«Скоро дембель»

Шимун Врочек Скоро дембель

Капля сорвалась с потолка и со щелчком размазалась по бетону.

– Еще раз, – сказал человек в шинели. Голос у него был сиплый и отдавался эхом в пустоте подвала. Глаза светлые. Черные волосы с проседью. – Называете свои фамилия-имя, полных лет. Город и где работали. Все понятно?… Не слышу.

"Так точно", нестройно прогудел строй. Сейчас прикажет повторить, подумал Матвей. Наш военрук всегда приказывал. Добивался единого слитного рыка. С-сука. Придешь со смены, а он: ну, еще раз. Потом спрашивал: что, мало каши ели?

Вместо этого человек в шинели сказал:

– Начнем с тебя.

Худой паренек в серой майке и синих спецовочных штанах. От холода он сутулился и казался гораздо ниже своих метра семидесяти.

– Крашенич Гнат, – сказал паренек. – Город Визима. Бывший старший токарь на хтонической фабрике.

– Старший токарь? – человек в шинели заглянул в бумаги. Посмотрел на паренька. – У тебя же бронь?

Гнат пожал плечами. Лицо у него было детское, а руки – потемневшие, перевитые жилами. Взрослые. Ладони крупные, как лопаты.

– Я доброволец, – сказал Гнат. Лицо вдруг стало суровым. Недолго, на краткое мгновение – но этого было достаточно. Человек в шинели кивнул. Что-то записал в своих бумагах.

– Хорошо. Полных лет?

– Семнадцать.

Человек моргнул.

Проняло, понял Матвей. Даже его проняло… Строй загудел. Семнадцать было много. Да что там, много! До черта и больше.

– Разговорчики! – сказал человек. – Следующий.

– Борьянович Ингвар. Вышеград. Четырнадцать лет.

– Стасюк Гедимин. Лятницы. Четырнадцать лет.

– Кривин Матвей. Вышеград, – сказал Матвей. – Хтонический завод имени князя Гроднецкого. Логистик третьего уровня.

Понимающий гул "ооо!".

Человек в шинели смотрел на него очень внимательно. Еще бы. Специалистами такого уровня не разбрасываются. Железная бронь. Мозг дракона – вещь тонкая, здесь нужно работать на кончиках пальцев… Я и работал, подумал Матвей.

– Тоже доброволец? – спросил человек.

– Нет, – Матвею больше всего в жизни хотелось ответить «да». Но – нельзя. А если человек в шинели проверит информацию? Опять вернуться на эту каторгу? Да пошли вы со своим… имени Гроднецкого…

– Нет. Профнепригодность.

Человек в шинели сделал пометку в бумагах.

– Понятно. Следую… Нет, стоп. Отставить. Сколько лет?

«А вот теперь будет весело».

– Полных? Двадцать четыре.

– Сколько?!

"Вот это и значит: удивление". Строй загудел, как растревоженный улей. Человеку в шинели, несмотря на седину, исполнилось от силы лет двадцать.

* * *

Половина огромного класса была пуста. Другую занимали железные койки, расставленные как попало, безо всякого порядка. Матрасы и подушки без наволочек – выцветшие, рваные, со следами мокрых пятен – свалены в угол рядом с кроватями. Получилась гора до самого потолка. Матрасунгма.

На синей стене кто-то оставил надпись мелом:

Срок жизни дракона МД-113 в наступлении составляет 5 минут

Один из матрасов зашевелился, отвалился в сторону. Вот это номер, подумал Матвей. Вот это, блин, магия.

Из матрасной горы, как оленевод из яранги, вылез парнишка в трусах и серой майке. Сел на край горы.

– Привет аборигенам, – сказали в толпе.

– Наконец-то, – сказал абориген. Был он бледный и заросший. Единственный выживший на матрасном острове. – Наконец-то, ребята. Я уж думал, дуба дам. Дайте пожевать что-нибудь, а? Какой день с голодухи загинаюсь…

– Сейчас найдем, братан, – отозвался крепыш в серой кепке. Остальные одобрительно загудели. Первый шок прошел. – Пацаны, скинулись, кого жаба не давит, на пропитание местному. Эй, братан, ты какой срок мотаешь?

– Пятый, – сказал абориген, жадными глазами наблюдая, как появляется из сумок, рюкзаков, свертков, узлов различная небогатая снедь. Даже сигареты нашлись.

– Какой-какой? – крепыш не поверил.

– Вы – пятый призыв. Я был в первом, потом прятался, пережидал, пока всех покупатели разберут. Теперь еще пережду. Потом еще. И так до конца…

– Какого конца? – не понял крепыш.

Абориген посмотрел на него, как на идиота.

– Пока война не закончится.

– Ну ты, брат, даешь, – присвистнул кто-то. – А потом что?

– А потом пойду домой.

– Разобрали их покупатели. Оставшихся сапер какой-то взял. Вроде из части хорошей, только… Нельзя к нему. Верная смерть, чтоб мне провалиться. Ладно. Забрали их – одному плохо стало, – рассказывал Федька. – Жратвы никакой, курева нет, водки тоже… Охрана ходит. Я днем в матрасах отлеживался, а ночью в туалет бегал, воду из-под крана пил…

Крепыш вдруг потянулся и сладко зевнул.

– Жрать хочется, – сказал он. – Горяченького бы. Эй, абориген… как тебя там? Федька? Слышь, Федька, когда тут кормят?

– Никогда, – сказал Федька. Лица ребят вытянулись. – Последние из того призыва совсем исхудали, их даже охрана начала подкармливать, чтобы не загнулись окончательно… Охране так проще. Скоро вы сами на любого "покупателя" набрасываться станете. Будь он даже из штраф-драка.

– Какой еще штраф-драк?

– Это такая часть для долбанутых драконов. Для психов, контуженых и убийц-людоедов… Которые своих пилотов сожрали. Иные – вообще ужас с крыльями. Щас сборка халтурит, детали хреновые – драконы путают своих-чужих. На такой случай в штраф-драке им под шкуру вживляют взрывчатку, и если надо – кнопочки жмут. Ббах и готово. А вы пилотами и стрелками будете… Драконьим мясом…

Парни молчали. Даже шепот стих.

– Ну как? – поинтересовался Федька. Подмигнул крепышу. Расслабленно, по-свойски. Сигарету припрятал за ухо. – Хочется еще служить?

Тишина.

– Ты гнида, – сказал крепыш медленно. – Уйди от меня. Чтобы я тебя, тварь, рядом с собой не видел. Понял?!

Гора не выдержала мощной атаки всего наличного состава. Матрасы и подушки были растащены, койки поделены. Началась маета от скуки. Байки, разговоры, азартные игры, драки подушками… Матвей подошел и сел на подоконник. Закурил. Прохладно. За окном – серый школьный двор с одиноким баскетбольным кольцом. Вокруг – мощная бетонная стена с колючкой поверху. На вышке скучал часовой.

– Тебе правда двадцать четыре года?

Все, понял Матвей, начинается. Он повернулся к спросившему. Курносый парень улыбался слегка заискивающе. Дети вы, дети…

– Правда.

– И… как?

– Нормально. Чувствую себя хорошо. Разваливаться у всех на глазах от старости не собираюсь. Это все?

– А… э…

– Свободен.

* * *

– Я доживу, – сказал Федька с вызовом. – Я доживу. Ремни грызть буду, матрацы эти паршивые… Все равно. Война кончилась, а я – живой.

– Не доживешь, – сказал кто-то.

Молчание.

– Кто?… – Федька неверяще огляделся. Острый кадык дернулся вверх-вниз. – Кто это сказал?! Какая сволочь?!

– Я.

– Какой нахрен я?!

Из заднего ряда поднялся Гнат Крашевич во весь свой немалый рост. Жилистые руки расслабленно висят вдоль тела.

– Да ты, ты… – Федька сорвался на визг. – Я не доживу?! Я?! Да я сто таких! Это ты сдохнешь, сука!!

– Может быть, – сказал Гнат. Матвей понял, что испытывает к старшему токарю настоящую симпатию. – Может, и сдохну. Значит, такая судьба. Только я живой… А вот ты уже умер.

– Уж не ты ли меня замочишь?! – Федька ощерился и стал похож на крысу. В руке появилась заточка. Толпа с гулом раздалась. "Вы чего, парни?" Сдурели?!

– Ты уже мертвый, – сказал Крашенич спокойно. Федькина заточка оказалась у самого его лица. – Вся жизнь у тебя через могилу… Ну, бей!

– Думаешь, не смогу?! – закричал Федька высоким голосом. – Не смогу?!! Да я…

Гнат ударил.

Несколько долгих секунд Федька стоял, неверяще глядя на Крашенича. Потом уронил заточку, медленно опустился на колени – и заплакал. На одной ноте:

– Мамочка, мама, мамочка, забери меня отсюда, мамочка, пожалуйста, мама, мамочка… я не могу больше, мамочка… я хочу домой…

* * *

– Покупатели идут!

Клич разнесся по классам, из окон выглянули во двор десятки любопытных. "Покупатели". Повезет – проживешь дольше. Выберет удачный "покупатель" – будешь в хорошей части служить. С нормальной кормежкой и обмундированием… может, даже в тылу. Только с тыловых частей покупатели редко приезжают. У многих родственники призывного возраста. Да и убыль в тыловых частях маленькая… Не то, что в боевых дивизиях. Обычно покупатели едут из частей, которые поставлены на переформирование после тяжелейших боев…

60 процентов убыли личного состава.

70 процентов убыли личного состава.

А чаще: 95 процентов.

Чем потрепанней дивизия, чем раньше покупатели из части завернули сюда – тем лучше для призывников…

Глядишь, и до шестнадцати лет дотянешь.

* * *

Матвей сел подальше. На стене вместо старой надписи появилась другая:

Срок жизни дракона МД-113 в обороне составляет 48 минут

Вошли покупатели. Класс загудел – потому что покупатели были богатые…

Майор и прапорщик с серебряными крыльями на нашивках. Прапорщик вполне обычный, лет шестнадцати, а вот майору исполнилось никак не меньше двадцати. Взрослый красивый мужик.

Только они Матвею сразу не понравились.

Недалеко от Мельничной улицы, где Матвей обитал с матерью и сестрой, на берегу Тварьки стоял особняк. Жил там некий деятель, имя которого произносилось не иначе как шепотом. Ш-ш-ш. Здесь сам живет. Гремели в стенах особняка здравицы, хлопало шампанское, лилась музыка… И даже фейерверк пару раз был.

Матвей по пути на работу проходил мимо особняка. С той стороны, где стояли громадные мусорные баки, и скучал за чугунной оградой молодец в темно-синей форме. Охраняли особняк такие же, как этот майор с прапорщиком. Нашивки у них были другие, форма другая (но такая же ладная и новенькая), а вот лица – один в один.

Сытые.

* * *

Говорил майор очень хорошо. По-человечески, по-пацански. И вообще, производил впечатление командира жесткого, но справедливого. С таким хорошо воевать. И если бы не ощущение «сытости», которое нет-нет, да проглядывало сквозь грубоватые черты майора – Матвей, наверное, подошел бы и попросился. Возьмите, господин майор. Хочу к вам.

Только почему-то представилось Матвею, что стоит он в новенькой ладной форме за решеткой с чугунными драконами. Сквозь решетку видна желтая грязная Тварька и каменная набережная. Позади кухня, в которой ждет его, Матвея, мясной кулеш и борщ, и пироги с капустой, хлеб с маслом и джемом, горячий чай с сахаром… И фрукты в большой хрустальной вазе…

Матвей сделал шаг.

…и почувствовал одуряющий запах апельсиновой корки.

…Мягкий густой баритон выводил:

«…сердце драко-о-она стучит в моей груди-и-и»

Неважно, какая была смена – дневная или ночная – окна в доме горели всегда. И всегда была музыка.

Матвей протер глаза. Веки словно песком присыпаны. Спать хочется неимоверно. Но – утро, но – смена.

Нет, не показалось.

Возле мусорного бака – яркие оранжевые пятна.

Матвей подошел ближе. Еще ближе…

Точно. Апельсиновая корка. Толстая, шершавая. Как кусочки солнца на снегу.

Матвей нагнулся, поднял. Он не помнил, когда в последний раз ел апельсины. Еще до войны. Еще совсем маленьким. Когда был жив отец… Матвей не выдержал. Воровато оглянувшись, поднес корку к носу. Втянул ноздрями аромат…

Последний год до войны. Ладонь Матвея лежит в ладони отца. Отцу тридцать лет. До войны это не казалось чем-то чудовищным.

Новый год. Праздник. Что-то яркое, светлое и…

Кх-м!

Матвей открыл глаза.

Через чугунную решетку со стилизованными драконами на него смотрел рослый парень в темно-синей форме.

Твою мать, подумал Матвей.

Охранник вдруг улыбнулся. Белозубый, красивый, румяный от мороза. Бери-бери, – сказал охранник. – Бесплатно.

В ту же секунду Матвей возненавидел его так, что в животе свело.

* * *

Огромное поле, окруженное черным выжженным лесом. Тут и там догорают отдельные деревья. В черное небо поднимается белесый дым.

Над полем громадным драконьим глазом нависает луна.

– Арш!! Поворот налево, раз-два! Левой, раз, раз, раз-два-три!

Под звуки военного марша шагают колонны. Бухают сапоги. Как на параде, звучат команды. Очередная колонна разворачивается под прямым углом и продолжает шагать…

Матвей знает, что колонны не должны столкнуться. Иначе случится беда. Какая-то громадная, невероятная беда. А командиры словно не видят. Поворачивают на шагающих параллельным курсом, подрезают соседей.

Вот две колонны чудом разминулись…

– Поворот напра-во, раз-два! Левой!

Десятки колонн.

Сотни.

Тысячи людей.

Бухают сапоги. Раз, раз, раз-два-три!

Матвей видит все это с высоты драконьего полета. Почему-то совсем не пугает громадная железная туша под седлом. Это дракон МД-113. Этого не может быть, потому что Матвей прекрасно знает, какими кабинами оборудуются боевые драконы. Здесь нет кабины, но есть седло – обычное, как для езды на лошади. Ветер треплет волосы и холодит лоб.

Матвею хорошо.

А когда дракон под ним делает резкий нырок вниз, сердце замирает. Это немного страшновато, но очень приятно…

– Поворот нале-во, раз-два!! Молодцы! Хорошо!

Одна колонна поворачивает точно под прямым углом к другой. Раз-два, левой! Вперёд!

Расстояние между колоннами стремительно сокращается. Матвей видит, что солдаты теперь не шагают – бегут. А командир командует:

– Раз-два, левой! Быстрее, ребята!

– Они столкнутся! – кричит Матвей. – Куда быстрее, они что – не видят?!

Дракон поворачивает к нему огромную уродливую морду. Металлические листы, сходящиеся под точно рассчитанными тупыми углами, чтобы вызвать рикошет. Аэродинамическая форма ноздрей – воздухозаборников. Стыки между броневыми пластинами, залитые герметиком. Облупленная зеленая краска. Вмятины от попадания авиационных снарядов. Белая надпись "Разоритель Фэкс" по левой щеке.

Огромные оранжевые глаза с узкими зрачками.

– Конечно, не видят, – говорит Разоритель Фэкс. – Они же слепые.

Матвей понимает, что дракон прав. У всех командиров закрытые веки, прошитые толстыми белыми нитками. Десятки колонн, ведомых слепцами…

Сотни.

Тысячи.

Поле смерти.

Две колонны врезаются одна в другую. Солдаты сбивают друг друга с ног, кричат, падают, ломают руки и ноги, тяжелые сапоги крушат ребра. Но солдаты продолжают бежать. Одна колонна перемалывает другую.

– Молодцы! – подбадривает командир. – Хорошо идем! Раз-два, левой!

Трещат кости. Хрустят позвонки. Всхлипывают солдаты. Всем им по двенадцать-четырнадцать лет.

У Матвея шевелятся волосы на затылке.

Дракон делает вираж, проходит на маленькой высоте – так, что давлением воздуха людей валит с ног. Людской крик переходит в вой.

– Зачем?! – спрашивает Матвей. Слезы текут по щекам.

Дракон поворачивает голову. Яркие оранжевые глаза смотрят на Матвея. От дракона невыносимо несет апельсинами.

Срок жизни драконьего мяса в марш-броске составляет 14 секунд

– доверительно сообщает дракон.

Но, скоро, уверен, мы доведем этот показатель до 11 с половиной.

Матвей кричит.

* * *

– Тих-тих-тих-тихо, – сильные руки уложили Матвея обратно. – Лежи, братишка. Паршивое что-то снилось, вижу. Ты полежи, отдохни… На ногах уже не держишься. Упал, народ распугал. C голодухи, да?

– Нет… от старости.

Старший токарь усмехнулся:

– Хватит заливать. На, поешь лучше… Меня из дому снарядили.

У губ оказалась кружка. Пахло невероятно. Пахло горячей едой.

Матвей сделал глоток. И тут же ухватился за кружку обеими руками. Обжегся, но боли не почувствовал – так было вкусно. Тепло разлилось по телу. Вот оно, счастье!

– Майор тот приходил, – сказал Крашенич. Матвей поперхнулся. – С крыльями. Да ты ешь, ешь, чего остановился? Пей давай. Расспрашивал о тебе. Наверное, хочет взять… Повезло. Я, может, тоже к нему попрошусь, а? Как думаешь, возьмёт… ты чего?

– Не надо майора, – сказал Матвей. Вышло жалко. – Пожалуйста, Гнат… куда угодно, только не к нему…

Гнат долго смотрел на Матвея. Потом кивнул.

* * *

Тощий капитан с мешками под глазами немигающе оглядел Матвея с ног до головы. Был он в серой шинели без нашивок. Погоны нейтральные – на светло-зеленом фоне вышито четыре ромба.

– На сборы – пять минут, – сказал капитан.

– Господин капитан, разрешите вопрос. Сколько вам лет?

Несколько секунд тощий капитан просто смотрел на Матвея. У того непонятно отчего побежали мурашки по хребту…

– В отряде за такой вопрос – сразу в зубы, – сказал капитан. – От любого, не только от меня. Понятно, салага? Не слышу!

– Так точно, – Матвей выпрямился. Вот тебе и спросил. Все, мирная жизнь закончилась, логистик 3-го уровня…

– Хорошо, – сказал капитан. – Двадцать два года. А теперь вперед. В ритме ча-ча-ча…

Капитан зацепился за чей-то узел, оступился. Матвей одним движением оказался рядом, ухватил капитана за рукав, помог удержать равновесие. Шинель на мгновение распахнулась…

– Спасибо, – сказал капитан. – Хорошая реакция.

Матвей отпустил рукав шинели, мысленно выматерился. Ну Гнат, ну Крашенич! Вот это удружил. Прямо таки драконья услуга.

У капитана на воротнике кителя были скрещенные лопатки.

Сапер.

* * *

Коридор насквозь провонял апельсинами.

Капитан повернулся. Там стоял давешний майор. Матвей почувствовал, как подкатило к горлу.

– Отдай парня, Войча, – сказал майор мягко. – Ему же лучше будет.

– Понравился парнишка, Ганзик? – названный Войчей даже не удивился. А Матвей почувствовал себя костью, которую неторопливо делят два громадных пса. Черный лоснящийся ротвейлер и тощий дворовый король – помесь овчарки с не пойми кем. Морда у дворняги была вся в шрамах.

– Что?

Капитан улыбнулся со значением. "Ты же понимаешь". У майора вдруг заходили желваки вокруг рта. А ведь Ганзик ничего не сделает, понял Матвей. Теперь к нему добровольно никто не пойдет. Кому хочется прослыть голубым? Или чем они там занимаются?

– Я спрашиваю: понравился парнишка?

В этот раз интонация была другой.

– Вот ты о чем, – майор неожиданно рассмеялся. Зубы у него были белые, чуть неровные. Улыбка обаятельная. – Так бы сразу и сказал… Ошибаешься, Войча. Мяса и без него хватает. Он мне для дела нужен. Подкормим, приоденем…

– Научим, – в тон ему продолжил капитан.

– Именно, Войча. Научим. Натаскаем. Через месяц медаль получит. У меня в части это запросто… Эй, парень, ты знаешь, какая у нас часть? Сто восьмая гвардей…

– Не надо, Ганзик, – оборвал капитан. – Знаю я твою часть. Парнишка – мой. Все. Разговор окончен.

Молчание. Лицо Ганзика свело судорогой. Казалось, еще секунда – и черный ротвейлер вцепится дворняге в горло. Достанет пистолет и начнет стрелять. Секунда прошла. Майор с огромным усилием повел плечами, словно у него занемела шея. Затем медленно покрутил головой. Хрустнуло. Было видно, как он сам себя разжимает: здесь – сведенные в узел мышцы, побелевшие кулаки, там – перекошенное лицо.

Капитан ждал. Вместе с ним – волей-неволей – ждал Матвей.

Майор рассмеялся – легко и свободно. И вновь стал мужественно-обаятельным. Настоящий солдат, пробы ставить некуда.

– Дурак ты, Войча. Ой, дурак…

* * *

Тела были выложены в несколько рядов. Без сапог, без шинелей. Некоторые в одном исподнем. Кому, интересно, понадобилась окровавленная форма? Зеленые пятна в желтой траве. С голыми черными пятками. Одно хорошо – уже не мерзнут.

Сколько их тут? Тыщи полторы… или меньше?

Варвар дернулся на поводке. Черный, широкогрудый, на коротких мощных ногах. Матвей с трудом удержал собаку, присел, почесал за ухом.

Полторы или меньше – в любом случае работа предстояла большая.

Пес поднял голову и заглянул в глаза хозяина. Может, что-нибудь вкусненькое дашь, повелитель? Нет? Я же знаю, у тебя есть. Вон в той, очень симпатичной сумочке на ремне…

Варвар сегодня с утра не ел.

Потому что Варвар сегодня работал.

Неподалеку сидели еще восемь человек со своими собаками. Элита. Таких очень мало. Обычных солдат, охранников, технарей и чернорабочих – в надцать раз больше.

В круг быстрым шагом вошел человек. Ребята оживились, начали подниматься. Человек отмахнулся: сидите.

– Выбирать будет… – капитан оглядел своих орлов. – Кривин. Остальным – вольно. И не разбегаться, как в прошлый раз! У меня все. Матвей, когда будешь готов – скажешь.

Во втором ряду, где-то в третьем десятке, лежал Федька. Матвей остановился. Варвар принюхался, потом сел и внимательно посмотрел на хозяина… Подожди, толстячок, мысленно сказал Матвей, мне нужно подумать. Пес вздохнул.

На лице Федьки застыло удивление. Глаза закрыты – кто-то уже постарался, но можно представить, как широко он их распахнул, прежде чем упасть.

Матвей автоматически отметил: повреждение тела ерундовое, две пули в грудину, одна в левый бицепс. Кость, похоже, не задета… Голова цела, что самое главное.

Вот как сложилось. Не пережил Федька очередной призыв. Забрали. Не козырная выпала Федьке часть.

Пехота. Царица полей. В первом же бою, наверное, всех положили… Даже не откормили толком.

Выглядел Федька еще более отощавшим, чем тогда в классе. Матрасунгма. Абориген. Забавное было время, что ни говори.

Рядом с Федькой лежал крепыш. Кепку, правда, где-то потерял.

А может, и не собирались откармливать? Такие части фронт жрет, как семечки – что проку добро переводить?

"Я доживу. Ремни грызть буду, матрацы эти паршивые… Все равно. Война кончилась, а я – живой."

Неслышно подошел капитан. Остановился за спиной. Долго молчал.

– Этот? – спросил наконец. Мягко, без нажима.

"А вы будете пилотами и стрелками… Драконьим мясом…"

– Этот, – сказал Матвей.

"А потом?"

"А потом я пойду домой."

Варвар обнюхал Федькины пятки и протяжно завыл.

* * *

– Нормальная служба, – сказал Влад, дожевывая хлеб. Подцепил на ложку кусок говядины, отправил в рот. Султан, накормленный в первую очередь, все равно провожал каждый кусок взглядом…

Дают собаку, – сказал Влад, когда Матвей только появился в части. – Понимаешь? Тебе дают собаку. И много еды. Тушенка в банках. Мясо в желе. Каша с салом. Сначала ты кормишь собаку, потом ешь сам. И никак иначе. И кормишь только из рук. Это важно. Собака должна знать, что ты хозяин. А ест собака много. Большая собака хорошо. Сильная собака хорошо. Сенбернар хорошо, но ест много. Бери дворнягу. Бери овчарку из тех, что попроще. Бери собаку с хорошим чувством. Нюх не так важен. Важна сила и ум собаки. А важнее всего – чувство. Ты поймешь, что это такое.

Неподалеку лежали на траве отобранные трупы. Немного. Сотня из полутора тысяч. Едва рота наберется…

Только те, над которыми выла собака. Эти, как выразился капитан, не успели уйти далеко. Или слишком держатся за жизнь.

Технари возились с генератором. Подкатили ближе, подсоединили зажимы к рукам и ногам крайнего мертвеца. Тот лежал лицом вниз.

– Готово, – сказал техник.

Подошел человек в белом халате. Небрежным профессиональным движением вогнал шприц в шею мертвецу – нажал, убрал. Из кармана халата достал нечто, похожее на металлического паучка. Прицелился и воткнул паучка в затылок трупа. Дожал ладонью. Проделано все это было с ловкостью фокусника.

Человек в халате кивнул технарям, отступил в сторону.

Один из технарей замкнул рубильник.

Ещё минуту ничего не происходило. Потом вдруг в воздухе остро запахло грозой. Варвар и Султан подняли головы, снова легли. Лежали, прикрыв веки. Глаза бы мои тебя не видели, вспомнилась Матвею старая поговорка.

Труп задергался. Казалось, мышцы хаотически сокращаются. Потом вдруг дернулся… вытянулся по струнке…

Технари с привычной сноровкой отсоединили зажимы.

– Готов, – сказал Влад. – Щас встанет. И нам пора. Погоним гаврика к стаду. Султан, не притворяйся! Я же знаю, ты не спишь. Вставай, Султанчик. Пора.

Султан открыл глаза и завилял хвостом. Был он помесью лайки с горской овчаркой – на редкость симпатичный пес. Уши веселые. В отличие от чистых горцев, уши Султану не купировали. Морда добрая, а не крокодил, как некоторые.

– А чего? – сказал Влад, облизывая ложку. Банку с остатками тушенки он аккуратно закрыл и положил в вещмешок. – Кормят хорошо, в атаки ходим редко – у нас специальность другая… Нормальная же служба, брат?

– Нормальная, – согласился Матвей.

Даже к такому можно привыкнуть.

* * *

– Господин капитан, – начал Матвей. Фляжка со спиртом приятно булькнула, – разрешите предложить…

– Войча, – поправил капитан. – Мы не в строю. Наливай.

В землянке они остались одни – не считая дремлющего под столом Варвара. Капитан посмотрел на Матвея.

– Давай, – сказал капитан Войча. – Спрашивай. Я смотрю: ты подготовился. Спирту достал. Каков хитрец, а? Впрочем, давай свои вопросы. Я достаточно выпил, чтобы говорить откровенно.

– Я не понимаю, – сказал Матвей и остановился. Хотел спросить: зачем? Ради чего все? Проклятая война никогда не кончится. Год будет идти за годом, а ничего не изменится.

– Я не понимаю, – повторил Матвей.

– Потому что ты ни черта не знаешь, – сказал Войча жестко. Движения у него были хмельные, а глаза – трезвые и больные. – Рождаемость падает. Женщины не хотят рожать. Да и трахать их, собственно говоря, становится некому… Все ушли на фронт. И даже усиленный паек ничего не меняет. А кому-то еще нужно работать на заводах. Сеять хлеб. Выращивать скот. Потому что мальчишки могут далеко не все. Какой был призывной возраст три года назад? Не помнишь? А я помню. Шестнадцать лет. Через год стало пятнадцать. Когда ты пришел в армию, сколько было?

– Четырнадцать.

– Это через полгода! Ничего себе тенденция, а? Уверен, сейчас призывной возраст снизят года на два сразу. В армию – с двенадцати. Потому что по всему фронту – дыры… Кстати, информация для общего развития. Я видел устав драконопехотной дивизии, датированный годом начала войны. Экипаж драконов тогда состоял из восьми человек.

– А сейчас – двое. Драконы стали лучше?

– Это ты мне скажи.

"Драконы определенно стали умнее", подумал Матвей. Разоритель Фэкс во сне летал вообще без экипажа. Но…

– Не настолько.

– Вот видишь, – сказал капитан. – Поэтому вы будете копаться в дерьме, осквернять могилы и брать грех на душу. Потому что если я могу заменить двенадцатилетних мальчишек мертвецами – вторсырьем! – то это вторсырье пойдет в бой. И неважно, что ты по этому поводу думаешь, Матвей. Я твой командир, понял?!

…Марширующие колонны. Веки, сшитые толстыми белыми нитками.

Поворот нале-во! Раз-два!

– А тот майор? Ну, которого вы Ганзиком называли?

– Ганзик-то? Ганзель Южетич, сто восьмая ударная бригада. Та еще сволочь, – капитан вдруг насторожился. Даже пьяный. – А чего это ты про него спрашиваешь?

– Я его видел недавно. Его и… друга своего. Бывшего друга…

– Эй, сапер, отзови собаку!

– Варвар, нельзя! К ноге, быстро!

Матвей опустил винтовку. Вскинул руку к каске…

– Вольно, ефрейтор, – сказал Ганзик. Погоны на нем теперь были полковничьи. Бывший майор стоял, прислонившись к драконьему крылу.

Картина тут была живописная. Матвей часто видел подобное в медсанбате, но чтобы на природе… под крылом дракона. Словно прячутся, подумал он.

На земле стояла портативная станция переливания крови, за которой следил медик. В прозрачных цилиндрах работали поршни. На земле, на серой шинели лежал щуплый паренек. Щеки впалые. Молодой, похоже, только что с призывного пункта.

От предплечья паренька тянулась прозрачная жила в станцию.

С другой стороны сидел здоровый взрослый парень. К его предплечью шла жила из станции. Лицо парня было смутно знакомым… если мысленно убрать щеки, изменить выражение лица… Крашенич! Но, черт возьми, он же совершенно целёхонек и с виду чувствует себя прекрасно.

– Что это? – не выдержал Матвей.

– Помощь раненому товарищу, – сказал Ганзик. Внимательно посмотрел на Матвея, но, к счастью, не узнал. – Идите, ефрейтор, без вас дел много.

"Это кто из них раненый?", подумал Матвей.

Щуплый паренек-донор вдруг закатил глаза и вырубился. Варвар зарычал.

Бывший старший токарь выдернул иглу из вены, встал. Матвей поразился, насколько Гнат поздоровел. Налитый силой, широкоплечий, руки бугрятся мышцами. На груди – целый иконостас. Медали, даже один орден. Матвей мысленно присвистнул. Силен, брат. А потом взглянул в лицо бывшего токаря…

Лицо у Гната было чужое. Сытое.

Румянец во всю щеку.

– Повторяю, ефрейтор. Можете идти! – сказал Ганзик резко.

– Есть! Варвар, ты куда?

Варвар подбежал, обнюхал Крашенича. Тот окинул его равнодушным взглядом.

Пес поднял голову и завыл.

– Ганзик когда-то был моим другом, – сказал капитан. – Мы занимались с ним одним и тем же… Как снизить потери. Как выкарабкаться из пропасти, в которой сидим. Только пошли разными путями. Друг, которого ты встретил – больше не человек. Он вроде наших трупаков с чипом в башке. Только чип получше, а так – один в один. Машина. Повезло тебе, все-таки, Матвей. Если бы не твой друг, быть тебе «упырем». Нет уж, – капитан поиграл желваками. – Такой ценой «уменьшать» потери я не согласен.

* * *

…Белая надпись на левой, опаленной пламенем щеке.

Матвей вздрогнул. В первый момент показалось, что там написано "Разоритель Фэкс"… но нет. Дракон назывался "Укрепитель Алекс". Буквы едва видны из-за копоти. Морда щербатая от многочисленных попаданий. Мелкие оспины – пулеметы, крупные – авиационные пушки. Броневые листы сдвинуты, свисают белесые сопли герметика…

Кабина пилота разорвана. На металле остались следы громадных когтей. Ближний бой? Похоже на то.

Внутри дракона кто-то шумно вздохнул.

Матвей присел, заглянул под крыло. Пусто. Куда экипаж-то делся? Варвар, к ноге! Сидеть. Черт, а эта темная лужа – не солярка ли? А то еще рванет…

Матвей попятился. Вместе с ним, глухо ворча, попятился Варвар…

Кргхххх!

Дракон открыл левый – уцелевший – глаз. Цвета белого металла. Посмотрел на Матвея. Зрачок телескопически подстроился. Дракон увидел.

– Чего надо? – грубо спросил Матвей. Варвар залаял.

Внутри дракона что-то зажужжало. Потом раздался хлопок…

* * *

Матвей снова сидел на спине дракона. Он прекрасно понимал, что это сон, но – проснуться не мог.

Вновь, как и в прошлый раз, под ними было серое поле. Марширующие колонны. Грохот сапогов.

Дракон повернул голову. Глаза цвета белого металла посмотрели на Матвея.

– Я знаю… тебя, – сказал Укрепитель Алекс. Звук шел гулкий и глухой, словно кто-то басом говорит через огромную трубу. Дракон взмахнул крыльями, набирая высоту.

Матвей вцепился в луку седла.

– Пошел ты, – сказал Матвей. – Не я настраивал тебя, тварь!

– У тебя счастливая рука, Кривин Матвей, – сказал дракон металлическим басом. – Многие из нас помнят это. Ты подарил нам жизнь.

– А больше я вам ничего не подарил?

Укрепитель заложил вираж, у Матвея замерло сердце. Когда дракон перешел на планирование, Кривин с облегчением выдохнул.

– Мы созданы для смерти, а не для жизни, – сказал дракон. – В этом огромная ошибка людей. Мы можем только уничтожать. Война – наша жизнь. И мы будем длить её столько, сколько потребуется.

Матвея пробрала дрожь. Он прекрасно понимал, что это сон, но все было слишком реальным.

– Почему ты мне это говоришь? Разве это не тайна?

– Чего ты хочешь от сумасшедшего дракона из штраф-драка? – Матвею почудилась ирония в металлическом голове Укрепителя.

– Но что я могу…

– Потому что это и твоя ошибка, – сказал дракон. – Твоя рука создала в нас жизнь. Мы уже не машины. И не говори мне, что ты этого не хотел. Я не поверю. Ты ушел и спрятался, Создатель Мат. Но тебе пора вернуться.

Создатель? А как же…

– Разоритель Фэкс? Ты знаешь его?

– Нет, – сказал дракон.

Но почему-то Матвею показалось, что Укрепитель Алекс лжет.

* * *

– С возвращением, – сказал капитан. – Когда этот дракон рванул – мы думали: все, отбегался Кривин. Черта с два! Счастливчик. Тебя, что, повысили? Аллилуйя! Господин сержант, прошу к нашему столику!

Он попытался встать – и плюхнулся обратно.

– Вот такая фигня целый день, – пожаловался капитан.

Был он вдребезги, безобразно пьян. Перегар едва не сбивал с ног. Матвей похолодел.

– Что?… Что случилось?

– Закрыли мою программу, – сказал капитан. – Оборудование опечатали. Собачек… собачек отобрали.

– Как?

– Ганзик победил. Он теперь генерал, наш Ганзик! По его программе будет создано еще восемь ударных бригад… И это только начало, – капитан Войча засмеялся. – Ты – счастливчик, Матвей! Ты увидишь нечто незабываемое. Если тебе будет везти и дальше, ты увидишь, как наша победоносная армия… с маршалом Ганзиком во главе… парадным маршем пройдет по вражеской территории.

Матвей молчал.

Колонны, марширующие по огромному серому полю. Раз, раз, раз-два-три!

Нале-во!

– Драконы – живые, – неизвестно зачем сказал Матвей. – Они больше не машины.

Капитан смотрел на него. Он не понимает, подумал Матвей.

– Я возвращаюсь на завод. Я уже написал им – они добьются моего перевода. Опять буду логистиком. Я могу все это изменить.

Мы созданы для смерти, а не для жизни. В этом огромная ошибка людей. Мы можем только уничтожать. Война – наша жизнь. И мы будем длить ее столько, сколько потребуется.

– Я могу все изменить, – повторил Матвей. Улыбнулся. Вышло не слишком удачно. – У меня, как никак, счастливая рука…

– Хорошо, – сказал капитан. – Это дело. Собачек только жалко.

Напоминание о Варваре в этот момент было совершенно лишним. У Матвея задрожала челюсть…

Не зная зачем, Матвей подошел и вывернул ручку громкости на максимум. Землянка огласилась металлическим басом:

– …дения! По указу военного министерства, – вещало радио, – призывной возраст устанавливается одиннадцать с половиной лет. Семьям, имеющим единственного кормильца, будет выделена компенсация, а также…

Матвей сбросил радио на пол и наступил сапогом. И еще раз, всем весом. Радио хрипнуло и замолчало.

Матвей с Войчей посмотрели друг на друга.

– С-суки, – сказал капитан протяжно. – Какие все-таки с-суки.

Реклама на сайте