«Боевое братство»

Карен Трэвисс Боевое братство

Посвящается второму батальону Мерсийского полка и всем британским солдатам в Афганистане. Настоящие герои живут в реальном мире.

Выражаю искреннюю благодарность редактору из "Del Rey" Кейт Клейтон за поощрение моего пристрастия к необычным видам брони и неправдоподобно масштабным орудиям; продюсеру «Gears» Роду Фергюссону; президенту «Epic» Майку Каппсу и, конечно же, создателю «Gears» Клиффу Блежински за талантливую и захватывающую модель Вселенной. А также Джиму Гилмору за его бесценный опыт в понимании цепного оружия; настоящему снайперу Рэю Рамиресу за дружеское отношение и технические советы; Джерри Холкинсу и Майку Краулику из "Penny Arcade", которые помогли мне собраться с мыслями и превратить «Gears» в "Город Трэвисс". И конечно, всем мужчинам и женщинам в форме, которые благородно делились со мной своим временем и мудростью и продолжают поддерживать меня своей отвагой и уверенным профессионализмом.

Пролог

ВРЕМЯ — ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ДНЯ ПРОРЫВА.

МЕСТО — ГДЕ-ТО ГЛУБОКО ПОД ПОВЕРХНОСТЬЮ СЭРЫ

Люди на Сэре некоторое время тешили себя иллюзией мира… Пока не пришел День Прорыва.

Но вот наш народ вырвался из подземного царства, вторгся в государство ходящих по земле и стер с лица планеты их города. Мы воевали с людьми, мы убивали их на полях сражений, на широких улицах и в их собственных домах.

И они оказывали яростное сопротивление.

По прошествии некоторого времени их героическая оборона была прорвана. Но люди, несмотря на миллиарды погибших, не покорились противнику и уничтожили собственную цивилизацию. Они предпринимали отчаянные атаки на своей территории и истребляли своих сограждан, лишь бы не допустить нашей над ними власти. Настолько велика была их ненависть и страх перед нами.

Представьте, что пришлось совершить, чтобы мир выжил, — что должны были сделать люди и что должны были сделать мы. Но мы были обязаны выжить.

И теперь долгая борьба людей с превосходящими силами противника приближается к финальной, решающей фазе…

(Из обращения королевы Мирры к войскам Саранчи, впервые идущим в бой)

ГОРОДСКОЙ ПАТРУЛЬ ЭФИРЫ. ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ДНЯ ПРОРЫВА И ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ПОСЛЕ ВЗРЫВА СВЕТОМАССОВОЙ БОМБЫ В ПОДЗЕМЕЛЬЯХ САРАНЧИ

Клянусь, где-то пахнет барбекю.

Я говорю не о горящей плоти — этот запах мне знаком слишком хорошо. Я имел в виду мясо, настоящее мясо — горьковатый привкус углей на языке, запах кипящего жира, специй, пряного сока. Сегодня я командир; я поднимаю сжатый кулак и останавливаю отряд.

Знаете, запахи имеют громадное значение во время патрулирования. Это такая же часть общей картины, как и то, что ты видишь, слышишь, осязаешь. Они говорят о многом: о мертвых телах и о том, как давно они пролежали, о разряженном оружии, об утечке топлива; а свежий воздух из далекого вентканала может подсказать путь к спасению. Конечно, и твой запах способен многое поведать о тебе врагам.

Итак, сколько же осталось Саранчи?

Маркус медленно, не моргая, осматривается по сторонам, словно робот, сканирующий окрестные здания.

— Дом, что это, по-твоему?

— Ты тоже унюхал?

Возможно, кое-кто в этом городе пытается вести нормальную жизнь. Он, наверное, будет утверждать, что это один из обычных летних деньков, какими мы наслаждались много лет и много войн назад. Люди продолжают жить даже после миллиардов смертей. Даже я. Даже оставшись без жены и детей. Человек всегда найдет причину, чтобы жить.

Маркус медлит, неторопливо втягивает воздух, но не снимает с плеча автомат.

— Собака, — наконец говорит он. — Да, собака. Пережаренная.

Коул хихикает:

— Оставьте мне ножку. Или две, если это одна из мелких визгливых шавок.

— Черт, эти бродяги жрут все подряд, — ворчит Бэрд. Он не собирается тратить время на беженцев, пренебрегающих защитой государства. Да и остальные тоже. Что до меня, то я с трудом вспоминаю, что они наши соплеменники. — Может, в конце концов они начнут поедать друг друга и сэкономят нам несколько зарядов?

Они сами выбрали свой путь. Бродяги имеют возможность работать, служить в вооруженных силах Коалиции Объединенных Государств и получать пищу, как и все мы, но эти упрямые выродки до сих пор предпочитают разыгрывать независимость. Можно подумать, сейчас она имеет какое-то значение.

— Очень патриотично, — роняет Маркус и продолжает прокладывать путь через завалы мусора.

Но Бэрд понял намек. У каждого из нас есть право выбора, но глупо придерживаться законов своего племени, когда человечеству грозит полное уничтожение. Все разумные существа должны объединиться.

Нет, это хуже, чем глупость. Это самоубийство.

…И вот началось. Земля под моими ногами мелко задрожала.

Маркус утверждает, что обоняние — одно из самых сильных наших чувств. Именно запах воздействует на нас сильнее, чем другие раздражители, и быстрее привлекает внимание. Что ж, его отец был ученым; Маркус должен знать, о чем говорит. Но только не здесь. В городе ощущение идущей из-под земли мелкой дрожи прогоняет все остальные впечатления. Эта дрожь говорит о приближении Саранчи. Ты чувствуешь ее споим нутром. Подземные обитатели поднимаются на поверхность.

Их осталось еще немало, даже после того, как мы изорвали большую часть туннелей. Наверно, это последние из тех, кто уцелел.

— Ну вот и они, — говорит Коул. Он небрежно поправляет нож, словно предстоит проверка снаряжения, хотя в наши дни мы уделяем таким вещам не слишком много внимания. — Проклятие, я-то надеялся, что к жареной собачатине у бродяг найдется немного пива…

Забудьте про пиво. Земля в пятидесяти метрах от нас начинает шевелиться, вспухает холмом и стряхивает осколки давным-давно разбитого тротуара. Я реагирую. Мы все реагируем. Мыслям здесь не место. Мое тело проходило через это тысячи раз, и оно принимается за работу, не дожидаясь от мозга команды открыть огонь.

Вершина холма покрывается широкими трещинами, и появляются трутни Саранчи. Огромные серые уродливые ублюдки. Как может существо с двумя ногами, двумя руками и головой выглядеть настолько чужеродным? Мы все направляем оружие в одну сторону, пока эти существа не сумели как следует встать на ноги и прицелиться. На узкой улице оглушительно грохочут выстрелы. Один червь падает. Остальные выплескиваются из расселины и открывают ответный огонь.

Я моментально пригибаюсь за корпусом обгоревшей машины, чтобы продолжать бой из укрытия. В следующее мгновение шею и плечо обхватывает аркан, и трутень уже тащит меня по искореженному металлу, в кровь раздирая мою руку. Я пытаюсь достать его «Лансером», но мерзавец так сильно прижал меня, что я даже не в состоянии повернуть проклятый автомат. Свободной рукой я стараюсь дотянуться до ножа. Я слышу грохот стрельбы, крик Коула, тяжелое дыхание Бэрда, наносящего яростные удары, и только Маркус молча продолжает вести беглый огонь. В лицо брызжет какая- то жидкость. Сознание начинает ускользать, но, будьте уверены, я обязательно утащу с собой этого выродка Саранчи. Я вонзаю лезвие наугад, лишь бы попасть в тело трутня.

Это за моих детей. Это за Марию. Это за всех моих товарищей. Это за…

А потом мне кажется, что над самым ухом взрывается граната. Я снова могу дышать. Чувствую какую- то липкую жидкость, я весь от нее промок. Трутень падает, буквально падает, но все так же крепко держит меня и увлекает за собой. У него осталась только половина головы. Я замираю в звенящей тишине, оглядываюсь и вдруг понимаю, что этот выстрел был произведен не из нашего оружия.

Маркус залезает пальцем в череп и вытаскивает пулю.

— Снайпер, — говорит он, вытирая кровь с лица. Трутни мертвы. Мы — нет. Полагаю, это уже хорошо. — И снайпер не наш, — продолжает Маркус. — Такие боеприпасы уже несколько лет как вышли из употребления.

Я ненавижу сюрпризы. Даже те, которые спасают мою шкуру. Тот, кто способен на подобные выстрелы, должен быть на нашей стороне.

Глава 1

Клянусь, когда я туда вошел, мне показалось, что это музей. Я хочу сказать, что в этом огромном помещении было полно книг и старых картин. И как-то пусто, вы меня понимаете? Стояла такая тишина, что хотелось говорить шепотом, я как будто ощутил дыхание истории. А потом из-за двери вышла мама Маркуса, но она словно не видела нас, а продолжала читать газету, которую держала в руке. "А, сынок, ты привел к нам друга? — внезапно сказала она. — Я присоединюсь к вам позже". И она вышла. Я заметил выражение на лице Маркуса и понял, что брат этому парню нужнее, чем библиотека.

(Карлос Сантьяго описывает свой первый визит в семейное поместье к Маркусу Фениксу в возрасте десяти лет)

ЭФИРА, НАШИ ДНИ — ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ПРОРЫВА

Таинственный снайпер, забрызгавший ему лицо мозгами Саранчи, дал возможность отвлечься от размышлений о количестве оставшихся в живых врагов. В этом, по мнению Дома Сантьяго, был несомненный плюс.

Все еще чувствуя дрожь в ногах, он подошел к яме, образовавшейся в тротуаре, и нацелил автомат вглубь на случай, если черви оставили там какой-то резерв. Конечно, дрожь могла быть последствием выброса адреналина, но…

"Лжец. Я едва не наложил в штаны. Трутень уже выдавливал из меня жизнь, пуля едва не прошила мне голову. Адреналин… Скажи проще: страх".

Нет, эти стычки никогда не перестанут вызывать в нем страх. В тот день, когда это случится, он наверняка умрет. Внизу, в путанице разбитых труб и кабелей, не было заметно никакого движения, кроме осыпавшихся камешков и комочков земли. Под ногами Дома ничего не дрожало — только слабо оседала взрытая почва. Вибрация, доносившаяся из глубины планеты, на время утихла, а аромат жареного мяса сменился запахами цементной пыли и потревоженных недр.

— Эй, храбрец! — крикнул Бэрд, обернувшись к пустынной улице. — Отличный выстрел! Теперь покажись сам!

— Кричи громче, — посоветовал ему Коул. — Он может быть уже в миле отсюда.

Обнаружить снайпера всегда трудно. А уж в этом хаосе сумрачных развалин существовали сотни мест, где можно было затаиться и поджидать свою жертву. Маркус наклонился и вновь осмотрел череп Саранчи. Затем поднял голову и обвел рукой южную сторону улицы.

— Нет, он намного ближе. Пуля попала в череп почти сверху. Под острым углом и с достаточным запасом энергии.

Дом проследил взглядом за жестом Маркуса и попытался вычислить, откуда мог стрелять снайпер. Маркус осторожно попятился к ближайшей стене и ладонью прижал наушник. Дом прислушался.

"Дельта" вызывает контроль. Есть ли какие-то снайперские подразделения к югу от Эмбри? Или вообще кто-то из наших?

— Отрицательно, «Дельта», — ответила лейтенант Штрауд. Аня Штрауд дежурила уже больше восемнадцати часов; казалось, эта женщина никогда не спит. Пока отряд «Дельта» работал, она все время оставалась на посту. — Возникла необходимость?

— Уже нет.

— Сержант, не заставляй меня беспокоиться…

— Мы столкнулись с шутником-одиночкой. У него есть винтовка устаревшего образца. В этот раз он отнесся к нам доброжелательно, но кто знает, как долго это продлится.

— Спасибо за подсказку, занесу этот случай в сводку.

Коул все еще приглядывался к изломанной линии крыш. Бэрд опустил «Лансер» и шагнул вперед:

— Идем отсюда. У них, наверное, случился внезапный приступ патриотизма. А может, они поняли, чем нам обязаны, особенно сейчас, когда война почти закончена.

— Может быть, — сказал Маркус. — А может, он целился в Дома и промахнулся. И еще не отступился от своих намерений.

— Бродяги никогда в нас не стреляли. Они не настолько глупы.

— Старая винтовка. Отменный выстрел. — Маркус подчеркнуто неторопливо перезарядил оружие. — Мне стало интересно.

Бэрд, уже пробиравшийся по грудам обломков, даже не оглянулся:

— Среди бродяг много хороших стрелков. Но не будем же мы гоняться за каждым и вносить их в списки.

Бэрд был прав. До тех пор, пока в них не стреляют, им не о чем беспокоиться. Но Дом понимал, что снайперская винтовка наверняка краденая. И не важно, что это устаревший образец: даже такие сейчас в большой цене. Лишь несколько заводов производило запасные части к оружию, еще меньше предприятий выпускало новые винтовки. От «Воронов» и «Броненосцев» до обычных винтовок — все военное снаряжение изнашивалось быстрее, чем его успевали ремонтировать и заменять. Сил технической поддержки не хватало. Каждому солдату, и Дому в том числе, приходилось вытаскивать запчасти из любого попавшего в руки оружия. Бэрд в этом деле был настоящим мастером.

— Надо бы узнать, кто он, — сказал Дом. — Если винтовка не украдена, значит, это кто-то из нас. Ветеран.

Бэрд остановился и что-то поднял. Когда он поднес находку ближе к лицу, чтобы ее рассмотреть, Дом увидел, что у него в руке какой-то сервопривод.

— Старое изделие, и запчасти приходится воровать. — Он опустил найденную деталь в карман. — Потому что ни один солдат не будет спокойно глядеть на Саранчу, если способен стрелять.

И снова этот нахальный коротышка оказался прав. Дому очень хотелось, чтобы Бэрд хоть раз ошибся, — просто для того, чтобы увидеть, как тот заткнется. Да, ветераны, даже самые старые, после Дня Прорыва опять вступали в ряды вооруженных сил Коалиции. Для каждого человека, если он хоть на что-то годился, было два пути: сражаться или гнить. Имелась лишь одна уважительная причина для прекращения борьбы против Саранчи — смерть.

— Каждая винтовка имеет значение! — крикнул ему вслед Дом. Нет, война далеко не закончена. — И каждый стрелок. — Он повернулся к Маркусу и махнул рукой в сторону предполагаемого укрытия снайпера. — Дай мне десять минут.

— Ты меня заинтриговал, — сказал Коул, поправив на плече «Лансер». — Пожалуй, я бы пошел с тобой.

Маркус вздохнул:

— Ладно, только не отключайте связь. Бэрд? Бэрд, тащи свою задницу обратно.

Половину этого городского квартала раньше занимали главные офисы банков, окруженные множеством закусочных и кофеен, живших за счет местных клерков. Сегодня все лежало в руинах. Дом помнил, как выглядело это место до Дня-П: ряды аккуратно выложенных бутербродов в витринах и разнообразные деликатесы, теперь никому не доступные. В армии питание было… на должном уровне, сказал бы Дом. Разумеется, куда лучше, чем у бродяг, но оно не доставляло никакого удовольствия.

"Собака. Проклятие, кто жарил эту собаку?"

От здания с блестящим гранитным фасадом остался один остов. В трещинах между камнями пробивались самые выносливые растения, больше ничто здесь не могло выжить. Дом и Коул вошли внутрь сгоревшего банка и обнаружили, что в нем не осталось даже перекрытий. Ни одного закутка, чтобы спрятаться: огромная пустая коробка. Все, что можно было унести и использовать: дерево, металл, провода, трубы — давным-давно вынесено.

— Вот дерьмо! — жизнерадостно воскликнул Коул. — Я хранил здесь свои сбережения.

В давно рухнувшем мире Коул был звездой профессионального трэшбола, богатым человеком. Тогда богатство измерялось ловкостью и умением торговаться. О своих миллионах Коул неизменно вспоминал со смехом; этот парень был способен в любой ситуации отыскать что-нибудь веселое. Но солдатам ничего не надо было покупать. Дом решил, что, когда вернется к нормальной жизни, даже если это произойдет еще через четырнадцать лет — он заставлял себя в это верить, — он возьмет пример с Коула и будет относиться к деньгам с такой же легкостью. Самое главное — это люди. Их нельзя вернуть, и они не приносят процентов. В один из дней они просто уходят, и надо наслаждаться каждым мгновением.

"Когда я найду Марию, я буду ценить каждую минуту".

Дом обвел взглядом помещение и заглянул в огромный кратер, образовавшийся вместо мраморного пола. Старые подвалы, сорванные с петель двери — и никакого движения.

— Да, пожалуй, придется отменить заказ на яхту… Эй, Дом, вряд ли ты обнаружишь снайпера в подвале. — Коул хлопнул его по плечу. — Выше голову.

Задняя часть банка представляла собой холм из обломков и мусора. Как будто склон горы, усыпанный щебнем. Гребень из битой штукатурки, облицовки и сломанных стропил, а за ним отвесной скалой возвышалась задняя стена. Верхний ряд пустых оконных рам зиял глубокими арками. Вот отличная позиция для снайпера! Хотя, конечно, все зависело от того, куда эта стена выходит.

Дом забросил «Лансер» за плечи и стал подниматься, чтобы оглядеться по сторонам.

— Дом, здесь давно никого нет. — Коул карабкался следом. — Тебе мало физических упражнений?

— Просто хочу осмотреться сверху. — Дом ухватился за ржавую стальную балку, подтянулся и встал па обломки стропил, торчавшие из стены. Ботинки были ему велики и не слишком подходили для лазанья по стенам; приходилось рассчитывать в основном на силу рук, а не на упор, так что спуск обещал быть интересным, — Для такого выстрела снайперу надо было взобраться на самый верх.

Дом перебрался на подоконник и уперся обеими руками в каменные откосы. Стена была крепкой, словно каркас бастиона, и достаточно толстой, чтобы Дом чувствовал себя устойчиво даже в больших не по размеру солдатских ботинках. Здания, примыкавшие к банку с двух сторон, частично обвалились и образовали подобие ступеней. Они спускались до самой земли. Если сюда кто-то забрался, то сойти ему не составило большого труда.

— Видишь что-нибудь? — крикнул Коул.

— Обычная картина. — Дом повертел головой. — Не самый лучший вид для открытки, чтобы послать домой, если только ты не живешь на еще большей помойке.

Пустынный и выжженный город внизу до сих пор напоминал поле сражения. Тонкие струйки дыма, поднимавшиеся к небу, указывали на далекие очаги мелких пожаров, не видимых Дому. Сохранились отчетливые границы между городским районом, стоящим на твердой скальной породе, — последним оплотом Коалиции — и окраинами, где более мягкая почва была изрыта туннелями Саранчи. Линия просматривалась между центром города, где здания образовывали практически монолитные кварталы, и полностью разрушенными предместьями. В этой пограничной полосе и обитали почти все бродяги, пользуясь любым шансом выжить в неохраняемой зоне.

Это их выбор. Не наш.

Не к такому виду привык Дом, долго наблюдавший за городом из пассажирского отсека вертолета "Королевский ворон". Оттуда город казался спокойным, неподвижным и обманчиво мирным; внизу он кружился в безумном танце разрозненных картинок. Дом ненадолго задумался. Даже спустя десять лет он пытался представить себе, где сейчас может быть Мария. А потом стал размышлять о том, как они начнут отстраивать Сэру… Эти образы оказались настолько сильными, что вытеснили из головы отчаянное желание пережить хотя бы несколько следующих часов.

— Дом, если ты станешь торчать там, кто-нибудь обязательно тебя подстрелит! — закричал Коул. — Давай реквизируем какую-нибудь машину и осмотрим окрестности.

Дому казалось, что снайпер все же где-то поблизости. По такой местности нелегко двигаться быстро. Приходится ползти, карабкаться, протискиваться в узкие щели и пригибаться к самой земле. Кроме того, здесь множество удобных укрытий. Кто бы это ни был, Дом считал, что он болтается где-нибудь неподалеку.

— Он вернется. — Дом постарался не думать, что его ожидает внизу. Он просто развернулся и спрыгнул, надеясь на прочные обломки стен и толстые подошвы ботинок, способные поглотить силу удара. Тем не менее толчок пробрал его до самых зубов. — У него здесь наблюдательный пост. Не знаю зачем, но…

Но новости, что передал Маркус, прогнали все размышления о загадочном снайпере.

— Поторапливайтесь, парни. Донесся слух, что проклятые черви вышли на поверхность в трех километрах отсюда. Есть сведения, что они движутся вдоль расселины бульвара Правителя. Мы можем попасть туда раньше, чем «Ворон» поднимется в воздух.

Голос Маркуса почти всегда звучал одинаково монотонно. Даже в тех случаях, когда ему надо было крикнуть, он просто поворачивал регулятор громкости. Редко кто мог отыскать в его словах намек на гнев или нетерпение, но Дом слишком хорошо знал, что все эмоции Маркус держит внутри. И уж тем более сейчас и голосе командира не было и следа радости.

— Сколько их? — спросил Дом.

— Дюжина.

— Похоже, их стало значительно меньше, — замени! Бэрд. Он говорил как опытный эксперт по Саранче, что было недалеко от истины. — Кажется, мы сделали их. Мы выбили из них все силы.

Дом, проходя мимо, вроде бы по-дружески ткнул его кулаком в грудь, но тотчас заметил:

— Ты хотел сказать, Маркус их сделал. Это ведь он запихнул светомассовую бомбу прямо им в глотку.

— Что ж, может быть, теперь Хоффман вернет ему все прежние награды…

— Кончай болтать. — Маркус повернулся и зашагал по направлению к бульвару Правителя. Большинство патрульных отрядов попусту ходили по городу; боеприпасов катастрофически не хватало. — Даже тех, что осталось, все еще может быть больше, чем нас. Построиться!

Дом гордился, что состоит в армии, как и его отец, как брат Карлос. В армии не теряешь мужества, не теряешь надежды. Стойкость, называл это свойство Карлос. Человек должен быть стойким и не ломаться при первой неудаче. Но после четырнадцати лет войны людей осталось всего несколько миллионов, и Дом был готов с радостью ухватиться за любой намек на окончание этого кошмара.

Нет, потом начнется другой кошмар. Придется почти с нуля возрождать цивилизацию. Но как надоело думать о том, что каждый твой день может оказаться последним!

Больше всего беспокоило Дома то, что с его смертью прекратятся поиски Марии.

— Я не отстану, — откликнулся он и быстро догнал Маркуса.

ОФИС РИЧАРДА ПРЕСКОТТА, ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА КОГ. ХАСИНТО

Полковник Виктор Хоффман пришел за пять минут до назначенной встречи и заскочил в туалетную комнату, чтобы привести себя в порядок.

Его одежда мало походила на военную форму, а это обветшавшее здание вряд ли годилось для Генерального штаба, но если перестать заботиться о мелочах — о любых мелочах, — немедленно начнется разложение. Так поддерживалась цивилизация. Так выживала культура. Да, музеи и галереи искусств обратились в руины, и численность населения на Сэре сильно сократилась. Но поведение каждого человека, ежедневное и ежесекундное соблюдение основных правил — вот что отделяло последних оставшихся в живых людей Сэры от первобытного хаоса. Порядок во всем должен поддерживаться при любых обстоятельствах.

Хоффман проверил, не сильно ли отросла щетина на подбородке и голове, расправил воротничок и попытался стереть с лица признаки бессонницы — в который раз он не нашел времени, чтобы выспаться за последние тридцать шесть часов.

"Что убьет меня раньше? Саранча или эта работа?" Дверь за его спиной приоткрылась, и через щель донесся приглушенный голос. Женский голос. Виктор на мгновение замер, а потом машинально проверил, застегнута ли на брюках молния.

— Председатель примет вас, как только вы будете готовы, сэр.

В современном мире нет возможности даже спокойно сходить в туалет. Хоффман, не оборачиваясь, водрузил на голову форменную фуражку:

— Благодарю вас. Дайте мне еще минуту.

Он медленно досчитал до шестидесяти, изучая в видавшем виды зеркале свое отражение, затем развернулся на месте и прошел по коридору несколько ярдов до кабинета Прескотта. Кабинет не знал ремонта со Дня Прорыва — это обстоятельство добавляло несколько очков занимавшему его политику. По крайней мере, он разделял трудности со всеми остальными людьми.

— Виктор, — приветствовал его Прескотт. Он стоял перед импровизированным планшетом со множеством прикрепленных листков. Изучив очередную сводку,

Прескотт оглянулся через плечо. — Присаживайся. Положение действительно настолько обнадеживающее, как мне показалось?

Хоффман положил фуражку на сгиб локтя и с трудом отвел взгляд от стоявшей на столе Прескотта чашки кофе. Он вытащил листки со свежими данными, которые неизменно готовили для него перед каждым из этих бессмысленных ежемесячных докладов, и начал перечислять цифры. Снабжение продовольствием — на десять процентов меньше нормы. Боеприпасы — на треть меньше заявки. Энергоснабжение от местных источников — двенадцать часов в сутки.

"Обычное дело…"

— Я бы хотел подчеркнуть лишь одно обстоятельство, Председатель. После применения светомассовой бомбы нам приходилось сталкиваться только с трутнями, да и то в меньших количествах, чем прежде. Обычно за неделю мы подвергались нашествию полного спектра Саранчи — бумеров, немацистов и риверов. А также огромного количества трутней.

Хоффман замолчал. Он сказал все, что должен был сказать. Прескотт продолжал смотреть на него, словно ожидая хороших новостей. В наступившей тишине тиканье старинных часов напоминало стук осыпавшихся с обрыва камешков.

Терпения Прескотта хватило на шесть долгих секунд.

— Ну, так что, она сработала? Бомба сработала?

Хоффман в эти дни предпочитал не доверять надеждам. Они имели обыкновение тотчас рассеиваться. Он старательно пытался удержаться в рамках определенности и точных подсчетов.

— Бомба разрушила цитадель Саранчи, — осторожно произнес он. На самом деле у него сложилось несколько другое впечатление, когда светомассовая бомба громила туннели врагов, но он не видел смысла докладывать об этом Прескотту. — На поверхности наблюдается гораздо меньше Саранчи, и бомба избавила нас от большей части криллов. Но ввиду невозможности обследования туннелей и точных подсчетов я не в состоянии оценить полный эффект этого оружия. Время покажет.

— Людям нужны хорошие вести, чтобы продолжать жить, Виктор.

— Сэр, как только они появятся, вы узнаете о них первым…

— Моральное состояние много значит.

— И для армии тоже. Проблемы с экипировкой давно уже достигли критической точки. — Этот разговор почти в точности повторялся между ними каждый месяц. — Мы вынуждены подумать о привлечении большего количества гражданских ресурсов для обслуживания нужд армии.

— И как я смогу это объяснить, если набеги Саранчи стали реже?

"Черт, я в любом случае ничего не сумею добиться. Или нет?"

— Не сочтите за дерзость, но перед кем вы должны оправдываться?

— Перед населением. Люди голодают уже долгое время.

— Но без эффективной армии они просто погибнут.

— Я больше не хочу подавлять восстания из-за скудных пайков и отключений энергии.

— Послушайте, Председатель, в настоящее время мои бойцы заняты меньше, чем обычно. Сейчас самое время перераспределить некоторые ресурсы и по возможности восстановить оборудование. Даже если Саранча уже побеждена, для реконструкции потребуется сильная армия. Пусть кое-кто думает, что напряжение спадает, у вас все равно остается целый ворох проблем.

Окажите нам поддержку сейчас, когда появилась возможность перевести дух.

Все это было верно, все согласно теории, но Хоффман понимал, как надо подталкивать политиков. Они предпочитали короткие дистанции, но стоило указать им новую угрозу — и они устремляли взгляды к новым горизонтам. У Хоффмана не было возможности заниматься иными вопросами, кроме тех, что тревожили его сейчас: как обеспечить своим солдатам продовольствие и боеприпасы еще на день, неделю или месяц. А если Прескотт отстанет от него и займется волнениями гражданских жителей и трудностями восстановления, у Хоффмана будет одной заботой меньше.

— Я все понимаю, — сказал Прескотт. — Я тоже носил мундир.

"Восемнадцать месяцев. Для видимости. Ты хоть раз был под огнем? Нет".

— Тогда вам известны наши проблемы, сэр. Солдаты платят своими жизнями, а гражданское население должно получать необходимый минимум, чтобы продолжать работу. Любой другой вариант был бы неприемлем. И привел бы к поражению.

Прескотт отвернулся к окну, скрестил руки на груди и уставился на город. Грязный налет на стекле — обслуживающего персонала давно уже не было, как не было и других атрибутов менее жестокой войны — придавал изломанной линии горизонта над Хасинто более мягкие очертания.

Прескотт глубоко вздохнул:

— Средняя норма мужчины из гражданского населения составляет две тысячи триста калорий в день. Это треть нормы солдата. Женщинам достается тысяча восемьсот калорий. Энергия включается на двенадцать часов из двадцати шести. Вода подается с перебоями. Если бы мы не привязали детей школьными рационами, улицы заполнились бы подростковыми бандами.

Виктор, моя обязанность — поддерживать человеческое общество любыми средствами. Я должен думать о том времени, когда закончится война. Мой долг — обеспечить завтрашний день.

— Что ж, я простой вояка, — негромко произнес Хоффман. — И мой долг — позаботиться о том, чтобы завтрашний день настал.

— Ну, поднять людей против Саранчи не составляет труда, — сказал Прескотт. — Это не Маятниковые войны. Саранча даже отдаленно не напоминает людей. Никто и не заикается о том, чтобы выслушать другую сторону. Это антагонисты людей, настоящие чудовища. До сих пор ненависть и приверженность своему племени только объединяли человечество.

— Мы продержались четырнадцать лет. — Хоффман поднялся и надел фуражку. Благодаря длительной практике он почти бессознательно выровнял эмблему по линии носа, касаясь металлической кокарды указательным пальцем правой руки, тогда как левой придерживал задний край головного убора. Временами, дотрагиваясь до эмблемы в виде черепа, он спрашивал себя, является ли этот значок предметом гордости или своего рода пророчеством. — Это можно считать блокадой, а я неплохо в них разбираюсь. Укажите мне объект, и я отвечу, справлюсь ли я при имеющемся снаряжении и живой силе.

— Я подумаю, что можно сделать, — ответил Прескотт.

При этих словах Хоффман понял, что пора уходить.

Теперь вокруг него в основном остались мужчины. Дни женщин в форме времен Маятниковых войн давно миновали. Но, выйдя из кабинета, Хоффман увидел, что у стенного шкафа, спиной к нему, стоит молодая женщина в строгом голубом костюме, возможно, та самая, что приоткрывала дверь туалетной комнаты.

Женщина задвинула ящик и повернулась, и тогда полковник заметил, что она беременна. В современном мире возникла еще одна задача: заменять не только изношенные узлы машин и вооружения, но и восстанавливать само человечество.

"Однако на это уйдет гораздо больше времени…"

— Мадам, — вежливо произнес он и прикоснулся пальцем к фуражке, после чего вышел на прилегающую площадь.

Возможно, ему только почудилось, но тучи слегка рассеялись. Хоффман поднял голову и ничего не увидел. Ничего — это тоже хороший знак.

В радионаушнике раздался треск; голос лейтенанта Штрауд показался более напряженным, чем обычно:

— Сэр, зафиксировано еще два выхода трутней. «Дельта» направляется к бульвару Правителя на соединение с отрядом "Эхо".

— Спасибо, лейтенант. А теперь можете немного поспать. Вы не единственный дежурный офицер на данный момент. Скажите Матьесону, чтобы он перенес свою ленивую задницу на ваше место.

— Есть, сэр. Штрауд закончила.

Связь оборвалась. Аня Штрауд не смогла обмануть Хоффмана. Отряду «Дельта» она уделяла особое внимание, несмотря на весь свой утонченный вкус и склонность к изящным искусствам. Возможно, она решила, что могла бы изменить Маркуса Феникса и сделать из него вполне достойного человека? Если так, Хоффман наверняка переоценивает ее умственные способности. Но он не будет читать ей нотации и отговаривать от намерений связаться с такой неподходящей личностью. Пока чувства не мешают Ане исполнять служебные обязанности, это ее личное дело.

Да, бедная девочка совсем непохожа на свою мать. Наверное, чертовски трудно было расти в тени Елены Штрауд.

"Или Адама Феникса, если уж на то пошло".

Хоффман даже остановился, настолько остро ощутил сочувствие к сыну этого человека.

— Нам еще во многом предстоит с тобой разобраться, Феникс, — произнес он вслух.

Хоффман продолжал путь к своему штабу, и внезапно ему захотелось подобрать по пути автомат. С одним лишь пистолетом на бедре он почувствовал себя совершенно голым — даже здесь, в самой укрепленной части города.

"Это недалеко от истины…"

БУЛЬВАР ПРАВИТЕЛЯ, ХАСИНТО

Дом услышал стрельбу издалека — задолго до того, как «Дельта» подошла к бульвару. Маркус все время ускорял шаг, а потом и вовсе пустился бегом.

— Он нас всех угробит, — пробормотал Бэрд, не замедляя ход. — Болван!

Коул шутливо толкнул его в спину, но дружеский тычок парня, которого можно было сравнить с каменной башней, оказался настолько мощным, что Бэрд чуть не упал.

— Вперед, мальчик, — подбодрил его Коул, до сих пор бежавший, как профессиональный легкоатлет. — Ты же не хочешь упустить еще одного урода.

Если речь шла о Саранче, можно было выбирать между уродливыми и ужасно уродливыми особями. Дом переключил приемник на широкополосный поиск и тотчас услышал гневную тираду сержанта «Эха» Рос- си, уже опустошившего свой магазин:

— «Дельта», вы понапрасну тратите время.

В это мгновение к переговорам подключился Маркус:

Эй, мы уже подходим. Нужна помощь?

— Мы потеряли двух человек. Что тут раздумывать! Мы заперты в магазине. Чем скорее, тем лучше.

Говорят, мир делится на тех, кто избегает опасности, и тех, кто стремится ей навстречу. Забавно, как легко можно преодолеть инстинкт самосохранения после продолжительных тренировок. Ноги несли Дома вперед независимо от его мыслей и желаний. Как только он вслед за Коулом обогнул угол, он тотчас понял, кто доставил Росси и его людям столько неприятностей. Такого огромного бумера Дом еще не встречал, а вместе с ним вылез еще и целый отряд трутней.

Бульвар представлял собой широкое открытое пространство. Дом и остальные бойцы «Дельты» перебегали от одного подъезда к другому, пока не залегли на время под прикрытием перевернутого мусоросборника.

Раньше весь квартал к югу от Дома Правителей был украшен подстриженными деревьями, нижние этажи домов сверкали дорогими витринами, а на тротуарах стояли столики кафе, где даже чашка кофе была Дому Сантьяго не по карману. До рождения детей Дом частенько прогуливался здесь с Марией и разглядывал витрины. Сегодня роскошный район отличался от других руин лишь обломками каменных фасадов. Все белые мраморные статуи, украшавшие ниши, давно исчезли, и Дом даже не мог определить, где прежде располагались высокие клумбы.

Бумер вместе со своими трутнями тем временем полностью сосредоточился на входе в просторный магазин, на время превращенный в крепость.

Наружные двери здания давно были сорваны, но за ними между рифлеными колоннами с потолка спускались прочные стальные жалюзи, герметично закрывшие вход. Бумер сотрясал их с такой же легкостью, с какой ночной сторож обычно проверяет, заперта ли хлипкая дверца. Стальные жалюзи не могли долго выдерживать его удары.

На лице Маркуса появилось выражение «не-мешайте-я-думаю». Затем он прижал палец к уху.

— Росси, — заговорил Маркус, — скажи, пол мезонина над входом все еще цел?

Ответ Росси почти утонул в грохоте стрельбы:

— Да. По всей галерее. Высота около пяти метров.

— А ты контролируешь механизм жалюзи?

— Жалюзи контролирую, задвижки — нет.

— По моему сигналу поднимай жалюзи.

— Эй, у нас внутри тоже есть эти твари. Я бы не хотел пропускать к ним подкрепление.

— Поднимай жалюзи, когда услышишь мою команду.

— Хочешь присоединиться?

— Впусти бумера внутрь, а остальное предоставь нам. Мы будем действовать сверху.

Росси на секунду умолк, и Дом услышал, как кто- то рядом с ним советует не упорствовать, поскольку им надо срочно эвакуировать раненых.

— У нас ведь не такой уж большой выбор, верно? — произнес Росси. — Мы будем наготове.

— Не отключай связь. — Маркус обернулся. — Так вот, в задней части магазина есть два запасных выхода. Туда можно попасть по разгрузочным путям. Поднимемся по пожарной лестнице на галерею, и мы с Домом бросимся на бумера сверху.

— А что делать мне? Заняться вязанием? — спросил Бэрд. — И откуда тебе известно расположение лестниц?

— Моя мама часто ходила сюда, когда я был ребенком, — спокойно ответил Маркус. — И я все исследовал.

— И это все, на что мы можем положиться? На походы твоей матушки по магазинам?

Дом был уверен, что рано или поздно Маркус выбьет из Бэрда дух. Терпение Маркуса казалось безграничным, но невозможно слушать ежедневное подтрунивание Бэрда и не испытывать желания врезать ему по голове. Чем дольше молчал Маркус, тем большего взрыва ожидал Дом.

— Да, — со вздохом ответил Маркус. — Так что вам с Коулом придется прикрывать нас огнем, если черви заметят передвижение. А когда жалюзи поднимутся, держитесь ближе и входите следом за ними.

На канале связи еще не утихло бормотание Бэрда о безумии этого плана, а Дом с Маркусом уже потихоньку отошли назад и свернули в боковую улочку, чтобы обойти здание. Как и говорил Маркус, там оказался еще один вход в магазин. Стены уцелели. Дверей не было.

Дом проверил свой «Лансер» и последовал за Маркусом внутрь. Похоже, ему эта территория действительно была знакома.

— Маркус, ты сказал, что мы бросимся на бумера. Определи задачу точнее.

— Прыгнем на него. И снесем ему голову.

Громадные бумеры обладали такой силой, что могли таскать на себе небольшие артиллерийские орудия. Еще они были тупыми, словно пни, во всяком случае, сильно уступали трутням в сообразительности. Так что единственный способ борьбы с бумерами заключался в том, чтобы обмануть их и подойти вплотную, не давая воспользоваться оружием.

"Конечно, если только они до этого не успеют оторвать нам головы…"

Маркус, перепрыгивая через две ступени, помчался наверх. Заученная в детстве схема, по-видимому, отлично сохранилась в его памяти. Дом провел рядом с Маркусом большую часть детства, но здесь ему бывать не приходилось. Вероятно, это было неподходящее для него место.

— Да, я примерно так и подумал, — сказал Дом. — Ближний бой.

— Он не выдержит нашего прыжка.

И Маркус действительно намеревался прыгнуть.

"Что же мне, черт побери, делать, если его убьют?"

Потеря детей — огромное горе. Но когда пропала еще и Мария, Дом — возможно, сам того не сознавая — сблизился с Маркусом. Этот парень был его другом, последним напоминанием о счастливых временах. Его невозможно никем заменить, по крайней мере здесь, в этом опустошенном мире. Слабым утешением могло служить лишь то обстоятельство, что каждый, абсолютно каждый лишился своих родных или друзей. Не приходилось скорбеть в одиночестве. Горе было понятно всем.

"Я не позволю ему погибнуть".

Маркус, не догадываясь о тревогах Дома, ударом ноги распахнул дверь, закрывавшую выход с лестничной клетки. Перед ними возник темный проем.

— Свет… — произнес Маркус, точно разговаривая сам с собой. Дом заметил эту привычку еще с первой их встречи. В коридоре не было естественного освещения. — И почему у нас нет ни одного фонарика? Ладно, этот коридор проходит мимо кабинетов служащих… И возле лифта мы попадем на галерею.

— А вдруг за то время, пока ты здесь не был, они произвели какие-то перепланировки?

— Это здание защищено законом об охране исторических памятников. Даже перегородки должны оставаться на своих местах.

Маркус всегда помнил мельчайшие подробности, и время от времени они бывали очень кстати. Ярдов пятьдесят друзья прошли на ощупь, а потом свернули направо. Дом увидел впереди ярко освещенный прямоугольник. Коридор наполнился грохотом ожесточенной перестрелки.

— Дверь на галерею, — сказал Маркус. От нее остался только пустой проем, даже без петель. — Ты готов?

— Все отлично.

— Ты думаешь, мне захотелось умереть?

— Нет. — "Ну разве что… иногда". — Эй, вдвоем мы справимся. Как и всегда, верно? — Дом поднял руку с растопыренными пальцами. — Ну, раз, два… три.

Дом, хоть и не знал помещение, на этот раз первым оказался у выхода. Сокрушительный грохот ударил в уши. Оказавшись на галерее, Дом отчетливо увидел картину боя. Сверху просматривался весь нижний этаж — от резной отделки главного входа до обгоревших остовов прилавков, занимавших большую часть помещения и освещаемых беспорядочными вспышками выстрелов. Росси скорчился позади уцелевшей каменной стены, что отделяла зал от лестницы на цокольный этаж. Рядом с ним на полу в темных брызгах крови лежало распростертое тело солдата. Дэвид?..

Маркус перебежал в дальний конец галереи, нависавшей над входом.

— Росси, — произнес он в микрофон, — Росси, поднимай жалюзи. Быстро!

— Дьявол, а как он доберется до пульта? — Дом оперся одной рукой на балюстраду, изготовившись прыгать. До приземления всего пять метров. Да, но прыгать придется на проклятого бумера. Кровь бурлила от адреналина. Желание последовать за Маркусом, к чему бы это ни привело, оказалось настолько сильным, что все вокруг приобрело необычайную резкость и яркость, а сцена боя словно замедлилась и разворачивалась дискретными толчками. — Он сумеет запустить механизм?

— Там раньше был пост охраны, — сказал Маркус. В правой руке он держал автомат, левой оперся о перила и уже перекинул ногу через балюстраду, прицелившись спрыгнуть между входом и позицией Росси. — Он как раз рядом с пультом ручного контроля.

Жалюзи дрогнули. Начали подниматься.

— Приготовься, — предупредил Дом.

— Я пойду первым, а ты меня прикроешь, ладно?

— Ладно. — Остановить бумера было сложнее, чем трутней. — Если ты один не справишься, я прыгаю следом.

Входная дверь была рядом с линией стрельбы Росси. Как только Дом приготовился прыгать через перила, он сообразил, что может угодить под перекрестный огонь, но останавливаться было уже поздно. Стальной занавес поднялся достаточно высоко, чтобы пропустить бумера. Тот согнулся перед краем барьера, почти встал на четвереньки, а затем на долю секунды посмотрел вверх.

Маркус пустил в него длинную очередь. Чудовище даже не замедлило шага. Похоже, бумеры не чувствуют боли. А потом Маркус спрыгнул ему на спину.

Эта работа требовала участия их обоих. Дом тоже спрыгнул. В первое мгновение он даже не мог определить, ударили его ботинки в спину бумера или Маркуса, но ощущение было такое, как от падения на бетон. Бумер лицом вниз рухнул на пол. Дом покачнулся от удара, во рту появился привкус крови.

Бумер стал подниматься на колени, пытаясь стряхнуть людей, но Дома беспокоил только грохот выстрелов над головой, и больше ничего. Он обхватил рукой массивную шею противника и сдавливал горло, пока Маркус не опустошил в живот бумера всю обойму.

Маркус отскочил, чтобы перезарядить оружие, а Дом, спрыгнув на пол, продолжал стрелять. Проклятье, это существо не так-то легко остановить! Против ист мог подвести даже "Лансер".

Не то что обычные подземные черви. Это другое дело. Начиненный пулями, бумер снова рухнул на колени. но тут из-за груды обломков выскочил трутень. Дом повернулся, чтобы выстрелить, но проклятый червяк кинулся на Маркуса.

— Дерьмо! — Маркус схватился с трутнем, и Дом не мог как следует прицелиться. Тогда он активировал бензопилу. "Сверху вниз по плечу, точно через основной сосуд. Отстань от моего приятеля, ублюдок!" — Держись, Маркус!

Но Маркус уже сам приступил к делу. Острые зубья заскрежетали по броне. Работа бензопилой требует точности — и, кроме того, необходимо налечь на нее всем своим весом, иначе зубья могут соскользнуть. Лучше всего наносить удар сверху вниз, используя инерцию тела, но Маркус лежал на спине, держа «Лансер» над собой. Трутень отчаянно метался из стороны в сторону, хотя и не мог использовать оружие. Дом рубанул его по плечу, однако существо еще продолжало двигаться.

Зато бумер уже вышел из игры и превратился в дрожащую груду мяса на полу. Но пока он ревел и вертел головой, нельзя было спускать с него глаз!.. И Дом умудрялся следить за ним боковым зрением, переключив основное внимание на борьбу Маркуса с трутнем. Вот из артерии Саранчи фонтаном хлынула кровь, а Маркус, живой и невредимый, откатился в сторону.

И внезапно все стихло.

Бумер не пытался подняться. Он еще не умер, — и как он мог столько продержаться? — но вскоре окончательно затихнет. Эти твари истекают кровью точно так же, как и все остальные существа.

— Есть кто-то еще? — поднимаясь, спросил Маркус. — Или это все? Бэрд? Коул?

— Сейчас закончу, приятель.

Коул выскочил из-за едва державшейся колонны и, небрежно держа «Лансер» одной рукой, несколько раз выстрелил. Обернувшись, Дом увидел неподалеку от себя падающего трутня. Враг еще продолжал стрелять, но его пули уходили в сводчатый потолок.

— Отлично. — Маркус провел рукой по подбородку и взглянул на ладонь. — Дерьмо…

Коул с нескрываемым отвращением посмотрел на трупы убитых червей и пнул одного из них, проверяя, не дернется ли тот в ответ. Потом коротко вздохнул:

— Ненавижу этот запах. — Его голос звучал глухо. Или это слух Дома не восстановился после оглушительной стрельбы? — Но это не заставит меня отказаться от ужина. Ну что, мы здесь закончили?

Маркус огляделся:

— Все целы? Росси, ты еще здесь?

— Да. — Росси вышел из укрытия. Он весь был забрызган кровью — она могла принадлежать кому угодно, даже бумеру. — Я вызвал дежурный вертолет. Дэвид совсем плох, ранен в живот. И надо отыскать автомат Гарриса.

При хронической нехватке оружия это было в порядке вещей: после сражения люди забирали с собой псе, что могло пригодиться в следующий раз. В ожидании "Королевского ворона" Росси и последний из уцелевших бойцов отряда «Эхо» вынесли Дэвида на улицу, потом вернулись за телом Гарриса. Дом, с трудом переключаясь с отчаянной борьбы за жизнь на повседневную рутину, решил, что ему лучше продолжать двигаться. Ему мерещились несуществующие тени. Так было всегда, когда приходилось испытывать сильное напряжение при постоянном недосыпании. Вот и теперь Дом готов был поклясться, что в магазине кто-то ходит.

Я пойду поищу автомат, — предложил он. — Это не займет много времени.

Бэрд начал обшаривать свои карманы и сумку в поисках патронов:

— Вертолет будет здесь через минуту.

— Я сказал, что поищу автомат. Верно, Росси?

Росси крепко сжал руку Дэвида, но тот не отреагировал.

— Спасибо.

Дом зашагал обратно в магазин, размышляя над тем, куда девались трупы Саранчи, если только их не сжигали, опасаясь распространения заразы. Иногда, возвращаясь на поле боя, он обнаруживал гниющие трупы, но порой они исчезали. Возможно, их пожирали одичавшие кошки и собаки. Но выглядели останки весьма неаппетитно.

В одном он был уверен: Саранча не возвращалась за своими погибшими сородичами. В этом они тоже отличались от людей. У них не было самолюбия, не позволявшего оставлять врагам мертвые тела.

Дом взглянул на бумера. Черт, он еще не сдох. Он до сих пор не сдох! Глаза бумера — злобные, ненавидящие — следили за каждым движением. После всего, что произошло, это существо еще держалось, как и Дэвид. Дом нацелил на бумера «Лансер», но помедлил, вызвав на связь Маркуса.

— Не обращай внимания на стрельбу, — сказал Дом. — Надо закончить работу.

Он разрядил обойму в бумера. Дом и сам не знал, поступил ли так, чтобы убедиться в смерти врага, как предписывали инструкции, или поддался человеческому чувству и милосердно избавил его от мучений.

Возможно, это напрасная трата драгоценных боеприпасов… Но, по крайней мере, бумер теперь мертв. Дом дождался, пока грудь врага перестала подниматься и опускаться, а затем огляделся в поисках автомата Гарриса, стараясь не обращать внимания на трупы. Он мог бы найти некоторое сходство с грудами тел, виденными во время Маятниковых войн, поскольку это тоже были солдаты, как и он сам. Но Саранча воплощала в себе все худшие черты людей и не обладала никакими привлекательными свойствами. Здесь не о ком было горевать, некого жалеть или узнавать…

И еще от них отвратительно пахло. Эта вонь въедалась в кожу, пока Дом не смывал ее под душем вместе с пороховой гарью и дымом.

Автомата нигде не было видно. Краем глаза уловив какое-то движение, Дом обернулся, хотя и сознавал, что во всем виновата усталость. Взгляд остановился на небольшом темном закутке с грудой мусора на входе.

Может, это и безумие, но он должен проверить.

Держа автомат наготове, Дом шагнул в комнату, и ему показалось, что он попал на бойню. Весь пол был усеян телами вперемешку с кусками обвалившейся штукатурки. Несмотря на полумрак, он отчетливо различал торчавшие руки и ноги. В первый момент появилась мысль о банде бродяг, поселившихся в магазине и попавших под обстрел.

Дом содрогнулся, ощутив под ногой тело, но громкий треск под тяжелым ботинком не был похож на хруст костей. Это…

"Пластмасса".

Теперь он увидел, что тела были всего лишь манекенами, с которых сняли все пригодные в хозяйстве части. Дом поднял отломанную руку. С нее сорвали даже мелкие металлические крепления. Глупо, конечно, по Дом знал, что не он первый допускает такую оплошность, еще не остыв от жаркой схватки.

Послышалось стаккато приближавшегося «Ворона». Дом в полутьме стал пробираться к выходу, щурясь на свет, горевший в зале магазина. В животе заурчало, и Дом открыл поясную сумку, чтобы перебить голод сухим пайком. Он зажал зубами край фольги, чтобы разорвать пакет, но в это мгновение что-то заставило его поднять голову. В лицо ударил луч фонаря винтовки.

Дом прицелился раньше, чем понял, что происходит, и выстрелил.

Глава 2

Я буду неустанно и упорно преследовать врагов Коалиции.

Я буду защищать и поддерживать Закон Жизни, установленный Праотцами в Восьмом Каноне.

Я отказываюсь от моей прежней жизни и буду выполнять свой долг до тех пор, пока в этом есть необходимость.

Я твердо занимаю свое место в машине и сознаю свою роль в Коалиции.

Я Шестерня Войны.

(Клятва Коалиции, приносимая каждым новобранцем)

БУЛЬВАР ПРАВИТЕЛЯ

Дом выстрелил, поскольку ни один солдат не стал бы наводить оружие на своего товарища.

Он услышал, как рикошетом отскочила пуля, но цели так и не разглядел. Луч фонаря и дневной свет из магазина ослепили его.

— Чертов идиот! — прозвучал чей-то голос. Женский голос с сильным акцентом Южных островов или соседних с ними областей. — Ты мог меня убить.

Свет фонарика исчез. Дом понял, что уронил пакет с едой. Но не опустил свой "Лансер".

— Вот как? Я и сейчас могу. Назови свое имя.

— Это Берни, — ответила женщина.

— Я не знаю никакой Берни. — Его глаза обрели способность видеть, но Дом все еще не мог рассмотреть ее. — Кончайте болтать, леди, и выходите, чтобы я смог на вас поглядеть.

— В следующий раз я не стану мешать червяку отрывать тебе голову.

Так вот кто был тем таинственным снайпером! Наверное, женщина все время следила за ними, и это обстоятельство беспокоило Дома больше, чем Саранча.

— Я благодарен за помощь, но все-таки настаиваю, чтобы вы вышли сюда, — Маркус и остальные солдаты, должно быть, слышали выстрелы, но он же сам попросил их не беспокоиться. — Двигайтесь.

Однажды, когда Дом был еще слишком молод, чтобы разобраться, в чем дело, он позволил себя обмануть. Такие выходки были в ходу у бродяг: они посылали вперед женщину, чтобы отвлечь внимание, а потом кто-то из мужчин воровал то, что им было нужно. Таким образом они пытались красть у патрулей даже оружие, топливо и запчасти машин, за что можно было угодить на электрический стул. Нельзя сказать, что женщины были менее опасными, чем мужчины. Но когда нация находилась на грани вымирания — а человечество давно приблизилось к этой страшной черте, — мало кто решался воевать с ними. Женщины олицетворяли собой надежду на будущее, надежду на выживание, а не пушечное мясо.

Громкий стук тяжелых ботинок, будто кто-то спрыгнул с большой высоты, раздался справа от него и оборвал размышления. Дом резко обернулся.

В первую очередь его внимание привлекла винтовка — действительно старая модель длинноствольного Марк-2", — а затем уже державшая ее женщина.

— Проклятие! — пробурчал он.

Женщина, одетая в разномастные части брони солдат Коалиции, оказалась крупнее и старше, чем он ожидал, хотя он и сам не знал, чего ожидать. Но молодой ее нельзя было назвать, это уж точно. Коротко подстриженные темные волосы местами совсем поседели, но тем не менее она не была похожа на чью-то скорбящую мать. Скорее, на сжатую пружину, грозящую мгновенным ударом. Женщина повесила винтовку на плечо — черт, у нее был еще и «Лансер» — и остановилась. Дом уставился на "Лансер".

— Да, я его нашла, — сказала она. — В мои дни таких не было.

Она повернулась к Дому спиной, прошла к выходу и заглянула в торговый зал. Теперь Дом увидел на ее руках татуировки.

— Привет, Маркус. Только не говори, что ты меня не помнишь.

Маркус подошел к дверному проему. Следом приблизились Бэрд и Коул. На их лицах читалась тревога, но они ждали приказов Маркуса, а его руки оставались спокойно опущенными вдоль тела.

— Я тебя знаю, — произнес Маркус. — И я считал тебя погибшей.

Дом упорно старался вспомнить это имя:

"Берни? Берни…Берни…"

— Я еще не закончила. Слишком много работы. — Она по очереди осмотрела каждого из них, точно инспектор, недовольный внешним видом солдат. — Кто теперь заправляет шоу? Все еще Хоффман?

— Как ты сюда добралась? — Маркус оставил ее вопрос без внимания. Недоверчивость возобладала над правилами приличия. На его лице почти ничего не отразилось: он никогда не выдавал своих чувств. Но Дом-то знал, что в минуты потрясений Маркус начинает часто моргать… Эта женщина определенно вызвала у него сильнейшее удивление. — У тебя есть транспорт?

— Я шла пешком.

— Все четырнадцать лет?

— Ага. Попробуй-ка пересечь пару континентов, которые выглядят не лучше, чем этот магазин. И не забудь об этом мокром препятствии, что зовется морем.

Хотя на лице Берни не было родовых татуировок, ее акцент напоминал речь Тая Калисо. Уже одного этого обстоятельства было достаточно, чтобы Дом предпочел держаться от нее подальше. Все уроженцы Южных островов считались безумцами даже по меркам солдат, в лучшие времена допускавших различные отклонения.

— Кто-нибудь собирается нас представить? — Коул протянул для рукопожатия огромную ладонь. Женщина приняла ее. — Рядовой Август Коул, мадам, а этот уродец рядом со мной — капрал Дэмон Бэрд.

— Бернадетт Матаки. — Она пожала его руку. — Верни. — (Бэрд коротко кивнул, стараясь скрыть произведенное впечатление.) — А с Маркусом и Домом мы уже знакомы.

— Ого, леди, у вас рукопожатие как у бумера. Я ценю это в женщинах.

— Ты, парень, нахальный юнец, но это ничего. Ну, Маркус, отведи меня к Хоффману.

Маркус что-то буркнул и кивнул в сторону выхода па бульвар. "Королевский ворон" уже приземлился, и пилот встретил их раздраженным жестом, недвусмысленно призывая поторапливаться.

Как только вы, леди, будете готовы, мы погрузим раненого на борт, — с едким сарказмом произнес он, не сразу заметив Берни. — Только потому, что здесь немного… Черт, да ты в самом деле женщина!

— Эй, не говори так о Бэрде, — предупредил его Коул. — Он блондин и потому очень чувствительный.

Бэрд не клюнул на эту наживку. Берни взгромоздилась в десантный отсек и одарила пилота таким взглядом, что он предпочел больше не раскрывать рта. «Ворон» поднялся в воздух, и Дом заметил, как Маркус и Берни обменялись короткими взглядами, что его слегка обеспокоило. В этих взглядах он почувствовал то ли вопрос, то ли предупреждение, а может, и то и другое.

"Я знаю этого парня всю свою жизнь. Мы жили душа в душу с тех пор, как были детьми. Неужели мне что-то неизвестно?"

— Я не женщина, — многозначительно промолвила Берни, пристроив между коленей древнюю винтовку. — Я уже давно превратилась в сержанта Матаки. И я еще способна выполнять свою работу.

— Да, — откликнулся Маркус, не отводя взгляда от пробегавшего внизу городского пейзажа. — Это так. И она способна на это.

"Матаки".

Дом поймал себя на том, что пытается мысленно стереть с лица женщины пять, десять, пятнадцать лет, но при этом не пялиться на нее уж слишком откровенно. Но она все же перехватила его взгляд и не обиделась. Более того, казалось, она довольна.

И все же она никак не походила на чью-то седовласую мать.

"Матаки. Матаки, Матаки, Матаки. Проклятие, ну конечно!"

Теперь он понял, кто перед ним. Его как будто неожиданно разбудили посреди ночи. Она участвовала в сражении в долине Асфо.

Она воевала рядом с его братом Карлосом.

И вместе с Маркусом была там, когда его убили.

Дом протянул руку.

— Спасибо, — наконец-то сказал он. — Это был отличный выстрел.

БЫВШИЙ ГОСПИТАЛЬ РАЙТМАНА, ТЕПЕРЬ КАЗАРМЫ

Для Берни это была первая более или менее приличная ванная комната за долгие годы.

То, что раньше это здание служило пристанищем для сошедших с ума богачей, ее ничуть не беспокоило. Вдоль стены тянулся целый ряд раковин, а кафельная плитка, как помнила Берни, была такой же, как на любой военной базе Коалиции. Зато к текущей из крана воде требовалось привыкнуть. Берни наполнила раковину водой, окунула голову и некоторое время наслаждалась забытой свежестью, прежде чем выпрямиться и взглянуть в зеркало. Все это отдавало горьковатой сладостью ощущения дома.

Она отвыкла от этих запахов: дыма, крови, пота, машинного масла, пороха, обязательного карболового мыла… Маркус, едва скрывая раздражение, отчищал броню от ошметков внутренностей Саранчи. Потом он снял потрепанную бандану, которой всегда повязывал голову, и бросил ее в раковину. Без нее Маркус выглядел совсем другим человеком.

— Господи, неужели это та самая, которую ты носил во время нашей последней встречи? — спросила Берни.

— Нет. — Он отжал лоскут и снова повязал на голову, даже не глядя в зеркало. — После того как Дом вытащил меня из тюрьмы, я достал новую.

— Да, как раз об этом я и хотела тебя расспросить. Те6e не интересно знать, почему я так долго за вами следила? Я ведь несколько недель тенью ходила за патрулем.

Он пожал плечами:

— Ладно. И почему же?

— Чтобы убедиться, что ты не примкнул к бродягам. Маркус, как только я сюда добралась, я услышала о тебе массу нелепых слухов. Это правда?

— Зависит от того, что именно ты услышала.

— Что ты бросил свой пост и это стоило жизни нескольким солдатам. Что тебя судил военно-полевой суд.

Маркус опять пожал плечами:

— Против этого мне нечего возразить.

— Нет, только не ты. Никогда.

— Все это правда. Я получил сорок лет. Отсидел четыре. Я уже подумывал о самоубийстве, но за меня заступился Дом. И вытащил меня оттуда лишь несколько дней назад.

В этом был весь Дом. Этот человек буквально готов умереть ради тех, в кого он верит. Но Берни никак не могла представить, что Маркус Феникс мог покинуть поле боя. Для этого должна быть веская причина. Очень веская.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне, что произошло на самом деле?

— Может быть. А ты не хочешь рассказать, почему решила вернуться именно сейчас?

В одном вопросе крылся и второй, не высказанный прямо. Берни много лет назад выбросила это из головы — намеренно и сознательно — и когда-то считала, что и вправду обо всем позабыла. Но одного взгляда на лицо Дома Сантьяго хватило, чтобы все вспомнить.

Хороший парень, по-собачьи преданный, скромный и отважный, точь-в-точь как его брат, вплоть до маленькой аккуратной черной бородки. Берни было нелегко даже смотреть ему в лицо.

— Не беспокойся, Маркус, — сказала она. — Я не собираюсь снова возвращаться к Асфо. — Нет, Дому незачем было знать подробности о Карлосе в те дни, а уж теперь тем более. — Мы ведь договорились, не так ли? Прошло уже шестнадцать лет.

— Он потерял обоих детей. И жена пропала десять лет назад.

Все кого-то теряли после Дня-П, но такая утрата казалась слишком тяжелой для парня, уже лишившегося старшего брата.

— Мне кажется, он до сих пор ищет ее, — сказала Берни.

— Да, ты ведь знаешь Дома.

— А что насчет остальных его родственников?

— Пропали, предположительно погибли.

— Бедняга. Мне казалось, он лучше меня запомнил. — "Да, пожалуй, и хорошо, что не запомнил. Он только начал бы задавать вопросы". — А твой отец жив?

— Нет.

— Сочувствую.

— Тебя слишком долго здесь не было.

— Конечно. После того как меня комиссовали из армии, я вернулась домой. После Дня-П остров оказался в полной изоляции, так что о призыве из Эфиры я узнала только через восемь лет.

Маркус помолчал, что-то подсчитывая в уме:

— А есть какие-нибудь хорошие новости?

Значительная часть глобальных сетей связи, при которых они выросли, была уничтожена в первые же дни после Прорыва Саранчи.

Время от времени я сталкивалась с уцелевшими людьми. Чаще всего в рыбацких деревушках. Саранче было труднее добраться до людей, спасающихся в море.

— Да, это один из способов от них убежать.

— Я потратила массу сил, чтобы заполучить лодку. Но оружием в руках убеждать гораздо проще.

Маркус окинул Берни озабоченным взглядом:

— Так ты не шутишь.

— Я слишком стара, чтобы рожать детей, но я еще могу сражаться. И не пытайся убедить меня в обратном.

— Я и не мечтал об этом.

Берни знала, что, пока она в силах держать оружие, она должна выполнять свой долг. Любые гражданские лица, вставшие на ее пути, представляли собой угрозу выживания человечества. В этом мире не осталось места для нейтралитета и самодеятельности, уже не существовало выбора, чью сторону принять. И, кроме того, она потеряла слишком много близких людей.

"Но каждый кого-то потерял. Каждый человек, все наше общество объято скорбью. Чем же все это закончится? Каким будет общество будущего? Какими станем мы после стольких утрат?"

Подобные размышления были непозволительной роскошью для всех, кроме разве что политиков. Но Берни не могла об этом не думать.

Маркус продолжил чистить броню, а Берни опробовала душ. Даже с холодной водой ощущение было великолепным. Больше она ни за что не встанет в ушат с грязной водой.

Входная дверь распахнулась, и Берни, одеваясь, услышала голос Дома.

— Хоффман в своем репертуаре, — сказал Дом. — Аня говорит, что ему как будто подложили ракету под задницу. Крикнул: "Дерьмо!" — и сорвался с места.

— Аня так и сказала? — крикнула Берни. — Не знала, что она овладела этим специфическим диалектом.

— Простите, я не знал, что вы здесь, сержант.

— Я еще гражданское лицо. До тех пор, пока Хоффман не признает обратное.

Берни помедлила пару секунд, прежде чем выйти из душевой. Когда она в последний раз видела Дома Сантьяго, парень, не стесняясь, оплакивал гибель брата, а победа в долине Асфо ничего для него не значила.

Через шесть месяцев после этого Берни с раздробленной ногой оказалась на больничной койке, а потом ее уволили из армии. Как же легко потерять связь с человеком.

А потом ты обнаруживаешь, что люди уходят навсегда.

Она жаждала уничтожать червей, стирать их с лица земли, как они уничтожили большую часть ее мира. И возвращение в ряды армии предоставляло для этого наилучшую возможность.

— Теперь я тебя вспомнил, — немного виновато произнес Дом. — Прошло так много времени.

— Все в порядке. Мы же не были в одной компании.

— Но ты дружила с Карлосом.

"Подходящее выражение. И не начинай уточнять подробности. Каких еще слов ты от него ожидала?"

— Да, — сказала она. — Твой брат был хорошим человеком. И отличным бойцом.

Вот и все, что требовалось: честно, беспристрастно, без намеков на дальнейшие расспросы. Таким братом, как Карлос, мог бы гордиться любой парень. Дом печально улыбнулся и, насвистывая под нос какой-то мотив, стал снимать броню. Война с Саранчой — грязное дело. Берни вспомнила про бензопилу и поняла, что чистка оружия превратилась в совершенно другое занятие. Маркус для чистки зубьев использовал старую зубную щетку. Он снял всю цепь и теперь распутывал обмотавшееся вокруг зубьев сухожилие.

— А что, Хоффман так и не смягчился? — спросила Берни.

Маркус едва слышно произнес что-то вроде «уф-х-х». Берни все отлично поняла. Это был даже не вздох, а просто выход слишком долго сдерживаемого разочарования, отвращения и досады.

— Нет, он такой же придурок, как и прежде. Только теперь он главный придурок.

Дом, тайком от Маркуса, кинул взгляд в сторону Берни. "Это длинная история, не стоит в нее углубляться". Но Берни и не ждала от Маркуса подробных объяснений. Она приняла информацию к сведению и поняла, насколько напряженные отношения установились между Маркусом и Хоффманом.

— Ладно, — осторожно сказала она, — постараюсь его не задирать.

Маркус продолжал чистить снаряжение. Берни собрала свое имущество — один запасной комплект одежды и три комплекта оружия — и села в приемной, ожидая, пока о ней доложат. С тех пор как она оставила службу, в армии многое изменилось. Почти все солдаты, проходившие мимо, были мужчинами. И выглядели они такими измученными, какими никогда не были солдаты ее времени, в какую бы они ни попадали передрягу.

Все-таки Маятниковые войны были совсем другими. После восьми лет сражений наступило нечто вроде пресыщения. Никто бы не поверил, что конец света близок, даже если бы глобальная катастрофа постучалась в дверь…

Сейчас, по всей вероятности, она стояла на пороге. И все это понимали.

Возможно, Берни прошла восемь тысяч миль только ради того, чтобы погибнуть вдали от дома.

"Что ж, по крайней мере, я умру на сытый желудок и в крепких ботинках. И заберу с собой еще несколько мерзких червей".

— Я помню, что обещал принять каждого, кто способен держать винтовку, но ты испытываешь мое терпение, Матаки.

Громкий голос неожиданно раздался за ее спиной. Двое проходивших солдат на мгновение остановились, но затем благоразумно продолжили путь по своим делам. Нет, Хоффман совсем не изменился: низенький и плотный, почти квадратный, с тонкими губами. Берни вскочила по стойке «смирно» и повернулась, словно и не было последних шестнадцати лет.

— Сэр, — заговорила она, — вы паршиво выглядите.

Губы Хоффмана едва дрогнули в подобии усмешки.

Она понимала, что не стоит ждать широкой приветственной улыбки.

— Я тоже рад тебя видеть, Берни. И ты далеко не образец солдата.

— Я знаю. Но я все еще могу двигаться с полной выкладкой и поражать цель с расстояния восемьсот метров. Иначе бы я сюда не дошла.

— Принеси клятву, потом наведайся к интенданту. — Хоффман позволил себе улыбнуться — украдкой, почти нехотя. — С возвращением. И постарайся не целовать зад Фениксу. Будь на то моя воля, он и сейчас был бы последним заключенным в Глыбе.

— Задница, сэр, — сказала Берни. Она не поняла, почему Хоффман так назвал тюрьму — Глыба. — Там, откуда я пришла, это называется задницей.

— Ладно, что бы это ни было, перед ним не стоит лебезить.

Хоффман развернулся и зашагал прочь. Нет смысла говорить Маркусу, что ей всегда нравился Хоффман. Он был настоящим воякой, а не просто просиживал кресло, как многие другие, кого она знала. И нет смысла убеждать Хоффмана, что Маркус не способен бросить своих людей, а если уж решился на подобную глупость, значит, на то была крайне веская причина.

Она пришла сюда не ради того, чтобы стать судьей для этих двоих, напомнила себе Матаки. Она пришла, потому что принадлежала к человеческому сообществу. Стать солдатом — вот ее шанс помочь в восстановлении мира.

Подошел Дом, от него пахло карболовым мылом. Чертовски трудно смыть с себя вонь Саранчи.

— Пойдем, я провожу тебя в кабинет адъютанта, — предложил он. — Если тебе что-то понадобится или возникнут какие-то проблемы — дай мне знать. Карлос очень хорошо к тебе относился.

— Спасибо. Ты отличный парень, Дом.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне о нем, ладно? Уверен, вы с ним попадали в такие переделки, о которых он мне не говорил.

Дом усмехнулся. Берни ответила натянутой улыбкой, а затем пошла за ним по коридору. Она расскажет ему то, что сможет, но Берни была твердо уверена, что рано или поздно Дом попросит ее вспомнить ту историю, о которой она поклялась никогда не упоминать.

Он спросит о том дне, когда Карлос погиб.

ОПЕРАТИВНЫЙ ЦЕНТР. ГОСПИТАЛЬ РАЙТМАНА, ХАСИНТО

Донесения о вторжениях Саранчи, как правило, поступали почти без перерыва. Но в последние два-три дня мощный поток сменился относительно слабым ручейком.

Но это не означало, что противник отступил.

— Сэр, у нас возникла проблема. — Лейтенант Матьесон привлек внимание Хоффмана к свежей распечатке. Беднягу направили в центральный информационный отдел, после того как он лишился в бою обеих ног. — Посмотрите на эту карту. Обратите внимание, в каком направлении движутся новые группы противника.

Хоффман вгляделся в расположение коротких стрелок, образующих цифру четыре, и обратил внимание на время под каждой из стрелок. Да, просматривается определенная закономерность. Саранча движется к северу — в те районы, куда до сих пор не доходила, — и через поселения бродяг прорывается к так называемой сельскохозяйственной зоне. Этот сектор до сих пор был обозначен на карте обнадеживающим зеленым цветом. В реальности все было далеко не так оптимистично: сохранилось лишь несколько ферм, где выращивали урожаи под открытым небом. Все остальное пространство занимали уродливые промышленные ангары, где применялась гидропоника, а также заводы по производству искусственного белка и птицеводческие комплексы. Единственный оставшийся город человечества по-прежнему требовал огромного количества продовольствия.

Однако направления вторжений еще не образовали четкого рисунка. Пока.

"К тому времени, когда это произойдет, будет слишком поздно".

— Каково твое мнение, Матьесон?

— Возможно, это простое совпадение, но если вы продолжите эту стрелку, станет ясно, куда они направляются.

— Если эти твари перережут линию продовольственных поставок, мы обречены, — сказал Хоффман. — Но геологи клялись, что там прочное гранитное основание.

— Вероятно, сказались последствия применения светомассовой бомбы.

— Что, открылись новые расщелины?

— Когда в замкнутом пространстве высвобождается такой колоссальный заряд энергии, она обязательно находит выход, сэр.

В помещении оперативного центра, давно непохожего на тщательно укомплектованный отдел, каким он был в прошлые годы, наступила удивительная тишина. Ее нарушали только отрывистые донесения патрулировавших окрестности солдат да ритмичное стрекотание принтера, выплевывавшего бесконечные потоки информации. Стоило Хоффману поднять голову, как он обнаружил, что все глядят на него: и молодые мужчины, непригодные к военной службе, и старики из резерва, и женщины от восемнадцати лет до того возраста, когда об этом становится неприлично спрашивать. И во всех взглядах читался откровенный ужас.

"Направьте меня в настоящее сражение. Стрелять не стрелять… Атака, отступление… А сейчас мне ежеминутно кажется, что я все испорчу и увлеку этот мир прямиком в преисподнюю".

Без поставок продовольствия город продержится не более нескольких месяцев — и это в лучшем случае. Охрана линии водоснабжения уже отнимает немало сил. Похоже, Саранча отыскала способ начать блокаду.

— Они хотят уморить нас голодом, не так ли, сэр? — спросил один из стариков.

— Ты достаточно стар, чтобы помнить Кузнецкие Врата, — сказал Хоффман. — Следовательно, ты знаешь, как я действую в подобных ситуациях. — Тот случай стал определяющим в карьере Хоффмана. Он до сих пор не был уверен, к лучшему или к худшему повернулась его жизнь, но точно знал, что не хотел бы пережить это снова. — Соедини меня с Председателем.

Надо отдать должное, Прескотт отвечал на вызов в любое время суток, и за это Хоффман готов был многое ему простить. Председатель перезвонил ровно через минуту. Все сотрудники оперативного центра вернулись на свои места, но Хоффман понимал, что каждый из них внимательно прислушивается к разговору.

— Что случилось, полковник?

Матьесон молча пододвинул Хоффману обновленную карту с отмеченными выходами Саранчи. Еще один знак в форме четверки обозначил место нового прорыва.

— Похоже, черви применили новую стратегию. Они пытаются отрезать нас от Северных ворот и продуктовых комплексов.

— Какова численность противника?

— Численность не имеет значения, если они сумеют сконцентрировать все силы и перекроют нам доступ в эти районы.

— Что вы предлагаете?

Это едва ли можно было назвать блестящим выходом из положения. Но ничего иного Хоффман придумать не мог. Практику эвакуации они осваивали уже не один год, пока Саранча продвигалась через Тирус. В противном случае риск потерять контроль над продовольственной зоной, лишиться уже имевшихся там резервов был слишком велик.

— Придется оставить этот район, Председатель. При той скорости, с какой движется Саранча, у нас есть три дня, чтобы свернуть производство и вывезти все оборудование. Людей там не так уж и много, зато масса запасов и машин.

Прескотт помолчал, словно подсчитывая что-то в уме.

— Это означает, что потребуется множество транспортных средств, чтобы перевезти людей.

— Мы пошлем туда вооруженный конвой и все вывезем. Но надо действовать быстро.

— Хорошо. Я созову группу чрезвычайного реагирования, и в течение часа они сообщат вам все решения. Сколько солдат вы сможете откомандировать на выполнение этой задачи?

— Не так много, как мне хотелось бы, — ответил Хоффман. — Но чем раньше мы приступим, тем скорее они вернутся к своим прямым обязанностям.

— Держите меня в курсе, полковник, — приказал Прескотт и отключил линию.

Прошу внимания. — Хоффман хлопнул в ладоши, обращаясь к своим сотрудникам. Но ничего подобною не требовалось: в напряженной тишине можно было бы услышать даже шорох пробежавшей крысы. —

Придется вернуться к планам эвакуации. Эта работа вам знакома. Как только будет известно количество транспортных средств, составьте маршрут туда и обратно с указанием точного времени и доложите мне, сколько потребуется перевезти оборудования. Матьесон, держи в резерве три группы.

— Слушаюсь, сэр.

Все это звучало очень даже хорошо. Порой Хоффман старался посмотреть на себя со стороны и прислушивался к собственным приказам, поскольку команды имели для солдат не меньшее значение, чем условия службы. Солдаты — и гражданское население тоже — должны видеть его решительность, когда дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Вот только самого себя, в отличие от окружающих, он не мог убедить.

"Я не заслужил этого положения. Меня просто не сумели убить".

Заслужил или нет, но он был назначен на эту должность и принял ее. И рядом нет никого, кому можно было бы уступить высокий пост. Это был его долг. И Хоффман его выполнял.

И молился только об одном: не лишить человечество последнего шанса.

Глава 3

КОГ — это не машина для подавления личностей, дубина. Это общество. Взаимовыручка и взаимозависимость. Отдельная личность, как бы благородно и возвышенно это слово ни звучало, чаще всего плюет на своих соседей. А если ты плюешь на соседей, не стоит ожидать от них помощи. Законы объединяют людей. Надо держаться вместе, или мы все погибнем.

(Рядовой Дом Сантьяго объясняет бывшему бродяге, почему он должен перестать хныкать и жаловаться, что его заставляют участвовать в спасательной операции)

ДВАДЦАТЬЮ ШЕСТЬЮ ГОДАМИ РАНЕЕ: СРЕДНЯЯ ШКОЛА ОЛАФСОНА, ЭФИРА, ЗА ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО ПРОРЫВА

Он был из богатой семьи, он был другим, и он был новеньким.

Карлос Сантьяго очень-очень сочувствовал Маркусу Фениксу.

Маркус стоял у парты, не глядя по сторонам, как будто надеялся, что его не заметят, если он ни с кем не встретится взглядом. Он не выглядел богатым — никакой роскоши в одежде, обычная школьная форма, как и у всех остальных, но все знали, кто его отец и где он живет.

А еще он был высоким, костлявым и очень бледным, с огромными светло-голубыми глазами, совершенно не подходившими к его черным волосам. Он вполне мог бы сразу повесить себе на спину мишень.

Учитель математики майор Фуллер был таким же старомодным, как сама школа, и командовал классом, словно до сих пор служил в армии. У него даже имелась трость с латунным набалдашником, как у сержантов, которые гоняли солдат при подготовке к смотру. В семье Сантьяго все мужчины служили в армии, так что Карлос понимал толк в подобных вещах. Кроме того, армия давно стала частью общей жизни, особенно в школе. Отец. Карлоса как-то сказал, что воинские каноны сделают из мальчишки человека. Карлосу даже пришлось посмотреть значение этого слова.

— Назови себя, мальчик, — велел Фуллер.

Маркус все так же стоял рядом с партой и ни на кого не смотрел:

— Маркус Феникс, сэр.

— Возраст, родители, братья и сестры?

— Мне десять лет. Мои родители — профессор Адам Феникс и доктор Элейн Феникс. Я единственный ребенок в семье.

Ну, теперь Маркус точно пропал. Сердце Карлоса провалилось еще глубже. Он даже разговаривал по- другому. Его речь отличалась классической правильностью. Ему не избежать трепки.

Фуллер взглянул на мальчика, словно ожидая продолжения, но в классе стояла напряженная мертвая тишина, и Фуллер заговорил сам.

— Класс, примите его в свою команду, — несколько натянуто произнес он. — Отнеситесь к новичку по-дружески. Надеюсь, вы не станете вести себя словно уличные хулиганы, а останетесь добропорядочными гражданами. Мы поняли друг друга?

— Да, майор Фуллер, — раздался в ответ нестройный хор.

Джошуа Курзон поднял руку:

— Сэр, если он богатый, почему пришел учиться сюда?

— А ты считаешь, что это школа для бедных?

— Ну, мы ведь все бедные…

Фуллер с громким треском ударил тростью по крышке своего стола:

— Феникс будет учиться здесь, поскольку общество состоит из объединившихся людей, а не из отдельных групп. Единство. Потому что ни один человек не может существовать сам по себе. То же самое относится и к отдельным странам. Вот почему мы образовали Kоалицию Объединенных Государств. — Фуллер так часто повторял эту речь, что Карлос знал ее наизусть. Но все же… Стоило ему задуматься над этими словами, как они обретали особое значение. — Если каждый из нас будет заботиться о своем соседе, сосед позаботится о нас, — продолжал Фуллер. — Предыдущие поколения оставили вам в наследство процветающий мир, и вам надлежит передать потомкам такой же процветающий мир. Тот, кто остается в стороне и думает только о собственных нуждах, недостоин называться человеком.

Да, в этом тоже был смысл.

Но Карлос давно все это знал, и теперь его больше интересовали другие вопросы: сколько у Маркуса слуг и как велика его комната. Возможно, в его распоряжении целое крыло поместья? Имение Фениксов было огромным. Однажды Карлос вместе с Домом пробежали по всему периметру, надеясь заглянуть через стену и узнать, какой там сад, но так и не осмелились. Втянуть Дома в неприятности — значило навлечь на себя гнев матери. Предполагалось, что Карлос должен присматривать за младшим братом и служить ему достойным примером.

Все равно поместье выглядело как настоящая тюрьма.

— Откройте книга, — сказал Фуллер. — Курзон, раз уж ты так интересуешься финансовой статистикой, расскажи нам, что ты узнал вчера о вычислении средних величин…

Карлос считал оставшиеся до перерыва минуты и наблюдал за танцем пылинок в солнечных лучах. Высокие окна, обитые деревянными панелями стены… В классе пахло воском и стабильностью. Зданию было уже несколько сотен лет, и, несмотря на войну, оно простоит еще столько же. Дед Карлоса помнил, как начинались Маятниковые войны, но сам Карлос родился гораздо позже. В конце концов, война казалась ему не таким уж большим несчастьем, как считали люди. Жизнь продолжалась.

Кроме того, здесь, в школе Олафсона, их подстерегала своя, настоящая война. На большой перемене Карлос издали следил за Маркусом — просто так, на всякий случай. В столовой никто не сел за его стол, но все наблюдали за ним. Маркус так и не сказал больше ни слова. В конце концов Карлос не смог этого вынести. Он забрал свою тарелку и пересел к новичку.

— Меня зовут Карлос Сантьяго, — сказал он. — А что находится за стеной вокруг твоего дома? Там, на проспекте Праотцев?

— Фруктовый сад, — ответил Маркус, не поднимая глаз.

— Классно, — одобрительно кивнул Карлос. — А где ты учился до сих пор?

— Занимался с домашним учителем.

Это многое объясняло.

— Школа не такое уж плохое место. Да, я как-то раз видел твоего отца в выпуске новостей. Он известный ученый.

Маркус поднял голову и посмотрел на Карлоса:

— Он всегда называет себя инженером, а ученым считает мою маму. Раньше он был военным.

— И мой дед был военным. И прадед тоже. И все мои дяди, и тетя Роза. Я тоже стану военным.

— Ты уже решил?

— Это так здорово. Как в настоящей семье.

Некоторое время Маркус обдумывал его слова.

Возможно, офицеры КОГ, как его отец — он ведь был офицером, а не рядовым, — так не думали.

Всю большую перемену Карлос провел с Маркусом, не давая остальным возможности помучить новичка. Это все равно должно было случиться, но, по крайней мере, не так скоро. Карлос был уверен, что Маркусу придется хуже, чем кому бы то ни было. И он почти не разговаривал. Сначала Карлосу показалось, что новичку не по нраву его общество, но затем он понял, что Маркус просто не знает, что сказать или сделать.

Когда они возвращались в главное здание, дорогу им преградили Джошуа Курзон и его брат Роланд, бывший годом старше.

— Он думает, что слишком хорош для нас…

Замечание могло относиться и к Карлосу, и к Маркусу, и к ним обоим сразу. Карлос не боялся драки, гак что попытался сначала осадить Джошуа. Он сразу же решил защитить Маркуса, как привык защищать своего младшего брата.

— Он нормальный парень. Оставьте его в покое.

— Ты к нему подлизываешься из-за его богатства, — презрительно усмехнулся Джошуа. — Сноб. Ты подлиза и сноб, Сантьяго.

— А ты идиот. Оставь его.

Карлос бросил перчатку. Джошуа принял вызов:

— Возьми свои слова обратно.

— Проваливай.

— Вот как?

— Да, так.

Карлос протиснулся мимо Джошуа, но главное было еще впереди, и он это прекрасно знал.

Последний час занятий обычно проходил за игрой в трэшбол. Карлос подозревал, что учителя были не прочь расслабиться перед окончанием рабочего дня, но игра предоставляла еще и прекрасную возможность разрешить все разногласия, возникшие за день. Карлос постарался, чтобы Маркус попал в его команду и не ждал бы в одиночестве, пока за ним приедут родители. Джошуа ответил взглядом, означавшим: "Тебе тоже достанется".

Джошуа не потребовалось много времени, чтобы перехватить мяч в штрафной зоне и одновременно ударить Карлоса локтем в спину. Карлос выждал, пока окажется вне поля зрения наблюдавшего учителя, и изо всех сил наступил ботинком на ногу Джошуа, отчего тот даже взвыл.

"Ага, больно, правда?"

— Перестань хныкать, Курзон. — Наблюдавший за игрой преподаватель подал знак продолжать игру. Возможно, он считал, что это закаляет мальчишек. — Или я переведу тебя в класс к девочкам.

Маркус передвинулся, чтобы прикрыть Карлоса. Маркус не выглядел атлетом, но был высоким и легко перехватил мяч. Он словно удивился, что поймал его, и на секунду остановился. Джошуа толкнул его несколько сильнее, чем требовалось, и Маркус упал лицом вниз. Он тотчас вскочил на ноги и, казалось, не столько пострадал, сколько удивился, но Карлос был не намерен пропускать этот случай.

Карлос поймал Джошуа на выходе с поля, когда наблюдающий учитель не мог их видеть.

— Я сказал, оставь его в покое!..

— Ой, я и забыл, что ты теперь его лучший друг.

— Это его первый день в школе. Дай ему оглядеться.

Все должно было там и закончиться, но не закончилось. Маркус присел рядом с Карлосом в раздевалке. Все уже разошлись, и они остались вдвоем.

— Не беспокойся обо мне, — сказал Маркус. — Все будет в порядке.

— Но это нечестно.

Маркус пожал плечами. По его виду нельзя было сказать, что он сдался. Скорее, эта ситуация его совсем не беспокоила.

— Я лучше пойду домой.

Карлос едва не предложил проследить за его безопасностью до выхода, но вовремя спохватился. Маркус мог подумать, что его опекают, словно малыша. Трудно объяснить, почему Карлос чувствовал себя ответственным за новичка, но так уж получилось, что он взвалил на себя эту ношу и не мог ее бросить через несколько часов, из-за того что испугался или передумал.

Так или иначе, он вышел первым, чтобы проверить, чист ли горизонт.

Но не тут-то было. Снаружи, в тени галереи, их поджидали Джошуа, Роланд Курзон и еще один их приятель. Карлос напрягся, но не отступил.

— Ты считаешь себя крутым, Сантьяго? — крикнул Джошуа. Он вытащил руки из карманов и опустил вдоль туловища. Карлос знал, что произойдет дальше. — Ты всегда задираешь нос и пытаешься указывать, что надо делать.

— И что же собираешься сделать ты?

— А вот что, — ответил Джошуа, словно повторяя реплику героя кинофильма.

В то же мгновение он нанес удар. Карлос был готов, но все же ощутил сильную боль. Во рту немедленно появился привкус крови, а от удара кости о кость зазвенело в ушах. Он инстинктивно рванулся вперед, за своими кулаками, и, пока молотил Джошуа, насколько мог достать, почувствовал, что кто-то подошел сзади.

"Я не справлюсь с двоими. Или справлюсь? Мама меня убьет, если опять приду домой весь в синяках".

Но Роланд не напал на него, как и третий мальчишка, который вообще не участвовал в драке. Незнакомая рука взметнулась вверх, схватила Джошуа за воротник и швырнула боком на землю.

Это был Маркус.

Роланд Курзон бросился на защиту младшего брата и первым делом стукнул Маркуса в лоб, повыше глаза. Карлос на долю секунды замер, решая, переключиться ли на Роланда или сперва покончить с Джошуа. Но он явно недооценил Маркуса.

Маркус ответил Роланду единственным ударом в лицо — очень сильным и точным, как у боксера. Карлос даже услышал характерный хмыкающий звук. Роланд согнулся, схватился за лицо и попятился. Затем, в полной тишине, он открыл разбитый окровавленный нос и блестящие от слез глаза. Джошуа медленно поднялся с земли, а их приятель как будто прирос к своему месту. Дети не могли так драться. Просто не могли. До сих пор Карлос видел такой удар только у взрослых.

Маркус выглядел совершенно спокойным, словно ничего не произошло. Только вот руку он, вероятно, все-таки ушиб.

— Держитесь от меня подальше, — негромко сказал он. — И подальше от Карлоса. Или я это повторю.

Так все и закончилось, едва успев начаться. Курзоны вместе со своим бесполезным приятелем предпочли отступить, а Карлос, испуганный мощным ударом, все еще изумленно глядел на Маркуса. По его виду никак нельзя было предположить, что он на такое способен.

Маркус осмотрел свою руку, потом осторожно коснулся пальцами лба.

— Уже что-нибудь заметно? — спросил он. — Не хочу, чтобы отец снова начал беспокоиться.

— Пока ничего, — ответил Карлос. Он хотел выразить свое восхищение, но не знал, как Маркус к этому отнесется. — Скажи ему, что получил удар, когда играл в трэшбол. — Почему его отец снова должен беспокоиться? А может, Маркуса выгнали из школы за драки и потому он занимался с учителем дома? — А почему ты не поступил в военную академию? Твой отец мог бы оплатить учебу в таком месте…

— Он хочет, чтобы я общался с людьми.

— Как, с обычными людьми вроде меня и Дома?

— Я не это имел в виду. Просто я немного замкнутый.

— Это и неудивительно, когда живешь в таком огромном доме. Это он научил тебя так драться? — Вопрос был вполне закономерным. И самого Карлоса кое-чему научил отец: как постоять за себя, как складывать кулак, чтобы не раздробить пальцы, и как по возможности избегать неприятностей. — Я хотел сказать, это был классный удар.

— Нет, это не он. — Маркус казался очень расстроенным. — Но все равно спасибо.

— Эй, ты поступил правильно. Ты прикрыл меня. Так и должны поступать настоящие друзья.

Маркус заступился за того, кто заступался за него. По мнению Карлоса, это было лучшее, что мог сделать новый друг. Маркус не испугался, что может пострадать. И он не воображал себя каким-то особенным и не считал Карлоса ниже себя. Маркус может положиться на Карлоса. Интересно, понимает ли он это? Карлос надеялся, что понимает. Или все-таки стоит об этом сказать?.. Маркус пришел из другого мира, и было трудно догадаться, что творится у него в голове.

Маркус несколько раз моргнул, будто не понимая до конца, что значит слово "друг".

— А кто такой Дом? — спросил он.

— Доминик, мой младший брат. Ему всего восемь, но он хороший парень.

— Должно быть, здорово иметь брата.

Карлос снова ощутил прилив жалости:

— Эй, если хочешь, можешь позаимствовать его на время.

— Спасибо.

Вероятно, Маркус забудет все это к утру. Или на следующей неделе, когда немного привыкнет к новой школе…

Но Маркус ничего не забыл. На следующее утро он чувствовал себя в классе гораздо увереннее. Он пришел с огромным синяком над глазом и был по-прежнему неразговорчив, но вел себя так, словно имел полное право находиться здесь и не должен извиняться за то, что он другой.

Курзоны усвоили полученный урок и оставили их в покое. Больше никому не пришлось доказывать, что с Сантьяго и Фениксом не стоит связываться.

ТРИ ГОДА СПУСТЯ. ДОМ КАРЛОСА САНТЬЯГО

— Клянусь, этот мальчишка подрастает каждый раз, как только я отвернусь. — Ева Сантьяго накрывала на стол, время от времени поглядывая в окно. — Не могу поверить, что это тот же самый ребенок.

Дом разрывался между необходимостью помочь матери и желанием остаться с отцом, Карлосом и Маркусом, пока они разбирали старый двигатель. Да, с тех пор как Маркус подружился с Карлосом, он сильно изменился. Он уже не был таким костлявым, по-другому разговаривал и иногда даже смеялся. Он вытянулся и перегнал Карлоса, став таким же высоким, как майор Фуллер. Маркусу было тринадцать лет, но Дому он казался вполне взрослым.

— Ему нравится твоя стряпня, — сказал Дом. — Ты лучший в мире повар.

Мать шутливо взъерошила ему волосы:

— А как выглядят его домочадцы?

Дом пожал плечами. Визиты в поместье Фениксов — он всегда думал об этих случаях с некоторой торжественностью — не были похожи на обычные посещения домов приятелей, и родители Маркуса определенно не были домочадцами. В огромном доме было полно дорогих антикварных вещей, но выглядел он совершенно нежилым. Карлос брал с Дома слово, что он ничего не разобьет, каждый раз, когда они посещали дом Маркуса. Но это бывало нечасто.

— Они хорошие, — сказал Дом. — Но мне кажется, они совсем не знают Маркуса.

— Почему ты так считаешь, сынок?

— Они обращаются с ним совсем не так, как ты с нами.

На лице матери появилось выражение "я-стараюсь- на-тебя-не-давить".

— Они придираются к нему?

— Нет. Просто они… Мне кажется, они стараются понять, кто он такой, но не могут. А Маркус дома становится совсем другим. Даже голос меняется. Знаешь, он говорит так правильно, и все такое…

Она улыбнулась почему-то немного грустно. Дом никогда не понимал причину этой грусти.

— Ты очень хорошо разбираешься в людях, Дом. Мне кажется, Маркус чувствует себя одиноким, и я горжусь, что вы с Карлосом его поддерживаете.

Дом выровнял на столе ножи и вилки, отступил на шаг, чтобы полюбоваться своей работой, и дождался кивка матери, разрешающего вернуться во двор. Нельзя сказать, что Дома очень занимал ремонт двигателя. Куда интереснее были новые соседи, поселившиеся через два дома: их дочка лазила по деревьям быстрее всех знакомых детей. Он знал, что девочку зовут Марией, но еще не набрался храбрости, чтобы с ней заговорить. Дом работал над этим.

Он то и дело оглядывал деревья, но сегодня Мария не показывалась. Наконец мама крикнула, чтобы все мыли руки и садились за стол. Она действительно прекрасно готовила. Маркус всегда просил добавку, и не один раз, — вероятно, эта еда была совсем непохожа на то, что подавалось у них дома. Он наслаждался каждым кусочком, словно перед ним изысканное лакомство. И маме нравилось, что он ничего не оставляет на тарелке. А папа был рад, что ему нравится острый соус.

— С таким соусом можно съесть что угодно, — говорил отец, подкладывая на тарелку Маркуса еще риса. — Когда я служил, мы всегда следили, чтобы в сухом пайке был острый соус. Сама еда была не слишком вкусной, понимаешь? Но хорошая порция соуса решала все проблемы.

Мама рассмеялась:

— Эд, неужели и мою еду обязательно сдабривать соусом?

— Конечно нет, дорогая. Но я все равно люблю острый соус.

— А вы не собираетесь пойти добровольцем, мистер Сантьяго? — спросил Маркус. — Мне кажется, вы скучаете по военной службе.

— Да, немного скучаю. То было лучшее время в моей жизни, и там я познакомился с самыми верными друзьями. И своему ремеслу тоже научился там. Но теперь у меня есть хорошая работа, и я уже не мальчик, так что…

Армия обладала какой-то магической притягательностью. Всякий раз, когда отец говорил о ней, его лицо словно озарялось. Он рассказывал удивительные истории о подвигах своего отряда; даже когда он вспоминал погибших друзей и его глаза наполнялись слезами, было ясно, что отец ни о чем не жалеет. Это был его мир. Он казался таким ярким, как будто лишь там начиналась настоящая жизнь, даже если на следующий день тебе суждено было умереть.

— Ты уже отслужил свое. — Мама не одобряла его желания воевать, и это отчетливо читалось по ее лицу. — И тебе не надо винить себя за то, что ушел в отставку. В стране продолжается жизнь, и ремонт машин не менее важен, чем сражения.

Отец улыбнулся, но было ясно, что он так не считает.

— А ты не думал о военной службе, Маркус? — спросил отец.

— Думал, сэр, — после недолгой паузы ответил тот.

Карлос, словно не желая, чтобы Маркус продолжал, вмешался в разговор:

— Ну а я собираюсь записаться в армию, как только мне исполнится восемнадцать. Или даже шестнадцать.

— Не вздумай бросать школу, — твердо заявила мама. Ты будешь учиться до восемнадцати лет. Но если дела на войне пойдут хуже, тебя и так могут пришли, на службу.

Я не собираюсь ждать, пока меня призовут. — Карлос так говорил, словно это могло произойти уже завтра. Но ему надо было ждать еще пять лет… Это же целая вечность: Дом даже не мог представить себе, что такое пять лет в его жизни. — Я хочу пойти и армию.

Маркус ничего не сказал. И хотя обычно по его ищу трудно было что-то понять, на этот раз слегка насупленные брови выдали его чувства, пока он вертел в пальцах вилку. Дом считал, что ему не следует вмешиваться в этот разговор. Серьезная беседа взрослых его не касалась, но одно он понял сразу: Карлос уйдет в армию — и Дом останется один.

И Маркус тоже.

Вот что выражало его лицо. Он должен будет поступать в колледж, поскольку отец хотел видеть Маркуса инженером, ученым инженером, а не механиком, как Эдуардо Сантьяго. Ему придется расстаться с Карлосом, и Дом видел, что такая перспектива его расстроила. Они давно стали неразлучными. Именно так говорила мама: неразлучными.

"Нет. Мы как братья. А это гораздо лучше".

— Вам еще рано думать об этом, — сказал отец. — Вы еще мальчишки. Наслаждайтесь детством, пока можете.

Смена темы слегка разрядила обстановку, но Дом уже не мог думать о войне как о чем-то далеком, не касающемся его жизни. Теперь она стала реальной угрозой всему, что делало его счастливым. К тому времени, когда Карлос уйдет в армию, Дому будет всего шестнадцать, а мама решительно дала понять, что не позволит бросить школу. Эти мысли продолжали терзать его весь остаток дня.

После обеда они вернулись во двор и продолжали разбирать двигатель. Дом старался не думать о войне и армии, но даже ожидание Марии не могло отвлечь его мысли.

Для этого потребовалась настоящая неприятность.

Мама вышла через заднюю дверь с таким видом, словно ее что-то поразило до глубины души.

— Маркус, — позвала она. — Маркус, сынок, иди сюда. Твой отец хочет с тобой поговорить. Это очень важно.

Маркус замер. Его родители никогда сюда не звонили, значит, случилось что-то серьезное. Может, он сам что-то натворил? Нет, он никогда не допускал промахов. Маркус положил инструменты и прошел в дом, чтобы ответить на звонок. Карлос направился следом, но мама остановила его за руку.

— Подожди здесь, — негромко сказала она. — Маркус, наверное, очень расстроится. Я побуду с ним, пока отец его не заберет.

Она махнула рукой отцу, и они зашли в дом.

— Что случилось? — спросил Дом.

— Я не знаю. — Карлос подошел к задней двери, но не решился войти внутрь. Он прислушался, потом тряхнул головой. — Я ничего не слышу. Что бы это ни было, произошло что-то очень неприятное.

Маркус к ним не вышел. Немного позже Дом услышал, как на улице остановилась машина, а потом во двор вышли папа и мама.

— Это касается его матери, — сказала мама. — Она пропала. Его отец сказал, что она не вернулась с работы.

— Как это — пропала? Ее похитили? — спросил Карлос. — Или убили?

Отец покачал головой:

— Люди исчезают по самым разным причинам, сынок. Обычно через некоторое время они возвращаются. Надеюсь, что все закончится благополучно. Но надо быть осторожным в разговорах с Маркусом. Ему нелегко придется, пока не вернется мама.

Дом последовал примеру Карлоса и ничего не сказал. В первый момент он решил, что это не похищение, а такой же случай, как с миссис Гарсия с соседней улицы: она ушла из дому, потому что больше не любила своего мужа. И она тоже бросила детей… Некоторые матери так поступают.

Карлос перестал возиться с мотором и ушел в свою комнату. Дом выждал несколько минут и направился следом.

А когда мы теперь увидим Маркуса?

— Я позвоню ему немного погодя, — сказал Карлос. — И потом, он все равно должен будет ходить в школу.

— А вдруг она не убежала, а погибла?

— Тогда мы о нем позаботимся, — ответил Карлос. — Так должны поступать друзья. Так поступают братья.

Миссис Феникс не вернулась ни на следующий день, ни через неделю. Маркус, верный себе, после однодневного отсутствия вернулся в школу и ничего не сказал. Карлос терпеливо ждал, пока он заговорит, и взял слово с Дома ни о чем его не спрашивать до тех пор, пока Маркус сам не будет готов что-то рассказать.

После обеденного перерыва они втроем уселись во дворе школы на ступенях и молча открыли учебники.

— Она не вернется, — внезапно произнес Маркус.

— Откуда ты знаешь? — удивился Карлос.

— Отец не сказал мне, куда она могла пойти.

— И что это значит? — спросил Дом.

Маркус не поднимал взгляда от своих рук.

— Вы же смотрели фильмы. Если кто-то пропадает, надо разыскивать его по следам. Я хотел узнать, куда она могла пойти, но отец мне не сказал. Как вы думаете почему? Потому что ему известно, где она может быть. И он решил, что если я узнаю, то расстроюсь еще больше. — Для Маркуса это было довольно длинное объяснение. — Так что она просто ушла. Вероятно, ее что-то огорчило.

Он мог и не говорить, что под этим «что-то» подразумевает себя. Дом понял это по его лицу. Отношения Маркуса с родителями были не такими простыми, как в семействе Сантьяго, но Дому все же казалось странным, что какой-то проступок сына мог настолько опечалить мать, чтобы она решилась его покинуть. Дом решил высказать предположение, что, возможно, это была вина его отца, как в случае с миссис Гарсия, но Карлос не дал ему даже рта раскрыть.

— Я не думаю, что она просто сбежала, Маркус, — сказал Карлос. — А полиция ее ищет?

— Отец заявил об исчезновении. Наверное, они начали поиски.

Миссис Феникс не возвращалась. Даже спустя четыре месяца, к четырнадцатому дню рождения Маркуса, ее так и не нашли. Маркус с тех пор не заговаривал о матери, но все больше времени он проводил у Сантьяго, как будто не хотел идти домой. Родители Карлоса и Дома позволяли ему оставаться у них столько, сколько он хотел, но Дом иногда слышал, как на кухне они говорили, что это позор, если мальчик в таком горе не общается со своим родным отцом.

Но они не обсуждали семью Феникс, и все шло хорошо. Маркус обрел пристанище у Сантьяго, а у них было достаточно времени и слов для еще одного брата.

Глава 4

Несмотря на мамины предостережения, несмотря на окрики друзей, Ромили покинула безопасную компанию приятелей и углубилась в лесную чащу. Она думала, что все будут восхищаться ее самостоятельностью и независимостью, будут уважать бесстрашную решимость нарушить запреты. Но она ушла не одна. Шестиногий демон, терпеливо поджидавший у дома с самого ее рождения, незаметно последовал за ней, а к нему присоединились и другие демоны, вышедшие из чаш, и, чтобы схватить девочку.

(Древняя тиранская сказка на популярную и нравоучительную тему о чудовищах, подстерегающих непослушных детей)

СБОРНЫЙ ПУНКТ В ГОСПИТАЛЕ РАЙТМАНА, ХАСИНТО.

ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ПРОРЫВА, ЗА ДВА ДНЯ ДО НАЗНАЧЕННОГО СРОКА

— Я не подписывался на доставку продовольствия. — Бэрд неторопливо шагал вдоль длинной очереди грузовиков и время от времени останавливался, чтобы пнуть покрышку. — Я воюю с червями. Уничтожаю червей. Проклятие, что происходит с Хоффманом? Он впадает в старческий маразм?

— Это и наше продовольствие тоже, — мягко заметил Коул. Над головой кружили два «Ворона», вернувшиеся с продовольственных комплексов у Северных ворот, куда забрасывали команду техников. — Может, ты предпочитаешь собачатину, парень, но мне больше по вкусу нормальный бифштекс.

— Живые собаки гораздо полезнее. — Берни заглянула через борт ближайшей машины. — Хотя некоторое время мне пришлось выживать благодаря кошкам. Не так уж плохо. Из них получаются отличные перчатки и утеплители для ботинок.

Дом гадал, сколько продержится Коул против недавно образовавшегося союза Бэрд-и-Берни. Бэрд сделал вид, что не слышит насмешек.

— Почему бы им не вывезти все это по воздуху? — сказал он. — Это решение напрашивается само собой.

— Потому что у нас не так много свободных «Воронов», — терпеливо ответил Дом. "Ну же, Маркус, куда ты провалился?" — Кое-что приходится переправлять по земле.

Поладить с Бэрдом можно было разными способами. Маркус просто не обращал на него внимания, Коул с бурными восклицаниями отвечал ему по всем пунктам, а Дом…

Дом вдруг понял, что ведет себя с Бэрдом точно так же, как с Бенедикто, своим сыном. Четырехлетние дети всегда задают множество вопросов. За несколько лет Дом сжился с постоянной болью от потери детей, но иногда горе выплескивалось неожиданным ударом, таким же обжигающе острым, как и в день их гибели.

Бенни сейчас было бы уже восемнадцать, а Сильвии — семнадцать. Дом мог бы стать очень молодым дедушкой. А Бенни, наверное, пошел бы служить, как и отец.

— "Ты должен прекратить. Ты знаешь, к чему это может привести".

Коул решил сменить тему громкой репликой:

— Значит, у вас есть хорошие рецепты приготовления кошек, леди Бумер?

Берни только усмехнулась:

— Я не шучу, парень. Я сделала отличные полосатые вкладыши для ботинок.

— Ты меня обманываешь.

— Взгляни сам.

Коул присел на корточки, а Берни расстегнула верхнюю пряжку на ботинке и отвернула край. Дом, повидавший за годы войны немало отвратительных сцен и тошнотворных картин, вдруг ощутил неподдельный ужас. Да, это был мех трехцветной полосатой кошки. Домашней кошки.

— Вот черт, бедная киска! — Коул громко расхохотался и хлопнул себя по бедрам. — Эй, Дэмон, хочешь, и тебе смастерим такие же? Подыщем хорошего рыжего кота.

Бэрд молча подошел к Берни и посмотрел на ее ногу.

— Да, это отличное изобретение, — сказал он. — Но я пас. Это вам, старикам, надо держать ноги в тепле. Нельзя же допустить переохлаждения в самый разгар операции.

Дом ожидал, что Берни тотчас спустит с Бэрда шкуру, но боевых действий не последовало. Она просто едва заметно улыбнулась, глядя на него в упор; и первым отвел глаза Бэрд. Рано или поздно он зарвется. Бэрд испытывал терпение каждого, пока не назревал взрыв или его остроты всем не надоедали.

— Никто не хочет посоревноваться с колонной? — предложила Берни. — Мы давно не тренировались.

— Пустая трата времени, — отмахнулся Бэрд. — Машины везут тридцать тонн продовольствия. Достаточно, чтобы прокормить город в течение месяца. Нам столько не унести — всего десять—пятнадцать процентов. Ты серьезно думаешь, что подобные усилия будут иметь значение?

— Можешь подсчитать сам. — Голос Маркуса прорвался сквозь гул моторов.

Он появился из-за оружейной платформы вместе с Федериком Рохасом — братом Яна Рохаса. Федерик совсем недавно занял место своего погибшего брата. Дом не знал, что сказать; фраза "Я понимаю твои чувства" уже не подходила. Дом тоже лишился брата, но Федерик потерял двоих.

"Проклятие, как же паршиво, когда в войне погибают целые семьи, а я сбиваюсь со счета! Даже во времена Маятниковых войн это было бы настоящим событием, трагическим событием. А теперь… это рутина".

Но Бэрд не позволил, чтобы присутствие Маркуса — и появление Рохаса — помешало ему развить идею:

— Надо все бросить, вот что я вам скажу. Какая разница, парой месяцев больше или парой месяцев меньше.

Маркус устало вздохнул:

— Бэрд, ты помнишь хоть одно положение из Восьмого Канона?

— Конечно он помнит, — ответил Коул, все еще искоса поглядывая на ботинки Берни. И Дом пытался решить, почему он с удовольствием ест мясо одних животных, а других не мог бы взять в рот… — Все они начинаются с одного утверждения: "Самое главное — это задница Бэрда…"

— Мы перевозим источники возобновляемых продуктов и незаменимое оборудование, — сказал Маркус. — Это семена. Домашняя птица. Оборудование для гидропоники. Микоферментёры. Вот что необходимо спасать.

Теперь, когда домашний скот почти исчез, грибницы стали для людей основным источником белка, и Дому правился этот продукт. По крайней мере лучше, чем кошки. Еще одним его плюсом была возможность производить его в фабричных условиях. В последнее время каждый охраняемый квартал Эфиры превратился в городскую ферму, а жителям было рекомендовано выращивать любые съедобные растения на подоконниках и задних дворах. Парки и клумбы давно превратились в огороды. Дом слышал, что один парень держал в квартире свиней и по ночам выводил их на прогулку. Чем сильнее сжималась вокруг населенных пунктов блокада Саранчи, тем труднее становилось прокормить население.

В ограниченном пространстве можно было обеспечить проживание ограниченного количества людей. Дом даже думать не хотел о том, что опять могут начаться голодные бунты.

— И чего мы еще ждем? — спросил он.

Маркус проверил броню, активировал систему освещения и силовые батареи.

— Вот этого, — неопределенно ответил он и кивнул в сторону горизонта.

На фоне облаков появилось быстро растущее темное пятно, вскоре принявшее знакомые очертания. Последний из трех возвращающихся «Воронов», взметнув тучи пыли, приземлился на ближайшей свободной площадке.

Из кабины выпрыгнул Хоффман и зашагал к собравшемуся конвою. Следом за ним шел солдат с очень характерной прической. Берни хихикнула.

— Дьявол, я не рассчитывал, что с нами поедет Хоффман, — произнес Маркус.

Дом пожал плечами:

— В последние дни он не такой придирчивый, как прежде.

— Наверное, поджидает второе дыхание.

Сопровождавший Хоффмана солдат, Тай Калисо был еще одним уроженцем Южных островов. Дом помнил его по долине Асфо; трудно было не обратить внимания на выстриженный в темных волосах крест и затейливый узор татуировки на одной половине лица. Даже его броня и «Лансер» были искусно украшены племенными символами, что, конечно, противоречило правилам. Дом внезапно осознал, как много бойцов, включая его самого, продолжали воевать после той операции. Казалось, они завладели каким-то талисманом; долина Асфо благородно оберегала почти всех, кто тогда выжил.

"Почти".

Хоффман включил радиосвязь и нажал кнопку общей трансляции:

— Посмотрим, как вы поняли инструкции. Водители? Водители! Слушайте меня. — Он помолчал, прошел вдоль колонны и заглянул в кабины нескольких ближайших машин. — Правило первое: все время оставайтесь на связи. Вы не сможете увидеть, что творится впереди или сзади, джентльмены. Если начнется заварушка, вы об этом узнаете только по радио. Позвольте мне напомнить, что стандартные меры предосторожности являются не просто пожеланиями. Вы будете соблюдать дистанцию сто метров, вы будете как можно быстрее покидать зону поражения. Вы не будете останавливаться, чтобы спасти кого-то в зоне обстрела, а если застрянете в зоне поражения, будете использовать нею доступную огневую мощь. А теперь прислушивайтесь к своим позывным и заводите моторы.

Водителями конвоя были как гражданские лица, так и военные, неспособные к тяжелому труду вследствие возраста или ранения. На каждом, даже самом старом грузовике, на каждом пикапе были установлены небольшие орудия; если учесть еще и три бронетранспортера «Броненосец», конвой обладал неплохой огневой пинтой. В колонне имелись даже древняя машина и корой помощи" и катафалк — тоже с пушками на кабинах. Но и дорога была непростой. Поездка создаст немало трудностей, и Дом это понимал. Даже путь через город — квартал за кварталом при ограниченной видимости, по узким улицам с их крутыми поворотами, почти непроходимыми для длинных грузовиков, — был достаточно рискованным.

Хоффман переключил радио на свой личный канал и направился к командному БТРу в середине конвоя. Там он остановился и обернулся:

— Калисо, едешь со мной. Феникс с Сантьяго и Рохасом в головном бэтээре. Матаки, Коул и Бэрд — в замыкающем. Отправляемся.

Значит, Хоффман все-таки решил ехать и выбрал командный «Броненосец». Что ж, никто не мог его упрекнуть, что в опасное время он скрывается за спинами других. А может быть, ему стало скучно или он хотел что-то доказать…

А может, в КОГ просто не хватало людей?

— Как далеко продвинулась Саранча? — спросил Рохас. — Я хотел бы знать, сколько у нас времени?

Маркус откинул крышку люка головного «Броненосца» и включил «Джека». Самоходный бот, напоминавший по виду огромный овальный мяч, закованный в броню, поднялся в воздух на реактивных струях газов и выпустил из углублений манипуляторы, словно проснулся от глубокого сна и с удовольствием потягивался.

— Двадцать или тридцать часов, самое большее. Когда подойдем к цели, разведка уточнит данные.

— До Северных ворот ехать не больше двух часов.

— Зато погрузка займет много времени.

— А трех «Броненосцев» достаточно для колонны из пятидесяти машин?

— Не совсем.

— Я так не думаю.

Рохас вскарабкался в кабину и с довольным видом уселся на место стрелка. Дому стало интересно, чем этот парень мог заниматься в мирное время. Как бы ни были велики потери в этой войне, Рохас с искренней радостью ожидал каждое сражение, но не проявлял при этом ни злости, ни желания отомстить. Дом хотел спросить, как ему это удается, но побоялся нарушить видимую жизнерадостность. Каждый имел право выживать так, как мог.

— Дом, ты когда-нибудь управлял "Броненосцем"?

Дом передвинул автомат со спины на грудь, чтобы сесть на место водителя, запустил мотор.

— Нет, — ответил он.

— Здесь все то же самое, — сказал Маркус, занимая место рядом с ним. — Вперед-назад, не соваться под колеса соседей и стрелять во все, что движется.

Маркус с легкостью упрощал все сложные вещи. Возможно, научное образование, в конце концов, не было напрасной тратой времени.

КОМАНДНЫЙ БРОНЕТРАНСПОРТЕР, СЕРЕДИНА КОНВОЯ

— Что это на них нашло? — проворчал Хоффман.

На улицах было столько бродяг, сколько он не встречал за все последние годы.

Калисо крепче стиснул руль и чуть замедлил ход, чтобы выглянуть из бронетранспортера. Дорога в этой части была довольно широкой, и некоторое время они двигались параллельно основной колонне.

— Может, они получили знамение, сэр?

— Как же, знамение! — фыркнул Хоффман. — Не и падай в мистику. Они просто шляются по улицам.

Колонна конвоя уже пересекла невидимую, но весьма реальную границу, вышла из защищенного города и теперь двигалась по ничейной земле. Здесь теснились поселения бродяг, которые жили так, как хотели, со времён вторжения Саранчи. Впрочем, поселения — это громко сказано. Бродяги были не способны обустроить свои жилища. Когда-то давно Хоффману казалось, что эти люди — кем бы они ни были: крестьянами или переселенцами — нуждаются в защите, но это чувство давно прошло. Бродяги не были покинуты. Они сами покинули общество, свою расу.

Дорога на мгновение показалась Хоффману белесым полотном, на котором оставили свои метки бесконечное движение и время. Затем он понял, что на самом деле это были просто осколки мрамора: они осыпались на мостовую с длинного карниза стоявшего справа здания.

Когда-то это был лучший в мире археологический музей. Здесь Хоффман назначил первое серьезное свидание и пытался убедить Нину Кладри, что новоиспеченный рядовой способен на такие же высокие чувства, как и молодой офицер. "Ты не можешь стать другим, не стоит даже и пытаться. Гордись тем, что имеешь". Перед глазами на обочине мелькнула часть резного панно — рука с гирляндой, бледная и полупрозрачная, как сама смерть. Даже мурашки побежали по затылку. Вот истинная сущность краха — последняя отчаянная попытка выжить перед неминуемым падением в бездну.

Пожилой мужчина — редкое зрелище для этих мест, поскольку жизнь бродяг была короткой, — поднял иссохшую руку навстречу «Броненосцу». Но его жест вовсе не означал приветствия проходящей колонне.

— Вряд ли это жест благодарности. — (Человек был примерно одних лет с Хоффманом, но выглядел вдвое старше.) — И тебе того же, штатский бродяга.

— Можно подумать, у них был какой-то праздник.

— Возможно, им известно нечто такое, чего мы не знаем.

В настоящий момент бродяги представляли для Коалиции скорее досадную помеху, чем угрозу, но Хоффман все же учитывал их в своих планах. Послевоенное восстановление потребует колоссального труда, тяжелые времена затянутся не на месяцы и годы, а на десятилетия. Он уже сейчас понимал, что после разгрома Саранчи главнейшей задачей армии станет контроль над бесчисленными бандами анархистов. От этой работы бесполезно ждать какой-то радости. И во время встреч с Прескоттом, поднимая вопрос о возможности гражданской войны, Хоффман не преуменьшал ее опасности.

— Калисо, можешь остановиться? Я хочу с ними поговорить.

Калисо правой рукой нащупал на боку оружие и передвинул его вперед:

— Будьте осторожны, сэр.

Хоффман проверил свой пистолет. В конце концов, не много времени понадобится, чтобы узнать, не рискнут ли бродяги выстрелить в военных.

— Я должен выяснить, в чем дело.

"Броненосец" замедлил ход рядом с тремя женщинами — судя по виду, матерью и двумя дочерьми, — и Хоффман открыл носовой люк.

— Леди, — окликнул он женщин, стараясь придерживаться нейтрального тона, — почему все вышли на улицы?

Старуха, которая отличалась от его туманных воспоминаний о Нине Кладри так сильно, как только одна женщина может отличаться от другой, подняла голову:

— Да уж не затем, чтобы бросить розы под колеса наших машин, фашистский ублюдок! Саранча снимается с места.

— Вы так считаете, — процедил Хоффман. "Да, теперь мы фашистские ублюдки, но мы умираем в боях против Саранчи, чтобы вы могли жить", — Откуда вам то известно?

Вы сами все прекрасно знаете. Вы заварили эту кашу.

У бродяг имелись свои методы наблюдений за активностью Саранчи. Хоффман, не слишком надеясь на правдивость информации, занес ее в раздел слухов.

— Желаю прекрасного дня независимости и свободомыслия! — крикнул он и закрыл люк. — Трогай, рядовой.

Калисо, когда его это устраивало, был очень исполнительным солдатом. Он резко дернул с места и со скрежетом прокатился вдоль колонны, пока не занял свое место между грузовиками.

— Хоффман — Фениксу и Матаки. Бродяги полагают, что Саранча собирает чемоданы. — Не отрывая пальца от кнопки передачи, Хоффман добавил и свое мнение: — Давайте не будем слишком доверять этим слухам. Хоффман закончил.

Калисо не сводил глаз с колес идущей впереди машины. Выбритый на голове крест придавал ему агрессивный вид, что, впрочем, было весьма близко к истине.

— Как вы считаете, они говорят правду? — наконец спросил он.

— Я поверю только в том случае, если увижу у своих ног труп последнего червя.

— Я приложу все силы, чтобы это произошло, сэр.

Да, он так и сделает.

Общая численность населения на Сэре была такая, как в прежние времена в городе среднего масштаба, а армия Хоффмана равнялась двум-трем бригадам. Он мысленно вернулся во времена Маятниковых войн — обширных, ожесточенных, с великолепным по сравнению с нынешними днями снабжением — и почти пожалел о них.

"Восемьдесят лет было потрачено на сражения ради источников Имульсии, ради этого проклятого топлива, а настоящая беда была уже совсем близко".

Хоффман родился во время войны и умереть рассчитывал точно так же. На Сэре не осталось людей, кто помнил бы мирное время.

Он утешал себя мыслью, что все равно не знал бы, как жить в мире.

НЕОХРАНЯЕМАЯ ЗОНА В ПЯТИ КИЛОМЕТРАХ ОТ СЕВЕРНЫХ ВОРОТ. ЗАМЫКАЮЩИЙ БРОНЕТРАНСПОРТЕР

Берни облокотилась на комингс верхнего люка бронетранспортера и попыталась опереть дуло недавно полученного автомата «Лансер» на что-нибудь твердое. Зубья бензопилы сводили на нет все ее попытки. Спустя некоторое время Берни бросила эту затею и положила обе руки на ограждение. Скрежет гусениц и рев моторов будили в каньоне узких улиц оглушительное эхо.

Задние колеса впереди идущего грузовика вильнули в сторону. Берни приблизила губы к микрофону:

— Ты слишком близко подошел к грузовику…

— Проклятие! — раздался голос в наушниках. — Теперь ты будешь давать мне советы по вождению?!

Она отключила микрофон и спустилась в кабину, чтобы разговор не был слышен на канале радиосвязи.

— Придурок, ты должен дать ему возможность попятиться, если впереди что-то случится. Тягач не сможет здесь развернуться, он будет идти задним ходом.

Бэрд немного отстал, но Берни, даже не видя его лица, понимала, чего это ему стоило. Маркус слишком распустил этого парня. Для такого вывода Берни потребовалось не больше часа общения.

— Теперь ты довольна? — буркнул Бэрд.

Хороший мальчик…

— Да, бабуля.

Если бы это сказал Коул, она просто посмеялась бы. Но говорил Бэрд, и это ей не понравилось.

— Сынок, если я перекину тебя через колено и отшлепаю, ты целую неделю не сможешь сидеть. Так что заткнись.

Коул разразился смехом:

— Дэмон, тебе грозит трепка. Веди себя хорошо и открой носовой люк.

Он выбросил в люк несколько сухих пайков для стайки оборванных и худых ребятишек, которые выглядывали из-за угла, словно дикие зверьки. Дети тотчас набросились на еду. Наблюдая за ними, Берни отметила степень человеческой деградации.

"Наверное, это самое страшное, что сделали с нами черви. Они вернули нас в первобытное состояние".

Бэрд раздраженно фыркнул:

— Коул, что ты творишь? Калории нужны тебе самому, парень. Не стоит поощрять этих паразитов.

— Брось, они же еще дети.

— Но ты знаешь, кто из них вырастает.

— Дэмон, тебе никогда не приходилось голодать? Ты вырос в богатой семье. Ты не понимаешь, что это такое. — Словно для усиления своей тирады, Коул порылся в карманах и выбросил в люк что-то еще. Бэрд ничего не сказал. Кажется, он прислушался к мнению Коула, и это было довольно странно. — Наши рационы гораздо богаче, чем у них, и они нас за это ненавидят. Посмотри на себя. Посмотри, сколько мяса на наших костях по сравнению с ними.

— Но мы же должны сражаться с противником. Они могут надеть броню и получат те же пайки.

— Да, приятель, я так и скажу следующему восьмилетке…

Коул по-прежнему говорил благожелательно и спокойно, но все же его слова задели Бэрда. Тот замолчал.

Берни мысленно отметила этот факт: пригодится для будущих перепалок.

Теперь настало время ей прояснить ситуацию.

— Бэрд, ты испугался, потому что я вернула свои сержантские нашивки?

— Ну, не могу сказать, что я в восторге от престарелого вояки, просидевшего где-то на задворках с самого Дня-П.

И тут она не сдержалась:

— Да ты, наверное, не ладил со своей матерью. А как насчет отца? Ты хоть знал его? А мать?

"Чудесно, теперь ты дала ему понять, что он тебя достал".

Но на этот раз Бэрд не клюнул на провокацию. И Берни знала почему. Она нарушила границу, проведенную войной; все шутки насчет семьи — добродушные или, как сейчас, злые — были под запретом. Каждый из людей лишился кого-то из близких. Новое социальное табу возникло очень быстро.

Хотя легко было поверить, что Бэрд совершенно нечувствителен.

Берни не собиралась извиняться — по крайней мере пока. В конце концов, она не сержант этого отделения, а лишь откомандирована на время поездки, так что нет смысла добиваться взаимопонимания с этим напыщенным пустомелей. Это проблема Маркуса.

В этот миг в наушниках раздался треск, затем послышалось сообщение:

— Контрольный пульт — «Дельте». Мы получили новые донесения об активности Саранчи. Оставайтесь на связи, передаю новые координаты. — Голос принадлежал женщине, и Берни никак не могла его узнать. — Ближайший прорыв в двух километрах к юго-западу от вашей цели.

На канале связи раздался голос Хоффмана:

— Сколько времени у нас остается на погрузку, лейтенант?

— При вашей скорости передвижения около двадцати шести часов, сэр. Команда в месте назначения вас ждет.

— Понятно.

Коул зашелестел своей картой, отмечая полученные координаты. Берни все еще пыталась вспомнить голос, прозвучавший по радио, но была вынуждена признать поражение.

— Коул, кто это был? — спросила она.

— Лейтенант Аня Штрауд.

— Ах да… — Теперь она вспомнила. Светловолосая малышка вдвое ниже и вдвое тоньше своей мамы. — Дочка майора Штрауд.

— Она, кажется, заглядывается на Дома, — добавил Бэрд. — Похоже, вы знаете абсолютно всех еще с пеленок. Она всегда очень приветлива с ним.

Значит, Бэрду ничего не известно о Маркусе. Это неплохо.

— К Дому все относятся хорошо. Парни Сантьяго всегда были отличными ребятами.

— Вы намерены преподать нам урок истории? О том, как наш сержант-уголовник стал героем?

Даже если бы она и захотела, Берни не знала бы, с чего начать. И в этой истории до сих пор не все было так ясно, как казалось, даже если она присутствовала там лично и все хорошо помнила.

— Нет, — ответила она. — Не намерена.

Глава 5

Я теперь редко вижу Маркуса. Я совсем не знаю его, и это только моя вина. Я лгал ему о том, что произошло с Элейн, и чем больше я лгал, тем труднее становилось в этом признаться. Дети всегда чувствуют ложь. Потом их доверие слабеет и исчезает.

(Адам Феникс признается другу в страхах за своего семнадцатилетнего сына)

ДОМ САНТЬЯГО, ХАСИНТО; ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД,

ЗА ЧЕТЫРЕ ГОДА ДО ДНЯ-П

Дом присел на краешек кресла, уперся локтями в колени и повесил голову, ожидая взрыва.

Взрыва не было. Возможно, разразись буря, ему было бы легче.

— Тебе шестнадцать, — наконец сказал отец. — Тебе всего шестнадцать лет.

— Отец, я все равно не могу отвернуться от этого. — Дом уловил шорох за дверью гостиной: мама прислушивалась к их разговору, — Я должен поступить правильно.

Эдуардо Сантьяго присел на корточки перед сыном и заглянул ему в глаза:

— Ты и впрямь хочешь жениться на этой девочке, когда сам еще ребенок?

— Я не оставлю Марию одну после того, что случилось, — заявил Дом. В следующее мгновение он по- чему-то вспомнил о Маркусе. — И я не хочу, чтобы моего ребенка воспитывали чужие люди.

Дом и сам не знал, откуда у него взялись такие слова. В этот момент он словно слышал себя со стороны, как мог его слушать отец, и сам себе казался маленьким мальчиком, повторявшим слова взрослых, значения которых не понимал.

"Но я действительно так думаю. Я хочу жениться на Марии. И всегда хотел этого. Только… это надо сделать как можно скорее".

— Она сказала о беременности родителям?

— Нет. — Родители Марии нравились Дому, но он не хотел испытывать их подобным образом. — Я хочу быть рядом с ней, когда они об этом узнают. Я сам должен им все рассказать.

Эдуардо немного помолчал, пристально глядя в лицо сына, потом медленно улыбнулся:

— Да, именно так должен поступить мужчина.

— Я боюсь, отец.

— Я знаю.

— Ты сердишься на меня?

— Не сержусь. Я хотел бы, чтобы все было по-другому. Но раз уж так вышло… мы поможем тебе, чем сумеем.

— Прости. Я тебя разочаровал.

Дом и сам не знал, почему решил, что отец будет на него злиться: ведь он никогда не выходил из себя. Но этот случай был настолько серьезным, что можно было ожидать исключения из правил. Отец же стал немного грустным и сентиментальным, как в те минуты, когда вспоминал погибших армейских друзей. Он положил руки на плечи Дома.

— Ты никогда не разочаруешь меня, сынок, — тихо произнес он. — Я никогда не гордился тобой больше, чем в это мгновение. Легко быть храбрым, когда все идет хорошо, но настоящий характер мужчины познается только в тяжелых ситуациях.

Дом вовсе не чувствовал себя настоящим мужчиной. Его сердце сжималось от страха, как и в тот день, когда Мария сообщила ему о беременности. Он попал в трудную ситуацию — здесь отец прав. Дом казался себе беспомощным ребенком; он хотел бы повернуть время вспять и все изменить… Но не мог. И надо было справляться самому.

Просто ему надо больше времени. Просто все слишком быстро. Они все равно поженились бы и завели детей. Года через три или четыре все будет как надо…

— Я пойду и скажу маме, — наконец произнес Дом. — А потом отправлюсь к родителям Марии.

— Хочешь, я пойду с тобой?

— Спасибо, но…

— Ты сам будешь говорить, я только постою рядом.

Эдуардо Сантьяго всегда знал, что нужно его детям. Дом тоже хотел бы обладать таким чувством меры, всегда понимать, когда его участие необходимо, а когда — и как далеко — следует отступить. Будущий ребенок создаст много трудностей, зато опасения Дома с тали сменяться радостью: он всегда может рассчитывать на поддержку семьи, даже если сам твердо решил не обременять родных лишними заботами.

— Ее отец с ума сойдет, — сказал Дом.

Самым трудным для Дома стало постучать в дверь Флоресов. И, как оказалось, больше всех расстроилась мать Марии.

— Должен признать твое мужество, Дом, — сказал отец Марии, обняв за плечи всхлипывающую жену. — Тогда вам лучше пожениться.

Без разрешения родителей они ничего не смогли бы сделать. Ни Дом, ни Мария еще не достигли того возраста, когда могли бы купить себе пива, но на передовой в те времена тоже сражались и умирали слишком молодые солдаты.

Дом поклялся, что это будет последняя глупость в его жизни. Он твердо решил продолжать занятия, подрабатывать в свободное время и помогать жене и ребенку. Он понимал, что придется нелегко. Но, возможно, в этом и был определенный смысл. Если ты где-то ошибся, придется попотеть, чтобы выправить положение, иначе ты не усвоишь урок.

А Карлос в мундире армии КОГ станет на их свадьбе самым желанным гостем. Карлос всегда поступает правильно, и Дом был исполнен решимости в будущем брать с него пример.

ПОМЕСТЬЕ ФЕНИКСОВ, ХАСИНТО.

ЗА ЧЕТЫРЕ ГОДА ДО ДНЯ-П

К величественному крыльцу дома Маркуса подойти незамеченными не удалось. И камеры наблюдения были тут ни при чем. Гравий подъездной дорожки громко скрипел под новыми форменными ботинками Карлоса.

— А правда, что для смягчения ботинок вам приходится на них мочиться? — спросил Маркус.

Карлос поглядел вниз:

— Нет, это кожаные ботинки. И потом на них слишком много металла. Мы просто разнашиваем их, и нужно сделать это до того, как они тебя доконают.

— Похоже, пока побеждают они…

Карлос неловко поднялся по ступеням. Он еще не привык к толстым подошвам и тугой шнуровке до самого колена.

— Потом посмотришь. С полной броней они выглядят как надо. И они работают.

Обсуждение фасона армейских ботинок позволяло им немного отвлечься от поджидавшей впереди задачи. Решать ее предстояло Маркусу, но неприятное напряжение испытывали оба друга. Старик Маркуса мог взбеситься от ярости.

С каждым визитом поместье Фениксов казалось Карлосу все более неуютным. Это был не дом, а какое-то учреждение. Весь его вид говорил о том, что здание всегда находилось здесь и останется навеки, а всякие букашки вроде Карлоса так ничтожны, что не стоит даже замечать их присутствие. Массивные колонны, украшенные богатой резьбой тимпаны — все это заставляло вытирать ноги задолго до того, как гость переступал порог. Да и входил сюда Маркус чаще всего с заднего двора, предназначенного для торговцев и прислуги.

Даже не учреждение — это был какой-то мавзолей. Огромные статуи в аккуратно подстриженном саду, не уступавшем по размерам городскому парку, напоминали надгробия. Звуки Хасинто — далекие голоса, шум машин, неумолчный городской гул — покорно отступали перед высокой, увитой виноградом стеной.

Казалось, что все живое увядало в этом величественном здании. Да в нем почти и не было никакой жизни. Карлос хотел находиться здесь ровно столько времени, сколько потребуется, чтобы поддержать Маркуса, а потом как можно скорее уйти.

— Ты все еще намерен через это пройти?

Маркус уставился на высокие двойные двери, словно приказывая им открыться. Темно-зеленая краска на них лежала ровным толстым слоем, отшлифованным до зеркального блеска временем и многими поколениями. Этот вход вел в иной мир, куда Карлос изредка заглядывал, но так и не смог понять.

— Да, — кивнул Маркус, — Больше чем когда бы то ни было.

Нетрудно было забыть, что Маркус являлся последним и единственным представителем процветающей династии. Карлосу не нравилось думать о нем как о единственном наследнике. Для него он был просто Маркусом, без всяких высокомерных титулов.

Профессор Феникс настаивал, чтобы Карлос называл его просто Адам, словно они были приятелями, но он всегда оставался человеком высокого ранга и со множеством званий, так что Карлос никак не мог решиться на подобную фамильярность.

— Это я втянул тебя в эту авантюру? — спросил Карлос. — Ты захотел последовать моему примеру?

Маркус решительно тряхнул головой:

— Я давно знал, что это единственно верный путь.

Маркус закрыл за собой двери. Звуки и запахи Хасинто окончательно угасли, и друзья оказались в ином мире. Профессора Феникса нигде не было видно. Как можно оставаться нормальной семьей в таком огромном доме? Здесь даже не устроить хорошего спора: проще сбежать и спрятаться.

— Отец? — Маркус прошел по мраморному холлу и заглянул в выходящие из него коридоры. — Отец? Где ты?

Карлос услышал приближающиеся шаги. Он машинально сосчитал их, получилось двадцать три. Длинный коридор в пустынном доме. В дверях показался Адам Феникс в рубашке с расстегнутым воротом и с маленькой записной книжкой в руке.

— Я не ожидал тебя так рано. — Он кивнул Карлосу. — Рад тебя видеть, Карлос. Когда ты снова возвращаешься на базу?

— На следующей неделе, сэр.

Маркус вмешался в разговор. И теперь его речь не была столь изысканной, как прежде, — как будто он уже отказался от мира своего отца.

— Отец, мы должны поговорить. Я принял решение.

Адам Феникс почти не отреагировал на неожиданные слова, но его, как и Маркуса, выдало частое моргание. Возможно, он догадывался, что должно произойти дальше. Карлос с трудом удерживался, чтобы не уйти и не оставить их вдвоем. Но он обещал поддержать Маркуса, хотя и не понимал, чем он может помочь в вежливом споре двух представителей высшего класса, где поднятые брови заменяют крик.

— Ты о том, что мы недавно обсуждали, Маркус?

— Отец, я намерен поступить на военную службу.

Профессор Феникс несколько раз согнул и разогнул свою записную книжку, словно проверяя, не сломается ли она пополам.

— Что ж, ты еще успеешь поступить на инженерный курс в Академии, — сказал он. Нет, он даже не понял, о чем говорил Маркус. — Военное образование ничуть не хуже гражданского. А после окончания ты можешь поступить в аспирантуру в Лакруа…

— Нет, отец. Я не собираюсь становиться офицером. И не буду поступать в университет. — Маркус набрал в грудь воздуха. — Я сказал, что пойду в армию. Я буду обыкновенным солдатом.

— О, Маркус, только не это…

Карлос ничего не говорил. Стоя там в армейской форме, он чувствовал себя виноватым, как будто сам себе повесил на шею табличку с надписью: "Дурное влияние"…

Профессор Феникс не удостоил его ни единым взглядом.

— Все решено, папа, — сказал Маркус. — Я получил письмо с приглашением в рекрутскую контору.

— Еще не решено. Мы должны все обсудить. Ты бросаешься блестящей карьерой.

Мы уже все обсудили. — Маркус выпрямился во весь рост. При этом вид у него всегда становился угрожающим, даже если он и не имел никаких дурных намерений. Просто он стал очень большим. — Если ты можешь разрабатывать оружие, почему мне нельзя воевать? Карлос и другие рискуют своими жизнями на фронте, но это не годится для твоего сына?

— Я этого не говорил, Маркус.

— Папа, я должен это сделать. Я не могу отсиживаться, когда идет война.

— Речь не о том, чтобы отсиживаться. Никто не сможет тебя упрекнуть, если ты не пойдешь воевать.

— Я сам себя упрекну. И только это помогает мне чувствовать себя живым.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Эдуарде Сантьяго на месте отца Маркуса обнял бы сыновей и сказал, что он одобряет любое их решение. Профессор Феникс не знал, как это сделать. Несколько секунд он сверлил взглядом сына, как будто надеясь, что тот отступится, затем повернулся к Карлосу:

— Не мог бы ты его образумить? Сейчас он прислушивается только к твоим словам.

"Ох, парень".

— Сэр, — произнес Карлос, — я только могу вас заверить, что сделаю все возможное, чтобы Маркус вернулся домой живым и невредимым.

Адам Феникс обернулся к сыну. Казалось, он уже напряг челюсти, чтобы сделать еще одну попытку переубедить Маркуса, но затем устало опустил плечи и вновь принялся вертеть в руках записную книжку. У Карлоса по спине пробежала струйка пота, но он не шелохнулся. Он… растерялся. Ужасно неловко было наблюдать подобную сцену.

— Ладно, я не могу тебя остановить, — сказал профессор Феникс. — А если буду пытаться, потеряю тебя навсегда, не так ли?

Маркус предпочел проигнорировать вопрос.

— Со мной точно ничего не случится, папа. Не беспокойся обо мне. Слушай, я сегодня вернусь к ужину и…

— Проклятие, я же должен выступить с речью в университете.

Они оба выглядели побежденными.

— Тогда как-нибудь в другой раз, — сказал Маркус, точно они были деловыми партнерами, договаривавшимися о встрече. — А сейчас мне надо идти, папа.

Карлос предпочел бы хороший честный скандал, когда все разногласия всплывают на поверхность, когда можно все обсудить и решить все вопросы. Но в семействе Феникс это было не принято. Карлос вслед за Маркусом вышел на засыпанную гравием дорожку. Они в молчании шагали по улице, пока не добрались до Восточной Баррикады, где уселись за столик уличного кафе.

— Дом собрался жениться, — наконец заговорил Карлос. — Я не хотел тебе говорить, пока ты не разберешься с отцом. Мария ждет ребенка.

Маркус на мгновение утратил ледяное спокойствие; мгновенно взлетевшие вверх брови были для него крайним проявлением эмоций.

— Ого! — воскликнул он. — А как это восприняли твои родители?

— Довольно хорошо.

— Как же он справится? Бросит школу?

— Мама взяла с него обещание сдать экзамены. Ты знаешь Дома. Он сдержит слово.

— Ему будут нужны деньги. Слушай, это единственное, чего у меня в избытке, и я мог бы…

Он справится. Спасибо. — Карлос понимал, что его слова звучат грубо, но Дом ни от кого не принял бы деньги. Он решил немного смягчить ответ: — Черт, ни смахивает на неблагодарность, но извини, Маркус. Просто Дом не будет чувствовать себя мужчиной, если не сумеет обеспечить семью без помощи родных. Эй, если мы поторопимся, то оба сможем прийти на свадьбу в форме! Классно.

— Если это приглашение, то да, спасибо.

— Тебе не нужно никакого приглашения. Ты почетный Сантьяго. Ты наш брат.

Карлос откинулся на спинку стула и загляделся на изменчивый поток горожан, наслаждавшихся погожим деньком. Война шла далеко от Эфиры — по крайней мере географически. Что же касается чувств, то конфликты существовали повсюду, практически в каждой семье. За семьдесят лет военных действий почти из каждой семьи кто-то ушел на фронт, кто-то до сих пор служил или работал на оборонном предприятии. Реальность войны была понятной. Никто не мог ее игнорировать. И никто этого не хотел.

"Если бы не была открыта Имульсия, стали бы мы воевать из-за другого топлива? Из-за воды? Минералов? Спорта?"

Теперь это было не важно. Враждебность обладала собственной инерцией, а врагов у Коалиции хватало. Карлос не слишком задумывался о будущем, он просто не мог его себе представить; а настоящее было в его собственных руках, как и новый автомат. С оружием он чувствовал себя как-то иначе — только вот не мог понять, как именно.

Маркус погрузился в созерцание кофе. Он понимал, что не дождется от отца ни поддержки, ни поздравления. Никогда не дождется. Карлос тоже это видел и от души сочувствовал другу. Как же это нелегко — всю жизнь прыгать через обруч, чтобы заслужить ласку родителей…

— Маркус, скажи мне откровенно. — Карлос подтолкнул его локтем, и ложка, лежавшая на блюдце, звякнула о металлический столик. — Из-за чего ты идешь в армию? Хочешь последовать моему примеру или насолить отцу?

— Тебе так важно это знать?

— Ну да. Я не собираюсь выпытывать у тебя все подробности, я просто хочу заполнить пробелы.

Иногда молчание Маркуса говорило Карлосу больше, чем его слова. Он опять уставился в свою чашку.

— Из-за того, что это единственное место, где я могу почувствовать себя дома, — наконец сказал он. — В окружении людей, которые меня понимают.

— Черт, если тебя кто-нибудь поймет, может, он объяснит и мне?

Карлос даже сумел улыбнуться. Да, Маркусу было необходимо обычное товарищество армейской жизни. И еще он не хотел расставаться с другом. Странно: у семьи Маркуса есть все, а он ищет то, что нельзя купить, то, что отец так и не сумел ему дать.

— Наверное, тебе немного страшно? Мне это знакомо.

Маркуса могли убить, ранить или покалечить, но об этом Карлос не задумывался. Все это — недостаточная причина для того, чтобы сидеть дома. Если человек не готов сражаться за свою страну, он ее недостоин. Среди Сантьяго не было любителей жить за чужой счет.

Следующая неделя обрушилась на них лавиной необратимых и жизненно важных решений. Карлос поджидал Маркуса в коридоре призывного пункта, пока тот проходил медицинскую комиссию. Неподалеку от него разговаривали двое служащих.

— Это точно сын майора Феникса, — сказал мужчина. По-видимому, только здесь старшего Феникса помнили как офицера, а не как ученого. — Он мог бы прямиком отправиться в Академию. Или даже преподавать в колледже.

— Возможно, он захотел стать настоящим солдатом, — раздался второй голос. — Не всякий молодой парень выбирает в жизни легкий путь.

Да, они правильно поняли Маркуса. Вероятно, он не был таким уж непроницаемым, каким казался Карлосу.

И он с величайшей гордостью надел армейскую форму. Карлос не мог не признать, что они оба чертовски хорошо смотрелись на свадьбе Дома.

Дом за весь день выпил лишь один стакан вина, точно боялся опьянеть. Было странно видеть, как он нервничает, словно ребенок, — женатый ребенок, ждущий появления на свет первенца. Карлос понимал, что в последний раз видит младшего брата в этом состоянии — на полпути от юноши к мужчине.

"И все же он мой младший брат. И понимает, что я всегда буду рядом, чтобы его поддержать".

— Я еще должен все обсудить с Марией, — сказал Дом, не выпуская из руки пустой стакан, — но я намерен получить полноценную работу. Настоящую работу.

— Мама тебя убьет. Конечно, ничего нет плохого в том, чтобы стать механиком…

— Нет, я решил завербоваться в армию.

— Черт, Дом…

— Это заработок, — перебил его Дом. — Это неплохие деньги. Я теперь должен кормить семью.

— Конечно. Я тебя понимаю. — Карлос крепко обнял его, смяв парадный костюм. Он знал, что рано или поздно Дом последует за ним, но так быстро… Что ж, по крайней мере теперь он сможет за ним приглядывать. — Это все из-за денег, так?

В начале сезона Морозов Мария родила сына Бенедикто. После сезона Оттепели Дом бросил школу и записался в армию. В этом была какая-то неизбежность, как в смене сезонов, решил Карлос. Некоторые узы невозможно разорвать.

Братья Сантьяго, кровные и названые, были полны решимости не расставаться до конца жизни.

Глава 6

Армейская жизнь привлекает молодежь по многим причинам: долг, товарищество, целеустремленность, даже патриотизм. А еще возможность познать жизнь в полной мере, научиться ремеслу, сбежать из дому, испытать приключения. Но тем молодым ребятам, которым не хватает стабильности и заботы, армия дает чувство семьи и вместе с ним ощущение безопасности и смысла. Они нуждаются в сплоченном обществе, в одобрении и понимании, в четких правилах, которые должны были дать им родители. И мы предоставляем им все это.

(Полковник Гаэл Баррингтон, ответственный за вербовку)

ОКРЕСТНОСТИ КАЗАРМ «ПОМЕРОЯ» К ЮГУ ОТ ЭФИРЫ, ШТАБ-КВАРТИРА ДВАДЦАТЬ ШЕСТОГО КОРОЛЕВСКОГО ПОЛКА ТИРАНСКОЙ ПЕХОТЫ. СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД,

ЗА ТРИ ГОДА ДО ДНЯ-П

— Вольно! — скомандовала сержант и поставила на землю птичью клетку. На именной табличке сержанта было написано: «МАТАКИ». — Я собираюсь научить вас, как выживать вдали от цивилизации. Потому что вам, парни, придется действовать в незнакомых враждебных районах, куда не доставляют продовольствие.

Сержант Матаки была высокой женщиной лет за тридцать, атлетического телосложения, с темными волосами, почти полностью скрытыми фуражкой, и легким акцентом, неизвестным Дому. Она наклонилась, достала из клетки цыпленка и зажала под левым локтем. Птица отчаянно закудахтала.

— Если среди вас есть вегетарианцы, — продолжала Матаки, — им не повезло. Съедобные растения и грибы мы будем изучать завтра.

Дом приложил массу усилий, чтобы его направили в тренировочный лагерь сразу, как только ему исполнилось семнадцать; он оказался там самым молодым из новобранцев. Он узнал вкус строевой муштры, обнаружил в себе агрессивность, о которой раньше даже не подозревал. Мария гордилась им. Карлос и Маркус перестали смотреть на него как на младшего брата, о котором необходимо заботиться. Он стал, как выразился один из уроженцев Южных островов, крепким, словно гвоздь.

А теперь он нервно переминался с ноги на ногу, глядя на маленького черного цыпленка.

Еще около дюжины молодых парней рядом с Домом в полном молчании наблюдали, как Матаки небрежно поглаживает голову цыпленка. Птица доверчиво затихла в ее руках, и Дому это казалось отвратительным. Матаки была не обычным сержантом: судя по нашивкам на рукаве, она была снайпером, но все знали, что ее полевые навыки являлись главным предметом зависти коллег по десантному отряду. Кто-то сказал, что Матаки способна приготовить роскошный обед из пары дохлых крыс и пучка травы.

— Позже я научу вас ловить птиц и мелких животных, — сказала она. — Это довольно легко. Но поскольку вы по большей части городские мальчики, этот урок будет для вас самым трудным. Тем не менее придется научиться, иначе ваши шансы на выживание быстро упадут до нуля.

Дом был городским жителем. Домашняя птица появлялась в доме из ближайшей продуктовой лавки на белых пластиковых подносах, уже разделанная, и в ней совершенно невозможно было даже заподозрить малейшую принадлежность к живой природе. Куриные крылышки не глядели на него укоризненными черными зрачками, обведенными яркими оранжевыми кругами глаз…

— Вы все очень молчаливы, — заметила Матаки. — Но ведь вы готовитесь к тому, чтобы стать десантниками. Вы должны уметь вонзить нож в горло человека. Так в чем проблема?

Как будто она не знала. Судя по всему, Матаки сотни раз бывала в подобной ситуации.

Прямо перед Домом стоял Георг Тимьо. По его стиснутым за спиной пальцам становилось понятно, что парень едва сдерживается.

— В рекрутских призывах ни слова не говорилось о том, что нам придется душить цыплят, сержант.

Матаки сильно отличалась от майора Хоффмана. Где-то под кокардой с черепом в ее голове пряталось чувство юмора. Дом заметил, как дрогнули ее губы, и Матаки на мгновение опустила голову.

— Мы и не будем душить цыплят, рядовой, — сказала она. — Мы быстро и гуманно свернем им шеи. Вас уже учили, как проделывать это с людьми. А цыплята, как правило, еще и не могут всадить в вас кинжал.

Городские мальчики. Дом мысленно представил себе мягкие игрушки сына, изображавшие разных зверей, и ему стало не по себе. Но она права. Все они уже мы шли из детского возраста, все побывали под обстрелом — и стреляли в ответ. Нельзя же так расстраиваться из-за домашней птицы.

Матаки перевернула цыпленка вниз головой.

— Смотрите, левой рукой берем птицу за обе ноги, а голову зажимаем между указательным и средним пальцами правой руки. Ну, если есть левши, они поступают наоборот. А потом тянем вниз и поворачиваем кисть вот таким образом…

Легкий треск и хлопанье крыльев едва не оглушили Дома.

— Ох, черт… — выдохнул Тимьо.

— Это называется непроизвольный рефлекс, — заметила Матаки.

В ее исполнении все выглядело очень просто. Она ощипала тушку от блестящих черных перьев, разделала ее охотничьим ножом, не забыв указать будущим десантникам, что выкидывать все внутренности не стоит, а разлетевшиеся перья могут выдать их присутствие.

— Не забудьте отделить печенку, — добавила Матаки, подняв упомянутый деликатес на кончике ножа. — А теперь ваша очередь. Птиц хватит на всех.

Все получили по цыпленку. Дом как будто окаменел.

"Я смогу это сделать. Неужели это так трудно?"

— Давайте покончим с этим, прежде чем я верну вас Хоффману, — участливо сказала Матаки. — Я не хочу давать ему повод посмеяться над кем-либо из вас. Мои ученики меня еще не подводили.

Этот довод имел смысл. Хоффман не потерпел бы никакой брезгливости, и, уж конечно, у него не хватило бы терпения сделать то, что сделала Матаки. Она сзади подошла к Тимьо и положила свои руки на его — правую на правую и левую на левую.

— И… тянем, — скомандовала она.

Крак.

Сержант отступила назад. Тимьо уставился на птицу — мертвую, но продолжавшую бить крыльями.

— Вот и все усилия, необходимые для выполнения этой задачи, — сказала Матаки. — Потянете сильнее — и можете оторвать ей голову.

После этого всем стало легче. Дом, прежде чем приступить к разделке тушки, не забыл убедиться, что сердце цыпленка больше не бьется. Вскоре над ним склонилась Матаки:

— Сантьяго, это не первая помощь. Можешь не делать ему искусственное дыхание. Цыпленка надо ощипать, выпотрошить и приготовить. Другого обеда у вас сегодня не будет.

Да, птица была мертва.

Дом поджарил аккуратно разделанную птицу на костре, разведенном на опушке ближайшего леса, и заставил себя все съесть. Вот только он не любил печенку. Сержант, проходя мимо, подцепила ее кончиком ножа и отправила в рот. Тимьо поглядел вслед Матаки с таким видом, точно она была привидением.

— Почему это так трудно? — произнес Дом. — Я имел в виду, почему так трудно убить цыпленка?

Тимьо обглодал крыло.

— Потому что цыплята не были нашими врагами и не угрожали нас убить. Это все равно что выстрелить в свою собаку. Всегда трудно убить невинное существо, даже если на это имеются причины.

Это был всего лишь цыпленок, и Дом сделал вывод: если не хватает решимости убить животное, ты не имеешь права есть его мясо. Но вслед за этим возникли вопросы, о которых он никогда не задумывался, например, о грани между убийством, вызывающим сомнения, и оправданным убийством. На что способен лично он? На тренировках десантников он добился успехов, которые считал для себя предельными. Дом обрел уверенность, что теперь сможет абсолютно нее: выжить в любых условиях, справиться с какими угодно неприятностями. Но он еще не постиг глубины возможного падения и не знал, сумеет ли с этим ужиться.

"Я пойму, что правильно, а что неправильно, когда столкнусь с таким выбором. Я знаю, что смогу определиться".

И все же Дом чувствовал глубокое удовлетворение. Теперь, когда Мария ждала второго ребенка, он понимал то, чего не мог понять раньше. Жизнь не станет лучше, чем она есть, и мир существует не для того, чтобы исполнять его, Дома Сантьяго, желания.

Ему нравилось быть солдатом. Ему нравилось в армии больше, чем он мог себе представить. А реальный риск быть убитым или остаться калекой существовал где-то далеко: статистические сводки мало интересовали Дома.

И он был не единственным, кто нашел себя, надев армейскую форму. Маркус — теперь капрал Феникс — сильно изменился. Он так и не стал душой компании, но казался счастливым и в полном согласии с собой, чего раньше Дом в нем не замечал. Маркус был прирожденным бойцом. Казалось, жизнь в армии ему нравится даже больше, чем Карлосу.

Карлоса и Маркуса недавно перевели на север, в Сарфут, где уже установилась зима. Дом читал их общие письма — Карлос начинал, а Маркус дописывал, — и ему казалось, что разочарование брата возрастает с каждой проходящей неделей.

Карлос писал:

"Эта война закончилась бы много лет назад, если бы конторские крысы в командовании прислушивались к мнению парней, побывавших на полях сражений. Порой мне кажется, что они ждут от меня письменного запроса даже на то, чтобы пойти помочиться".

Маркус комментировал его слова, заполняя листок своим аккуратным мелким почерком:

"Он всегда хочет помочиться. Здесь так холодно, что даже статуя Эмбри может отморозить яйца".

У Маркуса начало проявляться чувство юмора. А Карлос, наверное, был бы доволен, если бы стал десантником. Правила для них не такие строгие; десантник иногда может ускользнуть от взглядов начальства.

Дом достал ручку, перевернул лист бумаги и принялся писать ответное письмо об искусстве разделки цыплят…

САРФУТ, СЕВЕРНЫЙ РЕГИОН. ПЕРЕДОВАЯ БАЗА ДЕЙСТВУЮЩЕЙ АРМИИ, РОТА «С» ДВАДЦАТЬ ШЕСТОГО КОРОЛЕВСКОГО ПОЛКА ТИРАНСКОЙ ПЕХОТЫ

Здесь было холодно, а потом здесь было холодно.

Карлос оставил БТР на холостом ходу, чтобы немного разогреть двигатель. Он сидел в кабине, замотанный шарфом до самого носа, и держал озябшие руки под мышками. Если температура упадет еще ниже, топливная смесь в моторе замерзнет. Проклятие! Тот, кто настолько сошел с ума, чтобы в такую погоду организовать диверсию на трубопроводе Имульсии, почти заслуживал победы.

Чья-то тень заслонила в ветровом стекле сверкающий оранжевый закат. Рука в перчатке стерла налет инея. Это Маркус. Даже в такой холод, когда запросто можно отморозить все, что угодно, он не надевал шлема. Маркус взобрался в кабину и уселся на пассажирское сиденье.

Карлос немного опустил шарф, чтобы открыть уши. Он тоже недолюбливал шлемы, но имел достаточно здравого смысла, чтобы носить теплую шапку.

— Знаешь, сколько тепла ты теряешь через голову? Ты сошел с ума? Хочешь отморозить уши?

Маркус пожал плечами.

— Десять процентов, — сказал он. — Может быть. Нет?

Он надевал шлем только в тех случаях, когда поблизости появлялся офицер, который мог наложить взыскание. С тех пор как армейский цирюльник впервые побрил его наголо, Маркус, едва надевший военную форму, твердо усвоил один пункт устава солдат Коалиции: головным убором может служить черная бандана, если ее концы убраны назад, а кокарда прикреплена точно по центру. С тех пор он носил одну и ту же бандану. Подобный убор каким-то образом подчеркивал угловатость его лица и придавал ему вид законченного негодяя. Но конечно, для армии это было не так уж и плохо.

— Я только что просмотрел штабную сводку о потерях, — сказал Маркус. Двигатель БТРа ревел, как доменная печь, нисколько не согревая кабину. — В списке погибших указана капитан Харрис.

— Проклятие. Что произошло? — Известие шокировало Карлоса. У Харрис было больше отличий за отвагу, чем у иного полка. Она просто не имела права погибнуть. — Я считал, ее ничто не может убить.

— Она возглавляла атаку на огневую точку. Противник не торопился сдаваться.

— Вот как. Любая удача рано или поздно уходит.

— Тем более если ее постоянно подталкивают.

— Ее сын служит в транспортных войсках, верно?

Маркус выпустил облако пара. Оно тотчас же осело

инеем на ветровом стекле.

— Да. Он ровесник Дома.

"Дом". Карлос подумал о младшем брате. Паршиво оставлять кого-то в горе и одиночестве, когда ты должен был о нем позаботиться. "Как мать Маркуса. Ох, черт!" Карлос давно привык вести мысленный разговор за себя и за Маркуса и сейчас опять вспомнил, что молчание друга имело не меньшее значение, чем его слова.

Карлос предпочел сменить тему. Незачем Маркусу сегодня размышлять о погибших матерях.

— Что ж, наша удача еще при нас. Давай двигать, пока мой мочевой пузырь не окаменел.

— Поговаривают, что ее наградят Звездой Эмбри, — едва слышно произнес Маркус. Это была высшая награда за отвагу, ее получали только те, кто сознательно шел на верную смерть ради товарищей. Как правило, Звезда Эмбри присуждалась посмертно. — По крайней мере, Харрис собрала полную коллекцию медалей.

— Ну да, а ты когда-нибудь получишь подарочный набор фужеров.

Маркус почти улыбнулся этим словам и стал счищать лед, покрывший внутреннюю поверхность стекла. Может быть, он надеялся, что его мать тоже героически погибла, а не просто сбежала и бросила его в пустынном доме с незнакомцем, которого он называл отцом. Он никогда об этом не говорил. Он просто раз в месяц писал дежурное письмо домой — и Карлос однажды подглядел, что в письмах Маркус не задавал вопросов, никого не обвинял, словно в семье Феникса не произошло ничего особенного.

Бронетранспортер прогрохотал мимо пропускного пункта и направился к трубопроводу, проложенному неподалеку от границы с Маранди — нейтральным государством, которое беспечно позволяло мерзавцам инди организовывать вылазки с его территории. "Дырявая граница, будь она неладна! Соучастники!" Это означало, что необходимо соблюдать осторожность и смотреть, где находишься, когда стреляешь. Скрупулезность дипломатии вызывала у Карлоса яростное раздражение.

— Они опоздали на день, — сказал Маркус. Он сжал в руках автомат, словно пытаясь его согреть. — Разведка могла допустить оплошность. В городе до сих пор не наблюдается никакой активности.

— Да. И никто не сможет меня убедить, что их информатор не водит нас за нос.

— Давай-ка свяжемся со снайперами. — Маркус настроил свой головной телефон. — «Альфа-пять» вызывает «Три-ноль». Доложите обстановку, пожалуйста. Я закончил.

— «Три-ноль» получил вызов. — Это был Падрик, еще один уроженец Южных островов. Почти все островитяне становились отличными снайперами, вот только Падрик принадлежал к ветви мигрантов. Он был совершенно рыжим и вдобавок веснушчатым, что никак не вязалось с его племенной татуировкой. Но он обладал характером истинного островитянина, так что никто не осмеливался усомниться в его происхождении. — Я видел, как один придурок копал ловчие ямы неподалеку от трубопровода. Он ушел минут двадцать назад. Проверьте его по возможности, ладно?

Не исключено, что это действительно был охотник за мелкой дичью, который воспользовался надземным трубопроводом как прикрытием. А возможно, за его действиями скрывалось нечто иное — гораздо хуже.

— Пад, передай координаты своей позиции.

— Два-Кью-Джей-Оу-ноль-три-один-три-четыре- семь-пять-пять.

Маркус стал осторожно разворачивать карту. Он старался не отводить локти от тела и аккуратно загибал соседние секторы, чтобы оставить только нужный квадрат. Затем он включил фонарик:

— Ты устроился на этом пригорке?

— Нет, там слишком открыто. Мы залегли в снежной норе, рядом со спускающейся секцией трубы. Примерно на тридцать пять градусов вверх от дна долины."

Карлос на мгновение оторвал взгляд от занесенной снегом дороги и взглянул на карту, лежавшую поверх автомата Маркуса.

— Им видно все, что происходит вдоль границы.

— Верно, — скрипнул голос Падрика в наушнике Карлоса. — Мы ждем второго захода. Будем надеяться, они не заставят себя долго ждать. Баз хочет посмотреть финал по трэшболу. — Падрик немного помолчал. — Вот теперь я и вас вижу: Наша нора в метре от соединительной секции под номером Пять-браво-девять. Видите?

— Да, нашел, — ответил Карлос. Для удобства ремонтных бригад весь трубопровод был разделен на пронумерованные секции. — Мы посмотрим, что творится вокруг.

Баз был корректировщиком Падрика. Снайперские пары могли зарыться в снег и устроить себе почти настоящий маленький домик, но в нем не было спортивного канала. Однако приходилось с этим мириться. Закладка взрывчатки в холодном краю отнимала много времени. Чтобы заполнить ямы, требовалось несколько дней — и это при условии, что не выпадет снег. То, как продумана была диверсионная работа, поражало Карлоса. Один мерзавец только копал ямки и удалялся; позже второй мерзавец, проходя мимо, сбрасывал в них взрывчатку. Немного погодя еще кто-то появлялся, чтобы добавить к зарядам детонаторы. Наконец, приходил четвертый, собирал и настраивал устройство и взрывал издалека по его — или ее — усмотрению.

Они ждали более получаса. Никто не околачивался вблизи трубопровода, рискуя быть обнаруженным и допрошенным. Здесь вообще редко появлялись люди. И цель они могли выбрать на любом участке из двухсот километров трассы — от добывающего комбината в Денаве до перерабатывающего завода на побережье. Отряды Коалиции рассчитывали только на данные разведки, на искусство следопытов и на страх, который вызывала информация о пресечении диверсий.

Карлос остановил БТР, огляделся и заметил яму в снегу. Она оказалась около полуметра в глубину, и на дне действительно был проволочный капкан. Вполне вероятно, кто-то из окрестных жителей и впрямь охотился на грызунов, которые прокапывали в снегу ходы в поисках пищи.

— Пад, здесь капкан, — передал Карлос по рации. — Но это еще не означает, что не готовится диверсия.

— Ты параноик не хуже меня, парень…

— Давай-ка посмотрим ближе к городу, — предложил Маркус. Не снимая перчатки, он ткнул пальцем в карту. — Если найдем что-то еще, может быть, ты и прав.

— Только не отключайте канал связи, — добавил Падрик. — Тупицы из прошлого патруля оставили рацию в режиме передачи. Если бы они мне понадобились, я не сумел бы с ними связаться.

— Не беспокойся, на эту ночь тебе достались взрослые напарники, — заверил его Карлос. — Феникс и Сантьяго.

— А, эти ненормальные, что не носят шлемов. Не боятся выстудить мозги, которых нет.

— Мы тоже любим тебя, Пад…

— Ладно, гоните дичь на меня.

Карлос выключил фары и не спеша повел БТР вдоль трубопровода. Шум двигателя можно было услышать издалека, но порой они все же заставали врасплох людей, чересчур увлекшихся своими делами. К тому времени как они добрались до вероятного места выхода противника из Маранди, почти совсем стемнело. В морозной ясной ночи отчетливо замигали городские огоньки. До них оставалось не более двух километров. Граница проходила в сотне метров по другую сторону от трубопровода.

Маркус надел очки ночного видения.

— Пад прав насчет трэшбола.

— Ты поставил на чью-то победу?

— Нет, я не игрок. Особенно с тех пор, как «Орлы» взяли в команду этого нового парня, Коула. Коул Трейн… Да, кажется, так.

— Это настоящая машина. Не хотелось бы столкнуться с ним в темном переулке. Он запросто может оторвать тебе голову.

Нормальная жизнь продолжалась, и это помогало не сойти с ума. Даже война может показаться скучной, когда не участвуешь в сражениях и сам себя изводишь. То одна крайность, то другая.

Карлос отлично понимал тех парней, которые в погоне за адреналином сознательно шли на риск, пускай даже их шансы уцелеть при этом значительно сокращались. Он не раз вспоминал, как Маркус писал отцу, что только в армии ощущает себя живым. Это было действительно так, ни капли трепа. На войне ты максимально используешь каждую клеточку тела, данную тебе природой.

Карлос чувствовал то же самое, когда его отец рассказывал о своей службе в армии. Спокойная гражданская жизнь никогда не предоставит возможности досконально узнать свои силы. Она не настолько сурова, чтобы выяснить, кто ты есть на самом деле. Ужасно думать, что миллионы людей умирают, так и не испытав себя, не познав настоящей жизни и не стараясь достичь большего. А второго шанса не будет, жизнь дается человеку только один раз…

— Легче пройти пешком. — Маркус выпрыгнул из кабины и по снегу пробрался в тень трубопровода. Магистраль, опираясь на бетонные основания, пролегала и паре метров над землей. Он даже набросил капюшон белого камуфляжного комбинезона. — Это чтобы ты перестал меня поучать…

Они остановились над обширной неглубокой доли- пой с пологими склонами. Отсюда открывался обзор на несколько километров. Карлос опустил на глаза очки ночного видения и осмотрелся. Почти час они ждали, расхаживая взад и вперед вдоль трубопровода или описывая небольшие круги, чтобы не замерзнуть.

Вдруг что-то заставило Карлоса затаить дыхание и прислушаться. Он поднял руку, призывая Маркуса замереть на месте.

— Двигатель, — прошептал Маркус. Звук был довольно высоким даже для автомашины. Никакой дороги здесь не проходило, только след их БТРа. — Это какой-то снегоход.

В этом еще не было ничего подозрительного. Снегоходы имелись у многих местных жителей. Некоторое время оба солдата напряженно глядели в ту сторону, откуда доносился шум мотора. Наконец Карлос различил небольшое дрожащее пятно света и густую тень вокруг него. Приближался снегоход. Вскоре показалась плотно закутанная фигура на байке с двумя полозьями. Маркус спрятался в тени трубопровода, а Карлос, опустившись на колено, сдвинул очки на лоб, чтобы воспользоваться оптическим прицелом автомата. Он проследил за снегоходом, проехавшим мимо них вдоль магистрали, но с другой стороны границы.

"Даже не разобрать, мужчина это или женщина".

Маркус связался по рации с Падриком:

— «Альфа-пять» вызывает «Три-ноль». Возможно, для тебя найдется работа. Снегоход движется в твою сторону параллельно трубопроводу.

— Вас понял, "Альфа-пять".

Карлос снова запустил двигатель БТРа, но огни зажигать не стал.

— В конце концов Баз может успеть на игру.

— Давай не будем торопиться. — Маркус вызвал базу и доложил о предполагаемом контакте. — Вдруг это какой-нибудь болван возвращается домой после вечеринки в баре?

Водитель байка едва ли мог расслышать шум двигателя БТРа из-за толстого капюшона на голове и треска собственного мотора. Карлос, учитывая все это, выжал полный газ, а Маркус наклонился вперед, следя за незнакомцем через оптику автомата. Снегоход с пассажиром продолжал двигаться вдоль магистрали. Он был хорошо виден поверх трубопровода.

— Если разведка права, — заметил Маркус, — этот тип должен везти взрывчатку.

— Мы могли просто задержать его. И выяснить, что он привез.

— Только не сейчас, когда он на той стороне границы.

— А кто будет считать сантиметры и выяснять, где он был?

— Ты читал "Правила применения оружия"? Никаких нарушений границы.

— Чтобы заложить взрывчатку, он должен будет перейти на нашу территорию.

— Вот тогда мы сможем выбить ему мозги. — Маркус вновь оглядел склон. — На законном основании. Доволен?

Карлосу это казалось несусветной глупостью, как, впрочем, и все остальные ухищрения дипломатии. Пускай копы соблюдают дурацкие пограничные правила; во время войны в них нет смысла.

Спустя некоторое время Маркус жестом велел ему замедлить ход и выйти из кабины. Под прикрытием трубопровода они перешли на другую сторону и оказались в пятистах метрах от позиции Падрика. Снегоход остановился почти напротив вырытой днем ямы. Человек, согнувшись над байком, копался в багажнике, все еще оставаясь на территории Маранди.

— «Три-ноль», ты что-нибудь видишь? — шепотом спросил Маркус.

— Отрицательно, «Альфа-пять». Он сливается со своим байком, ничего не разобрать, пока не двинется в сторону ямы.

"А потом выяснится, что он действительно приехал проверить капкан…"

Карлос продолжал держать парня на прицеле. Ночь выдалась спокойной, тишину нарушали только легкие дуновения ветра да слабый шум со стороны байка.

Незнакомец должен был услышать рев БТРа. После того как водитель снегохода заглушил двигатель, нельзя было не обратить внимания на идущий бронетранспортер, а затем на внезапную тишину, означавшую остановку. И все же человек продолжал копаться в своей корзине.

Может, это действительно охотник.

Сейчас он стоял спиной к ним, но лицом к Падрику и Базу.

— «Альфа-пять», что бы он ни вытаскивал из багажника, у него немалый груз. — Голос Падрика с трудом пробивался в наушник Карлоса. — Я видел, на что они охотятся. Такую дичь можно оглушить даже зубной щеткой.

— Я держу его на прицеле…

— Я тоже его поймал. Скажите, когда можно будет стрелять.

Это уже вмешался Маркус. Парень со снегохода теперь выпрямился и стоял все еще на территории Маранди, не подозревая о наведенных на него трех автоматах, каждый из которых мог в любое мгновение оборвать его жизнь. Карлос понимал, что оставить безобидного гражданина Маранди с пулей Коалиции в голове было бы не слишком хорошо, но считал риск оправданным. Жители Маранди только официально не считались врагами, так что в худшем случае дело кончится небольшим дипломатическим или политическим скандалом…

А они не придают особого значения подобным мелочам.

— Посмотрим, что он будет делать, — прошептал Маркус и лег, опершись на локоть, чтобы устойчиво держать цель.

Очки ночного видения позволяли Карлосу различать многие детали, но взрывчатка, как правило, не снабжается яркими этикетками. Человек явно собирался перенести немалый груз. Предметы напоминали сложенные в стопку книги или небольшие мешки с песком. Для Карлоса этого оказалось достаточно. Самым трудным, как и всегда, было определить подходящий момент для выстрела.

— Это дело Пада, — прошептал Маркус.

— Ты читаешь мои мысли.

— Тебе не хватает терпения.

Карлос увидел, как человек собрал весь свой груз и двинулся к трубопроводу через невидимую линию, за которой становился законной целью. Падрик несколько раз вдохнул, прежде чем сделать финальный долгий выдох. Он готовился стрелять.

"Теперь в любую секунду".

Человек со снегохода опустился на колени перед ямой. Наконец-то Карлос получил возможность разглядеть его лицо, но оно было почти полностью скрыто лыжной маской и очками. Если бы даже у них имелся словесный портрет, предоставленный разведкой, определить личность было бы невозможно.

"Ну же, Падрик, давай…"

И вдруг парень замер. Поднял голову, посмотрел влево… С того места он явно не мог ни видеть, ни слышать Падрика, но что же его так насторожило? Затем он распрямился в полный рост, все еще не выпуская предметов, принесенных из багажника.

И вот он направился обратно к байку. Первые несколько шагов казались нерешительными, словно он что-то забыл, но потом он пошел быстрее.

— Пад, отбой, отбой, отбой, — прошептал Маркус, забыв принятые для переговоров правила. — Отставить, мы его догоним.

Маркус еще не успел договорить, а Карлос уже вскочил на ноги. Он выпустил длинную очередь по снегоходу, пули пробили топливный бак и разорвали тросы управления. Едва закончив стрелять, Карлос пустился в погоню.

"Ты не уйдешь, подонок, я тебя достану…"

Он успел разобрать слова Падрика: "Я еще могу его достать, я могу достать…" Маркус кричал парню, чтобы тот остановился. Но он резко свернул в сторону от снегохода и помчался прямиком к границе. Как только он пересечет черту, они ничего не смогут сделать. Но Карлос не мог позволить, чтобы этот мерзавец посмеялся над солдатами Коалиции, словно мальчишка, играющий в догонялки.

Возможно, этот болван считал их слишком благородными для того, чтобы выстрелить диверсанту в спину?

Маркус почти догнал Карлоса. Ноги увязали в снегу, и бегущему впереди Карлосу приходилось прикладывать больше усилий. Нарушитель что-то уронил, но ни один из них не задержался, не посмотрел, что это.

— Будет отличная добыча для разведки, — пропыхтел на бегу Маркус. Расстояние между ними сокращалось еле-еле, но погоню можно было закончить единственным выстрелом. — Не стреляй, пока есть надежда догнать.

Человек продолжал бежать. Если у него и было оружие, Карлос его не заметил. Но это ничего не значило. Воображаемая линия, проведенная им на ровном снегу, становилась все ближе. С ним были его автомат, пистолет, нож…

— Карлос, ты перешел границу, ты перешел, ты перешел…

Голос Падрика заполнил его голову. Снайперу со стационарной позиции было легче осуществить привязку к координатам.

— Карлос, ты перескочил через эту проклятую границу.

— Плохо дело! — воскликнул Карлос, внезапно осознав, что Маркус отстал.

Он на мгновение оглянулся: Маркус упал на одно колено и прицеливался.

— Я смогу его достать…

Тот парень не был солдатом Коалиции. Он был крепким, да, но не таким, как солдат. Карлос схватил его сзади — скорее отчаянный прыжок наугад, чем рассчитанный прием, — но он не мог позволить нарушителю уйти.

Можно подумать, несколько метров сыграют роль. Да и кто увидит? Кто будет писать жалобу?

Человек забился в руках Карлоса и сделал большую ошибку, запустив руку в карман. Карлос всегда пытался представить, как он будет себя чувствовать, если придется убить человека в рукопашной схватке. И вот она, схватка; и он ни на миг не задумался. В его голове билась единственная мысль: он не должен погибнуть. Умереть предстояло его противнику. Для других мыслей места не оставалось. Карлос вонзил нож в шею парня даже раньше, чем понял, что обнажил оружие.

КОМАНДОВАНИЕ КОАЛИЦИИ. ДОМ ПРАВИТЕЛЕЙ, ЭФИРА

В ходе войны наметился серьезный поворот — так решил Хоффман, проходя к залу совещаний в цокольном этаже Генерального штаба.

Он снял фуражку и огляделся. На мгновение показалось, что он явился не по назначению. Из соображений безопасности перед совещаниями офицерам часто выдавали минимальное количество информации. На сей раз Хоффман впервые не получил никаких сведений, а теперь еще и заметил, что оказался явно не к месту и не по чину.

В зале собрались не только армейские офицеры. В вестибюле ожидали начала совещания высшие командиры флота и военно-воздушных сил. Кроме того, виднелись и штатские костюмы: служба разведки и представители политических кругов. Собрание было не слишком многолюдным, но по весомости участников могло претендовать на высочайший уровень.

"Чересчур высоко для меня. Может, они поручат мне чистить уборные?"

— Ты тоже здесь, Виктор? — прозвучал рядом чей- то голос.

Хоффман обернулся и увидел морского офицера, с которым встречался пару лет назад. Майкл? Митчелл? Его точно звали Квентином, и тогда он еще не был капитаном, как теперь.

— Квентин… — протянув руку, произнес Хоффман. Он кивком указал на стоявших поодаль трех адмиралов: — Нас-то для чего позвали? Носить чемоданы?

Майклсон. Теперь он вспомнил.

— Я не уверен, что даже моему боссу это известно, — На воротничке Майклсона поблескивала эмблема с двумя акулами — знак подводника. — Я и сам не знаю, почему оказался здесь. Я всего лишь капитан флотилии «Д». Получил приказ явиться, встал по стойке «смирно» и отдал честь.

Флотилия «Д» была создана для десантных операций на море и побережье. Это о чем-то говорило Хоффману, хотя он еще не понял, о чем именно. Насколько он помнил, военная доктрина Коалиции строилась на наземных способах ведения — силами артиллерии, бронетехники и пехоты. Все другие войска до сих пор оставались в стороне. А сейчас в первых рядах общего шоу оказались представители двух сравнительно немногочисленных подразделений — спецвойска и морской десант.

— Ладно, значит, вызвали спецов и амфибий. А есть здесь еще кто-то из сирот вроде нас?

— Насколько я видел, еще и дивизия орбитальной технологии. Странный коктейль.

Высокие резные двери в главный зал открылись. Секретарь в темно-голубом деловом костюме широко развел створки. В глубине лишенного окон помещения блеснул островок полированного стола.

— Председатель Дальелл сейчас выйдет. Пожалуйста, занимайте свои места.

Хоффман впервые услышал об участии Председателя. Прежде он думал, что собрание проведет начальник штаба или кто-нибудь из министров. Но теперь, после того что объявил секретарь, стало ясно, что уровень совещания неизмеримо высок.

Вместе с Майклсоном они вошли в зал и стали искать таблички со своими фамилиями.

"Проклятие, чего же здесь ждут от меня?"

Хоффман мог бы изложить Председателю свои мысли по поводу оборонительной политики Коалиции или отдельных операций, если бы тот изъявил подобное желание. Но в душе Хоффман все же опасался, что не сумеет ответить на какие-либо вопросы. Его портфель, в котором не было ничего, кроме пачки чистой бумаги, забрали охранники, как, впрочем, и у всех остальных участников совещания. Это было, по крайней мере, необычно.

Даже генералы и те выглядели смущенными, и Хоффман от этого испытывал некоторое удовлетворение.

Дальелл был невысоким лысоватым мужчиной. Если бы не великолепные костюмы, он мог бы сойти за обыкновенного бухгалтера. Зато его голос был в состоянии остановить целый батальон. Председатель вышел в сопровождении двух помощников, занял место во главе стола и жестом приказал одному из спутников закрыть двери, а второму — подготовить проектор.

— Леди и джентльмены, сегодня мы собрались в звуконепроницаемом помещении, — заговорил Дальелл. — И скоро вы поймете, почему возникла такая необходимость. Результаты нашего совещания должны быть известны только задействованным в нем лицам. Мэйнард, не могли бы вы погасить свет?

Демонстрационная панель неярко засветилась, и перед собравшимися возникла карта — прибрежный район Республики Остри, независимого государства, которое состояло в альянсе с занимающим большую территорию и более агрессивным соседом, Пеллесом. Дальелл выдержал паузу, чтобы все смогли оценить выбор объекта, и в зале воцарилась абсолютная тишина — ни кашля, ни шороха.

"Проклятие. — Его словно обухом по голове ударило. — Мы собираемся напасть на Пеллес через Остри. Давно пора. Это должно их образумить. Спецподразделения вызваны, чтобы подготовить плацдарм для атаки силами морского десанта. Все ясно".

Хоффману стало немного легче. Он отыскал глазами Майклсона: тот не сводил взгляда с карты, словно с головой погрузился в размышления.

— Я хочу, чтобы вы обратили внимание на один из объектов карты, — продолжал Дальелл, повернув кресло и оглядывая в сумраке лица собравшихся офицеров. — Вам часто придется о нем слышать, особенно в пределах этого зала. Место называется мыс Асфо. Если мы не предпримем мер, с Коалицией будет покончено. Агент Сеттайль, введите нас быстренько в курс дела.

Бам.

Вот в чем беда всех предположений: они недолговечны и хрупки. Все догадки Хоффмана, выстроенные в течение последних минут, разлетелись в пух и прах. Сеттайль подошла к дисплею сбоку и поцарапанной металлической указкой обвела пустынное побережье. Судя по обозначениям на карте, прибрежный участок состоял из глинистых заболоченных низин и соленых топей с островками лугов и рощиц. В военном отношении интерес представляли лишь пара небольших армейских баз, цепочка артиллерийских батарей на самом севере да авиационный завод на мысе Асфо — узкой полоске земли, окруженной водами одной из многочисленных бухточек.

В Союзе Независимых Республик подобных целей имелось великое множество. Были и более значительные в стратегическом отношении объекты. Сеттайль повернулась лицом к залу и прищурилась на луч проектора.

— Несколько столетий назад все болота вокруг мыса Асфо были осушены и превращены в сельскохозяйственные угодья, — заговорила она. — До сих пор этот район носит название долина Асфо, но местность здесь настолько безлюдная и негостеприимная, что в наше время секретное производство стало выгоднее, чем урожаи. На заводе мыса Асфо уже два или три десятка лет разрабатываются системы наведения, новейшие образцы оружия и авиационной техники для Союза Независимых Республик, но это давно всем известно. В последнее время там произошли кое-какие изменения. Наша разведка донесла, что разработки авиационной техники были частично свернуты, частично переведены на другие предприятия, а все освободившиеся силы брошены на единственный проект. Завод на мысе Асфо проектирует военный орбитальный спутник — мы присвоили ему кодовое название "Молот Зари".

"Дело дрянь. — У Хоффмана по затылку побежали мурашки. — Насколько же проклятые инди нас опередили?"

Сеттайль подождала, пока в зале затихнет взволнованный ропот. Дальелл кивнул ей и продолжил сам.

— Если вы считаете это плохой новостью, — негромко произнес он, — тогда хорошенько задумайтесь над следующим фактом: их спутник может быть запущен на орбиту уже в течение этого года. Наш проект спутниковой платформы до сих пор находится на стадии компьютерного проектирования. Теоретически. Теперь вам понятно, для чего мы здесь собрались. Недостаточно просто лишить противника результатов новейшей технологии. Мы должны овладеть ею.

Это требование исключало возможность удара с воздуха. Хоффман снова взглянул на Майклсона, и на этот раз их глаза встретились. Теперь они оба понимали, с какой целью их вызвали. Похоже, решение было принято задолго до того, как кто-либо из военных высказал свое мнение. Это был проект разведки.

— Генерал Ивер, — снова заговорил Дальелл. — Раньше, чем кто-либо покинет этот зал, я хотел бы поручить вам составить план взятия мыса Асфо, овладения технологией противника и уничтожения производства, включая персонал. Этот план должен быть осуществлен в течение шести месяцев. Эта технология обеспечит окончание военных действий — в нашу пользу или в пользу СНР, но войне придет конец.

Ивер ни секунды не колебался:

— Председатель, я хотел бы, чтобы вы расставили приоритеты. Одно дело вывести из строя производственный комплекс, и совсем другое — похитить у противника все содержимое завода, исключая лишь стены, как вы того требуете.

— Генерал, вы одной фразой сами расставили приоритеты.

На этом Дальелл покинул собрание. Ивер встал из- за стола и некоторое время всматривался в свои наспех сделанные заметки.

— Что ж, давайте начнем, — наконец произнес он. — С этого момента мы приступаем к операции «Уравнитель». За все военные годы Коалиция не знала более важной задачи.

Хоффману всегда казалось, что он родился не в то время и был бы счастливее, доведись ему жить в бурную и жестокую эпоху прошлого Сэры. Но это — совсем другое дело. Ради такой операции ему стоило жить. И хотя он пока не представлял, чем она может обернуться, Хоффман все равно ощутил прилив радости.

Он был достаточно умен, чтобы не надеяться на мгновенное прекращение войны после единственной победы. Война не могла закончиться в один день, для этого политики не обладали достаточной расторопностью. Но военные были способны ускорить конец.

Он попытался вообразить, какой окажется мирная жизнь и найдется ли в ней место для такого человека, как он.

Глава 7

Я не понимаю, почему вы хнычете. Да, солдаты на самом деле заслуживают большего пайка, чем любой из нас. Они сражаются ради нашей безопасности день за днем, без перерыва. Это тяжелая и грязная работа. Вы хотите, чтобы нас защищали от Саранчи костлявые доходяги? Тогда мы все погибнем. Беременные женщины тоже получают больше еды, поскольку она им необходима, но остальным приходится довольствоваться малым. Кроме того, люди живут дольше, если получают меньше калорий, и до Дня-П так жила основная часть населения Сэры. Почему бы вам всем не замолкнуть и не возблагодарить Господа за то, что мы еще живы?

(Из выступления сердитого гражданина Хасинто на митинге по поводу изменения продовольственных законов)

САРФУТ, СЕВЕРНЫЙ РЕГИОН, ПРИГРАНИЧНАЯ ПОЛОСА НА ТЕРРИТОРИИ МАРАНДИ.

СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД, ЗА ТРИ ГОДА ДО ДНЯ-П

Маркус бросился на снег рядом с Карлосом:

— Черт, давай оттащим его. Берись.

Ужасно глупо было так беспокоиться о подобной мелочи в войне, длившейся не одно десятилетие и унесшей миллионы жизней. Но войны состоят в том числе и из мелочей, таких как убийства и закулисные интриги. Карлос, почти не сознавая, что делает, взял убитого за ноги, тогда как Маркус вцепился ему в плечи. Но он не забыл опустить очки ночного видения.

Несколько метров до границы дались им тяжелее, чем бег на десять километров. Пока они, увязая в снегу, волокли тело, Падрик осматривал местность через ночные фильтры и не переставал бормотать, что мог бы подстрелить нарушителя на нужной стороне границы.

Хорошо, хоть Карлос проделал это тихо.

Они свалили тело под трубой и сами спрятались в тени БТРа, настороженно всматриваясь в темноту. Ничего нельзя было сделать с разбитым байком и следами крови, но Карлос считал, что и делать ничего не надо. Было бы нелишним дать понять проклятым инди, что их ждет в случае следующей попытки диверсии на трубопроводе и что они не найдут убежища даже по ту сторону от границы.

— Я проверю, что он укладывал в эту яму, — сказал Маркус, предпочитая не уточнять: если там нет взрывчатки, они окажутся по уши в дерьме. — А ты обыщи тело.

"Я убил человека".

Карлос не в первый раз применял то, что инструкторы деликатно называли "смертельный прием", но сегодня все было по-другому. Сегодня они схватились один на один. Как будто скандал в баре зашел слишком далеко… Сердце колотилось в груди, и ощущения были совсем не такими, как те, когда он вел ответный огонь по вражеской позиции или заряжал миномет. И не было времени проанализировать свои чувства. Карлос расстегнул куртку убитого и проверил карманы. Если бы не влажная ткань — не от воды, от крови, — можно было бы представить, что он обыскивает пьяницу. Он обнаружил бумаги, связку ключей и маленький пистолет, от которого в этой части мира почти не было толку.

Карлос повертел в руке связку ключей. Проклятие. Кольцо было выполнено в форме какого-то сказочного персонажа — птицы. От долгого употребления оно слегка погнулось и потерлось, но в свете фонарика отчетливо виднелись следы недавнего тщательного ремонта.

Чем бы она ни была, эта вещица кое-что значила для парня.

Карлос выключил фонарь и опустил со лба очки, а потом сдернул с головы убитого капюшон.

Чисто выбритое лицо человека около тридцати лет… Карлос поддел большими пальцами край очков и сдвинул их вверх.

Эффект ночного видения застал Карлоса врасплох. Глаза убитого парня смотрели на него двумя яркими дисками. Он тысячи раз видел это на живых лицах во время ночного патрулирования, но сейчас на мгновение потрясенно замер. Карлос повернул голову, чтобы избежать мертвого взгляда. Но лицо оставалось лицом: оно не казалось ни чужим, ни странным, ни враждебным… Такое же, как и тысячи лиц, которые он видел на улицах своего города.

— Проклятие, ну почему ты не выглядишь врагом? — пробормотал он. — Почему не хочешь хоть немного облегчить мне жизнь?

Найденные документы ничего не прояснили: удостоверение личности и разрешение на рыбную ловлю, оба на одно и то же имя.

Раздался скрип шагов, и вскоре рядом возник Маркус.

— Ну вот, — произнес он и бросил в снег пару предметов. Они были похожи на пакеты с сахаром. — Хороший улов.

Карлос взял один пакет, сжал его в руке, но слабый запах уже сказал все, что было необходимо. Карлос ощутил громадное облегчение. Взрывчатка армейского качества. Он убил не беззащитного штатского, занимавшегося охотой.

— Что ж, дни этого засранца-взрывателя сочтены, — сказал Карлос с таким видом, словно он все предвидел заранее. Он понимал, что едва не совершил проступок, который легко мог перерасти из несчастного случая в нечто большее. — Тело забираем с собой.

— Нельзя же бросать его здесь, — кивнул Маркус. Он очень устал. Это было едва заметно, но Карлос давно научился улавливать почти невидимые признаки: фраза, законченная с падающей интонацией, и эта поза, когда вес тела распределяется равномерно на обе ноги. — Пошли. Надо покончить с этим.

В наушнике Карлоса послышался шум — пыхтение бегущего Падрика. Канал радиосвязи все время оставался открытым. Оба снайпера торопливо спускались по склону, перебегая от одного пригорка к другому. Они всегда подозревали, что за ними кто-нибудь следит. Карлос помог Маркусу затащить тело в задний отсек БТРа, и к тому времени подбежавший Баз уже был готов забраться в кабину.

— Нам больше нечего здесь делать, — сказал он. Базу было немного за сорок, он отличался крепкой, почти квадратной фигурой и говорил с сильным акцентом жителей Северного Тируса. У Карлоса сложилось впечатление, что Баз никогда не вспоминал ни об одной цели, сбитой Падриком при его участии. — Я уже замерз. Новизна ощущений закончилась еще пару дней назад.

Сзади подошел Падрик:

— Ребята, вы что, собираетесь взять работу на дом? Бросьте этого мерзавца здесь.

— Это не боевая ситуация, — возразил Маркус. — Придется соблюсти кое-какие нормы.

На базу они возвращались в молчании, управление БТРом взял на себя Маркус. Да, разборки с убитыми во время патрулирования требовали соблюдения особых правил, так же как и сдача обнаруженной взрывчатки. Этим делом занялся прикомандированный к части офицер разведки. Особенно его порадовало удостоверение личности убитого, хотя причин своего торжества он так и не раскрыл.

— Эй, трубопровод остался цел и невредим, — сказал Падрик, перед тем как уйти в казарму. — Выше нос, Сантьяго.

Карлос отмыл задний отсек БТРа, и они снова отправились на дежурство. За рулем сидел Маркус. В нескольких километрах к югу они обнаружили еще ямы, но их края уже осыпались от ветра и солнца, словно углубления были давно забыты. Вполне возможно, их выкопали какие-нибудь животные. В ямах не оказалось капканов, только множество отпечатков мелких звериных лап. Снег не выпадал уже несколько дней.

Маркус включил радиоприемник на приборной доске, но одной рукой прижимал к уху наушник, чтобы не пропустить вызов по радиосвязи.

— Хочешь послушать репортаж об игре?

Карлос кивнул. Они прислушались к негромкому голосу комментатора; похоже, «Орлы» выигрывают.

— Как ты думаешь, островитяне интересуются трэшболом?

— Кое-кто интересуется. Что бы мы ни думали, люди на островах следят за событиями остальной страны. — У Маркуса напряглись мускулы на скулах, как будто он силился еще что-то сказать. — Ладно, признаю, что принимаю обязанности капрала слишком близко к сердцу.

— О чем ты?

— Ты был прав. Если бы ты меня послушался, мы бы его упустили. Я слишком серьезно отношусь к инструкциям.

Такова была манера Маркуса извиняться. Но он не сказал, что сожалеет о своих действиях. Порядок и правила были установлены не зря, и в случае провала отвечать пришлось бы Маркусу.

Карлос почувствовал себя виноватым:

— Все равно, я пересек границу нейтрального государства и убил одного из его граждан. Не важно, что его удостоверение личности оказалось фальшивым, а в пакетах он привез взрывчатку.

— Да, конечно… Но правила не могут всё предусмотреть.

— Если бы удача мне изменила, как произошло с Харрис, я мог бы втянуть Маранди в настоящую войну.

Карлос на некоторое время задумался и перестал слушать репортаж по радио. Он не ощущал никакого удовлетворения. Карлос понимал, что своим поспешным и упрямым поведением в какой-то мере разочаровал Маркуса.

— Знаешь, Дом на моем месте действовал бы гораздо лучше. Ему нравится всякая секретность. А я предпочитаю откровенную драку. Все, что мне нужно, — это винтовка и цель, которую надо поразить.

Маркус то ли усмехнулся, то ли поморщился:

— Все наладится, когда станет теплее и начнется сезон боевых действий.

Да, Маркус очень серьезно относился к обязанностям капрала. Казалось, он считал себя лично в ответе за безопасность каждого солдата Коалиции. Если ему присвоят звание сержанта, он станет совершенно невыносим.

Но ему было всего девятнадцать. Им обоим. Карлос задумался о своих ровесниках, не вступивших в армию. Как они переживают тяжелые времена? Как принимают решения, не имея никакого понятия о том, что надо делать? Он чувствовал себя гораздо увереннее, но вместе с тем и понимал, что живет в другом мире.

"Неужели есть такие, кто не хотел бы служить? Как же они умудряются выживать?"

Убийство того парня на снегоходе было рядовым эпизодом в длительном конфликте. В нем нет ничего особенного. Имульсия продолжает поступать по назначению, и еще один плохой человек лишен возможности творить зло.

"Но скоро приедет новый парень на снегоходе. А потом еще. И еще. Это все равно что черпать воду из ведра рукой. Никто не заметит твоих усилий".

— Я в самом деле хочу что-то изменить, — сказал Карлос.

Маркус продолжал смотреть вперед. БТР перевалил через каменистый пригорок, «Орлы» забили еще один мяч, и кабину наполнили радостные крики болельщиков.

— Как можно узнать, какой именно наш поступок способен изменить историю? — спросил Маркус.

— Я узнаю, — ответил Карлос. — Я почувствую это.

Они оба замолчали и дослушали оставшуюся часть репортажа. Этот Коул, как лавина, всех сметал на своем пути. Карлосу стало любопытно, сколько ему заплатят за игру. Интересно, а он знает, каково это — мерзнуть в испачканной кровью форме, когда тебе девятнадцать лет и в голове остались только два желания: поесть горячей пищи и позвонить младшему брату?

Возможно, он это знал. Но Карлос сомневался.

КВАРТИРА ДОМА САНТЬЯГО, НИЖНИЙ ХАСИНТО

Дом повернул ключ в замке и прислушался.

Два часа ночи — не самое лучшее время для встречи с Марией; но он прыгнул в первый проходивший мимо базы поезд, ничуть не задумываясь о том, когда приедет в Хасинто. Он осторожно поставил вещмешок на пол и обнаружил что-то мягкое. Это была игрушка, плюшевая собачка Бенедикто с изжеванными в лохмотья ушами.

Значит, сын уже мог спать без нее. Быстро же он подрастает.

Дом зажег свет и направился в гостиную, как вдруг скрипнула дверь спальни. На пороге, запахивая халат, появилась Мария.

Она поднесла палец к губам:

— Я думала, он никогда не заснет. Почему ты не позвонил, что приезжаешь?

— Я просто вскочил на первый же поезд. Ты скучала?

— Глупый вопрос…

— У меня пятнадцать дней отпуска.

— Ты уверен?

— Ага. — Дом предпочитал не делиться своими сомнениями. В армии он быстро отучился строить какие бы то ни было планы. — Может, нам дадут еще несколько дней за хорошее поведение.

— Ты хочешь мне что-то сказать?

Дом буквально разрывался от желания сразу же все рассказать. Но он еще хотел и показать. Он собирался расстегнуть куртку и продемонстрировать эмблему десантника, уже пришитую на плече, но это было бы слишком долго. Поэтому он просто достал из-под куртки боевой нож и протянул Марии, перевернув рукоятью вперед. Она уставилась на оружие:

— Ты прошел испытание?

— Да, прошел, — кивнул он. — Не знаю только, как я до сих пор умудрялся об этом промолчать.

Она взяла нож двумя пальчиками, словно не желая оставлять на нем отпечатков:

— Ты ничего не говорил.

— Хотел сделать тебе сюрприз.

— Он настоящий? — Она протянула нож обратно. — Я хотела спросить, ты его уже использовал?

— Да.

Порой Дом чувствовал себя мальчишкой и совершенно терял уверенность. Вот сейчас он стоит с ножом десантника в руке, за его плечами боевой опыт, рядом — беременная жена, а в соседней комнате спит его сын… А ведь ему еще нет и восемнадцати!

Иногда — только иногда — все это чертовски пугало его.

— Я тобой горжусь, — сказала Мария. — Но не значит ли это, что ты не будешь служить вместе с Карлосом и Маркусом?

— Это не обязательно. — Дом открыл дверь детской — громкое название для закутка размером с обувную коробку — и заглянул внутрь, пытаясь рассмотреть спящего Бенедикто. — Это лишь означает, что я прошел обучение и в случае необходимости могу быть призван в любой батальон. Я еще не приписан к какой-то определенной части.

Дом скучал по брату и по Маркусу тоже — сильнее, чем ожидал. Но он не мог больше идти за ними. Причина этого — спящий в кроватке ребенок. Как только Дом осознал, что стал отцом, что несет ответственность за трех других людей, он ощутил, что разрывается надвое. Иногда ему казалось, что он покинул брата. Возможно, это и было взрослением…

— Хочешь кофе? — предложила Мария. — Ты что- нибудь ел сегодня?

— Я в порядке.

— Тогда самое время лечь спать. — Она протиснулась мимо Дома и проверила Бенедикто. — Я сегодня буквально вымоталась.

— Я надеялся, что твоя мама будет тебе помогать.

Мария вернулась в спальню.

— Мне больше нравится все делать самой. Ты же меня знаешь.

Мария всегда и все любила делать по-своему. Он не мог ее в этом винить, поскольку и сам не принимал чьей-либо помощи. Но ребенок требовал заботы, особенно если они ожидали появления второго, а Мария даже не общалась с другими женами военных. В отсутствие Дома ей нужна была поддержка.

Остаток ночи он почти не спал, размышляя, как бы поделикатнее намекнуть своим родным, чтобы они приглядели за Марией. Хотя женщине, которая неохотно покидала дом, трудно было предложить помощь в присмотре за ребенком.

Ладно, у него есть пятнадцать дней, чтобы убедить Марию изменить привычки. Но она росла единственным ребенком в семье, как и Маркус. Она не привыкла, чтобы вокруг было много людей.

А пятнадцать дней пролетят быстро… Дом сразу погрузился в работу: развешивал полки, покупал вещи для будущего малыша. Вскоре Карлос и Маркус получили двухдневный отпуск. Когда было покончено с круговоротом визитов и праздников, на нормальную супружескую жизнь с Марией осталось всего четыре дня.

Но ведь они с детства почти не разлучались. Время не имело большого значения. Ему не надо было заново узнавать Марию. И мысль о смерти даже не приходила ему в голову, так что имевшееся в запасе время растягивалось для них до бесконечности.

Маятниковые войны достигли некоторого равновесия. Как бы ни были тяжелы отдельные сражения, каждый пытался выжить как мог. Дом считал, что люди способны привыкнуть к любой ситуации.

За четыре дня до окончания отпуска Дом сидел во дворе у своих родителей, качал на колене Бенедикто и размышлял, каким солдатом станет к своему тридцатилетию. Демобилизации кого-либо из армии на его памяти еще не случалось.

— Маркус встречался со своим отцом? — спросила Мария.

— Думаю, да.

— Как печально, правда? Их только двое, и такая большая пропасть между ними.

— С ним все будет в порядке, — заверил ее Дом. — Он выдержит. И у Маркуса есть мы.

Дерево, на ветвях которого он впервые увидел Марию семь лет назад, покрылось густой листвой и отбрасывало тень на двор Сантьяго. Дом прикрыл глаза и невольно подумал, насколько тяжелым может показаться ребенок, если целый день таскать его на руках. Он слегка задремал. Он был уверен, что не спит…

Но он заснул. Голос отца прогнал сновидение, забывшееся в тот же миг, едва Дом открыл глаза. Заплакал Бенедикто. От неожиданности у Дома заколотилось сердце, и он выпрямился на скамейке.

— Извини, сынок. — Отец наклонился над ним и взял внука. — Тебя к телефону. Это адъютант.

"Проклятие".

Дом знал, что ему предстоит услышать, еще до того, как взял с кухонного стола трубку.

— Рядовой Сантьяго?

— Доминик Сантьяго. Вы уверены, что ищете меня, а не Карлоса?

Адъютант даже не ответил.

— Вас срочно вызывают в штаб армии. Вы должны явиться к двенадцати часам завтрашнего дня. Простите, что приходится прерывать ваш отпуск, но так получилось.

— Все в порядке, сержант. Я понимаю, вы не можете назвать мне причину вызова по телефону, но…

— Я ее даже не знаю. Я знаю лишь, что всем десантникам приказано срочно явиться на базу.

Дом не помнил, сказал он «слушаюсь» или нет. Он вернулся во двор, пытаясь разобраться в своих чувствах. Что он испытывает: воодушевление, страх или радость? Стоит ли сначала позвонить Карлосу или сразу идти к Марии? Очевидно, намечается крупная операция. Мысль о том, что сразу после окончания тренировок он может принять участие в настоящих сражениях, оказалась немного… пугающей.

Но он через это уже проходил: его, шестнадцатилетнего солдата, прямо с базы отправили на передовую. Так было принято. Дом верил в эффективность тренировок и верил в себя.

— Я знала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, — сказала Мария и даже сумела улыбнуться. Она постепенно привыкала быть женой военного. — Дай мне знать, если сумеешь возвратиться к рождению малыша.

"Если смогу. Но я же вернулся к рождению Бенедикто, не так ли?"

— Я уже позвонил Карлосу, — сказал отец. — Сбор объявлен для всего двадцать шестого полка, не только для десантников.

Дом говорил себе, что в прошлом были сотни таких же сборов — а может, и тысячи, — но в ходе войны ничего не изменилось. Нет резона полагать, что этот вызов, каким бы ни была его причина, приведет к иным результатам. Дом только мог надеяться, что все пойдет по-другому.

А сейчас ему надо было собираться. Он ненавидел это занятие.

СПЕЦГРУППА ДВАДЦАТЬ ШЕСТОГО КОРОЛЕВСКОГО ПОЛКА ТИРАНСКОЙ ПЕХОТЫ. ГЛАВНЫЙ ШТАБ, ЭФИРА

Теперь Хоффман изучил мыс Асфо лучше, чем собственный дом. Виктор и проводил над планами больше времени, чем дома, так что в этом не было ничего удивительного. Если бы он добился успеха с Ниной Кладри, сейчас она наверняка бросила бы его за невнимание. Это обстоятельство еще раз подтвердило, что их союзу не суждено было случиться и он должен радоваться терпению своей жены Маргарет.

"Нет, дорогая, я не приду сегодня ночевать".

"Извини. Снова много работы".

Самое печальное, что она даже не подозревала его в любовных связях — и была права. Она знала, насколько он поглощен военным делом. Хоффман ходил по залу совещаний вокруг стола и в который раз осматривал уменьшенную копию смысла своей жизни.

Первоначальная карта побережья была заменена на план здания, а теперь на тщательно сконструированную модель завода. Разведчики время от времени добавляли новые детали, и Хоффману порой казалось, что им это нравится. Незаметно для себя он сел к столу, оперся подбородком на руки и принялся рассматривать крошечные фигурки, изображающие солдат. Хоффман усмехнулся.

Рядом с локтем появилась чашка кофе. Агент Луиза Сеттайль, у которой с пояса, будто трофеи, свисали многочисленные пропуска, совершенно не по-женски отхлебнула из своей чашки. Хоффман лишь теперь обратил на нее внимание: он даже не слышал, как Сеттайль вошла.

— Майор, когда вы начинаете клевать носом и похрапывать — это значит, что вам пора немного отдохнуть. — Молодая женщина не была очень уж привлекательной, но отменно справлялась со своей работой. Как понял Хоффман, к ее мнению прислушивались. — Вы уверены, что вам достаточно людей? — спросила Сеттайль.

— Для работы внутри — да, — ответил Хоффман. — Если запустить туда больше солдат, они начнут мешать друг другу. Самое важное — охрана внешнего периметра. Чтобы раньше времени нас не обнаружили, чтобы мы могли вовремя и по намеченному маршруту отступить. — Он выпрямился и потянулся за чашкой. — Хорошо бы еще не пришлось тащить на себе парней в белых халатах.

— А у вас могут возникнуть проблемы с живыми?

— Неужели ученые так необходимы? Я знаю, что повторяюсь, спрашивая об этом, но их переброска может доставить нам лишние осложнения.

— Мы прилагаем все усилия, чтобы ускорить параллельные исследования нашей команды. Но в их проекте до сих пор много пробелов. Мы не знаем, как ученые СНР решили проблему глобального позиционирования — наведения на цель, да и детали запуска тоже неизвестны, особенно топливная система. Никакие расчеты на бумаге не обеспечивают достаточной мощности для выхода на оптимальную орбиту. И никто не смог добиться приемлемой точности поражения целей.

Хоффман так и не понял, был ли этот ответ положительным или отрицательным, но Председатель Дальелл выразился достаточно определенно: все ведущие специалисты должны быть доставлены в целости и сохранности.

— Вы предполагаете, что они согласятся с вами сотрудничать, — заметил Хоффман.

— Такая возможность не исключена. — Сеттайль достала из портфеля папку. — Но в том случае, если их похоронить под обломками, им даже не придется об этом задумываться. А я принесла вам последние распечатки аэрофотосъемки. Там ничего не изменилось.

Хоффман взял у нее папку и разложил снимки на свободной части стола. На уровне прилива вдоль берега шло заграждение из колючей проволоки, но его частично скрывал принесенный водой мусор. Это побережье было известно жестокими штормами.

— Учитывая ценность объекта, они могли бы и получше укрепить береговую линию.

Сеттайль приподняла бровь:

— Если бы я вас не знала, могла бы подумать, что вы считаете нашу разведку сборищем некомпетентных тупиц.

— Я бы никогда не осмелился высказать такой упрек даме, — сказал Хоффман. — Но и в вашем подразделении хватает бездарностей.

— Мыс Асфо таков, каким мы его описываем.

— И мы его возьмем, — добавил он, — потому что я получил такой приказ.

— Вас можно назвать вольнодумцем…

— Только из-за недостатка моего вольнодумства у нас до сих пор балом правят гражданские, мадам.

Сеттайль внимательно поглядела на него, словно пытаясь отыскать в последней фразе скрытый смысл. Но развивать тему не стала.

— В это время в Остри довольно плохая погода. Они не ожидают вторжения раньше лета, если вообще ожидают чего-то подобного.

Хоффман отвечал только за нападение на сам завод. Высадка десанта для обеспечения общей безопасности, поддержка огнем с моря, если такое потребуется, — все было поручено другим офицерам. Но к полудню Хоффман должен был представить наилучший план действий генералу Иверу.

— Капитан Майклсон должен прибыть сюда через пару часов.

Хоффман поднялся и подошел к разложенной на столе карте, чтобы еще раз осмотреть зону высадки. Все выглядело слишком благополучно: пустынное побережье, никаких подводных скал, далеко до других укрепленных районов…

— Что же с самого начала привлекло ваше внимание к этому месту?

Сеттайль разложила снимки аэрофотосъемки на карге и совместила их с сеткой координат:

Заводы, которые никогда прежде не занимались выпуском авиационных приборов, начали изготавливать гироскопы. Чтобы выйти на этот объект, нам потребовалось около четырех лет. Жаль, что нельзя обойтись обычным промышленным шпионажем. Мы могли бы просто скопировать их схемы и расчеты и покончить с этим делом. Но для главенствующей роли этого недостаточно. Мы должны быть единственными обладателями этой разработки.

— Понятно.

— Вы собираетесь лично участвовать в деле?

— Конечно.

— Считаете себя незаменимым?

— Нет, но у меня двадцать пять лет опыта. Я не могу оставаться в стороне, посылая на смерть семнадцатилетних мальчишек.

Хоффман редко прислушивался к чьим-либо комментариям, но эти агенты могли в ком угодно посеять сомнения. Такова была их работа. Возможно, они и сами не замечали, как это проделывают, — даже такие приятные собеседники, как Сеттайль.

"Неужели я становлюсь помехой? Или действительно не способен наблюдать за ходом операции из координационного центра?"

Нет ничего хуже, чем командир, который не может вовремя остановиться и отойти в сторону. Хоффман считал, что еще не достиг такого печального состояния. Все дело в вере: ты веришь в людей и позволяешь им верить в себя.

— Кто это сказал: ничто так не укрепляет моральный дух солдат, как вовремя погибший генерал? — спросила Сеттайль.

— Я майор, — заметил Хоффман.

— В том-то и дело, — сказала агент Сеттайль.

Глава 8

А может, я не желаю воспользоваться защитой Коалиции. Может, ради этой защиты вы потребуете слишком от многого отказаться. И если нам суждено когда-нибудь вернуться к нормальной жизни, я не уверен, что ваша нормальная жизнь мне понравится.

(Франклин Цоко, один из бродяг, отклоняет очередное приглашение Дома принять покровительство КОГ)

СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫЕ СКЛАДЫ У СЕВЕРНЫХ ВОРОТ.

НАШИ ДНИ, ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ПРОРЫВА

Это из-за цыплят Дом мысленно вернулся в прошлое.

Он уловил их запах, еще не видя клеток, едва «Броненосец» с грохотом миновал массивные ворота базы. Разведение птицы в ограниченном пространстве сопровождалось резкой вонью насыщенного аммиаком помета, незнакомой ноздрям городских жителей. Но Дом тотчас узнал ее.

Он выскочил из кабины узнать, куда ехать дальше, и к БТРу сейчас же устремился один из техников.

— Следуй за сортировщиками, мальчик с пилой, — бросил он. На вид он был старше Хоффмана; согласно нашивке на рукаве, его звали Пэрри Л. и состоял он в звании старшего сержанта. Спорить с ним не следовало. — Не занимайте территорию погрузки. Грузовикам нужна свобода маневра. Ставьте своих «Броненосцев» у самых ворот. — Сказав это, Пэрри засунул в рот большой и указательный пальцы и издал пронзительный свист. В ответ непонятно откуда примчалась бригада мужчин и женщин в грязных армейских комбинезонах. — Давайте, ребята, поторапливайтесь.

Это были служащие инженерных войск Коалиции. Дом не то что не общался с ними прежде, до сих пор он их даже не встречал. По их виду было непохоже, что эти солдаты получали полноценную еду три раза в сутки. Дом внезапно заметил, насколько они выглядели тощими и оборванными по сравнению с солдатами вроде него. Как говорил Хоффман, неизбежная иерархия существовала даже в армии: в первую очередь снабжались воины на передовой, а вспомогательные войска — во вторую. Дому показалось, что эти люди должны не меньше бродяг ненавидеть воюющих.

Он забрался в кабину и поставил БТР неподалеку от ворот, носом наружу, на случай поспешного отъезда. Маркус спрыгнул на землю и остановился, осматривая громадный комплекс. Дому вспомнилась взлетно-посадочная полоса грузового терминала: какими бы хаотичными ни показались ему действия техников, они работали по четкому плану. Все пространство постепенно заполнялось самыми разными транспортными средствами, но каждому указывалось точное направление, и, если машины не попадали на обозначенное место, их моментально передвигали.

Вскоре Дом понял, почему это так важно. Погрузчики едва могли развернуться в проходах. Там, где не было механизмов, чтобы грузить поддоны с ящиками, устанавливались цепочки из людей, передававших различные мешки и коробки из рук в руки. Дом вместе с Рохасом вылез из кабины и поднялся на крышу БТРа.

— Черт, это настоящий балет! — воскликнул Рохас. — Грандиозно! — Мощный кран перенес сверкающие стальные цистерны на платформу шестнадцатиколесного грузовика. — Я никогда раньше не видел этих парней. Как они умудрились собрать и упаковать все имущество за пару дней?

— Мы забыли про сон, — бросил проходивший мимо инженер. — А как, вы полагаете, город продолжает жить после атаки червей на водопровод?

Конечно, они чувствовали себя обиженными. Они занимались никем не замечаемой работой. Дом видел, как Маркус прошел рядом с инженером несколько шагов, что-то негромко сказал и, вытащив из поясной сумки сверток, сунул ему в руки. Блестящая обертка была хорошо знакома Дому. Пайки служили не только неофициальной валютой — они помогали наладить отношения, означали извинения, ободрение, симпатию и даже признание вины.

— Может, им пригодится наша помощь? — крикнул Дом. — Здесь восемь парней с крепкими руками и плечами. Берни я тоже включил в общий список. — (Она наверняка могла слышать его по радиосвязи.) — Не хотел вас обидеть, сержант.

— Нет, они говорят, что справятся сами. — Маркус быстро вернулся и жестом приказал слезть с БТРа, чтобы выпустить «Джека». Бот, освободившись от чехла, слегка приподнялся, развернул манипуляторы и послушно замер в ожидании дальнейших инструкций. Маркус включил рацию. — «Дельта» вызывает центр управления. Мы добрались до Северных ворот. Как обстановка?

— «Дельта», последний рапорт о прорыве Саранчи на поверхность поступил около часа назад. Наблюдается оседание почвы в двух километрах к востоку от вас.

— Я выпускаю «Джека» на разведку. Командование передаю вам, лейтенант.

— Спасибо, Маркус…

Дом не сказал ни слова, а Рохас вроде бы и не заметил промелькнувшей фамильярности. Он поймал взгляд Маркуса в тот момент, когда БТР Хоффмана въехал во двор и остановился рядом с ними.

— Все хорошо в меру, приятель, — пробормотал Маркус. — Так будет лучше.

"Для нее или для тебя?"

Дом ничего не спросил. Хоффман направился в их сторону, следя, как «Джек» разворачивается в воздухе и исчезает за забором. В ворота вошла последняя группа грузовиков, а за ними прогрохотал и третий БТР.

— Черви передвигаются со скоростью от десяти до пятнадцати метров в час, — сказал Хоффман. — Это дает нам больше времени, чем мы предполагали. Но ублюдки могут выкинуть какой-нибудь номер, так что будем рассчитывать на худшее. Они в состоянии прогрызать свои туннели гораздо быстрее.

Бэрд тоже вступил в разговор:

— Возможно, они роют ходы глубже, чем обычно.

— У вас появилась гипотеза, капрал?

— Да, полковник. Появилась. Мы строим массу предположений относительно их поступков. То, что они движутся в этом направлении, еще не означает, что черви нацелились на данный объект. Они могут думать иначе, нежели люди.

Порой Дом был вынужден напоминать себе, почему Бэрду положен паек, втрое превышающий норму обычного человека. Но не теперь. Бэрд являлся очень ценным субъектом. Он прекрасно сражался, был исключительным механиком и, кроме того, очень много знал о Саранче. Коул утверждал, что Бэрд почерпнул свои знания у червя, с которым когда-то водил дружбу. Как бы там ни было, Бэрд в своих высказываниях о Саранче оказывался прав не реже, чем ученые. И то, что он до сих пор был жив, лишний раз говорило о его осведомленности.

Хоффман долго сверлил его взглядом, ничего не говоря. Бэрд опустил очки и не отвел глаз.

— Это еще одна причина убраться отсюда поскорее, — наконец произнес Хоффман и направился в сторону Пэрри, проверявшего замки заднего борта одного из грузовиков. — Служивый, найдется минутка?

Нормальный рабочий день в отряде «Дельта» был довольно простым, но не оставлял времени на размышления. Дом или гадал, кто может напасть на него из-за ближайшего угла, или убивал того, кто притаился за ближайшим углом. Еще он ел столько, сколько успевал проглотить до следующего контакта с противником, или валился спать в таком изнеможении, что редко открывал глаза, пока его кто-то не встряхивал или не завывала сирена тревоги… А сейчас он не знал, чем заняться. Все свободное время, если удавалось его получить, он тратил на поиски Марии: бродил по засыпанным мусором улицам, разговаривал с бродягами в надежде, что они могли ее где-то встретить.

"Десять лет. Десять мучительных лет. Как же она сейчас выглядит?"

Но он не собирался отступать.

Берни Матаки четырнадцать лет бродила по планете после Дня-П. Этот факт прочно отложился в памяти Дома и укрепил его надежду отыскать Марию, потому что люди сумели выжить. Четырнадцать лет. Еще четыре года…

"Но Берни была специалистом по выживанию".

Зато Мария моложе. И она оставалась в своем родном городе. И она могла…

Черт, он уже не раз уговаривал себя подобным образом. Он обнаружил, что уставился на свою бензопилу, висевшую на плече, и протирает пальцами зубья. Берни дотронулась до его руки:

— Дом, могу предложить свою пилочку для ногтей.

Ее вмешательство помогло Дому.

— Эй, я вспомнил. Тебя и тех проклятых цыплят.

— А я гадала, сколько тебе понадобится для этого времени. — Берни рассмеялась. — А как звали того парня, что стоял впереди тебя? Мне еще пришлось ему помогать.

— Тимьо, — ответил Дом. — Его убили через год после Карлоса.

Она печально покачала головой:

— Не знаю, почему у меня каждый раз сжимается сердце. Так получается, что большинство солдат, которых я учила или с которыми служила раньше, уже мертвы. Только я никак не могу к этому привыкнуть. Мне кажется, если я перестану обращать на это внимание, я оскверню их могилы.

Дом увидел, что Маркус, Рохас и Коул, то ли от скуки, то ли испытывая чувство вины, таскали в бронированный фургон какие-то ящики. Бэрд, прислонившись к забору, наблюдал за погрузкой. Калисо смотрел на Бэрда с таким видом, будто ждал от него очередных философских откровений о жизни, смерти и Саранче. За эти несколько секунд Дом узнал о своем отделении все, что ему требовалось.

Но о Берни ему хотелось узнать как можно больше.

— Скажи, как тебе удалось выжить все эти годы и преодолеть такое расстояние? Или я рискую получить приз года за самый тупой вопрос?

— Тяжело, — ответила Берни. — Даже для меня. Даже для солдата.

— А в чем именно были трудности?

— Никогда не знаешь, на кого наткнешься. Никакой связи. Люди в отсутствие законов цивилизации быстро превратились в подонков, насильников и негодяев. — Она несколько раз сжала в кулак правую руку, словно испытывая мышцы. — Но были и свои плюсы. Я никогда раньше не ела такой разнообразной пищи.

— Ты понимаешь, почему я об этом спрашиваю?

— Из-за твоей жены, верно?

— Да. — Он с трудом сглотнул. — После смерти наших детей она впала в тяжелую депрессию. Ей правда было очень плохо. Она целыми неделями ни с кем не разговаривала и ничего не ела. Однажды я вернулся домой и не застал ее. Она исчезла и больше не появлялась.

На долю секунды лицо Берни выдало ее чувства, но она прогнала их, словно помеху, и вновь стала воплощением твердой уверенности. Все сержанты обладают превосходной способностью убеждать, что ты сможешь что-то сделать. Даже Маркус умел это проделывать, хотя и без жизнерадостного подбадривания.

— Ладно, я тебе помогу, — сказала она. Все оказалось так просто. — Ты найдешь ее.

Даже после десяти лет мучительных разочарований ее слова укрепили надежды Дома.

— Спасибо, — сказал он. — Карлос не зря так высоко тебя ценил. Он всегда отлично разбирался в людях. Пообещай, что расскажешь мне о нем.

Берни кивнула:

— Конечно расскажу.

Но прямо сейчас она явно не собиралась ничего рассказывать. Тема была исчерпана, и они отправились помогать на погрузке. Ящики рассортировывались по разным грузовикам, как мины на поле; техники настаивали на том, чтобы в каждом грузовике находился полный набор оборудования.

— Это на случай, если мы лишимся каких-то машин, — пояснил один сержант. — Тогда у нас останется все необходимое.

Даже Хоффман принял участие в общем деле, перетаскивая мешки с зерном. Коул, проходя мимо Дома, толкнул его плечом и кивнул в сторону Хоффмана. Полковникам не положено этим заниматься.

— Дьявол, его даже нельзя обвинить в том, что он просиживает задницу в кабинете или мнит себя чересчур важным, чтобы немного попотеть…

"Но он обрек Маркуса на смерть. Это его приказ. Оставить его в тюрьме, не эвакуировать".

Дом все еще ждал, когда Маркус сам об этом заговорит.

Все шло прекрасно, пока зазвучавший в наушнике голос Ани Штрауд не заставил его подпрыгнуть от неожиданности.

— Центр контроля вызывает «Дельту». Я получила видео от «Джека». На поверхности появились трутни, направляются в вашу сторону. У меня есть свободный «Ворон» для перехвата.

Хоффман тотчас ответил:

— Направляйте его сюда, лейтенант. Пусть возьмет нас, и мы их встретим.

— Есть, полковник. Будьте наготове, вертолет придет через пять-шесть минут.

Хоффман мгновенно ожил, точно вспомнил заваруху на мысе Асфо. Он даже помолодел.

— Рохас, ты остаешься с бэтээрами, они нам еще понадобятся. Остальные — со мной.

Его голос звучал почти весело, насколько это было возможно для Хоффмана. В первый момент Дом решил, что полковник не хочет брать с собой неопытного юнца, но потом в мозгу вспыхнула другая мысль. Возможно, Хоффман считал, что семья Рохаса уже потеряла достаточно сыновей.

"Проклятие, я до сих пор стараюсь думать за других".

Этот человек мог быть безупречно справедливым. Тем более трудно было понять его отношение к Маркусу.

"КОРОЛЕВСКИЙ ВОРОН" А-108, ДВА КИЛОМЕТРА К ВОСТОКУ ОТ СЕВЕРНЫХ ВОРОТ

— Полковник! — крикнул командир вертолета, заглянув в отсек стрелков. — Мы можем спустить вас прямо на поверхность. Все к вашим услугам.

Хоффман поправил автомат:

— Нет нужды подвергать вас лишней опасности, Барбер. Просто зависни над землей, чтобы нас выбросить.

Хоффман пользовался автоматом не так часто, как ему хотелось. Он ощущал на себе взгляды солдат, вероятно считавших его унылым старым болваном, который пытается доказать, что способен угнаться за молодыми парнями.

Скорее всего, лишь Матаки понимала, в чем дело. Та же целеустремленность помогла ей пересечь половину Сэры. Когда знаешь, что впереди осталось меньше, чем прожито, — и не из-за вероятности быть убитым в сражении, а ввиду естественного старения, определенного судьбой, — на многие вещи смотришь совсем иначе.

— Сэр, вы в этом уверены? — переспросил пилот Соротки. По всей видимости, он не хотел, чтобы полковник погиб в его дежурство. — Точно?

— В чем дело? Ты думаешь, что человечество так далеко зашло в своей эволюции, что разучилось спрыгивать с "Воронов"?

Соротки до предела вжался в кресло. Бойцы плотно набились в кабину вертолета, слишком тесную для семи человек, даже если одним из них была женщина. Хоффман мог видеть только верхушку шлема Соротки.

— Это биологически невозможно, сэр, — сказал пилот и заставил вертолет спуститься ниже линии крыш.

Теперь они летели вдоль главной дороги с юга на побережье, над развалинами многочисленных офисов, и порой, чтобы пройти между зданиями, опускались до пяти метров. Обнаружить Саранчу с воздуха не всегда было легко; центр контроля, опираясь на информацию «Джека», определял район и передавал координаты, но иногда этого было недостаточно. Маленький бот не приближался к врагу, в противном случае он рисковал попасть под ожесточенный обстрел, как любое существо из плоти и крови, а заменить такую машину было нечем. Хоффман помнил времена, когда эти летающие корзинки имелись в каждом бронетранспортере. Но производство машин в Коалиции за последние годы сильно упало.

— Как вы думаете, полковник, может, мы наблюдаем за решающим моментом в истории? — спросил Барбер. — Бродяги именно так и считают. Они, как крысы, чувствуют изменения задолго до нас. Да и мы уже не видим червей в таких количествах, как прежде.

Хоффман был бы рад сказать что-нибудь обнадеживающее, хотя бы просто для разнообразия. Но, увы, пока не мог.

— В последние дни меня то и дело об этом спрашивают. А я отвечаю одно: не знаю. Я думал, что Маятниковые войны закончатся, после того как мы овладеем технологией "Молота Зари", но потребовались еще два года и бог знает сколько жертв.

— Тридцать тысяч, — негромко произнес Калисо. Он поставил автомат прикладом на пол и обеими руками держался за дуло, словно в траурном почетном карауле. — Тридцать тысяч пятьсот десять.

Никто не спросил, почему он так быстро привел эти цифры, но Хоффман подумал, что и ему не мешало бы их запомнить. Он обвел взглядом кабину и снова попытался угадать, что творится в голове Феникса. Его смущала не молчаливость этого человека. Причина была в его глазах. В них была тревога, настороженность хищника, но не злость. Этот взгляд сбивал Хоффмана с толку.

Он все еще ожидал удара ножом под ребра.

"Если бы я провел четыре года в этом тюремном аду, если бы меня какой-то ублюдок оставил запертым на съедение червям, я бы очень хотел вонзить в него что-нибудь острое. Наверняка хотел бы".

Военный трибунал в Доме Правителей потратил несколько дней на слушание причин и обстоятельств, заставивших Феникса покинуть свой пост ради спасения отца. Хоффман присутствовал на всех заседаниях. Феникс, безусловный герой войны, заслуживший самые высокие награды, игнорировал приказ, что привело к гибели нескольких человек. У Хоффмана до сих пор не имелось этому объяснений. Приведенные причины не давали ответа на вопрос, почему он так поступил.

Феникс, не проявляя никаких чувств, просто отвернулся. Казалось, его заинтересовали внушительные, явно противоречащие уставу украшения в верхней губе Калисо. Коул тоже без утайки, с самым задумчивым видом изучал пирсинг.

— Скажи-ка, а эти железки не мешают тебе общаться с женщинами? — наконец не вытерпел Коул. — Ведь не каждая согласится, чтобы ей закрыли рот металлическими скрепками.

Все рассмеялись, и Хоффману на мгновение захотелось стать частью этого товарищества. Оно формировалось не в один миг и держало солдат вместе куда надежнее любых приказов.

— Эй, Тай! — Берни вытянула руку с раскрытой ладонью. — Поделись со мной этими штучками. Я хочу зашпилить Бэрду глотку, чтобы мы получили хоть какую-то передышку…

— Берни, а почему у тебя нет татуировок? — спросил Коул.

— Другой остров… — Она сосредоточенно уставилась на бицепс Дома, на котором было вытатуировано имя жены. Хоффману никогда не приходило в голову подобным образом увековечить имя Маргарет, а теперь он тем более не станет этого делать… — Другая культура, — закончила Берни.

— Ты все равно не сумел бы разобраться в них из-за морщин, — насмешливо фыркнул Бэрд.

— А ты не сумеешь сесть, как только мой ботинок приложится к твоей заднице, Блондинчик!

— Прямо по курсу вижу противника, дистанция пятьсот метров, — громко произнес Соротки. — Группа червей, возможно больше десятка. Направляются в нашу сторону.

Саранча явно предвидела их появление.

— Сбрасывай нас вниз, а сам держись в сторонке, — приказал Хоффман.

"Ворон" не мог приземлиться из-за гор мусора на дороге, но Соротки удерживал вертолет в метре от земли, давая возможность десантникам быстро спуститься па землю.

— Вы сошли с ума, если решаетесь на такое, — пробормотал Феникс, со стуком приземлившись рядом с Хоффманом.

Полковник ударил себя в грудь костяшками пальцев:

— Я тоже закрыт броней, сержант.

— Не хотелось бы мне вместо вас заниматься бумажной работой, если вы не уцелеете.

Возможно, Феникс сказал то, что думал. Его слова не обязательно означали проявление заботы.

Они выстроились в линию и пошли по улице, огибая упавшие колонны и груды битого стекла, за долгие годы густо припорошенного пылью. Где-то впереди и слева должно было находиться воинское кладбище. Хоффман не хотел даже знать, в каком оно теперь состоянии. Ненависть к Саранче достигла предела, ее уже нельзя было подогреть никакими зрелищами.

Полковник с трудом мог узнать этот район — разве что по нескольким кованым железным балкончикам, когда-то украшавшим дома и увитым пышными растениями… Теперь они висели на редких прутьях, грозя обвалиться в любую секунду. Только один до сих пор упорно цеплялся за уцелевшую каменную стену.

Хоффман приложил руку к уху, чтобы не пропустить возможный сигнал. Впереди слышался стук камней, как будто их раскидывали ногами. В этих местах черви не могли передвигаться под землей. В наушнике еще слышался отдаленный гул транспорта.

"А почему же я это делаю?"

Потому что в новом мире не было места спокойной старости. Что бы ни говорил Прескотт, ситуация определялась четко и ясно. Или ты приносишь пользу, или ты умер.

Бойцы «Дельты» рассредоточились по нишам в поисках надежного укрытия. Хоффман опустился на колено рядом с Берни. Она беспокойно трогала пальцем рычаг активации бензопилы, словно не верила, что механизм сработает. Феникс присел с другой стороны от нее; он явно не хотел, чтобы Хоффман вмешивался в работу его команды.

— Тебе еще не приходилось встречаться с червями в ближнем бою? — спросил ее шепотом Феникс.

— Все, что ближе шестисот метров, для меня уже достаточно близко.

— Можешь мне поверить, рукопашная схватка приносит больше удовольствия.

На мгновение Хоффман подумал, что Феникс таким образом подбадривает Берни, но тут же увидел, как напряжены челюсти солдата. Нет, это не просто выполнение воинского долга. Это личная месть.

И вот появились три первых червя.

— Эти мои, — шепнул Феникс.

Но их было гораздо больше, чем три. Больше, чем десять. Их была чертова прорва, почти вплотную к расположению отряда. Хоффман насчитал по меньшей мере два десятка. Он установил дуло автомата поверх каменного обломка и прицелился.

Он прекрасно себя чувствовал. Да, было страшно, и сердце колотилось в груди, но впервые за несколько лет он ощущал себя удивительно живым.

— Покажем им, где раки зимуют! — крикнул Хоффман и открыл огонь.

Первая пятерка червей повалилась на землю, словно глыбы камня, но все остальные внезапно оказались на его пути. Устрашающе-уродливые серые маски, застывшие в ярких вспышках выстрелов, возникали перед глазами — молчаливые в оглушительном грохоте боя. Хоффман опустошил одну обойму и отскочил назад, чтобы перезарядить автомат, пока Бэрд поливал врагов непрерывным огнем из глубины дверного проема. Вернувшись на свое место, он не увидел Феникса и Коула, зато Калисо, не переставая стрелять, запрыгнул на груду битых кирпичей и отработанным движением обрушил на трутня бензопилу. Оба рухнули, но Калисо оказался сверху; зубья бензопилы наискось пересекали грудную клетку трутня, и мотор натужно завывал. Нет, этот шум исходил от его оружия, это его бензопила со скрежетом рассекала голову червя.

Берни, перебегая от одного укрытия к другому, устремилась вперед по дороге. Она вела беспрерывный огонь. Так не могло продолжаться долго. Хоффман в глубине души понимал, что обойма кончается быстрее, чем ему кажется, — ее хватает лишь на несколько секунд. Но сражение уже превратилось в галерею отдельных бессвязных картин, заполненных вспышками, грохотом и вонью. Полковник снова бросился в гущу схватки: он слышал, как пули вокруг гвоздями впиваются в стены, сознавал, что любая может ударить в него, но абсолютно ничего не чувствовал. У него на пути рухнул с простреленным черепом еще один червь, и Хоффман задержался, чтобы добить его штыком.

Сознание полковника не принимало участия в действиях. Им овладела знакомая, пугающая и восхитительная, первобытная сила гормонов. Тело приказало предоставить все ему.

Он так и сделал.

Неожиданно перед ним возник еще один червь, но за спиной врага уже оказался Феникс. Он обхватил трутня за шею и развернул, воспользовавшись его телом как щитом. Шквал огня заставил Феникса отступить на несколько шагов, но он, не переставая стрелять из-за умирающего червя, уничтожил его напарника. Коул, с головы до ног залитый кровью — не своей кровью, — схватил Феникса за руку и помог удержаться на ногах, когда убитый трутень упал на землю.

— Пару червей мы все же упустили! — закричал Коул. — Ненавижу, когда работа сделана наполовину. Придется составлять больше документов…

Хоффман резко остановился. Дорога и дома закружились вокруг него. Бэрд и Дом, перепрыгивая через груды камней, переворачивали тела трутней и время от времени стреляли, чтобы убедиться, что противники мертвы.

Голос Бэрда звучал особенно раздраженно.

— Умри, мерзавец! — приговаривал он. — У меня заканчивается дежурство. Умирай и не задерживай нас.

"Дело сделано".

Только сейчас Хоффман опустил взгляд и заметил, что штанина и ботинок намокли и разорваны в клочья. Это взбесило его. Не из-за боли — ее он почувствует позже, уже на базе, — а из-за того, что даже полковнику надо приложить немало усилий, чтобы получить повое обмундирование.

Он включил радиостанцию, чтобы вызвать вертолет, по пришлось немного помедлить, восстановить дыхание. Проклятие, надо бы уделить внимание физической подготовке!..

Внезапно он понял, что нигде не видит Берни.

А где Матаки? — крикнул Хоффман. На этой пустынной дороге было множество мест, где можно потерять неудачливого бойца. — Где, черт побери, Матаки?

Берни все еще видела перед собой червя. Твари, если им было необходимо, могли передвигаться достаточно быстро, а этот казался настоящим чемпионом по бегу среди мусора. Она остановилась, чтобы снова открыть огонь, но затвор «Лансера» не двигался, и пустые гильзы не выскакивали из обоймы. Еще даже не открыв поясную сумку, Берни поняла, что израсходовала все боеприпасы.

И трутень тоже.

Он остановился, оглянулся, а потом развернулся п пошел ей навстречу.

— Давай сразимся один на один, гад! — закричала она. — Посмотрим, на что ты годишься!

Берни еще не пользовалась бензопилой в бою. Трутень шел прямо на нее, и в душе у нее взметнулась полна животной злобы и страха.

"Кто кого одолеет, урод? Мое время еще не пришло".

Она нажала кнопку активации, и пила, пробудившись к жизни, негромко зажужжала. Трутень не остановился. Берни шагнула вперед, сжимая одной рукой приклад автомата, а второй придерживая дуло, чтобы попасть зубьями в грудь врага. Червь нанес мощный удар рукой по лицу. Берни на мгновение оцепенела, но инстинкт заставил ее броситься на противника. Она не обладала таким весом, как мужчина-солдат, или ростом, но мгновенная и безумная ярость с лихвой восполнила эти недостатки. Ее пила ударила в самую уязвимую точку — сбоку в шею. Берни, нажав изо всех сил, загнала лезвие через ключицу в грудь врага. Вращающиеся зубья взметнули фонтан костяных осколков.

Проклятый червь еще целую вечность размахивал руками. Из-под пилы вылетали темные металлические обломки. Затем их цвет изменился. Руки трутня бессильно повисли. И наконец в лицо Берни ударила струя горячей и странно едкой крови: кожу как будто обожгло множеством иголок. Пила дернулась, заскрежетала, словно наткнулась на броню, и отбросила ее назад. Берни не остановилась. Не могла. И не хотела. Она хотела уничтожения, разрушения, хотела заглушить собственный звериный рев. Берни не видела ничего, кроме разверстой пасти трутня. И вот он наконец опустился на колени и упал на землю.

— Берни! — донесся чей-то крик. Коул, это Коул. — Берни, червяк на шесть часов!

Она обернулась, одновременно пытаясь выдернуть пилу, но успела лишь выхватить левой рукой пистолет и понять, что он тоже пуст. И вдруг, словно из стены, выскочил Коул и моментально открыл огонь. Из груди червя брызнула кровь, и он упал, еще продолжая стрелять. Все было кончено.

Берни только сейчас услышала свое хриплое дыхание.

— Какая дрянь! — пробормотала она. До сих пор она не могла ни о чем думать, только силилась вытащить пилу. Правая рука ни на мгновение не выпускала приклад «Лансера». — А это что за мерзость?

Она сплюнула, стараясь очистить рот. Подбородок оказался влажным. Только когда Берни засунула пистолет в кобуру и освободившейся рукой вытерла лицо, она ощутила какие-то твердые и острые осколки.

— Берни, ты учишься разделывать червей, — одобрительно заметил Коул. — Если хочешь знать, это не твоя кровь.

Это она уже определила по запаху. Но в палец что- то вонзилось, словно заноза.

— Это же осколок кости.

— Да, когда их пилишь, они умудряются засыпать тебя осколками… — Коул порылся в поясной сумке и вытащил грязную тряпку. Он уже наклонился, чтобы вытереть ей лицо, как папаша вытирает нос сопливому ребенку, но передумал и протянул ей лоскут. — Будь осторожна, чтобы осколки не попали в глаза. Это совсем не смешно, можешь мне поверить. И навести доктора, когда вернемся.

— Проклятие, я не привыкла, чтобы трупы забрасывали меня своими потрохами! — Правильный выбор уязвимого места внезапно вызвал в ее душе ликование. Она верно выбрала слабую точку даже в этом совершенно нечеловеческом теле, пробилась сквозь грудную клетку и рассекла основную артерию. — Да, я немного подзабыла уроки рукопашного боя…

Берни ударами ноги раскачивала пилу взад и вперед, пока одним резким рывком не выдернула ее из груди трутня. Только сейчас она поняла, какие повреждения нанесло это оружие. Невозможно погружать быстро вращающиеся зубья в металл, плоть и кости, чтобы на тебя не посыпались осколки. Очки. Теперь понятно, почему большинство солдат носят очки.

"И ни один мерзавец мне ничего не сказал! Ну, Маркус, спасибо…"

Но больше всего ее поразило неожиданное желание делать это снова. Она хотела стереть с лица планеты всех червей, каждого из них, и немедленно! Внезапная ярость ошеломила Берни: ведь до сих пор у нее было другое занятие — неторопливый бесстрастный выстрел с дальней дистанции, никаких эмоций, просто тщательное действие после долгого и терпеливого ожидания. Один выстрел — одна жертва. Сейчас она испытала нечто совершенно иное! Она билась с противником, свалить которого было значительно труднее, чем любого из людей. Берни никак не могла успокоиться и восстановить дыхание.

— Спасибо, что подстраховал, Коул.

Она похлопала его по сильной жилистой руке. Коул был самым громадным человеческим существом из всех, кого она встречала. Возможно, именно потому он отличался таким безмятежным спокойствием. Большинство людей могло бы испугаться его громадной фигуры, но Берни рядом с Коулом чувствовала себя как в гостеприимной тени огромного дружелюбного дерева. Дерева с автоматом.

— Оказывается, не так-то просто управляться с этой пилой.

— Придется серьезно заняться твоей формой. Тебе необходимо нарастить массу. И не важно, какой ширины станет твоя задница, тебе нужна масса, чтобы справляться с этими тварями. — Он продемонстрировал оптимальную позицию для действий «Лансером». — Я лично займусь твоей диетой. И больше никаких перекусов кошками и крысами. В них слишком мало калорий.

— В мыши всего тридцать калорий, — машинально ответила Берни. Поток адреналина наконец иссяк. Она уже услышала стук двигателя возвращающегося «Ворона», но внезапно ее взгляд отметил какое-то движение. Берни повернулась и увидела Маркуса. — Что за дрянь он отыскал на этот раз?

Маркус подбежал к ним, держа в руке странную печатную плату, полускрытую остатками металлического кожуха. За непонятный обломок еще цеплялась отрубленная лапа червя.

— Мерзавец никак не хотел ее отдавать, — произнес Маркус, держа «Лансер» на вытянутой руке. Автомат выглядел так, словно его использовали вместо мясорубки. — Я даже не знаю, что это такое, но Бэрд живо разберется.

— Все в порядке?

— Если только это не относится к червям. Да еще Хоффман лишился куска икры, надо его перевязать.

Берни прислушалась, но так и не различила в его голосе ни малейшего злорадства. Она до сих пор не могла определить отношение Маркуса к Хоффману.

Над ними скользнула тень "Королевского ворона", нзметнулся вихрь песка и пыли, и вертолет приземлился в двадцати метрах от них. Из-за угла выбежали солдаты отделения, а за ними, хромая и опираясь на руку Дома, вышел не на шутку рассерженный Хоффман.

Лейтенант Барбер, держась одной рукой за поручень, высунулся из кабины и протянул полковнику вторую руку. Берни всегда — и даже в тех случаях, когда эвакуация не была срочной, — испытывала облегчение при виде командира вертолета. Дверца «Ворона» служила неизменным порталом в безопасность из мира огня, убийства и воплей. Это был переход домой.

Дом подсадил Хоффмана в вертолет.

— Вечно вы, старики, — сказал он, подмигивая Берни, — пытаетесь доказать, какие вы крутые.

Обратный путь к Северным воротам прошел в слегка нервном веселье, неизменно сменявшем крайнее напряжение боя. Но в любой момент настроение бойцов могло резко измениться. Рядом с Берни, прижатый сидящим с другого бока Коулом, заерзал на скамье Дом.

Ну как, Матаки, — заговорил он, — ты расскажешь мне о брате?

— Расскажу, — кивнула она, уступив неизбежности. Она перехватила мрачный взгляд Маркуса, но он тотчас отвернулся. Упоминание о Карлосе все еще причиняло ему боль. — Я расскажу все, что тебе необходимо знать. Но кое-что может тебя огорчить.

Так она пыталась заключить сделку с Маркусом и с собой. Что именно должен знать один брат о другом?

— Я понимаю, — ответил Дом.

Но Берни в этом сомневалась.

Глава 9

Пехота, броня, артиллерия — мы заняты только пушками, мощными орудиями, кораблями, на которых устанавливаются эти мощные орудия, авиацией для поддержки этих орудий и бойцами, которые ими управляют. Мы никогда не пытались отступить от принципа превосходства сухопутных сил; мы свыклись с современным представлением о войне. Но может настать день, когда потребуется действовать более изощренно, когда понадобятся самостоятельная авиация и самостоятельный флот. Возможно, нам даже придется перейти к той области, которую так ревностно оберегает наша разведка. Мы должны быть более гибкими, чтобы приготовиться к любым ударам, которыми грозит будущее. Потому что следующий враг может думать совсем не так, как думаем мы.

(Из выступления профессора Адама Феникса перед начальниками штабов обороны на семинаре в университете Лакруа)

ТРЕНИРОВОЧНЫЙ ПОЛИГОН ВОЕННО-МОРСКОЙ БАЗЫ В MEPPEHATE, НА СЕВЕРО-ВОСТОЧНОМ ПОБЕРЕЖЬЕ ТИРУСА. ЗА ДВА ГОДА И ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ ДО ДНЯ-П,

ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

Карлос ошибся в оценке уровня воды.

Он шагнул с десантного трапа судна, ожидая, что нога уйдет под воду на несколько дюймов, но не нащупал дна и упал.

В темноте он моментально перестал ориентироваться.

Здесь не должно быть так глубоко. Они высаживались у самого берега. В свете красных и зеленых навигационных огоньков корабля он еще минуту назад видел влажный блеск гальки на пляже.

А в следующее мгновение он упал вперед и ушел в глубину. От неожиданности Карлос вдохнул холодную морскую воду, отчаянно замахал одной рукой, пытаясь найти что-нибудь твердое, чтобы ухватиться, а второй упрямо сжимал автомат. Это было совсем не похоже на плавательный бассейн. Угольно-черная вода стала совершенно непроницаемой от взбитых винтами корабля водорослей и поднявшейся мути. Тяжелый ранец не давал подняться. Карлос мог погибнуть — опытный боец мог умереть на пустяковом учебном задании. Мысль о смерти парализовала его волю, и Карлос начал тонуть.

— Карлос, я держу тебя, держу. Карлос, все в порядке, я тебя держу.

Голос донесся издалека. Потом Карлоса ухватили сзади за ворот доспехов, и его голова поднялась над водой.

Первое, что он увидел, была рука, намертво вцепившаяся в трап. Карлос отчаянно пытался вдохнуть, но воздух, казалось, совершенно не проникал в легкие. Маркус подтащил его вперед и вверх, поставил на ноги. Карлос, задыхаясь и кашляя, автоматически передвигал ноги, пока не нащупал твердое дно. Он сделал несколько шагов по расползающейся под ногами гальке.

Мимо, как в замедленной съемке, бежали солдаты, взбираясь на сыпучий склон берега.

Такой ужасной рвоты у Карлоса еще не было. Его буквально выворачивало наизнанку; ему казалось, что легкие вот-вот выскочат из груди через нос…

— Феникс! Феникс! Я что, приказывала остановиться и устроить пикник? Разве?

Это раздался голос майора Штрауд. У нее было превосходное четкое произношение, что иной раз не вязалось с весьма красочными эпитетами. Карлос, несмотря па слезящиеся глаза, сумел выпрямиться как раз в тот момент, когда майор Штрауд довольно сильно хлопнула его по плечу.

— Сантьяго, ты уже мог бы лежать на этом чертовом пляже с сотней пуль в теле. Пошевеливайся, пока и не помогла хорошим пинком.

Днем Штрауд была красивой, несмотря на зрелый возраст, женщиной с широкой улыбкой и здоровым цветом лица. Сейчас ее лицо пересекали грязные маскировочные мазки и она вовсе не казалась привлекательной. Майор Штрауд промокла снизу до пояса и была такой же раздраженной и сердитой, как любой матерый сержант.

Стыдно. Он не был зеленым новобранцем и не испытывал ужаса перед небольшой опасностью. Он решил, что лучше умрет, чем отстанет от Маркуса и будет выглядеть законченным неудачником. Это беспокойно Карлоса больше, чем вопли майора Штрауд, обзывавшей его болваном. Маркус держался рядом, пока они не поднялись по гальке до назначенной позиции, где растянулись на земле, чтобы проверить автоматы.

Карлос услышал справа и слева металлический лязг штноров и сплюнул соленую воду на мокрый песок.

Ты в порядке? — спросил Маркус.

Да. Спасибо. — Карлос потянулся за очками ночного видения, затем проверил радиосвязь и с удивлением обнаружил, что она работает, — Проклятие, там всего-то было по пояс. Даже по колено.

Эй, ты же в первый раз попал в такую ситуацию ночыо. Может, ты угодил в яму или ударился о камень. Днем все будет в порядке.

Ладно, двигаемся дальше! — крикнула Штрауд.

"Днем все будет в порядке". В какой из дней? Карлос поднялся на ноги, добежал до нового укрытия, потом еще до одного, следуя по зигзагообразному маршруту через лужайку с пучками травы к небольшой группе деревьев. "В какой день?" Им ничего не сказали, кроме того, что предстоит операция по вторжению с моря и что им придется занять и удерживать неопределенное количество времени неизвестный участок суши.

В какой день?

Что бы это ни было, Дом тоже был задействован в операции. Карлос не встречался с братом, после того как его отозвали из отпуска, а звонки и письма никак не могли помочь узнать, чем он занимается. Это было совершенно не похоже на Дома. Не требовалось больших умственных усилий, чтобы прийти к заключению, что назревало нечто важное, даже если численность участвующих войск и была не слишком велика.

"А узнаем ли мы об этом когда-нибудь? Нет. Нам известна лишь наша цель, малая доля всей операции. До самой последней минуты мы даже не будем знать, в чем заключается общий план".

Такой порядок был Карлосу ненавистен. Да, всегда существовал принцип необходимого знания, но общая картина помогла бы ему сконцентрироваться. Неужели солдатам больше не доверяют?

Карлос миновал рощицу и вышел на открытое место, ожидая контакта с противником. Загремели шквальные взрывы пиротехники, захлопали дымовые шашки, имитирующие минное поле. Карлос все еще пытался откашляться от соленой воды — по крайней мере ему так казалось. Маркус, замедлив шаг, крепко стукнул его кулаком между лопаток.

— Ладно, выходи из строя и обратись к медикам, — сказал он. — Похоже, тебе не слишком хорошо.

— Я пробыл под водой всего несколько секунд.

— Тебе придется выполнить приказ. Ты все еще в моем отделении, и будешь в нем.

— Маркус, я лишь немного глотнул чертовой соленой воды.

— Вторичное утопление. Читай правила безопасности. Я не хочу везти тебя домой в ящике.

— Слушаюсь, мамочка.

— Я не шучу. Выйди из строя. — В голосе Маркуса зазвенели «капральские» нотки. — У тебя в легких осталась вода.

— Ну и что, я же не лишился ноги или руки.

Па канале радиосвязи раздался голос Штрауд:

Сантьяго, выполняй приказ. Немедленно.

Карлос был в ярости. Вскоре явились медики и забрали его, что разозлило еще больше, но он хоть настоял на том, чтобы идти самому. Он понимал, что должен быть благодарен Маркусу за спасение, но в тот момент испытывал лишь унижение от собственной никчемности. Он без конца оборачивался и видел вспышки осветительных ракет и дымовые шлейфы гранат. Учебное сражение в прибрежном лесочке разворачивалось в полном масштабе.

В медицинской палатке он с явной неохотой позвони доктору себя осмотреть.

— Все это просто глупо, — сердито сказал он, — сэр.

— Ага, было бы лучше, если бы тебя прострелили насквозь, — пробормотал лейтенант, выстукивая ему спину. — Можешь попробовать еще раз. И возвращайся, когда окончательно станешь калекой.

— Я не останавливался перед настоящей шрапнелью в боевой операции и…

— Все это я уже слышал. Помолчи, пока я прослушаю твои легкие.

Карлос вытерпел целую лекцию о том, что можно у тонуть после двадцати секунд погружения, о вторичном утоплении после откачки из легких двадцати кубических сантиметров воды и еще множество подробностей, которые должны были успокоить его и погасить злость на Маркуса.

— Если не помрешь в ближайшие четыре часа, — отрывисто бросил лейтенант, — значит, опасность миновала. Ложись вон на те носилки и зови на помощь, если почувствуешь боль в груди или начнешь задыхаться.

Карлосу показалось смешным, что его едва не эвакуировали в госпиталь после падения в воду на метровой глубине, но Коалиции были нужны только полноценные солдаты. Он провел два несчастных часа — два, он сам следил, — уставившись в потолок палатки и прислушиваясь к отдаленным звукам боя.

К тому времени как учения закончились, взошло солнце. Доктор смягчился. Он объявил, что Карлос выживет, и позволил ему идти к пункту сбора, к своему отделению. Сборный пункт находился в сотне ярдов от жилых бараков судостроительной верфи. Со стороны проволочного забора до Карлоса долетал соблазнительный запах разогреваемых завтраков. Навстречу ему попался Маркус, вытиравший тыльной стороной руки нос и красные от дыма и бессонницы глаза.

— Это всего-навсего учения, — произнес он и напряг плечи, словно ожидал бурного спора.

— Я мог бы справиться. Ты знал это.

— Да. Но я считаю, что глупо было бы остаться без твоей поддержки накануне настоящей операции.

Немного категорично, но верно. Хотя Карлос знал, что Маркус вроде тех баллад, что сочиняют островитяне: кажется, что в них написано одно, а стоит вчитаться, и видишь совсем другое. Реальная угроза смерти потрясла Карлоса. А Маркус никогда не заботился о своей шкуре. Он только следил, чтобы ничего не случилось с Карлосом или Домом. И такое отношение было взаимным.

Наверное, все они только так и понимали значение слова "друг".

— Конечно, без Сантьяго тебе в настоящем деле не обойтись, — ответил Карлос.

Ароматы утренней трапезы рабочих, недостижимые и запретные, продолжали щекотать им ноздри. Солдатам было приказано даже не приближаться к зданиям, бойцы расположились в рощице и вытащили саморазогревающиеся пайки. Не важно, к чему они готовились, но учение явно не было предметом обсуждения с другими службами.

Карлос, до сих пор чувствуя себя симулянтом, присоединился к компании.

Матаки уселась на пятки и потрясла свою коробку, чтобы перемешать содержимое.

— Что там у тебя, сержант? — спросил Калисо.

— Дизентерия под соусом чили, — сказала она. — А у тебя?

— Я думаю, карри из диареи.

— Махнемся?

Островитяне обменялись коробками. Маркус даже не посмотрел на этикетку и вскрыл упаковку. Карлосу стало интересно, что бы сейчас подумал о сыне старший Феникс, если бы увидел, как тот завтракает какой-то гадостью в компании разношерстного сброда и разговаривает так, словно всю жизнь провел в трущобах, а не в приличном и богатом доме. Если человек умей, это еще не значит, что ему нравится просиживать в лаборатории. Карлос давно это понял, еще в тот день, когда впервые увидел, как Маркус нанес удар. Эта картина время от времени всплывала перед главам и, напоминая, что в душе Маркус непримиримый боец и никогда не останавливается на полпути.

Они могли бы протянуть этот чертов трап немного подальше на сушу, — сказала Матаки, разрывая пилкой фольгу, — Я ненавижу воду. Вода должна течь из душа или из стакана. Реки тоже сойдут. Но все, что больше рек, это уже не шутки.

Карлос воспринял ее замечание как проявление симпатии.

— Ты же вроде родилась на островах.

— Верно, — кивнула Матаки. — На больших пространствах суши. А не на мокрых камнях. Благодарю покорно, я предпочла бы парашют.

Сразу после завтрака на той же лужайке начался разбор учений, а по деревьям забарабанил дождь вперемешку со снегом. Майор Штрауд привела с собой дочь, вероятно, для того, чтобы закалить ее после ускоренных тренировок в Академии. Вместе с ними был еще один молодой кадет, но Карлос не знал, кто это. По отношению майора к Ане Штрауд никак нельзя было предположить, что это ее дочь; оно не было враждебным, просто… очень сдержанным и деловым. Карлосу сразу же вспомнились отношения между Маркусом и его отцом.

Но Штрауд, в отличие от профессора, нельзя было упрекнуть в излишней холодности и равнодушии. В любом обществе, в любом помещении она мгновенно притягивала к себе все взгляды. С ней хотелось идти в бой, с ней невозможно было не верить в победу. Она излучала уверенность.

Ее дочь излучала только компетентность. Карлосу было жаль ее: уменьшенная копия матери, тоньше и бледнее, — так всегда выглядят ростки, взошедшие в тени большого дерева. Казалось, она даже не сознает своей привлекательности, настолько ее подавляла родная мать. Другие хорошенькие женщины всегда были уверены в своих чарах, но только не Аня.

— Я всегда говорила, что надо серьезнее относиться к высадке с моря, — загудел голос майора Штрауд., Карлос был уверен, что кое-кто из парней затаил дыхание. — Но подобные маневры никогда не были частью доктрины Коалиции. Сэра в основном состоит из прилегающих друг к другу материков, так что солдаты всегда передвигались по суше, а корабли использовались лишь для поддержки пехоты или авиации. Что ж, это заблуждение теперь сыграет нам на руку. Инди пс ожидают нападения со стороны побережья.

Побережье. Ну, это и так было очевидно. Они тренировались высаживаться на берег с кораблей, а береговых линий на Сэре предостаточно. На этот раз Карлос не узнал ничего нового.

— Мадам. — Маркус поднял руку. Он даже вспомнил свой великолепный выговор отпрыска благородного семейства, — Нам позволено задавать вопросы об операции?

— Нет, но ты все равно будешь спрашивать, Феникс.

— Какая перед нами стоит цель, если не считать высадки на берег? Это вторжение?

— Вам этого знать необязательно, — спокойно отметила майор. — И я даже не уверена, что у меня есть ответ.

По роскошный выговор Маркуса вроде бы принес свои плоды. Возможно, Штрауд поняла, что она разговаривает с человеком из ее общества, с тем, кто имеет представление, какой вилкой пользоваться на званом ужине. Зато Карлос по-прежнему ничего не знал об операции.

Нет. Теперь он знал еще меньше.

До базы они добирались на автобусе. Контакты солдат с моряками были минимальны — только несколько посещений десантных судов и лекций о том, как грузиться и высаживаться на берег и при этом не утонуть. Начальство явно не желало привлекать внимание излишними морскими тренировками.

Конечно, повсюду сновали шпионы Союза Независимых Республик — по крайней мере так утверждали разведывательного отдела Коалиции. И у стен имеются уши. Это было вполне возможно, как и все, о чем говорили высокопоставленные лица КОГ. Карлос слышал голос майора Штрауд в передней части автобуса. Нет, она не признавала никаких роскошных служебных автомобилей. Штрауд поучала двух явно перепуганных кадетов, рассказывая, что требуется от Центра войсковой разведки, какие трудности приходится преодолевать бойцам, прежде чем приступить к полномасштабной операции. Так вот в чем дело. Детишкам пришло время познакомиться с "благородными солдатами" поближе.

— Она психопатка, — шепнул Маркус.

Карлос на мгновение перехватил взгляд Ани, когда она решилась отвести глаза от лица матери, и прочел в нем: "Я недостойна". Но все остальное время, пока она снова не переключила внимание на мать, ее глаза оставались прикованными к лицу Маркуса, а не Карлоса. Он одновременно ощутил себя уничтоженным и виноватым.

"Ну и ладно. А чего мне было ожидать? Что она могла во мне найти?"

— Нам как раз психопатка и нужна, — сказал Карлос, успокаивая себя мыслью, что свидание с Аней Штрауд не сулит ничего хорошего, кроме жестоких придирок со стороны матери, а фамильярность может стоить карьеры. Эта девушка для таких, как Маркус, а не для него. — Психопатка, которая побеждает.

Как только представится возможность, надо позвонить Дому. Марии скоро снова рожать. Она с ума сойдет, если Дом не появится в день рождения ребенка, — по крайней мере она так говорила, что Карлос понял как проявление страха. Ей было всего семнадцать лет, и она ждала второго малыша. Дому через несколько недель исполнится восемнадцать. Уже одно это пугало Карлоса, не говоря о том, что Дом, как бы он ни презирал этот термин, участвует в секретной миссии.

Но все Сантьяго удачливы. Ничего не может случиться с Домом. А если случится…

Нет. Карлос даже думать об этом не хотел.

ЗАЛ СОВЕЩАНИЙ В ДОМЕ ПРАВИТЕЛЕЙ, ЭФИРА

— Я слышал много хорошего о вашем мальчике, профессор.

Хоффман протянул руку Адаму Фениксу. Между и отцом и сыном почти не было сходства, за исключением тревожного взгляда. Так вот кого они напоминали — наконец-то понял Хоффман. Этих черно-белых сторожевых собак с безумными голубыми глазами. Очень умные псы, но вполне способны откусить вам яйца, стоит только повернуться к ним спиной.

— Он прирожденный боец.

Феникс ответил твердым рукопожатием:

— Благодарю. Маркус во всем добивается успеха, за что бы он ни брался.

Любой отец в такой ситуации сказал бы, что гордится сыном, — так, во всяком случае, казалось Хоффману. Но Феникс, похоже, отмеряет похвалы микромиром. "Вы же хотели, чтобы ваш сын стал офицером, не так ли?"

Хоффман вежливо кивнул:

— Да, это так. Вы ведь знакомы с братьями Сантьяго, правда? Доминик служит в одном из моих отделении Смышленый и храбрый мальчик. Отлично держится под огнем.

— Они дружили с Маркусом с самого детства.

Значит, профессор Феникс предпочитает заменить разговор констатацией уже известных фактов. Ладно, из-за секретной работы скрытность давно стала его второй натурой. Как и для Хоффмана. Но будь у него сын, Хоффман наверняка сказал бы о нем что-нибудь от души — он был в этом уверен. Хотя Феникс, вероятно, приберегал душевные откровения для майора Штрауд. Ведь его сын служил под ее непосредственным командованием.

— Я полагаю, вашему сыну неизвестно о работе отца над проектом «Молот», — продолжал Хоффман.

— Конечно нет. Принцип необходимого знания никто не отменял.

В эту секунду Хоффман понял, что Адам Феникс ему не нравится. Еще ни разу ему не требовалось так много времени, чтобы определить свое отношение к человеку. В зал проскользнула агент Сеттайль с рулоном снимков под мышкой, подошла к демонстрационному стенду и стала прикалывать к нему листы со свежими данными.

Количество людей, присутствующих на подобных встречах, неуклонно уменьшалось. На данный момент остались только Сеттайль, генерал Ивер, Хоффман, Майклсон и недавно вошедший в тесный кружок профессор Феникс. О том, что происходило на других совещаниях, касавшихся проекта «Уравнитель», Хоффман не имел ни малейшего представления. Его занимали только сам мыс Асфо и задачи, поставленные перед группой вторжения.

"Остается надеяться, что кто-то взял на себя общее руководство".

Генерал Ивер подошел к развешенным снимкам аэрофотосъемки. К этому времени они представля- ли подробную карту прибрежной территории Остри, включающую и два небольших городка.

— Смотрите-ка, в плане появились изменения, — сказал он.

Сделанные со спутника фотографии до сих пор демонстрировали малонаселенную местность с остатками давно заброшенных ферм и тремя военными объ-. ектами — самим мысом Асфо и двумя базами армии

СНР, чей гарнизон, судя по размерам, не превышал в общей сложности одной роты. Но у входа в большой канал, открывающий дельту реки, вдоль дорог появились многочисленные точки — армейские транспорты.

— Хотите, чтобы я интерпретировала снимки относительно временных промежутков? — осведомилась Сеттайль. — Мы отслеживали активность передвижений за последние пару лет, и такое оживление превышает обычный уровень. Изменения в основном коснулись северной части мыса Асфо, а это могло произойти по одной из двух причин: либо у них имеется нечто важное, нуждающееся в усиленной охране, либо… им известно о наших намерениях.

В зале надолго повисла напряженная тишина. Хоффман уже видел, как кропотливые усилия последних месяцев идут насмарку. Майклсон вскочил и подбежал к стенду, чтобы как следует рассмотреть снимки.

— Проклятие, как могла просочиться информация? — наконец спросил Хоффман. — Планы операции поделены на части. Мы изолировали группы участников максимально, чтобы только не повредить эффективности тренировок. Мы почти свели к нулю участие постороннего персонала. Мы не притрагивались к специальному оборудованию. Эта операция засекречена, как только было возможно.

Ивер пожал плечами:

— Вероятно, инди в конце концов поняли, что их позиция крайне уязвима, а работы над "Молотом Зари близятся к завершению. Грань между объявлением о наличии весьма ценного объекта и адекватными мерами но его защите очень тонка.

Наиболее прямой путь к мысу Асфо пролегал вдоль побережья с севера на юг — мимо порта Берефус, до самого устья реки. Круто обрывающийся берег говорил п глубине, достаточной, чтобы спустить на воду пару небольших десантных судов и, не привлекая особого внимания, высадить солдат. Остальные маршруты проходили по мелководью. Это означало, что на высадку потребуется больше времени, что ставило под угрозу операцию на самом объекте.

— Ну и как нам теперь поступить? — воскликнул Майклсон. — Невозможно заявить им, что мы не заинтересованы в заводе на мысе Асфо, чтобы противник мог расслабиться. Придется приспосабливаться. В крайнем случае мы можем лишить их возможности применить новую технологию. Но похитить ее будет гораздо труднее. Надо определить точно, на что обратить вниманиев первую очередь: на информацию, изделия или ученых?

Сеттайль вытащила из стопки бумаг еще один лист и протянула его Фениксу:

— Вот последнее из имеющихся у нас технических заключений. Прошу извинить за пропуски. Информация поступала из аппаратуры прослушивания, так что в лучшем случае ее можно назвать отрывочной.

Феникс был единственным человеком в зале — а возможно, и во всей Коалиции, — кто имел шанс разобраться в этих записях. Хоффман до сих пор чувствовал себя неловко. Он предпочел бы тоже посмотреть! на записи, но вместо этого следил за взглядом Феникса. Профессор сосредоточенно исследовал каждый параграф — слева направо, строку за строкой… Хоффман гадал, каким же образом данные разведки могут изменить план действий.

Фениксу предстояло перевести все на понятный язык, чтобы дать соответствующие инструкции десантникам. Солдаты должны знать, что они ищут. Они неученые. Им придется руководствоваться только здравым смыслом, да и то в большой спешке и под угрозой обстрела.

— Поставьте реальные задачи, профессор, — произнес Хоффман. — Если мы начнем гадать, лучше сразу вызвать военно-морской флот и разбомбить все побережье.

Феникс все еще не поднимал головы. Даже генерал Ивер ждал его решения. Вся разведка и вся армия теперь превратились в мальчиков-рассыльных, готовых выполнить заявку, выданную техническими экспертами.

"Он, наверное, знал об этом с того самого момента, когда разведка начала наблюдение. И почему это меня так бесит?"

Тогда проследите, чтобы в десантных кораблях было достаточно места, — наконец произнес Феникс, — Нам придется демонтировать главный компьютер, и будем надеяться, что у них нет дублирующей системы. Если они действительно помешались на безопасности, второй базы данных может и не быть, поскольку это увеличивает риск утечки информации. Как только вы но сделаете — если вы это сделаете, — можно уничтожить весь комплекс.

Мне казалось, вам нужны живые головы, — вмешался Майклсон. Он так обозначил ученых, но означало ли это слово уважение или презрение, Хоффман не мог определить. — Если в них нет необходимости, у майора будет одной проблемой меньше. Ему не придется вывозить гражданских лиц.

У Феникса заметно напряглись челюсти. Несколько мгновений он смотрел на лист бумаги, не читая его, поскольку глаза оставались в неподвижности.

— Вы ожидаете ответа человека, ученого или солдата? — после недолгой паузы спросил он.

Сеттайль пришла на помощь Майклсону:

— Я спрашиваю вас как верного гражданина, не желающего, чтобы СНР угрожал Коалиции с орбиты. И если вам нужен не персонал, а только информация, поди попадают в категорию ценного имущества, подлежащего уничтожению.

— То есть вы их расстреляете, — уточнил Феникс.

— Они смогут восстановить спутниковую программу с нуля?

— Программа не похожа на ряд чисел, которые можно запомнить. — Ситуация явно не нравилась Фениксу, долгие паузы и моргание выдавали его замешательство. — Но никто не забывает общую методологию разработки. Да, спустя некоторое время они смогут восстановить программу.

— Это все, что нам требовалось знать. Спасибо.

— Агент Сеттайль, это гражданское население.

Она блеснула самой холодной из всех своих улыбок:

— Они создают оружие массового поражения, профессор Феникс.

Ивер, как и Майклсон, предпочел не высказывать своего мнения. Они смотрели на Хоффмана.

— Вы просите, чтобы я добавил в список задач еще и убийство? — спросил Хоффман.

— Мне придется обсудить этот вопрос с Председателем Дальеллом, майор. — Насколько было известно Хоффману, Ивер никогда не отличался щепетильностью. (Зато он имел определенные политические амбиции и не хотел принимать решение, которое осталось бы в его личном деле и всплыло в самый неподходящий момент, как это всегда бывает.) — Необходимо его прямое подтверждение.

Хоффману не надо было напоминать, почему он никогда не дослужится до высокого ранга. Он просто мыслил не так, как Ивер и ему подобные. Он не боялся, что истребление гражданских лиц повредит его карьере; он опасался, как бы отказ от уничтожения персонала не причинил вред его миру и миру всех остальных.

— Мы будем убивать штатских, — снова заговорил Феникс. — Предположительно невооруженных штатских.

— Профессор, может быть, вы что-то пропустили, — сказал Хоффман, — но эти штатские создают самое мощное орудие на планете.

— Джентльмены… — попытался вмешаться Ивер.

— Ладно, может, это из-за того, что люди имеют определенную квалификацию и носят белые воротнички вместо военной формы. — Хоффман удержался и не спросил, как поступил бы Феникс, если бы до сих пор оставался военным. — Или вы испытываете неловкость из-за того, что они занимаются тем же, что и вы сами? Мне казалось, что за то время, пока вы служили офицером, вы усвоили принцип "Убей, или будешь убит".

— Это неправильно, — спокойно ответил Феникс. — Просто неправильно.

— Почему? Вы думаете, им неизвестно, что их творение убивает людей? Где же в таком случае их сознательность?

— Майор, если это состязание в логике, я признаю себя побежденным, но перспектива убивать людей только за то, что они обладают опасными знаниями, мне неприятна.

— Ладно, все в порядке, — снисходительно заявила Сеттайль. — Мы будем убивать представителей интеллигенции. А вам необходимо сконцентрировать свои усилия на том, что убивает солдат и необразованных людей.

Хоффман едва поверил своим ушам. Ивер смущенно поежился, но не проявил никакого желания сделать ей замечание. И не только потому, что она была агентом разведки. Способность Сеттайль убеждать людей восхищала Хоффмана, иной раз даже пугала. Агент никому не даст спуску до тех пор, пока операция не будет закончена. Вот как надо работать. Хорошая девочка.

Феникс невозмутимо, по крайней мере так казалось Хоффману, улыбнулся:

— Я так и сделаю, агент Сеттайль.

Генерал Ивер по мере своих сил постарался разрядить обстановку. Он поднялся и похлопал ладонью по образующим панораму снимкам:

— Я понимаю, что предстоящая операция оказывает на каждого из нас существенное давление. Давайте попытаемся отыскать альтернативный маршрут.

— Если они считают, что мы заинтересовались верфями Берефуса, не будем их разубеждать, — сказал Майклсон. — Надо дать понять, что мы нацелились через этот порт организовать вторжение на территорию Пеллеса. Можно произвести откровенную разведку соответствующего маршрута, разглагольствовать о возросших запасах Имульсии в Пеллесе и усилить активность флота к северу от мыса Асфо.

— Но это привлечет в интересующий нас район дополнительные войска, — заметил Хоффман.

— Зато они не будут так пристально следить за окрестностями мыса Асфо, верно?

— Нет, если только не поймут, что нам известно его значение.

— Это можно попробовать, — согласилась Сеттайль. — Дезинформация не представляет большого труда. Но незначительное преимущество может нам дорого обойтись. Предполагаемое вторжение вызовет усиленный интерес со стороны их разведки.

Хоффман снова переключил внимание на карту. Рельеф местности не оставлял ему большого выбора. Все побережье было плоской равниной, и десантным бригадам предстояло как можно быстрее пройти по забитым травой и водорослями каналам.

— Нам придется зайти с юга, через соленые болота. Минимальное количество — три отряда. Один отряд займется подавлением сопротивления охраны, второй — поисками, а третий — нейтрализацией персонала и подготовкой взрывов. Я полагаю, мы сможем проделать все это в ночное время?

— В течение рабочей недели персонал ночует в комплексе, — сказала Сеттайль. — Мы склоняемся к тому, чтобы назначить операцию на конец недели, как было в первоначальном варианте.

— И еще нам придется вести с собой транспортные суда. Это потребует от людей дополнительных усилий.

— Вы получите отряд горняков из Песанга, из состава союзных войск, — пообещал Ивер. — А также спецподразделение из двадцать шестого королевского полка Тиранской пехоты. Это лучшие солдаты Коалиции.

Хоффман приподнял бровь:

— У них, как и у всех остальных, по две руки, две ноги и по одной заднице, генерал.

— Это верно, и они готовы открыть наступление. Рота «С» под командованием майора Штрауд изолирует комплекс со стороны суши и остановит любое нежелательное вмешательство.

Хоффману стало любопытно, что почувствовал Феникс при этом известии. Его сын служил в роте «С». Маркус Феникс до последней минуты не будет знать о месте назначения. А его отцу это известно уже сейчас.

— Нам нужен час, — сказал Хоффман.

Для спецоперации это была целая вечность. Но он хотел иметь достаточный запас времени на случай непредвиденных обстоятельств. Ведь Хоффман не проводил разведку лично. Вся информация поступала от работавших на местности коллег агента Сеттайль. Не было даже полного современного поэтажного плана предприятия — только приблизительные наброски и фрагменты, полученные со слов строителей и уборщиков. Ничего не подозревавшие штатские сотрудники отвечали на невинные вопросы и не представляли, где сложатся в одно целое кусочки мозаики.

— А потом нам будет необходимо убраться оттуда. И даже быстрее, чем входили.

Хоффман сказал «нам», и он действительно это имел в виду. Он уже не был молодым человеком, но поддерживал форму и не собирался отсиживаться где-то в укрытии.

— У меня есть идея, — вмешался Майклсон. — Только мы еще никогда не прибегали к такому способу. Генерал, как я понимаю, я могу запросить грузовой вертолет. Можно ли моим инженерам немного поколдовать над ним со сварочными аппаратами?

— Затраты не имеют значения. — Ивер произнес эти слова почти нехотя. — За всю мою карьеру мне никогда не доводилось делать подобных заявлений.

Феникс собрал бумаги и коротким кивком попрощался сразу со всеми присутствующими. Но Сеттайль загородила ему путь и предостерегающе подняла руку.

— Эти бумаги не должны покидать здание, сэр, — твердо сказала она. — Но в любое время, когда вы захотите их просмотреть, вам только надо позвонить в мой кабинет. Мы дежурим круглосуточно, в три смены.

Феникс, казалось, ничуть не обиделся. В конце концов, он же ничего не сказал собственному сыну, а Маркусу предстояло обеспечивать безопасность рейда. Такая уж у него работа. Профессор вышел; Хоффман и Сеттайль остались в зале вдвоем.

— Я сделаю это сам, — сказал Хоффман. — Я возьму на себя служащих с мыса Асфо.

У Сеттайль был такой вид, словно она собиралась положить руку ему на плечо. "Черт, она решила, что я жертвую своей никчемной душой из патриотических соображений". Но в следующее мгновение она передумала и скрестила руки на груди.

— Майор, пусть вас не беспокоят вопросы морали, — сказала Сеттайль. — Если я воюю, я намерена победить. Я не верю, что способы войны имеют какое- то значение в конечном итоге, потому что честность и благородство хороши для трэшбола, но неприемлемы в реальных сражениях. Минимум потерь в живой силе Коалиции. Все остальное вторично.

Хоффман пожал плечами. Он придерживался собственных профессиональных правил, но уничтожение вражеских ученых вполне укладывалось в эти рамки.

— Постарайтесь предоставить нам как можно больше информации, чтобы их идентифицировать. Не хотелось бы вернуться и выяснить, что мы застрелили дворника, но оставили без внимания голову куратора проекта.

— Ивер мог бы позаботиться об этом с воздуха после вашего ухода.

— Агент Сеттайль, люди способны выжить после любой бомбардировки, но контрольного выстрела в голову не переживет никто.

Ее лицо выражало легкую растерянность. Мысль о том, что агент возвела его в ранг героя, претила Хоффману. Он обязан выполнить свою работу — только и всего.

Не мог же он поручить такое задание мальчишке вроде Дома Сантьяго, хотя уничтожение противника и входило в обязанности десантников.

— Вы благородный человек, — наконец сказала Сеттайль.

— Нет, — ответил Хоффман. — Я командир. И никогда не отдаю приказов, которых не мог бы исполнить сам. Ни больше ни меньше.

"А в тот день, когда я это сделаю, жизнь, вероятно, потеряет всякий смысл".

Хоффман спустился к выходу из Дома Правителей, удивился, что на улице еще светло, и свернул к памятнику Неизвестным Воинам. Мавзолей был возведен в память неопознанных погибших солдат, но рядом располагались монументы в честь великих сражений, таких как бой за Кузнецкие Врата, и могилы военных героев, награжденных Звездой Эмбри. В этом месте особенно отчетливо ощущался дух товарищества: после смерти генералы и рядовые лежали рядом. Хоффману нравилось — да просто было необходимо — время от времени смотреть на захоронения, чтобы не только подсчитывать процент возможного риска и допустимые потери, но и чувствовать, что он делает.

Он остановился у скромного гранитного надгробия. Старший сержант Грейм Дж. Как ни странно, этот воин не был отмечен медалями. Но он по праву лежал здесь, напоминая не только о себе, но и о тех решениях, которые в конечном итоге привели его в могилу.

"Забудь о медалях. Готов ли я поменяться с тобой местами, сержант?"

Да, он готов. В тот день, когда он не сможет этого сказать, он лишится права вести за собой людей.

ВОЕННО-МОРСКИЕ УЧЕНИЯ, НЕИЗВЕСТНЫЙ РАЙОН, ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ СИЛ КОАЛИЦИИ "ПОМЕРОЙ"

Дом стоял на посадочной палубе «Помероя» и думал о том, что, несмотря ни на что, ситуация улучшается.

"Морской ворон" опустился точно на обозначенную площадку. Тяжелая транспортная машина использовалась лишь во флоте, но все же это был вертолет. А Дом не только часто пользовался вертолетами, но и любил их, как и всякий другой солдат. Появление «Воронов» означало, что пришли хорошие парни и привезли то, в чем ты сильно нуждался, или же они сейчас заберут тебя из того места, где оставаться совсем не хочется. Вертолеты нельзя было не любить. Один только стук их двигателей заставлял сердце подпрыгивать от радости. Их камуфляжная расцветка вызывала благоговейное восхищение. И абсолютно все пилоты вертолетов были слегка сумасшедшими.

Этот вертолет немного отличался от собратьев: двери грузового отсека у него были гораздо шире, чем у остальных. Как только лопасти перестали вращаться, вокруг машины столпилось все отделение: Йонг, Морган, Бенджафилд и две группы горняков из Песанга. Дом сверху вниз поглядел на горняков и в очередной раз удивился, как такие низкорослые парни, не носившие никакой защиты, кроме легкой брони, сумели заслужить отличную репутацию…

— Так мы будем спускаться на веревках, сэр? — спросил Тимьо. — Планы изменились?

Хоффман покачал головой:

— Нет, вы будете добираться до берега на «Марлинах». — Он кивнул на спускавшегося из вертолета офицера. — Капитан Майклсон предложил свое решение. Оно позволит минимизировать время пребывания на берегу и не выдать свое присутствие военными кораблями.

— Я предлагал такой вариант несколько лет назад, — сказал Майклсон. Он на ходу пожал руки солдатам, к чему Дом совершенно не привык. — Но лишь теперь возникла такая необходимость. Диапазон «Марлинов» составляет километров шестьдесят, не больше, но вам придется загрузить их оборудованием, так что это расстояние еще уменьшится. И значит, базовое судно должно подойти слишком близко к берегу Асфо. Можно было бы провести высадку с подводной лодки, по для нее там слишком мелко. Лучшим вариантом будет воздушный десант.

Дом решил, что вертолет сначала сбросит маленькие надувные плоты, а солдатам придется спускаться по веревкам. Что ж, он был к этому готов. Если операция будет проходить ночью и в штормовую погоду, предприятие будет опасным, но ведь им придется спуститься всего один раз. Горняки Песанга напряженно замерли. Они, как и Дом, как и все остальные, были пехотинцами, и любое передвижение по морю представлялось им рискованным. Все это мероприятие в целом было новинкой для армии Коалиции.

Вероятно, у Майклсона были веские доводы, раз флоту пришлось играть роль не только перевозчика мощных орудий и воздушных судов. Ладно, это его дело. Дом уже начал понимать, что политика нередко вмешивается в работу армии. Это угнетало его. Это казалось вопиюще неправильным. Все должны быть в одной команде. В принесенной им клятве говорилось, что он, как и все остальные, является частью общественного механизма, подчиненного общей цели.

"Прекрасно. Мы будем участвовать в эксперименте, чтобы какой-то тип мог организовать свой отдел".

— Ладно, — заговорил Хоффман. — Приказ может поступить в любой момент. Я не знаю, сколько времени у нас осталось для тренировок.

— Тренироваться надо пилоту, — ответил Майклсон. — Ваша задача — только столкнуть «Марлинов». И они доставят вас в назначенное место.

— «Марлинов», — повторил Хоффман.

— По одному на каждого «Ворона», — сказал Майклсон. — Двенадцать человек в одной лодке. Если учесть, что вам придется везти груз, это будет оптимальным количеством. Могу я для испытания заменить боеприпасы и оборудование балластом? Если что-то не получится, мы рискуем лишиться ценного имущества, которое нелегко восстановить.

У Тимьо вырвался звук, похожий на сдерживаемый кашель. Вряд ли им удастся за несколько часов заменить и десантников…

— Сэр, я не совсем понимаю.

— «Вороны» были приспособлены под летающие доки, — сказал Майклсон, слегка улыбаясь, точно повторял урок непонятливым ученикам. — Как и на базовых судах, у них в задней части появились широкие двери. «Ворон» спустит «Марлина» прямо на воду.

Опускаться так низко к воде Дом считал чистым безумием, невероятным даже для пилота «Ворона». Ему придется зависнуть в метре над водой. Дом все понял, действительно понял. Высадка будет не более опасной или трудной, чем плавание по штормовому морю, но затея все же казалась ему рискованной.

— Тогда давайте пошевеливаться, — сказал командир вертолета, показывая на «Марлина». — Садитесь ближе к корме. Кто-нибудь знает, как управлять этим корытом?

Малькольм Бенджафилд вызвался на роль рулевого:

— У моего отца был катер.

— Ну, тогда все в порядке. Вам не придется долго мучиться.

Считалось, что управлять «Марлинами» легко. Только нельзя забывать, что море — это не ровная дорога и оно поступает так, как считает нужным. Дом прошел базовый курс управления плавсредствами, но этот «Марлин» теперь был на попечении Бенджафилда.

— Черт! — пробормотал он, уставившись через голову Дома на опущенный грузовой трап. — Вы действительно собираетесь сделать то, о чем я думаю?

— Ну, не знаю, — ответил командир вертолета, пристегивая ремень страховки. Он явно был, как говорил капитан, воздушным лихачом, и притом весьма самоуверенным. — Может, на этот раз вы не утонете. Застегнули спасательные жилеты? Отлично. Давайте посмотрим, как эта птичка держится на воде.

Солдаты погрузились в «Марлина» и взяли с собой ящики и другие тяжелые предметы, заменяющие оборудование. Шесть горняков из Песанга тоже запрыгнут в шлюпку. Казалось, они постоянно усмехаются, даже когда ситуация стала совсем тревожной. Дом устроился позади Хоффмана и уже предвкушал, как будет рассказывать об этом приключении детям, когда они и много подрастут.

"Карлос и Маркус тоже с удовольствием послушают эту историю…"

Необходимость сохранять тайну предстоящей миссии совершенно вымотала Дома. Даже Мария ничего не знала, кроме того, что он проходит обучение для какой-то морской операции. Его это нервировало, поскольку возможность делить все с Карлосом и Маркусом была одной из самых привлекательных перспектив армейской службы. А теперь он ничего не мог им открыть. И даже если они понимали причины его скрытности, Дом все равно чувствовал себя неловко.

— Послушайте, если вертолет пойдет на дно, отсек зальет водой раньше, чем мы успеем отсюда выскочить, — сказал Бенджафилд. Дом еще не привык, чтобы рулевой сидел за его спиной, и это опять напомнило, насколько он далек от морской жизни. — Все помнят, как выбираться из тонущего корабля?

— Проклятие, Мал, это обязательно?

— Да, — проворчал Хоффман. — Вы не кто-нибудь, а десантники. Вы благополучно выкарабкаетесь отсюда, а потом будете надоедать своим подружкам бесконечными рассказами о героических подвигах.

Командир не отделял себя от других бойцов — и этим очень понравился Дому. Хоффман не мог бы вселять такую уверенность, если бы убеждал их в полном благополучии, или по-отечески наставлял, или без конца шутил. Его дурное настроение и язвительность объяснялись все тем же откровенным и честным страхом, как и у любого другого десантника. И все же Дом был уверен, что желание выдвинуться перевешивало для Хоффмана страх быть убитым. Такие люди постоянно должны доказывать что-то своим товарищам офицерам, а не подчиненным.

— Жене, — произнес Дом, — жене, а не подружке.

— И скоро появится второй ребенок, не так ли?

— Да, сэр.

— Надо скорее бы покончить с Асфо, чтобы ты смог успеть к его рождению. И найди себе еще какое-нибудь хобби, иначе не успеешь повзрослеть, как придется кормить целую команду.

Грузовой трап поднялся, «Ворон» вертикально взмыл в воздух и повернул в открытое море. Если не обращать внимания на отсыревшую одежду, все шло как во время обычных сухопутных операций. Только в иллюминаторах грузового отсека время от времени мелькали грозные серые волны неприветливого моря.

Но вскоре вертолет замедлил ход, остановился, и пинты подняли бурю брызг. И только когда грузовой трап медленно опустился, стал ясен безумный замысел пилота. Хвостовая часть «Ворона» находилась на уровне воды.

Нет, хвост был в воде.

Здравый смысл подсказывал Дому, что это плохая затея. Море ворвалось в грузовой отсек. Грохот воды по металлу напомнил Дому о необходимости носить затычки для ушей, иначе он рискует оглохнуть. Но ритмичный шум винтов не давал отвлечься от того факта, что «Ворон» спустился до этого дьявольского моря.

— Черт побери! — пробормотал себе под нос Хоффман.

— Хорошо, что это сказал не я, сэр…

Командир вертолета жестом приказал Бенджафилду запускать мотор «Марлина». Дом так и не понял: то ли пилот приподнял нос вертолета, чтобы столкнуть «Марлина», то ли в отсеке уже было достаточно воды, но два члена экипажа, взявшись за веревки, спихнули суденышко по трапу. Брызги соленой воды ослепили его, полна хлестнула по лицу, и на мгновение Дому показалось, что он сейчас утонет. Но Бенджафилд навалился на борт, и они стали медленно удаляться от вертолета.

— Ты был уверен, что они смогут это сделать? — крикнул он, с трудом перекрывая шум ветра.

— Теперь уверен, — ответил Дом. Бенджафилд paзвернул «Марлин» по широкой дуге, и теперь они с моря смотрели на вертолет. — Ух!.. Это чистейшее безумие.

Дом с трудом мог поверить своим глазам. "Вором, с опущенным в воду трапом, почти скрытый в вихре поднятых брызг, сидел прямо на воде. Но вот он стал подниматься над морем — и из грузового отсека хлынула вода, как будто машина описалась. Дом и сам был близок к этому.

Возвращение прошло гораздо спокойнее, чем высадка. «Ворон» забрал их на борт по одному, затем подцепил «Марлина» и потащил его в качестве наружного груза.

— Это вовсе не так страшно, как показывают в кино, — сказал Дом командиру вертолета.

— В следующий раз попробуй повторить этот трюк в шторм, когда посудина запляшет на воде.

Порой Дому казалось, что легче понять выходцев Песанга — они довольно плохо знали общепринятый язык, — чем моряков. Но он был уверен, что «пляска» на волнах не предвещала ничего хорошего.

— Если можно сталкивать «Марлин» с трапа прямо на воду, почему бы точно так же не поднять его обратно? — спросил Бенджафилд. — Это было бы быстрее, чем втаскивать нас на веревках.

— Ты возьмешься за этот маневр? — откликнулся командир вертолета.

— Да.

— Может, мы попробуем в следующий раз. Если найдется пилот, который не будет бояться, что «Mapлин» врежет ему по затылку.

— Вы никогда этого не делали раньше?

— Только однажды. Прежде чем решиться на такой фокус, надо долго тренироваться. Все зависит от того, сколько у нас осталось времени.

В тот вечер солдаты остались на борту «Помероя». На неофициальном ужине за столом экипажа вертолета Венджафилду так же неофициально присвоили звание пилота. Было подано пиво в умеренном количестве, и самоуверенность каждого из участников возросла до небес. Они десантники, и они выполнят все, что задумали!

— Я смогу сделать это еще лучше, — скромно сказал Бенджафилд. — А Моргану еще предстоит многому научиться.

Хоффман потягивал сок и пребывал в благодушном настроении — Дом никогда прежде не видел его таким. Хотя это еще ни о чем не говорило.

— Чтобы запустить программу подготовки десантников, потребовалось целых двадцать лет, — сказал Хоффман. — Представьте, чего мы могли бы добиться, если бы отошли от старой военной доктрины. Создали бы больше спецподразделений. Больше взаимозаменяемых команд. Армия стала бы более гибкой, более подвижной, быстрее бы реагировала на любую опасность…

— Ересь, сэр, — вмешался Тимьо. — Стоит отойти от традиционных устоев в армии, и общество Коалиции изменится. Армия неотделима от нашей культуры. Граждане знают, чем это может закончиться.

— Проклятие, кто прислал мне неугомонного интеллектуала?! — Как ни странно, но Хоффман рассмеялся. — Да, ты прав.

Дом был счастлив. Ему не терпелось позвонить Карлосу и рассказать, как они сажали вертолет на во- (V. Он хотел поделиться и с Марией. Он обязательно позвонит ей позже вечером, но сможет только подбодрить по случаю предстоящих родов. И даже намеком не обмолвится о том, как провел день.

Позже у него будет достаточно времени для рассказов. Дом был в этом уверен. Надо вывести из строя комплекс на мысе Асфо, и тогда Маятниковые войны закончатся.

Глава 10

Вы можете считать их правительственными войсками, Председатель, но на поле боя они принадлежат мне. Это мои товарищи, моя забота и моя ответственность.

(Майор Елена Штрауд, двадцать шестой королевский полк Тиранской пехоты)

ВОЕННО-МОРСКАЯ БАЗА ФЕЗОР, СЕВЕРНЫЙ ПРИЧАЛ, ПЯТЬ ЧАСОВ УТРА. ЗА ДВА ДНЯ ДО ОПЕРАЦИИ «УРАВНИТЕЛЬ» И ЗА ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО ПРОРЫВА

Карлос уже не надеялся, что рота «С» когда-нибудь снова увидит дневной свет.

До зари оставалось еще около двух часов, на улице заметно похолодало. В воздухе пахло машинным маслом и сгоревшим топливом. Перед глазами возвышалась серо-стальная стена. Карлос запрокинул голову, и стена превратилась в борт военного корабля, на котором облупившейся красной краской было выведено название "Калона".

Вряд ли можно было считать «Калону» гордостью военного флота. Корабль не отличался грандиозными размерами и имел мрачный, неприглядный вид. Если бы не вымпел Коалиции, неподвижно свисавший с гюйс штока, «Калону» можно было бы принять за грузовой транспорт. У нее как будто обрезали корму и заменили половиной парома. Это был десантный корабль, плавучий док для надувных плотов с вертолетной площадкой, занимавшей третью часть палубы. «Калона» строилась не для того, чтобы производить впечатление. Судно было предназначено для доставки на берег войск и транспортных средств.

— Здесь, по крайней мере, есть лесенки, — сказал Карлос, кивая в сторону мостков. — На этот раз я не утону.

В строю ожидавших посадки солдат стояла почти полная тишина. Кое-кто даже спал, присев на вещевой мешок и положив голову на колени или согнутые руки, в любой момент готовый по знаку соседа встать по стойке «смирно», если мимо пройдет офицер или наконец начнется погрузка. Солдаты в достаточном количестве получали все, что им было нужно: обмундирование, продовольствие, деньги, — но только не сон. Сна им всегда не хватало, и они спешили воспользоваться любой предоставленной возможностью.

Карлос и сам подумывал, не вздремнуть ли немного.

— Это называется сходни, — поправил его Маркус. — Не лесенки.

— Спасибо, адмирал Феникс…

— Ты получил вчера вечером весточку от Дома?

— Он оставил мне сообщение, и я оставил для него сообщение. Чем бы он там ни занимался, ему приходится помалкивать. Мария сказала, что разговаривала с ним не дольше тридцати секунд.

— Паршиво.

— Я с тобой согласен. — Карлос чуть наклонился вперед, чтобы рюкзак не резал плечи. — Что-нибудь еще?

— Ты о чем?

— Ты же на что-то злишься. Я слышу по голосу. Ты звонил своему старику, верно?

Маркус все так же сидел к нему спиной, и Карлос видел только высокий ворот бронекостюма и тугой узел банданы.

— Да.

— И?..

— Я сказал, что мы готовимся к отплытию. Он воспринял это совершенно спокойно. И конец разговору, как обычно.

Карлос понимал не хуже самого Маркуса, что старший Феникс не мог заставить себя сказать, как он беспокоится о сыне, или боится, или не хочет, чтобы тот служил в армии. Что-то заставило Адама Феникса промолчать о бегстве матери Маркуса — чувство вины, боль или уязвленная гордость, — и теперь он не мог разговаривать начистоту. А Маркус в своем упрямстве не многим отличался от отца.

Что за сумасшедшая семейка!

Зато Карлос без всяких вопросов знал, что его родители будут ждать на старой артиллерийской батарее у выхода из залива Фезор, чтобы помахать рукой уходящей «Калоне». Это будет почти тайный выход из маленького грузового порта, без шумихи и оркестра, и солдаты не станут выстраиваться на верхней палубе, чтобы показаться провожающим. Но их семьи всё знали. И они придут.

— Ты сказал ему насчет "Калоны"?

Маркус немного помолчал, затем обернулся:

— Нет. — Он выглядел скорее растерянным, чем сердитым. Растерянным и огорченным. — А он не спросил.

— Ты все можешь исправить, когда вернешься домой, — сказал Карлос, пытаясь немного оживить разговор. — Ты станешь настоящим героем войны, а он обрадуется, что ты вернулся живой. Между вами все будет по-другому.

— Да, — протянул Маркус и снова отвернулся к кораблю. — Как и после любой другой операции.

Группа моряков вышла на палубу; они облокотились на ограждение и стали разглядывать ожидавших посадки солдат.

— Эй, сухопутные крабы! — закричал один из них. — Как вам удалось попасть в роскошный круиз, ленивые раскормленные тупицы?

Кроме "сухопутных крабов" у них в запасе имелись и еще более язвительные прозвища. Веселая перебранка между двумя родами войск обычно снимала напряжение. Морякам казались смешными громоздкие доспехи солдат. И привычка широко расставлять ноги, чтобы не цепляться набедренными ремнями и тяжелыми ботинками, только усиливала это впечатление — точь-в-точь крабы. Эта кличка прочно укрепилась за пехотинцами. Но сегодня Карлос не хотел отвечать. Холодная вежливость — вот о чем стоило бы побеспокоиться.

— А что там было? — спросил Маркус, невосприимчивый к насмешкам. — В сообщении Дома?

— Какая-то чепуха о захватывающем эксперименте, о котором он не может нам рассказать. Он превращается в настоящего десантника. Теперь я начинаю чувствовать себя младшим братом.

— Похоже, он доволен службой.

Да, Дом был счастлив. У него была насыщенная жизнь, любимая жена, здоровые дети — Карлос не сомневался, что со вторым ребенком все будет в порядке, — и работа, которая ему нравилась. Он получил все сразу, и довольно рано для своего возраста. Дом попал в ситуацию, которую большинство его сверстников сочли бы кошмаром, но ему это нравилось. Таков был Дом. Карлос невероятно гордился им и лишь чуть- чуть чувствовал себя обойденным.

Он еще ничего не купил к дню рождения Дома. Надо будет заняться этим, как только они вернутся.

— Она идет, — пробормотал Маркус, оглянувшись через плечо. Затем набрал полную грудь воздуха. — Солдаты, подтянись!

Маркус мог услышать майора Штрауд за километр: если не топот ее ботинок, то командный голос. Она промаршировала вдоль строя солдат, отдала честь, а потом свернула к сходням, чтобы приветствовать ожидавшего наверху офицера. Только когда Карлос отвел взгляд в сторону, он увидел, что вслед за майором пришла группа штабных и связных кадетов, в том числе и ее дочь Аня, на этот раз в серой рабочей форме.

— Она как точная уменьшенная копия своей матери. Наверное, будет наблюдать за операцией с корабля. Черт, это ужасно, что кадетов допускают так близко к передовой…

Маркус взглянул в сторону, не поворачивая головы. Аня в этот момент, покачиваясь на высоких каблуках форменных туфель, преодолевала сходни.

— Зачем они заставляют офицеров вспомогательной службы носить такие высокие каблуки? Она же сломает себе шею.

Солдат, стоявший впереди Маркуса, — казалось, он ни на что не обращал внимания, — вдруг испустил преувеличенно томный вздох:

— В таком случае ты сможешь оказать ей первую помощь, Феникс. Всем известно, что ты сохнешь…

В спокойном голосе Маркуса едва обозначилось напряжение:

— Я вижу, среди нас появился комик…

Парень больше не произнес ни слова.

Строй солдат наконец пришел в движение, и под ботинками Карлоса завибрировали доски трапа, соединявшего «Калону» с настилом причала. Путь до отведенной им палубы, казалось, занял целую вечность. Маркусу пришлось не раз напомнить себе, что перемещение солдат в полном вооружении и броне по узким переходам и крутым лесенкам — трапам — требует немало времени.

Бойцов собрали в помещении кают-компании 1Е2 — по крайней мере так было указано на переборках. На данный момент это было все, что знали Карлос и Маркус. Им оставалось неизвестным главное: куда направляется "Калона".

— Я видел ванные комнаты большего размера.

Карлос в своем бронекостюме едва мог повернуться. Вдоль стен стояли ярусы коек, но проскользнуть гуда было практически невозможно.

— Тай, убери свою спину.

Для Калисо явно требовалась отдельная палуба. Он посмотрел сверху вниз на двух матросов, пытавшихся направить солдат в отведенные им помещения.

— Этот корабль строили для очень мелких людей.

— Не обращайте на него внимания, — сказал Карлос. Ему требовалось расположить к себе команду. — Он просто болтает. Здесь есть такое место, откуда можно увидеть выход из гавани при отплытии?

Матрос показал на коридор, заполненный солдатами, пытавшимися составить оружие и при этом не задавить друг друга.

— Вверх по трапу и на корму. Люк открывается на посадочную палубу, которая, между прочим, как раз над нами. Не выходите за ограждения. И слушайте боцманскую дудку.

В корабельной системе оповещения постоянно слышалось непонятное бормотание, весь корпус мелко дрожал и вибрировал. Оставалось только ждать, вдыхать незнакомые запахи и пытаться понять странный язык приказов, передававшихся на палубу.

— Экипажу занять свои позиции, — раздался безликий голос, — Вахтенным слушать мою команду.

— Это означает, что мы выходим в море? — спросил Карлос.

Маркус хмыкнул и уставился на палубного матроса на верхней койке с таким видом, словно мысленно снимал с него мерку для гроба. Как можно было протиснуться в такую узкую щель, оставалось для Карлоса загадкой.

— Более или менее.

— Идем. Я хочу посмотреть, пришли ли мои родичи.

Они открыли дверь и выглянули на палубу: уже почти рассвело и можно было различить детали обстановки. Не было никаких церемоний по поводу выхода в море: ни музыки, ни строя бравых моряков — только несколько парней в синих робах деловито чистили тросы и цепи.

— Это дверь или люк? — спросил Карлос.

— Дверь, — ответил Маркус. — Люк бывает в палубе. Обычно.

— Надо бы выйти.

— Смотри отсюда, ладно?

Карлос окинул взглядом доки и причалы, а потом сосредоточился на стенах древней гавани. Там, ежась на холодном ветру, стояла группа людей. "Черт, ну почему я не взял полевой бинокль?" Он всмотрелся внимательнее.

"Интересно, а они видят меня?",

— Вон там твоя мама, — сказал Маркус. — Смотри.

Маркус был прав, и Карлос едва не задохнулся от радости. Его отец, мать и даже Мария, — проклятие, что делает женщина на таком ветру, когда ей вот-вот рожать! — все стояли среди остальных провожающих. Теперь ему было наплевать на недовольство матросов. Карлос шагнул вперед и отчаянно замахал руками.

Да, они увидели его. Увидели. И тоже замахали в ответ.

— Черт! — воскликнул Маркус.

Сначала Карлос подумал, что друг просто недоволен его излишне эмоциональным поведением, но потом он увидел, что так поразило Маркуса.

Слева от семейства Сантьяго стоял Адам Феникс — не с ними, а немного в стороне от всех. И он тоже поднял руку в медленном прощальном жесте.

Карлос не глядел на Маркуса, стараясь насладиться каждым мгновением, пока он видел своих родных. Но он все-таки услышал за спиной тихий вздох и шорох ткани.

"Значит, ты все же помахал в ответ. Это лишь начало, Маркус".

Карлос не отводил взгляда и махал руками до тех пор, пока корабль не миновал красные бакены, обозначавшие край отмели, пока люди на берегу не слились в одно темное пятно. Только тогда он обернулся. Маркус тоже смотрел на берег.

— Чертовски холодно, — с непроницаемым видом произнес он. Его взгляд остался все таким же отрешенным, но Карлос-то понимал, что эмоции Маркусу не чужды, — Пойдем вниз.

— Ты говорил, что не называл отцу время и место. Но он все же отыскал тебя. — Карлос не терял надежды добиться того, чтобы эти двое стали вести себя как нормальные люди и в один из дней поняли, что они семья. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на обиды. — Он пытается, Маркус.

Маркус уже входил в дверь.

— Да, — ответил он. — Он меня нашел. И очень интересно, как ему это удалось…

"КАНОНА", ГРУЗОВАЯ ПАЛУБА. ДВУМЯ ЧАСАМИ ПОЗЖЕ

Берни Матаки наконец-то узнала, куда она направляется.

Солдаты роты «С», сидя на корточках или прямо на полу, собрались перед большим экраном, повешенным на переборке. Они словно бы ожидали начала развлекательной программы. Представители разведки и рулевые шлюпок выстроились сбоку, и майор Штрауд нажала кнопку.

— Это выпуск новостей одного из новых каналов С HP, — объявила она. — Мы удостоились их внимания.

Все двери и люки, ведущие в ангар, были задраены и охранялись часовыми. Берни не могла понять, к чему такая секретность — секретность на их собственном корабле, — если предстоит всего-навсего просмотр выпуска новостей. Дрожащие кадры аэрофотосъемки показали военные корабли Коалиции, идущие по морю к северному побережью Остри, а затем сменились изображениями войск С HP, сосредоточенных у границы Пеллеса. Политики обеих стран были вне себя от ярости. Даже если бы Берни не знала их языка или не могла прочесть титры, она поняла бы суть выступлений по жестам и выражению лиц.

Майор Штрауд вышла к экрану и приглушила звук.

— Все это абсолютная чепуха, — провозгласила она, не изменяя аристократического выговора. — Вы, вероятно, понимаете, что мы не намерены высаживаться на пляже, где противником уже приготовлены установки для трансляции вторжения по телевидению. Пока они будут размахивать руками и поджидать нас на севере, мы направимся южнее, где нам предстоит оказывать поддержку отряду десантников, который проведет небольшую операцию в максимально сжатые сроки. Ваша задача — высадиться к северу от мыса Асфо и подавить любые попытки защитить научно-производственный комплекс, чтобы дать десантникам возможность сделать то, что они должны, в отсутствие посторонних наблюдателей. Они выполнят свою задачу, вы выполните свою, и все вернутся на борт раньше, чем СНР обнаружит, что принимать меры уже поздно. Добро пожаловать в операцию «Уравнитель». А теперь подойдите поближе и посмотрите карту.

Штрауд говорила строго по существу, но Берни решила, что задать вопрос не повредит:

— Мадам, какое значение имеет мыс Асфо?

— Разработка оружия, — ответила Штрауд. — Если бы пришлось объяснять подробнее, мне потребовалось бы специальное образование. Давайте оставим этот вопрос.

Маркус сидел справа от Берни, рядом с Карлосом. Она услышала, как Маркус вздохнул. Карлос повернул голову, словно хотел кивнуть, а потом забормотал себе под нос:

— Так вот о чем он не мог нам рассказать…

— О ком ты? — прошептала Берни.

— О Доме. Вот для чего он проходил все эти тренировки.

На экране появились собранные разведкой схемы, и майор Штрауд стала показывать направления течений и мосты. Заголовок карты гласил: "Долина Асфо", но местность не была похожа на равнинное пастбище. Скорее, она выглядела сплошным болотом, плоским как блин, и почти без всяких укрытий. Хорошо хоть майор сказала, что операция будет короткой, значит, не придется торчать целые дни в залитых водой ямах.

— Снимки получены двадцать шесть часов назад, — продолжала Штрауд, — Если они разгадали наши планы и предприняли какие-то меры для передислокации наземных сил, они могли воспользоваться этими маршрутами. В последней сводке со спутника имеются сведения о том, что в ответ на появление наших кораблей бригада сил СНР заняла позиции в пятидесяти километрах к северо-востоку, у артиллерийской батареи, охраняющей подступы Берефуса. К настоящему моменту это единственная угроза. Две базы в непосредственной близости к мысу Асфо до сих пор насчитывают в общей сложности не более одной роты. Тем не менее сохраняется опасность воздушного удара. Все упирается в скорость. Высадиться, выполнить свою работу и убраться оттуда предпочтительно за один час, но не больше двух.

Аня Штрауд тоже приняла участие в обсуждении:

— Метеосводка обещает сильный ветер и волнение на море, так что расчет времени может быть только приблизительным.

Маркус, вглядываясь в карту мыса Асфо, все сильнее хмурился:

— Мадам, если нас не засекут при подходе, в какой момент может выясниться, что комплекс подвергся нападению? В любое время, начиная с первого выстрела по охранникам и до финального взрыва. Через несколько минут там могут появиться стрелковые расчеты, через двадцать минут прилетят вертолеты. Почему бы не обстрелять цель с моря и не закончить операцию при помощи нескольких "Воронов"?

Штрауд начала сворачивать бумажную карту, лежавшую на маленьком трехногом столике.

— Потому что мы должны собрать там кое-какие сувениры.

— Наверное, из серии тех сувениров, что собирает мой отец.

Маркус произнес это почти равнодушно, но брошенный Карлосом взгляд подсказал Берни, что за этими словами скрывается нечто большее. Она уже не была его взводным сержантом. Может, стоило перекинуться словечком с Дэниэлем Кенненом, который им был? Просто на всякий случай, чтобы убедиться, что в ближайшие два-три дня ничто не может отвлечь Маркуса от боевого задания.

Она знакома с Маркусом уже два года, но о его семье знала не больше, чем о родных Хоффмана. Маркус был очень скрытным на этот счет.

На выработку плана у них оставались не дни, а считанные часы. Штрауд возлагала большие надежды на «Стомперы» — ленточные гранатометы, установленные на каждой из взводных машин. И она с энтузиазмом нанялась подготовкой машин и орудий, а вместе с ней и остальные солдаты. Ее пример оказался заразительным для Берни. Когда-то давно Берни Матаки не помышляла о том, чтобы стать солдатом, но мгновенно изменила мнение, услышав от сержанта-вербовщика, что из женщин получаются дерьмовые бойцы и особенно дерьмовые снайперы. И теперь Берни обнаружила, что изо всех сил старается не отставать от Штрауд.

Мотивация. Существовали тысячи способов заинтересовать людей. Надо только верно определить, какой способ подходит конкретной личности.

— Хитрый ублюдок! — пробормотала Берни, понимая, каким образом сержант из вербовочного отряда сумел оказать на нее давление.

Вспотевший Карлос остановился на полпути к ящику снарядов. Погрузка боеприпасов была лучшим способом согреться на этом промерзшем корабле.

— Ты про старика Феникса? — спросил он.

— Нет, — ответила Берни, — просто кое-что вспомнила. А ты о чем?

— Отец Маркуса пришел проводить его, хотя Маркус и не сказал, когда и откуда мы отплываем. — Карлос поставил на пол ящик, смахнул со лба пот, а потом вытер руку о штанину. — Он тоже участвует в операции. Только не говори об этом Маркусу.

— Разве Маркус еще не привык ко всей этой секретной чепухе? Феникс с головой увяз в секретах.

— Знаешь, его отец о многом не рассказывал сыну долгие годы. Это личное дело. Но, думаю, оно еще сильно тревожит Маркуса.

Берни некоторое время обдумывала его слова. Но теперь она знала о Маркусе гораздо больше: при всей его суровости и железной дисциплине он оказался нормальным парнем, обиженным на своего отца. Именно это и требовалось знать сержанту.

— Да, хитрый ублюдок! — повторила Берни.

КАЮТА ЛЕТНОГО ЭКИПАЖА, ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ «ПОМЕРОЙ». ЯКОРНАЯ СТОЯНКА В ДВУХСТАХ КИЛОМЕТРАХ СЕВЕРНЕЕ МЫСА АСФО

— Сэр, что вы скажете моим родным, если я погибну?

Хоффман приподнял горячий утюг над своим мундиром и взглянул на молодого парня, стоявшего у открытой двери. Людовик Йонг не выглядел особенно встревоженным: молодые люди размышляют о гибели отвлеченно, не представляя, что это может случиться с ними. Просто Йонг обладал дотошным характером и любил, чтобы все было разложено по полочкам.

— Я скажу им правду, — ответил Хоффман. Он всегда избегал соблазна заверить солдат, что все будет в порядке. Лишь один раз он поступил именно так и до сих пор сожалел о мучительной ошибке. — Если только позволит степень секретности миссии. Но если мы выполним поставленную задачу, она перестанет быть секретной.

— Спасибо, сэр. Я не хотел бы, чтобы они мучились от неизвестности.

Хоффман решил, что несколько морщинок не повредят его форме. Сейчас его место — на общем сборе. Он должен укрепить моральный дух подчиненных, пускай до сих пор и не преуспел в этом занятии. Хоффман не знал, как вести за собой людей. Он мог только выйти перед строем, сказать, что он думает о своих воинах, что от них требуется, а потом стать одним из них, пока работа не будет выполнена. Вот это, кажется, у него получалось.

— Йонг, собери всех в грузовом ангаре, — произнес Хоффман. — Я приду через пару минут.

И ждать Хоффман тоже не любил. А потому сразу направился к связистам, где надеялся найти Майклсона и выяснить, как идут дела у отвлекающей флотилии и у корабля десантников.

В помещении было тихо и почти темно. Связисты сидели каждый за своим экраном и внимательно следили за появляющимися столбцами информации и схемами. Хоффман не сразу понял, кто из них следит за картой, — для него все изображения были почти одинаковы.

— Где сейчас находится «Калона»? — спросил он.

Старший офицер «Помероя» Фуллер указал на экран и постучал пальцем по ничем не приметным точкам с обозначенными над ними цифрами. Целая россыпь таких точек скопилась в нескольких километрах севернее «Помероя». Для всего мира ситуация выглядела так, будто корабли намеревались атаковать прибрежные города Бонбург и Берефус и заодно с ними канал, проходящий по северной территории Остри к Пеллесу.

— Что ж, командир, это выглядит впечатляюще, — сказал Хоффман. — Есть сведения, что инди купились на нашу уловку? От Ивера я не смог добиться ничего определенного.

— Через сорок пять минут состоится сеанс связи со спутником. Тогда мы сможем обновить информацию.

Ничто не могло заменить полноценной разведки на местности, проводимой самими солдатами. Сейчас же им оставалось только полагаться на работу коллег агента Сеттайль, а Хоффман до сих пор ничего о них не знал. Ему приходилось доверять ее ловкости. В конце концов, они же предоставили план комплекса и уйму технической информации.

"Но в будущем, после того как мы докажем свое умение, я приложу все усилия, чтобы заполучить собственные разведывательные подразделения. Никакой информации из третьих рук. Бойцы сами должны искать то, что им нужно".

Успех операции «Уравнитель» вовсе не означал бесспорный конец войны. Должна быть принята новая военная доктрина, отличная от той, при которой вырос Хоффман. Он верил в могущество небольших команд специалистов.

Связисты, не отрывая глаз от экранов, слегка подтянулись и выпрямились на своих местах. В комнату вошел Майклсон.

— «Калона» идет полным ходом, — объявил он. — Корабль будет на месте к двадцати трем часам завтрашнего дня. К двадцати пяти тридцати должны быть спущены на воду десантные суда.

— Хорошо. Я лучше скажу об этом своим парням. У одного из них в роте «С» служат старший брат и друг. Не хотелось бы утаивать этот факт.

— Известие может значительно поднять их боевой дух.

— Их боевой дух и так на должной высоте.

— Да, кстати, мой адмирал запросил у Дальелла инструкции на тот случай, если ваша группа потерпит неудачу, — негромко сказал Майклсон.

Хоффман не только предвидел подобный запрос, но знал ответ. Существовал только один вариант.

— И Дальелл приказал выпустить все ракеты и подключить авиацию, чтобы сровнять это место с землей, верно?

Майклсон кивнул:

— Я думал, вы должны это знать.

— Я был бы разочарован, если бы он решил иначе, — кивнул Хоффман. — Если уж они узнают, за чем мы охотимся, вряд ли представится возможность повторить операцию позднее. Необходимо разгромить весь комплекс.

— Конечно, все зависит от того, что именно Дальелл подразумевает под неудачей. Другими словами, и каком случае миссия будет считаться проваленной.

Возможно, Майклсон хотел сказать этим что-то еще. Возможно, он что-то слышал, или что-то узнал, или сделал вывод, что ими руководит нервный командир с дрожащим пальцем на курке.

— Я думал, это была операция Ивера.

— Это и есть операция Ивера, — сказал Майкл- сои. — До тех пор, пока остается возможность не просто помешать СНР запустить "Молот".

— В таком случае лучше не допускать сомнений в нашем успехе, — Хоффман изучил все иносказания начальников, но родным этот язык для него так и не стал. — Я так и говорил своим ребятам с самого начала. Иногда полезно дать нагоняй самому себе.

К тому времени, когда Хоффман добрался до грузового отсека, десантники уже сняли со спины «Лангеры», а воины Песанга терпеливо сидели, скрестив ноги, словно послушные школьники.

— Как вы понимаете, нам остается только ждать, — заговорил Хоффман. — «Калона» отправилась в путь. Завтра к ночи десантники должны высадиться на берег. В случае контратаки инди они будут прикрывать паши спины. Если все пойдет по плану, все мы успеем вернуться до того, как противник узнает, что произошло. — Он посмотрел на Дома, стоявшего с непроницаемым выражением на лице. — Извини, Сантьяго, что не предупредил тебя раньше. Это будет рота "С".

Дом, казалось, некоторое время обдумывал новость, а потом просиял улыбкой:

— А им сказали, кого они будут охранять?

— Я не знаю, — признался Хоффман. — Но постараюсь выяснить.

"Что ж, с этим я разобрался".

Хоффман ненавидел оставаться в неведении и подозревал, что остальные испытывают то же самое. Хотя иногда случалось все наоборот. Он не мог понять почему.

Майор повернулся к уроженцам Песанга:

— Сержант, у вас есть все необходимое?

Бай Так широко улыбнулся и показал огромные кожаные ножны, висевшие на поясе. Они были настолько длинными, что полностью пересекали его бедро.

— Мы получили все, что нам было нужно, Хоффман-саг.

Песанги были низкорослыми, с раскосыми глазами, отчего их лица казались постоянно ухмыляющимися. Этот небольшой неунывающий народ обитал в отдаленном районе Коалиции, где Хоффман никогда не бывал. Их обычным занятием считалось разведение скота, но, вероятно, занятие это было весьма опасным, поскольку они носили с собой самые огромные ножи, которые когда-либо видел Хоффман. И кинжалы служили не для украшения. Песанги сражались в ударных отрядах: их задачей было быстро и бесшумно уничтожить противника.

Они отлично показали себя при осаде Кузнецких Врат.

— Ну ладно, — сказал Хоффман. — Я буду в своей каюте. Постарайтесь немного поспать.

Солдаты, вероятно, так и сделают, но сам Хоффман знал, что не уснет. Остаток вечера он провел за сочинением традиционного письма, как поступал перед каждой операцией, если на это находилось время. На конверте большими печатными буквами он написал: МАРГАРЕТ ХОФФМАН. Он отдаст это письмо Майклсону, чтобы тот доставил его по назначению, если произойдет непоправимое. Он проделывал все это уже много раз, и слова утратили то значение, когда он впервые осознал, что пишет самое важное послание в своей жизни, что пишет письмо, имеющее огромный смысл независимо от его содержания: ведь это будет его последней весточкой жене. Порой ему хотелось, чтобы Маргарет прочитала одно из писем, ему была интересна ее реакция, но каждый раз, возвратившись с задания, он забирал письмо и сжигал.

За долгие годы его чувства претерпели изменения. Письмо, написанное накануне битвы у Кузнецких Врат, дышало искренностью. Все последующие составлялись с одной целью: не навредить.

Возможно, она когда-нибудь передаст письмо в музей Тиранской пехоты. Помня об этом, Хоффман хотел быть уверен, что его последние слова благоприятно скажутся на репутации полка.

Глава 11

Сантьяго — примерный солдат и один из храбрейших воинов из всех, кого мне довелось видеть. Но далее при такой исключительной характеристике я не могу рекомендовать его на должность капрала. Его преданность Фениксу может превзойти верность Коалиции. Даже если этого не случится, решение Сантьяго встать на защиту Феникса ставит под вопрос его лояльность. Тем не менее… Хоть я и выступаю против его выдвижения в капралы, я хотел бы выразить свое личное восхищение его решимостью поддержать друга, невзирая на последствия этого шага.

(Подполковник Джеймс Амстин дает характеристику рядовому Доминику Сантьяго вскоре после трибунала над Маркусом Фениксом)

ПРОИЗВОДСТВЕННЫЙ КОМПЛЕКС У СЕВЕРНЫХ ВОРОТ, ХАСИНТО. НАШИ ДНИ, ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ДНЯ-П

— Ого! — Федерик Рохас вышел навстречу вернувшемуся вертолету. Он почти с восхищением смотрел на почерневший кровоподтек вокруг глаза и разбитую губу Берни. — Кто же это сделал?

— Червь, — ответил Дом. Без шлема Федерик выглядел невероятно юным, и очевидное сходство с Яном, его погибшим братом, вызывало неприятное беспокойство. — Она пригласила его присесть рядом и обсудить разногласия.

— Ты схватилась с ним врукопашную? Правда? На кулаках?

— Такая же правда, как и все остальные слухи, — буркнула Берни. — Эта тварь ударила меня в тот момент, когда я разрезала ее пополам.

— Вот это да! Похоже, я много пропустил.

Берни, проходя мимо, потрепала его по голове:

— Не спеши. Война еще не закончилась, мой милый.

Хоффман почти выпал из вертолета и с явным трудом заковылял по двору. За его спиной лейтенант Барбер одобрительно поднял вверх большой палец.

— Сэр, вам необходимо заняться раной, — крикнул Барбер вслед Хоффману. — Эта перевязка долго не выдержит. Вы уверены, что не хотите возвратиться с нами?

— Я выживу, — буркнул Хоффман. — Спасибо. И поскорее возвращайтесь на базу. Ваша помощь может потребоваться где-то в другом месте.

Маркус не бросился ему помогать. Это сделал Коул. Он взял Хоффмана под руку, и у того не было никакой возможности ему помешать. Казалось, Хоффман испытывает смущение из-за того, что был ранен. Коул усадил его на откинутый борт бронетранспортера и достал из поясной сумки шприц с обезболивающим средством. Потом вытащил еще один стерильный перевязочный пакет.

— Сэр, вы позволите мне это сделать или предпочитаете заняться лично?

— Мне не так уж и больно. Прибереги шприц для себя, Коул. — Хоффман расстегнул ботинок, закатал штанину и внимательно осмотрел повязку. — Тебе еще возвращаться в одной машине с Бэрдом. Чтобы это вынести, возможно, придется воткнуть шприц себе в задницу.

— Сэр, он невыносим, но очень полезен.

— А где «Джек»? Ему пора бы уже вернуться.

Маркус замер, прижимая рукой наушник, чтобы не пропустить радиосообщение.

— «Джеком» управляет лейтенант Штрауд. Она проверяет обратный маршрут. — Он немного помолчал. — Повсюду полно бродяг. Поступило два донесения о выходе Саранчи, но достаточно далеко от нашего маршрута. Беспокоиться пока не о чем.

— Это «пока» — твое заключение?

— Нет, полковник, лейтенанта Штрауд. Она всегда осторожна.

Дом взглянул на часы, затем поднял голову. Небо затянуто тучами, и скоро совсем стемнеет. Любой здравомыслящий солдат старался воздерживаться от передвижений в темноте как из-за самой Саранчи, так и из-за ночных хищников — криллов. Несмотря на то что после применения светомассовой бомбы криллов никто не видел, весь комплекс был освещен яркими дуговыми лампами, чтобы отпугнуть этих тварей. Иначе такое скопление живой плоти стало бы отличной приманкой для криллов. Бежать от их острых крыльев здесь некуда.

Писка цыплят уже не было слышно. Дом предположил, что птицы сговорились не высовываться из клеток, чтобы хищные люди не свернули им шеи.

Сержант Пэрри прошел вдоль ряда машин и направился в сторону солдат, нетерпеливо постукивая пальцем по запястью. Под конец он уже перешел на бег.

— Сколько еще осталось, сержант? — спросил Хоффман.

— Примерно полчаса, сэр. Мы уже выстраиваем первую группу машин на позиции перед выходом.

— Вы быстро управились.

— Погружено далеко не все. Выполнены приоритетные заявки, а потом мы заполнили все свободное пространство. Не думаю, что мы сможем вернуться позже и забрать все, что пришлось оставить.

— Хорошая работа, Пэрри. — Хоффман поднялся на ноги, хотя для этого ему пришлось ухватиться за дверцу «Броненосца» с такой силой, что побелели костяшки пальцев. — Феникс, выводи свой бэтээр.

Дом забрался на место водителя. Маркус уселся рядом и вздохнул. Он как будто без труда вновь стал солдатом, но Дому его возвращение не казалось чем-то обычным. Дому очень хотелось узнать, что произошло за те четыре года, что Маркус провел в тюрьме. Но за короткое время, минувшее после его освобождения, ни разу не выдалось подходящего момента, чтобы даже спросить Маркуса, получал ли он письма и насколько там все было ужасно. Дом, надоедая Берни просьбами рассказать о брате или рискуя нарушить внешнее спокойствие Маркуса, вновь ощутил себя капризным ребенком. Но нельзя же было провести четыре года в Глыбе, а потом, выйдя на свободу, делать вид, что ничего не произошло.

Самое худшее — это перерывы между боями. Хорошо, если эти промежутки времени были заполнены сном, едой или спорами; в противном случае возвращались погибшие и потерянные, и тогда возникал вопрос: почему надо продолжать борьбу?

"Почему?

Потому что она где-то там.

Потому что Карлос никогда не сдался бы.

Потому что Маркусу тоже нужна надежда. И Коулу, и Бэрду, и Таю".

— Мне кажется, я надоел Берни, — заговорил Дом, пока они поджидали Рохаса.

— Ей никто не надоедает. Кроме Бэрда.

— Я дважды спрашивал ее о Карлосе. — Дому даже не надо было объяснять, что именно он хотел узнать. Маркус никогда не проявлял желания говорить на эту тему. — Она обещала рассказать мне, что произошло.

— Да, я слышал. — Маркус еще несколько секунд глядел вперед, затем повернулся к Дому. — Ты думаешь, это кому-то из вас принесет пользу?

— Ты за все эти годы почти ничего мне не рассказал. И до недавнего времени я как-то не задумывался об этом. Но, знаешь, когда людям кажется, что их время заканчивается, они стараются встретиться с теми, кого не видели много лет, стараются привести свою жизнь в порядок.

— Знаю. Но твое время еще не заканчивается.

— Она была откровенной. Берни сказала, что ее рассказ меня огорчит.

Маркус снова отвернулся и устремил взгляд на дорогу:

— Он подорвался, Дом. Ради бога, не заставляй меня описывать все подробности. Его наградили Звездой Эмбри. Если бы не Саранча, о нем могли бы снять фильм…

Верхний люк задрожал под тяжелыми ботинками, и через секунду на заднее сиденье плюхнулся Рохас, так и горевший энтузиазмом. Его появление убило малейшую возможность продолжить разговор. Дом едва не заорал от досады: за несколько лет это был самый длинный разговор с Маркусом, касавшийся смерти Карлоса.

— Эй, прошу прощения. — Рохас просунул голову между передними сиденьями и взглянул на каждого из друзей. Он уже надел шлем и теперь еще больше напоминал брата Яна — не только своим видом, но и повадками. Их сходство очень расстраивало Дома. Неужели погибшие не оставят его сегодня в покое? — Я помогал Таю вывести его «Броненосец». Кто-то из штатских заблокировал ему дорогу, и я боялся, что Тай съест парня живьем.

Маркус мгновенно стал прежним сержантом Фениксом.

— На самом деле Тай гораздо выдержаннее. Он иногда болтает чепуху, но агрессию приберегает для червей.

Разговор перешел на совершенно другие темы. Дом, прислонившись головой к боковому люку, ждал приказа о выступлении и гадал, что может быть хуже той гибели Карлоса, которую он представлял себе все эти шестнадцать лет.

— Центр контроля вызывает «Дельту». — Голос Ани Штрауд заставил его очнуться. — «Дельта», зарегистрированы новые появления Саранчи. Я отслеживаю ситуацию. «Джек» скрытно проводит разведку. Будьте настороже, когда тронетесь в обратный путь, ладно?

— Есть, мэм, — механически ответил Дом.

— Прошел слух, что в столовой сегодня вечером готовят лапшу. Я хотела вас немного подбодрить. Думайте о мясных фрикадельках.

— Никакая Саранча не может задержать бойцов, если их ждут фрикадельки.

— Так держать. Центр контроля закончил.

Рохас снова наклонился вперед:

— А я и не знал, что у нее есть чувство юмора.

— Нам предстоит еще долгий обратный путь.

— Ох…

— Никаких «ох», договорились?

Дом не понимал никакого юмора, когда речь шла о женщинах. Для него существовала только Мария: всегда и везде одна Мария.

Минут через десять наушник Дома вновь ожил, и на сей раз послышался голос Хоффмана:

— Сантьяго, начинай движение. Водителям конвоя, поддерживайте интервалы. Не останавливаться.

В случае контакта с противником и нарушения порядка колонны будьте готовы изменить направление. При переговорах используйте свои позывные, держите каналы связи открытыми. Разговоры допускаются только в случае крайней необходимости. Хоффман закончил.

Дом завел «Броненосца» и двинулся к воротам. Небо уже стало багряно-пурпурным, и огни складского комплекса постепенно таяли в темноте. Вскоре Дом мог разглядеть только ряд покачивающихся позади фар.

Он еще помнил то время, когда уличное освещение Эфиры подсвечивало облака и сияние можно было заметить за два десятка километров от города. Энергии было достаточно. Теперь улицы оставались почти темными и наружное освещение включалось лишь на несколько ночных часов. Комендантский час не был официально объявлен, но все равно соблюдался.

Дом увеличил скорость, в полумраке свернул за угол и вывел колонну на главную дорогу, ведущую к последнему пристанищу человечества.

И даже на этих пустынных улицах он на каждом шагу продолжал искать Марию.

ЦЕНТР КОНВОЯ

У Хоффмана дьявольски болела нога.

Это здорово помогало оставаться настороже. Каждый раз, когда БТР подбрасывало на неровной дороге, Калисо поглядывал на полковника, словно ожидая, когда очередная рытвина заставит его застонать. Может, все же пора сделать обезболивающий укол?

"Я идиот. Если бы меня убили, кто встал бы на мое место? Рейд или Маклинток. И тогда прощай, человечество. Оба они порядочные тупицы".

Хоффман не хотел остаться в истории как деятель, при котором человечество прекратило свое существование. И даже мысль, что в этом случае не было бы никакой истории, чтобы его осудить, ничуть не облегчала его ношу. Но он не может жить вечно, а генофонд офицеров с каждым днем становился все беднее. Мысли о преемственности постепенно становились настойчивее; надо найти способного молодого человека и подготовить его для будущей замены. Феникс, не будь он таким импульсивным и грубым мерзавцем, мог бы стать неплохим кандидатом.

"Да, конечно, я вижу в этом иронию. Возможно, я не доверяю ему по той причине, что не доверяю сам себе".

Однако он поймал себя на том, что даже мысленно не назвал его предателем.

"Как же я пошел на такое?"

Хоффман никогда в своей жизни не чурался грязной работы, а ее немало выпало на его долю. Только сейчас он с ужасом осознал, что бросил Маркуса Феникса в пустой тюрьме и не проявил к нему элементарного милосердия, в котором не отказывают даже паршивой собаке. Не послал ему пулю в голову, чтобы избавить от дальнейших мучений. Лишь в последние несколько ночей Хоффман в мельчайших деталях представил себе смерть, которую так хорошо узнал на предыдущей войне. Рано или поздно кончатся еда и вода: еда очень быстро, вода, возможно, через несколько недель. Или Саранча прорвется в камеру. Неужели кто-то заслуживает такой гибели? Неужели Маркус Феникс своим героизмом на войне не заслужил хоть немного милосердия? Или Хоффман считал себя лучше его?

Это было мгновенное решение.

"Откройте замки, выпустите этих негодяев".

"И Феникса, сэр?"

"Нет, его оставьте. Пусть гниет, что бы ни случилось".

Всего одно мгновение, пока он не схватился за оружие на бедре и не бросился разрешать очередной кризис.

Но срочность не могла послужить оправданием: Хоффману каждый день приходилось принимать решения в доли секунды. Его смущало то, что он не понимал, почему так поступил. Человек, принявший это решение, был ему незнаком; это был не тот Виктор Хоффман, каким он себя считал. Он понял это в то мгновение, когда увидел, как Маркус выходит из вертолета — спасенный Домом, который не побоялся нарушить приказ и даже был готов умереть за друга. В тот момент Хоффману пришлось посмотреть в глаза обоим: Фениксу и Дому.

"И Феникс все еще хочет сражаться. Даже после всего этого дерьма. Даже после того, как я его бросил. Он все еще старается изо всех сил".

Хоффман спрашивал себя, не мнение ли Дома Сантьяго беспокоит его больше, чем все остальное?

"Ты это сделал. Смирись с этим. И учись".

Впереди лежала прямая дорога: никаких поворотов, тупиков, туннелей; отличная видимость даже в неровном свете редких фонарей. Дома по сторонам более или менее уцелели, и можно было подумать, что это обычные городские окраины до Дня-П. Бродяги немногочисленными группами стояли, прислонившись к стенам домов, или сидели на ступеньках. Они курили, пили и наслаждались давно забытой возможностью расслабиться и не прятаться в норы. Даже поднятые средние пальцы в знак презрения к Коалиции казались почти доброжелательным жестом.

Здесь не может быть никакой засады.

Но Калисо крепче сжал пальцы на руле. Хоффман вдруг понял, что и сам напряженно озирается по сторонам, отыскивая угрозу, притаившуюся среди груд неубранного мусора. Он не замечал никаких признаков противника, намеков на засаду, которые его, бывшего когда-то молодым бойцом, столь тщательно учили различать. С тех пор бдительность стала для него таким же естественным чувством, как зрение или слух.

Люди еще оставались на улице. Не было ни одного припаркованного автомобиля, который надо было бы объезжать. Ни одна материальная угроза не отражалась на радаре, и все же Хоффман знал, чувствовал, ощущал на языке, каким-то непостижимым образом понимал, что неприятности уже близко.

Калисо, держа одной рукой руль, вторую положил на рукоятку оружия. Он тоже это знал.

В наушнике Хоффмана зазвучал ровный голос Феникса. Казалось, он заполняет всю голову.

— Бэтээр-один — всем экипажам. Мы почувствовали вибрацию. Будьте начеку.

Возможно, это ровным счетом ничего не означало. Это мог быть сдвиг породы, все еще не успокоившейся после взрыва светомассовой бомбы. Это мог быть просто разрыв сточной трубы, но бродяги вдруг стали исчезать с улиц, прячась внутри зданий, а Хоффман доверял звериному чутью, еще жившему в каждом человеке, ничуть не меньше, чем современным технологиям. Хотя и последние тоже могли бы помочь.

— Командир конвоя вызывает центр контроля, — произнес он в микрофон. — Штрауд, у нас возможный контакт. Ощутили вибрацию. Сделайте еще одну проверку маршрута.

— Уже выполняю, полковник. «Джек» следует впереди колонны. Я послала его по маршруту.

Аня хорошо соображала. Она понимала, что такое засада. Она знала, что их могли подстеречь где угодно…

— Черт!

Крик был настолько громким, что у Хоффмана заложило ухо. А он даже не мог определить, откуда поступил сигнал, — никаких позывных. О какой дисциплине можно говорить со штатскими! Калисо вел БТР на прежней скорости. Если ты не видишь засаду — продолжай двигаться. Если увидел — жми на тормоза и быстро отходи назад.

— Два-двадцать пять, на нас напали, машина перевернулась! — (Номер означал, что машина шла позади командного БТР. Вслед за ними еще двигалось много автомобилей.) — Проклятые черви!..

Выстрелы загремели одновременно и в наушнике Хоффмана, и снаружи, между домами. Раздалось и несколько взрывов — похоже, в атаке участвовали бумеры. «Джек» продолговатой тенью на высокой скорости пролетел над головами, направляясь к хвосту колонны. Грузовики, разделенные двадцатиметровыми интервалами, растянулись в городской застройке на целый километр. Хоффман не знал, в каком месте остановился номер два-двадцать пять и есть ли возможность другим машинам обойти его стороной. Это мог видеть только «Джек». Хоффману и всем остальным водителям колонны оставалось только ждать указаний по рации. Они были слепыми. Только «Джек» мог увидеть всю картину, а через его электронные глаза — Аня Штрауд.

— Штрауд, что там происходит?

Она отозвалась мгновенно:

— Контроль вызывает два-двадцать семь. Сворачивайте влево, влево, влево. Всем машинам, следуйте за два-двадцать семь.

Значит, два-двадцать шесть тоже пострадали. Штрауд взяла на себя руководство и направила остаток колонны в обход, мимо засады. Теперь надо было выиграть время. Если черви прорвались там, они могли выбраться наружу где угодно. Но конвой должен был продолжать движение, чтобы лишить их возможности напасть снова.

— Два-двадцать семь, у меня только один бот в воздухе, так что на каждом перекрестке сообщайте, где вы находитесь, чтобы я могла указать дальнейшее направление.

— Контроль, это два-два-семь. Сворачиваю влево на автостраду. — Голос ответившей женщины дрожал от страха, но она крепилась, не поддавалась ему. Неплохо для штатских. — Это черви, мы видели их. Впереди все чисто.

Женщина не представляла, куда ехать дальше.

— Штрауд, держите «Джека» поближе к ведущему транспорту, — приказал Хоффман. Калисо сдал назад, развернулся и на большой скорости погнал «Броненосца» вдоль колонны грузовиков. — Мы движемся к концу колонны, попытаемся разогнать червей. Как обстановка?

— «Джек» пролетел над местом засады, сэр. Грузовики два-двадцать пять и два-двадцать шесть остановлены и сильно повреждены, два-двадцать шесть уже горит. Я вижу… водителя и стрелка… они все еще в кабине. Два-двадцать пять… водитель и стрелок мертвы, машина перевернута вверх колесами.

— Точно мертвы?

Аня ни секунды не колебалась:

— Нет необходимости проверять пульс. Они разорваны на части.

Наблюдателям порой приходилось тяжелее всего, тем более что изображение передавалось крупным планом.

Но существовали нерушимые правила: одно требовало продолжать движение и покинуть опасную зону, а второе — всеми силами уничтожать противника. Хоффман и Калисо следовали второму варианту. Полковник изогнулся, насколько мог, и достал с заднего сиденья гранатомет. Раненая нога больше не беспокоила. Хорошая штука этот адреналин! Как только слева исчезли последние огни проходивших машин, Хоффман приготовил оружие и потянулся вперед, чтобы открыть верхний люк. Последние машины уже скрылись из виду, и впереди лежала пустынная дорога, слабо освещенная желтым огнем горящего вдали грузовика.

— Вряд ли они станут нас ждать, — произнес Калисо. — Но и уйти далеко они тоже не могли.

В нескольких метрах от места атаки он остановил БТР. На земле виднелись распростертые тела, но забрать их пока было невозможно. Пара мертвых червей лежала в луже темной жидкости, в первое мгновение принятой Хоффманом за топливо из пробитого бака, но при более внимательном осмотре оказалось, что это кровь. Из темноты показались фары подходившей машины, но она свернула влево, как и было приказано. Где-то дальше двигался по дороге и замыкающий «Броненосец» с Коулом, Матаки и Бэрдом.

— Центр контроля — конвою. На поверхности замечены трутни Саранчи, они направляются по проспекту к автостраде, — доложила Аня. Вероятно, она послала «Джека» осмотреть окрестности с большой высоты, чтобы представить общую картину. — Численность — не меньше тридцати. Они проходят между зданиями.

Все водители слышали каждое ее слово. Хоффман надеялся, что штатские не потеряют голову и не станут рассеиваться по боковым улочкам. До сих пор гражданские водители вели себя отлично и все время оставались на связи.

На канале послышался голос Бэрда:

— Бэтээр-три — Хоффману. Если хотите, мы могли бы помочь. Мы можем свернуть влево по каналу, срезать угол, обогнать их и перехватить у ротонды.

Прокладывание туннелей требовало много времени и сил, которых у червей не всегда хватало. На поверхности они двигались быстрее, зато их было легко обнаружить. Почти невозможно было следить за врагом, который двигался под землей. В конвое не было радара или звукового резонатора, который мог бы засечь направление перемещения червей. Так что оставалось только строить догадки. Не исключено, что их заманивали в ловушку перед решительной атакой.

Но Бэрд частенько умудрялся думать, как червь.

— Позади конвоя все чисто, сэр, — доложила Аня.

— Бэтээр-три, можете отклониться от маршрута и осуществлять преследование.

"Можно было бы взять больше «Броненосцев». Если бы только у нас их было достаточно…"

С каждым днем и с каждым сражением в Коалиции оставалось все меньше техники. Машины бились или сгорали, и заменить их было нечем. Хоффман опустился на свое сиденье:

— Мы займем место замыкающего «Броненосца». Если успеем вовремя, дадим им хорошую взбучку с двух сторон.

— Все понял, сэр.

— Я не хотел бы вас тревожить, полковник, — заговорил Феникс, — но если черви повернут направо в конце проспекта, это будет означать, что они направляются к мосту.

Калисо тронул бронетранспортер, трижды свернул, огибая квартал, и направил машину вдогонку за уходящими грузовиками. Ехать оставалось не так уж и далеко: сразу за рекой конвой попадал на проверенную гранитную плиту без трещин и провалов. Так что червям, если они намерены атаковать, придется тоже переправляться по мосту.

— Феникс, — откликнулся Хоффман, — нельзя позволить им добраться до моста.

Иногда самая обычная фраза выталкивала Хоффмана в мир прошлого.

"Нельзя позволить им добраться до моста".

Слово «мост» в присутствии Дома Сантьяго для Хоффмана ассоциировалось только с одним событием: с героической гибелью Карлоса Сантьяго у мыса Асфо, когда он с Маркусом защищал мост, чтобы обеспечить Хоффману необходимое время для выполнения задания.

Возможно, его слова навели Феникса на те же воспоминания. А может быть, и нет. Но Хоффман мог поспорить, что Маркус все же подумал о мысе Асфо.

— Слушаюсь, сэр.

Лицо Калисо в свете приборной панели стало совсем чужим и превратилось в маску воплощенной жестокости. Металлический пирсинг и затейливые татуировки выглядели, без преувеличения, жутко. Когда БТР достиг поворота перед местом нападения Саранчи, Калисо замедлил ход и окинул взглядом опрокинутые грузовики. Вокруг уже сновали бродяги и проворно растаскивали все, что не успело сгореть.

А в машинах еще лежали тела людей, которые рисковали собой ради спасения человечества и заплатили за это своими жизнями.

"Мы не можем останавливаться. Правила и причины тебе прекрасно известны".

Если об этом забыл Калисо, Хоффману забывать было нельзя.

— Сэр, прошу разрешения выйти из машины, — скороговоркой пробормотал Калисо.

Они должны защищать живых. Они теряют драгоценное время.

— Разрешаю, — буркнул Хоффман.

Калисо остановил БТР, забрал у Хоффмана гранатомет и зашагал к машинам, на ходу размахивая свободной рукой, чтобы разогнать бродяг. Хоффман тоже вышел из «Броненосца» и встал у открытой дверцы, на всякий случай держа наготове оружие.

— Отойдите от грузовика! — закричал Калисо. — Вы его оскверняете!

"Проклятие! Этот псих опять ударился в философию".

— Это собственность Коалиции! — крикнул Хоффман, чтобы бродяги поняли, о чем идет речь. — Убирайтесь отсюда, или мы откроем огонь! Понятно?

Это было стандартное предупреждение для мародеров, но мера пресечения почти не применялась к бродягам. Кое-кто из них оглянулся на крики, некоторые предпочли убраться, но остальные продолжали вытаскивать ящики, словно разъяренный островитянин с заряженным гранатометом в руках и «Лансером» на плече не стоил их внимания. Один мужчина — ненормальный самоубийца — даже сцеживал из бака горючее.

— Все покрыто грязью и забрызгано горючим, — произнес один из грабителей. — Неужели вы станете это есть? А мы голодаем.

— Это временное воинское захоронение, — сквозь зубы процедил Хоффман и прицелился. — Мы рискуем здесь своей жизнью.

Бродяги бросились в укрытие. И Калисо выстрелил.

Но он целился в грузовик. Огромный шар огня и дыма взметнулся к небу. Калисо, нахмурив брови, подождал, пока огонь разойдется по всему грузовику, затем повернулся к зданию, где прятались бродяги.

— Я скоро вернусь! — крикнул он. — И не смейте больше приближаться к машине.

Калисо вернулся в БТР, и Хоффман заглянул в его лицо:

— К чему все это, рядовой?

— Это воинское захоронение, как вы правильно сказали, сэр. — Тай завел двигатель и поставил ногу на педаль газа. — Кремация здесь вполне уместна. Вы позволите забрать останки позже, сэр?

Забирать было почти нечего, но Хоффман понимал, почему вид суетившихся мародеров рядом с телами погибших так разъярил Калисо. Только он выбрал довольно странный способ выразить свои чувства.

Тем не менее это удержит бродяг от дальнейшего разграбления грузовиков.

— Разрешаю, — ответил Хоффман. — Никто не должен быть забыт: ни живой, ни мертвый.

Это обещание Хоффман всегда старался выполнять. В такие времена соблюдение правил было не менее важным, чем спасение человеческих жизней. Если человечество выживет ценой скатывания к варварству, различия между Саранчой и людьми быстро исчезнут.

Он не раз заглядывал в эту пропасть. Стоит туда упасть, пути назад уже не будет.

ГОЛОВНОЙ БТР, ПОБЛИЗОСТИ ОТ РЕКИ

— Как же я все это ненавижу, — процедил Дом.

Переговоры между водителями, Хоффманом и центром контроля были единственным источником информации о полной картине конвоя. Но вывело его из себя не то, что он услышал, а долгие паузы между докладами о текущей обстановке и нападениями противника. Если ты чего-то не видишь, мозг пытается самостоятельно заполнить пробелы. Вроде как слушаешь радиопередачу, которая идет на неустойчивой частоте, и знаешь, что сигнал окончательно исчезнет, если что-то пойдет не так.

— Какие у нас потери из-за атаки? — спросил Рохас.

— Два штатских водителя и два отставных солдата. — Маркус разложил на коленях карту и сосредоточенно ее изучал. — И несколько тонн продовольствия.

— Два-сорок пять вызывает центр контроля, — послышался голос одного из водителей. — У меня проблемы с трансмиссией. Вытекает жидкость. Включил аварийные огни.

— Дело дрянь. — Маркус даже не поднял головы. — Это платформа с бродильными чанами. Нестандартный габарит.

— Сможете справиться сами? — спросила Аня.

— Не смогу. А если остановлюсь, блокирую движение. Позади меня еще два грузовика и бэтээр.

На карте дороги выглядели вполне проходимыми, но в районе Хасинто уже несколько лет не проводился ремонт автострад; в любой момент улица могла быть заблокирована действиями Саранчи или просто рухнувшим зданием. Чтобы составить новый маршрут, Ане приходилось полагаться только на трансляцию с "Джека".

— Два-сорок пять, через сто метров после колледжа Грин есть правый поворот. Этот проезд выведет тебя обратно на главную дорогу. Тебе хватит места, чтобы повернуть?

— Я попробую. Все равно в моторе появился скрежет. Машина скоро встанет, так что у меня нет выбора.

Маркус вмешался в разговор:

— Аня, остальные машины могут объехать два-сорок пять, забрать экипаж, а за грузом вернуться позже.

— Если он остановится на обочине, я могу помочь, — предложил Бэрд.

Водитель ненадолго задумался:

— Ладно, давайте попробуем. Иначе бродяги растащат все, что не приколочено гвоздями, а запчасти нам нужны не меньше, чем эти чаны. Если понадобится, я останусь и покараулю, пока не приедет ремонтная бригада.

— Я же сказал, что помогу справиться, — повторил Бэрд.

— Я вижу поворот.

— Хорошо, два-сорок пять, сворачивай к колледжу Грин. Остальным машинам продолжать движение по маршруту.

— В бэтээр-три замена водителя, — добавил Бэрд.

— Бэрд, что ты делаешь? — спросил Маркус.

— Покидаю машину, чтобы оказать помощь два-со- рок пять.

— Контроль, я занимаю его место, — сообщил Коул. — Дэмон отдал мне ключи, но предупредил, чтобы к полуночи я был дома.

Теперь с Бэрдом было бесполезно спорить. Кроме того, он был прав: если кто-то и мог заставить грузовик продолжать путь, то только он.

— Бэрд покидает бэтээр, чтобы оказать помощь водителю? — спросил Дом. — Должно быть, он сильно ударился головой…

— Это я уже слышал, болван.

— Он всего лишь хочет доказать, какой он классный спец, — добавил Коул.

Хоффман прервал разговор:

— Освободите канал связи от посторонней болтовни, кумушки.

Впереди виднелась цепочка огней на мосту Тимгад, напоминающая взлетно-посадочную полосу аэропорта. Скоро уже первые грузовики будут дома, в безопасности, а он может вернуться и разобраться с отставшими.

— Аня, как у нас дела?

— «Джек» с трудом отслеживает трутней. Они передвигаются под прикрытием зданий.

— Есть какие-то признаки, что их интересует мост?

— Пока нет.

Только трутни. Ни риверов, ни немацистов, ни берсеркеров — никого, с тех пор как взорвалась светомассовая бомба. Дом старался не слишком высоко возноситься в надеждах, но все-таки начинал думать, что Саранче нанесен сокрушительный удар.

Но они не исчезнут как по мановению волшебной палочки.

Отставшие. Если только они не придерживаются нового плана… а они не слишком преуспели в этом за последние четырнадцать лет.

— Контроль, мы подъезжаем к ротонде, — сообщил Коул.

Ротондой называли культурный центр: два полукружия музеев и галерей вокруг огромного, вырытого в земле амфитеатра, предназначенного для летних концертов и представлений, во время проведения которых площадь закрывалась для движения. Дом не участвовал в представлениях, но здесь было приятно гулять по вечерам и пить чересчур дорогое пиво. А сейчас это место превратилось в отличную позицию для засады, если только черви проявили такую настойчивость, чтобы дойти сюда.

— Они могли бы уже добраться.

На канале связи послышался свист рассекаемого воздуха, и где-то на заднем плане недовольно заворчала Берни. Наверное, Коул слишком энергично сокращал путь.

— Бэтээр-три, мы движемся к югу от вас, — заговорил Хоффман. — Мы видим их. Проклятие!.. — (Загрохотали выстрелы.) — Они тоже нас увидели.

— Мчимся к вам, сэр, — ответил Коул. — Берни считает, что эти черви могут быть съедобными.

Теперь Дом понял, как должна чувствовать себя Аня. Сердце бешено забилось от бессилия, что он не может оказать поддержку попавшим под обстрел друзьям.

— Это сводит меня с ума.

— «Джек» засек еще группу трутней, сэр, — сообщила Аня. — Нигде не видно выходных отверстий, но трутни откуда-то появляются.

— Надо вернуться и помочь им выбраться оттуда. — (Еще несколько грузовиков промчалось к мосту мимо дверцы БТРа, где сидел Дом. Они все еще ждали, и только ритмичный гул двигателей отсчитывал время до окончания миссии.) — Нельзя же просто так сидеть здесь!

— Через пятнадцать минут все будут на той стороне, — сказал Рохас. — Даже при средней скорости.

В разговор вступил Бэрд.

— Я добрался до грузовика, — сказал он, слегка задыхаясь. Вероятно, ему пришлось пробежаться. — Порвалась прокладка. Заменю ее самополимеризующейся лентой, это все, что у меня есть, а потом… О черт…

— Контакт, контакт, контакт. Два-сорок пять, у нас контакт. Впереди появились черви.

Водитель платформы два-сорок пять старался докладывать о контакте по инструкции, но восклицания Бэрда уже было вполне достаточно. Дом услышал тяжелое сопение Бэрда, а потом застучали выстрелы.

— Черви повсюду вокруг нас, — произнес Хоффман.

— Сэр, я не думаю, что они нацелились на конвой, — сказала Аня. — Мне кажется, что их цель — солдаты. Это как приманка.

Едва Аня успела договорить, как Дом решил, что она права.

— Ненавижу кого-то огорчать, — заговорил Маркус. — Дом, садись на свое место.

Черви, хоть и выглядели омерзительными уродами, были довольно смышлеными созданиями. Они организовали еще одно нападение на конвой. Они понимали, что люди, такие как Хоффман и бойцы «Дельты», не пустятся в бегство и не оставят засаду без внимания, а предпочтут контратаковать. А это означало, что следующую ловушку можно строить где угодно.

Дом со скрежетом развернул БТР и погнал по шоссе, одновременно пытаясь вычислить кратчайший путь к ротонде и колледжу Грин. До каждой из этих точек было не больше пары кварталов. Оставшейся части конвоя теперь приходилось рассчитывать только на свои силы.

— Оставайтесь там, где стоите! — крикнул Хоффман. — Феникс, ты когда-нибудь будешь придерживаться плана?

— Аня может нас известить в случае необходимости.

— Проклятие, откуда они только выползают?

Согласно приказу все оставили каналы связи открытыми. Но теперь шум слышался с двух сторон; возгласы, дыхание и ругательства перемешивались в голове Дома, и он не мог ничего предпринять, чтобы избавиться от них.

— Мне приходилось бывать здесь раньше, — сказал Маркус. Дом знал: Маркус вспомнил то же самое, что и он. — И я не собираюсь повторять свои ошибки.

Глава 12

Я еще не встречал такого солдата, который считал бы себя героем. И дело не в ложной скромности. Они просто решают сделать что-то, что, по их мнению, они должны сделать, — обычно ради своих товарищей, потому что в противном случае эти люди пострадают. Такое побуждение оказывается сильнее любого страха. И если мы считаем подобные поступки исключительными, это свидетельствует не в пользу человечества. Я хотел бы жить в мире героев. Тогда у нас не было бы войн.

(Генерал Джолион Ивер, командующий сухопутными войсками Коалиции)

ВОЕННЫЙ КОРАБЛЬ «ПОМЕРОЙ», В РАЙОНЕ ПОБЕРЕЖЬЯ ОСТРИ. ЗА ЧЕТЫРЕ ЧАСА ДО НАЧАЛА ОПЕРАЦИИ «УРАВНИТЕЛЬ», ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

Каюта стала похожей на часовню — на одно из тех импровизированных уличных мест поминовения, куда люди приносят свечи и фотографии после землетрясения или наводнения.

Все переборки в каюте Хоффмана были увешаны фотографиями людей — но не мертвых, а пока еще живых. Это были ведущие ученые военного ведомства СНР. Хоффман старался запомнить каждое лицо. Когда ворвется в спальный корпус, он должен быть уверен, что выбирает верные цели. Смотреть этим людям в глаза оказалось гораздо легче, чем он думал.

"Я должен убивать штатских. Опять".

Эта мысль ставила под сомнение справедливость миссии. Но угроза делала ее неизбежной.

Возможно, и нет. Он не мог ничего знать наверняка, пока не начнется операция.

Кто-то негромко стукнул в открытую дверь. На пороге, с кружкой в руке, появился Бай Так:

— Не хотите ли кофе, Хоффман-саг? Мы только что сварили.

— Спасибо, сержант.

Бай Так протянул ему кружку и посмотрел на фотографии:

— Это тревожит вас, саг?

— Возможно. — Среди ученых были и женщины. Женщина способна так же верно убить вас, как и мужчина, и одна из них возглавляет роту солдат в операции «Уравнитель». Хоффман был учтив с женщинами, но ничуть не заблуждался по поводу их способностей. — Я был воспитан в строгих правилах. В правилах ведения войны. А вот убийство никогда не входило в мои обязанности.

— А, тогда мы сделаем это вместо вас. — (Народ Бай Така издавна поставлял рекрутов для Коалиции, и они до сих пор придерживались старинных обычаев.) — Ваши правила — это глупость, саг.

— Правила отделяют нас от хаоса. В большинстве случаев.

— Кто-то целится в вас из маленького ружья, вы стреляете в него, и это нормально. А кто-то целится из огромного орудия, которое невозможно удержать в руках, но оно тоже убивает — и вы не можете выстрелить. Это глупо, саг.

Удивительное здравомыслие Бая Така призывало Хоффмана пересмотреть свои убеждения. Сержант видел только угрозы и способы их устранения; миром же Хоффмана правили инструкции, приказы и политическая необходимость оправдать свои действия. Вероятно, поэтому песанги были прирожденными десантниками. Их доктрина гласила: делай то, что ты должен сделать, добивайся цели любыми способами, пока другие парни не проделали то же самое с тобой. И это были честные принципы.

"А я еще убеждал Феникса не проявлять излишней щепетильности".

— Ты прав, сержант, — сказал Хоффман. — Мой долг — защищать Коалицию и ее граждан, а не беспокоиться о своей душе.

Маленький песанг пожал плечами:

— Они ведь не возражают против спутников, которые убьют штатских, верно? Они не тревожатся о своих душах. Стоит ли вам о чем-то беспокоиться, саг?

Хоффман осушил кружку, вернул ее Баю Таку, и тот, посвистывая, пошел к себе. После их разговора Хоффман почувствовал себя намного лучше. Он вернулся к фотографиям и вновь стал изучать лица тех, кого агент Сеттайль обозначила ключевыми фигурами, обладавшими наиболее опасными знаниями. Таких специалистов было невозможно заменить и за несколько лет, а может, и никогда.

Беттрис… Иво… Мейриг…

Он прикрыл глаза и попытался мысленно представить себе их лица. Возможно, они изменились с тех пор, как были сделаны фотографии для удостоверений личности. Хоффман не был уверен, что узнает самого себя на снимке в личном удостоверении.

"На всякий случай мы рассредоточимся вокруг двери. Потом я открываю ее и приступаю к работе…"

Он вновь мысленно прошел маршрут, начерченный карандашом на плане первого этажа, развернутом на самодельном столике. Хоффман подсчитывал время, требующееся для того, чтобы добежать до двери жилого блока после взрыва ворот главного входа. Все стадии атаки были уже не раз рассмотрены и проверены. К этому моменту они знали все, что возможно узнать.

Связь — уничтожить все антенны.

Энергоснабжение — оставить работающий генератор, чтобы обеспечить связь с десантными ботами и не нарушить работу компьютера.

Все присутствующие считаются противниками. Все до одного.

В сутках было всего двадцать шесть часов. У Хоффмана не будет времени, чтобы изучать документацию, а командование КОГ требовало, чтобы у СНР не осталось ни малейшего шанса восстановить научную программу.

"Завтра к этому времени все будет закончено. Или я, возможно, буду убит…"

В системе внутрикорабельной связи прозвучал приказ палубной команде приготовиться к посадке «Ворона». Хоффман едва отметил это сообщение и продолжал обдумывать детали операции, время от времени поглядывая на висевшие на переборке часы, чтобы узнать, сколько времени осталось до последнего совещания. Но стук по дверному косяку снова прервал его размышления.

— Сэр? — Это был один из офицеров связи. — Агент Сеттайль и профессор Феникс прибыли. Капитан приглашает вас встретиться с ними в кают-компании.

— Что значит — прибыли?

— Они будут оценивать все доставленные вами материалы, сэр. Весь поступивший груз будет обрабатываться немедленно. Мы не можем полагаться только на передачу информации по линии связи. Она может быть подавлена.

Конечно, это единственный надежный способ сразу же оценить добычу. Они должны знать, когда можно будет отзывать войска от побережья Остри. То, что не удастся вывезти, необходимо уничтожить.

— Я буду готов через пять минут, — сказал Хоффман.

— И еще кое-что, сэр. Получено личное сообщение для одного из ваших солдат. Семья рядового Сантьяго пытается передать ему весточку о том, что его жена родила раньше положенного срока и ребенок здоров. Как вы посоветуете с ним поступить?

— Отдайте его мне, — решил Хоффман.

Он прочитал сообщение и спрятал его в карман. Здравый смысл подсказывал воздержаться до окончания миссии от любых действий, которые могли бы отвлечь бойца. Но мысль о том, что Сантьяго может погибнуть, так и не узнав, что у него родилась дочь, не давала покоя Хоффману.

"Вот так я теперь меняю приоритеты".

Сеттайль и Феникс превратили кают-компанию в операционную базу. Небольшие стальные кейсы с черными ручками были сложены в стопки на полу, а полированный стол почти полностью закрыли бумаги. Майклсон не сказал по этому поводу ни слова, но по выражению его лица можно было догадаться, что он не потерпит ни одной царапины на столе.

— Погода играет против нас, — сказала Сеттайль. — Полет сюда проходил не слишком гладко. Вы все еще хотите принять непосредственное участие в выполнении миссии, майор?

— Решение уже принято.

— Теперь экипажам «Воронов» предстоит решать, сумеют ли они спустить на воду «Марлинов», — заговорил Майклсон. — Дальелл всегда прислушивается к советам профессионалов.

Хоффман взглянул на стенные часы:

— Что ж, это необходимо для политика. Похоже, он не прочь переложить ответственность. Ладно, будем ждать до последнего момента, пока прилив не достигнет наивысшей точки. Если погода не улучшится, но они все же решат лететь и если вы сочтете, что у «Марлинов» есть шанс добраться до берега и вернуться, я за начало операции.

— Я согласен, — вступил в разговор Феникс. — Не думаю, чтобы в Остри еще раз приняли отвлекающую атаку третьестепенной цели за вторжение. У них тоже есть разведка. Рано или поздно они всё поймут.

— Я бы спустил десантников с корабля, но они не в состоянии взять достаточное количество топлива.

— Скажите, рота «С» после завершения миссии возвратится на «Калону»? — спросил Феникс.

— Так было условлено.

— Тогда я хотел бы повидаться с сыном, если это возможно.

Хоффману показалось, что профессор несколько запоздал, но на споры не было ни сил, ни времени.

— Это не мой вопрос, — сказал он, — но я уверен, уважаемый командующий сможет устроить вашу встречу.

Хоффман хотел бы знать, что собирается сказать сыну Адам Феникс и почему это не может подождать до возвращения в Эфиру. Однако это было не единственное срочное личное дело. Хоффман вспомнил о сложенном листке в своем кармане и решил, что пора собирать команду на финальную встречу.

Для начала он с глазу на глаз поговорит с Домом Сантьяго.

КОРАБЛЬ «КАЛОНА», ГДЕ-ТО К СЕВЕРО-ВОСТОКУ ОТ "ПОМЕРОЯ"

Метеослужба флота верно предсказала погоду, но немного ошиблась во времени. Ветер поднялся сразу после заката. «Калона» подверглась бортовой качке. Карлос пока не ощущал тошноты, но, прислушиваясь к тому, как часто спрыгивают с коек и устремляются в гальюн другие солдаты, и сам опасался заразиться морской болезнью. И все же, пока он не слышал, как рвало других, он чувствовал себя нормально. На самом деле нормально.

Он даже старался выработать собственную тактику, чтобы не обращать внимания на болтанку: то зажмуривал глаза, то фиксировал взгляд на панели над своей койкой. На полоске фанеры виднелись обрывки бумаги, как будто бывшие обитатели приклеивали туда разные картинки, а перед уходом забирали их с собой. Ничто не указывало на содержание картинок, но Карлос воображал себе фотографии жен, возлюбленных, детишек и, возможно, даже мужей, поскольку женщины служили и на флоте.

"Мы запаздываем.

Возможно, операция откладывается из-за погоды".

Он снова посмотрел на часы. Было уже 23:40, то есть то, что на корабле называлось "временем тишины". Но сегодня ни о каком спокойствии не могло быть и речи. Хотя большая часть солдат — кроме тех, кто мучился от морской болезни, — спала и со всех сторон доносился размеренный храп, за дверью кубрика кипела нескончаемая работа. Через пару часов, во время прилива, десантные суда должны выскользнуть из трюма «Калоны» и направиться к побережью севернее мыса Асфо.

"Мы запаздываем".

Корабль как будто двигался по спирали. Карлос никак не мог определить, то ли они уже встали на якорь, то ли медленно, зигзагами приближаются к заданной точке. Он почти ничего не знал о кораблях, кроме того, что почерпнул на двух занятиях и уяснил накануне. Внезапно он услышал шорох ткани, как будто кто- то пробирался между рядами коек. Затем чья-то рука тронула его за плечо.

— Рядовой Сантьяго? — нагнувшись, зашептал молодой матрос. В руке у него белел листок бумаги. — Это ты рядовой Сантьяго?

— Да.

— Получено сообщение с «Помероя». У тебя появилась племянница, Сильвия Карла.

— Ух ты!.. Спасибо, — Карлос мгновенно забыл про тошноту. Бедняжка Мария. Ребенок появился на свет раньше срока, а Дом, как и он сам, застрял где-то далеко от семьи, посреди черного океана. — А можно передать сообщение Дому?

— Кто такой Дом?

— Мой брат. Отец ребенка.

— Я получил сообщение от старшего офицера «Помероя». На время проведения операции все посторонние переговоры запрещены. Я и сам удивлен, что они решили нарушить запрет. Но я посмотрю, что можно будет сделать.

— Спасибо, приятель. Если будет возможность, скажи… Я даже не знаю… Скажи Дому, что выпивка за мной.

Матрос тихо вышел из кубрика. Над головой Карлоса скрипнула койка, и Маркус свесился головой вниз:

— Ну-ну. Прими мои поздравления, дядя Карлос. — Маркус дружески хлопнул его по плечу. Он никогда не был разговорчивым и общительным, так что это поздравление много значило. — Отличное начало миссии.

— А ты, дядя Маркус, не забудь…

— Эй, Сантьяго! — Похоже, что и те, кого не тошнило, тоже бодрствовали. — Твой младший братец уже состряпал второго?

— Да, это маленькая девочка.

Началась возня, со всех концов кубрика послышались голоса:

— Дом знает, как пеленать ребенка! Он и сам только вылез из пеленок.

— Этим десантникам дают слишком много витаминов!

— Эй, Сантьяго, хотите образовать собственную армию?

Под потолком одна за другой стали зажигаться тусклые лампы. Лишь несколько солдат все еще посапывали. Наконец ожила система корабельной связи:

— Механикам десантных судов собраться на десантной палубе. Солдатам в двадцать пять тридцать прибыть в грузовой ангар для инструктажа.

— Неужели все это наконец закончится?

Вот именно этого Карлосу хотелось меньше всего. Его радость стала быстро улетучиваться. Возбуждение еще не улеглось, и он был готов сражаться, но от перспективы высаживаться на берег все внутри сжималось сильнее, чем перед боем.

— Вот дьявольщина!

Если все пройдет гладко, они могут вернуться, не сделав ни единого выстрела.

— Нет, — послышался голос сержанта Кеннена. — Это означает, что мы ожидаем сигнала к высадке. Погода дрянная. Настолько дрянная, что невозможно спустить десантные суда. И можете не спрашивать — я не знаю, сколько нам придется ждать.

Никто не возмущался, но в кубрике поднялся недовольный ропот. Карлос не знал стратегической ситуации и не был уверен, поймет ли ее, даже обладая всей информацией, но его скудных знаний хватило на то, чтобы понять: они будут болтаться между небом и землей в ожидании следующего высокого ночного прилива. Двадцать шесть часов.

— Сержант, у меня внутри уже ничего не осталось, чтобы продержаться еще день, — донесся из темного угла чей-то охрипший голос.

— Тогда заткни глотку пробкой, сынок, — посоветовал Кеннен и направился к выходу. — Если кто-то еще выворачивается наизнанку, обратитесь в лазарет за медицинской помощью. Я не хочу, чтобы солдаты бросались в море попить водички из-за обезвоживания. Это прибавит мне бумажной работы.

Обстановка в кубрике напоминала переполненный поезд. Карлосу пришлось ждать, пока толпа внизу немного поредеет, и лишь потом он смог вытянуть ноги, чтобы надеть амуницию. Вскоре сверху спрыгнул Маркус.

— Ты его когда-нибудь снимешь? — спросил Карлос. — Клянусь, я видел, как ты в этой бандане мылся в душе.

Маркус почти обиженно разгладил повязанную на голове бандану:

— Сниму, когда кончится война.

— Будем надеяться, что безумие Штрауд сегодня на взлете и она решит начать операцию. Очень хочется выбраться отсюда, а не болтаться без дела в ожидании, пока выйдет солнышко.

— Это не ей одной решать, — сказал Маркус. — Но если операция не начнется сегодня, у инди будет еще один день, чтобы разнюхать, куда мы направляемся. Вот тогда нам придется туго.

— Ты считаешь, твой отец в курсе?

— Возможно. — Взгляд Маркуса стал отстраненным, как бывало всякий раз, когда он по сотому кругу обдумывал ситуацию. — Но это не важно.

Но Карлос видел, что это не так. Хотя что мог сказать ему старик Феникс? Что за этим рейдом крылась не только попытка похищения? Им до этого не было никакого дела.

— Он проводил тебя в путь, — сказал Карлос. — Вот что имеет значение.

Грузовой ангар сильно изменился, с тех пор как они собирались здесь после посадки на корабль. Солдаты с трудом нашли свободное место, поскольку в ангаре было полно матросов и "Морских воронов", укрывшихся от сильного ветра и неспокойного моря.

— А мы можем воспользоваться вертолетами, мэм? — спросил Маркус у майора Штрауд.

Штрауд, зажав шлем между коленями, подкалывала волосы.

— Если возникнет необходимость, — ответила она. — Не забывайте, сегодня мы только оказываем огневую поддержку, так что вертолеты нам не понадобятся, если не случится чего-то непредвиденного. А этого быть не должно.

Женщины-солдаты, надевая броню, становились неотличимы от мужчин. Грудные пластины скрадывали все выпуклости их фигур, а тяжелый костюм, перевязь и висящие на бедрах сумки с патронами делали их походку такой же грузной. Кроме того, многие женщины были выше, чем их напарники-мужчины. На командных должностях женщин было не так уж и много, но сражаться на передовой они могли ничуть не хуже, и им не делалось никаких поблажек и скидок. Карлос считал, что это справедливо. Он с уважением относился к женщинам, способным сбить его с ног одним ударом. Майор Штрауд, несомненно, относилась к их числу.

— Люди, послушайте меня! — крикнула Штрауд. Ее голос легко перекрыл шум в ангаре и заставил замолчать даже команду обслуживания. — Нам все еще неизвестно, начнется ли миссия. Я жду приказов, но времени осталось очень мало. Я должна быть готова начать высадку в спешном порядке, как только поступит сигнал от Хоффмана. Если возможность представится, «Мерит» и другие корабли экспедиционного корпуса начнут отвлекающий обстрел побережья Остри в районе Берефуса. Это даст нам и группе вторжения шанс беспрепятственно высадиться на берег, а потом и покинуть его.

— Мэм, с нашим вооружением невозможно устоять перед воздушным налетом.

Штрауд надела шлем и сразу утратила свою индивидуальность. Если бы не отличительный знак командира на грудной броне и раскатистый голос, ее невозможно было бы отличить от любого другого солдата.

— Они не решатся бросить в бой воздушные силы, — ответила она. — До тех пор пока мы не применим массированный обстрел, они будут считать вторжение обычным налетом на мыс Асфо. И контратаковать они будут с величайшей осторожностью, помня о грандиозной ценности своего комплекса. До тех пор, пока мы его не вывезем. А как только вылазка закончится — успехом или неудачей, — мы тотчас исчезнем. Все просто.

Как и большинство других сражений. Так же просто, как позволить вражеским пулям превратить тебя в решето. Карлос на мгновение задумался над такой возможностью — чисто теоретически, не принимая близко к сердцу, — и встал вслед за Маркусом в очередь к лифту, чтобы попасть на десантную палубу. Операция «Уравнитель» для него началась в ту секунду, когда за его спиной сомкнулись герметичные двери подъемника.

Четыре надувных десантных судна стояли на палубе, ожидая, пока море не впустят внутрь, чтобы создать миниатюрный док. Если только им суждено выйти сегодня ночью. Корабль содрогался от сильных ударов волн, отзывался гулом и звоном, словно оловянная банка.

Маркус пристроился на скамейке между Карлосом и сержантом Кенненом:

— Ты в порядке?

— Нет. Но буду в порядке, когда доберемся до земли.

Переезд по морю пугал Карлоса больше, чем то, что должно было последовать за ним. На твердой почве всегда есть выбор. Ты можешь бежать, спрятаться в укрытие, залечь; земля никогда не пытается тебя убить. Море — совсем другое дело. Море само по себе враг, способный уничтожить или оставить в живых еще до начала настоящей битвы. Его нельзя ни победить, ни взять в плен. Карлос чувствовал, что не имеет над ним власти, а он не привык полагаться на удачу.

— Ты справишься, — сказал ему Маркус. — Я буду рядом, пока мы не доберемся до берега, и на обратном пути тоже.

Как глупо. Карлос и Маркус прошли десятки сражений. Это всего-навсего лодка, и, если уж справляются моряки Коалиции, солдаты тоже не ударят в грязь лицом.

Десантники распределились по лодкам. Штрауд оказалась рядом с Матаки, и Карлос видел, как она разговаривает с Берни и одновременно прижимает к уху наушник, точно слушая донесения разведки. Но вот она повернула голову и посмотрела наверх, на проход вдоль верхней части переборки, а потом помахала рукой. Карлос проследил за ее взглядом и увидел, что Штрауд машет своей дочери. Аня, одной рукой схватившись за металлические поручни, второй показала матери поднятый большой палец, а потом снова скрылась.

— Бедный ребенок, — пробормотал Кеннен.

Карлос снова посмотрел на часы. Операция должна начаться сейчас же, иначе ее придется отложить. Высокий прилив позволит им добраться до берега за пару часов, а не болтаться на широких просторах болот.

— Приказ получен. — Штрауд встала во весь рост. — Приказ начать операцию.

Огни в помещении мгновенно погасли, задний борт медленно опустился, и волны с диким ревом устремились внутрь. Берни Матаки чем-то рассмешила своих соседей-островитян, но Карлос не разобрал ее слов. Четыре десантных судна выскользнули из корабля в пучину бушующего моря, в полную и пугающую темноту, и повернули к берегу.

Карлос оглянулся назад, но корабль уже растворился в темноте. Волна приподняла лодку, однако огней на берегу тоже не было видно. Карлос решил, что таким, наверное, должен быть космос — только без ледяных брызг, от которых саднило лицо и перехватывало дыхание. Как было бы хорошо ощутить под ногами твердую землю!

Маркус сидел лицом к северу.

— Вот черт! — воскликнул он. — Кажется, началось.

Карлос вытянул шею. Сначала ничего не было видно, кроме беспокойного моря, но вот тучи вдалеке вдруг осветились оранжевым сиянием, потом еще раз и еще. Началась отвлекающая атака на Берефус. Выстрелов не было слышно: над морем как будто засверкали далекие беззвучные молнии.

Где-то там…

— Давай, Дом, — прошептал Карлос.

— Да, — откликнулся Маркус. — Покажи им, Дом.

"МОРСКОЙ ВОРОН" СР-4467, НА ПОДХОДЕ К ПОБЕРЕЖЬЮ ОСТРИ

— Дальше мне нельзя, — сказал пилот. Чтобы его услышать, Дому пришлось изо всех сил вдавить наушник в ухо. — Развлекайтесь. Увидимся в кают-компании.

До берега оставалось два километра. Шум двигателей «Ворона» терялся в грохоте прибоя, а бортовые огни были потушены. Каждый метр, пройденный вертолетом, экономил солдатам топливо и позволял быстрее вернуться на «Померой» после окончания миссии.

Казалось, законы физики сделали для этого пилота специальное исключение. Он опустил задний борт в воду, рискуя утопить вертолет, но Дом был не согласен утонуть, получить пулю или погибнуть любым другим способом.

"У меня есть дочь. Теперь у меня есть маленькая девчушка! Я должен позаботиться о ней. Я не позволю Марии одной воспитывать двоих ребятишек".

— Проклятие, почему бы нам просто не воспользоваться парашютами, а потом уйти обратно в Тирус? — закричал Бенджафилд, с трудом преодолевая шум ветра, воды и моторов. — Чо? Чо! Как ты там?

Чо Лиган, один из песангов, был рулевым на втором «Марлине». Он широко улыбнулся и показал Бенджафилду поднятый большой палец. Дом считал, что никакие невзгоды не в состоянии повергнуть солдата-песанга в ужас. До сих пор ни при каких обстоятельствах он не замечал на их лицах и тени замешательства. Он решил, что, если уж ему приказано выполнить это чертово задание, он будет стараться изо всех сил.

"Мы десантники. Мы можем все. Как этот сумасшедший пилот…"

— Выметайтесь! — закричал пилот. — Пока я вас не вывалил!

Едва первый «Марлин» двинулся с места, как его днище с метровой высоты шлепнулось о воду. Бенджафилд сумел удержать судно и выровнять на поверхности. Дом опустил голову. Вместе с ним в «Марлине» сгрудились Хоффман, Бай Так и еще восемь песангов. Тимьо, Морган и Йонг с остальными песангами летели на втором вертолете. Две десантные лодки едва успели коснуться воды, как вертолет поднялся и исчез. Стук мотора внезапно стих. Дом ничего не мог разглядеть, пока не опустил со лба очки ночного видения. Линзы мгновенно покрылись солеными брызгами.

Но на берегу слабо светились огни.

— Мыс Асфо, — произнес Хоффман. — Бенджафилд, где мы находимся?

— Приводнились в заданной точке, сэр.

Через некоторое время они медленным ходом вошли в канал, питавший соленые болота, и ветер немного утих. Скорее всего, это было не так: просто они спрятались от бушующего моря и двигаться стало легче. Десантники высадились в небольшой бухточке, забрали взрывчатку и запустили три многофункциональных бота. «Фрэнк», «Брюс» и «Джо» повисли над головами солдат, помигивая неяркими огоньками, которые вряд ли привлекут чье-то внимание.

Тяжеленный рюкзак, казалось, вдавливал Хоффмана в землю. Да и остальным было не легче. Никто не осмеливался ни присесть на корточки, ни нагнуться.

— Пора за работу, — произнес Хоффман. Затем он повозился с кнопками рации, закрепленной на грудной броне. — Группа Зачистки вызывает Страховку. Мы на позиции.

Ему ответил голос Штрауд:

— Страховка приняла сигнал. Мы будем на месте через пять минут. Подходим к мосту.

Потом они долго бежали от места высадки до наружного забора комплекса. Дом не представлял, кого им стоит здесь опасаться, но уж не солдат, это точно. Производственный комплекс мыса Асфо — несколько стандартных кирпичных блоков, составленных в два этажа, — покоился на бетонной подушке среди болот. Позади зданий стояло около десятка едва различимых машин. При такой несерьезной охране и невзрачном виде сооружение можно было бы принять за метеостанцию, — похоже, на это и был расчет. По крайней мере, таблички "Совершенно секретно. Разработка бомбы" здесь не висело.

Разведка неплохо поработала: пока солдаты не встретили никаких сюрпризов. Все было так, как и предполагалось. С подветренной стороны здания находилась стальная решетчатая радиомачта, при помощи которой осуществлялась связь мыса Асфо со всем остальным миром. Имелась еще и тарелка, по виду похожая на телевизионную принимающую антенну. Если кто-то из охранников, вопреки инструкциям, и смотрел любимое шоу, их вряд ли встревожило бы отсутствие сигнала. Солдаты притаились у калитки — простой металлической сетки сбоку от ворот, запертой на электронный замок. Морган с шестью песангами и одним из ботов прошел дальше, чтобы забраться на территорию через забор. Всегда следовало проверить заднюю дверь, даже если главный вход открывался довольно легко.

Тимьо жестом подозвал один из оставшихся ботов:

— «Фрэнк», отключи замок.

Бот опустился на уровень замка и запустил в него свои щупы. Вскоре одна половина ворот открылась под напором ветра.

— Если все так просто, — произнес Дом, — будет совсем неинтересно.

Но такого, конечно, не могло быть, как и во всех операциях, в которых ему доводилось участвовать. Они запустили внутрь боты и закрыли за собой створку ворот. Ветер завывал в проволочной сетке и стучал дверями наружных пристроек, создавая превосходную звуковую маскировку.

— «Голубой», ответь «Первому», как дела с радиомачтой? — спросил по рации Хоффман.

— Почти закончили, сэр, — слегка задыхаясь, ответил Морган. — Есть, готово.

Дом повернулся в другую сторону и, приподняв очки, осмотрел местность через прицел «Лансера». Совсем рядом появились два маленьких огонька. Это была всего лишь кошка, притаившаяся за мусорным баком, но от чужого взгляда — и не важно чьего — у Дома зашевелились волосы на затылке. Дыхание Моргана резало слух.

Дом всегда, всегда ненавидел ждать.

— Мы на генераторной станции, — доложил Морган. — Ищем распределительный щит… «Брюс», обесточь источник связи… Сделано, сэр.

Дом почти ожидал, что в здании погаснут немногие имевшиеся огни, но боты отлично знали свое дело. Теперь мыс Асфо замолчал. В такую погоду, если даже у кого-то оборвался на полуслове разговор, винить будут сильный ветер, а не вражеские войска. Зато десантники получили дополнительное время.

Дверь главного здания была расположена сбоку, под прямым углом к берегу. Окна жилых помещений глядели на море: ученые, временно запертые на краю земли, предпочитали хороший вид. В солнечный день тут, вероятно, прекрасное местечко, решил Дом. По крайней мере, оно было прекрасным…

— Ну вот, — заговорил Хоффман, — я с Красной группой займусь жилыми помещениями. Сантьяго и Зеленая группа — вам предстоит расчистить дорожку для ботов. Морган и Голубая группа — заходите сзади и начинайте закладывать взрывчатку. Бенджафилд, Чо — оставайтесь здесь. За вами наружное наблюдение.

Дом ни на секунду не сомневался, что Хоффман взял на себя самую тяжелую часть работы. Дому впервые в жизни, как и остальным десантникам, предстояло стрелять в людей, у которых не было огнестрельного оружия. Для этого требовалось совсем иное состояние духа. Сержанту Матаки, наверное, легче справиться. Снайперы видят мир совсем другим, им это необходимо.

— Вперед! — приказал Хоффман и пустил короткую очередь в замок дверей жилого блока.

Глава 13

В физическом отношении десантники ничем не отличаются от обычных граждан, но после окончания наших тренировок они становятся более подготовленными. По своему моральному состоянию они являются — или становятся — совсем другими личностями. Мы учим их понимать и верить, что они способны на все. Именно такой склад ума, абсолютная уверенность и несокрушимая сила воли делают их уникальными.

(Полковник Кимберли Адаме, директор учебного центра десантников, представляет комитету обороны КОГ проект создания постоянно действующих сил десантников)

ЖИЛОЙ БЛОК КОМПЛЕКСА НА МЫСЕ АСФО.

ОПЕРАЦИЯ «УРАВНИТЕЛЬ», ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ МИНУТ ПОСЛЕ ВЫСАДКИ

"Я хочу оказаться под прицелом.

Это было бы для меня лучше всего".

Хоффман во главе Красной группы прочесывал коридор. Распахивая одну дверь за другой, он меньше всего хотел обнаружить невооруженных людей.

Как ни странно, врываясь в комнаты, он почти надеялся оказаться перед необходимостью стрелять, а не решать, что делать с гражданскими лицами. Все правила на этот счет существовали только в сумрачном мире тайных операций, в котором так хорошо ориентировалась агент Сеттайль, но никак не Хоффман. Даже после прочитанной Адаму Фениксу лекции об угрозах он не был уверен, что ему хватит духа застрелить безоружного человека, пусть и очень опасного.

Трах.

Дверь распахнулась, открыв помещение общего пользования, пустое и темное. Хоффман разглядел угол, заставленный книжными полками. Пока все идет хорошо; план первого этажа соответствует действительности. Комнаты расположены в том порядке, в каком их представляла разведка. Значит, спальни дальше — влево по коридору. Десять комнат с обеих сторон.

"Рабочие живут отдельно. Научные сотрудники приезжают сюда на неделю из своих прекрасных квартир в…"

Он не знал, где они живут. В этом не было необходимости. Все, что ему требовалось, — это вывезти Иво, Мейриг и Беттрис. Всем остальным можно было предоставить шанс на спасение.

Снаружи ревел и завывал ветер. Бай Так и остальные двигались совершенно бесшумно, повинуясь малейшему жесту, и эта безмолвная готовность делала их смертельно опасными противниками как в помещениях, так и на открытой местности. «Налево», — показал жестом один из песангов.

Как и говорилось в донесениях разведки, в спальню вели двойные двери, запертые на обычную щеколду.

Блеск линзы с другого конца коридора привлек внимание Хоффмана. Камера наблюдения. Сейчас это скорее ирония, чем реальная угроза. Неужели никто не слышал выстрелов, когда он сбивал замок на главной двери? Хотя можно предположить, что, даже услышав, они не поняли, в чем дело. Штатские многого не понимали — даже те, кто создавал самое мощное в мире оружие. Хоффман поднял руку. Бай Так и его люди замерли по обе стороны от двери. За узкой стеклянной панелью, составлявшей большую часть левой створки двери, не было заметно ни малейшего движения.

Три, два…

Марш.

Бай Так выбил замок, и группа ринулась внутрь. Безмятежная темная тишина в спальне сменилась воплями, треском мебели, сердитыми голосами и пятнами света от прицельных огней. Песанги сбрасывали служащих комплекса с кроватей и вытаскивали в проход. Хоффман вглядывался в лица перепуганных людей, еще не понимавших, что происходит. Но военный инстинкт в его душе так и не пробудился. Он смотрел на их лица, освещенные зеленоватым светом, перекошенные от ужаса; люди могли видеть только слепящие огни и темные пальцы, от которых исходила угроза.

"А потом они нажмут какую-то кнопку — и прощай, Эфира…"

Видят ли они в своей работе смертельную угрозу?

— Перетащите всех в общую комнату, — приказал Хоффман.

В идеальном случае они просто выгнали бы всех за дверь, тех, кто представляет угрозу, застрелили на месте и позже разобрались бы с пленными. Но отсюда не так-то легко выбраться, и лишние пассажиры им совсем ни к чему.

— Соберите всех там. Будем устанавливать личность каждого.

В общей комнате набралось одиннадцать штатских сотрудников — все в ночных сорочках и пижамах. Песанги уложили их на пол лицом вниз. Теперь Хоффману предстояло сделать самый трудный в жизни выбор. Застрелить любого из них означало для него перейти определенную границу. Но он сам выбрал свою работу.

— Имена! — рявкнул он. — Мне нужны ваши имена. Вы понимаете, что я говорю? — Он не имел представления, владеют ли они его языком. Хотя большинство образованных граждан СНР могли понимать и говорить на тиранском наречии. — Ты. — Он пнул ботинком крайнего в ряду мужчину. — Начнем с тебя, назови свое имя.

— Кто вы? — спросил мужчина.

— Я задал вопрос первым. Имя.

Хорошо хоть, что они его понимают. Хоффману были нужны три имени: Беттрис, Иво, Мейриг. Двое мужчин и одна женщина: это все, что Хоффман постоянно держал в памяти. Но теперь он сознавал, что уже не сможет хладнокровно решиться на убийство кого-либо из них. Все лишние пленники останутся под охраной до тех пор, пока не придет время убираться, а потом он отпустит их, прежде чем все здание взлетит на воздух, прежде чем воздушные силы сотрут это место с лица земли, если его команда не справится. Адам Феникс, возможно, сделал моральный выбор, но Хоффман знал, что никогда не определит, правильно ли он поступил.

— Марий Иво, — наконец ответил мужчина.

Бай Так поднял пленника. Да, он выглядел так, как на фотографии, — средних лет, сухопарый и с бородой. Второй песанг тотчас надел на него наручники. Хоффман прошелся вдоль ряда. За долгие часы разглядывания портретов он запомнил несколько имен, хотя и не все. Теперь ему было важно услышать только два имени.

Коллин Беттрис, после того как была сделана фотография, успел набрать несколько килограммов. Его тоже отвели в сторону. Остальные поняли, что происходит, поняли, что их разделяют, и, вероятно, решили, что это раздел между жизнью и смертью. Одна из женщин расплакалась. Следующая в ряду — тоже женщина — не стала ему отвечать.

Хоффман искал последнюю жертву — Анну Мейриг. Он выискивал женщину сорока с лишним лет, а не девчонку, как та, что не хотела называть свое имя.

— Где Анна Мейриг?

— Ее здесь нет. — Девушка была очень похожа на нее. — Она уехала.

Разведка сделала свое дело, но нельзя было ожидать, что они представят точный список всех, кто будет находиться на месте в эту ночь.

— Сержант, осмотрите все комнаты и заберите все удостоверения личности, какие найдете. Передайте имена в центр контроля. Может быть, им понадобится кто- то еще.

— Ладно, я дочь Анны Мейриг, — не стала скрытничать девчонка. В ее голосе звучало откровенное презрение. — Вы ее не найдете. Можете мне поверить. Она далеко отсюда, так что проваливайте.

Но зато у Хоффмана появилась возможность оказать давление. Мейриг наверняка будет беспокоиться о дочери.

— Ладно, мы возьмем тебя вместо нее. Сержант, остальных оставьте здесь под охраной, а этих троих доставьте к "Марлинам".

— Что вы собираетесь с нами сделать? — возмутился Беттрис. — Мы стали заложниками? А что будет с остальными?

— Обычное предложение для специалистов противника, — сказал Хоффман. — Прекрасная работа на новом месте. Легкая жизнь, если согласитесь сотрудничать. Никаких угрызений совести. Ваше прошлое бесследно стерто. Пригласили только вас.

Хоффман взял с собой двух песангов и отправился навстречу Голубой группе, чтобы помочь с установкой взрывчатки. Все очень просто, с этим справился бы любой полицейский, если только полицейские умеют взрывать здания.

Он пытался убедить себя, что все идет гладко благодаря отличному плану — насколько могут быть исполнены любые планы — и участию прекрасных бойцов.

"Мне не пришлось в них стрелять. В этом не было необходимости. И что, мне от этого легче?"

— Как мы поступим с остальными, саг? — спросил Бай Так.

Хоффман вновь сверился с часами. Девять минут. Только девять минут прошло после взлома ворот. А кажется, целая вечность.

— Как только мы будем готовы уйти, освободи их и скажи, чтобы бежали от здания как можно дальше. — Неужели никто до сих пор не заметил, что здесь что-то происходит? Как может быть такой беспечной республика, долгое время ведущая войну? Или "Молот Зари" не такое уж ценное преимущество, каким его считают Дальелл и Феникс? — Больше я ничего не могу для них сделать, — добавил Хоффман.

Он не смог. И он знал, что до последнего дня так и будет сомневаться, не стоило ли застрелить пленных.

МЫС АСФО, ГЛАВНОЕ ЗДАНИЕ. ЗЕЛЕНАЯ ГРУППА

Все самые невероятные истории оказались правдой.

Песанги были мастерами бесшумного проникновения и работали очень ловко.

Бот «Фрэнк» открыл цифровой замок. Дом успел сделать три шага по темноватому вестибюлю, и только тогда навстречу ему встал охранник — парень лет тридцати, коренастый, не слишком встревоженный, в форме службы безопасности и с пистолетом в руке. Дом даже не успел сделать выстрел: мачете Шима Кора сверкнуло в воздухе, и все было кончено.

Удар прозвучал как шлепок сырой земли перевернутой лопатой. Дом был не настолько возбужден, чтобы не отметить циничную простоту и неотразимость выпада. Охранник лишь слегка захрипел. Падая на пол, он произвел больше шума.

— Черт! — выдохнул Тимьо, обходя лужу крови.

Обычно песанги были такими веселыми ребятами.

Шим вытер лезвие о первую попавшуюся ткань, которой оказалась рубашка охранника. Потом он махнул рукой наверх в знак того, что готов охранять лестницу. Два бота терпеливо висели в воздухе. Дом жестом указал на коридор, и Тимьо шагнул вперед. Если разведка не ошиблась, на первом этаже располагались компьютерные серверы, механические мастерские и склады. Информация о помещениях была не совсем полной, и Дому приходилось кое-что выяснять уже в ходе операции.

Из-за полуоткрытой двери выбивался голубоватый мигающий луч — не просто аварийное освещение, а, видимо, экран с меняющимся изображением. Никаких звуков не было слышно. Тимьо замер у двери с автоматом в руках, готовый ворваться внутрь.

Каждый раз, открывая дверь, Дом ожидал встретить выстрелы. В этом случае он, не сомневаясь, открыл бы огонь по любой движущейся цели. Отсутствие явных противников действовало ему на нервы.

"Какой дурак мог оставить такой комплекс практически без охраны?

Это не то место. Они выбрали неверную цель".

Он поднял руку и начал отсчет:

— Три… два… пошел!

Дом первым ворвался в комнату, держа палец на спусковом крючке. Молодая женщина, положив ноги на низенький столик, смотрела телевизионный выпуск новостей. Ничего удивительного, что она не слышала шагов: женщина была в наушниках. Она следила за прямой трансляцией из Берефуса, подвергшегося атаке с моря, и, вероятно, не хотела беспокоить остальных. На мгновение у Дома возникло странное ощущение раздвоения. Вот он, Дом, в центре событий, а на экране телевизора с комментариями и титрами разворачивается вторая часть той же самой операции… Совершенно невероятное событие для населения Остри, если только вам не выпало жить в самом Берефусе.

"Проклятие…"

Дом просто шагнул вперед и направил автомат ей в лицо. Женщина даже не закричала, а от ужаса испустила бесконечно долгий свистящий выдох. Она подняла голову и замерла. Его глаз она не могла видеть — только очки, придававшие лицу нечеловеческий облик. Дом схватил ее левой рукой за воротник свитера и прижал к спинке кресла.

— Кто находится в здании? — крикнул он. — Кто на дежурстве? Есть еще охранники?

— Не убивайте меня, не убивайте меня, не…

Он рывком поставил ее на ноги:

— Сними эти чертовы наушники.

Она до сих пор ничего не слышала.

"Но я же Дом, хороший парень. Я не угрожаю женщинам… Нет, наверное, это не я".

— Кто ты такая? Чем здесь занимаешься?

Можно было подумать, что ее вот-вот пробьет понос. Тимьо подошел ближе, женщина дернулась и едва не опрокинула кресло. Она едва дышала, переводя взгляд с одного солдата на другого.

— Я… только… связной техник, — пролепетала она. — Дебра Гамберт. Что вам нужно?

Тимьо неторопливо оглядел комнату, словно пересчитывая предметы.

— Это похоже на серверы, — произнес он. — Мадам, это всего лишь учения по безопасности. Мы должны быть готовы ко всему. Где, черт побери, ваша охрана?

"Дьявольщина, что за игру ты затеял, приятель?"

Тимьо внезапно отклонился от плана, но Дом решил подождать и посмотреть, к чему это приведет.

Дебра, похоже, даже не обратила внимания на тиранский язык солдат. Наверное, она решила, что все это обусловлено тактикой учений: изображая десантников Коалиции, солдаты даже говорят на чужом языке. А возможно, она просто очень хотела поверить, что все это игра и направленный ей в лицо автомат ненастоящий. Так или иначе, но слова Тимьо ее успокоили.

— Простите, — еще дрожащим голосом ответила Дебра. — Обычно у нас дежурят по два охранника и все двери заперты. Мы выполняли все, что нам приказано, и действовали осмотрительно. Все это потому, что производство еще не начато.

"Значит ли это, что мы не получим то, за чем пришли?"

— Но комнату, где находятся серверы, надо держать запертой, даже если вы здесь.

Тимьо играл свою роль с той же легкостью, с какой дышал.

— Конечно, мы, наверное, немного расслабились из- за наличия дублирующей системы.

"Черт, черт, черт, черт…"

Тимьо даже глазом не повел:

— Никогда не доверяйте дублерам, леди. Они частенько подводят, особенно если там такая же паршивая охрана, как и у вас.

Дебра внезапно оскорбилась:

— Я думаю, мы можем доверять ОСВО! Это же армия.

"…черт! Где оно, это ОСВО?"

— Покажите мне, что здесь есть, — спокойно произнес Тимьо и взял Дебру под локоть, словно действительно заботился о ее здоровье. — Возможно, нам придется доложить о нарушениях начальству. Я впущу «Фрэнка», чтобы он все проверил.

Разворачивая женщину к двери, Тимьо бросил взгляд на Дома, но тот уже сообразил, что от него требуется. Он прикрыл рот рукой и пытался вызвать «Калону» еще до того, как доложит Хоффману. Если майор оставил канал связи открытым — а он должен был это сделать, — он все равно все услышит.

— Зачистка, «Зеленый-один» вызывает центр. Срочно требуется информация. — Дом старался не выдать голосом паники. — Зачистка, «Зеленый-один» вызывает центр. Что такое ОСВО? Повторяю, что такое ОСВО?

Голос Сеттайль послышался без промедления:

— Это сокращенное название армейской базы к северу от вас — Отряд связи Остри. На ваших картах объект обозначен как Перасфа.

— Так вот, там есть дубль всех материалов по "Молоту".

Молчание Сеттайль подсказало ему все, что он хотел знать.

— Я думаю, вы мысленно произнесли одно слово: «Проклятие», — наконец сказала она.

— Да, мэм.

— Зачистка, вы меня слышите?

— Слушаю, — проворчал Хоффман. — У нас две из трех живых целей. Голубая группа закладывает взрывчатку. Майклсон там? Можем мы вызвать огневую поддержку "Мерит"?

— Уже сделано, — откликнулся Майклсон. — Все корабельные «Буревестники» готовы стереть этот комплекс в порошок. В дополнение, если понадобится, наготове воздушное подразделение.

— Информация перекачивается, сэр, — доложил Дом. — Все копируется, оригиналы уничтожаются.

"Фрэнк" облетел помещение и завис над серверами, словно гурман над роскошным буфетом. Затем он тихонько пискнул и подключился к банкам данных. Если кто здесь и был доволен, так это "Фрэнк".

"Наслаждайся, приятель".

— Зачистка, где третья цель? — спросила Сеттайль. — Нет в живых?

— Ее здесь нет. Но мы взяли ее дочь, она поможет убедить мать, когда мы позволим ей позвонить домой.

— Рада слышать, что вы заговорили на моем языке. Забирайте информацию, и мы вас ждем.

Дом оставил «Фрэнка» пировать, а сам вышел в коридор. Там он сразу услышал рыдания. Тимьо крепко держал Дебру за локоть и больше не притворялся "своим парнем". Она уже поняла, что лежащий на полу охранник не изображает убитого на учениях. Тимьо орал ей в лицо, требуя сказать, когда отсылались копии данных и где находится второй охранник. Если хорошо постараться, такой крик действует даже на мужчин. Тимьо старался.

— Мадам, лучше скажите ему все, что знаете, потому что это место скоро взлетит на воздух, — посоветовал Дом. — Тогда вы, по крайней мере, не останетесь здесь, когда это случится.

— У него двое детей! — рыдала она. — Натан!.. У него осталось двое детей. Как они будут жить? — Она вся тряслась и показывала через плечо на тело охранника. — Зачем вы его убили, мерзавцы?

"Да, и у меня тоже двое детей. Но я вернусь домой живым, и не важно, сколько Натанов придется убить".

Дом умел спускаться по веревкам, устраивать засады и сворачивать шеи врагам. Но обращение с гражданскими лицами, да еще и с женщинами, — этот пункт терялся где-то во мраке между правилами вторжения и запретом насиловать девочек… В настоящий момент Дом никак не мог определить границу. Он постарался представить любую штатскую женщину такой же, как Штрауд, — смертельно опасной.

"Мы же ворвались не в детский сад. Они замышляют уничтожение целых городов. Не забывай об этом".

— Ладно, забудь о ней, — сказал Дом и побежал вверх по ступеням осматривать второй этаж. — Будем считать, что копии материалов должны были отправиться прямо сейчас и кто-то уже заметил, что их нет.

На втором этаже находились в основном рабочие кабинеты. Почти все они оказались пустыми и темными. Оба бота держались на высоте плеча и неподвижно зависали у каждого компьютера, словно подчинялись чьим-то указаниям. Так оно и было; бот «Фрэнк», оставшийся в помещении с серверами, мог общаться с «Брюсом» и «Джо». Возможно, он информировал их о том, к чему подключен тот или иной сервер и какие сведения находятся в определенном компьютере. Дом до сих пор с трудом удерживался, чтобы не поговорить с ботами как со своими товарищами.

"Давай двигайся, двигайся…"

Дом снова посмотрел на часы. Мощные порывы ветра грохотали по крыше. Порой ему казалось, что раскачивается все здание.

"Да, я разочарован. Я ждал настоящего сражения. Но ничего подобного не произошло. Всего лишь горстка ученых да единственный охранник".

Голос Хоффмана прервал его мысли:

— Зачистка — Зеленой группе. В мастерских и серверной уже заложена взрывчатка. Голубая группа направляется на верхний этаж. Красная группа обеспечивает безопасность маршрута отступления.

Но бот невозможно заставить торопиться. Упоминание о взрывчатке не вызывает у него ни паники, ни спешки; боты неуклонно выполняют свою программу. Мало того, машины, кравшие у СНР самое мощное оружие, перемигивались огоньками и время от времени попискивали, словно болтая между собой.

"Хватит ли им заряда аккумуляторов? Мы не в состоянии возобновить его в этих условиях".

"Мы обошлись всего одним убийством".

Но так и должно быть. Десантники пришли сюда, чтобы незаметно проникнуть на объект и произвести максимальные разрушения в кратчайшие сроки, а не гнаться за количеством трупов. Самым трудным — из- за шторма на море — оказалась высадка в заданной точке.

"Но если ты ощущаешь самодовольство, тебе грозит скорая гибель, верно?"

Дом вместе с песангами еще раз быстро обошел все помещения второго этажа, открывая каждую дверцу, каждый ящик. Он до сих пор ожидал засады за любым углом, но второго охранника, если он вообще был на дежурстве, они так и не отыскали.

Что ж, Дом Сантьяго был совершенно уверен в одном: этот парень, вооруженный явно не лучше несчастного Натана, оказался счастливейшим из людей. Он был бы убит раньше, чем успел выстрелить хотя бы раз. В войнах всегда есть место слепой удаче и вероятности ошибки со стороны противника. Сейчас наступил счастливый час для Коалиции.

И в свое счастье Дом верил бесповоротно. Какие бы трудности ни встречались на его пути, он всегда находил выход.

— Наружное наблюдение — ко всем участникам, — раздался в наушнике голос Бенджафилда. — Со стороны берега появился возможный противник. Движется параллельно берегу в нашу сторону. Быстроходный надувной катер, замечено шесть или восемь человек. Дальность — около ста метров.

А они ожидали контратаку со стороны суши. Черт. Хорошо хоть заранее приняли меры.

В голосе Хоффмана послышалось облегчение, словно он сбросил тяжкую ношу:

— Оставайтесь на месте. Они могут и не заметить нас.

Но если воины СНР были не хуже, чем солдаты в отряде Хоффмана, они наверняка засекли противника. Дом считал, что они достаточно опытны. Должны были засечь.

Война длится уже не одно десятилетие. Дом не мог не понимать, что силы обеих сторон примерно равны. Вот потому "Молот Зари" и был таким важным оружием.

Сейчас он получит долгожданное сражение.

ДОЛИНА АСФО; ОПЕРАЦИЯ "УРАВНИТЕЛЬ".

ДВАДЦАТЬ МИНУТ ПОСЛЕ ВЫСАДКИ

Карлос сидел за ракетной установкой на машине, смотрел в пустынную темноту и ждал, пока остри проснутся и почуют запах жареного.

— Ничего. — На таком ветру непросто было поддерживать разговор, зато не было риска, что его кто-то подслушает. Они расположились в километре от комплекса — пустяковая дистанция. — Там ничего не происходит. Ни огня, ни шума.

— Это специальные войска, — откликнулся Маркус. — Они должны войти и выйти, чтобы никто ничего не заподозрил.

— Ты считаешь, что будущее в войне за ними?

— Если так, многие солдаты останутся без работы.

Но Дом и его товарищи еще не вышли. И рота

"С" оставалась на позиции, ожидая, пока десантники покинут объект.

Солдаты рассредоточились вдоль главного канала, чтобы предотвратить всякую возможность вторжения, но Карлос наблюдал еще и за мостом, по которому проходила дорога. Только идиот рискнул бы пересекать болота в такую ночь. На небольших, продуваемых всеми ветрами участках суши он видел и островки деревьев, упрямо цеплявшихся корнями за землю.

— Как деревья могут расти на засоленной почве? — спросил он.

— Они образуют заслон и осушают болото. Почва здесь богатая. А может быть, для них вода и не очень соленая. — Маркус был ходячей энциклопедией, и Карлос надеялся, что отец не напрасно потратил силы и время на его образование. — Но я не слишком много знаю о растениях. Вероятно, они приспособились к условиям.

— Ладно, девять из десяти, что ты прав.

Карлос взглянул на часы. На северо-востоке все еще мелькали вспышки: «Мерит» продолжал отвлекающую атаку на Берефус. Кеннен, Матаки и Штрауд ходили вдоль канавы, время от времени садясь на корточки, чтобы лучше расслышать передаваемые по радио сигналы. Все они прижимали правую руку к уху, словно отлитые по одной форме статуэтки. Все трое молчали и глядели в землю, составляя странно комичную группу. Карлос тоже прислушался к переговорам.

— «Калона», центр вызывает Страховку, — раздался голос Ани Штрауд. "Черт, как она может работать под непосредственным наблюдением матери!" Карлос буквально ощущал ее напряжение. Возможно, после окончания операции мать выставит ей оценку. — Группа Зачистки готовится покинуть объект, морская артиллерия уже на позиции, ожидаем только завершения передачи информации. Возможный противник приближается со стороны моря, быстроходный надувной катер. В случае необходимости Зачистка вступит в бой.

— «Калона», центр, информируйте, если Зачистке потребуется помощь. Мы можем нацелить свои «Копья» в любое место. — Штрауд переключилась на ротный канал. — Матаки, отведи свою группу назад на две сотни метров и посмотри, есть ли достаточный обзор.

Ракетные установки земля—воздух класса «Копье» стоили усилий, затраченных на то, чтобы дотащить их до позиции. Они должны были справиться как с катером, так и с бронированным автомобилем. Интересно только, удастся ли хорошенько прицелиться в наземную цель? Карлос считал, что попробовать стоит.

А возможно, все это ничем и не закончится. Он повидал немало операций, в которых контакт не приводил к началу боевых действий.

"Но сегодня за моей спиной работает мой младший брат. Мой Дом".

Прикрывать брата — это совсем другое дело. Не то что сражаться с ним на одной линии. Там-то Карлос мог за ним приглядывать, а вот здесь?..

— Перестань о нем беспокоиться. — Похоже, в Маркусе вновь прорезалась способность читать чужие мысли. Он опустился на одно колено и, поставив «Копье», осматривал северный участок болот. — Или инди сумели сложить два и два, или их что-то встревожило.

— Как ты думаешь, сколько это займет времени?

— А сколько, по-твоему, надо времени для перекачивания информации?

— Не знаю.

— И я тоже. Они и сами не знают.

— Они говорили, что нужен один час.

— Вероятно, это сказал мой отец, исходя из данных разведки.

— Проклятие!

— Эй, они выйдут оттуда, как только сочтут нужным. Это же не безнадежная миссия. Это извлечение ценных материалов. То, что нельзя будет взять с собой, они уничтожат.

Только Маркус был способен представить дело простым и ясным:

— Аня Штрауд, наверное, из себя выходит. Слышать, как ее мать разговаривает о возможных противниках и все такое…

— Даже не пытайся переключиться на канал Дома.

— Ладно, я стараюсь изо всех сил, видишь?

— Если будешь подслушивать, станет только хуже, — сказал Маркус, — потому что ничем не можешь ему помочь. Дом справится. Он профи. И он взрослый.

— У него не так много опыта в десантных войсках.

— Он солдат, — возразил Маркус. — Этого достаточно.

— Мне все равно, что он солдат и у него уже двое детей. Я до сих пор не могу о нем не беспокоиться.

— Вот когда у тебя будут дети, — сказал Маркус, не отрывая глаз от окуляров прицела, — тогда ты еще не так запоешь. — Внезапно он напрягся и замолчал, затем поправил окуляры. Пусковая установка обеспечивала видимость на два километра. — Не хочешь присмотреться вон к той группе деревьев? К той, что на одной линии с мостом?

Карлос приник к линзам. Сначала он видел только высокую траву и ветви, сгибавшиеся под порывами ветра. Потом заметил едва уловимое движение в горизонтальной плоскости и сосредоточился на нем. Инфракрасное излучение сфокусировалось в отдельные образы: там кто-то был. Вот проявились головы. Три или четыре. Потом снова исчезли.

Карлос прикрыл ладонью микрофон от ветра:

— Появился противник, расстояние — тысяча метров, группа деревьев в левой четверти. Четверо или пятеро пеших людей.

Его товарищи замерли, вглядываясь в указанном направлении. Карлос вернул установку Маркусу и прицелился.

— Спокойно, — скомандовала Штрауд, но Карлос услышал, как щелкнул курок ее «Лансера». — Цель подтверждаю. Феникс, держи их под прицелом.

Послышался еще один голос, на этот раз сержанта Кеннена:

— У нас противник, бронетранспортер или легкий танк. Дистанция — полторы тысячи метров, справа от дороги.

Маркус уже зарядил установку и ждал команды.

— Еще один бронетранспортер, две тысячи метров, справа от дороги.

— Сидеть тихо, — предупредила их Штрауд. Карлос видел, как она наклонила голову, прислушиваясь к радиосигналу. — Роджер… Группа Зачистки вступила в бой с противником, подошедшим с моря, так что мы теперь в тисках у инди, джентльмены. Ждем… Ждем…

Тра-та-та-та!

Карлос едва не подпрыгнул, заслышав далекий стук автоматных очередей. Ветер разнес звук по окрестности: битва за мыс Асфо началась.

Рефлексы моментально вернули его внимание к ближайшей угрожающей цели. В груди защемило от тревоги, но не за себя, а за Дома. И вдруг ночное небо осветилось оранжевым пламенем. Огонь, раздуваемый ветром, взметнулся над болотами, и на несколько секунд стало светло, как днем. Карлосу вполне хватило этого времени, чтобы увидеть: на них надвигается чертова прорва инди!

Маркус сделал долгий выдох:

— Я держу на прицеле головной бронетранспортер, мадам.

— Ждем… Матаки, есть что-нибудь с юга?

— Нет, мэм.

— Матаки, смещайся вправо и охраняй маршрут отхода.

— Есть, мэм.

Потянулись долгие секунды. Сравнительное спокойствие нарушали только огненные вспышки на комплексе.

— Ну ладно, — заговорила Штрауд. — Страховка — центру. Со стороны Перасфа приближаются многочисленные силы противника. Начинаем бой. — В ее голосе звучала непоколебимая уверенность. Такому офицеру мог доверять любой солдат. И Карлос тоже. — Огонь!

Глава 14

Очень важно знать, какую атаку планирует противник. Но еще важнее знать, почему он так поступает. Чего добивается Саранча? Почему они выбирают для прорыва определенный день? Если мы сможем ответить на эти вопросы, Председатель, у нас появится шанс.

(Из неофициального разговора полковника Виктора Хоффмана)

ОКРЕСТНОСТИ РОТОНДЫ, ХАСИНТО. НАШИ ДНИ, ЧЕРЕЗ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ДНЯ-П

— Я его вижу. — Берни сидела на метр выше водителя и видела гораздо дальше. Она непрерывно давила кнопку контроля радиосвязи, но на канале слышался только треск помех. — Коул, разворачивайся. Разворачивайся. Неужели черви подавляют радиосигнал?

— Да, они частенько это проделывают. — Коул ударил по тормозам и рванул руль, так что БТР развернулся на сто восемьдесят градусов почти на месте. — Держись, Дэмон, дружок, мы уже идем…

Надо было бы доложить обо всем Хоффману, но они никак не могли наладить связь. Сначала Берни увидела грузовую платформу с номером 2-45, груженную цистернами, и Бэрда, который скорчился под одним из огромных колес и поливал огнем полдюжины трутней, приближавшихся со стороны ротонды.

"Теперь я вспомнила это место. Бывала здесь давным-давно".

Ни водителя, ни его напарника Берни не видела. О них она позаботится позже. Бэрд был несносным мальчишкой, но он был солдатом, и это перевешивало любую личную неприязнь, поскольку он являлся членом семьи. Можно ненавидеть своих родичей, но никто не смеет их и пальцем тронуть. Эту связь она ощущала так же сильно, как и прежде. Однажды став солдатом, остаешься им навсегда.

Коул так резко остановил БТР, что она чуть не слетела со своего насеста. Берни открыла шквальный огонь, чтобы дать ему выйти из машины, и Коул выпрыгнул на землю, словно разгневанный водитель, обнаруживший, что его законное место на парковке кем-то занято. Он в несколько мгновений добежал до улицы и тоже начал стрельбу. И тотчас из знакомого симпатичного Коула превратился в ужасного чужака. Казалось, он даже не сознает опасности. Коул легко шагнул вперед и повел дулом справа налево, словно косил траву. Первого же червя его залп почти разрезал пополам на уровне пояса. Следующий получил мощный заряд в грудь. Берни, оставшись на месте стрелка, чувствовала себя ужасно уязвимой, а потому перевела «Лансер» на полуавтоматический режим и выбрала цель. Мерзкие твари оказались между двух огней и замедлили шаг, так что можно было сделать точный выстрел. Она уложила двух червей. И ничуть не расстроилась, ощутив удовлетворение. Этих тварей было легко убивать. Берни знала, что не проснется среди ночи от беспокойства за их вдов или осиротевших детей.

— Бэрд! — закричала она. — Бэрд, где водитель?

— Он ранен, — ответил Бэрд. — Я уложил его позади одной из цистерн.

— А напарник?

— Убит.

Грузовик теперь не имел значения. Во время сражения все рефлексы Берни были направлены на защиту людей, а не имущества, пусть даже очень ценного. Она должна всех вывести отсюда. Плевать на грузовик, они вернутся за ним позже, даже если придется собирать машину по частям, отбивая каждую деталь у вороватых бродяг, которые, несомненно, растащат все, что сумеют унести.

Коул присел под защитой дверцы, перезарядил автомат и снова открыл огонь. Берни решила, что надо выбираться, иначе будет поздно. Она высунулась в люк, собираясь спрыгнуть с крыши БТРа. Странно, но во время боя она совершенно не чувствовала боли. Поднявшись на ноги, она увидела, что Коул почти добрался до заднего борта платформы, но сбоку подходили еще черви, и Берни предстояло закрыть эту щель.

"Только не Коул. Вам не достать Коула, мерзавцы!"

Без риска, как всегда, не обошлось. Коул оказался на линии ее огня, но выбора у Берни не было. Как только черви продвинулись немного вперед и скрыли от нее Коула, она начала стрельбу и уложила одного, второго, пока не закончилась обойма. И тут третий червь повернулся к ней лицом. Она все еще заталкивала обойму в магазин, а червь уже прицелился. Берни взглянула на его маску, и время как будто замедлило бег…

Обойма встала на место. Матаки подняла «Лансер», и грудь червя взорвалась фонтаном крови, потом еще раз и еще. Трутень рухнул лицом вниз. Теперь на нее с другой стороны дороги смотрел Бэрд. Стоявших червей больше не осталось.

Берни выдохнула:

— Спасибо за поддержку, Блондинчик.

— Да я тебя и не видел, — ответил Бэрд. — Мне просто нравится укладывать червей.

Он поднялся с коленей и обошел вокруг машины. Коул внимательно осматривал свою левую руку, но в остальном уже вернулся в обычное благодушное состояние. Бэрд хмыкнул и вернулся к червям, выискивая живых. Перед одним он остановился, чтобы добить пилой.

Бэрд помахал рукой Берни, и она решила откликнуться на зов.

— Матаки, посмотри, как ты угадала, впервые действуя пилой. — Он присел на корточки, достал нож и вскрыл грудную клетку трутня с таким видом, словно вел анатомические занятия. — Ты рассекаешь его под углом через плечо. Лезвие впивается в плоть, затем проходит сквозь шейные мускулы, разрывает большие кровеносные сосуды, перепиливает ключицу и первое ребро, трахею, пищевод и аорту. Беспроигрышный вариант. Нет смысла бить со спины или в живот, если есть другая возможность, — слишком много мускулов, слишком медленно. Лучше в шею. Неплохо получается снизу. Тоже хорошо, но не так быстро.

Похоже, Бэрд разбирался в работе не только механизмов, но и живых существ. В другом мире он, возможно, был бы вполне сносным парнем.

Берни посмотрела вниз, на червя. А есть ли у них семьи? Планы? Мечты? И что они думают, когда видят людей? Откуда они появились? Ладно, это все не важно. Она не намерена переживать из-за червей. Она будет убивать их ради своего брата Мика, его детей, ради всех ее соотечественников…

Коул все еще изучал свою руку. Тоненькая струйка крови, извиваясь, текла по запястью.

— Черт побери, леди Бумер! — Он указал пальцем на свой бицепс и разразился хохотом. Пуля сорвала узкую полоску кожи и ушла дальше. — Тебе не хватило шкуры, чтобы отделать ботинки на кошачьем меху?

Наконец Берни поняла, в чем дело. Желудок ее мгновенно заледенел и подкатился к горлу.

— Коул, прости. Я стала стрелять не так метко, как прежде.

— Брось, не расстраивайся. Они мертвы, а я жив. Спасибо, добрая женщина. Для меня ты достаточно метко стреляешь.

Случайные ранения своих товарищей не были большой редкостью в сражениях, но Берни это ничуть не утешало. Существовала четкая грань между точным выстрелом с близкого расстояния и риском попасть в напарника, и она не была уверена, что не переступила ее. Для снайпера такая ошибка была непростительной. Но Коул прав: он остался в живых — и это главное. Берни похлопала его по спине. Несмотря на то что многим Коул казался идеальной машиной для убийства, ей временами хотелось налить ему стакан молока и почитать сказку на ночь.

Бэрд тем временем забрался на платформу:

— Эй, он жив. Не поможете стащить его отсюда?

— Мы сможем вывести грузовик?

— Нет времени. Если не оказать помощь этому парню, он умрет.

— Какой милосердный доктор. — Берни надеялась, что водителю было не до того, чтобы прислушиваться к ее словам. — Теперь он наверняка поправится.

Но водителю действительно было плохо. Он получил ранения в бедро и живот, однако потерял меньше крови, чем предполагала Берни. Вероятно, главные сосуды остались неповрежденными. А вот его напарнику единственная пуля попала точно между глаз и вышла через темя.

— Черт! — вздохнул Коул. — Ну давай, парень. Пора двигаться к дому.

Он нагнулся и взвалил мертвое тело на плечо. Да, такой Коул необходим в каждом отряде. Рядом с ним ощущаешь, что ничего плохого не может произойти, и не потому, что он такой ужасно огромный, а из-за излучаемой им атмосферы уверенности и благородства, из-за неиссякаемого присутствия духа. И тот факт, что бывшие товарищи Коула все-таки погибли, ничуть не мешал верить, что его присутствие гарантирует жизнь.

Бэрд и Берни с обеих сторон подхватили раненого водителя. Он едва держался. Надпись на именной табличке гласила: Таттон Дж.

— Что означает Дж., милый? — Берни старалась, чтобы он услышал ее. "Разговаривай с ним. Не давай потерять сознание". — Меня зовут Берни.

— Джефф. — Его шепот с трудом можно было разобрать. — А как же грузовик?

— Ладно, Джефф. Плевать на грузовик, мы всегда сможем забрать его позже, а тебя надо поскорее" перевязать. Пошли? Здесь недалеко. Ты справишься.

— Я наложу ему кровоостанавливающую повязку, — предложил Бэрд, проверив содержимое своей сумки. — Уложи его на сиденье.

— Блондинчик, ты окончательно решил стать человеком?

Чтобы избавиться от вечной иронической усмешки, Бэрду, вероятно, потребовались бы усилия хирурга.

— Это легче, чем выслушивать твои вечные наставления о необходимости соблюдать правила.

Возможно, в глубине души он был нормальным парнем, как и всякий другой, но Берни сомневалась, что ей хватит терпения до него достучаться.

До БТРа оставалось всего тридцать метров, почти ничего. Но едва Берни приложила свободную руку к наушнику, чтобы проверить, не восстановилась ли связь, обжигающая волна оглушительного взрыва внезапно подбросила ее в воздух. В следующее мгновение она ошеломленно смотрела, как в небо поднимаются густые клубы дыма. В ушах противно звенело, а Джефф лежал на ней сверху.

В первую очередь она приложила руку к его шее, проверяя, есть ли пульс. Если черви убили его уже после того, как солдаты старались изо всех сил спасти человеческую жизнь, Берни была намерена жестоко отомстить. Но под пальцами она ощутила слабое биение.

— Он в порядке, — произнесла она, ни к кому не обращаясь. — Он в порядке.

Загремела длинная автоматная очередь, затем послышались проклятия Бэрда. Берни до сих пор ощущала жар на своем лице и видела яркий желтый свет. Она никак не могла понять, почему среди ночи внезапно засветило солнце.

— Это вам за мой погибший бэтээр! — крикнул Бэрд и вновь открыл огонь. — Проклятие, мы уже собирались домой. Проклятие!

Когда Берни сумела сесть, она увидела, что «Броненосец» превратился в груду искореженного металла, все еще окутанную, языками пламени и клубами дыма. Коул поднял ее на ноги и похлопал по лицу.

— Берни, надо двигаться, — сказал он. — Как ты?

Ей было так плохо, что даже сказать об этом Берни не могла. Она с трудом забросила себе на плечо левую руку раненого, Бэрд схватился за его правую руку. По его лицу текла кровь, но выражение нисколько не изменилось.

Коул снова взвалил на плечо погибшего напарника водителя.

— Коул, нам придется идти пешком, — сказал Бэрд. — Не можешь же ты тащить его всю дорогу. Оставь тело.

Коул встряхнул тело, устраивая его поудобнее.

— Я не позволю проклятым червякам его сожрать, или что они там еще делают. Человек заслуживает соответствующего погребения.

Радиосвязи до сих пор не было. Стрельба, шум проходящих вдали машин — вот и все, что они могли слышать.

— Коул, ты слишком мягкосердечный. — С этими словами Бэрд, однако, взял на себя большую часть веса раненого. — Лучше позаботимся о номере первом.

— Да, приятель, я так и сделаю.

Берни не понимала, как могут передвигаться ее ноги. Но, казалось, они сами знают, что делать, и она не стала вмешиваться.

Их путь шел мимо убитого червя с гранатометом. Здесь Бэрд приостановился, чтобы сердито пнуть труп. Червь перевернулся от его толчка — и внутренности вывалились на землю.

— И это тебе тоже за мой «Броненосец»! — бросил Бэрд.

БЫВШИЙ ТЕАТР МУЗ, ОКРЕСТНОСТИ РОТОНДЫ, НЕСКОЛЬКИМИ КВАРТАЛАМИ ДАЛЬШЕ

— Граната, — сказал Калисо, склонив голову набок. — Значит, стреляли по нашим.

Взрыв раздался неподалеку. Хоффман решил, что били либо по грузовику 2-45, либо по БТРу. Они с Калисо только что миновали сквер перед давно пустовавшим театром и направлялись к перекрестку у колледжа Грин.

Радиосвязь отсутствовала. Значит, надо проверить самим.

Саранча прекратила стрельбу, но он видел, как черви прячутся за разбитыми зданиями и подбираются все ближе. Калисо обогнул упавшую секцию некогда красивой балюстрады и пригнулся к прицелу «Лансера», осматривая дальнейший путь. Хоффман оглянулся назад:

— Есть что-нибудь?

— Они чего-то выжидают, сэр.

"И мы знаем, почему они ждут".

Если черви подбили «Броненосец», жди неприятностей. Раненые. Наживка.

Хоффман попытался размышлять беспристрастно. "Коул. Матаки. Бэрд. Мои отчаянные бойцы. Лучшие".

Нет смысла увязать в этом деле и рисковать новыми жизнями. Аня права. Черви охотятся за солдатами. Уничтожив армию, они овладеют Хасинто в любой момент, когда им вздумается, и даже не станут утруждать себя рытьем туннелей. Войска образуют последний кордон между Саранчой и остатками человечества.

И червям прекрасно известно, что солдаты никогда не бросают своих товарищей. Этим они и пользуются. Возможно, они считают это слабостью. Мысли Хоффмана вновь вернулись к Маятниковым войнам. Тогда он пожимал руки некоторым пленным из СНР, хотя они и считались врагами. Просто они были отважными воинами. Он сожалел, что пришлось многих убить, чтобы их остановить. Они были людьми. А Саранча воплощала в себе только зло и угрозу.

— Они размножаются через насилие, — сказал Хоффман.

— О чем это вы, сэр?

— Я про Саранчу. Я слышал, что их самок — берсеркеров — для оплодотворения приходится связывать. Они не желают подчиняться. Отсюда результат. Они приветствуют жестокость и не дорожат своей жизнью. Они способны только покорять. В них нет ни одной черты, заслуживающей восхищения.

Калисо все еще осматривал улицы.

— Но они разумные существа.

— И «Джек» тоже. И что из этого?

— Восхищение не обязательно связано с одобрением.

И это притом, что Калисо слыл агрессивным, решительным бойцом. Его мистическая чепуха действовала Хоффману на нервы.

— Знаешь, мне не нравится враг, которого так легко ненавидеть. — Хоффман и сам не знал, зачем он это сказал. Он немного подумал и решил, что выбрал не самое подходящее время для пространных размышлений. Но враг, настолько отвратительный, что любые действия против него не вызывали ни сожалений, ни угрызений совести, его тревожил. Эта война уничтожает последние сдерживающие факторы. Она грозит пробудить в мужчинах и женщинах настоящих монстров. — Но это не означает, что я не уничтожу всех этих мерзавцев вместе с их детьми, — закончил мысль Хоффман.

— Если Саранча выжидает, значит, там кто-то выжил. И им известно, что у нас нет радиосвязи.

— Согласен. Двигай дальше.

Удача сопутствовала Хоффману все сорок лет, пока он носил мундир, причем все эти годы были военными. Но везение не может длиться вечно.

Он разрывался между необходимостью послать Калисо обратно к БТРу и взять его на буксир — это было слишком ценное имущество, чтобы его оставлять, — и желанием бросить все и заняться поисками уцелевших бойцов. Без радиосвязи полковник был слеп и глух в городе, где жил с самого детства. С каждым днем улицы становились все более неузнаваемыми; карта давно не соответствовала действительности. У него остался только механический компас размером с пуговицу. Но в конце концов технология еще не окончательно вытеснила боевые инстинкты и выучку.

Хоффман указал Калисо вперед и налево:

— Пошли.

Они, пригибаясь, добежали до узкого прохода, за которым открывался амфитеатр, и открыли огонь. Вместо того чтобы ответить на стрельбу, черви скрылись на следующей улице. Все правила стратегии были налицо. Хоффман беспрестанно озирался, отыскивая признаки ловушки или двойной игры, и никак не мог отделаться от мысли, что их куда-то заманивают.

Но ему было уже все равно. Он направлялся к тому месту, где, по его сведениям, произошло нападение на «Броненосец». Хоффман не мог уехать, не уверившись, что сделал все возможное для спасения выживших солдат.

— Рядовой, тебе не обязательно принимать в этом участие.

Калисо поравнялся с ним и замедлил бег:

— А вдруг мы обнаружим, что они ранены? Сэр, не сочтите за неуважение, но один человек с простреленной ногой…

Хоффман время от времени морщился от боли, и Калисо не мог этого не заметить.

— Один глупый старик с простреленной ногой. Но я еще способен двигаться.

Метров через десять должен быть правый поворот к колледжу Грин. Хоффман уже увидел облицованный гранитом угол старой галереи и попытался мысленно восстановить карту. Да, правильно. Скоро они должны выйти туда, где, по его воспоминаниям, находится широкая дорога. Хоффман поднял руку на уровень плеча, призывая Калисо остановиться:

— Готов?

Калисо посмотрел на другой конец аллеи, в которой еще сохранились остатки великолепной мозаики:

— Сэр, там есть колонна. Займите эту позицию и прикройте меня…

Неожиданно слабый треск помех в наушнике исчез, и Хоффман снова услышал голос:

— Центр контроля вызывает Хоффмана. «Дельта», отвечайте центру…

— Хоффман слушает, Аня. — Теперь он был уже не глухой, только частично слепой. — Что произошло с бэтээром Коула?

— Все живы, сэр. Один член экипажа грузовика убит, второй ранен, но «Броненосец» выведен из строя. Они направляются к точке встречи пешком. Сержант Феникс обещал их вывезти.

— А как остальной конвой?

— Последняя группа подходит под конвоем «Гаммы», сэр.

Калисо торжествующе поднял кулак:

— Мы сделали это, сэр!

— Сделали, рядовой. — Но Хоффман до сих пор не знал, что затеяли черви, — Аня, не мог бы «Джек» взглянуть на нашу позицию? Мы считаем, что черви устроили нам засаду, но если здесь не осталось раненых, чего они ждут?

— Прошу подождать, сэр. Сейчас направлю "Джека".

Хоффман в недоумении поглядел на Калисо. Он

чувствовал, что что-то упустил, и ожидание казалось непомерно долгим. На канале связи послышалась болтовня между Коулом и Домом Сантьяго, значит, остальные члены отряда уже встретились.

— Сэр, я ничего не вижу, — наконец доложила Аня. — Они просто выжидают на дороге и поглядывают в вашу сторону.

Хоффман поднял голову, отыскивая «Джека», но бот, вероятно, скрывался между зданиями.

— Тогда мы проявим беспримерное благородство и вернемся к бэтээру, вместо того чтобы разнести их в пух и прах. Хоффман закончил.

Калисо попятился с открытого пространства. Возвращаясь по тому же маршруту, они обогнули угол галереи и вышли туда, где в тени арки стоял БТР.

— Хоффман — Фениксу. Мы собираемся возвращаться. — Как здорово снова пользоваться радиосвязью. Хоффман до сих пор не мог понять, как песанги могли действовать в полном молчании, без каких-либо радиосигналов. Кое-кто из более легковерных солдат считал их телепатами. — Вы подобрали остальных? Никого не осталось?

— Все на борту, сэр. Оказываем первую помощь раненому водителю. Я бы рекомендовал оставить грузовик до рассвета.

— Утром рядовой Калисо проводит сюда ремонтную бригаду, — сказал Хоффман. — На обратном пути не забывайте о бдительности.

Но Калисо вдруг остановился в нескольких метрах от БТРа. Он опустился на четвереньки и стал осматривать днище "Броненосца":

— Нет, сэр, надо проявить бдительность прямо сейчас.

Хоффман тоже остановился. Наконец до него дошло, и он разозлился на свою глупость.

И кто же из нас легковерный?!

Они не решились разделиться, чтобы не попасть в лапы Саранчи, и в результате БТР остался без охраны. Такая проблема неизбежна, если экипаж состоит всего из двух человек. А основное правило гласит: не суйся в неприятности, не имея обратного билета. Любое транспортное средство надо охранять.

— Дерьмо! — буркнул Хоффман.

— Я давно взял за правило осматривать любую машину, прежде чем в нее садиться, — сказал Калисо. — Это давняя привычка. Мои друзья на прошлой войне заплатили за этот урок слишком дорого.

Да, червям нельзя отказать в сообразительности. Кроме того, им было не чуждо стремление к театральности. Хоффман, опустившись на четвереньки рядом с Калисо, убедился, что устройство, прикрепленное к днищу, было нетрудно заметить.

Возможно, черви добились своей цели. Глупые люди сядут в машину и взлетят на воздух. А если глупые люди заметят устройство, они могут уйти пешком и тогда станут легкой добычей.

— Если они этого хотели, я готов, — сказал Калисо.

— Сэр? — Аня все еще слушала их разговор. — Сэр, у вас все в порядке?

Хоффман взглянул на Калисо, и они мгновенно пришли к молчаливому согласию. Если Аня почует, что они по уши в дерьме, кто-то должен будет рисковать головой, чтобы вытащить их отсюда. Но ни один из них не желал позволить червям устанавливать свои правила.

— Все отлично, — ответил Хоффман. — Все в порядке, лейтенант Штрауд.

Затем он переключил рацию в режим приема и перезарядил "Лансер".

Калисо проделал то же самое.

ГОЛОВНОЙ БТР ПОКИДАЕТ ПУНКТ СБОРА И НАПРАВЛЯЕТСЯ В ХАСИНТО

— Центр контроля вызывает Феникса, — послышался голос Ани.

"Броненосец" петлял между кучами мусора, и Дом старался, чтобы БТР не слишком сильно трясло. Джефф Таттон уже побелел от боли, и не стоило вытряхивать ему кишки по дороге в госпиталь. Маркус сидел впереди и время от времени оглядывался, наблюдая за манипуляциями Бэрда, пытавшегося остановить кровотечение.

— Я слушаю, Аня. — Маркус вопросительно поднял бровь и посмотрел на Дома. Обычно Аня сразу говорила, по какой причине их вызывает. — У вас возникли проблемы?

— Да. Хоффман переключил рацию в режим только приема.

Дом мгновенно оценил ситуацию. За долгие годы войны у него было достаточно практики. Аня обладала особым даром замечать все, что выходило за рамки обычного. Возможно, это качество еще усиливалось тем обстоятельством, что в ее распоряжении были только сигналы радиосвязи и данные приборов. По ним Аня четко представляла себе сложившуюся ситуацию и — что было важнее — состояние бойцов. Похоже, надвигались очередные неприятности.

— Объясни, — попросил Маркус, одновременно жестом приказывая Дому сбросить скорость. — У Хоффмана проблемы с рацией или нечто большее?

— Это только мои догадки. Я считаю, что они с Таем попали в беду и по какой-то причине не желают об этом докладывать. Я собираюсь вызвать "Ворона".

— Не надо, — возразил Маркус. Ночной полет «Ворона» грозил слишком большим риском. По возможности в темное время все старались обходиться без вертолетов. — Мы всего в паре минут от их позиции, сами разберемся.

Бэрд раздраженно фыркнул:

— Не вздумай, болван, раненый этого не перенесет. Впрочем, тебе выбирать. Мерзавец, который оставил тебя гнить в тюрьме, или этот ни в чем не повинный отставной солдат…

— Иди к черту! — огрызнулся Маркус. Дом вздрогнул. "Ого, это на него не похоже". По всей видимости, Бэрд сумел его достать, — Дом, останови "Броненосец".

— Феникс, ты еще глупее Хоффмана, — сказал Бэрд. — Общество кавалеров Звезды Эмбри. Или ты все еще пытаешься произвести на него впечатление?

— Замолкни, Блондинчик. — Берни похлопала его по плечу. — Я пойду с Маркусом. Мы знакомы со стариком еще с тех пор, когда оба были молокососами. Как ни печально, это автоматически делает его моим старым другом.

— Не надо, в этом нет необходимости. — Дом остановил БТР. Он знал, что произойдет дальше. Дом слишком хорошо изучил Маркуса, а значит, и его собственные действия тоже определены. Он обернулся к сидящему позади Коулу. — Назначаю тебя водителем, Коул. Смотри не поцарапай обшивку.

Маркус открыл люк и выпрыгнул из машины.

— Тебе там нечего делать, Дом. Берни, и ты оставайся на месте. Я сам справлюсь.

Дом вздохнул и не стал обращать внимания на его слова. Он выбрался из БТРа и махнул Коулу, чтобы тот уезжал.

— Одному нельзя.

— Я сам так решил.

— Если ты идешь, я тоже пойду. — Дом, не задерживаясь, направился к тому месту, где должен был находиться Хоффман. За его спиной Коул уже прибавил обороты. Никто сегодня не слушал Маркуса, и он здорово разозлился, но ведь это еще не повод, чтобы позволять ему напрасно рисковать. — Хочешь меня остановить? Тогда можешь пустить в меня пулю.

Маркус только вздохнул. БТР сорвался с места и устремился к Хасинто, а они зашагали по направлению к колледжу Грин.

— Аня, тебе известны координаты Хоффмана?

— Да, Маркус. Он находится на перекрестке улицы Единства и Порту, на западной стороне ротонды. Там я засекла его рацию. И Тая тоже.

— Спасибо. Феникс закончил. — Маркус догнал Дома. — Ты мне ничего не должен.

"Черт, клянусь, он читает мои мысли".

— Я почти ничего не сделал для тебя, пока ты несколько лет торчал в Глыбе.

— Надо же, а я думал, что ты меня спас.

— Мы должны были об этом поговорить, Маркус. Рано или поздно.

— Лучше позже.

— Что тебя грызет?

— Спасибо, хоть не спрашиваешь, почему я бросаюсь на помощь Хоффману.

— А мне и не надо об этом спрашивать. Но я хочу знать, чем тебя так задели слова Бэрда.

— Как тебе хватает дыхания болтать на ходу?

— Хватает. Я в хорошей форме. И не увиливай от ответа.

Некоторое время Маркус бежал молча. Дом слышал только ритмичный стук тяжелых армейских ботинок; на пустынных улицах эхо их шагов звучало как звон заклепок в жестяной банке.

— Ну ладно, — наконец заговорил Маркус. — В прошлом я проявил нерешительность, и это стоило жизни нескольким парням. Больше я не допускаю никаких колебаний.

В характере Маркуса не было ни капли нерешительности. Едва ли на его совести лежит такой серьезный проступок… Дом мысленно отметил этот факт, чтобы остановиться на нем позднее. Но что бы это ни было, воспоминания до сих пор жгли Маркуса.

Они были уже в паре кварталов от ротонды. Бродяги снова появились на улице и собрались на углу, под тусклым уличным фонарем. Завидев бегущих Маркуса и Дома, они тотчас скрылись за дверью здания. Появление солдат для них означало, что где-то поблизости вышла Саранча.

— Ладно, только хочу, чтобы ты знал: я ноги стер, пытаясь вытащить тебя оттуда. Я о тебе не забывал ни на минуту.

— Ты думаешь, мне это неизвестно?

— Я приставал к каждому, кто соглашался выслушать мои просьбы: к министрам, офицерам и прочим. Я даже попытался найти какого-нибудь бандита, чтобы организовать твой побег. — Дом даже продал свою Звезду Эмбри, и после Дня Прорыва в Хасинто находились коллекционеры, стремившиеся завладеть медалью.

Награда ничего не значила для него, когда лучший друг попал в беду. — А ты получал мои письма?

— Одно или два.

— Я писал каждую неделю.

— Я знал, что ты так и сделаешь.

— Проклятие… — Дом на время забыл про червей. Он мог думать лишь о том, что Маркус был заперт с мерзавцами, на которых жалко даже плевка, и при этом не получал никаких известий. У него защемило сердце. — Мне очень жаль.

— Ты вытащил меня оттуда. Не переживай. — Маркус замедлил бег, чтобы проверить направление. Ориентироваться в городе стало труднее, поскольку улицы выглядели совсем не так, как с высоты БТРа. — Я знал, что ты не отступишься.

Дом осознал, что вновь испытывает давние чувства. Когда погиб Карлос, он словно прирос к Марии и детям; он боялся оставить их даже на пару часов. Потребовалось не меньше года, чтобы преодолеть панический страх. Когда Маркуса бросили в тюрьму, Дом как будто вновь потерял старшего брата. И теперь он был не намерен разлучаться с Маркусом, чего бы это ему ни стоило.

"Если бы я остался с Карлосом…"

Дом тысячи раз вспоминал немногие известные ему детали смерти брата и рисовал себе эту страшную сцену. Он знал. Он все рассчитал. Если бы они были вместе, все трое, все закончилось бы по-другому.

Да, он понимал, почему Маркус бросился на помощь Хоффману и Калисо. Он все прекрасно понимал.

Глава 15

Людей убивают не ружья и бомбы. Людей, причем в огромных количествах, убивают умнейшие из ученых, которые разрабатывают все более совершенные орудия уничтожения. Ни один из моих самых опытных бойцов не смог бы сделать ничего более опасного, чем клинок или лук. Так что прошу меня извинить, но мне претит, когда солдат называют «детоубийцами», а ваши образованные коллеги получают научные гранты. И это еще до того, как вы начнете изобретать какую-нибудь новую дрянь, которую не сможете удержать под контролем.

(Откровенное высказывание майора Виктора Хоффмана в разговоре с выпускниками университета в Лакруа, за четырнадцать лет до Дня-П)

МЫС АСФО, ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД.

СПУСТЯ ПОЛЧАСА ПОСЛЕ НАЧАЛА ОПЕРАЦИИ

— Теперь я вижу два вражеских пулемета на одной линии с воротами, — сообщил Бенджафилд. — Там еще человек шесть, но мне их не видно. Чо, у тебя что-нибудь есть?

— Трое обходят здание с тыла. Идти за ними?

В разговор вмешался Хоффман:

— Оставайся на месте, Чо, охраняй лодки. Морган, Бай Так, зайдите с тыла и разберитесь с ними. Чо, Бенджафилд, будьте наготове. В случае необходимости будете вывозить пленников. Боты запрограммированы на возвращение к вам. Все, что нам здесь нужно, — это информация и ключевые фигуры персонала.

Дом присел на корточки у входа в главное здание и выслушал сообщение Бенджафилда о наблюдениях, сделанных из укрытия в прибрежной траве. В черно-зеленом мире ночного видения Дом заметил Хоффмана и двоих песангов справа, у двери в жилой комплекс. Все остальные оставались для него бестелесными голосами в наушнике, хотя Дом и пытался определить их положение на мысленной трехмерной карте.

Первый обмен выстрелами оказался очень коротким: контратакующий отряд внезапно передумал штурмовать здание. После чего вновь воцарилась тишина.

Вероятно, отряд инди понял, что численный перевес не на их стороне. Но солдаты редко обращали внимание на подобные мелочи. И, кроме того, с севера подошла еще одна группа. Так почему же десантники- инди отступили?

Сейчас стрельба доносилась только с одной стороны — сзади, где простиралась болотистая долина Асфо. С позиции Дома не было видно горизонта, но он знал, что там мелькают вспышки. И подумал о своем вспыльчивом брате.

"Карлос, не забывай, чему тебя учили. Слушай Маркуса".

— Они не могут не знать, что у нас есть заложники, весьма важные особы, — сказал Хоффман. — И не хотят рисковать их жизнями. Это наш козырь.

Тимьо находился в общей комнате в передней части здания и следил, чтобы пленники вели себя тихо. Конечно, без них было бы гораздо легче, но теперь эти люди стали полезным прикрытием. Простые и ясные правила вторжения на этой самой унылой из всех унылых территорий постепенно рассыпались. Приходится выбирать: отпустить этих перепуганных штатских, пока не сработали заложенные заряды и не началась бомбардировка, или не отпускать их, что тоже грозило неприятными последствиями.

"Они не просто прохожие. Помни: вооружены они или нет, это не обычные наблюдатели. Как бы они поступили с тобой, если бы ситуация переменилась?"

— Главное для нас — это бот «Фрэнк», — снова заговорил Хоффман. Похоже, он действовал по плану для самого неблагополучного варианта событий. — Если мы лишимся двух других ботов, то потеряем информацию с серверов, но Феникс сможет восстановить эти данные. Сантьяго, береги эту чертову машину, как будто это твой новорожденный ребенок.

"Черт! Я забыл про маленькую дочку. Забыл. Нет, в самом деле я на какое-то время забыл о ней. Как я мог?"

Дом проверил комнату с серверами. Бот «Фрэнк», окутанный слабым голубоватым сиянием, все еще неподвижно висел перед рядом машин, и оба его манипулятора были погружены в разъем одного из устройств. Нарушать его сосредоточенную работу казалось почти недопустимой грубостью.

— «Фрэнк», как только закончишь, не жди нас, сразу отправляйся к Бенджафилду. Понял?

Он почти ожидал, что робот ответит ему: "Есть, сэр". Хотя и не надо было беспокоиться, что бот откажется выполнять команду, не желая покидать своих друзей. Как только Дом снова выскользнул наружу, Хоффман подозвал его взмахом руки.

— Сантьяго, переведи штатских в вестибюль, — сказал он. — Как только начнем отходить, мы прихватим их с собой на берег, а потом в последний момент отпустим.

— Сэр, они будут для нас живым щитом?

— Это не планировалось, но если потребуется, так и будет.

Дом вернулся в спальный корпус и прошел в общую комнату, где на полу лежали связанные пленники. Тимьо поставил приклад «Лансера» на подоконник и в любой момент был готов разбить стекло и открыть огонь. Инфракрасные лучи за стеклом были бесполезны, так что Тимьо, опасаясь фронтальной атаки, рассчитывал только на свои глаза. И в то же время он не забывал присматривать за пленниками.

В выражении лица Тимьо отчетливо читался вопрос: "И что теперь мы с ними будем делать?"

Служащие комплекса беспомощно лежали на полу лицом вниз. Дом пригнулся, достал нож и стал перерезать пластиковые браслеты, сковывавшие лодыжки пленников. Едва он попытался поднять на ноги первую женщину, — сначала дамы! — он разглядел ее лицо, искаженное ужасом. Женщина не видела в нем хорошего парня Дома Сантьяго, заботливого отца и любящего мужа; она видела только незнакомца в очках, закрывающих пол-лица, с автоматом и в бронекостюме, в котором он был больше похож на машину, чем на человека.

— Мы переходим в другое помещение, — отрывисто сказал Дом. Ее рот все еще был заклеен липкой лентой и запястья остались связанными, так что вежливость была бы здесь неуместна. — На тот случай, если здесь все взлетит на воздух.

— Эй! — раздался пронзительный шепот Тимьо, и женщина вздрогнула. Он отступил на шаг назад и указал дулом автомата на потолок. — Там, наверху. Это не ветер. Я слышал, как там кто-то ходит.

Дом встал между женщиной и дверью — на всякий случай, чтобы пленница не вздумала выбежать. Ради ее собственной безопасности. Он всмотрелся в окно, занимавшее почти всю стену. Оно глядело на море, и после шторма стекло поблескивало от соляных кристаллов. Если какие-то мерзавцы забрались на крышу, значит, они собираются освободить пленников. Дом заставил женщину снова опуститься на пол.

— Опустите голову, леди! — приказал он. — Пуля инди не будет спрашивать у вас удостоверения личности.

— Зачистка, противник замечен на плоской крыше общей комнаты, — передал Тимьо. — Будьте готовы к массовым попыткам прорыва.

Инди явно собирались поступить так, как учили Дома. Они займут несколько позиций поблизости от здания, а потом одновременно бросятся на штурм. Щепки полетят во все стороны.

Может, они проходили специальную подготовку по освобождению заложников? Десантники Королевской Тиранской пехоты этому не учились. Пока не учились. Они немного отстали, но Дом решил, что это не так уж и важно.

— Какой-то парень лезет на крышу по радиомачте, — доложил по рации Морган. По мере того как ситуация осложнялась, радиопереговоры становились все менее формальными. Для отряда это был первый опыт десантной операции, и напряженность нарастала с каждой минутой. Дом был уверен, что Хоффман не устроит им разнос по этому поводу. — Бай Так готовит ему стальной сюрприз. Еще двое направляются к нам через помещение генераторной подстанции.

Некоторое время Морган хранил молчание. Потом где-то внутри здания послышалась стрельба. Внезапно канал наполнился голосами:

— Двое снаружи справа…

— Черт!..

— Тот, что был на крыше, он уже внизу.

— Шим, ты в порядке? Откликнись, приятель!

— Йонг? — послышался голос Хоффмана. — Йонг! Быстро наверх и не допускай никого к ботам.

— Уже иду, сэр.

Где-то остались еще трое инди. Три человека — немалая сила для спецподразделений. Дом прислушался, нет ли какого-то шороха на крыше.

"Им известно, в каком помещении мы находимся.

Никто не способен на такую удачу, никто не мог об этом знать.

У них есть сообщник внутри".

— Сэр, у них должен быть кто-то внутри, без этого…

Трах!

Окно общей комнаты разлетелось вдребезги, и Тимьо открыл огонь из «Лансера». В первое мгновение Дом решил, что это удар Тимьо обрушил все стекло. Но в комнату ворвались трое инди, спустившиеся с крыши, и сразу же начали стрелять. Перед глазами Дома мелькнули блестящие очки, противогаз и тяжело нагруженная перевязь бронекостюма. Он выпустил очередь в первый же силуэт, попавший в поле зрения; ответный выстрел отозвался мощным толчком в плечо. Один за другим двое инди рухнули на пол, а третий попытался укрыться, но Дом и Тимьо уже объединили на нем залпы своих «Лансеров». Вспышки огня, свист пуль и крики мгновенно стихли, словно кто-то повернул выключатель. Все закончилось в секунду, всего за секунду, меньше, чем вдох…

Дом опустошил обойму в ближайшего противника — всего в шаге от крайнего пленника. Тимьо сделал то же самое. Они должны были удостовериться, что все нападавшие мертвы.

Через несколько мгновений после окончания стрельбы снова раздались вопли и рыдания.

— Кто-нибудь ранен? — закричал Дом. Он пошел вдоль ряда, встряхивая каждого пленника за плечо, чтобы проверить, нет ли у него повреждений. Тимьо проверял с другого конца. — Никто не ранен? Оставайтесь на полу. Не двигайтесь.

— Все живы, — произнес Тимьо. Он еще раз осмотрел солдат-инди. — А эти — нет. Зеленый-два докладывает Зачистке. Трое противников уничтожены. Мы выходим.

"Еще четверо остались. Двое на пулеметах, двое проникли в тыл".

Это сулило немалые неприятности.

— Мы все погибнем, — причитал один из пленников. — Мы все погибнем!..

Да, во всем этом была какая-то странная ирония. Дом не мог подобрать слов, но они должны были звучать как-то вроде этого: "И мы тоже погибли бы, если бы не опередили своих врагов". Вместе с Тимьо они вышли из комнаты и направились к задней части главного здания, откуда доносилась стрельба.

Хоффман заглянул внутрь — проверить, как идут дела у «Фрэнка». Дом махнул рукой Тимьо, чтобы тот отправлялся на помощь Моргану, а сам остался, намереваясь предупредить Хоффмана.

— Сэр, я твердо уверен, что у них имеется сообщник внутри, — сказал он. — Они знали, где мы находимся. Они знали, где содержатся заложники. Возможно, это просто догадка, но вряд ли. Мы так и не нашли второго охранника.

— Какое это теперь имеет значение, Сантьяго? — Хоффман с трудом сдерживал раздражение по поводу медленной перекачки данных и говорил сквозь зубы. —

Как только станет ясно, что первая группа потерпела неудачу, инди предпримут вторую атаку.

— А первая группа уже уничтожена?

— Почти. С остальными мы разберемся. — Хоффман шагнул к двери. — Но давай все-таки отыщем этого умника и заставим его замолчать.

ДОЛИНА АСФО

Ветер стал утихать и к тому же переменил направление. Теперь Карлос ощущал его на своем лице.

Стало намного лучше слышно. В промежутках между взрывами и грохотом стрельбы он различал другой звук, доносившийся с противоположной стороны, из-за невысокой гряды, что отделяла низину от твердой суши. Ветер приносил оттуда резкий механический скрежет. И с каждой секундой он становился все ближе. Привычная порция плохих новостей.

— Они пригнали сюда «Аспидов»! — закричал Карлос. Звук двигателей бронированных машин инди, БМП класса «Аспид», был знаком солдатам не хуже рева моторов «Ворона», только не вызывал у них таких же теплых чувств. — Мэм, с северо-запада приближается подразделение "Аспидов".

— Как это некстати. — Штрауд помолчала. Спутниковая разведка теперь ничем не могла им помочь; старая информация не учитывала быстро передвигающиеся в темноте мобильные группы. Опять приходилось полагаться только на свои силы. — Я слышу их, Сантьяго. Кто-нибудь смог их увидеть?

— Еще нет, мадам. — Это ответил Кеннен. — Вероятно, они пока в низине. Но мы тоже их слышим.

— «Аспиды» — тяжелые колесные машины, — вмешался Маркус. — Им не удастся пройти болото, придется остановиться на подъездной дороге.

— На них обычно имеются ракетные зенитные установки и крупнокалиберные пулеметы, — сказал Карлос. — Так что им не обязательно подходить ближе.

— Вряд ли они пригнали сюда всю эту технику ради нас, — заметила Штрауд. — Их главная цель — научно-производственный комплекс.

— Но у них там ценное имущество. — Произнося эти слова, Карлос понимал, что пытается выдать желаемое за действительное, пытается убедить невидимые высшие силы сохранить жизнь Дома. — Не будут же они уничтожать свое производство.

— Они уже получили эти чертовы копии, — возразила Штрауд. — Пока мы не угрожаем захватом ОСВО, им ничего не стоит сровнять этот комплекс с землей.

— А как же научные сотрудники?

— Вспомните, как долго они собирались, пока не решили, что могут заплатить высокую цену, лишь бы не выпустить из рук изобретение.

Маркус присел и уперся пятками в пружинистую землю, установив гранатомет на плече.

— Мост, — произнес он. — Карлос, посмотри на карту. Они попытаются пройти по мосту. Это единственный путь для тяжелых машин.

— Чего они добиваются? Оказать огневую поддержку или разнести все в клочья? Они могли…

— Освободите канал! И используйте свои позывные! — рявкнула Штрауд. — Допускаются только тактические переговоры! Вы что, не в состоянии соблюдать дисциплину в эфире?

Карлос послушно отодвинул от губ микрофон. Гнев Штрауд пугал его ничуть не меньше, чем вражеские орудия.

— Я никогда не был силен в правилах.

— Да, похоже, они чего-то ждут, — прошептал Маркус. — Ты был прав.

На плоской болотистой равнине, пересеченной лабиринтом каналов, рота «С» оказалась разделенной на две части, а боевые машины Остри месили грязь между ними. На этих трясинах не было ни одной возвышенности, чтобы организовать наблюдательный пункт, а укрыться можно было только за редкими деревьями, стоявшими на отдельных клочках суши. Шквальный огонь грозил уничтожить все живое.

"Мы здесь для того, чтобы обеспечить безопасность отряду Дома. Вот и все. Остальное не имеет значения".

Но как это сделать наилучшим способом, если сражение разворачивается совсем не так, как планировалось? Эта база наверняка имеет другие методы обмена информацией с внешним миром, не обнаруженные разведкой… Или они сразу пустили в ход тяжелую технику, едва заметив первое нарушение?

"Как они смогли так быстро во всем разобраться? Или это одна большая ловушка?"

А теперь вдали показалось что-то еще. В очках ночного видения перед глазами Карлоса зажглось несколько ярких точек.

— Легкие зенитные установки, — произнес он. Эти могли преодолеть болота. — Майор Штрауд, мобильные зенитные установки в двух километрах.

Штрауд уже слегка охрипла:

— Они с ума сошли. — Возникла пауза, прерываемая стрельбой. — «Калона», центр, предупредите «Мерит», что ее «Буревестникам» будут противостоять ракеты "земля—воздух". Это мы оставляем вам. И имейте в виду, что нам потребуются «Вороны» для эвакуации.

Вдалеке ударил залп орудий, как будто по банке с заклепками стукнули молотком. Такой негромкий звук сменился оглушительным грохотом, когда снаряды приземлились позади линии солдат. Мокрая земля поднялась в воздух и холодными комьями осыпала лежавших солдат. Остри стали стрелять точнее, и в подтверждение этому на канале радиосвязи сразу же послышались вызовы медиков, доклады об убитых и тяжелораненых.

"Если к ним присоединятся еще и зенитки, мы лишимся всех "Воронов"".

— Проклятие! — Маркус нацелил «Копье» и выстрелил в приближавшихся врагов: на пулеметную позицию инди полетел неприятный сюрприз. Ракета по дуге взвилась над равниной, упала на траву и — закончила свой полет огненным клубком. — Мы слишком быстро сжигаем снаряды.

Карлос уже ничего не мог слышать со стороны комплекса Асфо. Операция по созданию защитной стены для десантников обернулась битвой за собственное выживание. Слева от него взорвался еще один снаряд.

— Страховка вызывает Кеннена! — крикнула Штрауд. — Сержант Кеннен! Дьявол, Кеннен упал. Медики!

— «Аспид» в зоне видимости. — Маркус выжидающе помолчал. — Мадам, появился второй «Аспид» и с ним легкие машины. В секторе от семь-пять-семь-ноль- ноль-один до семь-шесть-один-три-три-ноль. Семь… нет, восемь легких автомашин…

И в это мгновение на них устремилась стена сплошного огня. Такой залп был не слабее полноценного воздушного налета. Карлос все чаще ловил себя на мыслях о переправе.

— Они стремятся взять объект в кольцо, — передала Штрауд. — Хотят его запереть. — Послышался отчетливый щелчок, означавший переключение каналов. — "Ка- лона", центр, замечена бронированная и легкая техника. Направляется к комплексу, мощность около десяти единиц. Где наша поддержка?

— Страховка, из Перасфы к вам направлены два «Буревестника». — Голос Ани на мгновение прервался и вновь зазвучал устойчиво. — Будут через десять— пятнадцать минут.

— В первую очередь займитесь базой. Не допускайте, чтобы инди ее уничтожили.

— Страховка, вы считаете, что это их цель?

— Подтверждаю. Сначала базу, а затем поможете нам разобраться с наземными силами и выбраться отсюда.

— Вас поняла, Страховка.

— Матаки вызывает Страховку, — прорезался голос Берни. Матаки все еще занимала позицию для поддержки находящихся в комплексе десантников. — В сторону Перасфы с базы замечены прерывистые световые сигналы. Какой-то мерзавец использует сигнальный фонарь. Сообщение прочесть не смогла, но Хоффман должен знать, что у них там есть компания. На вид это очень маленькое техническое помещение под самой крышей в задней части здания. Хотя трудно поверить, что там помещается человек.

Штрауд с удовлетворением выдохнула:

— Страховка вызывает Зачистку. В вашем расположении кто-то подает сигналы армии Инди. Задняя часть главного здания, техническое помещение на крыше. Старые приемы не сдаются технологическим достижениям.

— Зачистка — Страховке. Спасибо, что облегчили нам поиски.

— Вертолеты, — очень спокойно произнес Калисо. — Но это не "Вороны".

Они все еще надеялись на эвакуацию. Но безопасного места для приземления Карлос не мог бы выбрать. Даже если вертолеты сумеют спуститься к земле, грузиться надо будет под огнем противника.

— Медики, — окликнула Штрауд, — как состояние Кеннена?

— Он мертв, мэм.

Карлос поразился наступившей тишине. Похоже, все мужчины и женщины, собравшиеся на этих болотах, на мгновение затаили дыхание: на канале связи не было слышно ни слова, ни вздоха. Шок парализовал их даже в самый разгар боя. Они не просто потеряли товарища. Они лишились центра притяжения всей роты.

Их состояние за всех выразила Штрауд:

— Проклятие! — Она немного помолчала. — Матаки? Теперь ты остаешься за старшего. Объединяйся с группой Кеннена. Форсируйте канал и избавьтесь от транспортного отряда. Уничтожьте их.

— Слушаю, мэм.

— Страховка, это Калисо. Я слышу, что вертолеты инди заходят с моря. Направление пока не ясно.

"Кеннен погиб. Он же практически вырастил нас. Мой сержант".

Шок от потери человека, который казался бессмертным, на мгновение ошеломил Карлоса. Реальность, каждому из них в любой момент грозившая смертью, заставила его вновь сосредоточиться на битве, но где-то в глубине продолжала биться мысль: "Кеннен мертв, Дэн Кеннен мертв…"

Карлос прислушался к шуму двигателей вертолетов, то приближавшемуся, то отдалявшемуся в зависимости от силы ветра. Он надеялся, что обостренный слух Калисо подвел его и это долгожданные «Вороны», но островитянин оказался прав.

Маркус уселся поудобнее и потянулся за очередной ракетой.

— Я достал двоих слева, — сказал он. — Но если даже подключатся другие отделения, у нас все равно будет больше целей, чем ракет.

— Маркус, Кеннен убит.

— Я слышал.

— Дьявольщина!

— Сосредоточься. Мы должны удержать эти проклятые жестянки.

Карлос не мог поверить, что друга не огорчила смерть Кеннена. Но Маркус как будто закрылся ставнями, точно так же он ни разу не заплакал после исчезновения матери. Карлос не понимал: то ли Маркус не может найти слов для выражения скорби, то ли он боится их произнести, чтобы не поддаться горю. Вот и теперь он чуть запрокинул голову, на мгновение прикрыл глаза — и все. Карлос не представлял, что должно произойти, чтобы Маркус заплакал.

— Ладно, мы можем перебраться через канал и забросать их гранатами, — предложил Карлос.

Протока перед ними не была достаточно глубокой, чтобы называться рекой, но ее ширина и топкие берега представляли труднопреодолимый барьер.

— Будем ждать, пока Штрауд не прикажет изменить позицию.

— Слушаюсь, капрал Феникс…

В этом был весь Маркус. Образцовый солдат, строго придерживающийся правил. Штрауд, конечно, одна из лучших, но даже самый лучший командир не в состоянии сейчас четко определить картину боя — лежа на плоской равнине, заросшей высокой травой и кустарником, да еще в темноте. Бой, как и всегда, развивается совсем не по плану. Так обычно бывает. Необходимо принимать мгновенные решения, а время покажет, верными они оказались или нет. Единственное, чего нельзя делать, — это сидеть на месте и ничего не предпринимать.

Свое недовольство Карлос перенес на двух «Аспидов». Они все еще стояли на максимальной дистанции поражения «Копьем» и довольно далеко друг от друга, чтобы Карлос мог проследить через прицел «Лансера» за обеими машинами.

"Я мог бы за несколько минут добраться туда и бросить гранаты в артиллерийские люки…"

— Феникс вызывает Страховку, — заговорил Маркус. — Я могу достать левого «Аспида», он как раз на уровне…

— Не спеши, Феникс.

Чок-чок-чок-чок.

Карлос теперь тоже отчетливо их слышал. Это определенно не «Вороны». Это «Химеры», вертолеты десанта инди. Они либо сотрут в порошок роту «С», чтобы спасти своих пулеметчиков, либо пройдут к комплексу на мысе Асфо. Сбить такую машину «Копьем» почти невозможно.

— Шумные твари, — пробормотал Маркус, не отрывая взгляда от зеленоватого экрана ракетной установки. — Давай, Дом, забирай чертову информацию и беги…

Шторм на море стих. Заменивший его шторм на суше был всецело человеческим изобретением.

МЫС АСФО

— Небольшая корректировка плана, — прошептал Хоффман. — У нас на крыше завелся мерзавец, который докладывает о наших силах и перемещениях. Я его отыщу. Бай Так, бери своих парней и разберись с этими стрелками на берегу.

Выходит, второй охранник все же ушел на крышу и ему каким-то образом известно обо всех перемещениях солдат. Он должен и сейчас следить за ними — если еще не ушел, — чтобы закончить то, чего не добился первый отряд инди.

— Мы готовы, саг.

Бай Так, Шим и еще четверо песангов снова обнажили свои мачете. Ветер шевелил высокие пучки травы, и Хоффман мог видеть двух пулеметчиков, залегших в пяти метрах друг от друга. И еще он слышал двигатели вертолетов. Несут ли они еще отряд спецвойск или ракеты — все одинаково плохо.

— Доложите, как дела у ботов?

— Еще десять минут, сэр, — откликнулся Дом Сантьяго.

— Где ты находишься?

— На верхнем этаже, рядом с ботами.

— Я иду к тебе.

Хоффман ненадолго задержался, потому что вдруг потерял из виду песангов. Они словно растворились в траве и тростниках — даже очки ночного видения не помогли майору уследить за ними. И уж конечно, он не мог их слышать.

Так же, как и пулеметчики.

Он не должен был задерживаться, но и уйти тоже не мог. Спустя пару секунд он увидел, как стрелок справа приподнялся, будто его укусила за задницу пиявка, но чья-то рука тотчас закрыла ему лицо. Пулеметчик дернулся в агонии и свалился на бок. К тому времени как Хоффман перевел взгляд на второго стрелка, его просто не было на месте. Оба пулемета молчали. Над травой показались два перепачканных грязью лица песангов, потом снова исчезли, и пулеметы тихо опустились в траву.

Каждый раз, видя, как воюют песанги, Хоффман испытывал благоговейный страх. Они совершенно не были похожи на солдат Коалиции.

— Двое уничтожены, саг.

— Отличная работа, сержант, — похвалил его Хоффман. — Оставайтесь неподалеку от ботов. Следите за вертолетами.

— Вам не требуется помощь, сэр? — раздался в наушнике голос Бенджафилда. Он звучал немного разочарованно. — У вас там много работы.

— Охраняйте лодки. Вы знаете, что делать, если все пойдет кувырком. Забирайте лодки и уходите.

Хоффман пробежал к главному зданию, скользнул в двойные двери и едва не споткнулся о сотрудников комплекса, лежавших на полу вестибюля. Их руки все еще были связаны, а рты заклеены липкой лентой. Он заметил, что люди либо смотрят в потолок, словно ожидая дождя, либо друг на друга, либо вообще крепко зажмурились. По крайней мере, они не вопят и не мешают.

"Я должен был их уничтожить. Но я не смог".

Морган и оставшиеся песанги все еще обменивались выстрелами с инди позади здания. Дом хотел присоединиться к ним, но Хоффман задержал его за рукав и позвал за собой.

— Сэр, они нас просто отвлекают, — доложил Морган. — Они не пытаются пройти дальше. Вероятно, скоро последует вторая волна.

— Я знаю. — Хоффман и Дом, пригнувшись, бегом поднялись по ступеням. — Займите их еще минут на десять.

На верхнем этаже Йонг следил за «Брюсом», но внимание Хоффмана было направлено только на потолок и запасный выход. Он искал путь на крышу. На планах, добытых командой Сеттайль, ничего подобного не было, как не было ни единой надстройки на изображениях аэрофотосъемки. Хоффман притянул к себе Дома:

— Охранник засел где-то наверху, в какой-то подсобке или вроде того, и подает сигналы. Найди путь наверх.

Йонг постучал пальцем по футляру "Брюса":

— Этот парень закончил, сэр.

Парень… Йонг упорно не хотел говорить о боте как о машине.

— Хорошо, переправляй его Бенджафилду. А "Джо"?

— Заканчивает. Похоже, информация в основном хранилась на серверах. Здесь были еще какие-то вспомогательные файлы, мы их тоже содрали. Никогда не знаешь, что может пригодиться.

Хоффман кивнул Йонгу и просигналил жестами: мы идем на крышу, там вражеский наблюдатель. Йонг ответил понимающим кивком.

Забавно, что вспомогательные устройства — боты, предназначенные для избавления солдат от опасного и отнимающего время труда, — теперь стали важнее, чем воины из плоти и крови. Дом вернулся и жестом показал, что нашел выход.

— Служебная лестница, — добавил он шепотом.

У начала ступеней они остановились.

— Надо полагать, что он знает о нашем приближении. — Хоффман опять прислушался к шуму вертолетов. Он ожидал атаки сверху, через крышу. — Не пойму как, но он отслеживает передвижения.

— Вы думаете, он из спецгруппы, сэр?

— Сумел же он до сих пор от нас ускользать, — План поимки у Хоффмана был только один. — Основной вариант: дверь настежь и открываем огонь.

Хоффман и Дом поднялись до конца единственного пролета узкой лестницы — ужасный тупик и смертоносная ловушка, если они ошиблись. Но в конце оказалась хлипкая маленькая дверь, которая могла бы вести разве что в кукольный домик. Судя по расположению стен и потолка, за такой дверью мог скрываться только стенной шкаф, но никак не комната.

Дом показал на дверь дулом «Лансера»: "Стрелять прямо отсюда?"

Хоффман покачал головой. Залп из-за двери не гарантировал смерти противника. А враг, даже тяжело раненный, способен ответить стрельбой или активировать мину. На двери имелись обычная ручка и простенький врезной замок, но Хоффман даже не стал проверять, заперт он или открыт. Он показал на замок, поднял руку и беззвучно начал отсчет, пока Дом целился.

На счет «три» Дом выстрелил в замок и выбил дверцу. Последующие действия развернулись перед его глазами галереей отдельных и удивительно четких неподвижных картин, как будто его мозг стремился навеки запечатлеть эту сцену.

Он падал. И падал долго.

"Где же пол? Куда подевался чертов пол?"

Хоффман внезапно обнаружил, что очутился на полу, слегка оглушенный и ошарашенный, но совсем не там, где рассчитывал быть. Прицельный луч автомата Дома выхватил из темноты человека в форме охранника. Парень лет двадцати с небольшим балансировал на составленных ящиках и тянулся к мощному фонарю, стоявшему в отверстии вентиляционного канала под самым потолком. Фонарь для осмотра темных углов, фонарь для сигнализации…

На долю секунды охранник замер, как животное, попавшее в луч света. В одной руке парень держал пистолет. Он успел послать еще одну вспышку, но тут Дом и Хоффман открыли огонь.

Он подавал сигналы до последнего мгновения.

Наконец они прекратили стрельбу. В неожиданной звенящей тишине Хоффман понял, что крошечное помещение было просто отгороженной секцией шахты и пол находился значительно ниже, чем дверной проем. Значит, падая, он пролетел около метра. Потолок едва выступал над уровнем крыши, а единственным отверстием был выход вентканала. Ничего удивительного, что это помещение не было учтено ни одним планом.

— Значит, вот он, этот мерзавец, — произнес Дом, восстанавливая дыхание и глядя на скорченное тело охранника.

— Это настоящий герой, — сказал Хоффман и поморщился от боли в коленной чашечке, ушибленной при падении.

Тренировка и дисциплина приучили тело солдата работать независимо от медленного осознанного мыслительного процесса. Когда не было времени на то, чтобы рассуждать, оглядываться по сторонам и вспоминать инструкции, оставалось только реагировать; остаться в живых помогали мускульная память и выброс адреналина. Но мозг Хоффмана ввязался в спор и доказывал ногам, что нельзя просто так оставить здесь тело этого человека.

Случись такое в Коалиции, этот парень получил бы медаль. Теперь он превратился просто в мертвого врага. Хоффман неожиданно поймал себя на составлении его мысленного облика: этот человек достаточно молод, чтобы служить в армии, но не служит. Он умеет подавать сигналы. Обладает присутствием духа и смог в поднявшейся суматохе найти подходящее место, чтобы передать информацию, позволившую армии Остри организовать контратаку.

"Бывший солдат".

Дом тронул Хоффмана за локоть:

— Пора двигаться, сэр. Вы в порядке?

"Бывший. Может, он был ранен?"

— Да, все отлично.

И все же Хоффман медлил. Он должен был осмотреть тело. Он перевернул убитого и взглянул ему в лицо — по крайней мере это он может для него сделать. Затем, оглядевшись в поисках какого-то оборудования, Хоффман внезапно понял простейшую истину: для наблюдения за противником парень пользовался обычной противопожарной системой, которая реагировала на открытие и закрытие дверей, а также регистрировала температуру тел, находящихся в помещениях. Мельчайшее упущение, как обычно, привело к большим неприятностям.

— Он не потерял голову. Проявил инициативу и поднял против нас армию и воздушный флот Остри.

"Возможно, имеется другое объяснение его поведению. Но я уверен, что застрелил героя".

Дом поискал какие-нибудь документы или ключи, но парень был предусмотрительным. Он думал так же, как и Хоффман.

— Пора выбираться, сэр.

— Да. — "Я напишу рапорт. Пусть инди узнают, что сделал этот человек. Но сначала я должен остаться в живых". — Давай включать таймеры. Пора уходить.

У инди не будет возможности взорвать комплекс на мысе Асфо. Хоффман сам этим займется.

Глава 16

Примирись со своим стариком, Маркус, потому что все мы смертны. Прости его. Прости себя. Когда он уйдет, ты будешь готов отдать все, что угодно, лишь бы побыть с ним еще минуту.

(Карлос Сантьяго не оставляет попыток примирить отца и сына Фениксов)

ДОЛИНА АСФО; ВРЕМЯ 01:45

Наушник Карлоса ожил:

— Говорит «Калона», центр. С северо-востока летят «Буревестники». На всякий случай пригните головы.

Двух «Буревестников» из орудий «Мерит» он услышал задолго до того, как ракеты возникли в поле зрения. Они пронеслись по направлению к комплексу Асфо и Перасфе, и сопровождавший их оглушительный гул говорил о том, что все будет в порядке.

Инди ожидал сокрушительный разгром.

— Давай разнеси их, — произнес Карлос, оглядываясь через плечо. — Давай. Давай.

— А еще говорят, что невозможно проводить обстрел поверх своих солдат, — пробормотал Маркус. — Черт, смотри-ка…

Его голос потонул в грохоте взрыва. Без очков ночного видения поле боя представляло собой хаотическое смешение грохота и ослепительных вспышек, разрывавших темноту. Колоссальный взрыв на несколько мгновений осветил небо справа от Карлоса. Он уже набрал в грудь воздуху для ликующего крика, как вдруг понял, что взрыв произошел не на позициях инди, а в воздухе. Огненный шар разлетелся на отдельные капли пламени, падавшие на землю. На канале радиосвязи раздался общий вздох. У Карлоса сдавило грудь и зашевелились волосы на затылке.

— Сбили, — произнес кто-то из солдат. — Они сбили "Буревестника".

— Это «Аспиды», — сказал Маркус.

— Феникс, мы должны заставить их замолчать, — заговорила Штрауд. — Иначе всем нам конец.

Рев второго «Буревестника» все нарастал, словно ракета поднималась и уходила из зоны поражения «Аспидов» и зениток. Вторая волна горячего воздуха пронеслась со свистом, ракета мелькнула в ночном небе и исчезла. А через несколько мучительных секунд напряженного ожидания чернота неба заполнилась вторым огненным шаром.

— Проклятие, как им это удается? — послышался голос Матаки. — Как они умудряются держать точный прицел?

— Я не знаю, — ответила Штрауд. Она остановилась в нескольких метрах от Карлоса и Маркуса. — Феникс, стреляй в первого «Аспида», того, что слева. Якове, сколько «Копий» осталось в твоем отделении?

— Два, мэм.

— Тогда не трать их понапрасну. Второй «Аспид» и ближайшая к тебе зенитка.

Ракетные установки были рассчитаны на одного человека, но для лучшей устойчивости Карлос еще подставил под спину Маркуса колени. Ударил выстрел. «Аспид» уже тронулся с места, когда Маркус спускал курок, но Маркус был хорошим стрелком и…

— Дерьмо! — сплюнул он.

"Аспид" находился на пределе зоны поражения «Копья» и еще сдвинулся вправо, так что ракета пролетела в полуметре от его корпуса. Она во что-то попала — в дерево или просто в землю — и взорвалась. Карлос тотчас схватил последнюю ракету и стал заряжать установку для Маркуса.

— Он уходит из зоны поражения.

С другой стороны Яковсу повезло не больше, чем Маркусу. Водители «Аспидов» прекрасно знали предел дальнобойности оружия противника. Тем не менее один из водителей автомобилей оказался не таким грамотным и получил «Копье» в выхлопную трубу.

Карлос увидел, как другой автомобиль направился к «Аспиду». В тот момент, когда Маркус выстрелил, транспорт оказался точно на линии огня, и ракета ударила ему в борт. Куски обшивки разлетелись в разные стороны. В любое другое время подобное попадание было бы встречено одобрительными выкриками, но сейчас все поняли: только что Маркус истратил последнюю ракету.

— Дьявол! Простите, мэм. Простите.

— Ладно, Феникс, ты все сделал правильно. Стало одной угрозой меньше.

— Значит, будет еще легче, — жизнерадостно заметил Яковс.

Самое последнее «Копье» унеслось вперед, и Карлос даже не успел засечь хвост его реактивной струи. Но «Аспид» быстро попятился и спрятался за другими транспортами. Ракета взорвалась, и пулеметная установка перестала существовать.

Разница между переломом в битве и поражением могла составлять всего несколько сантиметров. Маркус едва слышно ругался под нос, загораживая ладонью микрофон рации, и Карлосу даже стало за него страшно. Но он не промахнулся. Просто в тот момент задача была невыполнимой. Карлос крепко сжал плечо друга, пытаясь отвлечь от мысли, что исход битвы теперь на его совести.

И еще Карлос слышал гул вертолетов. Он оперся на локоть и посмотрел в небо, но не заметил ни одного огонька. «Химеры» кружили где-то неподалеку и чего-то ждали.

— «Калона», центр вызывает Страховку, — заговорила Аня Штрауд. — «Мерит» готовит к полету последних «Буревестников», но они прилетят только через десять или двенадцать минут. Группа Зачистки готова покинуть объект. Будьте готовы к отходу.

— А как дела с эвакуацией раненых? — спросила майор Штрауд. — «Аспиды» угрожают сбить любые объекты еще до того, как они подлетят к зоне приземления. У нас не осталось ракет "земля—воздух". И противотанковых фанат тоже маловато. Нам вряд ли удастся подавить огонь "Аспидов".

Голос Ани зазвучал так же виновато, как совсем недавно голос Маркуса:

— Мы работаем над этим, мэм.

Штрауд минуту помолчала, и потом ее голос зазвучал совершенно иначе. В тот момент она стала совсем другой женщиной.

— Ты все делаешь прекрасно, дорогая. Правда, все хорошо. Я тобой горжусь.

Ее слова на несколько долгих секунд заставили всех замолчать. Карлос физически ощутил, как все участники переговоров напряженно вслушиваются в тишину. С канала связи исчезли разговоры и посторонние звуки… Штрауд никогда не нарушала дисциплину переговоров — не говоря уж о том, чтобы сделать это в разгар сражения. Карлос затаил дыхание. В этих словах прозвучала некая трагическая определенность. Он даже догадывался, о чем подумала Штрауд: она не была уверена, что выберется отсюда.

Аня молчала, казалось, целую вечность.

— И я горжусь… вами… майор, — наконец произнесла она.

Слышать такое было невыносимо для Карлоса. Он на долю секунды опередил Маркуса:

— Мэм, разрешите подобраться ближе к «Аспиду». Если я сумею приблизиться, я уничтожу один из них.

— Я это сделаю, — бросил Маркус и устремился вперед.

Штрауд схватила его за штанину чуть ниже колена и заставила вернуться на место. Оказывается, она была еще ближе, чем думал Карлос.

— У меня в таких делах больше опыта, капрал. Вы с Сантьяго перемещайтесь вправо и открывайте огонь. Отвлеките как можно больше стрелков. — Она переключила канал. — Группы «Альфа», «Браво» и «Эхо», перемещайтесь к Матаки. Матаки, возьми половину состава и обеспечь охрану зоны приземления на берегу. Вторая половина пусть выдаст инди по полной программе, но как можно дальше от моей позиции. Я закончила.

— Мэм, если вы собираетесь пересечь эту низину в одиночку и сделать то, о чем я подумала, они вас быстро засекут.

— Как хорошо вы меня изучили, сержант, — ответила Штрауд. — Просто сделайте так, чтобы они были очень-очень заняты.

— Чего ждут вертолеты? — спросил Маркус. «Химеры» так и не спустились к земле. Если бы они это сделали, то без труда могли бы расстрелять всю роту, — Похоже, они прилетели не ради нас. Они ждут чего-то другого.

— Ну, я не могу терять время и ждать, пока они выберут себе объект. — Штрауд, подвешивая гранаты к своей перевязи, словно бы отмахнулась от какой-то мелкой неприятности, — «Ворон» все равно приземлится, нравится им это или нет. Присматривайте за «Аспидом» слева от нас. И дайте мне несколько минут.

Она выскочила из зарослей травы, и Карлос услышал, как плеснула вода в канале. Штрауд исчезла, прежде чем Маркус успел что-либо сказать.

— Она спятила, — произнес Карлос.

— Она знает, что делает.

— Если знает она, значит, и я знаю.

Карлос уже два года служил бок о бок с женщинами — и в смысле физической подготовки они были ничуть не слабее мужчин. Но теперь он не мог смириться с тем, что женщина, которая годилась ему в матери, должна пробираться через канал и болото под вражеским огнем. И тот факт, что она была офицером, ничего не значил. Все его инстинкты кричали, что он должен защищать и оберегать ее.

— Пошли. — Маркус дернул его за рукав и начал продвигаться сквозь заросли осоки. — Ты слышал, что сказала леди.

— Да, вам пора, — раздался голос Штрауд. — Я все еще прекрасно вас слышу.

"И твоя дочь тоже тебя слышит".

Сам Карлос мог, нимало не задумываясь, пойти на любой риск, но видеть, а еще хуже — слышать, как это делает кто-то другой, казалось ему невыносимым. Он даже не надеялся, что она это сделает. Он все время ожидал крика и хрипа, когда инди, заметив ее приближение, расстреляют женщину из крупнокалиберного пулемета. Но на канале связи раздавались только редкие всплески и тяжелое дыхание.

Трудно было в таких условиях определить, кто где находится, без того чтобы не поднять голову над зарослями травы. А это верный способ получить пулю… Наконец Маркус добрался до Яковса и его отделения, а потом на него почти свалился Карлос.

— Ну, как насчет второго «Аспида»? — спросил Маркус.

Якове взялся перезаряжать автоматом и рылся но карманам в поисках очередной обоймы.

— А как насчет остальных собравшихся здесь машин?

— «Аспид» способен помешать приземлению "Воронов".

— Я готов. — Карлосу вдруг стало трудно дышать. Все его существо кричало о том, что он — мужчина. Мужчина, который прячется в траве. Это безопаснее в данной ситуации, но ведь это неправильно! — Если может Штрауд, то и я смогу до него добраться.

Неожиданно вдалеке прогремел взрыв, сопровождаемый мощным выбросом огня и дыма, а потом два легких броневика открыли бешеную стрельбу по позиции Матаки. Да, ей удалось привлечь их внимание.

— Страховка — ко всем, кто меня слышит, — заговорила Штрауд. — Я в десяти метрах от «Аспида». Он сейчас работает на холостом ходу, и парень в верхнем люке не смотрит в мою сторону.

Карлос напряг зрение. На уровне травы он различил бледный зеленый силуэт:

— Мэм, вы…

— Будьте наготове.

Карлос слышал ее дыхание. Он даже различал шлепанье ботинок по влажной земле. Потом мужской голос произнес какое-то слово, которого Карлос не понял, а Штрауд прыгнула на корпус «Аспида» и бросила один, два, три предмета в открытый люк. Парень, торчавший наверху, вместо того чтобы попытаться выбраться, упал вниз. Но Штрауд не сумела захлопнуть крышку люка и спрыгнуть на землю: ремни перевязи за что-то зацепились. Она висела на «Аспиде», не доставая ногами до земли. Оружейная башня повернулась… Машине оставалось жить считаные секунды.

И Елене Штрауд тоже.

В какое-то мгновение она вывернула руку и потянулась за ножом, чтобы разрезать ремни.

— Проклятие! — выдохнула она.

Взрыв оказался более мощным, чем ожидал Карлос. Он разорвал машину пополам, и пламя взметнулось к самому небу. Штрауд закинула в люк чертову прорву взрывчатки!

— Мэм? Мэм! — На порядок переговоров было уже наплевать. — Страховка, что с вами? Мэм!

Это были самые нелепые слова из всех, что он когда-либо произносил. Еще не закончив, он понял, как глупо было кричать. Но человек всегда надеется — и Карлос знал, что солдаты могут выжить в такой ситуации, когда никто выжить не должен. Он знал человека, поправившегося после ранения в мозг. Он видел чудеса…

Но Штрауд он никак не мог отыскать. «Аспид» же разлетелся на куски. Наконец Карлос расширил зону поисков на тридцать метров от цели. То, что он увидел, не оставляло сомнений: майору Штрауд уже не нужна помощь.

— Ох, черт!.. Черт!..

Карлос все еще прислушивался в надежде, что различит ее дыхание, хотя после увиденного это было чистым безумием. На канале связи не было даже треска помех. Маркус схватил Карлоса за пояс, когда тот вскочил на ноги, чтобы лучше видеть. Он был готов бежать через низину, наплевав на инди, и принести ее останки.

— Черт, нельзя же ее оставить.

— Ложись, — тихо приказал Маркус. — Я знаю. Я знаю. — Он прижал руки к голове и заговорил в микрофон: — Матаки, теперь твоя очередь.

— Я слышала, — откликнулась она. — Это точно? Она С-четыре?

С-четыре, статус-четыре: мертв, медицинская помощь не требуется. Обозначение из безучастного клинического кода, определявшего очередность оказания медицинской помощи: от С-один — ходячие раненые, до С-три — требуют срочного внимания. Но С-четыре в помощи медиков уже не нуждались.

…И Аня все это слышала по радиосвязи.

Карлос старался сдерживаться. Он не мог объявить, что майора Штрауд разорвало на части. До него начало доходить, что ее дочь все это слышит, и ничего более страшного он не мог себе представить. И вновь он вспомнил о Доме.

— Подтверждаю, это статус-четыре, — произнес он. — И проклятый «Аспид» в таком же состоянии. Она сделала это.

Матаки немного помолчала.

— «Калона», центр. Страховка погибла. Это С-четыре.

Соблюдение протокола было необходимо, и Карлос это понимал.

— Еще один «Аспид», — заговорил Маркус, обращаясь к Матаки. Они вдвоем остались последними командирами, хотя и без офицерского звания. — Это главная проблема. Угроза для «Воронов».

— Сиди, где сидишь, Феникс, — откликнулась Матаки. — Жди.

Карлос прислушался. «Химеры» все так же кружили в воздухе.

Они ждут, когда выйдет группа Хоффмана. Они не собираются бомбить собственный комплекс.

— Бедная несчастная Аня, — тихо пробормотал Маркус. Он сглотнул — так громко, что услышал даже Карлос. После стольких смертей Маркус менялся на глазах. — Якове, ты слышишь этих ублюдков? Боюсь, что уничтожение «Аспида» не решит наши проблемы.

Что ж, Аня Штрауд заслужила похвалу матери. По крайней мере она успела об этом узнать. Многие люди не говорят того, что должны сказать, пока не становится слишком поздно. Но как жаль, что мать не слышит ее сейчас. Голос Ани дрожал, как будто при неустойчивом сигнале, но она делала то, что должна была делать, и Карлосу было непереносимо тяжело ее слушать.

— «Калона», центр вызывает «Померой», — передала Аня. — Страховка погибла, статус-четыре. — Возникла пауза, как будто она боролась с рыданиями, но ненадолго. — Я повторяю: Страховка погибла. С-четыре.

МЫС АСФО, ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД.

ОДИН ЧАС ДЕСЯТЬ МИНУТ ПОСЛЕ ВЫСАДКИ ДЕСАНТА

Хоффман выводил служащих комплекса из здания, чувствуя, как вздрагивает под ногами мокрая земля. Теперь они были предоставлены самим себе.

«Химеры» никуда не ушли: они то опускались, то взлетали выше, но ничего не предпринимали. Вряд ли вертолеты были присланы только ради наблюдения. Они ждут выхода десантников. Лодки едва ли успеют отойти на две сотни метров, как подвергнутся обстрелу.

И Хоффману совсем не хотелось, чтобы ко всем его неприятностям добавилась еще и забота о гражданских пленных.

— Уходите! — крикнул он. — Не останавливайтесь, бегите. Бегите! Убирайтесь подальше от этого места, пока все не взлетело на воздух! — Ему пришлось насильно выпихнуть одного из мужчин. Тимьо подтолкнул следом женщину. — Снаружи будет намного безопаснее. Бегите.

Научные сотрудники, все еще в пижамах и ночных сорочках, были слишком перепуганы, чтобы отважиться выйти на открытое пространство. Привычные к боевой обстановке солдаты, даже окруженные врагами, могли отыскать возможность скрыться, но штатские люди видели перед собой только вспышки взрывов и неминуемую гибель.

"Опять ирония, черт бы ее побрал. Вот что делает с людьми оружие. Вот ради чего вы работали, ребята".

Одна из женщин — лет тридцати на вид, в спортивной футболке и шортах — не могла тронуться с места. Слишком парализована ужасом, чтобы покинуть мнимую безопасность обреченного здания…

К входу подбежали Морган и Йонг.

— Осталось восемь минут, сэр! — И Йонг, схватив женщину за руку, насильно потащил к двери вестибюля. Женщина завизжала от страха, но Йонг вытаскивал ее волоком, несмотря на то что она даже не двигала ногами. — Таймер тикает, дорогая. Ты здесь наверняка погибнешь, шевелись… убирайся!

Хоффман побежал к лодкам. Им чертовски повезет, если удастся проскочить мимо «Химер». Бурное море могло бы затруднить прицеливание, но шторм, как назло, совершенно стих.

"Приоритеты, приоритеты…

У нас есть собственные ученые. Значит, главное — информация".

— Зачистка вызывает «Померой». Какова дальность действия ботов с зарядом около шестидесяти процентов?

За спиной Хоффмана уже тикали таймеры, и пауза казалась ему недопустимо долгой.

— Три километра, если брать с небольшим запасом, — ответил Майклсон. — А зачем это?

— «Вороны» смогут их засечь? Вы сумеете их контролировать и направлять?

— Да, если определить для пилота район поиска, он сможет настроиться на их сигналы.

— Тогда я запускаю боты в свободный полет и фиксирую точку в двух километрах от берега. Координаты пять-девять-ноль-ноль-шесть-восемь. Пошлите за ними "Ворона".

— Зачистка, если Штрауд не…

— Квентин, я слышу, как над нами зависла целая стая «Химер». Надувные суда вряд ли долго продержатся при атаке с вертолетов. Сделайте одолжение, присмотрите за ботами. Тогда мы в любом случае получим то, ради чего сюда сунулись. Даже в самом худшем случае.

Боты, в отличие даже от небольших лодок, были слишком мелкими целями, чтобы привлечь внимание «Химер». Операция «Уравнитель» не должна закончиться ПРОВАЛОМ — по крайней мере пока ею руководит Хоффман.

— Все понял. Только не стоит слишком сильно геройствовать, ладно, Зачистка?

Хоффман принял слова Майклсона как пожелание удачи.

— Я попытаюсь, — ответил он, — Тимьо? Отошли боты в свободный полет и направь вот в эту точку. — Он записал координаты на рукавице Тимьо. — И поторопись.

— Отлично, сэр.

— Займись сейчас же.

Он доверял Тимьо, но все же продолжал стоять по колено в воде, глядя, как боты сворачивают манипуляторы, некоторое время маневрируют, выпуская реактивные струи, а потом исчезают в темноте.

— Осталось шесть минут.

Иво, связанного и с заклеенным ртом, посадили в лодку Бенджафилда. Беттрис и дочку Мейриг, на тот случай, если останется только одно судно, разместили в лодке Чо. Разделение ценного груза всегда было оправданной предосторожностью. Дом подтолкнул лодку Бенджафилда к стоящему в воде Хоффману.

Вновь послышался шум вертолетов. Майор знал, что ему не стоит рассчитывать на помощь роты «С» и прицельные залпы их оружия. Они и сами оказались в трудном положении.

"Там остался брат Дома. Он, наверное, сходит с ума от беспокойства".

— Все на борту! — крикнул Бенджафилд. — Сэр, боеприпасы израсходованы. У нас появилось место еще для шести человек.

— Нет, рядовой, это не спасательная операция.

Хоффман забрался на борт «Марлина». Он видел, как большинство научных работников разбрелось по берегу и все они постоянно оглядывались на здание комплекса, словно не веря, что оно вот-вот взорвется. Тем не менее, как только вдали раздавался грохот, они, вместо того чтобы бежать, падали в грязь и прикрывали головы руками.

— Бай Так, тащи свою задницу в лодку!

Бенджафилд, придерживая одной рукой руль, бросил на Хоффмана откровенно неодобрительный взгляд, и это было неприятно.

— Черт возьми, Бенджафилд, как мы будем их выбирать? Мы не можем вывезти всех. Самых ценных пленников мы уже погрузили. Ты хочешь забрать самых сообразительных? Или самых симпатичных? Или самых отчаянных?

— Вы предоставляете мне выбор, сэр? — Бенджафилд обернулся. — Дом? Дом, хватай штатских! Бери без разбору шесть человек, они поедут с нами, только быстро! — Он вновь повернулся к Хоффману. — Если это не имеет значения, сэр, мы возьмем тех, кто попадется.

Бай Так кивнул в сторону лодки Чо.

— Я поеду с ним, — крикнул он Хоффману. Морган и Тимьо нести на плечах раненых песангов. — Шим и Лау-Ен нуждаются в медицинской помощи. Я этим займусь.

— Хорошо, сержант. Никто не желает меня сегодня слушать. Тимьо, боты ушли?

— Да, сэр.

Дом не стал утруждать себя выбором пассажиров. Две женщины и четверо мужчин замешкались у кромки воды, явно испытывая страх перед путешествием по морю, но у Дома и песангов кончилось терпение, и они погрузили их как багаж, почти перебрасывая через борт.

"Пять минут".

Хоффман протянул руку, чтобы помочь Дому забраться в лодку, а потом хлопнул Бенджафилда по спине:

— Поехали.

"Марлин" без промедления рванулся от берега. Хоффман оглянулся; вторая лодка быстро сокращала расстояние между ними. Вот они уже в сотне метров от суши.

— Зачистка вызывает «Померой». Боты отосланы, и мы вышли из зоны поражения взрыва.

"Бедняга Штрауд. Она угодила в такой переплет, что этим и должно было кончиться. Как и для всех нас".

— «Померой» — Зачистке. Вас поняли.

Гул винтов стал приближаться. Хоффман снял очки ночного видения и установил приклад «Лансера» на планшир. Он окинул взглядом сидевших в лодке солдат. Кроме двоих песангов, все они, в сущности, были еще детьми: мальчики с гладкими, без морщин, лицами. Еще толком не начинавшие жить… Сейчас эта истина открылась Хоффману особенно отчетливо.

Вдруг Дом начал снимать бронекостюм.

— Рядовой, что, черт побери, вы собираетесь делать?

Дом глянул в сторону моря:

— А как прикажете плавать в этом железе, сэр?

— Если нас накроют, это вряд ли будет тебя беспокоить.

— Все равно орудия «Химеры» пробьют броню.

Больше никто не последовал его примеру, но выбор смерти — личное дело каждого. Хоффман, снова взглянув на часы, повернулся к берегу.

И точно в назначенное время мыс Асфо взорвался.

Колоссального выброса пламени, как в кино, не было. Сцена больше напоминала очередь из гигантского автомата: взрывы следовали один за другим справа налево. Пламя все же на некоторое время разогнало темноту на берегу, и Хоффман увидел, что там уже никого нет. После этого он перестал гадать, верно ли поступил. Высокие языки огня быстро опали, и теперь казалось, что комплекс просто охвачен пожаром.

— Эй, инди, можете обратиться к своей страховой компании! — крикнул Тимьо.

Его слова вызвали смех, впрочем ненадолго. Шум винтов внезапно стал таким громким, что все поняли: «Химера» заходит с носа лодки к корме. Море вокруг сморщилось от нисходящих потоков воздуха, а потом в поле зрения появился и сам вертолет — огромный, с зелеными огнями, заслоняющий все небо. Бенджафилд до отказа выжал газ, пытаясь от него оторваться.

— Все в порядке, — вдруг почему-то сказал Дом. — Все будет в порядке.

Яркий луч прорезал темноту и закружил по воде, словно что-то разыскивая.

"Да, мы заранее отослали боты, тупицы".

Хоффман гадал, как использовать несколько оставшихся секунд.

— Чо? Чо, удирай, жми на газ!

"Над нами не одна «Химера», это просто прикидка. Но все же так лучше, чем ничего не делать и облегчать задачу этим ублюдкам".

Луч уперся в «Марлина», залив его ярким светом. Теперь Хоффман уже ничего не мог слышать, кроме ревевшего над головой мотора. Он отклонился назад, нацелил «Лансер» и открыл огонь: даже у «Химер» при попадании с такого расстояния могут найтись уязвимые места.

"Прости, Дом, если тебе не придется увидеть новорожденную дочку".

За неширокой полоской воды — ближе, чем предполагал Хоффман, — еще один луч уперся во вторую лодку. Пилот явно что-то высматривал. Для прицела орудий этот луч не был нужен. Затем море между двумя «Марлинами» вспенила пулеметная очередь. Лодку Чо зацепило. Хоффман увидел клочья разорвавшегося материала, но «Марлин» еще держался на воде.

— Ах вы, мерзавцы! — завопил Дом и качал стрелять в днище ближайшей «Химеры», — Здесь же ваши чертовы штатские!

Но в этом и был весь смысл. Теперь Хоффман это понял.

"А я еще сомневался, имею ли право застрелить вражеских ученых.

К черту мораль. Без нее удобнее…"

Дом выпустил всю обойму, перезарядил автомат и продолжал стрельбу. Хоффман и Тимьо последовали его примеру. Прожектор вильнул в сторону. Хоффман услышал, как двигатель дал сбой. Завоняло горючим. А потом ему в лицо брызнули резко пахнущие маслянистые капли.

Топливо. Гидравлика. Что бы то ни было. Огнеопасно.

— Проклятие, мы можем сгореть заживо посреди моря! — крикнул Дом.

Тимьо пустил еще несколько очередей:

— Мы подстрелили эту тварь.

Хоффман увидел, как «Химера», описывая круги, опускалась все ниже, пока не шлепнулась днищем на воду в сотне метров от них. Он не мог уже ни о чем думать, а только стрелял, перезаряжал автомат и снова стрелял. Боковой люк у вертолета был открыт. Если его ребятам суждено утонуть, такая же участь ожидала и экипаж «Химеры». А чувство товарищества пусть убирается куда подальше.

Он даже не мог думать о лодке Чо, хотя и должен был. Вторая «Химера» прервала атаку и зависла над подбитым собратом.

Удивительно, насколько безумны все пилоты винтокрылых машин.

"Похоже, мне пришел конец. Проклятие!"

— Чо! — завопил Дом.

Он бросил свой «Лансер» и скинул ботинки. Последнее, что увидел Хоффман, были ноги Дома, мелькнувшие над планширом и исчезнувшие в чернильно-черной воде.

Глава 17

Я не мог просто сидеть и смотреть, как они погибают.

(Из официального рапорта об операции «Уравнитель» рядового Дома Сантьяго, отряд десанта двадцать шестого королевского полка Тиранской пехоты)

ДОЛИНА АСФО;

СПУСТЯ ДВЕ МИНУТЫ ПОСЛЕ ВЗРЫВА МЫСА АСФО

Пиротехническое шоу на комплексе должно было стать сигналом к началу отступления. Но Перасфа не прекращала атаки, и, похоже, группа десантников оказалась в трудном положении.

— Что это, черт, побери? — Карлос видел вертолет над морем и бивший от него вниз луч прожектора. — Что они там высматривают?

"Дом. Там сейчас Дом".

— Ты ничем не можешь им помочь, — сказал Маркус. — Но где запропастилась наша воздушная поддержка? Они должны истребить этого проклятого "Аспида".

— «Калона», центр, прошу информации по «Буревестникам», — заговорила Матаки. Ее голос звучал удивительно мягко. На связи все еще работала Аня Штрауд.

Карлос поразился всеобщей готовности спокойно сообщать о самых срочных проблемах, поскольку крик мог расстроить осиротевшую сотрудницу центра контроля. — Нам необходимо уничтожить этого «Аспида». И еще прошу уточнить расчетное время эвакуации раненых…

Бабах!

Голос Матаки оборвался. На ее позицию обрушился очередной залп снарядов. Пауза показалась целой вечностью, но потом Матаки заговорила снова:

— Повторяю… У меня двадцать шесть раненых. Зону приземления приходится защищать от трех тяжелых орудий.

— Страховка-два, «Мерит» использовал все имеющиеся ракеты. Корабль обнаружил эскадру вражеских судов и удерживает их вдали от берега. — Аня тоже сдерживалась. Ее голос звучат печально, но она работала все так же быстро.

"Смог бы я так держаться? А любой из нас?"

— «Вороны» намерены сделать попытку приземлиться, они прибудут через пять—семь минут, — продолжала Аня. — Надеюсь, вы понимаете, что для полной эвакуации потребуется больше, чем два вертолетных борта.

"Ворон" был не слишком вместительной машиной, а если учесть, сколько места потребуется для самых тяжелых раненых, остальным солдатам придется ждать на берегу второго рейса.

— Сержант, он двигается, — внезапно заметил Якове. — «Аспид» уходит к дороге.

Никто и не надеялся, что боевая машина покинет поле боя. Карлос всмотрелся внимательнее и заметил, что машина действительно двигается. «Аспид» направлялся к бетонной дороге, проходившей по краю болот и соединявшей мыс Асфо с внешним миром, — к единственной приличной дороге, идущей по насыпи.

— Защищать комплекс немного поздно, — сказал Якове. — Я бы сказал, что они нацеливаются на зону приземления. Возможно, дальнобойности не хватает.

— Или его вызвали, чтобы разобраться с ситуацией на море.

Эти слова как будто толкнули Карлоса.

— Надо остановить его до переправы. Пошли, Якове, твои ребята готовы?

— Спрашиваешь, — бросил Якове.

— Не срывайтесь с места сломя голову. — Маркус так вцепился в руку Карлоса, что тот поморщился от боли. — Сначала все обдумайте. Я мог бы выйти на мост и сбить его.

— Как Штрауд, — добавил Карлос. Он уже поднялся на ноги и зашагал по направлению к мосту. — У нас нет ни минуты лишней. Но надо это сделать.

— Сантьяго, не геройствуй, — предупредила его Матаки. На канале связи стало тихо, как будто она отключила линию связи с «Калоной». Она не могла допустить, чтобы неофициальный разговор дошел до офицеров. Такова Берни Матаки: она предпочитает разобраться в тесном кругу, чтобы начальству — даже теперь — казалось, будто все идет гладко. — Слушай капрала Феникса. Это приказ, а я не так уж часто говорю эти слова. Что у вас осталось из боеприпасов?

Марасин, напарник Яковса, проверил боевой ассортимент:

— «Стомпер» и несколько бронебойных снарядов. — Они были не так эффективны, как ракеты, но хорошо действовали с близкого расстояния. — Если нам удастся подобраться к нему ближе, шансов будет больше.

— Постарайтесь, — сказала Матаки. — Но держитесь на максимально возможном удалении. — Послышалось стаккато глухих ударов — очередной обстрел позиции, — и Матаки помолчала. Но затем продолжила как ни в чем не бывало: — Не рискуйте понапрасну, потому что вас некому будет вытаскивать. Пользуйтесь мозгами. Слушайте Феникса и поступайте так, как вас учили.

— Сержант, мы выйдем на «Аспида» до того, как он поднимется на мост, — сказал Маркус. — С дистанции тридцать метров, по одному снаряду, одновременно с двух сторон. Если даже не взорвется отсек экипажа, машина будет выведена из строя.

— Выполняйте, — ответила Матаки.

"Аспид" петлял по равнине, чтобы не быть удобной целью для противника, и потому продвигался не слишком быстро. Но вскоре он заревел, взбираясь на насыпь, и заскрежетал по дороге.

Чтобы добраться до моста, солдатам пришлось прыгнуть в канал. Идти было трудно, но лишь так они могли остаться незамеченными, да и то если пригибали головы. Пройдя под мостом, Карлос выбрался на траву, дававшую хоть какое-то укрытие по обе стороны от дороги, и вместе с Яковсом и Харнаном — еще одним солдатом из его отряда — свернул влево. Маркус и Марасин спрятались в траве с правой стороны. На то, чтобы устроиться, у них была всего лишь пара минут.

На «Лансерах» имелись приспособления, чтобы стрелять бронебойными снарядами, и на таком расстоянии калибр уже не имел значения. Снаряд наверняка попадет в борт «Аспида». Промахнуться невозможно.

Две группы остановились в тридцати метрах от дороги и примерно в пятидесяти — от края болот.

— Вот он идет, — передал Маркус. — Ждем. Стрелять только по моему сигналу.

Теперь Карлос отчетливо различал силуэт «Аспида». Очки ночного видения, окрашивая машину зеленоватым сиянием, позволяли разглядеть все детали: от защитного козырька над лобовым стеклом до эмблемы, отпечатанной на носовой части корпуса. Он видел и приоткрытый люк, и торчащую из него голову в круглом шлеме.

Машина чуть повернулась, и Карлос разглядел выбоины на протекторах и длинную черную царапину на борту…

— Три… — начал отсчет Маркус. — Два… Огонь!

Они выстрелили. Карлос увидел яркую вспышку и клуб дыма. Громкий удар не был похож на взрыв, но бронебойный снаряд сделал свое дело. На боковой броне появилась вогнутая зазубренная дыра. «Аспид» вильнул в сторону, люк захлопнулся, одно колесо съехало с дорожного покрытия.

Но машина все еще продолжала двигаться к мосту. «Аспид» сумел выровнять курс. Экипаж внутри выжил.

— Проклятие! — выругался Маркус.

Карлос, не раздумывая, вскочил и бросился к мосту в отчаянной надежде, что успеет на бегу перезарядить автомат. Он свалился в канал на метр ниже моста — воды было всего по колено, все просто, так просто — и выпустил еще один снаряд прямо через настил. Он слышал, как Маркус кричал ему вернуться. Карлос оглянулся; вслед за ним побежали Якове и Харнан. Они последовали его примеру. У Карлоса был план, он вел себя так, как будто у него был план, а люди всегда идут следом за такими парнями.

Но он быстро понял, насколько неудачен его план.

Едва он оглянулся, как справа открыли огонь. В Яковса и Харнана сразу же угодило по несколько пуль. Харнан рухнул на бетон, а Якове, еще стоя, силился шагнуть, чтобы поддержать товарища, но три новых выстрела сразили и его. А затем и Карлос почувствовал сильный удар у основания ноги и едва не упал.

Он и прежде бывал ранен — в руку сзади — и помнил свои ощущения: похоже на удар молота. Но молот бьет снаружи, а новое ранение было глубже. Карлос сразу понял, что это совсем другой случай. Первым его желанием было спрятаться — и он упал, плюхнувшись на мелководье.

— Поражены трое! — Маркус внезапно превратился из молчаливого и очень сдержанного капрала в яростно орущего незнакомца. — Карлос! Карлос! Держись! Где ты, дружище? Где ты?

— Кто ранен? — потребовала Матаки.

"Я не умер. Я не умер. Я как-нибудь выберусь и на этот раз".

Он не чувствовал слишком сильной боли. Не может быть, чтобы рана была серьезной. И еще Карлос замерз. Сегодня необычайно холодная ночь.

— Я в порядке, — откликнулся он. — Все хорошо, Маркус. Продолжай.

— Я возьму его, — как-то непонятно ответил Маркус.

В наушнике снова послышался голос Матаки:

— Кто ранен?

Потом Карлос услышал скрежет металла, отдельные выстрелы и тяжелое дыхание Маркуса.

— Я взял «Аспида»! — вдруг крикнул он. — Я внутри.

— Что значит — внутри?

— Я в «Аспиде», и он еще на ходу.

— Святые Небеса, Феникс! — воскликнула Матаки. — А ты можешь стрелять?

Двигатель «Аспида» все еще работал, Карлос слышал его даже на фоне непрекращавшейся пальбы. Цепляясь за осоку, он подтянулся к краю дороги и поднял голову на один уровень с настилом моста. На этом мосту даже перил не было.

"Аспид" подался назад, затем развернулся в сторону болот. Карлос увидел, как он удаляется по направлению к позициям остри. По какой-то причине противник не отреагировал на изменение маршрута. Возможно, там подумали, что выжившие после атаки члены экипажа решили вернуться. Или у них прервана связь? А может быть, все дело в общей неразберихе.

"Черт, как я устал".

На дороге Карлос мог видеть тела Яковса и Харнана. Марасина нигде не было видно, но и с Маркусом его явно не было. Потрясение, чувство вины, страх за Маркуса, страх за Дома — и за себя тоже… Карлос не понял, что произошло потом. В мозгу раздался пронзительный настойчивый голос, внушавший ему: "Выбирайся отсюда, ты ранен, и ранен очень тяжело! Надо что-то предпринять, глупец…"

"Аспид" замедлил ход, потом остановился. Проклятие, как здесь холодно.

Карлос зацепился руками за мост, чтобы легче было держаться. От бедер до коленей он чувствовал саднящую, странно далекую боль. Это ведь хорошо? Если он чувствует боль, если не потерял сознание, значит, все не так уж плохо. Он нагнул голову, чтобы посмотреть, куда же его ранило.

В тот момент ему показалось, что он видит что- то совершенно незнакомое. В зеленоватом свете очков ночного видения было ясно, что его брюки промокли. Но он знал, как выглядят внутренности человека. И теперь смотрел на свои собственные кишки. Сначала он решил, что ошибся, — настолько это казалось ему нереальным. Но потом понял, что никакой ошибки не было.

"Черт, черт, черт!.. Я справлюсь. Такие ранения случаются сплошь и рядом. Не паникуй. Наложи простейшую повязку".

Все это происходило как будто не с ним. Он просто наблюдал. Но знал, что должен двигаться. Он уже стал подниматься из воды, когда начались почти непрерывные взрывы. К тому времени, когда он окончательно выбрался на сухой настил, долина Асфо погрузилась в хаос. «Аспид» с эмблемой армии Остри забросал бронебойными снарядами легкие боевые машины и открыл огонь по своим войскам. Маркус, вряд ли надеясь вернуться, на подбитой БМП совершал глубокий рейд по позициям инди.

"Ты обещал. Ты обещал быть благоразумным, Маркус".

Карлос, тяжело дыша, лежал на мосту и не мог шевельнуться. Он не мог даже дотянуться до поясной сумки, чтобы достать перевязочный пакет. В тот момент он почему-то вспомнил, как десятилетний Маркус нанес его обидчику удар, которого никто не мог ожидать от мальчишки. Больше Карлос ни о чем не мог думать.

— Сержант… — Карлос сумел включить рацию, — сержант, я полежу тут немного, присмотрю за Маркусом…

ПРИБРЕЖНАЯ ЗОНА, МЕНЕЕ ЧЕМ В КИЛОМЕТРЕ ОТ ДОЛИНЫ АСФО

На «Химеру» ему было наплевать. В самом деле наплевать.

Дом барахтался в море, стараясь держать голову над водой. Он вполне мог утонуть раньше, чем его достанет стрелок с вертолета. Все чувства Дома были сосредоточены только на погружавшемся в воду «Марлине», на болтавшемся в волнах лицом вниз Моргане, на Йонге, повисшем на борту, и на отчаянных усилиях Чо вычерпать прибывающую воду. Двое ученых бились и кричали на дне лодки. Как только «Марлин» пойдет ко дну, они не смогут держаться на воде: у них до сих пор связаны руки.

Одна из женщин, посаженная в лодку в последний момент, пыталась помочь своим соотечественникам. Она сорвала с их лиц липкую ленту, но справиться с пластиковыми браслетами не могла. У нее не было ножа.

"У меня есть. У меня есть нож".

Дом сумел ухватиться за прочное сиденье и перевалился через борт. Ему и в голову не пришло делать что-либо другое: он сразу вытащил нож и принялся разрезать пластиковые путы. Пленники в темноте не могли видеть, что происходит, но Дом видел, несмотря на то что под очки попала соленая вода. Кое-кто из штатских и двое песангов были мертвы: очередь с вертолета прошила «Марлин» насквозь, пули убили и ранили людей, пробили корпус вплоть до самого днища. Беттрис лежал лицом в воде. Дочь Мейриг — черт, он даже не знает ее имени — пыталась приподнять голову ученого. Дом усадил обоих на сиденье, но, кажется, для Беттриса помощь подоспела слишком поздно.

"Утопленники уже ничего не смогут рассказать.

Но как же спасти. жизнь тех, кто уцелел?"

— Дом, смотри! — Бай Так уцепился за борт и окликнул его из воды, показывая одной рукой назад. — Перебрасывай их.

Дом поднял голову и увидел, что Бенджафилд подвел второго «Марлина» вплотную. «Химера» крутилась где-то неподалеку: он слышал ее двигатель, но не обращал на это внимания. Хоффман наклонился через борт и попытался дотянуться до Моргана, а Дом подхватил Йонга и перевалил через планшир, чтобы Тимьо втащил его в лодку. Но на «Марлина» можно было пересадить всего несколько человек, иначе перегруженная лодка слишком низко будет сидеть в воде и станет неуправляемой. Теперь перед Домом стоял ужасный выбор: кого спасать в первую очередь.

И до сих пор не было «Ворона», чтобы забрать их в безопасное место. Они могли рассчитывать только на свои силы.

— Пятерых! — закричал Хоффман. — Мы можем взять на борт только пятерых. Остальным придется болтаться в воде и надеяться на лучшее. Сначала песангов и моих солдат.

Дом представления не имел, что может произойти через пять минут. Он лишь знал, что не может перестать двигаться, что должен использовать малейший шанс и не дать людям утонуть, даже если сейчас вернется «Химера» и расстреляет их всех.

— Мы справимся, — крикнул Бай Так. — Грузите штатских.

Их было как раз пятеро. Мозг Дома выдавал мгновенные решения без всяких сомнений и размышлений. Беттрис — слишком поздно. У Дома не было времени ни пощупать пульс, ни тем более сделать искусственное дыхание. Мейриг — жива, но может подождать. Он только сдернул ленту с ее рта и разрезал наручники. Чо, Шим и Лау-Ен — ранены, не слишком тяжело, но они пойдут в первую очередь. Он держал переброшенную со второго «Марлина» веревку, а Тимьо и Хоффман, едва не падая в воду, перетаскивали раненых.

— Бай Так! — крикнул Хоффман. — Забирайся на борт.

— Пересаживайте остальных. Эта посудина быстро тонет.

"При такой погоде пять минут в воде — даже две минуты — уже грозят переохлаждением".

Дом не мог никого оставить. Он понимал, что это безумие, что любой здравомыслящий человек в подобной ситуации воспользуется шансом и отгонит «Марлина» как можно дальше. Но Бенджафилд и Хоффман оказались такими же безумцами, как и он, — они тоже пытались спасти людей.

Простреленный «Марлин» все быстрее погружался в воду, и Дом больше ничего не мог предпринять, кроме как подтолкнуть всех остальных как можно ближе ко второй лодке. Как только днище ушло из-под ног, он стал вплавь подтаскивать барахтавшихся в воде людей, чтобы они цеплялись руками за борт второго "Марлина".

— Просто держитесь и висите, — говорил он. — Держитесь.

Он уже почти ничего не видел: вода окончательно залила очки, пришлось сдвинуть их на лоб. Хоффман, перегнувшись через борт, схватил его за ворот:

— Хватит, Сантьяго. Забирайся в лодку.

Дом уже потерял счет, скольким людям он помог выбраться из тонущей лодки. Но он знал, что кого-то потерял. И это угнетало его. Он не считал, что обязан помогать научным сотрудникам инди, но лишь на мгновение представил, что значит беспомощно болтаться в холодной и темной воде, и эта мысль потрясла его.

— Я не могу, — сказал он. У него действительно не осталось сил, чтобы схватиться за протянутую руку Хоффмана, пальцы уже отказывались работать. Дом и в лучшие времена не был отличным пловцом, а сейчас он спрашивал себя, как вообще оказался в воде. — Я в порядке, просто буду держаться…

— Ты заберешься в лодку, — заявил Бай Так. Лицо сержанта закачалось над головой Дома. Бай Так резко встряхнул его за плечо. — Поднимай свою задницу, Дом! Тебе еще надо вырастить детишек.

Дом свалился на дно «Марлина» головой вперед. Едва он успел кое-как сесть и принялся отогревать закоченевшие руки, «Химера» поднялась над морем и развернулась. Вероятно, они спасли экипаж подбитого вертолета или же решили, что это невыполнимо.

Вертолет направился прямо на лодку. Дом подхватил с палубы свой «Лансер». Возможно, это был самый глупый и отчаянный поступок за весь день, который сулил стать самым неудачным из всех дней сто жизни. Но он прицелился и ждал, пока «Химера» не подойдет достаточно близко. Вертолет и не собирался опускаться, он явно не желал разделить участь своего собрата. А потом сверху открыли огонь.

Малькольму Бенджафилду, стоявшему у руля в метре от Дома, пули попали в грудь и в лицо, и он вылетел за борт. Дом почувствовал, как вздрогнул пробитый корпус лодки. Он не стал выяснять, ранен ли кого-то еще, а просто открыл ответную пальбу. Дом был уверен, что Тимьо и кто-то из песангов тоже начали стрелять. Внезапно «Химера» дернулась вверх и сильно накренилась, и Дом на секунду решил, что они сбили и этот вертолет. Но экипаж «Химеры» испугался не залпа «Лансеров». Вертолет был метрах в двухстах от «Марлина», когда что-то с шумом пронеслось над ними, оставив за собой небольшой хвост из огня и дыма, и врезалось в хвостовую секцию "Химеры".

— Вот черт! — воскликнул Тимьо.

Дом пригнулся от огромного огненного шара, казалось возникшего прямо над головой. Но пламя его не коснулось, и даже обломки посыпались в море довольно далеко от лодки. Теперь они оказались в полной темноте, вдали от берега, и Дом почувствовал, что вода поднялась уже до лодыжек. Второй «Марлин» тоже грозил затонуть.

"Все напрасно. Нет, я не сдамся. Только не сейчас, когда мы столько пережили. Мерзавцы!"

— Бай Так? — Хоффман, свесившись за борт, вглядывался в темноту. — Бай Так? Бай!

Он встал на колени и осмотрел море через прицел «Лансера». Наконец, отчаявшись, отложил автомат и стал молча выкидывать из лодки все лишнее. Тимьо пытался связаться с «Помероем» и попросить помощи.

— «Померой» говорит, что они разыскали боты, — объявил он.

— Хоть какое-то утешение, — проронил Дом.

— Мы еще живы, — заметил Хоффман и вновь закричал в темноту: — Бай! Бай!

Тимьо снова занялся рацией.

Они утонут раньше, чем кто-то успеет до них добраться. Им не сдвинуться с места даже на сотню метров. Дом как будто переключился в автоматический режим и стал подсчитывать, сколько имеется спасательных жилетов. Им остается только держаться на воде плотной группой и надеяться, что «Померой» подберет их раньше, чем какая-нибудь «Химера» решит закончить начатую работу.

— Откуда появилась эта ракета? — спросил Дом. У него даже мысли замерзли и двигались с большим трудом. — Вокруг нет ни одного "Ворона".

Тимьо оторвался от наушников и микрофона:

— С берега. «Калона» докладывала, что Феникс захватил боевую машину инди с зенитной установкой и стрелял по любой цели, попавшей в поле зрения.

Дом почти не отреагировал на это сообщение. У него были другие заботы, не дававшие сосредоточиться на этом необычном факте, или на том, что на берегу сражается его брат, или на том, что у него родилась дочь, которую он еще не видел, а может быть, и никогда не увидит.

Но последнее воспоминание все же пробудило его мозг. Он заметил, что Хоффман до сих пор стоит на коленях на носу лодки, опустив голову на руки.

— Сэр, что с вами?

Хоффман не ответил.

— Сэр?

— Бай Так погиб, — наконец сказал Хоффман. — Ублюдки. Как теперь будет жить его жена? А дети?

Дом ничего не мог на это ответить. Но Бай Так мог бы быть сейчас на борту, если бы не вытащил Дома. С такой мыслью трудно примириться, и Дом понимал, что с годами будет еще труднее.

— Йонг тоже умер. — Тимьо вместе с Хоффманом торопливо вычерпывал воду из «Марлина». — Проклятие, мы потеряли половину наших товарищей. Шим едва держится. Где же этот чертов "Ворон"?

Дом тоже принялся черпать воду, и к ним присоединились несколько штатских пленников. Он не помнил, сколько прошло времени, пока не послышался гул приближавшегося «Ворона». Дом просто плюхнулся на дно и старался вернуть частицы моря туда, где им надлежало быть. Он слушал, как инди переговариваются между собой на непонятном ему наречии. Наконец вертолет подлетел так близко, что можно было рассмотреть выглядывающего из кабины командира экипажа. Вода вокруг лодки опять забурлила от поднимаемого лопастями ветра. Хоффман переговаривался с пилотом по рации, но Дом мог слышать только голос Хоффмана. Его прибор давно вышел из строя.

— Он считает, что втаскивать нас на борт по одному слишком долго, — сказал Хоффман. — Их радар засек еще несколько «Химер» недалеко отсюда. Этот безумец хочет, чтобы мы загнали «Марлина» в грузовой отсек.

— Я сделаю это, — не задумываясь, вызвался Дом.

— Ты уверен, что справишься?

— Если не справлюсь, то они вернутся и разнесут нас в клочья. — Дом не был настоящим рулевым, как Бенджафилд, но умел управлять десантной лодкой. Он так устал, что хотел покончить с этим любым способом — только скорее. — Они ведь не собираются спасать своих работников. Они намерены их уничтожить вместе с нами.

Насколько это трудно?

Ответ Дом получил сразу, как только встал у руля и увидел, как вертолет приводнился в море — да, он действительно сел прямо на воду — и опустил грузовой трап. «Марлин» низко сидел в воде, море плескалось почти вровень с бортами, и лодка никак не желала слушаться руля. Дом все-таки сумел поставить суденышко напротив трапа и попытался определить ширину проема через забрызганные солью очки. Хоффман протянул ему свою рацию.

— Постарайся как следует выровнять курс и жми прямо, — посоветовал ему командир экипажа. — Только не забудь в последний момент поднять мотор.

Скованный холодом мозг предупредил Дома, что при большой скорости обрезиненный нос лодки снесет внутреннюю переборку. Но «Ворон» уже мчался ему навстречу.

— Как там?

— Продолжай. Держи курс. И прибавь скорость.

— Ты шутишь?

— Нет. Тебе надо набрать инерцию, чтобы подняться на трап. Вперед. И не сомневайся.

Дом заметил, как Хоффман сгорбился, словно ожидая сильного толчка. И он решился. Дом начал молиться. Он редко это делал. Отрытая дверь грузового отсека притягивала его, как пасть хищного зверя. И еще Дом вдруг подумал, что в случае неудачи сломает себе нос о металлический воротник бронекостюма Хоффмана…

— Сбрасывай газ, сбрасывай газ, сбрасывай газ! — закричал командир вертолета.

"Марлин" сильно ударился обо что-то и с грохотом рухнул на пол. Корму занесло; яркие желтые фигурки — члены команды, которые, как оказалось, ждали лодку в кормовом отсеке, — словно мухи, прилипли к переборке. Наконец лодка замерла, и Дом, перегнувшись через руль, ткнулся в спину Хоффмана.

— Дьявол! — выдохнул майор.

Трап за спиной поднялся, и вертолет, выливая морскую воду, взлетел в воздух. Дом почти лежат на руле, опустив голову на согнутые руки и дрожа от усталости.

"Сделал. Я это сделал. Как там Карлос? А Маркус?"

— Сантьяго, — Хоффман похлопал его по спине, — ты хоть представляешь, чего достиг этой ночью?

На тот момент в голове Дома осталась только одна мысль. Мыс Асфо, боты, «Химеры» — все это унеслось куда-то далеко-далеко.

— Да, сэр, — сказал он. — У меня родилась дочь.

ДОЛИНА АСФО

"Аспид" притормозил в сотне метров от позиции Берни и остановился, уткнувшись носом в канал.

За десятиминутный рейд по позициям инди он был трижды подбит из легких орудий и не оставил ничего, что могло бы помешать приземлению «Воронов». Берни Матаки понимала, что возникшее замешательство долго не продлится. «Буревестники» с «Мерит» не на шутку встревожили Перасфу, и вскоре следовало ожидать второй волны. Горизонт окрасился оранжевыми сполохами взрывов. Пора убираться отсюда.

— Капрал, вылезай из машины. Все кончено. Ты сбил даже этот чертов вертолет.

— Карлос вернулся?

Она уже давно не видела его. Он был ранен на мосту; пару раз Берни слышала его стрельбу, но ничего не могла увидеть со своей позиции.

— Нет, — ответила она. — Он все еще палит по случайным целям на мосту.

— Проклятый упрямец, — пробормотал Маркус. — Он даже не дал мне шанса подбить пару машин поблизости от моста.

Лязгнула крышка люка, и Маркус выбрался из машины. Но вместо того чтобы пойти к пункту сбора — на берег моря, где в любой момент могли приземлиться «Вороны», — он направился в обратную сторону.

Берни неслышно выругалась. Проклятие, теперь его не остановить, если только не увести силой.

— Тай, обеспечь доставку раненых в зону приземления, ладно? — обратилась она к Калисо. — Феникс и Сантьяго затеяли глупую игру. Ты только не забудь сказать пилоту, что, если нас не будет на месте через десять минут, пусть он не сомневается: мы живы и тоже хотим домой. Мне совсем не улыбается тащиться через всю страну пешком.

— Слушаюсь, сержант. А ты уверена, что Сантьяго все еще там?

— Уверена.

— Я уже несколько минут не слышал стрельбы с той стороны, и на связь он тоже не выходил.

— Могу поспорить, что у него кончились боеприпасы, — "Но почему Карлос не попросил помощи? Неужели он на самом деле ждет Маркуса?" — Как только я до него доберусь, измочалю ему всю задницу своими ботинками.

Еще даже не договорив, она уже понимала, что произошло какое-то несчастье. Стоило Берни приподняться, как со стороны инди снова послышалась стрельба.

Их здесь еще чертова прорва. Только зениток больше не осталось.

Маркус, должно быть, все слышал. Но без этого не обойтись. Она перебежала к следующему укрытию — всего лишь зарослям осоки, — и в нескольких метрах от нее автоматная очередь мгновенно взрыла землю.

— Карлос… — окликнула она, — Карлос, ты можешь самостоятельно добраться до зоны приземления?

Она замолчала, уже инстинктивно зная ответ.

— Нет. — По голосу стало ясно, что ему совсем плохо. — Я не могу двигаться. Я ранен.

Маркус, конечно, тотчас же подключился к разговору:

— Я тебя вытащу. Где ты? Что произошло? Почему ты не позвал медиков? Или меня?

— Я знал, что ты должен это сделать. Не надо, Маркус.

— Помолчи. Я иду.

Маркус уже был ближе к мосту, чем Берни. Она увидела, как он взбирается на насыпь, но, едва Маркус высунулся, обстрел начался с новой силой. Трассирующие снаряды заставили его прижаться к земле. Но он упрямо полз вперед.

"Проклятие, он ни за что меня не послушает…"

Она переключилась на отдельный канал группы. Маркуса ожидало прекрасное будущее, и Берни меньше всего хотела, чтобы все кому не лень слышали, как он отказывается подчиняться приказу и валяет дурака. Он был отличным бойцом, если только дело не касалось Карлоса. Эта дружба была им обоим важнее, чем смертельная опасность, важнее, чем все воинские инструкции, и если она еще не навлекла на кого-то из них беды, это неминуемо должно было случиться. Если Сантьяго не пересмотрит свои убеждения, ему когда-нибудь придется предстать перед трибуналом.

— Феникс, вернись. Это приказ. Скатывайся в канал и отправляйся в зону приземления.

— Нет, сержант. Я должен до него добраться.

"Ладно, тогда я лучше ему помогу".

— Я пущу тебе пулю в задницу.

— Тогда зачем вы идете за мной?

Берни, петляя, побежала по берегу канала. Через каждые несколько метров ей приходилось падать и вжиматься в землю. Маркус продвигался по противоположной стороне. Берни почти не сомневалась, что его вот- вот подстрелят, но он умудрился подойти к мосту на сто метров, и, лишь когда обстрел стал похож на лавину огня, Маркус залег в траву.

У Берни появилась свободная минутка, чтобы поискать Карлоса. Картина, увиденная в прицел «Лансера», заставила ее сердце болезненно сжаться.

Маркус, вероятно, тоже рассмотрел бы его, если бы только мог поднять голову. Карлоса буквально разорвало автоматной очередью. Он лежал на боку, на настиле моста, вытянув одну руку, словно пытался встать, а другой придерживал выпавшие внутренности. Вокруг него уже образовалась огромная лужа крови. Берни удивилась, что он еще не лишился сознания… Нет — она ужаснулась.

— Все хорошо, Карлос, — заговорила она, стараясь не выдать волнения. — Мы уже близко, дорогой. Держись, мы тебя не бросим.

— Уходите. Не делайте глупостей. Оставьте меня.

— Ты только держись.

Берни преодолела еще двадцать метров. Упав на землю, она взглянула наверх. Маркус до сих пор лежал на прежнем месте; вокруг него от выстрелов взлетали комья влажной земли. Ей показалось, что он уже ранен.

— Сержант, уходите. — Голос Карлоса дрожал, словно он сдерживал рыдания. Он пытался пошевелить свободной рукой. — Прошу вас, уходите, иначе вас убьют. Из-за меня уже погибли Яковс и его товарищи. Маркус… не надо, ладно? Мне очень жаль. Простите. Я все испортил. Не подумал. Я тебя подвел.

— Ты никогда меня не подводил. Никогда. И не смей так говорить. — Маркус приподнялся, но пули снова прижали его к земле. — Сержант, вы можете меня прикрыть?

Маркус был моложе и отлично бегал. Берни лучше его стреляла. С его логикой было невозможно спорить.

— Ладно, по моему сигналу…

Но в этот момент шквал огня обрушился на мост. Вероятно, кто-то услышал Карлоса. Он вскрикнул — видимо его снова ранили. Берни услышала, как на его крик отозвался Маркус — даже не словами, а каким-то звериным воплем. Она боялась, что он вскочит и побежит на мост. Нет ничего хуже, чем видеть и слышать раненого друга и не иметь возможности ему помочь.

— Лучше присмотри за Домом, — выдохнул Карлос, — Маркус, ты слышишь меня? Позаботься о Доме. Он и твой брат тоже. Обещай…

— Прекрати, — оборвал его Маркус. — Ничего не говори. Ты сам о нем позаботишься, когда вернешься.

Берни впервые увидела, что Маркус близок к срыву. Он всегда был таким сдержанным и замкнутым, но он был человеком, и его единственной слабостью был его друг. Его брат. Она выпустила несколько очередей в направлении главного источника стрельбы и добилась некоторого затишья. Взглянув на Карлоса, она увидела, что он сумел дотянуться до сумки на поясе. Теперь его ранили в грудь — справа, там, где грудная мышца соединяется с плечом. Эта свежая рана не остановила Карлоса: он продолжал что-то искать в сумке. Рука двигалась медленно и с явным трудом, однако Берни догадывалась о его цели. Вскоре она увидела зажатую в пальцах гранату.

"Проклятие! Я слишком хорошо знаю вас обоих.

Тебя и Маркуса. Но даже если ты готов умереть ради друга, это еще не означает, что ты должен так поступать".

— Карлос, подожди! — крикнула она. — Держись!

Маркус, похоже, не видел гранату. А Карлос уже возился с чекой.

— Мы идем, парень.

Кровавая лужа под ним стала еще больше. Несправедливо, что Карлос до сих пор был в сознании. Только от потери крови он уже давно должен был отключиться. Берни выругалась.

— Ради всего святого, Маркус, пристрели меня, — взмолился Карлос. — Я не вынесу этого. Я не могу выдернуть чеку. Застрели меня. Я не хочу, чтобы ты из- за меня погиб.

Маркус замер. Берни показалось, что он уже никогда не сдвинется с места.

"Черт! Посмотри, в каком он состоянии. Бедный мальчишка. Он не выживет, даже если мы до него доберемся. Если Карлос не в состоянии сделать это сам, если этого не может сделать Маркус, значит, это сделаю я".

— Чушь! — бросил Маркус.

Голос Карлоса заметно ослабел:

— Тебя убьют. Уходи. Пожалуйста. Я не могу тебе этого позволить. Убирайся отсюда.

Берни была отличным снайпером — такова ее работа. А Маркус не переживет, если застрелит лучшего друга. Она это понимала.

"Лучше пусть он ненавидит меня, чем себя…"

Она подняла автомат и совместила сетку прицела со лбом Карлоса. Она глядела на него в фас. Лучше бы он отвернулся — и не только из-за того, что ей было трудно смотреть в его глаза. Она хотела сделать один точный выстрел. Берни мысленно провела линию на уровне глаз и вокруг всей головы. Единственный выстрел сзади или сбоку принес бы ему мгновенное избавление. А теперь ей придется попробовать спереди.

"Проклятие!

Карлос, дорогой… просто прикрой глаза. Все хорошо".

Через пару мучительно долгих секунд Маркус снова вернулся к жизни и обрел свой обычный сдержанный тон:

— Прекрати молоть чепуху, Карлос. Мы вытащим тебя отсюда.

Он даже не помедлил, не попросил ее прикрыть огнем. Он просто встал с коленей и, пригнувшись, выжидал подходящего момента.

В этом весь Маркус. Он твердо решил это сделать.

— Упрямый идиот, — произнес Карлос. — Ты же лучший из нас. Не могу позволить тебе совершить глупость.

И в этот момент Карлос выдернул чеку.

Берни казалось, что она находится гораздо дальше. На голову дождем обрушились осколки бетона и комья земли, а потом мост рухнул. Маркус взревел от ярости и горя. Но продолжал идти. Он со всех ног бросился к телу. Берни, встав на колени, безостановочно стреляла, стараясь охватить как можно больший участок вражеских позиций. По какой-то непонятной причине она думала не о том, что ее в любую секунду могут убить, а о том, что принесет Маркус. Она не хотела смотреть. И продолжала стрелять. Очнулась Берни, только когда Маркус, разбрызгивая воду, перебрался через канал и рухнул рядом с ней.

— Возвращаемся, — сказал он. — Я привезу тело Карлоса домой.

ПУНКТ СБОРА ПЕРЕД ЭВАКУАЦИЕЙ НА БЕРЕГУ МОРЯ, В ТРЕХ КИЛОМЕТРАХ ОТ МЫСА АСФО

Берни Матаки стала солдатом в восемнадцать лет и двадцать один год носила бронекостюм. Она видела много случаев гибели мужчин и женщин.

Иногда они умирали быстро, иногда нет. А иногда, как Маркус Феникс, они умирали чуть-чуть и еще долгие годы продолжали двигаться. Маркус, стоявший сейчас на коленях на берегу моря в ожидании эвакуации рядом с останками лучшего друга, завернутыми в длинную шинель, был уже совсем не тем мальчиком, с которым она сходила с десантного корабля. И никогда уже им не будет.

В наушнике раздался треск, затем послышался голос:

— «Померой», центр, вызывает Матаки. «Ворон» вылетел к вашей позиции, расчетное время прибытия — через четырнадцать минут. Мы перебрасываем вас на «Померой». Лазарет «Калоны» переполнен ранеными из роты "С".

— Поняла вас, «Померой». — Проклятие. Возможно, на «Померое» условия лучше, чем на «Калоне», но там находится и Адам Феникс. Она бросила взгляд на Маркуса — слышал ли он разговор? Но он никак не отреагировал на это известие. — У нас остался только один серьезно раненный. Раздроблена нижняя часть ноги, большая кровопотеря, но повязка наложена, и его состояние на данный момент стабилизировалось.

— Мы предупредим хирурга. Отличная работа, тиранцы. Боты доставлены на базу, сухие, и ими занимаются лучшие специалисты.

Она не могла не спросить. Невозможно предугадать, как Маркус перенесет еще какие-то плохие известия. Им всем приходилось терять лучших друзей — с этим трудно смириться, но Маркусу сейчас было хуже всех.

"Да, я должна была застрелить Карлоса. Но я этого не сделала. И Маркус был прав, стараясь его спасти. И никто не слышал нашего разговора, так что… дело закрыто".

— А как там Дом Сантьяго? — спросила она. — Он выбрался?

— Настоящий герой. Вытащил несколько человек из воды, сбил «Химеру» и загнал «Марлина» в грузовой отсек «Ворона». Он будет представлен к медали.

Берни чуть не заплакала от облегчения.

— Ему еще никто не говорил о брате?

— А он ранен?

— Да, боюсь, что так. Я бы не хотела, чтобы Дом узнал об этом от кого-нибудь другого. Ни слова, ладно? Мы сами ему скажем. Надо, чтобы он узнал обо всем от нас. Это внутреннее дело полка. — Да, она сама обо всем расскажет Дому. Маркус сейчас не в том состоянии. — А майор Хоффман? — спросила Берни.

— Можете мне не верить, но он в данный момент чистит свой «Лансер». Странный тип. «Померой» закончил.

"Странный. Нет, грустный. Бедный старый Вик".

Берни взяла за правило заранее узнавать, что может взволновать или сломить служивших под ее началом бойцов. Маркус явно не был намерен вернуться в лоно тесной и дружной семьи. Он сидел все в той же позе — подогнув колено, опустив голову, одной рукой прикрывая глаза, а другой касаясь того, что она не могла назвать иначе как свертком. Берни подошла и положила руку ему на спину. Она несла хорошие новости, но они могли ранить его еще сильнее.

— Маркус, — заговорила Берни, — я только что узнала, с Домом все в порядке. Он тоже отличился.

Некоторое время Маркус не отвечал и на его лице не шевельнулся ни один мускул. Оставшиеся десять мужчин и женщин из роты «С» притаились под наклонной скалой и ждали прибытия "Ворона".

— Да, Дом прирожденный боец, — сказал он наконец.

— Я скажу ему, не беспокойся.

— Нет, это мой долг. Я тоже Сантьяго. Они всегда так говорили. Почетный член семьи.

— Ты уверен, что справишься?

Конечно, Маркус — большой и сильный парень, воплощение настоящего солдата. Но каким бы грозным он ни был, Берни он всегда казался сломленным. Казалось, он все время что-то ищет, что-то такое, в чем отчаянно нуждается, — одобрение, признание, привязанность, и все это он получал от Карлоса и Дома. А теперь, когда Карлоса больше нет, он словно съежился и стал вдвое меньше.

— Мы дружили с самого детства, — заговорил он. — Он, я и Дом. И в их семье я проводил больше времени, чем у себя дома.

"Да, ты был одиноким ребенком. Это можно прочесть по твоему лицу".

— Мне очень жаль, милый. — Она больше не могла говорить с ним как с солдатом. Сейчас для Берни он был убитым горем ребенком. — Правда мне жаль.

Маркус снова опустил голову на колено. Берни решила, что он так и останется до самого приземления «Ворона», наедине со своими мыслями, а потом поднимется и станет таким, каким был всегда. Он никогда не показывал своих чувств. Но плечи Маркуса вдруг задрожали, а потом дрожь овладела всем телом, и все это без единого звука.

Берни поняла, что он горько рыдает.

Она тоже удержалась и не произнесла ни звука. Только удивлялась, как могут люди молчать в такие минуты и зачем они это делают. Но в конце концов его прорвало:

— Он был мне настоящим братом. — Он заговорил шепотом, но в голосе не слышалось слез. — А вот теперь его нет. Его совсем нет. Что я буду без него делать?

— Ты нужен Дому, — сказала Берни. — И он тебе тоже нужен. Вот потому ты должен жить дальше. Маркус, полк — это большая семья. Нам всем доводилось проходить через это, и вы с Домом не останетесь в одиночестве.

Тяжело было смотреть, как его левая рука все еще покоится на останках Карлоса. Не он первый собирал лучшего друга но частям. Ни один человек не бывает готов к такому испытанию, никто не может сразу с этим смириться. Такое тяжело наблюдать даже медикам, имевшим дело с бродягами. Кошмар.

"Мы даже не забрали останки Штрауд. Проклятие! Никогда об этом не думаешь, пока не станет слишком поздно. Бедняжка Аня. Еще один ребенок, которому предстоит пройти через ад".

— А ты бы выстрелила? — вдруг спросил ее Маркус.

— Обязательно бы выстрелила. Я уже прицелилась, но он успел первым. — Берни не знала, как Маркус отнесется к ее словам, станет ли ему легче или еще тяжелее. Возможно, он упрекает себя за то, что его порыв оказать помощь заставил Карлоса выдернуть чеку гранаты. — И я бы хотела, чтобы кто-то сделал то же самое для меня.

— Я позволил ему умереть.

— Нет, черт побери, ты здесь ни при чем. — Берни осторожно пробиралась по минному полю неверно выбранных слов и жестоких истин. — Карлос был прекрасным парнем, правда прекрасным, но он сам полез в это дерьмо. Ему надо было остаться на месте, а не пытаться во второй раз подбить машину. И остальные сошли с ума, увязавшись за ним. Тебе от этого не станет легче, но брось винить себя в его гибели. Он все решил сам.

— Он был настоящим героем.

— Вы оба герои. Он взорвал себя, чтобы не допустить твоей смерти. Ты был готов умереть ради него. Что может быть важнее этого?

— Но я должен был его остановить. Я должен был вернуться и оттащить его, когда убили Яковса. А я бросился к «Аспиду». Я должен был знать. Я должен был предвидеть. Разве не так?

— Маркус, ты рвался, чтобы вытащить его, когда он взорвал гранату. Тебя бы наверняка убили, не дав до него добежать. Такое спасение возможно лишь в кино.

— Я колебался. И он погиб.

— Ты просто выбирал момент. И Карлос не хотел, чтобы ты из-за него умер.

С каждой проходящей секундой разговор становился все тяжелее.

Маркус тыльной стороной ладони вытер нос.

— Дом этого не переживет.

— Может, лучше я скажу ему об этом?

— А что именно мы ему расскажем?

Вот теперь им предстояло срочно решить еще одну непростую задачу.

Берни знала, как семьи относятся к извещениям о том, что их родственник погиб на поле боя. По-разному относятся. Когда люди спрашивали, сразу ли он погиб или долго страдал, невозможно было предугадать их реакцию на то или иное известие. Некоторые принимали горе со смирением, другие — нет. Но никто не хотел бы услышать, что их сын, брат или отец был убит по собственной глупости, да еще навлек смерть на своих товарищей. Сокрытие некоторых фактов могло облегчить их страдания; полная правда не способна вернуть погибшего к жизни. Правду лучше оставить историкам и обнародовать намного позже, когда она уже никому не сможет причинить горя.

Дому было совсем ни к чему все это знать. Так же как и остальным членам семейства — по крайней мере сейчас.

— Скажи ему, что он погиб как герой, — наконец решила она. — Ведь так и было. Он позаботился о том, чтобы ты остался в живых, и подорвал мост. А бедняжке Дому еще предстоит с этим жить.

— Да, — согласился Маркус, не отрывая взгляда от своей руки. — Все произошло именно так.

Никто не мог опровергнуть эту версию. Никто не слышал их разговора, а в официальном рапорте они прочтут правду, за исключением тех мелочей, которые касаются только ее и Маркуса. Берни молча стояла, держа руку на спине Маркуса, пока «Ворон» не приземлился на берегу моря. А когда опустился трап, она позаботилась, чтобы первым на борт был доставлен погибший Карлос Сантьяго.

Глава 18

Сэр, разве у нас недостаточно капралов и сержантов? Я доволен своими товарищами, и разве я буду лучше бить проклятых червей, имея на рукаве лишние нашивки? В наше время у каждого только одна задача — убивать червей, убивать больше червей, а потом убивать их еще больше. Для этого не обязательно увеличивать численность младшего командного состава. Но тем не менее спасибо вам, сэр. Это очень лестное предложение.

(Рядовой Август Коул снова отклоняет предложение полковника Виктора Хоффмана)

ХАСИНТО, НАШИ ДНИ.

СПУСТЯ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ДНЯ-П

Черви появились откуда-то из-под развалин, и Хоффман на мгновение задумался, как они поступают с пленниками.

Хотя сам он не собирался испытывать это на себе. На боку у него был пистолет, и в случае неблагоприятного исхода полковник собирался лишить червей удовольствия от своего общества. Да и то лишь после того, как заберет с собой столько противников, сколько сможет.

— Они ползут из того подвала, — сказал Калисо. — Мы можем попытаться завалить его или ждать, пока они подойдут ближе.

— Сделаем одну попытку и отойдем назад, — решил Хоффман. У них не было возможности пополнить боеприпасы из БТРа, не говоря уже о том, чтобы скрыться. — Я тебя прикрою.

Хоффман открыл огонь, а островитянин подбежал к дверному проему и бросил вниз гранату. Трое червей уже почти вылезли на поверхность, и граната пролетела мимо них, а потом ударилась о ступеньку и взорвалась. Калисо успел уложить двоих, прежде чем Хоффман почуял их запах, но из-под обломков поднималось еще с полдюжины врагов.

Они сражались совсем не так, как люди. Черви не придерживались определенного порядка. Казалось, у них нет никакой организации: ни отрядов, ни других подразделений. Хоффман не отметил у Саранчи даже никаких общепринятых приемов боя, кроме одного: классическая засада, а потом многочисленные нападения сразу со всех сторон и стремление смешать строй солдат.

"А вот и запах. Как же я его ненавижу!"

Кроме всего прочего, они никогда не занимали позиции для стрельбы. Они всегда старались завязать рукопашный бой. Хоффман не сомневался, что это психологический прием: ведь они должны знать, какими ужасными выглядят в глазах людей.

"Но мы сумеем приспособиться к любым уловкам. И убивать их".

Калисо никогда не отступал перед червями. Он сразу же шагнул вперед и полоснул ближайшего противника но лицу — не смертельный удар, но достаточный, чтобы ослепить его на некоторое время, чтобы отдернуть пилу и вонзить в грудь. Хоффман из-за боли в раненой ноге и возраста двигался гораздо медленнее и потому ожидал, пока черви подойдут сами. Он не переставал посылать в них короткие очереди, держа автомат на уровне груди. В то же время он прикидывал, не удастся ли в последние секунды, когда не останется надежды на спасение, заманить их поближе к «Броненосцу» и взорвать заложенную бомбу.

Но для этого они были слишком сообразительными. Чересчур сообразительными.

Они пытались окружить его. Со всех сторон.

Хоффман начал стрелять с бедра. Калисо подошел к нему и подтолкнул, указывая на подходящее укрытие за бетонным столбом.

— Они хотят поиграть в засаду. Может, они не готовы к тому, чтобы объект предпочел остаться в зоне поражения.

— Ты совсем сошел с ума, Калисо. — Хоффман наугад пустил длинную очередь поверх бетонного столба. — Только идиот на такое способен. Мертвый идиот.

— Мы сражаемся не с человеческими существами, сэр.

— А я говорю, мы будем их атаковать. — Хоффман твердо верил, что каждое существо чего-то боится, и надо только определить, чего именно. А если не можешь определить — старайся убить противника, прежде чем он убьет тебя. Так велись все войны с незапамятных времен. — В любом случае я не смогу обогнать этих тварей.

Хоффман продолжал стрельбу. Калисо перешел на одиночные выстрелы, как это делала Берни, и они разделили между собой оставшиеся патроны. Чтобы уложить червя — Хоффман подсчитал, — в среднем требовался десяток пуль: это означало, что полного магазина хватит только на шестерых. А если полковник не остановится, он может опустошить обойму за пять секунд.

"Чтобы снова привыкнуть к автомату, оказывается, надо больше времени. Я становлюсь обузой".

Он с восемнадцати лет держал в руках «Лансер», но старые образцы не так быстро пожирали патроны. Если продолжать подобные вылазки, надо попытаться отыскать на складе что-нибудь более подходящее. Нет смысла держать в руках оружие, которое тебя опередило.

"Продолжать? Вероятно, я закончу свои дни так же, как лейтенант Ким. Бросившись на лезвие проклятого червя. Не хватало еще, чтобы из-за меня погиб и Калисо".

Ему уже не составляло труда определить, на что способен тот или иной человек, поглядев на него сквозь призму прожитой жизни. Калисо не гак давно перевалило за тридцать, он в прекрасной форме и очень агрессивен. На поле боя он стоит пятерых таких, как Хоффман.

"Есть смысл пожертвовать собой, чтобы дать ему возможность принять участие в будущих сражениях".

"Черт, сколько можно размышлять о собственной смерти?!"

Хоффман понял, что просто хотел таким способом возбудить ярость, и замахнулся бензопилой на ближайшего червя. Поднявшийся в душе гнев, ударившие в лицо брызги крови — все это полковник принял как должное. Он вышел из-за столба и, низко пригнувшись, выстрелил вверх. Следующий червь налетел на него и едва не сбил с ног. Хоффман, отскочив к стене, попытался разделаться и с ним.

— Полковник, — неожиданно прохрипел в наушнике чей-то голос, — я знаю, что вы меня слышите, так что постарайтесь не прострелить нам головы, когда мы выйдем позади червей.

Калисо натужно заворчал, пытаясь выдернуть свою бензопилу.

— Держись подальше от сектора обстрела, Маркус.

— Мы же переключились только на прием, — сказал Хоффман. — Он тебя не слышит.

— Зато он слышит голос моего «Лансера», сэр…

Хоффман вернул рацию в режим двусторонних переговоров. Он хотел было скорректировать стрельбу Маркуса, но все разворачивалось стишком быстро. Феникс уже выбежал из-за края ротонды, а вслед за ним появился и Дом.

Обычно Феникс был неестественно спокойным, но лишь до тех пор, пока не сталкивался с червями. Казалось, всю свою боль, все обиды он приберегает специально для них. И как мог убедиться Хоффман, этот запас был у Маркуса неиссякаемым. Он устремился вперед с поднятой вверх бензопилой и разрубил ключицу первого же червя, который повернулся к нему лицом.

Червь не упал. Но пила слишком глубоко увязла, чтобы можно было продвинуть ее одной рукой, и Фениксу, чтобы освободить оружие, пришлось добавить удар ногой. К нему уже подобрался второй червь, но Дом сбил его длинной очередью. Червь зашатался рядом с Маркусом, а тот спокойно обхватил его рукой, словно партнера по танцу. Феникс придерживал червя перед собой в качестве живого щита и стрелял из-за его спины в следующего врага. Даже издали было видно, чего ему это стоило: каждая жила на шее, каждый кровеносный сосуд, казалось, готовы лопнуть от напряжения. Но Маркус не произнес ни звука. Пока он разделывался с очередным противником, вражеские пули добили беспомощного червя в его руках, и оба упали к ногам Маркуса.

Дом бил длинными очередями и быстро перезаряжал автомат. И еще частенько пускал в ход боевой нож. У него было больше причин ненавидеть червей, но, казалось, Дом не испытывает потребности срывать на них зло, как Феникс.

Вчетвером они уложили четырнадцать червей. Наконец руины опустели.

— Спасибо, сержант, — осторожно произнес Хоффман. "Я совсем не хотел, чтобы нас кто-то спасал, тем более не хотел, чтобы это был ты. Хотя бы из-за того, что я с тобой сделал". — Отличная работа, Дом. Ты еще не забыл приемов десантника.

Дом, с присущей ему скромностью, кивнул в ответ.

— Так что у вас за проблемы с «Броненосцем»? — спросил Маркус.

— Они заложили в него взрывчатку, — ответил Калисо. — Нельзя допустить, чтобы мы лишились и этой машины.

Феникс с непонятным облегчением поскреб подбородок.

— Я не собираюсь возвращать сюда Бэрда. Аня? Можно вызвать «Джека» для разминирования?

— Боты как раз для этого и предназначены…

— Да, так было в те времена, когда у нас имелось множество машин.

— Это не в моей компетенции, Маркус. Но тот, кто распоряжается бюджетом, стоит рядом с тобой.

Бюджет. В правительственных кругах давно забыли, что такое деньги. Экономика полностью перешла на бартерные сделки.

— Выполняйте, — приказал Хоффман. — Если мы лишимся и «Броненосца», и «Джека», Прескотт меня повесит.

Они отыскали укрытие на безопасном расстоянии, осмотрелись, нет ли поблизости еще червей, и стали ждать, пока их разыщет "Джек".

— А «Джек» имеет право голоса? — спросил Дом. Он, как обычно, чувствовал себя виноватым, подвергая риску бота, еще со времен операции на мысе Асфо. — Мне это не слишком нравится.

— Излишняя чувствительность, — мрачно бросил Калисо.

— Черви тоже обладают чувствами. Но никто не сомневается, когда режет или пилит их на части.

— Это мое призвание.

— Люблю поговорить об этике, — пробурчал Феникс. — От Бэрда не дождешься никаких философских рассуждений.

Хоффман с беспокойством глядел, как «Джек», жужжа и вибрируя, словно кухонный комбайн, разворачивает манипуляторы под днищем «Броненосца». Операция показалась слишком долгой, и полковник все время ожидал, что черви вернутся и начнут второй раунд. Но через несколько минут «Джек» выбрался из-под машины, разобрал устройство и, словно верный пес, сложил все компоненты у ног Хоффмана, а потом завис в воздухе, ожидая дальнейших инструкций.

Феникс нагнулся и осмотрел детали:

— «Джек», они все безопасны по отдельности, верно? Давай отвезем их Бэрду. Ему понравится. — Он махнул рукой в сторону «Броненосца». — Тогда вперед, на базу!

Тяжелая ночь заканчивалась, и Хоффман вряд ли согласился бы повторить ее завтра. Но солдатам приходилось переживать подобные моменты день за днем. Было время, когда он и сам знал, что это такое. Мысль о том, что он мог об этом забыть, ужаснула Хоффмана.

"Я старею. И очень быстро.

А я должен иметь право смотреть им в глаза".

— Высадите меня сразу за кордоном охраны, — сказал Хоффман. — Хочу прогуляться по городу пешком.

— У вас в ноге немаленькая дыра, сэр, — возразил Дом. — И вы уже далеко не юноша.

— Спасибо, что напомнил, Сантьяго.

— Ладно, сэр. Но если вы пойдете пешком, я тоже пойду.

— Если он пойдет, он может упасть по дороге, — добавил Феникс. — Так что я тоже сойду с машины вместе с ним. Калисо, подбрось нас за линию поселений бродяг.

Калисо пожал плечами. Совершенно очевидно, что все они считали полковника чокнутым. А ему просто хотелось некоторое время провести на свободе, вдали от кабинета и кабины БТРа или «Ворона». Ему хотелось вдохнуть свежего воздуха. И ему не нравилось, что они оторваны от остальных людей, живущих своей повседневной жизнью.

И еще он хотел посмотреть, как штатские — не бродяги, а настоящие граждане, защищать которых он считал своим долгом, — отнесутся к нему и его бойцам.

— После вас, сэр, — сказал Феникс таким тоном, словно обозвал его идиотом.

ХАСИНТО; ТРАНСПОРТНЫЙ ПРОПУСКНОЙ ПУНКТ

В Хасинто они добрались уже на заре.

— Кажется, я уже согласился бы съесть ту жареную собаку, — признался Дом. Хоффман изо всех сил старался идти самостоятельно, но Дом и Маркус бережно поддерживали его с обеих сторон под локти. Дом понимал, как скверно должен чувствовать себя полковник, хромая к дому, словно древний старик. — И запить парой литров кофе.

Они как будто попали в другой мир. По ту сторону кордона даже бродяги старались передвигаться с предельной осторожностью. А внутри безопасной зоны еще существовали дворники и бригады техников, которые пытались воспользоваться относительным спокойствием и привести в порядок хотя бы центр города. Люди здесь обходились без выбросов адреналина, сопутствующих ежеминутным усилиям остаться в живых среди сражений. В городе даже пахло не так, как во внешнем мире. Дезинфицирующие средства, скошенная трава, горячий хлеб в ближайшей булочной — все эти мелочи говорили о том, что в мире, находящемся на волосок от гибели, до сих пор сохранились островки спокойствия и человечество не побеждено.

Прохожие на улицах останавливались, чтобы посмотреть на них. Дом сознавал, что его бронекостюм, как и у остальных, покрыт потеками крови, внутренностями и выделениями червей. Он ждал язвительных замечаний в свой адрес по поводу неряшливого вида, но люди просто откладывали лопаты и щетки и вытягивались в струнку, стараясь выказать свое уважение, а потом начинали аплодировать.

Их отношение потрясло Дома. Он едва не прослезился. И пытался убедить себя, что расклеился от усталости.

— Пивной бар, — произнес Маркус, оглядывая улицу. — Вряд ли придется здесь выпить еще когда-нибудь…

И так было на всем их пути через город. Рабочие утренних смен, идущие на фабрики и заводы, останавливались, чтобы похлопать солдат по спине. Одна женщина — лет тридцати, очень симпатичная, но ничего общего с Марией — подошла к Хоффману и наградила его поцелуем в щеку. А полковник был скорее шокирован, чем польщен таким знаком внимания.

— Вы ее очаровали, сэр, — пошутил Дом. — Это все из-за вашего мундира.

— Это правда? — Женщина смотрела на них с восхищением, — Они разбиты. Мы наконец победили проклятых тварей.

— Я не знаю, мэм, — ответил Хоффман. Он все еще соблюдал правила приличия. — Время покажет. Мы можем только продолжать убивать червей, пока их совсем не останется.

Мысль об окончании войны не задержалась в голове Дома. Но все же хорошо было пройти по улицам, посмотреть, насколько горожане отличаются от военных, ощутить единство с обычными гражданами. Теперь они увидят, что солдаты не зря получают расширенный рацион. Хоффман знал, что делает. Бойцы выглядели устрашающе, и так же ужасно от них воняло. Кровь, пробитая броня, щетина на щеках, ошметки убитых червей — все это куда убедительнее говорило об их готовности защищать человечество, чем любые плакаты Коалиции.

И восхищенные приветствия горожан были не хуже любых медалей. Дом не так уж часто встречался с соотечественниками в безопасной зоне, и ему полезно было вспомнить, как они выглядят и чем их мир отличается от его реальности.

— Надеюсь, ваше уличное представление стоило того, что вы разбередили рану, полковник, — сделала ему выговор врач, когда Хоффман наконец добрался до лазарета. Доктор Хейман была едва ли не вдвое старше Берни, а терпения в ней оказалось во столько же раз меньше, и она поднимала ногу Хоффмана для осмотра точно так же, как ветеринар поднимает копыто лошади. — А вы, сержант, сейчас же отправитесь на анализы. Вы хоть представляете, какие инфекции могут проникнуть в организм, если фекалии червей попадут в открытую рану?

Маркус пожал плечами и прикоснулся к ссадине:

— Хорошо, мэм. В будущем я постараюсь не стрелять им в живот.

Такое высказывание для Маркуса означало, что он в отличном состоянии духа и даже весел. Дом решил, что может оставить его на попечение врачей, а сам направился к главной казарме. Свои дальнейшие действия он расположил в таком порядке: после очистки основной грязи с бронекостюма принять душ, потом съесть самый плотный завтрак, какой только поместится на тарелке… А затем отыскать Берни, пока она не передумала.

"Нет, она обещала. Она сдержит слово. Она расскажет мне правду".

По мнению Дома, душ был главным отличием цивилизации от жизни дикарей. Он опустил руки и подставил голову под струю горячей воды. На теле повсюду виднелись свежие кровоподтеки и рубцы, натертые краями бронекостюма. Немудрено, ведь он потел в этом панцире много часов подряд.

"Я больше не мальчик. Насколько же я изменился? Черт!"

В тот момент он подумал, что Мария не узнает его при встрече или не примет, поскольку он был уже не тем, кого она помнила.

— Ты слишком устал, чтобы рассуждать, — произнес он вслух, обращаясь к самому себе. — Опять выдумываешь какую-то чушь. Лучше иди поешь.

Когда он наконец отмылся и почистил снаряжение, часы показывали десять утра. В столовой завтракали два отряда: «Каппа» и «Омикрон». Сержант Андерсен махнул ему рукой:

— Привет, Сантьяго. Хорошо поохотились?

— Не так хорошо, как обычно. — Дом стащил с тарелки Андерсена пару тостов и отправил их в рот. — Больше мороки, чем дела. Кроме того, чуть не потеряли Хоффмана.

Все засмеялись.

— Надо было постараться, лентяи, — сказал Андерсен. — Как ты считаешь, светомассовая бомба их сломила? С червями покончено?

— Понятия не имею.

— Бродяги говорят, будто вся Саранча ушла из Толлена. Ни одного нападения уже несколько дней. Правда, земля постоянно дрожит, но черви не показываются.

Дом все понял по их голосам. Все хотели услышать от него хорошие новости, надеясь, что война окончена, поскольку в их глазах он являлся одним из приближенных Хоффмана. Но это было не так.

— Будем надеяться, — ответил Дом.

— Мы продолжаем искать Марию.

— Спасибо.

Дом увидел, как один капрал из отряда Андерсена опустил голову на руку и, по-видимому, задремал. Перед ним остывал завтрак. Дом пододвинул тарелку капрала к себе и начал есть. Недопустимо оставлять еду на столе, особенно в эти дни.

— Если Берни Матаки появилась после того, как пропала на несколько лет, все возможно, не так ли?

— Сантьяго, тебе здорово везет, и твои родичи остаются в живых. Даже Феникс. Как он поживает? Четыре года в тюрьме не могли пройти даром.

"Если мне так везет, почему же погиб Карлос?"

— Это же Маркус. Чтобы его сломить, потребовалась бы светомассовая бомба.

Дом в самом деле так думал. Маркус остался таким же, как прежде, только приобрел несколько новых шрамов да на лице прибавилось морщин. И он стал еще более неразговорчивым. Вот и все изменения.

Дом покончил с завтраком и подошел к окошку раздачи попросить добавки. С Берни лучше разговаривать на полный желудок. Она уже предупредила, что ему предстоит услышать не самые приятные вещи из прошлого.

ВОЕННАЯ БАЗА В БЫВШЕМ ГОСПИТАЛЕ РАЙТМАНА;

КАЗАРМЫ ОТРЯДОВ «АЛЬФА» И "ДЕЛЬТА"

Берни положила ноги на соседний стул. Теперь она понимала, что значит тягаться с молодыми на шестом десятке…

Было очень больно. Болело все: от припухшего глаза и рассеченной губы до коленей и запястий. Опыт — хорошее дело, но время на восстановление требуется совсем другое. Хоффман еще на пару лет старше, значит, и он чувствует себя ничуть не лучше. В соседней комнате в счастливом сне юности похрапывал Федерик Рохас. Бэрд чистил ботинки. В дальнем углу комнаты Коул уселся за слишком маленький для него столик.

"Ну ладно, Бэрд — законченный негодяй. Но я, возможно, и не останусь в составе «Дельты». И почему бы мне с ним не разобраться?"

До сих пор она ни разу не спускала плохого с собой обращения. Хотя бы по этой причине надо выяснить отношения с маленьким мерзавцем.

— Итак, — заговорила Берни, — значит, это Аня Штрауд, Блондинчик.

Бэрд даже не поднял глаз от своего ботинка:

— А что с ней такое?

— Почему она в таком возрасте все еще ходит в лейтенантах? В юности она демонстрировала отличные способности.

— Какой смысл в повышениях? — пробормотал Бэрд. — Их добиваются и получают одни болваны. И, кроме того, пока ты отсутствовала, бабуля, у женщин осталось два пути: либо рожать детей, либо работать на войну. Аня не может иметь детей. Вот и делает то, что способна.

Он был намеченной целью, а Берни — снайпером. Несмотря на свои лучшие побуждения, она не могла удержаться от выстрела:

— Но ты-то стал капралом. Или тебе присвоили звание насильно?

Бэрд немного помолчал:

— Сколько это еще будет продолжаться, бабуля?

— Пока тебе не надоест. Никогда не связывайся со старым сержантом.

— Леди Бумер абсолютно права, мой мальчик. — Коул продолжал что-то старательно писать в блокноте. — Ты не сможешь одолеть женщину, способную питаться кошками.

— Я отношусь к тебе точно гак же, как и к любому из нашего отряда, Матаки, — сказал Бэрд.

Коул кивнул:

— И это тоже правда. Это все, на что Дэмон способен. Ему просто не хватает моего природного обаяния.

Несомненно, он опять был прав.

— Коул, а чем ты занимаешься? — спросила Берни.

— Пишу маме.

— Я и не знала, что у тебя еще остались родственники.

Коул молча пробежал глазами страницу.

— У меня нет родственников.

Берни потребовалось некоторое время, чтобы это уяснить. Коул был самым уравновешенным из всех них. Мистер Стабильность. Но в мире, балансирующем на грани краха, трудно оставаться здравомыслящим человеком. В этом обществе, где каждый — абсолютно каждый — лишился друзей и близких, вероятно, изменилось само понятие здравомыслия.

Она вытянула шею и взглянула на Коула. Он все так же горбился за маленьким столом, старательно выписывая буквы, улыбался и не скрывал сбегавших по щекам слез. Бэрд не придавал его словам ни малейшего значения. Но она не могла оставить их без внимания:

— Коул, ты в порядке?

— Конечно. Я всегда в порядке.

Берни встала со своего места и села за стол напротив Коула. Некоторое время он продолжал писать.

— Можно я тебя кое о чем спрошу?

Он левой рукой смахнул с лица слезы:

— Конечно, милая.

— Почему ты это делаешь?

— Знаешь, наверное, потому, что я ничего такого не говорил, пока она была жива. Но то, что она умерла, вовсе не значит, что я не могу ей ничего сказать. А легче всего это сделать, когда пишешь. — Он выпрямился, отчего стул жалобно заскрипел, и внимательно перечитал письмо. Потом бережно сложил листок и сунул его в карман. — Понимаешь, я скучаю по ней. Скучаю по всем своим родным.

Берни поднялась и похлопала его но плечу. Она не хотела, чтобы Бэрд видел, что она сама готова расплакаться.

— Извини, что помешала тебе, Коул.

— Ты не помешала. Всегда рад поговорить. — Коул перехватил ее руку. Ладонь у него была такой большой, что ее рука, тоже немаленькая, совершенно в ней скрылась, — Ты-то как? Наверное, нелегко привыкнуть к друзьям после того, как столько лет провела среди всякого сброда? Если тебе тяжело это держать в себе, Берни, просто выплесни все наружу. Я всегда рядом, и у нас не так уж много неотложных дел.

Проницательность Коула норой пугала ее. Да, трудно снова учиться доверять людям. Трудно отвыкать ложиться спать с заряженным оружием или ножом даже не под подушкой, а в руке. Всего несколько дней, проведенных в относительной безопасности, позволили ей расслабиться. Берни могла оглянуться на прошлые годы: анархия, бандитизм, жестокость, казалось, въелись ей в кожу.

И повинны в этом не черви, а люди.

Черви — это чудовища, и никто не ожидает от них иного. А люди — люди хуже, потому что у них есть возможность оставаться цивилизованными существами. Они и были цивилизованными на протяжении веков и тысячелетий. Пока не возникли причины изменить поведение. Люди скатились до уровня диких зверей чуть ли не за одну ночь. Единственным островком здравомыслия — единственным оплотом человечества, по мнению Берни, достойным существования, — осталась Коалиция Объединенных Государств. Хотя Берни вовсе не ожидала, что режим, завоевавший и покоривший острова, может стать хранителем и спасителем последних человеческих ценностей.

Но это лучшее из всего, что осталось. И даже не преданность Коалиции, а только желание вновь оказаться в кругу бойцов помогло ей пересечь половину планеты.

— На моей совести много дурных поступков, — наконец призналась она. Проклятие, она долгие годы старалась об этом даже не вспоминать! И вот горячий душ, давно забытые запахи, возродившееся чувство товарищества под вражеским обстрелом — все это внезапно опрокинуло тщательно возведенные баррикады. — Я сдирала шкуры не только с кошек.

— Все в порядке, леди Бумер, — сказал Коул. Его голос, как всегда спокойный и негромкий, все же немного изменился. — Я уверен, у тебя были на то веские причины.

Теперь все встало на свои места. Громкое оживление Коула не было способом скрыть его собственные страхи. Он слишком силен и уверен в себе, ему не требуется свистеть в темноте. Его поведение должно было помочь каждому в отряде почувствовать себя неуязвимым для пуль. Коул был незаменимым игроком в команде.

— Мне надо выйти, — прошептала она, внезапно ощутив острую потребность побыть в одиночестве. — Через пять минут вернусь.

Она пробежала по коридору до туалета, заняла последнюю кабинку и села поплакать. В Коуле воплощалось все, ради чего она вернулась. Он был одним из лучших представителей человечества. Пришедшее откровение потрясло Берни. Ей потребовалось не меньше десяти минут и несколько смоченных холодной водой полотенец, чтобы она почувствовала себя готовой вернуться в общую комнату и сдержаться при очередной шутке Бэрда.

Но там ее уже поджидал Дом Сантьяго, и на его лице было точно такое же выражение, как и у Карлоса. При виде Берни Дом поднялся.

— Ты целую вечность водила меня за нос, — заговорил он. — Я не так уж глуп. Я видел, как ты на меня смотришь, когда я задаю вопросы. Ты не хочешь говорить о Карлосе.

Он почти не ошибался. Коул встал из-за стола, многозначительно кивнул и потянул за рукав Бэрда:

— Пошли, Дэмон. Твои ботинки давно готовы.

— Я знаю.

— Тогда собирай свои инструменты, малыш. Нам ведь еще надо забрать оставленный грузовик.

Бэрд понял намек, но, прежде чем уйти, бросил на Берни многозначительный взгляд, который ее ничуть не впечатлил.

— Мы подождем тебя на транспортном участке, бабуля.

Берни молчала, пока дверь за ними не закрылась.

— Ладно, Дом. Что ты хочешь узнать?

— Правду, — ответил Дом.

— Правда иногда не совпадает с фактами.

— Я должен сам об этом судить. Ты честная женщина. Просто расскажи, что ты видела. Меня уже ничто не может огорошить.

Он залез в карман рубашки, вытащил пару фотографий и одну из них протянул Берни. Обычный снимок трех молодых парней — Дома, Карлоса и Маркуса — неожиданно поразил ее до глубины души. Карлос стоял в середине и обнимал братьев за плечи. Но сильнее всего ее поразила широкая улыбка Маркуса. Более того, без банданы, которой он никогда не снимал, Берни с трудом могла разглядеть в нем мальчишку, знакомого ей с. первых дней в армии. Она даже не могла вообразить, насколько велика пропасть между этим парнем с фотографии и сегодняшним Маркусом — покрытым шрамами, неулыбчивым и настороженным.

— Карлос даже не успел увидеть мою дочку, — сказал Дом, бережно пряча фотографию, точно самую дорогую реликвию. — Расскажи, чтобы я все смог понять. Пожалуйста.

Карлос был прекрасным парнем. Как жаль, что он погиб, защищая людей от одной угрозы, в то время когда другая, сулящая смерть всему человечеству, уже маячила на пороге.

— Хорошо, — сказала Берни. — Карлос был героем. В наилучшем смысле этого слова, поскольку он совершал подвиги ради людей, а не ради какой-то идеи. Если возникал хоть малейший риск, он первым бросался вперед, опережая даже Маркуса. Он никогда не отступал. Он восхищался и гордился тобой. — "Эй, постой-ка, это еще хуже, чем сообщить ему плохие известия. Сколько можно поворачивать нож в ране?" — Мне до сих пор его не хватает. Ты это хотел узнать? Я могу припомнить несколько смешных случаев вроде того, когда он помочился на ботинки адъютанта…

— Я хочу знать, как он погиб.

— Он был награжден Звездой Эмбри. Разве это тебе ни о чем не говорит?

— Нет, решительно ни о чем. Это я и так знаю. — Да, Дом был скроен из того же материала, что и Карлос. Он никогда не отступал. И не отступит, даже зная, что рассказ причинит ему боль. — Ты была там, совсем рядом. И Маркус тоже. Но я не могу заставить его вспоминать то, что разбило его сердце. Расскажи, что ты видела.

"Им всегда кажется, что они хотят это узнать.

Возможно, Дому и в самом деле это необходимо".

Но уверена ли в этом она? Если ему все рассказать, то нельзя будет заставить забыть о случившемся. Свои слова обратно не возьмешь, и парень останется с этим грузом до конца жизни. Берни слишком любила Дома, чтобы по неосторожности запереть его в этой ловушке.

— Дом, он мертв, — сказала она. — Ты уже восемнадцать лет служишь и знаешь, что в реальности смерть совсем не такая, как в кино. Ты действительно хочешь знать все подробности?

Дом сейчас был очень похож на своего брата. Он чуть-чуть выдвинул челюсть, сжал губы в тонкую линию и немного нахмурился, словно напряженно размышлял.

— Да, — сказал он. — Я должен это знать.

"Это его брат. Он прав. Это не только мой секрет. В чем же дело: в его чувствах или в моей вине?"

— Это расстроит тебя, — снова предупредила она.

— Пускай. Я справлюсь. Спасибо. — Дом кивнул. Берни захотелось за ворот притащить сюда Бэрда и показать ему, как ведет себя настоящий мужчина. — И прости. Я не хотел будить страшные воспоминания.

Берни едва не забыла об этом, ведь Дом обладал той же способностью, что и Карлос. В первую очередь они оба думали о других. После гибели Карлоса минуло шестнадцать лет, а Дом беспокоится, что ей будет больно вспомнить тот день… Ладно. Она потерпит и не позволит другому Карлосу — тому, которого Дом и так знал, — избавить ее от тяжелого разговора.

"Прости, Карлос. Но ты это заслужил. Ты доказал, что был настоящим другом, и этого я не хочу тебя лишать. И еще я не хочу видеть твое лицо с дыркой от моей пули каждый раз, когда прицеливаюсь, и ненавидеть себя за то, что я сделала".

В тот день Карлос спас и ее тоже.

— Твой брат, — заговорила она, — сделал то, что каждый из нас делает хотя бы раз в жизни. Он просчитался. Но он погиб, чтобы спасти Маркуса, а Маркус был готов умереть, чтобы вытащить его. И оба они, не задумываясь ни на секунду, отдали бы свои жизни ради тебя. Не многие люди способны на такие чувства. Разве что бойцы. Поэтому мы знаем, что значит быть человеком. Это больше чем семья. Это и есть цивилизация. Лучшее, чего достигло человечество. Даже этот маленький выродок, Бэрд. Забавно, что это относится к компании громил, которые при помощи бензопилы охотно режут других живых существ.

Берни положила руки на плечи Дома и заставила его сесть. Его лицо казалось скорее просветленным, чем огорченным, как будто его озарило долгожданное откровение.

— А теперь я сделаю то, что должна сделать. Расскажу все до мельчайших деталей. Потому что я уверена: несмотря ни на что, Карлос Сантьяго был героем.

Глава 19

Вы хотите сказать, что песанги недостойны Звезды Эмбри? Что это за националистическая чепуха? Считаете, что получить награду можно только после того, как признаешь себя побежденным? Песанги добровольно присоединились к нашей борьбе, это свободный народ. И это не идет ни в какое сравнение с рекрутами из подчиненных территорий.

(Майор Виктор Хоффман в разговоре с адъютантом генерала двадцать шестого королевского полка после операции на мысе Асфо, при подаче рапорта о представлении к наградам)

КОРАБЛЬ «ПОМЕРОЙ», ГДЕ-ТО НЕПОДАЛЕКУ ОТ ПОБЕРЕЖЬЯ ОСТРИ. ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД, СПУСТЯ НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ ОПЕРАЦИИ "УРАВНИТЕЛЬ"

— Приходи через час, — сказал офицер связи. — У нас будет сеанс передачи данных на спутник. Я уверен, что мы сможем включить и твое послание.

— Спасибо, сэр, — обрадовался Дом. — Я бы не просил, не будь это так важно. Но моя жена не знает, жив я или мертв. Я еще не разговаривал с ней после рождения ребенка.

— Нет проблем, — ответил лейтенант. — Все, что угодно, для парня, который с первой попытки загнал «Марлина» в грузовой отсек вертолета.

В другое время Дом только обрадовался бы, если бы к нему относились как к важной персоне: его, маленького Дома Сантьяго, поздравляли все офицеры. Но сейчас он лишь чувствовал себя смущенным и виноватым. Он не мог уснуть. От усталости его била дрожь, но, едва он падал на койку — а вокруг было столько свободных мест — и пытался закрыть глаза, внутренний голос твердил: нет, не делай этого, тебе не понравится то, что ты увидишь. Его бросало из одной крайности в другую. То накатывались слезы радости при мысли о рождении ребенка, то бросало в холодный пот от горя по погибшим этой ночью товарищам. Дом никак не мог обрести душевное равновесие.

Около двадцати трех часов он вышел в коридор и отправился на посадочную палубу ожидать прибытия «Ворона». «Померой» все еще находился на чужой территории и не зажигал огней, опасаясь преследования флота Остри.

"Я успокоюсь, когда вернутся Карлос и Маркус".

Они помогут ему справиться с волнением. Дом ждал, прислонившись к палубному ограждению, а матросы сновали взад и вперед и иногда останавливались, чтобы пожать ему руку. Вести быстро распространялись на корабле.

Немного погодя к нему присоединился Хоффман.

— Не могу ничего обещать, — негромко сказал он, — но я представил тебя к награде Звездой Эмбри.

— Но я еще не погиб, — ответил Дом. — Чтобы ее получить, я должен быть убитым, не так ли?

В этой шутке было слишком много правды. Хоффман ничего не ответил. Он испытывал не меньшую печаль, потеряв Бенджафилда, Йонга и Моргана — этих солдат из Песанга, которых знал столько лет, некоторых еще со времен осады Кузнецких Врат. В эту ночь никто не чувствовал себя победителем.

— И я тоже не погиб, — наконец произнес Хоффман. — И Тимьо, и Шим, и остальные. И все благодаря тебе.

— Я вовсе не герой. — В этот момент Дом больше всего на свете хотел оказаться рядом с Марией и детьми. — А как же остальные? Они получат награды?

Хоффман хотел что-то сказать, но передумал и, опершись на перила, замолчал. Хоффман был отличным командиром, но не слишком общительным человеком. Наверное, что-то произошло.

Дом понял это совершенно ясно, когда увидел, как из вертолета вышел Маркус. Он ожидал, что вскоре появится и Карлос, но посадочная палуба быстро опустела, и всех раненых унесли. И вот тогда ему показалось, что мозг отключился. Палуба качнулась, и его как будто отбросило назад, к самой переборке. Сержант Матаки задержалась рядом с Маркусом и тихо обменялась с ним несколькими словами, а затем, похлопав его по плечу, подошла к Хоффману.

— Берни, — приветствовал ее Хоффман, — рад снова тебя видеть. — Он повернулся к Дому. — Я не усну этой ночью. Если захочешь поговорить, ты знаешь, где моя каюта.

А сержант Матаки сжала руку Дома и некоторое время не отпускала ее. Да, что-то случилось.

"Он тяжело ранен. Он лишился ноги, и его отвезли на "Калону"…"

Дом не хотел больше ничего предполагать. Какая-то часть мозга подсказывала, что, если не сделать первый шаг, можно отсрочить неизбежное. Другая часть приказывала встретить их лицом к лицу, поскольку этого никак не избежать. Он шагнул навстречу Маркусу.

"Мы будем за ним ухаживать. Он справится. Это еще не конец света".

— Дом… — Маркус остановился посреди палубы. Он ужасно выглядел. Он стащил с головы бандану, смял ее в кулаке и уставился на руку, словно был не в силах подобрать слова. — Дом, мне жаль. Мне так жаль…

Это и все, что он сказал, но больше ничего и не требовалось. Дом услышал, как кричит: "Нет, нет, только не Карлос!.." Но этого не было. Его лицо онемело и губы не могли шевельнуться.

Он ошибся. Это и был конец света.

ДОМ ПРАВИТЕЛЕЙ, ХАСИНТО, ПЯТЬ НЕДЕЛЬ СПУСТЯ

Во времена Маятниковых войн медали присуждались и вручались почти без промедления. За восемьдесят лет военных действий административная система Коалиции стала весьма эффективной. Как хотелось бы думать Хоффману, командование торопилось вручить знаки отличия героям, пока они были еще живы и могли разделить радость со своими близкими.

Кроме того, своевременное вручение медалей обеспечивало благоприятные отклики в прессе. Хоффман, стоя в ожидании церемонии награждения, в очередной раз мог убедиться в интересе журналистов к подобным событиям.

Но большинство бойцов, представленных к Звезде Эмбри, не могли присутствовать на церемонии. В списке живых Хоффман остался только в компании Дома Сантьяго и Маркуса Феникса и по этому поводу испытывав не гордость, а скорее замешательство. Маргарет считала его повышение в звании давно заслуженным, сам Хоффман ничуть об этом не задумывался. Маргарет расстроилась, когда он не взял ее с собой на церемонию. Но звание полковника, кавалера Звезды Эмбри, годилось, по его мнению, только для подписи на служебных документах. Вести с собой пышно разодетую по такому случаю жену казалось ему излишним. Звание ничего не меняло. Только еще на шаг отдаляло его от той деятельности, ради которой он вступал в армию, — службы на передовой линии фронта.

Вместе с другими почетными гостями Хоффман ждал начала вечера в гулком высоком зале среди целого леса колонн, покрашенных в красновато-коричневый цвет, что только усиливало их сходство с могучими деревьями. На стенах красовались портреты Праотцев Коалиции в простых золоченых рамах. Резные багеты хороши для других общественных зданий; здесь был выдержан строгий стиль, олицетворявший самопожертвование и целеустремленность.

Собравшиеся небольшими группами бойцы в парадной форме были из разных подразделений — не только те, кто участвовал в операции «Уравнитель». Здесь присутствовали также вдовы и дети погибших и несколько вдовцов в праздничных костюмах. Согласно сценарию они должны были подняться на помост и со стоической гордостью принять перед камерами награды погибших родственников. Кое-кто из детей героев — как, например, Аня Штрауд — и сам носил военную форму. И как только она могла выслушать сообщение о гибели матери? Аня и сама заслуживала награды, хотя бы за то, что до конца оставалась на посту. Сейчас она, пепельно- бледная, с опущенными глазами, разговаривала с Маркусом и Домом, и оба они, словно оберегая девушку, обнимали ее за плечи. Они закрывали ее от камер. Это о многом говорило.

Хоффман мысленно поклялся, что, если кто-то из шнырявших по залу репортеров станет фотографировать эту группу, он выследит мерзавца и засунет камеру ему в задницу, чтобы он мог снять свои зубы изнутри.

"Черт, Маркус без своей банданы выглядит совсем ребенком. Да он и есть ребенок".

К журналистам Хоффман относился как к неизбежному злу вроде комаров. Но это не значило, что он должен их любить. Эти хищники переходили от одной группы к другой и еще до вручения наград пытались взять интервью. Хоффман молился, чтобы они не добрались до него.

Но, конечно, они подошли и к нему. Вежливый, но настырный молодой человек, совершенно не имевший понятия о том, что значит быть солдатом, устремился ему навстречу. Весь его вид говорил о том, что сам он от службы освобожден.

— Отцепись, паразит! — возмутился Хоффман. — Почему бы тебе не рассказать о том, как после этой церемонии вдовам в одиночку придется поднимать детей?

Надо отдать должное, молодой репортер даже не поморщился. Вероятно, с самого начала работы он уже приобрел иммунитет к любым оскорблениям.

— Полковник, вы говорите так, словно не поддерживаете эту войну.

— Конечно нет! — огрызнулся Хоффман. — Я поддерживаю только победоносные войны. Весь смысл ведения боевых действий в том, чтобы как можно быстрее их прекратить. Война — это вам не какое-то чертово хобби.

"Но это все, что мне известно. Единственное возможное решение".

И шакалы по связям с общественностью из отдела Дальелла тоже не дремали. Один из них тотчас нацелился на Хоффмана и поймал его за руку, а его коллега тем временем занялась лихорадочно строчащим что-то журналистом и постаралась сгладить инцидент.

— Полковник Хоффман, вы не слишком дружелюбны, — сказала она. — Вам же известно, что ваши слова могут неверно истолковать.

— Простите, мэм, неужели я испортил впечатление? — Он подался ей навстречу. Хоффман никогда не считал себя грубияном, но с военными женского пола обращался точно так же, как с мужчинами, и не собирался делать исключение для представительницы пишущей братии. — Не знаю, что на меня нашло. Наверное, дело в том, что я потерял половину своих людей.

Но в основном журналисты охотились вовсе не за Хоффманом. Перед ними была великолепная картина: Дом Сантьяго, отважный герой, принимающий медаль погибшего брата вместе с собственной наградой, и их друг детства, сын праведного Адама Феникса, бедный несчастный Маркус, с его новенькими сержантскими нашивками и безжизненными, тоскливыми глазами. Это был поистине иконописный образ храбрейших и лучших воинов со следами трагедии на лицах. Такой снимок мог бы потрясти любого читателя. Даже присутствие хорошенькой молодой блондинки, пришедшей за медалью героически погибшей матери, оказалось весьма кстати. Это была настоящая сенсация для первой полосы любого издания.

"Но так оно и есть. И это правда. В этом и заключается трагедия. Все они хорошие девочки и мальчики. Они не должны быть такими, но ничего другого им не остается, и их подвиги меняют ход войны. Они это делают".

Церемония награждения была короткой и сдержанной. Председателю Дальеллу и начальнику штаба предстояло раздать множество наград от Звезды Эмбри до воинской медали Праотцев Коалиции. Хоффман, вытянувшись в струнку перед Дальеллом, взглянул ему в глаза.

— Выдающаяся храбрость, полковник, — произнес Дальелл, протягивая руку. — За всю историю Коалиции ни одна операция не собрала столько наград.

Хоффман не стал пожимать ему руку. В тот момент он уже знал, что в последний раз получает очередное звание и этот финальный выстрел стоит многого.

— Я принимаю награду для воинов Песанга, которых не внесли в список вопреки моим рекомендациям, — сказал он, наблюдая, как каменеет лицо Дальелла. — Песанга — наши добровольные союзники, а не уроженцы завоеванных территорий. Они по своей воле вступили в войну на нашей стороне. Эта Звезда по праву принадлежит сержанту Баю Таку и его соотечественникам.

Да, на этом карьера Хоффмана сломалась. Он прочел приговор в глазах Дальелла. И воспринял его совершенно спокойно. Согласно церемониалу он строевым шагом промаршировал в зал, затем вышел во двор и поднял взгляд к чистому голубому небу. Сердце все еще колотилось от гнева. Пытаясь отстегнуть медаль, он зацепил булавкой нитку мундира и негромко выругался.

— Полковник, не могли бы вы на секунду оставить медаль? — обратился к нему фотограф. Он подошел к Хоффману неслышно, совсем как песанги. — Всего один снимок.

"Бедняга просто выполняет свою работу".

— Нет, ни за что, — ответил Хоффман.

И он даже не мог объяснить, почему так поступает. Он только что участвовал в секретной миссии. В средствах массовой информации об операции «Уравнитель» сообщалось только, что, "несмотря на противодействие превосходящих сил противника, была предпринята успешная попытка уничтожения объекта, угрожавшего жизни и благополучию граждан Коалиции". И больше не будет никаких подробностей — по крайней мере до тех пор, пока через много лет штаб не решит снять покров секретности. Но журналисты привыкли к подобным ограничениям. В конце концов, идет война. Они смирились с тем, что герои почти ничего не могут рассказать, и перестали задавать лишние вопросы.

В парке Хоффман присел на каменную скамью при памятнике Неизвестным Воинам. С другой стороны гравийной дорожки, за двадцатисантиметровым бордюром, появилась новая могила, увенчанная блестящим гранитным надгробием с четкой резной надписью:

РЯДОВОЙ 26 КОРОЛЕВСКОГО ПОЛКА ТИФАНСКОЙ ПЕХОТЫ

КАРЛОС БЕНЕДИКТО САНТЬЯГО,

КАВАЛЕР ЗВЕЗДЫ ЭМБРИ, ПОГИБ В ДОЛИНЕ АСФО, ОСТРИ,

В 15 ДЕНЬ МЕСЯЦА ТУМАНОВ 77 ГОДА ВОЙНЫ,

В ВОЗРАСТЕ 20 ЛЕТ.

— Вот и вся твоя жизнь, рядовой, — прошептал Хоффман. — Вся судьба уместилась в трех строчках.

Родителей Карлоса не было на церемонии, как не было ни Адама Феникса, ни жены Дома: ведь ей надо было заниматься уже двумя детьми. Хоффман не мог винить семейство Сантьяго за то, что они предпочли не выставлять свое горе на всеобщее обозрение. Он сидел и смотрел, как солнце движется по камню, пока на дорожке не появились Дом и Феникс. По их взглядом Хоффман понял, что он тут лишний.

— Я уже ухожу, — сказал он.

— Это ни к чему, сэр. — Дом нес свою Звезду Эмбри в коробочке, обтянутой красной кожей. — Мы собираемся поужинать сегодня. Будут и кадет Штрауд, и профессор Феникс. Не хотите ли к нам присоединиться?

— Я весьма благодарен, рядовой Сантьяго. — Хоффман быстро взглянул на Феникса. Тот, тщательно сохраняя бесстрастное выражение лица, смотрел на могилу. — Мне пора уходить. Сегодня мне предстоит еще успокоить жену. Но я почту за честь выпить с вами пива в ближайшем будущем.

Хоффман поднялся, пожал им руки и медленно пошел к стоянке служебной машины у главных ворот. Водитель ждал… Хоффман решил отпустить его, чтобы пройтись пешком по городу, собраться с мыслями и подумать, чем теперь заняться, когда ему не светит ни дальнейшее повышение, ни мало-мальски значительная должность.

"И что? Какое это имеет значение? Лучше я снова пойду служить младшим офицером".

Он остановился, чтобы оглянуться на Дома и Маркуса. Хоффман ничего не знал о Маркусе Фениксе, кроме того, что он превосходный солдат. Что происходило в его голове, оставалось для Хоффмана тайной. А он неловко чувствовал себя в обществе людей, чьи помыслы были ему неизвестны.

По крайней мере до сих пор.

Феникс присел на корточки и стал раскапывать ножом гранитную крошку у самого надгробия, пока не вырыл довольно глубокую ямку. Это заняло у него немало времени. Странная сцена почему-то раздражала Хоффмана и… да, ему было жаль парня. Хоффман продолжал наблюдать, пока гравий на аллее не захрустел под шагами адъютанта.

— Полковник, машина вас ждет…

Обращение было для него новым, непривычным.

— Я знаю.

— А что он делает, сэр?

Хоффман внезапно ощутил необъяснимое желание защитить Феникса:

— Послушай, возвращайся-ка в штаб. Я сегодня пройдусь пешком. Поезжай.

Если Феникс и знал, что за ним наблюдают, он никак этого не показывал. Все так же сидя на корточках, он отряхнул руки и ненадолго склонил голову. Затем отстегнул свою Звезду Эмбри, опустил в ямку под надгробием Сантьяго и засыпал гранитной крошкой.

Хоффман словно получил пощечину. Несколько мгновений он не мог ни вдохнуть, ни сглотнуть, ни даже прослезиться. Сегодня он едва не потерял главную опору в жизни, за которую всегда держался. Эта сцена подтвердила, что он поступил так, как должен был поступить, что он не был безумцем средних лет, который бросает то немногое, чего успел достичь в своей жизни.

"Ты этого не поймешь, Маргарет. Я даже не уверен, что смог бы тебе объяснить".

Хоффман вернулся в кабинет, упаковал свою Звезду Эмбри в футляр и сел писать еще одно письмо вдове Бая Така. Банковский чек, вложенный в пакет вместе с медалью, должен был помочь овдовевшей фермерше из Песанга свести концы с концами.

ОТЕЛЬ «РЕДУТ», ВОСТОЧНАЯ БАРРИКАДА, ВЕЧЕРОМ ТОГО ЖЕ ДНЯ

Это был невыносимо печальный ужин.

Родителям Дома пришлось уйти еще до того, как подали десерт: им надо было отпустить няню, сидевшую с детьми. Похоже, они ничуть об этом не жалели. Подобные заведения даже в лучшие времена не были привычны Эдуардо и Еве Сантьяго, а теперь они едва ли не каждую ночь оплакивали Карлоса.

Дом тоже чувствовал себя неуютно. Серебряные приборы и накрахмаленная белая скатерть вызывали у него страх что-нибудь пролить, но больше всего досаждали почтительные официанты. Он не мог поверить, что кому-то приятно обслуживать людей, которые даже не смотрят им в глаза. Дом и Маркус пришли в парадной форме с ленточками Звезды Эмбри, чтобы всем было ясно, чему посвящен торжественный ужин. И Маркус, похоже, чувствовал себя ничуть не лучше Дома.

Зато для профессора Феникса обстановка была явно привычной — вот только он не умел поддерживать разговор. Ужин прошел почти в полном молчании. Другого и быть не могло; общее горе словно присутствовало здесь же, за столом, и прерывало едва начинавшуюся беседу звенящей тишиной.

За соседними столиками негромко позвякивали бокалы, но общий шум терялся в тяжелых драпировках ресторана.

— Вы не собираетесь передать медаль Карлоса в полковой музей? — спросил профессор Феникс.

Дом и понятия не имел, что есть такой музей. Эти заведения больше подходили к полному книг и антикварных вещей миру, в котором вырос Маркус.

— Нет, сэр. Я отдам ее маме и папе. — Дом надеялся, что профессору не придет в голову спросить, что он сделает со своей медалью. Дом хотел со временем передать ее Бенедикто. — Награда теперь по праву принадлежит им.

— А вы, Аня?

Аня Штрауд сидела между Маркусом и его отцом и при всем желании не могла уклониться от ответа. В присутствии матери девушка всегда казалась сплошным клубком нервов, и Дом опасался, что теперь она совсем потеряет голову. Но, насколько он мог судить, она оставалась спокойной. И даже начала проявлять характер.

— Нет, сэр, — твердо ответила Аня. — Это все, что у меня осталось от мамы, и я не хочу, чтобы на медаль пялились посторонние люди. Мне хватило церемонии награждения.

Да, это была уже другая Аня. Маркус, похоже, тоже удивился. Он незаметно окинул ее долгим настороженным взглядом, и Дому показалось, что эти двое могли бы быть такими же, как все, — ходить на свидания и все такое…

— Я понимаю, — произнес профессор. — Извините за мою бестактность.

Очень вежливо и церемонно. Эдуардо Сантьяго в такой ситуации обнял бы ее и по-отцовски успокоил, но этого девушка была лишена. Майор Штрауд одна растила дочь. Ничего удивительного, что Аня тянулась к Маркусу: оба они с самого рождения были несчастными и одинокими детьми.

"Проклятие, старик Феникс не может даже поговорить с Маркусом о его матери. Как можно от него ожидать внимания и заботы по отношению к Ане?!"

Дом в который раз позволил себе задуматься о Карлосе. Он старался не утонуть в бесконечных воспоминаниях о последних двух днях, проведенных вместе. Последние сказанные ими слова, последний разговор или переданное сообщение — Дом до сих пор не мог вспомнить эти подробности…

Тяжелая утрата оказывала двойное воздействие. Боль ни на мгновение не покидала его, не оставляла даже во сне, а по утрам поворачивала нож в ране и шептала на ухо, что всегда предупреждала тебя, но ты не слушал: ты будешь тосковать, когда любимый человек уйдет, ты будешь готов отдать все на свете, лишь бы иметь возможность сказать о своих чувствах. Помни это, относись к каждому дню так, словно он последний…

Все так. Никто не мог сказать, что не знал о надвигающейся угрозе. Но каждый думал, что с ним этого не случится, а если и случится, все будет по-другому.

Но так не бывает.

Мария сжала под столом руку Дома. Больше всего он сейчас хотел вернуться домой, закрыть дверь и…

Дом. Он понял, что домом считает только дом своих родителей. Да, именно там он хотел сейчас оказаться вместе с Марией и детьми — хотя бы несколько ночей провести среди родных, которых он всегда любил. И следом тотчас возникло чувство вины. Маркус тоже нуждался в нем, хотя никогда и не признавал этого.

— Кто-нибудь хочет еще кофе? — наконец спросил профессор Феникс. — Мария? Аня?

На столе в беспорядке оставались недопитые бокалы: вода, разные вина, даже бренди… Гости почти не пили весь вечер. Аня осилила два бокала вина, Маркус — три. Для них это было довольно много.

— Я думаю, мне пора уходить, — сказала Аня. — Благодарю вас, профессор Феникс. Было очень приятно посидеть в дружеской компании.

"Нам тоже надо уходить. Я больше не вынесу".

Дом был бы рад, если бы Маркус и Аня сблизились друг с другом, потому что боль легче переносить, когда рядом есть любящий человек. До операции на мысе Асфо она определенно интересовалась Маркусом, и он очень пристально разглядывал ее ножки, когда Аня на него не смотрела. И теперь казалось, что оба они чувствуют облегчение, оттого что никому не надо объяснять, как им больно. Возможно, слишком ранимые дети, выросшие в тени своих выдающихся родителей, обречены тяжело переживать любые проявления чувств, которые все остальные люди воспринимают как должное.

Аня поднялась, чтобы надеть куртку.

— Ты доберешься сама? — спросил Дом, притронувшись к ее локтю. Аня никогда не проявляла большой ловкости на высоких каблуках и теперь, после двух бокалов, чувствовала себя неуверенно. — Маркус, я думаю, надо вызвать такси и отправить Аню в офицерское общежитие.

— Спасибо, я и сама справлюсь, — возразила Аня. — Мне надо зайти в мамину квартиру. — Она повернулась к Марии: — Твой Доминик — один на миллион. Правда.

Эти слова Ани прозвучали очень странно. "Твой Доминик". Как будто она хотела сказать, что они просто друзья и у нее нет насчет него никаких намерений… Неужели кто-то видел в ней хищницу?

В этот момент вмешался Маркус:

— Дом, я прослежу, чтобы с ней все было в порядке. — Совершенно неожиданно для всех он несколько старомодным жестом предложил Ане руку, как будто его всегда учили так обращаться с женщинами. — Все будет хорошо.

Дом все же вызвал такси и сунул водителю несколько кредиток.

— Отвезите этих двоих, — наказал он, кивая в сторону Маркуса и Ани, — куда они захотят.

Дом и Мария вернулись к родителям, и он провел всю ночь, забравшись с ногами на диван, рядом с Марией, Бенедикто и Сильвией. Он не мог сомкнуть глаз или хоть на минуту расстаться с кем-то из них. Он не знал, как теперь вернется в полк, потому что боялся даже короткого расставания, боялся оглянуться и не увидеть их рядом.

— Она права, — прошептала Мария, не открывая глаз. — Ты один на миллион.

— Да ладно, ничего особенного.

— Я лучше знаю.

— Мы просто немного поболтали, пока ждали награждения, вот и все… Мы были втроем — она, я и Маркус, ничего такого, просто по-дружески пообщались. Мне кажется, что-то налаживается.

— Да, — протянула Мария, — Маркус и Аня. Я знаю, тебе это кажется отличной идеей, но эти двое вряд ли будут общаться после сегодняшнего вечера. И не пытайся их подталкивать. Она — офицер, а он — срочнослужащий. Они могут нарваться на неприятности.

— Нет, если не будут злоупотреблять служебным временем. — Дом ненавидел крушение надежд. Ему хотелось увидеть завтра Маркуса сияющим от всепоглощающей любви, а не мрачным, как обычно. — Кроме того, все меняется. И люди могут измениться.

Теперь жизнь навсегда разделилась на две части: до Асфо и после Асфо. Дом жил после Асфо, и мир казался ему странным и незнакомым. В нем сохранились лишь два ориентира: его семья и Маркус.

Но даже они уже никогда не станут прежними.

Глава 20

Мне неизвестно его имя. Я ничего о нем не знаю, кроме того, что он был охранником на мысе Асфо, что его звали не Натаном, и, если бы он был одним из моих людей, я бы им гордился. Позаботьтесь, чтобы он не был забыт.

(Из сильно отредактированного рапорта майора Виктора Хоффмана об операции на мысе Асфо, найденном в архивах посольства Остри в Хасинто. Без отметки о рассмотрении)

ПОСЛЕОПЕРАЦИОННАЯ ПАЛАТА В ГОСПИТАЛЕ РАЙТМАНА.

СПУСТЯ ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ ПОСЛЕ ДНЯ-П, НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ

— Вы закончили со мной? — резко спросил Хоффман.

— Нет. — Доктор Хейман помяла заднюю сторону голени. Мышцы все еще были онемевшими. Хоффман, лежа на животе, не мог видеть, что она делает, и от этого злился еще больше. — Вы никогда не пробовали с благодарностью воспринимать работу врача?

— Бросьте это. У меня было больше таких царапин, чем клизм в вашей практике.

— Это было возможно в те времена, когда потеря нескольких солдат мало что значила, — отрезала Хейман. — А теперь приходится вытаскивать даже таких никчемных стариков. И можете мне поверить, я одной своей клизмой могу испортить вам жизнь на целую неделю. — Она повернулась к другой койке, даже не пытаясь скрыть свой гнев. — И я не потерплю никаких дерзостей от вас, сержант Феникс. Если бы я знала, что вы только что вышли из Глыбы, я бы сразу загнала вас в изолятор. У вас может быть любое заболевание, известное медицине.

— Я помыл руки. — Голос Маркуса напоминал скрежет убитого червя, которого волокут по гравию. — Дважды.

— Так, теперь можете наслаждаться обществом друг друга, пока я осмотрю настоящих пациентов. Сюда только что доставили восемнадцатилетнего капрала, потерявшего обе ноги. А вы, чертовы герои, подумайте над своим поведением, пока я не вернусь.

Ее слова достигли цели. Хоффман почувствовал себя так, словно его окунули в грязь. Зато он остался наедине с Фениксом. Уйти было нельзя и болтать на посторонние темы уже не хотелось. Теперь, когда вокруг не было червей, ничего не оставалось, как разобраться с чудовищной ошибкой, разделявшей их непроницаемым барьером.

"Ко мне уже все привыкли, и никто не ожидает тактичного поведения".

— Феникс, я хочу кое-что узнать. — Хоффман проигнорировал инструкции врача, перевернулся на спину и сел, потому что должен был видеть глаза Маркуса. — Как ты мог прийти мне на помощь после всего, что я с тобой сделал?

Феникс, сцепив пальцы рук за головой, глядел в потолок.

— Нельзя оставлять без поддержки ни одного солдата. Возможно, я вернулся за Калисо.

— Давай все выясним. Я ненавижу незавершенные дела. Я же оставил тебя умирать.

— Да, — совершенно равнодушно ответил Феникс. — Вы оставили меня червям, а насильников, каннибалов, педофилов и серийных убийц выпустили на свободу.

Хоффман до сих пор не мог понять, почему он так поступил. А кажущееся спокойствие Феникса вызывало у него тревогу. Он должен сейчас же вскрыть этот нарыв.

— Так, значит, ты хочешь сравнять счет?

— Нам нечего сравнивать, — ответил Маркус.

— Ну конечно. — "Черт, он точь-в-точь как его старик. Бездушная машина. Если бы я не видел его у могилы Сантьяго, мог бы подумать, что в нем нет ни капли эмоций". — Ты уже все забыл, не таишь зла, и вообще это было незначительное недопонимание.

— Мы получаем в жизни то, чего заслуживаем.

"Но ты этого не заслужил, судя по армейским отчетам".

Хоффман ощутил, как чувство вины поглощает его целиком. Он понимал, что пытается найти объяснения своему поступку, но все они казались ничтожными и не оправдывали его действий. Но его язык как будто действовал сам по себе.

"Я боюсь. Я всегда боюсь. Но не смерти, а гораздо худшего. Боюсь ошибиться. Боюсь ошибиться в людях".

— Твой проступок стоил жизни многим людям, сержант, — сказал Хоффман. — Он стоил нам Хасинто. Твоему отцу достаточно было только щелкнуть пальцами, и ты тотчас покинул пост и удрал вместе с прицельным лазером. Разве этого мало, чтобы считать тебя последним негодяем? Ты бросил своего друга Дома, который готов отдать за тебя всю кровь до последней капли. Он заботился о тебе, даже когда пропала его жена. Ты мог так поступить с людьми, которые зависели от тебя?

— Я знаю, — медленно произнес Феникс, — что много лет назад стал причиной смерти людей. И поэтому не могу жаловаться, когда кто-то точно так же поступает со мной.

Хоффман был опрокинут его откровением. Он даже не представлял, как теперь вернуться, вернее, встать на ноги. Он хотел попросить прощения. Искренне.

— Скажи мне правду, — заговорил он. — Не то, что говорил на военном суде. Я должен это знать. Что такого обнаружил твой отец, что ты осмелился покинуть службу? Я не могу поверить, чтобы Адам Феникс мог надеяться, что его сын так поступит только ради спасения его жизни.

— Он умер раньше, чем я до него добрался. Я так ничего и не узнал.

— Но он должен был хоть что-нибудь сказать.

— Он всегда ставил интересы КОГ выше своих личных. Значит, у него были на то причины. Это единственное, в чем я совершенно уверен.

— Это самое неубедительное оправдание побега из всех, что я когда-либо слышал! — взорвался Хоффман.

Ему вновь стало не по себе: оттого что всплыли неприглядные обстоятельства, оттого что самый несгибаемый из его бойцов признал оплошность отца. И язык вновь заработал самостоятельно. На самом деле Хоффман верил Фениксу. Тот мог не сказать всей правды на суде, не желая публично признавать, что Адам Феникс не был образцом мудрости и добродетели. Это лишь причинило бы сыну лишнюю боль. Но нежелание говорить плохо о погибших зашло слишком далеко.

— Ты опоздал. Твой план не сработал. И мы потеряли большую часть Хасинто.

— Я знаю, что подвел вас, полковник. У меня было много времени, чтобы над этим подумать. И я опоздал не в первый раз. И если вы хотели еще больше разжечь во мне ненависть к самому себе, вы тоже опоздали.

Гнев Хоффмана — на себя и на Феникса — мгновенно угас.

— Ты сам не знаешь, почему так поступил, ведь верно? Ты так и не понял, почему побежал к отцу, словно твоя жизнь все еще зависела только от него.

Феникс приподнялся на локте и навис над Хоффманом, перегнувшись через узкий проход. Они оказались лицом к лицу.

— Вы не только болван, но и садист. Вы никогда не спрашивали себя, почему вы так поступили?

— Постоянно! — крикнул Хоффман ему в лицо. — Каждый день. Потому что до сих пор не могу поверить, что я так поступил. Мне надо было просто пристрелить тебя, и дело с концом! Скорее всего, я не мог тебя убить, потому что до того дня ты был лучшим из всех солдат, кого я знал.

Тем не менее вскоре после этого он спас Феникса. Этот мерзавец заслужил спасение тем, что смог направить в цель светомассовую бомбу, а без помощи Хоффмана Дому вряд ли удалось бы протащить его на борт «Ворона». Судьба подарила ему второй шанс, чтобы свести счеты.

Но Хоффман понимал, что это обстоятельство не стерло допущенной ошибки и никогда не сотрет.

Дверь внезапно распахнулась с такой силой, что стукнулась о стену и отлетела назад. В палату вошла доктор Хейман, и на ее лице отражалась готовность применить физическую силу. Это выражение было слишком хорошо знакомо Хоффману.

— Заткнитесь! — заорала она. — Это госпиталь, а не паршивый кабак! Феникс, одевайся и забери в аптеке свои лекарства. При любых симптомах — бегом сюда. Мне наплевать на твое здоровье, но осуществлять санитарный контроль с каждым днем становится все труднее. Хоффман, я доставлю себе удовольствие воткнуть в вашу задницу иглу. Так что переворачивайтесь и закройте свой рот.

Хоффман понимал, что не заслуживает вежливости, поскольку сам не отличался учтивым обхождением. И еще он точно знал, почему с каждым годом все тяжелее переносит грубость. Он подозревал, что доктор Хейман превращается в ведьму из-за своей работы. Ее поведение было защитной реакцией, не позволявшей сойти с ума или, что еще хуже, обнаружить, что она не в состоянии справиться с потоком раненых и может подвести кого-то из тех, кто доверил ей свою жизнь.

Феникс схватил одежду и вышел. Хоффман поднял руку, чтобы ненадолго остановить врача, и закричал ему вслед. В госпитале стояла такая тишина, что его можно было услышать даже от входной двери.

— Я сожалею! — крикнул Хоффман. — Ну вот, я и сказал это. Я чертовски сожалею, что оставил тебя там. Ты заслуживал лучшего, упрямый грубиян.

Услышал его Маркус или нет, но он даже не остановился. Его шаги равномерно отдавались в стенах коридора до самого вестибюля.

Доктор Хейман подняла шприц и проверила, не осталось ли в нем пузырьков воздуха.

— Ну вот, — сказала она, — не забывайте, что это всего лишь боль…

Хоффман напрягся в ожидании укола. Этой ведьме впору орудовать бензопилой, но будь он проклят, если хотя бы вздрогнет.

Она, вероятно, выбрала самую тупую, старую и толстую иглу во всем городе.

Но она была права. Это всего лишь боль.

КОЛЛЕДЖ ГРИН. ОКРЕСТНОСТИ АНКЛАВА ХАСИНТО

Калисо настаивал на экспедиции. Он поклялся, что вывезет тела всех погибших, а этот пункт был первым в списке.

Берни вместе с остальными воинами отделения, за исключением Маркуса, погрузилась в «Броненосец» и отправилась собирать то, что принадлежало Коалиции.

"Дому надо немного побыть одному, чтобы все обдумать. Как и всегда".

С Калисо никто не спорил. И дело не в том, что он так строго следовал укоренившейся воинской традиции, — это было даже не в обычаях островитян, насколько знала Берни, — просто этот упрямец давно был известен своим вспыльчивым характером. На самом деле Калисо обладал более сложным характером, но люди всегда предпочитают видеть только самые яркие стороны.

Однако Берни очень хорошо понимала его грубоватую настойчивость. После того как она провела мучительный час, рассказывая Дому о последних мгновениях жизни его брата, необходимость собрать останки погибших казалась последним бастионом цивилизации, противостоящим звериной дикости. Матаки относилась к бродягам не намного лучше, чем к червям. Это чувство не было редкостью для бойцов — бродяг ненавидели почти все. И не потому, что так приказала Коалиция, просто Берни провела среди них довольно много времени и во всем убедилась сама. Ни один солдат не способен на такие поступки по отношению к другому солдату, а может быть, и к любому другому человеку.

— Как ты, Дом? — спросила она.

К счастью, Дом не делал никаких попыток поплакать у нее на плече. Как и Карлос, он с детства получил отличную закалку, которая помогала ему справиться с любыми житейскими бурями.

— Я все думаю о Маркусе, — сказал он. — Теперь я многое понял. Он изменился после мыса Асфо. И сейчас я знаю почему. Он уже не такой, каким стал после тюрьмы.

— И ты собираешься с ним об этом поговорить?

— Я должен это сделать. Между нами не может быть никаких тайн. Странно, но я всегда считал, что подвел Карлоса. Да так оно и было.

Ничто так сильно не разъедает основы дружбы, как ожидание откровений со стороны одной из сторон. Берни надеялась, что Дом сумеет пробиться через барьеры Маркуса. Но Дом был исключительно добрым человеком. Даже если ему было очень больно, он старался никому этого не показывать.

Калисо стукнул кулаком по крышке люка.

— Готово, — буркнул он.

Он бросил в грузовой отсек какие-то почерневшие от копоти предметы, и Берни не смогла удержаться, чтобы не осмотреть их внимательнее. Она хотела убедиться, что это действительно металлические запчасти, а не человеческие останки. Нет, в этом отношении на Калисо можно было положиться.

— Поехали. Надо попытаться завести этот трейлер.

Огромная секционная платформа по-прежнему стояла неподалеку от колледжа Грин, и ее можно было увидеть уже от перекрестка. Как и следовало ожидать, вокруг густым роем сновали бродяги. Стальные бродильные цистерны все еще стояли на платформах, но под них уже были заведены тросы, а это означало, что какой-то негодяй собирался использовать кран или другой подъемный механизм. Дом еще не успел заглушить мотор, а Берни уже выскочила из БТРа.

Она с утра была не в том настроении, чтобы разбираться с кем-либо, кроме солдат. Берни даже не стала тратить время на предупреждения. Она нацелила «Лансер» примерно на метр выше голов и выдала длинную очередь. Бродяги тотчас бросились в укрытие, а Матаки решительно направилась к грузовику.

— Леди Бумер! — окликнул догнавший ее Коул. — Не забудь, есть кошек уже достаточно нехорошо, а есть людей просто недопустимо.

Она и сама это понимала, но почему-то никак не хотела признавать людьми опустившихся представителей человеческой расы, способных на самые гнусные преступления. Один из бродяг набрался храбрости и высунулся из-за угла дома.

— Чертова ведьма, ты могла нас убить! — закричал он. — Что за игру ты затеяла?

— Правильно, я могла и убить. — Она вновь стала той Берни, чей облик с радостью пыталась забыть в последние несколько дней. На мгновение она активировала бензопилу, чтобы привлечь внимание бродяг. Вероятно, им еще не приходилось видеть ее работу вблизи. — Закон предельно ясен, — продолжала Матаки. — Вы — воруете, я — стреляю. А теперь разбегайтесь по своим норам и несите обратно все до последнего винтика и проволочки. Или, клянусь, я сожгу каждую хибару, в которой заподозрю хранение краденых вещей. Все понятно?

Бэрд проявил редкую солидарность и неторопливо подошел к Берни.

— Делайте, что она сказала, — громко произнес он и посмотрел на часы. — Вам дается десять минут. Поторапливайтесь.

Бродяга перевел взгляд на БТР:

— Сантьяго? Сантьяго, это неправильно, скажи ей. Мы считали, что ты нас понимаешь, после того что мы для тебя сделали…

Дом спрыгнул с подножки, и Берни поискала на его лице признаки недовольства. Она никоим образом не хотела его оскорбить. Дом, как и Карлос, был для нее образцом человеческой добродетели, а Берни после Дня-П так часто приходилось наблюдать полное ее исчезновение, что перспектива очередной утраты приводила в ужас.

"Я не хочу стать такой же, как эти дикари. Я солдат".

— Выполняйте приказ сержанта, — спокойно произнес Дом. — Эти устройства нужны нам для производства продовольствия. А если вы перестанете глупить и присоединитесь к нам, вам тоже что-нибудь достанется.

Берни не поняла: то ли он все еще не справился с трагическими воспоминаниями, то ли разочаровался при мысли, что она больше не та старая добрая Берни Матаки, к которой он успел привыкнуть. Вместе с Коулом и Бэрдом они подождали несколько минут, и вскоре на улице стали появляться канистры с топливом, сиденья из кабины, уже снятые детали двигателя и другие предметы, украденные из грузовика.

— Я все равно узнаю, если вы что-нибудь утаили, — сказал Бэрд. — Потому что я намерен собрать этот грузовик заново и увести его.

И он это сделал.

Берни не могла не признать его мастерства. Бэрд обладал особым даром инженера и с поразительной точностью ставил на место каждую деталь. Она едва сдерживала восхищение. Наконец-то обнаружился общий фундамент, на котором можно было построить взаимоприемлемые отношения. Возможно, отряд «Дельта» и мог мириться с постоянными выпадами Бэрда. Но Берни достаточно прожила на свете и повидала слишком много настоящих трагедий, чтобы терпеть еще и его мелочные нападки.

Она должна как-то установить с ним мир.

— Тебе приходилось раньше чинить такой двигатель? — спросила Берни.

— Никогда. — Бэрд удовлетворенно расслабился, и на его лице появилось выражение, близкое к удивлению. Он неторопливо разогнулся и потянулся за гаечным ключом. — Но какая разница? Это ведь всего лишь машина.

— Знаешь, ты, наверное, лучший специалист в этом деле. Смотри не продешеви.

Она могла поклясться, что Бэрд напрягся, ожидая подвоха. А когда ничего не дождался, почти расстроился. Он молчат всю обратную дорогу до госпиталя Райтмана и потом, не зная, чем заняться кроме мелких подшучиваний и оскорблений, сел вместе со всеми за безобидную карточную игру.

Бэрд заметно оживился только при виде вошедшего Маркуса. Феникс явно был его любимой мишенью, более интересной, чем старая кошелка вроде Берни. Возможно, из-за большего риска получить сдачу. Маркус был дремлющим вулканом, который угрожал извержением целым городам, и, кроме того, он был гораздо сильнее.

— Привет, тупица, — спокойно произнес Бэрд, даже не отрывая глаз от своих карт.

— Привет, засранец, — ответил Маркус и взял у Коула колоду для новой сдачи. — Я слышал, грузовик вернулся на базу. Целый.

— Бабуля пригрозила этим мерзавцам бензопилой.

— Отлично. — Маркус бросил взгляд в ее сторону, и Берни поняла, что им предстоит разговор с глазу на глаз. И она ничуть не сомневалась, о ком пойдет речь: о Доме. — Надо же было их вразумить.

— Итак, — заговорил Бэрд, — бабуля, ты собираешься рассказать нам, о чем вы так долго болтали с Домом?

Берни, вернувшись в общество, где чувствовала себя более или менее уверенно, в окружении людей, знакомых по прежнему миру, в последнее время обрела душевное равновесие. Но оно было еще хрупким, ведь четырнадцать лет скитаний на грани выживания не могли пройти без последствий. И тут Бэрд наступил на мину. Дело было даже не в ее самолюбии, а в том, что он мог вспомнить о Карлосе в присутствии Маркуса и Дома.

— Это ни в коей мере тебя не касается, приятель, — сказала она. "Проклятие, это только еще больше его раззадорит. Теперь он не отвяжется". — Просто сентиментальная чепуха.

— Еще какой-нибудь прокол нашего героического сержанта?

Перчатка брошена. Бэрд мог и не знать, какой сокрушительный удар ниже пояса он нанес Маркусу. Но даже если никто, кроме Дома, об этом не догадывался, Берни все прекрасно понимала. И не могла сидеть, словно ничего не произошло. Некоторые принципы стоят того, чтобы их высказывать и защищать.

— Нет, — сказала она. — Ничего подобного. Сделай мне одолжение, оставь эту тему.

— Дэмон, мальчик мой, — едва слышно пробормотал Коул, — прошу тебя, не забывай о кошках.

— Ладно. — Бэрд и ухом не повел. — Почему я должен доверять свою жизнь парню, который, прослужив четырнадцать лет, помог червям завладеть Хасинто? И почему нельзя поинтересоваться его послужным списком?

Дом уже открыл рот, но Берни опередила его:

— Может, потому, что я прошу тебя оказывать уважение настоящему мужчине, Блондинчик.

— Бросьте, — пробурчал Коул, — Мне так понравилось играть. Поцелуйтесь и забудьте о ваших ссорах.

— Нет, черт побери, надо разобраться. Раз и навсегда. — Берни, чувствуя, как сердце бьется уже в горле, встала из-за стола. — Давай, мистер Всемогущий Голос, посмотрим, на что ты способен, кроме пустой трепотни.

Бэрд тоже поднялся и с вызывающим видом подбоченился:

— Только не думай, что я буду извиняться перед ним и целовать тебе задницу из-за твоих древних сержантских нашивок, Матаки.

В комнате все стихло, и вокруг них собралось множество солдат, привлеченных шумом ссоры.

Берни достаточно долго сдерживалась. Жизнь — хрупкая штука, и стоит ли расстраиваться из-за того, что лопнуло терпение?

Бэрд был на двадцать лет ее моложе, выше, проворнее и тяжелее. Он тренировался в десантных войсках. Берни сделала шаг вперед, и он пригнулся, явно ожидая удара ниже пояса. Но получил мощный хук справа в челюсть, чуть ниже уха.

Этот невероятно болезненный удар всегда оправдывал ожидания.

Бэрд едва не упал. Он отлетел к стене; вырвавшиеся у него нечленораздельные звуки потонули в хоре одобрительных возгласов. Дом взял Берни за плечо, предотвращая повторный удар, но она не собиралась продолжать. А Коул просто поймал Бэрда за ворот.

— Вспомнил кошечек? — спросил Коул. — Теперь будь паинькой.

— Проклятие! — наконец прошипел Бэрд. — Черт!

Маркус так и остался сидеть за столом с равнодушным видом, подперев рукой голову, точно его не заинтересовала эта сцена. И Берни знала, что это действительно так.

— Если бы ты не проявил гуманность по отношению к Джеффу после засады червей, Блондинчик, я бы воспользовалась шансом тебя прикончить. — Берни сделала пару шагов назад. Она не могла поручиться, что Бэрд постесняется ударить женщину, даже притом, что между ними был Коул. — Но ты все же следи за своим языком, когда дело касается меня. Понятно?

Она повернулась к нему спиной и пошла прочь, стараясь, чтобы ее уход не выглядел слишком поспешным, и почти ожидая удара в спину. Если Бэрд решит возобновить драку, она почти наверняка проиграет. Но она благополучно дошла до раздевалки и уселась там, понимая, что только что показала Бэрду, насколько сильно он может ее разозлить.

"Глупая ошибка. Никогда нельзя показывать, где сидит заноза. Как я могла об этом забыть?"

Вслед за ней вошел Маркус и остановился, словно что-то припоминая:

— Отличный выпад.

— Да, челюсти плохо приспособлены к боковым ударам. Боль в нервных окончаниях обычно останавливает драку. И почти никаких последствий.

Маркус продолжал все так же стоять, как будто ждал дальнейших объяснений.

— Ну что? — спросила Берни, все еще негодуя на себя за несдержанность.

— Просто размышляю. — В Маркусе, выглядевшем непроницаемой горой мышц, трудно было заподозрить интуицию. Но он почти никогда не ошибался в людях. — Тебе, наверное, нелегко пришлось, пока не добралась сюда.

"Еще бы".

— Были дни, когда Саранча казалась мне привлекательнее, чем люди. Женщина, путешествующая в одиночку, должна быть изобретательной.

— Бэрд — просто испуганный ребенок. Только вместо поноса у него потоки болтовни. Вот и все.

— Маркус, он почти ровесник тебе и носит форму столько же лет. Ты и себя считаешь испуганным ребенком?

Он посмотрел в окно. Стекло, перечеркнутое бумажной лентой, покрывал слой копоти.

— Да, почти всегда, — сказал Маркус, — Как и всех нас. У взрослых нет ответов на наши вопросы, и мы больше не можем им доверять.

— Ну ладно. Ты хочешь, чтобы я с ним помирилась.

— Нет, хотя… Если бы он действительно был негодяем, он стал бы предводителем банды бродяг. А он все еще носит броню и ни разу нас не подвел. Это все его проклятый грязный язык.

— Хорошо. Но я не потерплю, чтобы он так говорил о тебе.

— Это только слова. — Маркус пожал плечами. — Я уже не раз их слышал.

— Знаешь, я рассказала Дому все, что он хотел узнать.

Маркус внезапно поник, словно рухнул еще один бастион его доверия:

— Мы же договорились никогда этого не делать.

— Это было давно. А теперь ему необходима ясность. Я предупредила, что это может его расстроить.

— Он потерял всю свою семыо.

— Да, и поэтому хочет обо всем знать.

Как бы сильно Маркус ни злился, он всегда ограничивался парой негромких ругательств, но Берни понимала, что вступила на опасную тропу. Больше всего она боялась, что Маркус вновь решит, будто его предали.

— Не забывай, Дом мой друг. — Он сказал именно друг, а не приятель, и по тону Маркуса было ясно, что это единственный друг и никакой замены быть не может. — Если поиски Марии потребуют моей жизни, я отдам ее. Ты это понимаешь?

— Да, думаю, что понимаю, — ответила Берни. — Не забывай, я тоже была там.

Уходя, она похлопала его по спине, надеясь показать этим, что все недоразумения улажены. Просто она вышла из себя, после того как Бэрд усомнился в храбрости Маркуса, а Маркус вышел из себя из-за упоминания о его героизме.

Он терпеть не мог этого слова.

Когда Берни вернулась к игре в карты, Бэрд — по крайней мере на тот момент — выглядел более спокойным и благоразумным, чем прежде. Берни решила, что до сих пор неверно судила о человеке. Вероятно, она стареет…

Бэрду не нужны были ни единомышленники, ни понимание окружающих. Ему, как и всем дурно воспитанным мальчишкам, время от времени требовалась хорошая оплеуха от матери.

— Сдавай, — сказала Матаки.

КАЗАРМА ОТРЯДА "ДЕЛЬТА"

Дом не раз откладывал этот разговор, но больше тянуть не мог.

Он давно примирился со смертью Карлоса. За его гибелью последовала смерть Бенедикто и Сильвии, затем — родителей… Он знал, что со временем смирится и с этим, но каждое несчастье поражало по-своему. Каждая утрата имела свой привкус, всегда застававший его врасплох.

Детали смерти брата заставили Дома заново пережить его гибель. Это была другая смерть и другая боль. Дому пришлось заново перестраивать свой мир. Он только подходил к квартире Маркуса, а разговор как будто длился уже час…

— Почему ты мне ничего не говорил? — спросил Дом.

Маркус, заложив руки за голову, лежал на кровати и смотрел в потолок. Дом здорово разозлился, когда он даже не повернул головы.

— Это изменило бы твое представление о нем, — наконец ответил Маркус.

— Эй, он был моим братом, но это не значит, что я был слеп. Я знал, каким упрямцем он может быть.

— Он был героем. Он был героем с того момента, когда я его встретил. И он до сих пор остается героем.

Да, это верно. Но дело не только в Карлосе. Это касается и Маркуса, и отношения к истине. Почему человек, беспредельно честный в других случаях, в тот раз решился солгать? Умолчание — та же ложь. Дому было необходимо узнать о брате абсолютно все. И теперь, когда он все узнал, он почувствовал себя совершенно разбитым, отчаянно одиноким, а еще… удивительно спокойным.

На фоне свежей боли, на фоне вновь появившейся холодной пустоты и напряжения в горле он ощутил некоторое облегчение. Карлос был обычным смертным. Дом мог не бояться стать недостойным его памяти. Они оба старались изо всех сил, но в один из дней Карлосу не хватило сил. В любой другой день то же самое могло произойти с Домом. Во время операции в долине Асфо, в тонущем «Марлине», это почти случилось…

— Отвратительно узнавать детали его смерти так много лет спустя, тем более что вам обоим еще тогда было все известно. — Дом не обвинял Маркуса. Он просто хотел убедиться, что теперь-то уж все выяснилось. Он предпочитал открыто выражать свои чувства, на что Маркус, как ни старался, никогда не был способен. — Как, по-твоему, я сейчас себя чувствую? Что еще вы от меня утаили?

— Я-то знаю, что ты чувствуешь. — Маркус сел на кровати и свесил ноги на пол. — Разве ты забыл, что отец так ничего и не рассказал мне о матери, хотя и знал, почему она исчезла?

Это событие стало самым большим потрясением в детстве Дома и самой большой тайной. Он помнил тот день, когда Маркусу сообщили, что его мать пропала.

— Так он за этим позвал тебя в тот день, когда ты оставил свой пост?

— Нет.

— Проклятие, Маркус, рассказывай, тебе самому станет легче.

Вряд ли это было честно. Дом вовсе не стремился устраивать соревнование. И Маркус не стремился: он просто хотел доказать, что и ему знакомо чувство утраты, что при всей его сдержанности и скрытности он знает, что такое боль.

— Мы были в туннелях Саранчи, искали кристаллы Имульсии для прицельного лазера. И там обнаружили тело мамы.

— Он знал, что она пошла туда? Черт!

— Да. Научные исследования проводились даже в таких запрещенных местах.

— Но почему?

— Этого я никогда не узнаю. — Маркус мог бы разразиться целой тирадой о предательстве отца и своем разочаровании, но голос его звучал так же сухо и бесстрастно, как и всегда. — Он позволил мне думать, что мама просто бросила нас.

Дом без особых затруднений мог сказать что угодно и кому угодно. Он не мог понять, как может Маркус скрывать такие ужасные воспоминания и не поделиться с друзьями, пока они не спросят напрямик?

— Прости, мне очень жаль.

— Ну вот, я свалил на тебя свое горе, и ты, вместо того чтобы переживать свои проблемы, начинаешь беспокоиться о моих.

— Чепуха, — отмахнулся Дом. — Зато теперь я знаю, почему ты не рассказывал мне о Карлосе. Ты хотел меня защитить. Он ведь просил тебя позаботиться обо мне, верно?

Маркус молча кивнул.

— И ты всегда заботился. — Дом шутливо пихнул его в грудь. — Когда ты созреешь, я хотел бы узнать, что произошло в тюрьме. Потому что ты сильно изменился.

— Еще рано, — проворчал Маркус. — Но я тебе расскажу. Когда-нибудь.

На этом их беседа закончилась. Но Дому все еще хотелось поговорить, и он отправился на поиски Берни. Она могла рассказывать о Карлосе без боли и чувства вины. Дом нашел ее за чисткой автомата.

— Хочешь, покажу карточку моих детишек? — предложил он, надеясь, что это ее не расстроит.

Берни отложила проволочную щетку и жестянку с маслом. Ткань, закрывавшая стол, была усеяна частицами существ, о которых Дом предпочитал в это мгновение не вспоминать.

— Очень хочу, — ответила Берни и отодвинула автомат.

Эпилог

Мы могли бы в полном взаимопонимании сотрудничать с землекопами, но это же люди. Они признают только собственное превосходство и стремятся захватить все в свои руки. И потому нам остается лишь война и смерть. При всей их так называемой разумности люди слепы и не видят нависшей над их головами угрозы. У нас никогда не было возможности заручиться их помощью, так что теперь мы сражаемся в одиночестве. И будем продолжать, даже если придется шагать по их трупам.

(Мирра, королева Саранчи)

ГОСПИТАЛЬ РАЙТМАНА, НЕСКОЛЬКИМИ ДНЯМИ ПОЗЖЕ

Массовых прорывов червей так и не последовало. Если Саранча и выходила на поверхность, это были единичные случаи.

Дом не хотел признаваться, что скучает, когда ему не приходится бороться за выживание. Он не знал, чем заняться в минуты покоя, и в этом он был не одинок.

— Черт, надо бы изобрести какое-то хобби, — однажды сказал Коул. — Только вот где его взять?

— Дразнить Бэрда, — подсказал Дом. — И наблюдатели тоже будут довольны.

Даже сильно сократившаяся флотилия "Королевских воронов" воспользовалась некоторым затишьем в войне и половину машин предоставила в распоряжение команды технического обслуживания. Дом чувствовал, что грядут большие перемены, но не обнаруживал в душе радости по этому поводу. Возможно, он не видел смысла менять образ жизни, пока не нашел Марию.

Но вскоре появились признаки новой беды — с окружающей средой, а не с червями. На утреннем разводе патрулей впервые прозвучало сообщение от сотрудника геологоразведки. В нем говорилось, что в поселениях бродяг появилось множество беженцев, которые спасались от наводнения в Толлене, находившемся в двух часах лета от Хасинто.

— Разве это наши проблемы? — спросил Хоффман. — У нас что, нет других дел, как поддерживать общественный порядок вне зоны безопасности?

— Сам по себе этот факт еще не является проблемой, — ответил геолог. — Но нам не известна ни причина катастрофы, ни ее возможные последствия. Они могут быть незначительными, но могут быть и ужасными. Хорошо, что у нас есть данные спутниковой съемки. — Он вытащил из кармана сложенный листок бумаги. — Мы только сегодня получили этот снимок из центра чрезвычайных ситуаций. Весь район ушел под воду. Помогите нам, недотепы. Хоть это и не точные данные, зато все отлично видно.

Дом уже десять лет прочесывал поселения бродяг вокруг Хасинто. Он был не против навестить и более отдаленные районы, потому что среди бродяг могла быть Мария — или, в крайнем случае, хоть какая-то информация о ней.

— А разве там еще кто-то остался? — спросил Бэрд. — Я думал, город эвакуирован еще два года назад.

— Бродяги, — ответил Коул. — Повсюду есть бродяги.

Бэрд фыркнул:

— Ну вот, я же говорю, что там никого не осталось…

После Дня-П Дом пару раз бывал в Толлене: унылое место, мрачные общественные здания и бесконечные автострады на высоких опорах. Таким он видел этот город до того, как им завладела Саранча. Сейчас он был потерян для Коалиции.

— Хотите, чтобы мы слетали туда посмотреть, полковник? — спросил Маркус. Неизвестно, что произошло между ним и Хоффманом, но, похоже, они опять достигли некоторого взаимопонимания. Дом надеялся, что это надолго. — Так, на всякий случай?

— Только помните, что мы не можем эвакуировать гражданское население, — предупредил Хоффман. — Вертолеты к этому не приспособлены. Если вы и полетите туда, то лишь при одном условии: ни при каких обстоятельствах не привозить с собой пассажиров.

Дом решил попозже отвести Маркуса в сторонку и объяснить его приказ. Распоряжение Хоффмана относилось скорее к воспоминаниям о мысе Асфо, а не к возможным намерениям Маркуса превратить разведывательный полет в гуманитарную миссию. Он до сих пор в некоторой степени чувствовал свою ответственность по отношению к тем, кто остался вне интересов Коалиции.

Но Дом давно научился видеть сквозь маску строгости Хоффмана, который всегда был недоволен всем и всеми. Под этой личиной скрывался страх провала, страх, что впоследствии о нем будут говорить как о неудачнике, который после окончания Академии не заслужил ни одного повышения. Хоффман боялся, что, как и всякий нормальный человек, может уступить своим чувствам и это будет замечено более достойными людьми и использовано против него. Похоже, он взвалил на свои плечи весь груз ответственности за выживание человечества и собирался нести его в одиночку. А больше всего он боялся, что его подчиненные будут ранены или убиты по его вине.

"Несчастный старик. Даже после того, что он сделал с Маркусом… Все равно он несчастный старик. Тем не менее он помог мне протащить Маркуса на борт вертолета. Он все тот же человек, которого я давно знаю".

Дом заметил, что и Маркус все больше ощущал свою ответственность за других. Возможно, Хоффман ненавидел Маркуса как раз потому, что у них было так много общего. Хоффман всегда принимал участие в сражениях, даже в тех случаях, когда этого не требовалось, и иногда становился глухим к каким-то приказам, ссылаясь на плохое качество связи. Вероятно, Маркус тоже видел их сходство и не мог не опасаться, что с годами превратится в такого же Хоффмана.

— Значит, осмотр достопримечательностей, — подвел итог Маркус. — Только облет территории и разведка. Полетим ты, я и Бэрд.

— Светомассовая? — спросил Бэрд.

— О чем ты?

— Нам неизвестно, какие разрушения она произвела при взрыве. Возможно, оседание почвы затронуло подземную реку. Этим объясняется появление громадных масс воды, о которых никто раньше не знал.

Маркус пожал плечами:

— Постараемся выяснить. А местным жителям мы ничем не можем помочь.

"Вороны" редко улетали так далеко от города. Обычно эти ценные машины были слишком заняты. Когда Дом забрался в кабину, он ощутил исходящее от экипажа не то чтобы волнение, но повышенный интерес. Командиром вертолета на этот раз у них был Барбер, а пилота звали Гилл Геттнер. В одном из страшных снов Дому привиделось, будто доктор Хейман грузит его в вертолет, управляемый Геттнером, и говорит, что он останется инвалидом пожизненно. Они оба, похоже, принадлежали к одной категории людей, не переносивших вопросов по поводу их профессиональной деятельности.

Во время предполетной проверки Барбер молча закатил глаза.

— Я уже несколько лет не бывал так далеко на юге, — сказал Геттнер. — Не уверен, что найду это место на карте.

— Меня это утешает, — буркнул Бэрд.

— Хочешь сказать, что ты справишься лучше, мальчик с бензопилой?

Дом сильно пихнул Бэрда локтем в ребра.

— Нет, лейтенант, — сказал Дом. — Наш приятель немного нервничает перед полетом.

— О, тогда я сам сложу его парашют…

Барбер почти неслышно пожелал им счастливого полета и пристегнул страховочный ремень. Через дверь вертолета было видно, как внизу под ними концентрическими кругами расходятся разрушенные пригороды, словно кольца мишени с пятном Хасинто в центре. По мере удаления к югу стали попадаться разрозненные поселения, мгновенно скрывавшиеся под листвой деревьев, что напомнило о множестве людей, предпочитавших ненадежные укрытия своих жилищ стенам охраняемого города. Поблизости от Толлена лесные массивы вновь сменились руинами пригородов.

Дом, как его учили в десантном отряде, запоминал проплывавшую под ним местность и старался хотя бы примерно определить расстояния и азимут. Затем ему показалось, что вертолет описывает круги.

— Барбер, — заговорил Геттнер, — не мог бы ты посмотреть для меня последние данные но ориентирам?

Барбер потянулся к карману на переборке за бумажными картами:

— Но им не меньше шести лет.

— Да, но города не ходят с места на место…

— Я же говорил, — пробурчал Бэрд, но вовремя остановился.

Геттнер заложил еще один вираж. Между полуразвалившимися башнями и зданиями что-то ослепительно блеснуло.

— Ох, проклятие! — выдохнул Дом.

Барбер развернул на коленях карту, выбрал нужный квадрат и поглядел наружу, пытаясь отыскать ориентиры.

— Согласен с Сантьяго, — сказал он. — Точно, проклятие. Я бы даже сказал — дерьмо.

Короткий смешок Геттнера откровенно дал понять о его напряжении.

— А я уж решил, что у меня начались галлюцинации.

— Он исчез, — сказал Дом, глядя вниз. Маркус наклонился, следя за его вытянутой рукой. — Посмотри. Может, я схожу с ума?

Открывшаяся панорама Толлена совершенно сбила Дома с толку. На окраинах города еще стояли дома, а весь центр скрылся под многокилометровым озером. Только когда «Ворон» поднялся выше, Дом смог определить, что вода разлилась не меньше чем на десять километров. Не осталось ничего, кроме мусора. Деревья, рекламные щиты, обломки крыш — все это плавало на поверхности даже не озера, а скорее беспокойного моря.

Город исчез. Исчез.

Время от времени поверхность вздувалась гигантскими пузырями, словно в толще воды происходили мощные взрывы. Вот озеро на несколько мгновений превратилось в кипящий котел, затем пузыри стали реже, слабее… Пока люди изумленно наблюдали, озеро снова вскипело. На дне явно что-то происходило, и новые разрушения затронули целую серию воздушных пустот.

Были на поверхности воды и тела. Большинство трупов уже раздулось, значит, наводнение произошло несколько дней, а то и недель назад. Дом машинально выискивал взглядом оставшихся в живых, но это оказалось бессмысленным занятием. Кого бы он ни увидел, ему хотелось оказать помощь. Поскольку это было строжайше запрещено, он только получил бы очередную мучительную порцию вины от сознания, что оставил людей умирать.

Но пузыри производили колоссальное впечатление.

— Черт! Держитесь крепче, мальчики. — Геттнер резко повернул вертолет и направил его в сторону от неспокойной поверхности озера. — Я не шучу. На всякий случай приготовьтесь прыгать. Это не к добру.

Во время поворота вертолет сильно накренился, и Барбер навалился на Дома, но продолжал напряженно вглядываться в воду.

— Гилл, о чем ты толкуешь?

— О метане. Если из-под воды вырывается метан, мы можем рухнуть, словно груда кирпичей. А если метан уже поднялся наверх, если пустоты имели объем, который поглотил целый город, то он мог распространиться куда угодно.

— Вот дрянь! — выдохнул Барбер.

Дом понятия не имел, о чем говорит Геттнер. Он попытался задуматься над этим, но вид города, поглощенного озером — нет, морем, — слишком его отвлекал. Чем больше они отдалялись, тем сильнее притягивала взгляд удаляющаяся картина.

И тем более правильными казались очертания берегов.

— Это не метан, — заявил Бэрд.

— Может, нам вернуться и проверить ваш вытащенный из задницы тезис, профессор? Если грохнемся, значит, вы ошиблись. Я могу это устроить.

Наконец-то Бэрд встретил еще более грубого и ядовитого на язык противника. Он предпочел замолчать.

— Примесь метана уменьшает плотность воды и воздуха, — негромко сказал Маркус, наклонившись к Дому, словно не хотел выглядеть всезнайкой. Конечно, Маркусу это было известно, не зря же в детстве он был первым учеником. — Настолько, что корабли не держатся на воде, а воздушные суда в воздухе. Шлеп. Иногда метан поднимается из-под дна моря во время землетрясений.

— Довольно верно. — Бэрд, насколько позволяли ремни, высунулся наружу. — И все равно я уверен, что это не метан. Озеро имеет форму почти идеального эллипса. Природа не создает точных геометрических фигур. Смотрите.

"Ворон" поднимался под углом сорок пять градусов. Они отлетели достаточно далеко и теперь могли окинуть взглядом все озеро. Бэрд был прав: берега изгибались очень плавно, словно были созданы руками человека.

— Круглые жерла вулканов, — привел пример Барбер. — Шестиугольные базальтовые кристаллы. Природа создает идеальные геометрические формы, капрал.

Бэрд только пожал плечами:

— Так вы считаете, что это последствия взрыва светомассовой бомбы?

— Ты видел когда-нибудь, как оседает почва в районах горной добычи? — Барбер хлопнул ладонью по своей руке. — Кусок земли с идеально ровными краями летит вниз, как…

— Груда кирпичей, — подсказал Геттнер. — Я точно так и сказал. Ну что, мистер Наблюдатель, довольно картинок?

— Нет, но ты же не согласишься на второй заход, верно?

— Верное предположение. Этих птичек нечем заменить.

Маркус прижал ладонью наушник и дождался, пока ответит центр контроля:

— Аня, докладывает «Дельта». У меня для Хоффмана есть сообщение о странной мерзости.

— Я с радостью передам ему сообщение о странной мерзости, Маркус.

Маркус и бровью не повел. Было время, когда подобное замечание могло немного смягчить хмурое выражение его лица.

— Толлен превратился в озеро.

— Город так серьезно затоплен?

— Он стал озером. Весь ушел под воду. Города больше нет.

Аня помедлила секунду:

— Да, это определенно тянет на странную мерзость…

По крайней мере, Аня хоть немного оживилась, разговаривая с Маркусом. Но на него это не произвело никакого впечатления. Барбер, Бэрд и Маркус молча и с самым мрачным видом вытягивали шеи, чтобы рассмотреть удалявшееся озеро.

— Этому может быть какое-то вполне естественное объяснение, — сказал Дом. — Планета ведь может меняться, не так ли? Сейсмическая активность, изменение климата, таяние ледников… Да что угодно.

— Да, — протянул Бэрд, — это так. Но здесь не обошлось без червей. Можете мне поверить. За всем этим стоят они. Вот только я не имею ни малейшего представления, как им это удалось сделать.

Маркус называл это большим интуитивным прорывом. Возможно, это было просто безумное предположение умного парня, который легко мог ошибиться. Вот только все предсказания Бэрда имели обыкновения сбываться с пугающей точностью.

— Это довольно длительный путь к истреблению человечества, — заметил Барбер. — Если только светомассовая бомба не уничтожила все их производство оружия и им не пришлось довольствоваться запрудами на подземных реках.

— Это не простое наводнение. — Бэрд начал что-то рисовать в потрепанном блокноте, словно пытался запечатлеть рельеф местности. — Это утонувший город. Посмотрите, как поднимается почва вокруг озера.

— Ты с ума сошел! — воскликнул Барбер.

— Черви не такие, как мы. Они думают не так, как мы. Мы даже не знаем, чего они хотят, верно? — Бэрд обладал острым как бритва умом, особенно там, где речь шла о червях. Для него они, вероятно, представлялись еще одним механизмом, который необходимо было разобрать и понять. — Для войны должны быть более веские причины, чем убийство плохого парня. Нам только надо выяснить, что это за причины.

— И ты сможешь сделать то, над чем ломают головы ученые? — усомнился Барбер.

— Тупые болваны, — пробормотал Бэрд. — Они не смогли получить ответа за четырнадцать лет. Простите, но своим мозгам я доверяю больше, чем им.

Разговор на этом закончился, и в кабине слышались только ровный рокот мотора и гул лопастей. Внутри звук «Ворона» казался совсем другим. Дом смотрел, как новое озеро уменьшилось до размера маленькой искры, а потом и вовсе исчезло. Внизу снова потянулись леса и разоренные поселки.

— А черви могут плавать? — спросил он.

— А могут ли они утонуть? — поинтересовался Маркус.

Дому очень хотелось, чтобы они могли тонуть.

Маркус сложил руки на груди и прикрыл глаза, как будто задремал. Но Дом уже достаточно хорошо его знал. Маркус не спал, а размышлял о чем-то, о чем никогда не расскажет…

Мысли Дома вновь обратились к Марии, и он сказал себе, что ее не могло быть в этом городе, поскольку Мария еще жива. И он непременно ее найдет.

Она жива. Он это знал.

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Эпилог

Реклама на сайте