«Наблюдатель»

Валерий Большаков Наблюдатель

Часть первая СТРАННИКИ В НОЧИ

Глава 1 ФИНИШ-ПЛАНЕТА

1. Земля, Евразия, Москва. 2244 год

Клинок сверкнул полированной сталью, падая наискось, грозя втесаться в голую шею. Давид тут же поставил шаговый блок, резко отбил меч, и тогда Черный Рыцарь сделал выпад левой рукой, пальцы которой сжимали трехгранный кинжал-мизерикорд, тонкий и опасный, как жало василиска.

Давид отпрянул, разворачиваясь боком, и завертел мечом – вверх, вниз, наискосок, выстраивая защитную «решетку». Черный Рыцарь заворчал недовольно – противник попался вредный, всё никак не давал себя убить. Латник сделал хороший замах, присел рывком, щелкнув доспехами, – и его длинный меч прошипел по-змеиному над самой землей, просвистел, как коса, широким подрезающим движением.

Давид подпрыгнул, уберегая ноги, и ринулся в атаку. Пока инерция уводила меч Черного, он сделал мощный лайн-выпад. Острие клинка вошло рыцарю в бок, попав между сегментами доспеха, разрезая кожаные завязки и погружаясь в гнилое средневековое нутро…

– Нормально, Дава, – пророкотал наставник и скомандовал: – Сброс!

Фантомат моментально выключился. Все краски выдуманного мира истаяли, четкие контуры расплылись, возвращая непоколебимый реал. Земляничная поляна оказалась пружинистым коричневым полом в темных разводах, окружавшие ее деревья – стенами бледно-лилового оттенка, а небо над головой, затянутое облаками, превратилось в рубчатый, матово-белый потолок.

Давид, стараясь громко не сопеть, отдышался и рукавом отер пот с лица. Нормально, значит… Это хорошо. Всё равно большей похвалы от наставника не дождешься…

Наставник, огромный грузный человек с дочерна загорелым лицом, поднялся из-за длинного низкого стола с серебристой поверхностью, за которым сидели члены комиссии, и прошел к задней стене – сплошному окну. Он ступал вперевалку и со спины походил на медведя, переодетого в комбинезон, – сдержанно-свирепого, заматеревшего Винни-Пуха. Вцепившись рукою в прозрачную раму, наставник пошагал вдоль окна, открывая его. Сразу запахло хвоей, потянуло смолистым ароматом рубленых дров и горечью скошенной травы. Очень далеко пропел горнист. Индиговый разлив небес прочертил одинокий глайдер – будто яркая капелька скатилась по лазури.

– Нормально, – повторил наставник и повернулся к столу. – Тебе слово, Мелькер.

Сухощавый, длинный как жердь профессор Мелькер Свантессен, планетарный инспектор Комиссии Галактической Безопасности, пожевал губами, словно пробуя их на вкус, и сказал неожиданно громким и строгим голосом:

– Давид Виштальский!

Давид втянул живот и выпрямился, опуская меч.

– Дипломную практику вы проходили на планете Саргол, – проговорил Свантессен, не то утверждая, не то вопрошая, – в качестве координатора полевой группы таких же, как вы, курсантов.

Профессор говорил, опустив голову к столу-информатору, и Давид не знал, что ему делать. Ответить? Или промолчать? Он взглянул на своего наставника, и тот хитро подмигнул ему. Это Виштальского успокоило – он расслабился и кивнул Свантессену. Да, мол, отмечен такой факт в моем героическом прошлом.

– Первый опыт самостоятельного внедрения… – затянул профессор. – Меченосец всадника Инудруадана.

Свантессен неодобрительно поджал губы, и внутренности Давы мгновенно смерзлись.

– Вы знаете, Лобов, мое особое мнение по этому поводу, – сказал профессор сварливо, обращаясь к наставнику Виштальского. – Рано, рано вы тогда начали!

Наставник пожал могучими плечами и прогудел непримиримо:

– Курсант Виштальский прошел психологическое кондиционирование и… и он являлся лучшим в группе! Хотя, конечно, риск был…

– Вот именно… – проворчал Свантессен, мягчея.

Давид слушал с громко бьющимся сердцем. Профессора он побаивался и уважал. Как-никак, Свантессен лет десять уже числился резидентом Земли на далекой-предалекой планете Маран-им, и не зря холодное и строгое слово «Кардинал» стало его оперативным псевдонимом – это здесь он был профессором, а вот гуманоиды-мараниты знали старину Мелькера как Большого Жреца, тамошнего религиозного лидера и, одновременно, первого министра короля Толло-но-Хассе. Чем не Ришелье?

Повернув голову к третьему члену комиссии, полному, румяному добряку, Свантессен сухо сказал:

– Ваше слово, Леонидас.

Румяный радостно потер ладони и склонился к столу.

– Ксенология – пять, – прожурчал он, просматривая оценки, – ксенотехнология – пять, ксенопсихология – пять. Очень хорошо, курсант, просто отлично. Ну, а ваш реферат по сравнительной истории гуманоидных цивилизаций в фазе феодализма тянет на монографию – не более и не менее!

Давид пробормотал нечто невразумительное, но должное продемонстрировать его личную скромность.

– Да-а… – продолжил Леонидас, почти жмурясь от удовольствия. – Но смотрим дальше, и что мы видим? Ваши тренеры, что по ниндзюцу, что по форс-блейду, в один голос заявляют: Давид Виштальский блестяще усвоил теоретические дисциплины, а вот в практических занятиях не дотягивает до высоких показателей…

– По фехтованию он здорово подтянулся, – сказал Лобов недовольно. – Сами же видели!

– Не спорю, – легко согласился Леонидас, – этюд был разыгран как по нотам. Но! Давиду Виштальскому следует серьезно задуматься и сделать окончательный выбор – куда его тянет? К тихой научной работе где-нибудь в НИИ Внеземных Культур? А может, ему лучше остановить свой выбор на Комиссии Межпланетных Отношений и подвизаться на поприще дипломатии? Или все-таки направить стопы в КГБ – шпионить на развитых планетах, так сказать, в тылу союзника, дабы Земля прирастала расами-сателлитами.

Давид подумал.

– В КГБ! – твердо сказал он.

– Воля ваша, – развел руками румяный и широко улыбнулся.

– Шпионить! – фыркнул Лобов. – Вас послушать, так наша работа не выходит за рамки шпионажа и драк!

– Нет, отчего же? Выходит. Но всё же разведка и контрразведка – ее главные составляющие. Право, Иван, стыдиться тут нечего. Война кончилась двадцать лет назад, а мы, «бойцы невидимого фронта», призваны по-прежнему. Таков наш удел!

– Вот потому-то, – с силой сказал Лобов, – и ходит в народе пренебрежительное «голубокурточник» или боязливое «кагэбэшник»! И люди куда реже вспоминают, что нас еще называют «галактистами» – за то, что помогаем человечеству стать галактическим. Мы ускоряем прогресс на отсталых планетах, помогаем тамошним цивилизациям проходить критические точки, и это куда благороднее, чем вести сателлитов курсом астрополитики Земли!

– Ах, Иван, – вздохнул Леонидас, – спецслужба умеет много гитик. Мы, как странники в ночи, забываем имена, данные мамой и папой, и привыкаем к агентурным номерам. Наши миссии – секретны, наши операции – тайны, но служим мы отнюдь не всем носителям разума, а лишь своим однопланетникам. Что, не любят они нас? Опасаются? Пугаем мы их? Так это всегда было! Люди не испытывают благодарности к тем, кто защищает их, не понимают, какую мы приносим пользу, не видят нужды в работе Галактической Безопасности. Но не все ж такие! Утешайтесь этим, Иван…

– Всё? – проворчал Свантессен. – Высказались?

– Да, – буркнул Иван Лобов, отворачиваясь к окну. Леонидас лишь кивнул, ласково и безмятежно щурясь.

Профессор Свантессен прокашлялся.

– Давиду Марковичу Виштальскому, курсанту Центрального прометеума, – произнес он торжественно, – вручается диплом ксенолога первой степени с присвоением звания младшего командора!

Давид ощутил слабость. Мир вокруг него поплыл, будто снова пошел сброс детализации. Из разноцветного тумана вынырнул наставник. Виштальский не видел его лица, только голубая куртка колыхалась в поле зрения. Он вперился в эмблему над левым нагрудным карманом: земной шарик с синими океанами и зелеными континентами на фоне эллипса галактической спирали.

– Поздравляю! – грянул Иван и стиснул протянутую Давидом руку.

– Спасибо! – выдохнул Виштальский.

Лобов нацепил Давиду на погоны две маленькие серебряные звездочки и отшагнул, словно любуясь новоиспеченным суперагентом.

– Ваше первое задание, галактист, – с улыбкой проговорил Свантессен, и протянул Давиду небольшой цилиндрик. – Вы направляетесь на Тьет, на базу «Северный полюс». Командир базы – Жорж Лассав, планетарный координатор – Ахмед Бехоев. Начнете карьеру с должности, насколько сложной, настолько и важной – вы назначаетесь наблюдателем. Будете соглядатаем при дворе баррауха, по-нашему – короля, Цзанг-дзод-гукха Третьего, Потрясателя Суши видимой и невидимой, Великого Хозяина того, что есть и чего нет, и прочая, и прочая, и прочая. Нам очень важно знать, что делается в ближнем круге баррауха, на кого из свиты можно ставить, а кто из придворных хлыщей просто дурак и сиятельный тунеядец. Сложность же вашей миссии заключается в том, что вам категорически запрещается любое вмешательство. Любое! Даже если у вас на глазах будут пытать друга, можно только наблюдать за допросом… Наблюдать и докладывать. Ясно?

– Да, – выдохнул Давид.

– Человечество Тьет очень похоже на нас с тобой, – подхватил Лобов, – разве что у них пятьдесят четыре хромосомы и сорок зубов. Их женщины красивы, как наши, ну и… В общем, это серьезная дополнительная трудность. Сам понимаешь, трудно пожалеть разумного слизня, а вот когда от боли кричит хорошенькая девушка.

– Я понимаю, – пробормотал Виштальский.

– Ну, раз так, – подхватил эстафету Леонидас, – то удачи вам, Давид! И счастливой работы!

Отдышался Дава уже в атриуме. Центральный прометеум был возведен в стиле внеземных баз – сплошные купола и галереи-переходники. Даже зимний сад выстроили в виде оранжереи под прозрачным колпаком – великой радости звездолетчиков, долгие месяцы не видевших травку. А в самой сердцевинке учебного заведения, там, где кольцевые коридоры обрамляли дворик-атриум, стояла бронзовая статуя Прометея – бога, ускорявшего прогресс вида «хомо сапиенс», помогавшего людям проходить критические точки.

По атриуму носились вдоль и поперек озабоченные курсанты, всклокоченные и отчаянно вибрирующие, – шли экзамены. Почти каждый, пробегая мимо Прометея, хватался – на счастье – за его бронзовую длань, простертую над людьми-коротышками, сирыми и убогими, греющимися у подаренного огня. Длань сверкала, как надраенная.

«А мне это больше не нужно!» – довольно подумал Давид. Он-то свое отбоялся. Всё! «Госы» сданы, диплом в кармане. Дава прямо-таки лучился от счастья, поглаживая пальцами футлярчик с заданием. Он – галактист! Мечта сбылась…

Виштальский ощутил усталость и присел на один из диванчиков, расставленных вокруг памятника. Вытянул ноги, раскинул руки по мягкой спинке, зажмурил глаза.

…Ему всегда везло – так, во всяком случае, он считал сам. Повезло с няней Викой – ее мягкий грудной голос иногда даже снился ему. «Сорока-воровка кашу варила, деток кормила…» Няня была молодой и симпатичной особой – мама даже немного беспокоилась за отцовскую моральную устойчивость. Дава смутно помнил, как папа, сидя на диване, говорит утомленным голосом: «Сара, ты меня устала своей волнующей ревностью!»

И с воспитательницей ему повезло – Циля Наумовна была дамой непоседливой и чрезвычайно жизнерадостной. Но не содержала в характере даже атома легкомыслия – ее девизом было: «Целеустремленность, упорство, энергия!»

Няня Вика наградила его своей сентиментальностью и романтизмом, а Циля Наумовна заразила маленького Давидика занудливостью. Увы, именно так окружающие оценивали его стремление к совершенству. Они не понимали, что лениться – скучно, а зря тратить время на жмурки и футбол – глупо. И как им всё это объяснишь?

Но больше всего Давиду повезло с учителем. И со школьными товарищами. Их было пятеро у Дмитрия Александровича – самая первая группа у недавнего лицеиста. Всегда серьезный Давид, юркий и быстрый Ричард, здоровенный Игорь по кличке Кнехт, хитрый и веселый Грига и тихий, монументально спокойный Степан. А потом их осталось четверо – тихоню Степашку поймали на том, что он вешал кошек. Затягивал на шее у мурки петлю из лески – и вешал.

Давид был тогда не просто потрясен – он был раздавлен, уничтожен, убит. Пришел печальный дядя из Психологического Надзора и увел Степана, по-прежнему тихого и спокойного. Учитель тогда долго объяснял им, что такое дисторсия психики, и почему иногда даже высшая педагогика бывает бессильна, и как с помощью гипноиндуктора проводят позитивную реморализацию, а неисправимым вживляют мозгодатчик или поселяют в зонах спецкарантина. Так Давидик впервые столкнулся с изнанкой хорошего и справедливого, чистого и прекрасного мира, впервые узнал, что не все люди добры и что есть целые планеты, удел которых – горе, несчастье, нищета, страх. И у Давида появилась цель – он мучительно, до болезненного спазма, захотел сделать счастливыми всех носителей разума, подобных ему самому, все человечества, рассеянные по Млечному Пути.

Учитель, поняв склонности ученика, познакомил Давида с Иваном Лобовым, галактистом. «На необитаемую планету, – гудел Иван добродушно, – посылают людей, которые собираются перестраивать ее природу. В инопланетное общество посылают людей, которые собираются перестраивать сам социум». Лобов долго пугал Давида серой текучкой буден агента КГБ и пугающей отдаленностью результатов вмешательства, но тот был тверд.

Когда Давиду исполнилось двенадцать и вся семья собралась за столом, он заявил, что не будет врачом, как папа, или инженером, как мама. «А кем же наш Давидик хочет стать?» – засюсюкала тетя Муся. «Галактистом!» – отрезал Давид. Прошло ровно десять лет – и он сдержал это обещание, данное самому себе.

– Курсант, вы почему не на занятиях? – прогремел лекторский голос. – Ваша фамилия?

Давид открыл глаза и увидел Силантия Ахмедовича, читавшего им планетологию. Встав и аккуратно одернув комбез, Виштальский ответил:

– Давид Виштальский, младший командор.

Препод хмыкнул – и протянул лопатообразную ладонь. Дава вцепился в нее и крепко пожал.

2

Григорий Зикунов, он же Грига, он же Зикуновишна, парнем был сметливым и даже хитроумным. Однако природная лень, родившаяся прежде него, не давала как следует разгуляться смётке с хитроумием, и это не единожды уберегало Григу от рукоприкладства и членовредительства, ибо невежественные студенческие массы не всегда по достоинству оценивали выдающиеся способности Зикуновишны. Учитель Зикунова сказал ему еще на выпускном, полушутливо-полусерьезно: «Или ты станешь великим человеком, или великим негодяем». Из чего Грига сделал вывод, что ему остается подыскивать постамент под будущий памятник себе любимому, ибо негодяй из него не получился. Вот только что напишут на постаменте?

Грига учился на инженера-контролера, учился легко, но без особого желания – лишь бы диплом заиметь. И каждый год пытался поступить в Центральный прометеум. Его уже узнавали в приемной комиссии, хвалили за упорство, однако на экзаменах валили по-прежнему – без пощады и жалости.

В прошлом году, в четвертый свой приход, Григорий умудрился сдать первый экзамен – по истории. Зато срезался на втором. Их тогда вывели на полигон, сунули каждому по лучемету в руки и дали задание: пройти в некий Центр, сохранив по дороге жизнь и максимум здоровья, – новичков проверяли на скорость реакции, на координацию движений, на быстроту разума.

Грига одолел метров сто и попал в засаду – три биоробота бесшумно накинулись на него, возникнув из зарослей ужасных древовидных папоротников. Короткий бой закончился со счетом «один – ноль». В пользу роботов.

И поплелся «условно-убитый» Грига обратно, дожидаться пятой попытки. Дождался. Провалился. Правда, он стал инженером, но это как-то не впечатляло. Ну, стал себе и стал, подумаешь.

Почему он так рвался в прометеум, Зикунов внятно объяснить не мог. Всю жизнь носиться с факелом цивилизации по Галактике, даруя прогресс недоразвитым расам? Нет, сие нездоровое занятие не влекло Григу. Пожалуй, ему была мила служба как таковая – в полувоенном КГБ, где понятие «офицерская честь» было еще в ходу. Григорий буквально переставал дышать, благоговея и отчаянно завидуя, когда встречал курсантов прометеума. Эти мундирчики. Эти погоны. Девчонки так и липли к «галактистам» – лощеным, стопроцентным, уверенным в себе парням, которым сильно повезло – они поступили-таки в элитное учебное заведение. Так, во всяком случае, думал Грига.

В пору экзаменов он любил заходить в Центральный прометеум, где в круглых коридорах висели портреты самых выдающихся футурмастеров Планеты – Иржи Корды, Форрестола Канна, Олега Зенкова. Грига делал вид, что он – «один из»: курсант, еще не убывший на короткие каникулы.

Зикунов гордо вышагивал по коридорам, имитировавшим тоннели-переходники внеземных баз, и представлял, как на эту вогнутую стену… или вот на эту… вешают и его портрет – анфас или вполоборота. Мужественное, посеченное шрамами лицо героя-космопроходца Г. А. Зикунова будет влечь к себе девчонок, как магнит – железные опилки, а преподы станут с умилением рассказывать притихшей экскурсии о проделках Григория Алексеевича в бытность его курсантом…

– Красота! – отчетливо произнес Грига, еще не покинув сады мечтаний.

– Красота – это по моей части! – рассмеялась Виолетта Бока, неделю тому назад окончившая курсы персонала обеспечения при Центральном прометеуме. Как раз красавицей она не была – просто хорошенькая девочка, очень миленькая, однако с детства убежденная, что она неотразима. Правда, фигурку Виолетта имела на «пять», а своим обаянием пленяла на «раз».

– Да кто ж спорит! – вскричал Ричард Сидоровс, бледнолицый прибалт, светловолосый и светлоглазый, словно выцветший на ярком солнце.

– Вот он! – Виолетта указала пальчиком на Григу. – У меня такое ощущение, что под красотой он понимал вовсе не мои внешние данные!

– И с этим человеком мы сидели в одной аудитории! – уничтожающе сказал Рич. – То есть как бы вместе учились! – Задумавшись, он выдал: – И дули пиво мы из одного сосуда, пока еще полна была посуда. Холодил ледяной напиток. Э-э. На два горла – одна простуда!

– Целовали одну Василису Прекрасную, – подхватил Зикуновишна и молниеносно пригнулся, уходя от девичьего негодования. – Пустое! – воскликнул он. – До вас еще не дошло? Мы отучились!

– Отмучились, то есть как бы, – согласился Рич.

– Нет, – помотала головой Вита, – отмучились преподы, а вы получили высшее образование.

– И дипломы!

– Так это великое событие, то есть, как бы, следует достойно отметить! – всполошился Сидоровс, еще один инженер-контролер, готовый облагодетельствовать Планету.

– О! – воздвиг палец Григорий. – Золотые слова!

Вита Бока обернулась к главному входу прометеума – и заметила спускающегося по лестнице рослого крепкого парня с серьезным выражением лица.

– Дава! – закричала она. – Привет!

Парень обрадованно вскинул руку и повернул к девушке.

Грига стиснул кулаки.

– Только этого зануды нам еще и не хватало, – выговорил он.

– И ничего он не зануда! – вступилась за Давида Бока. – Нормальный парень.

– Да он даже шуток не понимает!

– Зато над своими хохочет как ненормальный, – добавил Рич.

– Это потому, – отбрила девушка, – что вы смеетесь животом и ниже, а Давидик – головой! Не доросли вы до его юмора.

Грига поморщился только – и отвел глаза. Ровно пять лет тому назад Давид Виштальский стал его врагом. Сам Давид об этом даже не догадывался – Зикуновишна по-прежнему улыбался однокашнику, здоровался, бодро интересовался, как жизнь молодая. Так все выглядело снаружи, а вот внутри Григу съедал неугасимый пламень зависти – Давид поступил в Центральный прометеум. Поступил с первого раза! Да уже одного этого хватило бы, чтобы лелеять мысль о страшной мести. А потом к завидкам прибавилась ревность – Виолетта влюбилась в Давида.

Бока всегда дружила и с Григой, и с Ричем, но держала обоих на дистанции. Каждый из них хоть раз, да пытался уложить эту красотулю к себе в постель. Красотуля, однако, не давалась, а на прямые вопросы отвечала, что это у нее принцип такой – никакого секса с друзьями! Может, она потому и увлеклась Давой, что тот ее не домогался?.. Да и вообще, какая у этого зануды могла быть личная жизнь, когда он или Малый информарий обнимал, или кристаллотеку тискал? «Так чтоб мне была такая жизнь, – подумал Грига, – вырванные годы!»

Однако злая ревность все равно взбурлила в душе, поднимая злую муть, возбуждая непотребные желания.

…Когда возбужденный Рич поведал Григе, что у Боки с Виштальским роман, тот просто помертвел – это слово лучше всего передает тогдашнее его состояние. Он продолжал шагать рядом с Сидоровсом, плохо различая окружающее и не слыша, о чем болтает Рич. Вокруг словно наступило затмение, а жилы сковал ледяной холод.

Пробродив по улицам до вечера, Григорий набрался отваги и завернул к Вите. Девушка выглядела притихшей, будто знала, в чем ей собираются признаваться. Григорий еле выдавил: «Вита, я… влюбился в тебя…» Девушка мягко улыбнулась и ответила, негромко и ласково: «Ничего, Гриш, однажды повезет и тебе…»

Признание облегчило Зикунову душу, а мягкий отказ наполнил ее смятением и тоской.

Вита продолжала встречаться с Давидом. Странная была парочка. Бывало, поругаются и ходят как потерянные, а после мирятся. И отмечают мир разнузданной страстью. Однако мирное время не затягивалось – дня три Вита ходила нежная и ласковая, а потом снова что-нибудь было не по ней – и начиналось. Уж больно самостоятельной была натура у этой девушки, не желала она прятаться за каменную стену, а хотела она, чтобы было так – вот мужчина, вот она, и вместе по жизни, рядом, шагом марш!

А Грига лишь бесился молча и желал сопернику зла. Что только ни приходило в голову отвергнутому! Правду говорят: ревность – мотив преступления. Хотя. Вряд ли Грига решился бы подкараулить Давида с кривым кинжалом, как бывало в его горячечных мечтах, – духу бы не хватило на совершение… того самого. Зато перед сном он с лихвой компенсировал недостаток храбрости, представляя в мечтах, как он избивает Даву, молотя скулящего галактиста руками и ногами. Или как он, мужественный и суровый Григорий Зикунов, спасает трепещущую Виту, а заодно и ее хныкающего Давидика, обмочившегося от страха. Трепещущая Вита, само собой, затихает в его объятиях и томно шепчет: «Я – твоя…»

Н-да. Учитель, наверное, в ужас пришел бы, узнав о подобных грезах!

А неделю назад Грига добыл-таки орудие возмездия.

…Вита кинулась к Давиду, поздравляя младшего командора и подлащиваясь.

– А я слышала, – промурлыкала девушка, – что есть такой обычай у офицеров – звездочки обмывать. Они их бросают в бокал с шампанским и…

– Ну, я человек не военный… – затянул Давид.

– Полувоенный, – хихикнул Ричард.

– Ладно, – несколько раздраженно сказал Зикунов, – пошли с нами, отпразднуем этот великий день!

На лице Давида отразились сомнения, и тут вмешалась Виолетта.

– Пошли, Дава, – сказала она ласково, – посидим немного, выпьем чего-нибудь легонького.

– Ну, если легонького, – скупо улыбнулся Виштальский.

Девушка демонстративно взяла его под руку и зацокала каблучками, независимо вертя кругленькой и очень юркой попкой. Давид шагал неслышно, скользящей пружинистой походкой, смахивая на громадного кота.

– Зря ты его позвал, – зашипел на Зикунова Сидоровс. – Он же все испортит!

– Да есть у меня одна идейка… – туманно высказался Грига и коварно улыбнулся: – Месть сладка!

Выпускники – двое инженеров-контролеров, младший командор и прехорошенькая сервис-оператор – долго гуляли по парку, кормили белочек, пока их здоровые голодные организмы сами не возжелали подкрепиться. Тогда вся компания свернула на главную аллею – и вот за стволами сосен мелькнула длинная веранда, уставленная столиками. За столиками сидели люди, они ели и пили, смеялись, болтали, кто-то наигрывал на концертоне, а трое девчушек старательно пели, часто ломая мелодию прысканьем в кулачки.

Грига с Ричардом живенько сдвинули пару столиков, и компания расселась вокруг. Тут же подкатил кибер-официант.

– Ну не съешь же столько! – попеняла Вита Григе, заказавшему целую гору съестного.

– Пустое, – мрачно ответил Зикунов, – шо нэ зъим, то понадкусю! – и делано расхохотался. – Я, когда голодный, всегда много набираю!

– Вот только попробуй не съесть!

Многорукий робот вернулся, в каждом манипуляторе держа по подносу, и живо накрыл на столики.

– Ух как пахнет! – понеслись голодные возгласы.

– Виолеточка, хочешь котлеточку?

– Сам ешь!

– А вот кра-абик… Хочешь крабика?

– А выпить вы, то есть, как бы, забыли заказать?

– Что ты, что ты. Как можно!

– Даже кислое вино нам для радости дано, – продекламировал Сидоровс с назиданием, – и поэтому оно пьяной сладости полно!

Грига водрузил посреди стола серебряное ведерко с шампанским, ловко открыл бутылку и разлил шипучий напиток по бокалам.

– «Вдова Клико» урожая двести тридцать второго года, – со знанием дела сказал он, – благословенный год для Шампани!

– За что будем пить? – Вита посмотрела на Виштальского сквозь бокал. Тот улыбнулся.

– Обмоем дипломы, – деловито сказал Ричард. – Ну, за нас!

Дробно зазвенел хрусталь.

– А тебя куда, вообще, посылают? – небрежно спросил Грига у Виштальского. – Если это не секрет, конечно.

– На одну отсталую планету, – сообщил Давид, поглядывая на Боку. Девушка бросала взгляды в ответ, разжигая на щеках Виштальского румянец. – Называется Тьет. Пока наблюдателем, а там видно будет.

– Да ты до старости останешься в наблюдателях! – не сдержался Зикунов.

– Почему это? – удивился Давид.

– Потому… – буркнул Грига и неожиданно разговорился: – Ты же всегда был правильным мальчиком, отличником с примерным поведением, отрадой учителя и преподавателей!

– Я и няню свою радовал, – пожал плечами Давид, – и воспитателей в яслях.

– Вот, и я о том же, – продолжал Грига с досадой. – Ты всегда всё знал, а твои контрольные можно было сразу в вакуум прятать – для пущей сохранности, как эталон. Ты ужасный аккуратист и педант! Теоретик из тебя получился бы, не спорю, но что тебе делать на чужих планетах? Там такие, как ты, не приживаются и не выживают, там нельзя работать по правилам и образцам, в рамках стандартной модели истории, там надо постоянно импровизировать, применяться к обстоятельствам. Надо быть гибким! Гнуть свои принципы надо, понимаешь? А разве тебя согнешь? Ты же закоснел, пункты и параграфы скрепили тебя на всю жизнь. Вот ступишь ты на другую планету – и сразу примешься согласовывать каждый вдох и выдох со стандартной теорией!

– Ты неправ, – спокойно ответил Давид, – и не знаешь меня. Одно скажу – я не в восторге от стандартной модели.

– Во! – удивился Рич. – И что в ней тебе не нравится?

– Застывшая схема, – уверенно сказал младший командор. – Любой внешний фактор, не учтенный в модели, ломает базис.

– Да ну вас с вашими базисами, – надула губки Виолетта. – Пошли, потанцуем?

Она схватила за руку Виштальского и потащила его танцевать. Тут же ожила парочка музыкантов – уперев стержни концертонов в колени, они стали водить пальцами по блестящим поверхностям инструментов, и нежная мелодия заполнила веранду. Грига мрачно уставился на Боку, порхающую с Давидом. Красивая пара. Виштальский говорил что-то девушке, та смеялась, потом притихла, прижалась к партнеру. А минуту спустя сердце Григи дало сбой – Виолетта завела руку за спину и опустила пятерню Давида куда ниже талии. Виштальский и вторую ладонь вмял в тугую попку. Зикунов резко отвернулся, воззрясь на одинокую ель у фонтана.

– А что у тебя за идея была? – вернул Григу за стол голос Ричарда.

– Да так… – неохотно проговорил Зикунов. – Хотел поменять Давиду задание.

– Во! – восхитился Сидоровс. – Здорово! То есть, как бы прилетает Дава, выходит. А за бортом не Тьет! Здорово. А куда ты его вместо Тьета?

– Да есть там одна планетешка, Маран-им называется, – проговорил Григорий, морщась, – затея уже казалась ему глупой и детской. – Я как-то скачал координаты. Хотел ему еще на практике сюрприз устроить.

– Ну, так чего ты? – сказал Рич с воодушевлением. – Давай, подкинем Даве сейчас! Пускай прогуляется куда не надо. Галактист, перепутавший планеты… Это же прикольно! Расшаркается там – извиняйте, дескать, не туды меня занесло!

Григорий пожал плечами и достал из кармана цилиндрик. Куртка Виштальского висела на стуле: вытащить одно задание и подбросить другое было делом секунды.

Кончилась музыка, и Бока с Давидом вернулись к столу. Шли они не спеша, взявшись за руки.

– Ну ладно, мальчики, – сказала девушка, – мы пошли!

Виштальский подхватил свою куртку, и они пошли. Ричард тихонько хихикнул.

3

Давид ступал медленно, сдерживая свой широкий шаг, и держал в руке узкую ладошку Виты. Девушка шла рядом, задумчиво склонив голову. Было похоже, что она глубоко погружена в мир собственных мыслей.

Да Виштальского и самого в эти медленно текущие мгновения переполняли думы тяжкие и неспокойные. Как тут Вита одна, без него? Глупый вопрос – девушка не бывает одна, даже если сильно того захочет. А с кем она будет? Дождется Вита его возвращения со звезд? Дождется, если в ее хорошенькую головку придет глупая мысль – угробить три года лучшей своей поры! Клятву верности она не давала, а требовать таковую гнусно. Что ж делать-то, а? Как распрощаться с девушкой так, чтобы по щекам ее не текли эти проклятые слезы, разжижающие самые твердые, самые закаленные мужские сердца? И как ему, балбесу, ответить на самый главный вопрос: любит ли он Виту? Она-то его любит, это ясно, и ей куда легче – перед ней не стоит проблемы «любит—не любит—плюнет—поцелует». А он? Влюбленность у него была, Дава помнил это щемящее чувство. И нежность была. И страсть. А любовь? Замечательно. Тогда для начала неплохо было бы определить понятия. Любовь – это что?

Его размышления перебил голос Виты:

– Ты улетаешь надолго?

– На три года.

– Это почти на всю жизнь.

– Я буду прилетать в отпуск, каждый год. Девушка только вздохнула и крепче сжала его ладонь.

– Знаешь, почему я с тобой вечно ругаюсь? – заговорила она жалобно. – Не потому, что я такая, сварливая и злая. Просто не хочу я, чтобы ты улетал! Хочу, чтобы ты был здесь, со мной! Понимаю, что так не получится, вот и злюсь. Скажи: «Чего пристала?»

Давид остановился и обнял Виту. Поцеловал в лоб, в нос, в щеку, добрался до ушка.

– На нас смотрят… – пробормотала Вита, не раскрывая глаз.

– Пусть смотрят.

Виштальский прервал свое увлекательное занятие и оглянулся. Незаметно они вышли на Спиральный проспект, одну из центральных магистралей, где всегда толпился народ. Проспект был очень широкий, обсаженный краснокорыми соснами, окаймленный блестящими стенами домов.

Виштальский повел Вику напрямик, к центральному скверу, делящему проспект на две улицы-площади, улицы-аллеи, улицы—зоны отдыха.

– Давид! – послышался оклик, и из зарослей кустарника выбрался полный жизнерадостный человек со шкиперской бородкой. Плотные телеса его были туго затянуты в серый комбез.

– Карл?! – радостно удивился Виштальский. – Ты уже вернулся?

– За инструкциями! – захохотал бородатый. – Представляешь, на Ксоре приключилась революция, совершенно не предусмотренная Экспериментом. Сирги погнали волну!

– Сирги?..

– Это вы не проходили! Сирги – сословие на Третьем материке.

– Ага… – перебил его Давид. – Знаю. Переходная фаза, да? Уже не сельхозработники, но еще не дворяне.

– Нет, – спокойно ответил Карл. – Сирги – морально-этические фундаменталисты, фанатики нравственности. Ну ладно, не буду вам мешать! Пока!

– Пока.

Вита весело помахала ручкой удаляющемуся Карлу и тут же набросилась на Давида.

– Что у тебя за привычка такая – людей перебивать? – принялась она выговаривать ему. – Зачем обязательно надо показывать свои глубочайшие познания и бездну интеллекта? Дай человеку сказать!

– Вот, не можешь ты, – притворно вздохнул Давид, – чтобы не сделать хоть одно замечание.

– А от кого ты еще узнаешь правду о себе? – трезво рассудила девушка. – Мне все видно со стороны, и я желаю тебе добра. А в разговоре с Карлом ты выглядел очень несолидно. Как тот подросток, что нахватался по верхам, – его распирает и пучит информация, вот-вот лопнет от избытка!

– Ладно, – сказал Виштальский, ощутив досаду – неужто он и впрямь так себя ведет? Срамота!

– Что – ладно?

– Буду солидно молчать, – кротко пообещал Давид. – И слушать. Тоже солидно.

– Пошли ко мне, – решила Вита внезапно.

– Пошли, – согласился Давид.

Проснулся младший командор поздно, часов в девять утра. Открыл глаза – и увидел над собой незнакомый потолок, тот был расчерчен вдоль и поперек на разноцветные квадраты, излучающие мягкий свет.

Давид расплылся в нежной улыбке. Он был у Виты. Вчерашний день сразу всплыл в памяти, и вечер, и половина ночи.

Виштальский уловил тихое посапывание и осторожно повернул голову. Вита лежала рядом, по-детски сложив ладошки под щекой, подтянув к себе одну ногу и вытянув другую. Крутой изгиб бедра так и влек к себе, но Давид сдержался – пусть поспит, они заснули поздно.

Медленно, как истинный мастер скрадывания, Виштальский опустил ноги на черный матовый пол и вышел из спальни на цыпочках.

Его голубые шорты обнаружились на полу в гостиной, а голубая куртка, скомканная и перекрученная, лежала в окне линии доставки.

Одна из сандалий валялась под столом, а вторая. А вторая нашлась за дверьми квартиры, возле самого эскалатора. Давид подцепил сандалию пальцами и ступил на лестницу-чудесницу. Эскалатор мягко повлек его вверх, через проем в полупрозрачной кровле, и вынес к посадочной площадке. Старый отцовский «Кондорито» занимал почти половину крыши и мок в гордом одиночестве – с пяти до полшестого над Медведково проливали дождь. Было свежо, но не холодно.

Виштальский похлопал глайдер по холодному боку, словно извиняясь, – он оставил машину еще на той неделе, – поднял гладкий прозрачный фонарь. Колпак вышел из пазов с поцелуйным звуком, и тут же донесся тихий и грустный голос:

– Ты уже улетаешь?

Давид обернулся. Виолетта стояла, закутанная в одеяло, и смотрела на него – с печалью, с нежностью, с тревогой и жалостью. Век бы рассматривал, что там такое мелькает – в спектре излучения милых глаз.

Виштальский быстро подошел к девушке и обнял ее, теплую после сна, уютную и домашнюю.

– Там всё будет такое чужое, – зашептала она, доверчиво прижимаясь, – такое не наше.

– Тьет похож на Землю.

– Никакая планета не может быть на нее похожа. А если и похожа, так что? Знаешь, сколько на Земле домов? Ну вот. А родной дом – один всего…

– Я же не навсегда.

– Ты возвращайся.

– Обязательно!

Давид поцеловал Виту в самый последний раз и запрыгнул на место водителя. Двигатель едва слышно запел, «Кондорито» плавно поднялся в воздух и заскользил, делая круг. Вита внизу отпустила одеяло и замахала обеими руками. Такой ее и запечатлела память Давида.

Радиобраслет вежливо напомнил Виштальскому, что он опаздывает.

– Ах ты…

Мотор тихонько завыл, хапая лишнюю энергию, и за глайдером потянулись клубы искристой изморози. Стройные здания московских окраин, прорастающих из зелени бескрайних садов, проплывали совсем рядом, бликуя стеклянными этажами.

Ни с того ни с сего на Давида накатило ощущение счастья. Как в детстве, когда ты готов скакать и орать просто от того, что сегодня с утра – воскресенье, и не надо идти в школу, а за окном солнце, и соседский Мишка уже верещит со двора, нетерпеливо вопрошая: «Дав, ты скоро?!»

Виштальский зажмурился. Он провел ночь с потрясающей девушкой, а теперь настало утро его первого рабочего дня, утро отлета на далекую-предалекую планету!

– А вы как думали? – прошептал Дава, обращаясь к легиону не веривших и не понимавших, к сонму хихикавших, сплетничавших, злорадствовавших. Что?! Съели?!

Помалу остывая от великолепного чувства, Виштальский поглядел на часы. М-да. Будь он королем, его бы стоило обвинить в невежливости. На глайдере не успеть. Дава отжал ручку от себя, и город внизу кинулся ему навстречу. Где-то здесь он видел павильон нуль-портала. Вон он!

«Кондорито» засвистел, снижаясь над маленькой площадью, завис и мягко приземлился. Откинув колпак, Виштальский выпрыгнул на мостовую и почесал к павильону, за прозрачной стенкой которого стояли всего двое – девушка, затянутая в сари, и долговязый юноша в пестрой рубашке и коротких штанах-«пифагорах».

Пока Давид добрался до портала, занимать очередь стало не за кем – долговязый уже переместился, куда ему надо было.

Пыхтя то ли от усердия, то ли от страха опоздать (и опозориться на весь обитаемый космос!), Дава ворвался в павильон, встал на стартовый круг и вытаращился на клавишную панель. А шифр-то какой?! Он трижды щелкнул кнопкой «0», и нежный девичий голос прощебетал:

– Справочная.

– А скажите, – заторопился Виштальский, – какой номер у космодрома КГБ?

– Северного или южного?

– Северного, северного!

– Восемь – триста шесть – десять – ноль девять.

– Спасибо!

– Пожалуйста. Ваш обратный номер – сто три – семнадцать – триста пять.

Не слушая, Давид набрал восьмизначную комбинацию и утопил красную стартовую клавишу. Площадь с брошенным глайдером исчезла за сиреневой вспышкой, а тихий медный звон засвидетельствовал прибытие. Северный космодром КГБ.

Природа будто мурлыкала под горячим солнцем, дремля в неге и покое. В березовой рощице вовсю чирикали пичуги, из-за деревьев доносились гулкие удары по мячу – космодромная команда играла в волейбол, а на плоской крыше регистратуры кто-то загорал топлес.

Миновав регистраторы, Виштальский вышел на обширное взлетное поле, с трех сторон окруженное великанскими соснами и миниатюрными елочками. С четвертой стороны пузырилась связка куполов космопорта, а в центре чернели рабочие нуль-звездолеты – их псевдоживые шары вбирали энергию на солнцепеке.

Шаги по удобной рубчатке были почти неслышными. Виштальский подбежал к ближнему звездолету, пнул диафрагму люка. Та негодующе лопнула и пропустила пассажира на борт.

Влетев в рубку, Давид бухнулся в кресло, нашарил в кармане заветный цилиндрик с заданием и сунул его в приемное гнездо. Приборы тут же ожили, расцветился панорамный экран, и кораблик вздрогнул. Без шума, без пыли поднялся в воздух, пошел вверх с ускорением.

Настроение у Давида снова поднялось. Однажды, в третьем классе, они с Кнехтом забрались внутрь настоящего звездолета, даже в рубку проникли. Само собой, их оттуда быстренько турнули. Да и толку? Все равно пульты были заблокированы. А теперь у него допуск в космос. Настоящий.

– Уметь надо! – гордо заявил Виштальский. Корабль промолчал.

Горизонт распахивался и распахивался, пока край Земли не начал отчетливо закругляться. Канули вниз облака, все цвета затмила синева стратосферы. Заблестело вверху овальное брюхо контрольной станции, похожее на днище корабля, если смотреть на него из глубины.

– Вы находитесь в стартовой зоне, – сообщили автоматы.

Дава сверился с надписью над экраном и четко проговорил:

– Корабль третьего класса И-Эф семнадцать, серии Ка-Эл-Бэ, Зет-шестьсот восемьдесят пять по реестру космофлота, просит разрешения на выход в нуль-пространство.

– Программа на переход согласно заданию? – уточнили с контрольной станции.

– Да!

В любое другое время Виштальский обязательно бы проверил программу предстоящего перелета, но он здорово опаздывал – впервые в этом году! – и пунктуальность перевесила обычную дотошность. Давид повключал всю защиту и стал дожидаться старта.

Мудрые кибермозги контрольной станции не стали журить легкомысленного пилота, собравшегося на запретную планету Маран-им. Они передали на борт варианты нуль-перехода и инициировали старт.

Маленький черный шарик корабля колыхнулся, как мираж, и медленно растаял, только кристаллики вымороженного воздуха рассеялись иглистыми блестками.

После второго промежуточного выхода из нуль-пространства началась обратная трансгрессия. Давида слегка поташнивало, когда звездолет вынырнул в нормальном трехмерном мире, битком набитом светилами.

Одно из них, желтый карлик с «родинками» солнечных пятен, сияло не точкой, не шляпкой хрустального гвоздика, а рыхлым комом горящей материи. Звезда ярко высвечивала финиш-планету – огромный розовый диск, словно вырезанный в черноте космоса. Неподалеку сияли два кругляша поменьше – луны.

Виштальский изрядно хлебнул тоника и отдышался.

– Ну и дорожка… – проворчал он, вырубая автоматику перехода, и поздравил сам себя: – С прибытием, Давид Маркович!

Он включил бортовой каталог и просмотрел сведения о системе. Ничего особенного: шесть планет и два пояса астероидов. Тьет была второй – на малый монитор вылез пятнистый красно-оранжевый серп, вокруг – четыре серпика поменьше.

– Позвольте. – растерянно сказал Давид.

Он резко склонился к пульту. Все правильно: Тьет имела четыре спутника. Но здесь-то их два всего! И почему атмосфера такая прозрачная? Вон, оба материка видать. Оба?! На Тьет всего один континент! И его не увидишь с орбиты, очень уж плотная атмосфера, толстая и запыленная.

Виштальский глянул на обзорный экран – розовая планета заняла его весь без остатка.

– Я куда прилетел?! – заорал Давид и опомнился от собственного крика. Чего теперь-то орать? Намудрил где-то, накосячил. Стоп. Где он мог оплошать? Ему дали задание. Он его ввел для корабельного компа. Так что же, машина виновата? Не туда доставила?

– Идиотство какое-то… – пробормотал Виштальский.

Проблему взялся решать компьютер-интелмат, и на мониторе высыпали цифры. Расстояние планеты от светила – полторы астроединицы. Наклон оси – двадцать четыре градуса. Продолжительность суток – двадцать пять часов. А у Тьет?

А у Тьет – двадцать восемь часов и сорок минут. Короче, это не Тьет.

– Ясен пень, – буркнул Давид.

Он положил пальцы на контакты биоуправления и повел звездолет вниз. Внизу, прикрытый зыбкой спиралью циклона, лиловел океан.

– Вода, вода, – мрачно пропел Виштальский, – кругом вода.

Колоссальный шар планеты вращался под ним, и скоро с востока наплыл зелено-бурый простор западного материка, отделенного от восточного нешироким морем, вытянувшимся от полюса до полюса. «Наверно, тектонический разлом», – сообразил Давид и забубнил:

– Земля, земля. Кругом земля.

На втором витке корабль вошел в плотные слои, и внешняя акустика донесла грохот и вой рассекаемого воздуха.

– Состав атмосферы, – монотонно заговорил комп. – Азот – семьдесят восемь целых четыре десятых процента. Кислород – двадцать целых две десятых процента. Аргон – ноль целых девять десятых процента. Давление – единица. Рекомендуется инъекция локальной биоблокады.

– А то я без тебя не догадался бы, – проворчал Давид и привстал. Щупальце киберхирурга мигом приложило к ягодице Виштальского автоинжектор и ввело дозу. Кряхтя, Давид опустился обратно.

Корабль перешел в горизонталь и помчался на высоте километра. Внизу проплывала холмистая степь, потом пятнами пошли рощицы деревьев, постепенно слившиеся в сплошной зеленый полог. Зеленый! А на Тьет растительность оранжевая.

Из-за горизонта появилась серо-синяя масса хребта. Зелень штурмовала высоты, забираясь клиньями между гор, там, где из прорезей каньонов рушились на равнину водопады, белые от пены, как разбавленное молоко. И повсюду – в горах, в низинах – из грунта выпирали в небо гигантские, циклопические сооружения. Громадные мачты с зеркальными дисками. Решетчатые параболы, похожие на клетки для радуг. Перекошенные синусоиды.

Ого, фактура какая! Если все это, конечно, аборигены понастроили, понатворили. «А из нашего окна площадь Красная видна…» А из нашего окошка что видать? Технический послед сверхцивилизации или следы деятельности местной ВЦ? Давние следы, остывшие. Уж больно всё запущенное, ветхое. Древностью так и веет, сквозит просто.

Сесть Дава решил в предгорьях. В обратный путь ему не хотелось. Да и куда теперь спешить? Всё равно опоздал. Часом больше, часом меньше. И как оправдываться? Какую уважительную причину изобрести? Можно себе представить теплую встречу в КГБ. «Что, Дава? Промахнулся мимо Тьет? Целиться надо было лучше!»

Виштальский поморщился. Хорошенькое же у него начало трудовой деятельности!

– Идиотизм… – выцедил он и твердой рукой повел нуль-звездолет на посадку. Осмотреться хоть. Прикинуть, кто виноват и что делать.

Корабль замер над большой поляной, обрамленной грузными деревьями с оплывшими, ребристыми стволами и очень толстыми сучьями, утыканными, как султанами, пучками длинных мягких игл.

Антигравы мягко опустили звездолет точнехонько посреди поляны.

– Приехали… – проворчал Дава, отстегивая широкие эластичные ремни. И зря.

Корабль неожиданно сотрясся, завыла сирена УО – ударной опасности, но было поздно – с гулом и треском Ка-Эл-Бэ, на жаргоне звездолетчиков – «колобок», рухнул в огромную глубокую яму. Опрокинулся и упал боком. Толстые колья, торчавшие со дна ямы, пробили индикаторное кольцо, содрали эллипсоидную антенну нуль-передатчика, смяли ее в ком. Конец связи!

Даву сначала бросило на обзорник, где крепко приложило к экрану, потом отпасовало к мягким панелям на стене, вышибая воздух из легких, и швырнуло обратно на пульт.

– Авария при посадке! – верещал комп. – Авария при посадке! Ав.

Дава саданул интелмат локтем по корпусу – и тот заткнулся. Тихо стало. Только и слышно было, как что-то пересыпается в агрегатном отсеке, шипит легонько и потрескивает.

«Сел, называется…» – подумал Давид в полном ошеломлении. Отжавшись на руках, он подтянул ноги. Уставился в обзорник, наполовину затянутый млечной пеленой. Там, где экран был цел, проглядывали оплывший край ямы и здоровенный обрубок бревна, заточенный под конус. Острие опасно блестело, словно лакированное. Надо полагать, щедро смазано ядом.

– Идентификация прошла, – педантично доложил компьютер, – корабль находится в охотничьей яме-ловушке.

– Ты заткнешься или нет?! – заорал Давид. – Умник нашелся!

Успокоившись, он задумался. Его готовили к работе в условиях феодализма, а здесь первобытное общество. Может даже и так быть: неведомые строители тех громадин в горах и на равнинах одичали после какого-нибудь глобального катаклизма, опростились. Ну, и что с того? Он назубок знает инструкцию, запрещающую самодеятельные контакты, и нарушать запрет не собирается. Всё, тема закрыта. Но… как быть-то? Всё равно ж придется как-то договариваться с туземцами! А иначе кто ему поможет выкатить из ямы корабль и поставить его в положение нормальной посадки? Тут тонн десять, а киберов на борту ноль целых и хрен десятых. Кстати, о нулях.

Давид сунулся к панелям пола, ставшего бортом. Снял одну, снял другую. Аккумулятор целехонек, обе блок-емкости полны под завязку. А вот нуль-передатчик. Давид уныло посмотрел на сплавившиеся интерфазники. Они были еще горячими и отчаянно фонили. Толстенный кол не пробил днище, но вмял борт, сдавливая трансмиттер. Его и пробило.

– Идиотизм, – резюмировал Виштальский и громко сказал: – Объявляю данную территорию зоной контакта!

Он натянул походный комбинезон, рассовал инструменты по карманам. Обыкновенным шприцем ввел в кровь систему нанороботов-ассемблеров. Через пятнадцать минут они сформируют малюсенький универсальный транслятор – где-то в лобной доле – и соединят его с аксоном слухового нерва – будем учить язык аборигенов.

Внешний люк оказался как бы на потолке, пришлось к нему вскарабкиваться по полу, ставшему стенкой. Дава дотянулся до внешней мембраны, та чавкнула, раскрываясь. Подтянувшись, он вылез на корпус корабля. Край ямы, опушенный травой, задирался выше головы, но сучковатые бревна настила, прятавшие ловушку от местной дичи, послужили Давиду лестницей. Неудобной. Шепотом ругаясь, Виштальский выбрался на поверхность.

Он посмотрел вниз, на поваленный корабль – и покачал головой. Это каких же чудищ отлавливают местные любители колбас и жаркого? Мамонт сюда аккурат впишется.

Виштальский прислушался. В лесу было тихо, только иглы на неподвижных деревьях шуршали под ветром. Давид нерешительно двинулся, обходя яму по кругу и все далее углубляясь в лес. Совершая третий виток, он остановился – и на него тут же упала тяжелая, крупноячеистая сеть.

– Ох, ты…

Рефлекторно пригнувшись, Виштальский рванулся в сторону, но сеть резко натянулась, подсекая ему ноги и опрокидывая. Сквозь переплетение толстых, мохнатых веревок с палец толщиной Давид разглядел ловцов – это были рослые гуманоиды, узкоплечие и длиннорукие, с кожей медного оттенка. Лица – не отличить от земных, лоб и щеки покрыты спиралями да петлями, нарисованными белой и зеленой красками. На ногах у всех – мягкие сапоги, а широкие пояса удерживают кожаные юбки.

Охотники были вооружены двойными копьями.

– Вы что, сдурели? – грозно сказал Давид, пытаясь подняться.

Вот только охотники не испугались – они закричали: «Увай, увай!» – а один, с тугими косичками, будто у девочки-первоклашки, заговорил, складывая ладони:

– Гага иоу, шори! Вети кете то итира нэ? Таа-ха, пэт ворра тито ме!

– Не понимаю, – сердито ответил Виштальский.

В это время охотники загомонили, кланяясь и протягивая руки к лесу. Оттуда важно выплыл такой же тощий и длинный тип, как и они сами. Его отличали головной убор в виде мохнатого хвоста, окрученного вокруг бритой башки, и обильная роспись на груди по мотивам всё тех же спиралей и завитков.

Зверолов, разговаривавший с Давидом, живо обернулся к новому действующему лицу и воскликнул:

– Гага, Хварр!

Бритоголовый лениво ответил:

– Гага ету, Хварр ма!

В мозгу у Давы будто что-то щелкнуло, и явилось знание: «„Гага“ означает приветствие». Заработал транслятор!

– Кусу эргуени, – лопотал охотник, – ко то итира. Квонеш то итира нэ.

Бритоголовый нахмурился и спросил:

– Гитчи сэтем тито ме?

– Ко, ига ме.

– От эго ре, Фрру. Паэ ко йейо, сукури нэ!

Последняя фраза послужила командой. Охотники взбодрились и кинулись к яме. Издавая боевые кличи и ухая, они закидали нуль-звездолет глыбами камня. Тупые удары по бортовой квазиорганике болезненно отдавались в Виштальском.

Расправившись с «небесным чудовищем», охотники гордо удалились в лес. Вскоре трое из них вернулись, а тот, что был с косичками, по имени Фрру, привел за собой пару животных – некрупных четвероногих, похожих на лам, с длинными черноносыми головами. Зверюги фыркали и беспокойно переступали тонкими костистыми ногами. Гужевой транспорт. Конная тяга. «Долгоноги» – нашел подходящее слово транслятор.

Виштальского бережно подняли и погрузили на долгоногого друга – положили поперек, как мешок, и привязали к седлу.

– Тта! Тта! – закричал Фрру, погоняя, и кавалькада неспешно тронулась к горам. Виштальский, свешиваясь с крепкой спины «скакуна», печально смотрел на провал, за кромкой которого покоился нуль-звездолет. Он морщился от мускусного запаха долгонога, такого сильного, что щипало глаза, и мысленно прощался – с работой, с Землей, с Витой. Яма-ловушка удалялась, а приближалось – что? Какое преступное деяние сотворят с ним эти почтительные дикари? Торжественно мумифицируют? Угостятся человечиной на ритуальной вечеринке? Вот ведь влип.

Глава 2 КИНО ПРО ИНДЕЙЦЕВ

1

Давиду было очень неудобно: лежишь на пузе, ноги свисают по одну сторону смердящего долгонога, туловище – по другую, да так, что приходится сильно напрягать шею, дабы увидеть что-либо, кроме грязно-белой шерсти.

Лес кончился. Охотники выехали на опушку. Дальше стелился пологий травянистый склон, открывая вид на прелестную зеленую долинку, прорезанную руслами ручьев. Деревья тут росли поодиночке или купами. За ними вставали белые скалы с макушками, заросшими глянцевой зеленью. Между двумя самыми большими утесами рушился водопад. Туча из капелек играла радугами, клубясь и опадая на мокрые склоны. Грохот воды, разбивающейся о камни, едва доносился, перекрываемый пронзительным птичьим гуканьем и визгом. А вот и сама «птичка» – с дерева спланировала мохнатая тушка, с треском расправляющая перепончатые крылья. Две суставчатые лапы и тонкий хобот болтались в полете, как чужие. Не ласточка.

«Птица» напрягла хобот, вытянула его вперед и издала переливчатый визг.

«Если тут такие соловьи, – подумал Виштальский, натужно дыша, – то каковы тогда львы?»

Словно в ответ на вопрос низкий рык разнесся по долине и сорвался в клекот. Из рощицы неподалеку вышел зверь величиной со слона. Он тяжело передвигал ноги-тумбы и брякал на ходу пластинами брони – каждая величиной с тарелку. Его вместительная пасть открывалась по-акульи, вниз, а вперед выдавались два зазубренных бивня. Утробно клекоча, чудище приблизилось к могучему древу и потерлось об него боком. Древо затряслось.

– Сукури! Сукури! – заволновались охотники. «Так вот на какого слонопотама яму рыли!» – догадался Давид.

Слонопотам угрюмо глянул на звероловов – и побрел дальше, торя просеку в высокой траве. Из поросли негодующе вздыбилась огромная змеиная голова. Змея кинулась прочь от слонопотама и выскочила на охотников. У рептилии обнаружились трехметровое тулово, покрытое шерстью, и длинные кривые лапы, которыми она весьма шустро перебирала. Плоский чешуйчатый хвост задирался бубликом, как у лайки.

Фрру среагировал моментально. Скользнув вперед, он замахнулся и бросил копье. Острие вошло змееголову в основание шеи, тот встал на дыбки и завалился, колыхнув голым пупырчатым брюхом. Готов.

Радостно переговариваясь, ловцы выхватили тесаки и живо разделали добычу. Виштальский сильно удивился – тесаки были металлические. Ага, не такой уж тут и палеолит! Индекс технической высоты можно смело увеличивать единиц на пятнадцать—двадцать. Увлекшись вычислением ИТВ местной цивилизации, Давид едва не прозевал самое интересное – прибытие в стойбище.

Населенный пункт был окружен толстой серой стеной, немного загибающейся внутрь, с верхом зазубренным и щербатым. А вот поверхность стены была очень гладкая и ровная, подозрительно напоминая этим пластилит. Да это и был пластилит!

Довольно фыркая, долгоноги протопотали под арку треугольных ворот. Стражники в кожаных юбках и нагрудниках криками встречали бригаду звероловов.

– Приветствие храброму Фрру! – разобрал Давид.

– И тебе мой привет, стойкий Херр! – ответствовал охотник с косичками.

– Ты изловил Страшного-человека-с-моря? – воскликнул Херр, глядя с ужасом на Давида и меняясь в лице. Стражник даже отступил к стене, сделал пальцами «козу», обмахнул ею себя слева—направо и справа—налево.

Фрру не стал строить козюльки, а гордо заявил:

– Мы поймали Человека-с-неба! Он совсем не злой и шибко бестолковый – его колесница угодила в ловушку на сукури!

– Да ты что?! – выпучил глаза Херр и захохотал, хлопая себя по ляжке свободной рукой.

Охотники сгрузили Виштальского, распутывая тяжелую сеть, и тот задышал более вольно.

Наверное, Давид – встрепанный, красный и потный от злости – представлял из себя зрелище уморительное, но никто из туземцев, сбежавшихся поглядеть на живого Человека-с-неба, даже не улыбнулся. Все взирали на Виштальского выжидательно, со странным нетерпением. Немногие старики кутались в меховые накидки, женщины щеголяли в юбочках из пучков трав, окрашенных в разные цвета, а громко шепчущая и задавленно пищащая малышня бегала голышом. Впрочем, дети мало интересовали Давида, его вниманием завладели девушки. Те не прятали высокие тугие груди, разве что малевали вокруг сосков лепестки. А талии-то какие узенькие… Прелесть! И личики очень даже ничего…

А потом в Давиде проснулся ученый. Он оглядел стойбище и убедился, что стена замыкает его в идеальное кольцо. Хижины туземцев в форме полусфер держались на каркасах из гнутых стволов и были обтянуты шкурами. Там и сям между ними валялись слегка выпуклые плиты того же цвета, что и стена. Да какая, к бесу, стена? Он видит остатки купола! Давным-давно тут стоял гигантский купол, около полукилометра в диаметре. Очень давно, может, тысячи лет тому назад. Вот его свод и не выдержал, провалился, оставив неровную кромку по периметру. База пришельцев? Ясно, как дважды два! А вот кто конкретно посетил эту планету? У него уже есть подсказка, улыбнулся Давид. Треугольный вход! Такую форму проемов обожали Волхвы.

– Тта-а! Тта-а! – раздались протяжные возгласы возниц, и упряжки долгоногов выволокли к воротам странные повозки. Очень странные – это были черные блестящие конусы с усеченными верхушками. Они мягко катились, водруженные на колесные платформы. Возничие, выглядывающие из широких прорезей в наклонных стенках конусов, правили восьмерками долгоногов, натягивая длинные поводья.

Давид сглотнул всухую. В лучших музеях внеземных культур сохранились лишь фрагменты, жалкие ошметки танков, сработанных голубокожими хомо. Голубокожие, или блакиты, строили свои базы там, где когда-то селились Волхвы. Это даже стало признаком для астро-археологов: нашли артефакты блакитов – следовательно, неподалеку роботизованный хабитат Волхвов, или гипертерминал. Или еще что-то, тоже ценное для науки.

А эти вонючие кочевники катаются на совершенно целых и невредимых образцах техники блакитов! Тоже мне, нашли себе арбу.

Варвары заголосили и бросились с тюками к танкам, кидая поклажу через бойницы внутрь башен-конусов. Их жены, весело вереща, полезли на платформы, цепляясь за толстые, почти шаровидные, обшарпанные колеса, передавая друг другу визжащих детей и бурдюки, охапки мехов и рулоны шкур. Видать, вожди решили откочевать подальше в степь.

До полудня длилась суматоха. Погрузка барахла закончилась, однако переезд всё не начинался. Оживленные и взбудораженные, дикари сбредались отовсюду, обступая связанного Давида галдящей толпой. Младший командор стал готовиться к худшему.

Вперед шагнули Фрру и давешний шаман по имени Хварр.

– Прилет Человека-с-неба стал знамением, поданным нам Творцами! – убедительно сказал шаман. – Но вот к добру или к худу? Нам не понять. Пускай рассудят духи!

– Если демон окажется удачливей, – подхватил Фрру, – значит, дорога в степь закрыта для нас, и нам останется ждать Страшных-людей-с-моря, чтобы умереть с честью.

– Но мы будем молить Творцов даровать победу Человеку-с-неба! – заключил Хварр.

Они с Фрру расступились и пропустили вперед пятерых мужиков в длинных, до земли, юбках из пушистых хвостов. Коллегиальное руководство типа первобытной Директории?

Локти местных «архонтов» прятались в меховых нарукавниках, а на предплечья были нанизаны тяжелые браслеты. Дава, когда увидел эти «украшения», похолодел. Он их сразу узнал, «кольца типа А». Однако Волхвы здорово тут наследили!

Виштальский даже малость взбодрился: за высадку неизвестно где ему никто, конечно, спасибо не скажет, но когда на Земле узнают о масштабах зоны посещения, то даже нахмуренный лоб профессора Свантессена должен сильно разгладиться. Победителей не судят! Вариант, когда победивший награждается посмертно, рассматривать пока не будем.

Пятеро выстроились в ряд и заговорили нараспев, топая ногами и поднимая пыль, аккуратно цвиркая слюной и возводя очи горе:

– Возблагодарим Творцов за ниспосланного нам Человека-с-неба! Примите наш привет, о, духи леса и степи! Духи земли и гор! Духи моря и реки! Будьте добры к нам – и мы никогда не лишим вас почестей и жертв!

Усилием воли Дава проверил связь с универсальным транслятором, взял подсказку и брякнул:

– Развяжите меня!

Хварр, все это время семенивший вокруг пятерки и чертивший в воздухе магические фигуры, споткнулся от неожиданности, услыхав из уст Человека-с-неба родную речь, и растянулся в пыли. Впрочем, никто его конфуза не заметил – толпа туземцев в едином порыве присела, закрывая лица ладонями, и хором взвыла:

– Аке ету!

Целую секунду транслятор думал над переводом и выдал: «Эквивалент выражения „Спаси и сохрани!“».

Аминь, подумал Виштальский и громко объявил, повторяя за нанопереводчиком:

– Немедленно освободите меня… и тогда… я не рассержусь на вас… и не пожалуюсь духам неба!

Вероятно, последняя фраза была излишней – вожди в унисон закачали головами, с укоризной поглядывая на богохульника, и бросили в толпу пару властных слов. Шаман, опасливо поглядывая на Давида, бормоча «аке ету… аке ету…», перерезал путы на ногах и руках почетного пленника, а потом плотно сгрудившиеся кочевники медленно расступились, освобождая дорогу, и десяток воинов вежливо потыкал двойными копьями в спину Давиду, понукая галактиста к движению в указанном направлении. Виштальский подчинился насилию и поплелся сквозь строй. Куда его ведут? На показательную казнь? Или Хварр намерен принести землянина в жертву? Или – что? И о какой победе шла речь? Младший командор силился понять чужие реалии, но лишь обалдевал от наплыва невразумительной и непонятной информации.

Кочевники галдели сзади – женщины пели, пританцовывая и воздевая руки, мужчины сосредоточенно топали в такт, а малолетние тискались между взрослых и громко вопили.

Дорога скорби, по которой вели Давида, упиралась в туземный «храм» – куб с заглаженными ребрами, с врезанными в стены плоскостями и сегментами пустотелых сфер. Давид узнал в сооружении центральный коллектор. Базы Волхвов находили более чем на десятке планет, и повсюду они были стандартной планировки. Вот и здесь то же самое – Дава миновал треугольный проем и оказался в просторном помещении, из стен которого выходило множество труб овального сечения. Они опускались и поднимались колоннами, пересекались над головой, смыкались и размыкались в хитрых сплетениях, порой сворачиваясь в кольцо. Местами на трубах сохранилась светящаяся кремнийорганика, и можно было видеть, что под ногами, и даже различать выражения лиц. Внутреннее покрытие стен настолько эродировало, что потеками сползало вниз, наплывами покрывая пол, опускалось с потолка бугорчатыми сталактитами. Или сталагмитами? Давид задумался – и пропустил важную часть церемонии – кочевники хором затянули торжественный гимн, то есть не в лад завопили, нещадно терзая уши Давидовы. Развернулись и утопали обратно, покидая «храм». Осталось человек десять – пятерка вождей, Хварр и полдесятка воинов. Эти-то как раз и наставили на Виштальского копья, красноречиво указуя путь следования: вперед и не оглядываться!

– Что, словами объяснить нельзя уже? – пробурчал Давид, но подчинился – побрел между овальных труб, пока не выбрался в тускло освещенный коридор. Идти пришлось долго, а эскорта у Давида оставалось все меньше. Первыми отстали вожди, потом, по одному, воины. Дальше всех проводил Давида шаман. Но и он остановился, сказав медленно и внятно:

– Дальше ступай, пока на солнце не выйдешь. И помни: победа должна быть за тобой! Иначе плохо будет всем.

Виштальский пожал плечами и потопал. Плохо, видите ли, будет. Как будто ему сейчас хорошо! Он оглянулся – коридор был пуст. Что ж, в одиночестве лучше думается. Хм. И что тут придумаешь? Ох, не надо было ему идти на посадку. Только кто ж знал, что под кормой окажется эта гадская яма-ловушка? Называется – попал.

Поток сознания рассеялся – Давид выходил «на солнце». В конце тоннеля стены были смяты и ободраны, а поперек прохода лежали груды земли. Сверху свисали мохнатые корневища, покрытые влажным ворсом. От ворса исходил пряный душный аромат, вокруг так и вились мелкие зеленые мошки, которых, видимо, привлекал запах.

Виштальский облизнул губы и оглянулся в поисках оружия, но даже камень обнаружить не удалось.

– Ну и ладно, – буркнул Давид. – Пусть мне будет хуже.

С этими словами он бесстрашно взобрался на кучу грунта, протиснулся через мокрые лохматости корней (будто прошел между мочалками) и выбрался наружу. А снаружи простиралось большое круглое поле, когда-то залитое пластилитом. С тех давних пор протекли тысячи лет – покрытие растрескалось, купол, вздувавшийся наверху, провалился, и его вогнутые осколки, каждый с кровать величиной, давно покрылись слежавшимся песком.

Круглое поле окружал высокий вал с останками того самого купола, а между ними сползали осыпи. Наверху осыпей толпились кочевники. Едва Давид покинул тоннель, как они взревели хором, то ли желая ему смерти, то ли приветствуя.

«Похоже на амфитеатр, – мрачно подумал Виштальский. – А я тогда кто? Гладиатор? Или жертва?»

Хварр, стоявший в одиночестве, поднял руки, и гомон стих. Шаман медленно прогнулся, касаясь руками земли, и вскричал:

– Приди, о, демон зла! Приди и заслужи наш дар!

«Вот только демонов мне и не хватало…» – мелькнуло у Давида.

Кочевники попрятались, залегли, лишь опасливо выглядывая из полосатой травы или из-за остатков щербатых стен.

– Аке ету… Аке ету… – неслось со всех сторон.

Виштальский внимательно огляделся – на поле выходило еще несколько тоннелей, подобных тому, по которому прошел он сам. Надо полагать, подумал Давид, эти два купола соединялись еще с несколькими. Тогда это уже не база Волхвов, это настоящий город, система баз! Ничего себе.

В следующее мгновение все его мысли сдуло, как «парашютики» с одуванчика, – из черного зияния тоннеля вылезло что-то непонятное, похожее на черепаху с сегментным панцирем, тускло отблескивающим на солнце. Инопланетное чудо-юдо? Боевой кибер чужих? Рептилоиды-таоте что-то подобное клепали в последнюю межзвездную войну. Похоже…

Ковыляя и переваливаясь, «черепаха» перелезла песчаный нанос и неожиданно выросла, выпрямив десяток суставчатых ног. Закачалась, ловя равновесие, то сгибая тонкие опоры, то выпрямляя их. Теперь это больше походило на марсианский треножник – двухметровый диск на длинных коленчатых ногах. Каждое движение внеземного механизма сопровождалось скрипом и громким шелестом – это сокращались псевдомышцы.

Давид тоскливо оглянулся. Ни камня, ничего. Ага, вон, вроде «оружие пролетариата» валяется. Неожиданно в воздухе просвистело копье и воткнулось в землю неподалеку от Виштальского. Давид сразу взбодрился, подбежал и ухватился за оружие. Киберчерепахе его манипуляции не понравились – она открыла щиток на кромке диска и плюнула зеленым лучом. Песок в месте попадания вскипел, запузырился.

Оплывая страхом, Давид крепко сжал левой рукой копье, а правой нащупал увесистый булыжник. Коротко размахнувшись, он швырнул его, целясь по диску. Кибер резко пригнулся, метко посылая импульс по камню, но лишь слегка опалил его. Видать, энергия в «пороховницах» была на исходе.

– Разрядился, демон? – процедил Давид и бросился на кибера с копьем.

На втором прыжке его обожгла мысль: а вдруг кибер нарочно изображает разрядку?! Подманивает, гад! Но отступать было уже некогда – вот он, вражина кибернетическая, рядом совсем. Колоть чужепланетного робота копьем Давид не стал, вместо этого он просунул древко между тремя тонкими конечностями и заломил его, гадая, выдержит ли дерево. Дерево выдержало, а вот одна из ног с хрустом вылезла из сустава и повисла на белом канатике псевдосвязки.

«Трибуны» взвыли.

Кибер содрогнулся и резко отпрянул, тут же разворачивая энергосборники, похожие на большие полупрозрачные веера.

– Ага! – взвыл Давид воинственно и снова бросился в атаку.

«Демон» шустро заковылял прочь, уходя от драки. Виштальский припустился бежать, догнал кибера и сделал выпад, поражая копьем трясущийся энергозаборник. Наконечник пробил «веер» и выдрал пару панелек. Сыпанули искры.

В тот же момент «демон» развернулся, присел, раскрывая сразу пару щитков. Два черных зияния глянули на Виштальского, как пустые зеницы черепа. Как вороненые дула двустволки. Ему оставалось жить доли секунды.

Неожиданно вмешался третий участник странного действа – сильно сплюснутый эллипсоид, обтекаемый, как морской камешек, гладкий и белый, с серебристым отливом. Снизу у него вытягивались тонкие гнутые ножки, а сверху шевелились «усы» с фасетчатыми набалдашниками. Глаза?

Подскакав к «демону», эллипсоид с ходу боднул боевую машину, и выпущенные импульсы ушли в небо. В следующее мгновение сплюснутый союзник отрастил длинный «ус» и чиркнул им по ногам «демона», отрезая их напрочь. Безногий диск ляпнулся на песок, зарываясь краем, подергался, шевеля обрубками, и затих.

Трибуны ревели и стонали от восторга.

– Добрый дух спас Человека-с-неба! – разобрал Давид вопль Хварра и только теперь выдохнул задержанный воздух. Обернулся к эллипсоиду, не зная, как себя вести и чего ждать от «доброго духа».

«Дух», словно пьяный, покачивался на ножках, шевеля усами, и вдруг упал в песок. Поднатужился, приподнял переднюю часть тулова и медленно опустился. Усы вяло поникли.

– Добрый дух умер! – донесся перепуганный голос Фрру. – Плохое провозвестие, ай, плохое!

Давид облизал пересохшие губы и сделал три шага вперед. Настала тишина. Полегшие усы «доброго духа» дернулись и опали.

Виштальский осторожно присел рядом с «духом», протянул руку и коснулся его. Бок эллипсоида был прохладен и слегка вминался, словно резиновый. Неожиданно спереди – на морде? – прорезалась щель, и «добрый дух» квакнул-булькнул: «Куок!»

И лишь теперь Давида осенило.

– Руум!

Впервые руумов нашли на базе Волхвов в системе Тау Кита, на планете Аврора, когда закладывали второй по счету колониальный купол. Ксенотехнологи определили, что руумы являлись для Волхвов чем-то вроде земных биороботов. Не мыслящих автоматов, а универсальных рабочих машин – грузчиков, носильщиков, охранников – и так далее. Биосистемы Волхвов были не только самообучающимися машинами, но и самовоспроизводящимися, составляя параллельный техноценоз, но лишь считаные единицы сохранились за тысячи лет, превратившись в хрупкие окаменелости. Однако этот руум совершенно цел и нов!

– «Добрый дух»! – развеселился Давид. Ух, какая тема для диссертации! «Варианты механоэволюции самовоспроизводящихся биосистем». Звучит? Звучит-то звучит, но что стряслось с руумом? Надо помочь спасителю. Если бы не руум, было б ему.

– Нуте-с… – сказал Давид тоном Айболита, подхватил увесистое искусственное существо за ножные выросты и перевернул на спину. До ушей долетел шумный выдох кочевников.

Пошарив по карманам, Виштальский вытащил футлярчик с инструментами и достал скальпель. Сделал аккуратный надрез между двумя твердыми вздутиями. Псевдокожа руума лопнула и разошлась, выказывая нечто, похожее на склизкие соты. Давид бережно приподнял их, нащупывая мокрые шарики, тяжеленькие и холодные. Это были аккумуляторы руума.

– Сели, – вынес Виштальский диагноз. – А чего ж ты не подзаряжаешься? А? А-а. Накопитель не фурычит! Где ж тебя так угораздило?

Давид покопался в потрохах руума и нащупал два белесых отростка, слабо шевелящихся под его пальцами. Это был главный нервный ствол – разорванные концы искали друг друга, чтобы срастись, но мешал звездообразный предмет из белого губчатого материала – мышца руума и заодно биогенератор.

– А мы тебя во-от так… – проворковал Виштальский, подтягивая скользкие пучки псевдонервов и затягивая их морским узлом. Должно срастись!

Срасталось долго. Вдруг руум шевельнулся, медленно, очень медленно выпрямил ус.

– Что смотришь? – бодро сказал Виштальский. – Гуляй. Шарик!

Руум сказал: «Куок!» и пополз на солнце. Яркие лучи быстро привели его в норму – он выпрямил все четыре лапы, после чего отрастил еще парочку. Покрутился по полю и шмыгнул в заросли у входа в тоннель.

Виштальский поднялся и обернулся к впечатленным зрителям.

– Ну? – громко вопросил он. – И что теперь?

– О, Человек-с-неба! – с чувством начал Хварр. Быстро «посовещавшись с товарищами», он торжественно прокричал: – Племя фнатов признает Человека-с-неба своим и присуждает ему победу над демоном зла! Этим вечером Человеку-с-неба будут оказаны все почести, которые полагаются великому воину! В путь отправимся на рассвете!

– Увай! Увай! – горячо поддержали и одобрили предложение кочевые массы.

– Как обращаться к тебе, Человек-с-неба? – осведомился Хварр.

– Меня зовут Виштальский, – громко ответил галактист. – Давид Виштальский.

– Тавита Вишту! – провозгласил шаман. – Прошу тебя разделить с нами вкус мяса и тепло костра!

– Почту за честь, – церемонно ответствовал Давид. Возбужденная толпа кочевников, громко обсуждая битву и представляя ее в лицах, повалила к стойбищу. Возжигатели костров мчались впереди, чтобы успеть развести огонь.

А Виштальский шел – и ни о чем не думал. Мыслей не было. Вообще. Будто кто-то продул ему мозг. В теле жила великая усталость, та, что родится не от усилия, а от пережитого – и побежденного! – страха.

Толпа кочевников, как многоглазое и многоязыкое чудовище, дикое, но добродушное, сопровождала Давида, обступая галактиста со всех сторон, постоянно щупая его, касаясь, тыча пальцами, разглядывая в упор. Виштальский, попав в этот человеческий теловорот, чувствовал себя букашкой, затягиваемой в слив. И тут толпа расступилась, освобождая широкий проход к большому полусферическому шатру. У входа, как часовой, застыл Хварр. Он сделал приглашающий жест и ввел землянина внутрь.

– О, Тавита Вишту! – воскликнул Хварр и картинно вытянул руку, указуя на пятерых девушек, выстроившихся в ряд. – Бери любую из этих девственниц!

Тут Виштальский растерялся. Девицы были как на подбор – грудастенькие, стройненькие. Они усиленно строили Человеку-с-неба глазки, пленяя и чаруя, а тот никак не мог опомниться. Великий космос, как во сне, прямо. Такие ситуации у Давида бывали и раньше, но исключительно в эротических фантазиях. А вот чтоб наяву.

– Я… не могу выбрать… – пробормотал он. Хварр обернулся к кочевникам, столпившимся у входа, и пафосно провозгласил:

– Человек-с-неба берет всех!

Протестовать Давид не стал – все равно не перекричишь восторженный рев. А девицы обрадовались, оживились, затеяли хоровод водить вокруг Виштальского.

Хварр и пятерка вождей деликатно вытолкали любопытных из шатра, девицы-красавицы поскидывали юбочки и приблизились к Давиду вплотную, оставшись в одних ожерельях. Попав в окружение, Виштальский с удовольствием сдался – ухватил за талию ту, что прижималась к нему спереди. Девушка выгнулась, и галактист вмял лицо в теплую упругую грудь, губами отыскал сосок. Красавица застонала.

Настал вечер. В багровых сумерках засияли самые яркие звезды, крупные настолько, что смотрелись не точками, а маленькими кружочками.

Фнаты развели множество костров, плясали вокруг, выпивали и закусывали. Не забывали и виновника торжества – Виштальскому принесли огромный окорок змееголова и полный кувшин хмельного напитка, не крепкого, но игристого и шибающего в нос.

Давид сидел на огромной мохнатой шкуре, голый и довольный, и ел мясо, очень нежное и мягкое, отдаленно напоминающее плоть земного моллюска. Давид чувствовал приятное утомление. Девицы возлежали рядом, кто на спине, кто кверху попой, и мило щебетали, создавая уют. Впрочем, уже не девицы. За один безумный день Давид умудрился сесть не на ту планету, попасть в плен, стать живым божком и обзавестись пятью женами. Пятью прехорошенькими молодыми женщинами, буквально боготворящими его, удовлетворенными им и гордящимися тем, что принадлежат ему. Не о том ли мечтает всякая особь мужеска пола?.. В памяти всплыло воспоминание о Вите, но продержалось недолго – бледный отпечаток из вчерашнего дня таял в карнавально-ярмарочном сегодняшнем многоцветье…

2

Рано поутру в шатер к Давиду явился Хварр. Жены Тавиты Вишту устроили почетному гостю лежанку, после чего собрались стайкой, закутались в край огромной тяжелой шкуры зверя саах и шептались в уголке, изредка подхихикивая. Давид старался сидеть прямо, придавая лицу каменное и бесстрастное выражение, как и подобает мужественному воину, но губы его время от времени растягивались в улыбке умиления. Моа, Лилу, Раа, Эллу и Нэа были еще совсем девчонки, в их прелестных головках гулял ветерок, но они ощущали себя избранницами, были счастливы и очень старались заслужить одобрение Человека-с-неба-победившего-демона-зла-и-снискавшего-милость-доброго-духа.

Старый Хварр даже не смотрел в сторону чужих жен. Он задумчиво возжигал огонь в глиняной курильнице, подбрасывая сушеных водорослей соо-соо. Маслянистый дым дурманил и кружил голову, изгоняя из нее тревоги и суетные помыслы.

Лилу на четвереньках подползла к Давиду и прошептала ему на ухо правило местного этикета:

– Хозяин должен первым начать разговор!

Давид незаметно ущипнул девушку за мягкое место и сказал солидным голосом:

– Мудрый Хварр, скажи, а как твой народ называет весь этот мир?

– Который до моря? – уточнил шаман.

– Нет, весь – с морями, с землями.

– А-а. Ты хочешь знать, как называется наша планета? – спокойно спросил Хварр.

– Д-да… – выдавил Давид.

Право, его теоретические штудии ни черта не стоят в этом мире! Хварр, по идее, должен полудохлый валяться, получив футурошок, а он невозмутим, даже несколько меланхоличен. Если кто и ходит по этому миру с откинутой челюстью, пуча глаза и не находя слов для выражения, так это младший командор Виштальский.

– Все народы этой планеты, – по-прежнему спокойно ответил шаман, – называют ее Маран-им.

– К-как?! Маран-им?! Да не может быть!

– Почему? – удивился Хварр. – Так ее назвали Творцы – давно, очень давно.

Кое-как справившись с изумлением, Давид ощутил прилив сил. Маран-им! Чудненько! Только бы добраться до Большого Жреца Свантессена, а там… Однако же странно – он дипломированный ксенолог и наизусть знает все небесные тела, где хоть сколько-нибудь отметились Волхвы. А здесь же настоящий музей-заповедник внеземных культур! Артефакты, следы деятельности Волхвов прямо под ногами валяются! Масса объектов, и все они целости неслыханной и сохранности невиданной! И что? Свантессен хоть слово сказал о Маран-им? Нет! И ни в одном каталоге этот мир не отмечен. Прямо в голове не укладывается.

– Расскажи мне о Творцах, – попросил Виштальский, чувствуя прилив энергии.

Хварр сделал хорошую затяжку.

– Давно это было… – задумчиво начал он. – Еще не существовало моря, а там, где сейчас берег, тек камень, жидкий, словно вода, и горячий, как огонь в горне кузнеца. Повсюду росли густые леса и стелились степи, неисчислимыми стадами бродили звери, стаями-тучами носились птицы, но не было никого, кто бы видел это, – люди тогда не жили. И вот с неба опустились на землю летучие стойбища Творцов, огромные и прекрасные, круглые и твердые, как череп зверя саах. Они опустились в степи, и дрогнула земля. И вышли Творцы, и вынесли Сосуд. Их магия была так сильна, что скоро из Сосуда вышли первомужчины и первоженщины. Они не знали горя и не ведали вражды, их дети были здоровы и всегда радовали родителей. Тогда было хорошо всем. Творцы строили Крепости и Города, наполняя их непонятными, но красивыми вещами, люди жили долго и никогда не болели.

Творцы гордились своими детьми, но любая мать, любой отец знают – однажды ребенок станет взрослым. Люди приручили огонь и заставили жаркое пламя выдаивать металл из камня. Они ловили ветер большими кожами, и тот подгонял их лодки. И сказали люди Творцам: «Зачем вы наставляете нас и учите жить? Мы сами знаем, что плохо, а что хорошо, и как сделать, чтобы было еще лучше!»

И тогда Творцы ушли – они заперлись в своих летающих стойбищах, и те вознеслись на небо. А люди в тот же день перессорились, и копья, которыми они поражали животных, обратили друг против друга. И пролилась первая кровь, и проснулось в душах великое зло. Люди стали болеть и стареть, познали измену и смерть, познали горе и несчастье. И тогда люди впали в отчаяние и кричали небесам, моля Творцов вернуться. Но небеса молчали.

Хварр и сам смолк, припал губами к одному из мундштуков и глубоко затянулся. Жены в уголке тоже притихли.

– А духи? – хрипло спросил Давид.

– Духов много, – веско сказал Хварр. – В реках живут духи воды, самые могучие из них находятся в море. Когда они добры, то гонят в реки рыбу. Каждый год в пору листопада рыбы выходят на берег и расклеивают икринки в кустах, а самые сильные из рыб забираются на деревья. Мы тогда собираем половину икры, и нам хватает на всё время дождей. А когда духи воды гневаются, то учиняют бурю. Громадные волны гуляют по морю, а реки выходят из берегов. Духи леса следят за охотниками, чтобы те не нарушали законов и не убивали зверя просто так.

Однажды, когда все-все-все люди изгонят из себя зло и смоют кровь со своих рук, духи передадут весть об этом Творцам – и те вернутся. И будет хорошо.

Хварр присосался к тонкому мундштуку, потом взял в рот средний, наконец, прилепился к самому толстому. Лицо шамана побледнело, глаза, утратившие осмысленность, зажмурились – душа мудрого Хварра отправилась бродить по садам удовольствий.

Давид вытерпел долгие минуты ожидания – было бы крайне нелюбезно тревожить человека в момент, когда его тело отпустило дух погулять. Наконец, Хварр медленно открыл глаза, и Виштальский продолжил допрос:

– А кто живет поблизости от земель фнатов?

– На север от нас живут шамоты. Их много, но они слабы. На юге и в степи охотятся васхи. Эти сильны, их воины бьются на долгоногах, но нас васхи не трогают, ведь фнаты живут в Крепостях Творцов. Только раз в год мы откочевываем к тоннельному городу в степи – там и зимуем…

– А кто такие Страшные-люди-с-моря?

Хварр помрачнел.

– Они – враги всем! – сказал он отрывисто. – Зовутся курредаты. Королем у них Толло-но-Хассе, он слабый правитель и плохой воин, зато Большой Жрец курредатов очень жесток и очень умен. Раньше мы делили Побережье с шамотами и иттахами, вместе охотились на морских драконов, ловили рыбу, собирали водоросли и ракушки. Больше иттахов нет, курредаты убили всех. У них есть такие палки-извергатели, твердые, как наши тесаки. Курредат поднимает извергатель – и бьет молния. Это сильная магия, никакие заклятия не помогают.

– А откуда они пришли, эти страшные?

– Они не пришли. Они приплыли из-за моря, на огромных лодках. На каждой из них целая роща мачт, высоких, как деревья, а на мачтах много-много парусов. За морем тоже есть земля, там и живут курредаты.

Шаман вздохнул.

– Скоро, скоро курредаты найдут перевал и спустятся с гор. Их извергатели убьют всех шамотов, а после доберутся и до фнатов. И уже никто с нашей кровью не дождется возвращения Творцов.

Давид сощурился.

– Послушай, мудрый Хварр, – сказал он вкрадчиво, – у меня такое ощущение, что ты меня подводишь к чему-то главному, пока не высказанному, но то ли не решаешься об этом заговорить, то ли. Короче, давай без церемоний!

– Давай, – легко согласился шаман и отодвинул курильницу. – Фнатам не выиграть войны с курредатами. Мы доживаем последние месяцы или недели свободы. Может, и дни. Даже васхи могли бы захватить нашу деревню, но их останавливает почтение перед стенами, возведенными Творцами. В курредатах почтения нет. Раньше мы просто откочевывали подальше в степь, за реки и леса, но прошлой осенью случилась беда – нас не пускают в лес!

– Кто? – удивился Давид. – Васхи?

– Духи! Духи леса. Они позволяют охотиться, но не всем ловцам дичи суждено вернуться живыми. Они пугают наших женщин и уносят детей. – Хварр помедлил и договорил: – Когда охотники доложили мне, что в ловушку угодила летающая колесница, а Человек-с-неба пойман в сети, я сразу понял, кто поможет фнатам! Тавита Вишту, ты поборол демона зла. Упроси духов леса не вредить людям! Пусть они пропустят нас – и мы уйдем в степь, к тоннельному городу, на Малиновое озеро! Курредаты не скоро доберутся туда. Помоги, Тавита Вишту!

Жены усиленно закивали – помоги!

– Да я ж не против, – развел руками Давид. – Отчего ж не порадеть за своих?

Жены радостно залопотали и набросились всем скопом на Давида, целуя и шепча слова благодарности.

Назавтра, с самого раннего утра, Тавита Вишту отправился договариваться с лесными духами. Его сопровождала полусотня лучших воинов племени, под командованием милостивого Варру, одного из пяти вождей. С ними отправились и охотники во главе с храбрым Фрру.

Виштальский шагал впереди, вооруженный наточенным тесаком, и чувствовал себя полным идиотом. Легко было обещать наивным фнатам договориться с духами леса, а как это сделать? Зажечь костер и прыгать вокруг него с бубном? Или, может, крестом осенять кусты и деревья, гнусавыми молитвами изгоняя диавола? Галактистов учили запрягать лошадь и биться на мечах, добывать огонь трением и сооружать шалаш.

Но заключать мир с духами. Это уже перебор. Или тутошние духи такие же брошенные системы, что и давешний руум? Хорошо, коли так. А если духи – боевые киберы таоте? Вот и думай.

Экспедиция вошла под своды леса, и разговоры стихли. Люди напряглись. И воины, и охотники с одинаковой настороженностью шарили глазами вокруг. Они чувствовали исходящую от леса опасность, а вот Давид ничего не замечал. Лес как лес. Но страх заразителен, и постепенно настроение фнатов передалось землянину. А потом он и сам заметил нечто странное. Кто-то пробежал за кустами с глухим топотком. Зверь? Но вот топоток перенесся в прогал, и яркий блеск ударил по глазам. Не-ет, тварей с зеркальными боками не бывает. Яростный писк донесся из-за деревьев и тут же сместился в низкий гул. Грянул медный звон. В тени между деревьями зловеще замерцали разноцветные вспышки. Храбрые и стойкие фнаты остановились и попадали на колени, дрожащие голоса забормотали скороговоркой древние заклятия, отражающие зло.

– Спокойствие, – сказал Виштальский мужественным голосом, – только спокойствие! Оставайтесь здесь, я сам разберусь.

Общий вздох облегчения был подобен порыву ветра.

Давид, заинтригованный и заинтересованный, пошел вперед, держа тесак в опущенной руке. Что-то здесь не то.

Выйдя на солнечную полянку, похожую на дно стакана, образованного стволами деревьев, Виштальский оглянулся. Коленопреклоненные фнаты не двигались, во все глаза следя за Человеком-с-неба. Поляна хорошо просматривается, подкрасться к экспедиции непросто. Но всё равно, надо бы фнатов подуспокоить.

– Все под контролем, – проговорил Давид внушительно, – разводите костер, надо подкрепиться!

Пока Давид бродил по окрестностям, фнаты запалили костер, нажарили мяса змееголова, вскипятили котелок воды из ближнего ручья и запарили в нем высушенные засахарившиеся ягоды. Получилось что-то вроде компота.

Давид как следует закусил – и разнежился, задремал даже. Поэтому, когда раздалось требовательное «Куок!», он вздрогнул и открыл глаза. Рядом стоял руум. Он покачивался на девяти тонких ножках и поводил тремя усами.

– Привет! – ляпнул Давид.

– Куок! – повторил руум, игриво скакнув в сторону леса.

Знаком успокоив побледневших фнатов, Виштальский поднялся и поплелся следом за резвым Шариком.

Выйдя к деревьям, Давид замер и в затруднении почесал в затылке.

– Да-а…

Весь лес был полон биосистем. Приползли три или четыре руума, целая связка буллов, похожих на пушечные ядра, простроченные дырочками. Буллы, имевшие гравипривод, катились по земле, как мячи, изредка подсигивая над травой. В сторонке ворочались «миски», придавившие полусферами панцирей пучки тонких щупалец. За ними ковыляли «грибы», колыхая шляпками-энергозаборниками, висели над травой радужные диски, едва приминая пушистые соцветия.

Шарик бойко выскочил вперед, куокая, забегал вокруг Давида. Виштальский уныло осмотрел редкие заросли, почесал нос и громко, увесисто сказал:

– Учтите – запчастей нету! И начался прием пациентов.

С дырчатыми шарами все обстояло просто: стоило настроить псевдоживые подобия земных гравираспределителей в нижних «полушариях» – и буллы «выздоровели».

Дава чинил-лечил биосистемы Волхвов и нарадоваться не мог, что Иван Лобов в свое время настоял на том, дабы курсант Виштальский как следует разобрался в ксенотехнологии. Курсант Виштальский, правда, отбрыкивался изрядно, доказывая, что он-де гуманитарий, и оправдывая отсутствие интереса к технике чужих шатким и слабым аргументом: дескать, подобное знание будет лишним и никогда не пригодится. Ведь в инопланетное общество посылают людей не для того, чтобы ремонтировать тамошние машины, а для того, чтобы «вести ремонт» самого общества, лечить его и перестраивать. Но Иван был непреклонен.

– И правильно, – приговаривал Давид, вычищая пыль с губчатой поверхности метапласта, укрытого панцирем «миски» – как показал опыт, укрытого негерметично. – Иван – молодец. И я молодец. Фрру! Тащи сюда котел с водой! С теплой. Да не бойся! Эти духи больны, и я их лечу. Когда они все выздоровеют, вы с ними быстро подружитесь. Следующий!

Припахал Виштальский и милостивого Варру – суровый воин боязливо приволок натеков смолы с деревьев.

Кабинетные спецы из Института Внеземных Культур дружно грохнулись бы в обморок, увидев этот ремонт-лечение в полевых условиях. А что делать? Говорить бесхозным биосистемам: «Зайдите попозже, когда запчасти подвезут и приборы подкинут»? Так, во-первых, они не поймут, а во-вторых, это было бы просто жестоко по отношению к бедным машинкам-калекам.

Треснувшие псевдоживые сростки кристаллов и нервной ткани Давид заращивал разогретой смолой. Лопнувшие саморефлекторные соузлия заменял палочками, выструганными из дерева. Промывал «грибам» потроха, отпаривал радужным дискам иссохшие Л-перепонки, приделывал колышки-протезы к откушенным щупальцам.

К вечеру все пациенты были обслужены – и уковыляли в лес. А экспедиция в полном составе вернулась домой.

Охотники и воины так громко горланили песни, что всем фнатам стало понятно: вернулись с победой!

Вожди на радостях решили устроить праздник, но мудрый Хварр уговорил их быть попрактичней. И племя фнатов стало готовиться к исходу.

По всему стойбищу забегали женщины, собирая последние пожитки. Мужчины споро сворачивали шкуры, покрывавшие хижины, и нагружали танки-башни.

Первая партия переселенцев выступила в середине дня, ближе к вечеру. Повозка за повозкой, нещадно пыля, скрывалась за треугольными воротами.

А суета сборов не унималась – крики взрослых, визги детей, фырканье долгоногов, пронзительный скрип огромных, в рост человека, колес.

Стемнело. По всему стойбищу разгорелись костры, благо, дров было запасено изрядно. В красных и оранжевых отсветах шатались тени, из темноты доносились гортанные голоса:

– Хырр! Догружай быстрее!

– Не спеши, еще луны не взошли.

– Верно, куда по темноте ехать?

– Леа, отстань!

– Забери, сказала, шкуры!

– Да они дырявые, все пушами проедены!

– Ничего, ничего! Послужат еще!

– Вот пристала…

Виштальский загрузил полтанка дареного добра, жены устроились сверху, на сложенных мехах. Он запряг шестерых долгоногов цугом и уже собрался было полезать в конус-башню, как вдруг темноту прорезала ослепительная вспышка, и тут же прокатился грохочущий треск. Крики раненых показались негромкими оглушенному Давиду.

Еще пара взрывов подняла на воздух каркас хижины и опрокинула танк. В свете костров пролетела туша убитого долгонога, вспухло облако пара, прокатился раскат грома. Так это дезинтегратор стреляет! Шпарит мегавольтными разрядами!

– Курредаты идут! – заорал Давид. – Воины, ко мне! Прикрываем отступление!

Жены запричитали в голос, но Виштальский был непреклонен.

– Эллу пусть правит долгоногами, – приказал он, – потом смените ее! Уезжайте! Быстрее!

– А ты? – закричала Нэа.

– Мы вас догоним!

Эллу щелкнула бичом, и танк, грузно качаясь, скрылся в треугольных воротах.

– Мы здесь, Тавита! – крикнул Варру, появляясь из темноты.

– Много ли курредатов? – спросил Давид.

– Пять раз по две руки, но все с извергателями молний!

– Ясно. В атаку не лезть, обстреливайте с флангов! Надо дать время женщинам, чтобы они ушли подальше.

Воины растворились в ночи, а Давид, сжимая тесак, бросился в ту сторону, где крики ярости и боли слышались громче всего.

Яркий свет костров и горящих поленниц заливал все место прорыва. Курредаты в конусовидных шлемах лезли через стену, размахивая кривыми мечами, ярясь, топорща усики и бороденки. «Конкистадоры вшивые!» – разозлился Давид.

В эту минуту Проблема Бескровного Воздействия, которую с таким тщанием разрабатывали светила Мировой Академии Наук, показалась ему надуманной. Нельзя, значит, умерщвлять захватчиков и палачей? А кто же тогда ответит за пролитую кровь, за смерти невинных?! А как быть вдовам и сиротам – утешаться тем, что убийцы не пострадали?

Появились новые курредаты, они встали в ряд, торопливо воткнули в землю костыли с развилками и утвердили на них тяжелые керамические агрегаты с толстыми, ребристыми стволами. Даже в отблесках пожара Виштальский распознал фузионные излучатели типа «Перун». Откуда они у конкистадоров? Грабанули залетевший корабль?

– Ложись! – крикнул Давид, падая в траву.

Грохнул залп. Фнат с копьем, бежавший рядом с Виштальским, замешкался или не понял приказа Человека-с-неба, и цвиркнувшая струйка плазмы разворотила ему грудь.

Яростно рыча, Давид подхватил копье и метнул его во врага. И попал. Но не сразил – копье лишь сбило курредата с ног, оставив вмятину на стальной кирасе.

Тут же перед Давидом возникли сразу трое «Страшных-людей-с-моря», агрессивно помахивающих мечами. Они бросились к Виштальскому с явно недружественными намерениями, как вдруг между землянином и курредатами возникло что-то округлое и плоское. Это был давешний руум.

Биосистема вырастила толстый ус длиною метра в полтора, он уплощился в подобие клинка и описал дугу, бесшумно разрубая кривые мечи курредатов. Конкистадоры тупо глянули на чистые срезы, и лица их исказились страхом. Видать, представили в красках, как руум сбривает им головы.

– Спасибо, Шарик! – выдохнул Виштальский.

Но тут набежало сразу человек двадцать, грянул залп – и руума разрезало пополам лучом лазера. Передняя половинка медленно закружилась в грязи, загребая уцелевшим ножным выростом и выговаривая голосовой щелью:

– К-куо-о.

Давида резануло жалостью, а троица с обрубками мечей осмелела.

– Связать! – крикнул самый толстый из них, указывая на Виштальского. – Это ихний колдун!

Язык курредатов здорово походил на фнатское наречие, примерно как русский язык смахивает на «украиньску мову». Из него ушли напевность и мягкость, сменившись четкостью твердого произношения, а звонкие «энг», «донг», «ганг» будто склепывали речь. Но о лингвистике Виштальский задумался позже, а сейчас было не до размышлений, пришла пора действовать. Подпрыгнув, Давид с глубоким удовлетворением нанес удар ногой в обволошенную, испитую харю ближнего к нему конкистадора. Не повезло конкистадору – взмахнув руками, он упал на спину и загремел кирасой. На Давида кинулись сразу двое, отбросивших ломаные мечи и выхвативших из-за пояса длинные кривые кинжалы. Увернувшись от одного молодчика, длинного как жердь, Виштальский перехватил руку другого, усатенького, и, заломив ее, овладел холодным оружием. Пропорол ногу длинному, всадил кинжал усатенькому, попав между завязок кирасы. Усатенький истошно заорал, озвучивая попадание. Виштальский дернул нож к себе, но лезвие застряло в задубевшей коже завязок, а потом по рукояти потекла горячая, липкая, противная кровь, и Давид гадливо выпустил орудие убийства. Зря. Сразу пятеро или шестеро свирепых вонючих мужиков набросились на него и повалили, осыпая ударами, сдобренными витиеватыми проклятиями.

Из темноты, подсвеченной пожаром, явилось еще одно действующее лицо, которое «Страшные-люди-с-моря» называли «малым жрецом» или «вашим благодаянием». Его благодаяние щеголял в ужасном лиловом балахоне, похожем на рясу, и семенил, смешно придерживая вздувавшийся подол.

– Вяжите колдуна! – проверещал он властно. Конкистадоры опасливо стянули Давиду запястья прочной веревкой, сторонясь останков руума.

– Грузим добычу и уходим, – проворчал толстяк. – Поделим, когда выйдем в море.

Виштальский с тоской оглядел захваченную врагом крепость. С виду ничего не изменилось, те же неясные фигуры суетились, то попадая в свет костра, то пропадая из него, вот только фнаты среди тех фигур отбрасывали самые короткие тени – у мертвецов, лежащих вповалку, не бывает длинных.

Глава 3 ТРИДЕСЯТОЕ ЦАРСТВО

1

Курредаты славно порезвились в стойбище фнатов – хапнули все, что плохо лежало. Шкуры, меха, даже дрова – видать, ароматная древесина высоко ценилась за морем. Но наибольший ажиотаж вызывали артефакты Творцов. Малый жрец гнусаво отговорил молитву над «кольцами типа А», крученными спиралками, загогулистыми веддингами, ломаными пластонами и велел собрать все предметы материальной культуры Волхвов в большие кожаные мешки.

Конкистадоры, обмахиваясь «рогами дьявола», боязливо сгребли «ведьминские штучки-дрючки» и упаковали. Его благодаяние, поминутно вытирая платком бледное острое лицо с облупленным носом, перешел к останкам руума.

Высоковольтные разряды почти разорвали искусственное существо пополам. Малый жрец легонько пнул большую половину руума и приказал дребезжащим голосом:

– Эту – уничтожить! Ту, что поменьше, оставить. Конкистадоры послушно порубали мечами большую половину эллипсоида – в воздухе запахло чем-то едким. А меньшую завернули в шкуру, приобщив к вещественным доказательствам, уличавшим Давида в колдовстве и зловредном чародействе.

– Снимай это! – прокаркал малый жрец, цепляясь за рукав походного комбинезона Давида. – Немедленно!

Арбалетчики с «носителями молний» красноречиво вскинули свои орудия, и толстый курредат развязал Давиду руки. Каменея лицом, Виштальский стащил с себя комбез.

– И это! – каркнул жрец, указывая на серебристые трусы.

Давид со злостью содрал труселя и швырнул в особу духовного звания. Особа ловко увернулась.

Выгребая из карманов комбеза радиофон, футляр с инструментами, стило, малый жрец зловеще скалился и шипел:

– Погибель нам готовил? Смерти нашей жаждал? Я т-те покажу погибель! Я т-те дам смерть, колдун проклятый!

Важно переваливаясь, подошел толстый курредат.

– И куда этого, ваше благодаяние? – осведомился он, тыча пальцем в Давида.

– Мы отобрали у него приспособления для волшебства, – надулся малый жрец, – но эта нежить очень, оччень опасна! Колдуна надо доставить в Хассе и передать в руки инквизиции! Готов ли к отплытию твой корабль, Буссе?

– Да, ваше благодаяние.

– Тебе я поручаю этого врага молящихся и трудящихся!

– Слушаюсь, ваше благодаяние.

Голого и избитого Виштальского забросили в фургон. Там, пытаясь устроиться на рулоне мягких кож, Давид испытал все прелести позорного плена. Больнее боли было унижение. Унижение поднимало в душе мутную волну ненависти. Виштальский облизывал припухшую разбитую губу и впервые в жизни мечтал причинить смерть человеку. Вот этому жирному Буссе, убившему стойкого Карра и милостивого Бурру! Самого бы его. Мечом. В трясущееся брюхо.

Давид мог исхитриться и сбежать, но в нем жила надежда свидеться с профессором Свантессеном, тутошним Большим Жрецом. Конкистадоры собирались погрузить его, Давида Виштальского, вместе с остальной добычей, на корабль и доставить в Хассе? На прием к инквизиторам? Вот и отлично! Им по пути. Ах, только бы увидеть Свантессена, и весь этот кошмар закончится! Профессор, он же Большой Жрец, прикажет его освободить. А как же! Только надо будет попросить профа, чтобы он оставил его здесь, при себе, на Маран-им. А что? Какая разница, где быть наблюдателем – здесь или на Тьет? Неизвестно еще, на какой планете он принесет больше пользы! Правда, Хварр много гадостей говорил о Большом Жреце – это он-де организовал конкисту, это по его приказу вершится беспредел по всему Побережью. Наверное, он ошибается. И вообще, что может знать какой-то там шаман? Да если даже допустить, что конкиста действительно инициирована Большим Жрецом, значит, данное макроскопическое воздействие было тщательно продумано, обсчитано, выверено в институтах и одобрено Советом Мира. А как же иначе? И послужит сие воздействие развитию производительных сил, способствуя росту морали и духовности в массах.

Когда над горами всплыли обе луны, караван с награбленным тронулся в путь.

Пустых фургонов хватало – «Страшные-люди-с-моря» не рассчитывали, что фнаты покинут стойбище и унесут все добро с собой. Поэтому пленниц и пленников не погнали, а повезли. Сами курредаты ехали верхом на таких же долгоногах, что ходили в упряжках фнатов, только куда более рослых и мощных. Настоящие кони!

Караван медленно, очень медленно одолел дорогу в гору. С высоты перевала открывался потрясающий вид на ночные горы, залитые светом двух лун. Сияние было до того ярким, что предметы отбрасывали по две тени, а когда фургоны проезжали мимо водопада, в ночи заиграла лунная радуга. Несколько горных вершин были гладко срезаны, и на колоссальных срезах, отсвечивающих, как тихие озера, высились непонятные сооружения – громадные мачты, словно сотканные из балок, связанные меж собой мостами-переходами. Что к чему?

Спуск к берегу моря оказался куда короче подъема – фургоны грохотали, описывая все петли извилистого пути, а стоило рассвету окрасить небо в розовые тона, как внизу и впереди распахнулась неоглядность моря, словно выложенная золотыми чешуйками, – заря постаралась, размалевала волны по-своему.

Берег был узок и вилял двуцветной ленточкой вдоль горных склонов – зеленой полоской леса и золотой тесьмой песков. Кое-где пляжи выдвигались в море, громоздя гребнистые дюны или охватывая тонкими косами тихие голубые лагуны.

Курредаты сразу оживились, завидев морской простор – тут им нечего было опасаться. Деревья в прибрежных рощах росли редко, смыкая густые плоские кроны, – нет ничего лучше, чем в жаркий день валяться в их зеленоватой тени! – но засады тут не устроишь, это ясно.

Город показался после полудня. Курредаты выстроили его на островке, отделенном от берега узкой протокой. Стоял отлив, и вода из протоки ушла, более не скрывая блестящий черный ил. Какие-то неприятные твари – что-то вроде бугристых шаров с тонкими гибкими щупальцами – копошились в жидкой грязи, отскакивая, когда рядом вздувались и лопались громадные пузыри, наполняющие воздух зловонием. Похожи на псевдоспрутов, мелькнуло у Давида.

Фургоны прогремели колесами по горбатому мосту и оказались не то в колониальном форте, не то в порту. Улиц тут никто не прокладывал, застройка была такой же хаотичной, как и в стойбище фнатов. Составить впечатление о курредатской архитектуре Давиду тоже не удалось. На островке имелся лишь десяток капитальных строений – приземистые пакгаузы под плоскими крышами. Все остальное – времянки. Шатры, мазанки, навесы, шалаши, землянки.

По городу шатались сотни курредатов в длинных мятых рубахах и широких юбках. Головы они прикрывали соломенными шляпами вроде сомбреро или заматывали их платками. Самая приличная обувка была у военного сословия – высокие мягкие сапоги на каблуках, подобные ковбойским. Остальные носили веревочные туфли, а то и вовсе гуляли босиком.

Караван встречные-поперечные провожали радостными криками, и возницам приходилось немало помахать кнутами, дабы отогнать любителей мелкой поживы, – стегали так, что рубахи лопались. Но все равно, кое-что с возов пропало.

Буссе заорал сердито и выхватил меч. Это подействовало – вороватые личности живо очистили улицу. А караван вывернул к пристани, у причалов которой толклась масса поплавковых лодчонок и возвышался высокий борт огромного корабля-катамарана, каждый из корпусов которого нес по три мачты, а седьмая – общая – торчала посередине, на корме обширной палубы.

Погрузку начали с того, что всех пленниц поместили в загон на причале, а пленников заставили таскать тюки с добычей.

Не дожидаясь окриков или ударов плети, Давид сам подхватил ворох мехов и поволок его на корабль. Буссе ухмыльнулся, завидя такое старание, и похвалил Виштальского широким оскалом, должным изображать улыбку одобрения. Буссе был у конкистадоров за командира, и его титулу нашлось соответствие в земной табели о рангах – толстяк числился комитом, то бишь графом, и обращаться к нему следовало не абы как – комит был «вашим великославием». Правила этикета позволяли называть высокородных дворян и по-иному – «кхенти», что было эквивалентно земному «сир».

Передав ценный груз матросу в одних штанах, но с подобием чалмы на голове, Давид бросил играть в грузчика и устроился на носу, у подножия левой передней мачты. Она была толщиной в два обхвата, и за нею было легко спрятаться, а пухлая связка размочаленного троса заменила Виштальскому мягкое сиденье.

Он особо не стеснялся своей наготы – привык с детства купаться голым, но даже на Земле никому в голову не приходило отправляться «без ничего» на занятия или на работу. Давиду было некомфортно.

Фнат с распухшим, перебитым носом подтащил останки руума. Покосился на галактиста, но ничего не сказал.

– Шевелись, шевелись давай! – прикрикнул на него Буссе, развернулся и пнул фната.

Молодой кочевник не выдержал – бросился на конкистадора, но тут подбежали двое арбалетчиков. Фнат прянул в сторону, разбежался по палубе и ласточкой сиганул в мутную воду бухты. Комит лишь мрачно улыбнулся – и Давид догадался, почему пленные не совершали попыток к бегству.

Беглец вынырнул и поплыл к берегу, но ушел недалеко. Из воды всплыла голова морского гада, подобного тем, что рылись в протоке, но куда более крупного. Блестя буграми, шевеля бельмами множества глаз, чудище выпростало из-под воды извивающиеся щупальца. Пловец закричал, но гад не обратил на вопли ни малейшего внимания – он окрутил щупальцами человеческое тело и сжал, ломая кости. Тут же вынырнула парочка опоздавших к обеду. Десятки щупалец сцепились, переплелись, вспенили воду. Вот сразу два псевдоспрута ухватились за труп несчастного – и разорвали пополам. Третьему досталась голова.

– Купание отменяется, – пробормотал Виштальский, – вода холодная.

– А ты чего расселся, голозадый? – грянул грубый голос комита. – Встать! Паруса я буду тягать?

Давид состроил гримасу типа «я тебя не понимай», и Буссе выругался, поминая нечисть вперемежку с ближайшими родственниками Виштальского. Ухватив «пр-роклятого колдуна» за руку, Буссе потащил его за собой. Давид не сопротивлялся.

Подведя пленника к левой средней мачте, комит сунул ему в руки канат и показал: тяни!

Виштальский послушно потянул.

– Во! – подбодрил его Буссе. – Еще! Навались! Биссе! Рулле! Силла!

Подбежали трое мореходов в одних штанах, босых, голопузых, однако с роскошными шляпами на головах, и тоже вцепились в трос.

Дава поднял голову. Трос был чем-то вроде шкота, он разворачивал нижний рей паруса.

Загомонили по всему кораблю – воины погнали пленников на берег, за ограду загона, оставив на борту одного «колдуна голозадого», а палубная команда усердно тягала паруса, отдавала швартовы, ходила по кругу, вращая кабестан, наматывающий на себя якорный канат. Мореплаватели орали вразнобой:

– Потяни, Ути-Ло! Сильнее! Что ты, как недокормленный?

– Ставим вправо! Леваки переносим на счет «три»! Раз, два. Три!

– Вытягивай, вытягивай! Якоря крепить!

– Руль перекладывай! Не спи! Во!

– Праваки – по ходу! Рулевым держать прямо!

Огромный катамаран медленно отвалил от пирса. Ветер с гор подгонял его, и корабль скоро покинул бухту, облепленную неказистыми и невзрачными строениями. Толпа провожающих рассосалась – яркая искорка на миг осветила, расцветила серые будни городка – и погасла.

А катамаран вышел в море и поднял все паруса. Узкие корпуса, связанные одной палубой, с шумом и плеском разрезали волны острыми форштевнями.

– Держи к северу, – послышался голос Буссе, – за Колючей скалой повернешь на восход!

– Сделаем! – осклабился рулевой в шляпе с перьями.

Пошлявшись по катамарану, Давид разузнал, что корабль зовется «Сын грома», а комит Буссе – его владелец и капитан. Биссе, Ути-Ло, Силла и Рулле были как бы лейтенантами, подчиненными капитана. Биссе отвечал за корму левого корпуса, Ути-Ло – за нос правого, и так далее.

Часа через два хорошего хода справа по борту показалась Колючая скала. Давид слегка ошалел, когда ее увидел. Из моря метров на тридцать поднимался правильный конус голубого цвета, а из его верхушки высовывались три «ежа», похожие на звезды со многими гранеными лучами, торчащими во все стороны. На кораблях Волхвов такие «ежи» выполняли функцию особых локаторов, «высматривавших» материальные тела из нуль-пространства.

Виштальский только головой покачал. Недели не прошло, а он и базу Волхвов повидал, и те исполинские плетенки в горах, и корабль. Великие небеса, черные и голубые! Он мечтал кандидатскую накропать! Да здесь материалу хватит на миллион докторских, на тысячу нобелевских! Но почему никто на Земле ничего не знает о здешних чудесах?! Или знает, но молчит? С ума сойти.

– На счастье! – гаркнул Буссе и швырнул камень в «скалу».

Голубая зернистая поверхность отозвалась на удар глухим звоном, коротким и тусклым. Так звенит броня из биокерамики.

– Приготовиться к повороту! Поворот! Команды дружно развернули реи, паруса наполнились ветром, и катамаран взял курс на восход. Домой.

Давид сделал глубокий вдох, приказав себе не киснуть. Пора заняться делом. Для начала неплохо бы сыскать одежку.

Стащив обрывок подопревшей парусины, Виштальский обмотал чресла по местной моде – получилась мини-юбка. Остаток ткани – на голову на манер банданы – видать, у местных табу на непокрытую шевелюру. Взбодрившись, он вернулся к «своей» мачте и поглядел на останки руума. Настроение сразу испортилось. Располовинили ни за что ни про что. А скоро и его самого – того. Спалят на костре. Или распнут. По какой они тут методе казнят колдунов?

Неожиданно Давиду почудилось, что шкура, покрывающая половинку Шарика, зашевелилась. Он затаил дыхание. Глюк, что ли? Да нет же, она и впрямь шевелится!

– Ах так? Тут и грызуны водятся? Как их… пуши? Глянем на местного крысоида… – сипло сказал Виштальский.

– Куок… – донеслось до него.

Из-под шкуры выполз руум – такой же обтекаемый, гладкий, серебристый, приплюснутый, только уменьшенный. Раньше «дух» был размером с бычка, а теперь – с собаку ростом. Зато кличка подходит больше!

– Шарик!

– Куок!

Счастливо улыбаясь, Виштальский протянул руку и нежно погладил мини-руума по гладкой спине.

– Офигеть… Смотри, никому не показывайся, хорошо? Только мне.

– Куок, – согласился Шарик.

Незаметно наступил вечер. Солнце, опускаясь за горизонт, окрасило небо в пышный багрянец и добавило спецэффект – у облаков появился ртутный блеск. А потом целый сноп «зеленых лучей» ударил по касательной, пригашивая первые звезды.

Но что Виштальскому красоты небес? Он был голоден, и никто не озаботился его пропитанием. Повертевшись, Дава отправился на поиски съестного.

Матросы собирались кучками вокруг круглых площадок, выложенных камнем, посреди которых горели костры и покачивались подвешенные на цепях закопченные котлы с хлёбовом. Пахло так, что желудок Виштальского устал бурчать и скрутился, как та мокрая футболка, которую выворачивают, чтобы отжать воду. Ну хоть напиться дали – указали молча на бочку с водой, в которой плавали неведомые фрукты и листья, и Давид нахлебался вдосталь. И аппетит разбушевался…

От костра, разведенного на носу левого корпуса, Даву погнали, а на правом носу сунули лепешку и жареную рыбу. Виштальский схомячил свою пайку в момент.

Рыба была больше всего похожа на змею, а лепешка по вкусу напоминала гречневый блин.

– Питательно, – решил Давид, – но мало!

– Куок! – подтвердил руум.

Перейдя на левый нос, Виштальский подобрался к костру со стороны мачты. Сам не желая того, он оказался невидимым для сидящих у костра – его заслонил парус. Нагнувшись, чтобы пролезть под реем, Виштальский замер, расслышав негромкий хрипловатый голос Ути-Ло:

– …Большой Жрец только так говорит, что пиратов надо вешать, на самом-то деле он их благословляет – ему не по нраву, что наши комиты и дука Мурр-Ло слишком много силы набрали.

– Это всё потому, – раздалось из темноты, – что ему колдуны не любы?

– А то… И нам же не придется геройствовать. Вот он, корабль! Мы на нем сидим! В его трюмах уже полно добычи. Надо только так сделать, чтобы вся она стала нашей. Вся! Силла полусотню выставит, и мы с ними заберем «Сына грома» себе… Ты, Филле, и ты, Нути, откроете сундуки с оружием. А ты, Марру, возьмешь своих и уберешь комита.

Отблеск костра выхватил из темноты лицо Марру – типичного жителя Побережья, фната или последнего из иттахов. Марру с достоинством кивнул и вытащил ритуальный нож, загнутый, как бумеранг.

– Если никто из нас не струсит, – заключил хриплый голос, – то завтра мы будем хозяевами корабля!

Мускулистая рука вытянула меч. Лезвие тихо лязгнуло, уложенное поверх ритуального ножа. Еще пара тонких кинжалов звякнули сверху.

– Начнем перед рассветом, – глухо сказал Ути-Ло. – Повара разожгут утренние костры, мои люди подбросят в огонь травы нух, а когда дым окрасится в желтый – выступаем!

Вдруг рей заскрипел. Марру одним гибким движением нырнул под него и выпрямился рядом с Давидом, прикладывая свой нож-угольник к шее галактиста.

– Подслушивал, колдун?! – прошипел туземец. Кряхтя, из-под рея вылез Ути-Ло.

– Я не говорю по-вашему, – сказал Виштальский по-русски.

– Чиво-чиво?!

– Подожди, – притормозил Ути-Ло кровожадного Марру, – сейчас мы его проверим. – и он начал поносить Творцов на всех наречиях Побережья.

Давид продолжал старательно моргать, изображая недоумение, а затем заговорил на русском:

– Я помню чудное мгновенье – передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты.

Ути-Ло покачал тяжелым двойным кинжалом и ухмыльнулся.

– Отпусти этого убогого, Марру, – сказал он презрительно, – он не годится даже на корм осьмирукам!

Туземец с сожалением отнял нож от Давидова горла и оттолкнул Виштальского: – Брысь!

Виштальский, под сильным впечатлением от услышанного, отошел, нарочно загребая ногами и производя много шуму. Ему надо было подумать. Сперва Дава хотел устроиться у борта, но вовремя вспомнил о псевдоспрутах, именуемых осьмируками, – мореходы у костров много чего рассказывали о них. Например, как эти головоногие страшилища любят хватать зевак, созерцающих ночное море. На кораблях курредатов бытовало даже такое наказание для струсившего в бою – малодушных связывали и оставляли на ночь у самого борта. Как правило, утром их недосчитывались.

Псевдоспруты были любопытны и настырны, как местные зеленые мушки – достойная замена земным комарикам, и курредатские мореплаватели изобретали разные защитные устройства. На «Сыне грома» крепили чуть выше ватерлинии откидные решетчатые щиты с острыми колышками по краю. В порту щиты подтягивали к бортам веревками, а выйдя в море, опускали горизонтально, на манер крыльев старинного аэроплана. Голодным осьмирукам оставалось только облизываться – снизу не пролезть, решетка мешает, и до бортов не дотянуться – колышки ранят. Система простая, только вот веревки подгнивали от сырости и роняли щиты в воду. Или решетки волной смывало в хорошую бурю. И псевдоспруты мигом находили брешь.

Виштальский прошел на левый нос, сложил руки, как Наполеон при Ватерлоо, и стал думать думу.

На корабле созрел бунт, матросики вознамерились переквалифицироваться в пиратиков. Вопрос: на чьей стороне полезно оказаться? Явно, не на стороне разбойников, пусть даже морских. Жить надо по законам, а не по понятиям. Значит, поддержим Буссе? Или останемся нейтральными? Не получится. Сохранение нейтралитета в данном случае равносильно соучастию. Да и что он выгадает? Если судно заберут себе пираты, то Давид Виштальский для них не товарищ, а часть добычи. Переходящий приз. А вот если он откроет тайные планы Буссе. Вряд ли комит облобызает его на радостях, но, может, хоть волей отдарится?

Давид посмотрел на волны. Простор Внутреннего моря пылал и переливался всеми цветами радуги. Валы, катящиеся со стороны восхода, светились красным и синим, их гребни играли изумрудными сполохами, а буруны, расходящиеся от носов катамарана, сверкали разнообразными оттенками янтаря. В разливах жидкого света черными кляксами корячились туши осьмируков, фиолетовыми зигзагами змеились рыбы-удавы. Вода в море была явственно теплая, но купаться как-то не тянуло.

– Пошли, Шарик, – сказал Давид отрывисто, – проводишь.

– Куок, – донеслось из тьмы.

Просто так не пройдешь. Виштальский внимательно оглядел корабль. Каюта капитана скрывалась в кормовой надстройке, незаметно туда не попасть – костры горят ярко, да и хмурые личности прогуливаются по палубе от борта к борту. Идти на прорыв? Глупо. И опасно, и все дело можно провалить. Попробовать через трюм? Еще глупее. Остается одно.

Давид подошел к борту и выглянул наружу. Вода лучилась, как апельсиновый сок на свету, и было хорошо видно. На Земле тоже полно светящегося планктона, но чтоб так ярко! Зачерпнешь в вазу – и будет тебе ночник.

Вдоль всего корпуса, метрах в полутора ниже палубы, тянулся брус-отбойник, виток к витку обмотанный канатом. От него в море протягивались щиты, подвешенные на веревках. По отбойнику можно пройти от носа до кормы, и никто даже не взглянет – кому охота стать закуской вечно голодному псевдоспруту?

Вот именно.

– Охраняй, – буркнул Дава, осторожно перелезая за борт.

Держась за планшир, Виштальский дотянулся пальцами ног до отбойного бруса, укрепился и двинулся вперед. В голове вертелась дурацкая фраза: «Кушать подано!»

Руум перелез-переполз на сторону Давида – и спустился на защитную решетку, ожидая дальнейших указаний.

– За мной!

Виштальский двинулся боком вперед, перехватываясь за планшир, осторожно переступая ногами. Руум последовал за ним. Через пару десятков шажков свечение моря выдало слабое звено – отсутствовали два щита подряд, и блики на борту не застила решетка.

Страшно было до оцепенения. Спина у Виштальского одеревенела, волосы на загривке встали дыбом. Вот-вот влажная, слизкая присоска ка-ак вцепится под лопатку.

Неожиданно Давид различил новый звук, добавившийся к журчанию воды, растолканной корпусами катамарана, – бурление и сиплое харканье. В доски перед лицом Виштальского уперлось тонкое щупальце с присоской на конце. Давид даже испугаться толком не успел – руум мигом вырастил свой «длинный нож» и оттяпал извилистую конечность. Вода за спиной Виштальского вскипела, осьмирук захрюкал, а присоска так и осталась висеть на облупленном борту.

– Молодец, Шарик, – пробормотал галактист и двинулся дальше. Больше отвалившихся щитов не наблюдалось, и Давид малость успокоился.

Перелезть на корму возле самой пристройки было минутным делом. Виштальский прокрался к двери капитанской каюты и толкнул узкую створку. Бесполезно. Он потянул – успех был тот же. Помог Шарик – руум просунул в щель свой «инструмент» и перекусил засов.

Забыв поблагодарить, Давид скользнул за дверь. Постоял, привыкая к темноте и кислому запаху, наполняющему каюту, потом разглядел лежак его великославия и расслышал самого Буссе – комит храпел и громко чмокал губами.

– Буссе! – тихонько позвал Виштальский.

Граф всхрапнул и замычал, переворачиваясь на другой бок.

– Подъем! – скомандовал Давид.

Буссе вздрогнул, резко обернулся и сел, мгновенно вытягивая нож из-под подушки.

– Кто?!

– Это я, тот, кого ты зовешь колдуном. На корабле бунт!

– Что?! – взревел капитан.

– Чего ты орешь? – зашипел Давид. – Ути-Ло собрал команду носа и хочет перебить команду кормы, захватить катамаран и пиратствовать!

– Морских репьев ему в задницу! – прорычал Буссе и рванулся к двери.

Виштальский перехватил его и как следует приложил к переборке.

– Стоять! Хочешь на нож попасть?

– Ты кого мотанул? – ошалел комит.

– Тебя, дурака! Резню желаешь устроить? Давай! А ты уверен, что верх возьмешь? Или ты полагаешь, что вся корма за капитана?

Буссе, не вступая в спор, бросился с ножом на Давида. Галактист легко ушел, перехватил руку комита и сунул великославие носом в пол. Отобрал нож, присел на лежак.

– Слушай, комит, – тихо проговорил Виштальский, – я тебе помочь хочу, понял? Есть план…

– К старшим по знатности, – просипел Буссе, – обращаются во множественном числе.

– Я хочу помочь вам, долбан… доблестный кхенти! Буссе, кряхтя, сел и привалился к стенке.

– А ты ж не мог по-нашему.

– Научился! – рявкнул Давид. – Ты будешь слушать или нет?!

– Слушаю, – буркнул комит.

– Надо опередить бунтовщиков – взять Ути-Ло, взять Марру…

– Убить Ути-Ло, – поправил Давида комит, – и убить Марру!

– Можно и так, – легко согласился галактист, – а потом. Трава нух у те… у вас найдется?

– У кого ж ее нет? – проворчал Буссе и кивнул на ряд треугольных окошек. Над ними, под потолком, висели букетики пахучих трав. – Нух хорошо от пуш помогает, опять-таки, отгоняет злых демонов ночи. А на кой нам трава нух?

– А вот на кой!

И Давид быстро изложил кое-какие идейки.

До рассвета оставалось часа три, не меньше, когда команда кормы, лояльная капитану, начала действовать. Лейтенант Сау из древнего рода Кса повел группу добровольцев на охоту – дичью были презренные Ути-Ло и Марру. Четверо удальцов незаметно приблизились к кострам и стали подкладывать мотки сухих водорослей. Огонь разгорелся, и тогда ему скормили траву нух. Дым повалил гуще и вдруг окрасился в ядовито-желтый цвет. Стебли от жара затрещали, стали вздуваться пузырями и лопаться, издавая короткие резкие свисты. Желающие пустить кровь командному составу обманулись – вырванные из дремы сигналом, они не стали разбираться, настал ли рассвет, а начали подниматься… и тут же падали обратно, утыканные тяжелыми стрелами из арбалетов. Давид рассудил верно – моряку, не участвующему в заговоре, незачем вскакивать по тайному знаку.

Сам Виштальский, подобрав меч одного из бунтовщиков, кинулся на нос и едва не столкнулся с Марру. Туземец в замызганной юбке, воя от ярости, вылетел на него, занося клинок, и Давид ударил первым. Его меч перерубил противнику мощную выю. Почти безголовый, Марру упал, заливая палубу липкой, парящей кровью.

Виштальского согнуло в приступе тошноты, и это спасло его от верной гибели – выбежавший на него Ути-Ло, раненый, но недобитый, махнул мечом, но сталь разящая просвистела по-над спиной галактиста. Мгновенным усилием воли тот собрался и показал главарю бунтовщиков прием из арсенала скандинавских форс-блейдеров – «поворот вверх». Ути-Ло развернуло и отбросило к борту. И выгнуло дугой – руум воспользовался своим отростком-клинком.

– Сдаемся! Сдаемся! – разнеслись испуганные крики. – Невиноватые мы! Это все Ути-Ло!

Команда кормы забегала по палубе, щедро раздавая тычки и пинки, всех стоявших уложив пластом.

– А ты силен, колдун, – уважительно сказал Буссе, переводя взгляд с Марру на Ути-Ло. – Обоих уделал!

– А у меня принцип такой, – криво усмехнулся Виштальский.

– Это какой же?

– «Живи сам и дай умереть другим!»

Буссе гулко захохотал и хлопнул Давида по спине. Словно получив приказ, засмеялись все мореходы. Даже те, кого положили мордой в палубу, подхихикивали.

– Рулле жив! – донесся голос Сау. – И Силла!

– Повязал? – осведомился Буссе.

– А то!

– Обоих к борту! Щиты поднять!

Дюжие морячки потащили связанных мятежников куда было сказано и потянули на себя тяжелые, отсыревшие решетки..

– Не-ет! – заверещал Силла, извиваясь, выгибая худое тело. – Не хочу-у!

Виштальский поморщился, но слух его терзался недолго – три гибких щупальца упали на палубу и мигом сгребли Силлу, скрутили его, ломая в поясе, и утащили в пучину. Секундой позже псевдоспрут выхватил Рулле – этот ни звука не издал, его горло спазмом зажало. Зато сфинктер расслабило.

– Обделался, – констатировал Буссе и поцокал языком: – Бедные осьмируки, какого только дерьма им не скармливают!

Команда развеселилась заново, но тут кхенти вскинул руку и договорил, веско и значимо:

– Нас спас этот человек! – Он указал на Виштальского. – От его руки сдохли Ути-Ло и Марру! Как к тебе обращаться хоть?

– Меня зовут Тавита Вишту, – отрекомендовался землянин.

– Я твой должник, ты мой гость! Сау, вели Тассу приготовить каюту для нашего спасителя! И хватит на сегодня баталий! Завтракать пора!

Тавита Вишту был абсолютно согласен с его великославием…

2

Переход через Внутреннее море занял трое суток. И все это время Давид жил, будто на круизном лайнере, – вставал поздно, ел много и ничего не делал. На четвертое утро он выбрался на палубу, лишь когда матросики заголосили: «Земля!»

Да, не позавидуешь местным Колумбам, думал Виштальский, зверски зевая и потягиваясь с хрустом. Только отплывешь от родного берега, сурово хмуря брови, готовый к подвигам, а уже и сходить пора!

Наскоро пригладив волосы и омыв лицо из ковшика, Виштальский покинул каюту. Все свободные от вахты топтались на носу, высматривая знакомые приметы.

Вскорости берег стал различим для зорких глаз. Он был холмист и скалист, весь в нагромождениях пышной зелени, а далеко-далеко, за холмами и скалами, тянулся пильчатый силуэт гор.

Побережье казалось пустынным и заброшенным, лишь в одном месте Давид заметил рыбацкие сети, выставленные на просушку, и лодки, вытащенные на песок и перевернутые вверх дном. Но вскоре «Сын грома» приблизился к двум каменистым мысам, замыкающим просторную бухту, и выплыл на ее простор. Слева и справа к заливу спускались леса, а прямо по курсу открывался город – зубчатые стены всех цветов, башни, купола, странные металлические конструкции вроде решетчатых мачт и вышек, ажурных арок и мостиков.

– Хассе! – гордо провозгласил граф и капитан, вытягивая руку к городу. – Столица славного Курредатского королевства! Здесь нам сходить, Тавита.

Вид Хассе с рейда впечатлял – внушительная пристань на переднем плане с каменными молами, с гранитными тумбами для швартовки кораблей. Дальше поднималась разноцветная кладка могучих стен, скалящая зубцы. Выглядывали башни, блестели купола… Но вблизи стал виден мусор, колышущийся на воде у причалов, лезли на глаза неряшливые портовые кабаки, притулившиеся у городской стены, всяческие коптильни, кузни, доки, сараи. Ни одного деревца не росло на набережной, зато выщербленные каменные плиты мостовой были покрыты коркой засохшего навоза, в нее же втаптывались огрызки, ошметки, обрывки. И запахи с берега неслись далеко не самые изысканные – воняло тухлой рыбой, гарью, гниющими водорослями и всё тем же навозом.

– Кр-расота! – расплылся в улыбке Буссе. – Ты глянь, Тавита! Мощь, а?! Сила!

– Да, пахнет мощно, – согласился Виштальский. Его великославие гулко загоготал, сочтя слова Давида удачной шуткой.

Тут на пристань выбежали гвардейцы, которым в русском языке сыскалось такое соответствие – королевские рыцари. В длинных, ниже колена, кольчугах, в плоских, похожих на тарелки, шлемах, с длинными мечами на поясах позолоченной кожи, рыцари вызывали почтение. Из-под кольчужного подола выглядывали сапоги, окованные серебристыми нашлепками металла и со здоровенными шпорами. Ни у кого из гвардейцев Давид не заметил ни бластера, ни дезинтегратора. Странно. Охране короля, значит, «чудо-оружия» не полагается, а конкистадорам – пожалуйста? Не иначе, это Свантессен постарался – недаром в «группе захвата» заправлял малый жрец.

Виштальский заоглядывался, отыскивая Шарика, и обнаружил того висящим на мачте – руум держался за гладкое дерево всеми девятью лапами.

– Ты невидимым – можешь? – прошептал Дава.

– Куок! – ответил Шарик и словно растаял, стал прозрачным – только переливы света и заметишь.

– Молодец! Держись рядом и никому не показывайся.

– Куок.

– Выезд хочешь посмотреть? – окликнул Давида комит. – Щас увидишь.

Рыцари мигом выстроились, и вот из-под тяжелой треугольной арки вывернула огромная повозка о шести колесах, запряженная восьмеркой долгоногов. Повозка была несоразмерно велика, и ее единственный пассажир просто терялся в ней.

– Его высокородие король Толло-но-Хассе! – проревел голос с берега, и рыцари дружно проревели: «Виват!»

– Виват, виват… – небрежно проговорил Буссе и скомандовал: – Паруса долой! Причальная команда – готовсь!

Захлопали по обшивке притянутые щиты. По левому борту выстроились мореходы, вооруженные шестами. Катамаран, лишившись последнего паруса, сбросил скорость, но все еще довольно резво приближался к причалу. Команда уткнула шесты в камень и притормозила разбег. Заскрипел, завизжал отбойный брус, притираясь к пристани, толстые петли швартовов сдавили «шеи» тумб-кнехтов. Прибыли. Широкий трап выбил пыль из причала.

– Пошли, Тавита! – ухмыльнулся комит. – Только близко к монарху не подходи – от его высокородия перегаром разит.

– Как-то вы о венценосце… неуважительно, – усмехнулся Виштальский.

Буссе презрительно фыркнул.

– Уважение заслужить надо, – веско сказал он.

– Это точно.

Его великославие развернул плечи, задрал подбородок и пошагал с неверной палубы на стойкую сушу. Рыцари сверлили его взглядами, крепко тиская рукояти мечей. А Давиду было интересно сравнивать их и подручных комита. Мореходы, еще вчера шлявшиеся по палубе в обносках, разоделись в пух и прах – в длинные полукофты-полухалаты, расшитые золотом в стиле татуировок, понацепляли передники, наколенники и налокотники из драгоценных мехов… Теперь рыцари на их фоне выглядели бедными родственниками.

Не даря гвардейцев своим вниманием, Буссе подошел к повозке и небрежно поклонился. Король встал – дверца была ему по пояс. Давид удивился – его высокородие оказался совсем еще молодым человеком, лет тридцати, самое большее – тридцати пяти. Его отличали хрящеватый нос хищных очертаний, с горбинкой, и припухшее испитое лицо. Венценосный пьяница был бледен и худ, но щеки имел круглые. «Мачо с мускулистыми щеками», – улыбнулся Виштальский.

– Комит Буссе-но-Зар-но-Хатти-но-Снорк, – величественно пророкотал его великославие, – покоритель туманного Побережья и владетель островов Чуру, приветствует вас!

Давид сделал зарубку на память: комит изложил все свои титулы, возвеличив себя и унизив короля. Монарх вполне мог счесть это оскорблением высокородия и лениво процедить: «Взять его!» – но даже бровей не нахмурил. Он лишь суетливо кивнул, сам открыл дверь повозки и спустился на грязную набережную.

– И тебе мой привет, кхенти, – сказал король.

Давид несколько утешился: венценосец тоже не промах! Вон как Буссе побледнел. Ничего, каков привет, таков ответ.

– Велики ли твои победы, граф? – вел беседу король, соблюдая какие-то местные церемонии. – Много ли трофеев?

– Мы заняли весь восток Заморья, – приосанился Буссе, – и перешли Серые горы! Злобные дикари пытались сломить нашу силу, но мы смели их! При поддержке Огненосцев его преосвященства.

Толло довольно равнодушно покивал и увидел Виштальского.

– Это твой пленник? – оживился он. Буссе хлопнул Давида по плечу.

– Это мой спаситель! – воскликнул комит. – Его зовут Тавита Вишту. Он колдун!

Тут же из-за чудовищной королевской кареты вышла целая делегация малых жрецов. Они семенили, опустив головы в надвинутых капюшонах.

– Сау… – мурлыкнул Буссе.

Две пары мускулистых рук ухватили Давида и крепко сжали, а комит учтиво поклонился малым жрецам.

– Его благодаяние Дусс, – пророкотал Буссе, – передает вам этого опасного колдуна и надеется, что инквизиция постоит против этого врага молящихся и трудящихся!

– Будь спокоен, кхенти, – глухо раздалось из-под куколя.

– Ты же называл меня другом! – крикнул Давид в бешенстве, пытаясь вырваться из цепких лап мореходов.

Комит притворно вздохнул.

– Совершенно верно, – подтвердил он, – но где это было сказано? В море! А ныне мы стоим на земле. Ты уж прости мое вероломство, – добавил граф с ухмылкой, – но хорошие отношения с Большим Жрецом для меня важнее дружбы с заморским колдуном.

При этих словах король визгливо захихикал, а рыцари поддержали его высокородие мощным гоготаньем.

– Увести, – коротко приказал малый жрец, шагавший впереди процессии, и два дюжих молодца в кожаных макси-юбках, с шикарными усами, спадающими на грудь, перехватили Виштальского и почти понесли его. Давид попытался сделать подсечку добру молодцу, шагавшему слева, но тот так сжал его плечо, что рука онемела.

«Да что же это такое, – горестно думал Давид, – всё ловят меня и ловят, пленяют и пленяют! Передают из рук в руки, как куклу какую-то…»

Покорившись, он обмяк, и добры молодцы протащили «колдуна» через треугольные городские ворота. Малые жрецы семенили с флангов, как почетный караул.

А за аркой городских ворот кипела жизнь. По каменной мостовой грохотали телеги с коваными ободьями, цокали копыта долгоногов, галдел народ. Мужчины разгуливали в длинных юбках и халатах с разрезами по бокам, обшитыми тесьмой, но без рукавов. При этом соблюдался забавный принцип: чем моложе человек, тем короче был его халат. Так что молодые парни носили уже что-то вроде жилеток. Мало на ком не было расшитого передника с карманом, куда складывали ножики, ложки, платки, кисточки и баночки с тушью. Голые руки и ноги особей мужского пола прятались в налокотники и наколенники из выделанной кожи.

А женщины щеголяли в вязаных кофтах до колен, с рукавами, но без пуговиц – кофта небрежно завязывалась на талии цепочкой, золотой или бронзовой, смотря по достатку. Кофта оголяла живот и плохо прятала груди, если же эти прелестные выпуклости отличались изрядным размером, то они полностью выдавались наружу. Впрочем, это никого не смущало. Напротив, декольте «до пупа» давало место бусам и ожерельям – шею солидной дамы отягощал десяток украшений, брякающих и звякающих на ходу, у молоденькой же девчушки, чьи грудки едва наметились, висела всего пара бусинок на ниточке. Передники женские кроили из кожи, и они больше всего напоминали дамские сумочки, до сих пор не вышедшие из моды на Земле, а вот налокотники шили из меха. Наколенники курредатки не носили вовсе, их заменяли короткие широкие штанишки, едва выглядывавшие из-под передников.

И ни одной непокрытой головы. Табу.

Население с жадным интересом следило за проводами колдуна – люди подбегали, бросая дела, и живо обсуждали происшествие.

– Ведут!

– Гляди, еще одного словили!

– Туды его, окаянного.

– Ничего. Испробует железа каленого, будет знать, как порчу наводить!

– А сколько они детей поели, живодеры проклятые!

– Я ж и говорю, туды его…

Наглядевшись на прохожих, наслушавшись типичного средневекового бреда, Давид поднял глаза повыше, на здания. Хассе выстроили на нескольких холмах, улицы либо шли вкруговую, окольцовывая возвышенности, либо сбегали с вершин узкими спусками. Чаще всего они были застроены круглыми домами в два-три этажа, с куполами, иногда увенчанными шпилями. Между круглыми строениями попадались квадратные и шестигранные башни, и везде над улицами были протянуты мостики или галереи, соединяющие дома, – редко на трех, чаще на двух уровнях. Иной раз переходы были открыты для всех, и тогда металлические пролеты гудели под сотнями ног, но, как правило, мостики соединяли жилища родичей – на перилах сохло белье, вялилась рыба, висели пучки трав или цветочные ожерелья.

А потом жрецы вышли на большую Центральную площадь. Почти всю ее занимал парк с редко раскиданными деревьями. Аллеи прорезали зеленые насаждения лучами-просеками и упирались в пару серых полусфер, слепленных боками. Станция Волхвов по классификации Стоуна-Щелкова, спокойно отметил Виштальский. Как Лобов мечтал сыскать хоть одну такую – целую, не раскоканную.

Малые жрецы как один поклонились в сторону Станции, прижимая пальцы, сложенные в «рога дьявола», ко лбу, глазам и рту.

Дюжие усачи, ведущие-несущие Давида, молча свернули на аллею.

У треугольных врат Станции стояли в дозоре еще двое качков в балахонистых нарядах. Гвардейцы кардинала?

Внутри Станция Волхвов очень хорошо сохранилась, даже перегородки из чего-то перепончатого и дырчатого были целы.

– Стой, – прогудел один из качков, – дальше горцам нельзя!

Ага, подумал Давид, косясь на усатых «провожатых». Горцы, значит.

– Этого колдуна ждут внизу, – сухо сказал малый жрец, стягивая куколь и открывая шишковатую голову с редкими волосенками, прилипшими к потному лбу.

– Мы проводим, – сказал накачанный гуманоид, и они с товарищем приняли Давида у горцев.

– Эй, ребятки-зверятки, – недовольно проговорил Давид и попытался высвободиться, – я и сам умею ходить!

Тогда ребятки-зверятки крепко подхватили младшего командора под белы рученьки – и повели. «Ладно, – решил Давид, – потерпим пока».

Качки двигались быстро. Пройдя весь средний коридор, они спустились по пандусу вниз и отворили сегментный люк в подвал.

Там было светло от пламени в большом камине и тепло. Все подвальное помещение было заставлено хитроумными приспособлениями для допросов, а на столах были разложены ужасные инструменты – орудия пыток. Остролицый типчик в одном кожаном фартуке, мокрый, меченный жирной сажей, сутулился в уголке, накаляя кончики щипцов в огне камина. Надо полагать, специалист по причинению страданий.

– Привели? – скучно спросил он. – Укладывайте.

«Ну ладно, хватит с меня», – подумал Давид и ударил левого качка каблуком по стопе. Тот взвыл, отпуская руку Виштальского, и заработал удар под ухо, после чего растянулся на полу.

Качок справа не растерялся, живо взял шею Давида в захват, и галактист от души саданул гуманоида локтем по печени, после чего поджал ноги. Качок не удержал его, а Виштальский упал на колени и провел классический бросок. Гуманоид, дрыгнув ногами, перекувырнулся через младшего командора и выстелился на полу.

Но победу Виштальскому не засчитали – маленький острый диск прилетел из глубины подвала и чиркнул галактиста по щеке. Вошел неглубоко, только кожу рассек. Давид даже боли не почувствовал, однако в следующую секунду и без того тусклый свет померк для него. «Отравленный…» – мелькнула мысль. Мелькнула и пропала.

Когда Давид очнулся, светлее не стало. Но появилась боль в запястьях. И еще холодило спину.

Виштальский проморгался – и ощутил, что висит на цепях, прикованный к кольцам, вмурованным в стену. Со стоном он распрямил колени и встал, стараясь не касаться голой спиной вогнутой стены. Наверное, Волхвам и в голову прийти не могло, что в нижнем отсеке их станции заведут пыточную камеру. Или что у них там вместо головы? Волхвы вроде не были гуманоидами. Давид потрогал языком щеку изнутри. Онемела будто.

– Ты поосторожнее, – внезапно раздался скучный голос, – а то швы разойдутся.

Прищурившись, Давид разглядел своего визави – это был мужчина средних лет, крепкий, налитой здоровьем, но все тело его покрывали синяки и кровоподтеки, а лицо выглядело бесконечно усталым.

– Ты кто? – выдавил Виштальский.

– А ты?

– Я первым спросил!

Мужчина улыбнулся, звякнув цепями, и представился:

– Меня зовут Зесс, я траппер.

– Охотник? – вяло поинтересовался Давид.

– При чем тут охота? – удивился Зесс. – Ты что, парень, с неба свалился?

Забывшись, Виштальский утвердительно кивнул.

– Ну и дурак, – буркнул Зесс, отворачиваясь.

– Дурак что попался! – выкрутился Давид. – Меня зовут Тавита Вишту, не местный я. Мой корабль… причалил к берегам Заморья, а тут эти. Огненосцы хватают, обзывают колдуном.

– Меня тоже! – усмехнулся Зесс. – Для Большого Жреца все трапперы – колдуны и ведьмаки.

– Да объясни ты мне, кто такие трапперы! – взмолился Давид. – Я и вправду не знаю ничего! Пришелец я, из такого далека, что. Понимаешь, у нас трапперами зовут охотников, которые на зверя ловушки ставят и западни разные.

Зесс недоверчиво покачал головой.

– Ладно… – измолвил он. – Всё равно у палачей перерыв на обед. Ты Крепости Творцов видел когда-нибудь?

– Я жил в такой! Там, за морем, в землях фнатов.

– Ну вот, уже легче. А вещи Творцов видел? Ну, там, кольца волшебные, шипперы, отнималки, хливки, сушники?

– Да уж навидался.

– Ну так что тебе еще непонятно? Мы-то их и разыскиваем, эти вещи, а почему трапперами называемся. Так пока до той вещи доберешься, столько ловушек одолеешь… Куда тому зверю! Дошло?

– Дошло. А почему тогда – колдуны?

– А это Большого Жреца надо спросить, – процедил Зесс. – Лет десять назад все было тихо и спокойно. Мы искали вещи Творцов, за что нам было большое уважение и почет. Мы их дарили тем, кому надо. Скажем, врачам отдавали нутренники. Видал, нет? Ну, они на круглые зеркальца похожи, только через них человека насквозь видать, все кости, печенки-селезенки. Понял?

– Ага!

– Ну вот. Все ж знают, что Творцы покинули эту планету и оставили ее нам. Сотворили нас, чтоб добро зря не пропадало, и ушли.

– А фнаты верят, что Творцы вернутся.

– Так и мы тоже! Помню, каждый десятый день все собирались, кто у Обителей, кто у Крепостей, а кто и в Города захаживал, и возносили общий зов… И расходились, просветленные и успокоенные. А потом пришел Большой Жрец – и все накрылось! Он заставлял нас верить в единого Творца. Вот, дескать, был такой Господь, и сотворил он небо и землю, и заселил ее зверями, засеял растениями, и человеков пустил гулять по травке. И дал тем человекам десять заповедей, чтобы они их чтили, а прежде всего слушались пастырей, то есть Большого Жреца и слуг его. Понял? Мы, значит, стадо, а они пасут нас! Ну, люди поначалу смеялись над такими глупостями, так Большой Жрец силой принудил верить во всю эту чепуху! Его ночные каратели хватали противников новой веры и уводили неизвестно куда. Много людей поисчезало… И пришел страх. Одни стали притворяться, что верят в Господа… этого… как его. Бога, притом некоторые – до того рьяно и истово, что Большой Жрец к себе на службу брал таких, милостями одарял и большими деньгами. Многие смекнули, что к чему, и перекинулись в «божников». Теперь они все на хорошем счету у властей и посты занимают высокие, кое-кто даже в комиты выбился. Но есть и другие, они не хотят предавать Творцов, им противно притворяться. Жрецы их ведунцами зовут и преследуют, травят, ссылают… Мы, трапперы, с ними заодно, ведунцы и прятали нас от карателей, и помогали по-всякому… – Голос разговорившегося Зесса угас. – Что дальше будет, не знаю… – признался он. – Как быть? Что делать?

– Бежать надо! – сказал Давид.

– Ага! – усмехнулся Зесс. – Ты как, цепи в тесто превратишь? Или птичкой обернешься? А, не местный? Давай, я посмотрю, как ты отсюда поскачешь!

Тут из коридора донеслись шаги и голоса.

– Возвращаются, работнички… – сказал траппер с тоской. – Готовься, пришелец.

Первым в подвал просунулся давешний остролицый типчик. Он сосредоточенно жевал и говорил с кем-то невидимым:

– А я так и сказал его благодаянию: «Не прокормить мне семью за такие-то гроши!» Пытаешь тут, пытаешь с утра до вечера, а тебе за это полкольца в месяц! А цены-то растут. Вон как водоросли подорожали с зимы – почти вдвое! Я теперь мясо раз в декаду ем. Дожил.

– Ох, и не говори… – вздохнул невидимый собеседник и вошел следом за остролицым.

В трепещущем свете камина Давид разглядел тощего костлявого человека в сиреневом балахоне и с письменными принадлежностями в руках. Это был инквизитор. Общая худоба отражалась и на его лице. Запавшие щеки, хрящеватый нос, настороженные глазки, забившиеся в глазницы, как пугливые зверьки, делали инквизитора похожим на Кощея Бессмертного. Гладко выбритый череп с веснушками на блестящей желтой коже только усиливал впечатление.

– Ну, начнем, помолясь, – бодро сказал он, потирая сухие ладошки, и уселся за маленький столик в углу с большим развесистым канделябром.

Палач, дожевывая, поджег лучину и запалил свечи.

– Благодарю, Гесс, – чопорно сказал инквизитор и раскатал чистый свиток. – Та-ак. Зесс у нас все упорствует. Ага.

– Может, пятки ему подпалить? – спросил Гесс деловито.

– Потом. Сначала мы новеньким займемся. Приступай!

Палач побрякал своими «инструментами» и выбрал орудие, смахивающее на маленькую кочергу. Ее Г-образный наконечник малиново светился.

Сердце Давидово забилось как сумасшедшее.

– А вот, говорят, Гесс, – подал голос инквизитор, – что в степи за Солнечными горами зерно подешевле будет.

– Слыхал я, – кивнул палач. – Так это ж надо с кем-то сговариваться, чтоб караваном идти. Одному-то как?

– Ну да, ну да…

Гесс пощупал грудь Давида, перехватил кочережку поудобней – и прижал к коже раскаленную загогулину. Виштальский закричал от дикой боли и с ужасом втянул в себя запах паленого мяса. Своего мяса.

И сомлел.

Глава 4 ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

1. Система Толимана (Альфа Центавра А), планета Манито, база «Вакондо»

Грига и Рич, получив на руки дипломы инженеров-контролеров, тут же выбили допуск в космос – труд на родной Планете казался им делом скучным и далеким от романтики. Нашлись и две вакансии – на планете Манито, самом близком из землеподобных миров. Там обосновались астроархеологи, копали город, возведенный пришельцами из космоса, – своих разумных на Манито не развелось. Базу-колонию решено было отгрохать рядом с чужим городом, стройка развернется ближе к осени, а пока инженерам-контролерам предстоял нелегкий выбор между валянием на берегу моря, перемежая процедуру загорания купанием, и временной работой у астроархеологов.

Зикунов и Сидоровс отправились к месту работы вдвоем, на одном корабле – рабочем звездолете типа «Шэдоу». Весь переход они провалялись в камере высшей защиты, а когда вырвались в нормальное пространство, то сошлись в рубке, мрачные и нахохленные. Планета Манито сверкала прямо по курсу – голубая бусинка. Огненный шар Толимана был погружен в оранжевую пелену короны, его неистовый свет грел и перегревал ближнюю планету – гигантский Велес из класса «горячих юпитеров». Вот только четких облачных полос на Велесе не наблюдалось – атмосфера гиганта кипела, пробиваясь хаотическими разводами, а с ночной стороны прочь от светила утягивался зыбкий газовый хвост, похожий на кометный.

Манито была второй планетой. Океана на ней не водилось, зато на обоих полушариях разливались огромные внутренние моря, собирая стоки бесчисленных рек. На Манито было тепло, на экваторе даже жарко, там росли высоченные трехсотметровые деревья с голубоватой листвой, похожей на атласные ленточки, а лазоревую траву степей сосредоточенно хрумкали гигантские добродушные травоеды-бувейлы, похожие на китов, корячащих по три пары лап. На Манито хватало кислорода и озона, его тут имелось даже больше, чем нужно. Живи и радуйся.

– Я-то думал, нас ждет приличная база, – ворчал Грига, – а тут.

– Познаешь, сын мой, – затянул Рич, – что есть идиотизм деревенской жизни!

– Иди ты.

Звездолет между тем догнал Манито и вышел на планетарную орбиту.

– Дожили! – вздохнул Сидоровс. – Начинаем трудовую биографию с лопат.

– Пустое! На раскопах у них археороботы трудятся, нас туда не пустят.

– Да ладно, это ж временно. Инженеров-контролеров развелось как собак нерезаных, девать некуда, а грунтокопов не сыщешь.

– Сыскали же.

– Вывод: надо было учиться на «хорошо» и «отлично», как наш Дава, а не пропускать занятия.

– За себя говори, Пушкин! Когда это я пропускал?

– А когда за Анькой бегал! Забыл уже? У тебя, знаешь сколько «энок» тогда было?

– Ой, а сам-то! Меня, что ли, на втором курсе едва не отчислили?

– Все равно я бы как Дава не смог. Вместо свидания – сидение в информатории. Все на вечеринку, а Дава на полигон.

– Зато он сейчас на Тьете, наблюдает при дворе Его Могущества, а мы летим бувейлам хвосты крутить.

– Кстати, а как там с хохмой получилось?

– Да черт ее знает.

– Ты что, не узнавал еще? Ну ты даешь! А ну, мигом к рации.

– Великий космос! Зачем?

– Ну, просто. Вдруг он не попал на Тьет.

– А куда?! Что ты выдумываешь, «наше всё»?!

– Знаешь, мне как-то неспокойно.

– Да ладно тебе! Чтобы Дава не проверил задание… Ха!

– А вдруг?

– Рич, заводи шарманку!

Сидоровс пожал плечами и подсел к нуль-коннектору. Он оживил систему, набрал коды и сказал в рупор звукоприемника:

– Вызываем базу КГБ «Северный полюс» на планете Тьет!

Замигал огонечек ожидания, а через минуту экран монитора передал картинку с Тьета. Дежурный базы попал в круг главного фокуса и вежливо поинтересовался:

– Чего надо?

– А позовите, пожалуйста, Виштальского!

– Кого-кого?

– Виштальского! Давида Марковича!

– Нет тут таких, – буркнул дежурный.

– Как это нету?! – заорал Грига, бросаясь к передатчику. – Давид Виштальский, младший командор! Назначен к вам наблюдателем!

– Повторяю – не числится такой. Сердитый дежурный отключился, и экран погас.

– Это как? – тупо спросил Зикунов.

– А вот так! – развел руками Рич. – Фокус удался!

– Подожди. Надо с КГБ связаться!

– Правильно! С портом.

Сидоровс лихорадочно сконнектился с Северным космодромом. На экране долго никто не появлялся, хотя трели вызова с Земли доносились. Потом в пункт связи вбежала запыхавшаяся девушка и плюхнулась на кресло.

– Северный космодром КГБ на связи! – протараторила она и лишь потом перевела дух.

– Девушка! – заорали Рич и Грига дуэтом. – Посмотрите, пожалуйста! Сегодня должен был наш друг стартовать, Давид Виштальский!

Девушка тряхнула челкой и склонилась над столом-информатором.

– Да-ави-ид Ви-ишта-альский. Да, был такой. Стартовал сегодня в пять тридцать по среднеземному.

– А куда?! – закричали оба.

– Не знаю, – удивилась девушка. – Все же маршруты засекречены.

Грига испытал тошнотворное чувство – отчаяние и тоскливый ужас смешались во что-то холодное, скользкое и противное. «Что я наделал! – колотилось в мозгу. – Что я наделал!»

– Ну, Зикуновишна… – глухо проговорил Ричард.

– Погодите! – вскричал Грига и прильнул к экрану так резко, что девушка отшатнулась. – А данные его корабля имеются хоть?

– Ну конечно! – обиделась девушка. – Это «колобок», и…

– А посмотрите, пришел сигнал о прибытии? Девушка подняла голову, глазами обегая невидимый экран, и нахмурилась.

– Странно… – протянула она. – Сигнала нет!

На лице ее проявилось беспокойство, оно росло и росло, карие глаза расширялись и расширялись, пока не стало ясно, что паника завладела всем существом дежурной.

– Звездолет пропал! – сообщила она срывающимся голосом.

– Спокойно! – рявкнул Рич. – Попробуй связаться с самим кораблем! Номер есть?

– Должен быть… – пролепетала девушка.

Ее руки запорхали над терминалом, но выражение надежды на ее лице медленно потухало.

– Звездолет не выходит на связь! Я должна сообщить об этом в Комитет.

– Может, не стоит? – промямлил Зикунов.

– Да обязана я. Это же ЧП!

Грига сник. Если нуль-звездолет не выходит на связь, то это значит.

– Мог же и метеорит повредить антенну. – вяло предположил Рич. – А, может, он так и стартовал, с поврежденной? Хм. Или финишировал в фотосфере звезды.

– Хоть ты помолчи, – страдальчески сморщился Зикунов.

– Я рассоединяюсь, – заявила девушка с Земли.

– Только вы… это… держите нас в курсе!

– Ладно!

Экран потух, зато панорамник расцвел всеми красками – корабль шел на посадку.

Припланетилась злополучная парочка в штатном режиме, но ее это почему-то не обрадовало.

База «Вакондо» располагалась в субтропиках, на берегу теплого Моря Текумсе. Изумрудные волны набегали на белый песок, обтекая корни вяло шевелящихся деревьев-удильщиков, закидывающих в воду гибкие плети ветвей с крючками, – рыба клевала хорошо, наживку – капельки смолы – хватала жадно, наперебой. Морские бабочки, выныривая из волн, выпевали ре-соль, собирая с воды разбухшие икринки и водоплавающую мелочь. С синего неба жарил оранжевый Толиман. Выше по берегу поднимались циклопические сооружения – город пришельцев. На его фоне ослепительно блестели серебристые купола земной базы.

В любое другое время эти виды наполнили бы душу Зикунова если не восторгом, то хотя бы радостью и надеждой, но не теперь. Погано было Зикуновишне.

– Ну, что? – бодро спросил Рич. – Пойдем, доложимся?

– Тебе-то чего ежиться? – буркнул Грига. – Даве я задание поменял, ты тут ни при чем.

– Щас! – энергично возразил Рич. – Ты, кстати, расхотел ему подкладывать. Это я тебя уговорил. Так что…

– Ладно… – вздохнул Зикунов. – Пошли.

И они пошли.

Астроархеологи устроились в парочке двухслойных куполов из силикета. Грига Зикунов мог в таких бродить с закрытыми глазами – это был типовой проект со стандартной планировкой, со стандартными тамбурами и тоннелями-переходниками, связывающими главные купола со вспомогательными, где размещались и гараж, и лаборатории, и склады, и мастерские. Тоже стандартные.

Купола – излюбленный стиль архитекторов, строящих внеземные базы. Не только людей. Волхвы тоже уважали форму полусферы. И таоте, и кхацкхи, и сириусяне.

Заставляя себя думать о стилях и ордерах космического зодчества, Зикуновишна малость подуспокоился. Тревога все еще прихватывала желудок, засовывая туда что-то свежемороженое, но голова уже устала от беспокойств. Хотелось разрядки, хотелось дела, чтобы всё стало ясно и хорошо.

Сидоровс первым забрался в тамбур главного купола и вскоре вернулся со словами:

– А тут никого нет!

– Наверное, все на раскопе, – догадался Зикуновишна.

– Потопали.

Дорогу к месту раскопок искать не пришлось – утрамбованная тропа не зарастала, огибая базу и уводя к гигантским сооружениям на заднем плане, которые смотрелись довольно внушительным горным хребтом из колоссальных цилиндров, слепленных вместе, как органные трубы. Самые короткие из них достигали метров пятидесяти в высоту, зато и расплывались в ширину стадиона, а самые длинные вытягивались до трехсот метров, ужимаясь в поперечнике до размеров вертолетной площадки. Стены чужого города были гладкими и белыми, только верхушки самых высоких башен носили следы выветривания. И больше ни одного зияния, ни одного углубления.

– Без окон, без дверей, полна горница нелюдей, – прокомментировал Рич.

Грига промолчал. Тропа подвела его вплотную к стенам города, где астроархеологи собрали леса из блестящих трубок и соединительных шаров. Шаткая конструкция напоминала модель кристаллической решетки. Зикунов поднялся по дырчатому трапу на самый верх, чувствуя, как леса скрипят и трясутся под ногами, и обнаружил вход – круглую дыру, аккуратно пробуренную в толще стен. Грига поспешил залезть внутрь – леса ему доверия не внушали.

Внутри были расставлены треножники с яркими телефотерами, заливающими всё вокруг голубоватым светом.

Ровной оказалась лишь поверхность тоннеля, проделанного землянами, помещения же самого города не наводили на мысль об искусственном происхождении. Стены – то выпуклые, то вогнутые, тут потолки проседали, там – выпучивались неровным сводом. И пол какой-то волнистый.

– Кто ж это строил? – раздался гулкий голос Сидоровса. – Надо, то есть, как бы подсказать тутошним следопытам тему для исследований: «Роль алкоголизма в развитии ксеноархитектуры».

– Цыц! – сказал Грига. – Ничего не слышишь?

Оба прислушались. Издалека, плутая в переходах, долетел невнятный звук.

– Вперед!

Зикунов повел товарища по лабиринту изогнутых тоннелей, расширяющихся в местах пересечений в сферические полости. Сбиться с пути было невозможно – его указывали телефотеры. Выстроившись цепочкой, они уводили все дальше и дальше в недра чужого града, бросая гаснущие отсветы в боковые ходы. Один раз Грига вышел в гигантский зал, куда мог бы целиком поместиться Большой театр, – даже лучей телефотеров не хватало, чтобы высветить высоченный свод.

Звуки с раскопок: скрежет, стуки, бубнящие голоса – стали слышнее, и вот Зикунов попал в еще один зал – вовсе уж титанических размеров. Просторный, как Красная площадь, он был залит светом. Над неровным полом плавала поднятая пыль, и силуэты археороботов размывались. А вот человеческая фигура обнаружилась в единственном числе.

– Эй! – крикнул Грига. – А где все?

Согбенная фигура в комбинезоне моментально выпрямилась, подскочила даже, и сердитый голос разнесся эхом:

– Тфу на вас! Разве можно так пугать?

Астроархеолог подошел и оказался пожилым человеком с ежиком седых волос на голове и оттопыренными ушами, заостренными, как у эльфа. Оглядев всех прибывших веселенькими зелеными глазками, эльф представился:

– Ховаев, Дмитрий Александрович. Астроархеолог, доктор исторических наук, членкор и прочая, и прочая, и прочая.

– А где остальные? – спросил Сидоровс, оглядываясь.

Доктор наук захихикал и громко сказал:

– Позвольте вам представить: Гермес, археоробот из экспериментальной серии; Минерва, наша роботесса, особа весьма склочного нрава; Юнона, ее мечтательная подруга, часто забредает в боковые тоннели; Зевес, старший кибер.

– Так вы один, что ли? – округлил глаза Рич.

– Один, – закручинился Ховаев, – совсем один…

– А мы к вам, нас сюда прямо из института направили.

– Вряд ли надолго, – усмехнулся Грига. – Мы должны.

– Вы должны мне помочь, – перебил его астроархеолог. – Разговоры потом!

Не слушая неуверенное вяканье, Ховаев повел нежданных помощников в широкий тоннель, пол которого был покрыт толстым слоем песка, по виду и цвету напоминающего коралловый.

– Сюда я механизмы не пускаю, – объяснил доктор, – уж больно они неуклюжи, любят топтаться на одном месте. Минерва уже два пластинга раздавила, корова кибернетическая!

– А что надо делать?

– Копать! Лопатками! И просеивать – вон через те сита.

– И докуда копать?

– Отсюда и до обеда! Время пошло!

Грига с энтузиазмом набрал полную лопату песка и швырнул его в сито, подхваченное Ричем. Песок просыпался, поднимая пыль, и оставил пару увесистых серебристых шариков.

– Ух, ты!

– Ты просеивай, просеивай!

– А ты копай, копай!

– Берешь больше – кидаешь дальше!

Следующие два часа запомнились Зикуновишне сосредоточенным пыхтением, ширканьем лопат и тихим шорохом просеиваемого песка. Работа была скучная, но она полностью занимала мысли, не позволяя думать о постороннем. О преступлении, которое он совершил, желая отомстить. И о наказании.

К обеду «юные друзья археологов» накопали пять шариков, как оказалось, аккумулирующих устройств, четыре пластинга и две палочки размером с обычные стилья. Невыясненного назначения.

– Перерыв! – объявил Ховаев и повел инженеров-контролеров, временно исполняющих обязанности археороботов, в боковой тоннель. – Пойдемте, там у меня киберкухня и отличные лежбища!

По изогнутому пандусу Грига поднялся в обширный круглый зал. Телефотеров здесь не стояло, но свет был – он проникал откуда-то с потолка, утыканного толстыми колоннами, свисающими будто точеные сосульки.

Свет был мягкого зеленого оттенка, он позволял все видеть и не давал теней.

– Там окно, что ли? – полюбопытствовал Сидоровс.

– Нету там никакого окна, – мотнул головой Ховаев.

– А откуда тогда свет?

– Сие науке неизвестно. Пока…

Усевшись на пухлый надувной диван, астроархеолог раскинул руки по спинке и попросил Зикунова:

– Будьте хорошим мальчиком, включите моего повара.

– А что приготовить?

– У меня там стандартная программа, экспресс-обед номер три, а вы себе закажите, что хотите.

Запрограммировав кухню-синтезатор, Грига плюхнулся в мякоть кресла напротив.

– И кто ж все это отгрохал? – спросил Рич, обводя глазами полутемный зал.

– Сложно сказать… – протянул Ховаев. – Некоторые находки позволяют говорить, что хозяева находились в контакте с Волхвами, но кто они были сами – это вопрос.

– Встретить бы этих Волхвов.

– Сие невозможно, молодой человек. Цивилизация Волхвов закончила свое существование приблизительно сорок пять тире пятьдесят тысяч лет назад.

– Мы учили, – вставил Рич.

– А я не верю! – буркнул Грига. – Не представляю, что их могло так прижать, что они все вдруг взяли да и поисчезали.

– О-о. Ни одна сила космоса не была страшна Волхвам, – торжественно проговорил Ховаев. – Никакие вспышки Сверхновых, никакие столкновения черных дыр. Просто их сверхцивилизация подошла к финалу… Волхвы достигли почти божественного могущества, их технологии развились настолько, что стали неотличимы от магии, но. Вечности в природе не существует, все имеет свое начало и конец. Бесконечна во времени лишь Вселенная, так ведь и она постоянно меняется. Скажем, той материи, из которой нынче состоит мир, не существовало четырнадцать миллиардов лет назад. Тогдашние небесные тела находились в доатомном состоянии, а представить себе неквантованную и по-иному структурированную протоматерию могут только физики, да и те, по-моему, лишь притворяются знатоками корней Вселенной. Положен предел и цивилизациям. Может, Волхвы просто устали жить? Обретя все знания, испытав все услады, они утратили смысл существования. Мы, люди, хотим, но не можем, они же могли все, но перестали хотеть, поскольку исполнили все свои желания. Впрочем, это всего лишь предположения, точно никто ничего не знает. Мы находим базы Волхвов, зоны посещения, но даже приблизительно не ведаем, где находится их материнская планета.

– Да-а… – глубокомысленно произнес Рич. Грига нетерпеливо заерзал.

– Так что у вас за проблемы, молодые люди? – расслабленно спросил доктор наук.

Зикуновишна тяжко вздохнул и поведал обо всем без утайки. К его удивлению, астроархеолог нотаций читать не стал и заговорил без укоризны:

– Да-а. Узнаю возраст. Прекрасный возраст! Просто чудесный. Мне сто второй пошел, я еще крепкий старикашка. Физически я способен на молодые безумства и глупости, но вот психологически. Увы! Надо быть таким, как вы, молодым и безбашенным, чтобы получать удовольствие от порыва души, ничего не просчитывая и не думая о последствиях.

– Вы нас даже не ругаете? – округлил глаза Ричард.

– А за что вас ругать? За глупость? Так это привилегия молодости – совершать глупости! Вот если бы вами руководили корысть или подлость, тогда другое дело, а так. Ну взыграли в вас гормоны, ну, подскочил градус эмоций! И что теперь? Муки совести испытываете?

– Испытываем… – вздохнул Зикунов.

– Вот вы и наказаны! У вас появился опыт. Больше, надеюсь, вы не станете подменять задания товарищам?

– Ну уж нет!

– Что и требовалось доказать. Ну, давайте закусим, чем кибер послал, и вернемся на базу. Свяжемся с Землей и узнаем вашу дальнейшую судьбу, горькую и печальную!

Григе кусок в горло не лез, но он кое-как справился со своей порцией и запил ее тремя кружками компота.

Оставив грязную посуду на попечение Минервы, старый и малые отправились на базу.

Пройдя в главный купол, Ховаев сразу задействовал нуль-связь.

– Приветы передавать отсюда мне некому, – болтал он, – но информацию с Земли качаю постоянно, так что с этой бандурой, – он пнул по кожуху нуль-коннектора, – я знаком давненько.

Вызвав на связь какого-то волосатика, доктор перекинулся с ним парой слов, и экран погас. Зато из форматора полезли листы пласт-папира с четким текстом.

– Тэ-экс… – протянул Ховаев и потер щетинистый подбородок. Щетина скрипела у него под пальцами. – Ага.

– Что там? – не выдержал Грига.

– Ничего хорошего. Вас, молодые люди, лишили допуска к работе. Требуют, чтобы вы немедленно вернулись на Землю.

– З-зачем? – вытаращился Сидоровс.

– Закуют в кандалы и отправят на галеры.

– А если серьезно? – насупился Рич.

– А если серьезно, то решать, что с вами, балбесами, делать, будут позже. Сейчас главное – найти пропажу. Как его звали, кстати?

– Давид! Давид Виштальский.

– Ищут его, Давида вашего. На Маран-им работает Мелькер Свантессен, матерый профи, он там резидент и, по совместительству, Большой Жрец, первый министр туземного короля. М-да. Все зависит от того, в каком виде галактиста Виштальского найдут.

– Ох! – скривился Грига.

– Не переживайте, Григорий. Еще ничего не известно. Так что надейтесь на лучшее. Очень жаль, что вам надо улетать, но закон есть закон. Опять я останусь один на всю планету.

– Может, то есть, как бы, не надо, а? – слабым голосом спросил Сидоровс.

– Надо, Ричард, надо!

Несчастная парочка попрощалась с профессором и поплелась к конусу звездолета, который блестел вдали.

Приложив ладонь козырьком ко лбу, Ховаев досмотрел, как бесшумно воспаряет в небо нуль-звездолет – и тает в вышине, оставляя по себе легкое облачко. Дождавшись, пока оно испарится, доктор наук проговорил:

– Эх, молодо-зелено… – и тоскливо вздохнул.

Посадить «Шэдоу» решили с краю Северного космодрома КГБ, чтобы незаметно прошмыгнуть в лесок.

Нуль-звездолет сел штатно, и Грига с Ричем, как нашкодившие коты, дунули в березовую рощу. За ней обнаружилась большая зеленая поляна с волейбольной площадкой, а рядом – павильон нуль-портала, маленький совсем, похожий на остановку электробуса.

– Поработали, называется… – криво усмехнулся Рич.

– Потрудились на благо, – эхом откликнулся Грига, – и внесли неоценимый вклад.

– И куда теперь? – сумрачно спросил Сидоровс.

– Надо навестить Витку, – глухо проговорил Зикунов.

– А надо ли? Пока что мы с ней, то есть, как бы, друзья, а если она узнает.

– А если она не узнает, – перебил его Грига, – то мы больше слова от нее хорошего не дождемся!

– Думаешь, она будет с нами ласкова… после всего?

– Это вряд ли. И так и так плохо. Лучше сказать.

– Тогда я с тобой.

Друзья по одному вошли в павильончик – и оказались в Медведково, на углу Полярной и Новой. Виолетта жила неподалеку.

Понурые и жалкие, преступники поднялись на пятый этаж и постучали. Открыл им домашний кибер, предупредив, что хозяйка «пока не может их принять, поскольку моется в душе».

– Мы подождем, – смиренно сказал Грига.

Кибер принес три пакета с квасом и оставил их одних.

Зикунов боялся предстоящего разговора страшно, но что делать-то? Заработал – получай.

Вита вышла, замотанная в розовое полотенце. Другое, синее, сидело у нее на голове как чалма.

– Привет! – сказала девушка удивленно и нахмурилась: – Вы что, еще не улетели?

– Мы уже вернулись, – выдавил Грига.

– Что случилось? – встревожилась Вита и побледнела. – Что-то с Давой? Ну, что вы молчите?!

Друзья заговорили вместе и сразу, стремясь облегчить душу. И с каждым словом лицо Виолетты делалось все более непроницаемым.

Выдохшись, парочка замолчала, лишь изредка бросая взгляды на Виту.

– Ты не переживай зря, – проговорил Грига с запинкой. – Еще ничего толком не известно.

– Я не переживаю, – холодно ответила Вита, – я думаю. После недолгого молчания она хлопнула ладонью по столу – парни аж подскочили от неожиданности.

– Значит, так, – сказала Виолетта, – сидеть здесь и дожидаться, пока Даву найдут, я не собираюсь. Я сама начну поиск!

– Мы с тобой! – быстро поднял руку Грига. Сидоровс согласно кивнул. Вита пристально оглядела обоих – и сказала резко и отрывисто:

– Тогда так. Тебе, Грига, надо как можно больше узнать о той планете, куда отправился Дава.

Зикунов истово закивал, благодарный Вите уже за то, что девушка не уточняла, кто именно отправил Виштальского черт-те куда.

– Ты, Рич, разузнаешь все о поисках Давы – кто ищет, где ищет, на чем. И разведаешь заодно, как незамеченными можно улететь на рейсовом зведолете.

– Ух, ты… – растерянно молвил Сидоровс. – Я пошел!

– Через час жду вас здесь, – сказала Вита – как отрезала.

Парни улетучились, и ни у одного из них даже улыбка не мелькнула при виде генерала без юбки, в одном полотенчике.

Оставшись одна, Вита Бока быстро переоделась, выбрав удобный комбинезон, – не в платьице же изображать космического «зайца». Сначала она примерила свой старый походный комбез. Покрутилась перед зеркалом и решила, что походное одеяние сидит мешковато и, вообще, старое оно и поношенное.

Приложив к себе белый спецкостюм, Бока покачала головой – слишком нарядно. Оранжевый комбез был чересчур ярок и бросался в глаза.

Постояв перед зеркалом просто так, полюбовавшись собой, огладив ладонями бедра, шлепнув по попе, сведя вместе и подняв груди, Вита осталась довольна увиденным – и вспомнила о еще одном – нераспакованном комбинезоне. Достав обновку, девушка оделась. Хм. Цвет уж больно незаметный – серый. Но именно серый и черный цвета наиболее предпочтительны для тех, кто скрывается и не желает быть замеченным. Серый и черный сольются с любой тенью.

Критически осмотрев себя, Бока кивнула – комбинезон красиво обтягивал ноги и груди, нигде не топорщился, а узкую талию подчеркивал.

Вздохнув – примерка закончилась, – девушка уселась и задумалась. Мысли о неизбежном несчастье она гнала от себя, убеждая свою плаксивую натуру в том, что полная неизвестность обещает и худшее, и лучшее в одинаковой мере. Натура пока слушалась, только разок хлюпнула носом. Вита аккуратно, кончиками пальцев, вытерла глаза.

Ох, Дава, Дава… Вита представила себе чужую, далекую-предалекую планету, где всегда царит зловещий сумрак, заунывно воет ветер и кружится туман. Там был лес колонн, меж которыми плутал Дава и прятались неизвестные враги, существа до того неземные и непонятные, что страшно делалось.

Она прекрасно всё понимала, и раньше, и теперь. Дава ее не любит. Но он же сам говорил, как она ему нужна. Разве этого мало? А потом. Одно горящее сердце обязательно зажжет другое.

Это, однако, потом. Но теперь-то как быть? Легко слышать, как некто посторонний и тебе не знакомый пропадает без вести. А тут Дава, в ком она сыскала родство душ и нежную привязанность. Вот и давит на сердце тяжкий груз.

В коридоре затопотали Грига с Ричем, и Вита будто очнулась. Что, уже час прошел? Будильник свидетельствовал: оттикало все полтора.

– Рассаживайтесь, – велела Бока. – Грига, ты первый.

– Ну, короче, так… – начал Зикунов. – Планета, к которой улетел Дава, она такая, землеподобная.

– Надеюсь, она не числится в «мирах смерти»?

– Нет, нет, что ты! Нормальная планетешка. Называется Маран-им. Населена гуманоидами, вроде нас, цивилизация на низком уровне развития. Относится к планетам ограниченного контакта. И, это самое главное – планета Маран-им числится в запретных.

Рич присвистнул.

– То есть, как бы, ничего себе.

– Я ж специально так все сделал, – начал Грига сознаваться-оправдываться. – Станет Дава проверять курс – и сразу узнает про запрет. А он взял и полетел.

– Дава опаздывал, – тихо сказала Вита. – Из-за меня. Вот и не успел ничего проверить.

– Ты еще себя в виновницы запиши, – пробурчал Зикуновишна.

– Да никого я не собираюсь записывать! Ладно! С этим все ясно. Тебе слово, Рич.

Сидоровс был краток:

– О поисках если и знает кто, то не с нашим индексом соцзначимости. Вся информация о Даве идет с грифами секретности – от «Конфиденциально!» до «Только для специалистов!». Всё, что мне удалось узнать, это гипотезы. Предполагается, что Дава садился на планету. Вопрос: почему он не подал сигнал бедствия? Почему не связался с Землей, когда понял, что прилетел не туда?

– Авария при посадке? – побледнела Вита.

– Скорее всего. Но на Маран-им два континента, каждый с Африку, а открыто искать, на глазах у аборигенов, КГБ не разрешит ни в коем случае.

– А мы их и спрашивать не будем! – процедила Бока.

– Теперь насчет улететь «зайцами», – деловито заговорил Рич. – Ни с одного из земных космодромов нас не выпустят – на орбиту стартуют только маленькие челноки, не спрятаться. Но можно попробовать на Луне, со старого гиперкосмодрома.

– Пошли! – подскочила Вита.

– Куда?

– На Луну!

Звук торопливых шагов сменился щелчком блокиратора двери, и в доме настала тишина. Домашний кибер перевел всю бытовую автоматику в режим ожидания, укатил в свою нишу и замер, подзаряжаясь от сети.

2. Солнечная система, Луна, гиперкосмодром

Если смотреть на Луну с Земли ясной ночью, то легко разглядеть три квадрата гиперкосмодромов, будто нарисованные на сухих «глубинах» Океана Бурь и Моря Изобилия. На самой Луне их не увидишь – с поверхности не охватить взглядом ряды стартовых модуляторов и шеренги решетчатых мачт с отражателями сгущений обращенного поля. Но всё равно один вид этих уходящих за горизонт шеренг машин-щитов, гасящих гиперпереходы плазмы, завораживал.

Одно дело – слушать гимны человеческому могуществу, и совсем другое – наблюдать, как люди зримо и вещно подчиняют грозные силы космоса, по сравнению с которыми буйство стихий – настолько мелкое явление и незначительное событие, что теряет имя действия.

Виолетта Бока подышала на прозрачную стену купола, покрывающего Порт-Рорис, но мутное пятно быстро стянулось и истаяло, возвращая лунному пейзажу четкость: ярко освещенные холмы, желтые и с розоватым отливом, изломанные резкими тенями, дико смотрелись на фоне угольно-черного неба, с которого сияние Солнца стерло почти все звезды.

– Что будем делать? – осторожно спросил Зикунов.

– Ждать! – жестко сказала Вита. – Рейсовый отправляется вечером по среднеземному. У нас еще пять часов в запасе. Рейс по маршруту «Земля – Таароа – Теллус». Выйдем на Теллусе, там сделаем пересадку. Ты что-то хочешь добавить, Рич?

Сидоровс задумчиво почесал оттопыренное ухо.

– Я тут подумал… – затянул он. – Рейсовый стартует с орбиты. Погрузка и посадка идут либо с «Лагранжа», либо из Порт-Рориса. Отсюда отправляют грузопассажирские сектейнеры, и на орбите они стыкуются с рейсовиком.

– Этот вариант мы уже рассматривали! – перебила докладчика Вита. – Дохлое дело – мимо регистраторов не проскочишь.

– Правильно! – подхватил Ричард. – Но есть еще и почтовые сектейнеры. Их загружают в отдельном корпусе и доставляют к месту старта опломбированными – это традиция такая, пломбы ставить на закрытые люки. И их никто уже не проверяет!

– А ведь это идея… – медленно проговорила Вита. – Ты молодец!

Сидоровс скромно улыбнулся и расправил плечи.

– Мы – духа титаны, – продекламировал он, – мы мысли гиганты, герои великих трудов! Мы небо удержим, как будто Атланты у тех Гесперидских садов!

– Скромняга! – выставил Грига. – Наш ответ любителям самобичевания и заниженных самооценок? А почему не просто «у садов», а именно «у тех»?

– Слога не хватало, – признался Рич, – пришлось вставить.

– Ладно, пиит, – сказала Вита, – веди нас.

Гордый Ричард повел друзей к почтовому корпусу.

Это был невысокий обширный, слабо освещенный зал, где из щелей климатизаторов дул сухой ветерок и куда не ступала нога человека.

Второй день подряд сюда свозили письма и посылки адресатам на Таароа и Теллусе. Здесь их паковали и запихивали в сектейнер – среднее арифметическое между обитаемым модулем и грузовым контейнером. Посторонним вход в почтовый корпус был запрещен, но Рич сообразил, как быть. Почта доставлялась на тележках грузовых киберов, и Сидоровс «оформил» товарищей, как посылки, – затарил их в пустые пластмассовые ящики. Рассовал по ящикам пухлые мешки с самым необходимым, подозвал транспортного кибера и быстро упаковался сам. Робот-тележка подкатил и занудил скучным, механическим голосом:

– Груз – посылка номер восемь Бэ-семь дробь три. Дробь четыре. Дробь пять. Кибер Эр-Тэ сорок четыре. Куда транспортировать груз? Жду информацию.

Тут же отозвалась Вита – ее голос, доносившийся изнутри короба, слышался глухим и замогильным:

– Перечисленный груз необходимо доставить в почтовый сектейнер, предназначенный для отправки на рейсовый звездолет «Парус-второй», следующий по маршруту на Таароа и на Теллус. Уф-ф!

– Приказ понял.

Три пары манипуляторов бережно приняли груз.

– Не кантовать! – глухо добавил Зикуновишна.

– Понял.

Урча моторчиками, робот-тележка проехал главный склад и вкатился в терминал.

Дырочки, просверленные в ящиках для дыхания, мало годились для того, чтобы через них наблюдать за происходящим, и Вита была вынуждена довольствоваться только слухом.

За стенками ящика мягко печатали шаг киберы, гудели вентиляторы, гулко переговаривались голоса, доносящиеся по громкой связи:

– Диспетчер!

– Диспетчер слушает.

– Вызовите мне «Планетарные сообщения»! Тут груз на Венеру второй день лежит!

– Масса большая?

– Сто восемьдесят кило!

– Понятно. Пошлите кибера с грузом на третий терминал. Оттуда стартует «Астра-одиннадцать», они заберут груз.

– Это точно?

– Фирма веников не вяжет.

– Антонов! Антонов!

– Слушаю.

– Ты куда контейнер дел?

– Что значит – куда дел?

– Я его не получал!

– А я тебе что? «Доставка на дом»? Приезжай и забирай свой контейнер!

И вот, наконец, долгожданное:

– Груз – посылка номер восемь Бэ-семь дробь три. Дробь четыре. Дробь пять. Кибер Эр-Тэ сорок четыре. Груз доставлен для почтового сектейнера «Парус-второй» дубль карго два.

– Груз принят.

Гибкие металлические щупальца подняли все три «посылки» и переправили их в блестящий цилиндр сектейнера. После цикла позвякиваний и постукиваний зашипела крышка люка и отсекла внешние звуки напрочь.

– Поздравляю, нас опломбировали! – едва донеслось до Виты. Она даже не разобрала, чей это был голос – Григи или Рича.

– Так что, можно вылезать?

– Подождем с полчасика! – решила Вита. – На всякий случай.

Медленно, со скоростью текучей смолы, протянулись тридцать минут.

– Выходим!

– Вылезаем, – поправил Виту голос Сидоровса.

– Выползаем. Выкарабкиваемся.

Пространство между почтовыми контейнерами было узким, не развернешься, но хоть ноги согнешь, спину расправишь, шеей пошевелишь, а то как не своя будто.

В сектейнере было темно, но, как только первый из команды «зайцев» выбрался из ящика, зажегся свет.

– Вот блин! А не увидят?

– Ты что? Он же герметичный. Тут иллюминаторов нет.

– Эт-хорошо.

– Слушайте, а давайте поедим?

– Хм. Идея, сама по себе, неплоха, но.

– А что тебя смущает, мой юный друг?

– Отсутствие таких ма-аленьких аппаратиков, называются «деструкторы продуктов метаболизма»! Ты же о них не подумал, мой старший товарищ? А как приспичит, да потянет тебя сделать «пи-пи»?

– Хуже этого только процесс «а-а».

– Да ладно вам! До старта часа четыре осталось. Перейдешь после стыковки во второй грузовой отсек и отольешь.

– Или отсыпешь.

– Из штанов!

– Ха-ха-ха!

– Мальчишки, – улыбнулась Вита. – А, правда, давайте поедим.

Мальчишки потерли ладони в предвкушении. Бока достала плоскую коробку с набором гастрономических тюбиков и спросила:

– Первое будете?

– Нет, мне салатик и жаркое! Или чего попроще… – м… как насчет картофеля «пайль» с бефстроганов?

– А мне рыбки жареной, с помидорчиками.

– Заливного, пожалуй. Из раптов. И хренку!

Вита раздала невесомые тарелочки, и начался пир.

Себе девушка выдавила из тюбика гуляш – красно-белые колбаски концентратов вздувались и застывали шипучей пеной. Пенка разбухала, превращаясь в желе, а желе коагулировало в пузырящийся ломоть мяса, распадающийся на поджаристые ломтики в красном соусе. Сбоку на тарелочке вспухали белые шарики-клубочки, они дымились и разворачивались в макароны.

– Жрать подано.

– Фи! То есть, как бы, моветон!

– Вит, а как там насчет компотику?

– Все включено. Рич, подай термос!

– Это термос? Я думал, термоконсерва.

– Наливай давай!

– Теплый еще.

– А я холодный люблю.

– После сытного обеда по закону Архимеда полагается поспать.

– Это правильно, то есть, как бы, все равно делать нечего.

– Не, я не засну.

– Пустое! У меня тут кроссвордик есть, специально прихватил.

– Опытный товарищ.

– Кроссвордик! Пф-ф! Забава для бездельников.

– Ты предлагаешь поиграть в прятки?

– Не спорь, Рич. Давай сюда свой кроссворд. Та-ак. По вертикали. «Первый в истории пилотируемый космический корабль, совершивший посадку на Венеру». Четыре буквы.

– На Венеру? «Терра».

– Какая еще «Терра», балда?

– Кстати, в слове «Терра» – две буквы «р».

– Ну, тогда-а.

– «Хиус»!

– Точно.

– По горизонтали. «Обитаемая станция на южном полюсе Луны, построенная российским Комитетом по делам Космоса в 2027 году». Семь букв.

– «Поларис»!

– Точно?

– А ты проверь по вертикали!

– Щас. Ага. «Специалист по подготовке айсбергов к транспортировке». Длинное слово! Двенадцать букв.

– Ледонавигатор.

– Чтоб ты еще придумал… Это который на айсбергах плавает!

– Моряки говорят «ходит».

– Ледоформатор!

– Во! Подходит. Точно, «Поларис».

– Дальше давай.

– «Второй президент России». Пять букв.

– Второй? Я как будто помню.

– Что-то такое вертится в голове.

– Щукин!

– Сам ты Щукин. Путин!

– Верно! Подходит! Та-ак. «Верховный координатор Земли во время Первой межзвездной войны 2224–2227 годов».

– Пф-ф! Да кто ж его не знает? Середа!

– Тогда «ледоформатор» не получается.

– А ты как записал? Ты же через «мягкий знак» записал! А надо через «е». Не льдоформатор, а ледоформатор!

– Да? А я и не знал.

Скоро друзья заполнили все клеточки вдоль и поперек и впали в дрему. Подошло время, и сектейнер шевельнулся, вздрогнул.

– Началось наше путешествие.

У Виты все сжалось внутри, стало тревожно. И страшно.

Сектейнер вывели из шлюза, и гравикран установил его по вертикали, как слово из девяти букв. Не прошло и десяти минут, как по бортам разошлось отдаленное шипение. Вита ощутила слабую перегрузку.

– Летим! То есть, как бы.

– Неужели получилось?!

– Ур-ра-а…

Точно по расписанию сектейнер был пристыкован ко второму грузовому отсеку орбитальной станции «Лагранж», кружившейся в танце с «Парусом-вторым». Сейчас его перестыкуют, и…

Неожиданно за люком что-то зазвякало. Чмокнула перепонка, и в сектейнер ворвался поток свежего воздуха, а также веселый голос человека в форме космофлота:

– Выходи, зайцы, строиться!

Вита, сжав зубы, выбралась под сферический купол. Немногие звездолетчики, проходившие мимо, бросали на «зайцев» равнодушные взгляды, а пассажирам было некогда – заканчивалась посадка.

– И на чем мы попались? – холодно спросила Вита смешливого космофлотца.

– Сработал хомодетектор, – прояснил ситуацию космофлотец, скалясь от уха до уха.

– Превосходно… Замечательно… И что теперь?

– Ждите! Сразу после старта «Паруса» прибудет лунник, он вас вернет в порт, а я лично провожу до ближайшего портала!

– Вы очень любезны, – съязвила Вита.

А что тут еще скажешь?

Унылая троица подошла к большому обзорному экрану.

Его почти целиком занимал шестикилометровый звездолет, похожий на серебристую рапиру, на которую вперемежку нанизали серебристые блюдца и елочные шарики. Корабль выходил в стартовую зону.

– Древность, – буркнул Грига, наблюдая за «Парусом-вторым». – Пройденный этап.

– Я бы иначе сказал, коллега, – поддержал его Рич, – промежуточный тип.

– Чем он тебе не нравится? – полюбопытствовала Вита, витая мыслью в составлении плана «Б». – Корабль как корабль. Большой. Красивый. Не то что современные – только начнешь на него смотреть, а он уже кончился.

Вита и двое ее помощников (защитников, носильщиков, в крайнем случае, советников) досмотрели, как на месте громадного корабля полыхнула сиреневая вспышка – и ребра модуляторов внизу покрылись нежной голубой опушью вторичного излучения. Ослепительное сияние, видимое с ночной стороны Земли, плавно погасло, а вот непроглядная тьма космоса все еще продолжала колыхаться, словно поверхность черного пруда. Потом метрика успокоилась, и провожающих с «Лагранжа» известили: «Гиперкосмолет „Парус-второй“ стартовал в штатном режиме».

Вита вздохнула только. «Гиперпространство, нуль-пространство, – подумала она тоскливо, – как же мне вас одолеть?..»

Глава 5 ПРОРОЧЕСТВО

Ведро ледяной воды, опрокинутое палачом на голову Давида, оказало свое действие. Виштальский встрепенулся, хапая воздух и отплевываясь от струек, затекавших в рот. Тут же дал себя знать ожог на груди, где вздулись волдыри, – боль резанула по нервам, оживляя страх и тоскливое ожидание муки.

– Ишь какой нежный! – глумливо усмехнулся палач. – Уже и прижечь нельзя!

– Что вам от меня надо? – простонал Давид.

– Нам нужна правда! – ласково сказал инквизитор, не поднимаясь из-за стола. – Не обычное вранье, к которому все ведунцы с колдунами склонны, а правда! Признай свою колдовскую природу, назови имена остальных, выдай места ваших тайных радений, где вы пьете кровь младенцев и предаетесь противоестественным усладам, – и Гесс больше не попортит твою шкуру, безбожный колдун!

– Ты что, дурак? – устало проговорил Давид, откидывая голову к холодной и скользкой стене. – Или притворяешься? Какой я тебе колдун? Какие, на фиг, младенцы?!

Инквизитор грустно вздохнул.

– Поработай, Гесс, – велел он.

Палач приблизился, поигрывая кочережкой. Давид сжал кулаки, готовясь терпеть и не орать. На палец надавило крупное кольцо ИКП – ингибитора короткой памяти. Это было все, что у него осталось из спецоборудования, – видать, его благодаяние не счел колечко «диавольским». ИКП стирал воспоминания на глубину в пять—десять минут.

Виштальский, ругая себя, согнул палец с кольцом и послал мысленный приказ об активации. Заплечных дел мастер остановился, нахмурил лобик в полном недоумении, разглядывая орудие пытки.

– Чего я хотел? – пробормотал он, тужась вспомнить последние минуты жизни, стертые из памяти ингибитором.

– Кого ждем? – прикрикнул со своего места инквизитор. – Гесс! Ты что, заснул?

– Что-то я… – прокряхтел палач и вдруг просветлел лицом. – А! Зесса, да?

– Другого колдуна! – рявкнул инквизитор, наливаясь кровью. – Ты что, издеваешься?!

– Да чего вы… – плаксиво завел Гесс. – Щас я его…

Палач быстренько смотался к камину, накалил кочережку и вернулся к Давиду.

И снова Виштальский согнул палец с ИКП. Бодро семенящий Гесс замедлил шаги, потоптался, поглядывая то на инквизитора, то на Зесса, то на Давида. Он совершенно ничего не понимал.

– Колдовство! – взвыл инквизитор.

Подхватив рясу обеими руками, «Кощей» выкатился из-за стола и протопотал к Давиду. Обмахиваясь фигурой из двух пальцев, он придирчиво осмотрел прикованного галактиста – и заметил упущение.

– Ага! – вскричал инквизитор победительно, но Давид опередил его.

Жрец замер, тужась припомнить, зачем он покинул свое рабочее место. Выражение торжества помалу сходило с его острой мордочки.

– Чего это я? – пробормотал инквизитор.

Однако ж Давид упустил из виду Гесса. Палач каблуком припечатал к стене руку Виштальского. Кольцо со встроенным ИКП хрустнуло, разломилось, падая на пол двумя подковками.

– Колдуешь, гад?! – прохрипел Гесс. – Я те поколдую!

– Господь не оставил нас! – возликовал инквизитор. Бормоча заклинания, жрец подобрал совком обломки сатанинского колечка и спровадил в огонь.

– Продолжай! – велел он Гессу.

Палач с готовностью подхватил свою зловещую кочергу и ткнул Давида под левый сосок. Виштальский взвыл.

– Ша-арик! – заорал он. – Шари-и-ик!

– Клещиками его, – посоветовал инквизитор, возбуждаясь, – клещиками! Защеми как следует!

– Щас мы, – нежно проворковал Гесс, вооружаясь клещами. – Щас он у нас разболтается что твоя теща! Может, ножичком, кхенти?

– Давай! – хихикнул инквизитор. – Отдери ему ремешок до пупа!

«Великий космос, – подумал Давид, смежая веки. – Вот бы это был сон! Проснуться бы…»

Внезапный шум и визг инквизитора заставили его открыть глаза. В подвале орудовал руум – подхватив свободные ножные кандалы щупальцами, он нацепил один браслет жрецу на шею, а другой защелкнул на щиколотке задранной кверху ноги. Инквизитор подергался, пребывая в этой нелепой позе, рухнул на стол и затих, только глаза таращил.

– Изыди! – взревел Гесс, отмахиваясь от Шарика кочергой и клещами. Руум молниеносно отрастил ус и подсек палачу ноги. Тот с размаху шлепнулся об пол, аж гул пошел, – и обмяк, получив отростком по голове.

– Привет, Шарик! – заорал Давид. – Помоги-ка.

– Куок!

Руум подбежал, ухватился за цепи, сковавшие Виштальского, и выдрал их из стены. Потом ловко расцепил оковы.

– Спасибо! – сказал Давид с прочувствованностью. Он быстро подошел к мычащему инквизитору и снял у того ключи с пояса. Жрец лишь икнул.

– Только заори, – пригрозил ему Давид, – всю связку в глотку запихаю!

Инквизитор лишь пуще выпучил слезящиеся глаза.

– Это что? – спросил Зесс в полном изумлении.

– Не что, а кто, – поправил его Давид, подбирая ключ к замку на цепях траппера. – Это руум, кличка Шарик. Свободен!

– Тогда бежим!

– Как? Голяком? Спасибо, я лучше оденусь. И тебе советую!

Виштальский бесцеремонно вытряхнул Гесса из его халата и сдернул с него юбку. Размер великоват. И потом разит. Ничего, потерпишь. Каждое движение будило боль в обожженных местах. «Потерпишь, я сказал!» – прикрикнул на организм Давид.

Зесс позаимствовал сиреневую рясу инквизитора и еле влез в нее.

– Ну, руки в ноги!

Первым за двери выкатился руум. Только повернул не к пандусу, а в другую сторону, вдоль по кольцевому коридору. Зесс ринулся следом, тут же затормозил и вернулся в пыточную.

– Погоди-ка…

Он нагнулся над скулящим инквизитором и бесцеремонно снял с него золотую пектораль, болтающуюся на тощей груди.

– Пригодится в хозяйстве… Ходу!

Зесс и Давид помчались по коридору, делая круг. Вскоре завиднелся голубоватый отсвет – слабое сияние испускал руум. Он топтался около треугольного провала в вогнутой стене.

– Куок!

– Мы уже здесь!

Шарик мигом исчез за стеной, следом метнулись и двое «колдунов». Давид обернулся на бегу – проход за спиной медленно зарастал, стягиваясь в полоску. Все, закрыто.

Обернувшись, Виштальский едва не стукнулся лбом о трубу. Поднырнув под нее, он оказался в длинном коридоре, плавным изгибом уходящем влево и вверх.

Вышли они из стены Станции – и попали прямо в колючие заросли. Кое-как продравшись, вывалились на лужайку, скрытую деревьями. Ни с аллей, ни с площади их не было видно.

– Пошли отсюда, – сказал Зесс, оглядываясь, – и поскорее! Смешаемся с толпой.

Виштальский кивнул и приказал Шарику:

– Сделай вид, что тебя нет! Руум словно растаял в воздухе.

– За мной, – буркнул Зесс, выходя на Центральную площадь.

Траппер на пару с пришельцем из космоса направили свои стопы к большому скоплению народа, заполнившего широкую улицу, которая выходила на площадь. Там был базар.

Потолкавшись в толпе, Давид разглядел местные деньги. Средством обращения служили золотые и серебряные шарики, нанизанные на крепкий шнурок, – получалось что-то вроде четок.

Торговали всем подряд. Рыбаки хвалили улов – рыбин, похожих на удавов, разве что головы у них были сплющены в вертикальной плоскости. Они вешали добычу на шею и гордо поднимали руками голову и хвост – вот, дескать, какая тушка! На неделю хватит всю семью кормить!

Ткачи потрясали узкими, вполметра, рулонами плотной ткани из шерсти долгоногов, раскрашенной во все колеры, кроме черного – исконно королевского – цвета. Оружейники хвастались своим умением, выставляя на продажу кривые мечи, двойные ножи, метательные диски. Шум и гам ходили волнами по всей улице.

– Дешево отдаю! Гляди, прочная какая! За всю жизнь не сносишь!

– По-твоему, я и до завтра не доживу?

– Корешки сла-адкие! Папаша, купи ребенку корешок!

– Отойди!

– Вот жадина!

– Мам, мам! Купи мне вот это, красненькое!

– А что это?

– Не знаю. Купи-и!

Зесс высмотрел крепкую лавку, где торговали украшениями, и направился туда. Его встретил сам хозяин, грузный и бесформенный мужичок, в улыбке которого елей смешивался с медом.

– Чего изволите?

– Ценности берешь?

– А то! – сделал стойку торгаш.

Траппер вытащил конфискованную пектораль.

– Вот!

Глазки торгаша загорелись.

– Беру! – выдохнул он.

– Что дашь?

– Вязку золота!

– Две!

– Ладно, уговорил! Вязку золота и две серебра!

– Идет. Грабитель…

– Как можно, как можно!

Сияя, торгаш выложил на прилавок увесистые «четки» из золотых бусин и две понизи серебра. Зесс сгреб «всеобщий эквивалент», ссыпав в карман передника-«набрюшника». Так оно надежней.

Побродив по торговой улице, траппер высмотрел в толпе благообразного старичка в поношенной, но чистой одежде и обратился к нему:

– Уважаемый, не подскажете, где тут можно стать на постой?

Старичок залучился улыбочкой:

– Да я ж титула невысокого.

– Ну, года – это тоже богатство… – выкрутился Зесс.

Старичок перевел взгляд на Давида. Траппер веско сказал:

– Он со мной.

И только теперь Давид понял, что Зесс вовсе не выкручивался. Просто они со старичком проговорили пароль и отзыв.

– Свернете на улицу Горшечников, – сказал старичок приглушенно, – и выйдите по ней к самой стене. Там пойдете налево и подниметесь по ступеням, увидите дом, белый с синим, спросите мастера Тосса.

– Да услышат тебя Творцы, уважаемый!

– И вам того же!

Давид благоразумно смолчал и побрел следом за траппером. Давала себя знать усталость, да и есть хотелось ужасно. Когда он последний раз ел? Вчера, на палубе катамарана.

Мастер Тосс оказался маленьким худеньким дедком, но все еще крепеньким. Пошептавшись с Зессом, Тосс поманил Давида за собой и провел к винтовой лестнице.

– Поднимайся и ложись. Закусить пока нечем, но ближе к вечеру что-нибудь соображу. Руками ожоги не трогай, сейчас я мазь принесу.

Давид поднялся по скрипучим ступеням. Наверху нашлись аж две комнатки, маленькая и большая. В маленькой наличествовала монументальная вешалка, а в большой имелись деревянный диванчик с ременной сеткой и полдесятка толстых шерстяных одеял. Столик у окна. Пара стульев. Круглый шкаф в углу, похожий на душевую кабину. Камин с таганком и решеткой. Давид подошел к треугольному окну и выглянул. Дворик. Два дерева посередине. И крыши, крыши, крыши. В розовом небе зависли две бледные луны.

Уютненько, в общем.

Давид уже присел на кровать, собираясь повалиться с довольным стенанием, когда заметил на стене квадратную деревянную доску с облупленной резьбой. Что-то ему эта резьба напоминала. Великий космос, да это же карта! Ну да! Вот Внутреннее море, вот Хассе, а вот Побережье. Отмечена только часть восточного берега, но это и неудивительно – терра инкогнита.

Он жадно шарил глазами по линиям, очерчивающим сушу. Оказывается, Внутреннее море не такое уж и узкое, на севере оно здорово расходится, там мощный архипелаг. К северу от Хассе в море впадает широкая река. Сам Хассе стоит с краю большого полуострова, а с юга в сушу глубоко вдается пролив, тоже не маленький.

Покончив с географией, Давид позволил себе разобраться с биологией – осторожно снял с себя халат Гесса, лег, а тут и мастер Тосс явился.

– Сейчас мы вас подлечим, – ворковал старикан, откупоривая горшочек. Резкий запах поплыл по комнате. – Мы мигом…

Прохладная мазь легла на волдыри и приятно освежила обожженную кожу, сняла боль. Воспаленный шрам на щеке Тосс помазал тем же снадобьем.

– Вот так. Вот так. А теперь – спать!

Виштальский с удовольствием закрыл глаза и приготовился долго и нудно успокаивать перевозбужденный мозг. Отключился он тотчас же, погрузившись в сон, как в черную дыру.

Ему снились невиданные сооружения, дерзко вырастающие из моря и равные горам по высоте; какие-то непонятные диски, громадные и светящиеся, быстро вращающиеся в пустоте; четкие черные силуэты звездных кораблей, скользящих на фоне роскошной туманности, белой с розовым, испещренной темными прогалами пустот.

Пробуждение было приятным – Давида вернул в явь аппетитный запах жарящегося мяса, приправленного неведомыми травами. Поворочавшись, он снова задремал, но закашлялся от прилива слюны – истощенный организм требовал своего.

Кряхтя, Давид сел и спустил ноги на пол. И удивился – ожоги на груди, покрытые натеками мази, почти не болели. И шрам на щеке подживал.

– Здорово, – сказал Виштальский. – И здорово.

Давид прислушался: снизу доносились приглушенные голоса. Зесс с мастером Тоссом лениво переговаривались, но слов было не разобрать.

– Вставай, поднимайся, рабочий народ… – тихонько запел Виштальский. Это было все, что он помнил из текста старинной революционной песни, но и этого хватило – преувеличенно постанывая, галактист поднялся и потянулся как следует. Обнаружив рядом с ложем нечто вроде мягких тапок на тройной подошве, Давид обулся и спустился вниз.

Он кивнул Тоссу, но тот не ответил – был занят спором. Волосы у мастера лежали в беспорядке, как после долгого сна, лицо раскраснелось от азарта. Он наскакивал на Зесса, благодушно потягивающего сок из чашки:

– Вот ты мне скажи, кто такие трапперы? Вот скажи!

– Что ты ко мне пристал? – проворчал Зесс. – Да это даже глупая домовая пуша знает!

– А ты обоснуй, обоснуй!

– Траппер – это ты, – веско сказал Зесс, – это я, Тавита вон. Мы все бывали в святых местах, где жили Творцы. Траппер – это тот, кто ищет Следы, оставленные Творцами, то бишь вещи, ими брошенные. Может, для Творцов они были безделками, мусором даже, но для нас это священные предметы! Годится такое обоснование?

– Тогда почему трапперов называют колдунами? Зесс вздохнул и отставил чашу.

– Слушай, Тосс, – терпеливо сказал он. – Я понимаю, что ты хочешь как-то там развить мысль, но давай не будем повторять банальные истины. Они уже стерлись от долгого употребления!

– А мне вот тоже интересно, – вступил Давид. – Ты говорил, что колдунами вас считают жрецы… эти… как их… божники. Это я понял. Но почему? Откуда их страхи? Ну не просто же так они объявили вас «врагами молящихся и трудящихся»! Была же какая-то причина! Что вы не поделили с Большим Жрецом?

– О! – просиял Тосс и поднял указательный перст.

– Почему-почему… – пробурчал Зесс. – Потому, что не все вещи, которых касались Творцы, утратили свою силу! Всякий уважающий себя врач имеет «нутренник» – стеклышко такое, кругленькое, сквозь него видны все органы человека. Ну, я ж тебе рассказывал уже! А указники мореходам помогают: на них все видно – где север, где юг, где глубоко, а где мель.

– Так это ж замечательно!

– Правильно! А слуги Большого Жреца толкут нутренники в ступках и развеивают стеклистую пыль по ветру над рекой. Считают, что стеклышки заколдованы.

– Подожди, – остановил Зесса Виштальский. – Я понял так, что трапперы просто ищут предметы, оставленные Творцами, пользуются ими, продают другим людям.

– Не продают, – строго сказал Зесс, – а передают! Или меняют.

– Ну, пусть меняют! Тогда в чем же ваши разногласия со Сва… с Большим Жрецом?

– В главном! Скажи, пришелец, ты веришь в Творцов?

– Вопрос некорректный. Творцы – мы у себя называем их Волхвами – просто были, и все. При чем тут вера?

– Правильно! – возликовал Зесс. – Мы так и говорим – были Творцы, но улетели из-за плохих людей. Если же все мы исправимся и усовершенствуемся, то они могут и вернуться.

– Допустим.

– А Большой Жрец утверждает, что Творцы ниоткуда не прилетали, что Творец пребывал всегда, причем в единственном числе, поскольку бог и вообще существо сверхъестественное; что он сотворил весь мир, зримый и незримый, что грядет второе пришествие, когда Творец вернется и накажет плохих человеков, а хороших возьмет с собой! Надо, дескать, только не грешить и соблюдать заповеди, первая из которых гласит: Большой Жрец – наместник Творца на земле, кто слушается его, тот слушается и Его – с большой буквы говорю!

– А теперь послушайте меня, – торжественно заявил Тосс. – Мне доподлинно известно, что ни одной вещи Творцов слуги Большого Жреца не уничтожили. То, что они долбят в ступах под звуки молений, и рядом не лежало с Крепостями и Обителями. Большой Жрец собирает все Следы, от нутренника до варки, и хранит их как великие сокровища! Тут уж и Зесс не сдержался:

– Ему-то оно зачем?! И какой смысл тогда охотиться на нас?

– Смысл простой… – протянул Тавита. – Видать, Большой Жрец попросту убирает конкурентов, хочет, чтобы все Следы, как вы их называете, принадлежали одному ему. А вот зачем – это вопрос.

– И не один! – поддержал его Тосс. – Ведь получается, что Большой Жрец врет, когда рассказывает божникам сказки о сотворении мира, о грешниках и праведниках. Притворяется он, поскольку сам траппер, Большой Траппер. Во как!

В этот самый момент в дверь заколотили руками и ногами. Глухие голоса проревели:

– Именем короля! Откройте!

Зесс замер, бледнея, а Тосс засуетился, забегал по комнате, поспешно и суетливо собирая съестное – сыр, лепешки, сушеные водоросли – и кидая в мешок.

– В колодец! – быстро говорил он. – Спускайтесь в колодец. Дорогу помнишь? До третьего поворота по Главному каналу, а потом на метки поглядывай! Выйдешь за стенами, в Гнилом ущелье.

– А ты? – угрюмо спросил траппер.

– Я задержу этих. Да не волнуйся ты! – нервно хихикнул мастер Тосс и закричал тонким голосом: – Ну, что вы стоите?! Бегом отсюда!

Сунув мешок с провизией Давиду, Тосс скатился по ступенькам ко входным дверям.

– Именем короля! – ревели за ней.

– Кто там? – закричал мастер. – Ась?

Вместо ответа в дверь ударили чем-то тяжелым – бревном или еще чем. Тосс обернулся к Давиду и махнул рукой: уходите!

– Уходим, – мрачно сказал Зесс.

Подняв люк колодца в углу, он живо спустился вниз по приставной лестнице. Давид пристроился за ним, всею кожей ощущая холодную сырость, а носом – застарелую вонь. Видать, колодец служил чем-то вроде мусоропровода, сброса в местную клоаку.

– Шарик! – позвал Виштальский.

– Куок! – отозвался руум.

– Люк закрой! – приказал Зесс.

Давид опустил за собой тяжелую крышку, расслышав, как затрещала проломленная дверь. Впрочем, мысли о судьбе мастера Тосса буквально вымыло из его головы – ноги Виштальского по колено ушли в холодную грязную воду. Кожи коснулась какая-то дрянь, плывущая поверху, и галактиста передернуло.

– Быстрее! – прозвучал голос Зесса. – Уходим!

– А куда? Я ничего не вижу!

– Руку протяни – я тебе «зорки» дам!

– Зорки?..

– Чтоб в темноте видеть! Там такие стеклышки особые, квадратные, граненые будто. Их наши умельцы в оправу вставляют – и все видно по ночам, даже в недели безлунья. Держи!

Виштальский осторожно нащупал поданную вещь и нацепил на нос. Сразу стало видно – туманно очертились сводчатые стены, ярко обрисовался Зесс, круглым пятном выделялся руум.

– Инфракрасные очки! – вырвалось у Давида на родном русском.

– Тихо ты! – шикнул Зесс. – Разорался… Топай за мной.

И они потопали. Разгребая ногами воду, оскальзываясь, хватаясь руками за сырые стены. Давид побаивался, что им встретится какая-нибудь нечисть вроде пуш, местных грызунов, смахивающих на щетинистые шары с кривыми лапками, но ничего теплокровного его «зорки» не улавливали.

Внезапно до слуха Виштальского донеслись новые звуки – множественный плеск и прерывистый гул.

– Зесс! – позвал он. – Замри. Ничего не слышишь? Траппер затих и шепотом выругался:

– Догоняют. Ах, ты… Бегом!

Гоня перед собой волну, беглецы ринулись вперед. Но и погоня не отставала – слуги короля перли так, что вскоре на стенах заплясали отсветы факелов.

– Догоняют!

– Ничего, скоро развилка, наш поворот! Да вот она!

Зесс, едва не уйдя с головой в вонючую воду, сунулся в темный круглый коридор, где пришлось идти пригибая голову. Коридор все время сворачивал, бывало, что и под прямым углом. Закругленный потолок частенько прорывался отверстиями колодцев сброса. Один раз Давид чуть не попал под «душ» из помоев и фекалий, но вовремя отшатнулся.

– Не задерживаемся, – глухо сказал Зесс. – Потом помоемся.

Стало светлеть. Давид поднял «зорки» на лоб – и разглядел красноватый свет заходящего солнца.

– Уже близко, – обронил траппер. – Только вот. Он остановился и прислушался. Давид, отпыхиваясь, остановился рядом и сказал:

– Догоняют! Они за нами свернули.

– Да я не об этих, – отмахнулся Зесс. – Почему за выходом так тихо, вот что интересно. Там три или четыре гнездовья птиц гуг – эти твари так орут, что за стенами города слыхать, уснуть невозможно. Но иногда они стихают и прячутся в гнезда.

– Когда люди рядом, – договорил Виштальский.

– Вот именно.

– Думаешь, там засада?

– Уверен.

Повертев головой и заметив боковой тоннель, Давид спросил:

– А ты хорошо знаешь здешнюю… э-э… – не найдя аналога, он закончил вопрос по-русски: – Канализацию?

– Здешнюю… чего?

– Ну, клоаку! Как вы называете все это хозяйство?

– Да просто Слив. Знаю ли я. Я тут и без «зорок» пройду, всё в памяти отложено, каждый закуток.

– Слушай, Зесс, а можно нам сделать круг и выйти в тыл этим… кто нас догоняет?

После секундного молчания Зесс отозвался:

– Хорошо мыслишь. За мной, только тихо! Испробуем такую шутку.

Пройдя узким боковым проходом, они свернули в тоннель со стоячей водой, нестерпимо воняющей сероводородом, – видимо, сток был забит.

Чвакая по жирному илу, Зесс с Давидом вышли в Главный канал.

– Они только что тут прошли, – прошептал Зесс, показывая слабый след на воде, взбаламученной догоняющими и видимый в «зорках». – За ними! «Зорки» сними, у них факелы.

Давид поднял инфракрасные очки на лоб. И вправду, впереди мерцал оранжевый свет, сквозь плеск и ругань пробивались щелчки и треск факелов. Он осторожно выглянул из-за угла – и увидел совсем рядом двоих преследователей в длинных плащах с остроконечными капюшонами, тащившими подобие гигантского арбалета. Надо полагать, оружие сие весило изрядно, потому парочка и отстала.

– Грусс! Весс! – донеслось издалека. – Не отставать!

– Мы идем! – заорал один из тащивщих суперсамострел.

Зесс коснулся уха Давидова колючей щетиной и быстро прошептал:

– Это ночные каратели. Я кончаю того, что слева. Ты – правого!

Незримой тенью Зесс двинулся за намеченной жертвой, скрадывая шаги. Впрочем, в шуме и плеске его слышно не было. Да и каратели не соблюдали режим тишины.

– Нашли самого сильного, – ныл правый. – Что я, нанимался эту бандуру таскать?

– И не говори, – поддержал товарища левый. – А платят всем одинаково!

В следующую секунду Зесс протянул к нему руки, молниеносно обхватил голову в капюшоне и резко крутанул – послышался слабый мокрый хруст. Траппер подхватил поникшее тело, не позволяя тому погрузиться в воду.

Ежась в душе, Давид приблизился к правому и нанес ему удар по шее, метя под ухо. Каратель сложился, падая в воду.

– Не урони! – шикнул Зесс. – Раздевай своего… Давид понял траппера, хотя радости это понимание ему не доставило – все ж таки он не вытравил из себя брезгливость.

Сняв с оглушенного карателя плащ, Виштальский натянул его на себя. Подпоясался подобием кушака и надвинул капюшон – перед глазами оказались два отверстия.

– Готов?

– Всегда готов!

– Пошли. Эй, подожди, надо самострел взять!

– Да зачем он нам?

– Надо! Нельзя выделяться.

– Ты прав.

Подобрав мокрый самострел, они взгромоздили его на плечи и поспешили вперед.

– Грусс! Весс!

– Угу! – откликнулся Зесс. Гулкие своды исказили звук и унесли его вперед. В ответ донеслось строгое: «Не отставать!»

– Не отстанем, – прокряхтел Давид, – не боись. Выйдя под каменную арку, они оказались в узком рве с крутыми стенками. Кое-где на них торчали неровные полусферы птичьих гнезд.

– Вперед! – послышалось впереди. – Они не могли далеко уйти!

Давид поднял взгляд и увидел на краю обрыва черную фигуру гвардейца, сжимающего в руке то ли копье, то ли алебарду.

– Сейчас скалы пойдут, – прокряхтел Зесс, – там попробуем оторваться.

За поворотом Давид увидел толпу карателей. Последний из них обернулся и помахал рукой отстающим. Виштальский махнул в ответ.

– Вот хорошее место, – сказал траппер, сворачивая в широкую расселину между нагромождения скал.

Расселина стала шире, образуя маленький затон.

– Полезли!

Зесс живо вскарабкался по камням на неширокий приступочек. Дальше, поднимаясь выше человеческого роста, клонилась гладкая стена.

– Вот и пригодился, – проворковал Зесс, приставляя к стене самострел. – Залезай по нему наверх, я поддержу!

– Давай, ты первый.

– Залезай, я сказал!

Давид, упершись ногой в рычажок, выпрямился и взобрался на толстую дугу лука. Подтянулся и оказался наверху.

– Теперь ты!

Зесс, кряхтя и пыхтя, полез следом. Снизу его подталкивал Шарик.

– Вытаскиваем!

Вытянув самострел, беглецы вскарабкались на самый верх, где в скалистый грунт впивались корни деревьев. Лес еще пуще сгустил тьму, пряча маранита, землянина и руума.

– Бросай ты этот самострел! – предложил Давид.

– Не для того я его волок, чтобы бросать… Сейчас на тропу выйдем, им ее тоже не миновать, ежели упорные.

– Может, мы оторвались? – предположил Давид.

– Может, и так.

Спрятав арбалет в кустах у тропы, Зесс размотал запасную тетиву, расплел ее и связал в тонкую веревку.

– Взводи! – велел он. – Вон рычажок.

Давид послушно заработал рычагом, натягивая тетиву, а Зесс проверил огромную стрелу, толстую, как лом, и пробросил поперек тропы веревку, сделав ее растяжкой.

– Готово! – выдохнул он. – Уходим!

Они успели одолеть луговину с мелкими рощицами и обойти круглое озеро, прежде чем до них донесся громкий вой.

– Попал! – залучился Зесс от счастья. – Хоть одного, да уделал!

Давид лишь вздохнул.

– Чему ты радуешься? Теперь они точно не отстанут!

– А ты ноги пошустрее переставляй!

Виштальский прибавил ходу. Он шагал и шагал, одолевая милю за милей. Впереди поспешал взбодрившийся Зесс, позади топотал руум, а вокруг высились гигантские деревья, похожие на крепостные башни, – толстые и прямые стволы лишь вверху расходились зонтиками из сучьев, поддерживая плоские кроны.

Закат отпылал, в лес прокралась ночь, но траппер продолжал идти вперед, пока не вышел к оврагу, на другой стороне которого угадывалась гряда щербатых утесов.

Спустившись на дно оврага – где пешком, а где и на заднице, – они взобрались до самых скал по конусу выноса. Там Зесс сообщил прерывистым голосом:

– Привал!

Виштальский до того устал, что даже не обрадовался. Он рухнул в траву, перекатился на спину и раскинул руки.

– Ладно, спи, – проворчал Зесс. – Разбужу перед рассветом.

Светало очень медленно – солнце Маран-им по имени Мавутсиним неторопливо вылезало из-за горизонта, разукрашивая небосвод в алый цвет. Полыхало все небо, лишь на западе краски блекли до линялых, тускло-розовых тонов.

Сонно моргая, Давид сидел у малюсенького костерка и глядел на лес по ту сторону оврага. Проспав почти всю ночь, он чувствовал себя невыспавшимся. Рано вставать – это мучение…

Глаза слипались, но мысли сохраняли ясность. И было время подумать. О Земле, о Маран-им, о себе.

Он потихоньку вживается в бытие чужой планеты, куда непонятно как попал, а в родной мир возвращаться и не думает. Да и хлопотно это. Хотя, какие хлопоты? Делов-то. Море переплыл, горы перешел, восемь упитанных долгоногов запряг – те и перевернут корабль, поставят, как надо. Садись – и лети! А не хочется. Очень уж прирос он к Маран-им. Уж больно много тайн накопилось, загадка на загадке, странность в квадрате и в кубе.

Было совершенно непонятно, почему Свантессен стал Большим Жрецом, зачем принялся насаждать веру среди, в общем-то, нерелигиозных маранитов? И продвинутые курредаты, и отсталые фнаты никогда не верили в бога, само понятие веры было им чуждо.

На Земле было много вер – кто верил в Магомета, кто в Аллаха, кто в Исуса, кто ни во что не верил, даже в черта, назло всем. Над людьми всегда довлела идея бога, всесильного и всевидящего, которому нужно непременно приносить жертвы, бить поклоны и молить – о дожде, о спасении души, о новом корыте. А для маранитов религия была пустым звуком – они точно знали, кто их сотворил, когда и зачем.

Это земной монах мог впасть в грех сомнения и нести в народ ересь, а на Маран-им еретиков не знали. Любой Фома неверующий мог лично наведаться в ближайшую Крепость или Город Творцов, а самых упертых трапперы могли проводить и к Кораблям. Тут кто хочешь познает истину!

Конечно, сохранись на Земле Эдем или чертоги Господа Бога, люди верили бы в Него все поголовно, но это была бы уже не религия, а великое Священное Знание, точное и полное. Такое, как на Маран-им.

Но что происходит в последние годы? Что творит Большой Жрец, чего добивается? Такое впечатление, что Свантессен желает исправить историческую аномалию Маран-им и привести тутошнюю цивилизацию к общему знаменателю.

Нету на Маран-им раздробленности и междоусобиц? Будут! Вон, уже конкисту устроили.

Нету на Маран-им духовенства? Будет! Большой Жрец уже есть, осталось малых жрецов развести, чтоб было попов, как клопов.

Но зачем этот регресс? Кому он выгоден? Зачем понижать достигнутый уровень? Да даже не в этом дело. Смысл какой обращать массы в веру, когда вокруг столько следов сверхцивилизации? Культура Волхвов – вот что важно! А «Кардинал» в религию играет. Нелепость полнейшая!

А если. Вот, глупость какая. Нет, а если и вправду Свантессен – двойной агент и галактист Чужих?! А у тех свое понятие о том, какой должна быть историческая последовательность и в каком направлении развиваться обществу.

Додумать эту мысль Виштальскому помешал Зесс. Зевая до вывиха челюсти, траппер омыл лицо холодной водой из ручейка и бросил:

– Пошли.

– А завтракать? – удивился Давид.

В ответ Зесс молча указал за овраг, где над лесом поднимался столб дыма.

– Это за нами, – раздельно сказал он. – Пока они будут набивать брюшки, мы уйдем далеко.

– Куда? – буркнул Давид.

– Да есть тут одно место, – уклончиво ответил Зесс.

Сперва Виштальский рассердился на этого конспиратора, но потом посопел, представил, как его снова приковывают к стене – вот только руума рядом не оказывается. А пункт назначения известен. И что? Долго ли он сможет терпеть пытки? Что-то не верится.

– Пошли, – сказал Давид.

Шли до самого обеда, одолев по пути четыре обрыва-эскарпа, поднимаясь все выше и выше, пока не набрели на маленький отрядец трапперов в балахонах, раскрашенных в зеленый и бурый цвета. Головы свои они не покрывали обязательными шляпами, зато обвязывали их полосатыми повязками. Трапперы ехали верхом на упитанных долгоногах. Могучий старец с окладистой бородой живо слез с седла.

– Сын! – прогудел он радостно. – Наконец-то забрел в наши края!

Трапперы тоже заулыбались.

– Прости, отец, – повинился Зесс, – но лучше я мимо пройду. Круг хочу сделать и в Хассе вернуться.

– Зачем?!

– Каратели за мной увязались, отец. Пусть Творцы не допустят, но вдруг на вас наведу? Можем и не отбиться.

Трапперы переглянулись и снова украсились улыбками. Грустными.

– Зря беспокоишься, сын, – прогудел старец. – Нас и так обложили. Целая рота гвардейцев на подходе! А ты нас карателями пугаешь. Уходить надо! Насовсем! Видишь, куда я заехал? Дорогу мы искали к Великому Болоту. Думали через Зеленую реку уйти, но уж больно разлив силен. И вброд не перейти – глубоко, и не переплыть – течением снесет.

Зесс явно успокоился, повеселел даже, и высказался:

– К Сухим Джунглям уходить надо.

– Это опасные места…

– Ха! Назови землицу, где нам без опаса жить позволено!

– Хм. Может, ты и прав. Ладно, поехали в становище. А это кто с тобой?

Старец доброжелательно глянул на Давида.

– Знакомьтесь! – сказал Зесс. – Тавита Вишту, мой друг и спаситель. А это отец мой, Лосс.

– Да пребудут с тобою Творцы, Тавита, – пророкотал старец.

– Да будет так, – почтительно ответил Виштальский.

– Тэгг и Ваза-Ло, передайте своих запасных бегунов. Поехали, братья, день недолог!

Двумя часами позже показался пункт назначения – громадный серый купол. В его выпуклых стенах зияли большие отверстия, пропускающие дожди и холода, но именно поэтому внутри купола можно было жить – свет тоже проходил внутрь, ложась огромными косыми столбами на концентрические круги – улицы чужого города, застроенные бесформенными зданиями, больше всего похожими на непропеченные куличи. Сооружения клонились во все стороны, взбухая и оплывая, то сидя ровно и крепко, то перекособочась.

Под сводом витала птица гуг, и ее вопли эхом отдавались от вогнутых стен. Жили тут и люди – сплошь трапперы да ведунцы. Всей толпой сбежались они встречать прибывших с Лоссом.

– Здорово! – воскликнул молодой траппер, краснолицый, с короткой рыжеватой порослью на лобастой голове.

– О Тоссе что слыхать? – перебил его Зесс. Траппер помрачнел и отвернулся. Молодая еще ведуница вышла из строя и сказала отрывисто:

– Забрали Тосса и увели в тот же день. Куда – неведомо…

– Это точно? – хрипло спросил Давид.

– Кто ж о таком лгать станет… – вздохнула ведуница и всхлипнула.

Еще сильней помрачневший Зесс отвернулся, а отец его оглядел толпу и поинтересовался общественным мнением:

– Уходим или принимаем бой?

– В Запретный лес уходим? – поинтересовался рыжий.

– Зесс предлагает в Сухие Джунгли идти.

– Это опасно, – озаботился рыжий. – Очень, очень опасно! А хороших проводников не осталось.

– Больше укрыться негде, Зогг, – понурился старик и тут же ожил: – Собираемся, братья и сестры! Враг близко, надо спешить!

Трапперов выехало человек пятьдесят, все верхом на долгоногах. Пожитки нагрузили на вьючных животин. Достался скакун и Давиду. Трапперы и ведунцы ничуть не дивились странностям Тавиты Вишту, даже Шарик не особо их впечатлял – мало ли какой След оставили Творцы.

Кавалькада покинула купол и углубилась в лесистые холмы. На их фоне красиво смотрелись птицы гуг, медленно и плавно пролетавшие со стороны моря. Перепонки их крыльев переливались красным в горошек, а пушистые хвосты вились, колыхаясь сзади, сверкая то голубым, то желтым с изнанки.

– С рыбой летят, – улыбнулся Лосс. – Куда только в них вмещается.

– Я однажды видал, – подхватил Зогг, – как у одной из пасти хвост рыбий торчал. Машет крыльями, как сумасшедшая, а голову вниз тянет!

Отряд понемногу забирал к горам, удаляясь от побережья. Беженцы проехали узким каньоном, отвесные стены которого почти смыкались в вышине, порождая гулкое эхо, и выехали на травянистый склон. Склон плавно понижался, спускаясь в долину, по которой вилась река, до того спокойная, что казалась зеркалом, уложенным в траву извилистой лентой. А за рекой вставал угрюмый, темный бор.

Запретный лес.

Его деревья почти смыкали стволы, вознося кроны на сто, на двести метров вверх. Плотная масса листвы плохо пропускала солнечный свет, и земля под деревьями была сырой и голой – ни травинки, ни былинки. Только кое-где по ней пыжились мхи, белые и нежно-розовые, да вздувались чудовищные грибы в обхват.

– Грибницы обходить! – разнесся гулкий приказ Зесса. – Не то пыльцы ядовитой наглотаетесь, майся с вами потом.

Долгоноги, видимо, знали опасную привычку грибов и осторожно обходили маслянисто блестящие вздутия. А вот кое-кто не уберегся – справа, из-за деревьев донеслось: «Куок!» Давид успел заметить, как под весом руума продавливается шляпка шаровидного гриба, а в следующую секунду раздался хлопок и туча мельчайшей коричневой пыли всклубилась фугасом.

– Вот зараза! Ходу!

Трапперы прибавили прыти долгоногам, да те и сами торопились уйти от удушливого облака.

– Я однажды вдохнул эту гадость, – поделился опытом Зогг. – Неделю глотать не мог! Все горло в волдырях, болит, а в груди – будто кто дерет тебя когтями по живому!

Давид ехал и оглядывался. В лесу стояла полная тишина, если не считать глухого тюпанья копыт, и это казалось зловещим, взводило нервы. Поэтому, когда вдали, за деревьями поднялся тоскливый жуткий вой, Виштальский вздрогнул.

– Это еще что за хрень?

– Панцирники, – ответил со знанием дела Зесс. – Если повстречаешь одного, не бойся. Если их двое – не упускай парочку из виду. А если соберется трое. Всё, это уже стая. Пока не перебьешь – не отвяжутся.

– Нас тут полста человек, – вступил в разговор Лосс.

– Да хоть полтыщи. Если панцирников наберется хотя бы с десяток, они нападут на нас обязательно. У них страха нет!

Бронированные твари, величиной с волка или кабана, показались на краю обширной полянки, где было непривычно светло, хотя небо уже налилось темно-розовым – близился вечер. Каждую тварь сковывал панцирь из роговых пластинок, он покрывал спину, бока и верх головы – большой сплюснутой башки, с широкой лягушачьей пастью. Тонкие лапы состояли из костей, суставов, жил и темной блестящей кожи, неприятно походя на ноги звериного скелета.

Панцирных бестий было пятеро или шестеро. Они безмолвно стояли в тени деревьев, смотрели на людей и не шевелились, только пасти раззевали, словно демонстрируя дуги острейших зубов.

– Будто капканы на сааха, – пробормотал Зогг.

– Если кинутся, – тихо сказал незнакомый Давиду траппер с ожогом на левой щеке, – стреляйте в пасть! Спину не пробьешь.

Неожиданно один из панцирников бросился на людей. Он бежал ровно, по прямой, и на его дороге оказался Давид. «И как ему в пасть бить, – мелькнуло у Виштальского, – когда он свою дурацкую плоскую головешку опустил к самой земле?!»

Зогг заорал, выхватывая арбалет, звонко тренькнула тетива. Мимо! И тут не сплоховал долгоног, оседланный Давидом. Яростно фыркая, скакун поднялся на дыбки и опустил передние ноги на спину подбегавшему панцирнику, придавливая того к земле.

Тот крякнул. Сквозь шум и гам явственно пробился хруст – словно разделывали гигантского рака. Разошедшийся долгоног снова взвился и опять обрушил удар копыт на распластанного хищника. Но тому хватило и одного раза.

– Повезло тебе! – крикнул Зогг. – Степная порода! Крак – и нету!

– Да уж… – пробормотал растерянный Давид.

Воинственно фыркая, долгоног припустил с места в карьер. Пятеро панцирников проводили его взглядами – они так и не двинулись с места.

Ближе к вечеру лес стал редеть. Огромные растения, не очень толстые, но длины чрезвычайной, лежали вповалку, корнями в одну сторону, хлыстом ствола в другую – как на месте падения Тунгусского метеорита. Самые прочные из деревьев сломались посередине и торчали столбами-обрубками. Зато моховища заняли все место под солнцем, вымахивая по колено. Попер вверх и подлесок – молоденькие деревца с овальными листьями-опахалами.

– Пришли, – сказал Зесс голосом чужим и напряженным. – Станем здесь лагерем, на ночь глядя идти опасно.

– Да чего там… – проворчал кто-то.

– А ты представь, – резко сказал Зесс, – что ты впервые в жизни вышел к болоту и никогда раньше не видел его. Тот, кто знает, пройдет по болотине, не замочив ног, а ты потонешь в первой же топи!

– Там что, болото? – удивился тот же голос.

– Там – хуже.

Вскоре возвышенное место близ опушки леса было обжито. Разгорелись костры, а дежурные разложили вокруг становища сухие листья – никто не пройдет незамеченным: наступит и обязательно хрустнет. Усталые люди, кое-как утолив голод сухариками и водой из фляжек, заворачивались в одеяла и укладывались спать – на мхах было мягко лежать.

Багровое закатное небо истекло кровью и почернело, запеклось. Был тот час, когда ни одна из лун Маран-им еще не взошла, и только звезды освещали землю.

Давид прилег с краю – темное пространство впереди, где и была цель похода, открывалось ему целиком. Странно, но горизонт был светел, четко оконтуривая гряду холмов. На их черном фоне медленно двигалась цепочка огоньков. Они мерцали, словно раздуваемые ветром, и больше всего напоминали шествие факельщиков.

– Очень плохое место, – сказал за спиною Давида Зесс, – злое место. Когда Творцы покинули Маран-им, пришли Чужие, желая забрать весь мир себе. Не получилось, сгинули Чужие.

– Их выгнали? Кто?

– Не знаю. Уж очень давно это было. Ладно, Тавита, спи. Завтра рано вставать.

Рано утром Давид проснулся, словно от крика. Но никто не кричал. Тишина стояла над лагерем. У погасших костров дремали часовые, редкий туман стелился пеленой, из него, как из снега, торчали обрубки деревьев.

Виштальский живо оделся, обулся и скатал одеяло. Было свежо, начинался рассвет. Не совсем так. Вставала заря – лиловая, и не на востоке, а на севере. Фиолетовые сполохи разгорались над холмами, освещая склоны всеми оттенками сиреневого, а промоины затягивая черными тенями.

– Джанк… – пробормотал Давид.

Джанки и на Земле встречались, но были очень старыми, их только по приборам и можно было найти. Зато на других планетах отыскивали «свежие» аномалии. «Джанк» по-английски означает «свалка, мусорка». У первых колонистов внешних миров тоже хватало таких – валили в кучу отжившую свое кибертехнику и отработанную органику, бытовые отходы – всё что ни попадя. А потом стыдливо рекультивировали испоганенный уголок природы. Чужие не отставали от хомо – выбрасывали лишнее, ненужное, вредное. Устраивали джанки. Самыми опасными считались джанки таоте – там даже почва структуру меняла, становясь то кристаллической, то аморфной, а уж помои оказывались для хомо просто убийственными – радиоактивными и мутагенными.

За все время обучения в прометеуме Давид ни разу не побывал ни на одном из джанков, которых насчитывалось более семнадцати, но кое-какие советы опытных товарищей помнил.

– Подъем! – проревел Зесс. – Умываемся, одеваемся, и вперед!

Трапперы с ведунцами рассыпались цепью и начали движение. Давид шагал осторожно, высматривая любой, малейший признак аномалии.

– Смотреть в оба! – проорал Зесс.

Первому не повезло худому ведунцу по имени Мусс. Решив не обходить плоскую глыбу камня, он вскочил на нее, а потом спрыгнул. И пропал. Вякнул коротко – и тишина.

– Стой! – заорал Виштальский, но было уже поздно.

Лихорадочно нашарив подгнивший сук, Давид наскоро обмотал его тряпкой и швырнул за плоскую глыбу. Сук упал в песок – и словно инеем оброс – весь покрылся щетинистым пухом. Пух-иней тут же стаял, усеивая сук капельками. Ан нет! Сука уже не было – растворился. Одна тряпочка осталась.

– Плащ Мусса! – охнул Зогг, указывая на кучку тряпья. – И… и всё!

Дальше трапперы пошли водя перед собой палками – опыт появился. Пару раз концы палок опушило, их владельцы в ужасе откинули свои «зонды» и шарахнулись назад. Однако безопасных мест не находилось, а вот сюрпризов хватило всем.

Ведунцы Носс и Карг угодили в неприметную низинку, и случилось несчастье – накатило басистое гудение, весь воздух зазудел, силуэты Носа и Карга затуманились от вибрации, поплыли, стали оседать кучами органического шлака, похожего на желе.

– Может, хватит? – спросил со злостью Давид. – Мы и десяти шагов не прошли, а уже троих потеряли! Зесс, Лосс, позвольте, я один схожу в разведку. Иначе мы тут положим половину, а то и все ляжем.

Зесс постоял, поглядывая то на остатки ведунцов, то на холмы, которые почти не приблизились, и махнул рукой.

– Ступай, – сказал он мрачно и пошутил через силу: – Но если помрешь, назад не возвращайся!

Виштальский молча кивнул и двинулся в путь. Рядом полупрозрачной тенью скользил руум.

– Шарик, – велел Давид, – ступай вперед.

– Куок!

– Трапперы! Ведунцы! По одному за мной, по следам! И помните: шаг влево, шаг вправо – смерть!

Руум двинулся перед Виштальским. Он аккуратно обошел «газон» из зелененькой, словно подстриженной травки, над которой дрожал воздух, но веяло не жаром, а холодом, и неожиданно шагнул на поверхность обширной лужи. Вода даже не шелохнулась – на ней проявились неглубокие вмятины, следы руума. Подняв камешек, Давид докинул его до берега лужи – земля поглотила камень, булькнула, подняв фонтанчик пыли, и пошла волнами, словно была не твердым телом, а жидкостью.

– Аки по суху… – пробормотал младший командор, ступая на лужу.

Вода под ним не колыхалась и не прогибалась, а овальные следы сапог медленно затягивались.

– Куок! – подбодрил Давида руум.

– И крепка была вера его…

Зыбкая тень, упавшая слева, заставил Давида резко повернуться. К нему приближался странный зверь – длиной метра четыре, смахивающий на велоцераптора. Динозавровская головища была утыкана шипами, хвост – тоже в крючьях, как булава. Зверь шагал тяжело, выворачивая лапы, и острые, серповидные когти взрывали сухую глину, как блок культиваторов. Отворилась зубастая пасть с вытянутой вперед нижней челюстью, и колыхнулся горловой мешок – зверь будто сглотнул.

– Проголодался, бедолага… – громко сказал Виштальский. Зверь задрожал, пошел волнами, как отражение в воде, расслоился – и пропал. Это был мнимон.

Сперва ксенологи клялись и божились, что мнимоны – это наведенная память, шуточки подсознания, однако стереофотографии странных «психообразований» выходили четкими. Вот и этот… глюкозавр – дунешь на него, и рассеялся мнимон. Как сон, как утренний туман. Вот только следы когтей остались.

Что хочешь, то и думай.

Проведя Давида неглубоким оврагом, руум выбрался в промоину, заставленную глыбами черного камня.

– Куок! – предупредил руум.

Из скального обломка вдруг вытянулся ослепительно сияющий стержень, весь ломаный, будто погнутый в коленцах. Он плавно ветвился, пронизывая воздух и рождая дрожащий гул. Огненный зигзаг уткнулся в соседнюю глыбу, вырывая ямку в расплавленной породе. Потянуло озоном. «Экие тут молнии неторопливые», – подумал Давид, но трогать разряд пальцем все же поостерегся.

– Куок!

Новый пламенный росток пробился на макушке глыбы, и руум быстренько перебежал опасный промежуток. Виштальский, зачем-то пригибаясь, бросился следом. Остальные камни не метали перуны, хотя и рождали интересную оптическую иллюзию – Шарик топал к холмам, а Давиду казалось, что руум резко забирает вправо. Но кончились скалы, и чудиться перестало. Зато руум присел вдруг на землю и заверещал:

– Куок! Куок! Куок!

Не раздумывая, Давид упал на грунт пластом. Тут же сверху на него навалилось что-то мягкое, но тяжелое, причем вес прибавлялся и прибавлялся. Сам воздух загустел и сдавил тело так, что ни вздохнуть, ни охнуть.

Виштальский боялся открывать рот, хотя легкие разрывались, требуя кислорода.

– Куок. – донеслось до него глухо, как через вату.

Давид напрягся, продавил рукой неподатливый воздух, уперся и отжался. Впечатление было такое, будто он лежал под кроватью и теперь поднимал спиною тяжелое ложе вместе со спящими. Дышать! Дышать! Виштальский разлепил глаза, открыл рот. Студенистый воздух потек в гортань, забивая ее, как вязкая смола. Давид подавился и закашлялся – и в этот момент тяжесть и вязкость пропали. Напряженные мышцы толкнули галактиста вперед, и он растянулся, уткнувшись щекой в камешки на песке. Великий космос, какое же это удовольствие – дышать!

Руум пробежал вперед, вернулся к Давиду, опять рванулся прочь. И тут из голосовой щели руума, вечно куокавшей, раздался монотонный механический голос:

– Выборность – отсутствие. Необходимость – спасение. Пятьдесят больше одного. Прохождение индивидуума – гибельность, прохождение коллектива – жизненность.

– Тебя что, – спросил Давид, не слишком поражаясь тому, что «след» разговорился, – на подвиги потянуло?

– Выборность – отсутствие, – повторил Шарик. – Прощание.

И руум бросился вперед, где в воздухе словно реяла светящаяся сетка – как отражение плещущей воды на борту речного трамвайчика, – и что-то огнистое мерцало на заднем плане, кривилось, плясало, отбрасывая слабые «зайчики» на траву.

– Стой! Шарик!

Но было уже поздно.

Силуэт Шарика заколыхался, расслоился и пропал. Тут же растаяли танцующие сеточки, унялось мерцание, погасли всполохи.

Давид поднялся и, шатаясь, двинулся вперед. Вот и холмы. С безразличием осужденного на казнь он перевалил гряду и спустился на свалку Чужих – красные пески, наметенные ветром в невысокие барханчики, уходили волнами к мутному горизонту. Из песка высовывались скособоченные кубы, сколотые верхушки пирамид и конусов, снопы тонких, гнутых прутьев, цилиндры, здорово смахивающие на пни, шары, отблескивавшие медным глянцем. Больше всего этот сюрреалистический пейзаж смахивал на кладбище. Ксенологи уговорились называть ядро джанка «гипоцентром» – это было что-то вроде «глаза бури», безопасное место в кольце ловушек и убийственных сюрпризов. В гипоцентре джанк терял свои зловещие свойства – активное здесь распалось, несовместимое с жизнью рассосалось, нейтрализовалось, разрядилось.

Обернувшись, Виштальский проследил за чередой трапперов и ведунцов, влекущих долгоногов в поводу. Картина спасения его не тронула. Испытывая полное безразличие, даже отвращение ко всему, Давид спустился с холма и плюхнулся на теплый песок.

Беженцы прибывали, они молча приближались, неуверенно топчась и переглядываясь.

– Твой маленький друг погиб не зря, – проговорил Лосс, – благодаря ему живы все мы.

Давид безучастно кивнул.

– Каратели уже на опушке Запретного леса, – добавил Зесс. – Рыцари идут следом.

Виштальский снова кивнул.

– О, Творцы! – молитвенно сложил ладони пожилой патлатый траппер и выдохнул: – Сбывается пророчество!

– Какое еще пророчество? – разлепил губы Давид.

– Ибо сказано, – заговорил траппер нараспев и продолжил с особым выражением: – «Придут времена тяжкие и несносные человеку, и станет добро злом, а свет тьмой. Свободные превратятся в рабов, а повелители утратят власть. Но явится чужой, хранимый Творцами, и станет своим, и даст волю невольникам, и накажет неправедных, и вознесет закон выше венца царского…»

– И это всё обо мне? – усмехнулся Давид.

– А не ты ли тот чужак, – пробасил бородатый траппер, молчавший до этого, – который приручил домовика Творцов, чего не удавалось никому из нас за века? И не домовик ли хранил тебя, отведя все заклятия злых мест?

– Он это, он! – заволновался патлатый. – Всё сходится! Что было речено триста лет назад наимудрейшим братом Алассом-но-Кли, то ныне явлено! Братья! Радость-то какая!

Трапперы сильно оживились, счастливые улыбки разделяли усы и бороды.

– Вот только не надо меня в вожди и спасители записывать, ладно? – сердито сказал Виштальский. – Тот я или не тот, неизвестно, да и неважно, но одно я знаю точно – даром счастье никому не дается, за него драться надо! Так что не надейтесь волю бесплатно получить, не ждите, пока я за вас справедливости добиваться стану. Так не бывает. Я и помогать вам за просто так не собираюсь – помогу тем, кто сам хочет лучшей жизни и для того жилы рвет, надсаживается, старается во всю силу! Но прежде мне разобраться надо, что вообще происходит, понять, кто друг, а кто враг. Вопросы есть? Вопросов нет.

Глава 6 ФИЛЬМ ПРО ШПИОНОВ

1

Грига и Сидоровс уже стояли переминаясь, на двухметровом круге нуль-транспортера. Вита кинула прощальный взгляд на панорамное окно, за которым простирались лунные холмы, и присоединилась к «сообщникам».

– Летите, голуби! – дурашливо пропел их провожатый и помахал «зайцам».

«Зайцы» мрачно посмотрели на него. Задрали носы и гордо отвернулись. Побеждать легко, куда сложнее держать удар, перенося поражение.

– Соберись! – процедила Бока, обращаясь к Ричу. – В Москву или куда? Раз, два, три!

– В Москву! – выпалил Сидоровс.

– Вперед!

Рич набрал код и вдавил стартовую кнопку. Порт-Рорис растаял в сиреневой вспышке.

Переместились они неизвестно куда – за огромным окном незапятнанно голубело небо. И все.

– Ты нас куда забросил? – подозрительно спросила Вита.

Подойдя к окну, она увидела не то террасу, не то палубу, а за ее краем клубились кипенно-белые облака, чью девственную чистоту подчеркивали синие тени в западинах.

– Это «Лапута»! – опознал место Грига.

– «Лапута-2», – поправил его Рич. – Я, наверное, шифр перепутал.

– Нам тут делать нечего, – сурово отрезала Вита. – Набирай снова.

Все встали в круг, и Рич сделал вторую попытку. Раздался мелодичный звон, и приятный голос проговорил с оттенком виноватости:

– К нашему сожалению, в нуль-пространстве образовались значительные шаровые сгущения минус-поля, и портал не может обеспечить устойчивую трансгрессию. Убедительно просим подождать – это явление временное.

– И сколько нам, то есть, как бы, ждать? – спросил Рич недовольно.

– Пустое! – отмахнулся Грига. – Помнишь, зимой? Когда нейтринная буря разыгралась? Вот то да! Трое суток просидели на турбазе.

– Ладно! – сказала Вита с раздражением в голосе. – Какая разница. Пойдемте погуляем. И подумаем.

Троица покинула нуль-станцию и вышла на прогулочную палубу.

«Лапута-2», если смотреть на нее снизу, казалась овалом. На самом деле Облачный Город имел форму безупречного круга с километр в диаметре. Его нижние отсеки были забиты гравигенными и гравизащитными системами, расходовавшими бешеную энергию двух кварк-реакторов, а выше стелились палубы пассажирские и прогулочные, чередуясь с парковыми зонами. На самом верху отливали лазурью квадратные и округлые бассейны, в центре сквера возвышалась, как памятник, грибообразная надстройка, а вокруг нее спадали террасы отелей, замкнутые кольцом обзорной палубы. Вот по ней-то и шагали наши друзья, обдумывая план «Б».

Облачный Город между тем начал снижение. Пробив облака, «Лапута» зависла на высоте птичьего полета.

Внизу простиралась Москва – россыпь белых кубиков, призмочек, бочечек, брошенных в зеленую пену садов и парков.

Плавно огибая старинную Останкинскую башню, «Лапута-2» поплыла рядом с исполинским ячеистым куполом Снема, словно соревнуясь в размерах.

– Ну, что? – спросила Вита. – Надумали чего?

Сидоровс не ответил, засмотревшись на щебечущих купальщиц, шествующих по аллее в одних босоножках и темных очках, а Грига честно признался:

– Не-а.

– Рич! Соберись.

– Ага! – вздрогнул Сидоровс.

– Приступаем к плану «Б», – объявила девушка.

– Есть! – молодцевато козырнул Ричард и поинтересовался: – А что за план?

Вита с сожалением посмотрела на него и начала:

– Почему нельзя улететь с Фидониси или с Алькантары?

– Ну, я ж говорил – в планетарных ботах всё на виду, там не спрячешься!

– Именно. А где находятся космодромы, на которых не стоит ни одного регистратора?

– А нету таких!

– А если подумать? Мальчики, сосредоточьтесь наконец! Только вокруг одной Москвы десяток грузовых космодромов, где садятся корабли-автоматы. Они снабжают инопланетной продукцией тот или иной район… сектор, или как они там называются. Ну? Доходит?

– А-а… – дошло до Рича. – Точно!

– И ты полагаешь, – спросил Зикунов с сомнением, – что туда легко проникнуть? Витка, ты ошибаешься. Грузовые космодромы окружены энергоботами. Чуть что – и их эмиттеры ставят защитное поле. Собак отгоняют, кошек, оленей, лосей. Кто там еще по московским окраинам шарится? И «зайцам» тоже не пробиться! Я помню прекрасно, мы всю эту космодромию еще на втором курсе проходили.

– А если туда на грузовике проехать? – загорелся Рич. – Развозят же как-то продукцию, верно?

– Вот и видно, – парировал Грига, – что зачет тебе поставили зря. С такими космодромами сообщение конвейерное, под землей. Понял?

– Ты совершенно прав, – кивнула Вита. – Вот на конвейере-то мы и въедем на космодром.

– Ага! Ты сначала попади в тоннель.

– А у меня ключ есть!

– Во! Откуда?

– Да так, случайно завалялся. Один знакомый наладчик автоматов не успел напарнику передать, а я забыла.

– Тогда вперед!

– Осади назад! Куда – вперед? На какой космодром? На Истринский? На нем только с Марса борты прибывают, фиолетовую капусту тягают. На Щелковский?

– Нет, – помотал головой Грига, – туда садятся грузовики с Ирия, урожай везут с П-плантаций. Хотя. Стоп! А, правда, давайте на Ирий махнем? Там гуманоиды жили-были, да они и сейчас живут-поживают, добра наживают. И я точно знаю, там есть база галактистов, «Ойум» называется.

– Ага! – скептически скривился Рич. – А ты помнишь, кто там генеральным координатором? Иван Лобов, наставник Давида. Он нас ругать не станет, я тебе гарантирую. Иван нам морды набьет, а кулак у него – будь здоров!

– Пустое, мы не к Ивану в гости собрались. Главное-то не в этом. К «Ойуму» приписан нуль-звездолет сверхдальнего действия «Ра-3». И если мы с тамошними договоримся, они нас могут подкинуть до Маран-им. Ну как?

Зикуновишна горделиво оглядел друзей.

– Неплохо, – оценила Вита. – Только вот ни с кем мы договариваться не будем. Запомните: в контакт не вступать! Иначе нам опять все добра будут желать и снова отправят на Землю. И что потом? Изобретать план «В»?

– А что ты предлагаешь?

– Я согласна лететь на Ирий, но делать все будем тайком. Тайком проберемся на «Ра» и угоним звездолет.

– Да ну? А кто его поведет, не скажешь? Вита холодно посмотрела на Григу.

– Ты же сам хвастался, что получил диплом пилота-космогатора?

– Да, но.

– Никаких «но»! – отрезала Вита. – Будешь временно исполняющим обязанности командира корабля. Рич будет твоим штурманом и сменным пилотом, а я возьму на себя функции бортинженера. Вопросы есть? Вопросов нет.

Они обошли всю «Лапуту» кругом и вернулись к нуль-станции. На их счастье, портал работал – надо полагать, флуктуация рассосалась.

Они вышли возле дома Виолетты в Медведкове и поймали такси. Автомат домчал их до деликатесного комбината на Сиреневом бульваре, где и высадил, помигав зеленым огоньком.

– Нам сюда, – указала девушка на снежно-белую колоннаду цехов.

Комбинат не был огорожен даже подстриженными кустиками, он возвышался как античный храм, на травянистом возвышении, и сдержанно шумел, втягивая из воздуха углекислоту. Вблизи слитые колонны корпусов больше смахивали на мощные цилиндрические башни.

– Нам в третий блок, – скомандовала Вита. Втягивая головы, как заговорщики из старинных фильмов, друзья проследовали к третьей по счету башне и вошли через калитку в герметичных воротах. Внутри было шумней и жарче, но стерильная белизна царила и здесь. Остро пахло озоном.

Часто оглядываясь, Вита проскользнула между огромными машинами, пригибаясь под гудящими трубами, поднялась по пандусу, спустилась по трапу и очутилась у широких дверей. Двери были заблокированы.

Выцарапав ключ из нагрудного кармана, девушка быстро приложила его к блокиратору. Тот пискнул, красный индикатор сменился зеленым, и двери разъехались, пропуская сообщников на спиральный съезд к автоярусу и еще ниже, к конвейерам.

Биомеханические конвейеры представляли собой серые полосы из квазиорганики. Закольцованные, эти ленты шустро уползали в один подземный тоннель и выползали из другого. Уползали порожними, а выползали с открытыми ящиками, забитыми живыми мешками биоконтейнеров. Мешки покрывала пушистая изморозь, она быстро таяла, попадая в комбинатскую духоту, и вверх струился парок, припахивающий дезинфектантом.

– За мной!

Виолетта решительно спрыгнула на конвейер и присела, взмахивая руками, чтобы удержать равновесие. За ней последовали Ричард и Григорий. Серая упругая лента быстро скрылась в тоннеле, и друзей окутала тьма, только отсветы голубого сияния пробивались из боковых переходников, придавая лицам мертвенную синеву.

– Мы как странники в ночи, от испуга не кричим, – заунывно прочитал Сидоровс. – Перед тьмою страха нет – мы втроем идем на свет.

– А может, правильней будет «трое нас идут»? – спросил Грига, сидящий впереди в позе лотоса. – Ом-м… Ом-м…

– Чиво-чиво? – не разобрал Рич.

– Ом мани падме хум, – ответил Зикуновишна нараспев.

– То есть, как бы, аллилуйя, – подытожил Сидоровс.

Минут десять прошло в молчании. Только полоса конвейера шуршала и поскрипывала. Не поймешь – то ли она течет, то ли ползет.

– Мальчики, приготовиться, – сказала Вита напряженным голосом. – Как только въедем в терминал, сразу соскакиваем! А то попадем под манипуляторы – те сразу остановятся и вызовут дежурного кибертехника.

– Или они остановятся не сразу, – зловещим тоном проговорил Рич.

– Готовность три! – перебила его девушка. Впереди заметно посветлело.

– Готовность два!

Обрисовался кругляш выхода, просматривались какие-то стойки, поперечины, сочленения.

– Готовность раз!

Конвейер вынес заговорщиков в терминал, и те мигом соскочили – подтянутые кверху металлические щупальца дрогнули, звякнули, но разворачиваться не стали.

– Наверх! – скомандовала Вита.

По неудобным трапам с высокими ступеньками, приспособленными под киберов-разгрузчиков, троица поднялась наверх.

Квадрат Щелковского космодрома был невелик. Он находился в промзоне и со всех сторон был зажат производственными комплексами, помещенными под прозрачные колпаки. А на взлетной полосе стоял всего один звездолет – грузовик-автомат типа «Дромунд». Это был приземистый конус под сорок метров в основании и высотой пятнадцать. Его трап был откинут, и киберы шустро заносили на борт пустые биоконтейнеры.

– На борт! – бросила Бока. – Бегом!

Троица взяла с места и буквально запрыгнула в корабль.

– Тут же защитной камеры нет, – спохватился Рич, – нас же в нуль-пространстве… того. А?

– Не волнуйся, – успокоил сокурсника-недоучку Грига. – Тут весь грузовой отсек с высшей защитой. Иначе как продукты доставлять?

– Точно! – расслабился Рич. – А когда старт? Вита молча кивнула на разбегающихся роботов. В ту же секунду трап втянулся вовнутрь, с шипением сошлись створки грузового люка.

– Ложимся!

Все трое легли на упругий пол, стерильность которого внушала некоторые сомнения. Звездолет снялся и начал подъем. Контрольная станция не задержала старт – два парня и девушка испытали пренеприятное ощущение провала, растяжения и скручивания. И это было близко к истинному положению дел – корабль и его груз перешли в состояние нуль-пространства.

– Репагулярная трансгрессия, – прохрипел с натугой Сидоровс, – в двенадцатикомпонентном квазинуль-поле.

– Согласен, коллега, – прокряхтел Грига. – Если рассматривать в этом аспекте гомосистемное полуотражение в полиполярных координатах пространства Римана в сигма-неограниченное гиперпространство, то следует признать, что оно, то бишь пространство Римана, деритринитивно проницаемо в сигма-смысле.

– Мог-быть, мог-быть, мог-быть. – тарахтел Рич. – Не так г-гупо, не так г-гупо.

– Великие небеса, – вздохнула Вита, – с кем я связалась. Мальчишки! Детский сад, штаны на лямках.

– Нет, Виточка, – произнес Грига с пафосом, – это мы мужественно треплемся, героически преодолевая. Что ж мы там преодолеваем? Эй, наше всё! Закончи мою мысль!

– Мы преодолеваем, то есть, как бы, великие трудности. Пламенея энтузиазмом…

– Мальчишки… – последовал вздох. – Все вы одинаковы.

Грига нутром почуял грустинку в голосе девушки и не стал развивать тему. Да и поздно было ее развивать – корабль шел на посадку. Навалилась слабая перегрузка, звездолет просел на антигравах и мягко опустился на космодром – пустырь между П-плантациями и базой «Ойум». Разошлись створки люка. Опустился трап. Пахнуло сухим зноем.

Вита осторожно выглянула наружу.

– Никого!

Троица покинула борт и очутилась на взлетном поле, истоптанном и пыльном. Желтый карлик, солнце Ирия,[1] сияло в зените, и было жарковато. Купола базы виднелись далеко впереди, на сизом фоне Эмпирейских гор. К северу, в направлении моря, нестерпимо блестели П-плантации – квадраты мелкой воды, в которой резвилась какая-то здешняя гадость, выделяя при этом стойкую пенку, которую промывали и хранили в холоде. Гурманы Земли пускали слюнки, даже просто думая о ней.

С плантаций брел гуманоид, толкая перед собой тележку с инструментами – сачком и чем-то вроде огромной шумовки. Это был абориген, чистокровный ирианин – росточку невысокого, с острыми, узловатыми коленками. Лицо его было почти человеческим – тупой курносый нос, оттопыренные уши, кривоватый рот. Рот скалился, демонстрируя мелкие зубы. Зато огромные глаза, белые буркала с черными точками зрачков, пугали. Когда же Вита пригляделась к тонким рукам ирианина, у нее что-то сжалось внутри – у сего носителя разума было по три скрюченных когтистых пальца на каждой руке.

– Добрый день, – непринужденно поздоровался с ирианином Грига. – Сегодня хорошая погода, не правда ли?

Ирианин осклабился еще шире, постучал себя в грудь трехпалой клешней и прогудел неожиданным баском:

– Меня – Ануо. Тебя?

– Грига.

– Рич, – отрекомендовался Сидоровс.

– Вита, – сказала Бока и зачем-то сделала книксен.

– Вас… строить? – спросил Ануо с прежней доброжелательностью.

– Где? – не понял Грига.

– Там, – указал ирианин на оранжевые купола палаток, пламенеющие к востоку от плантаций. – Они – много. Строить… вуэна нао. Эр. Эн. Энергостанции!

– А-а! – уразумел Сидоровс. – Да, да! Нас строить! И еще как – пыль столбом, вода рекой.

Ануо удовлетворился этим ответом. Пригладив жесткие черные волосы, он повлек свою тележку дальше. Огромные лопатки страшно шевелились на его узкой спине, вздуваясь угловатыми буграми.

Проводив аборигена глазами, Вита сказала:

– Пошли.

Грига с Ричем даже не кивнули в ответ, просто двинулись следом. Вита уверенно зашагала к палаткам строителей-энергетиков. Сразу за лагерем из земли выпирали готовые фундаменты. Три или четыре системы киберстроителей суетились вокруг, доводя нулевой цикл до совершенства.

В палаточном городке никого не было видно, только кто-то невидимый лениво тренькал на банджо, а другой невидимка выдувал пронзительные и унылые трели из губной гармошки. Похоже было на озвучку вестерна.

Рядом с самой большой палаткой был натянут дырявый тент, а под ним отдыхали два краулера – открытые платформы на автономных шасси.

Вита оглянулась – и заняла место водителя на одной из танкеток. Парни молча уселись на заднее сиденье.

– Съездим на базу, – тихо проговорила девушка, – узнаем насчет звездолета… Ну, который «Ра-3»… И вот что – говорить буду я. Если что – мы строители-энергетики, вас звать Грегори и Дик, вы оба со Среднего Запада. Усвоили?

Грегори и Дик кивнули в унисон.

– О'кей! – выдал первый.

– Летс гоу, беби, – отпустил второй.

Вита негодующе фыркнула, включила двигатель, развернулась и поехала по пыльной тропинке. Никто из палаток не выскочил и за угонщиками не погнался.

Тропа привела компанию в глубокий овраг, заросший колючими кустами, на ветки которых будто набросали зеленой пряжи или распущенных ниток. Наверху стояла сухая жара, а в овраге было влажно и душно. Кое-где стену оврага пересекали расселины, сочащиеся теплой водичкой, капающей на склоны.

– Мне иногда кажется, – заговорил Грига в великой задумчивости, – что зря мы тужимся, подтягиваем гуманоидов. Зачем тому же Ануо наши модели развития? С чего мы взяли, что здешнее зло хуже нашенского, а добро, экспортированное с Земли, лучше, чем тутошнее скромное благо?

– А ты в курсе, как тут было до нас? – спросила Вита, не оборачиваясь.

– Читывали мы информаты, читывали, – сказал Рич.

– А что тут было? – пожал плечами Грига. – Охотились гуманоиды, собирали чего-то в здешнем буше. Тем и кормились. А так как на земледелие со скотоводством было наложено строгое табу, то слабые мерли. Мало тут дичи. Им бы кочевать, так нельзя. Табу потому что.

– Вот мы-то и отменили эти дурацкие табу! – веско сказала Вита. – Разве плохо?

– А что в том хорошего? – завелся Грига. – Если гуманоиды позволяли, чтобы их дети пухли от голода, а колдуны жирели, то так им и надо! Сколько мы их вразумляли, помните? Тридцать пять лет! Тридцать пять лет мы вдалбливали в их тупые головы, что есть хорошо, и чем это «хорошо» отличается от «плохо»! А сколько было нападений, попыток убийств, оскорблений?

– Зато теперь. Сам видишь!

– Что именно я вижу? Что Ануо с грехом пополам выучил терралингву? Что он пашет на наших плантациях? Так извини, я вижу уродливого землянина, а не ирианина! Ануо порвал с прошлым, отказался от дедовских обычаев… как это говорится: «Утратил свою самобытность». Он перестал быть ирианином!

– То есть ты против вмешательства в дела иных цивилизаций?

– Ну почему сразу – против? Не против. Чего б я тогда в прометеум рвался? Просто. Не знаю!

– Я объясню, – поднял руку Сидоровс. – Грига проголодался, и еще ему надоели жара и пыль. Вот, то есть, как бы, и раскапризничался.

– Щас кто-то получит! – с чувством сказал Зикуновишна.

Сидоровс не ответил: мимо, завывая мотором и нещадно пыля, пронесся танк-транспортер. Его кузов был битком набит ирианами. Аборигены весело скалились, орали местную тягучую песню без рифм, махали трехпалыми конечностями. Над их головами качались «шумовки».

– Алё, алё! – завопили они, углядев проезжавших землян, – так в их исполнении звучало дружеское «хэллоу».

– Привет братьям по разуму! – проорал Сидоровс, поднимаясь с места и хватаясь за раму краулера.

Взрыв восторга был ему ответом.

– Рич, – сказала Вита, сдерживаясь, – ты когда начнешь думать о конспирации?

– Вот это как раз и была мера прикрытия! – веско проговорил Ричард. – Главное – не выделяться! Встретили они приветливых землян – и забыли. А ты что, хочешь, чтобы мы проехали мимо с холодным выражением лица? Как буки, да? Тогда ириане мигом запишут нас в бяки!

– Ладно, бяка, – проворчала Вита, – на первый раз прощаю.

– Премного благодарны.

Показалась база. Это был целый научный городок – десятки белых параллелепипедов стояли рядами, связанные галереями с куполами и башнями. Между зданиями были разбиты цветники, а дорожки окаймляли молодые деревца, похожие на морских ежей с иглами вполметра, на которые были наколоты мотки нитчатых листьев.

Рядом с главным зданием располагалась двухэтажная школа-интернат для малолетних ириан, родители которых охотились в степи на парусников – местную дичь, отдаленно похожую на земное перекати-поле, или пасли паукомаров в мелких извилистых речках. Много и взрослых аборигенов ошивалось на территории базы. Кое-кто из них уже привык к земной одежде, а новенькие или самые упрямые сохраняли верность передникам, сплетенным из мягкой соломки.

Впрочем, бытовые подробности замечал один Сидоровс. Ни Грига, ни Вита не видели деталей местного жития, их взгляды были прикованы к обширному полю напротив Центральной метеобашни – там стоял нуль-звездолет «Ра», зеленая полусфера вполтораста метров диаметром, с кольцевым утолщением вокруг основания. Корабль попирал траву двойным кольцом усиленных опор, а на высоте примерно пятого этажа его борт распускался веером балок, от которых до самой поверхности спадала хрупкая на вид конструкция подъемника.

– Отлично! – сказал Грига, хищно улыбаясь. – Есть что угонять!

– Цыц!

Вита подкатила к главному входу базы и остановила краулер.

– Сразу на борт? – деловито поинтересовался Грига.

– Узнаем сначала, когда и куда у них рейс. Может, корабль и вовсе на ремонте.

– Тоже верно.

Попасть из душного пекла в кондиционированную прохладу было подарком. В главном здании было тихо, лишь издалека доносились жизнерадостный гогот и резкие слова нотации.

По лестнице с верхних этажей сбежал, прыгая через три ступеньки, молодой парень в одних шортах, высокий и могучего сложения. Завидев троицу, он резко затормозил и улыбнулся как минимум в сорок четыре зуба:

– Грига! Рич! Здорово! Вы к нам?

Зикуновишна совершенно растерялся. Он-то готовил себя к подвигу, к подпольной работе под оперативным псевдонимом «Грегори», легенду разрабатывал. А тут – свой брат однокашник, Игорь Новиков. Ему, что ли, легенду выкладывать?

– К вам! – храбро заявил Зикунов.

– Только ненадолго, – подхватила Вита.

– Познакомил бы, – сказал Новиков.

– Вита, это Игорь, – протарахтел Григорий, – Игорь, это Вита.

– Очень приятно, – сказал Игорь бархатным голосом и шаркнул ножкой.

– Здорово, Кнехт! – осклабился Ричард. – Ну и раскормили тебя ириане!

– Да-а! – довольно признал Игорь. – Набираю привес!

– А Кнехт – это как? – улыбнулась Бока. – От слова «рыцарь» или…

– Или! – сказал Грига. – От слова «тумба»!

– Причальная, – уточнил Рич.

– Ох, мало я вас в школе гонял, – умилился Игорь.

– А что это за кутерьма у вас тут? – поинтересовалась Вита. – Беготня, суета, галдеж.

– Да так, – отмахнулся Новиков, – делегация с Земли, какая-то шишка на ровном месте.

– Из КМО?

– Бери выше – из Совета Мира! Сам Николя Пиньон пожаловать изволили, с какой-то там по счету высокой миссией. И куча народу с ним – советники, помощники. Еще и гору кибероборудования приволокли с собой. Я так понял, что намечаются переговоры с сириусянами, эти тоже здесь. Ну ладно, заболтался я с вами. Грига, Рич, вы как насчет поработать?

Зикунов и Сидоровс одновременно посмотрели на Боку. Девушка кивнула и сказала:

– Забирай обоих, а то застоялись.

– А ты? – поинтересовался Зикуновишна.

– А у меня тут дела.

Кнехт увел новых работников, а Вита энергично зашагала по коридору и чуть не столкнулась с самим Иваном Лобовым, директором системы «Ойум», командиром базы, генеральным координатором КГБ на планете Ирий, и прочая, и прочая, и прочая. Лобов тяжело, вперевалочку, ступал, немного косолапя, и внимательно, склонив голову к плечу, слушал своего спутника – невысокого, плотно сбитого, чернявого человека с шапкой курчавых волос и пышными усами. На вид чернявому было лет пятьдесят, не больше. Он выглядел жизнерадостным, эмоциональным – и хитрым. «Выпивоха и бабник!» – определила Вита, прячась за раскидистое растение в керамической кадке. Под сенью этого представителя флоры стоял диванчик, его-то и оккупировали Лобов с чернявым. Директор системы присел, кряхтя, и со вздохом отвалился на мягкую спинку. Его спутник опустился рядом, продолжая начатый разговор.

– Мы должны, мы просто обязаны закрепиться на Маран-им, – тараторил чернявый, отчаянно жестикулируя, и Вита мгновенно насторожилась. – Вы только подумайте, представьте себе – на Маран-им открыты базы Волхвов, многие десятки баз и станций, с полсотни подземных городов! И всё – в состоянии и-де-аль-ном! А там и таоте отметились. И блакиты. Да вы сами – вспомните! – открыли на Восточном материке Маран-им две зоны посещения неизвестной цивилизации, фактуры совершенно фан-та-сти-чес-кой!

– Да знаю я… – проворчал Иван. – Мне просто не нравится то, что затеял Кардинал.

– Вы имеете в виду нейтрализацию трапперов? О-ля-ля! А как же иначе?! Повторяю – планета Маран-им входит в зону жизненно важных стратегических интересов Земли, и наш священный долг – добиться полного контроля надо всеми тамошними объектами Волхвов! Да, проще всего и легче всего было бы, окажись Маран-им не заселенной носителями разума. Тогда бы мы попросту распространили доминанту Земли на эту планету, не считаясь ни с какими расходами по колонизации. Но, увы, мараниты есть, их почти двести миллионов человек, и с этим фактором мы вынуждены считаться.

– Да уж, – хмыкнул Лобов.

– Считаться, да! Но Земля – прежде всего, Иван Павлович.

– Давайте без отчеств, не так уж я и стар.

– Аналогично, Иван!

– Я понимаю, Николя, вашу обеспокоенность и разделяю ее. Сочувствую вашим трудностям, межзвездная дипломатия – это великое искусство. Доказать негуманоидным расам легитимность наших притязаний на Маран-им, сообразуясь с нечеловеческой логикой. Это надо уметь. Я человек простой, и, если меня спросят о следах, оставленных Волхвами на Маран-им, я тут же честно отвечу: мы должны завладеть ими. Непременно! Или мы потратим тысячи лет, самостоятельно вытягивая свою цивилизацию на уровень этих галактов, – или скопируем их достижения, как это уже было с гравитехникой.

– Совершенно верно! Но будут ли дожидаться этого наши партнеры и вероятные противники? Вот вопрос! Не лучше ли, слегка подкорректировав правовой аспект, овладеть, говоря словами Уитмена, «всеми тайнами и усладами Вселенной»? Стяжать под носом у маранитов следы деятельности Волхвов и сохранить тем самым технологическое лидерство Земли?

– Согласен, Николя. Лишь бы мараниты не заплатили кровью за наш прогресс.

– Что вы, Иван, как можно! Мы все детально обговорили с Кардиналом. Трапперы считают системы городов Волхвов святыми местами, и наше вмешательство, наплыв светил ксенологии, масштабные раскопки, строительство баз и колоний – все это вызовет резкое противодействие трапперов-мракобесов. А что еще хуже – они могут создать образ врага и поднять на борьбу с нами невежественное население! Вот что страшно! Нет, Иван, план по нейтрализации, предложенный Свантессеном… э-э. Кардиналом, оптимален, он позволяет свести возможные жертвы к минимуму.

– Ну, будем надеяться… – сказал с сомнением Лобов. – А что слышно насчет Давида Виштальского?

– Ничего утешительного сообщить не могу, – сказал чернявый виновато. – Кардинал заверил меня, что им создана аварийная команда, что она ищет следы Давида на обоих континентах, но пока безрезультатно.

– Мсье Пиньон! – прокричал девичий голосок из пункта связи. – Вас Земля вызывает!

– Бегу, бегу! – подхватился чернявый и заторопился: – Мы еще вернемся к этому разговору, Иван, а пока прошу простить великодушно.

Николя Пиньон укатился в пункт связи, а Вита решительно вышла из-за растения.

– Здравствуйте! – храбро сказала она. – Меня зовут Виолетта Бока, я девушка Давида.

– Какие люди, – насмешливо пробасил Лобов. – И без охраны.

– Нам нужно спасти человека! – бросилась Вита в атаку.

– Вам нужно сидеть дома и не рыпаться.

– Да что вы говорите?! – разозлилась девушка. – И что нам делать дома? Ждать, пока ваш вшивый КГБ соизволит снизойти до такой мелочи, как поиск и спасение человека? Так ведь вы же всё равно не разрешите объявить глобальный поиск на Маран-им! Как же! А вдруг это нанесет аборигенам психологический шок! Стоит ли из-за одного землянина рисковать судьбами контакта? А мне лично глубоко начхать и на контакт, и на тамошнюю занюханную цивилизацию! Я хочу, я должна спасти Давида, и я это сделаю! Понятно?!

Иван Лобов молча выслушал монолог разъяренной девушки, затем жестом показал на диван: присядь, мол, и успокойся. Вита подумала – и чинно присела.

– Я не меньше вашего хочу найти Давида, – проворчал Лобов. – Насколько я понимаю, вы слышали наш разговор и в курсе того, что парня ищут…

– Ой ли? – неласково прищурилась Вита.

– Вы не доверяете… э-э.

– Мне известен оперативный псевдоним Мелькера Свантессена. Но мне не понятно, почему вы доверяете Кардиналу.

– А что, у вас есть основания для недоверия?

– Лично меня удивляет, почему они отсутствуют у вас! Свантессен всего несколько лет ведет работу на Маран-им, внедряя религию в массы нерелигиозных гуманоидов. У него очень мало людей, кадровая проблема для вашего Кардинала – самая острая. И что же? Он собирает целую команду и бросает ее на поиски? Да никогда я в это не поверю!

– В принципе, логично, – оценил Лобов.

– А зачем вообще вся эта нейтрализация трапперов? Я читала отчеты и ваших экспедиций, и доктора Цимссена и поняла одну вещь: маранитам свойствен атеизм, их мировоззрение наивно, но вовсе не мифологично, как полагается по феодальным стандартам, скорее уж оно научно. И трапперы – это как раз представители зарождающейся науки, а не мракобесы! И что? Нельзя было договориться с ними по-хорошему? А Кардинал вообще пробовал идти на переговоры? Что-то я сомневаюсь! Да и что с ними возиться, с этими трапперами? Да? Нейтрализовать их – и всего делов!

Дрожа от ярости, Вита вскочила, сжимая кулачки.

– Сядьте, Вита, – сказал Лобов железным голосом. Девушка медленно опустилась на место.

– Возможно, интуиция не подводит вас… – задумчиво проговорил директор системы «Ойум».

– Это не только интуиция, – сухо вставила Бока, – но и логика.

– Согласен, – улыбнулся Лобов. – Поверьте, мне тоже не всё нравится в этой истории. И чем дальше, тем меньше у меня спокойствия. И тем больше тревог и опасений. Но Маран-им действительно важна для Земли, очень важна. Скажите, Вита, вы что заканчивали?

– По профессии я кибертехник, кроме того, закончила курсы персонала обеспечения при Центральном прометеуме.

– Наш человек, – удовлетворенно сказал Лобов. – А друзья ваши?

– Лодыри они. Инженеры-контролеры.

– Понятненько. Вот что, Вита. Сейчас вы выслушаете мое предложение и обдумаете его. Можете обзывать меня по-всякому, но сначала все же подумайте над тем, что я вам скажу.

– Вы меня пугаете, – усмехнулась Бока.

– Сэ ля ви, как говорит Николя. В общем, так… Я могу или посадить вас на ближайший звездолет до Земли, или пристроить у себя. Человек я не жалостливый, не думайте, просто руководствуюсь интересами дела. Я могу предложить вам место личного секретаря Пиньона, он давно ныл и жаловался, что текучка его убивает, а помощи не дождешься. Стать секретарем сенатора на Земле вам бы никто не позволил, но здесь Ирий. Будучи при Пиньоне, вы окажетесь в гуще событий, так что место это для вас идеально. Но! Я потребую от вас ответной услуги.

– Докладывать вам лично о словах и делах Пиньона? Лобов крякнул – и пробурчал, отворачивая лицо:

– С юных лет опасался умных девушек. Да, вы правы: я хочу быть в курсе того, что говорит и делает сенатор Пиньон. В общих чертах я знаю ситуацию, но всей правды мне не говорят.

– Даже вам?

– Даже мне. Я всего лишь галактист и реализую пожелания всех этих политиков. Мне не всегда нравится то, что я делаю, но моего мнения не спрашивают. Только не подумайте, что я подозреваю Пиньона в неких зловещих заговорах и плетении интриг! Мне всего лишь нужна правда. Вся.

Вита думала недолго.

– Я согласна, – твердо заявила она.

– Вот и ладненько, – повеселел Лобов.

В это время из пункта связи выкатился Пиньон, не забыв отпустить комплимент хорошенькой даме-инженеру.

– Николя! – подозвал его Лобов. – Иди сюда. Твоя просьба удовлетворена. Познакомься – Виолетта Бока, сегодня прибыла с Земли. Рекомендую на должность личного секретаря. Годится?

Пиньон с интересом оглядел Виту и спросил:

– С кибертехникой знакомы?

– Я работала в Институте Экспериментальной Кибернетики, – спокойно доложила Вита, – опыт у меня есть.

– Замечательно! – воскликнул Пиньон.

– Могу предложить еще двоих помощников, – быстро добавил Лобов, – больше не дам.

– Мне вполне хватит двоих, – заверил его Пиньон. – Спасибо, Иван!

– Не стоит.

Пиньон повернулся к Вите и промурлыкал:

– Мадемуазель Виолетта, прошу за мной. Покажу фронт работ!

– Да, шеф, – церемонно ответила девушка.

Фронт оказался весьма объемистым – Пиньон навесил на Боку всю документацию и корреспонденцию, исключая послания с грифом «Только для членов Президиума Совета Мира», и всё кибероборудование вдобавок. А миссию Пиньона обслуживали киберы аварийные, ремонтные, боевые, экспедиционные, универсальные, даже строительные.

Вита сидела в служебном модуле – «предбаннике» – за столом-пультом. Справа – информарий, слева – кристаллотека, впереди – диванчик для посетителей. Посетители цепенели под строгим взглядом личного секретаря, говорили искательными голосами и откровенно подлизывались.

К вечеру в «предбанник» наведались Грига с Ричем, уже успевшие слегка загореть.

– Привет! – сказали они легкомысленно, но под ледяным взглядом Боки увяли, угасли и заговорили в деловом тоне: – А нам сказали, что нас… того… сюда прикрепили.

– Вам всё правильно сказали, – ответила Вита и ткнула пальцем в стол-информатор: – «Григорий Зикунов, Ричард Сидоровс, инженеры-контролеры. Откомандированы для работы в аппарате члена Президиума Совета Мира, сенатора Пиньона». Вопросы есть?

– Есть, – осмелился Грига, вытягиваясь во фрунт. – А какие функции будут исполнять инженеры-контролеры?

– Функции грузчиков, носильщиков, водителей и так далее. Вам скажут.

– Готовься, Рич… – Грига хлопнул друга по плечу. – Будем временно исполняющими обязанности киберов!

– Считайте это повышением! – съязвила Вита.

2

Рабочий день давно уже кончился, в административном блоке базы стало малолюдно. Бока устало потянулась, встала, собираясь уходить, и в это время из кабинета выкатился Пиньон.

– Срочный сеанс связи с Маран-им! – скороговоркой оповестил он личного секретаря. – Будут спрашивать – меня нет!

– Да, шеф.

Пиньон укатился в пункт связи, Вита бросилась следом. Она не зря полдня провозилась с киберсистемами – по ее команде освещение в коридоре было погашено.

На цыпочках подкравшись к двери с логотипом «Спейс-телеком», она приложила ладонь к распознавателю, и створка бесшумно укатилась в стену. Вход свободен.

За дверью тоже было темно – Пиньон предпочитал гасить свет, это делало стереопроекцию четче.

Сам сенатор сидел в огромном кресле в круге главного фокуса, напротив светился голубой ромбик нуль-сканера, а выше распахивался огромный экран, метра три по диагонали.

Всё пространство экрана занимала голова Мелькера Свантессена, профессора, планетарного инспектора, Большого Жреца. И без того сухое, лицо Кардинала стало еще суше – глаза запали, скулы заострились, а широковатый нос словно вырос в размерах. Плотно сжатые тонкие губы подергивались – Свантессен будто проговаривал что-то неслышное.

– Рад тебя видеть, Мелькер, – добродушно сказал Пиньон. – Как жизнь?

– Не трать попусту время и мегаватты, – оборвал его Кардинал. – Скажи лучше, когда тебя ждать?

– Во всяком случае, не в этом месяце. Сейчас я готовлю делегацию, мы вылетим в систему Сириуса… думаю, завтра или послезавтра… обговорим на месте все детали. А это работка та еще, сам понимаешь. Жди нас через месяц. Или полтора.

– Полтора месяца? Это хорошо, этого времени мне хватит, чтобы закончить с нейтрализацией и начать Эксперимент. Ладно, буду готов встретить вас через месяц. Да, я не понял про сириусян: экспедиция все же планируется совместная?

– Да.

– Замечательно. Без сириусян не разобраться, они пять веков подряд изучают культуру Волхвов. А строительство города-колонии?

– Сначала я пытался уговорить сириусян возвести два научных городка – один наш и один их, – но они вежливо отклонили это предложение, настояв на объединении усилий.

Свантессен пожал худыми плечиками.

– И зачем было рисковать, уговаривать… – проворчал он.

– Ну не мог же я взять и сказать, что мы хотим использовать сириусян под прикрытием совместной миссии?

Пожевав губами, Свантессен осведомился:

– Надеюсь, у Сириуса неизвестно то, что ведомо у Солнца?

– Ты имеешь в виду, что Маран-им может являться материнской планетой Волхвов?

Свантессен покачал головой.

– Может – это не та модальность, Николя. Маран-им и в самом деле родина тех, кого мы называем Волхвами.

– Должен сказать, что Президиум в своих расчетах исходит именно из этого.

– И правильно делает. Оба материка покрыты инфраструктурными сетями Волхвов, назначение большей части которых нам неведомо. Древние дороги связывают между собой тысячи объектов класса «поселок», сходятся к десяткам мегакомплексов. Да что там говорить! Только в одном Заречье сооружений Волхвов на порядок больше, чем во всём исследованном космосе!

– Не дави на меня, Мелькер. Я прекрасно понимаю, каков объем удачи, что привалила Земле. Но и масштаб ответственности ведь неменьший! Если таоте, кхацкхи или даже ритты прознают о наших планах, конфликта интересов не избежать.

– Значит, пришло время привести в состояние боеготовности Первый и Второй флот.

– Не требуй от меня всего и сразу, Мелькер. Третья и Восьмая космические эскадры готовы стартовать к Маран-им, и обе в повышенной боеготовности. Это максимум того, что можно предпринять, не вызывая нездорового интереса. Кстати… Как там наша пропажа?

– Давид Виштальский? – поморщился Свантессен. – Ищем… У тебя что, других дел нет, как только поисками заниматься? Найдется, никуда не денется. Скажи лучше, когда придут автоматы с оружием?

– На днях, Мелькер, может, уже завтра. Я выбил три тысячи единиц – ручные лазеры, плазменные излучатели, бластеры, дезинтеграторы.

– Я просил десять тысяч!

– Послушай, ты что там, локальную войну затеял? Мы снабжаем тебя оружием под предлогом нейтрализации! Между прочим, чтобы нейтрализовать трапперов, достаточно и несмертельного оружия – парализующего и иммобилизующего действия!

– Я применяю метод устрашения, Николя, и мне отсюда виднее, ты уж поверь. Сопротивление идет очень жесткое, а людей у меня мало. Не могу же я кому попало доверить бласт!

– Конечно, конечно! Кто ж спорит. Но это не последние грузовики-автоматы.

– Ладно, замнем для ясности. Мне потребуются белковые синтезаторы – на юге недород, начнется голод, и помощь населению от Большого Жреца будет своевременной мерой – похлеще нейтрализации.

– О, это мы провернем в темпе. Я сегодня же пошлю поручение на Землю. Что еще?

– Фармосинтезаторы. Настройте их на те лекарства, о которых я говорил. Не помешают и системы киберстроителей, хотя бы пять или десять.

– А психологический шок?

– Великий космос! Какой шок у маранитов? По здешним лесам рассеяны тысячи биосистем! Кстати, замечательный пример механоэволюции. Доходит до того, что некоторые пахари приручают роботов Волхвов, и те пашут им огороды, а киберами-мутантами пугают детей!

– Понял, понял. Так, а когда нам ждать грузовики обратно? Ты понимаешь, о чем я.

– Я собрал уже пару контейнеров с предметами невыясненного назначения. Отправлю незамедлительно, как только получу «посылки». Так, всё, Николя, нуль-аккумуляторы входят в резонанс. Конец связи!

– Конец связи.

Вита бесшумно выскользнула в коридор, закрыла за собой дверь и бросилась наутек, на бегу скомандовав включить освещение. Вспыхнули светопанели, заливая голубоватым сиянием пустой коридор.

Бока резко свернула к атриуму и заметила Рича, прохлаждающегося у фонтанчика.

– Рич! Где Грига?

– А он с Игорем. Там новое оборудование подкинули с Земли.

– А Лобова ты видел?

– Лобов улетел.

– Куда?!

– Да что случилось?

– Куда улетел Лобов?

– Куда-то к Эмпирейским горам.

Вита развернулась и понеслась обратно в служебный модуль. Пиньона на месте не было. Надо полагать, сенатор счел свою работу выполненной и отправился в зал отдыха – там всегда можно было встретить девушек в купальниках и без, повисеть на турнике – и засесть в баре до ночи.

Вита села за свой рабочий стол и нашла в справочнике номер приватного канала Ивана Лобова. Набрала. Коммуникатор долго шипел, мигал задумчиво экранчиком табло и выдал: «Абонент отключен».

– Черт! – взорвалась Вита. – Вот всегда так! Когда не надо – все на месте, а когда надо.

Недоговорив, она выскочила из-за стола и кинулась вон из модуля.

Сидоровс с места не трогался. Он сидел на широком подоконнике и глубокомысленно созерцал сцены из жизни, справляющей праздник во дворе базы.

– Рич! Бегом за мной!

– Куда? – подхватился Сидоровс.

– Надо срочно найти Лобова!

– Григу берем?

– Если увидим! Искать некогда.

Вдвоем они ссыпались по лестнице во двор и сразу увидели Зикунова – тот стоял на разгруженной платформе и гордо озирал окрестности.

– Грига! Пошли с нами!

Григорий не стал уточнять, куда и зачем. Он молча кивнул и присоединился к бегущей парочке. И их стало трое.

Посадочная площадка представляла собой квадрат подстриженной травы, где маленькие ирийчата гоняли мяч. В углу площадки, под густой кроной многоствольного дерева, стояли птерокар, густо присыпанный пылью, и вымытый глайдер. Вита, не раздумывая, выбрала чистую машину и запрыгнула на водительское сиденье. Грига и Рич поместились на заднем диване.

– Руки! – резко сказала Бока и рванула с места. Инженеры-контролеры, облокотившиеся о теплые борта, отдернули конечности, и прозрачный колпак-фонарь упал в пазы под напором воздуха.

– Ну ты и стартуешь, – пробурчал Грига.

– Как из пушки, – подтвердил Рич, – наши тушки полетели к небесам.

Дочитать очередной опус ему не дала Вита.

– Вы можете хоть недолго побыть серьезными? – спросила она. – Откуда вы только взялись на мою голову, такие беспечные, такие ленивые, такие.

– Это Рич балуется, – парировал Грига, – а я очень серьезная личность!

– Хватит! – крикнула Бока. – Довольно! Я больше не хочу с вами работать! Не хочу и не буду!

– Виточка… – пролепетал Грига.

– Но почему… – заикнулся Рич, придавая лицу несчастное выражение.

– Потому, – холодно и спокойно ответила девушка. – Потому что мы отправились в космос на поиски Давида. Потому что мы вляпались в очень опасные дела.

– Мы готовы идти навстречу любой опасности! – с пафосом воскликнул Рич, за что получил тычок локтем от Григи.

– Вот видите, – печально констатировала Вита, – вы сразу примеряете опасность на себя. Вы только и можете думать о себе. А я говорю об опасности, которая грозит Земле! Всей нашей доминанте! Человечеству! Знаете такое выражение: «казус белли»?

– «Повод к войне»? – неуверенно перевел Грига.

– Именно! На Маран-им такая каша заваривается, что всем тошно станет – и людям, и нелюдям! А вам все хиханьки да хаханьки! Не знаю даже, как сбить ваш щенячий оптимизм. Ну представьте для начала миллиард трупов! Представьте, что все ваши родные и близкие, друзья, соседи лежат мертвые, а вы стоите рядом, живые или раненые, и ждете, когда дорогих вам людей испепелит похоронный луч! Представили? Вы и тогда будете хихикать?

– Всё так серьезно? – тихо спросил Грига.

– Все очень серьезно, – с силой сказала Вита и заложила вираж.

Глайдер помчался вдоль горного хребта, постепенно снижаясь.

– И где его искать? – отрывисто спросила Вита.

– Лобова? Он сказал, что будет на станции «Прерия-2» – это по ту сторону гор, сразу за перевалом.

Вита обвела взглядом череду вершин и над одной из них углядела мигающее зеленое кольцо телефора.

Набрав высоту, она повела глайдер в ту сторону и перевалила седловину горы, с которой скатывались белоснежные осыпи.

Противоположный склон Эмпирейских гор здорово зарос многоствольными деревьями – иные разрастались до размеров чащи, а от самого подножия и до горизонта стелилась гладкая степь. Пятнистая, то желтая, то бурая, она взблескивала серыми зеркальцами солончаков и краснела прорехами, где сквозил песок, пушилась разрывчатым бушем.

– Вон, у речки! – крикнул Рич, тыча пальцем в колпак. – Видите?

– Вижу, – бросила Вита и повела глайдер на снижение.

Сделав круг над серебристыми куполами и чересполосицей огородиков, глайдер завис над пыльной площадью в центре селения – и сел. Там уже стоял большой птерокар с уныло опущенными крыльями.

– Это Лобова птер! – опознал машину Рич.

– Пошли! – скомандовала Вита и выпрыгнула во влажную духоту. Сразу запахло травой и навозом, дымной горечью и пылью.

Ириане, блестя глазами-буркалами, окружили гостей, бурно обсуждая такое великое событие, жестикулируя и разжимая пальцы крестами.

– Але! Але! – неслось со всех сторон.

– Лобов где? – попыталась перекричать толпу Вита. – Лобов!

– Лобо! Лобо! – загалдели ириане и все как один указали на самую большую хижину, покрытую зеркальной тетратканью, вошедшей в моду у степняков, – она хорошо сохраняла прохладу.

Наша троица двинулась в указанном направлении и вскоре предстала перед директором системы.

Таким Ивана Лобова мало кто видел: он был в одних серебристых шортах, ноги его покрывала серая засохшая грязь, широкая грудь – вся в синих узорах, а волосы на голове были собраны в хвостики и перевязаны бантиками из тряпочек.

– Я вас приветствую, – прогудел Лобов без тени смущения. – Прошу прощения, у моего друга Ннао Гу родился первенец, и я участвовал в обряде признания дитяти. Что-то срочное, Вита?

– Очень.

Лобов подумал, почесал щетину на подбородке и повел всю троицу на огороды.

– Здесь нам никто не помешает, – объявил он, усаживаясь на один из больших камней, из которых была сложена межа. – Я весь внимание.

Вита набрала воздуху в грудь – и выложила все, что услышала в пункте связи. К ее величайшему изумлению, новости не встревожили Лобова и не расстроили. Напротив, директор выглядел довольным. Он даже повеселел.

– Очень хорошо, – закивал Лобов головой в бантиках, – просто замечательно! Вы молодец, Вита. Вот теперь мне всё ясно! Я чувствовал, я понимал, что ведется какая-то подковерная возня, выстраивается какая-то комбинация, но не мог понять причины. Теперь же будто щелкнуло что-то в мозгу – щелк! – и все стало на свои места. Конечно, туманного еще много, так что продолжайте работать, Виточка.

– Вы позволите? – нерешительно поднял руку Грига.

– Валяй! – позволил Лобов.

– Получается, что земная администрация сначала вывела своего резидента в Большие Жрецы, а теперь снабжает его оружием, чтобы тот очистил от трапперов города Волхвов и передал их нам?

– Обычная тайная операция, – пожал плечами Рич. – Лично меня удивляет не то, что Земля поддерживает силовую акцию вне своей доминанты, а возможная реакция кхацкхов. Или таоте. Если информация о материнской планете Волхвов просочится вовне. Н-да. Я не удивлюсь, если на орбиту вокруг Маран-им выйдет пара-другая боевых флотов! Скажут: «Делиться надо!» Или постараются сами всё захапать.

– Ты глянь, Вита, – усмехнулся Лобов. – Могут же думать, когда хотят!

– А то! – мгновенно возгордился Рич.

– И что теперь делать? – спросила Вита напряженным голосом.

– Ждать! – отрезал Лобов. – Наблюдать. И работать. Вы все трое продолжаете числиться в группе Пиньона. Надеюсь, говорить о сохранении информации в тайне не придется?

Рич и Грига изобразили на лицах оскорбленное выражение.

– Вот и ладно. Готовьтесь, завтра уходим к Сириусу!

Глава 7 ПИРУШКА НА ОБОЧИНЕ

1

– Плохие тут места, – говорил Зесс, – и тянутся, тянутся, края не видно. Они будто заколдованные, человеку здесь не прожить. Не выжить даже! Звери, и те обходят стороною Черное Пятно – так эти злые земли назвал еще Асс-но-Куар, лет триста назад. Говорят, он умел читать тексты Творцов. Асс сшил из кожи осьмируков огромный шар с дырой внизу и наполнил его горячим воздухом от горелки. Шар поднял Асса в воздух, и тот сумел пролететь надо всеми этими землями. Дважды пролетал, а из третьего полета не вернулся. Он писал, что сверху места эти походят на грязное пятно, посаженное на чистую ткань. И не сотрешь его, сколько ни застирывай, – въелось. А Сухие Джунгли – они как островок посреди моря, как оазис в пустыне. Когда Чужие «поставили» нам это Пятно, всё живое бежало в Сухие Джунгли. Не все спаслись, а те, кто спасся, превратились в чудовищ.

«Мутировали», – понял Давид. Они с Зессом стояли на опушке Сухих Джунглей – странного корявого леса, со всех сторон окруженного пустырями и лысыми холмами Джанка. Деревья тут не желали расти вверх – они гнулись дугами, тычась ветвями в рыхлую почву и прорастая колючими побегами, или вовсе стелились по земле – толстые замшелые бревна извивались, топыря сучья в стороны, словно кривыми лапами упираясь в комковатый грунт. И больше тут ничего не росло, если не считать пушистых шапочек рыжей плесени да скудных моховищ.

Живности местной Давид так и не увидел, но мало этому огорчался – судя по гулким стонам и дикому верещанию, Сухие Джунгли были заселены нелучшими представителями фауны.

А вот необозримые пространства Джанка хранили мертвую тишину. В потемках там плыли какие-то огонечки, дрожали отсветы вспышек, четко оконтуривая холмы, но вся эта мрачная цветомузыка не сопровождалась ни единым звуком.

– Только дождя нам не хватало, – пробурчал Зесс, натягивая капюшон.

Виштальский поднял голову, подставляя лицо внезапной мороси, – холодные влажные иголочки закололи кожу. Небо было ясное, восходящая первая луна не высвечивала даже редкий облачный муар, но нудная капель кропила «злую землю», меченную невесть какой цивилизацией.

Завеса дождя «договорилась» с сумерками и застила Джанк неясной пеленой – холмы расплылись, как на плохой акварели. Кое-где земля не принимала воду – струйки огибали сгущения неведомых полей, образуя зыбкие купола, воронки, шаткие конусы. Зловещее голубое сияние разливалось между холмами, будто лужи света растекались. Они плавно меняли форму, переползали с одного места на другое, сливались или делились пополам, пригасали и вспыхивали вновь. Тонкое зудение наплыло на Сухие Джунгли. Волосы на голове Давида встали дыбом и затрещали, по деревьям замельтешили синие искорки. Запахло озоном.

– Сейчас будет самое красивое, – предупредил Зесс.

Словно дождавшись его слов, из вершин холмов потянулись в темнеющее небо пучки «медленных» молний – ослепительных лиловых кривых. Ветвясь и расщепляясь, молнии вырастали невиданными огненными деревьями, сотрясали воздух басистым гудением, возжигали десятки бледных радуг и заливали землю ярко-фиолетовым светом чистейшего спектрального колера.

А потом дождь кончился, и рощи молниевых деревьев медленно угасли. «Высохли» сияющие «лужи», навалились тьма и тишина. Феерия кончилась.

– Да-а… – только и смог сказать Давид.

– Ага, – подтвердил Зесс.

Старательно обходя коврики плесени, приблизился Лосс.

– Куда-то Хамм-Ло запропастился, – сказал он озабоченно. – Как пошел побегов поискать, так и пропал.

– Сам небось пошел? – недовольно спросил Зесс. – Я ж предупреждал – по одному не ходить! Ночные хищники тут невелики, но можно угодить в ловчую яму копунов – по колено провалишься в кислоту и не сразу вылезешь, засасывает! Парней с факелами послал?

– А как же! Вон, слышишь?

Издалека доносились приглушенные крики.

– Ладно. Разжигаем костры! Пусть идут на свет.

Они вернулись на стоянку, и Зесс запалил костер. Давид присел на дерево. Ноги аж гудят. Бедный организм, досталось ему сегодня.

Когда вернулись поисковики, дежурные повара уже успели сварганить полукашу-полужаркое, вкусное и сытное блюдо из чего-то наподобие орешков и подкопченных птичьих тушек. Хамм-Ло так и не нашли, но аппетит у спасателей от этого не пропал.

Слопав свою порцию, Давид осоловел. В сон тянуло, как самоубийцу к снотворному. Виштальский плюнул на всё, завернулся в плащ и закрыл глаза.

Проснулся он тоже в сумерках, только утренних. На востоке небосвод занялся алым полыханьем, на западе перебегали сполохи сине-багровые – у Джанка была своя заря.

В неверном свете двух зорь Давид приметил крадущиеся темные силуэты. Ночные каратели?! Нет, остроконечных капюшонов видно не было. Зато бросались в глаза плоские шлемы. Рыцари?

Пока сознание, придавленное дремой, проиграло сигнал опасности, неясные фигуры оказались совсем близко. Они действовали беззвучно, но выхватили не мечи. Ножи? Кастеты? Пистолеты?

Давид уловил тусклый блеск – и провел прием, захватывая руку ночного гостя. В сторону ударил голубоватый луч, сопровождаемый горячим выхлопом: «А-ах!»

Давид до того растерялся, что выпустил нападавшего. Это был рыцарь короля Толло-но-Хассе, но оружие он держал явно неподобающее – ни времени, ни месту. Это был земной пистолет-парализатор, иначе – станнер. Как? Откуда?

– Р-р-ру-х-х! – раздался грубый крик, и десятки бледных лучиков заблистали в серых рассветных потемках. – Р-ру-ух!

– Облава! – взвыл чей-то голос. – Спасайтесь, братья!

Трапперы вскакивали, хватаясь за клинки, но парализующие лучи валили их на землю. Раздавались отдельные крики, но ни один из них не сформировался до конца:

– Ах, ты…

– Держи! Госс…

– Слева.

– Виват!

– Именем короля!

Давид бросился на землю, упал, перекатился, вышел из кувырка, захватывая рыцаря за кольчужную шею, холодную и влажную, отбирая станнер, но и верные слуги короля тоже не дремали.

Виштальский почувствовал обморочную слабость, улавливая краем глаза отсвет за спиной. «Попали…»

Очнулся он уже привязанным к седлу долгонога. Великий космос, до каких же пор его будут вязать?!

Пока Давид валялся в отключке, успело развиднеться. Подняв голову, он огляделся. Почти все трапперы были усажены на долгоногов и привязаны к седлам – где по одному, где по двое. Между ними прохаживались рыцари, гордые своей победой. Они похохатывали и перебрасывались грубыми шуточками. Среди рыцарей, скрипящих кольчугами и облаченных в плащи, черные с серебром, суетился человечек в изгвазданном балахоне.

Давид не удивился, узнав в нем «пропавшего» Хамм-Ло. Небось удрал ночью и провел через Джанк королевских рыцарей.

– Эй, ты, шкурка продажная! – крикнул Виштальский. – Я ж тебя все равно найду, сволочь плешивая! И мордой в яму к копунам суну!

Хамм-Ло пугливо прянул в сторону, запнулся о лежачее растение и выстелился. Бравое рыцарство озвучило его кульбит радостным гоготом.

– Трогаемся! – рявкнул мужик в плаще, расшитом на груди спиралями, – отличие младшего магистра.

Рыцари подхватили под уздцы трофейных долгоногов, навьюченных пленниками, и повели за собой.

Джанк прошли по старым следам – ступали осторожно, но новых инопланетных пакостей не выявили.

Давид ехал, сильно раскачиваясь, и тупо глядел на свои руки, привязанные к луке седла. Ненависть к предателю лишила его последних сил – обморочная слабость будет держаться часа два, так всегда бывает после попадания из станнера. Ему еще повезло, что мочевой пузырь пуст, а то вполне мог бы штаны обмочить. Впрочем, он уже недели три ходит без штанов, все в юбке щеголяет. Повезло.

За пределами Джанка рыцари оседлали своих мощных долгоногов, а тех животин, что везли трапперов с ведунцами, связали одним кожаным ремнем. Вереница долгоногов растянулась почти на полмили, причем неясно было, кто унылее кивает головами – те, кто везет, или те, кого везут.

Потихоньку Давид оправился, силы вернулись в мышцы, туман в голове рассеялся. Его вниманием завладели рыцари.

Это были крепкие парни с холодными глазами и уверенными движениями. На лицах – симпатичных, твердых, сильных – Давид не заметил робких улыбок, да и задумчивость не шла гладким лбам под плоскими шлемами-тарелками. Рыцари если смеялись, так хохотали вовсю, не хихикая в кулачок. Раздражения они тоже не сдерживали, и если кто из пленников имел глупость негодовать, то гвардейцы не церемонились – били, почти не замахиваясь, но дух вышибали. Зубы тоже.

Виштальский даже позавидовал им. Рыцари никогда ни в чем не сомневались, они не знали интеллигентских рефлексий, не переживали за судьбу своих жертв. Для них всё было ясно, они всегда были готовы убивать именем короля и любую опасность встречали с улыбкой, без трепета. Рыцари переговаривались:

– Когг уже выбрал себе ведуницу!

– Ты думаешь?

– А то! Да ты глянь, как у него усы шевелятся!

– Ха-ха-ха! Когг, эй!

– Чего тебе?

– Ты на какую глаз положил? Вон на ту, черненькую?

– На светленькую!

– А вдруг откажет?

– Я ее еще спрашивать буду!

– Подтянись! Ити-Ло, врежь тому рыжему!

– Шипит, зараза… На-ка, откушай, смазка для меча!

– Еще раз цвиркнешь, сволочь, все свои зубы выплюнешь! Понял?!

После полудня пленников завели за частокол большого военного лагеря, где ровными рядами стояли палатки.

– Снимай колдунов! – раздался зычный голос. Трапперов и сочувствующих сгрузили, бросая прямо на землю. Измученные люди кое-как садились, прислоняясь друг к другу спинами, чтобы не упасть. Давид, когда ему развязали руки, спрыгнул сам. Ноги у него подкосились, он рухнул на колени, но встал – медленно, делая одно движение за другим. Тело начинало слушаться.

– Влипли, да? – услыхал Давид знакомый голос и обернулся.

Зесс сидел в пыли, вытянув ноги, и хрипло дышал, утирая ладонью пот со лба и размазывая грязь по лицу.

– Ничего, – оскалился Виштальский, – отлипнем!

Рыцари быстро выстроились, затем из-за их спин показался пожилой, но неслабый дядька с кривым мечом в щедро иззолоченных ножнах. Его черный плащ был богато расшит серебряными позументами. Это был комит, то бишь граф.

– Ваше великославие! – грянул младший магистр. – Заблудшие пойманы и доставлены!

Благосклонно кивнув, комит обратил лицо к трапперам.

– Слушайте меня, вы, заблудшие, – проговорил он брюзгливо. – Его высокородие приказал всех вас казнить, но Большой Жрец был милостив. Можете сами выбрать свою судьбу. Слушайте все! Или вы становитесь в ряды слуг короля, или. Самых твердолобых уведут в подземный город у Красных Скал – будете там возносить зов, пока не сдохнете в вечных сумерках!

– Зесс, – сказал негромко Давид, – не вздумай выеживаться! Пойдем служить венценосному ублюдку, понял?

– Ты думаешь? – В голосе траппера прозвучало сомнение.

– Я не думаю, я знаю! – отрезал Виштальский. – Хочешь что-то изменить в этой жизни – живи!

– Ладно, уговорил.

Пожилой комит оглядел трапперов и спросил:

– Итак, кто хочет прогуляться к Красным Скалам? Есть желающие?

Трапперы хранили угрюмое молчание. Потом, с трудом поднявшись, вышел Лосс.

– А если мы наденем кольчуги и черные плащи, – спокойно спросил он, – то нам, что, за своими же придется охотиться?

– А ты предпочитаешь быть жертвой охотника? – ухмыльнулся комит.

– Я предпочитаю остаться самим собой, – по-прежнему спокойно сказал Лосс. – Скакать да на мечах биться – это не для меня. – Обернувшись к Зессу, он печально измолвил: – Прощай, сынок.

– Отец, не надо!

– Надо, Зесс. Надо! Только не иди за мною, выбери себе иную тропу. Прощай.

Лосс спокойно вытащил из рукава длинный и тонкий ритуальный кинжал.

– Отец!

Давид вцепился в Зесса. Тот рванулся, но обмяк.

– Отнимите нож у старого дурака! – приказал комит.

Рыцари бросились к Лоссу, но тот уже всадил острие себе в грудь, рывком прокалывая сердце. Вздрогнув, он поник и упал, складываясь, разбрасывая руки, обращая лицо к небу.

Давид поморщился.

– Что рожу кривишь? – неожиданно взъярился комит, углядев его гримасу.

– Я привык уважать старость, – ответил Давид.

– А, так ты тоже жаждешь провертеть лишнюю дырку в пузе?

– Все там будем, – философски заметил Виштальский. – Но я не тороплюсь.

Комит подошел поближе и остановился напротив Давида.

– Королю пойдешь служить, колдун? – прямо спросил он.

Давид поклонился и учтиво сказал:

– Всегда к услугам его высокородия.

– О-о… – вымолвил комит. – И какую же услугу ты готов оказать нашему королю?

– Любую, – серьезно сказал Виштальский.

– О-о… – повторил комит и обернулся к своим рыцарям. – Младший приор Нанг! – подозвал он. – Как тебе этот боец?

Подбежавший Нанг, краснолицый усач с перстнями на каждом пальце, хищно улыбнулся.

– Не знаю, ваше великославие, – пробасил он, – в бою я его не видал!

– Так убедись.

– Это можно! – расплылся в ухмылке Нанг. Младший приор занял меч у одного из своих подчиненных и протянул его Виштальскому.

– Продержишься против меня хотя бы пять ударов сердца, – заявил он, – и я беру тебя в оруженосцы!

– А если я продержусь дольше? – улыбнулся Давид. Нанг захохотал, блестя великолепными зубами, и вдруг нанес молниеносный вертикальный удар. Виштальский отбил его и сам сделал выпад. Нанг ушел поворотом корпуса влево. Дава занял выжидающую стойку, развернувшись к противнику боком, расставив ноги пошире и подняв меч.

Нанг неожиданно перекинул клинок в другую руку. Лезвие просвистело в опасной близости, но не достало Давида, не царапнуло даже, а вот галактисту удача не изменила – его меч чиркнул по плащу Нанга, рассекая серебряный позумент.

Младший приор отпрянул и резко опустил оружие.

– Стоп! – рявкнул он и проворчал в сторону комита: – Годен.

Тот кивнул и спросил Виштальского:

– Звать как?

– Тавита Вишту, кхенти.

Его великославие подбоченился и важно проговорил:

– Тавита Вишту! Согласен ли ты мечом и сердцем служить нашему королю, когда война и когда мир?

– Согласен! – отчеканил Давид.

Комит вынул из ножен короткий парадный меч и провел острием по груди и животу Виштальского – от левого плеча наискосок вниз и от правого плеча. Крест-накрест.

– Сим посвящаю тебя в оруженосцы, Тавита Вишту, – торжественно объявил кхенти. – Будь готов всегда и везде оберегать свою честь и умножать славу короля!

– Всегда готов! – отчеканил Давид.

– Стать в строй!

Вспомнив с благодарностью наставника, гонявшего его по плацу, Виштальский четко развернулся, прошагал и занял место в строю.

Покосившись на соседа, он спросил:

– А кто этот… расфуфыренный?

Сосед хмыкнул.

– Это сам Морр-но-Дау-но-Куллу-но-Сасса, – ответил он. – И не вякай больше, усек? Оруженосцам слова не полагается!

– Усек, – присмирел Дава.

А набор «в ряды» продолжался. Подошел угрюмый Зесс, добрел, волоча ногу, растерянный Зогг.

– Вас бы всех, сволочей, распластать, на кусочки порезать, – цедил Зесс, клоня голову и зыркая исподлобья.

– Рыцари тут ни при чем, – осадил его Давид.

– Да ну?!

– Вот тебе и «да ну»! Это просто солдаты, они получили приказ и выполнили его. А вот Хамм-Ло.

– Ну… – задохнулся Зесс. – Найду этого гада – два дня дохнуть будет!

– Поддерживаю и одобряю.

Больше полусотни трапперов и ведунцов заняли место в строю. Девушек и женщин отвели в шатры, стариков прогнали вон.

– Набирают кого попало, – пробрюзжал кто-то рядом с Давидом. – И с каких только помоек сгребают? А ты потом служи… с этим.

Виштальский напрягся. Обернувшись, он увидел рослого латника с лицом невыразительным и неприятным – тоненькие губы стягивали маленький рот в куриную гузку, бусинки глазок сбегались к крошечной пипочке носика.

– Ты что-то сказал? – холодно осведомился Давид. Рыцарь ухмыльнулся, показав мелкие желтые зубки.

– Я немного расстроен тем, – проговорил он доверительным тоном, – что в ряды славной гвардии заносит то неотесанных рыбаков, провонявших пометом осьмируков, то вовсе голозадых ведунцов.

– Тебе морду давно били? – по-прежнему холодно спросил Виштальский. – Хочешь, чтобы я тебе освежил впечатления?

Рыцарь презрительно выпятил губу.

– Я к тебе обращаюсь! – повысил голос Дава. – Слышишь, ты, дерьмо на палочке?

Это мудреное оскорбление гвардеец понял не до конца, но суть уразумел. И тут же схватился за меч. Товарищ его, бледный и длинный как жердь, рявкнул:

– Он без оружия, Фасс!

Фасс, морща кнопку носа и воинственно топорща усики, сдернул с себя перевязь с мечом. И тут же набросился на Виштальского, мутузя воздух мосластыми кулаками. Именно воздух – Дава легко ушел с линии атаки и дожидался в сторонке, пока Фасс догадается, куда излить злобу сердечную. Рыцарь развернулся и тут же попал на хук справа. «Поплыл», бестолково маша руками, и заработал двойной удар – «под дыхало» и прямой в челюсть. Фасс рухнул в пыль.

Строй рыцарей тотчас же смешался, гвардейцы – изумленные, взбешенные, заинтересованные – надвинулись на Давида.

«Бить будут?.. – мелькнуло у него. – Пусть только попробуют…»

– В чем дело? – послышался рассерженный голос комита Морра.

Рыцари расступились, пропуская вельможу. Фасс, постанывая, приподнялся, опираясь на локоть.

– Я спрашиваю, в чем дело?

– Этот дерьмовый оруженосец, – показал Фасс на Виштальского, – напал на меня!

– Значит, не такой уж он и дерьмовый, – ухмыльнулся комит.

Фасс злобно ощерился.

– Я требую удовлетворения! – заявил он, вскакивая на ноги.

Гвардейцы с опаской покосились на комита, но тот не стал распространяться насчет королевского запрета на дуэли.

– Ты хочешь сойтись с Тавитой Вишту на мечах? – уточнил Морр.

– Да, кхенти! – пылко подтвердил Фасс. – Он задел мою честь, пускай теперь кровью смоет оскорбление!

– Я не задел твою честь, – сдержанно ответствовал Давид, – я ее только в пыли вывалял.

В толпе послышались смешки. Фасс не побледнел даже – позеленел от злости.

– Расступись, – приказал комит. – Нанг, одолжи свой меч Тавите.

Усач молча протянул Виштальскому клинок и вдруг подмигнул: держись, мол.

– Начали, – сказал комит и отшагнул в сторону. Зарычав, Фасс выхватил меч и бросился на Давида. Виштальский отпрянул, используя для прикрытия элемент веерной защиты. Он уже утолил жажду мести, и желание убивать угасло. Но никто не интересовался его хотениями, надо было жить по тем законам, которые приняты здесь и действуют сейчас. Почему-то вспомнился наставник – как курсант Виштальский спросил галактиста Лобова, убивал ли он, и как галактист Лобов сухо ответил, что да, случалось. А когда курсант Виштальский поинтересовался, каково это – лишать кого-то жизни, наставник криво усмехнулся и сказал: «Узнаешь…»

А Фасс просто исходил ненавистью, будучи на последнем градусе. Его меч так и летал, обрушиваясь на Давида сверху, грозя слева, грозя справа. Полированное лезвие взблескивало, попадая на свет, будто скалилось, норовя пырнуть и выпустить Виштальскому кишки, войти между ребер или смахнуть голову с плеч.

– Фасс, – выдохнул Давид, отбивая очередной удар, – не писай кипятком!

Рыцарь лишь зарычал в ответ. Осатанев, он уже ни на что не обращал внимания. Сейчас его основной и единственной целью было достать проклятого Тавиту – рубить, полосовать, колоть никнущее тело, упиваясь видом крови и сознанием отнятой жизни.

Рыцари помалкивали, не мешая поединщикам своими репликами. Но зрелище увлекало их – губы гвардейцев то и дело кривились, ноздри раздувались, веки подергивались. Рыцари сосредоточенно сопели, крякали довольно, задерживали дыхание.

– Убью! – хрипел Фасс, брызгая слюной.

– Не тужься так, – посоветовал ему Давид, – а то юбку замараешь!

Рыцарь бросился на Давида, выписывая мечом такие вензеля в воздухе, что уследить за мелькающей сталью глазам было трудно. И тут в Виштальском забурлила злоба. Она хлынула изо всех щелей души, притапливая рассудок. Да сколько же можно?!

Давид всю силу вложил в один-единственный удар, которому его обучил Иван еще на Сарголе. Удар прошел – меч Фасса, позванивая и вертясь в воздухе, отлетел и зазвякал по камням. Рыцари дружно расступились, открывая проход к шатрам.

Виштальский прижал противника к столбу, поддерживавшему палатку, и уткнул острие в горло. Судорожно дыша, Фасс откинул голову к трухлявому дереву и замычал, натягивая жилы на шее:

– Коли! Дер-рьмо!

– Обойдешься! Проси прощения и будешь жить!

– Лучше сдохнуть!

Давид оттолкнул рыцаря и бросил:

– Меч ему!

Кто-то из толпы подобрал выбитый меч и протянул Фассу. Тот схватил оружие и с удвоенной энергией, с утроенной злобой накинулся на Давида:

– Убью! Убью! Вонючий колдун!

Галактист медленно отступал, удерживая Фасса на дистанции. Ярость его схлынула, вернее, перешла в холодную фазу, фазу ожесточения.

Противник открылся на долю секунды, но и этого короткого мгновения хватило Виштальскому. Его меч пропорол куртку противника и легко вошел в тело, разрывая ткани и накалывая сердце.

Выдернув клинок, Давид отступил, не спуская глаз с лица Фасса. Выражение удивления жило на нем очень недолго – взгляд рыцаря погас еще до того, как рухнуло тело. Мертвое тело.

Давид, сдерживая рвущееся дыхание, отошел и вернул меч Нангу. Рыцари заговорили, словно оживая и сбрасывая напряжение.

– Неплохо, – оценил комит.

Нагнувшись над телом Фасса, он отцепил перевязь, отнял у мертвеца его меч и сунул в ножны. Выпрямившись, его великославие протянул оружие Давиду:

– Бери, это твое, рыцарь.

Так облава завершилась «призывом в армию». Новобранцев построили, а потом даже доверили долгоногов – временно. И двинулись маршем.

Два эскадрона рыцарей миновали Запретный лес, одолели бесчисленные речки и овраги Полуострова и вернулись в Хассе, под знамена короля.

Его высокородие король, как и его достославные предки, мнил себя владыкой не только Полуострова, но и всего Восточного материка. Правда, не всем жителям континента было известно, что они его подданные. В далеких южных степях и по берегам Великого Болота по-прежнему правили местные князья, а на севере, за Большой рекой, проживали варварские племена горгов, которыми мамы пугали детей. На восток от Хассе вставали Пустынные горы, их населял бедный, но очень гордый народец, разделенный на множество кланов, постоянно воюющих между собой. У каждого клана было свое название, но курредаты звали их всех одинаково – горцами. Получалось так, что король Толло правил широкой полосой земель от Большой реки до Великого Болота. Поэтому его высокородие очень гордился тем, что доблестные конкистадоры привели под власть короны Побережье Западного материка.

Огромный мир простирался вокруг Давида, прекрасный и таинственный, а он, вместо того чтобы любоваться кудесами и диковинами Маран-им, неспешно трюхал верхом – королевский рыцарь Тавита Вишту.

К огромному его сожалению, он никак не мог выработать ту великолепную уверенность в себе, что отличала гвардейцев. Ясности особой Давид тоже не ощущал – в душе был полный раздрай. Что ему делать? С кем быть? Кого поддержать? Чтобы ответить на эти непростые вопросы, надо было сперва разобраться в том, что, собственно, происходит в славном королевстве курредатском. Чего добивается Большой Жрец? В конфликте ли его преосвященство с его высокородием, или они выступают единым фронтом? И против кого? Против трапперов? А зачем это противостояние? Кому оно выгодно? И, главное, где место Давида Марковича Виштальского, по иронии судьбы и по трезвом размышлении пошедшего в слуги короля? Не сказать, чтобы он рвался в рыцари. И выбор у него тоже был. Вот только гордость и предубеждение галактисту полагается оставлять дома, ибо беспринципная жизнь всегда лучше принципиальной смерти. Правильно тогда Грига сказал – надо быть гибким! Применяться к обстоятельствам, прогибаться даже. Только не забывать выпрямляться, когда превосходящая сила ослабнет.

Давид горестно вздохнул: никогда не обрести ему неколебимого рыцарского спокойствия – тот же Когг или Нанг даже не задаются всеми теми вопросами, которыми он мучит себя. Они просто живут, радуясь красавице и кубку, счастливому клинку.

– По трое разберись! – скомандовал Нанг.

Рыцари перестроились, выравнивая строй. Их долгоноги, позвякивая наборными уздами и цокая копытами, входили в город по три в ряд. Слева от Давида покачивался в седле мрачный Зесс, справа ехал невозмутимый Когг.

После «отдыха на природе» Виштальскому приятно было вернуться в лоно цивилизации, ощутить вокруг ауру скоплений народа, услышать дробное эхо, отражающееся от стен зданий. Расслабиться.

Эскадроны проследовали к Центральной площади города, а после свернули на широкий проспект, оканчивавшийся тупиком. Дальше поднималась стена крепости в крепости, королевского дворца – огромного, тяжело расплывшегося сооружения, обрамляющего покоями своими и башнями несколько парков в центре двухсоттысячного города.

Гвардейцы проехали через боковой вход, обычно запираемый коваными медными воротами, зелеными от патины.

За воротами расстилался обширный плац, окруженный квадратом колоннад. Пара лестниц вела на галереи второго этажа.

– Тут у них казармы, – пробурчал Зесс.

– А что? – бодро сказал Давид. – Уютненько.

Зесс фыркнул.

– Еще насмотришься на этот уют. Тошнить станет.

– Больше жизни, Зесс!

С долгоногом Виштальскому пришлось расстаться – казенную животину увели смотрители-шталмейстеры. Галактист поискал глазами Нанга, подошел и обратился:

– А можно спросить?

– Можно десять раз отжаться, – лениво проговорил младший приор.

Давид выполнил десять отжиманий и принял вертикальное положение, отряхивая руки.

– К старшему по званию обращаются со словом «разрешите», – назидательно сказал Нанг.

– Разрешите спросить?

– Валяй.

– А где мне долгонога взять?

– На базаре! – ухмыльнулся младший приор. – Дождись выдачи жалованья и купи себе хорошего скакуна. Понял?

– Так точно! Разрешите еще один вопрос?

– Ну?

– А ночевать где?

– Станешь на постой, рыцарь. Ах, ну да. Ступай пока что в долгоножник, увидишь лестницу наверх – там сено хранится. Вот там и устраивайся. Пока. Только, чтоб никаких девок!

– Так точно! Разрешите идти?

– Ступай.

Давид направился к долгоножнику. Его мучили кое-какие сомнения, но когда он вошел в длинный, широкий коридор, разгораживавший два ряда стойл, то успокоился – здесь не пахло. Вернее, запах стоял, но приятный – веяло травяным духом.

Разглядев крепкую лестницу, ведущую наверх, Виштальский поднялся в сенохранилище. Скошенная трава лежала плотными навалами, источая запах поля и мощного сока земли. Давид быстренько скинул сапоги, расстелил черный плащ и улегся сверху, довольно стеная. Хорошо!

Да, полно проблем вокруг, но не будем забывать и о радостях земных. С этой мудрой мыслью Давид заснул.

Проснулся он поздно вечером, в тот волшебный час, когда сумерки наливаются пронзительной синевой, скрадывая детали и набрасывая тени, рождая загадку из ничего. Разбудили галактиста голоса, они пробивались сквозь глухое фырканье долгоногов. Один голос был грубым и хриплым, а вот второй. Он мог принадлежать только одному человеку! Землянину. Профессору. Большому Жрецу.

– Мы окружили отряды трапперов из Братства Лосса, – докладывал грубый голос, – лучших призвали на службу королю, многих допросили и сослали в тоннельный город. Или продали горгам в рабство. Их имущество отошло в казну, а семьи высланы на Побережье.

– Это правильно, Расс, – мягко сказал Свантессен. – Не следует отягощать себя кровью невинных. Помни, что так можно замарать и мой плащ.

– Да, ваше преосвященство.

– Много ли собрал Следов?

– Четыре полных воза! – гордо отрапортовал неизвестный.

– Хвалю.

– Рады стараться!

– А как твои люди, Расс? Не пугаются больше лучеметов? Хе-хе.

– Осваиваем, ваше преосвященство. Я лучевое оружие кому попало не доверяю, только самым верным и знающим.

– Это правильно. Что ж, я доволен, Расс. Ступай и жди моих приказов.

– Слушаюсь.

Мысли смешались у Виштальского в голове, но одно он знал четко – этого момента он не упустит, уж больно он подходящ!

Не обуваясь, Давид кинулся к лестнице и спустился, почти не касаясь ногами перекладин. Огромная черная фигура скрылась за створкой ворот, а другая, худая и длинная, замешкалась.

– Профессор Свантессен! – воскликнул Давид. Говорил он по-русски.

Тощая фигура всколыхнулась, в тусклом свете фонарей, повешенных на стену у входа, смутно забелело лицо.

В пору учебы Давид, как и все, недолюбливал «Свана». Профессора, преподавателя ксенологии, не зря называли «Свинтессеном» – было в Мелькере Карловиче что-то нехорошее. Даже коллеги-преподы отмечали его надменность и высокомерие, что уж говорить о курсантах. Чего стоила одна дурная привычка «Свинтессена» говорить после лекции: «Задавайте вопросы!» Первокурсники спрашивали, и профессор всегда одинаково отвечал: «Мы это уже проходили тогда-то и тогда-то, надо было лучше учить!»

«Зачем же тогда говорить, чтобы спрашивали?!» – негодовали «первачки». Позже они не поднимали рук.

Давид всё помнил – и это, и многое другое, добавлявшее штрихов к портрету малосимпатичного человека, каким был профессор. Кроме минусов, были и плюсы. Как-никак, а «Свинтессен» каждый свой отпуск использовал не на бездумный досуг – весь месяц Кардинал читал лекции курсантам прометеума. Вот и думай, каков он, этот проф! А здесь, на Маран-им, Свантессен являлся вторым по счету землянином, единственным здесь, с кем можно перекинуться парой слов на родном языке. И поэтому первое, что испытал Давид, – это радость встречи.

– Курсант Виштальский? – удивился Большой Жрец и усмехнулся: – Однако, тесна Галактика! Его по всей планете ищут, а он на королевской конюшне почивать изволит!

– Это не конюшня, – сказал Давид, не переставая улыбаться.

– Да какая разница. А-а… Я понял. Тебя после облавы взяли?

Давид согласно кивнул.

– Ясно. Мосс!

В двери заглянул здоровенный детина с квадратным лицом и гладким лбом младенца.

– Принеси мой стульчик, Мосс.

Детина отвесил поклон и скрылся. Через мгновение возник снова, суетливо разложил складной стул и удалился. Свантессен, кряхтя, уселся и положил руки на колени.

– Ну, что будем делать, младший командор?

– Работать! – решительно заявил Давид. – На Саргол я теперь вряд ли попаду, да меня уже и не тянет наблюдать за двором Его Могущества. Только вы мне объясните, – взмолился он, – что вообще происходит?

Кардинал хмыкнул и разгладил длинную юбку у себя на коленях.

– Ничего особенного не произошло. Просто твой приятель Григорий Зикунов подменил тебе задание. Насколько я понимаю, из ревности.

– Да? Ну, это ладно. Я о другом – что происходит здесь, на Маран-им? Знаете, я всего уже наслушался, и если верить хотя бы половине наговоренного, то вас надо срочно отдать под трибунал! Извините.

– Ничего, ничего, – отмахнулся Большой Жрец с понимающей улыбкой. – Этого и следовало ожидать. Меня и на Земле мало кто любит, что уж говорить про курредатов. Люди очень не хотят перемен, Давид, даже если они к лучшему. Они страшатся решать фундаментальные социальные проблемы. Говорят о них постоянно, мечтают изменить ситуацию ко всеобщему благу, а когда приходит время решения, пугаются. Хватаются за ветхие обычаи, за те самые, которые проклинали. Пусть, дескать, плохое, но свое, привычное! Поэтому я не жду благодарности ни от кого, а просто делаю дело.

Свантессен смолк, отер лицо ладонями, подумал немного и продолжил:

– Вот что, Виштальский, я буду с вами откровенен. То, что я вам скажу, является тайной, хотя, боюсь, давно уж ставшей секретом Полишинеля. Признаюсь, что мог бы задурить вам голову красивыми и благородными словесами о прогрессе и великой миссии, но вы всегда отличались умом и сообразительностью. Стали бы складывать одно с другим, соотносить один фактик с прочими и разочаровались бы во мне. Итак, – голос Свантессена обрел лекторскую тональность, – для начала совершим небольшой экскурс в историю. Приблизительно сто тысяч лет назад возникла цивилизация негуманоидов, которых мы ныне зовем Волхвами. Они оставили следы своей деятельности на сотнях планет, эскадры их кораблей бороздили просторы всей Галактики, и мы вовсе не зря пользуемся приставкой «сверх», когда говорим об их цивилизации. Пока это единственная известная нам сверхцивилизация. Надо сказать, что Волхвы оказали влияние практически на все разумные расы, с которыми мы вошли в контакт. А вспомните, с чего начался расцвет гравитехники – с находки на Авроре, где ксенологи раскопали почти целый антиграв Волхвов. Мы больше ста лет пользовались гравитаторами, но лишь перед самой войной поняли принцип их работы. И этот пример лишь самый доступный и яркий!

Так вот, Давид, планета Маран-им – это родина Волхвов. Она вся застроена их роботизованными хабитатами и мегакомплексами, гипертерминалами и производственными континуумами. Их титанические сооружения встречаются везде, в том числе на полюсах и под водами океана. Даже представить себе трудно, какие сокровища таят они в себе!

– Я предполагал нечто подобное, – пробормотал Давид, – хотя и сомневался в собственных выводах. Подождите. А курредаты кто такие? И остальные мараниты? Они-то – гуманоиды!

– Волхвы в самом буквальном смысле сотворили их и расселили по планете, когда решили покинуть ее.

– Так все-таки они ушли?

– Это очень сложный вопрос. Мараниты повторяют древние легенды о Творцах, которые якобы оставили их, но обещали вернуться. Якобы. На самом же деле всё куда сложнее. Всякой разумной расе положен предел. Ни у кого из ныне населяющих Галактику разумных нет впереди вечности – все мы рано или поздно сойдем со вселенской сцены. Весь вопрос – когда именно. Теоретически рассуждая, продолжительность существования биологических цивилизаций… таких, как у кхацкхов, например… на порядок больше, чем у технологических, таких, как наша. У кхацкхов за спиной триста, а то и четыреста тысяч лет развития, но чрезвычайно замедленного. Правда, кхацкхи достигли невероятных успехов в морально-этическом плане, настоящего духовного благоденствия. Технологии позволяют прогрессировать невероятно быстро, но дух и мысль при этом отстают, и очень заметно. Но это так, к слову. Так вот, сверхцивилизация Волхвов тоже относится к разряду технологических. Некоторые мои коллеги измышляют гипотезы о том, что Волхвы непрерывно развивались на протяжении ста пятидесяти тысяч лет, но в этом они заблуждаются. Вряд ли срок жизни этой расы превышал пятьдесят тысяч лет. Максимум – шестьдесят.

– Это что же получается, – перебил профессора Виштальский, – нам осталось существовать всего сорок тысяч лет?

– От силы. Скорее, тысяч десять. Волхвы невероятно развили технологии, они стали настоящими волшебниками, как мы говорим – богоидами. Бессмертными и всемогущими. Но выходит так, что носители разума имеют стимул к существованию лишь в процессе движения к божественной силе и всевластию над природой. Когда же они этого уровня достигают, происходит обнуление смыслов. И тогда цивилизация либо замыкается, либо деградирует, либо исчезает. Слыхали о расе гетероморфов? Живых носителей разума этого любопытного вида насчитывается порядка трех-четырех тысяч. Я как-то разрабатывал эту тему и пришел к выводу, что гетероморфы – последние представители неизвестной сверхцивилизации, выродившиеся в паразитов. Они сосуществуют с той или иной расой, принимая облик ее индивидов, а вот где их материнская планета, уже забыли. Гетероморфы не помнят даже, как они выглядели первоначально! Были ли они гуманоидами или нет – тоже неизвестно. К-хм… Я опять отвлекся.

Так вот, Давид, выслушай, что я тебе сейчас скажу. Лично я помню, откуда я родом. Я – землянин. И всегда буду работать на Землю и для Земли. «Земля прежде всего!» – вот мой девиз. И все, что я делаю на Маран-им, я делаю для землян, для моей родной доминанты. Чего я добиваюсь? Я хочу, чтобы именно земные ученые могли изучить всё, что создано здесь Волхвами. Чтобы на основе их открытий были созданы невиданные ранее машины и аппараты, приборы и материалы, и пусть все это служит нам! Нам одним! Понимаю, что меня легко поймать на проколе в логике – только что говорил о неизбежном конце цивилизации и тут же предлагает резко ускорить прогресс, дабы поскорее привести человечество к финалу! Казуистика это или нет, неважно. У нас нет выбора, Давид! Нашей планете жизненно важно прогрессировать, и поэтому земляне должны стать первыми и единственными наследниками Волхвов, всей их сверхтехники. Вспомните войну, Давид! Как тогда трудно пришлось нам. А почему? А потому что вескусиане, вторгшиеся в доминанту Земли, пользовались оружием Волхвов!

– Я не помню войну, – хмуро сказал Давид, – мне тогда два годика было всего, но мой дед и дядька погибли при штурме Вескуса, а мама до сих пор забыть не может, что творилось после вторжения.

– Ну вот! – горячо сказал Свантессен. – Вот поэтому я и работаю здесь – не хочу, чтобы мы опять отстали. Землянам жизненно важно сохранить лидерство. Пока о сокровищах Волхвов знают лишь йуругу – их еще называют сириусянами, но это не страшно, с ними мы договоримся. Тем более что они зависят от нас, поскольку сами не владеют гипертехнологиями и их корабли передвигаются со субсветовыми скоростями. А если до причин нашей работы здесь докопаются рептилоиды-таоте? Пока что они наши союзники, но соблазн самим завладеть знаниями Волхвов велик, согласитесь.

– Все это мне понятно, – кивнул Давид. – И насчет того, что всем здесь должна заправлять одна Земля, у меня тоже нет сомнений. Но как быть с маранитами?

– Вот мы и подошли к главному! – заметил Свантессен удовлетворенно. – Мне нужны верные и умелые люди, Давид. У меня хватает бойцов, но недостает головастых командиров. Я не хочу вести войну с курредатами или кочевниками Заморья! Мне нужно свести жертвы к минимуму. Вы и сами видели во время облавы – рыцари использовали станнеры. А тех, кого я объявил врагами молящихся и трудящихся, сгоняют в спецлагеря, чтобы не мешали силам прогресса. Теперь же встает куда более масштабная задача – принудить трапперов к миру, распространить по всей территории власть закона, обуздать жадных и тупых комитов, загнать в резервации дикарей, где их, по крайней мере, станут лечить настоящие врачи, а степи отдать безземельным хлеборобам и скотоводам. Если мы справимся с этой задачей, тогда абсолютное большинство маранитов будет сыто, здорово, обуто и одето, дети станут ходить в школу, старики – доживать жизнь на пенсии, в покое и почете. Не станет бездомных и голодных, нищих и неграмотных. И тогда… нет, буду честным – еще раньше! – мы приступим к решению второго действия – будем отбирать самых способных молодых людей и посылать их учиться на Землю, а здесь, на Маран-им, откроются тысячи наших баз.

Начнется массированное наступление на Неведомое, и мы обязательно одержим победу в этой бескровной войне у пределов знания, если уже сейчас будем грамотно и настойчиво делать свою работу! Подчас грязную, невыносимо тяжелую, но жизненно важную и для Земли, и для Маран-им. И на все на это Земля отвела мне один месяц!

Давид занял стойку смирно и спросил:

– Что я должен делать?

– Служить, как и прежде. Только вы не принесете много пользы, оставаясь рядовым рыцарем. Думаю, для начала мы возведем вас в чин младшего приора. Король подпишет патент на звание – это я беру на себя.

Виштальский широко улыбнулся.

– Наше нечаянное свидание, профессор, – сказал он, – напомнило мне встречу д'Артаньяна с кардиналом Ришелье.

Свантессен тонко улыбнулся и сказал вкрадчиво:

– Но не забывайте, что хитроумный гасконец тогда отклонил предложение его преосвященства. И чем он кончил? Годами прозябал в опале и безвестности! Вы же поступили мудрее, Давид, и вас ждет блестящая будущность. Это я вам гарантирую. А теперь ступайте досыпать, мон шер, и будьте готовы к борьбе за дело нашей родной планеты и всей доминанты Земли.

– Всегда готов! – пылко ответил Виштальский.

2

Прошла неделя верной службы королю Толло-но-Хассе. После знаменательной встречи Давида затянуло спокойное течение буден, да и служба не требовала особых усилий. Рыцари охраняли особ королевских кровей и монарший дворец (то есть толкались в приемных, хвастаясь подвигами военными и любовными), патрулировали улицы города (не забывая наведываться в каждый приличный кабачок), повышали уровень боевой и политической подготовки (попросту говоря, дрыхли или резались в кутар – курредатское подобие земных игральных карт, только не бумажных, а нарисованных на деревянных дощечках, – стук и треск от них расходился по всему дворцу).

Длинный Досс и квадратный Когг помогли Тавите Вишту купить хорошего породистого долгонога, приведенного на продажу в Хассе с Дальнего Юга. Тамошние князьки-вассалы были бедны и платили королю-сюзерену дань натурой – слали в метрополию зерно, шкуры, пряности, тертые водоросли соо-соо для курильниц и сушеное мясо. Привозили южане и долгоногов – резвых, норовистых, неутомимых в беге. Серый зверь с зачерненным носом сразу понравился Давиду. Долгоног, правда, не сразу ответил хозяину взаимностью, дичился поначалу, но ничего, привык, стал отзываться на кличку Маус, радостно фыркал, завидя Виштальского издали, и тянулся губами, выклянчивая сладкие корешки, до которых был большой охотник.

Виштальский каждый день ждал известий насчет повышения в звании, но Кардинал не давал о себе знать, а наведываться в приемную Большого Жреца, где толклась масса мелкопоместного дворянства, взыскующего благ и чинов, Давиду было стыдно.

И вот однажды, отдыхая после ночного дежурства и раздумывая о судьбах цивилизации, Давид прошлялся весь день, знакомясь с городом и забредая в такие уголки, куда не заглядывал ни один смирный обыватель. Под вечер Виштальский устал бродить и вернулся к дому купца Восса-но-Сау, где стал на постой. Тут-то на него и вышла целая компания во главе с Коггом – человек десять рыцарей. Зогг, Досс, Торр-но-Бау, Ити-Ло. Давид с удивлением узнал Нанга, затесавшегося в компанию, – командир смотрел на него без обычной ухмылочки, с холодным удивлением, с подозрением даже.

– Вот он, ребята! – заорал Когг. Он сделал не понятый Виштальским жест, и рыцари дружно грянули:

– Поздравляем господина младшего приора Тавиту Вишту! Виват! Виват!

– Уже? – глупо выразился Давид.

Стала понятна холодность Нанга. Кому понравится какой-то выскочка, одолевший за неполную декаду столько ступеней, на восхождение по которым ты истратил полжизни!

– Уже! – загоготали гвардейцы.

– Проставиться надо, – прозрачно намекнул Когг и сжал пальцы в щепоть, что примерно соответствовало земному щелканью по кадыку.

– Понял, – осклабился Давид и закричал: – Вперед, доблестные рыцари! Сегодня вам не придется идти домой – вас туда понесут!

– Га-га-га! Хо-хо-хо! – было ответом.

Завалились гвардейцы в портовый кабак, весьма непритязательный на вид, но внутри оказавшийся чистеньким и даже уютным.

Обтесанные каменные стены поднимались по углам, образуя сводчатый потолок, с него свисали на цепях старинные светильни, заправленные жиром зверя саах, не дающим копоти. Трепещущий свет падал на длинные столы, сколоченные из крепких досок. Вдоль стен стояли разлапистые якори и две громадные раковины в рост человека, распахнувшие по четыре створки, отливающие перламутром.

Рыцари ворвались с криками и гоготом, заняли лучший стол, шуганув парочку горожан и затребовали вина, мяса и прочего, годного в пищу.

– Хозяин! – взревел Давид, швыряя на стол вязку серебра. – Тащи всё!

Кабатчик забегал, как посоленный, гоняя прислугу и поваров. Вскоре стол перед голодными латниками ломился от съестного и горячительного.

– Ну, за младшего приора! – провозгласил Когг.

– Виват! – грянули рыцари.

Кубки, полные настойки из корней дерева вилльна, громыхнули, сталкиваясь над столом, и обожгли глотки. Хорошо пошло!

– Не тормозим! – заорал Давид. – Не тормозим! По второй! За короля!

– За короля! – радостно заревели рыцари. – Виват! Давид, чувствуя, как крепкая настойка греет изнутри и пьянит, набросился на закуску.

– Это кто ж так радеет за тебя? – спросил Нанг, сидевший рядом с Виштальским. – Не дочка ли комита Фарра? Слыхал я, король подарил ей ожерелье невесты.

– Нанг! Кто за меня, не скажу. Рано! Но будь уверен, по головам друзей вверх не полезу – люблю, знаешь, подниматься по вражьим черепушкам!

– Закусили? – громогласно спросил Когг. – Наливаем!

Налили. Выпили. Закусили. Движения рыцарей приобрели размашистость, а голоса – глубину и задушевность.

– Какого я давеча долгонога приобрел, вы бы видали! Красавец! Из степей Поо, а там знают толк в бегунах. Птиц обгоняет!

– А на той неделе еще. Да-а. Девица она, конечно, редкая. Ноги, грудь. Порода!

– Вчера он мне и говорит: давай, дескать, к рыбакам наведаемся! Девочки там безотказные, много не возьмут! А только я не стал связываться.

– Слух пошел, что его преосвященство нанял три сотни горцев, чтобы берегли его от побитий и за нами приглядывали…

– За нами-то зачем? Не дети малые…

– А чтоб мы его заповеди чтили!

– Ага! Я сначала с ума сойду, а потом уже стану чтить его писания.

– Господа р-рыцари! Господа. Давайте выпьем за. За кого бы нам выпить? А давайте просто так!

– Наливай!

В голове у Давида после третьей шумело изрядно, тем не менее он первым заметил появление в кабаке горцев из Охранных отрядов Большого Жреца. Горцы были в полосатых кожаных юбках и куртках-безрукавках, на ногах – теплые обмотки, руки от запястий до локтей замотаны полосками луба в три слоя. Загорелые лица с трудом удерживали постное выражение, а в длинные усы были вплетены ленточки.

– Рыцарям – предложение! – рявкнул горец-командир, на шее которого был повязан пышный сиреневый бант. – Расходиться!

Рыцари с изумлением посмотрели на горца.

– Ты что-то сказал? – промычал Нанг, наливаясь кровью.

– Вякнул, вякнул! – подтвердил Когг. – Приказал нам расходиться. Нам!

– Ага! Давненько я этих дуболомов за усы не дергал.

– Бей горцев!

– Тихо! – гаркнул Давид. – Как вам не ай-ай-ай, рыцари? Обижаете усатых-полосатых. Зесс! Когг! Ну-ка, налейте гостям. По полной!

Зесс сперва нахмурился, а потом расцвел в улыбке понимания. Вино щедро полилось в кубки, вмещавшие по литру с горкой.

– Горцам – предложение! – рявкнул Давид. – За Большого Жреца!

И поднял кубок. Горцы растерялись. Распитие спиртных напитков было им строжайше запрещено, но – как не поддержать такой тост?!

Морща лбы в потугах ума, горцы разобрали кубки и выпили стоя. Виштальский с наслаждением следил, как дергаются кадыки, накачивая алкоголем нестойкие организмы. Вождь дохлебал первым и нетвердым движением поставил кубок на стол. Промахнулся, однако. Кубок упал и покатился по полу. Вождь обрушился туда же. Кое-кто из горцев не осилил и половины сосуда, самые стойкие допили до дна. Побродили по залу, спотыкаясь о столы, тычась в стены, – и завалились спать.

– Господа, – глубокомысленно заметил Давид, – что-то наши гости расползлись. Надо бы их собрать в кучу!

Рыцари с энтузиазмом стащили горцев к стене и уложили в ряд.

– Усы вяжем! – громко прошептал Виштальский. – Крепче!

Давид взялся за левый ус вождя и сплел его с правым усом мордатого горца с насечками на подбородке. Затянул морским узлом. Теперь пусть попробуют развязать!

– Без ножа не получится! – хихикнул Зогг.

– Что и требовалось доказать, – заключил Виштальский, и проорал, пародируя горского вождя: – Рыцарям – предложение! Тут стало не развернуться, айда во дворец!

– Айда! – возрадовались рыцари.

– Хозяин! Запрягай три телеги! Одна – для вина, вторая – для закуски!

– А третья для чего?

– А третья для нас! Поехали!

Кабатчик был очень рад избавиться от беспокойных посетителей и живо заложил три повозки, с комфортом доставив гвардейцев по назначению. А во дворце маялись без дела человек тридцать, и им живо нашлось занятие – раскупоривать кувшины и нарезать закуску. Захмелевший Давид огляделся и понял, что и эту ночь проведет во дворце.

Глава 8 БОЕВИК С ЭЛЕМЕНТАМИ ЭРОТИКИ

1

– Слушайте все! – пронеслось по кораблю. – Объявляется пятиминутная готовность!

Виолетта Бока возбужденно поерзала в кресле. Игорь Новиков, молодой еще, но справный штурман нуль-звездолета сверхдальнего действия «Ра-3», сидящий на возвышении, обернулся к ней и подмигнул.

– К взлету готов, – внятно доложил корабельный компьютер.

– Предстартовый тест, – сухо сказал командир корабля, сидевший в центре полукружия пультов.

– Норма!

– Фидеры.

– Норма!

– Биоприставки.

– Норма!

– Сопряжение. Протяжка один.

– Норма.

– Дублирование. Протяжка два.

– Норма!

Немного позади и справа от командира корабля напрягся инженер-пилот, бледный и сосредоточенный. Слева бортинженер углубленно изучал радужную панораму веритальной развертки.

Самой Вите досталось место по знакомству – ее посадили в «гостевое кресло», по полу окруженное кольцом-основанием. Девушка подняла голову, чтобы разглядеть то, что недавно примыкало к этой окружности, – массивный защитный колпак, свисающий с потолка рубки-сфероида.

– Земля – борт.

– Норма! Все идет штатно.

– Готовность.

– Есть готовность!

– Фидеры на цикл.

– Есть!

– Гравипривод активировать.

– Есть!

– Старт.

Нуль-звездолет легонько сотрясся, и Вита почувствовала себя как на качелях, когда внутри переворачивается все, – это «Ра» менял положение в пространстве.

– Отрыв. Кораблю – взлет!

К разочарованию Виты, перегрузка не навалилась на нее, вдавливая в мякоть кресла, – гравикомпенсатор поддерживал привычную силу тяжести, съедая лишние «же». По обзорному экрану промахнула мгла облачности, и распахнулась мутная белёсая стратосфера Ирия.

– Десять секунд. Полет нормальный.

Высотная белёсость быстро налилась синевой, синева насытилась чернотой, и вот уже звезды, из самых ярких, зажглись в глубинах космической тьмы.

– Приготовиться!

Колпаки бесшумно опустились, накрывая кресла и превращая их в коконы. У Виты в ее «гнездышке» загорелся голубоватый ночничок. Она вздохнула, откинулась в кресле и закрыла глаза.

В репагулярных квазипереходах и нуль-трансгрессиях она не разбиралась, улавливала кое-какую суть, да и то смутно – так, самые верхушки, почерпнутые из научно-популярной литературы. Для нее, что гиперпространство, что нуль-пространство – всё едино.

Грига как-то пытался ей объяснить разницу, все толковал о Д-процессах, о сигмарном анализе, только она всё равно ничего не поняла. Наверное, этим незнанием и питались разнообразные страхи. Вот как пойдет что-нибудь не так – и заметят пытливые астрономы в точке выхода «Ра» вспышку запредельной яркости… А легенные ускорения? А милая перспективка выйти на звезду или иное опасное скопление материи?

Вита вздохнула. Как себя ни накручивай, пугая опасностями космоса, а главный, сжимавший душу страх пропал. Она добилась своего и летит спасать Даву! Наверняка будет трудно, но теперь-то всё зависит только от нее и от ее друзей. Самые бестолковые, мелочные и позорные барьеры – административные – ею преодолены.

Издерганные нервы подуспокоились, и Вита сама не заметила, как заснула. Сон был короток, но целителен. Бока проспала выход из нуль-пространства – ее разбудил порыв воздуха, созданный взвившимся вверх защитным колпаком. И, когда заревела громкая связь, это не испугало Виту – девушка лишь сладко потянулась и зевнула.

– Приготовиться к экстренному торможению! – гремел официальный голос. – Дать сигналы готовности по секциям!

Громадный звездолет продолжал свой бег в черную пустоту пространства, но теперь уже был виден пункт назначения. Это радовало. И тревожило.

Сириус почти не выделялся среди россыпей звезд, он по-прежнему казался яркой точкой – таким видят Солнце со станций в Поясе Койпера. А потом с бокового экрана пролился белый свет, и маленький ослепительно сияющий кружок вплыл на обзорник.

– Я не пойму, – растерялась Вита, – это Сириус?

– Это Сириус В! – ответил Кнехт, тыча в сверкающий диск. – Он обращается вокруг центральной звезды как планета за двадцать астроединиц – это приблизительно орбита Урана. А «настоящий» Сириус, Сириус А, вон там!

Новиков чем-то щелкнул, вызвав недовольное ворчание командира, и яркая точка на экране украсилась красным колечком. Колечко мигнуло и пропало.

– Запомнила?

– Ага.

Вита только головой покачала. Бедные сириусяне. Эти удивительные носители разума проживали на планете Йу толо, единственной в системе Сириуса, и ее «круг мира», как сириусяне на своем языке называли орбиту, больше напоминал волнистый эллипс.

Сириус А светил в двадцать раз ярче Солнца и был вдвое массивней любимой звезды хомо, но и Сириус В, вращаясь вокруг «главного» светила, тоже заявлял свои права, обладая могучим притяжением.

Давным-давно Сириус В числился красным гигантом, но ему не повезло – он взорвался как Новая, запылив всю систему остатками сброшенной оболочки, и схлопнулся в белого карлика. Ныне Сириус В светил, как Солнце, и обладал солнечной массой, хотя в поперечнике не превышал Землю. И бедную планету Йу толо буквально раздирало между двумя звездами. Хотя. Ну не разодрало же ее до сих пор? Значит, три небесных тела сохраняют баланс и держат равновесие…

Додумав эту мысль, Вита шепотом спросила Новикова (командир корабля сделал вид, что ничего не слышит):

– Всё? Можно вставать?

– Можно! – великодушно откликнулся Игорь. – Нам еще сутки телепаться.

Командир не выдержал, фыркнул.

Бока отстегнула фиксаторы и осторожно встала, не доверяя локальной гравиустановке. Но пол держал крепко.

Бросив прощальный взгляд на рои звезд в обзорных экранах, Вита на цыпочках вышла из рубки и аккуратно притворила за собой овальную дверь.

В кольцевом коридоре никого не было, только крошечный киберуборщик слонялся зигзагом в поисках пыли и прочих загрязнений. Вита прошлась по палубе, прислушиваясь к сдержанному гудению рейсового антиграва.

– Мадемуазель Виолетт! – послышался голос Пиньона, и Бока мысленно застонала. – Минуточку!

Покоряясь злосчастной судьбе, Вита обернулась, напуская на лицо маску холодности и неприступности.

– Вы мне нужны! – заявил сенатор и галантно подхватил Виту под ручку.

– Да, шеф, – кротко ответила девушка.

Спустившись по пандусу на вторую палубу, по периферии которой располагались каюты, Пиньон завел Виту в свой модуль. И с ходу, возбужденно сопя, обнял ее, цапая за попу и грудь.

– Ты такая сексуальная. – мычал он. – Такая.

Бока не возмутилась, не вскрикнула, даже не отвесила наглецу пощечину. Заломив Пиньону руку, как ее учил Давид, девушка резко оттолкнула сенатора, сказав ровным прохладным голосом:

– Сохраним статус-кво, – и добавила, предлагая шефу выйти из сложного положения: – Вы хотели поговорить о важном деле? О ситуации на Маран-им, я полагаю?

На одно мгновение глаза Пиньона обессмыслились, стали, как у младенца, но затем политик подхватил протянутую ему палочку-выручалочку.

– Д-да, – сказал он, – разумеется. Но чуть позже. Ситуацию мы обсудим во время сеанса связи. Познакомлю вас с нашим… мм… партнером.

– Или оппонентом, – скупо улыбнулась Вита.

– Именно! А пока разрешите мне представить вас некоторым из моих коллег. Прошу!

Стараясь не касаться Виты, Пиньон втянул живот и пропустил девушку в коридор. Вышел сам и сделал жест хозяина, показывающего гостю дом:

– Пройдемте в кают-компанию!

Кают-компания обнаружилась на той же палубе, по центру, ниже сфероида ходовой рубки. Это было обширное круглое помещение с диванами, креслами, столиками и буфетами, встроенными в переборку. Помещение пустовало, если не считать забавной троицы, замеченной Витой еще на Ирии.

В углу на диване вальяжно раскинулся маленький толстенький человечек лет сорока или семидесяти, похожий на Карлсона без пропеллера за спиной. Он был затянут в белоснежный комбинезон и поэтому выглядел уморительно, ибо вислое чрево и монументальный зад приближали его фигуру к форме груши на ножках.

Рядом в креслах восседали двое молодых людей с каменными лицами, их глаза скрывались за темными очками. Оба парня были огромного роста и настолько широки в плечах, что в дверь, вероятно, могли войти лишь боком. И сильно пригибая голову.

– Вольдемар! – воскликнул Пиньон, нарочито грассируя, и прошел к «Карлсону». Молодые люди синхронно повернулись в его сторону. – Вольдемар, хочу познакомить тебя с моим личным секретарем! Рекомендую: Виолетта Бока, киберинженер, красавица и умница!

Вита не стала поправлять шефа. Какая разница, инженер она или техник? Ну а в том, что она красавица. Кто бы сомневался!

– Оч-чень рад, – пробулькал Вольдемар, настороженно поглядывая на Виту.

– Владимир Ющенко, – представил его Пиньон, – генеральный инспектор Комиссии Межпланетных Отношений.

– К вашим услугам, – слегка поклонился Ющенко. Вита ответила ему дежурной улыбкой.

– Надеюсь, – прожурчал Пиньон, – мои просьбы насчет централизованного снабжения базы на Маран-им рассмотрены положительно?

– Все в порядке, Николя, – пробурчал генеральный инспектор, отряхивая крошки с комбеза. – Три автомата подряд отправлены на базу «Пале-Рояль». Кардинал может быть доволен.

– Отлично! – бурно возрадовался Пиньон. – Отлично, Вольдемар!

Покружившись по кают-компании, он выбежал в коридор, побегал, унимая прыть, и сказал:

– Все идет по плану, мадемуазель! Ага, а вот и наши дорогие братья по разуму!

Вита повернула голову – и впервые увидела живых сириусян. Их было двое.

Сириусяне принадлежали к расе орнитоидов, происходя не от приматов, а от крупных нелетающих птиц, вроде страусов. Вита как-то видела картинку, изображающую далекого предка сириусян, – это была «птичка», которую не тянуло погладить или приласкать. У «птички» наличествовали длинная вытянутая шея, голые голенастые ноги и мощный, горбатый клюв с загнутым вниз страшным острием. Можно было себе представить, как эти хищники бегали по саванне, взмахивая короткими крылышками, и догоняли своих жертв, тюкая их по черепушкам…

Но эволюция сказала свое веское слово, и сириусяне, сами себя называвшие «йуругу» – в честь полумифического первопредка, ушли далеко по пути развития и совершенствования.

Йуругу были невысоки ростом, Вите по грудь. Их отличала большеглазая круглая голова с безволосой толстой, гладкой кожей. Причем сначала Бока заметила широкий выпуклый лоб, а уже потом – клювообразный безгубый рот, слегка загнутый вниз на конце.

Да и фигурами йуругу не походили на каких-нибудь страусов – держались они прямо, как пингвины, только что ноги были по-прежнему голенасты и – «коленками назад». Одевались братья по разуму в короткие и широкие, совершенно бесформенные полутрусы-полушорты, а на узкие плечи накидывали что-то вроде плащиков-пелеринок, в прорези которых выглядывали руки с четырьмя тонкими многосуставчатыми пальцами.

Улыбнулась Вита всего один только раз, когда разглядела обувь йуругу – на ногах орнитоидов красовались подобия кожаных перчаток, зашнурованных на мосластых щиколотках. Когда же девушка подняла взгляд, то сразу же перестала улыбаться.

На нее смотрели глаза орнитоида, круглые и зоркие, обведенные кольцами серебристого пуха. Зоркие и очень умные. Они буквально светились мыслью и мягким юмором.

Покраснев, Вита ляпнула:

– Здрасте!

Оба йуругу ответили, довольно нелепо боднув головами воздух. Приоткрыв клювастые рты, так, что стали видны режущие роговые края, они сипло выдохнули:

– Са-дарафствуйте! Зовите нас просто йу!

– Позвольте представить вам мою помощницу, Виту Боку, – пропел Николя Пиньон. – Мадемуазель Вита, это Цеф, главноначальствующий с-семейной ячейки Фтет.

Орнитоид в темно-желтой накидке еще раз совершил бодающее движение головой.

– И его с-советник Заф.

Советник в блекло-алом плащике проскрипел:

– Почтение, мадмуас-сель, и добрый ден-нь!

Цеф приблизился, приседая на каждом шагу, и любезно поинтересовался:

– Как вы с-себя имеете? Не с-садерживаются ли мес-сячные?

– С-спасибо, – пробормотала Вита, запинаясь от легкого смущения, – все хорошо.

Пиньон, продолжая улыбаться, прошептал на ухо девушке:

– А вы молодец! У йу считается признаком хорошего тона растягивать звук «С».

– Я пыталась быть учтивой, – выкрутилась Вита.

– Ос-ставляю вас, – пропел Пиньон, – желаю приятных бесед и ярких впечатлений!

Отвесив быстрый поклон, член Совета Мира поспешил по коридору с озабоченным видом.

– С-смешной и добрый хомо, – доверительно сказал Цеф Фтет, провожая взглядом Пиньона, – но не всегда отличен искренностью.

– Да ну? – развеселилась Вита. – Правда, что ли?

– Так есть! – боднул воздух Заф. – В иное время суток Пиньон устраивает скрытность и даже говорит то, чего нет!

– То есть лжет? – прямо спросила девушка.

– Так есть!

– Он не всегда говорит неправду, – покачала головой Вита. – Пиньон – политик и вынужден хранить в тайне некоторые вещи.

– Тайна есть сокрытие информации?

– Точно! Но по-разному. Например, у нас не принято спрашивать женщину о ее месячных.

Заф и Цеф до того разволновались, что аж заквохтали.

– Мы проявили неучтивое поведение? – огорченно спросил Цеф.

– Пустяки, дело житейское!

– Но ведь хомо обычайно интересуются состоянием здоровья?

– Мы спрашиваем: «Как ваше здоровье?» – адресуя это лишь малознакомым людям. Более близкие и друзья могут интересоваться: «Не болеешь?» или даже так: «Ну, как твой живот? Не болит?»

– То есть, чем ближе степень родимости, тем глубиннее вопросы, связанные с жизнедеятельностью организма?

– Примерно так. Но половые проблемы мы стараемся не озвучивать даже с близкими людьми.

– Это есть табу?

– Скорее пережиток древних запретов, сохранившийся как моральное требование.

– Многая сложность… – покачал головой Цеф. – Нам очень трудно приобщиться к тому, как хомо обращаются с истиной.

– Хм… А разве йу всегда придерживаются истины?

– Всегда.

– И никогда не обманывают?!

– Никогда, – вздохнул Цеф. – О, этому не стоит поражаться. Говорение правды есть наше уродство, это физический недостаток, генетическое повреждение.

– Ну, зачем же вы так? – растерялась Вита. – Это же здорово, когда нет вранья!

– Вы так полагаете? – спросил Цеф. Если бы на его месте был человек, то он улыбнулся бы немного грустной улыбкой, но йуругу не обладали человеческой мимикой, у них и губ-то не было.

– Конечно!

– Имею возможность предположения, что вы не познали историю Йу толо?

– Честно говоря, я даже планетографию Йу толо не учила. А вы можете рассказать вашу историю?

– Вы имеете интерес?

– Еще какой!

– А где на корабле находится место для бесед?

– Так… Кают-компания отпадает. А давайте в геоцентр! Планетологов в рейс не брали, так что там свободно.

И Вита пошагала в геоцентр корабля. Это был комплекс помещений для планетологических исследований, ныне пустых и тихих. Когда Бока откатила створку люка в сторону, мимо нее прошагал, удаляясь по коридору, генеральный инспектор в сопровождении своих телохранов. Цеф посмотрел им вслед и сказал:

– Удивительных успехов добилась биотехника хомо.

– Биотехника? – не поняла Вита. – Какая биотехника?

– Да вот же, прошли два биоробота.

– Это биороботы?!

– Так есть.

– Ничего себе. Прошу!

Орнитоиды вошли в геоцентр, огляделись и присели прямо на пол. Вита опустилась рядом.

– Наша история имеет большеразмерную продолжительность, – начал Цеф, – но я не буду совершать погружение в древние времена. Расскажу главность. Примерно пятьсот циклов тому назад наша раса занимала всю Йу толо, достигая в исчислении пяти миллиардов особей. Тогда шли бурные споры о воспитании, о высокой моральности и духовности. Наши ученые имели приход к выводу, что воспитать доброго и честного йу есть принципиальная невозможность, и мы решили исправить себя искусственно. Так родился проект «Точка» – древние философы считали точку идеальным образованием.

«Наши тоже», – хотела вставить Вита, но не стала перебивать.

– В сотнях инкубаторов были смонтированы установки для инициации процесса, – продолжал Цеф, – который оппоненты проекта называли десентиментализацией, а сторонники продолжали говорение о Великой генетической революции. Миллионы и миллионы яиц были обработаны, из них вылупились птенцы – здоровые, жизнерадостные, добрые, почтительные. Они никогда не огорчали родителей, ибо не дрались, не ссорились, их отличали исключительная вежливость и неприятие лжеговорения. Выросло одно поколение, потом другое. Преступность опустилась до уровня исчезновения, но и рождаемость упала до недопустимости. И авторы проекта, те, кто еще длил существование, учуяли ужасную глобальную катастрофу, гибель цивилизации.

Йу понесли утрату склонности ко лжи, ко всякой лжи, то есть и к выдумке, к фантазии. И остановился научный прогресс, угасли искусства. Йу понесли утрату склонности к ревности – и получили вежливое равнодушие к партнеру. Мы перестали страдать из-за любви, ненавидеть из-за любви. Мы имели тогда растерянность всего, и самой любви тоже. Оставление было только сексу, но и он скоро приедался. Семья, дети – все это постигло разрушение.

Мы понесли утрату склонности творить зло, мы вытравили из себя все составляющие эго-комплекса – зависть, жадность, себялюбие, подлость. В нас осталась одна лишь доброта, а доброта пассивна. Был уход агрессии и вместе с ней самопожертвования и героизма, борьбы за справедливость и стремления защитить слабого. А взамен агрессии пришли инертность и ацедия – смертельное равнодушие ко всему.

Мы имели хотение очистить психику, сделать расу совершенной, а сами оскопили душу, превратились в ленивых, безразличных, инертных поедателей пищи. Жизнь наша совершенно обессмыслилась. Мы утратили связь с прошлым и не видели ходов в будущее. Йу во множестве бродили по паркам, изредка совокуплялись и расходились, даже не глянув друг на друга. Ели и пили, а потом сидели в полном оцепенении, дожидаясь следующего приема еды. Раньше наша цивилизация, как и все прочие, бродила по краю пропасти. Теперь она оказалась на самом ее дне.

Так было триста циклов назад. И вы знаете, Вита, кто выступил во спасение нас? Преступники! Лжецы и бойцы! Мутанты, на которых десентиментализация не повлияла, которые сохранили гены нетронутыми. Их было не много, всего несколько тысяч, но за три века им и их продолжателям удалось добиться многого. Сейчас нас на планете всего пятьдесят миллионов, и три четверти населения имеет содержание в гигантских санаториумах, где йу лечат, прививая отнятое – способность сопротивляться, то есть оказывать насилие; способность врать, то есть выдумывать и пробовать; способность любить – мучаясь, плача, безумствуя.

Мы с Зафом – не врачи и не пациенты. Мы вылечились. Тела наши здоровы, но вот души. Они похожи на людей, перенесших тяжелейшую аварию, полумертвых, искромсанных хирургами, протравленных лекарствами, накачанных нанороботами. Мы выздоравливаем, Вита, но после нашей «болезни» случается столько осложнений.

– Вроде честности? – тихо спросила девушка.

– Так есть. Нас угнетает доброта и пугает правдивость – а вдруг мы снова впадаем в состояние безразличия, безволия… бездушия, по сути?

– Мне вас так жалко… – прошептала Вита. Цеф и Заф одинаково покачали головами.

– Не надо нас жалеть, – сказал Цеф Фтет, – мы сами содержим виноватость во всем.

– Лучше избежать грустного говорения! – бодро воскликнул Заф.

– Так есть, – боднул головой Цеф. – Нас всех ждет многая работа. Выдвигаю предложение приступать к ней!

– Поддерживаю! – улыбнулась Бока.

Все трое покинули геоцентр – и разошлись. Тут же к Вите подкатился Пиньон с озабоченным выражением на холеном лице.

– Мадемуазель, – тихо осведомился он, – эти мои новые помощники. Григорий и…

– Ричард, – подсказала Вита.

– Да, да, Ричард. Скажите, они заслуживают доверия?

– Вполне, шеф.

– Ага, ага.

– У меня такое впечатление, шеф, что вы чем-то сильно обеспокоены.

– Увы, мадемуазель, ваша интуиция не подводит вас. Скажите, если я предложу Григорию и…

– Ричарду.

– И Ричарду немного… мм… скажем, понаблюдать за Ющенко, это их не сильно покоробит?

«И тут шпионаж!» – мелькнуло у Виты. Вслух же она сказала:

– Уверяю вас, они будут только рады!

– Да? – На лице Пиньона легко читалось облегчение. – Тогда я схожу, поговорю с ними.

– Если не секрет, шеф, чем вам не понравился Ющенко?

– Да есть кое-какие подозрения. – промямлил Николя. – Я должен убедиться, что прав.

– Григория и Ричарда вы найдете в боевой рубке.

– Мерси, мадемуазель!

Вита посмотрела шефу вслед и только головой покачала. Третий день она знакома с этим человеком, и уже трижды ей пришлось менять свое мнение о нем. И перестраивать отношения.

Вначале Пиньон представился ей любезным хамом, сексуально озабоченным типом и большим ветреником. Однако «мсье Николя» оказался умнее, чем она предполагала. Пиньон был скор и суетлив, но и думал он быстро – мгновенно просчитывал плюсы и минусы – и принимал решение.

И если еще позавчера Вита бы только фыркнула в ответ на его подозрения, сочтя их нелепыми порождениями невежественного ума, то сегодня она призадумалась. Ющенко не вызывал у нее особых симпатий, он был ей неприятен как мужчина, но ведь это еще не повод отказывать генинспектору в лояльности. Хотя. Кто его знает?

– Витка, привет! – Бодрый голос Григи вывел девушку из задумчивости.

– Привет, привет. Куда собрались?

Григорий и Ричард были упакованы в серебристые пилотские комбинезоны и вид имели чрезвычайно довольный. Сразу после вопроса, заданного Бокой, их лица приобрели выражение таинственности – перед девушкой стояли Избранники Судьбы и Спасители Человечества.

– Дела, – важно вымолвил Грига.

– То есть, как бы, важные, – уточнил Рич.

– Что, шеф приставил вас следить за Ющенко? Лица Избранников Судьбы вытянулись.

– А ты откуда знаешь?

– Работа у меня такая, – небрежно обронила Бока. – И как вы собрались брать генерального под наблюдение? Будете топать за ним следом и внушительно сопеть? Кстати, вы хоть вооружены?

Грига достал из-за пояса станнер, похожий на пистолет с толстым игольчатым дулом.

– Во!

– Спрячь. Эта игрушка вам не поможет.

– С чего это? Да я регулятор на такую мощность выставил – слона уложит! Он этих телохранов одним импульсом накроет! Дуплетом.

– Мой юный друг, эти телохраны – не люди. Они биороботы.

– Ну?! – выдохнул Грига, одновременно тараща глаза. – Значит, прав Николя. Вальдемар-Волдеморт и вправду шпион!

– Да ну? – сдержанно удивилась Вита. – И на кого же он работает?

– А ты что, не знаешь? – восхитился Грига. – У тебя ж работа такая – знать!

– Хочу убедиться, что шеф вам не сбрехал, – хладнокровно выкрутилась Бока.

– Николя подозревает, – приглушенно сказал Сидоровс, – что «Волдеморт» шпионит на дашт.

– Дашт? А кто это? А-а… Та раса, с 61-й Лебедя… Странно. А что на них-то шпионить? Дашт всего лет сто как в космос вышли, у них только планетолеты есть, причем ни одного фотонника, все с атомно-импульсным приводом.

– Не, один звездолет они-таки завели – наш же эсминец класса «Эдокко». Грохнулся к дашт на планету еще в войну, после боя на орбите. Экипаж спасся на модулях, их подобрали наши, а корабль так и оставили. А дашт – ребятки шустрые, они звездолет припрятали и лет пятнадцать его чинили. Сейчас в строю! Знаешь, как они его назвали? «Сквигги-со» – «Копье расы»! Не абы как.

– Угу. – глубокомысленно проговорила Вита. – Ясно. Ладно. Пошли, займемся слежкой. Так и быть, помогу. Запомните: вы – сменные пилоты, наперебой ухаживаете за мной. Я строю глазки обоим и всё такое.

– А поцеловать? – Грига вытянул губы трубочкой.

– А по носу?

– Нет в жизни счастья, – горько констатировал Зикунов.

– Какие твои годы! – великодушно отозвался Ричард.

– Пошли! – скомандовала Вита. – Я вам бластеры выдам. Под мою ответственность.

– Ух, ты! – впечатлился Сидоровс. И они пошли.

«Волдеморт» Ющенко обнаружился на обзорной палубе. Вернее, сначала обнаружились его великаны-телохраны, а затем и сама Особо Важная Персона. Генеральный инспектор КМО прогуливался по кольцевому коридору, даже не глядя на панорамный экран, непрерывной полосой укатывающий внешний борт. Панорамник густо кропили звезды, холодными брызгами света заляпавшие видимый космос.

– Ну, чего вы? – прошипела Вита.

– Как тебе наша посудина? – громко спросил Грига, театральным жестом поводя рукою вкруг себя.

– Нормальненько, – промурлыкала девушка.

Биороботы повернулись, блеснув очками, и посмотрели на троицу. Троица храбро сделала вид, что никого в упор не замечает.

– Я раньше на лайнере летал, – небрежно соврал Зикунов, – по маршруту Земля – Аврора – Алта. Четыре палубы, на каждом по бассейну, рестораны, бары, сауны. Когда я по коридорному отсеку проходил, молоденькие пассажирки аж глазки закатывали – еле успевал их по каютам растаскивать.

– О брешет! – ухмыльнулся Сидоровс.

– Ничего подобного! Я ж в форме был, весь в белом. Перчаточки, аксельбантики. Сплошное «пуркуа па» и «лямур де труа»! А что делать? Как насядут красотки, как обложат, как начнут домогаться! Не всегда и устоишь. Я ей: «Бон суар, мадемуазель!» – а она мне: «Ах! Я ваша!»

– Зачем тогда сюда перевелся?

– Романтики захотелось, – томно вздохнул Грига. – Настоящих таких отношений. Да ради Виточки, ради Витулечки я даже на крейсер готов перейти служить!

Зикунов подхватил ручку Боки и по-хорошему приложился к изящной конечности.

– Гламурненько! – хихикнула девушка.

– Шарман, – буркнул Сидоровс.

Троица благополучно миновала Ющенко с его телохранами и остановилась у пандуса, ведущего на «веранду» – так звездолетчики называли пространство под самым куполом корабля. Там располагались два бассейна – обычный и шаровой.

– Подождем здесь, – решила Вита. – Если Ющенко собрался наверх, последуем за ним.

Генеральный инспектор, не обращая внимания на флиртующую молодежь, тяжело поднялся по пандусу и скрылся за дверцами «веранды». Биороботы протопали туда же.

– За мной! – тихо сказала Бока.

Крадучись, она взбежала наверх и скользнула в овальную дверь.

На «веранде» никого не было видно, свет горел тускло, вода в бассейне мягко фосфоресцировала. Приглушенный голос донесся с круговой галереи, поднятой метра на три к куполу. Под нею, как под кольцевым навесом, прятались замысловатые тренажеры и старый добрый турник.

– Джек, следи за входом, – разнесся глухой, нервный голос.

– Приказ понял, – пробасили в ответ.

Вита, хватая за рукава Григу и Рича, забежала под галерею. Над ее головой прогудели тяжкие шаги.

– Джон, заводи.

Биоробот не ответил. Что-то скрипнуло, грюкнуло, и монотонный голос проговорил:

– Сообщение на борт «Сквигги-со» послано в экстренном импульсе.

– Ответ, ответ давай!

– Ответ не получен.

– Ну так сконнектись еще раз! Живее, балбес!

– Я не балбес, я биоробот серии Би-Эл-Би.

– Убью болвана! – прорычал Ющенко.

– Внимание! Получен ответ с борта «Сквигги-со». Зачитывать текст?

– Живо!

– «Финишировали. Ждем сигнала. Капитан».

– Сворачивай хозяйство.

Вита глянула на побледневшего Григу, перевела взгляд на серьезного Ричарда и шепнула:

– Будем брать! Я страхую снизу, вы – наверх!

– Есть! – козырнул Зикунов, даже не думая шутить. Перебежав по мягкому полу, глушащему шаги, парни взлетели по трапу, держа бластеры на изготовку.

Вита, вытащив свой бласт, выскочила на край бассейна.

– Руки вверх! – заорал Грига.

– Мордой в пол! – поддержал его Рич. Бабахнул выстрел. То ли Джек, то ли Джон, в общем, один из биороботов сделал громадный прыжок к вогнутой стене, оттолкнулся обеими ногами и закувыркался, стреляя в полете.

Бока хладнокровно выпустила импульс по нему и попала – промахнуться по такой объемистой цели было бы стыдно. Луч бластера прожег биороботу широчайшую грудину и перебил эндоскелет. Джон или Джек, не сумев сгруппироваться, рухнул в бассейн, подняв тучу брызг. Тут же рванули аккумуляторы – вверх ударил сноп синих искр, забил белый султан дыма.

– Стой! – закричал Рич. – Ы-ы!

Сидоровса, сложившегося вдвое от могучего удара биоробота, перенесло через хлипкие перила и сбросило на турник. Коротко вякнув, Рич обвис на перекладине, словно кипа мокрого белья, качнулся – и упал вниз. Мелькнула спина биоробота, Вита выстрелила, но не попала. Со всех ног бросившись к трапу, Бока махнула на галерею.

То, что она увидела, привело девушку в ужас. Вольдемар Ющенко валялся на полу, над ним склонялся Грига, а биоробот с оторванной ногой подползал к нему сзади, вытягивая перед собой руку. Кожа на ней лопнула, распалась, как кожура очищенного банана, а синеватые подкожные механизмы уже трансформировались в дезинтегратор.

– Грига! – завопила Вита, открывая огонь.

Первым импульсом перебило перила. Зикунов дернулся, теряя равновесие, и миллионовольтный разряд из дезинтегратора прогремел над его головой, заставляя волосы дыбиться. Вторым импульсом Бока перешибла биороботу его конечность, и та отпала вместе с «дезом».

Девушка опустила оружие, бурно дыша и унимая бешеный перестук сердца. Только теперь она расслышала тоненький прерывистый вой – это подвывал Ющенко, уползая и задирая жирный зад.

Вита подбежала и с размаху саданула изменника ногой.

– Встать! Руки за голову!

Постанывая и всхлипывая, Ющенко встал на карачки, поднялся на колени, цепляясь за стену дрожащими руками, и выпрямился, прижался боком к стене, боязливо задирая руки, словно чувствовал – бить будут.

– Не имеете… права! – прохрипел он, задыхаясь от бурления адреналина.

Вита уткнула ствол бласта под три подбородка, да с такой силой, что Ющенко стукнулся головой о переборку.

– Имею! – ледяным тоном отрезала девушка.

И тут по всей «веранде» разнесся трубный голос Ивана Лобова:

– Прекратить огонь!

– Всем бросить оружие! – добавился фальцет Николя Пиньона.

– Иван! – закричала Вита. – Шеф! Мы здесь! Секунду длилась тишина – и обрушилась топотом.

По трапу наверх выбрался Лобов, за ним поспешал Пиньон, была видна голова командира корабля, а потом через перила перепрыгнули крепкие молчаливые ребята в черных комбезах. На их мускулистых бедрах были закреплены кобуры, из которых торчали рукоятки бластеров.

– Двухпотоковые, – пробормотал Грига, подтягивая ногу, чтобы встать, – фузионные.

Ребята были деловиты и сосредоточены. Мигом скрутив Ющенко, они обернулись к руководству, напомнив Вите биороботов.

– В мой модуль, – жестко сказал Пиньон. – Андрэ, настрой ментоскоп, надо поковыряться у предателя в башке.

– Не имеете права! – взбеленился Ющенко. – Закон позволяет вести ментоскопирование только по решению Контроля Чести и Права!

– Ишь ты, – хмыкнул Лобов, – какой подкованный! Вита вышла вперед и объявила:

– Закон распространяется на граждан Земли и земной доминанты, но шпионы вне закона.

– Слыхал? – ухмыльнулся Лобов. – Так что, дружок, готовься. Устроим тебе принудительное ментоскопирование, самое что ни на есть глубокое!

– Хочу вас успокоить, Вольдемар, – ухмыльнулся Пиньон, – ордер на ментоскопирование выписан, так что торжества беззакония не будет.

Ющенко затравленно оглянулся.

– Не надо ментоскопов! Я все скажу и так! И я… я помогу вам, если мне будет гарантирована жизнь!

Лобов уперся ладонями в колени, так что его лицо оказалось напротив потной физиономии Ющенко.

– Выслушай то, что я тебе скажу, мразь, – раздельно проговорил Лобов. – Не воображай о своей персоне слишком много, ты нам не слишком-то и нужен теперь, нейтрализованный. Скрытое ментонаблюдение за тобой мы установили еще на базе, твои агенты на Земле схвачены и прилежно дают показания.

– Что мне грозит? – прошептал «Волдеморт».

– Ты недоучил кодекс? – комически изумился Пиньон. – Развею туман твоего незнания – за измену полагается ментальная деструкция, трансформация по классу «А»! Это будет так: тебя положат на столик, застеленный чистой простынкой, привяжут и начнут удалять твою память, всю – от последнего до первого страха в твоей жизни – именно в такой последовательности. Чувствуешь? Понимаешь? Твою личность, твое «Я», все то дерьмо, что носит имя Владимир Ющенко, сотрут, как помарку!

– А трансляция? – просипел бледный шпион.

– Трансляция сознания по такой статье не полагается. Тебя уничтожат навсегда, а пустой организм… не знаю, может, и сгодится кому.

– Я всё сделаю! – взвыл Ющенко. – Всё! Только оставьте мне хотя бы шанс! Пусть деструктор, пусть! Но чтобы и транслятор!

Командир корабля протиснулся сквозь молчаливую толпу звездолетчиков и пассажиров корабля – ксенологов и негромко доложил:

– Мы обнаружили его в ста мегаметрах. Эсминец класса «Эдокко». Пришлось повозиться – дашт держат включенным камуфляжный модуль.

Иван кивнул и заревел, наклоняясь к Ющенко:

– Твое задание? Зачем тут «Сквигги-со»?

– Я должен был угнать «Ра», – всхлипнул Ющенко. Слезы потекли по его сморщенному лицу, но жалости у Виты они не вызвали, только легкую брезгливость. – Я собирался заблокировать палубы и отсеки и дождаться подхода дашт. Затем два корабля стыковались бы, группа пилотов перешла бы на борт «Ра» и увела бы нуль-звездолет.

– А пассажиры? А команда?

– Никто бы не пострадал! Уверяю! Всех бы поместили в аварийном бобе и отправили к Йу толо!

– Благодетели! – процедил Грига. – И чем же они тебя купили?

– Подожди, – поморщилась Вита, но Лобов и сам заинтересовался.

– Ну-ка, – оживился он, – на какого червячка нынче клюют шпионы?

– Мне была обещана целая планета в управление, – глухо проговорил Ющенко, – со всеми почестями и привилегиями Верховного владыки.

– Так у дашт же нет лишних планет.

– С помощью «Ра» нашлись бы. Первой целью стала бы Маран-им – планета отсталая, феодальная. Дашт бы справились с маранитами легко.

– Вот наглецы! – восхитился Лобов. – Слов нет! Ладно, теперь слушай меня. Ты выйдешь на связь с эсминцем и передашь сигнал. Разыграешь всё как по нотам, понял?

Ющенко закивал так усердно, что чуть голова не отвалилась.

– Ляжем в дрейф, и пускай дашт стыкуются. – Лобов обернулся к Вите: – Надо отвадить этих шустриков от космоса – рано им еще к звездам летать, пускай сперва дерьмо из мозгов повыжмут. По местам!

Команда, подымая шум, стала расходиться, и только тут Пиньон обернулся к Вите.

– Мадемуазель! – воскликнул он, прижимая ладонь к сердцу. – У меня просто нет слов!

– Николя, – хмуро спросил Лобов, – вы почему ничего не сказали о своих подозрениях?

Пиньон кисло улыбнулся.

– Ну, вы же понимаете, Иван. – затянул он. – Мне не хотелось потерять лицо, и…

– А этих мальчиков и девочку, – загремел Лобов, – вам было не жалко потерять?

В этот момент на галерею кое-как вскарабкался Ричард и пропыхтел, потирая ушибленный живот:

– Мы уже большие мальчики.

– Я вижу! – сердито сказал Иван. Посопев, он продолжил: – Мы следили за Ющенко с самой Земли, тщательно готовили операцию по захвату, я был ее руководителем-исполнителем.

– А чего ж вы так поздно поспели? – осведомился Грига и сам испугался собственной наглости.

Но Лобов не рассердился.

– Проблемы возникли… – проворчал он. – Группа захвата столкнулась еще с четырьмя биороботами типа «Терминатор».

Грига присвистнул.

– Серьезные машинки, – протянула Вита.

– Да уж. А нам надо было их не просто ликвидировать, а так убрать, чтобы Ющенко ничего не заподозрил и не послал сигнал готовности.

– Но зачем?! – воскликнула Бока.

– А затем, – усмехнулся Лобов, – что операция «Фагоцит» еще не закончена. Так, все в рубку, и чтобы духу вашего не было на палубах! До особого распоряжения.

2

Виолетта не слишком-то и расстроилась, оказавшись в пилотской кабине. Достаточно было поймать на себе восхищенный взгляд Новикова – и ее вялое возмущение улеглось. Даже суровый командир корабля поглядывал на нее с одобрением. И Вита успокоилась. А операция «Фагоцит» подходила к концу – Ющенко, умытый, причесанный, накачанный адаптогеном и витмобилизатором, сидел перед экраном в боевой рубке и вел разговор с капитаном «Сквигги-со» – высоким тощим гуманоидом с длинными и очень гибкими конечностями, похожими на щупальца. Обе картинки Бока и ее друзья наблюдали на малых мониторах, но ни им, ни, тем более, капитану-дашт не был виден гипноиндуктор, направленный психоизлучатель, поддерживающий в генеральном инспекторе КМО бодрость и веселое настроение.

– Всё в порядке, – тараторил «Волдеморт», – пассажиры блокированы в каютах, команду мы согнали в аварийный бот. К стыковке готов!

– Жаль, что придется отдать бот, – утробным голосом проговорил дашт, зверски выпячивая челюсть. Видно, артикуляция терралингвы давалась ему с трудом.

– Ничего, – захихикал Ющенко, – был бы корабль, а боты найдутся!

Дашт кивнул и сказал в сторону:

– По местам! Окончательное торможение при восьми «же»! Планетарный осветитель включить! Зажечь посадочное освещение левого борта! Наружная группа, надеть скафандры для присоединения галереи!

Все эти четкие команды дашт отдавал на своем языке, приставка-анализатор оперативно переводила гортанные нутряные звуки чужой речи.

Приближающийся звездолет в поясе голубых огней не выглядел инопланетным. Еще бы, незадолго до Первой межзвездной войны он сошел со стапелей ИС-5, старейшего орбитального завода Земли. Сигарообразный корпус, раздутый в корме, вытягивался метров на двести. Гладкую обшивку продавливали полушария и амбразуры боевых постов, позади главной боевой установки из своих шахт выглядывали три десантных бота.

– Класс «Эдокко», – пророкотал командир «Ра». – Помнишь, Кирилл?

Бортинженер хмыкнул, приглаживая седой ежик на голове.

– Еще бы… – проворчал он. – Это «Шикотан», а я служил на «Сайпане». Мы на нем в рейды ходили, штурмовали Орбитальный Пояс. М-да. Пойду-ка я помогу ребятам.

– Сиди, – буркнул командир, насупясь. – Думаешь, мне тут уютно? Да только реакция у нас уже не та, Кир.

– Да… – увял бортинженер.

«Сквигги-со», он же «Шикотан», заметно сократил дистанцию. «Ра-3» выставил с правого борта гигантские причальные упоры в виде телескопических труб.

– Всё равно, не пойму, – проворчал бортинженер. – Зачем надо было так рисковать? Ну передал бы этим дашт информацию по кораблю, и все.

– Думай, что говоришь, – пропыхтел недовольно командир. – Информацию. А эмбриотехнику им тоже передать? А квазиорганическую и мезоатомную химию? Технологию производства телемерных пластмасс? Полихордных кристаллов? У-технологию? Толку с того, что они вышли в космос! Они ж – во! – Командир постучал по подлокотнику кресла. – Тупые дикари! Только и могут, что красть чужое, – на свое тяму не хватит…

Мягкий пружинящий толчок – и оба корабля соприкоснулись.

– Есть касание! – радостно кудахтал Ющенко. – Есть стыковка!

Соединительная труба-галерея выдвинулась из нижней части корпуса «Ра». Встречный рукав вытянулся из шлюз-камеры «Шикотана». Круглые переходники встретились и сцепились накрепко.

– Внешний люк открыт! Внутренний люк открыт!

Командир «Ра» быстро переключил мониторы и показал вакуум-отсек своего корабля. Через него пробегали высокие тонкие фигуры дашт в пленочных скафандрах. В руках они сжимали примитивные пулевые автоматы с дульными раструбами.

– Где же наши? – пробормотала Вита, сжимая кулачки.

Командир переключил видеонаблюдение на кольцевой коридор нижней палубы, и Бока увидела «наших». Уже виденные ею крепкие ребятки – то ли спецназ, то ли космопехи, – возникли, как чертики из коробочки. Поскидывав мантии-невидимки, ребятки молча атаковали дашт, укладывая каждого одним ударом, точным и с выплеском биополя, – гуманоидов сносило, бросая на переборки. Один из парней швырнул десяток мячиков – подкатываясь к дашт, лежащим вповалку, такой «мячик» будто взрывался, накидывая на гуманоида сеть-рет и мгновенно затягивая того в тугой кокон.

– Повязали субчиков! – довольно крякнул Кирилл. Ребятки исчезли из поля зрения, проникая на эсминец.

– Пошла зачистка. – проговорил командир напряженным голосом. – Сейчас они должны быть в среднем коридоре… свернули в центральный… разделились – одна группа повернула к постам УАС, другая – к ЦПУ. Ну же.

Экран монитора, темный дотоле, вдруг осветился, и один из спецназовцев сказал, отпыхиваясь:

– Дядя Толя, все в порядке, корабль наш!

– Молодцы! – гаркнул командир, молодея. – Оставайся там, Вовчик, поведешь. Обнимемся на Йу!

Десятью минутами позже нуль-звездолет «Ра-3» и эсминец «Шикотан» расстыковались, пошли параллельными курсами и включили двигатели на разгон.

Вскоре Сириус А начал расти в размерах. Рос, рос, но до размеров Солнца, каким его видно с Земли, так и не дорос. Маленький шарик неописуемо яркого газа калился в пустоте, и даже бездонно-черное небо словно выцвело, скрываясь за сверкающей короной жемчужного сияния. Йу толо вращалась на расстоянии миллиарда километров от бледно-голубого, призрачного от неимоверного накала светила, но и там Сириус доставал планету, заливая пронизывающими лучами синий облачный покров ее воздушной оболочки.

Посматривая на орнитоидов, совершающих сложный обряд Возвращения, Вита пыталась разглядеть хоть какие-то детали на диске планеты, но бешеная атмосфера заслоняла поверхность, мешая и перемешивая рваные спирали циклонов, а в верхних слоях неслись размытые полосы бурлящих туч. Вот в разрыве облаков на мгновение показались аметистовые волны океана. Граница суши была почти неотличима – голубые и бирюзовые заросли укоренялись прямо на приливной полосе, сплошным ковром затягивая материк. Лишь изредка, там, где к океану выходили скалы, прочерчивалась белесая линия прибоя.

– Станция Йу толо – кораблю «Ра»! – ворвался в рубку далекий голос, перебивая шумы и треск помех, наводимых Сириусом. – Станция Йу толо – кораблю «Ра»! Всё идет штатно. Вы под контролем станции. Станция Йу толо – кораблю «Ра». Приготовиться к посадке в момент ноль!

– Внимание, – ворчливо сказал командир корабля, – приготовиться к посадке. Начинаем спуск.

Было заметно, что он уже не рад своему мягкосердечию – на радостях позволил «этим гражданским» набиться в рубку. Но отменять приказ не стал.

Нуль-звездолет с ходу погрузился в атмосферу Йу толо, и та мигом ответила – качнула корабль, перевернула на бок, отвесила тумаков восходящими потоками.

Командир напрягся. Опыта полетов у этого «космача» было полжизни, но он привык к громадинам в пять, а то и в восемь километров длиною, которые если и брали на борт пассажиров, то сразу тысяч шесть человек. Садиться на планеты такие звездолеты не могли, они бы разрушились под собственным весом, а вот эти новые корабли обходились без ботов и челноков – шли на посадку сами. Это было непривычно, и спина у командира деревенела.

Облачность их встречала густейшая – тучи почти сплошной пеленой прикрывали планету, как зонтик – капризную блондинку, опасающуюся посмуглеть.

– Посадка в точке надира. Стоп при стыке. «Ра-3» пробил клубящиеся облака и завис, потом медленно, важно, словно гордясь своей силой, опустился на посадочную площадку, по кольцу окруженную двурогими активаторами магнитного поля.

– Станция Йу толо, – отметил с удовлетворением давешний голос. – Ноль-ноль. Есть посадка.

Иван Лобов поднялся из глубокого кресла и широко улыбнулся Цефу Фтету:

– Ну всё, прибыли. Ведите нас!

Йуругу взволнованно заухали и заторопились к кессону. Вита двинулась следом.

Нуль-звездолет опустился на травянистом лугу – голубая трава была коротко подстрижена, напоминая толстый ковер. За полем разрасталась роща деревьев – толстые блестящие стволы удерживали многоярусные кроны с пузырчатыми листьями-подушками бирюзового цвета. Еще дальше поднимались округлые валы плоскогорья – порода, чудилось Вите, плавилась под удивительно белым сверкающим светом Сириуса, далекого, но жгучего.

На уступе плоскогорья, поодаль от широких куполов здания станции и рядом с обрывом, пронизанным подземными помещениями, раскинулось гигантское приземистое здание размерами с целый город.

– Нас встречают, – сказал Заф, указывая на плоскую круглую платформу, скользящую по-над самой травой к кораблю.

Взвыла сирена, на рогах активаторов вспыхнули сигналы, и на Виту пала тень. Девушка подняла голову, придерживая волосы. В белесом небе она разглядела рыбовидный контур эсминца – отблески лучей Сириуса окаймляли его серебристо-розовой аурой.

Грига с Ричем, непривычно молчаливые, помогли Боке забраться на летающую платформу, и платформа понесла их к плоскогорью, то ли шелестя гравиприводом, то ли просто касаясь верхушек трав.

Впереди стал виден главный вход в здание наверху – темное зияние, по очертанию смахивающее на скрученный овал. Платформа подплыла ближе, и Вита разглядела нижнюю часть овала – это была спирально изогнутая широкая дорога, витками углубляющаяся в главное здание. Крутанувшись, платформа замедлила ход и повисла над полом слабо освещенного гигантского зала с опалесцирующими стенами, вдоль которых выстроились тысячи йуругу в серебристых накидках.

– Нас приветствуют! – торжественно провозгласил Цеф Фтет, и множественный хор голосов сложился, выпевая здравицу.

Николя Пиньон, который стоял впереди и сильно пыжился, вежливо поклонился встречающим. Вита, как и все земляне, тоже отвесила легкий поклон. Громадная толпа йуругу сдержанно зашумела, колыхнувшись в едином порыве. Цеф Фтет обернулся к Пиньону и взволнованно сказал:

– Мои собратья ждут вашего слова!

Сенатор надулся от важности и выступил вперед.

– Милостивые судари и сударыни! – загремел его голос – земная форма любезности странно звучала здесь, под сводами Верховного Совета Йу толо. – Земляне благодарны за тот бесценный подарок, который сделали нам ваши благородные исследователи, передав координаты планеты Маран-им. Зная вашу нелюбовь к долгим речам и памятуя о том, что время – работа, сразу перехожу к делу. Наш Совет Мира призывает вас принять участие в миссии на Маран-им. Мы намерены выстроить там город-колонию, откуда начнем углубленные исследования руин сверхцивилизации Волхвов. Зная богатейший опыт, накопленный за столетия ксенологами Лу, мы ожидаем, что вы откликнитесь на призыв Земли, дабы совместными усилиями обогатить обе наши цивилизации. Мы не знаем, даже не догадываемся, на какие удивительные находки наткнемся, какие великие открытия сделаем! Но я глубоко убежден, что уже через месяц или два мы сможем добиться невероятных успехов! Рука об руку, плечом к плечу мы станем доискиваться поразительных истин – как коллеги, как союзники, как братья по разуму!

Толпа сириусян одобрительно загудела. Цеф Фтет, внимательно выслушав эхо, обернулся и сказал:

– Верховный Совет Йу толо немедленно обсудит данное предложение, а пока отдыхайте – мой советник готовит экскурсию на Зеленый пляж, можете присоединяться.

– С удовольствием, – поклонился Пиньон.

Вита замешкалась. Сначала она хотела подойти к Зафу, которого обступили земные ксенологи и пилоты, желающие искупаться в аметистовом океане, потом расхотела. И тут ее плеча коснулись сухие тонкие пальцы Цефа Фтета.

– Мадмуас-сель Вита, – сказал он, – не желаете ли посетить санаториум?

– С удовольствием! – оживилась девушка. – А это далеко?

– Нет, совсем рядом. Как у вас говорится. «Ф-пе-ред!»

– Вперед! – развеселилась Вита.

В санаториум двинулись на маленьком открытом электрокаре, прикрытом сверху тентом. Некоторое время электрокар бесшумно скользил по траве, потом миновал ущелье, высвеченное до самого дна, и выехал на окраину огромного парка. На то, что это именно парк, а не лес, указывали многочисленные аллейки и утоптанные дорожки, да и деревья выглядели ухоженными. Их стебли были покрыты гроздями полупрозрачных наростов. Пузыри на бородавчатых листьях иногда лопались, и из них просыпалась желтоватая, искристая пыльца.

– Не опасайтесь, – сказал Цеф, – это лечебная пыль.

– Ею можно дышать?

– Ею полезно дышать.

Все же Вита не решилась вдыхать пыльцу, а после и некогда стало – они въехали на неширокий Центральный проспект санаториума. Проспект стягивался в точку на далеком горизонте, а от него отходили боковые улицы, и всё это необозримое пространство было уставлено похожими корпусами – белыми легкими строениями из спектрогласса, и засажено тенистыми деревьями, которые то опускали кроны, то приподнимали, изгибая стволы, топорща стебли. Словом, походили на нетерпеливых малолеток, не могущих усидеть на одном месте.

Повсюду в тенечке, на лавочках сидели пациенты. Они были неподвижны и отрешены от всего земного и сириусянского. Взгляды их были пусты, а на лицах отражалось не больше эмоций, чем на спелых яблоках.

Цеф Фтет ехал долго, и по обеим сторонам мелькали тысячи и тысячи безучастных лиц и застывших фигур. Попадались и врачи в жемчужных накидках, но они лишь подчеркивали своими выверенными движениями общую бездну горя и неживого застоя. Только здесь, на просторах санаториума, Вита познала чудовищный масштаб трагедии, постигшей йуругу, чьи предки взялись бездумно творить добро.

Цеф помалкивал. Свернув на большую травянистую площадь, он проехал под деревьями и оказался на берегу океана. Волны цвета аметиста накатывали на берег, вспыхивая изнутри красными огоньками.

На ровном песке удивительного зеленого тона стояли в рядок плетеные стулья. На них восседали трое орнитоидов в золотых накидках.

Цеф Фтет сошел на землю с покачнувшегося экипажа и подал руку Вите. Девушка спрыгнула – и первым делом поправила прическу.

– Позвольте, я познакомлю вас с членами Президиума Верховного Совета Йу, – церемонно проговорил Цеф и простер руку к сидящим: – Соаф Хфах, главный врач лечебно-профилактических учреждений Экваториального материка. Цеху Соф, заведующий психологическими санаториями Восточной Федерации. Щеф Вохх, главный ксенолог Большого Педагогиума.

Представленные поклонились, и Цеф проворно поднес еще один стул – для Виты. Девушка села, чопорно сложив руки на коленях.

– Вы – честный человек, – прошелестел Соаф Хфах. Ветерок с моря шевелил длинный пух вокруг его круглых глаз. – Мы испытываем к вам доверие, поэтому спрашиваем: присоединяться ли народу йу к миссии хомо?

– Боитесь, что мы вас обманем? – прямо спросила Бока.

– Да, – так же прямо ответил Хфах. Вита покачала головой.

– Если вы останетесь на Йу толо, то ничего не измените к худшему, – сказала она. – Но и улучшений тогда не ждите. А вдруг на Маран-им удастся найти нечто вроде панацеи, и все ваши больные выздоровеют?! Разве можно отказываться от подобной возможности? По-моему, если есть шанс, то им обязательно нужно воспользоваться! Я прекрасно понимаю Совет Мира – ему нужны ваши ксенологи, чтобы побыстрее добиться результата. И что с того? Вы приложите знание, а мы добавим свое умение. Ведь ваши пульсационные корабли доберутся до Маран-им лишь десять лет спустя, а мы познали секреты нуль-трансгрессии. Так давайте объединим усилия, и пусть обе наших расы воспользуются достижениями друг друга! А что до обмана. Да, среди нас еще встречаются вруны. Ну и что? Никто и не говорил, что люди – ангелы. Но запомните, что я вам скажу: абсолютному большинству людей ведомо понятие чести и данного слова. И если какой-нибудь проныра попробует вас надуть или присвоить сделанное вами открытие, то ему не дождаться любезного приема на Земле – мои однопланетники не любят несправедливости. Как и я. Тем более что, как я поняла, мы задержимся здесь надолго – недельки на три-четыре, по нашему исчислению. Все это время ваши ксенологи будут учить наших, а наши пилоты будут натаскивать ваших. Это мера взаимного доверия и обоюдной пользы, а еще – время для узнавания друг друга.

– Чувствую, – сказал Цеф, – что вам не по радости долгая задержка на Йу толо.

– Да, я спешу, но выбора нет.

Соаф Хфах боднул головой воздух, оглядел коллег – те тоже принялись бодаться – и объявил:

– Верховный Совет прислушался к твоим словам, хомо, и решил ответить согласием на предложение Земли. Сегодня вечером двести лучших ксенологов Йу толо покажут… как это, Цеф?

– Мастер-класс! – подсказал йу.

– Именно.

– Рада за всех нас, – улыбнулась Вита.

Виту поселили в просторном двухэтажном коттедже, выстроенном в тени громадных дерев. Пиньон щедро поделился, предоставив трех сервис-роботов, а йу натаскали целые ведра неведомых ягод, наполнивших гостиную зазывными ароматами.

Бока поклевала фрукты – и плюхнулась в кресло.

Устала. День был просто сумасшедший – она еще толком не отошла после захвата шпиона, а тут Верховный Совет интересуется ее мнением и принимает решение, сообразуясь с ним, потому как Вита Бока, видите ли, находится у йу на доверии. С ума сойти. Грига с Ричем, конечно, нахихикались вдосталь, отпуская шуточки о Талейранах в юбке, а Пиньон чуть наизнанку не выворачивался, пытаясь угодить своему личному секретарю. А ну их всех!

Вита с силой отерла лицо – и сгорбилась. Целый месяц ожидания…

А что делать? Пиньон прав, с ним даже спорить глупо – пока земляне не изучат то, что уже известно сириусянам о Волхвах, им нечего делать на Маран-им. Зато через месяц они так двинут науку, что жди Четвертой НТР! Хм. Скорее всего, эти три-четыре недели нужны не ксенологам, а Кардиналу, чтобы всех нейтрализовать и осчастливить.

Внезапно щелкнул селектор на столике, и голос Пиньона прошелестел:

– Мадемуазель, я вас жду в пункте связи.

– А это где?

– Дом номер пять, над ним еще флаг.

– Сейчас я!

Поглядев в зеркало, Вита быстренько привела себя в порядок и поспешила на зов шефа.

Йуругу постарались – выстроили целый поселок для землян на берегу живописной речки. Коттеджи занимали обе стороны широкой улицы, которая упиралась в слоистое от секущих плоскостей здание филиала НИИ Внеземных Культур.

На улице было пусто и тихо, лишь над пятым домом щеголевато плескал голубой флаг Земли и сверкала замысловато скрученная антенна.

Николя Пиньон поджидал ее около дверей модуля нуль-связи.

– Кардинал послал сигнал по сверхсекретному каналу, – приглушенно поведал он, – у него какое-то срочное сообщение.

– А при чем тут я? – улыбнулась Бока. Пиньон сделал изумленное лицо.

– Если уж вам доверились сириусяне, – воскликнул он, – то мне сам бог велел верить! К тому же вы… хм… умная девушка. М-да.

– Это комплимент?

– Всего лишь признание факта! Приятного факта.

– Все равно – спасибо.

– Прошу!

Вита первой вошла в небольшую комнату с большим экраном на стене.

– Я погашу свет?

– Как вам удобно, шеф.

Пиньон пригасил освещение до тусклого. Бесшумно замигало табло «Вызов», и Николя утопил клавишу приема. Экран медленно набрал цвет. Очертилось знакомое лицо Мелькера Свантессена.

– Добрый день, мсье Пиньон, – проговорил Кардинал, глядя в упор на Боку.

– Это мой личный секретарь, – сухо сказал Пиньон. Свантессен кивнул, соглашаясь, и проговорил, раздельно и четко:

– Послушай, Николя, то, что я скажу. Ситуация на Маран-им может выйти из-под контроля – трапперы подначивают народ, поднимают восстания, жгут замки комитов, поддерживающих меня, линчуют малых жрецов, ведут самую настоящую партизанскую войну! А тут и варвары с Большой реки зашевелились, пираты сбиваются в целые эскадры. Срочно вызывай флот, Николя! А я пока уговорю тутошнего монарха сосредоточить всю власть в своих руках – больше всего я боюсь крушения государства. – Большой Жрец усмехнулся. – Так что можете дать мне новый оперативный псевдоним, скажем, Император. Дело в том, что у курредатов править должен как раз император, которого коронуют короли и князья. Короли царствуют, император правит – и при этом ничем не владеет, ему даже дворца отдельного не полагается. Буду снимать палаты у Толло.

– То есть это не будет переворотом? – взбодрился Пиньон.

– Ни в коем случае! Последний император помер лет за десять до моего прилета на Маран-им, пора короновать нового.

– И все-таки… – промямлил Пиньон. – Ты уверен, что в коронации назрела действительно острая необходимость?

– Только это удержит курредатов от большой резни, от хаоса и смуты! – с силой сказал Кардинал. – У меня все готово для создания… э-э… Имперской Безопасности, я подавлю волнения и изолирую зачинщиков, но трапперы уйдут в подполье, и принуждение к миру затянется.

Флот поможет стабилизировать положение – даже несколько силовых акций, проведенных с помощью планетарных крейсеров, позволят вооруженным силам империи взять ситуацию под контроль.

– А психологический шок? – пробормотал растерянный Пиньон.

– Опять вы про этот шок. Николя, курредаты всю свою историю прожили на обломках сверхцивилизации! Скорее шок обеспечен тебе, когда ты встретишься со здешними реалиями!

– Хорошо… – растерянно проговорил Пиньон. – Я свяжусь с Землей немедленно. Третья и Восьмая эскадры подойдут к Маран-им в течение недели.

– Отлично! Остальные договоренности остаются в силе – научную миссию я жду в следующем месяце, прибывайте без опоздания. Ну, я надеюсь на тебя, – внушительно проговорил Кардинал, перевел взгляд на Виту, кивнул слегка и отключился.

Николя Пиньон молчал некоторое время, рассеянно барабаня пальцами по пульту, затем обернулся к Боке.

– Вы ему верите? – спросил он негромко. Вита подумала и ответила:

– Наполовину. У меня создалось впечатление, что Кардинал хочет не просто зваться императором, он жаждет им быть. Только без кавычек. А с нашей помощью он станет Властелином Мира.

– А что делать? – вздохнул Пиньон. – А ля гер ком а ля гер. Ставки сделаны. Ах, пардон, совсем забыл. Кардинал, то бишь Император передал, что Давид Виштальский найден! Он жив-здоров и… Что с вами?

Вита, ощутив невероятную слабость, откинулась в кресле, соскользнула вбок и завалилась, обвиснув на пухлой боковине.

Николя Пиньон поборол желание сделать секретарю искусственное дыхание «рот в рот» и вызвал врача.

Часть вторая ВОЛШЕБНАЯ КОРОНА

Глава 9 ГОРОД ПРИЗРАКОВ

1

Прошел месяц, Полуостров заняла осень.

Ночью ясное небо над Хассе затянуло тучами. Задул порывами ветер с моря, нагоняя сырость, а ранним утром пошел дождь. Начавшись нудной, холодной моросью, он все набирал и набирал силу, пока не лупанул ливнем. Мигом все спуски превратились в стоки – мутная вода журчала по брусчатке и каменным плитам, разливаясь на площадях лужами, рябя под косыми струями.

К обеду дождь подуспокоился, но моросить не перестал. Похолодало, и тем, у кого в сапогах дырки, а плащи промокли, мир казался неуютным и малопригодным для жизни.

Однако вода, льющаяся с небес, службу бравых рыцарей не отменяла.

Сразу после обеда младшего приора Тавиту Вишту вызвали в резиденцию Большого Жреца. Помещалась она на самом высоком месте города и представляла собой необъятную круглую башню. Высотой своей башня не поражала, но лишь потому, что ее занесли толщи песка и земли – это был наземный терминал тоннельного города Волхвов, а для землян – база КГБ «Пале-Рояль».

Настроение у Давида было приподнятое. Всё более-менее разрешилось, он был при деле, и дело обещало быть живым, горячим даже.

У треугольных врат башни дежурили хмурые горцы, но выскочивший малый жрец провел Даву мимо них.

Свантессен поджидал Виштальского в огромном круглом зале на самом верху резиденции. Ничего особенного: кресла, тяжелый стол с крышкой из полированного камня, кровать под балдахином, резные шкафы. Из предметов, сделанных на Земле, Давид углядел лишь пару силикетовых сейфов.

– Добрый день, приор… – Большой Жрец показался из-за расшитой шторы. – Присаживайся. Для тебя есть задание.

– Всегда к услугам вашего преосвященства, – поклонился Давид.

Свантессен снисходительно усмехнулся, и Виштальского передернуло. «Небось решил, – подумал он, – что мальчик заигрался в мушкетеров…»

– Возьмете с собой добровольцев, – властно проговорил Большой Жрец, – и отправитесь за Пустынные горы. Там находится большой мегакомплекс Волхвов, а еще дальше, на перевале в Одиноких горах, увидите корабль. Подойдите сюда.

Давид шагнул к столу, куда его поманил Свантессен, и увидел несколько листков бумаги с непонятными планами.

– Здесь – примерные кроки мегакомплекса, его центральной части. А вот план корабля – пройдете стрежневым коридором третьего или четвертого яруса – точнее не могу сказать… – Кардинал вытащил из-под стола странный овальный обруч, метр в поперечнике. – …И отыщете вот такой предмет. Волхвы носили их на головах, как мы носим венцы.

– Ну и головы у них! – вырвалось у Виштальского. – Овальные, что ли?

– Вероятно. Этот вот обруч – мертвый, он не функционирует. Вам надо будет найти точно такой же, но живой. Распознать функционирующие обручи просто – они теплые. Найдете такой – приложите все силы и старание, чтобы доставить его в целости. Даже если потеряете всех своих людей.

– Он так важен? – спросил Давид, поглаживая обруч.

– Да. Чрезвычайно! Это корона, Давид. Понимаете? Вообще-то говоря, это транслятор. Так сей предмет прозван в «Анналах Лабораториума планеты Йу толо», а это не только самый емкий перечень объектов культуры Волхвов, но и самый точный. Ну, йу разбирались со следами деятельности сверхцивилизации добрых пять веков, так что у них было время накопить опыт.

– Транслятор гиперполя? – пробормотал Виштальский. – Трансгрессивные воплощения. Универсальные превращения. Но это же сказки, профессор! Черная, белая и серо-буро-малиновая магия!

– Как знать, – хмыкнул Свантессен, – может, и магофизика. Кстати, уважаемый академик Линдгрен, мой учитель, и вовсе отрицал само существование трансляторов, полагая, что генерация гиперполя невозможна в принципе. Но имеем ли мы право отрицать то, чего не знаем? Лично я придерживаюсь мнения, что трансляторы для Волхвов были примерно тем же, чем для нас служат биоточные сервисы, – надевая эти обручи на головы, галакты мысленно управляли объектами техносферы планеты. Впрочем, для нас важнее иное – древних правителей Курре короновали этими обручами, не ведая, для чего они. Мне тоже придется возложить на себя эту старинную регалию, ибо я не хочу проливать кровь! Мне нужно дать землю безземельным и дома бездомным, а трапперы с ведунцами мешают, вцепились в старое и держатся, животы готовы положить за варварство и дикость. Только став императором, я смогу покончить с беспределом и обеспечить землянам свободный доступ ко всем объектам сверхцивилизации. С Землей я уже договорился. Вы всё поняли, Давид?

– Почти, – признался галактист.

– Что вам не ясно?

– Я не пойму, как на человеческую голову можно надеть такую здоровую штуку.

Большой Жрец улыбнулся.

– Всю бы жизнь интересоваться вашими вопросами, – вздохнул он и добавил: – Если найдете живой обруч, возьмите его обеими руками и как бы наденьте на голову. Примерьте – и он сам подгонит свой размер под вас. Вопросов больше нет?

– Когда выступать? – подтянулся Виштальский.

– Завтра на рассвете. И запомните хорошенько – трапперы будут вам мешать на всём пути! Опасайтесь засад. Горцы тоже могут стать проблемой. Да что – могут! Обязательно станут. А чего вам опасаться за перевалом, я могу лишь догадываться. Повторяю – будьте бдительны! Трапперы стерегут все подходы к кораблю на Перевале, для них и Город, как колдуны прозвали мегакомплекс, и сам звездолет суть святые места, куда даже паломникам вход строго воспрещен. И вот что – поменьше думайте о том, чтобы выглядеть храбрым командиром, – избегайте стычек. Вы мне нужны живым, Давид. Вы – и вот это, – Свантессен погладил обруч.

– Разрешите идти?

– Вот что, Давид. Вы, помнится, отличались логикой и холодным расчетом в опасных ситуациях. Это ценно. Постарайтесь и впредь не поддаваться эмоциям, абстрагируйтесь от частного, чтите принципы галактизма! Взвешивая все «за» и «против», принимайте оптимальное решение, не оценивая процесс слезой ребенка, – это глупость и юродство. Дитяте поплакать, что пописать. Вот если вы остановите свой выбор на самом добром решении, оно как раз и потребует максимума жертв. Не допускайте в сердце жалость и освободитесь от химеры совести, не растрачивайте себя на мелкие людские горести. Вместо того чтобы спасти одного-двух и потешить тем свое чувство справедливости, помните – вы можете и должны помочь миллиардам землян, миллионам маранитов! Короче говоря, оставайтесь бесстрастным наблюдателем.

– Так точно.

– Секундочку.

Большой Жрец скрылся за шторой и вскоре вернулся, держа в руках черный длинноствольный пистолет-дезинтегратор.

– Квантовый разрядник? – вырвалось у Давида.

– Он самый. Держите, это вам. Неадекватно, конечно, но что делать? Жизнь такая!

Виштальский с опасливым восторгом принял увесистое оружие, сжал удобную рукоятку, погладил керамическое цевье. Из разрядника он стрелял один раз в жизни, на полигоне. Убийственная штука!

– Берегите батарею, Давид, здесь всего шесть зарядов.

– Так точно!

– Ступайте. Стоп! Чуть не забыл. Возьмите и это заодно.

Большой Жрец протянул младшему приору блестящий стержень, с палец величиной. Стерженек успокаивающе мигал зеленым огонечком.

– Это дозиметр, изготовленный на планете риттов. Если будет фонить, загорится желтый индикатор. Если радиация опасна для жизни – красный.

– Спасибо.

– Не за что.

Ранним утром отряд Виштальского тронулся в путь – сто двадцать шесть отборных бойцов. Сто двадцать седьмым был Давид. Младший приор Тавита Вишту.

Рыцари выехали во всеоружии, вдобавок каждый вел в поводу запасного долгонога.

Проводов никто не устраивал. Виштальский хотел покинуть Хассе как можно незаметней. Проехав задами, рыцари покинули город через восточные ворота.

Рассвет едва брезжил над далекими горами, словно подсвечивая промежуточную цель пути, так что сон пока не вполне отпустил Давида. Виштальский чувствовал вялость и нехватку энергии, как робот, что забыл подзарядиться с вечера. Наверное, поэтому и мысли его посещали далекие от сугубой конкретики. Галактист размышлял о добре и зле.

В конце концов, вся его практическая деятельность и направлена к тому, чтобы добро победило зло. Как в сказке. Вот именно! Но одержать победу – это значит совершить действие, приложить усилие. А может ли добро быть активным? Если человек не думает перед тем, как сказать, он тут же выпучит глаза и заявит: «Конечно! А как же?!» И будет неправ, ибо активность – это воздействие или противодействие, стало быть, насилие. То бишь зло. Маленькое зло против большого зла? Выходит, что он, Давид Маркович Виштальский – часть силы той, которая творит зло, желая добра. Схоластика? Да какая уж тут схоластика. Вот, скажем, трапперы. Они – зло? Как будто да. Они тормозят прогресс по-всякому, они не приемлют прогресс, они против прогресса. Вернее, не так. Они тормозят прогресс, навязанный землянами. Они не приемлют прогресс, к которому их толкают под микитки. Они против нашего прогресса. Трапперы – как те варвары античных времен, которые сопротивлялись Риму. Варвары отстаивали свободу – свободу от бань, школ, библиотек, театров, водопроводов, больниц, дорог, законов. Понять дикаря можно, но принимать его правила нельзя. Если трапперы не хотят добровольно подчиниться и позволить Большому Жрецу сделать жизнь маранитов лучше, значит, надо их заставить, принудить!

И чем? Мудрым словом? Трапперы не услышат его или не поймут. Увещевать их прикажете? Да они только посмеются над горе-воспитателем. И правы будут, ибо слово против дела – ничто. Силу можно остановить только силой, и уж как ты ее назовешь, доброй или злой, неважно. Для тебя она добрая и для тех, кто пострадал от трапперов, – тоже. А как быть с отцом того же Зесса? С женой его? С детьми? Где их искать теперь, после облавы? Может, и весь клан Зесса замаран в несправедливостях, а может, и нет. И что тогда? А тогда опять возврат к началу, а в начале – мера. Надо уметь сравнивать негатив и позитив, соотносить пользу и вред, горе и радость. В конечном счете, хорошо всё то, от чего счастье возрастает. Вот только как заметить этот рост? Измерить его как? И в чем? В килофелицатах? Если хорошо подумать, всё, что человек творит, – к худу. Не бывает так, чтобы всем было хорошо. Обязательно кому-то ты сделаешь плохо, правому или виноватому – какая разница? И получается, что само понятие «творить добро» лишено смысла, ибо добро всегда пассивно. С другой стороны, если добро вообще никак себя не проявляет, не оказывает действия, то вывод один – добра не существует вовсе. Есть только зло, и из двух зол надо умудриться выбрать меньшее.

«Теоретик!» – усмехнулся Давид. Однако была и польза от философических размышлизмов – они прочистили мозги, выветрили остатки дремы. Давид полностью погрузился в реальный мир.

– Скоро будет перекресток, – просвещал товарищей Яр, горец из клана Кагаги, – там дорога разветвляется. Налево пойдешь – в трясине утопнешь. Раньше, старики сказывали, в те места на охоту ездили, там были джунгли, а потом случился разлив Зеленой реки, и те леса затопило. Деревья все погнили давно, одни пеньки из воды торчат.

– А нам, значит, прямо? – поинтересовался Когг.

– Ну да… – неуверенно ответил Кагаги. – Наверное. Прямо если ехать, как раз в горы и попадешь. Но дорога та длинная и опасная, только большим отрядом и пройдешь.

– Разбойники?

– Ага! И еще дикари. Эти страха не знают, кидаются на всех! Говорят, людоеды они.

– А если направо свернуть? – спросил Давид.

– Туда нельзя, – серьезно ответил Кагаги.

– Это почему же?

– Табу! – сказал горец внушительно. – Там – Старая Дорога. Говорят, еще Творцами проложена. Она прямая, как стрела, и до гор доведет вдвое быстрее, но. Гиблые те места. Проклятые. Уж больно много там всякой нежити! Князь Иллиу однажды отправился туда со всей своей дружиной, и все – больше его никто не видел.

– Ты хочешь сказать, – лениво проговорил Давид, – что Творцы были слабее нечисти?

– Нет, конечно! – испугался Кагаги, быстро приложив «козу» ко лбу, глазам и рту. – Просто развелось ее там немерено.

– А кто это проверял? – усмехнулся Давид. – Ты же сам сказал, что Старой Дорогой никто не пользуется. Откуда же известно, что там нежить развелась?

– Все говорят. – туманно сказал Кагаги.

– Ладно, не пугай. Мы, между прочим, к Одиноким горам собрались! Нам ли какой-то дороги бояться, пусть даже и старой?

– Перекресток! – воскликнул Зесс, вытягивая руку к востоку.

Там, впереди, лес расступился, открывая взгляду нечто похожее на большой мост. Вот только ни реки, ни оврага приличного под ним не находилось. Да это ж эстакада! – осенило Виштальского. Великие небеса, сколько уже он видал эстакад и развязок.

Путепровод, шириной метров двадцать пять, протягивался на полмили, поднятый на мощных пилонах, изрисованных магическими фигурами. В трещины были вставлены черные ветки, увитые тряпочками – и выцветшими, истрепанными до основы, и почти что новыми, не поблекшими под солнцем и дождем. Духов задабривали.

Прямой путь вился перед эстакадой, складывался петлями, словно оттягивая момент, а потом юркал между опор и исчезал в лесу. Тропа налево, к заболоченным джунглям, почти заросла разлохмаченной полосатой травой.

Нападающие не стерпели первыми – одетые в камуфляжные балахоны, с полосатыми повязками трапперов, выскочили из засады и бросились на рыцарей, воя и вращая кривыми мечами.

– Стой! – закричал Виштальский. – Арбалетчики – вперед!

Бойцы с арбалетами выехали и дружно спустили пусковые рычажки – десятки коротких оперенных стрел поразили атакующих.

– Направо! – скомандовал Давид и первым повернул долгонога.

Животное, фыркая и сопя, вознесло его по плавному развороту въезда на Старую Дорогу. Покрытия на ней уже не осталось – время съело, только шершавый серый пластилит крошился под копытами, рассыпаясь шелестящими чешуйками.

– Вперед!

– Хо-о! Хо-о! – заорали рыцари вразнобой, понукая долгоногов. Зверюги затопали, хрустя по остаткам покрытия, и припустились рысью. Вопли засадной братии стихли вдалеке, и только поредевшее облако пыли, медленно сносимое ветром, еще свидетельствовало о мимолетном бое.

– Прорвались! – оскалился Когг.

– Это ж мужичье, – мрачно пробурчал Зесс, – ни дисциплины у них, ни командира толкового.

Эстакада ввела рыцарей в лес, описала плавный поворот между верхушками деревьев и «причалила» к холмам. Далее дорога пошла по насыпи, еле заметно понижаясь, пока не опустилась до уровня травы. Крепко строили, однако, подумал Давид. Если дорогу соорудили в одно время с Городами и Крепостями, то ей никак не меньше сорока пяти тысяч лет. И нигде ни трещинки! От верхнего покрытия остались лишь редкие наплывы чего-то стекловидного у самых ограждений, в ветровой тени, все прочее сдуло, стесало дождями и песком. Странно, что деревья, способные перемолоть корнями любую дорогу, не приближались к этой. Словно боялись. Или почтительно отступали за обочину.

Опыт показал, что размышления Виштальского были не совсем верны – еще через пару миль полотно дороги оказалось развороченным. Раздвинув обломки, переложенные пластами пыли, посреди путепровода росло громадное дерево. Его ствол, толщиной в десять обхватов, поднимался из пролома, как башня, оставляя неширокие проезды по бокам.

Вереща свистулькой, привязанной к древку, из леса прилетела длинная стрела, с силой ударила Давида в бок, но пробила только плащ – металлопластовая кольчуга, работы оружейников Цхинны, выдержала удар. Еще пара стрел противно провыла по-над дорогой. Перелет.

– Цел, кхенти? – крикнул, оборачиваясь, Когг.

– Да что мне сделается. Вон, за теми вилльнами!

Два арбалета выстрелили дуплетом. С коротким криком вскинулся неведомый лучник в полосатой повязке – и упал, покатился на обочину. Молодой, безусый еще арбалетчик сделал контрольный выстрел – болт вонзился трапперу в череп.

Вечер застал отряд в пути. Солнце еще показывало краешек над лесом, небосвод алел, калился всеми оттенками красного, и деревья на его фоне выделялись четкими черными силуэтами.

– Ищем место для лагеря! – скомандовал Давид.

– Уже! – откликнулся Зесс. – Гляди! О, там даже дом стоит.

Рыцари съехали с дороги на большой луг, посреди которого высился огромный дом, будто составленный из нескольких зданий разной величины, – один угол поднимался выше, другой ниже, слева круглилась башня, справа уступами спускалась терраса. Дикость и заброшенность места подчеркивалась не только тишиной, но и двумя громадными глыбами, округлыми и неровными, упокоившимися у самых ступеней лестницы. Виштальский подивился мимоходом, что две таких массы не ушли в грунт, как все нормальные валуны, а едва придавили его. И что это за грязь на каменных боках?..

– А что, – отвлек его голос Когга, – этот дом тоже Творцы строили?

Давид уловил иронию, но ответить не успел.

– Это Дом! – выдохнул Кагаги. – Мне еще прадед рассказывал о нем, они тут охотились с соседями, остановились заночевать. Там круглый зал должен быть, а посередине – очаг и дымогон в крыше. Только ходить туда не надо.

– Табу? – уточнил Виштальский. Горец замялся.

– Я не знаю… – промямлил он. – Только прадед мой единственный ушел отсюда.

– А остальные?

– Они потеряли себя, – серьезно сказал Кагаги. – Так прадед говорил.

– А мы проверим! – воскликнул прыткий оруженосец по имени Тасс. – Пошли, ребята!

– Так, – повысил голос Давид, – расседлываем зверей! Десятки Рагга и Диу сторожат долгоногов до первой луны. После восхода второй – ваша очередь, Дэсс и Зуни-Ло!

– Будет исполнено!

Сняв седло с верного Мауса, Давид отнес его в Дом. Из чего он был построен, сказать было сложно. Не кирпич, не камень. Больше всего похоже на дерево, но никакие отдельности – бревна, доски, брусья – не бросались в глаза. Здание словно вырезали из огромного куска дерева или кости. Стены его не пустили внутрь промозглый холод, там было сухо и тепло. Это почему-то успокоило Виштальского.

– И где ты видел очаг? – разнесся гулкий голос Тасса. – Тут камин!

Давид вошел в просторный круглый зал с неровным полом и ребристыми стенами. Потолок поднимался крутым сводом, и никаких отверстий в нем не замечалось, зато камин наличествовал, и бойцы мигом использовали его по назначению – наносили дров и разожгли огонь. Тяга была хорошая, вскоре огонь загудел, нагоняя тепло и бросая прыгающие отсветы. Повара живо организовали ужин, подвесив на цепях большой медный котел. Потянуло запахом мяса и душистых трав.

– Ух! – крякнул пухлый Дэсс. – Как есть хочется! Да, Кагаги?

Горец не ответил. Он глядел растерянно и немного испуганно и был напряжен.

– Расслабься, Кагаги, – негромко сказал Давид. – Я тебя понимаю, но у нас впереди Одинокие горы и Перевал. Если же мы даже этого Дома боимся, стоит ли тогда следовать дальше?

– Ты прав, кхенти, – пробормотал горец. – Все равно как-то не по себе. Дед не мог соврать, тогда где очаг? Он же не мог превратиться в камин! Или мог?! Слушай, может, этот Дом специально людей в себя заманивает? И каждому свое готовит! У нас, в горских хижинах, очаги и дымогоны, у курредатов – камины и дымоходы.

– Да кто ж его знает. – ответил Давид. – Слушай, а может, твой дед в другом Доме ночевал?

– А что? – взбодрился Кагаги. – Вполне!

После сытной похлебки и отвара из ягод Давид прилег на расстеленную попону, пользуясь седлом вместо подушки. Половина рыцарей тоже приняла горизонтальное положение, остальные сидели поближе к камину и врали, пугая друг друга страшными историями:

– Привидений в горах много. Если ты с ними не поделишься едой, они тебя выведут на такую тропку, что ты с нее обязательно сковырнешься вниз, и лететь тебе долго, пока не шмякнешься.

– Ха! Ты думаешь, у нас на Побережье спокойнее? Ага. Поглядел бы ты, как бывает в ночь большого прилива, когда луны почти сливаются в одну! Вода добирается до самого леса, а осьмируки словно с ума сходят – целыми стаями выбрасываются на берег и ползут, ползут. Приползают в деревню и давай по домам шарить! Крыши щупальцами срывают, тащат людей, скотину из хлевов выволакивают. Мы, как только луны сближаться начинают, хватаем детей в охапку – и в лес подальше. Скотину гоним, вещи тащим.

– А я раз в тоннельный город спустился. Это там, на юге, за Цхинной, где Красные скалы. Там пусто, но тени остались. Вот где мне страшно было! Главное, там светло, как в первую луну, и тени, тени на стенах! Большие, шевелятся! Моей тени не видно, а эти. И ведь некому их отбрасывать! Никого вроде, пусто! А тени – вот они.

– Ха-ха! Успокойся, Тасс, там уже не пусто! Охранные отряды согнали в тот город тыщи три колдунов. Пусть они теперь теней пугаются!

– Да я не пугаюсь. Странно просто…

Давид задремал. Бормотавшие голоса убаюкивали, постепенно теряя связность. Галактисту приснился удивительный сон. Как будто он на гигантском космическом корабле, а экипаж – из голубокожих людей. Блакиты разговаривали на певучем языке, и Давид всё-всё понимал, поскольку сам был одним из них. И чувствовал тревогу, ибо на колоссальном обзорном экране виднелся звездолет Чужих – серебристый бублик диаметром в четыре тысячи шагов. Тор нес угрозу, его вели враги.

Голубокожие заговорили громче, забегали, занимая боевые посты, а потом весь экран залило бледно-фиолетовым пламенем.

Давид проснулся с громко колотящимся сердцем и рукою отер пот с лица. Ладонь неожиданно прошлась по жестким усам и бородке. Откуда?!

Давид встрепенулся, сел, поднес руки к лицу. Это были не его руки! Широкие грязные запястья, мосластые пальцы, два перстня, будто вросшие в кожу. И татуировки на мозолистых ладонях – изображение перечеркнутой спирали. Во рту пахло дымом травы соо-соо из курильницы.

– Что за хрень?! – сказал он сиплым голосом. Чужим голосом.

Подняв голову, Давид уставился на себя. Галактист Виштальский сидел напротив. Это он?! Он, он. Давид смотрел на себя, как в зеркало гляделся, – гладкое смуглое лицо с приятно приподнятыми уголками губ, длинный вертикальный шрам на щеке, весело прищуренные глаза и широкий лоб под коротким каштановым ежиком. В следующую секунду лицо искривила гримаса, оно побледнело. Крики и вой гвардейцев переполнили Дом.

– Уходим! – взревел Давид, напрягая не свою гортань. – Все вон! Живо!

Повторять приказ не пришлось – рыцари с оруженосцами повалили из Дома, как будто при пожаре.

– Седла хватайте!

Выбежав из Дома, Давид ссыпался по ступеням и затормозил около одной из глыб. Что-то неожиданно замерцало перед его глазами, голова закружилась, а потом видимый им мир резко отодвинулся. Давид ощутил себя стоящим на ступенях, метрах в десяти от глыбы. Резко подняв руки, он испытал глубочайшее облегчение. Его! Его руки!

Кричавшие от страха рыцари малость подуспокоились. Видимо, тоже пришли в себя – буквально.

– Это было наведенное сознание, – сказал Давид хрипло, глотая пересохшим ртом. – Дом пересадил наши сознания, перетасовал их. Слава Творцам, мы вовремя убрались оттуда!

– Слава!.. – разнеслось шумным выдохом.

– Разожжем костры здесь! Ну их, эти удобства. Дозорным заступить!

Бойцы галдели еще долго. Им, привыкшим к приключениям тела, было в новинку приключение духа.

Вторая луна взошла и заливала луг ярким голубым светом. Давид постелил себе в тени, у покатого бока одной из глыб. Он опасался, что всплеск адреналина не даст уснуть, но курредатский Морфей слетел быстро. Смежил Давиду веки, успокоил, расслабил.

Уже сквозь сон Виштальский почувствовал, как глыба шевельнулась. «Землетрясение, что ли?» – родилась ленивая мысль, но тут громкий треск стряхнул объятия бога сна.

Давид откатился в сторону и вскочил. Рядом шумно дышали его товарищи. Нерушимая каменная глыба распухала на глазах, покрываясь глубокими трещинами.

– Сейчас рассыпется. – прошептал кто-то.

Но глыба не рассыпалась. Сегменты сбоку выдвинулись тремя парами толстых выростов, блестящих, словно намасленных, и опустились, вмялись в траву. Распрямились, поднимая «глыбу», и тогда передняя часть ее подалась вперед и вверх, вытягивая складчатую шею. Блеснули плошки глаз, ощерилась широкая пасть, и непередаваемо низкий клекот огласил луг, отразился от далеких деревьев и стен Дома. Ожившая «глыба», медленно переставляя ноги-тумбы, поковыляла к лесу.

– Это Ночные! – взвизгнул Кагаги.

– О, Творцы! – верещал Тасс.

– Тихо! – цыкнул Давид.

Колыхнулась вторая глыба. Крепко спаянная броня неизвестной твари начала лопаться по швам, и вскоре второе чудовище было готово к ночной охоте. Но уходить в лес оно не спешило. Угрюмо поведя головой, бесформенной и уродливой, чудище заклекотало – и кинулось на людей, проявив неожиданную резвость. Но Большой Жрец не зря возлагал надежды на королевских рыцарей. Пропели тетивы, и увесистые стрелы истыкали «петрозавру» морду. От неожиданности тот осел на необъятную задницу и вздернул вверх передние лапы. Пронзительный клекот ударил по ушам.

– Целься в шею! – заорал Давид.

Взвизгнули спусковые механизмы. С противным чмоканьем стрелы-болты пробили складки грубой кожи. Не удержавшись, Виштальский выхватил дезинтегратор, спустил предохранитель и нажал на спуск.

Ослепительная лиловая вспышка осветила все вокруг. Громыхнул гром, раскатываясь до леса.

«Петрозавр» тяжело упал на передние конечности, зашатался нестойко, медленно повалился на бок и развалился на две части.

– Х-ха!..

На минуту воцарилось молчание. Потом чей-то неуверенный голос пробормотал:

– Готов.

– Поехали отсюда! – распорядился Давид. – Лучше днем отоспимся!

– Правильно! – горячо поддержал его Кагаги.

– По долгоногам!

В свете двух лун рыцари отбрасывали по две тени за раз. Оседлали долгоногов мгновенно, перекрыв все нормативы, – задерживаться у странного Дома не горел желанием никто, включая и младшего приора.

И вскоре глухой топот копыт сменился множественным хрустом и визгом отслоившегося пластилита. Постепенно все стихло, заглохли вдали резкие голоса всадников и фырканье долгоногов. И только лунам открылось видение – Дом смялся, вбирая в себя башни и купола, а потом медленно пополз к лесу, срывая дерн и скрежеща по оголенному гравию.

2

Прямая как стрела – этот избитый до полусмерти образ вполне подходил Старой Дороге. Трасса, в незапамятные времена проложенная Волхвами, уходила строго на восток и упиралась в подножие Пустынных гор. Ни одного подъема, ни единого спуска – строгая горизонталь просекала лес, разрубала камень скал, стягивала края ущелий пролетами мостов. Только вот дальше плоскогорья, плавно задиравшегося к хребту, дорога не шла, она резко обрывалась, упершись полотном в каменную осыпь. Вероятно, под тоннами камня прятался вход в тоннель.

– И куда теперь? – поинтересовался Давид, осматриваясь.

– А вон! – показал Кагаги. – Возьмем к югу и выйдем на тропу. Где-то после обеда окажемся на перевале, там я жил.

– Веди тогда!

Горец поворотил долгонога и поскакал впереди.

После дорожной глади ухабистая и ямистая тропа резко замедлила продвижение. Да оно и к лучшему – места пошли нездоровые. Обрыв справа все углублялся, склон делался все круче и круче, заросли пятнистой травы проредились голыми глинистыми проплешинами, словно колоссальную шкуру моль почикала – одни обрывки остались.

Тропа вилась по карнизу, петляла между скал, пробиралась по сыпучему склону, грунт на котором удерживался единственно мощными корнями стелившегося кустарника. Вилась, петляла, пробиралась. До полудня, после полудня. А земли меж горами и морем все отдалялись и отдалялись, в то же время расширяя поле зрения, расстилаясь живой картой Полуострова, кое-где смазанной испарениями.

– Кагаги! – окликнул Давид. – Долго еще переть?

– Да мы почти что рядом! – отозвался горец. – Сейчас вот за гору свернем и на плато выедем.

Так оно и случилось. Объехав необъятное подножие горы – сплошной серый камень, – рыцари выбрались на холмистое плато, раскатывавшее квадратные километры до самых гор – сурового хребта, где черные склоны контрастировали с шапками вечных снегов.

Два пика отливали сизым, они расходились, едва размыкая каменные бока. Перевал!

– Ого! – озадачился Кагаги. – Да они все перегородили! И когда только успели.

Виштальский пригляделся – ущелье было закрыто высокой стеной, из-за которой выглядывало множество домов-башен. Откосы гор, зажимающих перевал, спускались полого, и на них лепились низкие или крутые купола, сложенные из глыб камня.

– Это специально, – объяснил Кагаги. – Пещер на всех не хватает, вот и кладут самодельные. Тут все гротами живут – пещерные грибы разводят, рыбу слепую ловят. От грибов тех меня потом долго тошнило. На вкус они ничего, но не каждый же день, не всю же жизнь! Грибы соленые и маринованные, жареные и вареные. Каждый день суп из сушеных грибов, а по десятым дням – жаркое из рыбы-веревки с пещерными грибами, потушенными в соусе. Ну, соус – это отдельная тема. Его делают из корешков лапса, получается кислая зеленая размазня. Как вспомню, так и тянет сблевать!

– Сочувствую, – улыбнулся Виштальский. – А что ты имел в виду, когда говорил, что они всё перегородили?

– Да тут раньше две стены стояли, друг против друга – слева жили роды Кагаги и Пини, а справа – Омани и Комани. Путь через перевал лежал свободным, а теперь. Что же это получается? Замирились, что ли? Да никогда я в это не поверю! Чтобы старый Ун Пини договорился с Ду Кагаги? Хотя. Если Ун помер, его место должен был занять этот толстяк, Гали Пини. Или кто из моих? Кто, интересно? Гар? Или Вер?

– Скоро узнаем!

Рыцари подъехали к высокой, но кривой стене. С виду она не казалась прочной, ее подпирали мощные контрфорсы, стоящие вразнобой, а самый верх тянулся волнистой линией – кладка проседала и выпячивалась, грозя рухнуть.

Ни вала, ни рва перед стеною не было, но порог городских ворот начинался метрах в двух над землей. Видать, в мирное время из ворот спускали сходни. Слева от ворот выпячивался бок кургузой толстой башни, на площадке которой торчала коробчатая рама катапульты. Зубцов на башне не было, а то, что Давид принял издалека за эти самые зубцы, оказалось головами горцев в кожаных шлемах.

– Хо пэт ээпе те тао дациа? – проревел стражник, упершись могучими лапами о парапет над воротами.

– Таа-ха, Вер! – провопил Кагаги. – Хо Яр, муони манана! Дэи? Кэр потти.

– Оэ! Газзо оката со таа! – перебили его со стены. – Ворра те хао, оцео хасхе те саа но те тоор!

В то же мгновение сработала пара арбалетов. Их густо оперенные стрелы взбили пыль у копыт Мауса.

Грохнула катапульта. Здоровенный валун, медленно вращаясь, описал крутую дугу и грянул о землю, чудом не задев Когга.

Давид сумрачно смерил расстояние до стены – и вытащил дезинтегратор.

– Действие, – сказал он назидательно, – следует уравновесить противодействием!

В принципе, особой потребности в стрельбе не было – Виштальскому просто захотелось стрельнуть. Он перевел регулятор на непрерывный режим, прицелился и нажал спуск. Ярчайший фиолетовый пламень озарил стены крепости, короткий гром прянул в небо, отразившись от сизых пиков, а высоковольтный разряд не только спалил катапульту, но и разрушил верх башни.

Насмерть перепуганные горцы попрятались за стенами, но скоро распахнулись ворота, и множество палок с цветными ленточками замелькали оттуда, приветствуя рыцарей, выражая покорность и обещая содействие.

– Давно бы так… – проворчал Давид. – За мной! Арбалетчикам быть наготове!

Сунув разрядник в седельную кобуру, Виштальский пришпорил Мауса.

Из проема ворот выскочили горцы и быстренько уложили толстые доски от порога до мерзлой земли. Рыцари неторопливо двинулись ко входу в город.

– А что там, за горами? – спросил Виштальский у Кагаги, обшаривая глазами стены горской крепости.

– Никто не знает, – был ему ответ.

– То есть как? Ты хочешь сказать, что никто ни разу не спускался с гор?!

– Почему не спускались? Спускались. Но только в одну сторону, в эту. В курредатскую. А восточный склон – табу.

– Но почему? Должна же быть хоть какая-то причина?

– Ну, наверное. Старики говорят, раньше с востока лучи такие доходили, невидимые, но убийственные. Смерть-лучи. Постоит человек на склоне, а потом у него по всему телу язвы. Одно междолуние кое-как протянет и загибается. Но это было давно, очень-очень давно. Раньше у нас даже обычай такой сущестовал – преступников на склон отводить. Стражники большими медными щитами прикрывались, а злодеи так шли. Их там привязывали к каменным столбам и оставляли погибать.

– И как?

– Раньше они просто сгнивали, не сходя с места. За неделю все мясо опадало с костей. А потом. Не знаю. Лик Пини говорил, что смерть-лучи ослабли и больше не убивают. Может, и так… В общем, те, кого мы привязывали, дохли не сразу, а денька через два. Голод их доканывал, голод и жажда. И солнце. Но вниз, на ту сторону все равно никто не спускается. Страх – он крепко сидит. Был один, правда, Гали Пун из соседнего клана. Он спустился с гор. Его долго не было, все лето, а потом вернулся. Старики его оборотнем объявили, а Гали только плечами пожал и ушел.

– На ту сторону?

– Не, на эту.

– Понятненько.

Давид первым въехал за стены крепости и двинулся узкой улочкой, зажатой стенами домов. Народу скоплений видно не было, лишь двое-трое сморщенных старцев выглядывали с крошечного балкончика, кланялись и бормотали: «Тао-хэ куруа… Тао-хэ куруа…»

– Они приветствуют всех, – перевел Кагаги.

– Ишь, какие приветливые стали! – пробурчал Зесс. Миновав негостеприимные стены, рыцари выбрались на восточный склон Пустынных гор, спустились на километр и попали в узенькую долинку без видимого входа-выхода.

– Тут через пещеру надо пробираться, – объявил Кагаги, – я покажу! Гали Пун все подробно рассказывал.

Там, где кончалась неприметная тропа, поток застывшей лавы образовал неровную стену – этакий лавопад, где вязкий андезит ложился тяжелыми складками. Стена походила на слоновью кожу под увеличительным стеклом – такая же серая и морщинистая.

Кагаги проехал вдоль обрыва и свернул в незаметный проем. Давид только головой покачал – он бы вряд ли заметил вход. Здесь каменный «занавес» смещался, открывая неширокую щель, – края заходили друг за друга. Смотришь в упор, а видишь монолит – зияние не выдавало себя даже тенью.

Вход в пещеру был широк, но в высоту поднимался всего метра на полтора.

– А долгоноги пролезут? – засомневался Виштальский.

– Пролезут! – веско сказал Когг. – Надо будет, они и на дерево заберутся!

Давид спрыгнул с седла и потянул за уздечку вниз.

Маус без особой охоты опустился на колени, зафыркал и пополз враскорячку, рывками пробираясь в пещеру. Младший приор полез следом.

Узкий вход расширялся рупором, пока не раздулся темным залом. Пол пещеры был весь в наплывах, словно наледь на реке.

– Фонари я заправил, – доложил Зесс.

– Запаливай!

Рыцари цепочкой, ведя долгоногов в поводу, двинулись за Яром Кагаги. Высокий узкий переход соединял первый зал со вторым. Второй был куда обширнее, но почти всю площадь его занимало подземное озеро – холодная вода стояла черным зеркалом, отражая блики фонарей. Смутными пятнами в глубине проплывали рыбы, иногда поднимаясь к поверхности и выставляя наружу пучки усиков. По холодным стенам вяло ползали гигантские слизняки. Иногда они срывались и с шумом падали в черную воду. Тогда рыбы резко добавляли яркости свечению своих телец и прыскали в стороны, а слизень торопливо выползал на берег, освещая собой галечное дно.

Фонарь Давида замерцал и потух, но полной тьмы всё равно не было – мягкий, мертвенно-синий свет разливался по пещере, бледными пятнами выделяя лица. Светились пещерные грибы, жмущиеся к сырой стене. Более всего они походили на мячи в наборе – шляпки раздувались до величины волейбольного и футбольного мячей или ужимались к размерам мячика для гольфа. Грибы жались вместе, образуя грозди и пованивая гнильцой.

Хозяйственный Пусс набрал три полных мешка скользких крепких грибов. На ходу они терлись и скрипели, будто резиновые.

– Кхенти! – Кагаги подошел и указал на тесный проход, уводящий неведомо куда. – С долгоногами идти еще долго, но можно пролезть коротким ходом. Если протиснемся.

Давид припомнил свои занятия в спелеоклубе и кивнул:

– Попробуем.

Кагаги лег на живот и посветил в квадратное отверстие, которым начиналась отвесная шахта.

– Вниз! – сказал он.

– Я первый, – сказал Дава бодро и полез в черное зияние.

– На всякий случай, кхенти. Веревкой обвяжитесь.

– Вяжи!

Следуя советам горца, Виштальский протиснулся в ход ногами вперед, вытянув руки над головой. Подчиняясь силе тяжести, он медленно спускался, притормаживая бедрами и плечами, потому что руки пришлось держать навытяжку. Шахта закончилась тупиком, и Давид встал на дно все в том же положении. В самом низу в одной стенке оказалось небольшое квадратное отверстие, туда надо было просунуть ноги.

– Нормально? – глухо донеслось до него.

– Погоди… – прокряхтел Дава.

Сжатый плитами облицовки, он сперва медленно сел, не сгибая коленей, затем начал втискивать корпус и в конце концов оказался лежащим горизонтально на спине в узкой трубе.

– Спиной вниз, – еле донесся голос Кагаги, – носом вверх!

Давиду было нехорошо – его нос почти касался камня, руки неловко зажаты за головой, и не подтянуть их, отчего он чувствовал себя особенно беспомощным в каменной норе.

– Вперед.

Подтягиваясь пятками и отталкиваясь лопатками, Виштальский полз, пока ступни не уперлись в камень – ход изгибался под прямым углом. Давид, проклиная Яра и всех горцев разом, перевернулся на живот и нащупал ногами дальнейший путь – новый тесный вертикальный ход, заканчивающийся последним коварным изломом. Напрягая все силы, Давид извернулся, буквально ввинтившись в следующее горизонтальное колено, чувствуя, как больно давит разрядник.

В толще горы пещера многократно разветвлялась, и самые дальние ходы представляли собой тесные катакомбы с ровным полом и гладким, без малейших неровностей, сводом. Так и чудилось, что тут приложил руку человек, на самом же деле это оставили свой след огромные пузыри вулканических газов, которые пробивались сквозь огненное месиво у начала времен, когда Пустынные горы представляли из себя разлом коры, исходивший расплавленной лавой.

Давиду стало просторно – он смог подняться на четвереньки и выйти к большой пустоте в виде колокола. Отвязав веревку, он подергал за конец, и вервие простое уползло в узкий лаз.

Встав руки в боки, Виштальский осмотрелся. В глубине полости нашелся облицованный колодец с ледяной водой, и пол вокруг него был вымощен камнем, да еще на три метра возвышалась каменная терраса. Именно на нее выходил «длинный путь». А шагах в двадцати светился широкий пролом в стене.

– Я в рыцари записывался, – послышался натужный голос Зесса, вылезавшего из «короткого» хода, – а не в червяки!

Пыхтя, он вытащил себя из трубы. Следом показался Когг.

– А Кагаги где?

– Он наших ведет, по «длинному». И зачем было так рисковать?

– Это, брат, спелеология.

– Чего-чего?

– Наука ползания по пещерам!

– Вот застрянете, будет вам наука.

Щурясь на свету, Давид проморгался и разглядел долину внизу – зеленую, с огромными кругами пустой земли, желтыми и блестящими. Вдали различимо темнели Одинокие горы. Где-то там, на Перевале, хранит свои сокровища Корабль.

Достав из кармана-набрюшника дозиметр, Давид успокоился – горел зеленый индикатор. Унялись «смерть-лучи».

Обширная долина, замкнутая с запада цепью Пустынных гор, а с востока – хребтами гор Одиноких, ничем особенным не впечатляла. Холмы тянулись за холмами, рощицы вилльн перемежались участками сухого буша, где длинные вьющиеся плети кустов, зеленые и колючие, закручивались в спирали и переплетались так, что ни пройти ни проехать. Изредка попадались соленые озерца, опушенные по берегу разноцветным налетом солей. Высохшие русла угадывались по гладким корневищам, обточенным потоком и выбеленным солнцем. Журчали и «действующие» ручьи – пятнистая трава почти полностью скрывала их, оккупируя оба бережка и сплетаясь над водой. Так что, когда приходила пора поить долгоногов и наполнять фляжки, рыцари доставали мечи и устраивали сенокос.

– Странно… – выговорил Зесс, щурясь на ярком солнце.

– Что тебе странно? – тут же среагировал Рагг, сутуловатый и горбоносый, похожий на земного грифа.

– А ты погляди, какие тут вилльны.

– Обычные вилльны, – пожал плечами Диу, широкогрудый, колченогий, с плешью на голове, которую он прикрывал длинной прядью волос, сложенной втрое и прилизанной.

– Плохо ты смотришь. Найди тут хоть одно большое дерево. Нету таких! Все вилльны маленькие, как саженцы.

– Может, тут пожар был?

– Ты что? Вилльны не горят!

В это самое время долгоног Диу оступился на песчистом откосе, и целый пласт сухого, рассыпчатого грунта съехал вниз, оголяя обгорелый пень размером с обеденный стол.

– Гляди, умник! А ты говоришь, не горят!

Зесс лишь фыркнул презрительно, будто подражая своему долгоногу.

А вот Давида насторожило иное – не флора, а фауна. Вернее, отсутствие оной. Никто не гукал с ветвей молодых вилльн, никто не топотал в кустах, яростно взвизгивая. Тишина стояла в округе, и ни одного следа не отпечатывалось на земле.

Рыцари обогнули круглый холм и вышли на ровное место. Впереди, протягиваясь с юга на север, возвышался травянистый вал. Метров на триста поднимался он к небу, застилая Одинокие горы, и меньше всего походил на гряду холмов. Скорее возникала аналогия с насыпной плотиной – так ровны были края вала и его верх.

– Тут дорога! – крикнул Зуни-Ло. – Смотрите!

И впрямь, по большей части скрытое под наметами песка, проглядывало полотно шоссе, бугорчатое и раковистое от времени.

– Давайте по ней, – решил Виштальский, и копыта долгоногов зацокали по пластилиту.

Дорога, то покрываясь метровым слоем наносов, то выглядывая серым краем, прочертила прямую линию и подвела гвардейцев к самому валу, рассеченному узкой выемкой, – будто батон разрезали пополам и чуть-чуть раздвинули края половинок.

Отвесные стены выемки были облицованы чем-то гладким, местами осыпавшимся, и хранили приятную прохладу.

Давид одним из первых миновал «разрез». Выехав на солнце, он остановился.

– О-о-о! – выдохнул Зесс, выезжая следом. Перед ними раскинулся громадный город. Его колоссальные постройки поражали воображение размерами и формой – во все стороны от вала тянулись ряды крутых куполов стометровой высоты, невозможных волчков-воронок, каждый из которых упирался в землю тонкой ножкой-основанием и расширялся кверху этаким раструбом. Разрезанные пирамиды, перекошенные синусоиды, промятые кубы. Не было прямых углов, горизонтальных плоскостей – откосы наклоненных стен плавно изгибались, переходя от вертикали к горизонтали винтообразными или спиралевидными поворотами. Иногда на верхних площадках «воронки», поднимающейся вдали, пузырилась полусфера, порою волчки изображали веретена. И все это круглилось, изображая фигуры вращения, сплеталось, двоилось и троилось, доходя до высот в добрых двести—триста метров! Никаких улиц в земном понимании не наблюдалось, просто залитые пластилитом площадки вокруг оснований домов сливались друг с другом, образуя цепочки кругов и овалов. И нигде ни кучки песка, ни вороха нанесенных листьев – чисто было в тени исполинских «волчков» и наклонных стен, чисто и пусто. И ни следа «зеленых насаждений» – ни скверов, ни газонов. Видать, Волхвы не смешивали городскую застройку с природой. Зато прямыми «аллеями» вытягивались вдаль удивительные «деревья», металлические фракталы – от толстых стволов отходило по два—три «сука», выпускающих строго по вертикали трубчатые «ветки». Ветер поддувал в них, извлекая тоскливые, стонущие звуки. Антенны это? Или энергозаборники?

Давид почувствовал, как по телу прошел холодок. Когда трапперы говорили ему о Городах Творцов, он полагал, что речь шла о базах Волхвов. А оказывается, на Маран-им стоят настоящие города. Мегакомплексы, как их называл Свантессен. Увидеть подобное было мечтой всякого ксенолога, однако даже такое светило, как Линдгрен, членкор Мировой Академии Наук, уверял, что Волхвы не имели крупных поселений, а только базы. Они, дескать, только и знали, что летать эскадрами по Галактике и за ее пределами, основывая временные плацдармы. Впрочем, Линдгрен допускал, что на материнской планете Волхвов города имелись – хотя бы в качестве музеев.

– Вперед… – проговорил Давид осипшим голосом, прочистил горло и повторил: – Вперед!

Азарт первооткрывателя овладел им, как в золотые годы детства, когда даже остров на пруду мог хранить пиратские клады. Правда, тогда было иначе. В пору босых ног и коленок, крапленных бактерицидкой, в душе трепетала надежда на то, что игра вдруг да и обернется действительностью – лопата грюкнет о крышку старинного сундука, а под нею маслянисто заблестят дублоны и пиастры. Теперь же Давид чувствовал, что «объелся» тайнами и находками. Было такое впечатление, что он весь месяц таскался по анфиладам комнат, каждая из которых являлась сокровищницей. Золота – по колено, драгоценные каменья – осыпями, рукописи – развалами. Бери – не хочу. Давид вздохнул. Мало тайн – скучно жить, много их – душа устает удивляться и трепетать. Никак не угодишь этой душе!

Рыцари со страхом оглядывали белые громады, распускающиеся над ними исполинскими зонтиками. Здравый смысл орал в их потрясенных душах, убеждая в неотвратимости слома, падения, гибели. Долгоноги улавливали настрой всадников и тоже начинали фыркать и беспокойно отаптываться.

– Всё нормально, – произнес Давид как мог тверже, – эти фиговины тыщи лет простояли – и ничего. Небось не упадут!

– Да смилуются над нами Творцы!.. – прошептал Зесс.

– Во-во! – подхватил Виштальский. – Все эти штуки, ребята, как раз Творцы и соорудили. Думаете, они строить не умели? Умели! Сами ж видите! Так что – не накроет.

И рыцари поехали дальше, стараясь вверх не смотреть. Из любопытства Давид заехал в треугольный проем, сквозивший в основании чудовищной «юлы». Самые любопытные из гвардейцев увязались следом. Интересно же посмотреть, как Творцы жили-были!

Маус, фыркая, протопал радиальным коридором, стены которого покрывал светящийся кремнийорганик, и попал в просторный атриум. Атриум уходил ввысь, сходясь в точку в туманной перспективе. Были различимы кольцевые террасы бесчисленных горизонтов, но вот ничего похожего на лифт видно не было.

– Как же они наверх попадали? – удивился Диу.

– По воздуху, – авторитетно объяснил Когг. – Подлетали куда им надо – и все.

– Ладно, – вздохнул Давид, – пошли отсюда. Покинув супердом, они присоединились к нелюбознательным товарищам снаружи и продолжили «экскурсию».

Солнце стояло высоко, но титанические здания загораживали его, застя свет и погружая площади в тень. И вот из этой тени появились странные фигуры, изломанные и перекрученные, полупрозрачные, испускающие слабое сияние, голубое и зеленое. Фигуры двигались плавно, переставляя гнутые нижние конечности, помавая ветвистыми верхними. У них были головы, но различить лица было трудно.

– Призраки! – охнул кто-то в строю, и волнение разошлось кругами.

Рыцари сбились в толпу, качнулись назад в попытке уйти, но бледно светящиеся «призраки» зашли и сзади, окружая испуганных людей.

Давид тронул фыркавшего Мауса, проезжая вперед. «Призраки» придвинулись ближе, так, будто их чуть снесло дуновением ветра, и Виштальскому удалось различить большие круглые глаза на подобиях голов. «Роботы из газа!» – догадался он. Эти забавные поделки Волхвов находили раза два в развалинах на Вариане. Никто так толком и не мог объяснить, зачем они были нужны, но не им ли Город обязан чистотой?

А газ-роботы все прибывали и прибывали, их стало так много, что свет, исходящий от них, озарял верха наклонных стен.

– Призраки окружили нас! – завопил Тасс, дико озираясь.

– Хватит орать! – гаркнул Виштальский. – Какие, на фиг, призраки! Это всего лишь помощники Вол. Творцов!

– Вроде домовых? – послышался робкий голос.

– Типа того…

Диу направил фыркающего долгонога на газовых роботов. Животине очень не хотелось трогаться с места, но всадник был настойчив.

– Р-разойдись! – огласил площадь зычный голос Диу. – Дорогу! Дорогу!

Только вот газ-роботы расходиться не захотели и дорогу не уступили, а напористого Диу лишили средства передвижения – щелкнул зеленый разряд, и долгоног рухнул на колени. Замотал ошалело головой и повалился на бок. Рыцари сгрудились еще плотнее.

– Занять круговую оборону! – скомандовал Давид. И стал думать. Но события приняли такой оборот, что пришлось действовать, а не соображать.

Вдали, над морем светящихся овальных или приплюснутых голов, похожих на шляпки грибов, возникли громадные круглые башни, черные и блестящие, больше похожие по форме на усеченный конус, чем на строгий цилиндр. Гладкие бока башен прорезали широкие и узкие амбразуры, в которых угрожающе двигались толстые ребристые стволы – будто рыцарь в шлеме-ведре перекатывал во рту сигару. Те самые автотанки производства таоте, которыми фнаты пользовались как телегами. Но эти-то изделия функционировали.

Башни мягко катились на шаровидных колесах или на эластичных гусеницах – Давид их отлично видел, потому как газ-роботы шустро расходились, освобождая башням проходы, ровные, как аллеи.

– А это, ребята, осадные башни Чужих. – хладнокровно просветил товарищей Виштальский, протягивая руку за дезинтегратором.

Одна из башен опередила его на долю секунды – ствол, торчащий из нижней амбразуры, перестал ходить маятником, замер – и с воем испустил струю высокотемпературной плазмы, обратив в пар два десятка бойцов.

Проклиная себя за промедление, Давид выхватил квантовый разрядник, вскинул, сбрасывая предохранитель, и включил оружие. Мегавольты с грохотом ударили по башне, раскалывая ее поперек и отделяя от колесного шасси. Разряд не повредил псевдомеханизм, зато ударил по энергонакопителям, и те лопнули, рванули, добавляя к красно-лиловой вспышке радужный шар огня. Грохоча, башня распалась на мелкие обломки, взрыв раскидал их по кругу, иссекая роботов.

Давид мгновенно развернулся и выстрелил по соседнему танку, целясь в шасси. От грома свернулись уши, а вспышка взрыва словно просветила газ-роботов – в пронзительном сиянии их «корпуса» как будто растаяли, лишь более плотные линии силового каркаса остались видны. Башня тяжело взлетела на клубящемся облаке пламени, опрокинулась в воздухе и грохнулась на землю, издавая гулкий звук падения пустой бочки.

– Рагг! Зесс! – заорал Виштальский. – Прорываемся в брешь между домовыми! Вон, на левом фланге!

Третья башня, на гусеничном ходу, развернулась боком и навела все свои стволы на рыцарей. Сразу три потока перегретой плазмы обрушились на курредатов, прорежая их ряды, выжигая подчистую. Визги животных и людские вопли длились недолго.

– Получи! – выцедил Давид, переводя ствол на третью цель. Удар пришелся по гусеницам – ленты разорвались и раскатались ребристыми ковриками, а колеса-ленивцы отпали. Лопнуло небо, качнулась земля. Чудовищный столб крутящегося бледного пламени взвихрился из чрева танка, легко подбрасывая башню. Ее огромная форма, зализанная, будто оплавленная, взлетела, описала дугу, вращаясь и кувыркаясь, и рухнула на площадь, вколачиваясь в пластилит. Опять колыхнулась земля, оглохший Давид стер с лица налипший пепел и осмотрелся. Рыцари поднимались и отряхивались, половину долгоногов отнесло и перевернуло, правда, не покалечило, а над почерневшим остовом танка струился жаркий муар. Виштальский только головой покачал: кто ж знал, что эти боевые автоматы не протухли за тысячи лет?! И тут же перебил себя: надо было знать! Ты – командир!

– А домовых-то нету! – изумленно пробасил Рагг. И в самом деле – площадь совершенно очистилась от газовых роботов. Только три подбитых танка догорали на ней, чадя жирными клубами светящегося дыма, а еще один стоял, уткнувшись в стену и распустив гусеницу.

– Отходим, – буркнул Виштальский. – Газ. Домовые прикрывали нас. Когг, Зесс, помогите раненым, а мы соберем павших.

Раненых было всего пятеро – кому руку обожгло, кому ногу припекло. Ругаясь по-черному, они мазали друг другу ожоги знакомым Давиду зельем. А вот убитые.

От большинства не осталось даже пепла – его разнес ветер, а обугленные до неузнаваемости тела рыцари снесли в маленький купол Обители, как курредаты обозначали Станции Волхвов, и заложили треугольный вход горячими обломками автотанков.

Все рыцари покинули седла и вознесли общий зов – их хриплые, грубые голоса звучали не в лад, но от души.

– По долгоногам, – хмуро скомандовал Виштальский. – Да, и не забудьте Диу!

– А мой уже очнулся… – Диу похлопал долгонога по холке.

– Тогда вперед! И всем глядеть в оба – это вам не становище рыбаков. Хо-о!

– Хо-о! – заревели рыцари и пришпорили своих скакунов.

А Давид сумрачно глядел на индикатор дезинтегратора, где сиротливо алела единичка…

Глава 10 КОРОНАЦИЯ

1

Ночью Город жил своей жизнью, таинственной и непонятной. Гвардейцы стали лагерем на окраине и вдоволь насмотрелись и наслушались всякой всячины. Издалека, постепенно нарастая, наплывал басистый гул и затихал, будто отдаляясь. Целые серии громких тресков нарушали режим молчания, медленно тускнущие звоны и ритмичное буханье. Откуда-то вдруг прорывался яркий отсвет, дрожал в вышине розовым мерцанием и угасал. Бледные огни проплывали между зданиями, лавируя, ускоряясь и притормаживая, но это были не газ-роботы.

Впрочем, Давид до того устал от тайн, что махнул на всё рукой, завернулся в плащ и уснул.

Ему приснились площади Города, залитые мягким, бестеневым светом, – сияли стены, сияло твердое покрытие. По нему бродили целые толпы странного вида существ – они гуляли парами, бродили поодиночке, собирались компаниями. Целостный образ Волхва ускользал, как это бывает во сне. Вспоминались лишь отдельные детали внешности – вытянутая голова, похожая на сплюснутый овал, во все стороны выпуклый торс – сквозь блестящую кожу прожимались позвонки трех хребтов за раз; длинные гибкие руки, сгибавшиеся втрое. Но впечатления уродства не возникало – организмы у Волхвов выглядели вполне функционально, по всем правилам биологической целесообразности.

Удивительная, ни на что не похожая музыка витала в воздухе, ее мелодия была неуловима, но прекрасна, она ускользала, томя душу тоской по Несбывшемуся, и услаждала слух.

Встал Давид рано, на рассвете. Рыцари дрыхли, дозорные, и те сонно моргали, ежась от утреннего холодка. Одинокие горы впереди вздымались неразличимо черной стеной с четким пильчатым обрезом, подсвеченным зоревыми лучами. Тучи за ночь истаяли и будто перекочевали на землю – туман залил пригородный буш плотной белесой пеленой, густой и почти осязаемой, из которой высовывались одинокие деревья. Туман доходил до зданий, но на улицы не проникал, таял у городской черты, подчиняясь воле неведомых сил. И тишина. Ни малейшего звучка. Даже долгоноги не фыркали – звери лежали, сбившись в кучу, чтобы было теплее, и почивали, взяв пример с хозяев.

Давид медленно, будто боясь громким вдохом разрушить хрупкое очарование восхода, вобрал полную грудь чистейшего воздуха. Да-а. Таким воздухом не дышат – его пить впору, смакуя каждый глоточек и ощущая долгое послевкусие.

А карминно-красная полоса над горами все наливалась и наливалась сочными красками пламени, небосвод все шире, всё ярче проявлял розовые переливы. Две луны висели над городом дольками арбуза.

Первыми тишину нарушили долгоноги – зафыркали, будя остальных, и вся мохнатая куча зашевелилась, стала распадаться на сонных индивидов. Зашуршал полог шатра, и наружу вывалился Зуни-Ло. Волосы его над левым ухом торчали дыбом.

– Что на завтрак, Зуни-Ло? – спросил Давид.

– Грибы, – хрипло ответил оруженосец. – Щас я.

– За ночное дежурство никаких происшествий! – доложил бравый Рагг.

Чудесное утро быстро теряло свою прелесть. Обычная побудка, подъем и всё такое. Пока благородные рыцари оправлялись и совершали утренние омовения, долгоноги громким фырканьем выражали свое нетерпение.

Давид подхватил Мауса под уздцы и сводил к водопою, потом сунул животине большую лепешку. Долгоног прилег и принялся употреблять ее в пищу, напоминая очень большую собаку, грызущую кость.

А после завтрака рыцари продолжили свой поход – все пятьдесят девять человек…

– Двигаемся вдоль окраины на север, – распорядился Давид, – потом свернем в горы, к перевалу.

Виштальский ехал – и думал думу, словно продолжая наяву свои сновидные переживания.

Сколько он уже здесь? Месяц. И все эти четыре недели он только и делал, что нарушал все писаные законы и правила, установленные обычаем.

Его хоть сейчас можно вызывать в КЧП! О, он будет с жаром отправдываться и стучать кулаком в грудь – невиноватый я, так уж всё сложилось и сяк срослось. Живот свой спасал Давид Виштальский, галактист божьей милостью, и других-прочих уберегал от смерти лютой, неминучей.

Правда, одиннадцать мудрых дядь и теть из Контроля Чести и Права тут же спросят его: а почему же вы, Давид Марков сын, не сидели тихо, притворяясь маленькой серой мышкой, желательно дохлой? Занялись бы тасканием по кабакам, волочением за местными красотками, пока не прибудет аварийная команда и не вытащит вас с Маран-им. Так нет же, Давиду Марковичу не сиделось спокойно, он стал вмешиваться в дела аборигенов, то ли спрямляя, то ли искривляя ход истории. Вот, взять хотя бы эту экспедицию к Перевалу. В чем ее смысл? В чем вообще ближайшая цель Большого Жреца? Это же ясно – в подготовке самого настоящего макроскопического воздействия! Обеспечить стабильность и лояльность, всеобщее благоденствие в тридевятом королевстве, в тридесятом государстве. Воздействие такого уровня обычно целый год готовят самые большие спецы по экспериментальной истории, по экспериментальной психологии. Будут корпеть над планом мероприятий, выносить на обсуждение в Совет Мира, согласовывать, подсчитывать баланс горя и радости, уточнять, корректировать, дополнять… А Большой Жрец? А он сам?

Давид усмехнулся. А, плевать… Он со школы готовился стать галактистом и добился-таки своего. И теперь он даже доволен, что произошла та нелепая ошибка, занесшая его на Маран-им. Спасибо Григорию. А то сидел бы сейчас на Тьете, изображая из себя «жучок» для подглядывания и подслушивания… Наблюдатель. Что толку быть соглядатаем? С тем же успехом можно и киберразведчиков запустить.

Зато здесь он вон как взлетел! Уже в младших приорах ходит, и это не последний его чин. Найти бы еще тот обруч. И почему он постоянно ассоциируется у него с кольцом всевластия?..

– Тавита! Кхенти, то есть! – крикнул Зесс. – Гляди!

Давид поглядел. И удивился. Колоссальные дома впереди лежали вповалку, как те юлы, у которых завод кончился. Наклонные стены зданий носили следы сильнейшего термического воздействия – они оплыли и отекли, обвисли гигантскими потеками. А за этими руинами простиралась область полного разрушения. Там ничего не высилось и даже не лежало – темно-коричневая проплешина застывшего шлака блестела на солнце, покрытая трещинами, вздутая полупрозрачными пузырями. Проплешина стелилась на несколько километров, и там, вдали, в расплав был погружен исполинский корабль – цилиндр, свернутый как шина атомокара, – в поперечнике никак не меньше пятнадцати километров, если не всех шестнадцати.

Необъятный тор лежал косо, одним краем погрузившись в когда-то расплавленный грунт, а другой половиной опираясь на целый городской квартал – здания покосились, но не рухнули.

– Блестит, – определил Когг, рассматривая новое чудо из-под руки, – значит, корабль!

Давид только головой покачал. Преподы, помнится, всё твердили курсантам, как опасна для отсталой цивилизации встреча с пришельцами, как, дескать, велик будет психологический шок. Как же! Рыцари взирали на корабль с величайшим почтением, они молились, поминая всуе имя Творцов, глядели, открыв рот от изумления, но шокированы не были. Ничуть. Они ведь знали, что есть такие корабли, и относились к этому спокойно. Курредату – катамаран, Творцам – «летающие стойбища». Каждому свое. По справедливости.

– А ведь это не Творцов Корабль, – медленно проговорил Виштальский. В этот момент он хоть и рисковал, но нанести курредатам моральную травму не боялся. Выдержат.

– Ну-у?! – выдохнул Зесс. – А кто же мог… такую-то махину? Неужто правду говорят о Чужих?

– Что-то мне подсказывает, что этот кораблик грянулся сюда куда позже Исхода. Это или те самые Чужие из ваших легенд, или их враги. Давайте глянем?

– Давайте! – поддержал командира Когг.

Долгоноги звонко зацокали по твердому шлаку, будто глазурованному, осторожно обходя пузыри, просвечивающие на солнце, – вздутия были тонкие, как скорлупа. Наступишь – полетишь в глубокий колодец, где и сдохнешь, втесавшись между стен. Дозиметр по-прежнему зеленел – шлак не фонил.

А корабль-тор наплывал и наплывал, уже не со зданиями соизмеримый, а с природными образованиями. С горой, например.

Виштальский снова возблагодарил наставника. От кораблей такой конструкции находили лишь разрозненные части, самый большой хранился в музее внеземных культур на Авроре, где для посетителей был открыт мидель-сегмент звездолета таоте. Эти рептилоиды обожали строить корабли-бублики. Никто, правда, не верил, что они умели это делать в древности, большинство ксенологов считало, что таоте – раса молодая и идет в ногу с человечеством, ноздря в ноздрю. Давид же разделял гипотезу Рудака-старшего о том, что нынешняя цивилизация таоте – вторична и развилась на одной из колоний рептилоидов, а вот метрополия скорее всего погибла в древней межзвездной войне, следы которой находили в радиусе сотни парсеков. Рудак полагал, правда, что в тех боях пострадали и Волхвы, – вот, мол, почему они сошли с галактической сцены и со времен верхнего палеолита не показывались. Проиграли они ту войну. Да и кто в ней стал победителем? Никто. Но тогда выходит, что зря Волхвов считают сверхцивилизацией. Сверхцивилизации не воюют – незачем им. За что разумные дерутся в космосе? За обладание планетами. А зачем Волхвам планеты? Они, если захотят, напекут этих планет, как колобков! И звезду любую зажгут рядом – для освещения и отопления. А тут – примитивная борьба миров, убогая стрелялка. «Дело ясное, что дело туманное», – повторил Давид любимую присказку деда и успокоился.

Борт чужого корабля приблизился, уходя в небо на пару километров. Рукотворный хребет. В его «подножии» зияли рваные отверстия, топорща веера застывших выплесков металла, похожих на частокол из булав и сталактитов, каждый – размером с хорошее дерево. А еще эти «веера» смахивали на ресницы чудовищных глаз, мертвых черных зрачков, пронизанных безумием.

– Верхом или как? – неуверенно спросил Зуни-Ло.

– Верхом, – решил Давид. – Поместимся.

Много шлака натекло в пробоину и застыло скользким наплывом, но шипастые подковы долгоногов держали хорошо.

Сощурившись, Давид осмотрелся. Они попали в огромный зал. Его перепончатые стены, по косой перечеркнутые ребрами жесткости, уходили в вышину и терялись в сгущающейся тьме. Зал был совершенно пуст, а посередине лежал обглоданный костяк крупного сукури. Поодаль валялись скелеты нескольких панцирников с переломанными хребтинами.

Свет от входа разгонял мрак и выделял в дальней стене круглое пятно распахнутого люка. Черная дыра входа словно ждала гостей, она зазывала к себе. Заманивала.

Давид остановил Мауса, да тот и не стремился особенно вперед. Вход влек к себе, но, чем больше всматривался Виштальский в черноту за люком, тем более зловещей она ему казалась. Звездолеты таоте всегда считались особо опасными объектами, ни одно исследование даже отдельных сегментов не обходилось без жертв. Газовые выбросы или бомбочки психического воздействия были самыми милыми сюрпризами. Бывало, исследователей окутывало конденсированное облако вирусов – возбудителей таких хворей, по сравнению с которыми бубонная чума покажется легким недомоганием. Или обшивка начинала интенсивно излучать в альфа-диапазоне, язвя организмы на глубину ладони. А то вдруг выкатывался боевой кибер и открывал огонь на поражение.

– Нет, – покачал головой Давид, – туда мы не пойдем. Эй, стой!

Рыцарь, стоявший ближе всего к люку, направил долгонога туда, в черноту и неизвестность. Он успел оглянуться на окрик, но послушаться не успел – сверкнула вспышка, и лучик веселенького зеленого цвета прошил и рыцаря, и его «коня». Зесс с Диу рванулись было, но резкий окрик Давида остановил их:

– Назад!

– Это Масс, – полуоправдываясь, сказал Диу, – он. Младший приор покачал головой.

– Я понимаю, – пробурчал он, – но… не с нашей защитой соваться туда.

– Смотрите! – крикнул Лагг, «худой и звонкий» рыцарь с южной окраины Курре.

Давид обернулся на голос. Лагг поднимал факел над длинным контейнером. Виштальский послал Мауса, и тот шустро дотопал до ящика.

– Во, чудище… – пробормотал Лосс.

В контейнере, залитый чем-то прозрачным, вроде стеклопласта, лежал таоте, зеленый и чешуйчатый, похожий на тритона или саламандру, от пояса до мосластых колен обмотанный серебристой лентой. Рептилоид пучил белые шары глаз. Эти бельма пугали, а зловещая усмешка, кривившая маленький рот, добавляла жути.

– Вот это и есть враги Чужих, – объяснил Давид, чувствуя себя экскурсоводом. – Зовутся таоте. А, может, это сами Чужие и есть. Была страшная война, и мир таоте погиб.

– Так им и надо, – пробурчал Когг.

– Ладно, поехали отсюда!

Рыцари покидали корабль чужих и обмахивали «козой» погибшего Масса. Давид выехал последним, поневоле оборачиваясь, – сбитый звездолет все еще таил в себе неведомые опасности и угрозы. Что ж, если Маран-им на самом деле материнская планета Волхвов, то чему удивляться? Не одним человекам любопытны сокровища сверхцивилизации. «Здесь хватит работы всем ксенологам Земли и ее окрестностей, – подумал Давид. – Тут у них будет научный рай…» И крест-накрест прочертил воздух пальцами, сложенными в «рога дьявола», древним жестом оберегая душу Масса от демонов ночи.

Час потребовался, чтобы объехать звездолет таоте. Виштальский подбодрил Мауса и порысил к Одиноким горам.

Бугристый склон, в незапамятные времена опаленный ядерным пламенем или еще чем похуже, плохо зарастал. Даже трава неохотно затягивала потрескавшийся грунт, оставляя обширные проплешины, осыпавшиеся каменным крошевом. Тракт едва просматривался, скорее угадывался.

– Что-то не видать Перевала, – сожмурился Диу, выглядывая вверх из-под руки.

– Снизу ты и вершины не увидишь, – заметил Кагаги. – Сейчас вот поднимемся хотя бы до половины, тогда уж.

На половине пути тропа сузилась и нырнула в сырое ущелье. Давид оглянулся. С километровой высоты Город был хорошо виден. Разрушениям подверглась вся северная половина – три круга отливали желтизной, расположившись листочками клевера, а чуть сбоку блестел боками колоссальный корабль таоте. Воздух был чист и сух, просматривалась вся долина до Пустынных гор, даже крепость «грибоедов» на перевале выделялась крошечным белым пятнышком.

– Вперед, – скомандовал Маусу Виштальский, и тот мотнул головой, будто соглашаясь.

А впереди их ждал громадный каньон, стены которого вздымались метров на триста вверх и там даже загибались внутрь, хороня сырость и холод от солнечных лучей. К полудню каньон расширился, опал по высоте, дорога запетляла между огромных скальных обломков, где в изобилии попадались следы зверя саах.

Скалы кончились внезапно. Давид сделал очередной поворот, огибая щербатый бок серого утеса, и выехал к перевалу. И судорожно сглотнул пересохшим ртом. Корабль был здесь – колоссальный диск, сверзившийся когда-то с небес, снес боком весь склон с левой стороны, обрушив породу камнепадом, изломив пару секторов. Штурмовой планетарный крейсер Волхвов, почти целый, плотно, как пробка горлышко бутылки, заткнул собою перевал. Смотреть на корабль можно было только снизу – исполинским козырьком нависал он, протягиваясь над каньонами и скалами. Внешняя оболочка крейсера вся растрескалась, кое-где и вовсе отвалилась, оголяя чистую обшивку из биокерамики. Эти свои кораблики Волхвы берегли как память о той поре, когда они еще не представляли собой сверхцивилизации, как сувениры или как музейные экспонаты. Перемещаться в пространстве галакты умели и так, без звездолетов, но чем-то они были им дороги, эти древности. А блакиты, почитая Волхвов, пользовались их кораблями – в этом было нечто похожее на приверженность к мощам святых.

– Пошли, – негромко скомандовал Давид и подбодрил Мауса. Долгоног был спокоен, не замечая разницы между горой и крейсером-планетарником.

Рыцари молча послушались, переговариваясь сдавленным шепотом. Страх боролся в них с благоговением, с гордостью даже – за Творцов, за их могущество, явленное в корабле.

Тропа поднималась к перевалу, а дисковидный звездолет утолщался к центру, и получалось так, что днище все ниже и ниже провисало над головами гвардейцев, пока не опустилось до того, что Давид смог дотянуться рукой до крошащейся оболочки. Расходящаяся трещина показывала всю толщину внешнего слоя – метра два, но Виштальский искал иного. Ему нужно было подняться на борт. План, выданный Большим Жрецом, у него был, да и примерная планировка кораблей Волхвов была известна, учили на втором курсе – все отсеки связывала радиально-кольцевая система коридоров и вертикальных шахт – но как туда проникнуть, в эти коридоры и шахты? Не пришлось бы тащиться к левому краю, там борт стесан на километр, наверное, найдется достаточной ширины «щелка».

Ага, не придется.

Радостно улыбаясь, Давид похлопал ладонью по толстому цилиндру, выступающему из днища и погруженному в каменистый грунт. Это было что-то вроде аварийного шлюза.

Виштальский, пригибая голову, обошел шлюз кругом и обнаружил люк, больше схожий с круглыми воротами, – метров пять в поперечнике. Он стоял распахнутым со времен палеолита, и за ним было не светлее, чем на корабле таоте, но тут не чувствовалось злобы и не приходилось ждать коварных ловушек.

– Все сюда! – крикнул Дава.

– Долгоногов брать? – робко спросил Рагг.

– Тащи всех!

Латники по одному, ведя долгоногов в поводу, проникли на звездолет своих божественных прародителей. По пандусу поднялись на нижнюю палубу, вышли в радиальный коридор, широкий, как тоннель метро.

Было светло – стены и потолок изливали мягкий свет янтарного оттенка. Пол все еще сохранял пружинистость, хотя кое-где уже омертвел, покоробился. Стены тоже здорово эродировали, оплывая складками и провисая.

– Поднимаемся наверх, – приказал Давид, – еще на три яруса.

Копыта долгоногов гулко затопотали по полу, процокали по пандусу, по спиральному подъему, и снова глухое тюпанье разнеслось по стрежневому коридору, стягивающемуся в точку перспективы.

– Рысью!

Дробный гул заметался по тоннелю, гоняя множество эхо. Всадники скакали мимо слабо освещенных поперечных коридоров, мимо транспортных платформ с гигантскими креслами и ветровыми щитками, мимо развязок в сферических полостях на перекрестках – прямо в центр, куда сходились радиусы всех коридоров средней палубы. Кажется, это здесь.

Давид осадил долгонога и спрыгнул с седла. Он стоял посреди огромного розового купола, по его окружности красовались большие круги, затянутые фиолетовой пленкой, тугой и непрозрачной, чуть вздрагивающей, как от легкого ветерка. Тонкий налет на густеющем киселе или поверхность изгибающейся желеобразной массы. Решив, что это обычные диафрагмы-перепонки, Давид коснулся ближней. Пальцы встретили что-то мягкое, но упругое, как резина. Мембрана лопнула, расширяя отверстие, пока, наконец, не растянулась до краев люка.

– Долгоногов оставьте здесь, – распорядился Давид. – Дагг и Красс, побудьте с животными.

Он шагнул за порог – и оказался в огромном зале с красными стенами, светящимися изнутри теплым матовым светом, создающим ощущение вязкости и густоты воздуха. Под потолком светился плотный фиолетовый туман, а стену по периметру опоясывал панорамный экран. Ниже гнулись дуги пультов. Рубка.

Как только Давид вошел, экран стал оживать по секторам. Виштальского даже дрожь пробрала – всё как в том сне! Или то было не сновидение? Он будто видел, как пилоты старались дотянуть до космодрома, но крейсер падал, а впереди вырастали горы – не обойти, не перелететь. И безвестные голубокожие звездолетчики направили крейсер к перевалу. Аварийная посадка.

Давид обошел рубку по кругу – и неожиданно обнаружил узкий проход между пультами. Проход расширился в короткий коридорчик с нишами по обеим сторонам, а в нишах.

– Вот вы где… – прошептал Давид, оглаживая гладкие овальные обручи.

Обручи были холодными, неживыми. Торопливо ощупывая один за другим, Виштальский испытал мгновенную радость – десятый по счету обруч хранил тепло. Одиннадцатый тоже был «живым».

– Есть!

Давид сразу расслабился. Он достиг своей цели, выполнил приказ Большого Жреца. И заплатил за этот чертов венец шестью десятками жизней.

– А ля гер, – криво усмехнулся он, – ком а ля гер. Зуни-Ло! Передай нашим, чтобы собирались в обратную дорогу! И возвращайся, проводишь меня.

Виштальский взял обруч двумя руками и как бы надел на уровень лба. Внеземное изделие неожиданно стало стягиваться, пока не охватило голову широким венцом.

Давид ощутил испуг – щас как даванет, гаррота инопланетная, и череп вроде того яичка – крак. Нет, ничего такого. Венец сидел как влитой, словно по его голове сделан. Пусть там и остается, целее будет. Один транслятор отдадим Свантессену, а этот подарим Вите. Когда-нибудь.

Дождавшись возвращения Зуни-Ло, Дава спустился на нижнюю палубу – второй транслятор он повесил через плечо, как перевязь. Сработал шлюз, выпуская его и Зуни-Ло наружу, по ту сторону перевала, где Одинокие горы полого скатывались в плоскость степи.

Давид покинул вместительный тамбур и вышел на травянистую поляну, окруженную скалами. Прямо перед ним на каменной платформе покоился трехметровый диск, довольно искусно высеченный из базальта. На него были налеплены сотни ленточек – изваяние крейсера выполняло функцию идола. Вокруг стояли высокие смуглые люди в коротких кожаных штанах с бахромой по швам. На их шеях висели на шнурках золотые нагрудники, плечи были окручены золотыми браслетами, а головы перевязаны кожаными полосками с перьями и хвостами зверьков. Это были варвары-горги, кочевавшие у Большой реки. Узрев выходящего бога, кочевники обомлели и как один пали на колени, вздымая руки и голося:

– Агее эту!

«Аке ету», – перевел Давид, «Спаси и сохрани» по-русски. Он поднял руку и величественно сказал:

– Мир вам!

2

Обратно домой рыцари и их верные оруженосцы вышли ранним утром, надеясь засветло достичь Пустынных гор.

– Кагаги! – подозвал Виштальский горца. – Есть тут путь напрямик, минуя твоих грибоедов? А то у меня всего один заряд остался.

– Да есть такой… – затянул горец. – Через ледник. Наши там не ходят. Если переночуем в предгорьях и выйдем с утра, то успеем перейти на другую сторону.

– Отлично! Веди.

– Только там опасно! Трещины. Лавины.

– Ничего, справимся как-нибудь. Гвардия, вперед!

– Р-рух! – было ответом Даве.

Виштальский ехал, жмурясь на солнце, и будто заново открывал себя. Он даже не знал, на что способен, ведать не ведал, кто таков Давид Маркович Виштальский.

Ему всегда хотелось считать, что он способен быть твердым и решительным, и это оказалось правдой. Но не полной. Твердость была – и жесткость, жестокость даже, тоже присутствовала. А решительность порою перехлестывала в беспощадность. И это, к сожалению, не слова. Скольких он уже убил? Вот он проговаривает это ужасное слово, и ничто в нем не содрогается. Словно так и надо. Но ведь нужда действительно была! К месту вспомнилась давняя экранизация романа «Час Быка». Там трое землян отправляются в экспедицию в город Кин-Нан-Тэ и сталкиваются с бандой «осквернителей двух благ», подонками и отморозками. Землянам надо было прорываться с боем, а они сидят и ждут подмоги. Кто-то из них даже восклицает: «Не прорываться же, спасая наши драгоценные жизни!» А почему бы и нет? Самое интересное, что в конце, так и не дождавшись помощи извне, земляне обрушили инфразвуком старую башню, и та рухнула, погребая и высокоморальных пришельцев, и аборигенов, нравственных уродцев. И какой смысл был холить и лелеять драгоценные жизни той мрази, которую все равно размазали тонким слоем?

Восприятие другого человека равным тебе – это величайшее достижение, главная составляющая морального благосостояния. На Земле. А в Глубоком Космосе? Как быть, если встреченный тобой гуманоид гораздо хуже тебя? Что делать, если данный носитель разума склонен только пищеварить, потреблять этиловый спирт, разведенный с водой в пропорции сорок на шестьдесят, и совершать половые отправления? И как поступить, если данное существо жаждет продырявить тебя колющими и режущими предметами без должной дезинфекции и анестезии?

Наверное, самое главное, глубинное знание, которое преподается галактисту, это как раз умение видеть гада в человеке. И оценивать встречного-поперечного не с высот морали и этики, а с позиций здорового эгоизма.

Когда привыкаешь к подобным понятиям, то начинаешь выводить для себя иные формулы нравственности и решаешь Проблему Бескровного Воздействия в упрощенном варианте: нельзя причинять смерть ребенку, женщине, старику, безоружному или пленному. На остальных это правило не распространяется.

А иначе просто нельзя! Ну невозможно было в чем-то убедить «осквернителей двух благ», нельзя доказать их вину и объяснить собственную правоту. Они бы не поняли – им просто нечем было понимать! Такие индивиды близки к анацефалам, мозги они хоть и имеют, однако не пользуются ими.

«Но убивать-то зачем?! – заламывают руки человеколюбы. – Что вам, какого-нибудь самбо мало или гипноизлучателя?» Великие небеса, черные и голубые! Как объяснить этим прекраснодушным гуманистам, что ситуации бывают разные? Что, когда на твоего друга наседает безумная толпа линчевателей, надо стрелять в нее, чтобы разбежалась и не успела растерзать. Что если не ликвидировать палача, карателя, правителя-изверга, то от его руки или по его приказу умрут сотни и тысячи ни в чем не повинных людей.

Но гуманистам этого не понять. Мозги у них есть, но всякие допущения о жестоком обращении с людьми блокируются, не допускается и мысли об этом. Потому что мучать и убивать нехорошо, а все галактисты – бяки. И вообще – возлюби ближнего и дальнего.

Правда, когда эти разносчики добра и податели любви к человеку попадают в заварушку, они не вырывают сердца из груди, чтобы осветить путь толпе на манер Данко, а прячутся за спины галактистов.

Данко. Пылкий межеумок. Вывести людей на свет – это было правильным решением, самым добрым. Но сердце-то зачем удалять? Тут даже не в том дело, что горящий миокард Данко толпа втоптала в землю, дело в необратимости глупого поступка. Отдать свою жизнь – не подвиг, умереть проще всего. Не подчинил своей воле рефлексы, послушался выброса гормонов – и бросился наперерез, прикрывая грудью товарища. И что? А ничего. Принял пулю в грудь или импульс лучемета – и сдох. А товарища добьют вторым выстрелом.

Герой – тот, кто ищет и находит, борется и выигрывает, спасает и охраняет, принимая на себя все удары жизни, а умереть себе не позволяет, потому что мертвый воин – побежденный воин, это поддавки врагу. Смерть – всегда маленькое предательство. Погибая, ты выбываешь из боя, создавая слабое звено в цепи обороны и умаляя силы соратников. Ты уже не сможешь прикрыть своего. Настоящий воин тем и ценен, что не дает врагу шанса уничтожить себя, зато сам делает всё, чтобы живая сила противника понесла убыль.

– Кхенти! – расслышал Давид голос Кагаги. – Теперь нам на юг надо. Обогнем Город и через солончаки доберемся до Пустынных гор!

– Веди, – ответил младший приор, – мы за тобой.

Подъем к леднику был пологим и нескончаемым. К югу и северу тянулись громады хребта – многие десятки вершин, вздыбленных на пугающую высоту и разделенных перевалами. По ту сторону текла река Зеленая, а еще дальше горы выглаживались в теплые хляби Великого Болота, где рушились муссонные ливни и было душно как в бане. Парилка…

Давид огляделся. Да-а… Тут-то не попаришься… Вокруг разлеглась унылая ледяная тундра, щебнистая и каменистая, кое-где она шла волнами и дыбилась скалами. Высота три пятьсот. Или все четыре.

Задышливо хватая неутоляющий воздух, Давид осмотрелся. У его ног громоздились Пустынные горы, пересеченные тысячью каньонов и ущелий, долины, инкрустированные серебряными проволоками рек. Сердце по-прежнему часто колотилось, а голова гудела от усталости, и все-таки скупая суровая красота гор трогала Давида.

– Еще немного… – сказал, отпыхиваясь, Кагаги. – Скоро уже…

Долгоноги, уныло качая головами, проехали мимо трех разноцветных бессточных озер, и Давид увидел вдали зеленую массу ледника, несущего свои растрескавшиеся волны в долину.

Тропа сначала вилась по горному плато, а затем резко пошла вниз вдоль обрыва и уткнулась в первые морены, притащенные ледником. Дальше лежал плоский пустынный дол, серый, кое-где меченный зелеными мазками кустарника и хилых рощиц. Долину ограждали два ряда пиков – черных и рыжих, а поверху стелилась розовая полоса неба.

Тропа пересекла обширную скалистую равнину и повела гвардейцев по обрыву вдоль горной реки. Поток разбух, словно на дрожжах, и цвета был похожего – желтоватого от взвеси суглинка. С глухим ревом река ворочала камни, топя их в пенных водоворотах, выскребая ими скальное ложе. Быстрые струи свивались в тугие жгуты, расплетались, проскакивая теснины, и тут же ниспадали в клокочущий водокрут.

– Кхенти! – крикнул Кагаги. – Смотри! Виштальский посмотрел вниз, присмотрелся – и разглядел неширокую тропу, обходящую гору. По тракту ползли букашки, распуская по ветру пыльные шлейфики. Одна… две… три букашки.

– Звери саах, – хмуро сказал Зесс. – До них… Так… Миль тридцать. Часа за два доберутся!

– Плохо… – помрачнел Когг. – И в долине не спрячешься, и в горы не уйдешь…

– Уйдешь! – уверенно сказал Кагаги. – Махнем через ледник!

Рыцари развернули долгоногов и направили их в сторону, туда, где в долину спускался глетчер, крутой, как ледовая горка. Прямо ехать не получалось – то холм мешал, то скала, то целое озеро грязи не к месту попадалось. Когда они подъехали к нависающим громадам мутного льда, вдали заклубилась пыль – это поспешали чудовища, взявшие след вкусных людей.

– Быстрее! – поторопил друзей Кагаги.

Долгоноги, корячась на грядах морен, довезли седоков к фронтальному откосу—лбу ледника, который достигал в высоту метров пятьдесят и был разбит расселинами, как торт на куски. Из-под тела ледника вырывались потоки чистейшей талой воды, а из расселин несло холодом и сыростью.

Рыцари по одному въехали в крайнюю левую распадину, одолевая каменистый откос, и двинулись потихоньку вперед. Сразу стемнело и резко похолодало, гладкие стены отдавали синевой бирюзы и почти сходились вверху, светясь бутылочно-зеленым. За очередной узостью бравые гвардейцы выбрались в довольно-таки обширную котловину, ледяные бока которой расходились вверх воронкой.

– Я – наверх, – сказал Кагаги, спрыгивая с седла. – И сброшу вам веревку. Подниму поодиночке троих, вчетвером мы втащим одного долгонога, потом второго, третьего. Запряжем тройку, поднимем еще одного бегуна.

– Всё ясно, – перебил его Давид. – Лезь давай…

Прицепив сзади к поясу моток веревки, Яр вооружился горским топориком и двинулся на штурм. В леднике открывались каверны, выступали надолбы и уступы. А где не за что было уцепиться, спасал топорик. Кагаги поднимался по гладкому льду с небрежной легкостью мухи, ползущей по стеклу. Искристый голубой выступ скрыл его за собой, потом сверху посыпалась ледяная крошка, шурша по стене, и вниз полетела, разматываясь, бичева.

Давиду объяснять не было нужды – он мигом прицепил веревку к поясу и полез на ледяную скалу, страхуемый горцем.

– Держишь? – крикнул Виштальский.

– Держу-у! – донеслось эхом.

Давид медленно полз по стене, словно возносясь из холодного синего провала к теплу и свету, напрягаясь так, что пот прошибал. У самого верха край стены закруглялся, и Виштальский помог Кагаги, цепляясь и подтягиваясь.

– Ну, как дорожка? – спросил горец с интересом.

– Я тебе потом скажу, – пообещал Давид, с трудом отдирая руки от веревки. Яр залился тихим смехом.

– Когг! – крикнул Давид. – Давай живее, твоя очередь! – и вниз полетела веревка.

Подъем был муторный, тяжелый, но, чем больше бегунов и бойцов оказывалось наверху, тем быстрее забирались оставшиеся внизу. Работали в четыре руки, в шесть, в восемь, в сорок крепких мозолистых рук. А когда поднимали последнего – Зесса – из ледяного ущелья нахлынула волна тепла и вони. Утробный рык загулял между льдин.

– Уходим! – резко сказал Кагаги. – Не стоит сердить зверя саах!

Рыцари охотно ушли, слушая низкий вой чудищ, оставленных без обеда.

Давид почему-то полагал, что ледник – это гладкий каток, гигантская горка, но истина оказалась далеко в стороне от его мысленных поисков. Ледяная река только издали или с высоты казалась гладкой, хотя и не без полосатости. Вблизи же эти полосы представали темными моренами. Ледник очень медленно, незаметно для глаза, сползал по ложу вниз и по крутому пути своему трескался, изламывался, в одном месте опадал, в другом выпучивался. Всюду, куда бы ни поглядел Давид, глаза натыкались на ледяные стены с карнизами и балконами, на пильчатые гребни, хрусткие фирны, свисающие льдины. Местами искалеченный подвижками глетчер топорщился оплывшими башенками, которые альпинисты прозывали «грешниками». И точно – похоже было на отверженные души, бредущие по озеру Коцит… По телу ледника текли ручьи, оголяя голубое дно и оканчиваясь воронками. Вода в них засасывалась со свистом, крутясь и шипя. Трещины с острыми как ножи краями, со стеклянно-гладкими стенками, уходили в черно-синюю глубину. А по обе стороны от ледника вставали зубчатые хребты высотой вполнеба. Ледяной панцирь на них был неровен и стекал ледопадами, проткнутыми пиками. Но и в этих пейзажах жила своя красота – подавляющая и смиряющая гордыню.

– Тут можно проехать! – доложил Кагаги. – И почти не придется кружить! Сейчас прямо, вдоль морены. И следите за трещинами!

Внезапный грохот за спинами не дал Давиду скомандовать выход. Он резко обернулся – далеко за нагромождением ледяных глыб, в самом устье глетчера клубился снег. Громовой вой сотряс скалы.

– Догоняют, – выцедил Когг. – Видать, сыскали обходной путь.

– Уходим! Быстро!

Долгоноги грузно побежали в гору, одолевая подъемы и спуски, ямы и надолбы, переваливая подковообразные валы и перешагивая трещины. Потом путь преградила высокая ступень-наплыв вторичного каменного глетчера. Пришлось слезать с седел, карабкаться вверх, оступаясь, падая, подтаскивая покорных долгоногов, трясущихся, как в ознобе.

И тут, разбрасывая залежи снега, вздыбилась кошмарная туша сааха, лохматая и бесформенная. Зверь пучил на людей два ряда бельм и махал толстыми мохнатыми щупальцами.

Давид вытащил из седельной кобуры дезинтегратор. «Последний заряд!» Тщательно прицелившись, он выстрелил, поражая ревущего сааха в середину тулова. Зверь взвыл, свертывая щупальца и падая в снег, и тут же два, три, пять чудовищ набросились на подстреленного собрата – вой и рев сделались оглушительными.

– Бегом отсюда! – скомандовал Давид и развернул Мауса. Того понукать нужды не было – долгоног взял разгон с места.

Возвращение отняло куда меньше времени и сил. Спустившись с Пустынных гор, гвардейцы прошли берегом извилистой Тавассы и выбрались на Старую Дорогу. И – ни одной засады, ни одного боестолкновения!

А миль за тридцать до Хассе Виштальский разглядел на дороге заставу королевских арбалетчиков. Почтительно приветствуя Давида, бородатый сотник сказал:

– Его преосвященство выслал нас вперед, чтобы осведомиться: да или нет? Выполнил ли кхенти свою миссию?

– Да, – твердо ответил Давид.

Бородач радостно ощерился и махнул рукой парочке тощих новобранцев, оседлавших гоночных долгоногов:

– Обрадуйте Большого Жреца!

Новобранцы засвистели, загикали, и породистые бегуны помчали вестников по пыльной дороге.

Давид подбоченился, потом пощупал транслятор, висящий на плече: жив ли? Обруч ответил ладони нежным теплом. Жив. Виштальский коснулся пальцами обруча на голове – и надвинул мягкий подшлемник на лоб, пряча «сувенир».

Двумя часами позже полусотня рыцарей Тавиты Вишту прискакала к Восточным воротам Хассе. За это время к нему присоединились отряды арбалетчиков, лучников и копейщиков, огненосцы-штурмовики и горцы из Охранных отрядов. Все щеголяли в парадной форме – красной с желтым, черной с серебром, синей с белым, буро-зеленой с разводами. Долгоноги, покрытые расшитыми попонами, выступали гордо, потряхивая головами и позвякивая колокольцами, подвешенными к начищенной сбруе.

А уж что творилось в самом Хассе! Чудилось, все двести тысяч горожан запрудили улицы. Яркие, нарядные толпы гомонили и кричали «рух», махали ветками с чашеобразными цветками вилльны и яркими ленточками на палках, пританцовывали и распевали во все горло.

Давид ехал впереди, одной рукой сжимая поводья, другой придерживая меч в ножнах, и чувствовал себя триумфатором. «А хорошо постарался Кардинал, – улыбнулся он про себя, – организовал праздничное мероприятие по высшему разряду!»

Под крики и гимны, блеск глаз и улыбок Виштальский выехал на Центральную площадь. Здесь его ждали – посреди площади возвышался помост, сплошь устланный жесткими коврами из Заречья, на которых по черному фону цвели громадные розовые цветы в обрамлении изумрудных листьев и магических знаков – звезд, спиралек, трехлучевых и пятиугольных символов Скорого Пришествия.

На помосте стояли двое – его преосвященство Большой Жрец в черной сутане до пят, с откинутым куколем, подпоясанный плетеным ремешком, и король Толло-но-Хассе, тоже во всем антрацитово-черном, но настолько плотно затканном серебром, что напоминал бесформенную статую, отлитую из тускло блестящего металла. Его высокородие, обычно пьяный и веселый, был трезв, скучен и вял. Но Свантессену требовалось шоу жизнеутверждающее – Кардинал щелкнул пальцами, и малый жрец быстренько поднес монарху кубок с винно-водочным изделием. Король расцвел на глазах. Выхлебал всю порцию, икнул и блаженно улыбнулся.

Давид подъехал ближе – «первый ряд» из комитов, расцвеченный присутствием дуки Шасса-но-Фау, расступился. На ходу соображая, что ему делать, галактист покинул седло и снял с плеча овал транслятора. Громкий шепот разнесся по толпе, и Свантессен улыбнулся не без удовольствия.

– Взойди, о, воин! – возопил Толло-но-Хассе и картинно протянул длани к Виштальскому.

Площадь замерла, люди затаили дыхание. Тишина настала такая, что был отчетливо слышен звук падения свернувшегося листа вилльны в парке.

Давид, держа транслятор в вытянутых руках, медленно поднялся по ступеням на помост и сделал три шага. Кому передавать обруч, он не знал, но король его выручил – его высокородие принял транслятор, поднял его повыше, показывая регалию народу, и повернулся к Свантессену, не опуская задранных рук.

В тот же момент провыли трубы, и десятки горластых герольдов разнесли над площадью старинную формулу:

– Священнейшее коронование его владычества начинается! Его высокородие король, восшедший на прародительский наследный престол государства Курредатского и нераздельных с ним земель, возлагает корону на Верховного правителя, императора Вантасса! Да приосенят Творцы своею всепомощной благодатью в день оный вожделенный всех мужей и жен, старых и малых, ближних и дальних!

Король торжественно возложил транслятор – его руки нетвердо держали обруч у головы Свантессена. Овал медленно стянулся в круг, обжимая волосы с проседью. Толпа шумно выдохнула.

– Всепресветлейшему, Державнейшему, – грянули герольды, – Верховному государю – слава!

– Виват! – рявкнули рыцари.

– Виват! – крикнули нестройно графья и герцоги.

– Виват! – восторженно заревела толпа.

А император Вантасс стоял и скромно улыбался. Потом посмотрел на Давида и подмигнул ему.

Глава 11 КРАСАВИЦЫ И ЧУДОВИЩА

1

Незаметно минул месяц – четыре недели, двадцать восемь дней.

Работы на Виту Боку навалилось столько, что ни вздохнуть, ни охнуть. И это было прекрасно – на отчаяние, на тоску, на выматывающее ожидание просто не оставалось времени.

Группа земных ксенологов – три сотни светил – от зари до зари пропадала у своих коллег сириусян, а команда космонавтов-сириусян осваивала новенький звездолет «Йуругу», оборудованный нуль-установками. Рядом с «Ра» опустились «Нооген» и «Мицар», «Шакти» и «Лембой» – целая эскадра экспедиционных кораблей готова была отправиться на поиски сокровищ Волхвов. И пробил час…

«Ра» пролетел мимо Маран-им, плавно гася скорость, и вернулся, описав эллипс. На третьем витке корабль вышел на круговую орбиту. До морей и океанов планеты, до ее гор, лесов и степей оставался какой-то мегаметр. А ведь еще вчера пролегала пропасть в сто парсек.

Нуль-звездолет сверхдальнего действия, перемигиваясь с крейсерами Второго космофлота, вышел на четвертый виток. Его опознали как своего и дали разрешение на посадку.

Бурый материк, нечетко видимый сквозь розовую дымку атмосферы, всё медленней передвигался по экрану. В поле зрения вплывало выпуклое зеркало сиреневого океана с отраженным в нем солнцем. Показался странный остров – круглый, розовато-серый, изрезанный множеством каньонов, трещин и борозд, идущих строго параллельно, как будто по этому клоку суши граблями прошлись, расписав спиралями и завитками.

– Это остров Горелый, – глянул в экран Лобов. – Толян, садимся здесь, остров необитаемый, тут нас никто не достанет.

– Добро, – проворчал командир. – Объявляю посадку! Звездолет развернулся днищем вниз и притормозил. Тяготение немедленно призвало «Ра» к себе. Начался спуск.

– Сейчас немного потрясет – входим в плотные слои.

Планета приближалась, подсовывая под корабль Горелый остров. Стали видны серповидные дюны и рощицы, смахивающие на клочья черной пены. Но наибольшее любопытство вызывали огромные проплешины, гладкие и блестящие под солнцем, круглые или овальные.

– Знаете, на что это похоже? – сказал Новиков со штурманского поста. – Как если бы огромные фотонные корабли стартовали отсюда.

– Привет! – буркнул Грига. – Да они бы тут всё позаражали радиацией!

– Есть еще одна версия, – спокойно добавила Вита. – Это могут быть следы сверхмощных лучевых ударов.

– Думаешь, здесь была война?

– А почему нет?

– Полная мощность на оси! Статический откат.

Корабль завис над каменистой равниной со скалистыми грядами, тонущими в нагромождениях зелени. Гравизащитные системы как бы вычли массу корабля, подвесили его на высоте километра.

– Полная мощность на оси! Уменьшить статический откат.

Гул гравитаторов разошелся по переборкам.

– Половину мощности на оси! Малый статический откат.

– Реакторы на холостой ход!

– Посадка в точке надира. Ноль – ноль. Антигравы стоп!

Корабль сел. Командир, не мешкая, выпустил киберразведчиков. Шустрые машинки понеслись вокруг звездолета, выписывая спираль. Остановились, вытащили бурмобиль и проделали дырку в километровой проплешине блестящего, как зеркало, шлака. Оказалось, что грунт кипел в этих местах и застыл на глубине в десять метров.

– Всё, набурились? – нетерпеливо спросил командир корабля.

– Радиологической опасности нет, – доложила СРР,[2] – биологическая опасность отсутствует.

– Вылезаем! Я спущу вездик.

– Давай, – кивнул Лобов, – поищем место под город. Каспар! Будь другом, запусти киберов поближе к океану, туда, где дюны!

– Бу-сде!

Бурили роботы-разведчики у самого края круга, дальше шла просто опаленная земля, голая – ни травинки. Шаровые шасси вездехода размолачивали верхнюю корку, растрескавшуюся наподобие такыра, а потом к скребущему звуку прибавился чвакающий – приближались джунгли. Вита жадно вглядывалась в мир за спектролитовым колпаком вездика.

Лес стоял корявый – деревья выросли кривыми, изломанными, а воздушные корни пушились и спутывались между собой. Живности – никакой, только парочка образчиков какой-то мелкой многоногой пакости перебежала дорогу, вызвав у Боки приступ отвращения.

За лесополосой, как в зеркале, расстелился еще один круг древнего расплава, и снова шасси гулко зацокотали по крепкой глади.

– Глянь, – Грига протянул Вите бинокль. – Гора интересная!

Вита глянула. Над лесом поднималась одиночная гора удивительной формы – острый купол, наклоненный под углом. Завесу туч прорвало, и свет жарко хлынул, прибавляя яркости зелени. А гора ослепительно засверкала, будто покрытая полированным металлом.

– Гора… – пробормотала Виолетта. – Гора ли? Местность вокруг стелилась фантастическая – от горизонта до горизонта блестела рябая желто-коричневая равнина, залитая стеклянистой массой, пятнисто отблескивающей на солнце. Блики сливались в сплошное поле слепящего сверкания, и ничего, кроме блеска и таинственной горы, взгляд не ловил.

– Слушайте, это не купол! – подпрыгнул на сиденье Ричард. – Это полукольцо! То есть, как бы, подкова!

– Ни хрена себе подковка… – хмыкнул Грига. – Полтора кэмэ в высоту!

Вблизи гора пугала – половина тора поперечником в два километра вырастала из оплавленного грунта, подняв в незапамятные времена круговую каменную волну.

Вездеход заехал в тень исполинского «бублика», и стали заметны детали – тор был опоясан тонкими темными линиями через равные промежутки. Словно это образование сложили из одинаковых цилиндров четырехсот пятидесяти метров в поперечнике. Вита поделилась этим наблюдением с Григой, и тот покачал головой.

– Это не образование, Витка… – протянул он, радостно улыбаясь, – это изделие! Природа такого не умеет.

Вездеход взобрался на «волну» и остановился. Грунт расплескался неровностями, углубляясь вокруг гигантского тора вытянутым овалом. Интересно, что внутренняя сторона «бублика» кое-где пошла складками.

– Такое впечатление, – возбужденно говорил Грига, – что эта громадина сверзилась с небес!

– А похоже, – оценил Лобов. – Спикировала и ухнула в это месиво.

– И ударилась о твердый грунт, – подхватил Рич. – Вон, аж складки пошли!

– Там трещина! – завопил Грига. – Вон, сразу над первой складкой, если снизу считать!

– Эх, Мануэля нету, – сказал Лобов с досадой. – Тот бы забрался.

– Нэ журысь, пан директор! – ухмыльнулся Грига. – Мы с сэром Ричардом по всем Крымским горам истаскались. Я попробую…

Зикунов разулся, скинул куртку и повесил на плечо моток веревки.

Вита подошла вплотную к тору и коснулась его ладонью. Поверхность была прохладная и гладкая.

Девушка взглянула вверх. Великие небеса… Представить, что эта гора – артефакт, было почти невозможно. «Изделие» было необъятно.

– Неужели это… – пробормотал Ричард.

– Корабль рептилоидов, – авторитетно кивнул Грига, – дело ясное!

Подтянувшись, он полез вверх.

– Не скользко? – крикнул Рич, задирая голову.

– Нормально… – пропыхтел Зикуновишна, перехватываясь.

Поверхность тора не была абсолютно ровной – повсюду торчали выступы – полукруглые и кубиками, ребра, штыри – и западали пазы. В иных местах чернели отверстия, подозрительно похожие на пробоины.

– Как на «Ра»… – проговорила Вита, глядя из-под руки на карабкающегося Григу. – Там тоже всякие фиксаторы, движки коррекции, антенки…

– Корабль, – внушительно сказал Рич, – он и на Маран-им корабль!

– Эт-точно…

Зикунов добрался до трещины и скрылся в ее темном зиянии. Минуты не прошло, а вниз уже полетела, раскручиваясь, веревка.

– Витка! – крикнул Грига. – Так я тебя жду!

– Лезу! – ответила девушка.

– Осторожнее! – встревоженно сказал Лобов.

– Я подстрахую! – крикнул Зикунов и скинул вторую веревку. – Обвяжись!

Бока обвязалась и полезла. Лезть по тонкому канату было нелегко, но Зикунов помогал, подтягивая страховочный конец. Вот и трещина…

– Ничего себе, трещинка… – пропыхтела Вита, переваливаясь за край. – Пещера!

Они спустили оба каната к далекой земле и подняли груз – мощные фонари. Потом расслышали мольбы снизу, переглянулись и по очереди втащили Рича и Лобова.

В свете фонарей помещение по ту сторону трещины впечатляло обширностью – уж никак не меньше пятисот квадратов – и чужеродностью.

Трещина изнутри выглядела щелью, разорвавшей двухметровой толщины броню. У гофрированного борта торчали вкривь и вкось коленчатые шесты с круглыми зеркалами, и изображение они давали кривое до невозможности.

Грига охватил лучом фонаря дальние углы. Свет провалился в отверстие распахнутого люка. Чем дальше, тем интересней…

Вита съехала по наклонному полу к массивной перепончатой стене и заглянула в люк. Голубой луч заметался по зеркальным переборкам, сходящимся под непривычными углами, взблескивал на гранях, бросал в глаза десятки малых отражений круглого отверстия с выглядывающим Григой.

– Там два люка! – крикнула она. – Один продолжает анфиладу, а другой… Что-то типа поперечного коридора!

Грига заскользил к ней с веревкой. Закрепив трос на сегментной полуперепончатой крышке люка, он спустился вниз, раскачался и запрыгнул в поперечник.

– Похоже на кишку! – глухо донесся его голос. – Ужатия такие кругом, вроде кучи диафрагм. Ух, ты…

– Что там? – крикнула девушка.

– Инопланетянин! – возбужденно ответил Грига. – Дохлый! В скафандре! Мумия… Ах, ты! Ч-черт, рассыпался. Ученые меня убьют!

– Вылазь, галактист хренов! – крикнул Лобов. – Тут наскоком не отделаешься. Работа на годы!

Зикунов вылез, и друзья набросились на него.

– Как он выглядел? – наскакивал Рич.

– Он был как человек? – интересовалась Бока.

– Он был как ящерица! – ухмыльнулся Грига.

– Врешь!

– Да чего б я тебе врал?! – обиделся Зикунов. – Рептилоид, в натуральную величину. Истинный таоте. Ростом с нас, кожа чешуйчатая, зеленая, как ярь-медянка, на руках по три пальца, хвоста нет, голова по вертикали сплюснута, а уж буркала. У нашего друга Ануо органы зрения как бусинки, если с таоте сравнивать.

– А скафандр где? – спросил Лобов.

– Там лежит! Несподручно скакать с грузом.

– Давайте будем спускаться… – решила Вита. – Тут можно филиал Ксеноцентра открывать.

– Да запросто! – поддержал ее идею Рич. – То есть, как бы.

– И мы сюда не рептилоидов искать прилетели, а место для города-колонии. Полезли!

Спустившись, вся команда запрыгнула в вездик, и Лобов завел двигатель.

Оставив в стороне громадный кратер, отдающий слабой радиацией, четверка выехала на еще более странную равнину – на километры к югу и востоку стелились ровные квадратные плиты, серые и гладкие. Южнее швы между плитами проросли деревьями, смахивающими на пальмодендроны с Водана, каждое в два обхвата, и Ричард на глазок определил возраст «космодрома» – порядка тысячи лет.

– У меня по астроботанике зачет! – гордо сказал он. На востоке «космодром» упирался в гряду громадных песчаных дюн, ограждающих поле от океана, а на их фоне круглилась пара шаров, метров по сто в диаметре.

– Интересно как… – стонал Грига в экстазе. – И совсем нет пыли! Тыща лет – и ни пылинки! Да здесь все должно было покрыться холмами пыли! А вот…

– А меня не это удивляет, – сказала Вита. – Если Маран-им – материнская планета Волхвов, то почему тут все такое… не их?

– Так тут же Пришельцы отметились! – вытаращился Рич.

– У тебя и по Пришельцам зачет?

Лобов подвел вездеход к ближнему шару и остановился.

Шар, после колоссального тора, торчащего на горизонте, не впечатлял. Ну, шар… И что?

Стены его покрывало вещество, на цвет и на ощупь напоминающее плотную резину, но не гладкую, а оплывшую, как воск со свечки. Вита обошла шар вокруг и нащупала большой овал – его затягивала тонкая пленка, ощутимо прогибавшаяся под рукой. Вход? Потеки черного с синим огибали овал, будто специально выделяя. Вита огляделась – никто не видит? – и саданула локтем по перепонке. Тугая диафрагма прорвалась внутрь и затрепетала лепестками на ветерке.

Вита ухватилась за края и рванула по-хорошему. Перепонка лопнула овдоль.

– Вот так… – проворчала Бока. – А то «не пущу, не пущу!» Мальчики! Идите сюда! Тут дверь!

– Где?! – донесся вопль и сразу – топотанье.

– Где дверь? – закричал Грига и углядел прорыв в стене. – Ух, ты! Ну, Витка, ты первая.

Девушка улыбнулась, потирая локоток, и пролезла внутрь.

Внутри было тесно, но… привычно как-то, что ли. Человечьим духом пахло… Бока поднялась по ступенькам, касаясь перил, и задвинула в стену обычную створку.

Вокруг громоздились какие-то непонятные агрегаты – цилиндры и кубы, соединенные трубами, связки шаров, выглядывающие из стены конусы. Непонятное все, но не чужое. Что-то знакомое проглядывало во всем, что окружало узкий проход, по которому шагала Вита, обыденное даже. Поднявшись еще по одной лестничке, она раздвинула двустворчатые двери… и перешагнула порог залитого солнцем зала.

Она стояла на ровном полу, желтом и шершавом, слева выгибалась прозрачная изнутри стена, за ней были видны вездеход и машущий руками Ричард. А справа и слева залу ограждали полупрозрачные перегородки.

– Сюда, скорее! – раздался ликующий голос Григи. – Ну ваще! Ну скорее же!

Вита рванулась на голос и влетела в дверь. Зикунов стоял, вытянувшись, будто по стойке «смирно».

– Ты только посмотри, Витка, – измолвил он, – они такие же, как мы…

Бока поймала направление его взгляда и посмотрела на стену. Там висели картины – в овальных и круглых рамах. Это были именно картины – угадывались отдельные мазки и те гениальные неправильности, что разнят действительный вид с нарисованным, но придают колорит и рождают настроение.

На самом большом полотне было изображено то самое поле, что простиралось за прозрачной стеной, только без тора на заднем плане. В розовом небе парили дома-шары, а на плитах стояли двое, он и она. Молоденькая девушка в юбочке и в чем-то типа пелеринки и зрелый мужчина в черном блестящем комбинезоне, обтягивающем сильный торс будто вторая кожа. Они были красивы, оба, но по-разному. Девушка была изящно сложена, на гладких плечах – стройная шейка, ветер относил пышную гриву волос пепельного цвета. Мужчина был плечист и высок, его лицо дышало силой и уверенностью. Единственное, что отличало этих людей от землян, – цвет кожи. Люди на картине были бледно-голубыми.

– Как Аэлита… – прошептал очарованный Грига.

А Вите разница в цвете кожи не бросилась в глаза. Эта девушка… Она была хороша собой и мила, изгиб ее губ, прищур глаз – все выдавало натуру мечтательную и романтичную. В такую вполне можно было влюбиться и землянину…

Бока перешла к другой картине. На ней присутствовал тот же мужчина-блакит, но лицо его было совсем иным – в нем читались гнев и угроза. Мужчина стоял за пультом, опустив руку жестом защиты на плечо красивой женщины с пепельными волосами, а в экране, на фоне розового шара планеты, косо висел громадный тор. В самом центре композиции летели диски металлического цвета. Диски шли клином, и две ослепительные сферы пламени вырывали из строя пару машин. «И тут война…»

Третья, круглая картина изображала «космодром», где уже наличествовал сбитый тор.

Другой, а может, тот же самый мужчина, только постаревший, с белыми волосами, глядел на «бублик» с усталостью и тоской. Мужчина был один.

– Смотри, что я нашел… – тихо сказал подошедший Грига – и протянул белый лист, похожий на бумажный, но гладкий и не мнущийся. На листке неровными линиями был накалякан рисунок в семь цветов: под линеечку разлинованное поле, ярко-розовое небо. По небу летят два диска и палят по косо падающему тору.

– Мой братик так рисовал, – улыбнулась Вита. – «Наши бьют фашистов»…

– Тут то же самое… – проговорил Грига. – Рептилоиды были врагами этих, голубокожих…

– Надо полагать, – высказал догадку подошедший Рич, – у блакитов тут база была, а таоте на них напали.

– Не поделили артефакты Волхвов, – поддержал друга Зикунов.

– Так, всё, – скомандовал Лобов. – Насмотрелись? И будет. Марш к кораблю, будете грузить «сперматы» и возить сюда. Город-колонию отгрохаем в дюнах, ближе к берегу. Песок сверху, внизу базальтовое основание, туфу полно. Самое то.

– А искупаться? – заныл Сидоровс.

– После работы! – отрезал Лобов.

И работа завертелась. Корабли научной эскадры припланетились на древнем космодроме блакитов, а системы киберстроителей отутюжили дюны, спланировали громадный квадрат под застройку. Транспортеры тягали серебристые шары эмбриофоров, а все, свободные от вахты, раскатывали механозародыши (на сленге эмбриотехников – «сперматы») по местам. Ксенологи, под предлогом занятости научными исследованиями, хотели увильнуть от тяжелого физического труда, но Лобов был неумолим – работать, так всем.

Битый час эмбриосистемы – базовые, дополнительные, сырьевые, ремонтные – настраивались на полевые условия, а после стали разворачиваться в подземные сооружения.

Вита стояла на краю гигантской стройплощадки и прислушивалась – из-под песка доносилось глухое гудение и буханье, грунт вспухал горбами и опадал, наружу хлестали фонтаны пережженного базальта, клубился разноцветный дым, в трещинах дрожал розовый огонь.

– Пошли, поужинаем, – пригласил девушку Грига, – в меню бутербродики и чай в термосах.

– Ты иди, я сейчас.

На Виту нашла задумчивость. Ей было странно – она стояла на поверхности планеты, на которую угодил Давид, а сердце билось спокойно. Губы не сохли от волнения, сердце не тарахтело. Что, унялись за месяц амурные страдания? Нет, ну вот чего зря нервы трепать? И он, и она на Маран-им. Осталось только встретиться.

– Ви-ита-а! – донесся до нее голос Пиньона.

– Иду! – крикнула она.

После ужина, когда отдельные группы механозародышей опознались и стали вязаться в системные массивы, вся территория будущего города-порта разбилась на активные зоны и зоны первичного накопления. Базовый массив расширился, началось деление на подчиненные субъединицы – главное здание, метеобашня, жилой корпус, ангар…

Ближе к вечеру грунт перестал колыхаться, форсажеры свернулись, и город полез вверх, прорывая песок крутыми куполами и башнями.

– Вот теперь можно и искупнуться, – сказал Лобов, благодушествуя. – Грига, Рич! Захватите палатки, надуем их на берегу – там и заночуем.

– Здорово! – восхитился Сидоровс. – То есть, как бы.

Мавутсиним одолел свой путь по небу на две трети, когда земляне перевалили гряду прибрежных дюн и вышли к океану. Воды его были теплы и отливали лиловым, ближе к горизонту сгущаясь в ярый фиолет. Прозрачные волны накатывались, пронизанные солнцем, и взбивались в пену, вылизывая гладкий пляж. Широкая полоса сверкающего песка полого спускалась с дюн, стелилась под ноги горячим лежбищем, лаская ступни шуршащими иголочками, и уходила косами в воду, то светлея мелями, то выныривая плоскими островочками.

Отказаться от купания никто не смог. Толпой полезли в воду, барахтаясь и вопя от восторга. Было здорово просто стоять по шею в чистой теплой воде и качаться в такт мерному колыханию океана.

Вита доплыла до островка и вылезла на мокрый песок. Малые глубины не только пуще прогревались, но и оберегали купальщиков и купальщиц от нескромного интереса морских хищников. Вон, где светло-лиловые воды резко темнели, переходя в насыщенный аметист, из волн выступила целая чаща тонких щупалец сине-зеленого цвета. Они извивались, как кубок худых анаконд, стегая по поверхности океана расплющенными красными концами.

Вита содрогнулась, представив себе касание этих холодных склизких конечностей, и поспешно двинулась к берегу, любуясь на ходу многостворчатыми раковинками, – они закрывались, как лепестки цветка, играя перламутровой радугой и пряча нежные розовые тельца моллюсков.

Глаз Виты поймал точку в небе. Девушка присмотрелась – это шел на посадку эсминец «Шикотан». Спускался он неслышно, зато с берега донесся сильный шум – прибыли еще два танка-транспортера, привезли ксенологов-йуругу и звездолетчиков-землян. А на переднем плане суетился Николя Пиньон в роскошных леопардовых плавках.

Рич накачивал третью по счету палатку – тенты вздувались на дюнах, как оранжевые пузыри.

Игорь Новиков кипятил воду в огромном баке и покрикивал, требуя топлива. Грига сидел по-турецки у большого плоского камня и разделывал маленьких псевдокальмарчиков – за неимением рыб в местном водоеме уху решили варить из щупалец. Тоже ничего.

Восторженные ксенологи быстро окунулись – и полезли обратно в транспортер – их ждали немыслимые сокровища звездолета рептилоидов. Каждому – свое.

Вита обошла край подводного цветника, обнажившегося при отливе, и подсела к костру.

– Смотрите, – крикнул Рич, – настырные какие!

Бока глянула в сторону моря. Головоногие, что давеча взбивали воду, высунули омерзительные бугристые головы, круглые и мокро блестящие. Желтым сверкнули плошки глаз.

– Не подойдут, – заявил Грига, наскоро обтирая мокрые руки.

Запрыгнув в вездеход, он вскоре вернулся, держа в руках длинноствольный квантовый разрядник. Переведя регулятор на непрерывный режим, Грига включил оружие.

Миллионовольтный разряд угодил прямо в бугристую башку моллюска, раздирая ее на ошметки и зеленые брызги. Над водою прокатился гром.

– Готов! – деловито сказал Зикунов и поставил оружие на предохранитель. – И так будет с каждым! – воинственно добавил он.

– Я с тебя буду скульптуру ваять, – заявил Рич, валявшийся на горячем песке. – «Геракл, поражающий Лернейскую Гидру»!

– Грига, – Вита уселась поближе к костру, – а помнишь, ты еще рассказывал, как на Земле дрался с гигантским кальмаром?

– С двумя! – поднял Зикунов пальцы буквой «V». – С двумя чудовищами пучин! Только по очереди.

– Рассказывай давай, – велела Бока, ложась в позу мадам Рекомье.

– Слушаю и повинуюсь. Ну, что? Было это аж в позапрошлом году, на летних каникулах. Я тогда махнул на Великий Тихий, решил поработать в ВОП,[3] попасти китов – и загоришь, и польза какая-то, да и веселее, чем валяться на курортах, изображая жирную медузу. А тогда как раз пять мегатойтисов сбежали из загона на острове Витязя, где их дрессировали – хотели из кальмаров овчарок сделать, чтоб помогали китовые стада пасти. А потом оказалось, что мегатойтисы не сами ушли, их похитили – эти, придурки-хантеры, на субмаринах. Сафари решили устроить! Охота ведь под запретом, а им адреналин надо было выпрыснуть. Ну вот и выпрыснули.

2

…День, ночь – и охота на гигантских кальмаров развернулась надо всею Центральной котловиной – от атолла Джонстон на северо-востоке до Таравы на юго-западе, от острова Рождества до ИТО[4] Витязя на северо-западе. В стане малакологов[5] возник переполох, защитники животных устроили демонстрацию протеста, а зоопсихологи с Витязя клялись и божились, что похищенные у них кальмары – исключительно милые и кроткие создания, просто эти бандюги-хантеры переусердствовали с аттрактантом-приманкой – и мегатойтисы взбесились…

Впрочем, изо всех хантеров уцелел лишь один – Майкл Хейзел, по прозвищу Юта. Остальных головоногие утащили на глубину, где одноместные субмарины плющило давлением, превращая в титановые гробы…

Пять исполинских моллюсков, пять мозговитых бестий, наглотавшиеся всякой химии, шныряли по зоне ЧП, неся смерть и разрушение.

Двух человек кальмар утащил с палубы прогулочной яхты «Аквила». Той же ночью уже два цефалопода напали на шхуну «Те Пито те Хенуа» – пять человек погибли, двенадцать пропали без вести, в живых остался один кок Шанкар, определенный медиками в психологический санаторий. На рыбоводной ферме кто-то из «великолепной пятерки» порушил садки… Надлежащие выводы были сделаны, настала пора принимать срочные меры.

Весь север Полинезии просматривали со спутников «Аргус» и «Матаатуа».[6] Над океаном кружили патрульные турболеты, вышел в море авианосец-универсал «Генерал Корнилов», полтораста лет простоявший на вечном приколе, и безостановочно поднимал в воздух боевые дископланы – музейные машины функционировали нормально. Катера Береговой Охраны ходили зигзагами, сканируя дно котловины, а китопасы в шесть смен вели глубоководный поиск.

Ту же боевую задачу – найти и уничтожить – поставили перед эсминцем класса «Безупречный», переданным когда-то Океанийской Объединенной Республике и перекрещенным в «Курухаупо» (Грозовая туча). Нынче это был корабль-музей, стоявший у причала Папеэте, но – долг превыше всего. И наспех набранный экипаж «Курухаупо» бороздил ласковые голубые воды, под теплым блеском которых угнездились мрачные чудовища. Бороздил, на ходу вспоминая стратегию и тактику, предвкушая легкие победы и подыскивая в кают-компании место, куда можно будет повесить трофейный кальмарий клюв…

Пауро Вефаунуи, назначенного капитаном «Курухаупо», не зря прозывали Зубаткой. Пауро всегда был бодр и весел, сохранял повышенное жизнелюбие и в любой ситуации демонстрировал отменные зубы и непрошибаемый оптимизм.

Даже великое упущение, заключавшееся в том, что кавторанг не выспался, заступая на вахту с двух ночи, и не успел вовремя поужинать, не портило «Зубатке» настроения. И не убавляло воинственного пыла.

«Курухаупо» – так называлась одна из боевых пирог, на которых предки Пауро завоевали «Туманную землю» Ао Тэа Роа, позже окрещенную Новой Зеландией. Ему ли не разбираться в воинском искусстве, ему ли не ведать науку побеждать?

Пауро широко улыбнулся, предвкушая полный разгром врага. В дверь каюты постучали, и на пороге возник Григорий Зикунов, студент-доброволец с Витязя.

– Господин капитан второго ранга! – прорявкал Зикунов. – Цель справа по курсу!

– Бегу! – ответил кавторанг и помчался на мостик. Капитанский мостик на «Карахаупо» был запрятан в самую середку надстройки – не всякой ракетой доколупаешься. Над пультами по всем стенкам тянулся панорамный экран, не казавший ничего, кроме океана и неба, синевы и лазури, неразличимо смешанных по горизонту.

Рулевой, завидев командира, осклабился не по уставу и помахал кавторангу смуглой рукой, но Пауро остановил его царственным жестом – сиди, мол, не отвлекайся. Рули.

– Где ты видишь цель? – спросил кавторанг.

– Вот!

Грига указал на экран нейтринного локатора, штуки дорогущей для своего времени и большущей, занимавшей целый отсек, но зело полезной. В голографическом кубе четко прорисовывалось всё, что двигалось и не двигалось под водой. Вот волнистая линия холмов – это дно абиссальной равнины. Вот рой мелких точек и запятых – наверное, косяк рыбы. Пара веретенец – акулы. А посередке – он. Цефалопод. Кракен. Гигантское головоногое. Вот руки – целый пучок, вот – ловчие щупальца. И плавники видать…

– Прикажете атаковать? – осведомился Грига.

– Погоди, – остудил его пыл Пауро. – Какие у… этого размеры?

Компьютер выдал цифры: «Длина – 52 метра».

– Наш! – довольно кивнул Пауро. – Приготовиться!

– Прикажете торпедировать?

– Пусть подойдет поближе…

Спроси сейчас Пауро: что медлишь? – он не нашелся бы, что ответить. Вероятно, древний инстинкт охотника взыграл в кавторанге. Возжелалось ему поиграть с жертвой, как кошка с мышкой, прежде чем явить все свое превосходство. Что такое моллюск и что – эсминец!

– Полный вперед! – скомандовал Пауро.

– Есть полный вперед!

Реактор раскочегарился, турбина подняла вой. «Карахаупо» встал на воздушную подушку, вода запенилась между скегов, и океан на панорамнике сдвинулся назад. Покатые валы полетели навстречу, сжимаясь в синий гофр.

Кальмар, видимо, уловил вибрацию, но она не спугнула его. Хищник расправил щупальца, словно в раздумье – куды бечь? – снова сложил их – и ринулся навстречу кораблю.

– Вот тупица! – хмыкнул рулевой, курчавый фиджиец.

– Близко уже… – проговорил Зикунов, вглядываясь в экран локатора.

– Стоп машина! – сказал Вефаунуи, и рокот стих. «Карахаупо» замедлил свой полуполет и плавно погрузил корпус в воду. Океан тут же качнул корабль, принимая в свое лоно.

– Сдурело это головоногое, что ли? – удивился Григорий.

Экран локатора беззвучно свидетельствовал: кальмар совсем рядом, а компьютер был вежлив, но настойчив: запуск торпеды не рекомендуется – цель слишком близка.

Пауро не успел ответить добровольцу – эсминец сотрясся. Грига упал на пульт, вахтенные офицеры успели схватиться, кто за что.

– Вот он! – заорал рулевой, тыча пальцем. Пауро поправил фуражку и глянул по ходу – над скругленным носом эсминца взметнулась роща толстых серо-буро-малиновых дерев-щупалец, и кальмар с разбега, двигаясь как реактивный снаряд, забросил себя на полубак «Карахаупо». Эсминец резко осел на нос.

– Полный назад! – заорал Пауро, с ужасом встречая немигающий взгляд огромных глаз моллюска.

Турбины натужно завыли, прогоняя воду через носовые водометы. Эсминец подался кормой, но гостя из пучин не стряхнул. Чудовище лезло и лезло, цепляясь руками за носовую пушку и сворачивая ей ствол, хватаясь за мачту и сминая решетку радара. По корпусу прошла дрожь.

– Все наверх! – крикнул Пауро. – Боевая тревога! Ругая себя последними словами, он взлетел по трапу на площадку, где стояли крупнокалиберные пулеметы – всё, к чему свелась мощь боевого корабля. Ни ракеты, ни лазеры использовать было нельзя – не топить же самих себя?!

– Чтоб тебя разорвало! – ругался кавторанг, проклиная и кальмара, и собственную глупость.

Ухватившись за ручки спаренного пулемета, он развернул стволы, ловя громадные глаза – мокрые, гнилые, текучие.

Щупальце просвистело над самой головой Вефаунуи – порывом снесло фуражку. Кавторанг сжал зубы и гашетки.

Загремела очередь. Реактивные пули, пронизывая тело кальмара, рвались под ним тупыми хлопками, глухо колотя по палубе.

Манус – веслообразное утолщение на ловчем щупальце – возникло прямо перед Пауро. Кавторанг ясно видел россыпь присосок – розовых баранок, и черных крючьев, не в лад царапающих воздух.

– Получай, зараза! – заорал Вефаунуи и прошелся очередью наискосок.

Пули оторвали манус, на китель кавторанга брызнула зеленая кровь, а в нос ударил смердящий аммиак.

Сбоку зататакал еще один пулемет – это Грига разил супостата, спина к спине у мачты.

Кальмар окривел. Кальмару оторвало пару рук. Его нашпиговало сотней пуль, но он все еще боролся, тянулся изо всех сил к площадке, где прыгали его враги.

Две багровые руки оторвали трап и, как молотом, принялись колотить им по надстройке, сгибая стойки и круша прожектора.

– Патроны давай! – проорал Пауро, стараясь одолеть голосом грохот ударов по корпусу корабля. – Патроны! Жожо! Слышь?!

Жан, курчавый матросик с Вити-Леву, услышал и нырнул в люк за кассетами.

Кальмар воспользовался прекращением огня. Растянутым рывком продвинулся к самой надстройке. Он полз, оставляя лужи вонючей крови и липкой сепии, но полз. Его тело свешивалось за оба борта, перебитое щупальце волочилось, макая обрубок в воду, но мегатойтис упорно близил встречу с врагом. Руки его, чмокая присосками, забрались на боевую площадку, судорожно шаря по ней. Грига, бледный, как парадная форма, шарахнулся от извивающейся конечности. Пауро перепрыгнул вздрагивающее щупальце и крикнул:

– Уходим!

Зикунов мигом скакнул в люк, роняя Жожо.

– Какие патроны?! – донесся его крик.

Пауро Вефаунуи, сбитый с ног рукой кальмара, ударившей наподобие кнута, упал и покатился. Щупальце поднялось перед ним аркой, и кавторанг юркнул под нее, ужом ввинчиваясь в люк. Крышка звонко захлопнулась, видно сбитая щупальцем.

– Гранаты нужны! – сказал Пауро, поднимаясь с барахтавшегося Григи.

Тот, спотыкаясь, кинулся в каюту и вернулся с ящичком гранат, похожих на авторучки, – щелкни и бросай. Арсенал эсминца был пуст – музей все-таки, но нашлись доброхоты, подбросили боеприпасов.

Выбравшись на палубу, Вефаунуи обежал надстройку по левому борту. Впереди, за спасательной капсулой, шевелилась коричневая живая масса. Сжимая в руке целую пригоршню «авторучек», Пауро вытащил одну, щелкнул взрывателем и швырнул. Бледная вспышка, краткий гром – и вони прибавилось. Два раза рвануло с противоположного борта.

К Пауро подбежал Жожо, потрясая старинным гранатометом.

– Огонь! – махнул рукой кавторанг.

Гранатомет заплясал в руках Жожо, бабахая и сотрясая воздух разрывами. Граната за гранатой впивалась в моллюска, жесткое кальмарье мясо летело клочьями.

Чудовище дрогнуло, стало скатываться обратно, но вернуться в родную стихию было сложно – всякие железки и пластмасски, торчащие из палубы, держали кальмара как зубы кашалота.

С боевой площадки застрочил пулемет, опорожняя кассету. Смолк. Опять открыл огонь.

Пауро брезгливо отскочил от подтекающей зеленой лужи.

– Готов! – разнесся голос Григи сверху. – Капитан! Кальмар сдох!

– Я слышу! – рявкнул Вефаунуи и перескочил на спасательную капсулу. Палубы с нее видно не было – десятки тонн склизкого «морепродукта» погребли ее, исходя вонью, истекая зеленью.

– Жожо! – подозвал Пауро фиджийца. – Дуй вниз и зови всех наверх – будем убирать эту падаль…

Кавторанг зажмурился и потряс головой. Великие небеса… Пятидесятиметрового гада надо будет пошинковать и мелкими порциями посбрасывать в море… Та еще работенка!

…Без обеда, до самого ужина команда «Карахаупо» очищала палубу от расползшейся туши мегатойтиса. Перемазались все – от стармеха до кавторанга. Умаялись так, что заснули там, где стояли, – прямо в липких, грязных, вонючих комбезах, посреди выдраенной палубы. Запашок еще витал над кораблем-музеем, но к нему уже притерпелись.

Кое-как обмывшись, проглотив сухпаек, Пауро ощупью добрался до каюты и свалился на разобранную постель. Неимоверным усилием он заставил себя выйти на связь и доложил командованию:

– Гигантский кальмар напал на эсминец «Карахаупо», видимо, принял нас за кашалота… Кальмар уничтожен. Корабль требует ремонта… Конец связи.

Пережив морское сражение с чудовищем глубин, Грига почувствовал позыв к покою и чувственным удовольствиям, ибо страсть к приключениям была утолена с перевыполнением плана. С Таити, куда дотелепался «Карахаупо», Зикуновишна вылетел обратно на ИТО Витязя – ударно отдохнуть – и поработать, когда одолеет такое странное желание.

Берег ИТО поднимался выше, чем у «натуральных» атоллов, – метров на пять, поэтому даже сильные тайфуны не заливали его волнами. Кольцевой риф прорезали три глубоких прохода – это было удобно для катеров и субмарин, беспрепятственно минующих рифовый барьер в сотню метров шириной, но приходилось загораживать каналы решетками, дабы акулы не проникли в лагуну.

Узловатая, иззубренная поверхность кораллового рифа вся была в промоинах и стоковых ложбинах, и вода стояла где по щиколотку, где по колено. Ветви кораллов соревновались здесь в расцветке с рыбами и моллюсками. Кое-где торчали коралловые останцы и отдельные глыбы, а ближе к океану, в зоне прибойных желобов и гребней, безостановочно набегала и отступала пенящаяся вода. Волны откатывались, обнажая коралловую гряду, красную от бурых водорослей, – остров словно скалился, показывая зубы океану: врешь, мол, не возьмешь!

Но гулять лучше не по колючему рифу, а по солнечному пляжу, погружая босые ноги в горячий сухой песок, цветом белее сахара. На пальмах висят не созревшие кокосы, белоснежные соцветия на пышных кустарниках источают одуряющие благовония. Возле самых ваших плеч парят белые морские ласточки, маленькие ящерки прыскают во все стороны, и ковыляют повсюду алые раки-отшельники, волоча на себе ворованные раковины… Рай! Или что-то, очень на него похожее.

Сколько уж раз Грига давал себе обещание гореть на работе и кипеть энтузиазмом! Пока шла сюда рейсовая субмарина и надо было грузить «условно-живую» рыбу, он был готов к трудовым свершениям. Как только решетки задвигались за атомариной, мощно прущей в надводном положении, – всё. Горение тухло, кипяток остывал.

Шелест пальм и шуршание мелкой волны в лагуне нашептывали нечто весьма далекое от гимна в честь трудовых подвигов.

Зикунов обошел птерокар кругом, глубокомысленно оглядел вытащенный блок двигателя, приложил ладонь к нагретой пластмассе борта, достал рукой и покачал гибкое крыло.

– Опять слонялся? – спросила Ксения.

Грига живо обернулся. Ксения, затянутая в гидрокостюм с рожками аквастата, прыгала на одной ноге, снимая ласт. Да, подумал он, красивая напарница, слов нет. И духу тоже нехватка.

– Слонялся… – вздохнул Грига. – И отчего я не механик?

Ксеня рассмеялась и взялась стягивать с себя гидрокостюм. Зикунов заинтересованно следил за тем, как зеленоватая «лягушачья кожа» совлекается, освобождая покатые плечи, высокую крепкую грудь, весьма заметную талию, круглые бедра и стройные – ну, может быть, немного худоватые – ножки.

– В садке у бонит кислорода маловато, – сказала Ксения, будто и не замечая плотоядных взоров студента. – Наверное, фильтры забиты… Ты когда их менял в последний раз?

– Всегда, – невпопад ответил Грига.

Ксеня коварно улыбнулась и склонила голову, ладонями оглаживая живот.

– Что-то у меня лохматость повысилась… – проговорила она озабоченно.

– Давай, сведу! – тут же вызвался Зикунов.

– Обойдешься! – сказала Ксения и показала Григе язык.

Она потянулась, вытягиваясь стрункой, и пошла к дому, напевая нечто плавное и печальное. Однако юркая попка, живая как ртуть, выражала совсем иное настроение.

Грига уныло вздохнул. Когда долго не видишь хорошенькой женщины, хочется на нее посмотреть. Но когда на нее глядишь, пялишься, любуешься – появляется желание и поосязать… Только вот Ксюха будто и не замечает его страданий. Наоборот – она еще и издевается! Ксеня на два года старше Григи, и эта разница дает ей право – так она считает – относиться к нему как к школьнику, влюбившемуся в учительницу.

Григорий душераздирающе вздохнул и с усилием потер щеки. Вот жизнь…

Он посмотрел вслед Ксене. Инженер-маритехник в крошечных трусиках стояла на крыльце, принимая солнечную ванну, вокруг нее скакала голенькая Лизка, херувимчик двух лет от роду, а робот все пытался подать Ксении сомбреро – не дай бог, голову напечет…

Грига насупился, ожесточился и решил поработать. Подцепив пальцами ног разношенные сандалии, он направился к садкам. Сверху только и было видно, что красные и белые шары поплавков, редкими понизями чертящие лагуну вдоль и поперек, разбивающие ее на квадраты садков. В самом крупном крутились макрели. Еще два садка занимали корифены – тут сетку продолжали и над водой, чтобы не выпрыгивала рыба. А красива корифена! Ярка. То медью отольет, то лазуритом брызнет. А вытащишь ее на предмет готовки – серой становится, черными пятнами покрывается, потом делается сплошь серебристо-белой. Пять минут проходит – смотришь, и расцветка вернулась, и переливы…

Грига протопал по пластмассовым мосткам и заглянул в лючок кислородного фильтра. Да вроде чисто… Ну ладно, пойдем на самопожертвование – поменяем фильтры! Зикунов достал из пузырящейся воды блок плоских кассет и сменил самые темные. Пойдет…

С чувством исполненного долга он осмотрел лагуну – и заметил непорядок. Какая-то штука, вроде полуспущенного надувного плота, медленно дрейфовала по тихой воде. Или это запасной парус сорвало и сюда занесло? Да нет… Цвет какой-то странный, темно-розовый с серым… Вдруг штука зашевелилась и ушла под воду. Грига похолодел. Он узнал этот цвет!

Около садка с макрелями выметнулись в воздух чудовищные, по-змеиному извивающиеся щупальца. Кальмар играючи разорвал силикетовые сетки и залез в садок к обезумевшим макрелям. Вода в садке вскипела, перепуганные рыбы носились торпедами, потерявшими цель.

– Ксюха! – истошно заорал Григорий. – Ксенька-а! Но «маритехнички» на крыльце не было. Ни Лизки не видать, ни кибера. Грига пошагал к дому – было стыдно и невозможно бежать от головоногого. Оглушительный всплеск заставил его оглянуться – горовидная пупырчатая туша вынырнула напротив Ксенькиного дома. Зикунов стартанул так, что песок полетел из-под пяток.

– Ксеня! – кричал он, задыхаясь. – Ксень! Молодая женщина выглянула в окно – обольстительный поясной портрет – и недовольно сказала:

– Ты можешь потише? Лизка только заснула!

– Уходим! – крикнул Грига. – Хватай Лизку, и бежим! Нахмуренная Ксения глянула ему за спину – и ее глаза округлились. Ни слова не говоря, она бросилась в детскую. Зикуновишна, унимая биение сердца, оперся рукой о стену дома и глазами смерил расстояние от дома до воды. Получалось метров десять. Плохо…

Кальмар медленно погрузился и вдруг огромной массой ринулся к берегу. Разметав причал, он выбросил вперед ловчие щупальца и уцепился ими в столбы веранды. В доме закричали, и Грига кинулся к окну. Из детской выбежала Ксения, она несла на руках сонную Лизу. Со спины женщину прикрывал робот, активировавший ручной лазер.

Дом тряхнуло, вся веранда сложилась, как бумажная, и щупальца отбросили ее, будто использованный пакет.

– Держи! – Ксеня протянула Григорию Лизу. Студент принял ребенка, разрываясь между желанием помочь Ксении вылезти в окно и позывом бежать подальше.

Инженериня живо перескочила через подоконник и отобрала у Григи дочь. Робот покинул дом последним – он отступал, пятясь задом. Гибкое щупальце вскинулось на крышу, срывая пластмассовую черепицу, и луч лазера перечеркнул его, надрезая и пуская вонючую кровь. Кожа кальмара ярко покраснела, и руки его обхватили дом, проникая в окна, в двери, проламывая потолок. С хрустом подалась стена, фасад прочертила трещина, и дом распался – одна половина его рухнула на пляж, другая придавила кусты роз.

Григорий и Ксеня со всех ног кинулись в пальмовую рощу, куда уже сбежались перепуганные соседи – в купальниках или без. Двух отроковиц-близняшек укрывал один плащ, их сосед того же возраста нервно обматывал костлявые чресла полотенцем, при этом лицо его напоминало цветом кальмара в лагуне. В любое иное время Григорий с удовольствием бы осмотрелся, но мегатойтис все портил. Его щупальца дотянулись до пальм, пригибали стволы к земле, выламывали деревья, срывали кроны. Захватив рукою голый ствол, цефалопод принялся орудовать им, как дубиной, сбивая с пальм орехи и листья, оставляя ямы в песке.

Люди отбежали на внешний берег, поближе к прибою, подальше от «бешеного кальмара». Слышались возгласы:

– Надо вызвать охрану!

– А чем она тебе поможет?!

– И оружия, как назло, нету!

– Вон, кибер пробовал лазером!

– Да это ж тебе не геологический робот! Тот бы почикал!

– Грига! У тебя уже вроде как опыт есть…

– Правильно!

– Может, этот гад сам уйдет?

Но кальмар не уходил. Разрушив дом Ксени, он сполз в лагуну и стал крушить садки. Корифены взбесились – они прыгали в воздух, кувыркались и делали кульбиты. Мегатойтис подождал, помавая щупальцами, словно любуясь рыбами-акробатами, а потом принялся их ловить и отправлять в рот. Клюв его ритмично щелкал – словно дверца атомокара хлопала.

Насытившись, кальмар решил продолжить игры с людишками. Он подплыл к берегу, высунулся из воды, поглядел на двуногих и ушел обратно. Но недалеко – тускло-багровый горб выставился над поверхностью, заколотила по воде изгибистая колоннада щупалец.

– Не хочешь уйти по-хорошему, – прошипел Зикунов, – останешься здесь по-плохому!

Подобрав у птерокара свой инструмент, он направился к будке трансформатора – энергоприемник в поселке был один, общий. Пригибаясь к земле, шныряя от пальмы к пальме, Грига подкрался к гудящему агрегату, дотянулся до ручки и повернул ее вниз. Гудение смолкло, зеленый огонек сменился на красный. Поглядывая на лагуну, где кружило чудовище, инженер-контролер опустился на колени и руками разгреб песок. Докопавшись до кольчатого кабеля, он с натугой, зарываясь ногами, вытянул метров десять серебристой кишки. Достав электрорезак, Зикунов перепилил жилы и потащил кабель к мосткам. Хрипло дыша, Грига опустил его в воду и вздрогнул – к жилам тут же сунулась корифена.

– Чтоб тебя… – прошептал он, унимая сердечно-сосудистую.

Зикуновишна поднялся с колен, подобрал с песка гнилой орех и запустил его в кальмара – тот живым островом бугрился у садка с молодыми тунцами. Кокос ударил мегатойтиса между глаз. Зрачки – черные круги с большой таз величиной – задумчиво глянули в сторону берега, и тишина резко сменилась шумными всплесками и бурлениями. Кальмар рванулся к берегу, а из пальмовой рощи донесся испуганный визг:

– Гриша! Уходи скорей! Гри-га!

– Ща-ас… – прошептал Грига, медленно отступая к трансформаторной будке.

Во рту у него было сухо, желудок заморозился, а пот катил градом. Громадным кольцом на пляж упало щупальце и развернулось, прогибаясь к будке. Поверх упало другое. Щупальца сплелись в мощную склизкую косу и, облепленные песком, потянулись к Зикунову.

А тот, как завороженный, глядел на присоски с роговыми зубчатками и никак не мог нащупать рукоятку. И глаза скосить у него тоже не получалось – Грига пялился на кальмара, как заколдованный, и шарил ладонью по горячей стенке будки. Плетенка из щупалец добралась до трансформатора, разошлась клещами, нависла… И тут рука Зикуновишны легла на кругляш рычага. Он плавно повернул и дожал рукоятку. Красный индикатор мигнул и сменил цвет на зеленый.

Щупальца взвились в воздух, опережая сноп синих искр. Рвущие слух трески перемешались с бурлением воды, а злосмрадную волну аммиака перебил запах озона. Ловчее щупальце конвульсивно обхватило трансформаторную будку, рвануло за крышу, и новый сноп искр ударил выше пальм.

Чудовище лежало на воде, подергиваясь и трепеща – вольтажу хватило…

Григорий снова перевел рукоятку в нейтраль. Трески стихли, шаговое напряжение пропало, и студент опустился на песок. Из рощи слышались возбужденные голоса, по лагуне мчалась пара катеров, но ничто уже не трогало Григу. Равнодушно водя глазами по недвижному чудовищу, он заметил молниевидный шрам. Это был Альбус – так зоопсихологи называли одного из сбежавших чудищ. «Карахаупо» доконал Панурга.

Грига пожал плечами – одним Альбусом больше, одним меньше… К туше подобрался Ксенин робот, осмотрел тулово, обло и озорно, и доложил, что кальмар сдох. Грига согласно покивал.

Перед ним опустилась на корточки Ксеня. Стряхнула с его волос песок и сказала:

– Спасибо, Гриша.

Гриша окаменел. Его покинули мысли, у него отказали эмоции, его более не посещали желания. Григорий смотрел, не отрываясь, на Ксенину грудь и улыбался.

– …Вот так оно все и было, – проговорил Зикунов. – С тех пор я мясо кальмара в рот не беру. Как нюхну – так и вспомню.

– Пошли спать, а? – пробормотал Рич. – Сутки, то есть, как бы, на ногах.

– Пошли, – поддержала товарища Вита.

Усталые и довольные, друзья расползлись по палаткам. Ночное море вздыхало и сдержанно шумело, а в ясном небе наливались ртутным сиянием две круглых луны.

Боку разбудили непонятное хрюканье и громкие всплески. Сев, девушка протерла глаза. Луны светили как прожектора, заливая тент ярким голубоватым светом и очень четко обрисовывая шевелящиеся контуры, как в театре теней. Спросонок Вита не могла разобраться, что ей «показывают» луны, а когда поняла, то помертвела – тень отбрасывали щупальца тех мерзких головоногих, что копошились за линией прибоя.

Она спешно ткнула пальцем в перепонку, та лопнула – и поток теплой воды хлынул внутрь, сбивая девушку с ног. Вита завизжала, больше от неожиданности, чем от страха, поднялась – вода стояла по колено – и бросилась к выходу. Шлепнув по надутому тенту, сунулось мокрое щупальце. Коснулось ноги Виты и мгновенно обвилось, сжало – и дернуло с силой. Закричав, Бока упала в воду, погружаясь с головой, вынырнула и стала колотить кулаком по скользкому и слизкому.

– Пусти! Пусти, гадина!

Из тени палатки сверкнули два желтых диска – глаза чудовища – и раздалось утробное хрюканье. Завоняло аммиаком.

– Витка! – проорал невидимый в ночи Грига. – Пригнись!

Девушка молча присела, судорожно вдыхая и отплевываясь. Ослепительный луч прошил светлую ночь, подрезая бок палатки и впиваясь в блестящую бугристую тушу. Один глаз чуда-юда погас, кожа, словно жиром смазанная, лопнула, и фонтаном брызнула черная вонючая жижица. Тонкое щупальце, стиснувшее ногу Виты, медленно разжалось.

Всхлипывая, Вита быстро отползла. Привстав, она побежала, спотыкаясь о разлезающиеся снопы водорослей. Выбежав на сухое, Бока обернулась и задохнулась от ужаса – десятки круглых глаз смотрели на нее из воды, будто тусклые фары. Спокойная вода приливала, подтянутая сдвоенным притяжением лун, и волновалась, горбилась множеством бугристых выпуклостей – моллюски перли на берег, словно брали его приступом. Усиленное хрюканье и харканье, плески и хлюпы озвучивали кошмарное нашествие.

Подбежал Грига в шортах, натянутых шиворот-навыворот, и вскинул бластер. Прерывистая струя плазмы, калящаяся желтым цветом, ударила в десятиногую тварь и пробила ее, как мешок с тухлятиной.

Сгребая потоки песка с дюны, скатился Лобов. В руках его поблескивало оружие.

– Глаза! – рявкнул он.

Вита зажмурилась, но и сквозь веки пробивалось бледно-фиолетовое полымя разряда. Вслед за вспышкой ударил короткий гром. Девушка открыла глаза и досмотрела, как десятиног вспыхнул – весь, с головы до кончиков щупалец, превращаясь в сполох. Один пар остался.

– Бей их, ребята! – закричал Рич, подпрыгивая на песке. – Огонь!

Импульсы бластеров, лучи лазеров-гигаваттников, разряды дезинтеграторов били залпами и поодиночке, истребляя океанскую нечисть. В воздухе повис острый запах озона, мешаясь с вечными ароматами соли и гниющих водорослей.

– Мадемуазель, вы в порядке? – крикнул Пиньон.

– Да, шеф! – откликнулась Вита.

– Парни! – подозвал Лобов. – Все палатки закрыть, девушек и женщин проводить до тех круглых домов. И матрасы не забудьте! Николя, бери своих – прочешем дюны! Всё, что с буграми и щупальцами, – под луч!

– Есть, мон женераль! – браво ответствовал Пиньон.

– Это всё Грига накаркал! – радостно провопил Сидоровс. – Понарассказал про кальмаров!

– Молчи, наше всё!

Вита Бока вздохнула с облегчением. Всё в порядке, она среди своих. И только слой слизи на ноге, сохнущий и стягивающий кожу, напоминал о ночном происшествии.

А вверху, на беззвездном небе, сияли две луны, сростясь боками и обернувшись куклой-неваляшкой. «Интересно, – подумала девушка, – Дава спит сейчас или смотрит на луны? А если его взгляд отразится от лун, попадет он в мои глаза?..»

Глава 12 ЗЕМЛЯНИН ВО ДВОРЯНСТВЕ

1

Черная ночь опустилась на Хассе – излюбленный венценосцами цвет закрасил небо и выткал звездный позумент. А вот улицы никак не хотели погрузиться во мрак и тишину. Тысячи факелов озаряли стены дрожащим светом, отбрасывая в проулки шаткие тени и высекая блики в окнах – курредаты отмечали коронацию императора Вантасса.

Неразличимая человеческая масса растекалась между каменными громадами домов и храмов, факельщики орали здравицы, пели гимны и просто вопили от избытка чувств. Голоса сливались в смутный, неразборчивый гул – только это и отличало факельное шествие от плавного течения реки, несущей на себе поток огней на плотиках, как в День Памяти Павших.

– Они бы так же радовались, – несмешливо фыркнул Свантессен, – если бы вместо коронования объявили мое низложение! Охлосу с демосом безразлично, за что пить перебродивший сок ягод квим – за упокой или во здравие, лишь бы выдержанное глотать, да осветленное.

– Не уважаете подданных, мой император? – тонко улыбнулся Давид.

Его величество пожал плечами.

– А за что их уважать? – спросил он.

Широко шагая, так, что полы сутаны развевались, шелестя и прихлопывая, император подошел к окну и затворил тяжелую свинцовую раму со множеством мутных стекляшек, вделанных в переплет. Рама встала на место, и сделалось тихо.

– Вот что, Тавита Вишту, – усмехнулся Свантессен. Его сухое лицо, обращенное к окну, осветилось красноватым отблеском, и профессор ксенологии стал похож на Мефистофеля, кривящего губы в демонической улыбке. – Признаюсь, когда я впервые услышал о том, что ты… что тебя занесло на Маран-им, то испытал немалое раздражение. Зачем мне, думаю, еще и эта головная боль? Однако время прошло, и голова моя перестала болеть.

Ты хорошо проявил себя, я ценю это и думаю, что тебе пора занять высший командный пост – почувствуй на плечах груз ответственности и пойми, каково приходится мне.

Приказ о твоем повышении готов, но не спеши радоваться – работы тебе привалит столько, что… Как говорят в Курре: «Поздравьте долгонога с началом пахоты!»

– Полагаю, что могу работать, – подтянулся Виштальский, – и объемы дел меня не пугают.

Император кивнул и торжественно сказал:

– Я назначаю тебя Великим магистром Имперской безопасности. Или лучше так – возвожу в Великие магистры! В твоем ведении окажутся полиция криминальная и полиция тайная, разведка и контрразведка, управление спецлагерями и резервациями. Тебе будут подчинены Охранные отряды и Черная гвардия. Кстати, я приписал к черногвардейцам не только рыцарей с арбалетчиками, но и штурмовиков-огненосцев. Короче говоря, ты станешь распоряжаться могучей силой принуждения и подчинения. И я приказываю тебе употребить ее по максимуму!

Давид повел себя так, будто новое повышение его не касается, – таков этикет.

– На этой декаде финиширует еще один земной флот, Второй, – продолжил император. – Прибудут крейсера Пятой и Седьмой космических эскадр. Они выведут на орбиту несколько планетарных гипноиндукторов – старой модели, но нам сгодится. Если я правильно расслышал, это будут направленные психоизлучатели типа «Матрикс». У нас с Землей всё оговорено, и данное макроскопическое воздействие одобрено Советом Мира. Вижу вопрос на челе твоем, магистр, и отвечаю: нет, никакие силовые акции не планируются. Просто флотские психоинженеры будут облучать те или иные области Курре, а твоя задача, магистр, собирать, вернее, подбирать тех из обработанных, кто является врагом короны. Надо очистить от колдунов и ведунцов все так называемые «святые места» – корабли с учеными, землянами и сириусянами, вот-вот прибудут, и надо сразу разворачивать фронт исследовательских работ.

– Так вот для чего вам потребовалась новая религия! – озарило Давида. – «Божники» уверовали в единого Творца, и всякие мегакомплексы для них уже не святыни, скорее уж богомерзкие капища, а «колдуны» с «ведунцами» – как бы еретики и сатанисты, враги веры. Первые сами покинули объекты культуры Волхвов, а вторых можно разбивать и расточать, вязать и решать! И освобождать объекты для наших ученых.

– Ты поразительно догадлив, мон шер ами, – улыбнулся император.

– Мне потребуется техническая поддержка, – сказал Давид деловито. – Надо будет оперативно доставлять черногвардейцев в облученные поселения, и…

– Безусловно, – перебил его император. – Флотские спустят нам достаточное количество эмбриосистем, и те развернутся в вертолеты и турболеты. Сам понимаешь, закон запрещает снабжать отсталые планеты новейшими образцами, так что никаких антигравов, никаких флаеров.

– Обойдемся, – сказал Давид. – Но все равно потребуются пилоты.

– Тебе передадут роботов-андроидов экспериментальной серии, тебе лично. А также оружие, легкие боекостюмы и миниатюрные ДПС – диссекторы психосущности, чтобы можно было быстро и надежно выявлять колдунов и ведунцов. Отделять, так сказать, агнцев от козлищ! Так что, готовься. Да, вот еще что. Чин Великого магистра автоматически производит тебя в дворянство, Тавита. Отныне ты имеешь полное право именовать себя комитом. Но! Император, согласно древним законам и обычаям, хоть и обладает верховной властью, но ничем не владеет – ни землями, ни недвижимостью, ничем. А комита без земель и замков здесь не уважают. Поэтому тебе нужно навестить нашего друга короля. У «Толика» полно сеньорий и фьефов,[7] ты попроси его хорошенько, пусть бы одарил тебя. А чтобы его высокородие был посговорчивей, поднеси ему бочку игристого анжуйского – я вчера как раз синтезировал двести литров.

– Хорошо.

– Вот карта, выбери место родовых владений, которое тебе понравится.

Давид подошел к большой карте Восточного континента. Вся она была испещрена странными значками, исчеркана прямыми и кривыми линиями, покрыта зачерненными квадратами и многоугольниками, звездами и спиралями.

– Я сюда нанес все следы деятельности Волхвов, известные на сегодня, – пояснил Свантессен.

– Угу.

Давид приглядел местечко у моря, к северу от Хассе, где среди скал и дюн поднимался терминал подземного туннельного города, – курредаты считали это строение замком.

– Вот это можно?

– Бери! – сделал щедрый жест император. – Это замок Мосса, там красиво. Ну а пустая бочкотара здесь, в подсобке, синтезаторная – через дверь от нее. Удачи, граф!

Великий магистр, комит Тавита Вишту-но-Мосса, изысканно поклонился и вышел.

Он чувствовал себя дураком, пока катил тяжелую бочку с вином в королевские покои, но радость монарха-пропойцы была столь велика, что Виштальский мигом повысил самооценку.

– Это всё мне? – промурлыкал Толло-но-Хассе, сияя и лучась.

– Вам, ваше высокородие. Позвольте.

Давид выковырял пробку и ловко наполнил кубок под рубиновой струей.

– Испробуйте, ваше высокородие!

Король мигом отобрал кубок и как следует приложился. Вылакав половину, Толло отдышался и спросил, умиротворенно и благодушно:

– С чем пожаловал Великий магистр? Как идет охрана короны?

– Корона в полной безопасности, ваше высокородие. Вот только неловко чувствую себя в своем новом положении… Обрести титул графа почетно и приятно, но какой прок от знатности, ежели не опираешься на свою землю? Мне бы замок Мосса приобрести, от ваших щедрот.

– Да, – подтвердил король, – я щедрый! Ик! Эй, кто там есть с пером и пергаментом?

Подбежавший слуга мигом расставил складной столик, расстелил лист пергамента и замер с тростинкой в руке.

– Пиши! «Я, король Толло-но-Хассе, соправитель императора Вантасса, великий князь Горгии, владыка Заморья, дарую на вечные времена земли в окрестностях замка Мосса верному стражу короны графу Тавите Вишту за великие заслуги перед народом и государством». Дата. Подпись.

Писарь аккуратно вывел последнее слово, посыпал текст песочком, сдул – и с поклоном подал бумагу королю. Толло-но-Хассе поставил размашистую витиеватую роспись и крикнул:

– Печать!

Откуда ни возьмись появился хранитель печати. Толло подышал на кругляш и приложил к пергаменту.

– Пользуйся, граф!

– Премного благодарен, ваше высокородие. Однако монарх уже не интересовался землянином во дворянстве, он нетерпеливо подзывал виночерпия – не самому же наполнять кубок.

Удалившись из покоев, Давид разогнул спину и свободно вздохнул. Однако господину графу стоит посетить свое дворянское гнездо, подумал он.

Свернув пергамент трубочкой, Виштальский сунул его в кошель-набрюшник и спустился во двор. Там его поджидали друзья-однополчане. Возвышение Давида и их подняло прицепом – Зесса с Коггом произвели в старшие приоры, а Нанга сделали младшим маршалом. Чего ж не порадеть за своих?

– Можете обращаться ко мне по-простому, – ухмыльнулся Давид, – «Ваше великославие!».

Друзья осклабились, переглянулись, и оба сделали одинаковый жест – потерли пальцами. Такое дело обмыть надобно!

Из тени навеса вышел Буссе, комит, а также Великий маршал, командующий штурмовиками-огненосцами, и поклонился своему новому начальнику.

– Жду ваших приказов, кхенти, – измолвил он нейтральным голосом. Заметив неприязненный взгляд Виштальского, Буссе нацепил открытую улыбку рубахи-парня, добавив тише и глуше: – Предлагаю забыть то, что случилось на берегу, но помнить то, что происходило в море.

Давид подумал и ответил:

– Хорошо. Я отъеду ненадолго в Моссу, пошлешь со мной полусотню огненосцев.

– Слушаюсь.

– И с остальных не слезай – никаких увольнительных и прочих послаблений. Очень скоро нам привалит работенки – это я передаю слова императора Вантасса.

– Понял, кхенти. Всё сделаю в лучшем виде.

– Я надеюсь. – Обернувшись к Зессу, Давид сказал: – Возьмешь сотню рыцарей, проводите меня до Моссы. Догоняй!

Вскочив на Мауса, Давид покинул двор и выехал на Главную улицу.

Центральная артерия города сохранила с вечера все признаки массового гулянья – каменные плиты были усеяны, а кое-где просто завалены скорлупой, объедками, догоревшими факелами. В одном месте лежал засохший букет, в другом – стоптанный башмак, а в третьем валялись штанишки с завязками, судя по размеру – девичьи. Давид поглядел на этот предмет одежды и порадовался, что Свантессен ввел новую форму для Черной гвардии – куртка и длинные брюки, заправленные в сапоги. Первое время черногвардейцы стеснялись ходить в женской одежде, но быстро оценили нововведение, проехавшись верхом, – больше ни у кого не чесались ноги, натертые грубой щетиной долгоногов.

Давид не успел доехать до Северных ворот, как услыхал цокот копыт – его догоняли, не смешиваясь, эскадроны рыцарей и огненосцев. Форма на них была одна, черногвардейская, но штурмовики-огненосцы, гордо выставляющие напоказ двухпотоковые бластеры, все еще задирали нос, будучи уверенными в собственной избранности. Ничего, две-три схватки сплавят в один слиток и горцев, и рыцарей, и огненосцев.

Скакали на север, по местам, где Давид еще не был ни разу. Садов-огородов здесь не водилось, землица была худая. Скалы и редкий лесок – сплошь растрепанные вилльны.

Окружали Моссу пространства безлюдные и глухие – песок да камни, сильно выветрившиеся скалы да шуршащая на ветру трава нух, росшая пучками. Море было совсем рядом, волны с грохотом лупили в берег, взбивая пену, а на галечном пляже догнивал костяк выброшенного на берег псевдоспрута, обклеванного птицами.

Саму Моссу мешала увидеть пологая гора, вся прочерченная извилистыми линиями террас, на которых отливала зеленым молодая поросль квим.

– А недурные у вас земли, граф! – громко сказал Буссе, скакавший слева от Давида. – Небось сок бочками собираете! Аж завидки берут.

Виштальский подозрительно глянул на комита – смеется он, что ли? Но Буссе был абсолютно серьезен, поглядывал с этаким уважением – да, мол, здорово ты меня обскакал. Вон сколько земельки хапнул, и какой!

– Не знаю, – проворчал Давид, – я тут первый раз.

– А мы управляющего попытаем!

Замок Мосса открылся неожиданно – долгоноги пролетели крутой поворот, и вот он, терминал тоннельного города. То ли четыре, то ли все пять стен терминала-замка описывали концентрические круги, вмещаясь одна в другую по принципу матрешки. Их соединяли горбатые мостики и галереи, овальные в разрезе, и с обеих сторон прижимались тонкие высокие башенки. Иногда они перерастали стену высотой, порой не доходили и до середины. Академик Линдгрен считал эти башни климатизаторами, а его оппоненты были уверены, что «квазитуриты» служили украшением, архитектурным излишеством.

Вертя головой, Давид въехал через треугольные ворота за первую стену, где его встречал суетливый управляющий. Он мило улыбался, но взгляд был настороженным. Давид молча протянул ему королевскую грамоту. Управляющий прочел высочайший текст, шевеля губами, и улыбка его стала уж вовсе елейно-медовой.

– Уж как мы рады! – всплеснул он пухлыми ручками. – Уж прямо не знаю, как!

– Сколько бочек сока квим заготовлено? – сурово спросил Виштальский.

– Тридцать две! – отрапортовал управляющий, преданно пуча глаза.

– Врешь – и не краснеешь. Ну ладно, о хозяйстве потом как-нибудь. Устрой долгоногов, задай им корму. Размести людей и сообрази обед.

– Это мы мигом!

– Звать-то как?

– Из Заречья мы, Ксо мое имя!

Давид спрыгнул с Мауса и передал зверя подскочившему шталмейстеру. «А хорошо быть комитом!» – мелькнуло у него. Отряхнув пыль, Виштальский отправился вдоль наружной стены Моссы. Между нею и стеной внутренней могли в ряд проехать шестеро-семеро всадников. Полоса гладкого пластилита плавно загибалась, словно улица, только вот стены, зажимающие ее, были глухими и гладкими. Лишь кое-где их вогнутую и выпуклую поверхности продавливали башенки или углубления-ниши, прорезали длинные узкие пазы, дырявили круглые отверстия.

Пройдя метров сто, Давид обнаружил треугольный проем во внутренней стене и увидел за ним той же формы зияния в третьей, четвертой и пятой стенах. Проходы шли по прямой, открывая центр терминала – полусферический купол с обломанным шпилем. Пятая стена поднималась выше всех и ужимала небо в небольшой розовый кружок, пряча полусферу в густую тень.

Давид обернулся – и увидел за спиною сдержанного Зесса, ухмылявшегося Буссе и управляющего. Ксо встретил его взгляд и тут же искательно улыбнулся. Почувствовав раздражение, Давид велел себе успокоиться и погладил шершавую поверхность центрального купола. Все дружно охнули – стена под его рукой подалась, вдвигаясь вовнутрь, и открыла вход в форме равнобедренного треугольника.

– Чудо-о! – проблеял Ксо. – Вовек не открывались эти стены! Замок слушается вас, комит! О-о!

Зесс, уняв потрясение, склонился к Давиду и спросил шепотом:

– Обруч на вас, кхенти?

– На мне.

Транслятор обжимал голову галактиста плотно, но не давил и не был виден под шляпой.

– Вот потому-то Крепость и слушается вас, кхенти! – заключил Зесс.

– Ты прав, – согласился Давид и добавил: – А будешь еще «выкать» – получишь!

– Так точно! – осклабился приор. – Посмотреть, что там?

Ответить Давид не успел. Блок-универсал, один из причиндалов, положенных ему по званию, требовательно закурлыкал, и Виштальский привычным движением выцепил коммуникатор из нагрудного кармана.

– Алло? – сказал он, усмехаясь при виде округлившихся глаз друзей (управляющий аж присел от почтения). Неяркая стереопроекция обрисовала бюст Свантессена. – Слушаю, мой император!

– Эскадры вышли на орбиту, – возбужденно сообщил тот, переходя на русский язык. – Ты в Моссе?

– Здесь.

– Тогда не покидай терминал – я дам твои координаты флагману, чтобы он высадил десантные боты поближе к тебе.

– Эмбриофоры?

– И эмбриотехник в придачу. Сегодня активируете все эмбрио – и будь наготове – завтра приступаем к зачистке!

– Понял.

– Всё, жди.

Давид обернулся к куполу, но стена уже вернула себе первозданную гладкость и незыблемость. Ничего, это успеется.

– Пойдемте наружу, – сказал он, – осмотримся. Скоро к нам гости пожалуют.

– Откуда? – пролепетал Ксо. – Не из Хассе ли?

– Нет, – усмехнулся Виштальский.

– Из Заморья?

– Нет.

– А откуда тогда?

– С неба.

– С-с… – выдавил управляющий и медленно задрал очи горе.

– Вот именно, – хладнокровно подтвердил Давид. – За мной, ребята!

Местность между Моссой и террасированной горой представляла собой русло древней реки, высохшей неведомо когда. Плотный песок, перемешанный с галькой, и пласты камней-окатышей, сцементированных белой глиной, должны были выдержать даже рейсовый звездолет, не то что десантные боты.

Небо было ясное, и в тускло-розовой вышине медленно скользили белесые пятнышки – так с поверхности Маран-им представлялись громадные планетарные крейсеры – дискоиды диаметром в шесть, а то и в восемь километров. А потом в розовой мути словно точки поставили – это проявились долгожданные десантные боты. Крошечными перчинками скользнули они поперек небес, вырастая в черные капли, и окончательно оформились – два притупленных конуса зависли над сухим руслом и плавно опустились, вывернув посадочные упоры.

– Я не верю, что это Творцы… – пробормотал бледный Зесс и облизал пересохшие губы.

– И правильно делаешь, – сказал Давид. – Это не Творцы, это мои однопланетники.

Управляющий торопливо забубнил молитвы, совершая отвращающие движения ладошками.

Бесшумно разошлись пластметалловые шторы, открывая зевы грузовых отсеков, и по блестящим трапам сошли пилоты в форме космической пехоты – все они были затянуты в блестящие черные комбинезоны с серебряными накладками, бляхами и шевронами.

– Совсем как мы. – пробормотал Когг.

– И форма та же, – подхватил Буссе.

«Вот тебе и весь культурологический шок», – подумал Виштальский и пошагал навстречу пилотам.

– Нам нужен Великий магистр! – крикнул один из них, старательно выговаривая дифтонги курредатского наречия.

– Можно и по-русски, – отозвался Давид, – а Великий магистр – это я.

– Всегда завидовал галактистам! – рассмеялся чернявый пилот, смуглый и по-южному шустрый. – Здорово, земеля, я Григол! Не «эр», а именно «эл»! Григол Якобашвили, пилот и по совместительству суперкарго. Понял, да?

– Вах! А я – Давид. Что приволокли?

– «Сперматы»! Три тяжелых геликоптера и три турболета. Ну и так, по мелочи. Поможете выгрузить?

– Без проблем. Зесс, Когг, Буссе! Надо груз принять.

– Надо так надо, – сказал Когг и еще на три шага приблизился к боту.

Вшестером они выкатили ровно дюжину «сперматов» – эмбриосистем в граненых оболочках.

– Эти вот – вертолетные, расставляем их группами по три, – командовал медлительный светловолосый эмбриотехник по имени Карл-Густав. – Смотрите, не перепутайте. Там на каждом номера.

– Не боись, – пропыхтел Виштальский, подкатывая эмбриофор нумер два к нумеру один. – Зесс, у тебя третий, сюда его!

Через десять минут все системы были расставлены. Карл-Густав обошел все «сперматы» и активировал их.

– Всё! – доложил он. – Пошла настройка. Часов через восемь—десять «остынут», и можете пользоваться.

– Слушай, дорогой, – пропыхтел Григол, – тут еще посылочка.

Якобашвили, пятясь задом, выволок длинный пластмассовый ящик. Давид заглянул вовнутрь – ого! Оружие!

– Тяжелый широкопольный органический дезинтегратор – две штуки, – перечислял Григол. – Пакетная система лазерного огня – четыре штуки. Плазменный излучатель средней мощности «Перун» – три штуки. Двухпотоковый бластер в единственном экземпляре – лично для господина магистра!

– Премного благодарны, – усмехнулся Виштальский. – И где ж вы такое старье сыскали?

– Да оно почти что новое! – встопорщил усы пилот.

– Ладно, замнем для ясности… Трапезничать не желаете?

Пилоты переглянулись, и Карл-Густав, как старший по званию, дал «добро».

– Один час, – определил он срок трапезы и внушительно добавил: – Время пошло.

– Ну и мы пошли!

Управляющий почесал вперед – и расстарался на славу: гости графа и Великого магистра остались довольны. Григол, перебравший сока квим, раскраснелся, расшумелся и даже выдал протяжную грузинскую песню.

Зесс и Когг подпевали. Порядком захмелевший Буссе упросил Карла помочь ему спеть горскую балладу – комит горланил куплеты, а эмбриотехник, дальний потомок тевтонов, рявкал в положенных местах воинственное «Хей-хо, хо-хей!».

Успело стемнеть, взошла первая луна.

Места в узких высоких покоях, проплавленных внутри стен, не хватило, и все высыпали на кольцевой двор. Григол до того разошелся, что двора ему мало стало, и, с воплями «асса!», пилот выскочил за ворота замка. И тут же страшно заклекотал, оседая в пыль, – в груди его сидела длинная стрела.

Давид мигом протрезвел.

– Огненосцы – на стены! – заорал он. – Рыцари – стройся клином! Щиты сбить! Плотнее! Мечи к бою! Вперед!

Рыцарский клин с ревом выдвинулся из треугольного проема. Давид почти ничего не видел в потемках, а лунное сияние больше мешало, чем озаряло, но тут со стен ударила пара бластеров и высветила все вокруг, тускло отразившись от шаров эмбриофоров и десантных ботов.

Виштальский увидел две осадных башни, поставленные на катки. Каждую из них толкала пара откормленных сукури. Звери порыкивали и побрякивали пластинами брони, с силою упираясь лапами в плотный грунт.

Башни-гелеполы были двухэтажные – с первого яруса по рыцарям стреляли баллисты, заряженные огромными копьями, со второго метили лучники и арбалетчики, а с крыши работала катапульта.

Давид взлетел на стену как раз в тот момент, когда сработало левое метательное орудие – огромный ком промасленной пакли с гулом пролетел, описывая дымную, искристую дугу, и грохнулся в кольцевом дворе, разбрасывая снопы искр и струи пламени. Грохнула правая катапульта – эта выпустила громадный валун и попала – каменная глыба разнесла маленькую башенку у самого верха стены.

– Р-ру-ух! – рыкали рыцари.

– Творцы с нами! – орали нападающие.

В ту же секунду десятки колдунов в коротких металлопластовых кольчугах набежали из темноты за осадными башнями. Они размахивали мечами и на все лады поносили императора. Прикрывая своих, работали лучники, посылая стрелы по гребню стены.

– Как в кино… – пробормотал Карл-Густав.

– Что с Григолом? – резко спросил Виштальский.

– Пустяки, дело житейское… Грудь пробило. Лёха, наш врач, уже обработал рану. До свадьбы заживет.

Рыцари и колдуны сшиблись с грохотом и звоном, с воплями и визгом.

Мечи лязгали и гремели, выбивая снопики искр. И убивая.

«Когда же вы угомонитесь! – подумал Давид, ярея. – Тысячи переловил, пересажал, отправил кого на каторгу, кого на виселицу, а они всё лезут и лезут!»

– Хватит, – буркнул Виштальский, – поигрались – и будет.

Угадав его намерения, Буссе нахмурился и сказал неуверенно:

– Это запрещено для стандартных ситуаций.

– Плевать!

Достав бласт, Давид снял его с предохранителя и выстрелил по левой башне. Ослепительный импульс вошел в гелеполу, будто впитался ею, и вспышка плазменного взрыва сначала ударила изнутри, сквозь амбразуры и порты, и лишь потом разнесла башню по досточкам, по брусочкам.

Буссе тут же подлетел к своим огненосцам и отобрал лазерный лучемет. Фиолетовый луч так и заплясал, полосуя правую башню, – крики разрезаемых смешались с треском располовиненных брусьев. Гелепола осела, распадаясь, раскатываясь по бревнышку.

Колдуны дрогнули, стали отступать, отчаянно защищаясь от наседающих рыцарей, а те вошли в раж и погнали врага, добивая отстающих.

– Сеанс окончен, – сухо сказал Виштальский, не оборачиваясь к Карлу-Густаву.

Тремя часами позже боты стартовали, а между первой и второй луною, когда Давид сходил до ветру, резкий скрежет донесся с русла, эхом заметавшись между стенами Моссы и горой, – у эмбриофоров вскрылись оболочки. Процесс пошел.

Все курредаты высыпали наружу поглядеть на диво, но мало что увидели – над руслом клубились пыль и дым, подсвечиваемые зелеными сполохами. Скрежет и визг дополнились буханьем и треском, цикл инициировался, и звуки слились в неумолчное тарахтенье.

– Это надолго, – авторитетно объяснил Давид, – пошли спать.

Зесс, Когг и Буссе простояли еще битый час, любуясь технологиями пришельцев, пока их не сморил сон.

А рано утром прошел теплый дождь и обмыл новенькую авиатехнику, враскорячку стоящую среди нарытых ям, наваленных куч пережженного грунта и пустых оболочек эмбриофоров.

Турболеты стояли поодаль и не шибко впечатляли, зато громадные шестимоторные вертолеты, пузатые и с распахнутыми трюмами, подавляли курредатов своими размерами и скрытой мощью. Почти все из них насмотрелись на воистину гигантские корабли Волхвов и Чужих, но те звездолеты воспринимались скорее как деталь пейзажа, а вот геликоптеры, вылупившиеся из «сперматов», были как чудеса явленные.

– И все это будет двигаться? – с восторгом спросил Зесс.

– Все это будет летать, – усмехнулся Давид, – и возить нас!

– О-о!

«Погляжу я на тебя после взлета! – подумал Виштальский. – Послушаю, какую гласную станешь тянуть…»

Долго ждать не пришлось – закурлыкал блок-универсал, и стереопроекция, бледная на свету, изобразила голову императора. Голова малость дергалась из-за помех, но звук шел чисто:

– Великий магистр?

– Слушаю, мой император.

– Линкор планетарного подавления «Прометеус», – со вкусом произнес Свантессен, – пройдет по меридиану от Заречья до Горелого острова. Флотские просканируют эту полосу суши на предмет поселений тайных и явных и нанесут лучевой удар по городу Цхинна, что на полдороге между Хассе и Великим Болотом, – там большое скопление этих аутло, колдунов и иже с ними. Готовь своих людей, Тавита. С роботами пока заминка, я выслал своих галактистов, они должны подлететь с минуты на минуту. Побудут у тебя пилотами. Заодно передадут дэпээски. Думаю, что хватит десанта на двух вертолетах, но захватите и третий – будет куда пихать «зэков».

– Будет исполнено, мой император.

– Действуй, магистр!

Стереопроекция погасла, и тут же с неба свалился новенький глайдер класса «панда». Из него выскочило полдесятка молчаливых крепких ребятишек в черных комбезах. На спинах у них было выведено полукругом: «МАРАН-ИМ». Один из них, с волосами цвета соломы, стриженными «ежиком», осведомился у Давида:

– Вы руководитель-исполнитель операции?

– Так точно, – ответил Виштальский – четкие армейские речения уже сами собой выговаривались.

– Когда начнем?

– Сейчас, – твердо сказал Тавита Вишту и, обернувшись, прокричал команду: – Все в вертолет! Зесс, Когг, Буссе! Ведите своих!

Очень скоро из ворот Моссы потянулась цепочка рыцарей и огненосцев, робеющих одинаково. Взобравшись по аппарелям в гулкое нутро вертолета, курредаты рассаживались, широко открытыми глазами разглядывая ребристый свод, круглые иллюминаторы, дырчатый пол, винтовую лестницу, ведущую на второй этаж. А потом геликоптер вздрогнул, турбины, разнесенные на кронштейнах, гулко засвистели, и лопасти винтов стронулись с места, пошли набирать обороты. Свист перешел в сверестенье, потом в гул. Вертолет прокатился, трясясь и подпрыгивая, и с ревом взлетел. Курредаты дружно охнули. Одни вцепились в сиденья мертвой хваткой, другие прилипли к иллюминаторам. А Давид вытащил на середину ящик с дэпээсками, блестящими овалами, приятно и удобно сидящими в руке, будто камень-окатыш, и стал их раздавать налево и направо.

– Жмешь на эту фиговину, видишь? – объяснял он личному составу. – И подносишь к спящему – они там все спать будут, понял? Загорится красный огонечек – вяжи, колдун потому что. Горит зеленый – не трогай, пускай спит себе…

Виштальский дейстовал – и старался не думать. Старался не смотреть на Зесса, опять насупленного, но у него не получалось ни то, ни другое. Он использовал этих курредатов для того, чтобы хватать других курредатов, нелояльных. Хватать и бросать в концлагеря… Какой прок в том, что эти лагеря имели приставку «спец»? Разве это что-то меняло? А сторожить «зэков» поручено Охранным отрядам. По-немецки – Schutzstaffeln, сокращенно – SS…

– Так надо, Дава, – сказал самому себе Виштальский в тысячу первый раз. – Надо!

2

На подлете к Цхинне вертолет накрыла колоссальная тень – линкор планетарного подавления лениво обогнал винтокрылый аппарат, прошелся над ним, застилая небо необъятным корпусом. Днище корабля все проходило и проходило поверху, мотая геликоптер в турбулентных потоках.

– Ни конца ни края… – пробормотал Зесс, завороженно глядя в иллюминатор. – И что вы этим хотите доказать?

– Отставить, приор, – сухо сказал Давид. – Узнаешь обо всем во благовремении.

Да и что ему было отвечать? Правду? Что курредаты землянам мешают, и их надо отселить? То есть выгнать из родных домов, удалить от могил предков, а самых рьяных – лишить свободы? Такую правду говорить не хотелось, а врать у Виштальского желания не было.

– Тебе не нравится то, что мы творим? – прямо спросил Давид.

– Не знаю… – промямлил Зесс. – Сложно все это. Опять-таки, в приоры вышел. Неслабо.

– Вот именно… – проворчал Великий магистр. – Мне, знаешь, людей хватать тоже радости особой не доставляет, но у меня приказ. А приказы не обсуждаются.

– Да я понимаю.

– Да ни фига ты не понимаешь! – Давид почувствовал неожиданное раздражение. – Или только то разумеешь, что душе удобно. Ты чуешь великие перемены, и они тебе не нравятся. Сочувствую. А тебе известно, что не все у нас с цепи сорвались и на людей охотятся? Вон, Великий приор Сиги-но-Флау собирает всех безземельных – их на вот такой лоханке, – Виштальский ткнул в иллюминатор, где виднелся линкор, – переправят в Заморье и каждому дадут столько земли, что ноги устанут, пока участок обежишь! Или тебе это тоже не нравится?

– Нравится.

– Сколько энтузиазма в твоем голосе! – съязвил Давид.

– А кочевники? – робко осведомился Рагг, сидящий рядом с Великим магистром.

– А что – кочевники? Отгрохаем для них охраняемые поселки, и туда их. Пущай ведут оседлый образ жизни. Железной рукой загоним варваров к счастью!

– А чего всё этим дикарям? – недовольно сказал Когг. – Поселки им. Будто у нас все по домам живут. Вон, сколько в землянках народу ютится!

– Император сказал, – веско измолвил Давид, – что бездомных не будет – всех расселим.

Черногвардейцы оживились и загомонили, обсуждая новость. К земле тянуло всех, всем хотелось заиметь хорошенький участочек, с полем, с выгоном, и чтобы домик. Все это им было обещано, всего этого они ждали, надеясь отслужить как надо и вернуться. И зажить как люди. А ежели для исполнения сего заветного желания требовалось колдунов с ведунцами погонять, так чего ж не размяться малость?

Вертолет долетел до Цхинны, маленького городишки в четыре параллельные улицы, и сел на главной площади.

– Десятку Диу занять круговую оборону! Выходим! Рыцари пополам с огненосцами высыпали наружу и разбежались, окружая вертолет и прикрывая своих. Но держать оборону не пришлось – врагов не оказалось. В Цхинне стояла мертвая тишина – все жители лежали там, где их настиг могучий импульс стационарного биопарализатора с борта линкора. Мужчины и женщины, старики и дети валялись, как куклы, неподвижные, погруженные в спячку. В переулке остановилась карета – шестерка долгоногов дрыхла, спутав упряжь, а кучер свернулся клубком на козлах. Уличный торговец заснул прямо на корзинах с пучками бурых водорослей. Вороватый подмастерье спал с бубликом во рту.

– Приборы у всех? – гаркнул Давид. – Вперед!

Черногвардейцы разбежались, держась по трое.

Давид постоял, щуря глаза, – лопасти вертолетов рокотали, поднимая пыль и мусор, вся эта дрянь вихрилась вокруг, норовя попасть в глаза. Раздраженно смахнув с лица радужное крылышко местного инсекта, Виштальский пошагал по одной из улиц.

Видами своими улица ничем не отличалась от площади – те же тела, свернувшиеся клубочком или вольно раскинувшие конечности, лежащие вповалку долгоноги, разбросанные вещи. И тишина.

– Тащи его к этому… – раздался грубый голос из переулка. – Ну, на чем мы прилетели!

– К вертолету, – растолковал кто-то.

– Не умничай! – оборвал кого-то первый голос. – Тащи давай!

Из-за угла показался худой, но жилистый оруженосец, влачащий грузного колдуна. Или ведунца. Оруженосец шумно сопел, покряхтывал и шепотом слал непосредственное начальство в далекие пределы.

Коггу досталась ноша куда более приятная – командор нес стройную женщину в обтягивающих брюках-колготках.

– Помочь? – окликали его рыцари с огненосцами, скалясь и подмигивая.

– Перебьюсь… – пыхтел Когг. – И вы перебьетесь!

Черногвардейцы жизнерадостно гоготали, и только Давида не тянуло к ним присоединиться – погано было на душе. Ведь эту женщину с бледным лицом, с копной пышных волос, что свешивались с руки Когга и пружинисто мотались вверх-вниз, тоже ждало физическое удаление в спецлагерь, где она забудет свое имя и станет безликой зэчкой с номером таким-то из блока такого-то. Возможно, в Цхинне эта дамочка кружила голову местным донжуанам, но лагерные будни уравняют всех, сотрут индивидуальность, превратят личности в серую массу.

– Терпи, – прошептал себе Давид, – надо терпеть! Долг превыше всего, понял? – и гаркнул, вымещая раздражение: – Живее давай! Заноси!

Черногвардейцы забегали живее. Тела вычисленных колдунов и ведунцов, а также колдуний и ведуниц поспешно укладывались на пол грузового отсека вертолета, превращенного в «воздушную тюрьму». Набралось «аутло» немало, человек восемьдесят, как минимум.

– Все на борт! – крикнул Виштальский. Дождавшись, пока все погрузятся, он поднялся по аппарели последним.

Двигатели у пары соседних вертолетов замолотили энергичней, лопасти слились в трепещущие круги, и Давид решительно нажал рычаг – трап, смахивающий на отвалившуюся челюсть, приподнялся и захлопнул вход-выход.

Вертолет качнулся, отрываясь от земли, а Великий магистр прошествовал, шатаясь, в пилотскую кабину. Сапоги пилота, вдетые в петли на педалях, оказались на уровне глаз Давида. Задрав голову, он спросил:

– Место назначения знаешь?

– Красные скалы? – сказал пилот со своего возвышения.

– Точно, это между морем и Пустынными горами, километров сто к югу от Хассе. Прямо под скалами – цилиндрические такие здания, они на много этажей уходят под землю, а выход всего один – через башню.

– Удобно, – кивнул пилот. – Темно там небось? Я имею в виду – в том городе?

– Да нет, какие-то источники света вроде имеются, только не понять, где. И – город ли это вообще. Я бывал в таком, на Авроре, – полное впечатление, что ты хомяк и перебегаешь из одной пустой бочки в другую, тоже пустую и непонятно зачем под землю зарытую.

В это время вертолет, крутя шестерку винтов, плавно повернул к востоку и влетел в устье Разруба – огромного каньона, пропиленного давно высохшей рекой в массиве отрога – ответвления Пустынных гор, не дотянувшегося до берега моря. Стены каньона уступами спадали вниз, защемляя цепочку недосохших озер в клиновидной долине. Гул работающих винтов загулял рикошетом, отражаясь от склонов.

Неожиданно, краем глаза, Давид уловил движение на одной из террас. Там суетились десятки фигур, кружась вокруг угловатых сооружений. Какие-то рамки, вертикальные и горизонтальные, откосины вдоль, откосины поперек.

Пока до Виштальского дошло, что же он видит, одно из сооружений резко изменило вид – лежащий брусок мгновенно поднялся, ударив концом по верхней раме.

– Катапульта! – крикнул Давид.

Огромный валун, вихляясь в полете, описывал крутую дугу. Побледневший пилот взял штурвал на себя, но тяжелая машина не обладала резвостью прогулочного геликоптера – глыба ударила в моторную гондолу, вмяв корпус турбины, и срикошетила вверх, попадая под удар лопастей.

Вертолет сотрясся. Турбину заклинило, пару лопастей согнуло и оторвало – одна угодила под передний правый винт, а другая пропорола борт, как мечом.

Дикий скрежет заполнил отсек. Давид мигом скатился на пол, и перекрученная лопасть со звоном прошлась над головами сидящих рыцарей, ударила, разрубая Зесса в поясе.

Траппер охнул и просипел, выдыхая последний раз в жизни:

– Я ж свой.

И умер. А вертолет тряхнуло еще пару раз. Оглушительно лопнула балка каркаса, лист органической обшивки сорвало набегающим потоком. Два из шести моторов заглохли, но остальные тянули, удерживая винтокрылого пузана в воздухе.

– Зависни! – рявкнул Давид и бросился в хвост. Рванув рычаг, он заставил аппарель опуститься. Горный воздух, нагнанный винтами, загулял по отсеку.

– Развернись на десять часов!

Пилот понял. Вертолет качнулся, и терраса с катапультами вплыла в проем грузового люка.

– Огненосцы!

Давид сорвал с плеча бластер и выстрелил навскидку. Бледно-фиолетовый луч ушел, разнеся пополам глыбу на склоне.

– А, ч-черт.

С чувством жестокой ярости Виштальский бил и бил из бласта по мечущимся фигуркам. Три или четыре импульса попали в цель – фигурки ломались в поясе и падали, черные и скрюченные. Когг с Диу выскочили на тряскую аппарель и открыли огонь из лучеметов. Лазеры-пакетники изрезали пару катапульт, равно как и расчеты вдоль и поперек, но с третьим метательным орудием припоздали – трапперы смогли-таки развернуть тяжелую конструкцию и выбить защелку на шатуне.

Сразу три струи плазмы протянулись к катапульте, пережигая ее в пепел, но выпущенный снаряд уже летел, как мяч в ворота.

– Ложись! – завопил Давид.

Наученные горьким опытом, черногвардейцы упали на пол, а каменюка просвистела через весь грузовой отсек, ударила в ребристую палубу под вторым этажом, вышибла дверь в кабину пилотов и вылетела сквозь расколоченный блистер, увлекая за собой тучу сверкающих осколков и тело вертолетчика.

– Великий Космос! – выдохнул Виштальский, бросаясь по кренящемуся коридору к разбитому носу геликоптера.

Машина опасно кренилась и клевала носом, а Разруб за дырой в блистере качался и кружился. Давид забрался в искореженное кресло пилота и ухватился за штурвал, проклиная земных затейников, столь рьяно соблюдающих закон о нераспространении военной техники. Ну хоть киберпилота установить можно было?!

С третьей попытки он нашел-таки нужную клавишу и переключился на ручное управление. Штурвал дергался в руках, но машина более или менее выровнялась. Тянуть не тянула, но и не падала – снижалась, шатко и валко. Воздух, врываясь в разбитое остекление, гудел и выл, хлопали на ветру полуоторванные листы облицовки, ревели с перебоями турбины.

Стены каньона сходились книзу в узкую полоску каменистого дна, и Виштальский приложил все силы к тому, чтобы сесть не поперек. Ему это почти удалось – вертолет плюхнулся, вздувая тучи песка, проскрежетал по камням и резко вильнул, задевая крайним винтом поверхность утеса. Лопасти, ударив по камню, мигом скрутились восьмерками и лопнули, разлетелись, чертя по скальной поверхности пылящие борозды.

И все стихло.

Ошеломленный, Давид посидел немного, сжавшись и напружив мышцы, потом с трудом расслабил спину, разлепил пальцы, сжимающие рукоятки штурвала. Выдохнул.

Сразу донесся глухой свистящий рокот двух ведомых вертолетов – машины шли выручать ведущего.

Сглотнув пересохшим горлом, Виштальский обернулся и увидел в развороченном дверном проеме бледного Когга. С рассеченной брови приора на щеку капала кровь.

– Передай там, – просипел Давид, – чтоб выходили.

– Так точно… – Когг осмотрелся и потряс головой. – Ну… – Он задохнулся. – Ну, вообще!

– Топай, топай давай.

Виштальский вылез из кресла – и вышел коротким путем – спрыгнул на землю через разбитый блистер. Заболела нога. Что он этой ногой выделывал? Чего ей надо?

Шум винтов вверху перешел в грохот, тугие потоки воздуха ударили вихрем, разметая мелкие осколки. Ведомые осторожно втиснулись в узкую долину, почти касаясь кончиками лопастей противоположных краев каньона, и спустили трапы.

– Все наверх! – заорал Давид, перебарывая рев моторов. – Поднимаемся в грузовой отсек и по лесенке в салон, на второй этаж! Бегом!

Черногвардейцы, еще плохо пришедшие в себя, послушно побежали, затопотали по трапам, скрываясь в пассажирских люках зависших вертолетов. Последним прошкандыбал Виштальский.

Машины медленно поднялись, выбираясь из теснины, и стали разгоняться.

– Магистр! – завопил очухавшийся Диу. – Ты нас спас!

– Не всех… – скривился Виштальский.

Давид испытал странное ощущение – словно что-то перегорело в душе, осыпалось пеплом. Даже чудился запашок гари. Убивать он научился, а вот друзей терять не привык еще.

3

Почти декаду Черная гвардия моталась по всему Восточному материку – от Большой реки до Пролива, от Полуострова до Пустынных гор – следом за крейсерами и линкорами, облучавшими из бортовых биопарализаторов города и веси. Цхинна, Сахуа-Ветта, Изза-Цхо, Снорк, Цзе-Куа. Вереницы тяжелых транспортных геликоптеров и грузо-пассажирских турболетов свозили в спецлагеря сотни и сотни нелояльных. Курредаты скоро перестали обращать внимание на бесшумные громады звездолетов, на гул и рокот авиации, тем более что и «божники» целыми толпами грузились на борт линкора «Максимус», и тот переправлял бедняков с середняками в Заморье, где конкистадоры планомерно зачищали степь, тесня кочевников, отодвигая фронтир все дальше на запад. Бригады эмбриотехников днем и ночью активировали сотни «сперматов», и те разворачивались в стандартные пластилитовые домики. Надо было видеть счастливые лица новоселов, въезжающих на дармовую жилплощадь! Земляне, устанавливавшие энергоприемники на крыши аккуратных коттеджиков, плохо понимали радость курредатов. Мамы с папами рассказывали им о бедствиях последней войны, когда приходилось месяцами жить в палатках, дожидаясь очереди вселиться в новый эмбриодом, выращенный взамен разрушенного пришельцами, но это было не совсем то. Им бы побывать в шкуре средневекового пейзанина, заморенного тяжким трудом в поле, затюканного наглыми графьями, запуганного попами. Подарите такому работяге дом, дайте ему – бесплатно! – участок земли – и вы увидите Абсолютно Счастливого Человека.

Эти соображения утешали Давида, когда он стоял на вершине холма и наблюдал, как разгружается очередной вертолет, доставивший партию заключенных из вольного города Горгии.

Колдуны и ведунцы брели понуро, под конвоем черногвардейцев, и попадали в новый спецлагерь, окруженный защитным периметром. За воротами зэков ждали автономные блок-модули, приземистые, серые с белым, расставленные как по линеечке.

Виштальский, в начищенных сапогах, в черных брюках с узорчатыми лампасами, в куртке того же цвета, расшитой серебряным позументом, стоял, широко расставив ноги, и думал, что ему бы подошла сейчас не шляпа с перьями, а фуражка с высокой тульей. И еще бы руны в петлицы. И «Рыцарский крест» на шею.

Внезапно завыла сирена, и разнесся металлический голос, проревевший по-русски: – Секторальная тревога!

Давид увидел бегущего человека, колдуна или ведунца, сбившего с ног конвоира и несущегося к стене периметра. Толпа зэков остановилась, сбилась в кучу и ждала развязки. Черногвардейцы тоже ждали, не спеша открывать огонь на поражение. Беглец, скача зигзагами, добрался до периметра и полез по стене вверх. Он дотянулся до тросиков, натянутых на изоляторы. Брызнули искры, тело выгнулось дугой и полетело на землю.

Роботы медслужбы появились тут же и утащили пострадавшего в медблок, что стоял на задах лагеря, рядом с шестигранным корпусом энергостанции и кубом общей столовой. Шары психоизлучателей тут же втянули длинные иглы, сирена стихла, красные световые столбы перестали мигать. А зэки, которым был преподан бесплатный урок, тронулись дальше.

Виштальский усмехнулся: когда этот несчастный полетел на землю, пораженный током, в Давиде Марковиче ничего не сжалось, не екнуло. Давид Маркович продолжал спокойно постаивать, заложив руки за спину, – и досмотрел спектакль до конца. Зэк полетел на землю, то ли жив, то ли мертв, а на лице Великого магистра, графа Тавиты Вишту-но-Мосса-но-Олла-но-Голлата не дрогнул ни один мускул. Великий магистр сохранял респектабельность и полнейшую невозмутимость.

Сбоку подбежал адъютант Цзеху-но-Лотта и прошелестел:

– Кхенти, вас вызывает император!

Виштальский молча протянул руку. На его ладонь была трепетно опущена плашка блок-универсала – тоже отстой, но Свантессен чтил закон о военной технике – высоким технологиям не место на отсталой планете.

Давид поднес «бэушку» к уху и сказал:

– Слушаю, мой император.

Прямо перед ним заплясала стереопроекция, будто выцветшая на ярком солнце.

– Прежде всего – мои поздравления, магистр, – задвигались тонкие губы Свантессена. – Зачистка проведена по всем правилам, обошлось без массовых силовых акций.

Виштальский сдержанно поклонился.

– Сообщаю последние известия, – продолжал император, наметив улыбку. – Научные группы высадились по всему меридиану, от Северного архипелага до Горелого острова. Археологические лагеря развернуты по всем узловым пунктам: в крупнейших роботизированных хабитатах Волхвов, в производственных континуумах, в мегакомплексах и терминалах тоннельных городов. Сириусяне читают лекции в Комиссии по изучению следов деятельности иного разума, а наши спецы пустили в ход все резервы – от интравизоров до тяжелых систем. За один день ксенологи обнаруживают больше предметов внеземной культуры, чем во всей доминанте их находят за десятилетия! Это несомненный успех, Тавита.

– Но вас что-то беспокоит, мой император? – вставил Виштальский.

– Да. Заморье. Кочевники постоянно нападают на зоны научных групп, и ученым сложно вести исследования с оружием в руках. А политическая ситуация складывается, прямо скажем, тревожная – на окраинах системы финишировали корабли таоте и кхацкхов в количестве полуэскадры, замечены отдельные звездолеты риттов. Короче говоря, нужно срочно активизировать зачистку территории в Заморье, хотя бы на Побережье и на равнине Аларгет. Резервации практически готовы, осталось загнать в них кочевников. Понимаете намек?

– Когда выступать? – спросил Давид, недоумевая, какая связь между прибытием чужих и деятельностью астроархеологов с ксенологами.

– Сейчас же!

– Будет исполнено.

Виштальский вернул блок-универсал адъютанту и резко сказал:

– Приоров и гофмаршалов – ко мне! Срочно!

– Слушаюсь!

– Турболетам готовиться к взлету. Гвардию поднять по тревоге. Исполняйте.

– Так точно!

Цзеху-но-Лотта помчался мухой, и скоро военная машина завертелась – приказы отдавались по нисходящей, достигая рядовых бойцов, проверялись оружие, техника, тыловое обеспечение. А Великий магистр продолжал стоять на холме. Он глядел на дело рук своих, и лицо его хранило бесстрастное выражение.

Катамаран переплывал Внутреннее море неделю. Турболету хватило двадцати минут. Вскоре за влажным блеском волн поднялась цепь гор. Турболет набрал высоту, и черные пики с мазками снегов проплыли понизу, опадая до плоскогорья, курчавясь лесами и перелесками, расстилаясь гладкой степью. Аларгетская равнина. С высоты заметить перемены было сложно. Всё так же вздымались циклопические сооружения Волхвов, все так же в зарослях буша брели стада сукури, а стайки змееголовов крутились вокруг, желая пообедать. Лишь изредка мелькали форты, похожие на ранчо, и ранчо, смахивающие на форты, а в одном месте Давид увидел ферму – среди подсохшего разнотравья чернел квадрат вспаханной земли.

За большим круглым озером, чьи воды отливали малиновым цветом, турболет пошел на посадку. В иллюминаторе Виштальский заметил квадратные гусеничные платформы, похожие на танковые, только вместо башен над ними возвышались пятиметровые решетчатые конусы, на остриях которых вертелись шары-тысячегранники.

Это были старинные бронетранспортеры с направленными психоизлучателями, музейные экспонаты времен Второй Гражданской войны. Полтора века назад их использовали для принуждения к миру, когда гасили локальные конфликты по всей Земле и создавали зоны демилитаризации. И вот, пригодились боевые машины в стиле «ретро».

Танки стояли линейкой, а их смешанные экипажи, набранные наполовину из землян-добровольцев, наполовину из продвинутых курредатов, ходили вокруг, загорали на броне, лениво чистили оптику.

Турболет сделал круг, завис, опустился в истрепанную выхлопами траву. Давид первым сошел с пружинящего трапа и отрывисто бросил:

– Командира ко мне. Живо.

Он не повышал голоса, но его ледяной тон замораживал, как суперфризер – лед для коктейля.

Местное начальство сразу забегало, и очень скоро явились сразу три командира. Землянину, командовавшему танками, Виштальский сухо кивнул, а двух младших магистров от кавалерии приветствовать не стал.

– Времени у нас мало, – объявил он, – необходимо до полудня собрать всех верховых.

– Соберем, Великий магистр! – вякнул один из кавалеристов. Давид на него посмотрел так, что младшему магистру сразу захотелось откусить себе язык.

– Пойдем таким порядком, – продолжил Виштальский и обернулся к степи. – Танки двинутся редкой цепью, на расстоянии ста шагов друг от друга. Всадники поскачут между ними – рыцари впереди, арбалетчики позади. Черногвардейцы сядут на танки, на верхнюю броню. Не стрелять! Далее. Левым флангом следуем по берегу Малинового озера – на запад, поворачивая к югу. Отжимаем кочевников. С юга у озера исток, там водопад и глубокое ущелье. Когда мы прижмем варваров к обрыву, им останется либо вниз сигать, либо двигаться по коридору между танками и кручей – прямо в резервацию. – Повернув голову к землянину, с интересом слушавшему вводную, он спросил по-русски:

– Резервация готова?

Землянин очень удивился, но быстро справился с собой.

– Да, – кивнул он. – Местность там красивая, мы поставили много палаток и спектроглассовых домиков. Ограждение типа «Монжо» – башенки такие, испускают лучи перекрестьем. Самые смелые сумеют подойти метров на десять – сначала испытают ужас, а ближе просто утратят волю, зато получат слабый посыл к возвращению. Входная секция пока разблокирована.

Давид кивнул, поднял и опустил руку:

– Начали!

Затопотали тысячи сапог, зафыркали долгоноги, заурчали двигатели танков. Машины, качая башнями, стали медленно разъезжаться. Черногвардейцы запрыгивали на бегу и цеплялись за перекладины решетчатых вышек. Цепь все удлинялась и удлинялась, пока крайние танки не скрылись за горизонтом.

Давид влез на левофланговую машину, присел на командирскую башенку и покрепче ухватился за трубчатую конструкцию вышки гипноиндуктора. Охота на людей началась.

Танк лопотал гусеницами по краю воды, выбрасывая сзади фонтаны мокрого песка. Малиновое озеро было гладким, как желе из одноименной ягоды, и на горизонте казалось темно-багровым. Виштальский глянул на воды озера, кое-где подернутые рябью, посмотрел на розовое небо, где повисли бледные полумесяцы, – будто лишний раз убедился, что он не на Земле.

Кочевники не нарывались на неприятности. Порою показываясь вдалеке, они скакали, поднимая долгоногов на дыбы и потрясая копьями, но не приближались ближе, чем на выстрел из лука.

Не отпуская перекладины, Давид уселся на командирскую башенку и задумался – настолько глубоко, насколько это было возможно в условиях тряски и дерганья.

Он думал о том, что нужно бы встретиться и переговорить с императором – больно уж много вопросов накопилось. Великий магистр согласен подчиняться дисциплине и выполнять приказы, но он уже не рядовой арбалетчик, чтобы делать это не рассуждая. Почему император так спешит с раскопками всех этих терминалов и хабитатов? Куда он так гонит? Однажды Свантессен проговорился и сказал о «расконсервировании объектов». О чем речь?

Давид думал о Земле и о себе. О том, как его изменил этот проклятый, лживый, расколотый мир, как прогнул под себя, заставив убивать и мстить, ненавидеть и сатанеть от злобы. Великие небеса, как же далеко Земля – такая ласковая, добрая, милая Планета! И как легко человек отвыкает от хорошего и славного мира, где не надо бояться, плакать от горя и выть с отчаяния.

Ностальгия мучает, но и греет – испытываешь гордость за то, что ты здесь, так сказать, на переднем краю, по колено в крови и грязи и занят очень важным делом. Бережешь Планету от зла. Охраняешь научников, тех, кто кует оружие новых побед. Гоняешь «плохих парней» и осчастливливаешь тех, кто хорош для Земли. М-да, похоже, что исполнение долга придает жизни своеобразную терпкую сладость и то редкое удовольствие, что играет на грани между садомазохизмом и глухой тоской.

Неожиданно Давид почувствовал онемение в пальцах. И лицо словно задубело. Такое ощущение, будто с мороза пришел. Это сработал гипноиндуктор – выдал направленный импульс и задел его излучением.

Виштальский глянул вперед.

Цепь танков подходила к ущелью, сотни кочевников носились на долгоногах взад и вперед, самые отчаянные кидались в атаку, но даже рыцарям, прикрывавшим щитами себя и следующих за ними арбалетчиков, не приходилось вступать в бой – танки малыми импульсами отгоняли варваров, волнами насылая леденящий ужас.

Машины остановились в пятидесяти метрах от края пропасти. Между ними, как живая стена меж башнями крепости, замерли рыцари.

– Внимание! – заревели звучатели, передавая приказ на языке фнатов: – Всем бросить оружие и следовать вдоль строя! Там вас ждут вкусная пища, новые дома и отдых! Следуйте вдоль строя!

Кочевники завертели головами, резко и отрывисто переговариваясь. Многие из них были испуганы, растеряны, но хватало и тех, кто сохранил холодную решимость.

Внезапно трое или четверо варваров сорвались с места и с дикими воплями погнали долгоногов к обрыву. У Давида снова онемело лицо, но импульс припоздал – дико визжащие долгоноги скрылись за кромкой.

– Прыгнули слабые! – проревел голос. – Прыгнули те, кто испугался трудностей жизни!

Виштальский пригнулся и постучал в люк. Лязгнул запор, и наружу вылез командир, приглаживающий мокрые волосы.

– Великий магистр?.. – начал он.

– Меня зовут Давид, – отмахнулся Виштальский. – Ты вот что – сможешь подозвать кое-кого из толпы?

– Кого именно?

– Мудрого Хварра, храброго Фрру, милостивого Норру. Скажешь, их ждет Тавита Вишту.

– Щас!

Танкист скрылся в утробе бронехода, и тут же репродукторы загремели снова, призывая вышеперечисленных подойти к крайней машине.

Целую минуту фнаты переваривали услышанное, потом началось множественное движение – и вот двое кочевников двинулись к крайнему танку, ведя за собой долгоногов в поводу.

Виштальский спрыгнул с гусеницы на землю, неспешно зашагал навстречу. Пожалуй, он соскучился по этим наивным, кровожадным, невежественным, простодушным обитателям степи. Хоть всё, что случилось с ним в этих местах, заняло всего пару дней, но эти дни заполнены были под завязку, с верхом, так, что иному на три долгих жизни хватит – и еще останется.

Недавние друзья сошлись. Хварр выглядел постаревшим – он еще сильнее усох, морщины глубже избороздили лицо, но крепости шаман не растерял. Видно было, что этого фната из железа делали и из сыромятной кожи. А Фрру нисколечко не изменился – все такой же открытый, непосредственный – и себе на уме. Сейчас его обычная ухмылочка тоже гуляла по губам, но был в ней и какой-то оттенок растерянности – фнат был явно не в своей тарелке.

– Да пребудут с вами Творцы, – сказал Давид, прикладывая пятерню к груди.

– Да будет так, – каркнул Хварр. Пожевав губами, он строго спросил: – Ты привел Страшных-людей-с-моря?

– Я повелеваю ими, – спокойно ответил Виштальский. – Они больше не будут убивать фнатов – я не позволю им делать это.

– Тогда зачем они здесь?

Зоркие глаза Хварра смотрели так пронзительно, что у Давида и мысли не возникло соврать. Но начал он издалека.

– Видел ли мудрый Хварр большие корабли в небе? – осведомился Виштальский.

– И не раз. Все кричали, что это знамение и провозвестие, но старый Хварр не верил тому. Корабли не принесли покоя и счастья в степь. Нас гонят, как сукури!

– Ты ошибаешься, мудрый Хварр. Люди-с-неба построили много домов для фнатов, там вас ждут пища и покой. А счастье. Каждый из нас сам творит свое счастье, как может и как хочет.

– Если нам желают счастья, то зачем загонять к нему самобеглыми кибитками и молниями?

– Да потому что сами вы не пойдете. Потому что мирной и спокойной жизни вы предпочтете войну. Потому что вы не желаете оставаться на месте, возделывать землю и строить, а будете кочевать из грязи в грязь, не оставляя после себя ничего, кроме дерьма и мертвечины!

Хварр пожевал губами и кивнул.

– Да, мы именно таковы, – признал он грустно. – Такими были наши предки, такими станут наши потомки.

– Не станут, – твердо сказал Виштальский. – Позволь своим детям и внукам самим выбирать, что для них лучше – строить или разрушать, сеять или срывать, убивать или рожать. Ты говорил о предках. А почему ты ни слова не сказал о Творцах? Посмотри туда, на восток, о, мудрый Хварр! Что ты видишь там?

Шаман прищурился, вглядываясь в мутный горизонт, из-за которого прорастала в небо усеченная пирамида – производственный континуум Волхвов.

– Это построено Творцами, – негромко сказал Хварр, и голос его дрогнул.

– Вот именно – построено! И стоит уже много тысяч лет, восхищая и вас, и нас! Так почему же вы не хотите сами приобщиться к великим знаниям Творцов? Почему не хотите сравниться с ними в умениях? Кто вам мешает строить, как Творцы? Жить, как Творцы? Твой народ долгие века ждал возвращения Творцов, а мой народ сам мечтал полететь за небо! Мечтал, учился, творил, работал! Пробовал из века в век – ничего не получалось. Люди снова пробовали, попытка за попыткой, и у нас начало что-то выходить. Ты видел корабли над степью – это наши корабли. Мой народ построил их. Нам еще далеко до Творцов, мы только учимся, но обязательно станем такими, как они. Почему бы и твоему народу не пойти тем же путем? Не мыкаться по степи из века в век, повторяя судьбу своих предков, а вырваться из круга?

Хварр нахмурился.

– Не знаю, – сказал он уклончиво. – То, о чем ты говоришь, слишком велико, чтобы сразу уместиться в голове.

Качая длинными седыми волосами, шаман повернулся и побрел обратно, согбенный и немного жалкий.

– Вряд ли я его убедил… – пробормотал Давид.

– Все равно я рад! – расплылся в улыбке Фрру. – Рад, что ты живой. И вообще! Таким большим человеком стал!

– Я тоже рад тебя повидать, Фрру. Как поживают мои жены?

Охотник неожиданно расстроился.

– Понимаешь… – закряхтел он. – Мы тогда подумали, что ты погиб… И мы… Ну… Сейчас твои жены выбрали себе новых мужей. Вот.

– И правильно сделали, – обрадовался Давид. – Чего им в одиночку мыкаться? Все равно, большой им привет от меня.

– А как же! – воскликнул Фрру.

– И вот еще что… Хварру я этого не говорил, а тебе скажу. Можешь и ему передать. Сейчас в степи много людей-с-неба. Они… они как следопыты в лесу, пытаются понять, как Творцы делали свои волшебные вещи. Они как бы учатся у Творцов, понимаешь? Это очень сложная работа, даже я ничегошеньки в ней не понимаю. И такой работе нельзя мешать. Поэтому на всю степь накладывается табу. Нельзя будет приближаться к Крепостям и Городам. Нельзя будет воевать и вообще появляться с оружием в степи. Понимаешь? Лицо Фрру просветлело.

– Так вот почему Страшные-люди-с-моря хотят, чтобы мы ушли за Невидимые Стены? – воскликнул он.

– Этого хотят не они, – покачал головой Давид, – этого хочу я и все те люди-с-неба, кто обладает властью. Так будет лучше и для вас, и для нас. И это не навсегда – как только наши следопыты разгадают тайны Творцов, Невидимые Стены падут.

– Я скажу об этом всем нашим, – решительно сказал Фрру.

– Скажи. Пусть люди поймут. Или смирятся. Хуже, чем есть, не будет, а вот лучше – очень даже может быть.

Храбрый Фрру вскинул руку в жесте прощания и пошагал к фнатам, бурно обсуждавшим новости, переданные Хварром. Пускай охотник добавит информации, подумал Давид. Думать всегда полезно.

– Ну, чего? – спросил его танкист, высовываясь из люка.

– Увидим, – прокряхтел Виштальский, влезая на танк. Прошло минут пятнадцать, пока разнонаправленные движения в толпе фнатов не обрели общий вектор – долгоноги верховые и запряженные в чужеземные танки медленно двинулись по «гуманитарному коридору» между краем пропасти и «миротворцами».

Левофланговый танк развернулся на месте и покатил вслед за кочевниками. Но подгонять их больше не пришлось – организованной толпой фнаты вошли за «Невидимые Стены» резервации, и две башенки тут же заблокировали открытую секцию. Посторонним вход воспрещен.

– Кхенти! – крикнул Когг. – Вы только гляньте!

Давид обернулся к северу, куда показывал рыцарь, и поднял брови в изумлении – над степью распахивалась ночь. Темный круг черного неба расширялся в вышине, и в этом колоссальном проеме плясали звезды, понемногу принимая обычные очертания. Созвездие Угла, созвездие Северного Щита, созвездие Сломанного Копья, Бледная Звезда.

Морозным веянием потянуло по степи, дико заверещали птицы гуг, и тут круг ночи снова стянулся в точку. Пропал. И только исполинская туча инея продолжала клубиться, вихрясь от земли до стратосферы.

– Великие небеса, – пробормотал Давид, – черные и голубые.

Глава 13 ВИТА ИДЕТ НА ВОЙНУ

1

– С новой строчки, Виточка, – пропел Николя Пиньон, упруго шагая из угла в угол служебного модуля. – Так. Ага. «Серия спецопераций по принуждению к миру, проведенная на Восточном и Западном континентах планеты Маран-им, позволила в течение года демилитаризовать районы, в которых сконцентрированы объекты внеземной культуры. В полном согласии с планом освоения целинных земель Западного материка были развернуты жилые эмбриокомплексы формул „ранчо“ и „форт“, куда были переселены колонисты с Полуострова, где наблюдается дефицит сельскохозяйственных угодий.

Все силовые акции были тщательно просчитаны, имея целью минимизацию жертв среди мирного населения. Подводя черту, следует указать, что благодаря слаженным действиям курредатской администрации и командования космофлота удалось оперативно развернуть научно-исследовательские работы по целому ряду объектов. Полагаю, что наступило время для принятия мер по варианту „умеренной разрядки и стабилизации положения“». Точка. Отправьте на Землю, копии – на все планеты доминанты. Уровень секретности… мм… давайте ограничимся «Конфиденциально! Важно!». Готово?

Насупленная Вита кивнула.

– Отправляйте в экстренном импульсе.

Бока молча проделала ряд манипуляций, но не выдержала, задала вопрос:

– Шеф, а вам не кажется, что подобный рапорт-доклад… э-э… скажем так – грешит недомолвками?

– Виточка! – всплеснул руками Пиньон. – Какие недомолвки? О чем вы, радость моя?

– Да всё о том же! Неужели вы не видите, что этот ваш император – обыкновенный фашист? Спецлагеря, штурмовики, охранные отряды! Как можно поддерживать эту хунту? Вы что?!

Пиньон грустно покачал головой и необыкновенно серьезно заговорил:

– Экий вы ребенок, Вита. Чистый, незапачканный максималист. Чем вы недовольны? Вам не нравятся средства, к которым прибегает император Вантасс? Так они и мне не по душе! А что делать? Вы хотите, чтобы наша миссия проходила с полным соблюдением моральных норм и правил?

– А это разве плохо?

– Очень! Очень плохо, Виточка. Если не отступать от этики, то работа наша затянется на годы. На десятилетия!

– Да куда вы все спешите!

– В будущее, мадемуазель! В прекрасное далеко! Земля с трудом удерживает доминирующие позиции по целому ряду направлений, и открытия на Маран-им укрепят их, выведут нашу Планету в безусловные лидеры. Мне объяснить, как это важно, или сами поймете? Да если бы двадцать пять лет назад Земля находилась в том же положении, что и сейчас, не было бы никакой войны, не посмели бы вескусиане вторгаться! Понимаете, о чем речь? Мы тут с вами работаем на благо всего человечества, и это не красивые слова, это истина. А вы – фашизм, фашизм. Да, Свантессен склонен к ультрарадикальной политике, которой отличаются наши новые левые. И что?

– Новые левые! – фыркнула Вита. – Новые правые, новые посередине. При чем тут это? На Маран-им живут точно такие же люди, как и мы, и нельзя с ними вот так вот – жестоко, грубо, без пощады и жалости!

– А как? – спокойно спросил Пиньон. – Давайте начистоту, Вита. Если бы Маран-им была необитаемой планетой, то никаких проблем просто не возникло бы. К сожалению, она заселена, и мараниты нам мешают. Да, мешают! И не морщитесь, Виточка! Привыкайте. Не брезгуйте испачкаться ради общего блага. Не ищите грязь, но и замараться не бойтесь. Считаете Свантессена фюрером? Ради бога! Только вы учтите, что этот фюрер очень и очень полезен Земле. И пока он приносит нам пользу, мы будем вместе с ним окунаться в выгребную яму астрополитики. Да-с!

– Я все поняла, шеф, – сказала Бока прохладно. – Прониклась и осознала. Адьё.

Независимо крутя попой, Виолетта покинула служебный модуль. Ее чувства в этот момент напоминали прическу после сильного порыва ветра – все растрепано и торчит в разные стороны, смыкаясь с первобытным хаосом.

Умом она понимала, что в словах Пиньона есть рациональное зерно, но душа отвергала доводы рассудка. Эмоции восставали, требуя немедленных действий и совершения резких движений.

– Максимализм, говорите? – бормотала она. – Будет вам максимализм!

Вита наизусть помнила доклады исполнителей операции, была в курсе ближайших замыслов Имперской безопасности, и это укрепляло в ней решимость. План созрел еще в модуле, когда она сидела за терминалом нуль-коннектора, передавая на Землю победные реляции Пиньона. За последующие пять минут план оброс деталями…

…Григу и Рича она обнаружила в спортзале – ее верные сподвижники поддерживали тонус, сгибаясь и перекручиваясь на кибертренажерах. Псевдомышцы рычагов шелестели, сопротивляясь живым конечностям.

– Привет! – выдохнул Зикунов, разводя манипуляторы.

– То есть, как бы, здорово, – прокряхтел Сидоровс, выпрямляя ноги.

– Я хочу уйти искать Давида, – прямо заявила Вита. – Это во-первых. А во-вторых, я намерена устроить в Курредатской империи революцию. Вы со мной?

– Чиво-чиво?! – Зикуновишна от изумления ослабил жим, и манипуляторы плотно обхватили его за плечи.

– Свантессен стал фюрером, а земная администрация ему потакает! Надо завязывать с этим беспределом.

– Допустим, – сказал Сидоровс, выбираясь из объятий тренажера. – И что ты предлагаешь? Уйти в леса и партизанить?

– Надо будет – уйдем. И начнем освободительную войну! А пока нужно объединить трапперское подполье – они же все заодно, но разобщены. Мы соберем всех тех, кого записали в колдуны и ведунцы, в одну мощную организацию.

– Будем собираться на явочных квартирах, – мечтательно произнес Грига, – и чтоб дозорные. Ты ему пароль, он тебе отзыв.

– И подрывную работу вести станем, – разгорелись глаза у Рича.

– Первым делом, – сухо сказала Вита, – надо будет освободить Хугга, знаменитого траппера из города Митчи. Он скрывается на плантациях, что на Лысой горе около Моссы. Имперцы поставят засаду послезавтра и отведут его в замок Моссу – это терминал тоннельного города Волхвов. Замок принадлежит шефу Имперской Безопасности, какому-то там Великому магистру. Хугга поведут в замок, а мы нападем и отобьем траппера!

Понимаете? Мы не просто спасем его, но и проникнем с его помощью к подпольщикам! Так вы со мной?

– Сомнения меня глодают, – задумчиво проговорил Грига, – урчат и пускают слюни. Но я тебя все равно не брошу.

– Дайте мне стило, – сказал Рич, – я подпишусь под этими словами.

– Тогда за дело, – отрывисто сказала Вита. – Идите к себе, я притащу вам смыслоуловители.

– Зачем это?

– Язык учить, балда! Я тоже подключусь.

Желание выучить курредатский не вызвало удивления у лингвистов базы – половина персонала разгуливала с линганами, бормоча про себя падежи и склонения. Загуляют еще трое – что в том необычного?

На другой день голова у Виты раскалывалась, но снимать боль девушка не стала – это могло помешать процессу усвоения. Тысячи слов засели у нее в голове, медленно рассасываясь по синапсам, укладываясь на полочки памяти.

Морщась от резких звуков, Бока притащила своим гвардейцам два комплекта курредатской одежды. Грига сразу же пошел в отказ:

– Не, юбку я не надену!

– Наденешь! – сказала Вита, зверея.

– Фиг!

– Дурак! Брюки в Курре – это как раз женская одежда. А мужики ходят в юбках!

– Натягивай, Грига, – ухмыльнулся Рич, – натягивай. Римляне, вон, тоже без штанов ходили, и ничего.

Дотерпев до вечера, троица покинула базу, угнав глайдер директора. Грига сидел на заднем сиденье, красный как рак, шипя от злости и постоянно одергивая юбку.

Антиграв летел над ночным морем, вблизи от берега, курсом на север. Снаружи было зябко и сыро, холодные струйки прокатывались по прозрачному колпаку, а в кабине стояло сухое тепло. При свете фонариков Вита раздала друзьям пистолеты-парализаторы, честно поделив запасные батарейки и тюбики с пищей.

– Бластеры нас выдадут, – сказала она. – Откуда у трапперов фузионное оружие? А станнеры будут как раз.

– Подлетаем вроде… – сказал Рич, занимавший место водителя.

– Вроде или точно?

– Вроде, точно. Хассе мы прошли, сейчас должен быть старый маяк, а за ним. Вижу маяк!

Озаренный первой луной, за бортом проплыл маяк – усеченная пирамида с закопченным верхом.

– От маяка точно на восток, – подсказала Вита.

– Да помню я.

Сидоровс вывел глайдер прямо на Лысую гору, полосатую от множества террасок, нарезавших ее пологие склоны. Антиграв посадили на каменистой площадке близ плоской вершины горы и завалили аппарат сухими ветками.

– Станнерами пользовались? – прошептала Вита, переводя регулятор мощности на «08» и сдвигая муфту излучателя, чтобы сузить пучок.

– Без станнера я – как без штанов, – небрежно заметил Грига, старательно копируя все действия Виты.

– Спать ложились – под подушку клали, – поддакнул Рич, подглядывая за Зикуновым.

– Ти-хо! Больше ни звука. Пошли.

Путь вниз был безопасен, но утомителен – десятки раз надо было продираться сквозь плотную поросль колючих кустиков, подныривать под какие-то жерди, перелезать через валы, сложенные из камней. Снова и снова, ниже и ниже.

И вдруг в каких-то десяти метрах от Виты вспыхнули мощные электрофонари, и грубые голоса крикнули:

– Хугг, сдавайся! Ты окружен!

Здоровый детина в пятнистом балахоне рванулся из кустарника, отбрасывая с дороги фигуру в черном, и нарвался на три бледных парализующих лучика.

– Готов!

– Ити-Ло, вяжи его!

– Только руки, господин старший приор?

– И ноги тоже! Все равно сам не пойдет. Рагг и ты, Кагаги, потащите этого сукури.

– Слушаюсь.

– Так точно.

– Всё? Затянул? Пошли!

В этот момент из-за Лысой горы показался краешек второй луны, и сразу стало светлее, будто кто прожекторы включил. Вита увидела полдесятка личностей в черных балахонах с капюшонами, двое из них тащили носилки с Хуггом в отключке, один шагал впереди, а еще двое топали сзади.

Вита шепотом проговорила:

– Вырубаете парочку сзади, я снимаю переднего. Потом займемся носильщиками. Вперед!

Неслышными скачками Бока обошла черногвардейцев по широкой дуге, хоронясь за камнями и курчавыми кустиками. Приблизившись к командиру группы, шагающему впереди, она подняла пистолет-парализатор и выстрелила почти в упор. Старший приор свалился кулем. Вита перевела станнер на переднего из носильщиков, но того уже не было на месте. Он возник прямо перед ней, вырывая из рук парализатор и занося кривой меч. В лунном свете блеснули острая сталь и зубы, оскаленные в усмешке. Горячий выхлоп станнера – «А-ах!» – смешался с молодецким «Х-хэк!» Носильщик обмяк, роняя меч, и рухнул обмершей Вите под ноги.

– И так будет с каждым! – сурово сказал Грига.

– Спасибо! – выдохнула Бока. – Хватайте носилки, уходим!

Парни подхватили импровизированные носилки – под них приспособили большой щит, уложенный на пару копий, – и лишь потом Рич поинтересовался:

– А куда уходим-то?

– Эти, – Вита небрежно пнула ближнего из имперцев, – проваляются еще с час. А потом начнутся поиски. Далеко мы не уйдем, тем более, если в погоню пустятся всадники. Вот что, возвращаемся к глайдеру!

– Ты что?! – вылупился Грига. – Тащиться наверх? Да еще такую тушу волочить?

– Зато на гору никто за нами не полезет! Никому это даже в голову не придет. И вообще, лениться – грех. Вперед!

И носильщики полезли обратно на гору, ломясь сквозь кусты, перелезая через ограды.

– Нет чтобы у подножия сесть, – пыхтел Рич, – все ей высоты подавай.

– Шевели булками, – сердито подбодрил товарища Грига.

– Да я и так мчусь!

– Жми давай…

На вершине оба захекались.

– Ку… да это… го? – спросил Сидоровс.

– Суйте в багажник! – энергично ответила Вита, раскидывая ветки с антиграва.

Грига с Ричем переложили Хугга в тесный грузовой отсек глайдера и зарастили перепонку.

– Глядите!

Вита посмотрела в сторону замка. Оттуда вереницей ползли огоньки факелов, приближаясь к горе, – то ли имперцы, которые брали Хугга, дали знать о себе, то ли их хватились без напоминания.

– Вовремя мы!

– То есть, как бы, да.

– Садитесь!

Все расселись, и Вита подняла глайдер, повела в сторону от Моссы, выбирая место для посадки.

– Может, дать Хуггу стимулятор? – предложил Грига. – Пусть скажет, куда лететь…

– Чтоб ты еще придумал! Ты что, забыл, что мы курредаты?

– Ах, да…

– Соберитесь, мальчики! А то так и сами провалитесь, и меня провалите! Короче. Ты, Грига, отныне Грэсс.

– А я Рэгг!

– А я тогда Босс.

– Кто б сомневался.

Глайдер пролетел над дремучим лесом и снизился, завис у вершины холма, обрамленной венчиком молодой поросли.

– Сядем здесь! Снизу не видно, что на вершине.

– А если кто залезет?

– Как залезет, так и слезет.

С тихим шелестом глайдер опустился в густую траву.

– Берите своего подопечного, а я аптечку прихвачу. Быстрее, быстрее, мальчики! Он скоро очнется уже!

Мальчики подхватили Хугга и поволокли вниз – это было куда более легким занятием. У подножия Вита приказала уложить траппера на траву.

– Плащ подложите! Щит можете бросить, а копья возьмите, теперь это ваше оружие – о станнерах забудьте.

– А что такое станнер? – задумчиво нахмурился Грига.

– Босс, не говори загадками! – поддержал друга Сидоровс.

– Тише вы!

В молчании ночи послышался негромкий стон. Вита сунула руку в аптечку. Так. Овальная капсула – это адаптоген. Плоская – витмобилизатор. Вот она! Девушка вытащила круглую ампулу с присоской и приложила ее к руке Хугга. Стимулятор моментально всосался, Вита щелчком сбила пустую ампулу.

Хугг глубоко вздохнул и открыл глаза. Увидев Виту, он не вздрогнул.

– Кто ты? – спокойно спросил траппер.

– Меня зовут Босс, – представилась Вита, – а это мои друзья, Грэсс и Рэгг. Мы отбили тебя у имперцев.

– У кого?

– Ну, у этих, ночных карателей, – вывернулась Бока. Грига с Ричем сурово нахмурили брови – мол, все так и было.

– А зачем вам понадобилось меня спасать? – осведомился Хугг и сел.

– Может, хватит вопросов? – рассердилась Вита. – Замок Мосса во-он в том направлении, можете отправляться туда и сдаться! Вам там будут очень рады!

– Не злись… Просто я уже отвык доверять. Кстати, я не дворянского звания, так что можешь мне не выкать. Так зачем я вам понадобился? Только не говорите, что случайно проходили мимо Моссы, – там и пуша не проскользнет!

– Если честно, – прямо сказала Бока, – я хочу с вашей… твоей помощью уйти в подполье.

– Хм. Не хочу тебя гневить, но… зачем?

– А затем! – резко сказала Бока. – Вас… нас травят, как… зверей! Хватают пачками! А трапперы даже не сопротивляются! Ну нельзя же так!

– Мы сопротивляемся… – нахмурился Хугг.

– Да что ты говоришь? Сопротивляются они! Каждый в одиночку. Собираетесь по три, по четыре человека и ноете, жалуетесь друг другу, критикуете правителей и расходитесь. А надо бороться! С оружием в руках! Всем трапперам и ведунцам надо срочно объединиться и действовать сообща – освобождать заключенных, нападать на арсеналы, на дворцы и замки. А вы сидите и треплетесь, дожидаясь, когда за вами придут и уведут!

Хугг молча выслушал, поднялся, постоял, горбясь и пошатываясь, и шагнул в сторону леса.

– Пойдем, воительница, – буркнул он через плечо. – Ты говоришь правду, много правды, но не надо думать, что ты одна такая умная.

– Я и не думаю… – увяла Бока.

Следующий час прошел в молчании. Хугг сам выбирал дорогу, ориентируясь по звездам, – выйдет на полянку, глянет на небо, сверит курс и топает дальше.

С рассветом они вышли к небольшой деревушке, окруженной частоколом. Покосившиеся ворота уже стояли открытыми, по набитой дороге выходили тощие сукури, побрякивая броневыми чешуями. Пастух, сонный рябой парень в шляпе с вислыми полями, закутанный в дырявый плащ, не обратил на путников ровно никакого внимания, только безразлично отвел локоть, пропуская грузного Хугга.

Выйдя на единственную улицу меж двумя рядами неказистых домиков-срубов, траппер спросил вполголоса:

– Деньги есть?

Запасливая Вита показала горсть золотых и серебряных шариков, синтезированных накануне.

– Порядок! – повеселел траппер. – Сейчас подкрепимся, а потом я проведу вас в Хассе, к нашим. Там-то мы держимся заедино, а вот с другими городами связи нет, что верно, то верно. Да и в лес многие ушли.

– Надо будет, – решительно заявила Вита, – и мы в лес подадимся. Только не для того, чтобы отсидеться, а чтобы оттуда вести свою войну!

Хугг сердито фыркнул, словно оголодавший долгоног, и повернул к харчевне.

Это была большая изба, крытая целой горой соломы, почерневшей от дождей. Внутри было тепло, пол покрывали резаные листья вилльны, каменные столешницы длинных монастырских столов были выдраены до белизны. Из кухни тянуло вкусностями.

– Чего изволите? – подкатился хозяин. – Мясо дожаривается, могу пока предложить пареные водоросли с рыбой, тушенной по-горгийски, лепешки и сок ягод квим трехлетней выдержки.

– Тащи всё! – сделал широкий жест Хугг.

Вита молча отсчитала два серебряных шарика. Хозяин с поклоном сгреб их и удалился.

Заказ не заставил себя ждать, и четыре здоровых организма отдали должное вкусной и здоровой пище.

В зале харчевни почти никого не было в столь ранний час: жители деревни ели дома, а проезжих купцов или перегонщиков скота не ждали раньше полудня. Лишь один человек делил помещение с землянами и Хуггом – крепкий, основательный мужчина сидел за столом напротив, с интересом поглядывая то на Виту, то на траппера. Мужчина, не чинясь, вгрызался в сочный кусок мяса, захватывая его зубами и отрезая лишнее ножом. Вина он пил мало, зато моченые ягоды квим не выплевывал. Земляне уже знали, что их невкусная, вяжущая язык мякоть здорово тонизирует, добавляя с утра бодрости. А рядом, на столешнице, лежал отточенный меч.

Заметив интерес к своей персоне, мужчина подмигнул Вите и осклабился. Девушка содрогнулась – во рту неизвестного зубы торчали через один, да и те были кривые и желтые.

– Здорово, Хугг! – крикнул неизвестный, отодвигаясь от стола.

– И ты здесь, Щербатый? – мягко спросил Хугг. – А я-то думаю, чем это так воняет?

Щербатый рыгнул и сказал:

– Ну, Хугг, ты, знаешь, тоже благовониями не мазан. Догадываешься, с чего я тут? За твою голову, Хугг, Великий магистр назначил награду в десять вязок золота! Дорого он тебя оценил, Хугг. Второй день иду по твоему следу, и вдруг такое везение – ты обратно двинулся! Я и думаю…

Что Щербатый думал, никто не узнал – охотник на людей подпрыгнул и перекатился через стол, подхватывая меч. Ударом ноги сбросив на пол Григу, он прижал к тяжелой столешнице Виту, уперев ей в шею нож, а свой клинок приставил к груди Ричарда.

– Не дергаться! – рявкнул Щербатый. – Не то резко сокращу поголовье, гы-гы! Эй, ты! – обратился он к Григе. – Хватит валяться! Вставай и вяжи колдуна! Живо!

Вите, придавленной вонючим торсом Щербатого, было трудно дышать, но правая рука двигалась свободно. Больших успехов в боевых единоборствах от нее не ждали, но два-три приема она заучила-таки.

– Рич! – прошипела Бока по-русски. – «Верхний правый удар» – и падай!

Сидоровс медлить не стал – резко развернув корпус, он отбил меч по плоской стороне клинка и выстелился на полу. Щербатый сделал молниеносный выпад, но припоздал на долю мгновения – острие воткнулось в скамью. В ту же секунду Вита резко увела голову и ударила ребром ладони по волосатой лапе, сжимающей нож, – лезвие пахло жареным мясом. Тычок вышел слабым, и Вита тут же добавила – отклонилась вбок и что есть силы саданула Щербатого локтем «под дыхало».

Нож выпал из руки охотника на людей и упрыгал под стол. Отъехав на попе по гладкой скамейке, Бока вскочила, сжимая кулачки. Но Щербатый уже бросил меч и задирал руки:

– Сдаюсь, сдаюсь! Здорово ты меня. Во девки пошли! Вроде и смотреть не на что, а поди ж ты…

Он говорил без страха, а руки его ушли на затылок. Вдруг правый локоть резко выгнулся кверху, и в ту же секунду Бока помертвела – у Щербатого из живота вылез наконечник копья, дымящийся от крови. Высунулся на длину ладони и скрылся. Охотник на людей заклекотал, поперхнулся кровью – и рухнул лицом в резаные листья. Его правая рука сжимала тонкий стилет, вынутый из ножен, висящих на шее и спрятанных в ложбинке между лопаток.

Подняв глаза, Вита увидела Григу, бледного до синевы.

– Я его убил… – выговорил Зикунов. – Убил!

Он отбросил копье и нервно обтер руки, словно они были в крови.

– Спасибо тебе, Босс, и тебе, Грэсс! – сказал Хугг, отмякая. – А то уж не знал, что делать!

Только теперь Вита заметила кинжал в его руке. Кивнув, девушка подошла к Григе.

– Может, я его… не насовсем? – спросил он, морщась.

– Насовсем, – твердо сказала Вита. – И большое тебе за это спасибо.

– За убийство?

– За спасение, дурачок. Эй, встряхнись! Ты же в галактисты рвался и не знал, что это тоже случается?

– Знал. Но я не думал, что это… так. Это же навсегда! Он умер!

– Щербатый сдох! – зло сказал Хугг. – Этот мерзавец охотился на тех, кто неугоден Большому Жрецу, и получал все то, что было нажито теми, кого он ловил! Ладно, двигаем отсюда, а то вконец провоняем.

Часа в три дня или чуть позже Хугг вывел своих спасителей и соратников к Южным воротам Хассе.

– А это точно безопасно? – пробормотала Вита, подозрительно оглядывая воротные башни, зажимающие высокие и узкие ворота. – Тебя не схватят?

– У Южных ворот на страже наш человек, – проворчал траппер. – Но светиться лучше не будем, уж больно много развелось любопытных глаз. Да оно и понятно – выдавшему «колдуна» полагается половина имущества «врага молящихся и трудящихся».

Хугг завел землян в придорожный лесок и стал выжидать чего-то. Чего именно, Вита поняла, когда из-за поворота вывернул воз, груженный сеном – забавной курчавой травой, завивающейся спиральками, словно стружка.

– Нам по дороге! – оскалился Хугг.

Пропустив воз с дремлющим возницей, траппер догнал его и с ходу зарылся в сено.

– За мной! – глухо прозвучал его голос.

Вита залезла в прорытую «нору», за нею последовали Грига и Рич.

– Сена пригребите, чтоб дыру закрыть, – распорядился Хугг.

Зикунов напушил травы – свет через нее проникал, а чужой взгляд – нет.

Дробно простучали бревна моста через ров, донеслись глухие голоса стражников, поторапливающих ленивого возницу.

Хугг был напряжен, но страха не испытывал – он прислушивался к уличному шуму.

– Ага, – бормотал он тихонько, – на Главную вывернули. Налево? Нет, направо, к Круглой площади. Босс, чем пахнет?

Вита не сразу догадалась, что обращаются к ней, и быстро втянула носом воздух. Сквозь духмяность сена, щекочущую ноздри, пробивался запах жареной рыбы. Так она и доложила.

– Все правильно, – кивнул Хугг, – мимо базара проехали. Ага, наверх потянули! Значит, по Третьему взвозу катим… Здесь нам сходить. Рэгг, ты первый. Осторожно только…

Сидоровс выбрался из сена и зашагал рядом с возом, независимо посвистывая. Гуляю, мол, имею полное право.

Вита вылезла и соскочила на булыжную мостовую. Третий взвоз был узок и крив. Поднимаясь вверх по склону, он загибался за ряд домов, похожих на башни. Через улочку были перекинуты хрупкие на вид мостики, но хозяйки в одних… колготках? – расхаживали по ним, ничего не опасаясь, и развешивали белье на просушку.

– За мной, – обронил Хугг и повел друзей узким ходом меж двух зданий, почти соприкасающихся боками. Сам траппер передвигался боком.

– У нас на даче, – говорил Сидоровс, пробираясь перед Витой, – такая же щель между домом и гаражом. Раньше я туда едва голову просовывал, а теперь свободно гулять стану. Что значит тренировка!

– Голова просто усохла, – буркнул Грига. Вита хихикнула.

Хугг выбрался в маленький дворик и облегченно вздохнул. Дворик поднимался шестигранником до уровня третьего этажа, но ни одного окна в него не выходило, только дверь – основательная, тяжелая, толстая.

– Сюда!

Хугг с натугой отворил створку и пропустил всех. Потом вошел сам.

Голос из темноты спросил:

– Пароль?

– Тебе что, Тосс, повылазило? – пробурчал Хугг. – Это ж я!

– Моя служба порядка требует, – строго сказал голос. – Проходи! А это кто с тобой?

– Друзья. Ты откроешь, или мне вышибить двери?

Неразборчиво ворча, незримый страж открыл скрипучую вторую дверь, и Вита из душного тамбура шагнула в прохладный коридор.

– Мы почти пришли, – сказал Хугг.

Девушке чудилось чье-то близкое присутствие, от ниш в стенах исходила опасность, но Вита перебарывала страх – понятное дело, должно же подполье как-то защищаться? Вот и понаставили дозорных.

Хугг привел землян в большую круглую комнату. Окон в ней не было, весь свет исходил от масляных ламп да трещащих свечей. В комнате, сгрудившись за столом, сидели человек десять. Люди переговаривались.

– Вчера на соседа донесли. Взяли ночью, увели. Под утро вернули, а вместо него скрутили того, кто его заложил. И – с концами.

– Ишь, справедливые какие!

– Правосудие восторжествовало.

– Масса знаешь? Ну, толстый такой, вечно улыбался. В лес ушел. Ага. Сколотил ватажку и знай себе щелкает купцов кистенем по темечку! Ага.

– Здорово, Хугг! Давно тебя не видал. Кого это ты привел?

– Пополнение, Рэсс. Садись, Босс…

– Пополнение, говоришь? Толку с того пополнения…

– Это, может, с тебя проку нет, а Босс с друзьями спасла меня. Засаду мне устроили у Моссы, понял? А эти – вытащили. Кстати, познакомьтесь – Рэгг и Грэсс. Этим утром Грэсс Щербатого прикончил.

– Ну?! Молодец, парень!

– За это надо выпить!

– Уж больно ты хмура, Босс!

– А чему радоваться?

Вита обвела взглядом плохо видимые лица. Неверный свет выделял светлые пятна физиономий в обрамлении волос, но разобрать отличия не позволял.

– Босс уверена: всё, на что мы горазды, – с улыбкой сказал Хугг, – это ныть и трепаться, дожидаясь ареста.

Подпольщики сердито загомонили:

– Что еще за новости?

– Ишь ты ее! Учить меня будет!

– Верно! Мала еще критику наводить!

– Мы тут не разговоры разговаривать собрались!

– А для чего? – резко спросила Бока и обернулась к Хуггу. – Где содержат арестованных трапперов?

– Где и всех – в тюрьме.

– А вы хоть раз пробовали освободить своих товарищей?

– Да что это такое?! – еще пуще поднялся шум.

– Это тюрьма, а не хижина! Крепость!

– Я спрашиваю, – повысила голос Вита, – вы пробовали освободить заключенных? Вы знаете, где конкретно их содержат? Какова высота стен? Можно ли сделать подкоп или подкупить стражника? Крепки ли там ворота? Сколько в тюрьме охраны? Вы хоть на один из этих вопросов знаете ответ?

Неожиданная тишина выдала правду.

– Так вот, – продолжила девушка обычным голосом, – пока вы не будете знать все точно и в подробностях, помалкивайте лучше!

Толпа снова зароптала, но Хугг пресек недовольство, хлопнув ладонью по столу.

– Я вас прекрасно понимаю, – сказал он, – мне и самому неприятны слова Босс, но ведь она права. Мы очень, очень много говорим, а пора бы и делом заняться.

– А разве мы не помогали семьям арестованных трапперов? – возмутился кто-то в дальнем углу. – Помогали! Жен с детьми на улицу выкидывали, а мы их и приютим, и накормим, деньжат подсоберем! Хоть и опасно это, сами знаете, как. А скольких мы прятали!

– Все это верно. Мы делали это. Но что изменилось? Ничего! Как шла за нами охота, так она и продолжается. Заканчивается уже! Мы все, тут сидящие, находимся под ударом, каждую ночь вздрагиваем от малейшего стука – не за нами ли? Может, хватит уже? Так мы ничего не добьемся. Пора дать бой! Пора показать нашу силу и сплоченность! Короче. Ты, Пагг, свяжешься с лесовиками, пусть будут наготове. Когда вызволим наших из тюрьмы, им прямая дорога в лес, больше прятаться негде. А тюрьму будем брать штурмом – вышибем ворота тараном… и так далее. В общем, так. Даю задание.

Сегодня до вечера всё разузнать в точности – кто сторожит узников и сколько тех сторожей. Свежее ли дерево на тюремных воротах. Разведайте все подходы к тюрьме, вплоть до того, чтобы знать, кто проживает по соседству, и можно ли, в случае чего, уйти через их квартиры и мосты.

Раздав указания, Хугг выпроводил подпольщиков и вернулся за стол, поставив в середину подсвечник. Сразу стало светлее, и Вита решила воспользоваться случаем. Девушка достала из сумки-набрюшника стереофотографию Давида и протянула ее Хуггу:

– Взгляни. Ты нигде не встречал этого человека?

Хугг присмотрелся – и лицо его напряглось. Он остро посмотрел на Виту, будто не понимая, и глухо спросил:

– Босс, ты откуда?

Малость растерявшись, девушка все же нашла подходящий ответ:

– Мы издалека.

– Оно и видно! Уж не знаю, что за художник рисовал сей портрет, но вышло похоже. Ты что, действительно не понимаешь?

– Да объясни же, в чем дело! Ты видел этого человека? Хугг сунул Вите под нос фото Виштальского и раздельно произнес:

– Здесь изображен Великий магистр, главноначальствующий Имперской безопасности и главнокомандующий Черной гвардии, граф Тавита Вишту-но-Мосса-но-Олла-но-Голлата!

Потрясенная, Вита замотала головой и закрыла глаза. Весь мир для нее в эту минуту пропал, она словно повисла в ином измерении, в пустоте и тишине. Душа ее раскололась на две половинки – одна радостно вопила: «Дава жив!» – а другая ужасалась: «Давид – главный негодяй?!»

И никак эти половинки не хотели сойтись, будто какой предохранитель срабатывал, не допуская их соединения. А то – вдруг сойдутся, схлопнутся, как два полушария из урана, – и душу разнесет на клочки.

– Тавита Вишту, говоришь? – пробормотала Вита.

– Тавита Вишту, – подтвердил Хугг.

– Давид Виштальский…

– Похоже. Я не пойму… Ты что, знала его раньше?

– Знала… Думала, что знала. Я искала его, боялась потерять, и вот… Нашла…

В наступившей тишине было слышно, как заерзал Грига.

– Ладно, – встряхнулась Вита, – займемся делом. Что у нас на повестке? Тюрьма? Давайте штурмовать тюрьму…

2

Весь день подпольщики собирали сведения о месте заключения своих товарищей. Многие вещи они знали и без подсказки – как-никак, всю жизнь прожили рядом с высокими тюремными стенами. Только и разницы, что при старом короле сажали воров, а теперь – «политических».

Донесения стекались в штаб, где их собирала и анализировала Вита. Глаза ее, хоть и покраснели, были сухи, губы плотно сжаты, голос сдержан. Типичная революционерка.

К вечеру план тюрьмы был нанесен мелом на столешницу, и Хугг лично расставил на ней отряды штурмующих в виде клочков пергамена с именами командиров.

– Кеггу лучше на подхвате быть, – рассуждал он вслух, – уж больно осторожен. Пускай посторожит на дальних подступах. А Саггу и Траку Кошту поручим таран – они парнюги здоровые и еще подберут таких же дуболомов… Ворота высадят на «раз»! Шака-Ло куда пристроить, не знаю. Человек он пройдошистый, но не смелый. Правда, лес знает, как свой дом. Во, а пусть он и провожает наших до лесных становищ. Точно!

По темноте разбегались посланцы, передавая устные приказы Хугга – где стать, откуда подходить, в какое время. Штурмующих в отряды набирали, умело перетасовывая робких обывателей с отчаянными сорвиголовами, а командовать ставили людей решительных, но таких, у которых эмоции не зашкаливают.

Ранним утром, скорее даже поздней ночью, когда небо на востоке едва начинало сереть, отряды боевиков заняли места на позициях. Вита находилась в группе Сагга, вертлявого конопатого парня со сломанным носом и лопухастыми ушами, которыми он очень гордился и утверждал, что своими «оттопырками» слышит лучше птицы гуг.

Вся группа собралась во дворе пустующего дома, стоящего напротив тюремных ворот.

– Будто кто готовил дворик! – ухмыльнулся Сагг и похлопал по громадному стволу, который служил тараном – мастеровые приделали к нему колеса от телеги, чтобы сподручней было справляться. – Значит, так. Шестеро катят таран, четверо бегут рядом – на подхвате, а то мало ли. Когда выбьем ворота, бросаем таран и достаем луки. Дальше видно будет. Босс, ты у нас самая глазастая, следи за сигнальщиком!

– Поняла, – обронила Вита и стала следить.

С ее места – наверху поленницы дров, сложенных у покосившегося забора, – была хорошо видна подворотня дома напротив и стена тюрьмы. Ворота, прорезанные в ней, поражали архитектурным новшеством – они были не треугольными, а квадратными. По верху зубчатой стены медленно прохаживался часовой. Вита так загляделась на его понурую фигуру, что не сразу заметила сигнал – некто в темной подворотне описывал фонарем круги.

Бока скатилась с поленницы и выдохнула:

– Пора!

– Ага! – оживился Сагг. – Готовсь, братцы! Ну-ка, взялись! И-и.

Колеса скрипнули, и таран выехал со двора. Могучие спины разгонщиков напряглись, прокатывая орудие, и вот уже тяжелое бревно несется снарядом, тарахтя по брусчатке.

Краем глаза Вита уловила давешнего часового – сжимая стрелу в груди, он переваливался через низкий парапет. «Р-революционный держите шаг…» – усмехнулась Вита.

А таран уже несся, с гулом и грохотом одолевая последние метры. Ворота приблизились – наехали и с треском распахнулись: их удерживал всего один засов, деревянный брус в кованых ушках.

– Бросай! – крикнул Сагг.

Таран по инерции покатил дальше, пока не проломил стенку караулки, а Сагг и его команда выхватили луки.

– Грэсс! – крикнула Вита. – Рэгг!

Никто не отозвался, и тогда девушка позвала друзей по их земным именам. Грига вынырнул из-за ворот, запыхавшийся, с неизменным копьем в руке.

– А Рич где?

– Щас он!

А дальше все пошло как в кошмарном сне – полутемный двор, по которому метались развоевавшиеся подпольщики, вдруг стал заполняться фигурами в черном. Ночные каратели валили изо всех дверей и выпрыгивали из окон, а отдельный отряд вбежал с улицы.

Подпольщики завопили:

– Спасайся, братцы!

– Засада!

– Это Шака-Ло, я видел!

– Врешь!

– Бей «черных»!

А «черные» действовали по-прежнему молча. Заблистали бледно-голубые лучики парализаторов, и яростное сопротивление боевиков стало спадать. Силы подпольщиков таяли, штурмующие выбывали пачками, устилая своими телами тюремный двор, а черногвардейцев словно становилось больше, и вот уже двигаются лишь фигуры в балахонах карателей, все остальные лежат пластом, обездвиженные и усыпленные.

Вита шарахнулась от зловещей фигуры в остром капюшоне и попала под выстрел из станнера – луч угодил в грудь, и легкие замерли, словно сжимая растущий кусок льда. Не чувствуя ног и рук, Бока стала падать. Она хотела крикнуть, но не было воздуха, да и язык лежал во рту, будто вчерашняя котлета. Закатывающиеся глаза уловили падение Григи, и слабый свет утра померк.

Вита пришла в себя, и первое, что она увидела, был слабо освещенный свод, похожий на половинку цилиндра, разрезанного повдоль. Нет, свод не был освещен, он сам по себе излучал – ровным белым светом, до того неярким, что казался серым.

Бока приподняла голову и огляделась. Свод покрывал обширный длинный зал, в котором – где на нарах, где прямо на полу, – лежали десятки людей. Иные стонали, кто-то не двигался, как мертвый. Воздух был спертый, резко воняло мочой.

Вита расслышала чье-то пыхтенье, затем перед ней возникла голова подползшего Григи. Зикуновишна выглядел жалко – волосы слиплись от пота, щеки бледные, измазанные, под глазами залегли черные тени.

– Ты… как? – выдавил он, облокачиваясь о край лежанки.

– Как и ты, – смогла улыбнуться Вита. – А Рич где?

– Здесь где-то… – неуверенно сказал Грига.

– Тута я… – откликнулся слабый голос.

В это время гулко ударила распахнутая дверь, и в зал, тяжело печатая шаг, вошли четверо, держащие длинные копья – так, как Грига с Ричем держали давеча носилки. Следом за четверкой вкатился пятый. Оглядевшись, он ткнул в Виту, Григу и Рича толстым грязным пальцем:

– Ты, ты и ты! Сами очнулись? Подъем, и стройся! Держаться за копья руками, ногами шевелите сами, гы-гы! Живее, бледная немочь!

Вита с трудом села и спустила ноги на пол. Встать было очень трудно, организм был как ватный, но гордость одолела слабость. Девушка приподнялась и тут же уцепилась за древки копий, сделала несколько шагов, освобождая место за собой. Сбивчивое дыхание Григи и Сидоровса свидетельствовало о том, что друзья – за ее спиной.

– Шагом марш!

Копейщики, не глядя на взятых под стражу, двинулись к двери. Вите ничего не оставалось, как шагать туда же. Ноги плохо повиновались, были как тряпичные, да еще и оттянутые свинцовыми грузилами.

Копейщики вышли в коридор, такой длинный, что стягивался в точку перспективы.

– Куда нас? – вымолвила Бока вопрос.

– Ма-алчать! – рявкнул командир и тут же выдал ответ: – На допрос.

– Смир-рна-а! – раскатилась по коридору гулкая команда.

Копейщики застыли, вытягиваясь во фрунт, а командир крепко пахнущим колобком выкатился вперед и вытянулся, как мог, выпячивая грудь. Вита посмотрела на причину переполоха – по коридору широко шагал высокий человек, весь в черном с серебром. Лицо холодное, замкнутое, отрешенное от земного.

– Дава! – воскликнула Вита.

Давид Виштальский, а это был он, не вздрогнул, но резко остановился и посмотрел на Виту – жадно оглядывая ее лицо, узнавая и улыбаясь. Улыбка словно стерла с лица Давида ленивую скуку, растопила лед в серых глазах. Но он тут же нацепил маску обратно и спросил:

– Куда ведете?

– На допрос, ваше великославие! – грянул командир копейщиков.

– Отставить. Всех троих проводить ко мне в кабинет, в малую приемную. Исполнять.

– Слушаюсь!

Глянув в последний раз на Виту, Великий магистр стремительно пошагал дальше, а «колобок» зарычал на подчиненных:

– Нале-во! Шагом… марш!

И копейщики потопали по новому адресу. Грига сопел за спиной, но ничего не комментировал. Наверное, слаб был. А в голове у Виты все перемешалось окончательно – любовь, революция, прошлое, будущее. С чего она взяла, что все переменилось, и к Даве она испытывает лютую классовую ненависть? Ничего подобного. Вон как обрадовалась! Даже внизу живота что-то стало набухать… А черное ему идет. Каким он стал… Есть такое слово – «заматерел». Эти волевые складки у рта, твердый взгляд… и цвет глаз у него уже не серый, а стальной, как у весеннего льда.

Копейщики аккуратно вошли в роскошную малую приемную, оттеснив гигантских гвардейцев с мечами наголо, и даже помогли пленникам рухнуть в кресла, а не мимо. После чего ушли, а один из гвардейцев, хмуро оглядев приведенных, затворил дверь. Стало тихо.

– Офигеть… – выразил общее мнение Рич.

– Да-а… – сказал Грига, но развивать мысль не стал.

Вита промолчала – сейчас любые слова были лишними. Она нашла того, кого искала. Только он стал другим. Насколько? Улыбается он хорошо.

В глубине кабинета щелкнула дверь, послышались гулкие шаги. Срывая плащ, в малую приемную вошел Давид. На нем было что-то вроде камзола, черного с серебром, брюки, заправленные в сапоги, – и штанины, и голенища украшал серебряный позумент.

– А вы говорили, тут все в юбках ходят! – возмущенно сказал Грига.

Виштальский усмехнулся и снял шляпу, тоже черную, с широкими полями и пышными перьями. Отросшие волосы были перехвачены широким обручем.

– Парни, оставьте нас, – сказал он, не сводя глаз с девушки.

– Если получится… – прокряхтел Рич.

Помогая друг другу, парни выкарабкались из кресел и прошмурыгали в соседнее помещение, где снова обрушились на что-то мягкое. Дверь за ними захлопнулась, упала тишина.

– Вот и свиделись… – негромко проговорил Давид. Вита грустно вздохнула.

– Не такой я представляла себе эту встречу, – проговорила она и попыталась встать. Попытка удалась. – Я столько сил потратила, прилетела искать, а вышло так, что не тебя надо спасать, а от тебя! Двести миллионов людей живут на Маран-им, – заводилась Бока, – и каждый из них может попасть в застенки… как это историки говорят? Реакционного антинародного режима?

Так это про вас с императором. Посмотри, в кого ты превратился! В гестаповца! В эсэсовца!

– Ну, тогда уж не в рядового эсэсовца, – спокойно поправил ее Давид, – а в рейхсфюрера СС. Чуешь разницу?

– Нет! Не чую!

– Хорошо, – сказал Виштальский. Сказал мягко, но в голосе его отчетливо прозвенел металл. – Хорошо, я – олицетворение сил реакции, опора тоталитарного строя, славный продолжатель дела Гиммлера—Мюллера—Берии—Пол Пота—Мбуви и так далее. А кто ты?

– Я? – переспросила Вита и ответила в том же тоне: – Представительница прогрессивных сил человечества!

– Ошибаешься, – холодно сказал Давид. – Ты – славная продолжательница дела Ленина или Че Гевары, выбирай по вкусу. Что, хотела бунт затеять, бессмысленный и беспощадный?

– Не бунт, а революцию!

– А какая между ними разница, пламенная ты моя революционерка? Или ты не знаешь, во что выльется эта революция? Так я тебе объясню. Вся социальная муть поднимется наверх, все подонки общества повылазят изо всех щелей! Ты инициируешь весь спектр удовольствий истинного революционера – будет полугражданская-полурелигиозная война, трапперы кинутся жечь божников или тех, кого они сочтут за таковых. Начнутся погромы и поджоги, самосуды и избиения младенцев. Появятся беженцы, расплодятся беспризорники, криминал станет править бал. Наступят разруха и голод, эпидемии и массовые психозы. Это будет! Обязательно! Хочешь принести весь этот ад на Маран-им? И после этого ты еще смеешь называть меня эсэсовцем? Да, по моему приказу и от моей руки кое-где порой проливается кровь. Кстати, я и Шака-Ло приказал повесить – это он вас предал, а я не люблю иуд. Так что капает кровушка кое-где у нас порой, но не потоками ей хлестать. Пойми ты, не для того мне дан чин Великого магистра, чтобы после меня Маран-им смердела трупами! Моя задача – обойтись бескровным воздействием в глобальном масштабе, удержать ситуацию от сваливания к истреблению инакомыслящих и массовому уничтожению!

– Да зачем же ее вообще решать, эту задачу?! – взорвалась Бока. – Жили же раньше курредаты без нас, и ничего! Это мы пришли к ним, вторглись, можно сказать, и зачищаем планету от коренного населения! И как зачищаем, а? Гуманно зачищаем, бережно, чтоб не все перемерли!

– Знаешь, какая между нами разница, Виточка? – печально улыбнулся Давид. – Ты переживаешь за двести миллионов маранитов, а я – за двадцать миллиардов землян. Откровенно говоря, мне наплевать на аборигенов, я защищаю интересы только родной планеты, интересы человечества Земли.

– Ой, ну надо же! Последний рыцарь нашелся!

– Да, я – рыцарь. Надеюсь, что не последний. А вот ты – предательница.

– Что-о?! Что ты сказал?!

– Ты последовательно предаешь землян, – раздельно проговорил Давид, – когда поддерживаешь ее врагов, ибо любая помощь трапперам – это дестабилизация, нарушение баланса не в нашу пользу. И чтобы выправить этот баланс, мне придется затратить больше сил и времени, пролить больше пота и крови. И по чьей же вине – моей? Или все же по твоей, Виточка? Подумай!

– Подумай… – горестно сказала Бока, готовая заплакать. – Подумай сам! Ты же галактист!

– У меня такое впечатление, что ты неверно толкуешь обязанности галактистов. Для чего, по-твоему, Земля засылает резидентов на планеты с гуманоидными цивилизациями?

– А что, это не ясно? Галактист – это тот, кто несет прогресс! Отсталым планетам.

– Правильно. А для чего?

– Что значит – для чего?

– Ну, для чего он его несет, этот прогресс? Просто так?

– Ну, чтоб развивались расы.

– Тоже верно. Но как-то общо. А конкретно если, то галактисты вовсе не таскают по Вселенной факел цивилизации вообще. Мы несем гуманоидам земную цивилизацию, приучаем расы к земной морали и этике, мы делаем все, чтобы на отсталых планетах земным духом пахло, чтобы гуманоиды на Сарголе, Тьет, Намассе или здесь, на Маран-им, исповедовали наши принципы и защищали наши интересы. Чтобы они дрались за них, считая своими, разделяя с нами наши побуждения и порывы, ценности и идеалы, цели и средства. Понимаешь? Никто не заботится о человекоподобных туземцах в силу высокой нравственности, испытывая благородное стремление помочь братьям по разуму. Все гораздо проще, грубее, четче – мы хотим расширить Землю до пределов Галактики. Вот и все.

– Как просто! – усмехнулась Вита. – Следовательно, цель оправдывает средства?

– Если цель – послужить Земле, сделать Планету сильнее, то да, безусловно.

– Но это же страшно, Дава! Неужели ты не понимаешь? Почему ты выбираешь изо всех решений не самое доброе, а самое эффективное? Разве власть не может быть доброй?

– Может. Но не должна! – убежденно сказал Виштальский. – Добрая власть – слабая, она будет мириться с преступниками, уговаривать бунтовщиков, беспомощно мямлить красивые слова, вместо того чтобы идти на крутые меры. Но добро – именно в насилии! Хороший земледелец без жалости выпалывает сорняки, а не ждет, пока они погубят его посев. Пастырь, который добр к паршивой овце, творит зло всему стаду! Власть должна следить за тем, – продолжил он назидательно, – чтобы все соблюдали закон, и наказывать тех, кто преступает его. А как это сделать, не применив силу? Закон – это не кодексы. Закон есть точно отмеренная сила! Этому – десять плетей, ибо проступок его невелик. Того – на каторгу, он опасный разбойник. Но когда нет силы, и нет воли применить ее… тогда плохо. Тогда начинаются разброд и шатание, приходит смута и умножается зло…

Давид внезапно протянул к Вите руки и обнял девушку, крепко прижимая к себе.

Она не оттолкнула его, а сама подалась навстречу, закидывая руки и обхватывая крепкую шею Великого магистра.

– Пусть этот разговор, – прошептал он, – будет нашей последней ссорой.

– Угу… – вымолвила Вита, вжимаясь лицом в его грудь, чувствуя кожей щек бархатистость ткани и гладкий холодок серебра.

Давид не видел ее глаз и того, как в них разгоралось черное пламя, а порхание слипшихся от слез ресниц тушило опасный огонь. Зато его руки, завладев гибкой спиной Боки, продолжали наступление, опускаясь до выпуклых округлостей ягодиц, вминаясь в их упругую мякоть, как тогда, на веранде, на далекой-предалекой Земле.

– Я по тебе соскучилась… – произнесла Вита прерывистым голосом.

– Я тоже.

Она быстро распустила непривычные застежки на черной куртке-камзоле, стала целовать шею и грудь Давида, задыхаясь и торопясь. Дава стянул с Виты брючки-колготы, стал жадно целовать ее ноги, водя языком все выше и выше, ладонями сгребая тонкую рубаху вместе с кофтой-накидкой. Девушка прижималась к нему и изгибалась, пока, еще слабая после лучевого удара, не упала на мягкую кушетку. Руки Давида подхватили ее и уложили, оглаживая и лаская.

Когда он вошел в нее, Вита резко вздохнула. Но, выдыхая, она тихо вскрикнула, приветствуя проникновение. Давид нависал над нею и тут внезапно замер, дыша часто и неровно. Вита коснулась его ребер, кончиками пальцев обследуя каждую ложбинку, потом обвела контур грудной мышцы, заново привыкая к ощущению его плоти внутри себя. Она чувствовала, что ее сильно растянули и заполнили, и ждала приближения мощных приливов сладострастия.

– Вита…

Давид перенес вес тела на левую руку, а правой погладил ее лицо. Бока повернула голову и поцеловала его пальцы.

– Да.

Он опустил голову и накрыл ее губы своими, не дав договорить имя. Его рука легла Вите на грудь, а бедра стали двигаться вверх и вниз, наступая и отступая в ритме поцелуя и движения большого пальца по соску. Вите хотелось глубоко вздохнуть, но у нее не получилось – мужчина не прекращал поцелуя.

Она оплела ногами его бедра, достигая конечной открытости, извивалась под Давой, вторя безжалостным и нежным движениям, и тут глаза ее расширились – накатило, нахлынуло блаженство соития, и мужчина оборвал поцелуй.

– Дава…

– Я люблю тебя.

– И я тебя…

Над разлученными парила Великая Любовь, улыбаясь коварно и нежно.

Глава 14 ДАВИД И ГОЛИАФ

1

Адъютант Цзеху-но-Лотта материализовался и прожурчал, одновременно вытягиваясь и прогибаясь:

– Господина Великого магистра ждут в малом зале!

– Иду.

Давид Виштальский был бодр и весел с самого утра, и его хорошее настроение не мог испортить даже император. Захотелось старикану выдать ему цэ-у? Ладно, послушаем.

Он прошагал длинным коридором, связывающим тайную канцелярию Имперской безопасности с резиденцией его владычества, и поднялся на третий этаж башни Обители Большого Жреца – император не пожелал переезжать на новое место жительства, ему и на старом жилось неплохо.

Два гигантских гвардейца – у каждого объем шеи больше обхвата головы, молча развели копья, скрещенные перед входом в личные покои императора. Давид, в упор не замечая этих дуболомов, толкнул створку из литого серебра и вошел в кабинет Вантасса Первого.

Император вольно раскинулся в огромном кресле и цедил шампанское из емкого бокала.

– Виват, Тавита Вишту! – промычал он и дернул бокалом, указывая место для гостя. – Располагайся! И поменяй, пожалуйста, выражение лица. Не бойся, новыми заданиями нагружать не буду, я тебя для другого позвал. У меня сегодня праздн-ик! М-да. Уж и не чаял дождаться этого дня! М-да. Я смотрю, ты твердо стоишь на ногах – налей-ка мне шампанского, это уже выдохлось, а я люблю с пузырьками, чтобы в нос шибало.

Давид исполнил просьбу императора, и тот с церемонным кивком принял посуду. Глаза у Свантессена разъезжались в стороны, да и сама голова нетвердо держалась на тощей морщинистой шее. Император был пьян.

– Десять лет! – воскликнул он, театрально вскидывая руку и обливая рукав вином. – Десять лет я шел к этому дню! Шел, шел – и дошел. Ик! Пардон, «ики» напали. Не понимаешь, да? Вижу, что ни бум-бум. Я тебе щас все объясню, Тавита, мы с тобой – два сапога пара, нам стесняться нечего. Верно?

Давид осторожно кивнул.

– Ну вот… – продолжил император. – Я чуть было не стал жертвой собственных амбиций, но вовремя попал сюда, на Маран-им. А эти… хи-хи-хи. Они решили, что я тут сижу и работаю как проклятый ради их эксперимента! А вот дудки! Ради своего личного плана я прозябал тут, гнил в этом тухлом болоте годами! Когда я сообщил на Землю, что стал резидентом не где-нибудь, а на материнской планете Волхвов, вся Мировая Академия Наук закудахтала от восторга. Прогресс! Технологии! Мощь! И только я один понимал истинную цену всем этим мегакомплексам и хабитатам. Власть! Сумасшедшая, небывалая власть – вот что сулила Маран-им!

Император повернулся к Давиду всем корпусом и спросил:

– Видал ту аномалию в Заморье? Как это выглядело? Круг ночи, мм?

– Аномалию? Я думал, это испытывали новое оружие.

– Правильно! – захихикал Свантессен. – Испытывали! Только не с орбиты, не с борта крейсера. Это я – я! – испытывал свою Силу! Подойди к окну.

Виштальский, все еще недоумевая, приблизился к высокой узкой амбразуре, открытой к гавани Хассе.

– Видишь, там, за бухтой, дальше в море, островок? Видишь?

– Вижу. И что? Довольно невзрачный клочок суши – камни, соленый песок и кучи гниющих водорослей с наветренной стороны. Я как-то проплывал мимо. Рыбаки прозвали его Пробкой – он как бы затыкает бухту с моря.

– А теперь смотри!

Император вытянул в сторону острова костлявые руки, и в небе над «невзрачным клочком суши» стало что-то происходить. Солнце, пробившее полог туч, заплясало и разошлось веером – больше десятка ложных светил воссияло над морем, а прямо на Пробку начал опускаться с неба острый конус фиолетового огня. По набухшим серым тучам пробегали светящиеся пятна, а море, наоборот, потемнело. Фантастическое огненное острие накололо Пробку, и вверх, за облака, забил гигантский гейзер пара и пепла, кругом разгоняя тучи, как при атомном взрыве. Тугой грохот донесся с моря. Там, где только что был остров, образовалась каверна, воды хлынули, заполняя ее, и вздыбились громадным столбом мути.

– Вуаля, мон шер! – произнес Свантессен лязгающим голосом и осушил кубок, поглотив добрых пол-литра игристого и шипучего.

– Что происходит? – подобрался Давид. Император радостно рассмеялся, повизгивая и жмурясь от удовольствия.

– Волшебство, магистр! – выговорил он, сдерживая смех. – Обыкновенное волшебство! Ма-ги-я!

Насладившись растерянностью Виштальского, его владычество снизошел до объяснений.

– Это всё транслятор, – сказал он, погладив пальцем венец на голове, – он усиливает и передает мои мысленные приказы – и вся планета подчиняется мне. Мне одному! Десятки мегакомплексов, связанных внепространственными тоннелями, покрывают всю планету, а над нею, необнаружимая, кружит орбитальная группировка охранных спутников. Ах, магистр, до чего же это сладостно – ощущать собственное всемогущество!

Свантессен внезапно загрустил, прижал кубок к щеке, перекашивая рот и пуская слюни.

– Сколько времени потрачено, – вздохнул он, – сколько страхов преодолено, сколько трудностей и опасностей. И я всегда был один! Спасибо тебе, Давид, что помог – нашел живой транслятор. А, да ты не понимаешь ничего! Иначе оценил бы размах и смелость моей комбинации!

Понимаешь, Давид, прежние хозяева Маран-им, то бишь Волхвы, всю планету переустроили для лучшей жизни, здесь была глобальная система поселков-хабитатов, производственных континуумов и мегакомплексов, и еще несколько уровней инфраструктур – энергетической, информационной, транспортной и других, суть которых пока ускользает от человеческого понимания. И была еще одна тотальная сеть, самая глубинная – она связывала эмиттеры и модуляторы М-поля. Сириусяне называют его гиперполем, ну а я дал ему свое определение – «волшебное поле», или М-поле, от английского «мэйджик». Ик. М-да. Никто на свете пока не знает, что это за штука. Одно известно точно – в природе гиперполя не существует, Волхвы создали его искусственно. И вот, если ты находишься на этой планете и имеешь обруч-транслятор на голове, то тебе достаточно пожелать, чтобы стало по твоему хотению, по твоему велению. Уловители желаний примут мысль, и сработают материализаторы. Вот, смотри!

Император поднял пустой кубок, икнул, после чего грозно нахмурил брови – и шампанское пенными струями хлынуло из кубка, плеская на ковер.

– Видал?! – воскликнул Свантессен. – Я еще не волшебник, я только учусь и не могу точно рассчитать дозировку, но это пустяки. Пробовал диван превратить в кабанью тушу, но не получилось – вышла у меня точная копия разделанного вепря из полированного дерева. Да и древесина внутри оказалась непонятным органическим киселем. Пустяки, дело житейское! И я ведь только притронулся к могуществу, вскользь познакомился с трансфигурацией, а сколько еще возможностей таит в себе система М-модуляторов?! Подумаешь – и дух захватывает! М-да. А знаешь, что было самым невыносимым за все это время? Я еще пять лет тому назад всё понял про М-поле, но ничего поделать не мог. Нет, я примерно знал, где можно иксать… тьфу, искать трансляторы, но что с них толку, когда не работала сеть? Увы, за десятки тысяч лет система законсервировалась, перешла в режим спячки. Ты бывал в Заморье, видел тамошние степи, видел и здешние леса. Так вот, степи – это наносы над сотнями хабитатов и комплексов, а в дебри лесные превратились древние парки. Волхвы покинули планету, и вся их мощнейшая цивилизация уснула. Но не исчезла! На четверть она сохранилась, однако как было разбудить эти мегакомплексы? Как активировать М-систему?

Так вот, достаточно было разгрести миллионы тонн грунта и просто войти в древние здания, а психодинамическое излучение мозга само воздействует на сверхтехнику Волхвов, выведет ее из спячки. Конечно, мне одному это было не под силу. Курредатов мобилизовать? Тоже толку мало – что они лопатами успеют раскопать? А землян зазвать. Как? Да те же таоте сразу закопошатся: а чего это хомо полезли на эту планету? Агрессия это или что? Выйдет добрая свара, и поди-ка выпутайся из нее потом. Да и сами курредаты не лучше – понравятся ли им пришельцы, что роются в их Святых местах? Вообразите себе кхацкха, вибробуром сверлящего храм Кхаджурахо! Можно представить, какие травмы заработает такой вандал. И тогда я придумал комбинацию в несколько ходов. Сперва я объявил себя Большим Жрецом и начал проповедовать новую религию. Короля я споил быстро, и дело пошло – я расколол народ на колдунов и божников. А дальше все было, «как у людей»: божники полезли на теплые местечки, отпихивая колдунов, гоняя колдунов, наговаривая на колдунов и забирая половину имущества колдунов. Я послал конкистадоров в Заморье, зачищать степь. Короче, я освобождал от местного населения все больше и больше комплексов Волхвов. Земля сразу приняла мою сторону, подбрасывая оружие, синтезаторы, то-се. И вот прибыли ученые. Десятки тяжелых систем разгребали наносы. Дрожа от возбуждения, ксенологи проникали все в новые и новые объекты – и М-сеть оживала! Я чувствовал это! Я стал пробовать творить чудеса, и у меня кое-что получалось, а теперь я обрел такую силищу, что о-го-го!

– Зачем вы все это рассказываете? – поинтересовался Давид. – Я ведь и сболтнуть могу, человек слаб.

Император отмахнулся.

– Болтайте! – сделал он широкий жест. – Ибо ничья слабость мне более не опасна – с моей-то силой! Я могу сбить каждый крейсер в отдельности или все разом. Могу играть ими, расставляя на орбите то так, то этак. Могу прикрыть все полушарие защитным полем или сжечь его и перекопать на километр вглубь. Я всё могу! А рассказываю я все это по одной причине – мне хочется, чтобы хоть кто-то оценил мою победу. Иначе никакого удовольствия!

– И что теперь?

– Хороший вопрос, – зажмурился Свантессен. – Я как раз думаю над ним. Ну, для начала я, пожалуй, уволюсь из КГБ. Хватит с меня. Я теперь Властелин Мира и буду сам решать, с кем мне дружить, а кому фигу показывать. Вон, по краю системы вертятся корабли таоте и прочих. Могу и их приманить: цып-цып-цып, носители разума! Вот вам мегакомплекс Семнадцать-Зет, копайте! Отдаритесь новеньким звездолетом средней дальности. Кто там в очереди? Кхацкхи? А, пардон, не узнал! Никак гетероморфы пожаловали? Тоже к технологиям галактов причаститься охоту возымели? Будь по-вашему! Вы нам – сотню космоистребителей, мы вам – хабитат. Ах, вам два хабитата подавай? Ладно, тогда с вас полтораста истребителей и пять десантных ботов!

– Вы это серьезно? – ровным голосом спросил Виштальский.

– Милый, – ласково сказал Свантессен, – я уже неделю веду переговоры с таоте и риттами! Торгуются – страсть!

– Но зачем? Я не понимаю… Профессор, разве Земля плохо вас снабжала?

– Не в том дело, Давид, – серьезно сказал Свантессен. – Я же не собираюсь изолировать Маран-им. Напротив, я хочу выйти на галактический простор! Хочу заиметь свой флот, хочу основывать колонии, а иначе какой мне интерес? Пускай императору Вантассу завидуют, пускай ищут с ним союза! Только я сам буду решать, кто будет моим союзником и на каких условиях. Больше никто не будет мною командовать! Довольно! Скоро тут станет оживленно, Давид. Вот увидишь. Я стану торговать наследием Волхвов оптом и в розницу, буду отмерять следы их деятельности тоннами и кубометрами, а мне за это выстроят орбитальные станции и космопорты, проложат дороги, запустят промкомплексы. Может, и континуумы галактов сдадут в эксплуатацию! Эх, заживем, Давид. А тебя я сделаю. Кем ты хочешь стать?

Виштальский натужно улыбнулся и ответил:

– Ну, я еще и в дуки не вышел.

– Хо-хо! В дуки! Ты у меня вице-королем станешь! Будешь править маранитской колонией где-нибудь на землеподобной планете. Заведешь гарем… А хочешь, назначу тебя адмиралом моего Звездного Флота? По моему приказу ты поведешь десятки боевых звездолетов – пусть трепещут наши враги! Здорово?!

– Будущность блестящая, – усмехнулся Давид. – Перспективы ослепительные.

– Так я что и говорю! Ну вот. Выговорился вроде. Ладно, Давид, ступай пока, а завтра утром… нет, лучше ближе к обеду подходи. Увидишь кое-что. Я приказал эвакуировать все археологические лагеря и увести флот. Мавры сделали свое дело, мавры могут уйти, хе-хе… Если через двадцать четыре… э-э… через двадцать три часа мои дорогие однопланетники не послушаются, я им устрою показательные выступления. Демонстрацию силы.

Последние слова император, перебравший шампанского, едва договорил. Его голос затих и перешел в похрапывание.

«Предатель! – стучало в висках у Виштальского. – Предатель!» Желание покарать изменника было настолько сильно, что правую руку свело судорогой. Но нет, нельзя. Что с того, что император в отключке? За него бдит транслятор – и половина планеты, вся кора которой пронизана искусственными полостями, а в них кроются невиданные генераторы, реакторы, вообще не понять что. М-поле. Н-да. Машинально Давид потрогал свой собственный транслятор. Увы, его волшебная палочка не фурычит.

Повернувшись, Давид вышел и аккуратно прикрыл за собою дверь.

– Император почивать изволят, – строго сказал он накачанным гвардейцам, и те вытянулись, скрестили копья и насупились. Враг не пройдет! Сон императора будет крепким.

2

Давид ссыпался по ступенькам в цокольный этаж башни, промчался по коридору и взлетел по лестнице, врываясь в свои владения. Вита, разбиравшая пергаменты на диване, испуганно вскочила.

– Что случилось? – спросила она с беспокойством.

– Ты знаешь кого-нибудь из сириусян? – ответил Давид вопросом. – Мне нужен самый лучший ксенолог!

– Да я многих из них знаю. А самый лучший. Это, наверное, Цеф Фтет.

– Ты можешь с ним связаться?

– Не знаю. Правда, не знаю. Я пробовала позвонить Пиньону, но его канал отключен.

– Это потому, что Свантессен выгоняет землян с Маран-им.

Давид бросился к огромному монументальному комоду и выкатил верхний ящик. В нем лежал коммуникатор.

– Как это – выгоняет? – не поверила Вита. – Кто он такой, чтобы выгонять?

– Он-то? Он – Властелин Мира. Не смотри на меня так, это правда. Набирай номер этого… как бишь его. Фтета.

Бока, по-прежнему недоумевая, набрала серию кодов. Экран секунду мерцал сиреневым и вдруг налился цветом. Изображение было немного перекошено, но стандартная каюта космического корабля просматривалась полностью. В фокусе суетился сириусянин, торопливо перекладывающий вещи из маленьких контейнеров в один большой кофр.

– Цеф Фтет! – позвала Вита. – Откликнитесь!

Орнитоид оглянулся, заметил включенный видеофон и обрадовался – открыл рот, часто кивая лобастой головой.

– Рад обоюдному видению, – сказал он.

– Это правда, что вас гонят отсюда?

– Все имеет большую странность и непонятность, но нам поступило предложение собирать вещи.

– Высокочтимый Фтет, – вклинился в разговор Давид, – простите, что отрываю вас от дел, но то, что я вам скажу, чрезвычайно важно.

– Я слушаю, – склонил голову Цеф Фтет.

– Надеюсь на то, что разговор останется между нами?

– Если сказанные слова не повредят никому… – осторожно сказал орнитоид.

– Если о сказанном узнает свита императора, – резко сказал Виштальский, – вред будет причинен и вашей расе, и нашей, и маранитской!

– Все так серьезно?

– Более чем. Свантессен использовал землян и сириусян, чтобы вы расконсервировали часть объектов Волхвов. Вышла из спячки четверть системы эмиттеров и модуляторов гиперполя, и Свантессен активировал ее.

– Это невозможность! Есть нужность в имении транслятора!

– У него есть транслятор.

– О-о…

– Свантессен торгуется с таоте и риттами, меняет артефакты Волхвов на звездолеты, благо ресурсов у него достаточно – целая планета.

– О-о…

– Не знаю, как по-вашему, а по-нашему – это предательство.

– По-нашему тоже, хомо. Но ты не за тем развиваешь говорение, чтобы сообщить.

– Я прошу помощи. Как мне одолеть императора?

Цеф Фтет задумался.

– Волхвов на этой планете проживало не много, – сказал он, – их число не превосходило десяти тысяч. И у каждого был транслятор. Общество Волхвов имело отличие – высочайшую мораль и сознательность. Примите в голову такое думание – десять тысяч Властелинов Мира, каждый из которых мог все! И никто не осуществлял помехи друг другу. Император взял себе очень много силы, и подавить его потенциал можно только одним способом – нужен еще один транслятор.

– Он на мне.

– О-о!

– Но мой венец никак не реагирует на мои желания.

– Это потому, что он не активирован.

– А как… Послушайте, высокочтимый, прилетели бы вы к нам и объяснили все по порядку! А то оборвется связь, и что мне делать?

– Я попробую. Но нам не рекомендовано покидать корабль.

– Идите к Ивану Лобову! Можете рассказать ему всё, что слышали от меня. Лобов – мой наставник и просто нормальный мужик. Попросите у него глайдер или бот, он даст.

– Я даю согласие. Подскажите, какой из терминалов Волхвов имеет к вам наибольшую близость?

– Терминал Мосса. Это мой «замок». Кстати, его центральный купол реагировал на мой обруч – он открывался.

– Какая замечательность! Полетайте туда и ожидайте, я осуществлю прибывание вскорости.

Давид кивнул и прервал связь.

– Я побежал, – бросил он, срываясь на бег.

– Я с тобой! – воскликнула Вита.

– Это опасно… – занервничал Виштальский.

– Думаешь, здесь я в безопасности? – улыбнулась девушка.

– Ладно, пошли!

– А мы? – послышался вопрос от дверей.

Давид резко обернулся. В проеме толклись Грига с Ричем.

– Я понимаю, как это все выглядит, – смущенно проговорил Зикунов, – но мы тут стояли… и это.

– Мы всё слышали! – договорил за друга Сидоровс.

– И на всё готовы! – заключил Грига.

– Великие небеса! – закатил глаза Давид и покорился: – За мной! Скачками!

Трое мужественных землян и одна прекрасная землянка промчались мимо гвардейцев, вытянувшихся по стойке «смирно», вознеслись по винтовой лестнице и вырвались на плоскую крышу тайной канцелярии, где стоял новенький черный глайдер.

– Твой персональный? – вякнул Рич, получил пинка от Григи и влетел на заднее сиденье.

Давид занял место водителя, подождал, пока все усядутся, и свечой поднял антиграв над дворцовым комплексом. Внизу раскрылись улицы и площади Хассе, запруженные народом, но почти никто не задирал голову и не тыкал пальцем в небо – к присутствию летальных аппаратов курредаты привыкли быстро. Эка невидаль – по небу летать!

С глухим шелестом глайдер одолел десятки миль, отдалявшие Моссу, и стал планировать над склоном Лысой горы, словно на санках съезжая с нее.

– А вон и Цеф! – крикнула Вита, указывая на десантный бот, смахивающий на серебристое яйцо острым концом вверх. «Яичко» выпустило три опоры, повисело над сухим руслом, медленно вращаясь, и село. Черный глайдер скользнул с высоты, приземлился рядом. Прозрачный колпак откинулся в одно время с распахнувшимся люком бота – по трапу опасливо сошел щуплый орнитоид, а следом сбежал огромный загорелый мужчина, в котором Давид с радостью узнал Лобова.

– Мне Фтет обо всем рассказал, – прогудел галактист. – Ну и каша тут заварилась!

Виштальский, благодарный наставнику уже за одно то, что тот не назвал поименно «кашеваров», крепко пожал протянутую руку.

– Свантессен назвал срок в одни сутки, – сказал он, – после чего обещал устроить «показательные выступления» земному флоту. Ну, чем порадуете, высокочтимый Цеф Фтет?

– Есть лишь одна возможность противостояния императору, – неспешно заговорил сириусянин. – Вам, Давид, необходимо активировать ваш транслятор. Прямая нужность в том, чтобы гиперполевая инфраструктура опознала вас как нового пользователя. Тогда вам откроется доступ, и вы сравняетесь с императором.

– Ясно. И что для этого нужно?

– Есть нужность прохождения в терминал и отыскания биопсихомодуля.

– Так идемте!

Управляющий Ксо, когда увидел широко шагающего графа, аж присел от почтения.

– Чего угодно вашему великославию? – справился он угодливо.

– Мне угодно, – отвечал Давид, – чтобы все оставались на своих местах и не мельтешили по замку! На всякий случай приготовьте обед на шесть персон.

– Будет исполнено!

– Хорошо быть графом, – глубокомысленно заметил Рич и увернулся от тумака Григи.

– Не жалуюсь, – обронил Давид.

Стремительно прошагав к центральному двору «замка», он остановился у купола с обломанным шпилем, выдохнул и коснулся рукой гладкой стенки. В ней тотчас же прорезалось треугольное сечение, и дверь откатилась вглубь, второй раз за десятки тысяч лет открывая вход.

Виштальский шагнул первым, потом отступил в сторону и впустил всех. Дверь плавно задвинулась, словно заново срастаясь с монолитной стеной.

Под куполом не было темно, но и света от стен исходило не много. Однако достаточно, чтобы разглядеть желтый пандус, плавно уходящий под землю и раскручивающийся в спиральный сход.

– Вниз? – зачем-то спросил Давид у Цефа. Тот боднул воздух головой.

И все гурьбой потопали вниз, в огромное полусферическое помещение, от которого лучами расходились широкие коридоры.

Цеф Фтет медленно обошел зал по кругу и указал на один из коридоров.

– Сюда!

И все пошли туда. За многие тысячи лет источники света в коридоре не сохранились полностью, и скупое сияние разливалось по стенам пятнами, то яркими, то тусклыми. А потом путь сборной команде питомцев Солнца и Сириуса преградила стена – полупрозрачная, податливая на ощупь, как мармелад.

– Всё? – разочарованно спросил Зикунов. – Пришли?

– В вашем суждении замечается ошибочность, – изрек Цеф Фтет и добавил: – Делайте в моем подобии.

С этими словами орнитоид навалился на стену – и стал проваливаться в нее, тискаться, скребя ногами, проталкивая свое тельце вовнутрь.

Давид с размаху влепился в стену и начал продавливать ее, закрыв глаза и задержав дыхание. Стена поддавалась. В какой-то момент Виштальский оказался полностью вмазанным в нее, но тут же нога почувствовала отсутствие сопротивления. Еще немного напряга, и Давид вытянул себя из стены по другую сторону забавного препятствия. Чистым и сухим.

– За долговременность стена повысила вязкость, – спокойно заметил Цеф Фтет, отряхивая смятую накидку. – Такие перегородки служили для дезинфекции и сохранения стерильности.

– И куда теперь?

– Мы пришли.

Давид огляделся. Зал, в котором он находился, не поражал размерами, но и малым назвать его язык не поворачивался. Он имел прямоугольную форму, был залит довольно ярким бестеневым светом, а у пары противоположных стен поднимались этакие овальные бассейны со стенками высотою метра полтора, доверху залитые чем-то вроде стеклопласта. В хрустальной глубине покоились тела существ, имя которых все расы произносили с придыханием. Давид увидел Волхвов, точно таких же, как в своем давнем сне, – с вытянутой овальной головой, с иссохшим телом, натянутую кожу коего, синевато-зеленую и блестящую, словно лакированную, дугами продавливали три позвоночника. Длинные шестипалые руки, согнутые втрое, висели в прозрачной массе, словно Волхв обнимал худого невидимку. А ростом Волхв оказался выше четырех метров.

– Ого! – воскликнул Лобов.

– Это саркофаги, – оборвал его восторги Цеф Фтет. – Ищите биопсихомодули!

– А на что это похоже? – спросил Рич.

– Нашел!

Цеф Фтет, взволнованно кудахтая, обежал невысокий вытянутый постамент с овальным углублением посередине.

– Ложитесь сюда! – велел он Давиду. Виштальский присел на постамент и перекинул ноги, возлегая на овальное ложе. Ложе было предназначено для Волхвов, и хомо мог располагаться в нем хоть вдоль, хоть поперек.

– И что?

– Нужно произвести закрывание глаз. И терпеть ожидание.

– Ясно.

Давид зажмурил глаза, но ничего не почувствовал. Мысли по-прежнему метались в разгоряченном мозгу и никак не хотели успокаиваться.

– Глядите! – ахнула Вита, и Виштальский открыл глаза.

Сверху на него опускалась массивная колонна, метров пяти в диаметре, в разрезе похожая на постамент, и с таким же овальным углублением.

– Это его не раздавит? – встревожилась Бока.

– Не надо иметь тревожного ожидания. Колонна бесшумно опустилась и плотно прикрыла Давида. «Ничего, – подумал он, бодрясь, – наши рядом, не дадут помереть замурованным…»

И тут на него нахлынуло. Это было как взрыв вовнутрь – миллионы образов ворвались в мозг, разрывая внимание, окуная в бездну ассоциаций, в космос видений. В голове кружились одновременно тысячи планет, туманности светящегося газа путались под ногами, мириады звезд звенели комарьем, от которого хотелось отмахнуться.

Постепенно поток информации схлынул, истончился до струйки, до отдельных капелек. Колотящееся сердце стало успокаиваться, пересохший рот уже не хапал воздух для бешено трудящихся легких. Пот, струившийся по щекам, высох. Наступил покой. И пришло знание.

Давид совершенно ничего не понимал из того, что потоком вливалось в него. Информационная лавина не впитывалась им на манер губки, а пропускалась насквозь, словно через сито. Но все же кое-что задерживалось в извилинах, оседало тяжелыми зернышками намытого золота.

К примеру, он знал теперь, что башни на терминале Мосса назывались преобразователями, а отдельно стоящие купола, которые ксенологи обозначили как коллекторы, на самом деле были узлами флаинг-сети.

Давид вздохнул, ощущая, что хорошо отдохнул и набрался спокойствия, и приказал биопсихомодулю открыться. Он отдал приказ буднично, как бы мимоходом, нисколько не удивившись подъему мощной колонны – усилителя.

Виштальский упруго поднялся и был поражен, когда к нему на шею кинулась заплаканная Вита.

– Я тебя уже похоронила! – ревела она.

– Да успокойся, – сказал Давид с оттенком растерянности, – чего ты?

Побледневший Лобов проговорил с оттенком озабоченности:

– Ты отсутствовал ровно двадцать два часа.

– Да вы что?! Тогда мне пора.

Нежно поцеловав Виту, Давид отстранил девушку и упругим шагом направился к «мармеладной» стене. Мимолетное желание было тут же исполнено – дезинфицирующая перегородка разошлась трясущимся проемом.

Взбежав по пандусу наверх, Виштальский вышел под утреннее небо. «Долго же меня не было…»

Он услышал, как торопятся выйти за ним его друзья, и тепло улыбнулся. Совершенное спокойствие, обретенное давеча, не покидало его.

– Если император уже решился на «демонстрацию силы»… – неуверенно проговорил Лобов.

– Не решился, – беспечно ответил Давид. – В данную минуту Свантессен мучается с похмелья.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю.

– Пошли тогда!

– Вы идите, а я кое-что опробую.

– Что именно?

– Флаинг-сеть.

Давид расставил руки в стороны и плавно взмыл в воздух. Поднявшись выше терминала Мосса, он развернулся и полетел, подставляя лицо прохладе раннего утра. Воздух рядом с его телом словно мутнел, теряя прозрачность, но становясь при этом надежной опорой – за воздух можно было уцепиться рукой, удобно упереть ногу.

Внизу скользили скалы и рощи, потом пошли огородики и садики, а страх высоты, страх падения так и не появился в Давиде. Он твердо знал, что не может разбиться. Не может – и всё.

Освещенная встающим солнцем, приблизилась громада Башни – полуразрушенного преобразователя, переделанного невежественными предками курредатов под свои убогие нужды.

Виштальский выпрямился и опустился на верхнюю площадку Башни – бывшей Обители Большого Жреца, а ныне резиденции его владычества императора.

Хассе внизу просыпался. Распахивались окна, хлопали двери, доносились первые голоса. Зацокали копыта долгоногов.

А потом послышались звуки близкие – постанывая и покашливая, ругаясь и шаркая, наверх поднимался император Вантасс.

Он не удивился, застав на Башне Виштальского.

– Давно ждешь? – проскрипел Свантессен, морщась и отирая ладонью пот.

– Да нет, я только прибыл. Срок ультиматума близок к окончанию, мой император?

Свантессен хихикнул и тут же скривился.

– Ох… – вздохнул он. – Больше капли в рот не возьму! Дорвался я вчера, налакался, как зюзя… Ну, что? Пора показать, кто на Маран-им хозяин! Как ты считаешь, Давид?

– Самое время, – кивнул тот.

Император глянул в розовеющее небо, где ярко блестели пять или шесть пятнышек – планетарные крейсера Земли. Свантессен вытянул руку с расставленными пальцами и медленно свел их в щепоть. Пятнышки плавно сошлись, выстраиваясь в ромб. Мегатонные корабли, подчиняясь приказу носителя транслятора, перемещались в пространстве с громадными ускорениями – гравикомпенсаторы, вероятно, работали на пределе мощности.

– Хватит, пожалуй, – спокойно сказал Давид.

– Что? – не понял император. – Что-что?

– Хватит баловаться, Свантессен. Снимите транслятор и ступайте под домашний арест. Я думаю, Чрезвычайный Трибунал учтет ваши прошлые заслуги и не приговорит вас к физическому удалению.

Император выпучил глаза, не веря ушам.

– Давид, ты что, чокнулся? Извинись, и я забуду твой проступок! Или…

Император угрожающе нахмурился, а на губах Давида заиграла насмешливая улыбка.

– Или что?

Лицо Свантессена исказилось. Он вскинул руки, скрючивая пальцы, и с неба ударил столб энергии, достаточный, чтобы обратить в пар всю Башню. Но над головою Давида чудовищный луч остановился, словно упершись в непреодолимую преграду, растекся тающей полусферой и погас.

– Умри! – взревел император.

– Двоим нам тесно в этом городе, – проговорил Давид любимую присказку ганфайтеров с Дикого Запада, – один из нас должен уйти. Но я не хочу убивать своего… пусть не учителя – преподавателя. Все равно, не хочу. Пусть тебе отомстят те, кто люто ненавидит императора, ненавидит Большого Жреца. Те, кого ты преследовал, кого делал вдовами и сиротами, кому портил жизнь и лишал простого человеческого счастья. Лично я не испытываю к тебе ненависти, но и жалости во мне тоже нет. Ты был талантлив, ты был выдающимся ученым. И что же? Ты променял достойную карьеру на поприще убогого властолюбца, и вот он, предел, достигнутый тобой, – предательство! Знаешь, я и сам человек недобрый, жестокий, безжалостный. Но даже помыслить не могу об измене Планете. При слове «измена» я представляю мерзкую выгребную яму, полную вонючего дерьма, в котором копошатся личинки. Вот такая аналогия.

Свантессен слушал Давида и, все время нетерпеливо дергая щекой, шарил по животу. Наконец, запустив руку в набрюшник, он выхватил древний пулевой пистолет – именное оружие. Спустив большим пальцем предохранитель, император нажал на спуск. Грохнул выстрел. Пуля завязла в воздухе, бешено вращаясь у груди Виштальского, и бессильно упала на пол.

– Именем человечества, – сдержанно произнес Давид.

И вся ненависть, накопленная в душах курредатов за годы, незримо восклубилась над сжавшимся императором и ударила по нему. Чудовищной мощности психодинамический резонанс буквально сжег Свантессена, спалил на невидимом огне гнева, бессильной ярости, разрушенных надежд. Одежды императора разлезлись, плоть почернела и осыпалась пылью. Обугленный костяк осел, обращаясь в пепел.

– Вуаля, император, – пробормотал Давид.

Обруч-транслятор, неслышно упавший в кучку праха, стал меняться, растягиваться, вырастать в размерах. Обратился в овал и замер.

ЭПИЛОГ

Осень пришла незваной и негаданной. В одну ночь деревья в парках Хассе сбросили листву и прижали ветки к стволам, словно прикрывая срам. К утру задул холодный ветер с севера, донося с просторов Заречья аромат свежевыпавшего снега.

Хассе расположился в месте, где не знали морозов, но каждую зиму мокли под унылыми дождями. А если на море разыгрывался шторм, то город бывал исхлестан холодным ливнем – струи били прямой наводкой, стелясь почти горизонтальными потоками, и никакие кожаные куртки и шляпы не спасали – вода все равно просачивалась, и прохожим оставалось лишь зябко ежиться в вымокшей одежде.

Но грядущая зима обещала стать исключением – кибертехники с Земли пригнали на окраину Хассе целый выводок роботов-строителей и за сутки возвели решетчатые вышки погодных модуляторов. Рядом поднималась метеобашня – бравые инженеры-синоптики твердо обещали наладить все оборудование к дождливому сезону и разгонять тучи над городом.

А дальше, за хозяйством метеорологов, поднимались жилые корпуса для специалистов, командированных с Земли. Корпуса походили на усеченные пирамиды, облицованные полупрозрачным силиколлом. Рядом с землянами строились сириусяне. Орнитоиды въезжали в эмбриодома, больше всего смахивающие на хлопья пены или гроздья ягод, – комнаты-пузыри лепились вместе, поднятые на тонких сваях.

Сириусяне занимали целую улицу, упирающуюся в стеклистые откосы Межпланетного Института Внеземных Культур, перед входом в который вращались на гравиподушках колобки планет-участниц – голубая Земля, жемчужно-белесая Йу толо, розовая Маран-им. Система киберстроителей закладывала еще одну подвеску – вскоре к проекту «Галакт» должны были присоединиться кхацкхи.

Слева от коттеджей сириусян, за сквериком, вздувался граненый купол Совета, а еще дальше – угловато-помпезная база Комиссии Межпланетных Отношений и травянистый космодром, расчерченный, как футбольное поле, – инспектора и координаторы КМО гоняли там мяч, когда корабли были в разгоне.

А слева от Центральной метеобашни глыбились параллелепипеды складов и ангаров, высилась полосатая энергоантенна, днем и ночью работал синтез-комбинат и лениво клонились решетчатые чаши локаторов.

Поселок пришельцев разросся так, что перестал вписываться в квадрат защитного периметра, – зональную энергостанцию, госпиталь и клуб пришлось ставить «за стенкой».

– Во, понастроили! – с довольным видом сказал Рич Сидоровс, обозревая окрестности с башни королевского дворца. – Скоро Хассе превратится в предместье нашего города-колонии!

– Прогресс… – смутно выразился Грига.

Зикунова мутило – на свадьбе Давида и Виты он перепил местного вина – не понять было, то ли он радость спрыскивал, то ли горе заливал.

– Надо меньше пить, – назидательно произнес Ричард.

– Молчи! – страдальчески сморщился Зикуновишна. Гремя по чугунным ступеням, наверх поднялись Иван Лобов и Николя Пиньон.

– И все-таки зря он отдал свой транслятор, – шумно доказывал раскрасневшийся француз. – Я на его месте был бы осторожнее! Я всё понимаю, Ванья, но ты сам говорил не раз: доверяй, но проверяй!

– Это ты зря, Колян, – гудел Лобов. – Давид не слишком-то и доверчив, просто они друзья с Цефом Фтетом. Сириусянин изучает транслятор в лаборатории-сейфе, для него эти исследования и высший долг, и высшая награда. Так что не боись – плохую голову обруч Волхвов не увенчает!

– Всё равно… – протянул Пиньон. – Править с транслятором на голове куда надежней.

– Плохой из тебя политик, Колян, – расплылся в улыбке Лобов. – Дава всё верно просчитал, отказавшись от титула императора. Как бы курредаты отнеслись к верховному правителю-пришельцу? А теперь король с феодалами довольны и сами рвутся сотрудничать. «Божники» ждали репрессий – не дождались и рады-радешеньки. А кто вошел в парламент? У кого там большинство? У трапперов! Баланс интересов, Колян. Понял? Баланс ин-те-ре-сов! Да и потом, звания Великого магистра никто Давида не лишал. Попробовал бы кто-нибудь это сделать! Черная гвардия по-прежнему слушается одного его. А у кого сила, у того и власть!

– Тут я с вами соглашусь, – сказал Пиньон и оглянулся в поисках кибер-официанта. Не найдя искомого, он потянул Лобова обратно вниз, в пиршественный зал, где гуляли свадьбу, пили и ели, пели и плясали – хомо с Земли и с планет Периферии, сириусяне и кхацкхи из постоянной миссии, курредаты-горцы, курредаты из Заморья, Заречья, Запроливья.

Разгульный шум, доносившийся снизу, на мгновение стих, и прорезался одинокий голос, провопивший: «Горько!» И толпа гостей заорала так, что птица гуг, присевшая на парапет, с испугу кувыркнулась вниз.

– И я там был, – пьяно улыбнулся Грига, – мед-пиво пил.

– Усов у тебя сроду не было, – заключил Рич, – так что все в рот попало. Пошли, страдалец, дам пилюльку похмелина!

Примечания

1

Ирий – рай в понятии наших далеких предков. Ойум – земля обетованная, рай земной в представлениях готов. Поля Иалу – древнеегипетский парадиз.

(обратно)

2

СРР – система роботов-разведчиков.

(обратно)

3

ВОП – Всемирная Организация Продовольствия.

(обратно)

4

ИТО – искусственное территориальное образование.

(обратно)

5

Малакология – наука о моллюсках.

(обратно)

6

Матаатуа (полинез.) – Глаз бога.

(обратно)

7

Различные виды феодальных владений.

(обратно)

Оглавление

Часть перваяСТРАННИКИ В НОЧИ

  Глава 1ФИНИШ-ПЛАНЕТА

  Глава 2 КИНО ПРО ИНДЕЙЦЕВ

  Глава 3 ТРИДЕСЯТОЕ ЦАРСТВО

  Глава 4 ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ

  Глава 5 ПРОРОЧЕСТВО

  Глава 6 ФИЛЬМ ПРО ШПИОНОВ

  Глава 7 ПИРУШКА НА ОБОЧИНЕ

  Глава 8 БОЕВИК С ЭЛЕМЕНТАМИ ЭРОТИКИ

Часть вторая ВОЛШЕБНАЯ КОРОНА

  Глава 9 ГОРОД ПРИЗРАКОВ

  Глава 10 КОРОНАЦИЯ

  Глава 11 КРАСАВИЦЫ И ЧУДОВИЩА

  Глава 12 ЗЕМЛЯНИН ВО ДВОРЯНСТВЕ

  Глава 13 ВИТА ИДЕТ НА ВОЙНУ

  Глава 14 ДАВИД И ГОЛИАФ

ЭПИЛОГ

Реклама на сайте