«Королевы Маргины»

Владимир Михайлов Королевы Маргины

Когда я начинал эту книгу и в том пространстве, в котором возникают книги, впервые встречался с людьми, коим предстояло стать действующими лицами, мне представлялось, что героиня замышленного повествования окажется красивой молодой женщиной с твердым характером, спортивного типа, хорошо тренированной, достаточно упрямой, чтобы с успехом противостоять тем жизненным сложностям и неприятностям, через какие ей придется пройти. Было ведь ясно, что придется, иначе (полагал я) о ней незачем было бы и писать. Ей, по моим замыслам, следовало уже обладать немалым жизненным опытом. Почему-то под этими словами всегда подразумевают опыт отрицательный, количество бед и препятствий, какие пришлось переживать и преодолевать в прошлом, хотя – если подумать – опыт счастливой и спокойной жизни для человека никак не менее важен. Не имея его, нельзя и представлять в реальности то, к чему мы стремимся, можно лишь в мыслях воображать такую жизнь. Но воображение всегда заводит нас слишком далеко. И когда мы понимаем, что практически его плоды так и останутся лишь фикцией, мы вместо удовлетворения тем, достичь чего все-таки удалось, ощущаем лишь разочарования и таким образом сокращаем срок своего пребывания на этом свете – потому что (я в этом уверен) на все время жизни нам отпущено известное число разочарований, и чем скорее мы эту квоту исчерпаем – тем быстрее доберемся до конечной станции. Впрочем, по мнению многих, она может оказаться всего лишь пересадочной, но даже и в таком случае спешить туда вряд ли следует.

Так вот, эта женщина виделась мне именно такой – светловолосой, с глазами почему-то серо-зелеными, немного порывистой в движениях и обладающей обаянием силы, а никак не слабости; человеком, ищущим не широкой спины, за которой можно укрыться, но наоборот, взыскующей такого партнера, что сам будет нуждаться в ее защите. А кроме того – логически и трезво мыслящей, умеющей вовремя почувствовать обман и разгадать направленную против нее комбинацию. То есть я хотел увидеть женщину-лидера, заранее представляя себе, с каким удовольствием стану о ней писать.

Однако этот образ как раз и оказался плодом моего воображения, действительность же – как это чаще всего бывает – подставила мне совершенно другого человека, а именно – женщину, правда, тоже молодую и никак не некрасивую, но совсем иного типа: невысокую, с темными волосами, но не то чтобы жгучую брюнетку, скорее, что называется, пухленькую, нежели стройную, скорее робкую, нежели решительную, и никоим образом не похожую на человека, способного отстаивать свои права и потребности не аргументами в зале суда, но в физической схватке – при помощи оружия или даже голыми руками. По сути дела (показалось мне) я встретил не героиню, но ее противоположность, антигероиню, если угодно.

И тем не менее у меня возникло весьма четкое ощущение: если я не пожелаю воспользоваться этим знакомством, то другого мне предоставлено не будет и возникший замысел реализовать не удастся. То есть мне было сказано почти точно словами, давно уже ставшими историческими: «К сожалению, других героинь для тебя у меня нет – работай с этой или не работай вообще».

Я бы и не стал; но, к сожалению, очень скоро убедился в том, что не работать я разучился давно и бесповоротно. Такой была жизнь – такой она и остается.

«Ладно, – так подумалось, – встречусь, хоть погляжу на нее вблизи, а дальше видно будет».

Не тут-то было. Там, где я рассчитывал – и еще недавно мог бы найти ее, этой женщины больше не оказалось. Исчезла.

Я попытался навести справки у людей, на которых мне указали как на знавших ее. Одного-другого нашел в Сети. И от них услышал:

«Инфоры читать надо. И визию смотреть – хотя бы время от времени. Тогда не станешь задавать глупых вопросов».

Совет показался мне разумным, а главное – был он единственным. Что же: за неимением, как говорится, гербовой пользуйся туалетной.

Инфоров в Сети, как вы и сами знаете, хоть пруд пруди. Я начал с солидных, официозных. С нулевым результатом, чего, собственно, и следовало ожидать. Они оперируют галактическими масштабами, одна маленькая женщина может заинтересовать их и заслужить упоминания о себе только в случае, если она, скажем, окажется любовницей президента, и то возглавляющего не какой-нибудь скромный мирок на окраине обитаемой вселенной, но человека, олицетворяющего собой один из великих миров, определяющих бытие и сознание Галактической Федерации; любовницей или, скажем, его убийцей. Похоже, что маленькое существо по имени Зора Мель (считайте, что я ее вам представил) до таких высот не поднялось. Искать ее, видимо, следовало в менее глубоких водах.

Так я и поступил – и достаточно быстро докатился до инфоров, что не назовешь иначе, как только «желтыми».

Конечно, любую информацию, почерпнутую в таких источниках, приходится многократно фильтровать, или, если угодно, просеивать, или – еще точнее – разрывать (затыкая нос) известную кучу в поисках жемчужного зерна. Если вы трудолюбивы и не очень брезгливы – найдете. Что в принципе и произошло.

За сим позвольте откланяться. Потому что я удаляюсь на свою авторскую кухню, где займусь весьма интимным процессом стряпни, вам же предоставляется право воспользоваться ее результатами. И будьте здоровы. И живите до ста двадцати лет.

А впрочем – это я так думаю, события же происходят независимо от моего желания, и мне, как и любому автору, остается лишь записывать их, стараясь не слишком грешить против истины.

Глава начальная

1

Мир, называемый «Неро», 3 меркурия 127 года

Особняк в зеленом районе столицы. Открытая веранда. Самое таинственное время суток: сумерки. Час шорохов и запахов, фантазий и неожиданных признаний, нежности и углубления в себя, расслабления – но и крутых решений.

– Рик! – сказала Зора. – Знаешь, я боюсь. Мне очень страшно.

– Еве было страшней. – Кажется, мужчина не воспринял сказанного всерьез. – Однако родила благополучно – хотя акушеров в те времена не было.

– Ты ведь понимаешь, – добавила она после паузы, – я не этого боюсь.

– Чего же? Что скажут люди? Ничего, кроме поздравлений. Все устроено. Соединение судеб состоится ровно через неделю. Так что есть время пригласить гостей. Кого бы ты хотела?

– Собственно, никого… кроме сестры, конечно. Если ты не против.

– С какой стати?

– Ну, мало ли. Не твоего круга…

– А я не в круге живу, – Рик улыбнулся, – а в шаре. Не в плоскости, а во всех измерениях сразу. И тебе это, кстати, известно лучше, чем любому другому. Хочешь меня обидеть?

– Хочу. Потому что я говорю серьезно, а ты все превращаешь в шутки. Знаешь ведь, что не роды меня беспокоят.

– Что же, – сказал он уже серьезно. – Будем делать все, что возможно. Не пожалею никаких денег – а за деньги все достижимо.

– Да? А что, у Смеда денег было меньше? Помогли они ему? Его сыну?

– Ну, – Рик нахмурился, – против судьбы и президенту Федерации не устоять.

– Ты ведь только что встречался с ним – там, на Теллусе, верно? Почему не поговорил с ним об этом? Он не может не знать, что беда все ширится!

– Говорил.

– И… ничего?

– Не волнуйся. Для тебя, ради нашего… не только денег не пожалею, все, что только мыслимо, сделаю, чтобы... Так что – готовься. Наряд заказала?

– Шьют. Рик, все мыслимое – мне этого мало.

– Что же еще?

– Немыслимое.

Рик Нагор помолчал.

– Хорошо. И все немыслимое.

2

Неро, того же 3 меркурия

Инфор «АБ» (расшифровывается как «Аналитик Бытия») отметил в своем утреннем выпуске:

«Президент Федерации Юлиан Смед вчера посетил с кратким визитом мир Симоны, где в его присутствии был открыт построенный на его средства детский городок, названный «Алик» в память сына президента, скончавшегося, как все помнят, 17 плутона минувшего года в возрасте шести месяцев. Все усилия медиков предотвратить печальный исход оказались тогда безуспешными. В своем кратком выступлении перед детьми, их родителями и персоналом «Алика» президент выразил надежду на то, что именно в учреждениях, подобных новому городку, снабженных самым современным лечебным и исследовательским оборудованием, уже в скором времени будут найдены эффективные средства борьбы с недугом, омрачающим не только настоящее, но и будущее всего человечества. Собравшиеся в свою очередь высказали президенту свои глубокие соболезнования по поводу утраты им горячо любимого ребенка. Вечером президент по правительственному ВВТ возвратился в свою резиденцию».

Сетевой инфор «Дни нашей жизни», передав ту же информацию, не удержался от язвительного примечания:

«Всем известно, что является причиной недуга, грозящего людям вымиранием: сама цивилизация. Но средства борьбы с нею вряд ли будут найдены в «Алике» и других подобных детских городках. Сказать где? А вы спросите у ученых из «Продолжения»!»

3

Неро, дом Нагора, 7 меркурия того же года

– Ты чувствуешь себя счастливой, младшенькая?

– Наверное, да, старшая. Или – почти да. Если бы не страх… ты знаешь, чего.

Так они стали называться с самого начала, с рождения: старшая и младшая. Первая появилась на свет сорока минутами раньше второй.

– Знаю, Зо. Сколько уже?

– Третий месяц кончается. Я пытаюсь что-то придумать, найти… Не переживу, если он погибнет так же, как все другие в последние годы.

– Ну, не все же погибают.

– Ты не знаешь статистики, Са. Семь из десяти – в первые шесть месяцев жизни. Потом, правда, ситуация улучшается, дожившие до двенадцати месяцев имеют хорошие перспективы. Но эти первые полгода… ужас, просто ужас. Когда думаешь об этом – прямо не хочется рожать. Хотя – надо.

– Ну, Рик сделает все возможное, и ему многое по силам. Президент «Маргина Гравин» – это почти то же, что президент Федерации.

– Президент Федерации недавно сам пережил такое.

– Да, правда. Прости.

– Рик бы смог, конечно, многое. Если бы знать только – что. Но ведь никто не знает!..

– Как сказать, младшая. Знать как раз многие знают. Или догадываются. Но это как бы не подлежит обсуждению. Безопасностью никто не пожертвует. И люди ищут другие пути. Пока не нашли, но у тебя еще полгода впереди – не так мало.

– Ладно, говорить об этом бессмысленно, никто никому ничем помочь не может. Расскажи лучше о твоих делах. Как у тебя с тем парнем?

Старшая грустно покачала головой:

– Ответ простой: никак.

– Не понимаю. Все, кажется, у вас было хорошо…

– Очень. Так я считала. Но ты знаешь, как это бывает. В один прекрасный – или ужасный, если хочешь – день он исчез, и все. А я ведь толком даже не знала, где и кем он работает – или служит. Нам так прекрасно было вдвоем, что до этого разговор как-то не доходил, ни я его, ни он меня даже не успели спросить о таких мелочах. Жили взахлеб, сейчас просто не верится, что мы были знакомы так недолго. Такое вот наше время.

– Не верю, что ты не пробовала отыскать его.

– Еще бы! Я облетела всю Галактику, забиралась на такие окраины, о которых раньше и не подозревала, что они существуют – вовсе дремучие мирки есть, оказывается, на свете. Просадила на это все свои заначки: удовольствие оказалось дорогим. Но без толку: нигде ни следа. Испарился. Пришлось вот вернуться на родину, надо как-то приходить в себя, да и на жизнь нужно зарабатывать.

– Каким способом?

– Ты ведь знаешь – я человек без предрассудков. Ничего, выплыву.

– Старшая, возьми у меня – я теперь, как ты понимаешь, не нуждаюсь.

– Зо, ты же помнишь: в долг не беру, а без отдачи – тем более. И впредь этой темы не поднимай.

– Ладно. Хотя и глупо. Грустишь?

– Не то слово.

– Что же, он не оставил ни словечка, ни единого намека? Даже если вдруг разлюбил, он мог бы… даже обязан был…

– Знаешь, Зо, в это я не верю. Я бы почувствовала. Тут что-то другое. Скорее всего, он ввязан в какую-то жесткую систему, которая им вертит. Вот и приходится только вспоминать и тосковать. Хорошо, что на это почти не остается времени: надо крутиться. Этим пока спасаюсь. Ничего, отсижусь тут – а там видно будет.

– Было хоть интересно – там, куда ты летала?

– Местами. На Маргине, например, было любопытно, даже очень.

– Постой. Ты сказала – Маргина?

– Ты верно расслышала.

– Да ведь это мир моего Рика – его компании. Если ты была там, то не могла не соприкоснуться с его людьми хотя бы.

– Я там не очень-то спрашивала, кто чей человек. Меня интересовало только, появился там Рогнед или нет. К сожалению, всегда отвечали: «Нет». Но из того, что я там видела, тебе кое-что может показаться интересным.

– Расскажи, Са.

– Да мне пора уже. Ладно, очень коротко.

– Пусть коротко, а подробнее расспрошу тебя на свадьбе – найду время. Ты не забыла – через четыре дня, одиннадцатого. Как только Рик вернется из поездки. Знаешь, мне даже как-то не по себе: он впервые за все время уехал без меня.

– Что удивительного: теперь ты невеста, а не просто сотрудник.

– Не поэтому. Там что-то совершенно секретное, решающее опробование чего-то. Связанное с риском. И я беспокоюсь. Ты не могла бы остаться у меня на эти дни?

Старшая покачала головой:

– Очень жаль, но никак не получится. И свадьбу, сестричка, будешь праздновать скорее всего без меня.

– Ты что, серьезно? Хочешь меня обидеть?

– Брось, Зо. Просто возникла – не сглазить бы – маленькая, крохотная, но все же надежда найти след моего беглеца. Ты поймешь – и простишь, надеюсь.

– Подумаю. Так что там у тебя – коротко? Насчет Маргины?

– Вот слушай. Ты говорила, что Рик обещал сделать для тебя, для ребенка даже немыслимое? Так вот…

Зора слушала, от удивления приоткрыв рот. Интересно, очень интересно, очень-очень…

4

Астероид Улус, 8 меркурия по временной сетке Неро

Каменный астероид, максимальный поперечник – тридцать пять километров, минимальный – пятнадцать.

– Мрачные места, – проговорил Рик Нагор, медленно поворачивая голову в прозрачном шлеме, сканируя взглядом окружающее. – Соответствуют замыслу.

– Так и выбирали, – откликнулся его спутник, одетый в такой же скафандр – только на плече его виднелась эмблема Федерального Космофлота, в отличие от Нагора, чей костюм украшали переплетенные буквы М и Г, то есть логотип хорошо известной в мирах Федерации фирмы «Маргина Гравин». – Чтобы не особенно жалеть.

– Разумно, – согласился президент МГ. – Программу пройдете полностью?

– Так точно, – ответил военный. – Пункт первый: живая сила, группы и отдельные фигуры, второй – тяжелая техника, третий – высокая техника, и под конец четвертый – сильно укрепленная позиция.

Сквозь шлем было видно, как Нагор слегка кивнул.

– В таком случае приступайте, – распорядился он.

– Слушаюсь. Разрешите сопроводить вас на НП?

– Жаль, что отсюда нельзя посмотреть.

– Теоретически можно, однако риск выше допустимого.

– Надеюсь, исполнители хорошо укрыты?

– Господин президент!..

– Отлично знаю, но обязан был спросить. Хорошо, ведите.

Пришлось наблюдать не в натуре, а на мониторах, как отработали испытывавшиеся изделия. Все прошло без сучка без задоринки. Наблюдатели не особенно удивлялись тому, что от «живой силы» (чью роль играли традиционные овцы и свиньи), выступавшей и в группах, и поодиночке, крохотные пули с гравиначинкой оставляли мокрое место – не в фигуральном, а в самом буквальном смысле слова. Преимущество их перед более привычными средствами поражения заключалось в том, что теперь не обязательно было попадать в цель; пуле оказывалось достаточно пролететь на расстоянии от метра до трех (в зависимости от калибра и начальной скорости) от цели – и горошина с начинкой, откликнувшись на ничем другим не уловимое изменение напряжения гравитации, срабатывала, миллиграммы гравина в ней высвобождали свою энергию, масса цели мгновенно возрастала на три порядка, порой даже до пяти – и, конечно, никакая живая или мертвая конструкция такой перегрузки не выдерживала, превращаясь в кашицу, в лужицу. И это при том, что находились животные, конечно, под силовым куполом, где можно было дышать; для пуль это поле не было препятствием, что также было отмечено со знаком плюс.

Но это, повторим, особого впечатления не произвело по той причине, что предстоящая война (а для людей военных все времена делятся на военные и предвоенные, третьего не дано) вовсе не представлялась схваткой людских масс, и даже не войной моторов виделась, не такой, какие случались в конце второго и начале третьего тысячелетия по Федеральному летоисчислению, но противоборством высоких и высочайших технологий, в которых уже не «интеграл дышал», как сказано поэтом, но совершенно заумные для нормального обывателя математика и физика – чьими результатами тот же обыватель охотно и широко пользовался, не вникая в суть вещей. Это был противник номер один, а силовые устройства доставки и использования шли под номером вторым, третье же место оставалось за средствами защиты, призванными сохранять и защищать первые и вторые номера. Испытания на этих объектах поэтому вызывали куда больший интерес.

Наблюдатели получили полное удовлетворение. Тонкая техника превращалась в полупрозрачные, с прожилками, лепешки, от структуры кристаллов не сохранялось и следа; от тяжелой машинерии оставались металлические моноблоки, и невозможно было различить, где кончалась одна бывшая деталь и начиналась вторая, они просто прорастали друг в друга. А что касается оборонительных укреплений, то на их месте зияли пропасти: под своим новым весом массивнейшие сооружения просто проваливались, хотя не на почве были сооружены, которой здесь не было, а на скальной основе, поскольку весь этот астероид и был громадной скалой. Вряд ли нужно пояснять, конечно, что по этим объектам стрельба велась уже не пульками и гравина для того, чтобы снаряжать эти бомбы и снаряды, требовалось куда больше. Военный человек, руководивший испытаниями, так и сказал Рику Нагору – уже потом, конечно, когда они находились на борту военного корабля, возвращаясь на Неро:

– Сколько бы вы его там ни нарыли, гравина, нам все равно будет мало. О таком рынке, господин президент, можно только мечтать.

– Вы имеете в виду, конечно, гравин «Б», – уточнил Нагор.

– Разумеется. Мы его называем «военным».

Нагор не нахмурился и не улыбнулся. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным, когда он отвечал:

– Хотелось бы обещать. Однако возникают большие сложности. Возможно, на некоторое время придется даже приостановить добычу. Так что вам сейчас вряд ли стоит планировать массовое производство гравин-оружия.

– Ну, вы-то с этим справитесь. А в случае чего – только подайте сигнал, мы вам поможем любым способом – а их у нас немало. Деньги, люди, влияние, авторитет. Да, собственно, мы уже…

Тут генерал с разбегу умолк.

– Вы?..

– Ну, я хотел сказать лишь, что с таким оружием мы можем и успешно противостоять любому нападению, и убедительно на него ответить. Прекрасное, откровенно говоря, ощущение.

– Командующий, а чьего нападения вы ожидаете?

Военный нахмурился. Проговорил сухо:

– Для всяких вооруженных сил существование противника является аксиомой. Если сейчас он и не проявляет себя, все равно: он может возникнуть внезапно, в любой миг. Так же, как для вас постулат – существование покупателя тех изделий, которые вы еще только начинаете производить: сию минуту его нет, но он неизбежно появится.

– А вас не пугает возможность утратить контроль над гравин-оружием? Над его производством и продажей? Ведь технология его достаточно проста, было бы сырье. И можно создавать его такой мощности, что начнут коллапсировать целые миры. Не пугает?

– Вижу, сегодняшние результаты произвели на вас сильное впечатление. Неудивительно: вы человек гражданский. Нам же, военным, вообще не свойственно пугаться. Тем более – призраков. Так что не волнуйтесь: мы способны защитить все – и собственное оружие в том числе. Полагаю, интересы защиты Федерации вам не чужды, или я ошибаюсь?

– Не ошибаетесь. Я всегда руководствуюсь этими интересами. Хотя порой не вполне их понимаю. Почему, например, вы добились правительственного постановления о запрете присутствия женщин на планете, на которой мы ведем добычу?

– Потому что это сразу же привело бы к массовому заселению этого мира.

– Что же в этом плохого?

– То, что это шло бы вразрез с нашими планами использования этой планеты в ближайшем будущем.

– Интересно. Боюсь, что мне ничего о них не известно. А ведь планета арендована компанией самое малое на тридцать три года…

– Вот я и ставлю вас в известность – неофициально, разумеется. Понимаете, получается слишком накладно – возить гравин в те миры, где расположены предприятия оружейников. Мы посоветовались с ними и решили, что куда разумнее построить два-три таких завода там же, а это, как вы понимаете, высший уровень секретности. Ну и, естественно, для их охраны придется разместить там серьезную базу. Сейчас там только маленькая рубежная застава, вы в курсе. Так что вам придется немного потесниться. Но ведь интересы безопасности важнее, не так ли?

– Конечно, безопасность – дело серьезное.

Военный кивнул в знак того, что именно в таком ответе был заранее уверен. Правда, ему показалось, что в голосе президента компании не чувствовалось такого энтузиазма, какой всем окружающим, и в первую очередь военным, хотелось бы слышать. Но скорее всего это им лишь почудилось.

5

Неро, дом Нагора, 9 меркурия

– Рик, ты говорил, что готов сделать все возможное и невозможное, чтобы наш сын – или дочь, я еще не уточняла…

– Поверь: я делаю.

– Как твоя доверенная сотрудница (произнося эти слова, Зора улыбнулась, но в глазах по-прежнему жила тревога), хочу сообщить тебе дополнительную информацию – по-моему, важную. Можно?

– Сотрудница могла бы и подождать. Но жена не может. Я слушаю.

– Дело в том, что там, на Маргине, ну, там, где твои рудники…

– Я знаю, что там находится. Итак?

– Наверное, ты знаешь не все. Вот послушай…

Рик Нагор слушал внимательно, чуть склонив голову, при этом смотрел на Зору так, словно все не мог наглядеться досыта. Он и сам удивлялся этому – никогда раньше с ним такого не случалось, хотя от женщин он и прежде не бегал, но были они лишь средством расслабления, приятным времяпрепровождением, даже увлекательным – но только в часы, которых не требовала работа. И вот попался вдруг, началось с ним такое, во что он, с ног до головы деловой человек, раньше не верил, считал, что все подобное всего лишь придумано пишущей и снимающей братией, просто для того (как и вся их продукция), чтобы сделать жизнь забавнее. Оказалось, однако, и на самом деле существует то, что у них называется любовью. Что порой заставляет даже делать недопустимое: красть время у дел компании и тратить его на общение с женщиной. В последнее время он перестал, например, серьезно вникать в политику компании в области разведки запасов гравина на вновь открываемых мирах, в частности – гравина «Б»…

– Прости, повтори, пожалуйста, я не совсем понял.

– Ты что, не слушаешь меня?

– Слушаю. Но еще и смотрю, а это…

– Тогда отвернись.

– Ну извини, пожалуйста. Значит, ты сказала, что она там…

– Вот именно. И женщины ей рассказывали прямо-таки взахлеб: понимаешь, ни одного случая за все время, что они находятся там! Вот я и подумала: а если ты…

Зора рассказывала еще минут пятнадцать; Рик слушал, более не отвлекаясь. Когда она выговорилась наконец, заключив вопросом: «Ну, что ты об этом думаешь?», – он покачал головой, но еще секунду-другую молчал, словно в поисках нужных слов. Наконец произнес медленно, как будто взвешивал каждый звук перед тем, как родить его:

– Это досадно.

Зора ожидала любой реакции – кроме этой.

– Досадно?! Других слов у тебя не нашлось? И это после того, как…

В голосе ощущались близкие слезы. Рик прервал ее движением руки:

– Постой. Дослушай сперва. – Он снова взял паузу. – Не то досадно, о чем ты узнала и рассказала. А то, что эта информация уже пошла по свету. А это может привести к ненужным сложностям.

– Можно подумать, что ты знал об этом и раньше.

Он улыбнулся – не очень весело.

– Куда бы я годился, если бы такое прошло мимо меня? Знаю достаточно давно. И не первый день об этом думаю. Но то, что тебе рассказали, – это всего лишь внешняя, так сказать, сторона. Первый взгляд. Может показаться, что достаточно подать команду – и все решится наилучшим образом.

– Разве не так? И ты ведь главный в фирме, ты владелец! И если распорядишься…

– Я, если можно так сказать, первый среди главных. И никак не самодержец. В деле много людей, в том числе очень серьезных. Их мнением никак нельзя пренебрегать. А главное – в него вложены громадные деньги, не только мои. И еще важнее то, что наша продукция, известный тебе гравин, необходим всей Федерации, а главное – военным, потребность в нем все растет, цены – тоже, а с ними и прибыли. Вдруг отказаться от всего этого просто невозможно.

– Что же, значит, то, о чем я тебе рассказала, никак нельзя использовать? Рик, ты только начни – и на твою сторону встанут все женщины Федерации, все матери – да и немало отцов!

– Знаю, Нежик, знаю (такое неуклюжее имя он придумал для нее, от слова «нежность»). Зато против – все правительства, все потребители гравина, то есть войска и службы, банки и биржи, могучие трансгалактические фирмы… Я мог бы потягаться с каждой в отдельности – но уж не со всеми сразу. Вот почему, чем меньше людей об этом знают, – тем для нас лучше.

– Не понимаю почему. Если об этом узнают народы…

– То узнают и правители, все те, о ком я только что говорил. И твою идею задушат практически мгновенно. И так профессионально, что никто в Галактике даже и не заметит.

– Рик… – Слезы уже не только слышались в голосе, но и блестели в глазах Зоры. – Что же, по-твоему, получается, что эту возможность нельзя реализовать? А младенцы пусть себе мрут по-прежнему?

– Стоп. Разве я сказал что-то подобное?

– Буквально – нет. Но ты подвел к такому…

– И не собирался. Я лишь объяснил тебе обстановку. И ты, думаю, поняла, что прежде, чем делать такой шаг, его надо очень серьезно подготовить. Чтобы шаг был – вперед и вверх, а не вперед – и в пропасть с обрыва.

– Рик, значит, ты считаешь, что это все-таки можно сделать?

– Я не думаю, Нежик, я делаю. Уже делаю.

– Странно. Я ничего не заметила.

– Значит, я делаю это достаточно хорошо. Надеюсь, что и другие пока еще ничего не почувствовали, не пронюхали.

– И ты это сделаешь?

– Я ведь обещал: сделаю возможное и невозможное, разве нет?

– А что-то уже удалось?

– Безусловно. Я начал это почти год тому назад, когда у нас с тобой такой проблемы не было…

– Вообще «нас с тобой» еще не было: ты был сам по себе, я – тоже.

– Именно. Просто тогда уже было ясно, что какие-то меры надо предпринимать, и как раз тогда я узнал то, о чем ты сегодня мне рассказала…

– И ты не сказал мне ни слова? Хотя я уже столько времени работаю у тебя!

– Работала. До вчерашнего дня.

– Рик, я так люблю тебя!

– Не больше, чем я. Все, разговоры окончены. В преддверии супружеской жизни надо не разговаривать, а…

– Рик, что ты делаешь!

– Сказать тебе, как это называется?

6

Неро, офис компании «Маргина Гравин», 9 меркурия

Похоже на то, что главной и единственной проблемой, волновавшей население не только Неро, но вообще всей Галактической Федерации, кроме разве что людей военных, была проблема детской смертности, за последний десяток лет ставшей и на самом деле угрожающе высокой. Однако деловых людей – спинной хребет любого общества – куда больше волновали другие материи.

Скорее всего потому, что производство потомства является хотя и неизбежной, но далеко не самой прибыльной отраслью деятельности, относясь вернее всего к области малого семейного предпринимательства, никак не определяющего направление, скорость и техническое развитие цивилизации. Странно, но методика этого производства до сих пор мало чем отличалась от способа, применявшегося еще в глубокой древности и, похоже, не предусматривала никаких кардинальных улучшений – а следовательно, не требуя серьезных вложений и не обещая значительных дивидендов, просто не могла сделать воспроизводство людей сколько-нибудь важной отраслью техноэкономической цивилизации. Одно время казалось, что клонирование позволит как-то технологизировать производство, однако людские массы, видимо, еще не дошли до понимания необходимости такого шага, и пришлось отказаться от него – во всяком случае, на какое-то время.

Так что серьезных людей сейчас волновали вопросы совершенно другие. А руководители «Маргина Гравин» были деятелями очень серьезными – иначе они и не занимали бы таких постов в столь важном и процветающем предприятии.

Это чувствовалось и по ходу очередного заседания правления уже названной выше компании, в котором участвовали также и члены директората – иными словами, все те лица, что определяли политику «Маргина Гравин».

– Итак, я хочу слышать, в каком состоянии наши дела по увеличению добычи продукта за счет выявления и разработки новых источников. Некоторые обстоятельства, вам в основном известные, вынудили меня в последнее время не контролировать эти отрасли. Как вы знаете, записи не ведется, так что можете говорить откровенно, называя вещи их именами. – Рик Нагор сразу перешел к делу.

Профессор Яр Ганиф, обладавший титулом федерального советника и занимавший в компании пост первого вице-президента, курирующего, кроме прочего, такие принципиально важные подразделения фирмы, как отделы разведки и строительства, гулко откашлялся, прежде чем начать:

– Во исполнение разработанной программы за отчетные три месяца нам удалось не только выйти на обусловленные рубежи, но и значительно преодолеть их. Это стало возможным благодаря тому, что было открыто обширное, не уступающее даже Маргине месторождение, крайне удобное для разработки. Сейчас в сверхсрочном порядке ведется работа по оборудованию прииска, однако первая продукция уже получена и начала поступать к потребителям. Речь в данном случае идет именно о марке «Б». Военной.

– То есть потребителями являются федеральные службы.

– Разумеется, президент.

– Тогда я понимаю, почему никаких официальных известий об открытии и начале добычи продукта не появилось ни в одном инфоре, включая закрытые государственные. Вы пока просто не заявили об этом официально, не так ли? Коллега Рен, а что думает по этому поводу юридическая служба компании? Не рискуем ли мы быть обвиненными в нарушении и Закона о правах на вновь открываемые миры, и Положения об эксплуатации новых месторождений? Надеюсь, нами не допущено каких-либо серьезных нарушений?

Доктор Агут Рен, глава правового отдела «МГ», ответил уверенно:

– Не только серьезных, президент, но и вообще никаких. Говорю это со всей ответственностью.

– Вы уверены? Спрашиваю потому, что сказанное профессором означает, кроме всего прочего, что мы, насколько понимаю, не заплатили ни дикона налогов с прибыли, полученной при продаже продукции из нового мира? Не так ли? Ни местных налогов, ни федеральных?

– Это действительно так. Однако мы при этом опираемся на Определение Высшего правового консилиума Федерации от 3 сатурна 2712 федерального, то есть 94 нашего локального года, согласно которому регистрация предприятий, создаваемых на вновь открытых мирах, может быть отложена вплоть до возникновения полной уверенности в надежности нового производства. Само же представление о полной надежности сформулировано достаточно расплывчато, и сроки такого вывода могут варьировать весьма ощутимо. Так что у нас в этом отношении еще имеется достаточный люфт. А раз нет регистрации, то, естественно, не может быть и речи о каких угодно налогах.

– Но я не нашел и ни малейшей информации об открытии этого нового мира. Профессор Ганиф, боюсь, что вы забыли доложить об этом даже мне. Могу ли узнать, чем вызвана такая небрежность?

– Только вашей крайней занятостью, президент, другими делами, о которых вы, к сожалению, никак не информировали ни правление, ни директорат – никого. И хотя мы, как всегда, верим в вас и верим вам – это ваше, так сказать, отстранение вызвало у нас определенную тревогу.

Возникший в конференц-зале гул – разумеется, легкий, совершенно пристойный, даже не гул, можно сказать, но намек на него – послужил подтверждением слов первого вице-президента.

– Мы нарекли новый мир Улусом, – продолжал Ганиф. – Думаю, что такое имя за ним и останется – поскольку даже после заявки об открытии преимущественное право его разведки и разработки сохранится за нами на… на какой срок, Рен?

– Здесь тоже немало вариантов, господа. Минимум на три года.

– Из ваших слов я могу сделать такой вывод: если мы кое-что и нарушаем, то нарушаем уверенно, поскольку можем найти для себя оправдание. Попрошу предоставить мне всю информацию о новом мире: координаты, маршруты, физические и экологические сведения – словом, все, что у нас имеется. Я намерен, не откладывая, увидеть этот мир своими глазами. Пока же могу сказать, что считаю сделанное вами прекрасной работой. Наши дела хороши.

– Благодарю вас, президент, за высокую оценку, – сказал советник Ганиф. – Хочу, однако, возразить вот в какой части: меня беспокоит наше основное предприятие на Маргине: объем добычи там по-прежнему практически на нуле, как и все последние месяцы. Сейчас мы отгружаем последние запасы со складов, а что будет потом – через месяц, через неделю? А люди по-прежнему отказываются работать. Самое время послать туда эту женщину, психооператора, чтобы она выполнила работу, ради которой ее и наняли. Но вы, похоже, не спешите с нею расстаться…

– И не собираюсь, – ответил Нагор спокойно. – По двум причинам. Во-первых, потому, что по ряду обстоятельств она не сможет добиться там нужного эффекта. На Теллусе мне удалось побеседовать с одним-другим из видных ученых, участвующих в «Продолжении», и они объяснили, почему наш замысел совершенно некорректен. Так что нет смысла посылать ее туда.

– Но ведь «Продолжение» распущено правительственным актом!

– Но люди-то остались и глупее от этого не стали.

– Однако они вряд ли знают эту женщину. А отклики о ее работе – самые лучшие!

– В нормальных условиях, но не там. Но это даже не главное. Основная же причина в том, что события на нашем предприятии на Маргине меня более не волнуют. Все равно добычу гравина придется прекратить. По поводу этого производства у меня возникли совершенно другие планы. Ими я и занимался последние месяцы. И намерен их реализовать в ближайшем будущем.

– Президент, но то, что вы говорите, совершенно немыслимо! Это же крах, полный развал! Опомнитесь! Нельзя свертывать добычу на Маргине! Никак нельзя!

Тот, кому адресовались эти слова, их словно бы и не услышал; он продолжал спокойно сидеть в кресле, никак на сказанное не реагируя – лишь поднес к губам руку, в пальцах которой дымилась длинная тонкая пахитоска, глубоко затянулся и не сразу выпустил изо рта длинную струю дыма.

На этот раз уже не намек на гул возник в конференц-зале, но не гул даже, а некий рокот, предвестник шторма, из которого то и дело возникали связные фразы:

– Президент, не прячьтесь в кусты, когда пришла пора!..

– Хозяин, не время и не место играть в молчанку. Вы обещали. Мы вам поверили, потому как вам это было более с руки, чем любому другому. Согласились на ваши условия. И ждали. Мы знаем, что вы сделали то, что обещали. Какого же хрена? Пора идти дальше.

– Тем более что лично вам это нужно даже больше, чем любому из нас, – снова выкрикнул федеральный эконом-советник Яр Ганиф. – Вы что, может быть, нездоровы? Где присущая вам ясность мышления и четкость поступков? Право, я совершенно вас не узнаю!

Президент Рик Нагор сделал еще затяжку, медленно протянул руку, чтобы сбросить цилиндрик пепла в абстрактную фигуру, служившую ему пепельницей. Движение было спокойным и уверенным. Лишь после этого он перевел взгляд с окна, куда до этого были устремлены его глаза, на советника и проговорил только одно слово:

– Нет.

– Как это – нет? – не сказал, а прокричал еще один член правления. От волнения или возмущения он не смог усидеть на месте, но вскочил и даже сжал кулаки. – Что значит – нет?!

– Значит, – объяснил Нагор, – отрицательный ответ. Нет. Женщина туда не поедет. И добычу гравина будем свертывать. Я выразился ясно? Разжевывать не нужно?

– Но что же будет с компанией? Со всеми нами? Мы же не устоим! Все пойдет прахом! И это – при таких перспективах, сказочных, просто сказочных!

– Как я уже сказал, диспут на эту тему окончен. Напрягать голосовые связки можете и в мое отсутствие. Дам совет: остыньте, успокойтесь, придите в себя. И поймите: компания не разорится, потому что дело, которым мы будем заниматься на Маргине, окажется не менее, а даже более прибыльным. Сейчас я, к сожалению, не могу объяснить мой замысел детально: еще не пришло время публичных заявлений. Но в скором времени мы заявим во всеуслышание…

– Но коридор на Маргину закрывается менее чем через неделю – а посылать корабли нет смысла, потому что сейчас там нечего грузить. Следующая возможность откроется лишь в начале сатурна! Вы в этом отдаете себе отчет, господин президент?

– И себе, и вам – но до отчетного собрания акционеров еще далеко. – Нагор бегло глянул на часы. – Заседание объявляю закрытым. Желаю приятно провести время. Не поддавайтесь панике. Все будет в порядке.

Он встал. Шагнул к двери.

– Штель, скажи хоть ты ему!

– Постой, Рик.

Это произнес только что названный по имени участник встречи, до тех пор только молчавший и внимательно слушавший.

– Теперь послушай меня. – Он говорил медленно, негромко и словно бы отстраненно – без признака какого-либо чувства, монотонно, словно плохо налаженный робот. – Ты знаешь: я всегда и везде – на твоей стороне. Но сейчас ты не прав. Поэтому у тебя времени – три дня. За этот срок ты представишь нам то, что должен – со всеми потрохами. И отправишь девицу на Маргину. Без хитростей. А свои новые планы, какими бы они ни были, повесь на гвоздик. Если не выполнишь – считай, что тебя уже нет. Я не болтун, ты знаешь. Мы не позволим тебе уничтожить то, что создавали все мы. И тем более никто не даст тебе оставить Федерацию без оружейного гравина. Поразмысли об этом!

Так и осталось непонятным: слышал ли уходивший Нагор все это или нет. Судя по его поведению – мог и пропустить мимо ушей, думая уже о чем-то другом – или о ком-то. Во всяком случае, он не замедлил шага, не повернул головы в сторону говорившего, не пожал плечами и никакого другого знака не подал. Так что последние слова звучали, когда он был уже в дверях и затворял их за собой. Но не исключено, что они все-таки его догнали.

7

Теллус, головной мир Федерации. Министерство финансов, Главное управление налогов. 23 июля, или 9 меркурия по временной сетке Неро

Старший разведчик Федерального министерства финансов Трим был срочно вызван с Ливии, периферийного мира, где секретно находился последние полгода, раскапывая воровство в тамошнем департаменте налогов и сборов, в столицу – на Теллус. И не к кому-нибудь, а к самому директору разведки. Даже со старшими специалистами такое случалось нечасто, так что Трим не напрасно предполагал, что подобный вызов будет связан с каким-то не вполне заурядным заданием.

Так и получилось. Без предисловий и обиняков директор сразу же после обмена приветствиями перешел к делу:

– Трим, что вы знаете о «Маргина Гравин»?

Разведчик пожал плечами:

– Наверное, то же, что известно всем. Солидная компания, в нарушениях не замечена, хорошо развивается, со стороны потребителей претензий, по-моему, не возникало. Вот все. Непосредственно ими я никогда не занимался.

– Пришло время заняться.

– Слушаю вас.

– Поступили оперативные данные о том, что на головном предприятии фирмы на Маргине происходит нечто вроде забастовки. Да-да, это не наш профиль, и я не собираюсь поручить вам разруливать эту ситуацию. Наш интерес в другом. А именно: вследствие забастовки добыча нужного продукта – это гравин «Б», к вашему сведению, оружейный – естественно, упала. Как и продажа. Следовательно, и доход.

– И, понятно, налоги.

– Совершенно верно. Все как полагается. И тем не менее!

– Ага.

– Поняли? Все логично, кроме одного: ни один потребитель не жалуется на нарушения поставок, на недовоз и тому подобное. Не странно ли: производят меньше, получают вроде бы тоже меньше – а поставляют столько же.

– Возможно, они работали частью на склады?

– Допускаю. Но независимо от этого: раз поставляют прежние количества, значит, и получать должны столько же, сколько и раньше. Вывод один: с части получаемых доходов фирма перестала платить налоги. Кстати, та же картина и на Неро, где помещается их правление: недоплата по локальным налогам. А это уже наш хлеб, Трим. Или вы, может быть, думаете иначе?

– Не вижу, о чем тут думать, директор. По-моему, картина совершенно ясная.

– Я хочу, чтобы вы эту картину увидели своими глазами, разобрались, сделали выводы и приняли хотя бы срочные меры еще до того, как мы насядем на них уже всерьез. Способы, тактика и прочее – все на ваше усмотрение, не мне вас учить. Но – без малейшей огласки: компания слишком известная, чтобы… То есть, как говорят наши коллеги, брать их следует с поличным. Иначе выкрутятся.

– Когда начинать, директор?

– А я полагал, что вы уже начали. Вы ведь, как мне докладывали, закончили дела на Ливии? Или что-то еще осталось?

«Осталось, – думал Трим с досадой, – осталось там дело – только одно, но очень важное. Однако оно лично мое, к налогам отношения не имеет, а вот к моей судьбе… Я только успел понять, что она для меня значит – и вот тебе. Но это поводом для отказа служить не может. И не послужит».

– На Ливии я все сделал, материалы переданы в Службу покоя.

– В таком случае, желаю удачи. Позволяю послать меня, как полагается.

– Разрешите мысленно?

– Как и все прочее – на ваше усмотрение. Воспользуйтесь вневремянкой, на Неро уже предупреждены о вашем прибытии. Все.

– Счастливо оставаться, директор.

8

Неро, дом Нагора, 9 меркурия

Оказавшись дома, Рик Нагор обнимая, как обычно, встретившую его на крыльце Зору, в ответ на привычное «Все хорошо?» ответил уже традиционным:

– Лучше не бывает.

Но уже следующие его слова прозвучали необычно:

– Нежик, ты уже разослала приглашения на свадьбу?

– У меня все готово, – ответила невеста весело. – Но ты еще не выбрал – где. Куда звать. Ты решил?

Он посмотрел ей в глаза. Молчание продлилось не меньше минуты, и безмятежное выражение глаз Зоры сменилось тревожным.

– Что-то не так, Рик?

– Нет, в целом все в порядке. – Интонация, однако, не соответствовала смыслу сказанного. – Но придется внести изменения.

– Говори. Я слушаю.

– Нежик, пойми правильно. Пугаться не надо, но…

– Что? Ну, говори же!

– Пожалуй, публичную свадьбу мы на какое-то время отложим. Так что приглашений слать не нужно.

– Рик, что случилось?

– Все объясню.

– Ты передумал? Только не скрывай от меня. Пожалуйста! Разлюбил? Конечно, я тебе не пара, я знаю…

– Все не так. Не передумал и не разлюбил. Но решил все ускорить. То, что полагается по закону, мы с тобой выполним уже нынче вечером. Здесь. Я пригласил всех, кого следует, чтобы соблюсти формальности. Но только их. Никаких гостей. Придется принять некоторые меры предосторожности. На время, думаю, что ненадолго.

– Что произошло, Рик? Может быть, ты мне больше не веришь?

– Верю и всегда буду. Что произошло? Я начал осуществлять то, на что ты меня натолкнула. В ближайшее время мне придется слетать на Улус – это недавно открытый мир, который мы собираемся разрабатывать, вернее, уже начали. Хочу взглянуть своими глазами, потому что… Чутье подсказывает: что-то там не так. А когда вернусь – всерьез займемся торжествами. Подробнее – за обедом. Я голоден, как крокодил, и берегись: могу начать с тебя.

– Ну, сперва поймай меня!

И они припустили к дому, смеясь, словно никаких осложнений не предвиделось.

9

Неро, офис МГ, все еще 9 меркурия

Закрывая совещание, президент компании Рик Нагор не подумал о том, что оно может продолжиться и без его соизволения и участия. Тем не менее именно так и получилось. Об этом свидетельствует сохранившийся текст, возникший непонятным образом: Нагор ведь предупреждал участников о том, что никакой записи не ведется, вся аппаратура выключена. Значит ли это, что он ввел коллег в заблуждение, чтобы высказывания их стали более откровенными? Потому что запись, если она существует, может быть предоставлена в распоряжение общего собрания акционеров – если у них возникнет такое требование. Руководство же никогда не бывает довольным, если на его кухню заглядывает посторонний – а миноритарные акционеры именно такими, по твердому убеждению директоров и членов правления, являются. Был ли президент Нагор способен на подобное вероломство? Собственно, а почему бы и нет? Бизнес и мораль – две вещи, как сказал бы классик, несовместные.

Так или иначе, когда дверь за ним закрылась, а участники стали медленно, с неохотой вставать с кресел, первый вице-президент, советник Ганиф, выждав с полминуты, объявил:

– Я полагаю, есть необходимость продолжить обмен мнениями по поводу возникшей ситуации. Тех, кто согласен со мной, прошу остаться.

После чего все участники без исключения вернулись на свои места. При этом даже какой-то общий вздох облегчения прозвучал в малом конференц-зале. Советник Ганиф удовлетворенно кивнул. И продолжил:

– Господа, думаю, что вы согласитесь со мной в том, что ситуация, возникшая, надо сказать, почти неожиданно, не оставляет нам иного выхода, чем немедленное принятие решительных мер.

– Я бы сказал – крайних мер, – вставил Агут Рен, правовед.

– Надеюсь, меня не станут перебивать, – нахмурился Ганиф. – Тем не менее не могу не согласиться: возможно, понадобятся действительно крайние меры.

– Какие, например? – Кто-то из членов правления не удержался от того, чтобы разрушить только что высказанную вице-президентом надежду. – Поменьше общих слов, профессор!

– Совершенно конкретно. Ситуация является критической, во-первых, потому, что наш глава выразил желание посетить Улус. Чтобы своими глазами увидеть, как наше новое предприятие работает в только что открытом мире.

– Ну и что в этом страшного? Предприятие ведь существует? Или это блеф?

– Предприятие совершенно реально. Ведет добычу и отгрузку гравина. Деликатность ситуации в том, что расположено оно не на вновь открытом мире Улус, на деле его адрес совершенно другой. Что же касается Улуса, то такой планеты просто не существует. Она – фикция. Плод фантазии нескольких авторов. А название принадлежит крохотному обломку.

– Черт бы вас побрал. Почему вы не раскроете реальное местоположение нового предприятия? Оно ведь все равно известно капитанам, вывозящим продукцию. К чему осложнять положение?

– У меня встречный вопрос к вам. Вас устраивает уровень дивидендов, которые мы выплачиваем? Или кажется, что они слишком велики?

– А так бывает?

– Думаю, что нет. Напротив, всем хотелось бы, чтобы прибыли было больше. Сейчас нам удается поддерживать ее на прежнем уровне лишь потому, что с продукции нового предприятия мы не платим налогов, не платим и федерального сбора, какой полагается за расширение разрабатываемой территории на уже используемой планете – но не взимается с разведки территорий на новых мирах. И так далее. Думаю, коллега, вы тут единственный, кто не знает о том, что на самом деле новое предприятие находится все на той же Маргине, где успешно действует наша основная шахта. Раскрой мы это – и немедленно придется расстаться с такими суммами, что не только доходы акционеров уменьшатся, но пошатнется и сама компания.

– Вы уверены, что я – единственный не знающий? А президент Нагор?

На лицах возникли усмешки.

– Вы правы, я допустил неточность: вас двое.

– Значит, я в хорошей компании. Скажите, вы серьезно считаете, что вам удастся долго водить власти за нос? У них достаточно опыта…

– А нам и не нужно «долго». Нам вообще не понадобилось бы прибегать к подобным маневрам, если бы наше основное предприятие на Маргине – мы называем его «Круг», так наша территория выглядит в плане – работало нормально.

– Послушайте, Ганиф, если компания не в силах выправить такую элементарную ситуацию, то я, пожалуй, захочу слить ваши акции как можно скорее – а их у меня, как вы знаете, очень немало. Там же компьютерная автоматика, ею управляет горсточка людей, всего с десяток, это данные из вашего проспекта, – и вы не можете заставить их нормально работать? Ну, так выкиньте их ко всем чертям и поставьте новых. Чего они, кстати, хотят? Повышения оплаты? Так заплатите им – десяток людей вас не разорит при ваших оборотах. Да будь их там даже сотня…

– Вы совершенно правы, будь их сотня, пусть хоть тысяча – мы бы управились. Но там приходится противостоять не людям. Они, по сути дела, ни в чем не виноваты.

– Как прекраснодушно! Люди не виноваты, видите ли. А кто же?

– Вот это мы и сами хотели бы знать. Если назвать одним словом, то виновата природа. Господин Горт, похоже, что в нашем проспекте вы читали только тот раздел, где речь шла о дивидендах. А ведь там содержится достаточно много интересной информации. В частности, о природных условиях.

– Я читаю то, что мне интересно. А описания лужочков и цветочков, и как там птички поют, меня и в детстве не волновали.

– И напрасно. Люди ведь работают не в вакууме, а в конкретных условиях, и эти условия на них постоянно влияют. Это приходится учитывать. Впрочем… Вот у меня последний доклад коменданта «Круга» – нашего, так сказать, наместника там. Поскольку с документом еще никто не знаком, позволю себе огласить его.

«Комендант Особой базы «Круг-4» – отделу персонала правления компании «Маргина Гравин». Иррегулярный доклад № 186/04СО. Маргина, 6 меркурия 127 года.

Вынужден доложить, что за минувшие десять конвенционных суток положение на базе оставалось крайне напряженным, рекомендованные вами меры не привели к улучшению обстановки.

Уточняю: принять по отношению к личному производственному составу какие-либо меры репрессивного характера не удалось вследствие того, что на ограничение передвижений, а также на сокращение норм питания производственный персонал отреагировал неожиданным образом: объявил о готовности привести в негодность всю производственную систему (ими было заявлено, что обе системы, и добывающая, и обогатительная, уже подготовлены к взрыву, реализация которого свела бы на нет все, достигнутое на Маргине за истекшие три года освоения и заставила бы начинать все работы вновь с нулевого цикла). В ответ на наши разъяснения о том, что пребывание каких-либо женщин на Маргине запрещено постановлением федерального правительства и что причиной этого являются пока еще не исследованные природные аномалии, вследствие которых пребывание на этой планете неизбежно приведет к их гибели, производственники высказали требование немедленно принять меры по обеспечению им нормальных условий жизни. Мои просьбы потерпеть до возвращения в нормальные миры в соответствии с заключенными контрактами не встретили понимания.

Не могу не упомянуть о том, что создавшаяся обстановка крайне тяжело действует также и на административно-охранный персонал, их моральное состояние, дисциплина и качество несения службы упали до самого низкого уровня за все время освоения Маргинского месторождения.

Таким образом, в настоящее время работы по добыче и обогащению гравиновой руды практически все еще не возобновляются. Стартово-погрузочное устройство бездействует. Склады пусты. От применения силы я вынужден воздерживаться, поскольку любое обострение может привести к кровопролитию. Печальные последствия такого оборота событий нельзя преувеличить.

На основании изложенного уже в третий раз прошу в кратчайший срок доставить на базу обещанного вами человека, обладающего способностями влиять на психику людей каким-либо скрытым способом – потому что если кто-либо почувствует, что на них давят, результаты будут такими же, как и при попытке применить силу. Его прибытие необходимо в кратчайшие сроки, поскольку напряжение как среди не работающих, так и в моем персонале неуклонно нарастает, и я затрудняюсь предвидеть все возможные последствия этого, уверен лишь в том, что они будут плачевными.

С неизменным уважением – комендант Исор Вангель».

– Теперь вы понимаете?

– Выходит, им всего-навсего баб не хватает? А что, это я могу понять. В чем же тут проблема? Выйдите вечерком на Розовый проспект – вы там не то что десяток, вы там целый батальон наберете без труда. А что правительство запрещает отправлять туда женщин – да хороший юрист объяснит вам, как это постановление обойти, как и любое другое. Ну, и этого, кого они там просят – гипнотизера, или как его – тоже надо найти и отправить.

– Найти мы уже нашли, такой специалист есть, по отзывам – лучший если не в Федерации, то во всяком случае в нашем стерадиане, но… Вы все были свидетелями того, что президент Нагор высказал четкое намерение не только не посылать туда психооператора, но и вообще прекратить добычу гравина. Это уже не забастовка, это грозит нам полным крахом. Может быть, он собирается затеять что-нибудь в каком-то ином месте, может быть – блефует, как и мы, не пойму только, с какой целью. Поэтому у меня возникло и такое подозрение: вся эта забастовка и прочее задумана самим Нагором – закрыть производство проще всего, когда оно уже как бы само по себе оказалось на грани прекращения. И я не удивлюсь, если… Горт, чего еще вы хотите?

– Да все того же: помочь вам, а заодно и себе, выкрутиться из этой неприятности. Я чувствую, вам не хватает настоящего специалиста по распутыванию хитрых узелков; а я знаю одного такого. Могу с ним поговорить. Правда, обходится он недешево – однако его работа того стоит.

– Вряд ли на Неро есть такой специалист, о котором нам ничего не известно. Мы знаем всех.

– Я же не сказал, что он местный. Нет, но как раз сейчас должен оказаться здесь – проездом. Он всегда в движении – ищет, где можно хорошо заработать. Во всяком случае, могу свести вас с ним, а дальше разбирайтесь сами. Но думаю, что тут всякий расход будет оправдан.

– Ну что же, встретиться, во всяком случае, пожалуй, имеет смысл. Как его зовут, кстати?

– Я его знаю как Рогнеда – да не только я. А настоящее ли это имя – один Бог ведает. Да еще тот, кто оформляет липовые федеральные паспорта. Значит, я его приглашаю? Он должен прибыть через несколько часов.

– Встречайте его и везите прямо к нам. Если он действительно так хорош…

– Он еще лучше.

10

Неро, дом Нагора, 10 меркурия

Зора говорила с сестрой по коммику – обычной гражданской связи:

– Старшая, хочу предупредить тебя: не горюй, что не приедешь на мою свадьбу. Она отложена.

– Ой! Неужели разладилось? Почему, сестричка?

– Нет, все по-прежнему – только торжества перенесли. Так, деловые соображения. Я тебе сообщу, как только назначим новый день. Ну а что у тебя? Не появился твой возлюбленный?

– Знаешь, ужасно не везет. Я неожиданно напала на след, ринулась туда, то есть на Ливию, но опоздала буквально на несколько часов: он снова растворился в пространстве, и не удается узнать, куда бросился на этот раз. Вот сижу и реву.

– Старшая, извини за такую мысль, но, может быть, он просто решил больше с тобой не встречаться? Стоит ли так гоняться за ним?

– Зо, неужели я этого не почувствовала бы? У меня ведь способности не хуже твоих, недаром мы близняшки. Нет, он чувствует все то же, что и раньше, как и я сама. Похоже, тут какие-то обстоятельства сильнее его.

– Что же ты собираешься делать сейчас?

– Ужаснешься: снова хочется на Теллус! Где нам с ним было так здорово. Были бы деньги – наверное, сразу и улетела бы. Но их не оказалось.

– Са, еще раз говорю: возьми у меня.

– Еще раз напоминаю: тема закрыта. Да и потом, я подумала: раз он так бродит по Галактике, то шансы равны, гоняться ли за ним, или сидеть на одном месте и ждать, пока его не занесет сюда. Теоретически – все равно. Вообще, ты знаешь мои мысли: что суждено, от того не уйдешь, что нет – того не догонишь.

– Приходи. Поспорим на эту тему.

– Как-нибудь соберусь.

– И пожалуйста, если тебе понадобится моя помощь – сигналь сразу.

– С условием, что ты поступишь так же.

– Договорились.

11

Неро, Улицы. 10 меркурия 127 года

До места назначения Трим добрался без происшествий. Ничего удивительного: когда пользуешься вневремянкой, дорога вовсе не занимает времени, не успеешь сесть в кабину, как уже приглашают на выход, так что происшествиям случаться просто некогда. По крайней мере, именно так утверждает реклама ВВ-транспорта. В данном случае реклама в общем соответствует действительности, что само по себе достаточно странно.

Его никто не встречал; собственно, и не должен был, таков был уговор. На встречающих обычно обращают внимание, поскольку подготовленная встреча означает, что прибыло какое-то более или менее значительное лицо. Трим же должен был находиться здесь неофициально – до поры до времени, чтобы увидеть вещи такими, каковы они были, а не те картинки, которые принято показывать представителям властей. Адрес был Триму известен, нужный маршрут накрепко впечатался в память красным зигзагом на фоне крупномасштабного городского плана, так что можно было, ни к кому не обращаясь за справками, без помех добраться до того места, где его ждали. На всем Неро о его приезде знали самое большее два человека, а может быть, обошлось и без второго. Налоговая служба Федерации обладала не раз проверенной технологией соблюдения тайн.

Поэтому Трим, вместе с другими немногочисленными пассажирами выйдя из многоэтажной башни ВВ-вокзала, сразу же двинулся в нужном направлении. Он знал, что идти придется не более двадцати минут – средним шагом не торопящегося, но и не праздношатающегося гражданина; это время можно было бы и сократить, воспользовавшись городским транспортом. Но Триму хотелось окунуться в атмосферу этого города, не просто увидеть, но и почувствовать его, установить с ним устойчивую связь – чтобы ощутить себя тут своим, чуть ли не коренным обитателем; это позволит решать задачи, которые неизбежно возникнут, не совершая ошибок, что вообще свойственно чужакам, а даже мелкая ошибка может провалить все дело. Как люди ходят, смотрят, разговаривают, следят ли, переходя улицу, за светофорами, как реагируют на появление полицейского, как человек ведет себя в магазине, кафе, общается ли с незнакомыми, скажем, на транспортной остановке в ожидании нужного вагона или держится так, словно он в этом мире – единственный человек, а все остальные – лишь фикция – и так далее. Опыт позволял Триму все это усваивать без малейших усилий, как говорится – на автомате, и он знал, что, еще не добравшись до места назначения, будет чувствовать себя так, словно тут родился, вырос и никогда не улетал за пределы здешней атмосферы.

На самом же деле он был тут впервые, но в то же время Неро не был для него и совершенно чужим. Ему пришлось уже достаточно много слышать об этом мире и городе от человека, действительно тут родившегося и проведшего большую часть своей жизни – небольшой, прямо сказать, срок.

Человека, который в мировосприятии и чувствах Трима произвел полный переворот – такой, какой по силам только любви, ничему другому. Женщина, возникшая неожиданно и столь же неожиданно исчезнувшая; последнее произошло (и он не переставал казнить себя за это) по его собственной вине; то есть не по вине даже, а по условиям той службы, на которой Трим подвизался и в которой молчание почиталось одной из наивысших добродетелей. Он надеялся, вернувшись после недолгого отсутствия, продолжить отношения, направление которых было, казалось, совершенно ясным для них обоих. Но командировка неожиданно затянулась, и когда он вернулся – то есть вчера – то на месте не оказалось ни женщины, ни каких-либо следов ее. То ли это было сделано в отместку за его внезапное исчезновение (такой вариант оставлял надежды: она пробудет в нетях достаточный, по ее мнению, срок наказания за его невнимательность, и возникнет снова), но могло быть и так, что она попала в какие-то непростые и даже опасные обстоятельства. Ее характер предоставлял достаточно простора для таких предположений. Тогда могло оказаться, что она нуждалась в помощи, его помощи – но теперь она, даже захотев, не смогла бы его найти, а он не имел права, даже найдя ее, подать какой-то сигнал. Этот мир и этот город были родиной исчезнувшей Саны (так ее звали), и в подсознании Трима теплилась надежда на то, что сбежала она именно сюда, и если судьба смилуется, то он найдет ее, даже если придется, сделав дело, задержаться тут на какое-то время – в пределах допустимого, конечно. А сейчас, приближаясь к нужной точке, Трим старался воспринимать окружающее как бы через ее чувства и ощущения: поняв их, возможно, он смог бы определить с большей уверенностью, где тут следует ее искать. Жаль, но его инкогнито не позволяло ему воспользоваться простейшим выходом: навести справки в местной службе покоя, где всякий приезд регистрировался, как и место проживания.

Пока, однако, ничего не получалось. Никакой связи с городом не возникало – возможно, потому, что он был, как две солдатские пуговицы, похож на все другие столицы молодых миров, еще не обзаведшихся по-настоящему ни историей, ни традициями, ни собственным стилем в архитектуре, одежде, даже своим диалектом всеобщего линкоса, языка общения в Галактике. Ничего удивительного: города были стандартными, планы их, стили и даже материалы – все это создавалось не тут, на местах, а в градостроительных учреждениях Теллуса, а еще больше – Армага; это было двойное сердце Федерации, и ритм сокращений этого сердца повторялся всей периферией – как пульс, скажем, на запястье является всего лишь отражением ритма сердечной деятельности. Конечно, в городе должно было существовать уже и что-то свое – но он не спешил раскрываться перед вновь прибывшим, ожидая, может быть, какой-то инициативы с его стороны.

С такими мыслями, не очень веселыми, Трим достиг нужного места. Еще раз сверившись с памятью, вошел, поднялся на указанный этаж, позвонил в звонок так, как следовало. Ему отворили без заминки; он вошел, и дверь сразу же закрылась за ним.

12

Маргина, база «Круг», 12 меркурия по Маргине или 10-го по Неро

Комендант Вангель инструктировал смену. Так он делал четыре раза в сутки, шесть дней в неделю (поскольку в разработанном для Маргины календаре неделя насчитывала шесть дней, а не семь), пять недель в месяце и семнадцать месяцев в году, насчитывавшем, как легко подсчитать, ровно пятьсот десять дней – уже по разработке природы, от которой и приходилось танцевать. Пятьсот десять умножить на четыре – получается одна тысяча сорок. Столько раз в году комендант и проводил инструктаж, ни единожды не отступив от заведенного порядка. И за тысячу сорок инструктажей ни разу не пропустил ни единого слова, а до последнего времени ни единого и не прибавлял. Правда, теперь приходилось, потому что у личного состава нет-нет да и возникали не предусмотренные заранее вопросы.

– Вы заступаете в очередную смену. Вам надлежит неуклонно и бдительно следить за соблюдением охраняемым персоналом установленных для вас и для них правил. Каждый из вас охраняет одного производственника и во время нахождения на рабочих местах, и при пребывании в жилой зоне. Не отвлекается ни на какие другие действия, а в случае необходимости подает сигнал опасности. Не допускает сокращения расстояния между охраняемым и собой менее чем до трех метров, что является дистанцией безопасности. Не вступает в разговоры с охраняемым. Не выполняет никаких просьб охраняемого. При необходимости пресекает переговоры между охраняемыми, если они выходят за рамки производственной необходимости. В случае угрозы применяет оружие: первый выстрел – предупредительный, второй и дальнейшие – парализующие. Примечание первое: доводить дело до стрельбы крайне нежелательно и может быть оправдано лишь действительно серьезной угрозой вашей жизни или здоровью или же техническим средствам компании. Примечание второе: такой характер угрозы должен быть подтвержден двумя ближайшими к вашему посту сослуживцами. Ваш главный образ действий: бдительность, строгость, пресечение, наблюдательность, подозрительность, информирование командования, то есть меня. Ни на миг не забывайте, кого вы охраняете и как важно для Компании и для всей Федерации производство, бесперебойную деятельность которого вы обеспечиваете. Помните, что до конца командировки каждого из вас остается все меньше дней, по возвращении к местам постоянной службы вас ожидает более чем достойное вознаграждение, а возможно, и служебные повышения – в зависимости от отзыва, который о каждом из вас буду давать я лично.

– И бабы.

– Что такое?

– И бабы будут. Когда вернемся.

– Отставить разговорчики в строю! Магазины – проверить! Дистанты к бою изготовить! Поставить на предохранитель. К смене на постах самостоятельно шагом марш!

– Господин комендант, разрешите вопрос?

– Ну, что там у тебя?

– А к чему все это, если они на работу и не ходят, а только на огороде копаются да… это самое… а нам на постах делать нечего? Может, нам тоже службу нести на огороде?

– Отвечаю: у дурака и вопросы такие. В инструкции об огородах нет ни слова, значит, там и постов быть не может. Все. Выполняйте.

«Разболтались, – с неудовольствием думал комендант Вангель, глядя вдогонку уходившей смене. – Не шагают, а плетутся, переваливаются с боку на бок, как обожравшиеся утки. И оружие несут, как… как… как не знаю что. И ничего с этим не поделаешь. Такое проклятое место, эта планета: расслабляет со страшной силой, даже мне ничего не хочется делать, становится вроде бы на все наплевать, будь моя воля – сел бы под первым попавшимся деревом и сидел бы, дышал, смотрел вокруг, а если бы можно было сюда жену выписать – или не жену, – то тогда и вовсе… Пришло же кому-то в голову: слать сюда приговоренных для работы. В таких условиях только пожизненный срок и отбывать. Однако гравин нужен всем, вот и…»

Дальше думать было лень, и комендант перестал. Просто сидел перед входом в купол, под которым располагались жилые и служебные помещения, неизвестно чего ради воздвигнутые как для осады: обороняться тут было не от кого, то есть жизни на Маргине хватало, но вся она была тоже такая – ленивая, в отношении людей совершенно безопасная, хотя тут вблизи, где начинался – и неизвестно, где кончался – густой лес, были, наверное, свои зайчики и свои волки, которые их жрали, – а может, и не дошло еще тут развитие до такого уровня, кто его знает. Комендант сидел, глядел в небо такой густой синевы, что ее, казалось, можно было нарезать ломтями, и помимо своей воли мечтал, что если все-таки разрешат тут создавать постоянные поселки, то, выслужив отставку, как здорово было бы перетащить все семейство сюда, поставить домик, прокормиться тут – раз плюнуть, земля такая, все прет само собой так, что не удержишь… Правда, сообщение с большинством миров Федерации имеет недостатки: приходится проходить в сопространстве штормовые зоны, и когда штормит – корабли не рискуют, надежного времени меньше половины. Но тем не менее гравин регулярно вывозят – значит, и с подвозом всего нужного больших проблем не возникнет. Да, а сейчас если бы все-таки позволили сюда привозить женщин – совсем райская была бы жизнь. И отчего они тут мрут? Постой, а когда это они тут мерли, если их никогда и не было? Все теории, теории. Нет, кажется, когда-то в самом начале они тут все же были. Ни одной могилы, однако. Наверное, тела все вывезли. Да ладно, в конце концов служить тут осталось всего ничего, а там видно будет. Разобраться бы с этой волынкой – и в тишине, в покое ждать смены…

13

Неро, дом Нагора. 10 меркурия

Рик Нагор выключил справочник. Откинулся на спинку кресла. Закрыл глаза, помассировал веки.

Только что удалось найти, наконец, этот пресловутый Улус. Среди самых новых записей. Эта датирована вчерашним днем. То есть, все в порядке. Есть такое небесное тело, и если на нем начата какая-то разработка, то она действительно свободна от налогов. Можно не беспокоиться ни сборщикам податей, ни вообще кому бы то ни было.

Может быть, и лететь туда не стоит?

Не стоит. Но не потому, что там полный ажур.

Лететь не нужно по той причине, что Рик там уже бывал. И совсем недавно.

И никаких других Улусов в справочнике не значилось.

Кстати, правдой было и то, что работы на Улусе велись. И Рик все это видел своими глазами. Даже как-то участвовал в этих работах.

Потому что Улус оказался тем самым, тогда еще безымянным, астероидом, на котором и в котором ничего полезного не было, и потому его и использовали для испытаний образцов гравин-оружия.

А сейчас, когда сотрудникам Компании понадобилось как-то подстраховать свой блеф, они ухватились за то, что оказалось под рукой. За эту самую глыбу. Она существует, и все. Годы пройдут, пока Федерация захочет послать туда своих чиновников – поглядеть, что там и как. Те самые три года, свободные от налогов.

Ну вот, кажется, все и встало на свои места. Это значит, что сейчас от коллег можно ожидать самых крутых действий.

Печально. Обидно. Но – неизбежно.

Что надо сделать немедленно? Вывести Зору из зоны опасности.

Завтра же, рано утром…

– Рик! – донеслось до него. – Ужин стынет! С шампанским!

Вот такая свадьба получилась. Интимная. Вдвоем.

– Бегу, Нежик! Лечу!

14

Неро, офис МГ, 12 меркурия 127 года

Еще одна встреча состоялась у руководства компании «Маргина Гравин». Началась она с представления немногочисленным участникам нового лица. Представление несколько напоминало допрос – что совершенно не удивительно, поскольку дело не только выглядело серьезным, но и было таким на самом деле. Вел совещание федеральный эконом-советник Яр Ганиф, как уже говорилось, первый вице-президент «Маргина Гравин». Вот выдержки из записи:

Советник Ганиф: Уважаемый господин Рогнед, мои коллеги хотели бы, пусть в самых общих чертах, познакомиться с вами, чтобы решить, какой уровень доверия возможен в наших отношениях. Вы не против?

Рогнед: Разумеется, нет. Однако мое резюме у вас имеется, а если возникают дополнительные вопросы – сделайте одолжение. Итак?

Ганиф: Как вы хотите, чтобы к вам обращались?

Рогнед: Обычно меня называют мастером ситуаций, или кратко – МС.

Штель, Начальник службы охраны МГ и лично г-на Рика Нагора: Вы прибыли на Неро специально для участия в наших делах?

Рогнед: Нет, я прибыл сюда по мотивам, не имеющим к вашей компании никакого отношения. Оказалось, однако, что нужные мне люди сейчас в отъезде, возникло свободное время, а я не люблю находиться в простое: за него не платят. Так что мое присутствие среди вас можно рассматривать как случайность. Я благодарен господину Горту, с которым встречался и раньше, за то, что он рекомендовал меня вам.

Ганиф: Мы решили просить вас об участии в нашей деятельности – в определенных границах, конечно.

Рен, юридическая служба: Мастер, насколько тесным может быть ваше сотрудничество с компанией?

Рогнед: Это будет определяться двумя факторами: первый – это уровень оплаты моих услуг, и второе – мое участие не выходит за рамки законных действий. Поэтому не посвящайте меня в то, что может быть связано с правонарушениями.

Рен: Правонарушения – не наш профиль, мастер. Но, во всяком случае, я благодарен вам за откровенность.

Рогнед: Взаимно.

Ганиф: Благодарю всех. В таком случае приступим. Насколько вы в курсе причин и возможных последствий ситуации на Маргине?

Рогнед: Боюсь, что я об этом не знаю практически ничего. Ваше любезное приглашение я получил час и десять минут тому назад, и хотя к нему приложена целая горсть кристаллов с документами, посвященными Маргине, у меня просто не хватило времени просмотреть их даже по диагонали. Прошу простить.

Ганиф: Приношу в свою очередь извинения за то, что все произошло в такое спешке. Однако печальный факт обострения отношений между большинством членов правления и президентом компании господином Нагором заставил нас торопиться. Итак, Маргина обладает обширными запасами вещества, известного как гравин «Б», который в остальных освоенных мирах обнаруживался лишь в ничтожных количествах. Напомню, что без этого вещества создание гравин-оружия так и оставалось бы лишь теорией. Компания МГ и была создана для добычи вещества, основным ее предприятием является база «Круг» на Маргине. До сих пор никаких серьезных сбоев в деятельности базы не происходило.

Рогнед: Признаюсь, пока мне еще совершенно не ясны причины возникших сложностей – да и их характер тоже.

Ганиф: Я как раз подошел к этому. Для того чтобы понять это, нужно представить себе структуру базы. Это десять производственников, управляющих всей тамошней, достаточно сложной, техникой. И кроме них – двадцать человек, которых мы относим к административному персоналу. Ага, вы, я вижу, удивились?

Рогнед: Вы не ошиблись. По-моему, эта структура стоит на голове. Почему? Что за нелепость?

Ганиф: Дело в том, мастер, что уже с самого начала вопрос укомплектования базы производственным персоналом столкнулся со многими сложностями.

Рогнед: Еще не встречал такого дела, какое с ними не сталкивалось бы. По-моему, смысл прогресса вообще заключается в том, чтобы сложности множились прежде всего остального. С чем же пришлось столкнуться вам?

Ганиф: Видите ли, природные условия на этой планете являются, я бы сказал, достаточно своеобразными. А именно: они каким-то образом многократно усиливают один из человеческих инстинктов, конкретно – продолжения рода. Почему-то не голод и даже не страх смерти является там доминирующим, но именно этот. Поэтому, как вы уже поняли, для создания условий, которые устраивали бы работающих там людей, необходимо было присутствие обоих полов. Но компания не так богата, чтобы содержать там просто женщин. А поскольку изначально их там не было, возникли затруднения при наборе людей, готовых работать в предлагавшихся нами условиях. Нет, и оплата труда, и страховки, и всяческие привилегии после истечения контрактного срока всех устраивали, более привлекательных условий в Галактике просто не существует. И тем не менее мы оказались перед угрозой провала именно в кадровом вопросе. Люди просто побежали оттуда.

Рогнед: Господи, но ведь проблема решается простейшим образом. Как в войсках: подмешивайте им в еду или питье что-нибудь вроде брома – и этот пресловутый инстинкт перестанет проявляться с такой неотвратимостью.

Ганиф: Это было первым, что пришло нам в голову. Результат оказался вдвойне плачевным. Работники перестали пользоваться нашей пищей.

Рогнед: То есть объявили голодовку?

Ганиф: Если бы! Беда в том, что на Маргине в изобилии имеется, так сказать, подножный корм. И растительный, и животный. К тому же кто-то догадался завезти туда и семена культурных растений. И в итоге они, вместо того чтобы заниматься работой, для которой их наняли, взялись за сельское хозяйство. Практически тогда мы столкнулись с первой забастовкой, хотя так ее никто не называл. Мы пошли на уступки: стали приглашать на работу и женщин, хотя сначала об этом и разговора не было. Как вы знаете, женщин-специалистов в любой области в Галактике не меньше, чем мужчин, пожалуй, даже несколько больше. И, как ни странно, привлечь их к этому делу оказалось легче, чем мужчин. Сработало; какое-то время дела там шли – лучше не придумаешь.

Рогнед: А потом федеральное правительство запретило доступ женщин на Маргину, не так ли?

Ганиф: Если вы успели обо всем узнать – зачем я тут перед вами распинаюсь?

Рогнед: Я ничего не успел, просто логика подсказывает.

Ганиф: Именно. И люди пустились оттуда наутек. На каждом транспорте, вывозившем гравин, удирали двое-трое. У нас более не нашлось ничего такого, что могло бы заставить их остаться. Не забывайте: все они были полноправными гражданами Федерации, и не существовало такого закона, который мог бы помешать им… Мы попытались воздействовать на них через суды: как-никак они нарушали контракт и должны были платить очень болезненную неустойку. Однако они успели получить у нас отнюдь не хилые авансы, то есть у них была возможность нанять хороших адвокатов, а наши позиции были, конечно, достаточно уязвимыми, поскольку в контрактах, как вы понимаете, не упоминалось о неизбежном воздержании как обязательном условии. Если бы дело дошло до судебного разбирательства, то такая информация сделалась бы всеобщим достоянием, и тогда нам пришлось бы вообще отказаться от этого предприятия – а вложено было уже очень много. Так что мы предпочли сделать вид, что ничего, собственно, не случилось – захотели уехать, и уехали, – а чтобы дело не погибло, мы все-таки нашли источник нужных нам кадров, которым сейчас и пользуемся.

Рогнед: Федерация пошла вам навстречу. И организовала там у вас – вернее, позволила организовать – небольшую исправительно-трудовую колонию. Об этом мне приходилось уже кое-что слышать.

Ганиф: Да, именно так мы и сделали. К счастью, уровень механизации там таков, что десяток специалистов прекрасно справляется с объемом работ. Люди эти – с большими сроками, нам удалось договориться с властью так, что год работы там засчитывается за три… Выбираем тех, кто больше остальных соответствует требованиям – по возрасту, здоровью, а также и по характеру преступления: убийц, например, не берем, насильников и им подобных. Потом не менее года готовим каждого по специальности, для этого на одном из миров нам пришлось создать другую колонию – своего рода университет. Мы обучаем человека, отправляем его туда – и он не старается поскорее вернуться обратно, потому что больше нигде год за три ему не зачтут, а на волю всем хочется. Я думаю, вас вряд ли интересует ее местоположение…

Рогнед: Что тут интересного? Она на Серпе.

Ганиф: Знаете, к разговору с вами надо, видимо, заранее привыкать. Ну, я почти закончил: дальнейшее вы и сами понимаете.

15

Неро, дом Нагора, 12 меркурия

Они сидели в музыкальной комнате, почему-то именно здесь Зора и Рик проводили немногие свободные часы, половинки и четвертушки. Часто сидели молча: каждому было достаточно ощущения, что любимый человек рядом и испытывает те же чувства. Но порой хотелось о чем-то поговорить. Как, например, сейчас.

– Знаешь, Нежик, мне, откровенно говоря, стало не по себе, когда подумал, что они могут придумать какую-нибудь пакость, чтобы заполучить тебя туда – на Маргину. Пожалуй, нам надо поторопиться с твоим отъездом.

– Рик, а тебе не кажется, что мне и в самом деле стоило бы попасть туда? Ведь, если подтвердится то, о чем я тебе говорила… что узнала от сестры... то мое место – как раз там?

– Не сейчас. Позволь мне сперва начать реформирование. Тогда… а почему, собственно, ты подумала об этом?

– Не хотелось тебе говорить, но… о моих способностях ты ведь знаешь, да?

– Если бы не знал – мы бы с тобой и не встретились.

– Естественно. Но скажи: у тебя ни разу не возникало сомнений в том, что наши отношения возникли не сами собой, а… как бы это сказать… созданы мною? Что я просто использовала свой дар, чтобы – ну, попросту говоря – влюбить тебя в меня, как говорится, укрыться за широкой спиной, обеспечить себе безмятежную жизнь и все прочее. Приходили такие мысли?

– Зора, что ты!

– Только откровенно!

Рик даже поежился, словно резкий порыв ветра налетел, прежде чем ответил:

– Ну, мелькало иногда такое. Но я в это не верю. Не так я слаб, чтобы…

– Будь уверен: тебя еще будут убеждать в этом, всеми силами. И я хочу, чтобы ты был совершенно уверен в нашей любви.

– Да мало ли кто что станет болтать!

– И все же, тебе самому уверенность не помешает. И мне, кстати, тоже: я, конечно, ничего подобного не делала – сознательно, намеренно; но ведь иногда, как ты знаешь, что-то срабатывает подсознательно. Верно?

– Ну… бывает, конечно.

– Между тем есть способ все проверить. Объяснить?

– Нежа, повторяю: мне этого не нужно. Но если ты считаешь…

– Да. Ты ведь знаешь, что мое влияние проявляется только при контактах. Я не могу влиять, внушать на расстоянии. И вот если мы на какое-то время разъедемся, то что-то навязанное мною исчезнет, развеется. Ты вдруг подумаешь: «Да, собственно, зачем мне эта девка? Что я в ней нашел? Помрачение, да и только!» И сделаешь так, чтобы мы с тобой больше не встречались – для тебя тут не возникнет сложностей.

– Зора! Не смей!..

– А вот если останется все, что есть сейчас, то никакие сомнения не вернутся к тебе никогда! Ради такого исхода – разве не стоит рискнуть?

– Знаешь – если это сделано тобой, то пусть оно так и остается! Не хочу лишиться тебя ради какой угодно ясности.

– Искренне?

– Как на исповеди.

– Хорошо. Но знай: это всегда в твоем распоряжении. И стоит тебе передумать – буду готова пройти через такое испытание.

– Но без моего согласия – и не думай. Все равно ведь я найду тебя.

– За меня, Рик, можешь быть совершенно спокоен.

– Как и ты за меня. Иди ко мне. Ближе…

16

Теллус, 25 июля, или 12 меркурия по Неро

У каждого свои заботы. У новобрачных – одни, у компании «Маргина Гравин» другие, более масштабные. А на планете Теллус, в федеральном правительстве и заботы галактического масштаба. И у политиков, и у военных.

И заботы эти время от времени вступают в противоречие.

– Господин президент, господа, основной проблемой развития Федерации сейчас следует считать нарастающий дефицит человеческого фактора. Экономика и, следовательно, само благополучие человечества требуют открытия и ускоренной разработки новых миров: старые, увы, истощаются. Даже на уже открытых планетах, богатых нужными нам продуктами, мы не можем наладить нормальную разработку: некому работать! Сейчас это приводит к неприятностям, через поколение они превратятся в катастрофу. Например, на открытом недавно Улусе, богатом гравином, добыча явно отстает от возможностей по причине недостатка людей – хотя добыча там предельно механизирована и компьютеризована. Мало того: у нас сейчас нет даже людей, чтобы послать туда хоть сколько-нибудь серьезную экспедицию для исследования запасов и условий, приходится принимать на веру данные компании – но все мы знаем, что они порой грешат, мягко выражаясь, неточностью. Катастрофа! Единственный выход: все возможные средства обратить на рост населения. Чтобы не только рожали, но и могли вырастить! Наша цивилизация, к сожалению, облегчает процесс жизни только для тех, кто перешел уже оба критических рубежа: натальный и пубертальный, младенческий и подростковый. Но ничего не делает для обеспечения максимального выживания в этих возрастах, поскольку сама ее сущность неразрывно связана с ухудшением экологии, сколько бы мы ни говорили о ее защите. Надо ориентировать все миры с оптимальными экологическими условиями на производство – не побоюсь сказать – населения, свернув на них все другие производства. Потому что если людей не будет – не понадобится производить и все остальное из-за отсутствия покупателей.

– Господин министр здоровья, откуда же, по вашему мнению, мы можем изъять средства, чтобы вложить их в набросанную вами программу?

– Господин президент, их можно взять хотя бы у вооруженных сил…

– Возражаю!

Это было выкрикнуто хорошим командным голосом и прозвучало так: «Вазз-ррражжаю!»

– Точнее, господин командующий!

– Господин президент, сейчас, когда на повестке дня перевооружение сил, внедрение новейшего гравин-оружия, мы как раз нуждаемся в дополнительных средствах как для производства самого оружия, так и на расширение добычи гравина «Б». Не говорю уже о том, что и переучивание личного состава встанет в копеечку. Но безопасность наших миров – прежде всего! Не верю, что нормальный человек может думать иначе.

– С кем вы собираетесь воевать, командующий?

– Со всеми, министр, кто посмеет напасть!

– Не хотите ли назвать их?

– Насколько я знаю, министр, у вас не тот уровень допуска к сверхсекретным материалам.

– Господин командующий, скажите, известны ли вам выводы, касающиеся гравин-оружия, сделанные группой авторитетных ученых – химиков, физиков и биологов? «Продолжением»? Там прямо говорится…

– Обычная болтовня. Фантазии. У них нет никаких доказательств. Да их уже и вообще закрыли. Их просто нет! Значит, и доказательств нет.

– Вы уверены? Вынужден огорчить вас: скоро они появятся.

– Вот тогда и будем разговаривать.

Не первая стычка такого рода и не последняя. Но равно безрезультатная. В политике это отнюдь не новость.

* * *

Когда дискуссия закончилась, командующий, медленно направляясь к выходу, деликатно взял под руку главу Федеральной службы покоя:

– Скажи, что это за ученые? «Продолжение»? Известно что-нибудь о них?

Спрошенный улыбнулся:

– Все на свете. Что тебя волнует?

– Ты слышал – что он трепался насчет доказательств. Кто-нибудь из них летал в какое-то из мест, связанных с гравин-оружием?

– Не волнуйся: никто.

– И никого не посылали? Я не боюсь, понимаешь, но сейчас всякий шум по этому поводу ни к чему.

– Какие-то контакты с приезжими у них бывали. Могу уточнить.

– Если кто-то из этих приезжих может оказаться в наших горячих точках… Понимаешь, речь идет о возможной утечке стратегических секретов. Этого не следует допускать, как думаешь?

– Будь спокоен. Из этих приезжих каждого установим. И при малейшем подозрении – если человек серьезный – до тех мест никого из них не допустим. Нейтрализуем. Вычислим любого, кто прилетал на Теллус из малых миров.

– А если все-таки…

– Я ведь сказал: не допустим.

– Спасибо. Твой должник.

17

Неро, офис МГ, 12 меркурия

Продолжение записи беседы в правлении «Маргина Гравин».

Рогнед: И все же проблемы у вас возникли и с этим контингентом. Иначе вы меня не пригласили бы.

Ганиф: Собственно, они вам уже известны. Арестанты – тоже люди и инстинктами не отличаются от вольнонаемных. Это мы понимали с самого начала. И придумали не самый плохой ход. Что вы, мастер, знаете о комбионах?

Рогнед: Ну, в общем, то же, что и все. Компьютерно-биологические андроиды, производятся для использования на работах, которые людям выполнять запрещено вследствие их опасности. В таком вот объеме. А что? Да, вспомнил: производятся в мужском и женском оформлении. Ах, вот что вы придумали! Остроумно, ничего не скажешь. Но, значит, разница не только во внешнем оформлении?

Ганиф: Конечно. Это, безусловно, удорожает выпуск, но так было задумано с самого начала – потому, что комбионы чаще используются в смешанных группах, то есть вместе с природными людьми, и, естественно, всегда в сложных условиях, где моральный климат должен быть оптимальным. Никакого расизма, деления на людей и… ну, вы понимаете. Так что если вам показать комбиона – его или ее – в чем мать родила, в смысле – прямо из процессора, вы скорее всего и не заметите разницы. С другой же стороны, это все-таки не люди, значит – их существование регулируется совсем другими нормами. Иными словами, на Маргину запрещено ввозить женщин – ну и прекрасно; но комбионы – не женщины, а всего лишь вид промышленной продукции, и дизайн не делает артефакт человеком.

Рогнед: Остроумно. Блесна.

Ганиф: Простите, не понял.

Рогнед: Так рыбу удят. Вместо червяка или там живца забрасывают удочку с блестящей железкой или искусственной мухой. Рыба на это клюет. Значит, вы закупили таких дамочек и завезли. Ну и как – клюнули на них ваши аквариумные акулы?

Ганиф: Мы толком даже не успели разобраться. И не потому даже, что это оказалось делом весьма сложным: комбионы вообще находятся лишь в федеральной собственности, их разрешено использовать только в планетарной разведке или в вооруженных силах. Нам, хотя и с трудом, удалось получить десяток, то была целая эпопея. Привезли. А дальше все получилось как-то почти мгновенно: вместо того чтобы объединиться с нашими зэками в здоровый коллектив, «кукушки» просто исчезли. Сбежали.

Рогнед: «Кукушки»?

Ганиф: Это на жаргоне их изготовителей. От QF – quasi females, как бы женщины. Исчезли, и все. Мы и по сей день не знаем: то ли они обитают там где-нибудь в лесах, леса там богатейшие; а может быть, удрали каким-то образом. Для нас главное, что замысел не сработал и ситуация сделалась и вовсе напряженной.

Рогнед: Могу себе представить. Не успели увидеть женщин, как те исчезли. Это куда хуже, чем если бы их вообще не было.

Ганиф: Именно так и случилось. Народ разволновался. А поскольку удрать они не могут, они просто прекратили работу.

Рогнед: Не сказать, чтобы я вам завидовал.

Ганиф: Но мы не сдались. И, похоже, нашли все-таки выход: если не удается воздействовать на их физиологию, атакуем психику. Не тело, так дух. Предпримем психическую контратаку, чтобы подавить это влияние и заменить его нашим, положительным. Чтобы люди стремились работать, прямо-таки горели таким желанием, а остальные потребности отодвинулись бы на задний план. Конечно, для этого нужен хороший специалист, психооператор – и к тому же управляемый, вы понимаете? Без особых запросов. Потому что если зэки поймут, что человека туда прислали для воздействия на них, то… у него смогут возникнуть серьезные проблемы. Очень серьезные. У него – значит, и у нас. Следовательно, этот специалист должен был оказаться таким, что при взгляде на него не будет возникать представления о профессионале, но сложится какое-то другое. В идеале это должна была быть женщина – и привлекательная.

Рогнед: Не совсем понял: какой профессионал вам требуется?

Ганиф: Бывают люди с таким природным даром ненавязчивого внушения; они словно бы ничего не делают, не уговаривают, не настаивают, не заставляют – они просто сами настраиваются на такое желание, оно может быть любым – и это желание передается окружающим, они ему не противятся просто потому, что его не ощущают, им кажется, что они сами так решили, возникла в них такая потребность – и люди подчиняются и рады этому. Такие вожаки – скрытые лидеры – чаще встречаются среди политиков, это те, кто осознал свои возможности и стремится ими воспользоваться для собственной карьеры. Людей, знающих о своем даре, но не пользующихся им, немного, и найти их очень нелегко. Нам, однако, удалось уже чуть ли не год тому назад отыскать такого человека и вывести его, так сказать, на нашу орбиту. Вероятность успеха представлялась стопроцентной.

Рогнед: В чем же проблема? Зачем вам мои услуги? Я, во всяком случае, такими способностями не обладаю.

Ганиф: Позвольте мне закончить. Итак, мы нашли, как нам казалось, прекрасный выход. Затратили бездну усилий, но все же получили в свое распоряжение нужного человека. И хотя женщин ввозить на Маргину запрещено, мы нашли способ обойти запрет, простой и элегантный. Для этого надо лишь, чтобы она отбывала срок. А находись она под смертным приговором, проблем вообще не возникало бы. Мы убедили бы кого следует, что отправка ее на Маргину – всего лишь способ исполнения судебного решения. Но все это так и осталось мечтами.

Рогнед: Почему?

Ганиф: Потому, что она не совершала преступлений и не сидит в тюрьме. А о добровольном согласии речь не идет. Первоначально мы на это и рассчитывали, готовы были предложить исключительно привлекательные условия, на которые она просто обязана была согласиться – исходя из ее жизненного уровня и возможностей. Однако произошло непредвиденное: ее жизненные условия внезапно изменились настолько, что наши предложения оказались ей совершенно ни к чему. И согласие не было получено. И ее, и… другое, главное.

Рогнед: Ах, вот как обстоит дело. Есть некто, чье согласие важнее?

Ганиф: Вы поняли. Она, как мы понимаем, обратила свои способности на человека, рядом с которым работала, пока мы готовили ее к этой миссии, и… Словом, он, во-первых, влюбился в нее, а во-вторых, она внушила ему такие идеи, которые ведут к полному разрушению нашей компании. Поскольку человек этот – наш президент.

Рогнед: Да, вы оказались в незавидной ситуации. Но я ведь предупредил вас: я не нарушаю законов. Насилие – не мой метод. Следовательно, подвести кого угодно под смертный приговор я не возьмусь. Кстати, вы думаете, что, если удастся забросить ее туда, она успеет хоть как-то вам помочь? Я думаю, она не успеет даже начать свои внушения, как изголодавшиеся мужики просто расплющат ее. Даже если бы я находился рядом, мне вряд ли удалось бы защитить... И вам не жалко?

Ганиф: В меру. Женщины вообще выносливы, подумаешь – десяток мужиков. Куда больше мне жаль нас. Компанию. Защиты от вас и не требуется. То, что мы можем сделать сами – сделаем. Там есть комендант и два десятка охранников. А вас мы намерены нанять для того, чтобы вы нашли и осуществили способ получить ее согласие – и отправить женщину на Маргину.

Рогнед: Ну, что же: тут с законом все в порядке, кажется. Хотя задачка не из простых.

Ганиф: Следует ли рассматривать ваше заявление как принципиальное согласие?

Рогнед: Вы ведь не сомневались в нем с самого начала. Да, я согласен взяться за это дело – при условии полного содействия с вашей стороны.

Ганиф: В нем можете быть более чем уверены. Однако сделать это необходимо очень быстро.

Рогнед: Ну, если вы уже терпели столько времени, то еще неделя-другая вряд ли сыграет решающую роль.

Ганиф: Вот тут вы, к сожалению, заблуждаетесь. В вашем распоряжении для осуществления этого проекта остается три дня – не считая сегодняшнего. Дело в том, что по причинам, не зависящим от нашей воли или желания, рейсы на Маргину можно осуществлять лишь два месяца в году.

Рогнед: Закажите специальный рейс. Это несложно.

Ганиф: Да у нас каждый рейс туда – специальный. Маргина, вся та звездная система располагается так неудачно, что пользоваться этой трассой с приемлемым уровнем риска можно только так, как я сказал. В другое время… Вам приходилось слышать что-нибудь о сопространственных штормах?

Рогнед: Не только слышать. Но и попадать в них.

Ганиф: Они вот-вот начнутся. Так что или через три дня – или плюс полгода. А за полгода там может произойти весьма многое, и оно вряд ли будет приятным.

Рогнед: Контракт у вас готов?

Ганиф: С вами? Разумеется.

Рогнед: Давайте займемся им. Когда подпишем, вы объясните мне ситуацию в деталях. Не будем больше терять времени. Пока скажите лишь вот что: в какой степени вас будут волновать способы, какими я буду добиваться цели?

Ганиф: Мы предпочитаем ничего не знать о них. Все – на ваше усмотрение.

Рогнед: Тогда все в порядке.

Конец записи.

Когда участники совещания стали расходиться, советник позвал:

– Штель, задержись. И вы, Рен, тоже.

Названные вернулись.

– Как настроение?

– Все в порядке, советник, – сказал Штель.

Рен только кивнул.

– Он что-нибудь знает о совещании?

– Нет. Ничего.

– А о нашем… проекте?

– Ни одна душа.

– Вот так пусть и остается. Только мы втроем. Ты готов, Штель?

– Полностью. Но вы не забыли – за вами остается нейтрализация ауры.

– Об этом не беспокойся. Никто не станет копаться в оттисках.

– Не уверен. Если делом займется Казус – вы ведь знаете его? У него там такая пропасть хитрой техники, он только что привез с Теллуса три полных ящика, что сможет зацепиться за любой следочек, пусть двух-, трехсекундный…

– Мы тоже не бедные. И перед тем, как ты приступишь, мы твою ауру подавим так, что никто не учует. А что до Казуса – тем хуже для него. Кстати, и некоторые наши спонсоры – ну, те, что помогают нам с людьми на новой базе – почему-то этим парнем тоже заинтересовались. Думаю, если он нейтрализуется, они не будут огорчены. Я обещал, что мы об этом позаботимся. Так что, Рен, возьми это на себя.

Рен снова кивнул.

– Других вопросов нет, – сказал Штель. – Когда?

– Ждать больше нельзя. Этой ночью.

Штель кивнул.

– Удачи обоим, – пожелал федеральный эконом-советник. – Всем нам.

Глава, следующая за предыдущей

1

Неро, 14 меркурия 127 года. Сетевой инфор «Дни нашей жизни»

«Зора Мель, ранее «сопровождающая женщина» в фирме МГ, последнее время, как свидетельствуют достоверные источники, отдавшая якорь в гавани известного предпринимателя Рика Нагора (все та же компания «Маргина Гравин АО») и скрашивавшая редкие часы его досуга, видимо, тем, что позволяла ему бросать его якорь в ее лагуну, вчера, тринадцатого меркурия, была задержана представителями Службы покоя и доставлена в столичный Дом признаний. Как нам стало известно, в скором будущем ей будет предъявлено обвинение в убийстве ее достойного покровителя, чье имя мы только что назвали. Тем, кто с утра оказался слишком занятым для того, чтобы войти на наши страницы, сообщаем, а остальным напоминаем, что сегодня на рассвете опергруппа СП во главе с вызнавателем Смирсом по анонимному сигналу, вброшенному в сеть, посетила собственный особняк г-на Нагора, великолепную «Седьмую Звезду» (Фиолетовая просека, 289), где обнаружила его обуглившиеся до неузнаваемости останки без малейших признаков жизни на обгоревшем ковре. Кроме жертвы, в роскошном жилище находилась лишь названная выше дама, никаких признаков того, что ранее там могли присутствовать и третьи лица или лицо, группой не обнаружено. Как заявили нашему корреспонденту представители Службы покоя, подозреваемой в совершении жестокого преступления является не кто иная, как Зора Мель. О ее духовном уровне красноречиво свидетельствует тот факт, что в момент появления группы дамочка крепко спала в соответствующем помещении. Признаков употребления ею (как и убитым) алкоголя или наркотиков пока не обнаружено, однако более скрупулезные анализы, как мы полагаем, могут дать иные результаты. Нам заявили также, что отсутствуют и признаки ограбления, хотя и тут, разумеется, могут возникнуть новые данные по мере углубления следствия. На этот час Зора Мель остается единственной подозреваемой по делу. Поскольку у дамы нет своего адвоката, ей, надо полагать, будет предоставлен казенный защитник. Однако, как неофициально сообщил нам член коллегии защитников, пожелавший остаться неназванным, дело представляется достаточно ясным (убийство на почве бытовой ссоры), так что вряд ли им заинтересуется кто-либо из адвокатов первого ряда, тем более что подозреваемая не располагает никакими собственными средствами, а компания МГ, контролировавшаяся покойным, вряд ли захочет брать на себя какие-либо расходы. Руководство расследованием преступления поручено, как нам удалось выяснить, старшему вызнавателю Лену Казусу, известному своей дотошностью и только что вернувшемуся из служебной командировки на Теллус. Вот так чиновники получают удовольствие за счет налогоплательщиков! Следите за нашими дальнейшими сообщениями. Не забывайте, что наш инфор всегда первым знакомит вас со всеми новостями, заслуживающими внимания!»

«Аорта Новостей», утренний выпуск от 13 меркурия:

«Нашим читателям будет интересно узнать, что обвиняемая в убийстве известного Рика Нагора его как бы сотрудница Зора Мель находилась на полном содержании покойного на протяжении последних восьми месяцев, а до того вела, как уверяют ее соседи по прежнему месту жительства, вполне нормальный образ жизни, ни в чем неблаговидном не замечалась, работала, вероятнее всего, на невысокой должности в каком-то учреждении, где и произошло ее знакомство с человеком, павшим ее жертвой. Это подтверждает и квартальный контролер покоя, заявивший: «Она была такая – незаметная, что ли, мышка, а не человек, так что я просто в удивлении. Хотя, конечно, люди меняются, это факт. Кто по образованию? Сейчас вспомню: да, она говорила: специалист по наладке тонких психосистем или что-то в этом роде. Но когда жила тут, по этой части вроде бы не работала. Съехала она отсюда спокойно, говорила, что нашла жилье поближе к работе, а то отсюда приходится, мол, далеко ездить, много времени уходит. Вещи? Помнится, всего было у нее два чемодана, один здоровенный, с антиграв-подушкой, второй небольшой, ручной. Обстановка? Она снимала тут жилище с хозяйской меблировкой, все осталось, как было. Посмотреть? Ну, это как жильцы позволят: конечно, квартирку заново сдали, как же иначе?» Вот так характеризуют человека, совершившего, надо полагать, жестокое и беспричинное убийство люди, которые, казалось бы, должны знать ее лучше, чем кто угодно другой. Граждане, действительно ли мы знаем, кто изо дня в день живет рядом с нами? Не следует ли побольше интересоваться этим?»

И еще множество информации в том же духе, столь же мало содержательной, как и приведенные выше тексты.

Хотя главное в них, безусловно, соответствовало действительности.

2

Неро, 13 меркурия

Если не все средства информации, то во всяком случае большинство их старается публиковать самые громкие материалы; но громкие материалы чаще всего не бывают самыми важными: серьезные дела любят тишину. И потому лишь в одном-единственном инфоре, в очень солидном АБ (аббревиатура, напомним, расшифровывается как «Аналитик Бытия») возник небольшой текст:

«Как нам стало известно, позавчера утром в одном из офисов Центра Галактической торговли состоялась встреча представителей фирм, занимающихся как добычей, транспортировкой и сбытом гравина, так и потребителей этого вещества. Некоторые признаки свидетельствуют о том, что бизнес, связанный с гравином, испытывает определенные трудности, и состоявшееся совещание было посвящено именно преодолению возникших препятствий, о характере которых мы постараемся информировать наших потребителей в дальнейших выпусках. Однако некоторое представление о возникших сложностях можно составить исходя из того факта, что одним из участников встречи оказался лишь вчера прибывший на Неро некий господин Рогнед, по неофициальной информации он – известный в узком кругу «мастер ситуаций», и уже само по себе его приглашение говорит о том, что гравиноры столкнулись действительно с крайне серьезной, не исключено даже – катастрофической ситуацией, грозящей, возможно, обрушить всю эту область деятельности, драматические последствия чего нам пока не решились предсказать даже самые авторитетные эконом-прогнозисты Неро. В настоящее время наши аналитики пытаются установить связь между этим событием и почти точно совпавшим с ним по времени (произошедшим, как известно, лишь днем позже) убийством хорошо известного в мире бизнеса г-на Рика Нагора, главы «Маргина Гравин». Г-н Нагор, кстати, в совещании участия не принимал, хотя в тот день находился еще в добром здравии. Следите за нашими выпусками».

3

Неро, ночь с 12 на 13 меркурия

А потом возникли факты. Однако же любой факт может получить объективную оценку лишь в том случае, когда он рассматривается и анализируется не как обособленный эпизод, но как звено между событиями предшествовавшими и последующими; таким образом, в установлении нуждается не только само деяние, вменяемое в вину его исполнителю, но и наибольший, по возможности, отрезок той цепи, в которую инкриминируемый поступок оказался ввязанным. То есть для объяснения одного события необходимо установить и объяснить еще и несколько других, послуживших звеньями этой самой цепи.

А это, как правило, бывает куда труднее хотя бы потому, что эти события, так сказать, второго плана не обращали на себя никакого внимания, когда происходили, поскольку каждое из них на первый взгляд никакого криминала в себе не заключало, а значит, не оставалось в памяти тех, в чьем присутствии реализовалось. И требуются терпение и силы, чтобы восстановить случившееся. Если и не истинную его картину, что вряд ли возможно, то хотя бы слепок с минимальными и не противоречащими логике отклонениями от действительности.

Это осложняется еще и тем, что человек, занимающийся расследованием такого рода, практически всегда бывает ограничен и во времени, и в возможностях установления нужных для полного понимания случившегося фактов, поскольку факты эти могли и в пространстве, и во времени располагаться вовсе не по соседству с местом происшествия, но отстоять от него на дни, месяцы, а то и годы – и на парсеки, кило– и даже мегапарсеки. Существует некая формула, по которой можно определить сложность и даже вообще возможность объективного расследования, а именно: уровень этой сложности и даже сама возможность расследования равна единице, деленной на произведение а) числа нуждающихся в установлении дополнительных фактов, б) времени, на протяжении которого они совершались и в) площади или объему пространства, в котором они разбросаны. Идеальным было бы, если бы это произведение равнялось нулю; но так не бывает, на самом деле оно всегда достаточно велико, и потому возникающее при делении частное оказывается или малым, или очень малым, а то и вовсе исчезающе малым. Печально, но именно так и обстоят дела.

Именно таким грустным размышлениям предавался старший вызнаватель Лен Казус, мужчина средних лет, среднего роста и средней внешности – то есть едва ли не идеальный персонаж статистики, усредненный человек. Велико было искушение добавить в эту характеристику еще и определение «средних способностей», но мы не сделали этого просто потому, что с первого взгляда уровень способностей и их характер определить бывает трудно. Он не обязательно связан с горящими глазами, резкими движениями и завораживающим голосом, вообще с какой-либо формой обаяния, а в нашем распоряжении пока только этот первый взгляд и имеется.

Впрочем, тот факт, что Лен Казус уже достаточно долго занимал место старшего вызнавателя в отделе сложных расследований столичного департамента покоя и даже удостаивался командировок в Большие миры, – сам этот факт должен как будто бы свидетельствовать о том, что какими-то способностями человек этот все же обладал. Хотя бы только что приведенная нами формула говорит об этом, поскольку именно Лен Казус ее вывел и, похоже, до сих пор оставался единственным, кто пытался использовать ее в работе. С переменным, как говорится, успехом.

А невеселые размышления, о которых уже сказано выше, все сильнее овладевали им именно сейчас, когда Лен оказался на месте преступления в ни на чем не основанной надежде вдруг увидеть или понять что-то такое, что до сих пор ускользало от внимания или понимания его коллег. Предмет или хотя бы мысль, какие, подобно дорожному знаку, недвусмысленно сообщат ему, куда надо свернуть, чтобы добраться наконец до пресловутого пункта Б, к которому стремятся все путники в арифметических задачках для начальной школы (если бы только для начальной!). Потому что та дорога, на которой Лен сейчас стоял, не вела, вероятнее всего, никуда, уже в нескольких шагах теряясь в тумане, густом, словно простокваша.

И это при том, что внешне все обстоятельства дела выглядели совершенно ясными и недвусмысленными. Факт насильственного лишения жизни не подлежит сомнению. Тело имеется. Орудие преступления, правда, не найдено, однако им тут могла оказаться любая спичка или зажигалка. Единственный человек, что во время убийства, а также на протяжении нескольких предшествовавших часов находился в пределах этого жилища, задержан. Никаких следов хотя бы кратковременного пребывания здесь какого-либо третьего лица не имеется. То есть можно не только предъявлять обвинение, но и, проведя как полагается допрос, писать обвинительное заключение и направлять дело в суд, где с ним тоже не возникнет никаких сомнений и сложностей. Еще одна галочка в статистический отчет, и полный порядок.

Так что вроде бы не было совершенно никакой надобности еще раз приезжать сюда, отпирать опечатанную дверь, медленно, как бы лениво вновь проходить по всем помещениям, где имелось все для весьма комфортабельной жизни, какую только и признавал покойный Рик Нагор. И не только проходить, но и время от времени останавливаться, оглядывать все вокруг, стараясь увидеть окружающее не привычным, замыленным взглядом, а как бы впервые в жизни, пуская в ход то одну, то другую принадлежность из достаточно богатого арсенала следственной техники. Нет, не было такой надобности. И все же…

Ответ на этот вопрос, безусловно, следует искать в самой личности следопыта. А именно – в той ее особенности, благодаря которой (хотя благодарить тут как раз не за что, скорее наоборот – можно лишь обижаться на несправедливость судьбы) Лен Казус до сих пор находился на весьма среднем уровне своей карьеры, в уже упоминавшемся нами отделе, в то время как его сверстники и однокашники по Школе покоя успели и в Академии отметиться, и сами уже заведовали отделами, а то и (ну, не все, правда) ходили в заместителях начальников групп с хорошей перспективой быстрого дальнейшего продвижения. И заключалась эта особенность его личности в том, что для успешной работы в каждом отдельном случае ему самым важным представлялась не корпоративная сторона работы, то есть не успешный подбор доказательств вины подозреваемого при каком-то чуть ли не подсознательном отторжении фактов, заставлявших в ней сомневаться; не применение мер давления на обвиняемого; и даже не успешное завершение расследования и в итоге – выигрышный облик работника на фоне подразделения, а подразделения – на фоне отдела, а всего отдела – по сравнению с другими, и так далее. Для Лена Казуса главным почему-то было другое: его идущая откуда-то изнутри, из подсознания, что ли, убежденность в вине именно этого фигуранта, и ничья другая. Когда такая убежденность возникала – а случалось это далеко не в каждом деле, – ему иногда удавалось совершенно, казалось бы, невозможное. Он добывал доказательства и там, где их вроде бы не могло быть даже теоретически, так что коллеги лишь качали головами, удивляясь. Зато если такого ощущения у него не было, то он медлил, занимался поисками еще чего-то и еще чего-то, что или поможет возникнуть уверенности в справедливости обвинения, или, напротив, позволит доказать, что обвиняемый совершить инкриминируемого не мог, и надо его выпускать и искать другого; это вело к затяжке, к нарушению сроков следствия, порой к приостановке дел, поскольку подлинному виновнику была дана немалая фора, которую тот и использовал, чтобы запутать или вовсе уничтожить следы.

В среднем на два-три успешных дела у Казуса приходилось одно вот такое – с его точки зрения, не совсем неудачное, потому что, во всяком случае, за решетку не отправили непричастного к преступлению человека; но с точки зрения начальства – провальное.

Вот причина, по которой он застрял на этом вот невысоком уровне, и – откровенно говоря – не очень-то надеялся на хоть какое-нибудь продвижение. Так что все чаще приходила ему в голову мысль: а не сменить ли профессию – пока есть еще какое-то время для жизненного маневра? Сперва идея казалась ему дикой, но со временем он стал к ней привыкать, потому что привыкнуть можно к чему угодно – кроме, может быть, зубной боли.

Но, наверное, достаточно сказано о человеке, время обратиться к его действиям.

А они заключались в том, что Лен Казус, завершив медленный обход территории, на которой было совершено преступление, сделал следующее. А именно: установив в середине комнаты, в которой было обнаружено тело, принесенный с собою штатив, укрепил на нем аппарат, видом своим более всего походивший на древнюю фотографическую пластиночную камеру, только без оптического объектива. Его заменяло устройство, напоминавшее сильно уменьшенную параболическую антенну, в то время как место окуляра занял небольшой дисплей. Затем Лен Казус включил блок питания всей этой системы, исправно выцеживавший энергию из окружающего пространства, задал проверочный тест и, убедившись в том, что прибор находится в полном порядке, принялся за то, ради чего, собственно, и пришел сюда. За тщательное снятие следов со всех предметов, находившихся в комнате – в надежде найти что-то такое, что до сих пор ускользало от всех, производивших осмотр и анализ места происшествия.

Излишне говорить, что речь шла не о банальных отпечатках пальцев, а то и, еще смешнее, обуви или каких-нибудь микрофрагментов материалов, оставленных при соприкосновении одежды побывавших здесь людей с предметами обстановки, стенами, дверями и так далее. Все следы такого рода были обнаружены и зафиксированы еще в самом начале работы и соответственно занесены в протокол. На их наличии (или отсутствии) и основывался, собственно, вывод, к которому пришло следствие: что самое малое за предшествовавшие убийству сутки никакого третьего лица ни здесь, ни во всех прочих помещениях этого жилища не появлялось, да и после него тут побывали только лица официальные представители Службы покоя и участники следственной группы. Лену Казусу это было прекрасно известно. Так что следы, которые он пытался, может быть, даже надеялся найти, принадлежали совершенно к другой области явлений, а именно – к отпечаткам полей, или, иначе говоря, ауры тех людей, что побывали здесь и до совершения преступления, и во время него, и после, вплоть до настоящей минуты и секунды.

Нет сомнения в том, что сегодня, в последней четверти третьего тысячелетия по принятому летоисчислению – или же во втором столетии существования Галактической Федерации, – все то, что касается человеческой ауры или постоянного излучения тонких тел человека (можно назвать и так), хорошо известно. Так что вряд ли нужно подробно останавливаться на этих материях. Достаточно будет напомнить, что любой человек (да и не только человек, а всякое существо, к которому можно применить определение «живое») постоянно излучает в окружающее его пространство свою энергию, и энергия эта неизбежно оказывает влияние на все окружающее и определенным образом изменяет его структуру – подобно тому как свет изменяет структуру светочувствительных веществ или то же самое электромагнитное поле в других частотах делает возможным запись на магнитном носителе. Разница лишь в том, что создать экран для световых частот очень легко, да и для других – не многим сложнее, а для ауры таких экранов пока не создано, и еще, пожалуй, в том, что уничтожить, стереть магнитную запись не составляет никакого труда, фотографическую – пока она не зафиксирована – тоже, но что касается того поля, о котором сейчас идет речь, – таких способов существует, по сути дела, лишь один: полностью уничтожить облученный аурой предмет или хотя бы радикально снять поверхностный слой. А если при этом еще учесть, что всякое живое существо обладает собственной, единственной в своем роде характеристикой ауры, то становится понятным, что такие следы, сохраняющиеся если не вечно, то во всяком случае так долго, как долго существует предмет, ставший их носителем, – такие следы в качестве судебного доказательства могут играть куда более значительную роль, чем папиллярные линии, следы ДНК или радужная оболочка глаза.

Могут, да, однако же, не играют. Просто по той причине, что всякая система судебных доказательств является весьма инертной, и не зря: любое новое явление неизбежно должно пройти проверку временем, чтобы дать возможность убедиться в том, что оно достаточно надежно (в идеале – абсолютно надежно), не может подвергаться противоречивым истолкованиям при судебном разбирательстве, не может подвергаться искажениям при постороннем воздействии на технические средства, при помощи которых доказательство обнаруживается и фиксируется, или же фальсификация его может быть легко и недвусмысленно обнаружена… Короче говоря, условий множество, а чтобы убедиться в этом, достаточно вспомнить, как долго были лишены доказательной силы хотя бы аудио– или видеозаписи. Что же касается аурооттисков, как чаще всего называют явление, о котором идет речь, то оно еще далеко от общего признания хотя бы потому, что для выявления его требуется техника, на порядок более сложная, чем та, что применяется обычно при выполнении следственных действий. И уж совсем немного достижений имеется в деле фиксирования найденных следов: пока просто нет способов их копирования на любой другой носитель, а следовательно, такие следы нельзя предъявить в качестве доказательства в судебном заседании, можно лишь перенести это заседание в то место, где эти следы обнаружены и сохраняются. Но это весьма часто не может быть реализовано по чисто практическим причинам да и, по представлениям самого суда, никак не повышало бы его авторитет, превратив суд в подобие девушек по вызову (сравнение принадлежит не нам, а одному из наиболее достойных и многоопытных членов Верховного суда Неро). Вот почему следы ауры до сих пор не являются судебным доказательством. То есть юридической силы не имеют.

Ну да; но всякий, кому приходится заниматься расследованием, отлично знает, что юридическая сила – одно, а практическое значение для следствия – совершенно другое. Скажем, для суда официально не существует такого понятия, как «оперативные данные» – то есть информации, носитель которой не может быть вызван в суд в качестве свидетеля и даже письменных показаний давать не станет из соображений самосохранения; речь идет о том, что в просторечии называется «стуком». Для суда, повторяем, такого явления как бы не существует, оно не предусмотрено ни одной процессуальной нормой. Но что делало бы следствие, если бы ему пришлось отказаться от негласных информаторов? Блуждало бы в лабиринте висящих, нерасследованных дел, только и всего. Поэтому на деле ответы на вопросы «кто» и «как» весьма часто получаются именно по оперативным каналам, а уже затем происходит их закрепление – иными словами, изыскиваются доказательства, которые можно официально представить в суд. То есть следствие идет не по теоретически гладкому пути «Факт – доказательства – раскрытие», но по практической тропе: «Факт – раскрытие, то есть установление виновного и способа совершения преступления – доказательства, то есть перевод полученной информации на процессуально безупречный язык».

И вот именно по этой причине старший вызнаватель Лен Казус не поленился притащить в апартаменты покойного Рика Нагора только что привезенный с Теллуса (а другого в отделе и не существовало) ауроскоп, установить его и очень внимательно, миллиметр за миллиметром, по площади и в глубину, сканировать стены, мебель и все вообще, что эти стены в себе заключали. Он знал, что в суд он с этим не пойдет; однако, чтобы успешно завершить начатое дело, ему нужно было прежде всего убедить себя самого, что других версий в нем возникнуть не может, что подозреваемая девушка действительно виновна, и все, что ему остается, это подтвердить незыблемость обвинительной базы, подтвердить с легким сердцем.

Пока, во всяком случае, такой легкости он не ощущал. И потому свою первую более или менее серьезную встречу с подозреваемой откладывал до той поры, когда в нем вызреет достаточно основательное ощущение ее виновности – или же наоборот. Именно от этого зависело, в какой тональности и по каким линиям он начнет и поведет свой первый обстоятельный разговор. Слова «допрос» Лен Казус не любил и употреблял его лишь в сугубо официальных текстах. Конечно, Лен успел уже увидеть Зору Мель сразу после того, как задержанную доставили в Дом признаний: первый взгляд всегда был для него очень важным, именно при нем и возникало подсознательное ощущение: да или нет. Но видел он ее, так сказать, из укрытия, сам же ей на глаза не показался, собираясь сделать это лишь тогда, когда его мнение о ней не только сформируется, но и получит какую-то опору в найденных или не найденных доказательствах. И вот за ними-то он сюда и пришел, потому что ясным было: если убила не она, то кто-то третий тут просто обязан был находиться.

Сейчас, однако, о своих ощущениях Лен больше не думал, зная, что в работе, которой занимался, важнее всего – полная концентрация внимания и мышления на том, что возникает перед его глазами на матовом и, к сожалению, не обладающем хорошим разрешением экране. Он не хотел упустить ни одной детали, способной натолкнуть его на какие-то новые мысли и подсказать необходимость неких действий, каких он сейчас и не представлял. У Лена Казуса было хорошо развито именно интуитивное мышление; и не что иное, как интуиция, подсказывало ему, что тут, очень возможно, не все так просто и прямолинейно, как кажется на первый взгляд.

4

Неро, «Дом признаний», утро 13 меркурия

Зоре Мель очень хотелось проснуться.

Она всегда старалась проснуться, когда ее посещало какое-то дурное сновидение. Это, правда, случалось достаточно редко, потому что в жизни ее в последнее время происходило мало такого, что могло бы потом выливаться в страшные или хотя бы просто неприятные сны.

А вот на этот раз ее достало.

Сон ее заключался в том, что, уснув накануне после очень значительного в ее жизни, совершенно счастливого дня, а потом и после хорошего, приятного вечера, проведенного вдвоем с Риком в обычных, но от этого вовсе не приедавшихся занятиях, то есть в наслаждении музыкой и любовью, – а кроме того, в неожиданно важных и серьезных разговорах, она якобы (так Зоре привиделось) проснулась раньше обычного, и проснулась не так, как с некоторых пор стало привычным, не плавно переходя от сонного забытья в спокойную, добрую и потому радостную реальность, но совершенно иначе: ее как бы силой, достаточно грубо, вырвали из приятной расслабленности какие-то совершенно ей не знакомые и непонятно как оказавшиеся тут люди, невежливо глазевшие на нее и нехорошо усмехавшиеся. Никак не отвечая на ее недоуменные вопросы, ее насильно, крепко схватив за руки, вытащили – другого слова тут не найти было – из постели, в спальне отчего-то стоял дым и отвратительно пахло, так что она сильно закашлялась. Но ее не выпустили, единственное, что ей позволили сделать, – это кое-как прикрыть наготу (потому что спала она совершенно нагой, тут ей стесняться было некого, а любоваться собой она Рику позволяла и от этого испытывала радость), потом, подхватив под руки, повели, даже не спрашивая ее согласия, в «музыкальную» комнату, и там она сразу увидела обугленное тело – на обугленном же ковре, усеянном какими-то белыми каплями или крошками, – и, отлично сознавая, что это всего лишь сон и никак не может быть реальностью, она не стала удивляться или ужасаться, потому что во сне ничему не удивляешься, что бы ни происходило – все кажется нормальным, закономерным, а в подсознании постоянно присутствует ощущение того, что это всего лишь сон, который можно по желанию, с большим или меньшим усилием, прервать – и даже постараться запомнить, чтобы потом рассказать о нем как можно подробнее. Так что, увидев тело, выглядевшее как побывавшее в камине или на костре бревно, да еще каких-то совершенно неизвестных людей, Зора постаралась сохранить спокойствие, не произнесла ни слова, мысленно же сказала то ли себе, то ли кому-то другому лишь одно: «Хочу проснуться!» и напряглась, чтобы осуществить это желание.

Ничего, однако же, не изменилось, и люди, и тело, и вонь, и она сама, полуголая – все осталось на местах. Наверное, подумала она, это потому, что ее крепко держали и тем самым мешали выйти из сна. Она дернулась, пытаясь высвободиться, но не удалось, чужие пальцы еще крепче стиснули ее плечи, причиняя боль; и боль оказалась почему-то настоящей, очень реальной. «Не сон?!» – мелькнуло в сознании. И сразу же налетел, охватил, вихрем закрутил ее дикий, небывалый страх, а за ним пришла темнота.

Через какое-то время она снова стала осознавать, ощущать себя. Не сразу открыла глаза, промедлила с этим, позволяя себе полностью успокоиться, в мыслях проиграть то, что ей сейчас предстояло: на сей раз настоящее пробуждение в нормальной, привычной, доброжелательной обстановке. Окончательно убедив себя в том, что именно так сейчас все и произойдет, Зора медленно, как бы с ленцой, стала открывать глаза. Шире, шире…

И сразу же закрыла их, крепко стиснула веки. Потому что все тот же сон продолжался.

Или все же не сон? Потому что снаружи, вне ее, мужской голос – но не Рика – явственно проговорил:

– Очнулась.

– В машину ее, – ответил другой.

– В таком виде?

– Ну, пусть оденется. Кто у нас тут из женщин?

И только сейчас страшная истина стала доходить до Зоры. И она закричала неизвестно откуда взявшимся, ненормальным, своим голосом:

– Не-е-ет! Не хочу-у-у!

– Да открой глаза! – посоветовала уже женщина.

– Не хочу-у-у!..

– Смотри ты, – проговорила полицейская женщина, ни к кому, в частности, не обращаясь, – как убивать, так все они такие прыткие. И не думают, что отвечать придется по полной. И чем только думают?

– Я не убива-ала!

– Кто бы поверил. Колись лучше сразу – будет облегчение…

5

Неро, особняк Нагора, поздно вечером 13 меркурия

В работе с ауроскопом ничего особо сложного вроде бы и нет. Сканирование можно вести в автоматическом режиме, задав нужный, по выбору оператора, алгоритм, или же действовать вручную, что дает возможность в любом месте, какое показалось интересным, остановить движение и рассматривать, анализируя возникшую картинку столько времени, сколько потребуется: известно ведь, что следы никуда не денутся, они закреплены в материале чрезвычайно надежно, и увидишь ты их спустя минуту или час – никакой роли не играет.

Если, во всяком случае, в работу не вмешается какая-то посторонняя сила.

Лен предпочел на этот раз действовать в ручном режиме и медленно, осторожно, по долям градуса, по угловым минутам и чуть ли не секундам, поворачивал верньер, углубляясь – в данном случае – в ту часть стены, перед которой располагался невысокий кофейный столик и подле него два глубоких кресла. Именно тут, по соображениям Лена, люди должны были находиться чаще, чем в других местах комнаты, а значит – оставить более четкие, надежные следы. Сегодняшние, вчерашние, недельной давности, годичной… Следы эти лежали слой за слоем, и мощность каждого слоя была микроскопической, порой трудно было сколько-нибудь точно установить границу между ними – этим и вызывалась медленность продвижения. К тому же он выбрал вектор движения не против тока времени – от последней минуты назад, ко все более ранним временам, – а, наоборот, по ходу, то есть сперва углубился до последнего возможного рубежа (хронограф показал, что рубеж этот отстоял всего лишь на полтора года от нынешнего дня, поскольку здание и было построено именно столько времени тому назад). Лен в очередной раз удивился тому, что и самые ранние следы оставались четкими, ни в чем не уступая последним, совсем свежим; всегда он удивлялся этому – и радовался, конечно, тому, что не приходится ломать голову, определяя принадлежность каждого отпечатка, но одновременно и жалея о том, что никак не удается зафиксировать то, что видно было на экране: сколько ни пытались записать любым способом наблюдаемое кружево линий, результат всегда был одним и тем же: пустота, ни единой точки. Наверное, думал он, когда-нибудь найдется все же такой способ; но от того, что будет когда-нибудь, сегодня легче не становилось.

Он потратил немало времени, пробираясь сквозь самые ранние следы, потому что их было много: сперва отпечатки операторов строительной техники, потом – отделочной. Однако все они, к счастью, прерывались достаточно далеко от нынешних дней, и чем ближе к современности – тем следов становилось меньше, да и по времени они были весьма короткими: уборщики, люди, привозившие и размещавшие мебель, несколько человек, уже вручную вносивших изменения в отделку в соответствии с пожеланиями владельца. Лишь немногие оттиски создавали во времени цепочки, встречаясь раз за разом все ближе к сегодняшнему дню: приходящая прислуга и различные люди, являвшиеся кто, видимо, с деловыми визитами, а кто просто в гости; эти различались по времени своего пребывания в доме, визитеры не оставались надолго, гости же порой – на дни и недели; всегда женщины. Однако чем ближе Лен подходил к нынешним дням, тем следов, к его удовольствию, становилось меньше, и на долю последнего месяца их вообще вроде бы оставалось лишь два: покойного владельца и женщины, виновность которой в убийстве для Лена Казуса оставалась еще весьма сомнительной. Во всяком случае, недоказанной.

Он подумал, что интересно будет проследить именно историю этого женского следа: когда он возник впервые, как менялась частота его появлений в этом доме и продолжительность пребывания – до того, как оно стало постоянным. Не очень понимая, зачем это может ему понадобиться, Лен Казус занялся этим, скорее всего, просто по интуитивному ощущению. Мысль такая возникла в то время, когда он уже вернулся в сегодняшний день и, ощутив усталость и поняв, что проголодался, хотел уже выключить аппаратуру: все, что он мог тут увидеть, по сути дела, было уже просмотрено, никаких неожиданностей не встретилось, можно было поставить большую точку и решить, что в этой квартире, во всяком случае, нельзя найти ничего такого, что позволило бы и дальше сомневаться в причастности Зоры Мель к убийству. Что же: отрицательный результат, как известно, не менее важен, чем положительный. Но когда он уже взглянул на пульт прибора, чтобы взглядом подать команду на выключение, что-то – та же интуиция? – заставило его вместо этого закрыть глаза и в таком состоянии, ненадолго отключившись, все-таки прийти к выводу: этот женский след, след Зоры Мель, надо выделить и проследить на всем его протяжении, до самого первого появления здесь. Зачем? Ну, хотя бы для того, чтобы позже, разговаривая с нею и задавая вопросы, можно было бы ловить ее на неточностях, умолчаниях, а то и просто на лжи – и таким способом заставить ее давать правдивые и полные показания. Такой возможностью никак не следовало пренебрегать.

Поскольку речь теперь шла лишь о выделении одного-единственного следа, времени на это действие должно немного. Во всяком случае, – так подумал между прочим Лен Казус, – с голоду он умереть не успеет.

Успокоив себя на этот счет, он постарался тут же забыть и о еде, и вообще обо всем, что не относилось к сиюминутной работе. Зафиксировав нужный след, выделив его из всех прочих, он уточнил настройку ауроскопа и пустился в путь.

Однако уже через пятнадцать с небольшим минут ему пришлось остановиться. Вернуться на несколько минут назад. Покачать головой, что должно было выражать сильное сомнение. Еще раз проверить настройку аппаратуры и не заметить при этом никаких сдвигов, сбоев, дефектов. Прибор работал, приходилось признать, безукоризненно. Но ничего подобного нельзя было сказать о той картине, которую он стал показывать. Нельзя было сказать, и уж совсем невозможным казалось – объяснить.

Правда, сначала Лен решил, что объяснение было простым: второй след был всего лишь отражением первого в зеркале. Но немного подумав, усомнился в таком объяснении. Хотя бы потому, что отражение любого предмета в зеркале является не реальным телом, а всего лишь изображением, и потому не должно оставлять материальных следов. В таком случае возникало предположение о том, что у этой женщины могла существовать сестра-близнец, посещавшая ее здесь. Стоит проверить.

Наверное, Лен Казус и остановился бы на таком истолковании увиденного, и успокоился бы. Ему, однако же, помешали два обстоятельства.

Первое заключалось в том, что почти нечаянно в самом верхнем, сегодняшнем слое он вдруг увидел такое… такое!.. Вот он – конец нити, за который нужно лишь крепко уцепиться, чтобы… и это на миг отвлекло его.

Обстоятельство же номер два, если исходить из его физических характеристик, можно было бы определить как крайне ничтожное – потому что масса его составляла что-то около десяти граммов, всего лишь. Но если учесть скорость, с какой это обстоятельство передвигалось в пространстве после того, как покинуло канал ствола (калибра 11 мм), преодолело расстояние около пятидесяти метров, соприкоснулось с оконным стеклом, проделало в нем аккуратное круглое отверстие, пролетело еще пять метров и завершило свой путь в теле старшего вызнавателя Лена Казуса, войдя в него в районе левой лопатки – если учесть все это, то придется признать, что обстоятельство оказалось вполне достаточным для того, чтобы немедленно прервать работу Лена и поставленные им вопросы оставить без ответа. А поскольку автор выстрела находился, как уже сказано, в полусотне метров, а точнее – по ту сторону улицы, то в этом помещении никаких следов его не осталось. Это должно было, конечно, затруднить поиски стрелявшего – хотя, откровенно говоря, нигде не сказано, что его станут разыскивать всерьез.

Впрочем, формально, конечно, какие-то меры будут приняты: застрелить работника Службы покоя – дело все-таки незаурядное, и без какого-то шевеления тут никак не обойтись. Но для этого сперва нужно хотя бы констатировать факт; а это вряд ли произойдет в скором будущем, потому что Казуса сюда никто не посылал и задания такого ему не давал, но все это было предпринято им по собственной инициативе и без предварительного доклада начальству. Так что еще пройдет время, прежде чем его хватятся и начнут искать. Вот так сложились дела; можно подумать, что первое совершенное тут преступление, скучая в одиночестве, поспешило пригласить в гости второе – и оно явилось незамедлительно. Ну что же: все может быть, и тем, кто занимается следствием, это известно лучше, чем кому-либо другому.

Однако бывает так, что какая-то случайность нарушает логичный ход событий. Вот и на этот раз так получилось: у самых дверей теперь уже никем не населенного дома Нагора совершенно случайно едва не столкнулись два человека. Дом не был освещен, и каждому из них разглядеть другого не удалось. Но судя по тому, как они отпрянули друг от друга, можно предположить, что встреча для обоих оказалась неожиданной и нежелательной.

Впрочем, отреагировали они на нее по-разному. Один – тот, что приблизился к дому, перейдя улицу от строений напротив, – в следующее мгновение повернулся и торопливо зашагал прочь, с трудом, похоже, удерживаясь от того, чтобы не перейти на бег. Второй же остался на месте, хотя в первый миг – так могло показаться – хотел кинуться вдогонку. Но делать этого не стал, а снова приблизился ко входу, без труда отворил дверь, вошел, затворил ее за собой и поднялся на второй этаж, где достаточно уверенно нашел ту самую музыкальную комнату, где совершилось убийство, и вошел в нее.

Однако, увидев лежащее на полу тело Лена Казуса, ночной посетитель явно растерялся, хотя и ненадолго, и несколько секунд простоял неподвижно, словно не зная, что предпринять, и даже сделал шаг назад, к двери. Но не ушел, напротив, приблизился к телу, опустился на колени и, видимо, вскоре убедился в том, что лежащий мертв. И снова посетитель как бы впал в нерешительность. И лишь еще через несколько секунд, почему-то пожав плечами, подошел к коммику, набрал номер Службы покоя и через носовой платок сообщил о трупе. Выслушав требование остаться на месте, ответил согласием, после чего немедленно спустился по лестнице, вышел из дома так же тихо, как и проник в него, и удалился в том направлении, куда ушел и испугавшийся его ночной прохожий, которого, конечно, уже и след простыл.

6

Неро, Дом признаний, 13 меркурия

И все-таки это оказалось не сном, но явью, хотя и куда более нелепой и необъяснимой, чем бывают самые фантастические сновидения. Может быть, Зора еще долго не примирилась бы с этой мыслью, но ей помог вскоре навестивший ее человек. Хотя, пожалуй, неверно сказано, что он навестил ее – потому что дело происходило уже вовсе не в том месте, которое она привыкла считать своим домом, где и до сегодняшнего дня чувствовала себя, в общем, хозяйкой, потому что Рик и раньше относился к ней именно так, а ни в коем случае не как к подружке на время, какая бывает нужна только для постели. Вот там ее можно было посещать, навещать, наносить визиты. Но сейчас не к Зоре приехали, а ее привезли, не спрашивая согласия, в такое место, где ей бывать до сих пор не приходилось, и не только бывать, но и думать о нем не возникало ни малейшего повода; в Дом признаний, вот куда ее доставили, вот где она по-настоящему стала приходить в себя. И хотя водворили ее в отдельное помещение, Зора не могла и не хотела чувствовать себя здесь хозяйкой, так что вернее было бы сказать, что это ее доставили сюда для визита, пусть даже человек, державшийся здесь хозяином, пришел к ней, а не она к нему, все равно – она видела себя тут лишь гостьей и очень надеялась, что кратковременной. Потому что, зная, в общем, что такое Служба покоя, она не могла найти ни малейшей причины своего пребывания здесь – или еще где-нибудь похуже. Никакой вины она за собой не чувствовала, сколько ни пыталась понять, что к чему; единственным, что могло прийти ей в голову, было, может быть, то, что само ее пребывание в доме Рика Нагора каким-то образом нарушало какой-то закон, ей совершенно неведомый; но даже и это произошло никак не по ее инициативе, хотя и с ее согласия. Мысли же, что в совершенном убийстве могут обвинить именно ее, у Зоры, как ни странно, даже не возникло.

К тому же со вчерашнего дня она имела уже и полное законное право находиться там в любой час дня и ночи; может быть, люди просто не успели узнать об этом? Что же, она поставит их в известность. Если же дело заключалось в том (наконец осенило ее), что ее подозревали в убийстве Рика, то ей лучше, чем любому другому, было известно, что она этого не делала, и потому твердо верила в то, что люди, которым поручено расследовать это дело, иными словами – установить истину и найти преступника, – действительно будут стараться установить подлинного виновника, а вовсе не того, кого обвинить проще и легче всего; того, кто оказался под рукой.

Так что на этот счет у Зоры особых тревог не возникало, тут все было понятно, и подозрение, если оно и возникло, должно было отпасть по ходу расследования как бы само собой. Рассуждая таким образом, Зора в конце концов сумела убедить себя в том, что задержание ее – вещь совершенно естественная, и столь же естественным будет скорое освобождение – скорее всего, даже с извинением; так что сейчас ее стали занимать совершенно другие вещи.

Но почему-то не те, которым, наверное, следовало сейчас занимать все ее чувства и мысли. Не ужас, которому следовало возникнуть при виде насильственной и кровавой смерти человека, практически самого близкого ей и плотью, и, пожалуй, духом – не говоря уже о том, что это он кормил и одевал ее и вроде бы собирался продолжать делать это если и не всю жизнь, то, во всяком случае, достаточно долго. Не страх (ведь и ее могли так же убить, как знать?), не отчаяние и горе.

Этого почему-то не было.

Ужас был, и слезы, и едва ли не истерика – когда ее заставили увидеть тело-головешку на полу. Но все прекратилось сразу, как только Зора перестала смотреть на жертву. Словно какая-то ломка, крутая и мгновенная, произошла в ее сознании, а может быть, и в подсознании. Сейчас Зора испытывала какое-то странное спокойствие – но не спокойствие безвыходности, когда кончаешь сопротивляться и опускаешь руки, а другое – какое приходит, когда заканчивается ожидание чего-то, и оно наступает; приходит пора действий, и не остается времени на страх. Вот и думала она сейчас о другом: вспоминала вчерашний вечер во всех подробностях – а это было очень важно.

Но вспомнить удалось почему-то лишь до некоего рубежа; дальше был провал. Необъяснимый, но несомненный. И вот это с каждой минутой беспокоило ее все больше: пусть провал был достаточно кратковременным – по ее ощущениям, час, никак не более полутора, – но за такое время могло случиться много всякого. Именно в это время и произошло убийство. Кто-то ухитрился поставить блок в ее сознании, изолировать ее память. Кто? Зачем?

Нахмурившись, Зора приказала себе не думать об этом: чем активнее она будет пытаться взломать этот блок, тем прочнее он будет становиться: что такое «самосохраняющийся блок с обратной связью», она знала давно, просто обязана была знать, как профессионал. И, наоборот, отгоняя мысли о нем, она ослабит блок и дождется мгновения, когда подсознание справится с ним и нейтрализует, как антитела в организме побеждают заразу, вторгшуюся извне. Думать о чем-то другом. О чем угодно.

Ярче всего оказались воспоминания. Может быть, потому, что та часть ее жизни, которую можно было точнее всего назвать «днями Рика», теперь, безусловно, завершилась, приобрела четкие границы во времени, так что можно стало видеть ее и по частям, в деталях, и в целом, от начала и до конца. А это всегда нужно: когда возникает необходимость перейти к новому жизненному этапу, оценить результаты того, что уже завершился, и сделать какие-то выводы – если, конечно, их вообще можно сделать. И потому сейчас именно воспоминания овладели женщиной.

Тогда все шло как-то необычно – или, точнее сказать, ненормально. Начиная с самого знакомства. Оно произошло на одной из презентаций, какие давно уже стали привычными, Зоре такие тусовки не очень нравились, она в свободное время предпочитала одиночество, потому что по натуре была мечтательницей, а мечтается именно в одиночестве, когда другие люди не отвлекают внимания и не требуют каких-то действий. В тот раз общественности представляли какой-то новый видеоканал с суперсовременным техническим обеспечением; Зоре и в голову не пришло бы появиться там, если бы презентация не происходила в Сиреневом доме – так назывался обширный зал общего назначения, где можно было, арендовав его, устраивать что угодно – от боксерского матча на первенство мира до Федерального съезда любой, даже самой крупной политической партии, которых было, наверное, не меньше, чем в Галактике звезд. Зора работала именно в этом зале, в группе хозяек, так что присутствовать там ей пришлось по обязанности.

Как она, ценный специалист, профессионал, оказалась в таком месте? Да по той причине, что ни в одном другом психооператоры не требовались. Неро – это не Теллус и не Армаг, где таких, как говорится, с руками отрывают; здесь подобные понадобятся лет через пятьдесят, ну самое лучшее – через двадцать. Образование Зора получила именно на Армаге, и там ее предупреждали об этом, приглашали остаться. На Армаге получить работу по специальности не составляло большой проблемы. Она отказалась, по сути дела, из-за честолюбия. Амбиции требовали стать в своем мире первой, оставить след в его истории. Оказалась же Зора не первой, но нулевой. Поняв это, она всерьез задумалась о возвращении на Армаг; но, оптимистка по характеру и упрямица к тому же, решила, что дождется своего часа здесь. К тому же вернуться на Армаг означало бы признать свое поражение, а на это она никак не могла пойти. Не потому даже, что люди сказали бы: «Ты проиграла», но по той причине, что она сама себе сказала бы то же самое. Честолюбие же с такой возможностью никак не желало мириться, значит, предстояла бы жестокая борьба с самой собой, которая могла закончиться самым скверным образом. Вот почему Зора Мель решила терпеливо ждать, а зарабатывать на жизнь можно было и другими способами. Хотя бы в том же Сиреневом доме.

Вот там они и познакомились. Ее просто, как говорится, подключили к этому человеку – чтобы ему церемония не показалась слишком скучной, так было принято и, как правило, ни к каким отношениям не вело: пообщались час-другой – и благополучно разошлись, чтобы уже назавтра забыть друг о друге. Конечно, и при этом возникало какое-то представление о кратковременном партнере, которого обслуживаешь, он мог понравиться, а могло быть и наоборот. Прощаясь, можно было испытать мгновенное сожаление о том, что вечер уже закончился, но чаще приходило чувство облегчения: отработала день, все прошло спокойно и благополучно – и чудесно, дома можно будет спокойно отдохнуть, расслабиться. Вся эта работа никогда не выходила за рамки приличия, не приводила в постель, правила игры были всем давно и хорошо известны. И в тот раз ничто не подсказало Зоре, что с этого вечера события начнут развиваться совершенно по другой схеме.

Он – Рик Нагор – сначала показался ей никаким. То есть не вызвал ни особой симпатии, ни раздражения – человек как человек. Да, явно из богатых – но иначе и быть не могло, к бедным, если они сюда и попадали, хозяек не подключали, не было смысла. Что касается людей значительных, то заранее было известно, что они уже разобраны, и если кто-то и появлялся тут без женщины, то это вовсе не означало, что они свободны: просто человек мог приехать из другого города, а то и вовсе мира, приехал по делам, а в таких случаях семью с собой не возят. Так что строить какие-то планы было бы пустым занятием. Даже если объект с тобой заигрывал, это не стоило истолковывать превратно: такое поведение тоже входило в правила игры.

С другой стороны, Зоре показалось, что и она на него не произвела какого-то серьезного впечатления. Глаза его оставались равнодушными, хотя в остальном он вел себя так, как и полагалось: улыбался, поддерживал разговор – легкий треп, ни к чему не обязывающий, предлагал выпить. Зору это, в общем, не удивило: говорило лишь о светском опыте человека. Что же касалось оценки, которую он ей, видимо, дал (явно не очень высокую), то и это было для нее в порядке вещей: она знала, что не принадлежит к тем, в кого влюбляются с первого взгляда, не было в ее облике ничего броского, такого, что заставляет прохожих на улице оглядываться и провожать глазами, мысленно сразу же укладывая в постель. Она была скорее устрицей: ее надо было сперва раскрыть – не без усилий, и только после этого можно было оценить вкус.

Это, впрочем, не вызывало у нее какого-то чувства ущербности. Наоборот. Потому что тот сексуальный опыт, какой у нее имелся, – небольшой, но весьма определенный – заставлял ее внутренне опасаться возможных отношений такого рода; был этот опыт неудачным и, как нередко бывает, заставил ее думать, что эта область жизни – не для нее. Она не любила ни хитрости, ни профессионального умения соблазнять, потому что наступившее потом разочарование оказалось куда более болезненным, чем все то, что казалось привлекательным до того, как она это испытала. Когда эти кратковременные отношения закончились, она, попереживав какое-то время, поплакав и поругав саму себя за глупость и доверчивость, решила, что любопытство ее утолено, женщиной она уже стала – и этого достаточно. Собственно, по этой причине она, попав на нынешнюю работу, на ней удержалась: хозяйки не должны были быть падкими на скорое сближение, владельцы Сиреневого дома очень заботились о том, чтобы их заведение не принимали за бордель, а хозяек – за проституток, пусть и достаточно высокого уровня. Так что все они – и Зора в их числе – прекрасно умели сохранять дистанцию между собой и клиентом, и чем проще и легче это достигалось – тем было лучше и приятнее. Так что отсутствие какого-то внутреннего интереса к себе – речь не шла о формальном, обязательном – она восприняла с облегчением.

Тот вечер прошел благополучно, ничто не раздражало ее в поведении гостя, ничто не удивило – кроме разве того, что, когда презентация уже завершилась и приглашенные стали откланиваться, Нагор обратился к ней со словами, совершенно неожиданными:

– Милая Зора, вечер был прелестным, и я очень вам благодарен. Знаете, мне хотелось бы сохранить что-нибудь на память о нем – и, разумеется, о вас.

«Вот еще новости, – подумала она, стараясь, чтобы неприязненное удивление никак не отразилось на ее лице. – Еще понятно, если бы это он мне предложил пустячок на память; но просить сувенир у меня? Это уже, похоже, чересчур!»

Тем не менее ей удалось удержаться от уже сложившейся фразы: «К сожалению, таких расходов администрация мне не оплачивает!» Однако он словно бы прочитал ее мысль, потому что сразу же объяснил:

– Поэтому позвольте мне сделать снимок на память. Большего я не прошу.

Зора растерялась. С таким ей сталкиваться не приходилось, и ни в одном инструктаже об этом тоже не было сказано ни слова. Но вроде бы в просьбе не заключалось ничего опасного, провокационного, даже нескромного?

– Н-ну… – протянула она, лихорадочно соображая, – я, право же, не знаю…

– Но это ведь вас ни к чему не обяжет! Заранее благодарю вас…

Она еще не была уверена, что дала согласие, а в его руке уже появилось что-то такое – наверное, небольшая камера, неизвестно откуда взявшаяся. Из обязательной сумочки, наверное, что болталась на ремешке, охватывавшем его левую кисть. Нагор на миг поднес камеру к глазам.

– Вот и все. Сердечно благодарю вас…

«Если он сейчас предложит мне продолжить вечер вместе – пошлю его подальше. Найду причину. Вежливо, но наотрез», – успела подумать она. Он же взял ее за руку, прикоснулся губами к перчатке, улыбнулся:

– Позвольте пожелать вам всего лучшего. Может быть, когда-нибудь еще увидимся.

– Прощайте, – проговорила она уже вдогонку, когда он был у выхода и швейцар распахнул перед ним дверь.

Оставалось лишь пожать плечами и забыть. На что она и надеялась. Но надежды чаще не сбываются, чем наоборот. И эта тоже не оправдалась.

Зора поняла это, когда назавтра, рано утром (она только успела сварить кофе и одета была совсем по-домашнему), входная дверь ее квартирки доложила, что явился гость по срочному делу.

Срочных дел у нее было одно-единственное: непогашенная задолженность по страховке. К счастью, она была к этому готова: вчера, еще днем, выплачивали недельный заработок. Агент явился к ней – прекрасно: не придется возиться с переводом, компьютерные расчеты всегда вызывали у нее головную боль.

– Впусти!

Дверь сработала. Зора вышла в прихожую, держа деньги наготове – и остановилась в растерянности: вместо агента там оказался вчерашний знакомец. Рик Нагор. Человек, которого она уже почти забыла, ушедший в прошлое вместе со всем вчерашним днем.

Он улыбнулся ей навстречу. Протянул объемистый пакет, с которым пришел:

– Похоже, вы еще не завтракали. Очень кстати. Здесь все, что нужно.

Такая наглость превышала все допустимые пределы, и Зора ответила крайне сухо:

– Прошу извинить, но мне пора на работу. Очень сожалею. Всего доброго.

После этого ему оставалось только извиниться и показать спину. Вместо этого он лишь покачал головой:

– Работа на сегодня отменяется. С вашим управляющим я все согласовал. Так что спешить вам некуда. Тем более что нам необходимо поговорить по серьезному делу.

«Нахал, нахал».

– Наши с вами дела закончились вчера вечером, – ответила она, заложив руки за спину – чтобы он не подумал, что она сейчас же схватит его приношение.

– Напротив, Зора, вчера они только начались.

– Боюсь, вы меня с кем-то спутали. А вчерашний вечер – с позавчерашним или еще каким-то. Я вас не приглашала и, откровенно говоря, не собиралась делать это хоть когда-либо.

– А я в этом и не сомневался. И потому пришел, как видите, сам. Зора, у меня действительно серьезное дело. Вернее, так: деловое предложение. Я вам его изложу. Если оно вам не подойдет – я уйду и тогда уже действительно больше никогда не появлюсь. Я вам все объясню не более чем за десять минут. Выслушайте – иначе вас очень долго будет терзать любопытство – станете гадать, от чего же вы отказались. Это будет неприятное и назойливое ощущение. Согласны?

Зора поймала себя на том, что с этими его словами согласна: да, любопытство – чувство очень сильное. Ну, в конце концов, выслушать – не значит согласиться. Тем более если спешить не надо…

– Вы действительно договорились с Пинтом? Ну, с нашим управляющим?

Нагор бегло глянул на часы:

– Сейчас вы в этом убедитесь.

Она не успела подумать – каким же образом, как заиграл коммик. Зора схватила трубку. Звонил Пинт. Чудеса. Никогда он не утруждал себя звонками своим сотрудницам.

– Зора? Пинт. Сегодня можешь не появляться. Твой день откуплен. Хочу предупредить: человек этот весьма серьезный, однако… ну, ты сама – взрослая девочка. Желаю удачи. Пункт.

Этим «пункт» он всегда заканчивал любые разговоры.

– Все в порядке? – спросил Нагор, с губ которого все не сходила улыбка.

Она вздохнула.

– Входите. Садитесь. Мне нужно переодеться.

– Я не спешу. Свой день я тоже выкупил.

Она молча повернулась, ушла в спальню. Постояла перед гардеробом: сначала решила было надеть обычное, повседневное служебное: строгий костюм с прямой юбкой миди, кремовая блузка со стоечкой, ни намека на декольте (хотя в этом смысле стесняться ей было нечего), тонкая цепочка, туфли на среднем каблуке. Раз уж деловой разговор, то… но в последнее мгновение передумала, сама не понимая – почему. Конечно, о вечернем, в каком он видел ее накануне, и речи быть не могло. Но поскольку она дома… Зора перебрала несколько платьев, остановилась на том, какое, как говорили изредка навещавшие ее коллеги, очень шло ей: светло-серое с серебром, в талию, с достаточно глубоким, но не нескромным вырезом: что имеем – скрывать не станем, не то он вообразит, что я его боюсь! И – каблук на десять сантиметров. Смотри, роняй слюни! Но если у тебя это на уме – не надейся.

Когда она, приведя себя в порядок, вышла из ванной, Нагор успел уже разобраться с пакетом – выгрузил его содержимое на стол. Увидев ее, замер на миг, покачал головой, словно глазам не веря, но слов восхищения не последовало. Да она и не ждала их, конечно.

– Зора, будьте любезны – тарелки, приборы, бокалы. Я не рискнул хозяйничать в ваше отсутствие.

Она лишь кивнула. Хотя так и подмывало улыбнуться: очень уж хорошо гость изобразил охватившую его робость; а может быть, и в самом деле опасался какой-нибудь выходки с ее стороны? Может быть, все его нахальство – не органичное, а всего лишь напускное? Во всяком случае, любопытный тип. Нет, «тип» – это уж слишком. Любопытный персонаж, скажем так. Но, в конце концов, чего же ему нужно? Откуда такой внезапный интерес к ней? Вчера ничего подобного она не ощущала, а ведь она всегда прекрасно чувствовала отношение к ней со стороны любого другого человека. Она села напротив. Слегка подняла брови:

– Итак, я готова вас выслушать.

– Не стану ходить вокруг да около. Я давно знаю Пинта, вашего менеджера. Полагаюсь на его опыт, знание и понимание людей. Я просил его рекомендовать мне женщину – такую, какая мне нужна. Сочетающую нужную профессию с… с человеческим обликом, скажем там. Он посоветовал обратить внимание на вас. Я это сделал и пришел к выводу, что вы меня вполне устроите. Вчера вечером я в этом убедился. Не стану рассказывать вам о ваших достоинствах: вы их знаете лучше меня. Серьезных недостатков я пока не обнаружил – а, следовательно, их нет. Мелкими обладает любой из нас, но с ними следует мириться. Поэтому – предлагаю вам работу. Скажу сразу: оплачивается она на порядок выше, чем вы зарабатываете сейчас. Она легче, чем нынешнее ваше дело. Вот контракт на один год. – Он извлек из внутреннего кармана несколько сложенных листков, развернул, положил перед нею. – Тут все сказано. Прочтите внимательно и подпишите. Если с чем-то не согласны – скажите, обсудим и найдем компромисс.

В голове Зоры возникла некоторая сутолока: множество вопросов одновременно, и каждый стремился выскочить первым. Потребовалось не менее двух минут, чтобы навести в них порядок. За это время она успела прочитать написанное.

– Здесь сказано, что я должна буду жить в вашем доме. Надо думать, вы не женаты: люди семейные обычно не нуждаются в наемной женщине. Но здесь ничего не сказано о том, должна ли я буду делить с вами и постель.

– Вы внимательно прочли? Там перечислены ваши обязанности.

– Этой обязанности я не нашла.

– Вас это огорчило?

– Будь там такой пункт – вы оказались бы уже на лестнице. Но ведь и между строк всегда можно найти что-то.

– Вы нашли?

– Нет. Но, может быть, вы просто хитрее меня?

– Я ничуть не хитрю с вами, Зора. Мне нужна именно женщина. Не наложница. Не любовница. Женщина при деловом человеке.

Что такое «женщина при деловом человеке», Зора знала еще по колледжу. Как бы личная секретарша высшего ранга – такого, какой позволяет сопровождать его не только на деловые переговоры, но и, как говорится, в свете – куда берут с собою жен, если они есть, а если нет, становится нужным кто-то, кто будет и оберегать холостяка-хозяина от агрессии неустроенных дам, и кроме того по-женски влиять на нужных людей, коммерсантов, политиков, тем самым помогая в делах. Не выходя за рамки принятой морали, конечно. Женщина должна обладать шармом, а также умом, характером, проницательностью, умением распознавать людей – и при этом крайне желательно было казаться глуповатой, чтобы не вызывать к себе настороженного отношения. Зора с сестрой недаром окончили, даже с отличием, Марианский колледж, где юным девицам объясняли, как следует жить, чтобы устроиться в мире с максимальным комфортом (подобно тому, как смогла некогда тихоня Мария, ухитрившаяся соблазнить самого Господа – так острили преподаватели-мужчины, когда не слышало начальство), и видела, что все требования, что контракт предъявлял ей, были ей вполне по силам, а платить действительно обещали кучу денег. Единственное, во что ей не верилось, – это в то, что наниматель действительно не станет залезать ей под юбку. Куда же он денется! Если он, конечно, нормален – но похоже, что с этим у него все было в порядке, глаза выдавали его. Однако вряд ли этого стоило пугаться заранее. Если ему так уж захочется – тогда и придет время разговаривать об условиях ее покорности. А силы она не боялась: способам защиты в колледже тоже обучали не в последнюю очередь, да и потом, в школе психооператоров, тоже.

– Здесь только один экземпляр? – спросила она, все прочие вопросы решив не задавать.

– Вот второй. Вы решили?

Вместо ответа она подписала оба экземпляра.

– Когда начинать?

– Сейчас. Я помогу вам собрать вещи.

– Сидите. Я привыкла справляться сама.

– Будь по-вашему. Справляйтесь сами.

7

Неро, морг Департамента покоя, ночь с 13 на 14 меркурия

Людям – и даже не одним только специалистам – давно известно, что отсутствие внешних признаков жизни у существа вовсе еще не означает присутствия факта смерти; мало того – нет точного и всеми признанного определения печального события и момента его наступления. Поэтому, во избежание ошибок, какими история медицины весьма богата, с некоторых пор сперва на Теллусе и Армаге, а затем, постепенно, и в других обитаемых мирах – следовательно, и на Неро – принято было не спешить с захоронением тела. Даже в холодильник оно попадало не сразу, но лишь после того, как можно было с уверенностью констатировать наличие необратимых изменений. Так что в описываемое время каждый морг – и Службы покоя в том числе – кроме традиционного холодильника оборудовался еще и помещением, которое на профессиональном жаргоне носило разные наименования: одни называли его «чистилищем», другие – «предсмертником». И по этой причине тело Лена Казуса во время собеседования Смирса с подозреваемой находилось в камере предварительной выдержки (это – официальное название), а вовсе не на льду, и предстояло ему там пробыть еще не менее двух суток. Хотя это и не всем нравилось; похоже, кому-то не терпелось поскорее предать тело, как и полагается, огню, чтобы затем урну с прахом водворить туда, где уже находилось немало таких же, напоминавших о безвременно ушедших работниках Системы. Но служители морга были людьми весьма консервативными и очень уравновешенными, напугать их, как и вообще людей, близко соприкасающихся со смертью, было нелегко, правила они знали назубок и достаточно скрупулезно их выполняли – и потому Лен Казус до сих пор находился в предбаннике, где было достаточно тепло, и лежал он не в мешке, а на подстилке, хотя и тонкой, и накрыт был пусть и с головой, но всего лишь простынкой, которую в любой миг можно было без труда отдернуть или вовсе снять и в очередной раз внимательно обследовать предполагаемого покойника.

Однако держать в этом помещении постоянного дежурного, который смог бы вовремя заметить малейший признак жизни, подаваемый телом, было бы чересчур расточительным действием: откровенно говоря, такое возвращение к жизни было явлением очень и очень редким, а если быть совершенно точным – то за время существования этого учреждения подобный случай был зафиксирован лишь однажды – да и то никто тогда всерьез не верил, что человек этот умер, было признано, что он в коме, и, по совести говоря, его следовало положить на койку в нормальной палате. Но произошло это в пору, когда на Неро гуляла очередная эпидемия «розовой чумы», как здесь неофициально именовали местную разновидность гриппа, вопреки всем предосторожностям исправно переселявшегося вместе с людьми в каждый новый заселяемый мир; почему именно «розовой», никто так и не смог объяснить. Так что положить коматозника в клинику не смогли за неимением места, и его поместили именно сюда, поскольку протестовать он был не в состоянии. В общем, когда он пришел в себя, это было воспринято как должное. Тем не менее, на случай, если что-то подобное все-таки когда-нибудь произойдет, каждое место в предсмертнике было оборудовано сигнализацией, так что стоило любому из вылеживаемых тел не то что двинуться, но сердцу его сократиться единственный раз, это было бы уловлено, преобразовано в сигнал, дежурный патанатом, если бы даже он дремал среди ночи, оказался бы поднятым на ноги и заспешил к нарушителю покоя, вовсе не подумав, что это всего лишь какая-то случайная муха села на простыню и тем самым подняла тревогу. Люди в этой службе обладали, как уже говорилось, высоким чувством ответственности.

Сегодня же дежурный врач не спал, а исправно бодрствовал, хотя и был разгар ночи, когда постоянно молчавший сигнал вдруг действительно зазвучал, и не каким-нибудь едва уловимым звяком, а зазвонил уверенно и протяжно, а на одном из дисплеев скучная прямая так же неожиданно вздыбилась и принялась вырисовывать кривые. Осознав эти признаки, доктор не испугался и даже не очень удивился. Потому что все понимали, что рано или поздно эта штука все-таки сработает, и чем дольше она молчала, тем выше становилась вероятность того, что это случится скоро. Вот и случилось. На месте номер восемь возникли признаки жизни. И доктор Мак Сирон – так его звали – почувствовал себя примерно как матрос, что после бесконечного и безрезультатного плавания из своего «вороньего гнезда» увидел на горизонте нечто неподвижное и набрал в легкие побольше воздуха, чтобы заорать на весь океан: «Земля!»

Правда, орать доктор Сирон не стал, поскольку такого действия не предусматривалось. Зато все, что полагалось по инструкции, он сделал: прежде чем броситься к источнику сигнала, одним нажатием клавиши вытащил на монитор историю болезни номера восьмого: ее следовало знать, чтобы сразу же взять с собой к больному (теперь это был уже больной, а не «тело») те средства, которые могли в первую очередь понадобиться, чтобы закрепить происходящее и не позволить воскресшему вновь ускользнуть туда, где он только что был – или, во всяком случае, уже стоял у входа. Чтобы пробежать диагноз глазами, врачу достаточно было нескольких секунд – но на самом деле ему понадобилось несколько больше. И на то были свои причины.

Диагноз был: «Пулевое ранение, нанесшее повреждения, не совместимые с жизнью». Однако характер повреждений не перечислялся – по той причине, что заполнить эту рубрику стало бы возможным после вскрытия, а оно могло быть произведено только после выдержки здесь, когда факт смерти будет окончательно установлен. Пока сообщалось лишь, что ранение сквозное. Возникшая на компьютере схема показывала предварительно установленную траекторию прохождения пули сквозь ткани. Тем не менее именно эта схема стала первой причиной того, что доктор Сирон задержался у своего пульта на несколько секунд. Первой, но не единственной; вторая же причина заключалась в том, что на схеме, как и полагалось, кроме номера места было обозначено и имя человека, которому тело принадлежало; и это имя было доктору очень хорошо знакомо, и прочитанное никак не оставило его равнодушным.

Дело в том, что старший вызнаватель Лен Казус и патологоанатом Мак Сирон были – ну, не сказать, чтобы друзьями, но во всяком случае давними и хорошими приятелями. Вскоре после их знакомства (а случилось оно немало лет тому назад, когда оба только еще начинали работать в службе в Системе покоя и впервые встретились по делу) они сблизились на том основании, что и их взгляды на жизнь, и ее понимание, и вкусы, пристрастия и антипатии если и не совпадали до мелочей, то во всяком случае в основном были одними и теми же. Начиная с того, что оба были людьми одинокими, не испытывавшими потребности в постоянном спутнике жизни, то есть имеется в виду, конечно, спутница. Оба любили одни и те же напитки – и кофе, и то, что покрепче. Терпеть не могли на досуге разговаривать на служебные темы, полагая, что для этого хватает и оплачиваемого казной времени. Увлекались оперой (хотя на Неро пока еще приходилось довольствоваться главным образом записями, национальное оперное искусство пребывало тут пока в зародышевой стадии – определение принадлежит, как вы понимаете, Сирону) и от души презирали музыку эстрадную, которой на Неро звучало куда больше. Казус не раз говорил, что когда он испытывает потребность в таких звуках, он отправляется в служебный тир, где слышно очень похожее, но там каждый звук имеет хотя бы определенный смысл. Наконец оба любили поспать по возможности подольше, и еще – с удовольствием проводили время за шахматами, причем оба играли достаточно плохо – но другие и этого не умели.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что доктор Сирон, едва разобравшись с фамилией кандидата в покойники, заспешил к восьмому лежаку не только потому, что таков был его служебный долг.

8

Неро, Дом признаний, ночь с 13 на 14 меркурия

И снова Зору одолели мысли о нынешнем и будущем.

Хорошо, если ее будущее окажется таким, каким рисовалось в минувший день, после тихой, наедине, свадьбы. А вдруг нет? Сможет ли она пользоваться тем, что после Рика осталось? Если не сможет, куда пойдет, когда ее выпустят? Позволят ли еще какое-то время пожить в прекрасном жилище Рика – да и ее тоже, тоже! – пока она не найдет чего-нибудь другого? Завещания он наверняка не составлял, брачное свидетельство должно быть – но в доме там хозяйничало столько посторонних, неизвестно еще, что там после них осталось, может быть, даже винчестер вынули и унесли. И разрешат ли, если придется уходить оттуда, взять с собой все то хотя бы, что, по ее мнению, ей принадлежало: за время их сожительства Рик дарил ей или просто покупал для нее множество вещей – и одежду, и ценности. Все это, вместе взятое, должно было, по представлениям Зоры, помочь ей продержаться, пока она не найдет жилья по средствам – и, конечно, снова какой-то работы, заработка, чтобы жить спокойно и, главное, независимо. В компании появится новый президент, и если ему и понадобится помощница, то он наверняка приведет другую. Да ей и не хотелось думать о каком-то другом мужчине, о чьей-то широкой спине, за которой можно будет вновь укрыться. Может быть, конечно, потом, когда время пройдет и горечь потери сгладится… Может быть. Но не обязательно. И очень уместным будет сейчас, – так Зоре представлялось, какое-то время жить независимо. А что такая жизнь будет достаточно трудной – ее не очень смущало: к бедности она привыкла куда больше, чем к достатку, и хотя ее не любила – а кто ее любит? – но еще какое-то время мириться с ней была готова.

Словом, Зора настраивалась на жизнь бедную, но честную – вплоть до лучших времен, которые, как свидетельствовал и ее собственный опыт, настают, как правило, тогда, когда их ждешь меньше всего, и оказываются тем лучше, чем меньше их ожидали. Из такого хода ее мыслей можно сделать вывод, что психика Зоры была весьма устойчивой, и это позволяло ей быстро приходить в себя даже при серьезных неприятностях – а это является непременным условием прежде всего выживания, а затем и успеха. На это она, похоже, едва успев собраться с мыслями, уже начала рассчитывать.

Так что когда в коридоре послышались шаги сразу, самое малое, двух человек, стихшие по ту сторону двери камеры, в которой Зора ждала дальнейшего развития событий, она подняла голову, чтобы встретить любого, кто бы ни вошел, не напуганной и готовой на любые уступки, но спокойной и уверенной в своей правоте женщиной – и, что весьма важно, красивой женщиной, если и не женой (ныне вдовой) известного делового человека – этого они пока могут и не знать, – то его официальной спутницей. А это очень, повторяем – очень высокий статус, потому что его нельзя добиться связями или деньгами, но лишь своими личными качествами, выделяющими такую женщину из множества (всегда) других кандидаток. Она почувствовала себя готовой к схватке – если, конечно, что-то подобное понадобится. Ведь и раньше бывало…

(«Правильно я думаю, правильно! – с удовлетворением поняла она. – И если даже они меня в этот миг зондируют – все верно!»)

Такие вот мысли мелькали в ее сознании – но не задерживались там и никак не отражались ни на ее лице, менявшем выражение как бы непроизвольно, ни на движениях рук, в особенности пальцев, которые не дрожали, не сжимались в кулаки и не выстукивали дробь на коленях. Зоре не полагалось думать, что за нею сейчас кто-то может наблюдать, это ей и в голову не имело права прийти – по той простой причине, что под арестом она находилась впервые в жизни, и даже с людьми, обладавшими таким опытом, ей раньше общаться не случалось. Поэтому Зора, как показалось бы любому, не следила ни за своим лицом, ни за движениями, занятая только собой, но не окружавшей ее обстановкой.

На самом же деле наблюдение велось, и не только наблюдение, но и зондирование, а также запись; не потому, чтобы она представляла для Службы покоя какой-то особый интерес, но по той причине, что такой режим применялся к каждому, попадавшему в камеры предварительного заключения Дома признаний. Каждая деталь поведения арестанта фиксировалась, и в зависимости от этих наблюдений вырабатывалась тактика предстоящих допросов и вообще отношений, какой будет придерживаться следователь. Поэтому человек опытный с первого же мгновения начинал играть такую роль, какая казалась ему предпочтительной, принимался лепить свой образ таким, каким хотел. Зора же, вроде бы не просвещенная по этой части и оставленная в одиночестве именно для того, чтобы никто не успел ее просветить, вела себя так, как было для нее естественно. И тем самым, казалось, неосознанно помогала тем, кого следует, наверное, назвать ее процессуальными противниками.

9

Неро, Дом признаний, ночь с 13 на 14 меркурия

Двое из этих предполагаемых противников сейчас как раз и занимались тем, что во все глаза смотрели на нее, стараясь не пропустить мимо внимания ни единого ее движения, ни единой гримаски или взгляда. Правда, условия для наблюдения были не самыми выгодными, потому что Зора, случайно или нет, сидела так, что они видели ее в основном с тыла – а по выражению спины редко удается разобрать какие-то нюансы поведения. Так что в конце концов один из наблюдателей раздраженно проговорил:

– Послушайте, вы не можете повернуть ее так, чтобы стало видно лицо? Отсюда я могу лишь установить, что у нее неплохая фигурка, но как раз это в данном случае роли не играет.

– Хотите, чтобы она поняла, что ее просматривают?

– Не говорите глупостей.

– Гм. Попытаюсь.

– Объясните, как.

– Попробую включить экран. Чтобы увидеть, ей придется повернуться. А в ее положении всякое разнообразие привлекает.

Так и получилось: Зора повернулась, даже, может быть, неосознанно, на вдруг раздавшиеся звуки: показывали какой-то сериал.

– Так хорошо?

– Не совсем. Лицо в тени. Нельзя ли направить свет?

– Так мы делаем при допросах. Она поймет и сразу замкнется. Я бы не советовал.

– Ладно, оставьте пока так.

Замечали они все, кроме лица, прекрасно, воспринимали все так, словно находились в той же камере – там, где Зора видела только глухую стену. Не менее часа провели в молчании – не потому, конечно, что боялись быть кем-то услышанными, но просто накапливали впечатления от увиденного, составляли каждый свое представление о наблюдаемой женщине. И лишь когда мнения закончили формироваться, оба взглянули друг на друга, один – вызнаватель Смирс, замещавший сейчас и здесь старшего вызнавателя Лена Казуса, работавшего, как предполагалось, по своему плану, – посмотрел вопросительно, второй же, уже знакомый нам как мастер ситуаций Рогнед, проговорил:

– Скажите, а она давно тут, на Неро?

– По нашим данным – выезжала только на учебу, в Армаг. Вернулась что-то года два с лишним тому назад.

– Вот как. А когда началась ее связь с Нагором?

– Почти год.

– И более не отлучалась?

– Почему же, выезжала с ним – как сопровождавшее лицо. На два, три, четыре дня… А что?

– Да нет, так. Почудилось. Ну что же, советник был прав – эту, пожалуй, удастся обработать нужным образом и отправить по назначению. И с делом она справится: чувствуются неплохие задатки. Не удивлюсь, если выдержит и целый год. Если я прав, установит даже своего рода рекорд.

– Произвела впечатление? – Смирс улыбнулся, скорее вежливо, чем искренне. – Откровенно говоря, на меня тоже. У покойника был вкус, вам не кажется?

– Возникает желание? – усмехнулся гость. – Когда мы сможем получить ее? Предпочтительно – не в худшем виде, чем она сейчас.

Если Рогнед ожидал при этом незамедлительного согласия, то ему пришлось пережить некоторое разочарование, потому что вместо утвердительного кивка Смирс покачал головой:

– Боюсь, что это пустой номер.

– Не понял.

– Она задержана, по сути, только для проформы. Доказательства очень шаткие. Казуса они не убеждают, и он роет. Казуса вы знаете?

– Нет, – медленно проговорил гость. – Казуса я не знаю. Но уже здесь, в этом доме, пока ждал вас, услышал мельком, что с ним что-то стряслось.

– Что вы хотите сказать? – нахмурился вызнаватель.

– Только то, что рыть он больше не будет. Так уж сложились обстоятельства. Примите мои соболезнования: я всегда испытываю печаль, когда уходит кто-то из хороших работников. Кстати, разбираться в этом происшествии предложат, возможно, вам, но не думаю, что вы сможете добиться успеха: судя по тому, что я слышал, его успокоили вполне профессионально. Так что не спешите соглашаться. Зато, заменив его в расследовании убийства Рика Нагора, вы, я полагаю, сумеете сшить красивое дело – и сделаете это достаточно быстро. Уверяю: вам не придется жалеть об этом.

– Следует ли это понимать так, что Лен Казус…

– О нем, друг мой, отныне или хорошо, или ничего.

– Вот как?..

– Даю вам слово: я к этому отношения не имею. Но кто-то подсуетился. Минуту молчания отложим на потом, согласны? Сейчас у меня нет времени на ритуалы. Эта женщина нам нужна, самое позднее, через два дня на третий.

Офицер Смирс вздохнул. Пожал плечами:

– Невозможно. В суде дела не проходят так быстро. Даже если я закончу следствие и наскребу что-нибудь для суда, хотя и в этом есть сомнения…

– Оставьте их при себе. Почему вы решили, что дело обязательно нужно доводить до суда?

– Потому что, – ответил вызнаватель – это единственный способ, принятый для…

– Чушь. Для вас главное – не суд убедить, но эту женщину уверить в том, что ее дело проиграно заранее и бесповоротно. Вам нужны доказательства не для суда, но для этой девушки – чтобы она поверила! Потому что, поверив, она ухватится за любую возможность исчезнуть до вынесения приговора. И такая возможность у нее возникнет. Вы сами ей подскажете, хотя и не открытым текстом, конечно. Да не мне вас учить, как это делается. И она ускользнет. Так что суду не придется тратить на нее свое время. У них дел и так выше головы.

– Интересно, – сказал Смирс неприязненно. – По-вашему, если моя подследственная сбежит, это благоприятно подействует на мое продолжение службы?

– Естественно. Потому что эту ее попытку вы пресечете в самом начале. И она никуда не сбежит. Думаю, что она погибнет при попытке к бегству, после чего дело останется только прекратить.

– Она погибнет?

– Не делайте большие глаза, друг мой. Тело у вас будет, и вы его должным образом опознаете – потому что никто другой опознать и не сможет, оно будет, так сказать, в несколько деформированном состоянии. Чего же вам еще?

Вызнаватель Смирс, поджав губы, покачал головой:

– Я должен еще подумать.

– Кто вам сказал? Позвольте заверить вас: думать тут уже совершенно не о чем. Если вы не арестовали меня в самом начале нашего общения, то тем самым отрезали себе пути к отступлению – с точки зрения ваших коллег. Теперь каждое действие против меня одновременно становится и действием против вас самого – а вы ведь не хотите напакостить самому себе, навредить очень серьезно? Не забудьте при этом, что и у моих друзей в случае вашего отказа сложится не очень-то благоприятное впечатление о вас – ничем не лучше, чем то мнение, какое в конце концов возникло у них по поводу Лена Казуса.

Смирс промолчал.

– Я очень рад, – продолжил гость, – что вы разумно оценили обстановку. Теперь вы знаете, чего вам нужно добиваться от этой, как ее – Зоры Мель; способы остаются на ваше усмотрение. Если в этом деле все сложится наилучшим образом, то, уверяю вас, не возникнет никаких трудностей с расследованием несчастного случая, происшедшего с вашим старшим коллегой, и быстрое завершение этого расследования изрядно поднимет ваш авторитет. Вот, собственно, все, что я хотел вам сказать. Работайте – у меня такое впечатление, что интересующая нас девица уже заждалась, ей не терпится с кем-нибудь поговорить. С вами. Так что не будем терять времени. Разрешите пожелать вам успехов. Встретимся в следующий раз тогда, когда это потребуется.

Вызнаватель Смирс, соглашаясь, кивнул.

10

Неро, Дом признаний, раннее утро 14 меркурия

– Здравствуйте, подозреваемая.

– Меня зовут Зора Мель, господин Казус. Если вы не против, впредь называйте меня именно так.

– Согласен – если вы, в свою очередь, не станете называть меня Казусом.

– Вас смущает ваше имя? Оно и в самом деле может показаться смешным, но я вовсе не собираюсь…

– Не угадали. Мне все равно, кажется ли это имя смешным или нет. Дело совсем в другом: я – не Казус, а Казус, Лен Казус – не я, а совершенно другой человек.

– Странно. Мне сказали, что разговаривать со мною будет старший вызнаватель Казус. Извините.

– Предполагалось, что это будет он. Но обстоятельства помешали ему, и беседовать вам придется со мной. Или, может быть, у вас есть серьезные возражения?

– О, совершенно никаких. Я готова внимательно выслушать вас.

(«Да, держится хорошо, этот мужик был прав. Ничего, вначале все они хорохорятся, но мало кого хватает надолго. Сейчас, девочка, заговорим по делу, и воздух начнет рваться из тебя, словно из прямоточного двигателя…»)

– Вы уверены, Зора? А я считаю, что это я пришел сюда для того, чтобы выслушать вас. А перед тем – предупредить: нам с вами предстоит играть по определенным правилам. И одним из них является фактор времени. Если вы станете тянуть, затраченное мною время будет работать против вас. А ваши дела и так достаточно плохи, чтобы еще искусственно ухудшать их. Я не слишком сложно говорю?

– Нет, я все поняла, кроме одного: какие это мои дела, по-вашему, достаточно плохи? И почему?

– Не старайтесь разозлить меня, не надо. Повторяю: говорить и объяснять предстоит вам, а не мне. Таймер включен. Так что давайте.

– Даю. Вот этот шут – придворный лорд, ему должны мы кланяться…

– Стоп! Что вы там мелете?

– Вы же хотите, чтобы я говорила? Вот я и говорю.

– Зора! Если вы не понимаете и не цените человеческого отношения к вам…

– Отчего же? Прекрасно понимаю. Но вам что, не нравится то, что я говорю? А откуда мне знать, что вам понравится? Намекните хотя бы. Задайте вопрос, в конце концов.

(«Господи! Девка и в самом деле с яйцами! Но – спокойно, спокойно…»)

– Хорошо – хотя вы и так прекрасно знаете, о чем вам следует говорить. Вот вам мои вопросы. Первый: по какой причине вы убили вашего сожителя, предпринимателя Рика Нагора? Второй: с какой целью вы совершили это преступление? Третий: сделали вы это по собственной инициативе или кто-то поручил вам это? Кто этот человек или люди, какая между вами существует связь? Четвертый: время для этого действия было выбрано вами намеренно, оно с чем-то связано – или просто вы ждали, пока не возникнет удобная обстановка? Думаю, для начала хватит. Отвечайте.

– Сначала скажите: Рик действительно убит?

– Зора Мель! Перестаньте прикидываться дурочкой! Не лепите, как говорится, горбатого к стенке. Ну!

– Я не понимаю, что вас так раздражает. По-моему, я говорю все правильно. Вы спросили так, словно знаете, что я убила Рика. Это, конечно, совершенная чушь, и я спросила вас вполне обоснованно. Потому что я и вправду не знаю, убит он или нет. Когда меня разбудили и вытащили из постели, я действительно увидела тело на полу в музыкальной. Но если даже человек сильно обожжен, это еще не обязательно значит, что он мертв, разве не так? В конце концов современная медицина чего-то стоит, людей вытаскивают буквально с того света, я могу рассказать вам немало историй такого рода. Мне тогда не позволили не то что путем осмотреть его, но даже замедлить шаг не дали – промчали на курьерских мимо. Откуда же мне знать, что он действительно умер? И тем более – убит: ведь обжечься можно и самому! Вам никогда не случалось, скажем, обжечь руку? Со мной в детстве это бывало не так уж редко.

– Это можно понять: видимо, огонь привлекал вас с детства, да? Вас подсознательно влекло к нему. И в конце концов вы, похоже, научились неплохо обращаться с ним. Как вы его сожгли, кстати? Не лучший способ… Об этом свидетельствует и убийство Нагора.

– Я дам вам хороший совет: никогда не садитесь играть в отгадки. Это не ваш хлеб. Будете проигрывать. И сейчас не угадали: именно еще в детстве, раз и другой обжегшись и обварившись – и это было больно, – я возненавидела огонь. И близко к нему старалась не подходить. Даже за столом, где вроде бы без этого не обойтись. Это, кстати, вначале Рика очень сердило: он любил, когда на столе горят свечи. Но в конце концов он с этим примирился, хотя его друзья над этим, когда видели, как я шарахаюсь доже от зажигалки, лишь посмеивались совсем не обидно.

– Говорите по делу! Отвечайте на вопрос, не вертите…

– Не могу вертеть тем, что вы, по-моему, имеете в виду: сидя, это невозможно делать. Отвечаю на ваши глупые вопросы: я не убивала Рика. Не задумывала убийства ни сама одна, ни совместно с кем-нибудь, даже с вами. Говорю «с вами» потому, что за всю последнюю неделю не видела никого, кроме, конечно, Рика: не возникало такого желания, а он с этим считался. Теперь я понимаю, что это было предчувствие. Вот, теперь вижу вас. Тех, кто меня тащил сюда, не считаю: я с ними ни слова не сказала. О чем еще вы станете спрашивать?

– О друзьях, которые посмеивались. Кто они?

– По-моему, очень милые люди.

(«Сдерживайся. Изо всех сил, но сдерживайся. Иначе она и совершенно выйдет из-под контроля. Напугай ее. Серьезно. Заставь задуматься»).

– Но ведь получается, Зора, так, что если не вы убили Нагора, то скорее всего это сделал кто-то из них – из людей, для которых не составляло труда увидеться с ним даже в такое вот – неслужебное время. Вряд ли ведь в ваш дом впускали среди ночи кого попало.

– Не знаю. Не могу представить…

– Подумайте вот о чем, Зора: а что, если после него захотят убить и вас?

– За что?

– А его – за что?

– Откуда мне знать?

– Вот и не будете знать; но они-то будут!

– Не верю. Почему тогда меня сразу не… Ну, вы понимаете.

– Я-то понимаю. Причина проста: убей они вас – и на вас не легло бы никакое подозрение, не так ли? А вы живы – значит, есть кого подозревать, значит, настоящий убийца вне опасности.

– Знаете, в этом что-то есть.

– Не задержи мы вас – скорее всего, сейчас вас уже не было бы в живых.

– Ужас!

– Так что, как ни странно – для вас выгодно находиться здесь в качестве сперва подозреваемой, а потом и обвиняемой. Это все как бы в их интересах. А мы тем временем, разумеется, будем искать истинных виновников. И найдем, уверяю вас – найдем. Но, конечно, это потребует времени. И в течение этого времени вы можете находиться в безопасности только здесь. Я понимаю, что это нелегко для вас – и морально, и физически…

– Конечно. Хотя вообще-то я не неженка.

– Приятно слышать. А выглядите именно так.

– Да, меня всю жизнь считают такой. Но я не обижаюсь.

– Итак, давайте договоримся: пусть следствие идет своим путем. В конце концов оно докажет вашу невиновность. И возьмет тех. А вы до той поры наберетесь терпения…

– Пожалуй, я с вами соглашусь – во всяком случае, пока.

– Вот и чудесно. Ого, сколько времени прошло. Давайте сейчас оформим краткий протокольчик, чтобы было что подшить к делу, – и за работу.

– Будь по-вашему. Интересно, а Казус тоже все объяснил бы вот так? Где он, кстати?

– Дался вам этот Казус. Где? Да неподалеку.

– Просто я о нем слышала хорошее. Хотелось посмотреть на него. Ладно, наверное, еще успею.

Услышав эти слова, офицер усмехнулся. А точнее – он сделал это лишь мысленно. Он уже выяснил, что, хотя Лен Казус действительно находился не так уж далеко от Дома признаний, увидеть его подследственной вряд ли удастся. Потому что место, где скорее всего пребывал сейчас старший вызнаватель, именовалось моргом, и попасть туда можно было лишь, обладая соответствующим разрешением при наличии серьезной причины: для опознания тела, например. Зора Мель, понятно, опознать тело Казуса не смогла бы, поскольку с покойным никогда не встречалась и даже изображений его не видала: как правило, оперативники Службы покоя не выступают в качестве фотомоделей. Что же касается вопросов после аутопсии, то произвести вскрытие тела Казуса еще просто не успели – хотя бы потому, что надобность в таком действии была чисто формальной, серьезных вопросов в связи с этим убийством не возникало, все и без того казалось совершенно ясным.

Но всю эту информацию вызнаватель Смирс, естественно, оставил при себе и на предположение Зоры ответил лишь одним словом:

– Возможно. – И, подумав, добавил еще: – Чего не бывает на свете!

11

Неро, морг Департамента покоя, ночь с 13 на 14 меркурия

Доктор Сирон вбежал в «предбанник» морга и увидел: простыня, которой еще недавно было накрыто бездвижное тело, оказалась уже отброшенной в сторону, а само тело, свесив ноги, сидело и глядело на вошедшего хотя и мрачным, но совершенно осмысленным взглядом. То есть налицо были признаки не только возвратившейся жизни, но и сознания. Может быть, еще не вполне прояснившегося: об этом говорило то, что встречен был доктор не возгласом удивления и не вполне закономерным вопросом вроде «Где это я и что со мной?», но заявлением:

– Бардак тут у тебя, Мак, честное слово. Тут помрешь, а никто и не спохватится.

Доктор ухмыльнулся: тональность предстоящего общения была этими словами определена, и он постарался ответить в том же ключе:

– Опять нарушаем? Сюда, по-твоему, зачем людей кладут? Чтобы они шум поднимали? Вот посмотри: все лежат тихо, по правилам, а ты и тут отличился. Прямо скандал с тобой.

И, не выдержав все-таки, обнял воскресшего – достаточно осторожно, правда, чтобы не потревожить рану, на которую, впрочем (вернее – на которые, поскольку тут был и вход, и выход), была наложена соответствующая повязка: с телами неопределенного статуса полагалось обращаться так же, как с несомненно живыми.

Подвергнутый объятию похлопал Мака Сирона правой рукой по спине, скорее всего, чтобы убедиться, что с этой конечностью все более или менее в порядке; левая пока оставалась неподвижной – Лен Казус еще не рискнул опробовать и ее. Были и у врача, и у пациента дела и более важные и срочные. У врача в первую очередь:

– Как себя чувствуешь? О прочем – потом. Испытываешь боль?

– Это она меня испытывает, – ответил Казус. – Но в пределах допустимого – если память меня не подводит.

Врач его понял, потому что знал: у Казуса уже и до этого было три ранения, из них, правда, одно легкое. Так что у следопыта было с чем сравнивать.

– Головокружение, слабость?

– Да вроде бы все в норме. Как пуля прошла? Или сидит во мне?

– Навылет.

– Вы тут все замотали, ничего не пойму. Это вход?

– Вход в спине.

– Сильно промазали?

– Судя по месту – выстрел был профессиональный. На-ка, проглоти и запей.

– А ну тебя с твоей химией. Профессионально? Почему же я живой? Хотя… Долго я провалялся?

– Полсуток. Ты не заговаривай мне зубы, глотай. У тебя же сейчас все процессы пойдут в ход, а тебя по сути лечить и не начинали, ты же признан покойником. Чего доброго, начнется сепсис, тогда…

– Эй, эй, ты чего это?

– Не верти задницей, иначе не туда воткну. Да не кривись, это же безыгольный. Вот так…

– Садисты вы все, вот что.

– Да, это ты задал хитрый вопрос: почему ты жив. С этим еще разобраться нужно. Во всяком случае, в коме ты был прямо-таки образцовой, впору студентам демонстрировать. Когда тебя привезли, тут все поверили, что тебе хана. Дежурство не мое было…

Разговаривая, Сирон осторожно снимал повязку. Она не очень-то и присохла: кровотечения почти не было.

– А будь твое – ты, конечно, сразу бы все понял?

– Все – не гарантирую, но в смерти усомнился бы – зная твой пакостный характер. Так вот почему ты жив. Потому что пуля отклонилась – уже войдя в тело. Словно отразилась от чего-то, вместо того чтобы пробить или перебить. Вот посмотрим тебя на просвет…

– Это вряд ли, – сказал Лен Казус.

– Ну, ну. Сейчас вызову машину, доставят тебя в клинику – нашу, ведомственную, и там тобою займутся по всей программе.

– Доктор, я тебе сейчас скажу кое-что, а ты выслушай, пожалуйста, внимательно и крайне серьезно.

– Уже напугал. Слушай, а может, ты не ожил, а просто притворяешься?

– Угадал. Значит, так: никаких машин. Никаких клиник, программ, обследований. Это первое. Дальше: я не оживал, тебе померещилось. Наоборот, настолько недвусмысленно помер, что меня следует, ничего больше не ожидая, отправить в печку.

– Через двое суток, не раньше.

– Через час, не позже. Ну, хотя бы по ошибке; бывают же у вас ошибки? Или вы тут все совершенно безгрешные?

– Знаешь что, Лен? Давай-ка все клером. Втемную я с молодости не играю. Похоже, мотивы у тебя не шуточные. Вот и колись, как вы говорите.

Лен Казус помедлил не более секунды.

– Ладно. Все очень просто. Ты и сам видишь, что меня не машина сбила, не балкон упал и не собаки загрызли. То есть несчастный случай никак не предполагается, пулю в меня всадили, очень ясно представляя, кого выцеливают, и, безусловно, имея на то серьезные причины. Следовательно – что? Торопились, и даже организовать наезд на улице у них не было времени. Иначе они…

– Секунду. Кто – они?

– Сообщу тебе по секрету, как только узнаю. Не перебивай. Иначе, сказал я, они постарались хотя бы ради приличия создать несчастный случай, скрывшегося водителя, угнанный возок и все согласно лучшим традициям. А почему они так спешили?

– Давай, твори дальше.

– Творю. Спешили они, скорее всего, потому, что испугались: видимо, в том месте, где я находился, имелось нечто, чего мне никак нельзя было найти, а если уже нашел – воспользоваться. От других предположений пока воздержусь.

(«А ведь это может быть, если подумать, и привет с Теллуса. Если так, то… ладно, об этом пока – ни слова».)

– И ты знаешь, что это такое? Чего тебе не полагалось найти?

– Догадываюсь. Но об этом говорить не будем. Считай, что это – тайна следствия, а вообще-то сейчас главное не в этом. Объясняю: если я сейчас окажусь живым, да еще у людей на виду, что последует в самом ближайшем будущем?

– Понял. Но не все. Например: если тебя нет, то, значит, и заниматься хотя бы этим же самым расследованием ты никак не сможешь. Или я ошибаюсь и у вас уже и покойников привлекают к сотрудничеству?

– Ничего невозможного в этом не вижу. Но это мое личное мнение, практики же такой, насколько знаю, не существует. Все впереди. Ты прав в том отношении, что я не смогу вести расследования – официального, будучи представителем закона, работником Службы и так далее. Но это вовсе не значит, что я не смогу вести его как некое частное лицо. Совершенно другое.

– По-моему, это уже скорее фольклор. Или чтиво.

– Определения меня меньше всего волнуют.

– А почему ты так вцепился в это расследование? Такое уж оно важное и необходимое? Ну, замочили еще одного денежного мужика – так не первого же и не последнего, в чем же фишка? Или ты у нас такой рыцарь без страха и упрека, что не можешь допустить обвинения женщины в том, что она не делала? Лен, так скорее всего это все же она его и завалила, с дамами такого рода, искательницами приключений, так бывает, у них моральный уровень, как говорится, ниже нуля…

– Вот не знал, Мак, что ты эксперт по этой категории женщин.

– Да это все знают. Так вот: тебе надо лечь в клинику, там, надо думать, начальство обеспечит охрану, а пока тебя будут приводить в полный порядок – попросишь тебя от этого дела отстранить, или как там это у вас оформляется, не знаю. И от тебя отстанут, отсохнут, оставят в покое. Не лучше ли так, чем уходить в подполье?

– В логике тебе не откажешь.

– Сделай так – и порядок. Я звоню?

– Ты не звонишь, а делаешь так, как я сказал.

– Слушай, нельзя же быть до такой степени упертым!

– Можешь говорить что угодно, можешь смеяться – но я сам не могу этого объяснить не то, что тебе, но и себе самому. Срабатывает интуиция – вот единственное, что я знаю. А я привык не только верить интуиции, но и подчиняться ей. Почему? Потому, что если мне что-то удавалось в работе, да и не только в работе, то лишь тогда и потому, когда я шел и поступал по интуиции, а не по логике. А сейчас интуиция говорит, что там – за этим заурядным вроде бы убийством, за женщиной, которая может пострадать, – что-то совсем другое, очень и очень значительное. Кстати, если говорить о той женщине, то я ее едва успел увидеть, да и то со стороны, и потому она для меня сейчас – лишь условный знак, не более, так что – ничего личного. А вот дело, которое я ощущаю, хотя еще и не вижу… Ну что с меня взять, я от природы – легавый и, похоже, таким и останусь если не навсегда, то, во всяком случае, пока сил и желаний хватит. Вот и все, Мак, на эту тему, теперь давай конкретно. Итак: восьмая лежанка освобождается, поскольку ты меня отправил в печку. Урночку оформишь как полагается…

– Лен, я же в печку не отправляю, на то есть другие люди, я только даю заключение…

– У тебя тут наверняка кто-то уже вылежал срок?

– Ну, само собой. Вон тот – в конце, у задней двери. Убедительно созрел, уже запашок пошел.

– Ну и чутье у тебя! Только это не тот запах: гарью несет до сих пор. Ага: это и есть жертва? Можно взглянуть?

– Не знал, что ты мазохист. Хочешь – гляди.

Казус подошел к телу. Откинул полотнище с лица. Поморщился. Снял покрывало целиком. Постоял целую минуту, сканируя тело глазами. Покачал головой. Что-то проворчал под нос. Снова накрыл. Вернулся на свой лежак.

– Ну, этого ты не тронешь: сохранишь для процесса. А в том углу – кто?

– Неопознанный. Ему уже срок выходит. Через три часа.

– Вот и сдай его, как меня. Чуть раньше – ну и что?

– Подведешь меня под монастырь… Ну а ты – что, куда, как?

– Туда, где меня искать не станут. От тебя требуется только… Где мое шмотье? Меня же сюда не голым доставили?

– У нас в кладовке, таков порядок. Потом выдаем родным, если хотят. А не хотят – уничтожаем, понятно.

– Выдашь мне, поскольку я – самый близкий себе человек. И еще одна просьба. Мое жилье вместе со всей начинкой завещано тебе, поскольку, как ты знаешь, человек я одинокий. Кажется, есть какая-то седьмая вода на киселе – на Лиане, в другом конце Галактики, но кроме этого я о них ничего не знаю и не знал никогда. Просьба вот в чем: наследство прими. И сохраняй. Я ведь не навсегда исчезаю – надеюсь, во всяком случае…

– Умеешь ты нагружать людей дополнительной работой.

– Не говори, прямо талант такой у меня. Так вот, хоть раз в неделю – в тот день и час, когда мы с тобой обычно играли партию-другую, появляйся там. Объясняю, зачем: там у меня – кое-какая нештатная аппаратура, так что со своим домом я всегда смогу связаться – даже если мне будут сильно мешать.

– Да уж чувствую, что придется. Теперь, надеюсь, все?

– Рано обрадовался. Ты говоришь – пуля во мне отклонилась.

– Ну, вскрытия, как я уже намекал, не производилось. Но по схеме – впечатление именно такое. Хотя возникает некоторое недоумение: там вроде бы натыкаться ей было не на что, потому что между ребрами она прошла без помехи…

– Ладно. Итак: никакая пуля не отклонялась. Никакой схемы ты не видел по той причине, что такой схемы – с отклонением – компьютер не выдавал. А дал нормальную: пуля вошла, поразила, что надо было, и вышла. Надо тебя учить, как такую схему получить?

– Обойдусь.

– Мак, прямо хоть плачь – такой ты безотказный. И если только все обойдется по-хорошему… А сейчас – тащи мое барахло. Нет, я с тобой пойду, там сразу оденусь.

– Ну-ка, я посмотрю, как ты на ногах держишься. Вон в ту дверь.

Казус пошел. Медленно, не очень уверенно. Врач покачал головой:

– Далеко ли рассчитываешь так уйти?

– Мне далеко не надо. Только не спрашивай: все равно не скажу.

– Тебе виднее, ты мальчик взрослый…

– Да, еще вот что: пожертвуй мне твой коммик. Мой коллеги унесли – как и все прочее. И немного денег.

– Еще чего! Как же я без связи?

– Тут у тебя связь есть, казенная. А как только навестишь мою келью – в столе, в левом верхнем ящике лежит мой новехонький, купил себе в подарок и выдерживал до дня рождения. Бери и пользуйся.

– Тебе только женщин уговаривать: срабатывало бы без осечки.

– Спасибо за совет. Попробую при случае.

12

Неро, Дом признаний, утро 14 меркурия

Когда не удается, как это было у Зоры сейчас, восстановить события, не оставившие вроде бы оттиска в памяти, но несомненно самые важные из всего, что происходило в последние дни и часы, остается лишь одно: вспоминать. Не видя света впереди, искать его источник сзади, в прошлом, потому что даже такое освещение хоть немного да помогает разглядеть то, что укрылось под черным покровом забвения.

Этим Зора и продолжала заниматься все в той же камере, под столь же пристальным наблюдением, какое там велось постоянно. Впрочем, тем, кто ее разглядывал, похвалиться было, в общем, нечем: женщина все еще сохраняла почти полную неподвижность, ее нервы, кажется, пришли наконец в порядок, и никаких спонтанных телодвижений она не делала, не вздыхала глубоко, не качала и не вертела головой, не сжимала кулаков, не переплетала пальцы – одним словом, выглядела чуть ли не мумией; только веки моргали изредка да грудь плавно, неторопливо поднималась и опускалась. Все это свидетельствовало вроде бы о ее несокрушимом спокойствии; но так думать могли лишь люди, не знакомые с программой воспитания и обучения девушек в Марианском колледже – а там их прежде всего натаскивали на полное владение собой: что бы ни творилось в твоей душе, – внешне будь как Будда: только улыбайся, щурясь, и по возможности молчи: пусть они сами говорят за тебя, сами себя убеждают – если понадобится, твое слово да будет последним. Именно так она и вела себя сейчас, и наблюдателям не понять было: что же в это время творится в ее сознании? О чем думает, на что настраивается, как собирается себя вести?

Зора же пока никаких планов не строила; воспоминания по-прежнему владели ею, они и были лучом света из-за спины, и не только света, но и немалой энергии – потому что каждому из нас случалось в прошлом черпать энергию для воздействия на будущее, она там есть, надо только уметь ее воспринять и использовать. А в прошлом Зоры, совсем-совсем недавнем, такой энергии было – океан.

И в самом деле: даже один только вечер накануне (накануне убийства, но этого слова Зора даже про себя, мысленно, не произносила, не желала признавать его, оно было противоестественным, а ее всегда учили сторониться противоестественных вещей), и не только тот вечер, но и те несколько последних длинных и сладких дней – а если точнее, то вся первая половина месяца меркурия – сконцентрировали в себе столько мощи, что, быть может, ее и на всю жизнь могло бы хватить. Весь конец предыдущего месяца харона Рик выглядел немного не таким, как обычно: был чуть более озабочен, как казалось ей, минутами необычно хмур, реже улыбался и даже (раньше этого не бывало) при взгляде на нее – а он любил смотреть на Зору, ощущалось, что любуется с каждым днем все больше, – отводил глаза, словно чувствовал себя в чем-то виноватым. А вот перед тем как ему улететь на секретное испытание, все как-то разом и круто переменилось – как если бы он в предыдущие дни пытался принять какое-то решение, словно перед ним стояла дилемма, колебался в ту и другую сторону, и вот наконец решение отлилось в очень определенную фигуру и сразу затвердело так, что изменить его было просто невозможно. Тогда, ощутив эту перемену в окружавшей их атмосфере, Зора облегченно вздохнула: ну наконец-то, а она этого уже две недели ждала изо дня в день, до предела напрягаясь, чтобы не дать понять ему, что она вся в ожидании, отчего лишь шаг-другой остается и до серьезного разочарования. Рик все же успел вовремя, когда сказал (а она, понятно, сделала вид, что ничего подобного не только не ожидала, но подобное ей даже и во сне не снилось):

– Зора, тебе хорошо здесь? Условия, работа – словом, все вместе тебя устраивает?

– О, конечно же! – ответила она. Вполне убедительно ответила – или, вернее, было бы совершенно убедительно, если бы не крохотная пауза, отделившая ее ответ от его вопроса; почти незаметная пауза, но им уловленная и правильно расшифрованная, обозначавшая: «Да, конечно, но все же чего-то еще не хватает – чего-то, что в твоей власти».

Рик Нагор кивнул, словно в таком ответе был уверен заранее.

– Ну а согласишься ли ты несколько расширить круг своих обязанностей?

«Ну наконец-то!» И такая иллюминация началась в ее душе, такой фейерверк – никакому празднику не сравниться было с этим! Внешне же – она чуть зарумянилась от смущения, опустила глаза на секунду, и тут же, взмахнув ресницами так, что ураган мог возникнуть, подняла взгляд на него:

– Ты правда меня любишь?

Он даже удивился:

– Да, ты ведь это давно знаешь.

– Нет, скажи сам.

– С самого начала.

– Нет, – не согласилась Зора. – Первые дня три ты еще не любил. Не спорь, поверь: я лучше разбираюсь в этом. Ты меня нанял для другого. И тогда же об этом сказал. Только потом…

На этот раз покраснеть пришлось ему, когда он признал:

– Наверное, ты права, так и было. Но теперь это уже не важно. Ты – со мной и только со мной. А чтобы все стало на свои места, сделаем все, что полагается, и так, как полагается.

Зора сказала – мягко, чтобы не прозвучало упреком:

– Рик, но я пока еще не услышала…

– Да, – спохватился он, – конечно, женщинам ведь нужна определенность. Прошу тебя стать моей женой. Если ты меня любишь, конечно. Нанимать тебя в жены не хочу, не желаю быть твоим хозяином.

– Ты всегда им останешься, – ответила она так, как и следовало, – по моему согласию и желанию. Не притворяйся, Рик, – ты ведь точно так же понял это уже давно. С нашей первой встречи в постели.

– Черт, как вы ухитряетесь все угадывать, – сказал он, улыбаясь. И тут же перешел на деловой тон: – Предлагаю диспозицию вот какую: завтра – официальное объявление утром и узаконение – вечером…

– Что ты! Так быстро это не делается! Объявлять надо не меньше чем за неделю…

– Рику Нагору не надо. Потом три дня – на подготовку к торжествам.

– Надо ли – с помпой?

– Нам нечего скрывать. А если станем все делать в тишине – вообразят, будто у нас в шкафах скелеты. Но у нас все ведь в порядке, так?

– Так, – ответила она, не колеблясь.

– Ну вот, значит, так и сделаем. Утром поедем заказывать тебе подвенечное. Не волнуйся, за три дня они сделают все, что ты захочешь. Согласна?

– Разве с тобой можно не согласиться? – улыбнулась она.

– Смотри, чтобы мне не пришлось напоминать эти твои слова слишком часто.

– Не создавай для этого поводов – и не придется.

– Понял: последнее слово всегда остается за собой. Но вот еще что: твои деловые обязанности на тебе и остаются, у тебя все прекрасно получается, и я не хочу никого другого в этой роли. Так что если ты рассчитывала…

– Никогда! – сказала она убежденно и при этом не слукавила.

* * *

Завозились с дверью, и Зоре, в мире памяти, на миг почудилось, что это пришли приглашать к свадебному столу. Понадобились мгновения, чтобы прийти в себя.

– Добрый вечер.

– Здравствуйте, Смирс. Вы, надеюсь, с добрыми вестями?

Названный подошел; положил на столик коробочку.

– Приходится вас огорчить. Я пытался изо всех сил, однако все обстоятельства – против. Следствие по вашему делу закончено, даже обвинительное заключение для суда написано и подписано. – Он постучал пальцем по крышке коробки. – Все оно здесь – восемнадцать больших кристаллов. Я хочу – да и закон требует – ознакомить вас с содержанием дела, перед тем как вы предстанете перед судом.

Зора постаралась спросить совершенно спокойно:

– Когда же это произойдет?

– Точно не знаю, судья назначит день. Но уже завтра рано утром вас отсюда перевезут в судебную тюрьму. А там обстановка куда суровей, и уж оттуда исчезнуть никому еще не удавалось. Так что…

– Хорошо. Не станем терять времени. Показывайте дело. Я хочу видеть все.

Смирс вложил в аппарат первый кристалл. Включил.

– Ну что же: смотрите.

Глава, идущая перед последующей

1

Неро, ночь и раннее утро 14 меркурия

Лен Казус никогда даже в страшных снах не видел, что однажды он вдруг, ни с того ни с сего, находясь уже в достаточно зрелом возрасте и не затевая никаких авантюр, окажется, как в старину говорилось, «яко наг, яко благ» – на улице, под равнодушным ночным небом, лишенный всего, что еще совсем недавно у него было: жилья, машины, денег, одежды – кроме того, что было на нем и уцелело в секретном кармашке. А также – документов, изъятых при обнаружении тела коллегами из той же Службы, следовательно – общественного и профессионального статуса. То есть он остался без личности и даже больше того: без жизни – потому что в документах числился уже покойником и намерен был оставаться таким столько времени, сколько потребуется для решения задачи, им самим перед собой поставленной, – вместо того чтобы, купив на последние бутылку, явиться к коллегам, приятно удивить их и отпраздновать воскрешение из мертвых, а наутро целиком и полностью включиться в привычную, хорошо знакомую и, в общем, достаточно приятную жизнь. Приятную хотя бы потому, что до сих пор удач в ней было больше, чем противоположного, жизнь была плюсовой, а это, согласитесь, уже очень много.

Откровенно говоря, настойчиво отражая исполненные добрых намерений попытки доктора Мака Сирона сделать все по правилам и вернуться в нормальное состояние, старший вызнаватель – теперь уже бывший – Лен Казус уже достаточно четко представлял себе, что он хочет предпринять, но подумать, как он сможет сделать это, просто-напросто не успел.

И вот сейчас наступило самое время задуматься над этим, потому что была ночь, и задувал очень прохладный ветерок, уместный в солнечный день, но сейчас совершенно излишний, да еще небо вовсе не было безоблачным, капля-другая успела уже упасть, явно намекая на возможное ухудшение погоды, а промокнуть на ночном ветру никогда не казалось Казусу ни приятным, ни полезным. Так что сама собою выдвинулась на передний план потребность найти какое-нибудь временное убежище от своеволия стихий – и уже там спокойно и последовательно продумать все предстоящие действия, которые он считал необходимыми.

Лен Казус, как он уже сказал другу Сирону, был совершенно уверен в том, что на него открыта охота. О причинах ее он сейчас не стал задумываться, потому что и так знал, что их могло быть скорее всего две: ему или хотели помешать серьезно углубиться в дело об убийстве Рика Нагора, или же… Но вторую причину он поостерегся сформулировать даже мысленно, зная, что всякая серьезная современная организация имеет в своем составе квалифицированных телесканеров, способных безошибочно настроиться на казуальное тело любого человека и без особых искажений считывать его ритмы – если, конечно, объект не обезопасил себя заранее, выставив необходимые блоки. У практики телесканирования было нечто общее с ауроскопией: а именно, ее результаты также пока еще не признавались судебными доказательствами, но охотно и с успехом использовались при решении оперативных задач. Откровенно говоря, Лен Казус и сам имел диплом ТС высшей категории, получил его еще в молодые годы; об этом, однако, не знали ни в Службе, ни друзья-приятели. Даже Мак Сирон не знал. Почему Лен утаивал это свое качество, хотя оно могло бы намного облегчить и даже ускорить подъем по карьерной лестнице? Надо полагать, что у него были на то свои соображения. Но, во всяком случае, он намеревался в ходе предстоявшего допроса подозреваемой Зоры Мель пустить это свое умение в ход, потому что было у него серьезное ощущение того, что в этого человека следовало заглянуть поглубже, в нем без труда угадывалась, как Лен это про себя называл, «анфилада» – то есть такая планировка, где за одной комнатой открывается другая, за ней – третья, пятая, десятая – и конца им вроде бы нет. И хорошо еще, если все эти отсеки (а открыть каждый последующий все труднее, потому что замки все хитроумнее и все больше ловушек возникает перед каждым входом) находятся на прямой оси; если же ось эта изогнута до того, что сама себя многократно пересекает, то получается уже не анфилада, но хороший лабиринт, в который войти еще войдешь, а вот насчет выбраться – это еще, как говорится, будем посмотреть. Вот такая конструкция почудилась Казусу в достаточно простенькой на вид дамочке и очень его заинтересовала. Не то чтобы он решил, что в таком лабиринте неизбежно укрываются какие-то опасные духи: преступные мысли или намерения, богатая информация о нарушениях и нарушителях закона, и тому подобное! Он еще не заболел всерьез той профессиональной болезнью, что помимо желания заставляет подозревать во всем на свете всех и каждого, и которую можно назвать презумпцией виновности. Нет, дело было скорее всего в чисто детском желании, увидев игрушку, заинтересоваться тем, как она устроена. Правда, дети при утолении этого интереса игрушку чаще всего ломают. Лен же ребенком (как он полагал) отнюдь не был и собирался не только сохранить ее в целости, но даже не потревожить.

Но теперь об этом думать не приходилось: возможность допроса улетучилась вместе с его легальным существованием. Сейчас встали задачи попроще, но и понасущнее.

Как Лен уже предупредил доктора Мака, туда, где был – да и оставался, пожалуй, во всяком случае пока – его дом, идти наверняка не следовало. Такое ощущение у Казуса возникло сразу же, как только он, очнувшись, смог оценить все случившееся, пусть и в самых общих чертах. И с каждой минутой – а с тех пор их протекло уже немало – в нем крепло ощущение, что ему так и не удалось по-настоящему исчезнуть, совершенно и бесследно; для большинства – да, для официального делопроизводства – конечно, но – отнюдь не для всех тех, кого его судьба вообще как-то интересовала. Кто-то если и не видел его сейчас, то, во всяком случае, ощущал его присутствие на этом свете. Кто? Наверняка то не были люди из Службы, подозревай они такое – с него не спускали бы глаз, даже пока он лежал в коме. Из лучших побуждений не спускали бы. В Службе покоя, в конце концов, работают люди нормальные и доброжелательные, хотя и не всегда и не к каждому. А вот тем, кто к Службе отношения не имеет, проникнуть в ее ведомственный морг можно разве что при помощи вооруженного налета; но на такие авантюры даже передуренные шайки нынче не ходят: жить еще хочется. Значит, некто понимает или хотя бы подозревает, что с тобой еще не все в порядке, но напрямую добраться не может. Что он станет делать в таком случае? Элементарно: прежде всего – поставит под контроль все места, где воскресший предположительно может появиться. Какие? Место работы: Департамент Покоя, то есть Дом признаний, куда он и в самом деле пошел бы, если бы не задние мысли, которых он опять-таки не стал формулировать, чтобы не сделать их доступными, обозримыми. Затем – его жилище, там все куда проще: оно никем не охраняется, за ним легко не только наблюдать со стороны, но можно без особых затруднений войти даже в отсутствие хозяина, удобно расположиться и ждать его хоть до второго пришествия. Еще? Предположим, недобиток не совсем глуп и ни на службу, ни домой идти не рискнет – во всяком случае, сейчас, ночью. Что ему останется? Либо до утра куковать в морге; но человеку, только что состоявшему в покойниках, эта идея вряд ли придется по вкусу. А значит – либо направиться к близкой женщине (предпочтительно – к матери, но, увы… Ну, тогда – к любовнице. Что, и ее нет? Ну, это, знаете ли, и вовсе не естественно, наводит на подозрения. А может, к любовнику? Нет? Ну, вы просто аскет какой-то, совершенно ненормальный, и как вас на службе держат? А мы удивляемся, почему порядка нет как нет!). А если и это не получается – остаются только гостиницы, большие и малые, а также – ночлежки, и еще – камеры для бродяг и пьяных-задуренных в квартальных станциях покоя. Взять все это под контроль – нужна куча народу, однако же серьезные фирмы в этом не нуждаются: в каждом таком месте у них заранее все схвачено, не надо слать людей – они там всегда есть, их надо лишь предупредить да скинуть изображение по связи. И стоит там показаться, как помчится информашка куда следует, и ты еще до снятого номера не доберешься, как те, кто тогда тебя не дострелил, встанут перед тобой, как лист перед травой – а продолжения, увы, не последует.

Вот так размышлял Лен Казус, медленно шагая по выключенному на ночь тротуару Двадцать первой просеки, на которой морг и располагался. И негде преклонить усталую голову. Так, чтобы было тихо и спокойно. И это в собственном городе, господа, и не кому-нибудь, а человеку, денно и нощно заботившемуся о сохранении спокойствия этого поселения. О времена, о нравы, а точнее – их отсутствие. Что же в конце концов – под мостом ночевать, что ли? На вокзал идти? Так и там, и там сейчас полно народу, и среди них найдутся такие, что тебя быстро опознают, вспомнят старые обиды… Нет, даже и такой вариант не проходит. Да неужели и впрямь деваться некуда?

Было куда деваться, было. И с самого начала Лен Казус это отлично знал. А все возмущения и причитания лишь для того служили, чтобы уговорить самого себя этим местечком воспользоваться. Надежным и безопасным вроде бы. Где тепло, светло и мухи не кусают. И наверняка найдется, что поесть. И худо-бедно, кое-как, но все же обновить повязку. Выздоровление идет во все лопатки, но все же дырка ощущается. Надо подстраховаться.

Ах ты, доктор Мак, целитель мертвых. «Пуля свернула – неизвестно, отчего». Тебе и не должно быть известно. Говорят: кто много знает, скоро состарится. Врут. Не состарится. Умрет молодым. А ты живи. Нам на радость.

Так. Теперь – осторожно. Сканируем окрестности. Нет, об этом местечке они не подумали. Еще. Тишина, люди спят, никто не наблюдает, не подкарауливает. Подъезд. Открыли. Холл. Мимо лифтов – к лестнице. Привычно-бесшумными шагами. Высоко, черт. И есть некоторая растренированность. Леность, друг Казус, мать всех пороков? Опять вранье. Не мать, а их шлюха.

Мать так не ублажают, как мы – свою лень. Дышать тихо. Ну вот, пришли. Слушаем. Слушаем. Слушаем. Все спокойно. Привычный замок. Все в порядке, господа. Вызнаватель Казус вновь прибыл на место преступления – убийства известного Рика Нагора и своего собственного. Света не зажигать. Как хорошо-то, Господи, – тепло, сухо. Но тесновато. От чего? От вопросов. Вот сейчас мы, пожалуй, ими и займемся. Сначала – аптечка. Потом – кухня. Далее – везде…

2

Неро, ночь и раннее утро 14 меркурия

В большом городе никогда не бывает так, чтобы только один-единственный человек бродил по ночным улицам в поисках крова, еды и мало ли еще чего. Таких всегда оказывается некоторое множество. И ночь, о которой идет разговор, не была исключением из этого правила.

Во всяком случае, неподалеку от дома, в котором Лен Казус нашел – или думал, что нашел, – убежище для себя, внимательный наблюдатель, находись он в тех местах, наверняка заметил бы и еще одного человека, медленно продвигавшегося по улице, точнее – по все той же Фиолетовой просеке, почти точно по следам бывшего вызнавателя. Шел он, почти прижимаясь к стенам домов, приближаясь к очередному уличному фонарю – убыстрял шаг, стремясь, похоже, побыстрее миновать освещенное место, потом чуть ли не останавливался, внимательно прислушиваясь. Однажды, когда впереди послышался звук приближавшихся шагов, бесприютный полуночник заторопился, чтобы побыстрее добраться до одного из окаймляющих проезжую часть деревьев, прижался к стволу, как бы растворившись в густой темноте, образованной листвой, и стоял так, не шевелясь и даже, кажется, не дыша – пока встречный не миновал опасной зоны и шаги его не стихли в отдалении. Лишь убедившись в том, что он по-прежнему остается недоступным для чужих взглядов, неизвестный отделился от дерева и двинулся дальше – все так же осторожно. Такое поведение заставляет заподозрить человека то ли в каких-то неблаговидных намерениях, то ли в некотором уже совершенном преступлении; последнее кажется нам близким к истине.

Трудно сказать, как долго бы еще ему удалось оставаться незамеченным, будь то место, куда он, видимо, стремился попасть, достаточно далеко. Однако оказалось, что от того самого дерева до цели оставалось всего-то буквально два шага. Их удалось преодолеть без помех, в последний раз внимательно оглядеться и прислушаться, подняться по немногим ступеням подъезда, уже держа наготове ключ, затем этим ключом бесшумно отпереть входную дверь, так же тихо затворить ее за собой; пересечь холл – не по прямой, а прижимаясь к стенам так, чтобы не попасть в поле зрения контрольных камер, чье расположение было пришедшему, как видно, хорошо известно; затем достигнуть лестницы и подняться по ней, все с теми же предосторожностями, которые, к счастью, оказались излишними.

То ли в последние мгновения проделанного пути осторожность все-таки изменила ему (как оно нередко и бывает: человек начинает чувствовать себя в безопасности на миг-другой раньше, чем следовало бы – и совершает непоправимую ошибку), то ли действительно с того места, в котором пришелец остановился в последний раз, и в самом деле невозможно было уловить хоть какой-то посторонний звук – так или иначе, обстановку в том месте, куда человек, видимо, очень стремился попасть, он оценил неверно – как вполне благоприятную. И уже не колеблясь, воспользовался другим ключом, медленно отпер замок, отворил дверь, вошел, затворил и запер за собой дверь и, уже не так заботясь о сохранении тишины, двинулся по коридору – уверенно, хотя и не зажигая света; видимо, топография этого жилища была ему хорошо знакома. Миновав две двери, у третьей остановился, снова прислушался – но уже не столь внимательно, скорее, как говорится, для очистки совести, – нажал на ручку, отворил дверь и вошел в помещение, обстановка которого указывала на то, что это был кабинет. Опять-таки в полной темноте, привычно избегая столкновения с мебелью, посетитель направился в правый дальний от двери угол комнаты, остановился, вытянул перед собой руки и наложил обе ладони на стену – так, что могло показаться (будь там кто-то посторонний), что человек этот намеревался с силой нажать на стену, чтобы просто обрушить ее неизвестно зачем. Может быть, просто от избытка сил. Но стена, как и следовало ожидать, устояла. Впрочем, не совсем. То есть упасть она не упала, но вдруг разъехалась в стороны, открывая проход – неширокий, но вполне достаточный для проникновения человека в находившееся по ту сторону стены помещение, другого входа-выхода больше не имевшее.

Человек вошел.

3

Неро, ночь и раннее утро 14 меркурия

Оказавшись вновь на месте преступления, которое Лен Казус все еще намеревался расследовать, бывший вызнаватель сразу же стал предпринимать какие-то действия. Хотя, безусловно, чувствовал необходимость перевести дух, расслабиться, успокоиться – потому что как ни старался он держать нервы в узде, но все же такие происшествия, как собственная гибель, воскрешение, а кроме них – ясно ощутимая опасность и необходимость как можно точнее продумать предстоящие действия, – все это требовало дать себе передохнуть, да и рана просила того же. Поэтому, кое-как наложив новую повязку на оба пулевых отверстия и задав себе программу выздоровления, Казус сделал то, что и хотел: в кабинете Нагора попробовал добиться того, что не удалось людям, искавшим по горячим следам. А именно – сквозь преграды пробиться к информации, какую хранил в себе компьютер покойного президента «Маргина Гравин».

Это удалось не сразу, но в конце концов Лен Казус получил возможность заглянуть в хранилище секретов. Но был, в общем, разочарован: по беглому ознакомлению, там не содержалось ничего, что могло бы пролить свет на совершенное убийство. Хотя… Хотя вот этот документ, пожалуй, может оказаться с ним непосредственно связанным.

Документом этим оказалось завещание Рика Нагора, свежее, датированное позавчерашним днем. И в этом документе Нагор оставлял все, что у него вообще было – деньги, акции, недвижимость, – одному человеку: законной супруге Зоре Мель. Вот, значит, как: законной супруге. Интересно…

Очень интересной показалась не обязательная, но зачем-то вошедшая в текст фраза: «Она – единственный человек, знающий, как всем этим следует распорядиться».

Интересно, да. Что же – получив желаемое, она сразу же решила вступить в права наследования – поторопить события? Да вряд ли: для этого надо быть просто патологической дурой. Или все-таки?

Но на большее сейчас уже не осталось сил: необходимо было хоть немного отдохнуть.

Для этого Лен Казус воспользовался одной из гостевых спален, где лег, не раздеваясь, поверх покрывала и замер в неподвижности. Скорее даже не лег, но прилег, готовый в любой миг вернуться к действию и заранее уверенный в том, что уснуть он не сможет: достаточно долго, по его ощущениям, он пролежал в беспамятстве, едва ли не в состоянии клинической смерти, и потому возникло предположение, что теперь на какое-то время в нем сохранится страх перед сном, как перед моделью небытия. Нервы, однако, оказались крепче, чем Лен предполагал, а может быть, сил и энергии израсходовалось больше, чем он рассчитывал – и вместо того, чтобы размышлять над планами, он как-то незаметно уснул, даже не успев назначить себе время, когда следовало бы проснуться. Лежа на спине, дышал он во сне совершенно бесшумно, на что способны лишь немногие люди. Так что если жилье это и прослушивалось, обнаружить его присутствие тут было бы весьма затруднительно.

Уснул он крепко, как бы с расчетом на долгие часы отдыха. Но проснулся неожиданно быстро. Словно бы кто-то его разбудил даже не просто прикосновением, но хорошим тычком.

Рефлекторно, ничего не успев подумать, Лен Казус скатился с кровати на пол – в сторону, противоположную двери, так что ложе становилось как бы преградой для возможной опасности. Следующим движением было бы – изготовить оружие к бою; этого не произошло лишь по той причине, что оружия у Казуса не было, его табельный дистант находился теперь в каком-то из кабинетов Службы покоя вместе с документами, коммиком и прочими нужными вещами. Но, похоже, оружие ему сейчас и не требовалось – хотя бы потому, что ничего опасного вблизи не происходило, угрозы не возникало.

И все же что-то ведь заставило его проснуться так внезапно? Сновидение? Лен не помнил, чтобы ему сейчас вообще что-то снилось. Какой-то звук? Нет; раздайся он – память сохранила бы его даже во сне. Что еще могло быть?

Ответ пришел через считаные секунды; столько времени понадобилось Казусу, чтобы разобраться в своих ощущениях. Нет, не сон и не звук, но сильный сигнал, пришедший из недреманного подсознания и означавший давно привычное: «Тревога! Ты не один!»

Остатки сна словно выдуло сильным ветром. Сигнал был принят и расшифрован; наступило время действия.

Лен Казус начал со сканирования, после мгновенного колебания, вызванного промелькнувшим страхом: а сохранилась ли у него эта способность после ранения? Боязнь заставила его настраиваться медленнее обычного; однако никаких сбоев не возникло, все осталось в прежнем порядке. Облегченно вздохнув, он установил мысленно нужный радиус восприятия – почти минимальный, потому что на большее могло и не хватить энергии. Сейчас вызнаватель, как ни крути, был далек от нормальной формы, не говоря уже об оптимальном рабочем состоянии. Но большого радиуса и не потребовалось: в очерченный им круг входил и весь этот дом, и крыльцо с площадкой перед входной дверью, то есть нынешнее жизненное пространство Лена Казуса; с остальным можно было и повременить. В спальне не обнаружилось ни одной чужой мысли, были только отражения его собственных; нет мыслей – значит, нет и мыслящих существ, источников опасности, никто не прижимается к стенке в темном углу, готовясь к атаке. Хорошо. Чуть прибавили. Сканируем, медленно поворачиваясь вокруг собственной оси, работаем как обычный локатор. Коридор: чисто. Гостиная: то же самое. Спальни: чисто, чисто и еще раз чисто. Утешительно, да не совсем: никого нет здесь – значит, неожиданно возникший некто затаился где-то в другом месте. Никого – в ванных; на кухне; в каминной – пусто. В музыкальной – той, где и произошло убийство – то же самое. В кабинете…

В кабинете – тоже никого, и все же что-то там было не так. В цепкой памяти Казуса надежно сохранялся план этого дома, и на этом плане кабинет выглядел комнатой тупиковой, с одной только дверью, выходившей в каминную. А сейчас получалось, что там вдруг открылся еще какой-то выход, неизвестно куда. И именно где-то там и наблюдалась работа чьего-то сознания, уловимая достаточно четко. Вот и найден источник тревоги.

Лен сосредоточился на восприятии. Черт, это оказалось интересно. Даже очень. Ничего такого нельзя было и ожидать. Что же получается? Все гипотезы и версии становятся с ног на голову? Повезло. Крупно повезло. Хотя, может быть, и не везением это было, а просто подсознание, предполагая что-то подобное, оттого и погнало его именно сюда?

Но это сейчас не важно. Главное – решить: что предпринять? Возникает несколько вариантов, один заманчивее другого – или, может быть, глупее? Выбрать надо немедленно: обстановка может измениться в любую секунду.

Лен Казус осторожно вышел из спальни и двинулся в сторону кабинета, стараясь ступать как можно бесшумнее.

4

Неро, раннее утро 14 меркурия

– Ну, вот, – сказал Смирс. – Теперь убедились?

Зора ответила не сразу. Не менее минуты потребовалось ей, чтобы прийти в себя. Нет, она, конечно, заранее представляла себе, как может выглядеть дело по ее обвинению. Однако фантазия оказалась слишком бедной по сравнению с действительностью. Можно было только удивляться тому, откуда вдруг взялось столько свидетелей, в таких подробностях знавших обо всех ссорах, несогласиях и даже драках между нею и покойным Риком (никогда не возникавших), о тех неизвестных мужчинах (о которых она и не слышала никогда), что, оказывается, посещали ее всякий раз, когда дела вынуждали Нагора отлучаться из дому более чем на пару часов, о…

– Но ведь тут нет ни слова правды, – попыталась она возразить.

– Правда всегда у большинства, – ответил Смирс. – А у вас нет вообще ни одного свидетеля, и кто бы ни взял на себя вашу защиту – ему не на чем будет основать ее. Ваше дело заранее проиграно, поверьте моему опыту.

– Что же теперь будет? – спросила она, впервые по-настоящему растерявшись.

Смирс словно ожидал именно такого вопроса.

– А будет то, – сказал он уверенно, – что обвинение станет требовать смертного приговора, мотивируя это особо жестоким способом убийства, не характерным для женщины, и представляя вас как человека, крайне опасного для общества. Хотя лично я, откровенно говоря, построил бы это дело иначе: не говорил бы о каких-то раздорах между вами, напротив – подчеркивал мир и согласие. Тогда преступление становилось бы совершенно беспричинным, безмотивным, вы выглядели бы, как человек непредсказуемый и оттого еще более опасный для окружающих. Вам не кажется, что это смотрелось бы намного убедительнее?

Зора лишь мотнула головой: не в том она была состоянии, чтобы даже возмутиться его хладнокровной жестокостью.

– Но ведь суд разберется? – Судя по нерешительной интонации, она в это и сама не очень верила.

Смирс лишь усмехнулся:

– На вашем месте я бы на это не очень рассчитывал. Дело сшито профессионально, над ним работали хорошие специалисты.

(Смирс и в самом деле считал себя хорошим специалистом. Да, в общем, таким и был.)

– Но зачем? За что? Что я такого сделала, кому помешала?

– По-моему, я вам уже объяснил: дело об убийстве нужно закрыть, а для этого следует осудить убийцу. Но тому, кто действительно убил, и тем, кто его, возможно, нанял, вовсе не нужно, чтобы вскрылась действительная картина происшедшего: возможно, оно связано с делами, которым надлежит остаться секретными. Вы никому ничего не сделали, я вам верю; но тут – ничего личного, просто так сложилась обстановка.

– Что же мне делать? Вы, я чувствую, хороший человек, вы не желаете мне зла, верно? Так помогите мне!

– Ни малейшего зла, вы правы. И мне искренне жаль вас. Скажу даже больше: вы мне нравитесь. Но я ведь не обвинитель и тем более не судья. Я маленький человек в системе и должен выполнять то, что мне приказывают. Так я и поступаю. Как же я мог бы помочь вам?

– Но ведь получается так, что вы своими руками отправляете меня на смерть! При том, что я ни в чем не виновата…

– Знаете, служба вроде моей, к сожалению, притупляет чувства, заставляет привыкнуть очень ко многому. Мы все становимся если не жестокими, то во всяком случае достаточно равнодушными к чужим трагедиям.

– Смирс, послушайте… Если бы я осталась жива, я бы нашла способы очень хорошо отблагодарить вас за помощь. Вы не пожалели бы об этом.

Смирс едва заметно улыбнулся:

– Я понимаю, что вы имеете в виду. И наверняка не устоял бы, если бы… Но и тут мне придется разочаровать вас: к женским чарам я равнодушен. Честное слово, сейчас я об этом жалею, но что поделаешь!

Странно, однако, именно эти слова Смирса воскресили надежду. Потому что Зора почувствовала: врет. Уж это она издавна определяла точно: отношение к себе любого мужчины. Даже если в глазах его не возникало того выражения, какое сейчас она увидела во взгляде вызнавателя. Она усмехнулась:

– Вы что – решили, что я предлагаю вам постельную близость в качестве награды за риск и самоотверженность? Ну, Смирс, неужели вы обо мне такого невысокого мнения? Я имела в виду совершенно другое: деньги, и немалые.

Он покачал головой:

– Я знаю, что покойный был весьма богат. Но вам-то, Зора, до этих денег никак не добраться. Сейчас все его авуары заморожены, и если в установленный законом срок не объявятся наследники, все отойдет в казну. Деньги, акции, другая собственность – все. Но вы – не наследница, а всего лишь наемный работник. Чем же вы стали бы меня вознаграждать – если бы я оказался столь безрассудным, чтобы идти на такой риск?

Зора, высоко подняв брови, взглянула на него.

– А я-то воображала, что Службе покоя все и всегда известно. Выходит, вы не так всеведущи, как принято считать?

– Не понял. Что вы имеете в виду?

– То, что я уже не наемный работник. Я – жена… вернее, теперь уже вдова. Его вдова, Смирс.

– Не блефуйте, Зора.

– И не собираюсь. Могу подтвердить документально. Все по закону.

– Когда же это вы успели?

– Вчера. В послеобеденное время.

– Но в доме ничего подобного не обнаружено – никаких документов, вообще ничего такого…

– Естественно: их там нет. Оригиналы – в надежном месте. Правда, копии – в компьютере, но до него вы, наверное, еще не добрались, верно? Так что как только я окажусь в безопасности – немедленно заявлю о своих правах. Будьте уверены: все документы в полном порядке, Рик занимался ими лично. А кроме них, существует и его завещание. Оно тоже там. Все оставлено мне.

– Обождите минутку, дайте прийти в себя. Все это, я бы сказал, весьма неожиданно. И, уж извините, не очень убедительно. Возможно, я в это и поверил бы – увидь я эти документы своими глазами. Оригиналы, конечно. Верить копиям я отвык уже очень давно. Но если вы скажете мне, где я могу ознакомиться с ними…

– Смирс, я что, по-вашему, совершенно безмозглая курица?

– Нет, конечно же, нет. Но тем не менее…

– Вы хотите их увидеть – увидите. Но только тогда, когда я смогу забрать их. Я сама! Конечно, вы можете не верить мне. Но послушайте: Рик не только написал завещание. Одновременно он попросил и меня сделать то же самое. Я так и поступила. Так что в случае, если меня приговорят к смерти, оба документа вступят в силу – сначала его, поскольку он ушел первым, а затем и мое, пережившей его на какой-то срок. Вы об этом, разумеется, узнаете. И до конца жизни вас будет поедать мысль о том, что вы не положились на мое слово и оттого потеряли очень, очень выразительную сумму. Такую, какой вам достало бы на всю предстоящую жизнь, даже если бы вы бросили вашу службу.

– Зора, вы совершенно сбили меня с толку. Ну дайте хоть какое-нибудь доказательство того, что все, о чем вы говорите, не плод вашего воображения! Сделайте так, чтобы я смог поверить. Тогда я, возможно…

– Доказать вам? Знаете, это очень не сложно.

– Так сделайте это!

– Охотно. Вам ведь не трудно установить, в каких банках и на каких счетах находятся деньги Рика – мои – и в каких сейфах – ценные бумаги и все прочее? Все эти данные имеются в его фирме, и для вас, сотрудника Службы покоя, не составит труда выяснить это, не так ли?

– Никакого. Я могу запросить хоть сейчас…

– Вот и позаботьтесь об этом. И вам ответят, что все счета пусты, деньги трансфером ушли, скажем так, в неизвестном направлении. Только не пытайтесь найти – куда. Бумаги тоже изъяты из хранилищ и находятся совсем в других местах. Достаточно ли вам такого доказательства?

– Постойте, постойте… Вы хотите сказать, что…

– Я сказала то, что хотела. Думаю, этого достаточно. Могу только добавить, что все, что нужно знать относительно денег и ценностей, хранится вот тут, – Зора приложила палец к своему лбу, – и, разумеется, указано в наших завещаниях.

– Но если вас не станет – кто же станет искать эти завещания?

– Их не придется искать: наследники заявят о своих правах и обоснуют их. Мои наследники.

– Кто они?

– Смирс! Вы же сами знаете – это лишний вопрос, ответа на который не будет. Но уверяю вас: от них-то вы не получите ничего. А вот от меня могли бы – но об этом я вам уже сказала.

– Мне надо подумать.

– Думайте сколько угодно – хоть пять минут, хоть шесть.

– Жесткий срок.

– Вы же сами предупредили: меня вот-вот переведут в судебную тюрьму, где вы уже не сможете действовать свободно.

– Да, верно. Хорошо. Пять минут.

Установленный срок Смирс исчерпал до конца. Под конец нахмурился, выпрямился на стуле, всем видом показывая, что в конце концов принял нелегкое решение. И сказал:

– Ладно. Вы меня убедили. Я помогу вам. Но с одним условием: вы полностью доверитесь мне. Не будете ни сомневаться, ни задавать лишних вопросов.

– Согласна. Каким образом вы собираетесь выручить меня?

– Самым простым. Я выведу вас отсюда. Затем люди, на которых вполне можно положиться, увезут вас достаточно далеко – в такое место, где вас искать не станут. Какое-то время вам придется провести там, пока дело об убийстве так или иначе не заглохнет: или его приостановят, или, не исключено, найдут настоящих виновников. Думаю, это потребует не менее года – но вряд ли и больше. Хватит у вас терпения?

– Женщины вообще от природы терпеливы. Хотя вы можете этого и не знать. Скажите вот что: как же вы самого себя выведете из этого дела, если мое исчезновение отсюда будет связано с вами?

– Не беспокойтесь: я не собираюсь приносить себя в жертву. Но это уже мои заботы. Итак: вы принимаете мои условия?

– Я бы сказала, они достаточно мягки.

– Прекрасно. Осталось лишь одно. Вы понимаете, что я имею в виду.

– Естественно. Речь идет о вашем вознаграждении, верно?

– Согласитесь: это существенная деталь.

– Не сомневаюсь. Но я предоставляю назвать сумму вам самому. Возьмите размер вашего годичного жалованья на службе, умножьте… ну скажем, на двадцать, дольше вы не прослужили бы, и это произведение увеличьте вдесятеро. Такая сумма вас устроит?

– Гм. То есть за двести лет усердной службы? Это составит… Минутку. Да. Устраивает.

– Что еще?

– Одевайтесь. С собой – то, что можете вынести на себе: я ведь вас забираю без вещей.

– А у меня их и нет. Все осталось в доме.

– Не волнуйтесь: кое-что я забрал заблаговременно – на всякий случай, знаете ли. Они в машине. Так. Теперь – руки. Нет, за спину. Не жмет? Ничего, я сниму их сразу же, когда мы окажемся снаружи. Готовы? В путь.

По коридору Смирс шел, как и полагалось, позади арестованной. Шел и улыбался, пользуясь тем, что Зора этой улыбочки не видела. Он был очень доволен собой, а может быть – судьбой, что внезапно расщедрилась и послала ему, помимо обещанного Рогнедом гонорара, еще и куда больший куш. В том, что Зора Мель заплатит, он был более чем уверен: оттуда, куда она вскоре попадет, уже не сбежишь, и придется ей там тянуть назначенный срок. Рогнед говорил об одном годе – ну, пусть будет год. Надо только договориться, чтобы никто ей этого срока не объявлял: пусть остается в неведении, тем покладистее окажется, когда он, словно сказочный рыцарь, возникнет перед нею, уже потерявшей всякую надежду – и спасет, увезет, освободит. Мастер ситуаций, или кто там стоит за ним, наверняка не откажутся подыграть – пусть и не даром, но на такую жертву придется пойти; в разумных, конечно, пределах; они там любым деньгам будут рады: через год эта дамочка уже никакой ценности представлять не будет, от нее мало что останется. Но она почтет за счастье даже и в таком состоянии вернуться в нормальный мир. И он ее туда доставит – хотя и не раньше, чем она с ним рассчитается. Вот так складно все срастается. Наконец-то и ему повезло в жизни!

Действия, которые Смирсу предстояло выполнить в ближайшее время, были заблаговременно рассчитаны, можно сказать, по минутам, если не по секундам. Сейчас он усадит Зору в свою служебную машину, что стоит у подъезда, сядет сам и поедет действительно в направлении тюремного городка. То есть выедет за пределы города. Еще через три-четыре минуты он остановится в том месте, где его уже будут поджидать другие люди со своим транспортом.

Он объяснит Зоре, что это его друзья, которые и доставят ее в обещанное укрытие, заверит ее в том, что на них можно положиться целиком и полностью. На этом его общение с нею завершится – на этот самый год. Люди, получившие Зору, двинутся своим путем; но перед тем как уехать, сделают еще одно дело: своим транспортом (это будет, как ему обещали, достаточно мощный уникар) ударят его машину сбоку; шоссе в этом месте идет по насыпи, машина окажется сброшенной и, естественно, изрядно помятой – но так, чтобы оставалась возможность снова залезть на водительское место и там потерять сознание. Не притвориться, а выключиться, для чего он запасся нужной дозой соответствующего препарата. В таком состоянии он получит пару ударов, следы которых сделают картину происшедшего совершенно достоверной. Не позже, чем через час, тюрьма, тщетно ожидающая его с арестованной, свяжется с Домом признаний! Смирса станут вызывать по связи – он не ответит, разумеется. Вышлют патруль, который его и обнаружит в перевернутой, помятой машине, с кровоподтеками и без сознания. Обвиняемая же исчезнет бесследно. Позже, когда он придет в сознание, окажется, что рассказать о происшедшем он не в состоянии совершенно ничего; так нередко бывает с людьми, пережившими подобные стрессы: у них не остается воспоминаний о том, что и как с ними произошло, происходит выпадение памяти, амнезия. И придется гадать: то ли было случайное столкновение, водитель встречной машины с места происшествия сбежал, машина Смирса под откосом, сам он пострадал, а женщина, видимо, уцелела, воспользовалась его положением, ухитрилась отпереть наручники взятым у него ключом – и была такова. Наручники, кстати, будут валяться рядом с машиной, а ключик, хотя и выброшенный преступницей, окажется недалеко, и его, конечно, найдут. То ли имел место другой вариант: неведомые друзья обвиняемой намеренно таранили его машину, подкараулив ее в самом удобном для такой операции месте, забрали женщину, которая, возможно, и сама получила какие-то повреждения, и скрылись в неизвестном направлении. Следов их машины обнаружено не будет, что позволит предположить: то был либо скользун, либо же вообще уникар, транспорт трех стихий. Но таких в городе – тысячи и тысячи, искать придется долго – и, кстати, безуспешно. Женщина таким образом исчезнет. Сам же он недолго пролежит в госпитале, а потом, разумеется, получит какое-то служебное взыскание – но не очень строгое, потому что он ведь, если разобраться, ни в чем не виноват – и не на такие машины налетают пьяные или обколотые или просто хулиганы… И все пойдет дальше своим чередом.

Ну просто нельзя было не улыбаться, еще раз прокручивая в уме эту комбинацию.

Да, хорошо, наверное, что женщина не видела его улыбки. Впрочем, и он не мог наблюдать ее лица. А зря.

Потому что она улыбалась тоже. Но не так, как он: ее усмешка выражала не удовлетворение собой и судьбой, но злую иронию. Надо полагать, у нее были на то какие-то причины.

– Всем стоять!

– Вызнаватель Смирс, перевожу арестованную в судебную тюрьму. Вот документы.

– Так… Проходите.

Машина, объект предстоящего жертвоприношения, покорно ожидала их. Смирс, как и обещал, перед тем как посадить женщину, снял с нее наручники. Она потерла кисти рук, сказала:

– Наверное, теперь я долго не захочу носить браслеты.

– Да вряд ли, – ответил Смирс. – Это быстро забудется.

– Хорошо бы, – сказала Зора.

Смирс заблокировал все двери – так, на всякий случай, – потом внимательно оглядел ночную улицу. Пусто, во всяком случае, вблизи. Можно ехать.

5

Неро, раннее утро 14 меркурия

Лен Казус решил, наконец, как ему следует поступить. Правда, выбор был крайне ограничен, так что колебаться ему пришлось недолго.

Все так же привычно бесшумно он вошел в потайное помещение. Оно не имело окон и было очень слабо освещено скрытым светильником. Комната оказалась небольшой и почти никак не обставленной – тут стоял лишь один столик с монитором и микрофоном для голосового общения с компьютером – достаточно мощным, судя по его панелям, почти целиком занимавшим одну из стен. Другая, противоположная, была так же плотно занята двумя пультами с клавиатурой и приборами, чье назначение с первого взгляда Лен затруднился определить. Он мог лишь понять, что пульты, судя по оживленному перемигиванию разноцветных индикаторов, были под нагрузкой и чем-то управляли.

Ночной посетитель находился, однако, не за столиком и не у пультов. Он стоял спиной к вошедшему, лицом же – к третьей, противоположной от двери стене. Перед ним были распахнуты очень массивные с виду створки дверцы, за которыми в стене находился, видимо, сейф, очень объемистый – примерно метр на полтора. Что находилось внутри – Лен увидеть не мог: широкая спина стоявшего человека загораживала. Он стоял слегка нагнувшись и что-то делал внутри хранилища. Видимо, он был очень увлечен своими действиями и не почувствовал появления позади второго человека. Но стоило Лену Казусу сделать еще один даже не шаг, а шажок вперед – и посетитель, видимо, получил наконец тревожный сигнал от своего подсознания. Он повернулся резко и еще пригнулся, готовый, видимо, отразить возможное нападение. Похоже, такую возможность он предполагал заранее. Черт, в его сознании сразу же возник блок – мощный, надежный. Больше туда не заглянуть. Можно, конечно, попытаться силой…

Лен Казус, однако, нападать не собирался. И чтобы уверить в этом стоявшего напротив, в двух метрах, человека, сразу же попятился, отступил на шаг и приподнял руки ладонями вперед, показывая, что не вооружен и тем более не собирается с места в карьер бросаться в атаку. Одновременно негромко проговорил:

– Успокойтесь: я не враг. Нам нужно поговорить.

Стоявший напротив, однако, сохранил оборонительную позу. Но в свою очередь не проявил стремления напасть.

– Кто вы и зачем явились сюда? – прозвучал его тоже негромкий, но спокойный и уверенный голос. – О чем вы собираетесь разговаривать? Я вас не знаю.

– Я Лен Казус.

– Это ничего мне не говорит.

– Старший вызнаватель Службы покоя. С нынешнего дня в отставке. А вы кто?

– Я? Какая разница? В отставке – в таком случае почему вы здесь?

– Все же назовитесь – хоть как-нибудь.

– А вы формалист. Ладно. Я – Штель, начальник охраны компании «МГ», а вернее – покойного хозяина.

– Очень приятно. Теперь отвечу и я: зачем я тут? Продолжаю в частном порядке расследовать дело об убийстве вашего хозяина. И занят сбором доказательств. Вот и причина. А вы – почему? Не потому ли, что тянет на старые места?

Посетитель усмехнулся:

– Скажем так: тоже по своему личному интересу. Предупреждаю: никаких вопросов больше, потому что ответов не будет. Вы меня не знаете, и я заинтересован в том, чтобы на этом уровне неведения вы и остались. Нет-нет, не возражайте: здесь правила устанавливаю я, а вы целиком в моей власти; вы этого не знаете, зато я знаю. И любое ваше неправильное действие приведет к самым печальным для вас результатам. Хотите доказательств?

– Отнюдь нет. Верю вам на слово. К тому же я не люблю однообразия, а поскольку за последние сутки меня уже однажды убивали, такая попытка с вашей стороны стала бы как раз проявлением монотонности жизни…

«Интересный складывается разговор, – с лихорадочной скоростью думал Лен Казус, произнося слова вслух как можно медленнее. – Сейчас я ему скажу примерно вот что: «Хочу возразить вам вот по какому поводу: вы полагаете, что я вас не знаю. Это ошибка. Хотите доказательств?» Он ответит, скорее всего: «В свою очередь поверю вам на слово. Но в таком случае ваше расследование…» Я его прерву: «Позвольте мне закончить. Расследование мое не отменяется, оно лишь направилось по новому руслу. Рискну высказать предположение: по этому же руслу сейчас направлены и ваши интересы – поэтому вы оказались здесь, хотя первоначально это вряд ли предполагалось».

Он дальше: «Интересно. Что же это за русло, по-вашему?» – «Следуя по нему, вы хотите вывести из-под удара интересующего вас человека – это ваша первая цель. И предотвратить такие действия известных вам людей, которые, осуществись они, приведут к очень неприятным событиям в масштабе не только нашего мира, но и всей Федерации. Не говоря уже о том, что лично для вас они могут оказаться просто роковыми». «Вы вольны думать, как вам заблагорассудится, но не ждите от меня подтверждений – впрочем, опровержений тоже…» Но этот диалог никуда нас не приведет. Надо как-то иначе…

– Однако давайте прекратим этот разговор, – предложил тем временем собеседник Казуса, – у меня очень мало времени и много дел, которые за это время следует осуществить. Вы вторглись в это жилище совершенно незаконно – и, по совести говоря, вас следовало бы задержать и передать властям, поскольку вы к ним, по вашему утверждению, больше не принадлежите. Но я не стану делать этого по нескольким причинам. Вместо такого поворота событий я предлагаю вам немедленно уйти – тихо и спокойно, без всяких потерь. Так вам удастся избежать однообразия, которого вы не любите. Так что – можете удалиться. По возможности – так же тихо, как вы здесь появились.

– Я вам очень благодарен за добрые намерения, – сказал Лен Казус, однако не проявив никакого желания выполнить полученное предписание.

– Идите – чего же вы ждете? Мое терпение иссякает.

– С удовольствием уйду. Но при одном условии.

– Ну, чего вам еще?

– Только вместе с вами.

– Бред.

– Ничуть не бывало. Дело в том, что вы мне нужны. Однако в меньшей степени, чем я нужен вам. Объяснить почему?

– Сделайте одолжение. Но только покороче: время уходит.

– Не волнуйтесь: у нас есть еще самое малое полчаса. А мне, чтобы объяснить вам истинное положение вещей, достаточно будет десяти минут. Если вы, конечно, не станете понапрасну артачиться, но спокойно выслушаете меня и примете верное решение. Итак, дело вот в чем…

* * *

– Ну, убедил я вас?

Собеседник потер лоб:

– Пожалуй, так. Во всяком случае, я согласен объединить наши усилия на первом этапе. Если будет получаться по-вашему – продолжим. Если же нет – договоренность расторгается.

– Согласен. В таком случае продолжайте делать то, за чем я вас застал.

– Интересно. Чем же я, по-вашему, занимался?

– Транспортными проблемами.

– Черт. Как вы догадались? И об этом, и вообще обо всем?

– Не стоит вам залезать на мою кухню. Лучше объясните: почему вы воспользовались парадным входом, а не этим?

– Вы и это поняли? Завидую вашим способностям. Да просто потому, что этот ход был блокирован от проникновения снаружи. Им я как раз и занимался, когда вы…

– Все понял. Больше не стану мешать вам.

– Еще буквально две минуты…

* * *

Не через две, но минут через пять они оказались в гараже. Четыре машины.

– Возьмем скользун, как думаете? – спросил новый компаньон Казуса.

– Я бы предпочел уникар: могут возникнуть ситуации, где потребуются все его свойства.

– Согласен. Садитесь.

Они уселись.

– Вообще-то это похоже на угон, – проговорил Лен. – У наследников имущества могут возникнуть претензии.

Компаньон усмехнулся:

– Вряд ли. О, дьявол!..

– Что случилось?

– Энергия: заряд почти на нуле – а ему следовало быть полным. Кто-то предусмотрительно выкачал все, до последнего ватта.

– Тут можно зарядиться, не знаете?

– Конечно. Но время, время… Такой задержки я не предвидел.

– Я тоже. Возьмем другую машину?

– Там наверняка тоже сухо.

– Тогда станьте под зарядку.

Целых двадцать минут прошло, прежде чем водитель проговорил:

– Ну, наконец-то!

И включил двигатель. Ворота гаража поднялись, выпустили машину и так же бесшумно опустились на место. Оказавшись снаружи, уникар вертикально поднялся в воздух, завис на несколько секунд.

– Куда сейчас?

– К Дому признаний, понятно. Может быть, мы еще успеем. Хотелось бы.

Едва слышно гудя, машина устремилась вперед.

* * *

– Привет, Цапохий!

– Здравия желаю, старший… Э, а я слышал, вас – того…

– Слухи всегда требуют проверки. Считай, что ты проверил и опроверг. Но к делу. Мне нужна арестованная по делу об убийстве Рика Нагора подозреваемая Зора Мель. Пора везти ее в судебную тюрягу.

– Так ее уже забрали, старший вызнаватель.

– Да? Странно. Кто повез?

– Смирс, ваш пом.

– Вот торопыга! Сказал же я ему, что сам… Давно он выехал?

– Четверть часа тому.

– Ладно, раз так – поеду спать.

– Спокойной ночи.

* * *

– Опоздали, – сказал Казус, поспешно занимая место в уникаре. – Придется догонять.

– Намного?

– Четверть часа. Позвольте мне взять управление. Эта трасса у меня наезжена, знаю, где можно срезать уголок-другой.

– Ведите. Думаете догнать?

– Нет. Хочу упредить и встретить. Устраивать гонки опасно.

– Согласен. Предупреждаю: на больших скоростях машина теряет остойчивость, начинает рыскать. В плате равновесия что-то нарушается. Такой у этого экземпляра характер.

– Придется рисковать. Сейчас только скорость может нам помочь.

– Давайте. А как вы собираетесь действовать? Остановить его?

– Пойду в лобовую атаку. Водителя я знаю: у него нервы не выдержат, затормозит.

– Казус, главное – чтобы ни царапинки…

– Я в этом заинтересован не меньше вашего.

– Черт… Говорил я – начнет рыскать.

– Ничего, и не так еще приходилось…

– А теперь нормально. Как вам удалось?

– Чуть увеличил нагрузку на левый антиграв. Помогло.

– Вы, я вижу, мастер.

– Ерунда… Ну, вот. Отсюда рванем напрямик – и окажемся на дороге между ним и тюремным городком. И как только он покажется…

– Понятно.

* * *

На дороге ждали минут десять.

– Почему его нет до сих пор?

– Наверное, едет осторожно…

– Казус, а какая у него машина?

– Нормальная – служебный дорожник.

– Не уникар?

– Ему не положено. А что?

– Поглядите налево, чуть назад: на малой высоте уникар, видите? Еще левее! Удаляется…

– Это не может быть он. Мало ли тут уникаров.

– Казус, я волнуюсь. Что-то не так. Давайте тронемся по дороге – навстречу вашему коллеге. Не обязательно же караулить его именно тут. Слушайте, а не может быть, что он проскочил раньше нас?

– Невозможно. Даже если бы он все время держал скорость на пределе. А у него машина не новая, так что…

Они не быстро ехали по дороге, чтобы не пропустить цель поисков.

Но ее не было видно. Лен Казус наконец остановил машину:

– Нет, тут что-то не так. Не мог он ехать так медленно, чтобы еще не добраться до этих мест. Возвращаемся. И вот что: смотрите очень внимательно, просматривайте всю вашу сторону, а я прослежу за своей.

– Что вы предполагаете?

– Ничего конкретного – но все же… Не мог он раствориться в воздухе.

– Просто опередил нас.

– Нет.

– Откуда такая уверенность?

– Я же вам сказал: у него дорожник.

– Ну и что из этого?

– Мы только что проехали через лужу, верно? Невысыхающая лужа, тут вода стоит высоко.

– Проехали. И что же?

– Посмотрите на дорогу. Видите следы?

– Мокрые? Не вижу.

– А если бы он тут проехал – обязательно остались бы. Дорожники не летают. Нет, до тюргородка он не добрался. Значит…

– Понял вас. Смотрю.

– Казус! Глядите!

– Куда? Ах да. Вижу.

Машина валялась под откосом. Они поспешно спустились к ней.

– Похоже, там внутри человек!

– Один. Значит, не они. Хотя… Стойте, стойте… Да, это его машина. Посветите сюда, пожалуйста… Это он. Совершенно точно. – Казус нашел руку скорчившегося на сиденье человека; сделать это было нетрудно, потому что дверца была оторвана и валялась неподалеку. – Готов.

– Вы хотите сказать – мертв?

– Уверен, что да – хотя окончательный вывод сделают в морге. Смотрите: затылок совершенно провален. Мощный удар.

– Но ведь если бы произошло столкновение…

– Столкновение тут ни при чем. Тут прицельный удар чем-то тяжелым. Скажем, прикладом оружия или чем-то в этом роде.

– Казус, надеюсь, вы не собираетесь сейчас везти его в морг?

– Ничего не поделаешь: я обязан это сделать.

– Если мы потеряем еще столько времени… Я уверен: это происшествие связано с тем уникаром – помните, я вам его показал…

– Возможно. Но долг каждого человека в такой обстановке…

– Стойте. Прислушайтесь!

– Что там? Ага, слышу: сирена.

– Это сюда.

– Значит, кто-то увидел это до нас и сделал вызов. Ну, что же: это нам на руку. Вот только я не уверен – куда нам сейчас надо направиться.

– Зато я знаю. В космопорт, Казус. Только туда.

– При чем тут космопорт?

– Объясню по дороге. Быстрее!

– За скоростью дело не станет.

* * *

– Дежурный, я старший вызнаватель Покоя Лен Казус. Доложите: какие корабли стартовали за последний час и куда – или собираются стартовать?

– Два старта было с утра, вызнаватель, потом только принимали. Готовится к старту еще один – только что закончилась посадка людей, они закрылись, сейчас запрашивают разрешение на старт.

– Кто садился? Сколько?

– Пятеро мужчин и одна женщина.

– Как выглядела женщина?

– Ну как. Красивая. Но вроде бы заспанная, или, гм… В общем, шла не очень уверенно, двое ее поддерживали.

– Это она. Можно задержать корабль? Так, чтобы мы смогли подняться на борт?

– Должна быть крайне серьезная причина, вызнаватель. Потому что…

– Минутку. Казус! Нам туда не нужно. Дежурный, скажите только: цель полета?

– Маргина. Это…

– Спасибо, достаточно.

– Да вы что? – спросил Лен. – Отступились?

– Ни в коем случае. Просто их корабль нам не нужен. Воспользуемся другим. Дежурный, примите заявку на срочный старт галакт-яхты «Амора».

– Заявляйте. Если корабль имеет сертификат исправности и экипаж укомплектован…

– На этом корабле все и всегда в порядке. Он не раз стартовал отсюда и возвращался без происшествий. Итак – действуйте, а мы отправляемся на посадку.

– Спокойного пространства!

* * *

Большой транспортно-пассажирский сопространственник стартовал в ноль четыре часа пятнадцать минут по местному времени Неро.

Галакт-яхта «Амора» получила разрешение стартовать через час после предыдущего: по правилам, такой промежуток должен был существовать между стартами кораблей, чей путь пролегает в одном и том же направлении.

Стартовавший первым транспорт, естественно, первым и пошел на разгон и первым же ушел в прыжок, исчезнув, как и полагалось, разом со всех экранов.

Яхта проделала те же маневры через сорок пять минут, но сразу же отстала намного, проиграв многие часы за счет более медленного предпрыжкового разгона. И отставала все больше и больше. Поэтому на транспорте не стали уделять ей особого внимания, приняв совпадение их трасс за одну из таких случайностей, которыми и пространство, и Простор достаточно богаты.

И тот, и другой корабль следовали в таком порядке до предвыходной стадии. Но незадолго до возвращения из Простора в нормальное пространство яхта – на последнем узле сопространственных силовых линий – внезапно изменила курс на перпендикулярный. Таким образом, если у кого-то на транспорте и возникли подозрения относительно яхты, то теперь они развеялись окончательно.

Транспорт спокойно, без происшествий вышел в пространство, затратил еще восемнадцать часов на то, чтобы, плавно затормаживаясь, лечь на околопланетную орбиту, запросил разрешения на посадку и благополучно опустился на единственном космодроме, где его с нетерпением ожидали.

Что же касается яхты, то она несколько задержалась в Просторе – время понадобилось, чтобы вернуться на нужный курс. Но был у этой задержки и еще один повод: сейчас планета была обращена к той части пространства, в которой и произошел выход яхты из Простора, своей «дикой» стороной, а не той, где существовали разработки и обитали люди. Это вынудило кораблик предпринять дополнительные маневры, чтобы совершить посадку на подходящем ровном местечке достаточно далеко от цивилизации, оставшись незамеченным. Это оказалось не сложно еще и потому, что наблюдение за пространством с поверхности практически прекратилось после того, как ожидавшийся корабль сел. Других гостей тут не ждали. Быть может – напрасно.

Прилетевший транспорт задержался бы тут не менее чем на неделю, если бы встал под погрузку. Но база по известным причинам сейчас не располагала продуктом. И поэтому транспорт стартовал уже через несколько часов, направляясь к мирам, где его ожидали очередные фрахты.

Задерживаться ему никак не следовало: до начала штормового сезона в Просторе оставалось все меньше времени. А в эту пору ни один уважающий себя судоводитель ни за какие пироги и носа не высунет в пространство. Да и не уважающий себя тоже рисковать не станет. Впрочем, с такими нам встречаться никогда не приходилось, так что все это лишь догадки, теория.

6

Маргина, 15 меркурия 127 года

Зора открыла глаза – медленно, с усилием подняла тяжелые, трудно повинующиеся веки. Было сумрачно и прохладно, и от этого ощущения по телу прошла легкая, противная дрожь. Тело словно не желало подчиняться ей, как будто было оно чужим, незнакомым; голова, напротив, показалась невесомой, словно бы наполнял ее какой-то легкий газ – гелий, или водород, или какие еще они там бывают. Мыслей не было, одни лишь их обломки, без начал и концов. Выглядывали и прятались, словно мыши в норках, вопросы – самые простые, элементарные: где? как? почему? зачем?.. И над всем этим – одно четкое ощущение: все не так. И еще: что-то потеряно. Очень важное. Необходимое для жизни. Не сама ли жизнь ушла, не попрощавшись?

Зора медленно перевела взгляд – влево, вправо. Глаза казались огромными, как бильярдные шары, очень неудобными в обращении. Но все же свое назначение выполняли: воспринимали окружающее, хотя объяснить его и не могли.

Четыре тесных стены, низкий-низкий потолок. На нем – слабо светящийся плафон, свет какой-то дрожащий или, может быть, подмигивающий не столько весело, сколько с ехидцей: «Ну вот, допрыгалась, девочка, теперь ничего не поделаешь, заварила кашку – расхлебывай!» Зора только шмыгнула носом: на такие заявления или предупреждения она когда-то отвечала уверенно, даже нахально: поглядим, мол, кого отсюда вынесут первым… Но на сей раз промолчала даже мысленно, сейчас надо было как-то определиться, прежде чем реагировать на любое ощущение или событие. Так, что еще имеем в наличии? Немногое. Что-то, на чем лежим, – узковатое, жестковатое, но для лежания более или менее пригодное. Дальше – столик, два стула, двустворчатый шкаф у стены напротив – при взгляде на него почему-то сразу становилось ясно, что он металлический, холодный, неуютный. И маленькое зеркальце на стене, форматом не больше листка писчей бумаги. Еще что? А ничего. Разве что дверь – единственная. Никаких удобств, даже умывальника не было, не говоря уже о прочих устройствах.

Это последнее наблюдение, сколь ни странно, заставило ее вздохнуть с некоторым облегчением: значит, это все-таки не камера. Хотя по антуражу сильно ее напоминает. А раз так, то отсюда можно будет и выйти. Прямо сейчас. Потому что дикая тоска по информации, если ее не удовлетворить немедленно, может просто свести с ума.

Зора оказалась способной на несложное умозаключение: чтобы выйти, надо встать. Подняться с того, на чем лежишь. Откинуть то, что тебя накрывает: грубое, достаточно тонкое одеяльце, о котором почему-то сразу сложилось убеждение, что оно казенное – хотя до сих пор в жизни ей с казенным имуществом сталкиваться не приходилось, но именно таким оно, по мнению Зоры, и должно было быть. Освободившись от него, Зора убедилась в том, что лежит она в собственной одежде – в той самой, в которой ее забрали из дома, держали в Доме признаний, потом… Потом?

Похоже, память стала понемногу возвращаться. Дело об убийстве Рика. Да, был же на свете Рик! Это очень важно, очень. Дом признаний – он был потом. Ну, дальше? Ага: вызнаватель Смирс. Уже, как говорится, совсем горячо. Вспомнилось даже, как он выглядел. Добрый человек (она невольно усмехнулась такому определению). С ним она ехала… Тут что-то оставалось еще непонятным, но она точно ехала с ним, потом он на дороге познакомил ее с какими-то другими людьми – зачем?

Информация – как вода: если есть хоть маленькая дырочка, она ее найдет и воспользуется ею, а уж однажды просочившись – станет размывать, расширять, литься все более тугой, сильной струей…

Так получилось и на этот раз. Вспоминалось все быстрее: дело, обещавшее жестокий приговор, согласие Смирса устроить ей побег – с намерением укрыть ее в надежном, очень надежном месте и скрывать до той поры, пока дело так или иначе не затихнет, а уж тогда вернуть к полноценной жизни. У нее, правда, относительно будущего были и другие, свои соображения, однако о них она распространяться не стала. Да, значит, потом – дорога и машина, остановка, новые люди, знакомство. Смирс – с ним оставалась какая-то неясность, что-то еще было с ним связано, какое-то последнее воспоминание, но какое именно – пока непонятно, похоже, что подсознание не желало вытаскивать это на свет божий. Итак, Зора пересела в другую машину, большую, и там…

Все. На этом информацию о происходившем как отрубило. Ни мысли, ни картинки. Машина – и пробуждение непонятно где, несколько минут тому назад.

Выходит, тут и было то место, где она должна была скрыться до лучших времен? Судя по обстановке, это в самом деле могло оказаться глушью неимоверной, такой, где никто никогда никого искать не станет.

Вывод позволял несколько примириться с убогостью окружающего. Однако пока все оставалось лишь на уровне предположений, в которых предстояло еще убедиться.

А для этого – встать и выйти.

Зора сделала попытку. Тело, похоже, заржавело до последнего – именно такое сравнение у нее возникло. Канистру бы с маслом; но она в обстановку не входила, пришлось воспользоваться лишь своими внутренними ресурсами. Села, спустила ноги на пол, холодный до дрожи. С трудом нагнулась. К счастью, ее туфли оказались здесь. На высоченном каблучке, они не очень-то гармонировали с обстановкой, знать бы заранее – еще дома обулась бы более практично. Но об этом думать не стоило, как и вообще обо всем упущенном и потерянном. Не стоит ругать себя за что-то: не надо отбивать хлеб у тех, кто сделает это с большим удовольствием.

И все же – Рик, бедняга, если бы ты мог сейчас оказаться тут – насколько легче бы стало…

Теперь – встать. Собрать все в один кулак, крепко стиснуть пальцы, чтобы ничего не просочилось сквозь них, не упало, не потерялось. Последовательность действий: надеть туфли. Убедиться в том, что ноги более или менее твердо стоят на полу. Опереться руками о койку – или топчан, все равно. И медленно, чтобы не потерять равновесия, оторваться от плоскости. Нелегко. Никогда не приходилось так ощущать свой вес, не такой уж большой, нормальный – но не самый легкий. Помедлить немного перед тем, как оторвать руки от опоры и распрямиться. Так, так… Разгибаться медленно, осторожно. Как там наш вестибуляр? Работает; к счастью, легкое головокружение, на миг испугавшее Зору, быстро прошло. Да, стоило бы знать – чем это они ее напичкали, чем-то сильнодействующим, быстрым – хочется надеяться, что без серьезных последствий. Так. Широко раскинуть руки для баланса. Перенести вес на левую ногу. А правую осторожно приподнять, оторвать от пола и перенести вперед. Получилось, получилось! Первый шаг, говорят, самый трудный, и вот он сделан. Ура. Теперь – второй шаг, еще ближе к двери…

Однако следующий шаг она сделала в другом направлении. А именно – к зеркальцу. Невозможно ведь выходить к людям, не убедившись в том, что ты выглядишь наилучшим возможным образом. Ох! А где косметика, где все? Там, в Доме признаний, все это было с нею – в сумке, когда забирали – это ей позволили взять с собой. А тут? Зора медленно осмотрелась. Сумки не обнаружилось. Погоди, для паники еще нет оснований. Она может оказаться под этим ложем – или в шкафу. Заглянуть под койку она сейчас вряд ли рискнет: для этого мало нагнуться, придется опуститься на колени, а потом снова подниматься – для такой сложной операции она еще не созрела. Лучше сперва заглянуть в шкаф – а вдруг искомое окажется там? Вот это была бы удача.

И ей повезло: сумка действительно оказалась там. И все в ней было на месте – ну, если точнее – почти все. Не было денег, какой-то мелочи, какая там валялась: выходя, она обычно пользовалась коммиком при расчетах за покупки или услуги. Коммика тоже не было. И ключей от дома. Зато все остальное сохранилось – и косметичка в том числе.

Зеркало было тускловатым, да и освещение оставляло желать лучшего – однако что-то разглядеть в стекле все же было возможно. Зора строго, внимательно вглядывалась в свое отражение – взором пристрастного критика. А знаешь – ничего, после таких передряг можно было ожидать куда худшего. Наверное, сон помог – хотя и насильственный, неестественный, но все же сон есть сон – то, что лечит и консервирует. Цвет лица, правда, не такой, как хотелось бы – но это, может быть, вина освещения, уныло серого. Ну а с остальным мы уж как-нибудь справимся – тем более что и без макияжа Зора выглядела весьма привлекательной, а косметикой пользовалась просто по традиции – все пользуются, вот и она, незачем упускать даже самые ничтожные возможности что-то улучшить. Не для Рика, нет; он ее любил такой, какова она была от природы. Ох, Рик…

Она попыталась сразу же запереть мысль о Рике подальше и понадежнее: сейчас сожаления были ни к чему, и тоска могла принести лишь вред, и… и вообще. Думать надо о будущем.

Раскрыв косметичку, Зора стала медленно, вдумчиво накладывать макияж. Безобразие, конечно, что тут даже умывальника нет: перед этим следовало бы как следует помыться. Но нет – значит, нет. Поэтому макияж будет самым легким, утренним – хотя кто его знает, какое время суток сейчас стоит: в помещении – ни часов, ни окна, вообще ничего – внутренность бетонного куба вне времени и пространства.

И все же она провозилась самое малое с четверть часа. Наконец почти удовлетворенно кивнула отражению, улыбнулась – не потому, чтобы стало вдруг весело, но лишь чтобы проверить готовность лица работать как следует. За улыбкой последовало выражение обиды, гнева, интереса, смущения, решимости… Любви? Нет, это ей здесь наверняка не понадобится. Даже тогда, когда Смирс, выполняя обещанное, появится, чтобы вернуть ее в мир – как бы ни текли у него слюнки, обойдется без любви: этот товар на продажу не выставляется. Деньги – да, их он получит столько, сколько обещано. Если, конечно, сделает все как следует.

Ну вот, теперь можно и выйти. Если, конечно (мелькнуло в голове), это вообще возможно: дверь ведь могла оказаться и запертой. Даже скорее всего именно так дело и обстоит. Почему-то Зоре сразу не пришло в голову, что такое помещение просто обязано быть под ключом. Теперь это показалось совершенно ясным. Простите, а если мне понадобилось бы… Да ведь и действительно такие идеи уже возникают, тело-то продолжает работать и предъявлять свои требования. Что же тогда – стучать в дверь и требовать, чтобы ее отвели?..

Зора не успела продумать эту линию до конца. Потому что дверь оказалась на самом деле не запертой – судя по тому, что отворилась она без всяких предварительных сигналов, каким является, например, звук отпираемого замка. Зора едва успела повернуться от зеркала, чтобы увидеть, как в проем вошли сразу и яркий дневной свет, и вместе с ним – человек. Новый. Не из тех, кто доставлял ее сюда. И проговорил:

– Здравствуйте, Мель. Я – комендант базы «Круг-4» Исор Вангель. Поздравляю с прибытием в наши места. Мы давно вас ждали – и вот наконец! Здесь у вас – непочатый край работы. Сейчас я вам все объясню. Садитесь и слушайте.

7

Маргина. Лес. 16 меркурия

– А вы лихо управляетесь с вашим корабликом, – признал Лен Казус, когда «Амора» утвердилась, наконец, на поверхности достигнутой планеты после того, как прекратилась вибрация, неизбежная при торможении в плотной атмосфере. – Я бы не рискнул – на такой скорости вхождения. Чувствуется немалый опыт. В торговом флоте такого не приобретешь. Десантная выучка, я не ошибаюсь?

– Полное накрытие, – кивнул Штель. – Только судно это никак не могу назвать своим: принадлежало оно покойному, теперь, значит, кто-нибудь унаследует. Пока этого не случилось, продолжаю пользоваться той доверенностью, что была получена от Нагора. Предпочитаю думать, что имею на это все права.

– Спорный вопрос. – Казус покачал головой. – Но во всяком случае если даже вами заинтересуется портовая служба, никто не сможет обвинить вас в угоне. Уже хорошо.

Штель усмехнулся:

– Думаю, вы прекрасно поняли, что сели мы никак не в порту. До него отсюда – сотня с лишним километров по прямой. Так что портовая служба меня сейчас заботит меньше всего.

– Понимаю. А что же – больше?

– Долго перечислять, – сказал Штель. – Увидите сами – по мере возникновения проблем. – Он выключил страховку, встал с кресла (левого, командирского), с удовольствием потянулся. – Но прежде чем заботы начнут осложнять нашу жизнь, давайте как следует определимся.

– Это будет весьма своевременно. Где же мы с вами оказались, командир?

Штель покачал головой:

– Друг мой, оставьте ваши хитрости в покое: сейчас они не нужны ни вам, ни мне. Я сказал «определимся» совсем в другом смысле, и вы это прекрасно поняли. Обрисую вам ситуацию, какой она представляется мне: вы не случайно оказались в жилище моего покойного хозяина… (он заметил, что собеседник внимательно смотрит на его пальцы, сунул руку в карман брюк, прежде чем продолжить.) Там обнаружили меня и вцепились, уж не обижайтесь на сравнение, как клещ…

– Я бы сказал – «прилип, как банный лист», – улыбаясь, вставил Лен Казус.

– Нет – на это вы могли бы обидеться, а я никак не хочу осложнять наши отношения. Продолжаю: вы напросились сопровождать меня в этом полете…

– Вы уверены в точности последних слов?

– Что вы хотите… А, понял. Да, возможно – не сопровождать меня, но воспользоваться, так сказать, попутным транспортом, чтобы оказаться в нужном вам месте. Не исключено. Но так или иначе, это свидетельствует о том, что у вас имеются какие-то свои интересы в этом мирке. Потому что в ином случае у вас могла бы быть лишь одна причина для того, чтобы так срочно улететь с Неро: необходимость скрыться от угрозы со стороны или властей, или каких-то других сил. Но на это непохоже: в таком случае я мог бы наткнуться на вас в космопорте – но не в том доме. Логично? (Лен кивнул.) Итак, вы осознанно летели именно сюда, на Маргину. Следовательно, у вас здесь есть дела. И прежде чем мы продолжим наши отношения, мне очень хочется услышать: какие? От вашего ответа будет зависеть очень многое, в особенности для вас: союзники мы, или конкуренты, или, быть может, даже враги? Вы ведь прекрасно понимаете, что тут сама ваша жизнь зависит от меня, никак не наоборот. Так что я убедительно прошу вас быть откровенным.

– После такого пролога, – сказал Казус, – вряд ли язык повернется, чтобы объявить себя вашим врагом. Но, к счастью, мне в любом случае не пришлось бы делать такое признание: вашим врагом я никак не являюсь и не стану им в будущем. Думаю, что не гожусь даже в качестве конкурента. Я ответил?

– Нет, конечно. Мне нужны не общие рассуждения, а конкретика. Что вы тут потеряли – или хотите найти?

– Не уверен, что вы сможете разобраться с моими проблемами и задачами, – сказал Лен.

– Рискните. Поймите одно: Маргина, с точки зрения ее заселенности и человеческой деятельности – мирок очень маленький, целиком замкнутый на производство лишь одного продукта. Я нахожусь в курсе всех дел, так или иначе связанных с этим производством, следовательно – со всей жизнью этой планеты, на девятьсот девяносто девять тысячных не только не освоенной, но даже и не тронутой человеком. До серьезной колонизации – если дела тут и впредь продолжатся таким же образом – еще десятки лет, если не сотни: Галактика неимоверно велика, а Маргина – одно из самых далеких от населенных миров мест, к тому же для кораблей она достижима не в любое время, а лишь несколько раз в году. Поэтому для одного человека вполне возможно быть в курсе всех проблем, возникающих здесь – их ведь на самом деле очень немного. И коль скоро вы стремились попасть именно сюда, то несомненно имеете отношение хотя бы к одной из этих проблем. Я должен знать – к какой именно. Не будем терять время, Казус: его у нас не так уж много, хотя вам, может быть, представляется, что нас тут ничто не ограничивает. Ну?

Лен Казус выдержал полуминутную паузу, прежде чем ответить:

– Ваши доводы кажутся мне достаточно убедительными, Штель. Но не во всем. Нет-нет, не возражайте, сейчас я вам объясню, как выглядят некоторые дела с моей точки зрения. Итак: Маргина – основной поставщик оружейного гравина на галактический рынок, не так ли? Вы – я имею в виду, конечно, фирму «Маргина Гравин АО» и всех лиц, имеющих к ней отношение, – являетесь, по сути дела, монополистом, хотя формально вас в этом обвинить нельзя: в других мирах существует еще по меньшей мере полдюжины компаний, добывающих то же самое вещество «Б» – однако суммарная продукция их составляет, если не ошибаюсь, пять и шесть десятых процента от всего объема, остальное – ваше. Следовательно – любой сбой в деятельности «Маргина Гравин» должен немедленно отразиться не только на ваших акциях на биржевых площадках ведущих миров Федерации, но и на связанных с вами отраслях – потребителях гравина. Вы лучше меня знаете – на каких: это вооруженные силы и военная промышленность. Не удивляйтесь: для Службы покоя это не секрет.

– Не удивляюсь, – кивнул Штель.

– Сейчас Маргина практически не производит ничего, ни килограмма гравина. Забастовка; ее причины вам, думаю, известны лучше, чем мне. И последствия – тоже. До последнего времени еще можно было выходить из положения за счет некоторого резерва, какой компания сумела накопить; но, стремясь растянуть его подольше, вы с каждым транспортом грузили все меньше, и это не могло не сказаться на состоянии рынка, не так ли? Привести к удорожанию гравина и отразиться на курсе акций, то есть на уменьшении капитала компании. Я не ошибаюсь?

– Пока нет, – ответил внимательно слушавший Штель. – Все логично.

– Но дальше логика перестает действовать – во всяком случае простая, формальная. Потому что гравин не дорожает, фирмы-потребители производства не снижают, и акции «МГ» если и не растут, то во всяком случае и не падают, колеблются во вполне допустимых пределах. Это может означать лишь одно: вы в простое, но товар на рынок продолжает поступать, и не то что паники, но даже и видимых неудобств у его потребителей не возникает.

Как вы объясняете себе это явление?

– Ну, – сказал Штель, – объяснить можно хотя бы тем, что компании, перерабатывающие наш продукт, в свою очередь позаботились создать заделы, и теперь, когда наша активность упала, пользуются ими, чтобы сохранить уровень выпуска своей продукции, какой бы она ни была.

– Можно было бы объяснить, – кивнул Казус, – но мешает статистика.

– Какая? И в чем она мешает?

– Да самая обычная. Ведь точно известно, скажем, какое количество гравина нужно заложить в бомбу или снаряд, чтобы количество ньютонов на кубометр атакуемого пространства выросло, скажем, на два порядка. То есть удельный расход гравина на ньютон поля тяготения является величиной постоянной. И вот если суммировать все мощности произведенных за последние полгода гравин-боеприпасов, то простое деление даст нам количество использованного при этом гравина. Если затем сравнить полученную величину с суммарной добычей и продажей гравина «Б» в Галактике, то получится, что на самом деле на рынке появилось ровно в два раза больше этого вещества, чем его, судя по официальным данным, было добыто. Особенно если учесть, что кроме легальных производителей в разных мирах процветают и теневые производители вооружений, и они никак не могли пройти мимо такой новации. Объем их продукции даже, по не вполне проверенной информации, превышает легальную в два раза. Верно?

– Нет, – сказал Штель.

– Как это – «нет»?

– В два и три десятых раза, Казус. А не ровно в два.

– То есть… Вы в курсе?

– А вы чего ожидали? Что в компании это неизвестно? Что мы не следим за рынком? Или разучились считать?

– Почему же не сказали сразу? Заставили меня изображать канарейку?

– Чтобы получить представление – насколько вы в курсе событий. Да, Казус, это на сегодня, пожалуй, самая серьезная наша проблема.

– Послушайте, но в таком случае вам, может быть, известно, откуда берется это количество? Поделитесь, не жадничайте, удовлетворите мое любопытство.

– Боюсь, что вам придется умерить его. Да и скажите откровенно: к чему вам все это? Вы – сыщик не очень большого масштаба, ну ладно – ведете – или вели – следствие по делу об убийстве нашего президента; но какое отношение это убийство может иметь к нелегальному гравину?

– Предполагаю, что самое серьезное и непосредственное.

– Думаю, что вы ошибаетесь. Но чтобы не портить наших отношений, скажу вам откровенно: нет, мы пока не знаем, откуда берется левый гравин. И в случае, если у вас возникнут какие-то предположения или догадки по этому поводу, компания будет очень благодарна вам за такую информацию. Благодарна не только на словах.

– Ну, какие-то догадки у меня есть уже сейчас.

– А именно?

– Вы должны быть в курсе: за последние годы, месяцы, дни – в пределах Галактики не обнаружены другие миры, столь же богатые гравином «Б», как этот?

– М-м… Отвечаю почти уверенно: нет.

– Но это ведь могло и не объявляться официально, вам не кажется?

– Разумеется, могло. Но ведь само по себе обнаружение таких залежей еще ничего не дает. Нужно наладить его добычу и вывоз. То есть, во-первых, возникли бы заказы на соответствующую технику – она сильно отличается от используемой при разработках гравина «А», совсем иной уровень первичной очистки и обогащения, – а об этом нам стало бы известно сразу же, потому что с производителями горной автоматики у нас наилучшие отношения. Далее, возник бы спрос на специалистов – а это достаточно редкая специальность, все люди на виду. Наконец, возникло бы интенсивное движение туда и оттуда – завоз техники и персонала, вывоз – спустя время – продукции. Казус, мы все время стараемся держать руку на пульсе нашей отрасли, и, поверьте, делаем это достаточно успешно. Нет новых открытий, нет новых конкурентов такого масштаба. И в то же время они есть. Это-то и составляет проблему.

– Нагор хотел решить ее?

– Естественно – на то он и президент… Вернее, был. Увы.

– И кому-то это не понравилось.

– Похоже, что так. Знать бы – кому.

– Ну видите – а вы говорите, что его убийство не связано с вашей проблематикой.

– Нам не нужно, чтобы об этом пошли разговоры.

– Это можно понять. И, следовательно, после того, как президент выбыл из борьбы, вы, его правая рука, устремились сюда – чтобы разобраться в этой проблеме.

– Нет, Казус. Я здесь по совершенно иному поводу, и проблема моя заключается вовсе не в этом.

– Неожиданный ответ, признаюсь. В чем же она, если не секрет?

– Вот это как раз секрет, который вас интересовать не должен.

– Ох, как вы ставите меня на место! Я ведь могу и обидеться, вам не кажется?

– Признаюсь – это как раз волнует меня меньше всего. Ну, обидитесь. И что?

– А то, что я, обидевшись, захочу в свою очередь не поделиться с вами другим, моим секретом.

– Ради бога. Если что-то в мире мне неинтересно, то это как раз ваши тайны. Храните их при себе до конца времен. В утешение вам скажу: я человек черствый, не умею сочувствовать людям. И, не сообщая мне ваших секретов, вы ничего не проиграете.

– А вот вы – да.

– Что «я – да»?

– Проиграете. Но скажу, как и вы, в утешение вам: я как раз человек мягкий и не из обидчивых. И свой секрет все-таки вам открою. Не возражайте: мне просто не терпится открыть его вам!

– О, господи! Ну ладно, если у вас так уж свербит…

– Благодарю вас. Но прежде скажите мне: в сотне, как вы сказали, километров отсюда – база, где живут все местные обитатели, работают, то есть добывают гравин и грузят его в прибывающие транспорты – когда есть что грузить, понятно.

– Да, это так.

– А нет ли у них привычек и возможностей – совершать от нечего делать экскурсии по планете – ну, на такие же дистанции, километров в сто?

– Совершенно исключено.

– Почему же так?

– Во-первых, на базе нет транспорта, приспособленного для таких вылазок, а пешком, как вы сами понимаете…

– Пешком исключается, несомненно.

– Во-вторых, это просто опасно. Это ведь не мертвая планета, Казус, тут полно жизни – пусть и не на нашем уровне, но в этом и заключается опасность: с разумными можно договориться, от зверья – уберегаться, изучая их повадки и вкусы. А вот с… ну, хотя бы с воздухом, которым тут приходится дышать за неимением другого – уже сложнее: он – хотя может быть, это не воздух, а что-то иное, но во всяком случае нечто природное – потихоньку воздействует на психику людей, и они… впрочем, излагать подробности некогда – да и незачем. Вывод же таков: от этой планеты можно ждать множества каверз. Нет, поверьте: Маргина – не парк для прогулок, в этом мы успели убедиться, как обычно, методом проб и ошибок. Но при чем тут ваш секрет?

– Он очень прост, Штель. И заключается вот в чем: тут есть еще какие-то люди. Довольно много. Километрах примерно в ста пятидесяти – двухстах.

– Бред. Откуда вы знаете?

– Засек, когда мы снижались.

– Как это – засек? Чем?

– Это уже другой секрет. Но за достоверность отвечаю.

– Вы что же – этот… сканер? Господи, только этого мне не хватало!

– Не бойтесь: я вас не укушу. Давайте лучше всерьез подумаем: что будем делать, как и в какой последовательности. Чтобы решить и ваши проблемы, и мои, и наши совместные.

– Вы меня просто оглушили. Но вы правы: давайте думать всерьез.

8

Маргина, «Круг». Утро 16 меркурия

Что-то Зоре не понравилось в человеке, назвавшемся комендантом базы; трудно сказать – что именно, скорее всего, наверное, взгляд: при вежливом, можно даже сказать – доброжелательном поведении глаза оставались колючими, холодными, и где-то в самой глубине можно было различить и очень неприятную усмешку. Впрочем, это ведь могло и показаться: трудно было рассчитывать на то, что после такого «сна» она сохранила восприятие всего окружающего на хорошем уровне. Да и вообще – ей не было свойственно выносить обвинения заранее: нужны были не впечатления, а серьезные основания, их же пока не было и (как Зора искренне надеялась) не будет. Поэтому в ответ она улыбнулась так весело, как только могла:

– Очень рада видеть вас, комендант. И пока вы еще не начали ничего объяснять, позвольте задать несколько вопросов. Видите ли, мой отъезд произошел так скоропалительно, что я до сих пор не знаю: куда я попала, какое сейчас число… Скажите: я все время буду жить в этом вот… помещении? И к кому мне обращаться, если у меня возникнут какие-то другие вопросы или потребности? Вряд ли ведь вы сами станете все время заниматься мною, верно? И еще: найдется тут для меня какое-то занятие? Знаете, я не очень привыкла бездельничать и с удовольствием стала бы делать что-нибудь полезное. Я не слишком много говорю? Извините.

Комендант слушал ее очень серьезно. Когда она умолкла – кивнул:

– Не очень много, нет. Что касается занятий, то боюсь, что их у вас будет даже больше, чем вам хотелось бы. Придется вам с этим мириться.

– Знаете, вообще-то я работы не боюсь. В чем она будет заключаться?

Комендант Исор Вангель, прежде чем ответить, долго жевал губами, словно разминая, разгоняя их для того, чтобы сказать то, что следовало. Эта нерешительность показалась Зоре странной и пугающей.

– Давайте я сперва обрисую обстановку, – проговорил наконец комендант, – и вы сами поймете если не все, то главное. Идет?

Ей оставалось лишь кивнуть.

– Итак: вы спросили – где вы. Из этого я заключил, что условия вашего контракта не были проработаны с вами должным образом: наш адрес там ясно указан. Выходит, вы подписали столь ответственный документ, даже не ознакомившись с ним как следует? Это было по меньшей мере легкомысленно.

Зора нахмурилась:

– Простите, какой документ? О каком контракте речь?

– О том самом, что подписан вами, конечно.

– Не понимаю. Я уже давно не подписывала никаких контрактов. Боюсь, тут недоразумение и вы принимаете меня за кого-то другого.

– Вряд ли, – сказал Вангель очень серьезно. Достал из внутреннего кармана желтоватую пластинку, нажал кнопку на ней. – Вот, читайте. Зора Мель – это ведь вы? Это изображение – ваше? Эта подпись, эти идентификаторы – ваши или нет? Да вы смотрите, не бойтесь. – Он протянул пластинку ей. – А еще лучше – не просто посмотрите, но хоть на этот раз прочтите внимательно. Думаю, что после этого у вас не останется вопросов, кроме каких-нибудь мелочей. Будьте любезны.

Зора взяла пластинку – осторожно, кончиками пальцев, словно боясь обжечься, что ли. Взглянула. Да, и голограмма была – ее, как и идентификаторы, все три. Пришлось и в самом деле читать – потому что с первых же слов текста она поняла – и могла бы подтвердить под присягой, – что ничего подобного никогда в жизни не видела, не слышала и, разумеется, не подписывала – хотя подпись, запечатленную на пластинке, легко можно было принять за ее собственную.

Договор о найме

Колонизации 94 года месяца меркурия 23-го дня в мире Неро, городе Рох, ко мне, нотариусу Аво Цензуку, в мою контору, по адресу: Малиновая аллея, 1098, офис 226, явились нижепоименованные:

Полномочный представитель промышленно-торговой компании «Маргина Гравин АО» Конур Лок, который в дальнейшем именуется «Нанимателем», с одной стороны, и

Полноправная гражданка мира Неро, совершеннолетняя и дееспособная Зора Мель, незамужняя, бездетная, в настоящее время не связанная никакими иными контрактами и другими обязательствами ни с каким нанимателем, а также не имеющая постоянного местожительства, далее именуемая «Нанимаемой», с другой стороны, и

Заявили о своем обоюдном желании заключить договор найма на работу, со следующим содержанием:

Наниматель предоставляет, а Нанимаемая обязуется выполнить в определенный срок и за согласованное вознаграждение следующие работы:

А) Выполнять обязанности организатора быта и досуга штатных работников Нанимателя, а также

Б) Осуществлять контроль и уход за психическим состоянием штатных работников и в случае необходимости принимать, по соглашению с представителями нанимателя, необходимые для поддержания должного состояния подконтрольных лиц меры, на что Нанимаемая имеет право в силу имеющегося у нее диплома психооператора 1-го класса, подлинность коего мною проверена и подтверждена,

И указанные обязанности выполнять в подразделении Нанимателя, именуемом «Круг-4».

При этом доставка Нанимаемой в указанный пункт, а также ее возвращение в мир Неро или иной мир, по ее желанию, производятся силами и за счет Нанимателя.

Подробная расшифровка обязанностей, а также прав Нанимаемой содержится в Приложении №1.

Нанимаемая своевременно и исчерпывающе предупреждена относительно специфических особенностей жизни и деятельности на базе «Круг-4», и никаких возражений по данному поводу с ее стороны не было заявлено.

Вознаграждение Нанимаемой устанавливается в размере 1200 (одна тысяча двести) неровских диконов ежемесячно, при этом не возбраняется получение ею материальных и иных поощрений за услуги, оказываемые частным порядком.

Срок действия настоящего договора установлен в 1 (один) год со дня прибытия Нанимаемой на место работы, указанное выше. В случае если от одной из сторон, или же обеих, не поступит заявлений о прекращении действия, договор автоматически пролонгируется еще на год, и в случае согласия сторон так же автоматически – на третий год, после чего, в случае желания сторон, условия его будут пересматриваться.

Настоящий текст в моем присутствии собственноручно подписали, выразив тем свое полное с ним согласие:

Наниматель: Советник второго ранга Конур Лок (подпись),

Нанимаемая: Зора Мель (подпись),

Что я, нотариус Аво Цензук, с полной ответственностью заверяю своей подписью и оттиском присвоенной мне печати № 1836L.

Зора медленно подняла глаза на коменданта.

– Это бред, – других слов у нее в тот миг не нашлось. – Сумасшествие какое-то. Не видела я ничего подобного! И уж подавно не подписывала! Вас просто надули! Ну конечно! Вы наверняка что-то платили тем, кто обещал достать вам нужного работника? Так вот, вас обвели вокруг пальца. Потому что я ничего такого делать не собираюсь – и не стану, понятно вам? Это просто насилие, вот как это называется. Даже хуже: похищение! Меня похитили, понимаете? Вам что – хочется оказаться замешанным в такое грязное дело?

Она неплохо играла возбуждение и гнев, сильные эмоции ей вообще хорошо удавались; в то же время внимательно следила за выражением лица собеседника: что там? Смущение, волнение, страх? Или что-то другое?

Там было все то же спокойствие – тяжеловесное, непоколебимое. А вот выражение глаз несколько изменилось. И поняв, в какую сторону, Зора впервые ощутила настоящий страх.

Не так, не так все получалось, как должно было бы. Кто-то вовремя перевел стрелку и направил поезд совсем по другой колее.

Но ничего хуже страха сейчас и придумать нельзя было. И, поняв это, Зора постаралась взять себя в руки.

– Да скажите же что-нибудь! Что вы все время молчите?

– Не хотелось перебивать вас. У вас приятный голосок, доставляет удовольствие. Я давно уже не слышал женского голоса, да и не я один – все мы тут… истосковались. Что же вы хотели бы услышать от меня?

– Все, с самого начала. Начиная хотя бы с того, куда меня увезли? Как я поняла, это не Неро. Где же мы находимся? Что такое этот ваш круг?

– Ну-ну, дорогая. Перестаньте притворяться. Вы ведь помните, к какой работе вас готовили? Значит, знали и то, в каком мире вам предстоит действовать.

– Перестаньте говорить намеками. Где я?

– Там же, где и я, понятно. На Маргине, где же еще?

– Я – на Маргине?

– Вот именно. – И после паузы: – Что же вы умолкли, словно язык проглотили? Больше нечего сказать?

Зора и на самом деле на какое-то время словно лишилась способности говорить. Потому что одно это слово «Маргина» вызвало сразу же такой поток мыслей, сменявших одна другую, словно кадры – двадцать четыре в секунду, – что понадобилось какое-то время, чтобы хаотическое прокручивание клипов сменилось нормальным мыслефильмом.

Маргина. Место, о котором она все последнее время не однажды разговаривала с покойным Риком. О котором много неожиданного и интересного успела рассказать ей сестра, успевшая каким-то образом побывать в этом, в общем, закрытом для посторонних, мире, что-то увидеть и, похоже, кое-что даже понять.

После всего этого Зоре даже захотелось попасть сюда, хотя до того она только радовалась тому, что волей Рика этот проект был закрыт.

И вот попала. Но произошло это не так, как представлялось ей раньше.

Ее привезли сюда насильно, и уже одно это могло перечеркнуть все возникавшие прежде желания и замыслы.

Но этого, наверное, допускать никак не следовало. Разве жизнь не научила ее использовать возникающие обстоятельства для достижения своих целей?

Она просто расслабилась, оказавшись под защитой такой силы, какую представлял собой Рик. Но этой защиты больше не существовало, хотя, даже исчезнув, Рик смог обеспечить ее на всю жизнь – если только удастся воспользоваться его щедростью. Сейчас его наследство было недоступным, и следовало вести себя так, как будто его вовсе и не существовало. Но как только возникнет хоть малейшая возможность, Зора приложит все силы для того, чтобы обеспечить будущее – даже не свое, а того существа, которое сейчас носила в себе и о котором – какой стыд! – только сейчас подумала впервые после того, как стала приходить в себя в новой, неожиданной обстановке.

И поэтому – никакой паники. Взять себя в руки. И вести свою игру, овладеть инициативой, атаковать, а не просто отбиваться наотмашь, как на корте, когда по ту сторону сетки – сильный и нахрапистый соперник.

– Простите, комендант, я просто задумалась на минутку. Так о чем вы только что говорили?

– О том, что, надеюсь, вы сможете что-нибудь изменить к лучшему. Потому что все попытки, какие мы до сих пор предпринимали, ничего не дали. Я имею в виду – ничего положительного. Но вы – квалифицированный специалист…

– Да. Но я оказалась тут, не успев получить какого-то конкретного задания.

– Странно: как мне сообщали, все последнее время вы находились в – скажем так – тесной дружбе не с кем-нибудь, а с самим Риком Нагором, главным владельцем всего хозяйства. Он что – не просвещал вас на этот счет?

– Наши отношения с ним носили совсем другой характер.

– Но вы ведь были его официальной спутницей – значит, вам следовало находиться в курсе его дел.

– Я и была – но не по технологической линии. Встречи, переговоры, подготовка документации, все такое.

– Ну ладно, в конце концов, сейчас это не имеет значения. Итак, вот в каком месте вы оказались. Вы говорите – помимо вашей воли, но это меня, откровенно говоря, не волнует. Я действую на базе договора, с которым вы только что ознакомились; я в своем праве. Вам же надо прежде всего усвоить вот что: раз уж вы оказались тут, то тут и останетесь – самое малое на год, как там и записано. Сообщение с другими мирами у нас редкое из-за природных условий: это – очень беспокойный уголок Простора, и даже в штилевую пору капитаны соглашаются идти сюда с большой неохотой и за очень, очень солидные деньги. Так что сбежать не удастся, советую об этом даже не думать, потому что если будете искать такую возможность, то сделаете себе хуже.

– Учту. Думаете, мне придется солоно?

– Послушайте дальше – вывод сделаете сами. Как я уже сказал, работают тут люди, набранные по разным местам заключения. Там ведь, как и на воле, немало бывает всяких специалистов, в том числе и хороших, и не обязательно убийц и насильников. Отбытие здесь дает им зачет: год за три. И, конечно, оплачивается не так, как в тюремных мастерских или колониях. Платим не хуже, чем вольняшкам. Все было прекрасно. Но картину портит сама планета.

– Что: климат, стихийные бедствия, хищные звери?

– Можно назвать это и климатом, конечно. Он, я бы сказал, слишком хорош.

– Разве это беда?

– Так получается. Что-то такое носится в воздухе, я бы сказал. И люди готовы совершать какую-то работу – вернее будет сказать не «готовы», а «кое-как соглашаются» – лишь после того, как удовлетворят свои, так сказать, врожденные инстинкты. Понимаете? Проблемы с… ну, назовем это инстинктом продолжения рода. Или, ближе к современности: существует проблема секса. И вот ее мы решить не можем. Наши арестанты, под влиянием природы, уже через неделю после их доставки сюда начали выдвигать подобные требования. Не только сами – кто бы их услышал? – но через своих адвокатов, остававшихся, естественно, в тех мирах, откуда наших клиентов доставили. Адвокаты у одного-другого были высокими профессионалами. Они выдвинули требование в полном соответствии с нашим законодательством: обеспечить заключенным условия жизни, соответствующие характеру и тяжести выполняемой работы. А в эти условия входит и удовлетворение сексуальных потребностей – поскольку пренебрежение этой стороной всегда приводило только к росту извращений, смене ориентации и так далее. Стали думать.

– Вот как. Но почему вы не превратили этот самый инстинкт в рычаг? Привезли бы сюда женщин и сделали близость с ними мерой поощрения.

– Вы бы согласились стать такой дамой?

– Интересно, – сказала Зора. – Значит, я, по-вашему, такая женщина?

– О, – усмехнулся комендант, – вы несомненно другая женщина, кстати, я бы сказал, весьма привлекательная. Настолько, что у каждого мужчины при виде вас неизбежно будет возникать желание познакомиться с вами как можно ближе. Так близко, как только возможно. И не только духовно.

– И вы полагаете, что мои друзья с этим смирятся? С моим похищением?

– Единственный, о ком это можно было бы сказать, уже ушел из жизни: Рик Нагор, и мы все глубоко скорбим об этом.

Минута протекла в молчании – собеседники как бы почтили память покойного, Зора – опустив глаза, часто моргавшие – возможно, чтобы остановить подступающие слезы, Исор Вангель – с приличествующим выражением грусти. Он даже вздохнул глубоко, прежде чем продолжить:

– Мы собирались разрешить нашим зэкам брать сюда их жен или любовниц. За свой счет, конечно. Но на самом верху, в федеральном правительстве, нам просто запретили ввозить сюда каких угодно женщин. Представляете?

– Как же еще вы пытались ублаготворить ваших работников?

– Ну, в частности, была эскапада с QF.

– Простите, не поняла вас.

– Как я понимаю, на Неро вам не рассказали очень многого. В частности, об этих «кукушках». QF. Комбионы Ку-ЭФ. Ну, квазиженщины, иными словами. Вам приходилось видеть их? Нет?

– Где же я могла бы?..

– Понятно. Это очень дорогие устройства; затраты компании оказались бы еще намного большими, но изготовитель «кукушек» – «Федерал Кваркотроникс Лтд» – как раз должен был провести решающие испытания новой серии в полевой обстановке, а не лабораторной, и согласился воспользоваться нашим предложением. Вот так мы их получили, весь десяток. Мы бы взяли и больше, но десятью экземплярами, или особями, если угодно, вся эта серия и ограничивалась. Вообще-то опробовать их собирались в других условиях, но мы, грубо говоря, перекупили. Конечно, не обошлось без некоторых трений: наш персонал – охрана и прочие – выразил недовольство тем, что столь приятное испытание доверено не им, а преступникам. Нелегко оказалось убедить их в том, что дело действительно рискованное: если все предыдущие модели были рассчитаны лишь в основном на военные и в меньшей степени на хозяйственные или простые промышленные действия, то тут речь уже шла о, так сказать, интимной сфере, все тонкости и сложности которой и у людей исследованы далеко не полностью, и, значит, и у механизмов, воспроизводящих людские действия и даже эмоции, все оставалось достаточно туманным. Но наша охрана – люди простые и в чем-то наивные, так что им казалось: ну, какая тут может быть сложность, если люди занимаются этим столько, сколько существуют вообще, и обходятся без всякого предварительного обучения, без программ и инструкций – и все получается прекрасно. Вот и здесь они не видели никаких сложностей – потому что внешне, да и поведением, «кукушки» от настоящих женщин ничуть не отличаются, тут дизайнеры «Кваркотроника» поработали в полную силу. Конечно, наши ребятки – люди служивые, так что все ограничилось ворчанием, до нарушений дисциплины дело не дошло. А десять «женихов», как мы тогда стали их называть, собирались заняться испытаниями с большим удовольствием, и это сразу стало заметно по росту производительности. Так что все мы вздохнули с большим облегчением. А потом начались осложнения.

– Интересно, – поощрила рассказчика внимательно слушавшая Зора.

– Дальше будет круче. Сложности возникли потому, что «кукушки» сразу начали вести себя не так, как им полагалось бы по программе. Как вели бы себя, скажем, вы…

Зора лишь подняла брови, но ни слова не сказала.

– Понимаете, они хотя и на нормальной вроде бы биологической основе, но благодаря конструкции и компьютерному управлению на практике куда сильнее, мощнее даже и крепких мужиков. Кроме того, те программы, что заменяют им сознание – должны, во всяком случае, заменять – оказались во многом, так сказать, странными – с нормальной точки зрения. Например, они неадекватно реагировали на некоторые слова. Ну, вы же сами понимаете: мужики попали сюда не из школы хороших манер, а из-за решетки, где неизбежно усвоили (каждый ведь успел отмотать по нескольку лет) определенную лексику и так далее. И с самого начала «кукушки» реагировали на, скажем, некоторые резкие выражения явным неодобрением – хотя их предполагаемые мужья употребляли такую лексику просто по привычке, незаметно для самих себя. Их тут отучить от этого никто не пытался, потому что и мои парни тоже выражаются в той же манере. Вероятно, в «кукушках» был установлен недостаточно высокий порог терпения – и наши квазидевочки начали реагировать. И не ответной лексикой, а физически. Скажем, ударом в ухо или – в следующий раз – в челюсть: полный нокаут. Производственники взвыли и предъявили нам ультиматум: либо мы наводим порядок, чтобы те вели себя, как нормальной бабе полагается – то есть терпели бы, помалкивали, обслуживали и подчинялись, либо они найдут способ с «кукушкой» разделаться. Что-то сделать было необходимо: среди мужчин уже в полный голос велись разговоры о том, что QF следует просто уничтожить, поскольку они уже превратились, по сути дела, во врагов. Но это никак не получалось. Дело не только в том, что «кукушки» не были куплены: нам их сдали в аренду, поскольку речь шла лишь о полевых испытаниях, с условием непременного возвращения после годичной эксплуатации; и неустойки за потерю хотя бы одной особи были такими, что и в дурном сне не приснятся. А уж за весь десяток – не приведи Господь! Этого мы страшно боялись. Дело заключалось еще и в том, что дамы эти в основе своей были военными, как и все комбионы вообще. И если бы дошло до серьезной драки, то я не поставил бы на мужиков ни дикона. Но получилось совсем по-другому: уже на второй день «кукушки», все, как одна, просто исчезли. Представляете, в какой яме мы оказались?

– Что значит – «исчезли»? Это же не десяток иголок!

– Мы сперва тоже не могли понять: как? Они ведь – не люди, на них этот климат никак не должен был влиять! И лишь потом сообразили: вероятно, в их программы было встроено самостоятельное возвращение к изготовителю в случае, если условия их эксплуатации не соответствовали тем, что были предусмотрены. И они просто-напросто удрали на первом же транспорте, забиравшем продукт.

– Что, отсюда можно так просто сбежать?

– Для вас – нет, да и для меня тоже. Ни один человек со стороны на корабль пройти не может, тут очень надежная охрана. И крыса не пролезет: ее автоматически уничтожат. И мы на это целиком полагались – после того как парочка наших арестантов попыталась дать тягу – и погибла при попытке к бегству. Но мы не сообразили вовремя, что с точки зрения защитной аппаратуры наши «кукушки» были не людьми, а лишь техническими устройствами. И их пропустили без помех.

– Вы уверены, что так оно и было?

– Безусловно. Хотя и охрана, и сами работники упорно утверждают, что вся эта женская компания никуда не девалась, но спокойно поживает в лесу. Время от времени их якобы видят.

– А вы не пытались найти их?

– Конечно, нет. Какими силами? И главное – зачем? И так стало понятно, что этим способом проблему не решить. Нам повезло хоть в том, что изготовитель пока еще не выдвинул претензий – хотя близится срок, когда мы должны будем или просить о продлении аренды, или же вернуть их. Но наша проблема по-прежнему не решена. Мужчины остались без женщин. И объявили забастовку, производство практически встало и стоит по сей день.

– Может быть, раз уж вы столь любезны, объясните мне – какой представляется вам моя роль и участие в этих событиях?

– Ну что же, видимо, без этого не обойтись – иначе у вас может возникнуть мысль, что мы вас недооцениваем. Нам понадобился такой специалист, как вы, способный, вмешиваясь в психику людей, подавить вот этот самый инстинкт. Мы знаем о вас и наблюдаем вас уже достаточно давно.

– С тех пор, как я начала работать у Рика Нагора?

– Нет, дорогая. Я бы сказал наоборот: вы начали работать у Нагора – земля ему пухом – именно потому, что компания нашла вас. Человека, который может оказывать на психику мужчин настолько сильное внимание, что они не могут противостоять ему.

– Господи! – сказала Зора. – Интересно, какой слабоумный внушил вам мысль, что я хоть в малой степени могу сделать что-то такое!

– Рик Нагор. И вы лучше меня знаете, что слабоумие ему никогда не было свойственно.

– Ни за что не поверю.

– Это уже ваша проблема: верить, не верить… Я же объясню вам, что и почему – чтобы вы поняли, насколько все серьезно и обоснованно.

– Давайте закончим рассуждения и займемся делом: раз уж я сюда попала и должна выполнять какую-то работу, то к чему терять время?

Комендант невольно улыбнулся: вот такой шлюшка Нагора нравилась ему куда больше – соответствовала образу. Ведь любая шлюха, даже очень высокого класса – всегда человек практического дела, а не впечатлений и мечтаний. Вот она сама себя и поставила на место.

– Совершенно с вами согласен. (Ему захотелось для полной определенности перейти на простецкое «ты», но в последний миг что-то удержало; наверное, не совсем полной была уверенность в том, что он уже взял ее на короткий поводок.) Но перед тем, как вы приступите к работе, хочу – и даже обязан – довести до вашего сведения еще одно обстоятельство.

– Давайте еще одно.

– Вашу задачу вы уяснили: в двухнедельный срок довести наших работников до требуемых кондиций – чтобы таким образом прекратить забастовку и начать нормальную работу.

– Я не настолько глупа, чтобы не уяснить.

– Я так и думал. Но что произойдет, если эта задача окажется для вас непосильной?

– То есть если у меня не получится?

– Вот именно.

– Ну… Тогда, наверное, работа не возобновится. Да?

– Нет. Она должна возобновиться. Обязана. Любой ценой.

– Ага. Значит, у вас имеется какой-то другой, запасной вариант?

– Запасной вариант должен быть всегда.

– И в чем же он заключается?

– А в том, что тогда вам придется взять на себя ту работу, какую, если бы это было возможно, выполняли другие женщины.

– Работу, которую… То есть… Комендант, но вы же не думаете на самом деле?..

– Именно это я и думаю. Мужчинам нужны женщины – это их право, предусмотренное и законом, и их желаниями. Но в крайнем случае они могут обойтись и одной женщиной – в частности, такой, как вы, владеющей искусством любви.

– Вы хотите выдать меня замуж сразу за десятерых?

– Девушка, будем называть вещи их именами, не станем финтить. Если вы не осилите их – они осилят вас. Да, вам придется их обслуживать сексуально, при чем тут замужество – не понимаю.

– Во-первых, вы еще не знаете, согласятся ли на это мужчины!

– Знаю. Эти – согласятся. Особенно увидев вас.

– А вы не боитесь, что они из-за меня передерутся?

– Нет. Все будет регулироваться. Я даже составил график. В согласии с ним, каждый день один из работников будет свободен – и этот день он станет проводить с вами. А для вас это, так сказать, щадящий режим.

– Вы что думаете, что я способна согласиться на такое? Чего ради? Ради интересов компании?

– Ради того хотя бы, чтобы выжить, красавица. Жизнь, пожалуй, ценнее любых жертв, вам не кажется?

– Не уверена. Смотря какая жизнь. Ах, ладно: в конце концов, до этого дело не дойдет: не вижу причин, какие помешают мне наладить этих… маньяков.

– Я тоже хотел бы надеяться на это. Потому что это значительно облегчит вашу нагрузку в будущем.

– Какую еще нагрузку?

– Мы пока говорили только о производственниках. Но есть еще двадцать человек нашего персонала. Все, кроме меня – молодые, полные сил и желаний. Впрочем, желаний и у меня в достатке, да и силенкой я не обижен…

– Вы хотите сказать, что…

– Вам придется нейтрализовать и их – наши – инстинкты, Зора, другого выхода просто нет. Иначе – я уже сказал вам, что произойдет. Вам придется сдаться. Не захотите добровольно – вас просто станут насиловать. И никто вас от этого не спасет. Даже если я дам вам охранника – он первым и начнет. Смиритесь с тем, что это – ваша судьба. Такой вариант рассчитывался с самого начала. А что касается меня, то я… Разрешите быть совершенно откровенным?

– Да конечно же!

– Тогда скажу вот что: на самом деле этот второй вариант – единственный. Потому что со всеми вашими способностями вам не удастся справиться с задачей. Вы не сможете повлиять на психику ни одного из них… из нас.

– А вот теперь вы уже недооцениваете меня, комендант.

– Был бы рад. Но… Я ведь не только комендант, Зора.

– Вот как?

– Я еще и психооператор первого класса. И опыта у меня куда больше, чем у вас. Потому я и пошел на эту работу. И не сразу, но все же понял, что здесь такие попытки обречены на неудачу. Не потому, что мы с вами чего-то не умеем. А по той причине, что этот чертов климат, или природные особенности, или называйте как угодно, здесь сильнее наших способностей и полностью нейтрализуют их. Так что… но вы уже поняли и сами.

Зора и в самом деле поняла. Ей очень не хотелось верить услышанному. И в то же время интуиция подсказывала: комендант не врет. Не старается запугать. И то, что он сказал, правда.

Примириться с этим она не сможет. Это невозможно. Никоим образом не сдаваться! Но и не устраивать истерик. Быть разумной. Искать выход – и найти. К тому же, может быть, это его силы иссякли, а у нее получится? Но сейчас необходимо сделать вид, что я начинаю уступать…

– Прелестная перспектива, нечего сказать. Значит, вы хотите подложить меня под тридцать голодных мужиков? И думаете, что меня надолго хватит?

– В конце концов, хватит на столько, сколько выдержите.

Зора повела рукой вокруг:

– Кстати, где, по-вашему, я должна буду… обслуживать ваших мастеров? Тут? Да в этой обстановке даже очень распаленный мужик потеряет всякое желание…

– Не тут, конечно же. Сюда я поместил вас только для такого вот собеседования. Кстати, я очень рад тому, что вы правильно все восприняли: без крика, без слез, без истерик… Вы молодец. А ваше рабочее место выглядит совершенно по-другому, мы отвели вам лучшее помещение на базе, убранное так, что невольно наводит на мысли о любовных утехах. Скажу по секрету: именно там и останавливался покойный Нагор, когда прилетал сюда. Я вам все там покажу, и мы с вами даже опробуем его…

Зора невольно усмехнулась:

– Вижу, себя вы не забываете.

– Иначе какой смысл быть начальником? А для вас очень выгодно жить со мною в любви и согласии. Знаете, ведь у начальника всегда есть немало возможностей всякими мелочами сделать вашу жизнь или очень приятной, или совершенно невыносимой. Так что благоразумие подскажет вам… Вы ведь очень благоразумны, Зора, я не ошибаюсь?

– Вы даже не представляете, насколько, комендант.

– Можно просто – Исор.

– Приму к сведению. У вас есть еще какие-нибудь предупреждения?

– Нет, я использовал всю обойму. Пока.

– Мне не терпится увидеть своих насильников.

– Вы хотели сказать – пациентов. Хорошо. Ступайте за мной.

9

Маргина, лес, утро 16 меркурия

– Лен, как вам удалось увидеть этих людей? В пяти километрах?

– Вы же сами сказали, Штель: я сканер. Я, собственно, не вижу людей; я фиксирую деятельность каждого человеческого мозга, и таких источников деятельности сейчас наблюдается, насколько могу судить, два… даже три. А кроме них – где-то около трех десятков автономных компьютерных устройств высшего класса, но тут я фиксирую лишь их наличие, но не содержание их работы, как вы понимаете.

– Вы уверены, что это именно люди, а не, скажем, животные? Звери? Людей тут быть не должно. Им просто неоткуда взяться. Те, кто здесь находится постоянно, – все на базе, в сотне с лишним километров... Просто теряюсь в догадках. Хотя, собственно, и догадок-то никаких не возникает.

– Вынужден просить извинения, но я четко читаю вашу мысль: присутствие неизвестных сильно мешает вашим планам.

– Еще как! Но – прошу извинения в свою очередь – эта ваша способность шарить в моей черепной коробке тревожит меня даже больше, чем эти люди.

– Ну, меня опасаться не нужно: я не собираюсь мешать вам. Но и впредь буду контролировать – чтобы в случае, если вам придет в голову избавиться от моего присутствия при помощи грубой силы, своевременно выйти из-под удара, отстраниться, может быть – исчезнуть, предоставив вас собственной судьбе. Кстати, меня тоже беспокоит – то, что вы поставили в своем сознании достаточно мощный блок. Наверное, у вас есть что скрывать.

– А у кого этого нет?

– Знаю и потому остаюсь на месте. Впрочем, не волнуйтесь чрезмерно: сканирование требует таких усилий, такой затраты энергии, что постоянно находиться в этом режиме просто невозможно: помрешь от истощения.

– Вы лучше посмотрите за теми… мозгами. Может быть, удастся понять – кто они, откуда, зачем, каким образом…

– На таком расстоянии я ничего не могу детализировать. Однако какие-то предварительные выводы у меня уже созрели.

– Поделитесь же!

– Охотно. Во-первых, «каким образом»: вы помните – одновременно с нами сюда стартовал и большой транспорт?

– Постойте, постойте. На Маргине нет ничего такого, что стоило бы вывозить… пока, во всяком случае, не найдено ничего, да мы и стараемся препятствовать всякой разведке, чтобы сохранить Маргину за нашей компанией. Ничего – кроме гравина, добычей которого занимается наша база. Но сейчас оттуда забирать совершенно нечего: добыча стоит, все запасы вывезены…

– Ваши трудности мне известны. А вы уверены, что База – единственное месторождение гравина на планете? Маргина ведь достаточно велика, я, откровенно говоря, был уверен, что она где-то не больше Кантро или солнечного Меркурия, а она, пожалуй, даже крупнее Неро.

– Мы сами вбросили такой слух: чем меньше планета, тем меньше и смысла искать там что-нибудь: они ведь преимущественно состоят из легких элементов, остатки творения. На деле же Маргина – вполне достойное небесное тело. А что касается дальнейшей разведки – руки так и не дошли. Все откладывали – в основном потому, что средств для организации второй подобной же базы свободных не было, но еще и по той причине, что добыча на существующем «Круге-4» в общем удовлетворяла существующий спрос, цены стояли высоко, и ни к чему было выбрасывать на рынок большее количество товара, то есть конкурировать с самими собой. Но, конечно, то, что новой разведки не было, вовсе не означает, что и других месторождений нет – таких же, а может быть, еще и помощнее. Мы полагали, что придет час – доберемся и до них, и основное внимание уделяли выработке повышенного спроса, инвестировали в гравинопотребляющие отрасли… Ну, это все азы предпринимательства. А потом намерения Нагора резко изменились.

– Да, но такая цель, как наличие возможных, хотя еще и не открытых месторождений является крайне привлекательной для всех, кто может рискнуть определенными деньгами, снарядив свою разведку, а в случае удачи – и наладить собственную разработку.

– В нарушение закона, Казус, в нарушение закона!

– А когда и кого это останавливало? Нарушение закона – это не экономическая категория, а этическая. А когда этика останавливала предпринимателей?

– Вы правы, конечно.

– Тем более что условия для этого вы создали прямо-таки идеальные: планета не охраняется, даже защитные спутники не запущены, даже локаторной сети не поставлено. Прилетай кто хочешь, садись где хочешь, делай, что душе угодно – держись только подальше от существующей базы, где десять работяг и двадцать охранников – все войско. Вот кто-то так и поступил. Воспользовался вашим легкомыслием.

– Вообще-то это не совсем так. Но вы правы – мы тут ничего не охраняем. Хотел бы я знать, Казус, кто воспользовался этим. Очень хотел бы.

– А что это вам даст?

– Весьма многое.

– Не улавливаю.

– И понятно: вы в общем не в курсе дела. А оно, кроме всего прочего, заключается вот в чем: если мы – компания – и поскупились на более полную разведку и на защиту Маргины от вторжений, то уж на что денег не пожалели – на полное соблюдение секретности. Во всем. Потому что у Нагора возникли, как я уже говорил, своеобразные идеи относительно дальнейшего развития этого мира. И ручаюсь – за все время существования у нас не исчез и не был скопирован ни один документ, текстовый ли или на кварконосителях, ни одной цифры не ушло, и даже карты Маргины, с согласия Федерации, засекречены настолько, что вам, например, при всем желании ни одной не найти нигде. А без карты такая нелегальная экспедиция сразу же рискует сверх оправданного: даже чтобы найти местечко для посадки, надо намотать немало витков вокруг планеты – и при этом обязательно попасть в поле зрения базы; тем более что искать надо не просто место, но в соответствии с задачей – место по соседству с признаками рудного залегания. А из сказанного следует, что к этой незаконной экспедиции имеет самое прямое отношение кто-то с самого верха «Маргина Гравин», некто, имеющий вполне официальный доступ к самой секретной документации – и, значит, располагающий возможностью не только снарядить экспедицию, но и снабдить ее всей информацией, нужной для успеха хотя бы в начальной стадии. И данными о машинном парке, и проектом базы, и количеством и качеством материалов, и энергоемкостью – короче говоря, полным набором. Иными словами – кто-то из наших.

– Скажите, – произнес Лен Казус словно бы задумчиво, – а вы не пытались именно таким образом объяснить то, что рынок, похоже, не испытывает заметных неудобств, хотя ваши поставки в последние месяцы практически прекратились? То есть что вашу нишу уже занял, или во всяком случае занимает, кто-то другой, и этот «другой» оказался хорошо подготовленным к создавшейся ситуации? То есть самое малое – прогнозировал ее, но очень возможно, что не просто прогнозировал, но – рискну предположить – сам же ее и организовал? Вам не кажется несколько странным такое совпадение: неурядицы по поводу отсутствия женщин возникли и привели к прекращению производства вовсе не тогда, когда проблема должна была возникнуть, но лишь через некоторое время после этого?

– То есть вы полагаете – тогда, когда кем-то была дана команда?

– Не исключаю такой возможности.

– Нет, я не… И даже Нагор…

– Покойный Нагор!

– Да что вы, в конце концов… Не надо мне постоянно об этом напоминать – я и так помню!

– Простите. Больше не буду. Знаете, я просто так воспитан, что…

– Ладно, ладно. Но это раздражает, поймите. Потому что заставляет снова возвращаться к мыслям о его гибели, в то время как думать нужно совершенно о другом.

– Вот тут я с вами не могу согласиться. Об убийстве Нагора тоже следует думать – хотя бы потому, что очень похоже – существует прямая связь между этим преступлением и обстановкой на рынке гравина.

– Вам, наверное, и нужно об этом думать – если уж вы поставили себе задачу разобраться в этом деле. А у меня иной интерес: сохранить компанию, восстановить ее позиции на рынке – и, раз уж возникло новое обстоятельство, незаконное вторжение на нашу территорию, предположительно – незаконная добыча и вывоз продукта – пресечь это воровство.

– То есть делать все то, что предпринял бы Рик Нагор, будь он жив?

– Именно.

– Скажите, а откуда у вас такой, я бы сказал, корпоративный патриотизм? Это ведь не ваша компания? Или…

– Странный вопрос, честное слово. Причины ясны – во всяком случае, мне самому. Во-первых, я работаю в компании со дня ее основания – я пришел в нее, по сути дела, одновременно с Риком. А во-вторых – я все же один из ее совладельцев: располагаю некоторым количеством ее акций.

– Могу ли спросить – каким именно?

– Нет, Казус, не можете. Это конфиденциальная информация, да вам она и ни к чему. Ищите преступника, вызнаватель, и не рыскайте на курсе, не старайтесь заглотнуть больше, чем можете переварить.

– Это называется – снова поставить на место, не так ли? Впрочем, вы правы: заниматься следует каждому своим делом. Давайте проведем разграничение. Я должен искать убийцу и тех, кто его нанял. Считаю, что искать его следует среди высшего руководства «Маргина Гравин». Уверен, как и вы, в том, что без этих же людей не обошлось в деле организации и реализации незаконного производства на этой планете. Следовательно, выйти на них проще всего через участвующих в этом производстве. Через тех, кто находится (во всяком случае, некоторые из них) в двух сотнях километров отсюда. Вывод: я двинусь в том направлении. Попытаюсь выйти на дистанцию уверенного сканирования. И…

– Постойте.

– В чем дело?

– Но это ведь и моя задача!

– Вряд ли. Вы ведь отправились сюда, не имея и представления о присутствии тут конкурента. Значит, цель ваша была другой.

– Да. Но существует иерархия целей. До того, как вы разглядели тут чужих людей, главной была другая необходимость. Собственно, она так и остается главной – однако перестала быть самой срочной: там другой отсчет времени. Так что сейчас нам обоим нужно одно и то же – и потому я намерен действовать вместе с вами.

– Но это будет не кабинетная работа, Штель. И я не знаю, насколько вы сможете…

– Смогу. Я не всю жизнь провел за компьютерами.

– Ну, что же, имеете право на риск, как и любой другой человек. И несете за него всю ответственность.

– Будьте уверены, Казус.

– Постараюсь. Раз так, то давайте думать детально. Двести километров. И преодолеть их следует скрытно, потому что если они нас заметят…

– Можете не разжевывать.

– А чтобы до предела уменьшить возможность нашего обнаружения, надо позаботиться о вашей яхточке: ее обнаружить куда легче, чем двух человек, старающихся остаться незаметными. Как вы думаете скрыть корабль от посторонних взглядов?

– Самым обычным способом.

– Вы уж простите, но в этом отношении мой опыт весьма скуден.

– Понимаю. Я просто воспользуюсь стандартной программой. «Амора» прекрасно управляется на расстоянии. Она стартует без нас и уравновесится на нужном расстоянии – в точке, в которой и зависнет, так что для нас всегда будет находиться в одном и том же месте небосвода. Подобно тому, как…

– Ну, я туп не до такой степени, чтобы не иметь представления о стационарных орбитах. А как вы станете связываться с нею в случае нужды?

– При помощи пульта, конечно. – Штель похлопал ладонью себя по груди. – Он во внутреннем кармане. Не волнуйтесь: держит заряд не менее двух недель в режиме ожидания, а за это время тут что-нибудь да произойдет.

– Приятно видеть такую уверенность. Но вам придется показать мне, как им пользоваться: раз уж мы союзники, то равноправные.

– Что же, вы, пожалуй, правы. Ладно, сейчас все увидите, когда я буду отправлять яхту на орбиту. Пора это сделать, пока еще достаточно темно.

– Да, самое время. Только перед тем нужно выгрузить все, что может нам понадобиться. Скажите, Штель: у вас ведь на яхте есть оружие? А то без него в этой обстановке мне немного не по себе.

– А вы когда-нибудь видели в Галактике корабль, на котором не было бы оружия?

– Я ведь предупреждал вас: мой корабельный опыт исчезающе мал.

– Вот вам случай пополнить его. Идемте. Кстати: а пользоваться оружием умеете? Или и тут ваш опыт хромает?

– Этот мой опыт твердо стоит на ногах. И ног этих по меньшей мере дюжина. Так что не волнуйтесь.

– Да уж постараюсь, – ответил Штель.

10

Маргина, «Круг». Утро 16 меркурия

– Вот здесь ваши, так сказать, рабочие апартаменты, – проговорил комендант базы, отворяя дверь и пропуская Зору вперед. Она вошла.

Действительно, это помещение никак не напоминало ту камеру, где хозяин положения вводил женщину в курс дела и рисовал перспективы, достаточно невеселые. Тут, правда, тоже не было ни единого окошка, никакого естественного света – но этим сходство и исчерпывалось. Комната была, на взгляд, вчетверо просторнее, а что касается интерьера... Зора на секунду нахмурилась, обводя комнату взглядом, что-то показалось ей странным, и она не сразу поняла, что именно; а, поняв, даже чуть растерялась, не зная, то ли улыбнуться ей, то ли еще более рассердиться: во всем, начиная с обивки стен и кончая последним предметом мебели, комната эта повторяла ту самую «музыкальную» в доме Рика, ставшем и ее домом, пусть и ненадолго. Значит, с самого начала это место готовилось для нее, значит, в планах людей, в конце концов заполучивших ее сюда, она заняла место едва ли не с самого начала. Ну что же: спасибо за дополнительную информацию, она позволяла окончательно и точно определить свою позицию по отношению ко всем и всему, кто планировал использовать ее здесь и что заставить сделать. Хотя, конечно, большой ошибкой стало бы сейчас хоть как-то проявить свое отношение к происходящему.

– Мило, – протянула Зора, осмотревшись. – Очень мило. Наверное, я должна поблагодарить вас за такое внимательное отношение ко мне. Я просто тронута…

Вангель (мужчины все-таки в массе своей глупы, на удивление глупы) принял, похоже, ее слова за чистую монету. Не удержавшись, расплылся в улыбке («Ну и гнусная морда, если разобраться!»), проговорил:

– Очень рад, что вам нравится. И поверьте, все тут – самого высшего качества, чтобы вы чувствовали себя наилучшим образом…

И, как бы стремясь продемонстрировать это высокое качество, подошел к широченному дивану, помял его ладонью, потом даже уселся, чтобы Зора могла убедиться в упругости ложа («Уже чувствует себя на сексодроме, сейчас станет приглашать меня», – определила она, сохраняя на лице все ту же растроганную улыбку), оскалился и протянул руку:

– Вот, присядьте рядышком – убедитесь, какая мягкость: так и тянет растянуться во весь рост…

– Верю вам на слово, – ответила она. – И в самом деле, манит… Но придется отложить: пока я не встретилась с моими новыми подопечными, об отдыхе не может быть и речи, такого я себе никогда в жизни не позволяла. Дело прежде всего – не вы ли сами говорили это?

– Да, конечно, – промямлил он неохотно; выждав еще секунду-другую, поднялся, покряхтев. – Вы правы. Идемте. Но не думаю, что вам нужно будет задерживаться там надолго: это будет лишь первое знакомство, так сказать, представление – вы увидите их, обменяетесь парой слов – и этого будет достаточно… Прошу, сейчас – налево… Достаточно для первого раза. Нужно же вам как следует освоиться на новом месте, почувствовать себя по-настоящему дома. Да и силы поберечь.

Зора только кивала на все, что он говорил; выходя, заметила, что в двери ее нового жилья не было ни замка, ни даже простой задвижки: открыто круглые сутки для любого желающего; в борделе вот такие порядки – так говорят, во всяком случае, самой видеть не приходилось.

– Да, конечно, поберечь силы, – вслух согласилась с ним.

– Ну вот, мы, собственно, и пришли – у нас тут больших расстояний не бывает. Там, дальше по коридору, видите – он тупиковый, заканчивается дверью; за нею – десять помещений, не таких, правда, как ваше, но в общем вполне нормальных – там и живут производственники. В интересах, так сказать, безопасности советую вам туда не только не заходить, но даже и не приближаться – во всяком случае, без моего сопровождения. Конечно, сейчас они все должны быть на рабочих местах, это тоже под куполом, но в противоположной стороне, но сейчас, увы, они туда даже не заходят. Бродят где-нибудь в окрестностях, копаются на плантации, но мало ли кому-то может понадобиться зачем-то забежать домой, наткнется на вас – и мгновенно лишится разума, поверьте, я не шучу.

– Не буду, – послушно согласилась она, подумав: «Сам хочет пенку снять, вонючка. Еще поглядим!»

– Ну а вот тут помещались «кукушки» – ту пару дней, что они здесь жили. Раньше тут был бытовой склад, понимаете, ведь при строительстве такого общежития не предусматривалось, пришлось выкручиваться на месте.

– Тоже десять комнаток?

– Ну что вы. Откуда, да и зачем? Не люди все-таки…

(«Старшая сестричка! Неужели ты могла так ошибиться – принять за живых женщин простых комбионов? Не потрудилась разобраться? Не верится что-то. Ладно, теперь уже все равно. Но давай-ка я лучше поверю тебе, чем этому старшему надзирателю. А впрочем…»)

11

Маргина, лес, утро 16 меркурия

Из «Аморы» вытащили не так уж много: только то, без чего трудно было бы обойтись в предстоящем походе. Хотя всего, конечно, не предусмотришь в совершенно незнакомых местах, в другом мире, тем более – не вполне, по выводам исследователей, приспособленном для людской жизнедеятельности. Правда, Штель явно был путешественником опытным и предусмотрительным и летал не всегда один: полных комплектов снаряжения на борту оказалось целых четыре: четыре надежно изолирующих от окружающей среды комбинезона, легких и прочных, без шлемов, правда, но с такими капюшонами, которые можно было, натянув на голову, закрыть наглухо и дышать через фильтры. Запасных фильтров при каждом костюме было тоже по четыре, они могли работать до шести часов. Обувь, в которой и по горячим углям можно было бы идти, не торопясь. Оружие: дистант второго класса в кобуре на боку и сериал за спиной, вещь более серьезная и – главное – практически промахов не допускающая. Продовольствие: сухой паек в ранце за спиной, и в нем же – на случай ночлега – тончайшая, но прочная палатка на двоих (если придется выручать кого-то, таким снаряжением не обладающего), инфракрасная печка с подзарядкой из атмосферы (на лишенных воздуха небесных телах, к сожалению, не подзаряжающаяся, но тут атмосферы было если и не с избытком, то во всяком случае электричества в ней было достаточно). А кроме того, надежные десантные кинжалы; комбинированные, с ночной кваркотроникой, бинокли, облегченные до размера очков; непременная аптечка… Одним словом, всего – под завязку. И тем не менее, какие-то сомнения возникали.

– Кстати, а как насчет воды? – спросил Лен Казус. – Харчей достаточно, а что с водой?

Штель, пересчитывавший в тот миг боезапас для дистанта, подумал.

– По-моему, нормально. По полтора литра несем с собой. А если попадется природная – воспользуемся. Очиститель – в аптечке, проверь у себя: коробочка с шариками, один шарик на литр, полная гарантия.

– Кто проверял?

– Наша база здесь только такую воду и пьет.

– Убедил. Однако веса набирается, знаешь ли… С ним особой скорости не развить. Тем более в лесу. Да еще и в темноте.

– Это у тебя такой юмор?

На «ты» они перешли как-то незаметно – да и не могло быть иначе после того, как выяснилось, что интересы их совпадают – во всяком случае, на ближайшее время. Лен ответил:

– При чем тут юмор? Видно, не приходилось тебе так – ножками, с полной выкладкой…

– Ну, не приходилось, допустим. И что?

– Тогда объясни, что смешного нашел в моих словах.

– А-а. Да то, что ты вроде бы собрался пешим порядком – на двести километров?

– А ты – как? На крыльях…

Чуть было у него не выскочило «на крыльях любви» – как-то само собой. Сейчас это оказалось бы совершенно некстати, даже хуже, чем некстати. Пришлось, запнувшись, найти продолжение:

– На крыльях жажды мести?

– А что – ты крылья обнаружил в снаряжении?

– Нет. Наверное, ты их где-нибудь в тайной заначке хранишь.

– Угадал, – согласился Штель. – Ты там закончил? Давай сюда, ко мне. – Он стоял теперь рядом с кораблем, но не с той стороны, где был входной люк, а с противоположной, где вроде бы ничего не было, кроме совершенно гладкого (если не считать неизбежного легкого нагара, от какого не спасает даже и плавная посадка на антигравах) борта.

– Ну, вот он я. Что дальше?

– Дальше – сейчас гнездо откроется; хватай первого за рога и выкатывай на себя – только осторожно. Я подстрахую сбоку.

– Ты всегда говоришь загадками?

– Обожаю. Готов? Открываю.

В руке его оказался тот самый пульт, о каком он успел сказать раньше. Что-то на нем Штель нажал; кусок борта – полтора в высоту, метр в ширину – начал медленно откидываться после короткого и негромкого гудка. За ним тускло осветилось тесное пространство, занятое, если вглядеться…

– Э, да ты парень не промах, – признал Казус. – Скайскутер?

– Мелко берешь. Два тандемных. Да не спи. Вытаскивай, он сам выезжать не станет.

Казус с усилием – но и с удовольствием вытянул машину на себя по превратившемуся в пандус борту, отвел в сторонку.

– Второй тоже?

– Непременно.

– Мы же и на одном…

– Ты что – не умеешь? Тогда скажи.

– Обижаешь.

– В таком случае – вытягивай. Два всегда надежнее.

С этим спорить не приходилось. Казус выкатил и второй. Борт так же неторопливо стал закрываться. Штель усмехнулся:

– Пешком хотел. Видали героя?

Лен решил не обижаться: не ко времени было бы. Сказал:

– А ты что – яхту отправлять на орбиту раздумал?

– Жду, пока ты сообразишь отойти в сторонку: нормы безопасности требуют.

– Извини. Достаточно?

– Подойди поближе. Смотри. Сперва – вот эта, овальная, программа. Ее номер – второй. Я нажал, жду ответа. Вот он: программа принята. А дальше все как нельзя проще: треугольник. И…

Все было ожидаемо – и все-таки что-то шевельнулось под ложечкой и на миг сбилось дыхание, когда «Амора» без единого звука всплыла, первые два метра поднималась, как показалось, необыкновенно долго, потом включила, видимо, антигравы на полную – испытывать перегрузки внутри было на сей раз некому – и пулей вонзилась в воздух, не зажигая огней, не подавая никаких сигналов; еще две секунды – и вовсе перестала быть видимой, оставив после себя только неизбежный вихрь, позволивший Лену понять смысл норм безопасности.

– Вот и все, – сказал Штель. – Да, чтобы вызвать – вот эта звездочка.

– И куда она вернется? В это же место?

– Не обязательно. Пульт дает пеленг. Синяя кнопочка сообщает яхте, что надо идти по пеленгу. А без нее – вернется сюда, она тут оставила свою метку. Ну, что – наша очередь. В седло! Ты – направляющий: ты их видишь, а я пока – никак. Готов? Высоту держим – только чтобы макушки не срубать. Я в десяти секундах за тобой. Пошел!

И грунт стал послушно проваливаться, чуть покачиваясь с бока на бок.

Глава, находящаяся на своем месте

1

Неро. Офис «МГ». Время обеда. 16 меркурия

Каким бы опасностям ни подвергалась в последнее время компания «Маргина Гравин АО», внешне все выглядело благополучно, как в лучшие времена. Персонал вовремя приходил на работу и всегда находил, чем заняться, коммики в кабинетах и обе мощные станции межмировой связи – казенная федеральная и частная «Омнигалком» работали с полной нагрузкой, то есть никакие внешние признаки не указывали на то, что где-то там кто-то бастует или саботирует, что кто-то из клиентов не получает вовремя договорное количество продукта, что по этой причине задерживается оплата заказов – ну, короче, все как у людей, как в нормальной процветающей компании. У посетителя, конечно, на секунду-другую возникала, наверное, печальная мысль о бренности и суетности всего на свете – при взгляде на большой портрет (с недвусмысленно траурной лентой) бывшего основоположника, президента и главного акционера, обладателя контрольного пакета «МГ» – Рика Нагора, ставшего жертвой непонятного и до сих пор никак не объясненного, весьма жестокого преступления. Но, погрустив положенные секунды, посетитель находил утешение в мыслях о том, что президенты и директора компании могут и будут время от времени меняться, и акции постоянно как-то перераспределяются между их владельцами – но Компания как существовала, так и будет существовать впредь, и неслабые дивиденды будут выплачиваться, а на ежегодных собраниях акционеров, как и до сих пор, можно будет слышать лишь приятные новости. Да и что в этом удивительного: нынешний мир невозможен без гравина, а кто же его поставляет на мировой рынок? «Маргина Гравин», понятно. Так что – ни малейших поводов для беспокойства. Тем более что и все финансовые инфоры с их аналитиками и прогнозистами в один голос утверждают то же самое.

Для посетителя, чаще всего являющегося миноритарным акционером, счастливым владельцем одной, пяти, от силы десяти акций, все, разумеется, именно так и должно выглядеть. В таком убеждении он в храм правления Компании войдет и его же, уходя, с собою вынесет. Потому что доступ ему открыт лишь в те два-три отдела, которые и занимаются подобной мелочевкой и где успокаивать и воодушевлять клиента умеют профессионально – тем более что и самому клиенту именно такого успокоения и хочется, за тем он, собственно, и пришел. И за эти положенные ему пределы он никогда не выйдет, если даже очень того пожелает. Не успеет он выглянуть из лифта на том этаже, где ему появляться не положено, как его вежливо, но непреклонно остановит человек, а чаще – двое, причем таких, чей облик сразу же указывает на полную неуместность возражений. Ему тут же очень вежливо объяснят, что он ошибся и этажом, и лифтом, что здесь помещаются службы, к которым он не имеет никакого отношения, а они к нему – и того меньше. Его (опять-таки весьма деликатно) посадят в другой лифт, который и вернет его на исходные позиции. И, как ни странно, это его не обидит, наоборот, еще больше успокоит: раз есть порядок, значит, все обстоит наилучшим образом, не создавая ни малейших поводов для сомнений и опасений и как бы намекает на то, что не грех было бы прикупить и еще бумаг «Маргина Гравин», потому что завтра они еще подрастут и на местной площадке, да и на всех фондовых в Галактике. Все устойчивее и надежнее становится жизнь, и это прекрасно.

* * *

Советник Ганиф, начальник юридической службы Рен, а также Рогнед, мастер ситуаций, расположились как бы в вершинах равностороннего треугольника вокруг низенького круглого столика в той части обширного кабинета, какая была отведена, надо думать, для разговоров неофициальных и конфиденциальных. И, пожалуй, нынешнее их собеседование именно к таким и относилось.

– Меня начинает беспокоить, – сказал Ганиф, – что Штель до сих пор никаким способом не обозначился. В конце концов, мы ведь сделали все, что следовало. Рен, вы курировали дело этой, как ее – ну, той потаскухи, убийцы.

Ее отправили куда следует? С Казусом тихо? Там все в порядке?

– Я полагаю – в полном, советник, – ответил спрошенный. – Картина логичная, последовательная, покойный вызнаватель Смирс, отдадим ему должное, сделал все очень профессионально. Дело можно было бы рассмотреть в любой миг. Что касается Казуса, то он уже вылетел в трубу, мир праху его.

– Судью вы подобрали?

– У меня есть четверо кандидатов – имеем возможность выбрать. Все – примерно в одну цену.

– Отчего же Штель молчит? Рогнед, а вы как думаете – что может означать его молчание?

Спрошенный пожал плечами, тем давая понять, что молчание Штеля его не очень волнует:

– Я уверен – он хочет перестраховаться, только и всего. Иными словами, ждет обвинительного приговора убийце и появится лишь после того, как будут рассмотрены кассации – и оставлены, понятно, без удовлетворения. Вот когда приговор вступит в законную силу – тогда он почувствует себя в полной безопасности. А еще более – после того как приговор будет исполнен и дама перестанет существовать. Однако, советник, я пока не уяснил себе: так ли уж вам нужен Штель? Свое дело он сделал, вывел Нагора из игры и тем самым вернул в нее девушку – ну и пусть отлеживается в своей норе или где он там. Вы что, боитесь, что он вдруг понесет мусор из избы? Исключено. Он же не станет сдавать самого себя, он человек уравновешенный, спокойный, без предрассудков – так что угрызения совести вряд ли его терзают. Тем более что его гонорар за выполненную работу…

– Вот это, Рогнед, меня и беспокоит. Мы ведь с ним еще не рассчитались. А вдруг он заподозрит, что мы решили его продинамить? Если такое придет ему в голову – он не остановится перед тем, чтобы наделать нам неприятностей: он парень крайне самолюбивый.

– А вы что – собираетесь на нем сэкономить? Это было бы не самым разумным решением.

– Да что вы, у нас и в голове такого не было.

– А разве он уже требует оплаты? Я не слышал, чтобы от него что-то поступало.

– От него и не должно поступать никаких требований. Согласовано было, что трансфер произойдет сразу после того, как станет ясно, что работа выполнена без ошибок.

– Куда переводить – он дал?

– Конечно.

– Ну, так сделайте это, не откладывая – и успокойтесь.

– Это легко сказать, Рогнед. Однако…

– Не понимаю. Если реквизиты есть…

– Есть. А вот денег – нет.

– Не понял, – сказал мастер ситуаций, похоже, несколько оторопев. – У вас нет денег? То есть у компании «Маргина Гравин»? Разве такое возможно?

Федеральный советник откинулся на спинку кресла как бы в полном бессилии.

– Рен, объясните ему, пожалуйста.

– Разумеется, советник. Как вам, Рогнед, наверняка известно, распорядителем кредитов в компании был, согласно нашему уставу, лишь Рик Нагор.

– Был, – согласился Мастер. – Но его нет. И, насколько я понимаю, эти права перешли к первому вице-президенту. – Рогнед наклонил голову в сторону советника. – Так в чем проблема?

– Права перешли, – подтвердил Рен. – Но не деньги. По причине весьма простой, но крайне убедительной. А именно: у нас на счетах – множество нулей, но перед ними нигде не видно единиц. Или других значащих цифр.

– Стоп, стоп. Вы хотите сказать… что Нагор с того света посылает вам привет?

– Так получается, мастер. У покойного, надо сказать, была великолепная интуиция. Он явно почувствовал, что что-то не так. Ощутил угрозу. Не в полном объеме, конечно, тогда он просто сбежал бы вместе с деньгами. Но кое-что понял – и успел, пользуясь своим законным правом, опустошить все счета.

– Ну просто прелестно. Где же деньги?

– С таким же успехом могу спросить это у вас.

– Ну и ну! Постойте… А не может ли знать об этом хоть что-то этот самый Штель?

Советник беспокойно поерзал в кресле:

– В том-то и дело, Рогнед, что может. Мы же не знаем, о чем они говорили во время последнего визита Штеля к Нагору. Может быть, он что-то и узнал, прежде чем…

– Понятно, понятно. Но ведь Штель, если даже знает, куда ушли деньги, никоим образом не может дотянуться до них, верно?

– Совершенно правильно, не может. Не может снять их. Но может продать.

– Объясните яснее, пожалуйста.

– Все очень просто. Он может продать эти деньги нам – тем, у кого есть право распоряжаться ими. Продать информацию о том, где они находятся, на каких счетах, под какой защитой, – коды, пароли и все прочее. И за эту информацию, Рогнед, он запросит дорого. Боюсь даже подумать, сколько он может потребовать.

Рогнед кивнул:

– Конечно. Да любой использовал бы такую ситуацию до предела, разве не так? И все же… Я не знал Нагора лично, поэтому скажите: он что, был настолько слабым, что Штель смог так быстро и в неподходящей обстановке расколоть его?

– Силой – исключается. Нагор был мужиком закаленным.

– Чем же еще?

– Штель мог выкупить эту информацию.

– Да бросьте. Он ведь наверняка сидел уже с ножом у горла или стволом у виска; понимал, что ему – конец. Что же можно было ему предложить, чтобы он…

– Жизнь.

– И он поверил бы?

– Да не его жизнь. Женщины.

– Вы имеете в виду… Той самой? Да что она для него?

– Нагор был натурой цельной.

– И что же?

– То, что он ее полюбил. А у таких людей, как он, чувство не делится на части, оно всегда простое число. Он понимал, что эта женщина так же во власти Штеля, как и он сам; она, наверное, спала или в этом роде, да и не спи она – что было в ее силах? Кричать – но особняк удален от других жилищ, звонить – но вся связь в доме была выведена из строя, следствие обнаружило это сразу же. И Штелю как-то удалось убедить Нагора в том, что женщину он оставит в живых.

– Что он, кстати, и сделал. Сдержал слово. Да, картинка возникает правдоподобная… Однако постойте!

– Да?

– Если все было так, если Нагор ее действительно любил…

– В этом нет сомнений. Если бы не так, он сдал бы ее нам, как и было условлено, и до сих пор оставался бы в живых.

Рогнед глянул на советника, прищурившись:

– Вы уверены в этом?

Яр Ганиф склонил голову к плечу, отвечая:

– Более или менее. Но это уже совсем другие дела…

– Думаю, – сказал Рогнед, – что все эти дела – единый клубок. Однако об этом мы еще успеем. Сейчас главное – найти деньги.

– Приятно видеть, – слегка улыбнулся Рен, – как близко к сердцу вы принимаете интересы «Маргина Гравин».

– Черта с два, – отмахнулся мастер ситуаций. – Я защищаю свои интересы, а не ваши. Может быть, вы подзабыли, что вы и со мной не рассчитались! А я не работаю бесплатно. И поскольку в этих ваших деньгах лежит и толика моих, я намерен заниматься проблемой самым серьезным образом. А для начала попрошу вас подумать об этой женщине – той, которая выжила.

– А что, собственно, о ней думать? – спросил советник Ганиф. – С ней все путем: дело на нее ждет рассмотрения, она в бегах, для того чтобы судить и приговорить ее, нужно ее отыскать; ее усердно разыскивают – но, конечно же, не там, где можно ее действительно обнаружить. Там она делает ту работу, ради которой, собственно, вся эта история и затеяна: налаживает сексуальный мир на гравинных рудниках на Маргине. По нашим расчетам, ей там хватит работы на несколько месяцев – если, конечно, она столько протянет и ее не затрахают раньше. Так или иначе, после этого ее, наконец, отыщут и схватят, доставят сюда, осудят и вероятнее всего казнят. Надеюсь, что каким-нибудь гуманным способом. Тогда Штель сможет высунуться из своего убежища…

– Кстати, советник: а разве вам не известно, где он залег? Почему? Большое легкомыслие с вашей стороны.

– М-м… Неизвестно. Да мы пока и не искали его. Не думали, что возникнет такая необходимость. А вот теперь оказывается – он нужен немедленно. Потому что нам срочно, очень срочно требуются деньги, черт бы нас всех взял! Иначе рухнет наш основной проект, на котором основаны все наши перспективы.

– Основной проект? Любопытно…

– Рогнед, вот вас он совершенно не касается, поверьте и не любопытствуйте понапрасну. Мне кажется, наши отношения определены достаточно четко, и не надо выходить за их пределы.

– Да я и не собираюсь. Но вот в пределах этих отношений я намерен действовать в полную силу.

– Как это прикажете понимать?

– Ну, для начала разумно скорректировать ваши планы.

– Любопытно будет услышать.

– Уж наверняка. Итак, ситуация следующая: Штель знает, где деньги и все, с ними связанное, но вы не знаете, где он сам, и собираетесь пуститься на розыски. Убедительно. Но лишь на первый взгляд. Скажите, а почему бы вам не воспользоваться другой возможностью – по-моему, намного более продуктивной?

– Бросьте говорить загадками, Рогнед, не изображайте Нострадамуса, или как его там звали. Яснее!

– Да уж куда яснее, Ганиф! Вы говорите – Нагор по-настоящему любил эту… да как ее, к дьяволу, звали – вечно забываю…

– Зора Мель, к вашему сведению.

– Вот-вот. Это первый факт. Второй: деньги он перебросить мог, лишь пока был жив и не подвергался давлению. Согласны?

– Резонно.

– В то же время он ощущал приближение какой-то опасности.

– Наверняка так оно и было, я уже сказал.

– Вот развитие ситуации: он увел все деньги в место, известное только ему. Но нависает опасность. Что будет с деньгами, если с ним что-то произойдет? Они пропадут для всех. Кроме, конечно, того банка или банков, неизвестных нам банков в неизвестных мирах, куда они переведены. Но интересы банков ему до лампочки, если выражаться вежливо; близких родственников у него нет; но есть близкий человек, которого он любит. Зора Мель. По вашей терминологии – шлюха, но я думаю, раз уж она вызвала в нем такое чувство, да и все вы считали, что она способна выполнить непростое задание, – личность наверняка незаурядная. Раз любимая – значит, и доверенная. А теперь скажите: каковы шансы, что он НЕ ввел ее в курс предпринятого? Я, например, считаю, что он с ней обсудил это еще до того, как выполнить. Но если так – то понятно, почему он мог сдать информацию Штелю в обмен на ее жизнь: был уверен, что она сможет воспользоваться данными раньше, чем он. А может быть, он закрутил и еще замысловатей: может быть, сделал условием получения денег не только условленные коды, но и личное присутствие именно этой женщины! И это тоже рассказал Штелю. Согласитесь, что при таком раскладе Штель не только не мог думать о ее убийстве, но напротив, должен был беречь и охранять ее самым серьезным образом. Личное присутствие, понимаете? Коды можно выбить из человека, но если нужна его физическая личность – значит, ее никак нельзя потерять. Так Нагор гарантировал безопасность Зоры Мель в его отсутствие.

– Очень стройная гипотеза, мастер, но как вы в таком случае объясните, что он оставил ее на месте убийства, вместо того чтобы увести с собой? Подставил ее, заранее зная, что ее обвинят и будут судить, и даже рассчитывая на это? А если ее приговорят к смерти – как тогда обеспечить ее личное присутствие? Не кажется вам, что тут – неразрешимое противоречие?

– Знаете – не кажется.

– Если вы можете разрешить его, то мастером ситуаций вас назвали не зря. Вы будете просто гроссмейстером ситуаций, Рогнед. Итак?

– Скажу вот что: Штель не убил и ее хотя бы потому, что знал, что она все еще нужна фирме. И был в курсе того, что вы поручили мне перебросить ее на Маргину – что я и выполнил. Но он наверняка предпримет попытку встретить ее там, на Маргине. Может быть, даже не дожидаясь, пока прекратят судебное дело против нее. Он постарается находиться близ нее до тех пор, пока обвиняемая в убийстве женщина по имени Зора Мель, бежавшая из-под стражи и объявленная в розыск, не будет обнаружена, заключена под стражу и через считаные дни предана суду и даже осуждена. Не могу пока сказать – какой окажется мера наказания. Но уверен: все это случится уже в самые ближайшие дни.

– А вот мы будем в таком случае более чем удивлены. По одной-единственной причине, Рогнед: в ближайшие полгода сообщение с Маргиной в очередной раз будет невозможным, ни один капитан не пойдет туда даже за все сокровища мира. А раз так – как же можно будет ее арестовать, доставить и все прочее?

Гроссмейстер усмехнулся:

– А собственно, кто сказал, что она будет обнаружена на Маргине и доставлена оттуда?

– Но она же именно там, черт побери!

– Ну и что? При чем тут она? Разве я говорил о ней? Нет! Я говорил о женщине по имени Зора Мель, только и всего. Вы полагаете, что трудно назвать таким именем любую женщину, предложив ей условия, на которые она согласится? Причем достаточно похожую, а после некоторой пластики и вовсе не отличимую? У Службы имеются лишь фотографии Зоры и отпечатки пальцев, остального сделать то ли не успели, то ли все это забрал или уничтожил Смирс…

– Покойный Смирс, – проговорил советник печально. – Мы, конечно, перед ним виноваты. Но тут не было совершенно ничего лишнего. Печальная необходимость, всего лишь.

– Вот именно. А пальцы в наше время перестали быть серьезной проблемой – их фабрикуют с таким же успехом, как и фальшивые паспорта. Так что никто при всем желании не сможет доказать, что перед судом – не та Зора. Да я думаю, что у вас такого желания и не возникнет, не так ли?

– У меня наверняка не возникнет, – сказал советник. – А у вас, Рен?

– Боюсь, что ни в коем случае. Но скажите, Рогнед: кто будет всем этим заниматься? Подбирать женщину, убеждать ее, вырабатывать условия, подставлять ее розыскникам – и так далее? Штель?

– Сомневаюсь.

– Кто же в таком случае?

– Вы, господа. Ну, и я.

– Мы?!

– Мне показалось, что вы испытываете серьезную нужду в деньгах. Я ошибался?

– Конечно, нет, дьявол. Вы правы. Но остается еще одно затруднение. Пусть все получится по-вашему, но тогда, чтобы добраться до девицы и ее информации, придется ждать эти самые полгода; но мы столько не протянем.

– Да, это, пожалуй, самое серьезное затруднение – как и то, что там ее, по вашему выражению, могут затрахать куда раньше. Если не до смерти – тогда не страшно, но если у нее, скажем, поедет крыша… Вряд ли она держит эту информацию в записях. Хотя, конечно, все бывает. В общем – надо попасть туда как можно скорее. Наперекор всяким штормам и всему такому. Ладно, господа, этим я и займусь со следующей же минуты.

2

Неро. Вечер 15 меркурия

Скользун медленно плыл по столичной улице – рядом с тротуаром, в самой первой из шести полос. Длинный, блестящий, уже своим видом вызывавший мысли о жизни богатой и безмятежной (хотя в действительности первое со вторым сочетается очень редко, а скорее и вообще никогда). Сидело в нем двое мужчин, хотя и неплохо одетых, но все же как-то с этой машиной не очень монтировавшихся – разве что в качестве водителя и телохрана, но никак не хозяина: чего-то в них не хватало, чего-то другого было, напротив, слишком много. Но того, кто стал бы сравнивать и размышлять на эту тему, в скользуне, понятно, не было.

Малая скорость такой машины должна была, наверное, наводить на мысли о приятном времяпрепровождении: по делу так не ездят, а вот просто для развлечения, ради удовольствия – это да, это подходит. Хотя оба ездока на развлекающихся как раз не очень походили. Вождению ни один из них внимания не уделял, работал надежный автопилот (а другого в таком возке и быть не может), двое же занимались совсем другим делом. Один – сидевший слева, на водительском месте – смотрел не на дорогу, но не отрывал взгляда от экрана на обширной компьютерной панели, на котором виднелась не городская карта, которой бы следовало заниматься, если малая скорость означала неуверенность в верности маршрута, – но женское лицо, крупным планом. Левый седок упорно на него смотрел – но по лицу его не было похоже, что он просто получает удовольствие или хотя бы представляет его обладательницу с собою рядом в интимной обстановке. Другой же, тот, что справа, то есть ближе к тротуару, столь же неотрывно смотрел наружу. А в руке держал нечто, на первый взгляд напоминавшее дистант, то есть оружие второго класса, при употреблении прожигающее в человеке аккуратную дырку на дистанции не более двадцати метров; но только напоминавшее, потому что на самом деле оружием этот предмет никак не являлся, а был лишь ручным сканером – правда, очень дорогой моделью с лучшим быстродействием и прекрасной разрешающей способностью. Ездок держал его как бы на изготовку, время от времени включал – и тогда лицо на экране отодвигалось до предела влево, а рядом возникало, в том же масштабе, другое – только что замеченное на тротуаре и схваченное сканером. Несколько секунд оба лица соседствовали, сами того не зная, после чего левый наблюдатель негромко говорил: «Не то», или «Далеко», или еще какие-то слова отрицания. Впрочем, порой – реже – от него слышалось другое: «Дай в рост!» – и прохожий на экране возникал уже целиком, порой не обращая, а иногда и обращая внимание на ползущую совсем рядом с той же скоростью, что была у него самого, машину. На экране в это время постоянно присутствовавшее лицо тоже заменялось фигуркой в рост, две, три секунды проходили, реальный прохожий только еще решал – то ли улыбнуться, то ли возмутиться, то ли сделать вид, что ничего не замечает – как внутри скользуна звучало очередное «Лажа» и машина слегка увеличивала скорость, оставляя прохожего позади. Так это продолжалось уже минут сорок.

Тут нужны небольшие коррективы. Мы все время говорили о прохожем, но это не совсем верно. Потому что вызывает представление о существах мужского рода, а они как раз наблюдателей не интересовали, и ни одного мужского изображения на экране ни разу не появилось. Только женщины; и в определенных, хотя и лишь на взгляд устанавливаемых, возрастных пределах: скажем, двадцать пять – тридцать. И только с определенной фигурой: рост средний, рельеф хороший, не доска, хотя и не бочка, разумеется, а в пределах, допустим, 100 – 75 – 100. Но и это еще не все. Предпочтение среди сканируемых отдавалось, похоже, не тем женщинам, к которым можно, не сомневаясь, применить определение «порядочная», а совсем к другим, которых порой называют романтически «ночные бабочки», хотя имеются и иные обозначения. И вот эти особенности поиска заставляли предположить, что мы явились лишь невольными свидетелями того, как два человека из прислуги воспользовались, с разрешения хозяев, а может и без, шикарным скользуном и теперь подыскивают себе подруг для приятного препровождения свободного вечера. Причем не просто подруг, а таких, кто хоть как-то походил бы на некую третью женщину, скорее всего – на их хозяйку, поскольку трахнуть собственную нанимательницу – сокровенная мечта пусть не всех, но многих подчиненных, даже если хозяйка никогда не была и не будет королевой красоты: это сразу поднимает в собственных глазах. Да, похоже, что так оно и…

– Тоска. Слушай, может, подъедем, заглянем на какую-нибудь дискотеку? Тут можно до посинения болтаться без толку.

– Вариант не проходит: там все – школьный возраст. Да и если даже – там всегда набито, засветимся, это нам нужно?

– Ну а что еще можно придумать?

– Мы неверно определились, – ответил левый после краткой паузы. – Тут и на других проспектах все забито старыми кадрами, организованными, со стажем. На которых большими буквами написано: шлюха. А на такую, как ее ни прихорашивай, серьезные люди не клюнут.

– Так они же заранее схвачены – серьезные. Сделают, что нужно.

– Но в пределах. Говорили же: чтобы правдоподобие было максимальным. Поскольку все инфоры будут освещать и показывать – и кто-нибудь из незамешанных вдруг станет базлать: подмена, мол, липа. Нас за это не наградят. Не там ищем, вот что я тебе скажу.

– Где же?

– Там, где начинающие. Может, даже случайные, одноразовые. Кто не из любви к искусству, не профессионалки, а, может, даже по необходимости… В общем, не сильно потертые. Не проспекты – но и не вокзалы, понятно, а что-то посредине. Есть идеи?

– Ну, как бы… Погоди. Кто-то из ребят говорил – такие кучкуются у Скорбящей Матери.

– В сквере, что ли?

– И в сквере, и вокруг – по тротуарам… Правда, там сутенеров полно – подбирают новые кадры…

– Не хватало нам только – сутенеров бояться. Все. Поехали к той матери.

– Скорбящей, керя.

– Вот и я говорю.

* * *

Скорбящая Матерь по легенде и сама в молодости этого ремесла не чуждалась; потом, правда, раскаялась и прославилась чистотой жизни, добротою и душевным благородством. Может быть, именно это и привлекало к ней новобранок на ниве любви: тут они ощущали как бы некую поддержку свыше, вначале она была нужна. Потом, с опытом, такая нужда пропадала, а девочки переходили на проспекты, в крепко спаянные коллективы – те, кому не повезло попасть в солидно поставленные Дома здоровья (так эти заведения стали именоваться после того, как «массажные» всем надоели). Матерь со своего постамента взирала, склонив голову, на молодость, играющую как бы у гробового входа – взирала с грустью, хотя грусть эта, может быть, была не о судьбе кучкующихся внизу, а о том, что собственная молодость прошла намного раньше всей жизни, и не получилось так – завершить жизнь на высокой любовной ноте. Но это только ей самой и ведомо – или, может быть, еще и ваятелю, сперва ее лепившему, а потом и отливавшему. Кому интересно – спросите у него.

Двоим же ребятам в скользуне это было по барабану. Так что сейчас они уже в третий раз объезжали вокруг сквера, и по-прежнему без всякого…

– Ну-ка, ну-ка… Как тебе, а?

– Дай в рост. Так. Чуть крупнее – сверху вниз, останавливайся на деталях. Хорошо… Черт, грудь! Явно на номер больше, а?

– Ну, сантиметром мерить там не станут. Да ведь и могла увеличиться за время… А ножки – блеск. И мордашка – тютелька в тютельку. Берем?

– Волосы, м-мать… Нужны же темные!

– А что – краска стала в дефиците?

– Встали. Кто снимает?

– Ты. Я страхую.

– Пошли.

Девица – нет, молодая женщина скорее, судя по глазам, уж слишком усталым для девушки, но не успевшая еще потерять в этой жизни того, что принято называть свежестью, и не втянувшаяся еще в промысел, судя по прикиду весьма скромному – явно не от вкуса, а лишь от бедности – повернулась к остановившейся рядом с нею, медленно улегшейся на грунте длинной, сиявшей глубоким блеском машине. Похоже, что первым движением ее было повернуться, уйти, все убыстряя шаги. Однако с этим стремлением она справилась и, глядя на вышедшего слева и теперь обходившего машину спереди молодого человека, богато, по ее представлениям, одетого, – улыбнулась, стараясь, чтобы улыбка получилась как можно естественнее. И даже сделала шаг навстречу. Молодой человек, со своей стороны, улыбнулся ей ласково. Сказал:

– Здравствуй, куколка. Свободна? Как зовут?

– Я… ну, Сана. Свободна. Конечно.

– В гости не пригласишь?

Вопрос был, понятно, лишним: ясно было, что не пригласит, не держала она в пальцах ключика и никаких других сигналов тоже, что говорили бы, что имеет собственную территорию. Такие, кто имел, там и промышляли – если не из окошка глядели, то прохаживались по соседству, чтобы далеко не ходить с клиентом. А Сану вопрос этот, похоже, смутил; она могла бы ответить как-нибудь – попытаться пошутить хотя бы, но шутка у нее сейчас вряд ли получилась.

– Нет…

– Понятно. Садись в машину.

– Постойте, а разве… разве мы сперва не договоримся?

– О цене? Я человек щедрый – на твое усмотрение. Сколько хочешь?

– Э-э… Я…

– Минутку!

Новый голос принадлежал мужчине – решительного облика, лет тридцати, одетого не бедно, но, пожалуй, несколько ярко, провинциально.

Человек из машины повернулся:

– Это ты мне?

Пестрый подошел, остановился в шаге. Сана опустила голову и даже, кажется, покраснела. Ну никакого опыта совершенно. А чувство стыда еще не только не атрофировалось, но, кажется, бушует в ней сейчас, как ураган.

– Ну я пойду, наверное, – проговорила она тихо. И уже шагнула было. Пестрый положил ей руку на плечо: тяжело положил и заставил остановиться.

– Стоп, Сана. Куда это ты намылилась? Все в порядке. А о цене сейчас с вами договоримся. Не отходя, как говорится, от кассы. Поскольку я ее, как говорится, дистрибьютор…

– В смысле – сутенер, – уточнил будущий клиент.

– Ну, какая разница. Вы лучше посмотрите на нее. Оцените по достоинству! Скажу честно: это ее первый выход, так сказать, дебют. Ни малейшего профессионализма. Наивность, стыдливость, и это при том, что ее внешность, все ее данные достойны самой высокой награды. Вы спросите: а почему она здесь, на панели – да, да, это звучит уничижительно: на панели! Но, любезный друг, она не проститутка – и никогда ею не станет! Если вы рассчитывали на что-то подобное, то лучше сразу откажитесь от своего замысла. Но если готовы отнестись к ней, как к женщине, достойной всяческого уважения и соответствующего обхождения, к даме с высочайшим культурным уровнем, способной поддерживать светский разговор на любую мыслимую тему – и к вопросу о вознаграждении за время, которое она посвятит вам, тоже готовы отнестись соответственно, то могу вас поздравить: вы нашли именно то, чего хотели, что вам нужно. Сана, подойди, будь настолько любезна. Господа, еще раз взгляните на нее непредубежденным глазом…

Пока сутенер разглагольствовал, второй искатель тоже вышел из машины, приблизился вплотную и, наконец, прервал говоруна:

– Ты все сказал?

– Простите, я, собственно…

– Ты, что ли, устанавливаешь цены?

– Ну, как человек, заботящийся о ее интересах…

– Теперь слушай сюда. Ты будешь запрашивать, когда найдутся охотники на твою задницу. А нас ты не волнуешь. Так что…

– Простите, вас, значит, двое? Это, знаете ли… Имейте в виду – это уже совершенно другие расценки…

– Заткнись. Лучше оглянись назад. Что ты видишь?

– Э… Собственно, ничего такого. Ну, грустную даму… Бронзовую…

– Верно. Теперь шагай в ее направлении – и не останавливайся, пока не скроешься из виду. А с девушкой мы светски побеседуем без твоего участия. И прекрасно договоримся. Не бойся – ее мы не обидим. А вот тебя, если не перестанешь тут маячить… Пошел, пошел, не расходуй времени понапрасну!

И как бы в подтверждение слов говоривший подтолкнул дистрибьютора. Казалось бы, очень не сильно, тот, однако, едва удержался на ногах. Похоже, аргумент показался ему убедительным, и он, бросив последний взгляд на Сану, пожал плечами и последовал в рекомендованном направлении, все убыстряя шаг и раз-другой опасливо оглянувшись. Сана неожиданно засмеялась – весело, звонко, – но тут же, словно испугавшись такого проявления эмоций, смолкла и опустила голову. Левый ездок сказал:

– Давай, Сана, садись. – И отворил заднюю дверцу. – Ныряй.

Она помедлила, словно не решаясь.

– Никто тебя не обидит, клянусь. И в машине тебя валять не станем. Надо поговорить. Есть серьезная работа – и очень красивый заработок.

– Правда? – Голос был полон сомнения. – Какая работа? Может, вам правда нужна девушка поопытнее?

– Какая работа – тебе объяснят там, куда мы сейчас поедем.

– Ой, я же ничего не сделала! Вы – из Службы нравов?

– Мы что, похожи? Да сядешь ты или силой?..

Она села, наконец, отодвинулась на сиденье подальше, освобождая место для клиента, наверное. Но левый уже обходил машину, возвращаясь к своему креслу, правый захлопнул дверцу за женщиной и тоже сел впереди. Машина мягко подвсплыла и заскользила прочь от печальной дамы и ее последовательниц.

* * *

– Как успехи?

Рогнед, мастер ситуаций, обратился с этим вопросом к тем двоим, что занимались поиском на улицах, едва они успели появиться в месте, где мастер временно обосновался – в арендованном пентхаузе отдельно стоящей жилой башни. Тут он расположил то, что можно было назвать его штабом и войском одновременно: и то, и другое только и состояло из этих самых двоих. Но этого, пожалуй, хватало.

– Привезли одну.

– Одну? Всего-то? Ну, ребята…

– Мастер, она – то, что нужно. Совсем зеленая. Никто и не подумает…

– Вы что – гимназистку подцепили?

– Да нет же! Понимаешь… Ее вывозил один тип, наверное, еще станет портить воздух, но мы…

– Короче. Где она?

Один – будем по-прежнему называть его просто «левым» – мотнул головой в сторону двери:

– Там, в столовой. Мы ее решили покормить немного – она, похоже, проголодалась – а может, со страху есть захотела.

– Потом доест. Давай ее сюда. У меня мало времени.

Левый только кивнул. И уже через минуту Сана появилась в дверях, сопровождающий придерживал ее за локоток – то ли чтобы ободрить, то ли опасаясь, что в последний миг женщина кинется бежать. Рогнед прищурился. Встал. Снова сел, часто моргая. Вскочил. Встретил на середине комнаты. Протянул руку. Представился:

– Рогнед.

– Сана, – ответила вошедшая – тоже не сразу, а с двухсекундной запинкой; это время ушло у нее на разглядывание мужчины, глаза ее при этом были сильно прищурены. – К вашим услугам.

– Весьма приятно.

Он отступил на шаг, другой, беззастенчиво ее рассматривая – так, что она даже поежилась, кожей ощущая остроту его глаз, для которых одежды на ней словно бы и не существовало. Потом, словно решившись, перехватила его взгляд, – было это, как если бы она с рапирой в руке встретила его выпад, взяла защиту, и, контратакуя, захватила его клинок – но вместо продолжения отступила, опустив руки, отдаваясь на милость противника. Рогнед сказал:

– Не слабо, честное слово – не слабо. Браво. Ребята, свободны пока. Можете отдохнуть – не отлучаясь далеко. Хорошая работа. Но очень-то не расслабляйтесь, потому что или я совсем отупел, или ваш знакомец очень скоро объявится, тогда вы его пригласите – но деликатно, без членовредительства. А ты, прелестное существо, садись. Поговорим о звездах.

Жестом показал ей куда сесть. Сам занял место напротив. Проговорил:

– Ты пока помолчи, хочу пофантазировать. Отвечать будешь, когда спрошу. Еще боишься? Или успокоилась?

Сана кивнула – это можно было и принять за подтверждение, и истолковать наоборот. Рогнед предпочел второе.

– Успокоилась. Хорошо. Значит, так… – Он умолк и не менее двух минут только глядел на нее – но не непрерывно, а бросал короткий взгляд, словно делал моментальный снимок – и тут же отводил глаза в сторону, а чаще – поднимал взгляд к потолку, сейчас – прозрачному, сквозь который действительно виднелись светила, о которых он и обещал поговорить. Снова вспышка взгляда – и опять несколько секунд то ли размышлений, то ли еще какой-то мозговой деятельности. Наконец промолвил:

– Ну, ясно. Скромная, порядочная, высоконравственная женщина, привыкшая, в общем, к достаточно обеспеченной жизни, вследствие неблагоприятного стечения обстоятельств лишилась всего и оказалась, фигурально выражаясь, на краю пропасти. Обстоятельства заключались, похоже, в том, что муж… Гм… Нет, не муж, такого не существовало, ошибка… Наниматель, ну да, именно наниматель, на котором и было основано все благополучие, потерпел крах, разорился. Специальности серьезной у тебя нет и не было, служила ты кем-то вроде хозяйки офиса – звучит приятно, но на деле – заполнять картриджи, следить, чтобы всегда были чистые кристаллы, вызывать, если надо, наладчиков да еще – изредка проводить достойных клиентов от входа до кабинета. Раз или два – но только раз или два! – уступая настойчивым просьбам хозяина, интимно сближалась с клиентами, после чего следовали тяжкие переживания. Дальше, после краха фирмочки пыталась найти подобное же местечко, однако там конкурс неимоверный, и кроме способностей, нужно обладать и выдающимся нахальством, чтобы растолкать прочих и занять нужную позицию. Не зря говорится, что «нет нахальства – нет начальства». Впрочем, это, по-моему, я сам придумал. Таким образом, там – облом. Серьезной заначки не было, все быстро израсходовалось, надо платить за жилье, да и просто как-то питаться, такова жизнь! И вот тут сослуживец по рухнувшей фирме, мужичок пронырливый, пользуясь критическим положением, не сразу, но все же смог убедить тебя в том, что единственный выход – на тротуарчик, не бросая, конечно, поисков нормальной работы, но жить-то надо! А он тебе станет помогать, потому что ты – существо безответное, не сумеешь ни клиента выбрать, ни – что еще хуже – показать товар лицом и взять с него сколько следует. Уговорил. И сегодня была, так сказать, премьера – и в результате ты оказалась тут. Уберегла судьба тебя от того, чтобы ложиться под человека с улицы – а их ведь к тому же оказалось двое, ужас, ужас, что могло бы произойти! Как ты пережила бы это – неизвестно…

Он улыбнулся неожиданно весело. И уже другим тоном спросил:

– Ну как – близко к реальности?

Сана лишь головкой покачала, изображая крайнее изумление:

– Как это у вас получается? Вы что – ясновидец? Прямо страшно…

– Ну что ты, – ответил Рогнед скромно. – Какой из меня ясновидец! Просто есть некоторый опыт в подобных делах. Понимаешь, такого рода легенды так похожи одна на другую – можно подумать, что все они из одного источника, один и тот же дурак их придумывал. А другие дураки – заучивали наизусть. Сана, девочка, со мной этот вариант забудь. Потому что я сейчас, с места, нарисую тебе и продолжение. Тебя снимают, ты садишься в машину, трепещущая от волнения, робкая, твой приятель…

Рогнед внезапно умолк. Нахмурился. Сана смотрела на него в упор, не отводя глаз ни на миг, не моргая. Он напрягся, словно готовясь вскочить с места и то ли напасть, то ли бежать прочь… Прошло пятнадцать секунд. Он глубоко вздохнул, усмехнулся, вновь расслабился:

– Лихо, Сана, лихо. Профессионально: вроде бы без малейшей подготовки, с места – выбивающая атака. Чуть не подловила меня – мне следовало блок сразу же усилить, не дожидаясь… А почему? Из-за твоего обаяния, что есть, то есть, ты одним видом своим расслабляешь, настраиваешь на лирический лад, человек уже начинает переживать, каково будет в постели с тобою – робкой, неумелой, практически девственной, да? И тут ты его по мозгам – как обухом. Где ставила гипноз? Чувствуется учитель высокого класса.

Сана усмехнулась:

– Забыла. Не веришь? Потому и забыла, что учитель был классный и приказал выбросить из памяти. Некий… странная кличка у него была, как это… Вспомнила: мастер ситуаций. Не приходилось встречать?

Она говорила все это очень серьезно, только глаза смеялись – весело, даже ликующе. И такой же взгляд был устремлен ей навстречу.

– Да вроде бы не приходилось.

– Странно. Может, его тогда просто звали по-другому? Ну, ничего, не знал его – не многое потерял, откровенно говоря. Мужичонка был такой – с виду вроде и нормальный, но оказался трусом. Сбежал, ни слова не сказав, испугался женщины, которая его так полюбила – больше всего на свете. Любви испугался. И затаился где-то, как таракан за печкой. Женщина искала его чуть ли не по всей Галактике – и не нашла. А ведь женщина была, прямо сказать, не из последних. Бог ее ничем не обидел – кроме этой любви, напрасной, горькой. Или, может, она вовсе такой не была, ей только казалось, что она – вот такая? И такой любви не заслуживала?

– Не такая, – согласно кивнул Рогнед. – Бедный у тебя словарь, девушка, и описать ее так, как она заслуживает, тебе не по силам. Самой лучшей в мире она была, самой прекрасной, умной, сильной… но и любили ее так, как она того заслуживала, никак не слабее.

– Любили? Да, быстро все проходит…

– И сейчас любят не меньше. Даже больше, мне кажется, если это вообще возможно. Настоящая любовь ведь как вино – со временем только набирает вкус.

– Вранье, одно вранье. Любили бы так – не бросили бы!

Рогнед покачал головой:

– Не так все это было, не так. Не бросал! Но она могла ведь сообразить, недаром умница, что не свободным художником он был, а находился на службе – на такой, о которой даже самому себе порой не говоришь ни слова, а уж другому и подавно. И когда потребовалось мгновенно исчезнуть на время… Нет, не в нем тут дело. Он как только вернулся, сразу кинулся к ней, даже раньше, чем к начальству! И не нашел. Ни следа не оставила, как сквозь землю провалилась. Это не у него, а у нее любовь короткой оказалась: ей бы подождать терпеливо – а она сорвалась с места, умчалась – куда? Зачем? За новыми ощущениями?

Во взглядах, какими они обменивались, теперь уже не веселье светилось, но ярость играла, штормовые волны накатывались одна за другой.

– Не за ощущениями! Тебя, дурака, помчалась искать, потому что верила: если исчез без весточки – значит, попал в беду и надо выручать, спасать!

Проездила все, что было, до последнего мирка. Вот и вернулась в свои края – зализывать рану. Ладно! Что было – то прошло, не хочу больше вспоминать. Зачем я тебе понадобилась? Давай откровенно, по-деловому. Ненавижу всякую секретность. У меня уже терпение все в мозолях.

Рогнед нахмурился:

– Вот как? Ладно. Для этого тебя и пригласили сюда.

Она усмехнулась:

– Пожалуй, есть еще надежда…

– На что?

– На дальнейшие отношения. Если бы ты сказал «доставили» – это было бы финалом. Пошел бы занавес. Ну, давай, давай о деле.

Рогнед вздохнул. Ответил после паузы:

– Нет никакого дела. Для любой другой – да. А для тебя – нет.

– Да уж. Ладно. Скажи: ты ведь на меня случайно наткнулся. Просто искал подходящего человека. Для чего? Какие же у тебя дела, в которых и для меня нашлось место?

– Общие дела у нас возникли было – и тут же прекратились.

– Загадочно и непонятно. Давай-ка яснее.

– Ну… мне нужна была женщина, чтобы послать ее на очень рискованное дело. За плату весьма серьезную.

Сана нахмурилась. Проговорила холодно:

– Понимаю. Значит, ты не случайно сбежал.

– Да, Сана!..

– Забыл, какой договор у нас был с самого первого дня? Правда и откровенность. Если нет – все, с концами. Будь здоров, Рогнед, а я пойду: работа ждет.

– Слушай, ты прямо бешеная сегодня…

– Удивительно, да? Взбесилась без причин? Значит, тем более мне с тобой разговаривать не о чем.

– Да ладно, что ты вдруг взорвалась?

– Хочу знать: на что это я вдруг тебе понадобилась? Ну, не я – другая. И почему, если дело интересное, я для него не гожусь? Пренебрегаешь?

– Потому что номер без малого смертельный. Значит, так. Был один человек. И у него женщина. Он ее сильно любил – так сильно, что эта любовь пошла у него вразрез с делом, которым он управлял, – очень большим делом. И вот его недавно убили. Да ты наверняка знаешь из инфоров: под подозрением оказалась…

– Я инфоры не читаю и не слушаю. Не терплю вранья. Дальше!

* * *

– Рогнед, ты что – слабоумный? Или сделался моральным уродом, инвалидом души? Хочешь женщину – какую угодно, пусть самую-пресамую дешевку – ни более, ни менее как сдать за чужие грехи под смертный приговор. Женщину! Ты! Рогнед, до чего же ты без меня опустился – просто ужас.

– Постой. Ты совсем задохнулась от красноречия. Подыши через нос – медленно, спокойно. И одновременно послушай меня.

– Нет смысла: ничего умного ты не скажешь. Рогнед, так что же с тобой такое сделалось? Если сватаешь женщин на такое дело? Скажи честно. А станешь хитрить – пожалеешь. Упустишь навсегда. Я ведь пока еще только твоей оставалась, верь, не верь – ни один мужик до моей кожи так и не добрался. А сейчас, если дела так поворачиваются…

– Это я сразу понял. Иначе разговор и не повернулся в эту сторону. А хотя – не знаю, даже и были бы – плюнул и забыл о них. Верность – состояние духа, а не тела.

– Интересно – вот как это тебе представляется. Тупое мужское мышление.

– Такими уж созданы. Слушай: та баба, которую обвинили в убийстве…

– Вахлак! Тупица!

– Сана, что ты вдруг так?

– Не баба! Если женщина смогла вызвать к себе любовь такого мужика, как тот, то она женщина классная, где-то, может быть, даже ровня мне. А я что – баба, по-твоему? Смотри, Рогнед, сильно рискуешь, могу твое мужественное личико так разрисовать, что свои не узнают!

Мастер, глянув на ее ноготки, поверил.

– Сана, мои глубочайшие извинения. Позволь поцеловать ручку.

– Не заслуживаешь. Да уж ладно – я отходчива.

Рогнед прильнул к руке надолго. Сана улыбнулась:

– Ну все, все. Прошло и забыто. Знаешь, а я хотела бы познакомиться с той женщиной. Это было бы интересно. Как там ее зовут?

– Я не сказал? Зора Мель.

– Как? Ка-ак?!

– Что – знакомое имя?

Сана, отвернувшись от него, смотрела куда-то – вверх и в сторону, словно именно там был начертан невидимый простым глазом ответ на этот непроизвольно выкрикнувшийся вопрос: как? Рогнед ждал, не торопя.

– Моя сестра. Правда, что беда не приходит одна: и ты пропал, и вот сестричка попала в такую переделку, что врагу не пожелаешь, а ведь тоже была на пороге счастья…

Рогнед встрепенулся:

– Ты ничего не говорила, что у тебя сестра есть. Постой, постой…

– Близняшка. Просто не успела рассказать, разве нам до того было?

– Значит, не зря мне почудилось… О, господи боже…

– Рогнед, все. Предисловия кончились. Давай строго по делу. Где, что, как? Я уже готова.

– Но о тебе не может быть и речи. Я на это не пойду.

– Интересно. По-твоему, мне деньги не нужны? Готов взять меня на полное обеспечение?

– Хоть сейчас.

– Не получится, милый. Я еще не созрела для отказа от своей независимости. Да и ты – не уверена, что готов для роли верного супруга. Это еще надо посмотреть. А рисковать я привыкла. И ради заработка, а еще больше – если речь идет о моей сестре, ты понял – о родной сестре!

– Денег я тебе и так готов дать.

– Ты ведь не знаешь, сколько мне нужно. Очень много. Потому что сейчас уже не думаю ни о чем другом, кроме того – как вытащить мою младшую из того варенья, в которое она вляпалась. А это обойдется недешево. Я уже прикинула.

Сана вскочила: просто не в состоянии была усидеть на месте. Подбежала к Рогнеду так стремительно, что он чуть было не испугался.

– Рогнед! Как ты собираешься ее вытащить?

Он ответил не сразу:

– Да вытащить я ее уже вытащил и переправил в другое место – только не знаю, откровенно говоря, какой вариант для нее лучше. Может, ей разумнее было бы оставаться в камере, ждать суда. Но что сделано – сделано. Жаль, что я в это ввязался, но пришлось. Мне надо было обеспечить ее доставку из тюрьмы на Маргину, а вовсе не выпустить на все четыре стороны.

– Вот как? А зачем?

– По каким-то делам «Маргина Гравин».

– Очень интересно. Ты сейчас же мне все расскажешь.

– Зачем?

– Ты сам бывал на Маргине?

– Никогда не доводилось.

– Ну вот. А я – была. И в том, что там творится, на самом деле разбираюсь неплохо. Слушай, все складывается не так уж плохо. То, что Зора на Маргине. Она и сама хотела туда попасть. Ей это нужно, просто необходимо. Рогнед, теперь ты просто никакими силами меня не выбросишь из этого дела. И не пытайся.

– Ты бывала на Маргине?

– У тебя плохо со слухом? Я ведь только что сказала.

– Так. Сядь, устройся поудобнее. И рассказывай. Все, что знаешь о Маргине. Все подряд.

3

Маргина. Днем 16 меркурия

– Дальше придется ножками, – сказал Лен Казус, когда оба скайскутера по его знаку приземлились на свободном от деревьев пятачке. – Они там наверняка как-то подстрахованы: лоцируют пространство, а может, и какие-никакие ноосканеры в их составе имеются. До сих пор лес нас экранировал, но опушка уже рядом. Может быть, даже охрана выставлена.

Штель кивнул, соглашаясь. Спросил только:

– Отсюда что-нибудь подробное различаешь?

– На это сейчас не надейся, – ответил Лен откровенно. – Устал, а для такой работы нужны свежесть, бодрость, прилив сил и так далее. А потому придется нам сейчас вести себя как обычным разведчикам. Дозорным. Пока все наше преимущество в том, что мы знаем об их присутствии, а они о нашем, как я надеюсь, еще не ведают. Так что нам по возможности следует себя не обнаруживать до последнего.

– Опыта у меня в таких делах маловато, – не стал скрывать Штель. – Так что командуй, я сыграю вторым номером.

– Ладно. Начнем, однако, не с продвижения, а вот с чего: какова, по-твоему, наша задача в этой разведке? Что установить необходимо, а с чем можно и повременить?

– Ну, прости: это ведь ты сыщик, а не я.

– Ты что, привык уклоняться от ответственности?

– Нет. Привык рассуждать разумно: рисковать в строгом соответствии с моими возможностями. И потому практически никогда не проигрывал.

– Похвально, ничего другого не скажешь. Тогда вот что…

Лен Казус собирался начать с обзорной фразы: «Общая картина представляется мне такой…» Но, для самого себя неожиданно, сказал нечто совершенно другое:

– Слушай, у меня такое ощущение, что эти дыхательные фильтры нам на фиг не нужны. Что без них будет куда лучше.

– Э, постой. Постой, я говорю! Не делай этого. И не думай даже…

– Ого! Ограничение свободы мысли? С этим я, знаешь ли, никогда не мирился и не собираюсь.

– Я запрещаю!..

– Кто это тебя произвел в командиры и когда? Я не слышал.

– Слушай, я серьезно прошу!

Наверное, Лен с такой просьбой донельзя взволновавшегося партнера по приключению и согласился бы: портить отношения сейчас было ну совершенно ни к чему. Однако внутренняя, подсознательная, интуитивная потребность избавиться от намордника оказалась настолько сильной, прямо-таки неодолимой, что он пренебрег возможными последствиями. Чтобы смягчить ситуацию, объяснил:

– Я это не по блажи… У меня от рождения вроде аллергии на все, мешающее свободному дыханию. Воздуха не хватает, и чем дальше, тем больше. Понимаю, что этого быть не должно, фильтры рассчитаны с запасом, но организму не прикажешь – он гнет свою линию. Да ты не беспокойся, если почувствую, что что-то не так, хоть самую малость – верну на место. Правда, действовать станет куда затруднительнее…

И, не дожидаясь очередного возражения, сорвал маску и медленно, как бы дегустируя, всосал воздух ноздрями. Немного задержал в груди, прежде чем так же медленно выдохнуть.

– Нет, знаешь – даже приятно вроде бы…

Штель не ответил – только едва слышно простонал, словно впал в полное отчаяние.

Казус задышал спокойнее – но все так же глубоко. Прошла минута, другая, прежде чем он проговорил:

– Просто благодать. Удивительно. Да ты попробуй сам, приятель, не казнись, не знаю, как кому, а мне это нравится. Кажется – век бы дышал таким воздухом и не надоело бы. Ну, прояви смелость, ты же сейчас разведчик, а разведчик бывает просто обязан рисковать!

– А, провались ты ко всем чертям! – чуть ли не выкрикнул Штель, и в голосе его было подлинное отчаяние. Но вслед за этим, проявляя крайнюю непоследовательность, снял фильтр, засунул в сумку. И – странно! – сразу же задышал спокойно, словно бы ничего не опасаясь.

– Ну, как тебе воздух? – спросил Лен тоном победителя. – Сказка!

– Да при чем тут сказка? – ответил Штель очень будничным голосом. – Воздух как воздух, и ничего особенного. Это тебе он в новинку, вот ты и впадаешь в эйфорию. А привыкнешь – станешь воспринимать как должное.

– Вот как? Можно подумать, что ты-то не впервые так дышишь?

– Ну, не впервые, и что?

– Закрытый ты человек, Штель.

– Уж какой есть. Да и ты тоже – не место общего пользования.

– Такой комплимент слышу в первый раз в жизни. Спасибо.

– Кушай на здоровье. Ну хорошо – не пора ли переходить к делам?

– Еще хоть пяточек минут – подышать так: спокойно, радостно… Весело, вот как. Никогда не думал, что дышать можно весело.

– Ты – командир, тебе виднее…

Эти пять минут Казус целиком использовал для дыхания – но одновременно и для размышлений, конечно, о предстоящем: мысли вдруг посыпались, как табак из дырявого кисета. Потом сказал:

– Знаешь, ощущение такое, словно я полдня отдыхал. И сейчас готов был бы познакомиться с какой-нибудь приятной женщиной – для серьезных отношений, как пишут в объявлениях. Это я-то! Чудеса. Ладно, по делу. Что имеем?

– Что имеем – не храним, – хмуро отозвался Штель, видимо, продолжая что-то переживать в глубине души.

– Ну-ну. Больше оптимизма, друг. Имеем… Постой: знаешь – я вроде бы уже в состоянии достать их. Потерпи еще немного – просканирую…

Он устроился на траве поудобнее, расслабился, закрыл глаза. Потекли минуты молчания – словно бы по одной на каждого, нашедшего свой конец в этом мире, вернее – на каждую, гибли тут, по слухам, только женщины… Хотя вранье, наверное: с чего бы гибнуть в таком воздухе? Как всегда, в правительстве что-то напутали… Ну, что мы ощущаем?..

Штель словно окаменел – только мерное дыхание говорило о том, что жив и все у него в норме – кроме мыслей, быть может, но думать он сейчас мог без опасений быть подслушанным: Казус удил совсем в другом пруду. И, кажется, какую-то рыбку вытаскивал, большую и малую, как в сказке. Не менее чем на четверть часа затянулся этот сеанс дистанционного сканирования, наконец Лен открыл глаза, потянулся, даже зевнул, словно бы дремал только что, а не занимался нелегкой, донельзя напрягающей нервную систему работой.

– Ну вот, – сказал он после этого, – картина, в общем, нарисовалась достаточно ясно – конечно, не полностью, поскольку половина наблюдаемых все еще видит сны, а из снов я заключений не делаю, хотя подглядывать их иногда доставляет немало интереса – чтобы не сказать удовольствия. Зато бодрствующие пятьдесят процентов дают неплохое представление. Готов воспринимать?

– Да начни же наконец!

– Так точно. Слушаюсь. Будет исполнено. Значит, так. Имеем тут базу по добыче гравина, условно обозначим ее в отличие от «Круга» как «Овал-4». По представлениям обслуживающих ее людей – более современную, чем «Круг», и более производительную. Хотя людей тут до странности мало, я уже говорил: четыре человека, прочие – устройства. База исправно функционирует уже несколько месяцев, то есть добывает гравин и отгружает его на рынок. Пробиться к ним оказалось затруднительно потому, что вся эта система не под твердым куполом, а закрыта по периметру полевым, хотя и не куполом, но забором. Но ее изолированность от окружающей среды все равно на порядок выше, чем дает обычная защита. Что?

– Сукины дети, – пробормотал Штель сквозь зубы. – Применили все-таки. На «Круге» Нагор категорически запрещал: за таким забором находиться вредно, гравин дает побочные эффекты… Не слушай, это так – посторонние мысли. Давай дальше. Что еще там слышно?

– Могу сказать, чего не слышно. Никаких забастовок, ни малейшего саботажа. Работают ритмично. И ни у кого ни единой мысли о сроках, о зачете, о заключении – и о необходимости стеречь кого-либо. Улавливаю соображения совсем другие. О том, что ожидается визит какого-то начальства… транспортный корабль... Мысли на лирическую тему присутствуют практически у каждого – но как фоновые, никоим образом не доминирующие. И наконец: женщин не обнаружил ни одной. Это достоверно, поскольку женское мышление, надо тебе сказать…

– Оставь на потом.

– Это я уловил тут, поблизости. Но вот что интересно: четко прослушивается и другой поток мыслей, но источник их не здесь. Они идут сверху, из пространства. На случай, если ты не знаешь: перехватывать мысли в пространстве куда легче, чем на поверхности планеты: там они усиливаются Великим полем, и… Хотя об этом можно разговаривать на досуге, не сейчас. Так или иначе, мой вывод: где-то на подходе еще группа людей, следовательно – корабль. Тот самый, которого ждут.

– О чем же думают там, на корабле?

– Ну, в общем… Кто-то взволнован тем, что федеральные налоговые ведомства достаточно внимательно следят за делами «Маргина Гравин», и от них не укрылись неурядицы на Маргинской базе, приведшие к уменьшению, даже практически полному прекращению вывоза продукции, значит – прибылей, значит – налогов. Это их встревожило. Но тут же вроде бы возник повод успокоиться: как ни странно, дефицита гравина на рынке не возникло, продукта поступало, в общем, столько же, сколько и прежде. Получилась странная арифметика, думает источник: десять минус пять равно десяти. Этой арифметики налоговики не понимают – хотя скорее понимают ее совершенно правильно, то есть: кто-то выбрасывает на рынок примерно тот объем гравина, какой давало МГ, но о себе не заявляет, не регистрируется – и, естественно, не платит ни дикона, ни микра налогов. С точки зрения Федерации это – смертный грех, и они очень быстро раскрутили машину поиска грешников во всех концах галактики. Подрядили кучу сыскарей, пользующихся неплохой репутацией, для поисков нарушителей налогового благочиния. Источник считает себя одной из таких авторитетных ищеек. И вот эта задача сейчас практически решена. Скоро сюда прибудет специальный человек – полномочный контролер налогового управления Федерации.

– Интересно. Очень.

– А разве это наше дело? Пусть Большая власть дальше действует по своему усмотрению: то ли присылает десант, чтобы повязать нарушителей…

– Да ведь здесь они найдут только пешек – главным окажется тоже какой-нибудь комендант, который знает лишь свою узкую задачу. А хозяева и организаторы – совсем в другом месте.

– Но мы-то с тобой ведь догадываемся – где?

– Хотелось бы верить, что догадки верны. Хотя – наоборот: чтобы догадки не оправдались.

– Это еще почему?

– Потому что если они окажутся шишками из руководства МГ…

– Корпоративный патриотизм?

– Господи, ничего подобного! Но это смертельно скомпрометирует компанию – и в результате ее могут лишить лицензии на эксклюзивное право пользования этой планетой. Тем более что на нее слюнки текут очень у многих. А сюда если уж пошлют, то не региональных мальчиков, а федеральные силы.

– Ну, пусть. Тебе-то какая разница?

– Огромная. Если федералы здесь окажутся, то – сто процентов – отсюда больше не уйдут, найдут сотню предлогов. Следующим действием будет конфискация незаконного рудника, виноват – федерализация, но это один черт. При этом неизбежно наша лицензия вешается на гвоздик в сортире – хотя бы потому, что компанию обвинят в неумении или неспособности предотвратить такие вот нарушения закона – ну, это ты и сам можешь представить.

– А тебе так уж важно, чтобы «Маргина Гравин» оставалась в этом мире полным хозяином?

– Да. Очень!

– Патриотизм без границ, да? Рассудку вопреки, наперекор стихиям?

– Наоборот, вызнаватель: в полном соответствии с рассудком, для которого сохранение наших прав на этой планете – единственный выход, какой не приведет к печальным результатам – и даже для всей Галактики.

– Ну что же, диагноз напрашивается: паранойя, мания величия…

– Эх ты, остроумец… Произойдет такое – все локти себе обгрызешь, но уже поздно будет.

– Тогда приоткрой все-таки свои тайны…

– Господи! Сказал же ведь уже: не могу! Рано!

– Что – думаешь, я сразу же побегу торговать твоими секретами вразнос?

– Я ведь тебя уже понял, Казус. При всей твоей полицейской внешности ты по сути своей – махровый идеалист. И, узнав что-то такое, не удержишься ведь, кинешься с криком «Ура!» спасать человечество. Орать ты способен громко, тебя услышат даже и на самых верхах. И, понятно, захотят тут же такое выигрышное дело, как всеобщее спасение, взять в свои руки. И возьмут. И тем самым немедленно его провалят – потому что любая верховная власть ничего не способна спасти, их этому не обучают, они умеют разве что создавать ситуации, когда возникает необходимость спасать кого-то или что-то – а само спасение предоставляют совершать другим – но всегда слишком поздно.

Вот почему я тебе пока ничего не объясняю, и по этой же самой причине ты, сколько ни тыкайся в мою башку со своим сканированием, ни словечка не выудишь. Поверь, я хоть и не сканер, зато хорошие блоки ставить научился давным-давно. Так что решай: или ты со мной, или – катись на все четыре стороны.

– Ну, собственно, я свою задачу почти решил.

Лен Казус эти слова выговорил разве что для того, чтобы выиграть время для решения. И в самом деле ведь уже не раз и не два пытался он порыться в мыслях нечаянного соратника – и действительно всегда натыкался на очень надежные, профессиональные блоки. Но, пожалуй, именно это и подсказывало, что Штель не туфту гонит, а и в самом деле держит в себе что-то очень серьезное. Ведь постоянно поддерживать в себе такой блок – это не игрушки, а очень болезненный расход энергии, и такая нагрузка на нервную систему, что…

Штель поднял голову:

– Вот как? То есть выяснил, кто и почему убил Нагора?

– Нет, конечно: сейчас я решал другую проблему, так сказать, параллельную, из-за которой и увязался за тобой сюда.

– Параллельную. Странная у тебя геометрия.

– Самая простая. Видишь ли, с убийством в доме Нагора для меня тоже уже достаточно многое выяснилось – но для того, чтобы пройти в нем до конца, мне надо было бы оставаться и действовать на Неро, а там все знают, что я убит, а кто не знает – вернее, знает, что я не убит, – те продолжают открытую на меня охоту. Но охота эта имеет прямое отношение не к убийству, как все думают, которое я должен был расследовать, – к нему она относится косвенно, а как раз к тому, что мы с тобою наблюдаем сейчас и здесь. Отсюда – наличие у меня двух задач. Первая – Нагор. Задача, так сказать, региональная, она в общем фактически интересует только Неро, интересует как уголовное преступление, которое, естественно, должно быть раскрыто и виновные наказаны. Но поскольку ситуация сложилась так, что виновный – виновная – уже известна и остановка лишь за тем, чтобы найти и арестовать ее, – то эта задача в моей иерархии находится на втором месте, поскольку время терпит. Мне, я полагаю, известно и где она находится, и то, что какой-то непосредственной опасности ей не грозит и не будет – если только обстановка у заинтересованных людей на Неро внезапно не изменится круто. А вот та задача, что решается здесь, – федерального масштаба.

– Таинственный ты человек.

– Что ты. Я мужик открытый, душа нараспашку. А дышится тут все-таки как нигде!

– Ну дыши, – буркнул Штель, – пока дышится.

– Спасибо за разрешение. Ну, что – свое дело тут мы вроде бы сделали? Продолжать будем в другом месте.

И опять прозвучало Штелево «Нет!» – таким тоном произнесенное, что сразу становилось ясно: решение окончательное и обжалованию не подлежит. Казусу, однако же, не раз приходилось слышать и не такие интонации, и на него они давно уже перестали действовать.

– На «нет» и суда нет, – процитировал он издавна известную формулировку, – но есть сомнения. Чем же ты собираешься тут еще заниматься?

Штель своих планов таить не стал:

– Надо побывать там. На месте.

Лен Казус невольно улыбнулся: все складывалось как нельзя лучше. Но этого нельзя было показывать. Наоборот.

– К чему бы это? Ты что – моему отчету не доверяешь?

– Отчего же? Вполне на него полагаюсь, оттого и собираюсь осмотреться на месте.

– Расшифруй, будь ласков.

– Надо увидеть: что у них работает и как. Чье стоит оборудование, какой методикой пользуются – гравин ведь не уголь и даже не уран, добыча его – дело сложное, и даже весьма; существуют всего три методики обеспечения безопасности при этих работах, и то, какая именно тут используется, скажет очень многое о тех, кто ею пользуется: у каждого способа есть свои поклонники и свои противники. Ты – как знаешь, в конце концов, мы друг к другу не приклеены, но я отсюда не уйду, пока не разберусь в том, кто все это затеял.

– И у тебя хватит совести оставить меня здесь одного?

– Что значит – оставить одного? – Штель лишь пожал плечами. – «Амору» я тебе, понятно, не отдам. Но скайскутер – в твоем распоряжении, садись и кати…

– Ох, спасибо! И куда прикажешь катить? В пространство на нем, увы, не выйдешь.

– А куда глаза глядят. Хотя бы на «Круг-4», оттуда по меньшей мере установишь связь с Неро, запросишь помощи…

– Богатая перспектива. С кем же мне там связаться? Ты не забыл случайно – я для Неро покойник и на нынешний момент уже кремирован – выходит, мой прах выйдет на связь из урночки?

– Ох ты, бедняга! Но я подозреваю, что не для всех там ты покойник, иначе и в самом деле прошел бы через печку.

– Не спорю. Но они мне тут никак не помогут. Не располагают они кораблями. Да если бы даже и располагали – сейчас, чтобы сюда пробиться, – ты лучше меня знаешь – нужно идти на такой риск, что никто на него не решится даже за очень большие деньги.

– Ну, пусть так. Но та лоханка, которая приближается, самое позднее через три-четыре часа сядет и начнет грузиться. Вот на ней ты и отправишься восвояси.

– Трогательно. Как же я им представлюсь? «Ребята, я тут помог вас разоблачить вчистую» – так?

– Не прибедняйся, не играй спектакль передо мною. Уж найдешь способ, как попасть на борт, не мне тебя учить. Хватит трясти воздух попусту. Ты решил?

– Решил.

– А что именно?

– Я же не такой, как ты – мне совесть не позволяет оставить тебя одного в такой вот, скажем, двусмысленной ситуации.

– Знаешь, кто ты?

– А ты скажи, скажи.

– Воспитание не позволяет. Полчаса времени потратили на пустой треп.

– Это тебе кажется. Потому что за эти полчаса я успел сообразить, как нам туда пробраться с наименьшим риском. Охрана-то у них все-таки выставлена. И в лоб не пройдешь. Но одно условие!

– Что ты еще придумал?

– Не заигрываться. Не увлекаться. Потому что мало будет туда войти: надо будет еще и как-то выйти без потерь, согласен? Так вот: что бы ты там ни задумывал, но уносить ноги нужно будет до того, как транспорт пойдет на посадку. Удрать с таким расчетом, чтобы «Амору» успеть увести со стационарной орбиты: эта база вскоре начнет сканировать небо все внимательнее, да и «Красотка», этот транспорт, подходя, будет обшаривать прилегающее пространство очень пристальными взглядами. И если те или другие твою яхточку узрят...

– Ты прав. Условие принято. Теперь все?

– Я готов. Надеюсь, на скайскутеры тут никто не наткнется.

– Похоже, люди тут не гуляют, им хватает дел там. Так что – вперед.

4

Маргина. «Круг». Днем 16 меркурия

Выпроводив, наконец, словоохотливого коменданта из комнаты, так напоминавшей своим дизайном ее последнее жилье на Неро, «дом счастья», как она совершенно серьезно называла его раньше – или «обитель беды» – как, наверное, нужно было именовать тот богатый и уютный дом сейчас, Зора с великим облегчением вздохнула, платочком вытерла слегка повлажневший лоб и щеки («Безобразие, просто позорно – потеть от страха. Ну совершенно развинтилась, не держишь себя в руках!»), не села, а прямо-таки упала в кресло, вытянула ноги и расслабилась, приводя в норму и дыхание, и нервы, и мысли, – словом, все на свете.

Мысли были не самыми приятными. Но она толком даже не успела в них разобраться. Помешал посторонний звук. Зора повернулась.

Дверь была открыта. В комнату уже вошел человек. Мужчина. Нет. Двое. Трое. И еще. И еще.

Десятеро. И первый сказал:

– Привет, цыпочка. Вот, пришли – познакомиться.

А второй из-за его плеча дополнил:

– Как можно ближе, сама понимаешь. Сама разденешься? Или помочь? Мы можем.

И они сразу, как по команде, двинулись вперед.

5

Неро. Пентхауз Рогнеда. Поздно вечером 15 меркурия

– Рогнед, я тебе уже сказала: из этого дела тебе меня не выбросить. Поэтому давай конкретно: как ты можешь использовать меня, чтобы помочь Зоре? Чтобы потом я могла выпутаться без потерь.

Рогнед хмуро покачал головой и ответил не сразу:

– Повторяю: этот план не для тебя составлялся. И я – против твоего участия. Совершенно.

– А если не для меня – как он выглядит?

– Ну, первая задача – сдать женщину властям как подозреваемую, кем-то обнаруженную твою сестру. Кто сдаст? Тут у меня полной ясности не было, никого из моих людей засвечивать не хотелось, но теперь выход вроде бы нашелся. Сейчас твой партнер… Кстати, с ним ты тоже не спала?

– Смеешься? Кто я, по-твоему?

– Понял. Прости. Да, так он, действуя по обычной вашей схеме, сейчас подбирается сюда – поскольку у тебя маячок, а у него приемничек. Клиент должен уже крепко спать – с последующим полным забвением происходившего. Все его ресурсы обнаружены. Остается только подрулить и забрать тебя с ними. Вы ведь по такой схеме работаете?

– Поправляю: собирались работать. Это первый наш выход… был.

– Сана, Сана, – Рогнед укоризненно покачал головой. – Дойти до такого!

Сана усмехнулась:

– Кто бы говорил! Человек, нанявшийся, чтобы заработать ценой чьей-то жизни! Великий моралист, ничего не скажешь.

– Да вовсе не так обстоит дело! Но я не могу, не имею права говорить о моих делах…

– Только ты? Единственный в мире?

– Постой, постой. Что ты хочешь сказать?

– Именно то, что сказала. Могу добавить только вот что: я с этим мужиком не случайно в паре. Дальше думай сам.

– М-м… Интересно. Он… прикрытие? И нельзя им воспользоваться?

– Как раз наоборот.

– Выходит, ты тоже – на службе? Не поверю.

– И не надо. Я не на службе. Но иногда, как эксперт… Ладно, все об этом. Так чего ты хочешь от моего партнера?

– Да ничего такого. Его встретят ребята, с которыми он уже знаком, и убедят его в том, что воровать грешно. Убедят на языке кулаков, а может, и не только. Тебе его жалко?

– Знаешь – ни капельки. Потому что вообще-то он свинья…

– Ладно, все равно он тебя больше не встретит, а ты – его.

– Ты уже за меня решаешь? Не рано ли?

– Не я решаю – дело. Да ты и сама не захочешь. Потому что именно он тебя и сдаст властям. Донесет.

– Знаешь, по-моему, он на такое все же не способен. Он от властей шарахается…

– Ничего. Мы его убедим. Сперва возьмем в кнуты, а потом подарим кулечек пряников. Донесет. И за тобой придут – в твое жилище, где тебя и схватят. Только к чему весь этот разговор? Я не стану подставлять тебя, и гори все синим огнем.

– Рогнед, а мне и не надо, чтобы ты меня подставлял. Не хочешь воспользоваться моей помощью – не надо. Ты меня ввел в курс, так что я и без тебя обойдусь. Пока ты будешь искать новую фигурантку, я сдамся сама. Как Зора Мель. Тебе же лучше будет: совесть останется спокойной. Если она у тебя есть, конечно. И не придется тебе ломать голову над тем, как меня вытащить из камеры смертников.

– Ты этого не сделаешь! Я запрещаю!

– А что, у тебя есть право разрешать мне или запрещать?

– Есть право помешать.

– Каким же образом? Сдашь меня Службе покоя? Сделай одолжение. Да успокойся ты, в конце концов. Знаешь ведь: с тобой или без тебя, но я это сделаю.

– Без меня ты сдаться им можешь. Но вовремя освободиться не сумеешь. Если снаружи никто не станет помогать…

– Невысоко ты меня ценишь, Рогнед. Смогу. Изнутри.

– Каким же это способом?

– А таким. Ты ведь знаешь, что Зору взяли в фирму как психооператора и сейчас хотят так же использовать?

– Да. Только ты тут при чем?

– При том, что у меня эти способности развиты не хуже. И когда мне понадобится выйти на волю – мне даже коврик расстелят.

– Ты это серьезно?

– Более чем. Так что не трать времени: считай, что ты привлек меня к этой работе, и вводи в курс дальше.

– Ну, я предполагал так: вся работа – изобразить твою сестричку в судебном заседании. Признать свою вину – то есть ее вину, конечно, и выслушать приговор. Ну, может быть, сыграть там истерику, или же наоборот – показать, что ты не можешь сопротивляться сознанию собственной вины и принимаешь приговор как заслуженное воздаяние…

– Сыграть все можно. А дальше? Смысл?

– Смысл в том, что как только выяснится, что ты – она – схвачена, сразу всплывет из небытия человек по имени Штель.

– То есть настоящий убийца.

– Ну да. Но для нас он важен тем, что знает все, что нужно, чтобы вернуть компании те деньги, что покойный Нагор успел куда-то перепрятать. И мы должны всю эту информацию от него получить. И получим, как только он окажется в наших руках. Но он не вылезет на свет, пока не убедится в том, что обвиненная в убийстве женщина не только схвачена, но уже и осуждена. То есть пока не сочтет себя в безопасности.

– Слушай, а что ты так заботишься о чьих-то деньгах? Тебе они не достанутся, верно?

– Не для себя. Но об этом сейчас не будем.

– Я вот чего не понимаю: если Нагор убит – почему же фирма не хочет сдать властям Зору? Ее там так любят? Почему нужно подменить ее?

– Потому что она для фирмы – страховка. У нее тоже – сто процентов вероятности – находится все та же информация, ключи к деньгам. И если по какой-то причине со Штелем сорвется – придется вытаскивать это из нее. Если сдать ее властям, то этот источник мы для себя закроем. Это было бы неразумно.

– Ну а что же было бы – не со мной, а с другой женщиной, попади она туда? А если ее сразу после приговора захотят казнить?

– Невозможно. Потому что приговор – любой – был бы еще обжалован, ее защищали бы хорошие адвокаты, – а мы свою операцию провели бы за считаные дни. И как только получили бы свое – немедленно освободили бы ее.

– Рогнед, я сомневаюсь.

– В чем, Сана?

– В том, что еще хочу любви с тобой.

– Это еще почему? Сана…

– Ты слишком жесток.

– Не с тобой же!

– И со мной. Но ты не понимаешь. Боюсь, и не поймешь.

– Ну так объясни, снизойди до моей непроходимой тупости.

– Если ты любишь меня… Молчи, я ведь сказала «если». То тем самым ты любишь всех женщин – то есть, конечно, тех, кто заслуживает этого имени, а не каждую, у кого щелка сам знаешь где. Всех, а я для тебя – соединение и олицетворение их всех. Такая любовь, кстати, способна нейтрализовать ваш блошиный инстинкт – прыгать с тела на тело. Потому что, обладая мною, ты уже обладаешь всеми, кто того заслуживает. Ну вот. А ты готов с легкой душой обречь на беды, даже на смерть кого попало, любую женщину, о которой точно знаешь, что она ни в чем не виновата. Как же я могу после этого…

– С чего ты взяла, что «с легкой душой»? – проворчал Рогнед.

– Да потому хотя бы, что тяжелой души у тебя и не бывает. Ты легкий человек. И скажу тебе вот что: подумай, Рогнед, и, может быть, постарайся меня разлюбить – пока я тебя окончательно не закогтила. Не хихикай, я серьезно и так откровенно, как никогда еще не говорила. Постарайся из самосохранения. Потому что когда все пойдет всерьез, я стану тебя воспитывать, чтобы сделать таким, какой мне нужен. И тебе придется тяжело. Даже очень. Но тогда ты от меня уже не ускользнешь. Сейчас еще, может быть, сумеешь.

– Запросто, – сказал Рогнед. – Ты, Сана, не очень-то себя переоценивай. Ты меня еще не взнуздала. Это тебе так кажется. Итак: ты все же хочешь идти на риск назло рассудку? Хотя, твою безопасность я в любом случае гарантирую.

– Да, хочу, – вызывающе ответила она. – Тем более что любви нашей пришел конец…

– Постой, постой. Почему – конец? Я еще ничего такого не сказал, тут еще подумать надо. Дело не шуточное. Я только сказал, что могу от тебя освободиться, я ведь не говорил, что хочу этого!

– Разве? Странно, а мне показалось…

– Да глупости.

– Ну, в таком случае… Что там за шум?

– Сейчас узнаем. – Мастер нажал кнопку звонка. И через полминуты показавшегося в дверях соратника спросил:

– Что у вас там за кавардак?

Спрошенный усмехнулся:

– Этот… павлин – ну, который с этой там был, ну вот с этой…

– Узий, что за манеры! «С этой»! С уважаемой Саной, вот как следует говорить. Так что там?

– Уважаемая Сана, извиняюсь. Сорвалось с языка. Вот, значит, этот павлин прибыл, так аккуратненько справился с замком, вошел. Очень удивился, увидев нас. И настолько растерялся, что вместо того, чтобы мирно слинять, полез на нас с кулачками – в одном держа что-то вроде зубочистки…

– Нет, это стреляющий карандашик – он всегда носит с собой полдюжины таких, – пояснила Сана.

– Ну да, в этом роде. Но уже не носит. И не будет.

– Узий, я надеюсь, вы воздержались от нанесения повреждений, несовместимых с жизнью? Это, пожалуй, было бы уж слишком.

– Дышать он дышит, но…

– Хорошо. Доставьте его сюда, пусть отлежится до утра. И смотрите, чтобы не слинял. Утром он нам понадобится. Выполнит работу, потом его отпустим.

– А когда вы собираетесь сдавать меня властям? – спросила Сана.

– Ну… – несколько смутился мастер, – расчет был на этот вечер, мы и специалиста пригласили, чтобы тебя немножко подработать, до полного сходства – самую малость. Однако же… Я тут подумал и решил, что и завтра будет не поздно. Да и сходство с нею у тебя неимоверное. Переночуешь здесь…

– Смотри! Я тебя предупреждала.

– Помню. Согласен. На все согласен!

– Ну, мы поедем, пожалуй, – сказал Узий, несколько смутившись и отводя глаза в сторону. – Ужинать-то будем?

– Поужинаете сами. Нам тут еще с Саной о многом переговорить надо.

Узий скрылся за дверью, а Сана спросила:

– Разве мы не обо всем уже переговорили?

– Ну, не словами же будем! – ответил Рогнед.

Узий и его напарник вернулись минут через сорок. Узий направился к мастеру, чтобы доложить: все в порядке, пострадавший будет спать до утра, обстановку ему объяснили, согласие получено, просит недорого. Перед затворенной дверью остановился. Нажал на ручку. Тщетно. Постоял еще, прислушиваясь. Покачал головой, ухмыльнулся. Вернулся к сотоварищу.

– Отчитался?

– Отложил до завтра.

– А что там?

– Ну, что? Дело молодое.

– Как это она его – не успели оглянуться, а он уже на поводке, и хвостиком виляет. Это мастер-то! Знал бы – ни за что не стал останавливаться.

– Если насчет хвостика – вряд ли он сейчас виляет: не тот сейчас хвостик. А вообще… Ничего, она вроде бы девица толковая. Войдет в команду.

– Это точно. Только чья теперь будет команда?

– Чья и раньше была. Ладно, наше дело петушиное – пропел, а там хоть не рассветай. Пошли ужинать, да и по маленькой заслужили. За удачу. И за любовь тоже.

6

Маргина. Лес. Утро 16 меркурия

– Слушай, – проговорил Лен Казус очень тихо, но крайне сердито: – Ты это специально так топаешь – чтобы треск шел по всей планете?

На самом деле не так уж страшно было, но действительно Штель время от времени ставил ногу неудачно – что-то похрустывало под подошвой, сухая ветка, скорее всего. Лес был дикий, неухоженный, без тропок-дорожек, так что вызнаватель, надо думать, сердился напрасно. Сам он, правда, и здесь ухитрялся передвигаться совершенно бесшумно. Но ведь не каждому дано обладать таким опытом – особенно если человек большую часть жизни провел в кабинетах, ресторанах, да и вообще пешком передвигался разве что в пределах своего жилища, а вне их только ездил на чем-нибудь.

Похоже, однако, что той охраны, которой (теоретически) следовало цепью окружать незаконную базу по периметру, тут просто не существовало: полевой забор должен был успешно заменять ее. Казус зря гневался – им удалось добраться до опушки без происшествий, никто не обеспокоился, не поднял тревоги. На опушке сделали остановку, чтобы уже своими глазами увидеть территорию. Залегли за большим кустом. Казус прошептал:

– Полчаса у нас есть – потом начнет светать. Значит, через полчаса надо быть уже где-то, самое малое, в периметре и там отыскать какое-то укрытие. Дальше – по обстановке.

– Укрытие может быть одно только, – так же тихо ответил Штель, – если, конечно, эта база построена по подобию «Круга». На первый взгляд, так оно и есть. А если так, то вон то – справа, округлое – это и есть основной купол, жилищно-производственный: там и спят, оттуда управляют всеми механизмами – добывающими, экстрагирующими, обеспечивающими безопасность… А сами эти механизмы, а также складской эллинг – смотри левее, прямоугольный и вышка с правой стороны. Вернее, механизмы-то главные – внизу, на глубине, в шахтном стволе, оттуда в разные стороны ведется проходка. У нас, во всяком случае, так: мы ведем в каждом направлении, как положено, три штрека – кроме главного, еще и транспортный, вентиляционного, правда, нет, потому что люди под землей и не работают. Обходимся и без аккумулирующего: элеваторы сразу поднимают все в очистку-обогащение, а оттуда уже происходит загрузка транспортов – когда они приходят. Это наша система; а в других местах, там, где залежи поменьше, обходятся одним штреком, он и главный, и транспортный, зато они пользуются аккумулирующей выработкой, экономят на постройке эллинга.

– Ну ты прямо специалист.

– Станешь поневоле, если крутишься около такого бизнеса. Так вот, здесь, судя по первому впечатлению, использована именно наша схема, а значит – действительно кто-то из «МГ» затеял всю эту контрабанду.

– Хорошо; тебе ведь эта информация и была нужна? Ты ее получил; хочешь теперь включить задний ход?

Штель, наверное, покачал головой, потом сообразил, что партнер этого не видит, и лишь тогда ответил:

– И не думай. Я тебе сразу скажу, что мне нужно: самому подержать в руке хоть кусочек того, что здесь добывается.

– Ты же все время говоришь, что тот же гравин. Зачем же обязательно еще и потрогать?

– Не хочешь лезть под землю – не лезь, возвращайся в лес или делай что угодно – только не попадайся никому на глаза.

– Я человек любознательный, – ответил Казус, – без этого качества в моей профессии делать нечего. Да и не брошу тебя на произвол подземной судьбы. – Он вдруг нахмурился, сунул руку во внутренний карман, сразу же успокоился, удовлетворенно кивнул. – Так что ты хотел сказать насчет того, где укрыться и как попасть вниз?

– Нам нужно в шахту. Там люди бывают только изредка – и ненадолго, и внизу всегда темно: машинам все равно, светло там или нет, они свое дело туго знают. Значит, ты понял: путь наш – к шахте, а не к куполу. И по возможности – обходя его, как говорится, по большой дуге. Твоя задача – довести нас безопасно, ни на кого не нарвавшись.

– Усвоил. Сейчас прислушаюсь… Ага. Ого! Ничего себе…

– Ну? Что стряслось?

– Да ничего хорошего. Вот обстановка: через это силовое поле нам не пройти. Потому что оно, как бы сказать, не гражданское, а военных параметров. Разницу улавливаешь? Гражданское заграждение просто мешает пройти, поднимает тревогу, сунешься в него – тряхнет так, что повторять не пожелаешь, уберешься подобру-поздорову. А военное – совсем другое дело: оно рассчитано на поражение. Откуда, по-твоему, могла здесь возникнуть такая вот техника – армейская?

Штель, судя по голосу, усмехнулся, говоря:

– Откуда-нибудь да взялась – наука полагает, что из ничего ничто и не возникает. Что же, получается – нам не пройти?

– Ни в рост, ни ползком нам этого рубежа не преодолеть.

– Значит, надо эту преграду убрать. Есть ведь такие способы? Испортить можно все на свете…

– И тем самым заявить: ребята, мы пришли, тревога! Ловите нас! Техника сработает, и будет большой шум.

– Хорошо. А как иначе?

– Есть… Да, есть другой способ. И заключается он в том…

– Не тяни!

– В том, что мы сейчас показываем им спины, которых они не увидят, и удаляемся тем же путем, каким пришли сюда.

– Нет!

– Да куда ты спешишь, дай закончить! Возвращаемся к скайскутерам. Садимся на них. Каков их потолок?

– Точно не помню, что-то порядка пятисот метров.

– Достаточно. Итак, забираемся повыше и летим прямиком к базе. Ты же сказал: это не купол, а забор, ограда. Крыши нет. Сильно сомневаюсь, что они контролируют воздух. На вашей легальной базе такие скутеры есть – или любая летательная техника?

– Была у поисковиков – в самом начале. Но с ними и ушла.

– Вот и прекрасно. Значит, воздух свободен…

Казус продолжал излагать свою идею уже на ходу: они возвращались.

– И мы зависаем на предельной высоте над нужным местом – тем, откуда проще и быстрее всего будет добраться до входа в шахту. Оттуда падаем, с минимальным усилием антиграва. То есть практически совершенно бесшумно.

– У тебя что – и такой опыт имеется?

– Ну, полицейский обязан владеть всякой техникой, без этого тебя даже регулировать движение не поставят. Значит, неприятный момент будет при посадке, когда антиграв придется включить на полную – хотя ускорение возникнет и не опасное. Дальше… Там найдется, где спрятать наших скакунов?

– Увидим на месте. Но думаю – их можно будет пристроить в башенке, где мотор подъемника – клети, в смысле, лифта…

– Вот и благодать. Теперь расчет времени: до скутеров нам еще четверть часа ходу, оттуда поверху – пять минут от силы, включая время набора высоты, потом… Короче, до того, как рассветет, как раз уложимся.

– А не угробимся – совершать такую посадку в темноте?..

– Это уж как получится. Опять трещишь? Смотри – начну тебя тренировать в пешем хождении по пересеченной местности!

– Поживем – увидим.

– Ну, давай поживем еще.

* * *

Вроде бы пожить еще им разрешили. Судя по тому, что осуществить возникший в последний момент план удалось без накладок и осложнений, а главное – без споров и противоречий. Если не считать того, что Штель, когда Казус уже уселся в седло, засомневался:

– А может, возьмем только один? Мало ли что…

– Мало ли – вдруг нас действительно не заметят – так, что ли? – поинтересовался Казус. – Ох, эти мне начальники: привыкли, чтобы их встречали, коврики расстилали, хлеб-соль подносили, и не только…

– Ну хорошо, хорошо. Снимаю предложение.

Полевая защита территории и в самом деле оказалась достаточно невысокой, доступ сверху был открыт. Сели благополучно – и, что называется, впритирку. Штель определился хорошо: от точки посадки до входа в шахтное здание оставалось не более трех метров. Минуту-другую прислушивались и приглядывались: не возникло ли каких-то новых звуков или движений, не выскочил ли кто в беспокойстве на улицу. Нет, видно, спящим сны виделись приятные, без кошмаров.

Штель подошел к двери. Усмехнулся: оказалась она незапертой. Ничего удивительного: от своих не запирают, а чужих тут не ожидалось. Отворил ее рывком. Выждал. Сказал:

– Спокойно, как… – поискал сравнения и нашел не самое удачное: – Как в морге.

Казус только фыркнул. Посоветовал:

– Зайди, убедись, что все чисто. Светлеет, так что отсчет пошел.

И, не дожидаясь ответа, повел скайскутер к двери. Штель сказал с запозданием:

– Да все тут в порядке. От двери – сразу направо, я дальше поведу.

Закатить машинки в моторную будку удалось без помех. Казус при этом проговорил:

– Легко их тут толкать – куда легче, чем в лесу.

– А вправо не уводит слегка?

– Имеет место. Отчего?

– А справа стена граничит с эллингом, где складывают добытое после обогащения.

– Ну и что?

– Там уровень гравитации уже не тот.

– Забавно. Вроде мы и не в космосе – а мерещится невесомость.

– Здесь пустяки. Вот спустимся – там еще не то увидишь. Вернее, ощутишь. Не бойся: мы туда совсем ненадолго. Мне лишь бы взять образец. И, если осложнений не будет – сразу же в седла и на всю железку! Если только взлетим – они нас уже не достанут, пусть грызут себе локти.

– Отчего бы тебе не взять из этого… из хранилища? Ближе и безопаснее.

– Из эллинга? Ближе – точно, безопасней – не сказал бы. Наоборот. Ты просто с этой материей не знаком, привычек вещества не знаешь. Там его слишком много, покажись там – тебя так шмякнет о потолок, что придется от него отскребать. Гравин ведь там уже после первичного обогащения; чувствуешь легкую вибрацию? Это обогатительная линия работает. Так что в той руде, что в эллинге – уже половина гравина. А в свежем, при добыче – пятая часть, там опасность куда меньше, хотя, конечно, может и не повезти. Кстати, условия безопасности запрещают появление в эллинге человека, и стоит ему возникнуть – ударят колокола громкого боя: общая тревога. А в шахту людям спускаться разрешено – конечно, с мерами предосторожности.

– Мы… Куда ты меня ведешь, собственно?

– К стволу, куда же еще? Сядем в клеть, управление там автономное, спустимся, прогуляемся до забоя, до самого момента истины…

– Там же вроде бы машина?

– Само собой. Но мы под ее лазеры не сунемся, конечно. Я возьму кусочек-другой с транспортера, и весь труд.

– Но потом сразу же назад!

– И никак иначе.

7

Неро. Частная квартира. Вечер 16 меркурия

В дверь – за отсутствием звонка – заколотили внезапно, грубо, уверенно – как извещает о своем прибытии власть.

– Ну, кого там еще несет? – Откликнулись изнутри не сразу, а только после второй серии ударов, когда дверь начала уже жалобно покряхтывать. – Я сплю уже, днем надо приходить.

Голос был женский. А с лестницы ответил мужской, сердитый:

– Открывай! Служба покоя!

– Господи боже, и что вам по ночам не спится? Счас, халат надену…

На самом деле Сана и не собиралась ложиться: знала, что придут, и была к визиту готова. Однако разыграть все следовало самым убедительным образом. Подбежать к окну. Распахнуть. Увидеть людей внизу, только и ждавших, когда она попытается удрать. Отпрянуть, захлопнуть раму. Еще помедлить. Пошла новая серия стуков; чего доброго, дверь выломают – зачем доставлять владельцам лишние неприятности, они-то ни в чем не виноваты.

– Да иду уже, тут я, открываю! Уж и потерпеть не можете – пива, что ли, насосались?

Отодвинула засов. Трое ворвались, словно ими выстрелили, один сразу налетел, прижал к стене, завел руки за спину, защелкнул браслеты. Двое промчались дальше, уставив перед собой дистанты. Квартирка была крохотной, искать там долго не приходилось, все располагалось на виду. Уже через минуту вернулись, доложили:

– Все чисто.

Сана, не теряя присутствия духа, спросила, точно дозируя и волнение, и обиду в голосе, и подавляемый страх:

– Что вам нужно-то? Скажите сразу, мне от вас таить нечего. Я домой гостей не вожу, дурью не торгую и сама не пользуюсь…

– Молчи, – посоветовал тот, кто ее задержал. – Отвечай на вопросы. Имя, фамилия?

Сана не ответила.

– Язык проглотила?

– Сам же сказал – молчать.

– Я сказал – отвечать! Ну?

– Ты прямо страшный такой, – сказала Сана, – я со страху все позабыла, как зовут – и то не помню. Может, Вирена, а может – Синера?

– Ты у меня дошутишься, – пообещал тот, что был, скорее всего, старшим группы. – Ты у меня так будешь смеяться – до упаду.

– Шеф, да она это, точно, – подсказал другой страж покоя. Протянул старшему пластинку с изображением. – Даже слепой опознает.

– Твое имя-фамилия – Зора Мель? – сурово вопросил старший.

– Если знаешь – чего же спрашиваешь?

– Ты арестована по подозрению в убийстве, а также за совершение побега из-под стражи.

– Вещички могу собрать? – поинтересовалась Сана спокойно.

– Твои вещички тебя в камере ждут, – ответил тот. – Давай на выход – шагом марш. И никаких фортелей не выкидывай: тут все оцеплено, некуда тебе деваться.

– Поживем – увидим, – ответила Сана, послушно направляясь к выходу. – Только учтите: тут все хозяйское, так что ножки ничему не приделывайте, чтобы не было неприятностей.

– Закрой рот, проститутка!

– А ты что – платил мне? Вот не помню!

– Закрой хайло, сказано!

Во дворе уже стояла машина – казенная, с решетками.

– Вот здорово, – сказала Сана. – Со всеми удобствами. Прям мечта.

И поерзала на сиденье, устраиваясь поудобнее.

Глава, вполне уместная

1

Неро, офис МГ, утро 17 меркурия

При взгляде на мастера (или теперь уже гроссмейстера?) ситуаций сразу же становилось ясно: человек доволен собой до такой степени, что будь у него сейчас часок свободного времени – да что часок, пусть даже сутки! – он провел бы их перед зеркалом, любуясь отражением человека не только умелого или везучего, даже не просто талантливого, но несомненно гениального. Во всяком случае, именно такие мысли посетили федерального советника Яра Ганифа, когда Рогнед вновь оказался в его кабинете, улыбаясь так ослепительно, что советник как-то помимо воли заулыбался в ответ и не сразу задал вопрос:

– Удалось?

– Это вам удалось, – ответил Рогнед. – Удалось обратиться к единственному человеку в этой части Галактики – а может быть, и во всей Федерации, – способному решить вашу задачку. То есть ко мне. С чем вас и поздравляю.

Советник осторожно отлепил улыбку от лица.

– Буду очень рад услышать подробности.

– Естественно. Потому что вначале задача, откровенно говоря, даже мне показалась не имеющей решения. Не скрою: я обращался, в общей сложности, к полудюжине капитанов и судовладельцев, слывущих отчаянными, с нашим предложением. Замысел был прост и элегантен: сразу же оглушить суммой фрахта, а уж когда они заглотят крючок – перейти к подробностям. Вынужден признать: идея оказалась не вполне корректной. Любой капитан с такой репутацией – тертый калач. Картина такая: он секунду-другую любуется сиянием предлагаемой суммы, а потом переводит свои буркала на вас и заявляет: «Насколько понимаю, речь пойдет о прыжке куда-нибудь на Маргину или в этом роде – в штормовую погоду?» Приходится подтвердить. «А какую вы предлагаете страховку?» Я, как и условлено, отвечаю: «двойную». Он улыбается, как отставная шлюха школьнику, пришедшему к ней со стибренными у папы десятью диконами, чтобы почувствовать себя мужчиной, и изрекает: «Если вы скажете «пятикратную», возникнет повод для переговоров». Мне, конечно, нетрудно было бы предложить и десятерную – но я знаю, что принести ему полис не смогу, поскольку таких денег у нас нет (внимательно слушавший Ганиф кивнул). И вот понимаете – один за другим шесть таких обломов; это способно у любого поколебать веру в себя – но только не у меня, советник…

– Постойте, Рогнед. К чему мне доклад о ваших неудачах? Переходите прямо к успехам.

– Вам не кажется, что для того, чтобы оценить всю сладость победы, необходимо сперва ощутить горечь поражений? Вы же не глотаете вкусный кусочек сразу, вы его перед тем обстоятельно прожевываете…

– Спасибо, что напомнили: подходит время обеда. Ну-с?

– В общем, я-то прочувствовал всю горечь. И тут на меня, как говорится, снизошла благодать.

– Да ну же! Рогнед, вы что – садист?

– Наверное, есть немножко… Так вот, в минуту, когда мне уже показалось, что я на самом дне и никогда уже не всплыву, вдруг вспомнилось: но ведь транспорт, известная вам «Красотка Тау», сейчас как раз на пути туда, куда мы и хотим попасть!

– Естественно, она доставляет кое-какое оборудование – для расширения производства, а если наскребут какие-то крохи гравина, то погрузят, понятно. Последний рейс перед перерывом. Но нам-то тут что от этого? Они уже далеко…

– Это вы так считаете.

– Интересно. Разве нет?

– В том-то и дело. При предразгонном контроле – вам известна эта процедура…

– Слышал.

– Они пришли к выводу, что необходимо что-то там переналадить, усилить, в общем, в этом роде. Своими силами. Потому что понимали: на этот раз им придется маневрировать в Просторе где-то впритирку с назревающим штормом, а им все еще хочется и жить, и хорошо зарабатывать. Вам докладывать не стали, чтобы не попасть под ваши громы и молнии, но фактически в то время, как мы полагали, что они уже в Просторе и ближе к выходу, чем ко входу, они еще только заканчивали пришивать последнюю пуговицу к последним подштанникам. И вот тут я их и поймал. Не стану говорить – каким способом, то была сложная комбинация со множеством хитростей, поскольку они соблюдали полное молчание, делая вид, что их тут давно уже нет – словом, я получил возможность переговорить с ними, представился как инспектор СПП – Службы прогнозов по Простору. А когда они откликнулись – сам себя разоблачил и сразу же успокоил их: сказал, что они задержались очень кстати, пусть все еще раз проверят как можно тщательнее, потому что лучшее время для старта все равно уже позади, и в Просторе штивать их будет еще так. А пока они станут наводить последний предпрыжковый лоск, мы доставим на борт еще несколько серьезных пассажиров, поскольку, мол, возникла необходимость срочно проконтролировать кое-какие дела на базе, куда они идут. Там, услышав, что за задержку с них снимать стружку не станут, обрадовались до полного расстройства желудка и согласились все выполнить: и еще раз проверить – во что я, откровенно говоря, не верю, – и дождаться и взять на борт контролеров. И сейчас ждут.

– Рогнед, в таком случае – почему вы еще здесь, а не на борту?

– Только потому, советник, что и вы здесь. Если полагаете, что я двинусь туда без вас… Нам ведь, насколько я понимаю, нужно выдавить из той девицы деньги «МГ». А если повезет, то и Штеля встретить. Ради этого и затеяли полет, не так ли? Кстати, советник: неужели на Маргине нет хоть завалящей ВВ-станции? По вневремянке мы попали бы туда мгновенно и без проблем.

– Если бы она была, стал бы я поручать вам найти корабль? Покойный Нагор ни за что не желал устанавливать на планете ВВ, и в общем правильно: опасался, что туда сразу хлынет масса всякого народу, а компании это совершенно ни к чему. Возможно, это лишь предположение, не более – что-то подобное там есть у военных. То есть несомненно было бы – находись там военные. Но мы этого не знаем: планета достаточно велика, а любовь военных к секретам – еще больше.

– Почему бы вам прямо не спросить у Командующего? По-моему, у вас прекрасные отношения с ним.

– Рогнед, вы же понимаете почему. У него сразу возникнет вопрос: а почему это нынешнему руководству компании, включая меня, так срочно нужно попасть на Маргину? Они начнут искать – и быстро докопаются до того, что мы сидим без единого микра денег. А мы никак не можем позволить, чтобы о нас возникло такое мнение: армия, беспокоясь за поставки гравина, может нажать на правительство – и нашу лицензию передадут кому-нибудь другому. Это было бы самоубийство, разве не ясно?

– Логично, – признал Рогнед. – Значит, я действительно не зря приложил столько усилий, чтобы полет стал возможным.

– Вопрос: как, в конце концов, мы туда попадем?

– Без проблем. «Красотка» по-прежнему на стартовой позиции.

– Кто еще с нами? Я думаю – Рен…

– Пожалуйста.

– Вы действительно молодец, Рогнед. В путь! Мне осталось только предупредить второго вице. И – быстрей, быстрей!

* * *

Капитан «Красотки Тау» встретил гостей без особого восторга. И даже не пытался скрыть свое недовольство еще одной, сверхплановой задержкой:

– Не знаю, о чем вы там думали и чем. Что у вас за срочность такая. Но предупреждаю: вовсе не удивлюсь, если из-за этих ваших фантазий весь рейс сорвется. Служба Простора выдала уже второе штормовое предупреждение, а они, в отличие от некоторых, знают, что говорят.

Советнику Ганифу такая манера разговаривать пришлась не по вкусу, и он уже набрал в грудь побольше воздуха, чтобы дать грубияну достойную отповедь; однако мастер ситуаций вовремя вмешался в разговор: он-то знал, что любой капитан на борту своего корабля привык ощущать себя если не творцом, то уж самое малое вседержителем, и разубедить его в этом может разве что судовладелец. Но «Красотка Тау» не принадлежала компании «Маргина Гравин АО», а была лишь зафрахтована, а кто являлся ее хозяином – никто толком и не знал. Ходили упорные слухи о том, что транспорт этот по сути был вообще пиратским. Но поскольку экипаж «Красотки» брался за такие рискованные дела, от которых все прочие открещивались категорически, юридический статус транспорта никого особо не волновал. И Рогнед знал, что тут качать права не приходится, и единственная возможность – договориться по-хорошему. То есть сделать так, чтобы у капитана глаза загорелись в полный накал. Поэтому он достаточно спокойно выслушал до самого конца:

– Порядочные люди так не делают. Вы подряжаете меня на доставку на Маргину нового энергоблока с реактором и еще всякой всячины – прекрасно, я согласен. Определяете сроки – я и с этим соглашаюсь, вы прекрасно знаете, что со мной всегда можно договориться. Я готовлюсь к старту очень серьезно, я ведь намерен действительно доставить ваш груз, а не выкинуть его где-нибудь по дороге при малейшей неисправности, как это делают иные шкиперы. Но у меня постоянно идет отсчет времени, потому что и к пространству, йомть его, и тем более к Простору, йомть и йомть, я отношусь с великим уважением. Так что у меня все рассчитано не по минутам, а по секундам! И если вам кажется, что я задерживаюсь, то это вам кажется, а не мне! Я с юных лет кишками чувствую, когда стартовать еще можно, а когда уже поздно, лишняя секунда утекла! Иначе я и не был бы капитаном, а протирал бы штаны в какой-нибудь конторе и звезды видел бы разве что в телескоп по выходным дням. Но что получается на деле? Получается, что когда все сделано, у меня уже все на «товьсь», вы вдруг возникаете и требуете, чтобы я обождал со стартом и принял бы еще пассажиров. Вас, выходит! Но у меня не летающий кабак и не летающий бордель, какие блохами сигают в пространстве, набитые всякими туристами, авантюристами, сексуально озабоченными дамочками и прочей шантрапой! У меня серьезное судно и серьезный экипаж, и мы беремся только за серьезные дела. И если я сразу же не послал вас туда, где вам и место, то лишь из-за глубокого уважения, какое до сих пор испытывал к фирме, которую вы тут вроде бы представляете. К порядку, который на фирме был, пока ею командовал Рик Нагор! Только в память его я сейчас пойду на тот идиотский риск, которому вы меня и всех нас – и вас самих тоже! – подвергаете, и попытаюсь проскочить в Просторе. Но! Категорически предупреждаю: если там возникнут хоть малейшие признаки начала серьезной непогоды, я сразу же возвращаюсь в пространство, возвращаю груз вам, чтобы не таскать его в трюмах полгода – до начала нового благоприятного периода, и ищу другой фрахт – и это при том, что вы мне до последнего медяка заплатите за этот рейс, как если бы он прошел в полном благополучии, потому что если он сорвется – виноваты в этом будете вы, и только вы, и никто кроме вас во всей Галактике и за ее пределами! Я вам ясно все изложил?

Все время, пока длился этот и действительно затянувшийся (по мнению советника Ганифа) монолог, он – нынешний почти-уже-президент компании – не раз и не два раскрывал было рот, чтобы возразить – и каждый раз Рогнед сильно дергал его за рукав, вовремя осаживая. А когда капитан поставил, наконец, последнюю точку – а вернее, последний вопросительный знак – мастер ситуаций, во время капитанской тронной речи лишь кивавший в знак полного согласия, начал исполнять свою партию:

– Безусловно с вами согласен, капитан, то есть все мы согласны. Однако мне кажется, что положение представляется вам в слишком уж мрачном свете. Я же считаю, что у нас есть все шансы без особого напряжения успеть на Маргину еще до серьезных раскруток в Просторе.

– Интересно, – капитан даже подбоченился, что должно было, наверное, подчеркнуть неприступность его позиции. – Вы считаете? Тогда, может, просветите нас, тупых и неопытных? Валяйте, не знаю, как вас именовать. Жмите до полного!

– В общем, это я и собираюсь сделать. Только еще одно замечание: вы сказали, что если рейс сорвется, мы выплачиваем полную договоренную сумму. То есть по двойной ставке, как вы хотели. Так? Я не ошибся?

– Желаю вам все в жизни понимать с такой точностью! Да, заплатите – потому что иначе вашего груза, что в моих трюмах, вам не видать, как своих ушей.

– Прекрасно. Ну а что вы скажете насчет пятикратной суммы?

– Пяти… Не понял. Отрепетуйте клером.

– С удовольствием, хотя чего тут не понимать? В случае успешного и быстрого завершения рейса мы выплачиваем вам (тут Рогнед грозно взглянул на советника, отчаянно дергавшего его за рукав) впятеро больше условленного. Это вас устроит?

– Это и любого устроило бы. Но это все – болтовня, потому что вы ставите невыполнимое условие. Время ушло, понимаете?

– Нет, капитан. Это вам только кажется.

– Ах, вот как? Слушай, ты, умник…

– Комплименты – потом, капитан. А сейчас – давайте простор-схему на экран, и будем разбираться.

– Да сколько угодно! Вот она, кушайте с маслом!

– Благодарю. Так… Красная линия – ваш предполагаемый путь, капитан? Я не ошибся?

– Тут и младенец не ошибется. Да, мой курс.

– По большой силовой линии до первого узла, там – зависание, смена румба, потом по малой линии, минуете четыре узла, на пятом снова – зависание, опять смена курса…

– Да, по обручу до второй смены курса – и там уже напрямую, без всяких изменений. Но только, умник, это все годится для спокойного Простора. А когда начинает штормить, когда все линии, и большие, и малые, начинают завязываться узлами – такими, что ни один боцман не развяжет, все это уже не стоит ни гроша. А я не хочу…

– Вам и не придется. Потому что, выйдя в Простор, вы пойдете совсем не так.

– Понял. Все понял.

– Что именно?

– Вы свихнулись на играх, любезный. Видно, с детства увлекаетесь? Это частая болезнь. Играючи, конечно, в виртуальном пространстве можно еще и не то себе позволить. А нам идти в реальном Просторе, и там игрушками и не пахнет. В игре я и сам вам покажу, как пройти, не пользуясь силовыми. В юности тоже увлекался. А потом Простор отучил, еще когда был я матросом второго класса. А вам, видно, не пришлось.

– Не пришлось, верно.

– Оттого и фантазируете с легкостью необычайной.

– Я фантазирую? Ладно, пусть так. Скажите, а Склуч что – тоже в игры играл? Фантазировал?

– Склуч? Какой, к дьяволу… Склуч, вы сказали?

– Вспомнили? Великий капитан Склуч. Тот, который ухитрился в тот самый шторм шестнадцатого года, когда на девять месяцев все сообщения через Простор были вообще закрыты, пройти с Теллуса на Стрелу-Третью, гибнувшую от эпидемии…

– Розовая чума, так ее называли…

– Вижу, что помните. Так вот, Склуч на «Лейб-гусаре» прошел с сывороткой и врачами-смертниками – так их тогда окрестили – сквозь весь Простор, без единой царапинки, и принес на Стрелу спасение. Что же, он шел по силовым, по-вашему? Или – играл в игрушки? Нет, капитан…

– Ну а вам-то откуда знать, как он тогда ухитрился? Он ведь потом так и не объяснил…

– Не объяснил, потому что знал: он не только проявил героизм и показал высочайший уровень астрогаторского искусства, но и нарушил великое множество правил, инструкций, законов. И что, когда восхищение уляжется – а это всегда происходит быстро. ...Вот если бы та планета вымерла вчистую, это помнили бы дольше, а когда героизм забудется, то все крысы, Простора не нюхавшие и никогда этого не желавшие, но сидящие в уютных норках всяких казенных заведений, повысовываются и вцепятся в него за все грехи – хотя бы из чистой зависти. Вот он и молчал до самой смерти. Хотя – может, он и сейчас жив, о смерти его вроде бы не сообщалось – но о нем и вообще мало кто помнит.

– Выходит, так. Но все же – вы-то сами откуда набрались всей такой информации? Каким способом?

– Да самым простым: я тогда летал с ним.

– И что же – были в том рейсе? Кем?

– Не врачом-смертником, поверьте. Штурманом-стажером. И то была моя первая ходка в Простор. Так что будьте уверены: отложилось в памяти все, до последнего.

– Гм. Выходит, что ты… Да. Извини, если я что-то… Просто не люблю, когда всякие гонят туфту, берут на себя чрезмерно. Как же тогда у него это получилось?

– Где тут у тебя установщик?.. Ага, нашел. Смотри: положение на стартовой. Первое движение…

– Вот как? Гм…

– Усек? А теперь главное: второе. Вне силовых, не обтекающее, а пронзающее!

– Но это ведь верный гроб!

– Потрогай меня. Я что – призрак?

– Никто так никогда и не пытался!

– Теперь ты уже знаешь: пытался – и с успехом. Шкипер, а ты понимаешь, что если освоишь этот способ – ты тогда кум королю? Любая точка мироздания – впятеро быстрее, самое малое впятеро, а может, и еще круче, потому что тогда на «Гусаре» мы самый полный не развивали – все-таки оставались еще какие-то следы инстинкта самосохранения.

– Йомть. Заманчиво, йомть. Совращаешь меня, штурман.

– Это если бы ты уходил, а я только махал тебе ручкой – ты мог бы так сказать. Но ведь я тоже на борту, и сходить не собираюсь.

– Если так – когда мы там окажемся?

– На Маргине? Счет на часы. После выхода в Простор, понятно.

– Ну, выход – не проблема.

– Договорились?

– Это точно – впятеро?

– Быть мне подлецом, если…

– Тогда… Ты – останься, остальные пассажиры – в жилой отсек, рысью. Через пятнадцать минут стартуем, кто не будет в коконе – я не виноват. Давай, штурман, настраивать гитару по-новому…

2

Маргина. «Круг». Днем 16 меркурия

Зора сказала светским тоном, как если бы этот визит был заранее условлен и с самого начала входил в ее программу (хотя сердце колотилось, как отбойный молоток, и колени дрожали – но стол, к счастью, не позволял видеть это со стороны):

– Здравствуйте, господа. Рада вас видеть. Присаживайтесь, прошу вас.

И плавно повела рукой в сторону дивана, изо всех сил стараясь, чтобы ни один палец не дрогнул.

Похоже, они ожидали не такой реакции; она не испугала их, конечно, но заставила приостановить движение: на мгновение они растерялись. Но лишь на миг; тот, что предлагал ей раздеться самостоятельно, пришел в себя первым, о чем свидетельствовали слова:

– Ты что, совсем дура? Мы, по-твоему, зачем пришли?

– Познакомиться, – сказала она безмятежно.

– Ты, девушка, кончай базарить, – вступил в разговор тот, что вошел первым. – Думаешь, мы не знаем, зачем тебя прислали? Только не гони туфту. Твое дело здесь – раздвигать ляжки пошире, а наше – все остальное.

– Вы думаете?

(«Ну что же: вот и пришло время схватки. Лучше было бы, конечно, если бы я успела как следует приготовиться, я еще не в норме. Однако эти парни производят впечатление не вовсе тупых; это не хорошо, подчинить их своему влиянию будет несколько сложнее. Но вовсе не невозможно. Главное – не бояться, действовать так, как я умею…»)

– Не волнуйтесь, господа, говорите спокойно, я внимательно вас слушаю. Так что вы имели в виду?

(«Слушай меня! Слушай и подчиняйся! На самом деле ты не хочешь меня. Совершенно не хочешь! Вообще – никакой женщины. Потому что их нет в этом мире, а ты можешь хотеть лишь того, что реально существует. На самом деле я – не женщина, я только кажусь тебе такою, но всмотрись – и поймешь, что это ошибка. Видимость, но не сущность. Смотри! Смотри!!»)

– Да ты не бойся: мы будем ласково, понимаем же, что надо тебя сохранить подольше. И весь разговор. Давай, а то из меня уже капает!

(«Откуда такая информация? Не шарада, все ясно. От коменданта. Решил, что я сразу же потребую его помощи – и он ее, конечно, окажет, в расчете на мою благодарность – в угодной ему форме. Но за его спиной будет еще два десятка персонала. Нет, Вангель, по-твоему не получится! Сейчас он начнет мне подчиняться, и эти его ощущения будут бессознательно восприняты другими – как это и должно быть».)

– Знаете, господа, вы меня удивляете. Вам же на самом деле ничуть не хочется чего-то подобного. Я не говорю, что вам не хочется любви, но ведь то, зачем вы пришли ко мне, ничего общего с любовью не имеет, не так ли? И вы помните, что вам осталось не так уж долго находиться в этом мире, впереди – свобода, ваши родные планеты, и там столько прелестных девушек, каждая из которых куда пригляднее меня – которые любили и будут любить вас искренне и преданно. Неужели никто из них не живет в вашей памяти?

Такого отклика на эти слова Зора, право же, никак не ожидала. Взрыв – вот как можно было его назвать. Заорали все наперебой – так что трудно было разобрать отдельные слова. Во всяком случае, поначалу. Лишь постепенно смысл возбуждения – или возмущения? – становился понятным:

– Девушки! Такие, понимаешь, суки…

– Думаешь, хоть одна дает? Да они друг с дружкой…

(«О ком это они? О тех, как их там… «кукушках»? До сих пор испытывают разочарование? Значит, надо не стимулировать, наоборот – подавлять их память. Насчет «кукушек» – звучит правдоподобно, там все зависело от программы, а она ведь могла быть неверной, это как бы заранее предполагалось…»)

– Друг с дружкой? Вы видели? Кто-нибудь видел?

– Да чего тут видеть? И так понятно! Думаешь, мы их не клеили? И по-хорошему пробовали, и силой… Они, стервы, дерутся, научены, одна может со всеми справиться. Мы тут все с покарябанными мордами ходили. Не хотят они с нами, поняла? А мы живые люди, баба нужна, живая, теплая!..

Похоже на истину. Такая программа должна была быть установленной. Она, значит, оказалась без сбоев.

– Господа, а не может ли быть так, что эти ваши мысли и желания потому так завладели вами, что вы отказались от работы – и излишек вашей энергии… Подумайте!

(«Странно, я не чувствую в них никаких сдвигов, похоже, что они совершенно не воспринимают моих посылов. Хотя энергии я сейчас даю даже больше, чем рекомендуется в таких случаях. Неужели Вангель прав и вся психотехника, и его, и моя, тут не срабатывает? Но почему?! Может быть, неверный подход? Нужно как-то иначе? Как?»)

– Да вранье это, подлая параша, ты кому поверила! Ты нам верь! Мы ведь работаем постоянно. Вон какую плантацию разбили! Нам бы сюда женщин – жен, детей, мы бы тут рай устроили! Срок кончится – мы отсюда никуда не уйдем, нет других таких миров, как этот. Но пока женщин не будет – ни грамма этой руды не добудем и никому не позволим.

– Вот как! Мечтаете о семьях – и пришли, чтобы меня насиловать? Как это у вас совмещается?

(«Нет, кажется, комендант был все же прав…»)

– Очень просто. Почему мы не работаем на руднике? Чтобы отменили постановление насчет женщин. А насчет тебя – ты ведь тут не просто так оказалась, тебя то же самое правительство прислало, чтобы нас утихомирить. Вот мы ему через тебя и покажем, что с нами так нельзя! Может, они хоть тебя пожалеют, а? Мы нормальные мужики, и тоже хотим, чтобы все было по-хорошему, по естеству… Тебя, конечно, против нас настроили. Но только наговаривают на нас много.

– Знаете, а я им верю – вы ведь и сейчас тоже так нагрянули: раздевайся, на диван, раздвигай ляжки...

После нескольких секунд молчания прозвучало:

– Ну, мы это… Разгорячились, конечно. Но только ты учти: раз уж ты оказалась тут, от нас все равно не уйдешь. Свою работу придется тебе делать. И лучше – по доброму согласию.

– Это кто вам сказал, что моя работа – такая? Комендант, конечно, кроме него никто не мог. Да только… Пускай один из вас, кто-нибудь, выйдет отсюда осторожненько и оглядится вокруг. И скажу вам, что он увидит: совсем близко, за первой же дверью – и самого коменданта, и еще десяток охранников. Зачем? А затем, что ждут – когда я закричу, а я, конечно, закричу, если меня станете силой брать. И вот тут они вам устроят баню, потому что они вооружены по-всякому, а вы – нет. Спросите – зачем? А затем, что мне потом хочешь не хочешь, придется под своих избавителей ложиться. Вам от этого приятно будет? Словите кайф?

Она видела, как мужики мрачнели; если спокойно к ним приглядеться – люди были как люди, хотя каждый и волок свой срок, но она помнила, что отпетых – убийц, насильников – сюда не брали, и правильно делали. Просто считают, что с ними поступают несправедливо, не дают того, что было обещано…

Первый повернулся к остальным, проговорил несколько слов тому, что стоял поближе к выходу. Тот кивнул, приотворил дверь, выскользнул. Зора продолжала:

– Я думаю, мы сделаем вот как. Меня ведь сюда прислали, чтобы с вами договориться, вас с компанией помирить, а не обслуживать лежа…

– Мы и не лежа можем, – не утерпел тот, что потребовал раздеться. Но на него зашикали:

– Погоди, пусть все скажет…

(«Нет, тут я сейчас ничего сделать не смогу. По какой-то причине они сильнее. Значит, надо бежать. Куда угодно – но не оставаться тут. Так что придется схитрить. Выйти из-под угрозы – хотя бы до тех пор, пока не пойму, что же тут такое происходит, отчего они сильны, а я – нет. Может быть, это то самое, о чем Сана рассказывала? Но я не очень чувствую… совсем не ощущаю, по правде говоря. Но чтобы в этом разобраться, нужна безопасность. Спокойствие».)

– Если я должна вам доказать, что против вас не настроена, что думаю о вас хорошо – то может быть, я на это и соглашусь. Не сию минуту, конечно. И не так, как вы сегодня вообразили. Я ведь тоже такая, как все: и мне хочется, чтобы за мной хоть немного ухаживали, чтобы меня лаской склоняли, а не силой, чтобы каждый из вас чувствовал себя порядочным человеком, и меня воспринимал тоже – порядочной женщиной. Только его, и ничьей больше. Сможете так?

– Да мы тебя на руках носить станем! – проговорил кто-то.

Дверь снова приотворилась, выходивший на разведку вернулся так же бесшумно, как и выходил. На него оглянулись. Он кивнул. Проговорил:

– Все так, как она сказала.

– Видите, ребята, – сказала она. – Так что сейчас лучше всего – вам спокойно уйти к себе, а… ну, скажем, через час пусть придет кто-нибудь один.

И возликовала внутренне: действительно, стали выходить – спокойно, достойно, как будто и в самом деле всего лишь наносили визит вежливости новой обитательнице «Круга-4». Задержался лишь тот, кто входил первым. Подошел к ней вплотную. Сказал вполголоса:

– За ответом я сам приду.

– Хорошо.

– Только учти одно: какой бы ответ ты нам ни принесла…

– Надеюсь, хороший.

– Какой бы ни принесла, – повторил он, – мне он не нужен. Мне ты нужна. Я решил. И от меня ты никуда не денешься. Все будет, как ты сказала: и свидание, и ухаживанье, и первый поцелуй – а потом поймешь, что другого такого тебе нигде не найти. А я про тебя это уже понял. И будешь ты моя, только моя. Знаешь, что я чувствую? Что ты уже и сейчас меня не стала бы отталкивать. Но сейчас не стану: другие поймут – будет нехорошо. А первый поцелуй – вот он…

3

Неро. Суд. 18 меркурия

– Суд приступает к установлению личности обвиняемой. Обвиняемая, назовите ваши имена – первое и родовое.

– Я Зора Мель, ваше достоинство.

– Ваше первое имя – Зора?

– Совершенно верно, Ваше достоинство.

– Имена обвиняемой установлены. Обвиняемая, вы имеете право выразить недоверие составу суда и ходатайствовать о его замене – лично или через вашего защитника.

– Ваше достоинство, я полностью доверяю составу суда и не намерена просить его замены. Что касается защитника, то я буду осуществлять свою защиту сама.

– Зора Мель, знакомы ли вы полностью с уголовным делом, рассмотрение которого только что начато нами? Понятна ли вам сущность выдвинутого против вас обвинения?

– С делом знакома, хотя на внимательное изучение документов у меня не было достаточного времени. Тем не менее сущность обвинения мне понятна.

А именно: меня обвиняют в заранее обдуманном убийстве промышленника Рика Нагора, совершенном с применением особо жестоких способов.

– Признаете ли вы себя виновной в предъявленном вам обвинении?

– Ни в коем случае.

– Обвиняемая, отвечайте внятно: да или нет. Признаете или не признаете. Изящные обороты речи тут, я полагаю, неуместны.

– Разумеется, ваше достоинство. Нет. Не признаю.

– Обвиняемая, я хотел бы, чтобы вы не отвечали столь скоропалительно, но обдумали бы свой ответ как следует. Напоминаю вам, что чистосердечное признание если и не уменьшает вины преступника, то, во всяком случае, позволяет суду более благосклонно отнестись к той мере наказания, какая будет объявлена в приговоре.

– Только в том случае, ваше достоинство, если суд признает меня виновной.

– Разумеется. Я имел в виду именно такое положение вещей. Конечно же, вряд ли кто-нибудь сомневается в том, что суд примет свое решение лишь после объективного и тщательного исследования доказательств и других аргументов, какие пожелают выдвинуть обе стороны, участвующие в процессе.

Только в таком случае.

– Именно на такое расследование, ваше достоинство, я и рассчитываю.

– И не ошибетесь.

– Ваше достоинство, хочу заявить следующее: я не убивала Рика Нагора и потому невиновна. Тем не менее, если аргументы обвинения покажутся мне достаточно убедительными – я, возможно, признаю себя виновной.

– Я не вполне понял вас, обвиняемая. Как прикажете это воспринимать?

– Буквально, ваше достоинство. Поверьте, я сказала эти слова по причине моего искреннего уважения к суду и к вам лично, а также полного понимания той нелегкой ситуации, в которой суд в данный момент оказался.

– Вы намерены оскорбить суд? Поверьте, это никак не облегчит вашего положения.

– О, что вы, ваше достоинство. Но я не сказала ничего обидного для суда, во всяком случае, я так думаю. Я лишь искренне изложила мою мысль. Вы понимаете, я более чем уверена в том, что господин обвинитель, а также та служба, которая занималась предварительным следствием и потратила немало труда, чтобы породить на свет такое количество записей, снимков и всего прочего – я вижу тут даже предметы моего личного гардероба, – все они, вместе взятые, просто не могли не собрать такого обилия доказательств и аргументов, вполне качественных, какое неизбежно произведет на суд требуемое впечатление. Так что и вы, и весь состав суда уверится в необходимости признания меня виновной и вынесения соответственного приговора, я полагаю – весьма серьезного. Но если я при этом буду настаивать на собственной невиновности и вообще непричастности к этому преступлению – разве что в качестве потерпевшей, и буду делать это совершенно искренне и чистосердечно, то и это обязательно найдет отклик в вашей душе. Да и не только в душе, потому что, ваше достоинство, ваши седины свидетельствуют о богатейшем опыте, а ваш молодой, острый взгляд – о глубокой проницательности. Иными словами – вы умеете определять виновность или невиновность подсудимого не только по материалам дела и показаниям свидетелей, но и по собственному впечатлению, которое у вас неизбежно складывается, хотя порой вы сами этого и не ощущаете. Так вот, такое впечатление у вас сложится, уверяю вас. И после того, как вы вынесете мне приговор – а он может оказаться и смертным, – а еще более – после того, как он будет приведен в исполнение, вас начнет, с каждым днем все глубже, терзать мысль о том, что я все же была ни при чем и оказалась лишь жертвой рокового стечения обстоятельств. И оно надолго, а может быть, очень надолго испортит вашу жизнь – в первую очередь потому, что вы перестанете верить в себя как в носителя справедливости, верить так убежденно, как вы верите в это сейчас. А ведь эта вера – главное, что есть у вас в жизни, и самое дорогое. Будь я обижена на вас или просто рассержена тем, что мне, невиновной, приходится стоять перед судом и отражать нападения, я бы сказала себе: «Ну, пусть так и делается, и это будет твоим приговором твоим судьям». Но я испытываю к вам, ваше достоинство, самые теплые чувства, и потому так и решила: если я в конце концов признаю себя виновной, то вам это принесет облегчение, и в ответ на угрызения не столько совести, хотя она у вас вероятно есть, но подсознания вы сможете возражать самому себе: «Но ведь в конце концов она созналась, вынуждена была сознаться – и, следовательно, никакой судебной ошибки не было, и быть не могло!» Вот чем было вызвано мое заявление, ваше достоинство.

– Я требую тишины в зале! Пристав, озаботьтесь, наведите порядок. Гм. Подсудимая, суд выслушал ваше заявление с сочувствием, но поскольку вы в нем ничего не требуете, рассматривать его не будет.

– Ваше достоинство, позвольте задать подсудимой вопрос.

– Советник, сейчас мы перейдем к судебному следствию, и вы, как обвинитель по делу, получите полную возможность сделать это.

– Мой вопрос касается только что сделанного ею заявления.

– Хорошо. Разрешаю.

– Подсудимая, если ваши чувства к суду действительно таковы, какими вы пытались их изобразить, почему бы вам не осуществить ваше намерение, не откладывая на какой-то срок? Иными словами: почему бы сразу, вот сейчас, не признать себя виновной? Вы бы сэкономили всем – и суду, и нам, да и себе самой – много времени и сил, а вы ведь не единственный, к сожалению, преступник в нашем прекрасном мире Неро, нашего внимания ожидают и другие. Ответьте, пожалуйста: вы согласны?

– Господин обвинитель, позвольте на ваш вопрос ответить моим: а вы что, любите получать деньги, не работая? Такой солидный мужчина, как вы, просто не может быть халявщиком. Не должен. Поэтому мой ответ: нет, не согласна. Вы сначала докажите суду – и мне тоже, кстати, – что у вас действительно имеются серьезные основания считать меня виновной. Признаюсь, среди материалов дела я таких не обнаружила. Но, может быть, я оказалась невнимательной? Вот и хочу, чтобы вы доказали это всем нам.

– Вторично требую полной тишины в зале! В противном случае публика будет удалена. Представителей средств информации прошу сделать свою деятельность менее активной, обилие вспышек мешает сосредоточиться. Благодарю. Переходим, наконец, к судебному следствию. Обвинитель, можете приступить к допросу свидетелей. Подсудимая, обращаю ваше внимание на то, что со стороны защиты, то есть с вашей стороны, в списках свидетелей нет ни одного имени. Возможно, вам отказывали в возможности привлечения к делу свидетелей с вашей стороны?

– Ваше достоинство, я очень тронута вашей заботой, но никто мне ничего не запрещал, потому что я ни о чем не просила. Но я хотела бы назвать моих свидетелей несколько позже, после того, как дадут показания свидетели господина советника.

– Право же, подсудимая, вы все делаете как-то странно, вопреки установившейся практике судебного рассмотрения…

– Ваше достоинство, я надеюсь, что не выхожу за законные рамки уголовного процесса?

– Собственно, пока – нет.

– Обещаю вам и впредь быть паинькой.

– Советник, приступайте.

* * *

– …Итак, свидетель, вы сказали, что звонок был получен по вашей линии в три часа двадцать семь минут…

– Виноват, только звонок пришел не по нашей линии, а по пожарной. Потому что там сработала пожарная сигнализация, когда она его жгла…

– Ваше достоинство, протестую. Разве свидетель был там, когда тело жгли? И разве он видел, что это делала именно я?

– Протест принят. Советник…

– Итак, свидетель, вы получили сигнал от пожарных. Что вы предприняли после этого? Подробно, пожалуйста.

– Ну, группа, как положено, дежурный покойник скомандовал – и мы…

– Пристав! Удалите публику из зала. Я предупреждал вас, дамы и господа. Сможете вернуться после перерыва – при условии соблюдения полнейшей тишины. Вы не в комедии! Свидетель, как понимать, что дежурный покойник скомандовал? У вас там что – покойники дежурят?

– Уж извините, ваше достоинство, я сдуру… Понимаете, мы сами себя – всех, кто работает в Службе покоя, называем покойниками, так издавна повелось. Те – пожарники, хотя правильно – пожарные, мы – покойники, привычка такая…

– Продолжайте, свидетель.

– Ну, значит, мы прибыли. Вошли, все было открыто, потому что пожарные уже там были, все погасили, вонь стояла такая – не приведи господь. Да вы знаете, наверное, как бывает, когда человечину жгут. Ну, и все заляпано кругом пеной, конечно. Вошли и видим: посреди комнаты лежит на ковре тело, то есть то, что от него осталось – огарок, в общем-то. Ковер, можно считать, погиб, дорогой такой ковер, толстый… Ну, мы пошли дальше – и нашли девушку, спящую вроде бы… Аппетитно так лежала, все наружу… Ну, разбудили. Препроводили к телу… Она увидела – и ну реветь, вся в слезах и в пене…

– Свидетель, скажите, видите ли вы эту девушку в этом зале?

– Вижу, совершенно точно. Вон же она – на скамье подсудимых, как это называется. Она самая.

– Это ее вы увидели там?

– А кого же еще? Ну, не только ее, понятно: там еще двое пожарников было, обрабатывали углы – так, на всякий случай, знаете ли. Так полагается.

– Продолжайте. Что вы делали дальше?

– Ну, я стал составлять протокол осмотра места происшествия, потому что был старшим в группе, а ребятам приказал девушку задержать. А потом прибыл вызнаватель Смирс, и мы девушку передали ему и стали искать свидетелей. Они нам объяснили, что эту девушку хорошо знают, она, значит, давно уже жила с убитым – то есть тогда, когда он был еще живым и здоровым. Была, в общем, его любовницей…

– Хорошо, этих свидетелей суд еще допросит в дальнейшем, не надо пересказывать их показания. Советник?

– Благодарю, у обвинения вопросов больше нет.

– Подсудимая, желаете ли задать свидетелю какие-либо вопросы?

– Да. Оказывала ли я какое-то сопротивление, когда его спутники уводили меня?

– Свидетель, ответьте.

– Ну, чтобы сопротивляться, так сказать, физически – этого не было. Но все время повторяла, можно сказать даже, кричала: «Рик, Рик! Это Рик!» Но это уже Смирс потом проводил с нею опознание, он бы мог рассказать – если бы был еще жив.

– Подсудимая, ответ вас удовлетворяет?

– Вполне, ваше достоинство. Еще один вопрос: а в спальне или на мне были какие-нибудь следы пепла? И чем его сожгли – чем-то облили горючим, или как-то иначе?

– Мне отвечать? Ну, таких следов не обнаружено, это же видно из протокола осмотра. А сожгли его, конечно, из дистанта, он же сжигает насквозь, а если облить горючкой – обугливается сверху, а нутро сырое, это надо долго поджаривать, чтобы… Хотя вообще-то это не ко мне вопрос, а к лаборатории. Только могу заранее сказать: она ничего другого не даст, потому что это и так видно. Дистант, точно. Только на месте происшествия его не оказалось.

– То есть, может быть, дистанта и вообще не было?

– Я ведь сказал: это не ко мне вопрос.

* * *

– Свидетель, назовите вашу должность.

– Я – судебно-медицинский эксперт Главного департамента Службы покоя нашего мира.

– Являетесь ли вы тем лицом, которое проводило осмотр, опознание и вскрытие тела Рика Нагора, обнаруженного…

– Да, ваше достоинство, я производил осмотр и вскрытие останков, а также присутствовал при их опознании.

– Кем было опознано тело?

– Лицом, которое является подсудимой на этом процессе.

– Других опознающих не было?

– Были, конечно, сослуживцы, прислуга… Но никто из них не смог ответить на поставленный вопрос сколько-нибудь определенно. Это и не удивительно: состояние, в котором находилось тело, практически исключало такую возможность. Оно же не позволило и прибегнуть к идентификации по отпечаткам пальцев или по сетчатке глаз: все это сгорело безвозвратно. Тело было, по сути дела, более чем наполовину кремировано уже на месте преступления. Однако мне удалось добиться достоверного результата при анализе генетического материала. И это несмотря на то, что у жертвы не нашлось не только родителей или потомства, но и вообще никаких родственников ни по одной линии. Возможно, причина в том, что Рик Нагор не являлся уроженцем Неро, и нет даже точных данных о том – когда и откуда он сюда прибыл. Но его генетическая формула все же была однажды снята – когда он регистрировал учрежденную им компанию «Маргина Гравин», и себя – в качестве ее президента. Эти данные имелись как в базе памяти компании, так и в соответствующей базе Службы покоя. Мне удалось выделить генетический материал из останков – и они совпали с компьютерными данными.

– Таким образом, вы уверены в том, что останки принадлежат именно Рику Нагору?

– Безусловно. Думаю, что это ясно видно из моего заключения – оно имеется в деле.

– Благодарю вас за точный ответ. Теперь скажите вот что: позволили ли осмотр и вскрытие тела определить способ, каким жертва была лишена жизни? Иными словами – каким именно образом этого человека убили? Был ли он сожжен живым, или сначала лишен жизни, а потом уже предпринята попытка сжечь его?

– Боюсь, что полная ясность в этом вопросе не может быть достигнута. Видите ли, скелет – а это и есть более или менее сохранившийся материал – не носит выраженных следов какого-либо насильственного действия. Нет следов применения холодного или огнестрельного оружия, нет переломов – в частности, череп не носит следов каких-либо ударов и иных поражений, ну, и так далее. Однако все мы понимаем, что и нож, и пуля могли пройти сквозь мягкие ткани, не задевая костей; это было бы совершенно естественно, если бы оружие находилось в руках опытного субъекта, профессионала. Равным образом человек не был повешен, в таком случае почти неизбежен перелом шейных позвонков. Однако он мог быть удушен, скажем, при помощи подушки – которая, судя по протоколу, на месте преступления не была обнаружена; человек мог быть отравлен – хотя найденные в соседнем помещении остатки блюд и напитков не содержали никаких следов ни одного из известных нам ядов; в воздухе, также подвергнутом анализу – я имею в виду образцы, изъятые на месте преступления, содержатся следы табачного дыма, очень много веществ, входящих в состав противопожарной пены, следы сильно пахнущих веществ, входящих в состав как женской, так и мужской парфюмерии – но никаких агентов, вдыхание которых могло бы вызвать смерть. Вот почему, советник, я затрудняюсь определить способ, каким убийство было совершено – если человек был умерщвлен до сжигания.

– Однако вы уверены в том, что это именно убийство, а не, скажем, скоропостижная смерть вследствие остановки сердца или чего-либо подобного?

– Я, ваше достоинство, склонен считать это именно убийством по, так сказать, косвенным признакам. Конечно, более точной формулировкой являлось бы просто «смерть по неустановленной причине», однако согласитесь: если с близким вам человеком случается, скажем, сердечный приступ, вы вряд ли станете пытаться сжечь его тут же на месте, рискуя вызвать пожар. Вы, скорее всего, вызовете медиков – в надежде спасти его, и если это не удастся, то остается ведь еще «срок надежды» – в нашем же морге. А если человеку, находящемуся рядом или во всяком случае поблизости, вовсе не хочется, чтобы умирающий возвратился к жизни, то вряд ли он, находясь в здравом уме, станет проделывать что-то, подобное сожжению: ведь если человек умер естественной смертью, то его тело послужит лучшим свидетельством отсутствия чьего-либо злого умысла или действия. Если же по каким-то причинам тело нужно все-таки ликвидировать, то ведь известно немало способов сделать это, не оставляя следов: вывезти и где-нибудь закопать или утопить, или поместить в ванну и растворить в кислоте, не поднимая никакого шума – человек в таком случае будет считаться находящимся в безвестном отсутствии достаточно длительное время, которое злоумышленник сможет использовать в своих интересах…

– Свидетель, хочу напомнить вам, что вы не должны читать лекцию о способах совершения преступления: на людей с неуравновешенной психикой ваши наставления могут повлиять не самым лучшим образом.

– Ваше достоинство, я хотел лишь, чтобы у суда возникла полная ясность по поводу того, что, строго говоря, нет достаточных оснований считать происшедшее именно убийством – я имею в виду прямые основания. Что же касается косвенных, то хочу сказать следующее: именно попытка, глупая, наивная и логически необъяснимая уничтожить тело путем его сжигания свидетельствует о том, что лицо, обвиняемое в убийстве, действовало в то время в состоянии невменяемости. Необходимо проведение психиатрической экспертизы подсудимой для определения степени вменяемости подсудимой. Потому что если она была невменяемой – а сделанное ею тут заявление, да и все поведение, свидетельствует об определенном нарушении психики, – то она подлежит не наказанию, а лечению, и…

– Свидетель, выносить подобные суждения и принимать решения – прерогатива суда, а не свидетелей. Лучше ответьте вот на какой вопрос: каким способом подсудимая – или другое лицо – сожгло тело жертвы? Надеюсь, это вы можете установить достоверно?

– Разумеется, ваше достоинство. Попытка была предпринята при помощи военного дистанта первого класса, работающего на полную мощность. Это оружие обеспечивает испепеление трупа без помощи каких-либо горючих жидкостей или иных легковоспламеняющихся составов.

– Однако такое оружие на месте преступления, как и вообще где-либо, обнаружено не было. Не могло ли применяться какое-либо иное средство для сожжения?

– Отвечаю с уверенностью: не могло.

– Благодарю вас. Подсудимая, есть ли у вас вопросы к свидетелю?

– Разумеется, ваше достоинство. Скажите, эксперт, что я такого сделала, чтобы вы сочли меня сумасшедшей?

– Свидетель, на этот вопрос можете не отвечать. Суд объявляет перерыв до завтрашнего утра. До этого времени подсудимая побеседует с психиатром.

4

Простор. Борт транспорта «Красотка Тау». 18 меркурия

Срезать уголок – это легко сказать. Да и сделать тоже не очень трудно, например, на поверхности планеты, в общем, достаточно устойчивой, надежной, прочной. Конечно, бывает риск – сокращая путь, угодить в болото или в зыбучие пески, или же – где-нибудь в горах или предгорьях – наткнуться на такую расселину или, напротив, отвесную скалу, которые придется обходить большим крюком, и в результате путь не сократится, а, напротив, потратишь лишнее время. Но все это, в конце концов, можно предвидеть, имея хоть какое-то представление о местности, по которой предстоит шагать или ехать. Иными словами, на поверхности риск минимален.

Куда сложнее плыть в незнакомых водах. Или пусть даже в знакомых – таких, где известен и обвехован фарватер, и двигаться нужно, внимательно следя за знаками – каков цвет вехи, что на ее топе – один голик или два, а то и просто крест вместо них, – и точно выполнять указания, какими вехи по сути и являются. Но если вам нужно быстрее, быстрее, а фарватер представляет собою ломаную линию, и он в итоге потребует вдвое больше времени, чем движение по прямой к нужной точке, и если вы решаетесь пойти на риск, то разумный человек не поставит на вас ни дикона. Потому что под нормальной, казалось бы, поверхностью воды может оказаться отмель, а может – риф, или еще хуже – мины, не вытраленные еще со времен последней войны. Так что опасность увеличивается, пожалуй, на целый порядок.

А еще хуже – продвигаться в недрах земли, в глубоких и длинных, беспорядочно ветвящихся пещерах, если даже там до вас уже бывали люди и тоже каким-то образом обозначили безопасный маршрут. Время в подземельях течет по-другому, и вот вам начинает уже казаться, что вы находитесь тут долго, очень долго, слишком долго. Общее направление движения вам известно – или вы полагаете, что известно, – и вот это ответвление, с которым вы только что поравнялись, уходит именно в нужном направлении, и прямо-таки требует, чтобы вы в него свернули. Плохо, если здравый смысл не одержит верх над нервным возбуждением: пройдет немного времени – и вы начнете по-настоящему понимать, что такое лабиринт, войти в который куда легче, чем выбраться, даже если вы образумитесь и повернете назад: вдруг окажется, что по сторонам возникает множество новых ответвлений, мимо которых вы спокойно проходили, – а теперь вместо прямого пути, ведущего обратно, видите перед собой целый веер, словно руку с растопыренными пальцами, и их даже больше пяти. Приходится в волнении искать собственные следы – и если они остались, то вам повезло, если же нет – таки плохо, как говорил старый извозчик из столь же старого анекдота.

Так вот: все эти опасности, сложности и страхи – просто детский сад по сравнению с той обстановкой, в какую попадает судоводитель, вломившийся, как и полагается, в сопространство – или Простор, как любят называть его профессионалы, – и вместо того, чтобы найти свою силовую линию, по которой ему следует двигаться до узла, где можно (если потребуется) изменить курс, – вместо этого совершенно разумного, хотя действительно не самого короткого пути между точкой, в которой вы вошли в Простор, – и той, где надеетесь из него выйти, вы, вынуждаемые обстоятельствами, отходите от этого надежного (если не штормит, конечно) фарватера и устремляетесь…

А куда, собственно?

А в никуда, вот самый простой ответ. Потому что если силовая линия как-то определяла ваш курс, то здесь нет ничего, что могло бы помочь вам определиться. Потому что Простор – такая среда, в которой известные нам законы, константы и даже логика просто не действуют. И полагаться на них – все равно что рассчитывать на спасение в водовороте благодаря тому, что вы хороший бегун и недурно играете в шахматы. Здесь нет звезд, нет даже нормальных атомов. Простор – это то ли предвещество, то ли его останки, оно везде – но, похоже, не занимает реального объема, и единственное, о чем точно известно как о постоянном его свойстве – это даже не одно, а, как теперь считает большинство исследователей, не менее двух дополнительных измерений, в которых Простор располагается. Шесть дименсий, и именно они дают возможность чуть ли не мгновенно оказаться в нужной вам точке, в которой сможете вернуться в наш родной пространственно-временной континуум. Движение по силовым превращает эти мгновения в часы и сутки корабельного времени – зато более или менее гарантируют безопасность. А вот сход с этих рельсов – увы…

И все же, как мы уже знаем, находятся звездоплаватели – хотя не часто, и их очень мало, – идущие на такой риск и, как ни невероятно, выходящие из такой переделки, во всяком случае, сохранив корабль и жизнь людей. Совершая весь путь вслепую и без помощи каких-либо приборов, которые способны что-то замечать и отмечать лишь при движении по силовым. Человек, осуществивший такую операцию хотя бы однажды (впрочем, неизвестно ни одного, кто отважился бы ее повторить), навсегда становится даже не героем – он почитается как существо сверхъестественное, как пророк, чудотворец…

И, наверное, такое отношение к нему совершенно обоснованно. Потому что пройти таким путем можно лишь одним способом: целиком положившись на свою интуицию, на подсознание, получающее информацию из таких источников, которым и Простор подчинен – как подчинено и все прочее, существующее ныне, существовавшее ранее или то, чему еще только предстоит осуществиться.

Это – полет с закрытыми глазами, поскольку даже открытые они не видят ничего: вокруг черно. Недаром вначале предполагалось, что Простор – это та самая черная материя, что занимает во Вселенной куда больше места и объема, чем сияющие миры. Однако черная материя не обладает пятью линейными измерениями, так что сходство тут всего лишь внешнее. Силовые установки корабля работают на полную мощность – но вы не можете увидеть, смещается ли он относительно черной среды, в которой находится, или так и остается на месте. Вам может показаться, что вы изменили направление – но через миг вы уже будете уверены, что ничего подобного, вы никуда не свернули, а еще через мгновение окажетесь готовы поклясться, что корабль кувыркается, вращаясь одновременно вокруг продольной и одной из поперечных осей, а вскоре после этого…

* * *

– Я, похоже, схожу с ума, слышишь, ты? Рогнед, ты меня слышишь? Тогда какого же рожна молчишь? Или, может, ты уже помер?

– Не дождешься.

Они двое сидели в центральном посту: капитан «Красотки Тау» и Рогнед, мастер ситуаций.

– У меня голова идет кругом – такая болтанка…

– Приди в себя, парень. Это у тебя в башке болтается – мозг или что там у тебя. На самом деле все нормально – нас несет…

– Несет! Сейчас нас так хрястнет обо что-нибудь…

– Тут нет ничего такого, не трясись.

– Какой-нибудь другой полоумный вроде нас.

– Да хоть десять идиотов. Пойми ты: здесь столкновения невозможны. Он просто пройдет сквозь нас, а мы – сквозь него, и никто ничего даже не заметит.

– Бредишь, Рогнед!

– Ничуть. Вспоминаю.

– У тебя так было?

– Иначе я не помнил бы.

– А потом? Как вы все-таки выбрались из этого небытия?

– Подожди. Я чувствую… Да… Быстро: мощность уменьшить вдвое – иначе окажемся слишком далеко…

– Откуда ты знаешь?

– Не знаю. Чувствую. Ну!

Капитан, морщась, дотянулся до клавиатуры.

– Молодец. Слушай! Слушай! Узел впереди! Мы близки к возврату в силовую сетку! Мы пронзили эту часть Простора – срезали все-таки угол!

– Ничего не чувствую…

– В этом я не виноват. Я четко ощущаю этот узел. Тот, который нам и был нужен! Капитан, держи хвост морковкой! И… Три градуса влево, семь – вниз по нашему ощущению. И приготовься уравновеситься в узле, чтобы не тратить лишнего времени.

– Да не верю я тебе. Ты это просто стараешься меня успокоить, воспитатель хренов!

– Сейчас врежу тебе…

– Да я делаю, делаю же! Что ты в самом деле!..

– Слушай, ведь и правда – узел! Ура! Ура!

– Не ори так. Смотри на пульт: приборы ожили.

– С ума сойти! Никогда не поверил бы.

– Теперь поверишь. Готовься к выходу. В пространстве мы окажемся где-то совсем близко от Маргины. Будь внимателен.

– Рогнед, а в узле не очень спокойно, а?

– Он уже чувствует приближение шторма. Того, который мы обогнали…

– Господи! – возгласил капитан ликующе. – До чего же приятно увидеть все на своих местах – до последней звездочки, до самой дальней галактики…

– Оставь их в покое. Смотри лучше на планету назначения. Кажется, нам надо подойти к ней так, чтобы сесть близ той, первой базы?

– Да ничего подобного. Я всегда сажусь на новой, туда везу груз, оттуда вывожу продукт. От старой базы надо держаться подальше.

– Но нам нужно именно туда.

– Вам нужно – мне не нужно. У меня свои инструкции. И не командуй: мы не в Просторе.

– Оно и заметно.

– Куда тебе нужно – попадешь и без меня. Они недалеко друг от друга, по сути, разрабатывают одну залежь – только с разных концов. Их разделяет хребет, так что садиться приходится на бреющем…

– Это уже твое дело. Надеюсь, ты нас не разобьешь… Эй! Что там?

– Что? Где?

– Большой экран, на десять часов.

– Ничего не… Черт! И в самом деле. Кораблик… На стационарной. Сейчас запрошу его…

– Не надо! Чей он может быть? Первой базы?

– У них ничего такого нет. Транспорты они фрахтуют – Нагор считал, что так выгоднее, чем держать свой флот.

– Тогда – чей?

– Без понятия.

– А ты не можешь его… сковырнуть? «Красотка» ведь вооружена?

– Подожди: дай определить, над чем он висит. Дьявол! Над новой базой. Значит, может быть и своим, и чужим. Вернее всего – чужим. Потому что наше начальство – все у нас на борту.

– Кто-то у вас высадился, вернее всего. Сбей его.

– Думаешь? Под твою ответственность.

– Согласен.

– Я его антиграв-пушкой. Увидишь, как она работает – блеск!

– Полюбуюсь с большим интересом.

5

Маргина. Рудник «Овал». Утро 17 меркурия

«Какой-то Штель тут другой, – подумал Лен Казус уже в клети, ощутив провал где-то под ложечкой, какой возникает, когда пол под ногами вдруг сразу устремляется вниз. – Как-то раскрепостился, словно чувствует себя куда свободнее, чем наверху. Или – в большей безопасности? Или.… Но вообще-то и мне ведь не страшно – скорее почему-то весело, настолько, что очень хочется песенку запеть, что ли, легкую, радостную. Самовнушение? Или же – что-то влияет на самом деле? О чем говорили умники из «Продолжения»? Без секретов тут уж явно не обходится, так что надо держать ухо востро: секреты все-таки – моя специальность в определенном смысле. И не забывать о безопасности. Во всех смыслах. Включая и тот – а не может ли получиться так, что я партнеру перестану быть нужным? Я помог ему добраться туда, куда ему хотелось, и теперь куда удобнее – от меня избавиться. Что он на это способен – я знаю совершенно точно, и по сути меня сейчас спасает только то, что он не понимает.… А насколько можно быть уверенным, что действительно еще не сообразил? А если понял и просто умеет не подавать виду? В общем, уравнение энной степени со многими неизвестными. Не расслабляйся, вызнаватель!»

Штель, однако, никаких агрессивных действий не предпринимал. И даже как бы вообще перестал обращать на Казуса внимание. Остановился, проворчав негромко: «Не спеши, тут надо осторожно». Недолго постоял на месте, только слышно было, как он шумно дышал – похоже, на минутку потерял контроль над собой. Потом пробормотал под нос что-то, совершенно неразборчивое. Казус рискнул – снова запустил зондирование и опять наткнулся на хороший блочок. Штель никого не хотел допускать к своим мыслям. Ну ладно, когда-нибудь он все же не уследит, ослабит защиту – просто устанет, это ведь требует постоянного и немалого расхода энергии, а тут – не под открытым небом, где восстановить ее большого труда не составляет; глубоко под землей – дело совсем другое. И тогда-то…

– Положи руку мне на плечо.

– Что? А, понял.

Казус вытянул руку, повел ею влево, вправо – нащупал.

– Идти будем в ногу, шаг – сантиметров сорок, шире не нужно. Это ясно?

– Уразумел.

– Шагом – марш! Раз, два…

Казус легко вошел в ритм. Свободной рукой надвинул очки-ноктоскоп на глаза – в надежде хоть что-то увидеть. Убедился в том, что они мало чем могут тут помочь: кроме спины Штеля, нельзя было различить ничего. Холодная порода вокруг, ничто не излучало тепла. А вот, пожалуй, слухом руководствоваться было в какой-то степени можно: шаги отражались от стен прохода, по которому они шли, и уже через минуту-другую Казусу показалось, что эхо стало чуть запаздывать, самую малость, но его чувствам, обостренным сейчас, и этого было достаточно. Видимо, пространство, в котором они продвигались, расширялось. И вдруг распахнулось. Одновременно Штель остановился резко, словно встал на тормоза, как ни старался Казус быть внимательным, но невольно налетел на партнера. Тот не обиделся, однако, но лишь предупредил:

– Закрой глаза. Даю свет.

Казус повиновался; через мгновение яркий свет ударил даже сквозь опущенные веки, пришлось зажмуриться что было силы, и все равно глаза намного заслезились. Казус стал приоткрывать глаза – медленно, очень медленно.

– В порядке? – спросил Штель. – Тогда входи.

Лен Казус не стал спрашивать куда, они стояли перед шахтной клетью, правда, мало чем напоминавшей традиционные кое-как огороженные площадки: эта скорее походила на грузовой лифт в доме достаточно высокого класса – не отделкой, конечно, но уровнем надежности: цельнометаллическая гондола с тремя иллюминаторами, овальная в сечении, изнутри стенки оказались на ощупь мягкими, простеганными ромбом. Рядом с дверцей, через которую оба вошли, виднелся пульт с несколькими клавишами и табло. Это заставляло предполагать, что внизу было несколько уровней, на которых можно было остановиться, выйти, если понадобится. Казус понимал уже, что Штель, чего бы он там ни обещал, не ограничится одним-двумя образцами; он хотел понять, какой системой пользовались устроители этого рудника – наверное, будет останавливаться у каждого столба, фигурально выражаясь. Самое время было начать беспокоиться: успеют ли они закончить тут все дела в темноте? Средь бела дня отсюда не выбраться, как бы не пришлось куковать тут до следующей ночи…

Череда мыслей вдруг прервалась, закружилась голова, тошнота подступила к горлу. Казус ухватился за единственное, за что тут можно было держаться: за Штеля, вроде бы сохранявшего устойчивость. Тот не выругался, не упрекнул, даже приобнял одной рукой, помогая сохранить равновесие. Проговорил – и в голосе была улыбка:

– Не ожидал? Как же это ты: не сообразил, куда направляемся? А еще сыщик – должен бы предвидеть…

Казус только теперь и сам догадался, в чем дело: они приближались к той глубине, где и залегала, видимо, мощная жила гравина, а гравин ведь тем и ценен, что генерирует антиграв-поле. Вот и возникает невесомость – если не полная, то во всяком случае весьма к ней близкая.

– Понятно…

– Еще не все. Сядь лучше на корточки: сейчас…

Штель не договорил, когда Казус торопливо последовал его совету. Вовремя: через секунду-другую снова нахлынуло головокружение – но теперь ненадолго. Партнер сказал:

– Ну вот, сделали кувырочек, теперь все будет нормально. Скоро остановимся. Дыши спокойно, редко, быстрее придешь в себя.

– Что значит – кувырочек?

– Не понял? Мы теперь – головами к центру планеты, поверхность – под ногами.

– Черт! Как же станем выходить?

– Так же, как сейчас стоим. Для наблюдающего сверху – шагать станем по кровле. Только осторожно, потому что в штреке гравитация примерно такая, как на Сельпе. Приходилось бывать там?

– Давным-давно, еще когда там была десантная тренировочная база.

– Ну, тогда освоишься быстро: эти навыки не забываются.

– Мне и там-то не нравилось, – признался Казус.

– Ну, мы тут не навсегда… Погоди, не вставай с пола: сейчас остановка.

И нажал на клавишу. Казус успел заметить – на какую: не самую нижнюю, но и не верхнюю, что-то понадобилось Штелю на предпоследнем уровне. Остановились.

– Если не по себе – оставайся тут, я на несколько минут только выйду.

Наверное, совет был разумным. Однако Казусу совершенно не хотелось даже и несколько минут пробыть тут в одиночестве: ему не нравилось здесь, совершенно не нравилось. А кроме того – побывать тут и не увидеть всего, что только возможно было бы, считал он, непрофессионально: мало ли где потом смогут пригодиться новые знания.

– Я с тобой.

– Ты, однако, упрям, сыщик. Ладно, пошли.

Казус встал на ноги не очень решительно – однако никаких неприятных ощущений не последовало, разве что под ложечкой ощущалась неуверенность, немножко сосало. Ничего, пройдет, – пообещал он сам себе, вслух произнося:

– Я готов. Где это мы?

– Шагаем. Транспортный штрек.

Можно было и не спрашивать: достаточно было одного взгляда, чтобы понять: этим путем добытая руда доставлялась транспортером к стволу, где лифт, доставивший людей сюда, занимал лишь малую часть пространства, а большая была отведена подъемнику. Вернее, то был не один какой-то подъемник, но конструкция, известная под названием «патерностера», цепь из объемистых камер или ковшей, медленно появлявшихся откуда-то снизу и на этом уровне загружавшегося с транспортера; руда падала с двухметровой высоты, и пока ковш проходил эти два метра, он успевал загрузиться почти полностью, крышка, коротко лязгнув, захлопывалась, а снизу уже выдвигался следующий, перехватывая каменный поток. Казус не удержался от вопроса:

– А как же они там… кувыркаются?

– Погоди ты…. Чьи же это?.. Ну-ка, ну-ка… Так и есть. Прости, о чем ты? Ах, да. А никак. Ковши не кувыркаются. Вектор гравитации меняется, а наверху они появляются крышками вниз. Запоры срабатывают – и груз сыплется в приемники, все целесообразно.

– Ну, ты сообразил уже, что хотел?

– Похоже, да. Но спустимся еще на уровень – туда, где работает комбайн-автопроходчик. Надо и на него посмотреть.

– Эй, коллега, ты ведь говорил – только прихватить пару камешков – вот и возьми с ленты. Время уходит.

– Как в давние времена сказано – время стоит на месте, это мы уходим, – ответил Штель как бы в некоторой задумчивости. – Нет, обязательно надо посмотреть хотя бы, что там за машины. Потому что… Стой!

Последнее слово было вызвано тем, что Казус шагнул в сторону, поближе к ленте транспортера, чтобы взять там пару осколков. В руке он держал только что вынутую из кармана плоскую коробочку.

– Ты что?

– Ни шагу ни туда, ни в другую сторону: вообще никуда.

– Да не попаду я в его ролы, не маленький…

– Кто говорил о ролах? Ты попадешь в поле зрения камеры, за которой следит наверху машинист транспортера; объяснить, какими будут последствия?

– Что же ты сразу не предупредил?

– Решил, что ты не ребенок; признаю ошибку. Думаешь, я не запасся бы уже образцами, если бы не эта опасность?

– А внизу что – лучше будет?

– Да. Комбайн, проходя дальше, какие-то осколки всегда оставляет, механизм – не более чем механизм, за собой не убирает, это потом, раз в трое-четверо суток. К счастью, здесь грунт – сам видишь какой, – массив, так что можно обходиться без крепления. А иначе тут гравина и не осталось бы, будь тут какие-нибудь наносные отложения – он сквозь них давно ушел бы в пространство, только его бы и видели. Ну вот, а там камеры смонтированы на самом щите, оператору важно видеть, как идет добыча, а не то, что остается в штреке. Ну а мы под его буры, естественно, соваться не станем. Так что – возвращаемся в клеть, едем дальше. Кстати, что это у тебя за штука? Уж не портсигар ли? Собрался здесь закуривать? И не думай!

– Да я вообще не курю, с чего ты взял? Это просто так, приборчик такой – регулирует сердечную деятельность.

– Дай взглянуть.

Казус, однако, успел уже спрятать приборчик в карман. Объяснил:

– Тебе он ни к чему – тут строго индивидуальная настройка. Идем, что ли? Или станешь придумывать еще какую-нибудь задержку?

– Ну что ты! Я ведь разумное существо.

– Правда?

Выразив таким образом свое сомнение, Лен Казус без дальнейших понуканий возвратился в лифт, Штель – за ним. Дверца затворилась, замок щелкнул, последняя кнопка нажалась.

На этот раз обошлось без головокружения, самого глубокого уровня достигли без приключений. И только когда снижение – то самое, что представлялось тут подъемом, лишний раз свидетельствуя о том, что чувства нас подводят – уже совсем замедлилось, кабину не сильно, но вполне ощутимо тряхнуло – раз, другой, третий…

– Эй, что с твоей техникой, Штель?

– Она не моя… Не знаю, что такое. Может быть, сейсмика какая-нибудь. Незначительные смещения где-то, не очень далеко – но уж во всяком случае не в руднике.

Однако мнение Казуса было иным:

– Ты уверен в своем диагнозе?

– Ну, во всяком случае… А ты что полагаешь?

– Боюсь, что это хуже землетрясения.

– Именно – что же?

– Мне приходилось такое переживать. Корабль не уменьшил скорость до безопасной заблаговременно, и теперь был вынужден тормозными импульсами выправлять ошибку. Три импульса. Сел благополучно. Иначе был бы четвертый – и очень мощный.

– Корабль?

– Сел едва не на головы нам.

– Это нехорошо.

– Тот самый, с которого я ловил мысли. Так что ничего удивительного. Говорил же я тебе: надо экономить время. Не то оно и в самом деле остановится, а мы с тобой уйдем.

– Прения открывать не будем. Так… так… Ну, вот что. Раз уж мы здесь, я предлагаю прежде всего закончить дело, из-за которого мы тут и оказались. А потом заняться оценкой ситуации и поиском выхода.

– Если он есть.

– Если нет – придется создать.

– Дай бог.

– Его и будем просить. Так что – шагаем вперед.

– Постой минутку. Ты не хочешь подстраховаться?

– Точнее?

– Кто-то прилетел, ведь так? Кому-то может захотеться того же самого, чего и нам: посетить производство. Лифт поднимут для него. И мы окажемся уже в самой настоящей мышеловке.

– А если он не поднимется…

– Решат, что возникла неисправность. Пустая кабина в самом низу. Или там есть еще одна такая?

– Я не заметил. Думаю, что нет. Может быть, аварийное средство для спуска в случае неисправности. Скорее всего, для одного человека – мастера-ремонтника. Или для двух. Ты прав. Выключаю его – и пусть теперь они ломают головы.

– Не наши, – уточнил Казус. Так, на всякий случай. Всегда есть смысл высказать свое пожелание – такая убежденность жила в нем издавна.

6

Маргина. Лес. Днем 17 меркурия

Зора бежала, поминутно оглядываясь – но никто ее не преследовал, даже не показался из-под купола, и добежать до опушки ближнего леса, нырнуть в густую тень удалось без приключений. Только тут она остановилась, чтобы перевести дыхание («Отвыкла, лентяйка, от таких упражнений, вообще позволила себе раскиснуть, поверила было, что все сложности в жизни решились раз и навсегда – вот тебе и устроили такую отрезвляющую комбинацию. Дорогой, надо сказать, ценой. Хотя осталось два дня, они пройдут – и все будет в порядке…»)

Она недоуменно потрясла головой, взмахнув волосами; так встряхивается собака после купания, поднимая облако брызг. Что за два дня? Откуда они вдруг появились? Совершенно непонятно, никто такого срока ни для чего не устанавливал – и все же память уверенно подсказывает: два дня. Даже не память скорее всего, а подсознание. Эй, девушка, тебе, пожалуй, стоит разобраться в себе еще до того, как станешь вглядываться в других. Но только не сейчас и не тут: купол «Круга-4» слишком близко, и оттуда того и гляди появятся то ли десять, то ли двадцать, то ли все вместе, объединившиеся для решения частной задачи: схватить и попользоваться. Сначала удалюсь на безопасную дистанцию, найду местечко поукромнее и там уже и отдохну, и как следует обдумаю, что делать, как искать…

Она углубилась в лес, на ходу успокаивая дыхание и одновременно всматриваясь в то, что было под ногами: сухие листья, отмершие ветки – хворостины шумно ломались под ногами; искала какие-нибудь следы – если те женщины, или комбионы, уходили из купола, то должны были заметную тропинку протоптать, и сейчас хорошо было бы ее отыскать. Но ничего похожего не было, она прошла уже километра два, пожалуй, точнее сказать нельзя было, в лесу не пройдешь напрямик, это не поляна; почувствовала, наконец, что теперь необходимо отдохнуть по-настоящему: страх, помогавший до сих пор держаться на ногах, преодолевавший и нервную, и физическую усталость, отступил, и его место заняла такая усталость, что говорит, отметая всякие возражения: «Ни шагу дальше не сделаю, нужен отдых, восстановить силы – не то их не окажется как раз в то мгновение, когда они станут действительно нужны!» Приходилось подчиниться.

И все же – не та это была усталость, что порой одолевала Зору в других мирах – и на Неро, и на Армаге – везде. Там такое изнеможение обязательно приносило с собой и желание видеть все в черном цвете, тупой пессимизм, ощущение: «Все потеряно, осталось только покориться, сдаться или просто умереть, потому что нет больше сил переносить такое». А здесь было не так: силы вроде бы и иссякли, но настроение оставалось светлым – какая-то подсознательная уверенность в том, что все в конце концов будет прекрасно, не только не исчезла, наоборот – как бы прибавила в весе. Это было хорошо, это было здорово: значит, можно еще сопротивляться тем бедам, что вдруг обрушились на нее. Все будет хорошо, обязательно будет – если… Если что – Зора не знала, но чувствовала: это «если» существует, и скоро она поймет, в чем именно оно заключается. «Похоже, – подумала она, – хоть в этом старшая сестричка не ошибалась: тут сам воздух взбадривает, успокаивает, усиливает желание жить. И не только воздух, кажется. Лес – тоже, сейчас среди деревьев у меня возникло вдруг такое ощущение, что я не в зарослях, а в хорошей компании, среди если не друзей, то во всяком случае существ, настроенных очень доброжелательно. Странные деревья, кстати, на Неро и даже на Армаге такие мне не попадались, хотя лес я всегда любила. Тут они какие-то… уверенные в себе, что ли, словно получающие удовольствие от своей жизни, каждое разрослось и ввысь, и вширь, множество воздушных корней, листья у одних круглые, слегка вогнутые, с суповую тарелку величиной, у других – почти правильные шары, маленькие зеленые планеты с отверстием на месте северного полюса, надеюсь, что это не хищники. Нет, не может быть, кажется, это от них и исходит то желание жить, какое я и сама вдруг начала ощущать – хотя казалось, что отчаяние уже близко». Значит, сейчас – во-первых, выжить. Во-вторых – дождаться.

Выжить – это понятно. Почему-то верится, что в этом лесу не умрешь с голоду, найдется что-то, пригодное в пищу. Какие-нибудь плоды, грибы может быть, птичьи яйца, съедобная мелочь, начиная с насекомых. Спасибо Марианскому колледжу, в котором выживание преподавали всерьез и качественно, и вовсе не только в теории. (Зора почувствовала, как рот наполняется слюной при одном воспоминании об этом. Странно – отвращение, с каким все они вначале относились к такому подножному питанию, сейчас не возвращалось, а вот голод уже давал себя чувствовать.) Конечно, в таком лесу могут существовать и хищники, даже крупные, однако. Рик в своих рассказах ни разу не упоминал о них, да и старшая, успевшая побывать здесь, тоже ни словом не обмолвилась. Нет, мысль о хищниках не вызвала страха. В отличие от мыслей о людях, возможно, уже идущих по ее следам. «Ну-ка, прибавь шагу!» – приказала Зора себе и послушно выполнила команду.

Выжить представляется возможным. А дождаться?

Дождаться – чего? Рик, конечно бы, пришел, прилетел, примчался – и выручил. Но его не было. Дождаться Смирса? В его появление верилось почему-то с трудом. Своих преследователей? Нет уж, вот кого не хотелось встретить больше ни под каким видом. Даже если они дадут страшную клятву больше не пытаться овладеть ею – ничем хорошим общение с ними не кончилось бы, несмотря на все ее способности и умения, и она уже, пусть и смутно, начала понимать – почему.

«Да потому, – сказала она себе, еще ускорив шаг, – что тебе тут пришлось бы бороться не с их психикой – здесь ты, может быть, чего-то и добилась бы, – но с влиянием самой этой планеты, с ее природой. А с нею мне заведомо не совладать. Потому что… потому что, скажу откровенно, если бы эта орава накинулась на меня сейчас – я, пожалуй, и не стала бы сопротивляться. Такие возникают желания, что… А ведь я тут – считаные часы. Что же сказать о бедных мужиках, находящихся тут месяцами? Вот отчего они и бастуют. Их можно понять. Но нельзя привести в состояние, которое принято считать нормой в современном обществе. Потому что вся Маргина дышит каким-то первобытным влечением, страстью; наверное, все пригодные к обитанию планеты проходили через такую фазу – иначе жизнь на них не могла и возникнуть. На большинстве миров Федерации этого нет, потому что жизнь на них принесена извне – нами, людьми. Господи, это чуть ли не ломка какая-то происходит, окажись ты, Рик, сейчас по соседству – честное слово, я тебя изнасиловала бы.

А если не Рик? Может быть, мне и не стоит убегать, а, напротив, вернуться и покориться – по своей воле?».

Но эта мысль не понравилась; напротив – вызвала чуть ли не отвращение. Да, Рик – да. Мощное желание отдаться. Но, как говорится, адресное. А мысль о ком угодно другом, не гася желания, вызывает чувство отталкивания. Что-то похожее на то, как если бы тебе, совершенно голодной, поднесли на тарелке – ну, скажем, кирпич. Стала бы ты есть его? Похоже, что ее ощущения – не просто желание тела, но и духа. Потребность в любви, а не в одном лишь сексе.

Желание это идет из подсознания, ясно. Как и сама любовь. Однако же… постой, постой. У подсознания свои каналы. И если оно шлет мне такие сигналы, то их могут получать и другие, а это может означать… нет, должно означать, что они вообразят: Рик на самом деле жив? Но тогда… Ладно, прежде всего эти сигналы свидетельствуют о том, что сейчас все более или менее в порядке. Подсознание не заставило бы меня страстно желать близости с мертвым, это было бы уже патологией.

Получается, что есть чего дожидаться? Ради чего выживать?

Для этого надо в первую очередь позаботиться о своей безопасности – хотя бы на время большого привала. При этом хорошо бы и поесть чего-нибудь, но ничего съедобного у нее не было, а переходить на жуков и гусениц она еще не решилась: голоду еще далеко было до такой степени. Хотя, наверное, и до этого дойдет. Ладно, сейчас – укрыться понадежнее. Опасность преследования все же оставалась реальной.

Оказывается, здесь это было не так просто, как показалось на первый взгляд. Лес не был такой чащобой, какой представлялся издали; на самом деле жизнеутверждающие великаны стояли поодаль друг от друга, как бы оставляя каждому место для развития; то было светлое редколесье, без завалов, буреломов, без заросших кустарником полян, где можно заползти в самую гущу и растянуться, наконец, на сухой, слегка пружинящей почве. Три десятка людей пройдут редкой цепью – и никуда она не ускользнет. Тем более что бежала и затем шла она, не заботясь о том, чтобы оставлять поменьше следов: не до того было. И ни одной норы – такой, куда можно было бы заползти, пусть и с немалым риском. Лес этот никак не годился для сокрытия беглецов.

А впрочем, так ли? Внизу – да, не укроешься. Ну а в третьем измерении? Деревья достаточно редкие, зато тень от их крон – плотная, густая, лучи светила не пробиваются сквозь листву. Вот там – гуща, в которой можно укрыться. Если только найти такой ствол, по которому хватит сил взобраться повыше. Там можно будет, наверное, заплести ветви, создать что-то вроде гамака. Ну-ка – пошли искать, пусть даже на полусогнутых!

Минут через десять Зора остановила свой выбор на великане неизвестной породы, с круглыми листьями. Толстые сучья его начинались метрах в полутора от грунта, и самым трудным при ее усталости оказалось как раз – взобраться на этот нижний ярус. Дальше пошло легче, даже сил прибавилось, неизвестно откуда. «Генетическая память, – подумала она весело, – далекие предки так и жили, только у них еще хвосты были, а мне придется обходиться без него. Но тут и так можно». И в самом деле, забираясь все выше, уже не видя землю, она чувствовала, как наливается спокойствием все тело – спокойствием и предвкушением отдыха. Земля закрылась, зато чем ближе приближалась Зора к верхушке дерева, тем больше возникало в листве просветов, позволявших увидеть, что прочие верхушки остались ниже, теперь лес можно было обозреть сверху. Тут уже можно, пожалуй, остановиться: та часть кроны, что оставалась выше, уже не казалась надежной, слишком тонкими были ветви. Но зато снизу ее никто не увидит, хоть бы все глаза проглядел. А тот сук, на котором она сейчас расположилась, двойной, развилок мог послужить основой для временного убежища.

Зора принялась пригибать ветки, которых на этих сучьях было немало. Выбирала самые длинные, чьи концы можно было переплести. Пригнула очередную – и, не выпуская ее из пальцев, всмотрелась в даль. И увидела.

Там – километрах в полутора – виднелось свободное от деревьев пространство. Глядя отсюда, было, конечно, трудно установить его форму, однако больше всего чистое пространство было похоже на правильный круг. То ли он зарос очень низким кустарником, то ли там вообще ничего не росло – но, во всяком случае, деревьев в этом кольце не было. Возможно, – с надеждой подумала Зора, – это какое-нибудь лесное озеро, в таком лесу наверняка есть и какие-то ручьи, значит, может быть и место, куда они вливаются. Потому что непохоже на то, что лес этот страдает от сухости, наоборот. Ну а там, где вода, там наверняка окажутся и люди – если они тут вообще есть. И даже если нет – у воды всегда можно выжить, комендант говорил ведь, что пропитаться тут можно и подножным кормом, тем более если человек, как я, например, имеет такую подготовку к выживанию, какую давал Марианский колледж. Да и Сана ведь не зря говорила о живущих тут женщинах. Они были раньше – надо надеяться, что никуда не девались. Ну что же: очень даже здорово… Если там действительно кто-то обнаружится – у них можно будет найти хоть какую-то помощь. Или, допустим, отдых и нормальный обед. А если очень повезет – с их помощью удастся покинуть этот мир, вернуться на Неро и там искать Рика или его следы хотя бы. Зора невольно усмехнулась: придется идти по стопам старшей сестрички.

А если это все-таки подразделение Круга? Часть плантации, о которой упоминалось. И там – те же мужики, как те, что остались под куполом?

Так или иначе – ничего другого не остается, как рисковать.

Нет, привалу на дереве явно не суждено было состояться.

* * *

Прошло не менее получаса, когда Зора остановилась. Вытерла пот. Недоуменно пожала плечами. И почувствовала, как тревога, улегшаяся было, оживает в душе.

Потому что лес все не кончался, и не возникало впереди никакой поляны, озера, вообще свободного от деревьев пространства. Одни деревья сменялись другими, только и всего. И это в то время, как – судя по пройденному расстоянию – она давно уже должна была выйти на чистое место. Зора в лесу ориентировалась достаточно хорошо и была уверена, что все эти полчаса выдерживала нужное направление. Жаль, что светило было закрыто плотными облаками, оно бы помогло ориентироваться. Но и так ясно было: шла Зора правильно. Что же тут за черт знает что?

Пришлось, превозмогая усталость, снова лезть на самое высокое из ближних деревьев. Вскарабкавшись – искать просвет в листве. А найдя его – произнести несколько слов, пользуясь тем, что никто тут ее не слышал.

Потому что безлесный круг оказался не перед нею, как она рассчитывала, а достаточно далеко справа. То есть шла она не прямо к нему (в чем была уверена), но по касательной, проходившей достаточно близко к поляне – но все же на таком расстоянии, что разглядеть нужное место не удалось.

Похоже было на то, что леший, или другой здешний хозяин, решил поразвлечься и принялся водить ее по зарослям.

«Не на ту напал, милый, – подумала Зора сердито. – Жаль, конечно, что я без приборов – но и так не пропаду. Научена».

И в самом деле – в любом мире, в котором есть растительность, и лучше всего – деревья, определить хотя бы север несложно. Остальное, как говорится, дело техники. «И усталости», – подумала Зора сердито. Потому что ноги уже стали подламываться, настоятельно требуя передышки.

Однако отдохнуть ведь можно и сейчас, лежа в приятной тени на мягкой траве и дыша этим чудесным воздухом, таким приятным, приятным, приятным…

«Эй! – окликнула Зора себя самое. – Не смей спать! Зора, меньшая!»

Погодите-ка: этих последних слов она вовсе не произносила. Это…

«Са, это ты? – мысленно спросила она. – Да?»

«Кто же еще? Слушай, очень срочно: расскажи как можно подробнее, как вы с Риком проводили тот последний вечер – ну, ты понимаешь, какой. Сейчас же! Это очень важно для нас обеих!»

На такой призыв нельзя было не откликнуться.

«Ну, мы устроили себе торжественный ужин, потом…»

И мысленно рассказала все по порядку. В деталях.

«Спасибо, меньшая. Что сейчас делаешь?»

«Кажется, засыпаю…»

Засыпать – это так сладко, так приятно, приятно, приятно…

7

Маргина. Рудник «Эвал». Днем 17 меркурия

– Штель, – сказал Лен Казус. – Вы разобрались наконец с вашими проблемами?

– К сожалению, да, – ответил спрошенный.

– К сожалению?

– Именно – потому, что мои подозрения оправдались. Это люди из нашей компании. Банальное предательство, только и всего. Наверное, этого следовало ожидать заранее – не хватило ума, увы.

– А скажите, коллега… Называю вас так потому, что вы ведь тоже проводили свое расследование, как и я. Так вот: не значит ли ваше умозаключение, что и убийство Рика Нагора совершено этими же самыми людьми? Ведь у них могло возникнуть достаточно серьезное основание для этого: не исключено, что он уже мог начать подозревать их в том, что они за его спиной и пользуясь его возможностями организовали незаконную разработку – ну, и так далее? И тем, по существу, подставили под удар его компанию: ведь когда все это всплывет наружу, именно компании придется нести ответственность перед властями.

– Да, оснований у них могло возникнуть немало.

– Следовательно, они это и совершили – или, во всяком случае, организовали?

– Заказать – могли, да.

– А совершить?

– Нет. Не думаю.

– Почему?

– У меня есть основания.

– Не хотите ли поделиться ими?

– Знаете – не хочу.

– Странно. По какой же причине?

– Ну, скажем так: я суеверен. Поэтому. Достаточно вам такого объяснения? Примите его, потому что другого не будет.

Казус лишь пожал плечами, говоря:

– Ладно. Не хочу с вами ссориться, потому что сейчас мы просто вынуждены держаться и действовать вместе. Так что перейдем к делам более насущным. Как вы рассчитываете выбраться отсюда?

– А вы уверены, что нам следует предпринять такие попытки?

– Странный вопрос.

– Вовсе нет. Скажите, Казус: вы ведь сами почувствовали, как легко нам тут дышится? Словно мы где-то в хвойном лесу, или в горах, или на океанском берегу, даже здесь, в глубине, а не на поверхности?

– Безусловно. Наверное, тут хорошая система вентиляции.

– Вы не очень наблюдательны, Лен, и это странно. Иначе давно заметили бы, что ее здесь вообще нет, ни хорошей, ни плохой – никакой.

– Как же тогда…

– Это все тот же гравин. Его влияние. Это очень многоликое вещество. И его воздействие на климат…

– Да? Что же вы умолкли?

– Подумал, что разговор не ко времени. Вернемся к делу. Итак, дышится нам тут хорошо. Воздух не испортится, гарантирую. Замерзнуть здесь невозможно, во всяком случае, пока механизмы работают – а я не думаю, что кто-то станет их останавливать. Среда практически стерильна: опять-таки влияние гравина.

– А нельзя ли его заодно и есть?

– Вряд ли это понадобится: наших концентратов хватит не менее чем на неделю – а за это время мы сможем хорошо обдумать положение и разработать надежный способ унести ноги.

– Вы забыли о воде.

– Это наше слабое место, безусловно. Однако где-нибудь на верхних уровнях она может оказаться. Подпочвенная, разумеется, но нам и она сгодится. У нас будет время поискать.

– Слушайте: а почему вы считаете, что через неделю удрать будет легче, чем сейчас?

– По одной причине. Как мы с вами поняли, только что сюда прибыл корабль. Судя по силе вибрации – не какая-нибудь скорлупа, а транспорт.

– Ну и что?

– Он простоит здесь неделю.

– Откуда вы знаете?

– Он пришел за грузом. И будет принимать его именно неделю. Поверьте: в этом-то я разбираюсь и знаю: мощности здешних, как и наших в «Круге-4» погрузочных устройств вряд ли позволят сделать это быстрее. Так вот, выбираться отсюда надо именно тогда, когда транспорт будет уже подготовлен к старту.

– Почему именно тогда?

– Для того, чтобы проникнуть на борт. Чтобы захватить корабль. И воспользоваться им в наших целях.

– Честное слово, Штель, я не понимаю. А ваша «Амора» что – перестала вам нравиться?

– Лен, я навсегда сохраню о ней добрую память, поверьте. Не качайте головой: я знаю, что говорю. Дело в том, что ее просто больше не существует.

– Она что – ушла в самовольную отлучку? Или вы ее куда-то отправили?

– Все проще – и печальнее: ее уничтожили огнем, вероятно, с транспорта. Они засекли ее на орбите и решили на всякий случай сбить – наверное, перед тем потребовали сигнала «свой» и, понятно, его не получили.

– Да ведь вы не видели ничего такого – откуда такая уверенность?

– Вы забываете, что у меня была с «Аморой» постоянная связь. Яхта сообщила мне о своей судьбе в момент ее разрушения. Так что мы не располагаем другими средствами передвижения, кроме этого транспорта. А нам нужно такое средство.

– Интересно, а куда они нас могут увезти? Кому предназначен груз?

– Не знаю, да это и не важно: они не увезут нас, потому что мы овладеем кораблем. Или – в случае неудачи – они увезут только наши трупы.

– Перспектива блестящая. Но, может быть, вы объясните – зачем вам так нужно овладеть кораблем именно здесь?

– Причина в том, что мне необходимо, во-первых, найти тут и, во-вторых – увезти отсюда, самое малое, одного человека.

– Здесь пахнет романтикой. Что же это за человек? Постойте, ничего не говорите. Попытаюсь угадать. Это… Понял. Зора Мель. Попадание?

– Казус, вы начинаете серьезно беспокоить меня. Вы лезете не в свои дела. Как вы догадались?

– Элементарно. Вы – Штель. Правая рука Нагора. Вы были в курсе всех его дел. И наверняка знаете об оставленном им завещании.

– Я-то знаю. А вы – каким образом?

– Осматривая его дом, нашел черновик в компьютере. Текст был стерт, но я умею восстанавливать уничтоженное в компьютерной памяти. По завещанию, вся собственность Нагора переходит к Зоре Мель. И она вам нужна, только не знаю: для того ли, чтобы помочь ей, или же…

– К черту ваши паузы, на меня это не влияет. Договаривайте до конца!

– Или же вы хотите каким-то способом что-то от нее получить: может быть, деньги, а может быть, и вообще первую роль в компании. И раз уж вам удалось установить, что другие высшие деятели «Маргина Гравин» замешаны в преступлении – если и не в убийстве Нагора, то уж во всяком случае в незаконном освоении и использовании залежей, а главное – в неуплате властям соответствующих налогов, то не составит труда передать их в руки, как принято говорить, закона, а самому остаться в белом фраке…

– Вы просто фантазер, Казус, и притом опасный.

– Ах, вот как. Уж не собираетесь ли вы, Штель, поступить со мной так же, как с Риком Нагором?

– Я? С Риком?

– Да, просто убить меня. Это ведь вы разобрались с ним?

– Абсолютно идиотская мысль. Услышать от вас такую глупость! Не ожидал.

– Это не мысль, Штель. Это установленный факт: вы были там – в доме Нагора, в той самой комнате, где произошло убийство, и именно в то время, когда оно состоялось. Вы, конечно, постарались скрыть свою ауру – но в какой-то миг защита не сработала, отпечаток остался, и я его в конце концов обнаружил. Почти случайно, но все-таки. Откровенно говоря, я был очень удивлен: ждать такого от вас, близкого соратника Нагора, было трудно.

– Вы с ума сошли!

– Наоборот: только-только вхожу в ум. И сейчас стараюсь понять, откуда берется странная непоследовательность вашего поведения. Оно совершенно не логично! Ведь, убив Нагора, вы все равно не могли оказаться во главе фирмы – в ней есть люди куда сильнее вас. Уничтожить всех их вам не под силу, и вы это отлично знаете. Следовательно, рассчитывать на какое-то продвижение вы могли только, выступая в союзе с этими людьми, вероятнее всего, и на убийство пошли по их поручению. Это понятно. Но я пока не вижу смысла в вашем нынешнем поведении. Если вы поняли, что здесь действуют те самые люди, чье желание вы успешно исполнили – почему же вы, вместо того чтобы спешить к ним, поступаете как раз наоборот – стараетесь не попасться им на глаза? Что, и против них успели нагрешить? Не хотите ли ответить? Я ведь здесь для вас никакой угрозы не представляю.

– Тс-с!

– Да нас тут никто не слышит.

– Тихо! Прислушайтесь, прежде чем орать, как на рынке.

– А что…

Минута прошла в молчании, в напряженном вслушивании.

– Штель, кто-то, кажется, спускается…

– Именно. Маленькая ремонтная кабинка, о которой я вам говорил.

– Что будем делать?

– Ну, Казус, у вас будет прекрасная возможность выдать меня этим…

– То же самое могу сказать вам: хороший способ избавиться от меня.

– Тогда станем поступать в зависимости от того, кто хочет попасть сюда. Вряд ли это ремонтник: на слух я не определяю никаких тревожных звуков, тут все работает нормально, я уверен. А если не ремонтник – значит, по наши души.

– В одиночку?

– Их может быть и двое.

– Рискованно с их стороны, вам не кажется?

– Трудно сказать. Раз они видели яхту, то понимают, что на планету прилетел кто-то, не предусмотренный. Однако ее экипаж мог с таким же успехом высадиться и на «Круге»: оттуда с легкостью можно было загнать яхту в ту же точку небосвода. Так что уверенности в том, что кто-то находится здесь, у них нет, но они решили на всякий случай проверить – чтобы дальше действовать в зависимости от результата. Думаю, один человек там или двое – но они вооружены.

– Стойте: а если они обнаружили скайскутеры – значит, знают, где мы?

– Тогда – конечно. Но в таком случае они не послали бы одного или двух. Потому что скутеров два – значит, тут может находиться не менее двух человек. Впрочем… скутеры могли ведь сделать и больше одного рейса. Может быть и шесть человек, и восемь… Но не больше: если они определили класс «Аморы», то знают, что больше восьми человек ей не поднять. Конечно, тогда посылать сюда двоих – опасно. Но… может быть и такой вариант: чтобы отправить группу более многочисленную, нужна большая клеть. Но она отключена и вызовам сверху не повинуется. Следовательно: спускается мастер с охранником, чтобы привести лифт в чувство. Очень правдоподобно

– Я думаю, Штель, что нет. Слишком уж мало времени прошло после их посадки. Считайте: им нужно посетить рудник, обнаружить скайскутеры, вернуться к начальству, обсудить ситуацию, снова прийти сюда, убедиться в том, что клеть не повинуется…

– Пожалуй, вы правы, Лен. Слишком рано.

– Значит, просто контрольная проверка. Но с определенной долей озабоченности: ведь лифт как-то оказался внизу и отключился. Поймем, когда увидим их. Желательно – раньше, чем они заметят нас.

– Займем позицию близ лифтовой площадки – но не на самом виду.

– В случае чего – что позволим себе, и что – нет?

– По обстановке. Но предупреждаю, Казус: я не отвергаю крайних мер.

– Я, пожалуй, соглашусь. Но – лишь в исключительных случаях.

– Поддерживаю. Потому что, Казус, я убиваю только, когда мне угрожают тем же. Я в общем-то не убийца-профессионал, хотя вы, я вижу, уже причислили меня к их гильдии.

– Надеюсь, у нас еще будет время поговорить об этом.

– Ничто так не скрашивает жизнь, как общение? Вы это хотели сказать?

– Странный вы человек, Штель. Чем ближе вас узнаю, тем больше удивляюсь. И блок у вас все еще стоит очень надежный, даже мне не по зубам… Что-то такое вы очень хотите скрыть. Кроме того, что я уже понял.

– Надежный блок? А кому нужны ненадежные? Осторожно: тут сразу направо. Не то влетите в стенку, поднимете шум…

– Сердечно благодарен. Слышите? Они остановились.

– Хорошо, значит, все-таки простая проверка, по всем уровням. У нас есть время выбрать позицию. Пожалуй, я засяду вот здесь. А вы, Казус, затаитесь напротив. Вероятно, выйдя и ничего тревожного не заметив, он или они направятся по одному из этих двух штреков: больше им просто некуда деваться. Тогда в любом случае тот из нас, кто уже в этом штреке, преграждает им путь как можно более грозно. А другой через мгновение уже оказывается у них за спиной – и вот они в окружении.

– Вам бы армией командовать, Штель.

– Только-то? Вы все еще меня недооцениваете, сыщик.

– Не во всем, Штель, не во всем.

– Тихо. Больше ни слова.

8

Неро. Суд. Днем 17 меркурия

– Свидетельница, итак, вы своими глазами видели, как подсудимая и жертва преступления ссорились и даже дрались?

– Своими собственными, да уж конечно.

– Как вам удалось это увидеть?

– Ну, как – как люди видят. У них на первом этаже окна такие огромные, почти до земли, и они когда закрывают шторы, а когда и нет. А у меня обычай – прогуливаться по вечерам, перед сном. В том числе и мимо их дома. Ну, а когда там все освещено, тут даже не захочешь, а увидишь. Вот я и заметила, как они там…

– Теперь, пожалуйста, подробнее: что именно вам удалось увидеть, когда вы проходили мимо?

– Ну, сперва они сидели за столом, напротив друг дружки, ужинали. А потом стали спорить. Сильно ссориться.

– Не удалось ли вам услышать – о чем именно шел разговор?

– Нет, ваше достоинство, там как-то устроено, что наружу ни звука не доносится, сколько ни слушай. Но это и так все было понятно: когда люди так вот сидят друг напротив друга, склоняются навстречу так, словно бодаться собрались, рты так разевают, то по очереди, то оба сразу, и руками машут, словно вот сейчас бросятся в драку – тут и слышать ничего не надо. Все само собой ясно.

– То есть они именно так себя и вели, и вы это видели?

– Ваше достоинство, я ни словечка не прибавила. Все видела с начала до конца.

– Интересно. Чем же это закончилось?

– Да так закончилось, как и надо было ожидать. В конце концов они повскакали с мест, друг на друга набросились, стали как бы бороться, но тут, конечно, где ей было с ним управиться: она женщина субтильная, а он, надо сказать, был мужчиной крупным, не слабым, он ее, понятно, в два счета сборол, схватил в охапку и утащил куда-то, не знаю куда. Но точно наверх, на второй этаж. Может, хотел где-нибудь там прикончить, да, видно, она ловчей оказалась, вывернулась – и, значит, его как-то шандарахнула чем-нибудь – а потом и жечь принялась.

– И вы видели, как она его жгла?

– Нет, ваше достоинство, чего не видела, того не видела. Снизу ведь на второй этаж не заглянешь, верно? Да и потом – я ведь всего лишь мимо проходила, почти и не задерживалась, как же я могла…

– И все, что вы тут описали, вы успели увидеть, проходя мимо?

– Ну, ваше достоинство, хожу я медленно, чтобы воздухом побольше надышаться, иногда даже останавливаюсь для полного удовольствия. Вот так и получилось, что…

– Благодарю вас. Подсудимая, есть вопросы к свидетелю?

– Нет, ваше достоинство.

– Означает ли это, что вы подтверждаете ее показания?

– Целиком и полностью: то, что она подглядела, действительно происходило в тот вечер – перед ночью убийства. Очень жаль, что при этом она ничего не слышала. Если бы я знала, что за нами наблюдают, отворила бы окно, чтобы звуки проходили беспрепятственно.

– Если бы она что-то слышала – что изменилось бы?

– Ее показания. Ей не пришлось бы придумывать лишнего.

– Разъясните, что вы имеете в виду.

(«Сестричка, позволь настроиться на тебя, как обычно!..»)

– Мы действительно ужинали, ваше достоинство. И нам было очень хорошо. Как и обычно. А когда нам хорошо, мы поем. Чаще всего – дуэты. И в тот вечер мы пели – этого я никогда не забуду – знаменитый «Дай руку мне, красотка» – Моцарт, «Дон Джиованни», Земля, давным-давно… Но такая музыка не умирает, даже не старится.

– Охотно верю. Но затем вы пошли врукопашную? Так?

– Можно и так назвать. Но я же вам сказала, что мы пели: «Дай руку мне, красотка!» Разве после этого можно усидеть, не броситься в объятия друг другу? А мужчина при этом – разве может не подхватить свою женщину на руки, чтобы унести ее в… Я думаю, вы понимаете куда. Вы же мужчина, ваше достоинство!

– Я еще способен это понять – но понимаю и другое: это всего лишь ваша версия происходившего. И боюсь, что там, на втором этаже, не оказалось никого, кто мог бы видеть то, что происходило там затем?

– Теперь я способна пожалеть, что свидетельнице не пришло в голову взобраться на дерево, чтобы понаблюдать и за всем дальнейшим. Но тогда мне и в голову не пришло, что это может понадобиться.

– То есть Нагор был убит еще не тогда?

– Тогда он мог умереть разве что от любви – но я ему не позволила бы, он был мне нужен живым.

– Что же, по-вашему, произошло потом?

– Потом мы как-то незаметно уснули – хотя далеко не сразу, как вы понимаете, мы немало времени бодрствовали. Но потом сон все-таки одолел – во всяком случае меня, да и Рик задремал тоже, а проснулась я от дикого кашля, потому что дышать пришлось уже не воздухом, а жутким, удушливым дымом! Я испугалась, но тут меня подняли с постели, вытащили в музыкальную комнату, потому что она там рядом со спальней – и там я увидела то, что еще до меня увидели пожарные и полицейские… Страшный, обугленный труп Рика. Я сразу поняла, что это труп, он обгорел весь, целиком.

– Кто же мог это сделать, подсудимая? Не думаете ли вы, что это было делом рук свидетельницы, что только что давала показания?

– Что вы, ваше достоинство, конечно, нет! Но я не знаю, кто мог это сделать, даже не предполагаю. Однако думаю, что найти виновного должны служители покоя, а не я, потому что я ведь тоже являюсь жертвой – хотя бы потому, что нахожусь здесь, а не у себя дома….

– То, что вы рассказываете, подсудимая, звучит убедительно, даже весьма убедительно. И суд был бы готов поверить вам – если бы не некоторые обстоятельства, заставляющие усомниться в вашей правдивости и искренности.

– Какие же, ваше достоинство? Мне не терпится узнать о них.

– Советник, вы выражали намерение ознакомить суд с документами…

– Совершенно верно, ваше достоинство. Могу ли я приступить к их оглашению?

– Сначала просто ознакомьте суд вкратце с их существом, потом суд ознакомится с ними, чтобы решить вопрос о приобщении их к делу.

– Благодарю вас, ваше достоинство. Итак, документ озаглавлен так: «Протокол зондирования подсознания Зоры Мель, обвиняемой по делу…», следует название дела полностью. Зондирование проводил в процессе исследования психического состояния обвиняемой доктор инструментальной психиатрии Тонч Брун. При зондировании присутствовал старший эксперт отдела нетрадиционных доказательств Кондит Люпар. Я оглашу сейчас самую суть. Вопрос, обращенный к подсознанию обвиняемой: «Когда началась ваша сексуальная близость с Риком Нагором?» Ответ, почерпнутый в подсознании: «Никогда». Вопрос: «Когда вы впервые поняли, что любите Рика Нагора?» Ответ: «Никогда его не любила и не люблю». Вопрос: «Какие же цели вы преследовали, устраиваясь на службу к нему?» Ответ… Ответ на этот вопрос, а также и на все последовавшие, к сожалению, получен не был в силу того обстоятельства, что подсознание анализируемой как бы коллапсировало, то есть полностью закрылось от внешних воздействий, благодаря, быть может, содержавшейся в нем предварительно внушенной программе. Однако, ваше достоинство, обвинение полагает, что и двух уже полученных ответов вполне достаточно, чтобы установить, что показания обвиняемой в части ее отношений с жертвой не соответствуют действительности. Что ставит под сомнение и всю ее защитительную базу.

– Похоже на то, советник, что суд должен будет согласиться с вашими выводами. Подсудимая, что вы можете сказать по поводу только что оглашенных документов?

– Боюсь, ваше достоинство, что в них нет ни слова правды. Не знаю, о каком зондировании и каком аппарате идет речь, а там, у психиатров, в дурдоме, мне просто позволили как следует выспаться: там все же куда удобнее, чем в камере. Да не было никакого зондирования!

– Советник, что вы можете сказать по поводу сделанного заявления?

– Ваше достоинство, как доктор Брун, так и эксперт Люпар присутствуют в настоящее время в комнате свидетелей и могут быть допрошены в судебном заседании в любой миг, как только суд пожелает их выслушать.

– Подсудимая, желаете ли вы, чтобы названные лица были подвергнуты допросу в качестве свидетелей?

Подсудимая молчала.

– Суд воспринимает ваше молчание, как отказ от вызова этих свидетелей. В таком случае суд задает вам вопрос: каковы в действительности были ваши отношения с Риком Нагором? Какие цели вы преследовали в общении с ним? Действовали ли вы по чьему-то поручению, или только в ваших личных интересах?

Снова ответом было молчание.

– Подсудимая Зора Мель! Суд с нетерпением ждет ваших ответов. Иначе…

– Отвяжитесь наконец, судья! Не будет вам никаких ответов. Думайте, как хотите. Я просто выполню свое обещание: ну убила я его, если уж вам так хочется. Почему и зачем? Ну, может, просто потому, что он со мной не захотел спать; достаточно вам такого мотива? Все. Выносите ваш приговор и спите спокойно. Я устала, дайте отдохнуть.

– Суд удаляется для вынесения приговора по рассматриваемому делу.

* * *

«Черт, с этим анализом, или как его там – зондированием они меня подловили, безусловно. Этого ни Рогнед не предусмотрел, ни я сама. Плохо. Ну что же – во всяком случае, лучше или хуже, но результат достигнут. Каким будет приговор – догадываюсь. Так что придется срочно выпутываться, рассчитывая только на свои возможности. Ну, что же – для того, чтобы оставить их перед пустой камерой, у меня сил, пожалуй, хватит. Поскольку охрана моя – я в ней уже разобралась до мелочей – уже через десять минут станет мягкой, как свежая булочка. А вообще-то я даже довольна, что эта тягомотина кончается: надоело уже и однообразие, и неподвижность, и эти их рыбьи физиономии… Судья, правда, мужик ничего, если бы он меня, скажем, пригласил на ужин, я скорее всего согласилась бы – только место выбрала бы сама. Хотя… Нет, теперь уже не согласилась бы. Теперь есть Рогнед, неожиданно вновь найденный. Впрочем, счастливые события происходят чаще всего неожиданно…»

* * *

– Прошу встать, суд идет!

– Именем мира Неро… Суд считает доказанной вину подсудимой, гражданки мира Неро Зоры Мель в убийстве с отягчающими обстоятельствами гражданина мира Неро Рика Нагора… Суд назначает Зоре Мель наказание в виде смертной казни путем введения в ее организм отравляющего вещества. Учитывая особую жестокость совершения убийства, суд, пользуясь правом, данным ему статьей 386-й, параграф 3-й Процессуального уложения мира Неро, относит настоящий приговор к категории 6(4), то есть судебных решений, не подлежащих обжалованию и приводимых в исполнение в кратчайший срок, то есть не позже третьего дня после оглашения приговора... До исполнения назначенного наказания определить приговоренной содержание в специальном отсеке тюремного корпуса с современным уровнем охраны…

* * *

Камера оказалась совершенно другой, с точки зрения тюремных властей – куда более надежной. Но Сану это как раз беспокоило меньше всего: проламывать стены она не собиралась.

Тревожным оказалось другое: новая охрана.

И потому, что состояла она целиком из женщин, и было их никак не менее десятка.

Но еще более – потому, что были они, эти женщины, какими-то странными.

Нет, с виду у них все было в порядке: бабы как бабы. Скорее даже девушки. Наверное, подбирали их для этой службы с великим тщанием и собрали такую команду не сразу: были они очень похожи друг на друга и фигурой, и чертами лица, и манерой двигаться, даже голоса были схожими, а больше всего – взгляды: безмятежно-равнодушные, как бы мимо тебя глядящие глаза, ни на что не реагирующие (как ни старалась Сана расшевелить их хоть немного, и улыбалась, и гримасничала, даже язык высовывала, на нее продолжали смотреть, как на пустое место – но такое пустое место, которое следует бдительно охранять). Она попробовала было перейти к более активным действиям – стала говорить, как она рада, что охранять ее поручено женщинам, что она просто истосковалась по женскому обществу, хорошо бы познакомиться, девочки, что там будет – то и будет, но сейчас-то к чему об этом думать, если есть возможность просто пообщаться… Девочки, а где вы такие прически делаете? Дорого стоят, наверное? А одевают вас красиво, и сами вы красавицы, даже завидно, честное слово… Про себя же думала: «Рыбы сушеные, от вас же льдом веет, вас жалеть впору – кто же вас, таких, трахать станет? Разве что белые медведи, да и то вряд ли. Нет, я поняла, зачем вы тут существуете. Меня сторожить – это случай, эпизод, а на самом деле вы здесь для того, чтобы использовать вас как средство наказания для приговоренных мужчин, или еще лучше – для получения показаний от тех, кто не желает сотрудничать с правосудием: подложить любую из вас под такого – и он сразу же закричит о явке с повинной, потому что уж лучше получить срок, чем разочароваться в прекрасной идее вечной женственности…»

Но, какими бы они в конце концов ни оказались, найти какой-то способ воздействия на них было необходимо.

«Иначе ведь и в самом деле всерьез убьют», – подумала Сана с неожиданным, непривычным для нее ощущением страха.

Рогнед, я тебе верю и в тебя верю – не можешь ли там как-нибудь поторопиться? А то ведь приедешь – а меня уже сожгут или зароют, и ты будешь об этом очень сожалеть, это я твердо знаю: будешь.

– Девочки, а можно, я шапочку примерю? Ну, хотя бы вот твою… Как тебя, кстати, зовут? А то как-то неудобно – даже имен не знать…

Деревянным, безличным голосом, монотонно та охранница, к которой Сана обращалась, отчеканила:

– Не разговаривать. Не приближаться. Можно сидеть. Можно лежать. Можно оправляться. После доставки пищи можно есть.

А поскольку Сана все-таки успела сделать шаг по направлению к ней, безымянная охранница сама шагнула ей навстречу, обеими руками схватила за плечи, стиснула так, что Сана невольно вскрикнула – и толкнула к узкой и даже по виду жесткой койке.

Нелегко получалось с налаживанием общения. Попробовать еще что-нибудь?

Сидя на коечке, Сана запела, стараясь, чтобы голос звучал повеселее, мужскую партию из того самого дуэта, который она якобы исполняла вместе с покойным Нагором. Если, конечно, она правильно уловила то, что вспоминалось сестричке. Неплохо устроилась Зора, тихоня. А впрочем... Если только удастся отсюда выбраться – честное слово, Рогнед ничем не хуже. Не так богат – ну и что? На свою судьбу Сана сейчас не имела причин жаловаться.p>

«Дай руку мне, красотка» – и призывно протянула руку к другой служивице, как бы приглашая ее присесть на коечку, плечом к плечу, и для начала все-таки завязать несложный женский разговор. Тяжела ли служба, как платят, пристают ли мужики, живут ли девочки здесь на казарменном положении или квартируют в городе, одни или с родителями – потому что замужними они ну никак не выглядели. А дальше – сам разговор покажет.

– Не петь. Не делать резких движений.

Все та же монотонность – раздражающая, как капающая из крана вода. Хотя и из других уст.

Ах, вы так, красавицы сырокопченые. Ну, ладно. Не хотите по-хорошему – сделаем по-моему. Тем более что задерживаться тут нет никакого смысла. Вы, похоже, воспринимаете и чувствуете, как и движетесь и говорите, синхронно и синфазно. Это значит, что, воздействуя на одну, я воздействую на всю вашу компанию. Это очень хорошо. Попробуем для начала что-нибудь простенькое…

Сана сконцентрировалась. И излучила:

«Подними правую руку. Подними правую руку!»

Никакой реакции.

«Ты меня слышишь, ты меня воспринимаешь. Ты выполняешь все, чего я требую. Ты подчиняешься мне. Подними правую руку!»

Как от стенки горох. Да что же это, в конце концов!.. Что же – я их никак не одолею? И тогда – меня убьют? Рогнед, во что ты меня втравил? Но ты же не хотел этого, скажи, не хотел? Я – еще понятно: ради младшей. Наверное, она ради меня тоже пошла бы на риск. Но ведь ты уверял, Рогнед, что меня не оставишь, хотя со мной и не соглашался, и вообще…

Почему ты так далеко, Рогнед?

Вот когда Сана почувствовала настоящий страх. За себя, за собственную жизнь. Впервые, может быть, на своем веку.

Закрыла глаза. К счастью, хоть на это не последовало реакции вроде «Не моргать! Не жмуриться!».

Глава, предшествующая заключительной

1

Маргина. Лес. Днем 18 меркурия

Зора открыла глаза. Медленно, с трудом, преодолевая желание спать еще, спать, спать – и ничего больше. Сначала не увидела ничего – словно туман стоял вокруг. Память шевелилась очень медленно, однако в результате возник все-таки разумный и уместный вопрос: я, кажется, уснула?

Наверное, она не только подумала так, но и выговорила. Потому что тут же услышала извне:

– Так оно и было.

Теперь глаза сами собой раскрылись широко, до предела. И через них хлынула информация. Словно плотину прорвало.

Она по-прежнему лежала. Но не на траве. И не окружало ее множество деревьев. Вокруг – близко – виднелись белые стены, а покоилась Зора в постели; вокруг располагалась всякая всячина, чье предназначение, похоже, было давно и хорошо известно. Небольшого напряжения хватило, чтобы понять: это – компдиагност, а вон то – простая капельница, а стоящее рядом с кроватью – женщина.

Женщина – молодая, пожалуй, красивая, неплохо одетая – под голубым докторским халатом, только накинутым на плечи – блестящие брюки беж, черный свитер с высоким воротом, прическа высокая, аккуратная, длинные серьги в ушах, не слабая цепочка на шее, на ногах (пришлось немного повернуть голову) – лодочки на среднем каблуке. И, похоже, очень сердитая.

– Что это ты у нас под забором спать улеглась? Другого места не нашла?

Оглядела Зору внимательно.

– Ты кто? Откуда взялась? Куда шла? Зачем?

Ответ возник сам собой:

– Шла к вам, куда же еще.

Стоявшая подняла брови. Потом усмехнулась:

– Вот как? Ну, тогда ладно. Гостьей будешь. Как самочувствие?

Зора без колебаний ответила:

– Нормально. Есть хочется.

– Тогда вставай. Накормим. Послушаем, что расскажешь интересного. А дальше видно будет.

Что-то не очень обнадеживающее таилось в последних словах. Но Зора решила пока не придавать этому значения.

– Скажите, а куда это я попала?

– Ты что же, даже не знаешь?

– Ни вот столько! – Зора показала ноготок мизинца. – Я ведь вас даже не увидела. Откуда вы вдруг взялись?

Мгновенная улыбка проскользнула по губам женщины.

– Не увидела – выходит, плохо смотрела. А вообще-то тебе о нас и не положено знать. Это нам интересно будет услышать о тебе – что ты за птичка. Ладно, разговоры – потом. Передвигаться в силах? Прекрасно. Старшина! Тата!

Девушка возникла в дверях. Тоже одетая вполне по-сегодняшнему, словно только что прибыла из большого города.

– Я тут, Катя. Ах, виновата. Слушаю, капитан!

– Накорми гостью, чем сможешь. Не то она до ужина не доживет.

– Не допустим. Пошли со мной, девушка. Овощное рагу будешь?

– Все на свете!

Все-таки если терпеливо ждать, удача приходит. Надолго ли? Это другой вопрос.

* * *

Зора вслед за Татой, старшиной, вышла из палаты – такое определение для помещения само собой напрашивалось – и невольно сразу же остановилась. Странное ощущение возникло: словно она попала куда-то не туда, куда следовало, хотя на самом деле она и не представляла – как, собственно, должно выглядеть то, где ей нужно было бы оказаться.

Если это – та самая поляна, что все время ускользала от нее, не позволяла приблизиться; и если именно здесь обосновались те самые комбионы, «кукушки», о которых говорил комендант Вангель, то тут (предполагала Зора) следовало увидеть что-то вроде легких разборных домиков, маленьких, на двух-трех жильцов каждый. Но сейчас, когда перед женщиной открылся неожиданный простор (то ли эта обширная поляна была сотворена природой, то ли немалый участок леса расчистили люди), Зора увидела не домик, и даже не большой дом, но целый поселок, может быть, даже – городок.

В центре поляны – а значит, и всего городка – возвышалось нечто, явно чуждое окружающей природе. Высотой превосходящая даже и самые величественные деревья вышка. Или скорее башня? Над решетчатой, устремленной к небу конструкцией располагался купол, сильно смахивавший на астрономический. Под которым вполне мог быть установлен оптический телескоп. А ниже – широкое кольцо, на котором видно несколько (отсюда точно не сосчитать) параболических антенн, глядящих в разных направлениях и под разными углами.

О существовании на Маргине чего-то, похожего на обсерваторию, никто на памяти Зоры не упоминал – хотя она достаточно долго проработала на самом верхнем уровне компании «МГ», единственной, чье предприятие находилось на этой планете.

Что же – в компании никто не знал о существовании этой службы? Или знал, но говорить об этом не полагалось?

И вообще пока одни странности. Эта вышка должна была просматриваться издалека. Должна – но Зора не замечала ее даже, когда находилась уже поблизости от поляны. Что это могло означать?

Но вряд ли сейчас стоило ломать над этим голову. Так или иначе все выяснится. А пока надо лишь внимательно смотреть и запоминать. Завозить, так сказать, кирпичи, из которых потом можно будет построить устойчивое здание выводов.

Что же можно было увидеть – здесь и сейчас?

Если не считать башни, то городок этот был одноэтажным. И одноцветным: все строения были выкрашены в зеленый цвет, вернее – в разные оттенки зеленого, совпадающие с окраской крон разных древесных пород. Возможно, целью этого была маскировка всего этого хозяйства от наблюдения сверху – хотя их и так видно не было, но это – простым глазом; Зора понимала, что современную технику обнаружения такая, пусть и весьма убедительная защита вряд ли ввела бы в заблуждение.

Насколько Зора могла разглядеть, среди построек было несколько жилых, расположенных по периметру, а ближе к центру – судя по принятым в большинстве миров Федерации архитектурным стандартам – располагались какие-то служебные помещения – мастерские, может быть, или склады; точно же в середине, у самого подножия башни, возвышалась самая большая постройка – и уже это ее местоположение указывало на то, что именно в ней и находился центр управления всей маленькой системой.

А что все увиденное составляло именно систему, а не просто скопление строений, подтверждалось тем, что открывшееся взгляду пространство было обнесено – не сплошной линией, как выглядел бы забор, но скорее пунктиром: кольями или шестами, каждый метров четырех вышиной, располагавшихся где метрах в пятнадцати, а где и в двадцати друг от друга. Каждый шест был увенчан как бы метелкой из множества коротких тонких прутьев и более всего смахивал на достаточно примитивную антенну. Не требовалось богатого воображения, чтобы предположить: все-таки то было заграждение – силовое, разумеется. Зоре приходилось слышать о таких: как бы накрывая объект силовым куполом, поле не отражало луч зрения, но изгибало его, проводило по своей поверхности и позволяло увидеть все, что находилось позади. И человек шел по своему лучу зрения, воображая, что движется по прямой в то время, как на самом деле шел по дуге. Так что приблизиться к поселку без соизволения тех, кто этим полем управлял, было невозможно. Если, разумеется, всей этой системой кто-то еще управлял. У Зоры почему-то не возникло впечатления, что эти женщины – то есть комбионы все-таки – могли быть владелицами и распорядительницами этого хозяйства. Не в коня корм, как говорится. А хотя… изготовители комбионов, очень дорогой продукции, должны были, если подумать, серьезно заботиться о сохранении своих изделий. Тем более, если они не продавались, а лишь сдавались в аренду по лизингу. Может быть, специально для их сохранения вместе с ними поставлялось и такое вот убежище? Известно ведь, что между природными людьми и андроидами-артефактами не раз возникали конфликты – но люди всегда оказывались в большинстве. Так что – вполне возможно, что впустившие Зору в свой поселок женщины находились, так сказать, у себя дома. А эта башня существует для того, чтобы они могли принимать команды и даже новые программы от тех, кто их произвел и контролировал.

Так или иначе – раньше, чем начинать серьезный разговор с теми, кто ее вроде бы приютил (может быть, очень ненадолго), нужно было еще как следует подумать: чего тут может оказаться больше, помощи – или, напротив, новых опасностей.

Пока ни одного человека, кроме Таты, да еще той, что называлась и Катей, и капитаном, тут не удалось увидеть – может быть, кроме этих двух тут никого и не было? Пришли в негодность, например. Однако же незаметно было тех, порою трудно выразимых словами признаков, какие говорят о покинутости, заброшенности места. Хотя бы… хотя бы две обширные клумбы перед главным зданием, правее и левее входа. Цветы на них (отсюда определить их разновидность не удавалось), красные, голубые, желтые, образовывали узоры, понятные, наверное, каждому человеку в Галактике: на правой от входа клумбе – на фоне желтого круга красная восьмилучевая звезда, эмблема федеральных вооруженных сил; а на левой – в голубом круге красное сердце, каким его принято изображать. Этот второй символ заставлял поверить в то, что особой опасности в этих местах ожидать не следовало. Не витало в воздухе то ощущение напряженности, тревоги, какое Зора давно уже научилась воспринимать даже при самом слабом их присутствии. Наоборот, она и сама почувствовала, что как-то очень быстро успокаивается, все непонятное, что окружает ее, почему-то больше не тревожит, возникает такое настроение, какое сопутствует человеку, приехавшему куда-то для отдыха, а не для выполнения какой-то работы.

Зора при этих словах невольно подумала, что шагающая рядом Тата выглядела как раз так, словно только и делала, что отдыхала, занимаясь делами разве что на корте или в бассейне, а еще и… Зора умела достаточно хорошо определять при взгляде на женщину – удовлетворена ли она своей сексуальной жизнью, или у нее есть проблемы. У Таты проблем не было – разве что очень легкое нетерпение, словно скоро должно было произойти что-то, что ее удовлетворит.

А впрочем, это ни о чем не говорит: наверное, в них просто не заложено такой программы. Или еще вернее: вначале она была, а потом ее закрыли. Стерли. Их хозяева. Воспользовавшись этой самой башней.

Зора понимала, однако, – все это были только скороспелые гипотезы, полагаться на первые впечатления и мысли не следовало. Ошибка могла обойтись слишком дорого. Лучше было промедлить, чем поспешить с какими-то не только действиями, но и словами. Во всяком случае, при первой же возможности попытаться разговорить хоть одного обитателя поляны, пусть эту же Тату: тогда гораздо легче будет понять, что и как. А во время разговора, обычного, легкого дамского трепа, может сформироваться какая-нибудь разумная мысль, близкая к истине догадка.

– Ты не очень верти головой, лишнего любопытства мы не любим.

Интересно! Зора головой ничуть не вертела, разве что стреляла глазами туда и сюда, чтобы побольше увидеть. Но и это, выходит, было замечено и получило оценку.

– Извини. Тут у вас все так интересно…

– Я тебя предупредила. Давай-ка – шире шаг!

Следуя за Татой, она направлялась по аккуратной дорожке к одному из строений поменьше – приблизившись к нему, Зора проглотила набежавшую слюну, такой плотный и вкусный запах съестного повеял вдруг из приотворенной двери. Вошли. Прошли по неширокому коридору с дверьми по обе его стороны; пахло справа, но они свернули налево. Там оказалась столовая – десятка два столиков, каждый на четверых. Считать Зора не стала: может быть, и это не полагалось разглядывать.

Большинство столиков пустовало, лишь за тремя сидели девушки. Ни одного мужика, женский мир. («Да, это они, сбежавшие «кукушки», сомнений нет. Хорошо, что я предупреждена, иначе наверняка ошиблась бы, приняла их за натуральных девушек. Хотя должны же быть различия! Ладно, сейчас как раз можно разглядеть их как следует. Даже и не вертя головой».)

Тата подвела Зору к ближайшему свободному столику, указала на стул.

И проговорила, обращаясь ко всем сразу:

– Подруги, у нас гостья. Ничего о ней не знаю, сама расскажет, откуда она и зачем, какими судьбами и все прочее. – Повернулась к Зоре: – А к тебе как обращаться?

Главным сейчас было держаться уверенно, естественно, дружелюбно.

– Девочки, я в полной растерянности, дайте мне минуту, чтобы полюбоваться на вас – потом спрашивайте. Меня зовут Зора.

– Ладно, Зора. Сначала покушай. На голодный желудок много не наговоришь.

– Уже ем. Но спрашивать-то вы можете.

Так надо было: предоставить им право задавать вопросы первыми; это сразу как бы объясняло, что гостья не является ни начальницей, ни вообще персоной официальной (какой вполне могла оказаться хотя бы потому, что на такие миры люди просто так не попадают), а просто того же поля ягода, что и они, и ведет себя соответственно.

Зора ожидала, что хоть кто-нибудь улыбнется, кто – сочувственно, кто не без усмешки, но получилось не так: ни одно лицо не дрогнуло, не изменило выражения – спокойно-безразличного. Они немного расслабились, похоже, но ни одна не сказала ни слова – ждали, давая ей, похоже, время освоиться. Но Зора и за это была благодарна. Это время нужно было ей прежде всего не затем, чтобы их как следует разглядеть, но чтобы привычным усилием привести в порядок собственную психику.

Но она и смотрела, конечно, стараясь все увиденное сразу же уложить хоть в какое-то подобие системы.

Женщин-комбионов тут оказалось девять. И, пробежав первым, ознакомительным взглядом по всем девяти лицам и фигурам, стало можно сформулировать общее впечатление от увиденного.

Женщины ли? Комбионы? Если нет, откуда такое однообразие?

Кажется, во всем. В возрасте: все – примерно ее сверстницы, около тридцати. Даже… двадцать восемь, пожалуй, будет точнее. Как и самой Зоре.

Рост, вес, объем груди, талии, бедер (это она давно умела определить на взгляд с точностью до сантиметра-двух). Нет расхождений.

Цвет волос – тут единство нарушается. Вся естественная палитра плюс голубые, оранжевые, зеленые. Но это уже не природа, только личные фантазии. Признак нестойкий. Неважно.

А вот черты лица – это все-таки природное. Хотя тут еще думать надо, серьезно думать: сколько в них вообще природы и сколько – технологии. Но так или иначе, черты эти от их желания вряд ли зависят. И что же? Нет, они не идентичны, не выглядят слепленными по одному шаблону – не как однояйцевые близнецы, не как она сама с Саной; не поточная продукция – но все же очень, очень близки, нужно, наверное, долго общаться с ними, чтобы с первого взгляда, навскидку, отличать одну от других и правильно называть по именам.

К счастью, одеты все они по-разному, ни одна одежка не повторяется. Хотя, похоже, особого выбора туалетов тут не существовало, никто не старался их баловать. Пятеро в юбках, на четырех – брюки. У одной – беж, у других белые. Что касается юбок, то цвета – те же плюс зеленый, но интересно, что все – ниже колена, практически миди, а покрои разные: и прямые, и плиссе, с разрезом на боку и без. Кофточки, блузочки – немало пестроты, вырезы – от (у двух) глубоких до полного отсутствия, воротнички у трех – стоечки, говорит ли это о какой-то скромности – или просто о желании разнообразить наряд, трудно сказать сразу. Обувь – но тут, дома, они все в тапочках. Что еще? Макияж: домашний, минимальный, в глаза не бросается – но, несомненно, есть. Ногти: ухоженные, длины нормальной – для женщин, занимающихся физическим трудом, а также медиков или компоператоров. Цвет лака у каждой свой: от перламутра до черного, между ними весь спектр. Голоса, манера речи, культурный уровень – пока восемь вообще не произнесли ни звука, так что судить невозможно. Да, еще прически: в общем, отличаются, но все в достаточно узких пределах, ничего экстравагантного, нет желания кого-то удивить, привлечь внимание…

Да собственно, в существующей обстановке – кого удивлять, чье внимание привлекать?

А впрочем… это все мелочи. Главный вопрос: это девушки? Или комбионы, а на комендантском жаргоне – «кукушки», QF?

– …Ну как – вкусно?

– Пальчики оближешь. Где таких поваров достали?

– Каких еще поваров? Все сами. Кто дежурит по пищеблоку, тот и готовит.

«И тут – однообразие. Все-таки это комбионы. Но тогда то, что для женщин, для меня хотя бы, – проблема, для них просто не существует? Можно ведь представить, что их, программируя, именно такими и хотели сделать? Вспомни: конструкцию ведь создавали их вовсе не для сексуальной миссии на Маргине. Кстати, а для чего? Для чего вообще была запущена серия комбионов? Именно женщин? Первый, на поверхности лежащий ответ: для облегчении жизни мужчинам. Чепуха. Никто не любит мужчин до такой степени, чтобы вбухивать очень серьезные деньги в поднятие их настроения и тонуса. Производительность при этом если и растет, но никак не в разы; нет, не окупается. Ситуация на Маргине – исключение, ее и в помине не было, когда этих запустили в производство. Ответ второй: конструкция задумана и осуществлена для применения и использования в каких-то серьезных ситуациях, а именно – таких, где женщина справляется и дает результаты, ощутимо превосходящие показатели грубого пола. И в программах это должно просматриваться.

– Гостья, сыта? Или добавить компота?

Это не прозвучало окриком – однако определенным напоминанием о том, что время, положенное для насыщения, успело истечь – и, похоже, не раз.

– Ох, простите. Размечталась – тут у вас так приятно… Ну, спрашивайте. Буду отвечать так честно, как только сумею.

И опять-таки Зора ожидала улыбок, а их не последовало. Все та же серьезность – или все-таки безразличие? Именно для комбионов характерное. Вопросов тоже, как ни странно, не последовало. Хотя нет – один все же прозвучал:

– Тебя как полностью зовут?

– Зора Мель.

(Как-то само выговорилось. Хотя имела право сказать иначе: Зора Нагор. Еще не вошло в привычку. Войдет ли вообще? Кстати, «тебя» – плохое воспитание или знак признания? Но, собственно, чего можно ожидать от комбионов? Вот настоящие женщины сейчас вели бы себя как-то иначе, непосредственнее, проявляли бы больше любопытства, что ли… Да, это они. Только не сбежавшие с планеты, как верит комендант, а просто ушедшие с базы, обосновавшиеся тут и живущие спокойно. Ушедшие именно потому, что секс и мужская проблема их ничуть не затрагивает. Это мне все больше не хватает… тебя не хватает, Рик, бедный мой! Стоп! Они заговорили!)

– Давай лучше ты спрашивай. А там увидим.

Ах, вот как? Ладно…

– Девочки, а где тут у вас можно руки вымыть? Ну и… все прочее? Хорошо бы хоть голову вымыть – волосы грязные до невозможности. Или это сложно?

Да, кажется, этот вопрос, настолько же естественный, насколько неожиданный, вызвал на лицах первые улыбки.

– Пойдем провожу. Меня зовут Юлия. Тата, я чистое полотенце возьму. Или, может, сушилкой обойдешься?

– Обойдусь, конечно, – весело ответила Зора, направляясь вслед за новой знакомицей. – Не в первый раз с ложкой на кухне.

– После душа приходи в клуб – ближайший отсюда домик. Мы там отдыхаем. Там и поболтаем, – проговорила Тата вдогонку.

– Обязательно, – кивнула Зора.

2

Маргина. «Овал». 18 меркурия

Маленькая ремонтная кабинка остановилась, наконец, там, где ей и полагалось – рядом с выключенной клетью. Дверца распахнулась. Из проема высунулась сперва голова, вооруженная инфракрасными окулярами, так что затаившимся пришлось одному – сразу лечь, растворяя свое тепло в температуре пола – почти точно под ним сейчас работал малый проходчик, пробивавший новый бремсберг; другому – плотно прижаться к стенке лифтовой шахты, чтобы излучаемое телом тепло слилось с еще не остывшей после работы лифта стеной.

То ли им действительно удалось удачно укрыться, то ли инфраочки не смогли помочь, потому что ярче всего в них светились, естественно, источники видимого света: освещение тут было включено, и следовало бы упрекнуть и Казуса, и Штеля за то, что они просто забыли его вырубить. Так или иначе, показавшийся теперь в полный рост человек почти сразу же снял очки и снова огляделся – на сей раз невооруженным глазом. Надо полагать, он не заметил ничего, что могло бы показаться ему опасным; потому что тут же, не принимая никаких мер предосторожности, повернулся к дверце кабины, что доставила его сюда, наклонился и извлек оттуда не очень объемистую, но, по-видимому, достаточно увесистую черную сумку или скорее даже кофр. Распрямившись, набросил ремень сумки на плечо, отвернулся от кабины и на целых полминуты застыл в неподвижности. Похоже, он не смог сразу выбрать, в каком же направлении, по какому из двух штреков ему следует направиться; возможно, это свидетельствовало о том, что он здесь впервые и не очень хорошо ориентируется в топографии рудника; но могло быть и так, что на самом деле его визит был направлен на достижение сразу двух целей, и он просто старался установить для себя их иерархию: с чего начать и чем кончить. Все это продолжалось так долго, что Казусу вдруг очень захотелось чихнуть; у него, однако, был немалый арсенал средств, какими можно было это предотвратить, что ему и удалось.

Вновь прибывший принял, наконец, какое-то решение, кивнул – вероятно, самому себе подтверждая согласие с собственным выводом, и вполне уверенно зашагал по направлению к Лену Казусу – то есть к входу в штрек, ведший к месту добычи, а не к транспортерной линии. Значит, именно вызнаватель должен был, неожиданно появившись из густой тени, преградить ему путь, в то время как Штель, подбежав сзади…

Проигрывая предстоящие действия в уме, добравшись именно до этой их части, Лен невольно взглянул туда, где укрывался его партнер: сейчас он должен был уже появиться на открытой площадке перед лифтом, готовясь к стремительному броску. И поднял брови до предела: Штель действительно показался, но не только не двинулся вперед, но отчаянно махал руками над головой, крест-накрест, что, по всей вероятности, могло означать лишь – отбой, дробь, отставить! То есть захват человека, спустившегося, чтобы найти их – другой причины Казус не находил, – почему-то отменялся. Однако в этих условиях правила игры устанавливал Штель; оставалось лишь повиноваться ему.

Поэтому Лен Казус, вместо того чтобы одним прыжком преградить дорогу приближавшемуся человеку, постарался снова как можно глубже вжаться в стену, распластаться на ней, чтобы не оказаться замеченным, даже если тому сейчас вздумается снова вооружить свои глаза.

Через две секунды человек прошел мимо – быстро, но все же не так, чтобы Лен не успел хоть как-то рассмотреть его. Увиденное не обрадовало сыщика: человек был, как говорится, в лучшей поре, физически развит весьма достойно, был даже – пришлось признать – красив и, судя по теперь уже четким, целеустремленным движениям, уверен в себе. Похоже было также, что он не ожидал какой-то опасности для себя – но это могло означать, что вовсе не для того он спустился, чтобы разыскивать тут экипаж уничтоженной «Аморы»; цель его была какой-то другой. И, видимо, Штель сообразил это раньше, чем к такому выводу пришел Казус; этим и была вызвана его отчаянная жестикуляция.

Штель подтвердил это, почти бесшумно приблизившись к партнеру, когда чужой успел удалиться на двадцать с небольшим метров, но был еще хорошо виден даже в неярком освещении штрека. Прошептал:

– Он не за нами.

– Что ему нужно?

– Придется у него спросить.

– Зачем же было пропускать?

– Увидеть лучше, чем услышать. Пошли.

– Постарайся, – на всякий случай заметил Казус, – хоть здесь шуметь как можно меньше.

Штель в ответ лишь буркнул: «Гм!», но ноги стал поднимать повыше. Преследуемый шел быстро, и оба партнера от него отставали: Казус мог бы идти и быстрее, но опасался, что не столь опытный его попутчик снова станет производить лишний шум и заставит чужака обратить на них внимание; ни один, ни другой из них не смог заметить, вооружен ли посетитель рудника или нет, однако осторожность заставляла считать, что да, личное оружие у него вполне могло быть хотя бы в наплечной кобуре, в кофре же могло оказаться и что-то, более мощное. Они ускорили шаг, лишь когда выслеживаемый, следуя за изгибом штрека, скрылся из виду. Штель предупредил:

– Дойдем до поворота – остановимся, осторожно посмотрим: оттуда уже виден забой с комбайном, ему что-то нужно именно там – больше тут ничего и нет.

– А если он повернет назад?

– Конечно, повернет: вряд ли он собирается тут поселиться. Тогда и надо будет брать его. Хотя бы на этом самом месте.

Эти слова натолкнули Казуса на новую мысль:

– Слушай! А может быть, он вроде нас? Тоже ищет убежища, укрытия?

– Не думаю. Откуда бы ему такому взяться? Из ничего?

– А хотя бы… хотя бы с той, законной базы?

– Из «Круга?» Вообще-то…

Штель не закончил фразы. Вспыхнуло – ярчайше вспыхнуло где-то там, за поворотом, возможно, в самом забое. Казус, не размышляя, толкнул сотоварища так, что тот упал, сам сыщик приземлился рядом, прикрывая голову руками, ожидая грохота, удара взрывной волны, летящих обломков породы…

Ничего не последовало. Все та же тишина была вокруг, нарушаемая лишь уже привычным рокотом двигателя комбайна и громкими шорохами опадающей отломанной руды. Штель недовольно проворчал:

– Ты что – размяться решил не ко времени?

– Подумал: а если это подрывник?

– Диверсант? Я бы поверил, если бы взорвалось. А так… Ого!

Вторая вспышка была еще ярче первой – во всяком случае, им так показалось. И вновь – никаких признаков того, что происходит какое-то разрушение, выведение из строя, вандализм…

– Надо посмотреть, – решительно сказал Штель. Встал. Казус успел схватить его за руку:

– Кто же выглядывает в рост? Неуч! Смотреть надо снизу – на уровне грунта. Тот, кто оглядывается, сперва смотрит на уровне своих глаз, и лишь потом…

– Понял. Прости – нет у меня такого образования.

Штель опустился на колени, потом и действительно прилег. Высунул голову. И лежал так до тех пор, пока не вспыхнуло снова – в третий уже раз. Тогда наблюдатель отпрянул. Сел, вытирая тыльной стороной кисти сразу заслезившиеся глаза. Сказал:

– Так и ослепнуть можно, черт бы его…

– Что там?

– Знаешь, что он там делает?

– Спрашиваю – значит, не предполагаю.

– Фотографирует. С хорошей вспышкой. Комбайн – в разных ракурсах и расстояния тоже меняет, судя по тому, что я успел заметить. Не вредит, не ломает, но – фиксирует. Всего лишь. Это тебе о чем-нибудь говорит?

– Ну… Уж не встретились ли мы с моим коллегой? – предположил Лен.

– Из какого яйца он тут мог вылупиться? Постой, я, кажется, понял. Похоже на то, что хозяева этого предприятия настолько поверили в полный успех, что задумались о широкой рекламе нового рудника. И привезли с собой рекламного фотографа. Вот он и зарабатывает себе на хлеб с маслом, рискуя, конечно, жизнью на кошмарной глубине, куда даже рабочих не посылают!

– Ну, уж ты скажешь.

– Можешь быть уверен: в его рекламной фирме он представит дело именно так – чтобы его усилия были достойно вознаграждены.

– А может, он одиночка?

– Вряд ли. Это вопрос секретности. Сейчас за полную закрытость этой информации отвечает фирма, посылающая своего работника; если какая-то информация об увиденном протечет раньше, чем это нужно здешним хозяевам, то фирме придется платить такую неустойку, что им останется только объявить себя банкротами. А с одиночки что взять? Да хоть казни его лютой смертью – убытков новой компании этим не возместишь. Хотя – нет, не новой, конечно. Старой. Все той же «Маргина Гравин АО»…

– Ты что думаешь, что это ваша же компания, как бы втайне от самой себя… Незаконно…

– А почему бы и нет? Практически это очень выгодно: нарушаешь закон, но знаешь, что сам себя за руку хватать не станешь. И жаловаться никому не захочешь. Поэтому риск достаточно мал. Дело в том, что это ведь рассчитано на достаточно малый срок: продержаться так год, два от силы. А потом – все легализовать, официально зарегистрировать, платить исправно налоги…

– К чему же огород городить?

– Слышать такой вопрос от сыщика по меньшей мере странно. Два года гнать продукцию, продавать ее – и не уплатить ни дикона налогов, ты представляешь, какие это деньги? Ради них можно идти и не на такой риск. Очень примитивная арифметика, но действенная. А вся опасность – что кто-нибудь случайно окажется тут, увидит и доложит куда следует. Но против такой случайности – и то, что это Маргина, мир у черта на рогах, и то, что корабли сюда идут два, от силы три раза в год, ну, и еще то, что каждый новый человек тут почти сразу становится замечен – если, конечно, он возникает где-то вблизи разработок. А для того, чтобы такого человека утихомирить, тут должно быть немало обученного народа, умеющего нейтрализовать людей и уничтожать следы.

– Откуда ты знаешь?

– Есть стандартная модель создания новой разработки. В ней и это предусмотрено.

– Понимаю: охрана…

– Да. И не только.

– Слушай: а не разделались ли с Нагором потому, что он был против расширения добычи? Потому что если ты убил его не по личным мотивам, а по поручению – других мотивов вроде бы не видно. Тебе не объяснили, когда тебя подряжали?

– Опять ты за свои глупости? Не убивал я Нагора. Оставь свои версии себе. Не смеши.

– А все же?

– Нагор, конечно, выступал против такого варианта. Категорически. И не только из-за криминальности самого замысла: качать гравин, но не регистрировать и не платить. У него были другие планы относительно и компании, и всей Маргины – по-моему, очень серьезные.

– Интересно было бы узнать о них хоть что-нибудь.

– Может, и узнаем – со временем.

– Слушай: но куда же смотрит охрана? Никто нас не только не устранил, но даже не заметил. Такое впечатление, что ее вообще нет.

– А мы что, уже выбрались? Ладно, дай-ка я еще раз взгляну, а то он что-то перестал сверкать.

Штель снова пригнулся. Выглянул. И тут же вскочил:

– Уже возвращается.

– Берем?

– Непременно.

Фотограф показался из-за поворота через полминуты. Его схватили за руки с обеих сторон, подсекли, повалили. Казус уселся на лежавшего навзничь верхом, коленями прижимая его руки к каменному полу.

Странно, однако поверженный не испугался. Наоборот, на губах его появилась легкая улыбка, вслед за которой последовали и слова:

– Я могу вам чем-нибудь помочь, господа?

– Кто вы?

– Рогнед, мастер ситуаций, к вашим услугам.

3

Маргина. Городок. Днем 18 меркурия

Стоя под хлесткими струями в душевой, густо намыливая голову, а потом и все тело (давно уже не возникало столь чудесного ощущения при такой естественной, повседневной процедуре), Зора продолжала думать: анализировать ситуацию, намечать какие-то действия. Под плеск воды соображалось хорошо.

«Сейчас я решила первую задачу: нашла убежище, уж не знаю – надолго ли, насколько надежное, но все же – не в гнезде на дереве. Однако сразу же возникла вторая, тоже важная проблема: что делать дальше? Затаиться тут у них, пока… Пока что? Пока Смирс не явится, чтобы выручить меня, как обещал – через год? Тогда это казалось разумным выходом. Сейчас больше не кажется.

Почему? Да потому, что возникло новое ощущение, до сих пор незнакомое: чувство ответственности. И не только за дитя, которое ношу в себе. За него, конечно, тоже. Но кроме того – за все то, что завещал мне Рик. За его компанию, чей контрольный пакет акций сейчас принадлежит мне. И за те громадные деньги, которые он тоже оставил мне, надежно укрыв от тех, кто хотел убить его – и в конце концов, как всем известно, убил. Рик оставил мне все это не потому лишь, что любил меня. Но и потому, что верил в мои способности; что удивительного – он достаточно много видел меня в работе и убедился, что я способна с нею справиться. А я за это время успела многому у него научиться, усвоить его стиль работы. И все это я не отдам убийцам. Я сохраню все, что он оставил, и буду стараться осуществить то, что он задумал и о чем мне сказал. До тех самых пор, пока…

Постой. Ты заговариваешься. Ничего такого он тебе не говорил.

Нет, говорил!

Опомнись! Когда говорил, где? И – что же он сказал?

Когда? Тем, последним вечером. Где? Да все там же, в музыкальной комнате, где мы с ним праздновали нашу свадьбу. Что он сказал? Что сказал?..

Не помню. Но… но…

Что-то проступает…

Сказал: «Сейчас ты забудешь все, связанное с проектом. Но обязательно вспомнишь – тогда, когда созреешь для того, чтобы это выполнить. И найдешь средства для того, чтобы справиться с теми, кто сейчас окружает меня в руководстве компанией. Говорю это на случай, если сам не сумею сделать этого. Но ты сделаешь – ради себя самой и маленького, который в тебе».

Да, так и сказал. А я?

Я забыла. И сейчас никак не могу вспомнить. Еще не созрела?

Но только что я и того не помнила, что восстановилось минуту назад: этих его слов. Что же, я на верном пути?

Связано ли это с тем, что я нашла этих вот – «кукушек», или кто они там? Очень может быть.

Значит, так и надо действовать – сблизиться с ними. И когда я вспомню, что и как мне нужно делать – воспользоваться их помощью.

Но для этого надо наконец разобраться в том, как влиять на них, управлять ими. Чертовы программные кристаллы, ну почему я не разыскала их там, прежде чем сбежать? Они же наверняка остались где-то на станции. Легко сказать – разыскала: а время для поисков было? Тогда думалось только об одном: поскорее бежать оттуда, бежать куда глаза глядят. Даже сумку со своими вещичками оставила в той камере. Что же: возвращаться туда за ними? Одной? Честное слово, страшно. Но ведь придется!

Заблудиться могу! Дорогу не запомнила – не до того было.

А если рискнуть – попросить о помощи этих? Для этого что-то придется рассказать. Не зная, кто они, чьи, зачем тут сидят? Только ли потому, что сбежали от нежелательных контактов? Или есть другие причины? Спросить прямо? Как же, жди: так они тебе и рассказали! Для того чтобы заставить их говорить откровенно, надо овладеть управлением ими. Чтобы овладеть, нужно добраться до инструкций. А для этого – просить их о помощи, рискуя, что они вместо содействия скрутят тебя и выдадут тому же Вангелю – ради добрососедских отношений.

Ладно – ничего не остается, как общаться с ними и по ходу действия понять как можно больше. Тогда и придет верное решение».

Так размышляла Зора, медленно поворачиваясь под струями теплого воздуха. Наскоро простиранное бельишко сохло вместе с нею. Расчесала волосы перед зеркалом. Хорошо, пожалуй, что Рик сейчас ее не видит: далеко не лучшим образом она выглядит. Одеваться противно: все верхнее так и осталось грязным после путешествия по лесу, валянья на траве.

Как ее угораздило уснуть в самый неподходящий миг? С нею ведь могли сделать все, что угодно. Но не сделали. Добрый знак? Пока, во всяком случае, все хорошо. Как-то пойдет дальше? Кстати, там, на «Круге», надо и свои вещички забрать – то немногое, что с нею привезли. Будет хоть во что переодеться.

Ближайший домик от столовой, значит, отсюда, от баньки, налево через один. Ну, что же – пошли?

* * *

Проходя мимо домика, что стоял между банькой и клубом, Зора не утерпела – подошла к окошку, попыталась разглядеть, что там внутри. Откровенно говоря, попробовала даже войти (в случае чего извиниться: ошиблась, мол, по неопытности), дверь, однако, оказалась запертой. А через окно удалось разглядеть не очень-то много. Но и увиденного хватило для удивления. Картинки из детских анимаций на стене напротив окна, легкая, маленькая мебель – столики и стульчики, на столиках – игрушки…

Детская? Вот тебе раз! Такого Зора совершенно не ожидала. Одним недоумением больше.

* * *

Клубный домик был (как подумала Зора, едва успев войти), по сути, гостиной – с удобными креслами, столиками, встроенным буфетом, кофеваркой, полками с множеством записей на кристаллах – смотреть и слушать, а кроме того был тут и музыкальный синтезатор, и еще всякая всячина. Почти все кресла оказались занятыми, несколько девушек показались Зоре новыми, кого-то из уже знакомых, наоборот, не было. Те, кто тогда в столовой присутствовал, успели переодеться, так что узнать их удалось не сразу. И вообще они стали выглядеть как-то по-другому. Иначе. И – лучше.

Лица! Вот что стало другим.

«Неужели какие-то минуты тому назад они казались однообразными почти до полной схожести, лишенными хоть какого-то эмоционального выражения, ко всему равнодушными, чтобы не сказать – просто чужими? Сейчас их тут одиннадцать? Или даже двенадцать женщин, совсем разных, хотя и улыбающихся одинаково доброжелательно. Словно тогда все они были в масках – а вот теперь разом сбросили их и показались в своем естественном виде. Это приятно, даже более чем приятно: обнадеживает, потому что с такими, похоже, можно дружить, быть достаточно откровенной, если нужно – и поспорить, в то время как с теми – тупыми – ничего такого не было бы возможным, общаться с ними все равно, что с восковыми фигурами. Интересно, это что: такая программа заложена в них – выглядеть то людьми, то куклами? Сколько в них вообще есть человеческого – кроме облика, конечно?» Тихая музыка не мешала сидевшим перебрасываться репликами – расслабленно, как бы лениво.

– Зила, ну что там сегодня – завоеватели не показывались?

Спрошенная отвечала совершенно серьезно:

– Наверное, не отважились – если только не сделались невидимками. Их мы пока не фиксируем.

– Слушай, а та штука, которую наша смена засекла, – какое там развитие?

– Ты о какой, о маленькой?

– Нет. Об утюге.

– Там и сидит, где сел – на объекте два. Все тихо, спокойно.

– А, Зора! С легким паром.

– Ой, спасибо. Совсем другая жизнь.

Катя, она же капитан, тоже оказавшаяся здесь, предложила:

– Может, чашку кофе? Правда, сорт не из лучших, но что поделать: глубокая провинция. Если хочешь чего-нибудь покрепче, то не обессудь: не держим, потому что сами не употребляем, а к гостям вообще не привыкли: ты за долгое время первой решилась нас навестить. Почему и зачем, если не секрет?

Ага: вот, значит, и перешли к делу. И хорошо.

– Кофе я бы выпила – если только за компанию. В одиночку как-то не доставляет удовольствия.

– Ну, что ж… Подруги, организуем? Лидуся!

– Сейчас устроим. Подруги, кто хочет?

Отказов не прозвучало. Но чей-то голос предложил:

– Может, не здесь? На пленэре?

(«Ого! Не маленький разброс в лексиконе».)

– Наточка, не все сразу. Сначала разберемся. Зора – я верно запомнила?

– Совершенно.

– Так как же ты тут у нас очутилась? Прямо загадочная история.

Зора смотрела на Катерину большими глазами:

– Как интересно: я ведь о том же хотела спросить. Уснула на траве, а проснулась уже тут, у вас. До сих пор не понимаю.

Катерина усмехнулась:

– Это как раз ясно. Свой периметр мы контролируем, у нас полевая защита постоянно включена. Заметили тебя, когда ты еще из леса не успела выйти. Если бы ты не продолжала идти к нам, тебя останавливать не стали бы. Но ты все время крутилась вокруг, хотя нас и не видела – значит, явно хотела проникнуть сюда, а этого не полагается. Мы тебя и усыпили – дистанционно, лучом. Перенесли. Остальное знаешь сама.

– Знаю только, что у вас тут серьезное хозяйство. Вернее, не знаю, но догадываюсь.

– Догадываться можешь на здоровье. Хотя нам скрывать вроде бы и нечего. Вообще-то это не наше хозяйство, это бывшая база разведчиков недр – тех самых, что нашли тут гравин. Они уехали, поселок остался. Что усмехаешься – не веришь?

– Зачем разведчикам нужна была такая полная маскировка?

– Им-то она как раз и нужна. Чтобы не засекли раньше времени. Иначе конкуренты сразу же закинут свои группы – и неизвестно, кому повезет первому. Разведчики, знаешь, как мухи: одна учуяла – все слетаются. А если никого не видно – значит, спешить некуда. Вот зачем. Убедила?

– Да, вполне. А вы, значит, просто заняли свободное место.

– Никто не возражал. И сейчас не возражает.

«А до того – где же вы были, как сюда попали?» – так и подмывало спросить. Но делать этого было ни в коем случае нельзя.

– Что же, девочки, хорошо устроились.

– Теперь наша очередь спрашивать. Хотим побольше знать о тебе, чтобы решить, что же с тобой делать. У нас тут такое – как бы общество, тесное, не для посторонних. Так что пока мы тебя и отпустить не можем, но и тут оставить – тоже. Я спросила. Хочешь ответить? Можешь? Но только без хитростей: они тебе зачтутся в минус, вывод может оказаться серьезным.

– И хочу, и могу. Ты сказала – разобраться. Я и хочу как-то разобраться в том, что у вас тут происходит.

– С кем? С нами? Подруги, а что, с нами что-нибудь происходит?

Лица выразили легкое удивление, потом прозвучал ответ:

– Происходит – это в смысле что-то ненормальное? Если так, то – нет. Мы просто живем, раз уж оказались тут – живем, кстати сказать, неплохо, занимаемся своими делами. У нас – все в порядке. А вот ты – кто и от кого? Как вообще попала на Маргину?

(«Может, надо вслух произнести ключевое слово? И посмотреть, как они на него откликнутся. Испугаются, смутятся или еще как-нибудь? Рискну!»)

– Я вообще-то занимаюсь комбионами.

Секунды протекли в удивленном переглядывании:

– А это с чем едят?

– Комбионы? Где ты тут такое нашла? На каком объекте?

(«Интересно: они что, сами не знают своей сущности? Может быть, она должна оставаться неизвестной им? Очень возможно. Осторожно: не проговорись ненароком».)

– Слушай, Катя, я поняла вроде бы – о чем это она…

Зора повернулась в сторону говорившей – кажется, Риной ее звали, черноволосая, легкая в движениях, улыбчивая, юбочка вровень с коленями, глаза быстрые и смышленые.

– Ладно, потом, – прервала ее Катя. Голос ее становился все холоднее, взгляд – острее, и теперь в нем ощущалась явная неприязнь. – Давай, Зора, по порядку, без всякой комбионики: кто ты, на кого и как работаешь, зачем шла к нам?

(«А, была не была!»)

– Вы слышали такое имя – Рик Нагор?

Уже по взглядам и легкому шевелению женщин поняла: вопрос их зацепил.

– Не только слышали. Он у нас бывал не однажды. И что?

– Я его жена. Вернее – вдова. Его убили. Не случайно, а намеренно. Люди из его же фирмы. Что-то не поделили, наверное. А мне удалось бежать. Случайно корабль, на который проникла, шел сюда. Мог бы и в другой мир, мне было все равно.

После нескольких секунд общего безмолвия капитан Катерина проговорила:

– Тебе и правда лучше было бы улететь в любое другое место. Потому что и здесь – та же фирма. И те же люди. Чем тебе помочь? Отправить отсюда?

– Так я думала сначала. Но вот ты сказала: «объекты». По-моему, тут кроме вас есть только одна разработка – «Круг».

– Так было раньше. Но теперь объектов два.

– Чем же занимается второй?

– Да все тем же: копает гравин.

– Значит, все-таки, – проговорила Зора негромко, как бы сама себе. – Ну, раз есть и второй, то мне отсюда уезжать рано.

– Смотри, тебе решать.

– Уже решила. Но если хотите мне добра – помогите еще раз добраться до «Круга». Я там оставила кое-что нужное, надо забрать.

– Вообще-то нам ни к чему общаться с ними. Только если возникает опасная для жизни людей ситуация. А раз ее нет…

– И не нужно. Только проводите меня, одна я заблужусь. Потому что идти надо ночью, иначе слишком опасно. Я ведь оттуда сбежала. И потом отведете снова сюда.

– Ну что же – так мы вроде ничего не нарушим.

4

Маргина. «Овал». Днем 18 меркурия

– Куда, к дьяволу, подевался Рогнед?

Советник Яр Ганиф задал этот вопрос весьма раздраженным тоном – никому вообще, но каждому в частности. Кто-то покачал головой, кто-то пожал плечами, и лишь Рен решился ответить:

– Думаю, он в той комнате, что ему отведена. Скорее всего просто уснул. Мне еще в корабле казалось, что он основательно вымотался. По сути дела, это он привел нас сюда – наперекор стихиям.

– Разбуди его. Сейчас не время отдыхать. Нужно конкретно спланировать – как доберемся до «Круга», кто пойдет за девкой, и как ее будем брать, если тамошний народ захочет отказать нам.

– Вы прикажете – кто посмеет возразить?

– Не комендант, понятно. Но эти – бастующие… если уже успели с нею договориться – могут оказать сопротивление.

– Ну, здешний персонал нам поможет, эти-то надежны. А вообще надо было нам прихватить кого-то на замену, – сказал Рен, направляясь к двери. – Не додумались.

– Всего не предусмотришь, – ответил советник. – А когда учтено все до последнего, дело, как правило, срывается; существует такая закономерность, знаю по опыту. Иди, иди, дискутировать станем, когда закончим дело.

И проговорил как бы самому себе, переводя разговор на другую тему:

– Интересно: по моим расчетам, на Неро уже должны объявить приговор. Так что той шлюхе, которую Рогнед уговорил, я сейчас не завидую. И с каждым днем буду завидовать все меньше.

Некоторое время в комнате – это был кабинет коменданта, а точнее – командира нелегитимной базы (командира потому, что на «Овале» весь персонал принадлежал к вооруженным силам, не зря командующий говорил о помощи; хотя назвать присланных сюда для работы и охраны солдатами никак нельзя было) – в кабинете стояла тишина: прилетевшим после напряженного рейса все-таки требовалось расслабление, у каждого, если вглядеться, руки начинали трястись, стоило им ухватить хотя бы стакан воды – здесь, на Маргине, почему-то она казалась необычайно вкусной. Но через несколько минут советник, задремавший было, поднял голову и насупился:

– Вот, теперь и Рен исчез. Что он там – улегся рядом с Рогнедом за компанию? Командир, сходите хоть вы, вы тут, похоже, чувствуете себя нормально. Гоните их сюда, от моего имени. Понадобится – тычками.

– Слушаюсь, советник, – старший корнет с готовностью вскочил.

Идти ему, однако, не пришлось: он был на полпути к двери, когда она распахнулась и Рен появился на пороге.

– Ну, – сказал советник, – наконец-то ты о нас вспомнил. А где Рогнед?

– Рогнеда нет, – ответил Рен кратко.

– Будь любезен – членораздельно. Как «нет»? Где нет?

– Нигде. В комнате пусто; он даже и не пытался прилечь, там ничего не потревожено. Нет в столовой, нет у охраны; но один солдат говорит, что какой-то человек направлялся к шахтному зданию. И, кстати, нет одной из тех двух сумок, что он всегда держал при себе, хотя никогда не открывал.

– Да зачем ему идти в шахту?

– Советник, – сказал Рен. – А что мы, собственно, знаем о Рогнеде?

– То, за что он брался, он исполнял вовремя и полностью. Чего нам еще?

– Это так. А кто именно рекомендовал – не помните?

– А вы что, успели забыть? Горт, член правления и мой старый приятель, а вообще-то он – федеральный представитель на нашем мире, лицо со знакомствами и связями. Человек достойный.

– Ну да, – согласился Рен. – Достойнее и быть не может. Значит, он нам рекомендует человека – и мы везем его на официально не существующее и не платящее никаких налогов, но тем не менее работающее на полную мощность предприятие. И…

Советник рывком поднялся с места.

– Старший корнет, вы можете дать нам сейчас десять единиц из вашей команды? Не из техников, а строевых?

– Так точно, советник.

– Немедленно направьте их к шахтному зданию.

Старший корнет мгновенно исчез, и слышно было, как он рысью несется по коридору. Советник невольно усмехнулся: все-таки приятно быть первым лицом, когда, услышав твое распоряжение, никто не оглядывается на кого-то старшего, чтобы получить подтверждение, хотя бы взглядом или кивком. Давно хотелось этого; ну, вот наконец все и свершилось. Он глянул на Рена:

– А вы чего ждете? Идемте – одеваться, разобрать оружие.

– Вы думаете, что…

– Думаю, что береженого бог бережет. Рогнед – человек не из слабых, и если он действительно играет против нас…

– Вряд ли такое возможно: он уже до такой степени повязан с нами…

– Ты считаешь? А что он такого, собственно, сделал? Какие законы нарушил? Подумай: девку из тюрьмы не он вытаскивал, а Смирс; подменял ее не он, а взяла подставную Служба покоя по анонимному доносу. И выходит, что он ни перед кем ни в чем не виноват.

– Пожалуй, да, – согласился Рен. – Мы вовремя спохватились. Лишь бы только он не удрал.

– Куда он может?.. Хотя, если он действительно… то на «Круге» его вполне могут принять с удовольствием: боюсь, что они там полагают, будто Нагор еще жив и его распоряжения действительны. Тут есть какая-то дорога, натоптанная тропа между обоими рудниками? Вы должны знать, Рен.

– Я полностью в курсе. Такой тропы нет, мы же сами немало постарались, чтобы «Круг» даже не подозревал о существовании этой базы. Да там просто некому разгуливать и разнюхивать.

– Постойте, постойте. Но ведь… да, совершенно точно, сам Командующий как-то упомянул… тут должна существовать еще и рубежная станция или застава, как ее там. Мы как-то не принимаем ее в расчеты, но, может быть, это ошибка?

– Советник, если даже они – реальность, то за все время существования нашей компании они никак не соприкасались с нами. Станция эта вполне может находиться где-нибудь в другом полушарии, места на Маргине хватает… И скорее всего там действуют вообще не люди, а роботы или что-то в этом роде. Как вот эти, что у нас тут работают. Так что никаких троп тут не натоптали. Я тоже что-то слышал о таких станциях. Наблюдают за пространством, ничего другого. Ждут, когда нагрянут какие-нибудь Пришельцы.

– Вздор. Никаких пришельцев не существует.

– Это всем известно – только не армии: должна же она оправдывать деньги, которые получает. Отсюда и пограничное наблюдение. Такая станция, конечно, фиксирует каждый корабль, приближающийся к Маргине, опознает – но даже не окликает. Чтобы не нарушить секретности. Они нам не помощники, но и не помеха.

– И на том спасибо. Значит, сбежать на «Круг» Рогнеду было бы затруднительно. Готовы? Идемте.

Выйдя из обитаемого корпуса, оба остановились, огляделись, прислушались: обстановка требовала осторожности. Но об опасности ничто не говорило, к тому же впереди маячили силуэты солдат – или как их следовало называть, – уже выступивших к шахте. Их можно было неплохо различить, потому что темноты вокруг не было: справа, хотя и в отдалении, включенные на полную мощность прожекторы освещали корабль – невзирая на ночное время, погрузка уже началась, и капитан, и шеф-мастер загрузочно-стартового комплекса свое дело знали. Двинувшись вперед, советник подумал вслух:

– Возвращаться что – придется таким же способом? Срезать углы? С полными трюмами?

– Я не уверен, советник. Если Рогнед не сможет выполнять штурманские обязанности…

– Отчего бы ему не смочь? Даже если он на самом деле окажется подсадной уткой, я поставлю ему условие: жизнь – в обмен за нашу благополучную доставку на Неро. Будьте уверены, он согласится.

– Вы правы, конечно. Но вот захочет ли он перед тем помочь нам изъять эту… женщину из «Круга»? А может быть, и выманить из убежища Штеля?

– Его участие в этом желательно – но не непременно. В конце концов, вряд ли она станет сопротивляться: мы нарисуем ей красивую картинку – она, мол, свободна от подозрений, обвинение с нее снято, и она может даже пользоваться кое-чем из того, что было в ее распоряжении при жизни Нагора, хотя бы тем же домом, всем ее личным имуществом – а здесь она уже успела, я уверен, распробовать эту жизнь на вкус – и, уяснив перспективу, просто станет вешаться нам на шею. Самым сложным мне сейчас кажется – как быстрее всего попасть на «Круг», остальное будет делаться само собой.

– А может быть, просто воспользоваться кораблем? Один маленький прыжок…

– Это было бы лучшим выходом – но без капитана этого не решить. В этих вопросах я не специалист. Да и вы тоже, насколько я знаю. А капитану нужно загрузиться и побыстрее отчалить. Он просто пошлет нас подальше.

Солдаты – проще всего было все же называть их так – поджидали начальство перед копром. Стояли совершенно неподвижно – не переговаривались, не глазели по сторонам, могло показаться даже, что не дышали. Корнет спросил деловито:

– Какие будут приказания?

– Надо найти человека, – сказал советник Ганиф. – Одного из прилетевших с нами. Он, как выяснилось, не совсем здоров – умственно. Перенапрягся, вы понимаете?

– Крыша поехала, – сказал корнет. – Чего же не понять. В диких мирах это бывает.

– Вот именно. Мы опасаемся, что, находясь в таком состоянии, он может причинить вред – в первую очередь себе самому, но и предприятию тоже. Поэтому задача ваша – найти его и задержать – но по возможности не нанося ему повреждений, во всяком случае тяжелых. Как только задержите – сообщите нам. Мы будем ожидать вас здесь.

– Ясно. Можно ли звать его, обнаруживая себя, или надо искать скрытно? Он вооружен? Понимаете, если мы начнем кричать, а у него в руках ствол, а крыша съехала, он может просто открыть по нам огонь – кто знает, кем он сейчас себя воображает – или просто с перепуга…

– Я вас понимаю. Рен, как вы думаете, у него было какое-то оружие? Хотя бы холодное?

– Ножик у него я видел – перочинный. Маленький. Орудий на нем много, но каждое – с мизинец величиной. А что касается оружия – мы же все проходили контрольную арку – на корабле, сразу за люком. При нем ничего не было.

– Совершенно верно. Корнет, вряд ли вы встретитесь с вооруженным сопротивлением. Так что можете звать в полный голос. Сначала как следует проверьте этот уровень, потом воспользуетесь клетью и, постепенно опускаясь, будете проверять один уровень за другим – вплоть до самого нижнего, если, конечно, не поймаете его раньше. Советую действовать парами, в одиночку вряд ли следует – не из-за него, но здесь достаточно легко упасть, или что-нибудь в этом роде, тогда второй сможет оказать помощь.

– Все ясно, советник. Разрешите выполнять?

– Да, побыстрее!

* * *

– Господин советник?

– Корнет? Что, удалось найти – его или хотя бы следы?

– Пока еще нет. Я хотел только спросить: здесь сколько скутеров должно быть – два или больше?

– О каких скутерах речь? Здесь их нет и быть не должно. Вы что-то путаете.

– Никак нет. Тут, на этом уровне, мы нашли два. Но если их было больше – тогда, может быть, он на третьем успел удрать куда-нибудь еще.

– Очень странно. В состав оборудования такие машины не входят. Где вы их обнаружили?

– Идите за мной – только осторожно…

* * *

– Рен, как вам это нравится?

– Советник, это скайскутеры. Понимаете, что это значит?

– Легкий воздушный транспорт, чего же тут не понимать. Труднее сообразить другое: как они здесь оказались?

– Очень просто: кто-то прилетел на них.

– Откуда? Зачем? Кто? Они, к счастью, непригодны для заатмосферных полетов, не так ли?

– Ни в коем случае. Но… Постойте. Капитан сразу после посадки докладывал… Вы тогда еще были в капсуле, после той болтанки вам было не совсем по себе…

– Это вам показалось, Рен, у меня все было в порядке, я просто не сразу вспомнил, как выбраться из кокона. И ни вы, и ни кто другой не сообразил помочь мне. Впрочем, это я так, к слову. Так что капитан?

– На подлете они – капитан и Рогнед – оказывается, зафиксировали корабль на стационарной орбите – вернее, кораблик, небольшой, класса галакт-яхты… И, недолго думая, этот кораблик уничтожили – на всякий случай. Не сразу, правда, но после того, как он не откликнулся ни на один запрос, по всей вероятности потому, что на борту людей не было. А люди эти, теперь я уверен, – здесь. Скорее всего – в шахте. И эти машинки принадлежат им, другого объяснения не вижу.

– Черт! Это совершенно меняет картину. Федеральная инспекция?

– Вот и я так же подумал.

– Рен, в таком случае получается, что Рогнед пошел сюда не просто из любопытства; у него тут была назначена встреча. Интересно, кто эти люди? Только вынюхивают – или имеют серьезные полномочия? Сколько их может быть?

– Двое, самое малое, по логике.

– Надо смотреть с другой стороны: сколько могло прилететь на той яхте?

– Я ее, к сожалению, не видел. Однако облик ее должен сохраниться: на «Красотке» камеры внешнего обзора при подходе к планете всегда работают.

– Сейчас некогда искать в записях. Ну, хотя бы примерно?

– Шесть, восемь, десять человек от силы.

– Вот из этого и надо исходить.

– Но скутеров ведь только два!

– Здесь. А вы уверены, что остальные не сели на «Круге»?

– Действительно… Однако, советник, те, кто прилетел сюда, помогли нам решить проблему нашего перемещения на «Круг-4»: полетим на этих самых аппаратах.

– Вы что – умеете пользоваться ими?

– С детства. Да вы ведь должны знать об этом.

– На все даже у меня не хватает времени. Есть дела поважнее. Рен, друзья это Рогнеда или враги – в любом случае мы можем столкнуться с вооруженным сопротивлением. А это нам совершенно не нужно. Корнет, вы еще не начали спускаться на нижние уровни?

– Я только что хотел доложить, господин советник: мы уже собрались было, потому что здесь, кроме этих машин, ничего и никого не обнаружили; но никак не удается воспользоваться подъемником.

– Думаю, вы просто не привыкли им пользоваться. Нужно сперва открыть пульт на стенке лифтовой шахты, нажать клавишу «Готовность»…

– Все это нам известно, мою группу специально программировали на обращение со здешней техникой. Все сделали как полагается. Но толку никакого, потому что клеть – в самом низу, и отключена от внешнего управления, осталась только на автономном.

– В таком случае сделайте так: пусть двое ваших сядут в ремонтную капсулу, она там рядом…

– Так точно, господин советник, наверняка рядом – только не здесь, а внизу. И точно так же отключена.

– Вы хотите сказать, что попасть вниз никто отсюда не может?

– Ну, есть система лестниц. Но ею, насколько знаю, никто никогда не пользовался, клеть работала без сбоев, и трудно сказать, в каком состоянии эти лестницы сейчас. Хотя даже если там абсолютный порядок, все равно с полной выкладкой спускаться – немалый риск. А мне не хотелось бы терять то, что мне доверено: начальство очень не любит, когда что-то выходит из строя.

– Корнет! Не надо лишних разговоров: прикажу – и пошлете их хоть в огонь. Но пока я еще такой команды не дал. Давайте подумаем вот о чем: картина представляется такой, что люди спустились туда для каких-то враждебных действий против нас, против предприятия; как можем мы помешать им?

– Это смотря что у них на уме. Если они хотят, скажем, взорвать всю эту музыку…

– По-вашему, они – самоубийцы?

– Да кто может знать? Хотя, наверное, нет… В общем, так или иначе надо их оттуда выцарапать и уж тут разобраться.

– И каким же образом?

– Разобраться?

– Выцарапать!

– Ну это, конечно, не просто. Самым простым было бы предложить им сдаться, пообещать что угодно. Только вряд ли они на это откликнутся: на такие дела идет не кто попало, а люди серьезные, которых словами не осилишь. В таких случаях можно было бы закачать газ, чтобы усыпить, или залить водой, чтобы они сами оттуда полезли все выше и выше…

– А у вас есть такой газ? И оборудование?

– Да нет, конечно. Откуда ему здесь взяться и зачем?

– Что же вы болтаете?

– Я не болтаю. Просто объясняю возможности. Значит, остается только одно. То, что в наших силах.

– Наконец-то. И что это за способ?

– Старый, но верный. Осада. Воздуха им там хватит, но с едой уже похуже, а главное – вряд ли у них там столько воды, чтобы они могли выдержать долго. Двое-трое суток, ну четверо…

– Рен, вы должны помнить все об этом руднике. Там нигде не фигурируют подпочвенные воды? Шахта не проходила сквозь водоносный пласт?

– Минуточку – сейчас посмотрю, это будет надежнее.

Рен извлек из кармана комп, включил, загрузил трехмерную схему.

– Есть, – хмуро проговорил он почти сразу. – Пласт небогатый, но им хватит до конца жизни. Ничего не выйдет с осадой, старшина.

– И таким временем мы тоже не располагаем, – сказал советник Ганиф. – Не забывайте одного: люди там, внизу, не представляют только себя самих: их снарядили и прислали с весьма серьезной задачей. У меня такое ощущение, что кто-то уже включил счетчик. Так что ввязываться в долгие разборки мы не можем и не станем. Нужен способ быстрый и надежный.

С минуту все молчали, потом Рен сказал:

– Ну что же, пожалуй, такое средство имеется.

– Давайте коротко и ясно.

– Поскольку управление всей техникой, что работает там внизу, происходит сверху, с рабочих мест, то мы можем объявить тем, нижним, войну, даже не спуская туда ни одного человека.

– Давайте, давайте без теории! Что сделать?

– Мы можем начать с того, что станем перекрывать, один за другим, все штреки. У нас же на входе в каждый стоят аварийные ворота: шахта прокладывалась по всем правилам, как если бы в ней предстояло работать людям, иначе никто не взялся бы за ее проходку. У этих ворот нет автономного управления – это как в подводных или звездных кораблях: если аварийный отсек действительно отсекается, то никто из оставшихся в нем не имеет возможности открыть выход, – спасаясь сами, они могут погубить весь корабль. Тут подобная же конструкция. Видите, советник, без теории никак не получается…

– Ну хорошо, хорошо. Излагайте дальше. Итак, мы отсекаем. Я думаю – сначала верхние.

– Мы же не знаем точно, где они находятся.

– В том-то и дело. Мы отсекаем штрек, но бремсберг оставляем открытым, давая возможность людям – если они там были – спуститься ниже. Через некоторое время отсекаем следующий. Потом – третий. Четвертый. В конечном итоге люди оказываются на самом низком уровне – там, где совершается проходка, где и работает комбайн. Затем перекрываем все бремсберги – и никто больше не может с нижнего уровня перейти куда бы то ни было.

– Ну хорошо, они внизу. Что дальше?

– А вот теперь самое интересное. Благодаря конструкции комбайна, его автономности…

– Конкретно!

– Конкретно – на комбайн дается команда: проходку прекратить. И выходить из штрека задним ходом. Комбайн выполняет команду: включает реверс ходовой части и начинает ползти назад. Как бы выжимая людей. Им просто некуда больше деваться, понимаете? Ведь комбайн, его щит, как раз равен сечению штрека, потому что комбайн сам его и прокладывал, прогрызал. Так что уклониться, пропустить его мимо себя нельзя – да и к чему? Люди понимают: надо бежать к клети. Но мы уже успели закрыть выход и из этого штрека. И бежать некуда, а комбайн все приближается – медленно, но неотвратно, как судьба…

– Да вы поэт, Рен!

– Уж больно выразительная картина!

– И что же – он их там раздавит?

– Нет, этого произойти не может: он ведь движется задним ходом, щит же у него спереди, а сзади – только моторная и приборная часть.

– И управление?

– Да, но оно действует только по команде отсюда, сверху. Обычно оно надежно блокировано. И только когда есть необходимость послать туда машиниста, чтобы…

– Понятно. Итак, их не раздавит…

– Но прижмет к закрытым воротам, им придется спасаться где-нибудь на моторных кожухах – больше там деваться будет некуда. И вот тут и начнут возникать сложности не только с водой, но даже и с дыханием.

– Так. А потом?

– Потом им придется дожидаться, пока хотя бы один человек отсюда не спустится туда по лестницам – налегке, без оружия, угрожать ему никто уже не сможет; спустится он для того, чтобы привести в действие оба подъемника. Клеть заработает, и уже на ней спустимся вниз все мы. Мы с вами, советник, для переговоров, охрана – для того, чтобы разоружать и конвоировать их, когда они начнут сдаваться.

– Как же мы будем извлекать их оттуда?

– Отодвинем комбайн на… сейчас… на три с половиной метра – там начинается бремсберг, он по плану должен был быть закончен только сегодня; по нему они смогут подняться к лифтовой площадке – но только по одному, ход этот пока очень узок, впоследствии он будет доведен до нормального сечения, и в нем установят новую ветвь транспортера. Но это уже другое дело.

Выходят по одному, охранники встречают их, разоружают…

– Дальше можете не объяснять. Сколько, по-вашему, времени может занять эта операция?

– Если не произойдет ничего неожиданного – думаю, не более пяти часов.

– Пожалуй, это вполне приемлемо.

– Другого пути все равно нет.

– Да, конечно. Но у меня одно примечание. Перед тем как начать реализацию нашего замысла, следует все-таки обратиться к ним с предложением сдаться и предупредить о жестких мерах, какие будут приняты в случае отказа – конечно, не раскрывая плана ни в коем случае. Как знать, может быть, они достаточно разумны, чтобы согласиться. Это потребует еще меньше времени. Мы можем обратиться к ним так, чтобы они услышали?

– Это сделать недолго. Вообще, сеть связи там есть, но если эти люди не специалисты в шахтном деле, они могут просто не знать, как к ней подобраться. Но мы сделаем иначе: возьмем мощный динамик и станем медленно спускать его в ствол шахты, постоянно повторяя обращение. На каком бы уровне они ни находились – громкость будет такой, что услышат, а если сразу не разберут до конца, то услышат и еще, и еще раз. Надо будет только указать, каким условным знаком они объявят о капитуляции – чтобы мы поняли.

– Придумаем. И немедленно принимаемся за дело!

5

Маргина. Лес. «Круг». Поздний вечер 18 меркурия

Странно: ночной лес, когда пришлось возвращаться по нему в место, одно воспоминание о котором вызывало у Зоры страх, не пугал, против ожидания, не казался таинственным, наоборот, как бы прибавлял решимости. Потому, может быть, что две девушки (хотя теперь уже с уверенностью можно было называть их комбионами), от которых так и веяло уверенностью, провожали ее, безошибочно отыскивая дорогу; похоже было, что этим путем они шли не впервые – если вспомнить то, о чем рассказывал комендант Вангель. Зора искренне надеялась, что на этот раз встречаться с ним ей не придется: вряд ли в его службу входило бодрствование по ночам. Тем более когда никаких работ не велось.

Купол возник как-то сразу – наверное, потому, что Зора со спутницами подошли к нему не с той стороны, где находился использованный ею выход; отсюда даже очертания стены казались другими. Ошибка? Зора схватила Милу за руку:

– Не сюда!

– Спокойно, – только и ответила проводница. – Уж как-нибудь…

И в самом деле: тут тоже нашелся проход – и никем не охраняемый. Мила негромко сказала Фее:

– Служаки!

– А ты чего хочешь? Они тоже не в себе. Уверена – и внутри никого не встретим.

Так и получилось. Неожиданно для Зоры они вышли в уже знакомый ей коридор – только с другого конца.

– Куда тебе надо – найдешь?

Но Зора успела уже увидеть – впереди, справа – знакомую, отличающуюся от других дверь.

– Мне туда. А вы…

– Иди. Мы тут останемся – или лучше выйдем наружу, этим воздухом дышать неприятно. Обождем тебя. Сколько времени тебе нужно?

– От силы час, – прикинув, ответила Зора.

– Ну – вперед!

Зора осторожно нажала на ручку. Дверь отворилась: комната так и осталась незапертой. Махнула спутницам рукой и вошла.

Внутри ничего не изменилось, вроде бы не грозило никакой опасности, но сердце почему-то заколотилось так, как будто всю дорогу она бежала изо всех сил. Нужно было прежде всего успокоиться. Зора подошла к креслу. Села. Постаралась дышать медленно, глубоко. И сразу же нахлынули мысли.

«Милая моя старшая, не ожидала от тебя такого промаха. И как это ты ухитрилась все-таки принять комбионов за настоящих женщин? Наверное, здешний воздух, о котором ты так увлеченно рассказывала, слегка помутил твое восприятие, желаемое сделал действительностью. Конечно, внешне у них все было в порядке – в девочках не щелкали реле, глаза не вспыхивали красным или зеленым или еще каким-нибудь нечеловеческим светом, движения были достаточно естественными. Словом, не нужно было напрягаться, чтобы принять их за таких же живых, как и мы с тобой. Но если так, то и все чудеса, каких я было начала ожидать от этого мира, на деле всего лишь фикция, твой легкий бред, только и всего. Обидно, старшая, очень обидно, если это так.

Но в конце концов, что мне до того – какие они по своей сути? Главное, что они – если найти к ним доступ, научиться управлять ими – могут мне помочь в том, что я хочу сделать, просто не могу не сделать – хотя бы в память Рика. Но для этого нужно прежде всего знать хотя бы основное: как изменять те программы, какие в них заложены для работы здесь; словом – нужно найти всю документацию по ним, без которой их сюда не привезли бы и которую они вряд ли смогли унести с собой, поскольку не должны были знать о ее существовании. Значит, это сейчас и будет первой и главной задачей. Найти способы общения и управления, а уже потом искать их самих.

Способы такие, безусловно, существуют, просто они хорошо замаскированы. Управление скорее всего было сенсорным, а их подчинение могло бы включаться, например… (Зора невольно улыбнулась и тут же поморщилась: представила, как кто-то собирается прикоснуться к ее груди, нашарить сосок, который и является нужной кнопкой.) Нет, это было бы уж слишком… безвкусно, грубо, по-хамски. Конечно, там сделано как-то иначе».

Зора вздохнула: не хотелось покидать удобное кресло, вставать и начинать поиски пресловутых, а лучше сказать – чертовых инструкций и наставлений, схем и программ, которые кто-то ухитрился засунуть неизвестно куда.

Зора прекрасно представляла себе этот набор: горсточку крохотных кристаллов, отливающих то голубоватым, то зеленым, а чаще всего просто прозрачных. Два десятка таких твердых капелек вполне умещаются в единственном маленьком футлярчике – в таком, например, в котором и сейчас лежат прекрасные серьги – бриллианты и очень тонкой работы оправа, что подарил ей Рик Нагор в тот день, когда сделал ей предложение. Ах, Рик, Рик, если бы ты увидел меня сейчас!.. То, конечно, помог бы выпутаться из неприятного положения.

Однако Рика нет, зато есть необходимость найти такую же, или похожую на нее коробочку, и знакомиться с ее содержимым, извлекая кристаллы по одному, аккуратно укладывая каждый в приемную чашечку дешифратора – сперва просматривать бегло, а потом, отобрав самые нужные и установив очередность – постараться войти в курс дела как можно быстрее и точнее.

Зора еще раз обвела взглядом свое несостоявшееся обиталище. Что же: начать слева – и по часовой стрелке. Откуда начать? Ну, вот хотя бы с комода – изящного, на красиво выгнутых ножках, вид которого прямо-таки кричит о том, что это вещь антикварная, нуждающаяся в постоянных заботах, осторожном, бережливом отношении. Вид кричит, да; материал, однако, свидетельствует о том, что это всего лишь новодел, поточное производство, дешевка, рассчитанная на непритязательный вкус, обычно сопутствующий стремлению к роскоши. Единственное, что в нем может оказаться более совершенным, чем у оригинала, который даже абсолютный идиот не потащил бы на Маргину, окраину мироздания, это потайные хранилища, защищенные так, что никаким просвечиванием или акустическим анализом их не обнаружишь, а того, что в них заложено – и подавно. Техника секретности использует весь диапазон научных и технических достижений. Так что любая панель выдвижного ящика, или его стенки на взгляд производят впечатление настолько тонких, плоских, что устроить в них какой-то тайник кажется совершенно немыслимым. Однако это лишь результат оптического обмана, для создания которого работают схемы, скрытые под облицовкой, с подзарядкой от окружающей среды, хотя бы от разницы температур стены и пола на доли градуса. Так что искать сейчас по старинке, шаря руками и разглядывая простым глазом, не стоит и начинать: попытка ни к чему не приведет. Да и времени на это не хватит.

Да, однако если обладать некоторыми знаниями и умениями – а если их нет, то хотя бы хорошей памятью…

Спасибо тебе, Рик, еще раз.

На этот раз – за то, что эта комната так похожа на нашу с тобой музыкальную в твоем доме. И этот комодик – копия действительно антикварной вещи, что и сейчас, наверное, стоит на старом месте в том же помещении.

А еще – за то, что у тебя некоторое время тому назад хватило времени и терпения ознакомить меня со всеми особенностями этой мебели. В том числе и с системой ее тайников.

Вещь эта, как уже не раз упоминалось, антикварна – однако очень опытный эксперт, внимательно поработав, с огорчением признал бы, что антикварная чистота этого комода в определенной мере нарушена, что неизбежно снижает его ценность в глазах любого истинного коллекционера.

Но ты-то, Рик, коллекционером не был. И не пожалел антикварной чистоты, грубо нарушил ее, оборудовав все старинные тайнички вполне современными средствами их защиты. Самыми надежными.

А главное – подробно ознакомил меня, твою женщину, с их расположением, устройством и всем, что нужно знать для пользования ими.

Поэтому – займемся делом.

В каком из девяти тайничков может оказаться искомое? Шесть можно отмести сразу: они предназначены для предметов очень плоских. Скажем, нескольких листков бумаги. Не более. Остаются три. Первый: он открывается снаружи, достаточно просто: растопырив пальцы правой руки (именно правой!), наложить кончики пальцев на пять же точек на гладкой поверхности. Точки ничем не отмечены, но память сохраняет их расположение. Немножко подвигать пальцами, достигая нужной точности. Тихий шорох – ящичек выдвигается. Он пуст. Три секунды ждет дальнейшей команды. Не получает – и убирается на место с таким же звуком. Осечка. Ноль – один.

Чтобы найти второй, нужно немного отодвинуть комод от стены. Поддается легко – наверное, пуст или почти пуст. Просто надавить ладонью на левый верхний угол задней стенки. Сделано. Открылось. Пусто. Ноль – два.

Последняя попытка. Выдвигаем второй сверху ящик. Что в нем? Постельное белье. Очень приятно. Вынуть все. Ящик пуст. Теперь нужно…

Нужен огонь. Потому что требуется тепло. Зажигалка. Ее нет. Спички. Их тоже нет. Горячая вода! Отдыхает. Что же есть?

Есть ключ от того самого дома на Неро. Спасибо Смирсу: похищая ее из дома признаний, не забыл захватить и ключи. Среди них и этот.

При чем тут ключ? А при том, что этот – дистанционный, и работает только при вставленной батарейке.

Вынуть батарейку из ключа. Заколку – из волос. Изогнуть ее. Поднести батарейку к левой боковой стенке ящика. Прижать в трех сантиметрах от угла. И замкнуть шпилькой полюсы.

Этим теплом в холод не согреешься. Но для тайника – хватит. Термоключ.

Открылось.

Увы, кристаллов тут нет. Разочарование. Но зато есть кое-что другое. И не одно. Воодушевление.

Как все это могло тут оказаться?

О господи, надо же быть такой глупой. Как она сразу не подумала? Сказал же ей комендант, что это жилище – лучшее на базе. А база чья? Рика! Он бывал здесь – да, как-то он сам упомянул об этом, но у нее тогда это не вызвало интереса. Слишком далеко была Маргина. Значит, кто жил в этой комнате? Ответ ясен. Да и Вангель говорил об этом. И все это он держал тут для самого себя – на всякий случай. Малый дистант. И совсем уже крохотный игломет – оружие для рукопашной.

А теперь оружие может пригодиться ей. Игломет спрятать на груди. Дистант – за пояс юбки, сзади.

Кстати: чтобы спрятать тут кристаллы, человек должен был знать все, что касается тайничков. Но вряд ли даже комендант обладал такой информацией. Сомнительно, чтобы Рик с кем-то ею делился.

Хорошо, что она не подумала об этом сразу: тогда она и не стала бы обыскивать комод. И не нашла бы того, что только что в нем обнаружила.

Порой глупость бывает полезна. Чаще, чем принято думать.

Пора искать дальше.

* * *

Коробочку с кристаллами Зора обнаружила на диване – под покрывавшим его толстым ковром (Рик питал пристрастие к коврам). Открыла. Облегченно вздохнула: все тут, все на месте.

Дешифратор – на столе. Зора заправила первый кристалл. Уселась поудобнее. Подперла подбородок ладонями. И принялась читать и рассматривать, порой подавая голосом команды аппарату.

Вот принципиальная схема «кукушки»-эталона. Похоже, не совсем совпадает с тем, что она видела. Немного не те фигуры. Более грузные, массивные, что ли. Ничего удивительного: кроме человеческой мышечной массы и органов, тут отведено место и множеству схем, а кое-где и усилителей. Но в несовпадении нет ничего странного: концептуальная модель всегда отличается от конвейерной продукции. Хорошо. Дальше?

Кристалл за кристаллом она щелкала, как орешки, не забывая поглядывать на часы. Программные откладывала в сторону: ими придется заняться позже. Сейчас нужно главное: как управлять ими, этими девицами.

Эта инструкция оказалась на восьмом кристалле.

Ну, знаете ли!

Уши – вот что оказалось главным.

Во-первых, потому, что для того чтобы «включить» комбиона, то есть подчинить его твоим командам, нужно просто-напросто взять его за левое ухо и слегка потянуть. И вся премудрость.

Во-вторых же – по той причине, что все дальнейшее достигается голосом. Как и с нормальными людьми. Ввести программу – усадить девушку перед дешифратором, скомандовать «Усвоение!» и включить дешифратор для эфирной передачи записи. Конечно, предварительно настроив его на персональную частоту именно этой… этого экземпляра.

Чтобы удалить программу, допустим, для ее редактирования – на той же частоте включить дешифратор на прием и на режим «Изъятие». Он сам даст ей нужную команду, примет и запишет программу, чтобы потом с нею можно было работать.

Ну, слава богу… Больше тут делать нечего. Да и Мила с Феей, наверное, заждались.

Зора повернулась к двери. И застыла. Сразу переставшими повиноваться губами пробормотала лишь: «Нет!»

Потому что между нею и выходом теперь возвышался человек. Тот самый работник, что тогда сказал ей: «Все равно ты будешь моей!» Наверное, он сам в это верил. И ждал. Подкараулил. И вошел совершенно бесшумно. Так же бесшумно двумя шагами преодолел разделявшее их сейчас расстояние. А Зора оказалась не в силах сделать хоть какое-нибудь движение.

Он притянул ее, она хотела отвернуться – взял ее голову в ладони, нашел ее губы.

«Проклятый воздух этого мира! – как-то отстраненно, словно не о себе, подумала она. – Сейчас получит то, чего хочет, а она – то есть я сама – не в силах воспротивиться. Не могу. Или – не хочу?..»

Одной рукой обняв ее за плечи, другой – сжимая ее пальцы, вошедший мягко, но уверенно вел ее к дивану. В шаге от него снова повернул лицом к себе. Зора почувствовала, как расстегивается застежка на спине. Как чужие пальцы касаются кожи.

Почти так, как было тогда – при первой близости с Риком.

Рик.

Она напряглась, показалось – сердце сейчас разорвется или сознание улетит. И в самом деле: зазвенело в ушах. Потом – почти сразу – звон превратился в слова:

– Ты сделаешь вот что…

Вспомнила! И в тот же миг сразу овладела собой. И все, только что пугавшее, вдруг показалось смешным, всего лишь.

Мужчина громко сопел. Одним движением Зора высвободилась. Шагнула в сторону. Спросила спокойно:

– Прости, а как тебя зовут?

Он, похоже, удивился:

– Я же тебя не спрашиваю! Потом сама скажешь.

– Тебе это, может, и не нужно. А мне ведь надо знать – с чьего счета потом деньги списывать. Я ведь сказала: это не моя работа, мне за нее компания платить не станет…

Он секунды поколебался, не зная, видимо: оскорбиться – или принять за шутку. Выбрал второе; значит, действительно был настроен серьезно:

– Да ведь и мне не за это срок списывают! Но ты не сомневайся: диконов у меня хватает. Так что – пошли!

И снова обнял. Руки скользнули ниже. И он ощутил нечто. Забавно было видеть, как менялось его лицо, когда он нащупал у нее на спине – за поясом юбки – дистант.

– Вот, значит, как, – проговорил он, убирая руки.

– Вот так, – подтвердила она.

Но он быстро пришел в себя. Даже усмехнулся:

– Гляди – ты ведь отсюда никуда не денешься. Завтра, может, еще сама захочешь мне доплачивать.

И ушел, в дверях обернулся, посмотрел ей в глаза – тяжело, уверенно – и затворил дверь за собой. «Бездна самонадеянности, – подумала Зора с усмешкой. – Провинциальный соблазнитель. Хотя… наверное, это могло бы оказаться и любопытным. Если бы не… Да черт с ним. Я вспомнила! И знаю теперь, что и как нужно сделать».

Не медля более, вышла в коридор. Как бы там ни повернулись события в дальнейшем, но сейчас ясно: она вообще еще не успела прийти в себя как следует, войти в рабочее состояние: тут и арест, и похищение, все это выбило ее из колеи. Нужно какое-то время, чтобы почувствовать себя готовой уже не только к защите, но и к активным действиям: раз уж она поняла, что нужно – начинать надо сразу же. Подчинить себе девушек (почему-то ей хотелось называть их именно так.)

В коридоре навстречу ей попался куда-то шедший комендант Вангель. Криво усмехнулся, покачал головой. Зоре вдруг стало весело, она неожиданно для самой себя подмигнула ему, как уличная девчонка, и прошла мимо, не останавливаясь.

Девушки терпеливо дожидались ее снаружи. Фея спросила:

– Все нормально?

– Лучше не бывает, – весело ответила Зора. Не замедляя шага, подошла к Миле, она оказалась ближе, – схватила ее за ухо и дернула, словно наказывая расшалившегося ребенка. Не так, чтобы было очень больно, однако же чтобы почувствовалось.

Реакция должна была последовать, но только не такая: в следующее мгновение рука была схвачена и выкручена так, что Зоре пришлось невольно повернуться вокруг оси, чтобы не возникло вывиха. И одновременно прозвучало недоуменное:

– Ты что – очумела? (Сказано было, правда, несколько крепче.)

Наверное, на этом и следовало прекратить попытки. Однако никто не мирится с разочарованием сразу – всегда следует повторение в расчете на то, что – ну, первый раз просто не сработало что-то там…

Когда и вторая рука оказалась заведенной за спину и стиснутой отнюдь не слабенькими пальцами подвергшейся нападению, очень кстати вмешалась Фея:

– Что тут у вас, подруги? Разминка? Детская игра? Мила, объясни.

– Она, по моему, спятила, – сообщила Мила. – Выскочила и сразу – цап меня за ухо! Хоть бы слово сказала!

– Очень интересно, – сказала Фея задумчиво. – Подруга, что можешь доложить в свое оправдание?

Но не сказать же ей было: «Вы все сбились с настройки, глючите, вам надо заменить программы и вообще пройти по всем контурам»!

– Я… я не знаю, – проговорила Зора сокрушенно. – Меня сейчас там мужик хотел завалить – едва выкрутилась…

– А ты вывернулась. Понятно. Значит, не дура и не трусиха. Теперь обоснуй: какая связь между этим – и тем, что ты нашу Милочку хватаешь за уши? Знаешь, как может распухнуть? По-твоему, красиво будет? Или считаешь, что если мы тут за мужиками не бегаем, то наша красота нас и не волнует? Так ты думаешь? А у нее отпуск на носу!

– Прости, Мила, – проговорила Зора и даже вспыхнула. – Правда, я не со зла…

Но уже чувствовала: этим не отделаться. Да, может быть, так и должно быть. Раз и навсегда обозначить, кто есть кто. И какие здесь дела у нее – и у них. Тем более что Мила сама уже подвела к такому разговору.

– А кстати, – сказала Зора, – если серьезно: при таком-то воздухе и прочем почему вы их так избегаете? Они ведь, между прочим, довольно симпатичные. У вас убеждение такое? Вы мужененавистницы?

– Ты что, и правда спятила? – удивилась Мила. – Разве мы на таких похожи? Да зайди в наши домики, посмотри на наши тумбочки, если раньше не успела: почти на каждой увидишь снимки. Мужчин, между прочим.

– И детей, – прибавила Фея.

– А кстати, Зора, – сказала Мила, повторяя слова гостьи. – Если они такие приятные, почему же ты от них сбежала, вместо того чтобы получить много удовольствия?

– Потому, что я не проститутка.

– А мы, по-твоему, шлюхи? Спасибо! Польстила.

Зора почувствовала, что начинает сердиться.

– Прости, но, насколько мне известно, вас сюда для того и везли.

– Нас? Может, ты нас с кем-то спутала? Или вообще не на той планете села?

Но Зору уже понесло.

– Бросьте, девочки, – сказала она решительно. – Давайте откровенно. Ведь каждому известно, что все эти мальчики на снимках – плоды… даже не вашего воображения, а просто заложенных в вас программ. А на самом деле…

– Стоп! Программ? Мы что же, по-твоему, роботы?

– Ну, не совсем, однако…

– Мила! – снова вступила в разговор Фея. – Пусть повторит это подругам в расположении – чтобы все слышали, какого она о нас мнения. Все разом. А то ведь ей придется повторять каждой в отдельности, у нее и голоса не хватит.

– Правильно. Пошли. А то я уже опасаюсь, как бы не опоздать.

– Да, – усмехнулась Фея. – Твой благоверный, надо думать, уже минуты считает. И Седя заждался.

– Ох, не говори. Да я и сама…

«Благоверный? Да о чем это они?»

6

Маргина, «Овал», нижний уровень. 18 меркурия

– Ах, мастер ситуаций, – сказал Лен Казус. – Мы просто счастливы видеть вас здесь. Но для полного счастья нам не хватает ясности. Что вы здесь делаете? Каким образом вообще оказались на Маргине? Возможно, возникнут и другие вопросы.

– Я хотел бы прежде всего сесть, – ответил Рогнед. – Лежать на этом камне, скажу откровенно, очень неудобно. Хотя вообще-то тут я чувствую себя даже лучше, чем ожидал. Заявляю: я не вооружен и никакой опасности для вас не представляю.

– Хотелось бы убедиться, – сказал Штель.

– Сделайте одолжение.

Штель без церемоний открыл сумку и ознакомился с ее содержимым. Казус же обыскал лежавшего, показав профессиональное умение. И проговорил:

– Чисто. Вижу, у вас тоже пусто. Ну что же, мастер, можете сесть. Даже встать, если вам угодно.

Рогнед немедленно воспользовался разрешением, не сводя глаз с Казуса.

– Что вы на меня так смотрите? – поинтересовался вызнаватель. – Я вам до такой степени нравлюсь? Или наоборот?

– Никаких эмоций. Просто сопоставляю. Простите, но мне при виде вас делается немного не по себе. Объясню, не дожидаясь вопросов: до сих пор не приходилось встречаться с мертвецами.

– Ах, только и всего? – удивился Казус. – Ну, и каково впечатление?

– Еще один вопрос, уточняющий: кто вы – Лен Казус или его брат-близнец?

– У моих родителей я – единственный ребенок, – сказал Лен.

– В таком случае, кого же убили в… да, в доме Рика Нагора?

– Его и убили. Не меня.

– Странно. А меня между тем уверяли…

– Это уже интересно. Кто, когда? И зачем вы интересовались этой информацией?

– Для того, чтобы быть как можно более в курсе событий – и в мизансцене, и в действующих лицах. Меня убедили, что вы среди них больше не числитесь.

– Кто?

– Некто Горт, представитель Федерального правительства на Неро.

Да-да, предупреждаю ваш вопрос: помимо того что я считаюсь мастером ситуаций, я еще и старший контролер Федеральной службы налогов. Так что у него не было оснований скрывать от меня хоть что-либо: мы с ним дуем в одну дуду. И вы, полагаю, тоже?

– Ну, я к делам фискальным не имею никакого отношения. Я расследую всего лишь убийство Рика Нагора.

– Неприятное событие, – проговорил Рогнед Трим сочувственно. – Однако я на это смотрю несколько иначе: если бы он оставался в живых, мне пришлось бы арестовать его, вслед за чем последовал бы суд и приговор – достаточно болезненный, уверяю вас.

– Что же он такого сделал? – вступил в разговор Штель.

– Всего-навсего создал незарегистрированное, скрытое от властей высокодоходное предприятие – второй рудник по добыче гравина – и достаточно долго не платил никаких налогов ни за пользование ископаемыми, ни с выручки за их продажу…

– Вздор, – сказал Штель. – К этому он не имел никакого отношения.

Он не замышлял ничего подобного и уж подавно не принимал никакого участия в реализации этого замысла. Он лишь, к сожалению, недостаточно контролировал дела своих ближайших сотрудников. А когда начал догадываться, его и приговорили.

– И убили.

– Я сказал: приговорили.

– А откуда у вас, собственно, столь точная информация? Кто вы?

– Меня зовут Штель.

– Вот как! То есть начальник охраны, ближайший советник, соратник, помощник Нагора – кем еще вы для него были?

– Кем бы ни был – налогового управления это не касается ни с какой стороны.

– Как знать, как знать. Штель, это ведь вам он завещал всю свою собственность и деньги?

– Ничего подобного. Он не делал этого – и не собирался. Ему наследует другой человек.

– Зора Мель, не так ли?

– Если и так – ну и что?

– Наивный вопрос. Налог на наследство – при такой массе завещанного – составит очень симпатичную сумму. Вы не забыли, что я – налоговик?

– Хотел бы, но вы вряд ли позволите, – усмехнулся Штель.

– Вы правы. Однако… Вы сказали, что Нагор не завещал вам ничего. Но тем не менее его сотрудники твердо уверены в том, что вы отлично знаете и то, где эти деньги, и то, как можно их получить. Они правы?

– Он никогда не скрывал от меня этого.

– И вы могли бы получить их один, без Зоры Мель? – вмешался Казус.

– Нет. Ее личное присутствие является непременным условием. Просто сделать компьютерный транш в данном случае невозможно.

– И поэтому вы, Штель, так стремитесь найти ее?

Штель только пожал плечами.

– Так вот, – снова взял инициативу на себя Рогнед Трим, – теперь я могу и ответить на вопросы уважаемого воскресшего сыщика. Почему и зачем я здесь? Затем, что у меня – у мастера ситуаций – контракт с возглавляющим компанию после смерти Нагора вице-президентом, советником Ганифом и инженером Реном. Я обязался помочь им разыскать двух человек: уже названную Зору Мель и господина Штеля. Иначе мне трудно было бы подобраться вплотную к людям, организовавшим незаконную добычу гравина, а значит – и ко всей компании. Зачем им эти двое? Затем, чтобы любыми способами выяснить у них, где находятся деньги компании и как можно наложить на них лапу. Свои обязательства перед ними я, кстати, пока не выполнил – и сильно сомневаюсь в том, что они вообще выполнимы. Эти люди и привезли меня сюда, где я получил прекрасную возможность лично убедиться в том, что незаконный рудник существует и работает на полную мощность, в качестве доказательства для предстоящего процесса наделать целую кучу снимков, за чем вы меня и застали. Я также установил, какое средство используется для вывоза незаконной добычи: тот транспорт, на котором мы сюда прибыли, – и кроме того я, разумеется, смогу свидетельствовать о том, что советник Ганиф и инженер Рен являются управителями этого предприятия и, вероятно, получателями незаконной прибыли: наверняка ведь Нагор не забирал всего, хватало и им, я полагаю.

– Нагор не воспользовался ни единым диконом из этих денег, он о них просто не знал, – раздраженно сказал Штель.

– Трим, а почему вы не сказали о том, что вы нашли Штеля, но говорите, что не смогли выполнить этого условия?

– Хороший вызнаватель должен бы уже догадаться, Казус. Вы не подумали, каким образом мне удалось так сразу опознать вас? Мы ведь с вами раньше не встречались.

– Ну, вам могли показать меня, когда еще…

– Когда вы были живы, не так ли? Увы: я прибыл на Неро уже после столь печального, хотя и не состоявшегося события.

– Но вам могли показать мои изображения – когда я был еще в игре…

– Браво. Догадались. Хотя я ехал не с заданием установить связь с вами, я всегда тщательно готовлюсь к любой моей операции. И потому у меня в памяти сейчас крепко сидят изображения и всех работников вашего, Казус, департамента, поскольку могла – и еще может – возникнуть надобность в их помощи, и, естественно, всего управленческого персонала «Маргина Гравин».

– Ну и что? Допустим, вы опознали Штеля еще раньше, чем он назвался…

– Я не опознал Штеля, сыщик.

– Почему?

– Да потому только, что его здесь нет. И не было.

– Что вы несете, Трим!

– Казус, бросьте валять дурака. Правда, это получается у вас вполне естественно, но я знаком с вашим досье и совершенно вам не верю. Вы ведь потому и вцепились в него, как коммивояжер в хозяйку, что давно поняли, он – Рик Нагор.

– Черт бы вас побрал, Трим! – проговорил Казус очень сердито. – Ну с какой стати вы ломаете мне всю игру! Он ведь был уверен…

Штель – или Рик Нагор – деликатно кашлянул и улыбнулся.

– А к чему вам вообще эта игра, сыщик? – спросил Трим. – Почему бы не сказать ему сразу…

– Потому что, сказав ему, что я знаю, кто он, что я понял это, еще только осмотрев сгоревшее тело в морге, ведь оно, даже обгорев, оставалось куда длиннее, чем мог бы быть Нагор, – сказав ему, я должен был бы сразу арестовать его как убийцу подлинного Штеля – когда тот явился, чтобы убить его самого.

– Я уже устал повторять, что не убивал Штеля, как и себя самого, – сказал Нагор. – А арестовать меня вы не вправе: на сегодня вас нет в списках лиц, обладающих таким правом. Вы еще не воскресли официально, Лен.

– В этом-то и все дело. Я ждал, пока мы снова не окажемся на Неро, и тогда…

– Не беспокойтесь, я не собираюсь бежать от вас, – сказал Рик. – Во всяком случае, пока рядом со мною нет Зоры. Вот тогда мы действительно постараемся укрыться от всех вас – до той поры, пока не будет разъяснена смерть Штеля. Надеюсь, что кому-нибудь это окажется по силам.

– Нет надобности укрывать Зору, Нагор, – сказал Рогнед Трим. – Вы не в курсе, но я могу обрисовать обстановку. Женщина по имени Зора Мель сейчас, по всей вероятности, уже приговорена судом – быть может, даже к смерти. Я должен вернуться туда ко времени возможной казни…

– Зора приговорена? Как могла она попасть в суд? Это вы выкрали ее, Трим? Объясните свои слова, иначе… иначе я действительно убью вас!

– Да успокойтесь! Ваша Зора, по всей вероятности, сейчас в полной безопасности у здешних женщин. Нагор, вы должны знать, о ком я говорю.

– Знаю, рубежная служба. Я бывал у них: с ними у меня связаны некоторые расчеты. Зора там? Это прекрасно. Но кого же тогда судят?

– Женщину, очень на нее похожую. Это я нашел ее и уговорил сыграть роль в суде.

– И роль казненной тоже? Знаете ли, Трим, вы мне отвратительны.

– Не спешите. Я успею вовремя; но если даже опоздаю, она вполне в силах выпутаться сама. Она, господа… Это… Да господи, это единственная в своем роде женщина, одна в мире, кто смог меня… Уверяю вас: она выйдет из тюрьмы, и никто даже не попытается задержать ее!

– О, Трим, оказывается, и вам не чужды человеческие чувства!

– Да – и я счастлив поэтому!

– И мы рады за вас. Но боюсь, что вы чрезмерно оптимистичны.

– Нимало.

– А вы представьте, что ей вынесли смертный приговор.

– Мы с ней предусмотрели и это.

– А вы знаете, что после этого она будет помещена в специальную камеру с особой охраной?

– Знаю, конечно. Но повторяю вам: пусть эта охрана будет состоять из каких угодно людей…

– А если не из людей?

– Что вы сказали, Нагор?

– То, что охрана этой камеры состоит из комбионов, Трим. И они не подвластны никакому гипнозу, а только программам.

– Нагор, это вы только что придумали, признайтесь. Чтобы напугать меня… Откуда вы можете это знать, если даже я не знаю?

– Просто потому, что эти комбионы QF, все десять, были заказаны мною для Маргины – но Система покоя отобрала их у меня. Однако это держится в секрете – поскольку нет официального разрешения использовать комбионов на государственной службе – пока они не прошли должной проверки у таких экспериментаторов, вроде меня. Так что, Трим, на вашем месте я бы очень поторопился на Неро – тем более если эта женщина вам так дорога, как можно подумать, глядя на вас.

– Немедленно! Я полечу немедленно! Казус, Нагор – вы со мной?

– Без Зоры я никуда не двинусь. Думаю, что вы, Трим, меня поймете.

– Хорошо. Оставайтесь здесь или идите ко всем чертям – я лечу немедленно, даже если корабль придется брать силой!

– Желаем вам удачи, Трим. Постойте. Там – выше – какой-то шум. Уже не в первый раз.… Слышите?

Они прислушались.

«Рогнед! Немедленно поднимайтесь на поверхность вместе с вашими спутниками. В случае вашего отказа мы применим суровые меры. Даем вам три минуты, чтобы включить клеть и начать подъем. Предупреждаю: наверху вы окажетесь под прицелом десяти дистантов и при малейшей попытке сопротивления будете уничтожены. Три минуты! Отсчет начат».

– Вот сукины дети! – пробормотал Трим.

Глава, как бы заключающая. А впрочем…

1

Неро. Судебная тюрьма. Поздно вечером 18 меркурия

Получалось, что всего трое суток жизни оставалось Сане – и первые уже миновали, ни на шаг не приблизив ее к свободе, к спасению.

Хотя она, полностью сохраняя внешнее спокойствие, все это время думала только о побеге, который, как выяснилось, нельзя было совершить тем способом, на какой она рассчитывала и в котором уверен был даже Рогнед Трим. Ее незаурядные способности гипнотизера на сей раз не сработали, никакого воздействия на надзирательниц оказать так и не удалось, все они по-прежнему оставались невозмутимыми, холодными и педантичными, не позволяли ни Сане, ни себе самим ни малейшего отклонения от установленного инструкцией порядка содержания смертников. Этот вариант пришлось, пусть и не сразу, отбросить. Надо было искать и найти другой. Она искала – и (во всяком случае, до сих пор) не нашла ничего.

Собственно, и выбора-то никакого не было. Если не можешь заставить тех, кто тебя стережет, отомкнуть замки и распахнуть перед тобой двери – значит, остается только проделать это самой. Можно сделать это двумя способами: хитростью или силой. И следовало испробовать оба. Надо было только установить очередность: сперва хитрость – а потом, в случае неудачи, сила? Ответ напрашивался сам собой: силы у Саны было заведомо меньше, чем у десятка крепких надзирательниц, из которых трое, четверо, иногда даже пятеро находились внутри, в камере вместе с нею, а остальные – где-то поблизости, совсем недалеко, и главное – не спали, а бодрствовали, Сана уже не раз в этом убеждалась; могло даже показаться, что они вообще не нуждаются в отдыхе – не спят, не расслабляются, бдят каждую минуту и секунду каждых суток. И они были, ко всему, еще и вооружены; не самым мощным, конечно, оружием – но чтобы справиться с одной женщиной, их дистантов было более чем достаточно. Нет, пытаться применить силовой вариант – это всего лишь форма самоубийства. Попытка не спастись, но просто самой выбрать способ своей смерти. Это – полагала Сана – никогда не будет поздно. Даже и тогда, когда за ней придут, чтобы исполнить приговор.

Значит, хитрость.

Если ты не можешь проломить окружающие тебя стены или взломать замки на двери этой камеры, надо прежде всего постараться сделать и стены, и затворы другими, проще и слабее этих. Сделать это можно лишь одним способом: заставить перевести себя в другое помещение.

В какое? Скажем, в тюремную больницу. Когда Сану знакомили с теми немногими правами, которые у нее здесь оставались, упоминалась и больничка, вообще медицинская помощь. Как ни странно, но лишать жизни полагалось лишь здоровенького приговоренного, а если он болен – следовало сперва его вылечить, и только после этого убить. Значит, если она заболеет – это позволит хотя бы отсрочить казнь, а если при этом добьется перевода на больничную койку – возникнет (как она надеялась) не одна даже возможность побега, но целый их букет. Итак, следовало заболеть.

И притом достаточно серьезно. Чтобы вмешательство медицины не ограничилось визитом врача с таблетками, микстурами или инъектором, но выразилось бы прежде всего в переводе отсюда в палату. Заболеть как можно тяжелее. Только – чем и как?

Беда была в том, что Сана, обладая прекрасной способностью влиять на поступки и даже на мысли других людей (кроме здешних десяти, конечно), до сих пор почему-то не освоила в полной мере владение собственным организмом. Его анатомией и физиологией. Наверное, ей казалось, что это никогда в жизни не понадобится: она всегда первой успеет справиться с противником. Но карать самонадеянность – одно из любимых развлечений жизни, и сейчас она именно так и поступила с Саной, тем самым приближая и свой собственный конец.

Она пыталась заболеть, уговаривала сердце, печень, почки… Впустую.

Оставалось лишь одно: симуляция. И такая, разоблачить которую будет труднее всего, а лучше – вообще невозможно.

Сердце?

Вряд ли: придет врач с кардиометром и не обнаружит никакого нарушения органики. Сочувственно промолвит: «Это всего лишь нервы, в вашем положении, знаете ли, реакция вполне естественная, но сердце у вас, да и вся система, совершенно здоровы». И уйдет.

Что касалось той же печени с почками, она даже нужных симптомов толком не знала: что и как надо сыграть. А ошибаться тут нельзя. Попытка должна быть единственной – и успешной.

Наверное, помог бы какой-нибудь перелом – руки или ноги. Но, во-первых, тут сломать себе что-нибудь не так-то и просто: все мягкое – и стены, и пол, наверное, когда-то приговоренный пытался, может быть, впав в полное отчаяние, разбить себе голову о стену, может быть, попытка ему даже удалась – и после этого тюремщики приняли меры, поскольку закон требует, чтобы человек не просто стал мертвым, но чтобы это произошло именно так, как предписывает приговор. Закон должен быть исполнен буквально! Это одно. А второе – со сломанной ногой, или хотя бы рукой, не очень-то и сбежишь. Не годится.

И все же такой выход был.

Недаром Сану в ходе судебного процесса таскали в психушку и решали там вопрос: нормальна она или нет и можно ли ее, вменяемую, казнить, или же следует, больную, оставить здесь и сперва вылечить?

Сана была из числа людей легко обучающихся, и того, что она увидела в той клинике, было достаточно, чтобы представить – как нужно себя вести, чтобы поверили – хотя бы вначале. Снова направили бы к тем докторам. А там уж… Там!..

И тут же, не сходя с места, она сошла с ума.

Свела глаза на кончике носа. Безвольно опустила нижнюю челюсть. Постаралась, чтобы ниточка слюны свесилась. Язык выдвинулся, закрывая ротовую полость. И запела – да нет, не запела, а скорее завыла – тихо, уныло, безнадежно…

В камере в тот миг охранниц было четверо: старшая и еще три. Они разом повернули к ней неподвижные, как всегда, лица.

Сана засмеялась. Неестественно, визгливо, громко. На них она не смотрела, словно бы их тут и не было. Снова завыла, задергалась…

– Прекратить телодвижения!

Она этого, конечно, не услышала, ее сейчас вообще не было в реальности – во всяком случае, так они должны были решить.

Старшая направилась к ней – спокойно, уверенно – для того, наверное, чтобы встряхнуть как следует и тем вернуть в сознание.

Прекрасно. Но это не просто сумасшествие; оно к тому же и буйное!

Старшая надзирательница была уже в шаге от приговоренной. И протянула руку – наверное, хотела схватить за плечо или еще что-нибудь такое…

Сана рванулась навстречу, оттолкнувшись руками и ногами. Ударила собой. Обе упали, Сана оказалась сверху. Какой-нибудь болевой прием. Уши. Такие большие уши, прямо напрашиваются, чтобы схватить их, закрутить… Потому что противница одной рукой уже дотянулась до горла Саны.

Одной рукой, левой, Сана перехватила пальцы надзирательницы. А правой – ухватила все-таки за ухо и рванула от всей души.

Противница замерла. И остальные, что уже подскочили, чтобы оторвать Сану от начальницы, скрутить, утихомирить, тоже остановились, как бы в нерешительности.

А старшая проговорила спокойно:

– Вызов принят. Ожидаю распоряжений.

Вот тут Сана по-настоящему растерялась. Немая сцена продолжалась три секунды – потом снова прозвучало:

– Ожидаю распоряжений.

Некогда было раздумывать над тем – что, как и почему. Факт был: ей подчинились, от нее ожидали распоряжений. Невероятно, но… мало ли в жизни случается невероятного? На деле все вероятно, просто у людей не хватает воображения.

Сана поднялась, готовая в случае чего к сопротивлению. Но никто ее не атаковал, все сохраняли неподвижность. Тогда она решилась:

– Встать.

Надзирательница повиновалась.

– Все предыдущие распоряжения отменяю.

Они как бы чуть обмякли, стоя по-прежнему без движения.

Интересно, а остальные тоже?.. Вот эту, что справа, так же – за ухо.

– Ожидаю распоряжений. – Спокойно так, буднично.

– Раздеться до белья!

Та разделась – без малейшего удивления, смущения, без сопротивления. Под униформой белье оказалось нормальным, женским. Ничего, не простудится – если они вообще способны простужаться. Сана подхватила тряпки. Сбросила свое, арестантское, смертное. Быстро натянула форму. Почти по мерке. Во всяком случае, движений не стесняет.

– Отпереть камеру.

Старшая послушно завозилась с замком.

– Проводить меня и вывести за тюремные стены.

Опять – ни малейшего удивления. Всего лишь крохотная задержка после каждой ее команды – словно им нужно было немного времени, чтобы усвоить сказанное.

Дверь распахнулась. Надзирательницы выстроились парами. «Ну, или они сейчас меня убьют – или…»

Сана возглавила процессию. Прошла мимо остальных сторожих, что сидели в соседнем помещении, в предбаннике камеры; ни одна из них не шевельнулась, не подняла взгляда.

Миновали коридор. Никто не задержал, наоборот – немногие встреченные прижимались к стенам, освобождая путь: видно, у этой десятки репутация в тюрьме была – выше некуда.

Пост на выходе. Отперли по команде старшей надзирательницы, не задавая вопросов: куда, зачем? Вышли из корпуса. Прошли по двору. Пост у ворот: последнее препятствие. Сана внутренне сжалась: если здесь будет попытка задержать – придется открывать огонь, хорошо, что дистант раздетой – тут, на поясе. Но задерживать никто не стал.

За воротами, уже на воле, промаршировали еще шагов двадцать, потом Сана распорядилась:

– Стой. Вернуться к месту службы, ожидать дальнейших распоряжений.

Трое повернулись – четко, одновременно. И зашагали обратно, к воротам.

Правее, в нескольких метрах, стояло четыре скользуна – наверное, на них приехало начальство, то, которое в тюрьме не живет. Подходя, Сана уже знала, какой угонит: самый быстрый. Ничего, потом найдут. Ей он нужен только для того, чтобы добраться до того места, где, по уговору с Рогнедом, она должна будет ждать его. И дождется, гори они все синим огнем!..

2

Маргина. Ночь с 18 на 19 меркурия

Возвращаясь в место, которое называлось тут «расположением», Зора уже не обращала внимания на лес, на воздух, вообще ни на что, кроме путаных мыслей, которые все еще не желали образовать какую-нибудь логическую систему, но, напротив, явно противоречили друг другу. Мысли – это бы еще куда ни шло, но факты! Очевидные факты никак не хотели сочетаться. И пока этого не произошло, трудно было рассчитывать на помощь со стороны женщин; а без такой помощи не удастся справиться с тем, что поручил ей, уходя навсегда, Рик и что несколько минут тому назад, в миг высшего нервного напряжения, она вдруг четко вспомнила, выполняя полученную от него же и заблокированную им в ее памяти команду. Задача стала ясной, но от этого никак не сделалась легкой.

«Они меня обманули, – сказал ей тогда Рик. – Новая разработка гравина действительно существует; но не на Улусе – это вообще не планета, а маленький осколок, астероид, каменный, на нем нет ничего, – но на той же Маргине, в нескольких шагах от «Круга»; по сути дела, это та же залежь, просто они разрабатывают ее с другой стороны. Нарушают все правила – например, не платят налогов, занимаясь якобы освоением нового мира, то есть врут – но при этом почти не рискуют: военные поддержат их в любой ситуации, для них новое оружие важнее всего, а вооруженные силы – это прежде всего сила политическая – и, как любая политическая сила, заботятся в первую очередь о том, чтобы расширять и укреплять самих себя. Под любым соусом. Против них выстоять очень трудно, почти невозможно. Но нужно, необходимо – если мы хотим, чтобы и нашим детям, и всем детям Федерации было гарантировано выживание и самое благоприятное развитие. Группа исследователей, которую я создал, разобралась и пришла к выводу: из всех известных нам миров наилучшие условия для вынашивания, рождения и развития детей существуют именно на Маргине».

«Но разве, в конце концов, нельзя сочетать одно с другим? – спросила тогда она. – Планета ведь достаточно велика, на ней могут жить миллиарды, рожать и растить, а все эти разработки, мне кажется, занимают не так уж много места, разве не так?»

Рик в ответ невесело усмехнулся:

«Если бы дело было в территории!»

«В чем же тогда?»

«В гравине. Именно его залежи и создают такие уникальные условия для жизни людей. Это странное вещество то ли излучает, то ли влияет каким-то иным образом – мы пока этого просто не знаем…»

«Как же можно пользоваться им – не зная?»

«Сколько угодно. Мы веками пользовались электричеством или гравитацией, не имея представления о природе, о сущности и того, и другого. И хлеб стали выращивать на тысячи лет раньше, чем разобрались в биологии и генетике. И воздухом дышали, зная, что это необходимо для жизни, но не зная ни его состава, ни роли кислорода – да таких примеров не счесть. Но то, что именно гравин создает нужные условия – а именно создает у человека своего рода иммунитет против всех гадостей, которые вносит в нашу жизнь технологическая цивилизация, – установили совершенно точно. А мы – моя компания – не очень быстро, но постоянно уменьшаем его запас в недрах – и тем самым лишаем планету ее свойств. И делаем это все активнее. Поэтому добычу надо немедленно прекратить, предприятия закрыть и сделать Маргину этаким инкубатором, откуда новое, здоровое человечество начнет распространяться по мирам Федерации, естественным путем сменяя отравленные поколения».

«Но разве кто-нибудь осмелится возражать против этого? – удивилась тогда она. – Это ведь значит – выступать за вымирание людей, за исчезновение всего человечества – и вовсе не в неопределенно-отдаленном будущем, но уже через одно-два поколения! Простой здравый смысл требует, чтобы с твоим планом согласились. Ты ведь говорил, что у тебя и такой план готов?»

«Да. И я предложил его на самом верху Федерации. Даже ничего не просил для этого – соглашался начать необходимые работы на средства компании, а когда результаты станут неоспоримыми – хотел эмитировать новые акции, деньги хлынули бы рекой: дивидендами ведь станет здоровье собственных жен и детей! Но мне отказали – на самом высоком уровне. Нет, никто, конечно, не выступал за вымирание людей, за гибель младенцев, все заявляли, что необходимо вести исследования, поддерживать ученых и так далее. Но ни в коем случае не сокращать производство оружейного гравина, не говоря уже о закрытии разработок вообще. Военные и оружейники с пеной у рта требовали, наоборот, увеличить добычу. И, к сожалению, и правление, и директорат компании целиком согласны с ними, а не со мной. Это, в общем, понятно: человечество когда еще вымрет, а прибыль уменьшится вот сейчас, и какое-то время расти не будет, придется лишь инвестировать. Они думают так же, как каждые девяносто девять из ста деловых людей».

«Рик, неужели ничего нельзя сделать? В конце концов, это же твоя компания! И ты имеешь право изменить ее профиль…»

«Да – если бы я производил посуду, или одежду, или средства транспорта. Но когда затрагиваются высшие интересы, все не так. Я всего лишь человек. Сегодня есть, завтра меня может и не быть».

«Рик, не смей об этом! Запрещаю тебе!..»

«Больше не буду, успокойся. Но на этот раз позволь закончить. Если что-то подобное произойдет, компанию наследуешь ты. И будешь стараться сделать то, чего я не успею».

«Что смогу я – если даже ты не сможешь? Кто поддержит меня?»

«Люди. Миллиарды людей. Во всех мирах. Кому дети важнее прибылей. Сейчас они просто не знают. Но как только мой план станет известен…»

«Почему же ты не объявишь об этом громогласно, по всей Федерации?»

«Обдумываю, как это сделать. Вовремя не позаботился о создании медийных компаний или покупке какой-нибудь из них. Сделал уже несколько попыток, но безуспешно. Мне не хотят продавать. Думаю, хотят оставить меня без трибуны. Но я найду выход. А если нет – его отыщешь ты».

«Рик, ты это серьезно?»

«Более чем. Ты это сделаешь. Найдешь решение – тогда, когда оно будет рядом, ты его вдруг увидишь. Все документы по плану записаны на кристаллах, они в тайнике, ты их знаешь, но только они не здесь, а на Маргине – в таком же месте. Будешь действовать по ним. А сейчас – ты забудешь весь этот разговор. И вспомнишь только тогда, когда решение окажется рядом с тобой. Ты забыла. Забыла…»

«Я забыла», – покорно повторила Зора тогда.

А сейчас вспомнила. Хотя никакого решения не видела.

Да и все ли вспомнила? Кажется, еще что-то было… Нет, не все.

Значит, еще не пробил час. Ладно.

Вот, значит, какие тексты перемешались с инструкциями по комбионам. С указаниями, которые почему-то не работают. Так что ничего другого не остается, как поладить с ними. Завещанное Риком одной не выполнить, нужна поддержка. Чья? Да вот этих – кем бы они на самом деле ни были.

Она поймала себя на этой мысли: как это – «Кем бы…» Ясно же, кто они такие.

Или… не совсем ясно? Совсем не ясно?

Наверное, стоило эту мысль углубить. Но как раз в это мгновение они, все трое, миновав и лес, и лужайку, оказались уже на пороге клубного домика. Остановились, и Мила озабоченно сказала:

– Ну, я побежала, десять минут осталось, а мне еще гостинцы забрать. Вон, уже вернувшиеся идут. Счастливо, подруги.

– Седика привезешь? – крикнула Фея вдогонку.

– А как же!

– Куда это она? – спросила Зора. – И кто это вернулся? Откуда?

– Пошли, – сказала в ответ Фея. – Надо доложиться капитану. Ее и спросишь.

Зора невольно помедлила, вдохнула воздух так, что можно было испугаться, что легкие не выдержат и лопнут – с такой жадностью стали они втягивать в себя здешнюю атмосферу (как-то не хотелось называть ее просто воздухом) – как-то вдруг меняющую настроение, заставляющее улыбнуться от души ничему в частности, а просто – самой жизни, ощущению того, что ты действительно живешь, живешь для того, чтобы быть счастливой, и еще уверенности в том, что именно такой ты и будешь, обязательно, счастье – уже где-то рядом, за ближайшим углом. Почему вдруг такое ощущение? Потому, что понятно стало – откуда все это берется? Или не только?

– Эй, не отставай!

– Куда мы? Не в клуб?

– Катерина приказала доставить тебя на НП. Так что держись!

Зора спохватилась и припустила бегом, вдогонку Фее.

* * *

Ей открылось просторное помещение, вытянутое в направлении от двери. Светлое, озаренное утренним светом, беспрепятственно проникавшим через противоположную от двери стену, по сути представлявшую собой окно, от стены до стены и от пола до потолка; первое окно, увиденное ею в этом мире. И, кажется, в нем проход был, дверь, выводившая наружу, где виднелся и зеленый лужок, на самом краю которого она ухитрилась уснуть, и некоторые из построек, что она видела, и дальше – опушка леса, который отсюда показался ей куда более безопасным, чем когда она бежала, петляя между стволами, боясь погони. Но вот странно: яркий свет озарял не все помещение, но только среднюю его часть – словно яркая дорожка лежала от окна до двери, а по сторонам каким-то образом сохранялся полумрак. И в нем были различимы стоявшие вдоль обеих длинных стен стандартные столы, занятые всяческой аппаратурой; из нее Зора сразу же опознала компьютеры, хотя и не совсем такие, какими она пользовалась в компании, другие приборы оказались ей незнакомыми – объемистые ящики, тоже с экранами, но не прямоугольными, а круглыми, некоторые из них светились, и на них можно было увидеть – на одном координатную сетку, на другом бегущий по кругу луч. «Ага, похоже – радар», – предположила Зора, на третьем, черном, вроде бы и не включенном, если вглядеться, было множество светлых точек: звездное небо, каким оно видится не с поверхности планеты, но в пространстве, где атмосфера не ослабляет и не искажает картины. «Серьезное заведение, – подумала она удивленно, – не вдруг возникшее, как же это о нем ничего не было слышно ни в компании, ни вообще? И действующее: почти за каждым столом – женщина, одна просто глядит на экран, другая что-то набирает на пульте, и они одеты, кажется, одинаково – очень похоже на форму, да, так и есть, что же все это значит?» Но сейчас времени для раздумий на эту тему просто не осталось, потому что Фея проговорила:

– Ты, девушка, не очень-то разглядывай – как бы это тебе потом не повредило. Гляди перед собой. Тут, знаешь, не курорт.

Остановилась перед одной из боковых дверей. Постучала. Донеслось: «Да!»

– Старший наблюдатель Фея Сент и временно находящаяся на территории…

– Входите!

Вошли. Тут был кабинет, за компьютером сидела Катерина. Но – другая. Без улыбки на губах. С острым, колючим взглядом слегка прищуренных глаз.

– Фея, свободна. А ты, девушка, садись. Твою просьбу мы выполнили, тебе помогли, так? Теперь отвечай на вопросы. Не так, не в общем, как раньше. Без уверток. К нам прийти несложно, а вот уйти – с этим могут быть проблемы.

– Катя, что же такое тут, в конце концов, творится?

– Задавать вопросы я не разрешала. Итак, по порядку: кто ты, откуда, зачем, – всю биографию. А не только то – чья ты вдова.

– Так уж и всю?

– До мелочей. Не стесняйся: журналистов тут нет – если только ты к ним не относишься. Ты – чужая. А здесь таких быть не должно. Давай. Я жду.

* * *

Минут через сорок Зора почувствовала, что уже и голос садится, хотя чуть ли не целый кувшин воды (принесенный по команде Катерины) успела выпить. Но свое жизнеописание изложила более или менее связно – хотя какие-то детали, как это всегда бывает, предпочла на время забыть. Когда она наконец умолкла, Катерина заговорила не сразу – наверное, ей понадобилось какое-то время, чтобы усвоить услышанное, разложить мысленно по полочкам и сделать окончательный вывод – так, во всяком случае, подумала Зора.

Оказалось, однако, что начальнице нужны были еще какие-то уточнения. Хотя вернее было бы назвать их доказательствами.

– Выходит, что ты теперь – хозяйка всего, что в этом мире есть?

– Ну да. Только насчет вас – не знаю: Рик никогда о вас не упоминал. Может, и не знал, что вы тут существуете? Хотя… зачем тогда ему понадобились инструкции по вам… я хотела сказать – по комбионам?

– Это мы, по-твоему, комбионы? Куклы? Квазиженщины? Нет, Зора, ошибка. Все твои пули ушли за молоком.

– Ничего не понимаю. Вас же программировали…

– Опять ты за свое! – сказала Катерина с досадой. – Кто тебе залил мозги всякой чушью? Ты что, и в самом деле не в силах отличить живую женщину от куклы, хотя бы и компьютерной?

– Объясни! Иначе я, честное слово, и в самом деле созрею для психушки.

– Нам вообще-то не объясняли, но есть такое явление, как солдатское радио, и эта информация до нас дошла. Выходило, что сюда и на самом деле направляли опытную партию квазиженщин – для обслуживания здешнего народа. Вообще-то все эти изделия принадлежат армии, но там кто-то решил, что лучше обкатать их в достаточно укромном месте, куда не дотягиваются инфоры, а значит, информация не утекает. Их уже успели сюда доставить, но что-то не срослось, номер не вышел. Тогда их перехватила Служба покоя Неро – им вроде бы требовалось укрепить персонал, кажется, Дома признаний, есть в столице такое заведение (Зора молча кивнула), или, может быть, какой-то другой тюрьмы. Армия на это согласилась: в таких местах информация тоже сохраняется достаточно надежно. И всю партию сразу же увезли на Неро. Но сама идея, видимо, понравилась кому-то в вашей компании, и через небольшое время сюда привезли новую партию этих самых комбионов – только на этот раз QM – то есть мужского пола. И они, похоже, тут остались, на объекте-два. Ну, подробностей не знаю, в конце концов мы тут не для того, чтобы надзирать за компанией.

– Так для чего же, в конце концов? Устроено тут все серьезно, но мне не очень-то верится, что это просто было базой природоразведчиков.

– Не верится? Ну, в общем-то, правильно. С нами все просто.

– Да кто же, в конце концов, вы?

Катерина усмехнулась:

– Разрешите представиться: начальник сторожевой заставы Федеральной службы границ. А девушки – личный состав. Наши красавицы. Умелицы. Прекрасные специалисты. И – такие женщины, между прочим, что лучше не бывает. Не знаю, в курсе ты или нет, но Маргина – пограничный мир, есть такое понятие. То есть, за нами больше нет ни обитаемых, ни даже просто используемых или хотя бы разведываемых миров. Звездная система Маргины, как и еще два десятка других на окраинах обитаемой части Галактики, играет роль как бы пограничного столба. И тут, как на всяком пограничном мире, находится застава. Потому что мы ведь толком не знаем, что таит в себе неисследованная часть Галактики, а ее – девяносто с лишним процентов. Вот мы и являемся личным составом заставы – значит, военнослужащими. Специалистами. Наблюдаем все прилегающее пространство – чтобы в случае чего хотя бы подать сигнал. Ну и – при необходимости – соответственно действовать.

– Женский гарнизон?

– Не сразу, но понемногу все мужчины отсюда уволились или перешли на другие миры, тут им тяжело показалось. Знаешь почему?

– Похоже, что уже поняла. Хочется любви – так я сказала бы. А вас это, выходит, не задевает?

– Не задевает. Есть причины. От этого воздуха мы сначала тоже сильно хмелели, потом стали прикидывать: что-то в нас происходит. Сама знаешь, женщина может быть всякой, пусть даже десантница, и настроения меняются вдруг, и физика – то лучше, то хуже, а тут все такое как рукой сняло: всегда здоровы, всегда веселы, дружны – но и несение службы не страдает, наш лагерь все контролирует, и все, что происходит, мы фиксируем, хотя пока нет надобности вмешаться – не вмешиваемся, мы же не полиция, не Система покоя, мы – Граница. Например, тут не очень далеко возник еще один рудник, этот самый второй объект, но у нас насчет них никакой команды не было, мы к ним и не заглядываем, пока там ничего опасного не происходит. Доложили, понятно, по команде, там информацию приняли – и дело с концом. Вот, кстати, вчера у них там транспорт приземлился, мы это просто отметили в вахтенном журнале. Да, а что касается любви – мы быстро нашли выход. Но это – наше внутреннее дело.

– Военная тайна?

– А ты не улыбайся. Так оно и есть.

– Хорошо. Но удивительно.

– Что именно?

– Почему о вас никто нигде не знает? Даже здесь, уж не говорю – на Неро и в других мирах.

– Знают все, кому следует. В том числе и в жилых мирах. Там у нас… ладно, это неважно. А здесь о нас не говорят – ничего удивительного. Кому говорить-то? На здешних объектах и те, кто работает, и прочий персонал за пределы их территории не выходят: такой тут установлен порядок, кстати, твоим супругом. И мы к ним не приближаемся: их проблемы нас не касаются.

У них – гравин, у нас – граница, совсем разные вещи. Мы, как ты сама убедилась, от посторонних взглядов укрыты надежно – как и полагается. Пройдешь рядом и не заметишь. Ладно, в общих чертах мы с тобой определились. Но ты мне вот что скажи. Мы по себе знаем, да и ты сразу почувствовала – какая тут благодать. И не только для нас, баб. Один секрет тебе, так и быть, открою: здесь детишки себя чувствуют ну просто великолепно, через несколько дней смотришь – это уже совсем другой пацан или девчонка, был как сонная муха – превратился в вечный двигатель, и соображает все на лету, и хоть бы раз кто-нибудь кашлянул! И вот…

– Постой, постой. Какие дети, где тут дети, откуда? Ни одного не видела.

– Потому что сейчас их тут и в самом деле нет. Но если еще побудешь на Маргине – увидишь. Как, откуда – какая тебе разница? Это не главное. Но вот мы служим тут, думаем – и понимаем, что копать гравин, может быть, и нужно, пусть даже очень, но детей рожать и растить здоровыми все-таки важнее, иначе скоро каким бы мощным ни стало оружие – защищать им будет некого, если даже найдется – от кого. Войска есть в любом мире, и есть солдатское радио, так что нам известно: другого мира с такими условиями, как здесь, просто не существует. И мы начали думать: а не лучше ли было бы эту вашу кухню – не обижайся, хозяйка, – ко всем чертям закрыть, а вместо этого везти сюда и селить тут беременных, здесь рожать, здесь ставить на ноги… Ну такая была бы благодать всей Федерации! Да разве это докажешь – таким, как твой мужик покойный? Да и тебе, наверное, не втолкуешь, ты теперь богатая.

– Мне это втолковывать – только время терять, – согласилась Зора.

– Ну вот, я и говорю…

– Втолковывать не надо. Потому что все это я уже знаю. Мало того: такой план уже есть. Именно так развивать этот мир.

– Загибаешь.

– Могу показать.

– Кто же его составил, что за светлый человек? Я бы ему руку поцеловала за такое.

– Опоздала, – голос Зоры дрогнул. – Это мой муж. Которого больше нет.

Катерина откликнулась не сразу, сердито проговорила:

– Не делай так: показала краешек надежды – и сразу убила.

– Вовсе нет. Рика убили, это правда. Но замысел остался. Все права у меня. И если бы удалось…

– Как бы и тебя не убили. Хотя пока ты здесь – не смогут. А стоит тебе высунуться… Но все так и останется.

– А если бы начать – ты поддержала бы?

– Да не одна я! В вооруженных силах нас – сорок пять процентов, и не в придурках, а в строю! И вообще – найди такую мать в Галактике, которая не захотела бы...

– Верно. Дело за малым: довести этот план до матерей. До всех. Везде.

– Легко сказать.

– Ты же сама только что говорила: «солдатское радио»…

– Погоди. Дай сообразить. Можно! Но… мне пришло в голову: есть и другой способ. Еще лучше.

– Объясни.

– Не могу, извини. Сейчас, так сразу – не могу. Служба. Вот поговорю со всеми девушками – сейчас половина их в увольнении, но завтра вернутся, все вместе и обсудим.

– Куда же это они в увольнение ходят – или ездят? Неужели к мужикам?

– К ним. И к детям.

– Где же все это?

– Далеко. Слушай, не заставляй меня грешить против службы. С вами, штатскими, всегда так: простых вещей не понимаете.

– Да. И строем не ходим…

– Вот именно. Так что потерпи.

– Катя! Информация!

Это позвали ее откуда-то из оперативного зала, и голос был тревожным. Катерина вскочила.

– Что? Докладывай.

– На том, втором руднике ненормально. Вроде бы дело дошло до стрельбы.

– Ясно. Тата! Подвахтенную десятку – по тревоге туда. В полной боевой!

– Есть, подвахтенную десятку ко второму руднику!

– Вот так, – сказала Катерина недовольно. – Выходит, перехвалила. Ладно, давай пока поедим – может, и нам придется подключиться…

3

Маргина. «Овал». Ночь 19 меркурия

– Трим, не ваши ли это друзья – те, с кем у вас заключен договор?

– Это Яр Ганиф, – вместо спрошенного ответил Рик Нагор. – Его голос. Что, по-вашему, могло там, наверху, случиться?

– Видимо, я засветился, – сказал Рогнед невесело. – Недооценил их любопытства – и страха тоже. Я не предупредил их о том, что иду сюда потому, что одного меня они не отпустили бы, а они спохватились, что меня нет, – и вычислили. Не пойму только, как они узнали, что я тут не один. Вы что – оставили где-то там свои визитные карточки?

– Скорее всего, – сказал Лен Казус, – обнаружили наши крылышки: скайскутеры. Укрыть их было некогда – да и невозможно, пожалуй.

– Ладно, – проговорил Трим. – Причины сейчас не важны, важны последствия. Сдаваться – во всяком случае, для меня – исключено: думаю, они уже догадались, кто я на самом деле. Так что я буду выбираться отсюда – но не так, конечно, как они предлагают. А вы – вам решать самим.

– Решать, собственно, нечего, – сказал Нагор. – Во всяком случае, мне. Стоит им увидеть меня живым – и они сразу же постараются исправить свою недоработку. Я с вами, Трим.

– Как и я, – кивнул Казус. – У меня есть основания думать, что и меня заказали они – потому что я должен был расследовать дело о вашем, Нагор, убийстве. И они, веря в то, что оно действительно состоялось, очень не хотели, чтобы я вышел на след предполагаемого исполнителя. Вероятно, им был Штель?

– Не был, – поправил Нагор. – Но хотел стать. Был готов.

– А вы ему помешали.

– Не я. И если вы еще раз выскажете такое предположение, Казус…

– Разберетесь потом, – урезонил их Рогнед Трим. – Сейчас надо уходить. Потому что я не думаю, что их предупреждение о крутых мерах – пустая угроза. Наверное, тут есть такие возможности.

– Наверху у лифтовой шахты нас ждут, – проговорил Казус. – Рик, вы знаете все эти конструкции куда лучше нас. Как мы можем выбраться в обход подъемников – если вообще можем?

Нагор сказал:

– Да я уже прикидываю… Пока вижу только один способ. Лестницы. Не очень легко и достаточно рискованно, однако… Кто-нибудь страдает от головокружений? От боязни высоты?

– Только не я, – сказал Рогнед.

– Честно говоря, не знаю, – признался Казус. – Во всяком случае, в операциях такого со мной не случалось.

– Хорошо. Поднимаемся по лестницам наверх…

– Нагор, вы полагаете, что они о лестницах не знают? И не страхуют этот выход?

– Знают, конечно. Но нам и не нужно на самый верх. Доберемся до верхнего уровня; а с него на поверхность можно подняться не только там, где они нас ждут, но и в противоположном конце штрека, где должен быть временный вентиляционный люк. Во всяком случае, такова схема, по которой они этот рудник и строили – та же, что у меня на «Круге». Надеюсь, этот люк не взорвали и не засыпали. Теперь о нем уже наверняка забыли все – или почти все. Это наш шанс.

– Ну, что же: постараемся его использовать. Ведите нас, Нагор.

– Слышите? Опять пошли заклинания, – сказал Казус.

– Ну, пусть покричат. А мы тем временем успеем подняться повыше. Но учтите: лестницы вертикальные, это вам не парадное крыльцо, и лезть будет нелегко. Если кто-то почувствует, что нужно отдохнуть, – кричите, хотя лучше бы, конечно, двигаться бесшумно. Но уж если иначе нельзя будет…

– Нагор, не лучше ли нам идти в связке? – предположил Рогнед.

– Хорошо бы. Но веревки нет.

– У меня в сумке – моток шнура. Я ведь не знал, с чем здесь придется столкнуться. Зато по горам и пещерам в свое время полазить пришлось.

– У вас богатая биография, друг. Слишком богатая для налогового контролера.

– Я не с налогов начинал – и, надеюсь, не ими закончу. Галактика велика, и всяких дел в ней всегда имеется в изобилии. Ага. Вот тут начало?

– Именно. Давайте шнур. Сколько его тут?

– Полста метров.

– Давайте установим дистанцию – десять. Я иду первым. Нагор, думаю, за мной – он, как мне кажется, наименее опытный из нас. Вы, Трим, замыкаете.

– Это что – вотум недоверия?

– Здравый смысл. Если, паче чаяния, нас и там будут ждать, то при виде вас сразу же прибегнут к крутым мерам – ваше появление их не удивит, наоборот, они его и ждут. А если появлюсь я, покойный, то хотя бы небольшой шок для них неизбежен: меня они ожидают увидеть даже меньше, чем президента Федерации. Пусть секунда-другая – но и это неплохо, чтобы можно было принять ответные меры.

– Разумно. Сигналы: стоп, опасность – два рывка. Мне плохо – три. Один рывок считается случайным. Уяснено? Вот вам конец. Обвяжитесь по поясу и…

– Я знаю, как это делается, Рогнед. Помогите лучше Лену.

* * *

До верхнего уровня добрались без приключений. Но…

– Черт бы их взял! Догадались все-таки!

– Что вы там нашли, Рик?

– Тупик.

– Объясните.

– Вход в штрек отсюда закрыт. Аварийные ворота приведены в действие

– То есть нам туда не попасть?

– Очень здравая мысль. Эти ворота можно было бы разве что взорвать – но нечем. Да и кроме того, от лестниц тогда мало что останется.

– Понятно. Ваше предложение?

– Пойдем вторым уровнем: когда мы поднимались, он был открыт. Из него по бремсбергу поднимемся туда, куда нас не хотят пропустить. Теперь вы, Рогнед, спускаетесь направляющим.

– Понял. Казус, как ваше самочувствие?

– Бывало и лучше, но один перегон я продержусь.

– Двинулись.

* * *

– Ура. Здесь открыто. Захожу в штрек. Казус, осторожно… Давайте руку. Не запутайтесь в шнуре. Молодцом! Рик, ваша очередь.

– Все в порядке. Можем развязаться. Я иду первым. Бремсберг должен быть где-то метрах в тридцати…

– Ну и ветер тут! Как бы не простудиться.

– Это главный вентиляционный штрек. На первых порах мы думали, что она понадобится, потом вообще отказались от нее.

Излучения гравина очищает любой воздух, регенерирует…

– Право же, Нагор, на вашем месте я построил бы тут хотя бы санаторий, что ли. Великолепный климат, прекрасное самочувствие – сужу хотя бы по себе. Во многом себя не узнаю: вообще-то я человек острый, придирчивый и язвительный, а также крайне обидчивый. А тут… Просто удивляюсь: да я ли это?

– Рогнед, санаторий – это идея, но патента на нее вам не видать.

– Это почему?

– Потому, что я ее застолбил первым. Хотите знать, с чего начались мои несогласия с Ганифом и прочими? Как только я – с помощью специалистов, конечно – разобрался в роли залежей гравина в создании такого климата, так понял: нельзя лишать Маргину этого элемента, хотя бы он был и очень важен для технологий, нельзя разрушать такое создание природы, как этот климат, воздух, здоровье. И я решил: производство – добычу – прекратить, а компанию совершенно переориентировать, сделать ее просто курортной. Будут, конечно, убытки, но через несколько лет мы начнем зарабатывать куда больше.

Ну а моим соратникам – бывшим – это настолько не понравилось, что они решили избавиться от меня самым быстрым и радикальным образом.

– Вы не подумали, Рик, как отнесется к этому Федерация: производственникам нужен гравин…

– Это не единственный его источник в Галактике. Но единственное место, где он вызывает такие вот эффекты. Где его количество переходит в качество. И думаю, что Федерация согласится. Но чтобы подстраховаться в любом случае… знаете, что я уже сделал до того, как изложить мой замысел правлению компании? Я законным образом оформил и отправил в Федерацию заявку на признание Маргины самостоятельным миром, а не сырьевым спутником. И как только официально воскресну, улечу в Главные миры, чтобы лоббировать этот мой проект.

– Это будет нелегко – но я постараюсь помочь вам по мере возможности. У меня, знаете ли, там куча знакомого народу.

– Благодарю. Надо только обезвредить Ганифа и прочих.

– Вот уж о чем не стоит беспокоиться. Я их арестую, как только мы появимся на поверхности и я смогу свободно передвигаться. Тем более при наличии ваших скутеров…

– Думаете, мы втроем справимся? Ганифа наверняка поддержит здешний персонал…

– Почему втроем? А рубежная станция, о которой вы прекрасно знаете? Их надо только попросить, и я это сделаю – потому что у меня есть права и полномочия, чтобы требовать помощи любого воинского подразделения – и получить ее. Скоро ли вы вылезем отсюда?

– Уже скоро. Вот… Ах, дьявол!

– В чем дело? Ушиблись?

– Бремсберг перекрыт. Такая же аварийная дверь. Они все делают логично, ничего не упускают.

– То есть отсюда нам не выбраться наверх?

– Нет.

– Что в таком случае?

– Назад, к лестницам. Придется прорываться наверх силой. Другого пути не вижу.

– Пошли.

* * *

Но выход к лестницам был уже заперт: аварийная дверь закрылась и здесь.

– Мы в мышеловке, Рик?

– Еще не совсем, но… Спускаемся ниже по тому бремсбергу, что ведет на третий уровень. Скорее, пока его не закрыли. Может быть, по тому штреку все же выберемся к трапам.

* * *

Они вышли на третий уровень – чтобы увидеть, что выхода больше нет ни на лестницы, ни наверх, на второй уровень.

То же самое повторилось и на четвертом.

Но не повторилось на пятом – просто потому, что пятый был самым глубоким, и ниже спускаться было некуда. Больше не осталось никаких путей – ни к лифтам, ни наверх, никуда. Разве что по штреку – к комбайну. Но это вряд ли могло дать им что-нибудь.

Сели просто на каменный пол – чтобы отдохнуть и подумать о том, что выход, говорят, можно найти всегда, если только не впадать в отчаяние.

– А комбайн все работает, – сказал Казус – просто так, ни к чему.

Нагор насторожился:

– Работает, да… Только звук не тот. Он не на проходку работает. Ну-ка, поглядим…

Втроем они дошли до поворота.

Дальше идти не пришлось – потому что комбайн оказался не в глубине забоя, а тут, рядом. И медленно надвигался на них.

Трое переглянулись.

– Похоже, полная хана, – высказал свою мысль Лен Казус. – Он нас размажет по стенке.

– По воротам, – уточнил Рогнед. – Рик, им можно как-то управлять тут, а не сверху?

– Такого не предусматривалось, – сказал Нагор. – Видите, тут даже кабины для машиниста нет. Нечем управлять. Я знаю эту конструкцию, сам выбирал, перед тем как заказать – точно такой же стоит на «Круге». Надежная машина, хороший, мощный компьютер…

– Компьютер? – насторожился Лен Казус.

– А что же еще? – удивился Нагор.

– Где он на нем стоит?

– Могу показать, если хотите.

– Да конечно же! Пока нас еще не раздавило.

– И побыстрее, пожалуйста! – попросил Рогнед Трим. – Что нас раздавит – на это я плевать хотел. Но с нею ничего не должно произойти, понимаете – ничего!

– Как и с Зорой. Она сейчас в опасности, в большой опасности. И если только с ней случится что-то плохое…

– О господи, – вздохнул Лен Казус. – Уж эти мне влюбленные юнцы! Ну так что же вы медлите?

4

Маргина. Пограничная застава. Ночь 19 меркурия

По оперативному залу Катерина, и по пятам за нею Зора, пробежали так, как мчатся спринтеры на стометровке. Женщины за пультами провожали их взглядами, лишь на мгновение отрываясь от экранов. Катерина успела крикнуть на бегу:

– Что на подступах?

И в ответ прозвучало столько раз, сколько здесь было наблюдателей за прилегающим к Маргине пространством:

– Норма… Чисто… Порядок…

Выскочили на лужок – и тут же девушки стали появляться вокруг них, выбегая из своих домиков – но уже совершенно в иной ипостаси.

Куда только подевались легкие, пестрые кофточки, брючки в обтяжку, юбочки… Теперь их туалеты можно было упрекнуть в крайнем однообразии: они состояли из десантного комбинезона, способного противостоять и пулям даже крупного калибра, и прожигающим лучам дистантов – на протяжении самое малое пяти-шести минут (а кто же позволит себе подставляться под обстрел такую бездну времени!). Головы скрылись под прозрачными шлемами, еще более надежными (хотя полная прозрачность их, несколько нарушалась разноцветными узорами и рисуночками: женщины не могли все же удержаться от того, чтобы не украситься хотя бы и таким образом). На ногах место туфелек и босоножек заняли высокие сапоги, защищающие ноги от возможных повреждений и других неприятностей, на вид очень тяжелые, на самом же деле весьма легкие благодаря микроантигравитационным прокладкам, включив которые можно было не только быстро бежать, едва отталкиваясь от грунта, но и совершать высокие и дальние прыжки, чтобы обрушиваться на противника под такими углами и с такого расстояния, какие трудно предусмотреть, рассчитать и отразить. Затянутые в перчатки руки держали на изготовку десантные дистанты первой категории, чьи лучи прожигали десятимиллиметровую броню за считаные секунды, а у некоторых вместо дистантов были крупнокалиберные сериалы, стрелявшие по старинке пулями, всегда находившими цель; таких было меньшинство, эти девушки являлись снайперами.

Не прошло и двух минут, как на поляне возник, повинуясь команде Таты, на чьем комбинезоне и шлеме виднелся знак различия – одно золотое колечко, четкий строй в две шеренги, и Тата, шагнув вперед, доложила появившейся в последнюю очередь Катерине с ее двумя кольцами:

– Командир, оперативный отряд построен в боевой готовности для выполнения задачи.

– Сколько людей в отпусках?

– Одна, согласно графику убывшая за час до сигнала.

– Даю обстановку: на объекте-два происходит столкновение с применением оружия. Участвующие стороны пока не выяснены. Задача: навести порядок, прекратить столкновение. Огонь на поражение вести только в случае прямой угрозы отряду. В остальных случаях применять отключающие. Движение – строем в колонну по два, средства – индивидуальные, головная застава – первая шестерка под командой минус!

– Есть – идти головной заставой! – ответила Тата.

– Выполнять!

Шестнадцать женщин двинулись немедленно, включив антигравы и легкие заспинные движки. Полетели, горизонтально ложась на воздух, направляя оружие: первая пара – вперед, остальные – в стороны. Только теперь Катерина взглянула на Зору:

– Извини, для тебя снаряжения нет. Придется обождать здесь. Думаю, мы ненадолго. Пообедай пока – за всех нас, там уже, наверное, готово…

– Я хочу с вами!

– Нельзя. Это не для штатских. Иди. Мне переодеться надо.

И побежала в сторону жилых домиков. Вновь появилась через минуту уже в полном снаряжении:

– Отряд, за головной заставой – марш!

Снова двойка за двойкой стала подниматься в воздух, чтобы через считаные секунды скрыться за вершинами деревьев. И поляна снова опустела. Если не считать Зоры да еще, пожалуй, того скайскутера, на котором недавно примчалась дозорная девушка, чтобы доложить о беспорядках на объекте.

Проводив улетавших взглядом, Зора направилась было к столовой. Ноги не желали идти в ту сторону, и вообще какое-то странное состояние вдруг возникло: оцепенение какое-то, и время как бы раздвоилось, Зора одновременно была и здесь, на пограничной заставе, и оказалась у себя дома, точнее – в доме Нагора, конечно, но не сейчас, а тем вечером, накануне убийства. И Рик, живой, был рядом, и говорил… говорил… А потом…

И тут она вспомнила, что же тогда произошло на самом деле.

В следующий миг оцепенение прошло. По инерции Зора сделала еще шажок в сторону столовой. Остановилась. Глянула на скайскутер. Усмехнулась. Тряхнула головой:

– Я гражданский человек, командам не подчиняюсь…

Решительно зашагала к машине. Проверила: оружие с собой? Есть, и то, и другое. Уселась в седло. Все здесь было ей знакомо. Включила. Взлетела. Где там подруги? Ага: втягиваются в расщелину между двумя вершинами. Невысокими, это пройдем без забот. По возможности незаметно, да если подруги и засекут – не станут же сбивать свою!

Легла на курс. Проговорила: «На пять шестых!» Скутер повиновался: как Зора и ожидала, он был настроен не на конкретный голос, это ведь не частная машина была, но отрядная, хотя и не единственная, наверное. Вкусный ветерок скользнул по губам, словно легкий поцелуй, охладил щеки. «Рик, – подумала она, – если бы ты видел меня сейчас, тебе понравилось бы…»

5

Неро. Ночь с 18 на 19 меркурия

Инфор «Дни нашей жизни» в ночном выпуске сообщил:

«Убийца казнена. По сообщению хорошо информированного источника, сегодня рано утром приведен в исполнение смертный приговор Зоре Мель, чья виновность в убийстве известного предпринимателя Рика Нагора была убедительно доказана собранными по делу доказательствами, вынудившими обвиняемую, первоначально упорствовавшую в отрицании своей вины, в конце концов признаться в совершении жестокого преступления. Несмотря на то что до истечения срока исполнения приговора оставалось еще двое суток, суд счел возможным ускорить действие, вследствие того, что приговоренная совершила попытку к бегству. К счастью, умелой охране удалось предотвратить побег. При исполнении приговора присутствовали лишь официальные лица. Относительно места и времени погребения казненной пока не имеется никакой информации, однако есть все основания предполагать, что оно произойдет обычным порядком, то есть тело будет кремировано и пепел развеян по ветру. Можно надеяться, что это событие благоприятно воздействует на людей, готовящихся к совершению преступлений. Безопасность общества – превыше всего!»

«Аналитик Бытия»:

«К сожалению, женщине, обвиненной в совершении жестокого убийства близкого ей человека, не удалось спасти и свою жизнь: суд приговорил ее к смерти, и вот теперь, как сообщает официальный источник, население Неро уменьшилось еще на одного человека – красивого и молодого человека, о чем можно только сожалеть. Убита, сожжена, и прах развеян. Когда же наконец наше общество достигнет такого уровня развития, при котором отпадет необходимость убивать по закону? Похоже, это произойдет еще весьма не скоро. Уместно задать вопрос: собирается ли власть всерьез заняться анализом обстоятельств, которые вынуждают людей совершать столь жестокие и бессмысленные преступления? Мы имеем в виду не только убийство г-на Нагора, но и печальную судьбу людей, охранявших приговоренную в тюрьме и сильно пострадавших при ее попытке к бегству. Не является ли жестокость закона бумерангом, который, возвращаясь, поражает его обладателей? Интересно, как общественное мнение отреагирует на эти события?»

На события, недавно происшедшие в Доме признаний, первым отреагировало вовсе не общественное мнение, поскольку общество никогда и ничего о случившемся не узнало, а тот, кому и следовало: начальник этого полезного заведения. И отреагировал достаточно круто:

– Как это – сбежала? От такой охраны? Вам что – приснилось?!

Однако ему почти сразу же пришлось убедиться в том, что – да, сбежала, без всякого шума, и охрана, о надежности которой столько слов было сказано, никак не помешала. Надо запускать механизм розыска, докладывать наверх, а как верх на происшедшее откликнется, опытному служаке было достаточно ясно. Тем более что время исполнения приговора было уже не только назначено, но и обнародовано, как и полагалось. Так что выход следовало найти быстро. Мгновенно. Пока еще никто ничего не знает…

Шеф признаний схватился за коммик. Набрал номер морга.

– Доктор Сирон?

– Он самый, начальник.

– Срочно нужна покойница. Желательно свежая. С такими примерно данными… – он продиктовал. – Чтобы через полчаса… нет, через двадцать минут была тут. В смысле – в смертной камере.

– Ну, не знаю… – протянул Сирон, – Не думаю, что такая у нас есть. После завтрака будет подвоз – может, там отыщется.

– Через двадцать минут, я сказал. Вместе с твоим заключением: скончалась только что, сердце не выдержало – ну, тебе лучше знать, как это называется. Я так понимаю, что померла от страха в ожидании казни. Бывает так?

– Чего только не бывает в жизни, – философски заметил доктор Сирон. – Что, так уж горит?

– Посылаю к тебе двоих, – заявил начальник. – С носилками. На пять минут опоздаешь – гарантирую отставку без мундира и пенсии. Все. Выполняй.

Доктор Сирон только вздохнул.

* * *

Сана выключила инфор, потянулась в кресле-качалке. Подумала вслух:

– Интересно, о чем это они сожалеют: о том, что меня казнили, или о том, что я молода и красива?

Вскочив с кресла, подошла к зеркалу. Строго, критически вгляделась в отражение.

Молода и красива, да. Хоть в этом инфор не наврал. Рогнед, узнаю твой почерк: ты ведь это и обещал – после того, как я оттуда исчезну, официально будет объявлено о состоявшейся казни, чтобы дело закрыть и больше о нем не вспоминать. Хотя, собственно, это ведь и не меня казнили, но сестричке придется теперь менять имя: ее ведь больше существовать не должно. Ну, это не проблема. И жить придется не на Неро – ну и что? И пусть живет, где захочет, пока ей не надоест. Когда встречу ее – так и скажу. Рогнед, ты очень плохой человек: ну можно ли заставлять женщину до такой степени любить тебя? Я могу и рассердиться! Шучу, Рогнед, просто очень жду тебя, мне тебя так не хватает!..

6

Маргина. «Овал». Ночь с 18 на 19 меркурия

– Рогнед, да перестаньте психовать, вы этим ни ей, ни мне, ни самому себе не поможете! Вы же нормальный мужик, хотя и занимаетесь налогами.

– Оставьте в покое мои занятия! Интересно, если бы ваша женщина была на пороге смерти – вы бы оставались таким спокойным? Вот Нагор меня понимает.

– Но он хоть не дергается… Так, стоп! Ну-ка вы, оба, лезьте сюда, на кожух, – иначе можете пострадать, а этого ваши дамы мне не простят. Держитесь покрепче: сейчас нас начнет основательно трясти.

– Что вы там сделали, Лен?

– Просто отключил его компьютер и от команд сверху, и от управления механикой. Теперь комбайн стал, так сказать, безмозглым.

– И что дальше?

– Последняя полученная им команда – движение задним ходом, то есть в этом вот направлении: к выходу. Вот ее он и будет выполнять по мере возможности.

– То есть пока не упрется в ворота?

– И после этого тоже – поскольку никто не даст ему команды остановиться. Значит – он станет их долбить, ломать, крушить, и это закончится тогда, когда кто-то один не выдержит: либо машина, либо ворота.

– А мы – выдержим?

– Ну… если повезет. Постарайтесь выдержать.

– Ох-х!

– Это первый удар, слабенький. Так что цепляйтесь за что успеете.

– М-да… А если он выломает ворота – что он станет делать?

– Он? Ничего. Я просто отключу его от питания.

– А что будем делать мы?

– А нет ли у вас вопросов полегче? Ну, запустим лифт, поднимемся, вступим в драку… Нагор, что вы качаете головой?

– Думаю, что до этого дело не дойдет. Есть такое соображение.

– В чем оно заключается – если не секрет?

– В старой истине: красота спасет мир.

– А что мне до красоты мира, если мне жмут сапоги?

– А вы босиком, босиком…

7

Маргина. «Овал». Ночь с 18 на 19 меркурия

– Советник, у нас проблема.

– В чем дело?

– Комбайн вышел из повиновения. И сейчас разносит вдребезги нижние ворота. Если ему это удастся, то люди внизу ускользнут из нашей мышеловки.

– Ну и что они тогда смогут сделать? Все равно здесь, наверху, мы перехватим их в любом случае. Кто сможет нам помешать?

– Боюсь, советник, что именно это и произойдет.

– С чего вы взяли, Рен?

– А вы не смотрите вниз, лучше выгляните наружу. Смотрите на лес, поверх вершин…

– Где? Ничего не ви… Ах, будь все проклято… Кто это, откуда?

– Очень похоже на десант. Откуда – не все ли равно? Важно, что…

– Стойте! Молчите. Слышите?

– Нет. Тихо.

– Именно. Значит, либо комбайн вышел из строя, либо ворота не выдержали. В таком случае они уже в лифтовом стволе. Корнет! Стреляйте все! Вниз, туда, где стоит клеть. Может быть, хоть кого-то уложите. Чего вам, Рен?

– Что толку стрелять вниз? Надо – по десанту!

– С десантом, Рен, мы, может быть, и договоримся: объясним, что мы тут – законные хозяева, а внизу – захватчики, пираты, которых надо обезвредить.

Таким образом, они нам даже помогут…

– Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. А я думаю, что… У нас ведь есть скайскутер?

– И что?

– Самое лучшее сейчас – в седла. На корабль. И немедленно стартовать. Там нас никто уже не поймает.

– И бросить все? Ни за что.

– Как знаете. А я все-таки…

– Рен, постойте! Куда вы! Нет смысла…

– Счастливо оставаться, советник!

Рен с одним скутером был уже в воротах. Во дворе. Уселся.

– Водитель скутера! Старт запрещаю! Приказываю оставаться на месте.

– Баба, – пробормотал Рен, включая двигатель. – Черта с два ты дождешься…

Скутер успел подняться метра на два. Грохотнуло; так всегда откликается атмосфера на импульс дистанта. Машина как бы споткнулась в воздухе. И упала.

– Черт, – крикнул Рен. – Сука, ты мне ногу сломала!..

Комбинезоны, шлемы, дистанты и сериалы сгрудились у входа в шахтное здание. Числом – всего десять. Вторая десятка уже освоила жилой купол. Третья приближалась к «Красотке Тау», которая, впрочем, не делала никаких попыток взлететь: капитан не собирался рисковать своим кораблем, и сейчас в уме подсчитывал, во что ему может обойтись полная безопасность.

В шахтном здании советник Ганиф выступил навстречу, приказав комбионам – персоналу – держать оружие на изготовку, но без команды не стрелять. Первой должна быть попытка договориться.

– Кто вы? И что тут у вас происходит?

– Вы командир? Представьтесь, в таком случае. Я – владелец этого предприятия, советник Ганиф. Вы?

– Я капитан Катерина Тан, начальник рубежной станции Вооруженных сил. Пусть ваши люди опустят оружие: нас тут не меньше, но снаряжены мы куда лучше. Итак, что тут творится? Почему нет порядка?

– Все просто, командир. Неизвестные люди пытаются захватить рудник. Им удалось проникнуть в шахту, они выключили работающие там машины и угрожают взорвать все предприятие, если мы не пойдем на их условия.

– Каковы условия?

– Ну, как я понял…

– Минутку обождите. Зора, почему ты здесь? Я ведь приказала…

– Все объясню. Только… Ага, вот микрофон, я так и подумала. Сейчас, Катя, сейчас…

Она схватила микрофон – прямо-таки вырвала у советника. Склонилась над ограждением лифтового ствола:

– Рик! Я здесь – Зора! Рик, если ты там – отзовись! Ри-ик!

И не прошло и двух секунд, как снизу донеслось – слабо, но четко:

– Я здесь, Зора, родная…

– Рик! Ты можешь подняться? Здесь наши, не сомневайся!

– Какой, собственно, Рик? – пробормотал советник Ганиф.

– Тот самый. Единственный. Не ожидали?

– Не может быть. Командир, это всего лишь розыгрыш – Рик Нагор мертв…

– Не более, чем вы, – сказала Зора вместо Катерины. – Сейчас вы увидите.

– Я знаю его в лицо, – усмехнулась Катерина. – Знала. Так что разберусь – кто есть кто.

– Смотрите: клеть пошла вверх! Он поднимается!

– Корнет, как только клеть поднимется – огонь по ним!

– И не мечтайте, – предупредила Катерина. – Подруги, товьсь!

– Погоди, – сказала ей Зора. – Сейчас я с ними договорюсь.

Смело приблизилась к корнету. Вытянула руку. И дернула его за ухо.

Старший комбион резко повернулся к ней:

– Готов к выполнению!

– Программа: ожидание. На происходящее не реагировать.

– Выполняю.

– Охрана! – воззвал советник Ганиф. – Убейте ее!

Комбионы не шевельнулись. И ни один ствол не повернулся в сторону Зоры или туда, где должна была уже вот-вот появиться клеть. Секунда, другая – и корнет первым аккуратно положил оружие на пол.

– Вот так. И оттолкни в сторонку. Умница…

Клеть вынырнула снизу, как подводный корабль, всплывающий из бездны. Дверца распахнулась. Человек вышел.

– Рик! Ой, это не ты…

– Здравствуйте, капитан, – поздоровался с Катериной Рогнед Трим. – Я чрезвычайный контролер Налоговой службы Федерации.

– Здравия желаю, контролер. Чем подтвердите ваше заявление?

Трим поднес руку к голове:

– Мой идентифик вживлен. И мой кодовый номер есть в федеральном списке людей, имеющих право на полную поддержку всех Служб, а также и вооруженных сил.

– Разрешите проверить?

– Разумеется.

Из нагрудного кармана Катерина вынула плоскую коробочку.

– Секунду… Все в порядке, инспектор. Чем могу помочь?

– Арестуйте этого господина, – Трим кивнул в сторону советника, – именем Федерального правительства.

– Вы не имеете права!..

– Он имеет право, советник, – ответила Катерина.

Тем временем из клети успел выйти второй ее пассажир.

На этот раз Зора не стала кричать. Она просто подбежала, обняла, прижалась лицом к его щеке. А он только повторял:

– Зора… Зора…

Трудно сказать, сколько еще раз Рик Нагор повторил бы это имя, если бы к плечу женщины не прикоснулся Рогнед Трим, одновременно обратившийся к тому, кто еще недавно называл себя Штелем:.

– Простите, друг мой, отвлеку вас лишь на миг. В скором будущем мне понадобятся ваши показания по поводу вот этого незаконно действующего предприятия. Дело представляется мне серьезным.

– Согласен с вами, – ответил Нагор, не выпуская женщину из объятий. – Думаю, что мы сможем побеседовать на эту тему в самом скором будущем. А сейчас – прошу извинить…

– Отлично понимаю вас, – сказал Трим. – Ваша жена и в самом деле заслуживает всяческого восхищения. Хотя могу сказать, что знаю женщину, не менее достойную преклонения. А может быть, и чуть больше.

Зора чуть сдвинула дуги бровей:

– Вот как? Хотелось бы познакомиться с нею.

– Вряд ли это возможно.

– Интересно, почему?

– Потому, что она знакома вам с рождения.

Зора прищурилась:

– Постойте… не вы ли тот человек, за которым ей пришлось гоняться по всей Галактике? Надеюсь, ей удалось все-таки догнать вас?

– Увы, нет. Потому что это я ее нашел, а не наоборот.

– Надеюсь, это больше не повторится? Я имею в виду ваш побег.

– Знаете, я стал уже подумывать о том, чтобы сменить место работы. Но извините – мне нужно сказать несколько слов этому человеку…

Человеком оказался последний пассажир клети: вызнаватель Лен Казус.

– Здравствуйте, Зора Мель, – сказал он. – Простите, что обещанный мною разговор настолько запоздал. Но мое слово остается в силе: беседа состоится. Хотя предварительно я должен связаться с Теллусом. Срочно, немедленно! Есть тут у кого-нибудь такое средство связи? Я имею в виду ВВ-связь.

Никто не торопился с ответом.

– Это очень важно! – настаивал Лен Казус.

– Не терпится кого-нибудь арестовать? – ухмыльнулся Рогнед Трим. – Гончий инстинкт не дает покоя?

– Тебя это беспокоит? Чувствуешь за собой грехи? – Казус не остался в долгу, потом извлек из кармана полученный им еще на Теллусе приборчик. – Нет, лишь отправить запись. Результаты анализа здешних залежей. Похоже, что правы оказались ученые, а не генералы: всякую добычу тут нужно прекращать немедленно, иначе мы погубим… Да сейчас некогда объяснять, к тому же я не специалист. Итак, есть связь?

– Для такого дела найдется, – сказала Катерина.

– Будьте любезны, красавица!

Капитан Катерина покраснела – от неожиданности, наверное.

– А с вами обоими, – Казус обратился к Рику и Зоре, – мы все-таки еще поговорим серьезно.

– Интересно, на какую тему? – поинтересовался Рик Нагор.

– Да все на ту же: кто совершил убийство. Пусть не ваше, Рик, а Штеля – но убийство-то было; во всяком случае, пока это выглядит именно так.

– Знаете, Лен, у нас нет желания говорить о чем угодно в этой обстановке.

– А я этого и не предлагаю. Договоримся так: на Неро вы пригласите меня в ваш дом… Тем более что у меня остались там незаконченные дела. Вы приглашаете?

– Зора, как, по-твоему, стоит приглашать его? Могу сказать тебе, что я с ним пообщался – и на Неро, и тут – и нашел его человеком вполне приличным.

– Пригласи, – сказала Зора. – Заодно там сможешь побеседовать и с приятелем моей сестры.

– Боюсь, – сказал Рогнед, – что Сана лишится приятеля в самом скором времени.

– Ах, вот как! – произнесла Зора угрожающе. – Ну, знаете…

– Поймите, она сейчас в смертельной опасности! И если я не смогу немедленно оказаться на Неро, чтобы помочь ей… Капитан! У вас же есть станция ВВ-связи, я в курсе ваших возможностей. И требую, чтобы вы немедленно отправили меня на Неро!

Катерина колебалась не более секунды:

– Скайскутер. Садитесь! Вы имеете право на нашу помощь.

Глядя вслед поднявшейся в воздух машине, Зора улыбнулась:

– Он торопится зря: она уже в безопасности. Но сейчас останавливать его было бы просто жестоко. Да, похоже, что вместо дружка Сана вскоре приобретет более надежного спутника.

– Ты так думаешь? – спросил Рик.

Зора кивнула:

– У нас, близнецов, связь прерывается очень редко.

– Не стану возражать против такой перемены. Пригласим их в гости. Вы тоже приглашены, вызнаватель. Как только приведем дом в порядок…

– Ни в коем случае! – воскликнул Казус. – Именно, пока все там остается таким, каким было в ту неприятную ночь.

– Пусть будет по-вашему, – кивнула Зора. – Рик, нам надо поговорить наедине, срочно и серьезно.

– Понимаю. Нежик, я ведь не ожидал, что все повернется именно так. Прости…

– Рик, я не об этом. О твоем плане. Есть возможность вбросить информацию во все общество Федерации. Рассказать о твоем плане. Сейчас. Так, чтобы услышали все. Тогда помешать нам станет куда труднее.

– Что ты имеешь в виду?

– Всеобщую сеть оповещения по вневременной связи. Когда все населенные миры одновременно получают открытым текстом…

– Такой связью не обладает даже наша компания.

– Знаю. Но она есть у пограничников. Вернее, пограничниц.

– Ты думаешь, их можно заставить воспользоваться этой связью для того, чтобы… Вряд ли это возможно.

– Заставить, конечно, нет. Но это и не нужно. Понимаешь, они сами мечтают о таком мире, какой задумал ты, – для себя, своих семей, детей. И если объяснить им, что это – единственный шанс, и его можно использовать, если они согласятся поддержать тебя, – остальное сделают все женщины Галактики. Я тут успела разузнать: их связь может быть подключена к всеобщей гражданской сети, это задумано на случай внезапного нападения на Федерацию со стороны…

– Эта система никогда не использовалась: никто на нас не нападал.

– Тем не менее она существует – мне объяснила Катерина. Думаешь, она случайно выболтала, как только узнала, что я словно бы стала тут хозяйкой? Она умная женщина и решительная. Понимала, что я это запомню. Она согласится, Рик.

– Хорошо, поспешим к ней. Надо договориться, пока мы еще тут, потому что задерживаться на Маргине сейчас нельзя: на Неро компания осталась без головы, а ведь план начинается именно с ее реорганизации. Так что нельзя терять времени.

– Рик, и еще: мне, откровенно говоря, не хочется возвращаться в тот дом. А тебе?

– Это ненадолго, Нежик. И в том доме, и вообще на Неро мы не останемся. Потому что Маргина объявит о своей независимости. И жить мы будем здесь. Здесь родятся дети…

– Думаешь, Федерация согласится с этим?

– Даже у людей из высшей власти есть жены и дети, внуки… Так что Федеральной власти придется спорить не с нами, а с ними.

– И с нами, и с ними. Но для независимости нужно население числом не меньше… сколько там нужно, Рик?

– Да их через день будет больше, чем нужно. Пограничницы перевезут сюда все свои семьи сразу же, пользуясь своей ВВ-станцией. И это будет лишь началом. Уселась? – Рик тоже занял место в седле скайскутера, одного из двух, снятых с его яхты. – Держись крепче!

8

Маргина. «Овал». Ночь с 18 на 19 меркурия

– Объявить по Федеральной сети мы можем, – сказала Катерина, внимательно выслушав Рика и Зору. – Но последствия могут быть очень неприятными. Вообще я, да и не я одна, об этом думаем давно уже, вот Зора в курсе. Но тут ведь мы выступаем против федеральных интересов – а с генералами не очень-то поспоришь. Мы объявим – и через час тут высадится десант. Прочее можете представить сами.

– Через час? – переспросил Рик Нагор. – Откуда они вдруг возьмутся?

– Из ВВ-установки, откуда же еще, – ответила Катерина. – Любая погранстанция оборудована этой техникой. Правда, до сих пор мы ею пользовались только, чтобы летать в увольнения домой, к мужьям и детям, да и детишек время от времени сюда привозим, устраиваем им каникулы. Но предназначена ВВ-станция, сами понимаете, не для этого, а как раз для мгновенной переброски десантных контингентов в нужное место. Вооруженные силы – могучее хозяйство. И как только они поймут – а случится это быстро, – что вы собираетесь лишить их самого современного оружия, – они не пожалеют ни вашу фирму, ни вас, ни меня. И никто им не помешает. Потому что… А вы чего тут ищете?

Последние слова были обращены не к собеседникам, а к неожиданно появившемуся по соседству Лену Казусу.

– Чего вы хотите? Подслушать наш разговор?

– Собственно, это моя профессиональная обязанность, – кивнул нимало не смущенный вызнаватель. – Моя работа еще не закончена, и я без зазрения совести пользуюсь своими возможностями – в частности, теми клопиками, каких подсадил и к вам, Нагор, и к Триму. Так что весь разговор я, естественно, слышал, а подошел затем, чтобы кое в чем успокоить вас, капитан. Думаю, сейчас вы перестанете возмущаться.

– Вряд ли, – хмуро сказала Катерина. – Успокоить меня сейчас мог бы разве что главнокомандующий, пообещав, что никакой атаки на нас не состоится. А пока меня успели уже взгреть за использование служебной связи не по назначению. И заявили о неполном служебном соответствии.

– Я не обладаю властью главнокомандующего. И тем не менее могу заверить вас: никакой атаки не будет. Конечно, пока это только слова, и если вам придет в голову немедленно вывести из строя ВВ-станцию, я не стану вас отговаривать. Тем не менее повторяю: десант не состоится.

– Хотелось бы знать: почему?

– Это, как говорится, не мой секрет. Но уверяю: секретом это останется ненадолго, и думаю, что ко времени встречи у вас в доме, Нагор, я смогу весьма убедительно изложить вам все причины и следствия. А пока скажу только: если вы, капитан, действительно выйдете на всеобщее оповещение Федерации о замыслах Рика Нагора, то это станет самым значительным поступком в вашей жизни, красавица, и, возможно, важнейшим событием в Федерации – во всяком случае, за последние век-полтора.

– Но меня в гостях у Нагора не будет, – сказала Катерина резко. – Так что если у вас есть что сказать – говорите сейчас. Не то, знаете ли, людей, проникающих в военные секреты без должного разрешения, я могу очень легко присоединить к тем, кто уже оказался под арестом. И перестаньте называть меня красавицей: у меня есть имя и звание.

– А что я могу поделать, если именно это слово приходит на ум, когда я вас вижу? – спросил Казус, разведя руками.

– Катя, – сказала Зора. – А почему, собственно, тебя не будет у нас в гостях?

– Мы вас приглашаем, – подхватил Нагор. – Просим оказать нам такую честь. Возьмите увольнение, и, раз уж у вас есть ВВ-транспорт…

– ВВ я все-таки отключу, – сказала Катерина, помолчав. – Но, думаю, способ навестить вас найдется.

9

Неро. 20 меркурия

Солидный инфор «Аналитик Бытия» в этот день во внеочередном выпуске сообщал:

«Как нам стало известно из достоверных источников, негосударственная группа ученых, известная под именем «Продолжение», сделала официальное заявление правительству Федерации, в котором утверждает, что ей благодаря специальным анализам удалось доказать: причиной угрозы вымирания, возникшей в Федерации несколько лет тому назад и ставшей (невзирая на молчание властей) источником охватившего все человечество страха, является не что иное, как гравин-оружие. Мы и раньше обращали внимание нашей аудитории на то, что стремительное повышение смертности, в первую очередь младенческой, начиналось в каждом отдельном мире вскоре после того, как вооруженные силы этого мира принимали на вооружение именно различные образцы гравин-оружия. Теперь эта закономерность подтверждена наукой, хотя высшее командование вооруженными силами уверяет, что никто и нигде не производил тех анализов, на которые ссылается «Продолжение». Однако, несмотря на эти заверения, население всех миров, как отовсюду сообщают наши корреспонденты, крайне взволновано и следует ожидать массовых протестов и демонстраций. Кроме того, по не подтвержденным еще сведениям, группа предпринимателей, занимающихся добычей оружейного гравина, намерена в свою очередь выступить с проектом прекращения добычи рокового вещества для военных нужд и использования его с прямо противоположной целью: для быстрого оздоровления людей и прежде всего – детей. Как только нами будут получены необходимые подтверждения, мы немедленно поставим вас в известность о дальнейшем развитии событий. Следите за выпусками АБ!»

10

Неро. 21 меркурия

Обратный путь на Неро, с пресловутым срезанием углов, оказался не самым удобным и приятным. Но прибыли они благополучно. А дальше пути прибывших на нем людей разошлись.

Советник Ганиф и инженер Рен отправились в Дом признаний, где советнику пришлось довольствоваться камерой на троих, а Рен оказался в более приятной обстановке – в том же здании, но на больничной койке.

Рогнед Трим, оказавшись на Неро раньше остальных и наскоро выяснив обстановку, недолго сомневался, куда броситься в первую очередь: в свое ведомство – доложить о результатах командировки, а заодно проинформировать о том, что добыча гравина на Маргине прекращается по желанию самой компании, меняющей свой профиль, или же устремиться по тому адресу, где должна была ждать его Сана?

Победил, как и следует ожидать, второй вариант: Рогнед понимал, что всех дел никогда не переделаешь, да и разговоров будет много. Так сразу не получишь согласие на прекращение компанией Нагора добычи гравина, ведь проиграют и в налогах, и в нужном для промышленности материале. Придется заключать союз с какими-то из общественных организаций в разных мирах – с теми, кто выступал против гравин-оружия с самых первых дней, когда сведения о нем просочились в средства информации. У них, похоже, можно будет получить немало данных и о самом гравине, и о возможных последствиях его использования – и положительных, и отрицательных. Искать в парламентах людей, которые смогут выступить хотя бы за то, чтобы Нагор получил возможность без помех реализовать свой план на Маргине. А кроме того, собрать кучу данных о возможности как-то компенсировать предстоящий ущерб оружейным фирмам – за счет заказов на другую продукцию, скажем – техники для освоения новых миров, оно в последнее время затормозилось, все средства инвестировались в гравин. Правда, все эти миры – на окраинах, но ведь и Маргина не рядом. Предстоит арбитраж, который сможет передать незаконные деньги Ганифа и его соратников или в казну (тогда Нагору не придется платить), или «Маргина Гравин» – и они пойдут на обустройство планеты.

А на Маргину люди поедут за здоровьем, хорошим настроением, просто за счастьем.

Собственно, с какой радости он собирается ввязаться во все эти дела? А люди почему-то считают это само собою разумеющимся. Вот и Катерина уже попросила его помочь в переселении на Маргину их мужей и детей, переговорить с кем следует на верхах. Придется и на это найти время…

Да и Налоговое управление никуда не исчезнет. А вот Сана, если ей покажется, что ею хоть в какой-то мере пренебрегают, – сделает ручкой, и потом ищи ее. При этом Рогнед в ее чувстве не сомневался; но и в гордости, и в характере – тоже. А ведь именно ради нее он был готов влезть во все эти дела: сейчас, после того, как они потеряли и снова нашли друг друга, Рогнед представлял себе будущее только с нею и только в семье – сперва вдвоем, но только сперва.

Поэтому он в первую очередь бросился именно туда. И там не случилось ничего такого, что не должно было случиться. Все произошло, так сказать, по стандарту. К сожалению? Нет, к счастью. И в гости к Нагору и Зоре они отправились уже вместе, в полном согласии. Благо, все это происходило на той же Неро, далеко лететь не пришлось.

Не опоздала и Катерина. Хотя каким образом она добралась до нужного мира, так и осталось невыясненным: ВВ-станция на Маргине действительно оказалась отключенной, как Катерина и обещала. Впрочем, об этом капитана никто не расспрашивал: приходилось считаться с тем, что свои секреты у военных останутся всегда.

А что касается Лена Казуса, то он вместе с Зорой и Риком Нагором прямо из космопорта отправился в их жилище, приняв их предложение погостить до тех пор, пока не будут улажены все дела с его воскрешением из мертвых.

Там все оставалось в том виде, в каком находилось, когда Казус и Нагор встретились в скрытой комнатке. Оставалось – до того самого вечера, когда все приглашенные собрались, чтобы понять – что же в конце концов произошло. Собрались даже несколько раньше, чем предполагалось, потому что дел накопилось множество.

Гости приехали не с пустыми руками. Катерина с профессиональной четкостью доложила: текст сообщения, которому предстояло прозвучать во всех населенных мирах, уже введен в систему, оставалось только нажать кнопку.

Рогнед Трим сообщил, что успел переговорить кое с кем на Теллусе – пока только по связи, разумеется, но договорился о предстоящих встречах. Он повезет туда копии плана Нагора и попытается свести воедино все данные, какими обладали противники гравин-оружия, чтобы убедить народы Федерации в необходимости отказа не только от его производства, но и уничтожения уже существующих единиц. Нагор, выслушав его, сказал:

– Думаешь, после этого ты сможешь удержаться на федеральной службе?

Рогнед усмехнулся:

– Даже не попытаюсь: тут все ясно. Ничего, не пропаду как-нибудь. – Он перевел взгляд на Сану и исправился: – Не пропадем.

– Надеюсь, – сказал Нагор. – Потому что я остался, как ты знаешь, без первого вице-президента. А дел предстоит столько, что без сильного человека тут никак не обойтись. По-моему, это место как раз для тебя.

– Ну, если ты готов взять на службу родственника…

– Понял тебя. – Нагор улыбнулся. – Но родственником ты мне стать не можешь. Разве что свойственником. Не страшно.

– Думаешь? – усмехнулся Рогнед. – Не боишься, что две сестрички образуют такой блок, с которым нам не справиться?

Рик Нагор очень серьезно ответил:

– Думаю, что сотрудничество с этим блоком окажется даже полезным. В разумных пределах, конечно.

Сестры переглянулись, стараясь сдержать улыбки.

– Интересно, – шепнула Сана, – а кто будет определять эти разумные пределы?

– Тс-с, – предостерегла сидевшая по соседству Катерина. – Не отнимайте у мужчин их иллюзии: они им необходимы для нормальной жизни.

– Да, – согласилась Зора. – Тем более что пора к столу.

– Действительно! – громко сказал вызнаватель. – Вообще я удивляюсь: вы рассуждаете о второстепенных проблемах, в то время как не известны ответы на главные вопросы. Займемся делом, дамы и господа.

* * *

Лен Казус попросил хозяев накрыть стол в той самой музыкальной комнате, где было совершено преступление. И когда все расселись там, сказал:

– Прошу предоставить слово мне. Следует относиться ко мне, как к лицу официальному, все еще продолжающему расследовать убийство.

– Мы могли бы вообще послать тебя подальше, – откровенно ответил Нагор. – поскольку ты все еще не воскрешен. Но в конце концов ты работаешь и на нас, хотя ты и покойник…

– Я тут не один такой, – усмехнулся Казус. – Ты все еще убит, а Зора уже казнена. Видел инфоры?

– Извини, – сказал Рик. – Казнена какая-то Зора Мель. Имя совпадает – и что из этого? Зор в галактике, может быть, миллионы…

– Зора Мель, Рик!

– Не знаю ее. И не смотри на эту красавицу такими глазами, сыщик. Она к Зоре Мель отношения не имеет.

– Очень интересно. Кто же она?

– Зора Нагор, к твоему сведению. Так что убери свои полицейские ручищи.

– С удовольствием приношу поздравления. Хотя мог бы сделать это и раньше. Теперь – к делу. Что произошло в доме, и в этой комнате в частности, в тот вечер и ночь? Кое-что об этом я знаю помимо вас, но хотелось бы убедиться в вашей искренности.

– Фу, он все-таки сыщик в первую очередь, а приятный мужчина – во-вторых, – решила Зора.

– Ладно, почему бы не облегчить ему жизнь? Итак, что было. Мы отмечали начало нашего медового месяца – официального, так сказать. И решили провести его не на Маргине, как думали вначале – уж очень хорошо там себя чувствуешь, да это ты и сам испытал, – а где-нибудь в другом месте. Почему? Да потому, что Ганиф и прочие очень хотели вытащить Зору именно туда и там использовать для восстановления нормальной добычи гравина. А я уже тогда решил, что это производство нужно свертывать, а на Маргине реализовать мой план ради сохранения человечества. В тот вечер я рассказал Зоре об этом моем замысле: сохранить гравин для планеты, поскольку именно его залежи и определяют тамошние условия, и устроить там этакий райский уголок…

– Ничего себе – уголок, – усмехнулся Казус. – Целый мир…

– Ну, хорошего не бывает слишком много. Итак, они требовали от меня отдать им Зору, поскольку она ведь и появилась тут, как кандидат на такую работу, и если бы она не оказалась… ну, как тебе сказать…

– Не оказалась сама собой, – подсказала Зора.

– Вот именно. Я им отказал наотрез. И подумал, что мне это так просто с рук не сойдет. Мы с нею обсудили ситуацию и решили, что мне лучше на время исчезнуть – чтобы, так сказать, развязать руки Ганифу…

– Тем самым ты отдавал Зору в их распоряжение.

– Но мы этого не предполагали! Кто мог знать, что Штель припрется…

Да еще этой же ночью!

– Понятно. Дальше?

– Дальше просто: я собрался и спокойно ушел. Есть в городе пара местечек, где я могу, как говорится, залечь на дно. И дальнейшее произошло без меня. Ганиф оказался оперативнее, чем я предполагал. О случившемся я узнал лишь назавтра – из инфоров.

– То есть Штеля еще не было?

– Ты что – думаешь, что я оставил бы Зору с ним?..

– Ты мог сначала убить его, а потом…

– Этого не было. Можешь поверить?

– Могу. Зора, что было потом?

– Я проводила Рика и легла спать: мы ведь расставались лишь до завтрашнего дня – так мы думали. А проснулась… Да я это уже не раз рассказывала: от дыма, от шума пожарных, потом пришла и Служба покоя…

– Очень интересно, – сказал Казус. – Рик, а ты можешь объяснить, как это получилось: Штель приходит, тебя нет, Зора спит, беззащитная – и он даже не пытается увезти ее, а ведь он и убить мог в расстроенных чувствах, потому что тебя упустил. Но он не делает ни того, ни другого – почему?

– Потому что кто-то его убивает.

– Не ты. И не Зора, а? Или может быть все-таки… Зора?

– Честное слово, нет.

– То есть ни у кого из вас нет объяснения случившемуся?

– Похоже, что так, – сказал Нагор. – Но все-таки должно же оно существовать?

– Должно.

– Знать бы где.

– А я знаю. Здесь. – И Казус постучал себя по лбу. – И вот тут, – он повел руками, указывая на стены комнаты.

– Та-ак, – сказал Рик. – Похоже, теперь мы станем допрашивать тебя.

– А я и так расскажу все, мне скрывать нечего.

– Тогда начинай, будь любезен.

– Начну с того, что перед всеми этими событиями я только что успел вернуться с Теллуса. Я пробыл там три наших месяца: меня послали, чтобы я прошел курс работы с ауротехникой – в нашем мире ее до того не было, так что первый ауроскоп я как раз привез с собою, и тут же пришлось пустить в ход и прибор, и полученные на Теллусе знания. Но на самом деле я привез оттуда еще нечто, кроме этого прибора, и это «нечто» оказалось куда более важным. Хотя и не в раскрытии преступления.

Казус оглядел всех и убедился, что слушают они с немалым интересом.

– Дело в том, что пока я там проходил курс наук, моей персоной заинтересовались некоторые люди, о которых я до того практически ничего не знал. А именно – члены общественной организации под не очень определенным названием «Продолжение». Продолжать можно что угодно, правда? Но из разговора с ними я понял, что речь шла о продолжении существования человечества, не более и не менее. Согласитесь, что нельзя было не заинтересоваться этой проблемой.

Эти люди – среди них оказалось несколько весьма известных ученых – пытались установить причины, по которым за последние годы смертность во всех, или почти во всех мирах, стала возрастать чуть ли не по экспоненте, и в первую очередь – детская смертность. Они проследили распространение этого процесса по времени и по космографии. Таким образом им удалось установить время и место начала этой беды, затем – каналы ее распространения… И тогда впервые пришли к мысли о том, что процесс этот прямо зависит от производства, распространения и размещения гравин-оружия. Об этом они составили доклад и представили его на самый верх. Результат оказался для них неожиданным: им запретили продолжать исследования, каким-либо способом упоминать о них, пользоваться результатами – и так далее. Мало того: и само «Продолжение» оказалось распущенным.

Это, однако, их не остановило: ученые бывают крайне упрямы, особенно когда считают, что прикоснулись к истине. Они занялись поисками механизма, при помощи которого такой технологический процесс, как производство гравин-оружия, мог влиять на смертность вообще и детскую, – в частности. В конце концов пришли к выводу, что причина крылась в самом гравине. Но тут к ним поступила совершенно иная информация: некая женщина, недавно побывавшая на Маргине, сообщила, что условия жизни для людей в этом мире, обладающем известными наибольшими запасами природного гравина, где и производится его добыча для военных нужд, эти условия жизни являются более чем благоприятными. Мне даже называли имя этой женщины…

– Но вы его, конечно, забыли, – перебила его Сана.

– Я его, конечно, забыл, – согласился Лен Казус. – Познакомиться с нею мне тогда не удалось, да и не нужно было, пожалуй. Так или иначе, эта информация вначале поставила исследователей в тупик, однако вскоре они разобрались – или подумали, что разобрались – и пришли к выводу, что воздействие этого двуликого вещества на жизнь людей зависит от его количества, от общей массы. Всем давно известны свойства многих ядов: смертельные в больших дозах, они в малых могут являться лекарством. Ну а тут пришлось столкнуться с обратной зависимостью: в больших массах – благо, в малых – яд. Кажется, они даже поняли, почему так происходит. Но для меня эта теория оказалась слишком сложной, я всего лишь сыщик, а не физик и не химик.

Так что не ждите от меня дальнейших объяснений.

Тем не менее они обратились именно ко мне. Дело в том, что для того, чтобы подтвердить этот вывод – или, наоборот, его опровергнуть, им нужно было получить определенные характеристики именно больших масс гравина. То есть оказаться на Маргине с неким прибором в руках и сделать несколько замеров. Однако никто из них не был в состоянии выполнить такую работу: и потому, что теперь за ними присматривали, а также и по той причине, что на Маргину попасть вообще не просто. Просить о помощи «Маргина Гравин» они опасались, полагая, что всякая попытка скомпрометировать добычу этого вещества получит на фирме серьезный отпор, дело дойдет до властей – и тогда невозможно станет заниматься даже теорией этого вопроса. Оставалось найти человека со стороны, который согласился бы и смог исполнить такую просьбу. Желательно – обитателя одного из ближайших к Маргине миров. И тут кто-то из моих старых приятелей, коллег с Теллуса, подсказал им мою кандидатуру, заверив, что в любом случае я не побегу доносить на них – хотя бы потому, что в их действиях нет состава уголовного преступления. Вот так мы познакомились. Они правильно предположили, что мое служебное положение дает мне хорошие возможности передвигаться хотя бы в той части Галактики, где располагаются и Неро, и Маргина. Достаточно заподозрить, что на той же Маргине имеют место нарушения закона, – и никто не станет меня удерживать. К тому же маленькая птичка сообщила мне, что некоторые правительственные службы действительно предполагают, что на Маргине происходят некие беззакония.

– Я всегда знал, что в нашей Конторе полно длинных языков, – проворчал себе под нос Рогнед Трим.

– Итак, мне изложили существо дела. И, кстати, предупредили, что дело это достаточно опасное. Потому что если наверху станет известно, что на Маргину «Продолжением» направлен человек для получения каких-то данных, то установить его личность будет для них делом несложным, и воспрепятствовать ему тоже не составит проблемы. Это я и сам понимал, однако… Я, как вы, возможно, и не знаете, человек одинокий и бездетный, тем не менее проблема меня глубоко задела, и я согласился…

– Как я вас понимаю! – вздохнула капитан Катерина, воспользовавшись паузой, пока Казус переводил дыхание. – Я вот тоже… но проблема моих девочек не оставила меня равнодушной.

– Это очень приятно, – сказал Лен, – встретить, так сказать, единомышленника – и человека похожей судьбы.

– Да, – сказала Катерина. – Это очень приятно.

– Как-нибудь мы еще поговорим об этом, не так ли?

– Надеюсь, – ответила она.

– Продолжаю. Вернувшись сюда, я, наверное, сразу постарался бы попасть на Маргину – но тут возникло дело с вашим, Рик, убийством, мне приказали заняться им, и я начал работать, полагая, что много времени оно не потребует. Но тут принялись убивать и меня. Мне повезло, потому что на Теллусе не только предупредили меня о возможных неприятностях, но и, так сказать, подстраховали от них. Поэтому пуля хотя и попала в меня, но отклонилась. Опять-таки не спрашивайте меня о механизме: мне его не объясняли, я и не просил. Далее – просто: мне дважды повезло, и возможность попасть не просто на Маргину, но именно к гравинной залежи, подвернулась сразу же благодаря хозяину этого дома.

Оказавшись там, поручение ученых я выполнил, и сейчас все данные уже у них. Они получили то, на что и рассчитывали.

Занявшись делом Нагора, в тот же день я пришел сюда снова – уже к вечеру, после работы – чтобы поискать что-то, чего при осмотре не нашли, но что, как мне подсказывала интуиция, обязательно должно быть. Пришел я не с пустыми руками: притащил с собой ауроскоп, чтобы испытать в деле и его, и себя, и стал просматривать следы на стенах…

Стал рассматривать – и поначалу вроде бы не нашел ничего интересного. Но потом…

Это был необычайно сильный всплеск, высоченный пик; такие следы могут остаться лишь в случае, когда человек, которому принадлежала аура, в эти мгновения переживает сильнейшее потрясение. Колоссальную, небывалую радость – или дикий ужас. Смертельный ужас.

Непонятно было, чей это отпечаток. Но был он весьма свежим. Чуть ли не сегодняшним. Я не заметил его сразу потому, что с ходу углубился в слои перестроенного излучениями материала стен на максимальную глубину, чтобы оттуда уже прослеживать следы все более поздние. И вот…

Тогда я принялся микродвижениями менять настройку: а что тут переживалось минутой раньше? Минутой позже? А двумя минутами? А тремя?..

Получалась интересная картина. Человек возник здесь примерно за десять минут до пика. И был взволнован, но не очень. Взволнованность возрастала, но очень плавно – как это бывает, когда человек, шедший к определенной цели достаточно издалека, наконец, видит ее собственными глазами и каждый шаг уже ощутимо подводит его все ближе. Пока все – в пределах нормального.

За этим следует ощутимый провал. То есть место некоей душевной приподнятости заняло разочарование. Которое вполне может означать то, что искомой цели не оказалось на месте.

Площадка, то есть сохранение этого невысокого уровня, на протяжении от двух до трех минут. А потом уровень волнения снова начинает расти – не так, как сначала, но все же ощутимо. Как если бы я все-таки обнаружил цель – но не совсем ту. Полторы минуты.

На этом уровне – спокойная площадка протяженностью в минуту.

И – вот он, эмоциональный, сознательный и подсознательный взрыв, продолжающийся что-то порядка трех минут.

А затем – конец следов. Носитель этой ауры исчезает – или, во всяком случае, ауры больше не продуцирует.

В следующее же мгновение…

* * *

– В следующее мгновение пулю вогнали уже в меня, – сказал Лен Казус. – И больше мне тогда не удалось установить ничего.

– Тогда, – сказал внимательно слушавший Рик Нагор. – А потом?

– Определенная картина у меня сложилась, – признался Казус. – Хотя она не столь достоверна, конечно, как, скажем, видеосъемка. Но все же…

– Очень интересно, – сказал Рик. – Давайте.

– Уже потом мне удалось – помог приятель – установить, кому принадлежали эти следы. Это было нетрудно – поскольку человек этот бывал в этом доме не раз и достаточно подолгу, а следы его имелись в базах данных и Системы, как гражданина Неро, и компании «Маргина Гравин», как ее сотрудника.

– Ну, и так понятно, что это был Штель, – кивнул Рик Нагор. – Где же картина?

– К вашим услугам. Он появился. Искал тебя, Рик. Не нашел. Огорчился. Стал искать дальше. Увидел спящую Зору. И решил…

– Да, – согласился Нагор. – Он вообще-то был человеком неуравновешенным. Весьма. И в момент такого глубокого разочарования – не оправдал доверия старших – мог, наверное, убить и ее. – Он обнял Зору, крепко прижал к себе, поцеловал. – Сейчас мне делается по-настоящему страшно.

– Похоже на то, что он именно это и хотел сделать. Маленькая площадка перед пиком – это Штель изготавливается, прицеливается, не входя в спальню, но стоя в этой комнате недалеко от двери. Ясно, почему: он знает, что сейчас должно там произойти – и хочет обезопасить себя от возможных случайностей: в спальне что-то может внезапно вспыхнуть, мало ли что, там полно легковоспламеняющихся материалов – он не желает рисковать. Прицеливается. Сдвигает предохранитель… И возникает ужас.

– Почему? – спросил Рик тоном, говорящим о том, что он уже и сам понял.

– Да потому, что разряд произошел не так, как ему полагалось – вдоль директора в цель, но вся батарея мощного дистанта разрядилась у него в руках. Оружие сгорело, расплавилось, его каплями разбрызгало по комнате. А самого Штеля огонь охватил сразу: вы ведь знаете температуру, возникающую при таком сверхразряде. И он успел только понять, что погибает. Ужас и боль – вот источники этого пика. И обрыв следов: смерть. Вот такая картинка мне представилась.

– Правдоподобно, весьма правдоподобно.

– Интересно, Зора: а то, что вы опознаете тело как Рика, – это у вас было уговорено заранее?

Она покачала головой:

– Нет, конечно, мы ведь не предвидели такого развития событий. Но когда я его увидела… Я знала, конечно, что это не Рик – Штель был на полголовы выше, и хотя он обгорел, разница была ясной – для меня. Но я помнила, что Рик хотел на время укрыться, и подумала: это будет достаточно надежным укрытием, если его признают мертвым. Больше не станут охотиться. А поскольку Рик приказал мне все забыть – я и забыла.

Нагор снова поцеловал ее. Сказал Казусу, улыбаясь:

– Итак, вы все же довели расследование до конца. Честь и хвала.

– Пока еще не все, – покачал головой Казус. – Мне непонятны две вещи: как оружие могло так взорваться в руках у стрелка, еще не успевшего замкнуть контакт? И второе: как вообще Штель смог пронести оружие в ваш дом, если – а я в этом убедился – ваши средства защиты этого никак не допускают?

– Ну, – сказал Нагор равнодушно, – с оружием бывает всяко. Например, если крепление контактов ослабло – человек, еще не установив нужную мощность и дистанцию, хочет снять дистант с предохранителя – а контакт плавает, и он вместо этого замыкает разряд. Мощность не выбрана – и идет полный выброс энергии. Такое случается. За оружием надо следить.

– Да, – согласился Казус. – Хотя вообще-то эти контакты крепятся очень надежно. Однако если у кого-то был доступ к этому оружию, и этот кто-то захотел с ним несколько поработать… хотя бы потому, что у него возникли подозрения относительно возможного использования этой пушки… контакт мог и ослабнуть, и встать в самое неприятное для стрелка положение – разве не так?

– Возможно, – согласился Нагор.

– Но это не дает ответа на другой вопрос: а как оружие вообще оказалось здесь вместе с ним?

– Понятия не имею, – пожал плечами Рик, а Зора лишь покачала головой, прежде чем сказать:

– Вряд ли мы в этом когда-нибудь разберемся.

– А вот я не такой пессимист, – усмехнулся Лен Казус.

– Да? – удивился Нагор. – Вы поняли, как он смог пронести оружие сквозь мои защитные линии?

– Нет. Этого я не понял – потому, что он и не проносил дистант. Он знал, что оружие найдет в вашем доме, поскольку у вас был собственный дистант – и Штель знал, где он хранится.

– Любопытная версия. То есть знать он, наверное, знал – я и не скрывал этого…

– Да. И если развивать эту версию, то можно предположить, что некий человек, находившийся в вашем доме и предполагавший возможность покушения, мог предварительно привести механизм оружия в такое состояние, что при попытке его применения оно сработало бы именно так, как сработало.

– Некий человек, – повторил Рик Нагор.

– Да. И я бы с удовольствием побеседовал с этим человеком.

– Наверное. Но я не думаю, что это у вас когда-нибудь получится. – Рик улыбнулся одними глазами.

Лен Казус внимательно посмотрел на него. На Зору. Ответом ему были дружеские улыбки. А Рогнед Трим сказал:

– Лен, вам что, больше разговаривать не с кем? Этот ваш Штель погиб вследствие неосторожного обращения с оружием – и дело закрыто.

– А если вам хочется поговорить, – подхватила Сана, – то Катерина куда более приятный собеседник, да и тема завидная: наши судьбы… Согласны?

– Да, – сказал Лен Казус. – Признаться, я тоже думаю, что такой разговор будет намного приятнее. И состоится он в самом обозримом будущем – как только буду воскрешен в правах.

– А стоит ли ждать? – спросила Катерина. – У меня тут осталось единственное дело – нажать кнопку. И поставить Федерацию на уши. Президент, жду команды.

– Никто не передумал? – спросил Рик Нагор.

– Немного страшно, – призналась Зора. – С этой минуты мы будем жить в другом мире.

– В лучшем, надеюсь, – заметил Рогнед.

– Во всех смыслах, – подтвердил Нагор. – Потому что правление здесь я закрываю. Оно будет помещаться на Маргине. Не успеем опомниться, как туда нахлынет столько народу!..

– Да, – озабоченно проговорила Катерина. – Забот будет – выше головы. Президент, вы собирались провозгласить независимость Маргины как самостоятельного мира.

– Естественно – как только иммиграция достигнет низшего порога.

– Значит, совсем скоро. Потому что наши семьи уже укладывают чемоданы. Республика Маргина, да?

– Еще подумаем. А может быть, королевство?

– Звучит: королевство Маргина, а? – сказал Лен Казус. – Хочешь быть королем?

– Ни за что. Но королева там тем не менее будет. И, скорее всего, не одна. Сколько будет там женщин – столько и королев. По-моему, это правильно.

– А что, в таком мире можно будет жить? – задумчиво спросил Лен Казус.

– Ужасная перспектива для вас, Лен, – засмеялась Катерина. – Президент, разрешите убыть? Кнопке не терпится.

– Если не возражаете против общества покойника, я провожу вас, – предложил Казус.

– Согласна. Может быть, мне удастся воскресить вас?

Четверо улыбнулись им вслед.

* * *

Откровенно говоря, автором было задумано вовсе не то и не так.

Но что поделать: автор волен задумывать, как хочет, а жизнь – делать по-своему.

И с этим приходится мириться.

Оглавление

Глава начальная

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

Глава, следующая за предыдущей

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

Глава, идущая перед последующей

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

Глава, находящаяся на своем месте

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

Глава, вполне уместная

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

Глава, предшествующая заключительной

  1

  2

  3

  4

  5

  6

Глава, как бы заключающая. А впрочем…

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

Реклама на сайте