилось, и начал готовиться к смерти. Иногда такой выход бывает ничуть не хуже других.

Туз подал знак, его холуи тут же поставили напротив Арапа табурет.

– Очухался? Давай поговорим.

– Что тебе от меня нужно? – прохрипел Арап.

Вопрос был глупым. Арап прекрасно осознавал это, но напоследок решил пофорсить. Умереть ему хотелось красиво. Без музыки, но с понтами. Конечно, Туз приложит все усилия, чтобы кончина оказалась как можно болезненней, но какое-то время Арап намеревался продержаться.

Его хватило на полчаса, прежде чем молодчики смогли вырвать признание. Арап раскололся, но сделал это так, что все, включая Туза, не могли не оценить выдержки пленника.

И потому он умер быстро и легко. Долгожданная смерть принесла ему тишину и покой. Арап отправился на встречу с теми, кого когда-то лично спровадил на тот свет. Может, они сумеют его простить? А если не простят… Что ж, он умеет сражаться, умеет побеждать и проигрывать.

– Вы слышали, кто его послал? – Туз обвел взглядом своих людей.

Их молчание говорило лучше других слов.

– Вас убили бы потом, после меня. Не пожалели бы, это точно! Если дорожите собственной шкурой, готовьтесь. Скоро мы начнем.

Бывают люди-хамелеоны и люди-оборотни. Одни маскируются, чтобы выжить, другие перекидываются в другую личину, чтобы убивать. Я встретил обе разновидности. Жук и Жрец, хамелеон и оборотень.

Теперь их истинная сущность была на виду. Спасибо той незримой нити, что связала вдруг нас и наши души. Не скажу, чтобы я был в восторге от сделанного открытия. Много знаний и много печалей слишком тесно взаимосвязаны, а я, в сущности, оставался все тем же двадцатилетним парнем, чей жизненный опыт был с гулькин хвост.

Когда твое сознание отделяется от тела, становится частью длинной цепочки, начинаешь острее, чем обычно, жаждать одного: поскорее бы забиться в ракушку своего «я» и никогда оттуда не показываться. Мне приходилось читать фантастические романы о людях из будущего, чье сознание объединено в общую информационную сеть. Боюсь, такое будущее не для меня. Я слишком привык к собственной индивидуальности и не хотел никого пускать в пространство моей черепной коробки.

А вот шептуны как раз и замыкали на себя такие информационные сети, губкой впитывали чужие сущности, и чем больше жертв пропускали через свой мозг, тем сильней становились. Оказывается, людские души могут играть роль топлива для их «кочегарки».

Но я не собирался сдаваться за просто так. Барахтавшаяся лягушка из молока взбила масло, я намеревался последовать ее примеру.

Да, меня по-прежнему ломали. Грубо, жестоко, в извращенной форме. Действовали одними кнутами, не предлагая взамен ничего, даже отдаленно похожего на пряник. Однако я боролся. Для этого пришлось сжать волю в кулак. И еще – мне понадобился якорь, который мог бы удерживать меня в собственном теле, не позволил бы чудовищному «пылесосу» шептуна превратить стажера Арчи в послушную марионетку.

Такой якорь нашелся. Вспомнилась самка панцирного пса, бросившаяся на меня. Жук тогда говорил, что она сорвалась с ментального поводка секалана, потому что была слишком голодна. И тут я понял, что именно могло мне помочь. С первого дня пребывания в Атрии я бредил одним – безумно хотел вернуться на Большую землю, из-за чего, собственно, и пустился в эту обреченную на провал экспедицию за призрачной суперцацкой. Вот оно, самое сильное мое желание. То, с чем не сможет справиться никто, кроме меня. Мой козырь, моя игра, мои ставки.

Шептун догадался, что со мной что-то не так и что я уже не безвольная игрушка. Он удвоил, утроил усилия. Меня будто прихлопнуло многотонной плитой из бетона. Однако я распрямился и встал. Шептун, чувствуя, что жертва ускользает из его рук, прибег к иному способу. Где-то на генетическом уровне началась перестройка моего организма. Примерно так шептун переделал Фишку, превратив его в монстра. Какие-то клеточки начинали ускоренно делиться и размножаться, другие чахли и умирали. Нет, этому не бывать! Мне не был понятен до конца его замысел, но я с удивлением обнаружил, что могу ему противостоять. Началась игра в шахматы вслепую. Я не давал ему менять меня, делал контрвыпады, сбивал его планы. Немного погодя обнаружил поддержку. В схватку включились другие: Жрец и Жук делали все, что могли, перетягивая часть сил шептуна на себя. С таким количеством противников ему приходилось несладко.

Тогда он прибегнул к физической расправе. Меня вышвырнуло из информационной паутины шептуна. Я остался как был – в своем собственном теле, в котором билось мое сердце и где-то, но точно не в пятках, находилась моя душа.

Зато оба напарника – Жук и Жрец – пошли на меня с пустыми закатившимися глазами, а за ними внимательно следила сбросившая с головы капюшон тварюга. Ее взгляд был по-змеиному магнетическим, как сказали бы наши предки. Но на меня он не действовал.

Опасность сейчас исходила от других. Завороженные чудовищем люди направили на меня автоматы. Сейчас их указательные пальцы лягут на курок, легкое нажатие и…

Я не побежал, я взлетел. Преодолел, как на крыльях, те метры, что разделяли нас с шептуном. Если скотина, решившая, что может прибрать меня к рукам, такого высокого о себе мнения, то кто ей доктор?!

Пусть Жрец окажется прав и она действительно боится железа! Ну должна же она хоть чего-то бояться! Даже у Ахиллеса была своя пята.

Нож из самого чистого на свете метеоритного железа вонзился в шептуна, как жало. В моих висках больно кольнуло. Лопнула невидимая струна. Исчез шепот в голове, пропали чужие голоса. Только шорох верхушек деревьев, падающих листьев и колыхание травы. Господи, как хорошо!

Шептун странно посмотрел на меня змеиными глазами с вертикальным зрачком, схватился за рукоятку кинжала и мягко осел. Из открытого рта струйкой потекла кровь, совершенно обычная, красного цвета. Потом он пошатнулся и упал на спину.

Тотчас и мои напарники тоже упали без чувств. Пожалуй, это было мне на руку. Теперь имело смысл поболтать по душам. Слишком много накопилось загадок и тайн. Я тщательно связал их обоих. Только так с ними можно было разговаривать, не опасаясь за свою жизнь. Пока они валялись в отключке, я осмотрел себя. Ничего такого, что не заживет к мифической свадьбе, обнаружить не удалось. Должны же быть хоть какие-то приятные новости!

Откуда мне было знать, что в лагере диких сейчас допрашивают Арапа и очень скоро там начнется резня?

Первым пришел в сознание Жук. Увидев шептуна, инстинктивно дернулся.

– Спокойно, он мертв, – предупредил я.

Ученый слабо улыбнулся. Я не разделял его радости. Мне было нужно увидеть истинный окрас хамелеона.

– Рассказывайте, товарищ капитан, – вежливо попросил я.

Он вздрогнул.

– Откуда… Откуда ты знаешь?

– Неважно. Важно другое – я хочу знать правду. Только не вздумай обманывать меня. Я пойму, что ты врешь.

Жук кивнул.

– Хорошо. В конце концов, я обязан тебе жизнью, парень. Я – капитан Вячеслав Жук, служу в особом отделе ОБВЕ. Только об этом не знает даже комбриг Нефедов. Лишь мой непосредственный начальник, подполковник Никаноров, в курсе, что я работаю под прикрытием.

– Такой здоровяк, два метра ростом, – припомнил я. – Улыбается постоянно, шутит.

– Да, это он. Добродушный на вид, но очень опасный.

– Спасибо, учту на будущее.

– Не за что, парень. Особый отдел давно уже заинтересовался кланом диких. Мы чувствовали, что за их действиями что-то скрывается, какая-то тайная цель. Все эти многочисленные исчезновения ученых были неспроста. Я в молодости учился на биофаке в Нижнем, имел мало-мальское отношение к науке, вот начальство с Большой земли и выбрало меня в качестве подсадной утки. Прибыл в АТРИ, устроился аспирантом к Баталову. Он намеревался исследования на стыке биологии и физики проводить, вот я ему и понадобился. Рано или поздно нас бы обязательно похитили. Собственно, так оно и произошло. За Баталовым давно охотились.

– То есть та авария вертолета была не случайной?

– Верно. Один из вертолетчиков работал на Симбирцева, он и инсценировал поломку. Отряд Туза находился в оговоренном районе, им не составило большого труда взять нас в плен. Была перестрелка, во время которой предателя убили. В общем, собаке собачья смерть.

– Случайно сработавший КИП – твоих рук дело?

– Ага! – Жук вытащил из кармана пачку «Розочки». – Персональный забрали, а этот, замаскированный, не тронули. Все продумано. Начальство знало, что на такую дрянь никто не польстится. Вот я с него тогда и вышел. И с вами, кстати, связывался, когда отбой атаки передавал.

– Подожди, так это из-за тебя наши отступили? – удивился я.

– А ты как думал? Когда твои устроили засаду по всем правилам, пришлось вмешаться. Я ведь до этого предполагал, что за нами проследят и все, а тут целая война началась. В мои планы это точно не входило. Тогда я приоритетным кодом подал твоему начальнику – Гидроперит его звали, если не ошибаюсь, – приказ к отступлению.

– Зачем, капитан?

Жук подмигнул:

– А ты не понял? Мне было нужно проникнуть на базу диких. Я чувствовал, что найти ее не так-то просто. Предчувствия меня не обманули. Кто ж знал, что у них есть настолько продвинутые технологии, вплоть до создания пространственных пузырей? Таким макаром я в плен и угодил. Только Симбирцев, зараза, что-то почувствовал и сплавил меня в вашу экспедицию. Еще вопросы будут?

Так, с хамелеоном разобрались. Остался оборотень.

Я кивнул в сторону Жреца:

– Вопросы будут. Что с ним делать?

– А ты меня развяжи, так мы посидим, покумекаем.

Я выполнил просьбу особиста, он сел и принялся растирать затекшие руки.

– Крепко ты меня спеленал. На совесть.

– У меня были хорошие учителя.

– Чувствуется.

Я повторил вопрос про Жреца. Надо было прийти к общему решению, пока тот не очнулся. Обсуждать при нем его судьбу мне отчего-то не хотелось.

Капитан ответил почти сразу:

– Раз уж такое расстояние отмахали, доделаем, что с самого начала планировали. Найдем с его помощью батарейку, толкнем жохам, бабки разделим поровну, а Жреца отпустим на все четыре стороны. Но не сразу. Только после того, как он нам проход в свой пузырь откроет. И мы туда одни не полезем. Всю королевскую конницу и всю королевскую рать не обещаю, но взвод егерей припашу. С такими силами шорох можно навести знатный.

– Судьба заложников тебя не беспокоит? Их же могут в первую очередь грохнуть или используют как живой щит.

– Брось, парень. Мы по уму штурмовать будем. Постараемся обойтись без напрасных жертв.

– Как скажешь, – произнес я. – Но за цацкой я не пойду и тебя не пущу. Нельзя батарейку ни в Ванавару, ни уж тем более на Большую землю тащить.

– Почему? – изумился Жук.

– Потому что она является одним из источников ка-излучения. Мы ведь не хотим, чтобы эта зараза попала на Большую землю, – объяснил я.

– Стоп, – вскинулся он. – Откуда ты это знаешь?

– Благодаря шептуну. Мы с вами едва коллективным разумом не стали. Мне теперь многое известно.

– Странно. Я лично ничего ценного для себя не вынес.

– Значит, не судьба. Жрец, гаденыш, специально хотел батарейку на Большую землю сплавить. Окажись она там, была бы проблема похлеще Чернобыля. Кроме того, я подозреваю, что заряженные с ее помощью цацки тоже бы нехило фонили. В итоге мы бы заимели не один десяток мутантов.

– Верно, – послышался голос сзади.

Жрец сидел, скрестив ноги по-турецки. Мне эта поза всегда казалась неудобной, но дикий явно считал по-другому.

– По-моему, это несправедливо, когда тебя ограничивают в передвижениях. Лично мне эта АТРИ успела опротиветь. Меня от нее уже блевать тянет. Но, увы, я мутант, а мутанта отсюда не выпустят ни за какие деньги. Тогда я подумал: если за барьером таких, как я, будут миллионы, дурацкие запреты пропадут сами собой. Я спокойно вернусь в родной город, куплю себе квартиру, семью заведу. Почему нет?

– А тебя не смущает, что большая часть из этих миллионов превратится в исчадия?

Дикий вздохнул:

– Кому-то не повезет. Я не спорю. Как говорят французы: «се ля ви».

– Вы с отцом облучились от батарейки?

– Да, Арчи. Мы тогда не знали всех ее свойств. Поверь, это произошло совершенно случайно. Но прошлого не воротишь. Наша сделка, кстати, по-прежнему в силе. Находим батарейку, толкаем ее, я выделяю вам долю, скажем, по десять процентов. Это будет сумма, не беспокойся. Хватит на молочишко.

Он вытянул связанные руки.

– Освободи.

Я покачал головой.

– Освободи, – настойчиво повторил он.

– Перебьешься. Гнус ты, Жрец. Редкий и вонючий. Сволочь и человеконенавистник.

– И что теперь? Убьешь меня?

– По-хорошему, надо бы его кокнуть, – заметил Жук. – Нет человека, нет проблем, да и воздух чище.

– Я грех на душу не возьму, капитан.

– И что ты предлагаешь?

– Сдадим его властям. Пусть разбираются.

– Глупо, Арчи, очень глупо, – спокойно сказал дикий. – Какая тебе от этого польза? Думаешь, по головке погладят, на грудь медальку повесят, а то и на Большую землю отпустят в награду? Даже не мечтай! Сгниешь ты в АТРИ, потому что был и остался дураком.

– Заткни пасть, скотина, – потребовал особист.

– Это ты лучше заткнись, – вскинулся Жрец. Он зло поглядел на нас. – Тоже мне, мечтатели. «Убьем, арестуем». Губу раскатали. Да я вас сам сейчас на ноль помножу.

– А еще нас мечтателями называешь, – выразительно усмехнулся Жук.

Капитан сложил пальцы в кукиш и помахал перед диким:

– На, получи.

Дикий побагровел от ярости, однако сумел совладать с собой. На его лице появилась презрительная гримаса.

– Тебя-то я вперед мальца закопаю. Я вашу породу всегда ненавидел. Под корень надо вас вывести, а с тебя первого начать.

– Да ну? – Капитан усмехнулся. – Продемонстрируй, как будешь со мной управляться, сволочь. Я тебя сам развяжу. Просто из любопытства. И в случае чего начальству доложу, что убил в порядке самообороны.

Дикий хмыкнул:

– Не волнуйся, капитан. Сам справлюсь. Гляди.

Он устремил взгляд на тело мертвого шептуна. Нож, засевший в трупе, вдруг дернулся и вылетел рукояткой вперед. Телекинетик, догадался я. Вот в чем была сущность его мутации. Жаль, что не знал об этом с самого начала. Действительно, человек-оборотень, тщательно скрывавший свою личину!

Капитан бросился к Жрецу, но не успел. Дикий умел управлять сразу несколькими предметами, по-другому не объяснить тот факт, что лежавший неподалеку булыжник размером с кулак взмыл в воздух. Жук попытался уклониться, однако камень все же задел голову капитана по касательной. Силы удара хватило, чтобы отправить особиста в нокаут.

Кинжал тем временем оказался возле мутанта. Проделав несколько манипуляций, дикий перерезал путы.

– Свобода, – довольно произнес он.

Я потянулся за оружием, но было поздно.

Мой автомат заскользил по траве в сторону мутанта. На лице Жреца появилась презрительная усмешка.

Я вскочил на ноги, ринулся к дикому, надеясь успеть. Но автомат уже изрыгал в меня снопы пламени. Время замедлило бег. Я видел блестящие головки пуль, каждая из которых не могла пройти мимо цели. Это была верная смерть.

И тут что-то темное мелькнуло справа, отбросило меня и встало на линии огня, приняв на себя всю автоматную очередь без остатка.

Глава 20

Странно видеть, как кто-то подставляется под пули вместо тебя. Забирает себе твою погибель, что-то меняет в скрижалях судьбы. Пули, которые должны были прошить меня, оставляли черные дыры в груди другого. Фонтанчиками брызгала бурая кровь… Мой таинственный спаситель погиб в шквале огня. Его буквально изрешетило.

Черная тень лихорадочно извивалась и корчилась, покуда на землю не упала последняя тяжелая дымящаяся гильза и не завоняло порохом.

Я крепко приложился, правую ногу пронзила боль, перед глазами мелькали оранжевые пятна, но все это были сущие пустяки по сравнению с тем, чего я избежал. Говорят, есть такие экстрасенсы, которые лечат, забирая боль пациента себе. Этот человек принял на себя мою смерть.

Жрец потянулся за следующим магазином. Мой спаситель покачнулся и упал на одно колено, корпус подался вперед, широко расставленные руки ладонями уперлись в мокрую землю.

В голове моей прояснилось, я понял, кто пожертвовал собой ради меня, опровергая все, что было известно об этих существах. Мой отец, меченосец, не оставил сына в беде. Папа, которого я видел в последний раз. С таким количеством пулевых ран не выживет никто, даже мутант, обладающий потрясающими способностями к регенерации.

Тот самый классический случай, когда бессильно все – и медицина, и чудо.

Мне жутко хотелось отмотать произошедшее назад, как пленку кинофильма. Переиграть паршивый финал, исправить его. Но это было невозможно.

И тогда я заорал, как безумный. Крик подействовал на Жреца, он суетливо завозился с магазином, но рожок никак не желал становиться на место. Обычное дело, когда начинаешь торопиться. Дикий даже взмок от волнения и впопыхах напрочь забыл о своих телекинетических возможностях, вцепившись в бесполезный «калаш». Кажется, мой окрик напугал его до усрачки. Он стал делать ошибку за ошибкой.

А ведь это мой шанс. Если упущу, другого не представится.

Ярость придала мне сил. Я вскочил и пошел на Жреца с голыми руками, абсолютно не соображая, что сделаю с ним, когда дотянусь: порву на части, задушу, вырву кадык. Да какая разница! Одна мысль засела в мозгах: убить, убить эту сволочь во что бы то ни стало. Отомстить за отца.

Лицо перепуганного Жреца стало белым. Он отбросил автомат и побежал. Кто знает, может, ему и впрямь удалось бы удрать: я хромал на правую ногу и вдобавок был безоружен. Дистанция между нами увеличивалась, все мои попытки догнать его были тщетны, но тут АТРИ решило взять правосудие в свои руки. Пожалуй, не так уж неправы те, кто считают ее живой. Аномальная территория глуха к просьбам, но от проклятий не отворачивается.

Я искренне ненавидел убегавшего Жреца, ненависть сжигала мой мозг. Только бы догнать. Догнать и убить. О большем я не просил.

Я подвернул ногу, потерял равновесие и упал на груду камней. Лоб и щеки будто обожгло паяльной лампой, что-то острое оцарапало колени. Я с трудом поднял голову, сфокусировал взгляд.

Далеко впереди маячила спина Жреца. Я в отчаянии замолотил кулаками по камням, разбивая костяшки пальцев в кровь. Легче от этого мне не стало. Накопившаяся злость требовала выхода, однако я был бессилен.

Внезапно камни по соседству зашевелились. Я бросил взгляд влево. Никого нет, но почему у меня такое чувство, будто рядом топчется, переминаясь с ноги на ноги, что-то огромное и тяжелое? А потом это нечто сделало решительный шаг. Трава в паре метрах от меня примялась, словно на нее наступила гигантская ступня. Затем невидимая туша разогналась, будто паровоз. Затрещали камни, превращаясь в песок, в земле появились следы-воронки.

Оно явно неслось вслед за Жрецом, с легкостью преодолевая расстояние. Дикий еще не потерялся из виду, я мог разглядеть его смазанные очертания. Он не подозревал, что погоня продолжилась, только эстафетную палочку взял другой.

Теперь до меня дошло, что это такое. Ну как же, «шевелящиеся» камни, примятая трава – характерные признаки «Егозы». Сложно не догадаться. Эта непоседливая аномалия способна причинить массу неприятностей, потому что никто не в состоянии определить траекторию ее перемещений, но в одном я был уверен – сейчас она охотилась за диким.

Смерть Жреца была ужасной. Он будто попал под пресс, его тонким слоем размазало по окружности диаметром в несколько метров. Я не смог сдержать отвращения, отвернулся. Гибель негодяя не вызвала у меня ничего, кроме тихой злости, сменившейся немного погодя озарением: а может, так оно лучше? Почему-то недавняя уверенность в том, что я лично убил бы его, вдруг испарилась.

АТРИ привела мой приговор в исполнение. Никто бы не мог упрекнуть ее в несправедливости. Возмездие свершилось, отец был отомщен. Пусть не мной, но, видит Бог, я действовал на пределе.

Кара была заслуженной, но отчего мне стало так тоскливо?

«Егоза» чудовищными прыжками умчалась куда-то вдаль. Кажется, я не представлял для нее интереса.

Большого желания осматривать блин, оставшийся от Жреца, у меня не возникло. Желудок и без того реагировал болезненно. Не хватало, чтобы меня вывернуло наизнанку. Я медленно поплелся обратно.

В том месте, где в засаде топталась «Егоза», блестели и перекатывались крупные капли жидкости, похожей на ртуть. Будто неизвестный шалун расколотил вдребезги огромный градусник и сбежал, пока не поймали и не открутили уши.

Моего опыта вполне хватило, чтобы признать в этих каплях россыпь философских камней. Стоили они кучу денег, ибо запросто превращали обычное железо в другой, более ценный металл. Из одной капли можно было получить килограмм золота.

Но, как в известной поговорке, видит око, да зуб неймет. Голыми руками капли, каждая из которых размером с куриное яйцо, не возьмешь. Они очень токсичны, выделяют на воздухе ядовитые испарения. Короче, та еще цацка.

Я запомнил, где находится россыпь философских камней, и пошел дальше.

Череп у особиста был твердым. Капитан отделался шишкой на лбу, успел прийти в себя и сейчас сидел возле меченосца. Я не тешил себя иллюзиями. В живых отец остаться не мог.

Собственно, так оно и было. Отец лежал, глядя пустыми глазами в затянутое тучами небо. Жук сочувственно кивнул мне и хотел что-то сказать. Я оборвал его:

– Не надо.

Мне удалось на короткое время обуздать свои эмоции. Я опустился на корточки, склонился над мертвецом, закрыл ему глаза и поцеловал в лоб. Что бы с ним ни делала АТРИ, отец все равно остался человеком и умер достойно, спасая жизнь сына. Жаль, я никогда не вспомню, каким он был раньше.

Мы похоронили его, завалив камнями. Каждый опущенный булыжник отдавался ударом в сердце. Я не мог отделаться от ощущения несправедливости произошедшего. Неужели не могло быть иначе? Разве мы заслужили это?

Когда все было закончено, я долго стоял перед каменным холмом, глядя в то место, где покоилась голова отца. Хотелось плакать, но слез не было.

Жук положил мне руку на плечо. Я вздрогнул и обернулся.

– Прекрати, – попросил он. – Не убивай себя.

– Не буду, – ответил я.

– Вот и ладно. Пошли, делом займемся. Вещи надо разобрать. Нас теперь двое осталось.

Пока я стоял над телом отца, капитан осмотрел поклажу Жреца и теперь распределял то, что пригодится.

– Пожалуй, это нам уже без надобности, – сказал особист, доставая из моего рюкзака брезентовый сверток. – Увесистая зараза!

– Что это? – заинтересовался я.

Очевидно, это была та самая тяжелая штука, о которой так хлопотал Жрец.

Капитан развернул брезент, внутри находился металлический пенал.

– Спецконтейнер. Видимо, для батарейки. Раз искать мы ее не будем, то и контейнер нам не нужен. Выбрасываю. – Жук приготовился закинуть пенал в кусты.

– Подожди, не надо.

– Жаба замучила? – Особист усмехнулся и опустил спецконтейнер на землю. – Бывает. Она дама несговорчивая, не уболтаешь. Раз ты у нас второй Плюшкин, тащи на здоровье. Я не возражаю.

Он принялся засовывать пенал обратно в мой вещмешок.

– Стоп. Вертай обратно.

– На кой?

– По назначению используем.

– Да?! – Капитан изумился. – Ты что-то нашел?

– Нашел, – подтвердил я.

С философскими камнями пришлось повозиться, но все же мы подобрали их и кое-как запихали в спецконтейнер.

– Ты хоть знаешь, на какую сумму это добро тянет? – спросил особист.

– Догадываюсь, – кивнул я.

– Будем держать рты на замке. И за меньшее людей убивали. Предлагаю, когда уберемся отсюда, заныкать цацки в схроне. Потом вернемся и разделим. Пятьдесят на пятьдесят – ты не против?

– Не против. Но место для схрона выберу я.

Жук усмехнулся:

– Не доверяешь. Правильно. Я б на твоем месте точно так же поступил. Потопали, вояка. Будем обратную дорогу искать. Куда двинем?

– В Ванавару за подмогой. Хочу гадюшник диких разорить, только пока не знаю как.

Особист подмигнул:

– В Ванавару идти не обязательно. Подмогу мы найдем значительно ближе.

– И где, если не секрет?

– Теперь не секрет. Гидроперит твой за нами идет со всеми бойцами. Отстает, конечно, но я ему регулярно на КИП сигнал маячка отправляю. Пригодилась подстраховочка.

– Прости, капитан, я что-то не врубаюсь. Откуда здесь взялся мой прапорщик? Он должен был вернуться на базу.

– Кто бы его отпустил! – засмеялся особист. – Я установил с его КИПом локальную связь, переслал ему распоряжение таким кодом, что, вздумай он отвертеться, попал бы под трибунал. Шагал за нами твой прапорщик как миленький, никуда не сворачивал.

– И далеко они?

– Далековато. На плато еще не влезли. Не все же такие умные, как ты, чтобы придумать трюк с «зонтиками».

– Тогда отправь им сообщение – пускай ждут.

– Уже, – хмыкнул он. И добавил: – Жаль, так и не увидели батарейку, из-за которой весь сыр-бор начался.

– Да ничего интересного в ней нет. На медузу слегка смахивает. Знаешь, такие, с капюшоном и ножками, как на море. Чтобы цацка зарядилась, ее надо к этим ножкам пристраивать.

Рассказывать, что почерпнул эти сведения во время мысленного контакта со Жрецом, я не стал.

Телохранители Симбирцева переводили дух, воспользовавшись короткой паузой в перестрелке. Попытка отбить атаку не провалилась по чистой случайности. Прояви мятежники чуть больше напора – все было бы кончено за пять минут. Но, как это порой случается, азарт у нападавших спал. Понеся первые потери, они убрались, к большому недовольству Туза.

Сейчас он корил себя за то, что не возглавил атаку. Причина была отнюдь не в трусости – проблем навалилось столько, что главарь мятежников разрывался на части.

Симбирцев недооценил возможности Туза, тот сумел поставить под ружье три десятка боевиков, еще примерно столько же было сочувствующих, которые пока не решились открыто примкнуть. Но это был вопрос времени. Как только чаша весов окончательно склонится в пользу мятежников, на горстке сопротивляющихся телохранителей Симбирцева можно поставить крест.

В коридоре появилось несколько головорезов. Бахнуло невесть откуда взявшееся помповое ружье. Шкаф, охранник Симбирцева, любил пофорсить с мощной американской игрушкой. Угодившего под прямое попадание мятежника отбросило к стене, остальные удрали за угол, бросив товарища.

– Минус один, – довольно осклабился Шкаф.

Он выглянул, чтобы оценить обстановку, и тут же рухнул. Меткие стрелки имелись и на той стороне.

Труп зачем-то втащили за ноги обратно. Пуля угодила прямо в глаз, Шкаф умер мгновенно.

Симбирцев откатился в кресле подальше и застыл, словно каменный истукан, понимая, что схватка проиграна.

План убрать Туза руками Арапа провалился. Доверенных людей у Симбирцева не осталось. Охрана, хоть и ела его преданными глазами, в любую секунду могла ударить в спину. Пока их удерживала вера в авторитет хозяина, но вера эта стремительно таяла.

Хуже всего, что Тузом сразу была захвачена установка – главный козырь. Как ни крути, но все обстоятельства складывались против Симбирцева, и с этим он ничего поделать не мог.

Бежать и то было некуда. В официальной части АТРИ его признают преступником, отправят на урановые рудники. Это гарантированная смерть.

Вольные бродяги и изгои передерутся в очереди за его скальпом.

Пока что охрана контролировала несколько коридоров, успевших пропахнуть порохом – перестрелки шли ожесточенные. Однако долго его люди не продержатся. Стоит лишь отключить электричество и вентиляцию, заблокировать входы и выходы – и все, крышка. Медленная мучительная смерть.

Тузу ужасно хотелось увидеть своего противника униженным и вымаливающим прощение. Ползающий на коленях враг – что может сильнее польстить честолюбию?

Симбирцев поморщился. Нет, таким его не увидят! Причина не в пресловутой гордыне, просто Туз не заслуживает такой победы и не должен насладиться ею сполна. Надо проиграть так, чтобы противник взвыл от досады.

Симбирцев всегда славился быстротой принятия решений. Он оставил размышления и вернулся к текущим делам. Пора было действовать.

Его охранники всегда носили пистолеты ТТ, надежное, прошедшее проверку временем оружие. Оно досталось диким в наследство от офицеров НКВД, когда-то охранявших первых зэков АТРИ.

Один такой пистолет был вмонтирован в сиденье его кресла. Симбирцев незаметно для охраны (чтобы не успели помешать, дурни) вытащил ТТ. Рукоятка плавно легла в ладонь. Тяжесть была приятной. Есть в оружии нечто завораживающее.

Телохранители, занятые своим делом, не заметили его манипуляций. Симбирцев отвернулся, вставил под нужным углом вороненый ствол в открытый рот и надавил на спусковой крючок. Тяжелый пистолет дернулся в руке, выплюнув пулю.

Прогремевший выстрел заставил телохранителей обернуться. В момент смерти тело Симбирцева с развороченным черепом воспарило ввысь и неподвижно повисло над бетонным полом, подобно привидению.

Таким его и увидел Туз.

Ему хотелось наброситься на иссушенное старческое тело покойника с кулаками, бить до тех пор, пока не пройдет ярость. Все пошло наперекосяк, старик в последний момент переиграл его.

Твою! В душу! Мать!

Туз вскинул АКМ и стрелял в труп, пока не закончились патроны. Успокоения это не принесло, разве что нашпигованное свинцом тело соизволило опуститься. Туз ударил по нему ногой и едва не взвыл от боли. Труп был твердым как кремень, дикий чуть не сломал ногу.

На этом дурные новости не исчерпались.

По задымленному коридору мчался грязный, обросший щетиной караульный, охранявший вход в базу, и истошно вопил.

Туз не сразу сообразил, что кричал тот всего одну короткую фразу:

– Хуги!

«Хуги, – подумал глава мятежников. – Странно, откуда им тут взяться?»

Глава 21

С прапорщиком, Дэном и Кокосом мы встретились у подножия плато. Спускаться было куда проще, чем подниматься, хотя, не спорю, с меня семь потов сошло, прежде чем мои подошвы коснулись земли. Обратный путь все равно давался легче. Жаль, что не домой, а опять в неизвестность.

Оказавшись внизу, я принялся осматриваться. Тотчас из зарослей вышли три знакомых фигуры.

– Арчи!

Леха, увидев меня живым, бросился обнимать, едва не задушил от радости. Я тоже сжал его так, что кости затрещали.

Гидроперит кивнул особисту, сразу догадавшись, кто он такой.

После того как Дэн и Кокос отошли в сторонку «покурить», капитан официально представился.

– Надеюсь, вы не держите на меня зла. Операция секретная, – добавил он.

– Так точно, – буркнул Гидроперит.

Как многие военные, прапорщик не жаловал особый отдел.

Затем мы устроили небольшой военный совет, обсудили ближайшие планы. Капитан поведал о лагере диких, находящемся в пространственном мешке. Рассказал об ученых, Симбирцеве и Тузе.

По всему выходило, что действовать придется самостоятельно, без поддержки.

– Баталова и его коллег надо спасать, причем спасать срочно, – заявил особист.

– Да, но как нам попасть в лагерь? – с ходу взял быка за рога Гидроперит.

Жук вытряхнул из своего вещмешка инъектор.

– При помощи этой штуки.

В ответ на мой немой вопрос капитан пояснил:

– Нашел в рюкзаке у Жреца. Препарата хватит на всех, еще и останется.

– Допустим, мы проникнем в лагерь, но, как думаете, с учеными все в порядке? – спросил Гидроперит, любовно поглаживая приклад «Грозы».

– Ученые нужны Симбирцеву. Думаю, с ними ничего экстраординарного не произошло. Хотя нельзя сбрасывать со счета конфликт между Симбирцевым и Тузом. Когда мы уходили, даже постороннему было ясно, что обстановочка у них накалилась.

– Эх, жалко, выманить не получится, – взгрустнул прапорщик. – А то бы мы их положили на раз-два.

– На нашей стороне фактор внезапности. Справимся, – резюмировал особист. – Он зевнул: – Есть предложение чуток передохнуть. Мы с Арчи устали как собаки.

– И проголодались, – добавил я.

К лагерю диких мы вышли на рассвете и еще издалека услышали звуки перестрелки. Это заставило нас прибавить ходу. Творилось что-то неладное, поначалу мы решили, что конфликт между двумя главными шишками клана перешел в вооруженное противостояние. Если дикие истребляли друг друга, это было нам на руку, но стоять в сторонке и дожидаться, когда противники обескровят друг друга, мы не имели права. Судьба захваченных ученых целиком зависела от текущего расклада сил. Невинные люди вполне могли попасть под горячую руку и погибнуть.

Пальба не затихала. Судя по всему, конфликт набирал обороты.

– Это лагерь? – вытянул руку Гидроперит.

– Да, – кивнул я.

Лагерь находился в зоне видимости, и дело тут было отнюдь не в действовавшей на нас сыворотке Жреца. Пространственный пузырь походил на огромное прозрачное яблоко с червоточинами, сквозь которые перемещались туда и обратно огромные неуклюжие существа, поросшие пепельно-бурой шерстью.

– Хуги, – коротко выдохнул Гидроперит.

Сомнений не осталось: лагерь диких был атакован жуткими созданиями, настоящим кошмаром АТРИ – двухметровыми гориллоподобными тварями, наделенными, помимо воистину зверской силы, еще и природной шапкой-невидимкой. Скорее всего, последняя способность каким-то образом помогла хуги проникнуть в пространственный пузырь. Границы искусственной аномалии преодолевались ими с такой легкостью, будто «голодные» (так с эвенкийского переводилось слово «хуги») орудовали у себя дома.

Нас они не чувствовали, поэтому не опасались сновать туда сюда в нормальном состоянии, однако я бы не стал давать зуб, что поблизости нет прячущихся в режиме «стелс» их сородичей. О боевом охранении хуги, как и люди, забывают редко. Очевидно, это единственная общая черта между нами.

Из лагеря по-прежнему доносились звуки стрельбы. Кто-то еще держал оборону, но долго им или ему не продержаться. Убить хуги не так-то просто.

В подтверждение этого выстрелы прекратились. Послышался торжествующий рев.

Мы укрылись в густом кустарнике и хорошенько замаскировались. Афишировать свое присутствие на данном этапе было глупо. Толпа хуги с легкостью разделалась бы с нашей пятеркой.

Гидроперит посмотрел на тепловой сканер и пришел к неутешительному выводу.

– Можно сказать, они тут кишмя кишат, – мрачно сказал прапорщик. – Полсотни, не меньше.

– Многовато, – согласился особист. – И это странно.

– Почему? – поинтересовался я.

– Не припомню, чтобы они когда-нибудь такой толпой на охоту шли, – пояснил Жук.

– Охотой это не назовешь. Скорее тщательно спланированная боевая операция, причем по всем правилам, – вздохнул Гидроперит.

– То есть хуги такое поведение не свойственно? – снова спросил я.

– Сами бы они до такого не дотумкались. Хуги, конечно, далеко не тупые, но и особо организованными их не назовешь. Кто-то ими управляет, причем со стороны.

– А еще он мог навести хуги на лагерь, – предположил особист.

– Капитан, вы что-то знаете? – повернулся к нему Гидроперит.

– Информации у меня мало, но у моего начальства есть подозрения, что кто-то в АТРИ очень не любит, когда люди экспериментируют с пространством. Стоит пошире распахнуть дверцу, и сразу бац! Что-то обязательно происходит, причем исключительно нехорошее. Поскольку и Жрец, и Симбирцев активно занимались научными изысканиями в этой области, случилось то, чего следовало ожидать.

– Занятно. И кто это может быть?

– Мы зовем их наблюдателями. Самое вероятное, они выходцы из другого мира.

– Вот оно что, – протянул я. – А зачем вообще нужны эти наблюдатели?

– Скорее всего, поддерживают некий баланс. Ну не может быть, чтобы АТРИ осталась без присмотра с той стороны. Вот они и наблюдают за нами, если надо – вмешиваются. Одно скажу наверняка: играть на нашей стороне они не будут.

– Что будем делать? – вопросительно посмотрел Дэн.

– Пока не знаю, – ответил прапорщик. – Надо выждать.

– Товарищ прапорщик, – вскинулся Кокос.

– Нет, – покачал головой Гидроперит. – Переть на рожон никому не позволю.

– Да ведь сожрут они всех!

– Во-первых, не сразу, во-вторых, не обязательно, – парировал особист. – Хуги, хоть и людоеды, не всегда съедают добычу, особенно если ее много. Думаю, они ищут жертв для своих обрядов.

Хуги известны специфическими кулинарными пристрастиями: обожают свежую человеческую печень, не откажутся и от других «лакомых» кусочков, однако люди для них представляют не только гастрономических интерес. Есть еще ужасный обряд отрезания голов. Никто не знает, когда он появился и каков его смысл. Связан с религиозными верованиями хуги (если таковые есть) или направлен на поддержание морального духа и у своих и устрашение врагов? Могу точно сказать одно: зрелище не из приятных.

Где бы ни было построено становище хуги, в его центре обязательно стоял обнесенный жертвенным частоколом алтарь. Ученых, а уж тем более военных егерей, устраивавших зачистки, верования «голодных» интересовали мало, поэтому, в чью честь отрубались и насаживались на колья головы людей и животных, особо не выясняли.

Обезглавленное тело несчастной жертвы укладывали в котел или в специальный схрон – яму, устеленную ягелем. Такие были в каждом жилище хуги.

Немного погодя из дыры в пространственном пузыре вышла процессия: два десятка измученных окровавленных людей, сопровождаемых несколькими «голодными». Среди пленников были Баталов и другие ученые. Видимо, их, безоружных, хуги убивать не стали, сконцентрировавшись на тех, кто мог оказать сопротивление.

Лохматые твари повели захваченных людей по свежей тропинке. В какой-то момент процессия оказалась в паре шагов от нас. Хорошо, что хуги ничего не почувствовали и не подняли тревогу, хотя вели они себя настороженно: зыркали по сторонам, принюхивались и вслушивались в каждый звук.

Пленных подгоняли тычками и оплеухами. Было странно видеть, как стадо лохматых обезьян издевается над людьми, а те лишь вжимают голову в плечи и стараются лишний раз не выводить из себя нервных охранников. Может, я ошибаюсь, но в гортанных криках хуги слышалась насмешка над захваченными в плен.

Я с трудом подавил в себе желание расстрелять конвоиров. Ничего путного из этой затеи бы не вышло. Численный перевес был на стороне «голодных».

Процессия скрылась из виду.

Теперь можно было смело сказать, что клан диких перестал существовать. Навсегда. Хуги проделали эту работу за нас, но легче от этого, увы, не стало. Получилось прямо как в пословице: «Из огня да в полымя». Жизнь ученых находилось еще в большей опасности.

– Дождемся, когда все хуги уйдут, и двинемся по их следам, – сказал Гидроперит. – Жаль, маловато нас.

– Сдюжим, товарищ прапорщик, – пообещал я.

Последние хуги убрались минут через двадцать, устроив в лагере пожар. Видимо, натура не позволяла им уйти, не напакостив напоследок. Трое гогочущих тварей протопали мимо нас, потом минут двадцать больше никого не было видно, и я собрался вылезти из укрытия, но прапорщик прижал меня к земле рукой.

– Погоди, успеешь, – прошептал он.

– А в чем дело? Они же ушли.

– Боюсь, не все. – Гидроперит протянул мне бинокль.

Я прильнул к окулярам, покрутил колесико настройки.

– Видишь, вон там, возле завалившейся березы?

Воздух возле поваленного дерева колыхался, будто марево.

– Что это такое? Аномалия?

– Если бы аномалия. Хуги страхуются, выставили секрет. Мало ли кто на эту «поляну» еще припрется? Вдруг не все дикие схвачены, а тут его хоп и за жабры.

– Понятно, – задумчиво протянул я. – Сколько времени хуги могут оставаться невидимками?

– Очень долго, – «ободрил» особист. – Не по одному часу, это точно. Хорошо, хоть этих вычислили. Наше счастье, что хуги под дождь попали. Мокрого «голодного» можно вычислить, даже если он в режиме невидимости, по влажному контуру.

Я почесал голову:

– Как же нам отсюда вылезти, не привлекая внимания?

– Есть два варианта, – изрек прапорщик. – Первый: ждать до вечера, чтобы наверняка.

– Не пойдет, – мотнул головой я. – До вечера пленных уже сто раз освежевать успеют.

– Тогда второй вариант. Грохнем по-тихому.

Гидроперит надел на «Грозу» глушитель и выразительно посмотрел в сторону Дэна. Приятель правильно истолковал его взгляд и тоже стал возиться с автоматом.

– Значит, так, – объявил прапорщик. – Первыми выстрелами мы в лучшем случае их слегка поцарапаем, но этого хватит, чтобы вывести хуги из невидимости. Тогда надо бить уже наверняка. Лупить по корпусу бесполезно. Чтобы гарантированно замочить, стрелять надо в черепушку. Это я возьму на себя, а ты, Дэн, главное, подрань всех. Никого не пропусти.

– А сколько там хуги? – спросил приятель.

– По моим прикидкам, трое. Хватит, чтобы от нас остались только рожки да ножки, – мрачно пошутил Гидроперит.

До дерева, облюбованного хуги (я представил себе, как они устроили на нем свои мясистые задницы), навскидку было меньше двухсот метров, следовательно «Гроза» могла проявить себя с лучшей стороны. С большего расстояния использовать ее как снайперку смысла не было.

Дэн и Гидроперит действовали слаженно. Сухо щелкнула «Гроза» приятеля, потом еще один раз. И еще. Одновременно прямо в воздухе розовыми бутонами расцвели три кровяных пятна. Как раз по количеству выстрелов. Ни одна пуля, выпущенная Дэном, не ушла в молоко.

Гидроперит сделал поправку на более чем гигантский рост хуги и стал бить очередями в обозначившиеся мишени. Почти сразу «голодные» выпали из невидимости. Добить их не составило большого труда.

– Мозгов у хуги, конечно, маловато, только потому мы с ними с ними так легко разобрались, – произнес прапорщик, когда последняя волосатая туша свалилась в густой травяной ковер. – Но в становище их будет достаточно, чтобы задавить нас массой.

– Постараемся, чтобы это была не просто масса, а масса трупов, – фыркнул Дэн, которого прямо-таки распирало от гордости после блестяще проведенной акции.

Будь у него вместо «Грозы» кольт, Леха бы обязательно покрутил его на пальце, словно ковбой из вестерна.

– На трех хуги мы потратили почти два рожка, – заметил Гидроперит. – Что будет, когда патроны закончатся?

– Но ведь вы обязательно что-то придумаете, товарищ прапорщик, – пожал плечами Дэн.

– Мне бы твою уверенность, сынок, – пробурчал Гидроперит.

– Тем не менее надо двигаться вслед за хуги, сказал я, вставая из-за укрытия. – Как будем спасать, разберемся на месте.

– Ну ты и стратег, – покачал головой прапорщик и сплюнул в траву.

Глава 22

Первым делом мы навестили пепелище, оставшееся от лагеря диких. Была надежда, что сгорело не все. В первую очередь нас интересовало оружие и боеприпасы, во вторую – медикаменты и еда.

Нам подфартило. Были места, куда огонь не сумел подобраться, – все же профессиональными поджигателями хуги не назовешь.

Жратвы не нашлось, но вот с автоматами повезло. Мы нашли их в подземном бункере. Пламя там даже не разгорелось, правда, дыма мы наглотались.

Сразу несколько новехоньких «соток» еще в заводской смазке лежали в деревянных ящиках. Нашлись и цинки с патронами. Это был подарок судьбы. Каждый вооружился по максимуму, ведь от огневой мощи зависел конечный результат нашей работы.

Главным сюрпризом стал ручной гранатомет РПГ-7Д и пять особых зарядов к нему.

– Кажется, у нас появилась артиллерия, – обрадованно сказал прапорщик. – Это термобарические реактивные гранаты с боевой частью объемного взрыва. То, что доктор прописал. Как раз для нашего случая. Кто понесет?

– Давайте я, – вызвался особист.

– Обращаться умеете? – недоверчиво спросил Гидроперит.

– На военной кафедре в университете изучал, – усмехнулся капитан.

– Тогда забирайте, а подносчиком боеприпасов у нас будет Кокос.

– Почему я, товарищ прапорщик? – возмутился стажер.

– Отставить разговорчики, сержант. Выполняйте приказ.

– Есть выполнять приказ.

Теперь поклажа весила значительно меньше. Я закинул вещмешок за спину, практически не ощущая его тяжести. Нет, так жить можно.

И все бы ничего, но вот неприятные сцены пиршества хуги едва не вывернули мой желудок наизнанку. Думал, ко всему привык. Оказывается, ничего подобного. Впечатлений набрался на всю жизнь, не приведи Господь увидеть такое снова, даже во сне.

Мы не нашли на территории лагеря ни одного целого трупа – только обглоданные кости. Твари съели всех погибших и, почти наверняка, тех, кого ранили. В походе они отнюдь не брезговали сырым мясом, жрали все подряд.

На земле валялся пропитавшийся кровью треух. Память услужливо подсказала лицо человека-крысы, дедка-охранника, который в первый день моего пребывания в лагере посмеивался над тем, как я раз за разом огибаю пространственный пузырь и возвращаюсь к одному и тому же месту. Надеюсь, его смерть была легкой.

– Хоронить некого, – мрачно сказал Дэн, разглядывая неприглядную картину кровавого пиршества.

– Оно и к лучшему, – вздохнул Жук и пояснил: – Времени у нас в обрез.

Я кивнул:

– Да, надо срочно наверстывать.

Дорогу выбирать не было надобности: следов хуги оставили столько, что хватило бы на танковую дивизию. Перли через тайгу, не разбирая дороги. Единственное, что их могло остановить, – аномалии. В одну они, кстати, вляпались. Судя по паре кровавых «блинов» да разлетевшимся по всей округе ошметкам плоти, несколько хуги угодили под «Егозу», она их и припечатала. Воняло здесь как на скотобойне.

Была ли это та самая аномалия, что припечатала Жреца, или другая, я не знал. Определенно мне в последнее время везло на это необъяснимое атрийское явление.

В другом месте мы обнаружили следы недавней пирушки. «Очаровательные» создания перекусили другими не менее «обаятельными». Хуги оправдали свое эвенкийское название. Готовы жрать круглосуточно.

Гидроперит по костям опознал живоглотов.

– Целый выводок. – Он покачал головой. – Вот так, сидели себе живоглоты в засаде и не подозревали, что скоро сами угодят в чужое брюхо.

Дэн заметил:

– Вы так говорите, будто вам этих живоглотов жалко, товарищ прапорщик.

Гидроперит усмехнулся:

– Как раз нет. Абсолютно не жалко. Хуги стоило бы поблагодарить за то, что расчистили нам путь.

– Встретимся и поблагодарим, товарищ прапорщик.

– Ну-ну.

Галунзе огляделся по сторонам.

– Надо бы на карту взглянуть: определиться, где мы.

Он вытащил из планшетки старую, еще советских времен карту.

– Мы примерно здесь, – кончиком пальца указал он. – Я думал, будет хуже. Район в принципе сносный.

– Это если не считать целой роты «голодных»? – не удержался от ехидного замечания Жук.

– Кое-какая польза от них есть. Можно повиснуть у них на хвосте, ничего не опасаясь. Там, где прошли хуги, ни одной другой твари не осталось, а значит, можно не отвлекаться на тех же живоглотов или, скажем, волколаков.

Следы вели то вверх, то вниз. Иногда приходилось карабкаться чуть ли не по скалам, рискуя сверзиться и свернуть шею. Мы ползли медленно, как муравьи. Цеплялись за тонкие стволы деревьев, росших на спусках и подъемах, хватались за ветки и рывками продвигались вперед. Устало давили подошвами сухой мох и смахивающий на морские кораллы ягель.

Хуги преодолевали препятствия куда веселей, расстояние между нами постепенно увеличивалось.

– Ничего, никуда они от нас не денутся. Догоним, – заверил прапорщик.

Ветер шумел в верхушках деревьев. Тихо распевали птицы. Под ногами чмокало и хрустело.

Мы вновь подошли к спуску. Жук случайно толкнул ногой камешек, и тот весело поскакал вниз.

– Осторожно, – заметил Гидроперит. – Уши есть не только у нас.

Он пошел нарочито медленно, приходилось приноравливаться к его шагам.

Мы снова оказались в густом лесу.

Я отвел едва не хлестнувшую по глазам ветку, выругался про себя. Так можно и слепым остаться. Деревья словно нарочно затрудняли наше движение. А здесь, стоит отметить, росли настоящие великаны. Таких исполинских лиственниц мне еще не приходилось видеть.

Погода определенно портилась. Ветер изменил направление и холодил спину. Одежда на нас раздувалась, как паруса.

В животе урчало. Жутко хотелось есть, но я старался не думать о пище. Как будто специально, на глаза попался куст, усеянный аппетитными ягодами. Растение напоминало миниатюрную вишню, ягоды налились соком, сквозь тонкую кожуру просвечивала черная косточка. Сработал внутренний рефлекс, рот наполнился вязкой слюной.

Я сглотнул и заставил отвести взгляд в сторону. Вполне возможно, они съедобны на Большой земле, но в АТРИ были ядом в чистом виде.

В желудке снова засосало.

– Извини, брат, шамать нечего, – развел руками Дэн, до которого отчетливо доносились звуки моего страдающего организма. – Припасы кончились.

– Ничего, потерплю, – буркнул я.

– Терпи, дружище.

То ли от усталости, то ли от голода закружилась голова. На спине выступил пот. Может, плюнуть на все, не ввязываться в авантюру с хуги, предоставить ученых самих себе? Вдруг судьба проявит к ним благосклонность?

Я мысленно покрыл себя трехэтажным матом. Не хватало еще до такой степени опуститься: спасовать перед трудностями и сдаться. Да я после этого себя уважать не буду.

Навскидку мы протопали не меньше десятка километров, прежде чем наткнулись на становище «голодных». Разумеется, это была самая настоящая афера – столь скромным числом переть на хуги. Вчетвером против сотни, а то и больше тварей выстоять практически невозможно, а мы ведь планировали не только ввязаться в войнушку, но еще и выйти победителями. Обозревая в бинокль тщательно замаскированную в лесу деревушку хуги, я остро ощутил абсурд и безнадежность нашей затеи. Не скажу, что это открытие укрепило мой воинский дух. Единственным разумным выходом казалось возвращение на базу, вызов подкрепления и тщательное проутюживание местности, причем желательно с вертолетов. Парочка вертушек без труда сровняла бы становище с землей. Хуги насобачились прятать жилища от воздушной разведки, однако огонь можно корректировать с земли. У «голодных» просто не осталось бы шансов.

Нам свойственно парить в заоблачных высотах. Реальность была намного суровей. Хочешь не хочешь, а «бомбить» придется без огневой поддержки с воздуха.

Хуги позаботились об охране, однако часовые относились к своим обязанностям небрежно. Становище караулили двое, причем «караулили» – громко сказано. Монстры откровенно дремали. На своей территории они ощущали себя в полной безопасности.

Как я уже говорил, хуги вполне разумные сознания. Некоторые их поселения вполне могут сойти за крепость: со рвами, наполненными водой, высоким частоколом и подъемными мостами, причем делается все настолько мастерски, что с воздуха никому бы и в голову не пришло принять во-о-он тот глубокий ручей за выкопанный лапами «голодных», а живую зеленую изгородь за искусственные посадки, играющие роль неприступной стены. Эти сволочи истинные асы маскировки.

При этом бояться им, собственно, почти некого. Животные обходят их стороной, а людям редко выпадает «счастье» обнаружить поселки «голодных». Зато сами хуги с удовольствием рыщут по округе в поисках добычи и могут забредать довольно далеко.

Иногда егеря проводят зачистки, но подобные операции случаются редко, поэтому популяции мохнатых тварей мало что угрожает. В людях они видят исключительно пищу, а никак не собратьев по разуму.

Вспомнились кадры из учебного фильма. Не из того, что обычно крутят новичкам для первого знакомства, а из другого, который служит учебным пособием для всех егерей. Снимали его как раз во время одной из масштабных операций по зачистке. Удалось обнаружить крупное становище хуги. По тревоге было стянуто больше роты егерей. После массированного обстрела из пулеметов и гранатометов поселок взяли штурмом, причем парням пришлось несладко. Вошедшие в режим невидимости хуги выныривали из ниоткуда и с бешеным рыком набрасывались на незваных гостей. Выглядело это страшно. Людей не спасали даже тяжелые бронекостюмы. Хуги в клочки рвали бойцов, облаченных в суперпрочные эскады. Потери среди наших были большими. Назад не вернулось почти полтора десятка егерей, еще столько же угодило в госпиталь.

Марчелло принимал участие в той операции, и с его слов мы знали массу не отраженных в фильме подробностей. Но о главном это кино все же сообщило. В рукопашной схватке с хуги человек обречен. Анатомические особенности «голодных» слишком отличались от наших, привычные приемы не срабатывали. Единственный способ убить тварь – грохнуть ее на расстоянии. Примерно так мы и собирались поступить. Но было одно обстоятельство, которое следовало учитывать при планировании атаки, – пленники, те, ради кого мы сюда заявились.

Вслепую применять зажигательные снаряды мы не имели права. Наряду с хуги могли погибнуть и люди. Следовало как-то решить этот вопрос. Иначе пропадал смысл нашей и без того безнадежной авантюры.

Мы остановились на безопасном расстоянии от становища и провели маленький военный совет. Не скажу, что мы фонтанировали идеями. То немногое, до чего нам удавалось додуматься, в итоге отвергалось из-за явной нецелесообразности. Любой расклад был против нас.

В бинокль толком рассмотреть становище не получалось, даже с дерева. Мешал естественный зеленый барьер вокруг поселения. Подобраться к нему не представлялось возможным. Мешали ров и охрана, пусть даже и не очень бдительная, но мы не могли рисковать. Кто знает, вдруг, кроме дремлющих часовых, есть еще и другие, невидимые?

– Нужно точно знать, где держат пленников. Прорываемся в становище, забираем людей, перед уходом разносим все к такой-то матери, чтобы хуги было не до погони, и удираем, – высказался Гидроперит. – Работаем оперативно, счет должен идти на секунды.

– Логично, – сказал Жук. – Но, как вы верно заметили, надо точно знать местонахождение моих коллег. Хуги, я так понимаю, расспрашивать бесполезно. Если начнем рыскать по поселку, «голодные» успеют организовать оборону и прихлопнут как тараканов.

– Выход один, – авторитетно заметил прапорщик. – Один из нас сдается в лапы «голодным», причем без лишних телодвижений, иначе заломают сразу. Есть надежда, что хуги приведут его к остальным пленникам. Все, что ему понадобится, – обозначить свое присутствие.

– Интересно, а чем это можно сделать? – спросил Жук. – Ракетницу с собой не протащишь. Хуги найдут ее еще при обыске.

– Ракетница нам ни к чему, – заверил Гидроперит. – Тут неподалеку растут «стручки», целая поляна. Они не хуже ракетницы.

– Что за стручки? – заинтересовался я.

Вместо прапорщика заговорил Жук:

– О бешеном огурце слышал?

– В школе на уроках, – кивнул я.

– «Стручок» – его атрийский аналог. Предположительно, мутировавший гриб. Под внешним давлением выстреливает облако спор. Довольно красивое зрелище, напоминает фейерверк. Сноп ярко-оранжевых искр взлетает на высоту пятнадцать – двадцать метров, затем рассеивается ветром. Для человека они абсолютно безопасны, хотя глаза стоит зажмурить. Думаю, хуги специально высадили неподалеку целую колонию «стручков» – для них это своеобразная сигнализация. Думаю, один-два гриба пронести с собой намного проще, чем ракетницу.

– Все верно, – подтвердил прапорщик. – Хуги пленников держат в ямах. Они могут быть вырыты где угодно. Но нам главное – знать где. Будут добровольцы или потянем жребий?

Он выразительно оглядел всех нас.

Все стояли потупившись: молчал особист, переминался ноги на ногу Дэн. Желающих добровольно залезть в логово зверя не находилось. Слишком рискованным был план Гидроперита.

И тогда я решился:

– Не будем терять время. Я пойду, без всякого жребия.

Гидроперит хлопнул меня по плечу:

– Молодец, стажер. Не ожидал. Хлебнешь для храбрости?

Он протянул мне свою фляжку. Я отвинтил крышку, принюхался.

– Что это?

– Спирт медицинский, разведенный.

– Вы что, с ним на задания выходите? – удивился я.

Прапорщик спокойно ответил:

– А чего тут такого? Я не алкаш, пьянчуги в АТРИ долго не протянут. Спиртное в разумных дозах не повредит. Только много на пустой желудок не пей.

Я сделал осторожный глоток. Огненная вода обожгла горло, по пищеводу пробежала теплая волна. Я закашлялся и вернул флягу Гидропериту.

– Спирт точно разбавленный?

– Да все в порядке, – успокоил он. – Покрепче, чем водяра с Большой земли, но для настоящего егеря в самый раз, а ты теперь настоящий егерь. Прошел огонь и воду. Медные трубы будут по возвращении. Это я тебе гарантирую.

– Товарищ прапорщик, а мне глотнуть можно? – спросил Дэн.

Гидроперит молча закрутил крышку и повесил флягу на пояс.

– Понял, – печально вздохнул Леха. – Не дурак.

– Я схожу за «стручками», – предложил Жук.

– Как скажете, товарищ капитан, – пожал плечами прапорщик.

Особист отсутствовал недолго. Вернувшись, протянул мне два сухих, увенчанных зелеными хвостиками, сморщенных шарика величиной с грецкий орех. Увенчивались они зеленым хвостиком. Снаружи «стручки» были покрыты пористой кожицей. Я взял один в руку, подержал. Весил он как будто свинцовый.

– Неспелые, – почему-то смущенно произнес Жук. – Специально выбрал, чтобы тебе удобней было. Зрелые взрываются даже от слабого нажатия, а эти надо хорошенько сплющить. Кстати, держи хвостиком вверх, иначе весь «заряд» полетит в землю. Понял?

– Ага, – кивнул я.

– Засунь в карман. Авось хуги не обнаружат, а если и найдут – отбирать не станут.

– Ваши бы слова да богу в уши. Надеюсь, со всей дури лупить по карманам они не станут, а то зафонтанирую еще на подходе к поселку, – пошутил я. – Ладно, сколько вам времени на подготовку нужно?

– Минут пятнадцать хватит, – подумав, определил Гидроперит. Он замялся и спросил: – Ну что, не передумал? Точно пойдешь?

– Передумал, – кивнул я. – Но пойду все равно.

Гидроперит обещал огневую поддержку, если что-то пойдет не так на первой стадии, но я отнюдь не чувствовал себя в безопасности. Скорее наоборот.

– Удачи, Арчи! – бросил в спину Жук.

Я обернулся и поднял вверх большой палец правой руки. Дескать, все будет в порядке, мужики.

Тяжелые «стручки» оттягивали карман куртки. Посмотрим, что выйдет из этой затеи. Давненько я не видел фейерверков.

Глава 23

Поначалу все было довольно обыденно. Мне удалось беспрепятственно пройти метров двести, прежде чем ошалевшие от такого наглого дефилирования по их территории хуги взяли меня в оборот. Прямо из воздуха вынырнули две косматые фигуры и с грозным рыком толкнули на землю. Похоже, догадка о дополнительной охране была верна. Кроме безмятежно дремавших сторожей, по округе рыскали и другие. Наше счастье, что мы не попались им в лапы.

Теперь наступил момент истины. Все зависело от решения «голодных»: возьмут ли они меня в оборот сразу или потащат в становище. Первый вариант рушил наши планы. Мужики за меня вступятся, это даже не обсуждается, но эффект внезапности будет утерян. О том, чтобы вызволить пленников и устроить хуги маленький бадабум, можно и не мечтать. Однако лохматые твари повели себя правильно. Убедившись, что я безоружен, аки честный человек перед лицом закона, они пинками погнали меня в становище, даже не связав. Мысль о том, что я могу быть не одинок и где-то поблизости засела группа поддержки, так и не пришла в их здоровые, но пустые черепушки. Обшаривать близлежащие окрестности хуги не стали, что свидетельствовало о многом. Были среди них те, кто планировал грамотную организацию маскировки и патрулирования, и те, кого, собственно, отправляли заниматься этой неблагодарной работой. Очевидно, пока самые тупые несли охрану, те, которые смышленей, занимались более интересными делами.

Внутри поселок до боли напоминал картину из учебного фильма. Ерундой вроде архитектуры и планирования жилищного устройства хуги не занимались. Ни улиц, ни перекрестков. Сразу за защитным периметром теснились беспорядочно расставленные хижины. Они походили на сплетенные из гибких веток корзинки, перевернутые вверх дном. Некоторые смахивали на чумы коренных обитателей Сибири. Для теплоизоляции стены обмазывались густым слоем бурой глины. Судя по сногсшибательному амбре, в состав примешивались и такие важные ингредиенты, как нечистоты и испражнения. Вообще воняло тут страшно. Каждый миллиметр территории источал такие миазмы, что неподготовленному человеку приходилось дышать через рот.

В дорожной грязи, взбитой, как желе, десятками огромных лап, копошились детеныши. Я люблю детей. Не до умилительного сюсюканья, но люблю. Есть в них нечто чистое и непорочное. Но малыши «голодных» таких чувств не вызывали. Это были отвратительные по виду и поведению звереныши, а когда мне удалось рассмотреть их игрушки, я окончательно потерял к хуги остатки симпатии.

Детвора использовала вместо совочков и формочек выскобленные добела черепа, и не надо быть биологом, чтобы распознать, каким существам они раньше принадлежали. Детишки «голодных» играли человеческими костями. Иногда даже дрались из-за них, когда один звереныш норовил отобрать у другого приглянувшуюся вещицу.

Родители не спешили разнимать драчунов, на их вопли и крики никто не обращал внимания. Педагогика сводилось к простой и понятной вещи – чего лезть, сами разберутся. Уж не знаю, что потом из этих малюток вырастало и насколько нежные чувства они испытывали к своим мамам и папам.

Завидев меня, малышня обрадованно зашумела. Наверное, так реагируют наши детишки, получив на десерт шоколадку. Только украшать собой меню здешних жителей крайне не хотелось. Пусть к пиву или его местному аналогу хуги подают что-то другое.

По дороге встретилось всего несколько взрослых особей. Не будь возившихся в грязи детей, становище выглядело бы опустевшим. Ответ на вопрос, куда подевалось основное население, возникал сам собой: стены многих жилищ прямо-таки сотрясались от богатырского храпа. Очевидно, у хуги была запланированная сиеста. Попросту говоря, «голодные» дрыхли без задних ног, и это крайне огорчало моих конвоиров. Они-то были вынуждены не смыкать глаз. Я сразу получил хорошую оплеуху, едва не сорвавшую котелок с плеч, затем еще одну. Так охрана срывала на мне раздражение.

В голове зашумело, к горлу подступила тошнота. Я испугался, что получил сотрясение мозга. Лапы у тварей и впрямь были тяжелыми. Но болезненные ощущения быстро сошли на нет. Пронесло.

Между собой хуги общались чем-то вроде похрюкивания. Я расценил издаваемые ими звуки таким образом. Отчетливо слышались интонации, близкие к нашим. Вот, к примеру, явная досада. Чем она вызвана – вынужденным бодрствованием или иной причиной, не понять, но мои конвоиры явно не в духе. Я даже успел пригнуться до того, как на мне снова решили отыграться, и растопыренная пятерня впустую просвистела над ухом.

Хрюканье стало одобрительным. Это второй конвоир посмеивался над попавшим впросак напарником. Разумеется, тот обиделся и принял угрожающую позу. Хоть хуги и не люди, но кое-что человеческое им не чуждо.

Прогулка затягивалась: «голодные» решили выяснить отношения. Пока что это выражалось в шипении друг на друга и злобных взглядах. Я съежился и постарался стать как можно меньше и незаметней. В конфликтах между двумя могучими силами чаще всего страдают посторонние.

Впрочем, чувство долга все же перевесило. Хуги отложили разборки и погнали меня дальше.

Вот и конечная точка маршрута. Пока что все шло как по нотам. Пленных твари предпочитали содержать в одном месте, меня и вели в такой «накопитель».

В земле была вырыта глубокая яма-колодец. «Зиндан» охранял всего один «голодный», но сильно перетруждаться ему не приходилось. Пленникам, чтобы выбраться наружу, пришлось бы проявить незаурядные акробатические способности. Я огляделся, оценивая место будущей баталии. По идее, где-то поблизости находился алтарь, но мне не было его видно.

На месте хуги я бы обязательно накрывал колодец крышкой, но они почему-то так не делали. То ли беспечность, то ли неверие в человеческие возможности. При любом раскладе это упрощало мою задачу. Стоило только подать условный знак, и все начнется. Я аккуратно потрогал «стручки» в кармане. Их тепло приятно грело руки.

Внутренние часы подсказывали, что уже пора: отведенные Гидроперитом пятнадцать минут подходили к концу. Но затевать войнушку пока было опасно. Слишком много вокруг собралось хуги.

В яму меня отправили самым простым из всех способов. Просто столкнули на головы находившихся на дне людей. Их тела смягчили удар. Потом конвоиры ушли.

Народу в подземной тюрьме сидело немного – всего четверо, не считая меня. Из них знакомым был только один: ученый, летевший на том злополучном вертолете вместе с Баталовым.

– Где остальные? – вместо приветствия спросил я.

– Неподалеку. Шагах в двадцати отсюда еще две ямы, там людей побольше, – ответил ученый.

– Хорошо.

Слава богу, никого не придется разыскивать, можно смело приступать к выполнению задания.

– Простите, а кто вы такой? – прищурившись, спросил ученый.

Он внимательно всматривался в меня, очевидно, не опознав, кого это к ним занесло. Лицо ему запомнилось, а вот окончательно определиться у него не получалось. Вот он и таращился на меня как на диковинное чудо-юдо.

Не желая терять отпущенное время впустую, я сразу принялся объяснять текущий расклад:

– Короче, мужики, если хотите выжить – приготовьтесь. Я подам сигнал, обозначу наше местонахождение. Егеря устроят небольшую санобработку территории. Все, что нам нужно, сидеть тихо и не отсвечивать. Нас освободят. Ясно?

– Куда ясней, – хмуро ответил один из сидельцев. – А много с тобой егерей-то?

– Хватит. Теперь зажмурьтесь, а еще лучше – ложитесь лицом вниз. Я из этой ерундовины впервые в жизни стрелять буду.

Соседи по «камере» послушно залегли на дне ямы. Кое-кто из самых впечатлительных стащил с себя верхнюю одежду и накрыл ею голову. Почему нет? Возможно, он был наслышан о достоинствах этого атрийского феномена больше моего.

Я направил «стручок» хвостиком вверх, зажмурил глаза и надавил на него изо всех сил. Эта гребаная дрянь едва не оторвала мне руку, устремившись книзу с мощью реактивной ракеты. Десяток «стручков» вполне мог бы вывести на орбиту искусственный спутник.

Даже зажмурившись, я различал что-то красное, рвущееся вверх. Это с ревом летели на свободу споры необычного растения.

Характерные хлопки гранатометных разрывов послышались почти сразу. Термобарические гранаты жгли не хуже напалма. На какое-то время деревня хуги превратилась в сущее пекло. Горело все, что только могло гореть. Жаль, гранат было всего только пять.

Повсюду отчаянно вопили сгоравшие заживо хуги. Что-то с треском рушилось, погребая под собой тела мохнатых тварей. Немного погодя застучали автоматные очереди. Мои товарищи добивали тех, кто избежал смерти в огне. Наша тюрьма превратилась в самое безопасное место во всей деревне. После такого тарарама хуги точно не смогут полноценно сопротивляться. Быть может, немного погодя они очухаются, сообразят, что атакующих всего ничего и тогда все изменится, но мы договорились действовать оперативно, не давая людоедам даже секунды на размышления.

Стрельба слышалась все ближе и ближе. Мои друзья расчищали для нас коридор. Еще чуть-чуть – и они будут у ямы, а там свобода. Вот ведь интересная штука – я в плену и четверти часа не просидел, а мне уже все так осто… э… обрыдло, что хоть волком вой. Ненавижу неволю.

Внезапно небо над нами потемнело, запахло паленой шерстью. Здоровенный хуги с ревом прыгнул в яму. Его хорошо опалило, он походил на трубочиста – весь черный и закопченный.

Соседство моментально стало опасным. Раненая тварь, разобравшись, кто ее окружает, принялась бороться за свою жизнь. Будь я один, мне бы сразу пришел каюк. Никаких человеческих сил не хватит, чтобы совладать с «голодным» в рукопашной схватке. Тем более, что их анатомия отличается от человеческой и коронные приемчики, способные надолго вывести привычного противника из строя, на хуги не действовали. Классический удар «по яйцам», болевые захваты, удушающие приемы – все было бесполезно. Нормальный человек давно бы отдал богу душу или потерял сознание, а эта тварюга дралась как заведенная.

Памятуя, что гуртом и батьку бить сподручней, мы навалились на «обезьяну» разом. В яме было тесновато, но хуги с его габаритами приходилось куда хуже, чем нам. Я изловчился сделать ему подножку, кто-то пихнул его в грудь. Вонючая гадина опрокинулась на спину и начала двигать лапами, будто крутила велосипедные педали. Подступиться к ней было невозможно.

Я вспомнил о втором «стручке», и моя «катюша» не подвела. Реактивная струя ударила в хуги, споры облепили его, превратив в огромный красный ком. Визг твари перешел практически в ультразвук, мне заложило уши, а потом неожиданно настала тишина.

Чудовище сдохло.

– Эй! – крикнули сверху. – Живые есть?

Глава 24

Был полдень. Обычный, пасмурный, брат-близнец остальных. Серый, унылый, паскудный. Время остановилось, стрелки в часах прилипли к одному месту. Так бывает, когда нечем заняться и лишь скука заполоняет абсолютно все на свете. Я лежал на спине, не шевелясь, будто мумия. Перемена позы была для меня воистину стахановским подвигом. Смертная тоска овладела мной, убивая радость к жизни. Хотя чему, собственно адоваться? Все шло не так.

Похмелья не было, хотя на грудь пришлось принять воистину лошадиную дозу спиртного. Голова не болела, тело было послушным, с координацией движений никаких проблем. Организм на удивление легко перенес алкогольную интоксикацию. Раньше после пьянки приходилось страдать, причем отходняк мог длиться минимум сутки.

Если бы не проклятая депрессия…

Дэн дрых на своей койке, безбожно храпя и причмокивая губами. Больше никого в нашей комнате не было. Последние гости, пошатываясь и держась за стенку, ушли на рассвете. Дольше всех продержался Марчелло, но и он в итоге сломался, отправившись на боковую. Стоит отметить, что нюх у мужика, или как по-другому следует называть пресловутое шестое чувство, был отменный. Марченко несколько раз пытался пробить меня на откровенность, явно догадываясь, что я вернулся не с пустыми руками. С большим трудом удалось убедить его в обратном, но даже перед тем, как свалить, Марчелло продолжал нашептывать мне на ухо о процентах и комиссионных. Цацки мы с Жуком поделили. Свои я еще не продал, но ушлый сосед по общаге был последним, к кому я с этим рискну обратиться.

После его ухода мы остались разгребать последствия устроенного трамтарарама. Все, что можно было загадить, загадили. Наша с Лехой комнатушка превратилась в хлев. Сил хватило лишь на то, чтобы открыть окна и проветрить помещение, однако запах водки, сигарет и мужского пота впитался в каждый миллиметр пространства.

На уборку мы забили, справедливо решив, что порядок навести никогда не поздно. Оставили все как есть до лучших времен.

Стол был заставлен пустыми бутылками, открытыми консервными банками – короче, всем, чем удалось разжиться в чипке или выписать с продовольственного склада (с последним очень помог старый приятель Гидроперита – прапорщик-армянин с маршальской фамилией Баграмян).

Пьянка длилась почти трое суток. Сначала отмечали благополучное возвращение, потом мы проставлялись за окончание стажировки, немного погодя действо переросло в обычную попойку без повода.

Начальство расщедрилось на недельный отпуск. Таким довольным мне Батю еще не доводилось видеть. Комбриг был нормальным мужиком, однако отношения с подчиненными строил исключительно по уставу. А тут… вызвал к себе, обнял, пообещал представить к правительственным наградам и, самое важное, – дал семь суток отдыха и выписал премиальные. На них-то мы и накрывали поляну.

Радость Бати объяснялась элементарно – нас уже записали в без вести пропавшие, никто не ожидал, что мы вернемся, и не просто вернемся, а как триумфаторы, после успешно проведенной операции, в результате которой удалось выручить целую ораву яйцеголовых.

За учеными выслали вертолет, счастливый Баталов долго тряс каждому из нас руку. Жук как-то незаметно исчез из поля зрения, но академик не сильно расстроился. С потерей аспиранта он успел смириться заранее.

Как-то само собой получилось, что никто не упоминал о капитане-особисте, немного погодя с нас даже взяли кучу подписок о неразглашении. Капитана словно в природе не существовало.

Половина отпуска пролетела в алкогольном угаре. Была у меня мысль навестить Иришку, но я отгонял это желание прочь. Не хватало храбрости, девушка казалась недосягаемой вершиной.

Внимание привлек зуммер, сработал мой КИП. Что бы это ни было, пришлось поднести устройство к глазам.

На экране высветилось короткое сообщение от особиста. Жуку вдруг экстренно захотелось со мной увидеться. Сначала я решил, что ему вздумалось переговорить насчет цацек. С другой стороны – эту тему мы уже перетерли. Если капитана обуяла жадность и он решил пощипать мою долю, его все равно ждал бы облом. Примерно в таком духе я ему и ответил. Тут же на КИП пришло еще одно сообщение. Жук вызывал на серьезный разговор, гарантируя, что цацки тут ни при чем. Дела службы, заверил он. Ничего не оставалось делать, как переодеться, стараясь не разбудить Дэна, и выйти из общаги.

На улице маячили две крепкие фигуры в надвинутых на глаза капюшонах плащ-палаток. Лица этой совсем не сладкой парочки были мне незнакомы. Как выяснилось, это по мою душу.

Убедившись, что я тот, за кого себя выдаю, они повели меня на вертолетную площадку и посадили в вертушку, в которой не было никого, кроме молчаливого пилота. За все время полета он даже двух слов не сказал.

Погода была неважной: дождь, сильный ветер, отвратительная видимость, но мне, похоже, пришлось иметь дело со спецом, туго знавшим свое дело. Машину покачивало, бросало из стороны в сторону, однако ничего страшного не происходило. Мы продолжали лететь как ни в чем не бывало.

Лететь… Вот именно! Мне льстили такие знаки внимания. Не за каждым егерем будут гонять вертолет, тем более в непогоду.

Сели мы через час на маленьком аэродроме, расположенном прямо в тайге, между холмами. Как только вертолет приземлился, к нему сразу же подошел человек в защитном комбинезоне. На плече у него висел автомат. Человек помахал рукой, приглашая выйти.

Он же привел меня к панельному домику, стоявшему чуть поодаль.

У входа топтался часовой – парень моего возраста, одетый явно не по форме и довольно непривычно: странной расцветки маскхалат, разгрузка, зеленый шлем-сфера, на лице чуть приподнятые черные стрелковые очки. И егеря, и «вованы» одеваются иначе.

Увидев моего сопровождающего, часовой посторонился, освобождая путь.

Комната в доме была всего одна, в ней жили и готовили еду на маленькой газовой плитке. Помещение обогревалось печкой-буржуйкой. Накурено – хоть топор вешай.

Меблировка была непритязательной. На скрипучих железных кроватях сидели двое: Жук и подполковник Никаноров – двухметровый гигант с добродушным лицом.

– Здравия желаю, – сказал я, вытягиваясь по стойке «смирно».

– Расслабься, парень, – усмехнулся подполковник. – По глазам вижу, меня ты узнал.

– Так точно, товарищ подполковник.

– На время можешь забыть о субординации, боец. Никаких званий.

Капитан подмигнул мне, похлопал рукой по своей койке:

– Садись.

– Слушаюсь.

Я присел.

– Капитан мне все о тебе рассказал, – начал Никаноров.

Интересно: он и о заначенных цацках, которые мы с Жуком разделили поровну, в курсе? В принципе капитан мог поступить со своей долей как угодно, моя при любых обстоятельствах оставалась только моей. У меня на нее были обширные планы.

Однако Никаноров не коснулся этой темы.

– Ты уверен, что батарейка излучает ка-волны? – спросил он.

– Так точно, уверен. Источник у меня был что надо. Еще было косвенное подтверждение от одного из членов клана диких.

– Плохо, – вздохнул Никаноров.

Я удивился:

– Что именно плохо, товарищ подполковник?

– Все плохо, боец. Поздновато мы об этом узнали.

Я сделал попытку приподняться с кровати:

– Товарищ подполковник, я не виноват.

Никаноров усадил меня, опустив ладонь на плечо. Впечатление было такое, будто меня припечатали ковшом экскаватора.

– Никто и не говорит, что ты виноват. Это мы проморгали. После того как стало известно, что батарейку уже находили (это я твоего отца и его ассистента имею в виду), я на всякий случай велел своим людям поднять всю документацию по этому случаю. Выяснилось, что цацку тогда сдали на хранение научникам, они в запарке пихнули ее в какой-то сейф с повышенной защитой и забыли. Хотели мы ее изъять от греха подальше, кинулись к тому сейфу, а батарейки и след простыл. Короче, толкнули ее некоторые несознательные ученые жохам, те в свою очередь на Большую землю переправили. Такие вот дела.

– И давно батарейку переправили? – испуганно привстал я.

Ведь если цацка находится за пределами АТРИ не год и не два, она там таких дел могла наворотить, что мало не покажется.

– На наше счастье, недавно. Пару месяцев назад.

Я облегченно вздохнул.

– Рано радуешься, боец. Знаешь, к кому она попала? К большому перцу аж из самой нерезиновой.

– Зачем вы все это мне говорите? – подозрительно спросил я.

Когда двое особистов начинают посвящать тебя в тонкости – ничего хорошего не жди.

Никаноров понял меня правильно. Он, чуть улыбаясь, посмотрел мне в глаза:

– Да затем, что ты мне поможешь, а я тебе. Причем еще неизвестно, кто больше. Мне уже доложили, что тебе обратной дороги из АТРИ нет. А если попадешь в мою спецкоманду, будешь дрейфовать туда и обратно без всяких «Протоколов А» и стираний памяти.

– Что для этого нужно сделать? – сухо поинтересовался я.

Предложение выглядело достаточно интересным. Кроме того, оно открывало дополнительные перспективы. Я не выбросил из головы мечту вернуться на Большую землю, причем навсегда. Если есть способ, который хоть самую чуточку приблизит меня к этой мечте, я ухвачусь за него даже зубами.

– Для начала расскажу, как из тебя можно сделать штатского человека. Это наша страховочка на случай возможных проблем. Одно дело, если в неприятности влипнет гражданское лицо, и совсем другое, если военнослужащий, причем из ОБВЕ. Ты не мальчик, должен понимать, что светить нашу организацию на Большой земле нельзя. Мы своих, конечно, не бросаем, но предпочитаем принимать меры в неофициальном, так сказать, порядке.

Полковник Нефедов удивленно поднял на меня голову:

– Это что?

– Рапорт, товарищ полковник.

– Вижу, что рапорт. С чего вы решили, что можете в одностороннем порядке разорвать контракт?

– Внимательно прочитал то, что было написано мелким шрифтом в секретном дополнении. Вот это. – Я протянул полковнику копию контракта с выделенными красным маркером строчками.

Дополнение к контракту мне выдали только в АТРИ. На Большой земле полный комплект документов даже показывать отказались. Правда, тогда я махнул на это рукой. Голова была забита другими вещами. Нас с Лехой ослепила величина выданных подъемных. Мы даже представить себе не могли, какая каверза ожидает нас в будущем.

К этому разговору я, благодаря советам Никанорова, подготовился основательно, поэтому говорил как заправский юрист:

– Насколько я понимаю, в случае, если военнослужащий ОБВЕ по медицинским показаниям не может покинуть АТРИ, то это расценивается как действие непреодолимой силы, и он вправе заключить контракт на других условиях или вообще от него отказаться. Достаточно лишь подать соответствующий рапорт.

Полковник, не глядя, отложил бумаги в сторону.

– Откуда же ты такой умный взялся? Сам вник или помогли?

Я лишь усмехнулся в ответ.

– Понятно, – сказал Нефедов. – Не хочешь говорить, не надо. Я тебя пытать не буду. Предлагаю побеседовать. Присаживайся, Павлов.

Он сделал приглашающий жест. Я послушно пристроился на ближайшем стуле.

– Суть ты уловил правильно. Пунктик этот вписали в девяностых, когда у нас в очередной раз армию реформировали. Согласен, что при таких обстоятельствах, как у тебя, условия контракта можно и нужно пересмотреть в сторону улучшения. В общем-то не проблема. Есть предусмотренная типовая форма контракта и для тех, кто не может подвергнуться процедуре из «Протокола А»: с повышенным денежным содержанием, продпайком, пенсией, обеспечением комфортабельным жильем и прочими социальными благами. Проявил ты себя нормально, геройски даже, я бы сказал. Так что с моей стороны препон не будет.

Он открыл сейф, вынул несколько бланков, положил их передо мной:

– Заполняй, боец.

– Простите, товарищ полковник, вы меня неправильно поняли.

Комбриг устало вздохнул:

– Я-то как раз правильно тебя понял, сержант. По глазам вижу, что дембельнуться раньше времени хочешь. Только не стоит оно того, Павлов. Здесь армия, а значит, порядок и дисциплина. Не всем по душе, конечно, но зато ты сыт, обут, при деньгах и оружии, всегда есть крыша над головой. По-моему, для наших условий просто шикарно.

– Товарищ полковник, я с этим не спорю. Мне просто не хочется дальше служить. Считаю, что свой долг перед родиной я выполнил.

– Глупости говоришь, Павлов. Этот долг у нас, мужиков, на всю жизнь. Лучше поговорим о твоем будущем. Допустим, ты уволился. Нормальной специальности у тебя нет. Здесь, в городке, на хорошую работу устроиться сложно. Квалификация у тебя, прямо скажем, никакая. Зарплату, соответственно, положат копеечную. Жилье… вряд ли оно будет лучше твоего нынешнего. Максимум – комнатуха в общаге. Есть смысл шило на мыло менять?

– Я не планирую оставаться в Ванаваре, товарищ полковник.

Нефедов кивнул:

– Теперь ясно, чего тебе захотелось. В вольные бродяги податься, за хабаром ходить, да сбывать его жохам. Р-романтика! Я прав, да? – Не дожидаясь ответа, комбриг продолжил: – Ладно, стал ты вольным бродягой, бродячим асоциальным элементом. Мало того, что официальный твой статус будет такой же, как у тех зэков, что уран добывают, так еще и нам, бывшим товарищам, охотиться за тобой придется. А что касается заработков – тут уж как повезет. Может, приподнимешься, а может, закопают тебя где-нибудь в тенечке, а цацки, твоими потом и кровью добытые, себе заберут.

Нефедов помолчал, затем пододвинул ко мне бланки:

– Короче, подписывай контракт, парень. Подпишешь – за тобой армия стоять будет. А кто стоит за вольными бродягами? Правильно – никто. Вот тебе ручка, ставь автограф.

– Никак нет, товарищ полковник, не буду подписывать, – твердо сказал я. – Прошу завизировать мой рапорт.

Нефедов провел рукой по столешнице, будто смахивая невидимую пыль, взял ручку и широким росчерком поставил на моем рапорте подпись.

– Все, сержант Павлов. Можете идти. С завтрашнего дня считайте себя штатским. Бегунок возьмете в строевой части.

Глава 25

Я отправил на КИП Жука просьбу о встрече. Капитан откликнулся минут через двадцать. Стрелку назначили на нейтральной территории. Так было спокойней и мне, и ему, хотя формально мы уже начали играть в одной команде.

– Зачем звал? – с заметным напрягом спросил Жук.

– Об одолжении хочу попросить.

– Ясно, – кивнул особист. – Наверное, решил, раз хабар поделил поровну, то я теперь в твоих должниках по гроб жизни ходить буду.

Я помотал головой:

– Только одно одолжение, Слава. Потом мы квиты. Нужна информация на одного человека. Добудь по своим каналам – и все, мы в полном расчете.

Успокоенный капитан перешел на деловой тон:

– Лады. Говори, кто тебе нужен.

Файл с информацией он переслал мне в тот же день. Смотреть было некогда, я собирался на еще одну встречу. Надеюсь, более приятную.

Вечер в офицерском клубе затянулся. На верхнем этаже басовито гремела музыка, горел свет, слышались возгласы и тосты.

Я курил возле чайной. Двери открывались и закрывались, выпуская загулявших офицеров с супругами, любовницами, привезенными аж из Муторая или других населенных пунктов, где все еще теплилась эрзац-жизнь, отдаленно похожая на нормальную.

У майора внутренних войск Головчанского был юбилей, отмечал он его с размахом. Накрыл царскую поляну, снял помещение офицерского клуба. В другое заведение все приглашенные майором не поместились бы. В Ванавару приехало много его коллег, свободных от дежурства. Разумеется, позвали и офицеров ОБВЕ, включая Батю. Был и гражданский персонал. Приехал даже мэр Муторая. С Петровичем официальные власти АТРИ всегда поддерживали хорошие отношения. Его охрана паслась у входа.

На территории военного городка Петровичу опасаться было нечего, наверх телохранителей не пустили, вот парни и изнывали от безделья. Один подошел ко мне стрельнуть сигарет. В другое время я бы с удовольствием поточил с ним лясы, но не хотелось упускать из виду ту, ради кого я сюда приперся. Телохранитель оказался понятливым и быстро отошел к напарнику.

Веселье уже было на излете. Изрядно подвыпившие гости расходились по домам.

Из клуба вывалилась развеселая компашка: мужчины, женщины в «боевой» раскраске. Одна мазнула по мне похотливым взглядом, липким словно патока. Я разочарованно опустил подбородок.

Нет, не она. Та, кто мне нужна, еще не выходила.

Одна из парочек вдруг остановилась. Кавалер заметил, что его спутница заинтересовалась мной, и подошел ко мне.

Это был молоденький лейтеха-вэвэшник, судя по всему, новичок вроде меня, бедовавший в АТРИ всего ничего – месячишко-другой. Только, в отличие от него, мне носить погоны уже было без надобности. Не ожидал, что демобилизоваться будет настолько легко. Спасибо подполковнику за добрый совет.

Кавалер грозно сопел, разило от него как от винокурни. Ноздри раздувались, словно кузнечные меха. Глаза налились кровью.

– Тебе чего? – набычившись, спросил он.

– Ничего. – Я неопределенно пожал плечами.

Драка не входила в мои планы, тем более никаких видов на подругу лейтенанта у меня не было. Если бы они продолжили топать туда, куда намеревались, я бы только перекрестился.

– Вали отсюда, – потребовал разгоряченный офицерик.

– Простите, товарищ лейтенант, не могу.

Я изо всех сил старался сохранять вежливость. Это могло подействовать, но только в другое время и в другом месте. И уж тем более с другим человеком.

Кавалеру то ли хотелось покрасоваться перед спутницей, то ли он накачался до такой кондиции, что все его мысли были направлены исключительно в одну плоскость. Лейтенант сжал кулаки и замахнулся. Думаю, его чему-то обучали: боксу или иному единоборству, но он принял на грудь слишком много, и от первого удара я с легкостью уклонился. Со вторым было чуть потруднее, пришлось ставить блок.

Потом стало ясно: чем чаще промахивается подпитой офицер, тем больше в нем ярости и дурного азарта.

Дамочка позади захлопала в ладоши. Хоть кто-то получал от нашего пыхтения и топтания удовольствие.

Устраивать гладиаторские бои я не намеревался, тем более что мужская половина компашки уже спешила на помощь лейтенанту. Меня окружили недружественные лица. Ситуацию можно было уладить разве что с помощью дипломатических ухищрений.

– Уведите его от греха подальше, – взмолился я, пока конфликт касался лишь двоих и не увлек остальных подобно снежному кому.

Эти вэвэшники были немногим трезвее раздухарившегося лейтенанта. Я не сомневался: возьмись они по-настоящему, я превратился бы в котлету. Судя по мрачным физиономиям, именно этим господа офицеры и намеревались заняться в ближайшее время. Одному против четырех матерых волчищ мне не выстоять.

Злости у меня не было. Скорее какая-то обреченность. Влипнуть в идиотский конфликт, тем более из-за девки, на которую глаза бы мои век не смотрели.

– Стойте! Не надо! Он со мной.

Женская фигурка в темно-синем пальто с капюшоном протиснулась сквозь кольцо оцепления.

– Ну, милый, чего ты застрял? – Вопрос, как ни странно, адресовался мне.

Я открыл и закрыл рот, мучительно соображая. Все складывалось по-дурацки и совсем не так, как было задумано. И вообще, это я бы предпочел быть спасителем, случись что, а тут все поменялось, встало вверх ногами и ими же принялось дрыгать.

Ирина – это была она – схватила меня под руку и потащила прочь от подгулявших офицеров.

Мы скрылись за поворотом, подошли к продскладам. Неподалеку, у грибка, маячил часовой. Он покосился на нас, но ничего не сказал. Опасности мы не представляли. Скорее помогали скрашивать серые будни службы. Нехитрое солдатское развлечение.

– Давно за мной следишь? – спросила она.

– Не очень, – признался я.

– А зачем?

Вместо ответа я попытался ее поцеловать. Она резко оттолкнула меня. В ее глазах блеснули слезы.

– По-моему, вы зарываетесь, молодой человек.

– Меня зовут Артемом.

Она кивнула:

– Знаю.

– А еще Андреем, – добавил я.

– Как это? – удивилась Ира. – Двойные фамилии вроде Мусин-Пушкин, Римский-Корсаков или, скажем, Терешкова-Николаева я знаю, а вот с двойным именем сталкиваюсь впервые.

– Ира, – попросил я, – а ты пригласи меня в гости. Я все тебе расскажу.

Никогда бы не подумал, что все произойдет именно так. Мы лежали на кровати в ее маленькой однокомнатной квартирке. Тихо играл магнитофон – настоящий анахронизм в наш век цифровых технологий: японская двухкассетная дека. Музыка была под стать. Такую можно услышать на ретро-вечеринках. Плавная, нежно-мелодичная, обволакивающая.

Начатая бутылка вина, тающие свечи, пышущая жаром печь (не камин, но все одно – здорово).

– Ты, наверное, плохо обо мне думаешь? – вдруг спросила Ира, стыдливо прячась под одеялом.

После всего, что с нами недавно было, ее поведение могло показаться странным. Но в этот миг она казалась мне самой прекрасной и чистой женщиной на свете.

– Нет, это ты плохо обо мне думаешь, – горячо заверил я. – А сейчас будешь думать еще хуже.

Я сдернул с нее одеяло, прижал к груди, стараясь быть сильным и нежным одновременно. Кажется, у меня получилось.

Спонтанно возникшее напряжение улетучилось. Девушка снова расслабилась.

– Слушай, – задумчиво протянул я, – ведь ты же психолог. Это тебе полагается всякие комплексы излечивать.

Она засмеялась:

– Сапожник без сапог. Обычное дело. У моего отца были хорошие знакомые: популярный музыкант и известный писатель. Так вот, у первого дома никогда не было его пластинок, потому что всем раздаривал, а у второго – книжек, по той же причине. И я такая. Всем помогаю, только себе помочь не могу.

– Ясно, – протянул я.

Ира ухватила меня за нос, сжала пальцами кончик:

– Никак в моей профпригодности сомневаться начал?

– Вот уж нет уж, – прогундосил я.

Мы расхохотались.

– Ты про отца своего говорила. А родители в курсе, где ты и что с тобой?

– Думали, что я работаю в секретном почтовом ящике. Я им деньги каждый месяц переводила, они же у меня пенсионеры были, каждая копейка на счету. Письма писала. Это не запрещено, но вся корреспонденция проверяется. А сейчас и писать-то некому. Папы и мамы не стало три года назад. Меня на похороны не пустили. Я даже не знаю, на каком кладбище они лежат.

– Прими мои соболезнования, – искренне сказал я.

– Спасибо. Я ведь чуть было не потеряла и тебя. Когда ваша группа пропала, я вдруг почувствовала, что в моей жизни чего-то не хватает. Мне вспомнился ты, такой смешной и милый в первый день нашей встречи. Я испугалась, что ты погиб или попал в плен. – Она часто захлопала ресницами, и с каждым их взмахом моя душа отрывалась от тела и улетала куда-то высоко, в безбрежные дали.

– Ты за меня переживала? – искренне поразился я.

Вместо ответа она потянулась к моим губам. Немного погодя мы снова заговорили.

– Я дурочка, – заявила она.

– Никакая ты не дурочка.

– Не спорь. Я дурочка, которая, кажется, влюбилась в ребенка.

– В ребенка?! – обиженно вскинулся я. – Подумаешь, на пару лет меня старше. Когда тебе стукнет сто, а мне девяносто восемь, тебя такая разница в возрасте не будет волновать.

Она засмеялась. У нее был приятный нежный смех.

– Думаешь, нам удастся тут столько протянуть?

– Кто сказал «тут»? Лично я в АТРИ застревать не собираюсь, – решительно произнес я.

Ира печально вздохнула:

– Ну вот, испортил даме настроение.

– Ир, ты чего? – изумленно спросил я.

Она заморгала.

– Будто не знаешь, что нам обратного хода нет. Во всяком случае, если хотим остаться нормальными людьми. Мне лично не улыбается стать овощем.

– Не расстраивайся раньше времени, сокровище. Есть способ смыться отсюда.

– Да ну?! – Девушка бросила на меня недоверчивый взгляд.

Я кивнул:

– Да-да, есть. Тут меня все порядком достало. Удерем в хорошее место. Туда, где море, солнце, песок и пальмы. И, – я замялся, – поженимся.

Она легла на спину.

– Море, солнце… Господи, как красиво звучит! А насчет поженимся – не рано ли?

– Не рано. Считай меня старомодным. Провел ночь с девушкой, значит, надо жениться.

– Из какой же дыры тебя выкопали?

– Лучшей, чем эта.

Она уткнулась губами мне в ухо, часто-часто задышала. Я нервно сглотнул. Девушка хихикнула. Ее забавляла эта игра. Меня, признаться, тоже.

Она замерла, смешно наморщив нос. Вид при этом у нее был виноватый.

– Хочешь мне что-то сказать? – догадался я.

– Да. На откровенность пробило.

– Так это хорошо. Не люблю всякого рода недосказанности, тем более раз у нас все так получилось.

– Ага, я тоже не люблю. Ну, готовься выслушать целую порцию откровенности.

– Давай, – благодушно произнес я.

Она набралась решительности:

– Я ведь уже была один раз замужем. Тебя не смущает?

– Ни капли. И где, кстати, твой законный супруг? Не хотелось бы от него в шкафу прятаться, да у тебя и шкафа-то подходящего нет. – Я с улыбкой оглядел небогатую обстановку квартиры.

– Не знаю где. Мы познакомились, когда он еще был курсантом. Высокий, красивый, маме очень нравился.

– А тебе?

– И мне. Закончил училище, стал офицером. Свадьбу сыграли. Его по распределению прислали в АТРИ. Когда выяснилось, что у меня проблемы с возвращением, все поддерживал меня, говорил, что никогда не бросит. – Она замолчала.

– И? – Я догадывался, что услышу, но не мог не спросить.

Глаза ее снова увлажнились.

– Бросил, как только получил переводку на Большую землю. Втихаря собрал чемодан и слинял. Представляешь, возвращаюсь домой, а там ни мужа, ни его шмоток. Только записку оставил, извинялся очень.

– Обиделась на него?

– Сначала да. Неделю проревела. Потом махнула рукой. Может, оно и к лучшему.

– К лучшему, – кивнул я. – Тогда бы мы с тобой не встретились.

– Пожалуй, – сказала она, поведя плечами.

Я потянулся за вином, разлил по бокалам.

– Как говорил мой друг и поэт Егор Соков: «Чтобы было приятно вспомнить и хотелось еще мечтать!» – пьем до дна!

Дэн не удивился, когда я вернулся в нашу комнату лишь через сутки. Он одобрительно заулыбался.

– По глазам вижу, что у тебя все хорошо, – сказал приятель.

– Более чем, – признался я и начал рыться в своих вещах.

– Ищешь что-то? – прищурился Дэн.

– Нет, просто заняться нечем.

– Ну-ну. – Он отвернулся.

Заветная записная книжка обнаружилась не сразу. Как и заведено, она лежала на самом видном месте, потому и нашлась в последнюю очередь. Я бегло пролистал ее, немного подправил и протянул другу.

– Это тебе. Дарю!

– Зачем? – не понял он.

Его взгляд упал на первую сделанную мной запись. Я невольно покраснел. Забыл свое творчество. Надо было вырвать страницу с нехорошим словом.

– Спасибо, – протянул Дэн.

– На это не смотри. Там у меня есть кое-какие заметки. Я по памяти восстановил, как за батарейкой топал.

– И к чему это сейчас?

– Не сейчас, потом. Думаю, если поискать, там можно найти массу дорогих вещиц. Бери, пригодится.

– Странный ты какой-то сегодня, – протянул Дэн. – Будто уезжаешь навсегда и пришел проститься.

– Почти так, – сказал я. – Извини, дружище. Мне надо отлучиться.

Он кивнул:

– Давай. Только будь осторожнее, Арчи.

Его слова догнали меня на пороге. Я обернулся:

– Мы еще встретимся, Леха.

До избушки Спая меня подбросил на моторке кочегар из котельной, не гнушавшийся подрабатывать и таким извозом. Взял он с меня по-божески. Договорились, что вернется через пару часиков, хотя я надеялся уложиться в более короткий срок.

Отшельник был в бане. Разумеется, он слышал звук мотора и давно догадался, что к нему пожаловали гости, однако выходить навстречу не стал.

Я деликатно потоптался на крылечке, не дождавшись ответа, постучался в крошечное окошко.

– Чего стоишь, заходи, – донеслось изнутри. – Банька сегодня отличная. Можешь попариться, компанию составить. У меня и бражка припасена. Можно потом тяпнуть.

Такого приглашения я не ожидал, однако не стал спорить. Баня есть баня. Что за мужик, который упустит случай прогреть косточки и похлестаться всласть распаренными вениками? Мелькнула, правда, мыслишка, насколько это комильфо парить косточки с человеком, которого в первый раз вижу. Хотя, с другой стороны, чего тут такого? Оба мы вполне нормальных наклонностей.

Зашел в теплый предбанник с мокрыми отпечатками на дощатом полу, скинул с себя одежду, что потяжелее, развесил на крючочках, полегче – сложил на дубовых полочках, пристроил заветную тяжелую коробочку-пенал так, чтобы в глаза сразу не бросалась. Нашлась и пирамидка для оружия, там поместился один из моих трофейных «калашей». Штатную «Грозу», которая нынче мне, как свободному человеку, не полагалась, пришлось сдать вместе с формой и прочими армейскими причиндалами, а безоружным разгуливать по АТРИ – все равно что сразу покончить с собой. Затем потянул ручку двери.

Еще с порога шибануло чем-то ароматным. Хозяин толк в парилке знал, подбрасывал не обычную водичку, а настоянную на душистых травах.

Спай сидел на полке, красный, весь в поту. Увидев меня, поприветствовал:

– Давай не стесняйся, служивый. Удалась банька.

Я удивился:

– Что, запомнили меня?

Мужчина засмеялся:

– А то! У меня память профессиональная, тренированная. Увидел один раз – вовек не забуду. Только чур, – он поднял руку, – пока не закончим, никаких разговоров по делу. Только о бабах, охоте и погоде.

Я хмыкнул. Пожалуй, Спай прав. Говорить в бане о делах святотатство. Вот после нее – да, можно. А мне так и нужно.

Когда со священным ритуалом было покончено, мы чинно уселись в предбаннике. Спай предложил выпить, но я отрицательно покачал головой. Серьезный разговор требовал острого и свежего ума.

– Воля ваша.

Хозяин выловил из трехлитровой банки малосольный огурец и захрустел. Для меня пояснил:

– Свои, выращиваю в теплице. Лучше закуски никто еще не придумал.

Достал еще один, протянул:

– Может, будешь? Не последний. Хлебушка вот отломи. Сам пек, разве что мучица привозная, с Большой земли.

– Спасибо, в другой раз, – вежливо отказался я.

Спай, опустив взгляд, заработал челюстями. Покончив с едой, вытер рот тыльной стороной ладони:

– Ладно, говори, с чем пожаловал. Чего тебе от меня, горемыки старого, надобно?

Я, усмехнувшись, сказал:

– Во-первых, на горемыку и уж тем более старого вы не тянете, во-вторых, хочу предложить сделку.

– Какую сделку?

– Взаимовыгодную, – изрек я. – Хочу, чтобы вы помогли одному хорошему человеку свалить отсюда.

Спай откинулся к стенке, задумчиво прикрыл глаза.

– Отсюда, это я так понимаю, на Большую землю?

– Ага.

– И как же я это проделаю? – с удивлением, причем непонятно, наигранным или естественным, поинтересовался он.

– Как-нибудь, – загадочно произнес я. – Наверняка есть способы. Я тут хорошенько обдумал детали вашей биографии. Ну, помните, что нам рассказывали? Врали вы тогда немного, но в основных местах. Работали на ЦРУ и ряд других американских и не совсем американских контор. И, как положено, были не просто агентом, а агентом двойным. Служба Внешней Разведки, если я правильно понимаю.

– Вот те раз, – непритворно изумился Спай. – Флеминга, наверное, начитались, или Ле Каре.

– Кое-что другое, – улыбнулся я и выслал на его КИП файл Жука.

Спай изучал содержимое долго и внимательно, я тем временем продолжил гнуть свою линию:

– Иначе не сложилась бы у вас жизнь столь благополучно. Ну, а поскольку бывших чекистов не бывает, значит, вы до сих пор там работаете. Строчите для московского начальства отчетики, статистику всякую собираете, деньжата зарабатываете, цацки сплавляя. И зуб даю против вашей челюсти – есть у вас канал, по которому в любой момент можно уйти на ту сторону.

– Вот оно как? – обескураженно пробормотал Спай. – А ты хорошо подготовился, парень. Много накопал. Неужто из тех, кто за мной присматривает? А может, и вовсе из конкурирующей конторы?

Я улыбнулся, но говорить не стал.

Спай призадумался. Он явно не ожидал от меня, юнца, такой прыти. А я чувствовал, что если и был не прав, то самую чуточку. Это одновременно и окрыляло, и слегка пугало неизвестностью. Честно говоря, я сам не знал, насколько далеко смогу зайти и какие у меня будут перспективы.

– Хорошо, карты на стол, – произнес он. – Допустим, я могу кое в чем помочь. Но это стоит больших денег. И не потому, что я жадина-говядина. Кроме меня, есть еще люди, и они за просто так рисковать не будут: всякий риск должен оплачиваться по соответствующему тарифу.

– Тариф я готов обговорить прямо сейчас, – мягко и в то же время решительно сказал я.

– А этот человек хороший, за которого хлопочешь, ты сам или…

– Или, – кивнул я. – Это моя девушка. И мне надо, чтобы вы доставили ее в целости и сохранности, подготовили «легенду», документы, как положены, денег чтобы дали на первое время. А я заплачу, причем не обижу.

Пенал с остатками философских камней лег перед ним. Спай открыл его, удовлетворенно хмыкнул и вернул мне.

– С тобой можно иметь дело, парень. Но тут только на одного. Если надумал рвать когти вместе с зазнобой, учти: для тебя того, что мне удастся выручить, не хватит.

– Неважно, – сказал я.

Он вскинул голову:

– Не боишься, что я шмальну в тебя из секретной шпионской авторучки, а цацки себе заберу?

– Боюсь, – признался я. – Только случись со мной что, есть человек, который знает, куда я пошел и где меня, в случае чего, искать.

Признаюсь, я блефовал. Не стал ставить в известность даже Леху. Не хотел никого впутывать в свои траблы.

Но Спай не знал этого, а я приложил все усилия, чтобы казаться убедительным. Тогда он кинул еще один камень наугад:

– Чего своих не попросишь? Неужели Никаноров помочь не возьмется?

Я понятия не имел, за что возьмется или нет подполковник, но ответил с такой решимостью, будто знал все расклады на свете:

– Нельзя все яйца в одной корзине держать, уважаемый коллега. Мне ли вам это говорить?

Глава 26

В небе застрекотало. Мы подняли головы. Вертолет медленно заходил на посадку. Вертушка описала несколько кругов над поляной, а затем приземлилась метрах в десяти от нас. Пилот открыл дверцу, замахал руками, приглашая внутрь.

– На этот раз никакой наркоты не будет, полетите в полностью вменяемом состоянии, – отворачивая лицо от хлещущих порывов ветра, сказал Никаноров.

Я вяло пожал плечами.

– Неужели не интересно увидеть своими глазами, как происходит переход? – изумился подполковник.

– Раньше было интересно, а сейчас не очень.

– А-а, – протянул Никаноров, – ну ладно. Пошли, хлопцы. Чего зря технику держать?

В вертолете высокий незнакомый парнишка, белобрысый, улыбчивый, протянул мне руку:

– Амикан. По эвенкийски – «медведь». Будем знакомы.

– Арчи, – сказал я.

Жук представляться не стал, только пожал руку. Похоже, они с Амиканом были знакомы. Пилот что-то прокричал нам, но из-за шума двигателей его было не слышно.

– Амикан назначается старшим группы, вы подчиняетесь только ему и мне, – принялся излагать диспозицию подполковник.

– Сколько всего человек в группе? – поинтересовался Жук.

– Все в сборе. Пилот тоже с нами, – пояснил Никаноров. – Доберемся до Ванавары, пересядем на другой борт, тогда поближе с ним познакомитесь.

– До Ванавары? – Я вопросительно посмотрел на него.

– Земной Ванавары, – со значением сказал подполковник.

Вертушка была пассажирской, имелись кресла, откидные столики. Даже шторы на иллюминаторах.

– Цивилизация, – улыбнулся Амикан. – Жаль, стюардессы в мини-юбке нет.

– Будут тебе стюардессы, – заверил Никаноров.

Вертолет качнулся и стал набирать высоту. Я глянул в иллюминатор. Внизу, под тенью крылатой машины, колыхалась трава, ветер трепал верхушки деревьев.

– Лететь далеко, пересадок будет много. Разрешаю хорошо отоспаться и слегка снять стресс.

Никаноров водрузил на столик бутылку коньяка.

Я вспомнил злополучного товарища Иванова:

– Армянский?

– А то. Настоящий, – гордо произнес подполковник.

Ну вот. Началось. Я бессильно откинулся на спинку кресла.

– Будешь? – подмигнул Никаноров.

– Зачем спрашиваете?

Удивительно, но коньяк действительно был нормальный. Может, и не настоящий, зато без всяких лишних примесей, и сознания мы не потеряли. Приговорили его за полчаса, под лимончик, извлеченный подполковником из дипломата, и пустопорожние разговоры. Тему, ради которой, собственно, мы все собрались, аккуратно обходили и старались не затрагивать. В доме повешенного не говорят о веревке. Еще будет время перетереть все детали.

Дальнейшее я воспринимал как бы со стороны, полностью абстрагировавшись от реальности. Было приятнейшее состояние полного наплевательства. Разве что в голове слегка шумело да лица выглядели смазанными. Неплохо пошел коньячок, весьма неплохо.

Когда все прильнули к окошкам и принялись рассматривать зону перехода из АТРИ на Большую землю, я демонстративно закрыл глаза и сделал вид, что задремал. Чуток погодя заснул и в самом деле.

Рация, укрепленная на плече охранника, запищала. Мужчина недовольно нажал на кнопку:

– Слушаю, Первый.

– Это Второй. Можешь подойти ко мне? Прием.

– Зачем?

– У нас тут что-то странное творится. Короче, подойди и сам увидишь. Прием.

– Ладно, буду через пару минут. Отбой.

Охранник отключил рацию и привстал. Его напарник, оторвав взгляд от монитора, покосился:

– Ты чего?

– Да Второй забеспокоился, зовет.

– Случилось что?

Мужчина пожал плечами:

– Вот схожу и узнаю.

Несмотря на глубокую ночь, в окнах одного из домов элитного подмосковного поселка горел яркий свет, звучала музыка. Вышедший из помещения охраны человек поморщился, вполголоса произнес:

– Гуляют, заразы.

Особого пиетета к обитателям поселка он не испытывал. Насмотрелся за время дежурств всякого. Тем более, что в этом здании гульба шла уже не одни сутки. Ушедший в отпуск генерал отмечал это событие шумно. Хорошо хоть гостей не было.

Возле двухэтажного коттеджа с башенками, стилизованными под Средневековье, и красной черепичной крышей, утыканной антеннами спутникового телевидения, стоял Второй – низкий, коренастый, с фигурой бывшего борца. Как и все работники частного охранного агентства, он был одет в черную форменную куртку с разгрузкой, такого же цвета брюки, на голове вороньим гнездом взгромоздилось не по размеру большое кепи с эмблемой, на ногах скрипучие кожаные берцы с толстой подошвой.

– Что стряслось?

Второй посветил фонариком на усыпанную мелким гравием дорожку. На ней отчетливо выделялись красные следы.

– Кровь, – с ходу определил Первый.

Народ, служивший в охранной конторе, натаскивали на многое. Кровь от краски или томатного сока он отличал легко.

– Вот еще. Гляди.

Луч выхватил темный предмет с ручкой.

– Твою мать, пистолет! Интересно, кто его посеял?

С первого взгляда было ясно: пистолет настоящий, боевой.

Первый аккуратно приподнял веточкой оружие, обнюхал ствол и положил обратно.

– Давно не стреляли. Порохом не пахнет.

– Ментов вызывать будем?

– Обождем немного. Надо сначала самим разобраться.

Затрещала рация, вызывала дежурка:

– Что там у вас? Прием!

– Пока непонятно, разбираемся.

– Надеюсь, шухер поднимать не надо?

– Тоже надеюсь.

В этот момент из дома напротив вышла дама в дорогом вечернем платье, в ушах, на шее и пальцах драгоценные украшения. Молодая супруга владельца сети магазинов радиоэлектроники могла позволить себе многое.

Люди в униформе встали так, чтобы скрыть от нее пистолет и следы крови.

Слегка пошатываясь, женщина спустилась по ступенькам крыльца. Стало ясно, что она подшофе. Слегка хрипловатым голосом спросила:

– Ребята, муженька моего не видали?

– Не видели, Дарья Васильевна. А что?

– Да вот вышел свежим воздухом погулять час назад и не возвращается. Я уж вся извелась.

По виду этого было не сказать. Женщина скорее злилась, чем переживала.

«Красивая, но стерва», – подумал про себя Первый. Вслух он произнес совершенно другое:

– На мобильный звонили, Дарья Васильевна?

В другой ситуации и с другим человеком вопрос был бы идиотским по сути, однако Первый знал, что алкоголь редко способствует принятию элементарных решений. Набравшаяся дамочка могла пойти любой окольной дорогой.

Женщина вытащила из сумочки миниатюрный сотовый, больше похожий на ювелирное изделие, повертела в руках:

– Что-то сети нет. Сломался, наверное.

Она капризно вытянула губки, предлагая мужчинам заняться решением ее проблемы. Это не входило в перечень обязанностей охраны, но с клиентами стоило поддерживать хорошие отношения.

– С моего попробуйте, – предложил Первый, извлекая свой сотовый из внутреннего кармана куртки.

Он взглянул на светящийся экран.

– Странно, мой тоже не берет. Видимо, авария. Вечно с этой связью проблемы.

Женщина всхлипнула. Охранник принялся ее утешать:

– Не стоит так волноваться, Дарья Васильевна. Может, он в гости к кому зашел? Вон, видите, у Альберта Петровича веселятся. Вдруг супруг ваш на огонек заглянул, по-соседски, так сказать.

– Сейчас проверю. – Женщина решительно направилась к освещенному дому.

Она достигла крыльца, поднялась, распахнула стеклянную дверцу и зашла внутрь.

Через минуту оттуда послышался душераздирающий крик.

Первый и Второй, не сговариваясь, бросились к дому.

Милицейский «луноход» в сопровождении микроавтобуса резво подкатил к высоченному забору. Сидевший за баранкой УАЗа Амикан надавил на клаксон. Почти сразу ворота раздвинулись, открывая проход. Появился взволнованный охранник, весь в черном. Фары осветили его испуганное лицо.

– Что у тебя стряслось, ниндзя? – спросил высунувшийся в окно Жук.

– Жопа у нас, начальник. Реальная жопа, – туманно объяснил охранник.

– Ладно, залезай.

Боковая дверь милицейского микроавтобуса отъехала в сторону. Черный забрался внутрь и сразу осел на пол. Пилот вертушки, откликавшийся на погоняло Жижа, убрал шприц-тюбик от его шеи.

– Не поторопились? – спросил я.

– Не-а, – откликнулся Жук. – От него все равно не было бы толку.

– Куда ехать-то, знаешь?

– Ясен перец. Видишь ту домину с колоннами? Наш клиент там проживает.

– Кто хоть он? Сейчас-то можешь сказать?

– Могу, – кивнул особист. – Теперь я все могу. Целый генерал-лейтенант Табуретов Альберт Петрович. Большая шишка на бугристой местности. Несколько месяцев назад у жохов купил батарейку, видать, попользоваться решил. У него вечные нелады со здоровьем, вот и сидит постоянно на «погремушках», как наркоша законченный на игле. Подзарядил цацку и, видать, приехал.

– В кого же он, интересно, превратился? – вяло спросил Жижа.

– Да кем бы он ни стал, нам от этого не легче. Главное, человечину вовсю жрать начал. Хорошо, что сотовую связь отрубили да по обычной вызов ментам перехватили, а то был бы шум на всю Европу.

– А сейчас шума не будет? В поселке ведь непоследние люди живут.

– Там, – Жук поднял указательный палец, – уже все придумано и распланировано. Нам главное – мутанта этого грохнуть да батарейку забрать. А уж под каким соусом ситуацию в прессе подадут, не наше дело. Все, мужики, погнали. Чем быстрее мы этого гада зловредного на тот свет отправим, тем быстрей отсюда уберемся.

– Думаешь, за пределы поселка он еще не вышел?

– Будем исходить из того, что не успел. Ему и тут неплохо, еды полно и берлога собственная под боком. Он ведь мутант только наполовину, сам не соображает, что творит. Знаете, как оборотни из фильмов? Утром проснулся не пойми где, почему-то голышом да и морда вся в крови, и что особенно напрягает – не собственной, – пояснил Жук.

Генеральский двор был обширный, что футбольное поле, бетонированный. Чуть под скосом – съезд в подземный гараж, сбоку – крылечко с металлическим парапетом, ведущее к прозрачным дверям из стекла, только, в отличие от американских таунхаусов, не простого, а бронированного.

Дверь была открыта. Сигнализация, если и имелась, не работала.

На первый «сюрприз» наткнулись еще в холле. На ковровой дорожке лежал труп молодой красивой женщины. Обошлись с ней жестоко, буквально разорвали на части. Кровищи вытекло не меньше ведра.

Нашлись и тела двух охранников. Мужики пытались оказать сопротивление, но у них ничего не получилось. Тварь, прикончившая их, была намного проворней. Убивала, ломая хребты. Хрусть – и пополам, хрусть – и пополам. Брр!

Больше никого в холле не было. В других помещениях первого этажа аналогично. Во всяком случае, живых.

Жижа остался на улице, на случай, если мутанту удастся вырваться из дома.

Я зашел на кухню, открыл дверцу холодильника и отшатнулся. На полке лежала голова мужчины, чуть пониже – человеческие руки, кровоточащие куски мяса.

Жук встал рядом, со злостью фыркнул:

– Запасливая тварь.

Я удивился:

– Что, прямо так, в охраняемом поселке? Убивал и по холодильникам прятал.

– Ты же сам видишь.

– А охрана? Куда она смотрела?

– Охрану больше интересует то, что происходит снаружи, а не внутри. Принцип такой. В семейные секреты хозяев не лезут. Да и орудовать тварь начала лишь недавно. Никто ничего не понял. Не успел понять.

– На первом этаже чисто, – доложил я в гарнитуру переговорного устройства.

– Понятно, – откликнулась электронная горошина в ухе голосом Никанорова. – Поднимайтесь на следующий этаж. Берегите себя.

– Он что, всегда такой заботливый? – спросил я.

– Только когда припрет не на шутку, – усмехнулся Жук.

Мы ступили на лестницу, наверху послышался скрип, что-то зашаталось и упало. Тяжелые, бухающие шаги.

Амикан подал знак. Внимание!

Сначала в зоне видимости оказалась нога, здоровенная такая лапища в ботинках сорокпоследнего размера, затем еще одна. А вот и их обладатель. Отглаженные до идеальных стрелок брюки с пыльными коленками, пиджак в тонкую полоску, светлая рубашка, галстук с тугим узлом, бычья шея, квадратный синий подбородок, толстая нижняя губа, оскаленные зубы, белые, с красноватым налетом, чуть изогнутая верхняя губа, мясистый нос картошкой. Глаза абсолютно пустые, ничего не выражающие.

Зомби, сообразил я. Тихо хлопнул пистолет с глушителем в руках у Амикана. На операцию велено было брать только бесшумное оружие.

Ноги верзилы подкосились, он покатился по широкой лестнице и тряпичной куклой раскинулся на полу первого этажа.

– Наш клиент? – спросил я, не веря, что все закончилось так быстро.

Жук мотнул головой.

– Скорее всего, его телохранитель. Ему тоже от ка-излучения перепало.

Мы оказались в огромной гостиной. Горел приглушенный свет, откуда-то звучала песня, исполняемая надсадным хриплым голосом. Генерал явно был поклонником отечественного шансона.

– Никого? – поинтересовался Амикан.

– Вроде бы. И это странно, – резюмировал Жук. – Пока есть время – смотрите, как люди могут устроиться.

Амикан хмыкнул:

– Мне бы как генералу платили, я бы еще лучше устроился.

– Трудом праведным такого не наживешь, – заметил Жук.

Я оглядел обстановку: плазменная панель во всю стенку, акустические колонки, каждая из которых стоит половину моей зарплаты, мягкий ворсистый палас с восточным рисунком, какие-то абстрактные картины – дань моде.

Ну не может человек, балдеющий от Шуфутинского, искренне любить непонятную мазню. Шишкина, «Трех медведей» может, а нечто разноцветное, такое, что даже не разберешь, где верх, где низ, – нет. Из разных они миров, из слишком разных.

На журнальном столике – початая бутылка виски, бокалы. Казалось, хозяин куда-то вышел на минуточку и скоро вернется.

– Все по фэн-шую, особенно это. – Амикан кивнул на бутылку. – Куда же наш крендель запропастился? Я до утра искать его не собираюсь.

Он вытянул вперед руку с пистолетом, широко расставил ноги, став похожим в этот момент на американского копа из фильмов, не хватало разве что восьмиугольной фуражки на голове.

– Эй, урод! Ты меня слышишь? Давай, не тяни резину, выходи, сволочь такая!

Дрогнула тяжелая бархатная портьера. С треском вылетела оконная рама, осыпав пол дождем острых как бритва осколков. В проеме мелькнула проворная тень и сразу исчезла. Мы дернулись вслед, но не успели. Тварь уже была на земле и стремительно набирала скорость.

На улице хлопнул пистолетный выстрел, второй. Жижа среагировал молниеносно и правильно. Вот только не факт, что ему удалось завалить мутанта. Дай боже, чтобы подранил. Сдается мне, что зверюга, в которую перекинулся генерал, бегает не хуже спринтера.

Надо было что-то делать. Парни ломанулись к лестнице, дробно застучав по ступенькам. Я метнулся к окну. Хоть этаж был второй, вероятность сломать ноги не исключалась, однако пришлось положиться на удачу и сигануть вниз.

Приземлился на пятерку. Вовремя сгруппировался и ничего себе не повредил. Жижа лежал посреди дорожки. Он поднял голову, и я с облегчением понял, что вроде бы обошлось.

– Туда, – махнул он рукой и уткнулся лицом в землю. На большее сил у него не осталось.

Я бросился в указанном направлении, свернул за угол и увидел прихрамывающего мутанта. Даже с перебитой правой ногой он умудрялся развивать приличную скорость. Еще чуть-чуть, и мне будет за ним не угнаться. Но пуля-дура, глядишь, и завалит.

Я представил, что мы с пистолетом одно целое, что он продолжение меня. Живой, жаждущий убивать. Прицелился. Врешь, не уйдешь!

Пистолет дернулся в руке, потянуло пороховым смрадом, причем острый пряный запах показался мне приятней самой изысканной туалетной воды.

Ага, вот и результат. Сегодня меня смело можно было записывать в ворошиловские стрелки. Попал, причем с первого раза.

Я подошел к телу мутанта. Ка-волны превратили его в нечто совсем невообразимое. Ничего общего с тем бестиарием, к которому я успел привыкнуть в АТРИ. Ни меченосец, ни зомби, ни упырь. В качестве сравнения на ум приходил только вервольф из ужастиков – мохнатый, сгорбленный, с вытянутой вперед челюстью, непропорционально большими плечами, стоячими ушами. Только разошедшаяся по швам одежда выдавала его человеческое происхождение.

Интересно, это какой-то новый вид? Все же генерал попал под ка-волны не в АТРИ, а на Большой земле. Что-то могло измениться, пошла какая-то мутация мутаций. Впрочем, такого рода вопросы лучше оставить яйцеголовым. У меня другие проблемы и другие планы.

Раз уж я оказался на Большой земле, почему бы мне этим не воспользоваться? Лишь бы Спай не подвел.

– Что у вас? – вновь очнулся передатчик.

– Полный порядок. Объект ликвидирован, – доложил я.

– Немедленно уходите. Скоро прибудет группа зачистки. Чтоб через пять минут тут и духу вашего не было.

– А батарейка? Мы ж ее еще не нашли.

– Оставьте ее чистильщикам. У них есть спецоборудование. Все, отбой. – Никаноров отключился.

Пожалуй, он прав. Надо уносить ноги, пока и нас, за компанию, не зачистили.

Тут до меня дошло: пока я докладывал обстановку начальству, она взяла да изменилась, причем в какую сторону – непонятно. Хотя в нашей ситуации все перемены исключительно к худшему. Хорошо бывает лишь в том случае, когда все, как в знаменитой песне Шевчука, «идет по плану». А разве я планировал мерзость, что творилась на моих глазах? Да ни в жисть!

Труп мутанта ни с того ни с сего потерял четкие очертания, стал размытым. Вместо одного убиенного мутанта появилось сразу несколько полупрозрачных абсолютно одинаковых туш, уложенных друг на друга с небольшим угловым смещением. Эдакий веер из страхолюдных тел, причем раскрывающийся.

Так, не может этого быть. Глюки у меня, что ли, пошли на нервной почве?

– Звездец! – сказал я.

Крыша медленно отъезжала. Такими темпами недалеко и до закрытого санатория для альтернативно одаренных, а попросту – сумасшедших.

Я протер глаза. Не помогло. Девиз военного егеря – если видишь что-то непонятное, стреляй без промедления – не очень-то подходил к данной ситуации. В мертвеце и без того хватало проделанных мной и Жижей отверстий. Ну куда больше? Решето из него делать что ли? Так мне решета не надо.

Мутантский «веер» достиг, очевидно, своего максимума и так же неожиданно, как появился, начал исчезать слой за слоем. И это мне не снилось.

В себе я уверен. Мозги в полном порядке. Даже шептун не сумел их закомпостировать. Попыток психического вмешательства не было, ни малейших. С некоторых времен я стал весьма чувствителен в этом плане. Просто в горячке сразу не сообразил, не выставил защиту, а сейчас, выходит, расхлебываю последствия.

Что же это могло быть? Предположительно навязанная моим органам чувств иллюзия. Наиболее вероятно – визуальная. Роскошная, качественная, но засбоившая в ответственный момент. Почему нет?

Природа безжалостна, но существует по понятиям: забирая одно, дает другое взамен. Равноценное, не равноценное – не важно. Главное, что происходит некий обмен, своеобразная интерпретация закона сохранения энергии. Этого убудет, зато вон того прибудет. И тем более нечему удивляться, когда имеешь дело с существом (не поворачивается у меня язык назвать то, что осталось от генерала, человеком), угодившим под ка-волны. У каждой твари свои способности. Эта, очевидно, умеет создавать нечто вроде голограммы и запихивать ее образ в голову. А значит…

Крик сорвался с моих губ. Пока я размышлял, зверюга надумала проявить себя, благо никого, способного помешать ее намерениям, не было. Мужики не подоспели, а может, сбитые с толку, мчались в неправильном направлении.

Где тварь находилась раньше, я не сообразил. Наверняка где-то поблизости, затаилась в темноте, выжидала удобного момента. Я не кошка, ночью не вижу, а освещение поселка было скорее интимным. При таком разве что с девушкой целоваться, бой с раздраконенным не на шутку мутантом категорически противопоказан.

И это были еще не все плохие новости на сегодня.

Что может быть хуже разъяренной твари? Правильно, бесшумная и быстрая тварь. Стремительная для человеческих глаз. Хитрая, злобная, на которую смотришь, как кролик на удава, не в силах отвести взгляд, что-то предпринять. И что очень обидно – прекрасно понятно, что вот она крышка, стремительно надвигается. Абсолютно ясно, что надо действовать – стрелять, драться, кусаться. Короче, отстаивать жизнь, не позволять отнять ее уродливой сволочи, у которой из человеческого не осталось ничего. Разве что рук и ног по паре. Ну вот, а эта еще и на четвереньки опустилась. Неужели ей действительно так быстрее? Или деградация зашла настолько далеко, что мутант перенял звериные привычки, навсегда перешел из вертикальной плоскости в горизонтальную? Наши предки когда-то специально распрямлялись, чтобы достать с ветки высоко висевший банан. А эта… Хотя нет, ее же не бананы интересуют.

Между нами каких-то пятнадцать – двадцать метров. С ее темпами всего ничего, короткий миг между жизнью и смертью.

Мама милая, не знаю я тебя, но роди меня, пожалуйста, обратно! Видеть, как несется эта образина с оскаленной челюстью, как щелкает зубами, как примеривается, где у меня уязвимое место, – выше моих сил, моральных и физических.

Счет на миллисекунды. Мозг лихорадочно отрабатывает варианты. Кто победит, кто окажется сильнее – бестия или я?

Выстрел больше инстинктивный, наугад. И мимо! Обидно, досадно, но мимо! Второй. На него так много надежд, так много поставлено! Пуля проходит сквозь густую шерсть (когда же он зарасти сумел?), фонтанчиком бьет кровь. Мутант лишь замедляет бег, а ведь это не первая его рана.

И лишь когда расстояние сократилось до двух шагов, я сумел выстрелить ему в лоб, словно консервным ножом вскрывая черепную коробку. Чпокнуло, со смачным звуком быстро, под давлением, потекла белая густая жидкость вперемешку с костями и кровью. Мозг? Это было тошнотворным зрелищем. Я не мог без содрогания смотреть на размазанную кашицу у моих ног.

Тварь всхрапнула, протянула ко мне здоровенную лапу, но промахнулась. Даже в таком состоянии она не прекращала попыток добраться до жертвы. Видать, ненависть ко всему живому засела в ней глубоко. Она что-то пробулькала, еще раз дернула передней конечностью, процарапала глушитель пистолета, оставив неглубокую борозду, и умерла по-настоящему.

– Ты глянь, что за образина!

Запыхавшиеся парни переводили дух, изредка посматривая на чудовище. Оно было мертвее мертвого. Теперь я мог дать стопроцентную гарантию.

Глава 27

Гостиничный номер был так себе: хоть и без клопов и тараканов, зато с продавленными кроватями и неработающим телевизором. С потолка капало, из окон сквозило. Не верилось, что это Москва, пусть даже ее самая дальняя окраина.

Завтра нас должны были сдернуть обратно в АТРИ, а пока держали в условиях максимально приближенных к спартанским. Единственным развлечением были несколько свежих газет, которые мы прочитали от корки до корки. Еще немного, и я бы выучил их содержание наизусть. Хотя, на мой взгляд, количество рекламных полос уже начинало превосходить полезный объем. Эдак скоро на одну статью будет с десяток объявлений.

– Странно, – заметил Жижа, откладывая газету-«толстушку» в сторону.

На его голове красовалась свежая повязка, но в целом можно было сказать, что он легко отделался. Зверюга могла порвать его на британский флаг, но, к счастью, не стала этого делать.

– Что «странно»? – вяло спросил я.

Жижа охотно откликнулся:

– А ты не заметил? О том, что мы натворили, нигде ни гугу. Будто и не было ничего.

Амикан пробурчал:

– А чего ты хотел от нашей ручной прессы? Пишут не то, что есть, а то, что скажут.

Жижа кивнул, но тщеславие его до конца не угасло.

– Может, в Интернете что-то найдется? – предположил он.

Как и многие, Жижа верил, что Интернет все еще являл собой островок свободы.

– Тебе-то чего переживать: есть там, нет… Чай, мы с тобой не поп-звезды, не киркоровы какие. Чем меньше о нас знают, тем спокойнее нам живется, – открыл Америку Жук.

Я встал с кровати. Пружины жалобно скрипнули.

– Ты куда? – настороженно спросил Жук.

– В сортир, отлить. Проводишь?

Все удобства находились в конце длинного коридора, поэтому повод выйти казался убедительным.

– Сам справишься, – хохотнул капитан и отвернулся.

Жижа принялся раскладывать замусоленные игральные карты. Хоть какой-то способ скоротать время.

Я закрыл дверь. Минут пять у меня есть, пока не хватятся. До канадской границы не успею, но квартала три пробегу, если не завернут.

Время было позднее, старушка божий одуванчик на «ресепшене» спала без задних ног. Все, никакой охраны. Я проскользнул к дверям, открыл внутренний замок и оказался на улице.

Темно. Большинство фонарей не горело. Только неоновые вывески худо-бедно освещали окрестность. Ну, город-герой, столица нашей родины Москва, прощай! Пора делать ноги.

В машине, припаркованной вблизи гостиницы, кто-то отлип от сиденья и явно устремил взор в мою сторону. В том, что нас пасут снаружи, мог сомневаться разве что клинический идиот. Надеюсь, этот тип еще не успел связаться по рации со своими. В любом случае его предстояло вывести из игры, и как можно быстрее. Ничего оригинального в голову не приходило. Оставалось действовать по старинке.

Я решительно направился к автомобилю. Подойдя, постучал костяшками пальцев в боковое окошко. Оно плавно опустилось. Электрические стеклоподъемники, машинально отметил я про себя.

– Чего тебе? – Тип не казался довольным жизнью.

Я доброжелательно улыбнулся, стараясь выглядеть своим в доску. Тоном, абсолютно лишенным агрессии, произнес:

– Огонек есть?

Одновременно я нанес быстрый незаметный удар. Это сработало. Водила тут же обмяк.

– Прости, мужик, – искренне повинился я.

Голова у него завтра поболит, это однозначно. Других побочных последствий быть не должно. Но бить было неприятно. Ничего плохого он мне не сделал.

Можно было воспользоваться машиной, благо ключи зажигания торчали в гнезде, но, выехав на улицы незнакомого города и неизбежно натворив глупостей, я бы привлек к себе внимание не в меру бдительного гаишника, а такие в белокаменной еще не перевелись. Тем более что бибика была хоть и импортной, но неказистой. Остановить такую гаишники не побоялись бы, зная, что не нарвутся на важного чинушу.

Пожалуй, не стану рисковать. К тому же ничто так не освежает голову лучше пешей прогулки в хорошем темпе. Денег было немного, Спай вытряс меня как грушу, но пока хватит. Мне бы до нужного места добраться. Потом полегчает.

Утренняя электричка доставила меня в сонный подмосковный городок. Почтовое отделение, расположенное возле бетонной платформы, уже открылось. Людей было немного: несколько старушенций, специально примчавшихся, чтобы получить пенсию пораньше и попутно поточить лясы с такими же непоседливыми бабульками, да солидный мужчина при костюме с галстуком, оплачивавший кредит. Ни он, ни старушки внимания на меня не обращали. Город был достаточно большим, чтобы новое лицо не вызывало подозрений.

Ага, вот и забронированная ячейка. Крашенный в третий или четвертый раз металлический ящик с прорезью наверху, холодный на ощупь. Ключик от ячейки мне выдал Спай сразу после того, как мы договорились по всем вопросам.

Я осмотрелся по сторонам и убедился, что по-прежнему не вызываю ни у кого интереса. Старушки о чем-то беседовали, проклинали растущие цены и жаловались на болячки. Мужчина, расставшись с приличной суммой, ушел.

Перед почтой стояла вишневая «десятка», не удивлюсь, если мужик платил за нее.

Поворот ключа, дверца распахнулась.

Завыла милицейская сирена, причем настолько близко, будто «луноход» заехал прямиком в здание почты. Меня словно током ударило. Я дернулся, но тут же облегченно вздохнул.

Оказалось, это был такой оригинальный рингтон в мобильнике одной из бабусь. Она что-то заговорила в трубку, громко шамкая и двигая вверх-вниз вставной челюстью.

Слава тебе, господи, вздохнул я. Обошлось. А над бабулей, видать, прикололся кто-то из внуков. Дать бы ему по башке! Так и до инфаркта довести можно.

Сердце продолжало учащенно биться, но напряжение постепенно сошло на нет.

Внутри ячейки были деньги – тысяч двадцать разными купюрами, начиная от крайне необходимых при мелких расчетах десяток и до пятихаток. Самое ценное находилось в белом конверте: бумажка с адресом Ирины. Маленький провинциальный городишко в российской глубинке, улица Ленина, дом пятнадцать, квартира двадцать семь. По договоренности, номера дома и квартиры надо было поменять местами. Примитивная, но все же конспирация.

Документы мне предстояло раздобыть самостоятельно. Ничего, выкручусь. Слава богу, на каждом шагу паспорт пока не спрашивают. Хотя очень скоро эта проблема встанет во весь рост.

Впрочем, все познается в сравнении. После АТРИ любые подобные заморочки казались дико смешными.

Самое главное – Ира уже здесь. Ее переправили на Большую землю, снабдили жильем. Теперь моя очередь рвать когти и спешить на встречу.

На поезде ехать нельзя, билеты продавались только по паспортам. В общем-то оправданная мера, положившая конец разного рода спекуляциям. Но для меня она была камнем преткновения.

Оставались еще междугородние автобусы. Там нет таких строгостей. Все еще относительно либерально. Я прикинул примерный маршрут. Пересадок ожидалась масса, к тому же следовало подумать о том, как запутать-запетлять свои следы. Вот уж чего я бы хотел в последнюю очередь, так это завалиться к Ирине вместе с «хвостом». Ладно, бешеной собаке сто верст не крюк. Покружу маленько, а потом уже приеду.

Интересно, а меня уже ищут? Вряд ли объявили масштабный план-перехват и разослали мой словесный портрет (а то и фотокарточку) по всем милицейским постам. Нет, я беглец специфический. Чем меньше ко мне будет внимания, тем надежней и спокойней. Никанорову, конечно, начальство настучит по зубам за проявленную халатность, но правы те, кто говорит, что дальше АТРИ не сошлешь. Глядишь, и утихомирится подполковник, не станет рыть носом землю в поисках меня. Иногда надежней и проще махнуть рукой.

Сбежал? Ну и… с ним! Все равно, раскрой он рот, никто ему не поверит. Максимум напечатают что-то в желтой газетенке рядом с колонкой об инопланетянах и тибетских мудрецах. А какая таким материалам вера? Да тьфу, смех один!

Так я примерно и размышлял, покуда добирался до Иришки. Летел на крыльях любви и единственное, что меня сдерживало, – запруженная машинами шоссейная дорога, которую наш кашляющий и чихающий на каждом километре пожилой ЛАЗ преодолевал со скоростью крестьянской телеги.

Дело было воскресным вечером. Народ возвращался с дач, потому свободных мест для сидения не хватало. Пассажиры преимущественно стояли, к тому же везде были какие-то узлы, рюкзаки, мешки, коробки, чужие головы и локти.

На автовокзале я заглянул в отнюдь не блиставший чистотой туалет, вымыл руки и лицо. Купил в уличном павильончике букет роз, конфеты и бутылку «Советского» шампанского. Идти с пустыми руками к любимой девушке я не собирался, а стандартный «джентльменский» набор приобрел по чисто мужскому наитию. Не мамонт, которого каждый приличный мужчина должен притащить к семейному очагу, но хоть что-то.

Домофона в подъезде не было. Это благо цивилизации сюда еще не добралось. Лишь кодовый замок, но, чтобы разгадать заветную комбинацию, не надо перебирать все варианты на свете. Надавил на самые потертые кнопки – и пожалуйста, путь свободен, никаких препон.

Подъезд был как подъезд. С исписанными стенами, отвалившейся штукатуркой. На лестничной площадке первого этажа – пустые бутылки из-под пива, на жирной от масляных пятен газетке – рыбьи кости, чешуя и сломанные пластиковые стаканчики.

Пластмассовая кнопка вызова лифта наполовину сгорела, оставшаяся часть закоптилась. Видать, подростки баловались со спичками или зажигалками. По моим прикидкам выходило, что подняться мне надо аж на восьмой этаж. Лучше проехать это расстояние, чем запыхаться на ступеньках. А то ввалюсь к любимой и ни единого слова нормально произнести не смогу.

Обшитые пластиком «под дерево» дверцы раскрылись, я вошел в тускло освещенную кабину лифта. Везде следы народного творчества: «Петька урод», «Вася плюс Маша равно…».

В расчетах я ошибся, поднялся выше этажом. Только стал спускаться по лестнице, как вдруг внизу открылась дверь, на площадку вышла пара. Я замер на полпути, прислушался.

Женщина заговорила, и по голосу я узнал Ирину. Я осторожно выглянул из-за перил и окончательно в этом убедился.

Дальше мне предстояло тяжелейшее из испытаний. Я бы предпочел снова сразиться с шептуном, лишь бы не видеть этого.

Мужчина по-хозяйски сгреб Иру в объятия, притянул к себе и впился в губы долгим поцелуем. Самое противное было то, что ей это нравилось. Она даже страстно стонала, совсем так, как это было у нас с ней в ее квартире. Мужчина наконец оторвался от нее, вызвал лифт и уехал. Ира зашла в квартиру, захлопнула дверь.

Кровь бросилась мне в лицо. Не чуя под собой ног, я сбежал вниз, пробкой выскочил из подъезда и пошел куда глаза глядят.

Мимо проносились машины, я шел, не разбирая пути. Красный свет, зеленый. Мне было все равно. Что-то сломалось в моей жизни, раз и навсегда. Женщина, которую я любил, предала меня, поменяла на кого-то другого. А я так рисковал ради нее, столько всего сделал, чтобы вызволить ее из АТРИ! Чудовищная неблагодарность.

Не понимаю, как я не угодил под колеса. Набрел на какой-то открытый бар, плюхнулся на высокий табурет перед барной стойкой.

Весь мир бардак, все бабы… Эх!

В душе я понимал, что существуют и надежные, преданные женщины, которые за своими любимыми следуют как нитка за иголкой. Которые не изменят, не бросят, не подведут. Они есть где-то, обязательно есть. Но почему именно мне досталась не такая?!

– Что будете пить? – вежливо поинтересовался бармен в накрахмаленной белоснежной рубашке.

– Коньяк, – выдавил я. – Только армянский и… настоящий.

Бармен взглянул на меня оценивающе. Чтобы окончательно пройти фейс-контроль, я выложил перед собой пятисотку.

– Закусывать будете? Могу рекомендовать…

– Только коньяк, – зло бросил я.

– Один момент.

Затрудняюсь сказать, каким на вкус был этот напиток, отличался ли он от подкрашенной чаем водки, пах ли чем-то особенным. Я просто нажирался, как свинья, мечтая лишь об одном: вырубиться и никогда не проснуться.

– Одному пить не противно?

Я обернулся на голос. Это был Никаноров, одетый в штатское. Пиджак в клеточку, синие джинсы, тонкий свитерок. Простенько и непритязательно. Так и одеваются мужики, у которых нет жен, а в том, что подполковник холост, я не сомневался.

– Давай и тебе налью, – предложил я, делая вид, что нисколько не удивился. Будто с самого начала знал, что он тут появится. – Мне не жалко. Я сегодня добрый. Гуляй, рванина.

– Закругляться тебе пора, дружище, – прогудел над ухом подполковник.

– Мое дело. Хочу и пью. Не захочу, перестану, – сказал я и икнул.

Бармен замер, ожидая дальнейших распоряжений. С посетителями у него было не густо, похоже, что я один делал всю вечернюю выручку для заведения.

На память пришла классическая цитата, годная на все случаи жизни.

– Я требую продолжения банкета.

Бармен налил еще. Я махнул залпом, даже не поморщившись. Ира, Ирина не выходила у меня из головы. Я хотел прогнать ее образ, но не получалось. Ни у трезвого, ни у пьяного.

– Не стоит она этого, – вдруг проговорил Никаноров.

– Не стоит, – машинально кивнул я и опомнился: – Что? Повтори, что ты… вы сказали.

– Не стоит она, вот что я сказал. Мужик, с которым ты ее застукал, это ее муж. Бывший, но все равно муж.

– Наелся груш. Он же ее бросил! – в сердцах выкрикнул я.

Подполковник пожал плечами:

– Ну и что? Подумаешь! Нашла она его, вспомнила старое, голову потеряла. Любовь зла.

– Еще как! Я же ее больше жизни любил! Молился как на икону! А она меня, будто презерватив, использовала и на помойку выбросила. Это нормально, да?

– Нормально, – кивнул Никаноров. – Молодой ты еще, зеленый. Смерти в глаза смотрел, а житейского опыта не приобрел. Он только со временем приходит. Пошли, отведу.

– Куда? – разозлился я.

– Для начала в машину посажу, к нашим поедем. Они места себе не находят, волнуются за тебя.

– Как же вы меня вычислили?

Никаноров улыбнулся:

– На тебе жучков больше, чем у дурака фантиков.

– Одежда? – догадался я. – Эх, сразу не допер. Надо было переодеться. Чтоб дольше за мной бегали.

– Одежда? Не только она. Хоть весь гардероб смени – все равно не поможет. Да и подругу твою, хоть и проходила она через другое ведомство, мы все равно под колпаком держали. В наш век науки и прогресса отследить нужного человека – все равно что два пальца об асфальт.

– Под суд отдадите? Или лично из табельного револьвера застрелите?

– Обижаешь, – покачал головой подполковник. – Я своих никому не отдаю. И наказываю исключительно если есть за что.

– А меня, значит, наказывать не за что?

Никаноров засмеялся:

– За что тебя наказывать? За то, что молодой и глупый? Я сам когда-то таким был. Много дров наломал. Хорошо, старшие товарищи помогли.

Усадил меня Никаноров в «Ниву», нормальную, вездепроходную старую «Ниву», которую любили и продолжают любить не только в бывшем Союзе. Если не ошибаюсь, где-то в Италии местные карабинеры предпочитают как раз на таких по сложным дорогам раскатывать. К совместному с американцами проекту итальянцы как раз равнодушны.

Машина плавно тронулась с места. Никаноров правил, а я тупо пялился в лобовое стекло. Мимо проносилась жизнь, в которой люди любили, ревновали, рожали детей, воспитывали, зарабатывали деньги. И никому из них было невдомек, что где-то в сибирской тайге есть врата в другой, странный и непохожий на наш мир, в котором столько тайн и загадок. Вот только нужны ли мне эти загадки?

Движение не было особо оживленным. Выходной заканчивался, народ преимущественно сидел по домам. Дороги свободны, пробок нет, не обязательно ползти с черепашьей скоростью.

А ведь я мог бы сейчас сидеть за столом с Ирой, пить шампанское из горлышка, целоваться. Если бы она не предала меня.

Ну да Бог ей судья!

– Дело есть, – сказал подполковник.

– Какое? – вяло откликнулся я.

– Непростое. Тебя вот хочу на него подписать. О пропавшем золоте Колчака доводилось слышать?

– Да кто же о нем не слышал? Это надо слепоглухонемым быть, чтобы о золоте Колчака не знать, – удивился я.

– Верно. История, конечно, громкая и очень запутанная. Да и пропиаренная сто раз.

«Нива» встала у светофора. Подполковник провожал пешеходов равнодушным взглядом.

– И что там за дела с этим золотом, если оно еще не лежит где-нибудь в швейцарском банке?

– Ни в Швейцарии, ни в Штатах его точно нет, – бросил Никаноров. – Как нет и на Кипре и в прочих оффшорах.

– Тогда где же оно?

– Есть зацепки, которые ведут в АТРИ. Похоже, господа белогвардейцы смогли каким-то макаром о ней пронюхать и спрятать там золотишко. До лучших времен. Рассматривали как плацдарм для дальнейших действий. Адмирал этот белым и пушистым только в кино был. В жизни много дров наломал, потому и уносил пятки на крейсерской скорости. Искал дыру, в которой можно схорониться. А тут АТРИ подвернулась. Но что-то у них не заладилось.

– Откуда вы это узнали?

– Да из секретных протоколов допросов Колчака. Только ими не успели своевременно воспользоваться. Все документы во время зачисток верхушки НКВД потерялись. Наверное, слышал, как у наших чекистов в свое время руководы один другого меняли? То Ягода, то Ежов, то Берия. И все с песнями, плясками да расстрелами.

– Слышал.

– Непростое было время. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. После того как под Смоленском самолет с польским президентом разбился, начали наши в порядке дружеского одолжения поднимать документы по Катыни, глядь – а в архивах столько всего интересного. В том числе и про золото Колчака. Учитывая последствия экономического кризиса и прочих напастей, вроде сочинской Олимпиады и чемпионатов мира по футболу, колчаковское золотишко стране бы не помешало.

– Вас только золото интересует? – холодно спросил я.

– Если бы, – вздохнул Никаноров. – Там столько всего намешалось, за сто лет не распутаешь. И беляки, и красные, и всякой твари по паре.

– Наблюдатели будут? – поинтересовался я, вспомнив рассказ Жука о таинственных существах из другого мира.

– Может, да, может, нет. Пока не знаем. Хочешь повстречаться?

– Очень, – кивнул я.

Подполковник понял меня и прибавил газу.

Оглавление

  • Вступление
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25
  • Глава 26
  • Глава 27 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня
  • Регистрация
  • Забыли пароль?

    Комментарии к книге «Стажер», Дмитрий Дашко

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!