«Работа над ошибками (Puzzle)»

Андрей БУТОРИН РАБОТА НАД ОШИБКАМИ (Puzzle)

(Фантастический роман в 2-х книгах)

(Авторская редакция)

КНИГА 1. ВЫКРОЙКА

Где же ты — взаперти или в долгом пути?

На каких ты сейчас перепутиях и перекрестках?

Может быть, ты устал, приуныл, заблудился в трех

соснах —

И не можешь обратно дорогу найти?

В.С. Высоцкий

ПРОЛОГ

Голос Ларисы звал издалека. Он доносился до слуха пустым и приглушенным, словно шел из-под толстого слоя ваты, или… из-под снега. Да, конечно же, он шел из-под снега — из-под ослепительного снежно-ватного одеяла, накрывшего подножие горы. Но голос был близок, до него оставалось всего лишь несколько метров, быть может, два или три…

Алексей стоял по колено в снегу, но как только он пытался сделать хотя бы один шаг в сторону, откуда звал голос жены, то сразу же проваливался по пояс. Несмотря на это, он бросался всем телом вперед, но снежная трясина затягивала его теперь уже по горло. С каждым следующим шагом-броском он все глубже и глубже зарывался, тонул в бездонной пучине снега.

Он не слышал уже Ларисиного зова, не видел ничего, кроме обступившей его ледяной, колючей тьмы. В последней, отчаянной попытке он стал судорожно обшаривать рыхлую, податливую снежную массу. Но руки его не могли нащупать ничего, кроме обжигающего мертвого холода.

Несмотря на то, что кровь его, казалось, начала замерзать прямо в жилах, Алексей почувствовал, что одежда его пропиталась влагой. Или это был тающий снег, или же пот, выжатый холодом изо всех пор его тела и не успевший еще застыть. Да, наверное, это был пот. Он начал заливать и так не видящие ничего глаза, и Алексей попытался стереть его с лица ладонью. Но руки его уже не слушались, он не смог уже согнуть ни одного скованного стужей сустава… И он понял еще, что это не пот, а слезы заливают его незрячие глаза.

Алексей закричал, но снег тут же забил ему рот, и вместо крика из горла вырвался только задавленный жгучим холодом стон.

Алексей вздрогнул, проснувшись от собственного стона. Он лежал, запутавшись в насквозь мокрой от пота простыне, а из глаз его действительно продолжали катиться слезы. Не в силах вдохнуть полной грудью, словно горло и впрямь было забито снегом, Алексей только по-детски жалобно всхлипнул и сел на диване, свесив ноги на пол. Тело его била крупная дрожь, словно оно все еще переживало чувство ледяного давления снежных тисков.

Этот сон преследовал Алексея почти каждую ночь с тех пор, как не вернулась со своего последнего восхождения Лариса. Подъем на тривиальный для мастера ее класса четырехтысячник не предвещал никаких особенных трудностей, и, тем не менее, горы в очередной раз показали человеку его место. Неожиданный в начале октября сход снежной лавины оборвал жизнь Ларисы и лишил смысла дальнейшую жизнь Алексея. Ее тело так и не нашли, погребенное под многометровым снежным саваном.

Алексея жгла и мучила только одна мысль: почему он сам не помчался туда — в предгорья Алтая, чтобы собственными руками разгребать этот проклятый снег, разгребать до тех пор, пока не найдет свою возлюбленную, ее мертвое тело… Но в том-то и беда, теперь он мог себе признаться, что боялся найти Ларису мертвой… Он знал, что она не может уже быть живой ни при каких обстоятельствах, но пока он не видел ее мертвой, она оставалась для него живой хотя бы в воспоминаниях. Но все равно он проклинал себя за это малодушие, и с тех самых пор сон о снежной трясине стал преследовать его по ночам.

Говорят, что время лечит. Может, для кого-то это изречение подходит. Но Алексей даже по прошествии восьми с половиной месяцев не чувствовал никакого облегчения. Боль, сжавшая ледяным обручем его сердце в далеком октябре, не проходила. Может, она стала чуть менее острой, но зато стягивала этот обруч все туже и туже. Не помогли ни водка, которой он три месяца кряду глушил любые проблески сознания, ни психологи, к которым он под натиском друзей обратился позже. Не помогало ничего, даже столь любимая ранее работа в газете. Впрочем, оттуда Алексея вынуждены были уволить через пару месяцев после трагедии, поскольку на работе он практически не появлялся, а если и появлялся, то в таком виде, что лучше бы уж не появлялся совсем. Главный редактор долго терпел поведение Алексея, поскольку работником он был хорошим, да и человеком замечательным, но и самому бесконечному терпению когда-нибудь все же наступает конец. Уволили Алексея, правда, не по статье, а «по собственному», — все же главный был далеко не скотиной. И даже, занеся ему самолично домой трудовую книжку и остатки зарплаты, начальник сказал, глядя в красные, с опухшими веками глаза Алексея: «Ты решил идти вслед за ней? Это твое дело. Но ведь и ТУДА надо уходить человеком. Зачем ты ей нужен ТАКОЙ? А если передумаешь все же себя гробить — возвращайся! Приму назад и ничего не вспомню». Из дикого трехмесячного запоя Алексей все же тогда вышел, правда, продолжал выпивать довольно часто, но не скатываясь уже в пропасть безумия. Однако на работу не вернулся. Он потерял к ней всякий интерес. Он потерял интерес ко всему, он потерял интерес к самой жизни. И тогда Алексей решил, что дальше так продолжаться не может.

Он был поздним и единственным ребенком в семье. Маме было уже почти сорок, когда он появился на свет. А когда ему было двадцать восемь — мамы не стало. Отец, крепкий еще семидесятилетний мужчина, сгорел как свечка после смерти жены за каких-то полгода. А еще через полтора года не стало Ларисы. Ничего больше не держало Алексея на этом свете. Друзья — сплошь отцы счастливых семейств — не могли заполнить собой пустоту в его сердце и осветить черную темень в душе. Напротив, Алексей стал замечать, что общаться с друзьями, окруженными семейным теплом и женской любовью, стало для него просто невыносимо. И, тем не менее, он не хотел, чтобы на долю друзей выпало извлечение его скрюченного предсмертными судорогами тела из петли, или опознание выуженного из озера случайным рыбаком распухшего и почерневшего трупа. Все это было противно, гадко, недостойно. Уйти надо было так, чтобы причинить при этом окружающим как можно меньше боли.

И Алексей придумал план своего ухода. Для этого нужно было поехать к тетке в деревню. Тетя Вера была маминой младшей сестрой. Во-первых, Алексей хотел повидать ее напоследок. А во-вторых…

Три года назад, сразу после свадьбы, они ездили с Ларисой к тете Вере в Никольское. Ларисе, заядлой альпинистке, вологодские равнины показались скучноватыми. Но узнав от местных, что километрах в двадцати от Никольского есть небольшой скалистый кряж, Лариса загорелась его обследовать. Пять километров они проплыли по реке на лодке, а еще пятнадцать пришлось брести по лесу, по едва приметным тропкам. Если бы не «тонкий нюх путешественника» Ларисы, Алексей бы точно заблудился в этих таежных дебрях. Но кряж они все же нашли. Лариса разочарованно вздохнула, но, тем не менее полезла на гору, таща за собой и Алексея. Однако разочарование Ларисы пропало, как только они забрались наверх. Гора поразила обоих своей необычной формой. По сути, это было почти замкнутое кольцо, подобие лунного «цирка». Место разрыва — на противоположной стороне — завалило огромными булыжниками так, что не оставалось места ни малейшему проходу. Остальные же стены этого каменного «котла» представляли собой почти отвесные скалы. А метрах в пятидесяти справа от них и в десяти — от верхнего края, на скальной стене виднелся темный проем пещеры, метра полтора в диаметре.

Ларисе очень, конечно же, захотелось залезть в эту пещеру. Алексею эта затея показалась безумием, но Лариса только расхохоталась, когда он сообщил ей об этом. По ее словам, это было детсадовским упражнением для альпиниста. И действительно, быстро закрепив конец страховочного фала на вершине горы, Лариса ухнула через край пропасти так стремительно и ловко, что Алексей невольно ею залюбовался, хотя сердце его при этом тоже ухнуло, только в пятки. Через несколько минут Лариса взобралась наверх восторженно-изумленная. «Ты тоже должен посмотреть на это!» — категорично сказала она и принялась стягивать с себя альпинистское снаряжение.

Алексей сначала не понял даже, что она затеяла. А Лариса, между тем, стала надевать всю эту свою «сбрую» на него! «Я никуда не полезу!» — пискнул Алексей испуганно, но жена так насмешливо-иронично на него глянула, что он тут же сник, смутившись, и только тихо сопел, когда Лариса затягивала на нем ремни потуже. «Пошел! Я буду страховать!» — сказала она, когда все было закончено, и Алексей, стараясь не смотреть вниз, заскользил по веревке, неумело отталкиваясь от скалы. Когда он встал дрожащими от напряжения и страха ногами на карниз перед входом в пещеру, Лариса крикнула сверху: «Не отцепляй веревку, там недалеко!». Алексей, пригибаясь, шагнул вглубь пещеры. Фонарика у него с собой не было, да он не особо был и нужен — наружного освещения вполне хватало, чтобы увидеть всю пещеру целиком. Она была совсем небольшой, метров пять в длину, но зато заканчивалась ведущим прямо вниз, вглубь горы, колодцем. Причем стены этой круглой дыры были столь гладкими, что казались отшлифованными руками человека. Алексей встал на четвереньки и так, на карачках, приблизился к черному отверстию. Оно было около метра в диаметре, и уходило вниз вертикально. Алексей, набравшись смелости — все же он был прикреплен к страховочному фалу — заглянул туда. И ничего не увидел, кроме чернильной тьмы. Только дохнуло ему в лицо каким-то могильным холодом и стало очень-очень жутко.

Алексей быстро попятился назад и, как был на карачках, выполз из пещеры задом. Он чуть не сорвался с карниза, но Лариса умело подстраховала его. Забравшись наверх, пыхтя и отдуваясь от непривычной нагрузки, Алексей недовольно пробурчал: «Ну и стоило меня туда гнать из-за какой-то дырки!» «А правда она жуткая?!» — блеснула глазами Лариса. «Да уж!» — пробормотал в ответ Алексей.

Рассказав о своем походе тете Вере, молодожены услышали в ответ очень сердитую отповедь. Оказывается, про эту пещеру исстари ходили нехорошие слухи. Никто из ныне живущих в селе туда не забирался, но старики рассказывали, что эта пещера проклята, а в том колодце живет сам дьявол. Лариса на это только хмыкнула, а у Алексея мурашки пробежали по коже, как только он вспомнил, что из глубины черного отверстия на него действительно повеяло холодом могилы и смерти.

И вот теперь Алексей задумал сделать этот колодец своей могилой. Он решил спланировать все так, чтобы подумали, будто он утонул при купании. Для этого нужно будет только оставить свои вещи на берегу реки вблизи от села, где все обычно и купаются. А сам он поплывет вниз по течению; тут бы надо предусмотреть какое-нибудь бревнышко — пять километров, хоть и по течению, преодолеть очень сложно, как бы и на самом деле не утонуть!

Дальше начнется самое трудное — переход через лес. Придется взять с собой второй комплект одежды, что-нибудь старенькое, чтобы пропажи не хватились. Ну а потом — ерунда, восхождение на гору, — склон с этой стороны почти пологий, затем — спуск к пещере. Тут надо сделать так, чтобы веревка не осталась болтаться на вершине, но это, в общем-то, тоже ерунда. А потом останется только прыгнуть в колодец и покончить, наконец, разом со всеми непереносимыми больше мучениями!

Если этот план удастся, то, во-первых, все будут уверены, что его нет в живых (а так оно и будет на самом деле!), а во-вторых, тетя Вера и остальные родственники будут избавлены от проблем с похоронами (чем Алексей очень не хотел бы «нагружать» родных!).

И тогда, если загробный мир все-таки существует, он, Алексей, наконец-то встретится со своей любимой Ларисой! Но даже если «того света» и нет, то все равно не жить лучше, чем жить ТАК!

Алексей нащупал в темноте джинсы, надел и тихо, стараясь не шуметь, вышел на крыльцо. Сверху, с бездонного ночного неба, мерцали звезды бесчисленными огоньками поминальных свечей. На душе стало отрешенно-спокойно. Алексей достал сигарету, чиркнул зажигалкой, на миг прогнав темноту, сел на крыльцо и стал смотреть на звезды, затягиваясь горьким дымом.

ЧАСТЬ 1. ЧЕРТИ И АНГЕЛЫ

Глава 1

Июль брызгал во все стороны своими яркими красками. Сочных запахов лета он тоже не жалел: пахло полевым разнотравьем, разогретой на солнце хвоей, близкой рекой и коровами. Сами коровы, разомлев от жары и от сытной, сочной травы, разлеглись по всей большой поляне, не забывая при этом жевать и отгонять хвостами мух и слепней.

Вера Васильевна давала последние наставления внукам — Лизке и Пашке — и их другу Кольке:

— Коровы сейчас улеглись, так что и вы не шибко упреете. Поглядывайте только, чтоб какая в кусты не убрела. А как встанут, идите за ними, смотрите, чтобы не отстала какая. Они к реке любят ходить в это время, — пусть идут, тут неглубоко…

— Да мы знаем же, бабушка, не первый раз! — не выдержал десятилетний Пашка.

— Идите, теть Вера, чего там — не маленькие! — солидно прогудел двенадцатилетний Колька.

— Ну и ладно, тогда я пойду! — сказала Вера Васильевна. — Управлюсь с делами — прибегу… Вы поесть не забудьте, вон, в сумке, огурцы, яйца, шаньги… Молоко пейте.

— Иди, иди, бабушка! — пропищала восьмилетняя Лизка. — Не переживай, я их накормлю!

— Ну и ладно, тогда я пойду, — снова повторила Вера Васильевна и зашагала в сторону видневшейся на пригорке полуразрушенной церкви. По пути она несколько раз обернулась, помахав детям.

— Ну, че будем делать? — спросил Колька, развалясь на мягкой душистой травке. — Может, в карты сыгранем?

— Давайте! В «Пьяницу»! — обрадовалась Лизка.

— Ну, вот еще! — поморщился Колька. — Давайте в «Тысячу» научу!

— Давай! — обрадовался Пашка.

— А, черт, бумаги нет и ручки, — вспомнил Колька.

— А зачем? — не поняла Лизка.

— Ну, там очки записывать надо, игра серьезная! — ответил Колька. — Ладно, в «Тысячу» я вас потом научу. Давайте тогда в «Дурака».

— Я не хочу в «Дурака»! — надулась Лизка. — Вы меня все время обыгрываете!

В конце концов, так и не начав играть в карты, дети решили развести костер и перекусить, пока коровы отдыхают. Колька на правах старшего и вообще местного, а значит — знающего и умеющего больше, чем эти городские неженки, дал задание брату с сестрой собирать сухие дрова, а сам снова улегся в траву и принялся смотреть за коровами. Но коровы мирно лежали, и смотреть на них быстро наскучило. Тогда Колька тоже стал собирать сучья и ветки, лениво и нехотя нагибаясь.

Наконец, разожженный все тем же Колькой костер весело запылал, а сам Колька достал из кармана «треников» мятую, полувысыпанную сигарету «Прима» и деловито прикурил ее от веточки из костра.

— Ай! Я скажу тете Марусе! — заверещала Лизка.

— Говори, она и так знает! — презрительно фыркнул Колька.

— Неправда… — в голосе Лизки уже слышалось сомнение.

— Че мне врать-то, — лениво процедил Колька, усаживаясь возле костра на корточки. Он выпустил густую струю дыма и протянул окурок Пашке. — Хочешь затянуться?

Пашке, если честно, — не хотелось. Тем более — при Лизке. Но еще больше ему не хотелось выглядеть маленьким перед Колькой. Поэтому он неуверенно потянулся рукой к дымящейся сигарете.

— Только попробуй! — вновь заверещала Лизка. — И бабушке расскажу, и домой когда приедем — маме с папой расскажу!

Пашка сразу отдернул руку. Колька рассмеялся:

— Вот собрались — трус да ябеда!

— А чего ты тогда с нами ходишь?! — огрызнулся обидевшийся за себя и сестру Пашка.

— Да ладно, мне больше достанется! — с деланным безразличием протянул Колька, снова пыхнув сигаретным дымком. На самом деле ему не хотелось ссориться с ребятами. Так уж получилось, что к приезжавшим каждое лето Пашке и Лизке он прикипел, как к родным брату и сестре, которых, кстати, у него отродясь не было. Жил он в соседнем с тети Вериным доме, поэтому и пропадал постоянно у них. Хоть ребята и были его младше, и считал он себя деловее и опытнее во всем, но ему было с ними интересно и весело.

— Ладно, кто там обещал тете Вере нас накормить? — сказал Колька, щелчком отбросив сигаретный окурок далеко в сторону и посмотрев на Лизку, прищурясь. — Я вот тоже на тебя нажалуюсь, что нас не кормила!

— Ну и ты тогда ябеда! — сказала надувшаяся Лизка, но все же полезла в сумку доставать продукты.

— О! Шанежки! Это я люблю! — оживился Колька. Он вцепился крепкими зубами в аппетитный бок круглой лепешки с черничным вареньем, но вдруг замер, принюхиваясь.

— Кто это тут набздел? — возмущенно завертел он головой, переводя взгляд с брата на сестру.

— Ты и набздел! — ответил Пашка, сам уже почуявший резкий и неприятный запах, появившийся непонятно откуда.

— Это, наверное, коровы! — сказала Лизка, и тут же вскочила на ноги, зажав нос руками и закричав: — Фу! Фу-у-у!!! Дышать же невозможно!

Мальчишки тоже вскочили, потому что творилось действительно что-то непонятное — отвратительное зловоние стало уже таким невыносимым, что даже если бы все коровье стадо разом выпустило из своих чрев газы, то произвело бы гораздо меньший эффект.

— Смотрите!!! — ткнул вдруг куда-то за спины Пашки и Лизы свой палец Колька. Его глаза стали такими круглыми и выпученными, что Пашке сделалось вдруг очень страшно и совсем не захотелось оборачиваться. Но непонятная опасность за спиной была еще страшнее, поэтому он медленно-медленно стал поворачивать голову назад, готовый в любую секунду зажмуриться.

Лизка же обернулась сразу, и ее вопль чуть не оглушил Пашку. Тогда уж и он резко повернулся назад. То, что он увидел, чуть не заставило заорать его столь же громко, как сестра. Но крик словно застыл в его горле.

Метрах в трех от костра, прямо в воздухе, колыхалось странное сиреневое марево. Оно было очень похоже на разлитый и непонятно почему не падающий на землю черничный кисель, который дрожал над землей, как огромная, двухметровая медуза. Теперь стало понятно, что от этой «медузы» и шел отвратительный резкий запах. Колыхающееся пятно становилось то ярче, то наоборот тускнело, становясь почти прозрачным. Но сквозь эту прозрачность не были видны ни кусты, ни коровы, ни деревья… Нет, что-то похожее на деревья в нем все же виднелось, но это были какие-то «живые» деревья с ветвями-щупальцами, извивающимися в разные стороны! И эти «деревья» были совершенно красными, с отвратительными лиловыми наростами на своих толстых, пульсирующих стволах. Вся эта «картинка» была видна ребятам секунды две-три, потом пятно словно заволокло сиреневым туманом, и тут из этого тумана протянулась… жуткая лапа! На ней было очень много длинных, извивающихся, как черви, пальцев с многочисленными присосками. Больше всего эта лапа напоминала собой небольшого осьминога. Она была серой, мокро блестящей, липкой на вид. А вслед за лапой из тумана высунулась отвратительная, не сравнимая ни с чем, безобразная рожа!

Тут уже Пашка не выдержал и заорал. Рядом столь же пронзительно завопили Лизка и Колька. И тут случилось следующее: то ли от этого дикого ребячьего вопля, то ли еще от чего, но сиреневое кисельное пятно, напоминающее теперь уже окошко в жуткое «куда-то», резко, в одно мгновение, схлопнулось, как экран выключенного телевизора, а голова с мерзкой рожей и часть пальцев-червей оказались просто-напросто отрубленными, поскольку были в тот момент высунутыми из этого «окна». Голова, издав тихое жалобное шипение, гулко брякнулась о землю и покатилась прямо в костер. Пальцы же, как самые настоящие черви, извивались в траве. Дети, не переставая орать, бросились врассыпную. Видимо тоже почуяв неладное, или же напуганные детскими криками, коровы повскакивали на ноги и, тревожно мыча, стали сбиваться в кучу.

Пашка и Колька остановились только у самой реки, когда бежать дальше стало просто некуда. Лизы рядом с ними не было. Павел, осознав это, пришел в себя и, бросившись к Кольке, стал трясти его за плечи.

— Где Лиза? Ты видел Лизку?! — завопил он, раскачивая друга. А на Кольку словно напал столбняк. Он стоял, разинув рот и совершенно не реагируя ни на Пашку, ни на его пронзительные крики. Наконец, Павел встряхнул его столь сильно, что Колька, поскользнувшись на глинистом берегу, рухнул в реку. Это моментально привело его в чувство. Он быстро выбрался на берег и, словно только что увидев Пашку, спросил у него:

— Ух! А что это было?!

— Откуда я знаю! — закричал Павел, у которого уже слезы вовсю текли по щекам. — Лизка пропала! Ты не видел Лизку?!

Колька растерянно развел руками. Но тут же, видимо вспомнив, что он старше, сказал:

— Не ори, сейчас найдем!

Они действительно нашли Лизу очень быстро. Девочка сидела, обхватив себя руками, в кустах на корточках и сильно дрожала. Она не плакала, но огромные серые глаза ее излучали ужас.

— Лиза, Лиз! — тронул ее за плечо Пашка.

Девочка вздрогнула и испуганно, как затравленный зверек, глянула на брата. Казалось, что она его не узнавала.

— Лиза, ну успокойся, уже все… — пытался расшевелить сестренку Павел. Никакого эффекта, однако, его слова на Лизу не производили. Она словно закаменела и только тряслась крупной дрожью, если только камень может дрожать.

Мальчишки не на шутку встревожились.

— Я отведу ее домой, — сказал Пашка решительно.

— А я?! — чуть не взвизгнул Колька.

— А что ты? — удивился Пашка. — Ты останешься с коровами, бабушка к тебе придет, или дядя Леша…

— Я тут не останусь! — насупился Колька.

— Ты что, боишься?! — ехидно, хоть и было ему не до шуток и подколок, спросил Пашка. Но Колька ответил на удивление серьезно:

— Да, боюсь. А вдруг еще кто прилезет? Да и эта… башка валяется… — он кивнул в сторону чадящего костра.

— Ну веди тогда ты Лизку домой, — хмуро и неохотно сказал Павел. — Видишь, она никакая. Ей помощь нужна.

— А ты что, останешься тут?! — с уважением и страхом одновременно спросил друга Колька.

— Ну ведь надо за коровами кому-то смотреть! — почти со слезами в голосе крикнул Пашка. — Давай иди скорей и кого-нибудь сюда срочно пришли! Слушай, — сообразил вдруг Пашка, — пусть сюда лучше дядя Леша придет, а не бабушка, а то она тоже напугается…

Колька нерешительно взял Лизу за руку и слегка потянул. Девочка поднялась молча, как зомби. Колька замялся. Ему было, конечно, ужасно стыдно, что он, такой «крутой» и взрослый, испугался остаться, а Пашка — шмакодявка Пашка — нет! С этого момента они словно поменялись ролями и старшинством.

— Ну, чего встал? Иди! — словно подтверждая эту мысль, прикрикнул на него Пашка.

И Колька зашагал в сторону деревни, ведя за собой механически, словно робот, переставляющую ноги Лизу.

Глава 2

Все у Алексея было уже приготовлено для осуществления печального плана. Рано утром он сходил «на рыбалку» и спрятал в густых кустах у берега пакет со сменной одеждой и старыми кедами. Также он нашел подходящее бревно, выброшенное когда-то рекой на берег и теперь высушенное и вылизанное солнцем добела. Подкатив бревно поближе к реке, Алексей поймал пару плотвичек «для отчета» и зашагал назад в деревню. Надо было в последний раз «проститься» со всеми, да и «купаться» рано утром, когда еще совсем не жарко, было бы несколько странновато.

Придя домой уже часов в восемь утра, он с удивлением обнаружил, что дома никого нет. На столе лежала записка: «Лешенька, сегодня наша очередь пасти коров. Паша с Лизой пошли со мной. Кушай, что найдешь в холодильнике и в печке. Я в обед прибегу. Тетя Вера».

«А ведь вчера говорили о коровах! — с досадой вспомнил Алексей. — А у меня все из головы вылетело, совсем соображать плохо стал! Ну что ж, придется отправляться „в дальний путь“ в обед! Жаль только, — подумал Алексей, — с племянниками не увижусь больше! А может, это и к лучшему — как я посмотрю в их чистые глазенки?»

До обеда Алексей просто валялся на диване. Делать ничего не хотелось. Не хотелось даже думать. Да и все уже было продумано и передумано тысячу раз.

Около полудня пришла тетя Вера. Она увидела, что еда так и осталась нетронутой и спросила, качая головой:

— Чего же ты ничего не кушал-то, Лешенька? Ну разве так можно?

— Да не хотелось, тетя Вера, жарко! — уже волнуясь от предстоящего прощания, ответил Алексей. — Я лучше искупаться сейчас сбегаю, а потом поем!

— И не думай даже! — взмахнула руками тетя Вера. — Сейчас я суп разогрею, картошку, поешь — тогда и иди. Я специально из-за тебя и пришла, ребят одних оставила, знаю, что ты — хуже ребенка малого!

— Тетя Вера, не сердись! — подошел и обнял ее сзади за плечи Алексей. — Ты у меня — самая хорошая! Давай, я пока в магазин схожу!

— Опять за водкой, поди? — исподлобья посмотрела на племянника тетка.

— Да нет же, с водкой покончено! — резко сказал Алексей. — Больше вы меня пьяным не увидите! — А мысленно добавил: «И трезвым — тоже!», но вслух произнес: — Я хлеба куплю, или чего там еще надо — сахару там, печенья…

— Все есть, ничего не надо! — махнула рукой тетя Вера. — Ну… если хлеба только, пару буханок… и карамелек грамм двести ребятам возьми… — Тетя Вера полезла доставать из сумки кошелек, но Алексей лишь укоризненно покачал головой.

По дороге в магазин он вспомнил вдруг, что не продумал совсем, как бы оставить тете Вере деньги — их оставалось немного, рублей семьсот, но все же, — так, чтобы она взяла их себе без угрызений совести. Придя из магазина с покупками, он протянул тете Вере все свои оставшиеся деньги и сказал:

— На вот, спрячь у себя, если боишься, что я буду пить!

— Не нужны мне твои деньги! — сердито отмахнулась тетя Вера.

— Теть Вера, возьми! Так и мне надежней будет, чтоб не потянуло лишний раз, — и тебе спокойней. А перед отъездом отдашь… если пригодятся…

— А ты че, — насторожилась тетя Вера, — удумал что ль чего?

Досадуя, что сболтнул такую глупость, Алексей стал переводить разговор на шутку:

— Удумал, конечно! Я у тебя жить надумал остаться! Насовсем!

— Жить! — засмеялась тетя Вера. — Что ты делать-то тут будешь?

— Как что? — продолжал «разрядку обстановки» Алексей. — В школу вон пойду, учителем русского языка и литературы — я ж журналист, как-никак!

— В школу! Там своим-то учителям делать нечего стало, на три-то ученика!

— Да шучу я, шучу! Через пару недель домой поеду. А деньги ты возьми, и трать, не стесняйся, мне на дорогу рублей триста оставь, и хватит. — И Алексей сунул тощую пачку разномастных купюр в карман тети Вериного халата. Тетка вздохнула, но спорить больше не стала.

Алексей еще доедал только тарелку вкусного, сваренного в русской печи, супа, как дверь в избу вдруг резко распахнулась. На пороге стоял бледный, взъерошенный соседский Колька. За руку он держал какую-то потухшую, с опущенным взглядом, Лизу.

— Там… это… — запыхаясь, пытался объяснить что-то Колька. Но он только разводил свободной рукой и бешено вращал глазами.

— Что случилось?! — ахнула тетя Вера. — С Пашенькой что-то?!

— Не-е! — замотал головой Колька. — Пашка там, с коровами… Там это… прилез кто-то… голова — чик! — и в костер! Мы бежать! А Лизка — вот…

Только сейчас тетя Вера заметила, что внучка выглядит как-то неестественно. Она тут же бросилась к девочке и принялась ее тормошить, приговаривая:

— Лизонька, доченька, что с тобой, лапушка?! Посмотри на бабушку! Посмотри, это я, твоя бабушка!

Но Лиза продолжала стоять, молча уперев взгляд в пол. Тогда тетя Вера перестала причитать, резко выпрямилась и стала куда-то быстро собираться.

— Леша! — сказала она категорично, без тени паники в голосе. — Я побегу с Лизой к Агнии. Она умеет заговаривать, поможет! А ты беги к Павлику! Если меня до пяти не будет — ведите коров домой сами. Сможешь? Вон и Колька вам поможет!

Тетя Вера при этих словах кивнула на стоящего столбом Кольку, но тот вдруг резко побледнел и замотал головой:

— Не-е! Я туда не пойду! Я это… давайте, я вам Лизку отвести помогу, она меня слушается!

— На кой мне твоя помощь! — рассердилась тетя Вера. — Иди, говорю, помоги Алексею с коровами управиться!

Мальчик неожиданно заплакал. Размазывая слезы по щекам, он стал быстро-быстро причитать:

— Я не пойду туда! Там голова! Там деревья красные! Пальцы, как червяки! Там еще кто-нибудь прилезет! Я не пойду туда! Тетя Вера, я не пойду туда больше!

Алексей, услышав еще раз эту галиматью про какую-то голову, помрачнел и, тревожась, сказал:

— Тетя Вера, я побежал к Павлу! Вы не переживайте, мы справимся!

Он быстро натянул кроссовки и бросился к двери. Потом все же обернулся ко все еще всхлипывающему Кольке и спросил:

— С Павлом точно все в порядке?

Колька быстро-быстро закивал головой.

Алексей бежал быстро, как только мог. С непривычки у него сильно закололо в боку, в горле застрял железного вкуса комок, который часто-часто бился в такт строчащему как пулемет сердцу. Частые вдохи стали походить на всхлипывания, и только когда уже и глаза стала затягивать темная пелена, Алексей перешел на шаг. Ноги дрожали. Сердце колотилось о ребра. Легким не хватало воздуха. Восемь с половиной месяцев почти ежедневного пьянства и выкуривания до двух пачек сигарет в день давали о себе знать очень даже ощутимо.

«Ничего, теперь уже недолго осталось…» — отрешенно подумал Алексей, приходя понемногу в себя. Он стал прислушиваться, надеясь по мычанию обнаружить местонахождение стада. Но ничего, кроме обычных летних звуков — шелеста травы и листьев, жужжания насекомых, далекого тарахтенья трактора — слышно не было.

Алексей прошел уже большую поляну, на которой еще дотлевали угли костра, разведенного ребятами. Но до костра было далеко, а подходить к нему ближе не имело смысла, поэтому Алексей не заметил странного круглого предмета у самого края кострища. Зато он увидел блеснувшую из-за кустов полоску реки. И ему показалось, что оттуда слышится мычание. Алексей прибавил шагу.

Выйдя на песчаный берег, он сразу же увидел стадо. Половина коров стояла по брюхо в воде, другая половина развалилась, уже напившись и охладившись, на «пляже». Пашка сидел неподалеку от лежащих коров прямо на песке, обхватив колени руками. Казалось, что он жмется поближе к коровам, словно ища у них защиты. Впрочем, так оно и было: Пашке было очень страшно находиться здесь одному, а коровы давали хоть какую-то иллюзию защиты.

— Павел! — еще издали крикнул Алексей племяннику.

Пашка быстро и радостно вскочил на ноги и бросился к нему навстречу.

— Дядя Леша, наконец-то! — с облегчением выдохнул мальчик. Он даже хотел было прижаться к дяде, крепко-крепко обнять его руками, настолько измучили его ожидание и страх. Но в последнюю секунду Пашка опомнился и быстро убрал руки за спину.

— Ну, что тут у вас приключилось? — спросил Алексей, тоже обрадованный, что племянник жив и здоров.

— Тут приключилось такое! — Глаза мальчика вспыхнули, и он с жаром принялся рассказывать о недавнем таинственном происшествии.

Алексей выслушал племянника, ни разу не перебив. Но когда Пашка замолчал, вопросительно заглядывая в глаза дяди, тот невольно отвел взгляд в сторону. Он не поверил Павлу. Не то, чтобы Алексей не доверял своему племяшу — он просто не мог поверить его рассказу! Того, что рассказал Пашка, просто не могло быть! Но что-то ведь было! Недобрая догадка вспыхнула вдруг в голове у Алексея.

— Павел, скажи мне честно, — начал он, неуверенно подбирая слова, — вы ничего тут не курили, не нюхали?

Пашка вдруг вздрогнул, и у Алексея екнуло сердце. «Угадал, ети его мать!» — мысленно ахнул он. А Павел опустил голову и промямлил:

— Я не курил, дядя Леша…

— А кто курил?

— Я не курил! — снова повторил Павел, уже твердо, и открыто посмотрел в глаза Алексея.

— Так, значит Колька курил! — уверенно констатировал Алексей и, видя, что Павел снова опустил голову, понял, что попал в точку.

— Так он значит и Лизе дал покурить? — вспомнил Алексей о странном состоянии девочки. — Где же он достал травку?

— Какую травку? — снова вскинул голову Пашка. Он явно не понял вопроса, но добавил: — Лизе он не давал сигарету, он мне давал, но я… отказался.

— Сигарету? — переспросил Алексей. — Или косячок с травкой?

— Не с травкой, — снова не понял Пашка. — С самым настоящим табаком! Он не баловался — по настоящему курил! Сигарету «Прима».

Пашка подумал, что дядя Леша вообразил, будто они, балуясь, набивали в бумажку обыкновенную траву и делали вид, что курят. К счастью, мальчик еще не знал истинного значения слова «травка». И Алексей тоже понял, что в этом мальчик искренен.

— Только вы не говорите никому, — попросил Пашка. — Колька подумает, что я болтун и предатель.

— Не скажу… — задумчиво ответил Алексей. Все его объяснение происшедшему летело к черту. Оно, конечно, и к лучшему, что дети не занимались этой страшной дурью, но что же тогда с ними случилось?!

— А может, вы нанюхались чего-нибудь? — предпринял он последнюю попытку. — Клею какого-нибудь, или бензину?

— Да ничего мы не нюхали! — вспыхнул Павел. — Вы что, мне не верите?!

— Извини, брат, но как-то не могу! — честно ответил Алексей.

— Тогда идите за мной! — обиженно сказал Павел и зашагал к поляне.

Глава 3

В жизни каждого человека бывают порой моменты, когда жизнь, казавшаяся до сих пор понятной, или по крайней мере — привычной, делает вдруг такой неожиданный вираж, что все понятное и привычное летит в тартарары. Все уже кажется совсем не таким, как было до этого момента. Бывшие еще совсем недавно важными проблемы становятся вдруг никчемными, не заслуживающими внимания; цели, к которым упорно стремился, превращаются в совершенно ненужный, бесполезный пустяк. И человек иногда отчетливо понимает, а иногда лишь интуитивно догадывается, что жизнь его перешла на новую ступень — для кого-то высшую, для кого-то низшую, а для кого-то — в той же плоскости, но все равно другую. А ступень, на которой он стоял только что, уже рассыпалась в прах, который тут же унесло ветром.

Искать причины таких переходов, как правило — дискретных, скачкообразных, наверное, бесполезно. Может быть, это прихоть Судьбы, воля Бога, решение каких-то Высших Сил. А может быть, это просто сбой некой Программы: неведомый Программист изменяет ее алгоритм, делает правку в коде — и вот он, пресловутый скачок, иногда в Никуда…

Многие из нас, прокрутив мысленно ход свой жизни, наверняка найдут пару-тройку таких дискретных скачков, а у кого-то их будет и гораздо больше. Если даже эти переходы завуалированы кажущейся постепенностью, так сказать, «аналоговостью» сигнала, все равно при желании можно найти, вычленить «точки перехода» из «до» в «после». Надо только суметь это сделать. Впрочем, возможно, и не надо.

Алексей, особо не напрягаясь, мог бы назвать как минимум два таких события в своей жизни, изменивших ее на корню. Одним из них, безусловно, стала гибель Ларисы, а второе произошло буквально только что, когда он увидел в потухшем костре ужасно вонючее доказательство правдивости рассказа племянника.

Сначала, когда Пашка подвел дядю к кострищу и, остановясь в безопасном отдалении, сказал: «Вот», Алексей не сразу понял, что же значит это «вот». Но, подойдя к потухшим углям ближе, он заметил среди них, ближе к краю костра нечто, что сначала он принял за большую головешку. Однако, приглядевшись, Алексей вздрогнул и даже попятился: прямо на него из нетронутой огнем стороны «головешки» смотрел светло-сиреневый глаз!

Алексей подобрал валяющуюся рядом ветку и осторожно перевернул ужасную находку. С другой стороны круглый предмет пострадал меньше. Теперь Алексей и сам видел, что это действительно голова. Но что это была за голова! Какое исчадие ада могло носить ее на своих плечах?!

Со стороны, не тронутой огнем, голову покрывала бугристая, серая кожа. Ее бесформенные складки напоминали слоеное тесто, только замешенное не из муки, а из влажной, сочащейся серой глины. Некое подобие мягкого носа, скорее — хобота, свисало до грубо вырезанного отверстия рта, в котором не было видно зубов, зато, казалось, было штук десять отвратительно толстых, сизых языков, напоминающих кишки, наполненные дерьмом. Один глаз — на стороне, попавшей в огонь, — вытек и запекся отвратительной желто-фиолетовой коркой. Другой же глаз был словно не посажен в глазницу, а выпирал прямо из мерзкой морды и имел размер и форму половинки куриного яйца, разрезанного поперек. Но он был светло-сиреневым, с пурпурным зрачком, и, если бы не знать, что это глаз и не видеть всего остального, можно бы было принять его за отшлифованный аметист и даже залюбоваться его красотой. Но сейчас он вызывал этим еще большее отвращение!

Голова была полностью лысой, только сверху, вдоль черепа, толстая складка кожи образовывала безобразный гребень, лохматящийся по краю подобием нарывов и корост.

Алексей еще пошевелил веткой, повернув к себе голову разрезом на шее. Он был удивительно ровным и гладким, словно сделанный остро отточенной огромной бритвой. Зеленовато-бурая кровь запеклась на срезе, матово поблескивая.

И еще — от страшной находки не менее страшно воняло! Запах был столь нестерпимым, что, вкупе с самим видом чудовищной головы, вызвал-таки у Алексея непреодолимый приступ рвоты.

Отдышавшись вдали от кострища и придя немного в себя, Алексей сказал:

— Пашка, ты говорил, что были еще пальцы…

— Были, там — в траве! — Павел ткнул пальцем куда-то за кострище, но подходить ближе не стал.

— Ладно, все равно надо этот «подарочек» забрать, — сказал Алексей. — Есть какой-нибудь пакет?

— Там, где пальцы, должна быть наша сумка, — удивленно сказал Павел и переспросил: — Вы хотите это забрать? Зачем?!

— Ты что, не понимаешь, что это сенсация?! — воскликнул Алексей. — Да это для науки почище находки австралопитека! Это же вообще нечто невообразимое! — В Алексее проснулся журналист. Он быстро пошел в сторону костра, зажав нос пальцами.

За кострищем он действительно нашел матерчатую сумку с остатками продуктов, лежащую в траве. Но сколько он ни прочесывал эту траву вокруг сумки, в радиусе, наверное, метров трех, если не больше, — ничего, даже отдаленно напоминающее пальцы, не нашел.

— Может, они в землю зарылись? — предположил подошедший поближе Пашка. — Они как червяки ползали!

— Скорее — их птицы склевали! — ответил Алексей. — Хотя, как можно клевать такую гадость?!

В итоге он закатил все той же веткой голову неизвестного чудовища в сумку, осторожно, или скорее — брезгливо, взял ее в руку и сказал:

— А теперь, Паша, ищи крапиву.

— Это еще зачем? — удивился Пашка.

— Ты знаешь, что опытные рыбаки в жаркую погоду заворачивают рыбу в крапиву, чтобы она дольше не портилась?

— Нет, — ответил Пашка.

— Так вот — знай! У нас, конечно, не рыба, но я думаю: хуже не будет! А то вон как солнышко печет, а наша «рыбка» и без того воняет, как протухший слон!

Пригнав коров в село и загнав тети Верину Зорьку в родной хлев, Алексей с Пашкой зашли в избу. Тетя Вера уже переоделась, чтобы идти кормить и доить корову.

— Что с Лизой? — первым делом спросил Алексей.

— Тише ты! — шепотом «прикрикнула» на него тетя Вера. — Спит Лиза! Агния сказала: испуг был у ней сильный. Теперь все нормально будет, заговорила ее Агния и травки выпить дала. Спит теперь Лиза, не будите!

«Опять травка, — невольно подумал Алексей. — Как все-таки много смыслов у такого простого слова!»

— И чего ее так напугало? — пожала плечами женщина, продолжая собираться в хлев. — Колька ерунду какую-то про голову отрубленную треплет! Что там было-то, Пашка? — обратилась она к внуку.

Алексей заранее договорился с Пашкой, что правду они пока рассказывать не будут, чтобы не напугать пожилую женщину и вообще не посеять раньше времени паники и слухов на селе. Хотя, похоже, слухи уже распространились, хотя бы от того же Кольки. Поэтому он не дал ответить племяннику, а сказал сам, шепотом:

— Тетя Вера, что там случилось, пока непонятно. Тут бы ученые нужны… Не подскажете, кстати, где можно похранить в холоде одну очень вонючую и скоропортящуюся вещь?

— Что еще за вещь? Рыбы что ль наловил? Так ложи в холодильник!

— Нет, не рыбу… — Алексей решил не пугать пока тетку страшной находкой. — Так, экспонат один, для науки очень важный. Но он воняет — жуть! В холодильник его нельзя.

— Ну, не знаю тогда. — Тетя Вера задумалась. — В погребе — холодно, но тебе ведь, поди, не такой холод, тебе лед нужен?

— Да, лучше бы лед! — кивнул Алексей.

— Не знаю… У Митрича погреб глубокий, с ледником. Только он, пьяница старый, без бутылки не пустит!

— Да хоть две бутылки! — обрадовался Алексей, но тут же вспомнил, что отдал деньги тете Вере, а она уже подозрительно нахмурила брови.

— Опять тоску заливать собрался? — вздохнула тетка.

Пожилая женщина, много повидавшая и пережившая на своем веку, не любила и не умела хитрить и лукавить. Она очень жалела своего племянника и понимала его. Но сколько раз она уже видела в жизни, как горе ломало и не таких мужиков. Горе и водка. Правда, она видела и то, что Алексей перестал тянуться к бутылке постоянно, как к единственной панацее. Но он и вообще стал каким-то другим в последнее дни. Он словно бы успокоился. Но она-то видела, что спокойствие это — кажущееся, что боль его никуда не ушла, а лишь спряталась внутрь. И тень какого-то решения, как соломонова печать проступила в эти дни на лице Алексея. Нехорошего решения, это Вера Васильевна чувствовала всем своим женским сердцем! Уж лучше бы пил да плакал. Может, действительно — напьется, да выбросит из головы то худое, что в ней сейчас бродит?

Тетя Вера скрылась на минутку в своей спаленке и вернулась с деньгами в руке.

— На держи. Да смотри, Митрич хоть и старый, а любого молодого перепьет! За ним не гонись, а то свалишься!

— Тетя Вера! Да не собираюсь я пить! — убежденно зашептал Алексей.

— А ты выпей! — неожиданно сказала тетка, и по тому, как это было сказано, Алексей понял, что она не шутит.

Глава 4

Митрич считался в Никольском мужиком странноватым, немного «не от мира сего». Он появился в селе лет двадцать назад. Было ему тогда пятьдесят с хвостиком, а может — и все шестьдесят. Михаил Дмитриевич был нелюдим и молчалив, а таких на селе не особенно любят. Даже то, откуда он прибыл, любопытные бабки узнали только через сельсовет. Оказалось, что из Ленинграда, что было более чем странно: народ наоборот мечтал выбраться из села поближе к цивилизации, а тут — из самого Ленинграда и в глушь!

Митрич, как окрестили его сельчане, купил у одной женщины, собравшейся уезжать к дочери в город, старый домишко и тут же начал строить себе новый. Деньги у Митрича, похоже, водились, и он, хоть и был одиноким (разведенным или вдовым — так и не удалось узнать), выстроил, помимо избы, добротный хлев, срубил баню, купил корову, поросят, кур. Чувствовалась в нем крепкая хозяйственная жилка! Но, кроме всего прочего, Митрич сделал еще и то, о чем жители Никольского и не помышляли — по инертности ли мышления, из-за лени ли… Так, он приспособил к колодцу электронасос и сделал себе собственный водопровод. Туалет он тоже обустроил на городской лад — не холодный нужник во дворе, а добротный, в теплой пристройке к избе, и даже с унитазом. Этот факт особенно потешал деревенских мужиков и баб. Вырыл себе Митрич и особенно глубокий погреб — такой, что на самом дне его круглогодично не таял лед. Огород приносил Митричу урожая тоже, пожалуй, больше, чем любому другому сельчанину. Он и журналы какие-то сельскохозяйственные выписывал, и книги по огородничеству читал. Даже картошку сажал и окучивал по книгам. Все видели, что у Митрича картофель и крупней, и больше его, чем у них, а все равно ржали-потешались! Мол, чего там читать-вычитывать, деды-прадеды неграмотными были, без книжек обходились, и мы уж картошку-то как-нибудь без учебников посадим! Вот именно, что как-нибудь…

Однако, несмотря на всю свою хозяйственность, Митрич слыл на селе пьяницей. Действительно, не реже одного раза в неделю он покупал в сельском магазине бутылку водки. А если кто обращался к нему за помощью, такса у Митрича тоже была всегда одна — бутылка. Правда, таким же платежным средством пользовались и все остальные сельчане, да и спиртным отоваривались в магазине не реже, а кое-кто и чаще Митрича, но… Пьяница, и все тут! В отместку, видать, за его скрытность и непохожесть на всех. А между тем, откровенно пьяным-то никто Митрича никогда и не видел. Вот такой вот парадокс!

Именно к Митричу, купив две бутылки «Столичной», и пошел Алексей арендовать ледник для хранения головы.

У Митрича, в отличие от большинства сельских жителей, было заперто, хотя старик явно был дома: из печной трубы валил дым. А рядом с дверью имелась кнопка электрического звонка — вещь для села совсем чуждая.

Алексей позвонил, и через полминуты дверь отворилась. На пороге стоял Митрич — в футболке и застиранных джинсах, что странно сочеталось с его абсолютно лысой головой и марксовской седой бородой с усами.

— Здравствуйте, Михаил Дмитриевич! — поздоровался Алексей.

— Здравствуйте, Алексей Романович! — ответил старик.

Алексей даже растерялся: никак он не думал, что Митрич знает его отчество.

— Проходите, чего же вы? — вывел тот Алексея из невольного ступора.

Жилище старика, в котором Алексей был впервые, поразило его своей непохожестью на прочие сельские избы. Снаружи это был хоть и добротный, но вполне обычный бревенчатый пятистенок. А вот внутри… Внутри это была городская квартира типичного интеллигента! Недорогая, но современная мебель: шкаф для одежды вместо обычных гвоздей и крючков у входа, навесные шкафчики «под дерево» на кухне, мойка из нержавейки, стол, стулья — не дешевые и пошарпаные, а настоящий столовый гарнитур, пусть, опять же, и не из самых дорогих. Но самое главное — обилие книжных стеллажей и полок! Особенно много их было в «кабинете» Митрича, куда тот сразу провел гостя. Сам Митрич уселся в удобное кресло за шикарным письменным столом, а Алексею показал рукой на небольшой уютный диван.

— Слушаю вас, — сказал Митрич очень серьезно.

Алексей сидел на диване, сжав в руках лежащую на коленях сумку с двумя бутылками водки и завернутой в полиэтиленовый пакет головой. Он почему-то совсем растерялся в этой неожиданной обстановке и чувствовал себя совсем по-дурацки.

— Видите ли, Михаил Дмитриевич, — начал наконец Алексей, — я бы хотел вас попросить об одной услуге… Не могли бы вы на несколько дней, максимум на неделю, разрешить мне воспользоваться вашим ледником?

— Вот как? — удивился Митрич. — И что вы собрались там хранить?

Алексей замолчал. Он как-то и не подумал даже, когда шел сюда, что же он ответит старику на подобный вопрос. А ведь вопрос этот должен был возникнуть у любого человека, в погребе которого собираются что-то хранить посторонние.

— Что же вы молчите? — спросил старик. — Или это нечто запретное? Взрывчатка, наркотики? — тут он едва заметно, одними глазами, улыбнулся.

— Нет-нет! — встрепенулся Алексей. — Это некий экспонат… Я полагаю, он имеет научную ценность. А на улице жара, сами понимаете… До приезда ученых он вряд ли сохранится.

— Экспонат какого рода? — заинтересовался Митрич. — Биологический объект, насколько я понимаю? Не позволите взглянуть?

Теперь Алексей растерялся окончательно. Не показывать находку Митричу было бы уже просто неприлично. Развернуться и уйти? Еще более неприлично! Показать? А вдруг старика хватит удар? Впрочем, судя по обстановке и манере речи, Митрич был далеко не обычным пьяницей или выжившим из ума старым дедом. Напротив, чувствовалась в нем некая интеллигентская жилка, а в слегка прищуренных, молодо блестевших глазах, был виден свет образованности и ума.

«Наверное, так даже будет лучше, — подумал Алексей. — Расскажу все Митричу, отдам ему эту голову, пусть он вызывает ученых, если сочтет нужным, а у меня есть дело поважней… Что-то я так рьяно взялся за все это, будто причину нашел, чтобы оттянуть развязку! Кого обмануть-то хочу? Себя? Не выйдет, друг! Обратной дороги нет! А с загадками всякими пора завязывать! Итак из-за всего этого день потерян!»

Митрич, видя, как замешкался Алексей, усмехнулся в густые усы и сказал:

— Я, конечно, не настаиваю, молодой человек, только ведь и я в некотором роде ученый. Правда, бывший.

— Вы — ученый? — поразился Алексей. — А… в какой области?

— В разных, мой любопытный и оч-чень откровенный друг, — слово «откровенный» старик особо подчеркнул голосом: мол, сам что-то скрываешь, а я перед тобой исповедоваться должен!

— Да вы не думайте, что у меня от вас какие-то секреты! — начал оправдываться Алексей. — Просто все это очень неожиданно и странно!

Алексей полез в сумку, чтобы достать полиэтиленовый пакет со страшной находкой, но в последний момент заколебался и посмотрел на старика.

— Михаил Дмитриевич, а у вас… — смущаясь, начал он.

— Крепкие ли у меня нервы? — догадался Митрич. — Не бойтесь, повидал на свете всякого! Сердчишко тоже пока вроде стучит исправно. Так что давайте, доставайте свой экспонат!

Как ни хорохорился старик, но все-таки он вздрогнул, когда уставился на него пурпурный зрачок сиреневого глаза с опаленной отвратительно-бугристой серой морды. Но Митрич сразу же справился с невольным испугом, а в глазах его загорелся азарт настоящего исследователя. Он быстро, по-молодому, вскочил с кресла и буквально подлетел к дивану, на котором сидел Алексей, брезгливо держа завернутую в полиэтилен голову чудовища.

Старик буквально выхватил из рук Алексея находку и, не обращая внимания на исходящую от нее ужасную вонь, принялся лихорадочно разворачивать, а затем, взяв ее прямо голыми руками, стал поворачивать так и этак, разглядывая со всех сторон, и при этом радостно причмокивал, удивленно присвистывал, по-стариковски охал, — короче говоря, производил впечатление страстно влюбленного человека, обретшего наконец давно потерянную возлюбленную.

— Чего вы молчите! — закричал вдруг он фальцетом. — Скорее рассказывайте, где вы взяли ЭТО?!

Старик слушал Алексея очень внимательно, не перебивая и не выпуская из рук свое «сокровище». Когда рассказ подошел к концу, он все так же молча завернул голову в тот же самый полиэтиленовый пакет и вышел с нею из комнаты. Стукнула дверца погреба, затем раздалось старческое кряхтение Митрича. Вскоре дверца стукнула снова, закрываясь, зажурчала вода из-под крана, и, наконец, старик вновь вошел в свой кабинет, вытирая руки полотенцем.

— Вы, я вижу, что-то еще принесли? — спросил он, кивнув на торчащие из забытой уже Алексеем сумки водочные горлышки. — Это, надеюсь, не экспонаты для хранения?

— Это экспонаты для изучения их содержимого на вкус, причем немедленного! — пошутил Алексей.

— Тогда прошу в столовую!

«Столовая», она же — кухня, была, как и в большинстве деревенских домов, большой комнатой с русской печью. Украшением ее был, как уже говорилось ранее, столовый гарнитур из стола с четырьмя стульями. Судя по тому, что три стула были почти как новенькие, а один, хоть и несильно, но потертым, можно было сделать вывод, что гостей Митрич принимал нечасто.

Старик быстро, как заправская хозяйка, вытащил ухватом из печи чугунок с тушеной картошкой и мясом, из холодильника — пару банок шпрот и лимон, еще раз спустился в погреб и вынес оттуда в два захода банки с солеными огурчиками, груздями, рыжиками, затем принес с огорода свежих огурцов, толстый пук лука, несколько пучков укропа и петрушки.

— Извините, помидоры еще не дозрели, — весело сказал он, глянув на Алексея. — Обойдемся?

— Конечно, обойдемся! — ответил Алексей. — Зачем вы вообще из-за меня так хлопочете?

— А я не из-за тебя совсем! — неожиданно перейдя на «ты», покачал головой Митрич, продолжая стремительно накрывать стол. — Я для себя! Я старенький, мне витамины нужны!

Наконец, Алексей с Митричем сели за стол, и Митрич, на правах хозяина, разлил «Столичную» по рюмкам.

— А вот водочку-то мы с тобой забыли охладить, — огорченно вздохнул он. — На хоть вторую положи пока в морозилку! — передал старик непочатую бутылку Алексею.

Выпив пару рюмок, Алексей почувствовал себя несколько свободней и раскованней. Да и Митрич оказался совсем не таким человеком, каким Алексей представлял себе его раньше. Правда, старик по-прежнему ничего не рассказывал о себе, зато он подробно расспросил еще раз обо всех деталях странного происшествия. Но поскольку Алексей не был его непосредственным свидетелем, а пересказывал все со слов племянника, Митрич сокрушенно мотал головой, когда тот не мог пояснить какой-нибудь момент. Наконец старик твердо и совершенно трезво сказал:

— Сегодня уже поздно, а завтра утром пойдем на место происшествия. Неплохо будет, даже очень желательно, если с нами пойдет твой племянник Павел. Надеюсь, он не откажется рассказать мне подробно о явлении, свидетелем которого он стал?

— Думаю, не откажется, — ответил Алексей, а сам подумал: «Завтра, похоже, тоже срывается мое дело…» Странно, но при этом он не почувствовал никакого раздражения или сожаления. Напротив, ему стало вдруг интересно: что же действительно произошло сегодня близ Никольского?

Глава 5

Наутро Алексей проснулся как огурчик — не болела голова, не было никакого похмельного синдрома. Не мучили его прошедшей ночью и снежные кошмары, напротив — сон был по-настоящему здоровым и крепким. Странно, но впервые за восемь с половиной месяцев, он проснулся не с болью в сердце и не с пустотой в душе, а с мыслью, что его ждет что-то хорошее.

Алексей сразу вспомнил о вчерашней договоренности с Митричем и начал быстро одеваться. Тетя Вера уже подоила корову и возилась теперь у печи с чугунами и кастрюлями.

— Ты чего в такую рань вскочил? — оторвалась она от своих ухватов. — Опять что ль на рыбалку собрался?

Алексей почувствовал в голосе тетки добродушные нотки — вчера он, хоть и пришел заметно навеселе, но не закатывал пьяных рыданий, не бегал за «добавкой», а вместе со всеми попил чаю перед сном, рассказав даже пару каких-то забавных историй. Тетя Вера в ответ пошутила: «Почаще тебе, видать, надо к Митричу ходить». К тому же «отошла» к вечеру Лиза — помогли, видать, заговоры Агнии — и хоть не смеялась вместе со всеми, но уже разговаривала и вела себя нормально.

— Тетя Вера, Митрич вчерашней историей заинтересовался, — честно ответил Алексей, так как врать ему совершенно не хотелось, — просил показать то место, где ребята вчера напугались. Пусть Пашка с нами тоже сходит.

— Чего там старому дурню надо? — заворчала тетя Вера. — Парнишка и так напугался вчера, куда его опять тащить? Да и рано еще, пусть хоть выспится!

— Бабушка! Я уже не сплю! — выскочил из спальни Пашка в одних трусах и майке. — Можно я пойду с дядей Лешей?

— Да что вы придумали-то? — уже всерьез рассердилась тетя Вера. — Что там тебе вчера пьяница этот старый наговорил?!

— Тетя Вера, он не пьяница! — мягко, но строго ответил Алексей. — Михаил Дмитриевич — бывший ученый, он хочет попытаться во всем разобраться.

— Кто ученый — Митрич? — всплеснула руками тетка и засмеялась, но вдруг осеклась. — А кто его знает — может и ученый, все вон книжки читает… Правда ученый что ль?

— Правда, тетя Вера, — серьезно сказал Алексей.

— Гляди-ко! — покачала головой тетка. — Ну, идите, раз ученый… — и тут же снова прыснула: — Митрич — ученый, ну анекдот!

Дверь в избу Митрича была, на удивление, открыта. «Видать, ждет нас уже старик, не терпится ему!» — подумал Алексей и зашел в сени. Пашка попытался было прошмыгнуть следом, но почему-то — он и сам не мог позже сказать, чем это было вызвано, предчувствием, что ли? — Алексей не дал племяннику войти.

— Подожди на улице, — сказал он. — Мы быстро, Михаил Дмитриевич уже собрался, наверное.

Пашка спорить не стал — утро выдалось прекрасное и встречать его на свежем воздухе было более чем приятно.

Алексей же, постучавшись в дверь, ведущую из сеней в избу и не получив ответа, пожал плечами, но все же открыл и эту дверь. В жилище Митрича царила тишина. А еще там еле уловимо пахло чем-то неприятным, вроде тухлых яиц или вообще — испорченной пищи. Алексей огляделся в первой комнате, бывшей также и кухней. Все в ней было как вчера, только посуда после вчерашнего застолья была вся вымыта и расставлена в подставку-сушилку, а стол тщательно вытерт от крошек и пятен. «Аккуратный старик!» — уважительно подумал Алексей, но отсутствие хозяина начало его уже тревожить.

«Может, спит еще Митрич? — мелькнула утешительная мысль. — Все же выпили вчера по поллитре на брата, а ему ведь уже годков-то…» Но опять же какое-то шестое чувство уже не шептало, а вовсю бубнило, что произошло нечто нехорошее. Очень нехорошее! Но Алексей все-таки зашел в кабинет-спальню, чтобы просто окончательно убедиться в отсутствии Михаила Дмитриевича.

Что сразу же бросилось в глаза Алексею — диван, на котором, видимо, обычно и спал Митрич, был расстелен для сна, более того — подушка и одеяло были смяты: старик не просто приготовился спать, он уже успел если не поспать, то полежать в своей постели! А потом что-то заставило его встать и срочно, не заправляя даже постели, одеться и куда-то уйти. Хотя, стоп! Одеться он тоже не успел! Вот висят, перекинутые через спинку кресла, вчерашние футболка и джинсы!

Тут Алексей вспомнил, над чем так потешались деревенские жители — о «цивильном» туалете Митрича. «Пошел дед ночью по нужде, а там сердчишко прихватило!» — пришло на ум очень убедительное объяснение. Но Алексей чуял, что и там не найдет старика, хоть и ринулся тут же в туалет-пристройку. Так оно и оказалось!

«Ну куда же, куда он еще мог деваться? — заметался Алексей по темным сеням. — Ночью, голый, куда он еще мог пойти?!»

Алексей снова вернулся в избу и присел на лавку возле печи, нервно барабаня по полу ногой. В ответ на это что-то стало металлически позвякивать в такт ноге. Алексей посмотрел вниз: ноги его стояли аккурат на крышке от погреба, а позвякивало железное кольцо, служащее ее ручкой.

«Погреб!» — холодом шибануло в мозг, и в который уж раз за последние минуты предчувствие Алексея дало о себе знать. Но теперь оно подсказывало, что догадка верна.

В темноту погреба уходила крутая деревянная лестница. Внизу ничего не было видно. «Где-то вчера Митрич включал там свет!» — вспомнил Алексей и увидел на стене возле печи два выключателя. Щелкнул одним — зажглась лампочка в самой печи, щелкнул другим — погреб озарился светом. Чувствуя, что сердце стало колотиться раза в два чаще, а по хребту скатилась холодная струйка пота, Алексей начал медленно спускаться вниз.

Погреб состоял из двух ярусов. На первом, менее глубоком и, соответственно, менее холодном, хранились на полках и стеллажах стеклянные банки с соленьями, стояли вдоль стен мешки с картошкой, висели связки лука — короче, все то, чему чрезмерный холод противопоказан. А на нижний ярус вела еще одна лестница. По ней, хоть температура явно приблизилась уже к нулю, если не ниже, Алексей спустился уже совсем мокрым от пота, прямо как в своих кошмарах. И так же, как в тех кошмарных снах, он увидел перед собой лед. А на льду, в одних трусах и майке, лежал Митрич! Кругом все было перепачкано кровью, и вот что странно — старик, казалось, был странным образом вбит головой в стену! Алексей, дрожа и от страха, и от холода, — непонятно от чего больше — медленно наклонился над телом старика и осторожно потянул его за майку на себя. Пропитавшаяся кровью майка примерзла ко льду, но тело все же немного подалось. И вот тут Алексей, не выдержал — заорал! Голова Митрича не была вбита в стену — ее просто не было!!!

Не помня как, Алексей пулей вылетел наверх, в избу, а оттуда — сразу на улицу, на свежий воздух. Несмотря на прогретый уже утренним солнышком воздух, Алексея продолжало трясти крупной дрожью. Только увидев перед собой перепуганные глазенки Пашки, он понял, что все еще продолжает испуганно выть. Сев прямо на землю, в зеленую траву, Алексей обхватил голову руками, пытаясь хоть немного привести мысли в порядок, или, по крайней мере, успокоиться настолько, чтобы хоть что-то соображать.

— Дядя Леша, что с тобой?! — зашмыгал носом Пашка, который тоже испугался не на шутку.

— Вот что Пашка, беги к бабушке, пусть срочно позовет сюда участкового! — наконец-то пришла хоть одна путная мысль в голову Алексея.

Племянник попытался что-то спросить, но Алексей так свирепо на него зыркнул, что мальчишка умчался в тот же миг без оглядки.

К счастью, участковый — старший лейтенант Спиридонов Иван Валентинович — был в этот час еще дома, хотя и собирался уже ехать в райцентр по каким-то служебным делам. Поскольку Вера Васильевна не знала, что точно случилось с Митричем, а сказала участковому только, что Алексей просил позвать его к старику домой, Иван Валентинович торопился не шибко. ЧП в селе, кроме нечастых пьяных драк, не случалось уже очень давно, так что и теперь Спиридонов максимум что ожидал увидеть — это побитого по пьянке старого деда. Правда, Митрича никогда прежде не видели в таком состоянии, но ведь пьяницей-то его все равно считали.

Старший лейтенант Спиридонов был не стар и не молод — ему можно было одинаково дать как сорок, так и пятьдесят лет. По-мужицки коренастый, кряжистый, с загорелым и морщинистым лицом, с широкими, заскорузлыми от работы с землей ладонями, он, кроме формы, ничем не отличался от прочих деревенских мужиков. Однако, он был далеко не глуп, имел определенную хватку, умел и перед начальством показать себя не с худшей стороны, и среди деревенского населения держать свой авторитет на должном уровне. Он понимал, что с сельчанами ему жить, а с начальством — служить. И если из милиции в конце концов можно просто уволиться, или, в не столь уж далеком будущем, уйти на пенсию, то из села ему деваться было некуда. Ну вот некуда ему было отсюда ехать — не ждал его нигде никто, а здесь — хозяйство, огород, скотина… Жена, дочка школу заканчивает, а сын из армии через полгода вернется. Надо их поднять на ноги… В общем, работать надо — и работать хорошо! С мужиками быть строгим, но не перегибать палку, с бабами не конфликтовать шибко, стараясь все проблемы решать по мирному. Вот и сейчас, если «приложил» кто спьяну Митричу, то поговорить надо с обоими по-тихому, по-трезвому, постараться помирить безо всяких протоколов. В крайнем случае, особенно упрямому и пригрозить, если по-хорошему не поймет.

Так размышлял Иван Валентинович, подходя к дому старика Митрича. Но едва лишь увидев сидящего во дворе Алексея, Спиридонов сразу же понял, что на этот раз стряслось что-то действительно серьезное.

Глава 6

— Знаете, кто старику голову отрезал? — спросил Колька, лежа голым животом на свежеструганных досках и болтая поднятыми вверх ногами.

Пашка и Лизка одновременно глянули на него, недоверчиво щурясь. Колька ужасно переживал падение своего «авторитета» в глазах друзей и хотел хоть как-то реабилитироваться.

— Ты конечно же знаешь! — не удержавшись, съехидничал Пашка.

В связи с утренними событиями, перепуганная Вера Васильевна запретила внукам отлучаться со двора, и дети откровенно скучали, сидя на штабеле досок, предназначенных для ремонта сарая. Настроение было паршивым, не хотелось ни играть, ни даже просто разговаривать.

Однако, Колька, видимо, был как раз настроен поболтать. Он ничуть не обиделся на Пашкину реплику, напротив, обрадовано кивнул и горячо зашептал:

— Знаю! Это они!!!

— Кто они? — выдавил Пашка. — Люди в черном?

— Наоборот! Эти, которых мы видели! Пришельцы!

— С чего ты взял, что мы видели пришельца? — немного оживился Пашка. — Он же не прилетел на тарелке!

— А откуда он вылез, ты видел?! Это еще круче тарелки! И потом… — тут Колька замолчал, приняв заговорщицкий вид.

— Ну что ты тянешь, рассказывай! — пискнула совершенно уже оправившаяся от вчерашнего потрясения Лиза. — Что за манера такая — играть на нервах! — выдала она явно подслушанную у взрослых фразу.

— Ну ладно! — выдохнул Колька. — Только поклянитесь, что никому ни слова!

— Ой-ой-ой! Больно надо! — фыркнула Лизка и возмущенно отвернулась.

— Ладно тебе! — поддержал сестру Пашка. — Мы тебя не заставляем, хочешь — рассказывай, не хочешь — как хочешь! Чего мы будем тебе клясться, как в детском саду?

— Хорошо, слушайте! — снова зашептал Колька, который не в силах уже был и сам хранить свою страшную тайну. — Они ко мне сегодня ночью приходили!

— Во сне! — снова не удержался от подколки Павел.

— Может и во сне, — на удивление спокойно отреагировал на это Колька. — А только слышал я их четко-четко, словно они в моей башке разговаривали! А перед этим я увидел в окошке, как от реки в нашу сторону летит самая настоящая «тарелка», только маленькая. Она светилась неярко так, словно пряталась, красным таким огнем… Долетела до начала деревни и там, где-то за магазином, погасла. Я еще немного подождал, а потом спать лег…

— Да это кто-нибудь с сигаретой от реки шел, вот тебе красный огонек и померещился! — сказал Пашка, но уже не насмехаясь, а заинтересованно, словно говоря этим Кольке: «Спорь, опровергай, доказывай!»

И Колька принял это условие.

— Не надо! Это было намного больше сигареты, — сказал он. — И не просто красный огонек, а что-то длинное, как лодка, и оно светилось красным… Ну, чтобы видеть, куда лететь! Только тускло так, чтоб не засекли, наверно. А у села они вообще свет вырубили, чтобы никто их не увидел!

— Да какие еще «они»! — возмутился Пашка. — Откуда ты знаешь, что там кто-то был?

— Так я же вам уже сказал, что они со мной разговаривали! — стал наконец-то выходить из себя Колька. — Вы что, не верите?!

Лизка собралась уже ответить нечто едкое и колкое, но Павел ткнул сестру в бок и сказал Кольке:

— Ладно, давай рассказывай все, а там посмотрим: верить тебе или нет!

Колька хотел было притвориться обиженным, но передумал и зашептал дальше:

— Я сплю, а потом врубаюсь, что возле меня кто-то есть! Открываю глаза — никого! Хоть и темно, а все равно ведь видно, если бы кто стоял… Но кажется так, что рядом кто-то стоит и смотрит на меня во все зенки, прямо сверлит взглядом бошку! Мне аж не по себе стало. Одеяло на голову натянул, а толку нету, все равно смотрят, прям сквозь одеяло! А потом прямо в черепушке у меня заговорили: «Где то, что вы забрали? Где то, что вы забрали?» Прямо, как робот какой-то говорил! Я совсем перессал! «Что, — говорю, — забрали? Я ничего у вас не забирал!» А они: «Мы тебя видели в проходе! Где голова?» Тут я дотумкал, что они про бошку того урода говорят. А ты же, Пашка, мне сказал, что дядя Леша ее к Митричу понес, ну я и…

— Растрепал?!

— А что мне оставалось делать?! Я ж вам говорю — перессал! Вам бы такое услышать! — Колька обиженно засопел.

Пашка подумал немного и решив, что, пожалуй, испугался бы не менее Кольки, миролюбиво сказал:

— Не обижайся, давай дальше!

— А что дальше? — все еще обиженно ответил Колька. — Дальше все. Я им сказал про Митрича, и все пропало. Ни голосов, ни этого сраного чувства, что кто-то стоит… Я и сам уже было подумал, что это сон, а как сегодня услышал, что у Митрича голову отрезали, сразу врубился — это они! Ведь бошку того чмошника у Митрича не нашли?

— Вроде бы нет…

— Ну, видите! Они бошку своего забрали, а в отместку и у Митрича отрезали!

— Но ведь голову у того… ну, у того… отрезал не Митрич! — запищала молчавшая до сих пор и тихонько дрожащая Лизка.

— А им пофиг! У кого нашли — тот и виноват! — зло сплюнул Колька. — Отморозки инопланетные!

— Ну и чего теперь будем делать? — посмотрел на сестру и друга Павел. — Расскажем кому-нибудь?

— Да ты че?! — возмутился Колька. — Меня еще в дурдом сдадут, если узнают, что мне голоса слышатся! Кто мне поверит?! Чем я докажу?!

— Но мы-то верим!

— То вы, а то они! Мне вон даже мамка вчера не поверила, что мы этого козла видели! Меньше, говорит, телик надо смотреть…

В итоге, Павел с Лизой все же пообещали Кольке, что никому не расскажут про его странный сон. А потом Колька ушел домой, поскольку все надолго замолчали, каждый по-своему переживая услышанное.

А наутро Колька пропал. Тетка Маруся, Колькина мать, ни свет — ни заря влетела в избу Веры Васильевны.

— Колька у вас?! — заорала она с порога.

Алексей и дети еще спали, поэтому Вера Васильевна сердито зашипела:

— Тише ты! Всех перебудишь!

— Так мой Колька пропал! — заплакала тетка Маруся. — Я думала, вдруг он у вас!

— Да что ему в такую рань у нас делать? — удивилась тетя Вера. — Да ты не реви, может, он на рыбалку ушел, на утреннюю зорьку!

— Да он бы сказался… — неуверенно пробормотала Колькина мать, однако, плакать перестала и с появившейся надеждой бросилась назад. Через пару минут, впрочем, со двора вновь послышался ее плач с причитаниями:

— Ой, вся ведь одеждушка дома! Ой, где же ты, Коленька?! Ой, убили тебя лихие люди!

Вера Васильевна в сердцах сплюнула и вышла во двор.

— Ну что ты ерунду-то городишь?! — закричала она на соседку. — Чего ты ребенка раньше времени хоронишь?! Не паникуй ты раньше времени и народ не пугай!

Действительно, соседи уже стали собираться возле калитки тетки Маруси, тревожно переговариваясь. Тетка Маруся, увидев, что «слушателей» стало больше, запричитала еще сильней.

Наконец, во двор, сонно щурясь, вышел Алексей, разбуженный странными звуками.

— Теть Вер, что случилось? — спросил он угрюмо, исподволь ожидая новой беды.

— У Маруськи Колька пропал…

— Как пропал? — сон как рукой сняло с Алексея.

— Проснулась утром, а его нет. И одежда вся на месте… — тетя Вера и сама уже стала склоняться в мыслях, что с Колькой действительно случилось что-то неладное.

— Так, я побежал к Спиридонову! — на ходу застегивая рубаху, бросил Алексей.

Глава 7

Иван Валентинович Спиридонов пребывал в очень дурном расположении духа. Странное убийство старика Митрича не лезло, что называется, ни в какие рамки. Это преступление никак не тянуло на пьяную «бытовуху», хотя районное начальство по-видимому именно так и считало. Связавшись с городом по телефону и рассказав о происшедшем, участковый получил распоряжение разбираться пока самому, на месте, так как все сотрудники заняты в данный момент более важными делами. «Разумеется, кого может заинтересовать зарезанный старик, да еще с репутацией пьяницы! — сердито подумал Спиридонов. — Стопроцентная „бытовуха“ в глазах далекого начальства! Интересно, что они запоют, когда увидят труп!»

«Труповозка» из города, правда, пришла в тот же день и тело старика увезли на судмедэкспертизу. Но и безо всякой экспертизы Спиридонов понимал, что дело было очень «нечистым». Одного взгляда на перерезанную шею трупа было достаточно, чтобы увидеть, что отсутствующая голова была отделена не топором, не ножом, не пилой даже — настолько ровным был разрез. «Словно лазерным лучом», — вертелось в голове у Ивана Валентиновича, хотя и эта «версия» вряд ли подходила к данному случаю — ткани на линии разреза не были обожжены.

Разумеется, первым в списке подозреваемых был некто Алексей Романович Белозеров, тридцати лет, приезжий, племянник Веры Васильевны Югаревой, местной жительницы, пенсионерки, всеми, кстати, уважаемой. Именно этот гражданин Белозеров являлся последним, кто видел потерпевшего живым. Он же, между прочим, и вызвал милицию, то есть его, старшего лейтенанта Спиридонова, к месту происшествия.

Вообще-то, говоря откровенно, на подозреваемого Алексей Белозеров явно не тянул. Было в нем что-то такое, что сразу отмело у участкового все мало-мальские подозрения в его адрес. Но, с другой стороны, как признался сам Белозеров на проведенном допросе, вместе с потерпевшим накануне убийства они распивали спиртные напитки, причем в довольно приличном количестве — по поллитра на брата! А по пьяной лавочке чего только не бывает, этого уж он, старший лейтенант Спиридонов, насмотрелся за двадцать пять лет работы сельским участковым! К тому же, опытный милиционер просто нюхом почуял, что Алексей Белозеров чего-то недоговаривает! Ну да ладно, приедет следователь из города — пусть разбирается! Участковый Спиридонов свое дело сделал: осмотр места преступления произвел, свидетелей допросил, нужные протоколы составил и по начальству доложил. Все, большего при его должности и не требовалось!

Примерно так размышлял Иван Валентинович утром следующего дня, когда к нему домой просто-таки ворвался тот самый Алексей Белозеров.

— Пропал Колька Пеструхин! — закричал он прямо с порога.

Участковый в тот момент как раз садился за стол завтракать, поэтому он невольно поморщился, предчувствуя, что приятный аппетит ему сейчас испортят.

— Во-первых, здравствуй, а во-вторых, давай без лишнего шума рассказывай все подробно, — степенно ответил Спиридонов, посыпая солью разрезанный на две половинки помидор. — И вообще — присаживайся-ка к столу, позавтракаем вместе.

— Да какой завтрак! — возмутился Алексей. — Я ж говорю: ребенок пропал!

— Ну вот что, Алексей Романович, — перешел на официальный тон участковый. — Ты давай тут не разоряйся! Докладывай толком: когда, при каких обстоятельствах… И вообще, кто решил, что он пропал? Я Кольку, слава богу, сызмальства знаю! Он же деревенский пацан! На рыбалку, небось, убежал спозаранку, а мамку предупредить — ума не хватило!

Алексей и сам уже понял, что ведет себя, действительно, чересчур истерично — сказались, видимо, события последних двух дней. Поэтому он сел на стул — не к столу, а возле входной двери — и, стараясь оставаться спокойным, заговорил:

— Тетка Маруся… то есть, Мария Алексеевна Пеструхина, Колькина мама, рано утром увидела, что сына дома нет. Насчет рыбалки она тоже проверила — вся Колькина одежда дома. Выходит, что он исчез из дому в том, в чем ложился спать — в трусах и майке. Кто ж так на рыбалку ходит?

— М-да, — нахмурился Спиридонов, не переставая жевать. — Это уже серьезней, если мать ничего не напутала… Может, и не углядела чего, что уж, так-таки она всю Колькину одежду пересмотрела? А потом, пацан летом и в трусах с майкой вполне может бегать! Это ж тебе не город!

Немного пожевав, участковый добавил, словно извиняясь:

— Ты пойми, по существующим законам я не могу принять заявление о пропаже человека ранее, чем через трое суток после его исчезновения! Да и ехать мне сейчас в город надо! Вчера еще надо было, а вчера сам знаешь, что… Заодно и по вчерашнему делу надо документы передать, кстати. Давай знаешь как решим? Ты — человек свободный, отпускник, так сказать… Я вот тебя и попрошу помочь с Колькой! Согласен?

— Согласен, — пожал плечами Алексей. — Но что я могу сделать?

— А то же, что и я бы делал! Во-первых, опроси соседей, друзей Колькиных, может, кто чего и видел, или Колька сам накануне рассказывал. Во-вторых пошуруй вокруг села, к реке сходи, туда-сюда, где ребятня обычно ошивается, может, самого найдешь, а может — след какой.

— Какой след? — удивленно переспросил Алексей.

— Откуда я знаю? — буркнул участковый. — Ну, удочки брошенные, одежду там, кровь…

Алексей вздрогнул при последнем слове, но участковый сурово повторил:

— Да, и кровь, и может чего еще похуже… Быть может все! Я, конечно, надеюсь, что ничего такого не будет, и Колька к обеду уже отыщется сам, но надо быть готовым ко всему! Ну, а если вдруг случится чего неожиданного, или найдешь чего… — тут Спиридонов слегка замялся, — вот тебе телефон отделения милиции, где я буду, позвонишь!

С этими словами Иван Валентинович накорябал на клочке бумаги несколько цифр и протянул Алексею.

— Все понятно?

— Понятно, чего там…

Алексей не стал терять времени даром. Первым делом он собрал всех сельских пацанов от семи до семнадцати лет во дворе тети Вериного дома. Таковых, вместе с племянниками Пашкой и Лизой, набралось одиннадцать человек. Младшие тут же устроили шумную возню, но Алексей строго крикнул:

— А ну-ка, тихо все! Я вас не ромашки собирать позвал!

Дети перестали баловаться, хотя все равно вели себя непоседливо и шумно.

— Так дело не пойдет! — вновь прикрикнул Алексей. — Ну-ка, сядьте все вон на доски! Вы двое, — показал он на самую шебутную парочку приятелей лет семи-восьми, — сядьте по разные стороны.

— Так вот, ребята, — начал Алексей, когда пацаны расселись и успокоились. — Все вы уже знаете, что пропал ваш товарищ Коля Пеструхин. Мне нужна ваша помощь. Во-первых, поднимите руки те, кто видел его вчера.

Руки подняли пятеро, включая Пашку и Лизу.

— Кто из вас разговаривал с Колей? — обратился Алексей уже к этой пятерке.

Таких оказалось всего трое, опять же включая племянников.

— Ну, с вами я поговорю отдельно, — махнул рукой на Пашку и Лизу Алексей. — А вот ты, — обратился он к парню лет пятнадцати, тоже поднявшему руку, — как тебя зовут?

— Колька, — ответил рыжий веснушчатый парень.

— Вот ты, Николай, о чем ты разговаривал с Колей?

— Да ни о чем, — пожал плечами рыжий Колька. — Как дела, че делаешь… Про рыбалку…

— А что про рыбалку? — встрепенулся Алексей. — Он что, собирался на рыбалку?

— Так а че на нее собираться? — удивился парень — Взял удочки да пошел!

— Ну, может, он именно сегодня хотел пойти рыбачить? Ничего про это он не говорил?

— Да нет, не собирался вроде, — помотал головой рыжий. — Он рассказал, что недавно лещей наловил много, я спросил где… Ну, просто такой треп, кто чего поймал…

Алексей понял, что все это бесполезно — никуда Колька Пеструхин не собирался, а если и собирался, то никому не сказал.

— Ну, хорошо, — немного подумав, сказал Алексей, обращаясь ко всем собравшимся, — а где вообще вы любите ошиваться в эту пору?

В ответ заговорили все хором, перебивая друг друга:

— На рыбалке!

— На реке…

— В лесу…

— На МТП…

— Что такое МТП? — насторожился Алексей.

— Машинно-тракторный парк! — раздалось сразу несколько голосов. — Ну, где машины и трактора стоят, там еще мастерские, свалка…

— Ну, это малышня там больше лазит, — махнул рукой длинный худой парень лет семнадцати.

— Почему? — отозвался белобрысый парнишка, примерно одного возраста с пропавшим Колькой. — Мы с Коляном там тоже часто лазаем!

— Так вы тоже малышня, — отмахнулся длинный.

— Чего?! — возмутился белобрысый. — Ты зато слишком большой вымахал, жердяй!

Худой парень вскочил, чтобы броситься на обидчика, но Алексей крикнул снова:

— А ну, перестать!!! Да сколько можно говорить! Вы все тут, как малышня! Серьезное дело, ваш друг пропал, а вы — как в детском саду! Значит так, — голос Алексея приобрел решительность. — Будем искать Колю. Вы, кто помладше, — показал он рукой на трех мальчиков, — пойдете на вашу эту МТП. Облазьте там все, особенно свалку! И вообще по деревне побегайте, во все дворы-норы позаглядывайте.

Оставалось еще шесть пацанов: худой длинный, как оказалось — Кирилл, рыжий Колька и четверо лет по двенадцать-тринадцать. Алексей решил сначала отправить одну группу в лес, а другую — к реке, но потом подумал, как бы не заблудились в лесу ребята, тогда еще и их искать придется! И тогда он решил так:

— Николай, выбирай двоих пацанов, пойдете с ними вниз по реке, а ты Кирилл — с оставшимися двумя — вверх. Далеко не уходите, километров пять-шесть, а то еще и вас искать придется. Смотрите внимательно, любые следы: брошенные удочки, одежда, ну, сами знаете… Да, и дома отпроситесь, если кого не отпустят — идите снова сюда, чего-нибудь придумаем. Все, разбежались!

— А мы?! — хором обиженно взвыли Павел с Лизой.

— А с вами, дорогие мои, мы поговорим отдельно! — очень серьезно ответил Алексей.

Племянники быстро «раскололись» и рассказали дядьке все, о чем накануне «по секрету» поведал им Колька. Не то, чтобы они были такими уж «трепачами», просто поняли своими умишками, что дело сложилось нешуточное, Колька пропал, — какие уж тут могут быть тайны!

Алексей после рассказа племянников помрачнел. Он сразу же ясно, во всех подробностях, вспомнил обезглавленное тело Митрича, голову чудовищного существа, и то, как рассказ Кольки в изложении племянников связал эти два события между собой, заставило Алексея поежиться. Очень уж нехорошие предчувствия заскреблись на душе!

Алексей оставил племянников дома ожидать возможных вестей от «разведчиков», а сам решил походить по селу, порасспрашивать взрослых. Как на грех, дома, кроме совсем уж стариков да голопузой малышни, почти никого застать не удалось — июль все-таки: кто на сенокосе, кто в поле, кто еще где, как пчелка, жужжит-трудится, на зиму задел создает. Но кое-что Алексею все же удалось выудить.

В одном из домов его встретила старая-престарая женщина, лет, наверное, под сто. Она была такой согнутой, что казалось: еще чуть-чуть — и зацепится тощим длиннющим носом за пол. Бабка еле двигалась, но все же попыталась было угостить Алексея чаем, однако он поспешно отказался, так как не представлял даже, как эта бабуля сможет не то что чайник с кипятком принести, а хотя бы даже чайную ложку. И вообще, старушенция показалась Алексею не совсем в своем уме, да так оно, наверное и было. Она все что-то быстро-быстро, но неразборчиво бормотала себе под нос, и Алексей, попрощавшись, собрался уже было ретироваться, однако, стоило ему повернуться ко входной двери, как услышал за своей спиной ясное:

— Васька-то видел, как Кольку Маруськиного черти утащили!

Алексей вздрогнул и быстро обернулся. То ли у бабки наступило временное просветление, то ли до этого она просто «выдуривалась», только теперь на Алексея смотрели два очень ясных, голубых, хоть и несколько выцветших от времени, глаза, окруженных паутиной частых-частых и глубоких морщин. Казалось, что эти глаза, с какой-то хитринкой-веселинкой внутри, жили совершенно отдельной от скрюченного, сморщенного жизнью тела.

— Простите, что вы сказали? — не веря своим ушам, переспросил Алексей.

— Васька, правнучек мой, с дружком своим — Серьгой, вчерась ночью аккурат браконьерничать на реку ездили, переметы ставить. Непутевый он, Васька-то, хоть и тридцать годков ужо. Пришел домой под утро, а я чутко сплю, проснулась, а слышу я хорошо-о-о, хоть и сто два года уж мне — Господь никак все к себе не приберет… И вот слышу, он Нинке-то, женке своей, и рассказывает, что натерпелись они с Серьгой страху! Только перемет поставили — глядь, от Никольского летит чтой-то красненькое! Низехонько, по-над речкою. Думали сначала: еще кто на лодке плывет рыбачить, да фонариком светит. Нет, ближе-то стало, увидели: летит что-то по воздуху! Как лодка, но поболе, и красным светится! И скрозь стенки видать будто бы что-то внутри. Худо видно, но что-то шевелится, как руки-ноги, что-то шипит, извивается. Мужики струхнули, в кусты попрятались, а лодка эта совсем рядом от них пролетела. И как дохнула на них чем-то тухлым, как мертвечиной! А тут и голосок они услыхали мальчишечный: отпустите, мол, меня домой, чертушки! Васька с Серьгой чуть в реку не попадали, так перепужались! А голос, Васька говорит, на Кольки Маруськиного сходит! Вот так-то!

— И… куда же подевалась эта лодка? — едва смог выдавить из себя Алексей.

— А отвернула от реки, да в лес полетела! Аккурат над тропинкой, что к Чертовой пещере ведет! Так что черти это и были, и Кольку к себе утащили! Грешен видать, хоть и мал! А может, и сама Маруська виновата! Бывает, скажут ребенку: «Пошел к черту!», а черт-то уж тут как тут, только и дожидается! Хвать дитя — и бывал таков! Помню, я еще в девках была…

— Простите, — прервал Алексей воспоминания старой женщины. — А где сейчас Василий?

— А тебе зачем? — насторожилась старуха. — Он тебе не скажет ничего! Он непутевый, но не дурак! Это я — дура старая, из ума выжившая, мне все болтать — языком трепать можно! Хе-хе-хе-хе! — зашлась в смехе беззубым ртом бабка, а потом снова принялась бубнить что-то неразборчивое себе под длиннющий, загнутый нос, а голубые глаза ее по-рыбьи потухли и поблекли.

Глава 8

Алексей с нетерпением дожидался Спиридонова, чтобы рассказать ему о главной новости. Мальчишки, которых Алексей отправил на поиски пропавшего Кольки, или хотя бы его следов, вернулись ни с чем, понурив головы. Всех их Алексей отпустил домой; он теперь уже вновь проснувшимся «шестым чувством» чуял, что стодвухлетняя баба-Яга сказала если не правду, то что-то очень близкое к правде, а значит, искать Кольку Пеструхина нужно не здесь. «Вот ведь как, — думал Алексей, — как ни крути, а все равно, видать, суждено мне еще раз свидеться с этой пещерой… как ее назвала бабка?.. Чертовой!»

А еще Алексей подумал вдруг, как удачно может осуществиться его план ухода из этой жизни! Тут уже не надо разыгрывать спектакль с рыбалкой, купанием и последующим якобы утоплением. Тут все будет официально и почти по-честному! Даже милиционер при «несчастном случае» будет присутствовать, который и запротоколирует, как гражданин Белозеров сорвался в каменный «колодец». Жаль только тетю Веру, ведь тогда на ее долю достанутся похороны и все прочее, чего первый, «анонимный» вариант с «утоплением» исключал…

«Ладно, на месте посмотрим, — решил Алексей. — Надо Кольку сначала найти!» И если уж говорить совсем откровенно, про свое самоубийство Алексей подумал уже как-то чисто по инерции — той острой в нем необходимости, как всего еще пару дней назад, он почему-то уже не чувствовал. Возможно, последние события — очень необычные, надо сказать — если не затмили собой горе, то вытеснили немного пустоты из души Алексея, заставили сопереживать не себе «любимому», а и совсем ранее посторонним людям. И еще самое, пожалуй, главное: Алексей снова почувствовал свою нужность! Да и — чего уж там! — просто интересно стало Алексею: что же все-таки происходит здесь, в глуховатом уголке Вологодчины? Ведь происходит что-то такое неординарное, что ни в какие разумные рамки не укладывается! В общем, проснулось, заработало в Алексее профессиональное журналистское любопытство! Он даже подумал каким-то краем сознания: «Вот бы репортаж получился!» И неожиданно, вслед за этой робкой мыслью, появилась другая — прямая и конкретная: «А почему бы и нет?!»

И сразу что-то изменилось внутри Алексея. Он словно миновал кризис смертельно опасной болезни. Появилось дикое желание действовать! Такое же дикое, пожалуй, как чувство жажды в безводной пустыне!

В действительности же, конечно, эти изменения произошли с Алексеем не сразу. Просто в чрезмерной насыщенности последних дней событиями и эмоциями ему трудно было проследить эти робкие изменения в душе и сознании. А вот сейчас, в минуты временного бездействия, эти симптомы душевного выздоровления стали слышны Алексею — пусть еще не вполне осознанно слышны, но и небезответно!

И вот, с проснувшейся жаждой деятельности, мерил теперь Алексей широкими шагами двор, поджидая из города старшего лейтенанта Спиридонова. А тот, как назло, все не возвращался! И только в половине восьмого вечера, когда солнце, покраснев от напряженной работы в течение долгого летнего дня, стало приседать к далекой кромке леса за рекой, издали послышался нарастающий гул автомобильного двигателя.

«УАЗик» участкового вынырнул из-за прилегающих к дороге сосен и, отбрасывая длинную тень, покатил по сельской улицы. Возле дома Веры Васильевны машина затормозила, оставив позади себя багровое от лучей заходящего солнца облако пыли.

Иван Валентинович Спиридонов быстро выпрыгнул из машины и подбежал к Алексею. Впрочем, и Алексей уже выбежал из калитки навстречу участковому. В запале он даже не заметил, что в «УАЗике», на переднем сиденье кто-то сидит.

— Иван Валентинович! — закричал Алексей. — Что ж вы так долго?! Я, кажется, знаю, где Коля!

И тут же осекся, спохватившись, что его вопли о сыне может услышать мать Кольки, которая также поминутно выскакивала из избы, поджидая участкового. Раньше времени не хотелось ни пугать, ни обнадеживать напрасно несчастную женщину. Впрочем, как раз сейчас она была в хлеву, доила корову, ведь горе — горем, а скотину не бросишь!

Спиридонов, явно порывавшийся было тоже что-то сказать Алексею, не стал пока этого делать, услышав последнюю фразу Алексея, а быстро спросил:

— Ну, и где же?

Алексей замялся на пару секунд, не зная, как и отреагирует Спиридонов на его странное сообщение, но все же сказал, судорожно вдохнув воздух:

— Вы знаете, что здесь, километрах в двадцати, есть горный кряж с пещерой?

— С Чертовой пещерой? — удивленно поднял брови участковый. — Конечно, знаю! Даже лазал там пару раз по молодости… Неужели Колька туда полез?!

— Да он не полез, — еще больше смутился Алексей. — Его, похоже, похитили и отвезли туда…

— Кто похитил?! Откуда ты все это узнал?!

— Его похитили, скорее всего те, кто убил Михаила Дмитриевича. А узнал я это… — Алексей вновь осекся, понимая, насколько смешно прозвучит то, что он должен сейчас сказать. — Узнал я это от бабки одной старой, у нее еще сын Василий…

— Постой-постой, — прервал Алексея участковый. — У бабки Макарихи?! Ну, ты, брат, даешь! Я уже чуть и вправду не поверил! Так она же это, — Спиридонов постучал согнутым пальцем по лбу, — тронутая она, ей же сто годов уже!

— Сто два… — машинально поправил Алексей, совсем упав духом.

— Тем более! — хохотнул милиционер. — Нашел ты кого слушать!

— Но она мне сказала, что это видел ее сын Василий! С другом… Сергеем что ли…

— Васька Паньшихин с Серьгой Игумновым? О-о-о! Эти наговорят, только рот разевай да уши развешивай! Это ж пьянчуги-тунеядцы, контингент мой постоянный, да и браконьеры еще вдобавок, мать их ети! — ругнулся в сердцах Иван Валентинович.

— Вот-вот! — встрепенулся Алексей. — Именно браконьеры! Бабка так и сказала, что они все это видели, когда перемет прошлой ночью ставили!

Участковый призадумался, сдвинул фуражку на лоб и почесал затылок.

— Перемет, говоришь? — задумчиво произнес он. — Ладно, с утреца завтра потрясу этих гавриков!

— Почему с утреца?! — возмутился Алексей. — Надо прямо сейчас!

— Ты давай, не кипятись, и мне не указывай, что делать! — остановил участковый Алексея строгим жестом. Затем более мягко добавил: — Во-первых, Васька с Серьгой, если не «рыбачат», то наверняка сейчас пьяные, и толку от них не добиться. Во-вторых, я сам уже валюсь с ног от усталости. Ну, а в третьих, есть у меня одна небольшая, но оч-ч-чень интересная проблемка!

С этими словами Иван Валентинович кивнул в сторону «УАЗика». Вот тут-то Алексей и увидел наконец сидящую в машине женщину. Увидел и чуть не вскрикнул: ему показалось, что в машине сидит… Лариса! Сердце сразу же зашлось в бешенном галопе, но присмотревшись внимательней, Алексей понял, что это, конечно же, не Лариса. Да, в чертах ее лица за пыльным автомобильным стеклом было что-то Ларисино: те же острые скулы, чуть вздернутый носик, небольшие, так любимые им припухлости под глазами… Но глаза этой женщины были просто огромными, тогда как у его Лариски они были как бы слегка прищуренными. И еще: Лариса хоть и носила короткую стрижку, но волосы незнакомки из «УАЗика» были не просто короткими — их практически не было вовсе, лишь золотистый «ежик» украшал на удивление прекрасно «вылепленный» череп.

Женщина смотрела куда-то вдаль, но не всматриваясь, а как-то отрешенно-уныло. Ее взгляд, выражение лица, были очень печальными, или, скорее — удрученно-отчаявшимися! Казалось, женщина испытала сильнейшую боль: не физическую, а душевную, и боль эта терзает ее и гложет изнутри, не находя никакого выхода наружу! А еще стояло в ее огромных глазах, темной тучей безысходности застилая их мягкий серый блеск, огромное, как сами эти глаза, одиночество. И это ее состояние показалось Алексею таким знакомым и близким, что он невольно испытал к незнакомой женщине странное чувство. Оно впитало в себя ощущение родственности душ — близость их звенящего звучания туго натянутой струны; впитало необъяснимую симпатию к этой женщине; впитало что-то еще такое, от чего захотелось заплакать — легко, очищающе, как в детстве!

И только потом Алексей заметил, что на плечи незнакомки наброшен китель с погонами старшего лейтенанта. Оглянувшись на Спиридонова, Алексей увидел, что тот стоит в одной лишь форменной рубахе с галстуком. Перехватив взгляд Алексея, участковый сказал:

— На ней, кроме юбчонки да сандалет, ничего не было! Пришлось вот китель уступить! Еле уговорил, правда. — Иван Валентинович как-то невесело усмехнулся и добавил: — Ладно, знаешь что, подтягивайся-ка через полчасика ко мне! Поужинаем, и я все тебе заодно расскажу. А то стоим тут на дороге, понимаешь! Придешь?

Алексей кивнул даже раньше, чем успел обдумать предложение Спиридонова. А через полчаса он уже входил в дом участкового.

За стол еще никто не садился — ждали гостя. Но стоило Алексею войти в избу, как Иван Валентинович, переодетый уже в штатское, сделал приглашающий жест в сторону накрытого стола, как сразу бросив коротенькое: «Здрасьте», прыгнула на один из стульев девчонка лет шестнадцати — дочка Спиридонова.

Иван Валентинович неодобрительно покачал головой, глядя на дочь, но ничего не сказал. Вышла из соседней комнаты жена участкового — Анна Сергеевна, шепнула мужу: «Уснула!», а потом, поздоровавшись с Алексеем, пригласила его присаживаться к столу.

Алексей понял, что Анна Сергеевна имела в виду давешнюю незнакомку, и Спиридонов тотчас же подтвердил эту догадку:

— Уложили спать мою находку! Умаялась сердешная, испереживалась.

Алексей приготовился слушать рассказ участкового, но тот махнул на него рукой:

— Потом, все потом! Ты ешь давай!

Анна Сергеевна вынесла откуда-то маленький пузатый графинчик и подала мужу. Тот глянул вопросительно на Алексея и сказал:

— Денек сегодня был — тот еще! Надо чуток расслабиться. Ты как?

Спиридонов, конечно, знал о проблемах Алексея, в том числе и со спиртным, поэтому держал графинчик, не наливая, пока тот не сказал:

— Немножко можно.

Чокнулись, выпили без тоста и молча принялись есть. Алексей жевал совсем без аппетита, несмотря на выпитую рюмку и на то, что весь день почти ничего не ел. Ему не терпелось узнать, что же случилось со Спиридоновым, откуда взялась эта странная женщина. Да и про дело Митрича хотелось услышать, и решить наконец, как быть с поисками Кольки Пеструхина.

Стоило Алексею подумать про Кольку, как в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в избу ворвалась Колькина мать, Мария Пеструхина. Она была заревана и растрепана, и тут же, от порога, начала причитать:

— Ой, да делай же что-нибудь, Иван Валентинович! Ищи моего Коленьку! Ты вот тут пьешь-кушаешь, а он где-нибудь в лесу лежит, помирает! Ой, да…

— Цыть!!! — зычно гаркнул Спиридонов, прервав причитания женщины. — Прекрати панику! Поиски проводятся! Вот он, — тут участковый толкнул незаметно Алексея в бок, давая понять, чтобы тот не сболтнул лишнего, — занимался сегодня поисками, пока я был в городе. Доложи, Алексей Романович, о результатах!

Алексей рассказал, как он организовал на поиски школьников, рассказал, что результатов это не принесло, однако, поиски будут продолжены и завтра, теперь уже вместе с милицией. При этом он выразительно посмотрел на Спиридонова, и Иван Валентинович подтвердил:

— Окрестности Никольского и берег реки в обе стороны от него просмотрены на протяжении примерно десяти-пятнадцати километров. Завтра мы отправимся на поиски в лес, а вас я попросил бы походить сейчас по домам, поискать добровольцев из взрослых, кто бы смог помочь в прочесывании леса. Я не имею права этого делать, поскольку не принял от вас официального заявления о пропаже сына, а не принял потому, что, как и говорил уже, не прошло трех суток…

Спиридонов прервал вдруг свою официальную речь и уже обычным усталым голосом добавил:

— Ты прости меня, Мария, я сделаю все, что смогу. Собери, кого сможешь, поищите в лесу, а мы с Алексеем тоже искать будем, только немного отдельно, чтоб под ногами друг у друга не путаться. Договорились? Ну, иди, иди давай!

Мария негромко заплакала снова, вытирая глаза уголками платка, сказала тихо: «Пошла я, бывайте здоровы», и вышла из избы.

Спиридонов посидел молча, задумавшись, покачал головой каким-то своим мыслям, затем тряхнул ею, встал со стула и сказал, обращаясь к Алексею:

— Пошли на двор! Покурим.

Выйдя в звездную темень теплой июльской ночи, мужчины уселись на ступеньки крыльца и молча закурили. Алексей терпеливо ждал, когда Спиридонов начнет свой обещанный рассказ. А тот, словно забыв обо всем на свете, устремил взгляд на небо, густо усыпанное звездами.

— Ты погляди только, какая красота! — сказал он с неподдельным восхищением. — Сколько же их! Просто дух захватывает!

— Да, — вяло отозвался Алексей, которого звезды волновали сейчас меньше всего.

— Неужели там тоже кто-то живет? — прочертив огненный след, махнул участковый сигаретой в сторону звездной россыпи.

— Наверное да, — пожал плечами Алексей. — Их же столько много!

— Может, и они оттуда? — неожиданно спросил Иван Валентинович, и Алексей сразу же понял, кого тот имеет в виду.

— Первый появился не с неба, — неожиданно для себя решился рассказать все, что он знал, Алексей.

И он принялся рассказывать Спиридонову все с самого начала, с того самого момента, как вывалилась из сиреневого нечто в ребячий костер голова ужасного существа, а закончил тем, как оставил он эту голову в погребе у старика Митрича.

Участковый, казалось, ничуть не удивился услышанному.

— Эксперты в городе чуть умом не тронулись, увидев нашего Митрича, — горько усмехнувшись сказал он. — Поют в один голос: «Не может такого быть!» Очень им не понравилось, как у старика шея перерезана, говорят, что ничем такого сделать невозможно, чего-то, мол, там такое на молекулярном уровне! А Митрич-то, кстати, знаешь кем раньше был?

— Каким-то ученым, — ответил Алексей.

— Знаешь, да не все! Не простым ученым, а шибко даже выдающимся и, похоже, шибко секретным! Когда наши из города сделали запрос в Питер по месту его прежней работы, оказалось, что это какой-то там жутко закрытый НИИ, и такой там хай-гай поднялся, когда узнали, что Митрича убили! Похоже, фээсбэшники этим делом займутся, не завтра — послезавтра, видать, сюда нагрянут… Так что, парень, подергают тебя!

Алексей молчал, никак не отреагировав на это сообщение. Помолчал и Спиридонов. А потом сказал:

— Так что надо бы нам до этого Кольку-то найти, а то потом не до него будет. Ну-ка, расскажи еще раз бабкины сказки!

И Алексей снова пересказал рассказ стодвухлетней старухи, а вдобавок, решив, что скрывать теперь что либо от участкового — просто глупо, и услышанную от племянников историю, которую рассказал им накануне Колька.

— Да-а, странно все это, — протянул Спиридонов задумчиво. — Но очень уж похоже на правду! — Он помолчал немного, словно раздумывая, стоит ли говорить то, что он собирался сказать, а потом все же решился: — А теперь ты послушай мою историю!

Глава 9

Иван Валентинович начал свой рассказ скучным, обыденным голосом, но то, что он поведал, ни скучным, ни тем более обыденным назвать было просто невозможно. Алексей, слушая участкового, курил сигарету за сигаретой, так что к концу рассказа в его горле стоял уже комок никотиновой горечи. А рассказ этот сводился к следующему.

Спиридонов выбрался от начальства только в шестом часу вечера и еле-еле успел на паром, отправлявшийся на Васино в половине шестого. От Васина до Никольского было километров тридцать, поэтому еще до семи он рассчитывал вернуться домой. Но, проехав около десяти километров, когда грунтовку с обеих сторон обступил лес, он увидел сидевшую на обочине молодую женщину. Ее внешний вид невольно насторожил милиционера: на женщине из одежды была только коротенькая светлая юбка! К тому же, подъехав ближе, Спиридонов увидел, что женщина плачет, уткнув свое лицо в ладони.

Первой мыслью участкового было то, что женщину завезли в лес, раздели, ограбили, возможно — изнасиловали, а потом в лесу и оставили. А коротенький «ежик» на ее голове заставил Спиридонова предположить, что и сама эта женщина какая-нибудь из этих, нынешних: не то проститутка, не то наркоманка, а то и все вместе. Во всяком случае, очень на соответствующий контингент похоже! Тем боле, стоило участковому затормозить возле женщины, как она быстро вскочила на ноги и с ужасом уставилась на него, а потом опрометью бросилась в лес.

Сомнения насчет криминала сразу отпали, и старший лейтенант бросился за беглянкой вдогонку. Женщина петляла меж деревьев, как заяц, только мелькали пятки ее серебристых сандалет. Страх гнал ее все дальше в чащу леса, но и Спиридонов не отставал. Наконец, мужская выносливость участкового взяла свое — он все ближе и ближе приближался к убегавшей. А она уже выбилась из сил и вот, сделав последний вымученный прыжок, упала, как подкошенная, в густой черничник.

Участковый отдышался, слегка согнувшись и уперев руки в колени, а потом не спеша подошел к лежащей лицом вниз женщине.

— Ну что, набегалась? — по-милицейски сурово спросил он. — Вставай, хватит отдыхать!

Женщина от этих слов испуганно вздрогнула и медленно подняла голову. У Спиридонова аж вновь, как от бега, перехватило дыхание: настолько огромными и прекрасными были серые глаза незнакомки! А еще его просто поразила исходящая из них боль и тоска. Спиридонова просто пронзило насквозь этой болью, и он сразу же перестал подозревать в чем-либо эту женщину! Напротив, он проникся к ней огромным сочувствием и участием, готовностью помочь, защитить, совершить что-то хорошее и доброе.

Иван Валентинович протянул женщине руку и помог подняться. А потом спросил как можно более мягче, отводя взгляд от обнаженных, идеальной формы, упругих грудей незнакомки:

— Извините, что напугал вас, но зачем же вы убегали? Что с вами случилось?

А женщина, по возрасту — даже девушка, поскольку вряд ли ей было больше двадцати пяти лет, снова вздрогнула от звука его голоса и тревожно ответила напевно, но совсем непонятно, что-то вроде: «Ююултее аан вей».

«Ну вот, еще и иностранка!» — невольно подумал Спиридонов, а вслух произнес знакомое по кинофильмам:

— Ду ю спик инглиш?

Незнакомка вновь напевно что-то ответила, но явно не по-английски. Немецкий Спиридонов изучал когда-то в школе, но хоть и не помнил из него ни черта, все-таки понял, что это и не немецкий. Чтобы хоть как-то наладить общение, Спиридонов ткнул себя в грудь указательным пальцем и четко произнес:

— И-ван!

— Ии-ваан! — пропела девушка, слегка улыбнувшись и показав на Спиридонова.

— Правильно! — обрадовался тот. — А ты? Как твое имя? — спросил он, показав на незнакомку и снова смутился от вида обнаженного женского тела, покрытого красивым ровным загаром.

Девушка, казалось, поняла вопрос, поскольку тут же ткнула в грудь себя и сказала:

— Иилмаа.

— Илма, значит, — довольно улыбнулся участковый. — Ну, вот и познакомились!

Потоптавшись на месте, не зная, что предпринять далее, Спиридонов сделал, наконец, приглашающий жест по направлению к дороге.

— Пойдемте к машине, — сказал он, понимая, что его слова ничего для Илмы не значат. — Чего в лесу-то комаров кормить!

Он медленно пошел в сторону дороги. Оглянувшись, Спиридонов с облегчением увидел, что девушка следует за ним.

Возле «УАЗика» участковый остановился, поджидая Илму. Когда она поравнялась с ним, Спиридонов заметил, что девушка дрожит. Было семь часов вечера, и надо сказать, что в лесной тени стало уже довольно свежо. Иван Валентинович снял с себя китель и осторожно набросил его на плечи Илме. Та благодарно посмотрела на него и сказала: «Таанээ!» Даже без переводчика Спиридонов понял, что это означало «спасибо».

Заканчивая свой рассказ, Иван Валентинович добавил:

— Ну, вот я и привез ее пока сюда! В город везти — уже смысла не было, последний паром ушел. Да и куда ее там везти — в милицию, что ли, чтобы ее там в камере ночь продержали? Знаю я нашего брата!

— Ну, хорошо, — сказал Алексей. — А дальше-то вы что с ней намерены делать?

— Завтра посмотрим! Может, что-нибудь сумеет о себе объяснить… Странно, вообще-то, все это! Как она в том лесу оказалась? Почему так одета? Почему говорит не по-нашему? Тут ведь у нас иностранцев отродясь не было! Да и вообще… Что-то тут не так…

— Иван Валентинович! — осенило вдруг Алексея. — А вдруг она тоже из этих?

— Из каких еще «этих»? — насторожился участковый.

— Ну, которые всю эту кашу тут у нас заварили! Пришельцы, что ли, или… черти?

— Так она же не страшилище… Хотя, постой, говорит не по-нашему… — Спиридонов задумался, а потом произнес: — Черти, говоришь? Значит, могут быть и ангелы?

— Что-то типа того! — согласился Алексей.

Мужчины замолчали, каждый обдумывая что-то свое. У Алексея стала наклевываться в голове какая-то мысль, но он никак не мог ухватить ее суть. Наконец, так и не осмыслив до конца, для чего ему это надо, он спросил Спиридонова:

— У вас есть подробная карта района?

— Конечно, есть! — утвердительно кивнул тот. — Пошли!

Вернувшись в дом, участковый достал крупномасштабную карту района и разложил ее на лавке, а потом вопросительно посмотрел на Алексея.

— Покажите, где вы подобрали Илму, — попросил Алексей.

Спиридонов достал остро отточенный карандаш и сделал на карте небольшую отметку.

— Дайте мне карандаш! — попросил Алексей. Затем, всматриваясь в знакомые ориентиры, он поставил на карте еще одну отметку и пояснил:

— Вот здесь ребята увидели первое страшилище.

Спиридонов, начиная понимать, куда клонит парень, взял у него карандаш и поставил третью точку на карте:

— А вот здесь — так называемая Чертова пещера!

Теперь уже оба — и Алексей, и участковый — с изумлением уставились на карту: три сделанные ими отметки составляли вершины равностороннего треугольника с длиной каждой из сторон в двадцать километров! Спиридонов метнулся в соседнюю комнату и принес оттуда линейку. Замерив расстояния между отметками, он пробормотал:

— Совершенно одинаковые расстояния!

— Что вряд ли случайно! — подытожил Алексей.

— Значит так! — принял решение участковый. — Завтра прочесываем лес в окрестностях, затем я поговорю все-таки с Васькой и Серьгой, а послезавтра, с утра пораньше, пока не нагрянули фээсбэшники, мы с тобой и двинем!

— Куда? — не догадался сразу Алексей.

— К Чертовой пещере!

Глава 10

Утро, однако, внесло в намеченные планы свои коррективы.

Алексей проснулся рано, как только вернулась, подоив и отправив на выпас корову тетя Вера. Наскоро перекусив, он направился к дому участкового. Войдя во двор Спиридоновых, он увидел там человек восемь местных мужиков и парней — добровольцев для поисков Кольки. Мужики молча сидели и курили, парни вполголоса переговаривались стоя. Все они прислушивались к чему-то, происходящему в доме. Увидев Алексея, все разом обернулись к нему. Алексей поздоровался и зашел в дом. А там он застал странную картину.

Если бы не серьезность ситуации, Алексей бы, наверное, не удержался от смеха: по комнатам, подобно гибкой пантере, носилась вчерашняя девушка, причем — совершенно обнаженная. Она явно пыталась вырваться из дома, но пути к двери и окнам ей загораживали, растопырив руки, насмерть перепуганные жена, дочь участкового и Мария Пеструхина. А за самой беглянкой носился Иван Валентинович, будучи в одних трусах и майке. Он запыхался и матерился, на чем свет стоит! Самое смешное заключалось в том, что стоило ему попытаться схватить девушку, как он тут же отдергивал руки, коснувшись ненароком обнаженных женских выпуклостей.

Сама же Илма походила на испуганного загнанного зверька, а еще больше — на птицу, залетевшую случайно в раскрытое окно и мечущуюся теперь в поисках выхода. Большие глаза ее были широко открыты, грудь часто-часто вздымалась, а из горла вырывались стонущие крики на незнакомом языке.

Заметив вошедшего Алексея, девушка вдруг резко остановилась, будто наткнувшись на невидимую стену. В ее взгляде он прочитал такое страдание, такой призыв о помощи, что не помня себя, бросился к ней и заключил в свои объятия. Жар обнаженного женского тела словно перелился внутрь Алексея и забился, запульсировал в висках, в сердце и внизу живота. Почти девять месяцев не обнимавший женщину, Алексей почувствовал сильное возбуждение и совершенно растерялся. Он стал гладить Илму по золотистому ежику волос, ласково приговаривая при этом какую-то чушь. А девушка уткнулась в плечо Алексея, вся просто вжалась в него и неожиданно громко, в полный голос разрыдалась. Алексей растерянно оглянулся, взглядом ища поддержки у хозяев. Анна Сергеевна быстро подскочила к Илме с халатиком в рукам и попыталась набросить его на плечи девушки. Но та дернулась всем телом, протестуя, и тогда Алексей сам, осторожно разжав объятия, попытался надеть халат на Илму. Девушка снова дернулась, но Алексей, шепнув ласково: «Ну что же ты, глупенькая? Все хорошо, все очень хорошо, надень это, пожалуйста!», все-таки сумел нацепить халатик на ее плечи.

Рыдания Илмы вскоре перешли во всхлипы, зато все ее тело стала бить крупная дрожь. Алексей так и стоял с ней посреди комнаты, не зная, что предпринять. Видя, что девушка почти успокоилась, Анна Сергеевна шепнула Алексею: «Пусть полежит на диване, а вы рядом посидите пока, ну а я сейчас чайку ей сделаю, с травками успокаивающими!» Алексей осторожно повел Илму в соседнюю комнату. Девушка не сопротивлялась, покорно ступая босыми ногами по некрашеным половицам. Затем она безропотно легла на диван. Алексей накрыл девушку легким одеялом, и присел на самый краешек дивана. Илма взяла в свои руки ладонь Алексея и, казалось, успокоилась полностью. Только глаза ее по-прежнему продолжали излучать боль и тоску.

Из хозяйской спальни вышел, уже полностью одетый, участковый. С опаской поглядывая на притихшую гостью, он сказал, все еще отдуваясь:

— Фу-у! Ну и задала она нам сегодня жару! Анна еще у скотины была, я только вставать собирался, вдруг слышу — вскочил кто-то и завыл, как раненная волчица! Я с постели вскочил, в чем был, гляжу — Илма эта сдирает с себя клочьями «ночнушку», что вчера ей Анна надела, и воет! А потом метаться по избе начала! Валька, дочка, перепугалась, тоже в ночной рубашке выскочила, деру хотела дать, только дверь открыла — Илма за ней! Я ору: «Закрой дверь, не пускай ее!», а та тоже орет: «Я ее боюсь!» Хорошо Анна как раз зашла с Марией! Ну, у нас тут эти гонки и начались!

— А с чего это она вдруг? — осторожно косясь на Илму, спросил Алексей.

— А хрен ее знает! — ругнулся Спиридонов. — Видать, вчерашнее пережитое прорвало. Знаешь ведь, как бывает: человек чудом смерти избежал — пуля по волосам чиркнула, например, так он сначала вроде ничего, крестится да отдувается только, а на другой день — истерика, нервный срыв! Человеческая психика, мать ее ети, — тонкая штуковина!

Заметив, что Алексей во время этого разговора все время опасливо косится на девушку, Иван Валентинович заметил:

— Да ты не бойся, не понимает она ничего по-русски! Это, кстати, очень хреново! Нам бы знать: кто она да откуда — стали бы что-то решать! — Тут он выразительно посмотрел на Алексея и добавил: — Ты вот что, парень! Новое заданье тебе! Я сейчас с мужиками по лесу пробегусь, Кольку поищем, а ты давай — за красавицей нашей поухаживай…

— Но… — попытался было что-то сказать Алексей, хотя и не особенно категорично.

— Никаких «но»! — отрезал участковый. — Если она опять завзбрыкивает — Анне и Вальке с ней не справиться! А тебя, вишь, — она слушается! А раз так, может и язык с ней общий найдешь, чего-нибудь разузнаешь! Короче, здесь от тебя пользы больше будет, чем в лесу!

Алексей полностью согласился с доводами Спиридонова. Да, если уж совсем честно, он и не хотел почему-то никуда сейчас уходить от Илмы. Но и признаться в этом он побоялся бы даже себе самому.

Анна Сергеевна подала в свободную руку Алексея кружку с душистым чаем. Другая его ладонь так и лежала в руках Илмы.

— Напоите ее чайком обязательно, — сказала женщина почему-то шепотом. — Ей сразу полегчает! Этот чаек меня еще бабка заваривать научила, а уж она-то толк в травах знала!

Анна Сергеевна быстро выскользнула из комнаты, и Алексей протянул кружку Илме.

— Попей, — сказал он как можно более ласково.

Девушка, казалось, поняла сказанное, а скорее — действительно хотела пить; поэтому она выпустила наконец руку Алексея, приподнялась на локте, ухватилась за кружку обеими руками и жадно стала пить. Чай, видимо, и правда был вкусным, потому что легкая улыбка неуверенно тронула губы девушки.

— Вкусно? — спросил Алексей, улыбнувшись в ответ

— Вкуусно… — неожиданно ответила Илма и добавила вдруг: — Маать ейоо етии!

Алексей не выдержал и расхохотался. Девушка переливчато-звонко рассмеялась в ответ.

— Ты, я смотрю, к языкам способная! — отсмеявшись, сказал Алексей. — Быстро все схватываешь! Только не то, что нужно! Давай лучше знакомиться!

Тут Алексей показал на девушку и утвердительно произнес:

— Ты — Илма!

— Иилмаа! — согласилась девушка.

— Ну а я — Алексей!

— Аалиисееи… — попыталась повторить Илма.

Алексей отрицательно покачал головой и сказал:

— Лучше тогда так: Ле-ша.

— Лиоошаа, — послушно сказала девушка.

— Годится, — кивнул Алексей. — Давай теперь попытаемся разобраться, откуда ты. Слушай внимательно!

Хоть и обсуждали уже Алексей с участковым идею, что девушка может оказаться «из той же серии», что и зловонное чудовище, до конца поверить в это Алексей не мог. Надежда на то, что это обычная заблудившаяся иностранка, была велика. Поэтому Алексей начал четко, раздельно, выговаривать названия различных стран на разный лад:

— Финляндия? Суоми? Дания? Дэнмарк? Шведен? Норген? Эстония? Литва? Латвия? Холланд?

Алексей перебрал кучу стран, назвав даже зачем-то Белоруссию, но Илма только удивленно хлопала пушистыми длинными ресницами, не понимая, чего он от нее хочет.

Тогда в голову Алексею пришла очевидная идея. Он даже охнул, удивляясь, что не подумал об этом сразу. Выглянув в соседнюю комнату, он спросил у хозяйки:

— У вас есть атлас?

— Атлас? — удивилась Анна Сергеевна. — Конечно есть!

Через минуту она принесла «Малый атлас мира», изданный еще в СССР. Но это сейчас не имело значения, ведь очертания материков, да и большинства стран с тех пор не изменились. Раскрыв перед Илмой атлас на той странице, где мир был представлен в виде двух цветных полушарий, Алексей ткнул пальцем правее и выше Москвы:

— Мы сейчас здесь. А откуда ты? Илма — откуда? — вопросительно провел он кончиками пальцев по карте.

Сначала Илма смотрела на карту ничего не понимающим взглядом. Вдруг она резко вздрогнула, выхватила книгу из рук Алексея и уставилась в нее так, будто увидела готовящуюся к броску змею.

— Аака таа?! Аака таа?! — закричала девушка, тыча ладонью в карту полушарий и глядя на Алексея, как осужденный на казнь — умоляя о помиловании. Затем она резко отбросила атлас, уткнулась лицом в подушку и вновь зарыдала.

ЧАСТЬ 2. ВЕРШИНА УГЛА

Глава 11

Старая «Казанка» разрывала дюралюминиевым носом маслянистую гладь реки. Проплывал справа по борту, совсем рядом, поросший кустарником берег, слева же тянулась желтая песчаная отмель, а над самим левым берегом возвышался величественный сосновый бор.

«Красотища-то какая! — в который уж раз подумал сидящий у руля участковый Иван Спиридонов. — Разве сравнятся со всем этим всякие там Антальи да Канары? И о чем туристы думают? Хотя, и слава Богу! Туристов тут только не хватало! Враз все обгадят!»

Позади Спиридонова в катере сидели Алексей Белозеров и Илма, оба в выцветших бледно-зеленых ветровках, голубых джинсах — как те самые туристы, о которых размышлял участковый. На голове Алексея была синяя кепка-бейсболка, а на Илминой красовалась желто-черная косынка, так что теперь ничего не выдавало в девушке загадочного, возможно — внеземного, происхождения. Эксперимент с атласом, предпринятый вчера Алексеем, склонял к этому выводу очень уж откровенно: Илма не узнала Землю! А вот к языкам она и впрямь оказалась очень способной: разговаривая с Илмой постоянно и поясняя, как только возможно, каждую фразу и слово, Алексей уже к вечеру смог довольно свободно общаться с ней на «общие» темы. Так, он выяснил, что живет девушка в селении Ауулаа, также расположенного рядом с рекой и лесом. Только лес там был другим, каким — Алексей так и не понял, и было теплее. Еще он выяснил, что недалеко от Ауулаа находился то ли город, то ли просто крупное селение. Во всяком случае, Илма говорила так: «Большой-большой дом-камень», а поскольку понятия «большой» и «много» она еще, порою, путала, Алексей «перевел» эту фразу так: «Много-много каменных домов», то есть, говоря попросту, «город». Еще Илма рассказала, что жила с матерью, отцом и братьями, но сейчас мужчины кого-то «бьют» (как понял Алексей — воюют). Сама Илма в тот злополучный день была в своем лесу, собирала какую-то «меелооу» (грибы, что ли?), затем кто-то то ли напал на нее, то ли напугал, она стала убегать и… оказалась уже в нашем лесу! Такая вот история. К сожалению, очень маленький словарный запас Илмы мешал выяснить подробности, но уже и это было «кое-что» по сравнению с «ничем».

Спиридонов уменьшил обороты двигателя и направил катер в сторону глинистого берега. За несколько метров до него он совсем заглушил мотор, и в наступившей тишине лодка с легким шуршанием наползла носом на сушу.

— Все, накатались, — сообщил участковый. — Вылазьте, дальше пешком потопаем!

— Пешком — делать ноги «топ-топ»? — уточнила Илма, потопав для достоверности старенькими кроссовками по дну катера.

— Возможно, «делать ноги» нам тоже придется, — помрачнев, буркнул Спиридонов.

Илма непонимающе обернулась к Алексею:

— Я неправильно сказал?

— Дядя шутит, — тоже невесело отозвался Алексей.

— Он брат твой папа-мама? — удивилась Илма.

— Почему? — растерялся Алексей.

— Дядя — это брат одного из родитель! — прилежно выговаривая запомненную формулировку, ответила девушка.

— У этого слова есть и другой смысл, — пояснил Алексей. — В данном случае «дядя» значит просто «мужчина»…

— Эй вы, дядя с тетей! Хватит вам трепологией заниматься! — не выдержал Спиридонов. — Нечего время терять, по дороге наговоритесь!

Мужчины затащили «Казанку» подальше на берег и привязали цепью к торчащей из земли коряге. Затем каждый надел на плечи по рюкзаку, и троица стала карабкаться вверх по глинистому склону, истыканному гнездами ласточек-береговушек.

Наверху перед ними открылось поле, заросшее травой и цветами, а за полем, в полукилометре, начинался лес. Илма, увидев пышное разнотравье, заметно оживилась, даже бросилась бегом, раскинув руки, затем присела и стала рвать цветы в букет. Когда мужчины поравнялись с ней, девушка встала и, протянув перед собой цветы, сказала с волнением в голосе:

— Дома… цветы… вид близко… — она замолчала, подыскивая подходящее слово, и Алексей пришел на помощь, догадавшись, что хочет сказать девушка:

— У тебя дома цветы похожи на эти?

— Да! Похожи! — обрадовалась Илма, и глаза ее влажно заблестели.

«Может, все-таки Земля?» — подумал Алексей и вопросительно глянул на Спиридонова. Иван Валентинович, кажется понял немой вопрос Алексея и молча пожал плечами.

Лесная тропинка вилась сначала меж светлых березок, казавшимися почти ослепительными под летними лучами солнца. Но чем дальше углублялась она в лес, тем чаще стали встречаться ели, непролазные кустарники и буреломы. Стало темнее и мрачнее, так как своими раскидистыми лапами ели, казалось, закрыли все небо. Однако тропинка по-прежнему уверенно вела путников вперед.

Спиридонов шагал впереди, за ним легкой поступью лесной лани скользила Илма, замыкал же шествие Алексей, невольно любуясь грациозностью девушки.

— Леша! — обернулась вдруг к нему Илма. — Ты забыл? Дядя сказал: говорить тре-по-ло-гию по дороге!

Участковый хмыкнул: «Дядя!», однако вслух ничего комментировать не стал. Алексей же, действительно подзабыв о своих преподавательских обязанностях, продолжил пополнение лексикона Илмы.

— Мы идем по лесу! — сказал он, догнав девушку и зашагав с ней рядом, благо тропинка пока это позволяла.

— Я идем по лесу? Ты идем по лесу? — переспросила Илма, тоном давая понять, что требуются пояснения.

— Нет, — ответил Алексей. — Я иду по лесу, ты идешь по лесу, он идет по лесу, мы идем по лесу, они идут по лесу. — Затем Алексей заметил на тропинке чьи-то старые следы — скорее всего, лисицы — и продолжил, показав на них: — Он шел по лесу, она шла по лесу…

Затем он стал объяснять принцип построения прошедшего и будущего времени глаголов, тщательно подбирая знакомые девушке понятия. Затем рассказал о падежах существительных, о наиболее часто используемых предлогах и союзах. Илма впитывала знания подобно губке. Через час она уже практически без ошибок строила довольно сложные фразы:

— Я иду по лесу с Лешей и дядей Иван… Иваней…

— Иваном, — подсказал Алексей.

— И дядей Иваном, — послушно закончила Илма.

— Да не зови ты меня дядей! — не выдержал, наконец, участковый. — Просто Иван, и все! И ты, кстати, тоже, — кивнул он Алексею. — Иван и на «ты»! Мы сейчас не в участке, а в лесу, и операция наша носит, так сказать, частный, сугубо добровольный характер. Так что все мы здесь равны… — потом немного подумал и добавил: — Только я чуть-чуть главнее!

Илма даже остановилась после такого высказывания. Она, нахмурив брови, попыталась самостоятельно переварить услышанное, но затем все же крикнула в спину уходящему по тропе Спиридонову:

— Иван! Мои мысли ушли в лес!

— Чего? — обернулся удивленный участковый.

— Мои мысли ушли в лес и не могут найти тропу.

— Заблудились, — подсказал улыбающийся Алексей, мысленно присвистнув: «Ни хрена себе — сравненьице закрутила!»

— Чего так? — не понял Спиридонов.

— У меня две руки, — вытянула вперед свои ладошки Илма. — У тебя две руки, у него две руки. У нас всех руки — равны. Нет — у кого рук больше! Если все равны, как один — главнее?

Спиридонов хмыкнул, поняв наконец смысл Илминого недоумения. Он скинул с плеч рюкзак, сказал: «Привал десять минут», а потом поманил своих спутников к лежащему недалеко от тропинки почерневшему стволу дерева.

— Подними! — сказал он девушке, показывая на бревно.

Илма, удивленно глянув на участкового, подошла к лежащему дереву и ухватилась за его комель. Поднатужившись, она смогла приподнять его примерно на полметра, затем тяжелый ствол вырвался из ее рук, чуть не придавив ногу.

— Теперь ты, — кивнул Спиридонов Алексею.

Алексей подошел к середине ствола, чуть в сторону комля, нагнулся, подхватил ствол снизу двумя руками и стал медленно распрямляться. Вены вздулись на лбу Алексея, руки и ноги от напряжения затряслись мелкой дрожью, но он все же сумел выпрямиться, держа бревно в локтевых сгибах на уровне своего живота. Постояв так секунды три-четыре, он бросил ствол на землю и отступил назад, уступая место Спиридонову. Тот не спеша подошел к дереву, потрогал его ногой, медленно обошел, словно собираясь с силами, затем резко присел, сунул под бревно руки, каким-то почти неуловимым движением подбросил так, что оно вдруг оказалось на уровне его груди, а потом, помедлив секунду-другую, выпрямился, как пружина, во весь рост и, в довершении, поднял дерево над головой на вытянутых руках. Застыв в такой позе секунд на пять, участковый «хэкнул» вдруг и отбросил от себя бревно на пару метров вперед.

Отдышавшись он спокойно, без тени бахвальства сказал, глядя на Илму, но обращаясь, видимо, и к Алексею тоже:

— Рук-то у всех поровну, да не все равные.

Глава 12

К полудню путники были у цели. Алексей, увидев знакомую гору, почувствовал, как защемило у него сердце: сразу вспомнился тот поход — три года тому назад, счастье, казавшееся беспредельным и вечным, Лариса… Взгляд невольно споткнулся на девушке, стоящей перед ним, — и сердце екнуло снова: так похожа была Илма — особенно сейчас, со спины и в туристско-походном наряде — на Ларису! Точно так же, как тогда Лариса, Илма разочарованно вздохнула, увидев совсем невысокую гору, и сказала:

— Такие горы — у нас не горы! И это не гора, мать ее ети!

У Спиридонова округлились глаза от изумления, а Алексей поспешил заметить:

— Видишь ли, Илма, то что ты произнесла в конце — не вполне прилично… Так не стоит говорить!

— Но Иван так говорит, когда недоволен чем-то. Я недовольна горой!

— Э-э-э… Иван — мужчина, — стал вымучивать объяснение Алексей. — Из его уст это воспринимается иначе…

— Ваши женщины говорят на другом языке? — удивилась Илма.

— Нет, что ты, — совсем смутился Алексей. — Просто в силу традиций и устоявшихся моральных принципов, некоторые речевые обороты считаются в русском языке неприличными. Но, произносимые мужчиной, не в прямом, так сказать, смысле, а для… — Алексей защелкал пальцами, подбирая нужное слово, а Спиридонов тут же подсказал:

— Для связки слов!

— Вот-вот! Для связки слов и вообще — для выражения особо ярких чувств и эмоций… — Алексей понял, что порет какую-то чушь и замолчал. А Илма вдруг нахмурилась, а потом неожиданно выдала:

— Пуумаа ии ваак, неекуур таа мужчина, пеелоо туу веуку ремеени эква алуу слово.

— Чего это ты? — испуганно посмотрел на девушку Алексей.

— Что ты понял? — продолжая хмуриться, спросила в ответ Илма.

— Я понял только «мужчина» и «слово»!

— Там, что сказал ты, я поняла тоже только «мужчина» и «слово»!

Алексей, не выдержав, рассмеялся, а потом сказал, извиняясь:

— Прости, Илма! Ты настолько хорошо стала говорить по-русски, что я совсем забыл о том, что ты еще знаешь очень мало слов! Но я обещаю: скоро тебя будет не отличить от коренной россиянки!

— Зачем? — спросила вдруг Илма, насупившись еще больше.

— Ну-у… Чтобы легче было общаться со всеми, вообще жить… — промямлил Алексей, понимая уже, что говорит не дело.

— Но я не хочу здесь жить! — громко крикнула Илма. — Я хочу домой!

На ее глазах заблестели слезы, и Алексею показалось, что еще мгновение — и давешняя истерика повторится. А Спиридонов даже сделал непроизвольно пару шагов назад. Но неожиданная вспышка быстро прошла, и девушка даже улыбнулась сквозь блестящие еще слезы:

— Простите! Вы — хорошие! Но я очень хочу домой! Ведь в этой маленькой горе — вход ко мне домой? — с надеждой спросила Илма, показав на горный кряж.

— Илма, — мягким, но в то же время не терпящим возражений тоном сказал Спиридонов. — Ты прекрасно знаешь, что мы ни хрена толком не знаем! То есть, мы знаем так же мало, как и ты. Но мы пришли сюда, потому что есть маленький шанс, что именно отсюда появлялись существа не из нашего мира. Мы не знаем, что это за существа; мы тем более не знаем — из твоего ли они мира! Судя по их описанию — скорее всего, нет! Однако, уже одно то, что ты и они появились у нас почти одновременно, о чем-то говорит. Похоже, что все это как-то связано. Если так — остается надежда, что ты попадешь домой. Но пойми и запомни: никто тебе этого не обещает!

Илма слушала участкового, понурив голову. Некоторых слов она не поняла, но общий смысл сказанного был ей предельно ясен.

— Простите, — сказала она еще раз. — Я все понимаю.

— Ну, вот и хорошо, — почти совсем ласково сказал Иван Валентинович. — И еще, ребятки, не забывайте: мы пришли сюда в первую очередь, чтобы найти мальчика!

После непродолжительного обеда на скорую руку — даже костер разводить не стали, быстро подкрепились бутербродами, запив чаем из термоса — троица начала «восхождение» на гору. Склон ее с этой стороны, как уже говорилось, был очень пологим, поэтому не прошло и получаса, как все были наверху. Алексей первым подошел к обрыву, по склону которого он уже спускался когда-то в пещеру, глянул вниз и обомлел: весь огромный каменный «котел», образованный внутренним, скальным склоном горы, больше чем наполовину был заполнен клубящимся пурпурно-сиреневым туманом! Зрелище было поистине фантастическим! Густой, бурлящий туман — или, скорее, некая газообразная субстанция, напоминал собою кипящий черничный кисель; поверхность его безостановочно бугрилась, пенилась, вспучивалась, но все это происходило в полнейшей тишине, нарушаемой лишь взволнованным дыханием трех человек. Верхний край «киселя» достигал как раз входа в пещеру, поэтому создавалось впечатление, что вся эта сиреневая муть выливается прямо из темного отверстия в скале.

По внешнему виду этот странный туман напоминал описанное ребятами «окошко», через которое пыталось вылезти чудовище, лишившееся при этом головы. Только здешний «котел» был гораздо больше того небольшого — тоже, впрочем, сиреневого — марева. И не пахло здесь ничем отвратительным, хотя… запах все-таки был — какой-то непонятный, незнакомый, почти неуловимый и не ассоциирующийся ни с каким-либо другим, известным…

Три человека стояли на краю обрыва и завороженно смотрели вниз, не в силах отвести взгляда от переливающего агрессивно-тревожными красками чуда. Наконец Спиридонов с трудом выдавил из себя:

— Что будем делать?

Подождав немного и поняв, что ответа на свой — как повелось, безответный, чисто русский — вопрос не дождется, Спиридонов снял с плеч рюкзак и присел на большой плоский камень. Вскоре к нему, все так же молча, присоединился Алексей. Лишь Илма, хоть и тоже сняла рюкзак, продолжала стоять у обрыва. Иван Валентинович, видя что девушка не смотрит в их сторону, наклонился к Алексею и вполголоса заговорил, почему-то смущаясь:

— Я тут все думал про этот наш треугольник… Ты вот — парень образованный, в газете работаешь, много чего читал, да и слышал-видел. Вот и послушай, что я надумал! Это все на бред похоже, но ты послушай, однако! — с этими словами участковый достал из кармана куртки большой складной нож, откинул лезвие и стал чертить его кончиком по твердой земле.

— Смотри, — продолжил он свою мысль. — Вот наш треугольник со сторонами по двадцать километров, — Спиридонов нарисовал равносторонний треугольник и написал в нем «Мы». — В этой точке, — ткнул он в левый нижний угол, — ребята видели «страшилку», у которой отрезало голову. А в этой, — ножик ткнулся в правый нижний угол, — я нашел Илму. Ну, а там, где мы сейчас, — на сей раз острие ножа уперлось в вершину треугольника, — пропал Колька Пеструхин, причем здесь, похоже, действовали те же «страшилки» из первого угла.

Участковый осторожно глянул на Алексея: не смеется ли тот над его «теорией»? Но Алексей был внимателен и серьезен, и Спиридонов продолжил:

— Вот я и подумал: не примыкает ли к нашему треугольнику слева такой же треугольник этих чудовищ, только в другом там измерении, или еще какой хренотени? — говоря это, Иван Валентинович начертил слева от треугольника «Мы» такой же треугольник с буквой «Ч» внутри, имеющий с первым одну общую сторону. Затем он еще раз посмотрел в глаза Алексею, затем глянул на стоящую поодаль Илму и, еще понизив голос, сказал: — А справа тогда может быть треугольник Илмы, а вот эта самая точка, возле которой мы сейчас сидим, может быть общей для нашего, «страшилкинского» и Илминого треугольников! — и Спиридонов пририсовал справа еще один треугольник, поставив в нем букву «И». А потом закончил свою мысль: — Так что отсюда, я так думаю, мы можем попасть и к чудовищам, и к Илме домой!

Алексей молча размышлял, разглядывая рисунок под ногами. Затем он попросил у Спиридонова нож, пририсовал снизу к первому, вершиной вниз, еще один треугольник и написал внутри него «X». Затем пояснил:

— Тогда напрашивается и этот треугольник — треугольник «Икс»! А в принципе, к каждой вершине «нашего» треугольника могут примыкать своими вершинами еще по три таких же треугольника! — Алексей быстро стал наносить на схему дополнительные линии. — Таким образом, непосредственно с нашим треугольником могут «контачить» двенадцать треугольников: три — сторонами, и еще девять — вершинами!

Спиридонов аж присвистнул:

— Ни хрена себе! Головоломка целая!

— Да, действительно, — хмыкнул Алексей. — Игра есть такая — «Паззл», ну, вроде мозаики, по-нашему, в ней надо собрать из отдельных кусочков целую картину…

— А у нас с тобой — и кусочков-то нет ни хрена, одни догадки только, да фантазии… Где хоть одно доказательство этой нашей бредятине?! — Спиридонов сердито ткнул носком сапога прямо в центр нарисованной «схемы».

— Вот, например, — улыбнувшись, кивнул в сторону Илмы Алексей.

Илма, словно почувствовав, что говорят о ней, повернулась к мужчинам, и в этот момент взгляд ее остановился на чем-то, явно заинтересовавшем девушку. Илма быстрым пружинистым шагом подошла к высохшему обрубку дерева, торчащему неподалеку прямо из каменистого склона горы. Уже оттуда она издала взволнованный призывный клич и замахала рукой мужчинам, которые сразу при этом вскочили на ноги и бросились к девушке. К толстой обломанной ветке была привязана какая-то грязно-белая тряпка. Спиридонов быстро развязал тугой узел и развернул тряпку в руках. Это была майка. Обычная, некогда белая, майка небольшого, подросткового размера.

— Колькина? — выдохнул Алексей.

— Думаю, да, — кивнул Спиридонов, внимательно разглядывая находку. — Похоже, она тут недолго висела…

— Вот и еще одно доказательство! — отметил Алексей.

— Это знак! — утвердительно произнесла Илма.

— Да, — снова кивнул участковый. — Похоже Николай оставил эту майку для нас, перед тем как…

— … погрузиться в туман, — закончил Алексей фразу Спиридонова.

— Перед тем, как его в этот туман погрузили! — поправил участковый.

— Значит, и нам придется тоже этот кисель на вкус попробовать, — сказал Алексей решительно-спокойно.

Спиридонов кивнул в третий раз.

Можно было, конечно, спуститься вниз по веревкам, как и планировалось изначально. Но прежний план был ориентирован в первую очередь на спуск к пещере, когда без веревок было действительно не обойтись. Сейчас же, посовещавшись, друзья решили, что пещера перестала быть основной и единственной целью: весь котлован был теперь объектом исследования, а спуститься в него можно было и не с этой — отвесной, а с противоположной стороны, где между скалами был неширокий разрыв, заваленный огромными булыжниками. Их теперь не было видно из-за сиреневого марева, но и Спиридонов, и Алексей помнили, что оттуда спуститься вниз вполне реально и без помощи веревок. Все трое вновь закинули за плечи рюкзаки и пошли по окружности склона, на противоположную сторону каменного «котла».

Путь оказался хоть и не дальним, но и не легким. То и дело приходилось огибать каменные завалы, обходить обрывы и трещины. Однако, через час с небольшим, путешественники уже спускались вниз по каменным валунам, где перепрыгивая с одного на другой, где осторожно, чуть ли не ползком съезжая с камня на камень. И вот все трое замерли на большом плоском камне. Перед самыми их ногами — в полуметре впереди — начиналось пурпурное озеро. Сквозь сиреневое марево, как через толщу воды, проглядывали близлежащие камни, но чем дальше вглубь — тем все более темным пурпуром наливалось бурлящее нечто, становясь почти фиолетовым в самой толще, докуда достигал взгляд.

Путники переглянулись. Не говоря ни слова, все трое одновременно шагнули в сиреневые «волны».

— Стоп! — сказал вдруг Спиридонов, уже стоя по колене в «тумане». Давайте-ка все же обвяжемся веревкой, иначе мы потеряем друг друга через три шага!

Он был безусловно прав. И он же, самолично, надежно обмотал пояс каждого веревкой так, что теперь по концам ее оказались привязанными мужчины, а между ними — посередине — Илма. От нее до каждого из них было метра по полтора — чтобы вытянув руку можно было коснуться ею вытянутой же руки соседа.

— Вот теперь пошли! — скомандовал участковый.

Глава 13

Погружение в пурпурно-сиреневый кисель началось. Первым скрылся в нем — сначала по пояс, и тут же, сразу — полностью, с головой — Спиридонов. Илма слегка замешкалась, и веревка, связывающая ее с участковым, туго натянулась и потянула девушку вниз. Илма оступилась и, взмахнув руками, разом ухнула в сиреневый туман. Алексей прыгнул вперед, чтобы подхватить девушку, но чуть-чуть не успел и, влекомый инерцией, нырнул за ней следом.

Алексей сгруппировался, ожидая падения на камни, но тут с силой тяготения произошел неожиданный казус: начавшееся падение неожиданно приостановилось, и Алексей на мгновение почувствовал состояние невесомости, а затем — резко, без перехода, верх и низ поменялись местами. Падая головой вниз, он почувствовал, что теперь уже, напротив, будто выныривает из сиреневого марева вверх. И уже в следующее мгновение под ногами появилась твердая опора. Сделав непроизвольно шаг вперед, Алексей споткнулся обо что-то, наподобие ступеньки, что, впрочем, ступенькой и оказалось. За первой последовала вторая, третья — и вот уже он поднялся над поверхностью «тумана» по пояс. Вокруг царил неясный полумрак, и глаза после солнечного света не сразу к нему привыкли. Но все же впереди себя, чуть выше, Алексей разглядел две знакомые фигуры.

— Все в порядке? — крикнул он своим спутникам.

— По-видимому — да, — отозвался Спиридонов. — Как ты, Илма?

— В порядке, — ответила девушка.

Наконец, зрение у всех троих адаптировалось к перемене освещения, и они поняли, что стоят на ступеньках бетонной лестницы внутри какого-то здания. Лестница поднималась еще на несколько ступенек и заканчивалась подобием обычной лестничной площадки жилого дома. А вот вниз она, видимо, уходила ранее в подвал, теперь же — в тот самый «черничный кисель», откуда только что вынырнула наша троица. Вверх от площадки, как минимум этажа на три, также поднимались лестничные пролеты, а в стене была серая, на вид металлическая, дверь, с небольшим застекленным и очень грязным окошком над нею, из которого и исходил тусклый, но все же дневной, а не электрический, свет.

Отвязав от пояса веревку, Спиридонов осторожно приблизился к двери, сделав знак рукой остальным оставаться на месте. Прикоснувшись кончиками пальцев до двери, Иван Валентинович постоял секунд пять, словно собираясь с духом, а затем взялся за шарик ручки и медленно-медленно приоткрыл. Осторожно заглянул в образовавшуюся щель. Удовлетворенно хмыкнув, более решительно приоткрыл дверь — примерно наполовину — и высунул голову наружу. Через несколько секунд голова его снова показалась с внутренней стороны.

— Ничего необычного там нет, — негромко сказал Спиридонов. — По-моему, это Земля.

Алексей подошел к двери и тоже высунулся наружу. Перед собой он увидел пыльный пустырь с какими-то ржавыми железками, бочками, по обе стороны от пустыря высились серые, то ли складские, то ли промышленные здания, какие-то подсобные постройки, с противоположной стороны тянулся ряд гаражей, или ангаров. Но людей нигде не было видно. Или же это был выходной день, или же данное производство было недействующим, причем последнее показалось Алексею более вероятным, потому что несло от всего этого серого пейзажа каким-то унынием и заброшенностью. Унылую картину еще больше подчеркивало низкое серое небо с грязными рваными тучами, отчего непонятно было — какое же тут и сейчас время суток.

— Ну что, сделаем выход в мир? — спросил Алексей, обернувшись.

— А что нам остается? — отозвался Спиридонов.

Предположение о заброшенности данного места постепенно перерастало в уверенность. Вокруг было пусто и уныло, как на старом, забытом кладбище. Следов явного разрушения видно не было, однако окна мрачных серых зданий щерились разбитыми осколками стекол, многие — вообще зияли черной пустотой. Ветер гонял между зданиями пыль и мусор, и только его тихий шорох нарушал гнетущую тишину.

Вскоре троица подошла к длинному и высокому бетонному забору, окружающему территорию, и после пары сотен шагов вдоль него путники оказались наконец перед широкими воротами. Одна их створка была приоткрыта и противно поскрипывала, поворачиваясь от дуновений ветра.

За ворота первым вновь шагнул Спиридонов. И увидел город. Такой же серый и пустой, как и то, что осталось по другую сторону забора. Во всяком случае, он казался пустым. К Спиридонову, не дожидаясь его сигнала, вышли Алексей с Илмой и встали рядом.

— Не нравится мне здесь чего-то, — поежился Алексей.

— Это не мой дом, — грустно сказала Илма, хотя это и так уже было всем понятно.

— Так Земля это или нет? — спросил Спиридонов.

— Вон, смотрите, какая-то витрина! — показал в сторону одного из зданий Алексей. — Пойдем и посмотрим, что в ней выставлено. И на каком языке надписи.

Подойдя к стеклянной витрине, очень по виду земной, все разом остановились, вглядываясь внутрь. За толстым стеклом тянулись длинные стеллажи, но все они были совершенно пустыми.

— А где тут дверь? — сказал, покрутив головой, Алексей. — Вывеска-то должна же быть какая-нибудь!

Дверь вскоре нашлась. Но без вывески.

— Давайте внутрь зайдем, что ли! — начиная нервничать, предложил Алексей. — Что тут за прятки такие?!

Внутри, после света улицы, хоть и тоже тусклого, было совсем сумрачно. Ничего было толком не видно, кроме металлических скелетов стеллажей. И вдруг…

…свет так больно резанул по глазам, что все трое непроизвольно зажмурились. И тут же прямо в мозги всем троим полилась какофония голосов и звуков.

Первым открыл глаза Алексей. То, что он увидел перед собой, заставило его снова зажмуриться. Хотя, поразило-то его больше всего как раз то, что ничего необычного он не увидел! Просто его глазам открылся обычный магазин, заполненный товарами и… покупателями! Люди ходили между стеллажей, что-то выбирали, рассматривали, брали в руки, клали в сумки…. Обычные люди! Хотя… Открыв глаза вновь, Алексей понял, что люди не были обычными: головы их были непропорционально большими, руки — длинными, ноги — короткими, в чертах лиц тоже бросалась в глаза явная диспропорция, во всем остальном же — это действительно были люди, ну, если уж совсем точно: человекоподобные разумные существа, гуманоиды, одним словом!

Первым неосознанным порывом Алексея было броситься навстречу этим существам, поприветствовать их, порасспрашивать, рассказать о себе — установить контакт, одним словом. Но его остановило то, что странные покупатели странного магазина словно бы не замечали ни его, ни двух его спутников. Более того, один из гуманоидов направился вдруг прямо в сторону Алексея, причем взгляд его быль устремлен как бы сквозь землянина, а когда замешкавшийся Алексей не успел отойти вовремя в сторону — гуманоид прошел сквозь его тело. Хотя «прошел» — не то слово, поскольку сам Алексей при этом не почувствовал ничего, ни малейшего дуновения воздуха!

Спиридонов с Илмой, пораженные увиденным, в буквальном смысле раскрыли рты. Причем Илма первой пришла в себя и прошептала:

— Они ненастоящие!

— Похоже на голограмму, — подхватил Алексей, — на очень качественный стереофильм. Только вот кто нам его крутит?

Как бы ища ответа на свой риторический вопрос, Алексей завертел головой, словно отыскивая невидимого киномеханика. И на мгновение ему показалось, что одно из существ — по виду мужчина, в длинном сером пальто или плаще — смотрит прямо на них, причем — смотрит и видит! Но тут же мужчина отвернулся к прилавку и принялся рассматривать лежащие на полках цветастые упаковки.

— Пойдемте-ка отсюда, — мрачно проговорил Спиридонов. — Что-то мне этот театр теней не нравится…

Глава 14

— Ну что? — все так же угрюмо спросил участковый у своих товарищей. — Куда-то мы не туда забрели, похоже, в этом киселе!

— Это не мой дом, — снова грустно повторила Илма.

— Да видим, что не твой! — откликнулся Спиридонов. — И не этих, чудовищ твоих вонючих, — кивнул он в сторону Алексея.

«Почему моих?» — хотел спросить Алексей, но передумал. Ясно ведь, что имел в виду участковый. Вместо этого он сказал:

— Значит, это один из пяти миров, с которыми контачит в этой вершине треугольника Земля.

Илма, не посвященная еще в «теорию треугольников», встрепенулась при этих словах и вопросительно посмотрела на Алексея. Тот, не зная, как доступно, пользуясь ограниченным словарным запасом, объяснить девушке свою геометрическую гипотезу, решил немного упростить задачу.

— Видишь ли, Илма, — оглянувшись на участкового, словно ища поддержки, начал он. — Мы с Иваном Валентиновичем считаем, что каким-то образом наш мир стал касаться в некоторых точках с другими мирами — например, с твоим, или с этим, — повел вокруг руками Алексей. — Тот котлован с сиреневым туманом — одна из таких точек. Если мы правильно рассуждаем, из нее можно попасть еще в пять миров, кроме нашего. Один из них — твой. А еще один — тот, в который, вероятно, похитили Колю Пеструхина. Вот такие дела.

Илма помолчала, переваривая услышанное и, похоже, поняла суть сказанного.

— Пойдемте снова в эту точку, — требовательно сказала она. — В мой мир — я, к Коле Пеструхину — вы! — и решительно развернулась, чтобы тронуться в обратный путь…

…и тут же застыла, не сделав и шагу. Пустынная доселе улица больше не была пустой! У противоположной обочины неведомо откуда, а точнее — как раз ниоткуда, появился очень похожий на земной грузовик черного цвета. Этот грузовик нещадно пылал, окутанный черными клубами дыма. Только дым этот странным образом не поднимался вверх, а напротив — как бы всасывался внутрь багровых языков пламени. Вокруг машины корчились объятые огнем люди, однако, они не отползали, а наоборот — сползались к ней. Вот один из несчастных одним рывком вскочил на ноги и, пошатываясь, задом стал пятиться к кузову. Приблизившись к огню вплотную, он каким-то невероятным образом подлетел вверх и оказался в объятом пламенем кузове грузовика. Причем, пламя стало заметно уменьшаться, да и дыма, «всосанного» огнем, тоже стало гораздо меньше. Таким же необъяснимым образом в кузов запрыгнул еще один потерпевший, затем еще один…

И в это время, откуда-то сзади, появились двое одетых в темную униформу мужчин. Они пятились задом, шагая при этом быстро и уверенно. Но самое невероятное — перед своими спинами они толкали, взявшись за ноги, окровавленное, наверняка мертвое, тело третьего мужчины, одетого во что-то пестрое — явно гражданское. Все это выглядело так нелепо, что безусловно казалось ужасным сном — не кошмаром даже, а просто бредом!

Тем не менее пробуждения не наступало. Гуманоиды в темной форме остановились метрах в десяти от горящей все слабее машины, в которую уже непрерывно задом наперед заскакивали остальные потерпевшие — тоже, кстати, одетые в темную форму. Затем эти двои наклонились, не выпуская из рук ноги покойника и положили их на землю. После этого они ногами перевернули труп вниз лицом и вдруг, разом сорвавшись с места, все так же задом, быстро побежали к машине.

Двое землян и Илма смотрели на происходящее, не в силах двинуться с места. Но при этом, краем глаза, они стали замечать, что откуда-то на улицу стали выбегать другие люди, с лицами, перекошенными страхом. А двое в темном, между тем, уже подбежали к кабине автомобиля, на ходу доставая нечто весьма похожее на пистолеты.

Все это происходило очень быстро, однако Алексей обратил вдруг внимание, что труп, лежавший только что ничком на залитой кровью земле, неожиданно вскочил на ноги — так же задом, как и все остальные, и, сначала шатаясь, а потом все уверенней, побежал спиною вперед. На его лимонно-желтой рубашке алело пятно крови, которое становилось все меньше и меньше, пока очень быстро не исчезло совсем. И в то же мгновение раздались выстрелы, но тоже с каким-то «неправильным» звуком.

— Мать его ети! — заорал вдруг участковый, тоже инстинктивно потянувшийся к кобуре с «макаровым». — Да это ж — кино наоборот!

Теперь и до Алексея дошло, что все это напоминало кинопленку, прокручиваемую в обратном направлении — только то, что им сейчас «показывали», если и было кино, то кино с недоступным пока земной технике уровнем реальности!

И это реальное, но совершенно бредовое «кино-наоборот» продолжалось. Отстрелявшись, двое в темном запрыгнули задом в кабину, где, упав окровавленным лицом на руль, сидел еще один гуманоид в форме — по-видимому, мертвый. Но, тем не менее, грузовик вдруг медленно покатился назад, постепенно набирая скорость, затем взревел его мотор, и, словно разбуженный этим звуком, оторвал голову от баранки водитель, тут же вцепившись в нее руками. Пламя в кузове почти исчезло, но находившиеся в нем люди продолжали метаться в панике. Грузовик почти поравнялся уже с убегающим назад лимонно-желтым, как там же, в кузове, раздался быстро-быстро нарастающий грохот, и тут же, моментально, исчезло пламя, а паникующие только что пассажиры как по команде, разом расселись по местам. Из середины кузова при этом вылетело что-то продолговатое и черное и полетело прямо в бегущего лимонно-желтого недавнего покойника. Он ловко поймал эту штуковину — вероятно, бомбу — и со смешным замахом засунул в подлетевшую прямо в руку с земли матерчатую сумку. Затем он сбавил шаг и уже спокойно отошел задом к стене какого-то здания и замер, прижавшись к ней спиной. Грузовик уехал, совершенно целехонький, по тротуарам ходили люди со спокойными лицами, изредка проезжали — конечно же задом — другие автомобили, как грузовые, так и легковушки.

Алексей проводил заинтересованным взглядом одну такую машину до поворота, как вдруг заметил, что на углу здания, за который сворачивала дорога, стоит давешний мужчина из магазина в сером плаще. Впрочем, он очень быстро нырнул за угол, и Алексей засомневался, тот ли это был гуманоид, или просто похожий.

И вновь, как и в магазине, Алексей понял, что никто из прохожих их не замечает. Для полноты эксперимента он встал прямо посреди тротуара и дождался, пока прямо в него, спиной вперед не «вошел» какой-то прохожий. И надо же — Алексей ощутил толчок! Правда, толчок был очень слабым и каким-то странным — Алексея словно слегка потянуло что-то за прохожим, «выходящим» из его спины.

— Ого! — удивленно воскликнул Алексей.

— Что «ого»? — насторожился Спиридонов.

— Это уже не просто тени, — с некоторым сомнением произнес Алексей. — Я его почувствовал, совсем чуть-чуть, но почувствовал!

— Ну-ка, дай я попробую! — сказал участковый, выходя вперед. — А чтобы чувство было сильнее, сделаем так!

С этими словами Спиридонов вышел прямо на проезжую часть улицы и встал там, уперев в бока руки. Алексей и Илма с интересом стали ждать исполнения «смертельного номера» — переезда автомобилем собственного друга. Все трое понимали, что никакой здешней машине не сбить его по-настоящему, но выглядело-то все настолько реально, что все равно было жутковато.

И вот из-за поворота показался автомобиль. Не грузовик, но и не маленький — нечто наподобие земного микроавтобуса. Он приближался к участковому очень быстро, и напряжение у всех троих возросло. Особенно волновался, понятное дело, Спиридонов, но он ничем не выдавал этого — даже рук с пояса не убрал. И вот — «столкновение»! Алексей с Илмой увидели, как легко, словно ложка в кисель, «воткнулся» Спиридонов в кузов «микроавтобуса», как ни в чем не бывало промчавшегося мимо них.

— Ну как… — начал было свой вопрос к участковому о полученных ощущениях Алексей, да так и замер с открытым ртом. Спиридонова не было!

Илма коротко охнула и в ужасе зажала рот ладошками совершенно земным женским жестом. А у Алексея от охватившего страха буквально подкосились ноги. Он чуть не упал, непроизвольно шагнув к тому месту, где только что стоял участковый. Но Илма тут же вцепилась в плечо Алексею и истошно закричала:

— Нет! Паануваа! Нельзя! Ты тоже так! — от волнения она почти забыла русскую речь, но Алексей прекрасно понял, что имела в виду девушка.

Он отступил назад на тротуар и присел на корточки, прислонившись спиной к стене дома. Илма молча примостилась рядом.

— Что же это такое?! — прошептал Алексей в отчаянье.

— Мать его ети… — едва слышно шепнула Илма.

Между тем, улица вновь опустела, и окружающий мир будто бы посерел, словно уйдя в неведомую тень, отделяющую реальность от небытия.

Алексей и Илма, взявшись за руки, медленно брели по призрачной улице, взявшись за руки. Говорить не хотелось, да и мыслей у обоих словно и вовсе не было. Кроме одной: «Где Иван? Что с ним случилось?!» Наконец, Алексей остановился и сказал, стараясь, чтобы голос его прозвучал как можно более уверенней и тверже:

— Все, хватит бродить тут без толку! Здесь мы его не найдем! Нужно возвращаться в подвал и двигаться дальше! Иван, если он жив и все еще находится в этом мире, так или иначе сделает так же. Согласна? — посмотрел на девушку Алексей. Та молча кивнула.

Тогда, не разнимая рук, Алексей с Илмой отправились в сторону пустыря, за которым находилось здание с подвалом, в котором клубился сиреневый туман. Этот путь они проделали быстро, поскольку невольно торопились побыстрее покинуть этот серый, негостеприимный город-призрак, разлучивший, к тому же, их с товарищем.

Они прошли уже почти половину пустыря, и, когда до двери в подвал оставалось не более сотни метров, мир неожиданно вновь взорвался красками и звуками. Особенно звуками. Потому что это были звуки стрельбы, причем — очень близкие, и доносились они все ближе и ближе.

Алексей обернулся назад и увидел, как в распахнутые створы ворот вбежал человек и бросился прямо в их сторону. До него было далековато, но все же Алексей различил, что одет гуманоид в серый плащ, полы которого развевались, как флаг на ветру. Незнакомец — хотя в Алексее шевельнулось чувство, что это все тот же некто в сером, уже попадавшийся пару раз на глаза — заметил людей и вдруг неожиданно завопил:

— Помогите!!! Помогите мне! Спасите!!!

До Алексея не сразу дошло, что этот вопль на чистом, казалось бы, русском языке, прозвучал не в ушах, а прямо в его голове. Илма тоже вздрогнула от неожиданности — ясно было, что призыв о помощи «услышала» и она.

И в этот самый момент в ворота вкатился грузовик черного цвета, очень похожий на тот, подорванный мертвецом в желтой рубашке и затем «восставший из пепла» — или наоборот: сначала «восставший», а потом подорванный… Во всяком случае, сейчас в его кузове сидели все те же существа в темной форме с оружием в руках. Ну, или такие же, как те… Это было не столь уж и важно — важно было то, что они вовсю палили из своего оружия по убегающему человеку в сером. Тоже, скорее, не совсем человеку, а гуманоиду, или человекообразному существу, чтобы быть точнее, только ему явно было не до этих лингвистических тонкостей. Он бежал очень быстро, стремительно приближаясь к стоящей посреди пустыря парочке, но и автомобиль все больше сокращал отделяющее их расстояние. А пули стали свистеть уже совсем рядом от Алексея и Илмы. Только теперь Алексей опомнился и, схватив девушку за руку, закричал:

— Бежим! Скорей, к подвалу! — И они со всех ног бросились к заветной двери.

— Подождите!!! Не бросайте меня! — снова завопил «серый» гуманоид.

Алексей, вовсю работая ногами, тем не менее успел подумать в ответ на этот оклик: «Ни хрена себе — подождите! Пулю в лоб подождать, что ли?» Видимо, он подумал это очень сильно, или неосознанно «узконаправленно», только беглец тут же «откликнулся» сзади:

— Простите, я не это имел в виду! Не уходите только без меня! Они же меня пристрелят!

Алексей подумал, что их пристрелят сейчас всех троих, поскольку пули свистели рядом почти беспрестанно, и казалось чудом, что никто из них до сих пор не задет. Дверь была уже совсем близко, но и машина урчала мотором совсем уже рядом. А из стены, до которой оставалось уже метров пять, рикошетящие пули выбивали каменную крошку, осколки которой вдруг больно хлестнули по щеке Алексея.

— Ай! — взвизгнула Илма и споткнулась уже у самой двери.

Алексей рывком подхватил девушку на руки и ударом ноги шибанул в дверь. Он стремительно ввалился в черный проем и снова «услышал» вопль в своей голове:

— Постойте!!! Подождите меня!!!

И тут же в не успевший захлопнуться дверью проем ворвался человек в сером плаще, а вместе с ним залетела и парочка пуль, противно взвизгнувших в гулкой пустоте темного подъезда. Дверь захлопнулась, но слышно было, как заскрипели тормоза автомобиля и попрыгали из кузова, бряцая оружием, то ли солдаты, то ли местные полицейские в черном. До их появления по эту сторону двери оставалось не более двух-трех секунд, поэтому Алексей кинулся наугад вниз, в сторону подвала, боясь только одного — споткнуться в густом полумраке и уронить Илму. Но он все же успел подумать-крикнуть «серому»:

— Не отставай! Вперед — за мной!

Объяснять, что к чему, было некогда, тем более что дверь наверху уже распахнулась, и гулкий топот сапог забухал по лестнице. Света от открытого дверного проема хватило, чтобы Алексей успел увидеть под ногами — всего двумя ступеньками ниже — все тот же, прежний «черничный кисель». И он, не сбавляя скорости, прыгнул через эту пару ступенек вниз — в клубящуюся темно-сиреневую пелену.

Глава 15

Переход на сей раз был столь стремительным, что Алексей не успел его ни осязать, ни увидеть, ни почувствовать как-либо иначе. Просто он оказался вдруг в просторной пещере, широкий полукруг выхода из которой сиял ярким солнечным светом. Мгновенно обернувшись назад, Алексей увидел прямо в каменной стене пурпурно мерцающее окно, или дверь, примерно два на два метра. В то окно внутрь пещеры влетел, словно коршун, гуманоид в сером плаще, полы которого и правда напоминали в прыжке крылья большой птицы. Но не успел он еще опуститься на каменный пол, как «окно» моментально сжалось в яркую розовую точку и тут же пропало, срезав, как бритвой, серые крылья — полы плаща, оставив их по ту сторону «нечто».

Гуманоид упал на пол, испуганно взвизгнув, причем, издав этот звук явно в звуковом диапазоне, но тут же вскочил на ноги, испуганно озираясь. Его большие, чуть раскосые, глаза становились все больше и больше. Казалось, что они займут вскоре все его лицо и перекинутся дальше — на шею и туловище.

— Где мы?! Где солдаты?! — завопил он, крутясь и озираясь.

— Ты что, уже успел по ним соскучиться? — невольно пошутил Алексей.

— Нет-нет! — поспешно ответил «обескрыленный» гуманоид. — Мне хорошо там, где их нет! Но где мы?

Алексей ничего на это не ответил, поскольку и сам не знал точного ответа. К тому же его беспокоило сейчас, в первую очередь, состояние Илмы. Лицо девушки исказила гримаса боли, а глаза ее были закрыты. Алексей подошел поближе ко входу, где было светлее, и опустился на колени, намереваясь положить Илму на каменный пол пещеры. Гуманоид, угадав намерение землянина, быстро стянул с себя остатки плаща и расстелил их у ног Алексея. Тот благодарно кивнул и осторожно опустил на импровизированную подстилку девушку. Илма тут же открыла глаза и простонала:

— Нога… Больно!

Только сейчас Алексей заметил, что правая штанина Илминых джинсов пропиталась кровью чуть выше колена. К счастью, он увидел в ткани две дырки — это говорило о том, что пуля прошла навылет. Но вот задета ли кость? Медиком Алексей был, мягко говоря, никаким, поэтому в растерянности и отчаянье только развел руками, хлопнув затем ими по своим бедрам.

Зато гуманоид, казалось, прочел его мысли — а может, так оно и было — и деловито склонился над раненой.

— Надо снять, — ткнул он длинным суставчатым пальцем на джинсы.

Алексей и сам понимал, что надо, но, во-первых, он боялся сделать Илме больно, а во-вторых, ему было ужасно неловко это делать, тем более, что девушка снова закрыла глаза, видимо потеряв от боли сознание. И тут Алексею пришла в голову хорошая мысль. Он быстро сбросил с плеч свой рюкзак и достал из его кармана складной нож. Открыв лезвие, Алексей осторожно обрезал штанину по кругу сантиметров на десять повыше раны, а потом, еще более осторожно, стянул отрезанную часть вниз, до кроссовки.

После этого гуманоид, оказавшийся в такой же серой, как и плащ, рубашке, вежливо, но решительно отодвинул Алексея рукой в сторону, а сам присел рядом с Илмой. Его длинные пальцы, казавшиеся из-за одного «лишнего» сустава очень гибкими, стали быстро и, похоже, профессионально ощупывать ногу девушки возле раны. Через пару минут он произнес, точнее — протелепатировал:

— Рана несерьезна, кость не задета, но нужен антисептик и перевязочный материал.

Алексей запаниковал было мысленно, но почти сразу, столь же мысленно, хлопнул себя по лбу. Ведь аптечку Спиридонов укладывал в рюкзак! Вот только в чей? Неужели в свой?! Алексей лихорадочно стал вытряхивать содержимое рюкзака Илмы. Вот, вот она — аптечка! Алексей быстро сунул аптечку в руки новоявленного лекаря, собираясь объяснять, что там есть, хотя и сам, кроме йода, бинта да аспирина ничего больше в ней, наверное, не знал. Впрочем, это и были как раз нужные сейчас медикаменты. «Серый», однако, нетерпеливо махнул рукой — дескать, отвяжись! — и сам быстро и верно определил что есть что. Видимо, у себя дома он был профессиональным медиком.

Гуманоид закончил колдовать над ногой Илмы и поднялся с колен. Девушка по-прежнему была без сознания, но дыхание ее стало спокойным и ровным.

— Уснула, — удовлетворенно констатировал «серый». — Пусть отдохнет, все будет в порядке.

— Хм, — недоверчиво сказал вслух Алексей. — Знать бы, что за отдых нам теперь предстоит… — С этими словами он подошел к выходу из пещеры и выглянул наружу.

Перед глазами Алексея раскинулся пейзаж, словно сошедший с высококачественной иллюстрации к сказке! Холмы, поросшие густыми лиственными лесами, долины изумрудно-яркой расцветки, золотые поля, голубая, сверкающая лента реки… Все представлялось настолько ярким, цвета казались такими насыщенными и сочными, словно это действительно была картина, а не реальность! Синее-синее небо простиралось над этим миром; не верилось даже, что такой интенсивный чистый цвет может существовать в природе сам по себе! Все вокруг просто сочилось цветом! А вдобавок ко всему, словно подтверждая версию о сказочной иллюстрации, на ближайшем холме возвышался замок! Самый настоящий средневековый замок: с крепостной стеной, башенками, узорными окнами и прочими замковыми причиндалами.

— Вот это да! — невольно ахнул Алексей.

До замка было примерно с километр, но и отсюда было видно, как по крепостной стене ходят охранники в сверкающих на солнце доспехах, как развеваются флаги и вымпелы на его шпилях.

Услышав восклицание Алексея, к нему вышел гуманоид. Увидев все то, чему только что восхитился Алексей, он, напротив, заметно испугался.

— Что это? — снова спросил он. — Что же это такое?!

— Пожалуй, пора нам, действительно, рассказать друг другу кое что, — сказал Алексей мысленно. — Здесь поговорим, или пойдем в пещеру?

— Давай лучше в пещере, — поежился отчего-то гуманоид.

— Ну, в пещере — так в пещере! — кивнул Алексей и вновь вступил в прохладную пещерную глубь.

Алексей сел все же поближе ко входу, так, что солнечные лучи касались его и ласково грели кожу прямо сквозь рубашку. Ветровку он снял и, свернув, подложил под себя, поскольку каменный пол неприятно холодил ягодицы.

Гуманоид же, напротив, отодвинулся в самую глубь пещеры, что, впрочем, нисколько не влияло на «качество» разговора, поскольку велся он, разумеется, телепатически. Причем, это происходило как-то неожиданно-странно: в мозгу Алексея появлялись не картины или образы, а именно «звучали» самые настоящие русские слова! Впрочем, в технику способа «связи» Алексей пока вдаваться не собирался. Его больше интересовала информация, смысловая нагрузка разговора.

Первым делом собеседники наконец-то представились друг другу. Гуманоид назвался именем Лекер, с ударением на первом слоге. «Ну вот, почти что лекарь!» — подумал, мысленно улыбнувшись, Алексей сугубо «для себя». Но гуманоид «услышал».

— А я и есть лекарь! — без тени обиды ответил он. — Ты уже смог в этом убедиться.

— Ну что ж, — сказал Алексей, — это очень даже неплохо! Для нас это, во всяком случае, гораздо сейчас полезней, чем, скажем, шофер или летчик!

— А что такое летчик? — сразу переспросил Лекер.

— Ну, как что? — удивился Алексей. — Это, так сказать, водитель летательных аппаратов!

Глаза Лекера расширились от удивления.

— Каких-каких аппаратов? Летательных? Это ошибка?

— Почему ошибка? — не понял Алексей и недоверчиво спросил: — Ты хочешь сказать, что у вас нет самолетов? Ну, то есть, всяких там воздушных кораблей?

Лекер округлил глаза еще больше.

— Почему нет? — сказал он неуверенно. — Есть! В детских сказках.

— Но у вас же… — недоуменно начал Алексей. — У вас же развитая техника! Автомобили, электричество… Неужели нет авиации?!

— Ты хочешь сказать, что где-то летают по воздуху? — недоверчиво спросил Лекер.

— Конечно! — кивнул Алексей. — И даже выше. В космосе.

— В каком еще космосе?! — до предела вылупил глаза гуманоид.

— Ну ты даешь! — начал было Алексей, но тут вдруг вспомнил, что за все время пребывания в мире Лекера он ни разу не увидел ни кусочка ясного неба. «А вдруг их атмосфера постоянно затянута облаками и тучами, и они никогда не видели звезд?» — подумал он.

— Каких еще звезд? — «подслушал» мысли Алексея Лекер.

И тут Алексей понял, почему гуманоид так испугался, выйдя из пещеры! Просто он никогда не видел открытого неба и солнца!

— Ну ладно, — засмущался вдруг Лекер, снова «поймав» Алексеевы мысли. — Видел, не видел… Я ж не виноват! Теперь вот увидел… А вы и правда умеете летать?

— Умеем, — кивнул Алексей. — Правда, не так уж и давно. Чуть больше ста лет… Хотя, и до этого летали — на воздушных шарах, например.

— О! У нас есть игрушка — воздушный шар! — оживился Лекер. — Надуваешь оболочку воздухом… Постой! Но он все равно не летит вверх, он же падает! Только если ветер… Но все равно потом падает!

— А это смотря чем надувать! — сказал Алексей. — Нужно надувать газом, который легче воздуха, — водородом, например, или гелием. Или хотя бы просто — горячим воздухом!

— Интересно… — пробормотал Лекер, и было видно, что ему действительно интересно. — Но об этом ты мне потом расскажешь, ладно? А сейчас объясни мне: откуда ты сам? Как попал к нам? Где мы сейчас, и как мы тут очутились?

— Сколько вопросов! — усмехнулся Алексей. — Если бы я знал на них ответы! Я могу тебе рассказать только то, что видел. Ну, и кое-какие свои догадки. Не более.

И Алексей принялся рассказывать Лекеру всю свою историю, выбрасывая, разумеется, подробности земной жизни и переживания сугубо личного плана. Впрочем, он подозревал — и небезосновательно, — что Лекер «прочитывает» попутно и то, что ему напрямую не предназначалось.

Внимательно, почти не перебивая, только изредка уточняя неизвестные понятия, Лекер выслушал рассказ Алексея. Потом посидел немного молча и, вздохнув, сказал:

— С нашим миром все еще хуже… Происходит нечто ужасное! И уже давно. А ведь когда я был ребенком, у нас все было примерно так, как в вашем мире… А потом… Многие считают это эпидемией, но я — медик и знаю, что это не так! Но люди вдруг стали терять память… Даже не так… Бывает, словно ты только что проснулся, но идешь по улице. Не помнишь, как ты здесь оказался, что делал до этого, порой не помнишь даже, что вообще с тобой было последние год или два! Зато знаешь то, что с тобой будет — через минуту, завтра, через месяц… Знаешь, что сейчас из-за угла выскочит автомобиль и собьет тебя насмерть, но все равно выходишь на проезжую часть, прямо под колеса смерти… Или же, напротив, все идет вроде бы нормально, ты все помнишь, что-то делаешь, ходишь на работу, встречаешься со знакомыми — все на твой взгляд происходит последовательно и логично. Но! Через неделю — неделю в твоих личных ощущениях! — оказывается, что на самом деле прошел месяц. Или год. Или же кажущийся час оказался секундой! Многие предприятия остановились, особенно высокотехнологичные — очень сложно стало следить за процессами, связанными с временнЫми факторами. В обществе начались беспорядки, назревал хаос. Ученые выдвинули версию, что время «заболело», стало неоднородным и рыхлым, хотя физической сути происходящего не поняли, скорее всего, даже они. Но они сумели создать устройство — некую камеру, — в котором время по-прежнему было устойчивым. Вот тогда-то ученые — «хронисты», как они себя называют — и взяли власть в свои руки! Во главе их встал талантливый, но честолюбивый Сетер. Он, с десятком приближенных и верных хронистов, стали единственными, кому в нашем мире стал ведом истинный ход событий, а значит — теми, кто им может управлять! Так появились «черные патрули» — отряды солдат, призванные поддерживать в мире порядок. Порядок! — тут Лекер горько усмехнулся и помолчал какое-то время. А затем, тяжело вздохнув, продолжил:

— Этот порядок стал вещью в себе. Этот порядок на деле стал беспредельной диктатурой хронистов! К хаосу рваного времени добавился террор хронистов. Однако, это они сами называют себя «хронистами», но есть и такие, кто называет их иначе — «временщики»! И они делают все, чтобы это название себя оправдало!

У Лекера торжественно засверкали глаза, и Алексей понял, что среди этих последних, числится и его собеседник. Более-менее с «серым» миром стало понятно: диктатура хронистов, измученная ею и больным временем остальная часть населения, среди которого сформировалась некая оппозиция режиму — эдакое подполье! Из него-то, судя по всему, был и давешний бомбометатель, да и сам Лекер тоже.

Глава 16

Алексей собрался было спросить о своей догадке напрямую, но в это время что-то перекрыло доступ свету в пещеру, и уже в следующее мгновение в нее беззвучно ворвались люди. Чья-то сильная рука прижала Алексея спиной к холодному камню, а в грудь ему уперся острый наконечник стрелы, заряженной в арбалет. Приподняв голову, Алексей увидел устремленный на него холодный, безучастный взгляд двух серых глаз, принадлежащих высокому мускулистому парню. Если бы не этот леденящий взгляд стальных глаз, лицо мужчины можно было бы назвать божественно красивым. Алексею показалось даже, что он где-то видел уже это лицо. Мужчина был обнажен по пояс, а по его мощным загорелым плечам струился каскад золотых волн — изумительной красоты волосы ниспадали до прикрытых подобием набедренной повязки ягодиц.

— Куулумаа!!! — грозно произнес красавец, и Алексей радостно вскрикнул: это явно был язык, на котором говорила Илма, а значит — они попали именно в ее мир!

— Илма! Илма! — закричал Алексей, кивая головой в сторону лежащей девушки. Посмотрев туда, он увидел заодно лежащего навзничь Лекера, попранного ногой еще одного золотоволосого туземца, приставившего к тому же острие длинного копья к горлу поверженного. Еще один человек склонился над Илмой. Вглядевшись в ее лицо, он радостно закричал, обращаясь к парню, держащему Алексея:

— Тууа Иилмаа!

Парень тут же отпустил Алексея и метнулся к девушке. Он передал свой арбалет позвавшему его мужчине, а затем встал на колени перед Илмой и простер в ее сторону руки.

— Иилмаа! Иилмаа! — удивительно нежно позвал он, но девушка молчала, продолжая крепко спать. И только теперь золотоволосый красавец заметил, что нога девушки замотана бинтом, сквозь который проступило пятнышко крови, а рядом валяется окровавленная синяя тряпка.

Парень взревел, как разъяренный буйвол, в один прыжок очутился возле Алексея, и последнее, что тот успел увидеть — огромный кулак, стремительно заслоняющий собою мир.

Мир вновь ворвался в сознание Алексея словно по щелчку выключателя. В действительности же причиной этому стал, по-видимому, резкий запах, шибанувший в ноздри. И тотчас же во всем теле запульсировала боль — особенно сильно болело лицо и затылок.

Алексей с трудом разлепил один глаз — другой же не открывался вовсе. И тут же, прямо над собой он увидел сияющее счастьем, хотя и с тенью тревоги в глазах, лицо Илмы.

— Леша! Здравствуй! Какой ты? — нежно пропела девушка.

— Почти никакой… — ответил Алексей машинально, но тут же все вспомнил и попытался вскочить на ноги. Но голова тут же закружилась, и он снова рухнул на лежанку. Да, он успел заметить, что лежит на широкой деревянной лежанке, застеленной чем-то уютным и мягким, в чистой и светлой комнате обыкновенного деревенского дома. Впрочем, не совсем обыкновенного; уже непривычного расположения — под самым потолком — горизонтальных пряумоугольников окон было достаточно, чтобы понять это. Но на душе все равно почему-то стало спокойно, да и Илма сразу же успокаивающе заговорила:

— Леша! Лежи тихо! Все в порядке! Мы — дома! Это — мой мир!

При этих словах глаза девушки засияли такой неподдельной радостью, что Алексей, преодолев боль, улыбнулся.

— А как твоя нога? — вспомнил все сразу Алексей.

— Уже лучше! — радостно кивнула Илма. — Моя мама умеет лечить, и ты все сделал как надо, там — в пещере!

— Это не я, а Лекер… — поправил Алексей. — Кстати, о пещере! Кто это так меня припечатал?

Илма виновато опустила голову.

— Это мой брат, Аарнуу… Он подумал, что это вы ранили меня! Хорошо, что от его вопля, когда он на тебя накинулся, я проснулась, а то бы он точно тебя убил!

— А как же Лекер?! — снова попытался привстать Алексей.

— Он… в порядке, — слегка замявшись, ответила Илма. — Уже познакомился с моими братьями и куда-то пошел с ними.

— И все-таки мне надо встать, — сказал Алексей, вновь пытаясь подняться. Но голова опять закружилась и дико заболела. «Черт, сотрясение мозга, похоже!» — подумал Алексей.

— На, понюхай еще! — сказала вдруг Илма и протянула к его носу пропитанную чем-то тряпочку.

Алексей послушно вдохнул, и опять будто по самим мозгам шибанул запах, от которого он и очухался. И сразу стало значительно легче. Боль немного отступила.

Алексей взял ладонь Илмы в свою руку и благодарно погладил. Илма посмотрела ему прямо в глаза и сказала:

— Леша, спасибо за то, что ты спас меня!

И вдруг она быстро наклонилась и поцеловала Алексея прямо в губы. Затем вскочила на ноги и быстро вышла из комнаты.

У Алексея перехватило дыхание, а голова закружилась еще сильнее, только сейчас это головокружение было не болезненным, а напротив — приятным. Алексей прислушался к охватившему его чувству и удивленно хмыкнул. После гибели Ларисы он не то что не испытывал ничего подобного, но сама мысль, что такое с ним может произойти — казалась кощунственной! И вот тебе — пожалуйста!

«Я что, влюбился?» — спросил сам себя Алексей.

«Похоже на то», — ответил себе он же.

«Ну, и что будем делать?»

«Будем жить — посмотрим!»

После этого непродолжительного внутреннего «диалога» Алексей еще минут двадцать лежал, блаженно прислушиваясь к происходящим в его душе и сердце переменам. Затем он осторожно опустил ноги с лежанки и, придерживаясь за стену, направился к двери. Выглянув в нее, Алексей прислушался. В доме царила полная тишина.

— Илма! — позвал Алексей, но ответа не последовало.

Тогда Алексей собрался с силами и вошел в соседнюю комнату. В ней царил уют и порядок. Самодельная деревянная мебель, но стол покрыт цветной вышитой скатертью, широкие трехъярусные лежанки в углу также аккуратно застелены цветастыми покрывалами. В углу рядом со столом — что-то наподобие большого буфета с глиняной посудой, раскрашенной яркими красками. В общем, все говорило о том, что в дом есть заботливая женская рука! И еще, Алексей вновь подумал, как же похоже это жилище на обычный земной деревенский дом! И сразу вспомнилось Никольское, тетя Вера, племянники… Что-то там сейчас о них думают? Ведь прошло, судя по всему, больше суток, как отправились они со Спиридоновым и Илмой на поиски Кольки Пеструхина… А что в итоге? Колька так и не найден, зато потерялся Спиридонов, а сам Алексей — неведомо где… Правда, — с Илмой, а от этого уже на душе не столь тревожно!

Алексей, шагая все более уверенно, направился к двери, ведущей на улицу. Солнечный свет, ворвавшись в дверной проем, на миг ослепил его. А потом попривыкнувшего к свету Алексея вновь ослепила красота сочных красок здешнего мира. Вдохнув полной грудью густого, насыщенного ароматами неведомых цветов и трав воздуха, Алексей почувствовал себя бодрым и почти здоровым.

Перед ним лежала сельская улица, каждый двор которой утопал в сказочной зелени и волшебной красоты цветах. Как и весь этот мир, они казались нарисованными художником, не пожалевшим ярких красок. Алексей сделал пару шагов и остановился в задумчивости. Куда он идет? Наверное, никуда — просто невозможным казалось ему сейчас сидеть, сложа руки, или лежать, скрестив ноги! В душе бушевали неотступающая тревога и зарождающаяся любовь, а краски и запахи нового мира манили и звали к себе. Решив для себя, что все же прогуляется сначала по улице, Алексей зашагал по хорошо утрамбованной, теплой грунтовке.

Шагая не спеша и ни о чем не думая, наслаждаясь просто прелестями окружающего мира, Алексей не сразу заметил, что навстречу ему, из дальнего конца улицы, кто-то быстро приближается. Лишь услышав, что бегущий человек выкрикивает его имя, Алексей узнал в приближающейся фигуре Илму. Возможно, он не узнал ее сразу, потому что девушка снова была в своей привычной одежде, а точнее — почти без нее, только лишь в коротенькой светлой юбке и серебристых сандалетах. Да еще вместо белого бинта ее нога была завязана теперь чем-то зеленым.

— Леша! Бежим скорее! — закричала Илма, увидев, что Алексей остановился. — Ты можешь бежать?

— Что случилось?! — крикнул в ответ Алексей, бросившись Илме навстречу. — Тебе самой рано еще бегать!

— Там… там… — отчаянно вспоминая русские слова, замахала куда-то рукой девушка. — Там убивают Лекера!

— Кто убивает Лекера?! — ужаснулся Алексей, припустив еще быстрее.

Дождавшись, когда Алексей поравняется с ней, Илма, прихрамывая, побежала рядом.

— Братья и другие воины! — ответила Илма, глядя куда-то себе под ноги.

— Но почему?! — воскликнул Алексей недоуменно. — Что он им сделал?!

— Они говорят, что он враг… — Илма замолчала, вспоминая подходящее слово. — Лазутчик!

— Какой лазутчик?! Что за бред! — Алексей чуть не споткнулся.

— Помнишь, я рассказывала тебе, — Илма, хоть и была взволнована, и быстро бежала, говорила почти не запыхавшись, — еще там, у тебя дома, что мои братья бьются…

— Помню, — ответил Алексей, который, напротив, дышал уже как паровоз.

— Они бились с такими же, как Лекер!

Алексей резко остановился и изумленно уставился на Илму.

— Почему же ты мне ничего не сказала еще там, в «сером» мире?

— В сером мире? — непонимающе переспросила девушка.

— В мире Лекера, — пояснил Алексей. — Почему же ты не сказала, что они — ваши враги?

— Но я ведь не видела их раньше! С ними бились воины!

— Понятно… — Алексей снова побежал вперед. Через минуту он заговорил снова: — Но ведь ты видела сама, что творится в том мире! Лекер сам чуть не стал там жертвой! Ты спала в пещере, когда он рассказывал мне… Там не все однозначно! Лекер — на стороне тех, кто борется с диктатурой…

Видя, что Илма не понимает того, что он ей сказал, Алексей попытался упростить проблему:

— Короче, в мире Лекера есть плохие — и есть хорошие! Так вот, Лекер — хороший! А твои братья воевали, скорее всего, как раз с плохими! Понятно?

Илма кивнула, сразу став насупленно-сосредоточенной.

— Я почти так и думала, — сказала она очень тихо. — Я сказала об этом братьям, но они не поверили мне.

— Но ведь Лекер может мысленно рассказать все сам! — вспомнил Алексей. — Неужели твои братья совсем никому не верят?!

— Как только Лекер попытался что-то сказать, они закрыли свои мысли и не впускали мысли Лекера.

— Вот как, это вы, оказывается, умеете! — недобро усмехнулся Алексей. — А открыть свои мысли и душу для добра, что — слабо?!

— Не надо так, — сверкнула вдруг глазами Илма. — Ты не знаешь, что делали те, из мира Лекера… из серого мира… Они уничтожили соседнюю деревню, со стариками, женщинами, детьми… У всех убитых душа была открыта для добра! — Илма замолчала, сглатывая слезы.

Наконец, улица кончилась, влившись в широкую площадку, заполненную народом. Несмотря на большое количество людей, царила полная тишина. Илма с разбегу бросилась в гущу зрителей, лица которых были направлены куда-то в самый центр площадки. Что происходило в этом центре — Алексею пока не было видно. Но он, не отставая от Илмы, вклинился в людскую толпу. Отчаянно расталкивая всех на своем пути, Илма и Алексей вылетели, наконец, на пустое пространство.

То, что увидел там Алексей мгновенно повергло его в ужас: прямо посредине площадки был вкопан широкий столб метров трех высотой, с вырезанной на его вершине мордой какого-то чудовища, а к самому столбу был крепко привязан несчастный Лекер, который широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел прямо перед собой, где стояли, целясь, пять арбалетчиков, троих из которых Алексей сразу узнал. Это были братья Илмы, а с ними — двое других воинов, одетых и снаряженных точно так же, то есть — в набедренных повязках и с колчанами за спиной. Аарнуу, старший брат Илмы, что-то ритмично произносил. Даже не зная языка, Алексей понял, что это отсчет, что-то типа «раз-два-три».

— Ааканаа! — истошно закричала Илма, раскинув в стороны руки и бросилась к столбу, закрывая собой Лекера.

Аарнуу опустил арбалет и что-то сердито крикнул сестре. Та быстро заговорила, показывая руками то на Лекера, то на Алексея. Наконец, Аарнуу, посовещавшись с другими воинами, сурово глянул прямо в глаза Лекера. И бедный пленник ожил. Алексей понял, что Аарнуу снял какую-то блокировку, и мысли Лекера бешеным потоком хлынули в мозги окружающих. Алексей тоже слышал их, но все, что лихорадочно рассказывал сейчас Лекер, было ему уже известно.

Алексей почувствовал вдруг страшную усталость, снова закружилась голова, и он сел прямо на землю. К нему тут же подскочила Илма, но Алексей успокоил ее:

— Ничего, все в порядке! Просто устал. Что будет с Лекером?

Однако, девушка не успела даже ничего на это ответить, как два воина подбежали к столбу и развязали веревки. Лекер, как подкошенный, повалился на землю — то ли от того, что затекли будучи долго связанными ноги, то ли от нахлынувшей радости спасения от казавшейся неминуемой гибели.

Глава 17

Лекер с Алексеем сидели на удобно отесанном для этого бревне возле дома Илмы, и Лекер эмоционально рассказывал о своих недавних переживаниях.

— Ты понимаешь, еще там, в пещере, они заблокировали мои мысли, и я ничего не смог им объяснить!

— А Илма тебя слышала? — спросил Алексей.

— Да нет же! Мои мысли стали доступны только мне самому! Равно как и я сам ничего не понимал уже из разговора Илмы и ее братьев. Я видел только, что смотрят они на меня — ох, как плохо!

— И они сразу привязали тебя к этому столбу?

— Нет, — совсем земным жестом покачал головой Лекер. — Привели сначала в этот дом, сходили куда-то — видать, посовещались с остальными, а потом повели… — тут Лекер судорожно всхлипнул. — Причем, вежливо так все, достойно, я и не думал даже, что они затеяли меня казнить! И за что? Скажи, Алексей, за что?!

Алексей подумал, закурил, выпустил густое облако дыма и спросил, стараясь глядеть прямо в глаза Лекеру:

— А ты знал, что эти ваши «хроники» здесь вытворяли?

— Хронисты… — машинально поправил Лекер.

— Хронисты, фашисты — какая разница! — досадливо махнул рукой Алексей. — Скажи, ты знал, или нет?

— Да откуда я мог это знать! — подскочил Лекер с бревна. — Думаешь, они афишируют подобные операции?! Ну, ходили, правда, слухи среди наших, что «временщики» будто бы нашли какое-то место, где время течет нормально, и хотят там устроить себе что-то вроде базы… И еще… Я ведь медик, однажды, совсем недавно, пришлось стать свидетелем, как в лечебнице оказывали помощь группе «черных патрулей». Они, несомненно, вернулись из боя, были грязными, усталыми, помятыми, но что характерно — раны у всех были только резанными и колотыми, ни одной огнестрельной!

— Значит — отсюда! — подытожил Алексей.

— Скорее всего — да, но и я смог это только сейчас сопоставить! — снова сел на бревно Лекер. — И разве можно казнить только за то, что я принадлежу к одному виду с преступниками?!

— Лекер, ты же умный человек, — сказал Алексей. — Ты, наверное, успел заметить, какой здесь уровень цивилизации! Не знаю ход вашей истории, но у нас подобное было лет пятьсот назад, если не больше! И у нас в те времена казнили порой по причинам куда как менее серьезным, чем принадлежность к вражеской нации… Все-таки, как мне кажется, здешнее общество находится даже на более высоком уровне — если не технического развития, то уж морально-нравственного — точно! У нас бы, в так называемые средние века, никто бы и не подумал даже из-за слов женщины отменять казнь! Так что, дорогой Лекер, будь милосердней к местным жителям и прости им это мелкое недоразумение!

— Ничего себе «мелкое»! — возмутился Лекер. — Я чуть было не погиб!

— Ну, не погиб же! — улыбнулся Алексей.

Лекер с такой обидой глянул на Алексея, что тот не выдержал и рассмеялся.

— Ну, прости, прости! — похлопал он Лекера по плечу. — Это я шучу так!

— Что значит «шучу»? — не понял Лекер.

— О, брат, как у вас все запущено! — с сожалением посмотрел Алексей на Лекера. — Вы даже шутить не умеете?

— Да ты объясни, что это значит! Может, и умеем.

— Хорошо, попробую, — сказал Алексей. — Вот, например, ты сидишь сейчас такой злой и надутый, а я тебе говорю: «Не дуйся, а то лопнешь!»

— Я не могу лопнуть, как бы я не вдувал в себя воздух своими легкими, — немного подумав, очень серьезно сказал Лекер. — Если только мощным насосом…

Алексей не выдержал и захохотал.

— Почему ты смеешься?! — снова обиделся Лекер.

— То, что ты лопнешь — это и есть шутка! — воскликнул Алексей. — Я знаю, что ты не можешь лопнуть, ты знаешь, что ты не можешь лопнуть, но говоря так — я просто шучу, чтобы ты как бы представил себе это и рассмеялся, или просто улыбнулся! Чтобы поднять тебе настроение! Понял?

— Чего же смешного в том, если человек лопается? — все еще угрюмо ответил Лекер. — Пусть даже и не по-настоящему, а только мысленно…

— Да-а-а… — только и нашелся что ответить на это Алексей.

— Ладно, теперь я попробую пошутить! — встрепенулся вдруг Лекер. — Можно?

— Ну, давай! — обрадовался Алексей.

— Если ты сейчас не встанешь с бревна — у тебя отвалятся ноги! — радостно выдал Лекер, явно гордясь собой.

Алексей печально посмотрел на своего «ученика». Тот, поняв, что не добился желаемого эффекта, добавил:

— И руки!

Алексей грустно вздохнул.

— И голова! — выпалил Лекер.

Алексей посмотрел на Лекера с сожалением.

— Больше отваливаться нечему… — обреченно произнес Лекер. — Почти…

И вот тут-то Алексей засмеялся.

— У меня получилось? — обрадовался Лекер.

— Почти! — все еще смеясь, ответил Алексей.

Лекер расплылся довольной улыбкой.

Урок юмористики неожиданно был прерван. Во двор стремительно вбежал один из братьев Илмы и скрылся в доме. Через пару минут он выбежал назад, а за ним столь же поспешно из дома показалась Илма. Она была очень встревожена. Брат нетерпеливо крикнул ей что-то, а потом посмотрел на Алексея с Лекером. Илма тоже посмотрела на них и сказала:

— Новое нападение!

— Из серого мира? — сразу спросил Алексей.

— Нет, не похоже… Не там и не те!

— А кто же? — поторопил Алексей девушку. — И где?

— Там, где я попала в твой мир, — ответила Илма, — в лесу. А кто — не видно.

— Илма, ты что-то совсем разучилась говорить по-русски, — недовольно поморщился Алексей. — Что значит «не видно»?

— Я говорю правильно, — топнула ногой Илма. — Их не видно! Они убивают и ранят наших воинов, но их самих не видно!

Алексей вскочил на ноги.

— Твой брат хочет, чтобы мы пошли туда с ним? — спросил он.

— Он не может тебя об этом просить, — ответила девушка. — Ты — наш гость и не обязан воевать за нас… Он только просит, чтобы я спросила у тебя: знаешь ли ты, кто это может быть и как их можно победить?

— Я не знаю, — развел Алексей руками.

Брат Илмы без слов понял жест Алексея. Он сказал Илме что-то и быстро побежал со двора.

— Постой! — крикнул ему вслед Алексей. — Я с тобой!

— Нет! Не ходи! — вцепилась вдруг в руку Алексея Илма. — Ты не умеешь воевать! Ты погибнешь!

— Илма, — мягко отвел ее руки в сторону Алексей. — Твои братья обратились ко мне за помощью…

— Нет! — оборвала его девушка. — Я же сказала тебе: они только хотели узнать…

— Но я не знаю! — твердо сказал Алексей. — Но, может быть, смогу узнать, если увижу сам!

— Но их не видно!

— Вот и посмотрим!

— Это тоже шутка? — спросил вдруг молчавший до сих пор Лекер. — Можно смеяться?

— Думаю, пока не до смеха, — ответил Алексей. И сказал, обратившись уже к Илме: — У вас найдется какое-нибудь оружие для меня?

— И для меня! — подскочил неожиданно Лекер.

Илма посмотрела на мужчин каким-то особенным взглядом, хотела было что-то сказать, но передумала и скрылась в доме, а через минуту вынесла арбалет, колчан со стрелами и копье. Еще один арбалет с колчаном были перекинуты через ее плечо.

— Ты… — начал было Алексей.

— Я пойду тоже! — сказала Илма таким тоном, что Алексей понял всю бесполезность дальнейших споров. К тому же, брат Илмы давно убежал, а дороги они с Лекером, разумеется, не знали.

Бежать пришлось долго, и Алексей заметно выдохся. Сказывалась к тому же раненная голова, которая, правда, перестала кружиться. Зато Лекер держался молодцом и бежал легко и непринужденно, ничуть не запыхавшись. То же можно было сказать и об Илме, но девушка все-таки слегка прихрамывала на простреленную ногу.

— Как… твоя… нога? — отдуваясь, выкрикнул Алексей.

— Уже почти прошла, рана затянулась.

— Как затянулась? — Забыл об усталости Алексей. — Ведь ранение было только вчера!

— Я говорила тебе, — улыбнулась девушка. — Моя мама умеет лечить!

Алексей не нашелся, что ответить, подумав только, что мир этот, похоже, не столь примитивен, как он думал до этого.

Наконец, троица приблизилась к лесу. Лес этот был похож на земной, только не на тайгу, или на лес средней полосы России, а на леса более южные — что-то дубово-буковое, почти без подлеска.

Едва вбежав под кроны могучих деревьев, все трое услышали доносящиеся из глубины леса звуки: людские крики и лязг металла. Это заставило их побежать еще быстрее, хотя Алексею уже казалось, что бежать он больше не сможет — не только быстрее, но и вообще. «Надо бросать курить!» — мелькнула в его голове дурацкая мысль. И в то же мгновенье что-то просвистело у него над самым ухом. Оглянувшись, Алексей увидел вибрирующую оперением стрелу, воткнувшуюся в дерево метрах в трех сзади. Алексей крепче сжал лежащее в руке копье — арбалет он отдал Лекеру. Тот, кстати, уже снял его с плеча и заряжал стрелой. Это же делала и Илма. Затем все трое ринулись вперед, чувствуя, как азарт предстоящей схватки вытесняет из тел усталость от бега.

И вот впереди, между деревьями, замелькали полуобнаженные тела воинов. Поведение их со стороны казалось странным: кто-то размахивал вокруг себя коротким боевым мечом, кто-то тыкал копьем в пустоту перед собой, многие выпускали одну за одной стрелы из арбалета — тоже, казалось бы, просто так, бесцельно. И если бы не кровь на телах многих мужчин, если бы не лежащие на земле убитые и раненые, если бы не стоны, не крики, не ужас в глазах многих — можно бы было подумать, что воины просто разминаются или тренируются, проводя так называемый «бой с тенью».

Алексей вдруг с ужасом увидел, как размахивающий прямо перед ним мечом воин неожиданно выгнулся назад, словно от навалившейся ему на грудь тяжести. Рука, держащая меч, оторвалась вдруг от тела со страшным хрустом и отлетела в сторону. Из обрубка плеча алым фонтаном забила кровь. Воин закричал, но крик его тут же прервался, поскольку и голова воина через мгновение отлетела в кусты, а само тело с хлещущей из разорванных артерий кровью поднялось вдруг метра на три в воздух, а затем резко полетело вслед за головой, гулко ударившись о растущее поблизости дерево.

Не соображая, что делает — скорее инстинктивно, — Алексей ткнул вперед копьем, именно туда, где только что махал мечом разорванный воин. И… почувствовал, как копье ткнулось во что-то упругое, но тут же мощнейший рывок выдернул это копье из его рук, и оно разломилось надвое, как спичка, в чьих-то невидимых руках. Алексей попятился назад. Ему послышалось глухое, свирепое рычание, раздававшееся не далее чем в метре от него, а затем он явственно почувствовал запах — бесконечно чужой и ужасный запах смерти. Понимая, что это, вероятно, последние секунды его жизни, Алексей тем не менее, не закрыл глаза — не потому, что не боялся смерти, а, скорее всего, от страха забыв это сделать — и поэтому увидел, вернее — сначала услышал, как просвистела стрела, а потом увидел, как она качается прямо в воздухе перед ним, буквально в полуметре. Раздался захлебывающийся от боли рев, и стрела, покачавшись еще немного, упала вниз. Только она не коснулась земли, а осталась как будто висеть невысоко над лесной травой.

Алексей, превозмогая охвативший его ужас, медленно наклонился к стреле, протянув руку, и ладонь его вдруг уперлась во что-то упругое и теплое, хотя глаза безжалостно врали, что ничего материального в этой точке пространства, кроме воздуха, нет! Алексей оглянулся. Сзади стоял ужасно довольный собой Лекер, вновь заряжая арбалет.

— Если бы не я, — сказал он напыщенным тоном, — у тебя бы сейчас точно что-нибудь отвалилось, безо всяких шуток!

— Хорошая шутка, — выдавил из себя Алексей. — Добрая.

Между тем, бой проходил с явным преимуществом противника. То тут, то там падали разорванные на части воины, а оставшиеся в живых качались уже от изнеможения и усталости.

— Илма! Скажи им, что это самоубийство! Надо отступать! — крикнул Алексей своей подруге, нацеливающей арбалет то в одну сторону, то в другую.

Илма прокричала что-то на родном языке, обращаясь к Аарнуу, который вращал мечом над головою явно из последних сил, а из широкой рваной раны на его груди стекала и капала на зеленую траву алая, дымящаяся кровь.

Аарнуу посмотрел на сестру мутным, полным боли и отчаянья взглядом и неожиданно громко и сильно крикнул что-то остальным воинам. Началось отступление. Не позорное, но — неизбежное.

Глава 18

Возле реки, ярко-голубой лентой разрезающей изумрудную зелень лугов, отряд Аарнуу, насчитывающий теперь не более двадцати человек, треть из которых была, к тому же, ранена, устроил привал. Сам Аарнуу, рану которого перевязывала Илма, только свирепо рычал от досады. Никогда еще поражение не было таким нелепым, никогда его воины не оказывались в таком беспомощном положении! Конечно, можно было сражаться до полной гибели отряда, тогда о них вспоминали бы с гордостью, их имена окружили бы почетом! Если бы было кому это делать… Ведь непобежденный невидимый враг не будет сидеть, сложа руки… Нет, прав чужеземец, которого привела из иного мира Иилмаа, что остановил его, не дал погубить отряд! Но как же это противно и стыдно — бежать, сломя головы от… пустоты!

Такие мысли бродили в голове Аарнуу, пока Илма заканчивала перевязку, но он так и не произнес ни слова, только рычал и скрипел зубами.

Остальные бойцы — кто сидел на траве, погруженный в похожие мысли, кто смывал с себя кровь и грязь в реке, кто перевязывал раны. И только один воин, на вид несколько старше остальных, хотя столь же гибкий и мускулистый, подошел к сидящим чуть в стороне Алексею и Лекеру. Он остановился прямо перед ними и что-то заговорил на своем певучем языке, обращаясь к Алексею. Алексей поднялся на ноги и собрался сделать непонимающий жест, но тут в его голове зазвучал «перевод» Лекера:

— Он говорит, что высоко оценил нашу готовность помочь его народу в смертельной опасности.

Алексей только кивнул, не зная, как реагировать на это заявление. Между тем мужчина продолжал говорить, а Лекер — «переводить»:

— Он говорит, что ты заслуживаешь любви его дочери.

Алексей недоуменно поднял брови. Лекер, заметив это, усмехнулся и «сказал» от себя:

— Это же отец Илмы! У тебя что, мозги вытекли через задницу от страха?

— Слушай ты, юный юморист, — прошипел Алексей, — заткнись, а? Твои дешевые шутки отдают пошлостью! Лучше бы ты оставался в неведенье насчет юмора.

— Сам научил! — гордо ответил Лекер, но, впрочем, тут же снова стал переводить слова воина:

— Он говорит, что его зовут Иирвуу, и что он рад обнять твои плечи.

Отец Илмы сделал шаг, оказавшись вплотную к Алексею, и приобнял его за плечи своими сильными руками.

Алексей обернулся к Лекеру и, смущаясь и одновременно злясь на себя за это, попросил:

— Спроси у него, с чего он взял, что его дочь меня любит?

Через несколько секунд Лекер ответил:

— Он говорит, что он же ее отец!

Алексей сделал жест, приглашая Иирвуу садиться и после него сел сам. Затем, сказав Лекеру: «Переводи», обратился к мужчине:

— Как вы полагаете, что нам необходимо делать в данной ситуации?

— Вам необходимо пожениться! — Лекер «переводил» быстро, поэтому ответ последовал почти незамедлительно.

— Я сейчас не об этом, — еще сильнее смутившись, пробормотал Алексей. — Что нам делать с этими невидимками?

— Я не знаю, — ответил Иирвуу. — Раньше их никогда не было.

— А кто может знать? — спросил Алексей, хотя понимал, что ответа на данный вопрос быть не может. Однако, к удивлению Алексея, ответ прозвучал:

— Туунг.

Понимая, что это имя ничего не может сказать Алексею, Иирвуу пояснил:

— Это маг, ты должен был видеть его замок, когда… прибыл в наш мир.

— Да, я видел, — кивнул Алексей. — А какой смысл вы вкладываете в слово «маг»?

— Что значит — какой смысл? — удивился воин. — Туунг — маг, и этим все сказано.

— Но ведь… — «магов не бывает», хотел сказать Алексей, но вовремя спохватился, вспомнив, что, по сути, не бывает и всего того, что с ним в последнее время происходит, и поэтому сказал: — Почему бы тогда не поговорить с ним?

— Он никого не принимает уже очень много лет, — ответил Иирвуу. — Когда на нас напали эти, в черной одежде, — в этом месте Лекер споткнулся с «переводом», видимо, пропустив часть фразы, — мы пытались обратиться к Туунгу за помощью, но он не соизволил нас даже выслушать! Конечно, ему-то что бояться — его замок недоступен ни для людей, ни для огня, ни для какой-либо иной силы, кроме, возможно, еще более мощного колдовства.

— Но я видел людей на стенах его замка! — вспомнил Алексей. — Ведь эти охранники и прочая прислуга — они что, никогда не покидают замок? Они — пленники Туунга?

— Это не люди, — презрительно сплюнул Иирвуу. — Это големы, творения Туунга! Да и нужны-то они ему так, для внешнего вида что ли… Он не нуждается ни в каких охранниках! Я же говорю — замок неприступен!

— Но все равно, надо попытаться еще раз поговорить с ним! — твердо сказал Алексей. — Если Туунг не хочет говорить с вами, возможно, он согласится встретиться со мной?

— Не знаю, — немного подумав, ответил Иирвуу. — Думаю, вряд ли. Но если хочешь — можешь попробовать… Риска тут нет, насколько я знаю. Ни одному жителю Ауулаа, во всяком случае — до сих пор, маг не причинил никакого вреда.

— Но я-то как раз — не житель вашего селения, и вообще не житель вашего мира! — напомнил Алексей. — И все равно, я попытаюсь с ним поговорить!

— Что я могу сказать, — вздохнул Иирвуу. — Хочешь попытаться — попробуй, я не стану тебя отговаривать.

Солнце уже начало постепенно клониться к закату, когда Алексей и Лекер остановились у широкого крепостного рва, наполненного водой. Алексей наклонился к воде и опустил в нее руки, чтобы ополоснуть лицо. Но стоило ему только сделать это, как вода перед ним неожиданно вспенилась, вскружилась буруном и из нее стремительно вынырнула огромная зубастая пасть на длинной гибкой шее. Зубы, как добрая сотня кинжалов, клацнули в каком-то сантиметре от пальцев Алексея, которые он стремительно выдернул из воды, инстинктивно отпрыгивая назад. Зубастая пасть покачалась еще немного на шее, торчащей из воды, как змея, и бесшумно ушла в глубину. А рядом показалась еще одна, точно такая же, затем еще и еще… Вода возле берега вскоре просто забурлила от извивающихся змеиных тел.

— Ну, как водичка? — поинтересовался стоящий чуть поодаль Лекер. — Что-то мне купаться расхотелось, да и плавки я дома забыл.

— В твоих шутках наблюдается явный прогресс, — отметил Алексей, хотя его немного потрясывало от пережитой опасности.

Отойдя от края воды подальше, Алексей призадумался.

— Как же мы переберемся к замку? — спросил он. — Или мост — с другой стороны? Но ведь ворота-то — вот они, прямо перед нами!

Действительно, в каменной стене, возвышающейся сразу за рвом, наличествовали мощные деревянные ворота, с обеих сторон от которых стояли охранники в латах. В руках они держали огромные топоры с закругленными лезвиями на длинных ручках, точно такие, как Алексей видел на картинах и в фильмах о средневековье. И эти охранники отсюда, издалека, казались неживыми, настолько они были неподвижны, словно статуи. «Големы», — вспомнил Алексей слова Илминого отца и невольно поежился.

— Так что делать будем, юморист-затейник? — снова спросил Алексей у Лекера. — Как мы попадем в замок?

— А зачем вам в замок? — спросил вдруг кто-то прямо за спиной Алексея.

От неожиданности Алексей вздрогнул и быстро обернулся. Перед ним стоял мужчина — пожилой, но очень крепкий и мускулистый, как и все остальные мужчины в этом мире. Мужчина был так же обнажен по пояс, только вместо набедренной повязки на нем были надеты широкие черные шаровары из блестящей, словно шелк, ткани. Волосы у мужчины были совсем седыми, зато такими длинными, что, словно волнистая накидка, спадали вдоль его спины и плеч до самой земли.

— Так зачем же вам нужно в замок? — повторил свой вопрос мужчина, причем, только сейчас обалдевший Алексей понял, что вопрос этот задан на чистейшем русском языке.

— Нам нужно поговорить с Туунгом, — проглотив вставший в горле ком, выдавил Алексей.

— А почему ты думаешь, что Туунг захочет с вами говорить? — усмехнулся седой мужчина.

— Может, он и не захочет, — сказал Алексей, стараясь придать голосу уверенность, — но нам надо с ним поговорить!

— Ну что ж, попробуй! — снова усмехнулся странный старик. — Иди!

— Но как же… — начал было Алексей, показывая на ров, но, обернувшись к воде, увидел, что надо рвом, выгибаясь ажурными дугами, красуются сразу три моста! Это были не мосты — а просто какие-то произведения искусства, словно сплетенные искуснейшими кружевницами, но не из нитей, а из камня! Левый мост был изумрудно-зеленым, средний — рубиново-красным, а правый — сиял голубыми сапфировыми искрами.

Алексей устал уже чему-либо удивляться, он только призывно махнул Лекеру, и оба они зашагали к ближайшему от себя — голубому мосту, но тут же услышали сзади решительное:

— Стойте! Куда?!

— В чем дело? — спросил Алексей. — Вы же сами сказали: «Идите!»

— Во-первых, я сказал «иди», а не «идите». Этому, — указал он вытянутой рукой на Лекера, — придется подождать здесь!

И сразу после этих слов Лекер застыл! Он буквально превратился в каменную статую! Алексей просто задохнулся от возмущения, но седовласый старик, словно не замечая этого, спокойно продолжал:

— А во-вторых, только по одному из этих мостов можно пройти к замку!

И тут загадочный мужчина начал вдруг как-то блекнуть, становясь полупрозрачным, заговорив при этом напротив, ставшим очень громким, почти грохочущим, голосом:

— Когда ищешь путь свой ты к истине, к свету — Семь раз хорошенько отмерь, Найди середину, и среднюю эту Откроешь к познанию дверь!

И только лишь стихли эти громогласные фразы, старик словно растаял, полностью растворившись в воздухе. Алексей сразу же бросился к Лекеру, но едва коснувшись его рукой, тут же ее отдернул — Лекер был холодным, словно лед и твердым, словно камень!

Алексей опустился на землю и обхватил голову руками. Он был близок к отчаянью.

— Надо успокоиться, Леха, надо собраться! — заговорил он сам себе. Но сказать это было гораздо легче, чем сделать. Успокоиться как-то не получалось. Последние слова старика крутились в голове Алексея, но смысл их никак не доходил до него. И вообще, вся эта чертовщина, произошедшая тут, возле замка, просто выбила его из колеи! Зубастые змеи, заполняющие ров, неведомо откуда взявшиеся разноцветные мосты, окаменевший Лекер, длинноволосый седой старик, говорящий загадками и исчезающий, как привидение…

— Просто Форт-Бойяр какой-то! — сердито буркнул Алексей. И, странно, — рассердившись, он неожиданно успокоился. И принялся рассуждать над решением загадки.

«Семь раз отмерь…» — повторял Алексей раз за разом, пытаясь вникнуть в смысл этой фразы. Трактовка известной русской поговорки здесь не подходила, здесь, как понимал Алексей, нужно было что-то конкретное мерить семь раз, или же делить на семь частей, а потом находить середину, или выбирать среднюю часть… Но выбирать-то нужно из мостов, а их всего три! Зеленый, красный, голубой… Как светофор! Нет, светофор — красный, желтый, зеленый! Да и при чем тут светофор! М-да… Зеленый, красный, голубой… Голубой, красный, зеленый… Каждый охотник желает знать, где сидит фазан… Стоп!

Алексей аж вскочил на ноги. Он понял, что близок к разгадке! Семь раз отмерь на пути к свету! Свет! Семь раз! Свет раскладывается именно на семь цветов спектра: красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый! Ура!!! Значит, что теперь: «Найди середину…» Середина — это четвертый цвет, зеленый! Так? Так! Или это все же подтасовка известных фактов, а истина так и осталась неразгаданной? Да нет же, не может быть! Все сходится! Остается только проверить!

Не раздумывая больше, чтобы пугающие сомнения не успели взять верх, Алексей быстро зашагал к зеленому мосту. Проведя ладонью по идеально отполированным, вычурно изогнутым перилам, он уверенно ступил на изумрудный настил. Уже дойдя до середины моста через смертоносный ров, Алексей увидел, как два соседних — красный и голубой — вспыхнули вдруг беззвучным и бездымным пламенем, и уже через несколько секунд ничто не напоминало более об их непродолжительном существовании.

Глава 19

А дальше никаких преград не было! Стражники-големы услужливо распахнули перед Алексеем тяжелые ворота, ведущие во внутренний двор крепостной стены, где Алексея поджидал голем-дворецкий, бессловесный, как камень, и с таким же, как камень, угрюмым и серым лицом. Он вежливо поклонился Алексею и сделал ему приглашающий жест следовать за собой. Алексей шел за этим ожившим куском камня и невольно подумал о несчастном Лекере, который, напротив — из живого превратился в камень! Правда, Алексей все-таки верил, что временно превратился, ведь сказал же старик: «Этому придется подождать», а не: «Этому придется умереть!» И все-таки, как не хватало сейчас Лекера, его топорных шуток! «Надо же, — невольно улыбнулся Алексей своим мыслям, — человек никогда не знал, что такое шутки и всего за день так уже освоил это непростое искусство! Ведь чувство юмора, коли уж оно отсутствует, практически невозможно привить человеку! Впрочем, Лекер — не человек… А с другой стороны — если умеет шутить и смеяться, пусть еще не совсем и не всегда удачно — то все-таки, видимо, человек!»

Алексей шагал и шагал за големом по запутанным каменным лабиринтам замка, ожидая, что один из очередных коридоров выведет их, наконец, в какую-нибудь тронную залу с колоннами, где, сидя на троне, будет ждать его загадочный и суровый маг Туунг. Но, вместо этого, камнелицый проводник остановился вдруг у ничем не приметной двери в тупике узенького коридорчика и застыл, как каменное изваяние, чем он, впрочем, и был.

Алексей толкнул скрипучую дверь из потемневшего дерева и очутился в узенькой комнатушке, почти келье, освещенной лишь тусклым пламенем пары свечей, стоящих на деревянном столе из грубо оструганных досок. Узкое зарешеченное окно лишь тускло отсвечивало далекими отблесками уже скрывшегося за горизонтом солнца, поэтому Алексей не сразу заметил, что в комнате кто-то есть. И лишь когда знакомый зычный голос заполнил собою всю келью, он разглядел сидящего в высоком кожаном кресле давешнего седовласого мужчину. Только сейчас на нем, помимо черных шаровар, был надет еще и черный халат из такого же черного и блестящего материала, отчего — черное на черном — Алексей не сразу его и увидел в полумраке.

— Садись, — указал старик на деревянную широкую скамью, стоящую по другую сторону стола и заменяющую собой, по-видимому, также еще и лежанку.

— Так вы и есть Туунг? — спросил Алексей, присаживаясь.

— А больше тут быть некому! — ответил маг. — Ты — первый человек, ступивший в этот замок за последние двадцать лет!

— Но почему, почему вы не помогаете своим соплеменникам, не допускаете их до себя?! — не удержался от вопроса Алексей.

— А с чего ты взял, что я им не помогаю? — вопросом на вопрос ответил Туунг. — Разве обязательно нужно водить по замку экскурсии, или устраивать приемы, чтобы оказывать помощь?

— И все-таки, почему вы отвергаете жителей Ауулаа?

— Да потому что я уважаю их самих и их достоинство, и не хочу, чтобы всемогущая нянька утирала им сопли, а они, привыкнув к этому, перестали думать, работать и сражаться сами, превращаясь постепенно в жирных безмозглых трутней! Поэтому я и избрал тактику затворничества, не встречаясь ни с кем из своих соплеменников, не делая никому исключения. А помогать я им все-таки потихонечку помогаю, — хитро улыбнулся маг. — Только они сами об этом не догадываются, и ты, смотри, не проболтайся, а то заколдую, как этого…

Алексей понял, о ком идет речь, и сразу решил выяснить судьбу несчастного Лекера:

— Как я понимаю, меня вы впустили, потому что я не ваш соплеменник, и вы не боитесь, что мои мозги размякнут от беседы с вами. Но ведь Лекер — тоже не отсюда, почему же он…

— Замолчи! — рявкнул вдруг Туунг так, что свечи едва не потухли, испуганно затрепетав язычками пламени. — Я и только я решаю, кого мне впускать в свой замок, а кого нет!

Затем маг продолжил, уже обычным своим спокойным, хоть и громким голосом:

— С твоим Лекером ничего не будет, не переживай, он и не заметит, что побыл немного памятником — этого времени для него просто не существует! А вот в моем замке убийцам моего народа — не место!

— Но разве Лекер убивал? — снова не выдержал Алексей. — Разве он ответственен за преступную часть своей расы?

— Я не собираюсь обсуждать с тобой эту тему, — холодно ответил Туунг. — Если это единственное, о чем ты хотел поговорить со мной — то я тебя больше не задерживаю!

— Нет-нет! — быстро воскликнул, подавшись вперед, Алексей. — Я хотел поговорить совсем не об этом! Можно только еще один, отвлеченный от основной темы вопрос, касающийся меня лично?

— Почему я впустил тебя только после загадки с мостами? — усмехнулся Туунг.

— Да-а… Именно это я и хотел спросить, — удивленно раскрыл рот Алексей.

— Загадочка — хоть и детская, а все-таки на определенный уровень интеллекта и логического мышления рассчитанная, — ответил маг. — Не люблю, знаешь ли, с дураками беседовать! Ну, а теперь — давай к делу! О невидимках пришел спрашивать?

— Разумеется, вы и это знаете, — полувопросительно подтвердил Алексей.

— Знаю.

— Может быть, вы знаете и откуда появляются все эти невидимки, «хронисты»…

— …земляне, — продолжил Туунг.

— Ну, в общем-то, да, — согласился Алексей.

— Возникновение данной аномалии, скажу тебе честно, застигло меня врасплох, — ответил маг. — К сожалению, и я — не всесилен. Я могу в разумных пределах и с достаточной долей вероятности предсказывать будущее, но то, что стало происходить, я не ожидал. Мои попытки разобраться в этом вопросе закончились практически ничем. Для себя я понял только, что здесь замешаны силы настолько могущественные, что мне не то чтобы тягаться с ними — а и просто даже понять, или хотя бы не понять, но осознать хоть толику их замыслов, невозможно! Кто они такие, откуда — я боюсь даже себе представить. Есть у меня такое подозрение, что это сам… Впрочем, догадки и гадания я не люблю.

— Значит, не знаете, — удрученно произнес Алексей.

— Не знаю целей происходящего, — уточнил Туунг. — Но примерно представляю, как все это происходит.

— Вы будете смеяться, — неуверенно начал Алексей. — Но я тоже примерно себе это представляю!

И Алексей принялся пересказывать магу теорию о треугольниках, представляющих из себя кусочки различных миров, придуманную им со Спиридоновым.

Туунг внимательно, не перебивая, выслушал Алексея. В течение этого рассказа в глазах мага все отчетливей стало расти уважение к собеседнику. После того, как Алексей замолчал, Туунг сказал, причем уже совсем другим тоном, чем в начале разговора — не снисходительно-ироничным, а подчеркнуто-уважительным и слегка удивленным:

— Надо же, а ведь я пришел к этому выводу только с помощью магии… Правда, в вашей теории есть некоторые неточности, хотя она и верна в принципе. Вы, так сказать, разложили картину на плоскости, а на самом деле — она объемная, и даже не совсем в том смысле, как мы привыкли это понимать. Но в доступном нашему сознанию виде картина выглядит так: к каждому «мировому треугольнику» действительно прилегают другие треугольники. Но вы сказали, что с каждым треугольником могут быть связаны двенадцать других треугольников: три — сторонами, и еще девять — вершинами. На самом деле — таких «примыкающих» треугольников шесть: три из них примыкают сторонами, и только три — вершинами, потому что, в итоге, все эти треугольники составляют объемную фигуру — октаэдр, состоящую из восьми треугольных граней. Причем, это не совсем октаэдр, ведь и треугольники — не совсем треугольники — они ведь не плоские, а представляют из себя треугольную часть шарообразной поверхности, ведь планеты, составляющие каждый из миров — естественно, по сути — шары. Но и это еще не все! В этом октаэдре не хватает восьмой грани! То есть, она как бы и есть, но в то же время она абсолютно и полностью недоступна из прилегающих к ней треугольников!

Видя, что Алексей с трудом пытается представить в уме сложную фигуру, Туунг взмахнул рукой, и прямо в воздухе над столом появилась объемная голограмма, представляющая собой описываемый октаэдр. Семь треугольных граней октаэдра светились холодной зеленью, а вместо восьмого — зияла чернота. Затем октаэдр на глазах у Алексея как бы немного «распух», округлился, грани стали выпуклыми — частями шарообразных поверхностей, как говорил маг, — и теперь повисшая над столом фигура стала и сама немного напоминать собою шар, только какой-то угловатый.

— Так вот, мне кажется, — продолжил Туунг, — что эта восьмая грань и связана каким-то образом с теми, кто все это задумал и воплотил. Точнее — пока еще не воплотил!

— То есть как не воплотил? — удивился Алексей.

— Этой фигуры, — ткнул рукой маг в сторону зеленовато мерцающего октаэдра, — еще не существует. Сейчас происходит как бы ее разметка, создается выкройка.

— Семь раз отмерь, — невольно вырвалось у Алексея.

— Вот-вот, именно! — закивал Туунг. — Семь раз отмерь! И кто-то сейчас этим и занимается! А начали они с вершин, связывающих собой треугольники, а поскольку каждый треугольник — часть какого-то мира, то эти миры получили возможность перехода в таких точках в соседние треугольники, а значит — в соответствующие им миры!

— Значит, пещера, в которую мы сюда к вам прибыли, связывает ваш мир с нашим, с серым миром «хронистов» и, я надеюсь, с миром очень вонючих «страшилок», в который мне необходимо попасть! — подытожил Алексей.

— А точка в нашем лесу, — согласно кивнув, продолжил маг, — также связана с вашим миром, с миром невидимок и еще с каким-то одним! Кстати, эти точки становятся доступны для перехода по каким-то непонятным мне правилам, а возможно — и вовсе безо всяких правил. Я пытался найти средство, чтобы запереть эти проходы, тогда бы никакие «хронисты» и «невидимки» не смогли нас беспокоить! Увы, мне это оказалось не под силу! Зато, как это часто бывает, я нашел противоположное средство…

— Как открывать эти переходы? — догадался Алексей.

— Правильно, — сказал Туунг. — Вот этот кристалл, — на вытянутой ладони мага появилась хрустальная призма, — может открыть любую из девяти вершин октаэдра, предоставив доступ в любой из семи миров, кроме, разумеется, восьмого — мира Хозяев.

— Почему Хозяев? — спросил Алексей.

— Проектировщиков, Закройщиков — как тебе больше нравится! — пожал плечами маг.

— А вы можете дать мне этот кристалл? — спросил Алексей напрямик.

— Могу, — улыбнулся Туунг. — Я себе, если будет нужно, еще сделаю!

— А как им пользоваться? — спросил Алексей, в руки которого плавно переплыла по воздуху хрустальная призма.

— Для начала надо знать точку перехода, хотя бы примерно, — сказал Туунг. — Затем надо направить луч света, лучше всего — солнечного, на одну из граней призмы, а разложенный на спектральные составляющие исходящий из нее луч — в точку перехода. Вот и все!

— Снова семерка! — покачал головой Алексей.

— Именно, — кивнул маг. — Семь — вообще непростое число! Хотя, на самом-то деле оно как раз простое. В магии семерке отведено очень много главных ролей. Впрочем, я отвлекся! — Маг Туунг стал вдруг очень серьезным и сказал, глядя прямо в глаза Алексею: — Теперь у тебя есть ключ. Ты можешь уйти в свой мир. Или в любой другой.

— А как же невидимки? — спохватился Алексей.

— Именно о них я и хочу тебе сейчас сказать, — произнес маг все тем же строгим, серьезным тоном. — Я знаю, как их увидеть.

— И как же? — подался вперед Алексей.

— У меня есть черный алмаз, — ответил Туунг. — Владеющий им, сможет увидеть скрытое.

— Дайте же его мне! — воскликнул Алексей, добавив тут же: — На время…

— Ты думаешь, мне его жалко? — грустно усмехнулся Туунг. — Бери! Только…

— Только что? — насторожился Алексей.

— Тот, кто воспользуется им — погибнет!

— Почему?!

— Так уж устроен этот кристалл! — пожал плечами маг. — Я ничего не могу тут поделать!

— А как им… пользоваться? — враз севшим голосом спросил Алексей.

— Камень вставлен в серебряный обруч, — ответил маг. — Нужно просто надеть обруч на голову — камнем в сторону неведомого. Вот и все!

— А сколько времени есть у надевшего обруч, до того как…

— До того, как он погибнет? — закончил Туунг начатую Алексеем фразу.

— Да.

— Думаю, достаточно, чтобы успеть совершить задуманное, — несколько туманно, но вполне понятно применительно к данному случаю ответил маг.

— Что ж, давайте его, — протянул руку Алексей.

— Ты готов… — начал было Туунг, но Алексей прервал его:

— Я пока ничего не знаю! Но черный алмаз мне нужен!

— Что ж, бери! — согласился маг, и в то же мгновение сверкающий тонкий обруч с огромным черным алмазом, вправленным в его обод, повис в воздухе перед Алексеем.

Глава 20

На сей раз надо рвом в свете огромной местной луны изгибался дугой обычный мост из серого камня. Однако, едва ступив на противоположный берег и обернувшись, Алексей увидел, что мост бесследно исчез. И в ту же секунду Лекер, как ни в чем не бывало, став снова живым и теплым, «заговорил» в мозгу Алексея:

— А чего это темно так стало?! А где мосты?! А это что такое?!!!

Последние слова Лекер буквально проверещал с нескрываемым ужасом. При этом он смотрел на желто-оранжевый диск ночного светила и окружавшие его звезды. Алексей и сам, хоть и ожидал этого, невольно поежился, увидев над головой совершенно чужое небо, с незнакомыми рисунками созвездий, с гораздо более крупным естественным спутником. К тому же, звезд здесь, казалось, было гораздо больше, чем на земном небе, и светили они ярче, отчего вокруг было, несмотря на ночь, довольно светло, читать, во всяком случае, можно бы было точно. По всей видимости, местное солнце располагалось гораздо ближе к центру Галактики, чем наше родное светило, если, конечно, это вообще была наша Галактика…

Лекер, между тем, продолжал истошно «вопить»:

— Что это такое?! Почему ты молчишь?!! Почему солнце потускнело?! Почему везде эти застывшие искры?!

— Это и есть звезды, — ответил, наконец, Алексей. — Помнишь, я тебе о них рассказывал? А этот оранжевый шарик — не солнце, а спутник этой планеты — тоже планета, вращающаяся вокруг нее. Она светит отраженным от солнца светом.

Лекер немного успокоился, хотя поглядывал на небо с явным страхом.

— А выключить все это никак нельзя? — буркнул он и тут же поспешно добавил: — Да шучу я, шучу!

Затем он, вспомнив о главном, встрепенулся:

— Так где же все-таки мосты? Как мы теперь попадем в замок?

— Был я уже в замке, — несколько смущенно сказал Алексей.

— Как это был?! А где же я был в таком случае?! — удивился Лекер.

— А ты… это… спал… — промямлил Алексей.

— Как это спал? — начал Лекер, а потом, то ли догадавшись, то ли «подсмотрев» мысли Алексея, протянул: — А-а-а! Проделки седого старикана!

— Ну да, — признался Алексей. — Только этот старикан и есть Туунг.

В доме Илмы никто не спал. Иирвуу рассказал, естественно, о намерении Алексея пойти в замок Туунга, поэтому о сне никто не мог даже и подумать. Все ждали Алексея или… хотя бы каких-нибудь вестей о нем.

Илма беспокоилась больше всех. Она металась по комнате, не в силах побороть тревожные мысли. В который уже раз она с упреком говорила отцу: «Зачем ты отпустил его одного?» Иирвуу пожимал плечами и тоже далеко не впервые невозмутимо отвечал: «Он не один, с ним Лекер», на что Илма только презрительно фыркала.

«Ну почему, почему Леша не сказал мне, почему я не почувствовала, что он что-то задумал? — корила Илма уже саму себя. — Я отвлеклась, заботясь о раненых, но неужели мое сердце не смогло подсказать мне? Неужели я потеряю Лешу?! Ведь я… я не смогу теперь без него жить!»

От этого нечаянного и неожиданного даже самой себе признания девушка вздрогнула. И в то же мгновение дверь распахнулась, и в комнату шагнул Алексей.

— Милый, милый! — бросилась ему на шею Илма. Не помня себя, забыв, что на нее смотрят сейчас родители и братья, девушка крепко обнимала Алексея, покрывая его лицо жадными поцелуями восторга, любви и бесконечной нежности. Алексей, словно сбросив наконец с себя груз сомнений, обхватил вдруг Илму крепко, но в то же время очень нежно и ответил на ее нетерпеливые, порхающие поцелуи сильным и страстным, расставляющим все по своим местам поцелуем-признанием, поцелуем-надеждой, хотя сам понимал уже, что надежды на счастье, надежды на будущее у него просто-напросто не может быть. И, вспомнив об этом, он оторвал, наконец, свои губы от губ любимой и, повернувшись к оторопевшим и смущенным мужчинам, сказал:

— Я помогу вам победить невидимок!

Алексей не рассказал своим новым друзьям только одного — что после использования черного алмаза он должен погибнуть. Не рассказал он этого, конечно же, и Илме. Зато, сидя с ней далеко заполночь под незнакомыми звездами и обнимая девушку за плечи, Алексей сказал, почувствовав, как выдает его с головой собственный голос:

— Илма, родная, если со мной что-нибудь случится в завтрашнем сражении, ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу?

— Нет! Нет, с тобой ничего не может случится! — вздрогнув, вскрикнула девушка. — Тебе вообще не нужно идти сражаться, Леша! Ты и так сделал для моего народа очень, очень много! Отдай черный алмаз любому воину! Зачем тебе обязательно нужно надевать его самому?!

— Так надо, Илма! — твердо ответил Алексей. Он ненавидел ложь, но соврал очень убедительно: — Маг Туунг только меня наделил нужными для этого чарами!

Илма опустила голову, смиряясь с неизбежным. Затем она снова вскинула ее и прошептала:

— Но ты не можешь погибнуть! Обещай!

— Сначала ты пообещай выполнить мою просьбу!

— Говори, — кивнула девушка.

— Если со мной что-нибудь случится, — заговорил Алексей и тут же жестом остановил попытавшуюся вновь запротестовать Илму, — ты должна будешь помочь Лекеру вернуться в его мир, или на Землю, как он захочет сам!

И Алексей рассказал девушке, как пользоваться хрустальной призмой, которую дал ему Туунг.

— Если с тобой что-нибудь случится — я умру, — еле слышно прошептала Илма. — Так что лучше сразу отдай этот камень Лекеру.

— Нет, возьми его ты! — упрямо произнес Алексей и вложил в ладонь девушки призму. — Если Лекер попадет с этим кристаллом в свой мир, и призма каким-нибудь образом окажется у «хронистов»… Ты сама понимаешь, к чему это может привести!

— Хорошо, я обещаю, — вновь еле слышно прошептала девушка.

— И еще… — собрался с духом Алексей. — Не ходи завтра с нами… Воинов и без тебя хватит.

— Но… — начала было девушка.

— Не ходи! — почти выкрикнул Алексей. — Я не хочу постоянно бояться потерять тебя! Обещай! — и уже тихо добавил: — Мне будет так спокойней воевать и… безопасней, ведь я не буду постоянно отвлекаться и смотреть, не в опасности ли ты. Обещай!

— Хорошо, я обещаю, — снова сказала девушка, покорно склонив голову.

— Тогда пойдем спать, завтра — трудный день, — поцеловав возлюбленную, сказал Алексей.

— Ты иди, любимый, я посижу еще чуть-чуть!

— Тогда и я посижу с тобой!

— Тебе воевать! Ты должен выспаться! — напомнила Илма. — К тому же я хочу побыть немного одна… Пожалуйста, иди!

— Хорошо, — обреченно прошептал Алексей и вошел в дом, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Через несколько минут дверь медленно открылась снова. Темный силуэт появился на крыльце. Луна как раз зашла за облако, и в свете звезд видно было только, что это мужчина, правда, с прической — не по-местному короткой. Темная фигура помедлила некоторое время, прислушиваясь, а затем направилась к Илме.

— Ну, что ты хотел рассказать мне, Лекер? — холодно спросила она.

Алексей уснул только перед самым рассветом. Он пролежал полночи с закрытыми глазами, даже не пытаясь заснуть. Он понимал, что эта ночь — последняя в его жизни, и проспать ее — было бы глупым расточительством. Алексей лежал и предавался воспоминаниям. Он не восстанавливал события своей жизни в строго хронологическом порядке — перед его мысленным взором проносились то сцены из детства, то стремительно промелькнувшие годы недолгого супружеского счастья с Ларисой, то фантастические события последних дней, то любимая работа в редакции и, конечно же, Илма…

Странно, думал Алексей, как все-таки странно устроена жизнь! Может быть, не жизнь вообще, а только конкретно моя… Но как же странно, как несправедливо странно она устроена! Ведь всего несколько дней назад я хотел умереть, хотел сознательно уйти из жизни. И вот — мне предоставился такой случай! Не просто уйти, не — тем более — уйти с позором, а уйти достойно, с честью, совершив, можно сказать, подвиг! А я не только не рад этому — я просто в ужасе! Не из-за самого страха смерти — с мыслью о ней я уже настолько сжился и свыкся! Нет, вовсе не из-за этого… Я в ужасе, потому что не просто уже не хочу умирать — я… я… я просто возмущен, я протестую, что я должен буду завтра — нет, уже сегодня — умереть! Это несправедливо! Господи, как же это несправедливо! Ведь я снова люблю! И меня тоже любят! Значит, это несправедливо уже по отношению к двоим! Может, действительно отдать черный алмаз кому-нибудь из местных воинов? В конце концов — это их война!

И тут Алексею стало так невыносимо стыдно, что он даже покрылся потом. И тут же провалился в глубокий, как бездонный колодец, но короткий, как удар, сон.

Утром к Аарнуу прибыл гонец из соседнего селения Иоолаа. Он сообщил, что объединенный отряд Иоолаа и еще двух близлежащих сел готов к сражению и ждет отряд Аарнуу у излучины реки, а также признает общее командование за Аарнуу, как более опытным воином, видевшим к тому же противника «в лицо». Еще посыльный с болью и ненавистью в голосе поведал о том, что вчера невидимки напали на село Уеелаа и полностью уничтожили всех его жителей.

Старший брат Илмы, услышав это, помрачнел и коротко бросил: «Выступаем!»

Все и так уже были готовы, поэтому выступили сразу же, по-военному быстро и слаженно. Алексей увидел, что Илма тоже забрасывает за спину арбалет и колчан со стрелами и берет в руки копье.

— А ты куда? — возмущенно крикнул он ей. — Ты должна остаться, ведь мы договаривались! Ты обещала!

— Я только провожу вас и… побуду в отдалении, — умоляюще глядя в глаза Алексею, быстро-быстро залепетала Илма. — Ведь могут быть раненые — я окажу им помощь! Обещаю, что не полезу в битву!

— А зачем тогда это? — кивнул Алексей на оружие.

— На всякий случай! — невинным голосочком пропела девушка.

Алексей обреченно махнул рукой. Спорить было некогда. Но он все же подумал, что ни в коем случае не допустит участия Илмы в сражении, а ее присутствие рядом в последние минуты жизни — это, конечно же, просто бесценно!

Вскоре объединенный отряд четырех селений был готов к началу сражения. Аарнуу решил выслать разведчиков к месту прошлого боя в лесу и к подвергшемуся вчера нападению Уеелаа. Однако, не успел он этого сделать, как заметил мчащуюся с холма человеческую фигурку. Когда бегущий человек приблизился, все увидели, что это мальчик лет двенадцати. И тут воин из селения Иоолаа, тот самый, что был сегодня гонцом, закричал:

— Это же мой сын! Что-то случилось в Иоолаа!

Мальчик, добежав наконец до отряда, подтвердил догадку своего отца громкими криками:

— Скорее!!! Невидимки напали на Иоолаа! Они всех убивают!!! Скорее!

— Вперед, к Иоолаа! — взмахнул блеснувшим в кровавых лучах восходящего солнца мечом Аарнуу.

Перед самым селом, откуда доносились жуткие крики терзаемых невидимым врагом людей, Алексей крикнул Аарнуу:

— Останови отряд! Я надену обруч с алмазом. А ты будь рядом со мной и по моей наводке руководи бойцами.

Все это быстро перевела брату Илма. Странно, что Лекер при этом как-то необычно замотал головой во все стороны с выражением крайнего удивления.

— Что с тобой? — крикнул ему Алексей, но Лекер словно и не слышал вопроса.

Алексей не стал придавать этому значения, тем более, сейчас ему было совсем не до того. Он достал серебряный обруч с черным кристаллом и хотел уже было надеть его на свою голову, как к нему шагнула Илма, протягивая что-то наподобие фляги.

— Выпей! — печально улыбаясь, сказала она. — Этот настой из трав придаст тебе силы перед боем!

Алексей внутренне горько усмехнулся. «Мертвому — припарки!» — мелькнуло почему-то в голове. Тем не менее он взял флягу из рук девушки и сделал несколько больших глотков.

Неожиданно фляга вырвалась из рук Алексея, ставших вдруг словно одеревеневшими, и Алексей с ужасом почувствовал, что это одеревенение неумолимо быстро распространяется по всему его телу. Не в силах даже пошевелиться, он рухнул, словно сноп, на землю. Алексей попытался крикнуть, но ни язык, ни гортань не подчинялись ему тоже. И только разум оставался ясным и чистым, хотя и он был охвачен недоумением.

Между тем Илма, наблюдавшая эту картину хоть и с болью во взгляде, но, тем не менее, спокойно, наклонилась к Алексею и вынула из его негнущихся пальцев серебряный обруч.

— Прости, любимый, — прошептала она пронзительно-нежно. — Это мой народ. Ты и так сделал для него неизмеримо много.

С этими словами она поцеловала Алексея в каменные губы и водрузила обруч с черным алмазом на свою золотистую голову.

«Нее-е-е-т!» — взорвалось в голове у Алексея, но кроме него самого никто более не слышал этого взрыва ужаса, отчаянья и боли.

ЧАСТЬ 3. МЕЖДУ АДОМ И РАЕМ

Глава 21

Три человека молча стояли в просторной пещере, освещенной яркими солнечными лучами у самого ее входа, но погруженной в мрачную черноту буквально через несколько метров от него. Правда, человеком из троих в буквальном смысле этого слова назвать можно было лишь одного — парня лет тридцати в полинявшей бледно-зеленой ветровке и донельзя замызганных, некогда голубых джинсах. Нижнюю часть лица его покрывала трехдневная щетина, а в верхней — выделялись глаза, большие, красивые серые глаза, источающие, казалось, просто материальную боль и осязаемую тоску.

Второй из троицы, во всяком случае — внешне, тоже казался человеком. Это был молодой, высокий, очень мускулистый мужчина с прекрасной, золотистого цвета гривой волнистых волос, ниспадающих ниже пояса. Из одежды на нем было только подобие набедренной повязки да серебристые сандалеты.

Зато третий — уже явно не принадлежал к виду homo sapiens, хотя, с первого, беглого, взгляда его вполне можно было принять за человека. Приглядевшись, однако, становилось ясно, что это — не совсем человек, или, скорее, — совсем не человек: голова его была непропорционально большой, руки — длинными, ноги — короткими, глаза — слегка раскосыми и неестественно большими и выпуклыми. Пальцы его рук казались очень уж гибкими и длинными — из-за одной «лишней» фаланги на каждом. Зато одет он был куда более по-земному, чем златокудрый юноша — в брюки и рубашку серого цвета и черные ботинки, несколько отличные, правда, по фасону от современной земной одежды.

— Береги ее, Арну, — сказал, положив руку на плечо золотоволосому, землянин, — и ни в коем случае не давай никому хоронить! Ты же видел — она не мертвая! Не живая — да, но и не мертвая! Я обязательно вернусь, может быть — даже очень скоро, и я…

Мужчина не смог найти больше слов и только беспомощно махнул рукой, требовательно посмотрев при этом на «серого» гуманоида. Тот был как-то необычно сосредоточен, словно выполняя определенную мыслительную работу, что, впрочем, соответствовало действительности, поскольку он выполнял функцию переводчика между землянином и мускулистым парнем, только делал это на телепатическом уровне.

Золотоволосый атлет, получив непосредственно в сознание перевод слов землянина, заговорил в ответ на певучем, мелодичном языке, состоящим из большого количества гласных. Смысл же сказанного сводился к следующему:

— Алексей! Ты можешь мне верить так же, как я верю тебе! Иилмаа… ее тело… будет дожидаться тебя в неприкосновенности! Я убедил отца и братьев, вместе с ними мы постараемся убедить мать, что хоронить Иилмуу нельзя. Только ты ее тоже пойми: для нашего народа не хоронить покойника, тем более — близкого родственника — это… ужасно!

— Но Илма — не покойник!!!

— Я понимаю…

На самом деле, ни Аарнуу, ни Алексей, совершенно не понимали, что сейчас с Илмой: жива ли она, мертва, находится ли в каком-то вневременье-внепрстранствии… Они могли только лишь надеяться и верить, что не мертва… Не более.

В первые минуты боя с невидимками, когда парализованный Алексей с ужасом наблюдал за надевшей серебряный обруч Илмой, ему с отчаянной надеждой показалось, что маг Туунг ошибся. Илма не выглядела ни больной, ни усталой. Напротив, она руководила сражением столь активно, словно получила дополнительный заряд энергии! Она беспрестанно выкрикивала на своем музыкальном языке команды, сообщая направление и расстояние до целей, помогая себе при этом жестами. Но и этого ей было мало — Илма и сама выпускала из арбалета стрелу за стрелой, и почти каждая из них словно замирала на миг в воздухе, натыкаясь на невидимую преграду, а затем падала вниз, но так и не касаясь земли. Остальные воины также поливали вначале градом стрел ряды невидимого противника, а когда стрелы кончились — бросились, опять же по наводке Илмы, с копьями и мечами на недобитых врагов.

Именно в этот момент Алексей понял, что его дикой надежде навряд ли суждено сбыться: Илма бледнела на глазах. Даже, как будто, не бледнела, а становилась прозрачной! Впрочем, именно так оно и было: с непередаваемым ужасом Алексей заметил вдруг, что видит прямо сквозь тело своей любимой! Помимо внешних изменений, Илмин голос становился все слабее и слабее, словно девушка отдалялась куда-то в неведомое. И вот, когда схватка уже подходила к концу, Илма зашаталась вдруг и — даже не упала, а словно осенний листок, — медленно опустилась на землю и застыла в неподвижности.

— Н-е-е-ет! — закричал Алексей снова, и на этот раз голос его, хоть еще и очень тихий, вырвался из окаменевшего горла. Не помня себя, он рванулся что было силы и почувствовал, как вздрогнуло, отозвавшись, тело. И тут же его закололо тысячами, миллионами булавок, но Алексей даже не обратил внимания на эту нестерпимую боль — он медленно-медленно, словно в замедленной съемке, поднял одну руку, затем другую, оперся ими о землю и стал подтягивать к животу колени, чтобы встать на них. Это простейшее «упражнение» отняло почти все силы Алексея. Зато сразу после этого стало вдруг значительно легче. Тело вновь было живым, хоть и болела, казалось, каждая его клеточка. Несмотря на это, Алексей поднялся, наконец, на ноги и, пошатываясь, побежал к тому, что осталось от его возлюбленной.

Илма была полностью прозрачной и абсолютно неподвижной. Алексей опустился на колени и, не веря своим глазам, осторожно коснулся тела девушки. Оно было тверже камня. Тогда Алексей осторожно подсунул руки под прозрачное тело и бережно, словно боясь разбить, стал его поднимать. Он приготовился к весу, который должен быть у девушки, и чуть было не выронил ее из рук — тело Илмы почти ничего не весило!

Алексей так и нес свою любимую на руках до самой Ауулаа. Он шел, а сознание его словно оцепенело. Только в дальнем-дальнем его уголке билась тоненькой пульсирующей жилкой мысль: «Как могло ЭТО случиться?!»

Сзади понуро шли братья Илмы, ее отец, все остальные воины, а самым последним еле переставлял ноги какой-то весь сжавшийся Лекер. Но Алексей не замечал ничего вокруг — он видел перед собой лишь прозрачные, как воды ручья, милые черты любимого лица и повторял про себя снова и снова: «Как могло ЭТО случиться?!»

Прозренье пришло к Алексею только тогда, когда, положив невесомую Илму на лежанку в ее родном доме и рассказывая, наконец, ее родным истинную причину случившегося, он, непроизвольно поглядел на «переводящего» его рассказ угрюмого Лекера. И тут же вспыхнул в мозгу единственно возможный ответ на ставший уже почти риторическим вопрос: Лекер! Только он мог «подслушать» мысли Алексея и рассказать обо всем Илме!

Алексей взревел и на глазах у недоуменных Илминых родителей и братьев бросился вдруг на посеревшего от страха Лекера и, схватив его за ворот рубахи, поволок во двор. Лекер противно заверещал своим «настоящим», в звуковом диапазоне, голосом и, отчаянно цепляясь длинными руками за все подряд, тем не менее не смог воспротивиться грубой силе разъяренного землянина.

В голове Алексея истерично верещал уже «мысленный» голос Лекера: «Не надо! Не надо!!!», а он все молотил, как кувалдой, почти не сопротивляющегося противника, пока силы неожиданно не покинули его. Рука Алексея, занесенная для очередного удара, повисла безжизненной плетью, а сам он медленно сполз на землю, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.

Оставленный в покое Лекер, против ожидания, не бросился бежать, а размазывая по лицу кровь и сопли, остался стоять перед плачущим Алексеем.

— Зачем? Зачем ты это сделал?! — выдавил, наконец, из себя Алексей, с ненавистью глядя на опустившего голову Лекера.

— Если бы ты погиб, я бы никогда не смог вернуться домой, — промямлил тот, не поднимая головы.

— Какая же ты сволочь! Я именно это просил сделать Илму! — крикнул Алексей.

— А если бы она не смогла, или… не захотела это сделать?

— Ты… мразь! — задохнулся от негодования Алексей.

— Без тебя меня бы здесь просто убили! — неожиданно твердо сказал Лекер, подняв голову.

— Да с чего ты это взял?!

— С того! Ты что, забыл, с чего началось для меня здешнее гостеприимство? Мою казнь остановил ты, а после твоей смерти ее бы великодушно закончили!

— Ты — неблагодарная скотина! Теперь бы я тысячу раз подумал, прежде, чем ее останавливать!

— Вот видишь, даже ты… — хмыкнул Лекер.

— Что я?!

— Ничего… — вновь опустил голову Лекер. — Ты подумал не то, что сказал… Ты подумал: «И зачем я тогда вмешался!»

— Прекрати шарить в моих мыслях! — вскочил на ноги Алексей, вновь сжимая кулаки.

— Уже прекратил! — попятился Лекер.

— Я сегодня же отправлю тебя домой! — выкрикнул Алексей прямо в лицо Лекеру. — И, надеюсь, никогда больше тебя не увижу!

Лекер кивнул смиренно, не сказав более ни слова.

Глава 22

Алексей достал из рюкзака хрустальную призму, которая, по словам мага Туунга, должна была открыть точку перехода в данной «вершине угла». Он подошел поближе ко входу в пещеру, куда доставали еще прямые солнечные лучи. Поставив кристалл на освещенный солнцем каменный пол пещеры, Алексей стал поворачивать его, пока преломленный, разложенный на семь спектральных составляющих цветов луч не озарил собой то место, откуда попали в сей мир Алексей, Илма и Лекер всего пару дней назад. Сначала ничего не происходило, и Алексей подумал, что он делает что-то не так, но уже секунд через десять он увидел, что семицветный луч словно бы высветил нечто в воздухе. Первой мыслью Алексея было, что это просто сетчатка его глаз посылает в мозг ложный сигнал остаточного следа солнечных бликов от призмы, на которую он смотрел перед этим. Однако, туманное розовое пятнышко, будто висящее в воздухе, стало постепенно увеличиваться в размерах, изменяя свой цвет на более насыщенный и яркий. И вот уже перед стеной пещеры, а может даже в ней самой, пурпурно замерцало знакомое «окно».

Алексей нагнулся, чтобы взять призму, и тут же мысленно ахнул: «Как же я смогу взять этот кристалл? Ведь тогда пропадет окно!» Однако, он все-таки поднял призму с пола и облегченно выдохнул, увидев, что «окно» осталось на месте. Подозревая, однако, что оно может исчезнуть в любое мгновение, он быстро и неловко обнял Аарнуу, еще раз шепнув ему: «Береги Илму!», а затем, быстро и не оглядываясь зашагал к «окну», почти грубо потянув за собой Лекера. Тот, впрочем, и не противился, с опаской оглянувшись напоследок на суровое лицо брата Илмы.

На этот раз Алексею показалось, что он летит, как во сне, над сказочными розовыми скалами, не ощущая веса своего тела, не зная даже наверняка, есть ли оно у него вообще. Было только очень приятно, почти так же, как в далеком детстве, засыпая, чувствовать нежное прикосновение к своим волосам ласковых маминых рук, слушать уже ускользающие из полусонного сознания напевные звуки ее мягкой как пух колыбельной… Он действительно увидел перед собой мамино лицо — молодое, с добрыми, слегка усталыми, прекрасными серыми глазами, с печальной улыбкой в уголках губ.

— Мама! — прошептал Алексей и больно ударился коленями об острые камни. Рядом грузно и шумно рухнул Лекер. Алексей, шипя от боли, обвел вокруг взглядом. Скалы, почти такие же, как в недавнем видении, только не розовые, а обычные, серые, окружали их с Лекером. Причем, очень и очень знакомые скалы! Вон и черное отверстие пещеры, в которое заставила его когда-то слазать Лариса, вон и невысокая гряда огромных булыжников, с которых нырнули совсем недавно в «черничный кисель» они с Илмой и Спиридоновым… Вот только «киселя», розового тумана, больше не было. Но в том, что это была Земля, Алексей не сомневался.

Голубое небо с легкими облачками показалось Алексею тусклым по сравнению с небом Илминого мира, зато оно было таким родным! Хотелось вдыхать и вдыхать этот воздух, такой прохладный после жары яркокрасочной страны! Впрочем, Алексей быстро опомнился. Их опять занесло не туда! Ведь теперешней целью была, к сожалению, не родная Земля, а зловонный мир уродливых чудовищ, похитивших мальчика Колю. Не найти его сейчас казалось для Алексея просто предательством по отношению к Спиридонову, к Илме…

Алексей посмотрел на Лекера. Он почему-то не испытывал уже ненависти к этому существу, которого еще совсем недавно обучал смеяться и шутить и которое отняло у него самое дорогое, правда, при этом и именно этим спасшее его собственную жизнь. В чем, по сути, виноват Лекер? Алексей сейчас, на холодную голову, понял вдруг, что не может дать однозначного ответа на этот, казалось бы, простой вопрос. Он спас жизнь ему, Алексею, пожертвовав при этом другой жизнью. Погибнуть все равно кто-то был должен! Но для самого Лекера выгоднее было, чтобы этим «кем-то» был не Алексей! Ведь конкретно против Илмы он ничего не имел, просто никто другой не стал бы его слушать, а если бы и стал — как знать, согласился бы обменять свою жизнь на жизнь пришельца из иного мира. Лекером руководил лишь холодный расчет, ничего более, причем сальдо этого расчета составляла жизнь собственная. Это можно понять? Это можно простить? Наверное, да, подумал Алексей. Но почему-то смотреть на Лекера было все равно тяжело.

— Добро пожаловать на мою родину, — все-таки выдавил из себя Алексей.

— Да? Это и есть Земля? — заискивающе-изумленно отозвался все еще сидящий на камнях Лекер, хотя Алексей был почти уверен, что Лекер уже и так «в курсе».

— Тебе нравится? — угрюмо усмехнулся Алексей.

— О, да! — восторженно закивал Лекер. Он медленно поднялся с земли, ощупывая свое ушибленное при падении тело.

— Ну, хорошего — помаленьку! — сказал в ответ на это Алексей. — Поехали дальше!

— Постой, погоди немного! — остановил вдруг его Лекер.

— Чего еще?

— Но я хочу увидеть твой мир побольше!

— Некогда! — отрезал Алексей.

— Ну хоть чуть-чуть! — взмолился Лекер. — Дай я хотя бы взберусь на эту гряду и посмотрю вокруг! Отсюда же, кроме скал, ничего не видно!

— Да зачем тебе это? — раздраженно буркнул Алексей.

— Как зачем?! Ведь я вряд ли когда-нибудь еще здесь побываю! Ты вернешь меня сейчас домой, меня схватят, расстреляют… — Лекер жалобно шмыгнул носом.

— Ладно, не ной, — согласился вдруг Алексей. — Даю тебе полчаса. Смотри, не сорвись только, а то еще тащить тебя на себе…

— Я быстро, я осторожно! — обрадовался Лекер и побежал к каменной гряде.

Алексей уселся на теплый, нагретый земным солнышком камень и стал размышлять, пытаясь составить хотя бы приблизительный план дальнейших действий.

«Что же все-таки делать с Лекером? — первым делом подумал Алексей. — Я ему-то сказал, что отправлю его домой, а вот как будет на самом деле?»

Действительно, думал он, во-первых, нет гарантии, что мы попадем сразу в серый мир. Во-вторых, может, действительно, оставлять Лекера там — жестоко? Если он попадет в руки хронистов, то наверняка пострадает, а скорее всего — погибнет. Кому от этого станет лучше? Разве потеря Илмы станет от этого менее горькой?

К тому же, Алексей все-таки гнал от себя мысль, что Илма погибла. С ней произошло нечто необъяснимое, странное, страшное, но все же — это не смерть, Алексей был почти уверен в этом. «Найду Кольку и вернусь к ней, — думал Алексей, успокаивая себя. — Снова схожу к Туунгу, наверняка он что-нибудь придумает, или хотя бы посоветует!»

От этих мыслей на душе потеплело, и Алексей решил, что «сдавать» Лекера не будет. «Ладно, прощу на сей раз засранца!» — подумал он. От этого решения на душе стало почти совсем легко и спокойно.

Оставалось продумать стратегию поисков мальчика, но Алексей сразу понял, что это совершенно бессмысленно! Что из себя представляет мир чудовищ — он, разумеется, знать не мог. Алексею стало вдруг как-то неуютно и даже, откровенно говоря, страшно.

— Хоть бы оружие какое-никакое было, — пробормотал он себе под нос. — Эх, где же ты, Спиридонов, со своей «пушкой»?

Хотя, Алексей понимал, что спиридоновский «макаров» помог бы им, в случае чего, в логове чудовищ не лучше, чем водяной пистолетик — против стаи акул. Однако, сам факт наличия оружия придает уверенность! Впрочем, что жалеть о несбыточном!

Алексей докурил последнюю сигарету из третьей, тоже последней пачки. «А ведь приключениям — конца не видно! — подумал он, отбрасывая окурок. — Что ж, будет прекрасный повод бросить курить!»

Как раз в это время к нему подошел запыхавшийся Лекер. Алексей невольно глянул на часы: Лекер отсутствовал ровно тридцать минут.

— Ух, красиво как у вас! — затараторил Лекер. Он почувствовал, что отношение к нему Алексея несколько смягчилось и пытался, видимо, закрепить положение. — Леса такие кругом… э-э-э… обширные!

— Я рад, что тебе понравилось, — сухо сказал Алексей. — А теперь — пора.

Он вновь достал призму и поставил ее на землю. Солнечные лучи весело заиграли на ее идеально отполированных гранях, рассыпаясь радужным семицветьем. И тут же, как-то очень быстро, появилось сиренево-пурпурное «окно». Алексей протянул руку к призме, но тут, неожиданно и стремительно, Лекер молнией метнулся к кристаллу, схватил его, опередив на доли секунды Алексея, и рыбкой, с разгону, сиганул в «окно». Алексей только ахнул! Впрочем, он тут же, не задумываясь, также бросился к «окну», прыгнул в его мерцающее чрево…

…и тут же задохнулся от невыносимого смрада! Алексей еще не коснулся ногами твердой почвы, но понял уже, что он — в мире чудовищ. «Приземление» прошло удачно, на ноги, однако Алексей, забыв даже о вероломстве Лекера, откровенно запаниковал. «Я же сейчас задохнусь! — яркой тревожной вспышкой пронзило мозг. — Я сейчас погибну!» Он резко развернулся, чтобы нырнуть назад, в спасительное «окно», однако, никакого «окна» ни сзади, ни спереди, не было. Алексей чувствовал, как разрываются его легкие, судорожно вбирающие в себя едкую газовую смесь, как туманится сознание, покрываясь розовым, но не тем — спасительным, а кровавым — губительным, туманом и последнее, что он успел осознать — это то, что он снова летит. На самом же деле он просто падал…

Глава 23

Что может быть хуже и страшнее пустоты? Не пустоты души, не пустоты холостяцкой, неухоженной квартиры, не пустоты даже межзвездного пространства, а полнейшей, всепожирающей пустоты, в которой нет места ни свету, ни звукам, ни запахам, ни ощущениям. Отсутствовали любые ощущения, вплоть до ощущения собственного тела, вкуса слюны в собственном рту! Впрочем, сам рот не ощущался тоже…

Лекер чувствовал только свои собственные мысли. Они стали единственным, что составлял из себя, что представлял собой сейчас его мир. Мысли стали и впрямь почти осязаемыми, их почти что можно было потрогать, если бы было чем… Зато сейчас ими можно было играть, как разноцветными шариками, даже без помощи рук. Мысли были цветными, объемными, необычайно яркими и многогранными. Умея проникать в чужие мысли, Лекер использовал сейчас эту возможность, проникая в свои собственные мысли. Мысль, многократно пронизывая себя же саму, причудливо выворачивалась во множестве измерений, то окрашиваясь в несуществующие в природе цвета, то погружаясь в абсолютную тьму, то отражаясь мириадами мыслей-фантомов в призрачных зеркалах подсознания. Воспоминания наслаивались друг на друга, перемежаясь с грезами и мечтами, причем отличить первые от последних было уже совершенно невозможно, как невозможно было теперь отделить прошлое от будущего, причину от следствия, правду от лжи, любовь от ненависти, честь от предательства.

Лекер был, и Лекера не было. Лекер жил всегда, и Лекер никогда не рождался. Он кричал в лицо симпатичному парню Леше из иного мира:

— Посмотри, как хорошо жить без ног! Они не промокают в непогоду и не болят от усталости!

— Но жить без сердца — еще лучше! — отвечал старший хронист Верхнего Разведкруга Мател. — Оно не ноет и не сжимается, когда приходится предавать друзей!

— Ха-ха! — радостно заплакал от горя Лекер, пролетая над зелеными рощами Земли. — Вы так удачно пошутили, мой командир, хотя ни бельмеса не смыслите в шутках!

— Что такой бельмес? — захлопала длинными ресницами Илма, словно крыльями, и тут же взлетела на этих крыльях-ресницах в неправдоподобно-синее небо.

— Ну ты и сволочь! — заскрипел зубами Алексей, и от этого судорожного скрипа зубы стали крошиться в его рту, а губы, вытянувшись вдруг в трубочку, ставшую дулом автомата, стали выстреливать короткими очередями осколки зубов в беззащитно-прозрачное тело Лекера, застывшее в ледяной неподвижности.

— Ай-яй-яй! — удрученно покачал головой Сетер, Верховный Хронист. — Как же вы подпортили мундир, господин Медик, так вас, кажется величают ваши друзья-подпольщики? Или — «надпольщики»? Для вас ведь все равно не существует понятий «перед-после», так зачем вам лишний раз путаться и в понятиях «над-под»?

— Оказывается и вы поднаторели в шутках, Властелин! — удивился Лекер. — А я-то думал прежде, что в нашем мире не существует такого понятия!

— Для вас не существует даже самого понятия «прежде»!!! — заорал Сетер, раздуваясь в огромный оранжевый шар, повиснув в черном, утыканном яркими звездами небе. Звезды стали срываться со своих мест, завертевшись вокруг шара — сначала медленно, затем все быстрее и быстрее; вот уже не видно звезд, а только лишь тонкие линии прочерчивают черное пространство во все стороны; вот уже линии выстраиваются параллельно друг другу в двух перпендикулярных направлениях, образую сетку… Нет, не сетку, а клетку! Из-за прутьев клетки видно бледное лицо подростка с огромными, слегка раскосыми глазами. Из этих глаз одна за другой катятся слезы, которые, падая, вновь превращаются в звезды.

— Сын мой, потерпи еще чуть-чуть! — заплакал Лекер. — Я уже нашел дорогу в прекрасный мир! Он называется Земля! Там — голубое небо, по которому проносятся легкие белые облака; там — нежная зелень травы и деревьев; там — поют птицы, такие маленькие крылатые существа, умеющие летать; там — живут люди, умеющие шутить и… любить. Я предал их, сын мой, я предал этих людей, предал этот прекрасный мир, где время течет нормально, чтобы впустить туда хронистов… Но за это они обещали не убивать тебя, мой сын! Я знаю, что они не выполнят своего обещания, знаю, что ты никогда не сможешь простить меня, как не смогут простить меня мои друзья, с которыми вместе боролись мы против тирании хронистов. Это — не оправданье, я знаю, но я слаб, сын мой, слаб своей бесконечной любовью к тебе… Я предал всех: тебя, друзей, Алексея, его девушку… Но зато я умею теперь шутить! Ты знаешь, что такое шутка? Это — когда говорят неправду, зная, что тот, кому говорят эту неправду, знает, что это неправда! Но это очень весело! Знаешь, что такое весело? Растяни свои губы… Не так, еще шире! Теперь скажи: «Ха-ха-ха!» Громче! И побыстрее… Отрывистей! Вот так. Правда, весело?

— Папа, я люблю тебя… — прошептал сын.

— Илма, я люблю тебя, — простонал Алексей.

— Лекер, разве ты не знаешь, что любовь — такое же оружие, как пули и бомбы? — голый по пояс, с копьем наперевес, спросил старший хронист Мател. — О, нет! Я оговорился: она, разумеется, сильнее, чем бомбы и пули! Посмотри, мы взяли твою любовь к сыну — никчемную, заметь, дешевую любовишку жалкого лекаришки вонючих подпольщиков, — и во что мы превратили ее в наших сильных, умелых руках? Мы превратили ее в ключ, открывающий нам путь в огромный, прекрасный, здоровый мир! — С этими словами Мател метнул копье в летящих высоко в синем небе странных металлических птиц.

«Идиот! Это же летающие корабли землян! На Земле столько оружия и такого оружия, что этот ключ откроет вам ворота в ад — есть у землян одно такое местечко…» — все это хотел сказать старшему хронисту Верхнего Разведкруга Лекер, но передумал. «Туда им и дорога!» — подумал он. И сразу же стало легче.

— Вот видишь, Алексей, — гордо сказал Лекер. — Я заманил врагов в ловушку! Пусть они погреют свои косточки в аду! Хорошая шутка, не правда ли?

— А я? А Илма? А те мои соотечественники, кто все-таки успеет погибнуть от пуль твоих «хроников»? — вновь заскрипел зубами Алексей, с ненавистью глядя в глаза Лекеру.

— Цель всегда оправдывает средства! — поддержал вдруг Лекера кто-то незнакомый, усатый, со странной дымящейся загогулинкой в руке.

— Сдавайтесь, генералиссимус! — выскочил из-за куста старший лейтенант Спиридонов, нацелив свой «макаров» прямо в грудь усатому.

— Называйте меня просто: Властелин, — дурашливо махнул рукой Сетер, срывая с лица усы.

Спиридонов на всякий случай все же выстрелил. Пуля просвистела в миллиметре от седого виска Верховного Хрониста и чмокнула прямо в лоб Лекера, разворотив мозги.

— По-моему, ты заболел, Лекер! — приложила ладонь к его лбу Илма.

— Конечно, заболел! — криво усмехнулся Алексей. — Без совести, а теперь еще и без мозгов — он са-а-авсем больной!

«У меня есть совесть!» — хотел крикнуть Лекер, но снова ощутил, что кричать ему нечем — не было ни рта, ни самого тела. Вновь навалилась пустота, которую, правда, вскоре разорвал Голос:

— Исходный материал выбирайте с учетом максимальной схожести условий! От этого будет зависеть оценка! Результат предоставите к следующему уроку! На сегодня все.

Это была явно не мысль Лекера. Он понял это сразу, настолько Голос был чужд всему, что довелось слышать, видеть и переживать Лекеру прежде. От простых, хоть и бессмысленных фраз повеяло вдруг такой ужасающей Чуждостью, что Лекер чуть не заорал, благо что орать было нечем.

«Что же это? Что же это?! Где я? Что со мной?!» — мысли Лекера на миг обрели ясность и стройность, выраженную, впрочем, паническим ужасом. Но этот коротенький миг стал вдруг вытягиваться, извиваясь, словно змея — желто-зеленая, с черными ромбами на спине; рот ее раскрылся, словно в ленивом зевке, и оттуда, кряхтя и отдуваясь, вылез отец Лекера — совсем старый, худой и лысый, как в последние годы своей жизни. Именно таким запомнил его Лекер, когда, по древней традиции, самолично зашивал мертвое тело отца в погребальный мешок.

— Ты шумишь так, что трясется весь дом! — заворчал отец. — От твоих криков невозможно уснуть!

— Но я ведь делаю это мысленно, папа! — возразил Лекер, почтительно опустив голову.

— Чтобы делать что-то мысленно, нужно, по крайней мере, иметь мысли, — продолжал ворчать старик, — а в твоей голове их никогда не было!

— Папа, я не буду тебе больше мешать, спи, — накрыл Лекер отца большим теплым одеялом, похожим на земное облако. Впрочем, это и было облако, распадающееся в руках на полоски тумана. Оно летело высоко-высоко в небе, сам же Лекер сидел на берегу сверкающей серебром реки, опустив в ее воду ноги, ставшие почему-то такими длинными, что почти доставали до противоположного берега. Из-под воды, прямо перед Лекером, медленно вышел отец и заворчал еще сердитей:

— Ты уронил меня, бестолочь! Чем ты накрыл меня, бездарный ребенок?!

— Ладно, я бестолочь! — рассердился вдруг Лекер. — Ну так разъясни мне, бестолковому, где я и что со мной!

Отец, все еще ворча под нос, снял с себя мокрый саван и, выжав, как мог, бессильными руками, разложил его на большом камне. Затем, раскопав песок, достал из него парадную форму «черного патруля» и натянул на свое костлявое тело, превратившись сразу в старшего хрониста Матела.

— Разъясняю! — сказал Мател резко и отрывисто. — Насколько я понимаю, ты хорошо покопался в голове у преданного тобою землянина и знаешь «теорию треугольников». В одной вершине октаэдра сходятся четыре угла четырех треугольников. Верно! Пр-р-равильно! Кр-р-ругом! Отставить!

— Однако! — поднял отец вверх свой длинный костлявый палец. — В вершинах, кроме треугольников, сходится еще и пустота! Причем, — палец отца вновь ткнулся вверх, — пустота внутри и пустота снаружи.

— Ты хочешь сказать, что я попал… — пробормотал Лекер.

— Пальцем в небо! — прошипела змея, бесконечно уползая в бесконечность.

Глава 24

Алексей открыл глаза и увидел перед собой… лицо Митрича.

«Значит, все-таки я умер, — совершенно равнодушно подумал он. — И, значит, все-таки существует „тот свет“. Странно только, что меня встречает здесь не мама, не отец, не Лариса, а Митрич… Видимо, своими мыслями о самоубийстве я обидел самых дорогих и любимых людей. Интересно, а Илма тоже здесь? Впрочем, она не должна быть здесь, Илма — жива!»

— Ну что, очухался? — странным голосом прогудел Митрич.

Алексей открыл рот, стал набирать в легкие воздух, чтобы ответить старику, но тут же закашлялся от едкого газа, продравшего горло.

— Тихо-тихо! — дернулся Митрич. — Дыши только носом, в ноздрях — фильтры! — При этом он машинально положил свою руку на грудь лежащего, как оказалось, Алексея, и тот заорал вдруг истошно от накатившего отвращения и ужаса, зашедшись тут же в еще более диком кашле от хлынувшей в самые легкие ядовитой гадости. Да и было от чего заорать — рука Митрича, или того, кто поначалу показался Митричем, была серой, слизкой, с извивающимися пальцами-щупальцами, покрытыми многочисленными присосками!

Алексей дернулся, порываясь вскочить, но от мощного глотка отравы, а, возможно, и от пережитого только что ужаса, голова его снова закружилась, а розовая пелена, почти моментально почерневшая, заволокла глаза.

Придя в себя во второй раз, Алексей почувствовал, что рот его заклеен чем-то наподобие скотча. И тут же он услышал снова ворчливый голос Митрича:

— Это чтобы не заорал снова! Надоело тебя откачивать! Прямо, как кисейная барышня: чуть что — сразу визжать и в обморок!

Алексей осторожно скосил полуоткрытый глаз на говорившего. Да, это все же был Митрич — блестящая лысина, марксовская борода… Вот только ниже — о, боже! — Алексей снова зажмурился — ниже седой бороды Митрича начиналась корявая, вся в каких-то отвратительных, мокро блестящих наростах, короткая шея, уходящая под пурпурную, с затейливым черным орнаментом тунику. Ну, может, не тунику — Алексей в фасонах одежды не особенно разбирался, но почему-то решил, что это похоже на тунику… Впрочем, какая разница! Главное, что из под этой туники высовывались руки — или лапы? — со щупальцами, а сверху — хитро щурилась голова самого настоящего Митрича, сидящая на очень, мягко говоря, некрасивой шее!

Алексей ничего не понимал! Что же, выходит, кроме рая и ада на том свете есть еще какая-то промежуточная инстанция — для тех, кого и явным грешником нельзя назвать, но которые и до праведников не дотягивают? И вот — соответствующий облик: сверху — почти святой, а снизу — сами понимаете…

«Постойте! — мысленно охнул Алексей. — Значит, и я такой же, раз я умер и нахожусь здесь?» Он судорожно поднес к глазам свою ладонь и облегченно вздохнул через нос — рука была своей, человеческой.

«Но что же это?» — хотел спросить Алексей, однако лишь промычал заклеенным ртом.

— Что, успокоился? — спросил Митрич. — Значит так: дышишь только носом, а ртом — говоришь на выдохе! Никаких вдохов ртом! Это, конечно, не самая смертельная смесь газов, но дышать ею не стоит, особенно с непривычки… Если осознал — осторожно снимай со рта липучку!

Алексей, морщась, отодрал с губ «скотч», вдохнул носом побольше воздуха и заговорил:

— Митрич, если это вы, объясните, где мы? Насколько я понимаю, мы мертвы? Тогда почему я задыхаюсь, падаю в обморок, чувствую боль? Разве все это может быть после смерти? Почему вы такой… странный, а я обычный? Почему…

— Стоп-стоп-стоп! — заухал филином Митрич в каком-то совершенно загробном смехе. — Не все сразу! Я понимаю, что накипело, но давай по порядку! Во-первых, ты не умер!

— А вы? — невольно вставил Алексей.

— Ну, я… — замялся Митрич, подбирая слова. — Я, можно сказать, частично умер.

— Как это частично? — не понял Алексей.

— Тебе лучше знать, я думаю, — грустно улыбнулся Митрич. — Ты, небось, и на похоронах моих побывал?

— Честно говоря, нет, — сказал Алексей, — вас, то есть — ваше тело в город увезли, на вскрытие… Простите!

— А чего прощать — дело житейское! — вновь грустно улыбнулся старик. — Вот видишь, значит я все-таки умер! — Митрич улыбнулся снова, но уже не грустно, а с хитринкой и добавил: — Но не весь! Самое главное у меня пока осталось! — помотал лысым черепом Митрич.

— Но как?! — ахнул Алексей, чуть не глотнув снова ядовитого газа. — И где мы? — Тут он наконец-то осмотрелся как следует и понял, что находится в какой-то почти голой комнате, с одинаково светло-серыми полом, стенами и потолком. Из «мебели» в комнате — или, скорее, палате — была только кровать, на которой лежал Алексей, накрытый тоже светло-серой, как стены, накидкой, да кресло, в котором сидел Митрич. Впрочем, «кровать» и «кресло», если и являлись таковыми по сути, совершенно не походили внешне на свои земные аналоги. Взять хотя бы то, что они были без ножек, а просто «висели» в воздухе…

— Давай начнем с того, где мы, — подождав, пока Алексей осмотрится, сказал Митрич. — Это, мне кажется, самое главное. Так вот, мой юный друг, мы в гостях у тех самых существ, из-за которых, собственно, и завязалось наше с тобой знакомство!

Митрич явно ждал, что Алексей ахнет, всплеснет руками, может быть даже вновь упадет в обморок. Увидев, однако, что Алексей, напротив, отреагировал на это известие как-то совершенно неожиданно, словно бы ему сразу все стало ясно (а именно так оно и было!), старик с некоторой обидой в голосе произнес:

— Что, сюрприза не получилось?

— Какой сюрприз, что вы, Михаил Дмитриевич! — радостно воскликнул Алексей. — Я ведь именно сюда и пробираюсь который уж день! Впрочем, сюрприз как раз то, что я наконец-то сюда добрался! Ну и сами вы тоже, конечно, большой сюрприз для меня!

Видя, что теперь уже сам Митрич оказался в замешательстве, Алексей поспешил прояснить ситуацию:

— Я Кольку Пеструхина ищу! Михаил Дмитриевич, вы Кольку здесь не встречали?

— А чего его встречать, вот он, — кивнул куда-то за спину Алексея Митрич.

Алексей быстро обернулся. В образовавшийся словно сам по себе проем в стене входил, широко улыбаясь, Колька Пеструхин в такой же, как у Митрича, тунике, только темно-синего цвета. Увидев, что на него обращают столь пристальное внимание, Колька смутился, остановился, не доходя до Алексея, шмыгнул носом и сказал как-то виновато:

— Здрасьте, дядь Леш!

Алексей не удержался и наконец-то соскочил со своей лежанки. Голова еще слегка кружилась, но он, не обращая на это внимания, подошел к мальчику и обнял его.

— Ну, вот я тебя и нашел! — сказал Алексей и почувствовал, что к горлу подступил комок. «Какой-то я действительно стал чувствительный в последнее время!» — подумал он.

— А вы знак мой видели? — вскинул голову Колька.

— Майку? Видели, — кивнул Алексей. — Ты молодец! Как успел?

— А я сказал им, что мне надо сделать эти… физические отправления!

— Физиологические! — засмеявшись, поправил Алексей.

— Ну да! — тоже рассмеялся Колька. — Хотя мне и правда надо было!

И все трое засмеялись еще громче.

Затем Алексей с Колькой уселись на висящей в воздухе «кровати», у которой при этом неожиданно «выросла» спинка, и Михаил Дмитриевич сказал:

— Ну, давай, Алексей Романович, рассказывай!

Алексей задумчиво произнес:

— Не знаю даже, с чего и начать…

— А вот и начни с того самого, как нашел ты мой хладный обезглавленный труп! Страшно, небось, было? В обморок не упал? — Митрич снова заухал филином, и звук этот явно принадлежал другой, не человеческой части его нынешнего тела.

Алексей досадливо поморщился при упоминании об обмороке, тем более, что Колька при этом хихикнул, но начал рассказ обстоятельно и последовательно, стараясь не пропустить ничего существенного. Его слушали, не перебивая, — Колька с раскрытым ртом, а Митрич — теребя седую бороду щупальцами. Наконец, Алексей выложил все и замолчал.

— Я догадывался о чем-то подобном! — заявил Митрич. Внепространственные переходы между несколькими мирами… А я-то думал, что это только между Землей и Регом, и то — случайно и ненадолго!

— Рег — название этой планеты? — спросил Алексей.

Митрич кивнул, все еще пребывая в задумчивости.

— А почему ненадолго? — начиная испытывать смутную тревогу, поинтересовался Алексей.

— Переход закрылся еще два дня назад, — сказал Митрич. — Ты появился сегодня совсем неожиданно, но и то, как видно, только благодаря магической призме.

— Кстати, — дернулся Алексей. — Лекер разве не здесь?

— В том-то и дело, что нет…

— А как же мы… — начал Алексей, но Митрич прервал его неожиданно резко:

— Тебя в любом случае не отпустили бы! Ты нужен нам, землянин!

Алексей вздрогнул, как от удара током, вытаращив на Митрича глаза. А с тем в это время происходило нечто странное — старик задергался в своем кресле, лицо его побагровело, исказилось в судорожной мимике, а с языка стали слетать странные фразы:

— Погоди, Тгер… Тгер… я расскажу ему сам… Успокойся! Лучше я… да нет же!

Так продолжалось пару минут, пока, наконец, Митрич не перестал дергаться. Он откинулся на спинку кресла, отдыхая от странной борьбы, пока лицо вновь не приобрело прежний вид и цвет.

— Это Тгер, хозяин этого тела, — произнес наконец Митрич. — Можешь познакомиться! Еле уговорил его дать еще немного похозяйничать…

— Но… — только и смог выдавить из себя Алексей.

— Ну, раз «но», то поехали! — тяжело вздохнул Митрич и принялся рассказывать.

Глава 25

— Знаешь, чем больше всего региняне отличаются от людей? — хитро прищурившись, спросил Митрич и тут же поспешил с уточнением: — Кроме внешнего облика, разумеется, и вообще — физиологии.

Алексей пожал плечами, дескать, откуда?

— В отличии от людей, ни один регинянин никогда, ни при каких обстоятельствах, не причинит вред другому! Ни-ког-да! — подчеркнул Митрич голосом. — Жизнь, здоровье, благополучие каждого члена регинянского общества — основа всех основ, наиважнейшая, первоочередная цель и задача и здешнего правительства, и всего населения планеты в целом, и каждого ее жителя в отдельности! Каж-до-го! — вновь выделил Митрич.

— Вы хотите сказать, что и преступлений здесь нет? Настолько все сознательны? — усмехнулся Алексей недоверчиво. — Или запуганы?

— Кем запуганы? — удивился Митрич. — Да здесь даже полиции нет в нашем понимании! Сознательны? Может быть, но мне кажется, это даже нечто гораздо большее, чем обычная сознательность… Это скорее потребность, жизненная необходимость, ну, — как есть, пить, дышать. Возможно, так здесь поработала эволюция — в те далекие времена, когда региняне, или наннги, как они сами себя называют, были еще… э-э… дикими, у них было очень много естественных врагов! Наннги гибли от зубов и когтей многочисленных хищников настолько часто и в таком количестве, что убивать еще и друг друга — было для зарождающейся цивилизации подобно стопроцентной гибели! Напротив, помощь друг другу, забота о каждом члене семьи, племени, рода, как о самом себе — стало единственным верным путем к выживанию. И теперь у наннгов это в крови, в генах, в каждой клеточке их не очень прекрасного тела. — Митрич помотал у себя перед глазами щупальцами и добавил: — Впрочем, насчет красоты — это вопрос спорный… А насчет преступлений сразу скажу: они могут быть здесь только результатом случайности, и то это большая редкость! Смерть регинянина не от естественных причин — это чрезвычайное происшествие!

— Михаил Дмитриевич, — непонимающе нахмурился Алексей. — А как же вы? Вам-то не они разве голову, извините, отрезали?

— Во-первых, я — не наннг! — жестко сказал Митрич, и непонятно было: оправдывает он этим регинян, или осуждает. — А, во-вторых, случай со мной как раз во многом показателен!

Михаил Дмитриевич помолчал немного, собираясь с мыслями, и продолжил:

— До встречи с нами наннги не знали ни одной другой разумной расы. Все живое, окружавшее их на родной планете, как я уже сказал, было в большинстве своем враждебным окружением. И тут — такой случай! Я имею в виду случай с Тгером. Открывшееся «окно» в иной мир было для регинян такой же неожиданностью, как и для нас. Тгеру не повезло — он оказался рядом. Подвело любопытство. У нас говорят: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали», а Тгеру повезло еще меньше — оторвали голову! Еще, правда, пальцы, но это ерунда — щупальца у наннгов регенерируются, а вот голова — нет. Правда, тут есть одна особенность: будь на месте Тгера человек — он бы погиб безвозвратно, но дело в том, что голова у наннгов выполняет несколько иную функцию, чем у нас… Знаешь анекдот про боксера, у которого спросили, зачем ему нужна голова?

— А еще я в нее ем! — подхватил Алексей.

— Во-во! — закивал Митрич. — Это как раз про наннгов! Голова у них несет на себе органы зрения, слуха, обоняния, а еще они дышат через рот и им едят! Все! Мозг же наннгов все та же регинянская эволюция защитила от прожорливых врагов более основательно, упрятав его в живот! Так что, потеряв голову, Тгер не потерял жизнь, благо здешняя медицина — высочайшего, я бы даже сказал фантастического уровня, однако, инвалидом Тгер стал. Местная наука творит чудеса: созданы здесь и искусственный глаз, и то же ухо — хуже, правда, с обонянием и совсем плохо со вкусом, — но… живое — есть живое! Можно бы было воспользоваться головой донора, однако, морально-этическая сторона подобной операции столь сложна для наннгов, что… Короче, Тгер решил, что лучше будет жить совсем без головы, чем с головой другого — умершего, разумеется, естественной смертью — наннга.

Однако, проход в иной мир открылся снова, уже на более долгое время, потом еще и еще… Наннги решили снарядить экспедицию на поиски головы Тгера. Риск был очень большой! Но, помимо генетической заботы о здоровье ближнего — в данном случае Тгера — сыграла свою роль и научная любознательность наннгов. Шутка ли — целый неизведанный мир! Окно перехода выглядело стабильным уже несколько часов. И наннги решились! Двое исследователей отправились на Землю. Они попали к нам ночью, да еще в такой глухой местности, как наши края, поэтому на глазок определили нашу цивилизацию, как первобытную, пусть уже и не каменный век, но так — где-то ранний феодализм! — Митрич усмехнулся собственной шутке и продолжил свой рассказ:

— Поэтому-то они особо и не церемонились, когда вступили в контакт с первым землянином, а это был Колька, — кивнул Михаил Дмитриевич бородой в Колькину сторону. — Общаются наннги с помощью телепатии, с помощью нее же обратились они и к нашему Николаю…

Колька при этих словах горделиво шмыгнул носом, а Алексей не удержался и прервал Митрича:

— Что же это получается? Наннги пользуются телепатией, народ Лекера — тоже, даже Илма и ее соплеменники умеют ставить и снимать какие-то мысленные блоки! Одни мы…

— А что мы? — удивился Митрич. — Мы, скорее всего, тоже умели, да разучились! Помнишь библейскую легенду про Вавилонскую башню? Да и в современной истории было немало случаев, которые кроме как телепатией трудно объяснить… Мы сами не знаем всех своих способностей! А телепатия, кстати, — это очень естественно, разумно, я бы даже сказал — логично! Это интересная, но очень большая и долгая тема, а у нас не так уж много времени, чтобы отвлекаться. Так что прости, я продолжу!

— Да-да, конечно! — согласился Алексей.

— Так вот, наннги даже не заходили в дом Николая, пообщавшись с ним прямо сквозь стены, а вот когда он рассказал им, где находится отрезанная голова — наведались ко мне уже в натуре. Надо сказать, напугался я тогда здорово, и если бы не выпитая перед этим с тобою водка — сердчишко мое могло бы и остановиться… Впрочем, оно и так остановилось несколькими минутами позже…

— Так это была все-таки месть? — не удержался и спросил Алексей.

— Нет, — уверенно помотал головой Митрич. — Все было очень цивилизованно и корректно, несмотря на то, что наннги, как я уже сказал, продолжали считать нас полудикими существами. Они спросили у меня, где голова. Я все понял и отвел их в погреб. Видимо, наннги надеялись на то, что голову Тгера можно еще восстановить. Увидев же, что с нею стало после костра, региняне пришли в ужас! Они общались друг с другом хоть и телепатически, но абсолютно, видать, не принимая меня за существо достаточно разумное, — буквально «открытым каналом». И вот тут-то я усек, что пришла им в голову — тогда-то я не знал еще, что головы у них пустые как барабан! — мысль использовать в качестве донора кого-нибудь из землян! Причем обсуждали они это совершенно на полном серьезе! И вот тут-то я принял решение. Причем, сам себе удивился, когда удумал такое! Но ведь и правда: я уже пожил, а эти пришельцы пойдут сейчас — чью-нибудь жизнь молодую отнимут, не поморщась! «Эй, ребятки! — говорю я своим гостям. — Чтобы вам не ходить — не мучаться, ноги не стаптывать, берите вот мою голову, коли подойдет!» Наннги на меня уставились, глазищи свои яйцеобразные вылупили — только что рты не раскрыли! Очухались, правда, быстро, достали какой-то приборчик, что-то там во мне измерили, посчитали и говорят: «Твои параметры нам подходят!» Я и проститься с жизнью не успел, а они тем же приборчиком — вж-ж-жик! — и очнулся я уже здесь. Сначала противно, конечно, было, но потом я привык, даже интересно стало. Но самое главное — наннги впопыхах проглядели, не поняли, что мы-то как раз головой думаем! Так что в теле Тгера стало сразу две личности сосуществовать — моя и его! Он, когда понял это, испугался очень, даже хотел, чтобы ему снова голову ампутировали, но потом одумался — уж больно ему моя голова понравилась! Да и «язык» мы с ним общий быстро нашли. Я ведь человек не вредный, сильно не нахальничал, иногда только «порулить» просил, а так, в основном, Тгер сам своим телом распоряжался. Зато самое интересное и для меня полезное то, что я его мысли всегда слышу, а он мои — только тогда, когда я этого хочу!

— Значит, и сейчас он вас не слышит? — уточнил Алексей.

— Не-а! — довольно усмехнулся Митрич. — Да и по силе я ему не уступаю, видел, как я его быстро уломал, чтобы с тобой побеседовать?

— Ну, с вами теперь все более или менее ясно, — сказал Алексей, хотя от услышанного у него ум за разум заходил. — А зачем им понадобился Колька?

Михаил Дмитриевич сразу как-то потух. Он опустил голову, улыбка исчезла с его лица, а в глазах мелькнули злые искры.

— Про Белку и Стрелку знаешь? — спросил Митрич, не глядя на Алексея.

— Про собак, которые перед Гагариным в космос летали? — удивился Алексей.

— Именно… — процедил сквозь зубы Митрич.

— Ну? — растерялся Алексей. — При чем тут собаки?

— А Колька… да и ты теперь — вы и есть как раз Белка да Стрелка!

— Это как?! — непонимающе ахнул Алексей. — В каком смысле?

— А вот так! — посмотрел Митрич уже прямо в глаза Алексею. — В самом прямом.

Митрич поморщился, помотал головой, словно стряхивая с нее нечто омерзительное и гадкое, и заговорил, уже не весело, как при рассказе о себе, а сухо и строго:

— Я говорил уже, что наука у регинян развита очень сильно. Нельзя сказать, что они во всем опережают нас, но есть некоторые области… Самое главное — они смогли обуздать гравитацию! Антигравитационные устройства используются здесь повсеместно! Даже это кресло, эта кровать на которых мы сейчас сидим — имеют антигравитационную компоненту. Но, такова уж физика этого явления, или просто наннги не дошли пока до полного решения проблемы, короче говоря, они умеют блокировать гравитацию только непосредственно у поверхности планеты. Чем выше — тем воздействие их устройств слабее. До километра вверх наннги полностью могут нейтрализовать гравитацию, а вот выше — гравитация снова начинает вступать в силу. На высоте порядка 25–30 километров блокировка уже окончательно не действует. Поэтому для полетов в космос использовать это открытие нельзя. Напрямую нельзя, но ученые Рега придумали, как заставить антигравитацию послужить и в деле освоения космического пространства. Они создали ракету, совмещающую в себе антигравитационную установку и собственно ракетные двигатели. До высоты порядка 10 километров ракета поднимается исключительно за счет антигравитационного двигателя со специальным аккумулятором энергии, образно говоря — «маховиком», который позволяет подняться выше одного километра, где начинает уже незначительно действовать гравитация. На высоте примерно 10 километров включается вспомогательный реактивный двигатель, помогающий антигравитационной установке компенсировать все возрастающее действие гравитации. А уже на высоте 25–30 километров включается маршевый ракетный двигатель, который и выводит спутник на орбиту. Таким образом, экономится ракетное горючее, вес самой ракеты уменьшается, и даже нет необходимости делать ракету многоступенчатой, как у нас на Земле.

— И что, такие спутники уже запускались? — спросил Алексей, уже догадавшись, почему Митрич назвал его с Колькой именами легендарных дворняжек.

— Запускались, — кивнул Митрич. — Много раз.

— А с людьми… то есть — с наннгами? — напрямую спросил Алексей, зная уже, каким будет ответ.

— Разумеется, нет! — ответил старик.

— Почему разумеется?

— Да потому, что это очень опасно по меркам наннгов! — сплюнул Митрич. — Это ж такой риск! А вдруг что случится? К тому же совершенно неизвестно, какое воздействие может оказать космос на хрупкий, нежный организм наннгов! — старик явно ерничал.

— Поэтому первым в космос решили запустить землянина? — подытожил Алексей.

— Эта идея пришла им в голову после первой же «вылазки» к нам, по мою душу, — кивнув, сказал Митрич. — На следующую же ночь наннги вернулись на Землю и забрали Кольку — главным образом потому, что уже с ним общались, знали, где его искать. В принципе, им подошел бы любой первый встречный. И, поскольку им на головы свалился еще и ты — они решили использовать тебя заодно с Колькой!

— Митрич, а вы-то все это откуда знаете? — недоверчиво спросил Алексей.

— Так ведь я, то есть — Тгер, естественно, — один из руководителей проекта! — не без гордости ответил Митрич. — И мы сейчас — вроде как в Центре подготовки космонавтов.

Алексей аж головой замотал, пытаясь собрать разлетающиеся мысли.

— Слушайте, это что — правда? — все еще до конца не придя в себя, переспросил Алексей.

— Истинная, — резюмировал Митрич.

— Значит, мы облетим вокруг планеты и… вернемся? — с опаской, вспомнив, что первыми были даже не Белка со Стрелкой, а несчастная Лайка, возвращение которой не входило в задачу полета, уточнил Алексей.

— Вернетесь, — успокоил Михаил Дмитриевич. — Только ваш полет будет не просто вокруг планеты…

— А… куда? — вмиг пересохло во рту у Алексея.

— У Рега есть спутник — Вакл, — стал пояснять Митрич. — Скорее даже, Рег и Вакл — двойная планета, они вращаются вокруг общего центра тяжести. Размер Вакла — соизмерим с Регом, они, кстати, оба размером примерно с нашу Землю. Такая вот «сладкая парочка»! — На миг развеселившийся Митрич снова стал серьезным. — На Вакле ученые предполагают наличие жизни. Атмосфера там — кислородная, почти как земная, не то что эта!

— А чем здесь, кстати, так воняет? — решил заодно узнать Алексей.

— Сероводород, аммиак, прочая гадость, — поморщился Митрич. — Кислород тоже есть, иначе бы ты давно здесь помер, его достаточно, но вот дышать здешним воздухом с непривычки тебе, как я понял, не понравилось!

— Не понравилось, — согласился Алексей. — Совершенно!

— Ну, вот на Вакле и подышите хорошим воздухом!

— А до него далеко? — спросил Алексей уже заинтересованно.

— Чуть дальше, чем от Земли до Луны. Порядка 600 000 километров.

— И когда мы летим? — задал вопрос Алексей, полагая, что впереди еще — долгие месяцы тренировок, учебы, каких-то экзаменов, но услышал в ответ всего одно слово:

— Завтра.

Глава 26

Алексей сидел, пристегнутый ремнями к креслу-ложементу и никак не мог поверить, что все это происходит с ним наяву. После вчерашнего разговора с Митричем-Тгером он с пронзительной беспощадностью понял, что проиграл. Да, он нашел Кольку Пеструхина — вот он, сидит рядом в таком же кресле, — но домой, на Землю, им уже не вернуться! Мало того, что проход закрылся (может быть временно?), мало того, что потеряна призма-ключ (а смогла бы она помочь, если проход закрыт окончательно?), так теперь еще их с Колькой отправляют в космос! Причем, в качестве подопытных кроликов!

Митрич честно признался Алексею, что успех эксперимента оценивается в 30 процентов. «Это немало», — сказал он. «Немало! — горько усмехнулся Алексей. — Смотря как считать! Ведь это целых 70 процентов на неудачу, то есть на их с Колькой гибель!» Причем, что особенно обидно, никто из наннгов даже не позаботился о том, чтобы хоть как-то увеличить процент удачи! Даже скафандры для космонавтов не были предусмотрены — Алексей так и был в своих джинсах, рубашке и ветровке, а на Кольку вместо идиотской туники надели что-то вроде спортивного костюма, все того же темно-синего цвета и с таким же, как на тунике, черным орнаментом.

Алексей напрямую спросил у Митрича, в чем же дело, почему не приняты даже такие элементарные меры безопасности как скафандр? Митрич ответил, хотя судя по всему, это был уже не Митрич, а Тгер: «Это лишнее! Атмосфера на Вакле пригодна для вашего дыхания». Вот так, ни больше, ни меньше! А если все же непригодна? А если разгерметизация? «А впрочем, черт с ним! — устало подумал Алексей. — Может, даже и лучше погибнуть во время этого дурацкого полета, чем жить потом и мучиться среди этих… уродов. Не понимаю, как спокойно, даже с долей юмора, переносит все это Митрич? Впрочем, он и сам — практически наннг!»

Интересно, что никто из настоящих, «полноценных» наннгов с Алексеем так и не соизволил пообщаться. Ему-то на это было по большому счету наплевать, хотя что-то похожее на обиду царапнуло все же по душе: этим наннги как бы лишний раз подчеркнули, что он — всего лишь подопытное животное, не более того. Правда, животное с зачатками разума и даже умеющее излагать свои примитивные мысли, что было очень кстати в данном случае — ведь кроме показания приборов и видеозаписи можно будет послушать рассказ живых очевидцев!

Митрич же (чередуясь, похоже, с Тгером) произвел очень краткий предполетный инструктаж. Суть его сводилась к следующему: ничего в полете не трогать — все будет происходить автоматически. Единственное, для того, чтобы корабль стартовал с Вакла, Алексей должен будет нажать соответствующую кнопку. Впрочем, если он по какой-то причине не сделает этого — ракета стартует автоматически через трое суток с момента прибытия на Вакл. Рекомендуемое время пребывания на планете — сутки. При этом необходимо собрать образцы грунта, а если будут — то и растений с животными. «Как бы эти животные не собрали нас в качестве образцов!» — подумал при этом Алексей, а вслух спросил:

— А оружие нам дадут?

— Нет, — ответил Митрич (вероятно, все же Тгер!).

Напоследок Митрич, видимо, сумел перехватить у Тгера инициативу, и прошептал:

— Прости, Леша, но я ничего не могу для вас с Колей сделать! Одно лишь могу тебе сказать: если на Вакле можно жить — оставайтесь там и живите! Только мне дай тогда какой-нибудь знак, чтобы я знал, что вы остались, а не погибли!

«А ведь это мысль!» — подумал Алексей, а Митричу сказал, что положит тогда в кресло камень.

Только по усилившемуся гулу аппаратуры Алексей понял, что полет начался. Пока работал только антигравитационный двигатель, ускорение не чувствовалось. В тесной кабине корабля не было даже иллюминатора, чтобы можно было убедиться, что они действительно летят.

«Ну, козлы! — со злостью подумал Алексей. — Они ведь и правда нас за животных держат! Зачем кроликам иллюминатор? Только усложнение конструкции!»

Довольно скоро в работу оборудования ворвался все усиливающийся шум, и Алексей почувствовал, как некая сила стала вжимать его в кресло. Это заработал вспомогательный реактивный двигатель. Еще через несколько минут шум резко возрос, а вместе с ним и перегрузка. Впрочем, она была вполне переносимой и говорила лишь о том, что включился основной двигатель ракеты.

Алексей закрыл глаза. «А ведь я так и не увидел этот сраный Рег, даже со стороны! — подумал он вдруг. — Ну да и хрен с ним!» Действительно, кроме первого момента сразу после перехода с Земли, когда, впрочем, было не до наблюдений окружающего ландшафта, он ведь так и не находился на Реге вне помещения — даже до ракеты их доставили по каким-то тоннелям, да и сама ракета находилась в подземной шахте. «Да и хрен с ним!» — снова подумал Алексей.

Когда наступила невесомость — стало чуть веселей. Все-таки каждый в душе хотя бы раз завидовал космонавтам, слушая их рассказы о потере собственного веса, наблюдая по телевизору, как кувыркаются в воздухе здоровенные дядьки…

— Ну что, Коля, вот и мы теперь космонавты! — обратился, наконец, Алексей к своему спутнику.

Колька, однако, не разделил его радости по такому неординарному поводу.

— Я домой хочу, — тихонько проскулил мальчишка. Глаза паренька начали наливаться слезами, которые в невесомости и не думали скатываться вниз, отчего Колька смешно заморгал, но тут вдруг какая-то мысль пришла в его голову, отчего мальчик дернулся в сторону Алексея и, если бы не ремни, вылетел бы из своего кресла.

— Дядя Леша! — горячо зашептал он. — А давайте полетим домой, на Землю!

У Алексея даже защипало в горле от этого наивного детского порыва. Он даже вынужден был прокашляться прежде чем ответить:

— Милый Коля! Да где ж она, Земля-то?

— Ну, она ведь тоже в космосе… — сказал Колька уже потухшим голосом, понимая, что сморозил глупость.

— Космос, Коля, большой! — вздохнул Алексей. — Он настолько большой, что мы себе этого даже представить не можем! И где, как далеко от Земли мы сейчас находимся — никому не известно! Вот если бы были видны звезды…

— И что тогда?! — сразу встрепенулся Колька.

— Тогда по рисунку созвездий можно хотя бы было определить — в нашей ли мы хотя бы части Галактики находимся! — ответил Алексей. — Если мы вообще в нашей Галактике… — добавил он тише, а затем еще тише: — И в нашей Вселенной…

— Но ведь на этом… на Вакле мы сможем посмотреть на звезды? — не унимался Колька.

— Надеюсь, что сможем.

— И вы сможете определить, где Земля?! — в голосе мальчика прозвенела такая надежда, что Алексей просто не смог ее разрушить грубыми словами правды и пробормотал:

— Посмотрим…

Колька заметно приободрился и начал весело щебетать. Он рассказывал Алексею о своей деревенской жизни, о друзьях-приятелях, о школе, рыбалке, еще о чем-то… Под журчание мальчишеского голоса Алексей стал задремывать. Вскоре утомился от своей безудержной говорильни и Колька — и тоже стал засыпать. Через минуту оба космонавта крепко спали и видели в своих снах одно и то же — Землю.

До Вакла было двое суток лету, поэтому уж чего-чего, а наговориться Алексей и Колька успели. Впрочем, кроме разговоров им и заняться было нечем. Кабина была настолько тесной, что даже отвязавшись от кресла, от него некуда было отлететь, так что, к великому Колькиному сожалению, покувыркаться в невесомости ему не удалось. Хотя и без этого было интересно наблюдать, как принимает форму шара вытряхнутая из фляги вода, удивляться тому, что не падают, а продолжают висеть выпущенные из руки предметы… Было бы еще интересней, если бы все это можно было потом рассказать друзьям, ребятам в школе! Вспоминая о доме, Колька вновь начинал грустить, впадая в состояние, из которого Алексей старался побыстрее вывести мальчика всевозможными веселыми историями и просто анекдотами.

Когда вновь появилась тяжесть, Колька сначала неожиданно чего испугался. Алексей же сразу понял, что это включился двигатель торможения — стало быть полет подходил к концу. По крайней мере — его первая часть! И тут с ужасающей отчетливостью Алексей понял, что каким бы ни оказался неведомый Вакл — на Рег он возвращаться не хочет. И не будет! Алексей решил, что, в случае чего, если условия на Вакле окажутся непригодными для жизни, он отправит назад одного Кольку, а сам останется. От принятого решения стало отчего-то очень легко и радостно на душе, хотя это в общем-то было приговором самому себе. Очередным приговором…

Однако рычание реактивного двигателя прекратилось. Это означало: космический корабль — уже возле поверхности планеты. Касание с грунтом было настолько плавным и мягким, что если бы не наступившая вдруг полная, звенящая тишина, момент приземления можно бы было и прозевать.

Алексей вылез из кресла и, стоя на четвереньках, принялся откручивать запор люка. Руки предательски задрожали — сработало подсознание: ведь если снаружи нет кислорода — жить им осталось от силы пару минут. Но первый же порыв воздуха, хлынувшего в открытый люк развеял все опасения: этим воздухом не только можно было дышать — дышать им было одно наслаждение!

Алексей высунул голову из люка и тут же зажмурился от слепящих лучей яркого солнца. А когда открыл глаза снова — вслед за ними разинул и рот: прямо перед его взором раскинулось изумрудно-зеленое поле с драгоценными искрами многочисленных цветов; за полем поднимал свои густые, удивительно полно насыщенные темной зеленью кроны лес; вдали возвышались синие-синие, с перламутровыми вершинами, горы, а над всей этой волшебной, неестественной красотой сочилось нарисованной голубизной высокое, чистое небо!

Вакл был родиной Илмы!

Глава 27

— Ну что, Николай, назад не хочешь? — спросил Алексей у восхищенного увиденным мальчишки после того, как тот вволю набегался по изумрудному полю, накувыркался в сочной траве, надышался восхитительно-пьянящим ароматом несказанно прекрасных цветов.

— Нет-нет! Дядя Леша, нет! — даже испугался Колька.

— Вот и я думаю, что не стоит нам туда возвращаться, — сказал Алексей. — Тем более, я был уже на этой планете…

— Вы были?! — ахнул мальчик. — Так значит, это планета, где живет девушка…

— Илма, — кивнул Алексей. — Я даже не знаю, какую долю процента выдала бы на этот случай теория вероятности — скорее всего что-то около нуля, только мы действительно здесь! Ну что, пойду-ка я положу в кресло камень.

— Какой камень? — не понял Колька.

Алексей рассказал мальчишке о своей договоренности с Михаилом Дмитриевичем. Колька подскочил и испуганно уставился на Алексея.

— Но… тогда мы не сможем полететь на Землю… — прошептал он, чуть не плача. — Вы же хотели посмотреть на звезды!

— Дорогой мой Коля, — обнял Алексей мальчика за плечи. — Я уже видел здесь звезды. Ничего, даже отдаленно напоминающее наши созвездия, здесь нет. Мы чудовищно далеки сейчас от Земли. Никакая ракета нам не поможет…

Колька не сдержался и зарыдал. Он плакал, не стесняясь, худые его плечики тряслись под темно-синим свитером, а слезы катились по щекам нескончаемым потоком. Колька даже не пытался их вытирать — руки его отрешенно висели вдоль тела, и только тонкие мальчишеские пальчики были сжаты в бессильные кулаки.

Алексей не стал мешать мальчику и дал ему выплакаться. Лишь когда Колька зашмыгал носом и поднял наконец-то все так и сжатые кулаки к глазам, чтобы вытереть слезы, он повторил:

— Никакая ракета, Коля, нам не поможет. И если бы мы оказались сейчас с тобой на какой-нибудь другой планете — о возвращении на Землю мы бы могли забыть навсегда. Но мы очутились не где-нибудь, а именно здесь, а значит — не все еще потеряно!

— Старый маг! — вспомнил Колька рассказ Алексея.

— По крайней мере, это шанс, — кивнул Алексей, а Колька с вновь возродившейся надеждой подпрыгнул высоко вверх и, вскинув руку, все еще сжатую в кулак, издал победный клич.

— А почему вы положили в кресло камень, а не сказали просто в камеру о том, что мы здесь остаемся? — спросил Колька Алексея, когда они начали свой путь в поисках Ауулаа — селения Илмы.

— Предосторожность, на всякий случай, — ответил Алексей, пожав при этом плечами. — Может, эти региняне подумают, что мы просто погибли и не решатся сразу лететь сюда… Хотя — они не дураки. Впрочем, не думаю, что мы представляем для них такую ценность, чтобы снаряжать за нами погоню. Но все равно, зачем просто так открывать перед ними наши карты? Так ведь?

Колька согласно кивнул.

День между тем клонился к вечеру, местное солнце коснулось уже своим краем линии горизонта. Поужинав безвкусным регинянским пайком, зато запив его вкуснейшей водой из ручья, усталые путники устроились на ночлег под могучим раскидистым деревом, напоминающим земной дуб. Колька уснул сразу, а вот в голове Алексея завертелись, отгоняя сон, сразу несколько мыслей.

Во-первых, он думал об Илме. Впрочем, он думал о ней постоянно, но сейчас, находясь совсем может быть рядом с ней… Вот именно, что «может быть рядом»! Это и было второй, самой на данный момент беспокоящей Алексея мыслью. Теория вероятности сделала уже сегодня один невероятнейший подарок. По этой же самой теории, вероятность того, что приземлились они где-то поблизости от селения Илмы — тоже ничтожно мала. А уж чтобы два ничтожно маловероятных события произошли одно за другим! На такое лучше не надеяться! Но Алексей надеялся по крайней мере встретить любое поселение, чтобы разузнать у местных жителей направление дальнейших поисков. Пусть хоть год, хоть два придется идти, он, Алексей, готов… Впрочем, какой год? А Колька? Его-то ведь надо вернуть домой как можно скорей! И потом — как общаться с местными жителями? Эх, не успел он обучиться у Илмы ее языку! Хотя, по крайней мере, поздороваться он все же сумеет, а это уже хорошо! С этой успокаивающей мыслью и погрузился Алексей в тревожный, беспокойный сон.

Сначала Алексею приснилась Илма — застывшая, полупрозрачная, но с живыми, прекрасными и в то же время очень печальными глазами, из которых катились слезы. Алексей пытался отогреть девушку своим дыханием, но вдруг с ужасом увидел, что от его дыхания Илма тает, словно льдинка, и не слезы катятся по ее щекам, а талая вода! И вот уже в его руках, на которых только что лежало тело любимой, покоится только бесформенный кусок льда, который на глазах крошится, распадается на мелкие кусочки, которые выскальзывают из пальцев и мелким градом падают на землю, покрывая ее слой за слоем… Вот уже Алексей стоит по колено в крошеве льда и снега, а перед ним возвышаются заснеженные горы. Алексей понимает, что он — на Алтае, что он ищет засыпанную лавиной Ларису. Но снег не пускает его, не дает сделать ни шагу, он начинает засасывать Алексея в свою ледяную пучину. Снег забивает рот, ноздри, не дает сделать вздоха… Алексей пытается холодными, негнущимися пальцами освободить нос от снега, но слышит сердитый голос Митрича:

— Куда полез?! Там у тебя фильтры! Хочешь опять дерьмецом подышать?

— А ему этот запах стал уже родным! — раздается смех Лекера. — Он уже по уши в дерьме!

— Думаешь, это смешно? — угрюмо спрашивает Алексей у предателя.

— Ага, это шутка такая! — хохочет Лекер, а потом протягивает руку и легко, совсем без усилий, выдергивает Алексея в какую-то совершенно пустую пустоту — без цвета, запахов, звуков, без ощущений вообще. Только лишь голос Лекера звучит прямо в мозгу:

— Да ладно тебе! Хватит дуться! Ну, виноват я, очень виноват! Но ты же не знаешь всего… Я не оправдываюсь, только очень хочу, чтобы ты поверил мне еще раз! Прости, а?

— Как у тебя это легко получается! Предать, попросить прощения, снова предать…

— Почему ты думаешь, что ему легко? — звучит уже совсем незнакомый голос. Он не просто звучит, а словно колокол звенит в ушах. Нет, даже не в ушах, а по-прежнему внутри головы, от чего черепная коробка, кажется, готова расколоться! Впрочем, какая коробка?! Нет у Алексея никакого черепа, нет никакой головы, даже самого тела нет. Есть только этот грохочущий голос, который, правда, становится уже потише и воспринимается именно как голос, а не как звук колокола изнутри его же:

— Так почему ты думаешь, что ему легко?

— Потому что жить без совести гораздо легче, чем с нею!

— Ты провел следствие, свершил суд, вынес приговор?

Алексей отчего-то подумал, что это уже не сон. Причем, он был даже уверен в этом, хотя то, что сейчас с ним происходило, казалось невероятнее любого сна. И еще он понял вдруг, что не может ответить на заданный вопрос. Вместо этого он сказал:

— Самый страшный суд — это суд собственной совести, если она есть, конечно…

— Своей совестью незачем судить чужие поступки — только свои.

— Разумеется.

— Ты говоришь искренне, — похвалил Голос. — С тобой можно иметь дело.

— Какое дело?

— Любое. Кроме того, что отвергает твоя совесть. Например, ты можешь убить человека?

— Нет, конечно!

— А врага, наставившего оружие на тебя или на твоего друга?

— Но…

— Вот видишь! Ты чересчур категоричен. Однако, в мире нет ничего, имеющего только одну сторону.

— Лента Мебиуса, — отчего-то брякнул Алексей.

— Фикция, игрушка. Одно движение ножницами — и это простая полоска. Когда я спросил: «А врага?» я так же легко разрезал твое категоричное «не убий».

— Хорошо, что вы хотите?

— Я думал, это ты чего-то хочешь!

— Я много чего хочу!

— На самом деле — не так уж и много. Пищи телесной и пищи духовной — вот лишь чего по большому счету хочет человек. Все остальные желания — лишь производные от этих двух. К телесной пище можно отнести заботу о здоровье своего физического тела, заботу о продолжении своего рода — вообще все инстинкты. Ну, а духовная пища — жажда знаний, тяга к искусству, самовыражению, та же самая совесть, наконец…

— Хлеба и зрелищ, — сказал Алексей.

— Довольно точно.

— Прежде, чем сказать, что я хочу, могу я задать вопрос?

— Наверное, ты хочешь знать, кто я такой?

— Да.

— Скажем так: я Маг, — в ответе прозвучало именно слово с заглавной буквы.

— Как Туунг?

— Нет, Туунг — один из моих учеников, миссионеров, если так можно выразиться.

— Вы… местный?

— Нет, если ответить в том смысле, который придаешь ты этому понятию. Но я — часть этого мира, этой вселенной — в таком случае, да.

— Вы можете все? — вспыхнула в Алексее надежда.

— Разумеется, нет! Но — многое. Например, мне понравился этот мир — и я сделал его красивым. Ты заметил, как необычны в нем краски?

— Да, но это…

— Не столь существенно, ты хочешь сказать? А еще я дал местному населению — где сам, где с помощью своих наместников-магов — необходимые для безбедной жизни знания, навыки, некоторые способности. Причем, я не подталкивал их к какому-то особому пути развития — это по-прежнему их личное дело. Ты, наверное, заметил и сам: с виду — дикари, но культурные, грамотные и даже интеллектуально развитые!

— Хм, а еще я заметил, что вы, извиняюсь, хвастун…

— Ну, знаешь ли! — Голос, казалось, обиделся, но затем совершенно неожиданно громогласно расхохотался: — А впрочем, ты прав — есть немного! Но, к делу. Так что же ты хочешь?

— У меня всего два основных желания: вернуть в нормальное существование девушку и отправить домой мальчика.

— А вернуться домой сам ты разве не хочешь?

— Я сказал: основные желания! Есть правда, еще одно… Я хочу, чтобы моя жена… была жива.

— Есть вещи… — начал Голос, подбирая слова.

— Все ясно, — прервал его Алексей.

Глава 28

Алексей проснулся неожиданно. Рядом, свернувшись калачиком, посапывал Колька. Солнце еще не встало, но рассвет начинался — небо с восточной стороны розовело неестественно ярко и вычурно, словно в кадре рекламного клипа «Восход солнца — с нами веселее!». Но не зарождающаяся заря разбудила Алексея — было что-то еще, непонятное и тревожное, словно бы чей-то холодный взгляд следил сейчас за ним сквозь прорезь прицела.

Алексей осторожно, стараясь не шуметь, огляделся. Позади и слева тянулось темное поле, справа поднимались в звездное небо слегка подсвеченные розовым холмы, впереди же, не далее чем в тридцати метрах, начинался лес. По контрасту с ярко-розовой полоской зари он был угольно-черен, словно выписан черной тушью без намека на детали и светотени. У Алексея при взгляде в ту сторону поползли по спине мурашки, и он просто физически почувствовал, что опасность исходит оттуда.

Все, однако, тонуло в полной тишине. Даже не пели птицы, если они вообще водились в этом мире — этого Алексей не помнил. Подождав пару минут, Алексей немного успокоился, а когда первые лучи солнца озарили все вокруг феерической иллюминацией — страх и напряжение схлынули вместе с остатками тьмы. Зато вспомнился недавний странный сон, так похожий на явь и в то же время так с нею несовместимый. Если загадочный Маг, говоривший с Алексеем, существует в действительности — есть надежда на благополучный исход… Но сон, а вместе с ним и беседа с хвастливо-могущественным незнакомцем прервались, так и не дав ответа на вечный вопрос: «Что делать?»

Чихнул от пощекотавшего его солнечного лучика Колька. Он быстро вскочил на ноги, непонимающе оглядываясь, пока остатки сна окончательно не слетели с него. Тогда он заулыбался широко и открыто, потянулся и, не в силах сдержать мальчишеской энергии и радости от чувства свободы, ринулся вдруг стремглав по полю к ближайшему холму. Взлетев на самый его гребень он замер, оглядывая с высоты окрестности, а потом закричал что-то, широко замахав руками.

Алексей не мог расслышать слов мальчика, но видел, что тот очень возбужден и даже подпрыгивает от впечатлений. Впрочем, Колька уже со всех ног катился с холма, чтобы скорее поделиться с Алексеем увиденным.

— Замок! Дядя Леша, там замок!!! — закричал мальчик еще на бегу. Остановившись, он затараторил быстро-быстро, помогая себе руками и вообще всем телом — изгибаясь и подпрыгивая:

— Ух!!! Там такой замок! Настоящий! Огромный! Как в кино!!! Там, за лесом! Пойдемте, дядь Леш, пойдемте туда скорее!!!

Алексей сделал жест рукой, пытаясь остановить это словоизлияние. Но Колька продолжал прыгать и крутиться юлой, так и порываясь сорваться с места и бежать к своему замку без остановки.

— А ну-ка помолчи! — прикрикнул Алексей, и Колька наконец-то утих, продолжая впрочем переминаться с ноги на ногу.

— Успокоился? Теперь говори толково: далеко до твоего замка?

— Ну… — Колька задумался. — Через весь лес… Сколько там будет? Ну, километров десять, я не знаю точно.

Алексей хмыкнул:

— Охотно верю, что ты можешь одним махом пробежать десяток километров, даже не запыхавшись и на голодный желудок! Я, однако, пас! К тому же, замок — не волк, в лес не убежит, как говорится. Давай-ка сначала позавтракаем, а потом уж отправимся к замку. Идет?

Колька досадливо вздохнул, пару раз подпрыгнул, но все же сказал:

— Идет.

Наскоро позавтракав своим «космонавтским» пайком, Алексей с Колькой отправились в путь. Для начала, к неудовольствию мальчика, Алексей сам решил взглянуть на замок с холма, чтобы определиться с расстоянием и направлением. А еще ему очень хотелось в глубине души, чтобы увиденное оказалось замком Туунга. Но… Это был совсем другой замок. Такой же вычурный, с многочисленными башенками, шпилями и флагами, но другой. До него было, пожалуй, ближе, чем десять километров — километров семь, но учитывая, что идти нужно было через лес, дорога могла занять пару часов, как минимум. «Не заблудиться бы», — подумал Алексей.

Едва ступив под кроны деревьев, Алексей снова почувствовал, как недавнее чувство опасности и тревоги завладело им. Чем дальше углублялись они в лес, тем сильнее становилось это чувство. Колька же, напротив, был радостен и беспечен. Он то и дело убегал вперед, нетерпеливо поджидая затем Алексея, снова убегал, пока Алексей, будучи уже совершенно уверенным, что скоро что-то должно произойти, не крикнул:

— Не убегай никуда, дай-ка мне руку!

— Ну, вот еще! — фыркнул Колька. — Что я, маленький?!

Он стоял лицом к Алексею, метрах в пяти впереди него. Алексей собрался уже было приструнить сорванца, даже открыл было рот, но так и не успел ничего сказать, оставшись стоять с открытым ртом, потому что за спиной мальчика из-за ближайших кустов стремительно взвилось в воздух и ярко-желтой молнией устремилось сверху на мальчика нечто устрашающе-громадное. У Алексея язык словно присох к небу, да и не успел бы он ничего крикнуть — настолько неожиданно все произошло. Существо, похожее на тигра, только казавшееся больше его раза в два, вытянув передние лапы с длинными, острыми когтями неумолимо приближалось к мальчику. Полет его вряд ли длился более двух секунд, но для Алексея время замедлилось, сделавшись тягучим и вязким. Он успел разглядеть глаза хищника — холодные как лед, но в то же время горящие чувством силы и превосходства. Он успел разглядеть, как в раскрывающейся пасти обнажаются сияющие белизной клыки, белые настолько, словно зверь чистил их, не покладая лап, с утра до вечера лучшими зубными пастами! И когда этот белоснежный частокол убийственных лезвий окрасился вдруг алым, время вновь вернулось для Алексея к своему обычному темпу.

Зверь сбил с ног мальчика, и тот отлетел к ближайшему дереву, едва не врезавшись в него головой, а сам он, перекувырнувшись по инерции пару раз, остался неподвижно лежать возле самых ног Алексея. И Алексей вышел наконец из оцепенения, хотя соображал еще довольно туго. Он увидел, что Колька поднимается на ноги — стало быть с ним все в порядке… Затем он тупо посмотрел себе под ноги: буквально в десяти сантиметрах от его кроссовок в землю вонзились когти хищника, глаза которого оставались открытыми, хотя и стремительно стекленели. Из раскрытой клыкастой пасти стекала алая, так празднично выглядящая на ярко-зеленой траве кровь, а горло животного было пронзено длинной, без оперения, стрелой.

Глядя на поверженное животное, Алесей не сразу заметил странное существо, вышедшее из-за деревьев слева, а когда заметил — остолбенел, не зная, убегать от него или смеяться. Убегать казалось разумным, поскольку существо держало перед собой многозарядный арбалет, но… смеяться хотелось больше, поскольку внешний вид существа располагал именно к этому. Если бы не отсутствие шерсти и вообще какой-либо растительности на теле, да еще большой — под метр восемьдесят — рост, существо было бы вылитым Чебурашкой! Большая голова с огромными круглыми ушами, наивно-доверчивые глаза-блюдца, маленький ротик — все это словно было срисовано с известного мультипликационного героя. В довершении сходства ножки существа были коротенькими, но с огромными полукруглыми ступнями. На этом, правда, сходство заканчивалось: торс и руки «Чебурашки» были словно позаимствованы у какого-то земного культуриста — они так и бугрились мышцами и вздувшимися венами, правда, на руках было только по четыре пальца. Существо имело какой-то бледно-голубоватый цвет, отчего еще больше походило на игрушку. Зато голос — настоящий, а не какой-нибудь телепатический — был у «Чебурашки» громким, низким, безоговорочно мужским и на удивление знакомым.

— На чужой планете соваться в лес без оружия непредусмотрительно! — сказало существо по-русски.

— Так где ж его взять! — постарался больше ничему не удивляться Алексей.

— Значит, сторонкою надо, сторонкою!

— Так если надо прямо!

— Так уж и надо?

— Именно так.

Существо скорчило смешную рожицу, видимо означавшую глубокую задумчивость, даже почесало свой лысый затылок четырехпалой ладонью. Затем сказало:

— Ну, тогда пошли!

— Куда? — все-таки удивился Алексей.

— Как куда? Ты же сам сказал: прямо!

И «Чебурашка», не оглядываясь, смешно засеменил в лесную чащу. Алексею с Колей ничего не оставалось, как последовать за ним.

За всю дорогу существо не проронило больше ни слова и ни разу не оглянулось на своих спутников, которые едва поспевали за ним сзади.

Колька еще в самом начале пути спросил у Алексея шепотом:

— А это кто такой?

— Сдается мне, Коля, — ответил Алексей, как раз и размышлявший только что над этим вопросом, — что это именно тот, кто нам и нужен!

— Это Туунг?! — вылупил Глаза Колька.

— Конечно же нет! Я полагаю, что это его учитель.

Колька в ответ только присвистнул. Весь дальнейший путь Алексей и Коля молчали, отчасти потому, что быстрая ходьба по лесу не особо способствовала разговору, отчасти потому, что любой заданный в этой ситуации вопрос не только не имел ответа, а только лишь порождал новые вопросы.

Между тем лес неожиданно кончился, и перед путниками открылась холмистая равнина; на ближайшем холме возвышался величественный и прекрасный замок.

— А вот и моя лачужка! — простер «Чебурашка» руку в сторону замка. — Добро пожаловать!

Глава 29

Посреди огромного, но тем не менее удивительно уютного зала ломился от многочисленных яств и напитков стол. Угощение услужливо подавали уже знакомые Алексею по замку Туунга големы. Сам же Алексей вместе с Колькой и «Чебурашкой» сидели за этим длиннющим столом, который, казалось, был накрыт для многолюдного банкета, и откровенно наслаждались процессом набивания желудков. Впрочем, к хозяину замка это не относилось — он ел мало, скорее даже не ел, а лишь дегустировал некоторые блюда, и то, похоже, больше из вежливости к гостям, за компанию.

Когда первое чувство голода было утолено, и Алексей, сыто отдуваясь, откинулся на спинку массивного стула с резной спинкой, хозяин замка нарушил молчание:

— Ну что ж, продолжим наше знакомство?

— Это были вы — там, во сне? — полуутвердительно спросил Алексей.

— А ты разумен! — ответил Маг и добавил, как тогда, во сне: — С тобой можно иметь дело!

— Вы действительно не местный, — не зная, с чего начать разговор, брякнул Алексей.

— А ты наблюдателен! — засмеялся хозяин замка. — Хотя я тебе об этом уже и так говорил.

— Так откуда вы?

— По большому счету, это не имеет значения. Даже если я назову тебе название моей родины — что это тебе даст? К тому же, моей родной планеты уже давно не существует… — Маг заметно загрустил, но тут же собрался и продолжил: — Я посетил уже столько миров, что считаю себя частью Вселенной, это я тоже тебе уже говорил. Между прочим, я был и на вашей планете!

— Вы были на Земле?! — ахнул молчавший до этого Колька. — Вы знаете, где она?!

— Мне незачем это знать… — непонятно ответил Маг. — К тому же, это было так давно!

— Как давно? — заинтересовался Алексей.

— Семьсот лет назад по вашему летоисчислению! И мне не очень-то, откровенно говоря, у вас понравилось! Меня даже чуть не сожгли на костре! Правда, мне пришелся по вкусу ваш архитектурный стиль. — Маг обвел руками своды зала в подтверждении своих слов. — И еще, я оставил у вас несколько учеников… Кстати, в ваше время магия еще существует?

— В общем-то да, — уклончиво ответил Алексей. — Но сколько же вам тогда лет?!

— Ты не поверишь! Да это и неважно. Правда, сейчас я уже по-настоящему стар и думаю, что если не дни, то годы мои уж точно сочтены… Поэтому я и выбрал в качестве своего последнего пристанища эту милую планетку, сделал ее еще краше, взрастил, так сказать, себе смену…

— Туунга, — кивнул Алексей.

— Не только Туунга, он один из многих.

— А вы, случайно, не Хозяин? — спросил вдруг Алексей.

— Хозяин чего? — не понял Маг.

— Ну… — замялся Алексей. — Туунг говорил о каких-то Хозяевах, Закройщиках…

— Увы-увы! — развел руками Маг. — Я знаю о них не больше тебя! Даже не знаю, а, скорее, догадываюсь… Вот и эта их Выкройка…

— Вы знаете об Октаэдре?!

— Еще бы мне не знать! Я же еще не совсем пенсионер — кроме охоты и основное свое занятие не забываю! Да и Туунг доложил, когда все началось…

— А вы-то почему не вмешались?! — не удержался Алексей.

— Все-таки зря я тебя назвал разумным, — сердито буркнул Маг. — Перехвалил…

— Вытирание соплей, разведение трутней, — съехидничал Алексей.

— Туунг?

— Угу.

— Он еще молод, — все еще сердито пробурчал хозяин замка. — Это только малая часть причины…

— В чем же вся причина?

— Если ты хочешь стать моим учеником — оставайся здесь как минимум лет на пять!

— Что-то не хочется…

— Тогда не задавай глупых вопросов!

Алексей так и не понял глупость своего вопроса, но спорить со старым Магом не стал. Вместо этого он спросил:

— Может быть, перейдем к моему делу?

— Можно и перейти, — уже более дружелюбно ответил Маг.

— Что же вы мне посоветуете?

— Вся проблема в том, что Закройщики закончили кройку, но Октаэдр еще не свернули. А когда они свернут — будет еще хуже… Сейчас же ничто не связывает между собой семь миров, кроме Пустоты.

— В которой находится Лекер? — подхватил Алексей.

— Да… И часть твоей девушки…

— Илмы?! — ахнул Алексей.

Маг кивнул и жестом прервал готовящийся сорваться с языка Алексея новый вопрос.

— Для начала хочу предупредить тебя: когда Октаэдр будет свернут — а это может произойти в любое мгновение — я уже ничем не смогу помочь тебе, и если ты в это время будешь находиться в Пустоте — возврата куда бы то ни было для тебя уже не будет…

— Так вы можете отправить меня в Пустоту?! — радостно воскликнул Алексей.

— А чему ты радуешься? — пожал плечами Маг. — Ну, могу. А дальше-то что?

— Что?

— Это я тебя спрашиваю: что?

— Я не знаю… — честно признался Алексей.

— Вот и я не знаю, — сказал Маг, но увидев, что Алексей пригорюнился, поспешил добавить: — Но догадываюсь! Насколько я знаю, у Лекера — призма, данная тебе Туунгом. У нее еще очень большой потенциал, и из Пустоты Несвернутого Октаэдра (прости меня за неуклюжесть сей словесной конструкции!) она может как минимум один раз открыть одну из трех вершин четырех из семи миров… Но, тут уж как повезет! То, что один из этих миров будет Землей — это однозначно, а вот насчет этого мира — вероятность два из трех.

— Довольно высокая. А вот откуда в Пустоте возьмется свет, чтобы «включить» призму?

— Свет может идти не только от звезд, — загадкой ответил Маг. — Тут есть еще одна проблема… Твоя девушка… В Пустоте ведь — не физическое ее тело. Там — ее основа, душа, в вашем понимании, и еще несколько нефизических, так сказать, оболочек. Их нельзя взять в охапку и отнести куда вздумается. Их и потрогать-то даже нельзя.

— Так что же тогда делать?! — испугался Алексей по-настоящему.

— Выход для тебя только один — поместить их на время в свое тело. Но! — выделил Маг голосом. — Это возможно лишь в случае родственности ваших с ней душ. Примут ли ваши души друг друга, вот в чем вопрос!

— Примут! — уверенно ответил Алексей, хотя, конечно же, не был в этом уверен. — А как быть с Колей?

— Я же сказал, что один из миров будет точно Землей, какие проблемы? — пожал плечами Маг.

— Но почему вы думаете, что Земля будет точно?

— Ну ты же видел схему Октаэдра! — укоризненно вздохнул Маг, но все же «сваял» в воздухе зеленоватую голографическую модель, такую же, как Алексею демонстрировал Туунг.

— Это Земля, — показал Маг на верхнюю грань, и Алексей сразу увидел, что «промахнуться», действительно, невозможно. Он кивнул, и октаэдр сразу же исчез.

— Ну так что, прямо сейчас отправитесь? — очень серьезно спросил Маг.

— А куда тянуть-то? — внутренне поежившись, ответил Алексей. — К тому же, вы сами сказали, что Октаэдр может свернуться в любое мгновение…

— Это так, — кивнул Маг. — Тогда — в путь! — С этими словами он достал откуда-то — словно прямо из воздуха — два сверкающих граненых алмаза, каждый величиной с кулак; их нестерпимый блеск заставил Алексея зажмуриться, а когда он снова открыл глаза — не увидел уже ничего.

Мысли, мысли, мысли… Одни только мысли — и больше ничего. Наверное, я наконец все-таки умер, подумал Алексей. Но эта мысль быстро улетучилась, как дымок тлеющей сигареты. Почему-то она не принесла с собой ни горечи, ни страха, ни долгожданного облегчения, а улетев, не забрала с собой гнетущих чувств, наполняющих душу Алексея. Сейчас, когда ничто, никакие внешние раздражители не отвлекали сознание, эти чувства обострились, вылезли наружу, прорвав тонкую оболочку самоуспокоения.

Что же я за человек, думал Алексей. Нет во мне ни чувства собственного достоинства, ни воли, ни умения, ни сил… Легко сломался после гибели Ларисы, чуть не стал алкоголиком, даже не нашел в себе сил просто жить! Ведь если бы не случай, не вся эта история с Выкройкой, я наверняка наложил бы на себя руки! Из-за такой уж дикой, непереносимой любви к Ларисе, которую я потерял? Но почему же тогда я так быстро забыл о ней, встретив Илму? Разве так можно, разве это правильно? Или же я просто не способен на настоящую любовь, просто я не могу быть один, я боюсь быть один, я не умею быть один? Оттого и жажда уйти из жизни — от страха остаться одному, он неумения жить в этом мире, от слабости, от собственной никчемности…

Ведь даже все это невероятное приключение, даже здесь я оказываюсь всегда в роли какого-то бесхребетного, беспомощного слизняка, не умеющего не то чтобы справиться с ситуацией, а даже просто принять какое-то серьезное решение, довести до конца начатое дело… Один лишь раз решился на что-то стоящее — пожертвовать собой для победы над невидимками, так и то Илма легко отодвинула меня своим нежным плечиком и сделала все сама…

Даже само решение отправиться за Колей — это решение Спиридонова! Даже самое начало всей истории — голова Тгера, — ведь это Митрич загорелся идеей найти разгадку, пригласив его, Алексея, за компанию! Раненой Илме оказал первую помощь Лекер, черный алмаз и призму дал Туунг… Нашедшийся Колька — чистая случайность! Я даже не попытался хотя бы «дернуться» на Реге, легко, без малейшего сопротивления став подопытным кроликом! И даже сейчас у меня появился какой-то шанс только благодаря Магу! А что же я сам?! Кто же я?! Пустота в Пустоте! Боже, как же я сам себя презираю! А еще пытался осуждать Лекера! Да он порядочней, решительней, самостоятельней наконец, чем я в сотни раз! Он ради сына, ради любви к нему, пошел на такое… Этому даже трудно подобрать определение… Он пошел против себя. И он же еще просит у меня прощения! Боже, как же я гадок и как же он свят!

— Ну, не настолько уж я свят… — раздался в мозгу Алексея знакомый голос Лекера.

— Ты все слышал? — ужаснулся Алексей.

— Честно говоря, да, — признался Лекер сразу, видимо, врать ему уже надоело, да и ни к чему больше было. — Я даже позволил себе насчет моего сына тебе подсказать… Ты же не знал?

— Действительно, не знал, — согласился Алексей. Немного подумав, он добавил: — Лекер, теперь я хочу попросить у тебя прощения…

— Ты-то за что? — искренне удивился Лекер.

— Ты знаешь…

— Ничего я не знаю! — вскипел вдруг Лекер. — Это твое самокопание и самобичевание — это твое личное дело! У меня на твой счет тоже есть собственное мнение!

— Ну, и какое же? — спросил Алексей без иронии, совершенно серьезно, даже с неким внутренним напряжением.

— С тобой можно иметь дело, — ответил Лекер словами Мага.

— Но ведь я же… — начал было Алексей, но Лекер перебил:

— За одни только эти мысли с тобой уже можно иметь дело! А все остальное придет, если ты сам этого захочешь и будешь к нему стремиться. И с любовью своей — тоже разберешься! Сердце само подскажет, а жизнь покажет! В крайнем случае, в холостяцкой жизни тоже есть свои прелести! Шучу.

— Ты еще не разучился шутить? — благодарно усмехнулся Алексей. Ему так вдруг захотелось обнять Лекера крепко-крепко, только вот нечем было обнимать, да и некого… И сразу на душе стало тревожно.

— Лекер, ты знаешь, зачем я здесь? — спросил Алексей.

— Разумеется, — не стал лукавить Лекер.

— Ну, и?

— Илма здесь, она ждет, — ответил Лекер, и Алексей только сейчас почувствовал, что Илма, действительно, рядом.

Он не слышал ее «голоса», ее мыслей, но он знал, что она здесь. Это трудно было передать словами, да и не всегда бывают нужными слова. Алексей почувствовал только, что душа девушки открыта, что она трепещет в ожидании слияния с ним. И не было больше сомнений, раздумий, поскольку разум вовсе не принимал сейчас и здесь никакого участия. Просто две души слились так естественно и гармонично, словно они и были предназначены именно для этого мгновения.

На миг, растянувшийся в вечность, Алексея ослепил такой ясный и чистый свет, что весь мир теперь казался состоящим только из этого живительного света. Если до этого Алексей не чувствовал собственного тела, то теперь ему казалось, что его тело — это весь мир. Если до этого он не слышал никаких звуков, то сейчас ему были слышны все мелодии Вселенной. И он, наконец, понял, что живет.

Вспышка небывалого озарения достигла, казалось, мысленного предела, готовая излиться оргазмом фантастических чувств, но Алексей вдруг услышал плач, детский плач, наполненный тоской и страданием. Это плакал Колька. Алексей, если бы мог, снова готов был умереть — теперь уже от стыда! Ведь он совсем забыл о Кольке Пеструхине! Однако, он к своему собственному удивлению быстро пришел в себя, отбросив лишние эмоции и мысли, и понял, что нужно делать.

— Свет! У меня теперь есть свет! Призму, скорее призму! — «закричал» он Лекеру.

— Но… как? — впервые, казалось, по-настоящему растерялся Лекер. — Где она? И чем я ее возьму?!

— Не думай, не сомневайся, просто сделай это! — Алексею на миг показалось, что это «кричит» не он сам, а Маг сквозь его сознание.

— Есть! — через какое-то время, хотя понятие «время» стало уже чем-то совсем иным, отозвался Лекер. — Только скорее! Мне трудно… Очень трудно!

Алексею не пришлось делать никаких усилий, поскольку свет любви, свет жизни сиял теперь в нем негасимым, казалось, факелом. Он только лишь приоткрыл душу…

Сиреневый туман завертелся спиральной воронкой, всасывая в себя Вселенную. Алексей снова чувствовал свое тело, но оно, подхваченное мощным водоворотом, не подчинялось ни мысленным, ни мышечным усилиям… Рядом промелькнуло испуганное лицо Кольки, затем — его почему-то босые ноги. И неожиданно, как хлопок — только беззвучно, все стихло.

Сиреневый туман стал совсем прозрачным. Прямо перед собой сквозь легкое пурпурное марево Алексей увидел знакомую пещеру из мира Илмы — он даже разглядел освещенный солнечными лучами выход. Слева — поднимались к металлической двери бетонные ступени «серого» мира. Назад Алексей даже не стал оглядываться — настолько тянуло оттуда отвратительной вонью Рега! Зато справа… Алексей инстинктивно схватил за плечи стоящего рядом Кольку. Справа, из какой-то совершенно могильной темноты к ним тянулись руки! И лишь через пару секунд за руками показалась голова, а потом и все остальное. Перед Алексеем с Колькой стоял… Иван Валентинович Спиридонов!

Глава 30

Можно задумываться о будущем, можно вспоминать прошлое, можно переживать настоящее… Нельзя только до конца понять: а что же оно такое — Время, связывающее все эти понятия неразрывной цепью. Впрочем, почему неразрывной? Просто потому, что так легче думать? Потому, что это если и не объясняет суть Времени, то по крайней мере втискивает его хоть в какие-то логические рамки… Но разве могут для Времени быть какие-то рамки, какие-нибудь границы? А связь Времени с Пространством? Может, это вообще одно и то же, только в разных ипостасях?

Как бы ни бились философы и ученые над разгадкой тайн Времени, для простого человека вряд ли когда-либо станет доступным его понимание, даже не понимание, а хотя бы осознание в какой-нибудь — пусть даже приблизительной — мере…

Иван Валентинович Спиридонов был простым человеком. Говоря откровенно, он никогда в своей жизни не задумывался, что такое Время. Сама постановка этого вопроса его просто удивила бы, настолько очевидным казался на него ответ! Было вчера, есть сегодня, будет завтра — чего тут мудрить? Да и о Пространстве не сильно задумывался Иван Валентинович: что-то далеко — что-то близко, что-то высоко — что-то низко…

И вот — все оказалось не совсем так просто, а точнее — совсем не так просто! Мир если не перевернулся теперь в глазах Спиридонова, то уж точно перестал казаться простым! И, что самое интересное, Иван Валентинович не только не испугался этого, а напротив — заинтересовался и даже попытался делать некие умозаключения и выводы. И, если с пространственными парадоксами он более-менее разобрался, то Время, а тем более «больное» Время «серого» мира сыграло с ним совершенно непонятную шутку.

Иван Валентинович стоял на проезжей части улицы, уперев в бока руки и поджидая быстро надвигающийся на него задом автомобиль. Конечно, было жутковато, но за исполнением «фокуса» наблюдали Алексей с Илмой, поэтому Спиридонов не хотел смалодушничать. Лишь когда кузов «микроавтобуса» подлетел к нему вплотную, Иван Валентинович непроизвольно зажмурился. Удара он не почувствовал, зато появилось ощущение падения, точнее — полета… Моментально открыв глаза, Спиридонов увидел, что падает на деревья. Инстинктивно ухватившись руками за сук, мелькнувший перед глазами, он понял, что висит на березе. Обыкновенной, земной березе! А вокруг шумел листвой и ветвями такой же родной и обычный земной лес.

Спиридонов огляделся и даже присвистнул: он находился совсем недалеко от горного кряжа с Чертовой пещерой, откуда совсем недавно началось это странное путешествие! «Эк меня вышибли, — подумал участковый, — как пробку из бутылки!» Он быстро спустился с березы на землю и призадумался.

Странно, думал он, почему я не появился в той же точке, откуда начался наш переход? С другой стороны, и выбили «на той стороне» меня на определенном расстоянии от «точки входа»… И, похоже, эти расстояния-то одинаковые! Значит, не обязательно «прыгать» из мира в мир только в вершинах треугольников? Или это произошло из-за столкновением с автомобилем, едущим задом-наперед? Впрочем, чего гадать? Надо назад, к ребятам!

Приняв такое решение, Спиридонов зашагал к выходу из леса — в сторону горного кряжа. Уже через несколько шагов у него появилось какое-то неясное тревожное чувство. Что-то было не так… Непонятно — что, но не так… Наблюдательность была неотъемлемой частью Ивана Валентиновича, ведь он был все-таки милиционером, к тому же — сельским жителем, поэтому подсознательно, интуитивно он ощущал какую-то неправильность происходящего, хотя и не мог пока осознанно пояснить, в чем эта неправильность заключается. Хотя… Взглянув на небо, Спиридонов увидел, что все оно затянуто сплошной серой облачностью, и вообще — было довольно прохладно. Но ведь всего пару часов назад здесь стояла ясная, солнечная погода! Впрочем, это же Север… И тут, выходя уже из леса к подножию горы, Спиридонов замер, уставившись на землю…

Это было место их последнего привала. Вот здесь, на пенечке, сидела Илма, здесь — Алексей, а вот тут, возле ольхового куста, он, Спиридонов, прикопал, поддев ножом дерн, послеобеденный мусор… И этот кусок дерна был сейчас пожелтевшим! Но ведь прошло два — от силы три часа! Трава была абсолютно зеленой, это Спиридонов отчетливо помнил! А теперь, судя по ее виду, прошла как минимум неделя, а то и дней десять, со времени их обеда! Не доверяя глазам, Иван Валентинович приподнял пожелтевший кусок дерна и увидел кусок совершенно размокшей газеты и заплесневелую шкурку колбасы.

— Мать его ети! — пробормотал Спиридонов. — Это ж как меня швырануло!

И тут он с ужасом понял, что все эти дни, пролетевшие для него за одно мгновение, Алексей с Илмой провели в чужом мире! И Колька, самое главное — Колька не найден! А может, они уже вернулись?

Спиридонову очень захотелось броситься бегом домой, в Никольское, чтобы проверить эту вспыхнувшую вдруг надежду! Но он быстро осадил себя, понимая, что, пока он доберется назад, пройдет очень много времени, которого и так потрачено уже столько впустую — в прямом смысле этого слова! И потом, если окажется, что Алексей не возвращался, что Колька не найден — как он все это объяснит дома? Там и так все, наверное, поставлено уже на уши фээсбэшниками, а если он им начнет заливать про треугольники, иные миры, пропавшее время, текущее вспять… Спиридонов даже поежился, представив эту картину. Дурдом обеспечен, если не хуже… Нет, надо лезть снова в этот сиреневый кисель!

Иван Валентинович буквально взлетел по пологому склону на вершину горы. Взлетел — и замер, ошарашено уставившись вниз: никакого тумана больше не было — ни сиреневого, ни простого! Спиридонов бессильно опустился на колени, тяжело дыша. Впервые за долгие годы он находился в полной растерянности — он просто не знал, что теперь делать. Дрожащими руками он достал сигарету, с трудом — поскольку ломались спички — прикурил ее и, пуская из ноздрей густые клубы дыма, невидящим взглядом уставился на скалистые склоны горы.

Отрешенно разглядывая серую поверхность камня, Спиридонов не сразу понял, отчего он вдруг неожиданно напрягся. Снова, видимо, сработало подсознание, а толчком для этого послужило черное пятно в скале, на которое наткнулся взгляд участкового. «Пещера! Чертова пещера!» — подключилось, наконец, и сознание. Резким щелчком отбросив сигарету в сторону, Спиридонов вскочил на ноги.

Он мчался к месту над зияющей в скале дырой, не чуя под собой ног. Это был последний шанс, и Спиридонов отчетливо понимал это. Он снова не смог бы объяснить себе, почему он был почти уверен в том, что Чертова пещера каким-то образом связана с точкой перехода в иные миры, но он чувствовал это, а своим чувствам Иван Валентинович привык доверять!

К счастью, именно в его рюкзаке оказалась веревка, и Спиридонов, намертво закрепив ее, немедленно начал спуск. Забравшись в пещеру, он, не раздумывая, бросился к вертикально уходящему вниз каменному колодцу и, отталкиваясь ногами от гладких стенок, заскользил навстречу мертвящему холоду и могильной темноте.

Спиридонов даже удивился, почувствовав под ногами твердую опору, поскольку начал было уже думать, что колодец и впрямь ведет в никуда. Зато здесь, на самом дне каменной преисподней, он снова впал в растерянность. Что делать дальше? Никаких сиреневых окон перед ним не раскрывалось!

Хотя, нет! Что-то тут все-таки было! Или это галлюцинация? Ивану Валентиновичу показалось, что он слышит голоса… Но они звучали так тихо и, казалось, прямо в мозгу… Впрочем, вскоре он смог уже разобрать отдельные слова, которые, действительно, раздавались непосредственно в голове: «…Скорее! Мне трудно… Очень трудно!» И сразу вслед за этим появился туман. Он заклубился прозрачным малиновым облаком буквально в полуметре впереди. Спиридонов нерешительно протянул к облаку руки, медленно погрузил их в него. Затем, набравшись решимости, он сунул в туман голову, а потом шагнул вперед…

…и тут же увидел в сиреневом мареве Алексея, держащего за плечи Кольку Пеструхина. Алексей тоже увидел участкового, подался вперед, собираясь ему что-то сказать, но тут вновь зазвучал в голове голос, теперь уже очень отчетливо:

— Я больше не могу удержать его! Проход закрывается!!!

И тогда Алексей, также слышавший этот вопль отчаянья, поскольку вздрогнул он так же, как и сам Спиридонов, толкнул вдруг Кольку к участковому, а сам резко нырнул куда-то вправо. В ту же секунду туман пропал. Тьма, казалось, сгустилась еще сильнее. Но рядом раздавалось живое, со всхлипами, дыхание.

Иван Валентинович чиркнул спичкой и в ее мерцающем свете увидел возле себя испуганную мордашку Кольки Пеструхина с круглыми, в пол-лица, вытаращенными глазами.

— С возвращением на Землю, Коля, — задрожавшими вдруг губами прошептал Спиридонов. И мальчик, заплакав навзрыд, крепко-крепко обхватил участкового своими холодными ручонками и уткнулся мокрым носом ему прямо в живот.

ЭПИЛОГ

Алексей шел по неестественно яркому, цветущему полю под жаркими, почти обжигающими лучами солнца, но ему казалось, что его ослепляют не солнечные лучи, а блеск снега и льда. Много льда и очень много снега. Снег тает на лице и тяжелыми каплями стекает вниз, словно слезы. А может, это и есть слезы? Отчего-то стало трудно дышать… Может, это снег забивает нос и рот, комом катится в горло… Этот ком — его невозможно ни проглотить, ни выплюнуть!

Алексей упал вдруг на колени и, согнувшись пополам, зарыдал, как будто закашлял, выталкивая из себя с каждым отрывистым, лающим звуком часть невероятно горького ледяного кома. Снежная пустыня поглощала Алексея, засасывая, словно трясина, снизу, накрывая, словно одеялом, сверху…

Снег… Никогда ему больше не увидеть снега. Никогда! И, в то же время, бесконечный снег и лед в душе… И вдруг издалека, из этого снежного плена души, его позвал голос Ларисы! Нет, не Ларисы — Илмы! Или все же Ларисы? А может, их обоих? Или Лариса и Илма — это одно и то же? Одна и та же, только разная? Разве сейчас это важно! Важно, что она зовет его, и он на этот раз справится со снежной лавиной! Он обязательно справится, несмотря ни на что! Он будет грызть лед зубами, растапливать снег своим сердцем! Второй раз ледяному мраку не удастся торжествовать свою жестокую победу!

Аарнуу внес бесчувственное, пылающее жаром тело Алексея в прохладную комнату и осторожно опустил на лежанку. От этого легкого движения Алексей резко раскрыл глаза и, увидев перед собой золотоволосого воина, прошептал запекшимися губами:

— Ты… уберег ее?

Аарнуу кивком головы указал на соседнюю лежанку. Алексей приподнялся на локте, вглядываясь через дрожащие перед глазами туманно-кровавые пятна.

— Помоги… — простонал он, так ничего и не разглядев, и принялся сползать с лежанки.

Аарнуу приподнял Алексея и почти что понес его.

— Стой! — отчетливо и громко сказал вдруг Алексей. Он, наконец-то, увидел! Туманная пелена спала с глаз, и он увидел перед собой Илму — застывшую, ледяную, полупрозрачную…

Алексей посмотрел на Аарнуу и тот без слов вышел из комнаты. Тогда Алексей опустился на лежанку рядом с Илмой, прижал ее к себе ослабевшими руками нежно и бережно, а губами — живыми и горячими — коснулся холодных, как лед, губ девушки…

Жар уходил из воспаленного тела Алексея столь же быстро, как наливалось теплом и жизнью тело Илмы. Вот с ее губ сорвался, наконец, еле слышный вздох, и Алексей отстранил от них свои губы, чтобы не мешать девушке дышать. А сам он и дышать уже боялся! Он только смотрел во все глаза, как расцветает, словно сказочный цветок, его любимая, возвращаясь из тьмы — к свету, из небытия — к жизни.

Еще вздох, еще один… Илма открыла глаза. Увидев перед собой лицо Алексея, потянулась к его губам своими губами, словно за живительным глотком воздуха. Он дал ей этот глоток. Он дал ей всего себя, получив взамен то же.

— Леша… Что это было — такое огромное, белое и… страшное? — прошептала девушка.

— Это был снег… Снег и лед, — ответил Алексей, глядя в бездонные озера блестящих серых глаз. — Всего лишь лед, любимая! Не бойся, он уже растаял…

КНИГА 2. ОКТАЭДР

Здесь такой чистоты из-под снега ручьи —

Не найдешь, не придумаешь краше!

Здесь цветы, и кусты, и деревья — ничьи,

Стоит нам захотеть — будут наши.

В.С. Высоцкий

ПРОЛОГ

Сашка Ефимов ехал домой. Мотоцикл довольно и жизнерадостно тарахтел мотором. Доволен и жизнерадостен был и сам Сашка. Не зря он мотался за тридцать километров — в Васино, на дискотеку! Да что там дискотека — обычные «дрыгалки» под хрипящие колонки древнего магнитофона с самодельным усилителем! Самое главное — Катька! Долго она упиралась, рыжая краля, почти месяц Сашка ее «уговаривал», сколько бензина за это время сжег, мотаясь в Васино, сколько «фонарей» навешал местным Катькиным хахалям, а все-таки добился своего! Еще на дискотеке, тиская упругое девичье тело, Сашка понял, что сегодня все решится — уж больно безропотно сносила Катька эти тисканья, и даже сама все плотнее и плотнее жалась к нему своим жарким телом. А потом… Ух! Душистый сеновал, мягкое, свежее сено, не менее мягкое и опьяняюще свежее Катькино тело… Все! Катька теперь его, Сашкина!

Сашка снова и снова поминутно вспоминал, переживая в памяти события сегодняшнего вечера. Он ехал, почти не глядя на дорогу, потому что перед глазами его была Катька — обнаженная, с распущенной гривой рыжих волос, красивая до умопомрачения! «Что же теперь делать? — размышлял Сашка. — Жениться на Катьке, или погулять, а там видно будет? Так ведь опасно оставлять ее в Васине — сколько там кобелей-то местных! А жениться — тоже пока будто не сильно охота…»

Так, за прекрасными видениями да трудными размышлениями Сашка совсем перестал следить за дорогой, выхватываемой конусом света фары, словно фрагменты лунной поверхности под фотокамерами «Лунохода». Да и зачем, по сути, было за ней следить? Дорогу эту — каждую ее кочку, каждый камешек, каждый подъем-поворот — Сашка давно знал наизусть и мог бы, наверное, проехать по ней с закрытыми глазами! Вот громыхнула под колесами мотоцикла заброшенная узкоколейка — значит, через пяток километров смешанный лес кончится, начнется сосновый бор, а сразу за ним — Никольское! Мать переживает поди — времени скоро три, а он в час обещал приехать… И ведь никак не убедить мать, что незачем за него так переживать, не маленький ведь — армию отслужил, а она все за свое: в армии цел остался, не дай Бог дома что случится! Устал Сашка с ней спорить! Нет, жениться все же надо!

Сосновый бор, однако, так и не начался. Зато побежали вдруг по сторонам дороги, выхватываемые лучом света, деревенские избы. Но это было не Никольское. «Что за черт!» — ругнулся, резко тормозя, Сашка. При этом он забыл выжать сцепление, и мотоцикл, дернувшись, заглох. Вокруг сразу же повисла глухая тишина. Лишь в ушах слегка еще гудело от недавнего шума мотора, да звенели, слетаясь на неожиданное пиршество, комары.

Сашка, не слезая с мотоцикла, дернул ногой пусковой рычаг. Мотоцикл затарахтел как-то неуверенно, казалось — даже испуганно. Еще не испуганным, но уже вполне озадаченным был и сам Сашка. «Нет же больше ничего до Никольского! — стал убеждать он сам себя. — Чучерино я уже проехал… Или нет? Как нет, когда „железка“ уже была, а она — после Чучерина! Тьфу, лешак, заморочила мне Катька голову! Да это же Быково! Значит, я Никольское промахнул — и не заметил! А может, и соснул за рулем, на „автомате“ ехал…» Сашка с облегчением засмеялся, сообразив, где он находится. Быково было всего в километре за Никольским.

Развернувшись на месте, «на левой ноге», Сашка погнал назад. Хоть объяснение случившемуся он и нашел, на душе все равно почему-то стало тревожно. Теперь уже Сашка очень внимательно смотрел на дорогу. Промелькнул перечеркнутый указатель с надписью «Быково», дорога пошла через поле, затем вокруг замелькали в луче света стволы деревьев — грунтовка углублялась в лес. Сашка проехал еще машинально с полкилометра, а потом вдруг опомнился: «Какой на хрен лес! Где Никольское?!» Мотоцикл между тем вновь громыхнул по рельсам узкоколейки. Сашка в зарождающейся панике чуть не выпустил руль. Мотоцикл вильнул к обочине, но парень сумел затормозить у самого края дороги.

Несмотря на ночную прохладу, Сашке стало жарко. Он вытер пот со лба и начал лихорадочно соображать: «Куда же девалось Никольское?! Ну, мог я один раз проехать его, но назад же я возвращался в здравом уме! Ну, выпил я перед дискотекой грамм двести, так давно же все прошло! Не иначе и правда лешак меня заплутал!» Сашке живо вспомнились рассказы матери, как леший, или, по-вологодски, «лешак», может закружить в лесу путников, почему-то не понравившихся ему, и они снова и снова будут возвращаться на одно и то же место… Но то — в лесу, там для неопытного человека все деревья кажутся одинаковыми, ориентиры теряются, и без лешего можно легко заблудиться! Иное дело — дорога, если она есть — то есть, и если пятьдесят или сколько там лет она проходила по одному месту, то за ночь изменить свое направление ну никак не сможет!

Между тем понемногу начинало светать. На душе у Сашки тоже появилась узенькая полоска надежды-зари. «Ну, а вдруг все же на меня так Катька подействовала? — подумал он. — Недаром ведь рыжая — небось колдовская кровь в жилах течет! Приворожила меня, а потом наколдовала чего-нибудь, чтобы домой вернуться не смог! Не, Катенька, рыжая моя краля, я домой дорогу всегда найду! Вот сейчас рассветет чуток — и поеду тихонечко, благословеся…» Сашка достал сигарету, не спеша закурил и принялся ждать, пока бледнеющее на востоке небо не осветится настолько, чтобы можно было хорошо видеть дорогу, ведущую к дому.

Сашку стало клонить в сон; он слез с мотоцикла, поставил его на подножку, а сам умылся холодной росой с травы. Стало полегче. Покурив еще, Сашка решил, что можно уже и ехать — светлая лента дороги стала уже вполне различима. Заведя мотоцикл, Сашка тронулся с места и покатился тихонечко, на второй передаче, внимательно вглядываясь в дорогу и ее окружение.

Сначала был смешанный лес — все правильно, он и должен тянуться вдоль дороги после «железки» километров пять. Сашка специально засек по счетчику, сколько на нем было километров во время последней стоянки. Итак, вот уже пройдено восемьсот метров, девятьсот, километр… Впереди посветлело, и дорога выскочила на поле! Сашка остановился. Заглушил мотоцикл, медленно слез с него, но даже не поставил на подножку — просто повалил набок. Осторожно ступая, словно боясь поскользнуться, Сашка подошел к границе между лесом и полем. Это действительно было похоже на границу — столь ровно, будто высаженный по линейке, тянулся вдоль поля лес! А дорога, выходящая из леса, и ее продолжение, прочеркнувшее поле, были смещены относительно друг друга! Ненамного, сантиметров на семьдесят, но все же смещены, словно кто-то склеивал между собой два куска одного рисунка, стал стыковать, а они не стыкуются — чуть-чуть дорога смещена… А этот «кто-то» не стал обращать на такие мелочи внимания, да и склеил, как есть!

Сашке сразу вспомнилась игрушка младшей сестренки — головоломка из кусочков одной большой картинки, которую нужно собрать. «Паззл» называется, это Сашка хорошо запомнил — в школе по английскому пятерка была, память на новые слова — крепкая. И вот сейчас все происходящее напомнило Сашке эдакий безумный «Паззл», только вместо картинки была земля, с ее лесом и полем; и еще — одного кусочка в этой игре не хватало — с сосновым бором и Никольским…

ЧАСТЬ 1. СЕРОЕ УТРО

Глава 1

Начинало смеркаться, когда участковый Спиридонов и двенадцатилетний подросток Колька Пеструхин подошли наконец к родному селу Никольское. Колька, хоть и устал неимоверно, собрался уже припустить со всех ног к дому, к матери, которую так долго не видел, но Иван Валентинович придержал паренька за плечо.

— А ну-ка, давай присядем! — сказал участковый, опускаясь на траву возле тропинки и увлекая за собой Кольку.

Спиридонов закурил и, выпустив густое облако дыма, спросил, глядя куда-то мимо мальчика:

— Ну, что дома врать будем?

— Как это врать?! — вытаращил глаза Колька.

— А то ты не знаешь как врут! — усмехнулся участковый. — Никогда что ли не приходилось?

— Приходилось… — чуть помедлив, ответил мальчик. — Но теперь… Но вы ведь…

— Ты хочешь сказать, что я всему свидетель, и теперь нам врать ни к чему?

— Ну да…

— Эх, брат! — Иван Валентинович глубоко затянулся сигаретным дымом. — Если не только ты, а еще и я начнем рассказывать про наши приключения — дело будет совсем худо!

— Почему?! — растерялся Колька.

— Да потому, что бред все это! — рассердился Спиридонов. — Бред сивой кобылы! Такого не бывает! Так нам и скажут все, и будут правы! А меня попрут с работы поганой метлой и хорошо, если дело кончится только этим!

— А чем еще?

— Дурдомом, вот чем! — буркнул участковый.

— Но у нас же есть доказательства! — вспыхнули вдруг глаза Кольки.

— Это какие еще доказательства? — насторожился Спиридонов.

— А вот! — Колька оттянул на груди ткань своего темно-синего костюма со странным черным орнаментом. И сама ткань, и покрой одеяния, и рисунок на нем выглядели какими-то чужими, хотя и назвать их категорически внеземными без дополнительного исследования было тоже нельзя. Однако участковый нахмурился:

— А ну-ка, снимай все это!

— Зачем?!

— Снимай-снимай! — При этих словах Иван Валентинович развязал свой рюкзак и достал оттуда грязную Колькину майку. — Наденешь то, что на тебе было!

Колька неохотно переоделся и остался снова в своих черных трусах и некогда белой майке, а наннгское одеяние Спиридонов сунул в свой рюкзак.

— Ну, а теперь слушай! — сказал участковый. — Слушай и хорошенько запоминай.

Видно было, что Иван Валентинович все обдумал заранее, еще по дороге от Чертовой пещеры, поскольку говорил он четко и внятно, словно читал протокол допроса:

— Ты, Николай Пеструхин, такого-то числа июля месяца проснулся ночью и вышел во двор по нужде. Неожиданно из-за угла выскочили двое неизвестных мужчин примерно тридцати-сорока лет, темноволосых, смуглых, кавказской или цыганской национальности. Они схватили тебя, зажали рот и потащили к реке, где их ждала моторная лодка и еще один мужчина с теми же внешними данными. Между собой мужчины переговаривались на незнакомом тебе языке. Сев в лодку, вы все поплыли в ней вниз по реке. Потом тебя заставили выпить что-то с резким, неприятным вкусом и запахом — возможно, водку — и дальнейшие события ты не помнишь. Очнулся ты в какой-то землянке, где тебя сторожил один из этих мужчин, выпуская наружу только по нужде. При этих вылазках ты видел вокруг только лес и не представлял места своего нахождения. Мужчина с тобой не разговаривал, изредка кормил и постоянно заставлял пить неприятную на вкус жидкость, от которой ты всегда засыпал, поэтому точного времени пребывания в землянке ты не знаешь. Возможно, это была неделя, или даже больше. Однажды, проснувшись, ты увидел, что твой охранник крепко спит, и попытался незаметно выбраться из землянки. Это тебе удалось, и ты побежал в лес. По лесу ты блуждал целый день, питаясь только ягодами, заночевал под большой елью, а на следующий день мы с тобой встретились и пошли домой. Все!

Спиридонов замолчал, внимательно разглядывая Кольку. Но Колька тоже молчал, опустив голову.

— Все ясно? — прервал затянувшееся молчание участковый.

Колька кивнул.

— Не слышу! — строго сказал Спиридонов и повторил вопрос: — Тебе все ясно?

— Да ясно, ясно! — буркнул Колька. — А что, правду совсем никому нельзя рассказать?

— Совсем никому!

— Даже мамке?

— Даже ей!

Посмотрев на пригорюнившегося Кольку, Спиридонов сжалился и, усмехнувшись, сказал:

— Вот подрастешь чуток — и напишешь о наших приключениях книгу!

Колька вздохнул, но спорить не стал. В его глазах даже вспыхнул вдруг огонек — он словно озарился весь подаренной идеей.

— А как же я… в книге? Ведь нельзя? — спросил мальчишка.

— Ну, в книге — можно, — улыбнулся участковый. — Ты укажешь, что это — фантастический роман, вот и все.

Похоже, мальчику мысль о книге понравилась. Он заулыбался смущенно. В роли писателя он себя раньше не представлял, а теперь представил и… ему понравилось! Однако, улыбка вдруг быстро погасла.

— А как же дядя Леша? — вспомнил Колька.

Спиридонов помрачнел.

— Дядю Лешу ты не видел!

— Но как же… — начал Колька изумленно.

— Не видел — и все тут! — твердо отрезал участковый. — Я тебя нашел, один. С Алексеем Романовичем мы разделились, когда искали тебя. Все, точка! Уяснил?

— Да я понял, — не унимался мальчик. — Но на самом-то деле как с ним будет?

— А вот этого, дорогой ты мой, я не знаю, — тяжело вздохнул участковый. — Только что-то мне подсказывает, что история наша еще не закончилась… Ладно, все, пошли домой! Только помни — обо всем молчок, я на тебя надеюсь!

— Да понял я, понял! — отмахнулся Колька. — Что я, маленький?!

Мария Пеструхина, увидев входящих в калитку участкового и своего пропавшего сына, заголосила дурным голосом и пулей вылетела во двор. Продолжая вопить и причитать, сгребла Кольку в объятия и принялась осыпать его поцелуями, а затем сползла на землю и, стоя на коленях, принялась обнимать ноги участкового, стараясь и его поцеловать в грязные сапоги.

— Мария!!! — взревел Спиридонов. — Ты это брось! А ну-ка встань на ноги!

Но женщина, казалось, обезумела от счастья и продолжала хватать Ивана Валентиновича за колени. Тогда участковый нагнулся, крепко, но бережно взял ее за плечи и насильно поставил на ноги. Стоило ему, однако, чуть ослабить «объятия», как Мария вновь «поползла» вниз. Спиридонов вновь сжал руки на плечах женщины и как следует встряхнул ее.

— Цыть!!! Ишь, цирк здесь устроила! — закричал он сердито. — Иди лучше сыном займись — он голодный, устал весь, замерз!

Колька действительно еле держался уже на ногах. Мария переключила свое внимание на сына, но то и дело оборачиваясь к участковому, запричитала:

— Ой, спасибо тебе, Иван Валентинович! Ой, спас ты мою кровиночку от смерти-гибели! Ой, молиться я за тебя буду до гроба, в ножки кланяться!

Спиридонов скрипнул зубами, но промолчал, ожидая, пока прекратятся эти хвалебные возгласы.

Наконец, не выдержал Колька:

— Мам, ну хватит, пошли домой! Я устал!

Этого оказалось достаточно, чтобы Мария Пеструхина резко замолчала на полустоне и, схватив сына в охапку, бросилась в избу, забыв даже попрощаться.

— Фу-у-у! — облегченно выдохнул Спиридонов и повернулся было уже, чтобы уйти со двора, как увидел стоящую на крыльце дома напротив Веру Васильевну Югареву — тетку Алексея Белозерова. Пожилая женщина пристально и тревожно-выжидающе смотрела на участкового.

Иван Валентинович вяло махнул ей рукой и, медленно переставляя ноги, направился к жердяной изгороди, разделяющей соседние дворы. У изгороди он остановился, поджидая, пока подойдет Вера Васильевна. Та, однако, не сдвинулась с места.

— Может, ты сам подойдешь ко мне, да все расскажешь? — сухо спросила она.

Спиридонов тяжело вздохнул и перелез прямо через изгородь. Возле Югаревой он остановился и, не в силах поднять глаза, сказал:

— Здравствуйте, Вера Васильевна!

— Ты скажи, куда Лешу дел! — не отвечая на приветствие, еле сдерживаясь от слез, выдавила женщина.

— Вера Васильевна, с ним все в порядке! — бодро заговорил Спиридонов, хотя фальшью от этой бодрости разило за версту. — Мы разделились с ним, я нашел Кольку — и сразу домой его повел… А Алексей — он вот-вот тоже вернется, может — завтра, запасов у него много…

— И давно вы с ним разделились? — голос Веры Васильевны вновь стал сухим и твердым. — Две недели назад?

— Фу-у-у! — тяжело выдохнул участковый, утирая вспотевший вдруг лоб. — Ну, почему две недели… Вчера. То есть — сегодня… Да-да! Сегодня я видел Алексея так же близко, как вот вас сейчас! — Последняя фраза была истинной правдой, а потому голос его снова стал уверенным. Врать-то он совсем не любил, да и не умел.

— Давай, рассказывай все, Иван Валентинович! — прикрикнула Вера Васильевна. — Да ты знаешь, как мы тут все с ума сходим?! Я, Мария, Анна твоя с Валькой! Вся деревня на ушах стоит, вас ищут! А милиция твоя, да эти — фээсбэшники, как понаехали поперву, а потом — и дорогу забыли! Тьфу!

Вера Васильевна наконец заплакала, промокая уголки глаз беленьким платочком.

Спиридонов смущенно кашлянул, а затем, как можно более мягче, сказал:

— Вера Васильевна, вы меня простите, я просто с ног валюсь… Да и своим показаться скорее хочется — сами же говорите: с ума сходят… Отосплюсь, а завтра и решим, что делать дальше. Хорошо?

— Ты только скажи мне правду: жив Лешенька? — переспросила Вера Васильевна.

— Жив, Вера Васильевна! Ей-Богу, жив! — не покривил против истины Спиридонов и, потоптавшись еще чуток, нерешительно сказал: — Так что? До завтра, Вера Васильевна?

— Бывай здоров, Иван… — вздохнула женщина. — До завтра!

Глава 2

Валерка Мителев проснулся рано-рано, как и планировал с вечера. Даже мать еще не встала управляться со скотиной. Вчера Валерка со своими «корефанами» Ленькой и Андрюхой уговорились пойти рыбачить на утренней зорьке. Валерке для такого дела даже будильника было не надо — проснулся ровно в четыре! Быстро вскочил с кровати, побрызгал в лицо из умывальника, налил большую кружку вчерашнего молока, отломил кусок батона и, макая его в свежий мед, слопал, запивая из кружки.

Ленька Карпухин уже поджидал приятеля возле своего дома.

— Чего возишься? — буркнул он недовольно.

— Кто возится-то?! — возмутился Валерка. — Сколько времени-то сейчас, знаешь?!

— Ладно, пошли будить Ушастика! Чего-то его нету…

Друзья направились к дому Андрея Пояркова — Ушастика, как звали его все ребята понятно за что. Но стоило им подойти к калитке, как Андрей сам уже сбежал с крыльца. Вместо приветствия он замахал руками и закричал:

— Вы слышали, что Колька Пеструхин нашелся?!

— Да ну! Нет! — слились возгласы Валерки и Леньки.

— Ага! Его Спиридонов вчера вечером привел! — возбужденно заговорил Ушастик. — Мамка рассказывала…

— Ну, и где он пропадал все это время? — с интересом спросил Ленька, а Валерка даже подпрыгнул пару раз от любопытства.

— Да не сказал ничего Спиридонов… — потух Андрюха. — Да ладно, сами сегодня у Кольки все узнаем!

Друзья согласились с разумным доводом и, сразу забыв о новости, загалдели о предстоящей рыбалке.

— Ты червей накопал? — строго спросил Валерка Ушастика.

— Конечно! Ого-го сколько! — Андрюха достал из пакета и поднял над головой стеклянную банку с закручивающейся крышкой, в которой были проделаны гвоздем многочисленные дырочки. В банке копошился розовый ком извивающихся толстых червей.

— Ну, ладно, куда пойдем? — поинтересовался Ленька, хотя вчера еще решили идти к поскотине — месту, где обычно и удили лещей.

— На поскотину, куда еще! — ответил Валерка, а Андрюха согласно закивал.

Друзья закинули на плечи удочки и весело пошагали к реке.

— Как бы дождя не было! — сказал вдруг Валерка, глянув на небо.

— Ага, затянуто все, — согласился Ленька Карпухин, тоже посмотрев вверх. — Вообще чудное небо какое-то…

Мальчишки остановились и задрали головы к небу. Оно и правда было каким-то необычным. Казалось, что все небо затянуло сплошной пеленой облаков. Но вот что странно — пелена эта была абсолютно «ровной» по виду и цвету. Словно серую пленку натянули над землей! Было что-то около полпятого утра — небо, даже затянутое облаками, должно было быть с восточной стороны светлее, однако ничего подобного не наблюдалось… Да, небо постепенно светлело, переходя из темно-серого — просто в серый, а затем — в светло-серый цвет, но «светилось» оно со всех сторон одинаково!

Друзья молча переглянулись, пожали плечами и побежали дальше — то, что творилось на небе, пусть и было непонятным, не могло отвлечь их от более важного и интересного — рыбалки. Появилась, правда, иная проблема — запах… В утреннем воздухе постепенно и все более ощутимо стал распространяться какой-то ужасный смрад! Поначалу ребята просто морщились, списывая вонь на свиноферму, до которой, однако, было не так уж и близко, но вскоре запах стал таким сильным, что мальчишки, зажав носы, остановились.

— Это че, сгон где-то умег? — прогундосил Ленька.

— Какой еще сгон? — не понял Валерка.

— Ну, сгон — богшой тагой, с гободом! — ответил, не разжимая носа, Ленька.

— Слон! — подсказал, разжав на секунду нос, Андрюха-Ушастик.

— Тогда уж — целое стадо слонов! — буркнул Валерка, с трудом сдерживая тошноту.

Ребята сделали еще несколько шагов — до края угора, откуда дорожка бежала уже вниз, до самой реки, и замерли в оцепенении, забыв даже про несусветную вонь… То, что они увидели, не лезло ни в какие ворота! Первое, что сразу бросалось в глаза — река. Она обрывалась! В буквальном смысле: блестящую ленту реки слева, откуда она раньше текла, словно перерубили! Причем, левее не наблюдалось даже намека на русло! Хуже того, линия, по которой была непостижимым образом перерублена река, тянулась до самого горизонта по обе стороны от русла, и если справа от этой воображаемой линии все оставалось так, как и должно быть — зеленели лес и трава, желтело поле, серебрилась река, то слева открывался просто какой-то жуткий пейзаж! Во-первых, там все было красным. Издалека казалось, что местность сплошь покрыта мясным фаршем. А во-вторых, что самое отвратительное, кровавый фарш шевелился! Приглядевшись, можно было разобрать, что красное месиво — это подобие каких-то кустов или деревьев, а шевелятся их ветви, только не на ветру, а сами по себе, словно щупальца.

Мальчишкам, всем троим сразу, тут же пришел на ум извивающийся комок червей в банке Ушастика. Вышло настолько похоже, что друзей, одного за другим, вырвало. А потом тонко, по-девчоночьи, завыл Ушастик. Друзья не сговариваясь побросали удочки и со всех ног бросились обратно в деревню.

Вера Васильевна проснулась с нехорошим предчувствием. Она и так не находила себе места последние две недели, как ушел на поиски Кольки Пеструхина ее племянник Алексей. А вчера вечером, когда вернулся участковый Спиридонов — с Колькой, но без Алексея, — тревога и вовсе клещами сжала ее сердце! Правда, Спиридонов уверял, что Алексей жив, не верить ему вроде бы резона нету, но даже представить, что племянник остался совсем один в чуждом горожанину лесу, было жутковато.

Однако, надо было вставать, управляться со скотиной, доить и выгонять на выпас корову. Тревога — тревогой, страх — страхом, однако переживания твои, твоя боль, даже болезни — не оправдание перед некормленной скотиной, перед недоенной коровой. Такова участь всех сельских жителей: забывать во имя своего хозяйства про все остальное, хотя бы на время. Именно эта привязанность, кажущаяся несвобода, пугает многих горожан, думающих поменять место жительства на село. Конечно, тем, кто родился и вырос в деревне, все это было привычно, казалось очевидным, обыденным и единственно правильным. Вера Васильевна относилась как раз к таким людям.

Надев сапоги и рабочий халат и взяв ведра с кормом для скота, она вышла из избы на крыльцо. Прожив последние пятнадцать лет в Никольском, именно в этом доме, выходя каждое утро на это самое крыльцо, Вера Васильевна досконально знала, разумеется, что откроется перед ее взором. Она бы и с закрытыми глазами могла в точности представить и постройки на своем дворе, и то, что находится дальше, до самой линии горизонта. Так, например, с ее крыльца виден был лес, раскинувшийся на противоположном берегу реки, хотя самой реки, текущей в низинке, видно не было, а также — три кособоких, полуразрушенных домика у самого краешка леса — все, что осталось от заброшенной ныне деревни Ламыгино… Все это находилось перед мысленным взором Веры Васильевны, но отсутствовало наяву! Сначала женщина не поняла даже, что же так насторожило, даже испугало ее, заставило опустить на крыльцо ведра. А когда поняла — ахнула: всего, что находилось за рекой — ни леса, ни Ламыгина, — видно не было! Линия горизонта словно приблизилась непостижимым образом и проходила теперь где-то в районе реки! Поскольку этого просто-напросто не могло быть, Вера Васильевна сразу же придумала увиденному простое объяснение: туман! Да, просто плотный утренний туман, поднявшийся над рекой, скрыл собою и лес, и Ламыгино, создав иллюзию близкого горизонта… Тем более, и небо было тоже какое-то странное — сплошь серое, хоть и вполне уже светлое, но до того однотонное, что где кончается туман и начинается собственно небо — совсем непросто различить. Поэтому Вера Васильевна не стала больше глядеть на испугавший ее горизонт, а подхватила ведра и пошла в хлев кормить скотину.

Управившись со скотом, Вера Васильевна вышла из хлева с наполненным молоком подойником и тут же чуть не выронила его на землю: по деревенской улице, визжа во весь голос, мчалась Тамарка Пояркова. Промелькнула красной кофтой мимо калитки, словно язык пламени, дающий начало лесному пожару. И точно — «пожар» занимался: завизжали где-то в другой стороне деревни, потом заголосил еще кто-то, опять промчалась мимо Тамарка — теперь уже назад, и не визжа, а просто воя.

— Что случилось-то? — крикнула ей в спину Вера Васильевна.

— О-о-о-е-е-е-о-о-ой!!! — только и прозвучало в ответ.

— Господи, уж не война ли? — перекрестилась Вера Васильевна и быстро прошла в избу.

По радио как раз должны были передавать новости. Но радио молчало. Вера Васильевна покрутила ручку громкости, но это не принесло никакого результата. Зато с улицы слышалось еще больше различных звуков, кроме женского визга и воя. Теперь можно было различить мужской громкий голос, очень сердито что-то выкрикивающий.

Вера Васильевна сбросила грязный халат и, как была в сапогах, выскочила на улицу. Орали, казалось, уже повсюду. Но едва выйдя за калитку, Вера Васильевна увидела, что бегут все, в основном, к дому участкового Спиридонова, и там уже собралась солидная толпа народу. Ну а сердитый голос принадлежал самому Ивану Валентиновичу.

— Да сколько раз вам повторять: не знаю я! — услышала Вера Васильевна, подойдя торопливо поближе. — Я что ли реку разрубил?! Да я еще сам ни хрена не видел!

— Ой-ей-ей!!! Да ты посмотри, посмотри!!! — завопили из толпы. — Да ты на небо хоть глянь!.. А за рекой то что!..

Отдельные выкрики тонули в какофонии воплей и женского плача.

— Цыть!!! — гаркнул снова Спиридонов. — Мать вашу ети, если вы будете так вопить, то… А ну, тихо!!!

Но никто и не подумал затихнуть. Наоборот, невообразимый гвалт только усиливался прямо пропорционально все увеличивающейся толпе. Тогда участковый нашел выход. Он вдруг нырнул с крыльца в дом и вскоре выскочил обратно, держа в поднятой руке пистолет. Выстрел был все же громче людского шума, и он сумел этот шум победить. Теперь из толпы слышались лишь отдельные всхлипывания да испуганный шепоток.

— Вот так-то лучше! — произнес участковый, пряча «макарова» в кобуру. — Ну, кто мне толком расскажет: что случилось?

В ответ на эти слова снова стали раздаваться многоголосые крики, но Спиридонов понял уже свою ошибку и замахал в воздухе кобурой с пистолетом.

— Стоп-стоп-стоп! Молчать!!! — заорал он, и на сей раз это подействовало. — Кто видел что-то лично, поднимите руки!

Над толпой поднялся лес рук.

— Тьфу! — сплюнул участковый. — Ладно, ведите, показывайте — я сам посмотрю!

Людская масса покатилась по деревенской улице к угору с полуразрушенной церковью, откуда трое мальчишек первыми увидели ошеломляющее зрелище и всполошили своим рассказом сначала родителей, а те, в свою очередь, — всю деревню. Половина жителей уже сбегала на угор поглядеть на чудо, а кое-кто сбегал и еще дальше и, соответственно, видел больше, хотя понимать происходящее от этого больше не стал.

Чем ближе подходили никольчане к угору, тем все больше женщин закрывали носы платками, а мужики просто зажали пальцами, поскольку дышать становилось почти невозможно от ужасной вони. Спиридонов, разумеется, тоже чувствовал резкий, тошнотворный запах и понимал уже, что паника возникла неспроста. И он уже начинал догадываться, что слова, сказанные им вчера Кольке Пеструхину о том, что их история еще не закончилась, скоро получат неопровержимое подтверждение. Вид с угора сделал эту догадку фактом, хотя главного Иван Валентинович так и не понял.

Главным же было то, что Октаэдр свернулся!

Глава 3

Спиридонов не знал, что делать. Он честно и откровенно признался самому себе в полной беспомощности. Он не владел ситуацией. Мало того — он ее совершенно не понимал.

Участковый угрюмо брел в сторону своего дома, отрешенно глядя себе под ноги. Сзади, как стадо за пастухом, шли никольчане.

Оставались еще, однако, в Никольском и те, которые либо почему-то ничего не слышали и не видели, либо просто не осознали еще, что случилось нечто небывалое, либо попросту все им было трын-трава. Поравнявшись с одним из домов, Иван Валентинович увидел, как из него вышла хозяйка и направилась прямо к нему.

— Доброго здоровия, Иван Валентинович! — сказала женщина.

— Здравствуй, Ольга Алексеевна, — ответил участковый мрачно.

— У меня ведь беда, Иван! — горестно закачала головой селянка.

— Да у нас у всех вроде не праздник! — буркнул Спиридонов.

Ольга Алексеевна укоризненно посмотрела на участкового — так, словно тот пустился в пляс на поминках.

— Мой Сашка не вернулся вчера с танцулек!

— Е-мое, Ольга Алексеевна, — поморщился участковый, — какие танцульки, о чем ты? Ты что, не видишь, что творится?!

— Да по мне хоть трава не расти! — сердито ответила женщина. — Мне сын всего дороже!

— Ну так что, объявлять сейчас розыск?! — тоже рассердился Спиридонов. — Пропал мальчик Саша Ефимов двадцати одного году, особые приметы: два метра росту и шесть пудов весу! С вот такими кулачищами! Пошел на танцы, да девки защекотали! Отстань, Ольга Алексеевна, не до глупостей сейчас!

— Глупости?! — вспыхнула женщина. — Ну, погоди, Спиридонов! Я буду жаловаться на тебя начальству!

— Жалуйся, — вздохнул участковый. — Я и телефон тебе могу подсказать…

И тут он вдруг понял, что это ведь выход: позвонить начальству, обо всем доложить — пусть у них голова болит, пусть разбираются! У них и звания — повыше, и зарплата — поболе!

Спиридонов чуть ли не бегом бросился к своему дому, не обращая никакого внимания на злобные выкрики Ольги Ефимовой за спиной. Увы, надежда погасла столь же быстро, как и вспыхнула: телефон молчал. Не было не только никаких гудков, но даже и шороха.

— Мать его ети! — ругнулся Иван Валентинович, но спасительная мысль о начальстве не покинула его. Спиридонов стал быстро переодеваться в форму с намереньем самолично ехать в город, к начальству. Здесь он все равно никому ничем помочь не мог, да и помогать пока особо было некому — если только Сашку Ефимова искать под подолами у девок! Вообще-то Спиридонов был готов сейчас ехать куда угодно, лишь бы подальше от этого безумия, лишь бы хоть что-то делать, а то ведь так недолго и умом тронуться после всех этих событий!

Милицейский «УАЗик» взревел и, подняв столб пыли, помчался в сторону Васина. Иван Валентинович откинулся на спинку водительского сидения и блаженно улыбнулся. Ровная, наезженная грунтовка весело бежала под колеса. По обеим сторонам ее мелькали стройные, могучие сосны. На душе стало уверенно и спокойно. Все возвращалось на круги своя. Утренние события в Никольском казались кошмарным сном. Сном — и не более того!

«Может, напрасно я еду? — подумал Спиридонов. — Может, и правда все мне только приснилось? После этих приключений с Колькиными поисками и не такое может присниться!» Но стоило Ивану Валентиновичу бросить взгляд на небо, как он только замычал от досады: никакой это не сон! Небо было — хуже некуда: светло-светло-серым, почти белым. Отвратительным было небо — чужим, незнакомым.

А дорога все бежала и бежала под колеса «УАЗика», сосновый бор сменился смешанным лесом, а этот лес, в свою очередь, неожиданно и резко сменился… пустыней. Но пустыней не песчаной, а какой-то серой и ровной, покрытой словно высохшей глиной — да так оно, вероятно, и было.

Спиридонов остановил машину. Дорога кончилась. Можно, конечно, было ехать и без дороги, только вот куда и зачем? Иван Валентинович не спеша, как-то совершенно апатично вышел из машины, закурил, сам не замечая этого и не чувствуя вкуса и запаха табачного дыма, и только когда окурок обжог ему пальцы — матюгнулся и немного пришел в себя.

Спиридонов огляделся наконец и увидел, что неведомо откуда взявшаяся пустыня тянется до самого горизонта, линия которого находилась, кстати, неестественно близко. Пустыня простиралась также и справа, и слева; правда слева у самой границы земли и неба виднелись какие-то нагромождения камней, похожие издали на неуклюжие каменные хижины. Сзади же стоял родной лес, край которого словно отчертили по линейке — настолько он был ровен.

Иван Валентинович совершенно отчетливо вдруг понял, что ни к какому начальству ему теперь не попасть, но все же сделал машинально несколько шагов вперед, словно высматривая дорогу, которой, разумеется, не было и быть не могло. Хотя нет, была, была дорога! Да еще какая! Ярко-желтая, словно присыпанная золотым песочком, лежала под ногами старшего лейтенанта милиции Спиридонова дорога, идеальной ровной лентой протянувшись вперед — туда, где по старым привычным меркам находился бы поселок Васино, а дальше, за рекой, — город с таким желанным сейчас начальством.

Желтая дорога выделялась на серой поверхности глины, как яркая ленточка, оброненная в кучу дерьма. Иван Валентинович чуть не заплакал от досады: ну ведь не было же, не было никакой дороги только что! Впрочем, не от досады даже — это зарождалась истерика. Сколь ни сильна была психика сельского милиционера, но от беспрерывной череды происходящих несуразностей, необъяснимых, бредовых по своей сути событий, стала давать сбои и она.

Спиридонов наверняка бы сорвался — зарыдал, либо, напротив, захохотал бы безудержно, — но в последнее мгновение деревенский мужик, сидящий внутри, взял верх над милиционером. Этому мужику, Ваньке Спиридонову, ничего не доказывали ни гладкое серое небо, ни глиняная пустыня на месте леса. Ему нужно было сначала все пощупать руками, попробовать на зуб, ну или в крайнем случае увидеть собственными глазами! Ну и что из того, что дорога — желтая? Ну и хрен с ней — хоть синяя! Но ведет-то она в ту сторону? В ту! Васино в той стороне? В той! А кто сказал, что его там нет? Интуиция? «Какая, на хрен, интуиция, когда работает милиция!» — неожиданно выдал Спиридонов в рифму и обалдел даже, как складно вышло. Но удивляться участковый за последнее время уже устал, поэтому принял проснувшийся поэтический дар, как должное.

Не успевший остыть движок «УАЗика» завелся мгновенно. Вдавив педаль акселератора до пола, Иван Валентинович, наконец, засмеялся в голос. Но не истерики ради, а удовольствия для! Хорошо ему вдруг стало. Легко и спокойно. Старший лейтенант Спиридонов понимал, конечно, что никакого Васина впереди нет, да и Ванька Спиридонов об этом, разумеется, догадывался, но… Во-первых, догадки к делу не подошьешь (банально, зато точно!), а во-вторых — надоели ему все эти загадки, головоломки и прочая муть! Раз оно так — значит, так и надо! Кому, зачем и почему — его не волнует! Он делает свое дело — и ладно! В его обязанности не входит разбираться со свихнувшейся природой! На то есть ученые! А его, участкового, задача — порядок на вверенной территории! Порядок — именно в житейском, социальном, так сказать, смысле! «Другого нет у нас пути — порядок, мать его ети!» — продекламировал Спиридонов уже без удивления к открывшемуся таланту.

Километров через десять пустыня тоже кончилась. Только теперь вместе с ней кончилось все. Не было дальше ни серой глины, ни желтой дороги, ни странного неба — ничего там не было. Причем, «ничего» — в каком-то абсолютном, глобальном смысле. Примерно такое же «ничего», как воспоминания о времени до собственного рождения. Такое же «ничего» будет, вероятно, и после смерти. Во всяком случае, атеист Спиридонов полагал именно так.

Стало жутко. По-настоящему, до озноба, до шевелящихся волос. Смотреть вперед не просто не хотелось, а буквально «не моглось»! Зажмуриться же казалось еще страшнее. Даже моргнуть Иван Валентинович боялся — короткий миг затмения будто бы тоже теперь являлся частью этого бесконечного «ничего».

Спиридонов вывалился из машины и боком, чтобы не поворачиваться спиной, но чтобы и не смотреть туда, по-крабьи побежал назад. Так он двигался, нелепо перебирая ногами, совсем недолго. Споткнувшись на ровном месте, участковый рухнул с дороги в засохшую глину. Голова сразу же инстинктивно вжалась в плечи, зажмурились, тоже машинально, глаза, колени поползли к подбородку, и милиционер, приняв невольно позу эмбриона, словно приготовился уйти в то «ничего», что было до собственного зачатия, поскольку другого он просто не знал. До этой минуты.

— Дяденька, вы чего тут лежите? — послышался над ухом детский голос.

Спиридонов дернулся так, что хрустнуло что-то в шее. Девочка лет шести в желтом ситцевом платьишке напугала его так, как до этого не пугал никто! Сознание вырубилось даже на несколько секунд от немыслимой психической перегрузки. Но теплая детская ладошка, легшая на плечо, вновь привела участкового в чувство. Кроме сознания, к Ивану Валентиновичу вернулось совершенно неожиданно и обычное спокойствие. Ужас ушел, не оставив следа. Вот только туда, где кончалась желтая дорога, Спиридонов старался не смотреть. Тем более, что он разглядывал сейчас свою маленькую собеседницу.

Девочка была обыкновенной во всех отношениях: худенькой, светленькой, «без особых примет». Она тоже, в свою очередь, рассматривала лежащего человека совершено спокойно, без боязни, но и без лишнего любопытства, присущего детям ее возраста.

— Ты кто? — спросил Спиридонов, поднимаясь.

— Можете звать меня Марией, — по-взрослому серьезно ответила девочка.

— Значит, Маша, Машенька! — обрадовался почему-то Иван Валентинович. — Ну, а я — дядя Ваня!

— Пойдем, дядя Ваня! — Девочка взяла Спиридонова за руку и слегка потянула его в сторону машины.

— Чего ты? Куда? — прежний страх дунул по спине участкового липким холодком.

— Да вы не бойтесь, там же ничего нет! — махнула Машенька в сторону, откуда убегал недавно Спиридонов. «Вот именно, что ничего», — подумал он, а вслух сказал:

— Да что ты! Я не боюсь! Чего мне бояться! — И засмеялся: — Или ты меня съешь?

— Нет, не я вас, — замотала девочка головой, — это вы меня съедите!

— Я?! — открыл рот Спиридонов, а закрыть уже не смог, потому что девочка, став вдруг туманным сгустком цвета странного неба, змеящимся жгутом поползла в его глотку.

Глава 4

Вера Васильевна не находила себе места. Все валилось из рук. Казалось, мир перевернулся, да так оно, наверное, и было. Но даже несмотря на это надо было продолжать как-то жить. К счастью, большинство жителей Никольского думало точно так же. Утренняя паника постепенно улеглась, оставив место растерянности и тревоге. Но жизнь с ее повседневными заботами и хлопотами брала свое.

Сначала решили вопрос с выпасом коров. Вообще, испокон веку, было заведено пасти коров по очереди, по дворам, и занимались этим в первую очередь женщины и дети. Но, в связи с произошедшими событиями, никольчане решили в обязательном порядке усиливать пастушеские «бригады» мужчинами — не менее двух ежедневно, а детей — не задействовать вовсе.

Решили также, что к «измененным землям» даже близко подходить не стоит, да никто к ним особенно и не стремился. К счастью, основная площадь покосов, пастбищ и полей оказалась нетронутой непонятным явлением.

О причинах же происходящего никто не мог даже догадываться, высказывали же различные «гипотезы» — от химической войны до похмельного синдрома.

Вера Васильевна больше думала не о причине, а о следствии. Причем, о конкретной его части: не оказался ли племянник Алексей на территории, занятой теперь «измененными землями», а если оказался — жив ли он сейчас. А еще Вера Васильевна благодарила Бога, что успели уехать внуки — Паша и Лизонька. Вначале, когда неожиданно приехал зять Игорь с тем, чтобы забрать детей на море, Вера Васильевна расстроилась и даже обиделась. Ведь договаривались же с Валентиной, дочерью, что дети пробудут у бабушки до конца лета, а на море, раз уж им без него — не жизнь, Валька с Игорем съездят вдвоем. Но, вишь, все переиграли, передумали и детей забрали с собой. Теперь же Вера Васильевна была этому несказанно рада — внуки далеко и в безопасности! Хотя… кто его знает, что творится дальше — там, за горизонтом? Всякая связь была прервана — не работали ни телевиденье, ни радио, ни телефон. Электричества в сети тоже не было. Впрочем, этому-то как раз нашлось объяснение: вернулся, так и не доехав до города, участковый Спиридонов и рассказал, что дорога на Васино обрывается так же, как и река, а вместе с нею — и провода. Далее, по словам участкового, начиналась глиняная пустыня и ехать туда он никому не посоветовал, хотя и не запретил. Разумеется, несколько мужиков тут же поехали «на разведку».

Даже есть не могла Вера Васильевна — не лез кусок в горло! Вскипятила чайник, чтобы хоть чайку попить, и тут как раз в дверь постучали. Пришла Мария Пеструхина, вместе с Колькой, даже держала его за руку, как маленького — очень уж боялась, видать, потерять его снова.

— Ну, садитесь, будем чай пить! — пригласила хозяйка.

— Да уж, — вздохнула Мария, — теперь только и остается… Хоть поговорим-посудачим, все веселей.

Но разговор не получался. Думали об одном и том же, а вот говорить не хотелось. Однако, и молчать становилось тоже тягостно.

— Ох, что же это диется! — вздохнула, наконец, Мария.

— Что-что, октаэдр свернулся, говорю же тебе! — брякнул вдруг Колька и тут же, бросив испуганный взгляд на Веру Васильевну, уставился в чашку, досадуя на себя за неосмотрительность. Про уговор со Спиридоновым он помнил, но в свете последних событий решил, что хотя бы матери можно пояснить суть происходящего. Впрочем, она к объяснениям сына отнеслась, как к обычным ребячьим выдумкам.

А вот Вера Васильевна насторожилась.

— Чего это ты сказал сейчас, Коля? — переспросила она.

Колька молчал, угрюмо посапывая.

— Да мелет какую-то дурь! — махнула на сына Мария.

— Ничего не мелю, мне дядя Леша объяснял! — дернулся Колька и снова осекся.

— Как дядя Леша?! — охнула Вера Васильевна. — Ты ж его не видел, тебя же Спиридонов нашел!

Колька засопел еще громче.

— А ну-ка, давай рассказывай! — подтолкнула мать сына в бок локтем.

— Чего рассказывать-то? — стал выкручиваться Колька. — Он еще раньше мне объяснял…

— Коля, давай сознавайся! — строго сказала Вера Васильевна. — Где ты видел Алексея?

Колька понял, что начинается самое то, о чем предупреждал Спиридонов: правда будет выглядеть самой отчаянной ложью. Но все же выпалил, с вызовом глянув на взрослых:

— На Реге, на Вакле!

Мать снова ткнула Кольку локтем в бок, уже сильнее.

— А ну, не выдуривайся! Говори, когда тебя старшие спрашивают! — зашипела она на сына.

— Я и говорю!

— Коленька, я тебя очень прошу, скажи правду! — взмолилась Вера Васильевна.

— Я и говорю правду! — не отступал Колька. — На Реге и Вакле я видел дядю Лешу. Это планеты такие. На Рег меня наннги утащили, потом туда дядя Леша пробрался, а потом нас с ним на ракете на Вакл отправили!

— Я тебе сейчас покажу Ваклу, паразит! — не выдержав, закатила сыну затрещину Мария. — Его люди спрашивают, а он издевается!

— Ты чего дерешься?! — вскочил из-за стола Колька, красный, со слезами обиды на глазах. — Лучше бы я с дядей Лешей на Вакле остался!

Мария хотела добавить сыну, но Вера Васильевна перехватила ее руку.

— Постой-постой, Мария! — взволнованно сказала она, а второй рукой вцепилась в Кольку. — Где ты сказал дядя Леша?!

— Да здесь я, здесь! — раздалось вдруг от двери. — Что за шум, что за гам?

Все трое разом обернулись. У порога стоял… Алексей Белозеров!

Алесей с шумом прихлебывал горячий чай из большой кружки с синей птицей на боку — его любимой. Рядом маленькими глотками пила из фарфоровой чашки — из подарочного сервиза, только для дорогих гостей! — Илма. Они сидели рядышком в той же одежде, что и отправлялись отсюда две недели назад — в линялых джинсах, застиранных рубахах, — словно молодожены, решившие провести медовый месяц не на Канарах да в Антальях, а в палатке у костра. Впрочем, Алексей так и представил тетке свою спутницу:

— Знакомься, тетя Вера, это Илма, моя… жена!

— Ну, благослови вас Господи! — ответила на это Вера Васильевна, перекрестив молодую пару.

Илма в ответ перекрестила Веру Васильевну, приняв этот жест за ритуал знакомства. Алексей тут же предупредил возможное недоумение тетки:

— Илма — не местная! — И добавил, понимая, что никуда уже не деться от объяснений: — Она — не с Земли…

— С Вакла? — спросила вдруг тетя Вера.

Алексей чуть не вывихнул челюсть. Впрочем, присутствие в избе Кольки Пеструхина сразу ему все объяснило.

— Успел? — только и спросил Алексей.

— Да ничего он не успел! — ответила за Кольку Вера Васильевна. — Только про Вакл этот и вякнул!

И вот теперь потягивал Алексей, наслаждаясь, вкусный чай, по которому успел соскучиться, и соображал, как бы понятней объяснить все и тетке, и остальным никольчанам. Тем более, ко всему прочему, нешуточная опасность им теперь грозила, и не одна! Собственно, поэтому-то и заторопился, заспешил Алексей в Никольское, как только свернулся Октаэдр.

— Ну, а что вам Спиридонов рассказал? — как бы невзначай поинтересовался Алексей, в надежде, что участковый хоть как-то подготовил тетку.

— Да ничего он не рассказывал! — махнула рукой тетя Вера. — Не успел он ничего рассказать… Вчера — на усталость сослался, а сегодня — вишь, что началось!

Алексей отодвинул пустую кружку и со вздохом сказал:

— Видите ли… Даже не знаю, с чего и начать… В общем, отрезаны мы теперь от Земли.

Женщины переглянулись. Слово «земля» означало для них в первую очередь отнюдь не название родной планеты. Алексей это понял и быстро поправился:

— Кроме окрестностей Никольского — все другие села, города и страны находятся сейчас очень далеко от нас, и нам до них не добраться. По крайней мере — сейчас.

— Во как! — закачала головой Вера Васильевна, а Мария Пеструхина — так и вовсе окаменела.

— Зато теперь рядом с нами, — решился сообщить Алексей самое главное, — появились совсем чужие земли. О некоторых я и сам ничего не знаю, но есть и такие, соседство с которыми может доставить нам всем… неприятности.

— А Рег? А Вакл? — встрепенулся Колька.

— Части их территорий тоже здесь, — кивнул Алексей. — Но на Вакле — друзья, — при этом он глянул на Илму, — на Реге — хоть и нелюди, но не шибко свирепые, а вот парочка миров меня очень тревожит…

Колька нахмурился, пытаясь сообразить, о каких именно мирах идет речь.

— Вот что! — подумав, решительно произнес Алексей, вставая из-за стола. — Нечего рассиживаться, пошел я к Спиридонову! Надо решать, что делать дальше.

— Я с тобой! — пружинисто вскочила Илма.

— Разумеется!

— Я тоже! — подпрыгнул следом Колька, но мать так дернула его за рукав, что парень чуть не упал.

— Я тебе дам «тоже»! — взвилась Мария. — Ты теперь от меня — ни на шаг!

— Не нагулялся? — потрепал Алексей вихры насупившегося мальчишки. — Не переживай, приключений теперь, я думаю, хватит на всех!

— Типун тебе на язык! — буркнула Мария Пеструхина.

Вера Васильевна же только перекрестилась.

Глава 5

Разве нормальный, уважающий себя мальчишка усидит дома, когда вокруг творится такое?! Разве может существовать хоть какая-нибудь причина, заставившая бы его отказаться от невероятнейшей возможности исследовать чужие, загадочные, неведомые миры, к которым не нужно лететь через десятки и сотни световых лет (что в принципе пока невозможно), а достаточно прогуляться пешочком (что еще вчера не было возможно ни в принципе, ни без принципа)?

Мало того, что Колька Пеструхин хотел немедленно совершить такой поход с друзьями, так он еще и сгорал от нетерпения встретиться с ними как можно скорее, чтобы рассказать о своих приключениях. Один полет в космос чего стоил! А его похищение инопланетянами? А посещение сразу двух планет, населенных разумными обитателями? А настоящий Маг? А… Э-э! Да что говорить! Колька чувствовал, что еще немного — и он просто взорвется от распирающих его впечатлений! Не с матерью же ими делиться! Она и так вон затрещин надавала за «вранье»! Если бы не дядя Леша, разве поверила бы хоть одному его слову? Дяде Леше и то, пожалуй, не совсем поверила.

— Ма-ам! — жалобно протянул Колька. — Я к пацанам схожу?

— Не пущу! — Мария хотела снова схватить сына за руку, но тот увернулся.

— Что я теперь, так и буду дома сидеть?!

— Нечего было теряться! — категорично отрезала мать.

— Я че ль виноват?! — оскорбленно завопил Колька. — Меня наннги украли!

— Вот и опять украдут!

— Если не пустишь, нарочно сбегу! — прошипел Колька.

— Я те сбегу! — Мария подскочила к сыну, чтобы влепить ему очередную затрещину, но неожиданно опустила руку и заплакала. Она села на стул, уткнула лицо в ладони, и худенькие ее плечи мелко-мелко затряслись.

— Мам, ты чего? — опешил Колька. Он не привык видеть мать плачущей, да еще так — беззвучно, потерянно, как-то особо жалостно.

Мария ничего не ответила, только оторвала руки от мокрого лица и прижала к себе сына — тоже как-то незнакомо нежно, ласково. Колька совсем растерялся и в ответ тоже обнял мать.

— Мам, ну не надо! — пробормотал он, еле сдерживая накатившие вдруг слезы. — Ну, чего ты?

— Да ведь один ты у меня, Колюшка! — вытолкнула сквозь комок в горле Мария. — Как же я без тебя?

— Да я же с тобой, — ответил сын, еще крепче обнимая мать.

— А хочешь уйти…

— Я же не насовсем хочу уйти!

— Ты чуть было уже не ушел насовсем…

— Но ведь я вернулся! И потом… — Колька замолчал, не зная, успокоит он мать тем, что собирается сказать далее, или, напротив, расстроит еще больше, но все же решился: — Теперь-то пропадать особо негде…

— Почему? — не поняла Мария и даже перестала всхлипывать.

— Ну, ты же слышала, что сказал дядя Леша… Мы теперь — не на Земле, октаэдр — он совсем маленький.

Мария недовольно покачала головой. В голосе ее вновь появились прежние сердитые нотки:

— Опять ты за свое! Снова сказки сочиняешь! И дядя Леша твой — туда же!

— Мама, какие сказки! — вскочил Колька. — Да ты посмотри вокруг!

— Не хочу я никуда смотреть, — тяжело вздохнула Мария, а потом неожиданно спросила: — К кому ты хоть собрался идти-то?

— К Леньке с Валеркой! — обрадовался Колька. — К Андрюхе!

— Ну и куда потом? Не вздумайте за церковь, к реке ходить! Там, говорят, и дышать-то нельзя, как воняет и красно все!

— Так это… — «Рег», хотел сказать Колька, но вовремя опомнился. — Это само собой! Че мы, дураки, раз дышать нельзя! Ну, в лес может сходим.

— В лес! — недоверчиво повторила мать. — Что в том лесу-то? Не нагулялся за две недели по лесу… Смотри, чтобы к ужину дома был!

Колька уже вылетал за калитку, когда от крыльца послышалось снова:

— Смотри, чтоб к реке — ни ногой!

Во дворе у Леньки Карпухина уже сидели и Валерка Мителев, и Андрюха Поярков по прозвищу Ушастик. Они словно ждали прихода Кольки и молча воззрились на него, как на сошедшего с небес ангела. Слухи о том, что Колька не просто заблудился две недели назад, уже вовсю гуляли по Никольскому, обрастая все новыми и новыми подробностями. А поскольку местные жители до Стивена Кинга или там — Дина Кунца ну никак не дотягивали, то подробности эти были все больше религиозно-мистического оттенка. Попросту — или черти Кольку где-то по преисподней таскали, или лешак по лесу носил. А уж когда в селе появились Алексей Белозеров со своей прелестной спутницей, многие от версии с чертями перешли к прямо противоположной — ангельской, уж больно не походила Илма на нечистую силу. Мальчишки, конечно, ни в чертей, ни в ангелов открыто не верили, хотя в душе почти у каждого были свои «тайнички», где находилось место и суевериям, и всему прочему, о чем вслух не говорилось. Поэтому при появлении Кольки и замерли его друзья в тягостном молчании, запихивая сомнения в эти самые свои «тайнички».

— Вы чего уставились?! — не выдержал Колька. — Че я — с того света?

— А вдруг? — нервно хихикнул Ленька.

— Приссали, что ли? — вызывающе, явно гордясь вниманием к своей особе начал Колька, но тут же не удержался и принялся, захлебываясь от нетерпения, рассказывать друзьям свою историю. Те слушали сначала недоверчиво, но быстро заразились от Кольки естественным восторгом, с которым тот вел свое повествование. Были и еще две важные причины, по которым Кольке очень быстро поверили: во-первых, так сочинить все это Колька не мог, а во-вторых, события текущего дня подтверждали рассказ друга.

Когда Колька, наконец, выдохся и замолчал, возбужденно и тяжело дыша, словно пробежал без передыху километров десять, мальчишки, не перебившие до этого друга ни разу, восторженно загудели и загалдели все одновременно:

— Ух ты!!!

— Вот это да!!!

— Ну, ты дал!

Они прыгали вокруг Кольки, трясли его, хлопали по спине и плечам, от чего в Кольке снова стала подниматься волна гордости и осознания собственной исключительности. И только Валерка Мителев замер вдруг после очередного прыжка и испуганно выдавил:

— Так что, мы сейчас на другой планете?!

Ленька с Андрюхой тоже застыли, как в игре «Замри!» после команды водящего. Колька сразу же забыл о своей «исключительности» и с жаром принялся объяснять:

— Ну да! Только это маленькая планетка такая! Это Октаэдр, я же вам говорил! Он состоит из восьми кусков разных миров, то есть — из семи, а восьмой — закрытый какой-то, я не понял… И один кусок — это где мы сейчас, с Никольским… Это от Земли кусок! А остальные — от Рега, от Вакла, еще какие-то…

— И там живут эти… инопланетяне? — прошептал Ушастик и сам испугался сказанного.

— Ну да, — кивнул Колька, — на Реге и Вакле точно живут, а насчет остальных — я не знаю. Вот и давайте сходим, проверим! — неожиданно закончил он.

Ушастик даже вздрогнул от такого предложения, Валерка попятился, и только Ленька Карпухин радостно подпрыгнул:

— Пошли!

— Надо сначала подумать, куда идти! — по-деловому, боясь потерять свалившееся на него лидерство, сказал Колька.

— А не все одно? — удивился Ленька. — Сам ведь говоришь, что вокруг — везде разные миры!

— Да, только — не до каждого из них близко, и при том — в двух я уже был!

— Мы-то не были! — подал голос Валерка.

— Успеете! К тому же, у наннгов, на Реге, без фильтров задохнешься!

— Так это Рег там, за церковью, где река обрезана? — догадался Ленька. — Там воняет — жуть, мы даже блеванули!

— Там еще как черви красные извиваются… — добавил Валерка.

— Ага, там растения такие, — кивнул Колька.

— Я т-туда не хочу-у-у! — проблеял вдруг вышедший из столбняка Ушастик.

— А я хочу-у-у! — передразнил приятеля Ленька и фыркнул презрительно: — Ты домой, небось, к мамочке хочешь? Так иди!

Ушастик обиженно засопел, а уши его, и без того хорошо заметные, заалели как семафор.

— Перестань! — вступился Валерка за друга. — Самому, что ли, не страшно?

В конце концов, решено было идти, как и сказал Колька матери, в лес. Друзья решили, что даже если и не увидят ничего интересного, то хоть грибов соберут и ягод наедятся, благо их в тех краях растет много.

Сборы заняли — всего ничего, только каждый сбегал домой за корзинкой, а Колька попросил ее у Леньки, потому что домой возвращаться побаивался: а вдруг мать передумает? Уж очень неожиданно она его отпустила — небось, теперь жалеет!

Лес начинался сразу за Никольским. Можно, конечно, было часть пути пройти по дороге, которая вела на Васино, а потом уже свернуть в лес, но по дороге идти никому не хотелось — неинтересно потому что и скучно. Ломанули сразу в бор, направо от дороги. Ориентировались ребята в родном лесу неплохо, заблудиться не боялись. Правда, отсутствовало солнце, но здесь, в окрестностях Никольского, каждому из них и без солнца было понятно куда идти.

Ребята не знали результатов утренней поездки участкового в сторону Васина и, соответственно, того, что дорога приводит к глиняной пустыне. Она бы их, конечно, разочаровала. Пойди они влево от дороги — попали бы в мир Илмы. Пойдя же так, как они это и сделали, друзья, хоть и случайно, выбрали именно такой маршрут, что неминуемо приводил их к треугольнику мира, куда не ступала еще нога человека, как ни банально (зато точно!) это звучит.

Глава 6

Спиридонов встретил Алексея с Илмой как-то уж очень обыденно, почти равнодушно. Словно и не было невероятных событий, свидетелями и участниками которых стали они за последние две недели. С Алексеем участковый поздоровался молча, пожав руку, Илме так же молча кивнул. И лишь когда гости сели к столу, отказавшись от предложенного супругой Спиридонова чая, хмуро спросил:

— Ну, и что тут у нас творится?

Алексей кивнул: дескать, ответ знаю, и принялся обстоятельно и подробно рассказывать Ивану Валентиновичу все, что увидел и узнал после того, как Спиридонова «сбил» грузовик. Илма во время всего рассказа не проронила ни слова, неотрывным влюбленным взглядом одновременно и смущая, и подбадривая Алексея. И только когда речь дошла до «предательства» Лекера и «гибели» Илмы, она на минуту опустила глаза.

Участковый слушал тоже молча. По его лицу трудно было определить что-либо: абсолютно все эмоции скрылись за маской холодного внимания. Алексея поначалу даже несколько сбило с толку это кажущееся равнодушие Спиридонова, но стоило ему прерваться, чтобы уточнить, стоит ли продолжать рассказ дальше, как тот так резанул ледяным взглядом исподлобья, что Алексей понял: стоит!

Когда Алексей закончил рассказывать свою историю, заговорил Иван Валентинович. И по тому, как и что он говорил, трудно было узнать прежнего сельского участкового… Это все стало как-то уже неприятно поскребывать душу Алексея: Спиридонов изменился, а вот в лучшую ли сторону — непонятно… Впрочем, последние события могли наложить весомый отпечаток на поведении любого, Спиридонова в том числе — даже тем более Спиридонова, поскольку на его долю выпало непосредственное участие… Ответственность к тому же… Этими аргументами Алексей постарался объяснить для себя странности в поведении участкового. Между тем, тот сказал следующее:

— Как я понимаю, Октаэдр не является благополучным миром, хоть и не кажется пока чем-то опасным. Однако, как минимум, два явных врага есть у ваклиан — хронисты и невидимки; они же представляют несомненную угрозу и землянам. Неясно пока, какую позицию займут наннги по отношению ко всем остальным, хотя вряд ли откровенно дружескую. Непонятно и то, как будут взаимососуществовать хронисты и невидимки. Если они окажутся врагами друг для друга, это на руку всем остальным, если же они объединятся, пусть даже и на первое время, то угроза вырастет и для землян, и для ваклиан. В любом случае следует объединиться двум последним расам. Причем сделать это нужно незамедлительно! Заполучить в свои союзники наннгов — очень весомый козырь! Но на этот счет существуют большие сомнения. Самое главное — не увидеть их в стане врага, иначе против техники наннгов противопоставить будет нечего. Есть еще несколько существенных факторов, но о них — чуть позже. Итак, — подвел черту под своей речью Спиридонов, — как мы скоординируем наши действия? Кто будет вести переговоры с ваклианами?

— Я думаю, Илме сам Бог велел! — улыбнулся Алексей.

— Не думаю, — сухо парировал участковый. — Илма не является представителем земной расы. Переговоры должен вести землянин. Лучше всего тот, кто хорошо знаком с особенностями ваклианской цивилизации.

— Иными словами, я? — сделал вывод Алексей.

— Именно, — кивнул Спиридонов.

— А вы… то есть ты пойдешь к наннгам? — неуверенно продолжил Алексей.

— Нет. Я буду находиться здесь. Мое присутствие здесь необходимо на случай нападения враждебных рас, для координирования действий, для наведения должного порядка на подведомственной территории.

— Кто же тогда?

— Идеально было бы использовать для переговоров с наннгами Митрича, надеюсь, понятно почему. Но для этого необходимо связаться с самим Митричем. Думаю, это смог бы сделать Николай Пеструхин. Он был на Наннге, общался с Митричем в его новом облике…

— Что?! Колька?! — дошло, наконец, до Алексея. — Да ты что, Иван?! Он же ребенок!

— В данной ситуации это не аргумент.

Алексей даже вскочил от возмущения. Но сказать он ничего не успел, потому что с улицы донесся страшный визг. Казалось, режут свинью — причем, тупым ножом и очень медленно. К этому визгу вскоре добавился второй, не менее истошный и дикий, затем еще и еще — словно началась цепная реакция. Оставалось дождаться взрыва. И тут входная дверь в избу распахнулась от сильного удара! Алексей даже подпрыгнул — настолько это действительно походило на последствия взрыва!

Но и безо всякого взрыва было от чего ужаснуться! На пороге возникла массивная фигура, одетая в пурпурную тунику с черным, затейливым орнаментом. Над туникой развевалась густая, седая борода. Ее владелец был до блеска лыс и очень рассержен.

— Вот развизжались! — прогудел он зычным басом. — Покойников ни разу не видели!

— Ну, не оживших же, Михаил Дмитриевич! — облегченно рассмеялся Алексей. — Да вы еще, небось, и руками своими колоритными размахивали!

— Было дело! — заухал филином Митрич, поскольку это и был именно он.

— Здравствуйте, господин Бердников! — очень официально и очень спокойно, словно встречать воскресших мертвецов на пороге собственного дома было его обычным делом, поприветствовал вошедшего Спиридонов. — А мы как раз о вас говорили.

— Здравствуйте-здравствуйте, — сбитый с толку каменным спокойствием участкового, ответил Митрич. — И что же вы обо мне говорили?

— Аалаа тууа?! — наконец-то отреагировала на громкое вторжение Илма, сидевшая до этого в испуганном оцепенении.

Алексей оглянулся на свою любимую и только сейчас заметил, как же она побледнела! У Алексея даже мороз пошел по коже — так напоминала сейчас Илма тот окаменевший полутруп, в которую превратил ее черный алмаз Туунга.

— Илма, любимая, успокойся! — бросился Алексей к девушке и заключил ее в объятия. — Это Митрич, помнишь, я рассказывал?!

— Мит-рич… — послушно повторила Илма и лицо ее наконец-то смягчилось, выражение ужаса на нем сменилось любопытством.

— А это что за юная пугливая леди? — полюбопытствовал в ответ Митрич. — Уж не легендарная ли амазонка из рассказов моего уважаемого друга? — повернулся он к Алексею.

Алексей кивнул. Затем спохватился и сказал:

— Познакомьтесь, Михаил Дмитриевич, это моя жена Илма.

Брови старика поползли вверх.

— Жена? Вот как? Ну, что ж, поздравляю! Очень приятно познакомиться! Руки не подаю, по известным причинам. — Тут Митрич захохотал и помахал в воздухе серыми, отвратительными щупальцами «пальцев».

Илма вздрогнула, но на сей раз быстро совладала с собой.

— Ну что, знакомство состоялось? — прервал затянувшуюся церемонию Спиридонов. — Пора переходить к делу!

Митрич отреагировал на эти слова с явной обидой:

— Я, конечно, извиняюсь, что помешал вашим делам, — последнее слово он старательно выделил, — но мне почему-то казалось, что мое появление вызовет у присутствующих несколько больше внимания. Или хотя бы любопытства!

— Почему, собственно? — недовольно спросил Спиридонов. — Вернулись домой, что здесь особенного?

— Зато откуда вернулся!

— Так нам и это известно, — поморщился участковый. — Вы бы лучше сели, Михаил Дмитриевич, и подключились к нашему разговору, поскольку он касается и вас тоже.

Последняя фраза несколько смягчила удар, нанесенный самолюбию Митрича, и он, обиженно фыркнув, все же сел на стул, заскрипевший под массивным телом.

— Итак, — продолжил Спиридонов прежнюю тему, — с появлением господина Бердникова снимается вопрос о гонце к нему. Надеюсь, мы окончательно решили, что Алексей отправится к ваклианам… — Участковый вопросительно глянул в его сторону, и Алексей кивнул, добавив:

— Вместе с Илмой!

— Без разницы, — равнодушно ответил Иван Валентинович, но тут же заметил: — Хотя, было бы неплохо, чтобы Илма отправилась к хронистам…

— Это еще зачем?! — вскинулся Алексей.

— Прояснить обстановку, — спокойно, будто разговор шел всего лишь о походе в булочную, сказал Спиридонов. — Ведь Илма была уже в их мире. Необязательно даже вступать в прямой контакт — достаточно хотя бы просто походить, посмотреть, послушать…

— Вот уж… — с языка Алексея чуть было не сорвалось нецензурное слово. — Вот уж нет! — Алексей вскочил и смерил Спиридонова удивленно-негодующим взглядом. — Иван! Ты что, охренел совсем?! То Кольку хочешь к наннгам послать, то Илму к хронистам! У тебя что — крыша от всего этого поехала, или ты это просто шутишь так, на ментовский манер?

Участковый, казалось, ничуть не обиделся на «мента». Все тем же спокойным тоном он сказал:

— Я не охренел, и крыша у меня на месте. А шутить я вообще не люблю. Но раз ты так болезненно реагируешь на мое предложение насчет Илмы, предложи другую кандидатуру!

Алексей все еще был «на взводе», хотя и очень быстро «остывал».

— Ну, я не знаю! — покрутил он ладонью в воздухе. — Вот сам бы ты и шел! Тоже ведь там был…

— По-моему, я уже говорил, что останусь здесь, и объяснил почему! — слегка повысил голос Спиридонов.

— Ну, кто тогда? — пожал плечами Алексей. — Опять же я тогда… После Вакла… Хотя! — Алексей замер от пришедшей в голову мысли, но тут же махнул рукой. — Нет, нереально…

Участковый посмотрел на Алексея. Посмотрел так, что Алексей стал почему-то оправдываться:

— Да я о Лекере подумал! Вот бы кто пригодился! Но он же там, в Пустоте…

Глаза Спиридонова всего на долю мгновения заинтересованно блеснули, а может это просто показалось Алексею. Сказал же участковый следующее:

— Ладно, подумаем… А пока, чтобы не терять даром время, которого на самом деле у нас нет, вы с Илмой отправляйтесь на ваклианскую территорию, а я пока введу Михаила Дмитриевича в курс дела.

Глава 7

Идти по лесу было сначала интересно, даже жутковато — казалось, из-за каждого куста или из-за дерева может показаться житель иного мира. Никто, однако, кроме встревоженных птиц, ниоткуда не показывался, и компания друзей вскоре откровенно приуныла.

— Ну, и где твой инопланетный мир? — не выдержал, наконец, Ленька Карпухин, обращаясь, понятное дело, к Кольке. Тот угрюмо молчал, поскольку ответить было нечем.

— Этот лес — с другой планеты! — зловещим голосом проговорил Валерка Мителев, дурачась. — Просто там такие же деревья, как и у нас!

Друзья дружно загоготали, только Колька обиженно фыркнул и прибавил шагу.

— Куда ты, Коля?! — противным голосом заверещал Ленька. — Сейчас тебя слопает инопланетный медведь!

Остальные подхватили:

— Инопланетный слон!

— Инопланетный крокодил!

— Вонючая жаба с планеты пиявок!

— А чем это так пахнет? — закрутил вдруг носом Андрюха-Ушастик.

Все дружно заржали, приняв вопрос Ушастика за продолжение игры.

— Да не, правда пахнет! — повторил тот.

Мальчишки остановились и тоже стали принюхиваться. Пахло и правда совсем не так, как в обычном лесу.

— По-моему, мы сейчас опять к этим… красным червям выйдем, — высказал предположение Валерка, отчего Ушастик сразу поежился.

Запах действительно напоминал тот, утренний, но он был очень слабым, не вызывая такого отвращения. К тому же, пахло чем-то еще, причем, отдаленно знакомым.

— Больницей что ли воняет… — пробормотал Ленька.

— Ну, йодом кажись! — согласно кивнул Валерка.

Между тем Колька ушел вперед, пока остальные старательно нюхали воздух. Его вопль заставил всех разом подпрыгнуть. Что там орал из-за густого, молодого ельничка Колька, они разобрали не сразу. Сначала всем троим послышалось, что друг выкрикивает слово «горе», только делал он это почему-то столь восторженно, что было совсем непонятно, как это можно так радостно горевать.

Первым догадался Валерка:

— Пацаны! Он море увидал!

И тут все трое одновременно ринулись вперед, напролом, через невысокие, тесно сгрудившиеся елочки, царапаясь об их колючие ветки и весело визжа при этом. Ельник кончился неожиданно, словно его что-то ровно-ровно перерезало. А дальше… Сначала ребятам показалось, что дальше — только небо, поскольку глянцевая светло-серая сфера отражалась и снизу, только внизу она была гораздо более темной и совсем даже не глянцевой, а напротив — рябой и шероховатой. Перед ними простиралось самое настоящее море!

Последним из ельника вылетел Ушастик и, не успев затормозить, по инерции полетел прямо в темную воду. Он истошно заверещал, но крик быстро прервался, поскольку волны тут же сомкнулись над Андрюхиной головой. Впрочем, Ушастик сразу вынырнул и принялся плеваться и кашлять.

— Тьфу! Соленая! — завопил он, только уже не испуганно, а восторженно. Нечаянное купание начинало ему нравиться.

— Красота! Красотища! — Андрюха лихо нырнул, а Ленька с Валеркой немедленно принялись стягивать с себя рубашки, намереваясь присоединиться к другу. Но Колька Пеструхин закричал вдруг сердито:

— Стойте, придурки! И ты вылазь, Ушастик! Вы че, совсем?! Это же — инопланетное море! А вдруг там чудища всякие, типа наших акул или спрутов?! Может, сама вода ядовитая!

Валерка и Ленька замерли, а Андрюха вновь завопил — теперь уже с ужасом в голосе и отчаянно замолотил по воде руками и ногами. Ему удалось подгрести к самому берегу, но встать ногами на дно никак не удавалось. Это обстоятельство привело Ушастика в полную панику. Он завизжал пуще прежнего, беспорядочно задергался, заметался и в итоге стал откровенно тонуть. Это выглядело столь нелепо в полуметре от суши, что друзья не сразу даже догадались придти Андрюхе на помощь. И только лишь Колька Пеструхин быстро лег на живот у самой кромки воды и, вытянув руку, сумел зацепить Ушастика за волосы, когда Андрюхина голова в очередной раз показалась из воды. Он подтянул друга до берега, но вытащить из воды не смог.

— Что стоите как истуканы?! — закричал он обалдевшим мальчишкам. — Помогите хоть!

Валерка с Ленькой наконец-то вышли из ступора и бросились вытаскивать на берег Ушастика. Втроем им это вполне удалось. Ушастик лежал под молоденькими елочками мокрый и бледный. Глаза его были закрыты.

— Он что, умер, да?! — прошептал Валерка, тоже вмиг побледневший.

— Точно, вода ядовитая! — ахнул Ленька.

— Ну, вы придурки! — покачал головой Колька. И, вспомнив кое-что из школьных уроков ОБЖ, попытался сделать Ушастику искусственное дыхание. После пары-тройки выдохов «рот — в рот», Андрюха отчаянно закашлял. Изо рта и носа его потекла вода, затем Андрюху вырвало — тоже почти одной водой, — и только после этого он раскрыл глаза. Увидев над собой испуганные лица друзей, он заплакал, тоненько завывая. Никто, однако, не засмеялся. Даже Ленька Карпухин воздержался на сей раз от непременных острот и подколок.

Наконец, Ушастик выплакался и сел, обхватив руками колени. Его мелко трясло — то ли от холода, то ли от пережитого страха, а скорее всего — от того и другого сразу.

— Т-там дна н-нету… — заикаясь, выдавил Ушастик, продолжая всхлипывать.

Ленька и Валерка синхронно повернули головы в сторону моря. В глазах читалось недоверие. Колька же Пеструхин неожиданно сказал:

— Так и должно быть.

Теперь головы с еще большим недоверием в глазах повернулись к нему. Даже Андрюха перестал шмыгать носом и тоже уставился на Кольку. Тот снисходительно хмыкнул и пояснил:

— Этот кусок моря тоже выдернут с какой-то планеты. Может, прямо из середины океана! Тогда здесь глубина — несколько километров.

Андрюху от этих слов затрясло еще больше. Он живо представил, какая бездна только что находилась прямо под ним. А ведь она, к тому же, могла быть и обитаемой!

— К-как вы д-думаете, т-там правда кто-н-нибудь живет? — задал вопрос Андрюха. Он спросил будто бы всех, но ясно было, что обратился он непосредственно к Кольке. Колькин авторитет за последние минуты вырос просто до недосягаемой высоты. Все это отчетливо осознавали, как, впрочем, и сам Колька. Еще пару недель назад он бы загордился этим так, что лопнул бы, наверное, как передутый воздушный шарик. Теперь же он принял это совершенно спокойно, как должное.

— Кто-нибудь должен жить. Жизнь вообще зародилась в океане, — сказал он, вспомнив уроки естествознания.

— А на берег оно не выползет? — спросил вдруг Валерка.

— Ага, оно уже выползло, — снова ожил и принялся острить в своей манере Ленька. — Сейчас выпрыгнет вон из тех кустов!

Машинально все глянули на кусты. И все хором заорали, причем громче всех — сам Ленька: из-за кустов показался некто с непропорционально большой головой, длинными руками и короткими ногами. Большие, раскосые глаза существа занимали, как показалось ребятам, пол-лица. В следующую секунду все четверо уже ломились напролом сквозь ельник.

Лекер устал думать. Потеряв тело, а вместе с ним и все органы чувств, ему не оставалось ничего другого, как думать, думать, думать… Вспоминать, размышлять, фантазировать, мечтать… Впрочем, о каких мечтах может идти речь? О чем можно мечтать, если ничего нет?! Совсем ничего! И, по-видимому, никогда уже не будет… А может — и не было?

Лекер устал. Он все же мечтал. Но мечтал об одной всего лишь вещи: перестать думать. Перестать мыслить. А существовать он и так уже перестал.

Мысли действительно стали удаляться от Лекера. Сначала он «увидел» их как бы со стороны — так «видел» Лекер раньше мысли других разумных существ. Затем они сбились в маленькое легкое облачко, перемешались, перепутались, а потом это облачко — и так, впрочем, невидимое — медленно растворилось в Пустоте, не оставив следа. Лекер перестал быть.

И вдруг — какой удар! Жестокий и подлый! Свет, боль, крик! Лекер не сразу понял, что кричит он сам — кричит не мысленно, а во весь голос, вибрируя готовыми лопнуть голосовыми связками! А эта боль! Никогда прежде он и представить себе не мог, как это больно — обретать свое тело! После долгого пребывания в невесомости тяжело и больно привыкать к обычной тяжести. Во сколько же крат больнее оказалось после пребывания нигде привыкать к собственному телу! И свет — обычный дневной свет, даже не солнечный — как же он резал и жег глаза!

Лекер лег, свернувшись калачиком, и зажмурился. Так пролежал он неизвестно сколько. Он не помнил. Он не понимал. Ведь мысли улетели! Но, оказывается, не навсегда. Раз он думает о том, что ему больно — значит он все-таки думает. Неожиданно это открытие сильно расстроило Лекера. Он даже заплакал, как в детстве, от непонятной обиды. Как приятно было — не быть! И вот…

Лекер перевернулся на спину. Осторожно открыл глаза. Над ним — высоко-высоко — нечто гладкое, однотонное, светло-серое… Посмотрел вниз — грязное, неровное, темно-серое… Серый мир… Почти как дома, отчего-то подумал Лекер.

Он медленно поднялся на дрожащие ноги и огляделся вокруг. Пустыня — голая, унылая, серая… Правда, после Пустоты и этот однотонный пейзаж кажется буйством красок! Впрочем, что-то цветное виднеется вдали — какая-то зеленая полоска у самой линии горизонта, очень уж близкой, кстати.

Лекер побрел в сторону зелени. С каждым шагом он все больше и больше привыкал к вновь обретенному телу. В конце концов прежние ощущения, хоть и медленно, с опаской, вернулись к нему. Лекер вздохнул полной грудью. Нет, быть все же тоже неплохо!

Зеленая полоска оказалась лесом. Земным лесом — его Лекер помнил хорошо. Он вообще все всегда хорошо помнил. Но земной лес еще при той, первой недолгой встрече произвел на него самое замечательное впечатление! Он не врал тогда Алексею, что Земля ему понравилась… Алексей! Может, он здесь? Но разве это Земля? Там было другое небо, горизонт — широкий, бескрайний! Но лес… Лес — точно земной! В этом Лекер был уверен.

Не успел он пройти по лесу и сотни шагов, как услышал впереди голоса — звонкие, детские. Мысли с такого расстояния не читались, и Лекер осторожно подошел поближе, укрывшись за густым кустарником.

«…оно уже выползло, сейчас выпрыгнет вон из тех кустов!» — «услышал» вдруг Лекер и поразился, как же его быстро заметили. Что ж, скрываться далее было просто глупо, и Лекер вышел из-за куста навстречу голосам.

Глава 8

Когда дверь за Алексеем и Илмой закрылась, Митрич, до сих пор неподвижно и молча сидевший на стуле, повернулся к Спиридонову.

— Ну, и о чем вы хотели со мной побеседовать? Зачем вы хотели посылать за мной гонца?

Участковый помолчал, словно собираясь с мыслями, а затем неожиданно мягко, почти ласково спросил:

— Может быть, чайку?

— Яд, — коротко ответил Митрич.

— В каком смысле? — удивился Спиридонов.

— Для наннгов вода — яд.

— Вот как! — участковый снова стал холоден. — Тогда о деле. Вы знаете, что произошло сегодня?

— В общих чертах. Алексей Романович кое-что рассказал, когда навещал меня на Реге. Некоторые умозаключения позволили мне воссоздать случившееся в более-менее логичном виде…

— Ну-ну-ну, любопытно! — подался вперед Иван Валентинович.

— Вам-то, как я понял, картина и без меня ясна! — буркнул старик.

— Очень интересно послушать ваши выводы! — невозмутимо ответил Спиридонов.

— Хорошо! — быстро согласился Митрич. Видно было, как вспыхнула в нем искра исследователя. — Я поделюсь с вами своими умозаключениями! Итак, некто или Нечто — но тогда уже с заглавной буквы — расчертил несколько миров на участки. Алексей утверждает, что это — треугольники. Допустим, не важно! В момент этой разметки, можно сказать — выкройки, между данными мирами установилась некая связь в виде межпространственных переходов. Через один из таких переходов мою буйную голову и доставили наннги в свой мир в обмен на потерянную голову одного из своих сограждан. Через этот же переход они доставили на Рег мальчика, Колю Пеструхина. Через подобный переход попал на Рег Алексей Белозеров. Судя по его рассказам были еще переходы как минимум между тремя мирами, не считая Рега и Земли.

— Всего миров — восемь, — подсказал Спиридонов.

— В таком случае, выкройка представляла собой развернутый октаэдр, — быстро сориентировался Михаил Дмитриевич.

Участковый согласно кивнул.

— Ну а теперь октаэдр свернулся, — подытожил Митрич. — Или его свернули.

Спиридонов несколько раз хлопнул ладонью о ладонь.

— Браво!

— Что, угадал? — самодовольно заулыбался Митрич.

— В точку!

— Одного не пойму, — снова стал серьезным старик, — кому и главное — зачем все это понадобилось?

— Ну, этого никто не знает! — покачал участковый ладонью.

— Кроме них! — показал вверх своим палецьцем-щупальцем Митрич.

— Разумеется! — Голос Спиридонова прозвучал непонятно-насмешливо.

— Ладно, — Митрич хитро прищурился. — Никто ничего не знает, никто ничего не понимает, а старый получеловек-полунаннг вам все-таки зачем-то понадобился!

— Вот вы сами все и объяснили!

— Полунаннг? — догадался Митрич.

— Именно.

— Но зачем?!

— Михаил Дмитриевич! Да для налаживания контакта с наннгами, конечно! Для ведения переговоров!

Митрич после этих слов участкового помрачнел.

— Не с кем там больше налаживать контакт… — буркнул он. — И переговоры вести не с кем.

— Не понял вас! — вскочил Спиридонов.

— А что понимать? Нет больше наннгов… Здесь, на Октаэдре, во всяком случае.

— Как это нет?! — Иван Валентинович быстро заходил по комнате от волнения. — Куда же они подевались?!

— Большинство — умерли, а остальные — не лучше мертвых, полностью лишены рассудка… И тоже скоро умрут.

— Да как же это так?! — закричал Спиридонов. Казалось, гибель наннгов стала его личной трагедией. Митрич никак не ожидал от участкового такой реакции.

— А вот так… — Митрич оставался спокоен, по крайней мере, внешне. — Я же говорил вам, что вода для наннгов — яд. Правда, только если принимать ее внутрь, что наннги, разумеется, не делают. Зато морская вода, как оказалось, — убивает и при наружном применении, так сказать… И даже если не купаться в ней, а просто находиться поблизости, подышать морским воздухом — в мозге начинаются необратимые процессы.

— Но откуда на Регинянском участке взялось море?!

— А с соседнего участка! Регинянский кусок оказался почему-то чуть-чуть ниже с одного края — как раз с того, что граничит с морем, — ну оно, это море, и залило половину территории. Мелко, но наннгам хватило. Сначала-то никто ничего не понял, видят: вода заливает, стали спасать оборудование, потом сами спасатели начали падать — остальные бросились их выручать. Ведь у наннгов это в крови — сам, как говорится, погибай, а товарища выручай… Пока поняли, в чем дело, было уже поздно: кто не искупался — так надышался. Мой-то, Тгер, — Митрич ткнул щупальцами в живот, — тоже того… Сначала плакал все, как ребенок несмышленый, а потом и вовсе затих…

— Но как же, как же, как же… — продолжал метаться по комнате Спиридонов. — Вода, почему вода?! Ведь вода — основа организма, как человека — так и наннгов…

— С чего вы взяли? — удивился Митрич. — Про наннгов-то?

— Как бы иначе ваша голова сосуществовала с их телом?

— Ну-у, батенька! — протянул старик. — Вот уж в чем — в чем, а по научной части, тем более — в биологии, наннги сильны!

И тут произошло нечто совершенно неожиданное и странное. Спиридонов вдруг резко остановился, буквально упал на стул и, уткнув лицо в ладони, заплакал. Он рыдал безутешно и горько, словно только что потерял близкого человека.

Митрич опешил. Вскочил, хотел было успокоить участкового, но остановился. Как успокаивать человека, если совершенно не понятна причина его расстройства?! Вернее, сама причина как бы ясна, но, в то же время, абсолютно неясно, как она могла вызвать подобную реакцию?

И все же Митрич пробормотал, понимая, что говорит ерунду:

— Ну, чего вы так-то уж… Наннги все ж не люди, хоть и разумные…

— Да при чем тут наннги! — вырвалось у Спиридонова между рыданиями.

Вот тут Митрич снова сел. Хорошо, что стул оказался как раз там, где надо.

Спиридонов мгновенно преобразился, словно и не рыдал только что, как первоклассник после первой двойки. Видимо, вырвавшаяся из собственных уст фраза ему тоже не понравилась.

— Я извиняюсь, Михаил Дмитриевич, — произнес участковый сухо. — Сорвался. Нервы — ни к черту, после всего этого… — Он обвел вокруг руками, а потом махнул одной из них.

— Понимаю, понимаю, — пробормотал старик, хотя почувствовал себя очень неуютно.

— Да вы не думайте, я не свихнулся! — догадался о сомнениях Митрича Спиридонов. — Но вы, наверное, еще не все знаете!

— Наверняка не все! — подтвердил Митрич.

— Так вот, проблема-то у нас — в наших соседях!

И старший лейтенант принялся пересказывать старику первую часть совещания.

Поскольку Митрич знал из рассказов Алексея и о хронистах, и о невидимках, он понял ситуацию без долгих объяснений. И сразу принялся размышлять.

— Ну, во-первых, гибель наннгов нам, пожалуй, даже на руку, как ни кощунственно это звучит, — неожиданно «выдал» он после непродолжительного раздумья.

Настал черед удивляться Спиридонову.

— Вы меня простите… — начал он, но Митрич встряхнул своими щупальцами.

— Все очень просто! Наннги ни за что не стали бы помогать ни землянам, ни ваклианам, ни этим… как их… хронометристам…

— Хронистам, — подсказал Спиридонов.

— Никому! Никому и ни за что! За себя бы они, конечно, бились до последнего, но, учитывая специфику атмосферы над регинянской территорией, не думаю, чтобы кто-то туда особо стремился.

— Но ведь и сами они не стали бы на нас нападать!

— Конечно не стали бы! Зачем это им?

— Ну, и каким же тогда образом их гибель нам на руку, как вы изволили выразиться?

— Так ведь теперь вся регинянская техника — бесхозная, так сказать! — сощурился Митрич. — А я умею с ней обращаться!

— Техника, вы говорите? — заинтересовался участковый. — Что именно за техника?

— Во-первых, пара-тройка десятков катеров с антигравитационными двигателями. Это, знаете ли, вещь! До километровой высоты — вообще никаких ограничений! Можно и немного выше, но раз у хронистов нет авиации — то выше и не надо!

— Отлично, отлично! — потер руки Спиридонов. — А во-вторых?

— Есть еще и в-третьих! — самодовольно усмехнулся Митрич. — Ну, а во-вторых — индивидуальные спецкостюмы, эдакие суперскафандры с мощнейшей защитой — антигравитационным же силовым полем. Их, правда, едва с десяток наберется, насколько я знаю… А вот в-третьих — этого навалом — замечательные такие устройства, не знаю, как и перевести на русский… Типа, все в одном! Эта штуковина у каждого наннга имелась, как у нас наручные часы, или там — авторучка. Короче говоря, эта вещь и измерять почти все умеет, и связь поддерживать, и, что очень сейчас важно, стрелять! Мне именно такой штуковиной голову отрезали, мяукнуть не успел! — словно бы похвастался Митрич.

— Отлично, замечательно! — продолжал потирать руки Спиридонов. — Вот уж, действительно, подарок судьбы! Лишь бы только хронисты до всего этого добра первыми не добрались!

— Да не сунутся они в ту вонь! — отмахнулся Митрич.

— Кто их знает! — покачал головой участковый. — Нет, так рисковать мы не имеем права! Нужно срочно доставить все это добро сюда! Сложно управлять катерами?

— Не сложнее, чем трактором!

— Вот вы тогда с местными трактористами туда сейчас и направитесь!

— Сколько ж тех трактористов! — засомневался Митрич. — Да и согласятся ли…

— Ну, не та сейчас ситуация, чтобы спрашивать у них согласия! — жестко ответил Спиридонов. — Живем, можно сказать, по законам военного времени! А трактористов в Никольском — почитай столько, сколько всего мужиков, уж во всяком случае не меньше двадцати, да ребята-старшеклассники еще, у нас ведь, сами знаете, в школе трактор изучают!

Митрич нахмурился. Почесал своими щупальцами с присосками нос.

— Ну, хорошо, — сказал он наконец не очень-то решительно. — Только есть одна проблема! Как ваши трактористы будут там дышать?

— Дышали же Белозеров с Пеструхиным! — заметил Спиридонов. — Вы же делали им какие-то фильтры!

— Здесь-то у меня фильтров нет! Хотя… — Митрич ненадолго задумался, вновь поднеся щупальца к носу. — Если в здравпункте найдутся кое-какие лекарства и марля…

Участковый встал из-за стола и решительно направился к двери.

— Пойдемте, пойдемте! — позвал он Митрича. — Нельзя терять ни минуты! Отправляйтесь немедленно в здравпункт, возьмите там все, что надо — скажете, что я разрешил! А я сейчас соберу людей и передам их под ваше командование! — И, явно повеселевшим голосом, Спиридонов добавил: — Мы еще наведем на этом Октаэдре мировой порядок, мать его ети!

Глава 9

Лекер понял, что если он сейчас же не предпримет самых решительных действий, то лишится источника информации. А тогда… Кто знает, кого он сумеет еще встретить в этом лесу! Поэтому он со всех ног бросился в сторону ельника, ветки которого еще продолжали раскачиваться.

— Постойте, прошу вас, постойте! — «закричал» Лекер как можно более дружелюбно. — Я добрый, я хороший! Погодите, друзья мои, я попал в беду, мне нужна ваша помощь!

«Прокричав» все это, Лекер на бегу стал «прислушиваться». Он уловил многое — и обрывки мыслей, и слова, произнесенные голосом:

— Оно говорит!

— Оно прямо в башке говорит!

— Пришелец, точно!

— Гипнотизирует, наверное…

— Заманивает!

— А может, правда, ему помощь нужна?

— Ага, помощь! Может, он проголодался, вот и будет от тебя помощь!

Лекер хотел ответить, что не питается разумными существами, но вовремя одумался. Умение «слушать» чужие мысли вряд ли понравится его новым друзьям! Надо как бы невзначай… Ага!

— Да постойте же! — «завопил» он еще жалобнее. — Я боюсь оставаться тут один! Я не знаю здешних мест! Я боюсь хищников! Я боюсь, что меня съедят!

Сработало! Попало в точку! Хруст веток впереди прекратился. Лекер тоже остановился. Снова прислушался. Теперь беглецы говорили вслух:

— Слышали, пацаны, он сам боится, что его сожрут!

— Он плачет почти…

— Ага, крокодильими слезами!

— Да брось ты, Ленька! Может, человеку и правда помощь нужна!

— Человеку! Ну ты сказал!

— Ну, не человеку, ну, этому… гуманоиду. Все равно ведь он как человек…

— Ладно, стойте здесь, я схожу, поговорю с ним!

— Колька, а ты че, не боишься?

— Я уже свое отбоялся! И не такое видал!

— Ой-ой-ой! А чего же тогда драпанул?

— Вам только скажи, что испугался, да еще как испугался, сразу авторитет — коту под хвост! — Это уже мысленно…

— Вас догонял, чтоб от страху не заблудились! — А вот это опять вслух…

Вихрастый парнишка лет двенадцати вынырнул из-за ближайших кустов неожиданно. Остановился перед Лекером, разглядывая с опаской, но не теряя собственного достоинства. Лекер это оценил.

— Здравствуйте, юноша! — поздоровался он как можно более вежливым «голосом».

— Здравствуйте, — кивнул мальчик. — Вы… чего здесь делаете?

— Я тут очутился совершенно случайно. Я даже не знаю, где я вообще нахожусь!

— Ну, это долго рассказывать! — серьезным тоном произнес парень. — Но вы не бойтесь!

— Как же мне не бояться! Кругом все странное, чужое… Даже ты… Ты ведь не такой, как я!

— Ну, не такой, ну и что! Разумный ведь! Меня, кстати, Колькой зовут… Николай Пеструхин! — Мальчик протянул Лекеру слега дрожащую руку.

— Колька? Пеструхин?! — Лекер опешил. — Так мы ведь с тобой некоторым образом знакомы! А где Алексей?

— Какой Алексей? — пришла очередь удивляться Кольке.

— Алексей Белозеров! Я ведь помог вам выбраться из Пустоты, помнишь? Меня зовут Лекер!

— Ни фига себе! — ахнул Колька.

— Вот так встреча! — искренне обрадовался Лекер. — Мир, оказывается, тесен!

— Так говорили у нас, на Земле, — вздохнул мальчик. — А теперь точно, тесен…

— Не горюй, Коля! — бодро сказал Лекер. — Алексей нас всех спасет! Веди меня к нему!

— Он что, супермен, всех спасать? — буркнул Колька.

— Он — лучше! — заулыбался Лекер. — Он даже научил меня шутить и смеяться!

— Ну, пойдемте, похохочем!

Колька вышел из ельника с невозмутимо-гордым видом. Сзади тихонько и скромно «нарисовался» Лекер. Мальчишки поглядывали на эту парочку со смешанными чувствами: на Кольку — с уважением и даже завистью, на Лекера — с любопытством и опаской.

— Здрасьте… — кивнул Лекер.

Ребята нестройно поздоровались в ответ.

— Это Лекер, — небрежно мотнул головой назад Колька, — мой знакомый.

Мальчишки зашушукались, с явным недоверием отреагировав на слова друга.

— Лекер, скажите! — обернулся Колька.

— Друзья мои! Николай абсолютно прав! — закивал головой Лекер. Он-то все «слышал» и знал, какие неприятные по отношению к Кольке мысли гуляют сейчас в головах его приятелей.

— Где это вы успели познакомиться? — спросил, наконец, Ленька Карпухин.

— О! — закатил глаза Лекер. — Это случилось там, где лучше никогда больше не бывать! Это знакомство состоялось в Пустоте! Я некоторым образом спас вашего друга…

— Ну уж спас! — прервал словоохотливого гуманоида Колька. — Ну, оказали услугу… Спас меня дядя Леша!

— Да-да! — снова закивал Лекер. — Алексей Белозеров — великий спасатель! Он и сейчас всех спасет! Ведите меня скорее к нему!

Без лишних разговоров все направились в сторону Никольского. Впечатлений ребятам хватило. К тому же захотелось есть.

Спиридонов только что отправил на территорию Рега Митрича с отрядом из двадцати четырех человек, двадцать три из которых были взрослыми, в основном — сельскими механизаторами, а один, Кирилл Невостребов, — одиннадцатиклассником. Еще одного старшеклассника — рыжего Кольку Анциферова, не отпустила мать; Кирилла же мать отпустила только потому, что в группе был и его отец.

Иван Валентинович подходил уже к своему дому, как увидел выходящих из леса четверых мальчишек и взрослого мужчину, показавшегося издалека немного странным. То ли походкой он выделялся, то ли фигурой…

Спиридонов заинтересовался и остался стоять у калитки, поджидая, пока незнакомец с мальчишками подойдут ближе. Одно то, что здесь оказался незнакомец было странным! Откуда, мать его ети?!

Мальчишки увидели участкового и, замахав руками, прибавили шагу. Незнакомец не отставал. Чем ближе он подходил, тем все более отчетливо Спиридонов осознавал, что видел уже где-то эти неестественно длинные руки, коротковатые ноги… Эти — о Боже! — большие раскосые глаза на… нечеловеческом лице…

Спиридонов его вспомнил — это Лекер понял сразу, как только поравнялся с участковым. И все… Лекеру показалось, что он даже услышал, как лязгнула заслонка, отсекающая мысли Спиридонова от его, Лекера, посягательств. Это очень не понравилось Лекеру. Мало того — это насторожило и напугало его! Блокировка подобной силы не встречалась до сих пор Лекеру у землян! Да и никакая вообще блокировка… Впрочем, сколько он тех землян видел?

Испуга своего Лекер не выдал, напротив — вежливо поздоровался и представился. Хотел было пояснить, кто он и откуда, как вокруг загалдели мальчишки, перебивая не только его, но и друг друга:

— Иван Валентинович, он из другого мира!

— Он знакомый Белозерова!

— Лекер спас Кольку из Пустоты!

— Ему нужна помощь…

— Лекер ищет дядю Лешу!

— А ну-ка, цыть! — строго прикрикнул участковый. — Приказа галдеть не было! — Затем он внимательно посмотрел на Лекера и сказал, глядя тому прямо в огромные глаза: — Ну а вас я очень хотел бы послушать!

Лекер закивал часто-часто.

— Да-да! — широко улыбаясь, начал он. — Я как раз и хотел все вам рассказать! Вы ведь — местное начальство? — Не дожидаясь ответа, Лекер «затараторил» дальше: — Ребята правильно говорят, я хочу встретиться с Алексеем Белозеровым! Мы знакомы с ним, мы встречались с ним на…

— Знаю я, где и как вы с ним встречались! — перебил лекеровскую тираду Спиридонов. — Ваша роль во всей истории мне хорошо известна! — Слово «роль» участковый нехорошо выделил голосом, так, что Лекер поежился. Он попытался сказать что-то в свое оправдание, но Спиридонов остановил гуманоида властным жестом руки и продолжил: — Алексей Белозеров рассказал мне также и о вашем последнем поступке, благодаря которому мальчик был спасен. Однако, оснований полностью доверять вам у меня нет, вы уж извините! В нынешней ситуации я не могу доверять никому, а тем более представителю расы, скажем так, — потенциального противника…

— Нет-нет, что вы! — сумел вставить Лекер, но Спиридонов вновь остановил его жестом, не терпящим возражений.

— Потенциального противника! — чеканя каждый слог, повторил Спиридонов. — Я с большой долей вероятности имею основания видеть в вас возможного врага, шпиона, диверсанта! Зачем вам нужен Белозеров? Как вы вообще здесь очутились? Вы же были в Пустоте, откуда нет возврата!

Лекер с опаской подождал. Но Спиридонов молчал, ожидая ответа.

— Я и сам не знаю, как выбрался из Пустоты, — пожал плечами Лекер очень по-земному. — Вы можете мне не верить, доказательств у меня все равно нет… А Белозеров… Он не то, чтобы мне нужен… Просто, он больше всех других владеет информацией. Только он может всех нас спасти!

— Вот как! — хмыкнул участковый. — Всех спасти! А от чего должен нас спасти отважный супермен Белозеров? Уж не от вас ли, или от подобных вам? От ваших коллег в черной форме с автоматами наперевес?

— Они не мои коллеги! — наконец-то всерьез обиделся Лекер. — Они держат за решеткой моего сына! А спасать этот мир нужно не только от них! Я сам не понимаю в полной мере, что нам всем грозит, но я чувствую, что приближается большая беда! — Лекер немного сбавил обороты и уже почти спокойно добавил: — А Белозеров — не супермен. Он, скорее, риэлмен — настоящий человек…

— Ну, тогда вам придется обождать вашего настоящего человека! — буркнул Спиридонов. — Или отправляйтесь за ним на территорию Вакла. Вам ведь знакомо это местечко?

Лекер непроизвольно вздрогнул.

— Нет-нет! Я лучше подожду его здесь.

— Нам бездельники здесь не нужны, — сказал в ответ участковый, но тон его голоса неожиданно смягчился. — Хотите нам помочь, а заодно и доказать, что вы на нашей стороне?

— Конечно хочу! — обрадовался Лекер. — Но что я могу?

— Раздобыть информацию о планах хронистов!

Глава 10

Подойдя к порогу родного дома, Илма оглянулась на Алексея. В ее глазах читалась тревога и радость одновременно. А еще — любовь. Алексей ободряюще улыбнулся.

— Как хорошо возвращаться домой! — прошептала Илма.

— Особенно, когда тебя ждут, — добавил Алексей.

— Наверное, еще не успели соскучиться! — хихикнула Илма.

Родные, действительно, удивились столь скорому возвращению Алексея и Илмы. Впрочем, радость они тоже не скрывали. Мать Илмы подошла и обняла дочь, благодарно взглянув в глаза Алексею. Тот даже смутился. Благодарить-то, по большому счету, нужно бы было ему их.

Отец Илмы и братья были более сдержаны. Ни о чем не спрашивая, они сидели и ждали, когда Алексей сам все расскажет. Алексей не стал затягивать это ожидание. Он подробно рассказал обо всем своим новым родственникам. Затем осторожно поинтересовался, могут ли земляне рассчитывать на помощь, в случае нападения на земную территорию врагов. Илма бесстрастно, по крайней мере внешне, переводила.

— Ты неправильно задал вопрос, — ответил на это Иирвуу, отец Илмы. — Не мы должны помогать вам, и не вы должны помогать нам. Мы должны стать единым целым перед общим врагом. Только тогда сможем выстоять. Если же выяснять, кто на кого напал, и кто кому должен помогать — проиграем.

— Хорошо, — согласился Алексей. — Тогда нам нужно решить, кто возглавит наш союз, кто будет командовать объединенными силами? Без единого командования мы тоже вряд ли сможем победить.

— Мы можем предложить Туунга, — неожиданно произнес Аарнуу — старший брат Илмы.

— Туунг? — удивился Алексей. — Но он ведь не общается с вами!

— Уже общаюсь, — послышалось по-русски.

Алексей обернулся. В дверях стоял маг.

— Не удивляйся, — усмехнулся в бороду старик. — Сейчас не тот случай, чтобы продолжать играть в затворника. Вакл остался там, далеко, — маг махнул куда-то вверх, — нас здесь — всего горстка. Если я не буду вместе со своим народом в такое время — какова будет мне цена?

— Ну-у, — не нашелся что ответить Алексей, — пожалуй…

— Только вряд ли из меня может получиться хороший командующий, — перешел Туунг на родной язык. — Мое оружие — магия и знания. Я могу помочь всем, что в моих силах. Могу дать совет. Но командовать… — Маг отрицательно покачал головой.

— Вообще-то все действия на нашей территории координирует сейчас один человек, — сказал Алексей с некоторым сомнением в голосе. — Он поступает, на мой взгляд, грамотно. Тем более, и должность у него самая подходящая…

— Тебя что-то смущает в нем? — спросил Туунг.

— Еще вчера я не сомневался бы ни мгновения, — подумав, сказал Алексей, — но… что-то в нем изменилось. Я не могу понять что… Он словно бы стал другим… Нет, он принимает разумные решения, действует, пожалуй, даже более четко, чем раньше, но… он стал слишком расчетливым, каким-то бездушным…

— Отличная характеристика для настоящего воина! — воскликнул Аарнуу.

— Так-то оно так…

— Что ж, спасибо, что ты поделился своими сомнениями, — сказал Туунг. — Однако, насколько я понимаю, эта кандидатура действительно едва ли не единственная из возможных. Конечно, есть еще две кандидатуры: наш бесстрашный Аарнуу и ты, уважаемый Алексей. — Туунг замолчал, словно предоставляя возможность высказаться тем, кого он только что назвал.

Алексей откашлялся. Отчего-то у него слегка запершило в горле от этих слов Туунга. Доверие-то высказано нешуточное…

— Я — не командир, — честно признался Алексей. — Нет во мне этого таланта — вести за собой людей… Я даже в армии не служил…

Про армию вряд ли кто-то понял правильно, тем более — если Илма перевела дословно, но смысл сказанного был понятен всем. Поднялся Аарнуу.

— Я могу вести в бой воинов, — сказал он, гордо подняв голову. — Но я мало знаю. То, что происходит сейчас — для моего разума недоступно. Даже не для разума — для сердца. Меня одолевают сомнения… Я не могу командовать, не будучи твердо уверенным в себе самом. Мне трудно в этом признаться, но я должен это сказать. Я буду сражаться, но командовать общими силами я не могу. — Аарнуу снова сел.

— В таком случае, — Туунг обвел собравшихся взглядом, — я считаю вопрос почти решенным.

— Почему почти? — не понял Алексей.

— Потому что я сам должен посмотреть сначала на этого человека, — ответил маг.

К землянам, кроме Алексея и, конечно же, Илмы, отправились Туунг и Арну (как привык называть Алексей старшего брата Илмы). Арну вызвался пойти сам. Во-первых, он понимал без ложной скромности, что, кто бы ни встал во главе объединенных сил, непосредственно командовать своими воинами придется ему. Во-вторых, Арну не до конца доверял еще Туунгу — слишком уж долго он думал о нем по другому. В-третьих, хоть и безраздельно доверяя Алексею, Арну беспокоился за сестру. Ну, и наконец, в-четвертых, ему просто было любопытно увидеть иной мир. Правда, мир-то как раз был у всех у них один, но к этому пока трудно было привыкнуть.

К Никольскому путники подошли поздно вечером. Это был первый вечер нового мира. Все четверо с любопытством поглядывали на серое небо, которое начало постепенно темнеть. Очень плавно, почти незаметно вначале, небо из светлого стало насыщенно серым — такой цвет называют еще шаровым, — затем мышиным, потом темно-серым и, наконец, очень темным, но все-таки не черным. При таком освещении с трудом, но все же можно было хоть что-то рассмотреть — силуэты деревьев, людей, светлые предметы…

Поначалу Алексей испугался, что стемнеет окончательно, до черноты — тогда немыслимо стало бы продолжать дальнейшее движение. Но, к счастью, ночи в новом мире оказались темными в меру. Тем не менее, продвижение замедлилось, видимо, и все остальные ожидали наступления кромешной тьмы.

— Ничего, уже почти дошли! — как можно более бодро сказал Алексей своим спутникам, идущим позади.

Действительно, лес вскоре кончился, под ногами засветлела дорога, а минут через десять замерцали тусклыми огоньками сельские окна. Алексей не сразу понял, почему так слабо освещена деревня, а потом вспомнил: электричества же нет, жители достали керосиновые лампы, которые в каждой избе обязательно хранили «на всякий пожарный». Но даже и освещенных керосинками окон было очень мало — большинство никольчан все же легли уже спать. И так-то в деревне рано ложатся, а уж когда и делать нечего, и темно — что ж еще остается?

В окнах избы Спиридоновых мерцал огонек, но Алексей подумал, что вести туда такую компанию ночью, да вести серьезные разговоры, не очень хорошо. Но он все же решил посоветоваться:

— Вот мы и пришли. Я предлагаю пойти сейчас к моей тете, поужинать, переночевать, а уже с утра идти к тому человеку, о котором я вам говорил. У нас вообще есть поговорка: утро вечера мудреней. Как вы на это смотрите?

— Враг, конечно, любит нападать ночью, — ответил Туунг, — но не думаю, что в этом случае. Так что твое предложение, Алексей, мною поддерживается!

Арну был более нетерпелив, но, услышав как зевнула сестра, тоже сдался.

— Только проснемся рано! — сказал он, словно оправдываясь.

— Как только рассветет! — положил руку на сердце Алексей.

Вера Васильевна давно уже поджидала племянника и начала ощутимо беспокоиться, когда с наступлением темноты Алексей и Илма не вернулись. Поэтому, услышав шаги на уличных мостках, она сразу же бросилась к двери. Быстро отворив ее, Вера Васильевна обронила в темноту:

— Леша, это ты?

— Я, тетя Вера! И не один! — весело ответил Алексей.

— Илмочка?

— Я, кроме Илмы, к тебе еще гостей веду! Не прогонишь?

— Ой, чего и болтаешь! — рассмеялась тетя Вера облегченно. — Заходите скорей в избу, чего в темноте людей держишь!

Первой в тускло освещенную избу вошла Илма. Вера Васильевна радушно улыбнулась девушке. А затем испуганно ойкнула: в дверном проеме показался величественный старик. Он словно сошел со страниц какой-то старинной книги о колдунах и магах! Впрочем, стариком гостя можно было назвать скорее из-за недостатка освещенности — уж слишком седы были его длинные, до пояса, волосы. Когда же он ступил в полосу света, глаза на красивом, строго очерченном, почти без морщин лице блеснули так молодо, что Вера Васильевна не была уже уверена, есть ли мужчине хотя бы лет пятьдесят. Одет гость был во все черное — халат, шаровары, туфли с длинными узкими носами. Одежда таинственно поблескивала в неверном свете керосинового огня, еще больше укрепляя Веру Васильевну в мысли, что перед нею — служитель какого-то магического культа.

За спиной пожилого мужчины возник, между тем, по всему видать, представитель того же роду-племени: точеный рисунок лица, выразительно яркие глаза, длинные, волнистые волосы по пояс… Только волосы были не седыми, а золотистыми, лицо — совсем юным, а из одежды на прекрасном, мускулистом теле имелась лишь набедренная повязка. Это совсем смутило тетю Веру, она растерялась настолько, что не могла сообразить, что же сказать гостям.

На выручку тете пришел Алексей.

— Тетя Вера! Познакомься, это люди из мира Илмы: Туунг и Арну, — почти торжественно продекламировал он, а затем чуть слышно шепнул: — Арну, между прочим, родной брат Илмы, а Туунг — самый настоящий маг… ну, волшебник то есть.

Тетя Вера от последнего сообщения тихонько ойкнула, но Туунг, слышавший, видимо, шепоток Алексея, поспешил добавить:

— Уважаемая тетя Вера! Мы не причиним вам вреда! Мы просим у вас лишь временного пристанища, всего на одну ночь!

Вера Васильевна быстро пришла в себя и даже заулыбалась, махнув рукой:

— Какая я вам тетя! Зовите меня Верой Васильевной! А гостить можете — сколько хотите, не только одну ночь! Места хватит.

Арну тоже пропел что-то на своем мелодичном языке. Илма перевела:

— Мой брат Аарнуу хочет выразить вам свое признание, Вера Васильевна.

Тетя Вера, все еще смущаясь, мельком глянула в сторону полуобнаженного красавца.

— Передай ему мое спасибо, Илмушка, — сказала она, слегка поклонившись, а затем добавила еле слышно: — Красивый вы народ! Неужто все такие?

— Мы обычные, — пожала плечами Илма. — Красивой должна быть душа.

— В человеке все должно быть прекрасно! — не согласилась Вера Васильевна, не подозревая, что повторила слова классика.

ЧАСТЬ 2. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

Глава 11

Перед тем, как лечь спать, Вера Васильевна позвала племянника в свою маленькую спаленку.

— Леша, — сказала она, понизив голос до шепота, — ко мне вечером Колька Пеструхин забегал. Он просил обязательно рассказать тебе… — Тут тетя Вера немного запнулась, поскольку сама она Кольке не особенно поверила. — Ходили, мол, они с ребятами сегодня в лес, а за лесом нашли море…

— Еще один треугольник, — пробормотал себе под нос Алексей, пожимая плечами.

— Погоди, это еще не все! Самое-то главное он просил тебе сказать, что они нашли там этого… марсиянца ли что ль…

— Пришельца? — подсказал Алексей.

— Пришельца, — кивнула тетка. — И этот пришелец тебя знает, хотел с тобой встретиться.

— Так-так! — встрепенулся Алексей. — И где же он?

— Так его Спиридонов куда-то услал!

— Куда услал?!

— Вот этого Колька не понял, Иван прогнал ребятишек домой…

— А как зовут этого пришельца, Колька не знает? — решил подтвердить появившуюся догадку Алексей.

— Говорил он, да я запамятовала, — стушевалась Вера Васильевна. — Как-то на доктора схоже… Врач… Нет, Лекарь!

— Лекер! — поправил Алексей, хлопнув ладонью о ладонь.

— Лекер, Лекер! — закивала тетя Вера.

— Интересный поворот! — покачал головой Алексей. — Ну, ладно, спасибо тебе, тетя Вера!

— Мне-то за что? Иди давай, спать ложись! Илма, поди, заждалась.

— Спокойной ночи, — улыбнулся племянник.

— И тебе того же.

Алексей лег. Илма сладко посапывала рядом, усталость сумасшедшего дня сказалась быстро. Алексей тоже ужасно устал, однако сон почему-то не воспользовался этим. Нервное перевозбуждение сделало свое черное дело, призвав свою верную спутницу — бессонницу.

Различные мысли метались в голове Алексея, переплетаясь и спутываясь. Большинство из них относились к туманному будущему. Но постепенно Алексей стал мысленно возвращаться к недавнему прошлому, не менее загадочному и туманному. В конце концов он поймал себя на том, что воспринимает все случившееся как-то уж очень обыденно. Даже не столько обыденно, сколько фатально-неизбежно… Ведь происходит невесть что, непостижимое человеческому разуму, а он, журналист, даже не пытается ни в чем разобраться! Или это именно потому, что человеческому разуму непостижимо? Мозг автоматически поставил блокировку, запретив удивляться и искать истину там, где это ему, мозгу, недоступно? Остались рефлексы, и Алексей теперь во власти только их. Он что-то делает, дергается, скачет, но больно уж все это дерганье смахивает на театр марионеток.

Но ведь он — не марионетка! Алексей рывком сел в постели. Илма заворочалась, тоненько застонала, но не проснулась. Алексей тихонько, стараясь не шуметь, оделся и вышел на крыльцо. Закурил и машинально поднял лицо, чтобы посмотреть на звезды. Звезд не было. Алексей матерно выругался и тут же поморщился, поскольку материться в общем-то не любил.

«Что же происходит?» — подумал Алексей. Вопрос не риторический — на него рано или поздно нужно обязательно получить ответ, это Алексей знал точно. Иначе иррациональная действительность затмит собой остатки логики, которой привык оперировать человеческий мозг. Привыкнуть можно ко всему, но, привыкнув к постоянному бреду, не потеряешь ли способность по-человечески мыслить, а значит — быть человеком?

Итак, что происходит? Семь миров кто-то взрезал, как арбузы, проверяемые на спелость, а потом сложил из этих огрызков нечто. Получился этот убогий Октаэдр. Он похож на какой-то нелепый коллаж, это как дети, играя, вырезают из старых журналов голову бородатого мужика, тело грудастой тетеньки, ноги двухлетнего карапуза, руки гориллы, а потом склеивают все это в одну картинку. И хохочут. Только сейчас почему-то не смешно получилось… Коллаж, «Паззл» — да, Алексей и раньше думал об этом, но думал как-то вскользь, ассоциативно, не принимая слишком уж всерьез. А ведь это очень похоже на правду! Отчего бы не пошалить каким-то гипотетическим сверхдетям, отпрыскам неведомых Хозяев? Накромсали планет, слепили шарик и запулили им в глубины Вселенной! Вот весело-то! А на шарике этом букашки какие-то копошатся; букашки все разные, друг на друга бросаются, кусаются, грызутся… Вот смеху-то!

Впрочем, шарик этот даже не запулили никуда, а наоборот — положили в коробочку, под стеклышко и смотрят в микроскоп на забавных букашек. Посмотрят-посмотрят, а вот потом, когда надоест, запулят… Или выбросят. В какую-нибудь черную дыру. Или в горяченькую звезду. Утилизируют, так сказать. Особенно, если букашки друг друга слопают и смотреть будет нечего.

Алексей вздохнул и закурил снова. Да, вписывается все, ох как вписывается в придуманную им теорию! А что тогда? Да ничего! Ничего в таком случае сделать нельзя! Ни-че-го!

Алексей снова выругался. Букашкой ощущать себя не хотелось. Интересно, подумал он, а с другого конца микроскопа чего-нибудь видно?

Иван Валентинович Спиридонов тоже не спал. Только он не осознавал этого. Он вообще в последнее время не был самим собой. Он что-то видел, что-то слышал, даже что-то говорил и что-то делал, но все это каким-то образом проходило мимо него, почти не затрагивая сознания. Это было похоже на сон, только еще хуже. Во сне, по крайней мере, хотя бы думаешь, что направляешь события и принимаешь решения — сейчас же не было даже этого. Кто-то другой владел и управлял телом Ивана Валентиновича. Кто-то настолько чужой, что даже почувствовать его не удавалось! Зато ему, чужому, удавалось все. Он, как в своем кармане, рылся в мозгу Спиридонова, пользовался его воспоминаниями, знаниями, опытом, даже любимыми выражениями!

И вдруг, в одно мгновение Иван Валентинович понял, что снова стал самим собой. Он даже не проснулся, потому что отчетливо помнил, что происходило с ним (точнее — с его телом) секунду, минуту, час назад. Он помнил досконально, даже более отчетливо чем прежде, события всего этого кошмарного дня. Он помнил, что видели его глаза, слышали уши, помнил, что говорил и делал сам. И это последнее ему совсем не нравилось. Спиридонова даже передернуло от таких воспоминаний.

Но тут его внимание привлекло странное серое мерцание, исходящее от чего-то, находившегося совсем рядом. Только Спиридонов никак не мог сфокусировать на этом взгляд. Слабо светящийся серый сгусток то ли газа, то ли пыли постоянно менял очертания от маленького облачка до вытянутого змееподобного жгута. Все произошло в считанные две-три секунды: облачко засветилось чуть-чуть ярче, снова скрутилось в жгут и неяркой серой молнией скользнуло в сторону окна. Сразу стало очень темно. И Спиридонов почувствовал наконец, как же смертельно он устал и хочет спать! Он не успел даже додумать эту мысль, как моментально уснул, не донеся голову до подушки.

Спиридонов все еще спал, глубоко, без сновидений, когда утром к нему пришли Алексей и ваклиане. Анна Сергеевна, жена участкового, пропустила ранних гостей в избу, узнав Алексея и обрадовавшись Илме, но так же, как и Вера Васильевна, вздрогнула, увидев Туунга и смутилась, бросив взгляд на Аарнуу.

— А Иван еще спит, — тревожно глянув в сторону спальни, прошептала она. Затем, с опаской сказала: — Алексей, что-то с Иваном не то…

— Что не то? — переспросил Алексей, хотя и сам заметил во вчерашнем поведении Спиридонова несомненные странности.

— Да будто подменили мужика… Не он это! — чуть не плакала уже Анна Сергеевна.

— Ну-ну, успокойтесь, что вы! — принялся неуклюже утешать женщину Алексей. — Просто день вчера был такой ненормальный, вымотались все… Нервы…

— А у него-то как раз словно и не стало нервов! — все-таки заплакала Анна Сергеевна. — Железный какой-то!

— Кто железный? — Участковый в майке и трениках возник на пороге спальни. — Аня, ты чего? — увидел он слезы на глазах жены.

— Ничего, Иван, соринка попала, — стараясь казаться спокойной, ответила Анна Сергеевна.

— Ты из-за меня что ли? — Спиридонов подошел к супруге и неумело, но нежно прижал ее к себе, взявшись за плечи. — Прости, Анюта, если я тебя обидел… День вчера был, мать его ети!

Анна Сергеевна подняла на мужа глаза, полные уже счастливых слез.

— Ваня, я так испугалась… — призналась она. — Ты был такой… чужой будто!

Наконец, супруги вспомнили, что находятся в избе не одни и почти отпрыгнули друг от друга. Анна Сергеевна сразу же принялась греметь у печи кастрюлями и ухватами, а Иван Валентинович предложил гостям присесть, пока он оденется.

Через десять минут все уже сидели за столом. Анна Сергеевна хотела было подать чаю, но Спиридонов сделал ей отрицательный жест, понимая, что гости пришли не за этим. Да он и сам хотел много чего рассказать Алексею. И разговор этот был не для ушей жены и выскочившей было, но снова юркнувшей в свою комнату дочери Валентины.

— Мама, кто это там голый?! И кто тот, бородатый?! — тут же раздался ее панический шепот, заставив Спиридонова поморщиться и крикнуть:

— А ну-ка, цыть!!! Анна! Идите пока с Валькой погуляйте!

Женщины выпорхнули из избы, как испуганные воробышки.

— Ну, ты и в строгости своих дам держишь! — не утерпев, засмеялся Алексей.

— Привыкли, знают, где я служу! — строго ответил участковый и продолжил деловым тоном: — Пришли вы не чай пить, понимаю, так что давайте сразу к делу. А будет время — и чайку выпьем, и еще чего… Но познакомиться, наверно, надо бы.

Алексей представил Туунга и Аарнуу. Спиридонов представился сам. На этом с недолгими церемониями было покончено.

— Кто начнет? — Спиридонов обвел собравшихся взглядом, но тут же предложил: — Давайте-ка сначала я! Заодно объясню свое вчерашнее поведение. — При этих словах он посмотрел на Алексея с Илмой.

И участковый стал рассказывать. Первым делом он поведал о своей встрече со странной девочкой, после которой перестал контролировать себя. Закончил же событиями прошедшей ночи, когда снова почувствовал себя свободным.

— Думается мне, — подвел Спиридонов итог, — что девочка эта — не просто видЕние. Это что-то очень важное… Пожалуй, даже самое важное!

— И ты совсем не чувствовал ее, когда она… сидела в тебе? — спросил Алексей. — Никаких там ее мыслей что ли?

— Ни-че-го! — по слогам ответил участковый.

— Это Хозяйка, — подал голос Туунг. — Одна из Них.

— Хозяйка чего, простите? — переспросил Спиридонов и тут же понял, что имел в виду маг: — Ах да, конечно, Алексей рассказывал мне вашу теорию. Хозяева, Закройщики…

— Это уже не теория, — перебил маг. — Вы же видите! — Он обвел вокруг руками, подразумевая их новый мир.

— Хозяйка — не Хозяйка, — сказал Иван Валентинович, — но почему-то мне кажется, что домой она не улетела…

— Ты хочешь сказать, что она теперь в ком-то еще? Здесь, на Октаэдре? — подался вперед Алексей.

— Может быть даже в ком-то из вас, — одними губами улыбнулся участковый. Глаза его при этом оставались серьезными, исподволь ощупывая каждого сидящего за столом.

Алексей посмотрел на Туунга. Тот понял этот взгляд и отрицательно покачал головой:

— Мне это не определить. Я уже говорил тебе когда-то, что против Них я бессилен. Можно будет только догадываться. Но подозревать каждого все же не стоит. Надо принимать решения. И очень быстро!

— Пока мной командовала эта… Хозяйка, — задумчиво произнес Спиридонов, — она приняла грамотные, между прочим, решения!

— Создается впечатление, что она нам действительно помогала! — кивнул Алексей. — Только несколько прямолинейно и порой цинично…

— Скорее всего, она помогала не нам, а себе — с нашей помощью! — выпалила молчавшая до этого Илма.

— Значит, пока наши с ней цели совпадают! — согласился Алексей.

— Вряд ли когда-либо мы узнаем ее истинные цели, — покачал головой Туунг.

— Зато наши цели — защитить себя от нападения вероятного противника! — напомнил Спиридонов. — И меня очень сильно начинает тревожить отсутствие Митрича с главными нашими козырями! Они давно должны были вернуться…

Глава 12

Лекер стоял у горного кряжа, задумчиво глядя на серые камни. Давно ли он был здесь с Алексеем? Да ведь совсем же — вот-вот, несколько дней прошло! А кажется, что вечность! Впрочем, побывав в Ничто, Нигде и Никогда, вполне можно с этим согласиться.

— Ну что, я пошел? — осторожно спросил пожилой никольчанин, доставивший Лекера по реке на своей моторке и проводивший его до этого места. Не по своей, конечно, воле, а по приказу Спиридонова. Старик вначале взвыл, узнав, что везти придется какую-то нежить, но участковый посмотрел на него ТАКИМИ глазами, что он согласился быть провожатым у кого угодно, хоть у самого дьявола, только бы не видеть больше этот взгляд. Нечеловеческий он был потому что.

— Да-да, идите! — закивал Лекер и, стараясь показаться вежливым, добавил: — Пусть земля вам будет пухом!

Старик отчего-то побледнел и быстро-быстро стал пятиться, крестясь задрожавшей враз рукою. Затем он наконец-то повернулся и, постоянно оглядываясь, помчался к лесу с немыслимой для его возраста скоростью.

Лекер пожал плечами. «Видимо я что-то перепутал, — подумал он. — А-а! Точно! Надо ведь было сказать: скатертью дорога! Хотя, и земля пухом — тоже неплохо, мягче будет идти! Странно, почему он так испугался?»

Лекер снова пожал плечами и внимательно огляделся. Нет, что-то тут все же изменилось после их с Алексеем посещения этого места. Кряж раньше напоминал собой подкову, окруженную густым, зеленым лесом. Теперь же лес был только сзади — откуда пришли они с пугливым провожатым. Позади, слева и справа из-за деревьев ничего видно не было, но гор стало как будто бы меньше. Кряж словно сужался впереди.

«Э! Надо забраться! — подумал Лекер. — Сверху все будет видно»

Сверху действительно все стало видно. От открывшегося взору Лекер сел прямо на холодные острые камни.

Кряж был ровно, словно острым ножом — кусок масла, обрезан с обеих сторон. Линии разреза смыкались строго под углом в шестьдесят градусов — на глазомер Лекер никогда не жаловался. Вершиной угла являлся темный кружок входа в пещеру. Слева от края среза, от вертикальной, идеально ровной и гладкой стены, тянулась странная местность, покрытая нелепыми красными растениями с извивающимися наподобие щупальцев ветвями. Или наоборот — с извивающимися щупальцами наподобие ветвей. Горизонт был неестественно близок, поэтому, кроме этой красной мерзости, Лекер ничего не увидел. Справа же, наоборот, пейзаж просто ласкал взор! Здесь срез не обрывался пропастью, а переходил в скалу же, но какого-то более приятного цветового оттенка, чем просто серый камень. Внизу простиралась прекрасная изумрудная долина с извилистой лентой реки.

«Стоп! Я это уже видел!» — сказал себе Лекер и сразу же вспомнил сказочный по красоте мир, едва не ставший для него местом казни. Причем дважды.

У самой линии горизонта, даже из-за этой линии торчали резные башенки замка. «Раньше-то замок зловредного Туунга казался поближе! — подумал Лекер. — Впрочем, и горизонт был тогда подальше, да и сам Туунг, кстати, не такой уж зловредный — недоверчивый просто».

Зато впереди, под вершиной угла разрезанного кряжа, углом же расходился город. Серый город. Родной город! Лекер не смог сдержать счастливой улыбки, хотя и понимал, что ничего веселого и радостного его в этом городе не ждет.

Но Лекер все равно стоял и улыбался почти в самом центре четырех сходящихся в этой точке миров и наглядно видел сейчас правоту теории октаэдра: четыре треугольника расходились в четыре стороны. Разный цвет этих треугольников — светло-зеленый земной, красный регинянский, изумрудный ваклианский и родной серый — был словно объемной иллюстрацией, поясняющий эту теорию. А вот на игру «Паззл» (хотя Лекер вряд ли о ней знал) это походило мало. В ней соседние кусочки должны как раз быть похожими, дополнять друг друга, а здесь — такой разительный контраст! Лишь земной да ваклианский треугольники были похожи…

По ваклианскому склону Лекеру и пришлось спускаться вниз — это была единственная сторона (не считая земной, но оттуда он и пришел), не обрывающаяся вертикально.

В родной город Лекер заходил очень осторожно, одновременно стараясь при этом не привлечь ненужного внимания именно этой самой осторожностью. Впрочем, привлекать внимание было и некого — город словно вымер. Между тем быстро начинало темнеть. К себе домой Лекер идти побоялся. Тем более ночью. Ближе всех жил друг и соратник Пакер.

Лекер на минуту остановился и задумался. Пакер — надежнейший друг, люто ненавидящий режим Сетера. Но эта же лютая ненависть может обрушиться и на голову Лекера, если Пакер узнал о его предательстве…

«Но я ведь могу все ему объяснить!» — жалобно, сам себя, стал уговаривать Лекер.

Впрочем, другого выхода все равно не было — остальные друзья-подпольщики жили гораздо дальше и добираться до них ночью было небезопасно. К тому же, любой из них мог также знать о работе Лекера «в две руки». Делать было нечего. Лекер тяжело вздохнул и побрел к дому Пакера.

Пакер встретил давнего друга с искренней радостью, и у Лекера отлегло от сердца: Пакер ничего не знал. Друзья на пару секунд прижались лбами, что означало у их народа предельное доверие: читай, дескать, все мои мысли! Лекер, правда, вспомнив об этом, мгновенно похолодел: ну вот и все, сейчас он все узнает! Однако, между близкими и друзьями действовало и еще одно негласное правило: не «читать» мысли ближнего, не предназначенные для тебя. Пакер был слишком порядочным, чтобы пренебречь этим правилом. Впрочем, сам Лекер также не помышлял ни о чем подобном. Правда, скорее, не от избытка порядочности, а из страха узнать дурные вести о сыне.

Пакер, и не читая мысли друга, догадывался, что гложет того в первую очередь. Поэтому он сразу же сказал:

— Твой сын жив, но он до сих пор за решеткой.

«Но как же…» — чуть не вырвалось у Лекера, но он вовремя удержался.

— Расскажи, что было с тобой, — приняв реакцию друга за обеспокоенность судьбой сына (это тоже было верно), постарался отвлечь его от грустных мыслей Пакер.

«А что, если рассказать ему все? — подумал Лекер. — Все, с самого-самого начала, включая мое малодушное соглашение с Сетером! Тогда не нужно будет больше вздрагивать поминутно, скрывая свои мысли от близких друзей, не надо будет бояться, что все откроется и я их потеряю уже навсегда…»

И Лекер неожиданно для самого себя решился.

— Сядь, Пакер! — сказал он. — Мой рассказ будет очень долгим и очень тяжелым. Для нас обоих.

Пакер послушно сел. Лекер закрыл глаза и принялся «рассказывать», переживая все прошедшие события почти физически. Молчаливый рассказ продолжался больше часа. За все это время ни Пакер, ни Лекер не сделали, казалось, движения ни одним мускулом. Пакер сидел, глядя прямо в лицо Лекеру, Лекер стоял, закрыв глаза.

Даже когда рассказ закончился, друзья оставались в той же самой неподвижности еще минут десять. Наконец, Лекер не выдержал:

— Я должен теперь уйти?

— Почему? — «Голос» Пакера казался недоуменным искренне.

— Но я же предатель!

— Не говори ерунду!

— Ты разве не понял, что я рассказал тебе о своем сотрудничестве с Сетером? — поразился реакции друга Лекер.

— Все я понял! — резко огрызнулся Пакер. — Вот именно, что понял! Иначе давно уже вышвырнул бы тебя из своего дома!

— И что ты понял?

— Я тебя понял! Мотивы твои понял, чувства, руководившие тобой!

— Разве этого достаточно? — вновь удивился Лекер.

— Может быть и да, — подумав, сказал Пакер. — Но кроме этого… Ты ведь все рассказал мне сам.

Лекер неожиданно бросился к другу и обнял его по-земному. Тот недоуменно отпрянул.

— Дурачина! Это же искреннее проявление моих чувств! — рассмеялся Лекер, смахивая с глаз слезы облегчения.

— Не думаю, что мои умственные способности столь низки, как ты их только что оценил, — нахмурил лоб Пакер.

— Это шутка! — воскликнул окрыленный Лекер. — Сейчас я научу тебя! Это бесподобно!

Пакер продолжал подозрительно хмуриться.

— Не морщи лоб, а то кожа лопнет! — выдал Лекер радостно.

— Ты не заболел? — участливо спросил Пакер.

— Эта болезнь называется чувством юмора, — продолжал ликовать Лекер, — и я тебя ею обязательно заражу!

Пакер испуганно отодвинулся от друга. Лекер захохотал так непосредственно и проникновенно, что Пакер не выдержал и тоже слегка улыбнулся.

Разговор друзей продлился далеко заполночь. Теперь, в основном, «рассказывал» Пакер, а Лекер «слушал», изредка задавая вопросы. Пакер рассказал о многом. О том, что поначалу никто и не понял, что в мире что-то произошло! Если бы не друзья-подпольщики, то и сам Пакер вряд ли почувствовал бы сразу, что живет уже в другом мире. Ведь небо и так всегда серое, а когда само время бесится, на все остальное просто и внимания обращать не стоит.

— Значит, подполье еще существует? — радостно воскликнул Лекер.

— Еще как! Ты слушай, слушай! — И Пакер рассказал, как их общие друзья-антихронисты узнали от своих осведомителей, что «черные патрули» во главе с Мателом отправились на разведку боем в какие-то новые земли. Сути происходящего толком никто не понял, но стало ясно, что мир стал несколько иным. Да и время стало вдруг снова нормальным. Это заметили не сразу, но все же заметили. И это было главной радостью, затмевающей собою все! Даже Сетер стал казаться почти безопасным — ведь он потерял саму основу своей власти: контроль над Истинным Временем. Хронисты перестали быть хронистами по своей сути! Это им, разумеется, не понравилось. Зато появилась возможность завоевать новые расы, возможно, более слабые — и установить свою власть над ними, а уже с помощью новых «рабов» — над нами!

— Вот такая извращенная логика! — вставил свое соображение Пакер. — Но знаешь, что еще интересно? Сетер с самыми своими приближенными учеными занимается сейчас проблемой хронокамеры.

— А какая с ней может проблема? — удивился Лекер. — В ней же время изначально текло нормально!

— Вот именно, что текло! — хитро улыбнулся Пакер. — А теперь перестало!

— Перестало течь?! — ахнул Лекер.

— Перестало течь нормально!

Глава 13

Приближение регинянского катера заметили не сразу. И только лишь когда он завис над селом, поблескивая каплевидным полупрозрачным корпусом, когда залаяли испуганно-злобно собаки, поглядывая вверх, — его увидели и жители. Катер словно только и ждал, когда на него обратят внимание. Он, неуклюже раскачиваясь, стал медленно опускаться.

Кто-то из мальчишек прибежал к дому участкового и крикнул через окно:

— Дядя Ваня! Прилетел кто-то! Идите скорее к школе!

Спиридонов метнулся к двери. Алексей с Илмой и ваклианами поспешили за ним.

Катер стоял на школьном футбольном поле, похожий на большой ученический пенал с прозрачной крышкой. Как раз, когда Спиридонов и остальные подбежали к полю, крышка эта стала поворачиваться и полностью ушла внутрь борта. В катере сидел потный и бледный Кирилл Невостребов. Сначала всем показалось, что позади него сидят еще двое в странной блестящей одежде. Но когда Кирилл выбрался из катера, эти двое даже не пошевелились.

Кирилл увидел приближающегося Спиридонова и со всех ног бросился к нему.

— Дядя Ваня! — закричал он на бегу, еще издали. — Беда! Всех наших взяли в плен!

Снова все сидели за обеденным столом Спиридонова, только к прежним лицам добавился еще Кирилл. Парень, выпив с пол-литра молока, только-только пришел в себя, как прибежала, услышав новость, его мама. Она обняла сына, заплакала, хотела увести его домой, но даже Спиридонов не успел ничего сказать, как юноша сам нежно, но твердо отстранил мать и произнес таким голосом, словно ему было не семнадцать лет, а все сорок:

— Иди домой, мама. У нас мужские дела.

В другое время мать наверняка показала бы сыну, какие еще бывают дела при разговоре с матерью подобным тоном, но сейчас она отчего-то стушевалась, тихо всхлипнула и направилась к выходу. Перед самой дверью остановилась, оглянулась и едва слышно спросила:

— Отец жив?

Кирилл молча кивнул.

Едва за женщиной захлопнулась дверь, Спиридонов нетерпеливо воскликнул:

— Ну, давай, Кирилл, не томи душу, рассказывай все подробно! И давай по порядку!

Юноша не заставил себя ждать. Он заговорил быстро, немного нервно, но в целом держался достойно, хотя рассказ его произвел на всех окружающих эффект если не шока, то большого потрясения…

Кирилл рассказал всю историю, как и просил Спиридонов, с самого начала.

После того, как отряд из двадцати четырех мужчин, одним из которых был сам Кирилл, вышел к окраине Никольского — на угор за церковью, — Митрич раздал всем марлевые повязки, пропитанные сделанным им составом. От повязок неприятно пахло лекарствами, но и сам воздух вокруг вонял уже намного неприятней.

Мужики, кто с шутками, кто с матерком, нацепили на себя повязки и все без исключения поняли, что сделали это не зря — дышать стало гораздо легче.

— Ничего, потерпите немного, — пробурчал Митрич, — в моей лаборатории есть нормальные фильтры. А этих на час-другой хватит, больше нам не надо — тут недалеко.

Скоро отряд ступил на поверхность регинянской территории. От одного взгляда вокруг мутило едва ли не больше, чем от вони, которая все же пробивалась даже сквозь повязки. Мужики старались не смотреть по сторонам на розовые, красные, пурпурные отростки, извивающиеся, словно огромные мясистые черви. Смотрели в основном в спину впереди идущего, потому что даже под ноги глядеть не хотелось — и там что-то извивалось, упруго колыхаясь и пружиня при каждом шаге. Создавалось впечатление, что идешь по чему-то живому…

— Что ж вы сами-то на катере не прилетели? — подал кто-то голос, обращаясь к Митричу. — Сейчас бы вжик-вжик — пара рейсов — и все на месте! Не надо бы было месить эту гадость…

— Ну, во-первых, я люблю пешие прогулки, — усмехнувшись, ответил Митрич, — во-вторых, я не собирался сюда возвращаться, а в-третьих, в катер помещается всего два пассажира, не считая водителя. Таким образом, пришлось бы сделать двенадцать рейсов туда и обратно, что получилось бы вряд ли быстрей, чем сейчас.

— Зато не так противно!

— Не барыни, чай! — фыркнул в ответ старик.

Через полчаса ходьбы кто-то, идущий за Митричем в числе первых, закричал вдруг радостно, глянув все же в сторону:

— Мужики, глядите, море!

Отряд остановился. Слева от них действительно начиналось самое настоящее море! А впереди и далеко справа виднелись уже какие-то причудливые строения, тускло поблескивая под серым небом элементами своих футуристических конструкций.

— Пойдемте, господа! — позвал Митрич. — Осталось совсем немного! А то маски перестанут действовать — мало не покажется!

Действительно, еще минут через двадцать все уже входили в регинянское жилище Митрича, бывшее одновременно еще и лабораторией, и мастерской, и, возможно, спортивным залом — настолько оно было большим и заставленным чем-то совершенно непонятным. В основном, в помещении присутствовали приборы, — во всяком случае, на приборы все эти блестящие штуковины с подобиями экранов, кнопок и тумблеров были похожи более всего. Митрич, однако, не задержался здесь, проведя всех сквозь бесшумно открывшийся в стене проем. Теперь отряд оказался в комнате, показавшейся после лаборатории совсем маленькой. В этом помещении не было совсем ничего, кроме одинаково светло-серых стен, пола и потолка. Митрич, однако, понажимал что-то где-то (словно наобум по стене) и прямо из стен выехали какие-то толстые, тоже серые, диски. Самое странное, что диски эти зависли прямо в воздухе.

— Садитесь! — приглашающим жестом махнул своими щупальцами Митрич, указывая на диски.

Мужики нерешительно приблизились к висящим в пустоте предметам. Митрич весело фыркнул, видя всеобщее замешательство, и показал пример, со всего маха плюхнувшись на один из дисков, из которого моментально «выросли» удобные спинка и подлокотники, превратив диск в шикарное кресло без ножек.

Его примеру последовал Кирилл и блаженно застонал от наслаждения — столь удобным было сиденье! Следом, один за другим, уселись все. Митрич же, напротив, встал.

— Вы пока отдыхайте, я сейчас приготовлю и принесу вам всем фильтры. Ну, а потом — за учебу!

С фильтрами дышать оказалось гораздо удобней и приятней, чем через надоевшие, намокшие повязки. Правда, Митрич предостерег всех от дыхания ртом. Многие сразу же полезли за куревом, отчего Михаил Дмитриевич просто остолбенел.

— Что вы собираетесь делать?! — возмутился он. — Я ведь только что сказал, что дышать ртом нельзя! Вы что, в задницу свои сигареты вставлять будете?

— Курить же охота! — заворчали мужики.

— Ну, вы даете! — покачал головой Митрич. — Это что-то!

Кирилл не выдержал и весело заржал. Из всех он один был, пожалуй, некурящим.

— Ладно, рассиживаться некогда! — сказал Митрич. — Пойдемте в мой «гараж», проведем ускоренные водительские курсы! Нам надо еще до темноты успеть собрать для всех катера, оружие, найти хотя бы несколько защитных костюмов… Кстати, два я знаю где есть точно — недалеко тут. Давайте-ка сразу за ними сходим, в гараж отнесем!

В стене снова непонятно как образовался проем. Митрич шагнул в него, призывая следовать за ним. Затем они недолго шли по какому-то длинному коридору-тоннелю — круглому, как огромная труба. Тоннель несколько раз плавно загибался, от него отходило множество других тоннелей и тоннельчиков — заблудиться тут было без провожатого — раз плюнуть!

Наконец, они вошли в помещение, похожее по своей «начинке» на лабораторию Митрича, только в несколько раз больше. Кто-то невольно вскрикнул и тут же захлебнулся кашлем — прямо у входа в этот огромный зал лежали двое наннгов. Мертвые. Внешне наннги отличались от Митрича только головой, а к облику Митрича все как-то уже успели привыкнуть. Но и одно это отличие стоило того, чтобы испугаться взрослому мужчине: голова наннгов была тем еще «украшением»! Она походила на вылепленную из влажной, серой глины картофелину, к тому же очень старую — бугристую и морщинистую. Вместо носа свисало нечто вроде хобота до самого рта, а точнее — до безобразной, с рваными краями, дыры, в которой не было и намека на зубы, зато языков имелось сразу несколько, сизо отблескивающих, словно набитые дерьмом кишки. Два светло-сиреневых глаза выпирали изо лба, как половинки куриных яиц, видимо, окончательно протухших. Вдобавок ко всему, головы наннгов были лысыми, только вдоль каждой из них тянулось по отвратительному лохматому гребню, словно бы состоящему из нарывов и корост.

— Не смотрите! — заорал Митрич, видя, что некоторых мужиков сейчас может вырвать. — Если вы начнете блевать, то нахлебаетесь ртом воздуха и попадаете тут все рядом с этими двумя! Ну-ка, за мной!

И Митрич повел своих спутников туда, где красовались в глубоких нишах два блестящих, похожих на скафандры, защитных костюма. Рядом, в нишах поменьше, лежали какие-то небольшие продолговатые штуковины, напоминающие карманные фонарики. Старик скомандовал:

— Четверо берут костюмы, остальные — кто сколько может унести, эти штуковины. И поосторожней с ними — это, можно сказать, оружие, и очень мощное!

Загрузившись, все снова пошли за Митричем по длинным коридорам — непонятно куда: туда, откуда пришли, или совсем в противоположную сторону. Впрочем, скорее всего, в другую, поскольку по пути им попался еще один мертвый наннг.

Довольно скоро Митрич сказал:

— Все, пришли. Вот мой катер! Кладите в него сразу костюмы и оружие!

Катер всем понравился: полупрозрачный, каплевидно зализанный, он так и рвался в полет!

Всем тут же захотелось залезть вовнутрь, но Митрич сказал:

— Так мы до ночи не управимся! Сейчас я быстро показываю, как им управлять, затем находим каждому по такому же, тогда и налетаетесь!

— И шеи посворачиваем! — раздался недовольный голос.

— Не получится! — возразил Митрич. — У наннгов техника безопасности — на первом месте! Здесь столько уровней защиты, что и захочешь — не разобьешься! И затормозит перед препятствием, и посадит на автопилоте!

Выведя катер из «гаража», Митрич для начала пролетел на нем немного, продемонстрировав чудо-технику в действии, а потом стал объяснять принцип управления.

Все оказалось даже еще проще, чем в тракторе: рукоятка-джойстик для направления движения (правда, не совсем удобная для человеческой руки) и две педали, соответствующие по аналогии с автомобилем «газу» и «тормозу».

— Ну, кто первый? — спросил Митрич, закончив объяснение.

— Можно я?! — выскочил первым Кирилл.

— Давай, залезай!

Кирилл уселся в кресло и сразу почувствовал, как сиденье и спинка приняли форму его тела. Стало очень удобно, отчего даже прошло волнение. Кирилл провел рукой по борту, как показывал Митрич, и из него бесшумно и плавно выползла прозрачная крышка, закрыв катер сверху. Впрочем, это совсем не мешало слышать все звуки снаружи катера, улавливаемые, видимо, невидимыми глазу микрофонами. И один из раздававшихся звуков очень не понравился Кириллу! Это был звук выстрела!

Оглянувшись, обалдевший Кирилл увидел, как из-за ближайшего здания прямо к «гаражу» Митрича бегут одетые в черную форму люди. Даже не вполне люди, поскольку и фигуры их, и лица не были человеческими. Черных существ было много — десятка три-четыре. А в руках каждый из них держал оружие — тут уж и вовсе ошибиться было нельзя, поскольку из него вырывалось с характерными звуками короткое пламя, а в воздухе тоненько засвистело и запело. Затем прямо в голове у Кирилла прозвучало грозное:

— Всем стоять!!! Не двигаться!!! Руки за голову!!!

Мужики буквально окаменели. Впрочем, руки за головы подняли. А вот Митрич, напротив, дернулся и заорал, что было сил:

— Кирилл, улетай!!! Быстро улетай!!!

Сразу несколько пуль воткнулось в тело Митрича. Туника его быстро потемнела от крови непонятного — на фиолетовом — цвета. Но Митрич все-таки прыгнул в открытый проем «гаража». Часть нападавших бросилась следом. Вновь зазвучали выстрелы. Еще одна часть, существ пять, кинулась напрямую к Кириллу, целясь с явным намерением стрелять на поражение. И Кирилл, что было силы, даванул на «газ». Катер ракетой взмыл вверх. Кирилл от страха совершенно не соображал, что делает. Нога все давила и давила на педаль, словно пытаясь промять ею пол. Катер летел совершенно бесшумно, только свистел вокруг рассекаемый им воздух.

Когда Кирилл спохватился, что летит неведомо куда уже минут десять, ему стало еще страшнее. Он не представлял себе в полной мере, что же такое Октаэдр — знал только, что это смесь нескольких миров. В принципе, облететь весь новый мир можно было за полчаса, но Кирилл об этом даже не догадывался. Напротив, он подумал вдруг, что залетит сейчас так далеко, что уже никогда не сможет найти дорогу домой. От такой мысли стало совсем плохо. Нога машинально отдернулась от педали, а рука тоже будто бы самостоятельно повернула ручку джойстика резко вниз. Если бы не защитные системы, разработанные наннгами, катер уже через пару секунд врезался бы на полной скорости в землю. Однако, автоматика мгновенно взяла поведение катера под свой контроль, выправив угол тангажа из критического, выключила маршевый двигатель и, на одном антигравитационном, мягко посадила аппарат.

Кирилл выскочил наружу. Вокруг простиралась пустыня. Серая и безжизненная. Кирилл побежал вперед. Через сотню метров он остановился, завертелся на месте, а потом медленно осел на холодную глину и зарыдал во весь голос. Он плакал долго, и вместе со слезами неожиданно стали уходить страх и отчаянье.

«У меня же есть катер! — подумал Кирилл. — Я не мог улететь очень далеко! Нужно просто лететь помедленней и смотреть вниз повнимательней!».

Так он и собрался было немедленно сделать, но стало вдруг быстро темнеть. Лететь в темноте было глупо, это Кирилл понимал, но и ночевать, сидя в инопланетном аппарате, почему-то не хотелось.

«Вот бы сюда копенку сена хотя бы!» — подумал Кирилл, вспоминая ночевки с друзьями у реки. Однако, он и сам понимал, что в глиняной пустыне сена быть не может, поэтому, грустно вздохнув, побрел к катеру, пока его еще было видно. Сделав всего пару шагов, Кирилл вдруг явственно ощутил как запахло душистым сеном! «Вот-те раз! Уже и запахи мерещатся!» — испугался Кирилл за свой рассудок. Но все же закрутил головой, определяя источник благоухания. Повернувшись назад, он медленно осел на задрожавших враз ногах: там, где он только что стоял возвышалось нечто большое, едва выделяясь крутым горбом на фоне ставшего уже очень темным неба! И, что самое странное, сеном пахло именно от этого «нечто». Было очень страшно, даже жутко, но Кирилл все же сделал на все еще трясущихся ногах шаг в сторону непонятного возвышения. Вытянул руку, готовый отдернуть ее в любое мгновение. Рука коснулась чего-то мягкого и в то же время колкого.

«Сено!» — восхищенно выдохнул Кирилл, и не думая совершенно, откуда оно здесь взялось, со всего маху рухнул в благоухающую бесподобным ароматом копну. И тут же вырубился в столь необходимом для его психики сне.

Ну, а утром все произошло, как он и планировал. Сел в катер, невысоко и медленно полетел сначала в одну сторону, увидел перед собой море, вспомнил, что море в мире наннгов оказалось слева, поэтому повернул правее и почти сразу увидел знакомый лес. Найти затем Никольское не доставило Кириллу уже никакого труда.

Молчание за столом после рассказа Кирилла длилось недолго.

— Хронисты! — выдохнул Алексей.

— Мать их ети! — добавил Спиридонов.

Глава 14

— Ну, и что делать будем? — угрюмо поинтересовался Спиридонов. — У кого какие есть соображения?

— Хронисты, или как их там — «черные патрули», скорее всего, первым делом, нападут на Никольское, — высказался Алексей. — А потом… на Вакл. Ну, то есть, на ваклианский треугольник.

— Вполне могут и наоборот сделать, — покачал головой Иван Валентинович. — Проход на Вакл есть и непосредственно с Рега — правда, в одной точке, — и через их же «серый» мир.

— Наоборот вряд ли, — подал голос Кирилл, который на равных со взрослыми продолжал сидеть за столом. И сразу засмущался, поскольку все разом устремили взгляды на него.

— Почему? Поясни, — попросил Спиридонов.

— Они же знают, что я убежал! — быстро справился со смущением Кирилл. — Значит, понимают, что я все расскажу вам. Значит, мы тут будем готовиться их встретить!

— Вот именно, что будем готовиться, а они будут об этом знать! — развел руками Спиридонов. — Зачем же им нападать на подготовленного противника, теряя фактор неожиданности?

— Но если они сначала пойдут на Вакл, то мы еще сильнее подготовимся, а они, наоборот, устанут уже…

— К тому же, на Вакл они уже нападали разок, знают, что там их тоже встретят как следует! — улыбнулся Алексей, кивнув на Арну.

Илма перевела брату и тот сразу вскочил, гордо и воинственно вскинув голову. Его гневную, полную достоинства речь, можно было и не переводить на русский — и так все было ясно. Но Илма все же перевела:

— Мы встанем все, как один, и разобьем поганых черных захватчиков, пусть даже для этого нам всем придется погибнуть!

— Вот нам бы как раз сделать так, чтобы и разбить, и не погибнуть! — невесело пошутил Спиридонов. — И все-таки я считаю, что пойдут они сначала сюда! Ведь они захватили почитай всех наших мужиков! Значит, у нас сражаться вроде как и некому. Это раз. У них теперь катера, куча всякого оружия — и своего, и наннгов. Это два. Но самое главное — опять же наши мужички-трактористы. Ведь они у хронистов в заложниках! Ведь это же козырь! Наверняка они им воспользуются, не совсем же дураки! А на Вакл лететь с нашими механизаторами — вроде как и совсем смысла нет, только помеха лишняя. Так что пойдут они на нас! Или у кого-нибудь есть иное мнение?

Все сидели молча. Кирилл отрицательно покачал головой, Алексей развел руками. Видно было, что с доводами участкового согласились все. Логика была на его стороне.

— Ну, а раз иного мнения нет, — подытожил Иван Валентинович, — давайте сообща решать, как нам быть и что нам делать!

— Надо сражаться! — вновь вскочил Арну.

— Это понятно. Нужно решить — как? — кивнул Спиридонов.

— Я считаю, первым делом мы должны максимально обезопасить стариков, женщин и детей! — твердо сказал Алексей. Кирилл сразу отчего-то покраснел, хотя Алексей его в виду не имел под словом «дети». Видно, парень еще просто не привык, что взрослые принимают его за «своего».

— Ну, и куда мы их спрячем? — вздохнул Иван Валентинович.

— В мой замок! — подал голос молчавший до этого Туунг.

На несколько секунд в комнате повисла тишина.

— Превосходная мысль! — прервал ее наконец Алексей. Он-то помнил, какие мощные стены защищают замок. А ров! Один он чего стоит! Алексей даже поежился, вспомнив, какие твари в нем обитают. — Так что, вы всех туда и отведете?

— Нет, у меня есть кое-какие мысли… — покачал головой маг. — Впрочем, о них я еще скажу. А отвести в мой замок жителей я предлагаю Илме.

— Почему мне?! — подскочила Илма. — Я хочу сражаться здесь!

— Насражаешься еще, — поморщился Туунг горячности девушки. — Я же не предлагаю тебе тоже отсиживаться в замке! Отведешь людей, возьмешь наших воинов и вернешься сюда.

Илма слегка поостыла, но все же недовольно сказала:

— Вы бы тоже могли отвести, а потом воплощать свои мысли… Тем более, как я пройду в ваш замок, там же все заколдовано?

— Ну, расколдовать я могу и отсюда… — невозмутимо ответил Туунг. — А вот мысли мои требуют очень быстрого воплощения, иначе проку от них будет мало, да и не успею.

— Илма, Туунг прав! — положил Алексей руку на плечо девушке. — Лучше всего пойти тебе. Ты и дорогу знаешь, и женщины тебе больше доверять будут.

— Ладно, ладно! — тряхнула головой Илма. — Только как я всех соберу?

— А вот прямо сейчас иди и собирай! — сказал Спиридонов строго. — Объясни всем популярно, что на нас идут враги… Кирилл! — Спиридонов посмотрел на юношу. — Пройдись-ка и ты с Илмой по деревне. Ты местный, всех знаешь, к тому же хронистов видел лично. Расскажешь кратенько, что они из себя представляют. Давайте, бегите! Да, и пусть ничего с собой лишнего не берут! Только документы и деньги… Хотя, какой сейчас в них толк! Ну да все равно, пусть возьмут, для спокойствия! Пища же у вас там есть? — Участковый повернулся к Туунгу. Тот земным жестом провел ребром ладони по горлу. — Ну вот! И тепло сейчас… Так что давайте, бегом! Соберете всех — доложите!

Илма не стала больше ни с кем спорить, хоть выражение лица у нее и осталось недовольным, встала из-за стола и направилась к двери. Кирилл тоже направился к двери, но как-то нерешительно. Видно было, что его гложет какой-то вопрос. Наконец, он решился его задать:

— Дядя Ваня… Иван Валентинович! А потом, когда мы соберем людей… Мне тоже с ними идти?

Спиридонов вздохнул так тяжело, что закачались занавески на окне.

— Эх, брат! Надо бы, непременно бы надо тебе идти с ними! Да видишь вот, какая петрушка получается, мать ее ети! Без войска мы остались, сам знаешь! Каждый человек дорог! А и оставаться здесь — почитай, верная смерть… Так что решай сам. Не маленький!

— А мамка?

— Что мамка? Тоже сам решай, как ее уговаривать! Не решишь — твои проблемы. Я тебя силой оставить здесь не могу! Все, иди! — Спиридонов махнул рукой и отвернулся. Кирилл выскочил за дверь.

— Ну, насчет верной смерти — вы это зря! — сказал Туунг. — Вероятность погибнуть, конечно, большая, но не стопроцентная. Тем более у меня, как я уже говорил, появилась некая мысль.

— Магия, чародейство, волшебство? — скептически усмехнулся милиционер, который лично не видел, на что способен старый маг, а в рассказах Алексея все это выглядело слишком уж по-сказочному. Спиридонов не то чтобы не верил Алексею, но все же как-то «не уверовал» что ли окончательно.

— Отчасти да, — невозмутимо ответил Туунг, — а отчасти — кое-какие соображения после повествования нашего юного друга Кирилла… А еще ваш рассказ, о встрече с девочкой в глиняной пустыне. Помнится, вы что-то упомянули о желтой дороге…

— Ну, да, — пожал плечами Спиридонов. — Была там дорога, именно желтая, очень ровная.

— Но, насколько я понял по вашему рассказу, вы ее не сразу заметили?

— Сначала я растерялся — пустыня какая-то вместо дороги в город, потом присмотрелся — есть дорога.

— Но ведь яркую желтую относительно широкую полосу на темной однородной поверхности невозможно не заметить сразу! — продолжал упорствовать маг.

— Не понимаю, к чему вы клоните? — начал отчего-то сердиться участковый.

— Погодите, я хочу задать вам еще один вопрос. — Маг хитро прищурился. — А вам хотелось, чтобы дорога была?

— Разумеется, хотелось! — буркнул Спиридонов.

— Вот потому-то она и появилась, как и копна сена — для Кирилла! Он ведь тоже мечтал…

— Так что же, в глиняной пустыне исполняются желания? — недоверчиво спросил Алексей.

— Думаю, да, — кивнул Туунг. — Точнее, пустыня, или что-то в ней, способствует их исполнению. Но, я думаю, не всех. Если бы кто-то, к примеру, захотел стать бессмертным, или научиться летать, или овладеть магией — вряд ли что-нибудь из этого вышло. А вот нехитрые предметы воссоздать из той же глины — это пожалуйста. Правда, не знаю, как это срабатывает и всегда ли. Возможно, для этого необходимо лишь очень сильное эмоциональное возбуждение. Короче, мне нужно побывать там и во всем разобраться. Даже если моя гипотеза не подтвердится, большое количество глины — это уже хорошо, я и сам постараюсь справиться…

— Справиться с чем? — удивился старший лейтенант. — С глиной? Вы что, гончарный заводик открыть собираетесь?

— Големы! — ахнул Алексей, пораженный внезапной догадкой.

Туунг одобрительно улыбнулся. В его глазах мелькнуло искреннее уважение. Видимо, сообразительные люди ему нравились.

— Какие еще гоголи-моголи? — недовольный собственными пробелами в образовании, сознательно переиначил слово Спиридонов.

— Вообще-то в фольклоре големом называли глиняного великана, оживленного с помощью магии, — стал объяснять Алесей. Университетские знания пришли на выручку. — Голем выполнял все, что приказывал ему хозяин. Правда иногда он выходил из повиновения, и тогда доставалось и самому хозяину. Ну, а вот наш уважаемый Туунг использует големов в своем замке в качестве слуг и охранников.

— Ага! — дошло, наконец, до Ивана Валентиновича. — Вы хотите наделать глиняных солдатиков? Это действительно реально?

— Надеюсь, что да, — кивнул Туунг. — Для меня это несложно. Только потребует какого-то времени. А вот если пустыня сама мне поможет — думаю, что можно будет управиться побыстрее. В любом случае, тянуть не хотелось бы. Вряд ли наши враги будут тянуть с нападением, а у нас, как вы сами сказали, с воинами — не густо.

Спиридонов нахмурился.

— Эх, мать его ети! — ударил он кулаком в ладонь. — Вам бы на катере сейчас с Кириллом! Алексей, не в службу, а в дружбу — сходи поищи Кирилла! Илма и одна управится, а он пусть срочно бежит сюда!

Глава 15

Участковый Спиридонов хмуро, исподлобья, смотрел на Алексея и Арну.

— Вот и вся наша армия! — развел он руками. — Да еще пара баб и столетняя старуха! — Не все женщины согласились уходить с Илмой в неведомый замок. Остались Ольга Алексеевна — мать Сашки Ефимова (дожидаться сына с танцев), дебелая бобылиха Саватиха (ей не страшен был сам черт, не то что какие-то там «хронисты»), да стодвухлетняя бабка Макариха (она бы просто не дошла). На Саватиху у Спиридонова даже был расчет: использовать ее в качестве бойца непременно, тем более, что упрашивать ее для того явно не придется! А вот Ефимова с Макарихой — пустой балласт. Еще и охранять их надо будет.

Вообще-то, у Спиридонова не раз уже мелькала предательская мыслишка: отчего бы им всем не укрыться в замке Туунга? Раз он такой неприступный — сидели бы себе да сидели. Но Иван Валентинович только матерился мысленно, досадуя, что может вообще думать об этом! Чтобы отсиживаться среди стариков, женщин и детей, которых он же и призван защищать — это же несмываемый позор до конца дней! Да дело даже не только в этом. Ну, сколько можно просидеть в этом замке — месяц, год, всю оставшуюся жизнь? И что это будет за жизнь? Да лучше уж погибнуть от руки врага, защищая свою землю, пусть она и стала совсем маленькой! Громко, конечно, звучит, по-книжному, зато тридцать раз правильно, мать его ети! Слава Богу, почти все в безопасности, а им — считанным по пальцам одной руки мужикам — уготовано судьбою одно из двух: победить, либо погибнуть. Никак иначе! Наверняка и Алексей с Арну думают также!

— Смотрите, летят! — хрипло вскрикнул Алексей.

Действительно, далеко, по-над церковью в сером глянцевом небе заблестело множество искорок, увеличивающихся прямо на глазах. Скоро можно уже стало различить в них полупрозрачные капельки катеров — точно таких же, как тот, на котором улетели в глиняную пустыню Кирилл с Туунгом.

— Эх, мать их ети, много-то как! — болезненно промычал Спиридонов. — Начнется сейчас первая мировая…

Катеров действительно было немало. Пять нестройных рядов по пять аппаратов в каждом. Летели они неровно, качаясь и рыская, словно пьяная стая ворон, но приближались к Никольскому все же неотвратимо быстро. Вот уже первая пятерка приземлилась в самом центре села, остальные, покружившись, стали также неуклюже плюхаться кто куда. Один катер неожиданно свалился прямо на крышу чьей-то избы, проломив ее с отвратительным хрустом.

Алексей, Аарнуу и участковый Спиридонов стояли, не двигаясь, возле спиридоновского крыльца, наблюдая, как всего метрах в ста от них из ближайших катеров стали выпрыгивать люди в черном. Впрочем, не совсем люди. Похожи, безусловно, но не люди! По пропорциям фигур можно было смело предположить, что это — соплеменники известного всем троим Лекера: те же большие головы, короткие ноги и длинные руки.

Но вот из катеров показались и земляне. Пришельцы в черной форме грубыми толчками стали сгонять их в одну кучу. Скоро все двадцать три никольчанина стояли, плотно сбившись, вместе, а вокруг них уже выстроилось кольцо охраны с оружием наперевес. Что это было за оружие — издалека не разглядишь, но, похоже, не регинянское — скорее, нечто наподобие земных автоматов или карабинов. Остальные гуманоиды побежали осматривать ближайшие дома. Делалось все это, похоже, по команде одного из них — стоящего чуть в стороне. По гордой позе и властным жестам в нем явно угадывался командир. А вообще, по прикидкам «навзлет», было пришельцев около пятидесяти.

Двух наших землян и ваклианина Аарнуу «черные патрули» пока не замечали. Но так не могло продолжаться долго. Надо было что-то предпринимать! Но Спиридонов все никак не мог найти нужное решение… Атаковать было вроде бы глупо, дожидаться, пока их найдут хронисты — еще глупее!

В обеих руках каждый из троицы держал по наннгскому «фонарику». Этого «добра» в катере, на котором прилетел утром Кирилл, оказалось довольно много — штук сорок. Их все, вместе с двумя защитными костюмами, выгрузили в гараж Спиридонова. «Фонарики» распихали по углам, забросав тряпками и прочим хламом, а костюмы положили на заднее сиденье «УАЗика». Вот только пострелять из «фонариков» не попробовали, о чем теперь очень жалел Спиридонов. Ведь совершенно неизвестна «убойная сила» и дальность действия инопланетного оружия! Нападать на превосходящие раз в пятнадцать силы противника непонятно с чем (может, действительно, с фонариками?) очень уж не хотелось! Да и о каком нападении могла идти речь — у хронистов в заложниках люди, после первых же выстрелов их могут уничтожить, или воспользоваться, как живым щитом!

Спиридонов аж вспотел от напряжения, но так и не принял никакого разумного решения, когда Арну заговорил вдруг на чистейшем русском языке:

— Я думаю, нам нужно разделиться.

Спиридонов буквально остолбенел, услышав русскую речь из уст ваклианина. А вот Алексей, напротив, не сразу обратил внимание, что Арну впервые говорит на языке Пушкина, как на родном. Просто Алексей очень уж был взволнован, и на него подействовал в первую очередь смысл сказанного, а не язык.

— Куда нам еще разделяться?! — недоуменно воскликнул он.

— Мы с тобой возьмем защитные костюмы с оружием и спрячемся, а Спиридонов пойдет к хронистам!

— Ты что, спятил?! — вытаращил на Арну глаза Алексей. И наконец-то понял, что золотоволосый юноша изъясняется по-русски. — Постой, а откуда ты знаешь наш язык?

— Меня научила Илма, — невозмутимо ответил Арну. — И вас я все время слушал, учился. Я очень хорошо все запоминаю.

Алексей недоверчиво покачал головой, но вдаваться в лингвистические способности ваклианского воина не стал — не до того было. Да и говорил Арну явную чушь — может, как раз оттого, что плохо понимал по-русски?

— Ты понимаешь, что говоришь? — переспросил Алексей.

— Конечно. Если мы спрячемся, то потом нанесем врагу больший урон, напав неожиданно.

— Но тогда надо спрятаться всем троим и нападать неожиданно вместе! — почти закричал взволнованный Алексей. Спиридонов же, напротив, стоял и слушал молча, словно речь шла не о нем.

— На всех троих у нас нет защитных костюмов, — очень спокойно произнес Арну. — К тому же, Спиридонов, пойдя к хронистам, начнет с ними переговоры, узнает их требования, отвлечет их внимание…

— И станет еще одним заложником! — закончил, перебив ваклианина, Алексей.

— Возможно, — кивнул, все так же хладнокровно, Аарнуу.

— А ведь он прав, Леха! — подал вдруг голос участковый. — Всем вместе нам нельзя атаковать этих «черных» — заложники могут пострадать. А так я поговорю с ними, поторгуюсь… Сориентируюсь хотя бы в ситуации, да и мужиков наших «прощупаю» на предмет душевного состояния. Но вам все же лучше не нападать «с кондачка», дождитесь хотя бы Туунга с Кириллом. Может, они и в самом деле головастиков своих глиняных приведут.

— Големов, — машинально поправил Алексей.

— Да и мать их ети! — сердито сплюнул Спиридонов. — Главное сгоряча не лезьте! Смотрите тоже по обстоятельствам! А то и не сделаете ничего путного, и людей положите! Давайте, уходите потихоньку! «Фонарики» все заберите, чтобы «хроникам» этим не достались! Там в гараже сумка есть большая… Где, кстати, думаете сами спрятаться?

— А вот этого мы вам, Иван Валентинович, не скажем! — покачал головой Арну. — Жители «серого мира» очень хорошо умеют читать мысли!

— Да, конечно, я забыл, — махнул рукой Спиридонов. — Ладно, бегите скорей, а то сейчас они придут сюда! Уже вроде бы посматривают… Давайте-ка я пойду сам к ним быстрее. — И участковый решительно направился к калитке.

Алексей все еще стоял, оторопело соображая, правильно ли они поступают, когда Арну потянул его за рукав:

— Ну, что застыл? Пошли!

Глава 16

Подпольщики собрались в большом полутемном цехе заброшенного завода. Ржавые скелеты станков и механизмов покрывал толстый слой слежавшейся пыли. Завод не работал уже больше десятка лет, и сейчас уже мало кто помнил, что же он когда-то производил. Да это и не важно было сейчас.

Собралось «человек» сорок. Все стояли молча, поскольку «разговор» велся мысленно. Вообще, подпольщики старались производить как можно меньше шума, чтобы не привлечь внимания «черных патрулей». Если бы кто-нибудь заглянул в этот момент в заброшенный цех, перед ним открылась бы поистине странная картина: сорок застывших, словно статуи, фигур посреди ржавого, грязного и пыльного железа. Как восставшие из могил мертвецы. Тем более, что лица в неверном свете из запыленных до полной непрозрачности окон казались тоже мертвенно серыми, как и все вокруг.

Выступал Пакер. Он рассказал собравшимся о возвращении Лекера, коснувшись и его вынужденного предательства. Но Пакер сделал это очень осторожно, пояснив всю подоплеку поступка и его вынужденность. К тому же, объяснил Пакер, Лекер не принес организации никакого вреда, да и сообщил о случившемся сам, сугубо добровольно. Пакер в своем выступлении обставил все так дипломатично и аккуратно, что ни о каком предательстве Лекера в общем-то речи и не шло. Получалось, что прижатый Сетером «к стене» Лекер, под угрозой, нависшей над его сыном, вынужден был дать согласие на сотрудничество с хронистами. Но он ведь, по сути, с ними и не сотрудничал — отправился лишь «на разведку» в иные миры, но это оказалось на руку не только хронистам, а и вообще всем: теперь хотя бы понятно, что происходит вокруг!

Произнеся речь столь гладко, что никто из собравшихся и не подумал осуждать Лекера, Пакер передал слово самому «виновнику», с тем, чтобы он рассказал всем о том, что видел и знает.

Лекер, окрыленный сброшенным с сердца грузом, во всех красках разрисовал свои приключения — разумеется, выбрасывая лишнее, то, что касалось его лично. В заключение, Лекер «разошелся» настолько, что призвал к свержению Сетера и власти хронистов.

— Настал момент, — говорил он, по-ленински выбросив правую руку вперед, — когда мы имеем реальнейшую возможность сбросить с себя гнет проклятого режима временщиков! Вчера было еще рано, завтра может быть поздно! Что мы имеем на сегодня? Мы имеем ядро, — Лекер обвел вытянутой рукой над головами собравшихся, — той реальной силы, вокруг которого готовы сплотиться все прогрессивные слои нашего общества. Сколько нас, ненавидящих власть Сетера? Сто? Двести? Триста? Может быть, тысяча, или даже больше? А сколько в наличии «черных патрулей» у Сетера, учитывая, что часть их отправилась завоевывать чужие территории? Сколько? Кто знает?

— Ушла почти пятая часть, человек пятьдесят, — ответил кто-то. — Примерно двести осталось.

— Из них почти половина — деморализована изменениями в мире, часть — начала сомневаться в Сетере и его идеологии, ведь время вновь стало нормальным! — «послышался» еще чей-то «голос».

— Вот видите! — радостно потер руки Лекер. — Нам противостоит всего-то жалкая кучка солдат — от силы человек в сто!

— А сам Сетер? — «раздалось» в цехе.

— А что Сетер? Он что, особенный? Состоит не из такого же мяса, костей и крови, что и остальные? Прижмем его так, что кишки из задницы полезут! — ликуя, завопил Лекер.

Подпольщики недоуменно «загалдели». Раздались недоуменные реплики:

— Чем мы будем его так прижимать?

— Зачем нам его кишки?

— Даже при большом давлении на тело — вряд ли кишки полезут через задний проход…

Лекер начал хохотать. Сначала сдерживаясь, а затем, не выдержав, в полную силу. Он согнулся пополам от раздирающего его смеха, схватившись руками за живот и покачиваясь.

— Что с ним? — изумленно закрутили головами подпольщики. — Ему плохо? Нужен врач!

— Да… да… не… не… н-н-нужен… ха-ха-ха!.. мне врач! — попытался запротестовать Лекер, но зашелся в хохоте с еще пущей силой. — Я… я… ха-ха-ха! с-с-сам… в-врач… ха-ха-ха!!!

На выручку другу пришел Пакер, вспомнив о том, что Лекер рассказал ему накануне о чувстве юмора:

— Лекер не болен! Правда, находясь на чужих землях, он заразился чем-то похожим на болезнь, так называемым «чувством юмора». Он убежден, что это чувство — бесподобно! Похоже, ваши слова просто рассмешили Лекера, вот и все.

Лекер как раз перестал хохотать, хотя и продолжал тихонечко всхлипывать.

— П-простите меня, друзья! — проговорил, наконец, он. — Пакер прав, вы меня действительно рассмешили! Я ведь не призываю вас в буквальном смысле выдавливать из Сетера кишки, хотя это, возможно, было бы не столь уж дурным поступком… Я ведь просто выразился образно! Пошутил, так сказать! Подождите, вот скинем временщиков, я еще всех вас научу шутить и смеяться! А сейчас предлагаю следующее…

План, предложенный Лекером, который они придумали накануне вместе с Пакером, был дерзок, но не казался невыполнимым. Лекер предложил устроить инсценировку нападения пришельцев, чтобы отвлечь силы «черных патрулей», охранявших тюрьму. Затем — освободить заключенных, в основном — «политических» (своего сына, разумеется, тоже), и, подкрепив таким образом свои силы, двинуться к резиденции Сетера. К тому времени паника в рядах хронистов, вызванная слухами о нападении пришельцев и «подогретая» взятием повстанцами тюрьмы, по мнению Лекера, разгорится вовсю, следовательно, взять Сетера «тепленьким» не должно было бы, по идее, составить большого труда.

С планом согласились почти все. Многим он казался безусловным самоубийством, но и терпеть больше диктатуру хронистов было невыносимо. «Лучше уж пасть в бою!» — подумали многие.

Лекер с Пакером, как явные лидеры, немедленно взялись за организацию претворения плана переворота в жизнь. Пакеру поручили организацию «нападения» пришельцев. Для этого решили начинить взрывчаткой автомобиль и подорвать его на границе с вонючим миром наннгов. (Впрочем, слово «вонючий» здесь не вполне корректно, поскольку, как оказалось, жители «серого мира» абсолютно не воспринимали в таком качестве воздух Рега. Видимо, все дело в различии (и немалом!) физиологии землян и соплеменников Лекера.)

Затем небольшая по численности группа Пакера должна была устроить громкую стрельбу возле места взрыва, инсценируя перестрелку с врагами. Лекер, к сожалению, не знал о печальной судьбе, постигшей наннгов, иначе он, конечно же, предложил бы принести с их территории несколько трупов для пущей убедительности. Но он придумал другое — нарубить побольше извивающихся мерзких регинянских растений и разбросать на месте «боя». Для имитации чего-то чужого, страшного и непонятного этого, для начала, должно было хватить.

Сам же Лекер взял на себя штурм тюрьмы. После взрыва и начала перестрелки на новой «окраине» города, несколько повстанцев, изображающих мирных жителей, должны были с криками ужаса пробежать мимо тюрьмы, якобы спасаясь от инопланетных агрессоров. «Черные патрули» должны будут клюнуть (в это верили все), и хотя бы часть их бросится «на защиту рубежей», ослабив охрану тюрьмы. Тут-то и вступят в бой главные силы повстанцев во главе с Лекером.

Все, по идее, должно было получиться! Во всяком случае, Лекер верил в это самозабвенно. Это было для него не только шансом спасти сына, не только возможностью покончить с ненавистным Сетером и его диктатурой, — это стало неким высшим смыслом всего его теперешнего существования! Пусть и простил Лекера лучший друг, пусть «не догадались» о предательстве другие подпольщики, сам-то себя Лекер все равно простить не мог! Его жгло, словно каленым железом, само воспоминание о своем малодушии… Победить сейчас — значило реабилитироваться в собственных глазах. И тогда можно бы было жить дальше!

Все и получилось совсем неплохо. Микроавтобус, начиненный взрывчаткой, рванул так, что шевелящиеся, словно в агонии, щупальца кроваво-красных регинянских растений раскидало на полквартала. Получился, пожалуй, даже перебор — будто произошла настоящая кровавая бойня, в результате которой все — и враги, и защитники — оказались порубленными на куски! Зато перестрелку Пакер сотоварищи устроили знатную: громкую, частую, да еще подкрепленную для колорита жуткими криками и воплями, должными изображать чужеземного врага.

Группа лекерского отряда пронеслась вдоль тюрьмы с не менее жуткими воплями, правда, эти уже «вопили» мысленно:

— На нас напали!!!

— Пришельцы из иного мира!!! Ужасно! Ужасно!!!

— Они убивают! Море трупов!!!

— Пришельцы идут сюда!!!

Пожалуй, здесь тоже был перебор. «Черные патрули», охранявшие тюрьму, не столько воодушевились на борьбу с агрессором, сколько испугались сами. Но главная цель была достигнута — они разбежались. Причем все. Так что заключенные были освобождены без единой стычки с хронистами. Лекеру даже стало немного обидно. Он так надеялся предстать перед сыном сильным и храбрым, разбрасывающим врагов в разные стороны! Впрочем, едва увидев сына, похудевшего, изможденного, с мукой и болью в огромных глазах, Лекер забыл обо всей глупой мишуре. Он просто сел возле него, прижал его голову к своей груди и заплакал. Что несли в себе эти слезы — Лекер не знал и сам. В них было поровну и радости, и боли, и счастья, и сострадания… Да разве можно препарировать чувства?! Он плакал — и все. Главное, что сын был жив, сын был рядом, сын был свободен!

— Папа, ну что ты… — «шептал» сын, а по щекам его тоже катились слезы, смешиваясь с отцовскими.

К резиденции Сетера приближалась уже просто огромная сила: к повстанцам, как и предполагали Лекер и Пакер, примкнули все бывшие заключенные, кто был в силах это сделать, огромное, не менее тысячи, число горожан, большая часть бывших «черных патрулей». Охрана резиденции сдалась без боя. Вновь не прозвучало ни одного прицельного выстрела, снова обошлось без жертв. Правда, главный хронист — Сетер так и не был пойман. Хотя, и убежать он как бы не убежал…

Лекер первым ворвался в кабинет диктатора. О, как он мечтал гордо посмотреть в глаза своему мучителю и с достоинством сказать: «Временщик, твое время кончилось!» Но, увы… Лишь край черного плаща мелькнул в одной из дверей, ведущих из кабинета. Лекер бросился к ней со всех ног, но когда выскочил через нее в длинный коридор, услышал лишь шум шагов убегающего Сетера. Лекер побежал на их звук так быстро, как не бегал, наверное, еще ни разу в жизни! Но все равно не успел!

Прямо перед ним захлопнулась еще одна дверь, на сей раз стальная, массивная. Хорошо, что Сетеру некогда уже было запирать ее с той стороны на все хитроумные запоры, иначе Лекер так и не успел бы увидеть, как бывший ученый и бывший диктатор с исказившимся в страшной гримасе лицом заскакивает в стоящую посреди большого зала, опутанную проводами и трубками, обвешанную приборами и механизмами хронокамеру и исчезает на глазах, как лопнувший мыльный пузырь.

Глава 17

Алексей и Арну залегли в кустах, что тянулись вдоль всего села ниже картофельных участков никольчан. На обоих были надеты защитные костюмы. У каждого в руках имелось по «фонарику», еще по два, на всякий случай, лежали во вместительных карманах «скафандров». Остальные «фонарики», побросанные в спешке в большой мешок как картошка, мужчины спрятали под одним из кустов, забросав ветками.

С их теперешней позиции то, что происходило в селе, было почти не рассмотреть. Изредка доносились женские голоса — то ли крики, то ли плач. Поднялся и, сделав небольшой круг, снова сел один из катеров.

В «скафандрах» мужчины чувствовали себя, на удивление, удобно, хотя и предназначались они для иных по физическому строению существ. К счастью, наннги были несколько больше землян (и, соответственно, ваклиан), во всяком случае — вширь. Автономные системы дыхания Алексей с Аарнуу отключили, это оказалось несложно, — во-первых, потому что дышать и так было чем, а во-вторых, дыхательная смесь наннгов им бы все равно не подошла.

Сколь ни удобными казались спецкостюмы, а лежать без дела быстро надоело. Да и тревога совсем «достала» уже Алексея.

— Долго мы еще так будем отдыхать? — спросил он у Арну, хотя и понимал, что тот знает не больше него. Но Арну ответил:

— Нам надо атаковать!

— Что, прямо сейчас? — с нескрываемой иронией поинтересовался Алексей.

— Да, сейчас. — Арну был серьезен и хладнокровен, как рептилия. — Очень удобный момент. Хронисты заняты разговором со Спиридоновым, вообще расслаблены, не встретив отпора, — так что в самый раз!

— Ну, в этом ты прав, — согласился Алексей. — А как же заложники? Тот же Спиридонов, наконец? Три оставшиеся женщины? Они же наверняка погибнут!

— Вероятно, — кивнул Арну. — Но если мы промедлим, то сюда могут придти нам на подмогу мои соплеменники, тогда погибнет еще больше народу. А так мы с тобой вдвоем перебьем всех хронистов без особых проблем! Может, и из заложников кто-нибудь жив останется.

— Почему ты так уверен, что мы вдвоем всех перебьем? У хронистов может быть такое же оружие, что и у нас. И их гораздо больше!

— Зато у нас костюмы! А у хронистов я не заметил ни одного такого. Видимо, они их на Реге не нашли, а может и не искали, если трактористы ваши не проболтались.

Алексею очень не понравились последние слова Арну, произнесенные с налетом презрения. Но он не успел ничего сказать, как Аарнуу поднялся в полный рост и махнул Алексею:

— Пошли, хватит лежать! Сейчас устроим хронистам жаркие минуты! Заодно и трактористы со Спиридоновым погреются!

Такого уже Алексей вынести не смог — это было просто издевательством! Алексей тоже вскочил на ноги, но никуда не пошел, а лишь с вызовом бросил в спину развернувшемуся Аарнуу:

— Ты много себе позволяешь, Арну! Зачем ты обижаешь мой народ?

Арну быстро повернулся, сделав совершенно простодушное лицо.

— Да ты что, Алексей! Я никого не хотел обидеть! Наверное, я еще плохо знаю ваш язык и путаю значения некоторых слов. Извини меня, если я сделал тебе неприятно! А теперь пойдем, постараемся освободить твоих уважаемых соплеменников!

Алексею показалось, что на сей раз Арну говорит искренне. Но тяжелое чувство сосало где-то под ложечкой… К тому же, Алексей так и не решил еще для себя, что же в данный момент правильнее сделать, как поступить. Но уж если Аарнуу будет не остановить — придется идти вместе с ним, иначе последствия для заложников станут еще хуже: у хронистов будет в два раза больше времени, чтобы с ними разделаться. И в тот самый момент, когда Арну снова развернулся, чтобы идти в сторону села, раздался странный шум.

Шум нарастал, приближался, но не становился от этого понятней. Больше всего он напоминал звуки бегущего стада крупных животных — не было слышно только стука копыт. Зато явственно прослушивались топот и рев. Да, скорее всего, к Никольскому приближались животные, звери. Но откуда они взялись?

Алексей завертел головой, Аарнуу тоже остановился, недоуменно вглядываясь вдаль. Однако он опомнился быстрее Алексея:

— Теперь нам точно нужно туда! Побежали! Быстро!!!

На сей раз Алексей не стал спорить. Мужчины ринулись к селу прямо по картофельным грядкам. А со стороны домов уже слышались выстрелы.

Алексей и Арну прибавили шагу и вскоре оказались уже у стены ближайшей избы. Теперь им стала видна почти вся главная улица Никольского. По ней слева приближалось в клубах пыли то, что издавало странные звериные звуки. Теперь было видно, что это, действительно, звери. Но какие! Даже в самом страшном сне редко удается увидеть нечто подобное! Больше всего приближающиеся животные напоминали обезьян — они даже бежали по-обезьяньи: переваливались на мощных, но коротких задних лапах, помогая огромными — мускулистыми и длинными — передними. На этом, пожалуй, сходство с обезьянами заканчивалось. Не было, например, на этих животных шерсти — они были абсолютно голыми, по-поросячьи розовыми, а оттого — невыразимо противными. Только, в отличие от поросят, под розовой кожей бугрились горы мышц. Головы животных чем-то неуловимо напоминали крокодильи — вытянутые, зубастые, они казались состоящими только из двух огромных челюстей с двумя крохотными красными глазками. Довершал жуткий облик омерзительный крысячий хвост… Но самое страшное — животные были огромными! Встав на задние лапы, они вряд ли оказались бы меньше двух с половиной — трех метров, но даже так, «на четырех точках», высота их в холке составляла, пожалуй, не менее двух метров.

«Да это ведь тоже какой-то коллаж сумасшедшего! — подумал Алексей. — Как и весь этот долбаный Октаэдр!»

Первые ряды «крокопорокрысозьян», между тем, уже были возле «черных патрулей», которые стреляли, не переставая, и из автоматов, и из наннгских «фонариков» — у кого что было. Некоторые звери падали, но это ничуть не останавливало остальных членов стаи. Первых хронистов смело, как волной. Остальные, скрываясь за домами, продолжали палить по неожиданному врагу. «Крокозьяны» замедлили бег, и стая стала делиться на ответвления и «ручейки», направленные каждый — к огневой точке хронистов, продолжая подминать собой попадающихся на пути. Самое страшное — Алексей увидел это совсем близко, — что гибли не только «черные патрули», но и заложники. Одного из механизаторов розовое существо схватило передней лапой на бегу, словно куклу, затем, продолжая бежать на задних лапах, выпрямилось, взяло человека уже двумя «руками» и резко развело их в стороны. Человек разорвался пополам, словно тряпка, брызнув во все стороны кровью. Чудовище отбросило нижнюю часть человека в сторону, а верхнюю — с головы — тут же, на ходу, принялось грызть, как конфету.

Алексей оцепенел от этой картины. И в то же время она ему что-то напомнила. Что-то такое же ужасное, виденное совсем недавно… Да-да, тогда вот так же был разорван пополам, а потом отброшен прочь человек… Только не земной человек — ваклианин! А разорвал его невидимка во время боя в лесу. И тотчас же Алексею все стало понятно.

— Это невидимки!!! — заорал он Арну. — Только они стали видимыми! Мочи их!!!

И Алексей принялся с двух рук стрелять по чудовищам. Надо признаться, он и сам не ожидал, насколько эффективным окажется оружие наннгов. Невидимый луч резал видимых невидимок, как колбасу! Иногда (видимо сила импульса была отчего-то иной), «крокозьяны» от выстрела из «фонарика» разрывались во все стороны грязными брызгами.

Разумеется, бывшие невидимки заметили двух досаждающих им существ и попытались разобраться с неожиданной помехой. Но не тут-то было! К Алексею и Арну невозможно было приблизиться ближе, чем на два метра, хотя сами мужчины, находясь внутри защитного поля, могли дотронуться до чего угодно! Это свойство антигравитационной защиты очень сильно удивило Алексея. Правда, ненадолго, потому что удивляться было некогда. Алексей продолжал стрелять.

Чудовища, поняв, что этих двоих им не взять, переключились полностью на хронистов и землян. Началось нечто невообразимое. Механизаторы, кто смог поднять оружие убитых хронистов, отстреливались, остальные в панике пытались спастись бегством. Удивительно, но то ли от страха забыв про все на свете, то ли не успевая отчего-то сделать это, никто не попытался улететь на катере! Не менее странно повели себя и «черные патрули». Вместо того, чтобы сплотиться в изрыгающее огонь ядро, они тоже стали разбегаться по всему Никольскому, становясь легкой добычей для невидимок. Нарастала всеобщая паника.

И тут, совершенно неожиданно, запаниковал и Аарнуу. Он вдруг завыл, заметался, отбросил в сторону оружие, а потом упал на колени и зарыдал.

— Все пропало! Все! — причитал он, колотя по земле кулаками.

— Арну, ты что?! — не на шутку испугался Алексей. — Что случилось?

— А ты не видишь?! — злобно огрызнулся Арну. — Эти трусливые хронисты совсем не хотят защищаться! Они же все погибнут!!!

— С каких это пор ты стал жалеть хронистов? — удивился Алексей. — Людей жалко! Но мы-то с тобой еще что-то можем! Прекрати истерику и помоги мне уничтожать эту нечисть!

— Да ничего мы не можем!!! — заорал Арну. — Сейчас невидимки разорвут хронистов и землян, потом ваклиан, потом вообще всех в этом мире! Останутся одни они! А такая гадость мне не нужна!

— Не нужна… тебе? — опешил Алексей, переваривая смысл сказанного. Все странности, происходившие в последние пару часов с Арну стали складываться в его голове воедино. И тут он все понял: девочка, снова эта ненормальная девочка!

— Это опять ты?! — заорал Алексей, двинувшись на Аарнуу. — Что тебе опять здесь нужно?! Если ты не можешь помочь, то лучше убирайся! Мы справимся одни!!! Арну без тебя внутри сражается в десять раз лучше! Ты просто трусиха и паникерша! Убирайся прочь!!!

Серый туманный жгут стремительно вылетел сквозь стенки скафандра Арну. И столь же стремительно исчез.

Глава 18

Без помощи (а скорее — помехи) изнутри Арну стал действовать и правда более решительно и плодотворно. «Невидимки» вокруг него так и разлетались на куски. Алексей старался не отставать. Но врагов все-таки было слишком много! На месте погибших тварей тут же оказывались все новые и новые «крокозьяны». Казалось, что конца им не будет.

Но вот по задним рядам стаи прошел непонятный рев — одновременно свирепый и испуганный. Моментально внимание чудовищ перекинулось туда. Алексею не было видно, что же так встревожило «невидимок». Но то, что на них с Арну почти перестали обращать внимание, говорило о серьезной опасности для розовокожих тварей.

Алексей подал знак беспрерывно стреляющему Аарнуу, что будет пробиваться туда — в левую часть села. Нужно было посмотреть, что же там происходит. Водя «фонариком», словно косой, во все стороны, Алексей стал прорубать в гуще «невидимок» проход для себя. И чем дальше, тем легче это стало у него получаться — ряды мерзких чудовищ, казалось, становились все «жиже».

Наконец, Алексей увидел причину «крокозьяньего» беспокойства и понял, что она была не напрасной. Огромных розовых тварей, как котят, рвали на куски и разбрасывали — как до этого «невидимки» людей и хронистов — еще более огромные существа. Внешне они полностью напоминали людей, только росту в них было раза в полтора больше, чем у «невидимок», а силы — раза в два-три. Существа проделывали свою работу хладнокровно и молча, почти механически двигая длиннющими конечностями.

«Големы! Это големы!» — догадался Алексей и тут же увидел парящий невдалеке на низкой высоте катер, в котором сидели и наблюдали картину боя Туунг и Кирилл. Туунг заметил Алексея и махнул ему рукой. Алексей поднял большой палец. Кирилл нагнулся к Туунгу и стал ему что-то говорить, поясняя, видимо, смысл этого жеста. Туунг, выслушав юношу, улыбнулся и тоже поднял палец. Алексей кивнул.

Впрочем, радоваться было еще очень рано. Бой продолжался. Силы с приходом големов почти уравнялись, но бОльшими не стали. Это что касается «невидимок». Однако оставались еще и хронисты! Хоть «крокозьяны» были врагом и по отношению к ним тоже, но между собой-то хронисты и земляне-ваклиане оставались по-прежнему противниками.

Алексей вновь повернулся, чтобы вклиниться в гущу боя, но тут он успел боковым зрением заметить еще один столб пыли с самого края села. Сердце екнуло. «Кого это еще там несет?» — устало подумал Алексей. Когда движущаяся масса приобрела очертания группы людей, быстро бегущих навстречу, сердце Алексея екнуло еще раз: во главе этой группы он узнал Илму. Это спешили на подмогу воины Вакла.

Илма поравнялась с Алексеем, не сразу узнав его в громоздком скафандре.

— Илма! — Бросился к ней Алексей. Девушка испуганно отпрянула, выставив перед собой копье. Но, сообразив наконец, кто стоит перед ней, широко улыбнулась, а в глазах ее заплясали лучики неподдельного счастья.

— Ты жив, любимый! — пропела Илма.

У Алексея защипало в горле. Он только кивнул в ответ.

Между тем ваклианские воины, с копьями, мечами и арбалетами наперевес уже попытались вступить в бой, и моментально один из них рухнул, обливаясь кровью из разорванного горла.

— Останови их! — закричал Алексей своей нареченной жене. — Пусть немедленно отступают и не суются в бой, пока я не принесу настоящее оружие! И сама тоже немедленно отходи! — С этими словами Алексей бросился к катеру, из которого уже спешно выбирались Туунг и Кирилл.

— Кирилл, назад! — закричал Алексей, подбегая к катеру. — Сейчас полетим за оружием! Тут недалеко! Туунг, а вы приглядите, пожалуйста, за своим народом, пусть пока не лезут в бой! Уж больно они у вас горячие!

— Солнце Вакла горячо! — развел руками маг.

Алексей заскочил в катер, и Кирилл мгновенно сорвал его с места. Юноша быстро прогрессировал в мастерстве вождения летательного аппарата наннгов!

Алексей молча ткнул пальцем в кусты. Не успел еще катер опуститься на землю, как Кирилл открыл его верхнюю часть, и Алексей выпрыгнул с полутораметровой высоты. Тут же схватил мешок с «фонариками» и уже через пару секунд вновь сидел внутри катера. А Кирилл уже вовсю давил педаль «газа». Так что не прошло, пожалуй, и минуты, как Алексей снова стоял рядом с Илмой, раздавая ваклианским воинам «фонарики» и объясняя, как ими пользоваться. А Илма переводила.

Неведомо откуда вынырнул вдруг Арну — весь, с ног до головы, заляпанный кровью и слизью убитых «невидимок». Он подбежал к своему войску и начал что-то быстро объяснять командным голосом. Но, заметив сестру, тут же осекся и подбежал к ней. Между ними завязался разговор, перешедший неожиданно в горячий спор.

— Э! О чем это вы, друзья мои! — попытался понять ситуацию Алексей. — Время ли спорить? Вы еще подеритесь!

Арну повернулся к Алексею и стал горячо ему что-то объяснять, тыча руками в сторону Илмы. Илма стояла молча, не переводя ни слова.

— Да говори ты по-русски! — не выдержал Алексей.

— Он же не умеет! — округлила глаза Илма.

— Еще как умеет! — сказал Алексей и осекся. Он понял, что по-русски говорила девочка-Хозяйка, а не сам Арну. — Впрочем, ты права, откуда ему уметь!

— Ну-ка, ну-ка, договаривай! — почуяла неладное Илма. — Что там умеет мой брат?

— А ты сначала переведи, что сказал сейчас Арну, и расскажи, о чем вы спорили! Да побыстрей, времени у нас, сама знаешь, не вагон!

— Аарнуу предлагает ей свой спецкостюм, — вмешался Туунг, — а Илма отказывается.

Алексей покраснел и быстро стал стягивать с себя «скафандр». «Ну, идиот! — ругал он себя. — Я, как последняя сволочь, даже не подумал защитить свою любимую! Своя шкура в безопасности — и ладно!» На самом деле, о безопасности своей шкуры Алексей не так уж и берегся. Просто в горячке боя он и забыл совсем о спецкостюме.

Илма остановила Алексея резким движением руки.

— Не надо, не снимай! — сказала она. — Я возьму у Аарнуу!

— Возьми мой! — запротестовал Алексей.

— Мы собрались здесь спорить или воевать? — сверкнула глазами Илма. — Ты только что сам говорил, что у нас времени — не вагина!

— Не вагон… — покраснел Алексей еще сильнее.

— А что такое вагон? — удивилась Илма.

— А что такое вагина ты знаешь? — еще больше удивился Алексей.

— Ты будто не знаешь! — подмигнула Илма.

Вооружившись, заполучив во главу любимого командира, ваклиане ринулись в бой. К ним хотели присоединится и Туунг с Кириллом, но Алексей не позволил им это сделать. Туунга он убедил, что тот принесет гораздо больше пользы и без оружия в руках, а еще больше пользы будет от него — живого и здорового. Ну а Кирилла Алексей назначил ответственным за катер и «дежурным пилотом»:

— Вдруг снова нужно будет срочно куда-то лететь, а из нас, кроме тебя, этого никто не умеет!

Кирилл досадливо вздохнул, но все же слегка запунцовел от сознания собственной значимости.

Алексей в очередной раз попытался вернуться в бой, и снова его отвлекли. На сей раз Туунг заметил движущуюся по дороге группу людей.

— Ну, уж больше-то мы точно вроде бы никого не ждем! — развел руками Алексей.

— Похоже, что это хронисты! — посуровел вдруг Кирилл, зоркими молодыми глазами разглядев знакомые непропорциональные фигуры.

— Как это они нас обошли?! — поразился Алексей, подхватывая оружие и прицеливаясь в сторону приближающейся группы. Он раздумывал: нажимать на спуск или повременить? Уж больно не похоже было, чтобы приближающиеся «хронисты» собирались на них нападать! И тут прямо в голове Алексея раздался вдруг знакомый голос:

— Эй, Леша! Мне лишних дырок не надо! И так слишком много! Ха-ха-ха!

— Лекер, чертище! — несказанно обрадовался Алексей. — Юморок-то твой, смотрю, захромал без меня!

— Так сколько уже не было занятий! — Лекер подошел и неуклюже обнял фигуру в скафандре. — Кстати, веду тебе еще учеников!

— Молодец! — кивнул Алексей. — Где столько набрал-то?

— Это мои друзья! — гордо сказал Лекер. — Мы скинули Сетера! Власти хронистов пришел конец! А это — мой сын! — показал он на свою молодую копию. — Это… помнишь… из-за него… — замялся Лекер.

— Перестань, Лекер! — прервал Алексей. — Не оправдывайся, все в порядке! И сын у тебя замечательный! — Затем он перевел взгляд на стоящих молча соратников Лекера и спросил:

— Ну что, готовы повоевать?

— За тем и пришли! — ответил кто-то.

— Ну, тогда — к бою! — скомандовал Алексей.

Глава 19

Война никогда не увлекала Алексея. Он не любил книги и фильмы о войне. Даже в детстве, когда игра в «войнушку» была одним из любимых занятий дворовой пацанвы, Алексей если и принимал в ней участие, то лишь «за компанию». Что-то вызывало в нем отвращение при одной мысли о войне… Возможно, причина заключалась в излишней впечатлительности мальчика, возможно, в рассказах матери о том, как погиб в сорок втором, под Ленинградом, его дед. Собственно, и рассказывать-то было нечего. Простой пехотинец, бывший колхозный бригадир, как значилось в извещении с фронта, «пропал без вести» во время одного из боев. Из-за этой формулировки потом намучилась бабушка, лишившись тех «привилегий», что имели вдовы погибших бойцов. Но кто-то из солдат, принимавших участие в том бою и оставшихся в живых, рассказал после бабушке, что лично видел, как снаряд попал туда, где бежал в атаку ее муж.

Маленький Алеша столь живо представлял эту картину, что его начинало трясти. Он буквально видел, как бежит по широкому полю его дед в длинной шинели, с винтовкой наперевес; лицо у деда очень красивое и доброе (хотя даже фотографии его Алексей не видел). Рядом бегут такие же солдаты — все как один могучие и прекрасные, словно былинные богатыри. А на другом конце поля сгрудились какие-то злобные, уродливые существа, мало похожие на людей. Они заряжают огромную пушку большущим снарядом, который несут к ней сразу вшестером, и стреляют с ужасным грохотом. Снаряд воет в недолгом полете так жутко, что Алеше становится очень-очень страшно и хочется немедленно прервать свое видение, но сделать это уже не удается… Снаряд зловеще медленно, как во сне, приближается прямо к его деду и втыкается острым носом в его грудь. А вот потом Алешу начинает трясти, поскольку оглушительный взрыв разрывает его дедушку на множество кусков! Вокруг падают искалеченные солдаты, летят в разные стороны головы, руки и ноги, и только один боец чудом остается в живых — тот самый человек, что рассказал потом бабушке о смерти ее мужа.

Это видение часто приходило к Алексею, и когда он стал уже взрослым, порой даже снилось, заставляя просыпаться в холодном поту…

Алексей не любил войну, впрочем, как и любой нормальный человек, только на еще более глубоком, почти генном, уровне.

И вот теперь старое кошмарное видение обратилось явью. Даже еще более отвратительной, мерзкой и страшной. Вокруг разлетались не только головы, руки и ноги, но также и огромные когтистые лапы, и крокодильи челюсти, какие-то мерзопакостные внутренности… Кровь лилась рекой. От страшной вони становилось трудно дышать.

Но Алексей сражался. Конечно, ему было во много раз проще, чем прочим, в суперзащитном костюме — не приходилось, по крайней мере, думать о собственной безопасности. И он врубался напролом в гущу боя, колошматя мерзких розовых тварей. А вот хронисты ему пока не попадались.

«Может, их всех уже перебили? — мелькнула мысль. — Сколько тех хронистов и сколько „крокозьян“ да големов!» Но, рубанув в очередной раз лучом «фонарика» по розовым телам, он неожиданно «вывалился» из толпы бывших невидимок, оказавшись возле домов, захваченных в самом начале «черными патрулями». Хронисты были живы. По крайней мере, несколько из них. И Алексей оказался свидетелем такой картины, что навсегда непременно останется в его мозгу наряду с вымышленной картиной гибели его деда!

Мощная — даже в непосредственной близости от громадных «крокозьян» — женщина, в кофте неузнаваемого под залитой кровью цвета угрожающе надвигалась на двух хронистов, вжавшихся в стену ближайшей избы. Косматые пряди волос, тоже сплошь в крови, торчали в разные стороны, словно языки пламени. Женщина выглядела страшно и от этого облика, и от охватившего ее гнева. Но самое страшное заключалось в том, что у нее не было левой руки — чуть ниже локтя торчала лишь белая, остро обломанная кость. В правой же руке женщина сжимала, как копье, здоровенный ухват, который и направляла в ближайшего к ней хрониста.

«Да это же Саватиха!» — узнал, наконец, Алексей в окровавленной женщине одну из оставшихся в Никольском сельчанок. Он бросился к ней на помощь, не раздумывая, но все же не успел. Саватиха с огромной силой воткнула в завизжавшего поросенком хрониста свое орудие, и ухват, проткнув гуманоида насквозь, вонзился в бревенчатую стену, приколов того к ней, как булавка бабочку. Однако, второй хронист, скорее от смертельного ужаса, чем сознательно, так замахал зажатым в руке «фонариком», что Саватиха моментально развалилась на кровавые куски, даже не успев вскрикнуть. Алексею оставалось только отомстить за геройскую смерть никольчанки, что он и сделал безо всякого сожаления к верещащему врагу.

Ну а потом Алексей увидел то, что уже и не вписывалось, казалось бы, ни в какие возможные рамки: прямо над головой разгорался… воздушный бой! Сначала Алексей ничего не понял — десяток катеров кружился в безумной карусели совершенно беззвучно, а от того еще более нереально. Защитные колпаки над кабинами летательных аппаратов оставались открытыми, чтобы находившиеся внутри пилоты могли пользоваться смертоносными «фонариками», что они и делали очень даже активно. Один из катеров на полной скорости вошел в землю совсем рядом от Алексея, почти наполовину в нее зарывшись. Алексей ожидал взрыва, но его не последовало. Следующий катер, тоже не взорвавшись, срубил собой толстенную липу и рухнул под треск ее ветвей прямо посреди улицы. Из открытой кабины тряпичной куклой вылетел мертвый хронист и шмякнулся рядом.

Алексей пригляделся и наконец-то понял, кто ведет бой! Механизаторы! Бывшие заложники! «Ай-да мужики! Ай-да трактористы!» — восхитился Алексей. Правда, радость его оказалась преждевременной: один за другим посыпались с небес и катера никольских мужиков. Зато несколько новых аппаратов взмыли в небо. Но один из них даже не успел набрать высоту, как оказался разрезанным пополам вражеским лучом.

И все-таки, как сумел разглядеть Алексей, верх начали одерживать земляне. Оставшиеся в трех катерах хронисты, против пятерки наших, видимо тоже поняли это, потому что их аппараты разом вдруг взмыли свечками ввысь и стремительно понеслись в сторону реки. Земляне рванули было следом, но затем переключились на продолжавших копошиться внизу невидимок. Однако, стихал и этот бой.

Алексей, тем не менее, повернулся в сторону оставшихся в живых и продолжающих огрызаться «крокозьян». Но тут в его голове раздался «крик»:

— Мател! Старший хронист Мател удирает!

«Кричал» Лекер. Он бежал между домами, показывая куда-то вперед. Алексею из-за избы с приколотой к ней ухватом Саватихи хронистом ничего не было видно. Поэтому он резво перепрыгнул через изгородь и лишь тогда увидел, как один из хронистов — видимо, как раз Мател — забирается в последний катер. Лекер почти успел ухватить Матела за черный рукав, но… «почти» — это только «почти». Катер рванул резко вверх и, продолжая набирать высоту, полетел в ту же сторону, что и три катера до него.

— Удрали гады! — «прорычал» Лекер. — Сволочи, трусы! Но мы теперь все равно до вас доберемся! — затряс он кулаком в серое небо. Затем он повернулся к Алексею, и тот увидел в огромных глазах гуманоида такие страдание и боль, что у самого заныло сердце.

— Алексей… Они же… Они же сына моего убили… — Мысленный «шепот» Лекера просверлил, казалось, черепную коробку Алексея насквозь. Алексей хотел было что-то сказать в ответ, но не смог найти слов. Однако, чувства его, видимо, были столь сильными, что Лекер вздрогнул, получив их непосредственно в мозг.

— Спасибо, Алексей, — «прошептал» он, подняв на друга черные озера наполненных слезами глаз.

Глава 20

Погиб не только сын Лекера. Погибли многие. Почти все. Стоя посреди разрушенного села, окруженный горами трупов, Алексей подумал сначала, что в живых остался только он один. Над маленьким миром повисла огромная тишина. После грохота боя она давила на сознание просто физически. Но вот где-то вдалеке послышался голос. Алексей бросился бежать в его сторону, страшась до холодного пота, что это — слуховая галлюцинация.

К огромному облегчению и радости Алексея, он еще издали увидел, как над полем недавней битвы на малой высоте очень медленно летит катер с открытым защитным колпаком. Управлял катером Кирилл Невостребов, а рядом с ним, вглядываясь вниз, стояла Илма в «скафандре» со снятым шлемом и кричала незнакомым, осипшим и грубым голосом, попеременно на двух языках:

— Есть кто-нибудь живой? Аолуу иемаани ускаа?

Сзади, за катером, топало несколько големов, вертя в разные стороны головами. Один из големов что-то нес в огромных руках, напоминающее издали тряпичную куклу.

«Подбирают раненых!» — догадался Алексей, а сам еще издали, на бегу, закричал во все горло:

— Илма! Я здесь!!! — Потом понял, что через шлем защитного костюма его голос слышен не далее нескольких шагов и поспешно снял его. Закричал снова:

— Илма! Илмушка!!!

Илма повернулась в его сторону столь резко, что чуть не упала за борт катера. Кирилл тоже услышал крик Алексея и уже поворачивал в его сторону…

Алексей сжал Илму в своих объятиях настолько крепко, насколько это позволяли сделать защитные костюмы. Но уж целоваться-то им ничего не мешало. Кирилл деликатно отвернулся, сделав вид, что увидел кого-то еще. Впрочем, он действительно увидел. К катеру подходил, волоча ноги и опустив большую голову Лекер, а длинные руки его двумя беспомощными плетьми висели вдоль туловища. Казалось, что гуманоид даже не видит, куда идет, и только поравнявшись с катером вплотную, остановился и медленно поднял голову. Увидев Кирилла, он спросил:

— Где Алексей? Я слышал Алексея…

— Да вот же он! — кивнул на целующуюся в трех метрах от них парочку.

— А-а… — вяло протянул Лекер. — Она тоже здесь… Я ее когда-то «убил», может, мне наконец-то повезет, и она тоже убьет меня?

— Зачем? — выпучил глаза Кирилл.

— А какой смысл жить дальше? — приподнял одно плечо Лекер.

— Ну… мы же победили! — невнятно пробубнил покрасневший отчего-то юноша.

— Кого? И ради чего? — «пожал» Лекер уже другим плечом.

Алексей в это время как раз оторвался от своей любимой и заметил поникшего Лекера. Лекер почувствовал взгляд Алексея и медленно, словно бы нехотя, повернулся к нему.

— Юноша говорит, что мы победили! — усмехнулся он одними губами.

— Да, это так! — кивнул Алексей.

— А что думает на это твоя дама? — посмотрел Лекер на Илму с каким-то непонятным вызовом, вспыхнувшим в глубине темных глаз.

Илма промолчала, даже отвернула слегка голову.

— Вот видишь, Алеша, — чуть-чуть приподнял руки Лекер, — по крайней мере у Илмы еще остались враги!

— Что ты несешь, Лекер! — поморщился Алексей. — Какие враги?!

— А вот этот никчемный лекаришка, что стоит сейчас перед тобой. — «Голос» Лекера неожиданно приобрел силу и твердость. — Лекарь, который не может лечить, а может лишь убивать — это ли не враг?

— Да для кого враг-то? — начал злиться Алексей.

— Для всех! И в первую очередь — для себя самого! — «выкрикнул» Лекер, а потом «закричал», уже непосредственно обращаясь к Илме: — Ну, убей меня, убей! Тебе же станет легче! Всем станет легче! Я уже был в Пустоте, и мне там понравилось больше, чем в этом так называемом мире! Он же еще более пуст, чем сама Пустота!

Илма метнула на Лекера взгляд, полный странного чувства: то ли презрение холодно блеснуло в нем, то ли слезинка боли отразила на миг серое небо…

— Пустым может быть только сам человек, — ответила она четким, без эмоций, голосом.

Оставшиеся в живых собрались под стенами церкви — только ее кирпичная кладка выдержала последствия сражения. Впрочем, бой досюда и не докатился. Поэтому не было здесь и трупов…

Живых осталось всего тринадцать: Алексей, Илма, Туунг, Арну, еще три ваклианских воина, Кирилл, Лекер, Пакер, двое их соплеменников и… стодвухлетняя бабка Макариха. Тяжело раненых не оказалось вообще, а на мелкие царапины никто сейчас не обращал внимания.

Туунг успел уже организовать своих големов на расчистку завалов и уборку трупов. «Крокозьян» он приказал оттащить как можно дальше от села и закопать поглубже. Тела всех остальных распорядился аккуратно разложить на школьном футбольном поле — с тем, чтобы отделить потом «своих» от хронистов и похоронить по-людски… Ну, а как быть с останками «черных патрулей» — пусть уж решают их соплеменники…

Одним из первых найденных погибших землян оказался участковый Спиридонов.

— Вот и закончилась первая мировая… — еле слышно шепнул Алексей, вспомнив слова Ивана Валентиновича. — Надеюсь, что и последняя.

— Что? — переспросила Илма.

— Спиридонов, когда все это сегодня завертелось, сказал: мол, первая мировая начинается… Верно ведь! — Алексей тряхнул головой. — Быстро она закончилась, а вот толку-то?

— Я именно об этом и говорил, — угрюмо «буркнул» Лекер. — Победили! И что теперь?

— Лекер, снова ты за свое! — Алексей даже заскрипел зубами от досады. — Как раз вас-то и осталось в этом мире больше всего! Целый город! Живите да радуйтесь!

— Чему мне радоваться?! Ты же знаешь — погиб мой сын!!!

— У меня сегодня погиб отец и младший брат, — сквозь зубы процедила Илма.

— У меня — папка… — опустил голову Кирилл.

И тогда над всеми, гордо выпрямив спину и раскинув в стороны руки, поднялся маг Туунг.

— Многие погибли сегодня! Сердца всех нас переполняет скорбь и боль утраты! Но наши родные и близкие умирали не ради того, чтобы мы сидели тут и ныли! Они очистили этот маленький мир от грязи, они дали нам шанс на будущее, и теперь уже мы должны постараться не запятнать их память, не сделать их смерть бессмысленной! Соберитесь же с духом! Нам, и только нам решать теперь, как жить дальше! Я предлагаю для начала перебраться всем в мой замок, к остальным землянам…

— В нашей деревне теперь хватит всем места! — перебила Туунга Илма, горестно опустив голову.

— Жить будут кто где пожелает, я не против, — согласился маг, — но собраться всем вместе лучше у меня! Тем более — не забывайте этого! — трое хронистов во главе с Мателом, имея четыре катера и оружие наннгов, все еще живы!

Алексей долго пребывал в глубокой задумчивости. Казалось, он даже не слышал, о чем спорят Туунг и все остальные. На самом деле он все слышал, потому что сказал:

— Кирилл, ты не видел: есть, кроме твоего, еще хоть один исправный катер?

Юноша неуверенно пожал плечами.

— Валяется много, — сказал он, — но не знаю, исправные или нет.

— Проверь, пожалуйста, — попросил Алексей. Юноша тут же бросился выполнять поручение.

— Что задумал наш друг? — с любопытством посмотрел на Алексея Туунг.

— Не пешком же вам идти до замка — все с ног валятся! Кирилл быстро всех и перевезет.

— Нам идти до замка? — подчеркнув слово «нам», переспросил маг. — А вам?

— А я слетаю в одно место…

— Не надо секретов, — покачал головой Туунг, — не тот случай!

— Да нет у меня никаких секретов! — раздраженно махнул рукой Алексей. — У меня вопросы одни, а ответов нет!

— И где же ты собираешься искать эти ответы?

— Боюсь, что ответов не даст никто. Разве что одна маленькая девочка… Но я хочу попросить совета у одного человека — бывшего, скажем так, человека…

— У Митрича? — догадалась Илма. В свое время старик произвел на нее впечатление. — Но он же убит!

Алексей покачал головой и поднял указательный палец.

— Кирилл сказал, что видел лишь, как в Митрича попали! То, что Михаил Дмитриевич мертв, он не говорил! Кстати, если старик ранен — ему надо помочь!

— Ты же не умеешь управлять катером!

— Что там уметь! Кирилл объяснит — научусь.

— Я с тобой! — на всякий случай подсказала Илма.

— Может, и мне с вами? — задумчиво поскреб бороду Туунг.

— Вам и здесь работы хватит! — отрицательно буркнул Алексей.

— И то верно… — вздохнул Туунг.

— И вот что, Лекер, — посмотрел прямо в глаза гуманоиду «серого мира» Алексей. — У меня к тебе просьба: побудь пока здесь! Во-первых, решения теперь принимать надо общие для всего Октаэдра, а во-вторых, мне будет надежнее… Ты ведь лучше знаешь Матела — на что он способен, поможешь, в случае чего! Могу я на тебя надеяться?

— А на меня еще можно надеяться?

— Надеюсь, что можно! — улыбнулся Алексей, а Илма едва заметно кивнула.

— Надеяться на то, что можно надеяться — это что, такая шутка? — заинтересовался Лекер.

— Это тавтология! — улыбнулся Алексей еще шире.

ЧАСТЬ 3. РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

Глава 21

Алексей и Илма стояли возле катера уже одетые в защитные костюмы, но пока без шлемов. Туунг, Арну и Лекер подошли поближе, но стояли молча. Почему-то не находилось нужных слов. Трагедия продолжала бушевать, если уже и не на поле брани, то в сердцах и душах всех оставшихся в живых.

Наконец, затянувшееся молчание прервал Алексей. Правда, сказал он не совсем то, что, наверное, следовало. Хотя, что вообще можно говорить в такой ситуации? Да и нужно ли? Алексей же задумчиво произнес:

— Не понимаю, почему невидимок было так много… Ведь в прошлый раз, на Вакле, их разбили сравнительно быстро, даже с учетом того, что они были невидимы… Кстати, почему на сей раз мы их видели? Или это все же не они, а кто-то другой?

— Они-они, — успокоил Туунг. — Я тут по старой памяти «поработал»… А дело вот в чем. То, что они видимыми стали — так это потому, что мир наш теперь общий, а следовательно — и условия одинаковые…

— Физические законы с константами, — ввернул умную фразу Алексей.

— Я в университетах не обучался, — усмехнулся маг. — Но суть, как я догадываюсь, именно та. То есть мир невидимок — их родная планета или даже вселенная — несколько «сдвинут» относительно нашего, совсем чуть-чуть, именно в области видимого света. В прошлый раз, хоть они и оказались на нашей территории, этот сдвиг почему-то остался — вероятно, связь с родным миром не прерывалась. А почему их так много теперь — у меня тоже есть версия, и думаю, что она правильная. Так вот, после того, как на Вакле невидимки потерпели поражение, те, кто успел вернуться к себе, обо всем рассказали своим сородичам. Эти полузвери, хоть интеллектом особым и не блещут, но разум у них все-таки есть, поэтому решили они основательно подготовиться к новому наступлению и собрали внушительную армию непосредственно на территории возле переходов. Правда, напасть не успели — Октаэдр свернулся. С одной стороны, может, это и хорошо — сколько бы было жертв, особенно среди мирного населения, — трудно представить! А когда привычный мир изменился до неузнаваемости, невидимки поначалу испугались — для их первобытного разума это был очень сильный шок. Поэтому и нам передышка вышла, как раз, чтобы освоиться да хоть какие-то меры принять. В этом нам тоже, я считаю, повезло.

Алексей слушал Туунга, согласно кивая. Объяснение мага выглядело разумным.

Однако, тянуть больше было некуда — все присутствующие поочередно обнялись друг с другом (кроме пары Илма — Лекер), и Алексей с Илмой забрались в катер.

— Мы скоро вернемся, — пообещал на прощание Алексей, хотя сам уже ни в чем не был уверен.

Хоть Алексей никогда и не видел снаружи лабораторию Митрича, по описаниям Кирилла он нашел ее на удивление быстро. Правда, сам полет над регинянской территорией, хоть и недолгий, не принес особого удовольствия ни Алексею, ни тем более Илме, которая вообще видела всю эту червеобразную растительность впервые. К тому же, с растениями Рега происходило видимо что-то не очень хорошее: красные щупальца некоторых из них извивались в бешенных конвульсиях — то сжимаясь в тугие кольца, то разворачиваясь подобно пружине; другие же размахивали своими кроваво-лиловыми отростками, словно знаменами и флагами на демонстрации трудящихся; ну а третьи — висели, как тряпки, или валялись на земле совершенно без движения.

— Что это с ними? — вслух спросил Алексей и сам же ответил: — Видать, не нравится регинянской флоре-фауне новая атмосфера. Скоро сдохнут! Или как это можно сказать о растениях? Впрочем, неважно. Только боюсь, что вонять здесь после этого станет еще больше. Сплошной тухляк будет!

Митрич полулежал на антигравитационной лежанке в очень неудобной, неестественной даже, позе. Сначала Алексею показалось, что старик мертв. Тот, однако, был жив, хотя и крайне слаб. Тем не менее, сознание Митрича оставалось ясным. Увидев Алексея, он чуть заметно растянул в подобии улыбки посиневшие губы.

— А-а-а… Старый знакомый… — просипел старик.

— Михаил Дмитриевич! Как вы, что вы? — бросился к нему Алексей.

— Да что я… Помираю вот! — Последнюю фразу Митрич произнес очень четко, причем — не без гордости.

— Бросьте, бросьте! — запричитал Алексей. — Сейчас мы вас быстро… это… на ноги поднимем! — И закрутился-засуетился вокруг старика, не зная, что предпринять.

— Сядь-ка лучше, сядь! — строго и почти совсем нормально произнес Митрич. — И девушке стул дай. Помнишь, как?

Алексей помнил. Он пошарил по стене, нажал две едва заметные выпуклости, и два толстых серых диска выплыли прямо из той же стены и замерли в воздухе. Илма грациозно опустилась на один из них, ничуть не удивившись. Алексей нерешительно топтался возле другого, поскольку все еще порывался как-нибудь помочь Митричу.

— Сядь, я сказал! — прикрикнул тот так, что Алексей невольно опустился в «кресло», тут же принявшее очертания его тела. Митрич же закашлялся после невольного крика, как-то не по-человечески, страшно и глухо, словно ухал филин, только больной пневмонией. Если, конечно, филины вообще болеют воспалением легких.

Впрочем, по сути, и Митрич не был человеком. От этого его состояние казалось еще страшнее. Откашлявшись, он заговорил снова, хоть и тихо, но отчетливо:

— Мне уже не помочь, не дергайся. Но два-три дня я еще протяну. Так что не теряй времени, рассказывай, что у вас там произошло. Отбились от этих черных? Они ведь к вам, думаю, отсюда полетели.

— К нам. Отбились, — кивнул Алексей и стал подробно рассказывать о произошедших событиях. Рассказывал, и сам не верил, что все это случилось с ними. Только сейчас до него стал доходить весь масштаб случившегося.

— Михаил Дмитриевич! — Алексей даже побледнел, осознав все до конца. — Ведь нас на Октаэдре осталась всего лишь маленькая горстка! Что же нам делать?!

— Ты у меня это спрашиваешь? — искренне удивился Митрич. — Я что, Бог?

— Нет, конечно, — развел руками Алексей. — Но я хотел с вами посоветоваться… — Алексей встал с кресла и сделал несколько шагов взад-вперед, раздумывая, как воспримет старик то, что он собирается ему сказать. Наконец решился: — Михаил Дмитриевич, как вы думаете: девочка в рассказе Спиридонова — не бред? Я не видел ее именно в этом облике, но что-то ведь вылетело из Арну на моих глазах, что-то им управляло до этого… Может, это все-таки Хозяйка? Одна из тех, кто все это затеял?

— Я сам заметил, что Спиридоновым кто-то управляет, когда разговаривал с ним, — ответил Митрич. — Изнутри ли, извне — я тогда не понял. Что я тебе могу сказать на это? Все может быть! Ведь кто-то же придумал и создал этот дурацкий мир! То, что это сделали не люди и не подобные нам — ясно однозначно. Здесь потрудился совсем иной разум, поработала абсолютно чуждая нам логика. Кто они: Хозяева, Создатели, Боги? Как ни назови — они могущественны. Вряд ли нам… то есть, уже вам, суждено когда-либо понять их замыслы. Но попытаться… Что ж, попробуй…

— Ха! Попробуй! — Алексей подозрительно глянул на старика: уж в уме ли тот? — Как это я попробую, если понятия даже не имею, как к ним подобраться!

Митрич остался совершенно невозмутимым.

— Для начала посмотри со стороны, что представляет собой наш Октаэдр, где он висит, как выглядит восьмая грань…

— Постойте, постойте! — Алексей совсем почти уверился в своей догадке о невменяемости Митрича. — Как же я на все это посмотрю, да еще со стороны?

Вид у Алексея был тот еще; Митрич не выдержал и засмеялся, заухав почти так же, как до этого кашлял.

— Вам плохо? — испугался Алексей.

— Лучше не бывает! — «отухав», буркнул старик. — Что-то память у тебя, Алексей Романович, короткой стала, и соображать ты стал медленно! Забыл уже о своем космическом путешествии?

— Вы хотите сказать, что корабль…

— Корабль вернулся целехонек. И камень я твой в нем нашел. Наннги догадались, что вы «слиняли», но предпринять уже ничего не успели. Правда, ракету горючим заправили. Так что полетать на кораблике вокруг шарика… октаэдрика то есть, вполне можно. Не знаю, решать тебе, но лично мне кажется, что это сейчас единственный шанс что-то понять и хотя бы в чем-то разобраться.

Алексей начал лихорадочно соображать. Вариант с космическим кораблем явился для него полной неожиданностью. Но в то же время… Старик прав — это единственный шанс!

— Ну, хорошо, — все еще сомневаясь, сказал Алексей. — Корабль есть, к полету он готов, но ведь я не умею им управлять! В прошлый раз все делала автоматика и наннги с Рега. А сейчас?

— На орбиту я вас выведу отсюда, это не проблема. Ну, а дальше — полагайся лишь на себя да на корабль. Он «умный», как и вся техника наннгов, многое умеет делать сам. А управление… Ты ведь умеешь управлять катером?

— Катером научился…

— Ну, вот видишь! Кораблем — не на много сложней! Антигравитационные двигатели в случае необходимости автоматически переключаются на ракетные, ты только по звуку это и почувствуешь… Корректировать все твои действия тоже будет автоматика, так что если ты, скажем, станешь приземляться со скоростью большей, чем надо, или не под тем углом — автоматика возьмет «руль» в свои руки. Единственная опасность — перерасход ракетного топлива, тогда можно навсегда остаться в космосе — антигравитационные двигатели там бессильны. Но, думаю, что этого не произойдет — горючего хватит с избытком, тебе ведь один раз взлететь, да один раз сесть. Ну, коррекция орбиты, то да се… А для полета по орбите вообще никакие двигатели не нужны.

— Ну, это-то я знаю, — улыбнулся Алексей. — В школе учили! Только ведь здесь наши привычные физические законы могут, наверное, и не сработать! Октаэдр вон какой маленький, а сила тяжести на нем нормальная…

— Да, — нахмурился Митрич. — В этом с тобой трудно не согласиться: от здешнего мира можно ждать чего угодно… Тут уж все в руках Господних…

— Или Хозяевых, — вставил Алексей.

— Вполне возможно, что это — одно и тоже… — понизив отчего-то голос, сказал Митрич.

— Ладно, похоже, делать нечего! — Алексей хлопнул ладонями по коленям и поднялся с «кресла». — Надо лететь. Илма, а ты присмотри пока за Митричем.

Молчавшая до сих пор Илма неожиданно резво вскочила на ноги. Хотела что-то сказать, но осеклась, виновато глянув на Митрича. Тот понял все без слов.

— Нечего за мной присматривать! Говорю же тебе — я не жилец! И, скажу тебе честно, не сильно об этом жалею. Надоела мне эта наннгская шкура — сил нет! Жаль только, что голова моя отдельно от родного тела покоиться будет… — Старик просительно глянул на Алексея и неожиданно жалобным голосом попросил: — Леша, если возможность будет… Загляни потом еще разок сюда… Понимаю, что не дело прошу, но если сможешь… если не противно будет… Забери отсюда мою голову, похорони ее вместе с телом… Тело ведь в Никольском похоронено?

— Забрали ваше тело друзья-чекисты… — виновато опустил голову Алексей.

— Ну, тогда просто зарой в земную землю, — еле слышно сказал Митрич и вдруг засмеялся-заухал.

Алексей непонимающе глянул на старика. Тот пояснил:

— Земная земля — казалось бы, тавтология, ан нет — в данном случае все верно! Так что, выполнишь мою просьбу? Уважишь старика?

— Постараюсь, Михаил Дмитриевич, — не стал обещать Алексей. — Если сам жив буду…

— Ну-ну! — Старик посуровел. — Ты это брось! У тебя вон — жена молодая, красавица, а ты помирать собрался!

Илма при этих словах Митрича зарделась, но уверенно пообещала:

— Митрич! Пока я с Алексеем — я не дам ему умереть!

Глава 22

И вновь сидел Алексей в знакомой тесной кабине наннгского корабля. Только рядом, в соседнем кресле-ложементе, находилась теперь Илма. Это и грело душу, и бередило ее одновременно. Одно дело — рисковать только собой, а когда рискуешь еще и любимым человеком… Впрочем, все их теперешнее существование — сплошной риск. Уж пусть лучше Илма будет рядом — так все же спокойнее. Тем более, Алексей стал замечать, что после свертывания Октаэдра Илма очень изменилась: ушла в себя, стала молчаливой, невыносимо грустной. Конечно, гибель отца, брата, соплеменников, друзей — все это сказалось… Но не только это. Пожалуй, сам факт всего случившегося сильно повлиял на психику девушки. Самому-то Алексею каково! Но он хоть жил, воспитывался в технологическом мире, он изучал и физику, и астрономию, читал фантастику, научную литературу, был очевидцем освоения человеком космоса. А Илма? Как ни крути — средневековая цивилизация, пусть и «культурная». И вдруг — сразу такое! Тут не только в себя уйти — свихнуться запросто можно! Илма еще молодец, держится!

Алексей посмотрел на возлюбленную и улыбнулся ободряюще. Илма попыталась ответить тем же. Но улыбка вышла жалкой.

— Леша, мне страшно! — прошептала девушка.

— Потерпи, родная, я ведь с тобой…

— За тебя мне еще страшнее.

— С нами все будет хорошо, вот увидишь!

— Поцелуй меня…

Алексей потянулся к Илме, но мешали ремни кресла. Только он начал их отстегивать, как мягкий толчок оповестил о начале полета. Но Алексей знал, что до начала работы ракетных двигателей есть еще немного времени, поэтому все же отстегнул ремни, наклонился над креслом своей любимой и нежно поцеловал ее в мягкие теплые губы.

— Я люблю тебя, — прошептал Алексей проникновенно-нежно.

— И я люблю тебя, — ответила та, которую он назвал своей женой.

— Значит все будет обязательно хорошо!

Алексей не успел все-таки до включения ракетного двигателя. Причем, похоже, что включился сразу основной, минуя вспомогательный, потому что перегрузка нахлынула слишком уж резко.

«Это все из-за Октаэдра, из-за его дурацких законов!» — раздраженно подумал Алексей, с трудом втискиваясь в кресло и пристегиваясь.

— Почему так… тяжело? — испуганно спросила Илма.

— Это перегрузка, потерпи, она скоро кончится.

— А почему мы ничего не видим кругом?

— Ты не видишь?! Наверное, это от перегрузки потемнело в глазах…

Илма возмущенно фыркнула:

— Я вижу! Тебя, кресло, стену. А что за стеной — не вижу! Мы ведь полетели «посмотреть»!

— Прости меня, я балбес! — хлопнул себя по лбу Алексей.

Он вспомнил последние инструкции Митрича и нажал одну из выпуклых клавиш на панели управления. В прошлый раз управление кораблем было для них с Колькой Пеструхиным недоступно, панель заблокировали наннги, чтобы «подопытные кролики» ничего не смогли испортить. Теперь же Митрич снял блокировку и пояснил некоторые полезные из возможных действий. Например, и это, собственно, являлось самым важным, он рассказал, как можно включить экраны наружного наблюдения. В прошлый полет Алексей с Колькой ничего не видели, кроме надоевшей тесной кабины — наннги не посчитали нужным развлекать «кроликов». Теперь же без внешнего наблюдения полет вообще мог оказаться бессмысленным. Но Алексей все сделал правильно, и часть стены перед ним и Илмой словно бы растворилась, открыв перед собой… однородную светло-серую пустоту, которая словно излучала из себя мягкий свет.

Перегрузка резко кончилась вместе с оборвавшимся шумом двигателя. Наступила невесомость, которая понравилась Илме гораздо больше. Девушка даже тихонечко засмеялась от непривычных ощущений: внутри «защекотало», как при раскачивании на качелях.

Алексею, однако, смеяться вовсе не хотелось.

— Где же космос? — пробормотал он, тупо уставившись в светлую пелену перед кораблем.

— Зачем он тебе? — продолжая улыбаться, спросила Илма.

— Он мне не нужен, просто он должен быть!

— Кому?

— Что кому? — Алексей удивленно поднял брови.

— Ну, у вас же как говорят: Васька мне червонец должен, или там: ты должен помочь маме вскопать огород… А космос — он кому что должен?

Алексей растерялся.

— Космос мне, конечно, червонец не должен… Но быть-то он все равно должен — и мне, и тебе, и всем! Это ведь незыблемо! Тут слово «должен» играет несколько иную роль, чем в приведенных тобой примерах. В данном случае оно означает непременное, неизбежное свершение! Космос должен быть, потому что он быть должен! Ясно?

— Не очень, — пожала плечами Илма. — А ты меня любить должен?

— Непременно и неизбежно! — Алексей наконец-то улыбнулся.

Корабль между тем огибал Октаэдр по своей невысокой орбите. Поверхность маленького странного мира была видна сверху очень отчетливо. «Километров десять, — прикинул Алексей. — Как с самолета». С такой высоты Октаэдр действительно казался октаэдром — фигурой, состоящей из восьми треугольных граней. Каждая из этих граней отчетливо выделялась по доминирующему цвету среди соседних. После красного треугольника Рега начался внизу зеленый участок Земли, затем — серая грань глиняной пустыни. А вот за ней…

…за ней должна была начаться следующая грань — та самая, видеть которую еще никому не доводилось. Но, похоже, что даже отсюда, с десятикилометровой высоты, неведомое оставалось неведомым. Хуже того — оно было страшным. Потому что его просто не было! Не в том даже смысле «не было», что в поверхности планеты зияла на его месте черная треугольная дырка, или еще что-нибудь типа того… «Не было» — значит просто НЕ БЫЛО! Ни на поверхности Октаэдра, ни над ним, ни под ним, ни внутри его… НИГДЕ и НИЧЕГО!

«Так было со мной до моего рождения», — подумал вдруг Алексей, невольно повторив почти «дословно» мысли Спиридонова, впервые достигшего границы нечто. Про Спиридонова, кстати, и про всех остальных погибших и умерших Алексей в этот миг вспомнил, осветив сознание лампой-вспышкой: «Они сейчас, наверное, там. И… Лариса тоже…»

В страшном сне бывает, что не можешь ухватить сути увиденного: форма, цвет, назначение предметов порой меняется непрерывно и нелогично. Но там хотя бы можно оперировать самими понятиями «цвет», «форма», «логика». Здесь же нелогичной была сама логика, если она вообще существовала в этом пространственно-временном участке… Да нет же, нет! Не было здесь никакого пространства, никакого времени тоже! В «лучшем» случае то, что открылось перед Алексеем и его спутницей можно попытаться назвать «входом в Бесконечность». Но только попытаться. Называть все же не стоит…

Смотреть в жуткую пустоту становилось уже невозможно. Алексей почувствовал, как на голове зашевелились волосы. Сознание не могло воспринимать больше увиденного (точнее — НЕувиденного), впрочем, оно его и не воспринимало. Оно стонало и выло от ужаса!

Хотя, нет! Это выло не сознание! Алексей постепенно возвращался своими чувствами на корабль: осторожно, словно пробуя пальчиками холодную воду, они не торопясь занимали положенные «места». Как раз одним из первых вернулся к исполнению своих прямых обязанностей слух. Он-то и отметил, что тоненький вой доносится не из глубин сознания, а явно извне. Когда к нему подключилось зрение, Алексей увидел наконец, что воет Илма, свернувшись клубком в своем кресле и трясясь всем телом. Глаза же девушки, непостижимо широко раскрытые, между тем устремлены были в бездну.

Алексей, отворачиваясь от стены-экрана насколько это было возможным, подплыл к жене и попытался дрожащими руками отвернуть ее голову от кошмарного зрелища. Но мышцы Илмы словно окаменели. Алексей заслонил тогда собой экран, втиснувшись между ним и креслом Илмы. Взгляд девушки не изменился, оставаясь таким же остекленело-безумным и направленным словно бы сквозь Алексея все туда же — в НИКУДА.

И только потом, когда, видимо, кроме чувств вернулся к Алексею и разум, он догадался просто выключить экран. Ничего не изменилось. Корабль подлетал уже к самой границе с Великой Пустотой, и она начинала овладевать кораблем независимо ни от чего.

Глава 23

Алексей понял вдруг, что сидит не в кабине космического корабля, а в тесном и темном шкафу. Даже пылью отчетливо пахло. Защитного костюма на Алексее не было. Рядом, привалившись к нему всем телом, не шевелясь, сидела Илма, тоже без «скафандра». Алексей сразу забыл и про шкаф, и про пыль.

— Илма, Илмушка, родная, очнись! — затряс он девушку за плечи.

Илма еле слышно замычала. Алексей обрадовался даже этому бессмысленному звуку. Он прижал к себе нежно жену, провел рукой по ее коротко стриженным волосам. Илма пошевелилась, отвечая, казалось, на ласку этим движением. Тогда Алексей нащупал в темноте своими губами губы любимой и, как когда-то уже возвращая ее к жизни после плена черного алмаза, стал горячими поцелуями отнимать у небытия свою любовь снова.

Ему это удалось. Илма сначала робко, бессознательно ответила на поцелуй едва заметным движением губ, но затем решительно обхватила ими губы Алексея и стала судорожно, неистово мять их в порыве вспыхнувшей страсти.

«Эх, тесен шкафчик!» — мелькнула в голове у Алексея циничная мысль, вслух же он прошептал, едва увернувшись от губ Илмы:

— Милая, хватит! Не здесь и не сейчас!

— А где мы? — опомнилась, наконец, Илма. — Мне было так страшно…

— Минуту назад мы были в кабине корабля. А сейчас — в каком-то шкафу. Но что-то мне подсказывает, что нам из него лучше пока не вылезать.

— Да где же мы все-таки? — не унималась Илма.

— Я же сказал: в шкафу!

— А шкаф где?

— Понятия не имею! — честно признался Алексей.

— Так давай посмотрим! — Не дожидаясь ответа, Илма приоткрыла чуть-чуть дверцу шкафа.

Шкаф стоял в классе. В обычном школьном классе обычной советской школы. По крайней мере, именно в советских школах стояли такие парты: скошенный деревянный стол с двумя откидными крышками, соединенный с грубой деревянной же скамьей со спинкой. Столешницы парт выкрашены салатовой краской, все остальное — серой. Как бы то ни было, именно за такими партами провел Алексей десять лет своей жизни. Да и коричневая доска на стене была точно такой же, какой помнил ее Алексей. Сейчас, в современных российских школах, насколько он знал, и доски были преимущественно зелеными и зачастую не деревянными, и парты — не партами, во всяком случае — совсем не такими.

— Это — школьный класс моего детства! — шепнул Алексей Илме.

— У вас тоже были кооррунии?! — ахнула Илма.

— Ч-чего?!

— Кооррунии — плетеные разноцветные коврики для сидения учеников, — пояснила Илма. — Вот, как здесь, видишь?

— Что «видишь»? — не понял Алексей.

— Я же говорю: кооррунии! — начала сердиться Илма. — Вон, возле каждого теерриваа — наколенной доски для занятий.

— Ты издеваешься, или шутишь так? — слегка обиделся Алексей. — Я вижу здесь только парты. А доску — только одну. На стене.

— Какие еще парты? — Илма тоже начала обижаться. — Сам издеваешься, выдумываешь какие-то дурацкие слова…

— Стоп-стоп-стоп! — стало доходить до Алексея. — А какого цвета стены в классе?

— Они деревянные, некрашенные… Какого цвета? Желто-серые, наверное…

— Они не деревянные, а кирпичные, снизу выкрашенные темно-зеленой краской, а сверху — побеленные! — торжественным шепотом парировал Алексей.

— Мы что, видим по-разному? — моментально догадалась Илма.

— Угу! Разные реальности. Вернее — ассоциации. У тебя и у меня — школа, только у каждого из нас — «своя». Только вот почему именно школа? При чем тут школа?

— Наверное потому, что это тоже школа! — пожала плечами Илма.

Алексей набрался смелости и высунул голову из шкафа. Да, класс как класс: парты в три ряда, учительский стол у окна, окон тоже три, на потолке лампы с абажурами из трех широких колец разного диаметра — все точно так, как в его школе!

Алексей убедился, что в классе никого нет и осторожно вылез из шкафа, готовый в любое мгновение шмыгнуть туда снова. Удивительно, но особого страха он не испытывал, страх был именно на школьном уровне — не застал бы учитель с сигаретой в туалете. Что-то вроде того… А то, что по идее и класса-то никакого быть сейчас не должно, Алексея как-то совсем не волновало. Летел, летел на космическом корабле, оказался в пыльном шкафу — какая ерунда! Словно тумблер какой в мозгу щелкнул и вырубил саму возможность чему-то удивляться. А может, просто устал уже Алексей удивляться после всего…

Хотя нет — ему стало интересно, что же видно из окон этого класса. Алексей подошел к ближайшему окну и приоткрыл занавеску. И тут же резко задернул ее снова… За окном было все то же НИЧТО.

Илма подошла сзади и тоже хотела взглянуть за окно. Но Алексей хорошо помнил, чем закончилось для нее знакомство с Пустотой и остановил девушку:

— Не надо, тебе это не понравится!

— А что там?

— То же самое, что мы видели на экране корабля…

Илма побледнела. Алексей испугался, что она снова потеряет сознание. Но Илма справилась со своими чувствами. Правда, от окон она на всякий случай отвернулась. Зато взгляд ее упал на учительский стол (в Илминой «ассоциации» это тоже был стол, только более грубый, чем видел его Алексей, и некрашенный, из гладко оструганных досок), и нечто на этом столе привлекло к себе внимание девушки.

— Алексей, ты только посмотри на это! — Илма подошла к столу и принялась разглядывать лежащие на нем небольшие яркие предметы.

Алексею показалось сначала, что это елочные игрушки — разноцветные и блестящие. Вот только форма у всех у них была одинаковой… Алексей подошел поближе к столу. Двадцать, или около того, фигурок лежали, играя красками. А форма… Очень какая-то знакомая форма… Ответ уже лежал готовеньким в сознании Алексея, только ему почему-то страшно было его «прочитать». Помогла Илма:

— Леша! Это же все октаэдры!

Да, он конечно же сразу понял это. Октаэдры. Маленькие, с ребрами сантиметров по семь, они действительно казались всего лишь игрушками, детскими поделками. Только почему-то веяло от этих безобидных на первый взгляд игрушек чем-то запредельным — не жутким даже, а невозможным.

И, в то же время, ужасно притягивали к себе эти «игрушки». Рука Алексея, будто по своей собственной воле, потянулась к ближайшему октаэдру. «Что я делаю?!» — «завопил» Алексей мысленно. Бисеринки пота выступили на лбу. А отдернуть руку не хватало почему-то сил, ее растопыренные пальцы все приближались и приближались к яркой фигурке… Коснулись ее, чуть подрагивая… Алексей почувствовал легкий холодок и некоторую упругость поверхности. Приглядевшись, он увидел, что пальцы не касаются все же самой поверхности октаэдра — до нее оставалось где-то еще с полсантиметра, словно фигурка окружена неким защитным полем.

Алексей попытался ее приподнять. Это получилось. Фигурка весила с килограмм, что при довольно скромных размерах казалось неожиданным. Тем не менее Алексей поднес октаэдр к глазам. Маленькая копия какого-то мира предстала перед ним: вот горы, ниточка реки, какая-то растительность, а вот и малюсенькие домики… Чуть повернув фигурку, Алексей на другой треугольной грани разглядел множество мельчайших строений, составляющих упорядоченную структуру. Видимо, город… На следующем треугольнике — тоже домики, только пореже, а вокруг — лес, озеро с копеечную монетку… Наконец, Алексей повернул к себе октаэдр той гранью, которой он стоял на столе.

Он уже предчувствовал, что там увидит, но никак не ожидал, чем это может закончиться… Восьмой гранью маленького октаэдра была, конечно же, знакомая жуткая Пустота — все то же самое абсолютное ничто. Только сейчас оно не отталкивало, а напротив, притягивало к себе. Притягивало в буквальном смысле этого слова, всасывало в себя, вбирало, впитывало, лишая малейшей возможности сопротивляться этому мощнейшему притяжению.

Алексей влетел в Пустоту, как в воронку, закручиваясь, как ему показалось, сразу по нескольким осям. Вокруг — сверху, снизу, по бокам — все мелькало, крутилось, мельтешило… «Значит я не в Пустоте, раз чего-то вижу», — успел подумать Алексей, как мельтешение прекратилось. Теперь он будто бы парил над миром — над тем самым миром маленького октаэдра, что держал только что в руках, только сейчас этот мир стал большим, настоящим, а Алексей наблюдал его с высоты птичьего полета. Это был вовсе не земной мир, и уж точно не «их» Октаэдр. Этот мир был прекрасен, как родная Земля, но в то же время являлся чем-то совсем другим… Что именно казалось другим — Алексей никак не мог уловить. Тем более — он уже не летел, а шел по широким улицам незнакомого, странного, необычного, но прекрасного города. Навстречу шли существа, ничуть не похожие на людей, но Алексей видел, что они тоже прекрасны, что они умны, добры, великодушны… А вот он уже плывет в зеленых океанских глубинах, где видит на самом дне шарообразные серебристые строения, соединенные между собой полупрозрачными трубами… Внутри труб — постоянное движение: проносятся, похожие на поезда метро, аппараты… А вот уже лес, наполненный свежестью, светом, радостью! Поют птицы, неведомые звери грациозно танцуют на поляне… И вновь полет — теперь уже над горами, величественными и гордыми в своей неприступности.

Толчок! Алексею показалось, что он со всего маху врезался в бетонную стену. Перед глазами заплясали разноцветные искры. В ушах зашумело. В общем, стало очень хреново. Кто-то взял Алексея под руку и бережно посадил на что-то твердое.

Постепенно и зрение, и слух вернулись. Было почему-то очень холодно, Алексея трясло. Хоть еще и смутно, но ему удалось разглядеть, что находится он все в том же классе и сидит сейчас за учительским столом, но в руке уже не было октаэдра-игрушки. Она валялась на самом краю стола. Алексей невольно отвел взгляд в сторону. В подобные игрушки больше играть не хотелось.

Рядом стояла испуганная Илма. Она все еще придерживала Алексея за плечо.

— Леша! Леша, ты в порядке? — Судя по всему, Илма произносила эту фразу уже давно.

— Да, да… — хрипло проговорил Алексей, откашлялся и добавил: — Все, я в порядке.

— Ты так меня напугал! — Голос Илмы дрожал. Еще чуть-чуть — и заплачет.

— Ну, все, все, милая! — Алексей протянул руку к девушке и обнял ее за талию.

— Тебя не было здесь, ты был камнем… — все же завсхлипывала Илма. — Я трясла тебя, трясла, кричала, кричала… Только когда вырвала из твоей руки эту фигурку — ты вернулся.

— Спасибо тебе, родная! — Алексей притянул Илму и посадил к себе на колени. Прижался к ее груди, услышав частый-частый стук растревоженного женского сердца. Сказал, как выдохнул: — Как же я люблю тебя, Илмушка!

— Я тоже люблю тебя, — Илма всхлипнула последний раз и шмыгнула носом. — Но я сейчас все-таки задушу тебя лучше, чтобы ты не доставлял мне больше таких переживаний!

Может быть так оно и случилось бы, но Илме помешали. За дверью послышались шаги. Алексей схватил девушку за руку и потащил к шкафу. Залезть в него они успели одновременно с появлением в классе двух человек.

Глава 24

Это были именно люди — две женщины. Алексей сразу же узнал обеих. Одна, молодая, стройная, в темно-зеленом, элегантно облегающем ладную фигурку платье — его учительница географии, Светлана Евгеньевна; другая, лет под пятьдесят, в строгом темном костюме, сама тоже строгая, даже суровая — Мария Антоновна, учитель истории и обществоведения.

У Алексея екнуло сердце — когда-то он был по-детски влюблен в географичку. Ее вздернутый носик, чуть припухлые губки, светлые волосы с короткой стрижкой, глаза, загадочные и всегда немного грустные — все это было так знакомо, словно и не прошло с тех пор больше десяти лет… Это лицо он постоянно рисовал на ее уроках: рисовал на полях учебника, на промокашках, а однажды нарисовал прямо в тетради по географии, да так и сдал эту тетрадку ей на проверку. «Алексей, не надо этого больше делать», — тихо и слегка печально сказала ему на следующем уроке Светлана Евгеньевна, возвращая тетрадь. «Почему? Ведь вы — самая красивая женщина на свете!» — хотелось закричать в ответ Алексею, но он, конечно же, промолчал, сгорая от стыда.

Теперь он смотрел на «Светлану Евгеньевну» и чувствовал, как к сердцу подступает обида. Почему именно она?! Ведь это же все обман! А она… она не могла обманывать! Она оставалась в глубине его души светлым лучиком из далекого детства. Первой, самой чистой, самой светлой, как само ее имя, любовью…

А вот Мария Антоновна — та здесь как раз кстати! От нее всегда можно было ждать любой гадости. Оскорбить ученика для Марии Антоновны — плевое дело! Невзлюбить кого-то и ставить ему потом двойки за правильные ответы — проще простого! Классе уже в десятом они даже устроили как-то «Марьюшке» забастовку, всем классом не явившись на ее урок. Но не просто прогуляли, а пошли к директору и потребовали замену учителя. Наивные! После этого Мария Антоновна, которую конечно же не заменили, только стала еще злее и отыгрывалась на всех направо и налево.

Детские воспоминания пронеслись в голове Алексея, всколыхнув полярные чувства: любви и ненависти, добра и зла, справедливости и подлости… Был ли в этом спрятан какой-либо смысл, или образы двух учительниц возникли в мозгу случайно?

Судя по реакции Илмы, она «увидела» тоже нечто подобное: сначала на губах девушки заиграла добрая улыбка, а потом брови ее слегка нахмурились…

Между тем две «учительницы» подошли к столу с октаэдрами.

— Это и было вашим заданием для первоклашек? — скрипучим голосом спросила «Мария Антоновна».

— Да, — мягко, как дыхание ветерка, ответила «Светлана Евгеньевна». — Задание называется «Паззл». Дети должны были из кусочков различных миров собрать фигурку — маленькую модель населенной планеты. Исходный материал требовалось выбирать с учетом максимальной схожести условий. Форма планеты — октаэдр, состоящий из семи граней, подобранных учениками, и восьмой — для связи и наблюдения отсюда.

— Собрать такую мозаику вполне под силам малышам даже дошкольного возраста! — буркнула под нос «Мария Антоновна».

— Да, но модель должна быть обязательно действующей! И каждый из семи кусочков обязан принадлежать населенной планете! Семь кусочков разных планет должны составить единое целое, причем, максимально гармоничное! В идеале — единый народ из семи различных рас, населяющий одинаково пригодную для жизни всех планету. Дети потрудились на славу, все очень волнуются, ведь это первое их домашнее задание! Поэтому я и попросила вас помочь мне — не хотелось бы что-то случайно пропустить и обидеть какого-нибудь ребенка недостаточным вниманием к его работе.

— Балуете вы их, Светлана Евгеньевна! — покачала головой «Марьюшка», но все же села за учительский стол. За парту напротив стола присела «географичка».

«Мария Антоновна» взяла в руки первый октаэдр — тот самый, что «посмотрел» Алексей. Перевернула «пустой» гранью к себе, и…

…прекрасный мир, так поразивший Алексея своей гармонией, вновь предстал перед ним во всей своей чарующей красоте. Пропал класс, пропали масштабы, пространственные ориентиры, стерлись понятия «далеко-близко», «высоко-низко»… Да и скорость «показа» постепенно становилась такой, что человеческий мозг не в состоянии был уже зафиксировать что-либо конкретное: вначале мелькали лес, море, город, какие-то лица, а потом все это слилось в сплошное пестрое пятно. Алексей судорожно сжал веки, поскольку его буквально стало укачивать от этого безумного хоровода. Илма рядом тихонечко ойкнула и тоже зажмурилась.

Все закончилось очень быстро. Алексей понял это даже сквозь закрытые веки, просто в мозгу словно что-то щелкнуло. Он осторожно раскрыл глаза и увидел все тот же класс. «Учителя» обсуждали работу.

— По-моему, это просто чудесно, — улыбнулась «Светлана Евгеньевна».

— Неплохо, неплохо, — согласилась «Мария Антоновна».

— Вы заметили, как счастливы существа, населяющие этот мир? — «Географичка» сама вся светилась счастьем.

— Ну, счастье — понятие нематериальное… — неопределенно ответила «Марьюшка».

— Так как же мы все-таки оценим эту работу? Я считаю, безусловно «отлично»…

— Ну, раз вы так считаете…

— А разве тут могут быть какие-то сомнения?

— Мне не очень понравился этот океан… Глубинные поселения, они как-то не вполне вписываются в целостную картину мира, вы не находите?

— Я считаю, напротив! Они прекрасно дополняют собой наземные поселения, раскрывая максимальное использование предоставленных возможностей!

— Ну, раз вы так считаете… — снова повторила «историчка», дернув плечами.

— Так что, ставим «отлично»? — «Светлана Евгеньевна» занесла ручку над журналом.

— Ставьте, вам ведь принимать окончательное решение, мой голос только совещательный… Кстати, как вы собираетесь в дальнейшем распорядиться этими работами? Утилизировать, или вновь возвращать составные части в исходные миры?

— Возвращать не имеет особого смысла — кусочки столь малы, что вряд ли сыграют решающую роль в исходных, «донорских» мирах. Тем более, я запланировала в качестве нового задания создание планетной системы: заданные параметры по центральной звезде, исходя из них — подходящие параметры орбиты для населенной планеты, несколько ненаселенных планет разных групп… Если с таким заданием ученик справится, то его систему можно будет оставить для дальнейшего самостоятельного существования, или передать ученикам более старших классов для дальнейшей работы. Ну, а недостойные для использования работы придется, конечно, утилизировать…

Следующий мир был первобытным миром дикой природы, в котором «хозяйничали» племена, не поднявшиеся еще в своем развитии до какого-либо уровня цивилизации… Алексею не удалось рассмотреть подробности, поскольку вновь картина мира превратилась в мелькающее красками пятно. Только пятном этим являлся весь окружающий мир, так что глаза снова пришлось закрыть.

«Дикий» мир получил «четверку», хоть и был по-своему хорош. Что ж, «четверка» — это и есть «хорошо»…

Когда Алексей увидел Никольское, он невольно вздрогнул. Сверху разрушенное село, заваленное горами трупов, казалось просто ужасной дымящейся помойкой. Еще, до того как картинка смазалась, Алексей успел увидеть лежащего навзничь на полу своей лаборатории Митрича. Старик был мертв. Больно кольнуло сердце. Хоть и не стала эта смерть неожиданностью, но Михаила Дмитриевича было очень жалко. Второй раз умер этот хороший человек и, похоже, на сей раз — окончательно…

— Это какой-то кошмар! — услышал Алексей, еще не открывая глаз. Голос принадлежал «Марьюшке». — Это просто отвратительно!

— Ну, зачем вы так категорично, Мария Антоновна? — Чувствовалось, что в глубине души «Светлана Евгеньевна» согласна с коллегой. — Мир ведь все-таки существует, население приспосабливается…

— Приспосабливается?! Эту мерзкую резню, эту бойню вы характеризуете именно так?! — «Марьюшка» возмущалась, похоже, искренне. — Я уж не говорю о полнейшей несовместимости всего в данном, с позволения сказать, мире! Что это за море, погубившее целую расу?! Кстати, вы заметили хитрость ученика: море ведь взято с той же планеты, что и село, разрушенное в итоге «приспособившимся населением»? Это уже грубейшая ошибка! Не ошибка даже, а сознательное нарушение! Атмосфера еще одной грани непригодна для дыхания жителям всех остальных. А пустыня эта? Разве она с населенной планеты?

— Видимо, вы пропустили, Мария Антоновна, — очень мягко возразила «географичка». Сама исходная планета разумна…

— Ну и что из этого следует? А разве маленькая ее часть разумна?

— Здесь нельзя ответить однозначно… Вы же видели, как она помогала жителям…

— Копной сена? Ну, знаете!

— И все же, данный октаэдр не так прост, как вам кажется…

— Он не прост — он нелогичен! Он отвратителен! Нежизнеспособен! Да это же просто пародия какая-то! Давайте переходить к следующей работе!

— А с этой что же? — удивленно округлила свои красивые глаза «Светлана Евгеньевна».

— Вы еще спрашиваете? В утиль!!! Явная «двойка»!

— Так нельзя! — Тон «географички» неожиданно приобрел жесткость. — Да, ошибок здесь хватает, нестыковок тоже, но посмотрите, как объединилась часть населения, состоящая из трех разных рас против общих врагов! И победили, заметьте!

— Какой ценой! Потеряв почти всех боеспособных членов! А город? Его жители вообще — аморфная масса. Куда ветер дунет — туда их и понесет! Не понимаю, что вы предлагаете? Поставить «отлично»? Или «пять с плюсом»? — «Мария Антоновна» даже фыркнула презрительно.

— Дело еще в том, — словно оправдываясь, заговорила «Светлана Евгеньевна», — что это работа самой младшей ученицы класса… Все же я прошу вас согласиться на удовлетворительную оценку, пусть на «троечку», но все же…

— Да делайте, что хотите! — махнула рукой «Марьюшка». — Я уже говорила: вам решать! Только балуете вы все же их, Светлана Евгеньевна!

— Ну… — развела руками «географичка», которая действительно очень любила своих учеников.

— Да! — подняла указательный палец «историчка». — Только после оглашения оценок не забудьте утилизировать этот мерзкий мирок!

— Безусловно! — кивнула «Светлана Евгеньевна». — Этот октаэдр непременно будет уничтожен, я вам обещаю!

…Алексей, в котором постепенно, во время всей беседы «учителей» закипала злость, при последних словах «любимой учительницы» буквально взорвался. Забыв обо всем, он выскочил из шкафа и закричал:

— А что вы пообещаете погубленным людям?!

Странно, но его крик остался совсем без внимания. «Учителя» даже не повернули в сторону Алексея голову. Зато Илма выскочила следом и потянула Алексея за рукав обратно в шкаф. Но он выдернул руку и уверенно направился к учительскому столу. И, удивительно, непостижимо, но чем ближе подходил он, тем стол становился все дальше и одновременно все огромней, пока, наконец, не стал примерно таким, каким бы видела этот стол, например, муха.

Но Алексей все же продолжал бежать, а за ним, не отставая, Илма. Вдруг Алексей увидел, что он уже не бежит, а летит и впрямь как муха! Он тут же воспользовался этим и круто спикировал на учительский стол. Рядом грациозно спланировала Илма.

— Что вы себе позволяете?! — заорал, задрав голову, Алексей. Он увидел при этом далеко в вышине только лишь два круглых светлых пятна, ничуть не похожие на лица. — Какое право вы имеете решать судьбы людей?! Вы кто, Боги?! Но даже если и так, почему вы так поступаете?! Чем же тогда вы, Боги, лучше нас?..

«Мария Антоновна» взяла в руки очередной октаэдр и, заметив на поверхности стола две маленькие соринки, смахнула их на пол.

Глава 25

Сознание вернулось к Алексею стремительно, не так, как бывает после долгого сна, когда сон отступает нехотя, цепляясь своей теплой ватной мягкостью за более-менее «острые», «выступающие» мысли… И в то же время — все, что происходило в классной комнате, вспоминалось именно как сон, только подробно, без провалов, как, опять же, бывает при попытках восстановить только что увиденное сновидение.

Илма сидела рядом все в той же тесной кабине регинянского космического корабля, пристегнутая ремнями все к тому же креслу-ложементу. Да и сам Алексей находился в таком же положении. Оба — в «скафандрах», как и в начале полета… Брови Илмы хмурились, но не сердито, а задумчиво. И девушка первой задала терзавший обоих вопрос:

— Это был сон? Или ты тоже что-то сейчас видел?

Алексей потер подбородок.

— А что именно я должен был сейчас видеть? — подошел он к вопросу осторожно.

— Не надо так! — нахмурилась Илма. — Давай по-честному!

— Ну, хорошо, я видел, как мы с тобой сидели в шкафу…

— Это я тоже видела, а еще?

— Я видел классную комнату моей бывшей школы, видел двух учителей, которые…

— …Рассматривали октаэдры и ставили за них оценки? — подалась вперед Илма.

— Ты тоже видела это?

— Да… только все происходило в помещении для занятий моего села… Там были два наставника из моего детства.

— И мы с тобой еще спорили, как выглядит класс?

— Да, спорили… Мы видели с тобой разные картины, но одну суть.

— Значит, это не было реальностью… — Алексей снова потер подбородок, заросший двухдневной щетиной. Бриться в последние дни было просто недосуг. — Какая-то наведенная информация в форме галлюцинаций…

— А если все-таки правда? — Илма продолжала хмуриться.

— Тогда произошло нечто такое, что мы с тобой не понимаем в принципе. Наше сознание просто не сумело отобразить это и подсунуло наиболее подходящие образы. Но это уж слишком заумно выглядит!

— После всего, что случилось, ты еще говоришь о каких-то заумностях? — невесело хмыкнула Илма.

— Илма, если честно, то я устал уже от всех этих чудес! Хорошо бы сейчас проснуться в домике тети Веры и понять, что все это мне просто-напросто приснилось…

— Значит, я тебе уже надоела? — быстро спросила Илма мрачным голосом.

— Не понял! — Алексей недоуменно уставился на свою спутницу. — Чего это ты еще выдумала?!

— Ты сам сказал: проснуться, чтобы ничего не было…

— Я же имел в виду все эти чудеса!

— Я тоже — одно из них…

— Ты — самое прекрасное чудо на свете! — рассмеялся Алексей, поняв наконец, в чем дело. — Нет уж, тогда я лучше не буду просыпаться!

— Алексей, мы снова летим туда, — насторожилась Илма.

Действительно, корабль успел уже обогнуть маленькую восьмигранную планетку и снова приближался к жутковатой Пустоте.

— Не… Хватит, насмотрелись уже кино! — проворчал Алексей и взялся за ручку управления. «Рулить» кораблем оказалось на самом деле не на много труднее, чем катером, и Алексею удалось скорректировать орбиту так, чтобы траектория движения не пересекала «пустую» грань Октаэдра.

— И все же, нам не показывали кино, — продолжила прерванный разговор Илма.

— Почему ты так думаешь? Наоборот, очень похоже…

— Не похоже! «Наставники» нас даже не замечали! Чем закончился твой «сон»?

— Нас смахнули со стола, как пыль! — вспомнил Алексей последний «кадр».

— Я видела то же самое! Все делалось не для нас, мы стали свидетелями совершенно случайно!

— Они могли и специально сыграть, раз это кино!

— И все ради нас с тобой? Не велика ли честь? Да и смысл какой? Мне показалось, что мы для них действительно только лишь пыль. И не только мы с тобой — Алексей и Иилмаа, а вообще все… Не знаю как сказать… — Илма даже раскраснелась от волнения.

— Я понял тебя, родная, — улыбнулся Алексей. — И вполне допускаю, что ты права. Действительно, если это не глюки, не сумасшествие, а что-то такое… настоящее, то… — Алексей замолчал и севшим внезапно голосом закончил: —…То все мы сейчас в заднице!

— Фу, как ты груб! — притворно поморщилась Илма. — Груб и неточен!

— Почему неточен? — удивился Алексей.

— Потому что мы не просто в заднице, мы — в очень большой заднице! — пояснила Илма. — В обычную задницу весь этот Октаэдр не влезет.

— Давай-ка оставим эту проктологическую дискуссию, как бы занимательна она ни была, а подумаем-ка мы с тобой лучше, что нам теперь делать?

— Первым делом мы должны опуститься вниз и рассказать всем, — мотнула золотистой головой Илма.

— Ага, и устроить панику. «Конец света грядет! Молитесь, грешники!»

— Ты говоришь много непонятных и ненужных слов, — нахмурилась Илма. — Если не хочешь говорить всем, то скажем хотя бы Туунгу. И надо найти девочку…

— Туунгу-то, разумеется, скажем. А вот где мы найдем девочку? Да и зачем уже, собственно? Что это изменит?

— Мы хоть узнаем у нее, когда будут объявлять оценки за домашнее задание! Может быть, по нашему времени — это год, или сто лет… Тогда у нас есть время.

— Логично, — согласился Алексей. — Только мало мне что-то верится в сто лет… Годик хотя бы!

— Перед смертью не надышишься! — ввернула Илма.

— Где узнала?

— Уши-то есть.

Между тем корабль нарезал и нарезал витки вокруг Октаэдра в странном светло-сером свете. Хотя он был уже не таким светлым, как вначале.

— По-моему, темнеет, — обеспокоенно сказал Алексей.

— Надо скорей садиться! — встревожилась Илма, тоже заметив изменение освещения.

— Проболтали мы с тобой! Если не сядем до темноты — придется до утра здесь болтаться…

— Не хочу до утра, мне страшно! — пискнула Илма совсем по-девчоночьи.

— Ладно, держись, как раз к нашему треугольнику подлетаем! — Алексей крепко обхватил ручку управления и плавно повернул ее вниз.

Корабль послушно клюнул носом и стремительно начал снижаться.

— Не так быстро! Делай маленькую скорость! — забыла слово «тормози» Илма.

— Не боись! — крикнул в ответ Алексей, помня слова Митрича об «умном корабле», хотя и самому ему стало не по себе от стремительно приближающейся земли.

Корабль и правда был «умным». Автоматика взяла управление на себя, когда до поверхности оставалось метров пятьсот. Торможение произошло очень плавно, и многотонный космический корабль, словно перышко, опустился на колосящееся поле сразу за Никольским.

«Эх, потравили хлебушек!» — не к месту подумалось Алексею. Какой уж тут хлебушек, если кранты скоро всему миру, хоть и маленькому, но единственному.

Глава 26

Темнота наступила очень быстро. Алексей с Илмой только успели выйти из корабля на поле, как стало уже почти ничего не видно вокруг.

— Илма, ну не дураки ли мы с тобой? — сказал Алексей, но тут же поправился: — Прости, это я дурак, ты тут ни при чем.

— А в чем дело? — Илма слегка клацала зубами, то ли от ночной свежести, то ли от страха перед тревожной темнотой.

— Сели-то мы в Никольском, а зачем? Мы же договорились с Туунгом, что он отведет всех в свой замок! Ну, и как мы доберемся туда в темноте? Так что волей-неволей придется в корабле ночевать.

— Леша, я не хочу в корабле! — Илма задрожала еще больше. — Давай в селе переночуем!

— Так там же, поди, ни одного дома целого не осталось…

— Смотри, а там огонек горит! — радостно вскрикнула Илма.

Действительно, в стороне Никольского маячил красноватый огонек. Только он, как показалось Алексею, не стоял на одном месте, а медленно двигался. Причем, хоть в плотных сумерках (темнота в новом мире даже глухой ночью не была абсолютной) и трудно было понять наверняка, но создавалось впечатление, что огонек движется над поверхностью, попросту — летит…

— Да это же катер! — догадался Алексей. — За нами Кирилл, наверное, прилетел!

— А найдет он нас? — забеспокоилась Илма.

— Эх, жаль пистолета какого-нибудь у нас нет! — сокрушенно развел руками Алексей. — Разве что «фонариком» наннгским помахать…

— Ты хочешь стрелять по катеру? — удивилась Илма.

— Посигналить ему хочу, что мы здесь!

— Прости, Леша, у меня после полета голова плохо соображает… Я просто дура какая-то… — Голос Илмы задрожал, казалось, еще чуть-чуть — и она заплачет.

— Да ты что, глупенькая, — Алексей обнял Илму, насколько это позволяли «скафандры».

— Вот я и говорю, что дура… — всхлипнула Илма.

— Перестань, перестань, — еще крепче прижал к себе девушку Алексей. — «Глупенькая» — это вовсе не «дура»… Это значит — ты самая милая, самая родная, самая-самая! Это потому что я люблю тебя.

— Ага, — шмыгнула Илма носом, но уже успокаиваясь. — А была бы умненькой — не любил…

Алексей не нашелся, что ответить на это и просто взял да и поцеловал Илму во влажные, полуоткрытые губы, благо что шлемы были сняты.

— Ладно, сигналь давай, а то улетит! — сказала Илма, слегка оттолкнув от себя Алексея.

Алексей достал «фонарик» и чиркнул лучом по ночному небу. Получилось неплохо — как на рок-концерте с лазерным светооформлением, только, разумеется, беззвучно.

Огонек катера сразу остановился, замер на мгновение, а затем стал стремительно приближаться.

— Молодец Кирилл, — похвалил Алексей, опуская «фонарик».

— Это не Кирилл… — прошептала вдруг Илма испуганно.

Освещенный изнутри все тем же красноватым светом, катер завис метрах в пяти от космического корабля. Затем медленно опустился на землю. Верхняя часть кабины поползла, открываясь, вглубь борта. Алексей и Илма оба, не сговариваясь, достали «фонарики» и направили их в сторону пилота. Поскольку это был, действительно, не Кирилл… Из кабины катера поднимался старший хронист Верхнего Разведкруга Мател!

— Не стреляйте! Не стреляйте! — «закричал» Мател, размахивая руками. — Выслушайте меня!

— Брось сначала сюда свое оружие! — крикнул в ответ Алексей.

Мател послушно выбросил сначала автомат (во всяком случае, нечто подобное), а затем и «фонарик».

— У меня больше нет оружия!

— Подними вверх руки и медленно, без резких движений, иди сюда, — сказал Алексей. — Дернешься — пристрелю!

— Хорошо, хорошо! Только не стреляйте! — Мател вскинул вверх свои длиннющие руки и вышел из катера. Потоптался на месте и нерешительно стал приближаться к Алексею с Илмой, по-прежнему держащим его на прицеле.

Когда между ними и хронистом осталось каких-нибудь пару метров, Алексей жестко скомандовал:

— Стоять!

Мател застыл как вкопанный, не опуская рук. И залебезил жалобно, словно и не был он совсем недавно жестоким и беспощадным командиром отряда таких же беспощадных вояк:

— Не надо в меня целиться, прошу вас! Я — полностью на вашей стороне! Я ведь специально прилетел сюда, чтобы рассказать об этом…

— Сначала ты просто удрал, а потом что — одумался что ли? Поумнел, или как? Может, контузило? — съерничал Алексей, но «фонарик» опустил, готовый, правда, в любое мгновение вскинуть его снова.

— Я не удрал, вы неправильно поняли мой поступок! Я погнался за удирающими солдатами!

— Ах, вот даже как! Погнался за солдатами? — Тон Алексея остался по-прежнему жестоко-ироническим. — И зачем же? Чтобы вернуть их на поле боя?

— Нет-нет! Я боялся, что используя столь мощное оружие, солдаты доставят большие неприятности родному городу!

— Благие намерения… — усмехнулся Алексей. — Ну и как успехи? Догнал?

— Догнал, да! — часто закивал Мател.

— Убедил не доставлять неприятностей?

— Убедил! Я их убил! — гордо, явно довольный собой, ответил Мател.

— Убедительней некуда, — согласился Алексей, недоверчиво покачав головой.

— Вы мне не верите? — округлил Мател и без того огромные глаза.

— А почему я должен тебе верить?

— Вы можете сами слетать и посмотреть… когда рассветет.

— Ладно, насмотрелся уже… — неопределенно буркнул Алексей. — А что же ты так долго пропадал?

— Бой был долгим! — устало вздохнул Мател. — Их ведь трое, а я один… За последним я гнался очень долго, сбил его над каким-то большим треугольным озером. Потом искал дорогу назад…

— Допустим, ты не врешь, — прищурился Алексей. — Только я что-то никак не пойму: зачем тебе это надо? Что тебе нужно от нас?

— Я отвечу вам честно! — Мател встал по стойке «смирно», только руки оставались задранными к небу. — Как только я узнал, что в городе победили повстанцы и Сетер скинут, я понял, что мы проиграли. И решил встать на сторону победителей!

— Удобная позиция, — «согласился» Алексей. — А как же ты узнал о победе повстанцев? Ах, да… — Алексей махнул рукой, он совсем забыл о способности жителей «серого мира» читать мысли друг друга, а ведь Лекер с друзьями пришли на подмогу еще до побега Матела. — Значит так мы с тобой решим, — немного подумав, сообщил Алексей. — Сейчас мы все втроем полетим к нашим друзьям. Пусть все вместе решают, что с тобой дальше делать. Катер поведешь ты, а мы с Илмой сядем сзади и будем говорить тебе, куда лететь. И, уж не обессудь, своими «фонариками» будем тебе затылок подсвечивать на всякий случай.

— Не надо «фонариками»! — вздрогнул Мател.

— Надо, Федя, надо! — вздохнул Алексей.

Летели очень медленно — в темноте, хоть и освещая путь фарой катера, никому из них летать еще не приходилось. Впрочем, заблудиться никто не боялся — «дорога» была известной.

Матела, тревожно молчавшего вначале, пробрал вдруг словесный понос. Он делился надеждами и планами: как он покается перед всеми, как его простят, как они будут строить новую жизнь на Октаэдре, объединят все расы, совместными усилиями будут создавать свое светлое будущее. Чуть ли не коммунизм наступит, короче.

— Ведь правда, это возможно? — обернулся Мател и жалобно заглянул в глаза Алексею. — Ведь и сейчас на Октаэдре все в порядке? Правда ведь — это удобная планета? Вот вам она нравится?

Алексей понял все сразу. Ему как обухом по голове стукнули. Только не больно стало, а наоборот — легко. И он сказал честно:

— Нет, Мария, или как тебя там, не нравится! Хреново ты справилась с домашним заданием! Очень хреново! «Трояк» тебе светит в са-а-мом лучшем случае!

— Откуда вы знаете?! — Вместо Матела за «джойстиком» катера сидела маленькая девочка в желтом ситцевом платьишке и испуганно таращила на Алексея глаза.

Глава 27

Замок Туунга едва просматривался громадным, причудливо зазубренным черным силуэтом на фоне чуть более светлого неба. Он казался абсолютно пустым и мертвым, так, что у Алексея тревожно заныло в груди.

Катер стоял на берегу памятного Алексею рва, заполненного водой и кишащего, как он помнил, мерзкими тварями. Разумеется, никаких разноцветных мостов надо рвом не было. Черно-белых, впрочем, тоже.

Алексей хотел сначала подлететь на катере к самым воротам замка, но вовремя одумался. Туунг наверняка заколдовал подступы к своей крепости, и непрошенное вторжение неизвестно чем еще могло кончиться. Сейчас Алексей соображал, что же им делать. Выйти из катера и покричать? Как-то несолидно, но, пожалуй, больше ничего не остается.

Алексей нехотя вылез из показавшегося вдруг чрезвычайно уютным катера в тревожную мглу. И сразу вздрогнул от мгновенного испуга — совсем рядом, чуть ниже уровня его глаз, двигалось что-то светлое.

— Извини, что напугал, — послышался из темноты голос Туунга. Алексей понял, что его напугало: белая борода мага выделялась в темноте единственным светлым пятном, черная же его одежда полностью сливалась с темнотой.

— Вы что, ждали нас здесь? — задал Алексей вопрос и понял, что сказал глупость. Но Туунг все же ответил:

— Стражники доложили, вот я и пришел.

Алексей вспомнил, как в первый раз «пришел» маг. Скорее всего, и сейчас перед ним находился только фантом.

— Кто с тобой? — спросил Туунг, всматриваясь внутрь катера.

— Илма и… девочка. Та самая.

— Что ж, очень кстати. Ну, проходите.

Маг исчез так же внезапно, как и появился. А надо рвом выгибался уже дугой слегка подсвеченный зеленоватым сиянием мост. Алексей позвал своих спутниц:

— Пойдемте, «добро» от хозяина получено.

Они снова сидели в узенькой, словно келья, комнатушке Туунга на широкой деревянной скамье за таким же деревянным, из грубоотесанных досок, столом, на котором тускло мерцала неверным пламенем пара свечей.

Все остальные обитатели замка уже спали, что, возможно, было и к лучшему. Во всяком случае, решили никого не будить.

Алексей вкратце рассказал Туунгу о результатах экспедиции. Когда он дошел до проверки «учителями» домашних заданий, девочка тревожно заерзала на месте. Туунг заметил это и строго посмотрел на нее.

— Смотри попку не занози! — сказал он, без иронии, впрочем, в голосе. Девочка сразу затихла.

Выслушав Алексея до конца, не перебивая более, Туунг снова посмотрел на девочку.

— Объяснишь, что все это значит? — спросил он.

— Вы все равно не поймете, — ответила девочка. — То, что рассказал сейчас этот человек — это лишь грубое приближение к действительности. Причем, настолько грубое, что данная трактовка подходит к описанию сути примерно так же, как определение «гремящая летающая колесница» применительно к описанию межзвездного космического корабля…

— Значит, мы видели не то, что было в действительности? — решил уточнить Алексей.

— Конечно нет. Вы вообще ничего не видели. Ваш примитивный мозг лишь попытался нарисовать что-то более или менее понятное для вас.

— Давай-ка не будем насчет примитивности наших мозгов! — не удержался Алексей. — У тебя, как я погляжу, тоже не все в порядке!

Вмешался Туунг, вновь обращаясь к девочке:

— Нам и так ясно, что ни вашу действительность, ни тем более вашу логику нам не понять в их первоначальном, так сказать, виде. Наверняка и ты — совсем не та девочка, что сидит сейчас перед нами, да и сидит ли — еще вопрос. Но нам такие тонкости и не нужны. Пусть грубое, пусть первобытное и наивное, но «увиденное» Алексеем и Илмой является все же отражением сути явления?

— Можно допустить.

— Вот давай и допустим! И, исходя из данного допущения, ты и расскажи нам, в чем все-таки дело. Видишь ли, ваши проблемы затронули нас, и затронули очень чувствительно. Мы для вас — пыль, муравьи, но снизойди уж до наших примитивных мозгов! В конце концов, мы тебя не звали — сама пришла!

Девочка вздохнула и даже, кажется, слегка покраснела. Впрочем, при тусклом, колеблющемся свете это трудно было определить наверняка.

— Ладно, я попытаюсь объяснить, исходя из предложенных вами допущений: я — ученица, ваш мир — мое домашнее задание.

— А разве это не так? — снова не удержался Алексей. — И вообще, кто вы? Хозяева мира?

Девочка усмехнулась.

— В принципе, мира вообще нет. Во всяком случае, в вашем понимании. Следовательно, у него не может быть и Хозяев. Но есть высший Смысл и Порядок. По крайней мере, так понимаем мы. Хотя, есть большие подозрения, что и мы понимаем далеко не все. Так что давайте не будем об этом. Пусть все будет так, как вы представляете: мы — высший по отношению к вам разум, мы строим, поддерживаем и контролируем ваш мир — весь, абсолютно. Может быть, мы и не Хозяева в полном смысле этого понятия, но мы — Создатели и Хранители мира, а также Контролеры и Аудиторы. Смысл и цели нашей деятельности я не стану раскрывать вам по той хотя бы причине, что вам этого не понять, говорю это безо всякого унизительного для вас смысла. Нам тоже приходится учиться, поскольку любое знание, даже Высшее, не приходит само. Поэтому я и предлагаю принять то, о чем мы уже говорили: я учусь в начальном классе школы, нам задали домашнее задание… Переводя все на ваши понятия, попытаюсь раскрыть мою ситуацию…

И девочка стала рассказывать, действительно перевоплотившись полностью в земную ученицу, даже голосок стал по-детски тоненьким…

— Я учусь в первом классе. Учиться трудно, но интересно… Но больше — трудно. Я еще маленькая, младше всех в классе. Нам задали первое в жизни домашнее задание! За него первый раз всем поставят оценки. Все волнуются очень, а я — тем более! Если я младше всех, это же не значит, что я всех глупее! Мне очень хочется это всем показать, а то ко мне в классе относятся, как к малышу…

Нам задали собрать «Паззл». Но кусочки для него мы должны были нарезать сами. Кусочки обязательно должны быть вырезаны из разных миров. Но только из таких планет, где есть разумная жизнь! Надо взять и тех, кто живет там — чем больше населенных кусочков, тем лучше. Самое хорошее, когда все кусочки — со своими жителями. И надо собрать из кусочков новый мир. Надо, чтобы он получился хорошим, чтобы он подошел всем. Поэтому кусочки надо подбирать тщательно, вырезать их из похожих по условиям планет.

Я очень мечтала, что мой мир получится лучше всех! Я долго выбирала первую планету, а когда нашла, очень обрадовалась: планета была просто сказочной, прекрасной, цветной! Жители добрые, красивые, смелые! Я подумала, что все остальные кусочки будут у меня такими же! Но потом я нашла мир с похожими жителями, только он был каким-то тусклым, серым… Я не знала, что в той части Вселенной как раз работали со Временем старшеклассники, поэтому сразу даже и не заметила, что и со Временем там что-то не так… Но я разметила кусочек все же. Я и не знала, что там диктатура, из-за ненормального Времени просто не разглядела. Да я и не очень разбираюсь в отношениях внутри низших рас — живут себе да живут, что-то делают, копошатся… Главное, что мне понравилось — на жителей первого мира похожи!

Затем мне снова повезло — я нашла мир, почти столь же прекрасный, как и первый. Ну а жители между собой похожи абсолютно! Меня даже удивила их абсолютная тождественность, ведь две эти планеты расположены в галактиках, столь далеко отстоящих одна от другой, что невооруженным глазом и не видны с каждой из планет! По сути — это одна и та же раса, ее представители могут даже спариваться друг с другом и размножаться! За одно это мне надо уже ставить «пятерку»!

А потом мне везти перестало… Я нашла, правда, высокоразвитую расу на планете рядом с самой первой, нашла сразу, но отложила ее на самый крайний случай, потому что, во-первых, аборигены сильно отличались от представителей предыдущих рас, а во-вторых, и это самое плохое — атмосфера планеты не годилась для дыхания других… Но я уже опаздывала, поэтому понадеялась, что одна седьмая часть общей атмосферы «не сделает погоды».

Дальше все пошло еще хуже. Я нашла красивую планету. Она буквально цвела, благоухая! Я видела, ощущала там мощный творческий разум, но не находила жителей! Затем они появились. Неожиданно даже для меня. Умные, счастливые, красивые! Поэты и художники, зодчие и музыканты… Мне некогда уже было разбираться в чем дело — удача сама шла в руки! Как же разочаровалась я после, когда вместо кусочка прекраснейшего мира я получила кусок серой глины! Оказывается, разумной была сама планета! Она и создавала из самой себя все, что желала, или что желали другие — в данном случае я. Лишившись «мозга», часть этой планеты стала пустой и мертвой…

Я уже не сильно раздумывала, когда на роль шестого кусочка подвернулась планета с населением на самом начальном, примитивном уровне развития. Они были страшны, дики и злобны. Но они все же имели разум, что удовлетворяло условиям задачи. Эти чудовища даже строили себе жилища из обломков скал. Кто же знал, что они столь кровожадны!

Ну, а с седьмым миром вышло вообще плохо. Я просто не успевала уже его найти. Тогда я вспомнила, что третий из моих миров очень разнообразен по своей природе: есть в нем леса и горы, моря и пустыни, ледовые поля и бескрайние степи. И я решила схитрить. Я задумала взять кусочек океана этой планеты, выдав его за часть совсем иного мира. Но в океане не так уж много разумных существ. Поэтому я стала «ловить» их размеченным треугольником. Но, чтобы делать это незаметно и скрытно, я стала перемещать треугольник во времени, а также, поднимая его над поверхностью, менять «площадь захвата». Видимо, я в чем-то ошибалась, не имея достаточного опыта в таких операциях, потому что попадавшиеся в «зону захвата» плавучие и воздушные устройства обитателей планеты постоянно «выскальзывали» из треугольника, попадая то в иные миры Выкройки, то вообще в Пустоту. В результате мне пришлось отказаться от затеи поймать кого-нибудь разумного, и я вырезала «морской треугольник» с тем, что там было в тот момент — то есть, попросту говоря, с одной рыбой…

Так что созданный мною мир содержал довольно много ошибок. Но все-таки я надеялась еще на хорошую оценку, ведь мир был устойчив, стабилен — не так уж плох. Но я уже более-менее разобралась к тому времени с отношениями его обитателей между собой и понимала, что возможны конфликты, которые уж точно ничего хорошего для моей работы не сулили.

Поэтому я решила вмешаться в ход событий и откорректировать его в нужную сторону — попросту, стабилизировать ситуацию и предотвратить ненужные мне эксцессы. Но… но мне это не удалось!

И девочка вдруг заплакала, совсем так, как плачут шестилетние дети. Она уронила голову на локти, лежащие на столе, и зарыдала навзрыд, сотрясаясь всем своим худеньким тельцем.

Алексей, Туунг и Илма сидели, не шевелясь, не зная, что предпринять. Правда, плакала девочка недолго. Продолжая всхлипывать, вытирая кулаками глаза и нос, она обиженно протянула:

— И вот теперь еще вы говорите, что мне хотят поставить «тройку»!

— Вообще «двойку» хотели влепить! — «утешил» Алексей.

— За что?! За что?! — вскочила девочка.

— Это уж ты дома разбирайся! — отрезал Алексей, предотвращая новую истерику. — Ты нам лучше скажи, когда по нашему времени будет у вас этот… урок, когда вам объявят оценки?

— Завтра, — поникла головой девочка. — Мне уже ничего не исправить…

— Ты уже наисправляла! — буркнул Алексей. — А вот нам что делать теперь? Завтра, как я понял, наш Октаэдр выбросят на помойку, вместе со всеми нами! А все из-за твоего творчества. — Он посмотрел на девочку не с осуждением даже, а с каким-то сожалением, как на умственно отсталого ребенка.

Девочка зарделась. Теперь это видно было даже в свете пламени двух оплывших свечек.

— Простите, — еле слышно пробормотала она и растаяла, превратившись в облачко мерцающего светло-серого тумана, который, подобно табачному дыму, выплыл легкими струйками в открытое окно.

Глава 28

Алексей, Туунг и Илма долго еще сидели молча, каждый думая в общем-то об одном. Алексею очень хотелось задать извечный вопрос: «Что делать?», аж язык чесался, но он все же сумел перебороть себя. Что толку задавать дурацкий вопрос, если ответа на него никто все равно не знает!

Зато Алексей сказал вдруг неожиданно для себя:

— Зато я знаю теперь, что такое Бермудский треугольник!

— Еще один треугольник? — удивилась Илма.

— Это не здесь — на Земле, — смутился от своей несдержанности Алексей. — Там у нас корабли и самолеты часто пропадали, теперь понятно отчего…

— Да уж, натворила дел эта девочка! — подал наконец голос Туунг.

— Как вы думаете, она нам правду рассказала? — спросил Алексей.

— Думаю, что в основном — правду. Только выпендривается слишком много: «Это слишком сложно, это вам не понять…» По-моему она сама просто многого не знает и не понимает, потому и строит из себя Создателя и Хранителя мира… Натемнила она тут, конечно. Но в целом ее слова соответствуют действительности. Кстати, вы заметили, как речь ее во время рассказа постепенно сменилась от детской до вполне серьезной, «взрослой»? Видать, контроль потеряла. Играет она, конечно, много… Но не очень умело. Как это — спектакль называется по вашему?

— Да, спектакль. Но игра — игрой, а делать-то нам что-то надо, — не удержался все же Алексей от «что делать» и мысленно сплюнул с досады. — Я ведь своими ушами слышал от «учителей», что наш Октаэдр утилизируют. Вот и Илма слышала. Так ведь, Илма?

— Да, мои «наставники» тоже говорили об уничтожении этого мира, — кивнула Илма.

— Я понимаю, что вы хотите спросить у меня, — сказал после некоторого молчания Туунг. — Вы хотите спросить: есть ли выход из нашего положения? Знаю, что вы ждете от меня чуда… Должен вас огорчить: я не вижу пока выхода и чуда сотворить тоже не могу! Одно могу сказать: мне очень нравится ваша русская поговорка — «утро вечера мудренее». Давайте-ка поспим хотя бы часа три. Завтра со свежей головой подумаем снова. Остальным тоже, наверное, стоит сказать…

— А я думаю, что пока не стоит! — возразил Алексей. — Если мы ничего не придумаем, то не надо и расстраивать людей. Пусть их последние часы будут спокойными. А вот если придумаем что-то — тогда и расскажем!

— А вдруг кто-нибудь из остальных что-то придумает? — спросила Илма.

— Извини, конечно, — покачал головой Алексей, — но кто? Я не хочу ни о ком сказать плохого, но что могут посоветовать деревенские жители в вопросе спасения мира?

— А Лекер? — неожиданно сказала Илма. — Он умный. И трое его товарищей, особенно этот… Пакер.

— Да, тут ты права! — с уважением посмотрел на жену Алексей.

Утро, можно сказать, еще и не наступило, темнота только-только начинала отступать, еще почти незаметно для глаз, но все трое были уже на ногах. Хотели снова засесть в «келье», тем более, что Туунг был несколько возбужден, глаза его блестели… «Придумал что-то старый колдун!» — радостно дернулось сердце Алексея. Но посовещаться втроем не получилось. По длинному коридору замка приближался Лекер.

— Я еще ночью почувствовал, что вы прилетели! — радостно начал он, но тут же споткнулся. Алексей понял, что Лекер вольно или невольно прочитал если не сами их мысли, то по крайней мере настроение.

— Что, плохо дело? — спросил Лекер.

— Буди своих друзей — и давайте все сюда, пока остальные не проснулись! — не стал отвечать на вопрос Лекера Алексей, поскольку тому и так было ясно, что дела — хуже некуда.

Лекер вернулся очень быстро, ведя троих соплеменников, сосредоточенно-хмурых. «Заседать» снова устроились в комнатушке Туунга, которая от присутствия семерых сразу стала еще теснее и меньше.

— Чтобы сэкономить время, которого и так нет, разрешаю вам покопаться в моих мозгах! — кивнул Алексей вновь прибывшим.

Через пару минут все четверо помрачнели еще больше.

— Все ясно, — подал «голос» Лекер. — Дело — дрянь!

— Сообщать остальным, думаю, не стоит, — «сказал» Пакер. — Вы правы, Алексей, пусть встретят смерть в неведенье, спокойными…

— Э-э, друзья! — протянул Туунг разочарованно. — Стоило вас приглашать, если вы всех уже начинаете хоронить!

— А что мы можем сделать?! — обиделся Лекер. — Начать кидаться в Хозяев камнями?

— Послушайте меня, — раздраженно поморщился маг. — Мне тут кое-что приснилось…

— Ну, вот… — начал снова Лекер, но Алексей чувствительно двинул его в бок локтем.

— …Мне приснилось, что я нахожусь в Пустоте, — продолжил Туунг. — Не в том Ничто, о котором рассказали Алексей и Илма, а в той Пустоте, где побывал когда-то Лекер. Впрочем, Алексей и Илма — тоже… Мне кажется, эти Пустоты — извините за корявость слога — не одно и то же, хотя и имеют под собой общую основу… Но это сейчас не важно! — Туунг сам на себя начал злиться. — Важно, что в Пустоте я встретился с Магом, моим Учителем!

Алексей от этих слов даже подскочил. Уж он-то знал, на что способен Маг-«Чебурашка»! Ведь только благодаря ему удалось спасти Илму!

— Он знает, как нас отсюда вытащить! — не удержавшись, крикнул Алексей.

— От тебя-то я никак не ожидал такого неуважения к старшим! — неодобрительно покачал головой Туунг, но в глазах его блеснули веселые искорки. Алексей это заметил и поспешно сел, внутренне ликуя. А Туунг продолжил:

— Я встретился с Магом и все рассказал ему. Но он сказал, что не может ничего противопоставить силе и могуществу Хозяев.

Алексей моментально сник. Он сразу вспомнил свою встречу с Магом и его слова насчет Хозяев: «Я знаю о них не больше тебя…»

Туунг заметил смену настроения Алексея и едва заметно улыбнулся одними глазами.

— Но он подсказал мне одну мысль, — продолжил «местный» маг, как ни в чем ни бывало. — Мой Учитель знал об Октаэдре еще с момента Выкройки. И его еще тогда заинтересовала хронокамера в вашем городе. — Туунг кивнул в сторону Лекера и его друзей. — Он посоветовал мне познакомиться с ней поближе. Больше он ничего не успел мне сказать — я проснулся.

— Значит, наше спасение — в хронокамере?! — снова подскочил Алексей.

— Я ничего еще не знаю! И потом — это ведь был всего лишь сон!

— Вам просто так сны не снятся! — заметила Илма.

— Снятся, отчего же! — пожал плечами Туунг. — Думаю, что и сегодня был обычный сон, ведь даже Маг не может сюда проникнуть… Просто, скорее всего, во сне мой мозг просеял всю имеющуюся в наличии информацию и нашел всего одну малюсенькую зацепку. Хронокамеру! Вот вы, — снова повернулся к представителям «серого мира» Туунг, — что там рассказывали об исчезновении в ней Сетера?

— Сетер исчез в камере, растворился! — подтвердил Лекер. — но что именно произошло — никто не знает. Известно только, что когда Октаэдр свернулся, и время в нашем городе вновь стало нормальным, с хронокамерой все стало наоборот. Если раньше она поддерживала ход нормального времени, то теперь что-то изменилось. Подробности знал только сам Сетер да пара его ближайших помощников.

— Попробуем и мы разобраться! — сказал маг. — Надо срочно лететь к вам! Вы сможете доставить меня сейчас же к камере?

— Но я не умею водить эту штуку, — развел длинными руками Лекер.

— Мы тоже не умеем, — синхронно замотали головами его соплеменники.

— Я умею! — поднялся Алексей. — Но я не знаю, где эта хронокамера находится…

— Тогда полетим втроем, — подытожил Туунг. — Я, Алексей и Лекер.

— И я! — подскочила Илма.

— Вчетвером мы в катер не поместимся, — вздохнул Алексей. — Придется тебе на сей раз подождать меня здесь. Мы же быстро, времени нет на долгие прогулки!

Илме пришлось согласиться.

— Только смотри, не влипни без меня в какую-нибудь историю! — погрозила она пальчиком.

— Без тебя — не влипну! — хмыкнул Алексей, очень довольный удачно найденной шутке. Илма, однако, этой шутки не приняла. Она хотела уже было нахмуриться, но тут вмешался Лекер:

— Ты, парень, не очень-то хорохорься! «Не влипну!» Ведь с тобой я буду! Сам знаешь, что порой бывает, когда я рядом!

Лекер хотел пошутить и этим несколько успокоить Илму, но результат в итоге получился прямо противоположный. Илма расстроилась окончательно. И только лишь когда Алексей поцеловал ее, правда совсем мимолетно, поскольку стеснялся делать это при посторонних, Илма слегка оттаяла.

— Да что вы тут проводы устроили, как на войну?! — возмутился уже сам Туунг. — Дел-то на полчаса всего, да лету — минут десять в обе стороны!

— И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг… — вспомнил Алексей строчку известного стихотворения. А Илме тихонечко шепнул: — Не переживай, все будет хорошо! Я тебя люблю!

— Я тоже люблю тебя, — ответила Илма. — Я буду ждать…

Глава 29

Катер летел над городом «серого мира». Уже почти рассвело, но улицы его были абсолютно пусты. Жители или еще спали, или попрятались по домам, как тараканы в щели. Лекер неодобрительно покачивал головой. Видимо и его задела пассивность соплеменников. Хотя, он не сильно осуждал их. На долю родного народа за последние несколько лет, а особенно за несколько последних дней выпало столько всего… Чего еще можно ожидать? Этого не знал никто. И хорошо, что не знали. Не знали главного — того, что миру этому существовать оставалось всего несколько часов.

Бывшая резиденция Верховного Хрониста Сетера тоже была совершенно пустой. Но это как раз всех очень устраивало. Лишние помехи только усугубили бы положение. Времени и так почти не оставалось, ведь «урок» мог начаться с самого утра.

Пройдя по длинному коридору, в своей пустоте казавшемуся еще длиннее, Лекер и следующие за ним Туунг и Алексей остановились перед массивной стальной дверью.

— За ней — хронокамера, — «прошептал» Лекер.

— Я очень прошу вас не ходить за мной, — сказал своим спутникам маг. — Мне нужно будет предельно сосредоточиться.

Алексей и Лекер отступили назад. Туунг толкнул дверь двумя руками, раскрыв ее с видимым усилием. Так же медленно она закрылась за ним.

Оставшись вдвоем, Алексей с Лекером сначала долго молчали. Алексей понимал, что потеряв сына, Лекер испытывает сейчас боль даже еще, пожалуй, большую, чем от ожидания собственной гибели. Утешить его все равно было невозможно — никакие слова тут помочь не могли. Ну а Лекер молчал, потому что действительно думал о сыне. Впрочем, он думал и о судьбе всех жителей Октаэдра, которая, возможно, решалась сейчас за этой стальной дверью.

И все-таки Лекер первым нарушил молчание:

— Я очень надеюсь, что девочка «прокололась» не только с тем, о чем она вам рассказала… Главный ее прокол — эта камера. Почему-то ее не заметила ни она, ни ее «учителя»… Видимо, все же они и правда не Хозяева… Не настоящие Хозяева, те, которые знают ВСЕ.

— А ты думаешь есть и такие? — поддержал Алексей разговор.

— Должны быть! — уверенно ответил Лекер. — Иначе как же?

— Что «как же»? — не понял Алексей.

— Ну, как все существует? Если этот мир создали Хозяева… ну, те, где девочка, то кто тогда создал их?

— Так можно рассуждать до бесконечности: кто создал этих, а потом кто создал тех, в свою очередь тех-то кто создал?.. К тому же, девочка обмолвилась, что мира, в принципе, нет вообще…

— Ну, это я принять не могу! Как это нет? А мы? Мы ведь — вот они! Мы дышим, общаемся, мыслим наконец!

— Я мыслю — стало быть, существую!

— Во-во! — обрадовался Лекер. — Здорово ты сказал!

— Это не я сказал, это дядька один земной сказал.

— Умные же вы, земляне! — похоже, что искренне, выразил свое восхищение Лекер.

— Только я вот что тебе скажу, — «не заметил» лести Алексей. — У вас есть книги?

— Есть, конечно!

— Ну так вот, подумай, литературные герои — они ведь тоже в книгах дышат, общаются и мыслят. Но разве они существуют реально?

— Как же они дышат! — засмеялся Лекер. — Это все придумка писателей!

— Неважно, чья придумка! Когда ты читаешь книгу, если это настоящая книга, а не макулатура, то ведь ее герои живут, разве не так? Они любят, страдают, совершают подвиги и глупости… Ведь ты читаешь и видишь их, переживаешь за них!

Лекер призадумался.

— Да, есть такие книги… Мне попадались… Читаешь — и забываешь, что это вымысел, что это просто значки на бумаге…

— Вот видишь! А ведь на самом деле ни этих героев, ни их мира не существует.

— Но мы ведь не в книге!

— Откуда ты знаешь? Почему ты так в этом уверен? И потом, книгу я привел тебе для примера. На самом деле это может быть что-то более сложное, но похожее по сути.

— Но тогда нам ничего не изменить! — Лекер в отчаянье замахал длинными руками. — Тогда все-все-все напрасно! Все предопределено! Ведь тогда все уже написано! А писатели — это и есть Хозяева!

— Не обязательно написано, — загадочно улыбнулся Алексей. — А что, если наша «книга» только и пишется как раз в этот момент? И ничего еще не предопределено! Конечно, писатель задумал определенный сюжет, но он ведь может его еще и изменить! А что, если мы, «книжные герои», тоже можем в какой-то мере повлиять на решение «писателя»? Я ведь журналист по профессии, тоже, кстати, пишу иногда… Так вот, однажды я делал статейку об одном провинциальном писателе. Он «жаловался» мне, что иногда, когда он пишет книгу, герои начинают вести себя очень «непослушно». Они словно бы начинают жить своей собственной жизнью, ломая порой придуманный автором сюжет… Я подумал еще тогда, что мужик просто рисуется передо мной, выпендривается попросту, но условия его игры принял, даже назвал статью: «Когда герои автору перечат». А вот сейчас я думаю: а если он говорил правду?

— И что тогда?

— Тогда у нас есть шанс!

Словно в подтверждение этих слов, из-за стальной двери вышел Туунг. Глаза мага сияли неподдельной радостью.

— У нас есть шанс! — запоздалым эхом повторил он фразу Алексея.

Алексей и Лекер непроизвольно переглянулись. Оба не могли скрыть счастливых улыбок.

— Ты опять прав, Алексей! — не удержался Лекер.

— Подождите радоваться, — предостерег Туунг, хотя и сам улыбался при этом. — Шанс есть, но он невелик. И потом, все настолько неопределенно…

— Не тяните душу! — взмолился Алексей.

Маг перестал улыбаться. Он вспомнил, насколько серьезно их положение. Он знал, как надеются сейчас на него одного все.

— Что ж, — вздохнул Туунг. — Хронокамера может устанавливать некий канал… с прошлым. Но…

— С прошлым?! — разочарованно протянул Алексей вслух, а Лекер — мысленно.

— Да, а что вас так расстроило? Лучше оказаться в прошлом, чем исчезнуть вовсе! Но тут есть один нюанс. Можно оказаться только в прошлом периода Выкройки, когда существовали переходы между семью мирами, но до момента сворачивания Октаэдра. Вся проблема в том, что канал невозможно настроить точно. Сколько времени существовала Выкройка?

— Недели две, — прикинул Алексей.

— Стало быть можно попасть в любое мгновение из тех двух недель с абсолютно равной вероятностью.

— Но если мы вновь окажемся в этой Выкройке, то все равно ведь она затем свернется в Октаэдр, и все повторится снова! — «воскликнул» Лекер. — В чем же тогда смысл?!

— Я еще не все сказал, — хитро улыбнулся Туунг. — Вернувшись в прошлое, мы окажемся в своем прошлом теле, но… — Маг поднял палец. — …Мы будем все помнить!

— А это значит, мы все сможем изменить! — победно вскинул кулак Алексей. — Сделаем сами «работу над ошибками»! И пусть эта маленькая Хозяюшка получит свою законную «двойку»!

Глава 30

Решено было действовать немедленно, невзирая на очевидный риск всего предприятия. Но иного выхода все равно не было. Если не считать за выход — остаться на Октаэдре и исчезнуть вместе с ним.

Поскольку нужно было еще доставить к камере всех оставшихся в замке Туунга, а жителям города достаточно было только лишь прийти сюда, решили начать с них. Тем более — их было гораздо больше. Только вот как это осуществить на практике — убедить всех прийти к камере и разъяснить суть действий?

— Ты можешь мысленно обратиться сразу ко всем жителям? — спросил у Лекера Туунг.

— Что вы! Мысль можно прочитать всего с нескольких метров! — горестно помотал головой Лекер. — Ну, если мысль очень сильная и направленная, несколько десятков метров…

— В этом я, пожалуй, смогу помочь, — подумав немного, сказал маг. — Ты не боишься колдовства?

— Я уже ничего не боюсь.

— Тогда замри!

Лекер замер, даже глаза закрыл. А Туунг принялся проделывать магические пассы руками, обходя его вокруг. При этом маг что-то приговаривал неразборчивым шепотом. Минуты через три он остановился и приказал:

— Теперь вещай! Тебя услышат все жители города! Только объясни им, что раздумывать некогда: те, которые не придут сюда — через несколько часов погибнут! А ты будешь отправлять прибывающих в прошлое. Для этого будешь запускать их в камеру — непрерывно, чтобы успели потом и мы… Да, и скажи всем, что оказавшись в прошлом, они сами должны будут выбирать свое будущее. Ведь Сетер — тоже там!

Для переброски к хронокамере временных обитателей замка Туунга пришлось сделать рейсов по пятнадцать двумя катерами. В это время Илма и Арну оббегали оставшихся жителей своего села. К счастью, долго уговаривать никого не пришлось — брата с сестрой все в селе хорошо знали и уважали, поэтому в серьезность угрозы поверили сразу. Для транспортировки собравшихся жителей Ауулаа потребовалось примерно столько же рейсов.

Когда последний раз катера опустился рядом с резиденцией Верховного Хрониста, туда как раз заходили последние из жителей города «серого мира». Прибывшие же земляне и ваклиане толпились на улице, не заходя пока внутрь.

Вскоре из здания вышел всклокоченный Лекер.

— Все, — отдуваясь, «сказал» он. — Все ушли…

— Точно все? — переспросил Туунг.

— Наверняка я сказать не могу, — развел руками Лекер. — Но ведь меня «слышали» все, если кто и не захотел прийти — это его личное решение, мы ведь не сможем прочесать весь город!

— «Покричи» еще раз! — сказал Туунг, обведя ладонями вокруг головы Лекера.

Лекер повторил обращение. Большего он все равно сделать не мог.

Алексей, когда перевозил людей на катере (а делали они это на пару с Кириллом Невостребовым), объяснял смысл операции как мог более понятней. Главное, что говорил он всем, чтобы оказавшись «дома» они немедленно собирали вещи, скотину, кто что может, и убирались с треугольника подальше. Не все понимали, что пытается объяснить им этот городской парень. Особенно растерялись пожилые люди, а их ведь было немало. Постичь факт межвременных перемещений, да еще после всех пережитых потрясений, им оказалось, конечно же, не под силу.

Поэтому Алексей попросил Илму, чтобы она разъяснила все еще раз «своим», а сам подошел к группе никольчан.

— Дорогие мои, — задрожавшим от волнения голосом обратился он к людям, показавшимся ему самыми родными на свете. — Сейчас мы отправимся домой. Мы попадем в наш старый мир, на Землю. Это невозможно объяснить, но поверьте мне, что это так! Чтобы вновь не оказаться пленниками Октаэдра, вам нужно срочно будет уйти как можно дальше от Никольского! Вот, вы же помните, где начинаются здесь «измененные земли»? В общем, надо уйти за пределы нынешней земной территории! Я не знаю, все ли мы попадем в одно и то же время, поэтому уводите всех, кого увидите рядом! Причем, вы ведь увидите живыми и тех, кто погиб здесь… — При этих словах Алексея женщины загудели-заахали, послышался плач, то ли истеричный, то ли радостный, и Алексей, повысив голос и замахав руками, продолжил: — Тише, тише! Это очень важно! Поскольку здесь они погибли, то там они, в отличии от вас, ничего знать не будут! Вам придется убедить их, и хоть даже силой выволочь из Никольского!

— Да я своего Петеньку родненького в охапку схвачу и на руках до самого Васина уволоку! — не веря до конца возможному счастью, радостно запричитала жена одного из погибших механизаторов.

— Ой, да неужто все живы будут?! — заголосила другая. Вновь поднялся невообразимый галдеж.

— Тихо вы! — во всю глотку заорал Алексей. — Если мы опоздаем, то не спасется никто! И погибшие тоже навсегда останутся мертвыми! Теперь только вы сами можете спасти и их, и себя!

— Ох, а как же дом, огород… — заикнулась вдруг одна из женщин, но на нее тут же зашикали.

— Дом, конечно, сгинет вместе с самим Никольским… Но лишь бы люди живы были! Отстроимся снова — и заживем! Так ведь?

— Так, так… — загудели никольчане.

— Ну, тогда с Богом! — закончил свою речь Алексей и повел людей к хронокамере. Первой, перекрестясь, ступила в нее Мария Пеструхина, не отпуская руки обернувшегося в сторону Алексея Кольки. Алексей ободряюще подмигнул парнишке. Затем он обнял тетю Веру и шепнул ей ласково: «Увидимся!», хотя вовсе не был в этом уверен…

Когда последний из землян растаял в камере, Алексей отошел чуть в сторону, к стоявшему там Лекеру, уступая путь жителям Вакла.

— А ты чего не ушел? — спросил Алексей у Лекера.

— Надо же проститься! — захлопал огромными глазищами Лекер. — Мы ведь больше никогда не увидимся…

— Можем и увидеться, если на Землю успеешь перейти, — улыбнулся Алексей.

— Да ты что! — возмутился Лекер. — Там ведь снова будет править Сетер, и… мой сын снова будет в тюрьме. Но он будет живой! А значит, я снова освобожу его! И мы снова скинем Сетера!

— Лекер, не забудь, что это надо будет сделать очень быстро и тут же убираться из города! Собственно, вам главное — освободить из тюрьмы заключенных и удирать со всех ног! Сетер ведь не знает ничего о будущем Октаэдра! Пусть он со своей шайкой остается в городе, а когда Октаэдр свернется — они и окажутся тут одни!

— Ну, ты умен! — восхищенно замотал головой Лекер. — Не зря я всегда в тебя верил! Сам бы я вряд ли додумался до этого! А ведь так просто! Ну, я побежал, чтобы время не тратить…

— Давай, беги, — улыбнулся Алексей. — И не забывай шутить и смеяться, тогда все будет в порядке!

Лекер стиснул вдруг Алексея, уткнувшись ему лицом в грудь. И в мозгу Алексея зазвучали слова, даже не слова, а сами чувства, лишь принявшие форму русских слов:

— Я никогда тебя не забуду! Я буду смеяться только благодаря тебе! И я научу шутить и смеяться весь мой народ, как научил меня ты! Спасибо тебе, хороший человек, прости меня за все и прощай! — И Лекер, резко развернувшись, бегом бросился к хронокамере.

— Прощай… — только и успел крикнуть в ответ Алексей, как Лекера на Октаэдре уже не стало.

Теперь возле камеры стояли лишь Алексей, Илма и Туунг. Только что прошли последние несколько жителей «серого» города, все же откликнувшиеся на второй призыв Лекера.

— Ну, что, я пошел заниматься эвакуацией! — сказал Туунг и по-земному протянул Алексею руку, которую тот крепко пожал в ответ. — На всякий случай прощай, не знаю уж, как вы решите…

Алексей прекрасно понял, что имел в виду исчезнувший в глубине хронокамеры маг. Он посмотрел в глаза Илмы и прошептал:

— Ну, любимая, надо и правда решать…

Девушка задрожала вдруг всем телом и прижалась к Алексею.

— Что же делать, миленький мой, что же делать?!

— Я хочу быть с тобой навсегда… — прошептал Алексей, сглатывая комок, подступивший к горлу.

— А я просто не смогу теперь без тебя жить!

— Если мы окажемся сейчас с тобой в разных местах, кому-то из нас придется навсегда покинуть родину… Надо решать!

— Надо решать… — эхом откликнулась Илма.

ЭПИЛОГ

Сашка Ефимов ехал домой. Громыхнула под колесами мотоцикла заброшенная узкоколейка — значит, скоро уже сосновый бор, а за ним и родное село Никольское! Мамка, поди, не спит, сердится — времени-то скоро уже три…

Неожиданно дорога вместо соснового бора выскочила в поле. В свете фары обалдевший Сашка увидел впереди странную толпу людей, вперемешку с коровами, овцами, свиньями… Сашка резко затормозил, чуть не упав с мотоцикла. И рядом, на самом краю дороги, увидел сидящую на огромном тюке вместе с сестренкой мать.

— Ну что, нагулялся?! — заорала она, узнав сына. Но тут же вскочила на ноги и бросилась к Сашке, странно причитая сквозь поток хлынувших слез: — Вот никогда бы не увидел мать… вот навсегда бы ушла от тебя… вот и плясал бы на своих танцульках… Ой, Господи Боже ж ты мой!!!

Мать обнимала ошалевшего окончательно Сашку, а он вертел головой, узнавая в сидящих на тюках с одеждой и скарбом, стоящих возле людях, соседей, друзей, односельчан…

Да, здесь, на непонятно откуда взявшемся вместо соснового бора поле, собралось под ночным звездно-лунным небом все население Никольского вместе с домашним скарбом и скотиной!

«Какой-то бред! — ужаснулся Сашка. — Неужто Катька, ведьма рыжая, совсем меня с ума свела?!» В заливающем поле лунном свете все увиденное и впрямь казалось чем-то колдовским, ведьмачьим…

Мать все выла и выла рядом, и на Сашку стали обращать внимание, здороваться, кивая. Правда, со странным каким-то выражением… Но видя, что вокруг — живые, знакомые люди, Сашка понемногу стал приходить в себя. Вон кивнул Кирюха Невостребов, гордый какой-то, рот до ушей, батю своего обнимает, как маленький! Вон и мелюзга тусуется: Ленька Карпухин, Валерка Мителев, Андрюха Поярков, Колька Пеструхин… Точно, Пеструхин, нашелся значит! Спиридонов молодец! А вот и сам Иван Валентинович с семейством. Надо будет спросить у Кольки, где он ошивался…

Да, все тут… Вот и городской этот — журналист, Алексей — рядом с теть Верой Югаревой… А вот кто это прильнул к нему, не признать… Девка какая-то, стриженая, городская поди тоже! А рядом-то, рядом! Тетка такая же стриженая и мужик волосатый! И оба в балахоны какие-то закутаны… Пожилые уже, а тоже друг к дружке жмутся! А девка-то городская на них ведь похожа! Родители, значит…

Алексей Белозеров подмигнул неожиданно Сашке, и парень успокоился окончательно. Было в журналисте что-то такое, чего не замечал в нем Сашка раньше. Даже издалека увидел Сашка, что в глазах у мужчины светятся звезды…

Оглавление

Андрей БУТОРИН . РАБОТА НАД ОШИБКАМИ (Puzzle)

КНИГА 1. ВЫКРОЙКА

  ПРОЛОГ

  ЧАСТЬ 1. ЧЕРТИ И АНГЕЛЫ

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

  ЧАСТЬ 2. ВЕРШИНА УГЛА

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

  ЧАСТЬ 3. МЕЖДУ АДОМ И РАЕМ

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

    ЭПИЛОГ

КНИГА 2. ОКТАЭДР

  ПРОЛОГ

  ЧАСТЬ 1. СЕРОЕ УТРО

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

    Глава 10

  ЧАСТЬ 2. ПЕРВАЯ МИРОВАЯ

    Глава 11

    Глава 12

    Глава 13

    Глава 14

    Глава 15

    Глава 16

    Глава 17

    Глава 18

    Глава 19

    Глава 20

  ЧАСТЬ 3. РАБОТА НАД ОШИБКАМИ

    Глава 21

    Глава 22

    Глава 23

    Глава 24

    Глава 25

    Глава 26

    Глава 27

    Глава 28

    Глава 29

    Глава 30

  ЭПИЛОГ

Реклама на сайте